Fb2.zipEpubСодержаниеFine HTMLPrinted versiontxt(Word,КПК)Lib.ru html
Андрей Евпланов. Змеюка на груди

---------------------------------------------------------------
     © Copyright Андрей Евпланов
     Email: evplanov(а)yandex.ru
     Издательство: Эксмо-Пресс, 2002
     Date: 29 Jun 2004
---------------------------------------------------------------
     (повесть)

     К сорока пяти годам  Фима Блюм успел повидать много хорошего и плохого:
окончить  ветеринарный  техникум,   отслужить   в  армии,  пережить   смерть
родителей,  окончить  юрфак  МГУ, поработать  участковым инспектором, побыть
совладельцем рекламно-издательского  дома  "Юнион", заработать кучу денег на
брошюрах по половому воспитанию школьников и в одночасье оказаться банкротом
без гроша на пропитание. В общем, бросало его по жизни,  как лодку  в бурном
море, и все из-за того, что он не мог просто сказать людям "нет".
     Взять хотя бы ветеринарный техникум... Туда он поступил, потому что так
хотела мама,  у которой были кошки. Она их обожала, и ей казалось, что никто
так не сможет о них позаботиться, как родной человек.
     От  армии  Фима,  конечно,   мог   откосить  по  причине  близорукости,
косолапости и мало ли чего  еще,  но не откосил, потому что не  смог сказать
"нет" стране, которая дала ему счастливое  детство  и  лучезарную  юность, и
потом  без армии  поступить на  юрфак еврею было практически  невозможно.  А
этого так хотел папа,  который всю жизнь проработал участковым инспектором в
Марьиной роще. Там до сих пор ходят легенды о "еврейском городовом", который
умел   найти  подход   не  только  к  пьяницам  и   дебоширам,  но   даже  к
ворам-рецидивистам. Он  мог,  например, не моргнув  глазом,  часами  слушать
жалобы жены  какого-нибудь домушника, на злого судью,  который  вместо того,
чтобы скостить "по человечеству", впаял мужику на полную катушку. Он никогда
не  отказывался  походатайствовать  насчет  детского  садика  для  отпрысков
сидельца,  а  уж  ириски  в  кармане  для  таких  детей  у  него  никогда не
переводились. Говорят  еще, он  охотно  давал  взаймы,  но вериться в  это с
трудом, и  не потому что  он был  прижимистым от природы, а  просто  какие у
участкового  деньги,  чтобы вот так  ими разбрасываться. Он  же был семейный
мужчина, а не шлимазл какой-нибудь. У него на шее сидели двое детей и кошки,
а учительской зарплаты жены едва хватало ей на шампунь и колготки.
     Репутация отца помогла Фиме попасть в институт, несмотря на пятый пункт
в паспорте. Его  взяли как потомственного стража  правопорядка, и никогда не
упускали  случая  напомнить ему об  этом. Так  что через пять  лет Фима себя
кроме как "потомственным" и не представлял.
     После  института  Фима  мог пойти  в  адвокатуру  и  стать  Падвой  или
Резником.  Для  энергичного еврейского юноши с  головой, это прямой  путь  к
известности и деньгам. Мог, на худой конец,  стать юрисконсультом  на фирме,
каких к тому времени развелось в Москве как собак не резаных. Но  он пошел в
участковые, потому что всем нравилось, что он идет по стопам отца.
     Такой  отзывчивый,  такой  душевный,  ну  просто  "шоколадное  сердце",
сказала как-то про него однокурсница, которой он дал  свой конспект, хотя он
позарез  нужен  был  ему самому.  Так  это  прозвище к  нему и  прилипло  на
факультете, а потом распространилось  и  на всю его  дальнейшую жизнь. И уже
тетки, которые  торговали у метро зеленью и сигаретами, ласково называли его
"Шоколадным сердцем",  когда он закрывал  глаза на их  невинный, но все-таки
противозаконный бизнес.  В это  выражение  они  вкладывали  сразу  несколько
смыслов, во-первых "хороший человек, несмотря на то, что  служит в милиции",
во вторых,  "несмотря на  то,  что еврей", и еще,  может  быть  "дай бог ему
здоровья".
     А  потом  он  вдруг  стал  издателем, и опять же через свое  несчастное
"шоколадное сердце". Когда его однокурснику Ленчику  Колобасову понадобилось
помещение под офис для  своего издательства,  он  не нашел ничего лучше, как
обратиться  к Фиме Блюму: "Не  откажи, старик.  Ты же знаешь в своем районе,
где что плохо лежит.  Организуй помещение под  офис. Это будет  твоя  доля в
предприятии, а  встанем  на ноги,  еще  спасибо  скажешь".  Дело  пошло,  но
Колобасову было  мало  доходов  от  издательского бизнеса, и  он  настоял на
покупке  акций  одной  из  нашумевших  финансовых  пирамид, которая  тут  же
развалилась,  придавив тысячи незадачливых авантюристов вроде  Колобасова, а
заодно и тех, кого они заразили  своим энтузиазмом. Фима  никогда не  лез на
рожон,  в издательстве  он занимался бумагой, типографией,  транспортом  - в
общем  был  исполнительным директором.  А что  издавать  и  куда  вкладывать
вырученные деньги решал исключительно Ленчик, поэтому, когда Фима узнал, что
все активы  предприятия,  в том числе и кредиты, вложены в ценные бумаги, он
подумал, что так и надо.  Фондовый рынок для него был параллельным миром,  о
котором все говорят,  но которого никто  не видел. Из всех рынков  ему ближе
всего был Минаевский, потому что он находился на территории его участка.
     Всегда неунывающий  и живой, он после фиаско с акциями слегка осунулся,
даже поседел, хотя к тому времени волос  у него оставалось уже не так много,
чтобы  казаться  седым. Но тут  появилась возможность посмотреть мир, сестра
пригласила  "нового русского брата" погостить у нее в Америке - и  понеслось
все сначала...
     За океан Фима  собирался  на недельку-другую,  а провел там  почти год.
Приехав в Нью-Хейвен, штат  Коннектикут, где жила его сестра с мужем и двумя
детьми, Фима с удивлением узнал, что у хозяев нет для него денег на обратный
билет. Кормить они  его могли, но суммы,  чтобы выпроводить  у них не  было.
Получался замкнутый  круг  - чем больше они его кормили -  тем меньше у  них
оставался шанс избавиться от симпатичного,  но мало  респектабельного гостя.
Нет, его  никто не попрекал куском хлеба, но  совесть то у него  не молчала.
Она-то   и   заставила  его  пойти  работать  штукатуром  на   строительстве
супемаркета. Деньги платили в конце каждого дня, но их хватало только на то,
чтобы возмещать  гостеприимным хозяевам расходы  на  свое  содержание. Потом
Фима  устроился уборщиком в  музыкальную  школу Натана Бредуна, но  и это не
принесло  серьезных  дивидендов.  И тогда он поступил  на  работу в пиццерию
итальянца Марио Корвальо, которого тут же окрестил Корвалолом. Итальянец был
жадный и норовил положить в  пиццу больше острых перцев - пиперони, чтобы не
чувствовался недостаток фарша, но к Фиме он проникся  отцовской нежностью  и
щедро  подкармливал  его своей продукцией. Сэкономив на завтраках, обедах  и
ужинах, Фима, наконец, накопил сумму на билет до Москвы.
     Из  Америки  Фима  приехал  с  тремя  сотнями  "зеленых"  в  кармане  и
жесточайшим гастритом и зыбкой надеждой на русское авось. И что вы  думаете,
авось таки сработал. Как раз подвернулось наследство  израильского  дядюшки,
который владел бакалейной лавкой в Яффе.  Этих денег хватило,  чтобы  купить
трехкомнатную квартиру на Цветном бульваре, трехлетний "Рено", и жениться на
записной красавице Нинель Шпак. Она сама попросила его жениться на ней. Фима
ей отказать не смог. Но семейная жизнь не заладилась с самого начала. Нинель
оказалась  стервой. Мало того,  что  через семь  месяцев  после свадьбы  она
родила  двойню  от  бывшего партнера по  издательству  Колобасова, она еще и
квартиру себе отсудила.
     В конце концов Фима оказался в двухкомнатной  малогабаритной хрущобе на
бульваре,  но  уже  на Бескудниковском, с  родственницей-пенсионеркой  Розой
Марковной,  приехавшей  погостить из Харькова  и  застрявшей в столице,  под
предлогом  переоформления украинской пенсии  на  российскую,  все с  тем  же
американским  гастритом и исполнительным  листом  на алименты. Чтобы  как-то
свести  концы  с  концами  "Рено"  пришлось  продать,  взамен  купить  битую
"пятерку",  а на сдачу зарегистрировать частное сыскное агентство по розыску
потерявшихся собак и  прочей  домашней живности, и  заказать  пачку визитных
карточек.  На  карточке   золотыми  буквами,  почему-то  стилизованными  под
древнерусскую вязь, было написано  Ефим Яковлевич Блюм, генеральный директор
сыскного предприятия  "Мухтар". Подразумевалось,  что  там есть еще и другой
какой-то директор или, по крайней мере,  сотрудники. На самом деле весь штат
агентства был представлен одним Фимой.
     Заказов  оказалось на удивление много, но все они были какие-то мелкие.
У кого-то  пропал  любимый  кот, у кого-то  попугай улетел,  но чаще звонили
владельцы потерявшихся собак. Однажды его попросили разыскать пони, которого
увели с дачи  местные  мальчишки. Изредка попадались клиенты, которые готовы
были заплатить за четвероного любимца тысячу "зеленых". В  основном это были
владельцы породистых  собак. Псы, конечно, не терялись,  их крали  и концы в
воду.  Фима  даже не брался за такие  дела. Но  большинство заказчиков могло
предложить  сыскарю  в  лучшем  случае  сотню-другую.  Фима  не брезговал  и
рублями, если человек хороший.
     Методика поиска  у  него была самая простая. Перво-наперво он определял
район поиска, а дальше, не мудрствуя  лукаво, писал  объявления  "Потерялась
собака...",  "Пропал сибирский  кот..." и  так  далее.  Потом Роза  Марковна
расклеивала  их на подъездах, водосточных  трубах и  мусорных баках. На дело
она  выходила  затемно,  чтобы  не попасться  на глаза  дворникам. И что  вы
думаете?.. Животные находились.
     Иногда  все  же приходилось вести нечто вроде расследования: опрашивать
свидетелей, объезжать приюты  для бродячих животных  и  живодерни, но  такое
случалось редко - овчинка, как говориться, не стоила выделки.
     Самую   замечательную   операцию   провернула   Роза   Марковна,  когда
потребовалось найти ангорского кота  по кличке Хариус.  Фима  собрался  было
расписаться в профессиональной несостоятельности, но энергичная родственница
сочла, что пятьсот долларов на дороге  не валяются. "Шансы даются нам не дня
того, чтобы их ставить в сервант на добрую память  о тех, кто  их подарил, -
рассудила мудрая женщина, и  разбросала возле помойки рядом с домом, где жил
кот, клочки ваты, смоченные валерьянкой.
     Уже через час все вольное кошачье население квартала  собралось туда на
свой шабаш. И среди этой  беспризорной плебейской  братии  подобно боярину в
толпе простолюдинов восседал толстомордый Хариус.
     Зарабатывая таким образом на кусок хлеба,  Фима уже  стал  подумывать о
масле, но тут вмешалась ненасытная Нинель, которая  после развода поселила у
себя вероломного Колобасова.  Прознав о  гонорарах,  она  повела  слежку  за
Фимой, и, как только заказчик с ним расплачивался, забирала себе половину.
     Фима  страдал, но  терпел.  Не в его обычае было вырывать бутерброд изо
рта у женщины. Да и запросы у него были скромные. Дорогой ресторанной еде он
предпочитал   стряпню   Розы   Марковны.   Особенно  хорошо   ей   удавались
фаршированные перцы и тушеные  баклажаны. Ну, разве сравнить  с каким-нибудь
фрикассе  по  300 рублей за порцию?.. А  блинчики с  повидлом,  а  бульон  с
клецками?..
     В театр  и на концерты Фима  ходить не любил,  хотя  ему нравилось, как
люди  на сцене представляют  жизнь. Он  стеснялся своих стоптанных ботинок и
куцего  пиджачка,  а  поменять эти удобные вещи,  которые стали  его  второй
кожей, он не решался даже в лучшие свои годы.
     Шикарных  женщин он боялся,  особенно после  своего  брака с  Нинель, а
верные  подруги:   поварихи,  медсестры  и  бухгалтерши  больших  затрат  не
требовали: бутылка сладкого вина, разговор по душам и она твоя.
     Хорошие  машины другое дело.  Свою,  безвременно ушедшую "Реношку",  он
вспоминал  с трепетом, уж больно  она была надежной и послушной, не в пример
нынешней  "Пятерке",  которая  было  нрава  строптивого,  и  в  эксплуатации
обходилась  не дешевле "Мерса". За каких-то  полгода  Фима  поменял стартер,
коробку  передач,  поршневые  кольца и кучу  всяких  мелочей. После дождя  в
салоне стояли лужи, так что воду приходилось выкачивать с помощью памперсов.
Нет,  что  ни  говори,  а  только иномарки  имеют  полное  право  называться
автомобилями. Может они  там, на Западе, потому и бездуховные, что  всю душу
наловчились вкладывать в автомобили.
     Впрочем,  сейчас  Фима  все  иномарки  ненавидел  лютой  ненавистью,  и
особенно "Вольво". Два дня назад он, уходя от почти неизбежного столкновения
с бешеным молоковозом, протаранил "Вольвешник" крутого бизнесмена. Бизнесмен
оценил,  причиненный  ему  ущерб,  в  три  тысячи  долларов.  Денег  у  Фимы
естественно  не  было.  Фимина  визитка  не  произвела  на   предпринимателя
впечатления.  Он  отобрал  у  Фимы паспорт  и  сказал, что поставит  его  на
счетчик, если он не возместит убытки в течение трех дней.
     Третий день  был на исходе. Фима  сидел на кухне и усиленно думал,  что
можно продать, чтобы наскрести нужную сумму.
     Машину? Если до аварии за нее могли еще дать долларов триста, то теперь
ее и задаром никто бы не взял. Компьютер? Старенькой машиной с подслеповатым
монитором побрезгует даже  школьник. Мебель? Разве это  мебель...  Квартира?
Ага, и потом ночевать на вокзале. Тогда может занять?
     - Роза Марковна,  у нас есть кто-нибудь, у кого можно занять три тысячи
долларов на месяц?
     Роза Марковна, которая возилась у плиты, прежде чем ответить посмотрела
на Фиму поверх очков, как будто хотела  сказать: "Ты  что-то спросил или мне
послышалось?", и произнесла:
     - Скушаете суп из потрошков или обойдетесь блинчиками?
     "Нет, взаймы никто  не даст, -  подумал Фима,  - идиотов  с "шоколадным
сердцем"  в  мире,  к  счастью  для  человечества,  раз  два  и обчелся.  Да
здравствуют конкуренция и естественный отбор, двигатели цивилизации!"
     И тут зазвонил телефон, громко и настойчиво, как глас судьбы. Фима взял
трубку  и поднес  ее к уху  так,  словно  это была  не  банальная телефонная
трубка, а чаша, из которой спящему отцу Гамлета налили в ухо яду.
     Фима сразу узнал властный голос владельца разбитого "Вольво".
     - Ефим  Яковлевич,  это Вартанов. У меня  к  вам  есть срочное дело. Не
могли бы вы приехать сейчас ко мне в офис?
     - Зачем? То  есть я хотел сказать, что  срок, который вы мне назначили,
истекает только  завтра утром?  У меня тут  уже кое-что  наклевывается,  так
что...
     - О, господи, неужели вы всерьез подумали, что я хочу  вас поставить на
счетчик? Разве  я похож на братка? Забудьте о том  разговоре. Я не разорюсь,
если  отремонтирую  машину  за   свой  счет.  Да  вы  и  не  виноваты,  если
разобраться, аварийную ситуацию создали не вы, а тот  идиот на молоковозе. Я
зову вас, не затем  чтобы предъявлять претензии, а чтобы извиниться и отдать
вам паспорт, а кроме того у меня к вам есть предложение. Это связано с вашей
профессиональной  деятельностью. Ведь  вы, если  не  ошибаюсь,  возглавляете
частное сыскное агентство.
     Фима посмотрел  на  Розу  Марковну, которая,  как ни в чем  не  бывало,
продолжала священнодействовать у плиты, и неуверенно произнес:
     - В общем, да.
     - Вот и хорошо, стало быть, договорились. Вы поедете своим ходом или за
вами прислать машину?
     - Своим, -  сказал Фима, и тут же вспомнив, что его "пятерка" приказала
долго жить, поправился. - То  есть я хочу сказать, что  лучше  вам  прислать
машину.
     - Конечно, на Бескудниковский бульвар, это ведь ваш офис?
     Фима еще раз прошелся  глазами по  обширной спине Розы  Марковны, и уже
увереннее сказал:
     -  Да, это наш  офис,  но только прошу  вас поторопиться,  сегодня  как
назло, много клиентов.


     Контора Вартанова находилась на Солянке, в красивом старинном особняке,
расположенном в глубине небольшого парка. У дверей на никелированной дощечке
было написано латинскими буквами нечто малопонятное, но внушающее доверие, а
именно Trade group Realta. Угрюмый шофер по имени Самвел молча выпустил Фиму
из  джипа,  больше  похожего  на  междугородний автобус,  нежели на легковой
автомобиль, и  кивком показал  на  дверь, как  будто приказал:  "Вперед,  не
оглядываться! Шаг вправо, шаг влево считается побег".
     В холле за столиком с компьютером сидел такой  же мрачный Самвел. После
того, как первый Самвел сказал второму что-то по-армянски,  второй  опять же
кивком показал наверх. На финишной прямой, ведущей к  кабинету шефа, Самвелы
наконец  кончились.  В  приемной  царила  милая  полненькая  блондиночка,  с
ямочками на щеках, как раз во вкусе Фимы.
     -   Ах,   Ефим  Яковлевич!  Проходите  пожалуйста  в  кабинет,  Алексей
Григорьевич вас ждет.
     Вартанов был  не один, напротив него  в  кресле  полулежал  не  в  меру
упитанный,  блондинистый молодой человек, которого он представил, как своего
заместителя  по  коммерческой  части.  Звали  его  Афанасием. Этот  Афанасий
показался Фиме бесформенным и рыхлым, как апрельский сугроб.
     - Надеюсь, вы  поняли, - начал сходу Вартанов, - что инцидент исчерпан.
Меня сейчас в основном  интересует ваша профессиональная деятельность. Давно
вы занимаетесь частным сыском?
     - Не так давно, но до этого я работал в органах, потом в Америке...
     -  Все  понятно - ФСБ,  внешняя  разведка, что  там  еще?  Уважаю.  Это
солидные   учреждения,  туда  фуфло  всякое  не  попадало.  Не  буду  больше
допытываться, все  равно  вы  мне ничего не скажете, знаю я вас, чекистов  -
приходилось  сталкиваться  на  жизненном пути.  Я ведь  в бизнес  пришел  из
комсомола,   стоял  у   истоков   молодежного  предпринимательства.  Сначала
занимался компьютерами, а теперь вот импортирую вина  из Испании, Португалии
и прочих  благословенных краев. Россия,  знаете  ли, соскучилась по хорошему
вину.  Раньше помните, какие  вина делали  в  Крыму, в Грузии, в Армении,  а
сейчас  рынок  заполонили  молдавские подделки. Кстати, не хотите  ли  бокал
хорошего вина?  Настоящая риоха  урожая  1952-го года.  У нас его  журналист
Доренко  ящиками  заказывает.  Говорит,  очень  хорошо влияет на  умственную
деятельность.
     Фима чувствовал себя не  в своей  тарелке,  и с  удовольствием выпил бы
сейчас бокал вина, но он решил держать дистанцию с потенциальным клиентом, и
вежливо отказался.
     - Благодарю вас. Давайте перейдем ближе к делу,  а то, видите ли, конец
месяца, нужно закрывать дела...
     -  Не  буду занимать ваше драгоценное  время лирическими отступлениями.
Мое дело состоит  в том, что с  некоторых пор  я  стал замечать, что за мной
следят.  Нет, меня  никто не  шантажирует  по  телефону, не шлет  угрожающих
записок. С  законом я  в ладах, крыша  мной довольна,  с конкурентами у меня
неплохие отношения.  Но кому-то вдруг понадобилось  подсылать азиатов, чтобы
они контролировали каждый мой шаг.
     - Азиатов?
     -  Да,  люди,  которые  ведут  за  мной  слежку,  имеют   специфическую
внешность. Я плохо разбираюсь  в  национальных  типах,  но у меня  создалось
впечатление, что это  киргизы.  Может быть, конечно, вьетнамцы, но они такие
низкорослые, большеротые, у них грубые черты лица. У бурят физиономии совсем
плоские,  скулы  выпирают   и  глаза   просто  щелочки.   У   китайцев  лица
продолговатые  и они стригутся  под "бокс". Японцы  такие субтильные и носят
очки. А у этих лица немного одутловатые, глаза не слишком раскосые, а волосы
даже  слегка  волнистые. Я, вообще-то,  никогда ни с одним киргизом  не  был
знаком, но мне кажется, они выглядят именно так.
     - Как вам удалось так хорошо рассмотреть людей, которые за вами следят?
- удивился Фима.
     - Да  они не  очень-то  и скрываются.  Такое  впечатление, что они даже
демонстрируют свой  интерес ко мне.  Но вот в руки не  даются. Пару  раз мои
люди пытались  их задержать,  но те  очень ловко  уходили - как сквозь землю
проваливались.
     - Когда вы заметили, что за вами следят?
     -  В прошлый  понедельник, когда я  трижды замечал одни и те же лица  в
разных местах?
     - Где именно?
     -  Здесь,  возле  офиса,  потом в бизнес-клубе на Таганке, куда я  езжу
обедать, и еще на презентации ювелирного магазина на Ленинградке. Есть такая
сказка про то, как  ежик соревновался с зайцем в беге. Было  два  совершенно
одинаковых ежа,  и они  этим пользовались в своих интересах: в одно  и то же
время находились в разных местах, а  заяц думал... Мне не надо вам говорить,
что думал этот наивный грызун, потому что вы профессионал и сразу понимаете,
что к чему. Так вот, сдается мне, что эти киргизы нечто подобное проделывают
и со мной. Вот он прячется в  кустах возле  офиса, а через пять минут он уже
на Таганке. Скорей всего - это близнецы, хотя, конечно, для нас, европейцев,
они все на одно лицо, так что я могу ошибаться.
     - Так все же, сколько их, по вашему мнению?
     - Думаю трое, не  больше. При том они очень похожи и одеты одинаково, в
синие брюки и белые рубашки навыпуск.
     - Ваша версия всего этого?
     - Если  бы у меня  была версия,  я  бы вас не  звал, -  Вартанов  вдруг
перешел на жесткий тон. - Это вы должны узнать, кто за мной следит и  зачем,
а уж после я сам с ними разберусь. Поверьте мне, у меня достаточно средств и
связей, в том числе и в бывшей вашей конторе, чтобы поставить их на место. Я
не хотел вам говорить, но уж  так и быть скажу - у меня брат вице-губернатор
штата Калифорния. Я мог бы нанять человека  из ФБР или из  Скотланд-Ярда, но
пригласил вас, потому что  хотел вам помочь. Вы мне задолжали крупную сумму,
и я даю возможность  вам ее честно  отработать. Но, если  через пять дней вы
мне  не представите полный  отчет о том, кому  вздумалось играть  со мной  в
прятки,  вы мне будете должны уже  пять "штук".  Я  не  жадный, вот Афанасий
подтвердит, но принципиальный. Раз ты  нанес мне вред - заплати, а нет денег
- пеняй на себя. Нищий не имеет права ошибаться. Ступайте.
     Фима остолбенел, такого  резкого поворота в  настроении виноторговца он
не ожидал. Был один человек, вежливый, доброжелательный, и вот он уже совсем
другой  -  хам и жлоб.  Попрощавшись  кое-как с  Вартановым,  он выскочил из
кабинета  как  ужаленный. Секретарша все еще дружески улыбалась, но ему  уже
было не до флирта и он оставил ее ямочки без внимания. "Азохен вэй!1 Надо же
было  так влипнуть.  Вот это и  называется еврейское счастье... - думал  он,
минуя  тяжелые  взгляды суровых  Самвелов. - Да это  мафия, крутая армянская
мафия.  Или  они  меня  угробят, или  киргизы.  И угораздило  же  Всевышнего
поселить на этом клочке земли столько национальных преступных группировок. А
страдать должен ни в чем не повинный еврей..."
     Во дворе его нагнал запыхавшийся Афанасий.
     - Ефим Яковлевич, да  вы не расстраивайтесь, дорогой. Алик погорячился,
сами понимаете - кавказская кровь. К тому же он тонкий  человек, а  там  где
тонко,  там и  рвется. Представляете, он три года не был в отпуске, ночей не
спит,  все думает, как дать отечественному  потребителю  достойный товар  за
нормальные деньги,  а  тут  эта  слежка. Когда  тебя всю  неделю практически
держат на мушке, можно сбрендить.
     - Но зачем же так уж хватать человека за горло?
     -  Не берите в голову. В бизнесе без этого нельзя, даже с самым близким
партнером нужно быть как  на  ринге, чуть расслабился и он тебя уже послал в
нокдаун. Но в душе Алик все переживает, он просил передать вам, что в случае
успеха он снимет все свои претензии и заплатит вам пять штук.
     - Весьма благодарен.
     -  Не нужно иронизировать. Завтра  же  беритесь за  дело.  Джип и шофер
Самвел в вашем полном распоряжении.  Он  в курсе дела.  У  меня к вам только
одна  просьба  или скорее  настоятельное пожелание:  обо всем что  увидите и
услышите, немедленно докладывайте  мне. Не надо травмировать Алика - он весь
как нерв.  Боюсь  даже, он может  вас обидеть, если попадетесь  под  горячую
руку. Так что только мне. Это в ваших же интересах. Договорились?
     - Хорошо, - вздохнул Фима и, втянув голову в плечи, побрел к метро.

     Вернувшись  домой, он достал с антресолей чемодан, и стал  кидать  туда
все что попадалось под  руку,  джинсы,  карманный  фонарик,  дырявые  носки,
электробритву "Бердск", банку растворимого кофе "Якобс"...
     Роза Марковна  смотрела на него, как чукча на крокодила  и молча качала
головой, но когда он выхватил у нее из рук посудное полотенце и запихнул его
в свой чемодан, она не выдержала:
     - Мешигенэ йолд1, куда это вы собрались, на ночь глядя? Если в баню, то
зачем вам кофе? И потом в четверг обещали дать таки горячую воду...
     Голос родственницы мгновенно  отрезвил  Фиму.  Он уселся  на табуретку,
обхватил голову руками и запричитал:
     - Нет это не мыслимо, чтобы столько неприятностей сразу... Да какое они
имеют право... Мафиози проклятые...
     - Я так понимаю,  что вам  не повезло с клиентом. Это бывает.  Возьмите
себя в руки и постарайтесь рассказать все по порядку. Может быть я смогу вам
что-нибудь присоветовать.
     Фима налил себе стакан чаю, положил  в него три куска сахару и  выложил
родственнице все, начиная с аварии и кончая разговором с Афанасием.
     - Сволочи, - подытожила Роза Марковна. - Чтоб у них все зубы выпали, но
один остался для зубной боли. И что вы намерены делать?
     - Надо ехать в  Америку. Там они меня не достанут. Про дядю губернатора
Алик, конечно, загнул.
     - Прямо сейчас? У вас, что уже есть виза?
     - Ну, тогда в Харьков.
     -  Все там  будем. Но давайте подумаем, что еще можно предпринять. Этот
Алик, по-вашему, настоящий бандит, криминальный авторитет?
     -  Просто  скотина, чует,  что  мне нечем с ним расплатиться и берет за
горло.
     -  Вот  это  уже  похоже  на  правду.  А как вы  думаете, что он с вами
сделает, если вы не сможете выполнить его поручение?
     - Натравит своих братков, искалечит, отнимет квартиру...
     -  Не думаю, что он  пойдет на это. Он ведь полагает, что  вы служили в
органах, а  с чекистами, даже бывшими, лучше обходиться вежливо. Сколько вам
обещали за этих киргизов, пять тысяч? Хорошие деньги, 500 российских пенсий,
не говоря  уже об украинских. Вам бы они сейчас очень пригодились. Почему бы
вам не попробовать их получить?
     - Я никогда не занимался наружным наблюдением.
     - Но вы работали в милиции и у вас сохранились наверно кое-какие связи.
Есть конечно ребята.  Стас Рыженков - он сейчас работает опером на Петровке,
Никита Деркун...
     - Вот и хорошо, попробуйте завтра с ними  связаться. А я с утра позвоню
этому зверскому Самвелу, думаю, он не обидит  старую больную женщину. И  вот
еще что... Попросите у Афанасия аванс.
     У  Фимы на  глаза  навернулись  слезы.  Он вспомнил, как  в школе  двое
великовозрастных ублюдков повадились отбирать у него деньги. На их языке это
называлось "доить мусоренка". Он  страдал и худел не от  голода, хотя  после
школы  у него  часто болела голова,  потому что страшно хотелось  есть, а от
унижения.  Мать  замечала,  что  с  сыном  происходит что-то неладное, но он
отмалчивался. Но однажды она усадила его напротив и сказала: "Ну,  что там у
тебя  стряслось?".  И он выложил ей все как было,  и  она  сказала: "Не надо
умирать  раньше, чем  тебя убили. Завтра подойди  к  ним  первый  и потребуй
деньги  назад. Они, конечно,  не отдадут,  но вряд станут  выворачивать твои
карманы.  Послезавтра  тоже подойдешь к ним, и  так до  тех пор, пока они не
начнут бегать от тебя. А там мы придумаем, как вернуть наши деньги".
     - Роза Марковна, - сказал Фима потягиваясь и зевая, - а вы умеете  печь
струдель. Мама, когда была жива всегда пекла струдель на еврейский новый год
и на 7-е ноября. И так мне это припомнилось, что слюнки потекли.

     На  следующий день Роза Марковна  созвонилась с Самвелом, и, назвавшись
сотрудницей   отдела  наружного   наблюдения  сыскного  агентства  "Мухтар",
договорилась  с  ним ехать  по  местам, где засветились  "киргизы".  А  Фима
отправился в Марьину Рощу разыскивать Никиту Деркуна.
     Когда-то  Никита  работал  там  постовым  милиционером  за  жилплощадь.
Квартиру  ему  дали  там  же,  на  Трифоновке.  Адреса его Фима не знал,  но
зрительно помнил,  где Никита  живет -  третий дом от  бензоколонки,  второй
этаж. Фима часто приходил к нему выпить пива и поиграть в шахматы. Это  было
пятнадцать лет  назад.  Но старая  дружба не ржавеет, особенно, когда это не
совсем   дружба,  а  так,   взаимная  симпатия  для   общего   удовольствия.
Настоящая-то  дружба,  как  самосвал  без гидравлики, нужно  быть богатырем,
чтобы направлять  ее  в  нужном направлении. И  вообще,  кто-то из  мудрецов
сказал, что дружба это только переход от простых отношений к ненависти.
     Бензоколонки  там,  где  она была  не оказалось, на  ее  месте  разбили
симпатичный  скверик  с  цветниками,  но дом  Фима  нашел  сразу  и  подъезд
определил без всякого напряжения памяти, но  уж квартиру  пришлось  выбирать
методом "тыка".
     Дверь ему открыл парень, физиономия которого не оставляла  ни малейшего
сомнения  в  его  принадлежности  к  славному  семейству  Деркунов:  тот  же
вздернутый носик башмачком, что и у Никиты, те  же  голубые пуговки глаз под
белесыми ресницами, те же бледные губы, готовые в любой момент растянуться в
доброжелательной улыбке.
     - Здорово, батя дома? - спросил Фима парня, надеясь, что не ошибся.
     - На дежурстве он, будет только в два часа.
     - Ты извини, паренек, мы с  твоим папашей не виделись целую вечность...
В каком отделении он сейчас служит? Мне его очень  надо видеть. Я дядя Фима,
может, слышал?
     - Это который Шоколадное сердце?
     - Допустим.
     -  Так  отец  давно из  милиции ушел,  он сейчас  работает  в  охранном
агентстве "Шлем". Они охраняют склад косметики на Сущевке.
     Склад косметики помещался  в здании бывшей картонажной  фабрики. Никита
восседал на  вахте  и читал газету. Он и раньше-то не был  худым,  а  сейчас
заматерел,  еще  больше раздался  в  плечах, ну  просто шкаф трехстворчатый.
Такому двух  Самвелов ничего  не  стоит  раскидать,  как  щенков.  При  виде
приятеля Фима почувствовал гордость и стыд одновременно. Гордость за то, что
такой  богатырь  у  него  в  корешах,  а  стыд  за  то  при  этом  он  вчера
смалодушничал, запаниковал.
     - Ефим, каким ветром? - обрадовался Деркун. - А говорили -  ты за океан
подался?
     - Это была турпоездака. Неужели ты подумал, что там спят  и видят наших
ментов, там своих копов хватает. А  ты, я  смотрю, нашел не  пыльное  место.
Стол,  как   у  начальника,  куртец  кожаный,  штаны  просиживаешь,  газетку
почитываешь, а бабки капают и, видимо, немалые...
     -  Грех  жаловаться, старичок. Охранники у нас в  стране  теперь  самые
уважаемые люди.  Попробуй  не  уважить - уйдут  в  криминал, а  это миллионы
здоровых  мужиков.  Тогда уж  точно всем остальным  придется  отправляться в
турпоездку,  в  бессрочную. Ты не  спешишь? Тогда  посиди  чуток  в  уголке,
почитай книгу. Через два  часа  меня сменят и пойдем ко  мне домой.  С сыном
тебя познакомлю с женой. Она борщ сварит, настоящий с пампушками.
     - Я пришел к тебе за помощью, - сказал Фима и  рассказал  приятелю все,
что произошло между ним и Вартановым.
     По  мере  того  как, он  излагал,  Деркун то сжимал, то  разжимал  свои
пудовые кулачищи, а  когда  Фима закончил, он  сложил  газету и сунул  ее  в
карман кожанки.
     - Так,  сейчас придет мой сменщик, и мы с тобой поедем к  этим армяшкам
разбираться.  Прихватим с собой пару мужиков из нашего  агентства, и поедем.
Пора поставить это говно на  место. Совсем обнаглели, буржуи херовы, думают,
если у  них деньги, то все должны им жопу лизать. А  мы им в пятак, а  потом
догоним и еще. Будут лететь, пердеть и радоваться до самых до окраин.
     Больше всего Никиту разозлило, то,  что Вартанов отнял  у Фимы паспорт,
что  какой-то  хлыщ  с  долларами,  который спаивает родную страну заморской
кислятиной, может, по своему усмотрению, фактически лишить простого человека
гражданства. Деркун был убежденный государственник.
     Фиме стоило немалых  усилий охладить пыл своего разбушевавшегося друга,
уговорить его отложить  расправу над виноторговцами до получения гонорара, и
заняться "киргизами".
     - Пять зеленых кусков,  конечно, на дороге не  валяются, - согласился в
конце концов Никита, - но ведь эти "киргизы" ничего плохого тебе не сделали.
     - Мы им  тоже ничего  плохого  не  сделаем,  только  выясним, зачем  им
понадобился Вартанов,  и  отпустим.  Пусть они  между собой  разбираются.  А
сейчас давай позвоним Стасу, пусть он выяснит по своим каналам,  что из себя
представляет Trade group Realta, и кому она могла перейти дорогу.
     Рыженков тут же согласился помочь, но с условием, что  друзья приедут к
нему вечером выпить водочки и вспомнить былое.
     Фима и Никита дождались сменщика, сыграли  партию в шахматы,  выпили по
бутылке пива и отправились по домам.

     У самого  дома Фиму  обогнал джип. Он с  шиком подкатил  к подъезду. Из
него вышел Самвел, и, с учтивостью дрессированного медведя, подал руку даме.
Это была Роза Марковна. Разобравшись кое-как с дамой,  Самвел полез в машину
и  достал  оттуда  пакеты. Много пакетов толстых и  тонких, так  много,  что
шоферу пришлось поставить  их  на ступени,  для того, чтобы распахнуть дверь
перед "начальником отдела наружного наблюдения".
     Фима не поверил своим глазам: мрачная горилла вдруг обрела человеческий
облик. Впрочем,  сегодня выдался  не самый плохой день  - старые товарищи не
послали  его  куда  подальше.  Значит, что-то все-таки цепляет людей друг за
друга в этом мире помимо денег и секса. Может быть, как раз сегодня началась
новая  полоса в жизни. Это было бы как  нельзя кстати. Нельзя же  все  время
ходить вдоль по коврику, который всем кладется поперек.
     Он поднялся  на  лифте  на свой этаж, и уже хотел  выходить, но услышал
знакомые голоса и задержался.
     - А  виноградные  листья  я вам на днях завезу, Роза-джан, и гранатовый
соус тоже. Мне мама прислала целий банка.
     - Хорошо, Самвельчик, только я все равно не запомнила, как готовить эту
вашу  долму. Ты мне  в следующий раз все напиши на бумаге. А насчет пояса ты
подумай, с радикулитом шутить не надо.
     Они распрощались, и Фима  вышел  из своего  укрытия.  "Тетя,  вы просто
Вальтер Запашный в юбке, по вас цирк плачет.  Группа криминальных водил  под
руководством Розы... Кстати, как ее фамилия?"
     Роза Марковна оказалась  способным  "опером". Она тщательно обследовала
все точки,  где  видели  "киргизов",  поговорила с телохранителями,  которые
пытались их задержать, и даже нашла свидетелей из посторонних. И после всего
этого у нее создалось впечатление, что "киргизы" не следили за Вартановым, а
скорей всего пугали его. Если  человек хочет кого-то  выследить, он не будет
делать это в  открытую,  иначе, это  теряет всякий смысл. "Киргизы"  же и не
думали прятаться. Они намеренно демонстрировали  Алику свое присутствие. Это
подтверждал  и сам  Вартанов, и телохранители,  и другие свидетели. Девушка,
которая  торговала мороженым напротив дома, где помещался офис виноторговца,
видела "азиата", которого она, правда, приняла за  вьетнамца и даже пыталась
с ним заговорить, но он сделал вид, что не понимает ее. Именно поэтому она и
пришла к заключению, что  он вьетнамец: "Он  как будто что-то  искал:  то на
одном месте постоит  посмотрит,  то на  другом и все время  оглядывается.  Я
спросила его, какой номер дома ему нужен.  А он  как будто не понял меня или
сделал вид. Наши-то косоглазенькие все по-русски понимают, а этот зыркнул на
меня  как с  того  света и  отошел.  И взгляд  у него  был такой неприятный,
тяжелый. Мне от него даже не по себе стало. Ночью я долго не могла уснуть, а
утром проснулась с головной болью".
     Швейцар из  бизнес-клуба  на  Таганке  тоже  приметил  азиата,  который
вертелся  возле  клуба:  "Такой  невзрачный,  в  белой  рубашке.  Постоял  у
подъезда. Я  его  шуганул,  у нас, знаете,  публика солидная, а  тут  всякие
попрошайки шляются... Он посмотрел у меня, как на врага народа, и перешел на
ту сторону и зашел во двор, я подумал справить малую  нужду. Но, видимо, ему
приспичило,  потому что он пробыл  там не менее десяти минут. Потом я  видел
его еще.  Но  близко  к подъезду  он не подходил. Издали  смотрел, как гости
подъезжают. Никто на  него  не  обращал  внимания, но людям  Вартанова он не
понравился. Самвел и  этот, как его, Левон хотели даже его задержать,  но он
от них ушел. Юркнул во двор  и, как в воду канул. И что удивительно, двор-то
не проходной".
     В  том,  что двор не  проходной Роза  Марковна убедилась  сама. Это был
типичный  каменный мешок, узкий  и гулкий,  как колодец.  В двух сторон  его
окружали глухие стены домов. Во двор только узкие клетки лестничные  клеток.
Парадные подъезды этих домов выходили на улицу, а черные ходы в другой двор,
к тому же  они  были забиты наглухо. С третьей  стороны находилось здание, в
котором когда-то  помещалось "Ателье по ремонту...". Ателье давно закрыли, а
часть  вывески  сохранилась.  И окна  и  двери  были  забиты. Каменный мешок
заканчивался высокой стеной, к которой  прижалась неопрятная  помойка. Стена
была высокая,  но довольно щербатая. Кроме того, во дворе  имелось несколько
люков  неизвестного назначения. "Киргиз" мог  уйти  от своих преследователей
либо  через  них,  либо  через  стену, но для этого он должен  был  обладать
ловкостью обезьяны.
     Фима  слушал  отчет  тети Розы и диву давался,  как грамотно  она  вела
расследование. Ему  наверно и  в  голову не  пришло бы обратить внимание  на
какие-то  там  люки.  Нет,  что  касается  криминалистики,  то  тут  женщины
определенно способнее  мужчин. Особенно бабушки, не  даром же  Агата  Кристи
выбрала своей героиней бабулю. Они такие дотошные.
     - А этот твой Афанасий  действительно фрукт, -  подвела черту  под свой
отчет Роза Марковна.  - Он знает больше, чем говорит, но помогать хозяину не
хочет. Кстати, аванс он  мне  таки выдал  и  ваш  паспорт вернул.  Я  купила
продукты. Сегодня приготовлю рыбу-фиш. Вы любите рыбу-фиш?
     - Как вам удалось приручить этого костолома?
     - Самвел хороший мальчик, такой вежливый.  Все рассказывал мне про свою
маму. Она у него живет в деревне. Он ей высылает деньги. Там у них в Армении
сейчас  такие  трудности... Пенсий  не платят, работы нет. Ой-ой, и  за  что
только на людей такие напасти.

     Рыженков  встретил приятелей  в трусах и в  майке.  Он  жил в  довольно
просторной, но страшно запущенной квартире.  В последний раз Фима был у него
год назад.  Тогда в прихожей он заметил большую бельевую корзину  со  всяким
хламом.  Когда Фима спросил, что это такое, Стас объяснил ему, что это  жена
вещи  с дачи привезла. Вот освободится, и  все разложит по местам. Она видно
до  сих пор не  освободилась,  потому  что  корзина была на  том  же  месте.
Впрочем,  как  выяснилось, жена  от  Рыженкова ушла.  Может быть даже  из-за
корзины, потому  что зачем бы  ей  иначе уходить от Стаса. Он ведь красивый,
умный,  вежливый и  не жадный: сколько раз ему предлагали идти  в охрану  на
хорошую зарплату, а он предпочел свободу.
     - Видишь ли, старичок,  все  равно мы  все шестерки, но  лучше  уж быть
шестеркой в колоде у государства, чем у частника. Не так  явно ощущаешь себя
холуем. Государство  понятие невнятное. Это прежде всего, чиновники, но ведь
и  мы  в  какой-то степени государство, и если очень  зажмуриться, то  можно
представить  , что работаешь на себя. А на фирме тебе  не  дадут забыться до
такой  степени,  тебе  тут  же  напомнят  чей хлеб ты ешь,  а это  согласись
унизительно.  Не для того меня мама рожала, чтобы чужой  дядька говорил мне:
"Фас"!
     - Почему  бы  тебе  тогда не  создать  свою фирму,  скажем какое-нибудь
сыскное агентство?
     -  Именно  потому, что я  не  люблю  хозяев.  Если я стану хозяином,  я
перестану любить себя, а  это полная лажа. Мне придется взять на работу тебя
или Никиту.  Вы хорошие ребята, но будете сачковать, потому  что "совок"  не
сачковать не может. А мы с вами "совки" до мозга костей, хотя кое-кто из нас
и потерся  в Америке. Я буду на  вас  злиться, сношать  вас  каждый день  на
летучках, то есть  унижать.  Вы будете кивать, улыбаться, признавать ошибки,
но,  в  конце концов, меня возненавидите.  При этом работать  станете спустя
рукава в знак  протеста  и презрения. Когда  я  увижу, что накачки пользы не
приносят, я начну заискивать перед  вами, потом стану делать  работу за вас.
Потом я вас все-таки выгоню, но при этом почувствую себя подлецом. Кто-то из
древних сказал, что хозяин рано или поздно становится рабом своих рабов.
     - Это как у Экзюпери: ты ответственен за того, кого приручил, - вставил
Фима.
     -  Психи,  - сказал Никита, -  теперь я  понимаю, почему  от  вас  бабы
свалили.
     -  Кстати,  о хозяевах. Вот,  что тут  накопали  мне  по  Вартанову,  -
Рыженков достал из портфеля листок бумаги, и надел очки и прочитал: Вартанов
Алексей   Григорьевич,  родился   9   сентября  1954   года   в  селе  Крунг
Октемберянского района  Армянской ССР. Отец -  председатель колхоза, мать  -
домохозяйка, после  окончания  школы приехал  в Москву,  где поступил в МЭИ.
Видимо папе это стоило стада барашков,  потому  что сынок вступительные сдал
на одни трояки. В институте Вартанов активно занимался общественной работой,
бел секретарем комсомольской организации факультета. После института Алексей
Григорьевич ушел в бизнес, организовал МЖК, потом компьютерную фирму, сейчас
возглавляет   группу,  которая  импортирует   вино,  натуральную  пробку   и
морепродукты из Испании,  Португалии и Франции. Женат. Имеет недвижимость на
Коста  Брава  в  Испании,  виллу.  Женат.  Жена  -  Вероника  Вартанова,  до
замужества Корытова, домохозяйка. Детей нет.
     В общем, чист  твой Вартанов,  в уголовщине не  замешан. Крыша  у него,
правда, криминальная, но это скорее беда, чем вина. Деньги видимо прячет, но
какой дурак их будет показывать при наших-то  чиновниках. Обдерут государевы
люди, как липку и голышом по миру пустят.
     А вот по его финансовому директору Афанасию Винникову явно СИЗО плачет,
дважды   судим  за  мошенничество   и  кражу,  подозревается  в   связях   с
наркобизнесом.
     Это твои  клиенты, Фима? У них, что собака пропала или  лошадь, а может
попугай?
     - Нет,  Стас,  их  кто-то преследует.  Скажи, пожалуйста,  что слышно в
Москве про киргизскую преступную группировку?
     - А нет такой группировки, есть грузинская, армянская, азербайджанская,
чеченская и еще десяток других, а киргизской нет. Приезжают оттуда отдельные
наркокурьеры и то не часто.
     - Ладно вам, мужики, все о делах и о делах.
     - Разливай, Стас, а Ефим нам расскажет, как в Америку съездил.
     - Вы знаете анекдот про то,  как еврей в  Израиль ездил? - сказал Фима,
когда приятели выпили по первой под  селедочку с  картошкой. - Так вот уехал
Рабинович в Израиль  на  ПМЖ.  Через  месяц пришел  в советское посольство и
попросился обратно. Ему разрешили вернуться. Через месяц он опять попросился
в Израиль. Ему  говорят:  "Вы уж определитесь, где вам лучше". А он им: "Что
тут дрек1, что там, но дорога..."
     - Что ты там делал, Ефим, баранку крутил на Брайтон-бич?
     - А вы знаете  историю о  том, как Рабинович песок в  Израиль  возил? -
Приятное тепло растеклось по телу Фимы, ему вдруг  стало хорошо и уютно, как
давно уже не было, хотелось быть остроумным и веселым, и его понесло. - Едет
Рабинович в Израиль на велосипеде и везет с собой ящик с песком, килограммов
так на  сто.  Таможенники,  конечно, обалдели  -  такого  еще  не  было. Все
перекопали - нет ничего в песке, проверили - не золотой ли. Оказался обычный
песок.  Делать  нечего -  пропустили. Через неделю  опять песок везет, Опять
проверили и пропустили.  Он опять везет.  Их начальник чувствует - что-то не
то, а поймать за руку не может. Тогда он позвал Рабиновича к себе в кабинет,
закрыл дверь и говорит:  я тебе  ничего не сделаю и товар твой не конфискую,
только скажи  мне,  по честному,  в чем заключается  твой  гешефт2,  чем  ты
торгуешь? Как чем, - говорит Рабинович. - Велосипедами.
     - Во дает, - залился смехом Деркун. - А при чем тут песок?
     - Я тебя умоляю,  Никита, - сказал Рыженков. - Не бери в голову -  бери
на грудь.
     - Не, Стас,  уважаю  евреев,  жизнерадостные  ребята,  их дерут, а  они
крепчают. Прими меня, Ефим, в свою нацию.
     - Не советую, - сразу посерьезнел Стас. - Это все  равно, что всю жизнь
ходить  под  следствием.  Вроде и  свободен,  но  в  любую минуту тебя могут
вызвать к следователю, и, чем это закончится еще не известно...
     - Святая правда,  - согласился Фима.  - Но  даже не в  том дело.  Чтобы
стать  евреем  нужно  пройти  обрезание, а  ты знаешь, Никита,  что отрезают
пропорционально прожитым годам. Тебе уже за сорок, подумай о жене...
     - Да ну  вас, мужики, - обиделся Никита. -  Давайте лучше о бабах. Есть
тут у меня одна парикмахерша, в твоем вкусе Ефим. Роскошная дамочка,  и цену
себе знает.
     - Ой,  гевалт3, не надо,  - замахал  руками Фима. -  У  меня  нет таких
денег.

