Александр Плонский. Смирительная

--------------------------------------------------------------------
Данное художественное произведение распространяется в электронной
форме с ведома и согласия владельца авторских прав на некоммерческой
основе при условии сохранения целостности и неизменности текста,
включая сохранение настоящего уведомления. Любое коммерческое
использование настоящего текста без ведома и прямого согласия
владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 05.07.2002 13:45
-------------------------------------------------

РУБАШКА

Фантастический рассказ

Щупальца обвили шею. Я конвульсивно сопротивлялся, движимый страхом
смерти, отчаянием и надеждой на чудо, которое только и могло меня спасти...
Но тиски сжимались, кислород уже не поступал в легкие, сознание меркло...
Проснувшись, я не сразу сообразил, что это был лишь кошмарный сон. Но он
перешел в явь: дышалось по-прежнему с трудом, тело затекло, сердце
колотилось.
Поднялся, распахнул окно, и душный воздух хлынул внутрь...
Заканчивалась осень, уже начало подмораживать, вчера я вышел в плаще и
озяб. Как же быстро и странно изменилась погода!
Пришлось включить кондиционер. Посвежело, но не полегчало. На душе было
тревожно, даже безысходно, словно все пошло прахом... А я ведь
жизнелюб. Вепрь удивлялся, как при моей скучнейшей профессии,
которая, по его мнению, должна меня иссушить, я все еще сохраняю
способность радоваться любой мелочи - и лучу солнца, и цветку, и
шалостям ребенка.
Я заставил себя сесть за стол, вызвал из памяти компьютера шумерскую
клинопись второго тысячелетия до новой зры, попытался начать
лингвистический анализ и... меня пронзила мысль о собственной
заурядности. Ни о чем другом уже не мог думать и к вечеру убийственно
понял, что заурядны девяносто девять человек из ста, а я хуже того, -
просто ничтожен.
Так вот в чем причина моего дурного настроения: узнал себе цену! Я
привык к тому, что Вепрь держится со мной как старший, - он и впрямь
старше на год, но дело, оказывается, не только в этом...
Вдруг нестерпимо захотелось увидеть его: никого ближе у меня нет.
Родители погибли где-то на Марсе, когда мне едва сравнялось два года.
Вырос в детском заповеднике, Вепрь там верховодил...
И вот, как будто услышав зов, мой единственный друг возник на пороге.
- А я к тебе на огонек, - сказал он будничным тоном. - Ба! Ты стал
настоящим доходягой, Тур! Физиономия кислая, мешки под глазами. Тьфу на
тебя!
Нам не впервой пикироваться, и я начал в привычном ключе:
- Шел бы ты, друже... - Но слова застряли в горле, и неожиданно для самого
себя я простонал: - Худо мне, Вепрь! Чего я добился к тридцати годам?
Владею двумя десятками мертвых языков и диалектов, а что толку...
Мечтал осчастливить человечество ключевой теорией слова, но кому это
сейчас нужно?
- Хватит ныть! - грубо оборвал Вепрь. Меня захлестнула обида.
- Уходи!
Он пожал плечами.
- Без тебя? И не подумаю. Уйдем вместе!
- Чего ради! - возмутился я и вдруг понял, что нарочитая грубость - маска,
за которой скрывается любовь ко мне.
- Давно хотел вытащить тебя из твоего болотного мирка! - ворчливо сказал
Вепрь. - Ну, идешь?
- Дай собраться, - растерянно промямлил я. - Хоть уберу за собой.
- Оставь все как есть.
Я запер дверь. Вепрь взял у меня ключ и бросил его в мусоропровод.
И я пошел за Вепрем.
"Как я здесь оказался? Зачем?" - эти вопросы я задал себе позже. А сначала
с интересом присматривался к окружающему.
Конечно же, я знал, что Вепрь - панцериолог. Но само это слово говорило
мне мало. Встречаясь, мы вспоминали юношеские годы, товарищей, учителей,
собственные проделки... Профессиональных тем почти не касались. Вероятно,
Вепрь не считал нужным посвящать меня в свои проблемы, а я интересовался
ими лишь постольку-поскольку.
Лаборатория, куда я так неожиданно попал, базировалась в космосе. Ничего
удивительного в этом не было: околоземное пространство - идеальное
место для научного творчества, здесь ничто не отвлекает, ничто не нарушает
чистоту экспериментов.
Удивляло другое: почему наша лаборатория, вместо того, чтобы обращаться
вокруг Земли по одной и той же стационарной траектории, переходит с
орбиты на орбиту, словно рыщет в поисках чего-то загадочного.
Самолюбие побуждало самостоятельно постичь функции незнакомой
аппаратуры, но вскоре я осознал тщетность этих попыток. Каббалистические
знаки на дисплеях оказались для меня хуже китайской грамоты - уж в
ней-то разобрался бы в два счета! Пришлось пойти на поклон к Вепрю.
Но на мои робкие приставания он отвечал уклончиво:
- Потерпи, скоро узнаешь.
Видно было, что он чем-то не на шутку встревожен.
Два других члена экипажа - молчаливый Петрус и маленькая, изящная
Милена - не то чтобы избегали меня, но изъяснялись с недомолвками, словно
