---------------------------------------------------------------
     © Таманцев А. Солдаты удачи-11
     © "Издательство "Олимп"", 2001
     © "Издательство "АСТ", 2001
     OCR: Sergius (s_sergius@pisem.net)

     Т17 Чужая  игра: Роман. --  М.:  "Издательство  "Олимп"", "Издательство
"АСТ"", 2001. -- 320 с. -- (Солдаты удачи).
     УДК 820/89-31:34
     ББК 84(2Рос-Рус)6
     ISBN 5-17-006915-4 ("Издательство "АСТ"")
     ISBN 5-8195-0423-2 ("Издательство "Олимп"")
---------------------------------------------------------------


     

     В романах серии "Солдаты удачи" все события взяты из жизни. Мы изменили
только имена героев. Почему? Это нетрудно понять: слишком тяжела и опасна их
работа.  Каждый из  них  всегда  на  прицеле,  вероятность  избежать  смерти
приближается  к  нулю...  Имеем ли мы  право лишать  таких  людей надежды на
завтрашний день?..


     Снова читатель встречается с командой  бывшего капитана спецназа Сергея
Пастухова.  А начинается все с  того, что бывший  капитан медицинской службы
Иван  Перегудов, он  же Док, случайно  обнаруживает в кузове остановившегося
неподалеку КамАЗа  контейнер  с  бактериологическим  оружием.  Факт  вдвойне
тревожный:   во-первых,   Россия   согласно   международным   обязательствам
давным-давно  уничтожила все  запасы такого оружия, а во-вторых, владельцами
грузовика   оказываются  чеченские   террористы.   Наши   герои  оказываются
вовлеченными в новую цепь приключений.




     Вы все хотели жить смолоду,
     Вы все хотели быть вечными, --
     И вот войной перемолоты,
     Ну а в церквах стали свечками.
     А.Чикунов






     Кто ведет в плен, тот сам пойдет в плен; кто мечом убивает, тому самому
быть убиту мечом. Здесь терпение и вера святых.

     Откровение Иоанна Богослова 13, 10



     Пролог
     Сначала у меня в  мозгу будто раздался щелчок, и сразу вслед  за ним по
телу прошла волна проявляющихся ощущений: я был жив, и члены мои реагировали
на  проверочные  импульсы,  посылаемые мозгом.  Затем, почти мгновенно,  эту
волну поглотил полный,  всепроницающий мрак,  заполнивший  все  мое существо
каким-то  первородным  ужасом, и сознание  снова отказалось мне подчиняться.
Словно кто-то мгновенно набил мою голову вязкой  и холодной массой, которая,
постоянно пульсируя, не давала возможности ни видеть, ни слышать, ни дышать.
Только  где-то  вдалеке, на границе  сознания, упрямо  существовал  какой-то
глухой гул, который, проникая сквозь толщи этой черной массы, говорил о том,
что мое существование на этой грешной земле все еще продолжается...
     Казалось, прошла целая  вечность,  прежде чем я обнаружил, что сознание
полностью подчиняется мне. Правда,  мрак и холод по-прежнему остались, а гул
в ушах даже  усилился. Но это уже не  было то страшное ощущение замогильного
ужаса, которое сидело  внутри  меня, когда  ко  мне  только-только вернулось
сознание.
     Так. Теперь, когда темнота  -- это всего лишь  темнота, надо попытаться
понять, что  же  все-таки происходит. Я снова  мысленно  проверил свое тело,
провел ревизию,  поочередно  напрягая  все  мышцы.  Итак: кости  целы,  руки
скованы за спиной наручниками, на рот налеплена широкая полоса скотча, а сам
я лежу на холодном и сыром бетоне в каком-то то ли подвале, то ли бункере.
     Теперь хорошо  бы вспомнить, как я здесь  очутился. Те, кто бросил меня
здесь, видимо, постарались  на  славу:  все  тело  болело  от многочисленных
синяков  и  ссадин,  а  гул в голове говорил  о  том, что моим бедным мозгам
пришлось  выдержать  очередное  сотрясение.  И   все  же  память  потихоньку
возвращала  мне  те  кусочки мозаики, по которым я  смог бы составить  общую
картину случившегося.
     И я вспомнил все! Сначала  появилось острое ощущение боли от  ударов, и
сразу  вслед  за  тем  я  отчетливо увидел мелькание  рук  и ног. Били  меня
профессионально.  Какие-то  бородатые  отморозки   в   камуфляже  и  тяжелых
солдатских ботинках. Пятеро. Связанного. Оставалось надеяться, что я все  же
успел хорошо их достать, если они взялись за меня с таким остервенением...
     А  дальше память  начала,  без понуканий  и  запинок, раскручивать, как
кинопленку, события, предшествующие моему появлению здесь. В голове мелькали
обрывки все новых сцен:  вот я лежу на земле, почему-то опутанный веревками,
а неподалеку Боцман  и  Артист  отбиваются от  каких-то  наседающих  на  них
дураков.  Силы неравные: двое против семерых. Один  из  нападающих  гортанно
кричит,  его подельники расступаются,  следует выстрел из  какого-то оружия,
похожего  на  арбалет, и  на Боцмана, сцепившегося  сразу с  тремя  врагами,
летит, расправляясь,  сеть... Боцман опутан точно так же, как и я, и его тут
же сбивают с ног. Артиста постигает та же участь. Их нещадно бьют. Я пытаюсь
разорвать свои путы оставшимся при мне ножом, но на меня тяжело наваливаются
четверо  бородачей,  а еще  один бьет мне  кованым  тяжелым каблуком прямо в
лоб...  Последнее,  что зафиксировала  моя  память на этот раз, была тяжелая
смесь  запахов чеснока  и  давно  не мытого тела  --  именно  так разило  от
насевших на меня амбалов. Дальше -- провал.
     Ну что ж, неплохо, что хоть это вспомнилось. Еще бы понять, как и когда
появились эти бородачи в камуфляже, кто они. Впрочем, сейчас это было не так
уж и важно. Даст Бог -- разберемся. А пока надо действовать.
     Я несколько раз перекатился по  полу, пытаясь выяснить, насколько велик
подвал, в котором я очнулся.  Минут через пять мне стало ясно, что я катаюсь
по ничем не  заполненному  пространству  размером примерно  десять на  шесть
шагов. В одном месте я наткнулся на ступеньки  -- скорее всего, именно здесь
находился выход. Следующие минут двадцать ушли  у меня на то, чтобы обшарить
пол в поисках подручного материала: я совершенно не собирался лежать здесь и
покорно ждать, когда Мою участь  решит тот, кто уже был со  мной однажды  не
слишком любезен, если не сказать больше.
     Суки.
     Могли бы хоть в какую-нибудь подсобку  кинуть: там наверняка нашлось бы
что-то, что помогло бы мне избавиться от наручников...
     То, на  что я наконец наткнулся, было, скорее всего, обломком какого-то
ящика. Ощупав соединенные углом дощечки, я разодрал их, вытащил застрявший в
одной  из  них гвоздь,  повозился несколько минут  с  замком  и,  наконец, с
облегчением развел в сторону освобожденные руки, дав крови доступ к затекшим
мышцам. Едва в  пальцах  начало покалывать,  я, не обращая внимания на боль,
сорвал с  лица скотч, несколько  раз набрал полную грудь воздуха, каждый раз
медленно   выпуская   его,   --   это   дыхательное   упражнение   позволяет
сосредоточиться,  сконцентрировать  энергию и  быстро прийти в  себя.  Прямо
скажем, это было как раз то, что мне сейчас требовалось. Еще несколько минут
ушло  у меня на легкую разминку.  Я был уверен, что рано или поздно за  мной
придут, и хотел быть готовым  к бою. Во всяком случае, за здорово  живешь  я
свою жизнь отдавать не собирался.
     Ждать пришлось недолго. Скоро  я услышал  тяжелые шаги,  затем  звякнул
замок, проскрипел  дверной  засов и в раскрывшуюся дверь в мой подвал  вошел
мужик  За  мгновения, которые  ему  понадобились, чтобы сообразить, что меня
почему-то нет на полу, я успел его разглядеть. Бородатый детина в левой руке
держал  фонарик,  а  в правой  -- наготове ТТ. Я не стал ждать: с ходу выбив
ногой  пистолет, тут  же ударил надетыми, как  кастетом,  наручниками в  его
заросший жестким волосом кадык.
     Бородач был здоровущий, выше и сильнее меня, но у него тут  не  было ни
одного шанса:  такие  упражнения  с  применением  подручных предметов  мы  с
ребятами давно отладили до автоматизма...
     Дождавшись, когда бородач  перестанет хрипеть,  я привалил его  тело  к
стене, подобрал ТТ и вышел  из своей темницы. Фонарь я  включать  не стал: в
неизвестном   помещении  лучше  полагаться  на  собственные  органы  чувств.
Пообвыкнув в полумраке коридора,  я  осторожно пошел вперед.  Судя по всему,
отведенная мне камера  находилась в самом конце.  Я шел, едва касаясь стены,
убеждаясь, что по правую руку от меня в коридорчике было еще несколько таких
же дверей, как в моем узилище. Возможно, за одной из них томились Боцман или
Артист, но двери были заперты на большие амбарные замки, и голыми руками тут
сделать было  ничего  нельзя.  Я проверил  пару раз -- ключ от моего замка к
другим, к сожалению, не  подходил. Стало быть,  надо было  искать место, где
находятся остальные ключи.
     Коридорчик закончился поворотом, из-за которого сочился свет. Я ползком
добрался  до угла  и  выглянул. Это  было то  самое  место, которое мне было
сейчас  нужнее всего.  Здесь стоял  небольшой дощатый стол, за которым сидел
еще  один охранник. На  столе я  успел  разглядеть  пару алюминиевых кружек,
остатки еды,  доску с  не доигранной партией в нарды, и  тут же мне пришлось
отпрянуть  за  угол:  охранник,  оторвав взгляд от  доски,  поднял  голову и
посмотрел в сторону коридора. Он не заметил меня только потому,  что смотрел
выше, на уровне роста взрослого мужчины.
     -- Эй, Рустам! -- нетерпеливо крикнул он в темноту коридора.
     Я вскочил на  ноги  и  напрягся:  сейчас  все  зависело  от  того,  что
предпримет охранник. Если он уверен  в своих силах,  то, не  услышав отклика
напарника,  пойдет  разбираться  сам.  Если  он человек  осторожный, сначала
позовет подкрепление. Последнее сильно осложнило бы мои дальнейшие действия,
ну  да  ничего, у  меня  есть ТТ,  в узкой  горловине  коридора можно  будет
положить как минимум семерых. Ну а восьмой...
     Но  о том, куда послать последний  патрон, мне  додумать  не  довелось:
охранник все же понадеялся на собственные силы. Услышав за углом его шаги, я
прижался к стене, подняв руку с  пистолетом  над головой, и,  когда охранник
оказался возле меня, рубанул его рукояткой ТТ по виску. В удар  я вложил всю
свою  злость  и  силу. Охранник,  не  успев  издать  ни  звука, повалился  с
проломленной головой  на пол.  Я  забрал  его  оружие  -- тоже, кстати,  ТТ,
любимая игрушка у бандитов-шестерок -- и осторожно глянул  из коридорчика на
свет.  Больше  никого из охраны  не  наблюдалось. Зато  на  столе  я  увидел
остальные  ключи  --  целую  связку.  Так  что  дальнейшее оставалось  делом
техники...
     Боцмана я  обнаружил  в  подвальчике по соседству с моим. Артиста --  в
ближнем к повороту. Как я и надеялся, пропавшие сегодня днем Док и Муха тоже
оказались здесь  же, в  соседних  каморках.  Они  были  помяты, пожалуй,  не
меньше,   чем  мы,  но  бодрости  духа  не  потеряли.  Обыскав   вырубленных
охранников, я нашел ключи от  наручников и  освободил  ребят от браслетов. И
только  тут  заметил:  если Боцман  держался  нормально, что было,  в общем,
неудивительно при его-то комплекции, то Артист был  плоховат, да и соображал
с трудом: видно, ему мозги вправили куда основательнее,  чем мне или Мухе, у
которого,  кстати,  все  лицо было в сгустках  запекшейся  крови. Док  бегло
осмотрел Артиста и озабоченно свел брови к переносице.
     --  Типичный для деревенской потасовки случай,  -- констатировал он, --
сломанный  палец  плюс  рваная  рана  на  затылке.  Черепушка,  кажется,  не
проломлена. Остальное мелочи.
     -- Как, идти можешь? -- спросил я у Артиста.
     -- Да, --  прошептал он  разбитыми губами и, не подумав, кивнул головой
-- тут же сморщился от резкой боли.
     -- Чего там идти, когда нам бежать придется... -- хмуро заметил Боцман,
глядя на позеленевшее от боли лицо Артиста.
     -- Куда б-бежать? -- не понял Артист.
     --  Как  -- куда?  --  вскинулся Муха. --  Сразу  видно,  что  голова у
человека  пострадала.  На  свободу,  куда же  еще! Или  ты  думаешь тут  еще
погостить?
     -- Я сейчас чего-то совсем не думаю, ребята, -- криво улыбнулся Артист.
-- Шарик за ролик заехал, наверное.
     У меня немного  полегчало на душе: если Артист пытается шутить, значит,
оклемается скоро. В конце концов,  он  боец битый, потерпит, не в первый раз
по башке получает. Как бы то ни было, какое-то время, чтобы прийти в себя, у
нас пока есть. А дальше пойдем на прорыв. Хотя... Черт его разберет, где мы.
Что в подвале -- это ясно. А вот в каком доме и, главное, где, у кого?
     -- Давно вы  здесь? --  спросил  я у  Дока,  который, найдя  подходящий
лоскут, накладывал на голову Артисту повязку.
     -- Вас привезли сюда часов через пять после того, как мы тут очутились,
я слышал. Насколько я понимаю, вы оказались тут из-за нас?..
     -- ...И за это вам большое человеческое спасибо! -- с чувством  добавил
Муха.
     --  Конечно,  зачем  разбивать  такую  веселую компанию?  -- через силу
улыбнулся  Артист, как  будто и впрямь помощь Дока уже начала оказывать свое
действие. А всего-то кусок разорванной рубахи...
     --  Мы   тут   потому,  что  искали  вас,  --   сказал  я.  --  Давайте
рассказывайте,  как  это  вышло,  что  вас  прихватили,  и  что, собственно,
случилось.
     --  Да ничего  и не случилось.  -- Док пожал плечами. -- На любопытстве
погорели. Сунули носы кое-куда, так уж получилось, вот нас эти  бородатые по
носу и щелкнули. Хорошо еще сразу не прикончили!..
     -- И что, ваше любопытство того стоило?..
     -- Это с какой стороны посмотреть. Посуди  сам: едва сунули нос куда не
надо --  и  сразу нарвались  на группу вооруженных чеченцев,  переправляющих
куда-то контейнер  с  бактериологическим оружием.  Я думаю, хватило бы нам с
Мухой  и этого, правда, ни с чем  другим мы разобраться и не  успели  -- нас
почти сразу повязали...
     Давно  зная  Дока, я понял,  что  больше  ему сказать нечего: он всегда
предпочитал голые факты и  только  проверенную  информацию.  Но и то, что он
сказал, было, что называется, выше крыши.
     -- О чем они говорили, пока вас брали? -- спросил я. Честно говоря, мне
хотелось  узнать  хоть что-то,  что могло бы подтолкнуть меня к определенным
решениям.  Все-таки  мы   как-никак   на   рыбалке.  Одно  дело  --   сейчас
освободиться, накостыляв обидчикам. И совсем  другое -- вмешаться во всю эту
историю  всерьез:  что за вооруженные чеченцы посреди России, какое  такое у
них бактериологическое оружие...
     -- Нет,  не разобрал,  разговор  у  них  шел  не по-русски.  Скорее  на
чеченском, хотя ручаться за это не могу... В общем, эти люди -- с Кавказа. И
возможно,  у  них  тут неподалеку  есть  база, иначе  они бы так  свободно с
оружием   по   дороге  не   разъезжали;  об  остальном  пока  можно   только
догадываться.
     -- Интересно, что они тут, в Поволжье,  забыли? Они же, наверное, не на
рыбалку сюда пожаловали, -- высказался Боцман.
     -- Да, Митя, у этих  ребят рыба --  не чета нашей... --  усмехнулся ему
Док.
     -- Да кто  они такие?! Почему они тут, в самом центре России, ездят как
у  себя дома? --  Боцман  все  никак  не мог  успокоиться: похоже, сам  факт
наличия у чеченцев оружия массового уничтожения его сильно напрягал.
     Вопрос  Боцмана повис  в  воздухе. Ни у  кого  из нас на него  не  было
ответа, да и  вообще, так  все было  запутано, что  голова раскалывалась.  С
какой стати Док  с  Мухой  понадобились этим бородатым  козлам  в камуфляже?
Похоже,  все  дело  в  контейнере  с  бактериологическим  оружием, о котором
упомянул Док.  Возможно, ребята,  сами  того  не  ожидая, влезли  в  историю
настолько глубоко, что вокруг них все сразу стало опасным... Пока можно было
строить лишь  предположения.  Ладно, вопросы мы не забудем,  а ответы на них
оставим на потом. Сейчас самое время прояснить обстановку.
     -- Док остается  здесь с Семеном, --  сказал я. --  Митя, Олег, держите
стволы! Идем втроем на разведку.
     Боцман привычно проверил ТТ и первым пошел  к лестнице, ведущей наверх,
к выходу из этого импровизированного зиндана -- подземной чеченской тюрьмы.
     Мы  поднялись  по каменным ступеням. Скорее всего, за дверью был первый
этаж этого дома.
     Боцман осторожно приоткрыл дверь, выглянул в эту щелку.
     -- Ну что? -- спросил я.
     -- Похоже, никого.
     Я жестом показал ему, чтобы закрыл дверь.
     -- Хорошо бы узнать, сколько здесь вообще народу. Кстати,  -- сказал я.
-- Если  найдем спальное помещение, можно вычислить по койкам. -- Наш захват
осуществляли  как  минимум десять человек.  Столько  же брали  Дока с Мухой.
Значит, если база у них тут, здесь должно быть не меньше десяти бойцов.
     -- Минус два внизу, -- напомнил Муха.
     -- Будем  считать, плюс-минус два. Значит, действуем  так:  мы с  Митей
ищем  "духов"  и  параллельно  прощупываем  все выходы из дома. А  ты, Олег,
останешься здесь для связи  --  если что, сразу предупредишь  ребят внизу. В
бой  пока  не  ввязываемся,  только  добываем информацию. Если  все  пройдет
спокойно, собираемся и уже тогда все вместе -- к выходу. Возражений нет?
     -- Лады, -- сказал Муха.
     Боцман  тоже  кивнул  в  знак  согласия  и  первым  осторожно пошел  по
устланному  ковровой дорожкой коридору в глубь дома. Я прикрывал его сзади и
одновременно  старался запомнить внутреннее расположение  помещений. Судя по
тому, что вокруг было  очень  уж тихо,  а свет горел только дежурный,  можно
было заключить,  что дом либо пуст,  либо  сейчас ночное время суток. Второе
было бы нам только на руку: уменьшалась вероятность нарваться на неожиданную
встречу.
     Дом был совсем новый и явно богатый -- о последнем можно было судить по
сортиру, в который я по  ходу заглянул: сортир был сооружен  по всем канонам
"новых русских" -- с евроотделкой и отличной итальянской сантехникой.
     Мы с  Боцманом  прошли  кухню,  две какие-то комнаты, в которых,  кроме
ковров  на полу  и стенах, ничего не  было, и  оказались  в огромном  холле.
Отсюда  наверх шла широкая  витая дубовая лестница. Справа по ходу виднелись
массивные резные створки огромной двери -- это,  надо  полагать, был главный
вход в дом.
     Мне сразу же  захотелось выйти через эту дверь на  улицу и осмотреться,
но  я поборол в  себе такое желание, понимая,  что делать этого пока нельзя:
снаружи наверняка должно быть выставлено охранение.
     -- Проверить, что там? -- показал Боцман подбородком наверх.
     -- Успеется,  --  остановил я его. --  Сначала давай осмотрим весь этот
этаж. Не может быть, чтобы тут никого не было.
     Мы продолжили  осмотр первого  этажа и довольно  быстро  убедились, что
решение это было правильным.
     В  одной из комнат, куда  сунулся  Боцман, нас ждал сюрприз: два спящих
как ни в чем не бывало бородатых охранника. На то, чтобы вязать их, у нас не
было времени,  поэтому пришлось надолго вырубить  бородачей.  Конечно, можно
было бы оставить одного  для дальнейшей беседы, но вряд ли у нас выдалось бы
время  для  разговора...  Через  десять  минут,  зачистив первый этаж  и  не
встретив больше никого  из  обитателей дома, мы с  Боцманом  снова сошлись в
большом холле.
     -- Ну  что, посмотрим,  что  на  втором?  --  полуспросил-полупредложил
Боцман.
     -- Не будем искушать  судьбу. Вдруг нас обнаружат и поднимется шум. Так
мы отсюда  никогда  не  выберемся.  Давай  иди за  ребятами, а  я  пока  тут
побуду...
     Боцман  ушел,  а я, осторожно подойдя  к  окну, отодвинул край  тяжелой
бархатной  гардины. За окном виднелся кусок огороженного  высоким  кирпичным
забором  двора. Метрах  в  двадцати  от  меня маячил  еще один охранник,  --
похоже,  присматривал  за  гаражом,  широкие  створки  которого  можно  было
разглядеть даже отсюда.
     "Значит, пробиваться  надо именно в эту сторону, -- решил  я, -- пешком
нам далеко не уйти, тем более что у хозяев этого дома наверняка есть машина,
и не одна..."
     Ребята появились почти неслышно.  Я снова порадовался за Артиста: Семен
держался молодцом, ничем не  выдавая  того,  что каждый  шаг сейчас  бьет по
мозгам, будто его палкой по голове колотят...
     --  Олежек, видишь гараж? -- спросил я, поманив Муху  к  окну.  -- Твоя
задача обеспечить нас транспортом.
     -- Выбери там чего получше, -- снова пошутил Артист, -- а то, боюсь, не
перенесу тряску.
     --  Ага, -- кивнул Муха. --  Если у них  там "линкольн" спрятан, обещаю
тебе в нем самое мягкое место. Рядом с баром.
     -- Годится, -- снова попытался пошутить Семен, и я решительно остановил
его:
     -- Так,  хлопцы, хватит  трепа, договорим  на  рыбалке!  План  действий
такой. Мы с Боцманом  идем первыми. Док смотрит за двором,  Семен, ты  -- за
лестницей на второй этаж. Митя, отдай ствол  Семе:  ты и без него  в  случае
чего обойдешься, а он сейчас боец аховый, так что...
     -- Жизнь  покажет, кто аховый, а кто какой! -- снова попытался пошутить
Артист, но скривился, молча забрал протянутый ему ТТ. По его лицу можно было
видеть,  что  ему  самому  в  тягость  быть  нам если  не обузой,  то лишней
проблемой.
     --  Все.  Пошли!  -- сказал я  и  первым  выскользнул через  незапертую
входную дверь.
     Охранника, маячившего у гаража,  Боцман оприходовал  как на тренировке:
неслышно возник за его  спиной, протянул к его небритому  горлу свои ручищи,
хрустнули  позвонки  незадачливого  часового  --  и  дорога  к  гаражу  была
свободна. Мы с Боцманом осторожно приоткрыли створку гаражных ворот, и  Муха
тут  же  юркнул  в  темноту  образовавшейся  щели.  Теперь  нам  с  Боцманом
оставалось ждать, когда Муха разберется с транспортом.  Мы прилегли на землю
у входа в гараж. Я сделал знак Доку: дескать, давайте ходу сюда! И вскоре он
вслед за Артистом пересек пустое пространство двора перед домом и оказался в
тени под стеной.
     В   гараже  заурчал   мотор.  Мы  с  Боцманом  распахнули  обе  створки
нараспашку,  и  во  двор  лихо  выкатил  роскошный  красавец  джип  -- белый
"лендровер". Его боковые дверцы были предусмотрительно распахнуты Мухой, так
что не прошло и пары секунд,  как  мы уже все разместились в обитом  светлой
кожей салоне.
     Муха врубил фары по полной программе, включая  те, что были установлены
на крыше на  дополнительной  раме. Свет этих мощных  галогенок мог не только
ослепить вероятных  нападающих,  но  и прекрасно  позволял видеть окружающее
пространство  на  многие  десятки  метров  вокруг. Муха резко развернулся по
двору в поисках выезда и, обнаружив наконец запертые на засов ворота,  нажал
педаль газа до упора.
     -- Где наша не пропадала! Ребята,  держись! -- восторженно закричал он,
устремляя джип на таран.
     Мы все как  могли уперлись руками во что было.  "Лендровер" был машиной
что надо: с ходу развив нужную пробойную скорость, он с треском выломал одну
из воротных створок и выскочил на оперативный простор.
     Если кто и оставался на тот момент в доме, могу спорить,  так толком  и
не сообразил,  что  же происходит.  Все  получилось так  стремительно -- рев
машины, треск ворот, --  что "духи" в лучшем случае могли увидеть исчезающие
в темноте задние габариты угнанного у них внедорожника.
     -- Куда теперь? -- спросил  Муха, лихо  управляясь с баранкой мчащегося
на ста пятидесяти "лендровера" и весело скаля свои отличные зубы.
     -- Давай  к  трассе,  там  разберемся... -- ответил  я  и посмотрел  на
Артиста, сидящего с Доком и Боцманом на заднем сиденье.
     На такой скорости  даже по хорошо  накатанной грунтовке трясло так, что
всем  постоянно  приходилось  упираться руками  в  потолок  салона.  Артист,
поскольку он  сидел  в центре, держался обеими руками  за передние кресла  и
только скрипел зубами при очередном ухабе.
     Через  пятнадцать минут этой  бешеной тряски мы выскочили на асфальт, и
пытка  для  Артиста  наконец  прекратилась.   Муха,  не   сбавляя  скорость,
по-прежнему гнал джип в неизвестность.
     Наконец   я   заметил   дорожный   указатель  и  попросил  его  немного
притормозить, чтобы толком разобрать, что на нем написано. Москва -- 508 км,
областной центр -- 54 км, какая-то Салтыковка -- 5 км.
     -- Мужики, кто-нибудь врубается, где мы находимся? -- спросил Артист.
     -- Наша стоянка была километрах  в двадцати отсюда, -- ответил  Док. --
Но я не советовал бы нам туда сейчас ехать...
     -- Ты что, Док! А наши вещи, документы? -- удивился Муха.
     -- Иван прав, -- поддержал  я Дока,  -- вряд ли нападавшие оставили наш
лагерь в целости и сохранности. Сейчас  нам надо избежать погони.  А то, что
машина  приметная и  любой глаз за  нее зацепится, -- сомнения нет. Ляжем на
дно  и постараемся выяснить,  какие к нам конкретные претензии  были у  этих
"духов" с бородами -- возможно, тогда будет ясно, как дальше действовать.
     -- Может, в милицию заявим? -- предложил Муха.
     -- Да? А они ментам скажут, что мы угнали их  джип и уложили пятерых...
-- Боцман аж заерзал на месте от такой перспективы.
     -- Лучше всего,  -- спокойно  сказал  Док, --  сейчас  было  бы бросить
машину, поймать  попутку  и добраться  до  ближайшего  большого  населенного
пункта, но...
     -- Но денег йок, --  подхватил Артист, -- морды в  крови и  неизвестно,
как подобраться к тем бородачам...
     Он явно  уже пришел  в себя: глаза блестели так лихорадочно весело, как
бывает у него только в моменты повышенной опасности. Я всегда, глядя на него
в  такие минуты, с удовольствием вспоминал старую морскую формулу: корабль к
походу и к бою готов...
     -- Ну так что решим? -- нетерпеливо спросил Муха. -- Вы как хотите, а я
такую тачку на  дороге не брошу. Вряд ли эти гады об угоне  будут  в милицию
заявлять.  Так  чего  же  мы  зря  ноги-то бить  станем? Найдем какую-нибудь
деревушку, переночуем, а дальше будет видно...
     -- Пока мы толком все не выясним, все равно нам покоя не будет, Олег...
-- сказал  я Мухе. -- Док, а тебе что твое чутье подсказывает? -- спросил я,
видя, что у  самого старшего по возрасту  члена  нашей группы уже есть свое,
вполне сложившееся мнение.
     -- Ты помнишь, где нас с тобой повязали? -- вместо ответа спросил Док у
Мухи.
     -- Да.
     -- Надо начинать оттуда,  командир.  --  Док выразительно посмотрел  на
меня.
     -- За сколько  времени мы  можем  отсюда добраться до  того  места?  --
спросил я.
     -- Минут за сорок -- сорок пять, -- откликнулся Муха.
     -- Тогда  поехали! --  Я сразу  решил  для себя, что  Док говорит дело:
начинать разборки надо  было с самого начала: с того самого места, где наших
друзей прихватили чеченцы.
     Ни слова больше не говоря, Муха развернулся  на шоссе в противоположную
сторону и погнал "лендровер" туда, куда предложил Док.
     -- Как думаешь  действовать,  командир?  -- спросил, не выдержав общего
молчания, Боцман.
     -- Думаю, что дом, в подвале которого нас держали, принадлежит хозяину,
--  ответил  я.  --  А мы сейчас едем  искать его  подчиненных.  Где-то  тут
неподалеку должна быть  их  база:  вряд ли  чеченцы стали бы  прятать  такой
опасный контейнер в жилом доме или возле него...
     -- Ничего себе рыбалочка у нас  получается!.. -- пробурчал  Боцман.  --
Опять к черту на рога лезть...
     --  Ага,  --  подмигнул  ему Артист, -- вот только  узнаем, откуда  они
растут...
     Настроение у всех было боевое, и это  меня  устраивало:  еще  вчера мы,
целые и невредимые, мирно ловили  рыбу на берегу Волги, не подозревая о том,
что нас ждет впереди,  а сегодня, вырвавшись из плена, уже мчимся  на поиски
тех, кто так бесцеремонно испортил нам праздник.
     Что  ж, видно, судьба у  нас такая: вечно влезать в истории, из которых
выходить потом -- большая проблема...

     1
     Начало нынешней зимы для всего  нашего затопинского предприятия было на
редкость неудачным,  чего, честно говоря, я не ожидал. Я, конечно, надеялся,
что  у  моего ИЧП,  занимающегося  обработкой древесины  и  столяркой, будут
какие-никакие заказы от местных дачников и фермеров. В конце концов, заначка
на черный  день у меня имелась, на хлеб  с маслом еще надолго хватило бы, но
ведь не во мне же дело! Я и связывался со  своей столяркой только ради того,
чтобы  наши затопинские  мужики  людьми  себя  чувствовали,  а не  колхозным
быдлом,  которое только и способно, что  самогонку жрать,  прошу прощения за
резкость... А  кроме  того, известно  ведь,  кто  не  вкладывает  средства в
развитие,  быстро прогорает  -- поэтому очень  важно было  даже  для  такого
малого предприятия,  как  наше,  всегда держать дела хоть  с  маленьким,  но
стабильно положительным балансом.
     Однако в начале зимы, как назло, все  пошло  наперекосяк: сначала выпал
такой снег,  что  до  нашей  деревушки  только на  снегоходе  и  можно  было
добраться.  Раньше-то совхоз волокушу пускал, расчищал дорогу, а теперь кому
это надо?!  Потом на  районной  электроподстанции  возникли  свои  проблемы,
спасибо  товарищу Чубайсу  --  с  неделю  электричество  подавали  с  такими
перебоями, что, можно сказать, его  в Затопине совсем  не было. Так что даже
те заказы,  что имелись у нас в загашнике, нам пришлось отодвинуть на потом.
В общем, распустил я своих работников  по домам, строго-настрого приказав не
налегать на самогонку, а сам посвятил все время семье. И  то  --  когда  еще
такая возможность выдалась бы?
     Ольга, моя жена, приохотила нашу шестилетнюю дочку Настену помогать  ей
по хозяйству. Особенно они  полюбили  печь  пирожки, так что я  почти совсем
отвык  от хлеба,  пользуясь плодами трудов  моих любимых хозяюшек. Пока было
вынужденное затишье,  мы коротали наши дни дома: читали  вместе какую-нибудь
книжку -- вроде ранних  рассказов  Гоголя,  мало  кто  так  хорошо писал про
деревенскую зиму, про Рождество;  иногда я мастерил что-нибудь по дому (ведь
всегда найдется,  к чему руки приложить). Оля или шила, или помогала Настене
украшать дом всякими там вышивками и плетеными  салфеточками, на которые  та
была большая мастерица.
     Так,  в  тихом семейном кругу, справили мы и Новый год.  А сразу  после
Рождества  Христова будто  прорыв какой  произошел:  заказчики  как  с  цепи
сорвались,  пошли  к нам косяком  -- и я, к  огорчению моей Ольги, а  больше
всего Настены, начал пропадать на производстве с утра и допоздна.
     А  потом  вообще  случилось нечто из  ряда  вон  выходящее: в  Затопино
приехал представитель  одной подмосковной  строительной фирмы; ни  слова  не
говоря, прошелся  по столярному  цеху  туда-сюда, пощупал  наши  заготовки и
готовую  продукцию, затем кивнул  довольно  головой  и с ходу предложил  мне
заключить с ним договор на несколько тысяч оконных рам и дверей.
     -- Как срочно  вам это  понадобится?  -- только спросил я, понимая, что
такие  заказы на дороге  не валяются. -- Боюсь, что мы не  сможем быстро его
выполнить, сами видите, какие у нас мощности...
     -- Первый дом мы только  начали строить,  так что недели  три-четыре на
раскрутку у вас  еще есть, --  ответил тот. -- В случае чего  всегда сможете
нанять еще людей  и  расширить производство, потому как  за первую  партию я
готов заплатить вам живыми деньгами и сразу после подписания контракта...
     -- Грех от такого предложения отказываться, но...
     Честно говоря,  я просто морально не был  готов к такому  объему работ:
когда в обороте начинает крутиться столько денег и материалов, когда столько
людей зависит от тебя -- а тут уж речь шла бы чуть ли не обо всей округе, --
поневоле задумаешься, сможешь ли ты взвалить на себя такой груз. Ведь  когда
я организовывал  свое ИЧП,  мне и  в  голову  не  могло  прийти  становиться
настоящим предпринимателем -- так, мечтал кой-какие текущие проблемы решить.
Ну и выжить, конечно. Что ж я, не вижу, как в Москве бывшие офицеры с высшим
образованием,  с настоящими боевыми орденами в охранники нанимаются,  потому
как  больше ничем на  жизнь заработать  не могут... Тут  уж, как  говорится,
взялся за  гуж  --  не  говори,  что не  дюж.  Впрячься  было  легко, а  вот
вытянуть... А слово свое я привык выполнять.
     -- Почему вы приехали именно к нам? -- спросил я фирмача -- все пытался
оттянуть момент окончательного приема решения.
     --  О вас,  Сергей  Сергеевич,  и  вашей продукции  по всему Зарайскому
району  говорят  только  хорошее.  В  Москве  заказ  размещать  себе  дороже
обойдется:  цены, перевозка,  опять  же  качество  не  всегда  такое,  какое
хотелось бы. А  вы  местный, под боком, и цены у  вас божеские, и делаете на
совесть. Ну и потом, мне  вас  сам Николай Витальевич Саморядов настоятельно
рекомендовал. А я к его словам прислушиваюсь.
     Саморядов был известным московским предпринимателем, в прошлом году мои
мужички для его загородного  особняка  всю столярку поставили. Потом Николай
Витальевич,  несмотря  на свою  суперзанятость, лично приезжал  в  Затопино,
чтобы  поблагодарить меня за отличную работу. Он еще искренне удивлялся, что
мои с виду неказистые мужички не хуже финнов или немцев все сработали. Да  и
дешевле  раза  в два,  а  то и  в три... Как ни крути, но из  уст настоящего
московского миллионера такое выслушать  было оч-чень приятно. Значит, не зря
я столько  времени  своим втолковывал: на чем мы  можем  выплыть  при  нашей
бедности?  На  качестве  и  точь-в-точь  выдержанных сроках.  И  вот  теперь
Саморядов  снова  выгодный заказ нам,  можно  сказать,  подкидывает,  помнит
хорошее. Молодец мужик, спасибо ему на этом! Ну как тут откажешь?..
     --  Хорошо, я  согласен, -- махнул я рукой, -- сделаем вам все в лучшем
виде.
     -- Я на это очень надеюсь, -- улыбнулся фирмач.
     В тот же день мы подписали все бумаги, и я с головой окунулся в хлопоты
по  выполнению заказа.  Пришлось нанимать  новых  работников.  Ну  процедура
приема у  нас  по  обоюдному  согласию для  всех одна:  вывез их к знакомому
наркологу  в  Зарайск,  и тот  за пару дней привел  всех  новичков в  нужное
рабочее состояние. Проплаченного заказчиком аванса хватило на закупку леса и
кое-какого  дополнительного  оборудования;  я  арендовал  у  нашего  бывшего
совхоза еще одно подходящее помещение -- коровник с полусгнившей крышей, мои
орлы привели его  в божеский вид, -- и через  пару недель работа у нас пошла
на полную мощность.
     Несколько месяцев мы крутились как белки в колесе, но заказ был сделан,
как я и обещал, в срок  и  с гарантией качества. Получив деньги,  я выплатил
моим работникам щедрые премиальные и решил, что неплохо будет позволить всем
недельку  расслабиться   после   такого  аврала.  Срочной  работы  пока   не
предвиделось, так что я вполне мог отпустить своих  работяг на пару недель в
отпуск.
     Все про себя решив,  я выцыганил у  Ольги несколько дней на  отлучку  и
уселся на телефон -- вызванивать ребят. За всю прошедшую  зиму я ни  разу не
удосужился  пообщаться  с ними  -- так,  поздравил с Новым годом, и  все.  И
сейчас мне  было ужасно стыдно за  это:  боевых друзей,  с  которыми столько
всего пережито, забывать не след.  Да и, честно  признаться, работа работой,
но без настоящих приключений жить все-таки  скучновато... Вот  я и  придумал
совместить приятное  с полезным:  собрать своих ребят для очередного смотра.
Пообщаемся,  прошлое  повспоминаем,   тренировки   проведем,   чтобы   форму
проверить... А для конспирации и повод придумал: рыбалка.
     Известно, что смена обстановки --  лучший отдых. Стоял конец мая, самое
время вылезти на  природу, и, хоть в  нашей  речушке Чесне всегда можно было
наловить  достаточно рыбешки, чтобы заделать  неплохую  уху, мне  захотелось
вытащить  ребят  подальше от  Москвы, от  их семейных забот. К  примеру,  на
Волгу: знал я там  одно заветное местечко,  в которое  меня частенько тянуло
порыбачить...
     Итак, я сел на телефон.
     Артиста,  как  всегда,  днем  застать  дома было  невозможно,  пришлось
откладывать разговор на более позднее время.
     Жена бывшего морпеха  и спецназовца лейтенанта Дмитрия Хохлова, в кругу
друзей просто  Боцмана,  услышав мой  голос  в  телефонной  трубке,  вначале
обрадовалась:
     -- А, Сергей! Наконец-то объявился! Какими судьбами?
     --  Да  вот, появилось  свободное время, решил выяснить,  как  там  мой
старый боевой товарищ поживает. Он дома?
     -- Нет его, с сыном в цирк пошел.
     -- Эх, жаль, у меня тут одна идейка появилась...
     -- Ну вот, кто про что, а гуляка все про рассол, -- вздохнула Светлана.
-- Опять ты, Сережа, мужика моего утащить собрался?
     -- Да ничего особенного на этот раз, клянусь! Просто хотел что-то вроде
мальчишника устроить, собрать  ребят, поехать  на рыбалку,  что тут  такого?
Сколько раз друг друга в беде выручали -- неужели мы не можем хоть раз в год
пообщаться?
     -- Ну это другое дело, -- сразу успокоилась она и даже повеселела. -- С
этого бы сразу и  начал. Митя мой тоже последнее время совсем места себе  не
находит.  Я у  него спрашиваю:  Митя, ты чего  грустный  такой?  А он только
отмахивается в ответ: дескать, ты не воевала, не поймешь.
     --  Ну  вот  видишь! А рыбалка  с  него всю его  хандру снимет!  Он как
сейчас, свободен?
     --  Вроде да. Была  одна халтурка в марте, но уже закончилась.  У нас в
Калуге с нормальной работой туговато. Так, крутимся понемногу, не лучше и не
хуже других.
     Нравилась мне Светка. Настоящая боевая подруга.
     -- Ладно, передай ему, что я звонил. Как  придет, пусть  проявится. Или
нет, лучше я сам попозже еще раз звякну.
     --  Хорошо,  конечно,  передам.  Он  обрадуется! --  Она  на  мгновение
замолкла: бодрилась-то она бодрилась, но тревожные подозрения, видно, все же
не  отпускали ее, --  а потом спросила:  --  Пастухов,  скажи честно,  ты по
правде его на рыбалку тянешь?..
     -- Да точно на рыбалку, не волнуйся ты! Вот привезет тебе свежей рыбки,
какой ни в одном  магазине не купишь, тогда  сама  убедишься. А сейчас  могу
тебе только своим честным словом поручиться...
     -- Ладно, Сережа, твоему слову я верю. Извини, если что. Но и ты пойми:
Митя -- он один-единственный у нас с сыном...
     Бывший лейтенант спецназа Олег Мухин оказался дома. Как выяснилось,  он
только  что вернулся  в свою московскую однокомнатную квартирку  из похода в
очередное кадровое агентство.
     --  И  чего  ты,  Олежка,  в  этой Москве забыл?  -- спросил я его.  --
Перебирался бы к нам в Затопино: воздух, природа, работали бы вместе  бок  о
бок... А что тебе  в  том агентстве предложить могут? В  лучшем случае место
шофера-охранника у какого-нибудь бизнесмена или, хуже  того, у криминального
авторитета.
     -- Ну  почему  же, командир! В столице  вполне нормальную  работу можно
найти. Ты что, забыл, что я  с любым автомобилем на "ты"? Можно,  к примеру,
устроиться  консультантом  в  приличный автосервис  или крутые  иномарки для
модных журналов тестировать...
     --  Олег, я тебя  как  облупленного  знаю,  --  оборвал его я, -- каким
консультантом,  какое  тестирование!  Ты, наверное,  сейчас  инструктором  в
автошколе? Чайников натаскиваешь на вождение, угадал?
     -- Ну и что? Это временно, а потом, когда я найду настоящую работу...
     -- Ладно, мы на  эту тему с тобой еще поговорим. Только не по телефону.
Ты как, на  недельку из своей Москвы выбраться  в  силах?  Или без выхлопных
газов уже жизнь себе не представляешь?
     -- Ну могу. А что, в гости зовешь, что ли?
     -- Могу  и в  гости, но  позже. А  сейчас собирай свою  боевую укладку,
поедем на Волгу рыбачить. Помнится, ты вроде как любил свежую рыбку?
     -- А ребята?
     --  Считай, что едут. Боцман уже точно; правда, с ним я еще не общался,
но  его  жена  на моей стороне. Дока я  уговорю,  ну а  Артист, если сможет,
наверняка тоже захочет на природу выбраться.
     -- Лады, я -- за! Где будем встречаться?
     --  Можно у тебя через пару дней. Будь дома, я еще позвоню. Да,  у тебя
тачка-то на ходу?
     -- Обижаешь, командир! Неужели ты вправду думаешь, что я не  могу своей
машине уход обеспечить? Она хоть и старенькая, но...
     -- Все,  Олег, я все  понял. Жди звонка! --  Я  знал, что Мухин  начнет
сейчас  рассказывать,  как именно ему удается держать в  идеальном состоянии
"жигуль"  десятилетней давности,  и  поэтому быстро  распрощался: российской
техникой  я  интересуюсь постольку-поскольку и  совсем  не  так  плотно, как
Муха...
     Как  я  и  предполагал,  бывшего  капитана  медицинской  службы   Ивана
Перегудова уговаривать  долго  не пришлось. Док,  правда, почти  устроился у
себя в Подольске в местную больницу хирургом, но, как только услышал о  моем
предложении, сразу же согласился.
     -- Ничего, у меня куча отгулов накопилась за переработку, -- сказал он,
-- на неделю, я думаю, отпустят. Думаешь, нам недели на все про все хватит?
     -- Двое суток --  дорога, пять -- рыбалка. Должно  хватить. Мы ж за эти
пять дней столько рыбы можем наловить, что потом не увезти будет...
     -- Своя ноша не тянет,  -- резонно заметил Док. -- Давай уточняй, когда
общий сбор.
     Через час  я  пообщался  с  вернувшимся домой Боцманом. Впрочем, в  его
согласии  я  не  сомневался -- мне достаточно было и того, что его жена дала
добро на нашу мужскую вылазку.
     --  Проявляйся  послезавтра  у  Мухи, -- сказал  я  ему.  --  С вещами.
Резиновые сапоги у тебя есть? Возьми. Удочки и прочее я беру на себя...
     Оставался мой бывший сослуживец и подчиненный бывший лейтенант спецназа
Семен  Злотников.  Артиста  я  застал  дома уже  поздней  ночью,  где-то пол
третьего. Вообще-то сельский уклад диктует свой распорядок: кто рано встает,
тому Бог подает, --  поэтому я  за последнее  время и  ложиться привык рано,
часиков этак  в десять. Но чтобы поймать Артиста, пришлось сделать над собой
усилие и,  превозмогая зевоту, каждые полчаса прозваниваться до Москвы, пока
наконец Семен не удосужится заявиться со своих богемных тусовок домой.
     Как я сразу  понял, дозвонившись, заявиться-то он заявился, да не один.
Дело  молодое,  понятное:  скоротать  ночь  с  девушкой  одинокому  красавцу
мужчине, знающему наизусть десятки стихов (а Семен как  раз таким и был), --
самое милое дело. Вот только сейчас присутствие очередной его пассии  мешало
мне с ним нормально поговорить: по всей  видимости, подруга требовала к себе
внимания; наверное,  у  них вот-вот все должно было случиться --  а тут нате
вам...
     -- Извини, товарищ  командир, но нельзя как-нибудь по-быстрому?  Самый,
можно сказать, интимный момент... -- забормотал было Артист. --  Но тут же и
осекся, словно  просыпаясь:  -- Случилось  чего, командир? Да забудь, что  я
тебе говорил. Давай, если надо, сейчас и прикачу!..
     -- Ну  уж  -- прикачу! -- поддразнил я его. -- Да не мычи, не мычи. Ишь
обиделся он!  Ничего  серьезного,  Сеня.  Просто  соскучился я  по  тебе, по
ребятам,  а потому есть у  меня одно к тебе  предложение... Ну не  буду тебя
отрывать  от приятного времяпрепровождения, как только  проснешься завтра --
сразу же позвони мне, сюда, в Затопино. Усек?
     Но мои слова возымели совсем не тот эффект, на который я рассчитывал.
     --  Погоди!   --  рявкнул   вдруг  Артист   на  свою  подругу.  --  Что
случилось-то? -- встревожено спросил Артист.
     -- Да ничего, ничего,  говорю же! Просто мы  всей командой собрались на
рыбалку, тебя для полного комплекта  не хватает. Позвони завтра, обсудим все
на свежую голову.
     -- Обязательно! Извини еще раз, командир...
     -- Да все нормально, Семен! Девчонка-то хоть ничего?
     -- Отпад!
     -- Ну тогда желаю поменьше спать, побольше работать.
     -- Взаимно.
     Он  положил  трубку.  Я хмыкнул:  а  что, Артист  иногда  бьет в  самую
точку... Ну признайся себе честно, когда ты  со своей Ольгой в последний раз
вот  так вот, как  Артисту пожелал, не спал  всю  ночь?  Ох, и давно  же это
было!.. Пожалуй,  как  раз тогда,  когда мы  в  прошлом году  целехонькими с
последнего дела вернулись -- тогда мы  с Олей несколько ночей подряд друг от
друга отлипнуть не могли...
     От воспоминания о том сладком времечке у меня весь сон как рукой сняло.
Я посмотрел  на часы:  три  ночи. Я представил, как стану будить  Олю, чтобы
потушить зажегшийся внутри меня пожар, и мне стало  неловко самого себя: вот
ведь  дурак я  какой, она тебя каждый день ждет. А ты вместо этого забиваешь
себе голову какой-то столяркой, какими-то подрядами...
     Я  зашел в спальню, разделся  и  улегся  под  теплый бочок моей  сладко
посапывающей  женушки. Сердце мое  колотило по ребрам,  но  я не давал  себе
волю,  лишь позволил себе  легонько дотронуться губами до ее волос,  а потом
уткнуться носом в ее голое плечо. Но и этого было достаточно: Оля  повернула
ко  мне свое  сонное личико  и,  так и не раскрыв глаз, крепко-крепко обняла
меня за шею, прижимаясь ко мне всем своим ладным, горячим телом. По голове у
меня пошел  туман --  и  пожелание  Артиста в  этот остаток  ночи  сбылось в
точности...
     Назавтра утром, перед тем как отправиться на место нашего общего сбора,
я поцеловал на прощанье Олю, чмокнул спящую в эти ранние часы Настену, сел в
свой "патрол" и покатил с легкой душой в сторону Москвы. Но вначале завернул
в нашу сельскую церквушку -- есть у меня такой обычай: в  смутную минуту, да
и просто перед  тем, как  надолго  покинуть  Затопино, наведываться  сюда, в
Спас-Заулок.  Отец  Андрей,  настоятель  церкви,  готовил  храм к  заутрене,
поэтому  у   него   было   уже   открыто.   Я   вошел   в   храм,  купил   у
старушки-привратницы семь свечей, зажег их  и поставил у алтаря -- две свечи
за упокой, пять за здравие.
     -- Что, снова собрался куда? -- спросил, подходя ко мне, отец Андрей.
     -- Да нет... Так, с ребятами своими повидаться решил...
     -- Все мотаешься, места  себе не  найдешь...  -- неодобрительно покачал
головой  священник.  Но  все же  перекрестил меня, благословляя, и  ушел  за
царские врата, -- видимо, понимал, что сейчас мне хочется побыть одному...
     В чем-то отец Андрей был прав: спокойная затопинская жизнь оказалась не
по мне. Когда было много работы,  это становилось  не  так заметно, но когда
наступало затишье... В общем, что тут говорить, кто  на войне  побывал,  тот
навсегда порченый. Не хватало мне адреналина в крови. Как говорится, сколько
волка ни корми, он все равно в лес смотрит.
     "Господи!  -- подумал  я. -- Неужели я вправду как волк дикий?.. Нет, я
не волк  и не хочу быть им!  Я  знаю, что моя  жизнь  и жизнь друзей моих не
катится по  гладким рельсам, но  ни себя, ни их мне  не в  чем упрекнуть: мы
делаем то, что в наших силах, мы можем отличать  добро от зла, --  и Ты тоже
знаешь  это, Господи. Ну дай ответ  мне, почему, если  я  не волк, меня  все
равно так и тянет в сторону от нормальной, спокойной жизни?  Разве я виноват
в том, что умею только то, что умею? Сколько раз я и ребята мои,  за которых
я сейчас поставил Тебе  свечи, смертельно рисковали своими жизнями и убивали
сами -- а мир от этого лучше не становится.  Боже, за  что  такая ноша? Если
это  навеки, то хотя бы скажи, почему ты выбрал именно нас?  Если бы  я знал
это, мне бы было  легче... Я верю, что все  в наших жизнях  идет так, как Ты
хочешь. Но ответь мне, чего именно Ты хочешь?.."
     Пока  я подобным образом пытался  общаться с  Богом,  поставленные мною
тоненькие  свечки  догорели  чуть  не  до  середины.  Я,  конечно,  не  ждал
сиюминутного откровения свыше, но все же задержался в храме еще  на немного:
здесь, в этих  стенах, перед иконами, словно окутанными аурой тысяч  людских
радостей  и  печалей, в голову  приходят совсем не мирские мысли... И только
после того,  как я почувствовал,  что  так  и оставшиеся без ответа  вопросы
больше не нарушают в моей душе обычного равновесия, я вышел из церкви.
     А вскоре я действительно одного за другим обнимал своих ребят. И  я был
очень рад их всех снова видеть...
     До  Успения,  заброшенной  деревушки  на  самом берегу  Волги, почти  в
тридцати  километрах  южнее  крупного  приволжского  областного  центра,  мы
добрались без приключений. На рыбалку мы выехали на двух машинах.



     В  моем красавце  "патроле" ехали Док и Боцман. Артист залег  на заднее
сиденье "шестерки" Мухи и, как  потом рассказал нам  Олег, проспал почти всю
дорогу.  Видно,  подруга  перед отъездом  ему попалась  боевая, и  теперь он
отсыпался за предыдущие двое суток.
     Нынешнее  место я знал: когда-то давно, еще до училища,  меня сюда  уже
вытаскивал один мой бывший  приятель, одноклассник. Можно сказать, я тогда в
первый  раз по-настоящему понял, что такое  настоящая рыбалка и как выглядит
настоящая рыба.  Потом  были  другие рыбные  места,  но  сюда мне  постоянно
хотелось вернуться. Однако вот только сейчас подвернулась такая возможность,
и я благодарил  судьбу за то, что мое давнее желание осуществилось. А уж то,
что я приехал сюда со своими  лучшими  друзьями,  придавало нынешней поездке
радостное ощущение настоящего праздника.
     Для конца мая погода была не слишком теплой. По ночам все еще холодило,
и  только  к  полудню становилось тепло, и  можно было  скинуть  с себя наши
походные бушлаты.  Так что в первую же  ночь мы убедились в том, что не  зря
взяли  с  собой  вместительную  армейскую палатку  и  отличные спецназовские
спальники  на гагачьем  пуху -- такие мы брали в горные рейды в Чечне, когда
уходили на несколько суток в свободный маршрут.
     Первый  день  ушел  у  нас  на  обустройство  и  разговоры.  На  второй
проверили,  на что мы  еще  способны после зимней  спячки.  Оказалось,  что,
несмотря  на  все  наши  обычные  заботы,  боевую  форму  всем  нам  удалось
поддержать  на вполне приличном уровне. И только после  того, как мы  в этом
убедились, решили, что пора и порыбачить.
     Клев  был сказочный:  после  ледохода  оголодавшая за  зиму рыба  клюет
буквально  на  все. Время было  подходящее:  весенний  паводок давно  сошел,
берега успели подсохнуть и  можно было не  волноваться, что  мы  останемся с
пустыми руками. В первое же  утро Боцман ухитрился поймать  громадного  леща
килограмма  на три. Мы с Доком  тоже не  подкачали, за час выловив с десяток
отличных подлещиков, каждый из которых был под  пол кил о весом. Артист вяло
наблюдал за  происходящим:  как выяснилось, к  рыбалке  он был равнодушен  и
поехал с нами  просто за компанию.  А Муха возился со своей  "шестеркой": за
время дороги что-то там у него все же барахлило.
     --  Я  еще наверстаю, --  говорил он  нам,  --  а  пока я лучше  тачкой
займусь. А для удовлетворения  наших  низменных запросов о  пропитании и вас
троих хватит...
     На  уху  хватило.  Даже  с избытком. Часов  в  десять мы  остановились,
вовремя  сообразив,  что пойманную рыбу  негде  хранить  и  мы не  успеем ее
обработать. У меня  в  багажнике  лежала коптильня, в которой мы  собирались
доводить рыбу до нужной кондиции. Но коптильная камера по нашему  улову была
небольшой, за один раз  в нее помещалось от силы четыре-пять рыбешек  -- тем
более  если  речь шла  о  таких внушительных, как  наши  нынешние,  трофеях.
Скажем, лещ-рекордсмен Боцмана еле-еле вместился  туда. Жаль было его резать
--  ведь  какой  это кайф потом продемонстрировать  такую солидную копчушку,
выловленную некогда собственными руками!
     Поэтому Док  с  Боцманом занялись разделкой рыбы,  Артист отправился  в
деревню за топливом для костра, я возился с коптильней, а Муха был у всех на
подхвате и скорее мешал, чем помогал нашей работе.
     Часам к трем,  когда  от большого котла  с готовящейся  на  костре ухой
повалил  такой вкусный запах, что мы не  успевали  сглатывать слюну,  Боцман
начал  накрывать  на  стол. Мы  ребята простые,  так  что  все  у  нас  было
по-походному, без затей:  раскинули брезент неподалеку от костра  и вывалили
на  него  все, что взяли с собой. И тут неожиданно  выяснилось, что на нашем
роскошном  столе не  хватает самого важного -- хлеба. Вообще-то  мы в дорогу
конечно  же брали кое-какой  запас. Но, видать, чего-то с непривычки (или  с
отвычки) до конца не додумали -- хлеба у нас оставалось всего ничего, и надо
было срочно кому-то отправляться на  его добывание. Что, впрочем,  в здешних
хлебных краях да при наличии двух машин проблем не должно было составить.
     -- Ну, ребята, кто у нас самый быстрый? -- Ответа мне не требовалось, я
его и  так знал. -- Олежек, ты  помнишь то место, где  мы к деревне с трассы
съехали? Там  вроде  магазинчик стоял.  Ты  все  равно без дела  слоняешься,
сгоняешь?
     -- Нет проблем! -- кивнул Муха.
     --  Боцман,  тебе присматривать за ухой, -- сказал  Док, -- я с  Олегом
прокачусь за компанию.
     Он незаметно подмигнул мне: дескать, поеду  контролировать  ситуацию, а
то Муха затормозится возле какой-нибудь местной красотки лет двадцати -- жди
его тогда до второго пришествия... Я согласно кивнул:
     -- Давайте, только мигом. Через двадцать минут уже все готово будет.
     Они сели в Мухин "жигуль" и укатили.
     Прошло  пятнадцать  -- двадцать  минут. Затем  еще  полчаса,  час... Мы
втроем сидели у раскинутого на земле  брезента, заменяющего  собой стол, и с
нетерпением ждали появления наших гонцов. Уха  вкусно парила  над остывающим
костром, вынутая из реки водка успела согреться, а их все не было и не было.
Боцман  уже  места себе не находил, да и  мне  с Артистом как-то  не по себе
было, с ребятами явно что-то случилось.
     -- Так, -- сказал я, -- вы оставайтесь тут, а я поеду за ними. Может, у
них что с машиной. Ждите. Я мигом!
     Я вскочил в свой "патрол"  и уже  через пять  минут  был у придорожного
магазинчика. Рядом с палаткой стоял "жигуленок" Олега, но ни его  самого, ни
Дока  поблизости  не  наблюдалось. Я подошел  к палатке,  постучал в  обитую
жестью дверь.
     -- Чего надо? -- спросил из палатки недовольный мужской голос.
     -- Выйдите, поговорить надо.
     -- Ходят тут всякие... Иди к окошку, там и поговорим!
     Я  обошел  ларек и нагнулся  к узкой  прорези в  металлической решетке.
Продавца  можно было  понять: на дороге  лихих проезжих  предостаточно, а  в
своем железном ларьке он как в крепости...
     -- Вы не видели, куда делись мои друзья? -- спросил я у продавца.
     -- Какие друзья? Откуда я знаю!  -- Глаза у продавца тревожно забегали;
и дураку было ясно, что он врет.
     --  Но вот  же их машина стоит. Они к вам поехали за  хлебом, куда  они
делись?
     -- Не знаю, я ничего не видел...
     Лицо ларечника исчезло внутри палатки. Я понял, что по-хорошему от него
ничего не добьюсь.  Что  ж, он сам виноват... Я обошел палатку, примерился к
двери  и без особого труда одним  ударом вышиб дверь. Зайдя в  ларек, я взял
испуганного продавца за шиворот и вытащил его на воздух.
     -- Рассказывай, сволочь, что случилось  с моими друзьями! Или я  сейчас
вышибу тебе мозги, как эту дверь!
     Для пущей острастки я как следует  тряхнул его. Зубы у мужика клацнули,
он сглотнул слюну и быстро-быстро заговорил:
     -- Их  чечены замели. Ваши и вправду тут хлеб  у меня брали. А тут  как
раз грузовик остановился, оттуда один черный вылез -- сигареты купить... Как
у них началось, я не видел. Только уже когда один из  ваших кому-то, видать,
здорово врезал и тот заблажил, -- ну я и выглянул. А там...
     Он замолчал.  Его  кадык  бегал вверх-вниз по худой  шее, как  будто он
взахлеб пьет воздух.
     -- Что -- там? -- Я снова встряхнул его.
     --   Чеченцы,  с  автоматами...  Били  этих  ваших  друзей  прикладами,
ногами...  Я думал, их убьют  сейчас, испугался: они же звери, кавказцы эти,
всем известно...
     -- Много их было?
     -- Человек десять, не меньше...
     -- И что потом?
     -- Потом... потом они  их связали и бросили в грузовик. Один чеченец  к
ларьку подошел,  сунул мне дуло в окно  и сказал, чтобы я молчал, если живым
хочу остаться... Потом они уехали.
     Что-то в рассказе продавца  не  стыковалось, я это  чувствовал, но пока
никак не мог определить, что именно.  Ну,  допустим, Док с Мухой по каким-то
причинам сцепились с проезжающими мимо чеченцами... Хотя  и Док и  Муха вряд
ли стали  бы нарываться на случайный дорожный  конфликт,  значит, их  к тому
вынудили... Возможно, чтобы  не лечь под пулями  здесь же, в  пыли,  ребятам
пришлось позволить  избить себя. Но зачем чеченцы  взяли их с собой? Они  же
могли  их запросто  пристрелить  --  и  все, конец... Банальная  разборка на
дороге,  разбирайся потом,  кто, чего  и  как. А тут ребят сперва  избивают,
потом связывают,  похищают... Нет, это не  похищение: если  бы  эти  чеченцы
промышляли  похищением людей, они бы и Мухину машину заодно взяли. Ну а если
эти чеченцы  не банальные похитители, то  подавно  не стали бы оставлять  за
собой следов: угнали бы "жигуль" от этого места, а  потом где-нибудь бросили
или сожгли... Вот, нашел! Машина! В машине нестыковка!
     -- А почему они моих друзей забрали, а машину их оставили? -- спросил я
продавца.
     -- Тот чеченец сказал,  чтобы  я  машину  не трогал, они  за ней  скоро
вернутся.
     "Это уже что-то... -- подумал я, -- хоть какая-то  зацепка... Хорошо бы
предупредить Боцмана с  Артистом... Но уедешь сейчас -- а чеченцы как раз за
мухинской  машиной и заявятся!  Оставаться  здесь  и  действовать  самому --
ребята  на  берегу будут  беспокоиться... Остается  только один  выход: надо
сделать так, чтобы чеченцы сами к нам на берег заявились".
     --  Так,  слушай внимательно... -- сказал  я продавцу. -- Когда чеченцы
появятся, скажешь  им, что я приезжал и искал своих друзей. Скажи, что я был
на крутой тачке и  что поехал за двумя своими корешами, которые  остались  в
Успении. Если  у тебя спросят, кто мы  такие,  ответишь, что  мы  рыбаки  из
Москвы. И еще скажи, что ребята  крутые и своих  друзей в  беде не  оставим,
найдем этих чеченцев даже под землей... Ты все понял?
     -- Да... Может, вам лучше в милицию обратиться? Они же с оружием...
     -- Это успеется. А пока сделай так, как я прошу, очень выручишь...
     Для  верности  я сунул в  потный кулак  продавца пятьдесят долларов. Он
немедленно спрятал купюру в карман.
     -- А что, если они со мной и говорить не захотят? -- спросил продавец.
     -- А  ты постарайся... Если чеченцы  к нам  в Успение приедут, получишь
еще столько же.
     Я направился к своей машине,  а продавец  немедленно  начал приводить в
порядок покореженную дверь.



     Вернувшись на берег, я рассказал Боцману  и  Артисту обо всем,  что мне
удалось выжать  из хозяина палатки. Реакция ребят была точно такая,  как я и
ожидал, обдумывая по дороге складывающуюся ситуацию: оба немедленно захотели
поехать к магазину и встретить чеченцев прямо там, у мухинского "жигуленка".
Я их понимал, но идея выйти на прямой контакт с десятком вооруженных "духов"
не казалась мне плодотворной.
     --  Во-первых,  слишком  много  всяких  "но",  --  остудил я ребят.  --
Во-вторых, это ни к чему не  приведет. Ну  даже если накостыляем мы чеченцам
за  милую душу, то  парням это не  поможет! А потом, где  гарантия,  что нам
расскажут, куда они Дока с Мухой утащили?
     --  Как это  -- не  расскажут, --  психанул Артист.  --  Да  я  из  них
самолично всю душу вытрясу!
     -- Может быть, у тебя это и получится, Семен...  А  если эти, посланные
за нами  сами ничего не знают? Где нам  тогда  ребят  искать? Нет,  тут надо
действовать наверняка...
     У меня уже сложился план дальнейших действий, но я заранее  был готов к
тому,  что ребятам  он  может  не  понравиться,  и поэтому подводил  к  нему
издалека. Все дело было в том, что я по-прежнему оставался  командиром своей
группы  --  группы  отличной,  лучшей  в  мире,  но,  во-первых,  совершенно
невооруженной. Во-вторых, -- группы, оказавшейся здесь ради рыбалки, а вовсе
не ради  того, чтобы кто-то из моих орлов отправился вот так, ни с того ни с
сего, на тот  свет.  В ушах у меня  так и звенели  слова  боцмановой Светки:
"Митя -- он у нас с сыном единственный..."
     -- Так что ты надумал? -- не выдержал, поторопил меня Боцман.
     -- Чеченцы сами нас привезут к  ребятам, --  ответил  я. -- Надо только
помочь им в этом.
     -- Это как же? -- поинтересовался Артист.
     --  А мы  позволим им  взять  нас  в плен. Помашемся с ними немного для
виду, потом они нас повяжут и отвезут куда нам и надо. А уж там...
     -- Это-то как раз  понятно,  -- сказал Артист, -- но скажи,  ты уверен,
что твой план реальнее моего?
     -- Да. По крайней мере, так хоть появляется шанс остаться в живых...
     -- Ладно, командир, тебе решать... -- согласился Артист.
     -- А ты, Митя? -- спросил я у хмуро молчащего Боцмана.
     --  Я  --  как  прикажут...  Надо  сдаться  этим  чурекам,  --  значит,
сдадимся... -- ответил он и тоскливо вздохнул.
     Тоже, значит, не лежала душа.
     Мы уселись рядом с остывшей ухой и стали ждать гостей.