     На следующий  день Фима проснулся с головной болью. Язык во рту был как
рожок для обуви, в живот кто-то напихал кирпичей. Он не сразу сообразил, где
находится, и долго смотрел на  ободранные  стены  и  потолок в разводах. Что
было  вчера,  он с трудом  вспомнил,  но вот планы  на сегодня совершенно не
укоренились в голове. А ведь что-то они с Никитой хотели предпринять.
     Фима свесил ноги с кровати и уставился в пол. Процесс мышления никак не
запускался. Видимо вчера он  совершенно посадил мозговой аккумулятор.  И тут
зазвонил звонок.
     - Алло, Ефим, услышал он энергичный голос  Деркуна. - Ты еще дома, а  я
тут на Солянке, "Киргиз" здесь  крутится, надо брать. У меня с собой  только
газовый  пугач. Захвати  с  собой  что-нибудь посущественнее,  и  не  забудь
браслеты. Все, жду.
     Фима бросился в ванную и чуть не сбил Розу Марковну.
     - Ефим, я сварила вам яйца в мешочке. Куда вы бежите сломя голову?
     - Брать "киргиза".
     - Зачем? Вам же не за это платят. Нужно только узнать что им нужно.
     - Отвяньте, тетя, вот возьмем и узнаем.

     Никита расхаживал возле ворот особняка взад-вперед, как зверь в клетке.
Тигр...нет,  пантера, он  был  весь в черных  джинсах и в кожанке, Время  от
времени он поднимал руку и поглядывал на часы.
     Фима  издали  помахал  ему рукой,  он  заметил  и  пошел навстречу.  Но
произошли события, которые скомкали теплую встречу собутыльников.
     Из  ворот  особняка выехал зеленый "Фиат",  и  остановился  у  проезжей
части,  чтобы пропустить  поток  машин.  И в  это время  автоматная  очередь
прошила  лобовое  стекло  автомобиля.  Никита  моментально  сориентировался,
откуда стреляли,  и бросился в подъезд дома  напротив.  Фима ринулся за ним,
доставая на бегу из брючного кармана  незаконную "беретту". Дверь в одну  из
квартир  на  лестничной  клетке  третьего  этажа  была  распахнута  настежь.
Некоторое время Блюм и Деркун, прислушивались, что происходит в квартире.
     - Ушли, - Сказал Фима и проскользнул в прихожую.
     Квартиру видимо собирались ремонтировать: мебель вывезли, пол застелили
газетами.  Прихожая была заставлена мешками с  цементом,  упаковками плитки,
банками с  краской.  В  одной  комнате  стояли  грубо  сколоченная  малярная
времянка, в другой возле открытого окна лежал "калаш".
     - Ушли  через  чердак  или  через другую  квартиру, - сказал подошедший
Никита.
     - А может и через подвал, пока мы брали штурмом квартиру, - предположил
Фима.
     - Пойдем посмотрим пока менты не наехали.
     - Ты иди на чердак, а я посмотрю, что там в подвале.
     Дверь  в подвальное помещение  была заперта на замок, щеколда оторвана.
Из-под ног Фимы  юркнула  здоровенная  крыса.  Здесь  было душно и  смрадно.
Сплетения разнокалиберных труб напоминали внутренности какого-то гигантского
животного.
     - Вот  так, наверно  выглядело  чрево кита, в которое угодил библейский
Иона, - вдруг пришло в голову Фиме.
     Сквозь  грязные окошки-щелки под потолком пробивался тусклый свет. Одно
окно  было разбито. Фима приставил к стене, валявшиеся  на полу кирпичи и не
без труда выбрался из окна во двор.
     Посредине  двора был разбит  сквер с  качелями, "стенками" для лазания,
песочницей и мрачного вида "теремком на курьих ножках". Возле песочницы Фима
заметил матерчатую перчатку. Он поднят ее и  сунул голову в дверь теремка. И
тут  чья-то  сильная  рука зажала  ему рот.  Одновременно  он ощутил  укол в
области  лопаток.  Фима  высвободиться, но руки ему не подчинились. Он хотел
лягнуть неведомого противника ногой, но  ног у  нег не было. Весь белый свет
вдруг превратился в точку, а через некоторое время погасла и она.

     Очнулся Блюм на кухне.  Он был  накрепко привязан к  батарее.  Напротив
него, за кухонным  столом  сидели двое  азиатов  в одинаковых  белых рубахах
навыпуск  синих портках. Он были  как два фарфоровых  изолятора на столбе  -
холодные и безучастные.
     Бандиты  с  аппетитом  уплетали  вареную  колбасу,  ломти  которой  они
отрезали от батона огромным тесаком.
     - Салям алейкум, - выдавил из себя Фима.
     Один из бандитов помахал тесаком у него перед  глазами и приложил палец
к губам - молчи.
     Фима напряг память, чтобы вспомнить что-нибудь киргизское и выдал:
     - Якши, амангельды, аскар акаев, чингиз айтматов, блин...
     Бандиты никак не прореагировали  на его эрудицию.  Фиме стало  страшно.
Лоб его покрылся  испариной. Чтобы  немного успокоится, он  стал осматривать
помещение.  Медленно-медленно  он  обследовал  глазами  замызганную  газовую
плиту,   полку   с  алюминиевыми   кастрюлями  и   поварешками,   допотопный
холодильник. Ни  одна из этих убогих вещей  не говорила о  характере  своего
владельца  или  владельцев.  Стол,  табуретки,  веник  в  углу  -  абсолютно
безликие, казенные предметы. Где-то  он уже видел такую кухню. На столе нож,
очень  необычный, нечто среднее  между  топором  и  ножом,  как  такие  ножи
называются?
     Взгляд Фимы пополз по стене вверх и... На бельевой веревке под потолком
висели женские  трусики. Фима плохо разбирался в женском  белье, но даже ему
было  понятно,  что  эта  вещь  не  из  гардероба госслужащей или  работницы
макаронной фабрики. Черные, шелковые, кружевные,  как они оказались  в  этой
пещере Али Баба и разбойников? Может эти головорезы убили фотомодель?
     - Эй, мужики, скажите, наконец, что вам надо? - снова заговорил Фима. -
Я подозреваю, что вы меня с кем-то перепутали. Давайте разберемся...
     Но бандиты не хотели разбираться. Один из них взял со стола тряпицу, на
которой лежала колбаса, и запихал ее пленнику в рот.
     Насытившись, бандиты дружно рыгнули, попили  воды из-под крана, хотя на
полке стояли стаканы и вышли из кухни. Некоторое время  слышались их голоса,
но разобрать о чем  они  говорили, и  на каком языке было  невозможно. Потом
хлопнула дверь.
     "Ушли, - подумал Фима.  - А  что если они  ушли насовсем?  Может  у них
принято так убивать людей: распять на батарее и оставить умирать с голоду".
     И тут  ему  в  голову почему  то пришел анекдот.  Встречаются  раввин и
католический прелат. Раввин из вежливости спрашивает:
     - Как дела коллега?
     - Да  ничего,  -  отвечает  прелат,  - вот дали новый  приход  побогаче
прежнего.
     - Как, и это все?
     - Ну почему же, если я буду заботиться о пастве и хорошо молиться, меня
могут сделать епископом.
     - И это все?
     -  Если я буду еще лучше заботиться  о  пастве и усердно молиться, меня
могут произвести в архиепископы.
     - Но теперь таки все?
     - Могу стать кардиналом.
     - Хорошо, а дальше?
     - Папой Римским.
     - Ну, знаете, не могу же я стать богом...
     - Вот как, а у нас один таки стал.
     "Ну нет, такая перспектива мне  не грозит, - рассмеялся про  себя Фима.
Слишком  много я грешил.  И  потом,  если  бы  они  хотели  меня  убить,  то
прикончили бы на месте. Что-то им от меня надо, но допрашивать меня, видимо,
не их прерогатива. Они  шестерки,  а говорить со  мной будет  главный.  Надо
успокоиться и подготовиться к его приходу. Не стоит умирать прежде, чем тебя
убили".
     Чтобы успокоиться Фима вновь стал изучать обстановку кухни. И вспомнил.
Точно такая же кухня была в номере общежития, где жили  иностранные студенты
МГУ. Однажды его пригласил к себе однокурсник из Польши. Поляк хотел продать
какие-то  рубашки.  Они сидели  на такой  же точно кухне,  пили "Выборову" и
закусывали  копченой  колбасой.  И  тут же  в голову  пришло название ножа -
мачете.  Такими  ножами-топорами  кубинцы  рубят   сахарный  тростник,   это
показывали по телевизору, а  индейцы  расчищали дорогу  в сельве. Неужели он
попал в лапы иностранцев?
     Совершенно "растопырившись"  умом  Фима расслабился и задремал. Очнулся
он только тогда, когда услышал, как кто-то возится с замком. Через некоторое
время дверь на кухню открылась и перед ним предстала его  бывшая жена Нинель
собственной персоной.

     Расставшись  с  Фимой,  Никита  бросился  на чердак, и проник  туда без
особого  труда. Чердачная дверь  была не заперта, а приперта доской изнутри.
Деркуну ничего  не  стоило  открыть ее  ударом  ноги. С  чердака можно  было
свободно выйти на крышу. К одной  из стен  были  пристроены леса, по которым
киллер, скорей всего, и спустился на землю. Никиту последовал его примеру.
     На  противоположной  стороне   улицы,  возле  "Фиата",   уже  собралась
небольшая толпа:  мужчины кавказского типа,  видимо из охраны  офиса, тучный
молодой  блондин, судя по  тому, что  рассказывал Фима,  это  был  Афанасий,
девушка-мороженщица,  пара  случайных   теток,  бомж  с  клеенчатой  сумкой.
Охранники громко переговаривались по-армянски.
     На  тротуаре возле  машины  лежал человек  в синей рубашке с галстуком.
Голова его была прикрыта пиджаком.
     - Живой? - спросил Никита.
     -  Какой живой, - махнул рукой один из  охранников. -  Пуля между глаз,
будешь живой, да.
     .- Нэсовместимо с жизнью, - добавил другой кавказец.
     -  Он  украл  у  меня  смерть, - сказал  Афанасий, не открывая  глаз от
покойника.
     - Хозяин?
     - Дирэктор, - сказал охранник раздумчиво, так, как будто засомневался в
том может ли покойник занимать должность.
     -  Кажный день кого-нибудь убивають,  -  вставила тетка.  - При Сталине
разве ж такое было? А цены? Давеча пошла покупать картошку, так денег только
на полкило хватило.
     Из-за поворота показалась милицейская машина и Никита  поспешно перешел
улицу. Связываться с милицией ему не хотелось, в кармане у  него был газовый
пистолет. Мало ли  что  у них в голове, еще вздумают  обыскивать.  Доказывай
потом,  что  тебе  по  штату положено.  К  бывшим  коллегам менты  относятся
особенно подозрительно.
     Блюм так и не  появился, значит, напал на след. Интересно, какие у него
соображения насчет этого убийства?  Надо  будет  позвонить  ему вечерком.  А
сейчас хорошо  пообедать.  Все-таки хлопотное  это  дело  сыск,  никогда  не
знаешь, где  и в  какое  время будешь  обедать. То ли дело  охрана:  захотел
поесть - достал бутерброды. Сухомятка, конечно, зато по часам.

     Вот уж кого Фима не ожидал увидеть сейчас так это свою бывшую  супругу.
Зато она, кажется, ничуть не была удивлена встрече.
     -  Скотина, -  зловеще  процедила  она сквозь зубы.  -  Хотел  получить
гонорар без свидетелей, думал бабки зажилить. Правильно сделали,  что  тебя,
козла,  накололи.  Вот  и  сиди  здесь  на  привязи,  как  собака,  пока  не
окочуришься. А я пальцем не пошевелю.
     И тут  же вопреки своему обещанию, она присела на корточки возле Фимы и
достала  у  него  из   карманов  расческу  и  триста  долларов  двадцатками.
Пересчитав  купюры, она выдернула у него изо рта тряпку и стала ею бить Фиму
по щекам.
     -  А  это,  чтобы  тебе  неповадно было  укрывать деньги  от  семьи. Ты
подумал,  сукин  сын,  на  что нам с  детьми  жить? Алиментов ты не платишь,
потому что у тебя,  видишь ли, а у самого бабок  хоть жопой ешь. А ведь мать
мне говорила, чтобы я не выходила замуж за еврея, потому что все вы лживые и
алчные.
     - Чья бы крова мычала, - огрызнулся Фима.
     Но  Нинель нравилось  себя заводить,  в эти минуты она искренне ощущала
себя  жертвой,  а  этого ощущения  ей  не  хватало,  как  некоторым  людям в
организме не хватает кальция. Они понимают, что это  несъедобно, но все-таки
едят глину.
     - Ты из-за своей жадности  разрушил наш брак, а я-то еще, дура, думала:
ничего что еврей, был бы человек хороший. Как я в тебе ошиблась.
     -  Нин,  может,  хватит  спектакля,  - прервал ее излияния Фима.  -  Не
старайся быть большей стервой, чем есть на самом деле. Тут нет  посторонних.
Деньги ты  уже взяла и  еще получишь. Только отвяжи  меня  поскорей, а то  с
минуты   на   минуту  сюда  могут   вернуться  бандиты,  тогда   и  тебе  не
поздоровиться.
     -  Вот еще,  испугалась я  твоих  китайцев, -  огрызнулась  Нинель,  но
веревки все-таки развязала.
     - Быстро уходим, - скомандовал Блюм, и  потащил сопротивляющуюся Нинель
к выходу.
     Через несколько секунд  они уже были в  длинном коридоре, куда выходило
множество дверей.  Две негритянки с пакетами в руках, которые о  чем-то живо
говорили  по-русски, посторонились и с любопытством  уставились  им в  след.
Теперь Фима был совершенно уверен, что находится в университетском общежитии
для  иностранных  студентов.  Тетка  на  вахте много  значительно улыбнулась
Нинель, и та ответила ей едва заметным кивком.
     Когда  беглецы ушли от общежития  довольно  далеко, Фима  отпустил руку
супруги.
     - Ну а теперь рассказывай, как ты меня отыскала?
     - Нашел дуру.
     -  Согласен. Если будешь молчать, ни рубля  больше не  получишь.  Пусть
Колобасов сам кормит своих отпрысков. Довольно вам сидеть у меня на шее.
     - Думаешь такой крутой, ничего, мы на тебя управу найдем.
     Фима выхватил сумочку и рук бывшей супруги и вынул оттуда свои деньги.
     - Подлец, - возмутилась Нинель, - какой же ты, Блюм, подлец.
     Но, увидев, что вокруг никого нет, перешла на более спокойный тон.
     - Я же тебя,  гада, сразу вычислила, еще, когда ты в первый раз приехал
в этот офис на Солянке. Я шла к тебе домой, чтобы сказать, что подаю на тебя
в суд за неуплату алиментов, и  вдруг вижу  -  ты выскакиваешь из подъезда с
выпученными глазами и садишься в джип. Я тут же  схватила частника и поехала
за тобой. Потом дождалась пока ты уйдешь, и все выяснила у охранников насчет
их конторы. Эти кавказцы, когда увидят красивую бабу, сразу теряют голову. А
сегодня поехала туда на всякий случай, может, думаю, узнаю за какие бабки ты
на них работаешь. Вышла из метро, иду, а ты мне навстречу  с двумя какими-то
косоглазыми.  Прошел мимо, и не заметил меня, хотя я  не успела  спрятаться.
Так,  думаю,  надо  посмотреть,  куда они  навострили лыжи. А вы  приехали в
общагу. Я часа три ждала тебя на скамейке в сквере. Смотрю, косоглазые ушли,
а тебя  все  нет.  Подошла  к вахтерше, говорю,  тут  мой алкоголик  с двумя
китайцами  не  проходил?  Еще  скандалить начнет, он буйный  у  меня,  когда
нажрется,  еще ножом кого-нибудь  пырнет. Она  говорит  - это не  китайцы, а
мексиканцы.  Они приходят к одной своей землячке, Марии,  из 669-й  комнаты.
Ну, думаю если сейчас не вмешаюсь, эта баба из него вытрясет все деньги...
     - Подожди, -  остановил  супругу  Фима.  -  Ты говоришь, я шел с  этими
двумя... И как я выглядел?
     - Как всегда  по-дурацки.  Наверно травил им анекдоты, потому  что  сам
размахивал руками  и покатывался  со смеху,  а  у них  рожи были, как  будто
деревянные.
     - Значит, я был в полном сознании, и они держали меня под руки.
     - Ты никогда не бываешь в полном сознании,  а шел ты сам, и  никто тебя
не держал. Может хватит делать из меня идиотку. Давай деньги и катись.
     Фима отсчитал две двадцатки, сунул в сумочку и протянул ее Нинель:
     - Спасение  жизни, такого  подлеца,  мерзавца,  скотины  и урода  как я
больше не стоит.
     Нинель, хотела было разразится новыми проклятиями и уже закатила глаза,
но передумала, плюнула Блюму под ноги и гордо удалилась.
     "Вот стерва, - подумал Фима, глядя ей в след, - но как хороша, особенно
задница. Память тут  же услужливо подсунула ему черные трусики на веревке, и
мысли плавно перетекли в другое русло. "Маша-мексиканка...  мачете... а что,
если  это  были не азиаты,  а индейцы, краснокожие,  они ведь тоже, кажется,
относятся к желтой расе?  Допустим  это так. Вполне возможно,  что  Вартанов
имел  дело  не только с  испанцами  и  португальцами,  но и  с  каким-нибудь
наркокартелем  из Нового  Света. Допустим даже, что индейцы выследили  меня,
когда  я  заходил в эту гиблую  контору, и захотели узнать, что у меня с ней
общего. Но как им удалось сделать так, чтобы я одновременно был в сознании и
без  сознания.  Вкололи  какое-то колдовское  снадобье? Зомбировали? Похоже,
Блюм, ты опять  влип в  паршивую историю. Получается  прямо, как  у Фенимора
Купера: "Шоколадное сердце - враг индейцев".

     Дома его ждал струдель, Никита и звонок Рыженкова. Если первое и второе
было приятным сюрпризом, то звонок, скорее, озадачил. Стас не скрывал своего
раздражения  тем,  что  его  приятели  оказались,  пусть  весьма  отдаленно,
причастными  убийству  виноторговца. Если следователю станет  известно,  что
накануне  своей гибели Вартанов  встречался  с частным  детективом,  он, вне
всякого сомнения, захочет потянуть за эту ниточку.
     - И тогда вы окажетесь по уши в дерьме, и я с вами, - заключил Стас.
     - Неужели так серьезно? - Фима сделал вид, что ничего не понимает.
     -  А  ты как  думал.  Среди бела дня на улице автоматной  очередью убит
бизнесмен.
     - Ну,  этим  сейчас  никого не удивишь.  Это  ведь не Березовский  и не
Брынцалов, бизнесмен  средней руки. Таких отстреливают сотнями на бескрайних
просторах нашей обновленной родины, и никого это особенно не беспокоит.
     -  Дело  обстоит  серьезнее,  чем  ты  думаешь.  Заместитель  Вартанова
подозревается  в связях  с  международной  торговлей  наркотиками. В  Москве
сейчас гостит  некий  Рахманкулов  Молдабек  Мирзоевич -  министр  сельского
хозяйства  одной  из  среднеазиатских  республик.  По  нашим  сведениям,  он
контролирует  возделывание и  сбытом конопли во всем регионе.  У него кличка
Мирза.  Все догадываются, что он промышляет наркотой,  но за  руку  его  еще
никто не поймал. И президент их  догадывается, но ничего с ним  поделать  не
может.  Этот  Рахманкулов,  видишь  ли,   из  клана,  который  испокон  веку
соперничает с кланом президента. Не имея серьезных улик, его нельзя трогать,
иначе родичи, а это полстраны, поднимут кипеш,  и  президента не переизберут
на  четвертый  срок. Так вот  Афанасий встречался с  Мирзой. После  убийства
Вартанова,  он  исчез.  Сказал  секретарше, что плохо себя чувствует, ушел с
работы и как воду канул.
     - Это основная версия следствия?
     - Нет, одна из трех возможных версий. Вторая - его могла заказать жена,
чтобы завладеть его капиталом  и имуществом. Секретарша сказала, что у них в
последнее время были серьезные трения из-за любовника. Вартанову  неожиданно
решил  ехать. Возможно,  ему  кто-то  позвонил,  хотя  секретарша  звонка не
помнит.  Он попросил Афанасия, который должен был ехать на таможню, отложить
свою поездку, и сел в его машину.
     - А третья версия?
     -  Третья  -  это  вы  с  Никитой.  Бывшие сотрудники  органов,  а ныне
самозванные сыщики, запросто могли шантажировать предпринимателя, а когда он
не поддался на шантаж - убить. Тем более, что вас хорошо запомнила и описала
девушка-мороженщица. Я  не знаю, какие у тебя на самом деле были отношения с
Вартановым,  но  лучше  тебе  сейчас  держаться  подальше  от  его  конторы.
Занимайся собачками, кошечками, а лучше телочками. - Я все понял, Стас. Дело
Trade  group Realta, считаю  закрытым. Тем  более, что  за мои услуги больше
некому платить, - Фима положил трубку и всерьез взялся за струдель.
     Роза  Марковна  с  умилением  смотрела, как  он уплетает  ее кулинарное
творение. Обидно, конечно, что сорвался выгодный контракт, но аванс все-таки
удалось получить, и потом "мальчик". Про себя она звала Фиму "мальчиком". За
время своего пребывания в Москве, она успела привязаться к своему непутевому
родственнику и даже полюбить его. Своих детей  у нее никогда не было, но она
привыкла  быть  мамой для всей  харьковской родни. Но после  всей родни в ее
сердце,  приютившем  бедного  Фиму,  еще оставалось  порядочно места, и  она
погладила  взглядом  по  мощному загривку  Никиту,  припомнила неприкаянного
Самвела и вздохнула.
     -  Ешьте, мальчики,  в следующий  раз  я испеку вам рулет  с маком.  Вы
любите рулет с маком?

     Сколько  раз в трудные минуты своей жизни Фима Блюм клялся  себе начать
жизнь сначала, как только минует гроза. По сути, это были обеты судьбе, хотя
он  этого никогда  не  осознавал.  В  детстве  он  давал  зарок  никогда  не
обманывать родителей,  если  они  не  спросят,  кто  разгрохал сахарницу  из
китайского сервиза.  В юности  он хотел всерьез  заняться  английским, и для
этого в  день читать страницу из  Диккенса в оригинале, если  отец останется
жив после инсульта. Став взрослым, Фима  не  оставил  этой  привычки, только
теперь  зароки лишились былого  разнообразия и  размаха. Теперь он из раза в
раз говорил одно и то же: если сейчас пронесет  - женюсь на Рите. Буду вести
размеренный здоровый образ жизни,  устроюсь юрисконсультом в солидную фирму,
заведем детей.
     Вот  и  теперь,  после  смерти своего  обидчика,  после  избавления  от
тяготивших  его  обязанностей,  после  чудесного освобождения из  индейского
плена, он всей душей обратился к своей верной подруге.
     Фима  познакомился  с Ритой  сразу  после  армии.  Он  тогда  собирался
поступать в университет, и каждый вечер ездил  заниматься русским языком,  с
которым у него всегда были нелады.  Репетитор жил аж в Медведково.  Путь был
долгий, сначала на метро,  потом на трамвае. Чтобы не скучать в  транспорте,
Фима придумал игру: он выбирал какого-нибудь  человека и пытался представить
себе,  сколько  ему  лет,  чем  он занимается, с  кем  живет.  При  этом  он
придумывал для  него  имя,  фамилию, адрес. Иногда получалось очень забавно.
Однажды тон заметил в  метро негра. Тот  внимательно читал газету "Правда" и
при  этом  грыз морковь.  Фима  тут  же  окрестил  его  Василием,  определил
подсобным рабочим на овощную базу, и  поселил  в Подмосковье. Каково же было
его  удивление,  когда  негр,  сложив  газету,  обратился  к  стоящей  рядом
пассажирке   на  чистом  русском  языке:   "Женщина,  как  мне  проехать  на
Савеловский вокзал?"
     Однажды  Фима, возвращаясь  от  репетитора поздно вечером в  полупустом
трамвае, обратил внимание на девушку, которая невесть  чему улыбалась, глядя
в  темное окно. Там, за окном был нудный осенний дождик, а ей тут в трамвае,
было  хорошо,  может быть  оттого, что вдруг  припомнилось что-то  приятное.
Девушка  была такая уютная,  домашняя, что Фима невольно потянулся к ней. Он
подсел рядом и выпалил сходу все, что насочинял про нее:  "А я  про вас  все
знаю. Вас зовут Маргарита, вы работаете на швейной фабрике, живете с матерью
и собираетесь учиться  в техникуме".  Девушка посмотрела на него с испугом и
сказала: "Не на фабрике, а в ателье".
     Если бы кто-нибудь до этого сказал Фиме, что он вот так запросто сможет
познакомиться  в   трамвае  с  девушкой,  он  бы  не  поверил.  А  вот  ведь
познакомился. Правда, понял это он  только после того,  как проводил Риту до
дома.
     Они шли под одним зонтом, и  Рита невольно  прижималась к его плечу. Но
он  не  ощущал  никакого  трепета,  который  обычно сопровождал,  пусть даже
невольное прикосновение к  женскому  телу. Они были, как брат и сестра и  им
было хорошо вместе, как бывает хорошо брату и сестре.
     В первый же  вечер Рита рассказала Фиме свою историю. Это  была обычная
история девушки с окраины, которая  мало чего  хорошего видела в жизни. Отца
она не  знала, но многие ее подруги, которые росли в  полных семьях, ей даже
завидовали. В  тех краях,  где  она  росла  отцы были  либо  вечно пьяными и
опасными чудовищами, либо  жалкими  безвольными  существами  под каблуком  у
озверевшей от  тягостей  жизни жены.  Риту  никто  не баловал  сладостями  и
нарядами, зато никто и не бил, не  обзывал. Отец  ее ушел из семьи, когда ей
едва исполнился год, то есть даже и не ушел,  а  просто  однажды не вернулся
после  очередного "ухода в люди", как  он  любил  выражаться. Он не пил и не
воровал и  в общем был хорошим мужиком,  но верил  в бога, и  не как все, по
праздникам в церкви, а на тайных вечерях на квартирах единоверцев.
     Каждый, кто  исповедовал учение его секты. Должен был в месяц наставить
на путь истинный  пятерых заблудших. А где их взять, пятерых-то? Поначалу он
обходился  коллегами  по  работе.  У него было  много коллег,  потому что он
работал в  автобусном парке,  механиком, их хватило  почти на  целый год. Но
потом  его   поперли  с  работы  за   пропаганду  религии,  и  пришлось  ему
довольствоваться  соседями. Это была не  самая благодатная  почва  для того,
чтобы сеять семена истинной веры.  Пару раз миссионеру крепко доставалось от
заблудших овец, которые  напоминали  скорее  упрямых  баранов, закосневших в
атеизме и  православной ереси. И тогда он пошел в проводники. Каждая поездка
была для него "хождением в народ". И вот однажды этот пастырь уехал и канул.
Жена  пробовала его искать через железнодорожное начальство и через милицию.
Ей сказали, что в Казани он сошел  с поезда и больше  его никто не видел. Он
отвалился от семейного дерева,  как сухой лист естественно  и безболезненно.
Жене даже не пришлось его  оплакивать, потому  что он мог быть среди  живых.
Она,  конечно, ждала и надеялась, но на переживания у нее было мало времени,
приходилось много работать,  чтобы прокормить себя  и ребенка.  Душа ее  уже
раскрылась  для дочери, и вскоре  образ мужа выветрился  из ее памяти.  Мать
Риты работала в больнице медсестрой, и каждый рубль стоил ей бессонных часов
наполненных человеческим горем.
     Без всякого стеснения девушка рассказывала незнакомому парню о том, как
ей в детстве  дарили обноски, то тетя Клава с маминой  работы, то соседка по
подъезду. Теперь Рита работала в ателье швеей и  все  тамошние женщины, даже
известная интриганка и скандалистка Евдокимовна, опекали ее и жалели.
     Фима рассказывал ей о Североморске, где он охранял военно-морскую базу,
что сводилось, в основном, к выпуску стенгазеты "На боевой вахте!" и писанию
объявлений красивым почерком. Он много шутил, и она искренне смеялась.
     После этого они стали встречаться два раза  в неделю.  Фима никогда  не
покупал  ей  цветов, коржики,  печенье, засахаренные  орешки...  Она  любила
погрызть,  а  ему  нравилось  ее   угощать.   Однако  скорее  отцом,  нежели
любовником, хотя разница в возрасте у них была всего три года.
     Однажды Рита позвала Фиму к  себе, когда ее матери  не  было  дома.  На
столе стояли бутылка вина и фрукты в вазе. "У меня сегодня день рождения", -
пояснила  она удивленному гостю.  "Что же ты не предупредила  меня, - сказал
Блюм, -  я бы купил подарок". "А он у  тебя с собой", - сказала Рита и стала
раздеваться. Причем  делала она  это так ,  как  будто была одна в  комнате.
Сначала  сняла  блузку,  аккуратно  повесила  ее на вешалку и убрала в шкаф,
потом  сняла юбку,  сложила  ее и убрала  в ящик. Затем туда же  последовали
бюстгальтер, трусики и носки. И все это она проделала совершенно без всякого
жеманства и вызова. Так Ева представала перед Адамом еще до грехопадения.
     "Сделай меня, пожалуйста, женщиной,  только не гаси  свет, мне  хочется
посмотреть, как  ты устроен. Я никогда  не  видела взрослых мужчин  голышом,
только маленьких мальчиков".
     Фима ее понял , как понимал  всегда и не стал  ничего  говорить.  Любое
слова  в этой  ситуации было бы  ложью, а он не хотел врать этой девушке. Он
разделся  и сомкнул руки на ее спине.  Так они стояли до тех пор  пока в  их
телах не разгорелся огонь.
     "Я стала  женщиной!  Я теперь женщина! - повторяла она, после  того как
все  закончилось, -  Ты представляешь,  Ритка,  женщина!  А что  по лицу это
видно? Я сейчас пойду по улице, и все увидят, что со мной произошло?.."
     Фима решил, что непременно  жениться на Рите, но только  после того как
окончит институт  или хотя бы на последнем курсе. Но ей этого он не говорил,
чтобы чего доброго их отношения не потеряли искренность.
     Приближался новый год и из однокурсников предложил  Блюму встретить его
в компании. Фима  сказал,  что  придет с  девушкой,  и  пригласил  Риту. Она
захлопала в ладоши от радости, но перед самым новым годом вдруг отказалась с
ним идти. Фима говорил ей, что это некрасиво, что  она его ставит в неловкое
положение,  потому  что  теперь  и  ему  придется  отказаться,  а   на  него
рассчитывали. Он ее увещевал, просил, стыдил. Она - ни в какую. И тогда Фима
в сердцах назвал ее идиоткой, и ушел. Он был уверен, что она позвонит ему на
следующий день, в крайнем случае через неделю, но она так и не позвонила. Он
нервничал, злился и тоже и тоже отмалчивался.  К тому  же  началась  сессия.
Прошел  месяц, прежде  чем  он  решился  позвонить  в  ателье. Трубку  взяла
Евдокимовна и спустила на Фиму всех собак, которые накопились  у нее в  душе
за  долгие  годы  борьбы  за  существование.  Оказывается,  Рита  не  хотела
встречать  идти  на  вечеринку, потому  что случайно прожгла утюгом  платье,
которое шила специально к этому дню. Она боялась,  что  Фиме будет стыдно за
нее, если  она  предстанет перед его друзьями в перешитой  из старья юбке  и
блузке.
     Фима пришел  к  Рите  с  повинной,  она  встретила его  приветливо,  но
сказала, что  через месяц выходит замуж. В это было трудно поверить, но Рита
не  умела обманывать. Вскоре она действительно вышла замуж, но брак оказался
непрочным. Муж вступил в какую-то секту и ушел в народ проповедовать учение.
На руках у Риты осталась дочь.
     В  промежутках  между  авантюрами Фима  вспоминал  Риту, приносил ей  и
ребенку гостинцы, чинил краны на  кухне и в ванной, подумывал о женитьбе. Но
потом  опять случалось  что-то,  что на долгое время  удаляло  его  от  этой
женщины. Конечно, если бы она сказала ему: "Женись на мне", он бы немедленно
согласился и,  может  быть,  был бы счастлив рядом с  ней,  но  она этого не
говорила и терпеливо сносила все его приливы и отливы.
     Вот и сейчас он в очередной раз решительно и бесповоротно решил открыть
новый период  в своих отношениях  с Ритой.  Он купил  ей в подарок  часики с
браслетом,  торт и бутылку любимого кагора.  Свидание должно  было пройти на
высоком уровне. Но тут зазвонил телефон.

     - Меня зовут Мария  Рамирес, - сообщил надтреснутый "птичий" голос. - Я
должна  была встретиться с  вами в общежитии, но  вы  меня не дождались. Мне
нужно  с  вами поговорить. Не могли бы вы подъехать  сегодня к семи часам  в
отель "Савой". Я буду ждать вас в холле.
     Блюм  ответил  не сразу.  Собеседница  как  будто  поняла  причину  его
замешательства.
     - Не беспокойтесь, опасность вам не грозит. Но в ваших интересах прийти
на встречу.
     - Хорошо, - согласился Фима, - но как я вас узнаю.
     - Я сама к вам подойду.
     Обладательницу  "птичьего"  голоса  Фиму  узнал  сразу.  Ее   внешность
соответствовала  голосу.  Она  была похожа на  большую черную  птицу,  не на
какой-нибудь конкретный вид, а просто на птицу. Высокая, костлявая  брюнетка
с горбатым носом и круглыми глазами взмахнула руками, снялась с кресла  и  и
подлетела к Фиме.
     - Товарищ Блюм?  Я Рамирес. Спасибо,  что  пришли. Я боялась, что после
того  недоразумения,  которое  произошло  у вас с нашими товарищами,  вы  не
захотите  с нами контактировать.  Но вы оказались  мужественным  человеком и
пришли. Но здесь неудобно разговаривать. Давайте поднимемся в номер.
     Она говорила стремительно,  как  будто стреляла из автомата. (А, может,
она  и стреляла из автомата?).  Буквы "р", как горох прыгали  по  мраморному
полу гостиничного холла,  отскакивали от стен и даже  после  того, как Мария
закрыла рот, некоторое время кувыркались в воздухе.
     Двигалась   она  так  же   стремительно,  как   и   говорила.  Круглый,
коротконогий  Фима едва  за ней  поспевал. В лифте,  он  открыл  рот,  чтобы
спросить  к  кому  они  едут,  показала  глазами  на  решетку  переговорного
устройства и прижала палец к губам, дескать, здесь все прослушивается.
     Номер  состоял  из  гостиной  и  спальни. Мебель в гостиной  напоминала
интерьеры кремлевских дворцов:  сафьян, карельская береза, бронза...  Темные
картины   в  золоченых   рамах  и  чайные  розы   в   хрустале  подчеркивали
эксклюзивность апартаментов.
     Мария заглянула  в ванную,  включила воду.  Потом  выдернула провод  из
телефонного аппарата. И только после этого сказала:
     - Добро пожаловать, товарищ Блюм! Хотите выпить? Есть текила пятилетней
выдержки. Очень хорошая. Рекомендую.
     Из всех спиртных напитков Фима предпочитал простую водку. За компанию с
женщиной он мог выпить и сладкого  вина. Что  касается  всякой  экзотической
выпивки, то ей он не больно-то доверял. Чаще всего эти хваленые  напитки пор
вкусу  и по  запаху  напоминали  самогон  не  лучшего  качества.  Но  глоток
спиртного был сейчас как нельзя кстати.
     - А нет у вас водки. Эту текилу ведь пьют как-то по-особому...
     - Ничего особенного, - трескуче  рассмеялась Мария, - Все эти заморочки
типа "лизни, глотни, кусни" для гринго1. Мы, мексиканцы, пьем текилу, как вы
русские водку - залпом и без всякой закуски.
     Она достала из бара непочатую бутылку и два  тяжелых стакана, отвернула
пробку  и  плеснула  в  стаканы  прозрачную  жидкость.  В   воздухе  запахло
самогоном.
     - За приятное знакомство.
     "Вот это  еще  большой вопрос,  - подумал Фима,  но текилу  выпил. Вкус
напитка был лучше, чем запах, но все равно керосин.
     -  Приготовляется  из  сока  синей  агавы, древний индейский  рецепт, -
пояснила Мария.
     - А  из чего приготовляется та  гадость, которую мне вкололи ваши люди,
чтобы я потерял сознание и при этом вел себя как нормальный человек?
     -  Пайота, - улыбнулась Мария, как будто  речь шла детской  присыпке, -
кровь души. Брухо2  применяют  ее,  чтобы  отделить  духовную  субстанцию от
физической, и спаси первую от  разрушения  в  критические  моменты. Действие
этого  снадобья ограничено во  времени и не ведет  к необратимым изменениям.
Мои друзья прибегли к нему  для вашей же пользы. Вы могли стать жертвой сил,
которые нам противостоят.
     - А разве та  сила, которая огрела меня  по  башке,  лучше? Головорезы,
которые затащили меня в общагу ваши люди?
     - Диас  и  Санчес  простые деревенские парни, что с  них  возьмешь.  Вы
напали на их след, мешали им выполнять, хотели их  задержать, а может быть и
устранить. Что им  оставалось делать? Но поверьте мне, убивать вас  никто не
хотел. Мы собирались просто изолировать вас на некоторое время.
     - Чтобы спокойно замести следы убийства.
     - Диас и Санчес никого не убивали.
     - Значит, это вы пришили бизнесмена или кто-то другой из вашей банды.
     - Мы не банда и здесь не для того, чтобы убивать.
     - Хорошо, хорошо, я вам почти поверил, и совсем поверю, если расскажете
для чего  вы  здесь, -  сказал Фима, плеснул  на дно  стакана еще  текилы  и
откинулся в кресле, всем своим видом давая понять, что готов выслушать самые
невероятные объяснения.
     - Мы здесь  для  того,  чтобы найти одну вещь, которую у нас украли. Не
стану скрывать, что она имеет для нас большое значение.  Это, можно сказать,
национальное достояние.
     -  Вы   хотите  сказать,   что  представляете  интересы   мексиканского
правительства?
     - Не совсем так. Эта  вещь принадлежит  не государству, а  определенной
части общества, самой бедной,  самой угнетаемой, но без  которой Мексика  не
была бы Мексикой. Я говорю об индейцах.
     - Значит вы индейка, то есть, простите, индианка, или как там?
     -  Нет, я из креольской  семьи, но я поклялась  до конца жизни бороться
против эксплуататоров за социальную справедливость. Вы же советский человек,
вы должны меня понять. Я не  верю в то, что народ, давший миру Ленина, может
отступиться от  его идей. То,  что у вас  сейчас происходит - это  временное
затмение. Вы переболеете этой капиталистической лихорадкой и прозреете. Весь
мир  продолжает  в вас  верить.  Все  человечество смотрит на вашу страну  с
надеждой.  Да, я родилась в  буржуазной семье, но я  горжусь тем, что у меня
хватило  сил  вырваться из этого болота и влиться  в ряды борцов  за свободу
всех угнетенных. А у нас, в Мексике,  самые  угнетенные - это индейцы.  Я не
скрываю своих убеждений. Я - марксистка  и,  если хотите, хуаристка1. Нельзя
быть патриотом Мексики и не отстаивать интересы коренного населения.
     - Не так чтоб уж  очень  хочу. Все мы  капельку хуаристы, но это еще не
повод для того, чтобы хаять папу с мамой. Это как-то не по-божески.
     - Я атеистка.
     - А Ленин  почитал родителей,  хотя  у них не все  было чисто  по части
пролетарского происхождения.
     - Не  будем  сейчас дискутировать  на  эту тему.  Вы  ведь детектив? Вы
работали на Вартанова и в курсе его дел?
     - В какой-то степени да, но его убили, и я не уверен, что  это не ваших
рук дело.
     - Я хочу попросить оказать нам одну услугу - помочь разыскать пропавшую
вещь.
     - Прежде  чем сказать "да"  или "нет" я  должен знать все  о  вас и еще
больше о пропавшей вещи.
     -  Скажем  так,  мы  организация,  которая  борется за права  коренного
населения Мексики. Мы не сепаратисты, но хотим, чтобы территории,  где живут
индейцы, управлялись самими  индейцами. Мы не сторонники вооруженной борьбы,
но если  власти не прислушаются  к нашим  требованиям,  мы  возьмем  в  руки
оружие...
     -  Спасибо,  я  все понял, - прервал Фима  пламенную  речь хуаристки, и
вынужден  вам отказать. Бороться за права угнетенных очень  благородно, но у
меня сейчас нет времени. До свидания. Желаю успехов, -  Не без  сожаления он
выбрался  из объятий мягкого кресла  и хотел уйти, но Мария схватила  его за
рукав и как мальчишку бросила обратно в кресло.
     -  Мы можем заставить вас  работать на  нашу организацию. Вы  задолжали
Вартанову крупную  сумму  и  убили  его,  чтобы  не  платить. Диас и  Санчес
задержали  вас, когда вы убегали с места преступления.  Они могут  выступить
как  свидетели.  Он,  конечно,  был  паразит и  эксплуататор, но  даже  ваша
продажная власть вынуждена бороться с убийцами. Вы нас выслеживали, и  мы за
это можем с  чистой совестью сами убрать  вас. Мы  можем сделать так, что вы
просто-напросто покончите жизнь самоубийством. Но мы не хотим вашей смерти и
предлагаем вам  сотрудничество на  очень  выгодных условиях.  Двадцать тысяч
долларов вас устроит?
     Фима  желудком  почувствовал   опасность,  которая   исходила  от  этой
мексиканской девки и которой поехала крыша,  но ему было стыдно признаться в
этом даже себе самому. Если тебя насилуют,  как говорила Нинель, и ты ничего
не можешь с этим поделать, то попробуй расслабиться и получить удовольствие.
Он плеснул себе еще текилы, выпил залпом и сказал:
     - Двадцать пять. Но без всякой идеологической трескотни.  У меня на нее
аллергия.  Если уж  так свербит,  спойте "Кипит  наш  разум  возмущенный"  и
выпустите пар. Скажите мне прямо,  что за вещь вас  интересует и,  почему вы
преследовали виноторговца?
     - У него в руках оказалось ювелирное изделие, золотая фигурка пернатого
змея Кукулькана  из храма  древнего народа  майя в  городе Паленке. Она была
спрятана  нашими  людьми  у  него на  вилле  в Испании, но  две недели назад
пропала  оттуда.  Мы хотели заставить  его  вернуть это  достояние  истинным
наследникам.  Для  этого  в  Москву приехали  Диас  и  Санчес.  Они  владеют
искусством  на  расстоянии  управлять  мыслями  других людей. Для этого  они
сначала  поселяют в душе человека свои  сны, которые затем  прорастают в его
сущность. И тогда человек перестает быть собой. Он становится рабом снов и с
их помощью его можно заставить все что угодно. Мы хотели, чтобы Вартанов сам
пришел к нам  и рассказал, где прячет змея.  Диас и Санчес уже довели его до
нужного  состояния.  Он  ехал  сюда,  ко  мне на встречу,  и вернул  бы  нам
Кукулькана, но вам как раз взбрело в голову убить его.
     - Ой, мне эти разговоры...
     - Теперь вы понимаете, какой вред вы нанесли нашему делу. Если в центре
узнают об  этом, вам немедленно  вынесут смертный приговор.  Но я  задержала
информацию,  я  на  вас  рассчитываю,  - сказала  Мария  и тоже  хлебнула из
стакана.  - Я навела про вас справки, вы ведь тоже принадлежите к угнетенной
нации. Вас дискриминируют,  унижают, а власти закрывают на это глаза,  любой
пьяный негодяй  может  вас оскорбить на  улице  и  это  сойдет ему  с рук, а
полиция сделает  вид, что ничего не произошло.  Я об этом  знаю не из газет,
меня несколько раз принимали за еврейку и называли жидовкой. Но вы научились
приспосабливаться, вы можете плавать даже в серной кислоте,  вы поняли,  что
образованием можно пользоваться как оружием.  А индейцы темные  и забитые...
На юге  есть  деревни, где  до сих  пор не знают плуга  и  поля под кукурузу
обрабатывают  заостренными  палками. Все что они  имеют на обед - кукурузная
лепешка  и горсть фасоли. Они живут  в глинобитных хижинах с земляным полом,
как тысячу  лет назад. Они  не умеют ни читать, ни писать. Немногие  из  них
знают,  что  их предки создали  одну  из  самых великих  цивилизаций.  Евреи
рождаются старыми, а индейцы, как дети, им нужен Кукулькан, чтобы поверить в
себя.  Это  наш  долг,  долг  белых  людей  вернуть  им  историю  и  чувство
собственного  достоинства. Я прошу вас, верните змея. Если  в центре узнают,
что я  провалила операцию, меня не простят. Они подложат бомбу в машину отца
или похитят мать.
     То ли угроза расправы, то ли выпивка, наконец, подействовала,  но Мария
вдруг  сразу как-то  обмякла,  на  смуглых ее щеках  проступил румянец, и во
взгляде появилось некое сомнение, легкая печать ревизионизма.
     Она  хлопнула  еще текилы, откинулась в  кресле и прижав  ладони к лицу
запричитала:
     -  Я не  хочу, чтобы они причинили зло моим  родителям.  За себя мне не
страшно, моя жизнь мне все  равно не  принадлежит, и я  сознательно пошла на
это, А мама... Она  тайком от отца пишет мне письма, в которых называет меня
trago - ласточкой.  Так  она  меня звала в детстве. А потом  я  сделала  это
прозвище партийной кличкой.  Теперь  я  товарищ Ласточка в  клетке. Помогите
мне, помогите ради бога.
     Фиме  стало жалко марксистку,  он поднялся, чтобы  успокоить. Он  хотел
положить ей руку на плечо и сказать что-нибудь вроде "ну-ну, все обойдется",
но вдруг  поскользнулся на полированном паркете, и оказался на коленях у ног
девушки. Одна его рука была на ее бедре, другая на груди. Она тут же прижала
ее  своей  рукой. При этом она  взглянула  на  Фиму  так, как  будто  хотела
спросить "как это понимать?". И сама же ответила на этот вопрос, только  уже
вслух, но едва слышно:
     - Да, только я сперва приму душ.
     И тут же каркнула так, что Фима вскочил на ноги, как ошпаренный:
     - Muchachos, es posible salir. Ha convenido1.
     Из спальни вышли  Диас и Санчес и молча проследовали к выходу. Ни дать,
ни взять слоники с бабушкиного комода.
     Фима  хотел воспользоваться ситуацией  и идти за ними,  но Мария крепко
вцепилась в его руку.
     - Нет,  ты  останешься и дашь немного  любви бедной  Ласточке у которой
здесь нет никого, кто бы ее пожалел.
     Когда  Фима наконец покинул номер  был уже вечер.  Возле входа  в отель
собралась  нарядная  толпа.  Дамы  в  вечерних платьях,  мужчины  с  бритыми
затылками в  смокингах. То и дело к подъезду подкатывали  дорогие иномарки и
величественный как "Мерседес"  швейцар распахивал перед гостями двери. Перед
тем как выпустить Фиму, он оглядел его с ног до головы, и нагло ухмыльнулся.
     "О,  Господи, думал Блюм  по дороге к метро.  -  Ты помогаешь даже тем,
кого я не знаю, так почему бы тебе не помочь мне?".