скрывали что-то неприятное.
Милена сошла бы за девочку-подростка, если бы не ее неулыбчивые глаза
умудренной жизнью женщины. Однажды я поймал их взгляд и невольно
вздрогнул, почувствовав себя беззащитным перед его проницательностью.
Заметив мое замешательство, Милена притушила глаза - не отвела, а словно
надела дымчатые очки, за которыми не видно взгляда.
Я подумал, что всегда буду безразличен ей, и это к лучшему. Не дай Бог
оказаться любимым такой женщиной, потому что ее любовь наверняка
обезволит и поработит...
Постепенно я начал чувствовать себя изгоем среди понимающих друг друга с
полуслова единомышленников, примитивным дикарем, для которого скачущие
цифры и змеистые графики на дисплеях - не более чем абракадабра...
К невесомости, чередующейся с перегрузками при маневрах, я привык на
редкость быстро и даже досадовал, когда включали искусственную гравитацию,
а к остальному привыкнуть не мог. Все более тяготился своим
двусмысленным положением, все чаще задавал себе вопрос: как мог,
поддавшись мгновенному порыву, бросить все и отправиться за Вепрем
неизвестно куда и зачем?
Наконец я не выдержал, и между нами состоялся решающий разговор.
- Пожалел? - спросил я напрямик. - Но чего стоит твоя жалость, если у
тебя нет ни времени, ни желания общаться со мной! Вы чураетесь меня. Я
здесь лишний. Ничего не знаю, ничего не умею, ничего не могу!
- Вот чудила! - ответил Вепрь с досадой. - Что называется, попал пальцем
в небо! Нет, Тур, дело не в пренебрежении твоей персоной. Все оказалось
серьезней, чем мы думали, и... Вспомни, что произошло на Земле в день
отлета. Духота, пекло... Твоя депрессия была не случайна. Ее испытывали
все.
- И ты?
Вепрь мотнул крутолобой головой.
- Обо мне речь не идет. Я хотел выручить тебя... Так вот, сейчас там в
сто раз хуже.
- Но тогда что-то надо делать... Нельзя же так просто...
Не видел я раньше Вепря таким мрачным.
- Надо делать... - повторил он мои слова с иронией. - А ты, оказывается,
умник, Тур! Мы дураки, а ты умник! Думаешь, не делаем? - ирония уступила
место горечи. - Наука, Тур, не всесильна... Она в плену у ограниченного
круга представлений. Природа сыграла не по правилам, и мы оказались не
готовы к случившемуся, как когда-то не были готовы к Всемирному потопу.
- Но что все-таки случилось? Или не пойму?
- Я и сам не понимаю, - признался Вепрь. - Конечно, как
панцериолог, специалист по оболочкам Земного шара, я разбираюсь в ситуации
лучше, чем ты, но не настолько, чтобы понять причину происходящего.
- Расскажи все, что знаешь, - потребовал я.
- Атмосфера содержит ряд оболочек, например, озоновый слой, защищающий
Землю от ультрафиолета... Мы обнаружили только что возникшую, не
известную ранее, вентильную оболочку.
- Странное название!
- Эта оболочка и в самом деле ведет себя как вентиль: свободно
пропускает солнечную энергию внутрь и задерживает значительную часть
энергии, отраженной поверхностью Земли.
- И в результате возникает парниковый эффект? - догадался я.
- Вот именно, - подтвердил Вепрь. - Но он не связан с избытком
углекислого газа в атмосфере, природа этой новой разновидности
парникового эффекта загадочна, мы пытаемся ее понять и предотвратить
катастрофу, но пока безрезультатно...
Назавтра я застал Милену - всегда сдержанную, покрытую в моих глазах
романтическим флером таинственности - рыдающей.
- Мне страшно. Тур... У меня там мама и брат... Посмотрите, что делается...
Она отстранилась, из-за ее плеча брызнул сноп света, образовав панораму
опустевшего города. Ветви деревьев в скверах почернели, словно
обуглившись. Там, где еще недавно была тронутая первыми заморозками
трава, виднелась бурая, запекшаяся корка. Перед глазами плыли закопченные
крыши домов, пересохшее русло реки. В нескольких местах клубились дымы,
похожие на грозовые тучи. Сквозь них пробивались багровые языки пламени.
Я несмело провел рукой по волосам Милены.
- Полно, не плачьте! Смотрите: вон ползет мобиль. Значит, жизнь
продолжается!
- Да... да... действительно, но на сколько их еще хватит? Как бы я
хотела быть с ними!
- Здесь вы нужнее...
- Нужнее? Ах, если бы...
- Вторые сутки молчит Центр, - озабоченно сказал подошедший Петрус.
- А как же другие орбитальные станции? Их более трехсот, верно? - спросил
я.
- Триста семьдесят две. С ними автоматически поддерживается циркулярная
связь через транспондеры. Можешь просмотреть экспресс-сводки за
последние часы - ничего утешительного. Как и мы, тревожатся, недоумевают.
Но тоже пока не придумали ничего путного.
- Значит, надеяться больше не на что? - ужаснулся я. - Миллион лет
истории и все, конец! Так буднично... Было человечество, и нет его?!
- Апокалипсис... - прошептала Милена, утирая слезы.
- Кончайте хныкать! - прикрикнул на нас Вепрь.