     -- Едут! -- первым заметил их  Артист  и указал на легкий  столб  пыли,
движущийся в нашу сторону.
     К нашему импровизированному  столу, обдав пылью и нас, и нашу уху, лихо
подкатила белая "Волга". И тут же  из  нее высыпало пятеро "чехов", одетых в
камуфляж. При  виде их наглых бородатых рож у меня сразу аж руки зазудели от
желания сбить  с них эту спесь  -- не зря  говорят, что кулаки,  мол, иногда
чешутся...
     Я поднялся с земли. Артист и Боцман встали рядом  со мной --  теперь мы
все трое прикрывали друг другу спины. Кто-то считает -- пассивная позиция. Я
повторюсь: драться не входило сейчас в наши планы, как  бы ни чесались у нас
кулаки. Нашей целью была оборона.
     А  дальше началось то,  что началось. Откуда-то  сзади, из-за пригорка,
выскочила  еще одна машина --  "Жигули"  -- и точно так  же,  как и "Волга",
окутав   нас  клубом   пыли,  резко  затормозила  перед  самым  брезентом  с
разложенной на нем едой и посудой. Из машины вылезли еще пятеро.
     -- Боцман, -- шепнул я, -- только не перебарщивай...
     Начать махаловку спровоцировал их Артист.
     -- Эй,  ты, поосторожнее  там!  -- сказал  он  одному  слишком  резвому
"чеху", наступившему на наш стол грязным сапогом.
     А спустя мгновение бородач пнул наш котел  с ухой  ногою,  и когда она,
аппетитно  паря  в  воздухе,  разлилась  по брезенту, это послужило сигналом
перестать изображать удивление от неожиданного визита, а начать действовать:
ведь  такого  хамства  настоящий  мужчина прощать не может, потому что после
такого любые разговоры -- всего лишь бесполезное занятие.
     Я ринулся на  ближайшего  же  бородача и,  не мудрствуя  лукаво, провел
левый отвлекающий,  а когда "чех" немного  сдвинулся  в сторону, без особого
усилия влепил ему правой прямо в солнечное сплетение. Но влепил качественно:
чеченец захрипел, согнулся в три погибели, затем упал на  бок и покатился по
земле к  брезенту, давя приготовленную  нами закуску. Пока первый  падал,  я
успел достать боковым ударом локтя в челюсть второго противника. Его  голова
мотнулась,  широко разбрызгивая кровавую  слюну,  он дико завыл, отступая от
меня назад, и мне  стоило большого  усилия сдержать себя  и не добить его до
конца. На меня уже летели еще двое. Но это ничего, главное, что они  пока не
схватились за оружие. В  чем тут дело? Не успели еще сообразить, что к чему?
Не  ждали отпора? Или среди них нет настоящих  вояк, а так  -- одни пастухи,
как любит говорить генерал Шаламов?
     Я увидел краем глаза, как Боцман схватил за шкирку одного из нападавших
и  с размаху  въехал  лбом  ему  в  рожу.  Тот  упал, и  Димка  потянулся за
следующим. Семен, крутясь как  юла  между трех  нападавших на него чеченцев,
устроил целое представление, развлекая себя, раз не имел права оттянуться по
полной:  он умудрялся отбивать  удары всех  троих и одновременно наносить им
довольно ощутимые, обидные удары -- в нос, ниже пояса...
     Среди чеченцев, как правило,  не встречалось хороших рукопашных бойцов,
это я  знал по своему  боевому опыту. Они  могли хорошо знать различные виды
стрелкового оружия  и  отлично  стрелять  из него,  некоторые из них неплохо
разбирались в  подрывном деле; единицы владели холодным оружием и всеми теми
штуковинами, которые использует в своей работе  спецназ, ну а в единоборстве
они, конечно, нам явно уступали. Да  в принципе им это умение не было нужно:
им хватало умения сбить  "стингером"  или "иглой" вертолет,  подбить  из РПГ
танк  или  бээмпэшку,  поставить  фугас,  снять  зазевавшегося  солдата   из
снайперской  винтовки  или  умения  владеть своим  "калашом"  не  хуже,  чем
столовой  ложкой...  Даже  пресловутым  профессионалам-наемникам, которые со
всего мусульманского  мира съезжались  на заработки в Чечню, далеко было  до
настоящих  диверсантов, какими были мы. Поэтому, положа руку на сердце,  нам
троим не составило  бы труда справиться с десятком пусть даже  и вооруженных
"чехов", если бы не та задача, которую мы перед собою поставили.
     Так  что приходилось себя  сдерживать: я, к примеру, каждый раз,  когда
мог навечно  вырубить  любого из  своих противников,  или  останавливал  уже
идущий в цель удар, или просто не наносил его, уходя в глухую защиту.
     Видя,  что нарвались  на  серьезное  сопротивление,  нападавшие  решили
изменить свою тактику. Они  отступили на несколько шагов и встали вокруг нас
полукругом,  перекрыв  нам  возможность  отхода  к моему стоящему неподалеку
"патролу". Все это они проделали в  абсолютном молчании. Слышно было  только
мычание  одного  из  них  --  того,  кого  приложил, насадил на  калган, как
говорили  раньше дворовые специалисты, Боцман. Видимо,  он  сломал ему  нос.
Один из бородачей нырнул в "Волгу" и появился оттуда, держа в руках какой-то
продолговатый  предмет,  похожий на толстое  и  короткое  ружье. Я  знал эту
штуку:  такие  ружья  на  Западе  используют егеря,  чтобы  ловить  дичь;  в
напоминающем  гранатомет  стволе  размещается капсула  с прочной  капроновой
сетью  три метра на три.  На тыльной стороне  капсулы -- небольшой пороховой
заряд, позволяющий  выстреливать  эту  сеть метров на двадцать --  тридцать.
После  выстрела  капсула  разваливается,  сеть  расправляется  в  полете   и
накрывает того,  на кого было  направлено  ружье.  При определенной сноровке
такое ружье может быть чрезвычайно эффективным.
     Что  и  было нам продемонстрировано.  Ну что  ж, мы  ведь знали, на что
идем. Первой жертвой стал я. Меня накрыло сеткой, и она сковала мои движения
почти полностью.  Единственное,  что  я  мог, топтаться  на  месте,  пытаясь
достать  висящий  у меня на поясе нож,  чтобы  разрубить им путы. Но  пока я
топтался, меня, беззащитного, сбили с ног. Боцман и Артист еще отбивались от
нападавших, стремясь прийти  ко мне на  помощь, но  бородач перезарядил свою
пушку -- и моя участь постигла сначала Боцмана, а потом  и Артиста, который,
впрочем, успел  хорошо  достать двоих боевиков.  Связав и  от  злобы испинав
ногами до бессознательного состояния, нападавшие  побросали  нас в багажники
машин и, как я и планировал, отвезли туда, где  мы  встретили наших друзей и
откуда, как я уже рассказывал, сбежали на белом джипе хозяина виллы.
     Как позже выяснилось, Док и Муха сразу поняли, что судьба вынесла их на
боевиков -- но, увы, это знание помочь нашим ребятам никак не могло...



     Муха   под  сочувственным  взором  Дока  стоял   у  витрины  небольшого
придорожного магазинчика на развилке и с сомнением разглядывал лежащий перед
ним хлеб, по которому лениво  ползали жирные, одуревшие от  майского  солнца
мухи.
     -- Давно он у вас лежит? -- наконец спросил Муха у продавца.
     -- Кто,  хлеб-то? Не бойтесь, хлеб свежий,  сегодняшний, --  усмехнулся
продавец и нехотя смахнул мух с ближайшей к окошку буханки.
     Пока  Муха  философски  прикидывал, стоит брать  такой хлеб  или  лучше
обойтись  совсем без него, Док бесцельно  бродил вокруг ларька, рассматривая
местные  достопримечательности.  Вообще-то  таковых здесь не наблюдалось:  и
влево и вправо тянулась  волжская степь,  правда в это время уже покрывшаяся
зеленью и разноцветьем. Кое-где степные равнины пересекали весело зеленеющие
лесополосы.
     Вот  этим-то  пейзажем  и  любовался Доктор, когда  к развилке подкатил
КамАЗ. Шофер остался  сидеть  в кабине,  а  из грузовика показался плечистый
кавказец в черной турецкой  кожанке  и,  грубо  отодвинув  плечом невысокого
Муху,  навис  над окошком  --  ему  нужны  были  сигареты.  Муха  недовольно
поморщился, но  возмущаться не стал -- перетерпел, помня, что уха уже готова
и дело лишь за ними с Доком, то бишь за хлебом. Док, заметив возникшее возле
ларька  перемещение, подошел  к  Мухе,  чтобы быть к нему  на  всякий случай
поближе.  Обходя  КамАЗ,  он  машинально,  по старой  разведческой привычке,
скользнул взглядом по задравшемуся от встречного  ветра чехлу грузовика -- и
то,  что мелькнуло  у  него перед глазами,  заставило  его остановиться. Он,
оглядевшись  по сторонам, подошел ближе к борту и, стараясь сделать это  как
можно незаметнее, распахнул чехол и заглянул в глубину кузова. На это у него
ушла буквально  секунда, но Доку и ее было достаточно. Он с задумчивым видом
подошел к Мухе.
     -- Док, как думаешь, этого хватит? -- Муха показал охапку купленных  им
буханок.
     -- Под уху все  уйдет...  -- занятый  своим,  пробормотал Док и схватил
Муху  за рукав.  --  Погоди  ты  с  хлебом,  Олег,  надо  бы  тут  одну вещь
прояснить... -- Док оглянулся  на грузовик. -- Эй,  постой! --  окликнул  он
идущего к КамАЗу кавказца с сигаретами.
     --  Ну ты даешь, Док! -- удивленно сказал  Муха. --  Какая вещь? Ребята
ведь ждут!
     -- Подождут!.. -- отмахнулся Док  и,  видя, что кавказец остановился на
его оклик, хищно двинулся к нему.
     Муха,  сокрушенно покачав годовой, понес хлеб к "жигуленку"  -- случись
что, не стоять же среди заварухи с буханками в руках, верно?
     -- Откуда у тебя это?  --  спросил Док у  кавказца и кивнул  головой  в
сторону кузова.
     -- Что -- это? -- спросил кавказец, мгновенно напрягшись. По всему было
видно, что вопрос Дока ему очень не понравился.
     Док,  откинув  полог,  отвел его в  сторону,  словно давая  и  кавказцу
возможность увидеть то, о чем он его спрашивает.
     Кавказец что-то гортанно крикнул шоферу  и попытался вырвать брезент из
рук  Дока.  Но  Иван  легонько, но профессионально  пихнул  того  локтем,  и
кавказец,  оступившись,  неожиданно для  себя оказался  на дороге на четырех
точках.  Муха, до  сих  пор наблюдавший за происходящим  издали,  на  всякий
случай заспешил к грузовику.
     --  Что  случилось? --  спросил  он  у Дока,  подбегая. -- Чего ты  там
углядел?
     -- А вот видишь?
     Док закинул брезентовую полу на крышу фуры и показал Олегу на стоящую в
глубине кузова бочку еще не виденного Мухой стандарта. Бочка была окрашена в
светло-зеленый  цвет,  а  по  боку  ее  трафаретными  большими  буквами  шла
какая-то, скорее всего армейская, маркировка.
     -- Бочка как бочка... -- хмыкнул Муха. -- Мало  ли у нас такого барахла
в войсках!
     --  Олег,  эта  бочка  не какое-то там  барахло.  Это,  чтоб  ты  знал,
контейнер  из-под  бактериологического  оружия.  И,  возможно,  он  даже  не
пустой... Понимаешь, к чему  это я? Без охраны, в  гражданском  грузовике, с
какими-то подозрительными людьми... Но даже если этот контейнер и пустой, он
никак не должен быть здесь!  Между  прочим, бактериологическое  оружие давно
запрещено, есть специальная конвенция ООН...
     -- Ни хрена себе! -- почесал, затылок Муха. -- А ты уверен, что это бак
-- бактериологическое оружие? Может, это какая-нибудь другая маркировка?
     -- Нет, Олег, это  оно. Ты не  забывай,  что  я  в  свое  время  прошел
спецподготовку... Так что тут ошибки быть не может...
     Пока  друзья  разглядывали  контейнер,  кавказец,  покупавший сигареты,
залез в кабину.
     -- Выходи! -- приказал ему Док, подойдя к дверце и дергая ее. Но дверца
не открывалась, -- похоже, кавказец заблокировал замок.
     -- Ну и что мы должны дальше делать? -- Муха полез в затылок.
     --  Этого  еще  не знаю... -- ответил  Док. -- Но  одно знаю наверняка:
нельзя давать им возможность  уехать. Знаешь что, давай-ка подгони пока сюда
свою тачку, поставь перед грузовиком, а дальше видно будет...
     Как ни  странно,  шофер, видя  эти их  маневры, даже  не делал  попыток
завести грузовик и двинуться с места; казалось, он чего-то ждал...
     И дождался: на шоссе далеко впереди показался еще один КамАЗ, он быстро
приближался к магазину  у развилки; вот он поравнялся с ним, затормозил -- и
грузовик, окутанный шлейфом пыли,  остановился бок о бок  с первым.  Это был
точно такой же фургон, с точно таким же пологом. КамАЗ еще не остановился, а
из кузова уже посыпали на землю вооруженные автоматами бородатые люди.
     Теперь Доку  стало понятно, почему шофер  первого КамАЗа не уезжал:  он
вызвал  подкрепление.  Как  -- по рации или мобильному телефону -- было  уже
неважно:  главным было то, что  на  безоружных Дока  и Муху  вдруг свалилась
целая орава вооруженных людей...
     Друзья  прижались спинами  к борту  грузовика и  начали  отбиваться  от
наседающего  на  них  противника.  Перед  ними  стеной  стояли  разъяренные,
размахивающие  автоматами,  как дубинами, бородатые бугаи. Конечно, какое-то
время ребята держались. Муха, отбиваясь, смог  вырубить одного ударом своего
сапога в голень, другому провести боковой удар в висок, но тут на его голову
откуда-то  сверху обрушился  страшный удар приклада,  от  которого  в глазах
потемнело -- и Муха потерял сознание.
     Дока взяли не так скоро. Сначала он успел смачно отметиться на одном из
нападавших: стоя спиной  к  борту,  Док  подтянулся  и что есть  силы влепил
согнутыми ногами каблуки прямо в лицо  стоящего перед ним боевика. Этот удар
резко отбросил бородача назад,  и, падая, он сбил с ног еще двух стоящих  за
ним  нападавших. В следующее мгновение Док  уже  снова  был на  ногах и даже
успел достать ударом кулака следующего противника. Но тут один из нападавших
бросился,  как кошка, Доку  под  ноги, и Док, подгоняемый ударами прикладов,
рухнул на землю. На него кинулись сразу несколько человек --  его продолжали
бить и  связанного и в какой-то момент особенно сильно ударили по голове  --
похоже,  старались, чтобы и  он потерял сознание.  Потом вслед за Мухой  его
закинули в  кузов грузовика  и  куда-то повезли. Очнулся Док уже в  какой-то
комнате. Рядом с ним на полу валялся связанный Муха.
     --  Кто вы?  Зачем  пристали  к  моим людям? --  с  сильным  кавказским
акцентом  спросил у  Дока сидящий  перед ним бородатый мужчина  с лежащим на
коленях "Калашниковым".
     Док промолчал. Бородач ногой ударил Муху в живот и повторил свой вопрос
уже ему. Муха зло выругался, но тоже отвечать не стал.
     --  Считаю до трех, -- сказал  допрашивающий, -- первым умрешь ты... --
Он указал на Дока. -- Один, два...
     Док   понял,  что   молчать   глупо.  Надо   было  быстро   выкладывать
правдоподобную легенду.
     -- Мы рыбаки, --  сказал он -- Глупо, конечно, получилось...  А все вот
он, -- кивнул Док на Муху. -- Обиделся на вашего человека, тот толкнул моего
друга, ну мы и решили, что надо его проучить.
     Бородач  что-то  гортанно приказал одному  из своих людей. Тот  вышел и
вскоре вернулся с толкнувшим Муху кавказцем.  Сидящий перекинулся парой фраз
на своем  языке  с  только  что пришедшим, затем кавказец в турецкой кожанке
вышел.
     --  Врешь  ты  хорошо,  --  сказал бородач Доку, -- я  даже  почти тебе
поверил. Но если все было так, как ты говоришь,  зачем стали совать свой нос
в кузов?  Как  мой человек говорит, ты сразу понял, что там...  Знаешь,  для
обычного любопытного  это как-то  слишком  профессионально,  не  находишь? А
может, вы  из ФСБ?  Лучше ответь мне честно, я  пощажу тебя, если ты скажешь
мне правду. И советую не молчать: у нас найдутся способы развязать язык даже
немому.
     -- Я  уже  сказал правду. Мы  рыбаки.  Наши друзья послали  нас  купить
хлеба.  А с маркировками  я знаком потому,  что  когда-то  служил  в армии в
химвойсках. Если  бы мы были из ФСБ и следили за вами специально, у нас было
бы с собой оружие...
     -- Хороший боец не всегда тот, кто вооружен...
     По тому, как бородач расставлял акценты в своих вопросах, по реакции на
его  ответы Док  понял,  что  имеет  дело  не  с  простым  командиром,  а  с
профессиональным контрразведчиком.
     -- Ты можешь не опасаться нас, мы с другом никому ничего не  расскажем,
-- осторожно сказал Док.
     -- А  вы и так ничего  не  расскажете, -- усмехнулся  бородач. -- Я  не
обязан  тебе  верить.  Пока  ты  меня  не  убедил,  что  говоришь  правду...
Посмотрим, как ты заговоришь в другом месте.
     Бородач снова отдал какой-то приказ  своему бойцу. Из  всего сказанного
Док  уловил только одно имя  -- Султан.  Затем на их  с  Мухой головы надели
плотные  темные мешки, снова  закинули в кузов  грузовика и куда-то повезли.
Спустя час  друзья оказались  лежащими  в глухом подвале  на  полу, каждый в
своей каморке.
     Как оказалось, чеченец  решил  не  принимать  самостоятельных решений и
передал Дока с Мухой в руки своего командира, Султана.
     А командир,  после недолгого размышления, послал  за  "жигуленком" Мухи
двоих боевиков:  он решил, что, каким бы ни было решение Султана, машину  он
все равно заберет себе -- за причиненное беспокойство.
     Спустя  час боевики  вернулись.  Одному  из  них  продавец,  давясь  от
возбуждения словами, сказал все то, о чем его попросил Пастух.
     -- Командир, у  тех двоих были  друзья... -- Боевик был обеспокоен тем,
что он узнал от ларечника. -- Они точно станут искать своих...
     -- Ты спросил, откуда они и что тут делают? -- спросил командир.
     --  Да, узнал.  Они москвичи,  приехали на  рыбалку. Кажется, крутые...
Может, они из  какой-нибудь московской бригады? Те  двое очень  хорошо умели
драться...  Может, они  спортсмены  какие-нибудь типа каратистов? Надо бы их
остановить, пока они шум не подняли...
     -- Ты прав, Рустам, надо нейтрализовать и остальных. Бери людей и езжай
на то место. Только пока не надо их убивать -- пусть Султан сам  решает, как
с ними поступить. Разборки --  его дело, а наша забота --  выполнять главное
задание и беречь лагерь, а не возиться с не в меру любопытными...
     Так   все  пятеро  оказались  в  доме  известного  чеченского  полевого
командира  Султана  Аджуева, который  по  разработанному  советом  чеченских
полевых командиров плану еще за год до второй чеченской войны обосновался  в
самом центре России -- в Поволжье.



     Когда Док вкратце изложил историю их с Мухой пленения, у меня больше не
было вопросов, все сразу стало на свои  места. Нам еще повезло, что нас всех
не прикончили сразу на месте: видимо, их пахан Султан (из дома  которого, по
всей  видимости, мы и сбежали так эффектно) предупреждал своих  людей, чтобы
они  не поднимали  лишнего шума.  А  шум бы наверняка поднялся, если  бы  мы
неожиданно  исчезли. Можно,  конечно,  сделать так,  чтобы  от пяти  заезжих
рыбаков не  осталось ни малейшего следа. Но  для  этого  "чехам" вначале как
минимум надо было бы убедиться  в том, что мы  не  контактировали  с местным
населением. Все-таки они не в своей Ичкерии, и, похоже, этот контрразведчик,
который допрашивал ребят, решил подстраховаться, -- видимо, думал, что время
у  него еще  есть. А вышло  по-нашему: ведь противник не ожидал от нас такой
прыти...
     Хорошо, что  мы внешне совсем не выглядим как какие-нибудь голливудские
супербойцы. Это  только в кино командос,  как на  подбор, высокие и все  как
будто только  что  вышли из тренажерного  зала.  А на самом деле в  спецназе
таких бугаев единицы. В нашей команде разве что один Боцман под  этот шаблон
подошел бы. А, скажем, Муха -- юркий, малорослый и щуплый -- не боец с виду.
Но это очень обманчиво.  А, кроме  того, он стреляет как  бог, с обеих  рук,
любой транспорт водит, а уж по части взрывного дела просто незаменим.
     Док, само собой, у нас не только врач: после того как он побегал с нами
по горам в  Чечне, прошел курс  спецподготовки  в диверсионном  лагере,  его
статус в группе  -- выше не бывает. Он молчун, просто так ничего говорить не
станет. Но иногда он всех нас удивляет познаниями. К  примеру, так,  как он,
оружие разных стран и модификаций не знает никто.
     Артист другим берет:  он хитрый, жуть!  В  разведку с  ним ходить  одно
удовольствие: он так владеет искусством перевоплощения, что иногда в упор на
него смотришь и  не можешь понять,  кто стоит  перед  тобой... Вот повеселел
уже. Слава богу, что башка не пробита...
     Боцман -- надежность и еще раз надежность: будь то дозор, ночной рейд в
тыл врага или просто глупая  драка у пивного ларька. И  вообще, порой Боцман
-- клад  для командира: что  скажешь, то и сделает. И сделает хорошо. Док из
серии надежных во всем мужиков. Он и  старше всех и опыта жизненного  ему не
занимать, и умен изрядно. Я к его мнению часто  прислушиваюсь  --  не  имеет
никакого значения, что я числюсь  его командиром, а он  -- моим подчиненным.
Главное -- чтобы дело делалось и люди оставались целы.
     Ну  а я сам... Одним словом, Пастух. Но ребята  мои не бараны, а друзья
мне по жизни. Поэтому в группе нашей  давно повелось:  куда один, туда и все
-- иначе давно бы не ходить нам по этой земле... А носило нас  -- не дай Бог
другому такой жизни. Иногда  казалось,  что все,  хватит:  устали от запахов
крови и пороха. Но мы, я уже это давно понял,  Псы Господни: словно где-то в
вышних сферах  назначено  нам  охранять добро от зла, не становясь  при этом
такими же озлобленными и кровожадными, как те, с кем мы сражаемся.
     Кому-то  ведь надо быть и  Псами Господними. А коли от судьбы  не уйти,
значит, так тому и быть...



     Сейчас мы  мчались в роскошном трофейном джипе  туда, где чеченцы взяли
Дока с Мухой. Все правильно, узел надо  начинать развязывать там, где торчит
кончик.
     "Куй железо,  пока горячо". Хорошая пословица,  как  раз для  спецназа.
Нельзя  дать  этим  "чехам"  опомниться, собрать  свои манатки и убраться  в
другое логово; так что сейчас  время решало все. Надо обязательно  найти тот
КамАЗ  с пресловутым контейнером: если  он и  вправду с  тем содержимым, что
указан  на его маркировке,  то никаким чеченцам нельзя позволять иметь его в
своих  руках. Конечно,  по-хорошему  нужно  было  бы  связаться  с  местными
спецслужбами...  Да  и  Константину  Дмитриевичу  Голубкову, нашему  старому
покровителю   и  работодателю  из  Управления  специальных  мероприятий  при
президенте,  небезынтересно  было бы  узнать о  том,  что  творится  тут,  в
волжских степях. Но...  сейчас не до  того. Пока суд да дело,  чеченцы могли
замести следы -- и ищи их тогда на бескрайних просторах родины...
     Знакомый магазинчик  на  развилке был закрыт. Я для верности постучал в
дверь, но оттуда  не доносилось ни звука, -- наверно, продавец по-настоящему
перетрусил и  счел,  что его  жизнь  дороже,  чем  этот  ларек со  всем  его
содержимым. "Жигуленка" Мухи уже не было. Я поглядел на  подходящего  ко мне
Дока -- он обошел палатку с другой стороны.
     -- Ну, есть соображения? -- спросил я у него.
     --  Знаешь,  командир, мне тут пришло в голову, что  второй  грузовик с
чеченцами  пришел на помощь своим как-то слишком быстро,  и пятнадцати минут
не прошло... А это значит...
     -- Это значит, что у них где-то рядом своя базовая точка, -- досказал я
мысль Ивана. -- Допустим, КамАЗ  шел под  сто километров в  час. Задача  для
первого  класса: сколько  километров прошел грузовик  за... Ну  пока  "чехи"
собрались, пока то да се... Стало быть, за десять минут?
     -- Километров пятнадцать -- максимум  двадцать, -- быстро прикинул Док.
-- Не такой уж большой радиус для поиска... А если учесть, что  мы  знаем, с
какой стороны  грузовик  сюда  приехал,  нам остается прочесать все дорожные
развилки  на  ближайших   пятнадцати   километрах.  Эх,  карту  бы   здешней
местности...
     -- Олег! -- крикнул я Мухе, который с интересом изучал приборную панель
трофейного "лендровера". -- Глянь в бардачке, нет ли там карты?
     -- Сейчас! -- откликнулся он.  -- Черт, тут закрыто... -- Муха вылез из
машины, пошарил вокруг киоска в придорожном  мусоре,  затем  поднял какую-то
ржавую железку и  снова исчез в  джипе.  -- Есть! --  радостно  закричал  он
минуту спустя. -- Да тут не только карта... Гляньте, ребята!
     Мы  с  Доком  подошли  к  машине  и  вслед за остальными  заглянули  во
вместительное нутро  бардачка.  Там  под атласом  российских дорог и  картой
здешней   области   лежал   шестизарядный   кольт   42-го   калибра  и   две
гранаты-лимонки. Наличие  такого  арсенала  конечно  же радовало.  Но сейчас
карта была нам гораздо нужнее.
     Я  развернул  местную  крупномасштабку  и разложил  ее  на  капоте. Все
сгрудились вокруг, склонив головы над картой.
     -- Так, мы сейчас вот здесь... -- ткнул  я пальцем в точку на карте, --
а грузовик, скорее всего, приехал отсюда...
     Севернее того  места, в котором мы сейчас находились, дорога шла прямо,
ни с чем не пересекаясь. Лишь  парой сантиметров выше -- а по масштабу карты
это было  как раз двенадцать километров -- с востока подползала к ней тонкая
линия, обозначающая грунтовую дорогу. Линия была короткой; во всяком случае,
на карте она была отмечена небольшим прямым отрезком, теряющимся в степи.
     -- Надо  проверить вот  это место,  --  сказал  я.  -- Поехали! Ребята,
смотрите внимательно по правую руку, не пропустить бы съезд с шоссе...
     Как  оказалось,  не заметить грунтовку  было  трудно: метрах  в трех от
шоссе она была  перегорожена ржавым шлагбаумом; Муха без  лишних напоминаний
направил джип прямо к нему.
     Боцман  вышел из  машины  и без особого  напряга приподнял шлагбаум. Мы
проехали  по  грунтовке  еще  километра  полтора,  пока  наконец  впереди не
показались какие-то строения.
     -- Олег, тормози!  --  приказал  я. --  Дальше двинемся  пехом,  машина
слишком заметная.
     Мы  рассредоточились  в  цепь и осторожно  двинулись  вперед. Местность
здесь еле заметно  шла на подъем, поэтому обзор вдаль был сильно  ограничен.
Наконец, когда мы выбрались  на  вершину этого  взгорка, сразу  стало хорошо
видно  все до горизонта и много ближе.  Мы  увидели, что  грунтовка  ведет к
ограде из колючей проволоки, за которой виднелись несколько дощатых строений
и четыре покосившихся ржавых цистерны. Из трубы над одним из щитовых домиков
шел прозрачный дымок, что указывало на присутствие здесь людей.
     Мне не надо было командовать "ложись" --  все и так уже вели наблюдение
за  поселком  с  земли, убедившись,  что людей  за  колючкой  не  видно,  мы
потихоньку  поползли  к  ограждению.  Достигнув его,  мы  направились  вдоль
колючки: в одном месте колючка проходила совсем недалеко от строений.
     --  Смотри,  командир,  да  тут  никак у них стрельбище!  --  удивленно
прошептал Муха,  двигавшийся  метрах  в двадцати впереди  -- сейчас он  даже
остановился, чтобы  сообщить мне  об этом. -- Вон,  видишь, мишени  вкопаны?
Куда это черти нас занесли?
     С виду вроде как база геологов. Ну, может, нефтяников...
     -- Скорее, база какой-нибудь банды... -- сказал я сам себе под нос.
     И, как будто в подтверждение моих слов, из дома вышел бородатый человек
в камуфляже и спокойно  направился к стоящему  неподалеку  сараю. Все  сразу
стало на свои места: в руках у бородача был автомат Калашникова и сам он как
две капли воды был похож на одного из тех "чехов", что брали нас на волжском
берегу...
     --  Теперь разделимся, -- сказал  я,  -- не хватало еще, чтобы нас всех
вместе накрыли.  Пойдем тремя группами: Артист с  Мухой левее,  Боцман и Док
правее, ну а я -- прямиком Задача одна: нейтрализовать всех, кто находится в
лагере. Действуем  по обстановке. На всякий  случай, если  у  нас  что-то не
получится,  точка аварийного  сбора  --  у машины  через час. Вопросы? --  Я
оглядел ребят.  Все были  сосредоточенно-молчаливы  и готовы к самым жестким
действиям. -- Вопросов нет? Действуем!
     Меня не смущало, что  у нас на  пять человек всего три  ствола  да пара
гранат.  Идти  на  вооруженных  автоматами  и,  наверное,  хорошо  обученных
боевиков с такой экипировкой вовсе  не было безрассудством: ведь за нас были
внезапность и наш опыт.
     Подождав, пока  ребята разойдутся в стороны, я медленно  пополз вперед.
Сейчас торопиться было нельзя.

     2
     ...Первого боевика я поймал на противоходе, как раз  возле того  самого
КамАЗа,  с которого все и  началось:  он  быстрым  шагом  вышел из  сарая, в
котором  стоял  грузовик, и  тут как-то неудачно наткнулся  на  мой  локоть.
Хрустнули,  ломаясь,  ребра,  боевик  на  последнем  вздохе  успел удивленно
посмотреть на меня; из его рук выскользнул автомат, я успел его перехватить,
чтобы он не загремел, и потащил бородатого назад, в сарай.
     Судя по  отдельным признакам,  то дощатое  продолговатое строение,  что
притулилось рядом со ржавыми баками от горючего,  было чем-то вроде казармы.
Там  наверняка  был  кто-то  еще   из  боевиков.   И,  как  следует  оглядев
пространство вокруг,  я потихоньку  начал движение  к этому бараку. Слева от
меня, так же крадучись, к казарме выдвигались Артист и  Муха. Дока и Боцмана
мне не было видно -- барак закрывал их от меня.
     Выждав еще немного, я решился, резво рванул  вперед, ко  входу: теперь,
когда передо мной было  только открытое пространство, пересечь его надо было
как можно быстрее. И уже на бегу я заметил, как неожиданно за стеклом одного
из окон казармы мелькнул темный силуэт. Слава богу, что я успел это увидеть,
иначе лежать бы мне в залитой соляркой пыли. Я метнулся на  несколько  шагов
левее,  под  прикрытие  ржавого  бака,  и тут  же  по  нему гулко  хлестнула
автоматная  очередь.  Слева в ответ  прозвучали  два  одиночных выстрела,  а
впереди и справа отозвалась куцая очередь из "калаша".
     Теперь  ситуация осложнялась: наше  присутствие было обнаружено.  Стало
быть, о преимуществе внезапности  больше речь не  шла. Оставалось полагаться
только на свой опыт...
     Я обошел бак и, выглянув из-за него, посмотрел на окно, в котором видел
силуэт.  Окно  было разбито, в нем,  перевалившись через раму по пояс, висел
труп одного из боевиков -- кто-то из моих ребят снял его,  когда он начал по
мне палить. Автомат этого "духа" валялся под ним, на земле.
     -- Ты как?  --  спросил Артист, вырастая рядом со мной как будто из-под
земли.
     -- Я в норме. Голова твоя как?
     -- А чего голова, -- притворно удивился Артист. -- Это же кость!
     -- Не болит?
     -- Не!  --  расплылся  Семен в  улыбке.  -- На мне все раны  --  как на
собаке.
     -- А где Олег? -- спросил я.
     --  Сейчас подойдет, -- кивнул куда-то влево  Артист.  -- Гляди, какого
красавца   я   себе   добыл!  --  Артист  повертел   передо  мной   отличной
автоматической   девятимиллиметровой  "береттой".   --   Игрушка  настоящего
мужчины!
     -- По мне,  "калаш" лучше... -- Я не склонен  был сейчас уделять  много
внимания трофеям,  пусть и боевым. -- По крайней мере, к нему патроны всегда
достать можно. А к этой игрушке, пожалуй, только по спецзаказу...
     -- Ничего, у меня еще две обоймы! -- отмахнулся Артист.
     Наконец появился и Муха. За это время он успел обзавестись автоматом.
     -- Какие наши дальнейшие действия? -- спросил он.
     -- Думаю, все  оставшиеся боевики там,  -- сказал я, кивая на дом перед
нами.  --  Если их много, долго нам  еще придется их  выкуривать, а нам  это
сейчас -- как нож острый.
     -- Ничего,  у  нас  ведь есть кое-какой запасец... -- Муха подбросил на
ладони Ф-1, в просторечии "лимонку".
     -- Маловато будет... -- засомневался Артист.
     -- Увидим... -- усмехнулся Муха, -- ну-ка прикройте меня...
     Он  отложил в  сторону  автомат,  достал  из-за  пояса  кольт,  которым
разжился в  "лендровере", и  быстро пополз  к дому. Мы  с Артистом, выставив
из-за баков стволы "калашей", с удовольствием наблюдали, как Муха сноровисто
приближается к казарме.
     И  тут я вздрогнул: неожиданно  за баком  вспыхнула стрельба.  Стреляли
сразу из нескольких  стволов, не жалея  патронов;  так могли стрелять только
чеченцы. Впрочем,  Мухе, похоже, эта стрельба помешать  не могла,  напротив.
Скорее всего, это  кто-то из наших  -- или Док, или Боцман, поняв, что у нас
тут случилась заминка, решил отвлечь внимание на себя...
     Муха,  тем  временем  благополучно  оказавшийся  под  окном  с  мертвым
боевиком, осторожно заглянув сбоку в проем  окна, тут же отпрянул  в сторону
и, сняв  чеку, кинул гранату внутрь. И едва это  произошло, я,  прикрываемый
Артистом, короткими перебежками достиг соседнего окна и вот тут рвануло.
     Взрывной волной вышибло стекла из окон -- они со свистом разлетелись по
всему двору.  Переждав,  когда развеется  дым,  я дал  знак,  и мы  с  Мухой
одновременно сунули каждый в свое  окно по "калашу" (Муха, естественно, ушел
подобрать  автомат, валявшийся под  окном) и для страховки дали  по очереди.
Вот теперь можно было лезть внутрь казармы.
     В большой комнате, где  мы оказались, на полу,  среди  раскуроченных  в
щепы стола и  скамеек, лежало два трупа.  Еще один боевик шевелился в углу у
двери, пытаясь дотянуться посеченными гранатными  осколками руками до своего
автомата, лежащего неподалеку.  Муха  ударил его рукояткой кольта по затылку
-- и боевик ткнулся любом в пол.
     Дверь была покорежена взрывом гранаты и висела на одной петле.
     -- Давай! -- показал я на нее Мухе.
     Муха  рывком  открыл  мне  дверь,  я  бросил  в коридор  нашу последнюю
гранату.  Прогремел  взрыв,  оттуда в комнату  пахнуло  гарью. Я выглянул  в
коридор. Он был длинный  и совсем неосвещенный, лишь в  глубине  его на полу
что-то  тлело,  и в  этом неярком свечении мне почудился промельк бородатого
силуэта где-то в дальнем конце.  Я дал короткую  очередь, и оттуда, из конца
коридора, донеслось рычание,  похожее на рев загнанного зверя; темный силуэт
рухнул на тлеющие тряпки, и  тут  в коридор влетел Муха и, опередив меня, от
бедра  уложил  еще одного боевика, выскочившего из  противоположной комнаты.
Вот теперь коридор, похоже, был чист.
     Мы с Мухой пошли вперед.  Артист пятился за нами, прикрывая наш тыл. Не
успели мы сделать и пяти шагов, как в одной  из комнат справа по ходу от нас
два раза подряд гулко ухнули выстрелы.
     -- ТТ,  -- шепнул  Муха. -- Наверняка Боцман орудует. Как  бы  он нас в
запарке не определил... Боцман! -- закричал он. -- Давай к нам!
     Дверь туг же  распахнулась,  и в светлом проеме  двери показался мощный
силуэт Боцмана.
     -- Целы? -- улыбнулся он.
     -- Док с тобой? -- спросил я.
     -- Тут он,  в доме где-то воюет. Когда с вашей стороны громыхнуло, мы с
ним в разные окна полезли. Давай проверим все комнаты...
     -- Расслабься, я уже проверил. В коридоре появился Док.
     -- Жаль, не было  здесь того,  кто нас допрашивал, -- сокрушенно сказал
он. -- Я бы его голыми руками взял да задал пару вопросов по существу...
     --  А ты  все трупы осмотрел? -- спросил я его. -- А то я там  у КамАЗа
еще одного положил...
     -- К  грузовику я уже сходил, -- поморщился Док. --  Там его  тоже нет.
Наверное, он за  нами к Султану поехал. Что ж, не судьба... А здесь мы имеем
в наличии двенадцать трупов... Судя по количеству  коек  в казарме, боевиков
тут   должно  было  кантоваться  значительно  больше.  Или  для  них  только
подготовили место? Надо бы, командир, выяснить это на всякий случай. Я здесь
одного тепленьким взял.  Тут неподалеку, в соседней комнате,  лежит. Но вряд
ли  он что-нибудь  толком нам расскажет: судя по всему,  он простой рядовой,
ему много знать не положено... Мы забрали  пленного, который то ли от страха
за  свою  жизнь, то ли просто от грязи  вонял  хуже барана, вышли из дома  и
направились  к КамАЗу. Самое время было расставить точки над "и".  Боцмана я
отправил  собирать  трофеи,   оружие   еще  могло  нам  понадобиться:  вдруг
находившиеся тут боевики успели запросить  помощь. Муха с Артистом встали на
стреме, контролируя подъезды к лагерю, а мы с Доком и пленным вошли в сарай,
где стоял грузовик.
     -- Кто вы? -- спросил я у боевика.
     -- Слуги  Аллаха, --  усмехнулся  он,  неприятно обнажая  свои  длинные
желтые зубы.
     -- А это откуда? -- спросил Док, откидывая брезентовый полог грузовика.
В  кузове стояла с  виду  ничем не примечательная бочка  салатового цвета  с
незнакомой мне маркировкой.
     -- Не знаю, -- пожал плечами боевик, -- это не мое дело...
     -- С тобой  все ясно, -- жестко сказал Док. -- Пошли! -- Он  передернул
затвор своего автомата.
     -- Подожди! -- Боевик  не на  шутку  испугался, что Док сейчас отправит
его на тот свет. -- Что знаю, все скажу, клянусь Аллахом!
     -- Говори, -- сказал я ему. -- Соврешь -- получишь пулю.
     --  Здесь  полевой лагерь  Аслана  Бораева. Я  тут  недавно, всего  три
месяца. Остальные были больше,  самые  первые приехали  год  назад. Это  все
Аслан,  это он  приказал  вас  взять,  -- зачастил  боевик,  -- это его люди
пригнали сюда КамАЗ. Только у него связь с Султаном.
     -- Это Аслан нас допрашивал? Для  чего  ему понадобилось привозить сюда
этот груз? -- По интонации Дока мне показалось, что он  и не ждет от боевика
ответов на свои вопросы, а просто выполняет некую формальность.
     -- Да, это Аслан говорил с  вами. А КамАЗа у нас раньше не было, откуда
он,  что в нем --  я не знаю, клянусь,  ничего об этом не знаю! Нам сказали:
охранять машину и не совать  свой  нос под брезент. Я эту бочку в первый раз
увидел, клянусь!
     -- Ладно, садись. -- Док ткнул его автоматом в плечо.
     Боевик послушно  сел на землю и прислонился спиной к скатам  грузовика.
Сидеть ему  было  неудобно,  так как мы связали его  руки за спиной, но  он,
сознавая  свое положение,  старался  сделать  все, чтобы  нас лишний  раз не
напрягать.
     Видя, что Док надолго задумался, я  потянулся к  бочке, чтобы повернуть
ее и как следует рассмотреть маркировку.
     -- Ты что!  Осторожнее!  -- одернул меня Док. -- Лучше к  ней вообще не
прикасаться голыми руками. Вообще говоря,  и стоять рядом с ней не следовало
бы...
     -- А что там? -- спросил я.
     -- Бубонная чума, -- как-то очень буднично ответил Док, -- в этой бочке
сорок литров штамма едва ли не  самого убойного бактериологического оружия в
мире. Этого штамма, а проще культуры чумной бактерии, которую закатали в эту
бочку  сорок  лет  назад  --  видишь  год выпуска? --  он  показал  на цифры
маркировки, -- хватит на все Поволжье...
     --  Ни хрена  себе... --  Я невольно полез в затылок. -- Слушай,  а  ее
того...  Ее в  таком виде перевозить-то можно? Может, пока ее "чехи" таскали
по ухабам, так растрясло, что сейчас эти чумные бактерии наружу лезут?
     -- Вряд  ли... -- почесал себе  переносицу Док. --  Нам тогда не с  кем
было бы тут воевать, если бы такое произошло. Но береженого Бог бережет.
     -- Почему боевики везли ее в таком виде? Они что, идиоты,  не понимали,
что везут? И откуда они могли взять эту бочку? -- удивился я.
     -- Везли они ее  так, чтобы не привлекать к себе  внимания. Наверняка у
них  в  сопроводительных документах эта  гадость значилась  как какое-нибудь
удобрение. А  милиция  вряд ли  в маркировках  могла разобраться,  ведь  это
оружие мало кто из обычных смертных видел... Не будь я в прошлом военврачом,
я бы тоже не знал.  Между прочим, бактериологическое  оружие запрещено еще в
двадцать  пятом году, что  подтверждено конвенцией ООН.  По идее, сейчас его
вообще в природе не должно существовать. А поди ж ты, вот оно, пожалуйста!..
     Док, читая мне эту лекцию, все больше мрачнел. Видно было,  что ему все
происходящее очень и очень не нравится. Плененный нами боевик, кажется, тоже
кое-что усвоил из лекции Дока. Он вскочил на ноги и испуганно попросил:
     -- Можно я  в  другом  месте буду сидеть? Не  хочу чумы,  лучше стреляй
сразу.
     --  Ладно, иди  сядь у  входа в сарай, -- разрешил  я.  Еще не хватало,
чтобы он закатил тут истерику...
     Боевик резво вскочил на ноги и выбежал из сарая. Мы вышли вслед за ним.
Навстречу нам шел Артист.
     -- Сема, давай зови сюда всех, -- попросил я, -- есть разговор...
     Я собирался рассказать ребятам  о бочке и посоветоваться, как нам лучше
действовать дальше.  Дело складывалось намного хуже, чем я ожидал, и, честно
говоря, я в одиночку не был готов решать возникшую вдруг проблему.
     Обсуждение много времени не заняло: я знал своих ребят как облупленных,
до того, что почти наверняка мог наперед сказать, кто и что станет говорить.
Как я и ожидал, вначале  было два взгляда на  проблему бочки со смертоносным
содержимым: Артист, Муха  и Боцман, узнав кое-какие подробности из очередной
лекции  Дока о  бактериологическом  оружии, сразу высказались  за  то, чтобы
бочку немедленно закопать и побыстрее сделать из лагеря  боевиков ноги: ведь
опасность   возвращения  боевиков  существовала  реально.   Мы  же  с  Доком
предложили  другое:  часть  из  нас  добирается до  кого-нибудь  из  местных
силовиков, а другая часть, дождавшись их прибытия, передает им  бочку с  рук
на руки, а  до той поры охраняет ее, чего  бы это ни стоило. Лично мне очень
не  хотелось  оставлять  чуму без присмотра,  не было никакой  гарантии, что
кто-нибудь  не обнаружит бочку со  штаммом,  пусть  даже  случайно,  и тогда
последствия могут быть самые непредсказуемые...
     -- Командир, а что нам  мешает просто вызвать местных спецов и спросить
у них, как они смотрят на нашу проблему? -- неожиданно спросил Артист.
     --  Что,   предлагаешь   смотаться   до   ближайшей  почты?  --  ехидно
поинтересовался Боцман.
     -- Да нет,  почему же, можно наладить связь и отсюда... --  ухмыльнулся
Артист.  -- Я там в доме полевую  рацию углядел. Если она в порядке -- связь
устроить не проблема.  Пойдем,  Олег, посмотрим на рацию, -- сказал он Мухе.
-- Ты же у нас дока в этом деле...
     И вопросительно взглянул на меня.
     -- Ты  прав, связь нужна, -- согласился я, -- пошли все вместе, а  то и
вправду как-то не по себе рядом с этой бочкой...
     Мы двинули к  бараку. И я заметил, что, не сговариваясь, двинули к нему
как-то уж слишком быстро...
     "Нервничают ребята..." -- подумал я.
     Конечно,   нервничают...   Да   и  как   иначе?   С   таким  злом,  как
бактериологическое  оружие, мы столкнулись впервые  в жизни; никто из нас --
даже всезнающий Док -- не представлял до конца, что  может подкинуть нам эта
безобидная  с  виду  бочка.  И что  самое  гадкое во  всей  этой истории  --
случиться этот сюрприз мог в  любую минуту,  а у нас  в запасе не было не то
что  ОВЗК  (общевойсковой защитный комплект  --  костюмчик  такой  из  литой
резины, килограммов  пять весом, для надежности), но  даже самого завалящего
противогаза...
     Рация оказалась в  полном порядке. Муха быстро настроил ее на диапазон,
в котором работают милицейские передатчики, и протянул мне микрофон:
     -- Ну что, командир, давай вещай, ты в прямом эфире!
     -- Всем, всем, всем! --  начал я. Честно говоря, я и  сам еще  не знал,
что буду  говорить в следующий момент, слова сами выскакивали и складывались
в  нужные  фразы. Вообще-то  я  говорить  не любитель:  иногда нужное  слово
спрячется где-нибудь в подкорке,  так и запнешься на ходу -- а тут я молотил
как  по бумажке... -- Говорит  капитан запаса Сергей  Пастухов.  Нахожусь  в
пятидесяти  пяти километрах южнее областного центра на тайной базе чеченских
--  предположительно --  террористов. Мною  и  моими друзьями у  террористов
отбит  контейнер с бактериологическим  оружием.  Повторяю:  сейчас под нашей
защитой  находится бочка с  бубонной  чумой. Есть  опасность, что террористы
попытаются  отбить эту  бочку.  Я вызываю кого-нибудь  из силовых  структур:
нужна ваша помощь. Если кто-то принял наш вызов, ответьте немедленно. Прием!
     --  Капитан,  ваш вызов  принят,  --  раздался  голос из  рации. -- Вас
поняли, помощь обязательно будет! Уточните координаты лагеря. Прием!
     -- С кем я говорю? Прием!
     -- Помощник дежурного по городу  старший лейтенант  милиции Осадчий. Мы
немедленно свяжемся с ФСБ, военными спецами  по  гражданской обороне и  МЧС.
Повторяю, уточните ваши координаты... Прием!
     -- Старлей,  я уже  тебе  все сказал. -- Я  постарался убрать из своего
голоса раздражение.  -- Мы не  местные, поэтому точнее сориентировать вас не
могу.
     -- Сергей, скажи ему, что у съезда с шоссе на  грунтовку шлагбаум... --
напомнил Муха. Я передал эту информацию в эфир.
     -- Ладно, разберемся,  где ваш лагерь... -- Осадчий вздохнул. -- Поищем
вас с вертолета, армейские уже в курсе. Откуда вы там хоть взялись-то?
     -- Из Москвы, на рыбалку приехали, так ее...
     -- Ну  ладно,  ждите... -- Осадчий сделал  длинную паузу, а  потом  уже
другим тоном спросил: оружие-то у вас есть, рыбаки?
     -- Этого добра навалом, -- успокоил я старлея.
     -- Ну тогда держитесь! Отбой...
     -- Ну что, бойцы, дождемся смены караула? -- Я кинул микрофон Мухе.
     -- А  то!  -- кивнул Артист. -- Где наша  не  пропадала! Через полчаса,
самое большее через час, все кончится. Эх, в баньку страх как хочется! После
этой бочки отмыться хорошенько не помешает.
     Теперь,  когда   после   разговора   с  милицией  ситуация  сама  собой
разрешилась, мы больше к теме бактериологического оружия не возвращались.
     -- Ну так что делаем? -- деловито спросил Боцман.
     --  А  то  ты сам не  знаешь! -- весело откликнулся  Муха и  перехватил
автомат. -- Занимаем круговую оборону и ждем подкрепления. Так, командир?
     -- Точно. Давай,  Олежка,  к  тем бакам.  Митя,  прикрывай зады.  Мы  с
Семеном возьмем на себя дорогу. Ну а тебе, Док...
     -- Бочка? -- обреченно вздохнул он.
     -- Да, раз ты ее нашел, тебе ее и пасти...
     Мы  разошлись  по  территории  к  своим  точкам,  с  которых можно было
наблюдать все подходы к лагерю.
     Однако  готовились мы,  похоже,  зря:  боевики по  нашу душу так  и  не
пришли.  Зато  минут  через  сорок  над  лагерем  завис армейский  вертолет,
покружил над самыми нашими головами, но почему-то садиться не стал, а сделал
несколько  кругов и ушел на  бреющем  куда-то  вбок. Спустя  десять минут по
грунтовке, ведущей к лагерю, запылила колонна армейских грузовиков.
     -- Смотри, Серега, как  они всполошились, -- сказал подошедший  ко  мне
Док. -- Аж целый батальон нам шлют, не меньше!
     -- Это  они не  из-за нас  сюда столько народа гонят, а из-за бочки той
паршивой. Ладно, пойдем встречать наших гостей...
     Я на всякий случай положил автомат на землю (не  хватало еще, чтобы нас
за боевиков приняли) и  пошел  открывать ворота. Ребята потянулись следом за
мной.  Они  тоже  разоружились;  лишь  Артист,  как я заметил,  упрятал свою
трофейную "беретту" в ворох мусора рядом с бочками.
     К нашему удивлению, колонна остановилась, не доезжая лагеря.
     Не дожидаясь, когда спадет  пыль,  из кузовов  грузовиков начали  споро
выпрыгивать  солдатики.   Все  они  были   с  автоматами   на  изготовку,  в
бронежилетах  и  противогазах  последней  модификации.  Солдаты  рассыпались
цепью, как на учениях, и стали выполнять какой-то непонятный нам маневр.
     -- Чего это они? -- удивился Муха.
     -- Оцепление выставляют, -- меланхолично пояснил Док.
     Мы  еще   минут  двадцать  смотрели,  как  вдоль  лагерного  ограждения
выстраивается  частая солдатская  цепочка. Лишь  когда  оцепление  полностью
сомкнулось,  из-за  грузовиков  вплотную  к  воротам подъехал БТР.  Сюда  же
подтянулся взвод пехоты под командованием молодого черноусого капитана.
     Я распахнул ворота, БТР въехал в них и остановился аккурат у сарая, где
стоял КамАЗ со смертоносным контейнером. Я внутренне ухмыльнулся: интересно,
как солдатики задергаются, когда я им покажу содержимое КамАЗа?
     Из БТР вылезли четверо  солидного вида ребяток, сверху донизу увешанных
оружием, -- то ли спецназовцы,  то  ли скорохваты из армейской разведки,  во
всяком  случае,  бойцы  настоящие,  не чета  тем  солдатам,  что  томились в
оцеплении. Они, вполголоса переговариваясь между собой, чего-то ждали.
     Наконец, словно для полноты парада, появился давешний вертолет. Он лихо
приземлился  рядом  с БТР, и  из  него по  небольшому  металлическому  трапу
спустился  на землю всего один человек. Это был генерал-майор, который, судя
по  всему,  командовал  операцией.  Он  был коренаст,  краснолиц и, кажется,
чем-то  сильно озабочен. Полевая камуфляжка туго  обтягивала  его объемистый
живот  и  столбообразные  ноги. На заплывшей жиром  шее  покоилась голова  с
курносым  рязанским  профилем.  Небольшие, постоянно  бегающие  карие  глаза
генерала придавали его  лицу сходство то  ли с лягушкой, то ли со змеей -- и
от этого весь облик высокого начальства сразу вызвал у меня какие-то  дурные
предчувствия. Четверка бойцов из БТР обступила генерала, как только он сошел
на землю.
     "Значит, это была его охрана", -- автоматически отметил я про себя.
     Мы, все пятеро,  не сговариваясь, пошли  к генералу. Черноусый капитан,
стоявший от  нас неподалеку, отдал приказ, который я из-за  шума вертолетных
винтов  не  расслышал, и  его солдатики быстро  соорудили вокруг нас плотное
заграждение, не давая приблизиться к своему начальнику, по-прежнему стоящему
у вертолета.
     --  Товарищ генерал, --  закричал я, пытаясь заглушить "вертушку", -- я
тот самый Пастухов, который вышел  в эфир. Рядом со мной  -- мои друзья. Так
что все в порядке, здесь боевиков нет!
     Генерал в сопровождении своей  свиты двинулся в  нашу сторону и, сделав
несколько шагов, остановился. Теперь нас разделяло всего с десяток метров.
     Пилот вертолета наконец заглушил мотор, и вокруг нас повисла неприятная
и плотная, давящая своей неожиданностью тишина.
     -- Где контейнер? -- хмуро оглядев нашу команду, спросил генерал.
     -- В КамАЗе, рядом с вами! -- Я махнул рукой в сторону сарая.
     Капитан  и генерал многозначительно  переглянулись. Потом генерал-майор
мельком посмотрел на стоящий в глубине сарая КамАЗ и приказал:
     -- Капитан, проверьте!
     -- Жариков, Марочкин -- вперед! -- крикнул капитан.
     Из его  взвода выбежали два сержанта  и, на ходу натягивая противогазы,
побежали к грузовику. Через пару минут они вернулись.
     -- Там все в порядке! -- отрапортовал один из сержантов.
     Капитан кивнул  и вопросительно посмотрел на генерала.  Тот безразлично
скользнул  по  нашим  физиономиям  своими  скользкими  гадючьими  глазами  и
приказал:
     -- Выставить охрану у контейнера. Оружие и трупы собрать. Я распоряжусь
насчет спецтранспорта. И разберитесь с этими... -- Генерал небрежно махнул в
нашу  сторону  рукой и, резко  повернувшись,  пошел  в  окружении  охраны  к
бронетранспортеру.
     -- Не нравится мне этот пузатый индюк... -- негромко процедил мне Док.
     -- Да, тут что-то не так... -- шепнул я ему в ответ.
     Конечно, никто из нас не ждал  особых благодарностей за  сделанное.  Но
чтобы так --  ни  здрасте, ни спасибо --  это уже совсем по-хамски. Я честно
попытался поставить себя на место генерала и представить, как сам бы отнесся
к тому, что кто-то за меня сделал всю грязную работу... По-любому  выходило,
что хоть на  какое-то минимальное чувство  благодарности за  помощь мы могли
рассчитывать. Суки.
     -- Жариков! Отделение  к  сараю!  --  тем временем начал  распоряжаться
капитан. -- Марочкин, бери людей, пройди по  территории и собери всех убитых
в одно место. Заодно и трофеи подберете.
     --  Куда их?  -- недовольно  спросил  сержант. Было видно,  что ему  не
нравится выступать в роли похоронной команды.
     -- Да хотя  бы  возле сарая сложи,  -- поморщился капитан. -- И  гляди,
чтобы ни один патрон твои не пропустили, лично проверю!
     Черноусый  демонстративно не обращал на  нас никакого  внимания. Мы все
по-прежнему  стояли в  тесном окружении  из двадцати  вооруженных автоматами
солдат и были вынуждены ждать своей очереди; в  данной  ситуации нам  ничего
другого не оставалось.
     --  Тарасов,  давай  этих  к  цистернам! --  наконец повернулся в  нашу
сторону капитан.
     --  Руки! --  приказал  нам  рыжеватый,  крепко  сбитый  сержант  и для
убедительности мотнул стволом своего автомата вверх.
     -- Ничего себе заявочки! Ты что, капитан, сдурел, что ли? -- возмутился
Артист. -- Мы вам на тарелочке этот контейнер преподнесли, а вы с нами как с
преступниками?..
     -- Капитан, мы что, арестованы? -- спросил я.
     -- Молчать! -- крикнул черноусый. -- Тарасов, что встал, веди их!
     -- Эй, сначала разберись, а потом кричи... -- подал голос Муха.
     --  А  мы  уже  разобрались,  --  ухмыльнулся капитан.  В  комплекте  с
ухоженными  усами  и  молодым розовощеким лицом его ухмылка  показалась  мне
особенно наглой. --  Вы пособники террористов. Пойманы с поличным. Так что с
вами все ясно: в расход!
     --  Эй, капитан, не бери грех на душу, -- сказал я. --  Ты же прекрасно
знаешь, что все не  так. Потом, когда все всплывет, тебе так вставят за нас,
что мало не  покажется.  И генерал твой тебя покрывать не станет,  уж поверь
мне  на  слово,  я  на  своем веку  таких навидался...  Между прочим,  я сам
когда-то в капитанах ходил.
     -- Я выполняю приказ, -- отрезал капитан. -- Если вы служили в войсках,
вы должны быть в курсе, что это такое  -- не выполнить приказ при проведении
боевой операции. И, честно говоря, мне  вы до лампочки. Кто вы, что -- какая
мне разница? Давай, Тарасов, выполняй!
     --  Кому сказано,  руки! -- Сержант  сильно  двинул мне  "калашом"  под
ребра.
     -- Ладно, капитан,  ты  еще пожалеешь, что был таким послушным бараном,
-- сказал  я,  стараясь не показать виду, что  у меня в  глазах потемнело от
удара.
     Пришлось поднять руки, чтобы нас не забили тут же, на месте: нужно было
время, чтобы разобраться  в новой ситуации и  принять единственно правильное
решение. Нас, подталкивая автоматами  в спины,  повели к стоящим  неподалеку
ржавым бакам.  У меня было всего несколько  минут.  Я еще  не  понимал,  что
происходит,  но в  том, что в конце  этого короткого пути нас, скорее всего,
ждет неминуемый расстрел, -- у меня уже никаких сомнений не было.
     -- Извините, ребята, что втянул вас в это дерьмо... -- сказал Док.
     Никто  ему не ответил: и так было ясно, что в нынешней ситуации Док так
же не  виноват, как, скажем, я, потащивший всех на эту рыбалку. Лишь Артист,
как всегда, не смог удержаться.
     -- Такова жизнь! -- с фальшивым пафосом вздохнул он. -- Вот она, судьба
-- грозно топочет сапогами за нашими спинами!..
     Он оглянулся, и мы обменялись взглядами.
     "Что будем делать?" -- прочел я в его бедовых глазах.
     "Не знаю..." -- только это Артист, пожалуй, мог увидеть в ответ.
     Между  прочим,  командир --  настоящий,  конечно, командир  -- на такой
ответ просто не имеет права...

     3
     Судьба Алексея Иконникова почти ничем не отличалась от  судеб  десятков
тысяч других  таких же,  как и  он, советских офицеров, с той лишь разницей,
что в  конечном счете  его,  а не десятков пять  других  офицеров, характер,
склонность к  авантюрам, установка на жизнь  привели его туда,  откуда назад
уже не было хода.
     Начинал Иконников, как обычно,  с офицерского училища.  Закончил его  с
красным дипломом, получил специальность военного  инженера и был распределен
по  собственному  желанию  (получившим  красный диплом предоставлялась такая
возможность)  в  войска химзащиты, дислоцировавшиеся  в  Восточной Германии.
Когда после непродуманного горбачевского соглашения с немцами мы в считанные
месяцы выводили свои части оттуда, майор Иконников в первый раз за все время
своей беспорочной службы совершил некие проступки,  за которые,  узнай о них
компетентные органы, он получил бы лет пять с конфискацией. Но  тогда никому
не было дела до  него: материальную  часть  разворовывали  направо и налево;
Иконников, будучи начальником тыла  инженерного полка, знал,  где, что и как
можно  списать без  особого риска,  а  затем  продать  местным  торгашам  по
бросовой цене. Так, к  немцам ушло несколько мощных  "уралов", десятки тысяч
шерстяных одеял,  пятнадцать  тонн бензина  и  полный  техкомплект ремонтной
мастерской...
     На  той сделке Алексей  Николаевич заработал почти сто пятьдесят  тысяч
марок. Иконников  предусмотрительно не повез все эти деньги домой -- большую
часть он положил под проценты  в местный банк, в полной  уверенности,  что у
него когда-нибудь появится возможность найти им достойное применение.
     После  прибытия в  Россию их дивизию расформировали,  а полк, в котором
служил Иконников, оказался совершенно  на пустом  месте в приволжской степи.
Вокруг  лежали  голые  степи, все  надо  было  буквально  начинать  с  нуля.
Финансировалась  часть   из  рук  вон  плохо:  многие  офицеры,  не  имеющие
возможности обеспечить свои семьи хотя бы минимальными условиями для жилья и
быта,  вынуждены были  подавать  прошения об  отставке.  За два  года  после
переезда в Россию офицерский состав в  полку сократился почти  наполовину. В
конце концов полк был расформирован,  простоявшую все это  время  под  небом
технику и контейнеры с оборудованием списали, а офицеров раскидали по другим
воинским  частям.  Иконников к  тому времени  на часть полученных  от немцев
денег приобрел квартиру  в областном  центре неподалеку от места службы; там
жили его жена и ребенок, а  сам он приезжал в город на выходные. Поэтому при
расформировании полка он подал рапорт о том, чтобы его не посылали далеко от
областного центра. Его просьба, которую он подал нужному  генералу из округа
и  сдобрил  приличной  мздой  в  пять  тысяч долларов,  была  удовлетворена,
подполковник Иконников получил  генеральскую должность: он  стал начальником
суперсекретного полигона "Гамма", принадлежащего войскам химзащиты.
     Правда,  на объекте, которым начал  командовать  Алексей Николаевич, не
было  ничего такого, что можно было бы  использовать с коммерческими целями.
Некогда   здесь  испытывалось  бактериологическое   оружие;  теперь,   когда
испытания  отошли в далекое прошлое, на  полигоне оставались  лишь  склады с
остатками этого  запрещенного оружия,  несколько законсервированных  научных
лабораторий  да  казармы  с   солдатами,  охраняющими  этот  объект.   Из-за
секретности "Гаммы"  возможность  сдачи  свободных  помещений кому-нибудь  в
аренду  была нулевой, а  лабораторное оборудование было разворовано  еще  до
прихода Иконникова на эту должность.
     Шли  годы. Алексей  Николаевич получил  звание генерал-майора. Даже  не
предполагавший, что заветная  мечта всей его  жизни  --  стать генералом  --
может  вовсе  не служить  гарантией  спокойной  и  сытой  жизни  в  нынешних
российских условиях, Иконников уже совсем было  собрался уходить в отставку.
Он считал, что хранящихся в Германии денег вполне хватит, чтобы открыть свой
бизнес и вывести жизнь на новый  уровень. Но тут  произошли события, которые
заставили Алексея Николаевича повременить со снятием генеральских погон...
     Однажды, когда Иконников  в очередной раз приехал  на выходные к семье,
на его квартире раздался очень странный телефонный звонок.
     Акцент у звонившего мужчины был явно кавказский.
     -- Алексей  Николаевич? -- спросили  у него на  другом конце провода и,
когда  Иконников  удивленно  поинтересовался, кто  его  собеседник, довольно
бесцеремонно  ответили:  --  Сейчас это неважно. Важнее  то,  что я вам хочу
предложить...
     Работая  на  объекте с особо секретным допуском, любой  из  сотрудников
"Гаммы" должен был немедленно прервать подобный разговор и доложить о  нем в
соответствующую  спецслужбу.  Но Иконников  почему-то  почувствовал,  что  у
звонившего есть  основания так нагло с  ним разговаривать,  и  генерал решил
подождать,  когда  неизвестный раскроет свои карты. Но в  этот раз он ничего
толком все равно не узнал.
     Так  и  не представившийся  кавказец предложил Иконникову встретиться в
любом, на его выбор, ресторане. Алексей Николаевич, заинтригованный звонком,
согласился:
     -- Хорошо, я встречусь с вами в "Иволге", но с одним условием...
     -- Слушаю вас...
     -- Платить буду я, мне так удобнее.
     -- Хорошо, -- без лишних вопросов согласился собеседник и, уточнив день
и время, повесил трубу.