     Новый поворот событий  не вызвало энтузиазма ни у Розы  Марковны, ни  у
Никиты.  Фима рассказал им все о своем свидании  с Ласточкой, за исключением
того, что было  после того, как  ушли индейцы. Компаньоны  слушали и  качали
головами, ситуация им явно не нравилась.
     - Вот уж не думала, что на старости лет меня ожидает участь Троцкого.
     -  Вы, Роза Марковна здесь совершенно  не причем, - сказал Фима. - Если
уж на  то пошло,  то участь Троцкого ожидает  одного меня.  Вам лучше сейчас
уехать в Харьков и лечь на дно.
     - С этой украинской пенсией даже на дне можно протянуть ноги. Бедность,
конечно не порок, но это единственное ее  достоинство. Сколько, ты говоришь,
они заплатят? А сколько стоит эта из змея? Она из золота?
     - Самое хреновое, что  они иностранцы.  Это уже не просто уголовщина, а
политика. За сотрудничество с международной мафией по головке не погладят. А
если они террористы или сатанисты? - запаниковал Никита.
     - Не думаю, - сказал Фима, - но  в любом случае это опасные люди.  Черт
меня дернул  ввязаться  в эту  историю.  Где я им  найду  эту  гадскую змею.
Вартанова убили, Афанасий исчез... Может они и убили виноторговца...
     - Зачем им убивать, если они могли ему заморочить голову настолько, что
он сам бы все  выложил. Нет, предпринимателя удрал кто-то  другой. Возможно,
этот кто-то  очень  не хотел,  чтобы  Вартанов попал в руки к мексиканцам, -
предположила Роза Марковна.
     -  Вторая версия Стаса, - подумал  в  слух Никита.  -  Вартанова  убили
торговцы наркотиками. Хотели кокнуть Афанасия, но Алик перебежал ему дорогу.
     - Ту, где я фигурирую, можно  отбросить, - сказал Фима. - Впрочем,  вам
виднее. Легко рассуждать, когда вам к горлу не приставили мачете.
     - А это что за херня? - спросил Никита.
     - Четвертая версия - жена, -  продолжала дедуцировать  Роза Марковна. -
Кажется Вероника... Она не еврейка?
     - Кто  ж ее  знает, - сказал Фима. Компаньоны  начинали его раздражать.
Его жизнь  висит на волоске, а они решили поиграть в комиссара  Мегрэ и мисс
Марпл.
     - Вот именно, что мы ничего не знаем, -  подчеркнула Роза Марковна. - А
уже таки не мешало бы что-то знать.
     - Лишнее знание рождает скорбь, -  вздохнул Фима. - Это сказал неглупый
человек и я убеждаюсь в этом на своей шкуре.
     - Если  у тебя есть другой  выход,  то  выходи,  - пожала  плечами Роза
Марковна.
     - Хорошо, - согласился Фима. - Что вы предлагаете?
     -  Я  думаю, мексиканскую версию нужно отставить. Они нам  все равно не
заплатят,  если  мы докажем,  что убийство Вартанова  дело их  рук. Займемся
теми,  кто мог быть  в курсе  дел  бизнесмена.  Это могут  быть  Афанасий  и
Вероника.
     - Но Афанасия нигде нет, -  подал голос Никита. - Вот вы его и найдите,
сказала  Роза  Марковна тоном,  не  терпящим  возражений.  - Вы  работали  в
органах, у вас наверно остались связи.
     - У нас нет выхода на Веронику, - сказал Фима.
     -  Вот  вы  его и  найдите.  В любой  конторе  всегда найдется человек,
который   в  курсе  дел  всех  сотрудников.   Раньше  это  были  профсоюзные
активистки, а теперь...
     - Секретарша, - подхватил Фима. - Вот я ей и займусь.
     - А  я поговорю  с  Самвельчиком,  - сказала Роза Марковна. - Завтра он
обещал отвезти меня на рынок. Бедный мальчик,  он сегодня звонил, совершенно
растерялся  после смерти начальника. Не знает, кто ему  будет платить,  а  у
него  дома сестра замуж выходит... Кстати, насчет денег, что эта ваша птичка
говорила  насчет  аванса? А  то тут один профессор обрывает  телефон. У него
пропал фокстерьер. Готов заплатить любые деньги в пределах разумного.

     После смерти Вартанова и исчезновения  Афанасия Trade group Realta тихо
скончалась, однако оставшиеся  сотрудники упорно имитировали трудовые будни,
скорее по инерции, чем по необходимости.
     К  девяти  приходил  охранник  Арам,  отключал  ночную сигнализацию,  и
занимал  свой  пост на  вахте.  Ровно  в  десять  на работе появлялась  Вера
Андреевна - главный бухгалтер, и, наконец, Самвел привозил в офис секретаршу
Зину, не потому что она была такой важно персоной, а просто они жили в одном
районе.  Последним  приходил  телохранитель  Гамлет,  который  после  смерти
хозяина отпустил бороду и перестал носить галстук.
     Для начала, Зина включала компьютер и проверяла электронную почту. Если
были послания, то она их распечатывала на  принтере, присваивала им номер  и
клала  в папку, на которой было написано "Входящие". Потом заваривала  чай и
созывала  всех  сотрудников на  чаепитие. Пили сосредоточенно, лишь  изредка
перебрасываясь фразами  вроде "а тепло то как, в прошлом году в эту пору шли
дожди" или "что  будет  с  рублем, ума  не  приложу".  Убийство  директора и
пропажу  зама они уже  обсудили, действия  милиции,  которая,  по их мнению,
ничего не делала  для того,  чтобы найти преступников, тоже. А о том, что их
ждет,  они принципиально не говорили, хотя каждый из  них прекрасно понимал,
что контора приказала долго  жить. Их посиделки  напоминали  бдения у  гроба
покойника, но собрать вещи и уйти ни у кого не хватало мужества.
     После  чаепития Вера Андреевна шла в  свой кабинет приводить  в порядок
никому  не нужные теперь счета и ведомости, которые и без того были в полном
порядке. Все операции прекратились, денег в кассе не было, а получить их  из
банка  она  не могла  без  подписи директора,  да  там и оставалось-то всего
ничего. Остатка едва хватило бы на оплату процентов по кредитам.
     Арам и Гамлет шли на вахту играть в нарды, а Самвел во двор - приводить
в порядок свое хозяйство: пробитый пулями "Фиат", помятый Фимой "Вольвешник"
и  джип,  к которому  он питал самые теплые  чувства. Зина  включала радио и
доставала  маникюрный набор. В  первые дни после  смерти шефа ей приходилось
отвечать на телефонные звонки: "Александр Григорьевич подойти не  может - он
умер". Это звучало нелепо и походило на  дурную шутку.  Некоторые сердились,
ругались и бросали трубку. Были и такие, кто соболезновал, просил рассказать
подробности гибели  Вартанова, спрашивал,  когда похороны. Но после  похорон
звонки резко пошли на убыль, а потом и вовсе прекратились.
     Настроение у нее было паршивое. Все подруги съездили, кто в Крым, кто в
Турцию и теперь ходили загорелые и посвежевшие, а она все оттягивала отпуск,
чтобы  продлить лето.  А теперь  отпуск накрылся  медным тазом. Нет, уйти то
можно, но на  какие шиши. На зарплату денег нет, не говоря уже об отпускных.
И Афанасий свалил, фуфло уголовное, а еще крыша называется.
     Зиночка не обольщалась насчет  своей квалификации: раз взяли на пятьсот
баксов без знания языка и стажа, значит - будут трахать. Современная девушка
не должна комплексовать по этому поводу, но смотря кто. Она-то надеялась что
это  будет  Алик. Он  был,  конечно, хам  и жлоб,  но зато носил  элегантные
костюмы, яркие галстуки и очки  в золотой оправе.  Однако вскоре выяснилось,
что  его  сексуальные  устремления  направлены  в  сторону мужского пола,  а
Зиночка досталась Афоне, этому потному борову в наколках.
     С  ним  и говорить-то  было противно, не то,  что  спать. К тому же как
мужчина  он был полное  ничтожество. Чтобы возбудиться он заставлял  Зиночку
говорить грязные слова. К  этому он привык, общаясь  с дешевыми марухами. Но
это бы еще ничего, Зиночка и сама не при дворе воспитывалась, материться она
научилась раньше, чем  читать  и  писать, но вот  запах  изо  рта -  это  уж
слишком.  Воняло  от  Афони,  как  из  помойки  и  никакие  жвачки,  никакие
освежающие таблетки не помогали.
     В конце концов, Зиночка  нашла противоядие - каждый раз ложась с Афоней
в постель, она представляла себе пятнадцатое число, когда ей на  руки выдают
конверт с новенькими хрустящими купюрами.
     Как бы сейчас пригодились эти купюры,  но, увы, здесь ей  уже ничего не
светило,  но и  уходить  было  некуда,  и она исправно  продолжала ходить на
работу, в глубине души надеясь, если  не  на чудо, то хотя бы  на счастливый
случай. Но время шло, а случай все не подворачивался.
     И  вдруг  в  офисе  появился  тот самый  синеглазый коротышка,  который
приходил к Алику накануне его гибели. В руках у него был букет, точнее пучок
георгинов, за двадцатник  от теток у  метро. Пиджак от времени превратился в
балахон, а шнурок на ботинке развязался, но все равно он был симпатичный.
     -  А Александра Григорьевича  нет, он... -  Зиночка  не  знала, как ему
объяснить, чтобы не получилось глупо.
     - Знаю, знаю, - сказал Фима и сунул ей  в руки георгины. - Я к вам. Нам
нужно поговорить, но лучше не здесь. Вы можете уйти с работы пораньше.
     - Нет проблем,  -  тут  же согласилась  Зиночка, выключила  компьютер и
подхватила сумочку. - Куда  пойдем? Тут  за углом есть кафешка,  где  подают
десять сортов кофе.
     Фима  думал, что обойдется скамейкой в сквере.  Хорошо еще, что  она не
предложила посидеть в ресторане с французской кухней.
     Кафешка оказалась  стильным  местом,  которое  облюбовала молодежь.  По
стенам были развешаны маски. В углу  стоял деревянный индеец  в перьях. Фима
посмотрел  на  него с ненавистью.  Но кофе макьято, который  порекомендовала
Зиночка, был совсем неплох.
     - Итак... - сказала она, пригубив ароматный напиток.
     - Я  частный детектив,  -  погнал  с  места в  карьер Фима, - работал в
последнее время по заданию Александра  Григорьевича. Его  гибель может  быть
связана как  раз  с этим  делом,  поэтому я  подробнее  узнать  о  нем и его
окружении.  Милиция,  наверно вас уже достала.  Но поверьте, мне очень важно
знать подробности.
     - Хорошо, - согласилась Зиночка. -  Только тогда у нас получится игра в
одни ворота.  Это скучно. А давайте так: вы мне  вопрос, а я  - вам.  Только
чтобы все по-честному.
     - Почему бы и нет, это даже забавно. Вы хорошо знали Вартанова?
     - Если вы имеете в виду  постель, то я с ним не спала. По-моему он  был
гомиком, но не распространялся на этот счет. Он вообще был скрытный, как все
армяне. Лапшу  на уши  они вешать  горазды, их послушать так они все крутые,
как Гималаи, а на самом деле у половины нет носков  на  смену.  К Алику, это
конечно не относится, у него-то деньги были, но  расставаться с  ними он  не
любил. Партнеров,  конечно, приглашал в ресторан, но  чаще  всего  на бизнес
ленч и туда,  где  у  него  были  скидки.  А,  чтобы по-товарищески угостить
сотрудников  под  новый  год  или на свое день  рождения,  так  от  него  не
дождешься.  Жену и ту держал на голодном пайке. Она все время у него  что-то
клянчила. А вы женаты?
     - Сейчас нет.
     - Сейчас - это значит в данный момент?
     -  Второй  вопрос подряд это не  по  правилам. А  что у Вартанова  были
любовники?
     -  Одного могу назвать точно, его  все  зовут Дэн. У него очень смешная
фамилия - Труссик, что-то среднее между трусиками и трусом. С такой фамилией
повеситься можно. Лично я его  никогда не видела,  и чем он занимается, я не
знаю, но иногда он  звонил Алику, и они подолгу разговаривали, то ворковали,
как влюбленные голубки, то выясняли отношения, совсем как муж и  жена.  Алик
обижался, что Дэн ему изменяет с кем попало, а тот, упрекал его в жадности и
примитивности. Мне противно было все это слушать, но Алик так орал в трубку,
а дверь в приемную была закрыта не плотно, так что до меня все это долетало.
У вас есть подруга?
     -  Да, ей  шестьдесят два года, но  она может дать  фору любой молодой,
особенно по части бульона с клецками.
     - Вы геронтофил?
     - А вот это уже следующий вопрос. Скажите, Зина, ваш шеф часто бывал за
границей? Последний раз весной. Он ездил в Испанию, оформлять покупку виллы.
С тех пор он из Москвы не выезжал. А какие женщины вам нравятся?
     -   Не  высокие  и  не  худые,  предпочтительно  блондинки,  веселые  и
доброжелательные.
     - А вы не собираетесь в отпуск?
     - Все  зависит от того, как быстро  я закончу дело, которое мне поручил
ваш  покойный шеф. А вообще-то хочется погреться на солнышке, поплескаться в
теплом море в компании такой милой девушки как вы...
     - Так в чем дело, спрашивайте дальше.
     -  Не говорил  ли  Вартанов  с кем-нибудь  о  ценных вещах,  скажем  об
антиквариате или редких ювелирных украшениях?
     -  Говорил  с  тем  же  Дэном.  Шеф подарил  ему какую-то  вещь,  а тот
"поступил с  ним  как неблагодарная свинья".  Я же говорю, они считались как
муж и жена. Ужасно противно было все это слушать.
     - У Вартанова был коммерческий директор, Афанасий. Милиция потеряла его
след. Насколько, по-вашему, он может быть причастен к убийству шефа?
     - Да он за Аликом был как за каменно стеной.  Без него он полный  ноль.
Зачем  же  ему  своего  благодетеля  заказывать?  А сбежал  он,  потому  что
испугался, что ему припомнят прошлые дела. Он ведь из братвы.
     -  Спасибо, Зина,  вы мне  очень  помогли,  - сказал Фима, давая понять
девушке, что разговор окончен. - По гроб жизни буду вашим должником, если вы
мне дадите домашний телефон...
     - Мой? - со смехом перебила его Зиночка.
     - Ну, это само собой, но и к жене Вартанова у меня тоже есть вопросы.
     -  Она не в вашем вкусе, к тому же у меня нет с собой ее телефона. Если
не возражаете можно заехать ко мне, я оставила записную книжку дома.
     Фима не возражал. Девушка ему нравилась. Роза  Марковна, конечно, опять
приготовила что-нибудь  вкусненькое,  но  нельзя  же  быть  настолько  рабом
желудка, чтобы забывать о других удовольствиях.

     После  разговора  с  приятелем  Деркун решил, что ему  больше  не нужно
заниматься "мексиканским"  делом, слишком хлопотно и  опасно. Ефим,  похоже,
влип в  неприятную историю,  барахтаться  с ним  за  компанию  просто глупо.
Сомнительно, конечно, что  его в жизнь действительно находится под  угрозой,
скорей  всего его  просто  берут  на  пушку,  но  с иностранцами  хлопот  не
оберешься. У Никиты  уже был  горький опыт общения с этой публикой, когда он
работал в милиции.  Один иностранец, написал ему жалобу на хозяев, у которых
он снимал квартиру. Он заплатил за год вперед, прожил всего два месяца и тут
ему приспичило  уехать,  а хозяева  деньги  не отдают.  Никаких  документов,
конечно, не было. Никита из добрых побуждений посоветовал ему  обратиться на
Петровку.  А  тот, сука, настрочил в  заявлении,  что  милиционер  покрывает
вымогателей. Сверху пришла телега,  началось разбирательство, Никите вынесли
выговор и лишили квартальной премии.
     Нет уж, где еврей пройдет по жердочке, там русский непременно вляпается
в дерьмо. В случае чего Ефим может уехать в Америку, в Израиль - у них везде
родина, а Никиту никому ни где не нужен. К тому же он семейный человек, а не
какой-нибудь перекати поле. Жена сидит без работы уже полгода, сын в седьмом
классе, кто о них  позаботится, если отца  посадят за связь с международными
террористами?  Пусть даже  не посадят,  а дадут  срок условно,  от этого  не
легче:  в работы  уволят,  как пить  дать, в  агентстве  не держат  людей  с
подмоченной репутацией.
     Все  эти  доводы  Никита  громоздил  в своей  голове  для  того,  чтобы
внутренне оправдать дезертирство, но в душе-то он знал, что предает друга, и
очень переживал из-за этого, даже аппетита лишился.
     Из кухни прибежал  сын: "пап, дай червонец, у  нас собирают  на  ремонт
стульев". "Ну  вот,  -  подумал Никита, залезая в  бумажник.  -  А если меня
уволят с  работы, кто спиногрызу будет давать деньги на стулья, на учебники,
на жвачку..."
     Пришла жена  и спросила с чем  ему делать бутерброды, с  колбасой или с
рыбой.  "А  если посадят,  придется  перейти на  тюремную баланду", -  опять
пожалел себя Никита, но как-то неубедительно.
     Не услышав от мужа вразумительного ответа, жена  сделала бутерброды  на
свой вкус,  с  колбасой и  сыром, завернула их в фольгу и положила  вместе с
огурцами, помидорами и  крутыми  яйцами в  красивый пакет,  на котором  была
изображена Энди МакДауэлл со своей  ослепительной улыбкой. Фирмачи,  которые
привозили на склад косметику, подарили всем охранникам по целой  пачке таких
пакетов.
     Никита молча взял дневной паек и пошел на дежурство.
     На складе царил полный сумбур. Пришли сразу два контейнера с  импортной
косметикой. Угрюмые грузчики, дыша перегаром, то и дело  сталкивались друг с
другом в узких проходах  и при этом крыли друг друга матом. Сопровождающие с
накладными  в руках  носились за ними, пытаясь  на  ходу  сосчитать коробки.
Завскладом что-то кричал и махал руками.
     - Бардак, - констатировал охранник Николай, которого  Никита должен был
сменить. - И так с семи часов. Ни побриться, ни позавтракать...
     - Деркун,  - подскочил  завскладом, помоги  стеллаж освободит, а то эти
алкаши все лосьоны переколотят.
     - Это в мои обязанности не входит, - сказал Никита. -  Оговаривайте эти
вопросы с моим начальством.
     -  Ну  не будь  формалистом.  Я  тебя по-дружески  прошу.  За  мной  не
заржавеет. Ты знаешь.
     "Один по-дружески просит, чтоб я на складе корячился, другой в змееловы
вербует.  Совсем, оборзели,  дружки",  - проворчал Никита, и пошел кантовать
ящики  с лосьоном. С завскладом ссориться  не  было резона, под праздники он
всегда делал охранникам подарки - наборы косметики для жен.
     - Я тебе газеты оставлю, а сам пойду, - крикнул ему в след Николай.
     Через  полчаса контейнеры  уехали,  грузчики пошли  похмеляться,  и  на
складе воцарилась привычная тишина.
     Никита включил чайник, развернул газету и полез в пакет за бутербродом.
Но бутербродов в пакете не было и огурцов, и  помидоров и яиц и  вообще  это
был  не его  пакет. "Колька, идиот, перепутал пакеты, -  догадался Никита. -
Что ж мне теперь до утра лапу сосать? Нет, определенно пошла черная полоса в
жизни.  А, может, у Кольки  осталось  что-нибудь пожевать?". В  пакете  были
бритвенные принадлежности, влажное  полотенце,  а  в  нем картонная коробка.
Никита открыл коробку в надежде найти съестное. Там были  какие-то брикеты в
полиэтиленовой упаковке. "Финики, что ли, - подумал  Никита, и разорвал одну
упаковку. Нет,  это были не финики. Никита  сразу узнал этот запах.  Так мог
пахнуть только  гашиш.  "Ай  да Николай, да  тут этого зелья тысяч  на  пять
баксов, если не больше, - Деркун был поражен неожиданным открытием.
     Он  положил  брикет в коробку, обернул ее полотенцем и вернул в  пакет.
"Ладно, Коля, посмотрим, как ты будешь выкручиваться".
     Николай  не  заставил  себя  долго  ждать.  Он  прибежал   на  вахту  с
выпученными глазами, сунул Никите в руки его  пакет и схватил со стола свой.
И только после этого сказал:
     - Извини, я пакеты перепутал. Ну, пока.
     Но тут Никита с неожиданной для его комплекции ловкостью схватил его за
руку и завернул ее за спину.
     -  Колись,  скотина, откуда наркота?  Сейчас  сюда приедет наряд,  и ты
будешь говорить уже с ними.
     - Это  не  мое, -  заскулил  Николай. - Это я  из  "сейфа"  взял, думал
лекарство...
     "Сейфом" на складе называли  бокс с бронированной дверью, где  хранился
особо ценный товар - французские духи, кремы, губная помада известных  фирм.
Ключи от "сейфа" были только у завскладом.
     - Значит, ты украл ключи и взял наркотик, чтобы продать?
     - Нет,  только  для себя.  Ни  о какой продаже я  не думал,  сам  хотел
попробовать.  Интересно  было,  как он действует. Шерлок Холмс говорил,  что
гашиш усиливает умственную деятельность.
     - Во первых,  Холмс  курил опиум,  а  во вторых,  зачем тебе,  ублюдок,
умственная деятельность? - Никита оттолкнул  Николая, так, что  он  чуть  не
запахал носом пол.  - Ты  же имя свое через  два  "а" пишешь. Нет, сам бы ты
курить не стал. Ты хотел заработать на горе других.  Ты себя любишь, спортом
занимаешься, фирменные  вещи покупаешь,  маникюр себе делаешь, а  на  других
тебе насрать. Вот я тебя и сдам.
     - А кто докажет, что это  я взял коробку,  а не ты? - осмелел  сразу же
воришка.
     - Тут и  доказательств  не потребуется, я просто  скажу  хозяевам этого
товара,   что    ты   крысятничаешь,   -   Деркун   вспомнил    вдруг    про
министра-наркодельца, о котором  говорил  Стас и  решил  сыграть  ва-банк. -
Мирзе скажу, и его бабаи тебя за это уроют.
     Николай понял его по-своему.
     - У меня нет  денег, -  сказал  он. - Если  ты дашь мне  два дня,  то я
реализую  это и  отдам  тебе  половину  выручки.  Это  будет  больше  тысячи
долларов.
     - Когда Мирза обещал забрать товар?
     - В пятницу.
     - Вот и хорошо, положи все, что  взял на место и иди домой. Мы с  тобой
потом  сочтемся.  И не вздумай опять схватить мои бутерброды,  а  то  я тебе
башку откручу.

     Квартира Вартанова помещалась в доме на набережной, не в том знаменитом
и  не  на  той  набережной,  но  все  же  в  достаточно  элитном.  Об   этом
свидетельствовало  число  дорогих  иномарок   на   стоянке  перед  домом   и
многочисленная охрана. Фима договорился  о своем визите по телефону, поэтому
его пропустили в подъезд беспрепятственно.
     Вероника  оказалась  большой костистой  дамой, лицо  которой состояло в
основном из нижней челюсти. Фима  рядом с  ней  был  как Санчо  Панса  возле
Росинанта.
     -  Ну  и  какое  у вас  ко  мне дело? - спросила она, расположившись  в
кресле-качалке посреди просторной гостиной, устланной коврами, где по стенам
были  развешаны  морские  пейзажи  в  стиле Айвазовского, но написанные явно
рукой дилетанта. Кроме кресла  в  комнате  не было  "посадочных мест" и Фима
остался стоять, как провинившийся школьник в кабинете директора.
     -  Я,  как  вы уже знаете  из нашего  разговора  по  телефону,  частный
детектив.  Перед смертью  он  обратился в мое агентство  за помощью,  и  мне
удалось получить сведения, которые могут пролить свет на причину его гибели.
Вам ведь небезразлично, отчего он погиб?
     Вероника  не ответила,  только  переменила позу: положила ногу на ногу,
обнажив мощные ляжки, покрытые кирпичным загаром.
     -  В последнее время Александр Григорьевич замечал,  что за ним следят.
Его это очень  беспокоило, и он поручил мне выяснить, что за люди преследуют
его.
     - Выяснили?
     - Да.  Они  иностранцы, члены одной революционной  группы  из Латинской
Америки, они  считают, что у  Александра Григорьевича находится некая  вещь,
которую  он присвоил, мягко  выражаясь, незаконным путем. Она  имеет для них
очень большое значение, поэтому они и прислали в Москву своих людей.
     Вероника  никак  на  это  не  прореагировала  на  это  сообщение.  Фима
продолжал:
     -  Дальше можно только  предполагать, что  могло  произойти.  Эти  люди
наверняка   не  ограничились  слежкой  и  пошли  на  контакт  с  Александром
Григорьевичем. Они,  могли поставить  ему ультиматум: или  он  возвращает им
вещь,  или  ни  его убьют.  Он, скорей всего,  не  воспринял  это всерьез  и
поплатился жизнью.
     Веронику  все,  что говорил  Фима, как будто не  трогало. Она  почесала
колено и снова уставилась на него.  Он почувствовал себя миссионером в стане
людоедов. Он из кожи вон лезет, чтобы донести  до них истину,  а они смотрят
на него и облизываются.
     - Так вот, я и говорю,  что, если они не  получили, то чего  хотели, то
будут продолжать поиски и возможно выйдут на вас. Они  уже доказали, что  не
останавливаются  даже  перед  убийством.  Вам  грозит опасность,  вас  могут
застрелить, зарезать,  отравить, а  вы  здесь сидите и  не чешетесь, как все
равно статуя  спящей красавицы, то  есть  чешетесь, конечно,  но  ничего  не
делаете,  чтобы  оградить  себя  от неприятностей. В  общем, вы  должны  мне
рассказать все, что знаете о пернатом змее, иначе они и вас убьют.
     Фима взял  паузу, в надежде, что  его аргумент произведет,  наконец, на
Веронику  впечатление,  и  она  разговориться.   Женщина  все-таки.  Но  она
бесстрастно смотрела на него своими белесыми глазами и молчала.
     - Это кто тут  кого  хочет отравить?  -  в  комнату  буквально ввалился
долговязый парень в одних шелковых "баскетбольных" трусах. Сразу было видно,
что  он  был  пьян  в  стельку. Неверной  походкой  он  подошел  к  креслу и
развалился на ковре у ног Вероники. - Что нужно этому шибздику, мамочка?
     - Он, Денисик, говорит, что у меня есть какая-то штучка, за которую нас
убьют, -  сказала Вероника, положив руки на плечи гиганта, и тут только Фима
понял, что она тоже пьяна.
     -  Давай посмотрим,  что это  за  штучка, - сказал  Дэн и, похохатывая,
полез ей под юбку.
     - Фу,  какой ты все-таки похабный, - сказала  Вероника, одернула юбку и
ласково шлепнула его по затылку. - Так себя ведешь при посторонних...
     - Ты, мамочка, как покойный Алик все равно, тот тоже из  себя все целку
строил,  а  кончил  плохо.  Неумение  кончать,  мамочка,  может  привести  к
плачевным результатам. Впрочем, тебя это не касается. Кстати, а  не заняться
ли нам любовью втроем?
     - Извините, я не буду вам  мешать, - сказал Фима и  хотел уйти, но  Дэн
проявил вдруг неожиданную для пьяного прыть. Он схватил Фиму за полу пиджака
и потащил в угол.
     -  Нет,  постой, расскажи нам сначала,  кто  тебя  прислал. Я, конечно,
догадываюсь, но хочу услышать это от тебя.
     Фима вырвался и кинулся в прихожую.  Входная дверь со множеством замков
на его счастье оказалась не запертой.
     У подъезда  Фима увидел  знакомый джип,  в котором сидели Самвел и Роза
Марковна.
     -  Мы  решили  вас подстраховать,  - сказала Роза Марковна, когда  Фима
вскочил в машину.  - Самвельчик  предупредил меня, что  этот  Дэн совершенно
безобразный тип.

     Никита   чувствовал  себя   именинником.  На   очередное   "оперативное
совещание"  в  штаб-квартире операции "Пернатый змей"  он пришел  с бутылкой
водки и букетом роз для Розы Марковны.
     - Ну, вы  сегодня, Никита просто жених, от вас можно зажигать субботние
свечи, - сказала Роза Марковна, принимая цветы. - Если бы я знала, что у вас
праздник, приготовила бы карпа "кнобел" с чесноком. Вы любите карпа?
     - Не очень, - признался Никита. - Моего тестя зовут Карпом. Не знаю как
с   чесноком,  но  в  собственном  соку  его  трудно  переносить  в  больших
количествах.
     - Ой, кокой вы шутник.
     -  От его шуток хочется плакать, -  сказал Фима, который никак  не  мог
прийти  в  себя  после визита  к  Веронике. А  тут еще Ласточка  позвонила и
загробным голосом сообщила, что в "центре" уже знают операцию по возвращению
национального символа индейского народа и требуют решительных шагов.
     - У меня такое  впечатление, что он нашел клад, - сказал Стас Рыженков,
которого, по настоянию Никиты, тоже на этот раз пригласили на "совещание". -
Говорят, клады открываются сами неискушенным в умственном блуде младенцам.
     - Насчет клада ты попал в точку,  - сказал  Деркун, - но у меня широкая
душа и я хочу поделиться им с вами.
     - Может понятых пригласить, - пошутил Стас, но никто даже не улыбнулся.
     -  В общем,  так,  -  начал  Никита,  предварительно  разлив  водку  по
лафитничкам. - Я, считай, поймал за руку вашего Мирзу.  Он хранит свой товар
на нашем складе и послезавтра  будет  его забирать. Так что,  господа менты,
можете брать его с поличным.
     - Так  я и знал,  - сказал Стас. -  Ты все-таки  вляпался в это дело, а
ведь я предупреждал.  Вот ведь  не  хотят люди  жить спокойно. С Ефимом  все
понятно, он всю жизнь играет в Раввин  Гуда, но от тебя, Никита я  этого  не
ожидал.  Допустим  даже,  что  ты  набрел  на  след  Мирзы, в  чем  я крайне
сомневаюсь, и что теперь прикажешь мне делать.
     -  Задержать этого подлеца с поличным, - сказала Роза Марковна. - Он же
наркоторговец и убийца.
     -  Хорошо,  давайте  на  пальцах,  -  вздохнул Стас.  -  Послезавтра мы
устраиваем засаду  на складе у Никиты.  Он приезжает, чтобы проверить  товар
перед  отправкой на  Запад.  Мы его хватаем,  предъявляем  ему  обвинение  в
торговле наркотиками и убийстве Вартанова. А он заявляет нам, что приехал на
склад   присмотреть   помещение   для  хранения  сельхозпродукции.  Мы  ему:
"Отпираться бесполезно - вот твой товар",  а  он нам: "Какой такой товар, вы
товарищи  перепутали, мой товар - розовое масло. Я на  вас вашему президенту
жаловаться  буду".  Он  же  член  правительства  -  у  него  дипломатическая
неприкосновенность. Вы что на международный скандал набиваетесь?
     - И что же теперь делать? - Никита выглядел совсем убитым.
     - А давайте выпьем,  - предложила Роза Маркова и подняла свою стопку. -
Лэхаим!1  За  жизнь! Что  интересно,  она всегда  подсказывает  что  делать,
правда, не всегда удачно.
     - Ну, мы,  конечно, проведем обыск на складе,  наркоту изымем, - сказал
Стас,  довольно  крякнув, после того как опрокинул в  себя стопку  водки.  -
Может быть, накроем кого-то  из сподвижников  Мирзы.  Так что за  информацию
спасибо тебе  Никита. Но самого  брать не будем.  И  прошу тебя, притормози,
подумай лучше о своем пищеварении.
     - А как там продвигается дело Вартанова? - ввернул Фима.
     - А никак. Сотрудников  мы допросили, жену  тоже.  Не похоже, чтобы она
подстроила убийство. Не было у нее интереса. Фирма задолжала кредиторам, так
что денег она никаких не получит. Машины пойдут с молотка за долги. Квартира
записана  на  ее  имя,  покойный,  видимо,  не хотел светиться  в  налоговой
инспекции. А с  любовником она жила открыто - Вартанов смотрел на это сквозь
пальцы.  Следователь  считает,  что  к  убийству  так  или  иначе  причастен
Афанасий, но его пока не нашли.
     - Неужели Мирзу никак нельзя прижать к стенке? - подумал вслух Фима.
     - Только, если он явиться к нам с повинной, - сказал Стас.
     - А что, если попытаться убедить его сделать это? - сказал Фима.
     -  мне нравится это еврейское "почему бы нет", -  расхохотался Стас.  -
Ты, Никита  все хотел узнать,  в чем  состоит  секрет еврейской хитрости,  а
никакой  хитрости  на самом  деле нет,  просто они не ленятся  постучаться в
дверь, зная заранее, что никого за этой  дверью  нет. В прошлом году ко  мне
прислали практиканта с юрфака. Все его звали Миша, но на самом деле  он  был
Моисей.  Хороший  парнишка,  толковый,  но  зануда,  каких  свет  не  видел.
Свидетелей мариновал часами. Они готовы были сами признаться в преступлении,
только чтобы от него отвязаться. Так вот этот Миша звонить мне однажды утром
и  спрашивает: "Станислав Палыч, можно я сегодня не приду на работу?" А  мне
как  раз  нужно  было  ехать  на следственный эксперимент, ребята торопят. Я
говорю: "Хорошо, Миша, можешь сегодня не приходить".
     На следующий  день  я вызвал к себе свидетелей  по  делу  об ограблении
обменного пункта, а  ту шеф вызывает  к себе и требует к полудню сдать  свои
предложения по улучшению показателей  раскрываемости  преступлений. В общем,
завал.  Я же не Юлий Цезарь, чтобы одновременно делать несколько дел.  И тут
звонит  Миша: "Станислав Палыч, можно я сегодня не приду?" Ну, думаю, что-то
стряслось у парня.  Выяснять некогда, я сказал "ладно"  и стал ломать голову
над предложениями.
     Следующий день выдался довольно спокойным. Мы  с ребятами сидели у меня
в  кабинете, потягивали  пивко и обсуждали матч  "Спартак" - "Реал". И вдруг
звонит  Миша:   "Станислав  Палыч...".  "Нет,  говорю,  студент,  немедленно
приезжай". Через пять минут он является. Лыбится будто блин  на  сковородке.
"Ну, - говорю, докладывай, что  у тебя  там случилось? Почему два дня не был
на работе?" Он мне отвечает: "Ничего не  случилось. Позавчера иду на работу,
и думаю: какая погода замечательная. Сейчас бы с  девушкой погулять в парке,
а  придется провести день  в  обществе старух  и  алкоголиков. А  что,  если
отпроситься у Станислава  Палыча. Позвонил вам из проходной, вы сказали, что
можно не приходить, я договорился с девушкой,  и мы весь день с ней гуляли в
Нескучном саду.
     Вчера утром подхожу к проходной и думаю, а вдруг я не нужен, что я буду
у занятых людей  под  ногами путаться. Позвонил  вам, а вы говорите "ладно".
Мне совершенно нечего было делать.  Я съел мороженое, пошел в кино, в общем,
кое-как убил время. Слава богу, что вы меня сегодня  позвали, а  то не знаю,
что бы я делал.
     Вот  сукин сын. Я,  было,  рассердился, хотел его  снять с практики,  а
потом подумал, что он мне дал хороший урок и замял этот случай. А парнишка с
лихвой отработал свои прогулы. Я ему "отлично" за практику поставил.
     - Причем здесь эта история, - не понял Никита.
     - А  при том, что в  нашем деле никогда не  мешает лишний раз спросить,
так, на всякий случай, - ответил Стас. - Но с Мирзой этот  фокус не пройдет.
Я  серьезно  вам  говорю,  парни,  не  суйтесь вы в  это  дело.  Занимайтесь
домашними животными. Дело  благородное. К тому же можно без риска заработать
себе на хлеб с маслом и даже на выпивку.
     -  Кстати,  опять  звонил  этот  профессор насчет  пропавшей собаки,  -
сказала Роза Марковна. - Вы бы, Ефим, все-таки  к нему съездили. Он живет на
Садовой, я записала его телефон и адрес.
     -  Вот-вот, Фима, не оставляй в беде почтенного  человека.  Он тебе  за
своего  четвероногого  друга  столько  отвалит, сколько  я за  три месяца не
получу. А тебе, Никита,  спасибо. Склад твой мы  обязательно  пошерстим.  Ну
что, выпьем друзья на посошок. Лэхаим!

     Профессор  Муха  жил  в  высотке  на Котельнической набережной. Фиму он
встретил  в  роскошном шелковом  халате  с  бархатной  отделкой.  "Настоящий
профессорский  халат",  - определил сразу Блюм. И  профессор был  настоящий,
таких раньше представляли в кино:  седой, высокий,  полный, словом,  научная
величина. Правда,  с  таким  же успехом он мог быть и  музыкантом с  мировым
именем и актером Малого театра в пятом поколении.
     - Вацлав  Иванович - представился он. - А вас зовут Ефимом Яковлевичем,
мне ваша сотрудница сказала. Очень  любезная  дама. - Прошу  вас, - красивым
жестом, свойственным  бонвиванам  и эпикурейцам, -  Муха  пригласил  гостя в
недра своей обители. - Полагаю, что нам удобнее будут беседовать в кабинете.
     Кабинет профессора был мало  похож  на  рабочее место.  Он  представлял
собой   нечто  среднее  между  библиотекой  и  музеем.  Стеллажи  с  книгами
поднимались до самого  потолка. Именно так, в  представлении Блюма, и должна
была выглядеть  библиотека  ученого. Удивляло только то, что все  тома  были
очень дорогие, никаких брошюр в  бумажных  переплетах,  никаких  потрепанных
фолиантов,  и  по цвету  корешки книг гармонировали  с обоями и гардинами  -
только  коричневые  и бордовые  тона.  Создавалось  впечатление,  что  книги
подбирались по эстетическим соображениям и не использовались.
     Но  вот  остальная  обстановка  кабинета, мало вязалась  с декоративной
парадностью библиотеки.  Повсюду - в застекленных шкафах, на рабочем столе и
даже  на  полу  стояли, лежали  и просто валялись разнокалиберные  фигурки и
какие-то  предметы  неизвестного назначения  из  бронзы,  камня и  глины.  В
отличие  от антиквариата,  который  можно купить в магазинах, эти  вещи были
отмечены оспинами веков. У одной фигурки не хватало головы, у другой руки, в
каменных  и деревянных идолах едва угадывались человеческие  черты.  Словом,
это были древности.
     "Археолог, наверно, - подумал Фима. - Столько хлама натащил".
     - Все  эти сокровища  мне  подарили  мои  друзья археологи, - как будто
прочитал мои мысли Муха, - в знак благодарности за то, что я смог воссоздать
образы  цивилизаций  то  тем осколкам,  которые они  раскопали.  Я  историк,
специалист  по древним  цивилизациям.  Специализируюсь  на культурах древней
Месопотамии, но интересуюсь также Египтом и Центральной Америкой.
     - Цивилизацией майя?
     -  Не  только,  я  написал  две  книги  о  испано-ацтекских  войнах.  В
Калифорнии, в университете, где  я преподаю историю Ассирии и Вавилона, меня
иногда просят читать лекции по культуре Центральной Америки. Это я вам скажу
совершенно  уникальная  культура, в которой  загадки  встречаются  на каждом
шагу.  Их  жрецы думали  о том, будет через тысячу лет.  Они предсказали все
катаклизмы, которые произошли в мире. Кстати  они вычислили, что конец света
должен наступить 24 декабря 2011 года. Не удивлюсь, если они окажутся правы.
А их удивительные календари...
     - Это очень интересно, Вацлав Иванович, но  давайте  сначала о  деле, -
Фима понял, что профессор оседлал любимого конька и не  остановится, пока не
изложит всю систему летоисчисления индейцев.
     - О чем, простите? - переспросил Муха.
     - О вашей собачке.
     - Ах, о собачке. Да, это трагедия. Я к ней так привязался.
     - Давайте по порядку, - Фима достал блокнот. - Как ее зовут?
     -  Анубис.  Я  назвал ее так в честь египетского бога с головой шакала.
Когда-то  он  помог  богине плодородия  Изиде собрать  части тела бога жизни
Осириса, растерзанного злыми силами, и воскресить  его. С  тех пор  он  стал
проводником умерших в загробный мир, то есть воскрешал их для новой жизни.
     - Значит кобель. Какой породы?
     - Такой, знаете ли, черной, с бородкой и с ушками...
     - Маленький, на коротеньких ножках?
     - Нет, что вы, большой и очень много ел.
     - Значит ризеншнауцер. Документы на него у вас есть, родословная и  все
такое.
     - Есть, конечно, но они остались в Калифорнии. Он же американец.
     - В каком районе он потерялся?
     -  Кажется  в  Калининском,  впрочем,  здесь  все теперь переименовали.
Теперь и района такого наверно нет. В общем, я пошел с  ним гулять, зашел  в
книжный магазин, здесь неподалеку, а собака осталась на улице.  В магазине я
пробыл минут десять, а когда вышел, Анубиса не было.
     - Вы часто оставляли его на улице, когда куда-нибудь заходили?
     -  Я всегда так делал, и  он сидел как вкопанный, ждал  пока я выйду. В
Америке собаки очень дисциплинированные  и  спокойные.  Я никогда не слышал,
чтобы они лаяли.
     -  И  все время улыбаются, чтобы  никто  не подумал, что у  них собачья
жизнь.
     - Вы бывали в Америке?
     - Имел счастье. А ошейник на нем был?
     - Конечно.
     - На нем был адрес, телефон, кличка собаки, имя владельца?
     - Нет, это был просто кожаный ошейник.
     - Плохи наши дела, Вацлав Иванович. Скорей всего вашего Анубиса украли,
пристегнули к ошейнику  поводок и увели, а он,  как истинный американец даже
голоса  не подал. Ничего не  могу  вам обещать, случай трудный, но попробуем
найти.  Пятьсот  долларов вы заплатите сейчас, и еще  столько же после того,
как мы вернем вам Анубиса. Если вы согласны, давайте подпишем договор.
     Профессор, не  читая, подписал  бумагу,  и  ушел за  деньгами.  А  Фима
остался в обществе древних уродцев, которые тут же уставились на него своими
холодными глазками.
     Фима взял  в руки глиняного  идола с отбитым  носом.  И как можно  было
поклонятся такому Чебурашке? А может это просто детская игрушка, которой три
тысячи  лет  назад  играл  мальчик  пока  пекла лепешки?  Интересно  наверно
восстанавливать  жизнь древних по черепкам собранным в могильных курганах, в
развалинах городов.
     - Вас заинтересовала моя  коллекция? - Профессор вернулся в кабинет так
тихо, что Фима вздрогнул, когда услышал его вопрос.
     - Меня интересует культура  майя, и в частности культ "пернатого змея".
Не могли бы вы как-нибудь рассказать о нем.
     -  Зачем  же  откладывать в  долгий  ящик, -  сразу  согласился  Вацлав
Иванович. - С удовольствием выполню  вашу просьбу. Располагайтесь поудобнее,
- профессор подвинул Фиме стул. - Это долгая история. Хотите выпить?
     - Текилы? - вырвалось у Фимы.
     - Не держу. Зато у меня есть хороший скотч.
     Муха принес два стакана со льдом и початую бутылку виски Teacher.
     -  Культ  пернатого  змея распространен  среди  всех  коренных  народов
Северной Америки. Белые люди их  называют индейцами  или  краснокожими,  для
них, все эти алгонкины, араваки, ольмеки,  команчи, сименолы -  один народ -
аборигены.
     Мало кто из них знает, что языки жителей  Аляски и Гондураса отличаются
как русский и арабский. У  них разные обычаи, уклад жизни, одни жили охотой,
другие  рыболовством,  третьи  собирали  дикие плоды  в  тропических  лесах,
четвертые выращивали маис, одни поклонялись оленю, другие - бизону, третьи -
ягуару, но в их преданиях так всегда присутствовал "пернатый змей".
     Ученые  объясняют  это тем,  что  некогда  все  племена, рассеянные  на
огромных  пространствах от Аляски  до  Огненной  Земли,  действительно  были
единым  народом.  Народ  этот  жил  в  Восточной  Сибири  до  тех  пор, пока
обстоятельства не заставили его  уйти с  обжитых  мест.  Может, его вытеснил
другой  народ, более  многочисленный  и  воинственный, а  может  ледник  или
какой-нибудь  другой природный катаклизм. Прошло наверно немало лет,  прежде
чем эти люди достигли Нового Света.  В те времена Азия и Америка еще не были
разделены проливом, и им  не пришлось, подобно евреям, молить бога, чтобы он
разверз  морскую пучину, для того чтобы они могли пройти в землю обетованную
по морскому дну.
     Еще  несколько тысяч  лет понадобилось им,  чтобы  расселиться по  всей
Америке. Одни племена  облюбовали  плодородные  долины,  другие прерии,  где
бродили  стада  бизонов,  тому,  кто  послабее, достались скалистые  горы  и
выжженные солнцем пустыни.  И только небо  одно над ними  одно.  У некоторых
индейских  народов, у  майя,  в  частности, небо и змея  обозначаются  одним
словом. Так  появился небесный змей Кукулькан. При известной доле фантазии в
небе можно увидеть  множество змеевидных объектов.  Облака  часто напоминают
драконов,  в  молниях  есть тоже  что-то  змеевидное,  лента  на  ветру тоже
напоминает  пресмыкающееся.  Чтобы   отличать  простую   змею  от  небесной,
последнюю индейцы  одели в перья.  На  юге  Мексики  и в  Гватемале  фигурки
Кукулькана украшали перьями священной  птицы  кецал. Отсюда  второе название
бога - Кецалькоатль.
     У народов майя Пернатый  змей не  был  верховным  богом, но  был  богом
избранных - правящей  касты. Это  было кровожадное  и  ненасытное  божество.
Испанский  монах Диего  де  Ланда, который прожил  несколько  лет  среди еще
непокоренных  индейцев,  описывает  обряд  жертвоприношения. Четверо  жрецов
держали жертву за ноги и за руки, чтобы она не вырвалась, а один разрезал ей
грудь обсидиановым  ножом и доставал сердце,  которые затем  жрецы  съедали.
Головы доставались вождям и прочей  знати. А прочий люд довольствовался тем,
что  оставалось. С живых людей  часто  сдирали  кожу,  которую  жрецы  потом
натягивали на  себя во время  ритуалов. Людей во время праздников, как пишет
монах, убивали тысячами, но  многих просто калечили, протыкали тела  иглами,
обрубали конечности. Мужчинам отрезали половые органы, чтобы превратить их в
женщин. Женщинам отрезали груди, уши, носы.
     Для  человеческих  жертвоприношений  обычно  использовали  пленников  и
рабов, но нередко в жертву приносили детей, которых специально для этой цели
покупали у бедняков. Некоторые семьи только этим и промышляли.
     Изображения  Кукулькана  имелись  во  многих  храмах,  но одно  из  них
считалось символом могущества майя. Они верили в то, что пока оно у них, они
непобедимы.  По  одним сведениям "главный  Кукулькан"  хранился  в одной  из
пирамид в Паленке, по другим - в Тикале.
     Существует  легенда о том,  что однажды  одному  из пленников-тольтеков
удалось  похитить Пернатого Змея и бежать с ним  на север. Так  пришел конец
могуществу майя. Воинственные тольтеки покорили их города и  обложили данью.
У  тольтеков  Кецалькоатль  был уже главным  богом.  Он считался владыкой не
только воздуха, но и воды, а также утренней звезды Венеры. Люди верили в то,
что  рябь на  поверхности озер,  вызываемая  дуновением ветра,  материальное
проявление великого духа. Она ведь так похоже на чешую змеи.
     Тольтекские   жрецы   Кецалькоатля   не   приветствовали   человеческие
жертвоприношения и вскоре поплатились за это. С севера в центральную Мексику
пришли родственные им, но более воинственные ацтеки и завоевали их. Тольтеки
к  тому  времени научились приготовлять из сока кактусов  опьяняющий напиток
пульке.  Однажды  ночью  их воины так набрались, что уснули  все  как  один.
Воспользовавшись этим, отряд ацтеков проник в город Теотиуакан и захватил их
главную святыню - золотую  фигурку  Пернатого  Змея.  С тех  пор  могуществу
тольтеков пришел конец.
     А   Кецалькоатль   переехал  в  столицу  ацтеков  Теночтитлан,  который
располагался  на  укрепленном острове  посреди большого озера. И хотя ацтеки
превыше всего  почитали  своего племенного бога  Уицилопочтли,  они отдавали
дань и  Кецалькоатлю,  у которого  был свой храм и жрецы. Ацтеки верили, что
удача  не покинет  их,  пока золотая  фигурка  Пернатого Змея находится в их
руках.  Но  владеть  удачей  им было  суждено недолго. В  Америку  уже плыли
каравеллы Колумба.
     В октябре  1492  года  к  берегу  одного  из  тропических  островов  на
подступах  к  восточному  побережью Мексики  пристали  три  небольших судна,
приплывших с Кубы. На берег сошли белолицые бородатые люди. Колумбу островок
показался   сущим  раем.  "Это  был  чудесный  край  -   прекрасный  воздух,
великолепные  деревья,  окаймлявшие  берега,  чистая  вода  и   бесчисленные
птицы..."  - вспоминал он потом.  Но он  открывал  новые земли  не для того,
чтобы  жить в раю, а для того, чтобы вернуться в Европу с  золотом и славой.
Колумб  уплыл  на восток,  так  и  не  высадившись  на  континент.  Испанцам
понадобилось  еще больше двадцати  лет для  того, чтобы собраться с силами и
высадиться на мексиканское побережье. Командовал экспедицией молодой идальго
Эрнандо Кортес.  В его распоряжении  было 500 солдат, 16  лошадей, 10 медных
пушек и четыре фальконета.
     Однажды, когда испанцы находились среди песчаных дюн  побережья, к  ним
пришли  пятеро индейцев.  Они  были  врагами  ацтеков,  которые разоряли  их
селения и приносили их юношей в жертву своим  кровожадным богам. Индейцы так
расписали  богатства Теночтитлана, что Кортес  немедленно решил идти в поход
на столицу Ацтеков. Чем  это  кончилось, мы знаем  из  учебников истории.  А
легенда говорит о том, что Кортесу  никогда бы не  удалось покорить ацтеков,
если бы не предатели из союзных им племен. Они выкрали из храма Кецалькоатля
и передали его испанцам. После чего неприступный Теночтилан можно было брать
голыми руками.
     Вот такова история у этого странного гибрида пресмыкающегося и птицы.
     - А что было потом? Как он оказался в Европе? Его же привезли в Европу?
-  Фиму так заинтересовал рассказ  профессора, что он готов был слушать  его
целый день.
     - Да в 1820  году его  вывезли  в  Европу.  Но это  уже другая история.
Заходите  как-нибудь на  неделе. Я  вам ее  расскажу,  и, может быть, покажу
музейный каталог фресок  с фотографией золотого  Кукулькана. Он  меня где-то
валяется, но придется поискать. Только скажите откровенно, на  кой  ляд  вам
сдался этот Змей? Он ведь не сбежал из зоопарка? Это отвратительное существо
вовсе небезопасно для тех, кто, так или  иначе, с ним сталкивается. Один мой
коллега из  Лондона считает, что  Кукулькан обладает  способностью  тасовать
судьбы людей  словно карты. Вам, например, на роду написано  прожить до  ста
лет и умереть от несварения желудка,  а вашему соседу суждено завтра попасть
под машину. Так вот  Кукулькан может поменять  вас местами,  если вовремя не
принести ему жертву.
     Тем более есть примеры. Один из смотрителей музея в маленьком городке в
Нижней Австрии, где хранился Пернатый Змей перед тем, как его включил в свою
экспозицию  венский  музей  в  Хофбурге,  умер   от  рака  пищевода.  Ничего
удивительного, если бы  не одно обстоятельство - за  три  дня до  смерти  он
проходил  полное  медицинское обследование и никого  рака у него  не  нашли.
Чувствовал  он себя прекрасно, ни на  что не жаловался, а вскрытие показало,
что рак метастазы почти ничего не оставили от его пищевода. Допустим, медики
что-то напутали,  Но  вот  вам  еще  загадка:  в  это  же  время  племянница
смотрителя,  у которой  была последняя  степень  этого рака,  вдруг пошла на
поправку и вскоре покинула госпиталь абсолютно здоровой.
     Этот  мой  лондонский коллега, конечно,  совсем  чокнулся на  индейских
культах, но я не исключаю, что Змееныш способен на такие фортели.
     - А я так в этом просто уверен, - согласился Фима. -  С тех  пор как  я
узнал, что есть такое чудовище, я все время ощущаю его козни. А после вашего
рассказа я начинаю  бояться за свое  сердце, тем более, что, как  утверждают
некоторые, оно вполне может сойти за десерт.
     -  Берегите уши,  -  рассмеялся  Вацлав  Иванович. - Старые  кабинетные
крысы, вроде меня, любят вешать лапшу, чтобы казаться  значительнее, чем они
есть на самом деле. От души желаю вам удачи в поисках Птички.