Утром я увидел немыслимое: Вепрь плакал! Если застать в
слезах Милену было для меня потрясением, то теперь я просто не мог
поверить глазам.
Он сидел за пультом и, казалось, сосредоточенно всматривался в индикаторы.
Я подошел к нему со спины, хотел заговорить, но перед этим машинально
бросил взгляд на дисплей. Экран был погашен. В нем, как в тусклом зеркале,
виднелось лицо Вепря с бороздками слез.
- Что тебе надо? - взвился он, увидев в стекле мое отражение. - Чего ты
от меня ждешь? По-твоему, я Бог? Хватит с меня! Пусть все катится к
дьяволу.
Я смотрел на него с изумлением: передо мной был незнакомец - истеричный,
недобрый...
- Ты ли это. Вепрь? Возьми себя в руки, думай!
Он пришел в исступление. Глаза его мгновенно высохли, источали злобный
блеск.
- Тьфу на тебя! - Ни намека на шутку не было теперь в этой, обычно
шутливой, фразе. - Свалился на мою голову! Давно ли распускал нюни:
"Почему я не гений? Уже тридцать, а ничего не сделано..." Вот и делай.
Делай, давай!
До чего же мне стало обидно! Но во много раз горше этой горькой обиды
было чувство непоправимости происходящего между нами... Я не знал, что
сказать, и для меня стал неожиданностью мой собственный голос,
прозвучавший как бы со стороны, извне моего сознания. Голос был ясный,
твердый. Мой и одновременно не мой голос:
- А вот и сделаю!
И тотчас я с ужасом подумал, что поступил как последний идиот,
пообещав невозможное. А Вепрь, казалось, почувствовал облегчение, словно
мои необдуманные слова сняли с него бремя ответственности.
Так оно и было! Вепрь, чьему бесстрашию я завидовал, мой друг и кумир,
мужественный Вепрь, Вепрь-забияка, в которого влюблялись все наши
девчонки, с этой минуты перестал существовать.
Рассчитывать я мог только на Милену, - хрупкую, изящную женщину с гордой
осанкой римлянки, независимым характером и ранимой душой. Через ее руки
проходила информация, воспринимаемая множеством датчиков и транспондеров.
Третий член экипажа, молчаливый и неприметный Петрус, четкостью
выверенных движений напоминавший робота, был типичным исполнителем. Все,
что касалось транспондеров, процессоров, кросс-автоматов и прочей
техники, он знал в совершенстве. Я мог быть спокоен за надежность
аппаратуры, но на роль генератора идей Петрус явно не годился.
Ни Вепрь, ни Милена, ни даже тысяча высококлассных специалистов, будь
они вместе с нами, не смогли бы осмыслить многие квинтиллионы байт
информации, оседающей в компьютерной памяти. Проанализировать ее,
обобщить, сгруппировать, представить в виде, доступном для человеческого
восприятия, - задача компьютеров. Но критерии, по которым обрабатывалась
информация, задал Вепрь! И это критерии, подсказанные опытом, знаниями,
талантом, интуицией панцериолога!
Что я мог противопоставить профессиональному мастерству Вепря?
Непредвзятость дилетанта? А может, свое собственное мастерство - знатока
мертвых языков?
Как часто незнание языка и вытекающая из этого неспособность объясниться,
понять друг друга приводили к трагическим последствиям! Мертвые языки...
Но не от них ли произошли и все живые? Недаром я свободно схватываю
смысл сказанного на любой языке!
В основе языка определенный алгоритм. И конечной целью ключевой теории
слова, созданию которой я посвятил себя, была разработка ЕСУА - единой
системы универсальных алгоритмов, позволяющей любому стать полиглотом. Но
ведь то, что доступно человеку с его несовершенной, ограниченной памятью,
доступно и компьютеру...
И вот теперь я загорелся идеей испытать ЕСУА в качестве глобального
критерия взамен критериев, сформулированных Вепрем. Подчиняясь этому,
принципиально новому, критерию, компьютеры заново обработают массив
информации.
- Скажите, Милена, - задал я осторожный вопрос, - в памяти компьютеров
сохранилась вся информация, даже та, которую они сочли не заслуживающей
внимания?
- Конечно. У них ничто не пропадает.
Меня охватило волнение: пусть на шаг, крошечный шажок, я приблизился к
цели.
Ввести ЕСУА в программу компьютеров было делом нескольких
часов: все ее компоненты накрепко запечатлелись в памяти. Самым трудным
для меня, гуманитария до мозга костей, оказалось в свое время
перевести логические алгоритмы на язык прикладной математики. Но осилил!
И вот на дисплее строки осмысленного текста. Не каббалистические знаки,
приведшие меня несколько дней назад в трепет, подобный тому, который
испытывает неофит на пороге храма, а буквы, слова, фразы, правда, на не
известном мне языке. Но уж с этим-то я справлюсь!