     Ресторан "Иволга", который выбрал Иконников, подходил ему по  одной, но
очень важной причине: генерал  точно знал, что сюда никто из сослуживцев или
просто из  его знакомых не завернет: ресторан  был одним из  самых дорогих в
городе.  Иконников  почему-то  с  самого  начала  был  уверен,  что  деньги,
потраченные на этот ужин, еще вернутся к нему, и сторицей.
     Оказавшись  в  "Иволге"  чуть  раньше  назначенного  времени,   Алексей
Николаевич выбрал столик, стоящий  в самом углу уютного, полутемного зала, и
попросил  официанта накрыть  его на двоих.  Не успел  официант убрать лишние
приборы,  как  к  столу Иконникова подошел импозантный,  с  иголочки  одетый
мужчина лет тридцати пяти. Его темные волосы были аккуратно  подстрижены, на
мизинце левой руки блестела дорогая печатка, а глаза закрывали темные очки в
модной оправе. На Иконникова пахнуло запахом дорогого одеколона.
     -- Здравствуйте,  Алексей Николаевич,  -- улыбнулся незнакомец  и  снял
очки. На генерала  пристально смотрели темно-карие,  почти черные  глаза. --
Это я просил о встрече с вами.
     И, не дожидаясь приглашения, уселся за стол напротив генерала.
     -- Как вас зовут? -- поинтересовался Иконников.
     --  Друзья  зовут меня Султаном, --  снова  показал  в улыбке ряд своих
ровных  белоснежных  зубов  собеседник. --  Надеюсь, что  после  сегодняшней
встречи мы тоже станем друзьями...
     -- Что вам заказать?
     -- Рыбу, овощи... А впрочем, что вам угодно. Я пришел сюда не  ублажать
свой желудок, а поговорить с, я надеюсь, умным и деловым человеком...
     -- Хорошо, поговорим... -- задумчиво протянул Иконников. -- Но о чем?
     --  Давайте  сначала  выпьем за  знакомство,  и  тогда я отвечу  на ваш
вопрос. Не возражаете против коньяка?
     Генерал возражать не стал, и  официант быстро принес и  поставил, ловко
открыв, на стол бутылку французского коньяка.
     --  Ну  а теперь к делу, я вижу ваше  нетерпение... -- произнес Султан,
когда  они  опустошили свои  бокалы.  -- Давайте  договоримся:  сначала буду
говорить  я,  а потом с  интересом выслушаю все, что вы найдете  нужным  мне
сказать или даже, возможно, возразить. Вы согласны?
     -- Говорите, во всяком случае, обещаю, что выслушаю вас до конца...
     -- Итак, Алексей Николаевич, начну я с того, что скажу: мне очень много
о  вас  известно.  Чтобы  вы  поверили  в это, я даже  не поленился выписать
кое-какие цифры...
     Назвавшийся  Султаном  достал из  внутреннего кармана пиджака сложенный
вчетверо  листок   бумаги  и  протянул  его  генералу.  Иконников  удивленно
развернул листок и увидел на нем всего одну набранную на компьютере строчку.
Медленно  холодея  изнутри, прочел  название  немецкого банка,  в котором он
держал свои  деньги,  и номер  счета. В  том, что это был  именно его  счет,
Алексей Николаевич не сомневался, знал его наизусть, потому что боялся, что,
где-либо  записанный, он обязательно  всплывет  на поверхность --  и тогда к
нему  появятся  лишние и очень неприятные вопросы.  Достаточно сказать, что,
например, его жене  не то что  номер этого счета не был известен, но  и само
его существование...
     Султан протянул Иконникову изящную золотую зажигалку:
     -- Сожгите, и пусть это останется между нами.
     Генерал послушно  чиркнул  зажигалкой,  поднес огонек к уголку листа  и
затем отбросил вспыхнувшую бумагу в пепельницу.
     -- Я не буду  называть сумму, которая лежит  на этом счету, вы  сами ее
отлично  знаете, -- продолжил Султан, --  но, если мы договоримся, этот счет
станет в три раза больше...  Да-да, вы не ослышались, я предлагаю вам двести
пятьдесят тысяч американских долларов за одну маленькую  услугу, которую вам
будет совсем нетрудно оказать.
     Иконников ощутил, как у него разом увлажнились ладони: когда он  шел на
эту встречу,  о  таких деньгах  он  даже  не  думал... Генерал  плеснул себе
коньяку, залпом выпил и сказал охрипшим голосом:
     -- Такие деньги никто за просто так платить не будет...
     -- Конечно, не будет, -- улыбнулся Султан. -- Вы их честно заработаете.
Причем  без  особых  хлопот, всего лишь одной своей  подписью  на нужном мне
документе.
     -- Каком  документе?  --  встрепенулся  Иконников. Он почувствовал, что
сейчас его собеседник поставит последнюю точку.
     -- На накладной на вывоз отходов с вверенного вам объекта.
     -- Всего-то?
     -- Да. И вот что еще: для вашей же безопасности было бы лучше, чтобы вы
лично сопровождали  транспорт,  который  повезет эти отходы, до  нужного нам
места.
     -- Ну да, -- недоверчиво хмыкнул генерал. -- И  оплата при получении --
девять граммов свинца в затылок...
     -- Ну, Алексей Николаевич, зачем же так... Мы  взрослые люди, и  я  дам
вам гарантии, которыми вы останетесь довольны.
     --  Допустим. И какие  же  отходы  вы  собираетесь приобрести  за такую
солидную цену?
     -- Это цена одной из бочек, которые хранятся у вас на восьмом складе.
     -- Что? Но это же...
     -- Давайте не будем уточнять. Мы говорим  исключительно  об  отходах. Я
уверен, что с вашим умом и опытом вы  легко решите задачку, как превратить в
отходы нужный мне товар...  Согласитесь, двести  пятьдесят тысяч --  хорошая
цена за решение такой  задачи. Думаю, что никто из ваших  подчиненных на это
не способен.
     -- Но как я...
     -- Меня это  совершенно не касается, -- резко прервал его Султан. --  Я
всего  лишь  поставил  задачу и  дал за нее  свою цену. Ваше  дело --  найти
решение. Надеюсь, вы понимаете, что  другого варианта у вас нет и  не будет:
иначе вам придется лишиться всего --  денег, карьеры, семьи, ну и в конечном
счете  --  жизни.  Даю  вам  неделю  на решение, думаю,  этого будет  вполне
достаточно. -- Султан вытер салфеткой губы и встал из-за стола. -- Рад был с
вами познакомиться. До встречи! Я вам обязательно позвоню...
     Султан  бросил прощальный взгляд на притихшего  генерала, надел  темные
очки и быстрым шагом пошел к выходу. Иконников  заметил, как из-за соседнего
стола  встали  два  крепких  кавказца,  бросили на  стол комок  долларов  и,
пристроившись за спиной Султана, пошли за ним следом.
     "С охраной  ходит,  сволочь! -- подумал генерал. -- Откуда ты взялся на
мою голову, Султан? И откуда ты знаешь о моем счете?.."
     Чтобы  отвлечься  от  навалившихся  на  него  тяжелых  мыслей,  Алексей
Николаевич позволил себе еще  сто граммов коньяку. Затем он плотно поужинал,
выпил еще на дорожку и попросил официанта вызвать такси.
     Сытный ужин и отличный коньяк сделали свое дело: развалившись на заднем
сиденье  такси, Иконников уже не чувствовал того напряжения, которое сковало
все его  крупное тело,  когда  Султан  уточнил, за  что он  предлагает такие
огромные деньги.
     "Где  наша не  пропадала! -- пьяно  подумал Алексей  Николаевич. --  Он
прав,  этот  Султан, его задачка  действительно не из  самых  трудных. Самое
важное  здесь  не  вывоз этой  бочки  -- их можно  хоть  сотню отправить  на
сторону... Важнее,  чтобы потом о  том, что я в  этом  участвовал,  ни  одна
сволочь не узнала... Значит, никаких  накладных  я подписывать  не стану, --
это  будет  моим  условием.  В  конце  концов,  Султану  нужен  товар, а  не
доказательства моей причастности к его  похищению. Хватит с него и того, что
он знает о моем счете...
     Когда  такси остановилось перед  подъездом  его  дома, у Иконникова уже
вырисовался примерный план, каким образом убить двух зайцев: сделать то, что
от  него  требовалось,  и одновременно  надежно обезопасить себя. Заявившись
домой, генерал, не обращая внимания на жену, сразу заперся у себя в кабинете
и просидел там до трех часов ночи, пока в его плане все не состыковалось как
нужно.
     Только после этого Алексей Николаевич смог спокойно заснуть: теперь  он
внутренне был готов к звонку своего нового таинственного знакомого.



     Султан Аджуев был старшим из четырех сыновей Рустама Аджуева  -- одного
из  самых авторитетных людей в горной  Чечне. Аджуевы были из того же тейпа,
что и Басаевы; второй сын Рустама, Тимур, учился с  Шамилем Басаевым в одной
школе и знал его  с детства. В первую чеченскую кампанию все сыновья Рустама
так или иначе были связаны с отрядом, которым командовал  Шамиль; Тимур даже
участвовал в походе Басаева на Буденновск.  После заключения Хасавюртовского
мирного соглашения Тимур  остался в  команде  Шамиля  -- сначала помогал ему
участвовать   в  президентской   кампании,   а   затем,  когда  Басаев  стал
вице-премьером,  с  большой  пользой  для себя работал  в аппарате нефтяного
министерства, которое курировал Шамиль.
     Султан  при  помощи Тимура  основал свою фирму по  торговле нефтью, и с
такой  "крышей", как Басаев, дела  у него сразу пошли очень хорошо.  Младшие
братья  Аджуевы  --  Аслан и  Марат  --  помогали старшему на  местах: Аслан
обосновался в Дагестане, а Марат -- в Москве.
     За два года фирма  Аджуевых,  "Ойл  интернэшнл",  стала одной  из самых
крупных  на  Кавказе.  Султан не забывал о  своем  покровителе  и  регулярно
передавал Басаеву через Тимура пятнадцать процентов от своих доходов. Султан
всегда подчеркивал, что эти деньги он дает не конкретному человеку Шамилю, а
"на  правое  дело"  и  что  Басаев  для  него  --  олицетворение  настоящего
чеченского   волка,   стремящегося   увести   независимую   Ичкерию   из-под
обременительного присмотра русского царя.
     Султан, в отличие  от своих братьев и отца, имел высшее  образование: в
свое  время  он закончил  в Москве институт нефти и  газа --  в  просторечии
"керосинку". В начале девяностых,  в начале эры Дудаева, он не успел вовремя
подсуетиться --  тогда в Чечне еще  была  сильна  старая номенклатура  --  и
перебивался  тем, что,  как  и многие чеченцы того времени, добывал нефть из
заброшенных из-за войны  скважин и кустарным способом перегонял ее в бензин.
Потом это горючее продавалось на обочинах дорог российского юга.
     Первая война с русскими многое изменила в Чечне. Появились новые герои,
новые авторитеты. И в этом раскладе Султан уже смог ухватить кусок пожирнее.
Но  когда осенью 1999  года  российские  войска выбили  из  Дагестана отряды
Шамиля и Хаттаба, а война снова  пошла  на территории Ичкерии, Султан  начал
нести    ощутимые   убытки:   границы    были   перекрыты,   несколько   его
нефтеперерабатывающих предприятий  были  уничтожены российской  авиацией,  а
остальные  постоянно  подвергались   грабежу   со  стороны  местных  отрядов
самообороны. Зимой вернулся к себе  в Ведено  Аслан: в Дагестане  ему теперь
было  делать нечего, все связи  из-за войны были оборваны и торговля  совсем
замерла...
     Всегдашний  их покровитель  -- Басаев  -- метался  со своим  отрядом по
Чечне,  отбиваясь от  наседающих  на него  русских,  и ничем не  мог  помочь
Аджуевым.
     Султан  попытался  перевести фирму  в Москву, но  не тут-то  было:  его
тамошнего  представителя, брата Марата, арестовала ФСБ за связи с Удуговым и
его  информационным  центром  "Кавказ", которому  Марат  помогал деньгами  и
сетевым обеспечением.
     Султан понял, что его бизнесу пришел конец, и  это настолько выбило его
из  колеи, что он  однажды проклял  как  самих русских, так и  их страну,  и
поклялся, что сделает все возможное, чтобы причинить России и ее жителям как
можно больше вреда.
     Деньги у него еще оставались, и Султан  решил, что по примеру известных
чеченских  лидеров  соберет  и  снарядит  на свои  средства мобильный  отряд
бойцов, с которыми будет воевать  до полного освобождения Чечни от  русских.
Он связался с братом Тимуром и попросил устроить встречу с Басаевым: Султану
нужен был совет, как  лучше осуществить  задуманное. На что  Тимур,  знавший
истинное  положение на фронте,  сказал ему: "Слушай, если тебе действительно
нужен настоящий  совет,  тебе сейчас требуется  не Шамиль и не Масхадов. Они
оба великие люди и великие воины, но великий совет тебе дадут не они, поверь
мне! Знаешь, кто тебе сейчас нужен? Тот, кто устроил русским веселую жизнь у
них дома,  кто  взорвал многоэтажки в Москве, Волгодонске,  Буйнакске!  Кого
русские месяц целой армией не могли победить в его родном Пионерском -- тебе
нужен  Руслан  Дадаев.  И  Султан согласился  с  ним -- Дадаева  он  уважал,
пожалуй, не меньше, чем самого Шамиля... Но Шамилю,  особенно теперь,  когда
он оставил ногу в русском капкане, совсем не до него. И он согласился на эту
встречу.
     Она  состоялась  через  неделю в селе неподалеку  от  Гудермеса, в доме
одного из дальних  родственников Басаева. Встреча проходила с глазу на глаз,
даже Тимур в ней не участвовал.
     -- То, что ты  задумал, очень хорошо... -- сказал Руслан,  когда Аджуев
поведал  ему о  своих  планах,  --  но, прости, я буду говорить с  тобой как
мужчина  с  мужчиной.  Я  давно  слежу за тобой --  ты  воин,  у тебя другой
характер. Конечно, ты, как и все чеченцы,  умеешь постоять за себя и держать
оружие в  руках.  Но этого  мало.  Русские  коварны и хитры,  они  стараются
расколоть  наш   народ:  одним  кинуть  кость,  других  уничтожить,  третьих
подчинить... Я верю, что  ты хочешь принести наибольшую пользу своей родине,
поэтому я  дам тебе  совет,  как лучше  использовать  твои  умение,  опыт  и
деньги...
     К удивлению Султана, Руслан предложил ему покинуть Чечню и обосноваться
в России:
     --  Стоять во главе боевого, пусть даже  очень хорошего, отряда  -- для
тебя слишком мелко.  Тебе нужно мыслить масштабнее.  Надо причинять неверным
вред  там, где они этого не ждут. И  у тебя, дорогой  Султан, есть для этого
все.  Надо  взорвать жизнь русских изнутри,  не дать жить им спокойно! Пусть
они почувствуют то же, что и наши люди, пусть знают, что  мы  достанем  их в
любом месте!..
     И Дадаев предложил Султану конкретный план. Главная его идея состояла в
том,  что чеченцам  давно пора  перевести  священную войну за  независимость
своей республики на территорию России. Дадаев предложил Султану  Поволжье --
большой промышленный район, не так далеко от  центра, как Сибирь, и  --  что
очень важно -- здесь проживает много мусульман.



     Еще два года назад, сразу после Хасавюрта, на  совете чеченских полевых
командиров было  решено  создать сеть  баз по подготовке  диверсантов: всем,
стоящим у руководства Ичкерией, было ясно, что  нынешняя  передышка  -- лишь
временное затишье, что Россия никогда по своей воле не  даст  Чечне свободу.
Значит,  не  за горами новые боевые  действия.  К  ним  надо было готовиться
заранее,  и  учебные диверсионные  центры стали  одной из составляющих  этой
подготовки к будущей войне.
     Из Чечни -- благо тогда еще была достаточная свобода передвижения -- во
все  области России поехали чеченские эмиссары.  Они были  снабжены большими
суммами  в валюте  и документами, подтверждающими самые  высокие полномочия.
Эмиссары,  действуя  от  лица  чеченского  руководства,  приехав  на  места,
открывали   чеченские  культурные  центры,  вокруг  которых  собирали  своих
соплеменников;  они открывали фирмы, покупали  квартиры и  дома,  арендовали
помещения и  землю. Все  это  впоследствии, когда началась вторая  чеченская
война и по России  потекли ручейки чеченских беженцев, заработало на  полную
катушку. Среди  этих спасающихся  от авиабомб и снарядов людей было немало и
тех, кто  прятал в себе злобу  на Россию и желание отомстить ей за страдания
своего народа...
     Одной из таких  тайных чеченских баз стал заброшенный лагерь нефтяников
под поволжским областным  городом-"миллионником". Первым его обнаружил Аслан
Бораев,  один  из  ближайших сподвижников  Шамиля  Басаева,  которому Шамиль
поручил  "освоить" Центральное Поволжье.  Аслан  и два  доверенных  его лица
приехали  сюда  больше  года  назад.  Бораев  купил  помощникам  квартиру  в
областном центре и машины, а сам поселился в доме местного богатого чеченца,
который, имея местную прописку  и  владея несколькими магазинами  в  городе,
тайно  помогал  своим многочисленным родственникам,  активно  участвующим  в
чеченском сопротивлении.
     Последующие несколько недель Аслан и его помощники колесили по округе и
соседним областям, выискивая подходящие для  их целей объекты и осваиваясь с
местной  обстановкой.  Аслан  выдавал  себя за фермера,  желающего подыскать
подходящее  место для разведения овец. В  конце концов он  нашел заброшенный
лагерь нефтеразведчиков и за  копейки  выкупил его у местных властей. Лагерь
стоял на отшибе, пришел в  полный  упадок -- и в  районе только рады были от
него избавиться.  Бораев арендовал по соседству с лагерем несколько гектаров
земли,  выписал  из Чечни строителей и  принялся строить себе усадьбу. Через
несколько месяцев дом  был  закончен  и  Аслан  переехал  в него. Строители,
ставшие  после возведения дома  первыми членами  его  диверсионного  отряда,
сначала обосновались  там же, на территории бораевского  поместья, а  затем,
когда  из  Чечни  и  Татарии   в  отряд  прибыло  пополнение  и  инструктор,
перебрались в  лагерь нефтяников,  обжили  его на  скорую  руку  и принялись
изучать все то, что нужно знать диверсанту.
     Но когда полгода назад в Поволжье появился Султан, Аслан оказался в его
подчинении: Бораев всегда знал, что  он всего лишь распорядитель и рано  или
поздно к нему пожалует тот, кому он вынужден будет сдать дела и отчитаться о
расходовании доверенных ему денег. Но вообще-то Аслан был  даже  рад приезду
Султана; они были знакомы, как и все окружение Басаева, до своего отъезда из
Чечни Аслан даже стал кунаком Тимура, брата Султана.
     У  Аслана  загорелись  глаза,  когда Султан рассказал о том,  зачем  он
появился в  городе  --  ведь  их отряду  предстояло совершить то,  что могло
прославить  их  всех  не  меньше, чем  участие  в знаменитом рейде Шамиля на
Буденновск.
     -- Да, эта работа  стоит того, чтобы прятаться, как шакалу, целый год в
этой степи!  -- воскликнул Аслан.  --  Ай Руслан,  ай  молодец! Мы  поставим
русских на колени, а наши имена будут произносить с уважением по всей Чечне!
     -- Но для  этого еще  много надо  сделать,  Аслан... -- умерил его  пыл
Султан, -- наша  разведка и  наши люди в Москве дали нам несколько  наводок,
которые помогут  осуществить задуманное. Этим я займусь лично. А ты возьмешь
на себя подготовку людей. Инструкторы помогут тебе в этом.
     --  Хорошо, я сегодня  же отправлюсь в лагерь. Но ты мне  только скажи:
то, что ты задумал, очень ведь непростое дело, да? У тебя есть план, ты хоть
знаешь, с чего начнешь?
     -- С чего начну? Позвоню одному жадному русскому генералу...
     Султану понравился детский восторг Аслана, понравилось, как он бил себя
по  коленям  и вскрикивал: "Ай  Руслан, ай  молодец!" Ему  вдвойне было  это
приятно,  потому  что  Руслан  был и для него одним из  самых великих воинов
Ичкерии.  Но не только.  Уж кто-кто, а он-то  теперь знал, насколько  Руслан
умен,  в  отличие  от  того, как  его  обычно  изображают  средства массовой
информации, даже зарубежные. Они, журналисты, пытаются представить его всего
лишь полевым командиром, всего лишь воином, пусть  даже очень  талантливым и
удачливым. Хитрая уловка! Кто ж не знает, что генералы только ведут войну, а
начинают и заканчивают  их  и  получают от  них  наибольшую выгоду политики.
Ладно, пусть  его считают воякой, исполнителем, но он-то, Султан, знает, что
Руслан Дадаев хитер, как змей, и уже недолго ему осталось таскать каштаны из
огня для  кого-то другого. После того,  что они скоро вмести с ним  сделают,
Руслан  сможет  взять  в руки штурвал и не отдавать  его никому. И посмотрим
тогда, кто всего лишь полевой  командир, а  кто посланец Аллаха и испытанный
предводитель своего народа!
     Султан  часто думал о славе  министра информации Ичкерии  Лечи Удугова,
который  в  первую чеченскую  кампанию сумел одержать над русскими победу  в
информационной войне.
     Он вслед за Русланом считал, что интернетовский сайт "Кавказ", открытый
Удуговым  перед  самым началом  действий  чеченцев  в Дагестане, не отвечает
нынешней  ситуации  в полной  мере.  Конечно,  на  Западе  вовсю  пользуются
информацией, которую черпают из "Кавказа", но она ведь однотипная, обыватель
из Америки  или Европы уже начал уставать от очередного сообщения о бомбежке
русскими  чеченских  сел или расстреле мирных жителей. Требовалась настоящая
сенсация --  такая информация, которая могла бы  взорваться как  бомба и  от
которой еле-еле держащееся  на  плаву международное реноме России  могло  бы
пострадать  очень  ощутимо  и  надолго.  И  такая  идея,  похоже,  лежала на
поверхности (может, потому и не приходила до сих пор никому в голову).
     Информаторы из  Москвы уже не раз докладывали  чеченскому руководству о
том, что  Россия, на словах избавившаяся от  бактериологического  оружия, на
самом  деле  по-прежнему  имеет  его  запасы.  И Руслан,  посоветовавшись  с
Удуговым, рассказал  иностранным  журналистам  о  том, что Россия  применяет
бактериологическое  оружие против  чеченских  отрядов,  укрывшихся в  горах.
Больше того,  русские одержали верх в  Пионерском только благодаря тому, что
отравили находящиеся  в  селе источники воды. В условиях блокады Пионерского
это  сыграло  свою  роковую роль... Это же сообщение разместили в Интернете.
Как и ожидал Руслан, журналисты к этой информации отнеслись скептически: без
весомого подтверждения фактами  подобного рода  сообщения были  не более чем
слухами. Распространенная через "Кавказ" новость  прошла только в бульварной
прессе;   ни   одно  солидное,  уважающее  свое  имя  западное  издание  или
информационное  агентство  об  этом  сообщать  не  стало.  Да  и какие  там,
спрашивается,  источники, если  через  окраину  села протекает ручей,  почти
река, из которого население берет воду для приготовления пищи...
     Но Руслан знал, что делает.  Он видел,  что запущенный  на пустом месте
слух при определенных обстоятельствах способен превратиться в реальный факт,
из  которого может разгореться большой международный скандал. Каким образом?
Надо добыть  контейнер с  чумой, доставить  его  в зону военных  действий, а
потом предъявить мировому обществу. Уж что-что, а такое воровство российской
верхушке никогда не отмолить!
     Удастся  эта акция  --  все остальное было бы  делом  техники: чеченцы,
доказав геноцид  своего  народа, имели  бы полное право  на введение в Чечню
войск ООН -- а  это  почти наверняка гарантировало бы Чечне независимость от
России.  Во всяком  случае,  спецслужбы НАТО, с  которыми время  от  времени
контактировали люди Масхадова,  обещали сделать все от них  зависящее, чтобы
натовские  войска  -- пусть  и  в  облике  миротворцев  -- надолго засели на
Северном Кавказе. Нужен лишь повод.
     Руслан был уверен в своем успехе, так что больше мог не советоваться ни
с  Масхадовым, ни  с Басаевым:  недавний опыт  Косова говорил о том, что для
Запада  их  хваленая  демократия --  только  повод,  чтобы оттяпать для себя
очередной лакомый кусочек. Чечня --  а в  этом  ни у кого из них не  было ни
малейших сомнений -- таким лакомым куском и являлась: как со стратегической,
так и с экономической точки зрения.
     Но конечно, не сам же Руслан должен добывать русское бактериологическое
оружие!  Больше  того,  он  даже знать никаких  подробностей  об операции не
должен, он  должен быть чист, как пророк, а для таких дел, как это,  у  него
есть он, Султан.
     И Султан  принялся со рвением воплощать в жизнь  этот план. Еще  только
готовясь к  операции,  он  получил сведения о полигоне  "Гамма":  московские
резиденты  чеченских спецслужб  работали  хорошо  --  у  них  на  содержании
находилось  несколько  полковников  и  генералов  из  Министерства  обороны,
информация оттуда, как оперативная, так и архивная, поступала регулярно.
     Из тех  же источников Султан получил и досье на генерала  Иконникова: в
свое  время  военная  прокуратура  зацепилась  за него,  но  потом  дело  за
недостатком  доказательств  было сдано  в  архив,  откуда  странным  образом
исчезло и всплыло лишь какое-то время спустя -- теперь уже в руках чеченских
разведчиков,  которых   всегда   интересовал  кадровый   состав  российского
генералитета и закулисные делишки генералов, более того,  были инспирированы
некоторые разоблачения в  высших кругах  российских военных именно чеченцами
--  через утечку  добытых  ими документов  в прессу и Интернет.  Можно  было
предполагать, что это  случалось  тогда,  когда  генералы  переходили дорогу
кому-то  из чеченского руководства или  запрашивали слишком высокую цену  за
свои услуги...
     Узнав  о том, что  у  Иконникова есть счет в германском банке,  Султан,
имевший когда-то  дела  с  немецкими  предпринимателями  и связи  в тамошней
банковской структуре, навел  справки,  подмазал где  надо --  и  через  пару
недель на его факсе появилось  сообщение, в котором сообщались все реквизиты
немецкого счета Алексея  Николаевича...  Ну а имея на  руках  такой  козырь,
операцию вполне можно было начинать.
     И вот  в  один  воскресный  день Султан  Аджуев набрал номер  домашнего
телефона  генерал-майора  Иконникова.  Предполагал  ли  генерал,  как  круто
изменится его судьба, когда он в первый раз услышал голос Султана?..



     Вернувшись в понедельник  к себе на полигон, генерал Иконников, проведя
обычный утренний развод, отправился в первый отдел -- там, в массивном сейфе
у особистов, хранилась наиболее секретная документация  по  объекту "Гамма".
Он потребовал  у дежурного лейтенанта ключи от сейфа,  порылся в нем, достал
несколько папок и, расписавшись за них в журнале, пошел к себе в кабинет.
     Из  восьми  отобранных  папок  Иконникова  интересовала   только  одна,
остальные он взял для отвода глаз. В нужной ему папке содержались документы,
в которых шла речь о содержимом восьмого склада: что именно, сколько и когда
было отправлено туда на хранение.
     Если сам полигон "Гамма" был особо секретным объектом, о котором даже в
Министерстве обороны  знали только  избранные,  то  восьмой склад  был самым
секретным местом полигона: охрану здесь несли не солдаты срочной службы, как
по    всему     полигону,    а     специальный     отряд,    состоящий    из
прапорщиков-сверхсрочников, который находился  в ведении особого  отдела, то
есть военного управления ФСБ.
     Восьмой склад и складом-то назвать  язык не поворачивался. Это бетонный
бункер,  целиком  спрятанный  под землей,  на поверхности  были видны только
бетон   колпака,   прикрывающего   лифт,   ведущий  глубоко   под  землю,  и
пятидесятисантиметровые стальные створки  входа, снабженные сложной системой
шифровых замков. Даже прямое попадание тяжелой авиабомбы  не могло разрушить
этого сооружения. Меры предосторожности были вовсе не излишни: восьмой склад
с самого начала был предназначен для хранения бактериологического оружия, да
и   сейчас   здесь  еще  находились  его  остатки,   которые   то  ли  из-за
недофинансирования, то ли  по каким-то  другим причинам не  были уничтожены,
как  того  требовали  международные  конвенции,  в  свое  время  подписанные
Советским Союзом.
     Для кое-кого из генералов в  Министерстве  обороны существование  этого
склада было  постоянной головной  болью: узнай американцы о том,  что Россия
по-прежнему   владеет   запасами   бактериологического    оружия,   большого
международного  скандала было бы  не избежать: мы не раз заявляли, что давно
прекратили  разработку этого  оружия, а  от  накопленных  запасов  полностью
избавились...
     (Кстати говоря,  Ирак  только  за  то,  что  хотел  попытаться наладить
производство бактериологического оружия, оказался  на многие  годы в  удавке
международных санкций...)
     Как бы там ни было, но факт оставался фактом: посреди тридцати гектаров
"Гаммы",  включающих  в  себя и  потравленные химией поля, и полуразрушенные
лаборатории,  и  небольшой военный  городок,  хранились десятки емкостей  со
штаммами бубонной чумы, куриккетсии и сибирской язвы...
     Сидя  в  своем  кабинете  и  перелистывая странички документов с грифом
"Строго секретно. В одном экземпляре. Допуск по форме А", Алексей Николаевич
размышлял, каким образом можно умыкнуть одну из хранящихся на восьмом складе
бочек. При такой  повышенной секретности объекта даже и  речь  не возникла о
том, чтобы сделать это в обход соответствующих правил.  Достаточно  сказать,
например,  что, лишь для того,  чтобы просто  оказаться  внутри склада номер
восемь, ему, начальнику полигона, нужно было  пройти ряд процедур, каждая из
которых  фиксировалась  в  специальном  журнале. Несмотря  на  высшую  форму
допуска,  Иконников  не знал  код замка:  его  еженедельно менял специальный
комендант  склада,   старший  лейтенант  Шепотько.  Определенные   сложности
предвиделись,  оттого  что  внутри  склада  можно было  находиться только  в
специальной одежде,  которая по выходе подвергалась  обязательной санитарной
обработке.
     И  вот,  учитывая все  это, генерал должен был найти  способ официально
вывезти из склада энное количество бочек, чтобы затем  каким-то образом одну
из них где-то спрятать, а затем вывезти за ограду полигона.
     Иконников, кажется, такой  способ нашел: еще накануне ночью он для себя
набросал план, который бы позволил ему и обойти все инструкции, и остаться в
тени.  План был основан на том, что на восьмом  складе  вот  уже  шестой год
подряд не проводилась  инвентаризация и положенная в таких  случаях проверка
всего  помещения и его дезактивация. Бумаги, которые  он сейчас листал, лишь
подтверждали это:  последняя проверка  содержимого  склада  была сделана  за
несколько лет до того,  как Иконников  стал  начальником "Гаммы".  В этих же
документах  говорилось о  том,  что на  складе  хранится  несколько десятков
запасных  емкостей для  штаммов  -- на тот случай, если в какой-то  из бочек
обнаружится утечка  и надо  будет  срочно устранять  опасность  этой утечки.
Генерал довольно  заерзал  в своем кресле: именно в этих запасных емкостях и
был его реальный шанс выйти сухим из воды.
     Он  снова  аккуратно  сложил все документы в папку,  завязал  тесемки и
отложил папку к  остальным. Затем Иконников минут пять посидел, размышляя  о
том, что  ему  сейчас предстоит предпринять,  и, наконец  решившись,  поднял
трубку служебного телефона.
     -- Штаб округа, -- сказал  он связисту,  -- свяжите  меня  по  "красной
линии" с генералом Смирновым...
     Код "красная линия" означал особую секретность и предполагал повышенные
меры защиты против прослушки. Генерал-лейтенант Смирнов занимал в Поволжском
военном округе  должность заместителя командующего  по  техобеспечению и был
прямым начальником Иконникова.
     -- Здравия желаю, товарищ  генерал-лейтенант! -- бодро, как и  положено
обращаться к  старшему по званию,  сказал Иконников, едва  услышал  в трубке
знакомый баритон своего начальника.  -- Докладываю: на вверенном мне объекте
происшествий нет!
     --  Здравствуй, Алексей  Николаевич! Что  происшествий  нет понятно, но
проблемы есть, раз сам позвонил.
     -- Ну не знаю, можно  ли это назвать проблемой,  --  сказал со  смешком
Иконников. --  Я тут решил порыться в архиве  и обнаружил, что промашку одну
допустил... Инвентаризацию положено раз в два года проводить, а ее уже шесть
лет не делали. Надо бы посмотреть, что у нас там творится, не дай бог утечка
или, тьфу-тьфу, что еще...
     -- Это ты о заразе своей? -- уточнил Смирнов.
     -- Так точно, об этом...
     -- Ну и делай, чего тебе положено, сам, что ли, не знаешь?
     --  Да  на том  складе,  я  по  документам уточнил,  много чего лишнего
навалено. Списать бы не мешало... А без вашей санкции не имею права.
     -- Откуда там у тебя лишнее? -- удивился Смирнов.
     -- Да там тара старая хранилась,  этим бочкам уже лет  по сорок  будет.
Лежат, только место занимают...
     -- Хорошо, пришли с порученцем акт на списание, я посмотрю...
     -- Будет сделано, товарищ генерал-лейтенант!
     -- У тебя все?
     -- Так точно.
     -- Тогда бывай здоров! Привет жене.
     Смирнов положил трубку.
     Алексей Николаевич перевел дух: кажется, начало прошло нормально...



     ...В  тот  же  день  они с  комендантом  восьмого склада, облачившись в
прорезиненные комбинезоны, спустились в бункер. Медленно,  шаркая резиновыми
бахилами,  надетыми  прямо на сапоги, они прошли вдоль длинных рядов  бочек,
наполненных смертью. Иконников спускался  сюда всего второй раз за службу на
полигоне  -- первый  раз  это  было,  когда  он только  знакомился  с  новым
хозяйством.
     -- Это  что?  -- спросил  генерал, указывая рукой, в толстой  резиновой
перчатке, на штабеля бочек в глубине склада.
     Его голос, прошедший сквозь  фильтры противогаза, звучал  неестественно
глухо.  Иконников  знал  ответ  на свой  вопрос,  но  ему было важно,  чтобы
комендант сам на него ответил.
     -- Запасная тара, товарищ генерал. На всякий случай.
     -- Зачем так много?
     -- Не могу  знать.  Порядок такой:  на каждую полную бочку должна  быть
замена...
     -- И сколько раз вы их меняли?
     -- Ни разу.
     -- Их можно использовать в каких-нибудь других целях?
     -- Не понял?
     -- Ну солярку,  к примеру,  в них  налить или для  каких-нибудь  других
хозяйственных нужд...
     --  Что вы,  товарищ  генерал, по инструкции  вся  наша  тара  подлежит
уничтожению, даже неиспользованная.
     -- Они что, заразные, эти бочки?
     -- Никак нет! То есть, думаю, если прикажете,  -- поправился комендант.
-- Просто порядок такой.  Но в принципе это легко  проверить:  снять  мазок,
отнести в лабораторию... и --
     -- Слушай, Шепотько, на днях будем  проводить здесь инвентаризацию, уже
получил  на это  указание  из округа.  У меня  мнение:  всю  эту  тару  надо
списывать к  чертовой матери. Здесь  хоть свободнее станет,  а  то  к полным
бочкам подхода совсем нет -- как их проверять, когда они так стоят? Оставишь
десяток на всякий случай, а остальное пустим под  автоген. Да,  вот еще что:
мне на  дачу  под  дождевую  воду надо  пару  бочек.  Из-под  горючего,  сам
понимаешь, не с руки: больно грязные. А эти, думаю,  вполне сгодятся, как ты
думаешь?
     -- Не знаю... Наверное.. Честно говоря, я бы из такой бочки поостерегся
поливать свой огород.
     -- Ничего, жена с порошком их помоет -- и порядок! Я хоть и генерал, но
тратиться на лишнее по  нынешним временам тоже, знаешь, возможности нет.  Ну
что, отдашь мне пару бочек, если что?
     -- Конечно, не вопрос, товарищ генерал! Если вы хотите...
     --  Ладно,  пошли,  старлей,  что-то  мне  в  этом  противогазе  совсем
невмоготу  становится... -- Они  поднялись  на лифте на поверхность,  прошли
специальную душевую, где  с пару минут  постояли прямо в одежде под потоками
дезактивационного  раствора,  и  только  после  этого  смогли  оказаться  на
воздухе. Шепотько с  помощью прапорщика-часового закрыл створки ворот и ввел
шифр  в  кодовый замок.  Иконников тем  временем  уже  снял  с себя защитный
костюм, уселся в свой командирский "газик".
     --  Ну  что, старший лейтенант, значит, послезавтра приказываю начинать
инвентаризацию,  --  подвел   итог  генерал.  --  Подбери  пять  человек  из
сверхсрочников  -- бочки  катать будут. И предупреди в автопарке, чтобы сюда
пару машин подогнали -- пустую тару в мастерские на уничтожение повезут. Акт
на  списание  заранее  подготовь,  потом, как  заполнишь,  сразу  ко мне  на
подпись.
     -- Слушаюсь, товарищ генерал!  --  козырнул Шепотько и  посмотрел вслед
отъезжающему начальству.
     "Ну, блин,  армия!  Генералы  и те кусочничают. Ну вот  на кой  эти две
бочки? -- подумал  он  про себя. -- А все потому, что халява! Я бы  их  и за
годовую зарплату не взял..."



     Через  два  дня  прошла как  нельзя лучше самая трудная  часть авантюры
Иконникова.   Генерал   подъехал  к   восьмому   складу   в   самый   разгар
инвентаризации.  Оделся  в защитный  костюм, спустился  вниз,  где комендант
Шепотько, самолично возглавив команду из трех прапорщиков, возился в дальней
части  складского  помещения,  разбирая  штабеля  из пустых  бочек:  старший
лейтенант стоял у штабеля, один из прапорщиков скидывал бочки на пол, а двое
других катали эти бочки к лифту. Наверху еще двое прапорщиков принимали тару
у лифта и грузили ее в машину.
     -- Ну что, утечек нет? -- поинтересовался для порядка генерал.
     -- Никак нет, все проверил! Вот данные лаборатории. -- Шепотько показал
несколько  страниц  с  экспресс-анализами  проб, снятых  с  каждого  полного
контейнера.
     -- Хорошо! -- похвалил Иконников. -- Как, сегодня закончите?
     -- Постараемся...
     -- Ну давайте работайте, не буду вам мешать... -- Так я, старлей, как и
договорились, парочку этой тары себе забираю?
     -- Да, конечно, конечно... -- В запарке работы Шепотько даже не обратил
особого внимания на вопрос начальства -- действительно, договорились ведь...
     Иконников направился в  сторону лифта.  У нижнего створа лифтовой шахты
стояло десятка два пустых бочек, приготовленных для отправки  наверх. Расчет
Иконникова  строился  на том,  что  внешне они совершенно не  отличались  от
полных; различие было  только в весе  (каждый контейнер тянул килограммов на
сорок) и в том, что у пустых бочек верхняя крышка была не запаяна.
     Словно  вспомнив нечто важное,  он вернулся  к  стеллажу,  заполненному
контейнерами  со  смертоносной  начинкой.  Будто проверяя что-то,  зашел  за
стеллаж,  посмотрел в сторону работающих  -- их за стеллажами  почти не было
видно. Можно было действовать.  Иконников, пыхтя от натуги, откатил к  лифту
полную  бочку, а вместо нее  поставил  пустую. Проверил, подмену даже вблизи
будет трудно  определить, если  не сдвигать бочку с  места. Затем он  вызвал
лифт  и,  когда тот спустился,  закатил в кабину одну пустую и  одну  полную
бочку  и  нажал  кнопку  подъема. На  выходе сделал  все,  как  положено  по
инструкции: дезактивировав себя и бочки, через несколько минут генерал, катя
бочки перед собой, шел к выходу из склада.
     Грузившие наверху  прапорщики кинулись помочь, но  Иконников  остановил
их, изобразив заботливого отца-командира:
     --  Не  надо,  не   надо,  ребята!  Своя  ноша  не  тянет.   А  вы  еще
натаскаетесь... -- И замахал рукой своему шоферу: -- Миша, давай сюда!
     В подъехавшем  задом "газике"  уже  предварительно  было  снято  заднее
сиденье. Иконников собрался с духом,  обхватил полную бочку руками и закинул
ее  в машину. Обнимая эту смертоносную емкость, он и на секунду не задумался
о том, что это может  быть опасно. Напротив,  сознание  того,  что  эти  его
объятия  принесут двести  пятьдесят тысяч долларов,  придало генералу  силы,
помогло  справиться с грузом без особого  напряжения. Вторую бочку ему помог
закинуть подбежавший шофер --  и это было на руку Иконникову: теперь Миша на
любом допросе мог бы поклясться, что помогал грузить  своему генералу пустые
бочки...
     Иконников скинул защитный комбинезон, сел в машину и приказал:
     -- Вези на дачу!
     На контрольно-пропускном пункте  полигона машину своего командира никто
и  не   думал  проверять  --  и   смертоносный  груз   благодаря  стремлению
генерал-майора  Иконникова  к  быстрому  и  легкому  обогащению вырвался  на
свободу...



     Когда  Султан   в  очередной   раз  позвонил  Иконникову,  генерал  уже
чувствовал себя весьма уверенно.
     --  Готовьте   деньги,   Султан,  --   сказал  он  сразу  после  обмена
приветствиями. -- Я могу дать вам то, что вы хотели...
     --  Отлично,  я рад это слышать, генерал. Где и когда мы произведем наш
обмен? Согласитесь, что тянуть с этим ни вам,  ни мне нет никакого резона...
Более того,  чем быстрее мы это сделаем, тем легче станет жизнь у нас обоих.
Вы согласны?
     --  В  принципе согласен...  Но  вы  забыли,  что  обещали мне надежные
гарантии...   Прежде   чем  мы  продолжим  наш   деловой  разговор,  я  хочу
ознакомиться с ними.
     --  Я  свое слово  держу, --  твердо заверил  Султан, --  деньги  будут
переведены на ваш счет немедленно, как только вы передадите нам груз.
     -- Меня такое предложение уже не устраивает, -- возразил Иконников.  --
Мои условия: пятьдесят  тысяч наличными и  подтверждение о переводе  двухсот
тысяч при  передаче  груза.  Вы  ничем  не рискуете:  я же не собираюсь  вам
втюхивать бочку с навозом...  А вот мне  нужно подтверждение... Да,  именно,
пожалуй,  этого как раз достаточно, чтобы вам  не пришло в  голову устранить
меня как ненужного свидетеля. Думаю, пятьдесят  тысяч долларов даже  для вас
большая сумма, чтобы выбрасывать ее на ветер. Или я не прав?
     -- Не  надо так волноваться,  Алексей  Николаевич! Вы останетесь живы и
здоровы. Чтобы вас успокоить, я скажу вам честно: ваше устранение  совсем не
в  наших интересах -- вы слишком заметная  фигура.  Нам просто  нужен товар,
который  мы  прибыльно  перепродадим. А  лишний шум нам  совсем  ни к  чему,
поверьте.
     -- Хорошо,  я верю вам, -- сказал Иконников.  -- Если вы  выполните мои
условия, получите груз завтра же вечером.
     -- Считайте, что мы договорились. Где вас искать завтра?
     -- Позвоните мне в девять вечера, я буду ждать вашего звонка дома.
     -- Тогда до завтра!
     Султан положил трубку, и Алексей Николаевич перевел дух: кажется, и эту
часть  партии  он выиграл... Осталось  сбагрить с  рук  проклятую  бочку,  а
затем...
     "Выйду  на  пенсию,  --  подумал он,  --  куплю  домик на  каком-нибудь
Лазурном берегу, буду выращивать виноград, розы под окнами посажу... Если по
кабакам не ходить, денег до самой смерти должно хватить".



     Султан  позвонил  Иконникову, как  и договаривались,  в  девять  вечера
следующего дня.
     -- Можете не волноваться, мы перевели деньги на ваш счет. Подтверждение
уже получено. Теперь дело за вами.
     --  Завтра,  на  двадцатом километре  Московского  шоссе,  в семнадцать
ноль-ноль, -- сказал Иконников и положил трубку.
     На  всякий  случай  -- кто  их  знает, этих кавказцев, что им  в голову
взбредет?  --  генерал  решил  лишний  раз  подстраховаться.  О  том,  чтобы
отправиться на  встречу с Султаном не одному, не могло быть  и речи,  лишние
свидетели ему были  не нужны.  Поэтому Алексей  Николаевич мог  рассчитывать
только на себя.
     Днем следующего дня он уехал с полигона раньше обычного -- до городской
квартиры генерала довез, как всегда, его шофер Миша.
     -- Сегодня ты мне больше не нужен, -- сказал  ему Иконников. -- Заедешь
завтра утром, в обычное время.
     --  Есть,  товарищ  генерал!  --  обрадовался  Михаил: у него появилось
несколько часов, чтобы подхалтурить.
     Дома  Иконников  переоделся  в  гражданскую  одежду:  джинсы, ковбойка,
старый свитер --  так  он обычно одевался,  работая на  даче, -- вывел  свою
"шестерку"   из   гаража   и   отправился   на   дачу.   Здесь   генерал   с
предосторожностями  загрузил  контейнер в багажник "шестерки",  прикрыв  его
старым одеялом, и выехал на Московское шоссе.
     Неподалеку от места назначенной встречи, не доезжая примерно  километр,
Иконников притормозил и съехал на обочину. Здесь он вышел из машины, поискал
глазами  подходящее место, потом,  дождавшись, когда  на  трассе  никого  не
будет, вытащил контейнер  из багажника, положил его на землю и покатил бочку
метров  на десять в сторону  -- туда, где как  раз была  подходящая  канава.
Убедившись, что  с  дороги  контейнер  не  видно,  Иконников  поставил  свой
табельный  "Макаров" на  боевой  взвод,  засунул  его под  себя,  под  чехол
сиденья,  развернул  машину.  Вот теперь  можно  было  ехать  на  встречу  с
Султаном.



     Темно-синий  БМВ  Султана подкатил к назначенному  месту  ровно в  пять
вечера. Он был  в машине один, что сразу успокоило Иконникова. Генерал вылез
из своей "шестерки" и  пошел к иномарке. Султан  стоял у  открытой дверцы  и
поджидал его.
     Они, как старые знакомые, коротко кивнули друг другу.
     -- Здесь все, как вы просили, --  произнес Султан и протянул Иконникову
небольшой пакет из плотной бумаги.
     Генерал  заглянул  внутрь,  в пакете  лежали пять  банковских  упаковок
стодолларовых  купюр и копия платежки с  подтверждением  того,  что  вчера в
Дрезден-банк на счет господина Ikonnikoff поступило двести тысяч долларов.
     --  Вы  не против?  --  Генерал  вынул из пакета одну  пачку,  надорвал
бандероль  и  вытащил   наугад   несколько   банкнот   из  середины   пачки.
Стодолларовые  купюры  были как  будто только  что из-под  печатной  машины:
новые,   с  легким  запахом  краски,   они  приятно  щекотали  пальцы  своей
шероховатостью...
     Султан  невозмутимо  наблюдал,  как  генерал шуршит  купюрами.  Наконец
Иконников  спрятал вскрытую  пачку в карман  накинутой на него камуфляжки  и
сказал:
     -- Контейнер найдете в восьмистах метрах отсюда. Езжайте вперед, справа
от кювета  будет  ориентир  --  одинокое  засохшее дерево. Найдете легко, не
сомневайтесь... Ну  а я поеду. Надеюсь, что вы больше  не станете напоминать
мне о себе: услуги такого рода вряд ли еще возможны. Хотя... наше знакомство
не могу считать для себя неприятным.
     Иконников бочком,  не  спуская  глаз  с  Султана,  направился  к  своим
"Жигулям".  Кавказец,  провожая его глазами, все так же невозмутимо стоял  у
своей машины. Затем, когда генерал развернулся и отъехал достаточно  далеко,
он достал сотовый  телефон,  нажал  кнопку  вызова  и,  услышав голос своего
помощника, спросил по-чеченски:
     -- На дороге чисто?
     -- Да. Он был один, "хвоста" нет.
     -- Снимайтесь с места, едем за грузом.
     Султан дождался, когда рядом с ним  притормозит крытый брезентом КамАЗ,
и, резко рванув свой БМВ, погнал к указанному генералом месту.
     Через полчаса контейнер лежал в  кузове КамАЗа, шофер которого, получив
у Султана фальшивые сопровождающие документы, повез бочку на чеченскую базу.
     Еще   через   полчаса  грузовик,   на   беду  чеченцев,  остановился  у
придорожного ларька и встретил там свою судьбу в лице Дока и Мухи.



     Султан   отпустил   генерала   живым  вовсе  не   потому,  что   обещал
гарантировать безопасность  и теперь держал свое слово.  Нет, с такими,  как
этот жадный русский  офицер,  закон чести позволял  не церемониться. Просто,
во-первых, на данный  момент ему  действительно  был совсем  не нужен лишний
шум; а во-вторых,  генерал Иконников так прочно сел  на  крючок,  что Султан
рассчитывал использовать эту связь еще не один раз.
     Султан потирал руки: он при  желании мог  бы легко  заразить  чумой все
Поволжье.  С таким оружием,  которое  они  только  что  получили,  это  было
довольно  просто  сделать:  достаточно  вылить  каких-то пол-литра штамма  в
водозаборник городского  водопровода -- и готово, массовая эпидемия  по всей
территории области обеспечена.
     Комиссия по  медицине и здравоохранению при ЮНЕСКО еще  лет  пятнадцать
назад  с  гордостью   заявила,  что   есть  основания   предполагать,  будто
возбудитель  бубонной  чумы  на  земле полностью уничтожен; прежде  чем  это
заявление было сделано, прошло  десять лет без  единого случая  заболевания.
Даже  в  самых  неблагополучных странах  Азии  и  Африки  благодаря  сильным
вакцинам и повсеместной профилактике эта чума не регистрировалось. Ну что ж,
раньше не регистрировалось, а теперь зарегистрируется...
     Поскольку считалось, что эта болезнь навсегда побеждена,  в России ни в
больницах, ни на складах не было сколь-нибудь крупных запасов вакцины против
этой  заразы,  так  что  даже  хотя   бы  на  время  приостановить  массовое
распространение эпидемии нищенскому российскому здравоохранению было не  под
силу.  Не  нашлось   бы  ни   достаточного  количества   коек  в  специально
оборудованных  инфекционных  отделениях,  ни лекарств, ни квалифицированного
персонала...
     Да, жаль, что у Руслана совсем другие планы.
     Султан  очень жалел,  что не  может  воспользоваться  добытой  заразой:
хозяин в этом отношении был строг и требователен  -- он,  Султан Аджуев, был
обязан выполнить его приказ  и  доставить контейнер в  Чечню.  Для этого был
выбран не раз используемый путь: по Волге до Астрахани, затем -- Калмыкия, а
уже оттуда -- в Чечню.
     Вообще-то,  Руслан,  наверное, как  всегда,  прав. Ну  выльет  Султан в
водозаборник порцию заразы, выведет  из строя одну-две области  -- Россия от
этого  все  равно с  ног  не  свалится!  А Руслан  --  он  хладнокровно  все
рассчитал: если взрывы, прогремевшие в российских городах перед его рейдом в
Дагестан, сначала вызвали  всеобщий шок,  но потом ужас от них свелся на нет
последующими  политическими событиями  в  стране, то теперь он придумал, как
загнать Россию  в большой политический скандал. По сравнению с заготовленным
им катаклизмом прошлогодние взрывы выглядели бы булавочными уколами...
     Султана  грела  гордая  мысль: все,  что он  сейчас  делает,  дает силы
Шамилю, который сейчас  лежит в одном  из  дальних  селений горной Чечни без
левой ступни  и не может  вести активное  сопротивление  наседающим  со всех
сторон русскими. Может, у него сейчас вообще одна радость в жизни -- мысль о
том, что посланный  им в Россию Султан Аджуев  уже  приступил  к  выполнению
великого плана. Еще  немного  -- и  Россия оставит Чечню в  покое; ей  будет
просто не  до войны, надо будет выпутываться из того международного кризиса,
в который  они,  чеченцы,  ее  ввергнут.  И  одна  из главных  ролей в  этом
принадлежит ему, Султану Аджуеву.
     И не могли ни Аджуев, ни  конечно  же сам Дадаев даже предположить, что
их  планам сможет  помешать  пятерка  друзей,  случайно  оказавшаяся на пути
Султана и его людей.
     Пастух и его ребята в очередной раз заслонили своей грудью Россию...



     Когда генерал Иконников получил из военной комендатуры сообщение о том,
что  какие-то отдыхающие  отбили у  чеченцев контейнер с  бактериологическим
оружием,  он  сразу  понял, что это тот самый  контейнер, который  он продал
Султану, -- другого просто быть не могло.
     --  Алексей  Николаевич,  не с  вашего ли  полигона чеченцы стянули эту
заразу?  --  первым делом  поинтересовался  у него  военный комендант города
полковник Павленко.
     -- Это исключено! -- категорически заявил  Иконников, стараясь  придать
своему  голосу  как  можно  больше уверенности.  --  Мы  буквально  на  днях
проводили инвентаризацию,  у нас все в порядке. Впрочем, надо посмотреть  по
маркировке. Федор Петрович, вы должны понимать, что это дело очень серьезное
и,  не  мне вас предупреждать,  строго секретное. Здесь  нужны  специалисты;
думаю,  что в вашей службе  по гражданской обороне таких  спецов, как  наши,
нет, так что я лично займусь этой проблемой. Вы не возражаете?
     -- Что вы, Алексей Николаевич, я сам хотел вас об этом попросить.
     --  Значит, решено: я немедленно распоряжусь об охране, оцеплении и обо
всем остальном. Наверное, мне понадобится помощь из округа, я сейчас свяжусь
с ними. Буду держать вас в курсе...
     Генерал положил  трубку  и вытер покрытый  испариной лоб. Единственное,
что ему оставалось, чтобы избежать огласки факта его  участия в этом грязном
деле, -- это  взять последующие действия на себя, засекретив  при  этом весь
ход  проводимой  операции;  затем следовало  вернуть  контейнер на  место  и
впоследствии   попытаться  выдать  все   случившееся  за  учебные   плановые
мероприятия. Но  для этого надо было действовать немедленно, чтобы в дело по
захвату  контейнера  не  вмешались  ни  милиция,  ни какие-либо  посторонние
воинские подразделения.
     Иконников позвонил дежурному по округу, доложил о возникшей ситуации  и
попросил дать ему в помощь роту пехоты и вертолетное звено. Получив добро на
руководство операцией и дополнительные силы, генерал вызвал к  себе капитана
Зайнутдинова, который командовал охраной "Гаммы".
     -- Подготовь взвод своего спецназа, -- сказал он ему, -- есть сведения,
что не установленными пока еще преступниками с полигона похищен контейнер со
штаммом. Месторасположение  контейнера примерно известно. Через  час  к  нам
подойдет  подкрепление,  рота пехоты.  Возьмешь их  в  свое  распоряжение  и
организуешь вокруг  места  оцепление. Да,  вот  что  еще:  не  забудь  взять
отделение спецов по дезактивации, мало ли что...
     -- Все понял. Разрешите приступить? -- козырнул капитан.
     --  Давай  собирай  людей.  Я  полечу  на  место на  вертолете.  Сверху
разобраться в ситуации будет сподручнее.
     Зайнутдинов вышел из  генеральского кабинета.  Через  пятнадцать  минут
прилетел   вертолет   Ми-8.  Генерал,  взяв  с  собой  четырех  спецназовцев
Зайнутдинова,  отправился  на  вертолете  на   юг   от  города:  по  данным,
поступившим в комендатуру  из  городского управления милиции, именно  с  той
стороны пришло по открытой волне сообщение о контейнере...
     Еще до того, как Иконников оказался в чеченском лагере и увидел  воочию
все своими  глазами,  он  поначалу  подумывал  о  том, что можно,  наверное,
попытаться договориться с бдительными ребятами, сорвавшими  всю его игру, --
дать им  тысяч  десять  долларов, и  пусть  они выдадут  себя  за наемников,
которым он поручил разыграть  спектакль с похищением  -- якобы для  проверки
боеспособности  вверенного ему полигона. Но на месте,  увидев больше десятка
трупов,  он сразу же отказался от этой  идеи:  на инсценировку похищения все
это похоже не было. Тем более  трупы, по всей видимости, принадлежали  одной
из  чеченских  банд, а  афишировать  свои контакты  с  чеченцами  даже таким
косвенным образом было бы для генерала самоубийственно.
     Тогда Алексей Николаевич решил, что раз уж так  все получилось, то надо
разыгрывать  другой вариант, более  жесткий: от бдительной  пятерки надо как
можно быстрее избавляться. Самый  простой  способ  -- списать их  гибель  на
внутреннюю  разборку  между  двумя  бандами:   дескать,  да,  было  какое-то
сообщение по открытой волне, но оно не подтвердилось. Никаких контейнеров не
обнаружено.  Уцелевшие бандиты  скрылись  в  неизвестном  направлении,  нами
найдены только трупы, которые переданы  милиции, и сейчас  ведется работа по
их идентификации...
     Иконников,  приказав спецназовцам не спускать с команды  Пастуха глаз и
стрелять по ним при  первой же их  попытке предпринять какие-нибудь активные
действия, отозвал в сторонку капитана Зайнутдинова.
     --  Посоветоваться с тобой хочу, -- сказал он  ему.  -- Не нравятся мне
эти  пятеро. Они  явно темнят:  замочили тут  кучу народа,  сами без  единой
царапины...
     -- Да нет,  там у двоих есть кое-что. Правда, ранения не  пулевые... --
возразил капитан.
     --  Вот  и я о том же: ну подловили чеченцы этих братков в каком-нибудь
гадюшнике,  наваляли  им  по полной.  А  те  их  выследили и  в отместку  из
автоматов и покрошили. Типичные бандитские разборки, нам до всех этих бандюг
и дела-то быть не должно. Но тут все портит контейнер. Еще не факт, что он с
нашего полигона... Да если бы и с нашего, один хрен: он в этих разборках  ни
при чем, только  нам один геморрой... Комиссии понаедут, проверки, то, се...
Между прочим,  тебя первого шерстить  начнут,  если выяснится, что контейнер
наш, а ты его проворонил...
     --  Не  понимаю   я,  товарищ  генерал-майор,  куда  вы  клоните...  --
Зайнутдинов в досаде дернул себя за кончик уса.
     --  Поймешь...  когда под  трибуналом  окажешься...  -- зло  усмехнулся
Иконников,  --  ты  на  ус-то  свой  намотай: если  этих пятерых мы в  город
привезем, кому от этого лучше будет, а? Тебе? Мне? Или,  может быть, простым
людям? Ты  же чекист, должен понимать,  что  эти бандюки  отмажутся, а мы  в
дерьме  останемся.  Образцовая  часть  округа -- вот  кто  мы были. А теперь
станем каждой бочке затычка: нас всякий, кому не лень, будет по поводу и без
повода склонять. Службе  конец  --  это как  минимум. Уволят  подчистую, без
содержания, а  то и в  тюрьму  упекут... Ладно,  я  вижу, ты уже все  понял.
Кончать надо с этими.
     -- Как?
     --  Поставишь  их  к  стенке, возьмешь пару автоматов  из тех, что  тут
валялись, и...
     -- Да их же все живыми видели!
     -- Ну и что? Ты повел их на допрос, а они возьми и побеги... Спишем  на
попытку  к бегству. Ладно, хорош тут  мусолить. Время не на нас работает. Ну
что, ты готов?
     Зайнутдинов долго стоял,  мрачно  глядел в землю,  дергал  себя  за ус.
Наконец нехотя выдавил:
     -- Хорошо, я все понял. Надо -- значит надо...
     -- Ну вот, капитан, правильно сечешь службу. Вперед!



     Ни  Пастух, ни его ребята не могли  слышать этого разговора. Но сейчас,
стоя  под  дулами направленных  на  них  автоматов,  о чем-то подобном  они,
конечно, догадывались.  Все они -- все  пятеро,  без  исключения, --  не раз
сталкивались  лицом  к  лицу  со смертью: иногда им казалось,  что  ситуация
безвыходна и спасения нет и не будет. Но всякий раз они находили в себе силы
противостоять обстоятельствам и уходить из  объятий смерти... В этом была их
самая сильная сторона -- в силе  их духа,  который, несмотря ни  на  что, не
позволял  им потакать ситуации,  позволял переламывать ее -- через "не могу"
-- на свою сторону.
     А удача... Ну что удача! Ее, как и женщину, надо завоевывать, давать ей
понять, что ты сильнее. Они, все пятеро,  знали,  как это  делать, и, может,
потому удача улыбалась им пока чаще, чем кому-то бы ни было еще.
     Ведь они были ее солдатами...

     4
     Перед  нами стояли черноусый капитан,  командовавший оцеплением,  и два
его сержанта с автоматами.
     -- Давай! -- приказал капитан.
     Сержанты передернули затворы.
     "Ну это уж дудки, -- подумал  я.  -- Но каковы суки  что  генерал,  что
капитан этот! Не армия, а урки какие-то! Полный беспредел!"
     Все, дальше медлить  было нельзя. Я взглянул на Дока, Док на меня -- за
столько лет мы научились понимать друг друга с полуслова. Он  лихо подмигнул
мне и слегка дотронулся рукой до Боцмана. Тот, казалось, только того и ждал:
я видел краем глаза, как  он весь подобрался, какой вкрадчивой стала вся его
повадка. Хотя, наверное, для наших конвоиров он внешне остался все таким  же
расслабленным увальнем.  Боцман  не  очень  натурально кашлянул,  и  Муха  с
Артистом, почувствовав, что наступил нужный момент, почти  синхронно,  через
кувырок, полетели кубарем в разные стороны...
     И вот  уже капитан валяется на земле и задыхается под моим весом, а два
сержанта, которые отвлеклись на кульбиты Мухи и  Артиста и оттого пропустили
мгновенные выпады Дока с Боцманом,  надежно вырублены -- во всяком случае, в
ближайшие полчаса они с  земли точно не встанут. А если Боцман не рассчитал,
то рыжий сержант, что стоял слева, тот вообще, может, проваляется с  месяц в
больнице,  а  потом  комиссуют  -- и домой;  небось еще  рад  будет, что жив
остался...
     -- Капитан,  жить хочешь? -- спросил  я, по-прежнему без всякой жалости
вдавливая его румяное лицо в грязную, мазутную землю.
     -- М-м... -- промычал он.
     По  его интонации я понял, что он не собирается позволять себе лишнего,
и чуть-чуть ослабил свой нажим.
     --  Не   надо,   ребята...   --   прохрипел  капитан,   --   разойдемся
по-хорошему...
     -- По-хорошему уже не получится, -- хмуро сказал Док. -- Говори, почему
генерал приказал пустить нас в расход?
     -- Этот контейнер с объекта, которым он командует. Ему не нужен шум,  а
вы свидетели... -- щупая горло, пояснил капитан.
     -- А  откуда он у  чеченцев оказался?  -- спросил  Муха. -- Я что-то не
понял: эти чеченцы -- они что, тоже ваши люди?
     -- Понятия  не  имею, что это  за  чеченцы и как  они добыли контейнер.
Наверное, купили где-нибудь... Вынести его  с нашего полигона невозможно. Я,
как начальник охраны...
     -- Ваша часть, наверное, недалеко, -- спросил Док. -- Раз вы так быстро
сюда прикатили?..
     -- Да, наш полигон здесь, в области, в часе езды отсюда.
     --  Ну  так  чего  ты  тогда молотишь,  капитан!  -- вскипел  Муха.  --
Где-нибудь купили! Таких совпадений не бывает! Ни за что  не поверю, что эту
бочку не у вас сперли!
     --  Возможно,  вы  правы...  Я  хотел разобраться, да  генерал приказал
отставить:  незачем,  говорит,  выносить  сор из  избы,  проведем внутреннее
расследование...
     -- Он,  значит, хотел провести  расследование, а мы ему помешали,  так,
что ли? -- спросил Док.
     -- Ну да, я же вам говорю... -- пробормотал капитан.
     -- Все ясно, Сергей, надо делать отсюда ноги.  -- Похоже, Доку пришла в
голову  какая-то идея. -- С этими ребятами говорить  бесполезно. По-хорошему
отсюда они нас не выпустят...
     -- Ну так что, -- угрюмо спросил Боцман, -- пробиваться?
     -- Тут голое поле повсюду, не пройдем и ста метров, как нас положат, --
подал голос Артист.
     -- Ты что-то хотел предложить? -- напомнил я Доку.
     -- Берем генерала вместе с этой говенной бочкой и пробиваемся туда, где
нам поверят. Вот и все мое предложение. Другого варианта я не вижу.
     -- Я -- за! -- сказал Муха.
     -- Я тоже, -- поддакнул Артист.
     -- А  что,  почему  бы  и не  попробовать, --  загорелся Боцман, -- вот
капитан нам может, да? А мы его за это не тронем, как, ребята?
     --  Я  согласен!  --  первым поспешил  откликнуться  черноусый капитан:
видимо,  он до  сих  пор  мало  верил  в  то,  что  мы отпустим его целым  и
невредимым.
     -- Хорошо, -- согласился я. -- Принято. Только предупреждаю: вылезти из
этого  мешка -- это еще только  полдела. Честно говоря, я  совсем не уверен,
что мы снова не окажемся в  таком положении,  только  уже в  другом месте...
Что-то с этой бочкой  нечисто. Не знаю что. Но пока мы эту задачку не решим,
до тех  пор  у нас  будут проблемы... А с  генералом это ты хорошо придумал,
Док.
     Мы  еще минуту  обсуждали,  с  чего  нам  начать  осуществление  нашего
импровизированного плана.  И  надумали: Муха  с Боцманом, забрав у сержантов
автоматы,  имитируя наш  расстрел,  дали  несколько  коротких  очередей.  Мы
подняли капитана на ноги; его "Макаров" перекочевал в руки Дока.
     -- Подзовешь генерала к КамАЗу, -- сказал я капитану, --  и не  вздумай
строить из себя Павку Корчагина: мои ребята стреляют, как боги.
     Капитан в волнении облизал губы и кивнул, давая понять, что все понял и
сделает  все как надо. Отряхивая с  себя земляную труху, он медленно пошел к
сараю.
     Мои ребята рассредоточились и, прикрываясь строениями, следовали за ним
почти вплотную. По дороге Артист подобрался к куче с мусором и достал оттуда
свою никелированную пушку,  которую  запрятал  там,  перед тем как в  лагере
появились солдаты. Что ж, как говорится,  запас карман  не тянет.  И вообще,
надо отдать должное: Артист оказался на удивление предусмотрительным...



