---------------------------------------------------------------
     © Copyright Александр Щеголев
     Email: al_axe@lens.spb.ru
     Date: 15 Jan 2002
---------------------------------------------------------------


     (игра в кошмар)





     Один из Петербургских пригородов, именуемый Токсово. Это с Финляндского
вокзала,  Приозерское   направление.  Лето,   жара,  дача.  Впрочем,  вечер,
удушливый летний вечер. Быть грозе.
     Антон  давно дома, уже  поучил  местных мальчиков  играть в  "дартс" --
метали маленькие  стрелы в  деревянную мишень, --  затем  погонял  в футбол,
набегался до одурения,  до  невменяемого  состояния,  и теперь  валяется  на
тахте, читает  сказки. Антону девять  лет,  он  очень любит сказки, особенно
страшные. Его  отец, человек тридцати пяти  лет,  имеющий довольно необычную
фамилию Х., также отдыхает.  Почему бы не отдохнуть, если отпуск, если лето?
Жара, безделье,  тишина. Тем более, ребенок покормлен. И другие  ежевечерние
обязанности исполнены, в частности, выдержана традиционная  дружеская беседа
с хозяевами дачи.  Два  этих  скучных  старичка,  муж и жена,  в самом  деле
ощущаются друзьями,  ведь  столько  времени человек по фамилии Х.  знаком  с
ними. Каждое лето, каждый отпуск он  проводит здесь --  хотя  бы две недели,
хотя бы неделю, -- на  озерах, в  парках, в местах своего детства. Бывает, и
зимой  сюда  приезжает  на  несколько  дней  --  лыжами  побаловаться, с гор
покататься. И всегда живет у этих хороших людей, арендуя либо времянку, либо
пристройку,  потому  что стабильность,  определенность,  порядок  --  прежде
всего. Отец Антона такой же  скучный человек, как и хозяева дачи. Он никогда
не  забывает  известить их  о  сроках  приезда,  чтобы  старикам легче  было
планировать заселение времянки другими клиентами. Он никогда не отказывается
развлечь пожилых  людей светской болтовней - точно, как сегодня. Да и не так
уж  пусты  эти  беседы,  потому что  дед  и  бабка  образованы, интересуются
политикой  и  культурой  - вполне, вполне живые  люди,  -- особенно же любят
разного рода сенсации и скандалы, так что частенько именно от них Х. впервые
получает свежую  информацию  к размышлению.  Вот и  сегодня  они предложили,
среди   прочего,   обсудить  таинственное  убийство   директора   городского
аэропорта. Интересная, конечно, тема, однако директор аэропорта вместе с его
неприятностью был ничуть не ближе к Х. ,  чем, скажем, президент Соединенных
Штатов Америки, и он вскоре попрощался, заторопился к себе, чтобы лечь боком
на скрипучую железную кровать и...
     Итак,  маленькая семья отдыхает. Сын  читает,  отец  решает кроссворды.
Отец любит  и знает кроссворды -- так же, как большинство скучных мужчин его
возраста.  Из  всех присутствующих  трудится  только  переносной  телевизор,
привезенный с  собой из  города.  Диктор назойливо тарахтит, сбрасывая в без
того  нагретую  комнату  отработанные газы последних  известий. Бодрый голос
убаюкивает, одурманивает, размягчает мозг. Отец задремывает, отключившись на
секунду, даже роняет газету из пальцев. И вдруг вздрагивает.
     Что произошло?
     Нет,  ничего  особенного.  "Разыскивается   опасный   преступник,"   --
объявляется  в  новостях.  Вот  фотография,  вот  фамилия, имя,  отчество...
Задремавший было  человек вскакивает  с кровати,  чтобы прыгнуть вплотную  к
телевизору. Фотография  --  его. Фамилия - его.  Диктор так  прямо и сказал:
"Опасный  преступник Х.", и телефон назвал, по  которому все  желающие могут
сообщить что-нибудь органам  охраны правопорядка. Мелькает  бегущая строка с
телефонным номером -- для тех, кто запоминает глазом. И все. Конец новостей.
     Антон  также  сбрасывает ноги  с  тахты,  чтобы посмотреть  квадратными
глазами в телевизор:
     -- Чего это он?- глупо спрашивает мальчик.
     -- Ты спи, спи, чего вскочил, -- реплика отца звучит не намного умнее.
     -- Я не сплю, я же читаю.
     Отец  отворачивается от экрана: реклама никого не интересует. Смотрит в
окно -- там  быстро темнеет, туча охватывает мир,  --  затем на  часы: почти
одиннадцать вечера. Или ночи?
     -- Надо спать, -- строго говорит он. -- Быстро под одеяло.
     -- Ну, папа, -- говорит сын.
     -- Все, -- говорит отец. -- Спорить не будем.
     В  самом  деле,  спорить  не  о  чем.  Летний  вечер  в  Петербурге  --
предательская пора. До полуночи светло, как днем, и ни за что не хочется под
одеяло,  и если  с  разумом  еще можно договориться, то душа  сопротивляется
отчаянно, требуя неопровержимых доказательств окончания очередного дня.
     Впрочем,  сегодня белая  ночь  спряталась, испугавшись  грозы.  Поэтому
Антон  укладывается  без  капризов.  Он вообще не  капризный  ребенок, очень
спокойный, правильный, хотя и с большим самомнением.
     Отец выключает свет и предупреждает:
     -- Схожу позвоню в Питер. Ты не бойся, я быстро.
     -- А почему по телевизору такое сказали? --  спрашивает ребенок. -- Они
пошутили? -- голос его вялый, ночной.
     Отец  ничего  не может ответить.  Отец  и  сам  бы  не  прочь  получить
объяснения,  вот  почему  он  покидает  времянку,  через  огород попадает  к
калитке, затем  на пустынную  поселковую  улицу,  выходит  на шоссе,  идет к
почте. Возле почты -- междугородный телефон-автомат.
     Сейчас  узнаем, думает  Х., что это  за шутки,  что  это за  "новости".
Разыскивается опасный преступник.  Пусть  себе разыскивается,  а  нормальные
люди здесь совершенно ни при чем...
     Хотя,  что продавщица  сможет  ему объяснить?  -- продолжает  думать Х.
Шутка или  не  шутка?  Откуда  она может знать? Ну, вдруг что-нибудь скажет,
хоть что-нибудь...
     Человек  по фамилии Х. так и называл эту женщину: продавщица. Мысленно,
конечно. Вслух, при встречах, он называл  ее "моя  маленькая" или, например,
"заяц". Или же просто по имени -- у нее было  стандартное русскоязычное имя,
--  образуя различные уменьшительно-ласкательные формы. За последние полгода
подобные встречи особенно  участились,  складываясь  в нормальные  отношения
двух издерганных жизнью  людей.  Тем  более,  отношениям  ничего не  мешало.
Тридцатипятилетний Х. и его  возлюбленная  "продавщица" жили рядом, на одной
лестничной  площадке, он -- справа от  лестницы, она --  слева. Оба одиноки,
так что никаких вам аморальных историй.
     Жены у Х.  нет. А  сын есть. "Сын есть,  а  жены нет..." --  неожиданно
думает он, шагая  мимо  школы, мимо  магазина,  мимо  здания  администрации.
Соседка  по  лестнице очень удачно  вписывается в его переполненную  буднями
жизнь.  Понятно, что эта женщина пытается  "окрутить" вдовца, женить  его на
себе, создать если не семью,  то  подобие, полагая  такой шанс  последним  в
своей жизни.  Что ж, ее  легко  понять.  Х. работает  механиком на автобазе,
хорошо  зарабатывает  и  вообще  настоящий  мужчина.  Да,  он  скучный,  да,
неулыбчивый, раздражающийся по пустякам, работающий по трехсменному графику,
зато -- надежный. Надежность -- его суть.
     Интересно, как бы отнеслась жена к этой связи? -- думает Х., вытаскивая
из  кармана кошелек. Нормально  бы отнеслась. Соседка действительно работает
продавщицей -- женщина  без придури.  Ребенок будет хорошо накормлен и одет,
ребенку будет лучше, а отцу -- легче. Это главное. А жена...
     Жена погибла четыре года назад. Несчастный случай. Весной.  Мыла окна и
упала во  двор -- с пятого  этажа. Оставила мужа с пятилетним  ребенком.  Во
дворе  дома  как  раз   находился  Х.,  занимался  мелким   ремонтом  своего
автомобиля. У него ведь машина есть, не  зря он  автомеханик. "Лада", модель
не из престижных и давно уже не новая, но все-таки...
     Почта.
     Человек достает жетоны из кошелька, затем тщательно, осторожно набирает
номер.  Здешний телефонный  аппарат  требует  бережного  обращения.  Наконец
дозванивается.  "Извини, --  говорит  он  в  трубку, -- если  разбудил, я по
межгороду, недолго, тут такое дело, глупость какая-то".
     Женщина реагирует необычно. "Что ты  натворил!"-- кричит  она. Кричит и
плачет,  беснуется  возле  микрофона, хватает  воздух невидимыми  губами  --
изящными пухлыми губками, к которым Х. уже начал привыкать...
     Что ты натворил!
     Ни в коем случае не приезжай, сиди в своей Ялте!
     Нет,  немедленно  уезжай,  но только не  сюда,  куда  угодно,  тебя  же
разыскивают, я сдуру рассказала, что вы в Ялте отдыхаете!
     ...Женщина кричит,  а мужчина молча слушает, стиснув  зубы  до  гула  в
ушах. Наконец прерывает ее: что за Ялта, почему Ялта?
     Как  это  --  почему? Они же именно там сейчас. Антон  хвастался,  и не
только ей,  другим  соседям тоже, и мальчишкам  говорил, она сама слышала. А
когда ее  спросили, и  инспектор, и эти,  в куртках - тоже  спросили, -- она
рассказала про Ялту, сдуру, конечно, дура она и есть, не сообразила "забыть"
или "потерять", так ведь все равно бы узнали. "А вы не в Ялте, что ли?.."
     Антон хвастался, кивает  Х.  сам  себе. Теперь  понятно... Впрочем, что
понятно?
     Кто  его  разыскивал,  что  за  "инспектор"?  Как это  кто -- уголовный
розыск! И еще какие-то люди.  Очень страшные, между прочим,  люди,  вежливые
поначалу,  культурные,  но  что-то  в  них  такое...  Зачем  Х.  понадобился
уголовному розыску? Неизвестно. Хотя, вроде бы почтальона какого-то убили, а
жена  убитого нашла  письмо -- мол, если он погибнет,  убийца живет там-то и
там-то, скрываясь под фамилией Х. Это старуха  с первого  этажа  рассказала,
она всегда про все знает, у нее слух очень хороший...
     "Разговор  междугородный, --  напоминает Х.,  опуская в щель  очередную
монету. -- Кто были другие люди и что им  надо?"  Им тоже нужен Х.  Оставили
телефонный  номер,  если  вдруг он объявится.  А  продавщицу  просили  сразу
позвонить  --  так  просили,   что  мороз   по  коже.  Они  искали  какую-то
"косметичку",  точнее,  содержимое  этой  самой  косметички,  потому  что  в
квартире  Х.  ее  не  нашли.  Они  ведь  успели  обыскать  квартиру  еще  до
следственной бригады -- вошли, будто к себе домой...
     Женщина снова плачет. Неожиданно и бурно. Тогда начинает кричать Х., не
выдерживает, потому что монеты кончаются, потому  что  бабы дуры, потому что
человеку плохо, а там Антон один. Что было потом, ну?
     Потом те, в  куртках,  во  второй  раз пришли к  ней. Наверное,  узнали
откуда-то, что  соседка  --  не просто  соседка. Она же не  просто  соседка,
правда? --  женщина  не  может  успокоиться.  Эти  сволочи  ее однокомнатную
квартирку обыскали ничуть не хуже, перерыли так, что ходить невозможно, -- а
ты говоришь "что потом", -- расспрашивали, допрашивали, про Ялту и вообще --
ужас, ужас, ужас... Точно ли Х. не брал эту проклятую косметичку?
     Он кричит: "Дура!" -- и на том разговор окончен.
     Он  возвращается  на  дачу.  Ледяные руки  дрожат,  мешают  думать,  их
приходиться  сунуть в  карманы.  Барабанной громкости вопросы  рвутся сквозь
горло,  мешают дышать,  превращаясь в  бессмысленное  бормотание, но  с этим
ничего нельзя поделать. "Дура... -- бормочет Х. -- Какая косметичка?.. Какой
почтальон?.."
     Он возвращается.
     А что,  если хозяева дачи видели  сообщение в новостях?  Ведь наверняка
видели, они всегда новости смотрят! И  вообще, кто еще в  Токсове  может его
опознать?
     Надо идти сдаваться. Скандалить,  требовать справедливости. Или бежать,
прятаться, пока не поздно?
     А с  Крымом удачно получилось. Действительно собирались туда, Антон всю
зиму и весну  хотел на  море, причем,  именно в Ялту, изучил по книжкам этот
город,  достопримечательности и  все  такое, хотя, реальная  Ялта не так  уж
хороша, как  видится на картинках, -- противный городишко, в котором  народу
больше,  чем  свободного  места,  в  котором  любой  самый  простой  маршрут
превращается в бесконечное  чередование подъемов и  спусков,  --  но ребенку
должно   понравиться,   все-таки   МОРЕ,   все-таки   собирались,   мечтали,
планировали,  а  когда  пришло  лето,  денег  оказалось  маловато  на  такую
поездку... Итак, с Ялтой полная ясность. Антону трудно было смириться, вот и
заврался  парень.  Может,  хвастался  перед  своими  приятелями когда-нибудь
раньше, и теперь стыдно было говорить правду. Смешной он. Несчастный. Иногда
такая  жалость  к  нему  охватывает, особенно вечерами  -- хоть  сиди  возле
детской  кровати и на Луну вой. Правда,  у Х. прекрасный  сон, без нервов...
Ладно,  пусть эти  две  недели пройдут  в Токсове,  а  дальше  видно  будет.
Следующие две недели отпуска  полагаются в  августе, через месяц, есть время
решить финансовую проблему.
     Итак, никто не знает, где они. Даже возлюбленная продавщица. Не сообщил
ей Х., куда собирается в отпуск, не хотел, чтобы она наезжала к нему в гости
-- а она наверняка  бы так поступала, -- собирался  отдохнуть от всех, в том
числе от этой женщины. Кроме того, давно пора было  обдумать их отношения, в
деталях представить их дальнейшую жизнь.  Здесь, в спокойной одинокой глуши,
решения принимаются легко и безболезненно, как бы сами собой.
     Господи, о чем он думает? Особо опасный преступник...
     Вот  и калитка. Выложенная  плитами тропинка,  неприветливый  сумрачный
огород. В доме у хозяев горит свет -- старички не спят еще, -- и во времянке
тоже...  "Антон  шалит,  -- мгновенно  вскипает отец.  До сих пор  не  спит,
озорничает. И так мозги  набекрень,  а он,  видите ли, озорничает!" -- кипит
отец, врываясь в наполненную электричеством комнатушку.
     Сына во времянке нет. Шкаф, стол и  сумки  выпотрошены, вещи раскиданы,
есть только свет и тоскливое ощущение разгромленности. Заднее окно почему-то
приоткрыто... Х.  берется рукой за косяк. Кто-то  большой и страшный трогает
его сердце -- большими липкими  пальцами. Где  ребенок?  Выдираясь из вязкой
пелены паучьих  прикосновений,  Х. бежит  к дому хозяев,  ему  кажется,  что
бежит, он уверен, что бежит... У стариков? Телевизор  смотрит?  "Антон!"  --
зовет отец, одиноко и трагически, срывающимся петушиным звуком.
     Он рвет дверь на себя, вбегает в прихожую и тут же падает, споткнувшись
обо что-то, предательски лежащее на полу.
     Кухня и  прихожая -- одно помещение.  В доме  слишком мало места, чтобы
можно  было позволить себе  иметь отдельно  и кухню, и прихожую. На  газовой
плите,  работающей от баллона со сжиженным  пропаном, горит газ. Плита стоит
на столике -- на том самом, об который Х. ударился лбом. Хорошо, что лбом, а
не глазом, -- понимает он позже, много позже. Дед скорчился у порога, именно
это неожиданное  препятствие и попалось человеку под ноги. То,  что труп был
когда-то дедом-хозяином, видно только  по одежде, ни как не по лицу. На лицо
попросту   невозможно  смотреть,  его  нет,  вместо   лица  что-то  красное,
пузырящееся, оскаленное. И к тому  же -- нож. Длинный, хозяйственный. Торчит
из шеи -- сзади. "Антон!" -- рыдает Х., поднимаясь, не чувствуя боли, ничего
не  чувствуя.  И   торопится  куда-то,  торопится.  "Ан-то-он!"  Тело  бабки
обнаруживается  рядом,  в соседней  комнате, сразу возле  входа  в прихожую.
Строго говоря, бабка и там и здесь одновременно,  лежит  на пороге -- тело в
комнате, зато голова уже в прихожей, почти под умывальником.
     Больше Х. ничего не  помнит из увиденного. Потому что отчетливо  слышит
глухое, далекое: "Папа!.." Он мечется, рыдая. "Папа, ну где ты!"  -- жалобно
зовет  сын, откуда-то  извне  дома,  из  огорода; впрочем, Х.  и  так уже на
воздухе, под черным небом, бежит, спотыкаясь о грядки и, наконец, замирает.
     Сын  стоит возле времянки  --  одетый в  пижаму, выпачканный  в  земле,
дрожащий...
     И человек  вдруг спокоен. Толчок  -- и все кончилось. Как мало человеку
нужно  было,  чтобы  вернулась  реальность,  временно покинувшая  измученные
жизнью мозги.  Только  сердце  колотится,  да алые кляксы  в  глазах  стоят.
Переполненный счастьем, человек командует:
     -- Домой, быстро!
     Как мало нужно, чтобы вновь стать мужчиной.
     -- А что там? -- вибрирует голос мальчика.
     -- Там? --  спрашивает отец. -- Там все нормально. Одевайся, не задавай
глупых вопросов.
     В спешке хватаются какие-то вещи,  пихаются  в огромную дорожную сумку,
предназначенную  специально для  таких вот поездок. Сборы  не отнимают много
времени, хотя, им и мешают суетящиеся в помещении голоса. Мужской и детский.
     Что здесь произошло?
     Очевидно, просто повезло. Антон вовремя проснулся, услышал, как  кричат
хозяева дачи, испугался,  вылез в окно и спрятался под скамейкой. Мужики его
не  заметили, не нашли. Мужики в красивых таких  кроссовках -- ничего, кроме
обуви, мальчик  не  разглядел. Ругались  разными плохими  словами.  А  потом
побежали на  железнодорожную  станцию, решили, что отец и сын успели удрать.
Мальчик очень четко  слышал их  разговоры:  мужики были громкими, ничего  не
боялись.  Зато  мальчик  боялся,  никак не мог вылезти из-под скамейки, даже
когда папа вернулся, потому что думал:  это не папа, а еще думал, что мужики
спрятались и ждут...
     -- Вот, значит, как?  -- шепчет Х., шально озираясь по комнате.  -- Все
правильно, ты у меня герой...
