Молодежная газета в приморском городе называлась "Молодой
черноморец". Отделом ее культуры заведовал пожилой человек, подписывавший
свои статьи псевдонимом Нордост. Он не очень-то походил на знаменитый
ветер - брюки на нем еле держались, стянутые старым флотским ремнем, а в
чем держалась душа - неизвестно. Кожа да кости, дунь - улетит в окно.
Новичков и внештатных корреспондентов тянуло именно к Нордосту, потому что
у него было самое доброе лицо в редакции, а название отдела - самое
подходящее на все случаи жизни.
- Отдел культуры как проходной двор, - любил жаловаться Нордост. -
Все норовят чего-нибудь напечатать. Никогда не знаешь, кто сейчас войдет и
о чем придется говорить.
Вчера, например, приходил заслуженный боцман, оставил статью,
прославляющую нелегкий труд китобоев; за ним - гордая старуха с
воспоминаниями о подруге своего детства Вере Холодной, потом в полном
составе заявилась городская команда КВН и требовала предоставить ей
помещение для репетиций; а сегодня с утра, не успел Нордост заварить чай,
в отдел культуры заглянул озабоченный молодой человек из тех, кто пишет и
ходит.
"Новенький", - отметил Нордост, откладывая статью, прославляющую
нелегкий труд китобоев по выбиванию китов из Мирового океана.
- Заходи, вот стул, - пригласил Нордост. - Не представляйся, сейчас я
тебя разгадаю. Телепатически. Студент третьего курса филологического
факультета. Решил перестроиться и перейти в наступление. В "дипломате"
стихи, а в голове агрессивный план по захвату рубрики "Молодые голоса".
Все правильно угадал?
- Нет, - усмехнулся студент. - У меня проза.
- Это одно и то же, - вздохнул Нордост. - Все мы под богом ходим.
Большая проза?
- Роман. Триста девяносто восемь страниц, - студент вытащил из
"дипломата" толстую папку и начал развязывать тесемки.
- Для газеты находка, - понятливо кивнул Нордост. - Завтра же
начинаем публикацию... С продолжением, до конца года. Роман какой?
Научно-фантастический?
- Да, фантастический. На военно-морскую тему. О высадке феодосийского
десанта.
Нордост впервые в жизни, наверное, опешил. Он опустил
электрокипятильник в пивную кружку с остывшим чаем (его душа держалась на
листьях настоящего цейлонского чая, у него и на Цейлоне были свои
специальные корреспонденты) и задумчиво произнес:
- Все правильно... Свое слово о войне пришла пора сказать молодому
поколению. Что ж, почитаем. А сейчас выручай, рубрика горит. Пожар,
понимаешь ли. Раз уж ты пишешь морскую фантастику, то тебя надо
познакомить с Федей Крюковым. Вот тебе боевое задание: дуй на спуск имени
Добролюбова... - Нордост уже писал адрес, - возьми у него интервью и
сделай мне очерк в раздел "О людях хороших"... А то мы все больше о
плохих. А он мужик необыкновенный. Моряк. В сорок первом году, примерно в
твоем возрасте потерял правую ногу, а с протезами тогда было худо. Так он
знаешь что сделал? Не спился и не стал ходить на костыле с гармошкой по
трамваям, нет, он купил велосипед и стал на нем ездить, крутя одной ногой.
Это человек!
- Но я не вижу тут особого геройства, - вежливо возразил студент. -
Что с того, что человек с одной ногой научился держаться на велосипеде?
Это непривычно, согласен... но в цирке, например, зайцы в барабаны бьют...
Что с того? Внешность обманчива.
- Ты умный парень, - одобрил Нордост. - Размышляешь. Но ты не
умствуй, а проще смотри. Зайцев дрессируют, а человека без ноги никто не
заставит ездить на велосипеде. Тут сила воли, понимаешь? Но и это еще не
все. Он потом придумал роликовые коньки с ручным управлением. Он,
получается, сам себе ноги сделал. Так что давай дуй. Да, вот еще... -
продолжал Нордост, отхлебывая чай. - Ты с ним поосторожней насчет
фантастики... Он сам, понимаешь, верит в чудеса.
