----------------------------------------------------------------------------
Перевод В.Якушкиной
Вера Якушкина. Мои экзерсисы. Лирика XVI-XX веков. Вольные переводы с
французского, немецкого и английского языков.
М., "Московский Парнас", 2005
OCR Бычков М.Н.
----------------------------------------------------------------------------
Sonnet I
From fairest creatures we desire increase,
That thereby beauty's rose might never die,
But as the riper should by time decease,
His tender heir might bear his memory:
But thou, contracted to thine own bright eyes,
Feed'st thy light's flame with self-substantial fuel,
Making a famine where abundance lies,
Thyself thy foe, to thy sweet self too cruel.
Thou that art now the world's fresh ornament
And only herald to the gaudy spring,
Within thine own bud buriest thy content,
And, tender churl, mak'st waste in niggarding:
Pity the world, or else this glutton be,
To eat the world's due, by the grave and thee.
1 сонет
Прекрасным существам желаем повторенья,
Все лучшее в тебе потомок отразит,
После кончины будет продолженье,
Наследник чуткий память освежит:
Но ты, лишь в самого себя влюбленный,
Как та свеча, что пламенем питаясь,
Сгорая, исчезает обреченно,
Самосожжением бессмертия лишаясь.
Ты древний мир собою украшаешь,
Весенней свежести и юности глашатай,
Но красоту бездарно расточаешь,
И скупость обернется грубой тратой:
Мир пожалей, ведь любишь лишь себя,
Поглотит мир потомков и тебя.
Sonnet II
When forty winters shall besiege thy brow,
And dig deep trenches in thy beauty's field,
Thy youth's proud livery so gazed on now
Will be a tottered weed of small worth held:
Then being asked, where all thy beauty lies,
Where all the treasure of thy lusty days,
To say within thine own deep-sunken eyes,
Were an all-eating shame and thriftless praise.
How much more praise deserved thy beauty's use,
If thou couldst answer, 'This fair child of mine
Shall sum my count and make my old excuse,'
Proving his beauty by succession thine.
This were to be new made when thou art old,
And see thy blood warm when thou feel'st it cold.
2 сонет
Когда осадят сорок зим чело,
Траншеи красоту избороздят,
Гордец презрительный, чье время отцвело,
Трясущийся, себе не будешь рад:
И на вопрос, где красота былая,
Где все сокровища, что прежде украшали,
Смолчишь, провалом старых глаз взирая,
Стыдясь похвал, что тебе прежде источали.
Но как подарок будет мирозданью,
Когда ответишь: "Вот мое дитя",
В итоге, это будет оправданьем
И доказательством. Тогда тебя простят.
Спеши подобного создать, тогда старея,
Он кровь остывшую своим теплом согреет.
Sonnet III
Look in thy glass, and tell the face thou viewest,
Now is the time that face should form another,
Whose fresh repair if now thou not renewest,
Thou dost beguile the world, unbless some mother.
For where is she so fair whose uneared womb
Disdains the tillage of thy husbandry?
Or who is he so fond will be the tomb
Of his self-love to stop posterity?
Thou art thy mother's glass, and she in thee
Calls back the lovely April of her prime;
So thou through windows of thine age shall see,
Despite of wrinkles, this thy golden time.
But if thou live, rememb'red not to be,
Die single, and thine image dies with thee.
3 сонет
Глянь в зеркало, и скажет отраженье,
Тебе подобное пора уже создать,
Иначе совершишь ты преступленье,
Лишишь блаженства будущую мать.
Найдется ли красавица, чье лоно
К такому пахарю останется бездушным?
И есть ли тот, кто не смирит свой гонор,
К потомству отнесется равнодушно?
И видит мать, как в зеркале, в тебе
Апреля нежного прекрасное былое;
Так ты в своем стареющем окне
Сквозь сеть морщин увидишь время золотое.
Но если хочешь жить, не вспоминая,
Умри один, потомков умертвляя.
Sonnet IV
Unthrifty loveliness, why dost thou spend
Upon thyself thy beauty's legacy?
Nature's bequest gives nothing, but doth lend,
And being frank she lends to those are free:
Then, beauteous niggard, why dost thou abuse
The bounteous largess given thee to give?
Profitless usurer, why dost thou use
So great a sum of sums, yet canst not live?
For having traffic with thyself alone,
Thou of thyself thy sweet self dost deceive:
Then how when Nature calls thee to be gone,
What acceptable audit canst thou leave?
Thy unused beauty must be tombed with thee,
Which used lives th'executor to be.
4 сонет
Ты красоты своей, безумный расточитель,
Ну почему все тратишь на себя?
Природа временный и мудрый попечитель,
Тем щедро в долг дает, кто отдает любя:
Скупец прелестный, что злоупотребляешь,
Щедротами не делишься своими?
Бесцельный ростовщик, что сокрываешь
Свою суму большую пред другими?
