---------------------------------------------------------------
© Copyright Вячеслав Рыбаков
Любое коммерческое использование настоящего текста без ведома
и прямого согласия владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
С автором можно связаться через email
sander@stirl.spb.su
alexanderkrivtsov@usa.net
---------------------------------------------------------------
OCR: van@labor.ru
---------------------------------------------------------------
Возможно, кто-то, как и он, еще отсиживался в подвалах, убежищах,
бункерах. Возможно, кто-то еще не замерз в Антарктиде. Вполне возможно, в
стынущих темных глубинах еще дохаживали свое подлодки, снуло шевеля
плавниками винтов и рулей. Все не имело значения. Этот человек ощущал себя
последним и поэтому был последним.
После того как над коттеджем прогремели самолеты - бог знает чьи, бог
знает куда и откуда, - подвал затрясся, едва не лопаясь от переполнившего
его адского звука, - сверху уже не доносилось никакого движения, только
буря завывала. Человек едва не оглох тогда и не скоро услышал, что малышка
проснулась - перепуганно кричит из темноты, заходится, давится плачем.
Конечно, это были самолеты - один, другой, третий, совсем низко. Зажег
фонарик. Пошатываясь, - для себя он не успел захватить никакой еды, а
прошло уже суток четверо, - побежал к дочери. Бу-бу-бу! Кто это тут не
спит? Страшный сон приснился? Фу, какой противный сон, давай его прогоним,
вот так ручкой, вот так. Прогна-а-али страшный сон! Спи, не бойся, папа
тут. Все хорошо. Примерно через сутки ударил мороз.
Ледяные извилистые струйки медленно, словно крупные хлопья снега,
падали сверху, с потолка, затерянного в темноте. Теплые вещи летом
хранились здесь - повезло, - и человек все нагромоздил на малышку, только
свое пальто надел на себя. Где-то он читал об этом или слышал - вся дрянь,
гарь, миллионы тонн гари и пыли, которые взрывы выколотили из земли,
плавали теперь в стратосфере, пожирая солнечный свет. Малышка стала
плакать чаще, чаще звала маму, чаще просила есть, - человек экономил
молоко и все кутал ее, все боялся, что она простудится. Гу-гу-гу! Кто это
тут не спит? Ночь на дворе, видишь, как темно - хоть глаз коли. Мама утром
придет. "Мама" она уже две недели как выговаривала, а "папа" никак не
хотела, это его очень огорчало, хотя он и не подавал виду, посмеивался.
Потом все как-то сразу подошло к концу. Когда малышка вновь
захныкала, человек едва мог встать, едва нащупал коченеющими руками свой
фонарик - пустил в потолок обессилевший красноватый луч. Высветился стол,
кроватка под ворохом одежды, тонущие в тени шкафы и стены. Человек слил
остатки воды в кастрюлечку, из коробка достал последнюю спичку, из
шкафчика - последний пакет молока, уже до половины пустой, из аптечки -
снотворное. Растолок все таблетки. Снял с полки очередную книгу, разодрал,
- чиркнув спичкой, зажег бумагу под кастрюлькой. Стало светлее, подвал
задышал, заколыхался в такт колыханиям рыжего огня. Резало привыкшие к
темноте глаза. Но человек смотрел, читал напоследок - раньше, в толчее
дел, некогда было перечитывать любимые книги, теперь дела уже не мешали.
"Нет! Не в твоей власти превратить почку в цветок! Сорви почку и разверни
ее - ты не в силах заставить ее распуститься. Твое прикосновение загрязнит
ее, ты разорвешь лепестки на части и рассеешь их в пыли. Но не будет
красок, не будет аромата. Ах! Не в твоей власти превратить почку в цветок.
Тот, кто может раскрыть почку, делает это так просто..." Пламя медленно,
словно лениво, ползло по странице, переваривало ее, и страница ежилась,
теряя смысл. Оставались хрупкие, невесомые лохмотья. Сюда нальешь воды, на
две трети бутылочки примерно. Уразумел? И в воде разогревай. Мы всегда
превыше всего ценили мир, говорил человек в экране энергично и уверенно.