- В какие чудеса?
- А ты у него спроси.
После создания научно-фантастического романа студенту совсем не
хотелось сочинять газетный очерк о хорошеем человеке, но он оставил роман
Нордосту и отправился на спуск имени Добролюбова, потому что работу в
газете с чего-то надо начинать.
Интервью состоялось в однокомнатной квартире, увешанной морскими
цветными фотографиями. Хозяин квартиры, польщенный посещением
корреспондента, натянул новые джинсы и угощал гостя все тем же цейлонским
чаем, разъезжая на роликовых коньках из кухни в комнату и обратно. На
кухне звякали бутылки, а коридор загромождал толстый черный велосипед с
мотором.
Никакой такой необыкновенной судьбы не обнаружилось. Ногу Федор
Иванович Крюков потерял в морском бою. Даже не в бою, а так... угодил под
бомбу. Корабль затонул. Ничего не помнит. Очнулся в медсанбате без ноги.
После войны работал в инвалидной артели, потом инженером кинотеатра. Кино-
и фотодело изучил в совершенстве. Зарплату получает и пенсию. Нормально,
на жизнь хватает. Льготы всякие. Квартиру получил на первом этаже. Вот
джинсы купил... Ничего штаны, крепкие. Бесплатные путевки на юг хоть
каждый год... а зачем, он и так на юге. В заграницу съездить - хоть
завтра, а зачем? Делиться опытом с тамошними ветеранами, как передвигаться
на роликовых коньках с ручным управлением? Так они это изобретение
запатентуют, а нашему государству прямой убыток.
- А вы у нас запатентуйте, - посоветовал корреспондент.
- Держи карман шире. Тридцать лет патентую, а в ответ слышу: "нет
предмета изобретения". Роликовые коньки не я изобрел? Не я. А ручной
тормоз откуда содрал? С велосипеда. Значит, изобретения нет. Помилуйте, да
я себе ноги изобрел! А ноги, мне отвечают, это поэтический образ, их в
патент не запишешь. Короче: хорошо тому живется, у кого одна нога, -
закончил Крюков и подмигнул корреспонденту.
Интервью заглохло.
Корреспондент разглядывал морские фотографии на стенах и начинал
понимать, что заведующий отделом культуры промахнулся, оромантизировав
этого инвалида. Федор Иванович, безусловно, был хорошим человеком, но не в
том газетном плане, о котором думал Нордост. Все мы хорошие, за редким
исключением. Но на всех, к сожалению, газет не хватит. Надо бы спросить
инвалида в какие такие чудеса он верит... Но как об этом спрашивать?
- А чем, например, вы интересуетесь в жизни? - безнадежно спросил
корреспондент, переводя взгляд на сервант, где вместо стародавних слоников
выстроилось по ранжиру семейство высушенных крабов.
- В жизни? - переспросил Крюков. - Как сдать бутылки я интересуюсь.
- Пьете? - оживился корреспондент.
- Пью. Каждый день. Бутылку молока. У меня единственная проблема в
жизни - как сдавать бутылки с одной ногой. Тимуровцы повывелись, а в
очередях торчать все-таки тяжеловато.
Ситуация становилась прозрачной - корреспонденту намекалось пойти
сдать бутылки... Что ж, он не гордый...
- Давайте я сдам, - гордый от собственной негордости предложил
корреспондент.
- Сделай одолжение! - обрадовался Крюков. - Там много... На десять
рублей... Дотащишь? Молодец! Так вот: в жизни я интересуюсь рыбалкой. Купи
бутылку водки и завтра утром приходи на причал.
- Так вы же не пьете?
- Это не для меня. Выйдем на рыбалку, там я тебе все расскажу.
В самую рань, когда над морем начинал происходить рассвет,
корреспондент занял очередь у ограды лодочного причала и наблюдал, как
Федор Иванович катит на велосипеде не спуску имени Добролюбова.