     Когда  Фима  вышел от профессора, уже стемнело.  Вода  в реке  отражала
вечерние огни. Увидев выходящего  из подъезда  детектива, женщина в  светлом
плаще, резко развернулась и пошла в сторону моста. Фиме показалось, что  это
Нинель, но тут подошел его троллейбус  и  он вскочил на подножку. Мысли  его
были далеко, там, где у подножья сьерры, похожей хребет дракона, раскинулись
бескрайние дождевые  леса, населенные дивными птицами,  похожими  на цветы и
цветами, напоминающими птиц.
     В  эту  ночь  Фиме приснились, Диас  и Санчес. Их головы  были украшены
перьями, торсы разрисованы белой краской. Они склонились над ним, и о чем-то
посовещавшись  на  своем  гортанном,  похожим  на клики чаек, языке, достали
бутылку текилы и граненый стакан. Фима понял, что ни  предлагают ему  выпить
на посошок перед тем, как уйти туда, откуда нет возврата.
     Все  явственнее  слышались голоса возбужденной  толпы,  бой  барабанов,
завывание рогов. Там на площади, у подножья  пирамиды все уже было готово  к
ритуалу жертвоприношения. Четверо жрецов в черном и двое в красном  вознесли
руки к  небу. Их  примеру  последовала  толпа. И тут  вдруг между  Диасом  и
Санчесом  возникла  нахальная  морда  кота Хариуса,  и  сказала:  "А  печень
оставьте  мне,  а то я от этих "китти кэтов" заработаю  катар".  И  тут Фима
проснулся. В прихожей заливался телефон.
     Спросонья он  долго не мог понять, кто звонит. Истеричный женский голос
все время повторял одни и  те же слова  не разные лады, то  с испугом, то  с
упреком, то с жалостью:
     - Его убили, убили, вы слышите, убили...
     - Кто? Кого и где? Да скажите вы толком, кто вы?
     До женщины,  кажется,  наконец,  дошло,  что  если  она  не  попытается
объяснить,  кто она  и  почему звонит,  ее  звонок  не  будет иметь никакого
смысла.
     -  Это Вероника, сейчас  в подъезде убили Дениса. Его  закололи ножом в
спину у самой двери.
     - Вызывайте милицию.
     - Уже вызвала. Они приедут с минуты на минуту.
     - Ждите и ничего не трогайте. Вас могут допросить по горячим следам. Не
упоминайте  ни о моем  визите, ни обо  мне. Это в  ваших интересах. В десять
часов я буду ждать вас в сквере на Тверской, за памятником Долгорукому.
     Вероника отвечала растерянно,  и Фима не  был уверен, что она придет на
свидание, все-таки потеря  близкого человека это тяжелый удар. Но она пришла
и даже почти не опоздала.
     -  Его  убили сегодня ночью, -  начала она,  едва поздоровавшись. -  Во
втором  часу  ночи  он  позвонил в дверь... Я думала, что он  уже не придет.
Когда он  бывал  пьян, он ночевал у  себя на Маросейке, а тут заявился среди
ночи. Он  что-то говорил за дверью, но  я  не разобрала. А когда открыла, он
уже лежал у двери с ножом в спине.
     - Что это был за нож?
     - Обычный, кухонный. У меня тоже такой есть, я им мясо разделываю.
     - Ни криков, ни звуков борьбы вы не слышали?
     - Нет, ничего этого не было.
     - У вас с ним были довольно странные отношения, не так ли?
     - Осудить человека всегда  легче, чем войти в его  положение.  Мне было
уже тридцать восемь лет, когда я вышла замуж за Вартанова. Он женился на мне
из-за московской  прописки  и не  скрывал этого.  У  нас  было что-то  вроде
неписаного соглашения:  я получаю статус  замужней  женщины  и  материальную
поддержку,  а  он прописку  и  статус  женатого  мужчины.  При  этом  мы  не
вмешиваемся в личную жизнь  друг друга. Вы, конечно, знаете,  что женщины не
интересовали его в сексуальном плане. Но ко мне он относился хорошо, никогда
не отказывал в деньгах. Хотя  я и не требовала от него лишнего, брала только
на  то, чтобы  поддерживать  дом. Для  армян дом,  семья - это святое.  Алик
никогда не  водил домой своих  мужиков, только  однажды приехал  с  Денисом.
Тогда мы  и познакомились. Денис сразу дал мне понять, что не прочь спать со
мной.  Мне  он поначалу показался  интересным человеком.  Он  же  был  такой
высокий, красивый, остроумный.
     Однажды он пригласил меня в свою холостяцкую квартиру на Маросейку, и я
не смогла ему отказать.  Поймите,  каково мне было при живом муже обходиться
без мужчины. А Денис был  великолепным  мужчиной,  и  я  потеряла  голову. Я
убеждала себя, что меня не касаются его  отношения с Аликом, что я не должна
быть ханжой, что это несовременно.  В душе я очень  переживала на этот счет,
но никогда ничего не говорила Денису.
     Первые  месяцы нашей связи  я была  как пьяная,  но потом  мало  помалу
начала трезветь.  Я стала замечать, что Денис бывает  со мной жесток и груб.
Он  в подробностях рассказывал мне о своих отношениях с Аликом и смеялся над
его слабостями.  Думаю, что  он и ему рассказывал  о наших свиданиях, потому
что Алик стал относиться ко мне очень холодно.
     Впечатление было такое, что  Денис нас ненавидит и мстит нам. За что? Я
этого  не  понимала.  Вначале  я  думала,  что  это  ненависть  пролетария к
господам.  Но  Дениса никак  нельзя  было отнести к пролетариям.  Он  хорошо
одевался, проводил время в дорогих ресторанах, у него была дорогая машина, в
квартире у  него  было  много редких  антикварных вещей,  хотя он  нигде  не
работал,  а зарабатывал только  какими-то посредническими операциями. Тем не
менее, он  все  время требовал  от Алика  подарков.  Последнее, что  тот ему
подарил - перстень с двумя  бриллиантами, который стоил  целое  состояние. И
все равно он закатывал Алику скандалы, обвинял в скупости и неблагодарности.
     Однажды Алик застал нас в  постели. Мне, кажется,  Денис это специально
подстроил. Он как будто напрашивался на скандал. Это была безобразная сцена.
Я не могу вам ее описать. После этого я сказала себе, что больше ни  за  что
не буду встречаться  с Денисом, но тут как  раз  случилась  трагедия -  Алик
погиб.
     Денис на  похоронах очень плакал, потом попросил разрешения приехать ко
мне,  и  я  согласилась.  После смерти  Вартанова  он  много  пил,  а  когда
напивался,  обращался  со мной,  как со  шлюхой, поэтому я  и запретила  ему
приезжать ко мне в пьяном виде.
     Вероника  достала носовой  платок и  поднесла глазам. Слез не  было, но
губы у нее дрожали, и казалось, она вот-вот расплачется.
     - Я наверно не выдержу всего этого... Сначала  Алик, потом Денис... Мне
не хочется больше жить.
     - Ну-ну, - попытался ее успокоить Фима, -  что бы ни случилось, человек
обязан продолжать жить, хотя бы из любопытства.
     - Вы так думаете? - сказала она и посмотрела на него влажными глазами в
которых, как ему показалось, блеснула искорка надежды.
     - Конечно, - сказал  Фима  уверенно и положил руку на ее теплое большое
плечо. -  Давайте  сейчас  обсудим ситуацию  и подумаем, что  нам  делать. У
Вартанова и Дэна были общие знакомые?
     - Наверно,  они  часто бывали в ночных клубах, но ни  с  одним из них я
незнакома.
     - Дэн знал Афанасия?
     - Лично не знал, но отзывался о нем с брезгливостью.
     - Что вы знаете о коммерческих сделках Дэна?
     - Ничего со мной он не касался этой темы. Однажды он упоминал какого-то
босса, который хотел его обмануть, но имени он не называл.
     - Как часто вы ездили за границу?
     - Алик никогда не брал  меня в свои поездки, на мне ведь был дом.  Но в
июле он сам попросил меня съездить в Испанию. Весной он купил виллу на Коста
Брава,   нанял   смотрителя   из  местных,   ему   его   порекомендовали   в
муниципалитете. Но Алик не слишком доверял  незнакомому человеку  и попросил
меня проверить все ли там в порядке, а за одно и отдохнуть пару недель.
     - Вы были там одна.
     - Одна... Но потом приехал Денис. Он сказал, что соскучился.
     - Где хранилась бронзовая статуэтка Пернатого Змея?
     -  Бог  с вами, ни  о какой статуэтке я  не знаю. Там были керамические
вазы, картины, а статуэток не было.
     -  Когда вы  уезжали, Дэн не прихватывал с собой какой-нибудь  свертков
или коробку?
     -  Нет,  у  него был только небольшой  рюкзак, где лежали  носки, трусы
майки, косметика и бритвенные принадлежности. Я сама укладывала эти вещи.
     - Вы встречались с кем-нибудь во время отдыха в Испании?
     - Нет, у меня там нет знакомых, кроме Мигеля, который присматривает  за
виллой.  Денис,  правда, встретил в  аэропорту  знакомого,  мы улетали, а он
только  что  прилетел  из  Москвы,  я  не  запомнила,  как  его  зовут.  Они
проговорили  минут десять и разошлись. Дэн сказал,  что они когда-то  жили в
одном доме.
     - Как выглядел этот человек?
     - Ничем не примечательная  личность в зеленой бейсболке. Он был с очень
красивой женщиной. Она ждала его в баре.
     - Дэн никогда не говорил с кем-нибудь о Мексике?
     - Никогда.
     - Вопросов у меня больше  нет. Вам сейчас, конечно, тяжело, но, если вы
вспомните что-нибудь важное, на ваш взгляд,  или, если  вы заметите, что  за
вами следят или, если кто-то чужой попытается установить с вами контакт, тут
же звоните мне. Это  в ваших  интересах. А милиции о наших  делах  лучше  не
знать, у нее и без нас забот хватает. И потом вам лучше  на  некоторое время
переехать, лучше в другой город.
     - А если в Испанию?
     - Вот  туда как раз ехать  не стоит, лучше в Сочи, заодно и отвлечетесь
от тяжелых мыслей.
     -  Хорошо,  я  обязательно  уеду,  только позже. Мне  нужно  похоронить
Дениса, нас все-таки очень многое связывало.
     -  Тогда до  свидания,  -  Фима  дотронулся  до руки  Вероники.  Но она
задержала его пальцы.
     - Нет, не оставляйте меня сейчас, одна я  сойду с ума. Мне страшно, мне
кажется, что он опять позвонит в дверь. Поедем ко мне. Я обещаю, что не буду
вас соблазнять. Мы просто посидим, побеседуем, выпьем, если захотите, у меня
есть хороший бар. Я обещаю, что не буду вас соблазнять.
     - А я и не давал обет  целомудрия, - Фима вспомнил ее сильные загорелые
бедра,  и  ему вдруг захотелось  взглянуть на них  еще раз.  - Как нам лучше
ехать? - спросил он.
     - На такси, - сказала Вероника. - Я заплачу.
     На смену испугу  и тревоге на нее  вдруг свалилась усталость, наподобие
той, которая бывает в природе после бури. Это было хорошее чувство и она его
смаковала.

     Роза  Марковна устроила настоящий  пир. На столе стояли рыбные и мясные
закуски, холодец, печеные яблоки и бутылка вина. На сковородке что-то шипело
и распространяло дивный аромат.
     - Выхлопотали таки себе пенсию, - всплеснул руками Фима.
     Роза Марковна обиделась.
     - Там, где сел  московский бюрократ, харьковскому можно  повеситься. Но
мне уже в любом случае здесь делать  почти нечего. Просто сегодня суккот1, и
я  подумала, что хорошо бы  посидеть за столом, выпить по рюмке вина и может
быть вспомнить что-то хорошее.
     У Фимы в семье не отмечали еврейских праздников. Отец с матерью конечно
знали что такое  суккот, ханука, пурим2, но старались не  забивать этим сыну
голову  для  его же  пользы. Он, конечно,  слышал эти причудливые, как корни
вековых деревьев слова, но никогда  не задумывался над их значением. Это его
пугало.
     - А  что  такое  суккот?  - спросил  он, только  чтобы  загладить  свою
бестактность.
     - Я не ребе, чтобы все разложить по полочкам. Знаю только, что раньше в
этот  день  все  садились  под  навесом  у  Кацнельсонов и  гуляли до  утра.
Приходили  музыканты, и молодежь танцевала, а  старые  люди  пили вино,  ели
печеные яблоки с медом и разговаривали за жизнь.
     - Значит это что-то вроде дня памяти.
     - Нет, вроде праздника урожая, но вспомнить хорошее никогда не мешает.
     - И что вы вспоминаете?
     - Как мне подарили белые туфли перед школой. У  нас в семье было пятеро
детей,  и  я  самая  младшая.  Рубашки и  платья  мне  шила  мать,  а  туфли
приходилось донашивать за старшими сестрами. А тут  туфли...  Они были такие
чистые, что я  не хотела их надевать. Я взяла их к себе в постель и положила
под подушку.
     Вот странно, в жизни ведь происходит что-то большое: свадьбы, похороны,
назначения,  увольнения, а если что  вспомнить, так всегда  маленькое. Я вот
помню, как после  войны  мы катались на лодке в парке, и один парень в такой
кепочке  с  пуговкой, стоя на  берегу  не  сводил  с меня  глаз.  Его  потом
арестовали за ограбление продуктовой палатки. Но тогда,  у пруда, он казался
мне просто каким-то Печориным.
     После той встречи, он  ходил за мной по пятам. Я чувствовала его взгляд
даже тогда, когда шла в уборную, которая у нас находилась во  дворе. Сначала
я  готова была провалиться сквозь  землю, а потом  махнула рукой - почему  я
должна стыдится вместо него? И все-таки мне  было неудобно, когда он смотрел
на меня так, как будто я не просто девушка, а букет цветов. Потом  я поняла,
что  он  плохо соображал, куда я хожу, в булочную или  в туалет, ему главное
было видеть меня. Он себе это  взял в свою глупую стриженую голову, и выбить
это оттуда уже нельзя было никакими силами.
     Сперва я стеснялась себя, потом стеснялась его, потом сказала себе, что
мне все равно. Но на самом деле я уже чувствовала себя немного Гретой Гарбо.
Женщину вообще очень просто увлечь - нужно только все время на нее смотреть.
Она может делать вид, что вас  игнорирует, что сердиться,  но все  равно она
будет думать о вас, и в один прекрасный момент вы ей таки понадобитесь.
     Через месяц  я  уже расстраивалась, когда  не чувствовала  на себе  его
взгляда,  через полтора  я  решила,  что  такую  любовь нельзя оставлять без
ответа, и стала ему улыбаться. От моих улыбок он шарахался, как от  огня, но
через  некоторое  время  я стала  получать  по  почте открытки  с  цветами и
пластинки. На этих посланиях не было обратного адреса.
     Через своих  подруг  я  узнала  кто  мой  поклонник.  Он  жил  в  самом
бандитском районе и считался "оторви да брось", то есть он нигде не учился и
не работал,  потому  что  его вот-вот должны  были  призвать в армию. Целыми
днями он околачивался возле голубятников  и картежников с которыми  он  имел
какие-то дела.
     Как-то  я собралась с духом и окликнула его. Он вытащил пачку  папирос,
не спеша закурил, сунул руки в карманы и подошел ко мне.
     Я  хотела  ему  сказать что-то  хорошее,  может  поблагодарить  его  за
открытки и пластинки, но сказала совсем другое:
     - Ты за мной больше не ходи. Я выхожу замуж.
     Мне  казалось,  что  это  хорошее  начало  для разговора, что  он  меня
обязательно должен спросить за кого я выхожу замуж, а я  дам ему понять  что
этот  человек мне не нравится...  В общем я давала ему шанс зацепиться, но я
его не  знала. Он не хотел зацепляться.  Он  бросил папиросу себе  под ноги,
ударил меня по лицу так, что я едва устояла на ногах, и ушел.
     Я проревела  три дня,  а потом узнала  что он, после  нашего разговора,
если мордобой  можно назвать  разговором, с  такими  же как  сам,  отпетыми,
взломал продуктовую палатку, и был арестован на месте преступления.
     Больше  у  меня ничего  драматического в жизни не было. Я действительно
вышла   замуж  за  сына  начальника  дистанции  пути,  и  пошла  работать  в
регистратуру железнодорожной поликлиники.  Муж был очень хорошим  человеком,
но  после  женитьбы прожил только пять лет. Своих детей у меня не было, зато
сестрам бог послал целый выводок  мальчиков, которых нужно было поставить на
ноги. Нет, у  меня была очень хорошая жизнь,  но все-таки интересно,  как бы
она сложилась, если бы мой первый ухажер не оказался таким ревнивым?
     - Мы часто хотим  одного, а  делаем совсем другое,  Мы хотим общаться с
одними людьми,  а  жизнь  дает нам в  попутчики совершенно других.  Счастлив
наверно человек, который  может сказать ей "нет", и сделать все по-своему, -
вздохнул Фима и потянулся к бутылке.
     -  Наше следствие зашло в  тупик. - сказала  Роза Марковна.  - Какой-то
доброжелатель обрубил нам все концы. Вам, Ефим,  сейчас самое время заняться
личной жизнью. Знаете что, берите эту вашу девушку из трамвая, и поезжайте с
ней на юг, подальше от революционеров. А я пока пригляжу за вашей квартирой.
Тем более что мой вопрос обещали решить только через три недели.
     -  Хорошая мысль,  - сказал Фима.  - Представляю, как обрадуется  Рита,
когда я сообщу ей, что мы едем в Сочи. Можно ведь и девочку с собой взять.
     -  Можно  и взять,  но думаю,  вам будет лучше вдвоем,  а девочку можно
оставить со мной, раз уж я все рано остаюсь пока здесь.
     -  Для одинокого молодого человека вы,  Ефим, даже слишком экономны,  с
профессорским авансом у нас две тысячи долларов. Вам и половины этого хватит
на отдых, если не слишком шиковать.
     - Да, но нужны путевки, билеты...
     - Ой, мне эти старые холостяки. Навыдумывают всяких трудностей, только,
чтобы ничего не делать.
     - А как быть с профессорским кобелем.
     -  Я  и его возьму на себя. Тем  более, что  у вас все равно нет на его
счет никаких идей.
     - Хорошо, Роза Марковна, я уже звоню.
     Фима протянул было руку к телефону, но он вдруг зазвонил.
     - Это Мартинес. Нужно встретиться. Завтра в полдень я буду ждать вас на
том же месте, - прокаркала Ласточка и повесила трубку.

     В гостиничном холе на сей раз  было много народу, но Фима сразу заметил
Марию. На ней  был  красный пиджак и желтая  косынка.  "Не  так ли  выглядит
таинственная птица кецаль?", - невольно подумал Фима.
     Девушка порывисто пожала его руку:
     - "Salut, comarado!1 Есть важные новости, поднимемся наверх.
     В  номере  она  проделала ту же операцию:  открыла  краны  в  ванной  и
отключила телефон и только после этого заговорила.
     - Центр  приказывает поторопиться. В начале ноября  намечается провести
съезд,  на   котором   наша  организация   должна   объединиться  с  Фронтом
освобождения штата Чиапас  имени  Сапаты2. Это  влиятельная  партия,  с  ней
считается правительство, но там у руля стоят  школьные  учителя, которые  не
читали  Маркса и Ленина,  они  ставят  перед  своим  движением  ограниченные
задачи: выделение  средств  на развитие  экономики  штата, представительство
индейцев  в  администрации, преподавание местных языков  в школе,  пересмотр
истории... Для нас - это программа минимум.  Мы хотим вернуть  индейцам  всю
страну,  и построить на  развалинах проамериканской республики социализм. Но
нас мало, сапатисты не захотят объединяться с нами  на равных, они предложат
нам влиться  в  их  партию  на  правах  фракции,  а  это недопустимо.  У нас
обязательно  должны быть свои люди в политбюро Фронта, чтобы в нужный момент
перехватить инициативу и направить индейцев на баррикады.  Нашим козырем мог
бы стать Кукулькан. Для темных индейских масс он всегда был символом свободы
и  независимости. За  теми,  у  кого этот символ они пойдут  на  смерть,  не
задумываясь.
     - Постой, Маша, - перебил революционерку Фима. -  Я что-то  не разберу,
куда  вы хотите тащить этих  несчастных  индейцев,  на смерть  или в светлое
будущее.
     - В данном  случае, это одно и то же.  Для борца нет ничего прекраснее,
чем умереть за дело народа. Память о героях никогда не умирает.
     - "После  смерти жопа  не вертит",  -  любила говорить  моя бабушка,  -
сказал Фима, и с вожделением оглядел  стол, на  котором помимо уже  знакомой
ему текилы, стояла ваза с виноградом, персиками и ломтиками арбуза.
     -  Ты так говоришь,  потому что  никогда не  знал  что  такое нищета  и
эксплуатация, - вспылила Ласточка.
     - Неправда ваша, товарищ Ласточка, -  возмутился Фима, - бригадир Билли
в Нью-Хейвене, штат Коннектикут, гонял меня за пятьдесят баксов  в день  и в
хвост  и  в гриву. Эта негритянская падла заставлял  меня  махать  кистью по
двенадцать  часов и не  отпускал даже пописать в неположенное время. Это еще
может сказаться на моем  здоровье. А макаронник  Корвалол со своими гадскими
пиперони чуть не довел меня до язвы желудка. Удивляюсь, как  я еще унес ноги
из этого капиталистического рая.
     -  Американцы жуткие сволочи, - посочувствовала Мария.  - Наш президент
лижет им жопу.
     - Наш  тоже  лизал, пока  не  сменили. Давай выпьем  твоей  червивки за
пролетарскую солидарность, -  Фима плеснул текилы себе и Ласточке, опрокинул
свой стакан и ловко выхватил из вазы ломоть арбуза.
     Арбуз был красный и на вид сахарный. Но Фима не успел его распробовать.
Он только  коснулся мякоти плода губами и тут же  выронил  его на пол. Глаза
вылезли из орбит, рот так и остался  открытым. Некоторое время  Фима не  мог
промолвить ни слова. Наконец, он замахал руками и побежал в ванную.
     -  Вы   что,  товарищи,   сдурели,  жрать   арбуз  с  перцем.  Хотя  бы
предупредили, - дар речи  вернулся к Фиме, после того как он два  раза вымыл
рот с мылом.
     -У нас арбузы  всегда  едят с  соусом чили, это вкусно,  -  рассмеялась
Ласточка.
     - Предупреждать надо.
     -  Вот нас и предупреждают,  что, если  через  две недели  Кукулькан не
будет передан представителю  центра в  Москве, то наша судьба будет решаться
"ягуарами революции". Я могу заранее сказать, что они решат - ликвидировать.
А вот каким образом - это сюрприз. Они такие изобретательные. Одного  парня,
Орасио из Мериды, они удушили с помощью полиэтиленового пакета за то. Что он
утаил  от   организации,  что  получил  наследство.  Владельцу   магазина  в
Санта-Крусе, который не захотел разместить у себя типографию - забили гвоздь
в темя.  Мою  подругу Корасон,  за то, что она  вышла замуж  за американца -
отравили.
     - Наверно арбузом по-мексикански...
     -  Перестань, я  серьезно. Нам нужно  торопиться,  тем  более что у нас
появился  конкурент. В Москву из Вены  приехал агент  Интерпола Клаус Кучка.
Они тоже считают, что следы Змея ведут сюда. Что тебе удалось выяснить?
     -  Почти  ничего. Кто-то  идет  впереди  нас  и уничтожает  свидетелей.
Позавчера  убили  человека, который  был  на вилле  Вартанова. Боюсь,  что и
коммерческий директор Реальты тоже мертв. Милиция объявила его  в розыск, но
это чистая формальность.  Правда есть  одна зацепка:  Афанасий  был связан с
наркоторговцами.  Они  могут знать,  кто  убил  Вартанова.  Их  босс,  некий
Рахманкулов  по кличке Мирза, сейчас в  Москве, но к нему не  подступиться -
слишком крупная фигура, он министр в одном из новых государств Средней Азии.
Мы нашли склад, где он хранит  наркотики,  но это  ничего не  дает. У  Мирзы
дипломатический иммунитет, его даже допросить нельзя. Остается ждать пока он
сойдет с ума и даст показания на  самого  себя... Хотя... Послушай,  Маша, у
меня идея, а что если твои колдуны испытают на нем свои способности.
     - Ты имеешь в виду Диаса и Санчеса?
     - А у тебя есть другая бригада?
     - Это не так просто делается, как ты думаешь. Нужен визуальный контакт.
Где он остановился?
     - Неверно в "Президент-отеле", можно уточнить в посольстве.
     -  Туда  ребят  близко не  подпустят.  Они же  простые  крестьяне. Да и
по-русски не знают ни слова.
     -  А  что,  если  выдать  их  за  колумбийских   наркодилеров.  Скажем,
Медельинский  картель хочет  заключить конвенцию о разделении сфер влияния и
обмене опытом. Это вполне  в духе времени, некий мафиозный интернационал. .И
девиз  есть:  наркодилеры  всех  стран  - соединяйтесь.  Подыщем им костюмы,
галстуки,  платочки  в  кармашки,  одеколон  "Опиум". А  ты  будешь при  них
переводчицей, и свяжись со своим шефом, пусть поможет, он ведь заинтересован
в  нашем расследовании. Кстати, как на него выйти, мне тоже есть о чем с ним
поговорить.
     - Это невозможно, у меня нет на него выхода. Он сам выходит на связь. Я
не знаю его в  лицо, и у  меня нет  его телефона. Знаю только, что партийная
кличка у него Москва.
     - Он что, русский?
     - Не думаю, мы говорим по-английски.
     - Ну, действуй, девочка, а то с нас снимут скальпы.
     - Для начала может  снимем  с себя одежду, - засмеялась Мария и  игриво
положила руку Фиме на грудь.
     - Может, сперва  снимешь караул,  или ты хочешь  устроить своим ребятам
бесплатное шоу с раздеванием?
     - Mayta! Ven, senor  desea conocer contigo!1  - каркнула  Ласточка так,
что Фима чуть не выпустил из рук стакан с текилой.
     Он думал, что сейчас из спальни появятся Диас и Санчес и, как в прошлый
раз,  проследуют  к выходу,  но  вместо  этого на  порог спальни  выкатилось
странное существо женского пола сплошь состоящее из мячиков - круглый лобик,
круглые румяные щечки, две увесистые дыньки грудей, животик наподобие арбуза
и  шаровидные коленки с ямочками... Девушка  явно стеснялась: потупив глаза,
она тщетно пыталась натянуть на полные ляжки коротенькую юбчонку.
     - Это Майта  из  Гондураса, моя  соседка  по  общежитию,  - Представила
подругу  Ласточка.  -  Она  хочет  с  тобой  познакомиться.  Понимаешь, нам,
иностранкам, довольно трудно найти  здесь парней, у  нас  в общежитии  живут
одни африканцы  и арабы,  и  те предпочитают  иметь дело с  проститутками. А
Майта очень романтическая девушка - она пишет стихи.
     - Но я не понимаю по-испански, - попытался защититься Фима.
     -Ничего, мы тебя научим, - таинственно улыбнулась Ласточка, и подмигнув
Майте,  принялась  расстегивать пуговицы у  Фимы на  рубашке. -  Повторяй за
мной, товарищ: beso, amante, te quiero2... Это как  цветы на дороге, которая
ведет в рай.

     Оберлейтенант Клаус  Кучка  гордился своей родословной.  Как и подобает
настоящему  австрийцу,  он  имел  в роду представителей почти  всех народов,
населявших обширную Австро-Венгерскую империю. Его дед по  материнской линии
был венгром, бабка  -  чешской, у отца были итальянские  и украинские корни.
Русскому языку его выучила  тетка Ганна, которая была родом из Закарпатья, и
потому  он говорил на  страшной  смеси русского и  украинского.  Но  в своей
конторе  он  считался  большим знатоком  России  и  потому,  когда испанские
коллеги сообщили, что предполагаемые похитители Пернатого Змея были замечены
возле виллы "нового русского" в Каллеле, начальство, не колеблясь, послало в
Москву именно Клауса.
     Он считал себя поклонником русской культуры,  потому что любил  слушать
цыганскую  музыку  в ресторанчике  на  Пратере,  и,  чтобы  поддержать  свою
репутацию всегда  говорил  не  "Прозит!",  а  "На здоровье!",  когда  пил  с
друзьями молодое вино во время пикников в Венском лесу.
     В  Москву  он  ехал  c  большой  охотой. Однако с  первых же  шагов  на
московской земле его  стали  преследовать неудачи. В Шереметьево  его должны
были встречать коллеги, но они перепутали день прилета.
     Клаус  хотел  взять  такси,  но таксисты  шарахались  от  него  как  от
прокаженного, опасливо поглядывая на краснорожих амбалов в  кожаных куртках.
"КГБ, - подумал Клаус. - Следят, чтобы не было контактов с иностранцами". Но
один  из амбалов тут же предложил  ему свои услуги за сто  долларов, и Клаус
понял, что это, видимо, конкурирующий профсоюз извозчиков.
     - Долярив  нема, -  ответил он,  как ему казалось  на чистейшем русском
языке, - тильки шиллинги.
     Шофер презрительно поморщился и отошел.
     Ждать автобуса,  как следовало из расписания, нужно было до утра. Клаус
поднял воротник своей  альпийской  куртки, и отправился куда глаза  глядят в
надежде встретить милиционера, который бы помог ему добраться до  города. Но
час  был поздний,  и блюстителей порядка  нигде  не  было  видно. Зато возле
одинокого иностранца охотно тормозили частники.
     Клаус  от них поначалу  отмахивался,  потому что опасался криминала,  о
котором говорило  венское начальство, но  потом плюнул  и сел  в обшарпанный
комод на колесах.
     - Куда едем? - угодливо осведомился владелец автомобильного раритета.
     -  Нах  полицайкомиссариат,  -  ответил Кучка,  у которого от  холода и
голода пропал уже всякий интерес к иностранным языкам.
     - А ну  вылазь, интурист  хренов, -  разозлился  водитель  и  остановил
комод. - С  тобой  по-человечески, а  ты  сразу  права  качать. Да  я, можно
сказать только  из  гуманных соображений остановился,  дай,  думаю,  подвезу
мужика, а то  неровен час грабанут. Да мне твоих червонцев на одну  заправку
не хватит.
     -  Найн, найн,  - засуетился австриец, - не  треба вылазь.  Поихалы  до
готелю.
     В гостинице "Москва",  где Клаусу зарезервировали  номер, ему  пришлось
выдержать  осаду  ночных бабочек, а наутро коллеги с Петровки попытались его
напоить.
     Поборов  все  искушения  австриец,  наконец,  пробился  к   следователю
Халабудову,  который  вед  дело  Вартанова.  Но   следователь  был   краток:
Виноторговца застрелили, любовника его жены зарезали, а ближайший сподвижник
- главный подозреваемый где-то скрывается. Единственной ниточкой, за которую
можно  было зацепиться и  потянуть на себя весь клубок, оставалась Вероника,
но она упорно твердит о  том, что  понятия не  имеет  за  что убили  мужа  и
любовника, и вообще, после двойного несчастья, которое на нее свалилось, она
не в себе.
     Халабудов очень расстроился, когда узнал, зачем приехал австриец. Он то
надеялся  спустить это дело  на тормоза,  на заказные  убийства  бизнесменов
начальство смотрело  сквозь пальцы, понимая насколько это безнадежное дело -
искать  заказчика,  а   тут  вдруг  такой  пристальный  интерес  со  стороны
европейской общественности. Теперь  руководство  непременно поставит дело на
контроль,  будет  проверять, интересоваться, как идет расследование. Все это
так неприятно. И австриец такой неприятный, во  все сразу  стал  совать свой
нос,  поднял протоколы  допросов,  морщил лоб, что-то выписывал  в  записную
книжку, а потом заявил, что хочет допросить свидетелей еще раз.
     Халабудов чуть не послал его куда подальше,  но  тут в кабинет заскочил
Стас Рыженков.
     -   Дело  Вартанова?  Есть  тут  один   человек,  который  интересуется
виноторговцем.
     На следующий день  Клаус и Фима уже беседовали в пивном баре на Арбате,
прихлебывая "грелш" из высоких кружек.
     Кучку интересовало все, что  касалось пребывания Вартанова и его жены в
Испании. Фима рассказал ему,  что узнал  от Вероники. Он решил, что  лучшего
союзника, чем конкурент с полномочиями  Интерпола, ему не  найти. А  Фиму, в
свою  очередь интересовали  обстоятельства кражи Пернатого  Змея из  музея в
Хофбурге.
     Оказывается,  музей находится  в зимней  резиденции Габсбургов,  каждая
комната  там связана  с  жизнью  какого-нибудь  представителя  императорской
династии. Есть  там  и  небольшой закуток,  посвященный  императору  Мексики
Максимилиану,  который   был  родным   братом   австро-венгерского   монарха
Франца-Иосифа.  До  недавнего  времени  там было  всего  несколько предметов
мебели  и личных  вещей,  но  в начале  года  из  маленького провинциального
городка, где находится  родовой замок Максимилиана, была  доставлена золотая
фигурка  Пернатого  Змея,  которую,  якобы,  благодарные мексиканцы когда-то
поднесли в дар своему императору. О новом экспонате много писали газеты, так
местные,  так  и  заокеанские.  В  Вене  сразу же  прибавилось  мексиканских
туристов, которые  проявляли особый интерес  к  Змею.  Каждый  из них  хотел
увезти на память фотографию монстра.
     Руководство музея быстро разобралось, что к чему, и заказало открытки с
его изображением  и испанским текстом на обороте. Смотрителям было приказано
не спускать глаз со Змея, но, разумеется, так, чтобы не мешать  экскурсантам
любоваться шедевром  индейского  искусства.  "Я  цю змеюку  бачив,  - сказал
Клаус, - Погана як бис, и що в ний индюки знайшлы?"
     В  день,  когда статуэтка пропала,  в музее  побывали две  мексиканские
группы: одна  утром,  другая за час до закрытия. Утром в  Хофбург пожаловали
чиновники из  муниципалитета  Мехико,  потом  они  уехали  на  переговоры  с
бургомистром о культурном обмене. Они хотели одолжить  на время  Змея, чтобы
выставить его  в  своем  музее,  а  взамен предлагали  коллекцию  серебряных
украшений ацтеков. А вечером нагрянули обычные туристы - человек тридцать.
     Группу вела  фроляйн  Клинкель,  серьезная  девушка,  с университетским
образованием, пишет  диссертацию о древних цивилизациях Центральной Америки,
знает не  только классический испанский,  но и диалекты.  Из всей группы она
запомнила  красотку из  Гвадалахары и двух индейских  джентльменов в  темных
костюмах и старомодных котелках, как сказала  экскурсовод,  "а  ля президент
Хуарес". Красотку  интересовала трагическая  судьба императрицы  Карлотты, а
индейцев, казалось, больше занимала сама фроляйн Клинкель. Они не спускали с
нее глаз. Как она  потом призналась, ей  даже стало не по себе от их тяжелых
взглядов. В конце экскурсии она почувствовала себя плохо. Индейцы помогли ей
спуститься на первый этаж, в служебное  помещение. Там,  по ее  словам,  она
потеряла сознание и пришла  в себя только через полчаса. Однако смотрители в
один голос утверждают, что  видели, как она поднялась  в залы музея,  прошла
через  северную  анфиладу  и  на  некоторое   время  задержалась  в  комнате
Максимилиана. Они знали, что девушка всерьез занимается наукой, и привыкли к
тому, что она каждую свободную  минуту использовала для изучения экспозиции,
поэтому  они не  задавали  ей  вопросов.  В покоях мексиканского  императора
фроляйн пробыла не более двух минут, когда она вновь появилась в анфиладе, у
нее на руке был светлый плащ.
     Пропажу обнаружили только  на следующий  день. Подозрения полиции сразу
же пали  на фроляйн. Она была арестована, но вскоре освобождена под подписку
о  невыезде. В  ходе следствия было установлено, что экскурсовод подверглась
гипнотическому воздействию.  Возможно, под гипнозом она  и  совершила кражу.
Полиция  выяснила личности  двух  "индейских  джентльменов".  Ими  оказались
мексиканские граждане  Табаско и  Гуакамоле.  Фамилии явно вымышленные,  так
называются известные марки острых мексиканских соусов.
     Руководитель группы сказал, что не знает индейцев, они присоединились к
группе уже  в музее перед  началом экскурсии. Он  не возражал  - земляки  за
границей должны  помогать  друг  другу.  Тем более,  что  для  них  это  был
последний шанс  увидеть сокровища Хофбурга, через несколько часов они должны
были улететь из Вены.
     В этот день не было  авиарейсов на Мехико. Фамилии  Табаско и Гуакамоле
нашли в списках пассажиров рейса Вена - Барселона.
     Полиция  тут  же  связалась  с  Испанией.  Мексиканцы  с  историческими
фамилиями прилетели в Барселону,  но если верить данным эмиграционной службы
до сих пор находятся в Испании.
     Таксист в аэропорту запомнил двух угрюмых  индейцев. Одеты они  были по
довоенной моде. Так одевался его дед. Им нужно было в Каллелу. В пути шофер,
пытался  их  расшевелить,  показывал  достопримечательности,  шутил, но  они
молчали  как истуканы. У  него даже создалось впечатление, что  пассажиры не
понимали по-испански. Расплатились они точно по  счетчику  песета в песету -
дикие люди, что с них взять. Таксист хорошо знал все курортные городки Коста
Брава и без труда нашел виллу, возле которой высадил странных пассажиров.
     Вилла принадлежала гражданину России, который имел партнеров в Испании.
Он купил ее совсем недавно и с тех пор ни разу там  не был, зато его жена со
своим телохранителем  прожили на вилле два недели. Управляющий,  или  скорее
сторож, Мигель Фернандес никаких подробностей о них рассказать не мог. Сразу
после приезда  сеньора вручила ему жалование за два  месяца  и  попросила не
беспокоить ее, пока она будет  жить на вилле. Все заботы по дому  возьмет на
себе ее секретарь, так она называла телохранителя.
     Насчет мексиканцев  он долго  отпирался,  но  в конце  концов  все-таки
признался,  что  они   действительно  приезжали,  и  он  даже  позволил   им
остановиться  на вилле. Они показали  управляющему  письмо  от сына, который
живет в Мексике,  и работает  инженером в нефтяной  компании.  В письме  сын
просил  отца оказать  гостеприимство его друзьям. Дон Мигель подивился тому,
какие у  сына странные друзья, но  просьбу уважил,  благо гостям нужно  было
переночевать всего одну ночь.
     Сеньора  приехала через  два  дня.  Дон Мигель ей  ничего  не сказал  о
гостях, да  она  и  не спрашивала. Целыми днями она  была на пляже, а вечера
проводила  в  ресторанах в  обществе  "секретаря". Это  все,  что  испанская
полиция передала в Вену. Следствие зашло в тупик.
     Но  похищение   имело  неожиданный  резонанс  по   ту  сторону  океана.
Мексиканские  газеты негодовали  по  поводу того, что австрийцы не  уберегли
чужое  национальное  достояние. Дело передали  в Интерпол, и  оберлейтенанта
Кучку решено было направить в Москву.

     Рассказ Клауса,  внес красочные штрихи в картину,  которую Фима  и  без
того представлял  достаточно хорошо. Змей порхает по свету и оставляет после
себя смуту  в сердцах и  трупы. Сейчас он где-то затаился,  может в Испании,
может в  России,  а может  там, где даже трудно  представить... Но рано  или
поздно он вылезет из своей норы, и первый же его контакт с людьми закончится
новым трупом, это уж как пить дать. Он не терпит забвения, он желает славы и
новых жертв.  Спрашивается, на кой  хрен  тогда  его  искать?  Нет,  искать,
конечно, можно,  если  конечно работа будет оплачена, но вот  находить вовсе
необязательно. Марксисты  со всеми своими индейскими заморочками, похоже, не
такие уж крутые, как представляется Ласточке. Ни в  Вене, ни в Испании, ни в
Москве, они никого не замочили, охрану не убирали, свидетелей не трогали. Не
в их интересах сейчас следить. Что им какой-то иностранец, который  случайно
перебежал дорогу, им нужны массы, которыми можно растопить пожар революции.
     Вот только Машку жалко, если  даже сейчас обойдется, то после все равно
пропадет. Может ее в Харьков отправить? А что, выдать замуж за какого-нибудь
Моню-плановика,  научить готовить  кошерные  кушанья,  подрубать  пеленки  и
утирать сопли детям. По виду так она вполне может сойти за еврейку. Никому и
в  голову не  придет,  что  она  родилась  в  Мехико,  а не в Хацапетовке. А
впрочем, какая тут разница. Надо сегодня же все обсудить с  Розой Марковной.
Кстати, где ее носит? Уже восьмой час...
     Но ни  в восемь, ни в девять Роза  Марковна дома не появилась... Звонил
Самвел,  интересовался, почему  Роза-джан  не  пришла  в  собес. Она  хотела
отвести его к чиновнику,  который берется за небольшую мзду оформить для его
матери  российскую  пенсию.  Самвел  прождал  ее целый час, но она  так и не
появилась. Может заболела?  Узнав,  что  ее  и  дома  нет, он забеспокоился,
сказал, что будет  звонить каждый час, и справляться, не появилась ли она, а
в случае чего тут же готов приехать.
     Фима не склонен  был  паниковать. За  время совместного  проживания  он
изучил свою родственницу. Она чувствовала  себя в столице как  рыба в воде и
не  могла просто  так  потеряться.  Ей невозможно  было  запудрить мозги,  и
втянуть в уличную авантюру, у нее был стойкий иммунитет  против всякого рода
кидал.  Она  никогда  не переходила  дорогу  на желтый свет, а тем  более на
красный.  Но когда  она не пришла и  в двенадцать, Фима  решил, что пора уже
что-то предпринимать  и  позвонил  в  скорую.  Женщины  старше  шестидесяти,
среднего роста, в темно синих плащах и черных шляпках с балконов не падали и
под машины не попадали.  Тогда он позвонил в милицию, там тоже Роза Марковна
не засветилась.
     Самвел не выдержал пытки неизвестностью и в половине первого заявился к
Фиме.  Они  сидели на кухне, пили  чай  и молча ждали звонка.  Они надеялись
услышать в трубке голос Розы Марковны. Телефон зазвонил в половине третьего,
когда Самвел уже спал, положив голову на стол, а Фима клевал носом.
     -  Если вам дорога жизнь  вашей родственницы, - сказала  трубка голосом
женщины, которая  зажимала пальцами нос,  чтобы не быть узнанной, - оставьте
под скамейкой справа от памятника Чернышевскому пластиковый пакет с  десятью
тысячами долларов.  Если вы хоть кому-нибудь сообщите,  то никогда больше не
увидите Розу Марковну.
     - Постойте,  а  почему  десять  тысяч? - спросил  Фима, чтобы  еще  раз
услышать голос похитительницы.
     - Потому  что  так  надо,  сука.  Если не перестанешь  задавать  глупые
вопросы, мы ее прирежем прямо сейчас.
     - А умный можно? Где это памятник Чернышевскому?
     - У Покровских ворот, дебил, - сказала женщина и положила трубку.
     - Похитили, да? - догадался Самвел, которого разбудил звонок. - Сколько
просят?
     - Десять тысяч зелеными.
     -  Давай джип продадим. Контора нету, все равно милиция будет забирать.
Когда деньги отдавать?
     -  Через три часа, - сказал Фима и невольно улыбнулся.  Ему  нравилось,
что он ошибся, когда принял Самвела за уголовника.
     - Что  ты улибаешься,  - разозлился шофер. - У  тебя  души совсем  нет.
Такой человек, такая женщина может умереть, а тебе ни жарко, ни хольодно.
     -  Ну почему  же, довольно холодно. Надевай  куртку, поедем за тетей, -
сказал Фима.
     - У  тебя  оружие  есть,  -  деловито осведомился  Самвел.  -  Я возьму
монтировку.
     - Не нужно оружия. Нам ее так отдадут.
     - Ты знаешь, кто ее похитил?
     -Да, конечно - моя бывшая жена.

