---------------------------------------------------------------
© Copyright Вадим Зоткин
Email: sir_cherub@mtu-net.ru
Date: 13 Dec 1998
Сборник рассказов предложен на номинирование в литконкурс "Тенета-98"
http://www.teneta.ru
---------------------------------------------------------------
Последний день я не забуду никогда. Нельзя сказать, что мне было очень
нужно, но не отказываться же! Мы расположились в грязном подъезде старого
дома с высоченными потолками и толстыми стенами, которые спасали лишь от
ветра, но не от дикого холода.
Дрожащие руки впустили в меня дракона. Дракон этот извивается
улицами, тело его -- танец фонарей. "Его глаза -- пылающие бездны, а пасть
усажена акульими зубами?" -- так спросили у меня. "Нет", -- отвечал я. -- "В
глазах его лиловая печаль, а чешуя -- легкий, перепархивающий снежок".
"Значит, из ноздрей его валит дым и жжет он огнем того, кто попадется на
пути?" "Да нет же, говорю вам! Он, кажется, и не дышит вовсе, а если и
встанешь рядом, то не заметишь его, пока не приглядишься в зеркальную гладь.
А если захочешь увидеть, то смотри долго, пока глаза не заболят, а и слезы
навернутся -- не отводи взгляда. Он придет к тебе и жаром дышать, придет и
снегом кутать, а ты все смотри, да не оборачивайся. Лишь лилового света
берегись. Как увидишь грусть такую -- так достань из кармана зеркальце
малое, заранее припасенное, посмотри, нет ли в твоих глазах света
драконьего, настоящего, и коли есть уже, так пропал ты, а коли нет -- разбей
зеркальце, врет оно".
Вернулся я в белой комнате на высоком столе. Одежды не было, а вокруг,
казалось, гулял ветер. Две молодые женщины в белом улыбались мне и говорили.
Одна держала в руках шприц, а другая -- какую-то тонкую металлическую
трубку. Шприц нашел место на моей руке и свет стал ярче, а вот что сделала
со мной та трубка -- я не знаю, только света не стало.
Если бы я не "завязал", меня бы не было. И сейчас, правда, нет, но это
пока, а так совсем бы не было. Тогда можно было произвести действие, а потом
-- смеяться и плакать, смотреть и слушать новое или виденное много раз, но
все равно новое, подпевать ангелам и валяться на засранном полу... А теперь
все закончилось. Я сплю каждую ночь в чистой кровати, ем нормальную еду,
спокойно гуляю и пью пиво. У меня есть работа, снова есть старые друзья и
есть надежда, что скоро появится желание обычного секса.
Я причесываюсь, чищу ботинки и выхожу из дома. На улице уже тепло.
Наступила весна и я это замечаю. В старом костюме, который как-то быстро
износился, я иду в гости. Только бы не забыть цветы и, наверное, торт.
Хорошо бы "Киевский".
В вагоне метро не много народу, есть где присесть и полистать журнал.
Сегодня пятница, на работу только в понедельник, так что сегодня можно даже
выпить водки. Это хорошо. Через полчаса я уже на месте. Выбрасываю сигарету,
расправляю шуршащую обертку букета и звоню в дверь. Здороваюсь, жму руки,
чмокаюсь в щечку, отдаю букет и торт, который как раз кстати, а вот я, как
всегда, опоздал. До чая еще есть время и мне все же наливают "штрафную" в
бокал для шампанского. Вижу новые лица: печальный молодой человек с
глазами-щелочками -- это Сергей и его подружка, худенькая девушка по имени
Алена. Не много позже мы уже сидим втроем в сторонке и разговариваем.
-- А как же ORB?
-- Все равно, для меня лучше ранних Prodigy и нет ничего.
-- Конечно, можно всю жизнь слушать Зигги Попа!
-- Игги Попа.
-- Что?
-- Я говорю, его зовут Игги, Iggy Pop.
-- Какая разница, все равно он уже умер, -- мы дружно хохочем, а Алена
только натянуто улыбается.
-- Это все очень весело, мы пойдем когда-нибудь? -- Прерывает она и
умоляюще смотрит на Сергея.
-- А вы уже уходите? -- спрашиваю.
-- У нас сегодня еще программа есть.
-- Жалко.
-- Да и скучновато становится. С кем тут еще можно поговорить. Хорошо
хоть ты вот пришел, а то нас бы уже не было.
-- Что да, -- говорю, -- то да. Не фонтан получается.
-- Так поехали!
-- А куда?
