-----------------------------------------------------------------------
"Капитан Ульдемир", книга третья.
Н.Новгород, "Флокс", 1993 ("Избранные произведения" т.3-4).
OCR & spellcheck by HarryFan, 16 November 2000
-----------------------------------------------------------------------
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. И ПРОЧИЕ УСЛЫШАТ И УБОЯТСЯ
Никогда не знаешь, как быть с памятью. Мне она порой кажется похожей на
старый наряд, последний раз надеванный тобою лет с тридцать назад, а то и
больше, и сейчас вдруг извлеченный из окутанных мраком глубин старого
сундука, вскрытого в поисках чего-то совершенно другого. Держа этот наряд
в вытянутой руке, с немалым удивлением его разглядывая, ты оторопело
думаешь: что, я и в самом деле надевал такое - вызывающе-яркое,
залихватски скроенное? Надевал, милый, надевал; только больше уже ты в
него не влезешь, а если и подберешь живот до предела, то все равно не
решишься показаться людям в таком виде. Так что единственное, что тебе
остается, - это запихнуть его в самый дальний угол и продолжить охоту за
тем, что тебе действительно нужно.
Вот так и с воспоминаниями. Когда они вдруг возникают по какой-то мне
совершенно не понятной закономерности, я уже больше просто не верю, что
когда-то, утонув, воскрес (ладно уж, будем называть вещи своими именами)
командиром звездного экипажа в неимоверно отдаленном будущем, совершил две
не очень-то простых дальних экспедиции, в ходе которых однажды ухитрился
распылиться на атомы, снова воскреснуть и испытать любовь поочередно к
двум женщинам, оказавшимся в конце концов одною и той же. С любовью,
правда, сложнее: она продолжилась и здесь, на Земле, и продолжается сейчас
- только вот ее, той женщины, больше нет со мною. И это, может быть, и
есть причина того, что воспоминания причиняют боль и стараешься держать их
на расстоянии; когда тебе скверно, лучше не окунаться в те времена, когда
был (как теперь понимаешь) счастлив, потому что тем болезненнее будет
возвращение в нынешний день.
Особенно если день этот, все наши дни оказываются такими сумасшедшими.
Когда меняется все: география, психология, система ценностей, сами
представления о жизни - да все меняется до полного неприятия. Чтобы жить в
настоящем времени, надо держать ухо востро и как можно меньше отвлекаться
от действительности, потому что возвращаться в нее каждый раз становится
все труднее и рискуешь в один прекрасный миг вообще выпасть из
современности - и тогда уже жить станет и вообще незачем.
Я старался держаться на плаву; в моем возрасте это куда труднее, чем в
тридцати- или сорокалетнем. Надо было крутиться, и я крутился.
Это привело к тому, что в начале текущего года я почти случайно
оказался в Мюнхене - по делам одного совместного предприятия, где я иногда
подрабатываю; немецкая марка нынче стоит высоко. Прекрасный, богатый
город, хотя жизнь в нем и дороговата, в особенности для нашего брата -
всех тех, для кого марка не является родной и кто с детства привык
разговаривать на невнятном языке рубля. Все свободное время - а его
оставалось у меня немало - я проводил на улицах, а если быть совершенно
откровенным, то в магазинах, которых на этих улицах полным-полно; не то,
чтобы я сам много покупал, просто с удовольствием смотрел, как люди
покупают всякие хорошие вещи, ухитряясь обходиться без таких
фундаментальных понятий, как "дефицит" и "очередь". И вот однажды, ближе к
вечеру, когда я выходил из филиала Вульворта, что под землей, на станции
метро "Карлстор", кто-то мягко взял меня за плечо. Я обернулся, движением
бровей просигнализировав удивление. В ответ человек улыбнулся.
Я не сразу узнал его. В последний раз мы виделись давно, да и в
совершенно других галактических широтах; минувшее время изменило нас, как
преображает оно каждого - и, как правило, не к лучшему. Так что память моя
сработала не сразу, и я успел спросить - по-немецки, разумеется:
- Чем могу служить?
- Не думал, капитан, - проговорил он, продолжая улыбаться, - что
встречу тебя именно здесь. Я очень рад.
Только сейчас я сообразил наконец с кем разговариваю.
- Уве-Йорген! - Я почувствовал, как искренняя радость разливается и по
моим сосудам. - Старый черт! Я и понятия не имел, что ты записался в
баварцы.
- Нет, - сказал Уве-Йорген. - Я тут проездом.
- Откуда и куда? Как ты вообще живешь, чем занимаешься?
Мы уже поднялись на поверхность и теперь неторопливо шли по направлению
к Мариенплатц.
- Просто сделал небольшую остановку по пути в Россию - так теперь
называется твоя страна? У меня здесь родня. Не близкая, но, когда другой
нет, выбирать не приходится.
- Это чудесно, что именно в Россию. Я как раз собираюсь домой. Поедем
вместе?
- Нет, - отказался Рыцарь, чем немало меня огорчил. - Теперь я уже не
поеду.
- Планы переменились? Или думаешь, что я тебе помешаю?
- Что ты, наоборот. Просто больше нет надобности ехать туда, раз уж я
повстречал тебя здесь.
- Что за черт! Так значит, ты ко мне собирался?
- Ты соображаешь по-прежнему довольно быстро.
- Так... - произнес я медленно. - В таком случае я догадываюсь, откуда
ты едешь.
- Мастер шлет тебе привет, - сказал он.
Может быть, он ожидал, что я обрадуюсь. Но у меня не получилось. На
Мастера я был обижен - глубоко и всерьез. Пожалуй даже, обида - не то
слово. Я посмотрел Уве-Йоргену в глаза - и встретил его грустный взгляд.
- Не надо, Ульдемир, - сказал он и даже поднял руку в предостерегающем
жесте. - Не объясняй. Я знаю. И глубоко тебе сочувствую.
Но я уже не мог сдержаться.
- Когда он забрал ее, он отнял у меня все! Дьявол, он же понимал, что
она для меня значит!
- Я знаю. И он знает. Но она была там очень нужна. И сейчас очень
нужна. Весьма напряженные времена, Ульдемир. Кроме того, ты ведь не
остался в полном одиночестве. Она родила тебе...
- Если бы не это, - буркнул я, - вряд ли ты застал бы меня в этом мире.
Ладно, давай-ка самую малость помолчим.
Я остановился - как бы для того, чтобы полюбоваться выставленным в
витрине набором кожаных чемоданов, объемом от атташе-кейса до сундука моей
бабушки, но все - одного фасона. Этакая кожаная "матрешка", но отнюдь не
бесполезная.
- Ты желаешь купить это? - спросил Рыцарь.
Мои желания тут роли не играли: комплект стоил не дешевле пристойного
автомобиля. Однако я не успел объяснить это - да, пожалуй, все равно не
стал бы. Не люблю выглядеть бедным родственником.
- Не покупай, - сказал Уве-Йорген. - Сделаешь это в другой раз. (Немцы
все-таки страшно наивный народ и не понимают, что у нас, россиян, этого
другого раза может и не быть: "Аэрофлот" опять задерет цену - и прощай,
Макар, ноги озябли.) На этот случай чемоданы тебе не понадобятся, ибо
ехать придется налегке.
- Налегке не получится, - сказал я. - Жаль, что ты раздумал съездить к
нам: тогда понял бы, что наши не возвращаются из-за границы налегке. Мы
очень заботимся о процветании вашей торговли. Иначе где вы возьмете
деньги, чтобы помогать нам?
Кажется, Рыцарь не оценил моей иронии.
- О да, - сказал он, - я представляю себе. Однако ты поедешь не в
Россию. Отнюдь.
Мы миновали еще с полдюжины витрин, прежде чем я ответил, собрав в
кулак всю свою решимость:
- Никуда я не поеду. Я достаточно стар, чтобы оставаться самим собой
вместо того, чтобы переселяться в черт знает чье тело и пускаться в разные
авантюры.
- Нет, - возразил он, кажется, не очень удивившись моему отказу. -
Перевоплощаться не понадобится. На этот раз ты сможешь остаться самим
собой.
- На этот раз я останусь самим собой во всем, включая место пребывания.
Что мне до неурядиц Вселенной, если у меня забрали... Но что толку
повторять, если ты не желаешь понять.
- Я понимаю. - Он произнес это слово протяжно, чуть ли не нараспев. - И
Мастер понимает, и Фермер, и весь экипаж. Но здесь играют роль два
обстоятельства. Первое: в свое время ты дал слово эмиссара. Это, Ульдемир,
то же самое, что воинская присяга. Освободить тебя от данного слова мог бы
только Мастер. Но он не освобождает.
- Ах, милый Мастер! - сказал я. - Старый человеколюбец! Как он обо мне
заботится! Ну, а каково же второе обстоятельство?
- Она тоже просит тебя об этом.
Я невольно согнул руку, чтобы убедиться, что сердце все так же тарахтит
на своем месте: на миг мне почудилось, что оно куда-то провалилось.
- Ты видел ее? Говорил с ней?
- Ну, разумеется! Кем бы я был, если бы не повидался, не поговорил с
нею, зная, что меня посылают, чтобы пригласить тебя.
- Ну рассказывай же! Как она там? Или ее уже послали куда-нибудь в
очередное чертово пекло?
- Она была еще там. Ты ведь знаешь: после окончательного перехода
дается какое-то время, чтобы человек мог привыкнуть к своему новому
положению. Как она? Ну, ей, кажется, тоже не хватает тебя - и дочери,
конечно же. Но извини, подробнее я расскажу как-нибудь в другой раз. Она
просит - вот то, что тебе нужно знать сейчас.
- А ты не врешь. Рыцарь? - спросил я с подозрением. - Может быть, решил
применить солдатскую хитрость?
Он, по-моему, обиделся всерьез.
- Одно из двух, Ульдемир: или "врешь", или "Рыцарь". Рыцари, как ты
должен бы знать, не лгут. Если они рыцари. Не оскорбляй меня, будь добр.
- Извини, - проворчал я. - И все равно. Не хочу его видеть.
- Он понимает это. Почему бы иначе он послал меня? Приглашение можно
было бы передать тебе и более простым способом. Но подумай хорошенько:
если ты сейчас откажешься, что же ты скажешь ему - и ей - когда
встретишься с ними?
- Если встречусь...
- А ты что - рассчитываешь на бессмертие в этом мире? Этого, как мне
кажется, никто тебе не обещал... Ты ведь захочешь снова быть с нею -
потом, когда здесь тебя уже не останется?
- Господи, что за идиотский вопрос!
- Так вот: она ждет тебя, и будет ждать столько, сколько потребуется.
Но, по-моему, сейчас тебе еще рано уходить отсюда насовсем. Ты,
собственно, и сам это сказал. Не так ли?
- Так, - признал я. - Хочется, чтобы дочка выросла при мне.
- Ну вот. А сейчас - только непродолжительная командировка. И надо,
чтобы отправился именно ты. Я был готов взять все на себя. Но мне это не
по силам.
- Почему?
- Потому, что условия, в которых придется работать, хотя и не копируют,
но все же в определенном смысле походят на те, какие сейчас существуют в
твоей стране. Так что твой опыт очень важен.
- О, конечно, - сказал я, пожав плечами. - Наша отработанная технология
развала общества и государства...
- Ты смеешься совершенно напрасно.
- Что, еще где-нибудь социалистическая революция? Или перестройка? Или
просто голод?
- Ты узнаешь все подробно, без этого тебя не выпустят.
- Послушай... - сказал я. - А может быть. Мастер позволит мне увидеться
с нею - прямо сейчас?..
- Ну, я рад, что ты так быстро согласился, - сказал он.
- Ах, так? В таком случае, я еще поупрямлюсь.
- Уже некогда, - сказал Рыцарь. - Транспорт ждет.
- Что - прямо сейчас?
- Нет - после дождичка в четверг! (Я почувствовал, как Уве-Йорген
надулся от гордости, уместно ввернув именно русскую поговорку.) Конечно
же, сейчас.
- Нет, ну я не могу - прямо так, с места в карьер...
- Мой Бог, не надо простые вещи представлять сложными. Ну хорошо, чтобы
ты пришел в себя - зайдем, посидим за кружкой-другой пива...
- Где?
- Да вот хотя бы здесь, - и он указал на дверь.
Кружка пива была бы кстати. Я кивнул. И мы вошли.
Но там была не пивная.
А в то же самое время...
Нет, не надо придавать слишком большого значения тому, что "в то же
самое время". Великое множество событий происходит в любое то же самое
время; время - как коммунальная квартира, где мы вынуждены сосуществовать
с другими, потому что отдельных слишком мало. Так и со временем: оно одно,
и его слишком мало на всех; и тем не менее, все мы как-то в нем умещаемся.
Кстати сказать, мы и не слишком уверены в том, что события, о которых
сейчас пойдет речь, происходили именно в то самое время, что и описанные
выше. С таким же успехом они могли произойти немного раньше или несколько
позже. Важно то, что они произошли.
То для нас важно, что человек, сидевший в глубоком кресле подле низкого
стола...
Тут опять приходится задержаться. Говоря "человек", мы имеем в виду
существо, на первый взгляд похожее на вас или на меня. Детали могут и не
совпадать. У себя на Земле мы точно так же подходим к определению
встречающихся нам в изобилии, в общем похожих на нас созданий - хотя
сколько среди них действительно людей, нам неведомо; может быть, не так уж
и много ("может быть" мы вставили из деликатности). Так что здесь и ниже
термин "человек" мы просим понимать расширительно, как и многие другие
часто употребляемые названия. Конечно, с научной точки зрения было бы
предпочтительнее воспользоваться точным термином; однако приводить его без
перевода, транскрибируя ассартское звучание этого слова, означало бы -
привнести в наш язык еще толику чужих корней, а нам очень хочется избежать
этого, поскольку наш язык и так уже напоминает тот "пиджин-инглиш", на
котором объясняются где-то в Океании (правда, там - лишь с приезжими, мы
же - и между собой уже). Так что хотя "зарт" звучит совсем неплохо, мы все
же воспользуемся словом "человек", ручаясь за совершенную точность
перевода.
Итак - человек, сидевший в полной неподвижности, пожалуй, не менее
часа, наконец проявил признаки жизни. Он опустил ладони, которыми, точно
маской, закрывал нижнюю часть лица, нос и рот, поднял голову и открыл
глаза.
За окнами смеркалось. В углах обширного покоя, в котором человек
находился, сгущалась темнота, и в ней растворялись только что еще
различимые предметы обстановки и убранства: невысокие и плоские оружейные
шкафы, застекленные витрины с коллекциями редких раковин, минералов,
бабочек; боевые топоры, мечи, сабли, кинжалы, висевшие поверх ковров на
одной из стен; висевшие на другой длинноствольные винтовки, карабины,
автоматы, лазерные фламмеры. Темнота клубилась уже и на полу, поднимаясь
все выше - то был час прилива темноты - и поглощая низкие столы с
устройствами и аппаратами связи, компьютерами, звучащей и показывающей
техникой. Но оставался ясно видимым как бы повисший в пространстве
портрет, на котором был изображен мужчина в расцвете лет, одетый в
золотистую мантию, с зубчатой - в восемь зубцов - короной на черных густых
волосах. Портрет был исполнен светящимися красками, и улыбка человека,
очень доброжелательная, в вечерней мгле едва ли не ослепляла; однако глаза
его с красноватыми радужками не выражали доброты, но заставляли
насторожиться. На этот портрет и смотрел сейчас человек, сидевший в
кресле.
Спустя еще минуту или две он встал. Повинуясь негромко сказанному
слову, вспыхнул свет. Комната снова заполнилась предметами. Медленно
ступая по мохнатому, искусно сшитому ковру из шкур гру, обитателя холодных
степей донкалата Мероз, он подошел к стоявшему особняком невысокому - чуть
выше человеческого роста - двухстворчатому шкафу. Помедлив, распахнул
дверцы.
В шкафу стояла человеческая фигура, с высокой степенью правдоподобия
изготовленный муляж в натуральную величину. Фигура была одета в такую же
мантию, что и человек на портрете; мало того - черты лица обладали
несомненным сходством с портретом. Скорее всего, это был один и тот же
человек, но если на полотне он был запечатлен в лучшую пору своей жизни,
то муляж изображал его уже вплотную подступившим к пределу этой жизни.
Открывший шкаф человек помешкал еще с минуту. Потом осторожно вынул
муляж из вместилища и, сделав несколько шагов, положил фигуру на широкий,
низкий диван. Отодвинул подальше от края и сел рядом. Вытянул перед собой,
ладонями вверх, руки с длинными, сильными пальцами. Несколько секунд
смотрел на них. Усмехнулся одной половиной рта. Медленно поднес руки к
открытому горлу фигуры. Лицо муляжа засветилось молочно-белым светом.
Человек положил ладони на подставленное горло. Медленно стал сжимать
пальцы. На молочном фоне возникла и запульсировала зеленая точка. Пальцы
сжимались. Рядом с зеленой вспыхнула синяя. Человек продолжал. Белый цвет
лица стал темнеть, проступили фиолетовые пятна, затем лиловым стало и все
оно. Точки погасли. Раздался слабый звук - словно кто-то случайно задел
струну.
- Вот и все, - проговорил человек негромко. Отняв руки, опять посмотрел
на пальцы; повернул ладони вниз и посмотрел еще. Пальцы не дрожали. Он
потер ладони одну о другую. Упругим движением встал. Громко позвал:
- Эфат!
Тотчас же распахнулась одна из трех имевшихся в комнате - в зале,
вернее сказать, - дверей, и в проеме остановился пожилой человек в красной
отблескивавшей ливрее. На лице его не было выражения, как не бывает его на
плитке кафеля.
- Можно убрать, - сказал человек, движением головы указав на диван.
- Да, Рубин Власти.
Подняв легкий муляж на руки, он направился к шкафу.
- Нет, Эфат, не туда. Унеси совсем. Пусть побудет где-нибудь. До
завтра.
- Разумеется, Рубин Власти. До завтра.
- И возвращайся. Мне пора одеваться.
Оставшись в одиночестве, человек, названный Рубином Власти, медленно
прошелся вдоль стены с холодным оружием. Не доходя до середины,
остановился, снова обретя неподвижность. В дальнем углу низко загудели,
потом гулко, колокольно ударили стоявшие там часы, созданные в виде
крепостной башни. Десять ударов. При каждом из них уголок рта Рубина
Власти чуть заметно дергался. С последним ударом возвратился Эфат.
- Рубин Власти прикажет подать ритуальное?
- Все, что полагается для малого преклонения перед Бриллиантом Власти.
(Оба они отлично знали, что сейчас следует надеть; но и вопрос и ответ
тоже давно уже стали частью ритуала, и вопрос должен был быть задан, и
ответ должен был быть дан.)
- Прошу Рубина Власти проследовать в гардеробную...
Прошло около получаса, прежде чем Рубин Власти вновь появился в зале.
Вместо легкого летнего костюма, в котором он был раньше, он надел узкий,
на шнурках, камзол рубинового цвета, такие же по цвету штаны с манжетами
под коленом, высокие красные сапоги для верховой езды. Красные перчатки
грубой кожи он держал в руках. Эфат следовал за ним.
- Шпагу, Рубин Власти?
Он отрицательно качнул головой:
- Дай два тарменарских кинжала. Те, что под круглым щитом.
Он пристегнул кинжалы к поясу.
- Эфат, машину пусть поставят на улице Мостовщиков, напротив калитки
для угольщиков и трубочистов.
- Да, Рубин Власти. Троггер?
- Турбер. И пусть там будет все, что может понадобиться даме в... в
предстоящей ситуации.
- Рубин Власти поведет сам?
- На всякий случай шофер пусть ждет. Не знаю. - Он едва уловимо
вздохнул и повторил уже как бы самому себе, чуть слышно: - Не знаю...
Эфат кашлянул.
- Рубин Власти не возьмет больше ничего?
- А что... А, да. Возьми там, в левом ящике. Диктат-девятку. И запасную
обойму. - Не без труда задрав полу камзола, он засунул пистолет за пояс. -
Великая Рыба, до чего неудобно. И выпирает... Да, тогдашние моды не были
рассчитаны на современное оружие. Пожалуй, я его оставлю все-таки. А?
- Изар... - тихо проговорил слуга совсем не по ритуалу. - Не оставляй,
возьми. Неспокойно, Изар.
- Отец говорил мне. - Похоже, Рубин Власти не обиделся на фамильярное к
нему обращение. - И Советник тоже. Но мне кажется, это у них уже от
бремени лет.
- Я тоже не молод, Изар. И так же прошу: возьми.
- Ну хорошо. Теперь, кажется, все? Эфат, плащ!
- Не все, Рубин Власти.
- Да, ты прав. Перчатки... Те. - Он запнулся.
- Да, Рубин Власти, - сказал Эфат. Вынул из особого ящичка тончайшие,
из синтетика. С поклоном подал. Затем по его губам прошла тень улыбки.
- Звонили с телевидения, Изар. Интересовались, как вы будете одеты.
- Невежды, - сказал Изар. - Это им давно следовало знать из истории.
Чему их учили?
- Телевидение, Рубин Власти. - Эфат пожал плечами.
- Да, ты прав. Ну, что же - мне пора. Не волнуйся. Отдыхай. Смотри
телевизор.
- Я буду смотреть телевизор, Изар. Весь мир будет.
- Конечно, - согласился Изар. - Сегодня весь мир без исключения будет
смотреть телевизор.
Он кивнул камердинеру и вышел. Спустился по лестнице, пересек пустой
вестибюль. Швейцар поклонился, нажал кнопку - тяжелая дверь отъехала.
- Удачи, Рубин Власти, - проговорил он вдогонку.
Изар, не оборачиваясь, кивнул. Дверь за его спиной затворилась,
басовито рокоча. Четверо стражей - сегодня то были Уидонские гвардейцы -
отсалютовали и вновь окаменели. Конюший и два прислужника внизу, у
крыльца, склонились, лошадь, которую конюший держал под уздцы, тоже
опустила длинную, породистую голову.
- Я приказал оседлать "Огонь милосердия". Рубин Власти.
- Да, - сказал Изар. - Прекрасная лошадь, благодарю вас, Топаз. Но
велите расседлать. Я пойду пешком. Прекрасный вечер.
Он повернулся и пошел. Не так уж далеко было до Жилища Власти, и лучше
было пройти это расстояние пешком, глубоко и спокойно дыша, ни на что не
обращая внимания и ни о чем не думая; ни о незримой охране, ни о столь же
незаметном телевидении, и меньше всего - о том, что предстояло. Все было
продумано заранее. Задолго до его рождения. И не раз испытано на практике.
Не раз, подумал Изар. А сколько же? Он принялся считать. Арифметика
помогала идти, ни о чем другом не думая.
Странно: здесь ничего не изменилось за столько лет. Хотя - тут годы как
раз не проходят. Да и чему меняться? Все тот же дом, и та же веранда,
залитая исходящим отовсюду золотистым светом; и поросший яркой муравой
луг, пересеченный медленно струящейся речкой, окаймленной невысокими
кустами; и кромка леса вдали - у высокого горизонта. Я стоял и смотрел; но
если много лет назад, глядя на все это впервые и еще совершенно не
понимая, где я оказался и что это такое, - если тогда я старался как бы
вобрать все, доступное взгляду, в себя, то сейчас мне не на шутку
захотелось вдруг самому раствориться во всем окружающем, и уже никогда,
никогда больше не уходить отсюда; потому, быть может, что мне было
известно: только здесь - и нигде больше я смогу в будущем находиться с
нею. Только здесь - когда там, дома, мои дни истекут, и останется один
только вечный, непреходящий день здесь... Впрочем, - тут же подумал я, -
Мастер и тогда не даст подолгу засиживаться без работы. Не тот у него
характер. А, да пускай гоняет - все равно, каждый раз мы - и она, и я -
будем возвращаться сюда, если не в этот двухэтажный дом с высокой крышей,
то во всяком случае в его окрестности - и пребудем, пока существуют миры,
а также те, кто следит, чтобы эти миры продолжали существовать. Станем
постоянными жителями Фермы - как иеромонах Никодим, например...
Мысли мои прервались от звука шагов. Занятно: я не разучился узнавать
шаги, и сейчас, едва услышав, уже знал, кто приближается: высокий,
сильный, чуть насмешливый человек вечно среднего возраста.
Мастер подошел и, как встарь, положил мне руку на плечо, как бы
обнимая.
- С приездом, Ульдемир, - сказал он таким голосом, будто мы не виделись
- ну, от силы каких-нибудь три дня. Словно мы вернулись в те времена,
когда все были молоды и - ну да, наверное же мы были тогда счастливы, хотя
и не понимали этого; подлинное счастье всегда остается в прошлом, оно
всегда уже ушло, и его видишь только со спины, потому что никак нельзя
обогнать его, чтобы снова встретиться лицом к лицу, чтобы воскликнуть: "Я
знаю тебя! Твое имя - Счастье!" - и в ответ увидеть ту улыбку, которой
улыбается только Счастье - но тогда тебе казалось, что всего лишь
улыбнулась женщина...
- Здравствуй, Мастер, - сказал я и вздохнул невольно. - Тепла тебе.
- Ты рад снова оказаться здесь, капитан?
Серьезный ответ занял бы слишком много времени. И я предпочел увести
разговор в сторону:
- Я давно уже перестал быть капитаном. Мастер.
- Нет, - откликнулся он серьезно. - Однажды возникнув, это не проходит.
Дремлет, может быть. И когда нужно - просыпается.
- Если экипаж отлично обходится без того, кто возглавлял его, значит...
- И я развел руками.
- Ну, не вижу в этом ничего плохого: и капитану нужен отдых - когда все
благополучно и корабль идет в фордевинд.
Что-то в его голосе заставило меня насторожиться: кажется, то была не
свойственная Мастеру тревога.
- Что-то случилось. Мастер? Ветер зашел, и приходится идти острым
курсом?
- Похоже, что твой экипаж в беде, - сказал он невесело. - Вот почему
пришлось нарушить твои планы.
Я мотнул головой.
- Нельзя нарушить то, чего нет. Говори, Мастер. Что случилось?
- Может быть, и ничего страшного, - проговорил он как бы с сомнением. -
И все же я обеспокоен. Пойдем, прогуляемся по травке? Движение задает
разговору свой ритм...
Мастер снова заговорил, когда мы прошли уже чуть не полдороги к ручью.
- Собственно, все начиналось весьма заурядно. В нашей повседневной
работе мне понадобилось ознакомиться с обстановкой в одном из шаровых
звездных скоплений. Я покажу его тебе, когда вернемся в дом. Семнадцать
звезд этого скопления обладают планетами, населенными людьми. Уровень
цивилизации - в чем-то, может быть, выше твоей, а в чем-то и нет.
- Уровень везде один и тот же?
- Есть, видимо, определенный разброс - было бы странно, если бы его не
оказалось, но в целом, насколько нам известно, они развиваются
параллельно. Как ты знаешь, расстояния между звездами в шаровых
скоплениях, - а следовательно, и между планетами - намного меньше, чем,
например, в твоих краях. Поэтому населенные планеты издавна находились в
более тесной связи, чем будут находиться у вас - когда вы обнаружите своих
ближайших соседей или они обнаружат вас.
- Ну да, - сказал я. - С планеты на планету там добирались в долбленых
челноках...
- Во всяком случае, между ними установилось достаточно регулярное
сообщение еще до перехода к сопространственным полетам; а что касается
резонансного переноса, которым пользуемся, в частности мы, то до него им
еще далеко. Сколько, я сказал, там обитаемых планет?
- Семнадцать.
- Ну вот, - усмехнулся он, - я невольно оговорился. На самом деле их
восемнадцать. Или, еще точнее, - семнадцать и еще одна. Восемнадцатая
планета - или первая, возможен и такой отсчет. Ее имя - Ассарт.
- Чем же она так отличается от других?
- Посидим тут, на берегу, - предложил Мастер. - Может быть, смешно - но
мне редко удается посидеть вот так близ журчащей воды, посидеть и
поразмыслить спокойно. Нас ведь мало, а мир велик...
- Вас - таких, как ты и Фермер?
- Даже если считать со всеми нашими эмиссарами, все равно, нас -
горстка. А на уровне сил моих и Фермера - вообще единицы. Когда-то нас
было несколько больше. Но, как и везде, где существует жизнь, разум, -
расходятся мысли, мнения, оценки, желания. И люди расходятся. В таких
случаях испытываешь облегчение от того, что мир велик и пути в нем могут
не пересекаться.
- А если бы пересеклись?
- Н-ну... Мир велик, да; но он не слишком устойчив. Ваш уровень знания
позволяет догадываться об этом, мы же знаем наверняка.
- Объясни, если это не трудно.
- Объясню с удовольствием - но не сейчас. Это разговор для спокойного,
свободного времяпрепровождения, разговор, доставляющий радость - но для
радости всегда не хватает минут. Поэтому вернемся к нашей теме.
- Я внимательно слушаю, Мастер.
- Ты спросил, чем отличается Ассарт.
- Да, - сказал я. - Может быть, интуиция подводит меня, но мне кажется,
что для меня это будет не просто названием. Я прав?
- Да. Поэтому я и делюсь с тобой тем немногим, что мне ведомо. Видишь
ли, поскольку эти планеты развивались параллельно, должен был неизбежно
наступить миг, когда параллельные эти пересекутся. Это произошло
достаточно давно. Возникла империя с центром именно в Ассарте. Почему?
Планета большая, достаточно густо населенная; объединение населявших ее
племен закончилось раньше, чем на других планетах - объединение,
разумеется, не всегда мирное и бескровное, скорее, наоборот; и когда оно
завершилось, инерция экспансии сохранилась. И когда технический уровень
позволил - она устремилась вовне... Во всяком случае, так мы представляем.
- Понятно.
- Но, поскольку все проходит, миновал и отведенный империи срок, и
семнадцать планет - одни раньше, другие позже - начали уходить из-под
единой власти. Эти семнадцать уходов, или освобождений, означали для
Ассарта семнадцать тяжелых поражений. И в этом человечестве что-то
сломалось, видимо. Развитие замедлилось, кое в чем пошло даже вспять. Но
похоже, что эти сведения... - Он умолк.
- Что же, - сказал я, - картина знакомая.
- Да, это не редкость в населенных мирах, и именно поэтому мы не стали
обращать на тамошние процессы особого внимания: Мирозданию они ничем не
грозили. - Он хотел сказать еще что-то, но смолчал.
- Что же изменилось? Вы решили вмешаться в планетарные процессы? Мне
кажется, вы этого избегаете. Во всяком случае, на то, что происходит на
моей планете вы, похоже, не обращаете особого внимания.
- Обращаем ровно столько, сколько вы заслуживаете. Ваша планета, да и
весь ваш регион Галактики еще не так скоро начнут играть сколько-нибудь
заметную роль в развитии Мироздания...
Ему была свойственна этакая округлая, академическая манера выражаться,
если даже речь шла о вещах, требовавших вроде бы более приземленного, что
ли, отношения. Я подозреваю, что ему нравилось слышать самого себя -
черта, свойственная многим. Так я подумал, но вслух сказал другое:
- Ладно, значит, развитие планеты замедлилось. Что же она - так важна
для бытия миров?
(Это было в пику ему: не один он умеет выражаться округло!)
- Я сказал уже: повседневные дела, не более.
- Хотелось бы услышать подробнее.
Хотя я и перебил его, он не обиделся: знал, что сейчас у меня есть
такое право.
- Разумеется. Вернемся в дом - воспринимать объяснения легче, когда
видишь все своими глазами.
Пока мы возвращались, неторопливо ступая по легко пружинившей траве, я
попробовал заговорить о том, что, если быть откровенным, сейчас волновало
меня куда больше, чем все шаровые звездные скопления Галактики, оптом и в
розницу.
- Мастер! - сказал я. - Где она?
Сперва он лишь покосился на меня и нахмурился; возможно, мой вопрос
показался ему неуместным или бестактным. Но коли уж я заговорил об этом,
отступать было нельзя. Он же, со своей стороны, прекрасно понимал, что
если он хочет отправить меня с каким-то заданием, связанным с риском, то
нельзя оставлять между нами каких угодно недосказанностей.
- Мне нетрудно понять, что у тебя сейчас на душе, - сказал Мастер, и я
поверил ему. - И хотя так делать не полагается, я мог бы - ну, хотя бы
позволить тебе увидеться с нею, пусть и ненадолго. Но я этого не сделаю.
Кивком головы он как бы поставил печать под сказанным.
- Прежде всего я хочу знать: нужно ли было так поступать с нею? Она
ведь могла жить еще долго-долго...
Кажется, у меня перехватило горло; пришлось сделать паузу.
- Ты обратился не по адресу, - сказал Мастер. - Мы не распоряжаемся
судьбами людей, ни Фермер, ни я. Это - право Высшей Силы. Да, мы иногда
спасаем людей, когда им грозит что-то, помогаем им задержаться в
Планетарной стадии, как это было с тобой и всем твоим экипажем. Но, если
помнишь, я еще в прошлый раз предупреждал тебя: если там тебя постигнет
гибель, то это будет настоящая гибель - хотя ты выступал и не в своем
теле. Нет, капитан, мы - не судьба. Но ты неправ и в другом: когда
говоришь, что она могла бы еще жить. Она и сейчас жива - просто ее
Планетарная стадия завершена, началась новая, Космическая. И совершенно
естественно, что после этого я забрал ее, моего давнего эмиссара, сюда, на
Ферму.
- Значит, она здесь, - сказал я, подтверждая то, что и без того знал. -
Почему же мне нельзя увидеться с нею - пусть и ненадолго, как ты сказал?
- Твоя любовь к ней не прошла? Или я ошибаюсь?
Я чуть было не сказал, что для того, чтобы понять это, не надо быть
большого ума. Но вовремя спохватился: все-таки, не с Уве-Йоргеном
разговаривал я, а с Мастером.
- Ты не ошибся.
- Вот поэтому.
Мне оставалось только пожать плечами:
- Не улавливаю логики.
- Если ты увидишь ее сейчас, тебе вряд ли захочется расстаться с нею
надолго. Да, я знаю, что у тебя дома осталась дочь, но из двух женщин чаще
побеждает та, что ближе... И ты, я боюсь, захочешь прибегнуть к
простейшему способу вновь соединиться с ней, и на этот раз очень надолго.
Ты ведь уже понял, о чем я говорю?
- Понял, - признал я без особой охоты.
- Конечно. Потому что ты знаешь: если прервется и твоя Планетарная
стадия, вы снова окажетесь доступны друг для друга.
- Разве это не так? - спросил я довольно сухо.
- Не совсем. Подумай: если бы всякий, в великом множестве обитаемых
времен, пройдя Планетарную пору своего бытия, оказывался здесь, у нас, -
какая толчея тут царила бы. А раз ее нет, то вывод можешь сделать один: на
Ферме оказывается в конце концов лишь тот, на кого мы - Фермер и я -
сможем положиться всегда и во всем. И не только тогда, после
окончательного прихода к нам, когда ни у кого не остается выбора, - но и в
пору, когда выбор есть, как он есть сейчас у тебя: ты можешь принять мое
поручение, но можешь и отказаться, твоя воля свободна. Решаешь ты сам.
- А уж потом решать будете вы - так следует понимать?
- Совершенно правильно. Так вот, капитан, я не хочу, чтобы ты, ради
скорой встречи с нею, стал рисковать там, где не нужно. Я желаю, чтобы ты
выжил.
- Не знал, что ты меня так любишь.
- Ты вообще многого еще не знаешь... Но вот мы и пришли. Поднимемся.
Мы поднялись по крутой лестнице наверх - в Место, откуда видно все.
- Теперь смотри, - сказал Мастер, когда необъятное пространство
распахнулось перед нами, как витрина ювелирного магазина, где бриллианты,
и рубины, и изумруды, и сапфиры лучатся на черном бархате, и ранняя седина
туманностей, видимых так, словно ты уже приблизился к ним на последнее
допустимое расстояние, лишь оттеняет молодую черноту Мироздания. - Смотри
внимательно. Приближаю...
Затаив дыхание, я смотрел, как неисчислимые небесные тела пришли в
движение. Я понимал, конечно, что это всего лишь оптический эффект, а
точнее - наши взгляды проходили сейчас через какое-то иное пространство;
но впечатление было таким, как будто Мастер и на самом деле повелевал
движением миров.
- Видишь? Это Нагор.
- Что значит Нагор?
- Так называется то шаровое скопление, о котором я говорил. Теперь
обрати внимание на соседние шаровые скопления, подобные Нагору. Видишь? Ну
вот - одно, два, три... всего их шесть.
- Очень похожи.
- За одним исключением: там нет обитаемых планет.
- Почему нет?
- Этого мы так и не поняли. Видимо, была какая-то неточность при
Большом Засеве. Может быть, повлияли какие-нибудь гравитационные или
магнитные эффекты... Одним словом, все досталось Нагору, и ничего -
остальным. Предположений у нас немало, но ни одного, в котором не было бы
противоречий.
- По-моему, тоже. Повторите засев - и дело с концом.
- Разве ты забыл правило: если в нужном направлении есть хоть одна
живая планета, то засевать извне ни в коем случае нельзя: чтобы не
возникла форма жизни, противоречащая уже имеющейся по соседству - иначе
возникнет опасность столкновения прежней и новой жизни, пусть и в далеком
будущем. Забыл?
- Проще, Мастер: никогда не знал.
- Да, прости: вечно забываю, что ты у нас практик.
(Ничего он не забывал, конечно; наверное, просто не хотел, чтобы я
чувствовал свою ущербность по сравнению с постоянными обитателями Фермы. Я
был ему благодарен за это.)
- Ничего, главное я понял: что засеять нельзя. Но так ли уж необходимо,
чтобы эти шесть скоплений оказались заселенными?
- Мы ведь исходим из того, Ульдемир, что Мироздание, начиная с
определенного этапа, не может развиваться должным образом без контроля и
участия Разума.
- Это я помню: именно Разум порождает большую часть Тепла. Настолько вы
все-таки успели меня просветить.
- Есть вещи куда важнее. Лишь Разумом создается устойчивость; ведь
Мироздание время от времени проходит через критические периоды, буквально
балансирует на грани. И не будь в нем разума...
- Снимаю свое возражение. Итак, в тех шести скоплениях тоже должна
возникнуть жизнь.
- Верно. И в этих условиях она может попасть туда лишь одним
естественным способом: путем заселения пригодных планет колонистами из
Нагора. С любой из восемнадцати планет или со всех, вместе взятых.
- То есть Нагор понадобился вам как стартовая площадка.
- Уместное сравнение. Однако, как ты сам видишь, задача не весьма
сложная - часть нашей повседневной работы, как я уже сказал.
- Я чувствую, мы подходим собственно к делу.
- Меня радует, что твоя интуиция не притупилась. Итак, чтобы выяснить,
что происходит на этой самой стартовой площадке и нужно или не нужно
применять какие-то тихие меры, чтобы ускорить их развитие в нужном
направлении...
- То есть к экспансии вовне Нагора?
- Именно... Для этого мне понадобилось послать туда людей. Выражаясь
твоим языком - произвести разведку.
- И ты послал экипаж.
- Разве они не годились для этого?
- Годились больше, чем все другие, кого я знаю.
- Я послал их прежде всего на Ассарт. По моим расчетам, именно там
наука и техника стояли ближе всего к решению задачи. Потом, как
продолжение работы, они должны были посетить и другие планеты Нагора.
- Они хоть как-то защищены? Могут свободно передвигаться?
- У них есть корабль. Небольшой, но вполне отвечающий задаче.
- Почему же ты не позвал меня сразу же?
- Я хотел. Но Фермер решил, что нужно дать тебе время прийти в себя. Да
и кроме того - дело ведь представлялось заурядным. Они прошли нужную
подготовку, в них вложили все, что нужно было для действий на Ассарте, -
начиная с языка. У них были прекрасные легенды...
- Они полетели втроем?
- Втроем. Рыцарь оставался в резерве - на случай, если придется
произвести какие-то одновременные действия на других планетах; отсюда
попасть на любую из них легче, чем с Ассарта - мы перебросили бы его своей
связью, с Ассарта же пришлось бы пользоваться кораблем, своим или другим.
- Они полетели. Дальше?
- А дальше ничего, капитан, - сказал Мастер, и, кажется, впервые в
жизни я увидел, что Мастер несколько смутился. - Придется разочаровать
тебя, Ульдемир: я просто не знаю. Они вылетели - и как провалились. Не
выходили на связь. Не откликались на вызовы.
- Мало утешительного, - признал я.
- Что могло случиться? Долетели они благополучно: сигнал о прибытии мы
получили, но его дает автоматика корабля. А люди молчат. Я уверен, что
тамошним силам они не по зубам. Какой-то несчастный случай? Или просто
загуляли?
- Мастер! - сказал я укоризненно.
- Что же, приходится предполагать и такое - хотя я, разумеется,
подобным глупостям не верю. Как и ты. Но что-то ведь произошло, согласен?
- Тут двух мнений быть не может. Но почему ты не послал к ним Рыцаря?
- Он был нужен, чтобы прежде всего найти и доставить тебя.
- Ну, а потом?
- Он отправился туда, едва ты оказался на Ферме. Уже не кораблем,
конечно. По нашему каналу.
- В таком случае, он уже там?
- Должен быть. Но сигнала не поступало.
- М-да, - сказал я. - Замысловато. Скажи: а чем все это может грозить?
И кому? Вашим планам заселения шести скоплений? Еще чему-то?
- Это может грозить жизни трех - нет, теперь уже четырех наших людей, -
медленно сказал Мастер.
- А кроме того?
- Кроме того... Домысливать можно многое. В самом трагическом варианте,
речь может идти о существовании Мироздания.
- Не может быть!
- Никогда не произноси этих слов. Они неверны. Нет ничего такого, что
не могло бы быть. То, что происходит ежедневно, - реально. Но и то, что
случается раз в миллиард или десять миллиардов лет, не менее реально.
- Ладно, - сказал я после паузы. - По-моему, я тут теряю время.
Отправляй меня - я готов.
- Ничего подобного, - усмехнулся он. - Ты совершенно не готов. Не
забудь: ты не будешь прикрыт кем-то, имеющим в мире Ассарта свое имя и
свое место. Не будет никакого Форамы Ро, честного физика. Ты будешь в
собственной плоти - это куда опаснее. И я выпущу тебя не раньше, чем смогу
убедиться в твоей готовности. Я постараюсь передать тебе кое-что из
умения, собранного у разных звезд...
Он вытянул ко мне руку.
- Отойди на три... нет, на пять шагов.
Несколько удивившись, я отступил.
Не опуская руки. Мастер сделал какое-то неуловимое движение тремя
пальцами. И одновременно непонятная сила подбросила меня в воздух,
перевернула и швырнула оземь - и только на расстоянии нескольких
сантиметров я был плавно остановлен и бережно опущен на пол.
- Ну, боцман... - только и сказал я, поднимаясь.
Мастер улыбнулся.
- Не думай, это не уровень моей силы; но - твоей... Ты идешь на риск и
должен быть готов постоять за себя. Всеми способами. И борьбой в отрыве -
вот как я сейчас. И в схватке. Ножом. Мечом. Шпагой. Фламмером. Штурмовой
пушкой. Мало ли чем... А кроме того, как у тебя с ассартским языком? Не
отвечай, я и сам знаю.
- Боюсь, - сказал я, - что пока я все это постигну, мир успеет
состариться, а мой экипаж...
- По твоему счету времени это займет неделю. Но как бы им ни было
сейчас плохо - такой, как теперь, ты им не помощник.
Я кивнул, понимая, что он прав. И все же не удержался, чтобы не
заметить:
- А тебе не кажется. Мастер, что для таких упражнений я уже староват?