     Толстый генерал стоял  метрах в двадцати  от сарая с КамАЗом и смотрел,
как  подчиненные  складывают  мертвых  боевиков  в   общую  кучу.  Рядом  на
расстеленном брезенте, среди рассыпанных патронов, лежало их оружие. У входа
в сарай был выставлен часовой. Через  плечо у него висел противогаз, автомат
болтался стволом  вниз за спиной. Я указал Боцману на часового.  Тот кивнул:
сделаем!
     Мы все сейчас собрались  у тыльной  части  казармы.  Боцман двинулся по
боковой  стенке  к  часовому.  То,  что  произошло  следом,  мы  не  видели,
послышался лишь легкий шорох, по которому можно было догадаться, что у входа
в  сарай что-то происходит.  Затем  совсем рядом раздался условный  звук  --
Боцман сигналил нам изнутри сарая, что проход чист. Мы поодиночке прокрались
за казармой  до входа  и вскоре все оказались в сарае. Муха тут  же полез  в
кабину грузовика, чтобы подготовиться к прорыву.
     -- Семен, проверь, бочка на месте, -- попросил я.
     -- Тут она, -- сказал Артист, откинув полог брезента.
     --   Тогда   давай  в  кузов.   Теперь  у   тебя  за  нее  персональная
ответственность.
     Мы с  Доком встали по бокам входа,  прикрываясь створками ворот. Боцман
тем временем возился  с часовым:  связал его, засунул в рот кепи и оттащил в
сторону,  чтобы, не  дай бог,  не  оказался  под колесами,  когда  мы отсюда
рванем. Никто из нас не  хотел лишних жертв: солдаты не должны отдуваться за
глупость и жадность своих командиров...
     С  того  места, где находились мы с Доком, генерала  было видно  как на
ладони. Ага, вот к нему подошел капитан и начал что-то говорить; вот они оба
посмотрели на  сарай,  и  генерал  нехотя  пошел в  нашу  сторону.  Один  из
охранников генерала двинулся  было  следом,  но капитан показал  ему  рукой,
чтобы  тот  оставался на  месте.  Я внутренне  одобрил  этот  жест:  молодец
капитан, бережет своих солдат...
     -- Ну что ты хотел мне показать? -- спросил генерал, входя в сарай.
     Капитан предусмотрительно  отстал от  своего  начальника  на  несколько
шагов, и этого  было достаточно, чтобы  мы умудрились перед  самым его носом
прикрыть створки ворот.
     -- Спокойно, не дергаться! -- приказал Док, схватив генерала за шиворот
и приставив к его виску пистолет, отобранный у черноусого капитана.
     -- Что  такое?!  -- успел вымолвить  генерал и тут же  получил ощутимый
пинок от подоспевшего Боцмана.
     От этого он рухнул на колени и совсем бы распластался по земле, если бы
его не  прихватил за ворот  Док,  вовремя вернувший  генерала в вертикальное
положение.
     -- Так  вы... живы? -- удивленно промямлил  он,  вытаращив на  нас свои
рачьи глазки.
     --  Значит,  так...  Слушайте  меня внимательно,  повторять не буду, --
сказал я генералу. -- Хоть вы и приказали нас расстрелять, мы вас не тронем,
если вы  поможете нам уйти  отсюда.  Сейчас вы выйдете из  сарая и прикажете
капитану  очистить нам дорогу.  Если через три минуты  этот приказ  не будет
выполнен, вы получите пулю, а мы  так или  иначе все равно отсюда  вырвемся,
можете  не  сомневаться. Но  тогда  мы  вынуждены будем применить  оружие  и
пролитая кровь  будет  целиком  на  вашей совести...  Хоть и  говорится, что
мертвые сраму  не имут,  но  все-таки на  том  свете и эта кровь вам в минус
зачтется. Ну что, вы все поняли?
     Генерал несколько раз кивнул головой
     -- Док, давай...
     Мы  с Боцманом  распахнули  ворота.  Док. по-прежнему держа  пистолет у
виска генерала, завернул ему правую руку за спину и вывел из сарая. Муха тем
временем завел "КамАЗ" и теперь не сводил глаз с обрамленной лобовым стеклом
картинки бывшего чеченского лагеря, ждал моего сигнала к прорыву.
     -- Капитан! -- визгливо крикнул генерал, хотя капитан стоял буквально в
пят шагах от него и прекрасно услышал бы его шепот. -- Освободить дорогу для
грузовика!
     -- Скажи своим орлам, чтобы опустили оружие, -- сказал на ухо  генералу
Док,  увидев, что  спецназовцы немедленно  взяли на изготовку и только  ждут
удобного случая, чтобы открыть огонь. -- Считаю до трех. Раз... два...
     --  Опустить  оружие!  --  закричал  генерал. --  Немедленно!  Всем!  Я
приказываю!
     -- Пусть отойдут  на двадцать шагов назад, --  снова  вполголоса сказал
ему Док.
     -- Капитан, отведите людей на двадцать шагов!
     Я увидел, как автоматчики нехотя подчиняются приказу генерала. Выезд на
грунтовку был свободен, я махнул Мухе рукой,  и тот, взревев мотором, выгнал
КамАЗ из сарая и  тут  же остановился  как вкопанный рядом  с  Доком. Правая
дверца кабины была уже открыта. Док впихнул генерала  в кабину, сам уселся с
краю,  мы  с  Боцманом перемахнули  через борт  грузовика.  Артист громыхнул
кулаком по кабине, и Муха дал по газам.
     Громыхая разболтанными бортами и обдавая пылью сгрудившихся по сторонам
солдат, КамАЗ выскочил за ворота лагеря. Теперь мы  на  предельной  скорости
понеслись к выезду на трассу.
     Еще только соображая,  брать  или не  брать  генерала  в заложники,  мы
вспомнили про оставленный нами неподалеку "лендровер", -- понятное дело, что
мы и не думали уходить от погони (а то, что она стопроцентно будет, никто из
нас  не  сомневался) на  тяжелом  грузовике, тут  нужен был более  мобильный
транспорт, и "лендровер" был как нельзя более кстати.
     -- Что будем делать с бочкой? -- спросил Артист, когда через пять минут
Муха остановил КамАЗ у того места, где мы оставили трофейный джип. -- Может,
мы ее тут где-нибудь закопаем?
     --  Во-первых, не успеем. Во-вторых, так ее  быстро найдут, -- возразил
я.  --  А  в-третьих,  ее  надо  тащить  за  собой:  это  наше  единственное
доказательство, что мы говорим правду.
     --  Ну  и  куда  мы ее?  --  поинтересовался Муха.  -- Нас  и  так  уже
шестеро...
     -- Ничего, сзади за сиденьем есть место, поместится. Только привяжем ее
покрепче, чтобы не било на ухабах. Не хватало еще, чтобы ее повредило...
     Мухе с  Боцманом хватило минуты, чтобы прикрутить  бочку  оказавшимся в
багажнике джипа  тросом к  задней  спинке  сиденья. Остальные уже  сидели  в
машине:  мы с  Артистом сели  вперед,  рядом с водительским  креслом, Док  с
генералом  устроились сзади. Генерал  занял чуть ли не  половину  достаточно
широкого заднего диванчика "лендровера"; а уж когда туда влез еще здоровущий
Боцман, им всем там стало  тесновато, хоть и просторная машина  "лендровер".
Но кому сейчас легко? Мы впереди тоже не особенно  шиковали, я чуть ли не на
ручнике сидел.
     -- Ну что, теперь куда? -- спросил Муха.
     -- В город, куда еще... -- первым откликнулся Артист.
     --  Давай, Олег,  трогай, у нас форы совсем не осталось, -- попросил я.
И, видя,  что  ответ Артиста нашего  водителя не удовлетворил,  добавил:  --
Держи на областной центр.
     -- Похоже, у нас теперь нет выбора...
     -- Эх, прокачу! -- залихватски  крикнул  Муха и вдавил  педаль  газа до
упора.
     Джип пулей  выскочил из кустов -- и как  раз вовремя: метрах в тридцати
от нас по грунтовке пылили два БТР; из башни  первой машины торчала знакомая
нам усатая голова капитана в шлемофоне.
     --  Глянь, командир,  никак  генерала  своего выручать  собрались... --
Артист толкнул меня локтем.
     Генерал закряхтел на заднем сиденье, но ничего не сказал.
     -- Олежек, жми! -- вместо ответа посоветовал я Мухе.
     -- Уже! -- весело засмеялся он.
     Мы гнали по  бездорожью,  и здесь  БТР,  шедшие параллельным  курсом по
грунтовке,  имели  преимущество.  Но через  пару  минут  впереди  показалась
трасса. Джип,  взлетев  метра  на  полтора  над  шоссейным покрытием, плавно
приземлился, выровнялся  и ходко пошел, заметно увеличивая  расстояние между
нами и БТР.
     -- Ну теперь они нас точно не достанут! -- снова засмеялся Муха.
     Я внутренне улыбнулся:  поразительно, как шоферов -- если, конечно, они
настоящие профи -- радуют хорошие машины. Казалось бы, у нас у  всех  сейчас
напряг, неизвестно, что ждет  впереди, а Муха радуется, как ребенок... А все
потому, что  тачка слушается  руля, что  нигде ничего не стучит, как в наших
"Москвичах"  с  "Жигулями", что  запаса скорости  у него столько, что ему по
силам обогнать на этой дороге любой автомобиль...
     Я немного позволил себе расслабиться.  И  сразу же почувствовал мерзкий
запах, исходящий от генерала,  -- видимо,  он там,  зажатый между Боцманом и
Доком, совсем упарился...  Вообще-то я  слышал, что некоторые сильно потеют,
когда им страшно. Со мной  такого  почему-то не случалось, хотя страшно  мне
бывало, и не  раз. Может, все дело  в  комплекции человека?  Вон  у генерала
сколько жира -- это же настоящий склад шлаков.
     -- Олег, посмотри-ка,  где  тут кнопка  стеклоподъемника,  -- сказал я:
терпеть эту вонь было уж невозможно.
     -- Да вот она!.. -- обрадовался Муха и небрежно нажал одну из кнопок на
панели перед собой. Стекла бесшумно поехали вниз -- и вместе с шумом ветра в
салон влетел приближающийся стрекот вертолета.
     Суки! Никак не угомонятся...
     -- "Вертушка", Сергей! -- сказал Док.
     -- Слышу... Ничего, пока мы с генералом, они стрелять по нас не станут.
Так что пусть себе летит и наблюдает. Не прятаться же, в самом деле!
     -- Лучше бы его не было... -- вздохнул Док.
     -- Лучше бы  мы не сидели тут с  этим вонючим боровом, а рыбу ловили...
-- неожиданно подал голос и Боцман.
     -- А  я считаю, вы должны остановиться и сдаться, -- проскрипел генерал
оскорбленно,  но мы, все пятеро, сделали вид,  что не слышим его -- словно и
нет с нами никакого заложника генерала...
     А  вообще-то что говорить  о том, что лучше, а что хуже; есть данность:
вот  сейчас, сию  минуту,  мы  едем  по  шоссе со  скоростью  сто  пятьдесят
километров в час -- в надежде, что найдем в областном центре, кому мы сможем
передать и эту проклятую бочку, и этого жирного генерала, а все остальное от
лукавого, только мозги парить.
     -- О черт! Командир! -- неожиданно прервал мои мысли Муха.
     Он  резко затормозил. Джип противно заскрипел и пошел юзом,  сворачивая
вбок.  Муха  почему-то  не  стал  выводить  машину  из  заноса   --  и  она,
остановившись  встала поперек  шоссе. Я  посмотрел по ходу  движения: в  ста
метрах впереди дорога была полностью заблокирована милицейскими машинами, за
которыми можно было разглядеть еще два БТР.
     -- Это  "вертушка"  их на нас навела... -- меланхолично сказал  Док. --
Эх,  сейчас  бы мне рацию, я бы  сказал этим небожителям, кто  они  на самом
деле...
     -- Да какая разница, кто навел? -- Я лихорадочно думал, что нам делать:
вот-вот должны были  сзади поджать нас два других  БТР --  тогда мы снова бы
оказались в мешке.
     -- Ну что, воевать с ними, что ли? -- недовольно пробурчал Боцман.
     "Да, БТР  джипом не протаранишь,  --  подумал  я,  --  против лома  нет
приема, когда нет другого лома... Наверное, нам там, еще в лагере, надо было
сообразить на БТР ноги делать. Но что ж теперь задним умом об этом сожалеть,
раньше думать надо было..."
     -- Командир, а вон, кажется, проехать можно... -- сказал Муха, указывая
куда-то вбок.
     Шоссе,  по которому мы уносили  ноги,  шло параллельно Волге, ее темную
воду  иногда  можно  было  увидеть  там,  где  берег,  подмытый  половодьем,
осыпался. Река была слева от нас, а справа тянулись  распаханные поля, между
которыми были вырыты  ирригационные канавы -- через них даже на такой тачке,
как  у  нас,  перепрыгнуть было невозможно. Так что в областной центр только
один путь -- по трассе. Но, кажется, Муха был об этом другого мнения...
     -- Да, точно, мужики! Смотрите! --  Муха снова  махнул рукой в  сторону
Волги. -- Там отмель, мы по ней пройдем!
     -- А ручей? -- засомневался Артист. -- Вон впереди.
     -- Так мы через  него по отмели и махнем, зачем нам по берегу-то? -- аж
подпрыгнул  Муха, так ему  понравилось эта  идея.  -- У нашей ведь тачки все
колеса ведущие, на третьей передаче вытащит! И  выедем как раз в тылу у этих
ребят из милиции... Ну, в натуре, не напролом же нам лезть?
     -- А если в обратную сторону рвануть, к Волгограду? -- спросил Артист.
     -- Можно было бы, если бы у  нас бочка не с гадостью какой-то была, а с
запасом  бензина   эдак  километров  на  пятьсот...  --  отмахнулся  от  его
предложения Муха.
     -- Ну что, ребята, по отмели? Или в лобовую, на таран? -- спросил я.
     Муха,  не дожидаясь ответа (и так все было ясно), уже съезжал  с шоссе,
направляя  джип  в  ложбину  между  двух небольших  холмов.  Вскоре  впереди
показалась широкая полоса водохранилища, по левому берегу которого мы сейчас
и  двигались; занимая все больше пространства  перед нами,  Волга  не  спеша
несла  свои волны  навстречу  нам;  противоположный берег  виднелся  вдалеке
темной невысокой полосой.
     Найдя подходящую рытвину, Муха въехал в реку и повел джип вдоль водяной
кромки.  Скорость  у нас была такая же приличная, как на шоссе, так что вода
расходилась  из-под  капота  "лендровера" двумя радужными веерами,  достигая
высоты  окон. Все молча сидели  на своих местах, лишь Муха  что-то  бормотал
себе  под  нос --  то ли уговаривал машину  потерпеть немного, то ли  просто
успокаивал себя.
     Да,  Муха  был  классным  шофером, в этом  я  с удовольствием  еще  раз
убедился: мы благополучно пересекли трудный участок в том месте, где в Волгу
впадал  какой-то  очередной  ручей -- здесь джип взревел, используя всю свою
мощь, выкидывая из-под себя песок вперемешку с водой, -- но через пять минут
все наконец-то  кончилось. Мы руслом  этого  нового  ручья вылезли на берег.
Муха  газанул --  и вскоре  под  нами снова  было шоссе.  Милицейский кордон
остался далеко  позади, лишь только вертолет продолжал нудно трещать сверху,
упрямо напоминая нам, что для нас пока еще ничего не кончилось...
     На  правый  берег  Волги от  нас можно  было  перебраться  только двумя
способами. Первый  --  через мост, соединяющий областной "миллионник"  и его
город-спутник;  второй вариант  был  --  переехать через реку  севернее, там
начиналась дорога в объезд города (из  Москвы мы ехали как раз по ней, чтобы
не  петлять  по городским улицам) и обычно  переправляется весь  грузовой  и
транзитный транспорт.
     Второй вариант был  предпочтительнее -- так удобнее было сразу выйти на
пензенскую  трассу  Р-158,  но  у  моста  нас наверняка  снова  могла  ждать
милицейская  засада:  вертолет не  отпускал нас  из-под  своего присмотра. В
городе затеряться от наблюдения с воздуха бы проще, но для этого хорошо было
бы быть местным жителем. А  Муха таковым не являлся. Так  что  оба  варианта
были  так себе. Да вдобавок наша тачка была настолько  приметной, что только
полный  дебил  не смог  бы  определить ее  по  устному  описанию, которое, я
уверен,  уже  получили  все  милицейские  посты  и  патрули  в  радиусе  ста
километров...  В конце концов,  что  мешало  милиции устроить блокпост и  на
втором мосту?
     Надо было выбирать из двух зол -- оба варианта еле-еле тянули на жалкую
троечку с двумя минусами. Наконец я решил, что, раз мы сидим в заколдованном
круге,  надо  не бегать внутри него, а попытаться выйти  за его пределы.  По
моему  разумению,  таким  действием  мог  стать  маневр,  благодаря которому
удалось бы скинуть с нашего хвоста "вертушку"-соглядатая.
     -- Олег, -- сказал  я, завидев первые дома промышленной окраины, -- нам
перед переправой надо уйти от наблюдения, иначе мы не прорвемся.
     -- Сделаем! -- уверенно  заявил  Муха, хотя наверняка на  данный момент
еще сам не знал, как он это будет делать.
     -- И тачку надо менять, --  неожиданно высказал вслух мои мысли Док. --
Она для нас теперь как клеймо на лбу у беглого каторжника.
     -- Надо -- значит надо... --  грустно  вздохнул Муха:  ему конечно же с
такой машиной расставаться не хотелось.
     -- Меняйте не меняйте,  -- гнусно  ухмыльнувшись сказал генерал, -- все
равно... -- И осекся под тяжелым взглядом Боцмана.
     -- То-то же! -- сказал Митя неизвестно кому.
     Мы  въехали  в  город-спутник.  Здесь скорость пришлось снизить.  Муха,
управляя  довольно  громоздким "лендровером", одновременно умудрялся крутить
во  все стороны головой, выискивая  подходящую лазейку, в которую можно было
бы нырнуть и затаиться. Но первым это место заметил Боцман.
     -- Давай вон туда! --  толкнул  он в  плечо  Муху и показал на  большое
двухэтажное здание кооперативного гаража.
     Муха  немедленно  сделал  маневр,  и мы очутились  в гаражной полутьме.
Медленно  проехав подальше  в  глубь  длинного  коридора  и  сделав  парочку
поворотов в боковые ответвления, машина остановилась.
     -- Нам нужна  другая машина,  --  сказал я.  -- Семен, сходи  с Олегом,
пошерстите по боксам,  может,  найдете чтобы прямо  с  ходу.  Только давайте
побыстрее, чую я, что скоро сюда вся местная милиции понаедет... Поговорите,
может,  кто  махнется  с  нами?  А  нет  --   берите  силой,  мы  потом  все
компенсируем!
     -- А в общем, добровольно-принудительный обмен, -- хмыкнул Артист.
     Они с Мухой вышли из машины и скрылись за поворотом коридора.
     --  Слушай, -- спросил у меня Боцман.  -- Может, мы  здесь этого борова
бросим?  На  черта  он  нам сдался,  от  него вонь одна... Он  свое дело уже
сделал...
     -- Не скажи... -- возразил я. -- Генерал... -- я повернулся к нему. Тот
сидел набычившись, потел и тяжело сопел, -- как вы, говорите, называется ваш
объект, на котором такие вот бочечки водятся?
     --  Я не имею права отвечать на такие вопросы,  -- хмуро отворачиваясь,
буркнул генерал. -- Это государственная тайна.
     -- Иван, ну-ка посмотри, что у него в карманах... -- попросил я Дока.
     Генерал дернулся, но Боцман прихватил своими ручищами генерала за кисти
-- и тот прекратил сопротивляться  Доку, который, отвернув полу генеральской
куртки,  тем временем  извлек на свет  божий большущее портмоне  из  дорогой
кожи.
     -- Посмотрим, что носят с собой генералы, --  насмешливо  протянул Док.
-- Ого, доллары... Четыре  тысячи семьсот двадцать  гринов. А считается, что
армия бедствует, даже генералы,  говорят, на стороне подрабатывают... Может,
баксики ты на этой вот бочке подхалтурил?
     Генерал сделал вид,  что  не слышал вопроса, а зря, потому  что тут  не
выдержал Боцман.
     --  Молчишь?  --  сказал он  с  угрозой.  --  Ну-ну,  мы  с  тобой  еще
разберемся,  откуда у  тебя  в  кошельке  бабок  больше,  чем  твоя  годовая
зарплата...  А это  что? -- Он  взял у Дока генеральский бумажник. -- Та-ак,
документы, посмотрим паспорт. Алексей  Николаевич  Иконников, год  рождения,
место рождения, женат,  прописан... Ага, вот это  уже интереснее: пропуск  в
секретную зону с допуском  группы А. Ничего себе,  наш генерал действительно
имеет  отношение  к государственным тайнам... Так, военный билет,  что  там?
Генерал-майор. Командир  войсковая  часть номер... с  такого-то числа. У вас
там что -- база, полигон или еще что-нибудь похуже?  -- в лоб спросил Боцман
у Иконникова.  Тот только  пыхтел  затравленно. --  Да ты в  партизана-то не
играй, отвечай, когда тебя спрашивают!
     Он  слегка  вывернул  вбок  левую  кисть  генерала,  но  и  этого  было
достаточно, чтобы Иконников сначала покраснел, а потом зашипел от боли:
     -- Пустите! Вы ответите за эти идиотские допросы! Вы не имеете права!
     -- Митя, ну-ка еще! -- попросил Док.
     -- А-а-а!  -- тонко заверещал генерал.  -- Пустите, я скажу все, что вы
хотите. Я  командую  полигоном  войск химзащиты.  Но на  нем сейчас  никаких
испытаний не производится, он законсервирован уже несколько лет.
     -- А бочка откуда?
     -- Со склада... У нас есть склад, где хранятся остатки не уничтоженного
до сих пор  бактериологического  оружия. Возможно, кто-то из  охраны вошел в
сговор с чеченцами и продал им этот контейнер...
     -- Ты только лапшу мне на уши не вешай,  генерал! --  вскинулся Боцман.
-- Слышишь, Пастух, он нас за дурачков держит!
     --  Отстань  от  него,  --  вступился  я. --  Кому надо без  нас  с ним
разберутся.  Генерал,   лучше   ответьте,   почему   именно   вам   поручили
отреагировать на наш сигнал о помощи?
     --  Ну, наверное,  посчитали, что этим должен заниматься  специалист по
такого рода оружию. Вы же, кажется, сообщили о том, что в ваших  руках бочка
со штаммом бубонной чумы? Вот ко мне и обратились как к специалисту...
     --  Пусть  лучше  расскажет, зачем он приказал капитану  нас  к  стенке
поставить, -- предложил Боцман.
     Но выслушать генеральскую версию  этого недавнего факта нашей биографии
нам  не дали:  из-за  поворота показались Муха с Артистом, рядом с ними  шел
здоровенный  мужик  в донельзя замасленной  куртке и таких же  штанах. Можно
было не сомневаться, что ребята привели автомеханика.
     -- Вот, Сергей Сергеевич, знакомься, -- сказал Муха. -- Это твой тезка,
дядя Сережа, местный  мастер  на  все руки. --  Я  пожал  грубую, измазанную
графитной смазкой ладонь механика,  а Муха тем временем  продолжал:  -- Мы у
него в гараже  углядели подходящий "рафик", я ему вкратце объяснил ситуацию,
и дядя Сережа согласился войти в наше положение и одолжить нам на время свой
автобус, в  аренду так сказать.  Ну  а мы в залог  оставим  ему наш красавец
"лендровер".  Уговор  такой: если  мы  по  какой-то  причине  автобус ему не
вернем, он оставляет джип себе. Так, дядь Сереж?
     -- Точно. Смотрю, ребята в беде, ну,  думаю, подсоблю, чем могу...  Вы,
ребята, не волнуйтесь, машина у меня на ходу, своими руками самолично всю до
винтика перебрал...
     Голос у  механика был сиплый и гундосый, что, впрочем, совсем не мешало
понимать его медленную, усилием выбрасываемую изо рта речь. Видно, механик в
разговорах был не очень силен, зато крепок в практике.
     --  Спасибо, отец! -- сказал я  ему. -- Расчет по возвращении, годится?
-- Он кивнул, и я с чистой совестью обратился к своим:  -- Ладно, ребята, не
будем терять время. Олег, гони давай РАФ, и поехали.
     С  виду РАФ потрепанный, но  нам это  было как раз на руку: сейчас, чем
непрезентабельнее  был наш  транспорт, тем больше у нас было шансов остаться
незамеченными. Мы перегрузили бочку  и генерала в автобус, затем,  незаметно
от механика -- зачем ему знать лишнее? -- перетащили оружие и спрятали его в
тряпки  под  сиденьями, потом залезли туда сами и -- теперь уже не  спеша --
выехали  из  гаража.  На  выезде  уже  стоял  милицейский  "жигуль" с  двумя
милиционерами, но на наш микроавтобус стражи порядка глянули только мельком.
Чего мы и добивались.
     Решено было ехать по городскому  мосту; сообща мы пришли к выводу,  что
генерала и его бочку лучше  всего сдать  на  руки  местным  спецам  из  ФСБ.
Переправившись  через  Волгу  (на  мосту  был устроен  солидный  милицейский
кордон, который наверняка поджидал именно  нас) без особых проблем, мы чинно
поехали в  центр  города,  резонно рассудив, что раз  управления КГБ,  как и
обкомы  партии, раньше везде размещались  в самом  центре,  то  наверняка  и
местная  ФСБ  находится  там же  --  занимает старое  кагэбэшное здание.  Мы
оказались на одной из главных улиц и притормозили у обочины,  чтобы спросить
у  прохожих, где нам найти  местных чекистов. Но  один мужик, к  которому  я
обратился с  этим  вопросом, был  не местный,  второй просто  не  знал;  еще
несколько  теток,  которых я  тормознул своим вопросом, тоже оказались  не в
курсе.
     -- Придется у ментов спрашивать, -- вздохнул Муха.  --  Вон один стоит,
пойти, что ли? Он-то точно должен знать.
     И тут выступил генерал.
     -- А вы у меня  спросите, -- неожиданно сказал он.  -- Я тоже знаю, где
находится ФСБ. На соседней улице, тут метров пятьсот всего, поехали. Сначала
направо, потом...
     -- Э-э, Олег, погоди... --  торопливо произнес  Док. -- Сергей, тебе не
кажется, что мы сделаем ошибку, передав наш груз местным чекистам?
     --  Почему? Ты же сам пять минут  назад  говорил, что  туда ехать лучше
всего...
     --  Да,  говорил  и не отказываюсь  от своих слов.  Но с чего  это  наш
генерал с такой радостью туда рвется? Мне это не нравится.
     -- А почему мне не радоваться? -- сказал генерал. -- Ни в каких делах я
не  замешан, фээсбэшники в  этом быстро  разберутся. Так  что я надеюсь  уже
сегодня  вечером быть у себя дома. Контейнер тоже будет в  надежных руках --
так чего же мне не радоваться тому, что мы сейчас поедем в ФСБ и для меня на
этом все благополучно закончится?
     -- То-то и оно... Я, кажется, понял! -- Док  даже хлопнул себя по лбу в
досаде  за  то,  что  до  него  дошло так  поздно.  --  Мы с  самого  начала
лопухнулись: нельзя было  звать местных  на  помощь, нельзя было ехать сюда,
нельзя обращаться  ни в  прокуратуру,  ни в ФСБ,  ни в  любой другой местный
орган  власти... Как вы думаете, сколько генералов живет в областном центре?
Человек десять, ну от силы двадцать. Они же все наверняка друг дружку знают.
Областной  прокурор  --  начальника  гарнизона,  местный  начальник  УВД  --
начальника  из ФСБ и  так далее.  Они  помогают друг другу по  службе, может
быть, даже в баньке, как это  водится, вместе парятся. Не сдадут они своего!
Ни за что! Наш генерал отмоется -- сами видите, как он в этом уверен. Больше
того,  он еще в героях ходить будет:  как же, в  заложниках побывал... А  мы
угодим в КПЗ, и навесят на нас делов по самые уши. Это, конечно, не расстрел
(нам теперь, кстати, ни за что не доказать, что генерал отдал такой приказ),
но и торчать в чекистской тюрьме до посинения мне тоже не улыбается...
     -- Что ты предлагаешь?  -- спросил  я. Спросил специально, чтобы ребята
услышали его ответ: лично я согласен был с Доком на все сто.
     -- Немедленно убраться из  этого города,  чтобы не шарахаться от любого
милиционера. Затем... Командир,  мы знаем только одного человека, у которого
есть власть и, главное, совесть, чтобы разобраться во всем этом  деле. И нам
как можно скорее надо выйти с ним на связь. Тем более мы с ним уже работали,
так что это человек проверенный.
     -- Ты имеешь в виду Голубкова? -- уточнил я.
     -- Так точно. Лучше, конечно, нам добраться до Москвы, но я  не уверен,
что мы с таким грузом туда благополучно доедем. Так что как Голубков скажет,
так и сделаем.
     -- А давайте  мы  по пути бочку спрячем или, еще лучше, закопаем...  --
предложил Муха.
     -- Возможно, что так  действительно будет лучше, -- сказал Док. -- Хуже
будет только одно: оставаться здесь, -- это совсем  нам не  с  руки. Так что
поехали-ка, ребята, поближе к матушке-столице...
     Я оглядел своих бойцов: все были согласны с Доком. Генерал, поняв, что,
предложив себя в проводники, дал маху, сейчас снова напрягся и запыхтел  еще
громче, чем прежде. На него мне  было наплевать;  да  он и  заслуживал того,
чтобы его не принимали во внимание.
     -- Давай,  Олег,  трогай  потихоньку. Бог не  выдаст, свинья  не съест.
Выберемся как-нибудь... -- сказал я, подытоживая разговор.
     И  мы,  миновав  последний  милицейский  патруль на  выезде  из города,
погнали на север, в сторону Пензы. Через полтора часа мы въехали в небольшой
районный центр под названием Петровск.
     --  Олег,  остановись-ка  у почты,  -- попросил я. -- Генерал, коли  вы
сейчас богаче всех нас,  вместе взятых, я  займу у вас пару  тысяч рублей? В
Москве мы все вернем... Вы хотите спросить, зачем нам деньги? Думаю, вы, как
и все остальные, не прочь перекусить...
     Тут всех разом как прорвало, заговорили про еду.
     -- Точно! -- встрепенулся Артист. -- Мы ж уже сутки как не ели!
     -- Эх, сейчас бы той ухи, что мы вчера наварили, да по паре мисок... --
мечтательно произнес Боцман.
     --  А  мне  в  данный момент все равно, что жрать, -- философски заявил
Муха, -- лишь бы пожирней да побольше.
     Даже Док, самый из нас терпеливый, сейчас не выдержал:
     -- Да, самая пора перекусить...
     -- Семен, сходите  с Димкой, закупите провизию.  -- Я  протянул Артисту
позаимствованные у генерала деньги. -- А я на почту, звонить в Москву.
     Я вылез из автобуса и побежал к неказистой стекляшке, на которой висели
выцветшие синие буквы, складывающиеся в криво стоящее  слово  "Почта". Но, к
моему сожалению, она работала только до пяти часов, а сейчас было  уже около
семи.  Хорошо еще,  что  местный  центральный гастроном закрывался  в восемь
вечера и ребятам удалось набрать два пластиковых пакета с продуктами.
     Мы наоткрывали банок с консервами, наломали  хлеба и под  квас местного
производства принялись наскоро утолять голод.
     -- Эх, сейчас бы жареной картошечки!.. -- мечтательно произнес Муха.
     -- А  бы  я от  жениных пирожков с капустой не  отказался, -- отозвался
Боцман. -- Знаете, Светка моя такие пироги умеет делать -- сами в рот лезут!
     Я,  глотая слюнки, сразу  же вспомнил  наше  любимое семейное  блюдо --
солянку. Оля моя готовила ее  исключительно в русской печи, которая  была  у
нас в теплой половине дома. Но рассказывать об этом я  не  стал: вот приедут
ребята ко мне в Затопино, тогда и попробуют.  Как говорится, лучше  один раз
увидеть, чем сто раз услышать...
     А ребята тем временем от темы  еды плавно перешли на  анекдоты. Тут  уж
равных  не было Артисту:  он знает столько всяких баек и историй, что  может
рассказывать их сутками.  Я посмеялся минут  десять вместе со всеми  (только
Иконников ни разу не улыбнулся) над хохмами Артиста, а потом сказал:
     -- Ну все, хорош! По машинам!
     Через полчаса мы уже снова резво катили (не соврал дядя Сережа, мотор у
РАФа был отлажен что надо) по трассе Р-158. При такой скорости я рассчитывал
добраться до Пензы где-то за час. А уж там-то, в областном центре, наверняка
был  круглосуточный  междугородный переговорный  пункт  --  мне не терпелось
пообщаться  с  Голубковым:  интересно,  какой  может  быть  его  реакция  на
произошедшее с нами?
     Муха, насвистывая  себе под  нос  какой-то популярный мотивчик,  весело
крутил баранку микроавтобуса.  Остальные расслабились. Док  закрыл  глаза и,
кажется,  спал.  Артист   возился  со  своей  трофейной  "береттой",  Боцман
вполглаза сторожил генерала.
     Наш пленник бодрствовал: видно, текущие события его как следует вышибли
из колеи  --  наверняка  он за  свою жизнь  ни разу  не  оказывался  в таких
ситуациях.  На  его заплывшем  жиром лице,  сменяя  одна другую, проявлялась
целая гамма  бушевавших в нем эмоций:  гнев,  страх, усталость, надменность,
обреченность... Он  заметил, что я наблюдаю за ним, и  сразу как будто надел
на себя маску несправедливо обиженного человека.
     -- Вы сильно ошибаетесь в ваших выводах, -- сказал он, --  как вас там,
Сергей, кажется? Я  так понимаю, что вы  тут главный, так вот, я обращаюсь к
вам как к  человеку, которого эти, -- он кивнул  на ребят, -- послушают... Я
не знаю,  почему ваш приятель, -- генерал показал глазами на Боцмана, -- так
на меня  взъелся, я  ничего плохого  ему не  сделал,  как,  впрочем, и  всем
остальным. Я и видел-то вас всего несколько минут...
     -- А  приказ?  -- спросил я.  Мне, честно говоря, не очень-то  хотелось
говорить с этим человеком.
     -- Какой приказ?
     -- О нашем расстреле.
     -- Капитан Зайнутдинов неправильно меня понял. Я сказал ему "избавьтесь
от них",  но это значило только то, что вы не имеете права  находиться возле
секретного контейнера и что вас лучше всего вывести за территорию лагеря...
     -- Бросьте,  генерал!  Я  слышал вашу  интонацию, она  была  достаточно
выразительна;   подчиненный   вам   капитан,    который,   кстати    говоря,
самостоятельно  ни  за что бы  не решился  на такой шаг, как расстрел, а тем
более без выяснения тяжести вины, -- наверняка изучил ваши  интонации. Вот и
старался в точности выполнить указание, которое для него на тот момент  было
вашим приказом. Я ясно изложил свои претензии?
     Генерал понял, что его доводы меня не убеждают, и сменил тактику.
     --  Допустим, что моя интонация была не  в  вашу пользу, -- сказал он в
страстной надежде меня уболтать. -- Но я принимал  вас за  бандитов, которые
по каким-то своим причинам  устроили разборку с  конкурентами. Я подозревал,
что  из-за этого злополучного контейнера  со  штаммом...  Мог я  подозревать
такое? Мог! Ну и как я еще, по-вашему, должен был к вам относиться?
     -- Как? Ну, например, как к  людям, которые помогли государству отвести
реально нависшую беду от жителей Поволжья.
     -- Но это еще надо было доказать!
     --  Чего доказать? Что мы  хорошие  ребята? Что мы  с  оружием в  руках
защищали  свои жизни и жизни миллионов ни в чем повинных  жителей  Поволжья?
Бред!..
     Я понял, что продолжать наш  разговор бессмысленно, и только отмахнулся
рукой от его тупой реплики.
     Но генерал не унялся. Наверное, ему  очень не  хотелось попадать в руки
какого-то таинственного Голубкова...
     -- Я вижу, что  вы такой же упертый, как ваши друзья... Что  ж, обещаю,
что вы еще не раз пожалеете о том, что так со мной  поступили.  Вы знаете, я
даже рад, что мы едем  в Москву. Могу вам  признаться без лишней скромности,
что у меня там много друзей  -- и многие из них очень влиятельные люди: и  в
ФСБ, и в Министерстве обороны,  и даже в администрации президента... Объект,
которым  я командую, особенный, и абы кого  туда бы  не  поставили. Так что,
будьте уверены,  ваш Голубков -- кто  бы  он ни был  -- ничто по сравнению с
теми, с кем у меня очень хорошие, дружеские отношения. Они сотрут всех вас в
мелкий порошок, а за  компанию и вашего Голубкова; да вас всех просто упекут
за  решетку --  за  похищение человека,  за  незаконное  применение  оружия,
сопротивление властям, за то, что, возя чуть ли  не через всю страну опасную
бактериологическую бомбу,  подвергали опасности  миллионы и  миллионы людей,
страну, наконец!  Знаете, я  человек  не злопамятный,  поэтому  советую  вам
по-товарищески, пока не поздно, изменить свои планы. Отпустите меня в Пензе,
вернете мне контейнер, я, так и быть, постараюсь забыть весь этот инцидент с
похищением...
     Я  заметил, что в  нашем  микроавтобусе как-то до странного стало тихо.
Это мои ребятки напряглись  от последнего генеральского монолога: похоже они
уже давно слушали его и теперь, чтобы ребята сгоряча не  наломали дров, надо
было их успокоить. Я широко зевнул и сказал лениво-безразлично:
     --  Собака  лает,  ветер носит. Не надо,  генерал, нас пугать, мы давно
пуганые. Вы даже не представляете, с кем вас угораздило связался... И жалеть
о  нашем знакомстве не мы будем, а вы. И давайте-ка лучше помалкивайте, а то
мои  друзья с самого утра  кулаки  ни об кого  не чесали.  Гляньте-ка  вы на
нашего Димитрия...
     Генерал невольно  поглядел на  своего конвоира,  и  весь его  гонор как
рукой сняло: Боцман сидел так, что  и  слепому  было видно: человек  готов в
любую секунду сорваться и звездануть так, что мало не покажется.
     И  генерал  закрыл  свой набитый вонючими, гадкими  словами  рот и ехал
молча почти до самой Пензы.
     Впрочем,  вскоре  произошли  события, заставившие нас забыть и об  этом
разговоре, и о дурацких генеральских угрозах, и о самом генерале...

     5
     Автобус как будто уперся в мягкую, упругую стену:  все, кто находился в
его салоне, полетели по инерции вперед. И тут же ударили выстрелы.
     -- Засада! -- закричал Муха.
     Он  быстро переключился на  задний  ход и дал по газам, так  что мы все
снова   полетели   кубарем,  теперь  уже  в  другую   сторону.  Засада  была
организована  грамотно  --  откуда-то  спереди  по  автобусу  били  сразу  с
нескольких точек из автоматов.  Мне в  салоне пока ничего не было видно, и я
никак  не  мог решить,  что лучше: всем  покинуть автобус или же постараться
уйти,  используя  колеса. Артист,  сидевший впереди  рядом  с Мухой,  открыв
настежь дверцу  автобуса, уже палил  из своей трофейной "беретты". Благодаря
маневрам Мухи, умудряющегося выписывать на полном ходу  залихватские виражи,
обстрел почти не приносил нам вреда; лишь несколько пуль прошило бок салона,
но, слава богу, никто не был задет. Муха, все так же задним ходом, завел РАФ
в непростреливаемое пространство, в  окружающий дорогу редкий лесок, и здесь
заглушил мотор. Так что решение пришло само.
     -- Боцман, приглядывай за генералом и бочкой!  -- крикнул я  и, вытащив
автомат из-под сиденья, выпрыгнул из автобуса. Док с Артистом устремились за
мной, но Артиста я решил пока оставить с Мухой оборонять автобус.
     Нет ничего хуже, чем воевать в незнакомом вечернем лесу с тем, о ком ты
ничего не знаешь... Мы с Доком  разделились и --  каждый со своей стороны --
пошли в обход к тому месту, откуда по нас велся огонь.
     Я осторожно ступал по прошлогодней листве, стараясь разглядеть в быстро
надвигающихся сумерках хотя бы силуэты нападавших. Кто именно устроил на нас
засаду, меня сейчас  мало интересовало. В конце концов, какая разница, кто и
за что тебя хочет убить? Главное -- не дать этого сделать.
     Не успели мы пройти и двухсот метров, как сзади, от автобуса, раздалась
беспорядочная  пальба.  Заметив  по   вспышкам  выстрелов,  откуда  стреляют
нападающие,  я,  больше не особо таясь, помчался  туда. Первого я увидел уже
шагов через двадцать. Пристроив свой автомат в развилке молодого деревца, он
стоял  на одном колене  и,  не  заботясь  об особой  маскировке, бил скупыми
очередями  в  сторону  РАФа.  Завидев  его,  я даже  успокоился:  еще  одной
неизвестности пришел конец. Стрелявший был очень похож на  тех  чеченцев,  у
которых мы отбивали контейнер  в лагере  нефтяников.  Непонятно было только,
если это те же самые чеченцы, то как они на нас вышли, как определили нас на
дороге, встретив засадой.
     Двух пуль  оказалось  вполне достаточно: бородатый так и остался стоять
на  одном  колене,  упершись размозженной головой  в  приклад  застрявшего в
развилке автомата.  Автомат  я трогать не стал, а запасные  рожки к "калашу"
конфисковал и отправился искать бородатых подельников покойника.



     Когда Аслан Бораев проснулся  этим утром в усадьбе  Султана,  он первым
делом разбудил двоих своих людей и попросил приготовить ему крепкого чая. Те
ушли было  на кухню, но неожиданно быстро  вернулись с неприятным известием:
пленники,  которых они взяли накануне,  сбежали.  Аслан,  забыв о  завтраке,
немедленно отправился к Султану.
     Он застал Аджуева в состоянии, близком к бешенству: тот злобно бегал по
двору, ругая своих людей на чем свет стоит.
     -- Ишаки!  Тупые  бараны!  Как вы  их сторожили, если  они,  полуживые,
смогли уйти  из-под вашего носа!  Мало того, убили наших людей, украли у нас
машину!  Они нанесли  мне личное  оскорбление,  которое  можно  смыть только
кровью!  Ну чего  встали как истуканы?!  --  орал Султан, сгорая от  желания
начать пинать ближайших к нему  боевиков ногами.  -- Ищите! Из-под земли мне
их достаньте! Приведите мне этих людей, я их на мелкие кусочки своими руками
накромсаю, клянусь Аллахом!
     Увидев Аслана, он подбежал к нему:
     -- Ты почему здесь?
     -- Что я должен делать?
     -- Искать!  Отправляйся в  лагерь,  возьми  там всех,  кто  свободен, и
прочешите всю округу!
     Султан махнул рукой стоящим вокруг боевикам, и те побежали вооружаться.
Вскоре  они,  предводительствуемые Асланом,  расселись  в  две  легковушки и
помчались к  лагерю.  Но  Аслан, к  своему  счастью  или несчастью, опоздал:
лагерь уже был оцеплен солдатами.
     И хотя лицо Аслана было невозмутимо, внутри у него  все  кипело: лагерь
был его детищем, целый год он круглыми сутками занимался только им, подбирал
людей,  учил  их  --  и  вот теперь,  когда они  только-только  приступили к
настоящему делу, все разом рухнуло...
     Он достал свой мобильник и позвонил Аджуеву, обрисовал ситуацию. Султан
длинно выругался, не в силах сдержать вскипевшую в нем с новой силой злобу.
     -- Ты хочешь сказать, что мы потеряли контейнер?! -- заорал он. --  Эта
бочка стоила мне слишком дорого, чтобы я вот так, за здорово живешь, простил
ее потерю!  Оставайся пока там, наблюдай.  Рано  или поздно оцепление  будет
снято. А  бочку  они обязательно  потащат  обратно. Тебе надо знать, в какой
машине ее повезут. Нападешь по дороге и отобьешь груз, понял?
     -- Но здесь несколько  бэтээров  и  даже  вертолет прилетел  с каким-то
начальством... Постой, я,  кажется,  знаю  этого  генерала... Да  это же тот
самый, у кого мы вчера взяли контейнер! И с ним те  самые рыбаки, которые от
нас сбежали!..
     -- Что?! Ты хорошо их рассмотрел?
     -- Да,  у  меня  хороший бинокль, я не  могу  ошибиться,  это тот самый
генерал...
     -- Вот шакал!
     --  Ты  хочешь  сказать,  это  он  организовал  на  нас  нападение?  --
предположил Аслан.
     -- Вряд ли. Даже если он и захотел бы это сделать, наверняка не стал бы
брать с собой каких-то случайных рыбаков...
     --  А с чего ты решил, что они  случайные?  Разве не может статься, что
рыбаки оказались в  лагере  совсем не  случайно?..  Я  могу  поклясться  чем
угодно, что эти самые  рыбаки -- настоящие  воины, я  в этом  мог  убедиться
лично. Скажи, Султан,  ты  действительно уверен, что генерал не  спланировал
все  заранее и теперь мы теряем большие деньги  и платим кровью своих  людей
только из-за его коварства?
     -- Если  это  так,  то генерал --  сам дьявол!.. --  Султан  на секунду
задумался. Когда  он снова заговорил, тон его был уже другим. -- Разберись с
этим, Аслан, я тебя очень прошу! Мы станем посмешищем для всей Ичкерии, если
русским удастся нас надуть...
     -- Хорошо, Султан, контейнер будет  наш! Трупами  москвичей, клянусь, я
накормлю тех самых  рыб, которых они  якобы  хотели наловить.  Но как быть с
генералом?
     --  С генералом я сам  разберусь! Позже, когда бочка к нам вернется, он
заплатит за все...
     -- Тебе  виднее... -- сказал Аслан,  ожидая, когда Руслан отключит свой
мобильник.



     Наблюдавшие за лагерем чеченцы видели, как солдаты, расступившись, дали
КамАЗу выехать  из  лагеря. Аслан даже успел разглядеть, что и генерал сел в
грузовик, и тогда  приказал двигаться  параллельным КамАЗу курсом.  Аслану и
его  людям не повезло всего чуть-чуть:  будь у них хотя бы минута в  запасе,
они  успели  бы напасть  на  Пастуха с  ребятами  в  тот  момент, когда  они
пересаживались  в "лендровер". Но  им пришлось  делать большой объезд, чтобы
обойти  армейское  оцепление,  так  что  чеченцы  поспели лишь к  брошенному
грузовику, в  кузове которого никакого  контейнера уже  не было,  да увидели
быстро удаляющийся "лендровер"...
     Чеченцы поехали за "лендровером":  им очень хотелось его  догнать, ведь
именно в этой  дорогой машине уезжала, уходила от них бочка, стоившая многие
десятки тысяч  долларов,  и  пять  человек "кровников",  убивших сегодняшним
утром их друзей и единоверцев. Они быстро обогнали два преследующих джип БТР
и совсем уже настигли беглецов, но тут Муха  сделал свой "речной" маневр  --
они  на двух  своих  легковушках просто  не  могли  его  повторить.  А ехать
напролом,  через милицейский  кордон,  чеченцы не  решились: их  машины были
буквально набиты оружием. Вот бы был подарок милиционерам!..
     Аслан,  скрипя зубами  от досады,  приказал возвращаться на базу --  но
время для погони за беглецами было уже упущено и нахрапом тут ничего сделать
теперь было  нельзя!  Однако  он  сразу сообразил, что  те,  кто ему  нужен,
почему-то  тоже  не ищут  встречи  с  милицией.  Это было  ему  на  руку, и,
посовещавшись  с Султаном, они решили действовать иначе: раз в поимке нужных
им  людей задействована  милиция, то  пусть  и она поможет  им,  чеченцам, в
этом...
     --  Возьми  рацию  и настрой  на  милицейскую волну, -- приказал Султан
Аслану, -- посади рядом с ней  сообразительного человека. Пусть не отрываясь
слушает их переговоры. Рано или поздно менты засекут угнанный у  нас джип, и
тогда ты по их наводке поедешь в то место, которое они нам подскажут...
     И  когда  спустя  всего  полчаса человек  Аслана  узнал из  милицейских
переговоров, что угнанный джип  заехал в  гараж-новостройку  и что теперь на
выезде из гаража установлен наблюдательный  пост, он тут  же сообщил об этом
своему командиру. Аслан  на  тех  же  двух  машинах немедленно отправился  к
гаражу.
     Когда чеченцы  туда прибыли, "лендровер" уже  стоял  на  улице  рядом с
гаражом, а вокруг него  хозяйничали милиционеры и какие-то крепкие мужички в
штатском, явно из ФСБ.
     -- Эти гады сменили машину, -- сказал Аслан  одному из  своих боевиков.
-- Сходи в гараж и узнай, кто и какую машину им дал.
     Боевик нашел  дядю  Сережу  быстрее  милиции  и  ФСБ.  Механик  неплохо
разбирался  в автомобилях,  но  в  остальном был,  как  ребенок, доверчив  и
простодушен.   Мгновенно  поняв  это,  чеченец  на  ходу  выдумав   какую-то
более-менее  правдоподобную  историю,  выудил  из  механика все  нужные  ему
сведения.
     -- Они уехали в микроавтобусе РАФ  серого  цвета, -- доложил он Аслану.
-- Механик, который им одолжил  автобус, говорит, что они собирались ехать в
Москву...  Они не могли уйти  далеко,  --  добавил он, --  автобус старый, и
уехали они отсюда совсем недавно.
     --  Хорошо...  Очень хорошо, -- сказал Аслан. -- Мы догоним их!  Отсюда
всего два пути на Москву  -- через Пензу и  через Тамбов. Мы разделимся. Ты,
Казбек, едешь на запад, к Тамбову. Я -- на север, к Пензе. Как только первый
из нас обнаружит автобус, тут же сообщает по мобильнику  другому. Вперед,  и
да поможет нам Аллах!



     Чутье Аслана  не подвело:  Пастух с ребятами действительно двинулся  на
север.   Бораев  вскоре  нагнал  беглецов   на  своем  "форде",   когда  они
только-только выезжали из  Петровска, где делали  небольшую остановку. Аслан
тут же связался по мобильному телефону с командиром второй группы, Казбеком,
и сообщил ему эту радостную весть:
     --  Мы нашли  их. Немедленно  выдвигайся  в нашу сторону. Встретимся на
семидесятом  километре  в  полночь.  Мне жаль,  Казбек, что  ты  не  успеешь
позабавиться с  этими русскими ублюдками.  Но  я обещаю тебе,  что отомщу за
твоего  брата, которого они  убили. Я лично  отрежу  им  уши, и  ты  сможешь
сделать из них ожерелье и повесить на могиле брата...
     --  Спасибо, Аслан,  я  верю,  что  твоя  месть  будет  достойна  наших
потерянных братьев... Аллах акбар! -- сказал Казбек и отключился от связи.
     Аслан приказал своему водителю  обогнать РАФ: здесь, вблизи  райцентра,
нападать на автобус было нельзя. Они с  полчаса ехали по трассе, пока  Аслан
не увидел подходящее место для засады. Тогда они заехали в подлесок, достали
оружие и рассредоточились по обеим сторонам дороги.
     Всех,  кто сидел в "рафике",  спасло  лишь то, что Муха вовремя заметил
одного из боевиков Аслана: все были в камуфляже, а на этом почему-то обычный
темный пиджак, да еще  под ним надета пестрая шелковая рубаха. Сначала  Муха
увидел только какую-то  желтую полоску в общем  лесном сумраке,  затем через
несколько  секунд  обостренным до предела  зрением уже  смог  разглядеть все
остальное. И  это остальное Мухе настолько не понравилось, что он немедленно
дал по тормозам и остановил автобус фактически на полном ходу.
     Да и что  остается делать, когда в лобовое стекло твоей машины целит из
автомата угрюмый бородатый мужик?..



     Бой продолжался... В темноте гулко  лопнул правый передний скат РАФа, в
который угодила  пуля,  спустя  мгновение мелкими брызгами  осыпалось правое
ветровое  стекло.  Боцман,  опасаясь  попадания  шальной  пули  в   бензобак
автобуса, вытащил генерала из "рафика" и залег  вместе с ним  в  придорожном
кювете. Генерал лежал на дне канавы ни жив ни мертв, и снова от него воняло.
Боцман, слегка  высунув  голову  и  оружие  наружу,  пытался  контролировать
обстановку, злясь на  то,  что он не может принять в бою  активного участия.
Артист и  Муха,  откатившись  от изрешеченного автобуса,  отстреливались  от
нападавших  короткими очередями -- у обоих  было  всего по два рожка,  и они
берегли патроны.
     Док,   незаметно   подобравшийся   ближе  всех  к  чеченцам,  обнаружил
спрятанный в кустах "форд" и двух боевиков рядом с ним. В ночном бою одно из
главных  преимуществ  --  до последнего  не обнаруживать себя,  одновременно
стараясь  нанести  наибольший  ущерб противнику. Именно поэтому  Док не стал
стрелять по чеченцам, а вжался в землю  и подполз к ним чуть ли не вплотную.
Дождавшись,  когда один  из чеченцев прекратит стрельбу и полезет в сумку за
новым  рожком, Док одиночным выстрелом размозжил череп второму, а когда тот,
что возился с  рожком, нагнулся  над товарищем, чтобы посмотреть, что с ним,
Док, возникнув словно привидение, вырубил  его  страшным  ударом  приклада в
затылок.  Но  добивать не стал:  Доку хотелось  узнать, кто навел  чеченцев.
Поэтому он просто связал ему за спиной руки его  же  брючным  ремнем, а  сам
снова затаился, заняв удобную позицию у "форда".
     Пастух  тем  временем  преследовал по  лесу одного из  нападавших. Тот,
огрызаясь  выстрелами,  вилял  как   заяц  по  ставшему  уже  совсем  темным
перелеску. Пастух молча трусил следом, ожидая, что у чеченца рано или поздно
закончатся патроны и тогда его можно будет взять без особых проблем: чеченец
был хитер  и  изворотлив.  Кажется,  он  раскусил тактику  Пастуха  и теперь
пытался, сделав круг, выйти к тому  месту, где стоял "форд". Пастух старался
не  отпускать  его дальше чем на  двадцать шагов; он слышал хриплое  дыхание
чеченца  и хруст  веток  под  его  ногами, видел  изредка его темный силуэт,
мелькающий между тонкими и частыми молодыми деревьями.
     В   какой-то  момент   шаги  стихли.  Пастух   немедленно  остановился,
постарался выровнять дыхание и замер на месте, вслушиваясь  в лесную тишину,
изредка  прерываемую  далекой  перестрелкой, доносящейся  от  места  засады.
Простояв так несколько томительных минут, Пастух сделал осторожный шаг в том
направлении, откуда он в последний  раз слышал движение врага. На пятом шагу
он  почувствовал  кислый  запах, исходивший  от чеченца.  Запах шел  справа.
Пастух специально наступил на  сухой сучок, и  мгновенно отпрянул в сторону,
сучок громко хрустнул -- и тут же раздалась очередь. Но Пастух  был  готов к
этому --  он успел сделать еще одно  резкое движение в сторону, перекатиться
по земле  и  снова оказаться на ногах,  но  уже на несколько метров ближе  к
противнику. Теперь Пастуху хорошо было видно  боевика: тот  стоял,  выставив
впереди себя укороченный десантный "калаш", и  крутил головой  по  сторонам,
стараясь засечь своего преследователя.
     Пастух пошарил под  ногами, нашел  ком слежавшийся земли и кинул его  в
сторону, неподалеку от  чеченца. Тот мгновенно  направил  туда  ствол своего
автомата, и в этот момент Пастух, закинув автомат за спину, прыгнул на него,
повалил на землю, и вскоре тот захрипел, дернулся  несколько  раз  и  затих.
Пастух встал над врагом, отбросил ногой его автомат в сторону...
     Неожиданно  чеченец  выгнулся,  как  сведенная  пружина,  и  кинулся на
Пастуха. "Да,  -- успел подумать он с  досадой, -- прозевал я его.  Вот  что
такое долгий простой!"  Он был  в  крайне неудачной позиции,  чтобы отражать
нападение, поэтому ему  не  оставалось  ничего другого,  как снова упасть на
землю и покатиться по ней, увертываясь от  ударов ног. Но стоило ему уловить
момент и снова оказаться  в вертикальном положении, как чеченец сунул руку в
карман  своей кожанки,  и тут  же  в  руке блеснуло  лезвие  выкидного ножа.
Грамотно  сделав ложный выпад,  боевик попытался было  нанести удар ножом  в
живот, но  к  Сергею вдруг словно вернулось  все его  порастраченное  боевое
искусство. Мгновение --  и поймана  на изломе рука чеченца, и вывернута так,
что нож вот-вот войдет  хозяину  под ребра.  Свалив  боевика мощным ударом в
челюсть, Пастух сел на него верхом.
     -- Ну что, еще хочешь воевать? -- спросил Пастух.
     -- Нет...
     -- Тогда пошли...
     Пастух, по-прежнему сидя верхом на боевике,  перетащил автомат на грудь
и, когда он  оказался в  его руках,  спокойно встал на  ноги,  забрал второй
автомат и сказал все еще лежащему бородачу:
     -- Вставай, а то простудишься...
     Чеченец нехотя поднялся. Выстрелов  с места  засады что-то не было,  --
наверное, там все уже кончилось.
     -- Иди к дороге, -- сказал  Пастух, --  только  спокойно.  Побежишь  --
стреляю без предупреждения...
     Чеченец, спотыкаясь в темноте о корни, побрел к месту засады. На всякий
случай Пастух решил не расслабляться: он немного отстал  от боевика -- чтобы
тот, кто может их  здесь встретить, в случае чего  заметил бы только чеченца
-- и шел, постоянно готовый к новому нападению.
     Но все  действительно  кончилось.  На  дороге  Пастух  увидел "форд"  с
включенными фарами. Рядом стояли Док, Муха и Артист. Под  их ногами в кювете
лежали три тела. Еще один  боевик  сидел, прислонившись связанными за спиной
руками к переднему колесу иномарки. Из его наголо выбритого затылка сочилась
сукровица.
     -- Подгребай вон  к нему, -- приказал  Пастух своему пленнику, указывая
на сидящего раненого. Боевик сел на корточки рядом.
     -- Где  тебя черти носили? -- спросил  Артист.  --  Мы уже  волноваться
начали...
     -- На волка охотился... -- усмехнулся Пастух. -- А где Димка?
     -- С генералом, -- ответил Док, -- у автобуса.
     -- Наш-то генерал совсем не боец, -- добавил Муха. -- Услышал пальбу --
и обделался... Боцман  его заставил  в кювете отмываться, а то с ним в одной
тачке ехать  невозможно будет. От него и так такое  амбре идет,  что  голова
кругом...
     -- Что с автобусом? -- поинтересовался Пастух.
     -- Накрылся медным тазом, -- констатировал Муха.
     Сказал, между  прочим,  без  особого траура.  Наверное, радовался,  что
снова на иномарку пересядет.
     Пастух  потихоньку  остывал от  удачно закончившегося  боя.  Кровь, еще
минуту назад переполненная адреналином, уже  не бухала  в висках  молотками;
напряженные в ожидании  внезапного нападения мышцы постепенно расслаблялись.
Неожиданно Пастух вспомнил о контейнере.
     -- Бочка цела? -- встревожено спросил он.
     -- Цела,  родимая.  Так, несколько случайных  вмятин,  --  она же сзади
лежала...  --  откликнулся Артист.  --  Нам,  считай,  страшно повезло:  эти
придурки палили по автобусу, как будто не знали, что мы там везем. Ведь так?
-- пихнул он ногой сидящего на  корточках  боевика.  -- Не знали или  знали?
Чудак, если бы вы пробили контейнер, -- тут же сдохли бы вместе с нами...
     -- Аслан нам ничего об  этом не сказал... -- хмуро  произнес боевик. --
Он сказал:  никого не оставлять в живых. Про бочку не говорил, да? -- Боевик
повернулся к раненому.
     Тот молча кивнул разбитой головой, подтверждая слова своего подельника.
     -- Это кто -- Аслан?.. -- спросил Док. -- Ваш командир?
     -- Аслан Бораев. Он правая рука  Султана, -- гордо  ответил боевик.  И,
подумав, добавил: -- Был...
     -- Ну-ка, покажи мне его...
     Док направился к телам.  Боевик  встал в полный  рост, сделал несколько
шагов и склонился над телами убитых.
     -- Вот  он... -- Чеченец показал на труп крупного бородатого мужчины  с
большим  перебитым у  переносицы  носом.  Пастух вспомнил, что  именно этого
"духа" он снял в самом начале боя своим выстрелом.
     -- Олег, иди сюда,  --  попросил Док. --  Посмотри, вроде это он  нас в
лагере допрашивал, да?..
     -- Точно! Он  самый... А вот этот меня бил. -- Муха показал на лежащего
рядом с Асланом боевика. -- Вот и встретились...
     --  Значит, это  люди Султана...  -- задумчиво сказал  словно  про себя
Пастух. -- Как же они на нас, интересно, вышли?
     --  Они милицейскую волну слушали, --  объяснил Док,  который уже успел
допросить своего пленника. -- Потом вычислили  в гараже механика, узнали, на
чем мы едем, примерный маршрут. Остальное дело нехитрое. И вообще, командир,
нам надо бы уже  линять отсюда: у них две тачки было,  вторая на  тамбовской
трассе нас искала.  Встретиться они должны  были тут, неподалеку. Если мы не
хотим новых  приключений, то поехали, долго здесь оставаться нам совсем не с
руки...
     -- А контейнер? Его куда? В "форд" же он не влезет, -- сказал Артист.
     -- Погоди ты с этой бочкой, давайте сначала с пленными разберемся.
     -- Их-то куда? -- влез в разговор Муха.
     --  Я знаю куда...  --  Док достал из  кармана  мобильник  Аслана. -- У
чеченов  через  час  стрелка на  семидесятом километре. Давай  отвезем  этих
ичкерийских волков на условленное место  и вызовем туда милицию. Пусть менты
сами разбираются. Как вам такое предложение?
     -- Годится,  -- одобрил Пастух. -- Олежек, Семен, действуйте. Привяжите
их друг  к другу и  оставьте  рядом с  километровым  столбом. А  для  пущего
доказательства их крутизны  положите рядом пару  автоматов. Это  чтобы какие
случайные ездоки не имели желания рядом с ними тормозить...
     Поглядев вслед "форду", увозящему  в своем багажнике трупы, а на заднем
сиденье связанных боевиков, Пастух повернулся к Доку:
     -- Давай звони в ментуру, самое время...
     После того как Док  наконец втолковал дежурному милиционеру, что он  не
шутит, а говорит чистую правду, они, дождавшись возвращения ребят, в быстром
темпе провели коротенькое совещание на тему, как им быть с контейнером. Ясно
же  было с самого  начала,  что далеко его увезти  невозможно. И  вот пришло
время решать, куда его деть... В конце концов после минутного обсуждения они
пришли  к выводу, что самое  лучшее  в данной  ситуации  понадежнее закопать
бочку  в  лесу,  отметить   место,  чтобы  потом  ее  можно  было  найти  по
какому-нибудь только им известному ориентиру,  и уж  тогда  смело  двигаться
дальше.
     Боцман отвел  изнемогавшего от страха,  голода  и унижения  генерала  к
"форду",  запер  его в салоне,  а сам устроился  сторожить его  снаружи. Все
остальные  отправились к изрешеченному пулями  "рафику".  На  их счастье,  в
"рафике", в  инструментальной сумке, были саперная лопатка и легкий топорик.
Срубив парочку нетолстых осинок,  они уложили на них контейнер и понесли его
в глубь перелеска.
     Док особенно настаивал на том, что катить бочку нельзя: от нее на земле
наверняка остались бы следы. А  ведь и так понятно: любой,  кто обнаружил бы
стоящий  на обочине "рафик",  приведенный в негодность  достаточно необычным
способом, непременно  захотел бы полюбопытствовать, что это за следы тянутся
от автобуса в лес.
     Поэтому сейчас они и  несли бочку в темноте, спотыкаясь и чертыхаясь на
каждом шагу, в  душе тайно  надеясь,  что видят этот  страшный  контейнер  в
последний раз в своей жизни.
     Найдя  подходящую  канавку,  они,  работая  по  очереди,  расширили  ее
лопаткой до размеров  бочки,  затем  осторожно  закатили  контейнер  в  яму,
засыпали  его землей и надежно замаскировали лесным мусором  и  прошлогодней
листвой. Уж чего-чего,  а  маскироваться каждый  из  них  умел  отлично: это
умение оттачивалось ими  в десятках рейдов и  не раз  спасало им жизнь... Не
сам прячешься,  так мину прячешь...  Теперь  даже случайный  любитель лесных
прогулок, прошедший  совсем рядом с захоронкой, абсолютно  ничего не заметил
бы. Оставался, правда, генерал Иконников, который, приблизительно зная район
захоронения контейнера, мог  кому-нибудь об  этом тайнике рассказать. Тогда,
обыскав здешний  лес с  собаками,  бочку конечно  же  могли  найти.  Но  вот
генерала-то как раз они от себя отпускать пока не собирались...
     Потом все  четверо вернулись на дорогу. Док  по пути делал еле заметные
крестообразные зарубки на деревьях, отмечая путь к контейнеру.
     Через час их машина была на подъезде к Пензе. Обогнув город с  востока,
они вышли на федеральную трассу "Урал" и направились к Рязани.
     Только  тогда  Пастух  попросил у Дока  трофейный  мобильник  он  решил
связаться с начальником оперативного отдела УПСМ генерал-майором Голубковым.
     -- Олег, тормозни, -- попросил он.
     Муха  удивленно  посмотрел  на  него -- дескать, что случилось?  --  но
послушно  нажал на педаль  тормоза и  остановил  машину на  обочине  трассы.
Причина остановки была проста: Пастух вовсе не собирался звонить Голубкову в
присутствии генерала; тому совсем необязательно было  знать, что о нем и обо
всей этой истории будет говорить Пастух.
     -- Разомнитесь, пока  я  тут один звоночек  сделаю, --  сказал Сергей и
первым вышел из машины на свежий ночной воздух.
     Отойдя  метров  на двадцать  в  сторону, Пастух наконец  набрал  нужный
номер.  К  трубке на том конце провода никто не подходил; впрочем, номер был
служебный, и  Пастух надеялся застать по нему  если не самого Голубкова,  то
кого-нибудь из его  подчиненных.  Так и не дождавшись  ответа,  он  позвонил
Голубкову домой -- и там никого не оказалось.
     "Что  ж, видно, не судьба..." -- подумал Пастухов и неожиданно для себя
набрал номер своего домашнего телефона.
     --  Алло,  родная,  прости, что  звоню  так  поздно...  --  сказал  он,
волнуясь, когда  услышал  в трубке сонное "Але?",  сказанное  родным голосом
жены.
     Они не виделись с Олей всего несколько дней, но Пастуху показалось, что
с тех пор, как  он выехал со двора своего дома, прошла целая вечность -- так
много  всего произошло, что события,  спрессованные в этих  прошедших  днях,
отодвинули его предыдущую жизнь на далекий, задний план...
     -- Ничего, милый... Ты как?
     -- Нормально. А вы с Настеной?
     -- Тоже. Рыбы много наловил?
     --  Да много, много, -- отмахнулся Пастух, он уже жалел, что  позвонил,
все равно ведь толком говорить  не  мог, но ему так сильно захотелось  вдруг
услышать  голос Ольги.  Еще  неизвестно,  между прочим,  сколько минут  было
проплачено хозяином этого мобильника...
     -- Назад скоро? -- спросила жена. -- Чего раньше не звонил?
     --  Неоткуда  было. Я  скоро вернусь, еще два дня, от силы три. Ну все,
заканчиваю,  не  скучай  там без  меня!  Поцелуй  Настену.  Спокойной  ночи,
любимая...
     Пастух отключил мобильник. Если бы  у  них было в  запасе  хоть немного
времени, то он ни за что не стал бы заканчивать разговор  так  быстро -- ему
очень нравилось  слушать такой вот голос своей  жены: теплый со сна, томный,
такой дорогой и родной...
     Но надо было возвращаться в реальность. Пастух убрал трубку  в карман и
вернулся к машине.
     -- Никого нет на месте, -- сказал  он, увидев вопрошающий  взгляд Дока.
-- Надо ехать дальше. Олег, ты как, за рулем не заснешь? А то давай подменим
тебя.
     --  Ничего,  до  Рязани  дотяну, --  заверил  Муха. --  Сколько  сейчас
времени?
     --  Зачем  тебе? -- спросил  Артист. Он  посмотрел на свои навороченные
модные часы. -- Ну двадцать минут первого...
     --  Хотел  бы  я  посмотреть,  что   сейчас  на  семидесятом  километре
творится...  --  сказал  Муха.  Он  улыбнулся  своей  всегдашней  ребячливой
улыбкой, -- "чехов" этих, наверное, уже повязали...



     Действительно,  на  семидесятом  километре трассы  Р-158  в  это  время
события  подходили к концу. Подъехавший заранее  на  место чеченской стрелки
взвод ОМОНа отвязал от столба двух боевиков Аслана,  а затем надежно обложил
место  встречи,  и, когда  к  километровому  указателю  подкатила  машина  с
Казбеком и  его  людьми,  дальнейшая операция  прошла без  единого выстрела.
Немедленно с обеих сторон шоссе  к  месту выдвинулись два  БТР,  а  командир
омоновцев крикнул в мегафон:
     -- Внимание!  Вы окружены,  сопротивление  бессмысленно! Всем  выйти из
машины и сложить оружие! Даю минуту на размышление!..
     Казбек,  посмотрев  на плотный и внушающий уважение омоновский  заслон,
понял, что предпринимать уже  что-либо  поздно.  Единственное,  что он успел
сделать  перед тем,  как  сдаться, -- позвонил  Султану  и, проклиная Аслана
последними  словами  за  то, что тот  затянул  его в  ловушку,  попросил  по
возможности скорее вытащить его из КПЗ...