-- В одно очень приятное место, -- говорит Алена и запинается на
взгляде своего друга. Они продолжительно смотрят друг на друга.
-- Да чего вы, я же не напрашиваюсь, -- попытка смягчить обстановку.
-- Ладно, поехали, но только если ты когда-нибудь пробовал.
Конечно, так оно и есть, надо было догадаться давно. За год это должно
было произойти. Если я буду думать, они не выдержат и уйдут без меня, а если
поеду... Но у меня впереди два свободных дня, можно делать что угодно и я
соглашаюсь. Мы долго прощаемся со всеми. "И чаю не попьете?" -- "Нет,
спасибо, им пора, а я предупреждал, что только на минутку". "Журнал забери".
-- "Зачем он мне, оставь". -- "У нас такой есть, он же старый". Ничего, еще
один будет. Заходим в аптеку. Я покупаю все, что нужно и еще, с надеждами,
парацетамол.
Ехать далеко, в Ясенево, но мы не замолкаем, время проходит быстро. В
квартире светло. Горят все лампочки, не отягощенные ни люстрами, ни
светильниками, а в самой большой комнате на потолке теряются в дыму сразу
три -- электрический кустик наоборот. Свободен только центр комнаты, ближе к
стенам стоят два широких дивана, стол, пара стульев и табурет, прямо на полу
лежит матрас от еще одного дивана, на который мы втроем и садимся.
Появляется сразу все: я достаю из кармана три пакетика, Сергей -- бензиновую
зажигалку, несколько резинок и закопченную чайную ложечку, она меня
почему-то веселит. В комнату входит очень коротко постриженная девушка с
сигаретой в одной руке и маленькой бумажкой в другой, протягивает мне
сигарету и чего-то ждет. "Fuck!" -- кидает она к нашим ногам сверточек и
выходит. Через минуту, и без того висевший запах еще усиливается, Сергей и
Алена уже далеко, а я все копаюсь. Наконец я сделал глубокий вдох и еще
успел прикурить сигарету, как яркость стала меньше, а контраст увеличился.
YEAH... Дым моей сигареты растворяется в воздухе, его уже терзают и рвут
лучи света. Я ложусь, а она впивается мне в губы. Мы потихоньку исчезаем и
вот уже не видны.
Я честно отработал, уже вечер и нужно отдохнуть. Я стою на остановке и
жду автобуса. Опаздывать нельзя, и, хоть пока и не опаздываю, но нервничаю.
Сегодня дождь и дует сильный ветер, я решаю не мучиться и зонтик даже не
достаю. Рядом стоит красивая девушка, и ее зонтик то и дело уносит в
сторону, или он выворачивается, так что она мокрее, чем я. Мы
переглядываемся и меня что-то толкает подойти и заговорить с ней, что я и
делаю. Советую ей сложить зонтик, и даже показываю ей свой, лежащий в сумке.
Я, конечно, чувствую, что не кстати, но какое мне дело, да я особо и не
навязываюсь. Машины идут сплошным потоком, часто поливая зазевавшихся
прохожих еще и из луж. Из-за поворота выныривает открытый грузовик, везущий
что-то разноцветное: синее, красное, черное. Там ленты и размокшие бумажные
цветы. Ветер срывает один цветок и он падает рядом. Я присматриваюсь к грузу
и вижу, что машина доверху наполнена обыкновенными синими, красными и
черными ... гробами. "Веселенькая расцветочка" -- говорю. Но произношу это,
наверное, как-то не так, потому что девушка смотрит на меня несколько
удивленно и медленно отходит, делает независимый вид и уже оттуда оглядывает
меня с ног до головы. Наконец подходит автобус. Я захожу. Салон полупустой,
сажусь. Жаль, что нечего почитать. Когда двери уже закрываются -- показываю
ей язык. Автобус трогается, набирает скорость. Мы скоро обгоним тот
грузовик.
Труднее всего начать. Никогда не знаешь как это сделать. Какую из этих
строчек, задубевших в мозгу старым и дорогим коньяком вылить первой. Но вот
проносится мимо чужая и, ложась спать, почти уже засыпая, чувствуешь себя
неимоверно усталым, окунаешься в подкатившую дремоту с головой. Тогда первое
забытье похоже на скомканную жесткую бумагу. Похоже на кальку, которую как
не сминай, остается множество острых углов. Первая дремота нападает,
тяжестью. Каждый палец имеет свой немалый вес, как перед взлетом. Два, три,
4, 5, 6, 7g ...