Если нам понадобится еще пятьдесят ракет, мы развернем все пятьдесят, и
никто нам не помешает. Мы руководствуемся только своими интересами и своей
безопасностью. Вашей безопасностью! Мы не устаем бороться за мир с оружием
в руках везде, где этого требуют жизненные интересы нашей страны.
Перестань косить в телевизор. Одно и то же бубнят каждый день. Мир, мир, -
а переезд третий день починить не могут... Попробуй обязательно, не
перегрел ли. Да не рукой пробуй, а щекой! Она чмокнула его в щеку. Ой, у
тебя и щеки-то ничего не поймут, я тебя до мозолей зацеловала. Или не
только я? Не уезжай, попросил человек. Я к вечеру вернусь. Отец очень
звал, супу вкусного хочет. Ну я же к вечеру вернусь. А ты оставайся тут за
родителя. Научишь ее "папа" говорить, пока я не отсвечиваю. Ой, как я буду
назад спешить, мечтательно проговорила она и пошла к станции, а он остался
за родителя. Когда согрелось молоко в стеклянной бутылочке с мерными
щербинками на боку, он высыпал туда порошок и тщательно разболтал.
- Соображаешь, чем пахнет? - спросил он хрипло и попробовал бутылочку
щекой. - Сейчас папа тебя накормит.
Услышав слово "накормит", она завозилась, пытаясь выпростать руки
из-под укрывавшей ее рыхлой горы.
- Папа, - отчетливо сказала она, когда человек перегнулся к ней над
сеткой кровати. Поспешно зачмокала, скривилась - горьковато, - но ни на
миг не выпустила соску, только смешно морщилась, вразнобой перебирая
мышцами маленького лица.
- Вот умница, - приговаривал человек, свободной рукой поддерживая
пушистый теплый орешек ее головы. - Вот молодец... Как славно кушает...
Она все-таки высвободила руку, он стал запихивать ее обратно, он и
теперь боялся, что она простудится. Не сбавляя темпа, она шумно дохлебала
последние капли, отодвинула его руку и, удовлетворенно смеясь, вцепилась
крохотными пальцами в щетину на его подбородке. Он ткнулся в гладкую
кнопку ее носа, потерся лбом, щеками - она хохотала, повизгивала.
- Гу-гу-гу. У кого это носик такой маленький? У кого это ручка такая
тепленькая? Гли-гли-гли! Ну, будет, будет, не балуйся, а то молочко
обратно выскочит.
Он так и стоял, пока пальцы ее не разжались и рука не упала. Она
уснула, как тонет камень. Он опустился на стул рядом с кроваткой, сжался,
точно ожидал удара. Ее дыхание, отчетливо слышное в морозной тишине, стало
затрудненным, легонечко булькнуло на выдохе и разорвалось. Скорчившись, он
ждал - но она не дышала. Он не мог поверить, что все случится так просто.
Но она не дышала. Фонарик угасал час за часом, вот уже лишь нить
красновато тлела - она по-прежнему не дышала. Он встал - оглушительно
скрипнул стул, - попятился, сбил на пол кастрюлечку со своей последней
водой. От грохота, казалось, лопнули уши. Надсаживаясь, едва не падая от
усилий, откинул, уже не боясь ничего снаружи, массивную крышку люка, и
внешний воздух холодным комом рухнул вниз.
Шумные порывы морозного, сладковатого ветра привольно перекатывались
в темноте. Под ногами - ковер и осколки. Сколько же здесь рентген? Вслепую
сделал несколько шагов; ударившись о косяк, выбрался из гостиной в
коридор. Ведя рукой по стене, добрался до наружной двери и изо всех сил
оттолкнул ее от себя.
Он едва устоял. Ледяной поток, наполненный хлесткой снежной крупой и
пеплом, словно водяной вал, ударил в грудь, ободрал лицо. Человек вскинул
руки, заслоняя глаза, и только теперь бутылочка выпала из окостеневших
пальцев - со стеклянным стуком, едва слышным в реве ветра, она скатилась
по невидимым ступеням. Где-то неподалеку протяжно скрипели платаны.
Слепота была нестерпима, до крика хотелось хоть на секунду разорвать ее -
или выцарапать себе глаза.
Истертый, избитый ветром, он дополз до гаража. Скуля от бессилия,
долго не мог попасть внутрь. Замерз замок, у двери намело. Протиснулся.