     Нинель  не  ожидала,  что  ее   так   быстро  разоблачат.  Она   совсем
растерялась,  когда  к  ней  в  квартиру на Чистых прудах  ворвались  Фима с
Самвелом. У нее даже не нашлось обычных терминов, вроде "идиот" и "урод" для
бывшего супруга. Она стояла в  прихожей в одной рубашке, и ошарашено взирала
на то, как мужчины хозяйничают в ее квартире.
     Фиме достаточно было только заглянуть в комнаты, чтобы понять, что Розы
Марковны здесь нет, а Самвел лазил под кровати,  открывал шкафы. Фима его не
останавливал, он  по  себе  знал,  какие чувства может  вызвать суровый  вид
армянина у тех, кто его не знал. Как раз таких чувств Фима желал для Нинель.
-  Где  тетка?  -  приставив  палец к  спине Нинель,  спросил Фима,  как ему
казалось зверским голосом.
     Но его устрашающий маневр произвел совершенно неожиданный эффект.
     - Уйди, зараза, щекотно ведь, - завизжала Нинель. - Ничего я не знаю.
     -  Слюшай,  женщина,  -  сказал Самвел  сладчайшим  голосом, как  могут
говорить только армяне, когда они хотят показаться вежливыми и воспитанными.
- Ты, почему пожилого  человека украла? Тебе нечего  есть да? Я тебя не буду
резать,  стрелять, вешать, я тебя  гладить буду. Ефим-джан, дай, пожалуйста,
мне утюг.
     - Нет, -  взвилась Нинель. - Не вздумайте меня  мучить, я  не  переношу
боли. Я умру, а вас расстреляют. Вы что, шуток не понимаете? Никто вашу Розу
не похищал, просто Леня  пригласил ее на дачу к детям. У них нет бабушек, им
полезно  общаться с людьми пожилого  возраста.  Это во всех  журналах пишут.
Даже, такой дебил, как ты Блюм, должен это знать. А я  решила тебе напомнить
о твоем отцовском долге.
     - Воспитательница ты моя, Песталоцца несчастная,  одевайся,  нечего тут
сиськами трясти, поедешь с нами на дачу.
     - Хам,  при чужих людях свою жену такими словами...  - завела было свою
привычную песню  Нинель,  но заметив, что мужчины не расположены ее слушать,
пошла одеваться.
     Дача Колобасова  находилась  в Фирсановке.  Через полчаса  джип  был на
месте.  Фима и Самвел ворвались в дом, перебудоражив его обитателей. Сначала
навстречу им  выскочили перепуганные дети  в  пижамах, потом вышел заспанный
Колобасов в майке, такой же мятой как и его лицо, с  надписью "Boss". Увидев
Фиму, он попятился назад, но Самвел загородил ему дорогу.
     - Я  говорил  Нине,  что так  нельзя, но  ты  же ее знаешь...  - сказал
Колобасов и достал из  шкафчика початую бутылку водки и два стакана. - Мне с
тобой, Ефим нужно серьезно поговорить.
     - Где Роза-джан? - голос Самвела был, как камнепад в горах.
     - Наверху, в спальне, где ж ей быть, - пожал плечами Колобасов, но Роза
Марковна уже и сама спускалась по лестнице.
     -  Ефим,  Самвельчик,  такую  рань,   что  случилось?  Разве   Нина  не
предупредила, что я приеду утром.
     На ней были  полосатые  шерстяные носким,  войлочные тапки и  халатик в
цветочек,  от  нее  веяло  спокойствием  и  уютом,  и  Фима  не  решился  ее
расстраивать.
     -  Да  мне срочно  понадобилось  переговорить  с Леней,  а Самвел  меня
подбросил.  Вы  собирайтесь потихоньку, а мы с Ленчиком  поболтаем в саду, -
сказал Фима, взял со стола бутылку и вышел в сад. Колобасов поспешил  за ним
со стаканами.
     -  Рассказывай,  Ленчик, - сказал  Фима,  когда  они  расположились  на
бревнах у сарая.
     - Мне нужны деньги, Ефим.
     - А я-то голову,  ломаю, кому  бы  их  отдать.  Накопилось,  понимаешь,
девать  некуда, в  тумбочке уже нет места, под матрацем не умещаются... Я уж
подумал  вместо  туалетной  бумаги  их использовать,  но знаешь  ли,  купюры
мелковаты...
     -  Мне не до шуток Ефим, мне срочно нужно десять  тысяч, чтобы выкупить
участок земли.
     - На кладбище.
     - Откуда ты знаешь?
     - Нас же учили  логике, участки покупают либо  под строительство  дачи,
либо на  кладбище. Дача у тебя уже есть, значит ты хочешь купить участок  на
кладбище, судя по сумме, ты присмотрел себе место на Новодевичьем.
     - Тепло, очень даже тепло. Я хочу купить участок здесь в Фирсановке под
кладбище для домашних животных. Это очень перспективный  бизнес. Летом мы  с
Ниной отдыхали за границей  и случайно забрели на кладбище, где богатые люди
хоронят своих собак и  кошек. Ты себе  не представляешь, какие там роскошные
памятники. Вот я и подумал, что неплохо было бы и у нас это дело раскрутить.
Наши-то нувориши  покруче будут заграничных. Они  бабок  не  пожалеют, чтобы
повыпендриваться  друг  перед другом.  Можно  предложить  им целый  комплекс
услуг:  кремирование,  бальзамирование,  панихида,  похороны   с  оркестром,
поминальный банкет...  В общем,  все как  у  людей,  только гораздо  дороже,
потому что эксклюзив. У нас уже есть гостиницы для животных. Они процветают.
Почему  бы не заработать на  похоронном бизнесе? Он ни чуть  не  хуже любого
другого. Да  что я говорю, ты же лучше меня знаешь, тоже ведь делаешь деньги
на  бобиках и мурзиках, и неплохие деньги, если верить Нинке. А я сейчас  на
мели. Ты должен  мне помочь, если  не ради дружбы, то  хоть  ради детей. Они
ведь тебе не чужие.
     - Ну знаешь, Ленчик, это уж слишком...  - в  своем нахальстве Колобасов
был столь естественен и простодушен, что на него даже нельзя было сердится.
     - Конечно, дети мои, но и для тебя они, согласись,  не чужие. Ты дал им
свое имя,  и по всему выходит, что  ты им вроде крестного отца.  И потом я в
одном журнале прочитал, что  дети не могут быть плодом одного полового акта.
Все интимные  связи матери откладывают  отпечаток на  будущий плод.  Так что
Фима,  ты  стало  быть тоже приложил  свою,  то  есть  свой...  Ну  в  общем
поучаствовал в зачатии моих детей.
     Ты пойми, к чужому мы бы не обратились за помощью, а ты свой, и мы тебя
любим  как своего. Ты не верь Нинке, когда она на тебя балон катит, это  все
показное. Есть такая пословица:  кого люблю, того и бью. Так вот,  в глубине
души она тебя любит,  может быть больше чем  меня, но чтобы не  признаваться
даже себе в своей женской слабости, костерит тебя почем  зря. И эту авантюру
с твоей родственницей она провернула, потому что неравнодушна к тебе.
     -  Я  так  тронут,  Ленчик,  -  сказал  Фима,  делая  вид, что  утирает
предательскую слезу. - Если в следующий раз она толкнет меня под трамвай, то
я буду знать, что это от большого чувства.
     - Ладно,  допустим,  ты в своей Америке настолько очерствел, что в грош
не ставишь интересы  самых  близких  тебе людей  - друга, женщины с  которой
делил постель, детей, которые носят твое имя, давай говорить на сухом  языке
фактов.  Мне  от  тебя  не  милостыни  нужно,  а  инвестиций.  Хочешь  стать
совладельцем предприятия  - пожалуйста, оформим все как положено, переделаем
устав. Ты вложишь  средства, а я идею, согласись, что такие идеи на улице не
валяются. Насчет успеха не сомневайся -  дело  абсолютно беспроигрышное. Уже
через  три месяца ты свои денежки вернешь.  Знаешь сколько  стоит похоронить
одного кобеля со всеми прибамбасами - не меньше тысячи баксов, а если лошадь
сдохнет... Это еще и  долгосрочные инвестиции - пока хозяева живы, они будут
ходить   на  могилку  своего  четвероногого  любимца   и  тратить,  тратить,
тратить...  Мы  будем  окучивать  их  комплексно. Хотите постоянный  уход за
могилой - пожалуйста, цветы ленты, венки - пожалуйста. Найдется работа и для
цветоводов,  и для  фотографов,  и  для  архитекторов, на  тот  случай  если
какому-нибудь   толстосуму  вздумается   построить   мавзолей   для   своего
ротвейлера.  Мы откроем новые  рабочие места,  и  местные власти скажут  нам
спасибо. Можно будет даже молитву  заказать за упокой  души,  тут в  местной
церкви есть поп, который за зеленые по насекомому за упокой отслужит, не то,
что по млекопитающему.
     -  А если собака  еврейская? - сострил Фима, но Колобасову было  не  до
шуток, перед ним раскрывалась широкая панорама будущих свершений.
     -  Да хоть  дзен-будистская. Есть спрос -  будет и предложение. Я  ведь
продумал все до мелочей.  Можно было бы купить землю где-нибудь  под Клином,
Это обошлось бы вдвое  дешевле, но кто бы туда поехал - одинокие выжившие из
ума пенсионеры. А Фирсановка - это  считай город, и потом тут в округе полно
богатых  дач, коттеджей...  Все  уже  на  мази, я  оформил  документы и внес
задаток,  я обнес  территорию сеткой, поставил сторожку, и в рекламных целях
похоронил  двух кошек и одну собаку, я нанял  человека, чтобы  он следил  за
могилами, очень  хороший оказался мужик - раньше не просыхал,  а  как стал у
меня работать - бросил пить и женился на дочери хозяина автосервиса. Тебе не
надо машину чинить? В общем, Ефим, дело за малым...
     - И ты решил, что этим малым буду я, - скаламбурил Фима.
     Но Колобасов не заметил его иронии.
     -  Мы  тебе доверяем, Ефим, абы от кого мы  бы денег не взяли. Тут один
приятель обещал проинвестировать мой  проект, даже предоставил дохлую собаку
для  почина,  а  потом  куда-то  сгинул.  Не  удивлюсь,  если  он попытается
воспользоваться моей идеей. Ты бы  так  ни за что  не  поступил, поэтому я и
предлагаю тебе партнерство.
     - Нет, Леня, вы уж сами как-нибудь выкручивайтесь. К тому же у меня нет
денег, которые  тебе  нужны, да  и  никаких нет. Все  с кем я общаюсь  - мои
кредиторы, а не  должники. Скажу больше, как другу, я на счетчике вон у того
армянина. - в это время Самвел вывел из дома Розу Марковну и  повел к джипу.
-  Видишь, как  он заботится о моем достоянии, потому что на самом  деле оно
уже  его.  И  скажи Нинель, чтобы она больше за мной  не следила, а то  чего
доброго нарвется на них. Это страшные люди, Леня, одним  словом - отморозки.
Ну, прощай, не поминай лихом. Видишь, как это лицо кавказской национальности
зыркает  в  мою сторону. У  него  разговор  короткий -  ножом по горлу  и на
свалку. Поцелуй детей.

     -  Дывысь,  -  Клаус  протянул Фиме  бумажку, на  которой было написано
несколько строк по-немецки.
     - Я сегодня без очков, -  хмыкнул Фима. - Ты переведи на свой язык, а я
постараюсь понять, что бы это значило по-русски.
     -  Ось  барселоньска полыция сообщае, що российский гражданин  Афанасий
Ракитин, який проживал на вилле "Вероника", яка  належала до  российского же
гражданина Вартанова, вчора згинул в автомобильной катастрофе на шляху  биля
миста Санта-Сусанна. Пострадавший був в нетрезвом стане.
     -  Вчера,  -  переспросил Фима,  как  будто  это  было самое  важное  в
сообщении из того, что он узнал. - И что ты думаешь на этот счет, Коля?
     - Его убылы злодии.
     -  Вряд ли. Мне кажется, что он стал жертвой  Змея и не нашего родимого
зеленого, а мексиканского - пернатого. Впрочем, если даже он с перепоя залез
под колеса  или его  удрали подельники из наркомафии, или с ним расправились
мексиканские революционеры -  это все равно проделки гада в перьях.  Это  он
подал голос  из Барселоны.  Он нас зовет к себе, и мы поедем к  нему. Но  мы
должны  хорошенько  подготовиться  к   встрече.  Берем  такси   и  едем,  на
Котельническую.
     Вацлав Иванович  как  будто  не  удивился  тому, что Фима  заявился без
предупреждения, да  еще и в сопровождении сотрудника Интерпола. Казалось, он
был  даже  рад незваным  гостям: достал из бара виски, принес икру, крекеры,
вазу с фруктами.
     "Отшельник,  -  объяснил себе  Фима повышенное  радушие Мухи, -  корпит
целыми днями над книгами и рукописями, истосковался по людям". И тут же себя
остановил: на  отшельника Вацлав Иванович никак не походил ни внешним видом,
ни манерой разговаривать,  к  тому  же  в прихожей Фима  заметил  элегантный
дамский зонтик.
     - Вы хотите сказать, что мой несчастный песик  стал  объектом  интереса
Интерпола, - улыбнулся профессор, когда Фима представил ему своего спутника.
- Кстати как идет расследование? Вам удалось найти следы собаки?
     - В общем, да. Моя сотрудница нашла свидетеля - это пенсионерка из дома
напротив, которая как раз в то время прогуливала свою шавку. Она видела, как
вашу  собаку увел высокий мужчина. У  нее создалось впечатление,  что собака
его знала, иначе бы она  так послушно  за ним не пошла. Ризеншнауцеры собаки
серьезные - чужому он бы в руки не дался.
     - Хорошо, постараюсь припомнить, нет ли среди  моих  знакомых  длинного
мужчины в светлом плаще. А как там поживает наш Кецалькоатль?
     -  Нот  насчет него мы  и  хотели  с вами  поговорить. Может быть,  его
история прольет свет на наше дело. Вы обещали рассказать, как он  оказался в
Европе.
     -  О,  это целый  роман.  Я,  помнится,  обещал вам  показать кое-какие
фотографии.  -  профессор  взял  со  стола папку.  В  ней  были  вырезки  из
американских,   немецких,   мексиканских  газет,  открытка  с   изображением
Пернатого Змея, выпущенная музеем в Хофбурге и несколько  больших фотографий
на которых чудовище было запечатлено в анфас, в профиль и сверху.
     Клаус брезгливо взял фото двумя пальцами и тут же отдал Фиме.
     - Погана птыця, - скривился австриец.
     - Вы украинец? - удивился Муха.
     - Его учила русскому языку бабушка - прикарпатская русинка.
     -  Весьма  любопытно.  Некоторые  ученые  считают,  что  русины  прямые
наследники Киевской Руси.  Когда ордынцы разорили  Киев  и  согнали  с  мест
тамошних жителей,  часть из них  нашла убежище в Карпатах. Один мой знакомый
художник, да вы о  нем наверно  слышали - Энди Уорхолл, знал много русинских
пословиц и  детских считалок. Я до сих пор  одну помню,  очень трогательную.
Гаю, гаю, гаю. Уси диты до раю,
     -А з раю  до неба,  бо там  диты треба, - обрадовался  Клаус и захлопал
себя по коленям, как ребенок.
     - Я ничего не понял, - сказал Фима, - но все равно красиво. И все-таки,
как же наша птичка перепорхнула Атлантический океан?
     - У мексиканцев вообще история романтическая, у русских она страшная, у
поляков - трагическая,  у  немцев  -  нудная, а у мексиканцев  что-то  вроде
мыльной  оперы.   Столько  дворцовых  переворотов,  политических  интриг   и
революций, сколько знала Мексика, не знала ни одна другая  страна. И все это
обставлялось  красиво,  в присутствии дам в кринолинах,  под звон бокалов, с
песнями и танцами.
     В  80-х  годов  19-го века  Мексика  оказалась банкротом. На протяжении
долгих лет страной правили авантюристы, которые брали в долг, не задумываясь
над тем, что  рано  или поздно долги надо  будет  отдавать.  Деньги  шли  на
бесконечные  гражданские войны, оседали в карманах чиновников и олигархов. А
мексиканские олигархи могли дать сто очков вперед любым другим в умении жить
красиво. В конце концов, страна задолжала Англии, Испании и Франции безумную
сумму денег.  Когда  к власти, наконец, пришел честный  человек -  президент
Хуарес он обнаружил, что  казна пуста и  платить по  долгам  нечем, он решил
реквизировать  церковные земли,  которые занимали чуть  ли не  половину всех
сельскохозяйственных  угодий  страны.  Духовенству,   естественно,   это  не
понравилось,  и  оно  подняло  восстание против президента. Кредиторы, среди
которых  первую скрипку играл французский  император  Наполеон  Ш,  тоже  не
остались  в  стороне.  Французские  войска высадились  в порту  Вера-Крус  и
оккупировали большую часть территории страны.
     Одновременно  в  Версале созрел грандиозный  план  создания  величайшей
монархии  в истории Америки. На главную роль  в  этом великолепном спектакле
был  выбран  крон-принц Максимилиан  из  австрийского  дома Габсбургов. Этот
юноша не обладал качествами необходимыми для создания новой династии, он был
мягок  и  нерешителен,  когда  нужно  было  показать  силу,  и упрям,  когда
следовало  проявить  гибкость.  Это  было  тепличное   растение  из  венских
оранжерей, беспомощное перед стихией страстей, в объятиях  которой пребывала
Мексика.
     Принц писал  стихи, собирал коллекцию бабочек  и  был по уши  влюблен в
свою  молодую жену Карлотту. Он благоговел перед славой Габсбургов и  жаждал
приумножить ее в Новом Свете. Он еще только взошел на корабль, чтобы плыть в
Мексику, а уже любил эту  страну,  которая должна  была прославить его имя в
веках. Перед отплытием Макс посетил Папу и получил его благословение.
     Он верил, что едет по просьбе мексиканского народа, хотя  на самом деле
его никто не приглашал и не ждал.
     Разочарования Максимилиана начались в тот день, когда его корабль вошел
в  гавань Вера-Крус.  Никто не встретил  императорскую чету  и они  печально
пообедали на судне. Вечером приехал  престарелый  генерал  Альмонте, который
объявил себя временным  президентом,  после  того  как  настоящий  президент
Хуарес,  ушел  в горы,  чтобы вести  партизанскую  войну против  французских
интервентов.  Старик  перепутал день прибытия императора  и долго извинялся.
Затем  императора  повезли по грязным  безлюдным  улицам  города на  вокзал.
Путешествие  вглубь  страны еще  больше  расстроило  Максимилиана.  Железной
дороги хватило только на час путешествия,  дальше  ее проложить  не  успели.
Пришлось  ему  трястись  в  допотопных  каретах,  запряженных мулами. Колеса
ломались по  несколько раз  на  день. Однажды карета опрокинулась  император
ободрал себе ногу.
     Когда  Максимилиан  и  Карлотта  добрались до базилики  покровительницы
Мексики пресвятой  Богоматери Гваделупе  в  окрестностях  Мехико и  склонили
колени перед святым образом,  духовенство и богатые креолы пришли наконец их
приветствовать. Император радовался этому как ребенок.
     Их проводили во дворец, но оказалось, что императорские апартаменты еще
не готовы, и венценосную чету поселили в старом испанском замке Чепультепек,
который  был  окружен  кипарисовыми  парками  ацтеков. Максимилан начал свое
правление с того,  что выписал  для  себя мебель  из  Европы. Потом он нанял
придворного  живописца, который написал с него семь  портретов. Он собирался
финансировать  создание театра и академии наук, Он начал украшать  Мехико  и
собирался  соединить Чепультепек с  городом  бульваром. За первые полгода он
дал  70 завтраков,  20  банкетов, 16  балов и 12  приемов. Он  сам выдумывал
костюмы для придворных дам  и царедворцев. Национальный  мексиканский костюм
чарро, с  брюками  на пуговицах,  короткой курточкой с золотым  позументом и
черной широкополой шляпой придумал именно он.
     Император  с головой ушел в прожекты реформ. Он  сам  сочинял законы  и
рассылал  их  министрам. Школы  он мечтал  переделать  на манер  австрийских
гимназий, а батракам  предлагал платить за труд деньги. Он  также разработал
морской кодекс, хотя флота у Мексики не было.
     В  общем, венценосная  чета была вполне довольна новой родиной. "Все, -
говорили  они, -  за  исключением  дорог,  здесь лучше, чем ни ожидали". Они
говорили  "мы,  мексиканцы",   одевались   в   мексиканское  платье  и   ели
мексиканскую пищу. В письмах матери и  братьям Максимилиан нахваливал  новую
родину. Он старался  жить  легко  и  весело,  но жара мешала  ему  до  конца
почувствовать себя в своей тарелке.  Один мой приятель, вы его знаете - Йося
Бродский написал по этому поводу такие строки:
     В ночном саду под гроздью зреющего манго
     Максимильян танцует то, что станет танго.
     Тень возвращается подобьем бумеранга,
     температура, как под мышкой, тридцать шесть.
     Они  боялись  только  двух вещей: нищеты и беспорядков. Когда однажды в
четыре  часа утра индейцы треском хлопушек  чествовали пресвятую деву, они в
испуге спрятались за ширму, думая, что замок обстреливают хуаристы.
     Неприятности начались  после того, как кто-то из местной  знати подарил
ему золотую статуэтку Пернатого Змея.
     Максимилиану эта вещица  очень понравилось. Он поставил ее в спальне, и
любил  перед  сном  брать  ее  в  руки,  ощущать  приятную  тяжесть  и холод
драгоценного  металла. Но ему недолго  суждено было  наслаждаться  обществом
Кецалькоатля.  Вскоре  Хуарес  начал наступление  на позиции французов.  Они
дрались  как черти.  Особенно  отличался  иностранный легион.  Однажды  трое
офицеров и 62 легионера целый день отбивали атаки трех тысяч мексиканцев. Но
противостоять  всему   народу  интервенты  были  не   в  состоянии.  Империя
Максимилиана с каждым днем становилась все меньше.
     У  Карлотты  все  явственнее   стали  проявляться  признаки  безумства.
Опасаясь за ее здоровье, муж настоял на ее поездке в Европу. Она должна была
встретится с Наполеоном  и попросить у него помощи. В качестве дара для него
она  прихватила  с  собой   фигурку  Кецалькоатля.  Карлотта  встречалась  с
Наполеоном три раза,  но так  и не  добилась от него поддержки и  тогда  она
решила подарить фигурку Папе Римскому. Но и он ей не помог, а Змея не принял
так как это был языческий символ враждебный христианству.
     Тем  временем в Мексике  события развивались для несчастного императора
хуже некуда.  Хуарес заставил его подписать декларацию  об отречении.  Шесть
недель Максимилиан провел в горах, где  ловил бабочек и собирал гербарии. Но
для Хуареса  он был еще опасен,  и президент  отдал  его  под  суд. Половина
европейских монархов просила помиловать  непутевого Габсбурга, но Хуарес был
непреклонен -  19 июня 1865 года на рассвете Максимилиана расстреляли. Перед
смертью он успел выкрикнуть: "Да здравствует, Мексика!"
     Вот такая печальная судьба  постигла первого и единственного императора
Мексики.
     Профессор закончил свой рассказ и победоносно оглядел своих слушателей,
как будто это он был лично причастен к победе хуаристов.
     - А що стало со Змеюкой?  - спросил Кучка  на которого рассказ произвел
меньше впечатления из-за того что он не все понял.
     - Окончательно  выжившая из ума Карлотта в конце концов привезла его на
вашу родину, в Австрию, где он спокойно прозябал до тех пор, пока кому-то не
пришло в голову его похитить.
     -  Позвольте,  Вацлав  Иванович,  -  сказал Фима. -  Из вашего  первого
рассказа следовало, что Кукулькан приносит  удачу тем, кто им владеет, но он
не помог ни Максимилиану, ни Карлотте...
     - Так ведь они в него не  верили. Не поили его кровью жертв. Для них он
был  всего  лишь  произведением примитивного искусства аборигенов. Чего ради
ему было стараться для чужих людей. Однако, кое-какие обстоятельства говорят
о том,  что он все же оказал  влияние на судьбу  Карлотты. Ходили слухи, что
она  сошла  с  ума  при  загадочных  обстоятельствах.  Она, как  и  ее  муж,
заискивала  перед креольской аристократией.  Многих  жен  и дочерей  богатых
помещиков она произвела в  статс-дамы. Среди  них была  и Анита Грихальва  -
дочь очень влиятельного аристократа. Это была очень  красивая, но  не совсем
здоровая девушка. Временами на нее, что называется, находило, и тогда она по
несколько  дней плакала, и  разговаривала на никому не  известном языке.  Но
после того,  как она стала бывать во дворце ее недуг прошел, зато помешалась
императрица.
     - И Анита стала женой президента Хуареса? - предположил Фима.
     - Нет,  он  тогда уже был  в  почтенном возрасте, но ее часто  видели в
президентском дворце.
     - Интересная версия.
     - Версии - это по вашей части. Кстати, как идет ваше расследование. Вам
удалось выйти на след похитителей Кукулькана?
     -  Да,  - признался  Фима. -  С полной уверенностью можно  сказать, что
раритет  украли  мексиканцы,  более того, известно, что  это  были  индейцы,
которые обладали  способностью гипнотизировать людей таким  образом, что они
становились их невольными соучастниками.  Фигурку хотели  вывести в Мексику,
но  что-то  им помешало,  и они спрятали ее на вилле  "нового  русского" под
Барселоной. Похитители  видимо рассчитывали  в скором времени ее забрать, но
кто-то перешел им дорогу. Она улетучилась, и следы ее потерялись. Ни у меня,
ни  у Клауса никаких версий нет. Скорей всего Пернатый Змей осел в коллекции
какого-нибудь миллионера-любителя экзотики, и он ее никому  не покажет, пока
жив. Кстати, профессор, вы не знаете, кто бы это мог быть?
     -  Ну, вот  у  вас  же  есть  вполне  правдоподобная  версия, -  сказал
профессор.  -  Мне   трудно   навскидку   назвать  имена,   но   двух  таких
коллекционеров я знаю. Это грек Глафкос Аристидис, который владеет половиной
европейского торгового флота,  и немец Хорст Лангер, проживающий в Парагвае.
Его подозревали в военных преступлениях, но никто  не смог доказать его вину
и теперь он  живет открыто, занимается экспортом ценой  древесины и собирает
коллекцию древнего индейского искусства, главным образом миниатюры инков, но
не брезгает и шедеврами майя. Интерполу  эти  личности известны, но  вряд ли
вам удастся  подобраться  к ним  настолько близко, чтобы получить интересные
сведения. Эти старцы, птицы пуганые, они осторожны.
     - А в Барселоне есть серьезные коллекционеры? - спросил Фима.
     -  Впрочем,  я могу узнать.  На следующей  неделе  я еду  в  Испанию по
приглашению   Королевского   исторического   общества.   В  Сарагосе   будет
конференция по американо-иберийским культурам, и меня приглашают выступить с
сообщением. Полечу, наверно через Барселону - это ближе.

     Следователь Халабудов открыл ежедневник и поморщился. На сегодня у него
десять звонков,  четыре  допросы и  следственный эксперимент в  Чертаново  и
визит к гастроэнтерологу. Первый  свидетель по делу о разбойном нападении на
обменный  пункт должен был  явиться  через час.  До  этого можно сделать, по
крайней мере, пять звонков. Но сначала чай. Непременно зеленый и без сахара,
так полезнее для желудка. Весной и осенью у него всегда случалось обострение
язвенной  болезни. Неужели и  на  сей  раз  не удастся  этого избежать. Врач
сказал,  что  можно,  только  нужно  очень строго  следовать  диете:  ничего
острого, ничего жареного, кисломолочные продукты тоже не рекомендуются.
     Болезнь превратила некогда веселого и общительного человека в педанта и
зануду.  Однако его  педантизм касался исключительно  питания.  Работа плохо
гармонировала с формулой здоровья,  которую он вывел  для себя.  Тут  у него
царила полная  анархия. Хотя нет, определенные  рамки, конечно,  были, но он
мог их сужать и расширять, как заблагорассудиться.  Дело  в том, что  Сергей
Сергеевич  свято верил в то, что  если с  утра, то есть после  чая, день  не
заладится, то потом бесполезно и стараться.
     Проверять день на удачу следовало  со звонков. Как раз этим Халабудов и
намеревался  заняться. Выпив чай,  он ополоснул  чашку  водой  из  графина и
выплеснул ее  в фикус. Цветок он завел по рекомендации врача. Доктор сказал,
что общение с природой снимает стрессы, а фикус какая никакая, а природа.
     На  первый звонок никто  не подошел. Халабудов подождал пока  прозвучит
пять  длинных  гудков, и повесил трубку.  Потом для очистки совести повторно
набрал  номер  -  никто не  подходил. Халабудов  вычеркнул  пункт из  списка
предстоящих дел и набрал следующий  номер. Опять гудки, но  уже частые. Пять
минут  он  мысленно  говорил  с цветком,  как  советовал врач, а затем опять
набрал номер.  И снова  частые гудки. Он вычеркнул из списка второй  пункт и
набрал третий номер. "Алло!" - заговорила трубка голосом  молодой кокетливой
женщины. "Здравствуйте, - сказал Сергей Сергеевич, - Могу я поговорить с Пал
Палычем?".   Трубка  вздохнула  и  произнесла:  "Пал   Палыч  в  Петербурге,
возвращается  двенадцатого".  Третья попытка и  все мимо. Этого  было вполне
достаточно, чтобы  удостовериться,  что  ничего  сегодня делать  не следует,
потому что  проку  от  этого все равно никакого  не будет, а лучше  заняться
чем-нибудь приятным не обременяющим, например, почитать газету или сыграть в
компьютерную игру. Такие дни Халабудов называл "тугими".
     Нет, можно  было  бы,  конечно,  биться  головой  об стену,  без  конца
звонить, пока номер не освободится, но толку то что, наверняка окажется, что
нужный абонент отсутствует или присутствует, но не может ответить  на нужный
вопрос, или... В общем, в таких случаях самое благоразумное - остановиться и
взглянуть на ситуацию  философским взглядом. Если рыпаться в "тугие дни", то
можно наломать дров.  А дела никуда не уйдут, завтра или послезавтра выпадет
удачный  день  и  все  можно  будет  наверстать. Пару  раз в месяц  выпадали
особенно удачные  дни, и  тогда Сергей Сергеевич творил чудеса - закрывал по
три-четыре дела. В такие дни, говорят, хорошо покупать лотерейные билеты или
квасить капусту на зиму.
     Но сегодня был явно не  такой день и потому Халабудов приготовился  его
"пересидеть",  но  не  тут-то  было. Немой разговор с  фикусом  был  прерван
начальственным  звонком:  "Сергей  Сергеевич,  вы ведете  дело  об  убийстве
предпринимателя Вартанова?  Гражданин хочет дать показания. Поезжайте к нему
в "Президент-отель", только прошу вас проявить политическое чутье. Это очень
влиятельная  фигура в своей республике. Как  раз  сейчас,  когда  наметились
новые перспективы в сотрудничестве между нашими странами, любой неосторожный
шаг может быть воспринят наверху как провокация. Нам уже дали понять, что мы
перестарались в деле грузинского атташе, помните, того что сбил девушку, так
давайте не  будем наступать  на  те же грабли. Впрочем, вы  у нас  сотрудник
опытный, я на вас надеюсь".
     "Ну, вот, - подумал  Халабудов, - весь распорядок коту под хвост.  Нет,
надо  менять работу.  Такие звонки могут  довести до  прободения. Сляжешь  в
больницу, и ни одна сволочь не вспомнит, что человек сгорел на работе".
     В  самом,  что  ни  на  есть   паршивом  настроении,   мучимый  дурными
предчувствиями, Сергей Сергеевич собрался и поехал в гостиницу. По дороге он
все  время прислушивался к тому,  что происходило у него в желудке. Один раз
ему показалось, что кто-то царапнул его изнутри.
     Полчаса его продержали в проходной. Заказать пропуск, конечно, никто не
удосужился, помощника Рахманкулова  не  месте не  было, а  звонить  "самому"
никто  не  решался.  Наконец  помощника  нашли   и  пропуск   оформили.  Под
внимательными  взглядами  персонала  отеля Халабудов поднялся в  апартаменты
министра. В "передней" его тщательно обыскала  охрана, и только  после этого
он был допущен к Рахманкулову.
     Мирза,  как  все  азиаты, был  подчеркнуто  вежлив,  и, можно  сказать,
подобострастен. Он все время улыбался, как будто хотел сказать: "Вот как я к
тебе расположен,  как  приятно со  мной общаться,  а  ты  сукин сын замыслил
против  меня злое.  Я  простой, как кизяк  в  степи  - достань камень  из-за
пазухи, который ты для меня приготовил и положи его на стол, так будет лучше
и для меня и для тебя".
     -  Знаю,  знаю,  -  сказал  сладким,  как  халва  голосом  Мирза, -  вы
подозреваете, что этого виноторговца убрали по моему распоряжению.
     - Не  совсем так, однако, кое-какие основания так думать у нас  есть, -
нехотя признался Халабудов.
     - Вы мудрый человек, вам не хочется мне в лицо сказать:  "Рахманкулов -
ты убийца", вы думаете: "Он может быть и заказал виноторговца, но  как я это
докажу, а  если и докажу,  то кто  захочет поверить моим доказательствам", и
правильно  делаете,  что  не спешите с выводами, потому  что я  не заказывал
торговца и  знать  его  не знал. Мне нужен был его коммерческий  директор  -
Афанасий. Мало того, что  этот шакал, у которого нет  совести,  украл у  нас
товара на  полмиллиона  долларов,  он  еще  и собирался  продать его здесь в
России. Это человек,  для которого нет ни Родины, ни  корней. А что делают с
собакой,  которая гадит  в собственном доме?  У нас такую собаку вешают  или
забивают камнями.
     - А вы, значит патриот?
     - Это слишком гордое слово, оно  как орден на груди больших людей, а мы
люди маленькие. Но я никогда не продавал  свой товар ни в своей стране, ни в
России.  Мой  товар  идет  в Голландию, в  Канаду,  туда где  его  разрешено
употреблять  открыто. Не нам  диктовать чужим народам, что для них хорошо, а
что плохо. У них есть свои правители и это мудрые люди, судя по тому, что их
страны процветают. Им там виднее, что запрещать, что разрешать. А нам  нужно
думать как сделать так,  чтобы и наши народы  получили хотя бы по лепешке  с
достархана,  который  накрыл  для человечества Аллах.  У нас  страна бедная,
работы нет, народ  бедно живет. Тысячи людей  умерли бы с голоду, если бы на
том конце света тысячи других людей не захотели  испытать райское блаженство
здесь и  сейчас.  Раньше нам говорили -  давайте хлопок, больше хлопка,  еще
больше  хлопка...  С  утра  до вечера  наши женщины  и дети гнули  спины  на
хлопковых полях, а теперь оказалось что наш хлопок никому не нужен. Чтобы не
умереть с голоду людям  приходится выращивать  коноплю и мак, и одно то, что
это дает возможность выжить моему народу, смягчает наш грех.
     -  Допустим, те, кто употребляют ваше зелье, сами выбирают свою участь,
хотя  и тут поспорить  можно. Но в вашей схеме  нет  места  для их  родных и
близких,  которые  страдают  не  меньше,  а  может быть  и больше  чем  сами
наркоманы.
     - На все воля Аллаха, кто я такой чтобы поправлять его деяния.
     - Давайте вернемся на землю. Так кто же убил Вартанова?
     - Он погиб по недоразумению,  зачем-то сел в машину Афанасия, как раз в
то время, когда тот должен был ехать на встречу со мной.
     - Кто стрелял?
     - Вы этого человека уже взяли на складе с поличным. Он пойдет по статье
за торговлю наркотиками,  потому что не смог уберечь  вверенный ему товар. А
этот шакал, Афанасий  все  равно  от  нас не  уйдет,  мы  его  из-под  земли
достанем.
     -  Советую  поторопиться, а то  сгниет. Вчера  нам сообщили  по каналам
Интерпола, что Афанасий попал под машину где-то возле Барселоны и скончался,
не приходя в сознание, хотя похоже он не приходил в  сознание с  тех пор как
оказался в Испании - пил беспробудно.
     - Вот  видите, Сергей Сергеевич, он погиб и без нашего участия, значит,
ему  на  роду  было написано  умереть позорной смертью,  а кто  исполнитель,
профессиональный киллер или почтенный отец семейства, который вез свою семью
на пикник, не имеет значения.
     - Да вы фаталист, господин Рахманкулов.
     - Я  реалист,  и  по мере возможностей  стараюсь  быть полезным  своему
народу  и  вашему, потому  что он мне  не  чухой.  Я  ведь  учился  здесь  в
Тимирязевке, а потом  кончал ВКШ. У меня  здесь много друзей  и знакомых.  А
когда моим друзьям грозит беда, я  не могу спокойно смотреть на это. На днях
я имел любопытную встречу  с представителями колумбийской наркомафии  -  два
таких  мрачных   господина  и  при  них  переводчица.  Они  предложили   мне
сотрудничество. Хотят, чтобы я помог им продавать их товар - кокаин здесь, в
России, а взамен  предлагают открыть для моего товара американский рынок.  Я
конечно  на это не  пойду,  но  боюсь,  что и  в Москве, и в  Ташкенте, и  в
Душанбе, найдутся люди,  которые пойдут  на  дележ рынков. Этих  колумбийцев
зовут Табаско и  Гуакамоле. Они  похожи на  киргизов, только очень  мрачные.
Одеты  элегантно  с платочками в  кармане,  но манеры у  них  как  у простых
крестьян, когда  я  предложил  им  сигары,  они  не  стали  отрезать кончики
ножичком, который лежал на столе, а откусили  их зубами  и сплюнули прямо на
пол.  И  вообще  они  мало  говорили, зато переводчица  трещала как  сорока.
Удивительный  этот испанский  язык,  чтобы  сказать "давайте  сотрудничать",
нужно потратить  сто слов.  Хорошо еще,  что у  них  там  тепло, а то бы они
мерзли, оттого что вся энергия уходит в слова и на тело ничего не остается.
     Мирза засмеялся мелко и угодливо, как бы извиняясь
     -  Спасибо за интересную информацию, -  сказал Халабудов. - Не буду вас
больше отвлекать от государственных дел.
     -  Что вы,  это мой долг. Я в любое  время... Сегодня  я уезжаю  домой,
угощу вас фруктами из своего сада.
     Халабудов распрощался с  коварным азиатом  и поехал к себе на Петровку.
По  дороге  он  явственно почувствовал  тяжесть  в  желудке. Это  был первый
признак обострения, значит  все-таки  его на  сей  раз  не удастся избежать.
Вернувшись  в  свой кабинет,  Халабудов  включил  чайник  и подошел  к окну,
обменяться впечатлениями с фикусом, и  тут опять раздался звонок. И  все тот
же начальственный голос спросил:
     - Ну что, Сергей Сергеевич, побеседовали с Рахманкуловым?
     - Да, - ответил Халабудов.
     - И что он вам сказал?
     - Ничего существенного.
     -  Ну  вот и слава богу.  А  я сегодня утвердил списки на  повышение  в
звании, так что ждите сюрприза.
     - Спасибо, - сказал Халабудов, - Большое спасибо за доверие и внимание.
     Он заварил себе чаю и присел на подоконник. Из окна открывался чудесный
вид на осенние  бульвары.  "А  все-таки "тугие дни" по-своему  прекрасны,  -
подумал он, - скучно было бы жить на свете без них".

     Роза Марковна собрала Фиму  в  дорогу  так,  как будто ему не самолетом
лететь  четыре часа, а месяц  ехать на перекладных.  И  чего  только она  не
напихала ему в сумку. Ну жареная курица - это святое дело, но зачем  же было
класть еще и котлеты,  крутые яйца, вареные сосиски,  шарлотку  с  яблоками,
домашнее  печенье  и  еще  всякое  другое,  отчего  сумка  стала  совершенно
неподъемной  и  испортила  Фиме первые  самые  трогательные  впечатления  от
путешествия. То есть дорога от дома  аэропорта превратилась  в  атлетический
марафон.
     Обычно  Фима  приезжал в аэропорт задолго до  начала регистрации, чтобы
адаптироваться к обстановке полета. Умом он понимал, что самолет - это такое
же транспортное  средство,  как  трамвай или автомобиль,  аэродинамика, там,
навигация  и  все  такое, но  в  глубине  считал все-таки чудом,  что  такая
металлическая дура летает по воздуху. А всякое чудо эфемерно по своей  сути,
и  потому  Фиме было всякий раз  чуть-чуть не по себе  перед полетом,  самую
малость. Это ощущение проходило уже в аэропорту,  но только, когда никто его
не теребил и не торопил.
     На сей  раз он  приехал  в Шереметьево, когда регистрация уже началась.
Клауса нигде не  было видно,  а у него  билеты. Фима встал  в одну  очередь,
отстоял половину, но тут оказалось, что это на рейс Абу-Даби. Подивившись на
то сколько людей летит в пустыню, он перешел в другую очередь, на сей раз на
Барселону,  отстоял  почти всю,  но Клауса не появлялся.  Это обстоятельство
налагалось на предполетную тревогу и заставляло Фиму нервничать.
     Он  уже  хотел  пропустить тех, кто стоял  сзади и снова занять место в
хвосте  очереди,  но  тут  его  громкий  окликнул  женский  голос:  "Фима!".
Сомневаться в том, что окликали именно его, не приходилось, не так много Фим
могло  находиться  в   семь  часов  утра,  в  Шереметьево,  в  секторе,  где
производилась регистрация пассажиров на рейс в Барселону.
     Он оглянулся и увидел Клауса с рюкзаком за плечами и двумя чемоданами в
руках.  На лице у него  была виноватая улыбка, а рядом с ним  семенило некое
воздушное создание во всем светлом: шляпка, пальтишко, чулочки, туфельки все
в тон и все цвета фруктово-молочных продуктов.
     Пара подошла к  Фиме и он  с  удивлением опознал в  спутнице  австрийцы
секретаршу фирмы Trade group Realta Зиночку.
     Пока  Клаус представлял ее Фиме,  как совершенно свидетельницу, которая
может опознать труп,  и приносил извинения за опоздание на  изысканном языке
Шевченко и Петлюры, секретарша  ему заговорщицки  подмигивала. А после  того
как  они, наконец, прошли регистрацию и паспортный контроль, и Клаус сбросил
свою поклажу, и довольный удалился в туалет, Зиночка  чмокнула Фиму в щеку и
горячо зашептала ему в ухо.
     - Только ты, пожалуйста, не ревнуй. Я тебе все объясню. У тебя ведь нет
серьезный намерений по отношению ко мне. Ничего не  говори, что  я дура и не
вижу что нет. А если даже... Мы с тобой бедные как две мышки, а у Кольки дом
в Вене  с виноградником и "опель". Он,  конечно,  мне ничего не  обещал,  но
прибалдел от  меня. Это видно, скажи... Я ему пожаловалась, что не отдохнула
летом и он мне сразу  предложил прошвырнуться в Испанию на недельку. Ты ведь
мне этого не предложил, а еще ревнуешь.
     - Да кто тебе это сказал?
     - Женское чутье мне  подсказывает, но ты  не должен этого делать.  Если
человек  по-настоящему  любит, то  он  должен  всегда  желать  добра  своему
предмету, даже если добро поступает со стороны.
     - Да кто тебе говорил про любовь?
     - Твои глаза
     - Минус три, что там можно увидеть?
     - Добрую душу и мягкое сердце.
     - Ты еще скажи - шоколадное.
     Тут вернулся Кучка и объявили посадку на самолет авиакомпании  "Иберия"
следующий рейсом Москва-Барселона.
     Полет   прошел  легко  и  весело.  Фима  даже  забыл,   что  совершенно
неестественным  образом летит по воздуху в железной "дуре", и  все благодаря
Зиночке. Она смеялась, кокетничала  не только  со своими спутниками, но  и с
соседями,  требовала у бортпроводников  то  вина,  то  сока и вообще была  в
ударе. Путешественники не успели оглянуться. Как приземлились в Барселоне.
     В  аэропорту их встречал бритый  наголо  молодой  человек  с квадратной
челюстью и глазами навыкате в  форме офицера испанской полиции. Он предложил
всем сразу  же проехать  в морг и  опознать  труп, а  уж потом направиться в
гостиницу, чтобы в этот день к делам уже не возвращаться. Так и сделали.
     Мертвый  Афанасий,  как это  не кощунственно было  сознавать,  выглядел
лучше  чем живой.  С  лица сошла  порочная одутловатость, и оно обрело некую
определенность, не  бог весть какую, но все же. Теперь  Афоня стал похож  на
школьника   переростка,  в  котором   дебильность  сочетается   с  природной
жизнерадостностью. Но все же это был образ человека.
     -  Да  это  он,  -  сказала  Зина,  и   в   глазах  ее  засверкали  две
очаровательные слезинки, которые были ей очень к лицу.
     Полицейский закрыл труп простыней и рассказал, как Афанасия занесло под
машину.
     Судя  по  обнаруженному  в  крови  коммерческого  директора  количеству
алкоголя, он пил беспробудно несколько  дней подряд, переходя из одного бара
в другой. Когда  все известные ему питейные заведения  закрылись  он  решил,
видимо ехать в  Барселону. Вышел по нашей московской привычке чуть ли  не на
середину  на шоссе и стал  останавливать  машину. Шел  дождь  и  шоссе  было
мокрым, Афоня  поскользнулся и угодил под  колеса "сеата" на котором пожилая
сеньора, служащая местной телестудии, возвращалась домой с ночной смены. Вот
и вся история бесславного мытищинского гангстера, которого неласковая судьба
занесла за Пиренеи и бросила под безжалостные колеса автомобиля. В  карманах
у  него  нашли российские загранпаспорт, несколько сотен  песет  и кредитную
карточку "Альфа-банка" и бумажку с адресом  виллы "Вероника", где он жил. Он
не слова не знал ни на одном из иностранных языков и видимо кого-то попросил
написать записку, которую он показывал таксистам.
     После  опознания  полицейский  отвез гостей  в  отель  "Плаза", где  им
зарезервировали номера. Это  был большой и шумный отель, где останавливались
туристы со средним достатком. Фиму поселили в номере, окна которого выходили
на площадь, посреди  которой возвышалась  Арка, окруженная фонтанчиками.  За
площадью  начиналась  широкая  лестница, которая  вела  на холм, на  вершине
которого находилось красивое здание с куполом и классическим портиком. И над
всеми  этими красотами по-южному бесстыдно  раскинулось  небо все  в розовых
разводах..
     Не  успел Фима  налюбоваться  красотами Барселоны, как к нему заявились
Клаус  и Зина. Она  успела  сменить свой элегантный наряд на шорты и майку и
смыть макияж.
     - Мы тут нашли бассейн  и  решили  искупаться до  ужина,  -  защебетала
секретарша.  - ты ни  за что не  догадаешься  где он находится... На  крыше,
представляешь, и оттуда весь  город как на  ладони. Бери  плавки, и пойдем с
нами.
     Бассейн  был крошечный,  вода холодная, да и предзакатное солнце уже не
грело. Поплескавшись  и  подрожав  немного в  шезлонгах,  компания  нагуляла
зверский аппетит, и в момент умела половину фиминых продуктовых припасов.
     А  вечером   все  поехали  развлекаться  на  Рамблес.   Зиночка  хорошо
подготовилась к поездке. Она обзвонила всех  подруг знакомых и даже знакомых
своих  знакомых,  которых  совершенно  не  знала  и  выспросила  все  насчет
Барселоны и ее окрестностей. В планах у нее  были: и собор Саграда Фамилия и
музей  Пикассо,  и морской аквариум...  В общем девушка решила оттянуться по
полной  программе,  но  главным  пунктом  этой программы была ночная авенида
Рамблес.
     Фиме  это  гнездо  наслаждений  и  разврата  показалось  жалкой  копией
Тверской. Магазины победнее, чем в Москве,  бары какие-то  обшарпанные, дамы
одеты  безвкусно,  джаз - хиленький, нахохленные "ночные бабочки" напоминали
осенних ворон на бульваре. И все за песеты, и все так дорого... Фима посидел
часок  с друзьями в баре выпил  стакан  какого-то соку с  красивым названием
"сангрия" и поехал в отель доедать котлеты.
     Гостиничный  холл  был  почти  пуст.   Девушка-портье  улыбнулась  Фиме
казенной улыбкой,  похоже было, что она просто показала  ему  зубы. Они были
устрашающе длинные и  голубоватые. В кресле под  пальмой спиной к Фиме сидел
крупный  седой джентльмен в  синем костюме и  что-то писал.  Эта благородная
спина, этот великолепный затылок Фима уже где-то видел. В Америке? В кино? В
прошлой  жизни?  Да  нет  же,  всего  два  дня  тому  назад  в  квартире  на
Котельнической, ведь это никто иной, как профессор Муха.
     - Вацлав Иванович, - обрадовался Блюм. - Какими судьбами?
     Профессор от неожиданности вздрогнул
     - Господин детектив. Вот уж не думал, вас здесь встретить. Вы, конечно,
говорили,  что намерены  посетить Барселону,  но  ваш  австрийско-украинский
коллега показался  мне  не  настолько  серьезным, чтобы  организовать  такую
поездку. А я тут закончил свои дела в Сарагосе, и решил выбраться на денек в
сей благословенный город, чтобы навестить старых друзей.
     - Как хорошо, что я вас встретил, - Фима не скрывал своей радости. - Мы
хотели  пригласить вас с собой в качестве эксперта,  но Клаус решил тащить с
собой свидетеля.
     - Свидетеля чего?
     -  Разве  я  вам  не  говорил,  несколько  дней  назад  здесь  погиб  в
автомобильной  катастрофе  сотрудник  того  самого  виноторговца,  на  вилле
которого прятали Кукулькана. Свидетель его опознал,  и завтра  мы собираемся
на виллу,  чтобы поговорить со смотрителем. Не  исключено, что и нашего Змея
там найдем. Не могли бы вы поехать с нами? Мы были бы очень благодарны, если
бы подтвердили подлинность раритета.
     - Но у меня намечены встречи...
     - Это не замет много времени.
     - Хорошо, я позвоню вам утром. В каком номере вы поселились?