     Действительно ли он спокоен?  Холод в голове  и тяжесть в руках. Теперь
его  будут подозревать  в убийстве  несчастных  стариков,  которое произошло
сразу  после объявления о розыске  опасного преступника Х.,  а ему останется
только невразумительно бормотать о мужиках в кроссовках и правдиво бить себя
в  грудь.  Надо  бежать.  Но куда убежишь,  если  на железнодорожной станции
караулит  неизвестно кто, неизвестно за что!  Причем, гости могут вернуться,
чтобы снова проверить дачу -- в любой момент!
     Наверное,  он что-то  говорил вслух, поскольку Антон испуганно сообщает
ему в ответ:
     --  Тот  участок,  который сзади за  нашим,  пустой.  Мы  с мальчишками
клубнику там едим без спроса.
     -- Почему пустой?
     -- Не знаю, папа.  Но точно. Мальчишки сказали,  что  можно, потому что
этот дядька сейчас в городе живет, а приезжает сюда только в выходные.
     Думать   было   некогда,   тем   более   о   неприкосновенности   чужой
собственности.  Нужно  решать.  Антон, полностью готовый,  одетый, со  своим
любимым рюкзачком на плечах, уже выглядывает из домика наружу.
     -- Уходим, -- торопится Х. и гасит свет.
     Бежать...
     Сначала  переждать,   отсидеться.  Не   пешком  же   в  город  идти,  с
девятилетним ребенком? Дверь в руках опытного слесаря взламывается с рабской
покорностью. Соседская дача в самом деле оказывается пустой,  и не  дача это
вовсе, а полуобжитой сарай, непригодный для сдачи внаем. Времянка, в которой
они жили, и то благоустроеннее. В общем, лучше не придумать -- тихо, грязно,
незаметно. Заячья  нора.  Хотя, живут  ли зайцы в норах? Но решать все равно
надо, никуда  не деться -- надо что-то делать, если уж тебе повезло родиться
мужчиной... Во-первых, ни в  коем случае не  включать  свет. Хорошо ли Антон
это понял, хорошо ли  запомнил? Свет отныне как бы не существует. Во-вторых,
если мальчик захочет  кушать, он может залезть в  холодильник и  чего-нибудь
поискать -- здесь, к  счастью, холодильник предусмотрен. Но лучше всего лечь
на диван  и  попробовать  заснуть.  А  папе  пора  идти.  Ненадолго,  просто
позвонить  в город,  опять  к  почте, так  что  нечего бояться,  папа  скоро
вернется -- ложись, и спи, Антон, будь мужчиной...
     Да, опять  к почте. Куда еще,  если  междугородный телефон-автомат есть
только там. Участок выходит на другую улицу, не ту, где отец с сыном снимали
дачу, а на параллельную. Это хорошо.  Участки идут в два ряда между улицами,
все очень просто, очень удачно.
     Темный   нервный  путь,  полный   страшных  невидимых   шорохов.  Затем
центральная поселковая магистраль, освещенная только редкими окнами.  Фонари
пока не горят: ведь белые ночи  сейчас, роскошная пора русского Севера, ведь
должно  быть  светло,  как днем.  Кто же предполагал, что бесконечная низкая
туча сделает белую ночь нормальной ночью?
     А  старики,  наверное,  сопротивлялись.  Наверное, попросили  нежданных
гостей   удалиться,  и  сделали   это  слишком  решительно.  Они  такие   --
бескомпромиссные.  Были  бескомпромиссные...  Но  кому и  зачем  понадобился
скучный   небогатый   работяга,  не   занимавшийся   в  своей   жизни  ничем
сколько-нибудь  интересным?  Зачем  перерыли комнату?  Опять искали какую-то
"косметичку"?  Но как вообще обнаружили эту дачу, если  Х.  с сыном якобы на
море?
     Вопросы.
     Он  вытаскивает  из  пиджака  тряпочный  мешочек,  сшитый еще женой.  В
мешочке оглушительно звякает. Жетоны для телефона-автомата.  Не забыл,  взял
их  с  собой,  покинув  новое убежище -- весь  запас жетонов, привезенный из
города. Думал,  ни одного не потратит,  никому  ведь  не собирался  звонить,
отдохнуть  хотел  от города и от  людей, но теперь выясняется,  что без этих
маленьких шедевров  современной чеканки он бы погиб. Он бы  попросту сошел с
ума  --  для  начала.  Или  он  уже  сошел  с  ума?  Вот  и  почта,  темная,
неприветливая, настороженная.  Запертая, конечно.  Хорошо,  что  телефон  на
улице, иначе бы -- гибель, сумасшествие, конец света...
     Прежде  всего --  знакомому  из  прокуратуры.  Это  один  из  клиентов,
которому  Х.   регулярно  ремонтировал  автомобиль   частным  образом.  Брал
по-честному:  стоимость   деталей  плюс   затраченное   время.   И   работал
качественно, не как другие. Вдруг гражданин советник юстиции сумеет рассеять
стремительно сгущающийся кошмар?
     Знакомый спит. Но сразу просыпается, едва слышит извиняющийся голос Х.,
сразу спрашивает: "Откуда  звонок?" Из Ялты, откуда же еще. Приходит очередь
Х. спрашивать: знает  ли  знакомый  из  прокуратуры  хоть что-нибудь? Знает.
"Трудно этого не знать, родной,  ведь  именно ты убил начальника аэропорта",
--  шутят на том конце линии связи. "Сейчас не  до шуток", --  умоляет Х. За
что  его  разыскивают,  почему  по  телевизору  показывали  его  фотографию,
выдранную из тоненького семейного альбома?
     "Какие  могут  быть  шутки!"  --  безобразно орет  юрист.  -- Начальник
аэропорта мертв, а главный подозреваемый -- Х. Ты  зачем звонишь, придурок!"
--  вот  как  орет  рассерженный  страж  законности,  заполняя  эфир  густым
начальственным басом.
     Шок. Ледяная вода за шиворот.
     А как же почтальон? Почтальона убили или нет?
     Какого почтальона!  Ах, вот какого?.. Нет, ничего конкретного  знакомый
сообщить  не  может, про  почтальона  ничего не  слышал, и  вообще --  делом
гражданина Х.  занимаются другие ведомства, не по телефону будь сказано, так
что он  бы советовал  явиться с повинной, хотя, если  по-дружески --  строго
между нами,  договорились? -- лучше всего будет раствориться в воздухе, ни в
коем случае не сдаваться, потому как высшая мера по этому делу обеспечена, и
только при большом везении -- срок по максимуму.
     Будто удар в солнечное сплетение -- нечем дышать. В муках выдавливаются
остатки  воздуха:  он  ни в  чем  не  виноват,  не замешан,  все  это  бред,
возмутительная ошибка! Объяснят ему, что происходит, или нет? Гады, ублюдки,
садисты в погонах...
     И  его   наконец   понимают.   Его   просят  перезвонить  минут   через
десять-пятнадцать,  обещают навести справки. Ну, справки -- громко  сказано,
просто душою щедрый советник юстиции звякнет туда-сюда ребятам, поспрашивает
тех, кому в  такую поздноту можно звонить. "Спасибов" не надо, только монеты
тратить. Посмотрим на часы и убедимся, что "спасибо" за такой пустяк  много,
вполне хватит ящика водки...
     Следующий  из  намеченных  по  плану  разговоров,  увы,  не получается.
Почему-то  трубку  снимает не  продавщица!  Х. хотел быстренько взять у  нее
оставленный  бандитами  номер телефона,  не  догадался  сделать это сразу  в
прошлый звонок.  Но отвечает  какой-то  мужчина:  "Алло", -- говорит.  Голос
очень знаком.  О,  Господи, чей же  это  голос? Нет, никак не  вспоминается,
мозги  подводят, да и слух  далеко не музыкальный, отвратительно  распознает
мужские  голоса... Зато  хорошо угадывается женский  --  там  же, в комнате,
недалеко от аппарата, кричит и рыдает: "Не  надо!  О-о-ой!  Не  надо!.."  Х.
кладет трубку.
     Как в тумане.
     Выждав положенное, он  снова  звонит знакомому сотруднику  прокуратуры,
все еще на что-то надеясь. Но  тот уже сух и официален: мол,  нечего  дурака
валять, ты же убийца. И вовсе это не бред, и не перебивать! Служащего вашего
почтового отделения действительно зверски прикончили,  в его  же собственной
квартире, сначала подрезали сухожилия под коленками, чтобы ноги не работали,
потом порезали руки, и только потом... Ишь ты, "бред"! Пытали парня, что ли?
Слышишь, Х., тебя  спрашивают!  Почему  тебя? Потому что  в квартире убитого
нашли спрятанное письмо, заготовленное на всякий случай, где  он описал все,
что ему  известно. Короче,  бедолага  раскрыл, чем  наш герой  занимался  на
досуге, пытался нашего героя шантажировать, вот и поплатился жизнью.
     Преступнику  жарко,  он  нескончаемо  потеет  в  телефонной  кабине, не
справляясь  с  бунтующими  железами.  Душная  тьма  сгущается  вокруг  этого
человека. А дождю никак не  начаться.  Человек мечется в стеклянной западне,
гнев  его не находит  адекватной словесной реализации:  неужели криминалисты
всерьез  интересуются  досугом отца-одиночки? А представляют ли  они, каково
это --  с маленьким ребенком без матери? И  каков  теоретически  может  быть
досуг у  главы такой семьи, и есть ли  он вообще -- "досуг"! Да,  Х. кое-чем
странным занимался: модели  с сыном мастерил, деревянные детали вытачивал, а
когда тот спать ложился, кроссворды решал под  телевизор... Советник юстиции
смеется. Нехорошо, недобро веселится, как они там в прокуратуре умеют.
     Ладно,  мол,  тебе  язык  попусту  разминать.  Мол,  в  квартире  у  Х.
квалифицированные  специалисты работали, и в результате обыска был обнаружен
шприц-тюбик. Пустой, конечно. Да-да, нечего  шипеть в трубку. Придумал, куда
спрятать  --  в ящик  со старыми  разломанными  игрушками! Хитрец  чокнутый.
Химический анализ показал, что когда-то шприц-тюбик наполнялся буфотоксином,
а  начальника  аэропорта, если Х. запамятовал, прикончили именно  этим ядом.
Очень профессионально -- кольнули на лестничной площадке. Ребята давно уже с
ног сбились, разыскивая маньяка-отравителя, ведь это далеко  не первое такое
убийство  -- укол ядом на пустынной лестнице,  -- и  если говорить прямо, то
все  оперативные  органы  города  просто лихорадит  от нераскрытой  серии. И
наконец  преступник вычислен! "Надо же, какой глупый прокол получился у тебя
с  идиотом почтарем, --  весело  сочувствует чиновник, -- прямо  кино..."  В
телефонной кабине -- нервный криз. Сброс излишков жара, распирающего голову.
Духота липнет к лицу, вползает в легкие, а дождя все нет.
     "Заткнись, --  обижается  разговорчивый юрист. -- Я-то тут  при чем?  К
твоему делу вообще госбезопасность подключилась, так что нечего орать. Меня,
кстати, просили тебе передать..."
     Просили передать, что предлагают  переговоры, вот и телефончик оставили
-- можно записать, даже нужно. А посторонних ни к чему впутывать в эти игры.
"...Я  небольшой  человек,  у меня  самого  забот  выше  погон..."  --  все,
финальные гудки.
     Кому теперь звонить? Палец набирает чей-то номер. Жетон  проваливается:
отвечает соседка по лестничной площадке.
     Да,  у  любимой женщины все  в порядке. Да,  "моя маленькая" уже  одна,
потому что бандиты ушли...
     Голос в трубке вялый, замирающий на каждом знаке препинания, не  голос,
а легкие невесомые  дуновения, как бы не существующие вовсе.  Только однажды
человек по фамилии  Х. слышал, чтобы крепкая,  закаленная  жизнью продавщица
так странно говорила. Полгода назад, когда неожиданно издохла ее собака. Это
случилось  минувшей зимой.  У  соседки ведь  когда-то была собака,  шикарный
колли,  еще  до того,  как  Х. сблизился  с этой  женщиной.  Собственно,  их
банальная связь  началась именно  в  день смерти собаки, очень уж Х. пожалел
тогда безутешную  владелицу,  захотел хоть  в  чем-нибудь помочь ей.  Он так
понимал  ее  горе,  он  прекрасно  знал,  что  значит  остаться   вдруг  без
единственно  близкого существа, -- он сам никак  не мог забыть свою  жену...
Какая жена, какой колли? Он  спятил? Бандиты, оказывается, узнали у нее, где
Х. чаще всего отдыхает, не поверили  про Ялту,  а Х. чаще всего  отдыхает  в
Токсове,  вот об  этом она и сообщила  незваным гостям.  Даже  дом описала и
улицу, куда они втроем приезжали кататься на лыжах -- в феврале, помнишь?
     Он все помнит, у него только на мужские голоса память плохая.  Крутится
в голове, но никак не  выскочит на волю: кто же так мерзко умеет произносить
простейшее слово "алло". Поэтому логичен вопрос: бандиты были те же, что и в
прошлый  раз?  Нет,  другие.  А  кто  был  тот человек, который  подходил  к
телефону? Она его впервые видела. Ну, как  он хоть выглядел? Худой, длинный,
рыжий.
     "Рыжий..." -- эхом откликается Х., со сладким  азартным удовлетворением
понимая, что вот оно -- сверкающее, ликующее, долгожданное. "Рыжий? -- сипло
переспрашивает он.  -- И  еще  усики такие реденькие,  правильно?" И  усики,
соглашается женщина.
     Итак, сокурсник. Все точно, личность  опознана -- Петр по кличке  Царь,
потому что  однофамилец  Романова. Х.  вместе  с  ним  в  техникуме  учился,
удивительно неприятный человек. Или это только сейчас стало  ясно, насколько
неприятен всегда  был Петр по кличке  Царь?  Впрочем, какая разница?  Осенью
прошлого   года,  в   ноябре,   состоялась   вечеринка,  традиционный   сбор
выпускников, девчонки организовали всех, кого смогли собрать,  вот там они в
последний раз и виделись. А теперь -- его голос в телефоне. Бред. Вечеринка,
между прочим, состоялась как раз в квартире у Х., потому что больше никто не
согласился  принять  гостей,  а  он все-таки  один  в двухкомнатной квартире
проживает.  Сын  не  помеха,  взрослый  парень, тем  более,  жратву и  питье
девчонки на  себя взяли. Петр, помнится,  приходил, как ни в чем  не бывало,
держался  очень даже  естественно, пьяно  острил, бутылку "Амаретто" от себя
лично выставил...  "Давай телефон!" -- торопится Х. "Какой телефон?" --  еле
шевелится в трубке голос женщины. "Который бандиты оставили". "Они ничего не
оставили". "Предыдущие бандиты, заяц, предыдущие! Сама же говорила!"
     Он записывает телефон -- и больше, к счастью, нет тем для разговора. Он
старается  не  думать,  не  представлять,  каким  образом  непрошеные  гости
домогались у нее сведений, а для этого лихорадочно роется в записной книжке.
Находит  телефон  Петра и сверяет  цифры. Номера  разные.  И вообще, звонить
сокурснику глупо, лучше сразу лично встретиться. Лоб в  лоб, чтобы не  успел
шлемом запастись.
     Набирает, срывая ноготь, оставленный продавщице номер.
     "Молодец, что  позвонил,  --  говорят  ему.  -- Ялту из-за  тебя  снизу
доверху  перерыли. Не психуй, дурачок, все понимают, что  ты просто выполнял
заказ,  ты честный  "затыкала" и никто другой,  но ты правильно,  даже очень
правильно  сделал, когда  решил  забрать портфель!  И поскольку портфель  ты
забрал, то, возможно, тебя простят..."
     У кого забрал?
     "У  начальника аэропорта, -- говорят  ему.  -- Не  придуривайся!  Смысл
заказа был в том,  чтобы  косметичка попала к  городской администрации. Твои
друзья ужасно хотели, чтобы косметичка пошла по инстанциям, но  ты,  уж и не
знаем  почему, решил  инсценировать  ограбление.  В общем,  молодец. Кстати,
портфель  нашелся  -- в мусоропроводе  твоего дома. Ты его,  оказывается,  в
мусоропровод  бросил,  только  пустой,  выпотрошенный.   Верни   косметичку,
дурачок, и  останемся  друзьями.  Все  равно  тебе ЭТО  не  продать  никому,
слышишь, ни-ко-му..."
     Человек  в  телефонной кабине  смеется.  Ему  так  весело, что  хочется
разбить стекла.  Кулаком.  Или головой. Нет,  кулаком удобнее. По руке течет
кровь,  снова кровь,  красные  пятна повсюду...  Кому  еще звонить? Кто  еще
остался вне списка собеседников?
     Ниточка,  которую  ему  дал  знакомый  из прокуратуры!  Госбезопасность
интересуется этим  делом. Бред. Телефон сотрудника, ответственного за поимку
опасного преступника Х. -- вот он, зажат в окровавленном кулаке. Звонить или
нет?
     Поздно  сомневаться, трубку уже  сняли.  Оказывается,  его  звонка ждут
давно и с искренним нетерпением. Чтобы сформулировать простую и ясную мысль.
Лучше  сдаться  по-хорошему, хотя  бы  сына  пожалеть,  а  то  всякое  может
случиться, когда их брать будут. По слухам, Х. любит сына  --  не правда ли?
-- то есть  даже такому зверюге  не чуждо  человеческое... Голос в трубке --
изысканно вежлив, до омерзения. Всепонимающий, сочувствующий голос. На "вы".
     "Оперативники  из группы захвата с вами церемониться не станут, вы меня
понимаете?" "Не понимаю, -- ворочает Х. сухим шершавым языком. -- За что?"
     За что?
     Речь о  том, доброжелательно объясняют ему, что начальству,  ну  всяким
там  большим людям,  ужасно  не  нравится,  когда  наемные  убийцы  из числа
самоучек-дилетантов не  устроены, не приручены, делают, что им вздумается, и
так далее...
     "Наемный убийца"? Эти слова -- про Х.?
     "А вы как бы себя назвали? -- приветливо  интересуются в трубке. --  Мы
называем  вещи  своими  именами.  И  откровенно  предупреждаем, что  никаких
гарантий безопасности для ребенка дать не  можем. Вы успели сообразить, что,
собственно,  вам  сказали? Или  вы специально хотите  сунуть его  под  пули?
Думайте, пока есть время".
     Он бросает трубку. Он сползает вниз, садится на корточки и долго сидит,
приходя в себя.  Вот, значит, что.  Сказано  куда как понятнее. Вот, значит,
какие методы используются для поимки опасного преступника Х. Не сдашься  сам
-- накажем. Прицельно накажем, с выверенной точностью. Сволочи...
     "Наемный убийца",  -- вслух повторяет  человек, пробуя незнакомые слова
на вкус.
     И  неожиданно  становится легко.  Он  действительно  спокоен,  ледяным,
мертвым  чувством. Легче даже, чем, например, на даче, когда он выскочил  из
залитой кровью прихожей и поймал  в  свои руки чудом спасшегося  сына. Итак,
его  принимают за другого, теперь  это стало  очевидным.  Осталось несколько
жетонов, можно еще раз позвонить, задать простые конкретные вопросы...