Говорить это было несладко, но дело оборачивалось слишком серьезно.
- Что за чушь, Ульдемир! Я дам тебе рабочий возраст... Какой ты хотел
бы?
Я почувствовал, как физиономия моя растягивается в улыбке.
- Ну, лет сорок. Не много прошу?
- Наоборот, очень скромно. Хорошо. Возвращаю тебе твои сорок лет!
Он приспустил веки и на несколько мгновений словно погрузился в
размышления. Я же вдруг ощутил, как давно забытые бодрость и уверенность
загорелись во мне, заиграли в крови, заставили чуть ли не пританцовывать
на месте от нетерпения - двигаться, делать, решать, пробиваться,
расшвыривая неприятеля...
- Зеркало не нужно? - С чуть заметной улыбкой он наблюдал за мной
прищуренными глазами.
- Ладно, нагляжусь потом...
- Пойдем. Я отведу тебя в твою комнату. Кстати - ту самую, где ты
некогда очнулся от небытия.
Мы спустились на первый этаж. Может быть, это действительно была та
самая комната; не знаю, от нее у меня ничего не осталось в памяти.
- Мастер, - сказал я, когда он уже собрался уходить. - А что будет с
моей дочерью?
- Она уже знает, что ты ненадолго задерживаешься в своей - как это у
вас называется - командировке.
- Ненадолго?..
- Я надеюсь, капитан, что это так и будет. Сейчас - отдыхай. Приду к
тебе, когда будет нужно.
Я послушно разделся, лег на свежее белье, закрыл глаза. И тотчас мне
почудилось, что я не один здесь: что кто-то смотрит на меня, смотрит с
добротой и даже, может быть, с нежностью.
- Эла? - негромко спросил я.
Но ответа не получил.
Последовавшая затем неделя мало что оставила в памяти - если не считать
ассартского языка и кое-как скроенной для меня легенды. Зато очень многое
осело в мускулах, в нервах, в рефлексах, в подсознании. И, например, то
самое движение пальцами, что тогда показалось мне неуловимым, сейчас я сам
выполнял, даже не думая. Боюсь, что работавшие со мною люди Мастера (не
знаю, были ли они его постоянной командой, или приглашены откуда-то на
время) заработали немало синяков. Впрочем, и сам я не меньше.
Потом Мастер пожелал убедиться в моих успехах. Пожалуй, он решил не
жалеть меня, я разозлился - и не стал жалеть его. В конце концов он одолел
меня - но не по правилам. Я так и сказал ему:
- Мастер, это была атака на подсознание; она из другой игры, твоего
уровня, но не нашего.
- А что же мне было - сдаваться? - проворчал он. - Ладно. Можешь
считать, что экзамен ты сдал. Теперь можно и отправляться. Кстати, медлить
более нельзя. Они по-прежнему молчат. Но если они живы, то тебя встретят.
Сегодня. А завтра встречать не станут, потому что Уве-Йорген увез с собой
именно такую инструкцию.
- Я готов.
- Прекрасно. Только вот возникло маленькое осложнение. По неизвестной
причине канал резонансной связи с Ассартом нарушен. Неожиданно на пути
возникло мертвое пространство.
- Опять что-то новое для меня.
- Да и для нас тоже. Пока мы поняли только то, что через область
мертвого пространства ничто не проходит. Ни тела, ни колебания... Так что
добираться придется зигзагом. С пересадкой в точке Таргит.
- Это планета?
- Это всего лишь пересадка. Из любого места в любое. Так что заодно
обогатишь свои знания и впечатления. Иначе когда бы ты еще оказался в
Таргите?
- Я и не возражаю. - Сейчас мне, молодому, сорокалетнему, все на свете
казалось пустяками.
- Что же, пойдем, позавтракаем - и в путь.
Мы позавтракали: печень минейского корха в собственном соку, с
маринованными стиками, со спелыми ведейскими шертами в сливках на десерт
(это не ягоды, а моллюски, вроде устриц, но сладкие) и черный кофе. Потом
я стартовал - неожиданно, как и всегда.
Принято считать, что наш мир в основном симметричен. Правому
противостоит левое, горячему - холодное, плюсу - минус. Так что даже не
обладая никакими убедительными доказательствами, можно чисто умозрительно
предположить, что в непостижимых для нас хитросплетениях измерений времени
и пространства Ферме, ее принципам и делам, противостоит некая - ну,
скажем, Антиферма, где руководствуются иными представлениями и движутся
(или пытаются двигаться) к другим целям.
Те, кто не отвергает этой простой мысли, вряд ли будут удивлены,
услышав, что подобная Антиферма действительно существует. Правда, называют
ее иначе, но не в названии дело. Как и Ферма, она представляет собою
относительно небольшой объем пространства, оборудованный в соответствии с
потребностями и задачами тех, кто на ней работает. Там есть свои мастера и
эмиссары, временами там появляются и люди; там тоже проявляются иногда
силы, которые мы обычно называем сверхъестественными - вследствие наших
весьма скудных представлений о естестве. Люди задерживаются там ненадолго
- ровно на столько, чтобы получить задание и возвратиться на свою планету,
в свой мир.
Явившись туда непрошеными соглядатаями, мы с вами как раз поспеваем к
разговору, в котором участвуют двое. Один из них - средних лет и среднего
роста, и вряд ли мы выделили бы его из множества людей, если бы не
ощущение бесконечной уверенности в себе, которое сквозит и в каждом
движении его, и во всяком слове и взгляде. Собеседник его, напротив,
обладает запоминающейся внешностью - он высок, массивен, с крупными,
грубоватыми чертами лица, но в его взгляде, пожалуй, жестокость
преобладает над уверенностью и хитрость над мудростью. К первому он
обращается крайне почтительно. Они сидят на веранде дома, расположенного
как бы в самом центре песчаной пустыни - ничего, кроме черного песка,
простирающегося до самого горизонта, не видно окрест, ни травинки, ни
ручейка; тем не менее, на столике, что стоит между собеседниками,
виднеется объемистый глиняный кувшин с холодной водой, а вокруг него -
тарелочки с фруктами и плоскими лепешками. Видимо, быту здесь уделяют не
очень-то много внимания. Это и не удивительно, впрочем, тут занимаются
куда более серьезными вещами. Однако тем, что имеется, хозяин дома (тот,
что велик не ростом, но некоей внутренней силой, ощущаемой, как уже
сказано, во всем) гостеприимно потчует гостя:
- Берите, Магистр, не стесняйтесь. Домой вы вернетесь хорошо, если к
ужину.
- Благодарю вас, Охранитель. Я совершенно сыт.
- Рад слышать... Итак, мы, кажется, пришли к соглашению?
- Могу только повторить: я готов поступать в соответствии с вашими
планами, для блага Заставы.
- Не Заставы, дорогой Магистр. У Заставы нет своих благ. Как мы уже
говорили, речь идет о судьбах Вселенной.
- Это я и имел в виду. Охранитель.
- Давайте все же уточним. Вы действуете по моим указаниям; после
реализации планов вы получаете то, что принадлежит вам по праву рождения,
но чего вы лишены в силу множества обстоятельств.
- Совершенно верно.
- Однако и после этого наше соглашение сохраняется. Если же вы
попытаетесь...
- Рискну показаться невежливым, перебивая вас: я никогда не попытаюсь.
- Я лишь хотел сказать, Магистр, что, если в результате наших действий
вашему достоянию будет нанесен ущерб, я компенсирую его в любой приемлемой
для вас форме.
- Я никогда не сомневался в вашей справедливости.
- Что же, очень хорошо. По сути, сейчас нам обоим нужно одно и то же.
- Ассарт.
- Именно.
- Сейчас самый удобный час для того, чтобы предпринять решительные
действия, не так ли?
- Пришло время перемен. Властелин уходит...
- Ваш, если я не ошибаюсь...
- Совершенно верно, Охранитель. У нас на Ассарте - весьма своеобразный
ритуал передачи власти...
- Я знаю. Вы уже подробно говорили об этом.
- Не буду повторяться. Однако подчеркну: в течение нескольких дней
власть как бы повисает в воздухе. Практически, конечно, она не
прерывается, но формально...
- Да-да, это все ясно. И если официальный претендент по какой-либо
причине не в состоянии принять власть, то этой возможностью может
воспользоваться другой.
- Отнюдь не всякий!
- Но вы можете.
- Я - да. По праву.
- Следовательно, все дело в том, чтобы официальный претендент
отступился. У вас, Магистр, уже есть, разумеется, какие-то соображения по
этому поводу?
- Я полагаю. Охранитель, что чем проще, тем надежнее.
- В принципе вы правы. Но простоты добиться иногда бывает очень
нелегко.
- Не в данном случае. Собственно говоря, все уже готово.
- А вы позаботились. Магистр, о том, чтобы все выглядело совершенно
естественно? Иначе с вашим воцарением будет крайне сложно, ритуалистика
требует предельной четкости.
- Все будет как нельзя более естественно. И, главное, произойдет у всех
на глазах.
- Какую же оценку событие получит в глазах всех зрителей?
- Несчастный случай, по сути дела. Эксцесс исполнителя, чья нервная
система не выдержала.
- Да, это, пожалуй, убедительно. Что же, пусть будет так. Пожалуй, я не
стану вас более спрашивать. Вы опытный человек.
- Куда более опытный, Охранитель, чем тот, другой. Заверяю вас: Ассарт
только выиграет от замены.
Хозяин дома откинулся на спинку стула, отпил воды из стакана,
прищурился.
- Откровенно говоря, Магистр, блага Ассарта - ничто по сравнению с теми
благами, которые выиграет Вселенная в результате нашего с вами успеха.
Снова наступила пауза.
- Охранитель...
- Вы хотите о чем-то спросить. Магистр, и не решаетесь? Непохоже на
вас. Знаю вас как человека храброго и решительного.
- В таком случае, я действительно спрошу. Охранитель, какова же роль
Ассарта во всем этом? И не придется ли ему слишком дорого заплатить за те
блага, которые получит Мироздание?
- На этот простой вопрос ответить достаточно сложно. Все, в конечном
итоге, зависит от иерархии ценностей... Пожалуй, скажу вам так: Ассарт
выиграет значительно больше, чем потеряет, даже в самом неблагоприятном
варианте. Впрочем, у нас еще будет возможность поговорить об этом. Но не
сейчас. У нас очень мало времени. К сожалению, во всех наших расчетах есть
одна величина, которой управлять мы не в силах: время. И оно играет едва
ли не самую главную роль. Я хочу, чтобы вы запомнили это, Магистр, раз и
навсегда: все должно происходить с точностью до секунды.
- Вы уже говорили об этом. Охранитель. Думаю, однако, что секунды тут
названы в переносном смысле?
- В самом буквальном. Ну как сказать, чтобы вы уяснили?.. Это
расписание поездов - вот с чем можно сравнить наше положение в доступных
вам понятиях. Вы можете явиться на вокзал за час раньше, даже за сутки
раньше - это вызовет некоторые неудобства, но не более. Однако стоит вам
прибежать на секунду после того, как поезд покинул вокзал - и ваше дело
проиграно.
- Почему же?
- Это сложная физика, Магистр. Вы ведь не физик? Вот и не будем
углубляться в дремучие проблемы. Просто запомните: сколь угодно раньше -
но ни секундой позже.
Охранитель снова выпил воды.
- Со своей стороны, я делаю все необходимое. А ведь мои противники
серьезнее, чем ваш претендент. Это - Ферма! И мне известно, что некоторое
количество их эмиссаров уже находится на Ассарте. Это наша вина: мы
спохватились слишком поздно. Зато теперь я взял под контроль все каналы,
по которым Ферма могла бы реализовать транспортировку и связь.
- А если они обнаружат это?
- Естественно, они обнаружат; как могло бы случиться иначе? Но пусть
обнаруживают сто, тысячу раз - они ничего не смогут поделать. Потому что
на сей раз на моей стороне выступают такие силы, какими Ферма не обладает.
И перехватить эти силы им никак не удастся - ибо силы эти заинтересованы
именно в моем успехе, никак не в их. Время, Магистр, точность, расчет - и
успех. Спешите! Желаю вам самых больших удач!
На улице было темно, прохладно. Пустынно. Безмолвно. "В центре мира -
тишина и пустота", - подумал Изар и невольно усмехнулся. Ученые ломают
головы над тем, что находится в центре Ассарта, нашей планеты:
кристаллическое ядро, расплавленное - или, может быть, вообще ничего? А
вот в центре другого мира, хотя и совпадающего с первым, - в центре
Державы, в Сомонте, столице, городе Власти - тишина и пустота.
Не всегда, конечно; лишь начиная с раннего вечера, когда заканчивается
присутствие и многочисленные подъезды извергают целые толпы советников,
исполнителей, наблюдателей всех и всяческих рангов - маленькие детали
механизма Власти. Тогда здесь, в центре Сомонта, улицы вскипают людьми и
машинами, как если бы приливная волна ворвалась в узкий залив; и тут же не
менее стремительным отливом все уносилось прочь, подальше отсюда - в жилые
кварталы, в загородные дома, в гавань, где лениво переваливаются с бока на
бок яхты - и мало ли куда еще. До утра центр вымирал, и казалось, что в
нем и на самом деле не осталось ни единой живой души, ни малейшего
признака жизни. На самом же деле жизнь продолжалась, менялись лишь ее
проявления. Пожалуй, самые важные события происходили тут именно в
неприсутственное время. Как и то, которому сейчас только еще предстояло
совершиться.
Изар шел медленно, наслаждаясь тишиной и безлюдьем. С раннего детства
он не любил подолгу бывать на людях, и если бы можно было, все свое время
проводил бы в одиночестве. Увы, Наследнику Власти, ее Рубину, такое
простое счастье было недоступно. Тем больше он стремился использовать
каждый миг одиночества с наибольшей полнотой. Как, например, и сейчас.
Пожалуй, никто из окружающих его не понимал причин столь странной для
высокопоставленного ассартианина тяги к уединению, порою приводившей даже
к попыткам избавиться от охраны, явной и скрытой, что было вопиющим
нарушением Порядка - не говоря уже о том, что противоречило здравому
смыслу: кому неизвестно, что облик Власти всегда притягивает пули и
кинжалы? Долгое время это объясняли чудачествами подростка, капризами
юноши; сейчас Изар уже не был ни тем, ни другим, его возраст насчитывал
полную правую руку и еще один ее палец, и три пальца с левой, или же, если
считать иначе, пятую часть Малого круга времени, называемого также кругом
жизни. Он был совершенно взрослым человеком, в начале самой плодотворной
поры, но, как ни удивительно, желание быть одному не проходило, напротив,
становилось все более последовательным и четким. Среди приближенных к
Жилищу Власти людей возникло даже некоторое опасение: не помешает ли эта
особенность характера исполнению долга, когда в один прекрасный день
Наследник станет Властелином, Рубин Власти - ее Бриллиантом. Однако, когда
сомнениями поделились с Умом Совета, старый сановник, позволив себе лишь
чуть усмехнуться, уверенно ответил: "Бояться нечего. Власть сильнее
человека. Власть сильнее Властелина. Он будет делать все, чего она
потребует". О старике, по сути, втором человеке во Власти, было известно,
что он не умеет ошибаться, ему поверили и решили, что поведение Наследника
вызвано лишь его презрением к людям вообще, что для Властелина вовсе не
являлось недостатком, но было едва ли не необходимым. Каждый, разумеется,
считал, что лично к нему такое презрение никак не относится - но почему-то
все понемногу перестали навязывать Изару свое общество, - исключая, может
быть, игру в мяч, где без партнеров уж никак было не обойтись. Наследника
это вполне устраивало; настоящую же причину знал лишь он сам (и, не
исключено, догадывался Ум Совета) - но на эту тему не собирался
откровенничать ни с кем. Даже с собственным отцом.
Что же касается охраны, то. Изару давно уже казалось, что подлинной
нужды в ней не было: кто и когда слышал пусть даже не о попытке, но хотя
бы о замысле покушения на Властелина или на него, Наследника? Кому и зачем
вообще могла прийти в голову такая мысль, у какого безумца могло
возникнуть подобное намерение? Система Власти была сводом, возносящимся
над всей Державой, защищающим мир от возможных (фигурально выражаясь)
молний и камнепадов. Ключевым же камнем этого свода был Властелин. Держава
была (думал Наследник; но не он один, а еще сотни миллионов населявших ее
людей) самым процветающим миром обитаемой Вселенной, в которой
насчитывалось, ни много ни мало, еще семнадцать таких же; ну, не совсем
таких, разумеется, но похожих. Так что если бы не требования вечного и
неизменного Порядка, охраной можно было бы и пренебречь.
...И тем не менее сейчас Изар поймал себя на том, что старается ступать
бесшумно и слишком часто поворачивает голову направо и налево. Улица была
почти совершенно темна, фонари горели только на перекрестках и возле
инопланетных посольств и миссий, но даже этот тусклый свет терялся в
листве деревьев, окаймлявших улицу - как и бледное сияние Уты, и совсем
уже бедное свечение маленького Латона. Обычно темнота не пугала Изара; но
на этот раз Наследнику мерещились какие-то шевеления у запертых (а может
быть, и не запертых) подъездов, в колоннадах, под арками ворот; какие-то
лишние звуки чудились напряженному слуху: мягкие, крадущиеся шаги,
сдавленные голоса, металлический щелчок...
Или не только чудились?
Упругим прыжком Изар отскочил в сторону, прижался, как приклеился к
гранитной стене Департамента Унификации. Нет, не от страха ему казалось...
Успевшие притерпеться к темноте глаза его сейчас выделили несомненные
уплотнения мрака: две человеческие фигуры, плавно крадущиеся по
противоположному тротуару. Двигались они в том же направлении, что и сам
Изар. Злодеи? Наяву, не в сказке? Наследник плотно сжал губы, нехорошо
усмехаясь. Что же, сегодня такое приключение даже кстати было бы:
разогнать застоявшуюся кровь, разозлиться до предела - тем легче окажется
предстоящее. Он сунул руку за пояс, достал изрядно мешавший все время
пистолет, диктат-девятку, комбинацию пулевого и лучевого боя с электронной
корректировкой, срабатывавшей, если огонь велся по заказанной цели.
Массивная рукоятка сама влегла в ладонь. Ну, прошу покорно, милостивые
государи, ожидаю в нетерпении...
Те, однако, не спешили. Остановились - потеряв, надо думать, Изара из
виду. Затоптались. Наследник вытянул шею, полузакрыл глаза, прислушиваясь:
злоумышленники, показалось ему, стали перешептываться, - да, сомнений не
осталось: зашептались, и даже отдельные слова как бы перепорхнули через
улицу: "Свет?.. - С ума ты... - Где?.. - Все равно, он не минует... -
Упустили. Согер нас убьет... - К площади, не то и там...". Фигуры
сдвинулись, пошли. Изар глядел им в спину. Теперь он был уверен: один
тащил на плече что-то, пулемет - не пулемет, нет, скорее, лазерную
штурмовую пушку... Подожди, что он сказал? Согер... Согер? Да конечно же,
Согер. О, Господи...
Изар едва не расхохотался. Согер был Верховным директором ДТК -
Державной Телекомпании. Вот чьи люди это были, и, конечно, вовсе не
штурмовую пушку нес один из них, но камеру с длинным стволом ночного
объектива. Ну-и охотнички! Потеряли дичь на ровном месте... Но и сам
Наследник Власти хорош: успел фундаментально забыть, что этим вечером
одиночество его неизбежно окажется мнимым; телевидение не упустит своего
звездного часа, да и не имеет права упустить, весь мир ждет. Просто раньше
показ начинался с площади - так, во всяком случае, ему рассказывали, сам
он не видел, и не мог видеть, и никогда не увидит. Потому что во время
предыдущей подобной передачи его, понятно, еще не было на свете, сегодня
он - действующее лицо, а при следующей передаче снова окажется действующим
лицом - но уже в иной роли... Ну что же, свою роль, во всяком случае, надо
играть честно. А значит - никак не скрываться, напротив: позировать,
подставляться объективам везде, где только можно станет. Потому что для
того все и делалось всерьез, без малейшего обмана: чтобы мир видел, мир
знал, что неуклонно соблюдается Порядок, ничто не меняется, бытие катится
по раз и навсегда уложенным рельсам!
Изар нарочито громко закашлялся, оторвался от стены и, четко стуча
высокими каблуками, вышел на проезжую часть улицы. Двинулся бодрым шагом.
Тени с телекамерой застыли шагах в двадцати, потом на цыпочках заскакали
назад. Не поворачивая лица, Изар скосил глаза: ну, все в порядке, снимают.
Нахмурился, стянул лоб морщинами, прикусил губу - на случай, если они там
захотят дать крупный план. И стал ступать напряженнее, как бы скованно:
все-таки на страшное преступление идет человек...
По-ночному мигали светофоры на перекрестках, слабо светились лампочки
над подъездами редких здесь жилых домов; в этой части Сомонта обитали
министры, немногие директора державных департаментов, многолучевые
генералы. Ни одно окно не было освещено, однако Наследник знал: изнутри
прильнули к стеклам белесые ночные лица, встречают и провожают взглядами,
ощущают свою причастность к событию исторического масштаба. До следующего
- может быть, лет сорок, а то и все пятьдесят: на здоровье он, Изар, не
жалуется...
Площадь распахнулась неожиданно, главная площадь мира, предполье Жилища
Власти. Изар скользнул взглядом по куполам, колоннам, шпилям, царапавшим
небо, но за столетия так и не оставившим на нем заметных следов. Великая
Рыба, прародительница, на самой высокой и острой игле величественно плыла
под облаками, не шевеля ни плавником. Изар вытянул руки на уровне груди,
сложил ладони чашей, зашевелил губами - вознес просьбу. Прошел, даже не
покосившись на длинный, массивный вагон телевидения (слышно было, как за
стенками его глухо урчала силовая установка), перешагнул, тоже как бы не
видя, не отрывая глаз от Рыбы, через жгут кабелей, тянувшихся к Жилищу
Власти. В центре Площади, на высоких, плавно изгибавшихся мачтах, сияли
лампы; Изар принял правее, огибая площадь по периметру, избегая освещенных
мест: по логике преступления, именно так он должен был поступать.
Медленная группка людей двигалась навстречу, шагали вперевалку. Патруль,
горные тарменары в черных кожаных плащах, мохнатых колпаках, увешанные
кинжалами, с волнисто-изогнутой саблей на боку, поперек груди у каждого
висел лазерный фламмер. Декан, старший патруля, возглавлял группу, шаги
его были мягкими, скользящими - поступь охотника или зверя. Прошли в
десятке метров от прижавшегося к стене Наследника (ему на мгновение и в
самом деле сделалось страшно, с тарменарами случалось, что они забывали
правила игры; они всегда жили всерьез) - никто из них даже бровью не
повел, упорно смотрели только вперед. Пронесло.
Изар обождал, пока патруль не отдалится шагов на двадцать; он почти
физически ощущал, как телеобъектив притиснул его к стене, как впивается в
черты лица схватывая и самомалейшее изменение. Ну что же, это хорошо, если
поймали выражение искреннего испуга. Наследник знал, что в будущем не раз
и не десять все эти кадры будут просматриваться, анализироваться,
оцениваться всеми причастными к ремеслу предосуждения: от достойнейших
членов Академии Поведения до базарных прорицательниц. По ним будут
пытаться предсказать, какой будет пора его власти, каким окажется он сам,
войдя в ранг Властелина, какие доселе скрытые черты проявятся, и надо ли
ожидать от него великих дел или благодарить Рыбу за то, что никаких
перемен не происходит... "Собачьи ублюдки, - подумал он, двинувшись дальше
и сохраняя на лице выражение напряженного внимания, - ведь и закон принят
был раз и навсегда, и строго-настрого заказано - под страхом полного
отлучения телевидения от показа - записывать происходящее, разрешена
только прямая передача - и все равно записывают, и размножают, и дня через
три после события полную запись любой сможет не так уж дорого купить на
Большом Торге. Запись всего того, что уже сейчас происходит, и того, что
сбудется через каких-нибудь полчаса. Ну, погодите, - подумал он, чувствуя,
как в нем просыпается злость, - на этот раз вы у меня не весьма
расторгуетесь, на этот раз как бы не пришлось одному-другому горько
поплакать, мне-то наплевать, я, если понадобится, могу вам позировать, в
чем мать родила, но Ястру тиражировать, на ней зарабатывать вы у меня
закаетесь, клянусь жабрами!"
Он обошел правое крыло Жилища Власти и решительно свернул к Главному
крыльцу. У него было право входить сюда в любой час дня и ночи. Изар мог
выбрать и другой, не столь откровенный вариант: в левом крыле специально
было приотворено одно из окон первого этажа, шестнадцатое от угла, окно
малой фельдъегерской, ныне пустовавшей по сокращению внешней переписки;
дверь фельдъегерской выходила в малый служебный коридор, дальше шел
большой, а он уже выходил к лестнице, что вела в покои Властелина. На
случай, если бы он избрал этот путь, в большом служебном коридоре засел
один из операторов телевидения с камерой. Но Наследник решил идти прямо;
хотелось, чтобы поскорее все закончилось.
Четверо Ратанских гвардейцев перед входом единым движением скрестили
копья с широкими режущими наконечниками, преграждая путь. За два шага до
них Изар остановился. "Слава гвардии!" - проговорил он громко и спокойно.
"Слава наследнику!" - гвардейцы не задержались с ответом ни на секунду.
Копья беззвучно разошлись, фламмеры на широкой серебряной груди каждого не
шелохнулись. Двери медленно, торжественно (иначе они не умели)
растворились. Изар вступил в Жилище Власти, о котором всю жизнь думал, как
о доме, где живет его отец.
Из-за позднего часа челяди внизу не должно было быть; ее и не видно
было, но Изару почудилось, что дыхание многих людей доносилось до него.
Под высоченным потолком, на плечах беломраморного изваяния Ленка
Фаринского, основателя Державы, Объединителя, угнездился оператор с ручной
камерой. Просто-таки ничего святого не было для них. Горчичное семя,
репортеры. Наследник был уверен, что по другую сторону вестибюля, на
статуе Азры Менотата, Законодателя, приютился и другой такой же ловец
новостей. Сегодня придется все стерпеть, сегодня их день.
Оставляя лифты слева, Изар направился к главной лестнице; он так решил
заранее, потому что ни в одном лифте, даже в Жилище Власти, нельзя быть до
конца уверенным: возьмет и застрянет в самый неподходящий момент,
превращая высокую трагедию в непристойный фарс. В последние годы вещи
служили людям все хуже и хуже, черт знает - почему, в этом еще предстояло
разобраться. На лестнице он камер не заметил, но остался в уверенности,
что они там были - где-нибудь в листве окаймляющих лестницу деревьев.
Второй этаж. Смотритель Большого зала сделал шаг от двери, низко
поклонился. Не утерпел, значит, старый дурак; ему ведь сейчас тут делать
совершенно нечего, но - захотелось своими глазами увидеть, как поднимается
Наследник к совершению главного своего поступка. Третий этаж. Здесь еще
сохранились ароматы давно уже закончившегося ужина. И - четвертый.
Сам того не замечая, Изар на четвертый этаж поднимался уже почти бегом,
перемахивая через две ступеньки. Сейчас он остановился, чтобы смирить
дыхание. Здесь начинались собственно апартаменты Властелина. Наследнику
вдруг стало страшно. Потому что если только забыть о Порядке - то на что
же он, Рубин, шел, как называется у людей то, что он должен был - и
собирался сделать? И не знай он, что Порядок - превыше всего...
Он шагал по Спальному коридору, в конце которого, конечно же, тоже
утвердилась камера, расстреливая его в упор. Миновал Большую спальню,
дверь в Малое святилище, где молился только сам Властелин с женой, и Изар
тоже - когда был еще мальчиком и мать его еще была женой Властелина. Еще
жива была. Следующая дверь - малая гардеробная. Мимо, мимо. И вот
наконец... Он остановился и снова вознес слова. Но не Рыбе уже; другому,
тайному божеству Глубины.
Перед дверью Малой спальни, в тесной прихожей, как заводные, вскочили с
мест четыре офицера Легиона Морского дна. Это войско вершителей темных дел
Наследник ненавидел, хотя и знал, что без него Держава обойтись не может.
Люди туда набирались из подонков, другие бы и не пошли. О Легионе ходили
темные слухи; Наследник по рангу своему знал о нем почти все, все вряд ли
было ведомо и самому Властелину. Обычно здесь стояла дворцовая стража,
набиравшаяся из близких к Власти людей; на этот раз Изар сам попросил,
чтобы их подменили легионерами: преддверие спальни было единственным
местом, - не считая самой спальни, конечно, - где не разыгрывалась игра,
но все было всерьез. Здесь не могло, и не должно было обойтись без крови;
такие дела не делаются без крови, это знает каждый, и ничему другому не
поверит. Почему-то кровь людская всегда служила свидетельством
подлинности. Так пусть уж это будет кровь легионеров - ее на каждом из них
наверняка было во много раз больше, и если кто и не верил в это, то
достаточно было ему заглянуть в их равнодушные, без выражения, мертвые
глаза, которые только от вида крови и оживали.
- Слава Легиону! - все же проговорил Изар едва ли не сквозь зубы.
- Слава Наследнику. - Ответ прозвучал как-то небрежно, между прочим. В
этой небрежности чудился вызов.
- Бриллиант Власти один?
Изар намеренно назвал Властелина так, как по протоколу полагалось; будь
на месте этих четырех свои, дворцовые, он спросил бы более интимно.
- Властелин отдыхает. А может, спит - мы не заглядывали.
Это уж и просто грубостью было: назвать разговорным титулом, а не по
ритуалу. "Свиньи, - подумал Изар, - что они - не понимают, что сейчас
совершается? Или наоборот - слишком хорошо понимают, и мне решили с самого
начала указать мое место? Хорошо: это им зачтется. И очень, очень скоро...
Им воздается; а мне - простится. В эту ночь мне будет прощено все - будь
их даже дюжина..."
Но вслух он отвечать ничего не стал, только сверкнул взором. На
легионеров это, похоже, никак не подействовало. Слабина чувствовалась
здесь, явная слабина... Сделал шаг к внутренней двери. Тот, что был ближе
к нему, проговорил, по-плебейски растягивая слова:
- Прошу оставить оружие.
Такое правило существовало; другое дело, что у Наследника оружия
никогда не требовали - с таким же смыслом можно было пытаться разоружить
его перед входом в его собственную спальню. Изар вскинул голову. Все
взгляды как бы сошлись в одной точке. И Наследник вдруг понял: нет, они
неспроста так. Они тоже натянуты, как струны. Кто-то все сделал для того,
чтобы он, Изар, войдя, уже не вышел из Жилища Власти живым. И повод
прекрасный: они люди маленькие, в традициях не искушены, а тут страшное
дело произошло, и нам, мол, ничего другого не оставалось, как... Ага,
значит, игра на игру, удар на удар. И совесть чиста.
- С кем говоришь, пес безродный! - Он откинул голову, обождал секунду:
не заведется ли? Тот сдержался, только скрипнул зубами. Теперь можно было
пройти.
Ах, как страшно ему вдруг стало на миг. Все ломалось. Все...
Он протянул руку. Мягко щелкнул замок двери. Изар вошел, и дверь с едва
слышным шорохом закрылась за ним.
Малая спальня Властелина уже почти год, как была преобразована в
больничную палату, потому что уже почти год Властелин не вставал с
постели. Никто не питал надежды, что он когда-нибудь встанет. Властелин
был стар и болен, и доживал свою жизнь среди ампул, шприцев и капельниц,
дыша воздухом, пропитанным запахом лекарств, не выводившимся, невзирая на
самую совершенную вентиляцию. Такая жизнь была не по нему, и несколько
дней назад он бросил цепляться за нее, прекратил последние попытки. Тогда
же он пригласил Наследника, и они говорили долго и обстоятельно; о многом
надо было сказать, да к тому же Властелин и говорил теперь с трудом,
медленно. А ведь много лет считался - и был лучшим оратором мира. И тогда
же, в самом конце разговора, они установили день.
Наследник знал, конечно, что когда-нибудь это произойдет. Но знал
как-то отвлеченно. Думал об этом, как и о собственной смерти: придет ее
срок, конечно, но ведь не сегодня и не завтра же, Великая Рыба добра... И
так же об этом дне: не сегодня, не завтра. И когда вдруг оказалось, что
событие подошло вплотную, Изар не сразу смирился с этим.
- Не надо! - сказал он тогда отцу почти в ужасе. - Не сейчас! Я не
готов...
- Неправда, - сказал ему отец. - Ты всю жизнь к этому готов. Ты знал,
что это неизбежно. И все знали и знают. Ты никогда не был трусом. Ты
знаешь, что в этом действии, определенном Порядком, есть глубочайший
смысл; об этом написаны сотни книг. Нарушь Порядок - и мир поколеблется. Я
понимаю тебя. В свое время и мне было не по себе. Но иного выхода у меня
не было - да и у тебя нет и не может быть. Полная власть достается не
даром. За нее нужно платить. И не единовременно; платить придется каждый
день и каждый час, пусть и по-разному. И вот это, сейчас предстоящее, -
твой первый взнос...
Отец говорил тяжело, задыхаясь, иногда умолкая надолго; и на самом деле
был он уже не жилец, это любой понял бы, едва взглянув на него. Но что-то
протестовало в Изаре против предстоящего, против отведенной ему роли. Как
бы ни было все это освящено традицией - от этого не становилось оно ни
менее жестоким, ни более человечным.
- Папа, папа, а если... если я просто не могу?
Отец медленно открыл глаза. Не сразу собрался с силами, чтобы ответить:
- Слушай меня внимательно... Никому и никогда не говори таких слов. Они
означают лишь одно: что ты непригоден для того, чтобы перенять власть. Ты
- не властелин. И если только люди поймут это, они отстранят тебя. Или
устранят. Законно или незаконно, все равно. Даже сам себе никогда больше
не говори этого.
- Но почему, почему? Неужели по одному этому поступку можно судить о
том, способен ли человек управлять Державой, или нет?
- Может быть, в каком-то другом мире и нельзя. Но в нашей Державе... в
нашей Державе власть - прежде всего твердость, даже жестокость. Мы издавна
приучены понимать только такой язык. Да, быть жестоким, порой очень
жестоким - неприятно. Никому не приятно. И если ты берешься за власть, то
первым твоим врагом, с которым придется схватиться не на жизнь, а на
смерть, будешь ты сам. То доброе и ласковое, что есть в тебе. Это ты
можешь оставить для твоих близких - но и только. Для остальных ты - сама
твердость, сама жестокость, непреклонность. И по тому, что тебе предстоит
сейчас сделать, люди составят свое первое впечатление о тебе. А первое
впечатление бывает самым сильным и остается надолго...
- А если это свыше моих сил?
- Глупости. Минутная слабость. Но для нее нет никаких причин. Ты видишь
меня? Разве не ясно, что меня уже и нет здесь... что я - уже там,
перевоплощенный в одну из блистательных рыб в окружении Великой... Днем
позже это все равно произойдет само собой, но тогда ты потеряешь все...
- Так скоро. Но почему? Разве ты не мог бы жить еще?
- Пока врач не назвал мне дня, я не посылал за тобою. Все. Больше не
желаю слышать ни слова об этом. Да, вот еще что... Найди своего...
Обязательно. И не спускай с него глаз. Он...
Отец не договорил - видно, силы иссякли и он не то уснул, не то потерял
сознание; так и осталось неясным, что хотел он сказать, от чего - или от
кого предостеречь. Больше он не пришел в себя.
...И сейчас он лежал спокойно, укрытый до подбородка. Горел маленький
светильник на прикроватном столике. Изар протянул руку, не глядя - нашарил
выключатель, включил верхний, сильный свет (об этом просили - как было ему
передано - телевизионщики). И, твердо ступая, пересек комнату, приблизился
к кровати. Властелин не шевельнулся. Когда Изар остановился рядом, отец
открыл глаза, но в них не было мысли - бездумная пустота. Наркотик?.. Изар
резко, почти грубо, откинул одеяло. Худая, морщинистая шея... Старик
медленно, как во сне, стал поднимать руки - инстинктивно? Но Наследник уже
наложил пальцы на горло отца. Он умел душить, он был научен с детства. Как
и его отец. Как и сын будет научен, когда явится на свет: душить
безболезненно, пережимая сперва артерии, выключая сознание... Изар душил.
Тело отца напряглось, рот раскрылся, вывалился язык. "Он не чувствует
этого, - повторял про себя Изар, - не чувствует..." Тело опало, но Изар
все еще не отпускал руку: пальцы свело, и мгновенно промелькнула идиотская
мысль, что вот так он и останется навеки соединенным со своим отцом - с
руками на его горле... Мертвая тишина стояла, только журчала едва слышно
установленная на спинке кровати - откровенно, по-деловому - камера.
Наконец он отнял руки. Пошевелил пальцами, потом растер их: сейчас ему
понадобится не только сила их, но и гибкость, точность - едва уловимыми
движениями пальцев изменяется направление разящего клинка... На миг закрыл
глаза, прощаясь с переставшим быть. Повернулся. Решительно подошел к
двери. Распахнул. Вышел в прихожую, уже держа кинжалы в руках, готовый с
хода атаковать.
Он не ошибся: четверо стояли, приготовившись к убийству. Не
по-благородному, как полагалось бы офицерам - со шпагами наголо (как-то не
обращались мысли к огнестрельному оружию в этой обители традиций, где,
кажется, за всю историю так и не раздалось ни единого выстрела - а клинки,
случалось, звенели весенними ручьями, и подлинные ручьи текли по
самоцветным полам - только не вода то была...). Вместо шпаг даже не
кинжалы были у них в руках, а воровские ножи, воистину более всего другого
им годившиеся. Четыре ножа взвились, кратко блеснув белым - и голубоватые
молнии вылетели, казалось, из двух кинжалов; но то были лишь отблески на
благородной стали... "Ну, посмотрим, как вас натаскали, - про себя говорил
он, - какие секреты открыли, какие приемы преподали..." - продолжал,
отбивая еще одну атаку. Конечно, драться тут было неудобно, тесно - однако
это мешало легионерам больше, чем ему. Все же один или два удара он
пропустил; не наряди его Эфат в десантный жилет под камзолом - добром бы
не обошлось... Но и эти четверо снарядились, как на генеральное сражение,
так что бить их приходилось в горло. Что же, он и это умел, он мог бы лихо
командовать десантным взводом - вот хватит ли его умения на Державу?.. -
Бой шел, его загоняли в угол. Что же, тем хуже для них! В последний момент
Изар нырком ушел от удара, показал ложный удар ниже живота, тот невольно
пригнулся, пальцы Изара чуть повернули граненую рукоятку кинжала - клинок,
словно в воду, вошел в открывшееся на долю секунды горло. Это не первый
был, сейчас их оставалось двое, и те их сотоварищи, что теперь
смирно-смирно лежали на полу, и вовсе ограничили возможность
наступательного маневра, нахрап кончился, теперь решала техника - а-а! -
выпад - снизу в челюсть, кинжал застрял - но ведь и враг остался только
один. Кинжал Наследника мельничным крылом завертелся в воздухе, быстрее,
еще быстрее - уже не различить стало, где клинок - последний остервенело
кинулся вперед наугад, вобрав голову в плечи - но ведь шлема с забралом на
нем не было, не полагалось такого при нанесении дворцового караула...
Изар медленно вытер кинжал о мундир ближайшего поверженного, с усилием
высвободил второй. Ах, как сейчас млеют люди у телевизоров! Прав был Ум
Совета: "Тебя не знают, ты не показывался. Так пусть сразу же поймут, что
ты человек серьезный и плохой партнер для шуток". Смотрите, понимайте...
Впрочем, еще не все сделано. Впереди - действие второе.
Он вышел в коридор, всем своим видом показывая, что - совершенно
спокоен и не ожидает никаких случайностей. Сделал несколько шагов. Впереди
распахнулась дверь. В коридор метнулась женщина и встала на пути Изара.
Жемчужина Власти, молодая супруга Властелина, вот уже несколько минут как
его вдова. В ночном убранстве, с распущенными волосами, молодая,
прекрасная, разъяренная.
- Убийца! Люди, слуги! Хватайте убийцу!
- Пропусти меня!
- Ты убил Властелина!
- Не по злобе, но ради величия мира!
- Тогда погибнешь и ты!
И она бросилась на Изара, сжимая в пальчиках смешной дамский кинжальчик
- остро, впрочем, наточенный. Изар, разумеется, и не подумал применить
оружие - просто перехватил ее руки, завел их назад, за ее спину, неизбежно
прижавшись при этом голой грудью - лохмотья камзола не в счет, жилет
нараспашку - к ее груди. На мгновение-другое оба застыли так; потом он
начал медленно сгибать ее, заступил ногой, повалил на затянутый ковром
пол. Она сопротивлялась. Пеньюар распахнулся. Тень промелькнула над ними,
Изар как-то боком подумал, что повесит того, кто ухитрился протащить в
Жилище Власти операторский кран. Мысль тут же исчезла, он уже одолевал
Жемчужину - одолел. В борьбе она уступила. Где-то наверху влажно сопел
оператор. И сами они тоже дышали громко, хрипло, наперебой, она едва
слышно стонала, он лишь стискивал зубы - начатое надо доводить до конца...
Ну наконец-то! Свет выключили вовремя, не то Изар был уже готов
вскочить и - к дьяволу все традиции! - выпустить всю обойму по объективам
камер, по операторским черепам. "Хватит с них - попировали, - подумал он,
застегиваясь и поднимая с пола упавший раньше "диктат". - Их работа
кончилась, наша только в начале".
Он бережно поднял женщину с пола. Поцеловал. Она прижалась лицом к его
груди.
- Прости, Ястра, - прошептал Изар ей на ухо. - Я не сделал тебе слишком
больно?
Она, не отрывая лица от его груди, покачала головой.
- Ты простишь меня?
- Так было нужно?.. - прошептала она.
- Одевайся, - сказал он. - Поедем в летнюю Обитель. Придем в себя. Там
накрыт ужин. Безумно хочется есть...
Мне давно уже казалось, что прожитые годы дают мне право считаться
испытанным путешественником в Пространстве; во всяком случае, немало
повидавшим. Поэтому я не ожидал, что предстоящая пересадка в точке Таргит
чем-то обогатит мой опыт. Оказалось не так. У меня понятие пересадки,
видимо, подсознательно связывалось с каким-то подобием вокзала, кассовых
окошечек, информационных табло, громкоговорителей и массы пассажиров,
половина из которых терпеливо ждет, другая же суетливо спешит. В точке
Таргит я не увидел ничего похожего. Когда неизбежное мгновенное помутнение
сознания прошло, я обнаружил себя висящим в воздухе примерно в метре над
черной монолитной поверхностью, кроме которой здесь ничего не было.