- Бутылку взял? Пошли.
Начальник причала еще не появлялся. У ограды серые тени с удочками
посвечивали папиросными огоньками.
- А очередь кто будет занимать, папаша? - спросила самая зловредная
тень, когда Федор Иванович собрался пройти за ограду.
- Товарищи, это инвалид Великой Отечественной войны, - дернул черт
сказать корреспондента.
- А кто его разберет - инвалид, не инвалид... - пробурчала зловредная
тень и зажгла спичку. - Вот только что будет, если все инвалиды о утра на
рыбалку выползут? Так ведь на всех лодок не хватит.
- Ты, товарищ, не беспокойся, я один такой. А лодка у меня здесь
персональная, - ответил Крюков. И добавил корреспонденту: - А ты не суйся,
куда не просят.
Но вот появился начальник причала. Впрочем, шеф все время находился
на рабочем месте - он ночевал в будке. Тени оживились и принялись тягать
лодки к воде. Корреспондент все наблюдал и ко всему прислушивался, чтобы
потом в очерке все верно описать. Блокнот он с собой не взял, а полагался
на память, как и подобает профессионалу. "Важно не пропустить восход
солнца", - думал он. Море еще спало. Полоска неба на горизонте начинала
розоветь, будто там протянули раскаленную проволоку. Рыбаки несли весла.
Лодочник выписывал квитанции и забирал в заклад паспорта, хотя забирать
паспорта не положено. Крюков стоял у лодочника над душой и что-то объяснял
ему, а то отвечал:
- Ладно, не унывай.
"Голоса перед рассветом всегда почему-то приглушены", - отметил
наблюдательный корреспондент.
- Пацан с тобой? - спросил лодочник. - Вы не долго.
Корреспондент решил, что на "пацана" не следует обижаться.
- Видишь, красный фонарь из воды торчит? - показал пальцем Крюков. -
Это и есть мой корабль, где я ногу потерял. Я над ним бычков ловлю. Греби
туда.
"Символично... Старый моряк ловит бычков над своим погибшим
кораблем", - думал корреспондент, колотя веслами.
Подплыли к бакену и привязались. Оказалось, что и солнце взошло, -
корреспондент греб спиной к рассвету и пропустил восход. Насадили рачков и
швырнули грузила в воду. Федор Иванович вынул из сумки полевой бинокль и
начал сосредоточенно осматривать морские окрестности.
- Что вы там высматриваете?
- Так... наблюдаю, - ответил Крюков, отложил бинокль, вытащил
фотоаппарат и принялся щелкать.
- А нас пограничники не задержат? - удивился корреспондент.
- За что?
- За фотоаппарат.
- Мне можно.
Солнце поднималось. Никто не хотел клевать. Море было бесцветное,
оцепеневшее и трудноподдающееся описанию для корреспондента. Бычки,
наверно, еще спали. Корреспондент решил, что будет писать очерк короткими
фразами, и пожалел, что не захватил блокнот.
- Я думаю, бычки здесь не водятся, - сказал он, вытаскивая крючок с
нетронутой наживкой.
- Ты лучше ни о чем не думай, - ответил Крюков. - Вот тебе море, вот
рассвет - зачем тебе бычки? Я в детстве сильно удивился, когда узнал, что
Синего моря нет. Прям-таки был поражен. Пришел старик кликать золотую
рыбку, а Синего моря и нету! Черное есть, Красное, Желтое - есть, а Синего
нет. Вот хам какой-то... яблоко съел, а огрызок в море.
- Загрязнение среды, - подтвердил корреспондент.
- Точно. Ты умеешь под слова проблемы подводить. Молодец, это в жизни
пригодится. Наверно, распишешь в статье, как я подплываю к своему
погибшему кораблю? Есть море, в котором он плыл и тонул, да? Утесова
любишь? И на берег выброшен к счастью? Только я не знаю, кто меня в тот
день на берег выбросил. Волны не было, как сейчас. Штиль. Мы идем вдоль
берега в порт на ремонт. Вдруг откуда ни возьмись появляется одиночный
"Юнкерс" и небрежно так пускает нас на дно. Мимоходом. И дальше себе
полетел. Помню взрыв и больше ничего. То, что у тебя не клюет - это ты не
умеешь. Дай сюда.