     "Опять вы?  -- удивляется  шантажист-офицер. -- Мы не надеялись, что вы
так быстро примете решение".
     Нет, дело совсем в другом. Хотелось  бы узнать: какие основания считать
убийцу по фамилии Х. именно наемным?
     Есть  основания,  есть! --  пытаются утешить  его.  Например,  недавнее
поступление на счет господина Х. в сберкассе, непонятно из какого источника.
Огромные  деньги, между  прочим,  не  сравнить  с  нашими зарплатами.  Жаль,
конечно,  что  владелец  не  успел  снять их  со  счета,  так  и лежат  они,
арестованные. Наверное, этот гонорар  как раз за  начальника  аэропорта? Или
вот  другое доказательство:  именной  счет на его  малолетнего  сына в банке
"Интер-Амикус". Подарок ребенку к  будущему дню  совершеннолетия, не  правда
ли? "Мы все знаем", -- напоминают слушателю эту простую истину.
     Х.  не  сдается. Его  интересует,  по каким датам и в  какое время были
совершены  убийства  из  знаменитой  серии.  Он честно  хочет  знать,  чтобы
попытаться вспомнить указанные  дни. А затем объяснить, чем он на самом деле
тогда занимался. Даже бумагу и  ручку  приготовил  для  записи,  несмотря на
отсутствие света.
     Впрочем,  фонари  уже зажглись, человек и не  заметил  этого. Настоящая
ночь, полная ртутных теней.
     Собеседник долго молчит, о чем-то размышляя. Вопрос о датах, как видно,
показался ему отнюдь не  лишенным  смысла.  Очередной жетон  проваливается в
монетоприемник. Наконец ответ рождается -- ничем уже не сдерживаемый, этакий
размашистый,  акцентированный,  звонкий,  --  и  сразу  ясно, что  вежливому
офицеру вдруг отказывает профессиональная любовь к преступнику.
     Да, они обратили внимание на время, когда  совершались те преступления,
в  которых  Х.  обвиняется.  Да,  уже  выяснили,  что  Х.  предусмотрительно
находился на работе, что все убийства  происходили  именно тогда,  когда  он
выходил  на  смену.  Все  до  единого,  такая  закономерность.  Беспокойство
излишне, потому что следственные органы осведомлены и об этом. Но -- вот вам
слово офицера!  --  трюк обязательно  будет  раскрыт, так называемое "алиби"
обязательно  будет  расколото,  это дьявольское, подозрительно  однообразное
алиби.  День  и  ночь работают  специалисты,  которые скоро  догадаются, как
удавалось незамеченным уходить из мастерской и возвращаться, которые докажут
все,  что полагается,  потому  что  Х.,  задавая  свои  ехидные вопросы,  не
учитывает  одно обстоятельство:  в  руках у представителей закона  находится
кое-что такое, чего он и представить себе не может...
     Не сомневайся, гад.
     И еще --  пусть Х.  напряжет  слух, звучит служебная тайна. Город Ялта,
где  он  прячется  (да-да,  это тоже  известно),  так вот,  Ялта блокирована
наглухо, не выбраться, не вырваться. Конец.
     Жетоны исчерпаны, разговор оборван. Вселенская, абсолютная пауза.
     По тротуару идут два парня, молодые и здоровые, безлико модные. Темные.
Замечают сидящего в  телефонной  кабине человека и вдруг переходят на другую
сторону,  убыстряя шаг. Человеку неловко:  прохожие  явно подумали, будто он
гадит здесь, за пьяного приняли, -- фу, как мерзко получилось, -- и тогда он
встает, выходит, окликает их: мол, ребята, не продадите ли жетончик?  Ребята
оглядываются, приостановившись. Пятятся... Убегают!
     Молодые и здоровые. Неужели испугались?
     Потому что он  до сих  пор спокоен,  это всегда  пугает,  тем более, по
ночам.  Он  поднимает одинокий  обломок кирпича и торопится обратно к  сыну.
Пробирается к  чужой  калитке, ожидая встречи с  бандитами,  думая  об  этой
встрече, даже, вероятно, желая ее. Нет, все тихо.
     И  сын шепчет,  что все  тихо -- он смотрел в окно, на ТУ дачу,  слушал
через  форточку, и вроде бы  никто больше  не  шумел, не приходил. Антону не
заснуть, бедняге, никак  не  получается, хотя  честно  пытается.  Антон ждет
папу,  поэтому не  спит.  Малыш  родной.  Развитый, искренне  считающий себя
взрослым -- единственный  человек, существующий кроме  Х. на этом  свете. Но
господа в  мундирах  не  дают  никаких  гарантий...  Бред!  Господи, спаси и
сохрани...
     -- Я вернулся, -- строго говорит Х. -- Ложись и не дури.
     -- А ты? -- шепчет ребенок.
     -- И я.
     Они ложатся  на  диване,  вдвоем, бок о  бок. Пыльное покрывало, полное
незнакомых  запахов,  сближает  их  тела. Впрочем,  душно,  и мальчик  сонно
освобождается от ненужной тряпки. Отец лежит, временно закрыв глаза -- то ли
думает  о  чем-то,  то ли просто ждет. Место, кажется, вполне безопасное.  И
диван,  и  сарай,  и участок. По крайней  мере,  пока  не обнаружат трупы на
соседней даче или пока не  вернется здешний хозяин, а это случится не раньше
утра.  Сын сразу  заснул  -- к отцу  спиной, смешно  уткнувшись в коврик  на
стене. Отцу,  наоборот, не  заснуть, и  он встает. Он  снова укрывает  сына,
чтобы тот  не замерз, когда  начнется  гроза,  а гроза непременно  начнется,
затем он пишет на ощупь  записку: "С добрым утром! Не волнуйся, я скоро, я в
город  и обратно. Сиди в доме,  чтобы  никуда, понял?" Записка  оставлена на
всякий случай, потому что Х. надеется  вернуться до того, как сын проснется.
Он все еще надеется...
     Он  простой  человек. Простые люди  всегда знают, что им нужно. Нашарив
под  диваном коробку с инструментом, он находит что-то массивное, грозное --
ага,  это гвоздодер!  --  затем  надевает куртку  и выскальзывает  прочь  из
деревянной клетки.





     Взрослыми  становятся  в тот миг, когда  понимают, насколько беззащитен
ребенок. Свой, чужой, любой  из встреченных  на пути. Когда становится жалко
ребенка до слез -- беспричинно. Когда четко формулируешь мысль:  да, я смогу
отдать за него жизнь.
     Человек,  носивший  довольно  необычную фамилию  Х., был  взрослым,  но
подобные отвлеченные мысли не посещали его никогда.
     Каждого взрослого изредка охватывает странное ощущение: ты сам ребенок,
как  был  ты маленьким,  так и остался  -- беспомощным, несамостоятельным  в
желаниях и в поступках, существующим будто  не всерьез. Каждый взрослый хотя
бы раз видел себя таким со стороны.
     Человек, названный Х., не  умел смотреть  на себя  со  стороны, поэтому
болезненные  состояния   приходили   к  нему  только  во  время   гриппозной
интоксикации или, скажем, похмельного синдрома.
     Так было тридцать пять лет -- до нынешней ночи.
     Странное  ощущение  не  отпускало  его,  когда  он  шел  по  лесопарку.
Знаменитый лесопарк начинался почти сразу от нового убежища, только до конца
улицы дойти, это всего  два  дома, затем  -- тропинкой через  овраг, по  дну
которого нес свои воды  провинциальный ручеек, затем -- через вытоптанную  в
кустарниках  дорожку... Впрочем,  человек вовсе не шел, а брел, спотыкаясь в
темноте,  шарахаясь от деревьев, стараясь не  упустить  струящуюся в пустоте
аллею. Путь по лесопарку  походил  на космический полет. Свободное падение в
безвоздушном  сне.  И  жалкий  кусок  металла  в  руке  являлся  не  столько
источником энергии, сколько тянущей в бездну тяжестью.
     Конечной  точкой  траектории была железнодорожная  станция -- соседняя.
Далекие предки обозначили ее именем Кавголово.  Эта станция располагалась на
одну позицию дальше от города, чем Токсово, но самое главное -- там не могло
быть страшных людей, поджидающих одинокого ночного путника.
     И путник справился с маршрутом.
     Мало того,  он  успел  на последний  электропоезд! В вагоне  было тихо,
пусто и очень реалистично. Странные ощущения  временно отступили,  дав место
отвлеченным   мыслям.   Сначала,   правда,  вскочивший   в   поезд  пассажир
рассматривал гвоздодер, прихваченный из чужого дома: почти полметра в длину,
сделанный из крепчайшей легированной стали, заостренный на  одном конце, что
дает  возможность использовать  инструмент  в  качестве  ломика,  снабженный
устрашающим  сплющенным  загибом на другом... Прекрасная  вещь.  Человек был
механиком и  знал  толк в  инструментах.  Удовлетворенный, он  положил ломик
рядом с собой на скамейку, после чего подумал о том, что... Мгновение спустя
он привалился  головой  к  прохладному черному стеклу, едва  не  заскулив, и
прикрыл, спрятал глаза от вспыхнувшего в вагоне Понимания.
     Что  будет  с  сыном,  если  отца  посадят  в  тюрьму?  Или  если  отца
просто-напросто...  что, впрочем,  одно и то  же. Мальчик мало  натерпелся в
жизни,  да? Без  матери. В  этой  поганой,  проклятой всеми  богами  стране.
Мальчик ведь находился в  комнате - тогда, четыре года назад, ясным весенним
утром.  Он играл,  а мать мыла окно.  Дура -- надо  же быть такой  дурой! --
поставила  на  подоконник  низенькую приземистую  скамеечку, всего  лишь  на
какую-то минуту,  чтобы протереть верхнюю  часть  рамы, она миниатюрная была
женщина, ей не дотянуться, такая хрупкая, нежная, любимая, хотя, сколько раз
ей   говорили:  мозгами  надо  думать,  если  что-то  делаешь,  моз-га-ми!..
Скамеечка подвернулась, упала обратно в комнату, а мать -- в противоположную
сторону. Хватило  одного неловкого движения.  Когда отец  прибежал  из двора
домой -- звонить в "скорую", -- пятилетний Антон лежал, забившись под диван,
кричал,  потом  вырывался  из  рук, никак  не  успокаивался.  Он все  понял,
мальчик, несмотря  на свой возраст.  Не объяснить ему  было, что мама больно
ушиблась,  и доктор Айболит ставит ей градусник.  Что мама просто заснула  в
больнице -- поспит,  поспит  и проснется. Вот так и остались они вдвоем -- в
двухкомнатной квартире,  только-только полученной. Теперь же  ребенок и отца
может потерять...
     Пассажир решил  выйти не на вокзале, а чуть раньше  --  на той станции,
где метро. Подстраховался. Еще не вокзал, но  уже город. Ломик  он сунул под
куртку и прижал к телу локтем. Однако метро не работало. Все правильно:  час
был слишком поздний.  Тогда человек встал  на  обочине дороги, спустившись с
тротуара, и принялся жестами взывать к проносящимся мимо автомобилям.
     Он сам был водителем  и тоскливо думал о  том, что притормозить решится
не каждый.
     Взбаламученная  память никак не желала успокаиваться.  Разумеется, отец
был в какой-то степени обижен на жену -- как она могла бросить  его одного с
ребенком? Он  привык к этому слову: "бросить" вместо "погибнуть", -- защищая
свой рассудок от нестерпимой боли утраты. Родительские хлопоты целиком легли
на его  плечи. Отец водил мальчика по врачам, готовил еду, одевал, устраивал
в кружки -- по  гимнастике, затем в авиамодельный. Устраивал и в школу. Это,
кстати, очень трудно -- определить в хорошую  школу. Отец  выдержал выпавшие
ему испытания. Он был надежным мужчиной,  скучный неинтересный Х., и понимал
он  надежность очень  просто: любое  дело должно доводиться до конца. Именно
так: если этот человек брался за  что-то, можно было не тратиться на  пустые
волнения -- он не отступал, ссылаясь на объективные трудности.
     Х.  настойчиво   унижался  перед  равнодушными,  ощетинившимися  огнями
машинами.  И  одна   наконец  остановилась.   Крытый  брезентом  "козлик"  с
государственными номерами. Внутри  --  двое хмурых мужчин. Конечно,  чего им
пугаться  ночного  путника?  Разговор о  цене  был  короток,  потому что  Х.
согласился,  даже не вникнув  в  запрошенную сумму. По меркам автомобилиста,
впрочем, ехать требовалось не  так  уж  далеко. Везли его без неприятностей,
без утомительных разговоров ни о чем,  и,  расслабившись на сиденьи рядом  с
водителем,   он   продолжал   вспоминать.  Ночь  пока   еще   давала   такую
возможность... Если что-то случится, Антон не  пропадет -  умный,  развитый,
уроки  делает  совершенно  самостоятельно.   Учителя   в  школе   им  вполне
удовлетворены,  а  школа  действительно  престижная.   К   спорту  относится
серьезно,  любит гимнастику. Вон, как  мучился,  когда  ему  тянули  шпагат,
однако  не  бросил,  все  вытерпел.  Зато модели  разнообразных  летательных
аппаратов отец и  сын вместе мастерили -- в конце концов, механик  Х. или не
механик! Где как не дома  Антон научился вытачивать настоящие  пропеллеры из
невзрачных  кусочков  дерева  или,  например,   делать  шикарные  ракеты  на
резиновых  двигателях! Нормальное мальчишечье детство, папа может гордиться.
Но теперь... -- Х. едва не застонал.  Теперь мальчик там один, в чужом доме,
на чужой постели. Лишь бы не проснулся, лишь бы глупостей не наделал... "Что
с тобой?" -- спросил водитель, нервно поглядывая  на ломик, который пассажир
вытащил из-под куртки и положил для удобства себе на колени.
     Похоже, хозяева "козлика" все-таки испугались, и пассажир  понял, чего.
Он  поймал свой  же  собственный взгляд  в правое  боковое зеркальце,  когда
вылезал  из  машины. Даже  передернулся --  такой странный был взгляд, такое
странное  выражение лица.  Водитель  уехал  --  рванул с  места, не  рискнув
напомнить  насчет  денег.  Забавно  получилось,   подумал  Х.  С  абсолютным
безразличием подумал.
     Его привезли к гаражам, как он просил. Здесь, в одном из многочисленных
боксов,  дремала его "Лада". Он не опасался засады или каких-либо сюрпризов,
поскольку о гараже никто не знал. Гараж арендовался у посторонних, случайных
людей, частным образом, без документов. Мысль о том, что владелец гаража мог
узнать по телевизору фотографию и сообщить об этом в милицию, явилась, когда
Х. открывал  железные створки  ворот.  Он похолодел, ожидая  подлый удар. Он
проклял  все,  что  сумел вспомнить  за это мгновение. Но обошлось  -- опять
обошлось!
     Х. выкатил свою возлюбленную -- вишневого цвета, тщательно  смазанную и
отлаженную,  -- затем испачкал землей,  внутренне протестуя, недавно вымытые
автомобильные номера. Только затем, уже закрывая гараж, он заметил в дальнем
углу бокса инородный предмет.
     Полиэтиленовый пакет.
     Внутри пакета... Доллары!  Толстая пачка, состоящая сплошь из сотенных,
то есть -- много. И косметичка, роскошная импортная косметичка из тончайшего
пороллона  и шелка, расписанная  цветочным  орнаментом! Дрогнувшими пальцами
человек  раскрыл замочек:  оказалось, ничего особенного.  Бумажки, сложенные
листочки. Вовсе не косметика или,  например, наркотики.  Признаться,  первая
мысль,  родившаяся при  виде  этой косметички,  мысль, чуть  не  разорвавшая
голову,  была  именно:  "Наркотики".  Нет.  Бумажки   --  либо   рукописные,
исполненные  на  разных  иностранных  языках  и  разными   почерками,   либо
напечатанные на принтере. Человек торопливо разворачивал их  одну за другой,
пытаясь хоть что-то понять. Ни слова на русском! Впервые в жизни Х. пожалел,
что образование его ограничивается школой и техникумом, впервые  согласился,
что  впихивание в детские рты чужой грамматики  не является блажью учителей.
Он положил непонятные бумажки обратно в  косметичку, которую  затем  сунул в
"бардачок" автомобиля  -- вместе  с  долларами. Закрыл гараж.  Двигатель уже
прогрелся, можно было ехать.
     "Подложили!.."   --  плескалась  в  салоне  счастливая  догадка.  --  И
портфель, и доллары!.."
     Но кто мог залезть в гараж? Кто вообще знал о гараже, кроме  самого Х.?
Во-первых,  соседка-продавщица,  во-вторых,  владелец гаража.  Если улики  в
квартиру способен подложить кто угодно, для этого достаточно лишь справиться
с дверным  замком, то о  местонахождении автомобиля нужно  сначала узнать. И
еще:  владелец гаража почему-то  не донес сегодня ночью на  Х.  следственным
органам. Почему? Не потому ли, что сам замешан в этой истории?
     К  кому  ехать? -- логичный  вопрос  занимал  мозг, пока  руки  и  ноги
выруливали  с   площадки.  Проспект   стремительно   понесся   навстречу.  В
соответствии с набираемой скоростью перед глазами водителя вихрем пронеслись
варианты.  Сокурсник Петр  по кличке Царь (вытрясти  из ублюдка все, что тот
знает); квартира убитого работника почты  (чем он мог шантажировать ни в чем
не повинного Х.? узнать бы его адрес); наконец, владелец гаража...
     Человек  поехал домой. Все  рухнуло... -- неожиданно  и подло вернулись
воспоминания. Неужели -- конец?.. Главное, как раз Антон сдал на разряд, его
взяли в спортлагерь, бесплатное проживание и питание от спортшколы, отправка
--  через  две  недели...  Мальчик,  между  прочим,  не  только  гимнастикой
увлекается,  но и другими  видами  спорта. Особенно забавляет  растроганного
отца игра "дартс" -- кидать маленькие дротики в деревянную мишень. Антон сам
делает  себе дротики -- по всем правилам аэродинамики. Что теперь будет? Как
выкрутиться, как доказать миру чудовищность совершаемой ошибки?
     Человек  оживил радиоприемник,  надеясь,  что эстрадная жвачка отвлечет
его от от вечных вопросов.
     "...   буфотоксин,  --   вкрадчиво   включилась   местная  радиостанция
УКВ-диапазона, заставив  водителя крепче вцепиться  в руль,  --  в  переводе
означает "жабий яд". Это вещество получают из околоушных желез  экзотической
южноамериканской  лягушки.  Некоторые племена индейцев даже изготавливают  с
его  помощью отравленные  стрелы.  Но в  данной  серии убийств,  как удалось
выяснить  нашему   корреспонденту,   применялся  не  чистый  буфотоксин,   а
синтетический  алкалоид,   полученный  в   лабораторных  условиях.  Вот  что
рассказал   эксперт..."    Шла   знаменитая   передача    "Ночь   кошмаров",
рассказывающая  о  разнообразных  скандалах  и  ужасах,  составляющих  жизнь
большого  города. Поразительно! Такие совпадения возможны,  пожалуй, лишь  в
кинофильме, слепленном бездушными руками профессионала. Вместо расслабляющей
музыки  была уголовная  хроника,  и  как  раз  журналист  делился последними
сплетнями по  поводу  убийства  директора  аэропорта, а  также подробностями
нескольких  аналогичных преступлений,  имевших место за  последние несколько
месяцев.  Специально  для  тех, кто не спит. Водитель,  мчащийся в вишневого
цвета "ладе" по ночному Петербургу, не спал. Он сделал  погромче и некоторое
время слушал, дыша с паузами.