Поверхность уходила в бесконечность. Предполагая, что в следующий миг я на
нее грохнусь, я рефлекторно подтянул ноги, чтобы смягчить удар. Однако
продолжал висеть в полной неподвижности. Мне это не понравилось; как и
Архимеду, мне нужна точка опоры, чтобы чувствовать себя пристойно. Я
сделал несколько не весьма красивых телодвижений, но не сдвинулся ни на
миллиметр. Тем временем кусочек поверхности, находившийся прямо подо мной
- круг около метра в поперечнике - желто засветился изнутри. Одновременно
кто-то как бы сказал мне: "Туннель временно занят. Ожидайте". Я произнес:
"Гм..."; не знаю, что еще тут можно было сказать. Круг налился красным
светом, все более интенсивным (мне почудилось даже, что оттуда, снизу,
повеяло жаром, и возникла смешная мысль о том, что в Ассарт мне суждено
попасть в хорошо прожаренном виде), слегка завибрировал, - дрожь каким-то
образом передалась и мне, потом раздался звук, словно вскрыли хорошо
укупоренную бутылку - свечение погасло, а на том месте, где оно было,
что-то заворочалось, темное на черном фоне и оттого с трудом различимое; я
и по сегодня не знаю, было ли это существо человекоподобным, или еще
каким-то. Оно переместилось на несколько метров в сторону, я внутренним
слухом уловил звуки, сложившиеся в некое слово, похожее на "Ирмас, ах, ах,
у-у", черная плита заворчала, щелкнула, вспыхнула ярко-зеленым. Существо
немедленно заняло освещенный круг. Снова дрожь - и площадь очистилась. Это
было любопытно, но еще более любопытным, пожалуй, являлось все-таки то,
что я продолжал висеть, никому вроде бы не нужный. Я решил обидеться, и в
этот миг плоскость подпрыгнула и сделала мне подсечку, так что я оказался
на черном - и, как оказалось, очень твердом - грунте. Во мне заговорили:
"Задерживаете обмен, задерживаете обмен. Ваша точка, в темпе, в темпе -
ваша точка?" "Ассарт, - громко подумал я, - Ассарт восемь-восемь, семь,
три". Координаты эти я затвердил еще на Ферме. Одновременно кто-то,
невидимый и наглый, забормотал рядом: "Застава, застава, застава".
"Ассарт, - настаивал я, - Ассарт восемь-восемь..." Другой, как показалось,
голос не дал мне договорить: "Застава, Ассарт закрыт, только застава,
просьба не прекословить!" "Никто и не прекословит, - возразил я, - место
следования Ассарт". Мне показалось, что вслед за мной повторили: "Ассарт";
потом уже я решил, что слово было "Старт". Несуществующий мир вокруг меня
пожелтел, покраснел, голова снова нырнула в туман, и последним, что я
понял, было - что меня больше нет.
Происшедшее видел весь мир. Не удивительно: лишь раз в жизни приходится
наблюдать такое, и сейчас не так уж много оставалось людей на Ассарте,
видевших, как старый Властелин так же вот расправился со своим отцом,
тогдашним Властелином Мира, и как тут же, в том же коридоре в незапамятные
времена построенного Жилища Власти, изнасиловал молодую вдову, которая
потом стала его женой и родила ему сына. А если забраться еще дальше в
потемки истории, то окажется, что и тот, тогдашний Властелин в свое время
- лет уже сто с лишним назад - подобным же образом поступил с отцом и с
его молодой женой - и его отец тоже - и отец его отца тоже...
На многие поколения в истории, на несказанную глубину уходил странный
этот обычай, давно уже включенный в Порядок и потому нерушимый и
неотменяемый. Причиной же тому было, что когда к власти пришел
родоначальник нынешней династии, Эгор Маленький, то он таким именно
способом и пришел: задушил последнего, бездетного Властелина династии Шан
по имени Ан-Зет-ан-Гри, и, проявив силу членов, привел к покорности его
вдову - потому что женитьба на вдове покойного Властелина по древнему
обычному праву давала ему законное право на власть - одного только
убийства здесь было недостаточно. Эгор Маленький правил удачно; ему
удалось привести к подчинению властительных донков на всей планете, и если
пришел он к власти лишь в одном, хотя и самом обширном донкалате, то ко
дню его кончины (официально это всегда так называлось: преждевременная
кончина) под властью Ассарта (таково было название донкалата) находилась
уже едва ли не половина земель и вод планеты - хотя, к слову сказать,
окончательное объединение всех донкалатов и маригатов в единую
всепланетную Державу произошло лишь двумя поколениями спустя. Но эпоха
Эгора Маленького ознаменовалась не только выгодными территориальными
приобретениями, но и улучшением жизни: еды стало больше, ткацкие станы
работали беспрерывно, стада множились - как нетрудно понять, именно
потому, что закончились постоянные стычки и неразлучные с ними грабежи,
угоны и убийства; успешно искоренялась преступность и процветали
добродетели, науки и искусства. В национальном характере ассартиан (а они
были всегда, по сути дела, одной нацией, с перегородками или без) всегда
присутствовала такая любопытная черта, как любовь и внимание ко всякого
рода ритуалам, которым придавалось едва ли не магическое значение, и
никакая цивилизованность не могла заставить людей отказаться от таких
воззрений. Ничем иным нельзя объяснить, в частности, то, что и поныне не
только уцелел, но процветал неизвестно в каких безднах прошлого
зародившийся культ Великой Рыбы - возможно, возникновение его относилось
ко временам, когда впервые осознан был факт, что жизнь зародилась именно в
океане, а также и то, что человек в своем развитии в утробе матери
какое-то время является, по сути дела, рыбой и лишь потом лишается
жаберных щелей. Культу этому давно пора бы отмереть - но он жил. Итак,
весьма внимательные ко всему внешнему ассартиане легко связывали внешние
проявления, сопровождавшие какой-либо процесс, с его сутью и крайне
неохотно отказывались, а чаще вообще не отказывались от многих, казалось
бы, совершенно уже устаревших вещей. По этой причине на вооружении, к
примеру, вместе с лазерными фламмерами состояли - пусть только как оружие
церемониальное - шпаги и мечи, копья и кинжалы. И потому же в дни, когда
звезда жизни Эгора Маленького склонилась к закату и готова была вот-вот
угаснуть, старейшины (в те давние эпохи они еще играли в жизни немалую
роль), хотя и не сразу и не единогласно, но все же решили: правление
уходящего Властелина было крайне удачным и не было оснований не связывать
это с теми действиями, которые были им предприняты, чтобы его правление
вообще стало возможным. А следовательно, для того, чтобы и следующее
правление оказалось не худшим, все надо было повторить в точности. Надо
сказать, что сын, рожденный Эгору вдовой убитого им Властелина, далеко на
сразу согласился на то, чего от него потребовали, хотя особой любви к
отцу, человеку жесткому и жестокому по отношению к близким даже в большей
степени, нежели ко всем прочим, включая открытых врагов, Наследник не
испытывал; он просто полагал, что если дело так или иначе близится к
развязке, то и не следует человеку брать на себя обязанности природы. То
есть молодой человек еще не проникся всерьез ощущением важности ритуальных
сторон жизни. Однако тогда ему объяснили, что уж коли старейшины так
решили, то ритуал будет соблюден, а кто его соблюдет - Наследник или
кто-либо иной - дело второе. Прижатый таким образом к стене, юноша
перестал возражать против первой части ритуала, что же касается части
второй, то ему было все равно, на ком жениться - была бы она женщиной;
нетрудно понять, впрочем, что женщина, ставшая второй супругой Властелина,
была далеко не самой худшей в мире, а что касается ее мыслей по этому -
матримониальному - поводу, то ими никто не интересовался; да ей и хотелось
остаться хозяйкой в Жилище Власти, которое, конечно, в те сказочные
времена было далеко не столь комфортабельным, как сегодня, однако и тогда
уже являлось наилучшим из всех возможных.
Вот так обстояли дела с историей. И поскольку все это было известно
всему миру - недаром в школах преподавали историю, - и поскольку, в силу
уже упомянутой особенности характера, поголовно все на планете были
знатоками - подчас очень тонкими! - ритуалов, умели подмечать малейшие
детали и потом их истолковывать - то никакого удивления не должно
вызывать, во-первых, то, что у телевизоров сидел весь мир, и во-вторых, -
что совершенное на их глазах никому и в голову не пришло расценить, как
преступление, как надругательство над женщиной и так далее. Это был всего
лишь нерушимый ритуал, это было исполнение Порядка - и ничто больше. Вот
когда миру стало известно, что ритуальный насильник Изар и подвергшаяся
насилию Ястра уже два года любили друг друга и спали в одной постели куда
чаще, чем порознь - это, разумеется, возмутило многих и многих моралистов,
ибо не было освящено ни законом, ни традицией. Убийство же, когда оно
совершается в соответствии с тем и другим - это уже не убийство. Что же?
Хотя бы безвременная кончина, когда смерть вырывает из рядов. И так далее.
Вот, следовательно, по каким причинам, - а не только развлечения ради,
как мог бы подумать легкомысленный наблюдатель со стороны, окажись такой в
Ассарте, - жители Державы в тот исторический вечер напряженно вглядывались
в свои экраны. И те же, мотивы заставили их все ближайшие дни только тем и
заниматься, что обсуждать виденное - точно так же, как футбольные
болельщики смакуют разные детали виденной игры: кто как отдал пас, кто как
обвел трех защитников у самой штрафной, и как ударил в падении через себя,
и как и почему вратарь мяч не взял, но отбил кулаками, а защитники,
спохватившись, вынесли мяч из штрафной и тут же дали длинный пас для
контратаки...
- Вы видели, конечно?
- Ну, разумеется!
- Убедительно, не правда ли? Я всегда был уверен, что Наследник -
человек с характером. Надеюсь, волею Рыбы он будет достойным Властелином.
- Да, конечно, есть основания и так думать, однако же...
- А что? Вам что-нибудь не понравилось?
- Не то, чтобы не понравилось, но все же... Конечно, схватка с
офицерами - это хорошо, я бы сказал даже - прекрасно, и главное действие -
тоже, не скажу - безупречно, но вполне, вполне прилично. Однако, что
касается последнего поступка, то у меня такое впечатление, что он... как
бы сказать... жалел ее. А это заставляет подозревать, что в характере его
есть какие-то скрытые слабости.
- Вы думаете? Но, дорогой коллега, разве вы не знаете, что он и она...
- Великая Рыба, об этом знает весь мир. Но до сих пор это было их
личным делом, а в тот вечер стало общедержавным! И как бы он к ней ни
относился, в те минуты он обязан был все принести в жертву
государственному интересу.
- Но что, собственно, вы имеете в виду?
- А разве вы не заметили, как он старался укрыть ее лицо от объектива?
Да и овладел ею, я бы сказал, очень нежно, а тут нужна была, не испугаюсь
этого слова, жестокость! И предельная выразительность! Мой дядя Таш
рассказывал, как получилось это у бывшего Властелина, когда он приходил к
власти: во-первых, действие продолжалось раза в два дольше, затем, оно
было не столь... как бы это определить... академичным, что ли. И
темперамент, темперамент! Люди сходили с ума, глядя на это, один из
операторов отбросил камеру и повалил свою ассистентку - а по всей Державе
через положенные месяцы был зарегистрирован резкий всплеск рождаемости. На
этот же раз ничего подобного не было. Так что какие-то сомнения есть...
- И тем не менее, я искренне желаю им счастья!
- О, конечно, конечно! Но все же я далек от полного спокойствия.
Великая Рыба, сохрани нас!
- От чего же, коллега?
- Ну, как вам сказать... Вы не находите, что жизнь становится не лучше?
Скорее наоборот?
- Не стану спорить, это чувствует каждый. Но я объясняю это тем, что
покойный Властелин уже лет десять тому назад... э-э... утратил возможность
активно влиять на события в Державе. А нам ведь нужна твердая рука! Вот
если бы тогда Наследник был всерьез допущен к власти... пусть и без
официального провозглашения...
- Вы сами знаете, коллега, что это было невозможно. Это шло бы вразрез
со всеми традициями, стало бы грубым нарушением Порядка!
- Ну что же, нам остается только ожидать от нового Властелина
поступков.
- Совершенно согласен. Значительных, серьезных поступков. Я бы сказал
даже - крутых.
- Подождем...
Такие вот разговоры шли. Но не только такие, понятно.
- Мама, ну почему он такой злой?
- Злой? С чего ты взяла?
- Ну, как он мог так поступить с нею! Это грубо, жестоко, это... Не
знаю, но я в нем разочаровалась.
- Ты видишь, видишь? Я говорил тебе, что ей еще рано смотреть на такие
вещи! Она еще девочка!
- Молчи лучше. С каких пор это ты сделался специалистом по женскому
восприятию! Может быть, раз уж ты стал таким просвещенным, может быть, ты
скажешь мне...
- Прости, но мне некогда - я опаздываю.
- Счастливого пути, но ты меня не удивил: ты вообще никогда ничего не
делаешь вовремя... Да, дочка, я с тобой согласна в том смысле, что мужчины
вообще существа несовершенные, - как и твой папа, как и наш новый
Властелин. Однако должна сказать тебе, что в этом есть глубокий смысл.
- Фу! Так овладеть женщиной - смысл?
- Да. Ученые объясняют это так: приходя к Власти таким образом, новый
Властелин как бы показывает всему народу, что он виноват, что он совершил
то, что можно было бы назвать преступлением. И вся его жизнь после этого,
все его дела будут направлены на то, чтобы искупить эту свою всем
известную вину, а значит - сделать нашу жизнь лучше. Кстати, ты успела
разглядеть ее пеньюар?
- Тебе понравился? А я бы сказала, что он слишком закрытый.
- Зато ты, дочка, последнее время стала носить все слишком открытое,
тебе не кажется?
- А если у меня есть, что показать?
- И - кому, не правда ли?
- Мама! Я уже не маленькая. И вообще, не будем об этом. Я хотела только
сказать, что Властелину, чтобы я его опять полюбила, надо совершить что-то
такое... выдающееся. Небывалое.
- Вот не знала, что ты влюблена в него.
- Не было такой девочки, которая не любила бы Наследника.
- А сейчас он вам изменил и вы обиделись?
- Не надо смеяться над нашими чувствами, мама. Я надеюсь, он очень
скоро поймет, чего мы от него ждем.
- Небывалого поступка? Ну что же, будем ждать поступков. Это, кстати
сказать, не только вас, молодых, волнует... Мы все надеемся, что ждать не
придется слишком долго.
- Вот увидишь!
...Сколько людей - столько мнений, не правда ли? Но если мнением юных
девиц можно пока пренебречь (хотя совсем сбрасывать его со счетов нельзя:
молодежь - материя, взрывающаяся легко и охотно, едва лишь сработает
детонатор), то мнение аккредитованных в Ассарте дипломатов - послов и
посланников семнадцати иных миров - имеет немалое значение уже сейчас. И
очень интересно то, что в принципе представления квалифицированных
политиков почти не отличаются от впечатлений ассартского обывателя. В
срочных отчетах своим правительствам по поводу давно ожидавшейся и наконец
совершившейся смены власти послы не преминули отметить, что новый, до сей
поры почти неизвестный в политической среде Властелин первыми своими
действиями заставил считать себя человеком твердым, решительным и
жестоким, а его замкнутый образ жизни до сих пор позволяет предполагать,
что эти свойства его характера, лишенные тех сдерживающих рефлексов, какие
неизбежно вырабатываются при жизни в обществе, в постоянном общении с
людьми, в сложных ситуациях могут приобретать весьма высокие значения. А
следовательно, вряд ли разумно ожидать какого-либо смягчения как
внутренней, так и внешней политики Ассарта, которая если и будет меняться,
то в сторону ужесточения, к чему соседние миры должны быть готовы...
Короче говоря, правительства были предупреждены о том, что Ассарт при
новом Властелине вряд ли отойдет от всегдашней привычки решать
политические проблемы военными способами, а потому надо держать порох
сухим и быть постоянно начеку.
Странно, но далеко не все послы сочли нужным проанализировать факт
серьезной, а вовсе не ритуальной, стычки между Наследником и охраной
почившего Властелина, в результате которой четверых гвардейцев пришлось
исключить из списков полка вследствие, как было сказано, их гибели при
исполнении служебных обязанностей. То ли потому, что дипломаты не очень
поняли разницу между одним и другим и решили, что так оно и должно было
быть, то ли по другим причинам. И лишь трое или четверо заметили, что
стычка эта весьма смахивала на заранее подготовленное покушение, а
следовательно, что новый Властелин может столкнуться с сильным
противодействием на самых верхних уровнях власти - если только в самом
ближайшем будущем не предпримет таких шагов, которые заставят даже
оппозицию если не согласиться с ним, то во всяком случае притихнуть.
Правда, тут следует заметить, что никто из дипломатов - и не только они -
собственно, и не знал, существует ли вообще какая-то оппозиция, а если
существует, то каких взглядов придерживается, чего хочет от нового
Властелина и чего не хочет. Они просто исходили из того, в общем
правильного, предположения, что какая-то оппозиция, явная или скрытая,
существовала, существует и будет существовать всегда и везде - все по той
же причине биполярности мира.
Итак, все, поголовно все ожидали от нового Властелина каких-то
решительных действий, на которые он своим поведением при выполнении
древнего ритуала как бы подал заявку. И нельзя сказать, чтобы он этого не
понимал: все-таки он рос в Жилище Власти, и политика была тем воздухом,
каким в этом доме дышали все, от Властелина до последней судомойки. Однако
он был, пожалуй, единственным человеком, понимавшим, что сегодня он ни к
каким действиям готов не был, завтра тоже мог еще оказаться недостаточно
подготовленным, и лишь послезавтра, может быть... Думая так, он имел в
виду, разумеется, не календарные, а политические "завтра" и "послезавтра",
которые, как известно, могут растягиваться на недели, месяцы и даже годы.
И мы с вами, пожалуй, можем понять причины этой его неуверенности.
Вынужденный совершить требуемое и оправданное Порядком насилие, и не
единичное, а многократное - включавшее в себя пять убийств, - он тем самым
совершил и еще одно насилие: над самим собой, как и предсказывал его ныне
покойный отец. И как Ястре (он чувствовал) необходимо было время, чтобы
прийти в себя после учиненного над нею, опять-таки законного и
неизбежного, надругательства - так и ему требовалось не меньше часов и
дней, чтобы понять, кто же он теперь таков и на каком обретается свете.
Потому что именно от этого зависело - что он должен и чего не должен
впредь делать.
Ему нужно было примириться с самим собой; и он старался сделать это. Он
видел два пути для достижения такого примирения. Можно было признать себя
виноватым и пообещать самому себе тем или иным способом искупить вину, и
впредь поступать совершенно иначе. Но можно было и наоборот: раз и
навсегда сказать себе, что все произошло именно так, как только и могло, и
должно было произойти, что его личная вина во всем случившемся была не
большей, чем вина топора, которым рубят головы; ручку топора в данном
случае сжимали и все его многочисленные предки, установившие и выполнявшие
такой порядок, и бесчисленные современники, которые этот порядок принимали
и одобряли - а следовательно, виниться было не в чем и нечего искупать. В
таком случае не следовало искать никаких новых путей, но двигаться по
проторенной дороге до тех пор, пока не пробьет и его последний час.
Этот второй вариант был проще и в чем-то даже приятнее: в нем была,
самое малое, полная ясность. Во всяком случае, так казалось с первого
взгляда. И, наверное, Рубину Власти потребовалось бы минимальное время,
чтобы справиться со своими переживаниями, если бы не кое-какие
несовпадения, на которые он при всем желании не мог не обращать внимания.
Первым, что заставляло его вновь и вновь возвращаться к своей позиции,
к ее выбору, была схватка с гвардейцами. В отличие от дипломатов, Изар
прекрасно понимал разницу между ритуальным бряцанием шпагами и серьезной
дракой, когда тебя хотят убить. Он не сомневался в том, что это было
покушение, но пока еще не мог понять: кто и зачем его организовал. Значит,
существовали в Ассарте какие-то силы, о которых не предупредил его ни
отец, ни кто-либо другой.
Вторым же являлось чисто интуитивное ощущение того, что в Державе
что-то идет не так, как нужно, как должно бы идти.
Не поняв того и другого, считал он, нельзя было предпринимать никаких
серьезных шагов. Об этом он и думал днями и ночами, не покидая Летней
Обители Властелинов, где находился вдвоем с грустной Ястрой - не считая,
разумеется, прислуги и охраны.
...Он лежал в постели, но не спал, когда ему доложили, что его просит
незамедлительно принять Ум Совета для важной беседы.
Женщина, с которой мы не раз уже встречались в былые времена, стояла на
опоясывавшей дом-галерее и, опершись локтями о балюстраду, глядела в небо
- густое, южное, цвета индиго - в котором, однако, не было солнца, хотя
все вокруг заливал июньский, утренний, животворный свет. Пахло цветущими
травами, и казалось, размышлять там можно было лишь об одном: о прекрасном
чуде жизни, не прерывающейся даже и тогда, когда завершился твой
планетарный цикл; нет, не прерывающейся, хотя и во многом меняющейся.
Однако, судя по выражению лица женщины, по нахмуренному лбу, сведенным к
переносице бровям, плотно сжатым губам - ее занимали совсем другие мысли.
Она была совершенно неподвижна, и никто не взялся бы сказать, как долго
уже она стоит так: неподвижность - палач времени, она его уничтожает. Но
вот женщина распрямилась - резко, как лук, у которого лопнула тетива;
посмотрела по сторонам, топнула ногой, как бы в нетерпении. И решительно
двинулась по галерее.
Она нашла Мастера наверху - там, откуда видны миры и пространства.
Мастер смотрел в одно из них и чуть заметно покачивал головой, словно
что-то отрицая, не соглашаясь с кем-то. На ее шаги он обернулся не сразу.
Но обернулся все-таки, и на лице его возникла улыбка. Но по мере того, как
женщина приближалась, - улыбка угасала и на лицо возвращалось выражение
озабоченности.
- Ну что? - спросила она кратко, как спрашивают, когда не может
возникнуть сомнений в смысле вопроса. - По-прежнему?
Мастер медленно кивнул.
- Ничего нового. Ни от экипажа, ни от Рыцаря, ни от капитана. Хотя на
точке Таргит он оказался вовремя.
- Что же могло случиться?
- Трудно сказать. Его прибытие на точку обозначено четко. А вот выход
как-то смазан. Словно кто-то пытался подавить наш канал связи.
- Но он продолжил путь?
- Несомненно.
- Разве он мог направиться оттуда в другое место - не в Ассарт?
- Не допускаю такой мысли. Ему известны только те координаты. И он
никогда не пользовался такими линиями самостоятельно.
Женщина решительно тряхнула головой.
- Я немедленно отправляюсь туда.
- Куда?
- В Таргит. На Ассарт. В любое место, где можно будет найти хоть
какие-то следы - его или любого из них.
- Я не позволю тебе, Эла.
- Ты, кажется, забыл: теперь я независима ни от кого. И от тебя тоже.
Как всякий человек Космической стадии жизни.
- Не забыл, поверь мне. Однако...
Она перебила:
- Не трать слов попусту. Я не хочу потерять его. Хватит и того, что он
потерял меня.
Мастер с грустью посмотрел на нее.
- Я знаю, Эла, что ты поступишь так, как сочтешь нужным. Но хотя бы
выслушай меня. А слушая - вспомни, что Космическая стадия еще не делает
тебя всесильной.
- Хорошо, - сказала женщина после секундной паузы. - Я согласна
выслушать. А что до моих сил - я сама знаю им меру. Итак, чем же ты
станешь убеждать меня?
- Не собираюсь убеждать. Хочу только подумать вслух - а ты дашь оценку
моим мыслям - может быть, они ничего и не стоят.
Эла кивнула, принимая его условия.
- Я думаю вот о чем, - продолжал он. - Когда исчезли трое - экипаж -
можно было подумать, что возникло какое-то неблагоприятное стечение
обстоятельств, случайность - одним словом, некое естественное препятствие,
не более того. Потом отправился Рыцарь - и тоже канул в неизвестность. Это
уже вызвало определенные подозрения. Однако и тут еще можно было найти
какие-то оправдания: он пустился в дорогу в то время, когда прямой канал
был прерван возникшей областью мертвого пространства - и его могло
забросить куда-нибудь в другое место, где нет условий для связи со мной. И
вот ушел капитан. Но уж его-то я отправил кружным путем, в обход всех
возможных помех. И когда пропадает и он...
Не выдержав, она перебила:
- Посылать с таким заданием человека, который чуть ли не двадцать лет
не выступал эмиссаром! Разумно, нечего сказать...
- Верно, верно. Хотя тут он успел получить неплохую подготовку, я
согласен: отсутствие практики не говорит в его пользу. Но тем не менее,
Эла, это - его экипаж. При всех своих недостатках, он и сейчас, да и в
любой миг способен повести их за собой. А ведь каждый из них - сильный
человек с крутым характером.
- Не хватает малости: чтобы он нашел их - иначе кого он поведет? Он бы
разыскал их - если бы с ним самим ничего не случилось. Но, видимо,
случилось все-таки...
- Об этом я и говорю.
- Ну, извини. Постараюсь не перебивать тебя. Да, конечно, вы его
готовили. И все же он не выглядел совершенно собранным - я ведь знаю его
намного, намного лучше, чем ты, или Фермер, или любой здесь!
- Значит, ты все-таки видела его?
- Неужели ты думал, что я подчинюсь твоему запрету? Видела, разумеется.
Успокойся: сама я ему не показалась. И теперь понимаю, что напрасно.
Потому что я сумела бы придать ему еще что-то... вложить в него... то, что
ему пригодилось бы в трудный час и чего ни ты и никто из твоих научителей
дать ему не в состоянии. Вот, больше я не стану прерывать твои мысли.
Мастер помолчал, словно вспоминая то, что хотел сказать.
- Итак... После ухода капитана мне стало ясно, что все происходит не
случайно. Случившееся - результат чьих-то осмысленных и направленных
действий. Направленных против кого? Экипажа? Рыцаря? Капитана? Вряд ли;
каждый из них, да и все они вместе - еще не такая сила, чтобы кто-то
захотел устранить их именно потому, что это - они, а не кто-то другой.
Видимо, будь на их месте совсем другие люди, и тех постигло бы то же
самое. Значит, действия направлены не против самих людей, а против их
задачи. Иначе говоря, кому-то не нужно, чтобы информация об Ассарте
поступила сюда, ко мне, к нам. Я рассуждаю логично?
- Пока, по-моему, да. Продолжай.
- А это может означать лишь одно: с Ассартом - а может быть, и со всем
скоплением Нагор, у кого-то связаны свои планы, и они не совпадают с
нашими.
- Откуда кто-то может знать о твоих планах?
- Не обязательно, чтобы он знал их содержание. Но он зато хорошо знает
свои собственные намерения. И уверен, что они не совпадают, не могут
совпасть с нашими.
- Что же, правдоподобно.
- Это, в свою очередь, говорит о том, что тот, кто осуществляет
действия против нас, знает меня. Или Фермера. Или нас обоих. Мне кажется
очень вероятным, что это - кто-то из нас...
- Из людей Фермы? Невероятно. Тут ты ошибаешься.
- Ты не так поняла меня, Эла. Я сказал - кто-то из нас... То есть из
людей того уровня сил, к которому принадлежим и мы с Фермером. В
Мироздании их не так уж мало - а ведь некогда все мы вышли из одного
гнезда.
- Мастер, ты очень любишь повторять: "мы, люди..." Но я-то знаю, что ты
все-таки не совсем человек...
- Это сложная проблема, - улыбнулся он, - и сейчас ни к чему заниматься
нашей родословной. Итак, это может быть кто-то из нас. И если это так, то
дело сразу становится куда серьезнее, чем представлялось сначала.
- Почему?
- Потому что наш уровень Сил не действует по пустякам. Если
задумывается какой-то план, то, даже ничего о нем не зная, можно наверняка
сказать: это масштабный план. И последствия его выполнения могут быть, к
сожалению, тоже весьма масштабными.
- Ты сказал - к сожалению. Ты уверен, что делается что-то опасное? Для
нас, для всего Мироздания?
- Не удивлюсь, если так и окажется. Опасное... Это ведь зависит от
системы понимания Бытия - а систем этих может быть множество, и то, что
опасно в одном мировоззрении, может казаться благом в другом.
- Обожди, обожди... Мастер, а то, что твои интересы и еще чьи-то
столкнулись именно в скоплении Нагор - это случайность, как ты думаешь?
Или эта масса светил чем-то выделяется среди прочих?
- Вот видишь, ты заглянула в самый корень. Для меня Нагор - просто
место проведения очередной повседневной работы, даже не проведения, а лишь
подготовки к нему. Но для моих оппонентов, надо полагать, значение Нагора
куда больше. Потому что уже сам способ их действий говорит о немалом
размахе.
- Ты об исчезновении наших?
- Не только. Куда более многозначительным кажется мне возникновение
того самого мертвого пространства - именно теперь и тут. Это уже не просто
перехват эмиссара или даже пятерых. Это уже...
Он неожиданно умолк - словно не знал, как продолжить.
- Ну, Мастер! Что же ты?
- Видишь ли... Откровенно говоря, я не знаю, что такое - мертвое
пространство. Никогда не приходилось сталкиваться с этим.
- Разве нельзя спросить у Высших Сил?
- Это уже сделано. Но и им нужно время, чтобы найти ответ. А это,
кстати, свидетельствует о том, что им тоже не приходилось встречаться с
таким явлением - или, во всяком случае, оно настолько редко, что не
сохраняется в памяти. Так что пока мне ясно лишь, что такие необычные
явления не используются ради решения однодневных проблем.
- Видимо, ты прав, Мастер. Мне кажется, надо постараться - как можно
скорее выяснить - кто действует против тебя и что такое это пресловутое
мертвое пространство.
- Целиком с тобой согласен. Итак, теперь ты понимаешь, почему я против
того, чтобы ты отправился на поиски Ульдемира и его экипажа?
- Совершенно не понимаю. Постой... Ты хочешь послать меня... туда?
- Я не знаю никого другого, Эла, кто справился бы с этим. Человеку
Планетарной стадии не стоит и пытаться: он погибнет. А ты...
- А мне, как бессмертной, ничто не грозит - поэтому?
- Не только. Я ведь тоже знаю тебя... в какой-то степени. И уверен, что
тебе это по силам. Конечно, я мог бы отправить туда и Никодима, на время
оторвав его от пашни...
- Иеромонах - надежный человек. Почему же нет? И он ведь тоже закончил
свою Планетарную пору - куда раньше меня...
- Верно. И если бы там предстояло драться или сокрушать что-то, я и не
подумал бы о тебе. Но этого не потребуется. Побывать там и попробовать
разобраться; тихо, осторожно, быстро и успешно: Это, по-моему, дело как
раз для тебя.
- Чувствую себя польщенной. И не колебалась бы ни секунды, если бы
могла быть спокойна, целиком отдаться делу. Но сейчас... Мастер...
- Я понимаю.
- Кто же поможет ему, если не я?
- Я могу обидеться, Эла. Неужели мы способны бросить наших людей на
произвол судьбы?
- Но время идет - а ты ничего не делаешь...
- Ошибаешься. Я делаю больше, чем тебе кажется.
- Например?
- Хотя бы - верю в него. В отличие от тебя. Ты полагаешь, что он без
твоей помощи не переломит обстоятельств, если они неблагоприятны, не
одолеет противостоящую силу, не спасется и не выполнит того, что ему
поручено. Вот что означает твое стремление поскорее кинуться на помощь -
хотя ты и не знаешь куда. А я уверен, что он сможет справиться с этим сам.
И то, что я в него верю, не остается, как ты понимаешь, одним лишь моим
душевным движением; я открываюсь миру - и мое ощущение уходит, и где-то
оно в эту самую секунду достигает его - хотя сам он и не понимает, откуда
вдруг возникает у него уверенность, которой только что не хватало, и
прибавляются силы, казалось, уже иссякшие, и возникают нужные мысли...
Нет, Эла, я делаю. То, что могу сейчас.
Она виновато улыбнулась.
- Конечно, ты прав, Мастер. Прости. Хорошо, я готова. Когда?
- Я скажу тебе. Скоро.
- Я надеялся, Ум Совета, что ты хоть позволишь мне выспаться. Что
привело тебя сюда среди ночи? Ритуал? Или дела действительно не терпят
отлагательства? - Изар с трудом удержал зевок. - Говори.
Старый вельможа позволил себе чуть улыбнуться. Но глаза оставались
серьезными.
- Нет, это не ритуальный визит преклонения. Просто в мои годы ничего
нельзя откладывать, иначе дело может оказаться отложенным навсегда. А на
мне лежит слишком серьезная обязанность.
- О, я надеюсь, что ты проживешь еще много лет.
Это не просто формулой вежливости было; Ум Совета и в самом деле не был
похож на человека, собирающегося в скором будущем распрощаться с жизнью.
- Благодарю тебя. Бриллиант Власти...
Такое обращение было новым, непривычным. Но - приятным.
- Однако, если даже Бог отпустит мне еще какое-то время, то я не
собираюсь посвящать его той деятельности, которой отдал так много лет.
Пора отдохнуть - начать новую жизнь, последнюю.
- Ты просишь отставки? Сейчас?
- Нет, я сделаю это завтра. А сегодня еще исполню свои обязанности.
- В чем же они заключаются?
- Я должен поговорить с тобой о том, в обладание чем ты вступаешь. О
Власти.
- Ты думаешь, во Власти есть еще что-то такое, чего я не знал бы?
- Я знаю, что во Власти есть многое, о чем ты не думаешь. И никогда не
думал, потому что не было ни повода, ни нужды.
Изар почувствовал себя несколько задетым.
- Например?
- Сейчас, сейчас. Дело в том, что, по сути, все это должен был
проделать твой отец. Но не успел. Нет, время у него, конечно, было, но,
видимо, он считал это плохой приметой. Он был немного суеверен - как и все
мы, впрочем. А потом болезнь его свалила сразу - и тогда все время
понадобилось для лечения. Одним словом, эта обязанность перешла ко мне. Я
ведь единственный из того поколения, кому что-то еще известно.
- Что именно?
- Хотя бы - обряд посвящения в служители Тайного бога Глубины.
- Это что-то новое. Я умею возносить просьбы ему, но о служении мне
ничего не известно. Это важно?
- По сути, ритуал, не более. Но ты ведь знаешь, как важны ритуалы для
нашей жизни, для устойчивости Власти.
- Мне это всегда казалось не вполне понятным. Есть ведь Великая Рыба, к
ней возносит слова весь Ассарт...
- Это для всех. Но для нас, для узкого круга Власти, существует
поклонение Глубине. Оно намного древнее, никто не может сказать, когда оно
зародилось. Наверное, еще до первой истории. Но об этом мы успеем
поговорить, когда придет день посвящения. До той поры я еще буду
находиться при тебе. И только после выполнения этой церемонии ты отпустишь
меня на покой.
- Я не хотел бы.
- Ничего не поделаешь. Это тоже традиция. И она разумна. Новое время -
новые песни. Тебе нужен свой Советник. Из твоего поколения. Такой, кто
будет советовать то, чего ни за что не посоветовал бы я.
- Хочешь сказать, что твои советы были плохи?
- Они были хороши. Властелин - для того времени, для твоего отца. Но
сейчас... Поверь, черствый хлеб не станет мягче от того, что ты намажешь
его свежим маслом.
- И ты рекомендуешь мне того, кто заменит тебя?
- Это свыше моих сил. Тот или другой, кого я мог бы предложить тебе,
будет лишь мною самим, отличаясь разве что возрастом и опытом. Я ведь не
стану, не смогу приблизить к тебе того, кто рассуждает не так, как я. А
тебе нужен именно тот, кто думает иначе. Мой кругозор, Властелин, теперь
не шире, чем конус разлета дроби из охотничьего ружья. Тебе же нужен
советник с кругозором локатора. И у тебя лишь одна возможность: найди его
сам.
Изар задумался. Ум Совета терпеливо ждал.
- Но, мне кажется, я не хочу никаких советников. Если уж ты не можешь
остаться. Обязательно ли я должен назначать кого-то?
- Н-ну... Властелин всегда волен поступать по-своему - если Порядок при
этом нарушается не слишком грубо. Надо быть очень уверенным в себе. Потому
что, если не будет Советника - кто же станет нести ответственность за твои
ошибки?
- Разве я обязательно должен ошибаться?
- Может быть, конечно, ты станешь первым в истории Властелином, который
не ошибается. Хочу надеяться. Однако практика говорит... Это как со
смертью: нет непреложного закона природы, по которому человек должен
умирать. Но до сих пор не нашлось ни одного, кто рано или поздно избежал
бы этой участи.
Старик задумался - о непреложности смерти, наверное, для него тема эта
была актуальной, в отличие от Изара.
- Но слушай, Ум Совета... Я что-то не помню, чтобы в нашей истории
нашелся хоть один Властелин, совершавший ошибки.
Сохраняя неподвижность. Советник перевел на него взгляд. Усмехнулся.
- Да, разумеется. Ни один Властелин из нынешней династии - твоей. И,
как ты справедливо заметил, - в нашей истории.
- По-твоему, есть и другие? Другие истории, я имею в виду?
- Это не по-моему, а независимо от моего мнения. Вот об истории мы и
должны поговорить сейчас. Это первая тема. Будет еще и вторая. Но не
станем опережать Порядок. Итак - что тебе известно о нашей истории? И что
- о других?
- Мне известно, что никаких других историй не существует. Есть
легенды... сказки... мифы, относящиеся к доисторическим временам. Но ведь
само слово "доисторическим" свидетельствует о том, что на самом деле
никакого отношения к истории они не имеют.
- Легенды и мифы, да. О том, что Ассарт - особая планета, отмеченная и
избранная...
- Вот-вот. О том, что она пришла из черной неизвестности и хранит в
своих недрах Великую Тайну...
- Совершенно верно. Отсюда, кстати, и наша тайная религия Глубины. С
тех времен, когда эти сказки были Историей.
- Разве кто-нибудь хоть когда-то верил в такую чепуху?
- В чепуху верят охотнее всего. Бриллиант. Чепуха - это все то, что не
совпадает с привычными нам взглядами и мнениями. Но в совпадающее верить
незачем. И люди в свое время охотно верили в то, что возникли не так, как
убеждает нас наука, а неким иным образом. Гораздо раньше.
- Как же они тогда объясняли отсутствие каких бы то ни было
доказательств? Ведь никакие раскопки не дали...
- Да-да. Объясняли, насколько я знаю, тем, что вовсе и не было таких
периодов, таких уровней развития, следы которых наука пытается отыскать.
Если ты, взрослый человек, поселился в своем новом доме год назад -
бесполезно искать на его чердаке обломки твоих детских игрушек: они
остались где-то в другом месте.
- Ну хорошо. Но мы-то знаем, что то были всего лишь поэтические
россказни. Конечно, очень приятно размышлять о своей избранности. Но когда
приходит наука, то неизбежно возникает и настоящая история. Вот как наша.
- О, безусловно, Властелин. История, как точная наука. О том, как в
предшествовавшие века и тысячелетия все делалось не так. Но народ выдвинул
из самых своих недр таких людей, которые знали, в чем заключаются
потребности народа, их интересы - и с тех пор дела стали идти все лучше и
лучше, пока не достигли нашего нынешнего уровня. Я правильно изложил суть
научной истории?
- Ну, в общем... да.
- А то, что возникновение этой научной истории по времени почти совпало
с приходом к Власти нынешней династии - из самых низов, действительно, -
это, видимо, чистая случайность. Не так ли? Или все-таки не случайность?
- Что ты хочешь сказать. Ум Совета? - нахмурился Изар.
- Я просто задаю вопрос и хочу слышать, что ты ответишь.
- Я верю науке. И исторической - в том числе.
- Это меня радует. Но если я положу перед тобой еще, самое малое, три
истории - тоже научных, конечно, но различающихся по времени их действия,
- какую из четырех ты выберешь? Одна из них просуществовала больше
тысячелетия и закончилась с появлением нашей, нынешней, а три тысячелетия
назад возникла другая - и была отменена, когда наука дошла до той, о
которой я только что сказал. А самая первая из тех, что нам известны как
научные, - возникла вскоре после того, как Ленк Фаринский завершил
создание Державы, то есть шесть с лишним тысяч лет тому назад. Вот до нее
существовала эта самая - мифическая история, назовем ее так. И перестала
существовать именно с воцарением Ленка. Так вот: какая из этих многих
историй, по-твоему, истинна?
- Наивный вопрос. Наша, конечно.
- Тебя не клонит в сон, Изар, от этих рассуждении?
- Напротив. Совсем расхотелось спать.
- Тогда продолжим. Ты, я думаю, ориентируешься в нашем
законодательстве.
- Думаю, что в какой-то мере да. Конечно, сейчас мне потребуется...
- О том, что потребуется - потом. Сейчас скажи: когда возникли основы
наших сегодняшних законов?
- Ну... с приходом нашей династии.
- Верно. А до нашего законодательства существовало другое. И третье. И
четвертое. И то, которое мы считаем самым ранним, - свод эдиктов Азры
Менотата. Я прав?
- Не нахожу никаких ошибок...
- Тогда скажи: какие из этих законов настоящие?
- Постой, Ум, разве можно так спрашивать? Для нас, конечно, настоящие -
те, какими мы пользуемся сегодня: наши законы.
- Значит, остальные вовсе не были законами?
- Ну почему! Были - в свое время. Пока они действовали...
- Ага! Стало быть, они все же законы. Почему же тогда те истории - не
истории? Не правильнее ли будет сказать: истории, но ныне утратившие свою
действенность. Как и законы Азры.
- Гм... Я не думал в этом направлении. Но, в конце концов, почему
вообще я должен этим интересоваться? История у нас есть...
- Правильнее будет сказать: была.
- То есть как?
- Да просто, Бриллиант Власти, очень просто. Та история, что была и
которую ты называешь научной и настоящей, свою роль сыграла и больше не
годится. Она отработала. Кстати, научных историй не бывает, как не бывает
и научных законов. Бывают лишь соответствующие запросам времени и не
соответствующие. Вот и все. Тебе, Изар, досталась нелегкая судьба. Со
смертью твоего отца кончилась, если не бояться громких слов, эпоха. Тебе
начинать новую. А новая эпоха - это и новые законы, и новая история...
- Постой, постой. Почему? Что такого произошло? Я вовсе не вижу никаких
причин...
- А что ты вообще видишь?
- То же самое, что все.
- Все не видят ровно ничего. Они думают, может быть, что видят, но на
самом деле лишь представляют то, что им велят представить. Нет, не
приказывают, конечно, это все происходит мягче, деликатнее - и твоя
любимая история тут играет не последнюю, совсем не последнюю роль. Как ни
странно, в этом отношении наши люди пользуются полной свободой - свободой
видеть не то, что есть на самом деле, но то, что им нравится, что они
хотят видеть. Но для тебя, Изар, время этой свободы минуло. Отныне ты -
Властелин. Ты Бриллиант Власти, но она - твоя оправа, и ты крепко зажат в
ней. Так что отныне тебе очень редко будет удаваться делать то, что
захочется. Примирись с этим.
- Я подумаю...
- Думать тут совершенно не о чем. Но если тебе угодно - думай. Однако
лучше - о том, каков на самом деле врученный тебе мир.
- Полагаю, что знаю о нем достаточно много.
- Ты ничего не знаешь. И не должен был. Еще одна традиция. Основанная
на требованиях рассудка. Если бы ты знал наш мир с самого начала, ты успел
бы привыкнуть к нему, притерпеться. И сейчас не смог бы ничего другого,
как продолжать начатое другими до тебя. Отцами, дедами... Ехать по той же
дороге - лишь сменив возницу. По той же дороге, что не ведет никуда.
- Ты намерен поносить почивших Властелинов? Сказать, что они завели нас
в тупик?
- Отнюдь, Властелин. Жизнь - это развитие. Развитие подобно лабиринту.
Ты находишь верный путь. Но он будет верным лишь на каком-то своем отрезке
- а потом разделится на два, три, четыре рукава - и верным окажется только
один из них. Сейчас мир на распутье. Если бы не это, твой усопший отец мог
бы еще некоторое время бороться с болезнью. Но власть, Изар, не только
жизнь Властелина регулирует, но и смерть. Властелин умирает тогда, когда
ему должно умереть. Иначе будущее его становится плачевным.
- Звучит оптимистически...