С самим собою совершаешь оборот,
Обкрадывая тем себя сильнее:
Когда тебя Природа заберет,
Как оправдаешься в растрате перед нею?
Твоей красе жить не дано тобой,
Ее в могилу унесешь с собой.
Sonnet V
Thouse hours that with gentle work did frame
The lovely gaze where every eye doth dwell
Will play the tyrants to the very same,
And that unfair which fairly doth excel;
For never-resting time leads summer on
To hideous winter and confounds him there,
Sap checkeed with frost and lusty leaves quite gone,
Beauty o'ersnowed and bareness every where:
Then were not summer's distillation left
A liquid prisoner pent in walls of glass,
Beauty's effect with beauty were bereft,
Nor it nor no remembrance what it was.
But flowers distilled though they with winter meet,
Leese but their show; their substance still lives sweet.
5 сонет
Спешат часы, меняя все вокруг
И привлекая восхищенный взор
С жестокостью игривой могут вдруг
Обезобразить радостный простор;
И время никому не обмануть,
Смертельный хлад погубит красоту,
Источит силы, льдом покроет суть,
Под снегом спрячет жизни наготу:
И лишь флакона нежный аромат
Воспоминанья дарит о тепле,
Лишишься красоты своей стократ,
Потомства не оставив на земле.
В цветах, с зимой встречаясь, гибнет радость,
Тая в безмолвии души бессмертной сладость.
Sonnet VI
Then let not winter's ragged hand deface
In thee thy summer, ere thou be distilled:
Make sweet some vial; treasure thou some place
With beauty's treasure ere it be self-killed.
That use is not forbidden usury
Which happies those that pay the willing loan;
That's for thyself to breed another thee,
Or ten times happier be it ten for one;
Ten times thyself were happier than thou art,
If ten of thine ten times refigured thee:
Then what could death do if thou shouldst depart,
Leaving thee living in posterity?
Be not self-willed, for thou art much too fair
To be death's conquest and make worms thine heir.
6 сонет
Не позволяй зиме неумолимой
Твое тепло июльское сгубить:
В другой душе твой дух неугасимый
Необходимо тайно сохранить.
Использовать процент такой не грех,
С лихвой вернется счастье обретенья,
И для тебя наградой, и для тех,
Кто станет твоим дивным повтореньем.
И время счастья бурно потечет,
Десятки раз твой облик продолжая:
Что может сделать смерть, когда поймет,
Что ты ушел, потомство оставляя?
Искусство ли смерть мило позабавить, -
Вместо наследников, червей одних оставить.
Sonnet VII
Lo in the orient when the gracious light
Lifts up his burning head, each under eye
Doth homage to his new-appearing sight,
Serving with looks his sacred majesty;
And having climbed the steep-up heavenly hill,
Resembling strong youth in his middle age,
Yet mortal looks adore his beauty still,
Attending on his golden pilgrimage:
But when from highmost pitch, with weary car,
Like feeble age he reeleth from the day,
The eyes (fore duteous) now converted are
From his low tract and look another way:
So thou, thyself outgoing in thy noon,
Unlooked on diest unless thou get a son.
7 сонет
Взгляни, когда с востока алый свет
Восходит, ярко землю освещая,
С почтением склоняются в ответ,
Величие его осознавая;
И поднимаясь, всеми уважаем,
Он молодо идет неутомимо,
И взглядом смертные, в молчанье обожая,
Сопровождают золотого пилигрима:
Но вот, устало покатила колесница,
Старея и теряя естество,
И дрогнули у зрителей ресницы,
Другое выбирая божество:
Но ты, пройдя свой жизненный зенит,
Оставив сына, будешь не забыт.
Sonnet XII
When I do count the clock that tells the time,
And see the brave day sunk in hideous night,
When I behold the violet past prime,
And sable curls all silvered o'er with white,
When lofty trees I see barren of leaves,
Which erst from heat did canopy the herd,
And summer's green all girded up in sheaves
Borne on the bier with white and bristly beard:
Then of thy beauty do I question make
That thou among the wastes of time must go,
Since sweets and beauties do themselves forsake,
And die as fast as they see others grow,
And nothing 'gainst Time's scythe can make defence
Save breed, to brave him when he takes thee hence.
12 сонет
Когда минут последних слышу бой,
И вижу, как уходит день во мрак,
Фиалки обессилевшей покой,
И черный локон, в дымке серебра,
Как осыпается бесплодная листва,
Что прежде прятала под сводами стада,
И лето, превращенное в снопа,
Ползет на дрогах, как седая борода:
От красоты такой тоска съедает,
Что должен ты идти вперед, сквозь время,
Когда очарованье быстро тает,
И умирать, когда растет иное племя,
Спасенья нет, поглотит Время в злой пучине,
Потомство лишь спасет, когда он мир покинет.