     6
     Большой,   обшитый   светлым   дубовым   шпоном   кабинет    начальника
научно-технического     управления      Министерства     обороны      России
генерал-лейтенанта Леонида Ивановича Савченко выходил своими широкими окнами
на  Москву-реку  и  раскинувшийся  за  нею  парк  отдыха. По стенам кабинета
высились большие застекленные шкафы, на полках которых стояли многочисленные
книги и макеты;  а  в глубине  кабинета за широким, покрытым зеленым  сукном
дубовым столом  сидел  сам  хозяин  кабинета.  Рядом  с ним  на  современной
тумбочке  стояли четыре телефонных  аппарата и один внутренний. Из открытого
настежь окна легкий и свежий весенний ветерок забрасывал в кабинет городские
шумы Фрунзенской набережной.
     Леонид Иванович сидел в своем широком несовременном кресле, доставшемся
ему от  предшественника,  и пил  чай с  лимоном, принесенный помощником. Его
мундир висел неподалеку на вешалке.
     Допить  чай ему не дали: зазвонила "вертушка" -- телефон, окрашенный по
традиции  в красный цвет, на наборном диске  которого вместо цифр красовался
двуглавый  орел.  Савченко  поставил стакан с  чаем на стол  и, утирая губы,
спешно  поднял трубку.  Звонил  замминистра,  генерал армии Степанов. Он был
непосредственным начальником  Савченко  и  отвечал в  российской армии за ее
техническое обеспечение и военную науку.
     -- Здравствуйте,  генерал! -- сказал  Степанов. По  его  тону  Савченко
сразу понял, что сейчас получит нагоняй. -- Поздравляю, у вас ЧП в Поволжье.
С "Гаммы" чеченцы увели контейнер со штаммом.
     --  Когда  это  случилось?  --  внутренне  холодея,  спросил  Савченко:
сообщенное начальником  стопроцентно подходило  под  категорию "чрезвычайное
происшествие".
     -- Пока  неизвестно.  Знаю только,  что  вчера утром  об этом поступило
сообщение в  дежурную часть  тамошнего  областного  УВД и начальник  "Гаммы"
генерал-майор Иконников предпринял попытку вернуть контейнер. Но террористам
удалось  взять его в заложники и вместе с контейнером уйти из-под наблюдения
местной милиции и чекистов. Не мне  вам объяснять, Леонид  Иванович, чем это
ЧП  всем  нам  грозит. Немедленно разберитесь  с этим. Если надо, рубите все
концы всеми доступными средствами,  ни в  коем случае  не должно всплыть все
остальное. Вы все поняли?
     -- Да, товарищ генерал армии...
     -- И еще... Нельзя, чтобы на полигоне орудовали местные следователи. Не
пускайте  их  туда!  Сошлитесь   на  особую  секретность   или   наврите  им
что-нибудь...  Я  сейчас  пришлю  вам  пару  надежных  офицеров  из  военной
прокуратуры.  Объясните  им  подробности и  пошлите  их  на место  --  пусть
выясняют,   как   контейнер  мог   исчезнуть  из   "Гаммы".  Надо   дать  им
неограниченные полномочия.
     -- Хорошо, сделаем. А что-нибудь про генерала  Иконникова известно? Где
он, что с ним?
     -- О нем нет никаких сведений. Вы его хорошо знаете?
     -- Ну... общались несколько раз. Вроде толковый мужик. А что?
     --  Да  то! Сдается мне,  что без него  обойтись  не могло. Ну  это  уж
следователи  выяснят.  Найдите,  пока  его нет,  подходящую  замену.  Ладно,
действуйте! И никакой лишней  информации посторонним! Не хватало нам только,
чтобы газетчики или телевизионщики об этом разнюхали.
     -- Слушаюсь!..
     Степанов бросил трубку, и следом положил свою на рычаг Леонид Иванович,
растерянно  потер пальцами  лысину  и  задумался.  И было  о  чем:  то,  что
произошло  на "Гамме", прямиком било по целому ряду влиятельных генералов из
Министерства   обороны...   А   он,  Савченко,  с  исчезновением  Иконникова
становился  крайним,  и,  похоже,  на  него  в  скором времени  должны  были
посыпаться о-о-чень большие шишки.



     В свое время именно генерал-лейтенанту Савченко было поручено выполнять
секретную директиву  руководства  Минобороны о сохранении  неприкосновенного
запаса  бактериологического  оружия на  полигоне  "Гамма".  Дело  было очень
непростым: после путча и развала Советского Союза новое  руководство  России
желало  продемонстрировать  всему  миру свое  стремление  к  демократизации,
желание  влиться в мировое  сообщество и  усилия  по демилитаризации страны.
Поэтому  в администрации российского президента возникло -- среди прочих  --
несколько  указов, связанных с сокращением существующей армии и уничтожением
хранящихся на территории России запасов тех вооружений, которые во всем мире
были давно запрещены. Военные были  очень  недовольны  "младореформаторами",
пришедшими к власти вместе с Ельциным. Высший генералитет делал  все,  чтобы
положить  под  сукно  предлагаемые ими  проекты реформирования их ведомства,
объясняя это  тем, что  реформы эти идут от дилетантов, которые  не понимают
армейских проблем, не  разбираются в  вопросах  стратегической  безопасности
государства.
     До Ельцина на  встречах высшего уровня обычно  обсуждались  вопросы так
называемого  ядерного сдерживания; иногда наши  политики даже шли на уступки
американцам, но  уступки эти были  лишь  внешними: высшее руководство страны
всегда  было в курсе  того, что кроме ядерного  щита и  меча у России есть и
другие виды оружия массового поражения --  химическое и  бактериологическое.
Конечно, разработка этих видов в последнее время не велась в таком масштабе,
как  при  Хрущеве,  но  само  оружие  существовало,  несмотря  ни  на  какие
международные  запреты,  и  всегда  учитывалось   при  разработке   военными
стратегами своих оборонительных и наступательных доктрин.
     Когда в российскую  прессу просочились сведения  о  том, что мы владеем
химическим  оружием  и  даже   продолжаем  его  разработки,  возник  большой
международный  скандал.  На  носу были выборы президента (стоял  1995  год),
из-за  войны  в Чечне  обстановка на финансовом  рынке,  который держался на
плаву исключительно за счет международных кредитов, была очень нестабильной.
И  вот  теперь эти кредиты  из-за скандала  с химическим оружием  могли быть
надолго  заморожены...  А  между  тем  только  задолженность  по  пенсиям  и
зарплатам  составляла в  некоторых районах страны  от нескольких  месяцев до
полугода;  отсутствие западных  кредитов, на которые рассчитывало российское
правительство, чтобы расплатиться  с долгами бюджетникам, подтолкнуло страну
к подъему социального недовольства и в конечном счете к  всеобщему народному
возмущению и краху всех ельцинских реформ.
     Тогда-то и  было принято решение из  двух зол выбрать меньшее: уступить
давлению МВФ и демонстративно, с приглашением  наблюдателей НАТО, уничтожить
имеющиеся   запасы   химического   (а   заодно,   от   греха   подальше,   и
бактериологического) оружия. Тем более  что американцы  специально  под  это
дело  давали  России  безвозмездный кредит на двести  миллионов  долларов, а
также предоставляли технологии, которые позволяли без особого экологического
ущерба решить эту проблему.
     Сказано  -- сделано:  под Саранском в считанные месяцы  по американской
технологии  был  построен   завод  по  уничтожению  боеприпасов,  начиненных
химическими веществами. Одновременно с  этим на базе полигона "Гамма" должна
была негласно строиться фабрика-дезактиватор для бактериологического оружия.
Но, как всегда это у нас водится, дело было задумано с размахом, а результат
получился копеечный: в  Саранске  с  большой  помпой и рекламной  шумихой  в
прессе уничтожили первую партию химического оружия в несколько тонн --  и на
этом  дело  встало. Якобы местные жители  начали протестовать против  работы
завода по уничтожению боеприпасов и местной администрации  удалось  решением
суда  завод  закрыть. Впрочем, об этом уже никто не кричал на весь мир;  все
было спущено  на  тормозах  и, само  собой, забыто. Тем более что кредиты  в
Россию уже пошли и можно было не волноваться за их приостановку.
     Что  касается  "Гаммы",  то  там  все  было   сделано  с  еще   большим
очковтирательством. Поскольку  о бактериологическом  оружии никто в прессе и
не  заикался, то  для  отвода глаз  чиновника из  администрации  президента,
который должен  был курировать всю эту  историю с уничтожением,  на  "Гамму"
было привезено  несколько  давно  отслуживших  свое  контейнеров со  штаммом
бубонной  чумы. На  виду  у специально  приглашенного  для  этого  спектакля
чиновника  контейнеры   были   кустарным   способом   уничтожены  в  местной
лаборатории. Чиновник, не сильно разбирающийся в  подобных вопросах, уехал с
полигона в полной  уверенности,  что уже  в текущем году  бактериологическое
оружие  в России  перестанет  существовать.  Он  так и  доложил  президенту.
Президент кивнул, поставил у  себя  в подкорке  галочку  и  больше  уже этим
вопросом не интересовался.
     На  самом деле,  если  бы  в лаборатории "Гаммы"  действительно  решили
уничтожить  все  бактериологическое  оружие   тем   способом,   который  был
продемонстрирован   кремлевскому   чиновнику,   то   процедура   уничтожения
растянулась бы  на многие десятки  лет: и  сам  способ,  и его масштабы были
совершенно непригодны  для поставленных  задач. По-хорошему надо было выдать
задание целому профильному институту; понадобилось бы определенное время для
решения  задачи,  ее  утряски  и  экспериментов, затем  наступило  бы  время
проектировки  промышленной установки... И на все  это нужны  были бы деньги,
деньги, деньги...
     Ни  у  России, ни  тем более у военных на  это  денег не было. Так  что
понятно,   почему   изначально   в   Министерстве   обороны   было    решено
законсервировать (по крайней мере  до лучших времен) этот вид  вооружения на
полигоне "Гамма".  Понятно также, почему  президенту  это решение  не  стали
сообщать -- оно явно противоречило его указу.  Все подробности этой  истории
знали всего несколько генералов в  руководстве Минобороны; главным идеологом
всей этой авантюры был генерал армии Степанов, а техническим исполнителем --
генерал-лейтенант Савченко.
     За  второй президентский срок Ельцина сменилось трое министров обороны.
Если  Грачев еще  был в курсе всего, то  сменившему его  Родионову, а  затем
Сергееву  Степанов   перестал  давать  точную  информацию:  он  считал,  что
министры,  идя на  поводу у Ельцина, совершают непоправимую ошибку. Степанов
был  убежден  в том, что  от этого  оружия нельзя отказываться,  и, как мог,
спускал этот вопрос на тормозах, где надо, умалчивал, недоговаривал... Так и
получилось, что  в руководстве страной стали  считать примерно так: в России
есть немного недоуничтоженного химического  оружия, но это  не  страшно. Как
только завод в Саранске снова заработает,  эти  запасы быстро ликвидируют. О
бактериологическом  оружии, хранящемся  на полигоне  "Гамма",  в докладных и
обзорных записках министру никогда не говорилось. Естественно, что и министр
ни  разу   в   своих  докладах  президенту  не  упоминал  "недоуничтоженное"
бактериологическое  оружие... О  нем  с годами  все забыли. И  лишь  генерал
Иконников по долгу службы помнил об этой проблеме.
     И  вот  теперь  вся  эта  темная  история  могла  всплыть  наружу.  Все
усугублялось тем, что у руля страны встал  новый, очень деятельный и жесткий
президент,  которому наверняка бы не понравилось известие о тайном  заговоре
(или государственной измене -- как повернуть)  генералов. В том, что историю
с "Гаммой" можно было показать и в таком ракурсе, Степанов не сомневался: на
его теплое место зарились многие...
     Под генералом  армии начало реально шататься кресло. И  пока не поздно,
пока об этом  знали лишь единицы, Степанов начал предпринимать усилия, чтобы
нейтрализовать  опасную ситуацию. Он  думал только о собственной  шкуре; то,
что  в результате похищения контейнера со штаммом могли пострадать  ни в чем
не  повинные люди, его не заботило, ему в голову ни  разу даже не пришла эта
мысль.
     Все вышеизложенное  касалось и Савченко. Но он был в  худшем положении,
чем Степанов, поскольку на него, как  на подчиненного, Степанов  мог списать
собственные грехи...



     Теперь Леонид  Иванович сидел  в своем  кабинете в  сильном  волнении и
напряженно думал, с  чего ему начинать распутывать сложившуюся ситуацию.  Он
вызвал к себе помощника -- молодого подполковника, который работал с ним уже
несколько лет.
     -- Разрешите, Леонид Иванович? -- тихо  спросил вошедший в  его кабинет
помощник. Он остановился у дверей с блокнотом в руке.
     --  Николай, --  сказал  Савченко  помощнику,  --  сейчас  от  генерала
Степанова придут  два юриста. Выдашь  им  предписание за подписью министра о
наделении их чрезвычайными  полномочиями.  Позвони в Чкаловск на аэродром  и
закажи транспорт  до Поволжья.  Позвони в  тамошнюю окружную  комендатуру --
пусть их  встретят на аэродроме и  отвезут на  "Гамму"... Да, вот  еще  что:
отправь срочную шифрограмму на полигон с категорическим  запретом пускать на
"Гамму" любых посторонних.
     --  Даже  из  ФСБ?  --  уточнил подполковник,  записывающий все в  свой
блокнот.
     -- Всех! Всех, кто не  приписан к полигону и не  имеет допуск категории
А. И еще:  пусть к юристам негласно приставят парочку  офицеров из окружного
отдела  армейской разведки --  пусть  обеспечивают  им  личную безопасность.
Оформи им командировки по высшей  категории.  Надеюсь,  что юристы  окажутся
толковыми ребятами и оправдают затраты... Все, выполняй.
     Прошло двадцать минут. В кабинет постучался помощник:
     -- Товарищ генерал, пришли следователи из военной прокуратуры...
     -- Зови! -- махнул рукой Савченко.
     В  распахнутую  помощником  дверь  кабинета  вошли  два  полковника   с
эмблемами юристов на погонах.
     -- Полковник Сухотин!
     -- Полковник Гержа! -- представились они.
     -- Садитесь... -- Савченко указал на стулья перед своим столом. --  Вас
генерал Степанов уже ввел в курс дела?
     -- Никак нет, товарищ генерал-лейтенант, -- сказал один из них.  -- Нам
известна только  шифрограмма, поступившая  из Поволжского округа  о  хищении
боеприпасов  с секретного объекта "Гамма". Генерал-полковник сказал  мне  по
телефону, что  мы поступаем в ваше распоряжение и все  остальные  инструкции
получим от вас.
     -- У вас какой доступ секретности? -- поинтересовался Савченко.
     -- У меня группа А, -- ответил только что говоривший полковник.
     -- У меня первая, -- скромно сказал второй.
     -- Хорошо...  Начнем с этого...  -- Генерал  порылся  в столе и  достал
бланк допуска  к  высшим категориям  секретности. Вот, полковник, прочтите и
подпишитесь. Без этого я не могу вам ничего рассказать.
     На бланке  был напечатан  стандартный текст,  в котором  говорилось  об
ответственности  за разглашение  государственной  тайны.  Дождавшись,  когда
полковник прочтет бланк и подпишется, генерал  вызвал помощника и  отдал ему
еще одно распоряжение:
     --  Возьмите у  полковника его офицерское удостоверение и проставьте на
нем допуск по категории А. И пожалуйста, Николай, ко мне никого, пока мы тут
не  кончим... Ну  а теперь  к делу. Вам надлежит немедленно, не предупреждая
родных и прямое командование, отправиться  на  аэродром в  Чкаловск.  Оттуда
самолетом вы  следуете в  Поволжье.  Там  на  аэродроме  летного училища вас
встретят и отвезут на  полигон "Гамма". Внимание, теперь информация, которая
не  подлежит разглашению! На полигоне  в ограниченных  количествах  хранятся
остатки бактериологического оружия, которое досталось России в наследство от
Советского Союза. Хочу добавить, что об этом не знают даже в ФСБ и тем более
в  ЦРУ...  Вчера  обнаружена  пропажа  с полигона  одного из  контейнеров со
штаммом бубонной чумы.  Оружие попало  в  руки террористов  предположительно
чеченской  национальности. Вам предстоит  в срочном порядке расследовать как
сам факт пропажи контейнера со строго охраняемого объекта, так и постараться
найти  похищенное.  Вам  придаются  документы,  разрешающие  привлекать  при
необходимости   любые    ресурсы,   принадлежащие   Министерству    обороны.
Подчеркиваю:   любые!  Установите,  кто  именно  помог  террористам  вывезти
контейнер  с   территории  полигона.  Как  мне  кажется,  это  станет  вашей
первоочередной задачей: зная этого  человека,  вы  сможете  потянуть ниточку
дальше. К  сожалению, ваше  расследование осложняется тем, что  вчера же, во
время операции  по освобождению  контейнера  от рук  террористов, был взят в
заложники командир полигона генерал-майор Иконников. Параллельно  с основной
задачей --  возвращением контейнера на место хранения --  желательно найти и
Иконникова. Насколько я знаю, генерал и контейнер были захвачены одной и той
же группой  террористов,  которой  удалось уйти от  преследования милиции  и
покинуть район  расположения  полигона.  Это  все,  что  мне  известно. Есть
вопросы?
     -- Никак нет!
     --  Тогда желаю успехов, товарищи офицеры.  Докладывать о расследовании
будете  лично мне. Жду ваших сообщений уже сегодня вечером. Ну  теперь  все,
ступайте! Машина ждет  вас  у подъезда.  Деньги  и  все остальное,  что  вам
понадобится, получите на месте.  Напоследок  скажу:  вам следует торопиться.
Если террористы применят контейнер по прямому назначению, то это может иметь
катастрофические последствия, сравнимые с Чернобылем...
     Полковники, козырнув, вышли  из  кабинета.  Савченко,  проводив  их  до
дверей, снова вернулся к своему рабочему столу.
     Теперь  ему  оставалось  лишь  ждать  вечернего  доклада  следователей.
Сосредоточиться  на чем-нибудь другом и  работать  генерал-лейтенант  сейчас
просто  не  мог.  Он тяжело  вздохнул,  посмотрел  на  часы  --  было  всего
полдвенадцатого  дня,  потянулся  к  встроенному  шкафчику за  своей спиной,
достал из него бутылку армянского коньяка и, налив сразу сто граммов, залпом
выпил.
     Закусив коньяк шоколадкой,  Савченко нажал  кнопку селектора,  сказал в
микрофон:
     --  Коля,  меня ни для кого нет.  Если позвонит Степанов,  я в  комнате
отдыха. Вечером должны позвонить юристы.  Я буду ждать  их доклада.  Так что
позаботься  организовать  что-нибудь  из  еды --  чувствую, что мне  сегодня
придется тут засидеться...
     -- Слушаюсь, Леонид Иванович...



     Однако  генерал армии Степанов в этот день больше Савченко не тревожил,
и  Леонид  Иванович  проспал  весь  день, оберегаемый  преданным помощником,
который разбудил его только в восемь часов вечера.
     --  Товарищ генерал,  -- потряс  он его за плечо, --  полковник Сухотин
звонит по ВЧ с "Гаммы"...
     С  Савченко сразу слетел весь  сон. Он вскочил с дивана и, не обуваясь,
подошел к телефону, оборудованному шифровальной приставкой.
     -- Генерал Савченко слушает... -- сказал он, сняв трубку.
     -- Есть новости, товарищ генерал! -- Полковник говорил так бодро, будто
звонил с какого-нибудь курорта. Но генерал знал, что это не так. Даже совсем
не так...
     -- Докладывайте!
     --  После  допросов  начальника охраны полигона капитана Зайнутдинова и
начальника  хранилища  номер   восемь  старшего   лейтенанта  Шепотько  нами
установлено следующее:  хищение с  полигона  контейнера  со штаммом бубонной
чумы совершил начальник полигона  генерал-майор  Иконников.  Он сделал  это,
использовав  свое служебное положение, путем подмены во время инвентаризации
хранилища пустого запасного контейнера на  полный. Нами также допрошена жена
генерала  Зинаида  Петровна  Иконникова.  Она  показала   следующее:  спустя
несколько дней после хищения Иконников неожиданно уехал на дачу, где остался
ночевать.  Предположительно   в   этот   день   генерал  передал   контейнер
неустановленным  лицам и получил за  это крупную сумму в иностранной валюте,
часть  из  которой в  количестве  сорока тысяч  долларов  обнаружена нами  в
тайнике при обыске дачи генерала.
     Полковник   Гержа   провел  также  доверительную   беседу   со  старшим
уполномоченным отдела  по борьбе с организованной  преступностью  областного
УВД  Мальцевым.  Мальцеву поручено  вести  расследование  дела  об  убийстве
тринадцати  членов банды, в руках которых до утра  вчерашнего дня  находился
контейнер.  Все  убитые -- чеченцы по национальности. Убийство произошло  во
время утреннего нападения неустановленными пока  лицами на переоборудованный
в  учебно-диверсионный   центр   бывший  лагерь  нефтеразведчиков,   который
располагается в шестидесяти километрах южнее областного центра...
     -- Погодите,  погодите, полковник, --  перебил  его  Савченко.  -- А ну
повторите  мне  человеческим  языком:  у  них   что   там,  целый  чеченский
диверсионный лагерь под носом был?
     -- Точно так, товарищ генерал, настоящий учебный центр: со стрельбищем,
казармами, связью.
     -- Час от часу  не легче! Кто же такой лихой столько чеченов уложил? А,
полковник?
     -- Пока неизвестно. Из  нападавших на лагерь видели только пятерых. Все
они были русскими или, по крайней  мере,  славянского происхождения. Капитан
Зайнутдинов  на допросе  также  показал,  что,  когда  по  приказу  генерала
Иконникова  он  повел  эту  пятерку  на  расстрел,  они  проявили  себя  как
исключительно подготовленные бойцы,  что несомненно говорит об  их вероятной
принадлежности  к частям специального  назначения. Подтверждение тому и  то,
что они  смогли освободиться  из-под опеки  местных спецназовцев,  захватить
контейнер и, взяв в заложники генерала Иконникова, уйти от погони и внешнего
наблюдения...  По   показаниям  капитана  Зайнутдинова  были  составлены  их
фотороботы, которые посланы нами в главное  архивное управление Минобороны и
архив МВД.  Один  из них выходил в  прямой эфир  и  представился как капитан
запаса  Пастухов  --  это  сообщили  нам  в  местном  УВД.  В  данный момент
проводится работа по идентификации всей пятерки...
     -- И как вы думаете, где теперь  может быть контейнер? -- хмуро спросил
Савченко: услышанный доклад его вовсе не обрадовал.
     --  Трудно сказать...  Если эти  люди действительно  профессионалы, они
вполне могли  контейнер на время куда-нибудь спрятать, чтобы  иметь  свободу
передвижения. Не исключен также вариант, что эта группа разделилась и сейчас
все они пытаются лечь на  дно...  И еще один любопытный факт:  вчера вечером
кто-то  позвонил  по  02  и, не  назвавшись,  сообщил,  что  на  семидесятом
километре шоссе Саратов-Пенза состоится встреча чеченских боевиков, попросту
-- стрелка. Дежурный по городу  на всякий  случай вызвал туда взвод  ОМОНа и
обнаружил  на обозначенном месте  три  трупа  чеченцев и  рядом  -- еще двух
живых, но связанных  боевиков.  Рядом с ними лежало их  разряженное  оружие.
ОМОН устроил  на том  месте  засаду и в полночь захватил в плен еще  пятерых
вооруженных  до  зубов  лиц чеченской  национальности.  Оказалось,  что  это
остатки того отряда, что базировался в диверсионном лагере. Я уверен, что на
чеченскую стрелку милицию вывели те пятеро...
     -- С чего вы так решили? -- удивился Савченко.
     -- Красиво работают, по почерку сужу.
     -- Возможно, вы  и правы...  А как вы  думаете,  мог  генерал Иконников
работать вместе с ними? Может, его похищение -- лишь имитация. Чтобы генерал
смог замести следы?
     --  Скорее, он  был  связан  с  чеченцами.  Неспроста  же  он  приказал
расстрелять именно славян. Капитан Зайнутдинов категорически утверждает, что
те пятеро и генерал не были знакомы, пока не встретились в лагере.
     -- Так кто же тогда эти пятеро? На кого они, черт подери, работают?! --
не сдержал эмоций генерал.
     -- Могу  сейчас сказать только одно:  это профессионалы самого высокого
класса...
     --  Спасибо,  полковник,  хорошая  работа,  --  похвалил  Савченко,  --
продолжайте в том же духе! Вернете контейнер --  можете с напарником просить
что угодно...
     -- Постараемся, товарищ генерал-лейтенант...
     -- Ну  тогда  жду  вашего доклада завтра  утром. Если что --  звоните в
любое время, мой помощник меня всегда с вами свяжет, он предупрежден.
     -- Слушаюсь!
     -- Ну, успехов...
     Савченко положил трубку. После доклада полковника Сухотина он находился
в  исключительно отвратительном расположении  духа.  И  было от чего:  кражу
совершил его протеже, Иконников.
     "Вот подлец! --  подумал он  об Иконникове. --  А еще русский  генерал,
мать твою!  Продался за  баксы  черножопым... Ну  попадись ты  мне в руки --
расстреляю без суда!.."
     Сам  Савченко  считал себя  генералом, ни разу за всю свою  многолетнюю
службу  не запятнавшим  честь офицерского  мундира.  А то что он оказался  в
нынешней  ситуации...  В   нынешней  ситуации  он   оказался   из-за   чисто
политических  и  военно-стратегических   соображений.  Вслед   за  генералом
Степановым  он  и вправду считал,  что  для безопасности  России  содержимое
склада номер восемь на полигоне "Гамма" было необходимо...
     Теперь  положение Леонида  Ивановича  стало  еще  более  трудным:  если
Степанову  станет  известно, что  контейнер  украл с  собственного  полигона
Иконников,  то его наверняка вынудят  написать  рапорт  об  отставке.  Это в
лучшем  случае.  А  в худшем... устроят правдоподобный несчастный  случай со
смертельным исходом. Зачем Степанову лишний свидетель?..
     Однако пока  следователи  из военной  прокуратуры  держали с ним  связь
напрямую,   Савченко  ничто   не  грозило.  Получалось,  что   вся   надежда
генерал-лейтенанта была на этих  двух полковников: если они найдут контейнер
и Иконникова, то  Леонид  Иванович  сможет  еще  вернуться. Если обнаружится
только Иконников -- хана всему: Иконникову стопроцентно не сносить головы, а
ему, Савченко, придется  снимать  погоны.  Если  же  контейнер  вернется  на
полигон,  а  Иконникова не найдут, то  тогда крайним окажется  снова  только
Леонид Иванович... И так хреново, и так несладко.
     В  мозгу у генерала засела как заноза всего одна фраза: "Что же делать,
что делать?.."
     Он не  хотел и  не мог сидеть в Москве без дела и ждать от следователей
решения своей дальнейшей судьбы. Генерал  Савченко привык, чтобы в жизни все
зависело  исключительно от его личных решений. Пусть несведущие люди думают,
что  в  армии  лишь выполняются приказы  от вышестоящих лиц и самостоятельно
думать в  ней  противопоказано. Это не так: у любого человека  --  всегда  и
везде -- есть выбор и свобода собственной инициативы.
     Вот и сейчас  генералу Савченко пришлось -- после многочасового ночного
размышления  --  решиться  на  то,  чтобы  начать   игру,  составленную   по
собственным правилам: Леонид Иванович понял, что, пока он целиком зависит от
Степанова,  ему  по-любому не  светит  ничего  хорошего.  И, чтобы  в  итоге
остаться в выигрыше, нужно было уйти из-под  опеки генерала армии. А сделать
такой  маневр  можно было  только  одним  способом: первым  раскрыть  секрет
полигона "Гамма"  кому-то, кто стоит над Степановым, и  представить его  как
генерала, ведущего собственную тайную политическую игру...
     В  этой игре многие  черные фигуры  должны были  поменять свой  цвет на
прямо  противоположный.  Теперь  Савченко  было  выгодно представить  своего
подчиненного  генерал-майора Иконникова в  качестве  пострадавшего: положить
под  сукно  секретный  доклад  юристов   из  прокуратуры   было  проще,  чем
оправдаться перед Степановым. Чеченцы просто исчезали с горизонта, поскольку
они уже  потерпели поражение и выбыли из  игры;  главными  виновниками всего
происходящего  становилась  та  неизвестная  пятерка,  в чьих  руках  сейчас
находились Иконников и контейнер со штаммом.
     Если бы Савченко удалось это провернуть, то над Пастухом и его командой
нависла  бы новая  угроза  в  лице всей махины  Министерства  обороны.  Люди
Султана  Аджуева по сравнению с ней  выглядели  бы как пионеры,  играющие  в
военно-патриотическую игру "Зарница"...



     Утром полковник  Сухотин снова  связался с генералом Савченко и доложил
об информации, добытой за прошедшую ночь.
     -- Мы допросили несколько новых свидетелей, --  усталым  голосом сказал
не спавший  эту  ночь полковник, -- и  теперь с достаточно  большой степенью
уверенности можем утверждать, что похитители генерала и контейнера двигаются
к Москве. Сейчас они предположительно находятся где-то на подъезде к Рязани.
Мы также знаем  марку и номер машины, которую похитители отобрали у чеченцев
после их стычки  на пензенской трассе.  Я был  прав:  в милицию  о чеченской
стрелке сообщили те пятеро... На допросе это подтвердил  один из уцелевших в
стычке боевиков.
     -- Черт с ними, чеченцами! Пусть с ними разбираются местные органы. Что
вы намерены предпринять дальше? -- спросил генерал.
     --  Здесь,  в  Поволжье,  нам  больше  делать нечего.  Через полчаса мы
вылетаем в Рязань и попробуем организовать перехват похитителей на подступах
к городу.
     --  Подключите  к  поисковой  операции  местное десантное  училище,  --
посоветовал Савченко.
     --  Мы  уже подумали  об  этом.  Час  назад я  связался  по телефону  с
начальником  училища  генерал-лейтенантом  Малюгиным, и тот дал согласие  на
участие курсантов старшего  курса в  патрулировании  районов,  прилегающих к
Рязани. Они будут взаимодействовать с местным ОМОНом.
     -- Хорошо, действуйте. Буду ждать вашего доклада вечером.
     Савченко положил трубку.  Затем он  вызвал к себе помощника и  попросил
связаться  с приемной  одного  из первых замов министра  обороны, который по
рангу  был выше генерала Степанова, и выяснить, сможет ли первый зам принять
его со срочным докладом.
     --  Извините,  товарищ  генерал...  --  замялся  помощник,  --  у  меня
обязательно спросят, о чем вы собираетесь докладывать... Что мне ответить?
     -- Скажешь, что  доклад особой секретности по форме А и я могу говорить
об  этом только  лично  с министром  и  наедине...  Постарайся  внушить  его
секретарям, что это очень срочное и безотлагательное дело. Если они упрутся,
скажи,  что в нашей службе произошло ЧП, о котором сведения есть пока только
у  меня. Но  лучше бы о ЧП без  особой нужды не распространяться...  Ты  все
понял?
     -- Так точно.
     -- Давай действуй.  Я пойду приведу себя в порядок -- после такой ночки
это просто необходимо.
     Помощник вышел, а Савченко отправился в комнату отдыха, где у него была
персональная душевая. Он постоял под  холодным душем, пока совсем не замерз,
энергично растерся  грубым полотенцем, побрился,  побрызгал на  лицо дешевым
одеколоном (он  не уважал фирменный  парфюм) и, надев свежее белье  и  новую
рубашку, выглянул в приемную.
     Помощник сидел на своем рабочем месте с трубкой в руке, прижатой к уху.
     --  Хорошо,  Владимир  Сергеевич... да,  генерал  готов...  все  понял,
спасибо! --  Помощник повернулся к Савченко и сказал: -- У первого зама есть
полчаса для вас. В одиннадцать у него встреча в правительстве,  так что надо
идти к нему немедленно...
     -- Молодец, Николай! -- похвалил генерал. -- Машину вызвал?
     -- Да, еще перед звонком...
     -- Тогда я поехал на Арбат.
     -- Вы вернетесь к себе?
     -- Не знаю, это зависит от того, к кому я иду...
     Савченко надел фуражку,  посмотрелся в зеркало  и быстрым шагом пошел к
выходу. Леонид Иванович  сильно  волновался, но старался не выдать этого  --
сейчас вся его дальнейшая судьба зависела от предстоящей встречи. И только в
машине, несущейся по Садовому кольцу с  включенными мигалками, генерал  взял
себя в руки и внутренне подготовился к важной встрече.



     Заместитель встретил Савченко по-деловому:
     -- Ну  что  там  у  вас  случилось,  генерал?  -- спросил он. --  Да вы
присаживайтесь, присаживайтесь, Леонид Иваныч, в ногах правды нет...
     -- ЧП, товарищ генерал армии... На полигоне "Гамма" группой террористов
украден один из контейнеров с бактериологическим оружием. Поиски  контейнера
ведутся, но не исключено, что террористы успеют воспользоваться содержащимся
в  контейнере  штаммом  бубонной  чумы  для   проведения   широкомасштабного
террористического акта...
     -- Откуда на полигоне взялся  этот контейнер? --  поразился первый зам.
-- Разве мы не уничтожили все запасы этого оружия?
     -- На "Гамме" по приказу  генерала армии Степанова  был законсервирован
НЗ трех видов штамма...
     -- Это новость для меня... Почему я ничего об этом не знаю?
     -- Не  могу  знать,  товарищ генерал армии... Мне казалось, что генерал
Степанов информировал вас о хранилище на подчиненном мне полигоне.
     -- Где расположен этот полигон?
     -- В Поволжье.
     -- Начальник округа был в курсе того, что у вас хранится?
     -- Не знаю... Скорее  нет,  чем да: если генерал Степанов  скрывал  эту
информацию  даже от  вас, то  вряд  ли он  стал  информировать  об  этом еще
кого-то...
     -- Что он  себе позволяет?!  -- возмутился  первый зам. -- Ну  и как вы
думаете,  Леонид  Иванович,  для  чего  Степанову понадобилось скрывать факт
наличия на полигоне запасов бактериологического оружия?
     -- Генерал  Степанов  постоянно  требовал от меня соблюдения строжайшей
секретности,  поэтому  полигону  "Гамма"  была  присвоена  высшая  категория
секретности.  Насколько я  знаю, о  содержимом  контейнеров  известно  очень
ограниченному числу людей: мне, начальнику полигона и нескольким офицерам из
охраны объекта. Мне кажется,  что генерал Степанов не докладывал о хранилище
на "Гамме"  вам и высшему руководству страны  исключительно  по политическим
соображениям:   возможно,   ждал   вполне   определенной   ситуации,   когда
обнародование подобного факта могло сыграть ему на руку...
     -- Да, задали  вы  мне  задачку... -- По лицу могущественного  генерала
было явно заметно,  что он очень встревожен тем, что  узнал  от Савченко. --
Как ушат воды на голову вылили...
     Савченко понимал всю  тяжесть положения, в  котором оказался первый зам
министра. Буквально через пятнадцать минут  ему надо было  ехать на доклад в
правительство  -- и за  этот короткий промежуток времени генералу  надо было
сориентироваться  и занять правильную позицию, то есть решить: докладывать о
случившемся немедленно (а значит, брать  вину -- пусть частично --  на себя)
или прежде попытаться отложить доклад и разобраться со Степановым...
     Прошло несколько минут.  Первый зам  молча ходил по кабинету, обдумывая
ход своих дальнейших действий.  Леонид  Иванович  тоже дипломатично  молчал,
ожидая, когда генерал примет решение.
     Наконец первый посмотрел на сидевшего в ожидании Савченко и произнес:
     -- Спасибо,  Леонид Иванович,  за информацию. Можете быть свободны.  --
Савченко  встал  и  направился  к  выходу  из  кабинета,  но  генерал  армии
неожиданно  остановил  его:  --  Или  нет,  постойте! Вот  что, свяжитесь  с
генералом Тимофеевым и расскажите ему  все об этой истории. Скажите от моего
имени, чтобы он принял все меры к поиску контейнера.
     -- Товарищ  генерал армии,  я  еще  не успел вам доложить...  Начальник
полигона "Гамма" захвачен  в качестве заложника и увезен похитителями вместе
с контейнером...
     -- Тем более! Введите Тимофеева в курс дела и помогите ему организовать
поиск. Все, идите...
     Савченко вышел из кабинета первого  в  полной уверенности, что генералу
Степанову недолго осталось  сидеть  в  своем кресле. Ну что  ж,  это намного
увеличивало его шансы выйти победителем в затеянной им игре. Но контейнер-то
надо было искать в любом случае. И  Савченко отправился к генерал-лейтенанту
Тимофееву, который в Министерстве обороны курировал армейскую контрразведку.
     Тимофеев  принял  Савченко  незамедлительно.  Леонид  Иванович  вкратце
рассказал  ему ту  же версию случившегося, которую только что  выдал первому
заместителю министра.  Тимофеев был офицером с большим опытом работы в самых
сложных и запутанных ситуациях  --  именно  поэтому первый  решил  возложить
контроль  за  поиском  контейнера  на  него.  Выслушав  Савченко,   Тимофеев
немедленно вызвал к себе майора  Жукова, который в его управлении командовал
одним из лучших отрядов спецназа.
     -- Поступаете под  командование генерал-лейтенанта,  -- сказал Тимофеев
майору.  --  Берите  своих людей  и действуйте. Леонид Иванович введет вас в
курс дела.



     Савченко и Жуков  вышли  из кабинета Тимофеева и поехали на Фрунзенскую
набережную к  Леониду Ивановичу.  За время, которое ушло на  перемещение  из
одного генеральского кабинета  в другой,  генерал-лейтенант выдал майору всю
информацию, какую счел нужным рассказать.
     Со   слов   Савченко   выходило,  что  пятеро  неизвестных  террористов
славянского  происхождения,  захватив  генерала Иконникова  и  контейнер  со
штаммом, приближаются к Москве с целью  то  ли совершения  террористического
акта, то ли перепродажи контейнера другим террористам. Все пятеро  вооружены
и   подготовлены  как  профессиональные  диверсанты,  в   силу   этого   они
исключительно  опасны,  поэтому  особо  церемониться  с   ними  нет  смысла.
Единственное,  о чем надо  помнить во время  их ликвидации,  что нельзя ни в
коем случае  повредить контейнер  и что по  возможности следует  постараться
освободить Иконникова...
     За плечами  Жукова  был не один десяток боевых и диверсионных операций,
проведенных  и  на  территории  нашей  страны,  и за  ее пределами.  Он  был
профессионалом  до мозга костей,  и еще ни одна операция с  его  участием не
была провалена. Этот коренастый, молчаливый человек сорока пяти лет от  роду
командовал людьми, каждый из которых был похож на своего командира и так же,
как и  он, не любил  задавать лишних вопросов.  Выслушав Савченко, он сделал
всего одно уточнение:
     -- Что для вас важнее -- контейнер или генерал?
     --  Если  такой  вопрос встанет,  то...  я  хочу,  чтобы вы  это  знали
наверняка...  --  Савченко сделал  многозначительную паузу, --  безопасность
десятков  мирных жителей много выше жизни одного генерала... Поэтому конечно
же в первую очередь контейнер. Добыть любой ценой... Любой!
     -- Я все понял, -- кивнул Жуков. -- Разрешите приступать?
     -- Конечно. Я буду на связи.
     Майор  отдал честь и покинул кабинет Савченко. Он немедленно отправился
на  свою подмосковную базу, где уже ждали его приезда десять офицеров из его
группы  специального   назначения.  Приехав  на  базу,  Жуков  переоделся  в
привычную  камуфляжку  и  вместе  со  своим отрядом погрузился  в  вертолет,
немедленно вылетевший в сторону Рязани.
     Теперь,  когда Жуков ставил задачу своим  людям, она выглядела просто и
конкретно,  без  всяких  оговорок:  уничтожить  террористов  и  любой  ценой
захватить контейнер.
     Итак,  Пастухову и  его  ребятам  предстояло  противостояние  с  самыми
лучшими  бойцами, служившими  на  этот момент  в  российской  армии. И такая
проверка  на  прочность  при определенных условиях  вполне  могла стать  для
отряда Пастухова последней...

     7
     В  самом  центре  Москвы  с  незапамятных  времен  красуется  небольшой
старинный  дворянский  особняк, в  плане  напоминающий подкову.  В небольшом
круглом  садике  перед его двухэтажным,  недавно отреставрированным  фасадом
расположен бездействующий фонтанчик, изображающий  резвящихся купидонов.  От
улицы  дом  и  садик  с  фонтаном  отгораживает  высокая  кованая   решетка.
Наблюдательный  человек обязательно  заметит, что такие же кованые,  тяжелые
ворота с  калиткой оборудованы  охранной сигнализацией  по последнему  слову
техники, а во дворе всегда прогуливаются двое хорошо одетых молодых людей со
спортивной осанкой.  На фасаде дома висит скромная табличка, извещающая, что
в особняке располагается одно из  многочисленных информационно-аналитических
агентств с мало кому знакомым названием "Контур".
     Многочисленные   прохожие,  пробегающие  мимо   особняка,   окруженного
решеткой, даже не подозревают, что проходят рядом  со штабом самой секретной
спецслужбы  России  --   УПСМ   (Управлением  по   планированию  специальных
мероприятий), которое  с  самого  начала своего  образования,  в 1991  году,
подчинялось только президенту России.
     О существовании УПСМ знают очень немногие, сама деятельность управления
покрыта тайной за  семью печатями, поскольку в  ведении управления --  самые
важные  государственные тайны. Специфика его  заданий такова, что сотрудники
управления могут пользоваться  любыми  документами  прикрытия, но  только не
своими,  поскольку в официальных бумагах  УПСМ нигде не упоминается. Вначале
УПСМ создавалась  как  аналитическая  служба,  но со временем в ее структуре
возник  небольшой оперативный  отдел.  Сотрудникам этого  отдела приходилось
выполнять самые деликатные задачи, и только те, которые не могли быть решены
ни одной из официальных силовых структур государства.
     Вот уже  несколько  лет оперативным  отделом УПСМ бессменно  командовал
кадровый военный  разведчик  генерал-майор  Константин  Дмитриевич Голубков.
Всей  пятерке Пастуха уже не раз довелось работать на суперсекретную контору
генерал-майора, и  между ними еще с  самой  первой их  встречи в  Чечне -- и
Пастух  со своими  ребятами, и Голубков служили тогда в  армии -- завязалась
крепкая мужская дружба.



     ..."Форд" стоял в лесу  на подъезде к Рязани. Было  хорошее, солнечное,
весеннее  утро.  Неподалеку, метрах в пятидесяти,  шла магистральная  трасса
"Урал", с которой до них изредка доносился  рев большегрузных машин.  Но шум
быстро растворялся в чистом, прозрачном воздухе, и можно было снова услышать
лесные  шорохи  и  веселый  утренний щебет  птиц.  Ребята, выложив на  траву
немудреную снедь, завтракали. Пастух посмотрел на часы, решительно отложил в
сторону недоеденный бутерброд, поднялся и отошел от импровизированного стола
подальше. Он достал из кармана все тот же трофейный мобильник и набрал номер
Голубкова.
     -- Дежурный слушает, -- раздался в трубке мужской голос.
     -- Могу я поговорить с Константином Дмитриевичем? -- спросил Сергей. --
У меня для него очень срочное сообщение...
     -- Представьтесь, пожалуйста...
     -- Сергей Пастухов. Думаю, этого достаточно.
     -- Минуту...
     Голос Голубкова возник в трубке гораздо быстрее, чем Пастух ждал, -- не
прошло и десяти секунд.
     --  Здравствуй,   Сергей.   Рад   тебя  слышать!   Рассказывай,  какими
судьбами?..
     -- Я могу говорить прямым текстом? -- уточнил Пастухов.
     -- Конечно.
     Сжато,  по-военному  четко Пастухов  начал  рассказывать.  На то, чтобы
выложить все,  что произошло с  ними  за  последние трое  суток, ему хватило
примерно трех минут. Закончив, он спросил:
     -- Что вы посоветуете нам делать, Константин Дмитриевич?
     --  Честно  скажу  тебе,  Сергей...  --  голос  у  Голубкова  был  явно
встревоженный,  -- пока не знаю. Пока. Могу так вот, с ходу, сказать только,
что вас обязательно вычислят  и найдут, даже если вы  разбежитесь поодиночке
во все стороны. Это всего лишь вопрос времени.
     -- У  нас есть фора в несколько часов, до сих пор нам ее хватало, чтобы
владеть инициативой... -- возразил Пастух.
     --  Не  забывай,  что  пока вы  передвигались по  достаточно  спокойным
местам, -- мягко парировал Голубков. -- Начиная с Рязани плотность милиции и
остальных силовых  структур резко возрастет. Действовать в прежнем  ключе --
значит не иметь ни единого шанса; напролом не пробиться, даже если вам этого
очень хочется.  Ты  что, в самом деле  думаешь, что в  ФСБ  или в  армейской
разведке сидят одни  безмозглые идиоты? А я думаю, что вами будут заниматься
и те, и те.
     -- Нет, Константин Дмитриевич, но...
     -- Вас  же  видели  в лагере, -- как несмышленого ученика, перебил  его
Голубков, -- значит,  составят портреты, вычислят  вашу машину... Возможно и
то, что уже сегодня в Затопино заявятся по твою душу. Вам надо быть готовыми
ко всему. Да ты всю эту кухню сам  прекрасно знаешь, просто у тебя,  похоже,
не было времени об этом подумать.
     --  Можно подумать,  что я  на вражеской территории, что  это  я, а  не
чеченцы захотели применить бактериологическое оружие! -- зло сказал Сергей и
тут же оборвал себя. -- Так  что же  нам делать?  -- устало спросил  Пастух,
понимая справедливость генеральских предостережений. -- Сдаться на первом же
посту милиции и ждать, когда все выяснится?
     -- А вот этого делать не советую... -- серьезно сказал Голубков. -- Как
только вы это сделаете, ни вас, ни даже ваших следов не останется. Армейские
не будут с  вами  церемониться. Им  вряд  ли захочется,  чтобы  эта  история
раскрылась в истинном свете.
     --  Тогда,  может,  вы  нас  арестуете,  коли  без  этого  нельзя?   --
полушутливо спросил Пастух.
     -- Для вас это было бы лучшим вариантом, -- не принял шутки генерал. --
Но, боюсь, пока я не в силах это осуществить -- запаса времени не хватает.
     -- И все же что нам делать? -- в который раз спросил Пастух.
     Генерал  не отвечал так  долго, что Пастух испугался, не сел  ли у него
аккумулятор в телефоне.
     --  Сделаем  так,  Сергей...  -- снова  прорезался голос Голубкова.  --
Начнем движение  навстречу  друг другу.  Двигайтесь по  Рязанскому шоссе,  я
постараюсь перехватить  вас у Воскресенска,  есть там одно удобное место, ты
сразу  поймешь, что я  имел  в виду...  Попробуйте добраться  до девяностого
километра, я вас там встречу. Со мной  у вас по крайней мере будет гарантия,
что  вас не расстреляют  на  месте  как  диверсантов.  А  я сейчас попытаюсь
собрать всю  информацию  о твоем деле, без этого  я  тебе  помочь не  смогу.
Попробую также  через нашего Нифонтова спустить ваше дело на  тормозах, хотя
подозреваю по некоторым признакам, что ничего из этого  не выйдет. На все на
это уйдет час-полтора.  Еще час, чтобы добраться  до тебя. Так что тебе надо
продержаться еще часа три...
     -- Всего-то? -- хмыкнул Пастух.
     -- Не говори гоп, пока не перескочишь... Вот когда за  тебя очень скоро
возьмутся всерьез, помянешь старика добрым словом...
     --  Хорошо,  Константин  Дмитриевич,  я  все   понял.   Мы  сейчас   же
выдвигаемся...
     -- Да, вот что, постарайся как-нибудь машину сменить, а  то тебя быстро
тормознут.
     -- Это мы еще посмотрим... Ну до встречи!
     -- Надеюсь, что скоро тебя увижу, Сергей... -- Генерал положил трубку.
     Пастух вернулся к ребятам.
     Те,  как  будто за  ними  не гнались по пятам,  непринужденно  болтали,
обсуждая,  какая российская группа лучше. Муха утверждал, что "Чайф", Боцман
настаивал на "Любэ", Артист отдавал предпочтение мало  кому известной, но не
менее   значимой  московской  группе   "Бахыт-Компот".   Док,   оказывается,
предпочитал петербургский рок, в частности "ДДТ".  Сам Пастух когда-то много
слушал "Машину времени", но теперь до современной  музыки у него  руки никак
не доходили. Так, что гоняли  по  радио, то и было на слуху: Земфира, "Мумий
Тролль",  "Серьга"... Но  все это для  него и  в  спокойной обстановке  было
каким-то чужим, казалось  фальшивым. Поэтому он не стал  участвовать в общем
споре.
     -- Сворачиваемся, быстро! -- сказал он.
     --  Дозвонился?.. --  полуутвердительно спросил  Док, сразу  позабыв  о
предыдущем разговоре.
     Пастух коротко кивнул, запихивая в рот остатки бутерброда.
     -- Почему такая спешка?
     -- Генерал,  отойдите-ка на  минуту в сторонку! -- приказал  Пастух. --
Мне с друзьями пошептаться надо.
     Недовольный Иконников  грузно  поднялся  с  земли  и побрел левее  того
места, где они расположились. При  этом  он не забыл прихватить с собой пару
бутербродов и бутылку с нарзаном.
     --  Нам обещано, что в  самое  ближайшее  время  у нас  начнется  такая
свистопляска,  что шансов в ней уцелеть  практически  не будет...  -- мрачно
сказал Пастух,  как только генерал отошел  метров на  двадцать. -- У нас две
задачи:  при первой  же возможности  поменять наш транспорт и через три часа
оказаться   на  Рязанском   шоссе   неподалеку  от  Воскресенска,  в  районе
девяностого километра...
     -- А что Константин Дмитриевич? -- спросил Артист, усаживаясь в машину.
-- Обещал он помочь или отделался полезными советами и рассказами о грозящем
нам Апокалипсисе?
     -- Он нам  поможет. Но только через  три часа. Хорош болтать, дело надо
делать! -- обрезал его Пастух. -- Олег, заводи!
     Они уселись  в  "форд" и  выехали из леса на  трассу. Уже  через десять
минут  Пастух   убедился  в  точности   генеральского  предвидения:  за  них
действительно взялись очень основательно...



     "Почему наша служба ничего не знает о существовании полигона "Гамма"?..
--   думал   Голубков,   набирая   номер   своего   шефа,  начальника   УПСМ
генерал-лейтенанта Нифонтова. -- В чьих силах была такая возможность: скрыть
на многие годы в поволжских степях солидный запас оружия массового поражения
и сохранить этот факт в тайне, да так, что даже президент не был в курсе?.."
     Нифонтов,  выслушав   доклад  Голубкова,  оценил  ситуацию   как  очень
серьезную.
     -- Это все мог устроить только кто-то имеющий ранг не ниже  заместителя
министра обороны... --  сказал он  -- Попробуем его вычислить и прощупать. Я
сам займусь этим. А что думаешь делать ты?
     -- Надо выводить ребят из-под удара, -- ответил Голубков, -- разрешите,
Анатолий  Федорович, я  оформлю бумаги,  которые  дадут  подтверждение,  что
группа Пастухова работает на мой отдел...
     --  Давай  действуй.  Только бумаги  не от  нас,  конечно.  Сделаешь им
прикрытие  от ФСБ  --  что-то вроде  того,  что  они выполняют  спецзадание,
исходящее от председателя Совета безопасности... Я немедленно  свяжусь с ФСБ
и предупрежу об этом секретаря. Что еще?
     -- Прежде чем действовать, я  хочу выяснить, насколько далеко зашла эта
история. Вы сами знаете, бывает, что инерция движения настолько сильна, что,
даже  уже  остановленная,  она  по-прежнему  продолжает крушить  все  вокруг
себя...  Если за Пастухом  "хвост"  пока только милицейский  или ФСБ  -- это
полбеды. Но  боюсь,  к делу  уже подключили спецназовцев генерала Тимофеева,
они же специалисты по таким  ситуациям. Мы оба немало послужили и знаем, как
быстро  и эффективно может действовать эта  служба. А дров в этой конкретной
ситуации они могут наломать порядочно. Посудите сами: генерала в плен взяли,
бактериологическое      оружие      выкрали,      противников      устраняют
сверхпрофессионально...  Представляете, какой соблазн объявить  Пастухова  и
его людей шпионами, диверсантами? Ну а с диверсантами разговор короткий...
     --  Хорошо,  я все понял, не  надо меня агитировать...  -- Нифонтов уже
хотел положить трубку, но Голубков остановил его:
     -- Анатолий Федорович, еще секунду... Вы проинформируете президента?
     -- У президента сегодня несколько официальных приемов. Боюсь, у него не
будет времени, чтобы принять  меня. Во  всяком случае, я постараюсь передать
ему информацию через начальника службы безопасности.
     -- Спасибо, это может помочь ребятам...
     -- Думаю, что по-настоящему помочь  им сейчас могут только они  сами...
-- хмуро сказал Нифонтов и положил трубку.
     Голубков вызвал к себе помощника:
     -- Саша, быстро  мне все  оперативные сводки за прошедшую  ночь. Обрати
особое внимание на Поволжье, Пензенскую и Рязанскую области. Затем свяжись с
кадровым отделом Минобороны  -- у тебя, кажется,  есть там  знакомые?  --  и
между прочим поинтересуйся, не было ли к ним запросов в архив. Если были, то
на кого.
     -- Хорошо, Константин Дмитриевич, сейчас сделаю, -- кивнул помощник.
     -- У меня срочные дела в Министерстве обороны. Я буду там примерно час.
Если возникнет что-то срочное, найдешь меня через секретариат министерства.
     -- Хорошо, Константин Дмитриевич.
     -- Сводки и  ответ от кадровиков жду от тебя через час! --  уже на ходу
кинул Голубков и вышел из кабинета.



     В  Министерстве обороны  Голубков  надеялся пообщаться со своим  давним
знакомым -- можно сказать, приятелем --  Василием Ивановичем Кузнецовым. Лет
пять назад, во  время  первой  чеченской кампании,  они бок о бок работали в
армейской  разведке.  Война быстро  сближает  людей:  даже  после  того  как
Голубков  попал   в  УПСМ,  а  Кузнецова  перевели  в  центральный   аппарат
министерства, где он  с некоторых  пор служил в  управлении разведки, они не
перестали время от времени встречаться и обмениваться новостями и мнениями о
текущих  событиях  в стране. Сейчас Голубков очень надеялся,  что  полковник
Кузнецов поможет  ему  получить  кое-какую информацию,  которая  могла  быть
связана с историей Пастуха...
     Кузнецов  оказался на месте. Его  порученец,  знавший генерала в  лицо,
доложил  шефу о приходе Голубкова,  и полковник лично вышел к  дверям, чтобы
встретить своего давнего знакомого.
     -- Каким ветром тебя к нам занесло, Костя? --  обрадовался Кузнецов. --
Проходи, садись. Чаю выпьешь?
     --  Давай, -- согласился  Голубков,  он  старался вести  себя как можно
непринужденнее. -- Вот бегаю все -- дела, дела...
     -- Ну полчаса-то ты для друга найдешь? -- спросил Кузнецов.
     -- Найду... --  Голубков сел,  отложил в сторону папочку,  которую взял
для  отвода  глаз,  и,  подождав, когда помощник  поставит перед ними  чай в
красивых серебряных подстаканниках, спросил:  -- Ну а ты как, Вася? Надеюсь,
все в порядке?
     --  У  нас в  разведке,  сам  знаешь,  спокойной  жизни не  бывает,  --
по-будничному откликнулся  полковник, -- то одно, то другое...  Иногда  даже
приходится за  другими  говно подчищать. Представляешь, не далее как сегодня
дали  директиву  о  посылке  отряда  наших  бойцов  под Рязань.  Фээсбэшники
лопухнулись,  упустили  отряд террористов. Дико  слышать -- в центре  России
отряд террористов!
     -- Это те, что генерала в заложники взяли? -- невинно спросил Голубков.
Он  был уверен, что полковник не станет задавать  ему  вопросов, связанных с
его  источниками информации:  Кузнецов  был один  из немногих, кто знал, где
генерал работает.
     -- А, ты уже знаешь эту историю? Точно, те самые... У этих террористов,
если  ты в курсе, есть кое-что покруче, чем генерал-заложник. Как я понимаю,
как раз из-за этого Минобороны  и всполошилось. Мало  им,  что они Рязанское
десантное  училище  на уши поставили!.. Представляешь,  утром к нашему  шефу
прибежал  взмыленный генерал  Савченко  и  от  первого заместителя  министра
потребовал дать ему в помощь наших спецназовцев.
     -- Ну Савченко -- известный перестраховщик... Вася, скажи, а вы знаете,
где сейчас находятся террористы?
     --  Нет  в  общем-то. Есть ориентировка,  что  где-то  под Рязанью: там
сейчас  весь район оцеплен. Наши должны  вступить в дело, как только засекут
тот отряд. А почему ты спросил?
     -- Я уже  пробовал делать  анализ  этой  ситуации... Она  действительно
серьезна.  Но мне показалось, что  эта группа вряд ли  пойдет на Рязань. Там
Москва слишком близко, милицейских постов напихано -- дорог без их присмотра
почти нет.
     -- Да? А у нас была информация, что их конечная цель -- Москва...
     -- И  дал вам  эту  информацию  наверняка  Савченко...  Но что он может
знать?  -- возразил  Голубков. -- Ну сам  посуди, навряд ли  эти  диверсанты
станут совать голову в  петлю; ясно  же,  что в  Москву теперь, когда момент
внезапности отсутствует,  им ни за что не пробиться... Вася,  послушай меня:
им надо где-то лечь на дно, чтобы  набраться сил  -- они уже  вторые сутки в
движении. Их  надо  искать  где-нибудь  в  деревне  рядом  с  дорогой  или в
маленьком городке типа Касимова...
     Голубков, с  удовольствием прихлебывая чай, продолжал гнуть свою линию,
находя  все  новые  аргументы.  Минут  через пятнадцать ему  наконец удалось
убедить полковника в своей правоте.
     -- Кажется, у тебя по утрам голова варит лучше, чем у меня, Костя... --
задумался Кузнецов. -- Наверное, ты все-таки прав с  этими террористами. Эх,
была не была!.. -- Он нажал кнопку селектора.
     -- Слушаю, Василий Иванович, -- отозвался помощник по громкой связи.
     -- Дай мне связь с отрядом майора Жукова, -- приказал полковник.
     -- Сейчас...
     Связь  с приемной отключилась,  затем спустя несколько секунд на пульте
раздался зуммер и Кузнецов поднял трубку.
     -- Жуков. Прием! --  сквозь  шум вертолета донесся до  полковника голос
командира спецназа.
     -- Слушай, майор, анализ ситуации говорит о том, что террористы вряд ли
пойдут сейчас через Рязань. Отработайте  дальние подъезды  к  городу. Особое
внимание  обратить  на  заброшенные  деревни.  А   под  Рязанью  и  без  вас
разберутся.
     -- Есть отработать дальние подъезды к Рязани!
     --  Свяжитесь  со  мной   через  двадцать  минут,  получите  конкретные
уточнения  по маршруту для вашего  штурмана,  --  сказал  Кузнецов и положил
трубку. Он повернулся к Голубкову, который все  так  же спокойно прихлебывал
крепкий  чай: --  Ты извини, Костя, но есть  срочная  работа...  Спасибо  за
компанию!
     -- Не стоит... -- Голубков отставил от себя стакан и поднялся  с места.
-- Мне тоже уже пора, дела не ждут.
     -- Ладно, увидимся...
     Генерал видел, что  Кузнецову  не  терпится  немедленно пойти  к  своим
аналитикам,  чтобы  с  картой  уточнить  примерные точки  вероятной  "лежки"
группы, и внутренне усмехнулся: его ложная наводка повышала шансы Пастуха на
возможность прорыва к Москве. То, что  он фактически обманул  своего старого
приятеля  и помешал ему выполнить поставленную перед ним задачу, не удручало
генерала:  Голубков посчитал, что, отведя  отряд Пастуха от встречи с людьми
Жукова,  он  просто  исправил  ошибку,   которая  могла   привести  к  самым
трагическим  последствиям. "Потом  Вася мне  еще спасибо скажет,  когда  все
выяснится..." -- подумал он.
     Голубков вышел из разведуправления довольный: теперь он мог действовать
не вслепую,  а более осмысленно. Вернувшись к себе, он получил от  помощника
оперативные сводки и копию запроса следователя  военной прокуратуры в  архив
кадрового  отдела  Минобороны,   к  которому  прилагались  довольно  похожие
фотороботы всей пятерки Пастухова. К  запросу  прилагалась и копия ответа из
архива: помощнику удалось через  своего  знакомого добыть  и это.  Голубков,
прочитав  ответ  архивщиков, усмехнулся:  как  он  и  предполагал, на  ребят
Пастухова  в архивах  ничего не было.  Их  досье лежали только в  его личном
сейфе  --  еще с самого первого  дела,  которое он поручил Пастухову  и  его
гвардии...
     Теперь  Голубков  знал  почти все,  что ему  было необходимо знать: что
сейчас Пастух  играет  в прятки с рязанской милицией,  что  всех членов  его
отряда знают в лицо и что это не мешает им по-прежнему оставаться невидимыми
для  контрразведки. Знал  он и главное: пока  он не  перехватит Пастуха и не
возьмет под свою опеку, над ним будет висеть карающий меч спецназа армейской
контрразведки.
     Взяв с собой парочку нужных ему документов прикрытия, Голубков вышел во
двор. Он сел  в служебную  "Волгу" управления  со  спецсигналами на  крыше и
тремя нулями на  номере, завел ее,  газанул, проверяя работу  форсированного
двигателя, и выехал за ворота УПСМ.
     Стояло время утреннего часа пик: центр Москвы был запружен автомобилями
до  предела. Но генерал предусмотрел и это:  он  специально сел в  служебную
машину  управления, а не в  собственную иномарку. Включив мигалки и время от
времени  подсигналивая сиреной, Голубков  за пять минут выбрался  на Садовое
кольцо, спустился  по  нему  к  Таганке, затем,  игнорируя  красные  сигналы
светофоров,  вылетел  на Волгоградский  проспект, а  еще  через десять минут
генерал уже несся по новому Рязанскому шоссе. Единственное, о чем он думал в
эти минуты, было: "Лишь бы Пастух прорвался под Рязанью. Дай-то  бог,  чтобы
все обошлось без жертв..."