- Да - если сравнивать с тем, что тебе еще предстоит услышать.
- Хорошо. Я уже готов к самому худшему. Говори.
- Сделаем, с твоего соизволения, иначе. Сначала будешь говорить ты.
- О чем?
- О том мире, в котором, по твоему мнению, мы живем. Потом скажу я. Мы
сравним. И ты сможешь начать думать.
- Ладно. Будь по-твоему...
Изар задумался.
В каком мире он жил до нынешней ночи?
Тот мир выглядел устойчивым, неизменным, единым, сильным и нерушимым.
Одна Держава, один Народ, одна Цель.
Целью же было достижение Великого Мира.
Что такое Великий Мир, было не вполне понятно. Во всяком случае, Изар
не смог бы объяснить смысл этих слов в немногих словах. Когда он начинал
думать об этом, мысли как-то не собирались воедино. Представления о
Великом Мире походили на загадочную картинку, где во множестве штрихов
спрятано нечто. Оно там обязательно есть, но не всякий способен его
выявить. Хотя в принципе это очень просто: надо лишь отбросить все лишние
линии, сделать вид, что их не существует. Иногда Изару казалось, что он
уже вот-вот увидит, что-то начинало складываться - но ощущение оказывалось
ложным, линии ни к чему не приводили. Но если не стремиться к точности, то
можно было сказать: Великий Мир - это такой мир, в котором всем будет
хорошо, все и каждый будут доброжелательны друг к другу, честны,
справедливы, обеспечены всем, что нужно для нормальной жизни. А для того,
чтобы так было, требовалось очень немногое: чтобы каждый делал свое дело,
и по возможности лучше. Народ Державы, всегда единый, всецело поддерживал
такую политику. Жители мира Ассарта любили Властелина и самое Власть,
потому что только она знала, какой путь ведет к цели, и не позволяла
никому сбиться с него. Никому, начиная с высших сановников - Сапфиров
Власти, ее Шпинелей, Эвклазов, Топазов, Гранатов, Аметистов, Гиацинтов,
Опалов и прочих - вплоть до последнего Кирпича Власти, каким был любой
житель Ассарта - стены, как известно, складывают из кирпичей... Но они
могут и остаться кучей или россыпью, при определенных условиях даже
обрушиться, погребая под собою все. Вот Власть и была гарантией порядка,
при котором ничего подобного произойти не могло.
В этом мире Изар родился, в нем вырос, и в нем же собирался прожить всю
свою жизнь.
- ...Ну, что же, - сказал Ум Совета. - Можно лишь низко поклониться
твоим учителям. Да, тебя хорошо учили.
- Значит, я вижу мир правильно?
- Клянусь Глубиной, конечно же нет! Тебя учили видеть мир таким, каким
он никогда не был - да и не будет, я думаю.
Изар вытер сразу повлажневший лоб.
- Значит, мне просто врали? Все вы!
- Изар, разве я не учил тебя воздерживаться от выражения чувств с
плебейской прямолинейностью? Да, мы рисовали тебе картину желаемую, но,
увы, совершенно не схожую с действительностью.
- Извини меня за резкость. Теперь скажи: зачем вам это понадобилось?
- Я ведь тебе сказал уже: надо выбирать новый путь. Но чтобы его
выбрать, надо хотя бы знать, к чему ты хочешь прийти! И уж это у тебя
есть. Это именно и есть тот мир, в котором ты прожил все годы - твой
личный мир, который благодаря твоей деятельности должен стать всеобщим -
или хотя бы более приближенным к нему, нежели наш нынешний. Наша задача
была - воспитать в тебе чувство Цели, как у игрока на площадке должно
возникнуть чувство мяча - иначе он вечно будет проигрывать. И это нам
удалось - если только ты сейчас был искренним.
- Совершенно.
- Вот и прекрасно. А теперь повесь эту картину, твою картину мира, на
стенку и время от времени поглядывай на нее, чтобы не забывать о конечной
станции твоего маршрута. А на рабочий стол положи совсем другое. - Старик
перевел дыхание. - Позвони вниз, я с удовольствием выпью чашку кофе с
чем-нибудь таким; в мои годы усталость приходит быстро.
Изар повиновался. Он и сам был не против немного освежиться.
- Итак, о чем мы? Да, что тебе положить на рабочий стол - стол
Властелина, правителя и главнокомандующего. Я не могу и не должен делать
это за тебя, но мой долг - показать тебе картину, гораздо более
приближенную к истине. Приближенную - потому что сама истина неуловима и
ее не знает никто. Но с точностью хотя бы до третьего-четвертого
десятичного знака.
- Я готов слушать.
- Потерпи еще немного. Пока не принесут кофе. У меня пересохло в горле.
Он умолк, опустил веки, казалось - задремал. Изар встал, сделал
несколько шагов по комнате - Летняя Обитель была не столь просторной, как
его городской дом, не говоря уже о Жилище Власти. Но ему просто необходимо
было двигаться - много, резко, чтобы хоть немного привести чувства в
порядок... В дверь поскреблись, приопухший ото сна слуга вкатил столик.
Изар кивком отпустил его. Ум Совета открыл глаза.
- Побольше сахара. И добавь несколько капель Золотого Сока Холмов... -
Он протянул руку, взял чашку, осторожно поднес ко рту. - Неплохо. Потом
напомни мне - я прикажу научить твою челядь варить по-настоящему вкусный
кофе. Один из не столь уж многих моих советов, имеющих практическое
значение... - Он провел языком по сухим губам. - Итак, о мире, в котором
тебе отныне предстоит жить и который я вскоре, к великому моему
удовольствию, покину... Как я уже сказал, мы прошли до конца нашу часть
дороги - ту часть, что, по нашему мнению, вела к Цели. При этом наша Цель
- не совсем та, что представлялась тебе: нам нужна самая сильная и самая
богатая Держава; что же касается справедливости, доброжелательности и
прочего художественного свиста, то они при этом могут появиться - сытые
люди нередко бывают и доброжелательными, - а могут и не развиться совсем;
абсолютная справедливость, например - совершенный миф, ее не было и не
будет. Итак, наша цель выражается в двух словах: сильная и богатая. Это ты
и повесь на стенку. Мы облекли ее в одежды Великого Мира и какое-то время
продвигались. Но путь кончился. Потому что со временем самые прекрасные
слова перестают обозначать хоть что-либо, становятся сотрясением воздуха,
и делать из них приманку оказывается столь же бессмысленным, как пытаться
заставить заупрямившегося осла сдвинуться с места при помощи поучений из
"Слов Рыбы". Цель исчезает. А людям она необходима. Значит, ее нужно найти
и показать. Новую, старые цели больше ничего не стоят. Вот это я и имею в
виду, когда говорю, что тебе предстоит начать новую эпоху. Не потому,
чтобы ты был более мудрым или гениальным, чем твои праотцы; нет, просто -
пришла пора. Не знаю, может быть, тебе придется делать все наоборот.
Вернее, не делать - в поступках все мы ограничены реальной
действительностью, - но провозглашать. Не знаю, я уже сказал тебе - это
задача для молодых, не для меня. Так вот, один или с чьей-то помощью
попытайся найти такую цель. Вообразить ее. Она должна быть простой - чтобы
понять ее мог даже дурачок, - и захватывающей, чтобы в нее поверили и
умники. Умники, кстати, нередко бывают романтиками - природа любит
сбалансированные системы... Итак - найди цель. А потом?
- Что - потом? - спросил Изар в некотором недоумении.
- Определив цель - что ты будешь делать после этого?
- Как - что? Добиваться ее, естественно!
- Ах, Изар, Изар...
- Опять не так?
- Совершенно не так. То есть добиваться, конечно, нужно, однако ты,
видимо, имел в виду движение вперед - к цели?
- Какое же еще?
- Противоположное, мой ослепительный Бриллиант! Движение не вперед, но
назад; не в будущее, а в прошлое, прежде всего - в прошлое!
- Это слишком умно для меня. Советник моего отца!
- Ничуть не бывало. Это примитивно просто. Представь себе прямую линию.
Она кончилась. В точке окончания мы с тобой находимся сейчас. Представил?
- В этом-то нет ничего сложного.
- А в жизни, да и в политике, вообще все просто. Ну, дальше. Из этой
точки ты начинаешь движение - ну, допустим, повернув на девяносто градусов
вправо. Наглядно?
- Вполне.
- Теперь представь, что идущие за тобой люди оглянулись. Что они увидят
позади?
- Ту точку, в которой мы повернули.
- Совершенно верно. Но как раз ее-то они и не должны видеть. Не должны
даже представлять, даже заподозрить, что был какой-то поворот.
- Почему?
- Если сохранится память о повороте, то те, кто будет недоволен - тобой
ли, вообще ли жизнью, своей ли судьбой, все равно - обязательно скажут:
повернули неправильно, надо было не направо, а налево, или же следовало
продолжать движение, никуда вообще не сворачивая... Недовольные всегда
были и будут, Изар, они есть и сейчас, и их не так мало, как тебе
казалось, пока ты пребывал в своем уютном, но нереальном мире. Поэтому -
никакого поворота! Вы все время двигались по прямой, никуда не отклоняясь!
И те, кому взбредет в голову посмотреть назад, должны видеть за спиной
этот самый прямой путь, чье начало теряется где-то далеко-далеко, в
неразличимом прошлом, в не то, что седой, но даже в лысой древности. То
есть, первой - нет, уже второй твоей задачей, после отыскания благовидной
и благозвучной цели будет - проложить эту прямую в обратном направлении
так далеко, как только возможно. Ты понял, о чем я говорю?
- Об истории?
- Наконец-то ты попал в центр мишени. Именно об истории. Только
выстроив ее, укрепив таким способом свой тыл, ты сможешь продвигаться
вперед - независимо от того, будет ли твоя цель достижима, или нет. Нужно,
конечно, постараться, чтобы путь к ней был достаточно протяженным - не
только на твое время чтобы хватило, но и сыну осталось, а по возможности -
внукам и правнукам.
- Послушай, Ум Совета... А может быть, наоборот?
- Не понял.
- Может быть, если найти такую цель, о какой ты говоришь, окажется
нелегко - лучше начать именно с прошлого? Найти историю? И по ней уже
определить направление в будущее...
Старый Советник пожевал губами.
- А знаешь, вовсе не исключено. Нет, совершенно не исключено. Неплохая
мысль. Только тогда надо учитывать некоторые особенности.
- Что ты имеешь в виду?
- В этом варианте тебе придется не тащить спереди, но толкать сзади.
Это может оказаться сложнее - возрастет вероятность непроизвольного
поворота, схода с рельсов, так сказать. Видишь ли... Мы - как народ,
мечтательны, эмоциональны, непокорны и ленивы. И стараемся делать все
одной рукой, оставляя другую свободной для жестов - красивых или
угрожающих, все равно. Мы любим жест.
- И мы всегда были такими?
- Нет. Но давно стали. Народ - как человек. Помимо врожденного
характера, он формируется обстановкой и воспитанием в первые годы жизни;
для народа это будут десятилетия. Обстоятельства прошлого и есть история.
Так что каждая новая история в начале своего существования будет
испытывать немалые неудобства. Но это преодолимо. Все преодолимо. Если
серьезно подумать, непреодолимых препятствий вообще не бывает. Но для
того, чтобы находить выход, нужен талант - в нем-то больше всего и
нуждаются политики.
- И как же по-твоему, я...
Изар запнулся: каким-то детским получался вопрос. Но Смарагд Власти не
улыбнулся.
- А иначе я не тратил бы на тебя время, - ответил он, - которого у меня
в любом случае мало, очень мало...
Он взглянул на часы.
- Ну вот, я обеспечил тебе бессонную ночь: задал головоломку. Ничего, в
твоем возрасте думать полезно, а вот в моем бывает уже и бессмысленно.
Думай. Ищи людей, которых ты приблизишь к себе. Из нынешнего Корпуса
Власти даже те, кто возрастом невелик, все равно морально устарели,
износились. Нужны новые люди. Те, кто тебе поверит. Пойдет за тобой. Для
начала найди умных, чтобы набрать полный сундук идей. Потом, когда придет
пора исполнять - найдешь других, с кулаком вместо головы. Не кривись, это
все политика, это искусство. От умных тогда избавишься: всякая идея должна
исходить от Властелина, иначе в нее не поверят, да и в тебе, может
статься, разуверятся. А этого ни в коем случае не должно быть: если что-то
еще держит Ассарт вместе как единое целое, то именно вера во Властелина -
не доверие, а именно вера. Ну, все это азбука, это ты быстро освоишь.
- Это и есть то второе, что ты хотел мне сказать?
- Нет, это было затянувшееся первое. Второе заключается вот в чем: хотя
я разговариваю с тобой, как с полноправным Властелином, ты еще не стал им.
К трону Властелина ведет лестница, в ней не очень много ступеней, но они
круты. Пока ты поднялся на две из них. Я имею в виду отца... и Жемчужину.
- Разве бывало, что кто-то не одолевал их?
- В прошлом можно найти все, что угодно. Но не в книгах по истории -
таких вещей там нет, они переносятся изустно из поколения в поколение.
Бывали такие, кто не мог покончить с уходящим Властелином; жалели, или
сама идея убийства была им глубоко чужда; бывали и такие случаи, когда
спотыкались на второй ступени. Помню, у одного из наследников ничего не
получилось потому, что он настолько ненавидел жену своего отца, что когда
надо было... усмирить ее, он оказался просто физиологически не способен на
это. Да, многое бывало...
- И как же они выходили из положения?
- Они из него не выходили. У политики, как и у природы, всегда есть
резервные кандидаты... Но ты прошел это отлично. Однако еще не все позади.
Тебе сейчас надо беречься. Не исключено, что кто-нибудь... Ну, да ты и сам
прекрасно понимаешь, что схватка в прихожей, перед спальней твоего отца,
была не случайной - не просто у гвардейцев мозги сорвались с резьбы... Но
кого из Властелинов не хотели убить - особенно в дни, когда они лишь
начинали править?
- Об этом в истории тоже ничего нет.
- И не нужно. Властелинов всегда хотят убить, Изар. И никогда не
убивают. Во всяком случае, в Ассарте. Но если говорить о покушениях, то
самое опасное для тебя - ритуальные появления, когда заранее известно и
где ты будешь, и когда, и откуда появишься. Так что тебе нужны, конечно,
преданные люди рядом.
- Хорошо. Сразу после Проводов я назначу Большое преклонение, и там...
- Ради Глубины, не совершай такой ошибки. Нужных тебе людей ты не
найдешь ни в Жилище Власти, ни в его окрестностях. Наши близкие слуги
хлипки и жадны. Они тебя или оставят, или продадут. Я не говорю, что их
нужно прогнать. Нет. Им просто не надо верить ни в чем, что выходит за
рамки придворной таблицы умножения. А тебе потребны люди, способные быстро
изучить высшую математику власти.
- Где я найду их? Чем привлеку, чем удержу? Богатыми дарами? Но тогда
они вскоре станут такими же, как те, о ком ты говорил.
- Без награды нельзя. Но она не обязательно должна быть для желудка. И
даже не для спеси. Ищи не жадных и не спесивых, но по-хорошему
честолюбивых.
- Но где они, эти люди?
- Они могут быть всюду. На улице. В пивной. В школе. На заводе или
верфи. В мелком учреждении или фирме. Их не очень много, Изар, но они
есть. Но искать и найти их ты должен сам. Не поручая никому другому. Так
твой отец в свое время нашел меня. В дни нашей молодости. А знаешь; кем я
был до того, как он призвал меня служить ему?
- Ты? Почему-то я всегда был уверен, что ты родился в кругах Власти...
Старик засмеялся.
- Ты ошибался, Изар, ошибался. Да и не один ты. А на деле у меня тогда
была маленькая мастерская - в ней я ремонтировал часы. Да-да, был часовых
дел мастером, не более. И, казалось, мирился с перспективой просидеть всю
жизнь с лупой в глазу.
- И Властелин пришел к тебе, когда испортились его часы?
- Конечно же, нет. Кстати, тогда он еще не был Властелином. Но, в
отличие от тебя... Ты всегда старался поменьше находиться среди людей. В
этом есть свое благо: такая привычка нужна, потому что Властелин всегда
одинок, сколько бы народу вокруг него ни толпилось. Одиночество не должно
причинять ему неудобств. Но вот сейчас эта твоя привычка обращается против
тебя. Потому что твой отец в пору прихода к власти уже имел множество
людей, которых знал, которым верил. И когда день настал - он просто позвал
нас, и мы пришли. Наш мир хорош тем, Изар, что в нем нет аристократии -
она погибла в самом начале нынешней истории - с приходом к Власти твоих
предков. И никто не удивляется, когда часовщик становится Советником
Властелина. Когда человек с улицы приходит в Жилище Власти - и остается
там надолго, нередко на всю жизнь.
- Туда было так легко войти?
- Ну, это не следует понимать буквально. Явись мы сами, нас туда бы и
на порог не пустили. Нет, сперва твой отец шел к нам, а не наоборот. Так
поступали и многие из твоих, теперь уже легендарных, предков. Просто шли
на улицы. В толпу. Бывало, возникали острые положения, доходило до оружия.
Такое случается в толпе нередко... Что, ты не знал этого о твоем народе?
Да, не знал... Но в таких случаях кто-то бросался на помощь. Вот с лучшими
из них Наследник Власти и завязывал дружбу. И с мужчинами, и... не только
с мужчинами.
- Но он мог получить и кинжал меж ребер...
- Ты ведь надел не простой камзол, когда шел совершать Действие? Ты не
выбросил его? Если и да, ничего страшного - возьмешь новый. Только не
спеши показать, что он на тебе надет. А кроме того - ты, как и твой отец,
владеешь оружием намного лучше, чем те, с кем ты можешь столкнуться там -
даже если то будут отставные десантники. У тебя твердая рука. Кстати,
стрелять на наших улицах не принято. Тогда вмешиваются Заботники. А твои
выходы, конечно, хороши для рекламы - но только потом, когда ты уже
вернешься в безопасность. Вначале тебя просто не должны узнавать. Хорошо,
что ты редко показывался. Ну, и существует, конечно, грим...
- Ты словно инструктируешь меня и выпроваживаешь на улицу.
- Не я. Прежде всего традиция. Это - одна из ступеней той лестницы, о
которой я говорил. Плата за народную веру в тебя.
- Но ты предостерегал против покушений...
- На ночной улице - кому придет в голову искать тебя там? Могут,
конечно, опознать по охране - но от нее тебе придется ускользать.
Властелин должен уметь не только являться взорам, но и избегать их, когда
нужно. Вот; это был мой последний совет. На сегодня, во всяком случае. Ты
все еще обижаешься, что я не дал тебе выспаться? Или, того хуже, оторвал
от приятностей времяпрепровождения вдвоем?
- Я благодарен тебе за все сказанное. Я чувствую, что моему отцу было
легко работать с тобой.
- Нет, если Властелину становится легко, это значит, что он на пути к
своему концу. Но, возможно, это не были последние мои советы: я пока
никуда еще не уезжаю, намерен, с твоего позволения, присутствовать и на
Проводах, и на Бракосочетании. А вот после них ты, надеюсь, будешь
настолько милостив к старику, что отпустишь меня, приняв мою отставку. С
твоего соизволения, я уеду тогда в мой лесной дом. Возможно, там мне и в
самом деле удастся прожить несколько дольше. Все-таки интересно, как и что
у тебя будет получаться.
- Ум Совета, скажи все же: кому нужно, чтобы я умер?
- Не простой вопрос... Тебе отец говорил что-нибудь о...
Старик умолк, не закончив.
- О чем? Или о ком?
- Значит, не сказал. Так я и думал. Не счел нужным. Что же, такова была
его воля. И не мне нарушать ее. Прости, Изар - не знаю, что тебе ответить.
- Это следует понимать так, что такой человек есть и тебе он
известен...
- Могу с чистой душой сказать: он мне не известен. А что на тебя
покушаются - мы об этом говорили, и сам ты знаешь это лучше любого
другого. Я сказал тебе, что мог: остерегайся, ищи людей и копи идеи. Да ты
и не совсем один: у тебя есть Эфат. Мало, конечно, но лучше, чем совсем
ничего. Да, и Ястра у тебя тоже есть - возможно, есть. А теперь, прости за
такое затруднение - позвони, пусть подают мою машину. И вправду спать
пора.
Человеку, побывавшему в центре Сомонта и потом - случайно или по
какому-то поводу оказавшемуся в сети переулков Второго городского пояса,
может подуматься, что он попал, в лучшем случае, в другой город, а не то и
на другую планету: настолько в этих районах все разное. Вместо гладко
уложенного плита к плите, без малейшего зазора, тесаного камня, всегда
чисто вымытого и только что не лакированного, под ногами окажутся вдруг
разнокалиберные булыжники, между которыми буйно растет короткая, но даже
по виду жесткая, какая-то чуть ли не проволочная трава. Хотя на обширных
участках не видно уже ни травы, ни булыжника, а просто лежит мусор -
мощным, хорошо утоптанным слоем - мусор, который уже никак не делится на
элементы, но представляет собою некое новое вещество. Местами над забитыми
всякой дрянью сточными отверстиями стоят лужи, радужно отблескивающие в
хилом свете, выбивающемся из окон, не мытых, можно поверить, со дня
восшествия на трон ныне уже покойного Властелина; от луж исходит
мускулистый, выразительный запах, к которому, впрочем, обитатели этих мест
давно притерпелись. В поле зрения любопытствующего прохожего попадет, в
лучшем случае, один мусорный контейнер - да и тот валяющийся на боку;
находчивая кошка неопределенной масти нянчит в нем недавно подаренных ею
миру котят, и судя по находящейся там же плошке, мать кто-то
подкармливает. Уличное освещение, столь нужное здесь, разумеется,
отсутствует; то есть, столбы наличествуют, но одни без лампочек, другие же
едва доросли до половины, верхнюю часть их то ли забыли смонтировать, то
ли обломали, кем и для чего - одна лишь Рыба знает. Дома, не выше четырех
этажей, в отличие от дворцов и деловых зданий Центра, стоят, как и
полагается нижним чинам, сплошным строем, плечо к плечу; их узкие
подворотни ведут в совсем уже темные дворы, куда зайти, кажется, способен
лишь сорвиголова - искатель приключений. Разрисованы дома одними лишь
трещинами, но зато обильными, смахивающими на карту неведомой, но весьма
богатой реками и ручьями страны, есть даже одно бездонное озеро, через
которое виднеется часть шкафа и угол покрытого клеенкой стола. Там, где
идущий от уличных луж запах ослабевает, его заменяет другой,
комбинирующийся из кухонной гари, гнили подвалов, дешевых харчей и не
менее дешевой косметики.
Однако это вовсе не покинутый жителями, по причине невозможности
обитания в нем, район. Напротив, улица живет, особенно в вечерние часы, да
и в ночные тоже. По ней идут, исчезают и вновь появляются, собираются
кучками и расходятся люди. На первый взгляд они могут показаться
подозрительными, но это не заговорщики, не подрыватели основ; в самом
плохом случае это воровская шушера (крупные воры здесь не живут), а в
большинстве - мелкие и мельчайшие чиновники, уличные торговцы, молодежь
без определенных занятий, рабочие с небогатых предприятий, пенсионеры
низкого ранга, короче - неизбежная и необходимая часть населения всякого
большого города. Магазины тут не ослепляют витринами, но все, потребное в
этом быту, купить можно без труда и недорого, пиво тоже стоит дешевле, чем
в Центре или в Первом поясе. Есть даже один кинотеатр, откуда вдруг сразу
повалила толпа, как бывает обычно после окончания сеанса, обмениваясь
мнениями насчет только что увиденного: "А я бы на ее месте плюнула ему в
рожу - после всего того, что он позволил себе!" "Проплевалась бы! - Это
уже мужской голос. - Ей же некуда деваться было, или с ним - или на
улицу". "А что, на улице не живут разве? Даже лучше, чем так: на улице все
по-честному..." "Ну ладно, нашла, чем хвалиться!.." - ну, и так далее.
Толпа быстро растеклась по улице, и лишь небольшая кучка, состоявшая из
четырех человек, задержалась близ выхода, словно затрудняясь выбором -
куда же направиться сейчас, чтобы продлить отвлечение от жизни, протяжной
и унылой. Четверо ничем, казалось, не выделялись из уличного люда; судя по
одежде, один из них был человек сельский, близкий к почве и просторам,
некогда зеленым, ныне же изрядно пострадавшим от научного прогресса - он,
похоже, не совсем уверенно чувствовал себя в мире булыжника, закрывавшего
плодородный слой, и таких же булыжных лиц толпы; второй лесоруб или
охотник - такое мнение возникало при взгляде на его высокие сапоги и
побелевшую от долгой и постоянной носки кожаную куртку со множеством
карманов, карманчиков и кармашков; третий - просто мелкий горожанин,
чиновник или, скорее, ремесленник, и четвертый - отставной солдат. И лишь
одно могло бы возбудить сомнения у внимательного наблюдателя: их глаза,
непроницаемо-спокойные, как будто давно разучившиеся удивляться чему бы то
ни было, а также (что куда важнее) бояться чего-либо на свете. Однако
четверо не очень позволяли заглядывать себе в глаза, их же собственные
взгляды были мгновенны и неуловимы, как неожиданный удар кинжалом.
Итак, четверо остановились и стали негромко переговариваться. Такой
локальный разговор порой вызывает опасения; но они вовсе не походили на
людей, замышляющих нарушить общественный порядок - слишком много уверенной
солидности в них чувствовалось, так что смотритель улицы, дважды уже за
вечер проходивший с неторопливым обходом, только внимательно посмотрел на
них, успокоился, видимо, и тревожить не стал. К разговору никто не
прислушивался: тут тайна разговора охранялась не менее ревниво, чем тайна
переписки в более высоких кругах (здесь переписка просто не была в чести).
Но если бы кто и проявил излишнее любопытство, рискуя получить в ухо, он
вряд ли услышал бы что-то, способное заинтересовать искателя и
распространителя слухов, - хотя говорили они, разумеется, по-ассартски,
пусть и с каким-то жестким акцентом. Впрочем, может быть, именно так и
разговаривают в густых и далеких лесах донкалата Рамин, расположенного
там, где, как известно, зима бывает чаще, чем лето, - или же в степном и
хлебном донкалате Мероз.
- Итак, мы его не встретили, - проговорил отставник, сухощавый и
горбоносый, вооруженный полагающимся ему после увольнения со службы
широким армейским кинжалом. - Так что рассчитывать можно только ка самих
себя.
- Может быть, там изменились намерения? - предположил горожанин
(невысокий, но хорошо сложенный, что замечалось даже под мешковатой
одеждой, с прямым носом и большими глазами). - Ты не поинтересовался?
- Не проходит ни единое слово, - ответил отставной.
Трое глянули на него. Он понял вопрос и пожал плечами:
- Объяснения нет. Полная тишина.
Все переглянулись. Потом лесной человек сказал:
- Здесь неудобно. Чье жилье ближе?
- Я пока нигде, - ответил отставник.
- Я недалеко, - откликнулся горожанин. - Но возвращаться не рискну. Там
горячо.
- У меня то же самое, - произнес крестьянин. - Мне удалось не оставить
следов.
- Что касается меня, - сказал лесовик, - то боюсь, что один, самое
малое, след я оставил. Неудачный удар, и лезвие увязло. Правда, тот, у
кого остался мой нож, никому уже не пожалуется. Итак, мы все подвешены.
Что же, зайдем сюда. - Движением подбородка он указал на дверь пивной по
соседству. - Здесь вполне приличное пиво. Я пробовал.
Солдат высоко поднял брови, словно сомневаясь, что в такой дыре можно
получить хоть сколько-нибудь приемлемый напиток. Но не стал возражать -
напротив, первым распахнув дверь, вошел в помещение, откуда несло плотными
запахами всеми уважаемого напитка, а также вареного гороха со шкварками.
Прошел между столами. Места еще были за длинным, но тесное соседство с
посторонними не устраивало Уве-Йоргена. Он обвел распивочную взглядом.
- Питек, вон там один занимает целый столик - и спит притом.
Лесной человек мягкими шагами приблизился к облюбованной жертве.
Прикоснулся пальцем к плечу. Реакции не последовало. Тогда он поднял
спящего вместе со стулом и оглянулся. Горожанин Георгий отодвинул от
длинного стола стоявший в торце табурет. Питек водворил стул с беспробудно
спавшим на освободившееся место. Никто не обратил внимания; в права
личности в подобных заведениях всегда вносятся некоторые коррективы. Затем
четверо уселись, Уве-Йорген подал знак хозяину, и, дождавшись первой
порции пива, они продолжили разговор, так же негромко, как и на улице.
- Не думаю, - сказал Уве-Йорген, - чтобы вам померещилось. Значит, мы
здесь кому-то мешаем. Вероятнее всего - местным службам, хотя не исключено
и другое. Никакой местной службе не под силу нарушить нашу связь.
- Даже узнать о ее существовании, - добавил Рука.
- Ну, о нашем-то существовании кто-нибудь знает, - пробормотал Питек. -
Надо искать пристанище. Я, конечно, могу жить и на дереве, но вам вряд ли
это придется по вкусу.
- Я не умею чирикать, - подтвердил Рыцарь, - и нуждаюсь хотя бы в
минимальных удобствах. Но об этом станем думать в последнюю очередь. Нас
ведь переправили сюда не ради приятного времяпрепровождения.
- Из того, что нам поручали, главное сделано, - сказал Георгий. - Во
всяком случае, обстановка на этой планете нам, кажется, достаточно ясна.
- Что же, обменяемся сразу же информацией, - предложил Уве-Йорген. -
Если верно то, что некто дышит нам в затылок, то, может статься, и не все
из нас доберутся до финиша. Значит, то, что хотел знать Мастер, должно
быть известно каждому. Если уцелеет один, он передаст все, что мы смогли
выяснить.
- Он не сообщит ничего веселого, - сказал Питек. - Не знаю, обидится
Мастер или нет, но он, по-моему, весьма переоценил возможности этого
человечества. Им сейчас не до расселения в широком пространстве. Похоже,
что они заняты прежде всего тем, чтобы выжить здесь. Во всяком случае,
такие выводы я делаю из того, что видел сам.
- Давай по порядку, - предложил Рыцарь.
- Мне удалось побывать в четырех из пяти больших, портов Ассарта, - в
тех, конечно, что находятся на планете; орбитальные придется исследовать,
пользуясь кораблем. Впечатление: все постепенно приходит в негодность. Я
говорю о торговых портах. Сообщение весьма скудное, торговля ведется по
минимуму: Ассарту нечего продавать и не на что покупать. Старые корабли
живут от ремонта до ремонта. Старые экипажи. Была возможность поболтать с
пилотами в непринужденной обстановке. Все мрачны, считают, что перспектив
никаких. Старые призывы осточертели, высокие порывы улеглись и зреет
злость на всех, начиная с собственной Власти, и кончая всеми семнадцатью
другими планетами. Считается, что строятся новые корабли, более
современные, но никто их и в глаза не видал. Начинали в свое время, это
верно, но потихоньку все заглохло.
- Это совпадает с тем, что происходит в армии - если не считать
гвардейских полков и, в какой-то степени, космического десанта, - кивнул
Рыцарь. - Есть еще Легион Морского дна - ну, это войска специфические.
Сейчас, как и полагается, ждут каких-то изменений от нового Властелина,
считают, что он способен на крутые решения. Может быть, и так - пока
судить рано. Ясно только, что войска питаются настроениями всего общества
- но их никак не назовешь жизнерадостными. Георгий, ты у нас столичный
житель...
- Я согласен с тобой, Рыцарь, - подтвердил спартиот. - Да вы и сами
успели кое-что увидеть. Работы становится меньше, люди недовольны, люди
разочарованы, общество постепенно становится толпой, и толпа эта
взрывоопасна. В то же время на какие-то слаженные конструктивные действия
ее сейчас не поднять, это долгая песня. Сейчас ее можно быстро
мобилизовать лишь на разрушение чего-то. Безразлично, чего. В толпе много
крикунов разных уровней, но нет программ. Пока людей сдерживает одно:
ожидание каких-то благ от Властелина, хотя при простейшем анализе легко
понять: он ничего не в состоянии сделать - если он, конечно, не
чудотворец. Слишком далеко зашли процессы распада.
- Да, - сказал Уве-Йорген задумчиво. - Мастеру вряд ли понравится
услышать такое; он рассчитывал, что здесь едва ли не готовая стартовая
площадка, а мы вместо этого дадим ему картину первоклассной свалки. И все
же, надо как-то ему все это переправить: возможно, у него есть какие-то
средства в запасе, о которых мы и не догадываемся. Рука, может быть, на
просторах картина приятнее?
Гибкая Рука промолвил с расстановкой человека, привыкшего к тому, что
каждое его слово воспринимается со вниманием, потому что говорит он редко:
- То же самое. Все ждут чудес. Сеют меньше, чем раньше: говорят,
невыгодно и никому не нужно. Уходят в города. Говорят, что стало опасно:
мир настолько отравлен, что земля отомстит за это, вырастет отравленный
хлеб, ядовитым станет молоко. Плохо.
- Дикие люди, - не удержался Питек.
- Люди дичают быстрее, чем деревья, - ответил Георгий.
- Короче говоря, - сказал Рыцарь, - весь мир смотрит на нового
Властелина. Пока он показал, что умеет надежно задушить старика и завалить
даму. Не знаю, может быть, у них это и считается особой доблестью... Хотя
- если порыться в нашей собственной истории, там отыщется немало
подобного. Ну, судить его - не наше дело. Теперь займемся делами попроще.
Что предпримем в ближайшем будущем?
- У нас есть корабль, - сказал Георгий, - и нет связи. Наверное, самым
лучшим будет - возвратиться на Ферму, все рассказать Мастеру и действовать
по его указаниям.
- Придется подождать, - покачал головой Питек.
- Почему?
- Ты не знаешь правил. Сейчас траур. И целую неделю ни один корабль не
покинет планеты.
- И еще одно, - сказал Рыцарь. - Даже не одно. Во-первых, где Ульдемир?
Переглянувшись, все промолчали.
- Хорошо, - продолжал Уве-Йорген, - если его по каким-то причинам
просто не стали отправлять. Но я опасаюсь другого: его направили сюда, но
что-то заставило его отклониться от маршрута - или задержаться в пути.
Точнее, не что-то, а кто-то. Те неизвестные, что начали проявлять такой
интерес к нам здесь.
Остальные трое, один за другим, медленно кивнули.
- В таком случае, он - я уверен - доберется сюда. Не так-то легко
выключить его из игры. Но если он окажется здесь, а нас уже не будет - ему
придется очень нелегко.
- Беда в том, - сказал Питек, - что мы не можем все время торчать на
точке выхода. Каждый может попасть - или уже попал - под наблюдение, и нам
ни к чему - вывести их к этой точке.
- Сходить один раз, - сказал Гибкая Рука. - Оставить посылку. Где
искать нас. И самое необходимое.
- А где искать нас? - спросил Георгий.
- Не спешите, - посоветовал Уве-Йорген, чья роль командира сейчас не
оспаривалась никем. - Об этом мы еще подумаем. Я не успел закончить. Итак,
капитан - это одна причина. Вторая заключается вот в чем: Ассарт сейчас -
в неустойчивом равновесии, и куда он склонится - станет ясно в ближайшее
время. Это будет зависеть от действий Властелина, а ему придется
действовать сразу же - и он это прекрасно понимает, да и любой поймет.
Следовательно, может получиться так, что, убравшись отсюда сейчас, мы
привезем Мастеру тухлую информацию; Мы дадим ему моментальный снимок, но
не сможем обозначить тенденцию. Я считаю: мы должны оставаться здесь, пока
не станет ясным - куда повернутся дела. Иначе все, что мы сделали, не
будет стоить и пфеннига.
Все помолчали.
- Ну что же - придется еще покрутиться, - сказал затем Питек. - Значит,
придется все-таки квартировать на деревьях?
- Можно жить в корабле, - сказал Георгий.
- Нет, - отверг его предложение Гибкая Рука. - Тогда узнают, что
корабль этот - наш. И мы лишимся его.
- Верно, - согласился Уве-Йорген. - Думаю, так: нам не стоит держаться
вместе - на случай, если на нас действительно стремятся выйти. Нужно
искать самое безопасное место, где мы сможем обосноваться. Собственно,
такое место есть, но нам не попасть туда просто так, с улицы: это не
гостиница. Догадались, о чем я? Где никто, я полагаю, не станет искать
нас?
- Где нас не станут искать? - пожал плечами Питек. - Разве что в Жилище
Власти?
- Это я и имел в виду, - кивнул Уве-Йорген. - Уверен, что мы, - если
как следует возьмемся за дело, - отыщем ход туда. А до тех пор, видимо,
придется обходиться, кто как сумеет. По-солдатски, черт побери! На свете
существуют подъезды, подвалы, чердаки, вокзалы - множество мест, где
умеющий устраиваться человек может провести ночь, не привлекая внимания...
- Почему-то ты не упоминаешь дам легкого поведения, - обиженно
проговорил Питек. - А я с нетерпением жду этого. Потому что нет лучшего
способа сочетать приятное с полезным!
- Отставить! - сурово молвил Рыцарь. - Посмотрите-ка на него: прямо
король Генрих Четвертый Бурбон! Но король сперва побеждал, а уж затем...
Если ты хочешь сдаться местным властям, так и скажи. А если нет - оставь
свой способ до лучших времен.
- Эти рыцари с трудом понимают невинные шутки, - сказал Питек.
- Есть еще одна возможность, - вступил в разговор Георгий. - По-моему,
самое надежное место - не уступает Жилищу Власти, но попасть туда будет
значительно легче. Я говорю о Летней обители Властелинов. Недалеко от
города, но место достаточно глухое, безлюдное...
- А ты что, охрану не считаешь людьми? - спросил Рыцарь.
- Охрану снимут, едва высокие лица покинут усадьбу. Как я слышал, на
зиму она вообще консервируется. И, если не устраивать большого шума, мы
сможем прожить там достаточно долго.
- Идея неплоха, - согласился Уве-Йорген. - Будем иметь в виду.
- Да, - подтвердил Гибкая Рука. - Там неподалеку наша точка. Куда
должен был прибыть капитан.
- Решено, - заключил Уве-Йорген. - Едва начальство сюда - мы туда. Чем
мы хуже молодого Властелина с его дамой сердца?
- Ястра... - негромко молвил Изар. Они медленно шли по аллее парка,
окружавшего Летнюю Обитель Властелинов Ассарта.
Женщина взглянула на него, опустила глаза и отвернулась.
Властелин помедлил. Почему-то ему было трудно говорить со своей будущей
- официально будущей, на деле же и сегодня фактической супругой, партнером
по Власти, человеком, который, по ритуалу, сам и передаст ему эту власть.
Сам он уже более или менее пришел в себя - просто-напросто понял, что
сделанного не вернешь, ни хорошего, ни плохого - а значит, не надо и
терзаться, надо жить завтрашним, а не вчерашним днем. Ястра же, похоже,
никак не могла пережить случившееся, вырваться из его когтей,
почувствовать себя новым человеком, которому доступно многое, практически
все, чтобы заставить себя забыть... Но вот не мог он...
- Послушай, - заговорил он снова. - Великий Порядок требует, чтобы
бракосочетание Властелина со Вдовой Власти совершилось на восьмой день
после печального ухода, то есть на четвертый - после воссоединения Старого
Властелина с Великое Семьей.
- Я знаю, - едва слышно проговорила она.
- Не думаешь ли ты, что нам пора вернуться в город? Тебе будет там куда
веселее. Нам пора готовиться к обоим событиям. Наверное, тебе потребуется
что-то сшить. У меня же, как у всякого Властелина, много дел, более не
терпящих отлагательства. Положение в мире не внушает спокойствия. Да и
негоже в начале правления не проявить достаточной энергии. Сейчас я у всех
на глазах.
- Ты прав, - промолвила Вдова Власти так же тихо. - Конечно, тебе нужно
быть там. Поезжай.
- Лучше - вместе. Чтобы показать, что между нами согласие.
- Между нами полное согласие, - подтвердила она, но Изару почудился в
ее голосе призвук то ли иронии, то ли тоски, а может быть - того и другого
вместе. Но Жемчужина Власти тут же продолжила: - Конечно, Изар, я приеду.
И на проводы в Семью, и на все... Но мне хотелось бы побыть тут еще денек.
Несколько шагов они прошли в безмолвии.
- Хорошо, - сказал Властелин безрадостно. - Я сообщу, что задерживаюсь
еще на день.
- Этого не нужно, - сказала Ястра. - Мне лучше побыть здесь одной. Я...
Одним словом, лучше.
- Понимаю... - пробормотал Изар, ударом ноги отбросив упавшую на аллею
шишку. - Наверное, ты права.
Он и в самом деле вроде бы понимал. Традиция, которую они блюли, была
не то чтобы жестокой - просто возникла она в те времена, когда люди,
которым следовало ее выполнять, были другими. Столетия назад изнасилование
женщины, даже на глазах у всего мира, было делом, в общем, естественным;
войны приучили к этому, как и к убийствам, грабежам, пожарам. В те
времена, если насиловал одиночка, считали, что женщина легко отделалась. И
чем иным было право первой ночи, принадлежавшее донку, если не узаконенным
насилием? Но это было давно. Люди изменились, и женщины, может быть, даже
в большей степени, чем мужчины. А ритуал остался прежним. Да, Изар все
понимал. Однако - такова жизнь, а другой жизни просто нет. Идиотизм,
конечно - силой брать то, что у тебя и так было: они с Ястрой еще два года
назад пришли друг к другу, это было неизбежно, потому что Изар избегал
женщин, как вообще всех людей, старый Властелин чувственной стороной жизни
уже не интересовался, и Ястру сама судьба поставила лицом к лицу с
Наследником. Оба они знали: этого все равно не избежать. Близость их
недолго оставалась секретом, но никто не усмотрел в случившемся ничего
особенного - Ястра была не единственной частью наследства, перешедшей в
пользование Рубина Власти прежде, чем наследство открылось официально. Это
- жизнь, говорили сановники и шофера. Это и в самом деле была жизнь.
Но женщины - существа, не всегда понятные. Особенно для Изара с его
крохотным опытом.
- Хорошо, - повторил он и остановился. Ястра сделала то же. Он взял ее
руку и поднес к губам.
- Тебе трудно, - сказал он. - Но ведь не я виноват.
Ее губы дрогнули, словно она хотела что-то возразить; однако
промолчала, лишь кивнула в знак согласия.
- Останься еще на два дня. Дай только список - что привезти тебе из
туалетов и прочего. Тогда ты сможешь приехать на Проводы на третий день
утром - прямо отсюда.
Ястра на миг остановила на нем взгляд - и снова отвела.
- Спасибо, - и на губах ее возникло подобие улыбки. - Ты очень добр.
- Я... - сказал он, но продолжать не стал. Он чувствовал, что сейчас
ему нужно уйти, но что-то мешало. Что-то еще хотелось сказать.
- Ястра... Ведь все останется, как было, правда?
На лице ее мелькнуло выражение боли.
- Я не опоздаю на бракосочетание, Изар. Скажу и сделаю все, что
полагается. И стану твоей женой. Не беспокойся. Я ничем не хочу мешать
тебе...
Ну, в этом он и так был уверен. То есть, ему просто в голову не
приходило - усомниться. Но не об этом же он спрашивал!
- Я о другом. Я имел в виду... любовь.
Она резко вскинула голову. Но тут же потупилась.
- Позволь мне сейчас не отвечать на этот вопрос.
Ему ответ показался ударом кинжала - снизу, в незащищенное место.
- Не отвечай, - произнес он, едва разжимая губы. - Если уж это так
трудно...