...Я сижу, опустив голову на руки, измученный, подавленный и...
счастливый. То, что я только что узнал, не укладывается в сознание.
Вепрь говорил о круге научных представлений... Разорван он, нет его
больше! Неужели я к этому причастен? Я - зауряднейший, ничтожный?
Тьфу на тебя, Тур! Твоя скромность паче гордыни... Звони во все колокола,
спаситель Земли!
Хорошо, что юмор не изменил мне даже в такую минуту...
Я не сразу расслышал встревоженный голос Милены:
- Что с вами? Почему молчите? Скажите же что-нибудь!
- Все хорошо... Понимаете, все!!!

И тут я представил себя на месте Милены - растерянного, недоумевающего,
каким был совсем недавно. Взглянул в ее заплаканные глаза, бывшие для меня
еще недавно глазами сфинкса, взял в руки тонкие, вздрагивающие пальчики,
и сердце захлестнула волна нежности.
- Мы за многое в ответе... - заговорил я хриплым шопотом,
словно признавался в любви. - Отравили Землю пестицидами и радиоактивными
отходами, иссушили моря, а цветущие луга превратили в болота. Мы сошли с
ума, и с нами поступили как с буйно помешанными - надели смирительную
рубашку!
- И кто это сделал?
- Носители вселенского разума. Обыкновенные, нормальные люди, какими нам
только еще предстоит стать.
- А сможем ли? - робко спросила Милена.
- Должны!
- Думаете, поверят?
- Иначе бы не пытались найти с нами общий язык.
- Так что же вы медлите, дорогой мой? - укоризненно сказала Милена.
Опомнившись, я бросился к Петрусу.
- Вот... Передайте... По всем каналам!
Ответ не заставил себя ждать. А вскоре вышел на связь Центр. Катастрофа
отступила... Обнявшись, мы наблюдали за робкими признаками жизни на
заново рождающейся Земле. Наблюдали втроем, потому что до самой посадки
Вепрь не покидал своей каюты.
Я дождался его.
- Вот все и кончилось...
Он молча смотрел на меня, и в его глазах была пустота.
- Ты не рад?
Вепрь не ответил. Отодвинув меня плечом, прошел к трапу. Я смотрел ему
вслед. Он не обернулся.

Популярность: 8, Last-modified: Fri, 16 Aug 2002 08:45:22 GmT