Федор Иванович оторвал креветке голову, плюнул, передвинул грузило и
швырнул в воду. Внизу сразу кто-то дернул, и Крюков вытащил на свет божий
громадного черного бычка. Тот коробился на крючке и распускал веером
плавники.
- Гляди, кнут! - сам же удивился Федор Иванович, взвешивая на пальце
это страшилище. - Напугал! Иван Грозный! Ладно, иди домой... - он
осторожно освободил бычка и швырнул его в воду.
- Я его домой отпустил, - объяснил Федор Иванович удивленному
корреспондепту. - Меня в тот день кто-то домой отпустил, и я с тех пор
всех домой отпускаю. Ты лови, лови, на меня не смотри. Как думаешь, могли
меня в тот день дельфины на берег притащить?
- Дельфины? - задумался корреспондент. - Нет. Дельфины иногда
выталкивают на поверхность... Такой у них условный рефлекс. Но на берег
никого не тянут.
- Верно. Отпадают дельфины. Кто же тогда? Прям-таки загадка природы.
Гляди: отсюда после бомбардировки я летел, или плыл, или черт знает что со
мной происходило - полтора километра до берега. Без ноги... А хотя бы и с
двумя... Как это понимать? Как я туда добрался?
- Может быть, вас спасательная шлюпка подобрала?
- Не было здесь в сорок первом году спасательных шлюпок. И пляжа не
было. Меня Семен подобрал... тот, который лодки выдает. Я ему каждый год в
этот день бутылку водки ставлю за то, что он меня спас. Святое дело. Он
пьет, я смотрю. Здесь до войны его хата стояла. Он в окно наблюдал, как
"Бесстрашный" на дно идет, вдруг видит - на берегу матросик кровью
исходит. Он тоже не понимает, откуда я взялся... Я его спрашивал,
спрашивал... не понимает.
- Может быть, вас... взрывная волна? - предположил корреспондент.
- Выходит, по-твоему, я отсюда, как самолет, до берега по воздуху
летел?
- Нет, невозможно. Но должна же быть какая-то связь...
- Кой-какая связь тут есть. Черное море одно из самых загадочных мест
на Земле... ты не замечал? Везде пишут. Например: оно принадлежит к
Атлантическому океану. Согласен? Почему же в нем нет океанской фауны и
флоры? Где тигровые акулы, серые киты, кашалоты?
- Кашалоты... - повторил корреспондент, начинал подозревать, что
инвалид не в своем уме. - Откуда им взяться в Черном море?
- Ладно, согласен, кашалоты через Босфор не пройдут. А других почему
нет? Даже кефаль куда-то ушла, скоро одни бычки останутся.
- Мало ли что! Корму не хватает. Загрязнение среды.
- А почему нижние слои Черного моря насыщены сероводородом? -
запальчиво продолжал Федор Иванович. - Ни одно море не насыщено, а Черное
насыщено! В Балтийском море во-он сколько островов, а в Черном - раз, два
и обчелся...
- Три, - уточнил корреспондент.
- Что "три"?
- В Черном море три острова.
- Пусть три. Не имеет значения. О чем я говорил?
- О загадках Черного моря. Что из всего этого следует?
- Не знаю. Но чувствую - там, внизу, что-то есть, - Федор Иванович
зашептал: - Неопознанный плавающий объект... понимаешь? Иногда по ночам он
всплывает... я фотографировал, но плохо видно. Когда пограничники освещают
его прожектором, он тут же уходит под воду. Он всплывает с какой-то
периодичностью, не могу вычислить. Всплывает и идет в порт на ремонт.
Понимаешь? Мой корабль? Его трудно узнать... он весь в водорослях, как
плавучий остров. Чувствую, что-то в этом месте готовится. Я полез бы
посмотреть с аквалангом, да с одной ногой плавать не научился.