Залез в машину. Захлопнул дверцу, отсекая влетавшие в кабину вихри, и от
блаженства на несколько минут потерял сознание.
Когда он уже отчаялся завести мотор, мучительное урчание стартера в
какой-то раз все же сменилось мягким рокотом, нелепо уютным в этом аду.
Машина преданно дрожала, как всегда. Машина была жива. Человек включил
фары и, захлопнув лицо ладонями, закричал от свирепой боли, от
беспощадного удара света. Перед намертво зажмуренными глазами пульсировало
ослепительное изображение - изломанные деревья с примерзшими к ветвям
тряпочками листьев и черные, сникшие цветы в снегу и пепле.
Струи поземки летели навстречу, косо пересекая шоссе. Машина
вспарывала их, колеса то и дело скользили по ледяной крупе, зависали,
отрываясь от покрытия, и тогда ревущая буря грозила смахнуть машину с
дороги. Некоторое время человек бездумно соблюдал рядность; потом, когда
фары высветили днище опрокинутой громады контейнера, ушел влево и со
странным чувством мертвенного освобождения пустил разграничительный
пунктир под кардан. Один раз где-то далеко - за городом, за мысом, в
открытом море - полыхнула долгая голубая зарница. Что-то горело?
Взорвалось? Или война еще шла? Он обогнал окаменевшую колонну армейских
грузовиков и бронетранспортеров - многие перевернулись, свалились с шоссе,
когда на них обрушилось... что? Вокруг выступов на корпусах крутились
снежные вихри. Он притормозил - машину слегка занесло и долго волокло
боком. Прикрывая лицо, вышел наружу. Ветер ошеломлял, душил, незастегнутое
пальто рвало плечи, взлетая к затылку. Влез в один из кузовов. Смерзшейся
грудой лежали ледяные манекены в полевой форме. Некоторые успели достать
противогазы, некоторые даже успели их надеть. Выдрал из груды один
автомат, потом другой. Волоча в каждой руке по автомату, доковылял до
машины. Снегопад усиливался, - бешеная, сверкающая пляска в лучах фар, и
тьма вокруг.
Город не очень пострадал. Видимо, бомба взорвалась где-то южнее, в
районе химкомбината - поговаривали, что там выполняют заказы военного
ведомства. Наверное, оттуда и тянуло странным сладковатым угаром. Часто
приходилось разворачиваться у завалов, у перевернутых автобусов и машин.
Один раз автомобиль будто въехал на каток; всю улицу, и бог знает сколько
еще улиц, залила лопнувшая канализация. Его опять сильно занесло, он едва
не врезался в растоптанный девятиэтажный дом, прокопченный долгим пожаром.
Здесь он тоже предпочел вернуться и поискать объезд.
По знакомой лестнице поднялся на третий этаж. Поставил автомобильный
фонарь на пол, долго возился с ключами - не слушались пальцы. Потом не
открывался замок. Наконец вошел. Словно бы вышел обратно на улицу. Здесь,
за столь надежно запертой дверью, здесь, где всегда еще с порога
охватывало чувство тепла, уюта и покоя, выла и вихрилась та же пурга,
опаляла щеки, стены обросли серыми от пепла сугробами, и край пола -
неровный, иззубренный - обрывался в пустоту. Там несся снежный вихрь,
глубинно мерцая от света фар внизу. И она, присыпанная пеплом и снегом,
лежала лицом вниз на полу кухни, и кастрюля из-под супа лежала в полуметре
от ее головы, и кусочки мяса, моркови, сельдерея вмерзли в твердую,
заиндевелую кипу волос.
Тесть был, как всегда, в кабинете. Здесь часть стены внесло внутрь, и
она, раскрошив книжный шкаф и письменный стол, распалась на несколько
плоских обломков. Трещины были плотно забиты черным снегом. Из одной
неловко торчали пальцы, сжимавшие шариковую ручку. Человек едва не
разорвал себе руки в тщетных попытках сдвинуть обломки, потом вернулся на
кухню, осторожно оторвал от пола жену - на одежде и на обожженной щеке ее
торчали тоненькие, неровные крылышки мутного льда. Он обломал их и,
зацепив двумя пальцами фонарь, вышел на лестницу. Прислонив жену к стене,
аккуратно запер дверь.