     "...По  внешнему  виду  это густая  маслянистая жидкость  с  неприятным
запахом,  иначе  говоря,  подобно  большинству  алкалоидов  этот  яд  должен
омерзительно  вонять гнилью... Хорошо растворяется  в  разбавленной  соляной
кислоте...  Острейшего   кардиотоксического   действия,  достаточно   легкой
царапины,  чтобы  максимум  через  тридцать  секунд   получить  результат...
Судороги,  почти мгновенный цианоз, очередной труп,  найденный  на пустынной
лестнице..."
     В общем, ничего полезного  радио не сообщило.  Отсутствие новостей есть
лучшая  новость  --  Х. не  знал  эту  английскую  поговорку,  равно  как  и
английского  языка,  но  в  душе,  очевидно,  был  англичанином.  Он  ощутил
облегчение.
     "Алкалоид... -- повторял он, как будто не мог запомнить. -- Алкалоид...
Алкалоид..."
     Домой!
     Нет,  не  домой  он ехал,  а  к  соседке.  Мрачные,  свинцовой  тяжести
подозрения одолевали его. Вспоминался  шприц-тюбик со  следами  буфотоксина,
упоминавшийся опером из госбезопасности -- тот, который нашли  в квартире Х.
Шприц-тюбик, разумеется, подбросили. Кто?  Не  хотелось  бы  думать о  людях
настолько скверно, но...
     Он проехался несколько раз мимо своего дома, пытаясь понять обстановку.
Затем остановился поодаль и  долго сидел в  машине,  томительно  высматривая
опасность.  Действительно ли многочисленные враги уверены, что  он далеко от
города, или  сомневаются?  Постороннего  движения  не наблюдалось, хотя, это
вряд  ли  что-то означало.  Водитель  все-таки  решился, припарковался возле
подъезда, по  привычке поставив машину на  сигнализацию. Чуть сзади осталась
другая  машина, которую он только что  объехал. Там помещался мужик очень уж
широкого  вида, попросту толстяк --  впрочем, никакой  опасности все  это не
таило. Мужик простодушно спал, разметавшись на кресле водителя, прилепившись
затылком  к  мягкому  подголовнику и  шумно  дыша пухлым ртом. Лицо его было
красным, взмокшим. Смотреть на него было завидно...
     Х.  поднялся на свой  пятый этаж.  К себе он действительно не собирался
заходить,  мало ли что его там ждало?  Тем  более, дверь квартиры  оказалась
опечатанной.  Он  позвонил  в  квартиру напротив  --  к  продавщице.  Он был
настроен твердо, безжалостно.
     Однако с лестничной площадки выше этажом вдруг скатился некто -- легко,
упруго,  на полусогнутых.  Совсем  еще  молодой  парень.  Очевидно,  давно и
утомительно он стоял там, чего-то  ждал. И дождался. Не учел  Х., что засада
была отнюдь не в  квартире, опыта  не хватило, терпение подвело. В вытянутых
руках парня темнел  пистолет. Он  скомандовал  яростным  шепотом:  "К стене!
Оружие  на пол!" Кто это,  бандит или  наоборот?  --  заметалось, заметалось
между стенами встревоженное человеческое сердце... И звуки заметались гулким
эхом  по лестничной шахте, потому что Х. закричал изо всех сил, не собираясь
шептаться в ответ:  "Да не убийца я, нет у меня никакого оружия!" И застучал
ногой в каменный пол, мгновенно обезумев, и сжал дрожащие кулаки.
     Дверь  неуверенно   открылась,  выглянула  испуганная  женщина.  Вот  и
встретились, -- ошалело  покосился на  нее Х.  Человек  с пистолетом немного
растерялся, но  все  же  отработанно ударил пойманного преступника о  стену,
развернул,  зашипел: "А  ну,  говорят, бросай оружие!" Женщина  заторможенно
смотрела.
     Она смотрела... И  неожиданно -- для  самой себя также --  выскочила на
лестницу.  Изо  всех сил  она  толкнула страшного  незнакомца  и  закричала,
перекрыв  все  остальные  звуки:  "Что вы  все от  него хотите!  Что он  вам
сделал!" Парень  взмахнул  руками,  уронив  пистолет,  оступился  и  неловко
повалился  по  ступеням,  растопырив пальцы,  врезался  в  батарею  парового
отопления, осел и замер. Перестал шевелиться.
     Вообще, некоторое время никто не шевелился.
     Потом   женщина  заплакала.  Очнулся   и   Х.  --   подобрал  пистолет.
Решительными  движениями была  вскрыта запечатанная  дверь.  Безвольное тело
втащено вверх по лестнице,  в опальную  квартиру, и брошено в прихожей.  Жив
или нет? --  думал Х.,  обыскивая  гостя.  Бандит  или  наоборот? В  кармане
рубашки у того  обнаружилось  удостоверение  сотрудника оперативно-розыскной
службы. Юный полисмен, значит. Узнать бы  теперь,  хорошо это  или  плохо...
Из-под брючного  ремня  поверженного оперативника  неуместно торчала толстая
газета,  сломанная пополам -- Х.  изъял  ее, не сдержав любопытства. Издание
называлось  "Ширь". Русский  еженедельник. Сверху,  на полях, было торопливо
чиркнуто карандашом: "Р.-Корс. 99-26". Вероятно, какой-нибудь  сортировщик в
почтовом отделении написал адрес подписчика,  чтобы  почтальону  легче  было
работать, а молодой лейтенант, то бишь подписчик, прихватил текущую прессу с
собой, полагая свой задание скучным и бесполезным. Забавно...
     Соседка вошла следом, пугливо, словно на цыпочках.
     Хозяин квартиры посмотрел на  нее, выпрямившись.  Она  -- на него.  Они
смотрели друг на друга, даже не пытаясь что-либо  сказать,  и тут  Х. понял,
что верит этой женщине. Абсолютно верит. Она не предатель. Она -- искренняя,
не  фальшивая. Она -  ЕГО  ЖЕНЩИНА,  ничья  другая, какими  бы чувствами  не
руководствовалась  в  своих  отношениях с отцом-одиночкой.  Возможно, любит,
возможно, просто не  хочет быть одна -- какая разница? В ее взгляде -- тоска
и радость одновременно... Мужчина отвернулся и спросил: "Сколько их было?"
     Она сразу догадалась, о чем он.
     "Приходили  трое". "Что  они  с  тобой  делали?"  "Ничего  плохого,  не
волнуйся..." Он упорствовал: "Почему же ты им тогда рассказала про Токсово?"
Она вымученно улыбнулась: "А ты хотел бы, чтобы я им этого не рассказала?" И
вопросы кончились.
     Тем более, что оперативник начал стонать, приходя в себя. Все-таки жив.
Следовало поторопиться: гость  уже  возился,  елозил  по  полу прихожей.  Х.
засуетился,  забегал  --  нашел два  зимних шарфа.  Детским скрутил пленнику
руки,  взрослым -- ноги. Тот вывернул  вбок мужественное лицо, желая  что-то
сказать,  что-то вроде:  "А  где Брагин...",  но  Х. опередил: "Как  фамилия
убитого работника почты?" "Ты  что, идиот? -- застонал поверженный соперник.
-- Что ты сделал с  Брагиным?" "С каким Брагиным? Мне нужны фамилия и  адрес
убитого работника почты". "Слушай,  ты,  семью  его хоть  не трогай, это  же
несчастные  люди, зачем они  тебе?"  "Потому что  я не  убивал".  "Тем более
зачем?"  Хозяин  квартиры  рассердился:  "Я хочу  наконец  узнать, чем  меня
собирались шантажировать?! Чем меня вообще можно шантажировать?!"
     Молодой  человек  трудно  думал, прежде  чем ответить.  Даже  испариной
покрылся  от напряжения. Ответ  же  его оказался  прост:  он  не знает,  где
находится  семья сотрудника почтового отделения, а знал бы, все равно бы  не
признался.  Было ясно  видно, что  реплика эта потребовала от  него изрядной
доблести.  Он  закрыл  глаза и стал чего-то  ждать,  рефлекторно подрагивая.
Вероятно, прокручивал  напоследок кадры  из  своей  короткой  жизни,  полной
ослепительных  приключений...  "Нет у меня никакого оружия, -- горько сказал
ему  опасный преступник Х., --  не  бойся,  герой", -- и  ушел из прихожей в
комнату.
     Тут же  вернулся, чтобы сунуть  продавщице в руки выпускной фотоальбом.
Видела ли она когда-нибудь  этого мерзавца? -- указывая на Петра Романова по
кличке  Царь.  Лицо  выпускника  техникума  было  совсем  еще  мальчишечьим,
непохожим на себя.  Ну? Ну же! "Ой..." -- прошептала она и чуть  не выронила
альбом.
     "Быстро одеваться", -- скомандовал Х. Пора  ехать --  вместе. Опознание
состоялось.  Только еды взять, чтобы  с голоду не подохнуть  из-за всех этих
придурков.  Соседка отправилась к  себе,  ватно  ступая,  а хозяин  квартиры
остался,  приступив  к  торопливым  сборам.  Консервы,  одежда,  деньги, еще
какие-то мелочи.  Комнаты,  выдержавшие два  обыска,  демонстрировали полный
разгром.  Невозможно  смотреть.  Больно  вспоминать,  как хорошо здесь  было
раньше. Однако -- не  отвлекаться... "Вот тебе и отпуск, вот и отдохнули..."
-- громко бормотал он, перешагивая через раскиданные повсюду вещи.
     Когда Х. направился прочь из собственной квартиры, парень окликнул его:
"Дурной ты какой-то." Беглец оглянулся: "До сегодняшнего дня был нормальным.
Это вы, шизики, меня под дверями ловите, а бандитов к людям пускаете".
     Оперативнику  явно было  плохо,  все-таки травма головы не способствует
мозговой   деятельности,  поэтому  он  отреагировал  соответственно:   каких
бандитов, к каким людям?
     А  очень  просто: соседку  напротив  незваные гости  пару  часов  назад
посещали.  Именно  что  бандиты, почему  бы  на  них  было  с  пистолетом не
кинуться?..  Да,  парень видел троих. Но ведь его ориентировали на  квартиру
Х.,  и еще на  фотокарточку Х. "Вот из-за таких, как ты, и думай теперь, что
там с ней делали", -- подытожил беглец, возобновляя путь.
     "Ты куда?" -- не сдавался парень. "Куда?" -- притормозил Х. Неужели был
задан вопрос -- куда?..
     Неожиданно  для всех наступило время шума и ярости,  потому что опасный
преступник  дал  волю  чувствам. Его лишили  дома!  Мало  того, его  честное
прошлое накачали чужим дерьмом!  И  теперь вместо извинений или элементарных
объяснений  его спрашивают о планах на будущее, прекрасно зная, что будущего
не существует!  Обложили  человека, как дикого зверя.  Гады. Естественно, Х.
знает не  хуже вас,  что  прятаться  ему негде,  но если бы  эта  несчастная
разгромленная квартира была под настоящим колпаком  у компетентных  органов,
то за  стукнутого по голове стражника  давно бы  вступились. Логично?  Новые
действующие  лица  не появились, это хорошо.  Товарищи,  к счастью, оставили
юного охранника  в одиночестве,  не веря в глупость преступника. Поэтому  Х.
сейчас беспрепятственно  выйдет на улицу, пришпорит автомобиль и помчится по
некоему адресочку, пользуясь тем, что нынешние компетентные органы далеки от
прежних. Да,  дорогие лейтенанты, кончились ваши золотые  времена  --  то ли
командирам  перестало  хватать  денег,  то ли  подчиненным патриотизма... По
какому адресочку собрался Х.? А вот по этому -- "Р.-Корс. 99-26", -- который
начертан рукой  почтальона  на замечательном  русском еженедельнике  "Ширь".
"Р.-Корс.",  очевидно,  означает  проспект  Римского-Корсакова,  не  так ли?
"99-26" -- дом и квартира. Может, там найдется  кто-нибудь не капризный, кто
захочет  и сумеет ответить на  простые вопросы? Если  же  не  захочет  и  не
сумеет, тогда,  может, хотя бы  развлечет загнанного  зверя в  его последнюю
минуту...
     Монолог  остановился,  взойдя  на   вершину.  Впрочем,  отчаянный  блеф
победителя в соединении с растерянностью побежденного -- не самая устойчивая
конструкция. И покатились, набирая ход, угловатые подпрыгивающие реплики:
     "Ты что, серьезно?" "А ты думаешь, шучу?" "Слушай, мои-то здесь причем,
что они тебе ответят?" "А пусть попробуют ничего не ответить. Ведь обидно --
в тюрьме даже нечем похвастаться будет..." "Мстить хочешь? Мне-то  за  что!"
"Я  понять  хочу". "Слушай,  мужик,  я  вообще  в  этом деле никто,  у  меня
приказ..." "А у меня сын, которого твои  начальнички грозятся застрелить при
попытке  к  бегству". "Я честно ничего  не знаю про  Салова!"  --  прокричал
связанный герой.
     Про Салова?
     Свершилось. Герой наконец разговорился -- голос его был  явно недостоин
русского офицера,  однако это ничуть не мешало пониманию сути.  Оказывается,
жил-был  почтовый  клерк с отвратительной фамилией  Салов,  работал в отделе
доставки здешнего почтового  отделения -- на абонентских ящиках, раскладывал
по  ячейкам  корреспонденцию. И  было  у  него  хобби  --  изредка вскрывать
приглянувшиеся  конверты.  Однажды   он   вскрыл  письмо,  адресованное   на
абонентский   ящик  Х.,  чисто  случайно,  от  большой  скуки,  и  обнаружил
фотографию  одного известного  человека с напечатанными на обратной  стороне
фамилией и адресом. А через пару дней услышал по телевизору, что того убили.
Заинтригованный    клерк    принялся   уже    целенаправленно   следить   за
корреспонденцией, поступающей на эту ячейку, и когда пришло письмо с данными
на директора аэропорта, он все  бумаги аккуратно  сфотографировал.  Когда же
директор  аэропорта погиб,  всякие сомнения отпали.  Сообразительный молодой
человек  подкинул  в  тот  же ящик  записку:  мол,  нам  все  известно,  вот
фотографии на  память,  деньги за  наше  молчание  положите  сюда же.  И еще
приписал:  не  ищите нас, а если  найдете, то помните,  что в надежном месте
спрятано  письмо  с  исчерпывающими сведениями о вас  и  вашей неблаговидной
деятельности. Однако  его, разумеется,  нашли и прикончили... --  завершился
сбивчивый рассказ.
     "Нашли  и прикончили..." -- взметнулись индикаторы в перегретой  голове
слушателя. Взметнулись и опали.
     "Короче,  ничего  интересного  не  могу  тебе  сообщить,   --  тоскливо
пробормотал оперативник,  пытаясь сесть.  -- Только то, что все и так знают.
Если "мясник", которого  мы ищем, это не  ты, лучше  сдайся поскорее, ребята
обязательно разберутся, что к чему..."
     "Со  мной-то разберутся,  -- согласился Х. -- А ребенка куда денут?" Он
проверил надежность узлов на шарфах и добавил, прежде чем оставить  пленника
одного в разоренной квартире:  "Спасибо, друг, что хоть чуть-чуть мне помог.
Извини, но твой пистолет я возьму, своего-то нет".
     Как обращаться с оружием, он помнил, в армии крепко научили.
     И  это умение пригодилось уже через несколько секунд.  "Сергей! -- вяло
позвал  кто-то,  шаркая по лестнице.  -- Не  бойся, это я.  Слушай, у  меня,
кажется,   температура   поднялась,  перед  глазами  все  плывет..."  Первым
среагировал связанный оперативник --  сквозь распахнутую  дверь квартиры,  в
спины  убегавшим,  донесся срывающийся вопль:  "Он уходит,  кладите его,  он
уходит!" В поле зрения  появился новый персонаж  -- тот самый широкий мужик,
что болезненно  спал в  салоне припаркованной  машины.  Очевидно,  это и был
"Брагин". Может, "товарищ", может, "господин". Лейтенант или капитан -- тоже
неважно, потому  что в штатском. Важно, что оружие  в руке  беглеца уже было
готово к работе, в то время как  проснувшийся участник засады еще соображал,
что к чему.
     "На пол!" -- заорал Х. с явным избытком мощности и передернул затвор.
     Туша  распластавшегося  офицера заняла  почти всю лестничную  площадку.
Человека  бурно знобило. "Вытащи у него пистолет!  -- скомандовал Х., толкая
продавщицу.  --  В  кобуре,  под  мышкой!"  Та исполнила,  хоть  и двигалась
странно,  замороженно. "Брось  в мусоропровод!" Пистолет гневно прогремел по
стенам  трубы,  оставив  своего  хозяина  в  одиночестве.  Беглецы осторожно
обогнули вспотевшую преграду (мужчина тащил женщину за руку) и затопали вниз
по ступенькам, ускользая от правосудия.
     Связанный  герой  бесновался где-то наверху: "...кладите их,  ну  же...
уйдут ведь... где же вы были, не понимаю..."
     "...Не понимаю, как он проскочил, гад! Через двор, что ли, через чью-то
квартиру..." -- стонал  чуть ниже  командир лихорадочным честным  голосом --
чтобы напарник услышал, -- и громко пытался организовать преследование...
     Через минуту вишневого цвета "лада" вновь  мчалась  по  ночному городу.
Куда? Водитель  объяснил  пассажирке: хочет показать ей несколько морд (рож,
рыл), вдруг она узнает чью-нибудь? В частности, из тех, что  приходили к ней
домой с нескромными вопросами -- как в  первый,  так и во второй раз. Живьем
показать, чтобы без ошибки. Все понятно?
     Все было понятно. Только вот где Антон?  Что с мальчиком, говори, с ним
что-то случилось, да? Х.  продолжил объяснения: Антон  остался в Токсове, на
соседской даче, страшно было брать его с собой, к  тому  же -- ночь, ребенку
спать надо. "Ребенок брошен? -- причитала продавщица. -- Один? Что же теперь
будет, о Господи, во что же ты вляпался, дурак, с ума с вами  можно сойти, а
меня-то  за  что, меня-то..." -- причитала и  причитала,  поэтому  Х. быстро
отключился.
     Абонентский ящик, подумал он. Кто-то приспособил  абонентский ящик  для
своих целей,  пользуясь  тем, что  настоящий  хозяин  довольно редко в  него
заглядывал.  Но  почему этот мерзавец не  боялся, что  Х.  случайно  вытащит
секретную  корреспонденцию?  Совсем  обнаглели,  убивать  за  такое  мало...