Он повернулся и, широко шагая, почти бегом, направился к Обители.
Не посмотрев ему вслед, Ястра так же медленно, как и раньше, пошла
дальше по аллее.
Ей было жаль его - неплохого человека, чьи достоинства и недостатки за
два года их близости она успела узнать и понять. Она приняла его с
радостью - потому что выбирать было не из чего, то был единственно
возможный для нее почти законный выход. Конечно, она заранее знала, что
именно ожидало их обоих: традиция требовала, чтобы девушке, которую,
готовили к роли Жемчужины Власти, все было известно с самого начала: по
традиции, она могла и отказаться от предназначения. Она не отказалась,
потому что ее несогласие повергло бы в ужас всю семью, - отец ее был
главой департамента внешних связей; она, как и полагалось, поблагодарила
тогда за высочайшую честь и дала обещание под клятвой Великой Рыбы -
выполнять все, чего требовал и еще потребует Порядок. Она и сейчас была
готова на это.
Однако, к великому для нее счастью, ни Порядок, ни Традиции ничего не
говорили о том, что она должна спать с новым Властелином в одной постели.
Не говорили, потому что это само собою подразумевалось: ведь она обязана
была родить второму мужу сына, будущего отцеубийцу. Именно сына, никак не
дочь; теперь рождение мальчика гарантировалось генной хирургией, и все,
связанное с зачатием, из области чувств перешло в ведение технологии; так
что родить можно было без соития. Сейчас Ястра воспринимала это именно как
счастье. Потому что на близость с Изаром - во всяком случае, в эти дни -
никак не чувствовала себя способной. Наверное, что-то не так у нее было
устроено, как у других (еще в юности она знала женщин, которым насилие
нравилось, они жаждали остроты чувств). Но так или иначе, после того, как
великий ритуал был выполнен и мужчина распластал ее на полу коридора
(раньше она, минуя это заранее известное место, всякий раз смотрела на
него со смесью страха и любопытства), она вдруг почувствовала, что больше
не может относиться к нему так, как прежде. И уехав с ним из Жилища Власти
сюда, в Летнюю Обитель, лежа в одной постели, Ястра, неожиданно для самой
себя, воспротивилась, когда он снова захотел близости - это после всего,
что только что было! Вместо того, чтобы какое-то время думать только об
очищении от совершенного, он захотел того, что сейчас стало казаться ей
лишь немногим лучше смерти. Это означало, что он не желал понять ее - или
не мог. Она решительно запротестовала. Если бы он захотел настоять на
своем, она бы... Ястра точно не знала, что сделала бы тогда, но что-то
очень страшное. Недаром то была ночь убийств. К счастью, он все-таки
что-то понял - или почувствовал, - и оставил ее в покое. И все-таки она не
смогла уснуть до утра: боялась, что он повторит попытку. И забылась лишь
после того, как он вдруг поднялся и ушел (она тогда решила, что от обиды,
но оказалось - ему срочно понадобилось поговорить с Умом Совета - хотя
нет, кажется, наоборот, Ум Совета попросил срочной встречи). Вчера они
вообще почти не разговаривали, хотя выказывали друг другу все знаки
внимания: слишком много глаз было вокруг. Сейчас она искренне радовалась
тому, что он уедет и хотя бы на два дня она останется в одиночестве.
Ей вдруг захотелось видеть, как он уезжает - может быть, чтобы
совершенно увериться в том, что его тут больше нет. Ястра свернула с
главной аллеи на поперечную, которая вела в ту сторону, где пролегала
дорога, - по ту сторону высоченной кованой ограды, надежно защищавшей парк
от непрошеных визитеров. Но она, во всяком случае, увидит проезжающие
машины - его и охраны. Увидит - и станет легче на душе.
Ястра пошла быстрее, чтобы не опоздать. Парк был плохо расчищен,
нападало много веток, они хрустели под ногами. Аллею окаймлял густой,
давно не подстригавшийся кустарник. Ястре вдруг показалось, что за кустами
что-то мелькнуло. Она знала, что зверей в парке не водится, но на миг
испугалась, приостановилась, потом вновь двинулась, убеждая себя в том,
что ей просто почудилось. Подбежала наконец к ограде и остановилась,
ухватившись за железные четырехгранные прутья, облегченно переводя
дыхание. Потом подумала, что не нужно стоять здесь, на виду у проезжающих,
но лучше укрыться в кустах, откуда дорога была видна ничуть не хуже, но
заметить Ястру было бы не так легко. Пригнувшись, она нырнула в кустарник.
И едва не потеряла сознания от страха: там, в двух шагах, действительно
находился некто! Нет, не зверь - человек, почти совершенно обнаженный,
покрытый густым загаром, широкий в плечах, мускулистый, длиннорукий...
Сейчас он схватит ее, опрокинет!.. Ястра вдохнула побольше воздуха, чтобы
закричать. Человек неожиданно поднес палец к губам, раздвинувшимся в
улыбке - или в оскале? - и она даже вскрикнуть не успела, как он исчез.
Только наверху, на дереве, зашелестели листья, потом - на соседнем. С
дороги послышался приглушенный рокот моторов: уезжал Изар. Ястра не сразу
заставила себя двинуться с места - на четвереньках, разрывая платье о
кусты, подползла к ограде и увидела, как слева машины уходят, скрываются
за поворотом дороги. Она передохнула: оказывается, она забыла выдохнуть
воздух, которого была полная грудь. Мгновенный шелест снова прошел по
листве где-то высоко над нею, за оградой промелькнул падавший с высоты
человек - нет, он не падал, поняла она, он спрыгнул с дерева, пронесся над
оградой и сейчас на ее глазах мягко приземлился на согнутые ноги. Тут же
вскочил и побежал - длинными, стелющимися прыжками. На дороге показалась
еще одна машина. Она была не из гаража Жилища Власти, не принадлежала и
никому из вельмож, в этом Ястра была уверена. Таких машин она вообще
раньше не видала: эта была какая-то приплюснутая, широкая, с черными
стеклами, без номеров... Завидев ее, голый прыгун метнулся к придорожной
канаве и скрылся в ней - одновременно боковое стекло машины опустилось,
она чуть замедлила ход, короткой дробью простучали выстрелы - и она
умчалась, скрылась за тем же поворотом, который минуту назад миновала
колонна Властелина. Ястре стало тревожно, сердце провалилось куда-то вниз,
во рту пересохло. Она порывисто обернулась: почудилось, что за спиной -
новая непонятная опасность... Нет, никого не было. Она перевела дыхание,
почувствовала, что дрожит. Снова глянула на дорогу. Прыгающий человек
успел уже выбраться из канавы и теперь легко, упруго бежал по дороге, а
его, треща глушителем и лязгая расхлябанным корпусом, догонял еще один
автомобиль - их тут оказалось сегодня немногим меньше, чем на ежегодной
выставке, только там такую развалину не увидеть было... Рыдван поравнялся
с бегуном, замедлился, распахнулась дверца, голый метнулся, скрылся
внутри, дверца захлопнулась - машина извергла струю дыма, загрохотала
сильнее, но вместо того, чтобы следовать за проехавшими раньше, свернула,
не доезжая до поворота, на проселочную дорогу, и исчезла, затерялась среди
деревьев.
Может быть, ей тоже следовало уехать в город? - подумала Ястра, все еще
дрожавшая от испуга и странного возбуждения. - Жилище Власти обширно, там
можно жить, даже не встречаясь с Изаром. И все равно ведь придется обитать
там: другого жилья у нее просто не было.
Придется. И потому женщина решила, что останется здесь. На позволенные
ей два дня. Кто знает, когда еще возникнет такая возможность - побыть
совершенно одной? Бояться ей, собственно говоря, нечего: кому она нужна -
опозоренная перед всем миром? Разве что любителям острых ощущений? Ну, на
этот случай есть пусть и немногочисленная, но охрана, да и у нее самой
имеется пистолет, с ним она будет выходить в парк на прогулку. Жемчужине
Власти с незапамятных времен полагалось иметь свое оружие. Кстати, и
владеть им Ястра умела.
Но Изару, кажется, приходится нелегко: это ведь за ним охотятся - и
этот, на дереве в парке, и те, на низкой и скоростной машине. Наверное, он
в опасности... Ястра подумала об этом совершенно спокойно, как-то
безразлично, словно бы это ее ничуть не касалось. Она сама удивилась
собственной бесчувственности, но тут же пожала плечами: не ее вина в этом.
А чья же? Жизни? Ну, ладно, если так - жизнь дает яд, она же наделяет и
противоядием. Сейчас просто не надо об этом думать...
Она повернулась и неторопливо пошла к Обители. Все-таки было еще
страшновато: а вдруг еще кто-нибудь прячется в кроне и в следующий миг,
пронесшись в воздухе, окажется тут, перед нею? Да, страшно... Но тут же
она почувствовала, что была бы рада, случись так; она сама не знала
почему.
Три машины, в средней из которых находился Властелин, были уже
невдалеке от выезда на магистральную дорогу, когда в задней из них
произошло некоторое движение.
- Кто-то настигает нас. Прытко, - негромко проговорил тот охранник,
кому следовало наблюдать за дорогой через заднее стекло. Двое, сидевшие
рядом с ним, смотревшие по сторонам, оглянулись; старший, располагавшийся
рядом с водителем, секунду-другую смотрел в зеркало.
- Всем наблюдать за своими направлениями, - напомнил он. И еще
всмотрелся, повнимательнее. - Военная машина, - определил он. - Дорожный
разведчик. Только перекрашена под цивильную. Оружие к бою!
Двое из сидевших сзади изготовили автоматы, третий был вооружен
гранатометом.
- Первая, вторая! - заговорил старший в микрофон. - Сзади военная
машина. Идет на высокой скорости, быстро сближается. Никаких
предварительных сигналов мы не получали. Подозреваю умысел. Открою огонь,
как только окажется на дистанции выстрела.
- Увеличим скорость, - донеслось по рации из головной.
- Думаю, этого не надо делать. Возможно, нас и хотят заставить
разогнаться - чтобы в случае внезапного возникновения препятствия нельзя
было избежать катастрофы. Как только сможете, открывайте огонь на
поражение. А сейчас зажгите сигнал: "Обгон запрещен. Прошу уменьшить
скорость". Помигайте основательно, чтобы они обратили внимание.
- Понял вас.
На задней панели охранной машины яркими буквами вспыхнуло табло.
Погасло, вспыхнуло, еще и еще раз. Одновременно замигал голубоватым лучом
задний прожектор, и красным - три расположенных треугольником
предупреждающих фонаря.
- Сигнал подан.
- Как реагируют?
- Продолжают приближаться.
- Будете отбиваться сами. Я остаюсь в голове колонны: подозреваю
засаду. Тут впереди удобное место: выезд из леса, там не одну машину можно
укрыть... На случай их огня - старайтесь все время закрывать номер второй.
- Ну, для маневра дорога узковата... Но я вас понял. Они...
- Что у вас?
- Они открыли крышу. Безоткатное орудие.
- Правильно, дорожный разведчик. Не ждите...
Выстрелы ударили одновременно с обеих сторон. Машины мчались зигзагами,
шарахаясь от обочины к обочине. Попасть было трудно. В воздухе свистели
пули и осколки бетонного покрытия дороги. По сторонам падали срезанные
пулями и гранатами ветви деревьев. Высоко, словно жалуясь, выли мощные
моторы.
- Черт побери!
Это крикнули в первой машине.
- Что у вас?
- Проколы! Сразу два! Наверняка засада - это тут, рядом! Вторая сейчас
попытается проехать, оседлав кювет - может быть, там шипов нет.
Прикрывайте ее! Я вынужден остановиться, преследователя приму на себя,
попытаюсь нейтрализовать и засаду...
- Вас понял, выполняю. Они показались?
- Медлят... Вперед, вперед! Магистраль совсем рядом, больше
перекрестков не будет.
- Вызвали подкрепление?
- Вызываю. Вы дублируйте.
- Наша дальняя разбита пулей. Уходим. Желаю удачи!
- Взаимно... У вас все целы?
- Не совсем. Но боеспособны. Сейчас, дадим по ней последний,
прощальный...
Коротко фыркнул гранатомет с задней машины. Секунда - и гулкий взрыв.
- Первая! Мы достали его! Достали! Порядок!
- Что с ним?
- С ним - все! Замедляю скорость. Вернусь к нему. Для верности.
- Опасайтесь ловушки!
- Ну уж нет! У него, похоже, сдетонировал боезапас. Такое изобразить
нельзя. Вряд ли там хоть один выжил.
- Согласен, проверьте. Я и вторая ждем здесь.
- Смотрите и вы - насчет засады...
- Кажется, ее не было. Сейчас, пока меняем баллоны, мы сходим тут на
разведку. Может быть, они тут были, но не решились...
Они, точно, были. И, наверное, решились бы. Тяжелый грузовик стоял на
лесной дороге, мотор урчал на холостых оборотах. Шестеро в штатском
располагались в машине и близ нее, вооруженные автоматами, пистолетами, у
двоих - лазерные фламмеры, у каждого - сумка с ручными гранатами.
- Без единого выстрела... - с некоторым удивлением сказал начальник
охраны, старый десантный волк. - Кинжалом. Каждого - с одного удара.
- Спали они тут, что ли?
- Не верится...
- Кто же это их так? Какой умелец?
- Нет, - сказал начальник охраны. - Их было, самое малое, двое. - Он
медленно шел, вглядываясь в дорогу, на которой четко пропечатались следы.
- Непонятно, откуда взялись: вот тут следы начинаются с пустого места... С
неба спрыгнули, что ли?
Он прошел еще дальше.
- Ага, тут была машина. Другая, не грузовик. Легковая. Не пойму только,
что за марка; вроде старье какое-то, времен Ленка Фаринского... Подъехала,
тут стояла, развернулась, уехала в лес, откуда пришла. Просто чудеса
какие-то...
- Слава Рыбе, мы выкрутились. А могло быть похуже.
- Могло быть и совсем плохо. Задумали они разумно. Но кто-то помешал.
Ладно. Двое остаются здесь пока что. А мы - в столицу.
Меня взяли под руки, вежливо, но крепко, и повели. Еще даже не успев
как следует прийти в себя после переброски, я понял, вернее -
почувствовал, что посылку под названием "Капитан Ульдемир" доставили не по
адресу: я помнил, что должен был оказаться на планете (хотя название ее
восстановилось в памяти не сразу), а тут было явно что-то другое.
Человеческий организм определенным образом реагирует на присутствие
крупных тяготеющих масс - и, напротив, на их отсутствие; на планетах или
околопланетных орбитах мы этого не ощущаем - просто не с чем сравнивать, -
но с опытом путешествий в открытом космосе такое чувство вырабатывается и
уже не исчезает. И вот сейчас я был уверен, что ни звезд, ни планет в
непосредственной близости не имеется; что-то неуловимое подсказало мне,
что я нахожусь в какой-то системе, напоминающей Ферму, хотя это наверняка
была не она.
Меня то ли провели, то ли протащили по коридору и втолкнули в большую,
хорошо освещенную комнату. Невольно я зажмурился, а когда открыл глаза, то
увидел перед собой целую компанию - человек пять или шесть, они почему-то
никак не сосчитывались точно. Одного из них я сразу же определил как
хозяина дома: что-то было в нем общее с Мастером, хотя внешне они были
совершенно непохожи друг на друга; еще один запомнился сразу: здоровый,
топорный амбал.
Не дожидаясь, пока мне предоставят слово, я заговорил и с хода произнес
что-то около трехсот слов. Слова были русские, и каждое из них в
отдельности ни один из тех, к кому я обращался, не смог бы понять, даже
будь у него в руках словарь; однако я очень надеялся, что генеральный
смысл всего сказанного до моих собеседников дошел, хотя бы благодаря
интонации. Правда, слово "собеседники" тут не совсем точно передает
обстановку: они, безусловно, хотели бы выйти на трибуну, но я им не
позволял, и едва кто-нибудь из них разевал рот, как я снова открывал огонь
на поражение. Так что когда мне потребовалось подвезти боеприпасы, они
этому страшно обрадовались и заговорили все сразу - очень уж они
измолчались, пока я солировал, и грянули враз, словно бы нашей целью было
- исполнить концерт для барабана с оркестром, где ударные, конечно,
принадлежали мне. Оркестр вступил, я помахал ладонями около ушей, тогда
они спохватились, быстренько разобрались в колонну по одному, и
направляющий приступил к просветительской деятельности.
- Господин капитан! - сказал он мне. - Мы претендуем на спокойную и
содержательную беседу. Мы не думаем, что ее можно заменить извержением
вулкана.
Он говорил на каком-то языке, которого я не знал, но тем не менее
прекрасно понимал сказанное.
- Вот и зашли бы ко мне вечерком, - ответил я. - Посидели бы за чашкой
чая или чего-нибудь другого, в тех же тонах и потолковали бы по душам.
Тогда у нас было бы больше шансов для взаимопонимания. А сейчас? Вы, без
всякого на то основания, перехватываете меня на точке Таргит, так что
вместо того места, где мне следовало бы сейчас находиться, я оказываюсь в
какой-то дыре в обществе нескольких подозрительных типов и вынужден
выслушивать разные глупости - вроде той, что все это сделано только ради
удовольствия видеть меня. Спокойную беседу! А вы на моем месте стали бы
беседовать спокойно?
- Да, господин капитан, - соврал он, даже не покраснев при этом. - Я,
да и любой из нас, на вашем месте стал бы вот именно беседовать спокойно.
И в этой беседе постарался бы как можно скорее установить, во-первых, кто
мы такие, во-вторых, куда, и в-третьих, зачем мы вас переместили. Так
поступил бы любой здравомыслящий человек.
Должен признаться, что говорливый тип довольно точно изложил ту
программу, которую я и сам успел выработать и единогласно (одним голосом
при отсутствии прочих) принять. Я и начал, собственно, ее выполнять,
только они этого не усекли - их обучали тактике совсем в другом заведении.
Я провоцировал их на откровенность, а они решили, что я просто ругаюсь,
чтобы стравить пар. Но раз они вроде бы не собирались далеко прятать свои
намерения, можно было и принять их подачу и посмотреть, как пойдет игра
дальше. Кто знает - может, и на их подаче я смогу выиграть гейм.
- Не могу сказать, чтобы вы были правы, - ответил я, несколько убавив
громкость, - но в качестве временно исполняющей обязанности истины вашу
концепцию можно и принять. Итак, считайте, что я уже спросил вас: кто вы?
Где мы находимся? Зачем я здесь нахожусь и почему? Дополнительные вопросы:
долго ли я здесь буду содержаться и когда смогу благополучно завершить
свое путешествие. Ваш черед. Если требуется небольшая преамбула -
пожалуйста, я настолько терпелив, что перенесу и ее.
Собеседник посмотрел на меня с некоторой, как мне показалось, печалью
во взоре.
- Господин капитан! - молвил он. - Хотелось бы, чтобы наш разговор был
не только спокойным, но и серьезным. Очень серьезным. Впрочем, вы и сами
понимаете, что без достаточно веских причин никто не идет на нарушение
Генеральной Транспортной Конвенции, что всегда чревато серьезными
неприятностями. Так что будет только лучше, если вы перестанете...
Тут у него, видимо, возникло затруднение с лексикой, и он зашептался со
своей бандой, они что-то наперебой стали ему подсказывать, - на этот раз я
не понял ни слова, - после чего он вернулся к тексту:
- Будет только лучше, если вы перестанете опрокидывать глупого.
Мне пришлось пустить в ход все мои врожденные способности, благодаря
которым я понял сразу три вещи. Прежде всего - что оратор высказал
пожелание, чтобы я перестал валять дурака. И что язык, которого я не знал,
но почему-то понимал, оказался русским, но в непривычной для моего слуха
аранжировке. (Что означало, что я вдвойне прав: никто из нас русского
языка толком не знает, и чем дальше, тем хуже; однако когда к нам
обращаются по-русски, мы понимаем.) И третье - что если у них и есть
какая-то информация обо мне, то она далека от полноты; в противном случае
им было бы известно, что человек я достаточно мрачный и валять дурака (о,
как вульгарно!) начинаю только тогда, когда дела идут - хуже некуда и
известный жареный петух уже поставил клюв на боевой взвод. Ну что же -
пусть думают, что я чувствую себя легко и весело. Уверенность противника в
своих силах всегда несколько сбивает пыл атакующих; а сейчас инициатива
была, безусловно, у них, я же играл свободного защитника.
- О'кей, - сказал я. - Могу перестать. Но уж если серьезно, то
серьезно. Без финтов ушами. Итак: вследствие каких причин я оторван от
горячо любимой семьи и преданных друзей? На обдумывание дается одна
минута.
- Господин Ульдемир, - сказал он с погребальной серьезностью. - Прежде
всего, как вы выразились, преамбула. Нам известно, кто вы. На кого
работаете. Кто послал вас в Ассарт. И с какой целью. Вряд ли надо говорить
об этом подробнее, потому что все это вы и сами прекрасно знаете. Теперь
то, чего вы совершенно не знаете. Мы вовсе не собираемся помешать вам в
выполнении поставленной перед вами задачи. Наоборот, хотим предельно
облегчить это нелегкое дело. Мы намерены заверить вас, что с нашей помощью
вы исполните все быстро и успешно. Без нее вы вообще ничего не исполните.
- Откуда такая уверенность? - не удержался я.
- Потому что без нашего согласия вы отсюда вообще не выйдете. Никогда и
никуда.
- Ясно, - кивнул я.
- Считаю необходимым добавить: если неприятное постигнет вас именно
здесь, то уж на Ферме вы никогда не окажетесь.
Пока он грозил, у меня где-то в затылочной части головы стали
складываться некоторые соображения. Но показать это сейчас никак не
следовало. Так что я ответил лишь:
- Ну, предположим, что так. Что вы хотите мне предложить?
- Сотрудничество.
- В чем же?
- Я уже сказал: в выполнении вашей задачи. Все дело в том, что
необходимо видоизменить эту задачу - в некоторых деталях. От этого она не
сделается сложнее. Ни в коем случае.
- Ближе к телу, - сказал я. Впрочем, они не уловили фонетического
расхождения.
- Чтобы подойти ближе, - ответил он мне, - сначала отойдем подальше.
Чтобы проблемы стали видны нам, так сказать, в общем виде.
Я вздохнул.
- Что же, если без этого никак нельзя...
- Увы, никак нельзя. Но я полагаю, что мы можем продолжить нашу беседу
за столом. Вы ведь проголодались, господин капитан?
Вот это уже была сама истина, а не временная концепция. Мне оставалось
только склонить голову.
- Где вы предпочли бы: здесь или на воздухе?
- Дождь не идет?
- Нет, господин капитан. Здесь никогда не бывает дождя.
Я так и думал.
- Тогда на природе.
- О'кей, - сказал он и вызывающе посмотрел на меня.
С полчаса, или около этого, за столом все молчали, и я успел убедиться,
что в этой игре они ничуть не уступают мне. Правда, все было вкусно, хотя
некоторых блюд (например, фаршированного скорпиона - или его ближайшего
родственника - под каким-то зеленым с разводами соусом) я так и не решился
отведать, боясь несварения. И лишь когда мы прошли примерно две трети
дистанции, разговор возобновился. Один из них (всего, как я окончательно
установил по числу тарелок, было пятеро, но один то и дело раздваивался, и
тогда я на всякий случай придерживал свою тарелку) - не тот, что открывал
конференцию, обнажил длинные, янтарного оттенка зубы и произнес:
- Итак, господин Ульдемир. Вам выпала. Редкая возможность.
Присутствовать. В резиденции. Охранителя. Которая называется. Застава. В,
может быть. Переломный момент. Развития Вселенной...
Он весь свой реферат - не из самых коротких - продекламировал в такой
манере; похоже было, что во рту у него больше двух слов сразу не умещалось
и каждую новую пару подавали откуда-то с большой глубины. Я попробую
изложить смысл его высказываний обычным языком; если подсунуть вам
стенограмму, боюсь, вы начнете думать обо мне еще хуже, чем я того
заслуживаю.
Так вот, прежде всего он сообщил, что я нахожусь на "Заставе". Попросил
обратить внимание на пейзаж. Это я уже успел сделать, как только мы вышли
из резиденции - в отличие от Фермы, тут дом был сложен из массивных
каменных плит, - и несколько удивился увиденному. Вокруг простирался
черный песок со вкраплениями камней; ни травинки, ни кустика, что уж
говорить о деревьях. По-видимому, мы - пятеро или шестеро и я - были здесь
единственными представителями какой бы то ни было жизни. Ни птиц, ни
насекомых, ни единого водоема тоже не было в поле зрения, в котором
горизонт так же располагался где-то наверху, образуя подобие чаши - только
напиться из этой чаши было нельзя.
Ну что же, о вкусах не спорят. Можно было подумать, что у существа,
которым все это было задумано и осуществлено, была стойкая идиосинкразия к
зелени (допустим, в детстве поел немытых овощей или ягод, заработал понос
и возненавидел все, что растет из почвы), - если так, пейзаж оставался его
личным делом. Но дальнейшие откровения показали, что причины были куда
более глубокими и, пожалуй, не столь безобидными являлись следствия.
- Мое имя, - сказал тогда докладчик и очень красивым жестом ткнул в
себя, - Охранитель. Я издавна знаю и фермера, и Мастера. Когда-то мы
вместе постигали одни и те же премудрости, но потом оказалось, что мир мы
воспринимаем совершенно по-разному и представления о его судьбе у них и у
нас совершенно противоположны. Поймите, капитан: мы не враги в обычном
смысле этого слова, то есть я не желаю никому из них, да и никому из тех,
кто с ними работает, ничего плохого. Но мы - люди противоположных
взглядов. Мы по-разному понимаем, что хорошо для мира и что плохо. Это,
так сказать, исходная предпосылка. С их точки зрения я глубоко и опасно
неправ, с моей - наоборот. Если бы все оставалось в умозрительной сфере,
наши расхождения вряд ли заслуживали бы серьезного разговора. Но они
стараются реализовать их на практике, и я вынужден делать то же. Как и у
них, у меня достаточно своих эмиссаров, которые выполняют мои поручения не
хуже, чем вы - задания Мастера или Фермера. То есть, существует
противостояние, в котором ни один не обладает решающим перевесом. Вам
понятно то, что я изложил?
- У вас несомненный талант популяризатора, - признал я. - Но я не сумел
уловить: в чем же заключается расхождение? Безусловно, вы это сказали, но
я порой с трудом постигаю фундаментальные истины.
- Нет, - ответил он совершенно серьезно. - Я только собирался сказать
это. Хотя, конечно, к каким-то выводам вы могли уже прийти самостоятельно.
Поскольку вы знаете суть воззрений Фермера и Мастера.
- Ну, в моем постижении, - сказал я, так как видел, что они ждут моего
ответа, - их воззрения - это развитие Вселенной, вернее, развитие жизни во
Вселенной, как главного условия продолжения ее существования (уф! Вот
такой период я одолел без запинки). Развитие - качественное и
количественное - разумной жизни. Это благородная деятельность по
насаждению жизни и ее охране.
По их лицам прошли улыбки, а один из них, тот, что постоянно
раздваивался, от восторга разделился даже на три ипостаси.
- Охрана - это очень хорошо, - сказал дирижер. - Но Охранитель - это я.
- Ну что же, - сказал я. - Чем больше, тем лучше.
Они поулыбались еще немножко и скисли.
- Главное заключается в том, - сказал докладчик, - что же нуждается в
охране, а что, напротив, в ней не нуждается.
- Ну, - сказал я, - мне как-то не кажется, что в охране нуждаются,
например, камни. Или... хотя бы газовые туманности.
- Вот здесь вы очень ошибаетесь, - сказал Охранитель. - Они как раз и
нуждаются. Они, а не растения или животные...
- Или даже человек, - закончил я его интересную мысль.
- Даже человек, - согласился он, - нуждается в охране вовсе не в такой
степени, как кажется Фермеру... и всем вам.
- Это интересно, - сказал я, потому что это действительно становилось
интересным. - Может быть, вы объясните подробнее? Не забудьте, я ведь
просто человек с планеты, и то не самой развитой.
- Но ведь именно для этого мы вас и пригласили! - воскликнул
Охранитель, а остальные скорчили такие рожи, словно я их обидел.
- Я вас внимательно слушаю.
- Конечной целью, так сказать, сверхзадачей вашей стороны является
заселение Вселенной целиком. Разумная Вселенная. Прекрасная, благородная
задача - на первый взгляд. Но стоит вдуматься - и вы увидите, насколько
она несостоятельна.
- Помогите вдуматься, - попросил я.
- С удовольствием. Ваши взгляды можно критиковать с разных позиций.
Начнем с простого примера. Нам не очень многое известно о планете, на
которой началась ваша лично планетарная стадия - хотя, как видите, мы даже
знакомы с вашим языком. Скажите, если смотреть с точки зрения планеты, на
которой вы родились: много ли добра принесло ей возникновение на ней
разумных существ? Или, может быть, вреда оказалось больше?
- Стоп, стоп, - сказал я. - Вы рассуждаете так, словно планета -
разумное существо. Во всяком случае, живое.
- Планета - часть мира, не так ли? Как и вы сами. Если ей нанесен ущерб
- то он нанесен и всему миру, и вам - верно?
- Опять вы за свое! Что значит - планете причинен ущерб? Ну ладно,
согласен - сведены леса, опустошены недра, втравлены воды и воздух... Но
что до этого планете? Она же не живая, я уже сказал вам!
- Сказали, и я это услышал. Но, может быть, вы знаете, что такое жизнь
и где проходят ее границы? Тогда поделитесь знанием с нами, потому что нам
это неведомо. Или, может быть, это все-таки находится вне нашей
компетенции - хотя бы потому, что не мы сотворили жизнь, но сами были
сотворены вместе со всей прочей жизнью?
- Ну, если судить по-житейски...
- Нет! Если речь идет о судьбе Мироздания, какое тут может быть
житейское суждение! Оно - для вашей кухни, не более. Итак, что такое
жизнь, мы не знаем. Зато знаем другое: до нашего с вами появления в мире
он развивался по определенным законам. Потом явились мы. Нам показалось,
что на дворе прохладно. Мы решили согреться. И подожгли дом, в котором
живем. Дом горит. Сейчас мы еще греем руки. Но он догорит, рассыплется
угольками последняя головня. И что тогда?
- Но вы ведь знаете, мы вовремя спохватились! И больше не будем...
- Во-первых, я вовсе не уверен, что не будем! Для нас всегда самое
важное - погреть руки сейчас, а завтра - пусть будет, что будет. А
во-вторых - вовремя спохватились как раз мы! - Охранитель широким жестом
обвел остальных четырех с половиной. - Мы поняли: расселение людей не
нужно! Оно вредно! Смертельно опасно! Это процесс, который приведет к
гибели мира, потому что разум эгоистичен и недалек!
- Ну, и что по-вашему - заняться истреблением рода людского? Всей жизни
вообще? Чтобы мир стал таким, как вот у вас здесь: песок и камни - и
ничего более?
- Не надо изображать нас человеконенавистниками. Мы не таковы.
Поскольку человек не сам создал себя, можно верить в необходимость его
существования. Он нужен как инструмент постижения миром самого себя. Но не
более! Он - зеркало. Но в мире, состоящем из одних зеркал, недолго сойти с
ума. Представьте себе комнату смеха метагалактических масштабов!
Страшновато? Нет, наша позиция такова: что есть - да пребудет. Но - не
более! Дадим миру отдохнуть от нашей экспансии! Вместо этого займемся
собой. Пусть каждый микрокосм - и вы, и я, каждый! - станет открытым для
всех остальных, пусть каждый станет звездой среди прочих светил - и тогда
начнем думать о дальнейшем. Сейчас - это просто преступление, и помогать в
его осуществлении способен только безумец - или преступник. Вы - не тот и
не другой. Зачем же вы помогаете им?
Не знаю, может быть, он ожидал моих возражений; но я промолчал. Не то,
чтобы признал его правоту - но что-то в его речах было, в чем следовало
разобраться на досуге.
- Капитан Ульдемир! Скажите: вы пойдете с нами?
Я вдруг почувствовал усталость. Мне больше не хотелось ни с кем
полемизировать. И тем менее - принимать какие-то решения.
- Вы, однако, не сказали, - ответил я, - чего вы хотите именно сейчас и
именно от меня. Ведь не всех же соратников вы вербуете таким способом! Или
как раз таким?
Охранитель кивком головы переадресовал мой вопрос одному из тех
трех-четырех, что до сих пор лишь слушали, помалкивая в тряпочку. Тот
пренебрег вопросом о способах вербовки и сразу схватил быка за рога.
- Вот чего мы хотим, - молвил он негромким и даже приятным голосом. -
Фермер и Мастер, как нам - и вам тоже - известно, принимают меры к
заселению ближайших шаровых скоплений. Как известно, первая попытка не
удалась...
"Теперь можно понять почему", - подумал я, но высказываться по этому
поводу не стал, предпочтя слушать дальше.
- ...теперь предпринимается вторая. И поэтому вас послали сюда. Не так
ли?
- Откуда мне знать, что в голове у начальства, - сказал я, но это
положение не нашло поддержки среди присутствующих.
- Ну-ну, господин капитан, вы же прекрасно знаете, да и не в обычае
Мастера - посылать эмиссара, не объяснив задачи. Вас послали сюда, чтобы
вы постарались разобраться в том, что происходит на восемнадцати обитаемых
планетах этого региона - чтобы потом принять меры к установлению здесь
длительного мира. Ибо только в условиях длительного мира и
научно-технического сотрудничества возможна космическая экспансия такого
масштаба, как заселение и колонизация планет в других скоплениях. А
другого пути нет, это вы тоже знаете. Вам предстояло сыграть роль
разведчика, а если окажется возможным - и миротворца-невидимки. К счастью,
это стало известно нам. Каким образом? Можете предположить, что среди
окружения Мастера у нас есть сочувствующий нам человек, но можете и не
предполагать: весь замысел настолько поддается простому логическому
анализу, что затруднение может возникнуть лишь в определении личности
эмиссара. Это было бы крайне просто, если бы Мастер послал одного из
постоянно действующих эмиссаров; все они нам известны. Но именно поэтому
он так не сделал, и нам еще до начала действий было ясно, что он выберет
кого-нибудь из своего резерва, но имеющего достаточный опыт
самостоятельной деятельности в иных цивилизациях. Безусловно, нам пришлось
приложить усилия, чтобы обнаружить вас. Но к моменту, когда вам предстояла
пересадка на точке Таргит, мы уже все знали. Техническая же часть не
представляла трудностей...
- Вам повезло с этой пересадкой, - вставил я. Он усмехнулся.
- Безусловно, безусловно. Но везет, как правило, тому, кто ищет
везения. И даже создает какие-то предпосылки для него.
Я снова кивнул и сделал еще одну зарубку в памяти.
- Теперь перейдем непосредственно к вашей задаче. Как ни прискорбно, но
в существующей обстановке нам не нужен мир в этом скоплении. Напротив. Чем
меньше будет в нем порядка, тем лучше. Потому что во времена беспорядков
государства используют корабли и десанты не для заселения далеких миров, а
для борьбы с ближайшими. Да, вы можете сказать, что это негуманно, и
прочее. Мы и сами уже не раз говорили себе все это. Но может быть, вы
знаете другой способ охранить Вселенную от преждевременной человеческой
экспансии? Нам такой способ неизвестен. У вас он есть?
Я лишь пожал плечами.
- Мы были уверены, что нет. Таким образом, вам придется направить свои
усилия на Ассарте на создание не мирной, но военной ситуации. Только при
таком условии вы вообще попадете туда. Вы нам верите?
В этом я им верил: если уничтожение людей в межпланетной войне, -
тысяч, десятков, а может быть, и сотен тысяч людей их не смущало, то жизнь
одного эмиссара и подавно. Я сказал:
- Не вижу оснований сомневаться в ваших словах. Однако, думается, вы
хватили через край. Я был послан, собственно, для сбора информации, не
более того. Вы же требуете от меня куда большего: влияния на власть
обширной державы. Боюсь, вы переоцениваете мои скромные возможности.
- Господин Ульдемир! На первый взгляд, сказанное вами выглядит
убедительно; но лишь на первый. Мы знаем, что, разобравшись в обстановке,
вы так или иначе вмешаетесь в нее. И не вы один: нам известно, что у вас
имеется группа поддержки. Эти люди уже там, на Ассарте.
- Вам удалось убедить их? Я спрашиваю не из пустого любопытства.
- Да-да, разумеется... - Тут он сделал секундную паузу. - К сожалению,
они прошли точку Таргит раньше, чем мы успели принять меры. Так что
убеждать их придется вам. Впрочем, насколько нам известно, они привыкли
верить вам - поверят и на этот раз. Теперь вам ясно, чего мы от вас
ожидаем.
- Куда уж яснее, - согласился я.
- Итак: вы согласны? На прямой вопрос мы ожидаем столь же откровенного
ответа. Мы знаем, что вы человек слова.
Выходит, они знали обо мне даже то, в чем сам я далеко не был уверен.
Однако пользоваться хорошей репутацией всегда приятно, а если она не
вполне заслуженна - тем более. Поэтому я приятно улыбнулся и сказал:
- Благодарю вас за лестное мнение.
- Следовательно - да?
- Мне нужно подумать.
- К сожалению, мы вынуждены принимать быстрые решения. Обстановка
заставляет. Долго вы будете думать?
- Пять минут.
- Мы даем вам пять минут. Думайте. Мы не станем вас тревожить.
Можно было ожидать, что после этих слов они деликатно оставят меня в
одиночестве; не тут-то было. Никто из них даже не пошевелился; все
остались на своих местах. Они не двигались и не проронили ни полсловечка;
но взгляды их, острые и немигающие, были прикованы к моему лицу и рукам,
чьи движения часто выдают ход мысли, потому что человек в первую очередь
думает о выражении лица, а о пальцах забывает. Я постарался "не забыть.
Собственно, думать было не над чем, и я попросил это время главным
образом потому, что мгновенное согласие кажется более подозрительным, чем
данное по зрелом размышлении. В человеке, которому предложили
переметнуться во вражеский стан, должна происходить некая внутренняя
борьба - если только он не беспринципный авантюрист; но я знал, что так
плохо они обо мне не думают. Борьба должна быть серьезной. И я постарался
всеми способами показать им, что схватился сам с собой не на жизнь, а на
смерть. Тогда как на самом деле я успел решить для себя все, еще пока они
договаривали свои тексты. Репутация человека слова стоит, конечно, немало.
Но она - мое личное достояние, и я вправе распоряжаться ею, как мне
заблагорассудится. И если ты готов ради какого-то дела пожертвовать другим
своим достоянием - жизнью, - то можно принести в жертву и репутацию. Хотя,
откровенно говоря, порой она бывает дороже жизни.
Прошло уже минуты три из дарованных мне пяти, когда тишину нарушил сам
Охранитель.
- Капитан! - сказал он. - Я вижу, что вам думается нелегко. Весы
колеблются. Поэтому позвольте мне бросить на одну их чашу некое обещание.
Если вы сделаете для нас все возможное - я не говорю, заметьте, "все, что
нам нужно", но лишь - что сможете, то у вас не будет проблем в
воссоединении с той женщиной, по которой вы так глубоко тоскуете. Причем
воссоединение это произойдет не на условиях Мастера - только в пределах
Фермы, - но там, где вы захотите. Потому что мы можем повторить ее
планетарный цикл. У нас есть такие возможности. Я бы сказал даже, что наши
возможности неисчерпаемы.
Честно говоря, то был удар ниже пояса. И, как от такого удара, я
внутренне согнулся.
- Это вы могли сказать и раньше, - проговорил я слегка севшим голосом.
- Я понимаю, капитан, - продолжал он, слегка улыбнувшись, - что это
новое обстоятельство вам тоже нужно всесторонне обдумать. Мне не нужны
поспешные решения: бывает, от мгновенных обещаний так же скоропостижно и
отказываются. Поэтому сейчас вас отведут в спокойное место, где вы сможете
поразмыслить глубоко и всесторонне, и лишь после этого сообщите мне ваш
окончательный вывод.
- И если я все же не соглашусь?
- Увы! - Охранитель развел руками. - Я предупредил вас еще в самом
начале нашей содержательной беседы...
- Помню, - кивнул я. - Хорошо. Мне действительно нужно как следует
подумать.
- Желаю вам ясного мышления, - напутствовал меня Охранитель. После чего
меня вывели - снова под руки, словно дряхлую вдовствующую императрицу или
еще кого-нибудь в этом роде.
Вероятно, Охранитель полагал, что рассудок мой успешнее всего будет
работать в небольшом помещении с надежным запором; во всяком случае,
именно в такое место меня водворили. Обстановка была под стать
монастырской: жесткая коечка, столик, два стула, одна массивная дверь и ни
одного окна. Что же - выбирать не приходилось, поскольку платы за постой с
меня до сих пор не требовали. Я уселся на стул в ожидании, пока мой
конвоир не оставит меня наедине с моими мыслями.
Однако он, похоже, даже и не собирался ретироваться. Напротив, он взял
один из стульев, поставил его рядом с дверью, попробовал пошатать - видно,
чтобы убедиться, что стул не разъедется под его тяжестью и не убежит
из-под него, как взыгравший жеребчик, - а после этого испытания на
прочность плотно уселся и еще поерзал, устраиваясь поудобнее. Это,
вероятно, должно было означать, что страж мой утвердился здесь всерьез и
надолго.
- Парень! - сказал я ему нетерпеливо. - По-моему, тебя там заждались,
тебе не кажется?
Он ухмыльнулся и доложил, что ему не кажется.
- Тогда, может быть, ты уйдешь просто так?
Он дал понять, что не собирается.
- Ты что же, - сказал я ему, - не слышал, зачем меня сюда отправили?
Чтобы я мог подумать, не так ли?
Он кивнул.
- Ну, а как же я могу думать в твоем присутствии?
Ему понадобилось некоторое время, чтобы обдумать мой тезис. Потом он
пожал плечами.
- Ну и что?
- Слушай, тебе случалось когда-нибудь в жизни думать?
Тут он заподозрил, что я над ним смеюсь, и нахмурился.
- А тебе какое дело?
- Если бы приходилось, - пояснил я, - то ты бы знал, что думание - это
процесс очень интимный. Самый интимный, может быть. И присутствие
посторонних ему совершенно противопоказано.
Кажется, слово "интимный" у него с чем-то ассоциировалось, и он
ухмыльнулся. Но "посторонний" ему явно не пришелся по вкусу.
- Это я, что ли, посторонний? - спросил он мрачно.
- Ага, - согласился я. - Не я же!
Он поморгал, сосредоточенно глядя на меня. Похоже было, что ему очень
захотелось дать мне в ухо - или еще куда-нибудь. Но он сделал усилие и
сдержался.
- Ты давай, думай молча, - посоветовал он. - И не серди меня. Я ведь и
стукнуть могу. И ничего мне не будет. Потому что тебе все равно крышка.
Слышать это было, конечно, не очень приятно, но я и глазом не моргнул:
и без его слов я понимал, что положение мое вполне можно было назвать
критическим.
- Стукал один такой, - сказал я. - И куда покрепче тебя был.
- Ну и что? - Он не удержался, как я и думал - спросил.
- Очень пышные похороны были. Все очень жалели. Он, в общем, и неплохой
человек был, только глуповатый: стукнуть захотел.
- Ну ты! - сказал мой страж угрожающе.
- Не бойся, - успокоил я его. - Сегодня я в добром настроении, так что
можешь сидеть спокойно, если уж тебя ноги не держат. Я потерплю. Хотя
несет от тебя, правду сказать, как из болота. Ты хоть иногда умываешься?