Кит, выброшенный бурей на берег, погибает от собственного веса. На него
давит его величие. Природа. Решив попробовать в начале экстенсивные методы
-- увеличение массы, силы, сопротивления; далее принялась наращивать
качество -- инстинкт, обучение, образное мышление. Кто теперь скажет, в
каком случае она была права? А? Силы затрачены. Результат тот же -- давление
собственного величия.
Задняя сторона деревянного дома, измазанного остатками краски, голубой
в прошлом. За ограждением из стальной сетки поднимаются прямо из земли
несколько труб. Вокруг разбросаны консервные банки. Девять штук. На заборе
сидит кошка и задней лапой раздирает себе горло. Я не выношу вида крови и
поэтому прогоняю самоубийцу. У каждого свои личные проблемы и вовсе не
обязательно втягивать других.
-- Поперли?
-- Что?
-- Не "что", а "кто". Клиенты.
-- А что, уже напечатали?
-- Ну!
-- С чего ты взял?
-- Вот, смотри.
-- Да, так, так, так. Все правильно, даже без ошибок.
-- А как же!
На земляном полу ничего нет. Перечисляю достопримечательности, на
случай повторного сюда попадания. Чтобы в следующий раз узнать все сразу.
Туалета тоже нет. Выводят туда крайне редко, когда вспомнят. Стены, пол и
потолок
-- все одного цвета, никакого. На полу, как я уже сказал, нет ничего,
на потолке -- лампочка, а на стенах -- окно (вынуты два кирпича) и телефон.
Лампочка включается и выключается, когда заблагорассудится. Телефон так же
звонит. Алло! -- ... -- Телефон так же звонит -- Алло! -- ... -- Телефон так
же звонит -- Алло! -- ... -- Телефон так же звонит -- Алло!
-- ... -- Телефон так же звонит -- Алло! -- ... -- Телефон так же
звонит -- Алло! -- ... -- Телефон так же звонит -- Алло!
-- ...
-- Алло!
-- Здравствуйте, это агентство?
-- Что?
-- Ну, агентство, студия или как там у вас, я по объявлению.
-- Ах, да, да, да. Слушаю.
-- У меня свадьба, хотелось бы запечатлеть.
-- Прекрасно. Сейчас запишу. Говорите.
-- Послезавтра. Мы Вас встретим у метро. Чтобы не волноваться,
подъезжайте к двенадцати.
-- Цена устраивает?
-- Вполне.
Очень глупо, на мой взгляд, подходить к телевизору и щелкать кнопки на
нем, когда у тебя есть маленькая коробочка, призванная помогать заду не
отрываться от мягкого кресла, но иногда она, сволочь, так потеряется что ищи
не ищи. Нет и все! Зараза! Где она, черт бы ее побрал! Найду, блин, из окна
со злости выкину. Ну! Кого это еще несет!
-- Алло!
-- Чего орешь? Мне перезвонить позже?
-- А, это ты. Нет, все нормально.
-- Как первый рабочий день?
-- Нормально. А, вот ты где, собака!
-- Я?
-- Нет, маленькая коробочка.
-- Что?
-- Да пульт от телевизора.
-- А! Так как же первый день?
-- Смотрю только первый раз.
-- И...
-- Ничего пока.
Если я в состоянии построить себе дом, обставить его той мебелью,
которая мне по вкусу, на стены наклеить понравившиеся обои, то от чего же,
черт возьми, я не могу за одно и придумать вокруг себя мир, который мне
нравится? "Что Вы нарисовали? Это же совсем не я!" -- "Да? А по-моему, очень
даже Вы!"
-- Понимаешь, оно то абсолютно черное, то абсолютно белое.
-- Не городи ерунды.
-- Почему же ерунды? Я же не ослеп пока и все ясно вижу.
-- Какое оно, опиши в двух словах.
-- Ну, обычное, совершенно обычное зеркало. Или, как там, трюмо
советского производства. Из ДСП, полированное, довольно старое. Не знаю что
еще сказать.
-- Как это получилось, расскажи еще раз по порядку.
-- Повторяю для тупых: меня позвали за стол. Я отнес камеру в комнату,
где никого не было, положил ее там на кровать, но выключить забыл. И, таким
образом, она писала все, что происходило в мое отсутствие.
-- А что происходило? Это твое зеркало видно?
-- Да объектив прямо в зеркало направлен!
-- Может ты ее не выключил, а объектив закрыл?