Водитель отнял правую  руку от руля, притянул к  себе пассажирку и поцеловал
ее, замолчавшую на полуслове.
     Она сразу успокоилась.
     Спросила: "Что у тебя с рукой? Порезался, да?"
     "Приехали," --  сообщил он.  Аккуратно припарковавшись (как всегда), Х.
вытащил гвоздодер,  который до сих  пор не участвовал в этой истории, позвал
свою подругу и вошел в подъезд. Ломику предстояла ответственная, но не очень
трудная работа. "Прекрасная сталь... --  в  очередной раз подумал герой.  --
Давно нужно было купить такой же..."
     Владелец гаража жил  на  первом этаже, так  что высоко  подниматься  не
пришлось.  И дверь  у  него была дряхлая, давно  не крашенная,  и замок  был
ригельный,  выполнявший чисто психологическую функцию. Короче говоря,  Х. не
стал пользоваться звонком, просто отжал смехотворное препятствие  ломиком --
в три  движения. Было темно. Люди спали, набираясь сил перед дневной суетой.
Впрочем,  темнота  мгновенно  спряталась  по  углам:  кто-то  включил  свет,
проснувшись от страшного чужеродного звука, и  люди в панике повскакивали --
полусонные,  взвизгивающие.  В  малогабаритной   квартире,  помимо  хозяина,
обнаружилось  поразительно  много  других  обитателей: женщины,  дети, тещи,
бабки, даже  кошка.  Замелькали несвежие простыни, потрепанное нижнее белье,
взмокшие от духоты тела.  Взметнулись  рты, перекошенные одним воплем:  "Что
вам нужно?!" Да, этот немолодой,  измученный вечными вопросами мужчина бедно
жил, трудно ему  было содержать  столь  большую  семью, оттого, наверное,  и
сдавал  первому встречному свой  гараж  в аренду,  тем  более,  машину давно
продал...  Х.  понял, что  ошибся, что все бесполезно, однако  безумная ночь
властно влекла действие за собой,  подчиняя мир собственным законам, поэтому
он   втащил  перепугавшуюся   свидетельницу  в   квартиру:   "Знаешь   здесь
кого-нибудь?"  Продавщица  отрицательно  мотнула головой и  выскочила прочь,
прочь, прочь. Страшный гость, к сожалению,  не последовал за ней.  Наоборот,
принялся  требовать, чтобы  ему немедленно  признались, кто  из  посторонних
имеет ключ от гаража, кому  и зачем понадобилось рассказывать про Х.  всяким
бандюгам, иначе говоря, безобразная сцена продолжалась еще некоторое время.
     Когда Х. наконец удалился, оставив несчастную квартиру в покое, женщина
ждала его возле машины.  "Мимо", -- констатировал он. Ему не было стыдно. Он
вообще не испытывал ничего, кроме желания поскорее сесть за руль.
     Водитель  дал  с  места разгон под  восемьдесят километров  и  зачем-то
объяснил: "Знаешь, почему этот мужик не сообщил про меня в органы? Он просто
никогда  не смотрит новости.  Бывают же  такие люди. Ну и, во-вторых,  вчера
работал в вечернюю смену. Мы с ним, между прочим, на одном заводе, потому он
и не побоялся отдать мне свой гараж попользоваться..."
     Следующей  точкой маршрута был  дом сокурсника. Двадцать минут  бешеной
гонки,  наполненные  космическим  безмолвием,  и  путешественники прибыли на
место.  "Ну,  этого  гада ты  точно  узнаешь",  --  предупреждал  Х., волоча
возлюбленную вверх по  лестнице. "Послушаем, что он скажет..." -- предвкушал
Х.,  целеустремленно  сжимая  в  руке  гвоздодер.   Однако  здесь  оказалась
настоящая дверь, с  настоящими  замками,  которую было  не  взять  с помощью
детских приемов, поэтому пришлось воспользоваться звонком.
     "Кто?"  -- вяло  поинтересовался  женский голос.  "Петр дома?"  "Муж на
работе".  "Где  его можно найти, очень срочное дело..."  Увы, на этом диалог
прервался  --  то  ли хозяйка квартиры испугалась, то  ли  ее  совершенно не
интересовали гости,  приходящие  ночью в  отсутствие  мужа. Тогда Х., слегка
разгневавшись  от  столь  явного неуважения к своей личности, решил все-таки
проверить дверь на прочность.
     С  тягучим хрустом  отскочило несколько реек. Под  лакированным деревом
открылась стальная основа, ничуть не  менее твердая, чем ломик. Хорошая была
дверь, надежная.  Женщина  по  ту  сторону  срочно  пользовалась  телефоном,
истерично взвизгивая: "Кир, у  тебя  нет  Петра? А куда он  уехал? Тут к нам
какой-то сумасшедший ломится!.." Гость между тем и  в самом деле обезумел --
колотил в дверь  заостренной частью  лома и выкрикивал: "Не нужно открывать!
Скажите, где Петр, и я уйду!" Продавщица оттащила  его, потому что... Потому
что -- как ты не понимаешь! --  сейчас сюда примчится или патруль, или те, в
куртках!
     Она была  права.  Х.  покорно  спустился  к  машине,  бормоча  с глухой
ненавистью:  "Кир...  Кир... Кир..."  И  вновь призрачные магистрали пустого
города легли под нетерпеливые колеса.
     Очевидно,  Кирилл.  Есть  у Петра  по  кличке "Царь"  такой приятель. А
может,  друг.  (Или  любовник?  --  усмехнулся  Х.,  вписываясь  в очередной
поворот.) Кирилл -- тоже сокурсник, мало того, из той же группы. Они с Царем
всегда вместе  ходили,  и  полгода  назад, кстати,  на  традиционном  сборе,
устроенном в  квартире  Х.,  они по  обыкновению были  вместе.  Случайность?
Правильный ли маршрут в этот раз выбрал водитель вишневой "лады"?
     На  улице  возле  подъезда  стояла "вольво"  Кирилла  --  Х.  знал  его
автомобиль, обратил профессиональное внимание как  раз во время  пресловутой
вечеринки полугодовой  давности. "Сиди,  не  вылезай!  --  распорядился  Х.,
обращаясь к продавщице.  -- Я сам справлюсь, ты не понадобишься". Затем было
так: он начал  выкручивать ниппеля из колес чужой любимицы (сразу включилась
сигнализация --  омерзительно завыла, сволочь, --  но  злоумышленник, полный
невозмутимой  убежденности, быстро завершил начатое),  и шикарный  "Вольво",
четырежды вздохнув,  грузно осел на брюхо.  Х. рванулся ко входу в подъезд и
спрятался,  ожидая.   Кирилл  выскочил  на  улицу,  несколько  ошалевший  от
неожиданно  возникшей проблемы  --  с пистолетом  в  руке. Он  был хорошо  и
правильно  одет  -- значит,  до  сих пор не  ложился. Снова  случайность? Х.
прицелился  ему  в голову  из  собственного  "макарова"  и  попросил,  четко
выговаривая слова: "Пистолет на асфальт, и вперед. Выключай сигнализацию".
     Владелец  "вольво" обернулся, подпрыгнув.  Несколько  мгновений длилась
немая  сцена, полная  внутреннего драматизма. После чего  все сказанное было
исполнено -- без единого  возражения.  Бортовая  сирена  заткнулась, оставив
только скверные  навязчивые  отзвуки в  ушах зрителей и участников.  Кирилл,
повинуясь новому приказу, вернулся в подъезд. Х. неотступно следовал за ним,
подобрав по пути брошенное оружие. Женщина, сидящая в "ладе", не вмешивалась
-- настоящая подруга одинокого воина.
     Светское  общение  старый знакомых началось еще  на лестнице.  "У  тебя
газовый, а у меня настоящий." (Это Х.  рассмотрел чужой пистолет.) "Ты с ума
сошел,  что ты задумал?" (Если на улице  Кирилл  просто струсил,  то  теперь
испугался всерьез.) "Не  бойся, не убью..." В квартире разговор продолжился,
и некому было помешать ночному выяснению отношений: сокурсник жил один. "Что
за девка у тебя в машине?" "Я хотел, чтобы она опознала ублюдков, которые ее
допрашивали". "Почему  ты  ее  в  машине  оставил?" "А  незачем  ей видеть и
слышать  все это".  "Что  ЭТО?" (Кирилл запаниковал,  заметался  прерывистым
взглядом  по  лицу  гостя.)  "Что  ты  задумал?  Позови ее,  пусть  придет!"
Крохотное пламя азарта погасло в душе гостя,  оставив только  тление, только
разъедающие  плоть угольки ярости. Он рявкнул раздраженно: "Да  не бойся ты,
говорят  же, не  убийца я!" Хозяин  квартиры  откровенно  не поверил. Откуда
тогда у Х. пистолет? Очень просто: одолжил у сотрудника уголовного  розыска,
который в обысканной  квартире лежит... Кирилл затрясся,  заходил ходуном --
очевидно,  представил  вдруг и себя лежащим, --  окончательно изломал контур
рта сиплыми вопросами: зачем Х. пришел? Что задумал? Что ему нужно?..
     Нужны объяснения.
     Какие еще объяснения, что за чушь?
     Например,  кто на  самом  деле пытал  и  зарезал  парня, работавшего  в
почтовом отделении?
     Кирилл  ничего не  знает и знать не  хочет.  Впрочем,  разумеется,  ему
известно о неприятностях,  в которые вляпался Х., он прекрасно понимает, что
с  любопытным  клерком  нужно  было срочно что-то  делать,  но  пусть Х.  не
впутывает  в  свои проблемы солидных чистых людей!  В конце  концов принятая
система передачи  заказов  для  того  и существовала,  чтобы обезопасить обе
стороны, чтобы обеспечить полную независимость и секретность! В конце концов
именно  Х. и предложил осуществлять связь через  абонентский ящик,  сам ведь
решил поиграть в профессионала -- сам, все сам! И если уж совсем откровенно,
то  не  сравнить  столь  банальную  неприятность с бурей всеобщего интереса,
которую  поднял Х., с грозой  высокопоставленного  непонимания,  которую  он
вызвал  своим  идиотским  поступком. Зачем понадобилось забирать у директора
аэропорта портфель? Ну, абсолютный идиот! В результате --  весь город теперь
шевелится.  Пришли в  движение такие  киты, что простым  коммерсантам  лучше
забиться в щель поглубже и закрыть голову руками.
     Гроза непонимания... -- несуразная метафора отозвалась приливом крови к
сосудам мозга. Гроза скоро начнется...
     "Ага!" -- заорал Х., с долгожданным  наслаждением взбесившись.  Он едва
не запрыгал по комнате, он действительно стал идиотом -- от радости. Значит,
Кирилл все-таки  знает  ответы!  Значит,  правильный адрес  выбран -- второй
приятель-сокурсник тоже сидит в этом дерьме по  уши! Наконец  хоть  какой-то
след  ухвачен, хоть что-то реальное получено!.. Когда гость снова потребовал
объяснений, удвоив мощность своих вопросов, хозяин квартиры с плачем упал на
колени: "Не надо!  Я  же  ничего  плохого  тебе  не  сделал, ты чего-то  там
напутал, ошибся!.."  Кирилл  бессмысленно  дергал конечностями,  агонизируя,
словно бы готовясь к переходу в новое качество. "Я не убийца", --  с усталым
равнодушием  повторил  Х.  В  тысячный  раз. Неужели трудно в это  поверить?
Неужели трудно хотя бы предположить, что Х. ничего плохого пока не сделал, и
поведать об обстоятельствах дела, исходя из этого невероятного допущения? Он
обещает быть благодарным слушателем,  лишь  бы  кошмар  рассеялся,  лишь  бы
духота ушла из мозга...
     Говорить  под дулом  пистолета  очень  трудно,  никак  не  собраться  с
мыслями.  Тем  более, когда ясно понимаешь:  тебя допрашивает псих, которому
спустить курок, что моргнуть. Это предсмертное понимание сочилось из Кирилла
мутными капельками  пота. Разумеется, сокурсник не забивал свой мыслительный
аппарат  проблемой  "верить или не верить", поскольку искомые обстоятельства
дела казались ему более чем очевидными. С полгода назад Царь получил  письмо
следующего содержания:  мол,  я согласен  работать  в фирме  "Рука  Москвы",
заказы  присылайте на такой-то абонентский  ящик,  а деньги  --  на такие-то
банковские   реквизиты.   За  каждый   заказ,   мол,  я   хочу   столько-то.
Сокурсники-бандиты,  получив  письмо,  прежде  всего  озадачились:  кто  это
предлагает свои  услуги?  Потому  что  они пока  не приступали  к реализации
указанного  проекта,  и  мало того, даже  не  обдумывали  его всерьез. Был у
Кирилла  с Царем всего лишь полушутейный разговор -- как раз на традиционном
сборе,  случившемся  в  квартире  у  Х.  Покурить  куда-то вышли,  и  заодно
обменялись  нетрезвыми  мнениями.  О том,  что  давно  пора им  расширяться,
осваивать новую сферу деятельности, а именно --  организовать спецслужбу  по
особо  деликатным  поручениям.  Только  для  респектабельных  клиентов.  Чем
крупнее  люди, тем  крупнее возникающие между ними  проблемы -- из тех,  что
изрядно нарушают мировую гармонию. Почему бы не помочь  какой-либо из сторон
в восстановлении гармонии,  воспользовавшись испытанным  временем принципом:
нет  человека  --  нет  проблемы?  Разумеется, помощники  твердо  собирались
оставить при этом свои руки и свои души чистыми, то есть не переходить грань
простого посредничества. Вклиниться  в  подобный бизнес непросто,  даже  при
наличии "незасвеченных"  исполнителей,  однако  у  новичков  есть  серьезное
преимущество   --  действительные  гарантии  конфиденциальности...   Короче,
друзья-коллеги курили и  смеялись -- давай-ка  мы  назовем нашу новую службу
"Рука Москвы", чтобы все было красиво, солидно...
     Неужели кто-то подслушал тот разговор?
     Они  плохо помнили вечеринку, оба выпившие были. И зачем вообще поехали
туда?  Ностальгия  замучила,   детство  захотелось  вспомнить?   Вот  так  и
закрутилась эта  история...  Прежде  чем  принимать  решение, друзья  решили
проверить  всех   присутствовавших  на  вечере  встречи.  Начали  с  хозяина
квартиры, то есть  с  Х.  Загадка сразу  и разгадалась: абонентский  ящик  с
указанным в письме номером был  на его почте и  арендовался  непосредственно
им.  Само письмо  было  напечатано на  пишущей  машинке  в его конторе,  это
обстоятельство они  тоже выяснили.  Как? До смешного просто:  в квартире  Х.
(квартиру  обшарили   прежде   всего)   нашелся   кое-какой  бумажный  хлам,
принесенный  хозяином  с  завода  и  отданный  ребенку  для  поделок.  Копии
устаревших заявок, планов-заданий и прочая служебная дребедень. Машинописный
шрифт  оказался  тот  же  -- все  сошлось. Некоторое время Петр  с  Кириллом
размышляли,  как  следует  отнестись  к необычному предложению,  родившемуся
подобным образом. Как к шантажу, как к искреннему желанию подзаработать, как
к утонченной шутке? Собственно, они  ничем  не рисковали при любом варианте.
Взяли  да и послали  заказ  для  пробы  --  без денег,  разумеется, чтобы не
пришлось  потом их  выколачивать  из хорошего веселого  мужика.  Этот первый
заказ исходил лично от Петра, он давно хотел избавиться от одного знакомого,
который  ему  кровь  портил.  И  когда  был  получен  результат,  ничего  не
оставалось,  кроме  как  отправить  гонорар  за  выполненную работу, а затем
продолжить  сотрудничество. Кто бы  мог  подумать, что тихий  незаметный  Х.
окажется таким  крутым, таким безотказным и надежным? Надежным... Кстати,  о
гонораре.  Если  Х.  помнит,  то  первая  сумма  была  гораздо  меньше,  чем
последующие.  Кирилл  с Петром даже  смеялись поначалу, что лопух  неопытный
запросил  слишком  уж  мало,  но   впоследствии  повысили  расценки  --   по
собственной  инициативе,  заметь, --  чтобы  никаких обид  не  было.  ("Ведь
никаких обид, правда?  Убери  пистолет, а?")  И когда  Х.  переслал  недавно
записку с  просьбой  положить деньги за последний заказ -- ну,  за директора
аэропорта, --  не в "Интер-Амикус", а на его расчетный счет,  они выполнили,
хоть и не поняли, зачем  это могло понадобиться.  И вообще  они не понимали,
что за блажь такая была -- связываться с банком, вместо того, чтобы получать
наличными, --  но в чужие мозги не лезли. Короче, до последнего  времени все
было прекрасно -- ни разу не встретившись лично, делали общее дело...
     Бурлящий поток новых кошмаров едва не сбил Х. с  ног. Он устоял, однако
потерял вдруг  способность спрашивать о  чем-либо. Потому что сомневаться не
приходилось --  вибрирующий  от  ужаса Кирилл  сказал  правду. Силы  нашлись
только на  отвлеченный, не  имеющий никакого  значения  вопрос:  кому и  чем
помешал директор аэропорта?
     Сокурснику   становилось  все  труднее   и   труднее  говорить.   Из-за
ежесекундного ожидания выстрела  он беспрерывно проваливался  в спасительное
ирреальное состояние. "Директор  аэропорта... -- наморщил  он лоб. Последний
заказ..."
     Кто-то из руководства портом решил сыграть ва-банк, через своих холуев,
естественно. В крупные фирмы или  к известным  индивидуалам они не  захотели
обращаться, очевидно,  чтобы  максимально  снизить риск  утечки  информации.
Короче, войны побоялись. Убрать такую фигуру, как директор аэропорта  -- это
серьезный  политический шаг. А  с  новичками --  дело сделано, и  концов  не
найти... Что  еще сообщить? Вообще-то  с портом Петр  контактировал, это его
канал, так что больше -- ничего определенного...
     Х. взял себя в руки. Попытался собраться с мыслями.  Изнуренно  прикрыл
глаза и вспомнил: чей номер телефона оставили соседке?
     "Какой соседке?" "Ну,  которая внизу в машине." "Какой номер телефона?"
"К ней  непонятные сволочи приходили, еще до  вас, все перерыли, хорошо хоть
саму не тронули..." -- "А-а, ну так ясно, "авиаторы" тоже дергаются..."
     "Порт",  "авиаторы", портфель,  --  неотступный сюрреалистический бред!
Спустя  мгновение  Х.  уже  тыкал  пальцем  в  кнопки телефонного  аппарата,
висящего  на стене, второй раз  за  ночь  набирая поганый бандитский  номер.
Когда знакомый голос закопошился возле его туго натянутого  уха, он сильно и
спокойно известил криминальный мир о свершившемся. Содержимое вашего сраного
портфеля  найдено.  Все  разъяснилось:  кто-то  подбросил  доллары в  гараж,
законсервированный на время отпуска. Разумеется, валюта будет отдана, но при
одном условии... Докладчика  грубо  перебили:  мол,  оставь  баксы  себе  на
память,  подотрись  ими, ха-ха, это  ведь  очень мягкие бумажки. Главное  --
верни косметичку с расписками.  Х. злобно напомнил, что у него есть условие.