"Нет уж! Бутылки я сдал, а с аквалангом не полезу", - подумал
корреспондент.
- В общем, все ваши переживания мне психологически ясны, - сказал он.
- Многие ветераны едут за тридевять земель, чтобы взглянуть на свои
памятные места. А вас всю жизнь тянет к погибшему кораблю. Он для вас как
живое существо... Вот и чудится всякое.
- Психологически... - усмехнулся Крюков. - Спасибо, объяснил. Это ты
в свой очерк вставь: "психологически".
"Чудной человек, - оцепенело подумал корреспондент. - Как о таком
писать? "
Леска у него на пальце дернулась - кто-то в глубине поймался.
Корреспондент торопливо выбрал леску. На крючке болтался маленький серый
бычок.
- Смотрите, какой глупый бычок... Проплывал мимо крючка и зацепился
плавником.
Федор Иванович без интереса взглянул на бычка и опять уткнулся в
бинокль.
Бычок наконец опомнился, задрыгался на крючке и сделал страшный вид.
- Ну, что с тобой делать? - спросил корреспондент.
- Отпусти меня лучше в море, - прошептал бычок. - Я исполню любое
твое желание.
Или корреспонденту послышалось?
- Что? - переспросил он.
- Отпусти домой... - прошептал бычок, еле дыша.
Корреспондент мотнул головой, хотел окликнуть Федора Ивановича, но
передумал. Вот мерзость, что за день выдался? Уже и бычки заговорили!
Он освободил бычка и швырнул его в воду.
Бычок успел сказать: "Задумай желание! " - и исчез в Черном море под
затонувшим кораблем.
"Хочу, чтобы мой роман печатался весь год с продолжениями в "Молодом
черноморце", - задумал корреспондент и почувствовал себя окончательным
дураком.
- Возвращаемся, - объявил Крюков и спрятал бинокль. - Жаль. И сегодня
не появилось.
- Что не появилось?
- В этом месте что-то должно появиться. То, что меня на берег
выбросило.
"Почудилось или не почудилось? " - соображал корреспондент, гребя к
берегу.
В будке их с нетерпением ожидал лодочник:
- Не нашел? Ладно, не унывай. Прошу к столу.
Но корреспондент вдруг заспешил и не остался завтракать.
- Это Нордост на мне эксперименты ставит, - объяснил Федор Иванович,
когда корреспондент удалился. - Засылает пацанов, вроде этого, и проверяет
- поймут они меня или нет. А потом отдает мне же очерки на проверку - как
я подплываю к погибшему кораблю с описанием морского пейзажа. Все пишут
одно и то же. Ни одного не напечатал - я добра не даю. Чайники, ничего не
понимают. Но этот вроде ничего... бутылки сдал. Может, что-то получится,
а?
- Ладно, не унывай.
Почудилось или не почудилось, навязчиво думалось студенту по дороге в
редакцию. Если Нордост возьмет роман - значит, бычок волшебный!
Он вошел в отдел культуры, ожидая чуда.
- Вот что, - сердито сказал Нордост и бросил кипятильник в пивную
кружку. - Я всю ночь не спал, читал твой роман. Я с этим десантом
высаживался... но не с феодосийским, а с керченским. И до сих пор даже на
рассказ не собрался... боюсь соврать. А ты тут наплел, как мы немцев
телепатией били. Иди, друг, иди. Учись. Читай "Цусиму", это полезно. Вот
твой роман, приходи через десять лет, может, я еще жив буду.
- Ничего, - пробормотал корреспондент. - Я еще над ним поработаю.
- Давай, - согласился Нордост и придвинул к себе воспоминания о Вере
Холодной.
"Почудилось или не почудилось? - проклинал себя корреспондент. -
Дурак! При чем тут романы, газеты и очерки о хороших людях?! Завтра же...
С сетью... С аквалангом... Болван, не то надо было просить! "
Черное море - оно в самом деле с загадками.
Популярность: 12, Last-modified: Thu, 12 Feb 1998 08:49:48 GmT