- Чего-о?
- Умываться, понимаешь? Ну, это когда берут воду, желательно и мыло, и
при помощи одного и другого удаляют с себя грязь. Не понял еще?
Я понимал, что перегибаю, но другого выхода просто не видел. Надо было
поторапливаться: я не знал, когда Охранитель снова потребует меня, чтобы
выслушать мой отказ. Мне обязательно нужно было перехватить инициативу еще
раньше. Потому что из всей нашей долгой беседы я сделал один серьезный
вывод: все то, что он мне пел там, была чистой воды липа: принципиальные
вопросы такого типа, как судьба Вселенной, не решают при помощи перехвата
чужих эмиссаров и прочей уголовщины. Здесь явно готовилось что-то куда
более сиюминутное и конкретное. И раньше, чем я приложу усилия, чтобы
убраться отсюда подобру-поздорову, мне нужно было хоть в общих чертах
уяснить - что тут затевается. А для этого требовалась свобода передвижения
- хотя бы в пределах Заставы. Свобода же начиналась с устранения этого
типчика.
Впрочем, сейчас он уже не сидел, привольно развалившись. Он весь
собрался, готовый вскочить в любую минуту. Кажется, желание поговорить со
мной по-мужски уже вызрело в нем до такой степени, что вот-вот должно было
посыпаться зерно. Оставалось добавить совсем немного.
- Ну, я вижу, насчет умывания ты не специалист, - констатировал я
печально. - А в чем ты специалист? На что ты вообще способен, кроме
сидения на стуле? А, да, жрать ты здоров - это я еще за столом заметил.
Жаль только - у тебя все в жир уходит. (Мой собеседник плотно стиснул
челюсти и засопел носом, все громче и громче; мне это понравилось.) А ты
еще хочешь, чтобы тебя боялись. Вот смотри: я сейчас подойду и дерну тебя
за нос - и ничего ты мне не сделаешь...
И я на самом деле встал, в три шага приблизился к нему и решительно
вытянул руку в направлении его носа.
И тут он наконец взорвался. Толчком метнулся вперед (стул отлетел и с
треском впечатался в стену), заранее вытянув руки с увесистыми кулаками.
Кажется, он пытался что-то сказать, но получилось одно лишь громкое
шипение - словно челюсти его свело судорогой и он не в состоянии был
разжать их.
Ярость, однако, не заменяет умения. Мне и до того представлялось, что
драться этот парень любит, но не умеет - я имею в виду, профессионально. И
выпаду его можно было лишь улыбнуться. Он, конечно, заслуживал того, чтобы
поиграть с ним - однако я чувствовал, что времени у меня в обрез, и
поставил ему мат в один ход, легко уклонившись и рубанув его ребром ладони
в переносицу. Это серьезный удар. Страж упал и выбыл из строя, думается,
надолго.
Секунду-другую я постоял, прислушиваясь. Кажется, наша возня не
привлекла ничьего внимания. Я осторожно отворил дверь. Тихо. Я двинулся по
коридору - бесшумно, как меня учили на Ферме. В доме царил покой, где-то
недалеко звучали голоса. Я определил направление. Приблизился, остановился
перед двухстворчатой дверью. Она вела в то самое помещение, в котором мы
вели переговоры; я установил это, потому что такая дверь была тут
единственной, остальные - попроще, одностворчатые. Я вслушался. Говорили
двое. Один голос я узнал сразу: то был Охранитель. Другой, низкий и
хрипловатый, принадлежал, как мне припомнилось, тому здоровенному мужику,
которого я тоже отметил с первого взгляда. К сожалению, начало разговора
прошло без моего присутствия, но и продолжение его оказалось достаточно
интересным.
- ...Непростительно. Две попытки - и обе неудачны. Вы потеряли время.
Магистр, и не выиграли ничего. Я начинаю сомневаться, способны ли вы
вообще добиться успеха.
- Стечение обстоятельств. Охранитель, способно разрушить даже самые
лучшие планы. Но в третий раз осечки не будет.
- Наоборот, теперь она гораздо более вероятна. Они там не младенцы и
понимают, что два покушения - это уже система. Они неизбежно примут меры.
- И все же я...
- Хорошо, хорошо. Но пусть это будет запасным вариантом.
- А что же - основным?
- Подумайте о ней.
- О...
- Да, именно. Потому что ведь если со сцены сходит она, законная
передача власти произойти не может, не так ли? И это дает вам некоторые
шансы. То есть, во всяком случае ваши шансы тогда уравняются.
- Вы правы. Охранитель.
- Отправляйтесь и сделайте это. Я напоминаю еще и еще раз: у нас мало
времени. Если через самое большее две недели мы не начнем схватку - можно
будет ее вообще не начинать: все окажется бесполезным.
- Я помню это. Охранитель. Вы распорядились о моей отправке?
- Разумеется. Вам нужно будет лишь назвать адрес.
- Я сделаю это сию же минуту. Позвольте лишь один вопрос.
- Да?
- Вы и в самом деле полагаете, Охранитель, что этот... капитан, как вы
его называете, захочет работать на вас?
- Я не придерживаюсь столь низкого мнения об эмиссарах Мастера. Нет,
конечно.
- Но вы все же собираетесь отпустить его?
- Я рассматривал такую возможность. Если бы вы обеспечили качественное
наблюдение за ним на планете, мы через него обнаружили бы и его
сообщников. Я не буду до конца спокоен, пока они скрываются где-то на
Ассарте - и, безусловно, действуют.
- Кучка людей - следует ли вам опасаться их?
- Маленькая горсточка песка способна вывести из строя громадный и
точнейший механизм. Но сумеете ли вы сейчас обеспечить наблюдение?
- Увы, нет, - после паузы последовал ответ. - Я потерял слишком многих
в этих двух попытках.
- Я так и думал.
- Следовательно, мне не надо будет опасаться встречи с ним на Ассарте?
- Можете быть спокойны. Он не уйдет отсюда.
- Вы... ликвидируете его?
- Ни в коем случае! Тогда он снова окажется в распоряжении Мастера -
уже в другом качестве. Нет, нет. Пусть пока побудет здесь; а время
покажет.
- Благодарю вас. Охранитель. И еще одно...
Мне очень хотелось услышать, в чем заключалось это "еще одно". Но
больше рисковать нельзя было. Я должен был опередить Магистра, стартовать
прежде, чем это сделает он: ведь для меня они вряд ли станут включать
транспортную систему. И я без колебаний покинул свой пост у дверей и
бросился по коридору в его дальний конец.
Я действовал не совсем наугад, но исходил из того, что планировка
жилища Заставы должна была в общих чертах походить на ту, по которой была
создана Ферма. На Ферме транспортное помещение находилось на втором этаже,
а лестница начиналась в самом конце коридора. Так оказалось и здесь. Я
промелькнул по ней, едва касаясь ступеней. На втором этаже было так же
безлюдно. Я обратил внимание на то, что даже условные обозначения на
дверях тут были такими же, как на Ферме; что же - большое спасибо, теперь
я не рисковал ошибиться. Вот за этой дверью - связь; на мгновение у меня
возникла нахальная мысль: войти туда и передать сообщение Мастеру.
Наверное, я так и поступил бы, но сейчас самым важным было все-таки -
выбраться отсюда живым и по возможности здоровым. Связь можно будет
установить и с Ассарта, - думал я, не замедляя шага. Будущее показало, что
в этом я ошибался; но даже знай я это заранее, все равно не стал бы
задерживаться.
Вот и нужная мне дверь. Я рывком распахнул ее. И на мгновение застыл от
неожиданности. Почему-то я решил, что здесь будет пусто, никто мне не
помешает. Однако в транспортном помещении находился человек - наверное,
один из обслуживающих эту сверхтехнику. Он повернулся ко мне - брови его
полезли вверх, рот стал медленно открываться... Я пожалел его задним
числом - когда он уже лежал, скорчившись, в углу и судорожно хватал ртом
воздух. В конце концов, он ни в чем не был виноват. Но ведь и я, кажется,
тоже?
Встав на светящийся круг посреди комнаты, я едва не назвал Ассарт. И
спохватился лишь в последний миг. Лететь отсюда на Ассарт нельзя было,
потому что я попал бы в их точку выхода - и вряд ли меня встретили бы там
гостеприимно. Мне надо было оказаться там, где еще ждали, как я надеялся,
меня - а не Магистра. И я скомандовал:
- Точка Таргит!
В тот неуловимо малый промежуток времени, что проходит между командой и
ее выполнением, я успел еще заметить, как стала отворяться дверь из
коридора. Наверняка это был Магистр. Но он опоздал. Темное облако упало на
меня - и все исчезло. Это означало удачный старт.
В Жилище Власти в Сомонте царила суета и взволнованная неуверенность,
какие всегда сопровождают конец старого и начало нового правления. Все
понимают, что перемены неизбежны, при этом одни надеются, что изменения их
не коснутся, другие - что преобразования окажутся к лучшему для них,
третьи с тоской предчувствуют свой закат. Самые немногочисленные -
четвертые - предпочитают во благовремении уйти самим, не дожидаясь, пока
сверху им придадут поступательное движение в направлении черного хода. Все
знали, что сейчас, до Проводов усопшего Властелина в Великую Семью, ничего
не произойдет, но потом изменения посыплются лавиной; и остававшиеся
день-два были самыми мучительно-беспокойными. Пока же новым был лишь сам
Властелин. Когда он, возвратившись из Летней Обители, впервые вступил в
Жилище Власти пусть еще официально не утвержденным традицией, но
фактически уже полноправным Властелином, выражение лица его было мрачным,
и многие сердца дрогнули. Все успели уже утвердиться в мысли, что он -
человек суровый и решительный и действовать будет круто, так что многие
сразу же бросились в поисках соломы, чтобы своевременно подостлать ее на
том месте, куда предстояло упасть.
Однако и в первый день правления, и во второй не произошло ничего.
Властелин, как все понимали, скорбел об отце; как-то не думалось о том,
что ведь сам он отца и убил: все понимали, что не сын убил, но Порядок,
так что никому и в голову не приходило применить к Властелину такое
определение, как "отцеубийца"; ему самому, кстати, тоже. Тем не менее, на
лице его была скорбь - но лишь он один (и разве что еще Ум Совета) знали,
что вызвана она была не смертью отца, - смерть эта была неизбежной и
необходимой, - но непонятно сложившимися отношениями с Ястрой, Жемчужиной
Власти. А ведь раньше казалось, что где-где, но тут не приходится ожидать
никаких подводных камней...
Об этом и размышлял Властелин, когда вошел Ум Совета. Вошел без
доклада, воспользовавшись привилегией, предоставленной ему еще покойным
Властелином много лет тому назад. Выглядел старик необычно торжественно, и
одет был во что-то, ранее ни на ком не виданное: в длинный черный балахон
с капюшоном, оставлявшим на виду только глаза и нос. Изар, недовольно
подняв голову, сперва даже не узнал его; мгновенно и суматошно ударила в
виски не мысль, но какой-то внутренний отчаянный крик: "Убийца! Вот
оно!.." - и рука сама потянулась к рукоятке кинжала, который висел на
поясе постоянно. Но старик успел заговорить, и звук его голоса сразу
привел Властелина в сознание.
- Вставай, Властелин. Пойдем.
- Куда и зачем? - спросил Изар, тоном выказывая недовольство. - И что
это на тебе за черные паруса?
В другом случае Ум Совета наверняка ответил бы шуткой; на сей раз он
остался торжественно-серьезным.
- В этот день ты должен вознести просьбу Богу Глубины.
- Ага, - пробормотал Изар, понимая. - Посвящение?
- Да. Только сперва надень это.
Он выпростал из балахона руку со свертком. Изар развернул. Там оказался
такой же маскарадный наряд.
- Цвет мог бы повеселее быть, - упрекнул он.
- Придумано не нами. Черный - цвет Глубины.
- Глубины чего? Моря?
- Всего. Земли. Пространства. Постой. Помогу тебе облачиться.
Изар набросил на себя одеяние.
- Люди шарахаться будут... - пробормотал он.
- Мы никого не встретим по дороге. Я приказал. Меня еще слушаются - по
старой памяти.
- Куда же мы пойдем?
- Увидишь. Недалеко.
Они вышли. Долго шли коридорами, сворачивая, опускаясь на несколько
ступенек, потом опять поднимаясь; человеку, плохо знакомому с Жилищем
Власти, заблудиться в его переходах ничего не стоило. Потом стали
спускаться по лестнице - одной из заброшенных, каких в Жилище было
множество. Оказались на первом этаже. Еще одна лестница вниз. Подвал.
- Ты ведешь меня в преисподнюю?
- Здесь это слово неуместно. Будь осторожен в речах. Кто знает...
Старик не закончил, умолк.
- Мы придем когда-нибудь?
- Еще немного терпения, Властелин.
Узки подвальный ход. Протискиваясь по нему, Изар задевал плечами за
стены. Потом ход расширился. И кончился, упершись в железную дверь.
- Что это, Ум Совета?
- Тут ты должен называть меня: Посвященный.
Изар повиновался, невольно проникаясь ощущением серьезности и
таинственности предстоящего.
- И все-таки: что там, Посвященный?
- Не забудь: Жилище Власти некогда было крепостью. Она строилась
постепенно, разрасталась век за веком. Вот эти стены сложены четыре тысячи
лет тому назад, а может быть, и еще раньше... Конечно, дверь куда новее. А
за ней начинается подземный ход.
- Тоже древний?
- Под нашим городом целый подземный лабиринт, а под Жилищем Власти он
особенно разветвлен. Никому не известно, когда он создавался.
- Во времена самой первой Истории?
- Первая она для нас. Но ведь и до нее что-то могло быть...
- Ты веришь в это?
- В молодости не верил. Как и ты сейчас. Но чем больше живешь, тем
лучше понимаешь простую истину: в этом мире все возможно. Потому, может
быть, что, как сказано в легендах - хотя и не прямо, - этот наш мир тесно
переплетается с другими мирами - не "этими" и не "нашими".
- Наверное, чтобы размышлять о таких вещах, нужно иметь много
свободного времени... Но чего мы ждем?
- Я жду, пока ты перестанешь внутренне суетиться. Постарайся ко всему
относиться серьезно.
Они постояли перед дверью еще минуту-другую.
- Теперь можем идти.
Замысловатым старинным ключом Посвященный отпер замок, с усилием
отворил дверь. Первым вошел в подземный ход, подождал, пока не перешагнул
высокий порог Изар, и запер дверь изнутри. Их охватила мертвая темнота.
- Если бы ты предупредил, я взял бы фонарь...
- Это было бы неуместно. Обожди немного.
Во мраке лишь по шуршанию одежды можно было понять, что старик
совершает какие-то движения, делает шаг, другой... Потом звякнуло железо,
посыпались искры - невиданной, как подумалось Изару, яркости. Впрочем,
вероятнее всего, это в темноте так казалось. Еще удар, еще... Затлел трут.
Старик дул, закашливаясь. Потом возник язычок пламени: загорелся тонкий
лоскутик древесной коры. И неожиданное пламя осветило ход, в котором они
стояли - каменную кладку стен, пол, сводчатый потолок.
Это загорелся факел, который старик теперь держал в руке. Из стенного
зажима он вынул еще один, зажег от первого, вручил Властелину.
- Теперь можем идти.
Двинулись. Ход изгибался, местами от него ответвлялись другие коридоры,
поуже или пошире; Ум Совета шел уверенно, ни разу не замедлив шага.
Свернули еще раз; за поворотом ход стал опускаться все ниже и ниже. Воздух
был сыроватым, но не затхлым - наверное, тут существовала какая-то система
вентиляции. Глубже, глубже, еще глубже...
- Подниматься назад будет весело, - проворчал Изар.
- Нелегко, да. Особенно мне. Но я проделываю этот путь, надо полагать,
в последний раз.
- Почему?
- Надеюсь, что теперь Посвящение перейдет на тебя. И освободит меня.
- Разве у меня и так мало дел?..
- А тебе ничего не придется делать. Отцу твоему, во всяком случае, это
ни разу не доставило никаких забот.
- Зачем же тогда вообще...
- Так повелось издавна.
- Форма осталась, смысл утерян?
- Можно судить и так. А может быть - не было надобности в наших
действиях.
- Какие же действия, если суть дела непонятна?
- Понадобилось бы - стала бы понятной.
Изар не стал возражать, справедливо полагая, что со стариками вообще
спорить бессмысленно: они уже мыслят иными категориями. Да, собственно,
так и должно быть.
Наконец (одна Рыба знает, сколько они уже прошли) уклон начал
уменьшаться, скоро совсем исчез, пол снова стал горизонтальным. А впереди
почудился свет. Нет, не почудился: на самом деле оказался. Светилось
непонятно что: как будто самый потолок - бледным, но вполне достаточным
светом; достаточным, чтобы и без помощи факелов увидеть, что ход здесь
кончается, упираясь в гладкую каменную стену. Не дойдя до нее несколько
шагов, Ум Совета остановился.
- Пришли, - сказал он.
Изар осмотрелся вокруг. Ничего не было. Просто кончился ход. Или, может
быть, не стена была перед ними, а тоже какая-то дверь особого толка?
Он высказал эту догадку вслух. Старик кивнул.
- Да. Глубина начинается за ней.
- Почему же ты не откроешь? Чего мы ждем?
- Ничего. Открыть ее нам не только не по силам; нам запрещено пытаться
проникнуть за нее именем Бога Глубины.
- Зачем же мы пришли?
- Совершить обряд. Преклони колени.
Ум Совета сам опустился на колени, Изар повторил движение.
- Теперь ты будешь повторять за мной.
- Хорошо...
Старик помолчал. Вздохнул. И начал:
- Повелитель Глубины, стоящей на страже Вселенных и Миров...
Он сделал паузу. Изар повторил слова.
- Глубины, лежащей на ободе колеса Времен... Глубины уязвляющей и
уязвимой... Повелитель сущего, мнимого и неведомого... Твои слуги стоят на
страже недреманно... И теперь пришла пора смены. Я, преклоняющийся и
посвященный, ухожу. Но прежде посвящаю сего преклоняющегося. Узнай его, и
найди, и пришли посланца. Мир Глубине!
С минуту помолчав, старик встал. Отряхнул колени.
- Вот и все, - сказал он. - Возвращаемся в молчании...
Было холодно и сыро. Я сидел на траве, медленно приходя в себя. Похоже,
в точке Таргит что-то разладилось с транспортировкой иди я по неопытности
не совершил каких-то необходимых действий; так или иначе, когда меня
раньше перебрасывал Мастер, это проходило без всяких неприятных ощущений.
Сейчас же я был в состоянии крепкого похмелья. Надо было окончательно
очухаться и собраться с мыслями.
Я попал сюда ночью. Стояла густая темнота. Это несколько удивило меня.
Я никогда не бывал на Ассарте, но знал, что темных ночей здесь практически
не бывает - ну, несколько в год, не больше. Ассарт ведь находился в центре
звездного скопления, и ночное небо на нем - это не наше звездное небо даже
в самую ясную погоду; наш звездный пейзаж - лишь хилый намек на то, что
видно - или во всяком случае должно быть видно - в ассартских небесах.
Великое множество звезд, составляющих скопления Нагор и расположенных
относительно недалеко друг от друга, делают ночное небо Ассарта похожим не
на черный бархат с блестками - как хотя бы у нас на Земле, на окраине
Галактики, - но наоборот, на серебряную сферу, на которой лишь кое-где
заметны темные пятна. Здесь множество звезд видно даже среди бела дня - во
всяком случае, так объясняли мне те, кто готовил меня к этому путешествию.
Но сейчас все это великолепие надежно закрывали от меня черные облака, их
слой был, видимо, достаточно толстым, и они пропускали свет не больше, чем
ватное одеяло, наброшенное на ночник. И это в общем-то пустяковое
обстоятельство почему-то сильно портило мне настроение, которое и так
было, откровенно говоря, не блестящим. Потому что все началось не так, как
предполагалось, а я по давнему опыту не люблю плохих начал. И в голову
лезла всякая ерунда.
Хотелось думать, что меня, пусть и не лучшим образом, все-таки
забросили на Ассарт. Но не было гарантии, что именно в то место, где наши
должны были ждать. Да и если бы - что толку? Я прекрасно понимал, что все
уговоренные сроки моего прибытия прошли и меня больше никто не ждет.
Потому что нас было мало, а дела много. Каким-то образом надо было
выбираться самому. Куда? Вероятнее всего, в столицу. И начинать работать.
Скверно, конечно, что какое-то время придется действовать в одиночку. Но
действовать надо: ведь я могу найти своих, а они - меня только по
результатам нашей работы. Если даже ты угодил на дно - пускай понемножку
пузыри, а те, кто тебя ищет, не пропустит их мимо взгляда. Это я понимал;
недаром когда-то тонул.
Я почувствовал, как озноб пробирается все глубже, грозя дойти до
костей. К своим костям я, как правило, отношусь доброжелательно, и не
хотелось подвергать их лишнему испытанию. Надо двигаться. У меня была
полная свобода действий: я мог отсюда направиться в любом угодном мне
направлении. Все они сейчас были для меня одинаковы. Каждое вело куда-то -
или никуда не вело. Впору было подбросить перышко и идти за ним. Я пошарил
по траве, но никакого перышка не обнаружил. Я залез в карманы. Там
оказалось столь же пусто. Ничего особенного у меня с собой, конечно, не
было, но и то немногое, что оставалось, охранители, верно, забыли положить
на место. Ну, конечно, им не до таких мелочей. Но там, кроме всего
прочего, была моя любимая зажигалка. Будь она здесь, я попытался бы
разжечь костерочек и погреться. А будь при мне и пакетик с бутербродами,
неведомым путем оказавшийся в моем кармане еще на Ферме, я сейчас бы поел;
вероятнее всего, поужинал: сумерки, окружавшие меня, явно были вечерними,
а не предрассветными. Вскоре совсем стемнеет. Значит, задача номер один -
отыскать какое-то местечко для ночлега. Потому что переться в темноте
неизвестно куда, да еще по лесу, было бы далеко не самым благоразумным.
"Черт дери, да когда же это ты бывал благоразумным? - спросил я сам себя,
и тут же ответил: - Ничего не значит, пора им становиться..."
Я встал, сделал несколько приседаний, слегка подрался с тенью, стараясь
не сделать ей больно. Кровь стала обращаться чуть быстрее. Наступила пора
выбрать направление. Кругом был лес. Так. Я помнил, что мне и следовало
прибыть в лес: место встречи, понятно, было выбрано в уединении,
резонансные транспортировки на Ассарт происходили, как нетрудно
сообразить, без ведома здешних властей. Ну, хорошо. Чтобы поправить
настроение, предположим, что я оказался действительно в условленном
пункте. Карты мне не дали, да и будь она у меня - охранители ее наверняка
тоже присвоили бы. Жуликоватый народ. Чем дальше я об этом думал, тем
больше приходил к убеждению, что они старались навешать мне на уши как
можно больше лапши - к сожалению, совершенно несъедобной. Нет, не в
сохранении Вселенной было тут дело, под всем этим была какая-то другая
подоплека, и хотя во всем том, что они говорили, была своя логика, мне все
время чудилось, что это была легенда, специально разработанная для меня.
Ладно, разберемся на досуге... Да, так что же? Значит, я прибыл в
условленное место. Если так, то здесь меня ждали. Ждали не пять минут. И
не час. Дня два, пожалуй. Потому что был еще и резервный срок прибытия.
Если здесь столько времени околачивался даже один-единственный человек, то
он должен был оставить хоть какие-то следы. Даже если не хотел этого. А
если хотел?..
В самом деле: а если хотел? Мои друзья знали, что я не прибыл вовремя.
Но они неплохо знали и то, что я не так быстро поджимаю лапки. Иными
словами, надежда на то, что я все-таки доберусь сюда, у них должна была
остаться. И поэтому они не могли исчезнуть, не оставив для меня какой-то
посылочки. С указанием на то, где искать их. С едой. С фонарем. С
оружием...
"Ну конечно, - прервал я сам себя. - Со сменой белья. С новым костюмом.
С небольшим, но ходким автомобилем. А лучше - вертолетом. С полдюжиной до
зубов вооруженных парней охраны... Как же, все они для тебя припасли,
все...
Ладно, ладно. И все же - надо искать".
К счастью, я все это время оставался на том самом месте, в котором
впервые соприкоснулся с Ассартом. Теперь я зашарил вокруг себя в поисках
уже не перышка, но чего-то более серьезного. Где можно было оставить
передачу? По нашей практике - в месте, где ее можно без особого труда
обнаружить не только днем, но и ночью. Почему-то искать такие вещи чаще
всего приходится ночью. В то же время, схорон не должен бросаться в глаза:
иначе днем его совершенно случайно обнаружит и подберет кто-то из местных,
кому передача, в отличие от меня, совершенно не нужна. И все равно, он ее
утащит. Значит: она не должна быть заметна даже при свете, но ее можно без
труда обнаружить и во тьме - если искать.
Я знал только один такой способ. И знал, как ищут скрытую таким образом
вещь: так, как отыскивают подо мхом боровики. Мне очень не хотелось, но я
разулся. Носки сунул в карман, тяжелые бутсы связал шнурками и перекинул
через плечо. В росистой траве ноги сразу же стали мерзнуть, так что я не
стал мешкать и приступил к поискам клада.
Способ этот прост: медленно ставишь босую ногу на почву, ощущая
подошвой и пальцами каждую неровность, и, когда нащупываешь ее - осторожно
исследуешь. Чаще всего это не то, что нужно; кроме того, в местах, где
устраивают пикники, лучше к этому способу не прибегать: первый же осколок
бутылки отобьет у вас охоту искать дальше. Но тут, кажется, пикниками не
пахло, место прибытия как-никак выбирали профессионалы.
Медленными шажками, плотно ставя ногу к ноге, я двигался по все
расширяющейся спирали. Далеко спрятать они не могли, знали, что время
будет дорого. И тем не менее... Нет, это не то. Плотная почва, пружинящая
трава... Глупо, если они надумали положить сверху толстый квадрат дерна,
не оставив под ним пустоты: тогда я при всем желании не смогу нащупать. В
конце концов мой вес... Эп!
Было от чего вскрикнуть чуть ли не вслух: правая нога не успела еще как
следует опуститься на траву, как дерн ухнул куда-то вниз - и нога
устремилась за ним, заставив меня упасть. Яма оказалась чуть ли в полметра
глубиной. Да нет, где там полметра, глубже! Голеностоп пронзила нехорошая
боль. Пока я высвобождал ногу из ямы, хотелось выть. Очень похоже на вывих
- как нельзя более кстати... Ну, мастера, ну, мыслители!..
Нога наконец вернулась на поверхность, боль, казалось, все усиливалась,
но я, стараясь не орать вслух, лег на живот и запустил в яму руку. Да, это
была передача. Я извлек маленькую брезентовую, с пленкой внутри, сумку. В
ней оказалось куда меньше, чем мне хотелось бы, но вещи были полезными:
фонарик - один, пистолет - один, запасная обойма - одна, сложенный листок
бумаги тоже в единственном числе. Что же, и на том спасибо. Если бы они
еще догадались засыпать все это землей, только не утрамбовывая ее, не было
бы необходимости ломать ноги. Костыля они, к сожалению, к посылке не
присоединили.
Ладно. Как говорится, так или не так - перетакивать не будем. Я снял
куртку, снова лег, засунул под куртку бумажку, фонарь и собственную
голову. Как я и надеялся, был нарисован маршрут. Профессионально, с
указанием на север - юг. Жаль только, что здешние созвездия были мне
совершенно неизвестны. Судя по плану, надо было держать на запад, оставляя
справа единственное, по-видимому, в этой округе населенное место; выйти на
дорогу, и по ней свернуть налево. Что будет дальше - схема не указывала,
да и не могла. Дальше будет, что будет.
Значит, на запад... Я рассовал все полученное по карманам, платком
вытер мокрые ноги и стал обуваться. Правая нога упорно сопротивлялась
этому; даже прикосновение к ней вызывало злобную реакцию вышедшего из себя
сустава. Я попытался сам вправить вывих; не получилось; наверное, чересчур
жалел сам себя. Что сейчас? Надо добраться до леса - полянка была метров
сорока в поперечнике и я находился почти в центре; ничего, столько мы
преодолеем и на одной, обутой ноге - вприпрыжку. Там попытаемся найти или
выломать палку и определить север. И - в путь.
Так я и сделал. Если мох на деревьях растет в Ассарте по таким же
правилам, как на Земле, то направление я избрал в принципе верное.
Выбрать, однако - полдела, надо его еще преодолеть... После некоторой
возни - ножа у меня не было, а пистолет в таком деле плохой помощник, - я
выломал сук, на который можно было опереться. Идти, конечно, я не мог - в
лучшем случае ковылять. Но лучше даже видимость дела, чем полное
бездействие.
Я одолел примерно километр, и с каждым метром мне становилось хуже,
нога болела все сильнее. Наконец настал миг, когда я совершенно ясно
понял, что ни до какой дороги мне не добраться. Нужен был кто-то, кто
вправит мне сустав; сам я попробовал еще раз и понял, что это не по моим
способностям. И все же надо было идти. Тогда я придумал такую штуку:
вытащил брючный ремень и как мог туго привязал палку к ущербной ноге -
так, что конец ее торчал ниже стопы - на этот конец можно было опираться,
и усилие передавалось на голень, минуя дефектный сустав. Пошло несколько
веселее, хотя ремень то и дело сползал и его приходилось водворять на
место, - и я совсем уже поверил было, что доберусь до дороги, а там меня
кто-нибудь да подберет; однако тут трава кончилась и начался сухой песок и
все опять сделалось очень плохо. Потому что палка охотно уходила в песок,
и нога вынуждена была раз за разом упираться в него - и каждый раз сустав
протестовал все громче. Я позволил себе посидеть несколько минут, переводя
дыхание и успокаивая боль; осторожно ощупав пальцами лодыжку, понял, что
она уже опухла почти до упора - и, наверное, будет продолжать в том же
духе. Кстати был бы холодный компресс, но воды не было, даже чтобы
напиться - а я и в этом испытывал все более серьезную потребность. Сведя
воедино все эти обстоятельства, я понял, что единственный более или менее
приемлемый выход в моем положении заключался в том, чтобы добраться до
обозначенного на схеме обитаемого места и попросить там первой помощи, а
если повезет - и ночлега. Бояться местных жителей у меня не было причины:
я вполне мог сойти за их соотечественника, потому что одет был,
разумеется, во все ассартское, язык был в меня вложен крепко-накрепко, и
даже сочиненная на всякий случай легенда - кто я и откуда - прочно сидела
в памяти. Конечно, серьезный допрос расколол бы меня довольно быстро, но
тут его опасаться вроде бы не приходилось, от обитающих здесь отшельников
вряд ли следовало ожидать проявления сыскных инстинктов. Так что
оставалось одно: свернуть с маршрута и добираться до жилья. Хотя бы
доползти до него.
Ползти как раз и пришлось - на четвереньках, потому что нога совершенно
уже отказалась служить и мне минутами чудилось даже, что она торчит как-то
под прямым углом к остальному телу - что, разумеется, было лишь игрой
воображения. Я пополз, уповая единственно на свое чувство направления.
Было уже совершенно темно, хоть глаз выколи; не знаю, за сколько времени,
но я преодолел песчаное поле, по траве пробираться стало легче. Впереди
уже угадывалась масса более густого мрака, чем тот, что окружал меня; это
вполне могли быть деревья. Но одновременно я ощутил впереди и нечто
другое, чуждое. Я рискнул и, вытащив фонарик, на мгновение включил его. То
была хорошая, добротная колючая проволока на бетонных, похоже, столбиках,
высотой забор был метров до трех. Та-ак. Проволока была не на изоляторах,
но бетон и сам по себе неплохо изолирует, так что ограда вполне могла
находиться под током. С одной стороны, - чего ради? Может быть, огорожено
просто пастбище - чтобы скотина не разбредалась; но мои друзья не
потрудились указать, что тут такое находится - не рассчитывали, верно, что
мне такая информация понадобится, - а это мог вполне быть и, скажем, склад
боеприпасов или какое-нибудь секретное заведение... Во всяком случае, мне
не захотелось использовать себя в качестве вольтметра; с другой стороны,
ограда свидетельствовала, что я продвигаюсь правильно. Пришлось, жертвуя
временем, подкапываться под нижний ряд проволоки. Лопатка для меня,
естественно, тоже не была припасена, пришлось орудовать наподобие крота -
руками. Все же я прополз и, даже не попытавшись замаскировать место
нарушения границы, последовал дальше. Метрах в десяти обнаружилось еще
одно препятствие. На этот раз им оказался высоченный забор из кованых
железных прутьев; решетка была, как мне показалось при мгновенной вспышке
фонарика, выполнена художественно - мастером, а не просто деревенским
кузнецом, - но мне от этого легче не было. Забор опирался на бетонный
фундамент. Так что путь здесь был прегражден надежно - и сверху, и снизу.
Может быть, самым разумным сейчас было бы - отступиться, отдохнуть
немного и попытаться найти какой-то более приемлемый вариант. Но во мне
уже взыграло любопытство: что же такое прячут за решеткой во всеми забытом
уголке? Мне не пришло тогда в голову простое решение: оттого-то угол этот
и заброшен, что в нем что-то такое прячется, чему чужое соседство
противопоказано. Любопытство оказалось настолько сильным, что даже нога,
кажется, стала болеть меньше: в конце концов, это была моя нога, а значит,
не менее любознательная, чем я сам.
Не имея возможности преодолеть решетку, я встал на ногу, коленом другой
оперся о фундамент, ухватился за прутья и попытался что-нибудь разглядеть
за деревьями, что поднимались по ту сторону ограды. Сперва это показалось
мне безнадежной затеей; но у нашего зрения есть свои резервы. И постепенно
я пришел к выводу, что за ними наличествует некое строение, здание, причем
не крестьянский дом, а что-то покрупнее. Понял я также, что наблюдения
будут куда успешнее, если я продвинусь вдоль забора влево - там,
показалось мне, деревья росли пореже. Я пополз, правым плечом все время
ощущая фундамент. Потом, через сколько-то метров, фундамент исчез. Я
остановился, пошарил вокруг и понял, что забор здесь свернул направо.
Пришлось и мне менять направление. Еще метров через двадцать у меня
возникло ощущение близости людей. Я сразу же остановился и напряг слух.
Ощущение не обмануло: я услышал голоса. Два: женский и мужской.
Приглушенные, но один раз женщина рассмеялась, неприятно привизгивая.
Голоса - а следовательно, и люди - оставались на том же месте: это
позволяло предположить, что там имелась калитка или ворота - одним словом,
проход. Моя задача конкретизировалась. Я снова пустился в путь. Голоса
становились все яснее, и я, при всем отсутствии практики, начал уже
разбирать сначала слова, а потом и целые обороты речи. Слова, а еще более
- интонация, позволили мне довольно быстро сообразить, в чем дело. Тема
разговора была стара, как сама жизнь: один уговаривал, другой неохотно,
как-то неуверенно сопротивлялся. Необычным (для меня) оказалось лишь то,
что в данном случае активной стороной выступала дама. Когда ей все же
удалось уговорить своего партнера и они, сойдя с места, на секунду-другую
оказались передо мной на фоне уже слабо светлевшего у меня за спиной (так
что подобие света падало на них) неба - я понял причину удивившего меня
расклада: мужчина был вооружен. Следовательно, он находился на посту и не
сразу решился его покинуть. Я терпеливо обождал, пока они, исчезнув в
траве, не проделали необходимой разминки; когда же игра пошла всерьез
(судя по доносившимся звукам), я безбоязненно двинулся вперед - думаю,
если бы я даже подъезжал на танке, часовой не среагировал бы. Так и есть -
тут ограда упиралась в башенку с воротами и калиткой, благополучно
продолжаясь по другую сторону сооружения. Я мысленно возблагодарил природу
за то, что на свете еще существует любовь, нырнул в приоткрытую калитку и
заторопился дальше - к тому белому дому, который заметил из-за деревьев.
Не знаю, насколько разумно было ползти именно к дому - может быть, лучше
было бы подождать, пока страсти улягутся, и попросить помощи у любовников:
женщины в таких ситуациях бывают добры и отзывчивы к страданиям ближнего.
Однако дом слишком уж заинтересовал меня; во всяком случае, другого
объяснения я и сейчас не могу найти - разве что сослаться на интуицию.
Может быть, то и на самом деле была она.
Дом оказался куда больше, чем казалось мне издали. Был он старой
архитектуры, с башенками, эркерами, стрельчатыми окнами, галереями на
каждом из трех его этажей. Впрочем, может быть, на Ассарте именно такая
мода господствовала сейчас - я судил по земным меркам. Окна были темны. Я
успел определить, что, кроме главного входа, в доме были еще и другие, и
обрадовался: уж какой-нибудь из них мне удастся уговорить, - и стал
прикидывать, куда лучше направить - не стопы свои, но ладони и колени.
Я находился примерно на полдороге между калиткой и домом, и полз не по
подъездной дороге, достаточно широкой для двух машин, а сбоку, вплотную к
росшему по обе ее стороны кустарнику, когда позади - за моей спиной и за
оградой - раздался крик, и почти сразу - второй. Кричала женщина,
переживавшая момент счастья; в этот миг она уже не помнила и не понимала
ничего, кроме бьющего через край ощущения полноты и великолепия жизни. Это
не всякой дано, и даже из тех, кому дано, не всякой удается достичь его -
это зависит и от партнера, - но вот ей сейчас удалось. Я порадовался за
нее, а за себя огорчился.
И не напрасно. Потому что едва я успел проползти еще несколько шагов,
как услышал звук открывшейся двери, и на галерее первого (но на метр с
лишним поднятого над уровнем почвы) этажа появилась светлая фигура.
Человек. Если бы он спал, этот крик вряд ли разбудил бы его - хотя бывают
люди с очень чутким сном; но вернее - человек не спал и теперь вышел
навести справки. Он постоял у балюстрады (я лежал, прижавшись к кустам,
тихий, как покойник), потом сделал несколько шагов к сходившей вниз
широкой лестнице, вновь остановился и громко спросил:
- Атина, это ты?
Ответа, разумеется, не последовало, - не думаю, чтобы там ее услыхали,
тут надо было бы орать во весь голос, - и женщина (судя по голосу, это
была именно женщина), поколебавшись, ступила на лестницу и начала
спускаться. И тут меня что-то словно толкнуло. Я встал, - больная нога,
словно оценив серьезность положения, позволила даже опереться на нее и
даже сделать несколько шагов вперед. Я остановился посреди дороги, так что
женщина никак не могла не заметить меня. И заметила.
- Это вы, Серт? - спросила она, потому что в темноте, конечно, не могла
разглядеть ее лица, как и я ее. - Что происходит? Я слышала крик. Какое-то
несчастье? Что с Атиной?
- С ней просто любовь, донка-ла, - ответил я, употребив самое
почтительное из известных мне обращений к высокопоставленной даме
(согласно старой мудрости: лучше пересолить, чем недосолить; мудрость эта
не для кухни, но на службе она, как правило, выручает). Конечно, любовь
бывает и несчастьем; но не в этом случае.
Услыхав мой голос, женщина остановилась как вкопанная. Чувствовалось,
что она напряглась. Однако я рассчитал верно: вряд ли мой ответ мог
исходить от злоумышленника. Я тоже стоял неподвижно, стараясь ничем не
испугать ее. Тем более что явственно различил в ее полусогнутой руке
пистолет. Небольшой, но на расстоянии пяти шагов вполне убедительный.
- Вы не Серт; кто вы? Зачем вы здесь?
- Я не Серт, вы совершенно правы, донка-ла. Я путник. И здесь я потому,
что мне нужна срочная помощь.
Кажется, она колебалась.
- Не бойтесь меня, - продолжал я. - К тому же, мне кажется, что Атина и
Серт уже в состоянии вас услышать - если вы крикните погромче. Но тогда
кричите сейчас: через несколько минут они снова отвернутся от мира.
Мне показалось, что она усмехнулась.
- Вы знаете, какова любовь?
- Знаю, - ответил я с чистым сердцем. Это был, пожалуй, единственный
вопрос, на который я мог дать правдивый ответ.
- Что с вами? Какая помощь вам нужна?
- Я вывихнул ногу. Не могу идти. Боюсь, что она сильно распухла.
- К сожалению, поблизости нет ни одного врача. И в доме тоже.
- Но, наверное, кто-нибудь из домочадцев сумеет вправить вывих? Я
обещаю не кричать, чтобы не пугать вас. Я не кричу от боли. Только от
любви.
(Не знаю, почему я стал разговаривать в таком ключе. Тоже интуиция,
наверное.)
Еще поколебавшись, она кивнула.
- Хорошо. Идемте. С вывихом я справлюсь сама.
Я сделал два шага. Она заметила, что перемещаюсь я с трудом.
- Обождите. - Она приблизилась ко мне. Остановилась. - Только имейте в
виду: я вооружена.
- Я это понял сразу, донка-ла. И я боюсь вашего-оружия. Не того,
конечно, что у вас в руке - это меня не пугает.
- Однако, вы... смелы.
- Увы, нет. Я лишь откровенен.
- Но знаете ли вы, с кем разговариваете?
- Кем бы я был, если бы не знал этого? С прекрасной женщиной. Самой
прекрасной из всех, кого мне случалось видеть.
Откровенно говоря, я не был на сто процентов уверен в своих словах. Но
за девяносто могу поручиться.
Она наконец решилась и подошла ко мне вплотную.
- Обопритесь на мою руку, господин путник.
- Но мне, право, стыдно...
- Я велю, - сказала она голосом, привычным к приказам.
Я повиновался, вдыхая тонкий, горьковатый аромат, исходивший от ее
волос. Она поняла.
- Что это за аромат, по-вашему?
- Горькой красоты. Горькой любви, быть может.
Мы подошли к крыльцу.
- Кто вы?
- Путник, - повторил я.
Мы медленно поднялись наверх.
- Ну что же, - негромко сказала она. - Может быть, так лучше.
- Несомненно, - согласился я. Она повернула голову.
- Вы знаете, о чем я?
- Я знаю, что это сказали вы. Этого достаточно.
Она покачала головой - то ли удивляясь мне, то ли осуждая.
- Вы всегда такой?
- Нет.
Мы вошли в дом. Задержавшись у двери, женщина включила свет. Я
осмотрелся и не сдержал удивленного восклицания:
- О!
И в самом деле, разглядывая дом снаружи, можно было заключить лишь, что
он стар и надежно построен. Тем неожиданнее было то, что открывалось
взгляду внутри. Обширный холл, резные панели какого-то, наверняка ценного,
судя по глубокому коричневому с золотистым отливом цвету, дерева;
набранный из самоцветов пол, на который просто жалко было ступать; резные
колонны такого же дерева, уходившие на шестиметровую высоту, где тяжелые
балки перекрещивались, давая опору потолку, с которого свисала на цепях
массивная люстра желтого металла (я не очень удивился бы, если бы мне
сказали, что она из золота, хотя не думаю, чтобы на самом деле было так).
Две резных лестницы в противоположных концах помещения уводили наверх.
Вокруг, на некотором расстоянии от стен, размещались диваны, кресла,
столики - судя по стилю, очень старые, хотя не исключено, что то была лишь
стилизация. На стенах, выше панели - портреты. Бородатые, усатые и чисто
выбритые, в костюмах разных эпох, они были схожи выражением лиц,
сурово-повелительным. Портреты были хороши, устремленные на зрителя глаза
обжигали. Я невольно поежился.
Кажется, женщина осталась довольна произведенным впечатлением, но
постаралась не показать этого. Она помогла мне добраться до ближайшего
кресла.