Ха-ха, какие могут  быть условия в его  положении?  Смешно... Да,  есть!  Он
желает  знать, кто  подставил  невиновного человека, он решительно  требует,
чтобы это подлец был назван громко и внятно -- фамилия, адрес, должность!
     В трубке удивленно замолчали. Затем ушла реплика в сторону: "Ты слышал,
что он  говорит?" Донесся слабый  отклик: "Может, больной?"  И  голос  вновь
вернулся,   чтобы   подарить   собеседнику   равнодушный   совет:  с  такими
вопросиками, мужик, обращайся к своим  посредникам, а нам отдай то, что взял
по глупости. Эй, мужик, ты хорошо понял или еще раз повторить?
     Разговор  стремительно  затухал,  тогда  Х.  отчаянно  поинтересовался,
пытаясь хоть  немного продлить звуковые колебания: "Зачем  вам расписки? Что
вообще оно такое, которое в косметичке?"
     Опять  был  голос  в  сторону:  "Странный  какой-то  парень".  Впрочем,
ответили: расписки --  это  и есть расписки.  Твои наниматели мечтали, чтобы
косметичка попала в милицию и двинулась по инстанциям. Ублюдки не знали, что
главный авиатор,  параноик наш дорогой,  ха-ха, постоянно  таскал расписки с
собой!  Короче, твоя жадность  до чужих портфелей с баксами сломала  им  всю
комбинацию... "Бред! --  вдруг  вытолкнул  Х.  из  груди и сунул  телефонную
трубку обратно в аппарат. -- Бред, бред, бред... -- он повернулся к Кириллу,
пребывая в состоянии бездонной опустошенности. -- Подставили,  вот ведь  как
подставили..."
     "Ты что,  дурак?  --  удивился тот, на  секунду осмелев.  -- Что значит
"подставили"? Деньги тебе посылались, заказы  выполнялись. У  тебя  провал в
памяти?"
     "Хватит   мне  мозги  пачкать!  --  проорал  Х.,  обретая   целительную
ненависть.  -- Не  хотите  ничего объяснять, не надо! Где Петр!  Где Царь, я
тебя спрашиваю!"
     Действительно,   время  объяснений  и  связанных  с  ними  воспоминаний
закончилось. Потому что Кирилл тихо сказал, переводя допрос в  колею  грубой
грязной реальности: "Петр,  между  прочим,  в  Токсово поехал, искать тебя и
твоего сына". -- "Сын-то вам зачем?" -- "Это не мы, это заказчики приказали.
Чтобы  ты не размышлял, отдавать  бумаги  или  не  отдавать. С  нами  у  них
разговор простой -- если напортачили, то исправьте". "Вы подлецы". "Подожди,
не горячись. Ты мальчика-то хорошо спрятал, успел вывезти из поселка?"
     Было   очевидно,   что  сокурсник  пытается   угрожать  --   осторожно,
пристрелочно,  напялив   трусливую  маску   сочувствия.  Надо  же,  как   он
приободрился, пока  длилась телефонная пауза!  Увидел  наконец соломинку, за
которую можно уцепиться:  "Имей  в виду, -- торопливо добавил, -- Петр очень
ловко умеет искать, у Петра большой опыт по этой части..."
     Да  уж,  согласился Х.,  несчастных  хозяев дачи бандиты  быстро нашли.
Непостижимо быстро,  до  сих пор  непонятно,  как им  удалось  достичь такой
скорости  реакции.  В  общем,  два  трупа  уже  есть.  А  теперь  они  смеют
утверждать, что  убийца --  это  Х.!  Поразительное  коварство...  "Подожди,
подожди, подожди! -- остановил Кирилл  поток словесной желчи, готовый залить
чистенькую квартиру целиком. -- Петр  в Токсово кого-то убил? Не может быть.
Он полный идиот, что ли? Нет, не может быть, когда он успел?"
     Бывшие сокурсники молча смотрели друг на друга: оба ничего не понимали,
оба были в нокдауне. И тут зазвонил телефон -- как в детской книжке. Человек
с пистолетом, напружинившись, разрешил снять  трубку,  но честно предупредил
абонента, что если тот начнет  болтать лишнее, мгновенно получит пулю в рот.
"В  рот"  звучало  гораздо убедительнее, чем, например,  "в лоб".  Вероятно,
поэтому  разговор не  получился.  Кирилл  только слушал, мелко подрагивая, а
когда сеанс связи окончился,  он ошарашенно  сообщил: "Это Петр, по сотовому
звонил. Из Токсова. Ребята нашли  тот  дом, который твоя подруга описала, но
тебя с мальчишкой не было,  вы успели удрать..." Он  обхватил голову руками,
сполз вдоль стены на  корточки и почему-то зашептал:  "Его людей прикончили,
всех троих. Пока они дачу обшаривали. А самого его ранило. Ты  охрану нанял,
что ли?  Кто за тобой стоит -- не  понимаю, сука, до сих пор не  понимаю, не
понимаю... --  Он вновь повалился на колени и застонал. --  Спрячь ствол, а?
Не могу я больше, зачем ты так, а?"
     Троих убрали,  думал Х., гулко скатываясь по лестнице. Они вернулись...
"Мужики в  кроссовках", о которых  говорил  Антон  --  вернулись, сволочи...
Пистолет трепыхался в кармане куртки, тупо бил в бок. Ослабевшие ноги мешали
друг   другу,  отказывались  бежать.   Перед   глазами  всплывали   кровавые
пузырящиеся картины. "Только бы его не разбудили, только бы  он не высунулся
из сарая..." -- молился Х., врываясь в салон своего автомобиля.
     Отец испугался за сына. Нестерпимая, сумасшедшая, ни с чем не сравнимая
боль.
     Взвинченная  ожиданием пассажирка испытывала  сильнейшую  потребность в
обсуждении  происходящего,  однако  не  получила  и полслова  в  награду  за
терпение. Ее молча домчали до дома,  нарушая разнообразные правила движения,
высадили возле подъезда и оставили одну -- вышвырнули, словно ненужную вещь.
Впрочем, женщина  действительно была  лишней,  потому  что водитель помчался
дальше -- к Рябовскому шоссе, прочь из города.
     Я больше никогда не буду его ругать, продолжал молиться Х., сражаясь со
слезами, обжигающими горло.  Нельзя  было бросать ребенка в  такой ситуации!
Боже,  какая неосторожность, какая непоправимая  глупость... Я буду  прощать
все его капризы  и заскоки,  лишь бы не вылез из  сарая на улицу, потому что
крик и грубость -- вовсе не метод воспитания, лишь бы его не нашли, лишь  бы
не нашли...
     Начинало  светать. Ночь, похоже,  кончалась. Но километров за десять до
Токсова  вновь настала  темнота: простая туча сменилась  грозовой, абсолютно
черной, настоящей. Угрожающе взрыкивал  гром, небо изредка вспыхивало -- как
раз впереди. Водитель остановился на шоссе, не доезжая до станции. Съехал на
обочину, вылез и растворился  в лесопарке. Появляться с машиной в поселке он
посчитал  опасным, слишком заметным. Чтобы попасть к Той Улице, к Тому Дому,
нужно было  преодолеть около трехсот метров паркового пространства, занятого
ничем  не стесненной флорой.  К счастью, человек прекрасно  ориентировался в
здешних  местах.  Его  план отличался  изящной  незамысловатостью  формы  --
забрать сына, вернуться к машине, затем уносить колеса, бежать, куда угодно,
главное  --  скорей,  без  претензий  на  геройство,  --  главное,  чтобы не
заметили, чтобы все обошлось...
     Его заметили, когда  он уже подкрадывался к  калитке.  Обидно,  в самом
конце пути. Чужой участок, где прятался сын, был в двух прыжках, однако отец
бросился  назад, рассчитывая отвлечь внимание  бандитов  от  этого  хрупкого
убежища.  Несколько  сопящих  фигур  уложили   его  на   землю,  навалившись
мускулистыми  телами.  Мгновенно  были  обшарены  карманы,  изъят  пистолет,
прозвучала деловитая реплика: "Расписок у него нет, у гада". Сверху  донесся
веселый ответ: "Ничего, сам сейчас отдаст". Голос...
     Голос Кирилла!
     Лопух  по  фамилии  Х.  думал,  что  Петр  звонил из  Токсова на  жизнь
пожаловаться?  --  торжествовал, упивался  своей победой сокурсник. А  Петр,
наоборот, хотел, чтобы все ребята собрались и  приехали к нему на помощь! Х.
думал, если  спустил  у  "вольво" колеса, то его  не  догонят?  А  во  дворе
запасные "жигули" стояли, специально для такой вот грязной работы! Х. думал,
что  ему  простится  сегодняшний   вечерок?  Никогда!..   Бандит   счастливо
захихикал,  приводя  в движение  мертвую  тишину  улицы.  Скрывать ему  было
нечего, зато  было чем гордиться -- "...ты слушай, падаль, слушай!.." -- как
Кирилл,   неожиданно   для  себя   ставший  Героем,  устремился  по   следам
взбесившегося  наемного убийцы,  как заглянул  в гости к Х. и  никого там не
обнаружил, но,  о  чудо, наша возлюбленная  соседка  вновь была у себя дома!
Женщина,  разумеется,  поделилась свежей информацией -- оказывается, сыночка
Х. не вывез, а спрятал  где-то у соседей, рядом с местом летнего отдыха. Так
что  Герою  оставалось  только  постараться  опередить  вишневую  "ладу"  --
опередить, осмотреться и подождать. "А ты, небось, был уверен, что я  совсем
в  штаны  понаклал? --  щедро рассыпались  по душному  кинозалу триумфальные
ноты.   --  Нет,  падаль.  И  с  женщинами,  к  твоему   сожалению,  я  умею
разговаривать не хуже, чем Царь. Значит, говоришь,  в этом вонючем домишке и
спит твой наследник?"
     Что ж, придется разбудить мальчишку...
     Нет, только не это! Отец забился под смявшей его тяжестью. Не надо было
осторожничать, тайком  пробираться через лесопарк!  Надо было подкатывать на
полном ходу к дому,  хватать ребенка на руки -- и в машину! Тогда бы отец не
опоздал, тогда  бы никто не  смог его опередить!.. Мускулистый холуй,  молча
прижимавший  жертву  к земле, усилил хватку,  и живительный  порыв  отчаяния
мгновенно оказался задушен.
     А гроза летела уже над Токсово, точно над участниками раскручивающегося
фильма.  Начало  капать  --  крупными  твердыми  каплями.  Упираясь  лицом в
холодный  гравий, Х.  вдруг понял, что  все это ему снится. Мир был тягостно
нереален. Сейчас жертве выстрелят в затылок, и  фильм кончится. Стало  очень
жарко.  Несколько  ног  двинулись   в  сторону  калитки  --  будить  спящего
мальчишку.  Кирилл  напутствовал  удаляющихся храбрецов:  "Только осторожно,
этих  ублюдков  кто-то охраняет.  Вон в  той даче сразу  троих  шлепнули  --
приятелей  Царя..."  --  Голос  начальника  потерял  праздничную  звонкость,
сделался  озабоченным, блеклым... Итак, опасный  преступник  Х. спит и видит
сон. Но когда он заснул  -- еще вечером, убаюканный телевизором, не дослушав
новости,  с кроссвордом в руке? И газета выпала из ослабевших пальцев, и под
расслабленными веками заклубился кровавый  туман... Или позже, ночью,  после
многочисленных  звонков  в город?  Истратив монетки, вернулся  в чужой  дом,
уложил  сына  спать,  и  сам незаметно  для  себя заснул, так  никуда  и  не
поехав...
     "Ты  пока не знаешь  главного", -- негромко  заговорил  Кирилл.  Хоть и
оставался он напряженным, нервным, ждущим, безрассудной  злобы уже не было в
нем. Даже  на корточки присел  рядом с лежащим.  "Теперь я могу открыть тебе
секрет, а то  противно смотреть,  как ты идиотом прикидываешься. Дело в том,
что директор аэропорта не подох, это все "дурочка", пущенная ментами. Как же
ты его  не добил,  раззява, не проверил качество работы? Сорвал такой заказ.
Из-за  твоего  прокола каша  и  заварилась... --  бандит  прервался  и вдруг
странно зашипел. --  Подожди, что происходит?.. -- он  резко  выпрямился. --
Подожди, ничего не понимаю..."
     Оглушительно бахнул гром.



     3. СОН (вне правил):

     Ночь  замирает  на  мгновение, эффектно  зависает в  очередном  прыжке.
Казалось бы, ночь давно должна уйти, уступить сцену свету и  овациям. Может,
подступающий ливень сумеет  вымыть из  воздуха, прибить  обратно к земле эту
дьявольскую  черную  муть?  Да,  крайне  неудачно  было  выбрано  время  для
действия! Время, когда  спит разум, и  жизнью управляют иные силы, скрытые в
каждом из нас.
     Итак, оглушительно бьет гром.  Еще раз -- гром; и мгновенно,  без паузы
-- еще раз. Очень странный гром, слишком уж конкретный, удивительно близкий.
Молний нет -- ни одной. Зато есть крики, переходящие в вопли. Распрямившийся
было  Кирилл  пригибается,  грязно ругаясь. Снова  трескуче грохает, и  этот
очередной странный удар выталкивает разум из топкого безумия.
     Герой с трудной фамилией Х. понимает все и сразу.
     Он понимает, что на дачном участке  стреляют. Что кто-то  бегает --  он
чувствует топот  лицом.  И  тогда  человек рвется изо всех сил,  кричит:  "Я
отдам! Отда-а-ам!",  однако  его  уложили на  землю крепко, профессионально.
Дождь вдруг раскалывается.  Гром  бьет  совсем рядом,  нечеловечески  жутко,
теперь уже со вспышкой.  Гора  мускулов,  сидящая на  обездвиженной  жертве,
крупно вздрагивает, всхлипывает басом, тоскливо говорит: "Ой..." и  валится,
валится на землю рядом. Медвежья  хватка ослабевает. Отвратительная хрипящая
пасть  --  рядом  с  человеческим  ухом. Оттолкнув слюнявую морду зверя,  Х.
выползает  из-под  громоздкого  тела  и  садится,  затем встает  на  колени.
Бесформенно темный бандит корчится  под  его  ногами, пытается  приподняться
следом,  но тщетно... Х. ошалело озирается. Видит Кирилла,  который трусливо
пятится. Слышит детский голосок...
     --  Папа! --  отчетливо зовет Антон. --  Ты меня слышишь? Я  ничего  не
слышу, в ушах звенит!
     Этот чудесный звук выплескивается из придорожных кустов.
     -- Папа,  там  еще какой-то мужик рядом  с тобой! --  звонко продолжает
мальчик. -- Ляг обратно, ты мне его загораживаешь!
     Лечь обратно? Х. недоуменно оглядывается  на Кирилла, с трудом проникая
в  смысл услышанного. Сокурсник исступленно шепчет: "Счет  в "Интер-Амикус"!
Как  я раньше не допер! Единственный банк  в городе, где обслуживают детей!"
"Ну и  что?"  -- заторможенно  спрашивает Х.  "А  то, придурок,  --  пятится
Кирилл,  --  что  только одна тварь могла  нас с  Царем  на  твоей  чертовой
вечеринке подслушать!" -- уже не пятится, просто бежит. Убегает...
     Из  канавы вылезает Антон. Ребенок полностью одет, мало того, за спиной
ладно сидит его любимый рюкзачок, с которым он приехал сюда.
     -- Где ты взял  пистолет? -- с  истеричной  строгостью  кричит отец. --
Брось, это тебе не игрушка!
     Х. до сих пор "не  допер", в отличие от сообразительного сокурсника, до
сих пор не пришел в себя. Он даже не успел встать с колен. Сын неестественно
громко объясняет  ему, изредка  потряхивая  головой и  ковыряясь в ушах, что
пистолет  взят у  одного  мужика -- из тех, предыдущих, которые час  назад к
убитым старикам  приезжали.  Сын с гордостью сообщает, что хоть и не стрелял
он никогда раньше  -- ничего сложного, получается. Посидел в соседском сарае
и разобрался с  этой штукой. Вот только пистолет оказался тяжелым, надо  же,
да еще дрыгается сильно, двумя руками и то трудно удержать.
     Отец берется руками за голову,  стонет: "М-м-м, как болит...", -- потом
обращает внимание на человека, лежащего на земле.
     --  Кто  в него выстрелил? --  с ужасом вспоминает отец. --  Ты  видел,
Антон?"
     Вспугнутые мысли  вновь  запутались,  вновь  мельтешат, как микробы  на
предметном стеклышке микроскопа, потому что подстреленный бандит уже умер...
Мальчик  не успевает ответить. Из-за поворота выворачивает машина. "Прячься!
-- шипит отец. --  Назад в кусты, быстро!", и мальчика сразу нет. Сам  же он
поднимается на ватных ногах медленно, слишком медленно.
     Автомобиль  уже здесь. Модель из тех,  что "удовольствие за  рулем", то
есть "БМВ". На месте водителя -- Петр Романов по кличке  Царь. Рыжеватый и с
реденькими усиками на  рябом лице  -- именно  такой,  каким запомнила  этого
мерзавца  обиженная  им  женщина.  Встретились. Наконец-то  встретились!  Х.
угрожающе распрямляется, впитывая из воздуха ненависть пополам с дождем.
     Кроме сокурсника,  в автомобиле еще находится... трепыхается  на заднем
сидении, связанная...  Соседка Х. по лестнице! Возлюбленная продавщица! Петр
говорит в открытое боковое окно: "Смотри  внимательно,  куда я  целюсь",  --
причем, пистолет  его  направлен  на женщину. Он  торопится предупредить, не
давая собеседнику  слова, что  если  сейчас  же  не  будут отданы  расписки,
изъятые  у  директора  аэропорта,  то случится  досадный выстрел.  Ведь  эта
красотка по  какой-то  причине  дорога  Х.,  не правда  ли?  Хитрющий Кирилл
отлично  придумал, захватив  ее с собой. А чтобы  спустить курок,  требуется
лишь  легкое  усилие,  незначительное движение пальчиком...  В  густом  басе
бандита  колышется  абсолютная  искренность.   "Зачем  вы   убили  директора
аэропорта!" -- нелепо  кричит Х.  "Мы  убили?" --  изумляется Петр, пытается
расхохотаться  и  вдруг  сипло стонет. Некоторое  время держится молчание. В
машине горит тусклая лампочка. Видно, что Петру плохо. Белое лицо его словно
фосфоресцирует, потому что обильно  вспотело,  руки  болезненно дрожат. "Чем
директор аэропорта помешал  руководству пароходства?" -- уточняет Х. вопрос.
"Не пароходства,  а порта... -- морщится, страдает Петр. -- Перестань, нашел
время ерундой  мозги пачкать. Скорей надо, наверняка кто-нибудь на тебя  уже
настучал, козел, ты же кругом засвеченный, со всех сторон..." Х.  беснуется:
"Пока не  объяснишь, ничего не получишь!" -- "Тихо," -- шипит  Петр, кривясь
то ли от боли, то ли от страха. (В самом деле: перепуганные жители поселка и
так из-за шума  давным-давно не спят, небось, телефоны обрывают.) "Ну и что,
пусть обрывают!" -- отвечает  безумец своим собственным мыслям. "А то, козел
ты  вонючий, что неизвестно, кто раньше приедет -- группы  захвата или холуи
директора аэропорта. Расписки им нужны позарез, и они тоже все-все знают про
наемника по фамилии Х." "Пусть все приедут, плевать!.."