     Муха затормозил "форд" прямо посреди трассы. Впереди загораживал дорогу
блокпост,  охраняемый  солдатами, одетыми  в камуфляж  и  голубые  десантные
береты. У  блокпоста скопилось несколько машин, ожидающих  своей очереди  на
проверку. Я  вспомнил  предупреждение  Голубкова  о  том,  что  нашу  машину
наверняка  уже вычислили, и понял, что к  блокпосту никак нельзя: нас тут же
повяжут.
     -- Олег, давай к лесу! Живо! -- крикнул я.
     Муха  рванул  "форд"  с  места и направил его к  еле заметной тропинке,
ведущей прямо от обочины в  глубь леса. Я оглянулся -- посмотреть,  заметили
на  блокпосту наш  маневр  или  нет,  --  но,  кажется,  нам в очередной раз
повезло: никто  нас преследовать не стал.  Мы, нещадно  трясясь на  кочках и
выступающих на  поверхность  корнях,  несколько  минут ехали по тропе, потом
Муха  по моему приказу  свернул налево  и,  объезжая деревья,  повел  машину
параллельно трассе. Сейчас мне ничего так больше не хотелось, как чтобы наша
иномарка не застряла  в какой-нибудь выбоине. Но, как оказалось, это было не
самое  страшное, что могло с нами случиться: буквально через несколько сотен
метров Муха снова резко затормозил и сразу же заглушил мотор.
     -- Слезай, приехали!.. -- хмуро произнес он.
     -- Что там? -- спросил Боцман с заднего сиденья.
     -- Кажется, на  нас  целую армию двинули... -- ответил Муха. -- Впереди
сплошная цепь из ОМОНа. Они тут весь лес обложили,  незаметно нам не пройти.
Что делаем, командир?
     -- Надо  разделиться, -- сказал я.  -- Двое отвлекут внимание,  возьмут
погоню  на  себя. Остальные  на машине попробуют прорваться в образовавшееся
окно.  Затем  встретимся где-нибудь  за  Рязанью  на шоссе,  --  скажем,  на
пятнадцатом километре в сторону Москвы...
     -- Я пойду с тобой! -- сказал Боцман.
     -- Нет...  Извини,  но на тебе  по-прежнему генерал. Пойдем мы с Доком.
Олег --  с машиной, Семен из-за своей головы марш-бросок не одолеет. Так что
остаемся мы двое... Иван, ты готов?
     -- Я всегда готов...
     -- Тогда вылезай. Автомат не бери -- не станем же мы по своим стрелять,
да и легче бежать  будет...  Ну мы пошли.  Олег,  ты  все понял?  Как только
омоновцы за нами двинут, давай  по газам -- и вперед. Встречаемся  через час
на пятнадцатом километре Московского шоссе.
     -- А вы успеете за час? -- засомневался Муха.
     -- Ничего,  нам только по  лесу их  немного  помотать, а  потом мы себе
машину найдем. Впрочем, давай накинем еще час -- контрольное время.
     -- Годится! Ни пуха вам...
     -- К черту! Ваня, пошли...
     И мы,  прикрываясь деревьями, пошли вперед, к еле  заметной отсюда цепи
солдат, двигающейся по нашу душу.
     "...Господи,  помоги мне  и друзьям моим!  Не  собственного  блага ради
рискуем мы  жизнями своими, а во имя Твое... Кто-то же должен остановить зло
и не дать ему вырваться на волю из этой проклятой  бочки. Нам пришлось много
плохих людей лишить жизни, но если мы сделали это, то только для того, чтобы
еще  больше хороших  людей смогли  жить  и работать спокойно. Нам  не  нужна
благодарность их, хватит того, что Ты поймешь нас и  простишь грехи наши. Мы
бываем  злы, бываем ожесточенны. Но  это  случается  лишь  тогда,  когда нас
вынуждают к тому. Прости  нас, ибо мы -- меч Твой. И да не заржавеет клинок,
не затупится  сталь,  не сломается  рукоять! Сделай это, и больше  ничего не
прошу у Тебя -- все остальное ты уже дал нам...
     Человек способен вынести почти все, что угодно, если у него нет выбора.
Но настоящее  мужество  начинается тогда,  когда у  вас есть выбор, а вы все
равно делаете то,  что  должны делать. Ведь долг  -- это не вообще  какой-то
долг, а именно ваш -- то, что в эту минуту никто,  кроме вас, не сделает. Не
про это ли  говорится в Екклесиасте: "Кто наблюдает ветер, тому не сеять. И,
кто смотрит на облака, тому не жать".
     Вот что приходит в голову, когда просто бежишь от опасности...
     Когда  мы  с Доком,  нарочно  громко хрустя  валежником, вышли на  цепь
омоновцев, по нас сразу же открыли огонь, -- похоже, у этих ребят была такая
инструкция: мочить!.. Но, слава богу,  реакция нас с  Доком не  подвела. Они
еще только поднимали в нашу сторону свои короткоствольные автоматы, а мы уже
рухнули в траву и кубарем покатились под прикрытие деревьев. Затем следовало
самое страшное  -- встать и на виду у них побежать, отвлекая  цепь от нашего
"форда".  Мы с Доком понимали друг друга с полуслова  или даже с полвзгляда.
Док  посмотрел  на  меня,  я  --  на  него,  и  вскочить  нам удалось  почти
одновременно. Тут же последовал рывок: он стал забирать вправо, я -- вглубь.
По стволам деревьев, выщелкивая кору и обрезая ветки, засвистели посланные в
нашу сторону  пули. Велик был  соблазн отбежать на безопасное расстояние, но
нам  нельзя было слишком отрываться от наших преследователей:  они постоянно
должны были видеть нас, иначе они вернулись бы на свое прежнее место и тогда
с треском провалилась вся наша затея.
     Так, под свист пуль  и трескотню  уничтожаемых ими сучьев, мы двигались
минут пятнадцать. Док  давно уже  был  где-то  далеко  в стороне от  меня; я
слышал, как метрах в трехстах правее по нему стреляют из нескольких стволов,
а по тому, как перемещаются эти звуки, я мог догадаться, где примерно сейчас
Док находится. Мне, как  и  ему, было  совсем несладко  -- как еще  выразить
словами свое состояние, когда  по  тебе шпарят из  пяти или шести  автоматов
Калашникова?..
     Я  решил,  что  пора  это прекращать: оставшиеся в  "форде" члены нашей
команды  наверняка  уже проникли на другую сторону оцепления.  Ну, а если не
проникли... Все  равно  тащить  за  собой  дальше  целое  отделение  молодых
вооруженных  бойцов,  с  азартом  гончих  идущих   по   твоему  следу,  было
бессмысленно.  Я  огляделся, выбрал подходящее дерево, подпрыгнул, ухватился
за нижний сук, сделал подъем переворотом, затем поднялся по стволу чуть выше
и здесь удачно  устроился в разветвлении ствола.  Через минуту на том месте,
где я только  что стоял, появились  мои  преследователи  -- их черные береты
было отлично видны с моего наблюдательного поста.
     --  Володь, ты его видишь? -- негромко спросил один милиционер у своего
соседа. -- Он, кажется, в ту сторону  двигался... --  Омоновец показал рукой
куда-то впереди себя.
     -- Да нет же, он левее брал... -- заспорил с ним его приятель. -- Давай
погодим наших, пусть догонят.
     Они остановились неподалеку  от того самого дерева, на котором я сидел.
Через мгновение неподалеку раздался  топот  бегущих людей  --  и на  полянку
выскочили еще  четверо омоновцев.  Я порадовался  их  физической подготовке:
никто из них тяжело не дышал и совсем не  устал от трехкилометрового лесного
рывка. Видно, прилично их гоняют инструктора по физподготовке. Что ж, если у
них  и  с единоборствами  дело  так  же  хорошо  поставлено,  как  с  легкой
атлетикой, мне придется туговато -- сразу всех шестерых я вряд ли осилю.
     --  Ну,  чего встали? --  спросил  один  из вновь подбежавших,  с двумя
лычками младшего сержанта на погонах.
     -- Да пропал он куда-то, -- ответил Володя, мордастый, здоровый парень,
в руках которого автомат казался детской игрушкой. -- До этого  места мы его
еще видели, а потом он как сквозь землю провалился...
     Володя хотел еще что-то объяснить сержанту, но тот оборвал его:
     -- Тихо! Слушать всем! Он, наверное, где-то рядом затаился.
     Все немедленно замолчали. Я давно уже восстановил дыхание, поэтому  мог
сидеть в своем "гнезде" абсолютно бесшумно. Омоновцы с минуту вслушивались в
лесные шорохи, время от времени настороженно  выкидывая  свои автоматы то на
звук  неожиданно  вспорхнувшей птицы,  то на скрип  дерева, закачавшегося от
порыва ветра; затем все тот  же сержант --  наверное, у него за плечами было
побольше опыта -- скомандовал:
     -- Так, встаем в цепь на расстояние видимости  соседа и движемся  вон в
том направлении. -- Он показал стволом автомата на деревья впереди себя.  --
И   помните:  поодиночке  с  ним  в  бой  не   вступать,  возможно,  у  него
спецназовское прошлое, а возможно, даже и какая-нибудь западная диверсионная
школа...
     -- А автоматы нам на что? --  возразил один из курсантов. -- Подумаешь,
спецназ! Дал очередь по нему -- и всех делов.
     "Эх,  я  бы  сейчас  показал  этому  сопляку,  как  давать  очередь  по
безоружному!.." -- подумал я. Впрочем, подумал совсем беззлобно.
     -- Слушай, что тебе говорят! -- прикрикнул  на него сержант. -- Опытный
боец  тебя и близко  к  себе  не подпустит с твоим  автоматом.  А  если он и
окажется  рядом, то ты этого  просто  не  успеешь  заметить...  Ладно, хорош
болтать! Рассредоточились и пошли...
     Они снова растянулись цепочкой и двинулись в глубь леса.
     "И  откуда ты такой умный взялся? -- подумал я о сержанте. -- Все-то ты
знаешь, а вот умеешь ли?.."
     Дождавшись, когда  милиционеры  отойдут на  достаточное  расстояние,  я
осторожно  сполз  по  дереву  на  землю  и направился  в противоположную  их
направлению сторону  --  туда, где совсем недавно  мы расстались с Доком.  Я
надеялся,  что  ему  тоже   удалось  без  особых   проблем   избавиться   от
преследователей. Но тут я ошибался...
     Я увидел Дока через десять минут. Он сидел на земле со связанными сзади
руками.  Рядом стояли два  омоновца. На  плечах одного из них висела  рация.
Когда  я подошел  на расстояние,  достаточное,  чтобы  услышать,  о  чем  он
говорит, тот уже заканчивал разговор:
     --  ...Есть,  товарищ капитан! Да, я все понял. Есть повторить  приказ!
Берем задержанного  и доставляем к блокпосту. В случае нападения ликвидируем
террориста, вступаем  в бой  и  ждем подкрепления...  Есть смотреть  в  оба!
Отбой.
     Радист снял  с головы  наушники и убрал  их в кармашек чехла от  рации.
Затем он потянул за ворот Дока и сказал:
     --  Пошли!  Только  без  глупостей.   Побежишь  --  буду  стрелять  без
предупреждения!
     Омоновец  старался выглядеть круче,  чем был на самом деле. Кажется, он
побаивался Дока даже связанного:  наверняка командиры наплели им о нас с три
короба. В принципе командиры правильно сделали:  испуганный человек злее. Но
тут  тоже  перебарщивать  нельзя,  всему  есть пределы:  напугаешь  вот  так
какого-нибудь  малоопытного молокососа с пушкой  в руках, а  он  с  перепугу
начнет палить во все стороны, не разбирая, где свои, а где чужие...
     Док встал и пошел между двумя омоновцами -- тот, который с рацией, чуть
впереди, а второй -- рядом с Доком, придерживая его  за руку. Я спрятался за
широкий ствол сосны и подал наш условный сигнал -- дважды свистнул.
     Человеку  неопытному он  мог показаться,  скажем,  криком сойки, только
сойка никогда не повторяет свой свист  в  одной тональности. В любой скрытно
работающей  группе  обязательно  есть  подобные  сигналы на все  оговоренные
заранее случаи. Без  них ни в разведку, ни на диверсионную акцию  не пойдешь
-- не перекрикиваться же в присутствии противника открытым текстом! Говорят,
что в некоторых  подразделениях спецназа  используются  специальные свистки,
звук которых нетренированным  ухом  уловить  трудно,  но  я  лично  подобных
средств связи еще не видел.
     Мой  сигнал  означал "здесь свой". Я  видел, как  Док  легонько  кивнул
головой, показывая, что услышал мой  свист. Что  касается омоновцев, то они,
как  и следовало  ожидать, на сигнал не  среагировали, просто не обратили на
него внимания.
     Я крадучись подобрался  к Доку и его  конвоирам на  максимально близкое
расстояние;  до  спины моего  друга было всего метра три,  не больше. Что ж,
настала  пора освобождать  старого боевого  товарища...  Я  легонько  цокнул
губами,  давая  сигнал "атакую", и,  сделав  быстрый шаг вперед, нанес  удар
кончиками пальцев под затылок идущему рядом с Доком милиционеру. В  принципе
это смертельный удар. Но если нанести его чуть слабее, то человека просто на
несколько минут парализует.
     Не зря мы столько времени делали дело бок о бок --  пока я управлялся с
задним омоновцем,  Док крутанулся на пятке  и провел  ногой  знаменитый удар
"мельница"  в висок идущему впереди него радисту. И вовремя, потому  что тот
уже  готов был обернуться на шум  сзади. А теперь он  лишь  обхватил  голову
руками и упал на землю. Док тут же уселся на него, для верности придавив его
шею коленом. Я поспешил освободить Доку руки.
     -- Как тебя угораздило? -- спросил я.
     --  "Как", "как"...  --  поморщился  Док.  -- Шел  в отрыве,  все вроде
нормально было.  Выбежал на  полянку,  а  там в кустах  меня  человек десять
встречают -- их, наверное, по рации вызвали, мне наперерез послали. Открытое
место, автоматы  в упор и  все такое. Куда денешься? Пришлось сдаваться... И
главное, они,  мальчишки,  обрадовались  и  побежали  тебя  искать!  Думали,
наверное, сейчас поймаем по-быстрому второго -- и домой...
     -- Ладно,  не  переживай, -- успокоил я  его. -- Хорошо все, что хорошо
кончается...
     -- Еще ничего не кончилось... -- возразил мне Док. -- Посмотри  малого,
не перестарался я?
     Я  нагнулся  над  радистом --  артерия на  шее  пульсировала  под  моим
пальцем.  "Жив!"  --  обрадовался  я.  И  так  уж  нас нарисовали  какими-то
людоедами, не хватало нам  еще своих же мальчиков гробить...  Вообще-то Док,
конечно,  прав:  еще  неизвестно, где  и  какой  будет  конец  у этой  нашей
несложившейся рыбалки...
     Освободившейся веревкой  мы прикрутили обоих  омоновцев спинами друг  к
другу, заткнули им рты  их же беретами и двинулись  дальше. Через  несколько
минут мы снова вышли на оцепление. Кажется, командир облавы оказался хитрее,
чем я думал: похоже, он уже перебросил  часть оставшихся в цепи милиционеров
в те места, где они нас засекли. Ну что ж, логично. Но были в этом решении и
несомненные плюсы  для нас -- цепь облавы стала заметно реже.  Мы определили
место,  где расстояние между  омоновцами было  самым большим, и выбрали себе
точку  прорыва: в центре облюбованного нами участка  стоял, вертя головой по
сторонам, парень, явно удовлетворяющий нашим не очень сложным требования, --
судя  по  всему,  он явно попал в ОМОН сразу  после армии. Он конечно же был
крепок и даже кое  в чем соображал (без этого  бы его, наверно, и не взяли),
но ему явно не хватало  оперативного опыта. Это сказывалось во всем: как он,
постоянно дергаясь, зыркал глазами по сторонам, как вздрагивал, хватаясь  за
автомат при  любом  новом звуке, как плохо он  выбрал свою позицию -- стоял,
опершись  спиной на  дерево, чем  фактически создал  мертвую  зону  в секции
своего обзора...
     Мы  с Доком долго  ждали, затаившись в  кустах  неподалеку  от него,  и
дождались: омоновец полез в нагрудной карман за  сигаретами.  Ну вот, что  и
требовалось:  сейчас  он  станет  прикуривать,  а  стало быть,  на мгновение
отвлечется от того, что происходит вокруг. Удобнее момента и не придумать.
     --  Давай,  --  шепнул  я  Доку, когда  омоновец  чиркнул  зажигалкой и
наклонился к ней. Док мгновенно исчез, но я знал: сейчас  он уже подбирается
к  дереву  за  его  спиной.  Милиционер  прикурил,  с  наслаждением  глубоко
затянулся и  выпустил длинную дымную струйку.  Ну  вот, теперь  настала  моя
очередь.  Я  встал  во весь рост, поднял  руки  и,  шагнув к  парню, сказал,
стараясь выглядеть совсем обреченным: -- Не стреляй, я сдаюсь!
     -- А ну стоять на месте!  --  оторопело приказал милиционер, решительно
отбрасывая сигарету в траву и направляя на меня автомат.
     Похоже, он собирался позвать к себе кого-нибудь  в  подкрепление --  он
даже повернул голову, чтобы  крикнуть,  и это было  его  последнее движение:
Док, воспользовавшись тем, что омоновец целиком переключил внимание на меня,
мгновенно приблизился  к омоновцу на расстояние удара. Остальное  было делом
техники...
     -- Извини, парень, -- сказал я, впихивая ему в рот беретку.
     Док тем  временем  стягивал руки служивого  ремнем от его  же автомата.
Вытаращенные то ли от боли, то ли  от удивления глаза омоновца несколько раз
моргнули.
     --  Отдыхай...  -- сказал я ему на  прощание,  и  мы  ускоренным  шагом
двинулись через образовавшееся в оцеплении окно.
     Итак,  одно опасное  место  нам  миновать  удалось.  Теперь  надо  было
догонять ушедших вперед своих  --  если  они прошли, конечно.  Как  бы то ни
было,  наша задача -- вовремя оказаться в точке рандеву. Мы с Доком отмахали
по  лесу еще  с километр параллельно трассе, а потом резко  свернули влево и
минут через десять вышли на  обочину Московского  шоссе. Пешком мы уже точно
не  успевали  к  назначенному  сроку.  Оставалось  только  одно:  тормознуть
попутку.
     -- Лови грузовик, -- посоветовал я, -- наверняка тут каждый второй едет
в сторону Москвы.
     Док  согласно  кивнул  и, увидев приближающийся  большегрузный трейлер,
поднял руку.
     Нас взяла только восьмая по счету машина, остальные либо шли до Рязани,
либо,  увидев  нас  вблизи,  просто не хотели  брать. Подсадивший нас к себе
шофер оказался немногословным, хмурым  дядькой,  постоянно курившим папиросу
за папиросой.  Его потрепанная "татра", доверху нагруженная  щебнем, ехала в
какую-то  деревню,  расположенную за  Рязанью -- как он  нам  объяснил,  там
строили дорогу к  новой ферме. Док сказал шоферу,  что мы ищем своих друзей:
они должны были ждать нас  в машине на выезде из Рязани,  а на каком выезде,
сказать забыли, вот мы их и ждали, да, видно, не там, не в том месте. Как ни
странно,   это  дурацкое  объяснение  дядьку  вполне  устроило.  Он   только
ухмыльнулся, спросив у сидящего рядом с ним Дока:
     -- Бухие, что ль, были?
     -- Что? --  не  услышал Док, у  которого голова уже  была занята совсем
другим.
     -- Ну когда договаривались с друзьями-то...
     --  А...  Точно,  -- подхватил Док. -- Выпили крепко  мы  тогда, ну  и,
видать, того, напутали...
     -- Бывает!.. -- снова ухмыльнулся шофер и закурил новую папиросу.
     Всю остальную дорогу  дядька молчал и больше ни о чем нас не спрашивал.
Вскоре  показались  новостройки пригорода. Мы повернули направо, на окружную
дорогу.  Пока  мы  по  ней  ехали, на  нашем пути встретились три поста ДПС,
усиленных омоновскими патрулями, но ни на одном из них  на  нашу "татру"  не
обратили никакого  внимания. Через полчаса мужик высадил нас у километрового
столба с цифрой  15. "Татра" уехала, и мы остались стоять на дороге в полном
одиночестве. Я посмотрел на  часы: с тех  пор как мы разделились, минуло час
двадцать минут.
     "Неужели  ребят взяли?  -- подумал я.  -- Нет,  вряд  ли... Иначе мы бы
услышали  в  их  стороне  перестрелку. И  уехать без нас они  тоже не могли.
Значит, надо ждать."
     --  Они  еще появятся, Док...  -- сказал  я,  -- надо  подождать. Пошли
посидим в сторонке, чего тут маячить, обращать на себя внимание.
     -- Подождать так  подождать, --  согласился  Док, и  мы  отправились  к
опушке  недалекого лесочка, откуда можно  было незаметно  наблюдать за всем,
что происходит на трассе.
     Мы ждали еще с полчаса, и чем дольше ждали, тем меньше оставалось у нас
надежды  на  встречу.  Наверно,  поэтому  мы не  сразу обратили  внимание на
остановившийся у километрового столба старенький ГАЗ-51. Кузов его был обшит
выкрашенной  серебрянкой  фанерой, на которой было  криво написано  от руки:
"Аварийно-техническая  служба". Из кабины со  стороны шофера вышел человек в
синей спецовке,  обошел  фургон, постукивая ногой  по колесам, и  в человеке
этом я  с удивлением и радостью признал Олега  Мухина. Мы с Доком побежали к
"газону".
     --  Целы, черти?! -- радостно улыбнулся нам Муха. -- Ну тогда полезайте
в кузов -- и поехали!
     Он открыл перед нами дверцу с занавешенным ситцевой тряпкой окошком.
     Мы запрыгнули в нутро "технички",  изнутри похожей на  рабочую бытовку:
две скамейки вдоль бортов, узкий столик между ними, рядом с  выходом шкафчик
для рабочей  одежды. Нас радостно  приветствовали Артист и  Боцман.  Генерал
сидел в самой глубине  кузова. Увидев его, Док присвистнул: под левым глазом
у Иконникова заметно проступал свежий фонарь.
     -- Это ты его приложил, Димон? -- спросил я.
     -- Было за что... -- буркнул Боцман.
     Муха торопливо запер за нами дверь, и вскоре мы уже снова были в пути.
     --  Сема, может,  хоть ты  расскажешь,  откуда  у  вас  такая  шикарная
колымага и  за что Боцман попортил  генеральский портрет?  -- предложил Док,
когда мы все устроились с максимально возможным комфортом.
     --  О, это будет длинная история... -- торжественно поднял  вверх палец
Артист: его хлебом не корми, только дай побалагурить.
     -- Ладно, не томи,  рассказывай... -- нетерпеливо перебил его я.  --  И
если можно -- я очень тебя прошу -- то покороче.
     --  Ну если короче... -- притворно вздохнул Артист, -- то выглядело все
примерно  так...  Как только вы оттянули  на себя этих... не то  ОМОН, не то
спецназ, Муха и погнал свой "форд" по  кочкам. Понятное дело, наших кочек ни
одна иномарка не стерпит,  ну вскоре  мы так прочно застряли в какой-то яме,
что  пришлось нам бросить товарища "форда" догнивать в дремучем русском лесу
и дальше топать на своих двоих. Ну  добрались мы до трассы -- и давай ловить
попутку до Рязани.
     -- За каким же хреном в  Рязань-то понадобилось?! -- возмутился я. -- Я
ж предупреждал: наши  рожи теперь  на  всех милицейских постах вместо  голых
девок висят!
     -- А это была инициатива мосье Мухина.  Он, Муха, так трындел, что  ему
после "форда" западло ездить на чем попало, что  мы  не смогли устоять перед
его натиском.  В общем,  тормознули  мы  междугородный "Икарус" и поехали  в
Рязань. А тут, значит, господин генерал очнулись. Они возьми да выступи -- в
автобусе-то...  "Товарищи,  --  говорит  он,  обращаясь  к  нашим  случайным
попутчикам, --  я самый  что ни  на  есть русский из  себя генерал!  Вот мои
лампасы,  а  вот, видите, и кокарда в придачу имеется с дубовым  веночком. А
вот  эти трое, которые  рядом  со  мной, -- это бандиты с  большой  дороги и
настоящие злодеи.  Они меня  похитили и везут незнамо куда. А если не верите
мне,  вон  посмотрите,  у  них  в  сумке  автоматы  лежат!"   Тут  некоторые
несознательные женщины начинают нас пугаться и визжать в голос. Я встречаюсь
в водительском зеркале с его глазами  -- шофера нашего  то  есть -- и по его
глазам  вижу,  что у первого же  поста милиции  он  начнет строить  из  себя
Павлика Морозова и попытается нас сдать с потрохами... И тут,  видя все это,
а также  нашу невольную растерянность,  инициативу  перехватывает доблестный
товарищ  Боцман,   который  своей  мужественной  рукой   ставит   на   место
завравшегося генерала;  тот летит кубарем на пол и больше с этого момента ни
слова  не произносит.  Я, как  неплохо владеющий  даром убеждения,  стараюсь
успокоить разволновавшуюся публику: дескать, этот человек все вам наврал. На
самом  деле он  --  опасный  преступник,  мы  препровождаем  его в тюрьму, а
автоматы у нас для порядку, поскольку так положено, а в сумках мы  их везем,
чтобы  не пугать  мирное  население,  ну и  так далее... Муха  тем  временем
советует на  ушко шоферу не рыпаться  и везти нас, куда ему скажут.  Короче,
доехали мы до окраины Рязани,  увидели гараж  какой-то автоколонны  и с ходу
выкатились  --  чего судьбу  испытывать! Автобус  себе  поехал  дальше, а мы
помогли  Мухе  добыть  в  гараже  тачку.  Остальное, можно  сказать,  совсем
неинтересно.
     -- Да... красиво поешь! -- похвалил Док.
     Артист  гордо  поглядывал  на  нас,   напустив  на  себя  исключительно
самодовольный вид -- что-что,  а рожей  он  мог изобразить  что угодно, одно
слово -- Артист.
     Но тут голос подал Боцман:
     --  А  что  же ты  не  рассказал  командиру,  как  вы с Мухой  в гараже
лопухнулись?
     -- Да я ж сказал: остальное неинтересно...
     -- А ну давай выкладывай все! -- потребовал я.
     Самодовольная  скромность  его   продувной   рожи  мгновенно  сменилась
выражением застенчивой скромности.
     -- Ну Боцман с генералом остались нас возле ворот поджидать, а мы вроде
как  при  деле   оказались,  нашли  с  Мухой  этот  грузовичок.  Грузовичок,
показалось, ничего  себе, на ходу, и в  фургоне достаточно уютно... Ну завел
Муха  "газон" и к воротам рулит. А я  тем временем уже там сторожу лапшу  на
уши вешаю: типа не  знает  ли он моего братана  Ваську по  кличке  Шнур... А
Муха... ох, не могу! -- горестно вздохнул он. -- Муха  в  ворота заезжает  и
глохнет прямо перед окошком сторожа: как назло, бензин кончился.
     -- Что же он,  не видел, что ли, на  датчике, есть в машине горючее или
нет? -- спросил Док. -- Что-то на Муху это не похоже...
     --  Да датчик,  гад, сломан был!  Он, оказывается, всю жизнь полный бак
показывал, откуда Мухе про  это  знать? Короче, встает он в  воротах. Сторож
тянется  в окно посмотреть, кто  это там дорогу перегородил. И что прикажете
делать? Я  аккуратненько  прерываю его  любопытство; Муха  бежит к ближайшей
машине с ведром сливать горючку, а тут кто-то на улице сигналит: убери, мол,
машину  с  дороги!..  --  короче,  полный абзац!  Но,  как  вы  сами  можете
убедиться, благодаря  нашей  с  Мухой  находчивости,  все  кончилось  вполне
благополучно. -- Артист повел руками в  стороны, демонстрируя нам внутреннее
убранство "технички". -- Вот  мы все  вместе сидим  здесь, а доблестный Муха
везет нас к конечной точке нашего маршрута...
     --  Ну конца нашему маршруту пока еще не видно... -- заметил я. -- А за
детальный,  многокрасочный рассказ  большое  человеческое  спасибо,  товарищ
Артист.
     -- Рады  стараться, товарищ Пастух! --  вскочил,  распрямляясь, Сенька,
чтобы залихватски отблагодарить за похвалу отданием чести.
     Получилось бы  это у него  вполне по-гусарски,  если  бы  он  не двинул
головой в крышу "технички". Мы с Боцманом, не выдержав, засмеялись. Даже Док
улыбнулся, глядя, как Артист, морщась от боли, потирает рукой и без того уже
разбитую голову.
     Еще  минут  сорок  мы  ехали  без  особых  приключений.  Я,  надев  для
маскировки чью-то спецовку, оставленную в шкафчике, пересел в кабину к Мухе.
От  Рязани до Москвы сто восемьдесят  километров довольно сносного  шоссе. И
здесь, на середине пути, мы наконец-то состыковались с генералом Голубковым.
Надо сказать,  все это время, что ехали по  шоссе,  я опасался, что мы можем
разминуться, но  я  явно  недооценивал  своего генерала. И понял  это, когда
увидел, как какой-то человек, заметив наш "газон", вышел из своей "Волги" и,
стоя на проезжей части, замахал руками.
     --  Куда он  лезет? -- спросил  у меня  Муха и  вдруг  обрадовался:  --
Командир, это же Голубков!
     --  А  ты  что,  сразу своего  разглядеть  не можешь? --  с облегчением
ответил я и попросил: -- Давай тормози и вставай на обочине.
     Мы  остановились.  Я  подошел к  Голубкову и пожал ему руку.  Рука была
сухая и крепкая: в глазах искренняя радость.
     -- Прорвались!  Молодцы! -- Генерал от души  хлопнул меня по  плечу. --
Быстро пересаживай своих ребят ко мне в "Волгу" -- и едем в Москву.
     -- Постойте... К чему  такие  сложности? Может, мы на своей  "техничке"
поедем? Да мы всемером  к вам и не влезем, -- там один только Иконников  два
места займет... А у нас еще и Боцман... корпусной мужчина...
     -- В "техничке" нельзя! -- отрезал Голубков. -- Пять минут назад на эту
машину  объявлен  розыск  по всей  рязанской  трассе, я  слушал  милицейские
разговоры на их волне.  Ничего, как-нибудь поместимся -- в тесноте, да не  в
обиде... Тем более генерала Иконникова я с собой не повезу.
     -- Как?! -- напрягся я. -- А зачем  же мы тогда его  столько времени за
собой тащили? Он чеченским террористам  контейнер сдал,  а мы его за  просто
так отпустим?
     -- Ты  многого не знаешь, Сергей... -- мягко сказал Голубков. -- Сейчас
не время объяснять тебе  всю расстановку сил  в  верхах,  но  поверь мне  на
слово: Иконников все равно карта битая.  Сейчас  он нам будет только обузой.
Зови своих, время не ждет; чтоб ты знал, на вас даже армейская контрразведка
объявила охоту...
     Я распахнул дверь фургона:
     -- Вылезай, приехали! "Газон" в розыске, дальше  на  нем ехать  нельзя.
Грузимся все в "Волгу" и едем в Москву.
     -- С генералом не влезем, -- озабоченно заметил Боцман.
     -- Генерал остается. Он нам больше не нужен.
     --  Что, так и отпустим? -- возмутился Боцман. Я мог его понять: Боцман
натерпелся с генералом больше всех нас.
     -- Не волнуйся, им займутся другие, -- успокоил я его. -- Он свое и так
получит...
     Ребята выпрыгнули на асфальт  и пошли  к "Волге". Я напоследок глянул в
"техничку" -- Иконников  по-прежнему сидел там, забившись в угол. Кажется, и
он не мог  поверить, что мы  его  отпускаем на все четыре стороны. Я не стал
ничего ему  говорить -- зачем? На  паре-другой смачных солдатских выражений,
которые вертелись на языке, я  бы  не  остановился, а  душу  все равно бы не
отвел. Хорошо бы выпороть его на прощанье, да не было ни желания, на времени
марать руки об его жирную задницу...
     Я захлопнул дверь фургона и пошел за ребятами.
     Подходя к ним, я услышал, как Голубков распекает Артиста:
     -- За каким хреном, Семен, вы тащите в  машину это дерьмо? --  Голубков
ткнул пальцем в сторону сумки с автоматами, отобранными  у чеченцев. -- Они,
случись что, теперь ни вам не помогут, ни вашим друзьям.
     --  А как же?  На дороге  же  их не бросишь...  -- растерянно  протянул
Артист.
     -- Ладно, кидай в багажник, авось пронесет... Вот! Вот что вам поможет!
--  Голубков достал из  кармана лист какого-то документа. -- Согласно  этому
приказу вы уже неделю  находитесь в прямом подчинении у генерала Бойко и все
ваши  предыдущие  действия  были  непосредственно связаны с выполнением  его
задания.
     -- А кто этот Бойко? -- спросил Муха.
     -- Кремлевское  начальство надо знать! --  попенял ему Док. --  Генерал
Бойко -- заместитель секретаря Совета безопасности.
     -- Держи,  Сергей... -- Генерал протянул  мне приказ,  напечатанный  на
красивой гербовой бумаге с водяными  знаками. -- Это  ваша охранная грамота.
Показывай ее всем, кто на тебя станет наезжать.
     Мы забросили сумку с автоматами в багажник машины, кое-как разместились
в "Волге"  и  на  приличной  скорости погнали к  Москве.  С бумагой Бойко  в
кармане и с Голубковым за рулем я  -- после всех случившихся с нами передряг
--  чувствовал  себя  очень  комфортно.  К  моему  большому  сожалению,  это
состояние жило во мне  недолго...  Даже  слишком недолго: не прошло и десяти
минут,  как  у  поворота  на  Воскресенск нам двумя  трейлерами перегородили
дорогу какие-то крутые ребята в невиданном камуфляже без знаков различия и с
вооружением, о котором я только слышал, но никогда не держал в руках.
     -- Сохраняйте  спокойствие! --  успел сказать Голубков. --  Это спецназ
разведки, у них задание на вашу ликвидацию...
     Дальше  он  договорить не успел:  к машине  со  всех сторон  подскочили
спецназовцы, не церемонясь, осыпая  тумаками, выволокли, всех нас из "Волги"
и заставили бежать к близлежащему лесу. Делали они все это слаженно, молча и
-- чего скрывать -- красиво...
     Хотя, наверное, и мои сумели бы  не хуже. Заведя в лесок, нас побросали
на землю лицом в траву, и только тогда один из камуфляжных рявкнул:
     -- Всем молчать! Шевельнетесь -- стреляю!
     Затем я услышал,  как другой  спецназовец -- скорее всего,  командир --
доложил по телефону:
     --  Сокол,  я  Синица. Вся  группа захвачена. С  ними  в момент захвата
оказался еще один, за рулем. Машина с конторскими номерами и спецсигналом...
Понял... Есть, выполнять приказ! -- Он замолчал, а потом я услышал то, что и
ожидал,   хотя  очень-очень  не  хотел  бы  этого  услышать...  --  Получено
подтверждение основного варианта, -- сказал он, обращаясь к своим. -- Шофера
оставляем, с остальными действуем по первоначальному плану.
     В  переводе на нормальный  человеческий язык  это значило только  одно:
командир спецназовцев приказал своим бойцам приступить к нашей ликвидации...

     8
     Генерал Иконников долго не мог поверить своему счастью: он свободен! Не
считая синяка под глазом, "подаренного" ему Боцманом, он,  кажется, вышел из
всей  этой  истории   благополучно...   Иконников  еще   немного  посидел  в
размышлении в кузове "газона"  и,  решив,  что  ему  лучше  всего немедленно
вернуться на "Гамму" и постараться как можно тщательнее замести следы своего
участия в пропаже контейнера, вылез из грузовика.
     Бумажник с  документами  и деньгами Пастух ему  отдал,  поэтому большой
проблемы с возвращением домой Алексей Николаевич  не испытывал. Он встал  на
обочине, быстро поймал частника, который  согласился за  сто рублей  довезти
его до Рязани, и  уже через  пару  часов покупал  билет  до  своего города в
кассах местного железнодорожного  вокзала.  С поездом ему  тоже  повезло: он
отходил  через  полтора часа.  Иконников  зашел  в  ближайшую  гостиницу  и,
заплатив без разговоров столько, сколько  запросил  дежурный  администратор,
отправился принимать душ.
     После душа генерал заскочил на привокзальный рынок и, не скупясь, купил
себе кое-что  из одежды: нижнее белье, носки, спортивный костюм и кроссовки.
Затем он заперся в примерочной и, сняв с  себя помятую и изрядно испачканную
генеральскую форму, надел все чистое.
     Иконников,  похожий теперь на туриста,  объявился  возле своего  вагона
люкс за  полчаса  до отхода поезда. В  небольшой спортивной  сумке,  которая
висела у него на плече, лежала сложенная форма и бутылка дорогого армянского
коньяка.  Генерал  отдал  свой  билет  проводнику, тот  уважительно  кивнул,
приглашая  занять  купе,  и через минуту Алексей Николаевич  с удовольствием
водрузил свое  грузное  тело на застеленный чистыми,  хрустящими  простынями
диван СВ.
     Вскоре поезд  тронулся. Иконников,  решив первым  делом  отметить  свое
благополучное возвращение  домой,  достал  коньяк и принял для бодрости духа
сто  граммов.  Чувствовал себя Алексей  Николаевич прекрасно:  он  был  жив,
здоров и весел.  Для полного ощущения счастья  ему не хватало лишь одного --
вкусно и  сытно поесть: ведь в  последние сорок часов он не ел ничего, кроме
нескольких бутербродов, а  коньяк  так  сильно возбудил его  аппетит,  что у
генерала даже в животе забурчало.
     Иконников  справился у  проводника,  где  находится  вагон-ресторан,  и
обрадовался,  что идти к нему  всего два вагона -- даже здесь  ему улыбалась
удача.
     "После темной  полосы обязательно  должна следовать  светлая,  -- думал
Иконников, направляясь в ресторан. --  Ничего  удивительного, что мне сейчас
во  всем стало  везти  -- ведь  я сейчас нахожусь  в  светлой  полосе  своей
жизни..."
     Было около трех часов дня -- самое обеденное время -- в ресторане почти
все столики  были уже заняты. Но и тут ему  повезло:  официант, которого  он
попросил посадить себя как-нибудь получше и подкрепил свою просьбу  сотенной
купюрой,  тут же предоставил ему пустующий стол рядом с барной стойкой. Сняв
со стола табличку "спецобслуживание", официант подал меню генералу и вежливо
склонился рядом с ним  с блокнотом в руках. Отлично разбираясь в  психологии
ресторанных  посетителей,  официант  был  уверен, что в лице  Иконникова  он
заполучил выгодного клиента.
     И  действительно,  Алексей  Николаевич,  убежденный, что совсем недавно
находился одной ногой в могиле, решил отметить свое счастливое "воскрешение"
и сегодня позволил себе не экономить на удовольствиях. Генерал заказал  обед
с  икрой  и  семгой,  двести  граммов  коньяка,  фрукты  и  пообещал  хорошо
отблагодарить официанта, если все это будет принесено ему как можно быстрее.
     Официант засуетился, заставляя стол  тарелками со вкусно пахнущей едой.
Наконец Алексей Николаевич приступил к  трапезе. Торопиться ему было некуда,
поэтому  он  ел обстоятельно,  с интересом  разглядывая сидящих в  ресторане
попутчиков.
     Минут пятнадцать спустя к нему подскочил официант.
     -- Извините,  пожалуйста...  --  заискивающим тоном  сказал  он,  -- не
согласились  бы  вы  немного  потесниться?..  Здесь  двое  господ,   которые
заказывали этот столик... Я  думал, они  придут  позже, но... сами понимаете
мое положение...
     -- Да  чего  там, пусть идут,  места  хватит!  --  благодушно  разрешил
Алексей Николаевич; он был совершенно уверен,  что  официант все  это сейчас
выдумал  на ходу: просто захотелось воспользоваться  ситуацией с отсутствием
мест,  срубить  еще  деньжат  с  клиентов.  Но  генерал сейчас  был  в таком
прекрасном настроении, что сразу решил смотреть на эту уловку сквозь пальцы:
ему и самому не хотелось сидеть в одиночестве.
     Немного погодя официант  действительно подвел к столу двух мужчин.  Оба
они  были  лет  тридцати,  немногословны,  коротко  стрижены;  их  прекрасно
развитую мускулатуру облегали дорогие фирменные спортивные костюмы.
     "То ли спортсмены, то ли бандиты... -- подумал Иконников, глядя на них.
-- Впрочем, сейчас такой бардак, что до конца никогда не разберешься: с утра
он спортсмен, а ночью, глядишь, уже бандит. Да не один ли хрен, с кем дорогу
коротать..."
     -- Садись, мужики! -- сказал генерал.  -- Познакомимся  по случаю? Меня
зовут Алексей Николаевич. А вы?..
     -- Славик, -- ответил один. Он был чуть выше своего приятеля и пошире в
плечах.
     -- Шурик, -- откликнулся второй.
     -- Угощайтесь, ребятки, пока моим...  --  предложил Иконников, указывая
на  коньяк,  --  у  меня   праздник  сегодня,  так  что  с  меня  вроде  как
причитается...
     -- Спасибо, -- сказал  Славик. Не дожидаясь повторного предложения,  он
налил коньяк в три рюмки, поднял свою и произнес: -- Ваше здоровье!
     Все  дружно выпили. Потом  официант принес ребятам шашлыки  и коньяк  и
последовало ответное угощение; затем коньяк снова заказал Иконников...
     Они  просидели в ресторане несколько часов.  Алексей Николаевич, к тому
времени  уже  сильно  захмелевший,  нес какую-то ерунду, таинственно сообщал
своим соседям, что он секретный генерал, приглашал "спортсменов" встретиться
когда-нибудь еще и  вообще был настолько расслаблен,  что  совсем не замечал
происходящего вокруг.
     Наконец  уже  порядком   уставший  от  него   официант   предложил  ему
рассчитаться. Иконников достал бумажник, пьяно  отслюнявил деньги  и, сминая
их в комок, кинул на столик.
     -- Сдачи не надо! -- театрально воскликнул он и клюнул носом.
     -- Алексей Николаевич, давайте мы вас проводим, -- предложил Славик.
     Генерал только махнул рукой -- ему сейчас было уже все равно.
     Ребята  быстро  расплатились   тоже,  встали  из-за  стола,  подхватили
Иконникова под  руки и поставили на ноги. Генерал, сильно качаясь,  пошел по
проходу между ресторанными столиками.  Славик с Шуриком пристроились  сзади,
легонько поддерживая генерала под руки.
     Миновав тамбур, все трое оказались в соседнем вагоне.
     -- Перекурим? -- предложил Славик, придержав Иконникова.
     -- Давай, -- безразлично согласился генерал.
     Они закурили. Шурик порылся в  кармане, достал ключ-трехгранку,  открыл
входную дверь.  В  тамбур ворвался  шум  колес  и  свежий  ветер. Ребята еле
заметно  переглянулись, затем Шурик выбросил свою сигарету  в проем  двери и
вышел из тамбура. Славик  посмотрел на  стоящего рядом  с распахнутой дверью
генерала,  выждал, когда  поезд окажется на решетчатой  эстакаде  моста  над
какой-то мелкой речушкой, и, упершись руками в  стены тамбура, вдруг с силой
ударил Иконникова обеими ногами.
     Тот, вылетев  в  проем,  с размаху ударился головой об  опору эстакады,
перевернулся несколько  раз в воздухе  и полетел вниз. Славик,  повиснув  на
поручнях, проводил его полет взглядом, затем запер дверь и вошел в вагон. По
соседству с тамбуром, у туалета, его ждал Шурик.
     -- Как? -- спросил он.
     -- Нормально.
     -- Как проконтролируем, что он готов?
     -- Проверять не обязательно: я видел, как  он грохнулся головой о ферму
моста.
     -- Бывает, что пьяные выпадают из окон -- и ни царапины...
     -- Бывает... Но  не в этот раз. Если он сразу не кончился, то наверняка
разбился потом -- там высоты метров двадцать было.
     -- Доложим полковнику?
     -- Конечно.
     -- Когда?
     -- Сейчас...
     И ликвидаторы, посланные по душу генерал-майора Иконникова руководством
спецназа  контрразведки, отправились к своему купе, чтобы доложить  о  конце
операции.
     Изувеченное от  ударов и падения тело Иконникова  было  найдено  только
через неделю...



     За день до этих  событий,  накануне  вечером,  генерала армии Степанова
настоятельно пригласил к себе  первый заместитель министра. Степанова уже не
было в министерстве; в тот момент,  когда адъютант первого  позвонил ему, он
сидел дома перед телевизором и смотрел вечернюю сводку новостей.
     Такая  настойчивость  не  обещала  ничего  хорошего. Генерал  вздохнул,
выключил  телевизор  и  стал  быстро  собираться.  Через  полчаса  Степанов,
свежевыбритый, в с  иголочки чистом и отглаженном  мундире, уже делал первые
шаги по ковру кабинета своего начальника.
     Первый не стал вставать из-за стола, чтобы встретить своего посетителя.
Более того, он  даже  не поднял головы от бумаг, когда  генерал  вошел в его
кабинет. Это говорило о многом,  и Степанов внутренне собрался, предчувствуя
тяжелый разговор.
     Наконец замминистра отодвинул от себя бумаги и  посмотрел  поверх очков
на стоящего в центре кабинета Степанова.
     -- Семен Андреевич, может, вы наконец объясните мне, почему на полигоне
"Гамма" до сих пор хранится  запас бактериологического  оружия, а я  об этом
ничего не знаю? -- сказал ядовитым тоном хозяин кабинета.
     "Откуда  он  узнал?  --  мелькнуло  в голове  Степанова.  --  Вот  оно,
началось!.."
     -- Это досадное недоразумение... -- попытался выкрутиться он, -- объект
строго секретный, категории А; возможно, я просто упустил его из виду, когда
докладывал на коллегии...
     -- Не далее как три недели назад мне принесли из  секретариата министра
докладную  записку, в которой  черным по  белому  было  сказано: "На  данный
момент разработка бактериологического оружия прекращена, а запасы этого вида
вооружений  уничтожены". Это  вы подписали?  -- Первый  помахал  перед собой
докладом Степанова.
     --  Да, там стоит  моя  подпись, но  вы  понимаете, доклад  готовил мой
референт, ему не полагалось  знать  о полигоне "Гамма", поэтому в  докладе о
нем ничего нет. А я просто не успел проверить за ним, виноват...
     --  Давайте  начистоту, Семен Андреевич... -- Первый сменил  тон. --  Я
убежден, что вы умышленно скрыли от  руководства  страны  эту информацию,  и
тому  у меня есть неопровержимые  доказательства. Я надеялся, что вы станете
раскаиваться в  своем поступке и  чистосердечно  расскажете  мне о причинах,
которые побудили  вас  совершить  это -- не побоюсь  самых  резких  слов  --
преступление, могущее  нанести  громадный политический и экономический ущерб
государству.  Но  теперь я вижу, что ошибался:  вы  гораздо  опаснее,  чем я
думал... Сами понимаете, после всего этого я не вижу причин к тому, чтобы вы
по-прежнему занимали свой пост,  и  обязательно выскажу свое мнение маршалу.
Вы  знаете, министр со мной  привык считаться,  так что лучше сами  напишите
рапорт. Все, больше мне с вами разговаривать не о чем. Прощайте!
     Степанов никак  не ожидал, что  их разговор  пойдет так  круто,  но  не
растерялся.
     -- Нет, лучше вы послушайте меня... -- сказал он.
     --  Зачем?  --  Первый,  сделав вид, что снова  занят бумагами, даже не
посмотрел в  сторону своего --  теперь  уже бывшего  -- коллеги и  соседа по
министерскому коридору.  --  Доводы  о  своей  невиновности приберегите  для
военной  прокуратуры.  Я   уже  отдал  распоряжение  о  расследовании  вашей
преступной  деятельности.  Ступайте, ступайте... И скажите  спасибо, что  об
этой истории ничего не знают газетчики...
     Генерал зря произнес эту фразу --  Степанов  сразу же  встрепенулся: он
увидел свой шанс к спасению.
     -- Отлично, я напишу рапорт об увольнении! -- пошел в наступление Семен
Андреевич. --  Но зря вы  думаете, что я в  прокуратуре стану умалчивать и о
ваших  ошибках...  А если об  этом  узнают еще  и  журналисты,  то,  как мне
кажется, вам тоже придется писать рапорт о собственной отставке...
     -- Что?!  Что вы сказали?  -- вскинулся первый зам. --  Вы  что, имеете
наглость мне угрожать?
     --  Нет,  просто  предупреждаю:  я сообщу  журналистам,  что по  вашему
личному  указанию  нашими учеными были переданы Ирану новейшие разработки по
ракетоносителям  среднего радиуса  действия... Уверен, что ни  президент, ни
тогдашний  министр  обороны  не были в курсе этого  вашего приказа... Кстати
говоря,  журналистам  наверняка  будет  интересно узнать,  сколько конкретно
стоило Ирану ваше расположение к ним. Наверное, их заинтересует один круглый
счетец в багамском банке "Нассау"...
     -- Да как вы смеете! --  закричал первый зам.  -- Вы прекрасно  знаете,
что  все  это  гнусная  ложь!  Я  выполнил  распоряжение,  предписанное  мне
правительством  страны. И деньги заплачены не мне лично, а  министерству. Вы
отлично   осведомлены,  что  этот  счет  используется  нашей  разведкой  для
финансирования своих операций...
     --  Это  вам надо  будет  доказать, --  ехидно  улыбнулся  Степанов: он
почувствовал, что инициатива  окончательно  переходит к  нему. -- Что,  сами
понимаете,   очень  трудно  будет  сделать,  не  разглашая   государственных
секретов... Но до того времени ваше имя прополощут во  всех мировых СМИ. Вот
что, товарищ генерал армии, давайте  забудем взаимные упреки, которые мы тут
сейчас друг другу высказали... Ни вам,  ни  мне невыгоден  этот  конфликт. Я
обещаю вам,  что  больше никогда и  никому  не  стану говорить о  миллионах,
посланных  иранцами  на  ваш  счет  в багамском  офшоре,  а  вы  дадите  мне
возможность исправить мою --  тут я с вами  соглашусь  -- ошибку с полигоном
"Гамма". Так как, оставляем все как есть?
     -- Да... -- с трудом выдавил первый после долгой паузы.
     -- Тогда  здравия  желаю! --  Степанов отдал честь и, вполне  довольный
результатом разговора, покинул кабинет.
     Как только  его посетитель ушел, замминистра вскочил из-за стола: он не
находил себе места от переполнявшего его возмущения.
     "С этим человеком надо что-то решать! -- думал он. -- Нельзя давать ему
время  на подготовку новых  пакостей. Степанов совсем  зарвался; кажется, он
всерьез решил идти ва-банк и может наломать столько дров,  что потом  Россия
никогда не отмоется от позора. Что делать, что делать?.."
     И  тут он вспомнил, что есть  человек, который  знает о  его  багамском
счете -- генерал Тимофеев. Вот с ним, пожалуй,  можно посоветоваться на  эту
щекотливую тему...
     Он  попросил  помощника  срочно  найти   ему  начальника  контрразведки
генерал-лейтенанта Тимофеева. Вскоре генерал уже был в том же  кабинете, где
всего час назад его хозяину угрожал Степанов.
     Тимофеев,   выслушав   рассказ  первого   заместителя  министра,  долго
раздумывать не стал:
     --  Ситуация диктует  нам  только один способ решить все  проблемы,  --
сказал он. -- Генерал Степанов стоит сейчас всего на шаг от предательства, а
с  предателями  церемониться  нечего.  Причем  надо  действовать   быстро  и
решительно, излишние сантименты тут ни к  чему; мы  не можем себе  позволить
судебные разбирательства.
     -- Что вы имеете в виду, Аркадий Романович?
     -- Нет человека -- нет проблемы...
     -- Это, кажется, слова Сталина?
     -- Иногда генералиссимус говорил очень правильные вещи... Ни вы, ни тем
более я  уже  не можем контролировать тех, кто задумал, организовал и  сумел
долгое  время хранить в тайне всю эту  историю с полигоном.  Джинн, которого
они когда-то там упрятали, уже вылез из бутылки...  Еще неясно, чем кончится
операция  по  поиску похищенного контейнера  со штаммом,  а  они уже  начали
принимать меры, чтобы переложить свою вину на чужие плечи.  О нас  я  сейчас
даже не говорю --  тут на карту  поставлена политическая репутация России...
Кто  знает,  что могут предпринять эти несколько генералов, в руках  которых
сейчас  фактически  находится  страшное  оружие? Им  же ничто  не  мешает им
воспользоваться. Нет, их надо обязательно остановить...
     --  Так,  может, их  просто арестовать?  Свяжемся сейчас  с  министром,
доложим ситуацию, а он отдаст распоряжение военной прокуратуре...
     -- Боюсь, что  такой  шаг предпринимать уже поздно:  они  слишком много
знают, и если произойдет утечка  информации -- а никто не даст гарантии, что
они даже из  Лефортова не смогут передать информацию, -- то все равно Россия
окажется в проигрыше.
     -- О каких генералах вы говорили? -- спросил замминистра.
     -- Конечно, о Степанове. Затем Савченко и этот, как его там, Иконников,
кажется...
     -- По  первому пункту я согласен. По второму -- категорически против. А
по третьему... Надо разобраться, может, он всего лишь выполнял приказы.
     -- Иконников  выполнил приказ, который ни  в коем случае не должен  был
выполнять,  и   он  это  знал.  Приказ  отдавал  Савченко  --   и  одно  это
автоматически зачислило его в мой список.
     -- Но без Савченко мы бы никогда не узнали о махинациях Степанова...
     -- Товарищ  генерал армии, он просто  выгораживает себя, разве  это  не
видно? Его роль во всем этом деле наверняка не меньшая,  чем у Степанова. Он
молчал до последнего, пока не понял, что земля уже горит и под ним.
     --  Нет,  Савченко  трогать  не надо, -- с нажимом  сказал  первый  зам
министра,  --  я  давно  его  знаю,  он  хороший  служака и если в чем-то  и
замарался... Я  уверен,  генерал Савченко  честно постарается исправить свою
ошибку
     -- Что ж, вам виднее... -- Тимофеев пожал плечами. -- А с остальными?..
     -- В этом вопросе я целиком доверяю вам, -- ответил первый.
     Начальник  контрразведки  понял,  что первый не берет на  себя смелость
разделить  ответственность  за  решение  о  ликвидации,  сваливает   все  на
Тимофеева. Что  ж, Аркадию Романовичу было не привыкать действовать на  свой
страх и риск.
     -- Спасибо за доверие, -- сказал Тимофеев. -- Можно приступать?
     -- Да, действуйте.
     Судьба Степанова  и  Иконникова  была  предрешена.  Выйдя  из  кабинета
первого зама, Тимофеев немедленно отправился к себе в управление.
     В ту же ночь двум  группам ликвидаторов было дано задание на устранение
генералов. Ликвидация и в том, и в другом варианте должна была выглядеть как
несчастный случай,  поэтому  у Степанова, который  имел личную  охрану  и  к
которому нельзя было так просто подступиться, набежал еще один день жизни.
     А вот с Иконниковым все оказалось куда проще...
     Его засекла в Рязани служба внешнего наблюдения, когда он покупал билет
в железнодорожной  кассе:  у  оперативников  местного  ФСБ  с  самого начала
операции  по  поимке  группы  Пастухова  на  руках  имелась  и  генеральская
фотография.   О  нем  немедленно  было  сообщено   в  Москву.  Контрразведка
перехватила  информацию ФСБ, и Славик и Шурик -- два капитана из спецгруппы,
занимающейся  самой  грязной  работой,  --  немедленно  вылетели  в  Рязань.
Избавиться от генерала не составило труда.
     Позже, когда проводилось расследование обстоятельств гибели Иконникова,
следователям  удалось найти официанта, который  рассказал, что генерал перед
своей внезапной смертью  был в стельку  пьян и вполне  мог по неосторожности
выпасть   из   случайно   оказавшейся  открытой  двери   вагона.  Экспертиза
подтвердила  слова  официанта: в  крови  Иконникова содержалась  такая  доза
алкоголя, что эксперты были удивлены, как генерал вообще мог  самостоятельно
передвигаться...
     После  недолгого расследования дело с формулировкой "несчастный случай"
закрыли и сдали в архив. Жена Иконникова, продав квартиру в Поволжье, уехала
к  родственникам  в Иркутск.  Она так и  не  узнала,  что  была  наследницей
четверти  миллиона  долларов, лежащих  в немецком банке.  Этот  счет  так  и
остался  невостребован  на  многие  годы  -- ведь  все,  кто  знал о  нем  с
российской стороны, к тому времени уже были мертвы...
     Генерал  армии  Степанов после неприятного разговора в министерстве  не
стал возвращаться домой. Он позвонил генералу Савченко и вынудил его вылезти
из  постели (была  уже  глубокая  ночь)  и  встретиться с  ним  в  одном  из
близлежащих сквериков.
     -- Что случилось, Семен Андреевич? -- встревожено спросил Савченко, как
только обнаружил  своего начальника сидящим в темном сквере в неуместном для
такого места и времени великолепии его генеральского мундира.
     --  А то ты не  знаешь... -- зло выдавил  из себя Степанов, --  первому
заму кто-то доложил о "Гамме". Уж не ты ли в этом преуспел?
     --  Как  можно,  Семен Андреевич!.. -- Савченко  постарался,  чтобы его
слова прозвучали как можно более искренне. -- Вы же знаете, мне под себя яму
копать нужды нет...
     -- Ну-ну... -- Степанов  надолго  задумался, решая, верить Савченко или
нет.
     -- И что теперь будет? -- не выдержал паузы Леонид Иванович.
     -- Если быстро спрячем все  концы, быть может,  и пронесет...  Черт, не
вовремя  твой  Иконников  исчез!  Придется  без него действовать...  Значит,
так... В отсутствие  Иконникова вся ответственность за ликвидацию запаса  на
"Гамме" ложится на тебя.
     --  А куда  мне  все это  девать?  --  удивился  Савченко. -- Там же ни
оборудования, ни специалистов...
     --  Ты что, в первый  раз  замужем? --  вскинулся  Степанов. -- Закопай
где-нибудь на  территории, а потом  будем разбираться,  что  с этим  делать.
Сейчас для нас самое главное -- быстрота. Вопрос  стоит  так: успеем за день
уложиться -- усидим в креслах, нет -- пеняй  на себя. На карте стоит слишком
многое.  И  не  только  наши погоны,  Леонид  Иванович,  но и наши  с  тобой
головы...
     -- Понятно...
     -- Ну а коли тебе все понятно, то действуй. Немедленно садись в самолет
и --  на "Гамму"!  И чтобы к завтрашнему  вечеру там  все было чисто,  чтобы
любая проверка ничего не могла найти! Ты меня хорошо понял?
     -- Да, все понятно... --  хмуро отозвался Савченко. Ему так не хотелось
заниматься  всем этим,  но он  понимал,  что  не может  отказаться  -- иначе
Степанов поймет, что первый зам министра получил информацию о "Гамме" именно
от него...
     -- Да не  трясись ты,  -- сказал Степанов, видя, что  Савченко  все еще
колеблется, -- генерал армии в курсе, я его предупредил...
     -- Да?  -- У Савченко закололо в  области сердца: он  понял, что первый
зам не только не сможет его прикрыть,  но и не захочет этим заниматься. -- А
как же он...
     --  Да  так,  --  довольно  усмехнулся  Степанов,  --  мы  договорились
вернуться  на  исходные позиции: по  документам на  "Гамме"  ничего  нет, --
значит,  там ничего  и  не  будет. При  достаточной  быстроте  и  сохранении
секретности президент и все остальные ни о чем не узнают. А первый  у меня в
руках, я знаю, чем этого выскочку урезонить...
     -- Хорошо, я все сделаю! -- пообещал Савченко.
     --  Вот и молодец! -- Степанов хлопнул его по плечу. --  Избавишься  от
контейнеров,  назначишь  там  надежного человека  вместо Иконникова  -- и  в
Москву.  Сходим  в баньку, посидим  с пивком, с девчонками...  А сейчас надо
напрячься!  --  Степанов встал,  показывая, что  их  разговор  закончен.  --
Позвони мне завтра днем, расскажешь, как там у тебя дела идут...
     -- Слушаюсь! -- официально ответил Леонид Иванович.
     Он  проводил   своего   начальника   до   поджидавшей  его   машины   и
собственноручно закрыл за ним дверцу. Вернувшись домой, Савченко связался со
своим  адъютантом  и приказал ему немедленно готовить самолет. Через полчаса
он, одетый  в полевую  генеральскую  форму,  мчался  в машине  на Чкаловский
аэродром, размышляя, как сохранить в тайне предстоящую ему операцию.



     Ольга  Пастухова  показывала  своей  дочке Насте, как  правильно  доить
корову, когда у ворот дома остановилась черная "Волга" с четырьмя мужчинами.
Шофер  остался сидеть в автомобиле,  а трое  вышли из машины и, не  стучась,
раскрыли калитку в воротах и  пошли прямо к дому. Один из них остался стоять
во дворе,  а двое все так же бесцеремонно  вошли в дом. Не найдя там никого,
они снова вышли во двор и, услышав голоса, раздающиеся из сарая, направились
туда.
     Это была  бригада  следователей из  военной прокуратуры. Старшим в этой
группе был полковник Сухотин. В Затопино они приехали по душу Пастухова; зря
Сергей назвал себя, когда выходил в прямой эфир из чеченского  лагеря -- его
фамилии для следователей было достаточно, чтобы найти место, где он с семьей
обосновался.  Они конечно  же предполагали, что сейчас хозяина нет  дома, но
это  ничего не  значило:  Сухотин  хотел  обнаружить  в доме  Пастухова хоть
какие-нибудь сведения об остальных членах его группы.
     Сухотин зашел в сарай, посмотрел, как маленькая Настена неловко дергает
сосцы  над  небольшим пластиковым  ведерком, как Ольга с улыбкой смотрит  на
старания дочери и, прерывая эту мирную идиллию, произнес:
     -- Ольга Николаевна, мне надо с вами поговорить...
     -- Вы кто? --  спросила Ольга, отрывая взгляд от дочери и поворачиваясь
к следователю.
     -- Я старший следователь по особо важным делам военной прокуратуры Петр
Сергеевич  Сухотин,  -- представился тот, разворачивая  перед ней  служебное
удостоверение.
     --  Что-то случилось? -- встревожено спросила Ольга.  -- С  Сережей? Вы
можете  подождать? Я скоро освобожусь, только корову подою... Хотите молочка
парного?
     -- Спасибо, не откажусь...
     Сухотин  взял  протянутую  Ольгой  большую алюминиевую  кружку, доверху
наполненную  теплым и ароматным молоком.  Пока он пил, Ольга споро докончила
дойку, обмыла вымя теплой водой, накрыла ведро чистой марлей и,  взяв  Настю
за руку, понесла ведро в дом. Сухотин и присоединившийся к нему помощник шли
следом за ними.
     Поставив ведро на полку в подполье, Ольга отправила Настену на улицу и,
только когда за дочерью закрылась дверь, сказала:
     -- Ну вот, я готова... Только скажите сразу: с Сережей все в порядке?
     -- Как вам сказать... -- замялся Сухотин.
     Он совсем не с  того хотел начать разговор,  но мирный покой, царящий в
доме Пастухова, нисколько не соответствовал тому, что ему предстояло делать.
Сухотин в  первый  раз за те несколько дней, что он гонялся  за Пастуховым и
его  группой, усомнился  в том, что  тот --  опасный  террорист. Следователи
переглянулись:  судя  по  всему,  Ольга была  совершенно  не  в  курсе,  чем
занимается ее муж.
     --  Почему вы молчите? -- еще сильнее встревожилась Ольга.  -- Говорите
правду,  я  жена офицера, пусть  и  бывшего, но мы друг от друга  ничего  не
скрываем...
     -- Ольга Николаевна, давайте  договоримся: вопросы буду задавать я,  --
уходя от прямого ответа, сказал Сухотин, -- ведь  именно для того мы  сюда и
приехали... Что  касается вашего  мужа, то, честно  говоря,  я тоже хотел бы
знать, где он  и что с ним. В связи с этим  мой первый вопрос  я сформулирую
так: как вы думаете, чем занимался ваш муж в последние дни?
     -- Как -- чем? -- удивилась Ольга. -- Ловил рыбу с друзьями на Волге.
     -- Вы в этом уверены?
     -- Конечно. Он вчера вечером мне звонил -- говорил, что  они много рыбы
наловили, что скоро вернется...
     -- Да? Интересно, когда же он обещал приехать?
     -- Сергей сказал, дня через три.
     -- И все, больше ничего?..
     -- Ничего... Так, поинтересовался, как мы тут без него.
     Ольга,  чувствуя что-то  неладное, решила  умолчать о том, что ей самой
тот звонок  показался странным, но она привыкла доверять мужу и  не задавать
лишних вопросов: придет время -- и Сергей сам все расскажет.
     Сухотин быстро  соображал,  когда  и откуда  Пастухов мог  сделать этот
звонок.  Если  Ольга говорила  правду -- а  скорее  всего, так и было, -- то
выходило,  что  он мог звонить  только с трассы. Но это противоречило образу
хитрого и  многоопытного террориста, который нарисовало следствие: навряд ли
такой искушенный наемник, как Пастухов, стал  бы звонить домой по мобильному
телефону --  ведь  он  скрывался  от погони  и,  обложенный  со всех  сторон
преследователями,  не стал  бы  раскрывать  свое  местонахождение;  в  любом
случае,  он никак не мог не учитывать, что этот звонок могут засечь.  Отсюда
следовало несколько выводов: или  Ольга очень убедительно выгораживает мужа,
или Пастухову был очень  нужен этот звонок (но зачем -- не ясно); могло быть
и  такое: командир  группы террористов не чувствовал себя таковым  или -- уж
совсем невероятно! -- был уверен в своей безнаказанности...
     Каждая из этих версий имела свою логику и вполне могла  соответствовать
реальному  положению  вещей. Сухотин  был  опытным следователем,  поэтому он
давно  привык,  что  в  процессе  расследования  приходится  идти  сразу  по
нескольким путям. И только после того, как следователь убеждался в том,  что
все  версии,  кроме одной, являются ложными или ведут  в  тупик, он вплотную
занимался только этой одной, единственно правильной версией...
     Но сейчас, когда до одной-единственной  было  еще далеко, он понял, что
должен установить только одно: правдивость слов Ольги Пастуховой.
     -- Ну ладно, --  сказал он после небольшого  раздумья. --  У вас есть с
кем оставить дочь?
     -- Зачем?
     -- Вы должны проехать с нами.
     -- Но для чего?
     --  Мы  должны провести официальное дознание.  Ваш муж подозревается  в
совершении  особо тяжкого  преступления.  Вы  должны  дать  интересующие нас
показания. Для этого вы будете допрошены в прокуратуре.
     --  Я не верю, что Сергей мог совершить что-то плохое! И чтобы доказать
вам это, я готова рассказать вам  все, о чем вы попросите. Но  разве  нельзя
этого сделать здесь?
     -- Послушайте, Ольга  Николаевна,  я уже говорил  вам: не надо задавать
лишних вопросов...
     -- Хорошо,  раз вы  настаиваете, чтобы я с вами поехала, я готова... --
Ольга встала  из-за стола.  --  Но  мне нужно  время,  чтобы договориться  с
соседями о дочке.
     -- Только быстро,  -- разрешил  Сухотин.  -- Проводи ее, --  кивнул  он
помощнику.
     Ольга в сопровождении следователя вышла из дома, а Сухотин  прошелся по
комнатам, рассматривая фотографии, висящие на стенах. Одну из фотографий, на
которой  Пастухов был  снят со  всеми своими ребятами  (в  полной экипировке
разведчиков, на фоне чеченских  гор), следователь  аккуратно снял со стены и
положил во внутренний карман.
     Сухотин  вышел  на крыльцо, посмотрел на  часы и поморщился: было около
полудня, а он еще ни разу не связался со своим  напарником по расследованию,
полковником Гержой.
     "Позвоню из  управления, -- подумал Сухотин, -- может, что по дороге из
нее выжмем..."
     Он увидел, как во двор  входит Ольга. По ее лицу текли  крупные  слезы,
которые  она   неловко  смахивала  тыльной  стороной  ладони.   За  нею  шел
следователь Гуреев, помощник Сухотина.
     Лицо его с правой стороны было неестественно красным,  хотя  сам Гуреев
старательно делал вид, что ничего особенного не происходит.
     -- Ольга Николаевна, садитесь в машину, я сейчас... -- сказал Сухотин и
повернулся к Гурееву: --  Ну что, капитан, проявил  инициативу? Рассказывай.
Только быстро!
     -- Да я, Петр Сергеевич, как лучше хотел... -- начал оправдываться тот,
-- думал, нажму на нее малек, она и расколется...
     -- Эх, капитан, ты что, не  видишь, что эта женщина не  из тех, на кого
давить можно? Что ты ей наплел?
     --  Ну... спросил,  знает  ли ее дочь, что ее  отец наемный убийца. Еще
припугнул, что она, если будет молчать, сядет вместе с мужем за терроризм.
     -- А что ты конкретно хотел от нее узнать?
     -- Кто мог заказать Пастухову контейнер...
     -- Идиот! -- разозлился Сухотин. -- Я же предупреждал, что о контейнере
ни слова, никому! Его похищение строго секретная информация!
     -- Товарищ полковник, она так и продолжала бы молчать и муженька своего
выгораживать...  Она же  о нем только хорошее знает, а  я попытался показать
его с другой, негативной стороны. Думал, что это заставит ее задуматься...
     -- Ну и какой была ее реакция?
     -- "Какой", "какой"... Дала мне пощечину и разревелась как белуга...
     -- Так...  --  Сухотин подумал,  что теперь присутствие  Гуреева  будет
только мешать ему. -- Сделаем вот что... Ты останешься здесь с Дорофеевым --
на случай, если Пастухов дома объявится.
     -- Есть, товарищ полковник!
     -- Инициативу  не  проявляй, и  так уже напортачил. Только  наблюдение.
Если что -- сразу связывайся со мной. Ты все понял?
     -- Так точно.
     --  Да,  и напиши рапорт  об этой своей  инициативе.  На имя полковника
Гержи.  Будет  тебе урок  на  будущее:  в  следующий  раз  подумаешь,  когда
соберешься поперед батьки в пекло лезть...
     -- Но я...
     -- Все, свободен! -- оборвал его Сухотин.
     Он пошел к поджидавшей его "Волге".  Ольга  уже сидела  в  машине.  Она
выглядела  спокойной,  но  глаза ее были грустными, а руки  теребили  мокрый
носовой платочек.
     -- Ольга Николаевна, я  приношу вам извинения за своего сотрудника,  --
официальным  тоном сказал Сухотин, садясь рядом с Ольгой на  заднее сиденье.
-- Он проявил излишнее рвение и будет  за  это обязательно наказан. Поехали!
-- приказал он шоферу, и машина тронулась с места. Но не успели они проехать
и пяти  километров, как затрезвонил телефон,  установленный  между передними
сиденьями. Шофер на ходу снял трубку:
     -- Десятый слушает!  Вас...  -- сказал  водитель  и  не  глядя протянул
трубку Сухотину.
     --  Полковник, здравия  желаю!  --  Следователь  узнал  голос  генерала
Савченко.  -- Приказываю немедленно, вне  зависимости от стадии  разработки,
свернуть все следственные действия, написать отчет  о проделанной работе, на
следственное  дело  поставить  гриф  А  и  абсолютно  все,  касающееся этого
задания, передать моему личному помощнику!
     -- Но, товарищ генерал, мы почти у цели...
     -- Это неважно,  -- оборвал его Савченко, -- террористы уже захвачены и
уничтожены. Таким образом ваша задача решена. Выполняйте приказание!
     --  Слушаюсь,  товарищ генерал! -- сказал Сухотин  и, услышав в  трубке
короткие гудки, положил трубку на место. -- Зимин, возвращайся в деревню! --
приказал он шоферу.
     -- Что-то случилось? -- спросила Ольга.
     --  Я не имею права  говорить вам об этом...  --  Сухотин  сочувственно
посмотрел на нее: она еще не знает, бедная, что стала вдовой...
     Через десять минут "Волга" вновь  затормозила у ворот дома  Пастуховых.
Сухотин вышел из машины и проводил Ольгу до ворот.
     -- Еще раз простите за беспокойство, -- извинился полковник.