-- Ммммм... Не делай из меня идиота! Остальной-то интерьер видно вполне
нормально! И он, кстати, ведет себя прилично. Вообще, все это выглядит как
натуральный мультфильм, монтаж, фильм-сказка.
-- Значит над тобой кто-то подшутил.
-- Кто?! Я сам? Или камера напилась водки в мое отсутствие?
-- Тогда я не знаю.
-- Вот и я. Не знаю...
Когда откусываешь яблоко и зубами выдавливаешь из мякоти сок, то вкус
того, что остается, похож на вкус поролона из старого выпотрошенного
матраса, насквозь пропахшего мочой. Хочешь яблочко?
-- Нет, я сам заеду.
-- Ну, как хотите, а то я все равно мимо проезжаю каждый день.
-- Нет, просто мне хотелось бы обсудить одно небольшое дельце.
-- Что-то не так?
-- Нет, все хорошо. Я хотел спросить, не продадите ли Вы мне зеркало,
которое стоит у Вас в одной из комнат. В спальне, кажется.
-- Гм... А чем, простите, оно Вас так заинтересовало? Странно, обычное
по-моему зеркало.
-- В том-то и дело, что такое же точно стояло в квартире моих
родителей, когда я был маленьким. Прямо копия! Я бы очень хотел его купить.
Так, из сентиментальных соображений. Сколько бы Вы за него хотели?
-- Да я, пожалуй, Вам его подарю, только вывозите сами.
-- Прекрасно. А я Вам тогда лишнюю копию сделаю. Идет?
-- А как же! Подъезжайте завтра. Только с утра.
На стене, рядом с кроватью и вдруг такое наклеено! "Peach". Может, это
фирма по производству женского белья? А она бы увидела, обязательно увидела!
Она всегда все видит. -- Что это? -- спросила бы она. -- Не знаю -- ответил
бы я. -- Зато я знаю, у тебя, кобеля, был кто-то! -- То есть? Я не помню,
может сам откуда-то содрал и случайно наклеил. -- А я и не отрицаю, содрал
ты, собственноручно -- продолжала она упрекать меня. -- С какой-то мерзкой,
беспринципной шлюхи! -- Почему же сразу шлюхи? Может это с моей одежды! -- А
что -- не унималась она -- ты начал носить женское белье? -- Здесь я уже
понял, что пойман, и сказал: странно, она действительно была похожа на
персик! -- Она ударила меня по лицу. -- На персик, а не на какое-то там
яблоко! -- Еще раз, по другой щеке. Сука.
-- Я его купил.
-- Что?
-- Ну, зеркало то купил.
-- Господи! Для чего?
-- Как для чего? Буду исследовать.
-- Зачем?
-- Интересно. Тебе бы не было интересно?
-- Нет.
-- Как так, нет? Ты представляешь, что это несколько необычное явление?
Или, быть может, ты считаешь, что зеркала обычно не отражают ничего, если в
них не смотришься лично ты?
-- Я всегда подсознательно на это надеялась.
-- Не удивительно.
Умру я в сауне. Мне там всегда очень страшно. Я смотрю на термометр.
Красный столбик незримо ползет вверх. Я там всегда стою возле двери и
поминутно проверяю, не заперта ли она. Это тот случай, когда страх то
пробегает холодком по спине, а то схватывает горячей лапой за горло. Я люблю
сауны. Иллюзия опасности, не больше.
-- Ты когда последний раз с ним разговаривала?
-- С неделю. Он сказал, что купил какое-то зеркало и теперь будет в
него смотреть.
-- Это я знаю, а дальше?
Говорят, есть несколько способов достижения бессмертия. Один из них
совсем простой -- нужно не спать шесть суток. Я попробовал. С лихвой. Врут,
наверно, точного ответа ждать долго. А теперь -- бежать. Бежать, пока можно.
Самолетом дорого. Поездом! 2669000.
-- Алло!
-- Центральная -- железнодорожная
-- справочная -- ждите -- пожалуйста
-- ответа ...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. .
приходит и садится в мое кресло. Ну, что ж, придется довольствоваться
табуретом. Она садится и говорит: "Ты любишь овсяное печенье? Нет?!! А я
обожаю..." Плетусь за овсяным печеньем. На улице холодно и сыро, но я
плетусь. Выпускаю густой от холода сигаретный дым и вспоминаю: "... обожаю".
-- А меня чуть собака не покусала, -- говорю, снимая ботинки.
-- Мммм, как вкусно, -- это она уже жует печенье. -- Спасибо. Она
дотрагивается пальцами до моей руки и во мне кто-то проводит жирную линию
красным карандашом -- от затылка до живота.