     Царь  раздражен, но вынужден смириться  с козлиным  любопытством своего
собеседника. Он  торопится  с объяснениями: просто "авиаторы"  начали деньги
возить,   правда,  мелкими  партиями,  но  "портовики"  были  не   согласны,
наличность  испокон веков через  порт ходила -- не  только на  ввоз, но и на
вывоз,  тем  более  транзитом. ("Конкуренция,  врубился?..") Через  аэропорт
обычно  документы  туда-сюда  летали,  разные  срочные   бумажки.  Например,
компромат  -- вроде  этих расписок.  Ну, еще  камушки...  Петр стонет басом,
закончив объяснения. Однако находит в себе  силы, чтобы  напомнить: "Говори,
где  косметичка! Я ведь не шучу насчет твоей  девки".  "Ты ранен, что ли? --
догадывается Х. -- Кто это тебя?" "Ой, ну хватит придуриваться! Будто сам не
знаешь, кто! Времени же нет, козел ты, гегемон недоструганный!"
     Шелестят кусты, скрипит гравий.
     -- Папа, --  говорит  Антон,  дергая  отца  за  руку,  --  мне  надоело
прятаться, пошли скорей.
     На  лице Петра  -- вспышка ужаса.  Он видит  мальчика. Он  дергается на
сиденье, кричит, забыв про собственную просьбу не шуметь: "Убери его отсюда,
прикажи  ему  уйти!.."  --  и  срывает ствол с  головы  женщины,  и неловким
движением сует оружие в раскрытое окно. Крик его оборван. Потому что ребенок
очень быстро, но без суеты вскидывает обе руки и что-то делает. Гремит  гром
--  одновременно  с   коротенькой  молнией,  вылетающей   из  рук   ребенка.
Пронзительный звук вонзается в уши. И наступает пустота.
     Антон  устало опускает  потрудившийся  пистолет: эта игрушка  для  него
действительно тяжеловата. Неожиданно сверкает  настоящая молния, разламывает
мир надвое, затем снова гром --  тоже настоящий, -- и  крупные твердые капли
начинают   штурмовать  пригород   всерьез.  Наконец   хлынул  ливень!   Петр
проваливается  куда-то под руль, оставив  на всеобщее  обозрение  заляпанное
кровью место водителя. Визжит женщина. Ей не нравится на заднем сиденье, она
колотит  головой в запертую дверцу... А  скучный,  надежный Х. на  удивление
легко выходит из ступора.
     Он прижимает мальчика к себе и бормочет:
     -- Антошенька,  маленький  мой,  спокойно,  успокойся, у тебя  случайно
получилось, мой хороший, не смотри туда, не надо смотреть...
     -- Еще кто-то едет, -- дергает сын отца. -- Бежим?
     Действительно, к безудержному шуму дождя примешивается рокот нескольких
моторов. Х. открывает  заднюю  дверцу чужого "БМВ", выдергивает оттуда  свою
подругу. Ноги и руки у нее связаны.
     -- На ножик, -- мальчик что-то протягивает, -- у меня есть.
     Похоже,  он отнюдь  не  нуждается  в том,  чтобы его успокаивали.  Отец
разрезает  школьным  перочинным  ножом  веревки,  стягивающие   женщину.  Та
бессмысленно бьется  в  крепких  мужских  руках. Вдруг  с ужасающей ясностью
слышны  голоса:  "... где стреляли?..  по-моему,  там... грядки  чертовы!.."
Людей подбрасывает, словно пружиной. Мальчик тянет мужчину:
     --  Через участки, папа! С той  стороны к ручью  спустимся,  и сразу  в
парк!
     Мужчина  тянет женщину  --  без  слов.  Взявшись  за руки,  втроем, они
вбегают на территорию только что закончившейся битвы. В спину их толкают еле
слышные,  выпущенные  издалека реплики: "...Алекс  и Гонококк,  обойдите  со
стороны дороги... Пень, свяжись с ребятами, пусть блокируют лесопарк..."
     Беглецы пересекают  соседский участок,  натыкаясь на трупы и на зреющие
кабачки,  минуют  времянку,  в которой  отец  и сын отдыхали вечность  назад
(возле  домика  также лежит бесформенное тело), прокрадываются мимо  ветхого
хозяйского  парника и  затем  через  боковой  проход в ограде выскакивают из
благоустроенного пространства. Лишь бы не на улицу,  лишь бы не оказаться на
виду!  Спускаются по  заросшему кустарником склону  к ручью, перебираются на
другую сторону, шагая по воде -- замочив ноги  и  не заметив этого.  Женщина
непрерывно  всхлипывает:  "Куда  мы, а?  Где  мы, а?"  Мужчина  очень кстати
вспоминает:  "Там  на  шоссе  машина оставлена!", и  конечная цель  маршрута
определена.
     К машине!
     Беглецы просачиваются в лесопарк.  Дождя здесь ощутимо  меньше, идти не
так противно.  Вокруг  черные сюрреалистические формы: Черное  на Темном. До
сих  пор  не светает, хотя, казалось бы, белые ночи -- оттого, что  грозовая
туча настолько  низка, что  едва не  задевает головы людей. Аллеи и тропинки
угадываются с  трудом. Дорогу находит Антон,  он ведет взрослых  уверенно  и
безошибочно, он словно видит в темноте. Может, и вправду видит? Цель близка,
однако мужчина вдруг останавливается, чтобы ошарашенно произнести:
     -- Подождите, кто стрелял в громилу, который меня к земле прижимал?
     Все останавливаются вместе с ним.
     -- Кто вообще тебя защищал на участке, не понимаю...
     Ответа нет. Ответить способен только мальчик, а он молчит.
     -- Не понимаю,  --  оповещает отец  окружающий его мир. -- Кто же тогда
убил стариков на даче? Если не Кирилл с Петром, и не мафия из аэропорта...
     -- Вот бумажка, -- Антон вкладывает отцу в руки мятый клочок.
     -- Что это? -- удивляется тот.
     В  темноте  невозможно  рассмотреть, что  это. Тогда  мальчик  смущенно
признается:  все  очень  просто,  дед  Сергей  записал  телефон, который  по
телевизору  передавали, вот и  пришлось эту бумажку забрать. "Дед Сергей" --
именно  так  звали  старика,  одного из  хозяев  дачи. Х. молчит, не  находя
следующего вопроса, и с места не двигается, потому что неожиданно вспоминает
некую несуразность.
     Откуда Антон знает, что хозяев дачи убили?
     -- Папа, он  собирался куда-то идти,  сразу  после тебя. Взял и  пошел,
дурак такой. Наверное, звонить по этой бумажке...
     Очередная   молния   вспарывает   пространство   --   ярко-белые   лица
сфотографированы Небом.  От грохота содрогается рассудок. Отец молчит, а сын
продолжает:
     -- ...кроме  них,  никто  тебя в Токсове не  видел, только дед и бабка,
точно говорю...
     Впрочем, отец уже заставил себя открыть рот: "Прекрати, что ты мелешь!"
-- он пятится так же, как недавно пятился бандит Кирилл. Он открывает  глаза
сверх  возможного, словно пытается разорвать веками брови -- почти как  Петр
за  мгновение до...  Темно.  Проклятая  ночь никак  не уходит на  запад,  но
человек наконец прозрел.
     -- Честное слово, -- волнуется ребенок, -- я просто бутылочку не  успел
достать,  а  ножами  я еще  плохо  умею. Он ведь на улицу пошел,  папа! А  я
сначала ему сзади...
     Дед  Сергей  шел  звонить  по  телефону,  который  записал на  дурацкой
бумажке.  Тогда  юный  герой взял кухонный нож, который удачно  лежал  возле
плиты, и ударил старичка под коленками. Прием такой  есть, чтобы обездвижить
-- подрезать врагу сухожилия, он после этого ни стоять, ни сидеть не сможет,
только лежать. Дед Сергей был хорошим хозяином, в их  доме все кухонные ножи
остро  заточены.  И сразу кастрюлю  с  кипятком  ему  на голову -- у них суп
удачно на  плите варился.  Потом лезвие в  шею --  хряк. А  бабка  услышала,
выскочила на кухню...
     -- Да  что же ты такое болтаешь, мерзавец! --  ужасается слушатель.  --
Книжек своих начитался!
     -- Он тебе признается, дурак, -- булькает горлом женщина...
     Оказывается, отец и сын в этом мире не одни.
     -- Хватит, идем к машине, -- решает Х., -- там разберемся, -- однако не
двигается с места.
     Ужас  прожигает  солнечное  сплетение.  Кто  убил  сотрудника почтового
отделения?  Ведь  с  тем любознательным парнем  разделались  точно таким  же
способом,   знакомый  из   прокуратуры  ясно  нарисовал  кровавую  картинку!
Давным-давно Х. выяснил это -- еще во время  сеанса  отчаянных междугородных
переговоров.   Почему  раньше  не  сопоставил,  почему  не  удивился  такому
совпадению? Кто-то подкараулил парня на лестнице, вошел следом, подрезал ему
сухожилия  под  коленками... Какое  мерзкое слово --  "сухожилия"!..  Кто-то
пытал   жертву,   желая   выяснить,   действительно   ли    тот   приготовил
разоблачительное письмо... А  может, у кого-то просто не  получалось убить с
первого раза, вот он и тыкал неумело  ножом -- кто-то  неопытный, совершенно
непохожий  на  страшного  мясника-затыкалу, если уж  ввязавшийся в эти  дела
человек не насторожился, вздумал открывать  квартиру при постороннем... Нет,
новый вопрос так и не звучит:  Х. еще не готов навсегда пересечь черту между
реальностью и кошмарным сном.
     Зато продавщица готова:
     -- А что за бутылочка, Антон? -- ласково спрашивает она. И вдруг трясет
мальчика за воротник курточки: -- Что за бутылочка?!  --  визгливо шипит. --
Отвечай немедленно, что за бутылочка, ну?
     Ей отвечают далекие голоса -- увы,  невпопад: "...ты слышал?.. по-моему
на  центральной аллее.. ты --  к  спортшколе... а  если к станции?.." Голоса
близко. Женщина,  ойкнув,  хватается руками  за  лицо.  Забыв  про все,  она
отходит мелкими шажками,  постепенно  переходит  на рысь, затем на галоп,  и
мгновенно исчезает в дожде.
     Наконец отец и сын остаются вдвоем.
     --  Скорей! -- психует Х., таща ребенка за руку.  -- Что ты ногами  еле
шевелишь?
     -- Подожди, --  азартно шепчет тот, -- давай их задержим. Смотри, как я
умею, --  он увлекает  отца с  тропинки вбок, за деревья, за  кусты.  -- Ну,
папа, -- обиженно просит он, -- ну, чего ты?
     Х.  покоряется.  Антон дает отцу фонарик, отобранный, как и пистолет, у
одного из бандитов, и  просит  посветить. Он снимает с  плеч свой  рюкзачок,
засовывает  внутрь  руку и  осторожно  достает  откуда-то  со  дна маленький
пластмассовый флакон.  Затем  -- дротик  из  игрового комплекта  "дартс". Он
вздыхает с сожалением:
     --  Всего  две стрелы осталось. Там на  даче некогда  было их  вынимать
обратно.
     Впечатляюще выглядят эти  дротики, особенно в дрожащем свете  фонарика.
Свет дрожит вместе с рукой мужчины.  Страшненькие игрушки -- длинная толстая
игла из каленой стали, полированное древко, разноцветное оперение. Прекрасно
летают, хоть и  самодельные, ведь  у Антона  умелые талантливые  руки, Антон
тщательно сбалансировал каждый спортивный снаряд. Игла снабжена  несколькими
некрасивыми  выемками, портящими внешний  вид изделия... Между  тем,  вскрыт
пластмассовый  флакончик --  талантливыми  руками  ребенка. Распространяется
пронзительный,  душераздирающий  запах  тухлятины,  словно все  тухлое,  что
придумано природой, оказалось собрано вместе. Антон окунает в бутылочку иглу
дротика. Вот  зачем  понадобились выемки...  Бред! -- содрогается Х.,  роняя
фонарик. Его  одолевает чувство нереальности.  Сон  продолжается,  никак  не
удается проснуться, нет выхода в унылую мирную реальность...
     Место для засады выбрано  профессионально --  возле  больших деревянных
фигур, предназначенных для украшения паркового пространства. Человек за ними
прячется легко и надежно, тем  более,  когда человеку -- девять лет от роду.
Впрочем, отягощенный годами взрослый так же незаметен с аллеи, если присядет
вот  сюда, за деревянную Белоснежку в  широкой резной юбке  до  земли. Антон
выглядывает  из-за гнома по  имени Ворчун. Преодолевая  шелест дождя, в ночи
ползут,  тихо  струятся  хвастливые мальчишечьи россказни  о  том,  как трое
мужиков, направляемые бандитом Петром Романовым, прибыли на дачу -- в  гости
к семейству Х., -- ходили по  участку, топтали грядки, и юный герой  заметил
их, потому что отнюдь не спал в сарае на  соседском участке. Он  был готов к
битве, он подобрался к ограде и  сразил дротиком  Первого. На  крик подбежал
Второй и тоже  получил иглой в шею. Третий затаился возле времянки, трусливо
водя пистолетом туда-сюда, но этот мужик плохо  видел в темноте из-за своего
дурацкого  фонарика, гораздо хуже настоящих индейцев, даже выстрелил наугад,
со страху, а возмездие  настигло его совсем с другой стороны -- храбрый воин
зашел с тыла, в  несколько отточенных движений  забрался на  крышу времянки,
как много раз проделывал это раньше, и бросил стрелу сверху. Позже, когда из
машины возле калитки вылез их главарь -- ну,  который был с усами, рыжий, --
новые дротики оказались еще не приготовлены. Но герой не растерялся, вытащил
из  руки  поверженного  Третьего  пистолет,   подпустил  главаря  поближе  и
выстрелил. Попал или нет, не понял, тот сразу удрал...
     Все правильно, эхом откликаются мысли любящего отца. Мальчик -- хороший
гимнаст,  способен забраться куда угодно,  тренер  его всегда  хвалил.  И  в
"дартс" играет с изумительной  точностью, во дворе дома у  него попросту нет
соперников.  А   когда   в  квартире   тренируется  с  дротиками,  то  любит
представлять, будто  подлые  враги окружили справедливых индейцев  -- смешно
так, с  нелепыми фразами  из фильмов. Маленький еще,  обязательно ему  нужно
превратить работу  в игру...  Антон не  прерывает воспоминаний. Он  гордится
тем, что  не  сплоховал и в  следующей битве,  успел  подготовиться, не  зря
просидел полчаса на дереве  возле сарая, поджидая новых гостей ("...гибкость
у   мальчика  отличная,  так  скрючивается,   что   перешагнешь   его  и  не
заметишь..."). Юный воин снова и снова смакует свою победу, однако Х. уже не
пытается что-либо понять. Чувство нереальности происходящего  становится все
более  изнурительным, нестерпимо  вещественным.  Понять -- значит  спросить,
спросить  --  значит  сойти  с  ума  от  очевидного   ответа...  Неужели  не
существовало никаких "мужиков в кроссовках"? Давно, еще в самом начале ночи?
Которые якобы приходили, когда Х. звонил по междугородному телефону, которые
якобы зарезали хозяев дачи  и, не обнаружив постояльцев, поспешили ловить их
на железнодорожную  станцию? Зачем сыну  понадобилось  врать, а  перед  этим
инсценировать  обыск  времянки?  Чтобы заставить  отца  немедленно  убежать?
Существуют ли  иные объяснения?.. Не хватает воздуха. Не вздохнуть. В глазах
-- вода и  мрак. Задыхаясь, Х. пытается выплюнуть,  выхаркнуть  застрявшие в
горле вопросы, но...
     --  Он  идет! --  изменившимся шепотом сообщает Антон. -- Всего один, я
его вижу.
     Как мальчик может видеть в  такой темноте, где даже  время неразличимо?
Сколько  еще  осталось   до  спасительного  рассвета?  Х.  хочет  что-нибудь
предпринять, потому  что  Антон уже на аллее. Человек, опасливо  бредущий по
страшному  ночному парку,  немедленно  ощупывает  беззащитную фигурку  ярким
лучом  света,  полным   косой  мороси,  и   удивляется:  "Мальчик?  Ты  что,
заблудился?" Мальчик аккуратно кидает  дротик и  прыгает  в сторону. Человек
успевает  крякнуть от боли, угрожающе сказать: "Ну,  ты..."  и сразу хрипит,
схватившись за грудь, валится на колени, выпускает все из рук -- в том числе
огнестрельное   оружие,   --  потом   валится   совсем,   с  сухим   хрустом
опрокидывается на гравий.
     -- Буфотоксин... --  извлекает Х. звуки  мертвыми губами. -- Достаточно
царапины...
     Антон вытягивает стрелу из упавшего человека и тихо зовет:
     -- Папа! Где ты поставил машину, с той стороны или с этой?
     Да-да, конечно, надо скорей идти к шоссе! Надо  торопиться, но  ребенок
дрожит от холода, двигается с трудом -- устал,  мой маленький. И несмотря на
усталость,  он  героически  шепчет,  тратит  силы  на  пустые  слова,  чтобы
успокоить  спятившего  отца.  Мол,  ты не беспокойся,  папа, маленьким детям
ничего  не бывает за Такое, никто не имеет права детей в  тюрьму сажать или,
например,  расстреливать.  Даже  если  поймают  -- ну,  максимум,  в колонию
засадят, но это не страшно. Мол, ты не сомневайся -- он все вызнал у опытных
людей, прежде чем за Такую Работу взяться. Отец внимательно слушает и кивает
дождю:  "...жабий  яд,  Антошенька...  индейцы  травят  им свои стрелы,  все
правильно..."  Только   когда  неподалеку   затеваются   крики,   к  мужчине
возвращается разум.
     "Стой!  -- командует  кто-то  кому-то.  --  А ну стой,  сука!"  Выстрел
логически завершает крик. Вновь обретя волю и ужас, Х. ломится сквозь мокрую
растительность.  Он  бежит  почему-то именно  на  выстрел,  хотя,  рассуждая
здраво,  следовало бы  в  противоположную  сторону. И  вдруг  спотыкается  о
распростертое на траве тело. Чей-то бас удовлетворенно произносит: "Ага, вот
и  клиент!"  В  лицо  Х.  обрушивается удар света  -- концентрированный  луч
пронзает  мозг  до  затылка.  Бас радуется: "Все-таки нашли  тебя,  все-таки
попался, ворюга..."
     Происходит еще один выстрел, и мир становится привычным, черным. Бандит
лежит. Или это не бандит? Плоский фонарик светит в землю. Кто стрелял?