     Затем  Сухотин приказал водителю  собрать оставленных в  деревне людей,
все быстро, не разговаривая, погрузились в машину  и уехали. Ольга  смотрела
на шлейф пыли, поднимающийся за автомобилем, и думала: "Что бы все это могло
значить?  О боже,  скорей  бы  Сережка возвращался!  Я сойду с  ума, если он
задержится..."



     Генерал-лейтенант Савченко  оказался в  весьма щекотливом положении: он
попал  между двумя  жерновами, каждый  из  которых  был способен  легко  его
уничтожить.  Несмотря на то  что Леонид  Иванович пытался подстраховаться  и
поэтому  выложил первому заму  министра  историю  с полигоном  "Гамма",  его
непосредственный начальник, генерал  армии  Степанов, каким-то  непостижимым
для Савченко образом сумел  отбить атаку старшего по должности начальника  и
удержаться в  своем  кресле. Из этого следовало, что теперь Савченко  должен
был  опасаться прежде всего  своего  начальника,  а не  первого  зама.  Ведь
Степанов  был  не  просто  его  непосредственный начальник,  он  был идеолог
авантюры  с  полигоном, в  которой  Леонид Иванович  выполнял роль  главного
организатора.
     У Савченко оставался только один выход из сложившейся ситуации: сделать
так,  чтобы об этой истории знало как можно меньше людей. Поэтому, когда ему
доложили,  что  группа Пастухова захвачена  на  подступах  к Москве,  он без
колебаний подтвердил приказ о ее немедленном уничтожении.
     Но  в  кругу  главных свидетелей еще  оставались  следователи  Гержа  и
Сухотин. Савченко приказал им  сворачивать следствие:  еще не  зная о судьбе
генерала Иконникова, он всерьез  опасался, что следователи  смогут расколоть
коменданта поволжского полигона и тогда все узнают о его, Савченко, активном
участии в афере с "Гаммой".
     Леонид  Иванович находился уже  на полигоне, когда с  ним связался  его
помощник и сообщил, что полковник Гержа только что сдал ему на руки пакет со
следственными материалами по делу о похищении контейнера. Пакет был опечатан
сургучом;  с  обеих  сторон  пакета  стояли  штампы:  "Совершенно  секретно.
Категория А. Единственный экземпляр. Вскрывать  только в  личном присутствии
генерал-лейтенанта Савченко".
     -- Немедленно  уничтожь  пакет!  --  приказал  Савченко  помощнику.  --
Свяжись с майором  Николаевым из службы внутренней безопасности  и попроси у
него надежных людей. Надо установить  наблюдение за  обоими следователями из
прокуратуры  --  мне показалось,  что  они  вели  двойную  игру, пусть  люди
Николаева выяснят круг общения этих полковников...
     -- Слушаюсь!
     -- Скорее всего,  я на  "Гамме" не задержусь: пробуду тут день, от силы
два.  Я  хочу,  чтобы  к  моему  возвращению  у  вас с  Николаевым уже  были
какие-нибудь материалы на следователей.
     -- Постараемся, товарищ генерал...
     Савченко положил трубку. Он уже решил для  себя, что и  от следователей
надо  будет избавляться. Как -- он еще не знал, но то, что это надо  сделать
как можно быстрее, он понимал.
     А сейчас Леониду Ивановичу предстояло решить главную на сегодня задачу:
полностью  скрыть  следы  существования  контейнеров  с   бактериологическим
оружием  на  полигоне  "Гамма". На военно-транспортном Антее, приземлившемся
этим утром, вместе с Савченко прилетел взвод спецназа и четыре прапорщика из
военно-строительного  батальона,   расположенного   неподалеку  от   Москвы:
Савченко справедливо  считал,  что местным службам в таком  секретном  деле,
какое ему предстояло, доверять было нельзя.
     Генерал понимал всю  тяжесть  своего  должностного преступления;  но он
зашел в своих действиях настолько  далеко,  что  по-другому поступить уже не
мог.  Так  всегда получается,  когда  человек, облеченной  высокой  властью,
начинает воспринимать свою должность  не как  место,  на котором  он  должен
служить государству и  людям, а как синекуру, при которой он устраивает свои
личные  дела.  К  сожалению,  в России  на  высоких постах  почему-то  часто
оказываются люди подобного  толка... А самое худшее, что  только может быть,
случается  тогда,  когда  политикой начинают заниматься  генералы: ведь в их
руках  не просто огромная власть,  подкрепленная армейской дисциплиной, но и
мощное оружие...
     На  "Гамме"  объявили учебную тревогу,  усадили весь местный персонал и
даже  комендантский  взвод, охраняющий полигон, на машины и вывезли в степь,
километров  за  двести от места дислокации. Дальше события развивались  так.
Охрану полигона  взяли  на  себя  прибывшие из Москвы  спецназовцы. Один  из
прапорщиков-москвичей  сел  в  кабину  трактора  "Беларусь"  и  начал копать
несколько  глубоких  ям   на  периферии  полигона.  Тем  временем  еще  один
прапорщик-строитель  на  электрокаре перемещал  бочки  с ядом  из  склада  к
грузовику;  третий отвозил бочки к яме, а четвертый на  лебедке спускал их в
выкопанные ямы. Бочек было много, а поскольку при обращении с ними следовало
выполнять все меры предосторожности, работа шла очень медленно.
     Савченко, постоянно  находившийся у  восьмого  склада,  ничего  не  мог
поделать  с  этим; он понимал,  что  быстрее  хоронить страшные бочки просто
невозможно, но все время подгонял и без того взмыленных прапорщиков.
     --  Быстрее, мужики,  быстрее!  --  твердил он. -- Закончите сегодня --
получите по тысяче долларов премии...
     И  мужики  старались изо всех  сил: в их строительном  гарнизоне  такие
деньги они могли  получить только за  год  работы. Бочки  с отравой  одна за
одной исчезали в выкопанных ямах, но, казалось, им никогда не будет конца...



     После разговора с  генералом  Савченко  Степанов  не  стал возвращаться
домой,  а отправился к себе на дачу в поселок Жуковка:  он  решил, что самый
разгар событий благоразумнее будет пересидеть вдали от Москвы. И если бы все
стало  развиваться неблагоприятным для генерала армии образом,  тогда  Семен
Андреевич стал бы  демонстрировать  удивление: дескать, ничего не знаю,  это
все личная инициатива моих подчиненных, за что я с ними строго разберусь...
     Степанов, в сопровождении двух внушительного вида охранников, помощника
и  шофера, оказался в собственном, недавно  отстроенном двухэтажном особняке
уже где-то  в четвертом часу ночи.  Выпив  для  крепости  сна коньяку, Семен
Андреевич приказал своим людям  не  беспокоить его, пока сам не проснется, и
отправился на второй этаж в спальню.
     Помощник с одним  из  охранников  расположились  в соседней  к  спальне
комнате,  шофер  примостился на диванчике  в холле первого  этажа,  а второй
охранник,  по  договоренности с напарником, остался бодрствовать до утра. Он
запер  входную  дверь,   включил   охранную  сигнализацию,   не  позволяющую
проникнуть на  территорию дачи чужим, и  по  привычке прошелся по  особняку,
проверяя надежность  запоров у  окон  и  дверей.  Все, как  всегда,  было  в
идеальном порядке. Охранник  сел в кресло,  расположенное  на втором этаже у
лестницы, ведущей вниз, взял недавно начатый детектив и углубился в чтение.
     Когда  дорогие напольные  часы пробили на первом  этаже десять утра, он
разбудил  напарника.  Тот сменил его на посту,  и вплоть до  трех  часов дня
дачный особняк Степанова был погружен в  тишину и покой --  до тех пор, пока
помощник не решил поинтересоваться,  насколько крепко спит его шеф. Помощник
приоткрыл незапертую дверь спальни и прислушался  к  тому, что происходит  в
комнате. Он не  услышал даже дыхания, и это его насторожило: обычно Степанов
спал,  шумно сопя носом  и ворочаясь  с бока на  бок. Помощник  открыл дверь
пошире и увидел то, что заставило его содрогнуться...
     Генерал  армии Степанов висел в  петле,  сделанной из шнура от портьер.
Веревка  была  привязана к крюку люстры; на генерале  были надеты спортивные
штаны и  майка,  под ногами на полу валялся опрокинутый стул. Посиневшее  от
удушья лицо  Семена Андреевича  было искажено гримасой то  ли  боли,  то  ли
злобы;  из  открытого рта  свисал распухший язык, глаза закатились вверх,  а
пальцы рук были  растопырены так, как будто генерал в свои последние  минуты
пытался махать ими, словно крыльями...
     Помощник выскочил в коридор и побежал за охранниками. Когда они  втроем
снова очутились в спальне, помощник обратил  внимание, что на тумбочке рядом
с генеральской постелью лежит исписанный лист бумаги.
     -- Леша, посмотри, что там, -- попросил он охранника.
     Тот,  стараясь  не   оставлять  следов,  взял  листок  и  протянул  его
помощнику. Это была предсмертная записка.
     -- "Ухожу  из жизни, -- прочел вслух помощник, -- потому, что  совершил
ошибку, не  совместимую с честью русского  генерала.  Прошу командование  не
порочить  мое имя,  так как  моя смерть искупает эту ошибку. Люся! Прости за
все! И скажи Наташке, что я ее очень люблю. Генерал Степанов".
     Помощник хорошо знал  почерк своего шефа,  и  у него  не  было ни капли
сомнения в том, что эту записку написал именно генерал. Прочтя ее, он сложил
листок вдвое и положил к себе в карман: он знал, что ему придется ознакомить
с этой бумагой родственников Степанова -- жену Людмилу и дочь Наталью.
     В спальне повисла тяжелая, мрачная тишина. Нелепая смерть генерала была
настолько неожиданна, что ни  у кого из  здесь присутствующих не  находилось
слов, чтобы нарушить молчание.
     -- Да, дела...  -- наконец сказал один из охранников. --  Вася, вызывай
милицию, -- сказал он помощнику, -- ничего в комнате не трогать, пока они ее
не осмотрят!
     -- А ты что, допускаешь, что... -- второй охранник не стал договаривать
фразы.
     -- Этот вариант я не исключаю, -- откликнулся первый, -- уж слишком все
неожиданно...  Василий, у  генерала  были  в  последнее  время  какие-нибудь
крупные проблемы?
     -- А когда их не было? -- огрызнулся помощник. -- Слушай, кончай тут...
--  он  не нашел  слов, чтобы выплеснуть  поселившуюся в  нем  злость, и  от
бессилья просто выругался,  --  говно мутить!  Человека  больше  нет,  какая
разница, как его не стало? Лучше о себе подумай!
     -- А ты чего на меня баллоны катишь? -- взвился первый охранник.
     --  Да то! Если бы ты сработал как положено, то Семен  Андреевич сейчас
бы тут  не  висел!  Смотреть надо было в  оба,  а не рассиживать в кресле  с
детективом!..
     --  Хорош вам!  -- одернул их второй охранник.  -- Ты, Вася, иди  лучше
позвони  в милицию.  А я сообщу в министерство. Вот, бляха-муха, сейчас  там
такой шум поднимется!..
     -- Постойте... Сначала надо его снять... -- возразил помощник.
     -- Не  надо ничего  здесь трогать, -- сказал второй охранник, --  пусть
милиция  его  снимет, -- может,  Саня  прав: если генералу помогли влезть  в
петлю, лучше будет оставить все, как было...
     -- Ну и сволочи же вы! -- сказал в сердцах помощник и вышел из спальни,
сильно хлопнув дверью.
     Охранники потянулись следом за ним.
     Вскоре  во  дворе  дачи нельзя было протолкнуться от примчавшихся  сюда
людей  и  машин. Но ни один  из присутствующих здесь людей  так  и не узнал,
почему  зам министра  обороны генерал  армии Степанов решился закончить свою
жизнь самоубийством...  Об этом  знали только трое  человек:  один из них --
полковник контрразведки  Кузнецов -- отдал приказ, а двое его подчиненных --
киллеров-ликвидаторов  -- "помогли" генералу  уйти из жизни; проникнув ночью
на дачу Степанова, ликвидаторы  брызнули генералу в лицо струей специального
аэрозоля, от которого человек  даже с сильной волей полностью терял контроль
над собой, затем заставили  написать под  диктовку записку,  а потом помогли
ему залезть в петлю.
     Первый зам министра обороны,  узнав от помощника о неожиданном уходе из
жизни своего заместителя, только вздохнул. "Видит  Бог, --  подумал министр,
-- я этого не хотел... Это ты, Семен, сам меня вынудил..."



     Полковник   Гержа,   несмотря   на  приказ   Савченко  прекратить   все
следственно-розыскные мероприятия,  не стал возвращаться в Москву из Рязани,
где его застал приказ, а снова отправился в Поволжье: его тревожило, что они
с Сухотиным, откинув чеченский след, сделали роковую ошибку...
     Полковник оказался в городе вовремя: в местном  УВД получили наводку на
один  особняк,  расположенный  неподалеку  от  города, и  сейчас  готовились
провести  в нем так называемую зачистку --  задержание  и доскональный обыск
всех, кто  будет  находиться  на  этот  момент  в  доме.  Полковник  упросил
знакомого майора из областного УБОПа взять его с собой на операцию.
     -- Оружие имеешь? --  спросил майор. Гержа  молча отвернул полу куртки,
показывая кобуру со  "стечкиным". --  Давай в автобус к ОМОНу, место есть...
Только, полковник, не лезь на  рожон: наш информатор сообщил, что там  может
до десятка человек с автоматами сидеть. Так что сам понимаешь...
     Спустя   несколько   минут   два  милицейских  "газика",   "Жигули"   с
оперативниками  УБОПа и  автобус со взводом омоновцев выдвинулись  к югу  от
города. Ехали недолго,  километров тридцать. Остановились на обочине дороги,
не доезжая до высокого забора, из-за которого торчала островерхая черепичная
крыша роскошного особняка.
     Гержа увидел  в  автобусное  окно, как вылезшие из "газика" милиционеры
направились  к  воротам  дома, и заспешил к  выходу  из автобуса. Но тут ему
перегородили  дорогу спешно покидающие  автобус  бравые молодцы из  ОМОНа. В
своей  внушительной черной  экипировке,  с масками  на  лицах,  в  касках  и
бронежилетах они выглядели очень устрашающе. Полковнику пришлось  пропустить
их  впереди  себя  и  наблюдать,  как омоновцы,  рассыпавшись  веером  перед
усадьбой, начали постепенно окружать дом по периметру. Гержа  пристроился за
спиной их командира, молодого и крепкого старлея, и вскоре оказался у самого
забора.
     Едва  омоновцы  начали,  подставляя  друг  другу руки, перелезать через
трехметровое ограждение, тут же с той  стороны застучали автоматные очереди.
Откуда-то  сбоку  раздался  негромкий хлопок  --  это  кто-то  из нападавших
подорвал  заряд на воротах. Сделано это было вовремя: сопротивление засевших
в доме нарастало,  и ОМОНу, чтобы не полечь под  стенами  особняка, пришлось
отступить через взорванные ворота, укрыться за ограждением участка.
     Это был  тот  самый  особняк,  куда  три  дня назад  чеченцы  притащили
захваченного  Пастуха и  его  ребят.  Под командованием хозяйничающего здесь
Султана Аджуева оставалось не десять человек,  как думали милиционеры, а все
двадцать:  он,   взбешенный   неудачами   последних  дней   --  потерей  уже
находившегося  в  его  руках контейнера со  штаммом бубонной чумы  и крупной
суммы  денег,  исчезнувших  вместе  с  генералом  Иконниковым,  уничтожением
учебного лагеря и пропажей своего ближайшего помощника Аслана Бораева и  еще
двадцати  боевиков,  --  приказал  собрать  здесь   всех  оставшихся  в  его
подчинении людей, чтобы  в  случае чего оказать  достойное  сопротивление, а
будет возможность -- и отомстить русским за все эти потери.
     Султан не хотел  выглядеть униженным  и разбитым наголову в глазах тех,
кто послал его  в Поволжье, поэтому месть он задумал страшную и эффектную: у
Султана  в  подвале  особняка находился  целый  склад  различных  взрывчатых
веществ  --  от обычного промышленного  динамита  и аммонала до излюбленного
спецслужбами  пластита  и нескольких десятков  мин различного типа.  Все это
Султан  решил немедленно  использовать;  он  хотел  открыть "минную  войну",
посеять страх и ужас по всему Поволжью, взрывая в городах  и поселках  дома,
магазины, автобусы, чтобы затем  со спокойным сердцем отправиться в Чечню за
новыми людьми и деньгами.
     Ни милиционеры,  ни омоновцы,  ни  тем более полковник  Гержа ничего об
этих   планах   не   знали.   Принимая  решение   о   зачистке   дома,   они
руководствовались только скудной информацией, что якобы в окрестностях этого
дома местные жители часто видели подозрительных людей кавказской наружности;
некоторые из них были даже вооружены и почти не скрывали этого.
     Особняк  по  регистрационным документам  принадлежал  одной  из  мелких
коммерческих фирм, номинальным  хозяином которой  являлся  некий  пенсионер,
который  за триста  рублей дал  свой  паспорт на  несколько дней  незнакомым
людям. Мысль  о том,  что здесь могут скрываться остатки чеченского  отряда,
большая  часть которого  была  уничтожена  на  днях  в  заброшенном  поселке
нефтяников, никому  не  приходила в голову.  Если  бы  руководящий зачисткой
майор знал все это, он конечно  же  не полез бы со взводом ОМОНа на рожон, а
подготовился  основательнее и  уж во  всяком  случае  прихватил  бы с  собой
бронетехнику...
     Сейчас, встретившись с  ожесточенным сопротивлением -- по милиционерам,
не жалея патронов, лупили из автоматического оружия  буквально изо всех окон
особняка,  --  нападавшие решали, как им дальше быть:  вызывать подкрепление
или  попытаться  проникнуть в  дом своими  силами.  И тут свое  слово сказал
старший  лейтенант   ОМОНа  Пасько,  командовавший  теми  самыми  орлами  во
внушительного вида экипировке.
     --  Дайте мне  свободу действий, -- сказал он, -- и  через  полчаса мои
ребята  этих, которые в  том доме  борзеют,  уложат или носами  в землю, или
навсегда.
     --  У  тебя  не  так много людей,  старлей, чтобы  ими  рисковать... --
засомневался  майор  Мальцев  из  местного  УБОПа.  Именно  на  майора  было
возложено руководство зачисткой, и он не хотел  терять, пусть даже ранеными,
ни  одного  человека. -- Там слишком плотный огонь, положишь половину людей,
пока окажешься в доме.
     -- Ты что, майор, думай, что говоришь! -- вскинулся в обиде старлей. --
Мне каждый мой боец -- боевой товарищ и друг, я ни одного под дурную пулю не
поведу. Мы пойдем другим путем...
     -- Поделишься каким? -- усмехнулся Мальцев.
     -- Андрей!  -- Вместо  ответа  старлей  махнул  рукой одному  из  своих
бойцов. -- Тащи сюда пару трубок!
     Через  минуту  старлей и  его сержант  стояли, прикрываясь покореженной
взрывом  створкой  ворот;  у  обоих на  правом  плече  лежало по  "мухе"  --
одноразовому гранатомету.
     -- Ну что, майор, даешь добро? -- спросил старлей.
     -- Давай делай как знаешь... -- разрешил Мальцев.
     Омоновцы почти одновременно нажали на пусковые устройства гранатометов.
Одна из гранат, оставляя  за собой  шипящий дымный  след, вонзилась  прямо в
центр роскошной  парадной двери; раздался  взрыв,  в воздух  полетели щепки,
осколки  кирпича  и цветного  витража, бывшего над  дверью.  Вторая  граната
разорвалась  в  окне второго этажа. Сразу  же после  взрыва  оттуда  повалил
густой темный дым, -- видимо, в комнате было чему гореть...
     Все  остальные  омоновцы немедленно  открыли плотный огонь по дому,  не
позволяя  засевшим  там  чеченцам  даже  попытаться  оказать  сопротивление.
Старлей  отбросил на  землю  отслужившую свое "муху" и, перехватив  в  руках
поудобнее штурмовой АКМС,  закричал: "Первое и второе отделение, вперед!" --
и  первым под  прикрытием  огня  своих  бойцов  устремился  ко  входу в дом.
Омоновцы  были  буквально в трех шагах от особняка,  когда из  него  на волю
вырвался бьющий  по  барабанным  перепонкам  гул; наблюдающие  за  домом  со
стороны  видели,   как  особняк  на  мгновение  как  будто  раздулся,  затем
переполнивший его огненный смерч вырвался наружу, разметав на многие десятки
метров в сторону стены и крышу. Бежавших к дому  омоновцев откинуло взрывной
волной назад и покатило, словно пушинки, по земле, и через несколько секунд,
когда  начали  оседать поднявшиеся  в воздух дым и пыль, можно было увидеть,
что на месте  недавно красовавшегося роскошного особняка находится  глубокая
воронка, обрамленная битым кирпичом и остатками взорванного фундамента...
     Самоубийственное  решение  принял сам  Султан.  Он находился  на первом
этаже,  когда  взрывом омоновской  гранаты  ему оторвало  правую  руку;  еще
несколько осколков впились ему в живот, Султан понял, что конец  его близок.
Не желая,  чтобы остальные бойцы, увидев его мертвым, сдались русским и  тем
самым опозорили  и  себя и  его, Султан, превозмогая жуткую боль,  побежал к
лестнице, ведущей к подвалу. Распахнув дверь в комнату, где  был складирован
динамит, он снял с пояса гранату, сдернул с нее чеку и положил "лимонку"  на
ящик со взрывчаткой, затем закрыл глаза и за несколько оставшихся ему секунд
успел прошептать про себя несколько молитвенных слов, обращенных к Аллаху...
     Таков  был конец  чеченского отряда. Ни  один из находившихся в доме не
остался  в живых:  взрывчатки, хранившейся в особняке, было столько, что  ее
хватило бы на десяток таких домов.  Омоновцам,  оказавшимся рядом  с домом в
момент  взрыва,  повезло  больше:  кроме  пары  переломов рук  и  ушибов  от
разлетевшихся от взрыва кирпичей, других потерь они не  понесли. Правда, все
нападавшие были основательно  контужены ударной и звуковой волнами,  но  эта
контузия  вскоре прошла, и к потерпевшим снова вернулась способность слышать
и говорить не напрягаясь...
     Полковник  Гержа,  поняв,  что  теперь  ему в  Поволжье  делать нечего,
вечером того же  дня вылетел обратно в Москву. Если  бы  он знал, что  в эти
часы будет происходить на полигоне "Гамма", он бы ни за что этого не сделал.

     9
     Когда нам  приказали встать  и идти  в глубь  леса, я понял,  что  пора
принимать меры,  а то наши спецназовские "братья по оружию" через пару минут
навсегда уложат нас в здешних болотах...
     Я  прикинул: я мог бы спокойно уложить тех двоих, что были  ближе всего
ко  мне,  хотя  они  и  осторожничали. Я  встретился глазами с Боцманом,  он
показал  мне глазами  на своего: этого,  мол, беру.  Я нахмурился, показывая
ему: не  надо,  подожди.  Он недовольно  повел  плечами:  все-таки  нас вели
убивать... А я  решил,  что  сейчас  самое  время  предъявить нашу  охранную
грамоту, привезенную Голубковым, и подал голос:
     -- Постойте,  мужики! Вы нас приняли не за  тех. Тот, кого  вы оставили
лежать на  поляне, -- генерал из УПСМ. Слышали про такую контору? Ну  вот! А
наш  отряд  подчиняется генералу  Бойко  из  Совета  безопасности...  В моем
внутреннем  кармане  документ, подтверждающий  мои полномочия.  Наверное,  у
вашего командования с крышей не все в порядке, раз вы на своих наезжаете. Мы
же одну с вами работу делаем, а  вы нас в расход собрались пустить. Но мы не
в обиде... Как, ребята?..
     Я  посмотрел  на  своих.  Док ответно  ухмыльнулся,  остальные  ожидали
развития ситуации,  вернее, моей команды. Думаю,  мы  бы  их сделали,  но уж
больно обидно было: свои же! К счастью, по всей видимости, моя речь возымела
какое-то  действие: не то что в жестах сопровождавших нас  ребят поубавилось
решимости, нет. Они по-прежнему молча вели нас по лесу,  лишь изредка бросая
вопросительные взгляды  на замыкавшего нашу  цепочку  коренастого мужика лет
под сорок -- наверно,  он и был командиром  их группы.  Так вот,  изменилось
вдруг что-то в этом самом мужике.
     -- Стоять! -- неожиданно приказал командир. -- Руки за голову!
     Да, опыт, пожалуй, у него был -- не зря он нас опасался. Однако мы даже
с удовольствием подчинились его приказу: лучше стоять на  месте с задранными
руками,  пусть  и под дулами компактных пистолет-пулеметов "кедр",  чем идти
навстречу своей смерти...
     Командир подошел ко мне, стараясь не касаться моего тела, залез  мне во
внутренний  карман  куртки, извлек оттуда  листок  Голубкова  Он внимательно
прочел  документ  и задумался.  По всей  видимости,  в подлинности документа
сомнений у него не было.
     -- Возвращаемся! -- приказал он и таким же макаром -- гуськом, руки  за
головой -- повел нас назад, к той поляне, на которой остался  лежать лицом в
траву Голубков
     Когда мы  оказались  на поляне, коренастый снова положил нас ничком  на
землю,  и  наступил черед Константина Дмитриевича. Командир дал знак поднять
его и отвести в сторону. Я  лежал  с краю, земля холодила, я еще подумал: не
подхватить   бы  какую-нибудь  простуду,  но  были  у  меня  в  том  и  свои
преимущества -- я слышал весь их разговор.
     --   Предъявите   ваши  документы!   --   сказал   Голубкову   командир
спецназовцев.
     "Суки,  -- подумал  я,  --  про  документы  надо было с  самого  начала
спрашивать, а не  тащить  всех сразу в лес. Хотя,  быть может,  это  и  есть
высокий  профессионализм, когда приказ  выполняется без всяких  рассуждений,
четко и точно. Ну  как бы ты сам поступил, окажись на месте этого командира?
То-то  и оно... Уж наверняка не стал бы документы спрашивать...".  Приказано
-- сделал, а потом уж разбирайся.
     Голубков спокойно  достал свою генеральскую  корочку,  развернул  ее  и
продемонстрировал  командиру  группы  захвата.  На  снимке  в  удостоверении
Константин Дмитриевич был сфотографирован  при полном параде: в генеральском
мундире,  с  несколькими  орденскими   планками.   Удостоверение  начальника
оперативного отдела  УПСМ, подписанное самим президентом,  произвело  нужное
впечатление; командир  уже не  смотрел так  презрительно-строго,  и  тон его
значительно смягчился.
     -- Вы понимаете, товарищ генерал,  что я  не могу не выполнить отданный
мне приказ?.. -- сказал спецназовец Голубкову.
     -- Да, я отлично  понимаю положение,  в котором вы оказались, --  мягко
ответил  Константин  Дмитриевич.  Мы  все  напряженно  прислушивались  к  их
разговору:  от  того,  чем  он  закончится,  можно  сказать,  зависела  наша
судьба... -- Но это положение можно исправить. Если вы дадите мне полчаса, я
буду в силах оказать вам помощь.
     -- Помощь? -- удивился командир. -- Нам?
     --  Да, помощь.  И именно вам.  Ведь это вам необходимо  сейчас принять
правильное решение, чтобы не сделать непоправимую ошибку... Вы документы мои
видели?  Как старший начальник,  я могу просто отменить предыдущий приказ, и
вы  обязаны будете мне  подчиниться. Но  я пойду  другим путем.  Я  хочу вас
убедить.  Для этого  давайте воспроизведем логику всех предыдущих действий в
этой операции. Не возражаете?
     -- Никак нет! -- гаркнул спецназовец, и это мне уже понравилось.
     --  Вот уже вторые  сутки всем спецслужбам поручен  поиск и уничтожение
особо  опасной  террористической группы,  в  руках  которой может находиться
оружие массового  уничтожения.  Моя группа первая обезвреживает террористов,
еще  в  Поволжье.  Но  высокопоставленные  люди  в  Министерстве обороны, от
которых  много  чего   зависит  и  которые,  возможно,  напрямую  связаны  с
похищением этого оружия, желают как можно скорее замять скандал, связанный с
пропажей, и делают все,  чтобы на  мою группу началась повсеместная охота...
Вследствие  чего  вашей  группе  дается  наводка  на  моих   ребят,  которые
возвращаются в  Москву, -- кстати, после успешно выполненного ими задания...
Кого  будут винить в  случае ошибки?  Конечно  же  вас --  непосредственного
исполнителя.  Я знаком кое с кем из вашего руководства. Вы знаете полковника
Кузнецова? Свяжитесь с ним, и он подтвердит мои полномочия...
     --  А  полномочия  этих  людей  он  тоже  подтвердит?  --   по-прежнему
недоверчиво спросил командир.
     -- Нет конечно же, --  улыбнулся  Голубков, -- вы  же  прекрасно знаете
специфику  спецслужб: лишней  информации никому! О том,  что поручено именно
этой группе, знают только генерал-полковник Бойко и  я. Если желаете, я могу
связать вас  с Советом  безопасности,  и  Бойко подтвердит, что эти  люди не
являются террористами, а выполняют задание Совета безопасности...
     -- Ну  ладно...  -- сказал контрразведчик после недолгого  раздумья, --
полчаса у нас есть. Сначала позвоним полковнику Кузнецову...
     Это  была  моральная победа!  Голубков  сумел-таки  внести  сомнения  в
служивую  душу  командира  спецназовцев, убедить его  не  подчиняться  слепо
приказам сверху, не уяснив для себя всех обстоятельств дела. В конце концов,
не  палачи  же  они! Для расстрела своих без суда  и следствия должны  быть,
согласитесь, достаточно веские основания...
     Командир  спецназовцев  достал телефон  и  нажал кнопку вызова,  затем,
убедившись в том, что нужный абонент на связи, сказал:
     -- Сокол, я Синица. Возник один вопрос...
     -- Какой,  к чертям собачьим, может быть вопрос,  Синица?! --  удивился
Кузнецов. -- Ты выполнил приказ по уничтожению террористов?
     -- Никак  нет.  В  момент  захвата  с  этой группой  находился  генерал
Голубков.  Он утверждает, что  те, кого мы принимаем за террористов,  -- это
его люди...  Я  счел, что в данной  ситуации я обязан получить подтверждение
приказа о ликвидации.
     Командир  спецназовцев  надолго  притих  --  видимо,  ждал,  когда  его
собеседник выйдет из состояния задумчивости.
     -- Голубков у тебя далеко, майор? -- наконец спросил Кузнецов.
     -- Рядом.
     -- Дай ему трубку...
     Командир передал мобильник генералу.
     -- Привет,  Василий!  Извини за утро...  --  сказал Голубков как  можно
более дружелюбным тоном.
     -- Ну ты и жук, Костя! -- обиженно отозвался Кузнецов. -- Что же ты мне
голову  морочил?  Не  мог сразу поставить в известность? Знал же, что людьми
рискуешь...
     -- Если  бы мог, то поставил  бы, -- сказал Голубков. -- Мне тоже ребят
своих под твоих  орлов подставлять  резона  не  было. Поверь, по-другому  не
получалось. Еще раз извини. Теперь, надеюсь, все стало на свои места и можно
считать инцидент исчерпанным?
     -- Ох, Костя, не все так просто... -- вздохнул Кузнецов. -- Если бы это
только  от меня зависело!  Тут генерал-лейтенант Савченко  командует. У тебя
хоть  какие-то полномочия  есть,  чтобы  мне  в  случае  чего твоих ребят от
Савченко прикрыть?
     --  У них  есть официальное  подтверждение от генерала Бойко, чего тебе
еще  надо? Пусть  Савченко сам  звонит в  Совет безопасности, если  ему  так
неймется. А я ему своих ребят в обиду не дам! И ты мне в этом должен помочь!
Мы ж с тобой разведка, а не солдафоны...
     -- Ладно, Костя, не кипятись, разберемся... Погоди только минутку, надо
подумать. Дай-ка мне моего Жукова...
     Голубков передал трубку командиру.
     --  Вот  что,  майор...  -- сказал  Кузнецов, -- приказ  о ликвидации я
отменяю;  кажется, здесь мы и вправду чуть в дерьмо не залезли по самые уши.
Я попробую тут все прояснить, а ты свяжись со мною через десять минут, тогда
скажу, что дальше делать будешь.
     -- Есть связаться через десять минут! -- с видимым облегчением произнес
Жуков и  отключил  мобильник. Затем майор повернулся к нам и  сказал  фразу,
которую я так надеялся услышать: -- Вольно! Всем встать и оправиться!  --  и
заржал вместе  с нами,  довольный  своей  достойной прапорщика  из  анекдота
шуткой.
     Мы бодро повскакали на ноги.
     -- Да, давно я так весело не жил! -- сказал Артист.
     -- А ты еще вон орлам  спасибо скажи...  -- буркнул Муха. -- За то, что
они нас чуть не шлепнули.
     -- Да чего там,  и не такое бывает,  -- заступился за  контрразведчиков
Док. -- И мы когда-то ошибались.
     -- Ладно, забудем! -- поставил точку в разговоре Пастух и протянул руку
майору.
     Тот крепко пожал ее. Глаза Жукова глядели без какого-либо сожаления: он
честно выполнял свой воинский долг.
     Сейчас и ребята Пастуха это отлично понимали...



     Полковник  Кузнецов  не стал  звонить  генерал-лейтенанту  Савченко  --
авторитета Константина Дмитриевича ему было вполне  достаточно. Но полковник
хотел  понять: как же так вышло,  что он  и его люди  оказались столь  круто
подставлены. После  некоторого размышления он сделал  вывод:  причина ошибки
исходит от Савченко.  Это именно ему было выгодно выставить группу Голубкова
в  черном  свете.  Почему?  Вот это-то и следовало понять... Кузнецов вызвал
порученца и попросил его быстренько выяснить, где сейчас находится Савченко.
Когда через пару минут порученец доложил, что генерал-лейтенант срочно отбыл
на полигон "Гамма",  полковник окончательно убедился в своих подозрениях. По
всем раскладам генерал должен был бы сейчас находиться в Москве и руководить
операцией  по возвращению  контейнера  на  прежнее  место,  а  вместо  этого
Савченко  бросает  все свои  дела и  мчится  туда,  где ему  быть  вовсе  не
обязательно. Странно, очень странно...
     И что еще  очень сильно напрягло полковника, так это то, что  Савченко,
скинув на  контрразведку все  заботы о поиске  опасного контейнера  и поимке
"террористов",  ловко  умудрился отойти  в сторону от любой ответственности;
ведь если  бы не Голубков,  то впоследствии именно контрразведчикам пришлось
бы отдуваться за такую грубую ошибку...
     Кузнецов снял трубку  внутреннего телефона  управления  и нажал  кнопку
вызова под первым номером.
     --   Слушаю!  --  откликнулась  трубка  голосом  начальника  управления
генерал-лейтенанта Тимофеева.
     --  Товарищ  генерал,  это  полковник Кузнецов,  у  меня  есть  срочное
сообщение...
     После  того,  как  полковник  кратко  обрисовал  сложившуюся  ситуацию,
Тимофеев спросил:
     -- У вас есть какие-нибудь соображения по этому поводу?
     -- Выводы  пока  делать преждевременно,  товарищ  генерал-лейтенант, --
ответил Кузнецов,  --  но  мне  кажется,  что генерал-лейтенант Савченко  по
неизвестным мне  пока причинам вводит нас  всех в заблуждение...  Хорошо  бы
выяснить, для чего ему нужна эта игра...
     -- Вы упомянули, что давно знакомы с генералом Голубковым... То, что он
служит в  УПСМ,  говорит о многом,  но  эта  служба,  вы сами  это прекрасно
знаете,  часто  переходила  нам  дорогу. Не кажется  ли  вам,  что  и сейчас
происходит нечто подобное?
     -- Никак нет, товарищ генерал, это исключено!
     --  Ладно,  согласен, сейчас не  время  для выяснения  межведомственных
отношений... Скажите, вы доверили бы Голубкову своих людей?
     -- Да, -- не задумываясь, ответил Кузнецов.
     -- Ну что ж... Скорей всего, сейчас генерал Голубков лучше нас  с  вами
разбирается  в сложившейся ситуации.  Тем  более ему на месте легче  принять
принципиально верное решение. Что ж, раз так  все  вышло,  передайте  группу
Жукова в подчинение генералу Голубкову. Только поставьте одно условие: Жуков
обо всех своих дальнейших действиях будет сообщать и вам, полковник.
     -- Понятно, товарищ генерал-лейтенант, будет сделано!
     -- Тогда все. Держи меня в курсе.
     --  Есть! --  Кузнецов  положил трубку  на  рычаг  коммутатора.  Вызвал
порученца, и приказал: -- Живо связь с Жуковым!..
     И уже через несколько секунд он слышал голос майора.
     -- Слушаю!  -- сказал тот,  и Кузнецову словно  передался  азарт  этого
всегда заряженного на дело служаки.
     -- Вот что, Жуков... Вы  поступаете в распоряжение генерала  Голубкова.
Обо  всех  дальнейших  действиях  докладывать   немедленно   мне  лично.  По
возвращении -- сразу ко мне с подробным рапортом. Все понятно?
     --  Так  точно,  товарищ  полковник,  есть,  поступить  в  распоряжение
генерала  Голубкова!  --  Как  настоящий военный человек,  майор  не проявил
никаких  эмоций  по  поводу  такого  приказа;  просто,  окончив  разговор  с
начальством, он отключил  связь, повернулся  к Голубкову и произнес: --  Жду
ваших дальнейших указаний, товарищ генерал-майор.
     -- Отлично! -- Голубков, честно говоря, не ожидал,  что все  так удачно
повернется. -- У тебя сколько человек, майор?
     --  Двенадцать здесь, двое с вертолетом  в трехстах метрах за поворотом
дороги. Я пятнадцатый.
     -- Сергей! -- Голубков повернулся к Пастухову, который вместе со своими
ребятами  и  недавними   конвоирами  спокойно  сидел  на  травке,   поджидая
дальнейшего развития событий. -- Покажи на карте, где вы закопали контейнер.
Мы сейчас с  майором за ним полетим, а вы берите мою  "Волгу" -- и в Москву,
по домам.
     Пастух и его ребята недоуменно переглянулись.
     -- Не  понял,  Константин Дмитриевич...  --  Пастух встал  и  подошел к
Голубкову.  --  По  каким  таким  домам?  Раз  мы  это дело  начали,  нам  и
заканчивать!
     -- Ну  ты сам  посуди, Сергей...  -- Голубков говорил  мягко,  стараясь
никого не  обидеть. -- Все, что вы могли сделать, вы  уже сделали. И  за это
вам огромное спасибо! Мне  переподчинили спецназ, так что  за дело можешь не
волноваться. Осталось решить лишь технические  вопросы; мы с майором как раз
ими и займемся.
     -- Это какими же? -- поинтересовался Пастух.
     -- Заберем контейнер и отвезем туда, где ему надлежит быть.
     -- А те, кто отдал приказ о нашей ликвидации? Они же могут вам помешать
точно  так же,  как  пытались помешать нам, -- возразил  Пастухов.  --  Нет,
Константин  Дмитриевич, так  дело не пойдет! Или  мы летим с вами, или мы за
этим контейнером отправимся сами, без вас...
     -- Да ты у ребят своих сначала спроси, хотят ли они продолжать, а потом
будешь  мне условия ставить... --  слегка осерчал Голубков. --  Ты же,  черт
побери, в отпуску! Ты совсем не обязан...
     --  Ребята,  вы как? --  повернулся Пастух к своим, довольно  невежливо
перебив генерала.
     -- Я в деле однозначно! -- немедленно откликнулся Артист.
     -- И я! -- вскочил на ноги Муха.
     -- Странный вопрос, командир! -- усмехнулся Док. -- Куда ты, туда и мы.
     -- Точно! -- заключил Боцман.
     -- Ну вот видите?! -- улыбнулся Пастух,  поворачиваясь к  Голубкову. --
Стало быть, без нас никак нельзя обойтись...
     -- Ну что мне с вами делать?! -- Генерал не смог удержаться от ответной
улыбки. -- Но учтите,  командую здесь я и  в дальнейшем требую выполнять все
мои приказы!
     -- Есть, товарищ генерал! -- весело согласился Пастух.
     -- Майор, где там твой вертолет? -- спросил Голубков у Жукова. -- Давай
вызывай...



     ...Всей командой  мы  загрузились в десантный  Ми-24 и взяли курс на то
место,  где   неподалеку  от  Пензенского  шоссе  мы  припрятали  бочку   со
смертоносным штаммом. Лететь получилось совсем немного, во всяком случае, по
земле мы добирались куда дольше.
     Генерал Голубков  был отчасти прав,  когда  говорил, что  в  истории  с
контейнером  осталась лишь одна, достаточно  банальная  техническая  задача:
доставить контейнер на прежнее  место. Но, памятуя о том, что в этой истории
с самого начала  было так много непонятных  вещей, вполне могло статься, что
эта техническая задача превратилась бы в боевую... Что-то все время говорило
мне об  этом, но я никак не мог ощутить, откуда на  этот раз  может исходить
опасность.
     Мы легко  отыскали  припрятанный контейнер и, воспользовавшись  теми же
лопатками, которыми его закопали -- они были спрятаны тут же, неподалеку, --
быстро извлекли его на свет божий. Один из бойцов Жукова принес из вертолета
заранее припасенный большой эластичный мешок из какой-то то ли резины, то ли
стеклоткани; потом, помогая друг другу, натянули мешок  на бочку.  Затем тот
же боец --  наверное, у  него  была спецподготовка  по такого рода делам  --
вынул из кармашка своей  боевой  жилетки тюбик с каким-то  клеем,  тщательно
промазал  им края  мешка,  крепко  сжал их и, убедившись,  что герметичность
упаковки обеспечена, сказал, что теперь контейнер можно транспортировать.
     -- А если  мешок  порвется  или  его, не дай  бог,  пулей  заденет?  --
полюбопытствовал Артист.
     -- У этой ткани есть  одна  интересная особенность... -- как на лекции,
пояснил спецназовец, -- дырки от, скажем, пули затянутся в доли  секунды. Ты
ее хоть топором руби, ей все  будет нипочем. Российское ноу-хау, гордись! По
секрету, такую ткань сейчас наши диверсанты используют для надувных лодок.
     -- Класс! -- цокнул в восхищении  Артист.  --  Вот бы  штаны  сшить! Ну
теперь я спокоен! Понесли, что ли?..
     Мы положили бочку на лаги и потащили ее к вертолету.
     Через   минуту   наша    "вертушка"   с   сорокакилограммовым    грузом
бактериологической смерти  на  борту  уже летела  по направлению  к полигону
"Гамма".
     Все, кто находился сейчас в вертолете, были конечно же опытными людьми.
Я  ни в коей  мере не сомневался  в  уровне подготовки  тех, кто еще недавно
участвовал в  нашем  захвате, отличные ребята  подросли. Но все-таки считал,
что нашей  пятерке по  слаженности  и  умению действовать в самых запутанных
ситуациях не  было равных. И это  мое  убеждение  было  еще  одним доводом в
пользу  того, чтобы мы тоже сопровождали  чертову бочку, доставившую нам  за
последние дни так много хлопот.
     А  вообще-то был и еще один довод в пользу того, чтобы оказаться в этом
вертолете.  Я  не  стал  выкладывать  его  Константину  Дмитриевичу,  но  он
оставался где-то в глубине моей подкорки. Константин Дмитриевич мог бы его и
не понять, а я вспоминал  об этом самом доводе  уже не  один  раз:  конечно,
контейнер с опасным штаммом  отодвинул на задний план все наши личные дела и
проблемы, но и забыть о том, что у нас всех пятерых на берегу Волги остались
вещи, документы, наши  с Мухой машины, я  просто не мог. Поэтому и сидела  в
голове мысль о возвращении к тому месту, где все для нас началось, -- мы как
раз этим сейчас, пускай и косвенно, но занимались...
     Но Голубков,  казалось,  читал мои мысли -- он наклонился к моему  уху,
чтобы перекричать шум лопастей вертолета, и спросил:
     -- Слушай, Сергей, а может, мы вас все-таки высадим где-нибудь в районе
вашего лагеря, а? Это ведь не дело, что все ваше добро там  столько  времени
без присмотра...
     -- А почему вы думаете, что  наши вещи и документы  могут  быть там? Я,
Константин Дмитриевич, наоборот, уверен в обратном: те бандиты, у которых мы
побывали  в гостях, наверняка их сразу же к рукам  прибрали. У меня же тачка
приличная была, уж мимо нее они вряд ли прошли! И потом, незачем им было там
следы оставлять: ни за собой, ни за нами. Они же  как думали: возьмем,  мол,
этих лохов, припугнем, а  если что --  замочим. Нет,  наши вещички наверняка
вместе с  нами тогда в дом к  этому Султану  увезли. Хотя... -- Я перегнулся
через  генерала  к Мухе:  --  Олег, ты когда в  гараже чеченский "лендровер"
смотрел, мою тачку там случайно не видел?
     --  Не, командир, ее там  точно не было, --  уверенно ответил  Муха, --
иначе я бы ее взял, а не "лендровер" этот.
     "Интересно, --  подумал я, -- а куда же ее тогда чечены погнать  могли?
Во дворе ее  тоже не было, в  учебном лагере -- тем  более... Может, у них в
самом городе какая-нибудь запасная "малина" имелась? А вот  это выяснить как
раз не мешало бы... Но  это после  того,  как мы контейнер вернем; не след о
своем барахле думать, когда тут такое дело еще не закончено..."
     -- Ну что, Сережа, о чем задумался? -- прервал мои мысли генерал.
     --  Да  так,  ерунда всякая...  --  отделался  я  от  ненужного  сейчас
разговора. -- Лучше объясните мне, как же так могло получиться, что вам этих
орлов подарили. -- Я кивнул в сторону спецназовцев.
     --  А  вот  это, Сергей,  большой секрет... --  Голубков улыбнулся.  --
Надеюсь, ты не  против того, что они  нам помогают? Уверен, что после  конца
операции вы всегда успеете  с ними  славой поделиться... А может,  так  дело
повернется, что когда-нибудь еще вместе поработать придется.
     --  Ну  что  ж,  мы  не  против.  Ребята отличные.  А  насчет  славы...
Константин Дмитриевич, мы ж не славы ради, сами, чай, знаете!
     -- Да знаю,  знаю! -- успокоил меня Голубков. Да и то сказать, кто-кто,
а он знал всех нас как облупленных.
     Слава... Эта штука очень  опасна для молодой, неопытной души... Сколько
хороших  людей предали из-за  нее  самих себя!  Сколько  судеб она поломала,
сколько биографий вывернула  наизнанку! Стремиться к  славе -- значит хотеть
всеобщей известности, ждать от  незнакомых тебе людей поклонения и любви. Но
никому  из нас  это  не нужно, достаточно того,  что нас любят и уважают те,
кого мы сами тоже любим и уважаем.  Взять хотя бы нашу пятерку: разве станем
мы доверять  друг  другу  больше,  если  о  наших  подвигах  станут писать в
газетах? Конечно же  нет. Я даже больше скажу: таким профессионалам, как мы,
слава только помешает делать свою работу. "Бойцы  невидимого  фронта" -- так
часто говорят о разведчиках. О нас такое тоже можно было бы сказать. Хотя...
возможно, допускаю, что Артист, например, может и  хотел бы прославиться. Но
только на сцене! А это уже совсем из другой, как говорится, оперы.
     Нет, слава -- это точно не для нас; слава -- это гордыня, один из самых
страшных смертных  грехов.  Конечно,  можно гордиться своей Родиной, детьми,
профессией -- но только не самим собой; все это суета сует...
     Но  я так и  не  успел  додумать  эту  тему  до  конца хотя и обнаружил
неожиданно для себя, что они меня очень волнуют...
     -- Подлетаем к заданному квадрату, --  услышали мы усиленный микрофоном
голос пилота "вертушки". -- Готовность пять!
     Слово "пять" означало, что через пять минут  мы будем  в точке высадки.
Спецназовцы по привычке ощупали  себя, проверяя свое снаряжение. Нам, у кого
не было ничего, кроме собственной одежки, достаточно было просто  привести в
порядок свои мысли, чтобы в любой момент быть готовыми к любым событиям.
     Вертолет сделал  два крутых виража  над местом высадки, а затем,  резко
клюнув  носом,  быстро  пошел  на  посадку. По тому,  как действовал летчик,
нетрудно  было  догадаться,  что  он  наверняка  прошел  Афганистан  или еще
какую-нибудь  "горячую  точку":  именно так  можно было избежать прицельного
обстрела  при  посадке; и пусть сейчас по нас  никто  не  стрелял,  привычка
действовать  по-боевому укоренилась  в летчике навсегда.  Это, кстати, может
взять  на заметку  любой интересующийся: хороший пример  к  разговору насчет
того, почему обстрелянный солдат всегда гораздо лучше необстрелянного...
     Мы  сели прямо  на  полигоне  --  об этом легко можно было  догадаться,
посмотрев в иллюминатор вертолета. Наша  "вертушка" стояла на  краю большого
пустыря, по  дальней  стороне  которого шла густая  стена колючей проволоки.
Метрах в двухстах  от  нас стояли несколько двух-  и  трехэтажных  кирпичных
домов. Людей нигде видно не было В иллюминаторе напротив я увидел два ржавых
остова, некогда бывших  "Уралами" -- трехосными грузовиками,  которые обычно
использовались  различными  армейскими  службами   в  качестве  тягачей.  Их
помятые, с выбитыми стеклами кабины красноречиво говорили о том, что полигон
уже давно законсервирован -- иначе этот  лом  не торчал бы здесь вот так, на
самом виду. Невдалеке, свесив лопасти, стоял Ми-8, сиял свежей краской, но я
не  удивился.  Несмотря  на майские  дни,  зелени  на  полигоне было  совсем
немного; земля  тут была голой и какой-то серо-сиреневой, словно  ее  многие
годы подряд регулярно поливали какой-нибудь особо едкой химией.
     "Да,  об  экологии здесь никто и никогда  не  думал.  Умертвили местные
спецы природу-мать, и видно сразу -- постарались на славу. Экспериментаторы,
мать их! Теперь здешняя местность годится лишь на натуру для съемок фильма о
конце света..." -- мелькнуло у меня в голове. Но самым  странным и  пугающим
было отсутствие людей, здесь должна быть и обслуга, и подразделение охраны.
     --  Майор,  бери  своих  ребят,  и прочешите  все  вокруг,  -- приказал
Голубков,  -- надо  найти хоть  кого-нибудь  из местного  начальства,  чтобы
оформить все  честь по чести. А я  пока  тут  со своими людьми у  контейнера
останусь. Связь через летчика будем держать.
     --  Есть  найти  начальство!  --  повторил приказ Жуков. --  На  выход,
вперед! --  крикнул  он своим  и  первым спрыгнул на  жуткую  землю полигона
"Гамма".



     Леонид  Иванович  Савченко  сидел  на  втором этаже  штаба  "Гаммы",  в
кабинете, который еще недавно принадлежал коменданту полигона генерал-майору
Иконникову.  Он  поджидал,  когда  техники подготовят  к  вылету  его личный
вертолет.
     Ему  уже  сообщили о  неожиданной  смерти генерала  Степанова, и сейчас
Савченко напряженно размышлял о том, кто теперь займет освободившееся место.
Конечно,  было бы неплохо, если  бы должность замминистра досталась  ему, но
Леонид  Иванович понимал, что в свете чуть ли не разразившегося  на весь мир
скандала ему этот пост вряд ли светит.
     "Эх,  на своем бы  кресле  усидеть... --  подумал он. -- Интересно, сам
генерал  из  жизни ушел  или  ему  помогли?  Как-то  уж  очень  странно  все
случилось... А ведь теперь за  полигон отвечать некому будет, -- мелькнула у
него неприятная  мысль, -- один я из руководства остался, стало быть, с меня
и все взятки..."
     Эта последняя мысль  настолько поразила его своей очевидностью,  что  у
Савченко сразу закололо в области сердца. Невроз  передался  и в  руки:  они
сразу вспотели и начали заметно подрагивать мелкой, неприятной дрожью.
     "Ничего, отобьемся... -- попробовал успокоить себя Леонид  Иванович, --
не в первый раз рядом с плахой ходим... Главное, что здесь на полигоне я уже
все успел подчистить".
     В   кабинет  вошел   капитан  Титов,  командовавший  взводом  спецназа,
прибывшего на "Гамму" вместе с Савченко.
     -- Товарищ генерал-лейтенант, на территорию полигона чья-то  "вертушка"
села, -- доложил он.
     -- Как  это --  села?! --  возмутился  Савченко. --  Здесь что  парк  с
каруселями? Здесь строго секретный военный объект! Почему допустили посадку?
     -- Мы дали запрос "свой-чужой" по категории А...
     -- И что, вертолет подтвердил?
     -- Так  точно, им и пароль, и код наш  известен,  -- кивнул капитан. --
Наверное, это кто-то из нашей конторы...
     -- Мне наплевать, откуда прибывшие! -- нахмурился Савченко. -- Я же вам
ясно сказал: посторонних не допускать. А  посторонним считается каждый, кому
я персонально  не разрешил совать  сюда свой нос! Так что, надеюсь, капитан,
вам ясно, что вы должны будете сделать дальше?
     -- Что? -- не понял Титов.
     -- Гнать этих непрошеных гостей к такой-то маме! -- заорал Савченко.
     -- Но  у  них  могут быть полномочия,  которые...  --  Капитан  пытался
уточнить, как далеко могут простираться его действия.
     --  У кого какие полномочия,  здесь  решаю  только я!  --  перебил  его
генерал, -- Приказываю вам  немедленно очистить полигон!  Любыми средствами!
Или вам надоело  служить под Москвой? Могу помочь в переводе куда-нибудь под
Гудермес...
     Титов  мертвенно  побледнел от  последних  слов  генерала, но  смолчал.
Савченко  не  знал, что капитан  совсем  недавно вернулся  из командировки в
Чечню, потеряв в своем подразделении четверых человек. Но дело было даже  не
в потерях, от этого никто на войне не застрахован...
     Рота Титова проводила плановую зачистку очередного села, когда у одного
из  домов подорвался  головной БТР.  Капитан под горячую руку приказал своим
бойцам не церемониться  с  местными  и  -- кровь из  носу -- найти тех,  кто
сделал на дороге  закладку со  взрывчаткой. Бойцы, озлобленные смертью своих
товарищей,  начали  работать так  жестко, что  местным жителям  после  такой
зачистки пришлось оплакивать двенадцать своих односельчан... История об этом
попала в западную прессу; подразделение капитана немедленно вывели из Чечни,
на него самого и нескольких его солдат военная прокуратура открыла уголовное
дело.
     Армейская карьера капитана  повисла в  воздухе на очень-очень тоненькой
ниточке: в лучшем случае грозило увольнение без всякой компенсации, в худшем
--  ему могли  дать срок, если бы прокуратура смогла  доказать,  что  мирные
жители были убиты по его приказу.
     Нынешняя  командировка  была  для  Титова  несколько  неожиданной:  ему
позвонил  начштаба  и приказал  отобрать  тридцать  самых лучших  бойцов для
срочного  и  ответственного  задания. Капитан,  находившийся  в  подвешенном
состоянии, обрадовался: начштаба, который явно благоволил  ему, давал Титову
возможность проявить себя с положительной стороны и тем самым доказать,  что
он хороший служака, расставшись с которым армия сама останется в убытке...
     -- Поступаете в распоряжение генерал-лейтенанта Савченко, -- сказал ему
начштаба,  --   задание,  насколько  я  могу  судить,  несложное,  но  очень
ответственное. От того, какую аттестацию даст вам по возвращении генерал, во
многом  будет  зависеть ваша дальнейшая судьба.  Так  что  хоть землю  носом
ройте, но чтобы Савченко остался доволен. Вам все понятно?
     -- Так точно! -- козырнул капитан своему начальнику штаба. -- Разрешите
отбыть на аэродром?
     -- Выполняйте... -- ответно отдал честь начштаба.
     В тот  же вечер маневренный отряд Титова в количестве  тридцати бойцов,
экипированный,  как  будто   они  отправлялись  в  глубокий  тыл  врага  для
проведения диверсионного рейда, вылетел на предоставленном Савченко самолете
в  Поволжье. За полтора  дня, прошедших  после прибытия  отряда на  полигон,
ничего  существенного  здесь  не  произошло.  Капитан  обеспечивал  надежное
оцепление  объекта  на дальних  подступах: Савченко же с  приехавшими с  ним
прапорщиками все время  где-то пропадал,  появляясь  только  для того, чтобы
наскоро перекусить. И  вот теперь,  когда  до конца командировки  оставались
считанные часы, на беду Титова, какая-то нелегкая принесла эту "вертушку"...
     -- Вы  что, не поняли приказа?  -- Генерал уже не кричал, но тон его не
обещал капитану ничего  хорошего. --  А мне ваши командиры  охарактеризовали
вас как исполнительного, надежного офицера. Неужели они ошибались?..
     -- Никак  нет,  я все понял!  Разрешите выполнять, товарищ  генерал? --
встрепенулся Титов, желая загладить свою нерешительность.
     -- Ступайте!  -- разрешил Савченко. -- Даю  вам пятнадцать минут, чтобы
на полигоне не осталось никаких посторонних!
     --  Слушаюсь!  --  снова  рявкнул  капитан,  отдал  честь  и выбежал из
кабинета.



     Майор  Жуков  в  сопровождении  двух своих  бойцов  (остальные цепочкой
рассеялись в поисках местного персонала) уже приближался к административному
зданию  полигона, когда  навстречу  ему выбежал  капитан.  За Титовым бежали
пятнадцать его спецназовцев с автоматами на изготовку.
     --  Стоять!  --  закричал  капитан  Жукову.  --  Приказываю  немедленно
покинуть этот объект!
     --  Послушай, коллега... -- обратился Жуков к капитану. Ни  у тех, ни у
других    спецназовцев   не   было   знаков    различия;   лишь   экипировка
контрразведчиков была чуть  побогаче. При виде набежавших бойцов  майор даже
не напрягся: он считал, что все так и должно быть. Сейчас его проверят и все
станет на свои места...  Поэтому  тон у  него был достаточно добродушный. --
Мне  нужен  здешний комендант или  кто-нибудь,  кто  тут местным  хозяйством
заведует. Мы там, -- Жуков мотнул головой в сторону "вертушки",  -- привезли
контейнер, который недавно чеченцы отсюда похитили... В общем, надо оформить
возвращение. Если ты тут  командуешь,  то пошли  со  мной.  Только документы
сначала предъяви на всякий случай...
     -- Какой, на хрен,  контейнер! -- снова  закричал  Титов. Ему  очень не
понравилось,  что  Жуков никак не прореагировал на его  бойцов.  "Крутого из
себя строит, ну-ну, сейчас  мы поглядим, какой ты крутой..." -- подумал он и
приказал своим: -- Гоните этих к "вертушке"!
     -- Э-э, не борзей, командир!.. -- попытался осадить  его Жуков. -- Мы ж
вам помогаем...
     Вместо  ответа  Титов  дал  короткую  очередь  из   своего   штурмового
"Калашникова".  Пули  взметнули  столбики  пыли  у  самых  ног  майора.  Тот
усмехнулся и переглянулся со своими бойцами.
     -- Что  ж,  видно,  по-хорошему  с вами поговорить  не  получится... --
сказал  Жуков.  -- Ладно, командир, ты  не баба, чтобы я  тебя уговаривал...
Пошли! -- Майор махнул рукой своим и медленно направился к стоящему метрах в
ста от них вертолету.
     -- Стоять! -- окликнул их капитан. Если сначала он просто хотел загнать
гостей  в  вертолет,  то теперь  не на шутку обиделся: его,  боевого,  можно
сказать,  офицера, не  принимают всерьез! Да кто  эти  люди,  что  они  себе
позволяют?!  Жуков словно не  слышал его, так же неспешно продолжал шагать к
вертолету. На окрик Титова он даже не оглянулся.
     -- Стоять! -- закричал капитан. -- Еще шаг -- и я прикажу открыть огонь
на поражение!
     Жуков и его спутники остановились: опыт говорил им, что в данном случае
лучше подчиниться. Втроем на открытом месте им было не справиться с полутора
десятком вооруженных и, судя по всему, хорошо обученных солдат.
     -- Арестовать! Изъять оружие и средства связи!
     Титов отдавал распоряжения, которые его солдаты немедленно выполняли, и
при всем том у него было ощущение, что он делает что-то не то, что он совсем
не  контролирует  ситуацию.  Капитан изо  всех сил  хотел  выполнить  приказ
Савченко, хотя и сознавал, что  исполнить  его можно, только  применяя самые
жесткие меры -- вплоть до открытия огня на поражение... Но эти люди, судя по
всему, прилетели сюда со вполне оправданной целью, -- и Титов, оказавшийся в
логическом тупике, заметался, силясь найти правильное решение.
     По правде говоря, капитан был  хорошим служакой,  но особым интеллектом
не  отличался; поэтому  принять единственно  разумное решение он  сейчас был
просто  не  в  силах...  Стараясь   действовать  соответственно  полученному
приказу, Титов вынужден был выбирать конфликтное развитие ситуации, и все же
поступил он не совсем так, как приказал Савченко.
     Бойцы   капитана,   разоружив  контрразведчиков  и   забрав   у  майора
"уоки-токи", ждали новых распоряжений от своего командира.
     -- Ведите  их в штаб, к генералу, пусть он сам с ними разбирается... --
решил наконец Титов.



     Когда в  кабинет  к Савченко неожиданно ввалилась  целая  толпа солдат,
генерал рассвирепел.
     -- Я что приказал вам сделать?! -- накинулся он на капитана.
     -- Товарищ генерал-лейтенант,  я  арестовал этих  людей, за  вертолетом
установлено  наблюдение... Но вот этот  арестованный  говорит,  что  у них в
вертолете  какой-то контейнер с полигона, --  попытался  оправдаться  Титов,
кивая на  Жукова. Майор  молча  стоял перед  генералом  и  наблюдал  за  его
реакцией. -- Они искали местное начальство, вот я и привел их к вам.
     -- На полигоне не было и  нет никаких контейнеров,  капитан! -- отрезал
Савченко. --  Вам  эти люди вешают лапшу  на уши,  а  вы, вместо  того чтобы
выполнять  приказ,  верите  любой  болтовне!  Отвратительно  службу  несете,
капитан!
     Титов покраснел:
     --  Виноват, товарищ генерал, исправлюсь... Сейчас все будет сделано...
Увести арестованных!
     Солдаты, выполняя приказ, затоптались на пороге,  теснясь и  выталкивая
троих  контрразведчиков.  Этой  суетой  не  преминул  воспользоваться Жуков:
уверенный в том, что в узком коридоре штаба его конвоиры не станут открывать
огонь, он предпринял попытку  освободиться из-под опеки.  Майору  уже  стало
ясно,  что  с  передачей  контейнера  все  получится  не  так   гладко,  как
предполагалось,  --  и теперь он  должен был срочно  связаться  с  генералом
Голубковым и  сообщить  ему об этом. Поэтому  Жуков выбрал для первой  своей
атаки того самого спецназовца, который отобрал у него портативную рацию.
     Майор внезапно шагнул в сторону от  этого спецназовца, схватился  рукой
за  ствол его автомата, затем, перекручивая ремень восьмеркой, завел автомат
спецназовцу  за голову. Солдат захрипел, силясь руками ослабить захват; двое
стоящих рядом с ним бойцов кинулись на помощь, но  Жуков, по-прежнему  одной
рукой  держа за плечами спецназовца  автомат с перекрученным ремнем, рубанул
другой  рукой по  кадыку подскочившего к  нему солдата, успевая одновременно
нанести коленом удар в пах другому.
     Сопровождавшие Жукова контрразведчики поддержали своего  командира: они
вслед за  майором прорвались в коридор и  полезли в разгорающуюся  драку.  В
толчее у дверей  возникла куча  мала, благодаря которой  на контрразведчиков
одновременно могли напасть  не  более  трех -- от  силы  пять человек. Как и
предполагал  Жуков, оружие  здесь применить было невозможно, и  поэтому всем
приходилось полагаться только на свое умение драться. А сражаться пришлось в
самом ближнем бою, в котором более всего нужны мгновенная  реакция, резкость
и точность удара.
     Тот боец, которому  самому первому досталось от майора,  уже  стоял  на
коленях с вылезшими из  орбит  глазами: Жуков  умудрился  затянуть восьмерку
ремня  почти до предела. Его  люди,  пробившись  к командиру почти вплотную,
прикрывали его справа и слева. Сам майор стоял,  прижавшись к стене коридора
спиной, и шарил в карманах поверженного им спецназовца.
     Наконец  обнаружив  свою рацию, Жуков откинул  ногой ненужного и уже не
подающего  признаков  активной  жизни  солдата  и,  отталкивая  одной  рукой
наседавших на него спецназовцев, вызвал летчика своего вертолета.
     --  Мы арестованы, нужно  подкрепление!  --  успел  крикнуть в микрофон
рации  Жуков. --  Скажи командиру, что  контейнер здесь  никому не  нужен, а
переговоры...
     Договорить ему не удалось -- один из спецназовцев умудрился-таки поверх
голов  подпрыгнуть и достать майора прикладом своего автомата. Выбитая  этим
ударом  "уоки-токи"  полетела  на  пол  и  тут  же  была  растоптана  ногами
нападавших.
     Титов,  оказавшийся  в  начале  схватки  позади  всех,  растолкал своих
подчиненных, столпившихся на пороге, и, словно таран, бросился на ближайшего
арестованного.  Его  солдаты,  воодушевленные яростью  своего  командира,  с
новыми силами  кинулись на  контрразведчиков.  Сначала упал  тот,  с которым
сцепился  капитан, затем  второй. Наконец  настал  черед  и  майора  Жукова,
которого солдаты, уже упавшего, били ногами особенно ожесточенно...