У машины, мерно мурлыкавшей на холостом ходу, он оглянулся на дом.
Была какая-то запредельная насмешка в гротескно решетчатой обнаженности
сотен одинаковых клеток. Вон там жил кибернетик, в которого жена одно
время была влюблена, вон там, где смятое пианино свесилось в пургу.
Вспоминая, как ревновал, он открыл дверцу и хотел, как всегда, усадить
жену рядом с собой, но она не помещалась, она замерзла, вытянувшись. Он
уложил ее на заднее сиденье.
Возле магистрата новая мысль пришла человеку в голову. Крепкое,
старинное здание, фасадом обращенное к северу, удивительно уцелело.
Уцелели почти все стекла. Уцелели рвущиеся, хлопающие по ветру флаги по
обе стороны парадного подъезда. Тормозя, человек проехал мимо ушедшей в
снег важной машины; внутри темнел, запрокинувшись, ледяной манекен шофера
- он так и не дождался пассажира. Обдирающая, как наждак, пурга ворвалась
в кабину. Визгливый грохот распорол шипение и завывание, летящие клубы
снега озарились пульсирующим оранжевым светом. Приклад колотился о плечо.
Беззвучными призрачными водопадами стекла фасада срывались в пляшущую
мглу, один из флагов вдруг отделился от стены и, напряженный, как парус,
косо полетел вниз. Короткий красный огонь выплескивался из дула. Глаза
слепли от леденеющих на щеках слез, руки свело судорогой - но от ужасающей
пошлости, претенциозности происходящего его тошнило.
Потом тошнота не прошла - усилилась, начались спазмы, а желудок давно
был пуст, и лишь немного желчи выбросилось в рот. Задыхаясь, человек хотел
выплюнуть желчь на лежащие в снегу пустые автоматы, но тут из носа хлынула
кровь - кровь в нем еще была. Сколько же здесь рентген? У него звенело в
голове, все качалось.
С женой на руках он спустился в подвал, уложил ее на диван. Накрыл
своим пальто, подоткнул в ногах, чтобы ей было теплее. Прилипший к пальто
снег не таял.
Автомобильный фонарь наполнял подвал бесчеловечным белым светом.
Что-то пробормотав, человек поспешил обратно, наверх. Через несколько
минут вернулся, неся полупустую бутылку коньяку. Закрыл люк - крышка
лязгнула, рухнув в пазы, и завывание ветра сразу стало далеким и не
важным.
Налил в рюмку. С губ в спокойном морозном воздухе слетал пар.
Пригубил, зашелся кашлем, расплескивая ледяной коньяк. Едва переведя дух,
отчаянно выпил, налил снова, рюмка колотилась в его руке, тускло
отблескивающие капли слетали с кромки стекла. Снова выпил, спеша, но зубы
у него все равно стучали. Оторвал рюмку от губ, и она, лишившись опоры
губ, заплясала в пальцах и выпрыгнула из них, сверкнула в сторону, в тень.
Сел на край дивана, сбросил пальто на пол - разлетелись рыхлые полоски
снега, - ковыляющими пальцами раздергал красивую тесьму у ворота, стал
сдирать блузку, надетую, как он любил, на голое тело. Тонкая отвердевшая
ткань отделялась вместе с кожей, ошпаренной разливом супа. Едва не падая
от поспешности, бросился к аптечке, щедро смазал бурые проплешины мазью от
ожогов. Потом выплеснул на ладонь немного коньяку и принялся растирать не
захваченную ожогом кожу. Хрипло дыша, пристанывая при каждом вздохе,
человек работал исступленно, точно боялся опоздать. Через некоторое время,
вдруг спохватившись, поднес горлышко к ее губам, попытался, невнятно и
ласково воркуя, разжать ей челюсти и дать выпить глоток. Не сумел. Снова
плеснул на ладонь. Вдруг замер, ошеломленный догадкой, - задергалось
иссеченное пургой лицо.
- Она не умерла!! - закричал он и с удвоенной силой принялся
растирать жесткое, как настывший камень, тело - кожа лохмотьями ползла с
его ладони, по животу и груди жены потянулись первые, легкие полосы крови.