     --  Опять  не   успел   дротиком,  --  застенчиво   сообщает   мальчик,
запыхавшись. --  Из пистолета мне, кстати, не нравится, слишком громко.  Тем
более, патроны кончились...  --  он  бросает оружие  рядом  с фонарем. Он  с
интересом склоняется над упавшим человеком...
     А  сон  продолжается.  "Илья,  это  ты?"  --  шепчет  продавщица.  Вот,
оказывается,  о  кого  споткнулся неосторожный бегун,  вот к  кому спешил на
помощь потерявший рассудок  герой. "Я здесь, не бойся! -- шепчет в ответ Х.,
упав к возлюбленной женщине, обхватив ее руками. -- Возьмись за меня, пойдем
к машине. Идти сможешь?"
     "Жарко, --  жалуется она, -- где вода?"  Х. растерянно озирается. Дождь
все еще силен, воды вокруг отвратительно много. "Антон, -- зовет женщина, --
ты здесь?  Это ведь ты мою собачку отравил, да? Такая здоровая была, и вдруг
сдохла. Зимой,  помнишь?" "Не разговаривай, -- умоляет ее мужчина. -- Береги
силы". "Да где же вода?.. -- пытается она крикнуть. -- Жарко. Где море?.."
     -- ...Где море?  -- задыхается продавщица.  -- Ты уже вернулся из  Ялты
или пока нет?
     И больше не  разговаривает, выполняя просьбу мужчины. "Алена! -- трясет
ее тот. -- Ты что? Что молчишь?" -- забыв о необходимости беречь силы.
     --  Не плачь,  папа, -- включается  в разговор Антон.  --  Я за нее уже
отомстил.
     У автомеханика Х. была двухкомнатная квартира.  У  соседки -- отдельная
однокомнатная.  Так  и  не удалось  соединить  лестничную  площадку  в  одно
целое...  "...По-моему, вон там стреляли, -- слышны бесцеремонные голоса, --
или там?.."
     Отец  и сын  бегут  к  шоссе. Осталось  недалеко.  Мальчик хромает, еле
тащится, но  не жалуется.  Настоящий воин,  отец может  им  гордиться. Воина
никто ни о чем не спрашивает, однако он считает своим долгом объясниться.
     Да, яд был проверен как раз на соседской собаке, именно на том шикарном
колли. А что такого? Не на самой же соседке было проверять?
     Бутылочку  не украл, нет. Можно сказать,  заработал. Подружился с одним
мальчиком из класса,  у которого папа химическую фирму организовал. (Точнее,
"фирмочку" при каком-то химическом  институте.) Обычное дело, ученые  дяди и
тети таскали  с работы любые вещества  задаром,  чтобы потом другие вещества
делать и  официально продавать  за границу.  Дома у этого мальчика настоящий
склад устроен,  два лишних холодильника стоят -- с кодовыми замками, похожие
на сейфы,  так просто не  откроешь. Но он,  конечно, знает  коды (подумаешь,
тайна!).  И в химии,  кстати, здорово разбирается, у  своего  папы научился.
Чтобы подружиться с ним, пришлось подарить ракету на резиновом моторчике, ну
да ладно, для дела не жалко... Так вот, сын-химик и отлил ядовитую тухлятину
из какой-то отцовской бутылочки,  совсем  чуть-чуть,  а  взамен  долил  туда
другую фигню, кажется, спирт. Ровно столько же  долил,  и сказал,  что всего
лишь слабенько уменьшил концентрацию,  поэтому  никто ничего  не  заметит. В
холодильнике, оказывается, хранилась  не готовая продукция,  а "ингредиенты"
--  смешное слово...  "Фирмочку", между прочим, закрыли и опечатали -- после
того, как тухлятина была применена в  настоящем деле. И отца этого  мальчика
забирали, допрашивали. Но  попробуй докажи, что именно он яд кому-то продал,
ведь таких "фирмочек"  ужасно  много.  У отца, тем  более,  учет  был хорошо
организован, как  положено,  а количество "тьфу-токсина"  (или  как там  его
правильно  называть?)  сошлось  до милиграмма.  В конце  концов  от человека
отстали, особенно,  когда  откинулся этот зануда-телевизионщик (ну,  короче,
после  следующего заказа). Другие химические  институты, наверное, точно так
же трясли, но, само собой, ничего не вытрясли -- уроды ушастые в фуражках...
     Нет, папа, мальчик из класса никогда бы не признался! Потому  что очень
хорошо знает, что бывает за предательство. Тем более, он тоже мечтает начать
деньги  зарабатывать,  уже  сделал себе такую  же бутылочку -- сначала хочет
попробовать  на дворовой кошке, потом  еще  на ком-нибудь, -- но  до сих пор
боится. Хотя, чего тут бояться?
     Антон, например, не  испугался, когда слушал разговор двух  сокурсников
-- на  папином  празднике  в  ноябре.  Подвыпившие  мужики зашли  в  детскую
комнату, думали,  что пусто. И прямо там  же курить начали, гады.  А ребенок
играл, прятался в "домике" за шкафом. Он догадливый, он сразу ухватил, КАКУЮ
службу  те собрались  организовывать,  КАКИХ исполнителей решили  подбирать.
Было  жутко интересно!  Поэтому через несколько дней  будущий воин  отправил
одному из этих людей письмо --  по адресу,  который  нашел в записной книжке
папы. Письмо было  не  написано, а напечатано на  пишущей  машинке в конторе
отца. Сын ведь  часто ходил к отцу на  службу, был там своим. Кроме  как  на
этой  машинке, ребенку  негде было  напечатать  историческое  послание...  А
предварительно он  открыл  себе  счет  в  банке, который  обслуживает  детей
наравне со взрослыми -- по специальной карточке с фотографией. Вот только за
последний заказ, ну, за директора аэропорта, он потребовал послать деньги на
счет отца в сберкассе. Этакий подарок от неизвестного доброжелателя. Мечтал,
что  отец  все-таки съездит  с ним  в  Ялту,  надеялся,  что суммы "подарка"
хватит. Он очень хотел на море, вот и размечтался, дурачок...
     Антон всхлипывает.  А может начинает  плакать -- неожиданно и по-мужски
скупо.  Он ведь  не знал,  что  из-за  него  подумают на  папу,  -- "опасный
преступник" и все такое, -- он старался все предусмотреть, а такое  ему даже
в голову не  пришло. Он ведь любит папу (странно это  прозвучало,  диковато,
зато  искренне), и, честное слово --  он  не нарочно! Он больше не  будет...
Конечно,  мой  маленький.  Если  не всякий взрослый умеет предусмотреть хоть
что-нибудь,  что  же говорить  о  ребенке?  Не  расстраивайся,  мой  родной,
побеждать учатся в боях... Отец  снимает с себя рубашку, оставшись  в  одной
майке, и набрасывает ее на плечи сыну. Это совершенно бессмысленно  -- ткань
насквозь состоит из  дождя  и пота. Впрочем, она хранит тепло мужского тела.
"Зачем?" -- несчастно спрашивает отец. Снова: "Зачем?", и ничего кроме этого
слова выжать из себя не может.
     Х.  воспитал  догадливого  сына.  Мальчик  мгновенно  ухватывает  смысл
вспорхнувшего над парком  вопроса, и объяснения  его  столь  же естественны,
сколь и просты. Заработать денег, накопив достаточную сумму  -- чтобы, когда
вырасти,  быть  богатым. Это раз. (Потому счет в  банке  и  открыл --  пусть
проценты накручиваются.)  Помочь  папе --  два. Съездить  на море --  три...
Каждый  день он бегал в  сберкассу, проверял  папин счет,  но вознаграждение
никак не  приходило. Так и сорвалась его мечта -- следующие  за Токсовом две
недели  августа  пожить  в  Ялте. Вдобавок  этот  дурак с  почты  объявился.
Сплошные невезения... А вообще, он очень любил Работать. Причем, он Работал,
только когда отец  был на заводе -- иногда по ночам, если Х. уходил в ночную
смену,  или днем  вместо  уроков.  Но в последнем  случае  допущенный прогул
обязательно компенсировался усиленными  домашними занятиями.  Вот  почему на
каждое из происшествий Х. имел алиби --  к удивлению компетентных органов...
Что  еще?  Исполнять  Такую  Работу  предпочтительнее  всего   на  пустынных
лестницах.  Действительно, психически здоровому человеку в голову не придет,
что   маленький   мальчик,   бесцельно   околачивающийся   возле  лестничных
подоконников, может быть смертельно опасен. Человек, очевидно, его  попросту
не  заметит, протопает по  ступеням мимо и не  оглянется... Ну, что еще?  До
последнего  времени  использовался  шприц-тюбик,  это  очень  удобно, однако
сегодня выяснилось, что дротики не менее эффективны, особенно, если никак не
удается  подойти  к  врагу  вплотную. Так же недавно  была  опробована новая
система -- ножиком. Как раз на том дураке с почты, который  по чужим письмам
шарил...
     Отец пытается что-то спросить, и опять  получается  только одно  слово:
"Почему?"
     Почему? Так ведь это самый нормальный способ заработать  деньги! Потому
что  самый  легкий. Проще  простого,  --  сообразительный Антон давным-давно
успел  осознать  столь  очевидную  вещь.  Всего-то  хлопот  --  подвернулась
скамеечка, и  готово. После Того  Случая  у  него полная  ясность  в  мозгах
настала, вот так.
     -- Какая скамеечка?  -- неестественно шепчет отец, обретя вдруг подобие
голоса.  Он  с  ужасом  чувствует,  что  трясина ночного  бреда засосала его
целиком.
     -- Ну, скамеечка... -- хлюпает носом сын. -- Не нарочно получилось... Я
мячиком  играл-играл, и  попал ей в спину. Несильно,  честное слово.  А  она
почему-то из окна упала...
     -- Кто  -- упала? -- в который раз не  понимает Х. Этой ночью он вообще
трудно понимает человеческую речь. Наверное,  очень устал и хочет спать. Или
до сих пор не проснулся...
     Беглецы  наконец  выбираются к шоссе.  И удачно -- прямо к  автомобилю.
Открыть  дверь  водителя, привычно отключить  сигнализацию, снять со стопора
противоположные  дверцы  салона --  быстрее,  еще быстрее.  "Значит, мячиком
играл  и случайно  попал?.. -- яростно жует  Х. жилистые фразы,  не  в силах
проглотить все  это. -- А я, значит, во дворе машиной занимался?..  Дура ты,
идиотка, опять, по-твоему,  я виноват получаюсь?.. Зачем ты  на эту  чертову
скамейку  взгромоздилась, при ребенке-то?.." Впрочем, дело не прерывается ни
на секунду,  движения Х. доведены  до  совершенства многолетней водительской
практикой. Вот-вот  кошмар должен закончиться -- благополучно, как в хорошем
кино или пьесе.
     Но тут появляется Кирилл.
     Он появляется  чрезвычайно эффектно  --  из  канавы  рядом с  шоссе,  с
хрустом  прорывается сквозь черную стену низенького кустарника, -- он хапает
одной рукой  мальчика, а другой направляет пистолет на застрявшего  в дверце
водителя. Мальчик остро вскрикивает от боли, хватка у дяди Кирилла жестокая,
без скидок на возраст. Сокурсник прижимает его  к себе и предупреждает отца:
"Спокойно,  а  то сверну  шею твоему  петушку". "Что?"  --  непонятливый  Х.
выбирается из салона. "Видишь это? -- показывает бандит пистолет.  -- Раньше
у меня  был  газовый,  а теперь настоящий. Садись за руль, поехали". "Куда?"
"Покажешь, где спрятал расписки,  лопух". "Расписки?" -- спрашивает Х. и тут
же лезет обратно  в  салон. Кирилл взвизгивает шепотом:  "Куда!  Стоять!" Х.
обращает  к нему  сумасшедшие  глаза: "Я же отдам,  сейчас  отдам,  они же в
"бардачке" лежат..." "В бардачке?" -- бандит болезненно веселится. -- Здесь,
в машине? Какого хрена я тебя ждал?"
     Ломик лежит  на сиденье,  под  рулем,  мешается,  впивается  в  колено.
Косметичка, разумеется, на месте, но  ей суждено покинуть  временное убежище
--  спящая вещица  выдернута  дрожащими пальцами  из  прочего хлама.  Кирилл
томится в  нетерпении, развлекая  себя и общество возбужденным монологом: "Я
не убийца, ребята, но у меня нет другого выхода. Ведь вы не знаете главного,
лопухи. Я уже начинал об этом говорить, там, возле вашей дачи..."
     Главное  состоит в том,  что директор аэропорта  действительно  остался
жив. Кирилл все выяснил,  давно взял ситуацию на  карандаш. Дело в  том, что
антагонистом яда кардиотоксического  действия (попросту  противоядием) могут
служить  вполне  обычные  сердечные  препараты.  Ты  понял,  бездарь? Клиент
лечиться вздумал, то  ли  от  аритмии, то  ли  от  брадикардии -- как  будто
чувствовал,  --  ему каждый  день  внутримышечно  уколы  делали. И вот из-за
такого совпадения буфотоксин оказался сильно ослаблен.  Короче, покушение не
привело  к  желаемому результату. Директор аэропорта сейчас в  реанимации, а
госбезопасность   "дурочку"   пустила,    чтобы   ввести    в    заблуждение
заинтересованных  лиц.  В  настоящее  время  клиент  без  сознания,  но  его
обязательно  откачают, и, вероятно,  заставят поделиться наболевшим. Значит,
неудачливого  исполнителя заказа следует  убрать. Впрочем, трудовая династия
Х. и  так  уже  расшифрована  всеми,  кому не  лень, поэтому они  перестанут
существовать в  любом случае. Но дело не в этом, а в том, что поскольку  шеф
"авиаторов" не подох",  его холуям позарез нужно спасти расписки, его холуи,
судя по количеству  и качеству  проехавших мимо автомашин, уже весь  поселок
обложили. Вопрос  лишь,  кто  добудет их раньше, "авиаторы" или "портовики".
Или я...
     Кирилл  ловит  брошенную  ему  косметичку,  заметно  волнуясь. Он  сует
вожделенный предмет  в карман, отвлекшись  на  мгновение, но Х. упускает это
подаренное ему мгновение. Взгляд бандита вновь крепнет -- так же, как рука с
оружием.  Никаких  шансов   застать   врага   врасплох.  Прерванный  монолог
возобновляется:  "Хороший у тебя сынишка, редкостный, -- напряженная  ладонь
ласкает шею  ребенка. -- А ведь он талант, настоящий вундеркинд. Я,  правда,
не предполагал, что такого рода таланты возможны в природе..."
     Х. плавает в невесомости. Он физически ощущает неотвратимое приближение
конца этой ночи, он отчетливо видит подробности того, что еще  не произошло.
Он отворачивается.  Только бы  ночь  продолжалась, пусть  без единой искорки
света,  без  единой  звездочки,  пусть  холодная  и  пустая,  только  бы  не
закончилась... Кирилл все насмехается,  говорит и говорит -- вероятно, никак
не может  решиться. Вероятно, он тоже видит неизбежное и пока не разобрал, с
кого ЭТО начнется. С  отца или  сына? С  сына или  отца?  Бандит  размышляет
вслух: а вот интересно, осознает ли Х., что посылал своего выродка не просто
убивать  -- это,  конечно,  жутковато, но бывает, -- а сделал именно наемным
убийцей,   то  есть  мясником-профессионалом?   Понимает  ли  Х.,  что   его
гениального  выродка обязательно надо уничтожить  --  придавить  без  всяких
причин и объяснений, чтобы всем нам  потом жилось спокойнее. И  разве сам Х.
не   думает  точно   так   же,  разве  не   согласен   со  столь  бесспорной
необходимостью?
     Когда  пистолет  в  руке  бандита,  как  бы  существуя  самостоятельно,
обращается  с отца на сына, когда ствол оружия  беспощадно утыкается в  темя
притихшего  ребенка, Х. вдруг замечает: "Тут какая-то  бумажка выпала", -- и
суется в  раскрытую  дверь  вишневой  "лады".  "Из косметички, что  ли?"  --
озабоченно спрашивает  Кирилл.  Пистолет  перемещается обратно --  медленно,
очень медленно.  Никакой  бумажки  на  сиденье нет,  есть ломик.  Инструмент
вытаскивается  -- и  сразу с размахом, с амплитудой, -- страшно вылетает  из
дверцы, превратившись в снаряд. Пистолет  опаздывает, запутавшись  в сложных
мыслях хозяина.  Х.  бьет  сокурсника загнутой  частью гвоздодера в  голову.
Заточенные стальные лепестки легко входят в препятствие по самое  основание,
что-то там сминают, выворачивают наружу  -- Х.  не смотрит.  Он  смотрит  на
Антона. Все в порядке: сын вырывается, прыгает к машине, забирается в салон.
Пистолет безумца так и не выстрелил. Все в порядке...
     Отец  долго  и  странно кашляет, не  может остановиться: у  него что-то
происходит с дыхательными путями. Впервые  в жизни он убил человека, а  этот
раздражитель оказывается покрепче табачного дыма.
     Отец  заставляет себя  прийти в  чувство,  ибо не  время  раскисать.  В
несколько приемов он спихивает тело с обочины в канаву и залезает в машину.
     -- А куда мы поедем? -- спрашивает сын.
     Водитель  уверенно  кладет  руки на  руль. Он отвечает, не задумываясь,
будто решил этот вопрос давным-давно:
     -- Поедем в Ялту.
     -- Прямо на машине? -- восхищается сын.
     --  Прямо на  машине.  Ты же мечтал в Ялту? --  он пусто смотрит сквозь
лобовое стекло -- вперед. Он заводит мотор и добавляет. --  Хрен нас в Крыму
найдут,  да  и искать  там  уже не будут.  Долларов куча  есть, не пропадем.
Доллары кончатся -- придумаем, как ваши сраные расписки продавать...
     Мимо с воем проносится патрульная машина. Потрепанная "нива", в которой
сидят не менее потрепанные, уставшие за ночь сотрудники. Трое. Если  трое --
значит,  не группа захвата, - облегченно  вздыхает опасный преступник Х.  --
Если  "нива", значит, не  госбезопасность...  Страшная  машина  метров через
пятьдесят   вдруг   тормозит,   разворачивается   и   начинает   неторопливо
возвращаться.
     Приближается...
     Водитель вишневой "лады" заторможенно наблюдает за этими перемещениями,
вновь попав в состояние невесомости. Бежать? Срываться с места  и уходить на
полном газу? Устраивать безобразные гонки на скользком сумеречном  шоссе? Но
ведь двигатель еще не прогрелся... Что предпринять, как спастись?
     -- Пускай они  тебя обыскивают,  если хотят, -- тоненько говорит Антон.
-- А на меня им плевать, вот увидишь. Я сзади буду...
     Водитель  с бессмертной фамилией Х.  смотрит на пассажира, сразу  поняв
его простую мысль. Отец и сын встречаются взглядами -- впервые за эту ночь.
     Впрочем, на востоке уже разгорается завтрашний день.
     -- Папа, ты не бойся, мне никто ничего не сделает.
     Мальчик привычным жестом  вытаскивает из рюкзачка свою бутылочку  и два
оставшихся дротика.

     1993г., лето

Популярность: 6, Last-modified: Tue, 15 Jan 2002 10:27:58 GmT