     Профессор  все-таки  решил  присоединиться  к  компании,  что   вызвало
неподдельную радость  всех и особенно  Зиночки,  которая сразу же сомлела от
пожилого бонвивана.
     Курортный  городок  Санта-Сусанна находился  примерно в  часе  езды  от
Барселоны. Таксист  сразу  же  согласился туда  ехать и,  что интересно,  не
потребовал даже  оплаты  за оба конца. Видимо он,  как  и  пассажиры получал
удовольствие от скорости, от  просторов, которые  отрывались за городом,  от
солнечного утра и свежего ветра с моря.
     Городок  Санта-Сусанна  располагался у  подножья  невысокой гряды, ниже
простирались свежевспаханные поля, далее шли ряды больших  отелей,  железная
дорога, по  которой бесшумно бегали серебристые игрушечные поезда, а за  ней
начиналось море. Оно то сверкало на солнце, то вбирало в себя небо, разлагая
его   чистый  синий  цвет  на  зеленый,  голубой,  белый,  стальной  и  даже
фиолетовый.
     - Hemos  llegado.  Luego mejor ir a pie.  Las calles son muy  estrechas
aqu 1. - сказал таксист.
     - Дальше ехать нет смысла, -  объяснил профессор, который  единственный
из  всех  пассажиров  понимал по-испански. - Это  должно  быть где-то рядом,
поселок небольшой. Спросим русскую виллу, надеюсь их здесь немного.
     Клаус  расплатился  с  шофером,  взял  счет,  внимательно  его  изучил,
аккуратно сложил и сунул его в бумажник.
     -  Орднунг  юбер  аллес2, -  произнес  он торжественно,  и поднял вверх
указательный палец.
     - Он все-таки немчура, - засмеялась Зиночка.
     - Та ни, мы ж австрияки, - не понял юмора Клаус.
     Переход был столь неожиданным, что даже профессор не сдержал улыбки.
     Виллу "Вероника" нашли быстро,  это был небольшой двухэтажный коттедж с
газоном и  аллеей из  роз, ведущей от  калитки  до высокого крыльца. Окна на
первом  этаже  были распахнуты, и оттуда на всю округу разносился голос Аллы
Пугачевой: "А ты такой холодный, как айсберг в океане..."
     - Это наверно дон Мигель от жары крутит, - высказал предположение Фима.
     Но оказалось, что дон Мигель здесь не при чем. Дверь виллы распахнулась
и взорам путешественников предстала Вероника в каком-то невероятном капоте с
пальмами и птицами.  Солнце светило ей в глаза и  она приставила ко лбу руку
козырьком,  чтобы  рассмотреть гостей у  калитки. Наконец она  разглядела  в
толпе незнакомых  людей  Фиму,  всплеснула  руками  и  поплыла между  розами
отворять калитку.
     - Ефим,  какими  судьбами?  Что-нибудь опять  случилось? - в ее  голосе
звучала явная тревога.
     - Да вот решили навестить вас,  чтобы смягчить тоску по родине. Говорят
русские люди, как  только оказываются за границей,  сразу начинают тосковать
по родине.  Вот только черного хлеба не догадались захватить, а водку выпили
вчера в гостинице, - отшутился Фима, чтобы никто не заметил, что он смущен.
     -  Проходите, проходите, - успокоилась хозяйка. - Сейчас чаю попьем.  У
меня здесь есть самовар.
     Она уже  знала, что случилось с Афанасием, ней приходила полиция, и все
рассказала.
     -  Он  жил  здесь  все  время до  моего приезда  и пил  беспробудно,  -
рассказывала  Вероника, потчуя гостей чаем из самовара и булочками с  кремом
собственной выпечки.  - Тут  всюду были пустые бутылки, а запах  стоял, хоть
святых выноси.
     - Грязная собака, - подтвердила Зиночка.
     - Он очень испугался, когда я приехала, - продолжала Вероника. - Собрал
свои  пожитки и  переехал в отель, но потом стал  заявляться каждый  вечер и
всегда  пьяный. Его тут прозвали  "сеньор боррачо.  Это  значит пьяница. Нес
всякую чушь  про  каких-то азиатов, которые хотят его убить, про то, что  он
миллионер. Предлагал ехать с ним в Одессу, в Лондон, в Америку.
     - Простите, в какую Америку? - спросил профессор.
     - В ту самую, в Штаты наверно, в какую же еще? - опешила Вероника.
     - Еще бывает Южная Америка, - улыбнулся профессор. - О ней разговора не
было.
     - Нет, он вообще оскотинился и стал ко мне приставать. А я ведь  одна в
доме и никого тут не знаю кроме Мигеля, а он живет на другом конце поселка.
     - Надо было дать ему по яйцам,  - в сердцах  сказала,  почти выкрикнула
Зиночка, но поймав насмешливый взгляд профессора стушевалась.
     -  Легко  сказать по яйцам. Он вон  какая  туша,  а  я ведь женщина,  -
продолжала Вероника. - Я, конечно, его выставила  и сказала, чтобы он больше
не  являлся,  а то я  сообщу  в полицию,  что он скрывается  от  российского
правосудия. Он испугался и удрал. Вот тогда он и попал под машину.
     - Так ему и надо сволочи, - не удержалась Зиночка.
     Вероника замолчала, и теперь стало видно, как  она сдала с тех пор, как
Фима видел ее в последний раз. Глаза  запали, и даже обильный  макияж не мог
скрыть  темные круги  вокруг них. На лбу появилась глубокая складка, которую
уже  никакие питательные маски не  расправят. Щеки обвисли. Теперь  ей можно
было дать все пятьдесят.
     "Несчастная баба, - подумал Фима, - за какую-то неделю потеряла  мужа и
любовника, а тут еще этот подонок  Афанасий  разыгрывал тут триллер... Хотя,
если по большому счету, то они все подонки, и  рано или поздно довели бы  ее
до  дурдома,  а так богатая вдова  с шикарной квартирой в Москве, престижной
машиной,   недвижимостью  за  рубежом  и   могучим   телосложением.  Столько
беспризорных  мужиков  сочли бы за счастье проявить заботу о  такой вдове. А
может  познакомить  ее со Стасом Рыженковым. Она  ведь  не вредная,  крупные
женщины, как правило, покладистые и ласковые в душе".
     - Вероника, покажите нам свой дом.
     - Давайте поднимемся наверх, оттуда такой вид на море.
     Вилла, такая  маленькая снаружи, изнутри оказалась довольно просторной.
На  первом  этаже помимо  гостиной имелись еще кабинет, кухня, ванная  и два
туалета. Наверху  -  три спальни.  Обстановка  везде была  довольно скудная,
чувствовалось,  что  у   хозяев  еще  не  было   времени  серьезно  заняться
интерьерами.  В  спальнях  и  в  кабинете  стояли  напольные вазы  с  сухими
артишоками  и  пыльными  бессмертниками,  и  это несмотря  на  то,  что весь
городок,  несмотря  на  позднюю  осень,  утопал в  розах. Тут и  там  висели
репродукции  Пикассо  и  Миро, видимо  закупленные  оптом на местном базаре.
Других украшений не было. В общем, дом производил впечатление не обжитого. И
только в  подземном гараже было заметно присутствие хозяина.  На полках были
разложены инструменты и запчасти. По углам стояли  емкости с маслом, тасолом
и автомобильной  косметикой. Не было  только машины, но  ее  запах  не успел
выветриться.
     - Дон  Мигель держит здесь  свой  автомобиль, - пояснила Вероника. - За
это он возит меня по магазинам и на рынок.
     - Сколько вы ему платите? - полюбопытствовал Фима.
     - Кажется, Алик положил ему пятьсот долларов в месяц.
     - Да за такие деньги я бы носил вас на закортках, - пошутил Фима.
     Вероника   посмотрела  на   него  благодарным   взглядом  и   заманчиво
улыбнулась.
     Клаус внимательно  обследовал  полки.  Его  внимание  привлекла круглая
коробка в которой лежала ветошь.
     - Дывытесь, - обрадовался он, - це коробка с под торта "Захер". Турысты
завжди  везуть з Вены  таки торты. Сдается що в этой коробце  злодии пивезлы
сюды Змеюку.
     - Неужели таможенникам не пришло в голову  проверить  ее  содержимое? -
высказал сомнение профессор.
     - Это  были  не простые воры,  а  колдуны,  обладающие способностями  к
гипнозу,  -  пояснил  Фима.  -  Они  могли  заморочить голову  кому  угодно.
Таможенники просто не обратили внимания на торт.
     - Вони чародии, - подтвердил Кучка.
     -  Допустим,  - согласился  профессор.  - Но  почему  тогда в  ней  нет
Кукулькана?
     - Их кто-то спугнул, испанская полиция или Интерпол, - объяснил Фима. -
Они  спрятали Пернатого Змея на вилле,  чтобы  вскоре за ним  вернуться,  но
кто-то перебежал им дорогу. Мы приехали сюда, чтобы выяснить, кто это был.
     -  Прямо как у  Донцовой,  -  восхитилась  Зиночка, которая  все  время
старалась как бы невзначай прижаться к профессору. - А эта, как вы говорите,
пернатая змея не могла выпорхнуть в окно.
     - Ой, Зина,  умоляю тебя,  не бери  в  голову. Кстати, почему бы нам не
вернуться в гостиную и не  выпить  по рюмке чего-нибудь, что  будет покрепче
чая и получше того овощного пойла, что мы пили вчера в баре, - сказал Фима и
подмигнул секретарше.
     Предложение  показалось  всем своевременным. У Вероники нашлись  джин и
виски. Она принесла бокалы и лед.  Отхлебнув виски, Фима с  тоской подумал о
котлетах,  которые  остались  в  гостинице.  Но  тут  с  улицы  донесся  шум
автомобиля и через  некоторое  время  в комнату вошел, нет,  скорее вкатился
лысый  как  колено,  упитанный  коротышка  лет  эдак шестидесяти  с тусклыми
глазами.
     - Buenos dias senores!1
     - А вот и  дон  Мигель, - радостно объявила Вероника. -  Хотите выпить,
сеньор?
     Сеньор был не прочь опрокинуть  рюмашку  на халяву.  Коротышка оказался
общительным малым.  Он  довольно  бегло  лопотал  по-английски,  потому  что
некоторое время  жил в Гибралтаре, но говорил он  слишком быстро и с сильным
акцентом, так  что разобрать, о чем речь было почти невозможно, и профессору
пришлось взять на себя роль переводчика.
     Мигель охотно распинался, когда речь шла о погоде, о ценах на бензин, о
системах  теплоснабжения. Но как только Клаус перевел разговор на  индейцев,
он моментально  заткнул  фонтан  и на  все вопросы  отвечал односложно.  Да,
мексиканцы  приезжали. Да, у них была  записка от  Фернандо,  который просил
дать  им  кров. Да,  они ночевали  здесь  в  спальне  наверху, но ничего  не
испачкали, даже постель не разбирали, спали, видимо,  на полу, на ковре. Они
были  простые люди, не кабальеро, хотя и вырядились как на  свадьбу. Никаких
вещей после  себя вроде не оставили, хотя кто его знает, он же  не обыскивал
всю виллу.
     Потом приехала  хозяйка  с сеньором Себастьяно.  Совсем  недавно  здесь
гостил  несчастный  сеньор  Атанасио,  и  вот  снова  - хозяйка.  Жаль,  что
несчастный сеньор Алессандро так и  не  успел  ни  разу  отдохнуть  на своей
вилле.  Что творится в мире,  хорошие люди гибнут как мухи, он  так и сказал
como moscas, а всякая сволочь живет себе и живет...
     - Стоп, - прервал  его философское отступление Фима. -  А после отъезда
хозяйки никто не заходил на виллу?
     Испанец  замялся, вопросительно посмотрел на Веронику, дескать,  ты  же
все знаешь, зачем эти вопросы, и нехотя признался.
     -  Через  несколько  часов  после вашего  отъезда, - Мигель почтительно
поклонился Веронике, - заходил  один русский  сеньор. Он сказал, что  сеньор
Себастьяно  просил  его  забрать  синий  рюкзак, который  впопыхах  забыл  в
кабинете. Мы с ним зашли  в кабинет и действительно нашли там рюкзак. Сеньор
внушал доверие, и я посчитал своим долгом отдать ему забытую вещь.
     -  А  вы  не  припомните,  как  выглядел  тот сеньор?  -  спросил  Фима
пристально глядя в глаза дона Мигеля.
     - Он был такой белокурый, среднего роста. Трудно  описать, все северяне
с первого взгляда кажутся нам южанам на одно лицо. С ним была очень красивая
женщина. Они остановились тут неподалеку,  в отеле,  я несколько  раз  потом
встречал их на рынке.
     -  Это  наверно  та  самая  пара,  которую мы  встретили в аэропорту  -
предположила Вероника.  - Невысокий блондин в шортах и в  майке  с  надписью
BOSS и жгучая брюнетка в красных бермудах.
     - Да, да, -  радостно закивал испанец, - очень красивая женщина, похожа
на актрису Сару Монтьел в молодости.
     Фима вдруг вскочил с места, налил себе полстакана виски и выпил залпом.
     - Так что было написано на майке?
     - BOSS, - в один голос ответили Вероника и Мигель.
     - Где находится отель, в котором останавливалась эта пара? - Фиму  было
просто  не узнать,  в один  момент  из  вальяжного курортника  в энергичного
полководца у которого в голове  созрел  план победоносного сражения, и ничто
не могло  помешать  его осуществлению. - Клаус,  мы  должны проверить списки
постояльцев.  Вацлав  Иванович,  вы  поедете  с   нами,  может  понадобиться
переводчик. Дон Мигель, вы нас туда отвезете.
     По  дороге они заехали  в полицейский  участок,  прихватили с  собой на
всякий  случай  местного  стража порядка,  чтобы  избежать  недоразумений  с
администрацией гостиницы.
     Выслушав полицейского, менеджер отеля, элегантная дама в очках, села за
компьютер,  и через несколько  минут Фима уже держал  в руках длинный список
фамилий. Примерно треть гостей составляли россияне.
     Фима  впился  глазами  в   распечатку:  Кузины,  Мухаметшина,  Кабанов,
Лапшины...
     - Вот, - ткнул он пальцем в список, - Леонид Колобасов и Нинель Шпак.
     - Вы их знаете? - спросил профессор.
     - Это моя  бывшая жена и отец  моих  детей, то  есть муж  моей  жены...
Впрочем, не важно, главное, что мы теперь знаем, кто  вывез Пернатого Змея в
Россию. Сейчас же едем в аэропорт.
     - Здаетца мне що сьогодни вже нема летакив до Москвы, - охладил его пыл
Кучка. - Поидэмо завтра утром
     - А лучше днем, чтобы как следует  выспаться перед дорогой,  - рассудил
профессор.
     - Вы мне  напомнили  один анекдот,  -  рассмеялся  Фима. - Трое  мужчин
оказались на необитаемом острове. Одному семнадцать лет, другому - тридцать,
а  третьему -  пятьдесят.  Младший  схватил бинокль и  взобрался  на пальму,
посмотрел, спрыгнул с пальмы, и кинулся  к морю, на  ходу сбрасывая  одежду:
Плывем  на  соседний остров, там девчонки". Тот, которому тридцать, говорит:
"А куда  спешить, сейчас  срубим пальму, сделаем плот и поплывем". А старший
почесал затылок и сказал: "Зачем нам  вообще куда-то плыть  - у  нас же есть
бинокль".
     - Я все-таки не настолько стар, чтобы обходиться биноклем, - усмехнулся
профессор, - и потому  предлагаю заехать за дамами и  поужинать где-нибудь в
городе, чтобы не обременять нашу очаровательную хозяйку.
     - О це дило, - поддержал его Кучка.- Я вже хочу исты.
     Однако поесть им удалось не скоро. Дамам потребовалось  целых три часа,
чтобы привести себя в порядок, принять душ  сменить  макияж, надеть вечерние
платья. Вероника  облачилась в нечто, напоминающее наряд африканского вождя,
в  нечто  просторное и  дорогое  цвета спелой вишни. Издалека ее можно  было
принять  за диван, который поставили "на попа". И двигалась она во всем этом
соответствующим образом, если она шла, то всем было ясно: вот идет королева,
а, когда присаживалась, все невольно вскакивали с мест, потому что видеть  в
присутствии  "ее   величества"  просто   психологически  не   представлялось
возможным.
     Зиночке   пришлось   проявить   чудеса   изобретательности,   чтобы  не
превратиться  в деталь  парадного  портрета  монументальной леди.  Для того,
чтобы казаться побольше, секретарша  выбрала платье цвета  топленого молока,
широкополую светлую шляпу, всю в кружевной пене, и белые перчатки.
     Рядом  "двухстворчатой"  Вероникой  она  была  она,  несмотря  на  свою
миниатюрность, она все же была не пажом, а инфантой.
     Мужчины  тоже  не  ударили  в  грязь лицом.  На Клаусе  был темно-серый
костюм,  белая  рубашка и фривольный  розовый  галстук.  Муха в  своем синем
костюме  и   при   бабочке  выглядел  как  композитор,  которому  предстояло
представить  на суд публики свою новую  симфонию.  И только  Фима остался  в
своем неизменном  пиджачке и  стоптанных ботинках,  надраенных,  правда,  до
блеска,  но это как ни странно  не портило общую картину. Фиму вполне  можно
было  принять  за какого-нибудь  компьютерного воротилу, которому  не  нужно
выпендриваться, чтобы заслужить признание.
     Необычная кавалькада поставила  в тупик  официантов,  которые  привыкли
раскладывать клиентов по полочкам.  Они уже  успели  привыкнуть  к  причудам
новых русских,  которые могут в жару глушить водку стаканами,  требовать  на
ужин супчику и терзать рыбу руками. Хуже них были только немцы, которые были
столь же бездарны в еде, и к тому же скупы на чаевые. Эти же не подходили ни
под  какие  стандарты,  и потому  вызывали у персонала  нервозность на грани
легкой  истерики.  Испанцы  вообще  склонны  впадать  в истерику при виде не
понятного и необъяснимого, а испанские официанты - вдвойне.
     - Давайте  закажем что-нибудь национальное,  -  предложила Вероника,  -
Что-нибудь экзотическое, паэлью, например.
     -  Для  господина Кучки, это может  быть  и экзотика,  а для нас просто
плов,  причем  не  лучшего  качества.  Вообще  испанская  кухня  ни  в какое
сравнение не идет ни с французской, ни с итальянской. От прочих  европейских
кухонь она отличается тем, что в ней ощущается некоторое влияние Востока. Но
плов все  рано  вкуснее  готовят  в  Ташкенте, свиные шницели  - в  Вене,  а
шампиньоны  - в Париже. К тому же здесь все блюда готовят из полуфабрикатов.
Вам когда-нибудь  приходилось  заглядывать ресторана в  испанском  курортном
городке. Мне приходилось и неоднократно, и  смею вас заверить, что это вовсе
не кухни, а комнатки где разогревают полуфабрикаты.
     - И что же мы  будем есть? -  по  голосу было заметно,  что  Зиночка  в
растерянности.
     - Закажем  то,  что невозможно  испортить  на  кухне:  крабы,  устрицы,
сардины и, конечно, шампанское, испанское шампанское вполне сойдет на каждый
день.
     - Профессор, за что вы так не любите испанцев? - спросила Вероника.
     -  Да что вы, я, можно сказать, обожаю этот народ,  но, как говориться,
кого  люблю, того и бью.  У испанцев,  как, впрочем, и у других народов есть
черты, от  которых  я, мягко говоря,  не в  восторге,  например  угрюмость и
истеричность.  Каждый  испанец одновременно  и Санчо Панса и Дон  Кихот,  он
трудолюбив, практичен и  даже  скуповат  в обычной жизни, но как только  его
начинают   обуревать   страсти:   любовь  ревность,  религиозный   фанатизм,
коммунистическая  идея, да мало ли, он превращается  в неистового сумасброда
лишенного всякого  здравого смысла.  В  конце концов, это  плохо  кончается,
прежде  всего,  для  него самого, но  предотвратить  катастрофу  невозможно.
Страсть  разрывает  испанца  изнутри. Итальянцы  не  менее темпераментны, но
самоирония  и  юмор,  помогают  им  выпускать  пар.  Они  научились получать
удовольствие  даже  от  страдания.  Испанцы  же  воспринимают  себя  слишком
всерьез, и  оттого перегорают  как лампочки при резкой  смене напряжения. По
числу самоубийств Испания опережает даже некоторые скандинавские страны.
     - Это не  мешает  официанту все  время коситься в  сторону Вероники,  -
заметила Зиночка.
     - Это имперский пережиток, - заметил Муха.
     - Интересная  теория, -  сказал  Фима. - А что  вы, профессор,  скажете
насчет...
     - Нет уж, увольте,  - замахал  руками Муха. - Я не настолько профессор,
чтобы обсуждать достоинства и недостатки богом избранного народа...
     Принесли лобстеров и устрицы, и Фима в который  раз с тоской вспомнил о
котлетах.
     Но  вообще  вечер удался. Ближе к ночи  появился гитарист, он виртуозно
исполнял  испанскую  классику и старые шлягеры. Зиночка  танцевала  со всеми
подряд,  но  предпочтение отдавала  профессору. Напоследок  Вацлав  Иванович
попросил гитариста сыграть "Голубку".
     - Это была любимая песня императрицы Карлотты, - пояснил он свой выбор.
- Чернь  пела ее на свой  лад, обзывая несчастную дурой и шлюхой,  но  она ,
слава богу об этом не знала.
     Ужин   затянулся  далеко  за  полночь.  Когда  компания  вывалилась  из
ресторана улицы курортного  городка  уже опустели, только издали  доносилась
заунывная мелодия фламенко.
     Вероника предложила  всем ночевать на ее вилле. Фиме досталась одна  из
спален наверху. Его соседями были Кучка и профессор.  Женщины  расположились
внизу.
     Фима  собрался было спать, но  тут дверь тихонько отворилась и к нему в
спальню проскользнула Зиночка.
     - Я на  минутку, - быстро зашептала она, присев на край постели, -  Мне
кажется, что  я влюбилась в профессора. Он такой большой, умный, уверенный в
себе...  Австрияк по  сравнению  с  ним  сявка.  Как ты  думаешь,  профессор
богатый? Он пишет книги и преподает в Америке...
     -  Не  думаю,  - ответил  Фима зевая. -  В Америке  профессора не самые
богатые люди, полицейские зарабатываю там  много  больше. Хотя Муха, судя по
всему, в деньгах  не нуждается -  оплатил наш ужин  и глазом не моргнул. Все
знаменитости  у него  знакомые, мир исколесил вдоль  и поперек, и квартира у
него будь здоров в высотке на Котельнической. А еще наверно дом в Калифорнии
есть, такие  как он  не живут в наемных квартирах. Вообще он больше похож на
какого-нибудь  аристократа,  чем  на  ученого  -  одевается  с  иголочки,  в
ресторане  заказывает только самые изысканные блюда, обожает  антиквариат  и
книги в дорогих переплетах.
     - Да, но он же старый.
     - Правильно,  Клаус гораздо моложе. Вообще, симпатичный парень, крепкий
такой боровичок, и весь как на  ладони.  Такой  уж, если женится, так на всю
жизнь. Уверен, что  ему и в голову не придет заначить от жены  деньги. Он не
карьерист, но настоящий  служака, через  пять лет,  как  пить  дать,  станет
старшим инспектором, а там глядишь и главным.
     - Он хочет, чтобы мы остались здесь на недельку.
     - Правильно, почему бы не отдохнуть на халяву. Мне никто не предлагает,
а то бы и я остался.
     - А профессор завтра уезжает в Мадрид.
     - Да определись ты, наконец, кто тебе нужен.
     - Ой, Фима, не знаю, раскорячилась умом и не могу выбрать.
     -  В  таком  случае, есть смысл плыть по течению.  Иди сейчас  спать, а
утром жизнь подскажет тебе выход.
     - Легко тебе,  Фимка, рассуждать, ты мужчина. В том-то и  вопрос, с кем
спать?
     - Ну, можешь остаться здесь.
     - Нет, Фимка, милый, мне, конечно, с тобой хорошо,  но ведь надо думать
и о  будущем,  мне уже двадцать пять лет. Я, пожалуй, пойду в сад  и подумаю
там.
     Она выпорхнула  из спальни.  Фима разделся,  взбил жиденькую подушечку,
отвернулся  лицом к стенке  и  закрыл  глаза.  Морфей был  тут как тут  , он
заключил Фиму  в свои  объятья  и унес  в  страну грез. Но  сквозь сон  Фима
почувствовал, что его кто-то еще обнимает.
     - Ну, что решила? - спросил он, всем телом отвечая на объятие.
     - Мне страшно, - услышал он в ответ голос Вероники. - По дому все время
кто-то ходит.

     Политбюро  Фронта  освобождения  индейского  народа  собралось  на свое
внеочередное заседание в офисе сеньора Энрике Ортиса или камарадо Луиса, что
значит  "золотой". Для  конспирации  все члены политбюро были одновременно и
членами респектабельного "Лайонс клуба". Никакого подозрения это не вызвало,
все они были людьми уважаемыми и не бедными. Сам Ортис подвизался в нефтяном
бизнесе.  Сеньор  Эччевериа,  по  партийному  камарадо  Карлос,  был  членом
правления мексиканского филиала компании  "Кока-Кола", и близко был знаком с
президентом республики,  который до победы  на  выборах был главой  филиала.
Сеньор Перальта, он же камарадо Кальенте, что значит "горячий" -  возглавлял
департамент образования в  мэрии,  а  Гонсалес владел  обширными  землями  в
Чиапасе.  Так что ни у  кого не возникали сомнения в том,  что эти почтенные
люди собираются  для того,  чтобы  решать  проблемы  благотворительности.  И
только   Хименес   ничем  не   владел  и   ничего  не   возглавлял.  Он  был
профессиональным революционером.
     Ходили  слухи, что  он  воевал  в отряде Фиделя на  Плайя-Хирон.  Потом
что-то не поделил с его братом красавицу-мулатку и ушел с Че-Геварой  в леса
Боливии. Но  за несколько дней до разгрома отряда и гибели команданте,  он с
ним крепко повздорил и уехал в Аргентину. Говорят, его видели потом в Перу и
в  Колумбии. Но никто точно не знал, где он родился, как пришел в революцию,
и  кто  стоит за его спиной. Одни  считали, что он выполняет задание Фиделя,
другие  - что  его прислали в Мексику нефтяные  шейхи, третьи  видели  в нем
только  пламенного революционера,  неподкупного  и  решительного, способного
зажечь массы собственным примером и повести за собой.
     Хименес  приехал  в  Мексику  и  устроился  работать  докером  в  порту
Санта-Крус. Через месяц он  возглавил  незаконную стачку,  которую разогнала
полиция. Его хотели арестовать, но он вовремя уехал из города и  поселился в
штате  Чиапас  среди  индейцев,  которые  работали  на  сахарных  плантациях
Гонсалеса. От него забитые и неграмотные крестьяне впервые  услышали слова о
равенстве, братстве  и былом величии своего народа. Их нетрудно было поднять
на восстание, но камарадо Хименес не стал этого делать. Он  назначил встречу
Гонсалесу в  баре  и сказал ему: "У тебя  есть выбор: стать вторым Хуаресом,
или  окончить свою  жизнь в нищете и забвении. В твоих жилах течет индейская
кровь, ты стыдишься  этого и напрасно. Все равно все это  знают. Твои братья
по  классу  смеются  над тобой и  за глаза  называют "грязным  индейцем",  и
сколько  бы ты ни лизал им задницу, ты все равно останешься для  них  "тупым
ольмеком".  Но  они  близоруки и  не видят  из  своих дворцов,  что общество
созрело для перемен. Во всей Америке  будущее принадлежит тем, кто жил здесь
испокон  веку.  Посмотри  хотя бы  статистику,  индейское население во  всех
странах Центральной и Южной Америки растет как  на дрожжах. Рано  или поздно
Соединенные Штаты обвалятся под тяжестью собственного чванства, за ними, как
домино  повалятся  их  марионетки, а на  развалинах возродится  цивилизация,
которой не перестают восхищаться историки.
     Мы могли еще  вчера сжечь  твою асьенду, а тебя пристрелить или пустить
по миру, но мы решили дать тебе шанс".
     Следующим был Эччеверия. Однажды он получил по почте письмо,  в котором
были  подробно  перечислены  все   его  контакты   с  руководством  концерна
"Пепсико".   Дополнительных  мер  не  потребовалось,   Эччеверия  стал  ярым
защитником прав коренного  населения. Два года  назад его  избрали депутатом
парламента,  и  с тех  пор в  газетах  стали  появляться  его  фотографии  с
индейскими детьми на руках.
     Энрике Ортиса никто не шантажировал. Он сам нашел организацию для того,
чтобы воспользоваться ее  услугами в борьбе  с  профсоюзами. Организация ему
помогла, один из несговорчивых  профсоюзных  лидеров погиб  в пьяной  драке,
другой якобы похитил кассу и  смылся, но сам Ортис после  этого крепко засел
на крючке у Хименеса.
     В  отличие  от  своих попутчиков, которые  стали революционерами не  по
своей  воле, Кальенте  был  убежденным марксистом.  В студенческие  годы  он
часами просиживал у радиоприемника,  чтобы услышать вдохновенного Фиделя. Он
выучил немецкий и читал  в подлиннике  Маркса  и Энгельса, сыпал цитатами из
Ленина  и Грамши. Однако до встречи с Хименесом его политические убеждения и
его реальная жизнь никак не пересекались. После университета он не вступил в
партийную ячейку, не ушел в партизаны, а по протекции родственников поступил
на  работу  в  муниципалитет,  где дослужился  до высокого чина.  Участие  в
организации было для него  осуществлением мечты. Вступив в ее ряды, он хотел
бросить опостылевшую работу, порвать с буржуазным окружением, чтобы ничто не
мешало служить идее,  но  Хименес убедил его остаться на службе. В политбюро
Кальенте  отвечал за  чистоту кадров,  и на этом поприще снискал себе  славу
жестокого  и бескомпромиссного борца за чистоту рядов. У него  в  подчинении
была команда, безжалостно  расправлялась со  всеми, кто, по  его мнению, был
предателем.
     - Товарищи, мы здесь, чтобы решить по  какому пути пойдет революция. Мы
должны четко определить позицию по отношению к сапатистам, - начал свою речь
Кальенте.  Он  говорил  короткими  рублеными  фразами, как  Фидель и  слегка
картавил, как  Ленин.  -  Это мелкобуржуазное  отребъе,  но  за  ними  пошли
беднейшие  массы.  Наша  задача  перехватить  инициативу.  Для  того,  чтобы
размежеваться, нам  нужно объединиться. Но есть  опасность раствориться в их
рядах. Чтобы этого не случилось,  мы  должны  прийти  на съезд  как равные к
равным.  Но мы  не будем  равными,  пока у нас нет  символа  свободы. У  нас
непобедимое  учение, но боюсь, они этого не поймут.  У нас наберется две-три
сотни вооруженных людей,  но  чем  они вооружены  -  мачете, ружьями  времен
Панчо-Вильи,  бутылками  с  коктейлем Молотова.  Где  автоматы,  которые нам
обещали  товарищи Луис и  Карлос? Где гранаты?  Вы  говорите  о  преданности
общему делу, говорите,  что готовы  отдать  за него свои  жизни, но  пока мы
видим, что вы не готовы отдать даже деньги.  Пора определиться с кем вы,  но
помните: кто не с нами, тот наш враг, и мы будем беспощадны к врагам.
     - Партия Калашниковых  с  Кубы  уже  на пути  в  Вера-Крус,  - поспешил
оправдаться камарадо  Луис. Несмотря на кондиционер у него на  лбу выступали
капли пота, и время от времени он промокал чело батистовым платочком.
     - Вы же знаете  эту  историю с  гранатами: чертовы  гринго, накрыли всю
партию на границе, - сказал камарадо Карлос.
     - Никто этого не видел, - оборвал его Кальенте. - Каждый из  нас должен
день  и  ночь  думать о  пользе,  которую мы можем принести организации.  Вы
должны помнить, что ваша жизнь уже вам не принадлежит, а вы забыли об этом.
     - Не так резко, товарищ Кальенте, - вступился за бизнесменов Хименес. -
Товарищи  неоднократно  доказывали свою  верность революции.  Думаю,  что  и
сейчас они  справятся. Но главное сейчас не оружие, а Кукулькан. Без него мы
будем выглядеть  на съезде бледно. Но его у  нас нет. Товарищ Москва, правда
сообщает,  что  напал  наконец  на  его  след,  но  чем  это  кончится  пока
неизвестно.
     -  Не  верю,  я этому  гринго,  нельзя было  поручать  ему  операцию, -
взорвался Кальенте.
     -  Ты  забыл, что  это  была  его идея  - осадил его Хименес. -  Это он
рассказал нам о  Кукулькане.  Он  сказал,  где  находится Пернатый  Змей. Он
предложил его  выкрасть и использовать в качестве национального символа. Это
была хорошая идея и ты первый за нее ухватился.
     -  Идея неплохая,  но  это  не  значит,  что  ее  исполнение нужно было
поручать гринго - не унимался Кальенте.
     -  Убрать  его еще не  поздно, но пусть сначала  найдет Змея, - вставил
свое слово второй Хуарес.
     -  А  вот с  Ласточкой  надо  кончать сейчас, - добавил  камарадо Луис,
который тайно ненавидел  своего компаньона - отца Марии Рамирес. - Она сдала
русскому сыщику Диаса и Санчеса.,  сотрудничает с полицией, спит с  идейными
врагами.
     - Поручим  это  Москве, - предложил Кальенте. - Пусть он думает, что мы
ему еще доверяем.
     - А как быть с символом? - спросил "второй Хуарес".
     - У нас есть слепок, фотографии, закажем копию, и  пусть дети - будущее
нации, на щите покрытом  национальным  флагом,  внесут его в  зал, -  сказал
Хименес, - а подлинник, если он все-таки найдется, можно выгодно продать.

     Москва встретила Блюма низким серым небом  и  моросящим, поросячим, как
он  любил  говорить, дождем.  И  подумалось  ему,  что  нет  наверно никакой
Испании, а уж Мексики  и подавно, что это все ему только пригрезилось, когда
он  задремал,  тщетно  пытаясь  что-либо  разглядеть  через  запотевшее окно
пригородного автобуса, и пальмы  в порту, и белая вилла у подножья сьерры, и
веселое море, и крабы с шампанским... А Пернатый Змей - это зловещая сказка,
когда-то кем-то рассказанная и позабытая до  поры до времени, а теперь вдруг
всплывшая со дна памяти.
     Нет, вот Змей существует, и он  будет пожирать  людей до тех  пор, пока
его не обезвредят, и сейчас во всем мире нет человека,  который был бы ближе
к этой цели, чем он, Ефим Блюм.
     С  этой  мыслью  он и нажал звонок,  некогда  своей  квартиры на Чистых
прудах. Где ныне проживало беспокойное семейство Колобасовых.
     - Фима!  Вот здорово! -  искренне обрадовался его приходу  Ленчик.  - А
Нинка с  детьми на даче. Не  знали они, что ты зайдешь,  а то бы не поехали.
Эти дети, иногда просто ставят в тупик.  Васька тут на  днях  спрашивает: "А
этот смешной дядя Фима, кто нам?". А  Женька, хитрожопый, зараза, так ехидно
ему  отвечает: "Это наш  первый  папа". Умный, собака,  весь  в тебя  пошел,
наверно Эйнштейном будет или Березовским.
     - Леня, я прошу тебя... Ты  прекрасно знаешь, кто отец детей - зачем же
эти глупые разговоры разговоры.
     - Да, конечно,  но  когда я вижу, какие они умненькие и  добрые, у меня
возникает мысль о соавторстве.
     - Леня, мы взрослые люди...
     -  Тогда пойдем  на  кухню  и хлобыснем по стопке. У  меня есть коньяк.
дагестанский, конечно, однако вполне съедобный.
     Коньяк был и впрямь ничего себе. С дороги и по такой кляклой погоде, он
показался Фиме, живой  водой.  Он даже попросил  вторую  рюмку,  чем  привел
бывшего компаньона в восторг.
     -  Предлагаю  тост за сотрудничество и партнерство, - сказал Колобасов,
держа перед собой рюмку как  свечку, с помощью  которой  можно найти  путь в
прекрасное будущее. - Ты ведь пришел, чтобы сказать мне,  что согласен войти
в дело?
     -  Почти,  - увернулся  Фима. -  Но сначала я должен знать все  о твоем
проекте.  Скажи, пожалуйста,  где тебе пришла в голову  такая  замечательная
мысль?
     -  В Испании, где мы отдыхали этим летом. Там возле Санта-Сусанны  есть
замечательное кладбище домашних животных, куда свозят собак.  Кошек, лошадей
и попугаев со всего побережья. А какие там памятники, а цены...
     - На какие шиши  вы ездили в Испанию? Если верить Нинель, вы давно  уже
окочурились с голоду.
     - Нина  всегда была максималисткой, но в Испанию мы  ездили не на свои.
Это  была скорее командировка, нежели турпоездка. Один мой  старый знакомый,
который когда-то  работал в банке и помогал мне за хороший "откат"  получать
безвозвратные кредиты,  попросил нас съездить  в  Испанию  и выполнить  одно
деликатное поручение. За это он оплатил нам недельный отдых в Санта-Сусанне,
правда, в трехзвездном отеле.
     - Какое поручение?
     - Думаю,  контрабанда  антиквариата,  за наркотики я бы не взялся ни за
какие бабки. В общем, зашел в один дом, взял бронзового дракончика, покрасил
его золотой краской, чтобы был как новый, и спокойно перевез в чемодане, как
обычный  сувенир.  Испанцы не придрались,  а  в Шереметьево  я прошел  через
"зеленый коридор".
     - Того человека звали Дэн или Денис?
     -  Он  и на  тебя выходил, вот  прощелыга. Обещал инвестировать  в  мой
проект  пять  тысяч зеленых и даже  для  почина  похоронил  на моем кладбище
своего любимого пса, памятник ему поставил, а потом исчез. Я звонил ему чуть
ли  не каждый день,  но  никто не подходит. Давай вместе съездим к нему,  мы
ведь теперь компаньоны, а у тебя такой располагающий вид...
     - Думаю, мой вид ему до фонаря, потому что покойники такие люди, что ко
всем живым норовят относиться одинаково свысока.
     - Дэн умер?
     - Его зарезали в подъезде у любовницы?
     - Вот  как, а у меня создалось  впечатление, что он голубой.  Однажды я
пришел к нему, а у него мужик, какой-то кавказец, и вид у них был такой, как
будто я  их поднял  с брачного ложа,  тепленькие  такие,  разнеженные, глаза
масляные.
     -  Он не брезговал всем, что  шевелиться. Ты  часто бывал у него  дома?
Кого-нибудь там видел кроме кавказца?
     - Раза три  я к нему заходил и  кроме кавказца и собаки  никого  там не
встречал, здоровый такой кобель,  на черта был похож.  Дэн был  к нему очень
привязан,  как  все  одинокие люди, пятьсот баксов за  надгробную  плиту  не
пожалел. Я  же говорю тебе  -  дело надежное.  В  Москве полно таких психов,
которые  не  пожалеют  и  тысячи,  чтобы  почтить  память  своего   вонючего
кобыздоха.
     - Нет,  я  не  могу  поверить в  успех  дела,  потому что  ты не любишь
животных. Ты будешь вести себя неискренне и клиенты от  тебя отвернуться. Я,
пожалуй, сам займусь этим делом, у меня все-таки ветеринарное образование  и
мое теперешнее дело тоже имеет к этому отношение. Прости, Леня,  но без тебя
я лучше подниму этот бизнес.
     - А как же идея? Это ведь я придумал. Ты хочешь меня обокрасть?
     -  Обещаю  компенсировать, но только в том случае, если ты  представишь
документы о том, что твоя идея запатентована.
     - Фима, нельзя же быть евреем до такой степени.
     - Что поделать,  Ленчик, это  зов крови. Я и так и  сяк, а она требует,
чтобы я все просчитывал.  Вот я  и просчитал, что у меня нет никакого резона
брать тебя  в компаньоны. Во-первых, у тебя нет денег, во-вторых, у тебя нет
идеи, потому что она  уже  перешла ко мне, в  третьих, у  тебя нет  участка,
потому что ты его не выкупил. Завтра  я поеду в Фирсановку  и улажу вопрос с
хозяином участка.  Но  самое главное,  это то, что ты не любишь животных,  а
такое деликатное дело нельзя отдавать в руки черствых людей. Прощай, Ленчик,
мне с тобой тут некогда, как говорят американцы, время - деньги.

     Пока  Фима  летал  в  Испанию,  Роза  Марковна  методично  и кропотливо
отрабатывала  профессорские  денежки. Разгадать  загадку человека в  светлом
плаще  можно было только одним путем  -  найти  как можно больше  свидетелей
похищения.  Такими  свидетелями   в   первую  очередь  могли  стать  местные
собачники, дворники  и  пенсионеры, а к этим людям Роза Марковна  знала, как
подойти.
     Ту пенсионерку, которая рассказала ей про  то, что профессорскую собаку
увел из-под магазина  "Светлый плащ" звали, как в сказке Василисой. Только в
отличие от своей сказочной тезки она была не  Премудрой, а скорее, Занудной.
Часами  могла она  говорить о политике, на  разные  лады  понося демократов,
которые продали родлину, и восхваляя прежний порядок.
     - Ты на Зюганова ходишь? - перво-наперво спросила она Розу Марковну.
     - На митинги, спрашиваю, ходишь?
     - По праздникам.
     -  Так  ты  не  настоящая пенсионерка.  Может  ты  из  этих, из  "новых
русских"? Может тебе Гайдар с Чубайсом любезнее?
     - Нет, просто у меня ноги болят, особенно  осенью, а обострение  всегда
приходится на 7-е ноября.
     - Беда с этими ногами, но ходить на митинги все равно  надо,  чтобы они
там наверху не  забывали у  кого на шее сидят, чью кровь пьют. Я хожу у меня
даже есть  постоянный плакат  "Долой демократических  захребетников!".  Но в
последнее  время Зюганов  меня  что-то разочаровывает, уж больно вид  у него
сытый,  отъелся на депутатских  харчах,  и  говорить  стал  гладко,  как  по
писанному.  Я  вот  тут  пару  раз  на  Ампилове  была,  так  тот  смотрится
убедительнее:  брючки мятые,  сам  нечесаный,  а  говорит так, что  всю душу
наизнанку  выворачивает, хотя  очень слюной брызжет,  если рядом стоишь,  он
тебя  с  ног  до  головы оплюет, хоть с зонтиком  на митинги  ходи. А где ты
состоишь на партучете?
     - На железной дороге, где всю жизнь проработала.
     - Это хорошо, что ты не  порываешь связи с производством, там, конечно,
народ  боевой, чуть что - забастовка  и все  составы стоят,  а  этого власти
больше всего боятся. А я состою по месту жительства - на овощной базе, где я
последнее  время  работала,  партийной   ячейки  нет,  а  до  этого  я  была
домработницей  у  генерала  одного. Жила у  них  на  квартире, в высотке  на
Котельнической, там у меня была отдельная комната.
     - Я  думаю, им это было не  в тягость, - вставляла Роза Марковна, чтобы
разговор не угас
     -  Еще бы,  - моментально подхватывала собачница,  - такой генерал,  да
чтобы теснился. Сам Сталин, бывало, присылал за  ним машину.  В  квартире-то
икон не было, не положено было по тем временам, так он, сердешный, перед тем
как к вождю ехать, всегда крестился на зеркало.
     - Такой  геройский  генерал  просто  не  мог не  иметь  соответствующей
собаки.
     -  Была,  была  собачка,  но не  генеральская,  супруга  его, певица из
Большого театра,  для деток завела, чтобы детки, знаете, росли жалестными ко
всякой  твари. Смешной  такой песик  был, весь белый, а на  ногах черненькие
носочки, Сметаной звали. Хороший был  такой, игручий, а детки все одно росли
волчатами. То ли оттого, что ласки родительской мало  видели, мать-то  все в
театре да на  гастролях, отец тоже в  разъездах бывал  часто,  а  если и  не
ездил, то в  штабе заседал, то  ли просто  зажрались,  потому  что все у них
было: и икра, и дача, и мотоциклеты.
     Было,  значит,  и  враз   все  утекло.   Генерала  перед  самой  войной
арестовали, и больше его никто не видел.  Говорила же ему, чтоб не крестился
на зеркало, а завел хоть маленькую иконку, чтоб всегда можно было спрятать в
комод. Супруга пока  оставалась в театре,  но  работы ей не давали и платили
как какой-нибудь уборщице. Чтобы прокормить  семью  она потихоньку продавала
хрусталь, фарфор  и всякую мебель. А продажей занимался младший сын, и это у
него  прекрасно получалось, и  это ему так понравилось, что  в  скорости  он
забросил  учебу в университете  и пошел работать продавцом в комиссионный на
Арбате. И что-то там у него произошло такое, отчего он загремел в тюрьму, то
ли краденые вещи скупал, то ли воров  наводил на квартиры, точно не знаю,  я
тогда уже у них не  работала, но только  дали ему аж десять лет. Перед самой
войной он вышел по амнистии, заходил, говорят, домой на Котельническую, но я
его так и не видела. Потом, я слыхала, он родину продал, за границу сбежал.
     А младший, как  отца  забрали, попивать стал. Он  слабый был здоровьем,
как-то по пьяному делу простудился,  получил воспаление легких и помер. Тоже
был способный парень, на пианиста учился,  в консерватории выступал. Афиша у
него в  комнате висела "Концерт  Рахманинова  для  фортепьяно  с  оркестром.
Пианист Казимир Муха".
     - Как вы сказали его фамилия? - переспросила Роза Марковна.
     - Муха,  -  как  будто даже обиделась  Василиса,  - по  отцу. Нечто  не
помните  -  Иван Муха - красный  командарм. Его портрет рядом с  Буденным  и
Ворошиловым вешали. А  жена  у  него была  из  полячек  по  фамилии Болеста,
певица-то не бог весть какая, зато красивая - будто с картины. Она-то и дала
детям такие чудные имена, старшего назвала Вацлавом, а младшего - Казимиром.
Только не учла, что у нас в России на эти имена ангелов-хранителей нет,  вот
и потеряла детей.
     Василиса еще долго предавалась воспоминаниям, а тем временем в голове у
Розы Марковны созрел прелюбопытный план.
     - Ума не приложу, где мне искать собак, - прервала  она словесный поток
Василисы,  - Если вы думаете, что это мое  животное, так  крупно ошибаетесь,
мне ее поручили погулять хозяева за двести рублей в месяц. Теперь мне не то,
что  не  видать  этой  суммы, еще  и стребуют стоимость  собаки,  а это ужас
сколько моих пенсий.
     - Права не имеют, - рассердилась Василиса.
     - Золотые, я бы  сказала, слова, -  согласилась Роза Марковна, - только
для  богатых закон не писан. Видно  придется мне  ходить по дворам и  искать
этого черного кобеля. Да кто и  знает, не скажет.  Вот если бы позволили мне
гулять  с  вашей  собачкой,  тогда  другое  дело.  Собачник  скорее  поможет
собачнику, чем просто так.
     - Какие вопросы, бери да ходи сколько влезет, только корми.  Она у меня
не привыкла ко  всяким там заграничным  кормам,  жрет все,  что дадут: кашу,
супчик, котлетки...
     Подхватив шавку,  Роза  Марковна  отправилась  на  Котельническую.  Для
собачников она  придумала легенду, будто  ищет  собаку, которая покусала  ее
болонку, чтобы содрать  с  хозяев хоть немного денег на лечение. Для большей
убедительности она  забинтовала шавке переднюю лапу. И в первый же  вечер ее
ждала удача.  Хозяин  сопливого  сенбернара вспомнил, что дней  десять назад
видел во дворе  ризеншнауцера. С собакой гулял пожилой  господин из третьего
подъезда. Судя по всему, это была не его собака, потому что он совершенно не
умел с ней обращаться. Ну, может, кто из гостей оставил.  Собаку звали то ли
Триллер,  то ли Тролль, в общем, у нее была совершенно  дурацкая, не собачья
кличка.
     Если хозяин  москвич, то собака  должна быть зарегистрирована в  клубе.
Господин из  третьего  подъезда говорил, что у нее потрясающая родословная и
куча медалей.
     Роза  Марковна хотела  позвонить  профессору  и задать  вопросы  насчет
собаки-двойника, но почему-то передумала и отправилась в клуб собаководов.
     - Ризен по  кличке Триллер? -  почесал затылок инструктор.  - Что-то не
припомню.
     - Тогда может Тролль?
     -  Был такой, посмотрите в  книге, - он выложил  перед Розой  Марковной
амбарную книгу, куда заносились данные о зарегистрированных животных.
     - Может сами, а то тут у вас все  так профессионально, что мне и делать
нечего, - поощрила она инструктора материнской улыбкой.
     -  Да тут  все  просто.  Вот запись:  ризеншнауцер  по  кличке  Тролль,
владелец Труссик  Денис  отчество  неразборчиво, проживает  на  Маросейке...
Чудная какая фамилия...  А  вот и родословная его кобеля...  Ого,  не всякий
дворянин может похвастаться такой чистотой кровей...