И вот я вижу ее в третий раз. Или в четвертый? Нет, в третий, это
просто вчерашний день был за два. Я подбираю ее разбежавшиеся сапожки, а она
глядит на меня.
-- Ну! -- требует она. -- Как тебе?
У меня начинается легкая лихорадка: платье? цвет волос? макияж? а может
быть эти вот сапожки? Да мало ли что! На ум приходит только старый анекдот
про брови. Молчу, разглядываю. Черное платье стягивает бедра, обводит талию,
чертит грудь, декольте... Ах! Она поворачивается кругом, приподнявшись на
цыпочки, а я гляжу на миниатюрные ее ступни, на бедра ( но про них я уже
упомянул), на рыжие пряди на плечах, на молнию платья...
-- Чего же ты молчишь?
-- Прости, но я не знаю. Ты что-то с собой сделала со вчерашнего дня?
-- Нет, я просто так, интересуюсь. Как я тебе вообще.
-- Очень даже хорошо, -- это я бессовестно вру.
Утро началось весело -- она влетела, как смерч и упала в мою постель.
Она из дома. Она устала от всех. Ей просто необходимо отдохнуть. Ну, так
что, можно она поживет у меня пару дней? Пару дней?! Знаю я эту пару дней:
уже совсем скоро вся квартира пропитается ее запахом, но еще раньше я стану
подавать ей в ванную забытое снаружи полотенце; уже совсем скоро дом
заполнят ненужные вещи, но еще раньше звонящие друзья перестанут думать, что
не туда попали; уже совсем скоро мне это надоест, но еще раньше я слишком
привыкну. Ну, разве что несколько дней.
К тому же, еще только утро, а она уже лежит в моей постели... Черт
побери, почему ты до такой степени самоуверенна?
Много лет назад мне приснился сон, который я не мог забыть: берег
прекрасного озера, чистый желтый песок, синее небо и прозрачная вода. По
воде плывет черная облезлая крыса, она перебирает лапками и серая муть
расходится во все стороны. Вдруг я вижу, что сзади ее догоняет маленький
розовый поросенок он плывет быстрее и медленно приближается к крысе, которая
его не замечает. Внезапно он ныряет и сквозь посеревшую воду я вижу, как
поросенок хватает крысу за заднюю лапу и утягивает в глубину. В следующую
минуту мне не разглядеть, что там творится и тревога нарастает, но вот
наконец поросенок выныривает и уплывает. Скоро вода вновь становится
прозрачной, а крысы будто бы и не было.
После я у многих спрашивал значение сна, но растолковала мне одна
бабка, правда на столько же примитивно, на сколько я и сам его понимал, а не
так давно этот сон превратился в навязчивый и прекрасное озеро,
отвратительная крыса и удивительный поросенок являются мне чуть ли не каждую
ночь. Самое мучительное, однако, состоит не в этом, а в том, что ...
Она выходит из подъезда и никогда не смотрит на часы. Она не
боится опоздать просто потому что не может. Она всегда вовремя. Они всегда
встречаются в одно и то же время на одной станции метро, смотрят друг другу
в глаза, он берет ее руки в свои и чуть улыбается. Потом оба входят в вагон
и едут к нему. По дороге они никогда не разговаривают. Она обычно что-нибудь
читает или просто разглядывает окружающих, а он прячет в сумку свою книгу и
любуется ею, как в первый раз. Дома уже все готово: на столе легкий ужин,
бутылка вина и две свечи. Играет легкая музыка и в нескольких вазах стоят
букеты цветов -- для нее. Они садятся за стол, пробуют все блюда, иногда
очень необычные, и немного вина. После она встает из-за стола, подходит и
целует его в губы. Начинает всегда она, его дело -- продолжить. Иногда
нежно, иногда грубо, иногда медленно, иногда стремительно. Можете ли вы
сказать, какое полушарие вашего мозга получает большее удовольствие от
чего-либо; знаете ли вы, какая клеточка вашего тела больше сжимается, если
вам страшно? Немного позже они долго лежат рядом обнявшись и он рассказывает
ей черно-белые истории, а она их раскрашивает. То словами, то молча. Так
получаются ваши цветные сны и сказки. Краски на ее палитре никогда не
заканчиваются, кончаются черно-белые гравюры и тогда она поднимается и,
улыбнувшись, уходит. Было время, когда он вскакивал и провожал ее, иногда
уговаривая остаться, а сейчас он все понял и, когда за ней хлопает дверь, он
тихо и незаметно для себя самого засыпает.