- Садитесь.
- Я так грязен, мадам...
(На самом деле сказано было все то же "донка-ла". Но сейчас, когда я
рассказываю об этом, мне легче пользоваться терминологией Земли.)
- О, пустяки. Хотя... тогда на этот диван, кожаный. Вы босиком? Может
быть, вы путешествуете по обету?
- В какой-то степени, мадам.
Она чуть улыбнулась.
- Что же, мне нравятся люди со странностями. А теперь займемся вашей
ногой.
- Может быть, прежде я бы помыл ее...
- Потом. Сейчас горячая вода только повредит. - Она опустилась на
колени, задумалась на несколько секунд, видимо, прикидывая, как совершить
предстоящее действие. А я во все глаза смотрел на нее и радовался.
Все последнее время - после того, как я остался один, - я как-то не
замечал женщин. Они просто перестали восприниматься как женщины, не
вызывали больше никакого интереса, хотя раньше это было совершенно иначе,
и я, может быть, слишком часто глазел по сторонам. Меня некоторое время
после происшедшей перемены даже озадачивало - как сразу она совершилась:
мгновенный скачок от точки кипения к нулевой температуре. Довольно быстро
я к этому привык и нашел, что так жить легче. И только сейчас - может
быть, сама необычность обстановки тому способствовала - я снова воспринял
женщину именно как женщину. Нет, то никак не было реакцией изголодавшегося
солдата; скорее - как если бы вы вдруг после долгого перерыва услыхали
некогда любимую музыку и с удивлением поняли, что, как бы вы ни менялись,
музыка остается такой же прекрасной и так же действует на ваши чувства.
Вот с таким примерно ощущением я смотрел сейчас на склонившуюся передо
мной женщину с несколько удлиненным овалом лица,
безукоризненно-правильными (по земным понятиям, во всяком случае) чертами
лица, тонким и гордым носом, решительно изогнутыми губами. Никакого
другого желания во мне не возникло - только смотреть. И это было очень
радостно: оказывается, произведения искусства еще интересовали меня, еще
волновали...
Я совсем забыл о своей ноге; и когда женщина сказала мне: "Обопритесь
руками... Сейчас будет больно... Ну!" - я не сразу сообразил, чего от меня
ожидают, и выполнил ее указание почти машинально. В следующий миг
ветвистая, усеянная шипами боль пронзила меня от пят до головы. Мне стоило
большого труда не закричать. Но я удержался.
- Ну вот и все, - сказала женщина, поднимаясь с колен и оправляя на
себе нечто облачно-туманное, взбитое, что было на ней надето. - Боль скоро
пройдет. Если хотите, я могу применить обезболивающее.
- Нет, - сказал я, переведя дыхание. - Пусть будет так.
- Хорошо. Сейчас я велю Атине вымыть вас...
- Ни в коем случае, мадам, - возмутился я. - С этим я всегда справляюсь
сам!
- Очень хорошо. - Она, не скрывая, внимательно наблюдала за мной. - В
таком случае, я попрошу, чтобы для вас подыскали какую-нибудь одежду. Эту
придется облить бензином и сжечь (она, разумеется, сказала не "бензин", а
"схип", но ведь мы и вообще говорили по-ассартски), она не придает вам
достоинства.
- Как вам угодно, мадам. - Я нагнул голову, одновременно прислушиваясь
к утихающей боли.
- Вы, вероятно, проголодались, господин путник по обету?
Откровенно говоря, так оно и было. Я кивнул.
- В таком случае, после ванны... это будет уже ранний завтрак. Что вам
угодно будет получить на завтрак?
- О, на ваше усмотрение, мадам; я буду благодарен за все.
- Вы очень непритязательны... Атина!
Она произнесла это негромко, но уже через секунду-другую внутри дома
послышались шаги. Вошла служанка. Я посмотрел на нее. Откровенно говоря, у
меня успело сложиться несколько иное представление о женщине, что упоенно
предавалась любви в траве. Хотя - любви все возрасты покорны...
- Приготовьте ванну, Атина, и посмотрите в гардеробе хозяина... Старого
хозяина... что-нибудь, что подошло бы господину, - она кивнула в мою
сторону. - Потом проводите его в ванну.
- Да, хозяйка. - Служанка присела. - Сию минуту, хозяйка.
Она унеслась. Я глядел ей вслед. Когда я снова перевел взгляд на
хозяйку, то увидел на ее губах откровенную усмешку.
- Что-нибудь не так, мадам?
Она на миг стала серьезной.
- Все не так... Хотя...
Не договорив, она повернулась и вышла. Атина уже входила, чтобы отвести
меня, куда было приказано.
Примерно через час я не без сожаления покинул ванну; но голод уж
слишком настойчиво напоминал о себе - по мере того, как боль в ноге
утихала. Я полагал, что хозяйка легла досыпать, и не думал, что заставляю
ее ждать. Однако, когда Атина отконвоировала меня в обширный зал,
служивший, судя по всему, столовой, женщина оказалась там; она уже сидела
за столом, размерами напоминавшим теннисный корт (хотя и без коридоров для
парной игры). Женщина жестом пригласила меня сесть - не рядом с нею, во
главе стола, где стоял еще один стул, но сбоку, справа от нее. Я послушно
уселся. И понял, что снова попал в затруднительное положение. Мне
наверняка следовало предложить даме что-то из множества яств, которыми был
уставлен стол; но черт меня возьми, если я мог назвать хоть одно из них
или хотя бы определить, что из чего приготовлено. Женщина, как бы не
замечая, что загнала меня в тупик (но, в конце концов, у меня просто не
было времени, чтобы изучить ассартианский быт во всех его деталях!),
предложила сама:
- Прошу вас, не стесняйтесь и простите за скудость выбора. Советую вам
начать с липота... вот это - житар из парты... Грудка шушника - правда,
соус очень острый, из китранских молав. Налейте мне, пожалуйста, кирбо, а
себе - по вашему выбору...
Я беспомощно водил глазами по столу. Будь там бутылки с этикетками, я
разобрался бы: настолько я владел языком. Но все было в хрустальных
графинах и различалось лишь цветом; что-то было налито, вероятно, и в два
серебряных кувшина, стоявших там же; но тут даже и цвет напитка оставался
загадкой. Я попытался сделать обходный маневр, рискуя прослыть неотесанным
вахлаком:
- Мадам, насколько было бы приятней, если бы вы своими руками...
- Я понимаю: болит нога... - Она произнесла это серьезно, но глаза ее -
большие, серо-зеленые - откровенно смеялись. - Я с удовольствием
поухаживаю за вами... Мне следовало бы понять сразу.
Она налила мне и себе чего-то темно-красного из графина, добавила
светлой жидкости из кувшина. Положила на тарелку что-то - белое, залитое
коричневым соусом.
- За ваш путь, - сказала она, поднимая бокал.
Я ухватился за свой и чуть не потянулся чокаться, но вовремя вспомнил,
что на Ассарте это не принято. Выпил. Вкусное и крепкое. И с внутренним
отчаянием (так бросаются в холодную воду) принялся за закуску. Вместо
вилок здесь полагались плоские лопатки с короткими зубчиками с одной
стороны; я постарался орудовать ими как можно непринужденнее.
Я наелся быстрее, чем ожидал; дама давно уже отложила свою лопатку и
сидела, глядя куда-то вдаль и изредка отпивая из бокала уже что-то другое,
зеленоватое. Когда я наконец отвалился от стола, она перевела взгляд на
меня и еще несколько секунд помолчала. Под ее взглядом я почувствовал себя
неудобно - ощущение было таким, словно меня насадили на вертел и сейчас
начнут поджаривать.
В общем, так оно и получилось. Потому что она тут же сказала:
- Ну, а теперь, господин путник, расскажите мне сказку. Я люблю слушать
сказки по ночам.
- Сказку мадам? Я не уверен...
- Но вы ведь все равно начнете рассказывать мне сказку, если я спрошу
вас, кто вы и откуда.
Черт, она была права. У меня уже просилась на язык разработанная нами
легенда.
- Мадам, почему вы...
- Погодите, я не закончила. Хочу предупредить вас: вымысел о
путешествии по обету, или же о нападении, при котором вы лишились всего,
или о заблудившемся горожанине - и так далее, и тому подобное -
исключается. Вы не горожанин и не фермер, не купец и не ученый, и не
инженер, и не солдат, и уж подавно не принадлежите к Сфере Власти. То
есть, может быть, вы - и то, и другое, и какое угодно по счету, но с одной
оговоркой: не здесь. Короче - вы не ассартианин.
- Но мадам, что дало вам повод...
- Да все на свете. Если бы вы хотя бы прожили на Ассарте достаточно
продолжительное время, вы бы знали: что в высших семьях принято всех слуг
называть одним именем - легче для запоминания, а отзывается всегда
ближайший; что житар никогда не подают на завтрак; что, отказываясь от
служанки при купании, вы наносите серьезную обиду хозяину...
Она была совершенно права; но ведь мы рассчитывали, что у меня здесь
найдется хоть какое-то время для изучения именно обычаев, правил и всего
такого - и не моя вина, что все получилось так, а не иначе. Однако,
независимо от причин, это был провал. И надо было уходить немедленно.
- Мадам, я...
- Помолчите еще, - сказала она повелительно. - И, наконец, вы даже не
знаете, куда попали и с кем разговариваете. Нет-нет, мне были очень
приятны ваши слова. Любой женщине они были бы приятны. Но всякий
ассартианин скажет вам, что с Жемчужиной Власти разговаривают не так. И
любой ассартианин с первого взгляда понял бы, что находится в Летней
Обители Властелинов - и вел бы себя соответственно. Итак, я объяснила вам,
чего не следует касаться в вашей сказке. Потому что сказка хороша, когда
она правдоподобна. В сказку нужно верить, иначе незачем слушать ее. Вы
готовы?
Да, я, пожалуй, успел уже в какой-то степени прийти в себя.
- Мадам, - сказал я. - Предположим, что вы правы. Поэтому скажу вам
лишь одно - и это не будет сказкой: кем бы я ни был и каковы бы ни были
мои цели - в них нет ничего такого, что грозило бы вам, вашей власти,
вашим близким и приближенным. А теперь позвольте от всего сердца
поблагодарить вас за гостеприимство и помощь и уйти. Мне не хотелось бы,
чтобы мне пытались помешать в этом.
Жемчужина Власти усмехнулась.
- И тем не менее, я задержу вас. В ваших интересах: вам необходимо хотя
бы отдохнуть в нормальных условиях. Здесь вы в полной безопасности. Сейчас
вы настолько устали, что я даже не расспрашиваю вас всерьез. Но когда вы
проснетесь - вы мне расскажете все. Быть может, даже несколько раньше...
Господин путник, ускользнуть вам сейчас никак не удастся: все выходы
заперты и стража больше не будет предаваться страсти, пока ее не сменят.
Оцените положение - и согласитесь. Потому что я ведь обойдусь и без вашего
согласия...
Я секунду подумал. Меня несколько встревожили ее слова: я расскажу ей
все, еще не успев проснуться. Что же, она могла заранее подсыпать мне
что-то в еду, в питье... Или, когда я усну, подключить какую-нибудь
аппаратуру и заставить меня в бессознательном состоянии выболтать все на
свете. Но отдохнуть и вправду-следовало. Что же: если нужно, я могу и не
спать сутки-другие даже без стимуляторов. А нога тем временем придет в
полный порядок.
- Я верю вам, мадам. Я согласен.
- Очень хорошо. Атина!
Вот эта вполне могла бы оказаться там, у ворот. Я пригляделся. Могу
поспорить - это она и была. Что же, солдату повезло.
- Проводи господина в спальню для великих донков. Но не задерживайся!
Последние слова были сказаны с расстановкой.
- О да, хозяйка. Ни в коем случае, хозяйка!
Я встал, отвесил даме поклон и секунду смотрел на нее. Я не был уверен,
что увижусь с нею утром: исчезнуть все-таки следовало прежде, чем она
продолжит свой допрос. Ничего, если нога будет в порядке, их решетка меня
не остановит... Но мне хотелось запомнить ее облик. Она выдержала мой
взгляд, не моргнув.
- Желаю вам приятных снов, путник.
- И вам, мадам.
- Я постараюсь...
Сон мой был более чем приятен.
Мне снилось, что служанка повела меня к лестнице и довела до спальни на
втором этаже. Едва успев показать мне все, что следовало, она выбежала с
такой скоростью, будто я собирался загрызть ее. Хотя, видит Бог, у меня не
было таких намерений.
Мне снилось, что я разделся, поискал пижаму и не обнаружил ее.
Вероятно, здесь предпочитали спать нагишом (еще один пробел в моем
образовании; впрочем, сейчас это было уже все равно). Я лег на широченную
кровать и накрылся легчайшим и теплым одеялом. И твердо решил не спать.
Дальше мне приснилось, что дверь отворилась и в спальню вошла Жемчужина
Власти. Но уже не в облачном наряде, а в чем-то что, строго говоря, не
было ничем. Я попытался встать, но вспомнил, что на мне-то уж и подлинно
ничего нет. Она подошла и остановилась у кровати.
- Ты не ассартианин, - сказала она. - И в этом - мое спасение.
Она сделала паузу.
- День тому назад меня насиловали на глазах всего мира.
Я пискнул что-то, но она повелительно протянула руку.
- После этого я решила не жить. Но сейчас поняла, что есть иной выход.
Отплатить. Тогда я смогу жить дальше.
Движением плеч она сбросила на пол то воображаемое, что на ней было.
Она была ослепительна.
- Этой ночью я тоже хочу кричать от любви.
Еще мне снилось, что была любовь. В криках, в стонах, в горьком аромате
ее благовоний, в поту, в сплетении, когда уже не различить, кто где.
И очень много слов. Говорила она. Говорил я. И она. И я. И...
И снова стоны. Кажется, кричал и я. Хотя мне это не свойственно.
Такими были сны.
Потом я проснулся. Стояла еще глубокая ночь. Рядом со мной лежала
Ястра, беззвучно дыша. Ее рука покоилась на моей груди.
Я поцеловал ее, стараясь не разбудить. Мне было странно. Я не хотел и
не искал ничего подобного и внутренне не был готов. Но так получилось;
может быть, следовало пожалеть об этом, но у меня не было сожаления. Я
знал, что когда-нибудь потом меня упрекнут в этом. Но сейчас, наверное,
нельзя было поступить иначе. Не ради меня. Ради Ястры. Могущественные тоже
бывают слабы...
Я выскользнул из постели, осторожно переложив руку женщины на
скомканную простыню. Что-то не позволяло мне вновь безмятежно уснуть.
Нечто такое, что я знал, но сейчас никак не мог вспомнить. Подсознание
предупреждало о какой-то опасности. Никогда не следует пренебрегать
подобными сигналами.
Я быстро оделся и, бесшумно ступая, подошел к двери. Оглянулся. Ястра
крепко спала; наверное, душа ее нашла пусть хоть небольшое успокоение.
Буду рад, если так... Дверь отворилась без единого звука, и я вышел в холл
второго этажа. Толстый ковер скрадывал шаги, так что можно было двигаться
свободнее. Я сделал несколько шагов и остановился, пытаясь все-таки
понять, что именно меня беспокоило и как надо было поступить, чтобы
тревога исчезла. Однако никаких идей не возникало. Я хотел было подойти к
огромному окну, целиком занимавшему одну из стен холла и выходившему на
висячую галерею. Однако в последний миг передумал - и, как оказалось,
правильно.
Правильно - потому что в следующее мгновение мне почудилось, что мгла
по ту сторону окна странным образом уплотнилась. Я замер, напрягаясь,
приводя себя из расслабленного состояния в боевое. Пятясь, отступил к
стене, остановился в простенке между той дверью, за которой спала Ястра, и
другой - что было за нею, я не знал. Я был безоружен, но это меня не очень
беспокоило: на Ферме меня вооружили умением, которое стоило многих стволов
и лезвий. Теперь я почувствовал, что готов применить его. Оставалось лишь
ждать развития событий.
Они не замедлили произойти. Я не увидел даже, но почувствовал по едва
уловимому движению воздуха, что одна из створок окна отворилась, постояла
открытой не более секунды и мягко притворилась снова. Незваный гость был
уже здесь - я ощутил его присутствие так же уверенно, как если бы видел
его глазами; однако в этой преисподней темноте я не мог увидеть ничего -
зато и он тоже. Так что я находился в выигрышном положении: я знал, что он
тут, а он, похоже, и не подозревал о моем присутствии.
Воздух "снова едва ощутимо заколебался; это означало, что пришелец,
выждав, чтобы убедиться, что его приход остался незамеченным, двинулся
вперед. Видимо, у него не было точного представления о планировке этажа, и
он стал обходить холл по периметру. Остановился подле первой, считая от
него, двери. Медленно-медленно приотворил, затем рывком распахнул настежь.
Сделал шаг и остановился в проеме - наверное, вслушивался. Комната
оказалась пустой. Он отступил, затворил дверь. Пока он изучал ту комнату,
я успел опуститься на корточки, сгруппироваться, чтобы в нужное мгновение
распрямиться взрывным движением и ударить. Человек приблизился, теперь я
слышал его дыхание - глубокое, размеренное, вовсе не говорящее о страхе
или хотя бы волнении. Поведение гостя свидетельствовало об известном
опыте. Интересно, что он все-таки ищет? Кто он? Вор? Или хуже? Почему-то
воровская версия не вызвала у меня доверия: слишком просто это было бы.
Вор не станет просачиваться сквозь охрану, не станет рисковать жизнью - но
не может ведь быть, чтобы он не знал, куда вламывается...
Пока я размышлял, человек сделал попытку отворить вторую дверь - совсем
рядом со мной. Мне пришлось некоторое время не дышать, иначе он непременно
услышал бы. Дверь оказалась запертой. Однако взломщик не собирался
мириться с неудачей. Едва слышное бряканье, потом звук металла, трущегося
о металл, сказали мне, что у человека было кое-какое техническое
оснащение. Он отпер замок не более чем за три секунды. Дверь покорно
отворилась. Я решил, что больше ждать нечего.
Он стоял ко мне правым боком, левой рукой придерживая отворенную дверь,
и вслушивался, пытаясь понять, обитаема ли комната, или пуста. То, что она
оказалась запертой, ни о чем не говорило: комнаты могли оказаться и
смежными, и за запертой дверью вполне возможно было обнаружить спящего -
или даже не спящего человека. Я не стал дожидаться, пока он придет к
какому-нибудь выводу. Рывком распрямившись, я взлетел в воздух и
сплетенными кистями рук с размаху рубанул его по голове.
Вернее, по тому месту, где, по моим соображениям, должна была
находиться его голова. Ничего подобного: там оказалось плечо. Гость,
похоже, был на голову выше, чем я предполагал. Порази я его в голову, он
вырубился бы мгновенно; но голова уцелела. Правда, я тут же понял, что его
правая выключена из борьбы: что-то глухо стукнулось о ковер - предмет,
который он сжимал в правой руке. Как ни неожиданна была моя атака, человек
лишь едва слышно крякнул - видимо, попадать в неожиданные ситуации не было
для него непривычным делом. Чтобы не позволить ему оценить обстановку, я
сделал поворот вокруг оси и ударил ногой; в пустоту - он успел отскочить.
Тогда я решительно шагнул вперед и применил один из тех приемов, какими
только на Ферме, пожалуй, и владели: когда не надо даже прикасаться к
противнику. Странно, однако он устоял, и это красноречиво
свидетельствовало о том, что и ему приходилось проходить подобную же
подготовку. Ага, вот, значит, какие дела... Любопытно, как он поступит
теперь. Попытается взять меня на подобный же прием или применит иную
уловку?
Он поступил самым разумным образом: предпочел исчезнуть. Неуловимый
ветерок скользнул, створка окна пропустила налетчика и осталась
отворенной. Я усмехнулся: нет, бесполезно ждать, что я подойду, чтобы
затворить ее, это для младенцев...
Вместо этого я опустился на колени и, не сводя глаз с окна, принялся
шарить руками по ковру. Через несколько секунд рука укололась обо что-то
острое; я едва не выругался вслух. Это был нож, длинный, широкий,
образцово наточенный. Ну что же - вот я и вооружился... Теперь, пожалуй,
пора и закрыть окно.
Чтобы никого не вводить в искушение, я добрался до окна ползком и левой
рукой затворил его, готовый в любой миг ударить, если потребуется,
трофейным ножом. Не потребовалось. Видимо, посетитель признал свое
поражение и предпочел удалиться, не ожидая продолжения. Разумно, весьма
разумно... Я встал, запер окно, проверил заодно и все другие створки и
повернулся, чтобы возвратиться в спальню.
И только теперь я сообразил наконец, какая мысль все время
подсознательно тревожила меня. Я вспомнил подслушанный на Заставе разговор
о том, что из игры надо вывести - ее. "Она" - это была Ястра; стоило
понять это, как становился ясным и нынешний визит, и то, чего следовало
еще ожидать и опасаться. Да, можно считать, что ей повезло, когда она
решила приютить меня. Да и мне тоже. Во всяком случае, никак нельзя сейчас
бросить ее на произвол судьбы. Ее табельная охрана ни гроша не стоила -
это я понял еще раньше.
Еще постояв и прислушавшись, и не уловив ничего подозрительного, я
вернулся в спальню.
Ястра не спала - или делала вид, что не спит. Опираясь на локоть, она
приподнялась в постели.
- Что там было такое? - спросила она, сонно растягивая слова. - И куда
ты девался?
- Выходил посидеть в холле. Ничего не случилось; просто в темноте
зацепился за ковер, чуть не упал.
- Надо было включить свет... А вообще - пожалуйста, не исчезай среди
ночи. Хорошо?
- Хорошо, - пробормотал я. - Не буду.
- И вообще... Ты помнишь, что успел рассказать мне все?
Честное слово, я не помнил. Но сразу поверил ей.
- Ты уже назначен моим советником, - сказала она. - Мне такой
полагается. - Она улыбнулась. - Штатный любовник. Так скажут. Ну и пусть.
Советник... Черт, а ведь это очень кстати! - мгновенно сообразил я.
Хотя подозреваю, что кроме холодной логики здесь сыграло роль и другое:
мне просто не хотелось расставаться с нею.
- О да, хозяйка, - ответил я. - Конечно, хозяйка.
Тут она засмеялась - как смеется женщина, изнасилованная и отомстившая
насильнику.
- Завтра я еду на Проводы моего покойного мужа, - сказала она. - А еще
через пару дней придется присутствовать на моем собственном
бракосочетании. Успокойся: не с тобой.
- Однако, ты не теряешь времени.
- Как иноземцу объясняю: таков закон. Таков Порядок. Но все это время,
и потом тоже, я буду нуждаться в твоем совете.
- Это называется советом? - спросил я.
Она проследила за моим взглядом.
- О, бесстыдник! - сказала она. - Ну, я встаю. Не смей отворачиваться!
Весь Ассарт оделся в траур.
На флагштоках, мачтах кораблей, над воротами и подъездами домов флаги
Державы - квадратные полотнища, по диагонали разделенные на золотое и
серебряное поля, с черной восьмилучевой звездой в круге посреди диагонали
- были спущены до половины и украшены траурными - зеленовато-голубыми -
лентами. Это был цвет океана, в глубине которого, по верованию, находили
новую, вечную жизнь те, кто прожил отмеренный им срок на суше.
Громадными полотнищами такого же цвета было задрапировано Жилище
Власти.
Каждый житель Ассарта понимал, что суша есть нечто временное,
ненадежное, размываемое Океаном. Океан же велик и постоянен.
Настал день Проводов Властелина в Великую Семью.
Все было закрыто. Транспорт на всей планете не работал. На сутки жизнь
прервалась. Лишь один механизм находился в движении: самолет, на котором
ковчег с телом усопшего переносился из одного донкалата в другой. В Городе
Власти каждого донкалата происходило прощание. Оно занимало полчаса.
Донкалатов было двадцать. Церемония началась трое суток назад. Сегодняшний
день был заключительным. Властелин вернулся в столицу, чтобы оттуда
отправиться к Великой Семье, к которой он отныне принадлежал.
Все, кому полагалось по рангу, и другие, кому было разрешено, собрались
на площади напротив Жилища Власти.
Ровно в полдень с холма над городом ударили пушки. Они прогремели
восемьдесят семь раз - по числу лет, прожитых ушедшим. И сразу же
распахнулись главные ворота. Их тяжелые броневые плиты с низким рокотом
раскатились в стороны. Колесница с ковчегом выехала на площадь.
Ковчег был похож на лодку с высоко поднятыми и закрученными спиралью
форштевнем и ахтерштевнем. Высокие борта были накрыты округлой крышкой.
Над ней возвышалась невысокая мачта с двумя полотнищами: выше - Державным,
и под ним - с личным штандартом Властелина: золотой рыбой на голубом поле.
Династия Властелинов принадлежала к роду Рыбы, издревле самому знатному.
Во всяком случае, так учила история.
В погребальную колесницу было запряжено шестнадцать лошадей парами.
Лошади были в бирюзового цвета чепраках, над головами их колыхались белые
султаны. В колеснице, на каждом углу, навытяжку стояли офицеры Дворцовой
гвардии с обнаженными шпагами; то было лишь церемониальное оружие,
непригодное для серьезного боя.
Зато Ратанские гвардейцы, чей батальон следовал сразу же за колесницей,
были вооружены как для настоящей войны: кроме ритуальных мечей и копий,
они несли на груди лазерные фламмеры, на боку - длинноствольные армейские
пистолеты, на другом - кинжалы для рукопашного боя. Покойный Властелин был
Почетным Шефом Ратанской гвардии.
За батальоном ехала запряженная четверней коляска. В ней сидел
Наследник. Официально он должен был еще два дня оставаться наследником.
Лишь после бракосочетания с Жемчужиной Власти он будет всенародно и
непреложно признан Властелином.
За коляской Наследника шла рота Черных Тарменаров; Наследник считался
их шефом, в то время как Горные Тарменары находились под покровительством
Жемчужины Власти, чем немало гордились. В народе ходил слух, что в былые
времена молодые жены состарившихся Властелинов выбирали любовников именно
среди Горных Тарменаров, и, возможно, некоторое количество Наследников
вели свое происхождение именно от них.
Затем, в такой же коляске, следовала Вдова Власти; так должна была
именоваться Жемчужина в те немногие дни, что отделяли смерть Властелина и
бракосочетание Жемчужины с Рубином Власти, после чего он, как уже сказано,
становился Бриллиантом, она же возвращала себе титул Жемчужины.
Затем, за Горными Тарменарами, тоже представленными на церемонии своей
Знаменной ротой, шли в строгой иерархии представители Сферы Власти. Первым
выступал Ум Совета, в сопровождении двух телохранителей, чьей главной
задачей было - поддержать его под руки, когда старику станет трудно идти.
Ум Совета мог, по преклонному возрасту, тоже воспользоваться коляской,
хотя и запряженной лишь парой: то, что он отказался от этого,
свидетельствовало о его глубочайшем уважении к требованиям Порядка и к
памяти усопшего.
За умом шел Совет Властелина, насчитывавший около двухсот членов.
Дальше следовал Советник Жемчужины Власти - только что неизвестно
откуда возникший выскочка в новехоньком, еще не обмявшемся придворном
мундире, державшийся, впрочем, весьма уверенно. О его появлении
перешептывались, но твердого мнения пока никто еще не составил.
Позади Советника шел немногочисленный Совет Жемчужины - большинство его
составляли высокопоставленные дамы среднего возраста; были также два
весьма зрелых старца.
Потом мимо зрителей, плотно стоявших по обе стороны проспекта,
проследовал генералитет. Его возглавляли командующие силами почвы, воды,
воздуха и пространства. Следующая шеренга состояла из командующих силами
донкалатов, Народного войска и Внешней защиты.
Шли воины Космического десанта. Те, кто, собственно, и воевал за
пределами Планеты. Гвардейские же войска предназначались для действий на
поверхности Ассарта - если, не приведи Рыба, дошло бы до этого.
Шли руководители департаментов. Видные промышленники. Торговцы.
Инженеры. Ученые. Судьи. Хранители порядка. Кормящие Рыбу. Люди свободных
профессий. Фермеры. Школьные учителя.
Замыкал официальную колонну Легион Морского Дна в серебристых
чешуйчатых парадных мундирах. Дальше шла толпа.
Колонна казалась бесконечной. Когда погребальная колесница уже достигла
гавани, толпа еще не успела покинуть центр Сомонта.
Колесница пересекла набережную и остановилась. Дальше было море. Ехать
стало некуда.
Наследник и его гвардия приняли вправо и тоже остановились. Жемчужина -
влево. И все новые подходившие группы таким же образом растекались в обе
стороны набережной, окаймлявшей обширную бухту.
На внутреннем рейде стояли военные корабли и торговые суда. Флаги были
приспущены, команды выстроены на верхней палубе.
По набережной шныряли корреспонденты и мальчишки, продававшие мороженое
и прохладительные напитки.
Расположившийся в небольшом отдалении от воды сводный оркестр исполнял
попеременно две мелодии: траурный марш и Гимн Державы. Ничего другого.
Когда официальная колонна разместилась на набережной, на вышке, с
которой обычно следили за купающимися, появился Старейшина Совета Рыбы. Он
поднял руки, потом вытянул их перед собой, сложив ладони чашей. Он вознес
просьбу. Никаких речей не полагалось. Такова была традиция. Все
человеческие слова были слишком мелкими перед безысходным горем, постигшим
Державу.
Когда Просьба завершилась, к стенке гавани самым малым ходом подошел
Погребальный катер.
Ковчег был перенесен на него и установлен на палубе. За ним на борт
взошли Наследник, Жемчужина, их советники, Министры Верха и командующие.
Старейшина Совета Рыбы утвердился на носу. Катер отвалил. Военные корабли
салютовали залпами. Кораблей было немного: военный флот по сути был
роскошью, он мог бы понадобиться, как и Гвардейские полки, только в случае
вторжения на Ассарт, которое не представлялось вероятным. Впрочем,
Гвардейцев можно было при крайней нужде все-таки перебросить на другие
планеты, что никак не относилось к кораблям. Но традиция требовала, чтобы
флот был, и он был.
Катер прошел мимо кораблей и судов и устремился в открытое море.
На набережной продолжал играть оркестр. Усилители разносили музыку
далеко вокруг. Сейчас пришла очередь маршей Армии и Флота, Летчиков и
Десанта.
Никто уже не мог различить, но все знали, что сейчас происходило в
море.
Катер достиг заданной точки, по пеленгам уточнил свое положение и лег в
дрейф, слегка подрабатывая машинами, чтобы дувший с берега ветер не сносил
его с заданного места.
Шлюпбалки правого борта вынесли Ковчег с палубы. На миг он завис над
морем, потом плавно опустился и закачался на легкой зыби.
Тросы отцепились, Ковчег получил свободу.
Всем, кто наблюдал с палубы, показалось, что ковчег, едва заметно
набирая скорость, устремился в море.
На самом деле это катер, дав самый малый назад, стал отходить к гавани.
Казалось, что Ковчег удаляется все быстрее, стремительно уменьшаясь в
размерах. В действительности же он, принимая воду в специальную балластную
часть, шел к дну. Вот уже виднелась только крышка. Мачта с флагом. Вот и
флаг постепенно скрылся в воде. Ковчег затонул на ровном киле. Это
считалось добрым предзнаменованием.
Едва флаг скрылся, над катером расцвела целая клумба сигнальных ракет.
Орудия флота и расположенные в городе ударили последним салютом.
С катера в воду полетели венки, охапки цветов. Целая флотилия лодок и
катеров с желающими бросить в воду цветы уже устремилась от берега.
Катер, после плавной циркуляции, взял курс на то же место, где был
принят на борт Ковчег.
Церемония шла к концу. Предстояло лишь возвращение в город, причем во
главе теперь поедет Наследник, а за ним зашагают уже не Ратанские
гвардейцы, но Черные Тарменары...
Изар и Ястра сидели на мягких стульях в гостевом салоне катера.
- Послушай, что за притча? - спросил Изар. - У тебя советник - мужчина?
Да еще неизвестно какого рода-племени? Боюсь, что над тобой будут
смеяться.
- Как знать, - ответила Ястра невозмутимо. - Но если и будут... я
постараюсь посмеяться последней.
- Может быть, ты все-таки передумаешь?
- Нет.
- Почему?
- Я так хочу. Кстати, ты ведь еще не назначил советника? Для симметрии
можешь выбрать женщину.
- Ястра!
- Прошу тебя: оставь меня в покое... хотя бы на время. Мне самой еще
очень многое неясно.
- Что тут может быть неясного? Все идет, как должно быть. Ты же... ты
же не собираешься откладывать Вторую церемонию?
Она покачала головой.
- Нет. К чему?.. - Тут она поняла. - Успокойся. Я не стану бороться с
тобой за власть.
Он медленно кивнул, однако выражение тревоги не исчезло с его лица.
- Ястра... я приду сегодня.
Она вскинула голову:
- Нет! Ни за что!
- Тише! Здесь тонкие переборки... Почему? Что изменилось? Неужели дело
в этом... проходимце? Стоит мне пальцем шевельнуть - и от него даже следа
не останется!
- Какие глупости! Я ведь сказала: мне очень многое неясно - и в тебе, и
во мне самой.
Он вздохнул и вышел на палубу. Было грустно. Как знать - не придется ли
и ему в скором времени повторить сегодняшний путь - в ковчеге? Два
покушения, самое малое, а сколько еще будет? Кто?..
И вдруг его словно ударило: а если это Ястра? И этот человек возле нее
- вовсе не случаен...
Он посмотрел. Новый советник стоял на носу, придерживаясь за релинг. Он
смотрел вдаль и улыбался.
Изар не был единственным, кого всерьез заинтересовал Советник.
- Послушай-ка... Ты заметил того расфуфыренного малого, что шагал подле
Жемчужины, как индейский петух?
- Не только заметил. Я с него глаз не сводил.
- Ну, и?
- Честное слово, напоминает. И фигура его, и походка, манера
держаться... Жаль - на таком расстоянии не рассмотреть лица. И поближе
никак не подберешься!
- Значит, все-таки он добрался до Ассарта.
- Ну, а ты чего ждал?
- Как он ухитрился сразу попасть в милость у Вдовы Власти?
- Мало ли что бывает. Надо придумать, как до него добраться. Он ведь
понятия не имеет, где нас искать. А у него, я думаю, есть связь с
Мастером. Вслепую мы долго не проработаем...
Колонна двинулась в обратный путь. Оркестр играл "Атаку".
Почти о том же самом думал и Ульдемир - и в процессии, и на катере, и
снова в процессии. Где искать экипаж? Будь он свободен - наверняка нашел
бы их быстро. Но теперь он был привязан к Ястре. Не по ее прихоти. А-для
того, чтобы охранять. А у экипажа, наверное, есть связь с Фермой. Без
связи невозможно. Не исключено ведь, что тут же Ястру не защищать надо, а
наоборот - как знать?
Он шагал, сохраняя на лице грустное выражение, приличествующее случаю.
Кстати, это было совсем не трудно.
Итак, в близости ему отказано. Хотя она прекрасно знает, что он и не
виноват. Никто не виноват, кроме истории и Порядка.
Неужели они действительно неизменны? Но ведь все зависит от людей. Люди
совершают поступки, люди их истолковывают.
Душно здесь, в Жилище Власти. Душно и тягостно.
- Эфат! Одеваться!
Старик материализовался немедленно.
- Куда собирается Бриллиант Власти? - спросил знаток этикета.
- На улицу. В толпу!
- О-о... Уместно ли, Властелин? В такой день...
- Инкогнито. Найди что-нибудь такое...
- Осмелюсь спросить - не лучше ли было бы сейчас навестить прекрасную
Вдову Власти?
- Не лучше! - отрубил Изар. - Подыщи - что сойдет для толпы.
- Трудно, Властелин.
- И побыстрее!
- Да, Властелин. Конечно, Властелин.
Старик исчез. Изар подошел к крайнему шкафу. Открыл. Налил. Выпил.
Утерся рукавом, хотя платок был в кармане и салфетки - на полочке. Нет.
Рукавом. Как в толпе.
- Эфат, ты уснул?
- Старики не спят. Властелин... Вот, я разыскал.
- Что это? Мундир?
- Мундир отставного солдата. Властелин.
- Чем это от него несет?
- От моли. Властелин. Он долго лежал...
- Вытряхни как следует и подай.
- Сию минуту, Бриллиант Власти.
- И позаботься, чтобы у меня был достаточный выбор всяких нарядов...
такого типа.
- Да, Властелин. Завтра же... Вот, прошу вас.
- Ну-ка... Широковат, тебе не кажется?
- Зато оружие не будет заметно.
- Ты прав. Раздвинь занавес!
Изар оглядел себя в зеркало.
- А что на голову?
- Есть, есть. Властелин. Вот, прошу вас.
- М-да. Чучело. Сойдет в толпе, Эфат?
- Как нельзя лучше. Что Властелин возьмет с собой?
- Дай "Диктат". И те кинжалы. Они приносят удачу.
Он сунул пистолет во внутренний карман мешковатого мундира, заткнул
кинжалы за брючный пояс, застегнулся.
- Ну, вот видите? Снаружи совсем незаметно.
- Ты прав, Эфат. Теперь еще одно: мне не нужна охрана.
- Я боюсь, Властелин...
- Излишне. Я буду крайне осторожен. Но, по легенде, предки не брали
охраны в такие вылазки. А времена были пострашнее.
- Верно, Властелин, времена, как рассказывают, были жестокие. Но и
сейчас...
- Хорошо, хорошо. Побеседуем потом. Как избавиться от охраны?
- Вам стоит приказать - и они останутся.
- Эти - да. Но я не о них. Я о невидимых.
- Ну... не так просто, конечно. Но можно.
- Научи.
- Увы, Властелин, не смогу. Мне проще вывести вас таким ходом, за
которым охрана не следит.
- Разве в Жилище Власти есть такой? Странно.
- Мир полон странных вещей...
- Тогда идем!
Изар вышел вслед за камердинером. Охрана в приемной встрепенулась - он
жестом приказал им оставаться на местах. Вышли в коридор. Миновали _то_
место - Изар невольно отвернулся, проходя. Окликнул старика:
- Эфат...
- К услугам?
- Вдова Власти... заняла свои старые комнаты?
- Нет, Властелин. Она приказала перенести все в правое крыло.
- М-да... Ну что же: будем жить просторно. Места много, на всех хватит.
Эфат, а куда ты ведешь меня?
- Жилище Власти, Бриллиант, некогда было настоящей крепостью. Не год,
не сто лет. Тысячи. Никто не знает, когда были построены первые стены,
первые башни. Конечно, до наших дней они не сохранились - во всяком
случае, в первоначальном виде: надстраивались, перестраивались,
сносились... В крепости когда-то жили сотни людей: не только Властелины,
но и весь двор, и войско, и множество прислуги... Что же удивительного,
Властелин, что сейчас нам здесь просторно?
- Ты хитрец, Эфат. Я ведь спросил: куда ты ведешь меня?
- Я и отвечаю на вопрос Бриллианта Власти. На месте, где сейчас стоит
большой дом, раньше было множество отдельных построек. И каждая из них
имела не только свой главный вход, но и один-два тайных - без таких мало
кому известных ходов не обходилась ни одна крепость. Конечно, часть их за
долгие годы осыпалась или просто память о них потеряна. Однако другая
часть сохранилась. И если нужно покинуть Жилище Власти незаметно...
- А, вот что. По-моему, один такой ход мне известен: он ведет вниз,
туда, где находится...
- Властелин! Не нужно громко говорить о том, что находится внизу, в
Глубине. Те, кому нужно об этом знать, - знают.
- Ты прав, ты прав. А ты ведешь меня к другому ходу?
- Не знаю, какой можно назвать другим. Все так сплетено там, в
подземелье. Да, и тем ходом, где мы сейчас окажемся, можно достичь
известного тебе места. Но я выбрал его лишь потому, что он самым кратким
путем приведет к одному из выходов в городе - на уровне второго городского
цикла.
- Приключения, приключения... Какой тут замок?
- Электронный, с шифром. Властелин. Но я оставлю дверь незапертой, так
что вы можете вернуться в любое время.
- Я не заблужусь, как ты думаешь?
- Надеюсь, что нет. Властелин. Вы пойдете по ходу и достигнете
развилки. Там освещение закончится - но в стене есть ниша, и в ней вы
найдете фонарик. Дальше пойдете по среднему ходу. Он и выведет вас на
поверхность. Хочу нижайше просить: как бы ни было жарко, не снимайте
мундира - он с кольчужной прокладкой. Впрочем, об этом вы уже
догадались...
- Мудрено было бы не догадаться: при его-то весе.
- Она позволит вам не опасаться случайного удара ножом в толпе. И все
же будьте внимательны, учитывайте каждый, даже случайный толчок, скрытый
взгляд...
- Неужели ходить по улицам моей столицы так опасно?
- Для привычных людей - нет. Но вам не приходилось...
- Выходит, я действительно не знаю мира, в котором живу?
- Никогда и не бывало иначе, Изар. У Блистательных - свой мир, у
остальных он совсем иной - и тоже не один, миров много.
Изар лишь покачал головой, не найдя подходящего ответа. Вошел в
подземный ход. Дверь за ним притворилась. В сыром воздухе гулко звучали
шаги.
Все было так, как сказал старик. На развилке нашелся фонарик, судя по
яркости луча, недавно заряженный. Светя себе под ноги, изредка направляя
луч в глубь коридора, Изар шел, то погрузившись в полный покой и безмолвие
подземного мира, то ощущая легкое сотрясение стен, слыша едва уловимый
гул, - там, где ход пролегал под оживленными городскими магистралями.
Потом идти стало труднее: ход поднимался к поверхности. Затем путь
преградила тяжелая дверь. Изар налег плечом - дверь беззвучно отворилась.
За нею был полумрак, на стене были жирно написаны непристойные слова. Изар
усмехнулся. Двинулся в глубь подвала. Тут было светлее - под потолком
виднелись окошки, за ними шумела улица. Лестница вывела Изара в темный,
глухой двор. Слева открывалась подворотня, за нею мелькали люди - там
проходила улица. Изар оглядел себя - вроде бы все было в порядке - и
вышел, сразу смешавшись с прохожими. Никто, судя по всему, не обратил на
Властелина никакого внимания, никого он не интересовал.
Он шел по неширокому, выщербленному тротуару, осторожно поглядывая по
сторонам - знакомился, не поворачивая головы, чтобы никому не пришло в
голову, что окружающее для него внове. Судя по расстоянию, пройденному
Изаром под землей, это и впрямь был второй городской цикл. То есть совсем
близко от центра, от величественной Площади Власти, стен и бастионов
Жилища Власти пролегал этот кое-как уложенный булыжник, стояли невзрачные
дома и домишки с никогда не мывшимися окнами, с дверями и стенами
какого-то бывшего цвета; иные из них уже готовы были упасть и рассыпаться,
но держались лишь потому, что тугая вонь, обитавшая в них, создавала
изнутри нужное давление, и еще грязь скрепляла все - куда более прочная,
чем цемент... Изар шагал, напевая военную песенку, и ему казалось, что
никому не под силу выделить его из заполнявших улицу людей ни по одежде и
ни по чему другому; впрочем он, возможно, ошибался. Во всяком случае, пока
он обгонял прохожих и они обгоняли его, пока его толкали и он толкал -
один и другой раз были на него брошены не беглые, случайные, но строгие,
опознающие, запоминающие взгляды. Ему следовало бы почувствовать, заметить
эти взгляды - но слишком интересно было все вокруг: люди прямо на тротуаре
играли в кости, вислоусый старик стаканами продавал что-то странного
фиолетового оттенка - наливал суповой ложкой из объемистой кастрюли.