     Чтобы переварить информацию, которая обрушилась на него со всех сторон,
Фима   попросил   Розу  Марковну  испечь   маковый  рулет.   Для   него,  не
избалованного,  в  общем,  гастрономическими  изысками,  маковый  рулет  был
апофеозом кулинарного  искусства.  С него  начинался всякий праздник в доме.
Среди  его  самых  светлых  воспоминаний  детства было прокручивание  мака с
сахаром в мясорубке. В  эти моменты  он всегда вертелся на  кухне, и, улучив
момент, когда  мать отворачивалась, запускал  ложку в сладкую  массу. "Фима,
оставь  в  покое  начинку, ты же не хочешь, чтобы я поставила на стол пустой
рулет, - сердилась мать. - Испечем пирог,  и ешь, сколько захочешь". Но Фиму
не проведешь, он-то знает  насколько  голая  начинка вкуснее самого румяного
пирога.
     -  Роза  Марковна, давайте прикинем, что нового мы имеем на сегодня  по
нашему делу, и что из этого можно испечь.  Итак, вам удалось выяснить, что у
Дэна тоже была собака. Скорей всего, это тот самый ризеншнауцер, которого он
похоронил у Ленчика. Возникает вопрос, какое отношение  ко всему этому имеет
профессорский Анубис?
     - Самое прямое: Анубис и Тролль - это одно лицо, если так можно сказать
о собаке. Дэн  мог потерять пса, а  профессор  - найти.  Даже самые  хорошие
хозяева не всегда пишут на ошейнике кличку своей собаки, и тем, кто ее нашел
приходиться заново ее называть. Дэн потерял, а профессор подобрал, вот и вся
разгадка.
     - Как у  вас все просто получается. Может быть, в таком случае,  вы мне
объясните, как Тролль вновь оказался у хозяина, и отчего он сдох?
     - Пожалуйста.  В один прекрасный день Дэн шел по улице  и увидел своего
пса. Не долго думая, он прихватил его с собой. Этот  Дэн ведь высокого роста
и не исключено,  что  у  него  есть светлый плащ.  Дома  хозяин на  радостях
накормил своего  товарища, что называется "от  пуза" и  тот сдох от заворота
кишок, потому что у  профессора ничего не  ел от тоски. Не мне вам говорить,
что ученые  собаки  лучше  умрут  с  голоду,  чем возьмут еду  из рук чужого
человека.
     -  Как у  вас все  складно получается, просто песня. Если продолжать  в
вашем духе,  то профессор,  не обнаружив найденыша на  месте,  вышел на нас,
чтобы мы его разыскали. Уж очень он ему запал ему в душу.
     - А что, разве такого не может быть?
     - Может, конечно, но уж очень тонко, а там где тонко чаще рвется.
     -  Хорошо,  вот  вам  другая  версия.  Этот  профессор  коллекционирует
древности. Вы же были у  него дома и все видели. Дэн, еще тот фрукт, вы сами
мне говорили.  Когда  он упер с виллы эту вашу индейскую безделушку,  у него
появилась  проблема, как сбыть товар, и он вышел на Муху, кстати, Муха может
быть и не профессор, вы же его трудовую книжку не видели. Так вот  профессор
или  не  профессор,  потому  что  кто его  знает,  прежде  чем  взять  вещь,
поинтересовался  насколько  все  чисто  на  горизонте, и  тут вы  со  своими
индейскими  товарищами.  Как  вас  лучше нейтрализовать?  Лучше всего свести
знакомство, чтобы быть в курсе  ваших планов. А как свести знакомство с тем,
кто  занимается  поиском  потерявшихся  животных?  Взять  собачку  взаймы  и
"потерять" ее?
     -  Значит, вы  полагаете, что профессор  не случайно выбрал именно наше
агентство?
     - Слишком  много  случайностей.  Клиент  случайно  выбрал  именно  наше
агентство,  случайно  оказался  специалистом  по  древним  индейским  богам,
случайно знаком с похитителем Пернатого Змея, случайно заинтересовался нашим
делом, случайно оказался в Испании... Это по вашему не тонко?
     - Но профессор производит впечатление очень порядочного человека...
     - Какой аферист  не  производит впечатления порядочного  человека? Кого
может охмурить жулик с внешностью преступника? Ели это тот Муха про которого
мне говорила товарка с Таганки, то от него можно  ждать чего угодно. Если уж
он мог продать родину, что говорить о какой-то мексиканской фигурке.
     - Хорошо,  хорошо, скрепя сердце, я принимаю вашу версию. И  что теперь
делать?
     - Судя по всему, до вашей встречи в Испании он не знал где искать Змея,
то есть он предполагал, что идол у Дэна, но не был в этом уверен. Сейчас ему
это точно известно.  Я бы на его месте непременно навестила того, кто привез
божка в Россию.
     - Вы имеете в виду Ленчика?
     - А что,  разве  курьером был кто-то другой? Если все так, как я думаю,
то профессор уже наверняка побывал на Чистых прудах.
     -  Пожалуй.  Но звонить Ленчику  бесполезно - будет клянчить деньги  на
свое дурацкое предприятие. Нужно ехать. Вызывайте Самвела.
     - И все-таки я бы позвонила сначала, на всякий случай.
     - Ну так звоните, кто ж вам мешает.
     Роза Марковна решительно набрала номер,  но как только услышала на  том
конце  провода  голос,  куда ее  суровость  делась. Лицо  ее  сделалось  как
калорийная булочка, а слова закапали малиновым сиропом.
     - Ниночка, здравствуйте  милая!  Как детки? У  Павлика диарея...Вы меня
послушайте, не  покупайте эти  дорогие таблетки,  а нарвите  сухого конского
щавеля, заварите и дайте  мальчику - как рукой снимет, это я вам гарантирую.
Как Ленчик? У нас к нему  есть деловой разговор. Ах, на  даче. Вот и хорошо,
мы сейчас  к нему подъедем, а заодно я покажу ему, что такое представляет из
себя сухой конский щавель.  До свидания, Ниночка, поцелуйте  детей  от  тети
Розы, если они еще помнят.
     - Как вы можете так сюсюкать с этой стервозой, - возмутился Фима, когда
Роза Марковна положила трубку. - Она же вас похитила и шантажировала меня.
     - Она  мать и хочет только, чтобы было  чего покушать  и  надеть  своим
детям. Это тоже  нужно  понимать.  А мне она никакого вреда не причинила, мы
хорошо попили чаю с ватрушками у них дома, потом Ленчик отвез меня на  дачу.
Я играла с детьми в  лото, а они мне рассказывали, как  к ним на участок все
лето  приходили  ежи,  один большой  и  два  маленьких. В  них  есть  что-то
еврейское, и  потом явно ощущается  интерес к естествознанию.  Если  бы я не
знала вашу историю, то подумала бы...
     - Роза Марковна, и вы туда же, имейте, наконец, совесть!
     - Уже молчу, но детки это все-таки хорошо.
     Верный Самвел  был в  Бескудникове через полчаса, а  через  час они уже
подъехали в дому Колобасова в Фирсановке.
     Ленчик   как  всегда  был   рад  гостям.  Он  выудил  из   холодильника
потускневший винегрет, вареную  колбасу,  черный хлеб  и  неизменно  початую
бутылку водки. Видимо, похоронный бизнес, несмотря на все усилия Колобасова,
раскручиваться пока не желал.
     - Ну, что надумал? - Ленчик с надеждой смотрел в глаза Фиме.
     -  Все  зависит от  позиции, которую  займет профессор  Муха,  -  решил
блефовать Фима.
     - Так это ты послал ко мне этого америкоса. А он сказал, что пришел  по
рекомендации  Дениса.  Странный тип,  ни  с  того  ни  с сего стал  мне  про
Киссинджера  заливать, будто бы он его кореш, потом  перескочил на индейских
богов. Говорит, а сам глазами по углам шарит. Я сразу  догадался,  зачем  он
пришел, ему нужен дракон, про которого ты в прошлый раз спрашивал.
     - И ты его отдал американцу?
     - Да нет  его у меня, сколько можно  говорить,  Дэн  сразу  забрал.  Он
встречал меня в Шереметьево. Здоровьем детей могу поклясться.
     - Вот этого не надо, скажи лучше, о чем он тебя спрашивал?
     - О Дэне  в основном, спрашивал, давно ли мы с ним знакомы, какие у нас
с ним были дела. Очень заинтересовался кладбищем, когда я рассказал ему, что
Дэн похоронил там своего пса. Видимо почувствовал, что бизнес перспективный.
Эти  америкосы  своего не упустят,  у  них  на  деньги чутье, не  то,  что у
некоторых. Все подробно выспросил: где  находится  кладбище,  как туда можно
подъехать, как охраняется, какая там почва и нет  ли грунтовых вод. В общем,
у меня создалось впечатление,  что  он клюнул. Правда,  ничего не обещал, но
сказал, что на днях позвонит. А он действительно такой крутой?
     - Круче не бывает. Ты про Солнцевскую группировку слыхал?  Так он у них
пахан.  Цветная металлургия, алюминиевая промышленность, рыболовецкий флот -
все к рукам прибрали. Теперь решили заняться ритуальными услугами, но не как
ты, на  уровне  малого  бизнеса, а  на широкую ногу.  Ты знаешь,  что  такое
собачий  бруцеллез?  Это  страшная зараза,  очень страшная, хуже коровьего и
даже свиного бешенства. Самое неприятное, что она передается людям. В Европе
от этой болезни  погибли уже тысячи собак,  но инфекция  настолько заразная,
что местные власти запрещают предавать земле дохлых собак, даже в специально
отведенных  местах.  Можно  только кремировать, но не  всякий хозяин  на это
решиться, там  знаешь ли традиции... Вот этот  Муха и задумал всю эту падаль
хоронить  у нас, мало  нам,  видишь ли,  ядерных  отходов,  хотят превратить
Россию в скотомогильник, сволочи.
     -  Да это  же  миллионы долларов,  а  я, дурак,  его  на  десять  тысяч
раскалывал, - Ленчик был возбужден, он то хватал вилку, то бросал ее обратно
в винегрет.
     -  Еще не  все потеряно,  одевайся, поедем  на  кладбище.  В Ереванской
группировке  ребята  тоже  не  промах,  не  дадут нас  в  обиду солнцевским.
Правильно, я говорю, Самвел.
     Шофер  открыл  было рот, чтобы что-то сказать,  но передумал и виновато
уставился на Розу Марковну своими масляными глазами.
     От  дачи  до  собачьего  кладбища было рукой  подать.  Участок, который
Колобасов облюбовал  под последнее прибежище для  четвероногих друзей "новых
русских", располагался в  живописном  месте, за речкой, на опушке  соснового
бора. Собственно это была  бывшая  картофельная  делянка  на  задах  дачного
поселка,  которая  со  временем превратилась в пустырь,  поросший  бурьяном.
Ленчик  начал огораживать  участок проволокой,  но ее хватило только на  две
стороны.
     -  Вы только  взгляните, что  за  чудное  место,  -  сказал  Колобасов,
воздевая руки к грязным  облакам. Пасторальный пейзаж подействовал  на него,
как укус шпоры на лошадь. Он закусил  удила  и погнал во всю прыть по хорошо
проторенной дороге. - Куда ни посмотри, везде Левитан: зеленый дол, сосновый
бор, и  это в  двадцати минутах от Москвы,  в одном  из  лучших  дачных мест
Подмосковья.  Это  все равно,  что  нефтяная скважина где-нибудь в Сибири. И
всего-то  нужно  десять  тысяч  баксов,  чтобы  расплатиться  с  хозяином  и
благоустроить территорию...
     Вдохновенная    речь   предпринимателя    была   прервана    появлением
странноватого мужичка  в пальто, в шляпе и в резиновых  сапогах. Ну, вылитый
сельский бюрократ из советских  фильмов  про  колхозную жизнь,  какой-нибудь
учетчик  или бухгалтер,  который  из кожи вон лезет, чтобы подчеркнуть  свою
значительность, а, по сути, совершенно  бесполезный субъект, что и выплывает
на поверхность в конце фильма.
     - Здравствуйте, товарищи! Вы на объект? Добро пожаловать. Может, ко мне
заглянете, переобуетесь, а то у нас тут, знаете, хлябь.
     - А  это наш  администратор, господин  Харичев,  -  представил  мужичка
Ленчик, - исключительно деловой человек. Не знаю, что бы я без него делал.
     Но Харичев на лесть не клюнул, наоборот, он как-то посмурнел, набычился
и неожиданно попер на своего работодателя.
     - А если я такой необходимый, так почему  вы мне  зарплату второй месяц
задерживаете,  -  сказал он вроде  и в  шутку, но в голосе его чувствовалась
обида.
     -  Этот  вопрос  мы  уладим  в  ближайшее  время, господин  Харичев,  -
постарался  замять инцидент Ленчик.  - Господа инвесторы  как раз и приехали
сюда, чтобы помочь решить наши проблемы.
     Услышав  волшебное слово  "инвесторы", Харичев, забился  в угодническом
экстазе. Сначала он снял, шляпу, помял ее в руках, потом нахлобучил на глаза
и  наконец  сдвинул на затылок, при  этом он не переставал улыбаться  вполне
искренней,  но  при этом  отвратительно плаксивой улыбкой, как  будто  хотел
сказать: "Наконец-то  вы  приехали, а  я  уж думал,  что  помру,  так  и  не
сподобившись облизать вам руки".
     - Для начала, господин администратор, покажите нам  ваше хозяйство, - в
голосе Фимы прозвучали хозяйские нотки.
     -  А  что тут, собственно показывать, - замялся  Харичев.  -  все перед
вами, отсюда и до самого леса.
     - Но ведь есть захоронения.
     -  Пока  только  три  могилки,   вон  там,  на  краю,  -  администратор
неопределенно махнул рукой.
     Но "инвестор" неожиданно проявил настойчивость.
     - Вот  их и  посмотрим. Клиентам важно  знать, в  каком  обществе будут
покоиться их четвероногие любимцы.  Благородному ротвейлеру или далматину не
место с какой-нибудь дворнягой, это вопрос престижа.
     Могил  было  три, и все они  находились  на дальнем  краю участка, воле
леса. Две из них представляли собой небольшие холмики, обложенные дерном. На
одной  из  них  речной  галькой был выложен  крест, в  другую  была воткнута
деревянная табличка,  на которой  аккуратным детским почерком  было написано
"Сиамский кот Пхукет.  Умер от передозировки "вискаса".  А вот третья могила
выглядела  как  маленький  мемориал:  гранитные  столбики,   чугунные  цепи,
массивная плита с выбитым на ней профилем ризеншнауцера и лаконичная надпись
"Тролль  1985  - 2001.  Ты  был  настоящим  человеком" - все  это говорило о
благородстве покойного и высоком уровне благосостояния его хозяина. Но, едва
взошедшая  травка вокруг  памятника  была  затоптана, всюду  валялись  комья
глины, и плита лежала как-то криво, в общем, все говорило о том,  что могилу
недавно вскрывали.
     -  Здесь кто-то рылся,  - констатировал Фима  и вопрошающе посмотрел на
Харичева.
     -  Мало ли кто, за всеми не уследишь, может какой бомж, а  может  кабан
попробовал выкрутиться администратор.
     Но Блюм был неумолим.
     -  Редко  встретишь  человека,  который так  легко относится  к  своему
благосостоянию.
     - А что я за  дарма должен глаз не смыкать, следить день и ночь за тем,
чтобы здесь никто не шастал?
     - Сколько вам заплатил профессор за то, чтобы вы раскопали ему могилу?
     - Сто  рублей. Для вас это, конечно не деньги, а бедному человеку нужно
целый день  горбатиться, чтобы их заработать.  Он сам копал, только попросил
помочь ему  отодвинуть  плиту. Он сказал, что  здесь  похоронена  собака его
сына. Тот, якобы, забыл снять ошейник на память, вот он за этим и приехал.
     - Святое дело, - согласился Фима.  - Вот вам двести, помогите  сдвинуть
плиту и принесите лопату.
     Копать  долго не  пришлось,  Самвел  только пару раз взмахнул лопатой и
глазам присутствующих предстал фанерный  ящичек, в  каких раньше  отправляли
посылки. Крышка  была не  приколочена, но в  ящике  было  какое-то тряпье  и
больше ничего.
     - Что все это значит? - спросил Ленчик дрожащим голосом.
     - А то, что ты проморгал клад. Не бриллианты и не  наркотики, а кое-что
покруче - золотая  фигурка Пернатого Змея,  которой нет цены.  Но только  не
кусай себе локти, я тебя умоляю, может оно и к лучшему, что профессор забрал
Змея. Эта гадюка, я слыхал, приносят людям одни несчастья.

     Фима  и представить  себе  не мог Ласточку такой  жалкой и беспомощной,
куда девался ее боевой дух,  куда  пропала революционная одержимость. Теперь
перед ним была не камарадо Тарго, а потрепанный жизнью воробей, забившийся в
щель от преследования злой кошки. От дождя  у  нее слиплись волосы и потекли
ресницы. Она то и дело  останавливалась, ставила  на мокрый  асфальт тяжелый
чемодан, и всякий раз при этом жалостно всхлипывала.
     Второй чемодан  нес Фима. Судя потому, как он при этом пыхтел, там были
не   только    наряды    мексиканки,    но    и    труды    основоположников
марксизма-ленинизма.
     Первыми словами,  которые произнесла Ласточка  при  встрече  с Блюмом в
сквере у Большого театра, где они условились встретиться по телефону, были:
     - Они  вынесли  мне  приговор. Меня пристрелят, а  может  быть, задушат
полиэтиленовым  пакетом,  как  того  парня  из   Мериды  о  котором  я  тебе
рассказывала.
     После  чего  она уронила  свои  чемоданы и с плачем  бросилась Фиме  на
грудь.
     - Это, конечно, слабость, но я не хочу умирать, я их боюсь. Помоги мне,
кроме тебя у меня здесь никого нет...
     - Успокойся  Маша,  может быть все не так плохо, как ты думаешь. Отк3да
ты узнала о приговоре? Они что, прислали тебе "черную метку"?
     -Санчес и Диас  исчезли, Москва не вышел со  мной на  связь. Они всегда
обрывают все  контакты  с  человеком,  которому организация выносит смертный
приговор. Следующий  шаг  - убийство. Вчера.  Когда я  шла из  библиотеки  в
общежитие меня преследовал киллер.
     -  Как  ты   узнала,  что  это  киллер,  может  ты  просто  понравилась
какому-нибудь  парню, и  он решил  с  тобой  познакомиться,  но  не  решался
подойти. Со мной, например, такое бывало.
     - Нет,  это  был убийца, я  видела его глаза.  Недалеко  от  общаги мне
удалось оторваться от него и спрятаться  за автобусом. Потеряв меня из виду,
он растерялся,  а когда  я  вдруг  вышла  из-за автобуса  прямо  перед ним и
спросила, что ему нужно, он нагло подмигнул мне и молча ушел.
     - Это не профессионал. Настоящий киллер не засветился бы так глупо.
     - У него были глаза убийцы тусклые, как гнилые лужи.
     -  Это все эмоции Маша, хотя, конечно лучше тебе где-нибудь отсидеться.
Вот что, берем таки и едем ко мне.
     Роза Марковна встретила Ласточку  приветливо:  накапала ей  валерьянки,
напоила горячим чаем с печеньем.
     - Как вы похожи на мою племянницу. Вы случайно не еврейка?
     - Она мексиканка, - напомнил Фима.
     - Ну, так и что, разве мексиканцы не бывают  евреями. У  нас в Харькове
был один китаец, который ходил в синагогу.
     - Ай, бросьте ваши воспоминания, лучше посоветуйте, что ей делать. Если
за  ней  действительно  ходит  киллер,  то  ей  лучше  пока не  появляться в
общежитии, и вообще хорошо бы  куда-нибудь уехать на время,  - Фима не очень
верил  в  то,  что  Ласточке грозит  смертельная  опасность,  слишком нелепо
выглядели эти мексиканские страсти на фоне холодной, размокшей Москвы, но на
всякий случай решил предпринять кое-какие шаги.
     - Вы же сами, Ефим все и решили. Девочке нужно, как пишут в детективах,
"лечь на дно", и  лучше всего это сделать в Харькове. Во-первых,  это другой
город, а во-вторых, уже другая страна, хотя мне и  трудно с этим свыкнуться.
Вот только как быть с этой дурацкой границей, она же настоящая иностранка?
     - Ну, это все можно уладить. Девушка же едет не просто так, а погостить
у знакомых, может быть даже у дальних родственников, - вставил Фима.
     - У меня маленькая квартирка, но там тебе  будет спокойно, - продолжала
Роза  Марковна,  - есть  холодильник и даже  старенький телевизор,  он часто
ломается, но  всегда можно  обратиться к  моему  двоюродному  брату  Изе, он
сейчас на пенсии, но когда-то работал телевизионным мастером. Этот Изя, чтоб
вы знали, большой  украинский патриот. Какие-то негодяи все  время  выбивали
окна в его мастерской, но  когда  к  нему пришел человек из Сохнута,  и стал
агитировать за Израиль, он сказал: "Если там  так хорошо, как  вы  говорите,
так может рассказать это тем жлобам, которые поколотили у меня стекла. Пусть
они поедут туда греться на солнце и кушать апельсины. Тогда я спокойно смогу
чинить старые телевизоры, потому что купить новые у людей нет денег. Кстати,
в магазинах все очень дорого,  я покупаю там только хлеб и молоко, но в двух
остановках от дома есть базарчик, где, если поторговаться, можно купить куру
или даже телятины.
     - А что я скажу вашим родственникам?
     -  Что  говорить, вы сами  решите, хотя не  думаю, чтобы  они  уж очень
интересовались, сейчас  все заняты тем, чтобы как-то свести концы с концами,
но вот  про что уж  точно говорить  не надо  так это  про ваши  политические
взгляды, зачем расстраивать людей, - посоветовала Роза Марковна.
     -  Скажи, что ты  моя невеста, они  все равно  меня не знают, - добавил
Фима, -  приехала в Харьков  лечить  зубы, потому  что в  Москве это слишком
дорого.
     Итак,  вопрос  был в  принципе решен. Осуществление плана взяла на себя
сердобольная родственница, а Фиме оставалось только позаботится о том, чтобы
девушка отошла от потрясения, и обрела душевное равновесие.
     Когда Роза Марковна уехала на вокзал за билетом, он  достал из шкафчика
бутылку  своего  любимого  кагора,  и положил  перед Ласточкой  чистый  лист
бумаги.
     - Я буду  называть предметы, а ты говори, как это будет по-испански,  -
сказал Фима и приложил руку к сердцу.
     - Corazon1,  -  сказала  Мария,  и вдруг,  лукаво  усмехнувшись,  стала
хватать его за разные части тела, - nariz, oido, mejilla, boca2...
     Она потянулась к  Фиме  и поцеловала его долгим, нежным поцелуем, затем
обняла его за бедра и торопливо стала расстегивать его ремень:
     - Pecho, culo, pierna, cono3...
     На  этом  урок испанского не  закончился, уже  отдыхая в  постели после
бурной любовной сцены, Фима спросил, чтобы не казаться неблагодарным:
     - А как будет "я люблю Москву"?
     - Amo Moscu, - ответила Ласточка и ласково провела рукой по его груди.
     - Постой, я где-то уже слышал это слово, в  Испании кажется. Что значит
como moscas?
     - Как мухи.
     -  Интересно, по-испански мухи и Москва звучит почти одинаково,  что вы
этим хотите сказать?
     -  Мухи появились гораздо  раньше,  чем  был  построен  твой  город.  В
итальянском - это вообще одно слово, можете за это  сбросить  на них атомную
бомбу.
     -   Постой,   постой,  значит,  ваш   резидент  Москва   мог  оказаться
просто-напросто Мухой?
     - Какое это сейчас имеет  значение, реально только то, что я тебя опять
хочу.
     - Конечно, Маша, ты права, тем более  что за мое открытие все равно уже
никто не заплатит.

     Колокол церкви  святого Себастьяна  пробил семь раз,  когда к  пристани
крошечного городка Баньера,  состоящего всего  из трех улиц и одной площади,
причалил  допотопный, но свежевыкрашенный пароход, и  с  него на берег сошли
трое  пассажиров. Один из них, судя по  тому, что, несмотря на душный вечер,
на нем был темный пиджак и шляпа, был чиновником, другой, не выпускавший изо
рта  дешевую сигару  -  мелким  негоциантом, ну, а  в третьем, в шортах и  в
майке, поверх которой был надет парусиновый жилет со множеством карманов, не
трудно было узнать иностранца.  Этим иностранцем  был офицер Интерпола Клаус
Кучка,  прибывший  в Парагвай в связи с  делом об исчезновении  из  музея  в
Хофбурге золотой статуэтки Пернатого Змея.
     - Где здесь гостиница? - осведомился он по-английски у "чиновника".
     -  На площади,  напротив церкви, там же можно и ужин  заказать, ответил
"чиновник", вытирая вспотевшее лицо платком. - Вы американец?
     - Коммерсант, интересуюсь древесиной местных пород.
     - А я думал, вы инженер. Здесь собираются строить завод по производству
мясных консервов.
     - Местные власти?
     -  У  местных  кишка тонка, немцы, вот  кто здесь  всем  заправляет,  в
окрестностях полно немецких колонистов, которые занимаются лесозаготовками и
скотоводством. В  этой стране немцы самые богатые  люди. На них делал ставку
папа Альфредо1, ведь он  сам  был наполовину  немцем, а наполовину мясником.
Ха-ха! Папы Альфредо уже нет, но здесь он живет в каждом немецком доме, и не
приведи господь вам сказать о нем плохо.
     - Меня интересует исключительно коммерция.
     - Это,  пожалуйста, но мое дело предупредить.  Здесь  вообще  не  любят
гринго за то, что они  привыкли совать  свой длинный  нос куда  не  следует.
Извините, что я говорю вам в глаза такие вещи, но это сущая правда.
     - Спасибо, я приму к сведению.
     "Чиновник"  снял  шляпу и  откланялся,  а Клаус  вверх  по неосвещенной
улочке  туда, откуда доносилось  нестройное мужское  пение и  звуки  гитары.
Вскоре он вышел  на площадь, освещенную двумя подслеповатыми  фанарями.  Тут
было  относительно  людно. Под  тростниковым  навесом  сидели  люди в черных
шляпах.  Один из них играл на гитаре и  пел.  Он был самый  трезвый.  Другие
врубались  только  тогда,  когда  доходило  до  припева.  Видимо,  это  были
пастухи-гаучо - к столбам навеса были привязаны лошади. Но виду у этих людей
был далеко не молодецкий, просто опившиеся бродяги.
     У  церкви стояла  группка  прилично одетых  мужчин  и женщин индейского
типа. Свою испанскую речь они щедро сдабривали неблагозвучной тарабарщиной.
     "Гуарани,  -  припомнил Клаус статью  в справочнике,  которую  прочитал
накануне отъезда в Парагвай, - второй государственный  язык страны. Денежная
единица тоже называется гуарани". Он так  и не обменял в аэропорту Асунсьона
свои доллары на местную валюту.
     Возле дома  напротив  церкви сидели  на  ящиках  узкоглазые  женщины  в
фетровых котелках и молча слушали, что им говорит молодой негр.
     - Это гостиница, - спросил Клаус негра по-английски,  ему казалось, что
все негры понимают по-английски, но этот видимо не относился к их  числу. Он
испуганно шарахнулся от австрийца и замолчал.
     - А, щоб тоби повылазыло, - в сердцах выругался Клаус и дернул за ручку
двери.
     Да,  это  была  гостиница, точнее  постоялый  двор.  За  конторкой  под
портретом лысого человека  в  парадном  военном мундире  с орденами,  видимо
президента, сидела  довольно приятная раскосая девушка и  от  нечего  делать
чесала карандашом за ухом.
     - Мне  нужен  номер с полным  пансионом  на двое суток,  - сказал Клаус
по-английски.
     - Si, senor,  - очень громко ответила красотка,  почти  выкрикнула,  и,
сорвавшись с места, куда-то убежала, оставив Кучку у конторки.
     Но  вскоре  она вернулась  с  человеком,  который  походил  на того,  с
портрета, только  вместо  мундира  на  нем была мятая  рубаха  цвета  хаки с
темными  от  пота  подмышками.  Скорей всего это  был  хозяин  гостиницы. Он
хмурился, и что-то лопотал по-испански.
     - Швайне рае, - тихо выругался Клаус.
     -  Не  расстраивайтесь,  -  сказал  вдруг хозяин  на  чистом  баварском
диалекте и расплылся в улыбке, - здесь все говорят на вашем родном языке. Вы
из Германии?
     - Я из Австрии, - нехотя сознался Клаус.
     - Это одно и то же, -  заключил хозяин и достал из-под конторки толстую
потрепанную тетрадь. - Вы надолго в наши места?
     - Мне нужен номер с кондиционером и полным пансионом на двое суток.
     - Сразу  видно, что вы у нас  никогда не бывали, в нашем  городе нет ни
одного кондиционера,  зато есть вентилятор и сетка  от  москитов.  А  насчет
пансиона  это само  собой - у нас  тут нет ни кафе,  ни ресторана, где можно
было бы съесть приличный шницель и запить кружкой  хорошего  немецкого пива.
Пойдемте, я провожу вас в номер.
     Они  прошли внутренний  дворик,  засаженный олеандрами и  какими-то еще
цветами, от которых исходил приторный запах, на другую сторону дома, и вошли
в комнатку, где кроме железной кровати  и  тумбочки не  было никакой мебели.
Вентилятор не работал.
     -  Располагайтесь,  через  полчаса Ракель  позовет  вас  на  ужин. Если
что-нибудь понадобиться, спросите Отто, то есть меня. Рад быть вам полезным.
     На  ужин  подали рис, тушеные баклажаны  и мясное  рагу.  Все это  было
хорошо сдобрено  перцем и  пряными  травами, так что  кружка  холодного пива
пришлась как нельзя кстати.
     После ужина Клаус пошел в  церковь. Служба уже закончилось, и прихожане
разошлись. Только  несколько женщин ждали своей очереди  на  исповедь. Клаус
сел на  скамью напротив алтаря и  стал рассматривать иконы. По большей части
они  изображали   события,   описанные  в  ветхом   завете.  Одна   особенно
заинтересовала Клауса,  на  ней  почему-то пеший Георгий-Победоносец  копьем
поражал в глаз Змея. У чудовища были крылья и чешуя наподобие перьев.
     - Когда последняя прихожанка закончила исповедоваться, из кабинки вышел
довольно молодой священник, и, проходя мимо Клауса, как бы невзначай уронил:
     - Лучше горсть с покоем...
     -  Нежели пригоршни  с трудом и томлением духа,  - отозвался  Кучка,  и
последовал за ним.
     Они вошли в тесную ризницу, и падре взял сосуд, изготовленный видимо из
сушеной тыквы.
     - Хотите матэ?
     - Что это?
     - Нечто вроде холодного  чая, но только  очень  терпкий.  Здесь все его
пьют,  он  помогает переносить жару и бодрит. Матэ делают из растения йерба.
По-настоящему его нужно тянуть через трубочки с серебряным набалдашником, но
сойдет и так.
     Священник разлил напиток в стаканы. Клаус пригубил и поставил стакан на
стол.
     -  Давайте к делу, мне нужен список  всех,  кто  в  этом месяце посещал
Хорста Лангера,  с  кем он переписывался. Мне также нужно  знать,  откуда он
получал посылки.
     - Завтра придете на исповедь.
     Клаус молча кивнул. Падре проводил его через  зал,  и,  распахнув перед
ним дверь, которая вела на площадь, громко сказал:
     - Это старая церковь, в прошлом году ей исполнилось сто  лет. Приходите
завтра, буду рад вам рассказать ее историю.
     На площади по-прежнему веселились гаучо  и  женщины все также сидели на
ящиках. Площадь была островком света, островком цивилизации и безопасности в
океане  душной темноты,  пропитанной резкими ароматами  тропических  цветок,
монотонным пением  цикад и редкими истошными криками. И непонятно было то ли
это кричат ночные  птицы, то  ли доисторические ящеры, чудом сохранившиеся в
этот богом забытом краю,  то ли люди, терпящие бедствие в океане первобытной
тьмы.
     Клаус взглянул  на часы - еще только десять.  Как хорошо было бы сейчас
посидеть в венском кафе за бокалом "зеленого" вина, полакомиться пирожными и
кофе с ликером. Или пройтись по Кертнер штрассе от Оперы до Святого Штефана,
послушать  как  уличные  музыканты  играют  польки  и  вальсы,  полакомиться
каштанами и печеным картофелем, выпить глинтвейна. А в этом южноамериканском
захолустье просто нечем заняться, и,  как тут живут местные немцы?  Впрочем,
немцы  везде  умеют  устраиваться,  куда бы их  ни занесло,  в Сибирь  или в
Казахстан,  в Боливию или в Намибию, они всюду норовят свить себе  маленький
Фатерланд, где нет места для ностальгии.
     Послонявшись  еще по площади и обнаружив  несколько закрытых лавочек  и
банковскую контору, Клаус вернулся в гостиницу.
     -  Послушайте,   -   обратился   он  к  Ракель,  которая   сменила  род
деятельности. Теперь она не  чесала за ухом, а сладострастно кусала ногти, -
нет ли здесь телевизора или на худой конец приемника, а то можно сойти с ума
с тоски, честное слово.
     -Si, senor, - пискнула девушка и убежала.
     Через некоторое время появился Отто в обнимку с обшарпанной радиолой.
     - Этот приемник  мне  подарили на  свадьбу,  слушайте на  здоровье. Для
хорошего человека ничего не жалко.
     Когда  словоохотливый немец  ушел,  Клаус включил радиолу, и попробовал
настроиться  на  какую-нибудь  информационную программу. Дома  перед сном он
обязательно прослушивал последние известия, служащий Интерпола должен всегда
быть в  курсе  того, что  происходит в  стране и в  мире, от  этого зависит,
насколько  правильными  будут  решения,  которые  ему  может  быть  придется
принимать завтра, и, в конечном счете, его  карьера. Но ни "Дойче велле", ни
Би-Би-Си поймать ему не удалось. Местные  радиостанции  вещали исключительно
на испанском, из соседней Бразилии в эфир врывались бравурные раскаты самбы,
а Аргентина  обволакивала мир бесконечными танго - мед, настоянный  на перце
и, приправленный мускусом.
     Духота  становилась все  более  невыносимой, казалось  жар  исходит  от
всего,  что  находится  вокруг,  от  желтых  стен,  от  звона  москитов,  от
задумчивого вентилятора, лопасти делали не  более одного  оборота в секунду,
но особенно  от голой лампочки под потолком. Пот  лился с Клауса ручьями, но
это  не  приносило  облегчения.  Собрав  остатки  воли, Кучка  дотянулся  до
выключателя и погасил свет. Он заснул под звуки  танго, даже не удосужившись
раздеться и натянуть над кроватью сетку от москитов.
     Проснулся он от того, что кто-то светил ему в лицо фонариком. Мгновенно
сообразив,  что происходит неладное,  он  запустил  руку  под  подушку, куда
обычно перед  сном клал пистолет, но тут же  получил сокрушительный  удар  в
челюсть, отчего  на  миг  потерял  сознание. Нападающим этого хватило, чтобы
полностью завладеть ситуацией. Его тут же скрутили, завязали глаза и куда-то
повели,  время  от времени,  подталкивая в  спину  чем-то,  от чего холодело
внутри, вероятно это был ствол винтовки.
     Сначала он слышал только трели цикад и все те же душераздирающие  крики
тропического леса, потом один из  похитителей сказал по-немецки: "Воняет, он
наверно наложил в штаны  от  страха".  Другой  со смехам  сказал: "Это  Фриц
испортил  воздух.  Его  Герда  прочитала  в  календаре,  что  капуста хорошо
сказывается на мужской  потенции и  с тех пор  она кормит его  исключительно
тушеной капустой, но она не учла, что при этом нужно затыкать задницу, чтобы
сила  не  уходила  в  сигнал".  "Мудаки,  -  сказал третий голос,  и  Клауса
втолкнули в машину.
     Ехали примерно полчаса, причем по хорошей дороге, машина шла плавно, на
одной скорости. Потом была короткая остановка, лязг железа и снова дорога.
     - Приехали, - сказал тот, который шутил, - веди себя почтительно  и все
глядишь обойдется. И тут же пояснил:
     - Тебя повесят не за яйца, а за язык. Ха-ха-ха...
     На этот раз товарищи единодушно поддержали его шутку громким смехом.
     Клауса вытолкали из машины,  и повели в  помещение.  Когда  с его  глаз
сняли повязку, он увидел,  что стоит посреди хорошо освещенного,  обширного,
кабинета, обставленного современной  функциональной мебелью.  Это  придавало
ему сходство  со всеми  на  свете  деловыми офисами. Здесь  было прохладно и
дышалось легко, сразу чувствовалось, что работает кондиционер.
     Дверь, расположенная позади письменного стола распахнулась, и в кабинет
пружинистой походкой вошел  высокий, прямой, как палка  от швабры  старик, в
легком светлом костюме без галстука.
     -  Развяжите  его  и оставьте нас,  - распорядился он, и  усаживаясь за
стол. - Итак, господин Кучка, потрудитесь объяснить цель вашего визита в это
тропическое захолустье. Кстати, Кучка - это еврейская фамилия?
     - Австрийская.
     - Это все равно.
     - Ваш кумир воспринял бы это как оскорбление.
     - Если вы имеете  в виду Адольфа Шикельгрубера, то глубоко  ошибаетесь,
потому что он никогда не был моим кумиром, во-первых, а во-вторых,  он и сам
не был уверен в чистоте своего происхождения. Отсюда его позерство, духовные
метания, склонность  к декадансу, как в  искусстве, так и в политике... Нет,
он  не был арийцем в  полном  смысле  этого  слова, ему не хватало настоящей
твердости духа без которой нельзя было довести благородное дело до победного
конца.
     - Впервые слышу такое от ветерана Вермахта.
     - Мой друг, они ни за что  вам не скажут правды. Никому на старости лет
неохота  признавать, что жизнь потрачена  впустую. В старости все становятся
как  будто  стеклянными, с одной  стороны  прозрачными, потому что  прожитое
трудней утаить, чем предстоящее, а с другой стороны люди становятся хрупкими
и в любой момент могут разбиться  вдребезги. Но оставим философию и вернемся
к  нашей первоначальной теме.  Чем я  все-таки  обязан  вниманию  Интерпола?
Насколько мне известно, ваша организация  не занимается политическим сыском.
К  тому  же  и  с этой стороны у меня  все  в порядке.  Я  конечно,  занимал
кое-какие посты  в Гитлерюгенде, но никогда не усердствовал настолько, чтобы
можно было выдвинуть против меня серьезные обвинения. Даже Моссад понял это,
и оставил меня в покое.
     - Я в этом  не уверен,  - сказал Кучка, -  но меня сейчас не интересует
ваше прошлое. Я приехал сюда по делу, связанному с вашей коллекцией.
     - Вы интересуетесь предметами древнего индейского искусства? Похвально.
И что именно вы хотели узнать?
     -  Этим  летом  из музея  в Хофбурге  был похищен один довольно  ценный
экспонат... - начал Клаус, но Лангер перебил его.
     - Знаю, золотая фигурка Кецалькоатля, об этом писали  в газетах. Так вы
думаете, что похитители старались для меня?
     - Нет, но ее следы затерялись и не исключено, что тот, в чьих руках она
сейчас находится, мог предложить ее вам. Вы один не многих коллекционеров, у
кого есть средства, чтобы ее приобрести.
     - А кто еще у вас под подозрением?
     - Глафкос Аристидис.
     - Ваши информаторы либо не  компетентны,  либо умышленно  водят  вас за
нос.  Аристидис  умер три  месяца назад,  а  меня  наследие  майя никогда не
интересовало.  Я, знаете ли, однолюб, и ни за что не изменю своим инкам ради
каких-то  майя.  Впрочем,  я  может быть и приобрел  бы Кецалькоатля,  чтобы
обменять его на равноценную перуанскую древность, но, во-первых, это слишком
дорого,  даже  для  меня,  а,  во-вторых, я  предпочитаю  не  иметь  дело  с
криминалом. Это мой принцип, которому я никогда не изменяю.
     - Дорого? Откуда такая осведомленность?
     - Бросьте ваши полицейские штучки, у меня от вас  нет секретов, на этой
неделе я получил по интернету предложение купить Пернатого Змея. Любопытства
ради,  я  поинтересовался, сколько он  хочет  за  свое  сокровище, и он  мне
ответил, что хочет  двести тысяч долларов. Я послал  его к черту, но на этом
наша переписка  не закончилась. У него хватило наглости спросить  меня, кому
еще можно предложить фигурку и я порекомендовал  ему Гринфилда.  Есть  такой
ненормальный американец, который скупает всякий  хлам за  большие  деньги, и
при этом мнит себя настоящим коллекционером.
     - Не мог бы я взглянуть на вашу переписку?
     - Это вам  ничего не  даст. Его  электронный адрес  зарегистрирован  на
Бермудах. Это  бесплатный  почтовый ящик, какой может  себе позволить  любой
пользователь,  который   хочет   соблюсти  анонимность.  Да,  если  вам  это
интересно, продавец подписывался буквой "M".