     Тем  временем  в  вертолете  Голубков,  выслушав  сообщение  летчика  о
неудачном сеансе связи с Жуковым,  пытался принять нужное решение. Мы сидели
на  скамейке напротив него и тоже ломали головы над  тем, что  должны дальше
делать.
     -- Вот что, Сергей,  пошли кого-нибудь  за ребятами майора, -- попросил
меня Голубков, -- здесь, на полигоне, явно  что-то не так. Надо собрать всех
наших у вертолета и держаться всем вместе...
     -- Олег... -- Я посмотрел на Муху.
     -- Понял... -- кивнул он и выскочил из вертолета.
     Проследив,  как  Муха бежит  по  выжженной кислотами  земле  полигона к
широко  растянувшейся метрах в  пятистах  от нас  цепочке  бойцов  Жукова, и
убедившись  в  том,  что  через  пару  минут все  будут  в  сборе,  я  снова
переключился на Голубкова, ожидая, что он предпримет. Он здесь старший.
     -- Вот что мы  для начала сделаем...  -- произнес Голубков,  набирая на
своем сотовом телефоне комбинацию цифр.  -- Проверим-ка мы, какие у местного
начальства  полномочия. Что-то круто  оно здесь распоряжается.  Арестовывать
представителя спецслужб, причем без особых на то  оснований, -- это, как  ни
крути,   явный  перебор...   Говорит  начальник  оперативного   отдела  УПСМ
генерал-майор Голубков,  -- сказал он, когда связь установилась.  -- У  меня
срочное  дело  к  генерал-лейтенанту,  могу  ли я  немедленно  поговорить  с
Аркадием Романовичем?
     -- Кто это? -- спросил я, пока Голубков ожидал, когда его соединят.
     -- Генерал-лейтенант  Тимофеев, начальник армейской контрразведки. Мы с
ним  немного знакомы, но не в этом дело. Думаю, ему очень не понравится, что
посланный им со спецпоручением майор Жуков арестован. И  арестован конкретно
за то, что он в принципе должен  выполнить по приказу своего начальства... Я
вижу, ты, Сергей, уже научился не удивляться такому?
     Я невесело усмехнулся:
     --   В  последнее  время,  Константин   Дмитриевич,  я  уже  ничему  не
удивляюсь...
     Я действительно  давно уже не удивлялся тому  бардаку, который творился
вокруг. Просто  не  мог. Да и не  хотел. Суки... Одни  генералы  мутят воду,
другие ее чистят... А люди  из спецслужб  им  в  этом помогают: те на  одной
стороне,  эти  --  на другой.  И мы,  Псы Господни, в их числе. Да, "неладно
стало в Датском королевстве...", как когда-то написал Шекспир.
     -- Аркадий Романович? --  Голубков начал важный  разговор, и мне, чтобы
не пропустить ни слова, пришлось отвлечься от своих невеселых мыслей. -- Вы,
наверное, в  курсе, что  по  распоряжению полковника Кузнецова  отряд майора
Жукова временно  переподчинен  в мое  распоряжение?..  Отлично!  Тогда сразу
перейдем  к  сути дела. Благодаря  умелым и инициативным действиям Жукова  в
наших руках оказался  контейнер  с  бактериологическим  оружием,  похищенный
опасными террористами. В  данный  момент мы прибыли на территорию  закрытого
полигона   "Гамма",  откуда   бактериологическое  оружие  было  похищено,  с
намерением возвратить контейнер  по принадлежности.  Но здесь мы  неожиданно
столкнулись  с  сопротивлением,  которое  препятствует  выполнению  задания.
Жуков,   отправленный   поставить  в  известность  о  нашей  миссии  местное
командование, арестован. Майор успел выйти на  связь  и сообщить об этом. Он
также успел (связь прервалась на полуслове)  сообщить, что полигон контейнер
почему-то  не  принимает. Дословно Жуков сказал:  "Контейнер здесь никому не
нужен". Из всего этого я сделал вывод, что  на полигоне явно творится что-то
нештатное, требующее, может  быть,  срочного  вмешательства.  Я  прошу  вас,
генерал,  как  человека  более сведущего,  помочь  нам  здесь,  в  Поволжье,
разгадать этот ребус. Меня  интересуют две вещи. Первое: кто в данный момент
распоряжается на полигоне, --  ясно же,  что Жукова не стали бы арестовывать
местные власти. И второе:  что нам  делать с контейнером? Не везти же его  в
Москву!..  -- Голубков  замолк:  видимо,  слушал, что говорил ему  Тимофеев.
Затем  Константин Дмитриевич сказал  в  трубку: -- Хорошо, я перезвоню через
пятнадцать минут...



     К   этому  моменту  шустряк  Муха  успел  оповестить  контрразведчиков.
Вернувшиеся люди Жукова не полезли в вертолет, остались стоять  рядом. Олегу
надо сделать втык -- похоже, сообщил им об аресте командира, потому что один
из них подошел к проему вертолета и спросил у Голубкова:
     -- Разрешите  принять  меры  к освобождению  товарища майора? Мы с этим
справимся...
     -- Погоди,  --  мягко осадил его Голубков, -- я жду ответа от  генерала
Тимофеева.  Если  тот,  кто здесь командует, превысил  свои  полномочия,  мы
Жукова отобьем без проблем, а виновника накажем...
     --   А  что  это   мешает  сделать  нам  сейчас?   --   упрямо  спросил
контрразведчик. -- Чего нам бояться -- наше дело правое!
     -- Отставить! -- отрезал Голубков. -- Решения принимаю здесь я, значит,
жестко действовать  будем  только после выяснения  всей  обстановки и только
после того, как по-другому уже ничего сделать будет нельзя... "Делай хорошо,
плохо  само получится", как говорил один мой знакомый, а  он был очень умный
человек.
     Мы все промолчали, чувствуя правоту генерала: дров  наломать  мы всегда
успеем. А что майора мы в обиду не дадим, так это ведь и так ясно!
     Наконец Голубков посмотрел  на часы и  снова взялся за телефон. На этот
раз  разговор  с генералом Тимофеевым  получился  коротким,  сам  Константин
Дмитриевич изъяснялся главным образом междометиями  или мычаниями типа "м-м,
понял,  конечно...".  Поэтому  разобрать,  о  чем  у  них  идет  речь,  было
невозможно. Я дождался, когда  генерал сказал свое последнее "спасибо, я все
понял", и нахально спросил, пользуясь тем, что я лицо штатское:
     -- Ну что?
     Все насторожились, ожидая ответа.
     --  Придется действовать очень жестко, -- сказал Константин Дмитриевич.
--  Оказывается, сейчас тут  командует  генерал-лейтенант  Савченко. Он  нам
Жукова точно  не  отдаст, раз контейнер  отказался принять. Генерал Тимофеев
успел   связаться  с   первым  замом  министра  обороны,  и  тот,  узнав   о
самоуправстве  Савченко на "Гамме", приказал с ним не церемониться: дескать,
никакого права  так  хозяйничать  на  полигоне он не имеет. Зам министра еще
приказал: если  генерал-лейтенант Савченко  начнет оказывать  сопротивление,
арестовать его самого и  препроводить  в Москву... Так что, друзья, за дело:
сначала   освободим  Жукова,  а  затем  выясним,   куда  подевалось  местное
руководство  -- не мог  же Савченко арестовать  всех  подряд, кто-то  же  из
здешних должен быть в наличии?
     Бойцы  Жукова облегченно  вздохнули:  для  них  судьба  командира  была
гораздо важнее какого-то контейнера. Что ж, я их вполне понимал.
     Ну а мы...
     Нам пятерым  тоже было легко от сознания того, что все наконец-то стало
на свои места: когда  есть ясность в том, кто твой враг, действовать гораздо
легче.
     Мы  быстренько  провели  оперативное  совещание  и,  распределив  роли,
взялись за выполнение поставленных задач.
     В вертолете  остались только двое  летчиков, генерал Голубков и Артист,
которого я буквально заставил это сделать.
     -- Семен, я приказываю тебе остаться, -- сказал я Артисту, отведя его в
сторонку. --  Не  хватало  нам  еще потерять  контейнер, когда он уже  почти
находится на  месте... Ты  же сам  понимаешь, что  рядом с ним  надо кого-то
оставить. Летчики, пусть и с пистолетами, не  охрана; да они о своей технике
больше станут  думать, чем о контейнере. Наш  генерал  -- человек,  конечно,
опытный, но  ему нужен кто-нибудь помоложе. А у тебя башка пробита, в полную
силу ты все равно сейчас двигаться не можешь, я же вижу.
     -- Далась вам моя голова! -- скривился Семен. -- Вот смотри!
     Он попрыгал на месте, показывая, что у него все в порядке.
     -- Хватит скакать,  -- остановил я его движением руки. --  Ладно, верю,
что ты  в  форме. Но приказа  не отменяю,  не дай бог,  кому-нибудь  в  этой
заварухе придет в голову контейнер у нас отбить и начать им шантажировать...
     --  Ладно,  командир, я все  понял...  --  наконец  произнес Артист без
всякого энтузиазма и  полез в вертолет.  Несмотря на то что в вертолете было
достаточно оружия на любой вкус, в руках у Артиста, усевшегося на корточки у
входа  в  вертолет,  я  увидел  ту  самую  "беретту",  которую  он  отбил  в
диверсионном  лагере.  Разрази  меня  гром, если  я знал,  как он  умудрился
протаскать ее за собой все эти дни...
     Мы медленно  направились в  ту сторону,  куда, как мы видели,  конвоиры
повели  Жукова,  по   неписаному  закону  всех   спецслужб  каждый  участник
предстоящей операции  получил конкретную  задачу, за  выполнение  которой он
отвечал  лично. Конечно, задачи эти в чем-то пересекались -- иначе  мы бы не
были  единым отрядом с отлаженным, как механизм, внутренним взаимодействием,
когда каждый, делая свое, идет к общей цели.
     Поскольку мы не знали, сколько человек находится на  стороне  Савченко,
мы  распределились так: двенадцать бойцов Жукова разбились на четыре тройки,
каждая из которых должна  была отвечать за  свой  сектор прилегающей к штабу
территории.  Мы,  как  бойцы более опытные  в  штурмовом деле,  должны  были
проникнуть в здание штаба и попытаться без шума освободить майора и двух его
людей.  При первом же  выстреле прикрывающие нас контрразведчики должны были
идти к нам на помощь.
     Мы  тоже  разделились на пары, не лезть  же  нам в  штаб всем скопом: я
пошел с Мухой, а Док с Боцманом.
     Все перемещались скрытно, используя  для прикрытия  прилегающие к штабу
строения:  у нас не было уверенности в том, что  по нас  не  будут стрелять.
Сейчас для всех главной задачей  было подобраться поближе к  дому, в котором
держали под арестом наших товарищей.
     Не дойдя до штаба метров тридцать, контрразведчики Жукова, разделившись
на  две группы, начали забирать в стороны  -- прикрывать  наши фланги. Мы  с
Мухой приблизились к дверям  штаба;  они располагались в левом торце здания.
Док  с  Боцманом направились  к противоположному  торцу  -- их задачей  было
попытаться  пробраться  в  здание  через какое-нибудь  окно. Я  встал  перед
дверью. Муха рывком распахнул ее передо мной -- и я с автоматом на изготовку
ринулся в открывшийся проем. Следом, прикрывая мне тыл, кинулся и Олег.
     Наше  появление,  как  мы  и рассчитывали, явилось  неожиданностью  для
находившихся здесь солдат  и командовавшего  ими сержанта. Их  было  пятеро,
трое из них сидели на деревянном диванчике и курили. Но двое -- наверное, из
молодых -- стояли на страже, и автоматы были при них...
     Наверное,  нам  повезло, что  у этих  ребят  просто  не было настоящего
боевого  опыта. Ведь так сразу в  человека не  выстрелишь --  для этого надо
быть  или  совсем  отмороженным,  или  перейти определенный  психологический
барьер,  который преодолевают  все,  кто  участвовал в боевых  действиях.  В
общем, эти двое не  нажали  на курки  своих автоматов, и  через  секунду  их
бесчувственные тела лежали на полу. Одному хватило тычка кончиками пальцев в
кадык -- это  ловко проделал Муха; а другой упал после того, как я  подъемом
стопы аккуратно припечатал его по уху.
     --  Спокойно! -- негромко приказал я сидевшим. -- Двинетесь -- завалим,
к чертовой бабушке! Оружие, быстро!..
     Я показал дулом  своего "калаша", куда им нужно  сложить свои автоматы.
Затем Муха под моим присмотром  снял  с ошалевших спецназовцев  ремни, споро
связал всех пятерых и сунул каждому в рот по их хваленому берету.
     Проделав все это, мы кинулись по коридору к лестнице, ведущей наверх. И
вдруг неожиданно услышали чьи-то  приближающиеся вкрадчивые шаги. Не имея ни
времени, ни  возможности  куда-нибудь  спрятаться,  мы с  Мухой  прижались к
стенам. Из-за поворота показался темный силуэт; Муха тут же рванулся к нему,
но я успел его поймать:
     -- Куда?! Это же Митя!
     Действительно,  это  был  Боцман,  за  которым  так  же  вкрадчиво шел,
посматривая назад, Док.
     -- Как вы? -- спросил он.
     -- Нормально, пока все тихо, -- ответил я. -- А у вас?
     --  Тоже.  Боцман,  правда, одного  положил.  Мы  в  окно,  а  он  там,
оказывается, в комнате,  спал. Лежал себе в углу, пока мы не влезли. Мы  его
из-за темноты сразу не углядели, пошли к двери, а он сзади на нас и кинулся.
Ну Дима  наш даже  оглядываться  не стал кто,  да что... На  противоходе ему
ка-ак... Красиво!
     -- Да чего  там, -- улыбнулся  Боцман, -- он так загрохотал, пока к нам
бежал! Я его как  будто  спиной почуял: развернулся не  глядя,  а он  на мою
правую сам и наткнулся...
     -- Ладно, мемуары на  потом... -- сказал я. --  Мы с Олегом впереди, вы
-- сзади. Пошли!
     Мы  двинулись  дальше.  По широкой лестнице  поднялись  на второй этаж.
Здесь Док остался охранять лестничную площадку, а  мы,  осторожно выглянув в
коридор и снова не найдя  там никого, втянулись внутрь.  Я, как  обычно, шел
первым. Муха,  ступая по полу неслышно даже для  меня, двигал следом. Боцман
пятился задом,  присматривая  за  тем, что творится  за  нашими  спинами. Мы
поочередно заглядывали  в комнаты, но,  кроме  старых  канцелярских столов и
папок с какими-то бумагами, там ничего не было.
     Здание штаба было выстроено в форме буквы "г", причем одна часть -- та,
по которой мы сейчас передвигались, -- была раза  в два длиннее, чем другая.
Мы уже подходили к месту, за которым располагался короткий отрезок коридора,
когда я первым услышал, что там, за поворотом,  люди,  причем их  достаточно
много -- врасплох их уже, как внизу, не взять...
     Самый  простой вариант  при  таком  раскладе  кинуть туда пару гранат и
затем  рвануть  вперед  с  выставленным перед  собой  автоматом,  изрыгающим
свинцовую  смерть:  примерно  так  показывают  киношники  бой,  ведущийся  в
городских условиях. К сожалению, любители палить очертя голову и без разбору
всегда  отыщутся. Особенно этим  отличаются  молодые  пацаны,  только-только
попавшие в десантуру; они думают, что  это  смелость  и решительность. Жаль,
что  командиры не выбивают  из их голов эти дурные  мысли...  Сколько  ребят
можно  было бы сохранить в той же Чечне! В  спецназе ведь, к примеру, совсем
другой  подход:  кому  нужно,  чтобы  ты  демонстрировал  свою  безрассудную
смелость или палил куда ни попадя, главное -- чтобы ты выполнил поставленную
перед  тобою  задачу.  И чем  меньше  ты  будешь  стрелять,  тем  крепче  ты
подготовлен,  тем  лучше  у  тебя  работают  мозги...  Кроме того,  там,  за
поворотом, были никакие не враги,  там были свои, так что стрелять, пожалуй,
лично  я буду  только в самых  крайних  обстоятельствах, а уж про гранаты  и
вовсе речи нет...
     --  Олег, присматривай  тут  пока, --  сказал я,  -- надо  с  коллегами
связаться...
     Я достал компактную  "уоки-токи",  полученную  от  контрразведчиков,  и
нажал на кнопку "вызов".
     -- Сорока. Прием! -- немедленно откликнулась рация.
     --  Я  --  Пятый.  Мы на втором этаже, у поворота к  короткому  отрезку
здания,  --  сказал я. --  Наткнулись  на народ.  Шумните-ка  там для отвода
глаз...
     -- Вас понял, сделаем. Может, прислать людей?
     -- Нет, сами справимся. Отбой!
     Не  успел я  засунуть рацию в нагрудный  карман, как на улице раздались
выстрелы и повсюду послышался звон разбиваемого оконного стекла: это  ребята
майора  взяли  на себя  отвлекающий  маневр.  За поворотом  послышался  крик
команды "К  окнам!" и  топот ног. Я  присел на корточки и заглянул за  угол:
оказалось, что к окнам побежали не все -- двое спецназовцев неслись прямо на
меня.
     -- Олег, внимание, к нам двое, бери левого! -- успел сказать я.
     В  следующее  мгновение  бегущий  чуть  впереди  солдат   споткнулся  о
выставленную мной ногу и полетел кубарем по полу. Будучи уверенным, что Муха
так же управится и со вторым, я кинулся на своего, но меня опередил  Боцман:
даже  не  давая  спецназовцу опомниться,  он припечатал  его по виску ударом
кулака. Здоровья  у Мити  всегда было в достатке, поэтому  солдатику мало не
показалось -- он так и остался лежать, скорчившись калачиком, на полу.
     Мухе же достался парень покрепче, поэтому ему пришлось повозиться  чуть
дольше:  противник отбил удар Олега и даже умудрился  двинуть  его прикладом
автомата в  грудь. Олег  отлетел, но тут же  сделал пару шагов вперед, отбил
правой рукой направленный  в лицо  приклад, провел подсечку и, когда  солдат
очутился  внизу, носком ботинка поставил последнюю точку. Все  это произошло
так быстро, что я даже не успел дернуться, чтобы помочь.
     Пока Олег и Димка для страховки вязали своих поверженных противников, я
снова  поинтересовался,  что  творится  за  углом. Там  было  пусто,  что  и
требовалось доказать. Отлично, теперь  можно  было двигать дальше.  Мы пошли
тем же макаром, что и прежде: я впереди, Муха на шаг позади меня и Боцман --
замыкающий.  В  короткий коридор выходило  четыре  двери, по  две  с  каждой
стороны.
     Я двинулся  к  ближней  справа: оттуда доносились  нечастые очереди, по
которым можно было определить, что в комнате находятся по меньшей мере трое.
Муха осторожно приоткрыл дверь, а я заглянул в  образовавшуюся щель. У окна,
как я и предполагал, стояли трое спецназовцев; один из них, свесившись через
подоконник, высматривал что-то внизу, а двое других, стоя у оконных проемов,
настороженно вглядывались в  то, что творилось за окнами. Два небольших окна
этого кабинета основательно пострадали от пуль, битое стекло усеивало пол, о
том, чтобы  подкрасться незаметно по такой хрустящей поверхности, не было  и
речи. Оставалось одно: надеяться на внезапность нашего появления.
     Мы с  Мухой вскочили  в комнату, сразу разлетевшись  в стороны, а Митя,
встав в проеме двери, зычно заорал:
     -- Оружие на пол, немедленно! Обернетесь -- стреляю!
     Солдатикам  в  таком   положении  не  оставалось  ничего  другого,  как
подчиниться требованию Боцмана.  Их автоматы, хрустя осколками, попадали  на
пол.
     Потом повторилась  уже ставшая привычной процедура нейтрализации  наших
пленных. В других  условиях  мы бы не стали  так долго  возиться, но теперь,
когда эти солдатики честно выполняли приказ нечестного командира,  я считал,
что лучше обойтись без  излишней  жестокости. В  конце концов, мы  же не  на
войне...
     Майора Жукова мы обнаружили в третьей комнате, которая была  просторнее
предыдущих и получше обставлена.
     Перед  этим мне пришлось  ненадолго успокоить  еще одного  спецназовца,
который, едва мы  открыли дверь,  встал в боевую стойку  и  полез на нас, --
наверное, он кое-что  освоил в восточных единоборствах. Но все же его умений
оказалось недостаточно: наш спарринг  протянулся  не  более минуты.  Он  был
моложе, но все  равно я каждый раз опережал его, пока не  свалил на  пол, и,
падая на него, при  приземлении  поймал на болевой прием. У него хватило ума
прохрипеть: "Все, сдаюсь..."
     -- А ты  молодец, долго  продержался...  -- сказал Муха, связывая парню
руки за  спиной.  -- Нашему  командиру никто больше одного удара  нанести не
успевает...
     Тот только сплюнул.
     Жуков и двое его ребят лежали в углу, сплошь опутанные веревками. Вид у
них  был  не ахти:  лица и руки в крови, одежда изодрана  в клочья... Боцман
разрезал путы ножом и помог пленникам подняться.
     -- Идти сможете? -- спросил я.
     Вместо ответа Жуков  только  кивнул  и  задал вопрос, который,  видимо,
волновал его больше, чем собственное состояние:
     -- Вы уже нашли генерала?
     -- Какого генерала? Савченко? -- уточнил я.
     --  Наверное...  Я разговаривал  тут с одним,  с генерал-лейтенантскими
погонами.
     -- Ну тогда это тот самый... Где вы общались?
     --  В  этом  кабинете.  Потом  нас  избили и  кинули  тут, а  он  и его
капитан-спецназовец куда-то ушли...
     Жуков постепенно приходил в себя; он  уже отер кровь с разбитого лица и
умудрился разлепить распухшие от побоев глаза. Я протянул ему рацию:
     -- На, скажи своим, что ты с нами -- пусть порадуются.
     Майор взял "уоки-токи", включил ее и произнес:
     -- Алло, Синица, я Первый. У нас все в порядке...
     -- Понял, Первый! -- раздался радостный голос. -- Что дальше?
     Жуков вопросительно посмотрел на меня.
     -- Надо искать генерала, -- сказал я. -- Раз гора не идет к Магомету...
     --    Ищем    человека,    одетого   в   полевую   форму   с   погонами
генерал-лейтенанта,  -- выдал в эфир майор. -- Берем как можно чище, у нас к
нему много вопросов...
     --  Есть!..  --  радостно  ответила  рация.  Жуков  отключился,  устало
протянул рацию мне, спросил:
     -- Вы давно здесь хозяйничаете?
     -- Минут пятнадцать.
     -- Так... А мои где?
     -- Кто где. В основном ведут наблюдение за этим зданием.
     -- Отлично!  --  Жуков протянул руку, и я,  догадавшись без слов, опять
пододвинул  ему  "уоки-токи". Он опять нажал  кнопку  вызова: -- Синица,  из
здания, где мы находимся, никто не выходил?
     -- Нет.  Мы  тут  по  окнам  попалили, так они  все,  наверное,  теперь
выжидают...
     -- Хорошо, продолжайте наблюдение!
     -- Есть продолжать наблюдение!
     Майор снова отдал мне рацию и убежденным голосом сказал:
     -- Этот Савченко еще здесь, в доме.
     -- Тогда  пошли на  третий этаж, больше ему негде  быть. -- Я полностью
был согласен с выводом Жукова: Савченко надо было искать наверху.



     Мы  вшестером отправились к лестнице. Там, у ног терпеливо поджидавшего
нашего  возвращения  Дока,  лежали  его  "трофеи":  еще  двое  связанных  их
собственными  ремнями солдат.  Расспрашивать  о том, как  именно Иван с ними
управился,  времени  не  было.  Жуков лишь  одобрительно хмыкнул, увидев эту
поверженную парочку, и произнес:
     -- Вот этот несмышленыш, -- он указал  на одного из солдат, -- бил меня
прикладом... Причем уже связанного. Эй, салага!.. Ведь ты еще  и не пожил, а
уже злой хуже волка. Что с тобой дальше-то будет?
     -- Нормально все у него будет, майор, не переживай,  -- успокоил я его.
-- Если ему командир попадется толковый.
     -- А если нет?..
     Жуков   все   смотрел    на   валяющегося    у   его   ног   связанного
сержанта-спецназовца. Сержант моргал глазами  и силился  понять,  к  чему мы
клоним: будем его сейчас бить или нет?
     -- Тогда это его проблема... -- сказал  я, легонько  оттирая  майора от
солдат. -- Слушай, ты только не обижайся... С вас, избитых, сейчас проку  --
ноль.  Ступайте  к  вертолету,  там  Голубков  с  моим  человеком  контейнер
стерегут. Вы там нужнее, майор. При деле будете.
     Жуков пристально посмотрел на меня сквозь заплывшие веки: еще несколько
часов назад  он готов был  ликвидировать  и меня,  и  моих друзей на  опушке
подмосковного  лесочка,  а  сейчас  я  фактически  командую  им  и  всем его
отрядом... Переборов в себе лишнее сейчас самолюбие,  майор все-таки нашел в
себе силы не возражать.
     -- Ладно,  Пастухов,  ты прав, -- сказал он. --  Только генерала  этого
будем расспрашивать вместе, лады?
     -- Лады.
     Я дружелюбно сжал предплечье майора и потом немного последил  взглядом,
как контрразведчики медленно спускаются по лестнице.
     -- Ну  что, двинули? --  спросил  я своих,  когда Жуков  исчез  из поля
зрения.
     И  мы начали потихоньку подниматься  наверх. Но  не успели мы пройти  и
нескольких  шагов,  как  сверху по  нас  дали очередь. То ли стрелявший  был
совсем плохой стрелок, то ли  он нарочно бил мимо,  лишь предупреждая о том,
чтобы  мы не  совались  куда нас не просят, -- но пули прожужжали над нашими
головами, выбив из стены фонтанчики штукатурки.
     --  Эй, служивый! -- заорал я,  на всякий  случай вслед  за  остальными
ребятами прижимаясь к стене, -- Хорош воевать! Поговорим?
     -- Не о чем мне с тобой говорить! -- раздался голос сверху.
     -- Да? -- не унимался я. -- А ты хоть понимаешь, чем ты занимаешься? Мы
все  офицеры  спецназа  и контрразведки, с  нами прилетел генерал  с  полным
набором полномочий от президентского Совета безопасности... А ты по нас,  не
спросясь, палишь, как будто мы тебе какие-нибудь арабские наемники!
     -- У меня приказ!
     --  Знаю, что приказ! А кто его тебе дал? Не генерал ли Савченко? Между
прочим, у нас приказ из Министерства обороны взять его под арест... И мы вас
уже со всех сторон обложили. Вы все  равно от нас никуда не денетесь,  лучше
складывайте  оружие  и   выходите  по  одному.  А  будете  дальше  оказывать
сопротивление  -- попадете  под  трибунал  и  как  пить  дать срок  вам всем
поголовно припаяют.
     Я  "разводил"  спецназовца за милую душу:  уж  лучше  было врать  с три
короба,  (грех  не  самый тяжкий из  существующих), чем проливать солдатскую
кровь. Солдат,  выслушав мою тираду, примолк. Прошло несколько минут,  затем
сверху раздалось какое-то  шевеление,  а потом  оттуда  донесся приглушенный
крик:
     -- Не стреляйте, мы выходим!
     Мы  увидели,  как  по  лестнице гуськом  спускаются  несколько  солдат.
Замыкал шествие их командир. Все они, как я приказал, были без оружия.
     --  А что  ж  вы Савченко-то  с собою  не  прихватили?  -- спросил я  у
капитана.
     -- Он заперся в комнате. Мы бы его сами арестовали, да у него автомат и
"Макаров" в придачу.
     --   Ну-ну,  и  "сами"...  --  усмехнулся  я.   --  Поздновато  же   вы
спохватились...
     -- У меня был приказ от командира  моей части: выполнять все требования
генерал-лейтенанта... -- начал оправдываться капитан.
     -- Идите-ка  вы лучше вниз и  посидите  там  у входа.  Мы с вами  потом
разберемся:  кто выполнял приказ, а кто и перевыполнял,  --  отмахнулся я от
него.
     Капитан вслед за своими бойцами стал спускаться к выходу на  улицу, а я
достал рацию и попросил Синицу встретить этих горе-вояк внизу.
     Теперь путь на третий этаж был свободен. Мы поднялись, прошли вглубь по
коридору.   Несколько  дверей  были  распахнуты   настежь,  остальные  мы  с
предосторожностью  открывали сами и  перепроверяли.  Наконец за поворотом мы
обнаружили тот самый кабинет, в котором забаррикадировался генерал Савченко.
     -- Эй, генерал! -- позвал я его.  -- Ваша карта бита! Давайте не  будем
терять напрасно время, выходите по-хорошему!
     --  А  ты кто  еще такой? -- закричал генерал мне в  ответ.  --  Я буду
говорить только  с представителем Министерства обороны и в присутствии моего
адвоката!
     -- Ишь чего захотел!  -- громко возмутился Муха.  -- Права еще  качает!
Может, все-таки кинем ему в окно гранату -- и дело с концом?
     -- Нет, этот гад под суд пойдет, -- осадил его я.
     --  Он отмажется, точно отмажется! -- продолжал горячиться Муха.  -- Ты
что, Серега, не знаешь, как бывает?
     -- Знаю. Но до самосуда дело не допущу.
     --  Не  волнуйся,  Олежек,  --  успокоил Муху  Док,  --  эта  гнида  не
отмажется. У нас в вертолете есть такое вещественное доказательство, что его
на три судебных процесса с лихвой хватит...
     -- Ну и давай его тогда выкуривать!.. -- в досаде махнул рукой Муха. --
Он же тут запросто может несколько суток просидеть.
     -- Не просидит, -- вступил в  разговор Боцман.  --  Генералы знаешь как
пожрать горазды! Спорим, что он и трех часов не вытянет?..
     Но спорить  Олегу  с Митей  не пришлось:  неожиданно за дверью раздался
пистолетный выстрел. Я пару раз окликнул генерала, но тот  не отозвался -- и
тогда мы с Боцманом вышибли дверь кабинета.
     Савченко  лежал у окна,  широко раскинув руки.  Правая  кисть  все  еще
сжимала пистолет, из пробитого виска ручейком струилась на пол темная кровь.
Док наклонился над ним и пощупал пульс.
     -- Наповал! -- констатировал он.
     "Что  ж, для  него  это  был  наилучший выход.  Наверное,  услышал наши
разговоры -- вот нервы и не выдержали..." -- подумал я и сказал ребятам:
     -- Кажется, настал конец нашей рыбалке.
     --  Да  уж,  -- откликнулся  Док. -- Жаль только,  такую  крупную  рыбу
упустили...
     -- Ну и что,  таких акул все  равно надо  уничтожать!  -- легкомысленно
заявил Муха. -- Туда ему и дорога!
     -- Ладно, нечего тут над мертвецом разглагольствовать... -- сказал я  и
добавил: -- Пошли отсюда. Все, что мы могли, мы сделали...
     Мы вышли  из штаба на улицу.  Константин Дмитриевич  был уже здесь:  на
ходу  допрашивал  спецназовского  капитана.  Увидев  нас,  генерал пошел нам
навстречу.
     -- А где Савченко? -- спросил он удивленно.
     -- Застрелился,  --  ответил я. --  На третьем этаже лежит, в кабинете.
Наверное, надо бы милицию вызвать, "скорую"...
     -- Я, как только вы ушли, связался с областной ФСБ, -- сказал Голубков,
-- хотел выяснить, куда же подевались местные служаки. Оказывается, Савченко
их на учения отослал. Он тут наверняка чего-то натворил, нам еще предстоит с
этим разбираться... А  "скорая"  уже у вертолета стоит, помощь  майору и его
парням оказывает. Из милиции тоже обещали усиленный наряд прислать. Ну, и из
ФСБ подтянулись. Они у контейнера, рассматривают его. Представляешь, Сергей,
даже им невдомек было, _что_ конкретно на этом полигоне хранится...
     Вдали показалась колонна  из  нескольких грузовиков. По всей видимости,
на  полигон возвращались  с  "учений"  местные.  За  ними  пылили  несколько
легковушек    милицейской   раскраски   --    словно   пионерскую    колонну
сопровождали...
     -- Ну что,  Константин Дмитриевич, -- сказал  я, --  теперь здесь и без
нас обойдутся. А нам пора и до дому.
     --  Погоди,   Сергей,  --  приостановил  меня  Голубков.  --   Надо  же
разобраться   с  вашими  пропавшими  вещами!   Я  тут  малость  пообщался  с
приехавшими чекистами, оказывается, один из ваших паспортов уже всплыл...
     --  Да?  А вот это  уже  интересно!  -- напрягся  я.  --  И как  же он,
интересно знать, "всплыл"?
     -- Местный ОМОН проводил рейд на колхозном рынке, попался  им на  глаза
один подозрительный. Сам кавказец, а по паспорту -- русский: Хохлов Дмитрий.
("Боцман!"  --  мелькнуло  у  меня  в  мозгу.)  Прописка подмосковная и  все
такое... Короче, они сейчас из этого то ли дагестанца, то  ли ингуша цепочку
тянут  на того, у кого он паспорт взял.  Если у них выйдет, глядишь, вы себе
все  свое  барахло и документы сможете  вернуть.  Это  же  проще, чем  новые
оформлять!  Да и потом, Сергей,  у тебя же машина  была  такая  отличная, по
горячим следам ее тут еще можно отыскать. А через несколько дней разберут ее
на  запчасти или  перекрасят и из этой области в другую  переправят, так что
ищи-свищи тогда...
     --  Так что  вы предлагаете, Константин Дмитриевич?  --  спросил  я. --
Ждать тут, пока нам все наше барахло не отыщут?
     -- Конечно, можно и  домой поехать... -- дипломатично заметил Голубков.
--  А там уже ждать у моря  погоды и  надеяться на лучшее. Но,  зная тебя не
первый  год, я  все-таки посоветовал бы тебе и ребятам проявить активность и
помочь местным спецам в поисках.  С такой командой, да с таким-то опытом! Да
вы тут за пару суток управитесь...
     Доводы Константина Дмитриевича были убедительны:  действительно,  проще
было задержаться  еще  на  несколько  дней, чем  потом в  Москве ломать себе
голову над вопросом: найдут местные опера мою тачку или нет, всплывут, как у
Боцмана,  наши  документы  или  так  и  канут  --  хорошо,  если  бесследно!
Затеряются на необъятных просторах  нашей страны. Ну а про вещи я не говорю,
вот только спальники жалко, они  с нами столько прошли... Да и не купишь их,
такие спальники-то!
     Видя, что я всерьез задумался над его словами, Голубков предложил:
     --  Пойдем  к вертолету,  я  вас  с тем самым фээсбэшным  опером сведу,
который хохловский  паспорт обнаружил.  Может,  он тебе  лучше, чем  я,  все
объяснит...
     После разговора с местным  оперативником, после его обещания пристроить
всех нас в их фээсбэшной гостинице и  даже прикрепить к  служебной столовке,
нам не  оставалось ничего другого, как согласиться. А  узнав от Голубкова  о
том,  что  только  благодаря  нашему  вмешательству  был  уничтожен  учебный
чеченский  лагерь,  фээсбэшный полковник, между прочим, так  к нам проникся,
что  даже пообещал выписать за это поощрительную премию (оказывается, есть у
них некий свой фонд для таких вот целей)...
     Мы распрощались с  Константином Дмитриевичем и на "Волге" полковника из
областного ФСБ покатили туда, где еще пару дней назад вся милиция  стояла на
ушах, занятая  нашей поимкой. Не  скажу, что мы триумфально въехали в город,
но ощущение радости от честно сделанного дела присутствовало.
     Нас  привезли  сразу  в  областное УВД,  где  Боцмана сфотографировали,
вклеили его собственное фото в его  собственный паспорт и  тут же выдали ему
на  руки, а всем остальным вручили по справке о пропаже документов. Затем на
той  же  "волжанке" нас отвезли  в  чекистскую гостиницу, выдали  на  неделю
вперед талонов на питание, по три тысячи рублей премии (оперативно работают,
черти!)  и  только  тогда оставили  нас  одних,  поселив  в  двух просторных
номерах.
     Мы плотно поужинали в довольно приличной столовой, накупили на выданные
нам  деньги  туалетных  принадлежностей  и  потом  чуть  не по  часу  каждый
полоскались в душе. И только после всего  этого  дали навалиться  на нас той
страшной усталости, которую мы все  эти  дни старались  не замечать.  Ни  на
разговоры,  ни на что-нибудь другое у нас просто не было  сил: мы полегли на
свои заправленные свежим бельем кровати и тут же провалились в глубокий сон.
Все остальное случилось с нами уже завтра...

     10
     Мы проспали больше двенадцати часов -- до тех пор, пока в десять утра к
нам  в  комнату  не  постучался присланный  за нами шофер из  местного  УВД.
Пришлось ему ждать, пока мы умоемся и позавтракаем. На то, чтобы купить себе
что-нибудь  из  одежды (старая,  в которой  мы пробегали все эти дни,  стала
похожа на обноски), уже не было времени.
     Шофер  привез нас  прямо  к  зданию  местного  уголовного  розыска.  Он
позвонил кому-то по внутреннему телефону, и  нам навстречу вышел улыбающийся
крепыш.
     --  Старший оперативный уполномоченный  областного  отдела по  борьбе с
организованной преступностью  майор  Мальцев  Антон Егорович, --  официально
представился он. А потом неофициально добавил: -- Так вот вы какие!
     -- Это какие же такие? -- ехидно поинтересовался Муха.
     -- Ну мы тут в  отделе грешным  делом думали, что те,  которые чеченцев
так пошерстили, -- богатыри, не иначе. А вы обычные люди, каких много... Чем
же вы берете, не раскроете секрет?
     --  Наша подготовка,  майор,  --  военная  тайна... -- встрял  донельзя
серьезный Артист. -- Мы не имеем права ее разглашать...
     -- Да? Жаль... -- не понял шутки  Мальцев.  -- Ну  что, пойдем к нам? Я
введу вас в курс дела.
     Комната,  где  базировались  оперативники, прямо скажем, была  не ахти:
тесновато,  темновато,  пыльно.  За  пятью  столами, заваленными  папками  с
бумагами,  сидело  восемь  человек.  А  майор,  казалось,  вовсе  не замечал
неухоженности своего хозяйства.
     -- Знакомьтесь, вот мои люди...
     Он по очереди представил своих коллег, потом назвали себя и мы. На этом
официальная часть встречи подошла к концу и  все, усевшись кто  куда,  стали
обсуждать, с какого бока нам можно подступиться к поиску наших вещичек.
     Один из  следователей отдела, который  вчера уломал-таки  на  признание
фальшивого Хохлова  (на самом деле  оказавшегося  жителем Махачкалы  Вагизом
Алишеровым),  доложил,  что  дагестанец  дал  наводку   на  одного  торговца
документами.
     -- Есть на колхозном  рынке один мужик  -- все зовут его Семь-Сорок  за
любовь к этому мотивчику; так вот  он -- по рассказу Алишерова --  настоящий
спец по документам. Сначала  он скупает у алкашей  паспорта, а то использует
ворованные  бланки  паспортов,  каких-нибудь  других  корочек,  а  потом  по
требованию  желающих вставляет  туда  их  фотографии.  Берет  всего  пятьсот
"зеленых", сам за бланк дает не больше пятидесяти -- отличный бизнес!..
     -- А вы раньше что -- о нем ничего не знали? -- спросил у Мальцева Док.
-- Он же, наверное, не первый год таким вот макаром промышляет?
     -- А наверно! Но доказательств нет. Есть только косвенные подтверждения
вроде высокой квалификации Семь-Сорок -- такую  руку  на двух-трех паспортах
не  набьешь... Его можно только с поличным  взять,  а поскольку  его клиенты
сплошь  и рядом из криминальной среды, пока нам его зацепить  не получалось.
Так что этот Алишеров его первым, получается, сдал...
     -- Ну что  же, и  этого достаточно, -- сказал я. --  Думаю, самое время
пойти и познакомиться с этим Семь-Сорок...
     -- Валяйте! Только не спугните его, -- предупредил Мальцев. -- Он мужик
нервный, если раскусит вас, потом год его не найдешь.
     -- Не раскусит! -- засмеялся Муха. -- У нас знаете какой  артист  есть!
Что, Семен, сыгранем спектакль?
     -- Нет проблем! --  Артист привстал  со своего места, шаркнул ножкой  и
галантно  поклонился.  Аплодисментов  он  не   сорвал,  но  и  сомнений  его
кандидатура не вызвала: потрепанный вид Артиста и вечный авантюрный  блеск в
глазах идеально подходили для первого контакта с торговцем документами.
     Договорившись о связи и  получив на руки  пятьсот  меченных специальной
краской  долларов,  мы вышли из здания  УВД, схватили  частника и  поехали к
колхозному рынку.



     Мы зашли на  рынок по одному и тут же растворились в толпе покупателей,
снующих грузчиков  и вездесущих  горбоносых  перекупщиков.  Я  шел  шагах  в
пятидесяти от Артиста и,  посматривая для отвода глаз на красиво разложенные
на  прилавках фрукты и овощи, старался не выпускать Семена из вида.  Он тоже
повертелся среди  прилавков, купил грушу у толстой  тетки кавказского вида и
направился к противоположной от входа стороне рынка. Там, как нам рассказали
оперативники,  возле  будочки с вывеской "Ремонт обуви" и ошивался постоянно
Семь-Сорок.
     По описаниям милиционеров, это был вертлявый и костистый человечек  лет
сорока. Мальцев  уверял, что мы  его сразу узнаем  -- Семь-Сорок косил левым
глазом и  заметно шепелявил (когда-то  в пьяной  драке  ему  выбили передние
зубы,  он  потом  их,  конечно,  вставил,  но дантист оказался  плохой, зубы
торчали вперед, и выпяченная верхняя губа при разговоре шлепала).
     Я увидел, что Артист  завязал разговор  с каким-то  мужиком, сидящим на
ящике  возле обувной  будки, а приглядевшись как  следует, понял,  что  этот
низкорослый и щуплый собеседник и есть тот самый Семь-Сорок. Я с независимым
видом подошел  к  будке  обувщика  и  принялся  рассматривать  выложенные  в
плексигласовом   ящичке  набойки  и   стельки.  Одновременно  я  внимательно
вслушивался, о чем Артист и Семь-Сорок толкуют.
     -- У меня поезд через четыре часа, мне сваливать срочно надо, мужик! --
говорил Семен.
     -- Ишь  шустрый  какой!  -- недоверчиво качал головой Семь-Сорок. --  И
откуда такие берутся?
     -- "Откуда",  "откуда"! Из Москвы,  вот  откуда!  --  изобразил  Артист
досаду и возмущение.
     --  И как меня отыскать, тоже там сказали?.. -- Семь-Сорок сощурился, и
от этого его косой зрачок заехал уж совсем куда-то в верхний угол глаза.
     -- Нет,  мне  о  тебе  в  местном угро доложили!  -- брякнул Артист. --
Слушай, ты, косая обезьяна, я ведь  могу  и по-плохому с тобой побазарить...
--  Артист  откинул  полу  куртки  и  продемонстрировал  "паспортисту"  свою
неразлучную  "беретту".  Внушительный вид этой  пушки заставил косящий  глаз
сместиться к переносице, и Семь-Сорок сразу стал похож на артиста Крамарова.
-- Не сделаешь мне, падла, ксиву через два часа, я тебя из-под земли вырою и
грохну! Мне терять нечего... -- добавил Семен для пущей остраски.
     -- Ладно,  парень,  не горячись. -- Видно было, что Семь-Сорок  заметно
струхнул. -- Есть у меня один  паспорток, как раз с  московской пропиской...
Но это дороже будет стоить.
     -- Сколько?
     -- Семьсот.
     -- А мне сказали, что ты триста берешь. Не круто ли заломил?
     -- Ну тогда шестьсот...
     -- Даю пятьсот, -- возразил Семен, -- и хорош с меня три шкуры драть!
     -- Ладно, покажь деньги... -- смилостивился Семь-Сорок.
     -- Что?! Я тебе не фраер, чтобы впустую базарить! -- возмутился Артист.
-- На, гад, гляди!
     Он  быстро помахал перед носом  мужика  долларами  и  снова  сунул их в
карман.
     --  Ладно,   пошли,  сфотографируемся...  --  встал  со   своего  ящика
Семь-Сорок.
     Я,  к тому времени уже отошедший  от обувщика (ясно было,  что  Артисту
удалось договориться,  и они сейчас вдвоем уйдут с рынка), пригладил  волосы
условным знаком, и тут же ко мне приблизились мои ребята.
     --  Олег, давай  за Семеном, -- сказал я Мухе, --  мне уже не с руки, я
достаточно перед этим светился...
     Муха заспешил за  удаляющейся парой, а  мы вчетвером потихоньку побрели
следом...
     Все  остальное было проще пареной репы. Семь-Сорок повел Артиста к себе
домой, где разложил перед ним на столе на выбор несколько паспортов. Сервис,
который предлагал  Семь-Сорок,  был  на  высшем уровне: у  него  можно  было
выбрать не только  подходящую  прописку,  но и имя с фамилией... Здесь  было
несколько саратовских, один  уральский  и  парочка  паспортов  уж  совсем из
какой-то   тьмутаракани.   Но,  что  приятно  удивило  Семена,  в  обещанном
московском паспорте он сразу же узнал свой собственный... Правда, фотография
там   уже  предусмотрительно  была  отклеена   и   Артист  только  внутренне
усмехнулся, представив, какой была бы реакция Семь-Сорок, когда бы он понял,
что разницы между старой и новой фотографиями не существует...
     Мы  же стояли под дверью  Семь-Сорок с вызванным  сюда для  составления
протокола одним из оперов Мальцева и ждали условного сигнала.
     Семь-Сорок тем временем  занимался  своим  делом: вклеив фото Семена на
нужную  страницу,  он  аккуратно выдавил  на  ней фальшивым клише  рельефный
оттиск. Затем вручил паспорт Артисту и торжественно произнес:
     -- Ну вот, теперь ты Злотников Семен. Гони деньги!
     Артист протянул ему меченую валюту, а сам нащупал в кармане портативную
рацию, выданную майором Мальцевым  для  связи, и  три раза  подряд нажал  на
кнопку вызова. И когда  на моей  рации раздались  три  характерных щелчка, я
понял:  Семен  подает   оговоренный  условный  знак,  после  которого  можно
приступать к  активным действиям. Я показал Боцману  на  дверь, и  тот в два
удара вышиб ее из косяка.
     Мы  ворвались  в комнату.  Ничего  не понимающий  Семь-Сорок  сидел  за
столом, испуганно кося на  нас своим глазом. Перед ним  на столе по-прежнему
лежали несколько  паспортов  и только что уплаченные Артистом доллары. Семен
предусмотрительно стоял рядом  -- на случай, если Семь-Сорок попытается дать
деру.
     -- Ну, мужик,  теперь  ты  влип в  дерьмо по  самые  уши... -- похлопал
"благодетеля" по плечу Артист. -- Срок с конфискацией тебе уже обеспечен.
     Оперативник  деловито  сел  напротив  хозяина  за стол, достал  папку с
бланками  протоколов и принялся за свою обычную писанину.  Продемонстрировав
Семь-Сорок метку на долларах, буднично спросил:
     -- Так, гражданин Малахов... Откуда у вас чужие паспорта?
     -- На рынке купил по случаю, -- ответил тот.
     -- Для чего вы их купили?
     -- Так, людям помогал... которые в документах нужду имели.
     -- Значит, помогал? И поэтому в паспорта чужие фотографии вклеивал?..
     Между прочим, после легкого, поверхностного обыска на квартире Малахова
мы  обнаружили все наши документы:  видно,  хозяин был  человек запасливый и
работал  с  большим  размахом...  Если  бы не  барахло, которым была доверху
забита квартира Семь-Сорок,  он  бы  так  и  не раскололся.  Но  предстоящая
реальная конфискация развязала ему язык, опер пообещал Малахову, что изменит
его статью на  более  легкую,  если  он сдаст человека, продавшего  ему наши
паспорта.  И  тогда  Семь-Сорок  рассказал  о  своей  связи  с  криминальной
группировкой, которая держала под собой колхозный рынок. Он даже пожаловался
нам  на покровителей -- они постоянно  тянули из  него  деньги, оправдываясь
тем, что дают ему на рынке "крышу" от мелкого хулиганья.
     Группировка  была  интернациональной:  азербайджанцы, татары,  русские.
Были там  и чеченцы, специализирующиеся на выбивании долгов. Как раз один из
таких вышибал и принес Семь-Сорок наши паспорта.
     Этот  еще  раз  доказывало,  что в Поволжье чеченцы  смогли  устроиться
довольно основательно и с размахом. Лагерь  подготовки террористов был  лишь
верхушкой  айсберга;  он опирался  на разветвленную инфраструктуру,  которую
чеченцам удалось создать всего за каких-то полтора-два последних года.
     Узнав,  что  нужный  нам чеченец  Артур, по кличке  Хлеборез, регулярно
появляется   в  ресторане  у  речного  вокзала,  мы  оставили   оперативника
заканчивать с Малаховым, а сами поехали к Волге -- на речной вокзал.



     Ресторан  "Волжские   зори"   оказался  непрезентабельной   двухэтажной
стекляшкой,  стоящей  на самом берегу  реки. Внизу,  чуть  правее, начинался
длинный ряд  речных  причалов, у которых красовалось  несколько трехпалубных
пассажирских  теплоходов.  На  первом этаже  заведения  находилась небольшая
грязная биллиардная  и  бар, а  на втором --  непосредственно сам  ресторан.
Время  было обеденное,  деньги  у нас  были, поэтому мы  решили,  что  можем
совместить  приятное  с  полезным -- заодно с поисками Хлебореза и нормально
пообедать.
     Подскочивший  к  нам официант  удивленно посмотрел  на  меня, когда  я,
заказывая обед на пять  персон, отказался от алкоголя и  попросил минералки.
Но все равно заказ наш был солидный, официант шустро побежал его выполнять.
     В ресторане было немноголюдно:  из  двух десятков столов занята была от
силы треть. Публика здесь сидела специфическая: в основном стриженые молодые
ребята в спортивных костюмах, тупо жующие под водяру свои антрекоты. Судя по
всему, место было злачное, и нормальная публика  сюда на заглядывала. Но нам
это  было лишь  на  руку:  в такой обстановке наш вечен мог чувствовать себя
спокойно, и ничто не помешало бы нам с ним потолковать с глазу на глаз...
     Теперь, получив свои документы, мы хотели только одного: пока мы здесь,
помочь  местной милиции размотать до конца  весь  тот чеченский криминальный
клубок, который  свился здесь,  можно сказать,  в центре России. Даже наши с
Мухой машины стали  делом вторым, не главным.  Мы уже решили  для себя: если
что, завтра утром возьмем билеты  на поезд  и отправимся по домам. Получится
встретить Хлебореза  сегодня -- что ж, значит, нам  повезло. Нет --  значит,
будем  надеяться  на то,  что  местная  милиция в  конце  концов найдет наши
машины...
     Мы не  торопясь  пообедали  и спустились вниз.  Собственно, если где  и
ждать встречи с Хлеборезом, то здесь, в бильярдной. Арендовав два бильярдных
стола, мы, потихоньку попивая  сок,  принялись  играть друг с  другом. Время
тянулось медленно. Чтобы оживить  игру, мы даже устроили  между собой что-то
вроде чемпионата:  сыграли каждый  с каждым по  разу (играли в  классическую
русскую горку), затем победители с победителями, затем определили финалистов
и, наконец, устроили финал. В него вышли Док и Артист. Сначала Семен повел в
счете, но потом невозмутимый Иван быстро сравнял партию и выиграл.
     Я предложил Доку, коли он  так хорошо играет,  вызвать  кого-нибудь  из
местной публики на  пари. Очень хороший повод для  знакомства.  Иван  так  и
поступил.
     -- Ставлю штуку на победу, -- громко сказал он, -- кто ответит?
     На него посмотрели как  на сумасшедшего,  но  один из попивающих в баре
пиво посетителей откликнулся:
     -- Штука, отвечаю!
     Соперник  Дока  выбрал себе  кий и подошел  к столу.  Жребий  разбивать
пирамиду выпал ему, и он без труда  с первого же удара заложил в две угловых
лузы по шару. Да, похоже, это был дока... Потом он влупил еще в боковую лузу
красивого свояка,  а дальше у него что-то не заладилось. Док взял инициативу
на себя, и в  какой-то момент мне показалось,  что наш Иван вот-вот победит.
Но в самый решительный момент, когда на столе оставалось всего три шара, Док
допустил грубый промах,  выставил на стол один из  своих шаров и  в конечном
счете проиграл. Но унывать от проигрыша не стал.
     -- Еще партию? -- спросил он, улыбаясь.
     -- С той же ставкой? -- уточнил соперник.
     -- Да.
     -- Идет. Разбивай ты.
     Док  выиграл  эту партию  за  десять минут. Мы, естественно,  болели за
своего: остальная публика -- против. Когда Док выиграл и  получил назад свои
деньги, его соперник предложил  продолжить  игру, но Док отказался.  И тогда
случилось то, на что, наверное, и  Иван  рассчитывал: соперник все настаивал
на продолжении игры, а собравшиеся вокруг  него человек  пятнадцать  крепких
ребят всем  своим видом  показывали, что им очень  не понравится,  если  Док
будет продолжать отказываться...
     Давать  слабину не в  наших традициях.  Поэтому, когда  к  Ивану  почти
вплотную подступились  три самых горячих  сторонника  продолжения  игры,  мы
дружно встали рядом с Доком.
     -- Проблемы? -- невинно поинтересовался я.
     -- Проблемы будут  сейчас у вас, --  заявил тот, который играл с Доком.
-- Твой кореш целку из  себя строит. Если он не  хочет играть, пусть  платит
отступного и валит отсюда!
     -- И сколько же ты хочешь?
     -- Десять штук!
     -- А ху-ху не хо-хо? -- повертел Артист пальцем у виска.
     Я промолчал. И так все было ясно: эти ребята на своей территории, пасут
заезжих лохов. Мы качаем свои права, что конечно же не по правилам. И сейчас
у местных два варианта: или тут  же опустить нас, или сначала проверить, кто
мы и под кем ходим. Если мы ничьи, то -- смотри первый вариант...
     Но пока  шел обычный базар,  предшествующий драке: "Ты  кто такой? чего
тебе  здесь надо? да я тебя  щас...". В принципе мы ребята неконфликтные, но
когда с  нами  так  по-хамски  обращаются,  то кулаки сами  чешутся  научить
грубиянов  разговаривать прилично.  В конце концов, культура  -- это  умение
ругаться, не применяя мат. Но местным отморозкам этого, наверное, никогда не
объясняли...
     -- Так... -- снова вступил  в разговор я. -- Первое: никаких  денег  мы
вам  не  дадим; еще  и ваши отберем, если будете  себя плохо  вести.  Теперь
второе: против вас мы ничего не  имеем,  но один  ваш  знакомый кое-что  нам
задолжал, и мы хотим с ним поговорить. Кто знает Хлебореза?
     По тому, как сразу стало тихо и еще недавно горластые быки начали между
собой  воровато переглядываться, я понял, что Хлеборез в этих  местах важная
фигура, возможно, даже самая важная.
     -- А о чем у вас к нему базар? -- спросил один из местных.
     -- Я знаю, что у него моя  тачка. И лучше бы было  для него, если бы он
ее вернул...
     Я, говоря правду, рассчитывал на то, что Хлеборезу немедленно передадут
мои слова, и тот, удивившись нашей "борзоте", назначит стрелку и заявится на
нее лично: если я так  качаю права, значит,  за мной стоит сила. Какой бы ты
ни  был крутой,  всегда  должен помнить, что может найтись кто-нибудь  круче
тебя. Поэтому по  всем их бандитским  понятиям  Хлеборез должен  был сначала
выяснить, насколько правомерно мы качаем свои права, и уже  потом там же, на
месте, решить, как ему поступать -- идти на конфликт с нами или нет.
     Как  я  и  предполагал,  говоривший  со  мной  парень  сразу  же достал
мобильный и набрал номер:
     -- Артур, привет, это Скотч...  Тут  в  "Зорях" какие-то борзые до тебя
пришли... Права качают  на  какую-то  тачку... Что? А, сейчас...  --  Парень
протянул мне телефон. -- На, сам с ним базарь...
     -- Хлеборез? -- спросил я.
     -- Ты кто,  откуда? -- раздался  в трубке  голос  с сильным  кавказским
акцентом.
     -- Какая тебе разница? -- перебил его я. -- Несколько дней назад у меня
и моих друзей на берегу Волги в пятидесяти километрах южнее  города  пропали
документы, вещи и две машины --  старенький "жигуль" и трехлетка "патрол". Я
знаю, шуровала чеченская кодла, но с  ними свой разговор. А сейчас про тебя.
Наши документы, которые мы уже вернули, были у тебя. Значит, с тебя спрос за
все  остальное...  Вернешь  по-хорошему   или  с   тобой  обязательно   надо
по-плохому?
     --  С такими ишаками, как ты,  я  вообще не  разговариваю! --  прошипел
Хлеборез. --  За то, что вы убили моих  братьев в лагере, я вас всех разрежу
на куски и шашлык из вашего мяса зажарю! Если ты хочешь быть мертвым ишаком,
приезжай  через  час в промзону. Я там буду тебя  ждать, клянусь! А  если ты
трус, я все равно тебя найду!
     -- Хорошо, через час  встретимся... -- сказал я и отключил  телефон. --
Ну и  где эта ваша промзона? -- спросил я  у местного "разводящего", отдавая
ему мобильник.



     Мы были на  месте  уже  через  полчаса --  приехали  на толковище,  как
говорят в мире Хлебореза, раньше  времени. По рассказу  Семь-Сорок, Хлеборез
получил  кличку  за свою  жестокость: он  постоянно таскал  с собой  длинный
кинжал, которым с патологическим наслаждением пластал свои жертвы, перед тем
как отправить их на тот свет. Вид крови и стоны доставляли ему удовольствие,
а поэтому  от него в страхе шарахались даже самые завзятые душегубы, имеющие
на своем счету не по одному убийству...
     Здешняя городская  промзона  представляла собой  большой пустырь  между
двух химзаводов. Место было диким и достаточно далеким от городского центра.
К пустырю можно  было подъехать с двух сторон, что, наверное, и имел  в виду
Хлеборез, назначая здесь встречу.
     У нас на пятерых была только "беретта" Артиста, да еще Боцман на всякий
случай прихватил в баре "Волжских зорь"  небольшой  ножичек --  таким обычно
режут лимоны. Я понимал,  что Хлеборез заявится на стрелку  не один, но  тут
ведь главное, как показывала наша многолетняя практика, не число. Главное --
подготовиться к встрече.
     Диспозиция была такая: оставаясь с мужиками  посреди  пустыря, я послал
Артиста,  единственного среди нас  вооруженного человека, укрыться  метрах в
пятидесяти от этого места -- там торчала какая-то металлическая конструкция,
словно специально  предназначенная для  засады.  Артист все  понял  с  лета,
достав свою пушку,  он  спрятался  среди  нагромождения  ржавых  железок; он
должен был  надежно  обеспечить наши  тылы.  Ребятам я наказал оставаться на
месте,  когда  появится  Хлеборез.  Я  выдвинусь  вперед,  как  поединщик на
Куликовом  поле,  а они  не  должны  ничего предпринимать,  пока  я  сам  не
разберусь с этой сволочью. Подумав, я немного скорректировал диспозицию.
     -- Значит, так, -- сказал я, чувствуя, как  всегда перед  боем,  прилив
веселой злости. -- Уточнение: Док с Мухой остаются  на месте,  а Боцман идет
вместе со мной -- уступом сзади-слева. Все понятно?
     Док хотел возразить что-то, но тут на пустырь сразу с  двух сторон лихо
вкатили две машины. Одна из них была моим "патролом". Ее дверца открылась, и
из нее вылез худой, одетый во все черное  человек. Это и был Хлеборез --  во
всяком случае, именно так  его описал Семь-Сорок.  За ним из машины выползли
еще трое. Вторая машина, тоже  иномарка, стояла поодаль, но из нее  никто не
показывался, -- наверное, так они хотели отрезать нам пути к отступлению.
     "Напрасно...  --  подумал я, -- отступать мы не собираемся. А вот шпаны
явно маловато для моих орлов будет..."
     Я  пошел навстречу  чеченцам.  Боцман  шагал  чуть сзади меня, а Муха с
Доком остались стоять на месте.
     Когда до Хлебореза осталось шагов пять-шесть, он демонстративно вытянул
из внутреннего кармана  ТТ, направил на меня. Его подельники, тоже кавказцы,
смотрели  на  нас тоже  кровожадно,  но  оружия я у них  в руках  не  видел:
наверное, Хлеборез не хотел никому уступать свое право кровной мести.
     -- Где  наши  вещи  и вторая машина? -- не обращая  внимания на  ствол,
спросил я.
     -- Мертвецам  ничего не нужно,  -- скривился Хлеборез,  --  а у тебя не
будет даже могилы, я обещаю!
     -- Что ж,  -- пожал я плечами, -- я ведь  спрашивал тебя, как ты хочешь
разговаривать, по-хорошему или по-плохому...
     Все-таки реакция пока еще  не подводила меня:  я мгновенно  понял,  что
сейчас этот урод выстрелит; понял  не потому,  что видел по гримасе, как мои
слова его разозлили, понял как боксер, следя за его ногами: Хлеборез перенес
тяжесть  тела  на опорную ногу,  чтобы  стрелять  наверняка,  чтобы  держать
отдачу, которая  у ТТ довольно-таки  приличная... И,  чувствуя горячий ветер
пролетевшей рядом с моим ухом пули,  я, не дожидаясь,  когда он выстрелит во
второй раз, отклонился в  сторону,  шагнул,  словно  упал, вперед  и  резким
коротким  тычком ботинка  выбил  ему  коленную  чашечку. Хлеборез накренился
вбок, и  я,  взвившись, тыльной  стороной  правой  ладони нанес  ему  удар в
переносицу, одновременно  перехватывая левой рукой его ТТ. Боцман из-за моей
спины рванулся к тем троим, что стояли у  "патрола", а Муха и Боцман рванули
ко второй машине,  из которой вдруг посыпались бородатые. Вот тут и сгодился
ТТ -- рука  сама знала, что ей делать,  и я навскидку снял одного из троих у
"патрола"  --  тот уже достал из-под полы куртки  короткоствольный  автомат,
готовясь  срезать  нас  с  Боцманом.  А  когда Хлеборез потянулся  за  своим
хваленым  кинжалом,  я  без  сожаления  перебил  ему  рукояткой ТТ хребет  у
основания  черепа. Хлеборез ткнулся лицом в землю. Боцман, сбив с ног прямым
ударом в переносицу первого кавказца, бросил во второго свой  ножичек,  и он
вонзился ему прямо в глазницу. За моей спиной раздался одиночный выстрел;  я
оглянулся и увидел,  что  это  Артист уложил одного  из  чеченцев  у  второй
машины...
     Через пару минут все  было кончено. Я подошел  к своей тачке и осмотрел
ее. Там все было в порядке, даже наши спальники  лежали в багажном отделении
-- о лучшем и мечтать не надо было...
     Мы повязали тех "чехов", что остались в живых -- как-никак материал для
следователей. Пусть здешние силовики  разбираются,  как это у них  под самым
носом  развернулась  чеченская  мафия,  чуть  не  подмявшая  под   себя  все
Поволжье...
     На  двух  машинах  мы  отправились  в  центр  города.  Заехали  в  УВД,
попрощались с Мальцевым  и  его сотрудниками. Сдали  чеченцев, оставили свои
показания... Правда, мальцевское  начальство собиралось  нас  придержать  до
окончания расследования,  взять с  нас подписку  о  невыезде, но привезенная
Голубковым грамота  Совета  безопасности  сослужила  свою  службу  и  здесь:
как-никак мы не просто сводили счеты, а выполняли  задание чуть ли не самого
президента... Все, больше нас ничто не  держало в этом  городе. Пора было  и
домой...
     Но Боцман предложил всем нам отправиться к Волге.
     -- Зачем? -- удивился Муха. -- Купаться вроде бы еще рановато...
     -- К  речникам надо  заглянуть... --  пояснил Митя, --  рыбки бы  у них
достать. А то неловко с пустыми руками домой возвращаться -- мы же все-таки,
если помните, на рыбалке были...



     Рыбу, которую я тогда привез домой, мы  с Олей закоптили и потом  долго
еще угощали ею односельчан. Моя ненаглядная женушка попыталась несколько раз
завести разговор о том, почему к нам  в Затопино приезжали какие-то странные
следователи, но я  всякий раз  уходил от ответа, отговариваясь  тем, что это
было простым недоразумением.



     Свечи,  которые я  после  возвращения  поставил  по  традиции  в  нашем
маленьком храме  в Спас-Заулке, обычного умиротворения мне,  как ни странно,
не принесли.  Я стоял перед алтарем,  глядя на лик Пресвятой  Девы,  Николая
Угодника, на  святого  Георгия Победоносца,  на  удивительный лик Спасителя,
видел, как трепещут  в стенах храма огоньки зажженных мною свечей -- пять во
здравие и  две за  упокой душ ушедших от нас боевых  товарищей,  -- и не мог
понять по облику наших небесных заступников и радетелей, одобряют они меня в
этот раз? Презирают? Уж слишком странной и запутанной была вся эта история с
нашей неудавшейся волжской рыбалкой.  И дело даже  не в  том, что в конечном
счете никаких виновных  в  пропаже  контейнера с бактериологическим оружием,
кроме чеченцев, не  отыскалось -- нет, больше всего мою душу смущало то, что
мы  чуть было не сложили головы от рук  своих же, от  таких же спецназовцев,
как и мы сами... Они выполняли свой долг, и  мы выполняли свой долг, а жизни
наши  ничего, ни копеечки  не стоили!  Будь проклята  жизнь, в которой может
такое быть! Нет,  уж лучше  я по-честному,  как наемник, буду  выполнять  ту
работу,  на которую способен я, солдат удачи. Тогда не будет  этих никому не
нужных мыслей, которые, не спросясь, так и лезут в голову...
     Короче, многое из этой неожиданной для  всех нас истории так и осталось
в темноте. Хотя, положа руку на сердце,  непонятного во всем этом  ничего не
было. Ни для кого из нас.



     ...Голубков,  когда  мы  позже  с ним  встречались,  о полигоне "Гамма"
старался  не  говорить.  Я только смог  из него вытянуть  однажды, что лучше
всего  ни мне,  ни  моим ребятам  о контейнере,  с  которым нас  тогда свела
судьба, никогда не вспоминать: так, дескать, надо для высших государственных
интересов...
     Наверное,  Константину Дмитриевичу  было виднее... И, судя  по всему, о
тех  контейнерах с бактериологическим оружием  так никто никогда ничего и не
узнал.
     Я бы тоже много дал, чтобы у меня не было этого лишнего знания -- но...
Судьба, судьба!.. Что ж,  не мы ее выбираем, а она нас  -- и, наверное,  так
тому и быть.
     Аминь...


Популярность: 14, Last-modified: Wed, 17 Oct 2001 07:02:41 GmT