- Глупенькая, а ты что подумала? Дуешься на меня - а сама не поняла! Я
снотворного ей дал, снотворного! Она проснется утром и позовет тебя опять,
и что я ей скажу? Она тебя ждет, зовет все время, только "мама" и говорит!
- разогнулся на миг, поднял глаза на кроватку и увидел сидящего на стуле
мужчину в грязной, не по погоде легкой хламиде до пят. Окаменел. Гость -
смуглый, бородатый и благоуханный - безмолвно смотрел на него, и свет
фонаря яркой искрой отражался в его больших печальных глазах.
Человек медленно поднялся.
- Ну вот... - хрипло произнес он.
Гость молчал. Это длилось долго.
- Думаешь, я сошел с ума?
Гость молчал, его коричневые глаза не мигали.
- Хочешь коньяку?
Гость молчал. Выл ветер наверху. Бутылка с глухим стуком вывалилась
на пол и откатилась в сторону, разматывая за собой прерывистую тонкую
струйку.
- Опять пришел полюбоваться, какие мы плохие?
Гость молчал.
- А сам-то! Мы оглянуться не успели, а у тебя уже кончилось молоко! И
ничего лучше меня не придумал ты! Раскрыл, называется, почку... Бог есть
любовь! - фиглярски выкрикнул он. - Прихлопнул!!
Гость молчал.
- А я отогрею их, вот увидишь, - тихо сказал человек.
По щекам гостя потекли крупные детские слезы. Несколько секунд
человек смотрел недоуменно, потом понял.
- Э-э, - сказал он и, безнадежно шевельнув рукой, снова опустился на
диван. Гость упал перед ним на колени. Схватил его руку, прильнул горячим,
мокрым от слез лицом. Плечи его вздрагивали.
- Не бери в голову, - с трудом выговорил человек и вдруг улыбнулся. -
Все пустяки. - Положил другую руку на голову гостя и принялся гладить его
мягкие ароматные волосы. На вьющихся черных прядях оставалась сукровица,
тянулась отблескивающими жидкими паутинками. - Гли-гли-гли. Страшный сон
приснился? Поверь, все пустяки... Не получилось раз, не получилось два -
когда-нибудь получится. Ты только не отчаивайся.
- Я тоже думал, отогрею, - жалобно пролепетал гость прямо в
притиснутую к его лицу ладонь. Худые плечи под хламидой затряслись
сильнее.
Бок о бок хозяин и гость вышли из дома, и груда пурги обвалилась на
них. Параллельно земле мчался неистовый, всеобъемлющий поток, волшебно
подсвеченный изнутри фарами машины, затерянной в его глубинах.
- Спички-то хоть найдутся? - спросил человек. Горячая рука вложила в
его пальцы коробок. Человек криво усмехнулся: - Этого добра у тебя всегда
для нас хватало...
Идя на свет, он добрался до машины, вынул из багажника запасную
канистру. Зубами отвернул пластмассовую крышку, вернулся к двери,
затерявшейся было в пурге. Гость уже исчез - будто привиделся. Задыхаясь,
поднялся по ступеням, поставил канистру на пол коридора и пнул ногой.
Канистра опрокинулась в темноту. Присев, человек подождал, пока бензин
растечется. Потом, пробормотав глухо: "Отогрею, вот увидишь...", зажал
несколько спичек в кулаке и неловко чиркнул.
Пламя с ревом встало едва не по всему дому сразу. С опаленным лицом
человек скатился с крыльца в сугроб у самой границы гигантского гремящего
костра. Стало светло как днем; оранжевая, мохнатая толща стремительного
снега просматривалась далеко-далеко. Увидел, как затлела, задымилась
одежда, и подумал: холодно.
+========================================================================+
I Этот текст сделан Harry Fantasyst SF&F OCR Laboratory I
I в рамках некоммерческого проекта "Сам-себе Гутенберг-2" I
Г------------------------------------------------------------------------
I Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент I
I (указав номер строки) netmail'ом: Fido 2:463/2.5 Igor Zagumennov I
+========================================================================+
Популярность: 8, Last-modified: Sat, 30 Jan 1999 13:20:43 GmT