     В начале ноября в  Москве выпал снег. Если это событие не было для Фимы
неожиданностью, то другое,  которое пришлось  на это  же время,  застало его
врасплох - Роза Марковна выбила себе российскую пенсию, высидела в коридорах
власти, вытащила  железными клещами из жадных  лап московских чиновников,  и
теперь  собиралась домой, в  Харьков.  Собиралась, надо  сказать, не  спеша:
накупила подарков племянникам  и их детям, постирала все белье, которое было
в доме, прибралась и наготовила еды на неделю вперед.
     Фима, которому теперь абсолютно нечем  было заняться, с тоской наблюдал
за ее приготовлениями.
     -  Не  представляю, как я  буду тут без вас. Это  даже  жестоко с вашей
стороны,  приучить  человека к  хорошим  обедам и чистому белью и бросить на
произвол общепита и прачечной.
     -  Я даже знаю как, вы, наконец, женитесь на своей Маргарите и заживете
полноценной  семейной   жизнью,  как   мужчине  в  вашем  возрасте  и  вашим
образованием.
     - Ой, не смешите меня так, а то я заплачу, причем здесь образование?
     -  Хорошее образование еще никому не мешало. Как только вы обзаведетесь
семьей,  сразу  найдете  ему  применение.  Нужда  денежку родит,  как  любит
говорить муж племянницы, раньше он работал технологом на элеваторе, а сейчас
торгует  сахарным песком и не знает  горя и все потому что Лиля не научилась
жить экономно.
     - Ну,  куда  вы  торопитесь, пожили  бы до  нового года, глядишь, мы бы
что-нибудь заработали.
     - Я давно хотела  вам  сказать, Ефим, бросали бы вы эти  детские игры в
сыщиков. Сейчас в Москве  полно  фирм, где  требуются юристы. Неужели вам не
хочется иметь гарантированный кусок хлеба? Неужели вам  не надоело  гоняться
за этими собаками и кошками Баскервилей?
     - Если честно, то не надоело.  Я  уже скучаю  по киргизам, марксистам и
наркодельцам. Вот, думаю, не попроситься ли в подручные к Стасу Рыженкову.
     - Ой, не надо, уж лучше Баскервили. Кстати там в собесах мне пришла  на
ум  идея. Сколько людей  стоит в очередях за  справками, за разрешениями, на
прием к врачам,  некоторые  бы  с  удовольствием заплатили, чтобы кто-нибудь
постоял  за  них.  Можно  организовать  службу очередей. Один  человек будет
сидеть на  телефоне, и собирать заказы, а  другие  стоять в очередях. Многие
пенсионеры с удовольствием постояли бы за сотню -другую.
     -  Роза  Марковна,  вы прирожденная предпринимательница. Оставайтесь, я
сейчас  напишу  приказ  о  вашем   назначении  на   должность  коммерческого
директора.  Ваши  племянники  и  двоюродные  внуки  без  вас  перебьются,  а
российское малое предпринимательство засохнет на корню.
     - Вы совершенно забыли  про  Машу,  каково там бедной  девочке  в чужой
стране, среди чужих людей.
     - Наверно также, как и  мне в Америке - на тебя ровным счетом  никто не
обращает внимания и при этом ты чувствуешь себя клизмой на витрине, - сказал
Фима  и задумался,  глядя как Роза Марковна укладывает вещи в  свой видавший
виды чемодан.
     И тут в прихожей раздался звонок.
     - Это наверно  Самвелчик,  -  вздохнула Роза Марковна.  - Вот еще  одна
неприкаянная душа. Что он будет делать, когда у него отберут таки машину?
     Фима  пошел  открывать,  но  вместо невозмутимого  армянина в  прихожую
ввалился громадный черный  пес, а  за ним последовало явление, от которого у
Фимы перехватило дыхание. Вслед за псом в прихожую вошел, или лучше сказать,
учитывая его габариты,  втиснулся Вацлав Иванович Муха в шубе из золотистого
мутона, шикарный и свежий, как какой-нибудь цикламен в оранжерее.
     -   Перед    отъездом    в   Америку,   так   сказать,   не    мог   не
засвидетельствовать...
     - Добро пожаловать, камарадо Моска или Моску, ну да это почти одно и то
же, - сказал Фима, помогая профессору снять шубу.
     - Никогда не сомневался в вашей  проницательности, -  ответил столь  же
любезно Муха.
     Розе  Марковне  также  досталась  порядочная   доза   комплиментов.   С
непривычки она  аж зарделась, и, чтобы  уйти из зоны повышенного внимание  к
собственной персоне, она постаралась перевести разговор на другую тему.
     - Так вы все-таки  наши Анубиса, как  вам это удалось? - спросила  она,
любуясь  умной собакой, которая деликатно расположилась вдалеке от стола, за
который хозяева пригласили нежданного гостя.
     - Ценю вашу деликатность Роза  Марковна, но  я  думаю,  что  нет смысла
более скрывать, что  это Тролль  -  собака моего покойного племянника  Симы,
которую я на время  занял у  него, чтобы иметь возможность войти в контакт с
господином  Блюмом,  -  Муха  слегка  кивнул  Фиме,   -  и   воспользоваться
результатами его расследования, как прежде писали в газете "Правда", в своих
неблаговидных целях.
     - Вы блестяще обвели нас  вокруг  пальца, - Фима заерзал на стуле, - но
мне все  же  не  совсем  ясно, зачем  вы  к нам  пожаловали.  Не  такой, что
приходить, как  в "Правде"  писалось в "логово врага",  лишь для того, чтобы
лишний раз показать нам какие мы идиоты.
     - Бог с вами, мне бы такое и в голову не пришло. Я просто хотел узнать,
куда вы определили Кукулькана?
     - Вот и я вас хотел спросить об этом, - опешил Фима. - Мы были в полной
уверенности,  что  вы  забрали  его  из  собачьей  гробницы  и  продали  его
какому-нибудь коллекционеру.
     - У  меня и в мыслях такого не  было, - удивился Муха. -  Мне, конечно,
хотелось  его иметь.  Иначе  я  бы  не стал организовывать его  похищение из
музея, но продавать я его не собирался. Я, видите ли, болен и болезнь у меня
неизлечимая,  врачи мне  дали  год,  а  этого совершенно недостаточно, чтобы
закончить мои исследования  в области духовной культуры  древних египтян. Ко
мне в руки неожиданно попали материалы, которые в корне меняют подход к этой
проблеме. Вот я хотел продлить отведенный мне срок.
     - Вы надеялись, что Пернатый Змей поменяет вашу судьбу? Но ведь в таком
случае через год должен был умереть кто-то другой.
     - Наука  вещь жестокая, чтобы сказать  в ней свое слово, ученые  иногда
идут на преступления. Вы можете сказать, что никакое открытие  не стоит даже
ничтожной человеческой жизни. С точки зрения общепринятой морали это так, но
кто  как  не сами  люди нагородили  эти условности.  Вокруг нас полно людей,
которые не только бесполезны для общества, но и крайне вредны.
     -  Где-то  я  уже  это  слышал, - сказал Фима.  - Впрочем, не буду  вас
прерывать,  нам  с розой Марковной  не терпится узнать, как вы  осуществляли
свой план. Ведь и мы в какой-то степени были его частью.
     -  Я  предложил  Организации  выкрасть  Кукулькана из  Хофбурга,  чтобы
сделать его символом их борьбы. Знаете. Как всякого рода революционеры падки
на такие штучки. Они тут  же ухватились за мою идею  и откомандировали в мое
распоряжение  двух  экстрасенсов  или, если  угодно,  колдунов. Они  отлично
справились  со  своей  задачей  и  переправили  идола в  Испанию,  на  виллу
Вартанова, который был  тесно  связан с моим племянником Денисом. Да, он был
сыном моего младшего брата, хотя и носил фамилию матери. Это долгая история,
мой отец был  репрессирован, и брат из соображений безопасности записал сына
под фамилией  жены. Дурацкая  такая  фамилия, хотя его  матери она даже шла,
Лариса была  женщина розовая, как попка младенца и носила блузки с рюшами. А
Денис ее  стеснялся,  и страдал от этого. Отсюда  и всякие  его  псевдонимы.
Только  самые близкие  знали как его фамилию, он  им ее дарил  в знак особой
близости. В этом  было что-то интимное  с привкусом  извращенности  -  конек
племянника.
     - Труссик  -  звучит  не  так уж  плохо,  во всяком  случае лучше,  чем
Генштапп,  хотя  я  знала  человека с  такой  фамилией,  который  ей страшно
гордился, - вставила свое слово Роза Марковна.
     Профессор взял ее руку и торжественно поцеловал.
     -  Я поражен  вашей  осведомленностью.  Вы, конечно, знаете,  кто  убил
Дениса, - спросил профессор так просто, как спрашивают который теперь час.
     - Разве  это сделали  не вы,  когда  он отказался  отдать вам  Змея?  -
удивился Фима.
     - Он, конечно, был  порядочным  свинтусом,  и мог вывести из себя  кого
угодно, но  только не меня. Я прекрасно  понимал, что  рано  или  поздно  он
придет ко  мне  с  повинной  и  принесет  божка.  У  него  не  было  никаких
возможностей продать этот раритет, слишком  известная  вещь, слишком  дорого
стоит.  Он тянул  время, чтобы спровоцировать меня на какую-нибудь подлость.
Для  него это был  бальзам  на раны. А  убить его  мог  кто угодно,  за свою
бестолковую  жизнь он успел  насолить почти всем, кто хоть как-то  был с ним
знаком. Это был человек, сплошь состоящий из комплексов. Он считал, что весь
мир в заговоре против него, что все хотят его унизить и растоптать, и, чтобы
этого не  сделали другие, он  сам  себя  опускал  все ниже  и ниже, пока  не
оказался на самом дне. Но и там он не успокоился, в отместку за свое падение
он валял в грязи всех,  кто оказывался на  его пути, родственников,  друзей,
любовниц, любовников. Кстати, этот его  гомосексуализм был  ничем иным,  как
орудием  мести,  вместе  с  садизмом,  мазохизмом,  наркотиками  и   прочими
страшилками из учебника психиатрии. Единственным живым существом, к которому
он  относился  более  или  менее  прилично,  был  Тролль,  хотя  кто  теперь
расскажет,  что  между  ними  было.  Мне  кажется,  пес не  слишком  глубоко
переживал потерю хозяина.
     - Так у кого же все-таки находится Пернатый Змей? - спросил Фима, почти
не рассчитывая на правдивый ответ.
     - Не  знаю, может  у  Аристидиса, может у Лангера, может у этого вашего
приятеля, который мечтает  делать  деньги  на  дохлых собаках  и кошках,  но
скорей  всего Змей у той экзальтированной  сеньориты, которую вы  вырвали из
лап полоумных  авантюристов, называющих  себя марксистами и революционерами.
Вы люди благородные, и вам, конечно, не пришло в голову проверить ее вещи, а
зря.  Однако это  лишь предположения,  а факт  лишь то, что  когда я  вскрыл
могилу Тролля, Змея там уже не было. И, странное дело, это меня не только не
огорчило, но  даже как будто обрадовало, как будто тяжесть какая свалилась с
плеч. Я  даже  физически  почувствовал  себя  много  лучше,  и  анализы  это
подтверждают.  Мне  до  конца   не  ясен  механизм  влияния  древних  духов,
заключенных в предметы поклонения, на  жизнь современных людей,  но то,  что
связь  между ними и нами существует - это неоспоримо.  Надо будет как-нибудь
всерьез заняться изучением этих связей.
     - А может  быть все куда проще, - усмехнулся  Фима, -  скажем, завелась
молодая любовница?
     - Одно другого не исключает, -  не  по  возрасту  озорно подмигнул  ему
профессор, и легко поднявшись стола, стал прощаться. -  Очень приятно было с
вами познакомиться,  когда еще доведется встретиться неизвестно. Послезавтра
вылетаю в Нью-Йорк, к себе в Калифорнию, так что не поминайте лихом.
     - Все-таки  он  обаятельный, хотя и негодяй, - вздохнула Роза Марковна,
когда за профессором закрылась  дверь,  - а в то, что он тут  наговорил  про
Машу, не верьте. Она не злодейка, а жертва во всей этой истории.
     - Как и мы с вами, - сказал Фима. - Она хоть поняла, как глупо и опасно
играть в чужие игры, а мы-то с вами это и раньше знали

     В Москве уже вовсю хозяйничала зима, там сугробы выросли уже чуть ли не
до колена, а здесь  в Нью-Йорке шел  мелкий дождичек,  и деревья даже еще не
сбросили листву.  "Интересно, что  было бы  с самовлюбленными  американцами,
если бы им приходилось по пять месяцев в году перекладывать с места на место
горы, и отапливать миллионы  кубометров воздуха?  Смогли бы они тогда родить
Тома Сойера  или у них сплошь получались  бы Ваньки  Жуковы?  - думал  Фима,
наблюдая  из   иллюминатора   "Боинга"   компании  "Финнэйр",   только   что
приземлившегося в нью-йоркском аэропорту "Гуардия", как жизнерадостные негры
в  фирменных  комбинезонах  дурью  маются,  гоняя  по полю  жестянку  из-под
кока-колы.
     Клаус  встретил  Фиму как старого друга, хлопнул  его по плечу, так что
Блюм едва удержался на ногах и загремел на весь зал:
     - Здоров, бисов сын, добре що приихав, у менэ до теби добре висти.
     Сотни встревоженных  глаз уставились  на  них,  а  полицейский, который
следил  за  тем,  как прилетевшие  пассажиры  проходят  таможенный  досмотр,
схватился  за  кобуру.  После терактов в Нью-Йорке американцы стали пугаться
шумных публичных сцен.
     -  Тише  ты,  чертяка,  зачем  людей  пугать,  и  вообще  говори  лучше
по-английски, а то я тебя плохо понимаю, - попытался утихомирить друга Фима,
но тот явно был настроен бравурно.
     - Не надо стесняться своей самобытности, - продолжал  он орать на  весь
зал  уже  по-английски.  - Вы,  русские, чудной народ,  дали миру  Гоголя  и
Шевченко, а ведете себя за границей, как нашкодившие школьники.
     - Ладно,  Коля, мы с тобой  об этом еще поговорим,  а сейчас  расскажи,
зачем  я тебе понадобился в Америке. Из нашего телефонного разговора я понял
только,  что  это  связано с  пернатым Змеем  и,  что ты  берешь на себя все
расходы по моей поездке в Штаты.
     -  Поговорим  об этом  в  дороге, у  нас  будет  много  времени,  чтобы
обменяться информацией.
     - А куда мы едем?
     - В  Нью-Хейвен, штат Коннектикут,  это в полутора часах езды отсюда на
такси, если нам повезет, и мы не попадем в пробку.
     - Вот как, тогда давай сначала заглянем на  Брайтон-Бич,  чтобы  купить
подарки, я как-то  не  рассчитывал, что буду  гостить  у  своей  драгоценной
сестры.
     - Твоя  сестра  живет  в  Нью-Хейвене, -  обрадовался Кучка. - Так  нам
просто  повезло, не нужно  будет останавливаться в гостинице,  где нас могут
засечь.
     Пока  друзья заезжали на  Брайтон  за водкой и  икрой, пока мчались  по
хайвэю на северо-восток, Фима рассказал все, о своей поездке в Фирсановку, о
расследовании Розы Марковны и  о визите профессора, а Клаус поделился своими
парагвайскими впечатлениями и планом поимки похитителя Кукулькана.
     После  того как Лангер рассказал ему о Гринфилде,  австриец связался по
телефону с миллионером.
     Юджин  Гринфилд,  несмотря  на  свои  миллионы,  нажитые  на   биржевых
спекуляциях,  и страсть к  коллекционированию  редких вещей, оказался вполне
добропорядочным  и  законопослушным  обывателем. Он тут  же  открестился  от
краденого раритета и  согласился сотрудничать с Интерполом, при условии, что
на  это  дадут  санкцию  американские спецслужбы. После  недолгих  колебаний
американцы согласились, теракты их все-таки кое-чему научили. Теперь друзьям
предстояло сыграть простенькую "партитуру", которую  сочинил Клаус, то  есть
выйти на  связь  с Гринфилдом, который уже согласился принять продавца Змея,
чтобы обговорить с ним условия покупки, и ждать, пока миллионер сообщит, где
и   когда  состоится  встреча.  Эксперт  Гринфилда  убедится  в  подлинности
раритета, но  продавцу заявит,  что это копия  и сделка не  состоится. После
того,  как  продавец  со  своим  товаром  покинет  дом миллионера,  он будет
задержан. Фима должен опознать преступника, а Клаус арестовать его.
     Ловушка  должна была сработать  на все сто, вопрос состоял лишь в  том,
когда  это произойдет. Последний раз продавец выходил на связь с миллионером
три дня назад. В своем электронном послании он  сообщил, что намерен прибыть
в Нью-Хейвен на этой неделе.
     - Как ты  думаешь, кто этот таинственный продавец? -  по большому счету
Клаусу  было все равно у кого сейчас золотая фигурка, главное, что он вернет
ее  в Хофбург, но  он хотел  дать приятелю понять, что он  не  сбрасывает со
счетов и его заслуги в раскрытии преступления и потому спросил.
     - До последнего  времени  я был уверен, что это  Муха, а сейчас даже не
знаю  на кого и  думать, - ответил Фима, который похоронил было "дело Змея",
но все еще не потерял к нему интереса.
     -  Продавец подписывается  буквой "М", так что это  может быть все-таки
Муха.
     -  А  может  быть Мария,  или кто-нибудь из ее дружков-мексиканцев  - я
перед отъездом так и не успел позвонить в Харьков.
     Такси в котором ехали  друзья, миновало гряду лесистых холмов  и взорам
путешественников   открылся  уютно  прильнувший  к  морю  Нью-Хейвен,  самый
европейский  и  даже можно сказать  "австрийский",  несмотря на  голландское
происхождение, из всех американских городов. Почему "австрийский"? Да потому
,  что зеленые холмы  в округе напоминали Венский  лес,  а  псевдоготический
собор в центре - сразу все городки Тироля
     -  Нью-Хейвен, -  объявил шофер,  как итальянцы на  свадьбах  объявляют
очередное блюдо.
     - Где живет твоя сестра? - спросил Кучка.
     -  На  Вустер сквер. Это на другом конце города. Только,  знаешь, Коля,
давай все-таки остановимся  в отеле. Моя сестра и ее муж люди небогатые, они
будут рады нас приютить, но боюсь - это будет их тяготить.
     - Сколько у них комнат?
     - Пять, но с ними живет еще дочка, которая играет на виолончели.
     -  Я думаю, что они смогут оплатить ее занятия на полгода вперед за  те
деньги, за те деньги, которые мы им заплатим.
     - Если так, то лучшего  места, чем у них  в городе не найдешь, - сказал
Фима и стал втолковывать шоферу, как проехать на Вустер сквер.
     Лия и  Герман Субботины жили в собственной  квартире трехэтажного дома,
фасад которого  был обращен к парку.  Собственно  эта  квартира, доставшаяся
Герману  по  наследству от  дяди  - эмигранта второй  волны, которого  война
забросила  аж  за океан, и послужила  причиной того,  что  Субботины  решили
уехать из России. "Самое  главное -  жилье, а с работой как-нибудь уладится,
мы ведь не претендуем на  теплые места,  -  рассуждала Лиля,  перед  тем как
уехать,  - на первых  порах можно  сидеть  с  детьми, ухаживать  за пожилыми
людьми, да мало ли еще что... А потом, когда оглядимся,  устроимся  получше.
Все так делают". Герман ничего не говорил, но в тайне надеялся устроиться  в
какую-нибудь  эмигрантскую газету.  В  Москве  он  работал  в  журнале  и не
собирался менять свою престижную профессию ради заработка.
     Но  с газетой  у него  не заладилось, в "Новом  русском слове"  от него
отмахнулись  -  своих  борзописцев хватает  - из  бывших  диссидентов, а тут
какой-то  Субботин,  который в России лизал жопу "новым русским"  пожаловал,
без имени,  без связей с одним только гонором. В  "Вестях" предложили делать
интервью с российскими звездами политики и культуры  по двадцать долларов за
штуку. Герман  обрадовался и сдал им сразу все, что было у него в  загашнике
--на   двести  долларов.  Победу  обмыли  дома   пивом  "Миллер"  и  водкой,
привезенной из "московских" запасов, но дело не заладилось: свежего "товара"
не  было, а  за визитерами из России  гонялись все  кому не  лень, к тому же
оказалось, что Герман  совершенно неспособен  к  изучению английского языка.
Все  что  он  усвоил,  было  "плиз",  "сенкью" и  "найс". И тогда  он  решил
попробовать себя в роли собкора  какого-нибудь российского издания, разослал
письма с предложением своих  услуг во все  газеты и  журналы от "Абаканского
рабочего" до "Яранских известий". Клюнули немногие - Россия потеряла интерес
к зарубежью,  и сосредоточилась  на своих проблемах, но долларов пятьсот "на
круг" выходило, в рублях конечно.
     Лиле на новом месте повезло больше, и все потому, что она не брезговала
никакой работой. Перед отъездом она  окончила  курсы массажа, а если учесть,
что у нее за  спиной была консерватория и язык она знала  довольно прилично,
то можно сказать, что на оказалась во всеоружие. Через  знакомых дяди мужа и
их  знакомых она сразу  же нашла место бейби-ситтерши,  стала  давать  уроки
музыки соседским детям и время от времени делать массаж их  мамам.  А вскоре
ей повезло по-настоящему: в булочной за углом освободилось место продавщицы.
Для  вновь  испеченной  американки с консерваторским образованием  это  была
настоящая  находка - 300 долларов в  неделю плюс  хлеб,  который  к закрытию
оставался непроданным, в Америке вчерашний - это уже не хлеб.
     Вот  так  и жили  "новые  американцы"  Субботины, перебиваясь  в прямом
смысле  с хлеба на воду.  Хорошего  мало, а  тут еще  Лилин  брат нагрянул с
каким-то австрияком, но все опасения рассеялись, когда Клаус  выложил тысячу
баксов за приют.
     Встречу отметили по-семейному, за чаем с пирожными, а потом  Фима пошел
в парк навестить Корвалола.
     Итальянец встретил его как  друга, хотя сразу предупредил, что  места у
него  сейчас  нет, двое парней, которых  он нанял  после  ухода Фимы  вполне
справляются  на кухне  и  развозят пиццу  по  домам, тем  более,  что  после
терактов люди неохотно  стали заказывать  пиццу на дом из  опасения, что под
видом  курьеров  в дом  могут проникнуть  террористы. Пуганая ворона  -куста
боится. Опять же экономический спад, безработица - все это плохо сказывается
на бизнесе.
     Дон Корвальо угостил Фиму стаканчиком виски и горячей пиццей.  Проблему
надвигающегося  кризиса  итальянец решал по-своему,  в  его пицце стало  еще
меньше фарша и маслин  чем прежде, зато  прибавилось острых перцев пиперони.
Откусив  кусочек, Фима вспомнил  старый анекдот о том, какие  дрова выгоднее
покупать.  Оказывается с сучками  -  первый раз  можно  согреться,  когда их
колешь,  а  второй  -  когда  они горят.  Поблагодарив итальянца,  Фима  уже
собрался  уходить и тут увидел, что в зал вошли две до боли знакомые фигуры,
два молодца одинаковых с лица - Диас и Санчес. Перепутать их с кем-либо было
невозможно, хотя они и напялили на себя плащи и шляпы.
     Стараясь быть незамеченным,  Фима схватился рукой  за щеку, как будто у
него болел зуб, и кинулся в туалет, просидев  там некоторое время,  он через
кухню вышел в парк и, то и дело оглядываясь, побежал к Субботиным.
     Дома было все мирно и тихо, Герман  с Клаусом сидели  за шахматами, и о
чем-то тихо переговаривались на украинском языке, Герман был родом из Одессы
и мог кое-как  объясняться на суржике, то есть на смеси русских и украинских
слов.
     - Эти сволочи уже здесь, - сходу заявил Фима, разбив вдребезги гармонию
тихого  вечера. -  Я  их  сейчас  встретил  у Корвалола. Теперь  я знаю, кто
продавец, точнее кто продавцы, это проклятые колдуны Диас и Санчес.
     - Так, - Клаус перешел на английский, - значит  они уже здесь. Есть два
варианта: или они сопровождают продавца, или, как и мы поджидают его.
     - В  этом доме лучше говорить подъевреивают, - пошутил Фима. - А почему
ты  считаешь,  что  они сами могут оказаться  продавцами, даже роботы иногда
бунтуют, а они люди.  Представь себе, что им надоело выполнять чужую волю, и
они взбунтовались, завладели Пернатым Змеем и...
     - ...Послали Гринфилду  письмо по интернету. Я, конечно, с ними не имел
счастья общаться, но судя по твоим рассказам, они и в разговоре то двух слов
связать  не могут, тем более на бумаге, а о компьютере  я вообще  не говорю.
Это просто два  деревенских  остолопа,  которым  засрали  мозги  лозунгами о
равенстве  и  братстве,  и  заставили  зомбировать  людей.  Неплохо  было бы
установить за ними слежку, чтобы выяснить с кем они приехали или кого ждут.
     -  Не  скажу, что это хорошая идея, - возразил Фима. - Гринфилд сам нам
сообщит, когда к нему пожалует продавец и мы возьмем  его тепленьким, точнее
ты возьмешь, а я засвидетельствую.
     - Все так и будет, - согласился  Клаус, - но  только в том случае, если
Гринфилд не водит нас за нос. В нашем деле до конца нельзя быть уверенным ни
в ком.
     -  И  в первую очередь во  мне,  -  согласился  Фима.  - Ты никогда  не
задумывался  над тем  какую  странную  роль я  играю  в этом  деле. Разве не
подозрительно,  что какой-то  собачий  детектив вдруг оказался  на службе  у
человека, на  вилле которого  прятали Змея?  А как понять,  что  он  вошел в
контакт с мексиканцами  и  их  резидентом?  А то,  что  увязался  с  тобой в
Испанию?
     -  Ну,  допустим, насчет  Испании  - это  была моя инициатива, а насчет
всего   прочего  твоя  правда,  -  рассмеялся  Кучка.   -  Ты  действительно
оказываешься  в  самой  гуще  событий, и  играешь очень странную  роль.  Где
гарантии, что  Змей не  у  тебя? Завтра ты поедешь его  продавать, а меня по
пути убьешь и  закопаешь где-нибудь в лесу, как это  любят делать у  тебя на
родине.
     - Почему завтра?
     - Я связывался  с  Гринфилдом, полчаса назад  продавец  по  электронной
почте  сообщил ему, что посетит его завтра с семи до восьми вечера, и просит
приготовить двести тысяч наличными.
     - Откуда пришло сообщение?
     - Как всегда с Бермудских островов.
     - Неплохо бы посмотреть место действия заранее. Где свил себе гнездышко
миллионер? - спросил Фима план города, купленный на бензоколонке  у въезда в
Нью-Хейвен.
     - На плане его  нет. Дом  Гринфилда в десяти милях на север от города в
сосновом лесу. Можем поехать прямо сейчас, только лучше бы не на такси.
     - Гера,  вы  собирались купить  машину?  - спросил по-русски Фима зятя,
который  во время разговора двух детективов безучастно дымил, невесть откуда
взявшейся беломориной, и обдумывал ситуацию на шахматной доске.
     -  Лиля  купила какую-то французскую  развалюху,  то ли  "рено", то  ли
"пежо", я в них не разбираюсь.  Ты  же знаешь, что я  никогда не умел водить
машину и не интересовался автомобилями, -  ответил Герман и с  удовольствием
затянулся вонючей папироской. - Она внизу в гараже, а ключи висят в прихожей
на гвоздике. Только не знаю, есть ли в баке бензин.
     - Хорошо хоть знаешь, что машины ездят на  бензине, а не на пепси-коле,
и на том спасибо, - слегка уколол зятя Фима, но тот  не  обратил внимания на
шутку,  встал из  за стола, сладко  потянулся,  протяжно и  печально пукнул,
вложив в  этот звук  всю тоску  русского человека, вынужденного страдать  на
чужбине, и полез в холодильник за пивом и сэндвичами.
     Лиля оказывается купила  подержанный "Ситроен". Машина была еще в очень
приличном   состоянии,  на  прямых  участках  шоссе   запросто   давала  130
километров.  Из нее  можно было  бы выжать и  больше,  но  дорога  все время
петляла в холмах.
     -  Где-то здесь,  -  сказал  Клаус,  после того,  как  они свернули  на
Нортон-Хилл, - это  уже земля Гринфилда. Думаю,  нам не стоит  заявляться  в
дом, потопчемся  у  ворот,  осмотрим  место  действия и  назад. Возможно,  у
продавца есть свои люди среди прислуги. Тогда операция сорвется.
     Машина  проскочила еще километра два и уперлась в высокую металлическую
ограду.  Шоссе продолжалось за воротами, но никаких строений отсюда видно не
было.
     -  Хреново,  - высказал свое  мнение  Фима, - ни  служб,  ни будки  для
охраны,  ворота, видимо,  открываются автоматически по  сигналу из  дома.  В
общем, для  засады  места  нет. Если продавец  не дурак, а  я в  этом сильно
сомневаюсь, то он непременно что-то заподозрит и постарается смыться.
     - Тебе так кажется, потому что сейчас еще светло, но  продавец приедет,
когда уже стемнеет, - возразил Клаус.
     - Мне вообще не нравится, когда в операции задействовано много фигур, -
сказал Фима. - Ну, на кой люд нам сдался  этот  миллионер да еще эксперт. Ты
можешь надо мной смеяться и называть это классовым чутьем,  но я  не доверяю
этим  толстосумам.  Кто знает,  а  может, он  уже сговорился  с продавцом по
интернету,  чтобы кинуть нас за милую душу. Подлинник  он оставит  у себя, а
подделку всучит нам. Надо срочно менять весь план.
     - Что ты предлагаешь? - спросил Кучка.
     - Продавца нужно перехватывать не на обратном пути, а когда он поедет к
Юджину. Засаду нужно делать возле  моста  через реку. Там есть что-то  вроде
шлагбаума  и машину там есть где спрятать - по обеим сторонам  дороги густой
лес. Мы его легко возьмем, если конечно с ним не будет охраны.
     -  По договоренности с Гринфилдом, продавец должен приехать на такси  и
без всякой охраны.
     -  Что  стоят  эти  договоренности...  На  всякий  случай  нужно  будет
отключить Диаса и Санчеса, и  я  даже знаю, как это сделать.  Возвращаемся в
город.

     Уильям Томас Крэнберри,  как он  сам любил называть  себя, или  Большой
Билли, как его  назвали  его штукатуры,  или  Черный Вилька, как называл его
Фима, при виде русского гостя скривил рожу, как будто у него живот заболел.
     - Обормот, мать твою, за каким чертом  тебя  опять принесло в  Америку.
Разве ты не понял, что здесь нужно работать?
     -  Прикуси я  зык Билли,  а то  я  тебя  сейчас  возьму  за  жопу,  как
сомалийского шпиона и сподвижника Усамы, - принял условия игры Фима.
     -  Все равно, козел, я  не  приму тебя в бригаду,  потому что ты  козел
каких  мало,  и не умеешь вкалывать. Вы там в своей  сраной России только  и
делаете, что клянчите  подачки  и трахаете  белых медведиц. Я, кажется, тебе
уже однажды сказал, чтобы ты обходил меня за милю. Мне не нужны работники, у
которых два  часа обед и  три - перекур. Ты меня достал в прошлый раз своими
рассказами  про то, как полезно садится голой жопой в  снег после бани. Все,
канай отсюда, Обормот. Не мешай людям работать.
     Билл сидел  на строительных лесах,  свесив ноги, и поливал Фиму на  чем
свет стоит. Он был неплохим  парнем, этот Черный  Вилька, просто любил  всем
показать, как хорошо он умеет ругаться. Он умел  еще и  хорошо  работать, но
этим  в Америке никого не удивишь. А вот виртуозно ругаться могут  далеко не
все. Это был его способ  самовыражения, его баскетбол, бокс и  регби, и он в
нем преуспевал, как мог. Фима это понимал и делал вид, что восхищен.
     Он сидел  внизу  на  бетонных плитах  и  слушал Вилькину "музыку",  как
зачарованный, лишь изредка прикладываясь к бутылке бурбона. И  только, когда
он почувствовал, что Билли вот-вот иссякнет, он  подал голос, чтобы выручить
приятеля.
     -  Я тебя слушаю и  удивляюсь, как  ты классно ругаешься,  ты превзошел
всех сквернословов, которых я когда либо  знал, как в Старом , так и в Новом
Свете.  Ты просто  Моцарт и Эллингтон этого  дела вместе  взятые, - польстил
Фима  бригадиру, хотя любой  московский школьник  по части  ругательств  мог
заткнуть его за пояс.
     - Ты так думаешь, - расплылся Билли. - Можешь подняться сюда и угостить
меня своим пойлом.
     - Ну, как ты тут старина? - спросил Фима уже серьезно, протягивая Билли
бутылку виски. - И не надоело тебе строить капитализм?
     - Надоело, - сказал бригадир, как следует хлебнув из бутылки. - Но  это
лучше, чем по шею в говне  строить ваш  гребаный социализм, или  что там  вы
теперь строите?
     - Как твои? Мамаша, брат?
     -  Мать ударилась в религию, из церкви не вылазит, все, что я ей даю на
хозяйство  норовит  снести туда.  После того,  как умер Пит,  старуха просто
свихнулась, блюдет меня на каждом шагу, не разрешает водить к себе баб, пить
и ругаться. Ну, бабы  и выпивка куда  ни шло,  пить и трахаться я могу  и на
стороне, а вот ругаться...  Нет,  Пит  мне насрал в самую душу, а  еще  брат
называется.
     - Когда он умер?
     - Полгода назад, от передозировки наркотиков.
     - Жаль,  неплохой  был  парень. Я  помню, как  ты ему говорил, чтобы он
завязывал с наркотой...
     - А он смеялся и посылал меня на хер, вот и допрыгался, щенок.
     - Молодому парню трудно устоять, когда на каждом шагу тянут за рукав  и
предлагают рай, расфасованный в  пакетики. А Пит, насколько мне известно,  и
сам приторговывал наркотиками.
     - Я говорил ему, что это не доведет до добра, но  он увяз в этом дерьме
по уши,  и  никакой  лебедкой  его нельзя было вытащить оттуда. Я знаю,  вы,
белые считаете, что все черные уже рождаются сутенерами и наркоторговцами. А
мне  насрать на  то, что вы  думаете, потому что все вы насквозь прогнили  и
воняете на весь мир. Я бы собственными руками оторвал яйца ублюдкам, которые
пичкают черных наркотой, чтобы они меньше думали и больше вкалывали на вас.
     - У тебя есть такая возможность.
     -  О  чем  ты  говоришь, я знаю  дружков  Пита. Это такие  же  пропащие
мальчишки, как и он, хотя и хорохорятся. У меня нет на них зла.
     - Я говорю  не о  них, а о боссах,  которые наживают миллионы на таких,
как  Пит.  Это  дельцы  из   Колумбии,  вчера  я  видел  их  в  пиццерии  на
Вустер-сквер.  Они  и сегодня  там  были. У  них  есть  план - сделать  этот
благопристойный городок наркостолицей Новой Англии.
     - Я тебе не верю, ты  еврей, русский и коммунист, ты только и мечтаешь,
как  покончить с  Америкой, ты хуже бен Ладена. Он, хотя бы не скрывает, что
ненавидит американцев, а вы  клянетесь в дружбе, и гадите исподтишка. Почему
ты не сообщил копам, что видел наркодельцов?
     - А что толку,  они  их и пальцем  не тронут, ты ведь знаешь, кого  они
хватают - кого можно подоить. А на тех, как сядешь, так  и слезешь, они всех
купили  с  потрохами.  И  потом,  я  иностранец, мне  никто  не  поверит,  а
неприятности гарантированы.
     -  Пожалуй  ты  прав.  Ладно,  покажи  мне  их  как-нибудь, мы  с  ними
поговорим.
     - Это нужно сделать сегодня, потому  что завтра они снюхаются с местной
коза-нострой, и городу крышка, не с проста же они околачиваются у итальяшки.
     - Хорошо, сегодня ты нам их покажешь.

     К  месту  засады  Фима  и   Клаус  приехали  за  два  часа,  до  срока,
назначенного  Гринфилдом  продавцу. Лес  уже  начал  сбрасывать  листву,  но
заросли бересклета были  еще зелеными и густыми настолько, что укрытый в них
зеленый "Ситроен"  с дороги  совершенно невозможно было разглядеть.  Трудней
всего пришлось со шлагбаумом возле моста  через реку. Он заржавел и никак не
желал  опускаться,  торчал  над  водой,  как  заколдованный  регулировщик  с
поднятым вверх жезлом, пришлось слить из машины немного масла, чтобы смазать
ему "подмышку".
     - А если кто-нибудь поедет со стороны усадьбы? - подумал вслух Клаус.
     -  Скажем,  что  мы из дорожной службы - проверяем  надежность моста, -
ответил Фима, глядя вниз на воду. - А здесь глубоко, и наверно полно омутов,
вон какие водовороты. Жаль, не взяли с собой удочки.
     - Ты рыбак?
     - Нет, но я очень не люблю ждать и догонять.
     - Для детектива это равноценно профнепригодности.
     -  А  я  и  не  рвусь  в  детективы.  Приеду домой  открою ветеринарную
поликлинику  на  дому,  буду  лечить  кошечек,  собачек,  попугаев.  У  меня
ветеринарное образование.
     - Странный вы народ, русские, рулите не туда куда надо, а куда хочется.
     -  Восток,  Коля,  дело тонкое.  Есть  такая китайская притча  про двух
поэтов, они  жили во время династии Цинь  или  Минь,  хрен  его знает.  Один
служил  чиновником  при  дворе императора,  ходил в шелковых  халатах  и  ел
ласточкины гнезда, а другой был нищим бродягой, но они  уважали друг друга и
любили беседовать  о высоких материях, но встречались  они только раз в пять
лет. Однажды чиновник так соскучился  по своему нищему  другу, что решил его
навестить. А тот в это время  скитался где-то в горах. Чиновник взял посох и
пошел  его  искать. Целый год он шел по следам отшельника  и  наконец увидел
вдалеке хижину друга. Но было уже поздно, чиновник подумал, что его друг уже
спит, и решил,  что навестит его утром. Наутро, когда чиновник проснулся, он
так и не повидав отшельника, отправился в обратный путь. Когда его спросили,
почему же  он не зашел к другу, хотя был рядом с его жилищем, он ответил: "Я
отправился в путь  под  влиянием  чувства  и почти  достиг цели,  но чувство
прошло, и больше не было смысла тревожить поэта".
     - Что-то я не уловил смысла.
     - Ты, прости, Коля  но тебе этого не понять, ты живешь в другом мире. У
вас главное орднунг.
     В  бледном  свете   угасающего  дня  вода  в  реке  казалась  черной  и
маслянистой. Фима плюнул в реку и  пошел в машину. Было сыро и зябко. Ноябрь
они и в Америке ноябрь.
     Продавец   подкатил,  когда   уже  стемнело.  Сначала  послышался   шум
двигателя,  потом пучки света пробили тьму и, наконец, к шлагбауму подкатило
желтое  такси. Шофер вылез  и молча  уставился на шлагбаум,  как будто хотел
устранить  препятствие одной силой  воли. И тут Фима  с Клаусом выскочили из
засады.
     Куска наставил  пистолет на  шофера,  а  Фима  рванул  дверцу машины  и
оказался лицом к лицу... с Зиночкой. Она смотрела на него круглыми от страха
глазами и прижимала к груди сумку.
     - Какими судьбами? - удивился Фима.
     -  Я с  мужем,  то  есть с  женихом...  Вацлав Иванович  хочет  на  мне
жениться... - Зиночка приходила в себя с трудом.
     - А это приданое? - Фима вырвал у нее из рук сумку и расстегнул молнию.
Там была  только одна  вещь - коробка из-под  обуви,  внутри  которой лежала
завернутая в несколько слоев бумаги, статуэтка величиной с  ладонь статуэтка
-  отвратительное   зубастое   существо  со   злыми  глазками   навыкате   и
перепончатыми крылышками, нечто среднее между летучей мышью и дикобразом.
     - Отдай,  -  Зиночка  попыталась  вырвать  фигурку  из  рук  Фимы,  но,
сообразив, что это бесполезно,  расплакалась. - Отдай, прошу тебя, это может
быть единственный  шанс  в моей  жизни. Хочешь, я  дам тебе половину...  это
много... пятьдесят тысяч.
     -  Сто,  -  сказал Фима, копируя героев  американских боевиков, -  и ни
центом меньше. Но  только после  того, как  ты  расскажешь, как тебе удалось
заполучить эту штуковину.
     - Ты сам  надоумил меня,  где  ее искать,  помнишь, тогда в Испании. Ты
уехал на следующий  день, а  я  ночью, после  того,  как ушла от  тебя.  Мой
самолет вылетел на пять часов раньше твоего. В  Шереметьеве  я взяла такси и
сразу в Фирсановку. Вы  говорили про немца  в Парагвае, я  нашла в интернете
его адрес и списалась с ним, а он мне порекомендовал Гринфилда.
     - Что  там у  тебя?  -  крикнул Клаус, который все еще  не сводил  дула
пистолета с таксиста.
     - Все в порядке, разбираемся, тут тебя ждет приятная встреча, - ответил
Фима. Он  еще раз взглянул на Змея  и, брезгливо поморщившись, сунул  его за
пазуху.
     - А теперь, голуба, скажи, зачем ты убила Дэна? Ты знала, что он прячет
эту игрушку у себя, и хотела ей завладеть?
     - Как ты узнал, что мы знакомы?
     - Во время  нашего первого разговора ты назвала его фамилию, а ее знали
только самые близкие люди.
     - Он  был моим любовником и  обещал на мне жениться. Он  показывал  мне
Змея и говорил, что  за этого уродца  можно получить бешеные бабки,  что  мы
продадим его и на эти деньги откроем в Италии русское кафе. Я развесила уши,
как  дура,  а он, как только убили Алика, ушел к этой старой костлявой кляче
Веронике. Ну,  я рассказала  охраннику  Араму  про  Змея. Тот  хотел  только
попугать Дэна, а он сам полез  на нож. Так мне Арам сказал и я ему верю. Дэн
как будто специально нарывался на  неприятности. Мне, кажется,  он от  этого
испытывал удовольствие, что-то вроде оргазма.
     - Как тебе удалось понести Змея через таможню. Где ты его прятала?
     -  Я и не думала его прятать. Он у меня в сумке лежал на виду. Если  бы
спросили. Я бы сказала -  сувенир купила в киоске в  аэропорту, но  никто не
спросил.
     - Правду говорят, что лохам везет. Меня бы уже сто раз взяли за жопу. А
Муха знает, что Кукулькан у тебя?
     -  Он понятия об  этом не  имеет.  Старик с  ума по мне сходит,  сделал
предложение. Как  в книгах: пригласил в "Метрополь", заказал  шампанского  и
признался в любви. Я чуть не расплакалась. Но он мне на фиг не нужен. К тому
же за ним по пятам ходят какие-то чурки. Рано или  поздно они  его достанут.
Поедем к Юджину, получим деньги и вернемся в Москву. Ты мне нравишься больше
всех.
     - Юджин сотрудничает с Интерполом с благословения ФБР.
     - Тогда поедем к Мухе, у него связи, он пристроит Змея.
     - Поделимся.
     -  Не  получиться,  за  десять  лет  безупречной   службы  в  должности
инспектора Интерпола он получит больше, а уж если станет старшим инспектором
и подавно.  Ему  не  к  спеху. Он  свое  возьмет  честной  службой на  благо
Альпийской республики.
     - Что же делать?
     -  Как  говорит моя подружка Роза  Марковна,  не нужно  умирать  раньше
смерти. Я сейчас скажу Клаусу, что ты все придумала насчет  Гринфилда. Одним
словом,  разыграла нас  в  отместку за  то, что мы тебя  проигнорировали. Не
слишком убедительно,  конечно, но на первых порах сойдет.  Тем более, что он
считает,  что от русских  можно  ждать  каких угодно глупостей. Вы поедете в
город на такси, а я за вами на нашей машине. По дороге я "потеряюсь" и потом
найду тебя. Где вы с профессором остановились?
     - В отеле "Квайт" на Джордж-стрит. А где гарантии, что ты не обманешь?
     - Я не хочу тебе зла, и вообще у меня шоколадное сердце.
     -  Ладно, зови Клауса, буду вешать ему на  уши лапшу про то, как  я  на
него обиделась, когда заметила, что он неравнодушен к Веронике.
     - Отбой.  Оставь  в покое  таксиста, Коля,  -  крикнул Фима  по-русски,
вылезая  из  машины, - он  здесь  вообще  не причем.  Тут  одна  наша старая
знакомая хочет с тобой поговорить. Думаю, ты будешь в восторге.
     - Зина?!  - обомлел полицейский, увидев секретаршу, - що ты тут робишь?
От уж нэ очикував тебе тут зустрити.
     - Вот  и я про то же. В  общем,  Колян, оба  мы с тобой  ни к  черту не
годимся,  как детективы.  Обвела нас дивчина вокруг пальца  "як дурнив".  Вы
поезжайте в  город,  она тебе по  дороге  все расскажет, а я  догоню вас  на
"Ситроене".
     - А Змий, а продавец, а Юджин?
     - Все  это  лажа  на  которую  нас  купили,  лабуда по-вашему. Впрочем,
Зиночка  тебя на этот  счет  лучше  просветит,  тебе будет  не  безынтересно
поговорить с ней о любви и женской ревности. Пока.
     Кучка,  поколебавшись,  полез  в  машину.  Натерпевшийся  страха  шофер
трясущимися  руками вцепился в баранку, развернул машину и погнал в  сторону
города. Когда шум мотора стих, Фима достал Змея из-за пазухи. В мутном свете
луны,  наполовину завешенной рваными тряпками  туч, Кукулькан  казался живым
существом, которое прикидывается сучком или  камнем, чтобы  подпустить ближе
свою жертву, а потом накинуться на нее и впиться в глотку вонючими зубами.
     - Крови хочешь скотина, - неожиданно для самого себя заговорил с идолом
Фима. - А что ты предпочитаешь? Сердце, печень, почки или может быть кожу.
     - Сердце, - ответило чудовище и голос его был  похож на шелест осеннего
леса.
     - Тебе не понравиться, - сказал Фима, - одно у меня шоколадное.
     Он двумя руками поднял фигурку над головой и, что есть силы, закинул ее
в реку. Маслянистая вода плотоядно облизнулась
     - Попей водички и остынь, - сказал Фима и пошел к машине.

     Снег  растаял,   На  улице  было  опять   сыро  и  промозгло.  Женщины,
облачившиеся было в шубы и дубленки, опять достали демисезонные пальто. Фима
сидел на кухне у окна и  смотрел как на улице пешеходы огромную лужу у входа
в магазин.  Кто-то  пытался ее  перешагнуть,  кто-то перепрыгивал, а  были и
такие, что просто не замечали лужу.
     Без  Розы  Марковны  квартира   утратила  шарм  убогого,   но  все-таки
гнездышка, и напоминала безликую каморку  в  общаге. Подумав об общаге, Фима
вспомнил таинственные трусики на веревке и тяжело вздохнул.
     Фима  достал бумажник  и пересчитал наличность  - двести  тридцать пять
рублей. Он достал из шифоньера свое синее габардиновое пальто, приобретенное
по  талону еще  до  перестройки.  В нем  Фима он  ощущал себя трехстворчатым
шкафом. За годы носки интенсивный синий цвет местами стал голубым, а кое-где
фиолетовым.
     "Надо бы  обновить  гардеробчик",  - подумал Фима,  разглядывая  мелкие
дырочки на  шарфике -  следы кропотливой  работы  как минимум трех поколений
моли, - новую жизнь хорошо начинать в новой одежде... или хотя бы обуви". Он
полез в  сумку, которую еще не разбирал после  приезда из Америки  и  достал
оттуда пару  почти новых  ботинок на  толстой подошве - подарок сестры.  Она
приобрела их для  мужа  на распродаже, но  Герману они оказались  малы, а  в
магазине обратно "уцененку" не принимали. Ботинки немного жали, но выглядели
много лучше чем прежние "коровьи  морды". Фима их надел и пошел в магазин и,
конечно же, влез в  лужу. Это, однако,  его  ничуть не смутило. На последние
деньги он купил торт "Полет" - бизе с орехами, бутылку молдавского кагора, и
несколько сосалок "чупа-чупс". С  такими гостинцами не стыдно было заявиться
к любимой женщине, что он и сделал.
     Рита  очень  обрадовалась Фиме, она не знала,  куда  и посадить  гостя.
Достала одну скатерть, на  ней оказалось пятно, достала вторую, накрыла стол
на кухне, потом передумала и хотела перенести чаепитие в комнату, но Фима ее
остановил.
     - Да не  суетись ты, Рита, давай лучше сядем и поговорим. Мне давно уже
нужно было прийти вот так на чашку чая и  обсудить нашу  с тобой жизнь. Ведь
согласись, дальше нам нельзя жить так, как мы сейчас живем иначе мы потеряем
друг друга, а мне бы этого не хотелось.
     Он  ожидал,  что  после  этих  слов и говорить-то  ничего  особенно  не
придется: она  сядет, посмотрит ему в глаза и все станет  ясно без  слов. Но
Рита  вдруг повела  себя  странным  образом,  вместо  того, чтобы присесть и
выслушать  его  доводы, она  засуетилась  еще больше: накричала на  дочурку,
которая  все  время вертелась под ногами, рассыпала  сахар,  пролила на  пол
заварку.
     -  Что  с  тобой  происходит?  Ты  сегодня  какая-то не  такая.  Что-то
произошло?
     - Я вышла замуж.
     Фима почесал  в  затылке, встал из-за стола,  подошел к  окну. На улице
опять шел снег. Да что это за погода такая, как можно жить в таком климате.
     - И кто он?
     - Он ведет  кружок  хорового пения  у Аннушки  в  школе. Очень  хороший
человек, только нервный - его контузило в Афганистане.
     -  Я  за  тебя рад и  за  Аннушку тоже.  К  сожалению,  не смогу  с ним
познакомиться - через час у меня поезд в Харьков, совсем знаешь ли, загоняли
с этими командировками.
     Фима чмокнул Аннушку в щеку, надел пальто и ушел.
     Снег валил даже не хлопьями, а прямо гирляндами и тут же таял, оставляя
после себя на асфальте рыхлое  холодное  пюре. Фима вскоре промочил ноги, но
все шел и  шел пока не почувствовал в ногах свинцовую усталость. И тогда  он
направился домой.
     Дома было еще хуже. Он сидел на кухне, не включая света, и с сожалением
думал о кагоре, который остался у Риты. И тут зазвонил телефон, и голос Розы
Марковны прозвучал через  заснеженные поля,  продрогшие  леса,  разъезженные
вдрызг проселки,  как  звонок  на урок:  "Наконец-то я вас  застала.  Завтра
вечером мы с Машей приезжаем в Москву. Она тут совсем  было собралась замуж,
но ее  жених, Боря Лапидус, может вы знаете, поехал к родителям в Зарайск на
денек и пропал. Вот уже три дня его нет и никто не знает где он. Вы слышите,
Ефим, слышите?...Почему вы молчите?".



Примечания




     Непутевый (идиш)
     1 Боже мой! (идиш)
     1 Сумасшедший мальчишка (идиш)
     1 Дерьмо (идиш).
     2 Интерес, дело (идиш).
     3 Караул! (идиш).
     1 Презрительная кличка американцев и белых вообще (исп.)
     2 Колдуны
     1 Последовательница идей Бенито Хуареса (президент Мексики в 1867- 1872
гг., борец за социальные и политические права коренного населения)
     1 Ребята, уходите. Он согласился. (исп.)
     1 За жизнь! (иврит).
     1 Еврейский праздник.
     2 Еврейские праздники.
     1 Привет, товарищ! (исп.)
     2 Эмилиано Сапата (1879-1919),  один из  вождей Мексиканской  революции
1910-1917 гг.
     1 Майта! Выходи, сеньор хочет с тобой познакомиться. (исп.)
     2 Поцелуй, любимый, я тебя желаю (исп.)
     1 Приехали. Дальше лучше идти пешком. Здесь очень узкие улочки (исп.)
     2 Порядок превыше всего (нем.)
     1 Добрый день, господа! (Исп.)
     1 Сердце (исп.)
     2 Нос, ухо, щека, рот (исп.)
     3 Грудь, задница, нога, член (исп.)
     1  Альфредо Стреснер, парагвайский диктатор. Правил страной в 1954-1989
годах.




Популярность: 24, Last-modified: Tue, 29 Jun 2004 19:59:50 GmT