Sonnet XXI
So is it not with me as with that Muse,
Stirred by a painted beauty to his verse,
Who heaven itself for ornament doth use,
And every fair with his fair doth rehearse,
Making a couplement of proud compare
With sun and moon, with earth and sea's rich gems,
With April's first-born flowers, and all things rare
That heaven's air in this huge rondure hems.
O' let me, true in love, but truly write,
And then believe me, my love is as fair
As any mother's child, though not so bright
As those gold candles fixed in heaven's air:
Let them say more that like of hearsay well,
I will not praise that purpose not to sell.
21 сонет
Нет, я не тот, кто Музу привлекает,
Чтобы в стихах красоты воспевать
Тех, кто искусственно свой облик украшает,
Чтоб мишурой посредственной блистать,
Не делаю сравнения ретиво
С луной и солнцем, и дарами моря,
С цветком апрельским первым шаловливым,
С небесным сводом в неземном просторе.
Я искренен в словах, в любви большой,
И верьте мне, моя любовь ясна,
Как чахлое дитя для матери любой
Чудесным кажется, как звезды в небесах:
Пусть тяготеет кто-то к вычурным словам,
Не буду восхвалять я то, что не продам.
Sonnet XXII
My glass shall not persuade me I am old,
So long as youth and thou are of one date,
But when in thee time's furrows I behold,
Then look I death my days should expiate:
For all that beauty that doth cover thee
Is but the seemly raiment of my heart,
Which in thy breast doth live, as thine in me.
How can I then be elder than thou art?
О therefore, love, be of thyself so wary
As I not for myself but for thee will,
Bearing thy heart, which I will keep so chary
As tender nurse her babe from faring ill:
Presume not on thy heart when mine is slain;
Thou gav'st me thine, not to give back again.
22 сонет
Не убедит меня седое отраженье,
Что стал я стар, - с тобою дни делю,
Но если вдруг в тебе увижу измененья,
Искупит смерть забывчивость мою:
Все прелести чудесные твои
Теперь для сердца моего лишь одеянье,
Твое же сердце здесь, в моей груди.
Могу ли старше быть прелестного созданья?
Будь осторожнее, себя побереги,
И я живу ведь только для тебя,
Как я, в груди ты сердце стереги,
Так нянька бережет свое дитя:
И не рассчитывай, мое вдруг поразят, -
Твое я сердце, не отдам назад.
Sonnet XXIII
As an imperfect actor on the stage
Who with his fear is put besides his part,
Or some fierce thing replete with too much rage,
Whose strength's abundance weakens his own heart;
So I, for fear of trust, forget to say
The perfect ceremony of love's rite,
And in mine own love's strength seem to decay,
O'ercharged with burthen of mine own love's might:
О let my books be then the eloquence
And dumb presagers of my speaking breast,
Who plead for love, and look for recompense,
More than that tongue that more hath more expressed.
О learn to read what silent love hath writ:
To hear with eyes belongs to love's fine wit.
23 сонет
Как лицедей неопытный на сцене,
Что роль свою от ужаса забыл,
Или души неистовой движенье,
Чьим гневом сердце хрупкое разбил;
Так я из страха забываю говорить,
Обряд любовный точно соблюдая,
И силы чувства начинают гнить,
Под бременем любви изнемогая:
Так пусть же будет взгляд красноречив,
Глаза, мои безмолвные пророки,
Награды ждущие, от чувства осушив
Язык, и он молчит, узрев чужие строки.
Читать учитесь, если вдруг любовь нема:
Глазами слышать - свойство тонкого ума.
Sonnet XXIV
Mine eye hath played the painter and hath stelled
Thy beauty's form in table of my heart;
My body is the frame wherein 'tis held,
And perspective it is the painter's art,
For through the painter must you see his skill
To find where your true image pictured lies,
Which in my bosom's shop is hanging still,
That hath his windows glazed with thine eyes.
Now see what good turns eyes for eyes have done:
Mine eyes have drawn thy shape, and thine for me
Are windows to my breast, where-through the sun
Delights to peep, to gaze therein on thee.
Yet eyes this cunning want to grace their art,
They draw but what they see, know not the heart.
24 сонет
Влюбленный взгляд художника затмил
И набросал на сердце нежный лик;
Картине - я багетом послужил,
И очертанья творчества постиг,
В душе моей увидишь образ свой,
Ты истину постигнешь только там,
В моей груди он, будто в мастерской,
Глаза твои, как окна в этот храм.
Взгляни, для наших глаз какой дуэт:
Мои глаза твой образ отражают,
Через твои глаза, как через окна свет
Чтоб на тебя взглянуть, тихонько проникают.
Но все ж глазам не достает искусства,
Рисуют то, что видят, но не чувства.
Популярность: 9, Last-modified: Tue, 10 Jan 2006 13:09:56 GmT