... в том, что та самая крыса, проплывая, в один и тот же момент
смотрит мне прямо в глаза. И я знаю, что мы давно знакомы, знает и она, что
узнали мы друг друга намного раньше той, давней, первой встречи на озере.
Она кажется ухмыляется и топит меня во взгляде крошечных черных глаз-бусинок
до тех пор, пока не утонет сама. И только ни разу, ни одного раза проклятый
поросенок не взглянул в мою сторону.
Поплавок заплясал на поверхности и нырнул раз, потом другой. Андрей
чуть помедлил и подсек. От сильного неумелого рывка рыбешка вылетела из воды
и опять плюхнулась. Накручивая леску на катушку, Андрей поглядывал на
сидевшего рядом Михалыча. Михалыч не двигался, смотрел на свой поплавок.
Улов отправился в пакет и зашуршал, а Андрей, достав из облезлой банки
червяка, разделил его надвое; под взглядом Михалыча нанизал одну половину на
крючок и, широко размахнувшись, забросил почти на середину пруда. Старик
проследил за полетом и вновь уставился на поплавок.
На расходящихся кругах заблестело еще не оторвавшееся от горизонта
солнце, зайчики пробежали по лицам рыбаков, по прямоугольным, с тонкой
оправой очкам Андрея, а один вспыхнул даже на золотом зубе Михалыча.
-- А прокурор-то здесь утонул, -- произнес Михалыч.
Андрей повернулся и удивленно посмотрел на старика. Тот не шевелился.
Андрей поправил пакет и внимательно оглядел прореху на рукаве у Михалыча.
Подул легкий ветерок, по воде прошла рябь, а на той стороне пруда
закачались верхушки сосен. С одной взлетела ворона, сделала круг над прудом,
нашла себе на берегу место и, опустившись на землю, стала что-то искать
среди травы. Птица важно ступала, и, кажется, не интересовалась, что
происходит в траве, но время от времени останавливалась, торопливо клевала и
продолжала шагать дальше.
-- Васькин родственник, -- сказал Михалыч. -- Напились и
вот те на.
Андрей быстро повернулся, но старик по-прежнему следил за поплавком. На
секунду Андрею показалось, что тот вообще молчал, и он испуганно огляделся.
Маленький этот пруд был окружен соснами, только за спинами рыбаков,
сидевших на вкопанной здесь нарочно скамейке, сосны расходились и за
пригорком виднелись крыши домов. Среди висевшей тишины было почти слышно,
как в деревне один за другим кричали петухи. Андрей зевнул и посмотрел на
часы.
-- Не сам утонул, конечно, -- продолжил вдруг Михалыч. --
Даже из Тамбова следователь приезжал.
От неожиданности Андрей вздрогнул, а Михалыч, посидев немного, вытащил
из воды крючок, снял остатки наживки, взял банку, высыпав червей на ладонь,
выбрал одного, ловко насадил на крючок и забросил подальше. Ничего не
знавшая о прокуроре, птица нашла в траве вкусное и полетела к соснам. Андрей
грустно проводил ее; поплавки не шевелились. Михалыч -- тоже; он уставился
на воду, даже под воду, будто утопленник-прокурор ему оттуда подмигивал.
Андрей долго косился на Михалыча, потом очнулся и, взявшись двумя руками за
ручку спиннинга, решил все-таки поудить рыбу.
-- Васька, понимаешь, шилом его сначала ткнул, уж потом только в
пруд скинул, -- сказал старик.
Андрей медленно повернулся, но Михалыч молча глядел куда-то вдаль,
оставалось только любоваться рваной телогрейкой и зелеными галошами. Андрей
зажал между колен мешавший уже спиннинг, расстегнул куртку и уселся
поудобнее. Старик молчал. В ожидании, Андрей приподнял банку и пакет,
стряхнул со скамейки просыпавшуюся землю, поставил все на место. Одинокая
рыбешка уже засохла. Поплавки покачивались на мелкой ряби.
-- И как он его допер?! -- ожил наконец Михалыч. --
Прокурор-то здоровый был боров, Васька, правда, тоже.
-- А за что? -- Не выдержал Андрей. -- За что ткнул?
Михалыч поднял брови, оглядел его с ног до головы и отвернулся. Андрей
вздохнул и с тоской посмотрел в сторону деревни.
-- Пили, -- сказал Михалыч. -- Пили и ткнул.
Популярность: 4, Last-modified: Sun, 13 Dec 1998 14:29:01 GmT