Старуха брякала на треснувшей гитаре, унылые звуки смешивались с
доносившимся из отворенных окон шумом телепередачи. Как-то труднее стало
идти - вокруг Изара стало тесно, так, что не протолкнуться. Он попытался
было высвободиться, работая плечами, толкая все теснее прижимавшихся к
нему людей бедрами - безуспешно. Уже казалось, не сам он идет, но толпа -
или какая-то часть ее, изнутри трудно было понять это - увлекала его с
собой туда, где на свободном от людей пятачке стоял здоровенный мужик,
крепко державший за руку миловидную девушку, скромно, без вызова одетую и
чем-то не схожую с остальными. Она морщилась - видимо, ей было больно.
Другую руку здоровяк воздел к небу, и как раз в ту секунду, когда Изар - и
все вокруг него - остановились, - широко взмахнул ею.
- Люди! - воскликнул он гулким голосом. - Вы меня знаете?
- Кто же не знает. Задира! - крикнули в ответ, и толпа согласно
загудела.
- И мои права тоже знаете - такие, как у всех нас!
Снова ответом был утвердительный гул.
- Тогда рассудите! Я эту шлюшку склеил на проспекте. Угощал пивом.
Сводил в кино. Она еще там стала себя показывать, не хотела, чтобы я ее
погладил (толпа заворчала неодобрительно). Теперь мы вышли. Я в своем
праве хочу, чтобы она пошла со мной полежать в кустиках на заднем дворе -
все знают где. А она - как это понять? - не хочет! Она со мной пошла, так?
Я потратился, так?
- Все правильно. Задира, - рассудил стоявший невдалеке от Изара пожилой
уже горожанин. - Если бы не пошла, то другое дело. Но она пошла. И,
значит, должна лечь за так, раз не уговорилась заранее. А ты, девушка, не
бойся. Он попользуется и отпустит, даже сам проводит. Если, конечно, вы с
ним потом не договоритесь как-нибудь иначе.
Толпа снова одобрила сказанное.
- Я ведь не знала! - крикнула девушка со слезами в голосе. - Что у вас
такие правила!
- У нас! А ты сама откуда же?
- Там я живу... За проспектом...
- Из Первого цикла, значит? Ну, не знаю, может, у вас там и другие
порядки, - сказал все тот же рассудительный горожанин, - а у нас здесь
всегда так было и есть. Значит, не надо было тебе переходить проспект. Да
ну что, полежишь - тебе не убудет...
- Нет! - крикнула девушка отчаянно. - Не хочу...
- Мало ли чего ты не хочешь! - возразил Задира. - Ну, пойдешь ножками
или на руках нести? Я могу...
Уже потеряв надежду, не знающая порядка девушка обвела окружавших ее
людей глазами. Встретила взгляд Изара. И уже ни на кого больше не
смотрела.
- Помогите... - проговорила она еле слышно, и слово это было явно
адресовано ему.
Изар решительно вырвался из толпы, подошел к стоявшим в середине.
- Отпусти ее, ты! Слышишь? Тебе говорят!
- Это ты мне? - с неподдельным изумлением спросил Задира. - Да ты кто
такой? Ты откуда?
- То есть как? Я здесь живу, - ответил Изар, даже не успев подумать.
- Не знаю тебя. Эй, люди! Кто-нибудь знает этого мазурика?
Толпа зашумела, загалдела:
- А кто он такой?
- Вора поймали? Задира, ты не выпускай его!..
- Постой, постой... Я его вроде знаю. Встречал. Вроде бы он.
- Да кто?
- Кот с Продольной. Тот тоже в солдатском. И фуражка такая.
- Фуражка... А без нее? - Задира одним щелчком сшиб с головы Изара
названный головной убор. - А так? Глядите все!
- Нет... В первый раз видим...
Сейчас можно было еще попытаться кончить дело миром: объяснить, что,
произнося криминальные слова, Изар имел в виду лишь, что живет в этом же
городе и поэтому никакой не чужак: никто и никогда не объяснял ему, что
если для него и людей, близких к нему кругов, чужими могли быть лишь
прибывшие с других планет, то в этом же городе подавляющее большинство
людей считало чуть ли не иностранцами всех, кто жил не в их квартале, и в
самом крайнем случае - не в их секторе этого городского цикла. Нет, никто
не объяснял. Но трудно сказать, чем бы закончилась попытка оправдаться,
если бы она состоялась; она, однако, не случилась. Если бы с него не сбили
шляпу... Но ее сбили. С него. С властелина Державы. Мира.
- Хам! - сказал он медленно и четко. - Подними шляпу. Почисти. Подай. И
принеси извинения.
Оппонент его был так удивлен, что даже не ответил. Он просто обвел
изумленным взглядом окружающих, как бы вопрошая: слышали? Что же остается
сделать с человеком, говорящим такие несообразные ни с чем слова?
- Да кто ты такой, чтобы Задира тебе шляпы подавал! - не выдержал
пожилой обитатель из числа окружавших их.
После мгновенного колебания Изар решился.
- Я - Властелин.
Не надо было объяснять - какой властелин, чего. Слово это в Ассарте
употреблялось только в одном-единственном значении. И однако, ожидаемого
результата оно не дало. Скорее, наоборот.
- Ну, бродяга, ты силен!
- Слушай, а может, ты сама Великая Рыба?
- Люди, а он не психический?
- Стой, стой! - Видимо, в голову Задире пришла какая-то остроумная
мысль, и он замахал руками, чтобы утихомирить окружающих. Для этого ему
пришлось выпустить из пальцев плечо Изара, но их сейчас окружили уже так
плотно, что Властелин не смог бы вырваться, даже возникни у него такое
желание.
- Ты, значит, Властелин, по-твоему? Только мы тебе не больно-то верим!
Назваться всякий может! Я тоже могу сказать, что я Властелин. А ты докажи!
- Вы что, Властелина в лицо не знаете? (Конечно же, не знают, - был
уверен Изар, - но все равно, надо удивиться.)
- А нам его давеча в первый раз показывали. И то не лицом, а задницей.
Но мы по задам еще не научились отличать. Так что придется тебе свои слова
доказывать.
- Каким же образом?
- А очень просто. Телевизор тогда смотрел - когда его показывали?
- Нет.
- Много потерял. Но мы все смотрели. И видели. Он парень, что надо:
оседлал свою мачеху и так прошел дистанцию, что любо-дорого, я на нем
пятерку выиграл - ставил, что он продержится десять минут, а он дал
четырнадцать. Не знаю, как он нами станет править, но вот это дело у него
получается. Так что вот сейчас кто-нибудь, кто живет поближе, принесет
коврик. Мы его тут расстелем. И ты тут перед нами поскачешь на этой вот. -
Он сильно дернул девушку за руку. - А ты, - он схватил ее за подбородок,
поднял ее голову, посмотрел в глаза, - ты противься. Толкай, кусай, бей -
как умеешь...
- Да она не обучена, - сказал рассудительный горожанин. - Она же из
первого цикла.
- Ну, уж как сумеет. Понял, парень? А то ведь силой разденем обоих и
заставим! Вы тут, держите ее! - подозвал он двоих и передал им совсем уже
перепугавшуюся, до дрожи девушку. Положил тяжелую руку на плечо Изара. -
Ну - созрел?
- Руки прочь! - крикнул Властелин. Вывернулся из цепких пальцев Задиры.
Выхватил оба кинжала и постарался принять стойку, насколько это возможно
было в такой тесноте.
- Ах, вот ты как... - со странным удовлетворением произнес Задира,
растягивая слова. Беглым взглядом окинул толпу. - Ладно, проверим, на
самом ли деле тебя обучали в академии принцев...
Мгновенным движением он вынес из кармана нож - вернее, то был десантный
штык облегченного образца, обоюдоострый, голубоватой стали, без малого в
локоть длиной. Для такого оружия надо было иметь специальный карман,
вшитые ножны - а это, в свою очередь, означало, что Задира носил нож при
себе постоянно. В хороших руках штык был опасным оружием, а у Задиры руки,
похоже, были как раз такими.
- Дорогу! - И, уставив кинжалы, Изар решительно шагнул в ту сторону,
где людей было меньше.
В следующий миг он повернулся на каблуке, уклоняясь от удара. Не
Задиры: кто-то из толпы попытался сразу же решить схватку, но
бронированный мундир предотвратил несправедливость. К счастью, толпа
состояла, видимо, главным образом из людей разумных и справедливых. Потому
что сразу же с двух сторон послышались голоса:
- Расступитесь, дайте им место!
- Они стыкаются, остальные смотрят!
И тут же трое распорядителей выискались - стали оттеснять зрителей,
освобождая пятачок - молодой человек городского облика и двое мужчин
постарше, смахивавшие на провинциалов. Молодой встал между противниками,
сдерживая их до поры:
- Начнете, когда скажу. Бой по правилам - до третьей крови!
Взволнованная предстоящим зрелищем, толпа неохотно отступала. Когда
очистился круг метров в десять диаметром, тот, что разделял бойцов,
отпрыгнул назад:
- Начали!
Задира решительно двинулся вперед. Штык он держал в опущенной ниже
пояса, как будто даже расслабленной правой руке, левую, полусогнутую,
выставил перед собой, защищая живот, готовый перехватить руку с кинжалом,
если будет выпад. Что же, грамотно. Не самоучка, нет... Но, пожалуй,
сегодня как раз это и было нужно Властелину: честная, откровенная драка.
Хотя убивать Изару не хотелось. Достаточно было и того, что произошло в
Жилище Власти, Хотя, если противник покажет, что у него серьезные
намерения...
Противник показал. Не выжидая, не тратя времени на разведку, он сделал
выпад, и сразу же второй. Контратаку Изара отбил без труда, хотя удар
Властелина был не из самых примитивных, не солдатский удар, хотя и не из
самых избранных, академических. Удары Задиры тоже говорили о глубоком
знании такого боя. Схватка оказалась серьезнее, чем можно было
предполагать. А характер ударов говорил о том, что Задира не остановится
ни перед чем, что не только пустить кровь он хотел, задев, скажем, руку
или бедро; не тратил он времени и на удары в мундир - видно, сразу понял
бесполезность таких атак. Направление его действий четко указывало: он
хотел добраться до горла или до паха - а это уже не шутки, не просто
стремление покрасоваться перед толпой...
Такой бой выглядит не столь эффектно, как обычная драка, когда
противники бросаются друг на друга, взлетают руки, блещут ножи и кровь
течет из легких, поверхностных ран, царапин даже. Схватка умов и тактик,
где каждое незначительное вроде бы движение тут же разгадывалось
противником, что в свою очередь сразу же понимал нападающий, никак не была
занимательным зрелищем: шахматы, а не бокс. Зрители зароптали, самый
активный из них выскочил в круг:
- Ты что топчешься, судья? Это правильный бой, что ли? Да они раза три
могли разделать друг друга под красный мрамор, а они? Ты, судья, или
сойди, или заставь этого паренька драться, как надо - не то мы сами его
заставим!
- Не лезь под руку! - ответил на это судья, не спускавший глаз с бойцов
и как бы даже не видящий протестующего; но тут же как бы случайно дернул
рукой в его сторону - никто даже заметить не успел, что, собственно,
произошло, но правдоискатель как-то неловко отступил, взмахнул руками и
грохнулся бы наземь, если бы зрители не приняли его на руки. Тут уж толпа
разгневалась вперед, и сразу несколько человек кинулись к судье, чтобы
научить его вежливости. На помощь рефери пришли оба боковых - но и на них
в свою очередь нашлась управа, так что вместо честного поединка возникла
куча мала, где мелькали кулаки и даже палки, слышались рыки, стоны и тупые
звуки полновесных ударов, причем никто уже не понимал, туда ли он бьет,
куда следовало бы, - главным было ударить, отвести душу. Поэтому никто
даже не заметил, как пришлый драчун, перехватив оба кинжала в левую руку,
провел точный удар кулаком - и вырубил противника, так что тот мягко осел
на мостовую, тут кто-то нечаянно добавил ему грубым уличным башмаком - и
Задира на некоторое время выбыл из игры. Таким образом Изар получил
возможность выскользнуть из поголовно уже бушующей толпы. Только после
этого он спохватился: понял, что даже не знает, куда идти: сюда-то он
пришел, сам того не сознавая, просто шел, задумавшись - и теперь оказался
в неизвестном ему архипелаге, не имея при себе даже компаса. Где остался
тот дом с выходом из подземелья?..
Неизвестно, что он предпринял бы, если бы из драки почти сразу после
него не выскочил тот молодой человек, что выполнял там роль судьи на
ринге, а за ним и те двое, что помогали ему расчистить место для
состязания. Оба - немолодые уже, но, судя по их поведению в драке,
находившиеся в хорошей спортивной форме. Они тут же приблизились к
Властелину.
- Представление окончено, - сказал молодой. - Думаю, участники могут
разойтись по домам, предоставив остающихся их собственной судьбе.
- Может быть, - заикнулся Изар, - нужно вызвать службу порядка? Тут
могут быть жертвы...
- Видно, что вы человек неопытный, - не согласился молодой. - Я
участвовал в подобных действиях, самое малое, раз десять. И могу вас
уверить: ничего серьезнее синяков не будет. Их хватит еще на полчаса -
потом они поймут, что мы улизнули, пожмут друг другу руки и всей толпой
пойдут отпраздновать победу в ближайшую пивную. Ну, а мы к тому времени, я
полагаю, будем вне сферы их влияния. Итак, расходимся?
- Если только вы подскажете мне направление, - сказал Изар.
- Ах, вы еще и заблудились? Хотя в Сомонте это не трудно.
- Куда же вы хотите попасть?
- К Жилищу Власти.
- Сейчас? Но там все спят... Постойте. Вы что - не шутили? Вы и на
самом деле?..
- Я никогда не шучу после полуночи, - ответил Изар.
- Ваше Всемогущество, если это так - простите меня... и всех их. Прошу
позволить мне отвести вас к вашему жилищу. За углом стоит моя машина.
- Благодарю вас и принимаю вашу услугу. Что же касается вас, друзья
мои... - он повернулся к обоим пожилым, - то я очень благодарен и вам - за
помощь и готов проявить свою благодарность в каких-то конкретных формах.
Могу ли я, в свою очередь, оказать вам помощь в чем-либо?
Оба переглянулись.
- Ваше Всемогущество, - сказал один из них. - Мы сочтем высочайшей
наградой за то, что мы будто бы сделали, если вы позволите проводить вас
до конца пути. Мы не простим себе, если не сделаем этого.
Изар внимательно выслушал сказанное. И молодой, и этот, постарше,
говорили как люди из общества; но молодой - на легко узнаваемом сомонтском
диалекте, старший же - с акцентом, которого Властелин так и не определил.
- Вы сомонтские горожане?
- Увы, нет, - ответил старик. - Мы лишь несколько часов назад впервые
приехали в ваш прекрасный город, нашу столицу.
- Откуда?
- Оба мы - уроженцы донкалата Алона.
- А, вот оно что... Ну что же, не вижу причин отказать вам в просьбе.
Постойте. Вы успели где-нибудь устроиться на ночь?
- Мы были близки к этому, - ответил уже второй приезжий. - Нам сказали,
что на этой улице недорого сдаются комнаты, и мы хотели снять одну на
двоих. Правда, теперь я не уверен, что тамошние жители благосклонно
отнесутся к нашей просьбе.
- Да, - сказал молодой. - Они вам могут всыпать как следует.
- Я бы сказал, что это не так просто, - проговорил второй приезжий. -
Тем не менее, мы не хотели бы лишних осложнений.
- Знаете, - сказал молодой, - на эту ночь я, пожалуй, смогу приютить
вас. Будет не очень просторно, но уютно. Надеюсь, нам удастся преодолеть
сопротивление привратника, если уж мы без малого справились с целой
толпой... Ну, вот и моя колымага. Ваше Всемогущество, соизвольте сесть
впереди. А вы, друзья, размещайтесь; там, правда, две пачки книг - но
уместиться можно.
Когда машина тронулась, Изар сказал:
- После того, что я услышал, чувствую себя просто обязанным пригласить
всех вас провести эту ночь под моей крышей.
- Мы не смеем отказаться, Властелин.
- Где ваш багаж?
- У нас его нет. Мы путешествуем налегке.
- Вы мне нравитесь, - сказал Властелин.
- Вы опаздываете, Магистр. Несмотря на все, что я говорил вам о
ценности времени.
- Прошу извинить, Охранитель. Возникла непредвиденная ситуация, которую
можно было использовать в наших целях.
- Можно было - но вы не использовали?
Магистр не ответил.
- Видимо, избранные вами пути, Магистр, нас никуда не приведут. Очень
жаль, но придется действовать иначе.
- Прошу вас, Охранитель, повремените еще немного.
- Чего ради? Чтобы вы совершили еще одно покушение, которое точно так
же завершится провалом? Это несерьезно.
- Для меня это очень серьезно. Охранитель. Я ведь рискую жизнью - и
все-таки иду еще на одну попытку. Просто жаль не использовать ее. Другой
возможности нам не представится.
- Вы имеете в виду церемонию бракосочетания?
- Именно. Единственный случай, когда и он, и она будут как на ладони. И
ничто не сможет защитить их.
- Вам просто не дадут приблизиться.
- И не нужно. Я буду действовать издалека.
- Вас не смущают преследующие вас неудачи?
- На сей раз действующим лицом буду не я. Два человека, которые верны
мне. Но и они ничем не рискуют.
- Они хорошо стреляют?
- Первоклассные снайперы, Охранитель.
- У вас есть надежное оружие?
- Все приготовлено.
- Ну, хорошо. Кстати, если вам подвернется наш беглый...
- Разумеется, Охранитель. На этот раз он не ускользнет.
- Вы мне нравитесь, - повторил Изар уже в Жилище Власти, когда все
четверо, успевшие вымыться и переодеться (всякого рода запасы здесь были
велики, и удалось подобрать каждому наряд не только по размеру, но и по
вкусу, хотя камер-офицерам с невозмутимыми лицами и пришлось изрядно
побегать), расселись в обширном покое, уставленном застекленными шкафами
из драгоценного дерева раш; сквозь стекла видны были - не сосчитать -
круглые, четырехугольные, пирамидальные, шарообразные хрустальные сосуды,
а если и были среди них изготовленные из простого стекла, то их украшали
выразительные этикетки великих торговых домов. Они содержали утеху на
любой вкус - малого ли ребенка угощали, или просоленного, прожаренного и
разве что не политого острым соусом моряка дальнего плавания. Жилище
Власти всегда было гостеприимным для друзей - вот друзей, правда,
временами не хватало. Но, может быть, на этот раз Властелину повезет?
- Нравитесь потому, - продолжал он, вертя в пальцах округлый,
приземистый бокал с прозрачным питьем, - что не избегаете острых
положений, готовы помочь попавшему в беду, хотя бы и совершенно вам
неизвестному, не боитесь закрыть его грудью. Мое правление только
начинается. Мне нужны люди, которым я смогу доверять. Надеюсь, что никто
из них не пожалеет о моей благосклонности. Никто из вас, следовательно, -
если не откажетесь, идти за мной. Но предупреждаю: это не всегда будет
марш-парад по рассыпанным под вашими ногами розам.
- Вы пришли очень вовремя. Властелин, - молвил в ответ молодой житель
Сомонта. - Я готов отдать вам мою жизнь. Клянусь.
- Благодарю. Принимаю. - Властелин на миг склонил голову, потом перевел
взгляд на обоих провинциалов: - А вы? Если мое предложение лае не
устраивает - можете отказаться, даю слово: на вашей судьбе отказ никак не
отразится, я навсегда сохраню благодарность вам за оказанную помощь.
- Властелин, - после крохотной паузы ответил один из них; он был повыше
своего спутника, темноволос, с четким профилем и темно-карими глазами,
лицо его было окаймлено короткой кудрявой бородкой. - Что мы можем сделать
для вас такого, чего не сможет любой и каждый? Боюсь, что вы нас
переоцениваете. Мы простые охотники, проведшие жизнь в лесах, и лишь
теперь, на старости лет, собравшиеся повидать мир. Все, что мы умеем - это
владеть оружием; если это может вам пригодиться - располагайте нами.
- Я чувствую, - сказал Властелин, - что могу положиться на вас. Не
думаю, что убийцы ждут меня за каждым углом; но любой человек, обладающий
властью, находится в опасности - хотя бы потому, что постоянно на виду, -
и как бы притягивает к себе пули и лезвия, даже если совершенно не
заслужил чьей-то ненависти. Итак, я принимаю вас - пока телохранителями,
но уверен, что вы способны на большее и ваш опыт и житейская мудрость не
раз мне сослужат хорошую службу.
- Благодарим, Властелин.
- В таком случае, выпьем за ваше будущее!
Властелин поднял бокал, описал им, как полагается, круг перед собой и
поднес к губам. Отпивая, сквозь полуопущенные ресницы наблюдал за
собеседниками. Молодой непринужденно, привычно повторил его движения,
осушил бокал, на мгновение замер, проглотил не сразу - на лбу его
выступили капли пота. Что же удивительного: жидкий огонь под названием
"Молния с небес" был разлит по бокалам, трофей, захваченный покойным
Властелином в одной из давних войн, напиток абсолютной крепости, на
Ассарте никогда не производившийся, а потому и неизвестный. Властелин уже
совсем было улыбнулся, но тут же раздумал, крохотная морщинка на миг
обозначилась на лбу: оба охотника, тоже повторив ритуальный жест (но не
очень уверенно, как бы с запинкой) выпили невозмутимо, как если бы то была
вода, только один из них, проглотив, прищелкнул языком и промолвил:
"Лихо!" - но тоном, выражавшим удовольствие, никак не наоборот. Этим людям
питье такой пробивной силы оказалось явно не в новинку; может быть,
конечно, они потихоньку гонят что-то подобное у себя в дебрях. Но ведь
могли быть и другие объяснения? Крепкие люди, да. Таких смутить нелегко.
Подобных людей хорошо иметь вблизи - если, конечно, они тебе преданы.
Однако этой ночью они, кажется, это подтвердили? Разумеется, ни в какие
советники они не годятся, но для охраны от разных неожиданностей...
Решиться было нелегко - и на то, чтобы оставить их, и чтобы
распрощаться - и забыть. Ну, не совсем забыть, конечно, - поручить
вниманию Легиона; как ни презирай это войско, но оно бывает весьма
полезным.
Однако, если оценивать нынешнюю вылазку в целом, надо признать, что она
оказалась удачной: все-таки три новых человека...
Постой, а может быть, зачислить их в охрану Жемчужины? Будут и в
отдалении - и на глазах...
Ястра, Ястра... Что произошло с тобой? Меньше всего ожидал какого-то
подвоха именно от тебя. Ладно, заключим брак - тогда...
Там, на Погребальном катере, Ум Совета успел еще сказать:
"Ястра сейчас неустойчива. Тем скорее нужно окружить своими людьми
самого себя - и ее тоже. Этот советник подозрителен".
"Понимаю".
"Однако запомни: если обычная ошибка приводит к неприятностям, то
ошибиться в таких людях означает - проиграть жизнь. Так что будь - не
робок, нет, но осторожен и проницателен. Без этих качеств нет Властелина,
есть лишь кукла на чьих-то пальцах. Вовремя определи того, кто будет
стремиться надеть тебя на пальцы. И когда найдешь - убей, не сомневаясь".
Так сказал тогда отец, среди всего прочего. И вот сейчас - может быть,
следовало проявить осторожность? Хотя сердце подсказывало, что в этих
людях можно быть уверенным. Что же, этот голос сердца и была
проницательность? Или это - ошибка?
- Ну, а вы, - обратился Властелин теперь уже к горожанину, - вы, как
сами уже сказали, происходите не из лесной чащи. К чему же приложили вы
свои способности?
- Я занимаюсь историей. Властелин. Пытаюсь хоть как-то приохотить к ней
наших мальчишек и девчонок.
- Историей? Это очень интересно... И усилия увенчиваются успехом?
- Успех заставляет себя ждать, Властелин. Я готов был признать, что у
меня отсутствуют нужные способности. Но, приглядевшись, понял, что и никто
из моих коллег не добивается успеха; однако не может же быть, что историей
занимаются исключительно бездарные люди? Среди моих коллег, Властелин,
есть люди талантливые, даже очень.
- В чем же тогда дело?
- В самой истории. Властелин. Хотя, возможно, и не полагается говорить
вам такое. Надо ли объяснить, чем плоха наша история?
- История - или то, что мы из нее делаем?
- Конечно, я имею в виду второе: ведь того, что было на самом деле,
практически никто не знает. Архивы замкнуты, на поиски старины нет денег.
И еще... Наших мальчишек и девчонок не очень интересует то, что было. Для
них важно то, что есть сегодня. И то, что будет завтра. День
послезавтрашний заботит их уже куда меньше. Потому что есть хочется
сегодня, а не вчера. А в то же время...
Историк запнулся, как будто испугавшись вдруг собственной смелости. Но
Властелин одобрительно кивнул:
- Да-да, говорите. Ваши мысли очень интересны.
- А в то же время. Властелин, если бы меня спросили - что нужно сделать
для того, чтобы жизнь на планете изменилась к лучшему, изменилась быстро и
необратимо, я, не колеблясь, ответил бы: измените историю! Потому что
корни всех наших успехов и всех неудач лежат в прошлом. Измените прошлое -
и настоящее изменится само.
- Изменить прошлое? - с сомнением в голосе переспросил Властелин. - Мне
кажется, ничто не является столь необратимым, как то, что уже совершилось.
- О, Властелин! Уверены ли вы, что мы знаем, что именно совершалось,
когда и как? История не ниспослана нам Великой Рыбой, историю пишем мы
сами - люди. А людям свойственно ошибаться - по незнанию, непониманию или
с определенной целью. А тем, кто не пишет историю, но читает или слушает
ее, свойственно верить в то, что они читают или слышат - если только оно
не находится в явном противоречии с действительностью. Да пусть даже и так
- это лишь вопрос времени, противоречия сотрутся, как стираются со
временем любые острые углы!
- Интересная теория... И что бы вы предприняли, если бы вам
предоставили такую возможность? Изменили бы историю?
- Именно это я и сделал бы, Властелин!
- И вам известно, как это сделать?
- О, есть несколько путей. Но если вы хотите, чтобы я всерьез
разработал - ну, скажем, рекомендации...
- Именно этого я и хочу.
- Я очень рад этому, Властелин. Потому что время уходит...
- А жизнь не становится лучше, хотите вы сказать. Вы правы. Ну, а что
скажете о нашей жизни вы, люди издалека?
Охотник, к которому обратился Властелин, пожал плечами:
- Мы, Властелин, в лесах всегда жили тем, что добывали сами. И
жаловаться могли только на самих себя.
- Не стало ли меньше дичи? Рыбы в реках?
- Нам хватает. А как в городах - мы не знаем.
Ответ не очень удовлетворил Властелина. Но пока он предпочел своего
недовольства не выказывать. Вместо этого, как хозяин, налил еще. Своими
руками: в разговоре не должны были даже и пассивно участвовать никакие
слуги, пусть и самого высокого ранга. Пойдут, конечно, слухи: Властелин
якшается со всякой рванью. Но лучше пересуды, чем утечка серьезной
информации.
- Скажите, историк... вы отмечены ученым градусом?
- Да, Властелин. Градусом Познавателя.
- Что же, надеюсь, не за горами день, когда вы станете Знающим...
Кстати: вы упомянули о способных историках. Вы знаете таких? Знакомы
лично?
- О да, Властелин. Таких немало.
- Вы можете привести их ко мне?
- В любой час дня и ночи.
- Очень хорошо. Охотники, а у вас тоже много друзей?
- С историками мы не знакомы, Властелин, - ответил второй из лесных
людей - кряжистый, мускулистый, смуглокожий. - Но если вам нужны толковые
охотники - мы кликнем клич.
- Нужны.
Они и в самом деле были нужны. Люди, проводящие жизнь в лесу, где
каждый на виду и на счету, как правило, лучше разбираются в человеке, чем
горожане, редко выделяющие личность из толпы. Это очень важно сейчас.
Нигде ведь не сказано, что те, кто хочет устранить его, ограничатся двумя
попытками. Наоборот, можно ожидать, что будут предприняты новые покушения:
раз уж за ним охотятся, то, наверное, мотивы для тех, кто осуществляет
это, достаточно серьезны. И пренебрегать безопасностью никак нельзя.
- Мы найдем таких людей, Властелин.
- Выпьем за тех, кто откликнется на наш зов.
На этот раз Познаватель справился со своим бокалом более успешно.
Охотники остались верны себе.
- Ну, кажется, пора на покой. Комнаты вам отведены, вас проводят...
Хотите сказать еще что-то?
Изар спросил это, заметив, как переглянулись охотники.
- Да, Властелин... Тут ходят слухи, что вас пытались... ну... убрать,
что ли? Одним словом, убить. Верно?
- А что, если верно?
- Вы уж извините, мы думаем просто, без затей. У вас ведь еще свадьба
впереди?
- Я вижу, вы все знаете.
- Ну, кабы так... Может, вы разрешите нам пока суд да дело пройтись по
вашим маршрутам, поглядеть, прикинуть, откуда чего можно ожидать. Знаете,
охотничий глаз точный.
- Хорошо, - сказал Изар. - Разрешаю. Утром вас ознакомят с планом.
Благодарю вас, охотники.
- Да ну что вы. Дело обычное...
- Я зачисляю вас в мою личную охрану. Согласны?
- Премного благодарны...
Изар позвонил, вызывая камер-офицеров - показать, где спальни.
Изар снова задумался, распрощавшись с гостями.
Ну хорошо, с Охотниками, в конце концов, все обстоит просто. Одного из
них можно оставить в своей охране. Другого зачислить к Жемчужине Власти. И
поручить ему не спускать глаз с этого ее... советника. Пожалуй, разумно.
Он-то скорее всего и есть враг.
А с историком?
С какой стати все последние дни мысли об истории буквально преследуют
его? И старый Ум Совета, и сам Изар думает о ней все чаще. Теперь
подвернулся вот этот Познаватель. Случайно ли? Или в этом - некий перст
судьбы?
В судьбу, в предначертанное и предопределенное, Изар верил.
История... Прошлое определяет направление, в каком движется будущее. Но
прошлого не изменить. Так он считал всегда. Не один он.
Гм. А почему, собственно, нет? Все на свете подвержено изменениям.
Значит, и прошлое тоже. В конце концов, настоящее - та точка, из которой
можно управлять и минувшим, и предстоящим. Потому что они инертны, активна
только современность. В истории события уже произошли, в будущем - еще
только произойдут. И только в нынешнем дне они происходят. Так считает
историк.
Если наша история тяготит нас, если она угрожает будущему - дело за
малым: надо изменить ее? Гм, интересно...
Да-да, вот именно. Бродяга, узнав, что он является потомком славного
донка, начинает видеть мир совсем в ином свете. Он чувствует за собою
права и возможности, которые раньше были от него сокрыты.
Нужно изменить историю. Но сделать это всерьез. Не по-любительски, не
кустарно, не наивно.
Наивным было бы - созвать сочинителей и повелеть им написать новую
историю.
Нет, они, конечно же, напишут, и, возможно, вовсе не такую нелепую. Но
эта история будет плоха изначально, потому что она ни на чем не основана.
Истории мало слов. Нужны материальные, вещественные доказательства. Нужны
непрерывные нити, связующие прошлое с настоящим, как стальная арматура
пронизывает" массу бетона и делает ее намного крепче. Доказательства. Где
они? Откуда возьмутся эти документы, имена, употреблявшееся в древних
битвах оружие, мундиры, развалины крепостей... Откуда?
И тут же - словно озарение на него снизошло - Властелин ответил себе:
Они есть. В истории каждой из семнадцати соседних планет есть события,
периоды и люди, заслуживающие того, чтобы ими гордились, чтобы ими
вдохновлялись, идя в будущее. Есть. И если взять лучшее из семнадцати
историй, то этого наверняка хватит на одну воистину великолепную историю -
Новую Историю Ассарта! Да, они есть. А дальше все просто. Если у кого-то
есть то, что мне необходимо, я могу купить это. Нет непродажных вещей -
дело только в цене. Конечно, деньгами мы не очень богаты, но у нас есть
многое другое, начиная с тяжелых элементов, которыми, по странной игре
случая, Ассарт богат, а остальные планеты - и обитаемые, и мертвые -
бедны.
Ну, а если цену заломят слишком уж непомерную или вообще откажутся
продать - могут найтись и такие упрямцы - то придется...
Нет, нет. Я не хочу драки. Я хочу получить все нормальным путем,
согласно всем законам и правам, с уплатой нужного выкупа и закреплением в
договорах и соглашениях.
Но, конечно, вести такие торговые переговоры будет легче, если за
спиной купцов будет незримо стоять великая армия Ассарта. Его непобедимый
космический десант и могучий флот Пространства.
Так или иначе, мы получим то, что нам необходимо.
Конечно, соединить множество фактов в одну непротиворечивую и
прекрасную историю - очень хитрая работа. Такой мозаики никто в мирах еще
не создавал. Но специалисты справятся. Я создам Департамент Истории и
Академию Истории. Из лучших специалистов назначу - как бы получше их
назвать - композиторов истории. Они справятся. У нас будет лучшая история
во Вселенной. Самая родовитая аристократия. Самые великие герои. Самые
победоносные войны во все времена. Аристократия на Ассарте, говорил Ум
Совета, была уничтожена, когда к власти пришли мои далекие предки. Они,
может быть, и были правы - тогда. Но для нашего времени это выглядит,
скорее, ошибкой. Я восстановлю ее - закуплю родословные на всех планетах,
где аристократия сохранилась. Старик сказал, что нужны люди честолюбивые?
Да будет так. Какой простор окажется для честолюбии!..
Да и самомалейший камешек в стенах Державы почувствует себя совершенно
иначе. Он ощутит, как исходят из него лучи уверенности в себе, словно он
уже стал драгоценным камнем.
Итак: завтра я назначу этого так кстати подвернувшегося Познавателя
Композитором Истории. Даже Верховным Композитором. Пусть сразу же
начинает.
Воистину, судьба благосклонна ко мне. Или это действует таинственный
Бог Глубины?
И завтра же соберу генералов. Они, кажется, впали в некоторую панику:
опасаются, что я не захочу воевать. Я, собственно, и не скрывал этого - и
слухи просочились. Да, я не большой сторонник войн. Однако это вовсе не
значит, что я собираюсь пренебрегать интересами армии, ее авторитетом, ее
статусом. Ничего подобного. Армия и дойна - разные вещи. Армия - такая,
как у нас, - более угрожающа, когда она не воюет. Война, как и всякая
практика, вносит свои коррективы в предварительные расчеты - и не "всегда
в лучшую сторону. А пока войны нет, недостатки армии никому не видны,
достоинства же всегда находятся на виду - потому что их стараются показать
как можно лучше.
И генералов я соберу вовсе не для того, чтобы пугать их, но напротив -
чтобы успокоить. Я скажу им, что мне нужна армия еще более сильная и
великая, чем до сих пор. Что не собираюсь жалеть для них ничего. Потому
что наши вооруженные силы обязательно должны будут соответствовать той
Новой Истории, которая возникнет. Скажу и о том, что генералитет и
некоторое количество офицеров будут причислены к нашей аристократии - той,
что возникнет вместе с историей.
Генерал граф Трах-и-Тарарах! - это им наверняка понравится. Или я
ничего не понимаю в военных...
Старик был прав: Великий Мир никого уже не волнует. Идея стерлась, как
напильник от слишком долгого употребления, она уже скользит поверху - не
задевает и не затачивает.
Великое прошлое сулит великое будущее, требует его! - вот новые слова.
Нужно только, чтобы за ними последовали дела.
Надо пойти к Ястре, рассказать ей, поделиться мыслями. Она должна меня
понять. Проникнуться. Помочь...
Изар вышел, почти выбежал в коридор. Распахнул нужную дверь. Там было
пусто. Он вспомнил, что Вдова Власти переселилась в Правое крыло.
Направился туда. Дверь, закрывавшая переход, была заперта. Можно было
дернуть за звонок. Он уже поднял было руку. Но передумал.
Через два дня - Бракосочетание. Через два дня он войдет к ней по праву.
А пока...
Изар вернулся в свои покои.
- Эфат!
Камердинер возник, как и всегда, без промедления.
- Послушай... Сегодня ночью я был в одном месте... Расспроси тех людей,
что пришли со мною, они объяснят, где это. Там была одна девушка... (он
вспомнил ее глаза - когда девушка смотрела на него с просьбой о спасении)
- ее необходимо найти и доставить сюда.
- Когда, Властелин?
- Сейчас, разумеется! Не через год же!
- Наверное, это будет трудно...
- Я что - должен повторить?
- Властелин, прошу прощения... Как на это посмотрит Вдова Власти, ваша
невеста?
Изар хмуро усмехнулся.
- Если она спросит тебя - можешь сказать ей, что я подбираю себе
советника по ее рекомендации. Она поймет. Иди и приведи ту девушку, ну!
- Да, Властелин. Конечно, Властелин. А ей что сказать?
- Ничего. Да она вряд ли спросит.
"Ну, что же, - подумал он, оставшись один. - Я тоже могу запереть свои
покои изнутри. И посмотрим еще, кто постучится первым".
- Нет, Питек, эти места громко кричат каждое о себе, их, я думаю,
обезопасит его охрана, это элементарно. И шпиль Дома Рыбы они тоже,
конечно, подстрахуют. А вон та башня - видишь? - кажется мне, заслуживает
внимания.
- Ну, она за три улицы отсюда...
- Но с нее площадь прекрасно просматривается, верно? А расстояние это
для снайпера - не помеха. Вот там, мне думается, должен засесть один из
наших.
- Хорошо, Рыцарь. Ты в этом больше понимаешь.
- Посадим туда Георгия. Как ты, воин?
- Как прикажешь, Рыцарь.
- И если кто-то с оружием появится там - успокой его.
- Понимаю.
- Ну что же, значит, три подходящих места мы уже отметили. Пойдемте
дальше?
- Нас мало.
- Ничего, вождь. Зато у нас неплохой опыт...
- Рыцарь!
- Что, Рука?
- Посмотри туда.
- Этот дом?
- Если бы мне надо было устроить засаду, я, пожалуй, выбрал бы его. Он
такой маленький, скромный - не бросается в глаза. А между тем, вон из того
углового окна...
- Ты прав. Что же, этот дом отдаем тебе. Засесть всем с ночи.
Знатоки и тонкие ценители впоследствии пришли к заключению, что
церемония Бракосочетания на этот раз прошла не столь пышно, как, судя по
воспоминаниям, проходила в былые, всегда хорошие времена. Впрочем, единого
мнения даже среди знатоков не было. Но интересно, что ни один из писавших,
снимавших и показывавших ни сразу, ни потом не упомянул об одной детали:
уже после церемонии на крыше одной из городских башен, где помещалось
множество контор, а также в пустующей квартире ничем не примечательного
дома были обнаружены два трупа; рядом с каждым лежал до предела заряженный
флазер с оптическим прицелом. Нет, писали о том, что Жених Власти был
ослепителен, пребывал в прекрасном настроении, улыбался, шутил с
приближенными, щедро одаривал народ, в большом числе собравшийся на
площади Чешуи перед Верхним Домом Рыбы, охотно позировал перед объективами
и брал на руки детей, которых к нему допускали беспрепятственно.
Властительная же невеста, напротив, выглядела не лучшим образом, даже
умело наложенный грим не мог скрыть выражение усталости на ее лице (об
источниках усталости мнения расходились, от высоких - еще слишком свежа
была рана, и прочее, до в полном смысле слова непристойных: не могла
попоститься хотя бы одну-единственную ночь перед свадьбой; нравы нынче,
скажу я вам!..); разговаривала она мало и неохотно, и детей гладила по
головкам как-то судорожно, и к Источнику Вод в Доме Рыбы шла неохотно,
будто против воли, корреспондентам же не уделила ни минуты, хотя времени у
нее было предостаточно. Из других же источников мы получили бы
исчерпывающую информацию о том, что невеста в последние минуты своего
вдовства была благородно-сдержанна, как того и требовала обстановка,
скромна, не крутилась перед фото-, кино- и видеокамерами, словно уличная
танцовщица, но в полной мере показала ту медленную величавость, по которой
только и узнаешь настоящую знать; что лицо ее, словно прекрасное зеркало,
правдиво отражало ее чувства, скорбь по ушедшем супруге, к которому, как
известно, она испытывала чисто дочернюю привязанность, и неразрывно
связанные с этой скорбью размышления о бренности этого мира и мимолетности
нашего пребывания в нем; что, в отличие от других, окружила себя свитой в
пределах лишь того минимума, какой категорически требовался Традициями -
ни на человека больше. И что достаточно сдержанно разбрасывала на площади
специально отчеканенные к торжеству монеты, тем самым демонстрируя всему
миру, что разумная бережливость является незаменимой чертой характера
современной женщины - в наши не самые лучшие времена. Что же касается
жениха, то веселье его наталкивало на мысль об обильном и отнюдь не
постном завтраке с офицерами Черных Тарменаров, что его расточительные
манеры не обещают Державе финансового благополучия, что его эволюции перед
объективами невольно наводят на предположения, что всего более он преуспел
бы на эстраде в разговорном жанре - судя по смеху его окружения, они там в
самые торжественные минуты обменивались анекдотами, а что касается детей,
то он оказывал предпочтение девочкам в том счастливом возрасте, когда
угловатость начинает уступать место округлости форм, с удовольствием сажая
на колени именно таких и не очень охотно отпуская. И тэ дэ, и тэ пэ.
Со своей стороны мы можем заверить, что последнее замечание совершенно
не соответствует действительности. Это я говорю вам как на духу. Что же
касается разноголосицы мнений, то вы сами знаете, что свобода слова, как и
любая другая свобода, имеет столько же недостатков, сколько и достоинств,
и чем ближе человек к Центру Власти, тем больше он испытывает это на себе.
Со своей стороны скажем, что Изар действительно был как-то нервозно весел.
Однако мы уверены, что дело тут не в завтраке (утренняя трапеза его была
по-солдатски непритязательной), а в том, что, во-первых, всякое пребывание
среди множества людей, в центре их внимания, действовало на него тяжело -
и он старался как-то компенсировать это ощущение, порой действительно
немного перехватывая через край; Ястра же была гораздо более спокойной,
некоторая же озабоченность ее была вызвана тем достаточно непростым
положением, в котором она оказалась, когда узнала, что на мужской половине
Жилища Власти, которое пока еще принадлежало исключительно ей, появилась
какая-то (тут одно слово мы вынуждены выпустить; что делать - даже
Жемчужина Власти иногда снисходит до сильных выражений); когда этот факт
оказался окончательно установленным и подтвержденным, первым движением ее
было - отложить бракосочетание до летних снегов и править самой, заставив
Изара прогнать негодную девку в три шеи при стечении публики, после чего
женить его на самой старой и уродливой из дам - членов своего Совета, а
потом... Одним словом, планы складывались обширные, и ее советнику
понадобилось некоторое время, чтобы успокоить ее. Вот чем была вызвана
некоторая синева под ее глазами. Вот так обстояли дела в действительности.
Что касается прочих деталей великого торжества, то, по нашему мнению,
не имеет никакого смысла останавливаться на них, потому что они в целом
очень похожи на те, что сопутствовали Проводам усопшего Властелина.
Разница была лишь в том, что на этот раз флаги Державы были подняты на
всех флагштоках на полную их высоту, что кроме них город пестрел флажками,
повторявшими личные штандарты нового Властелина (его штандарт, впрочем,
был тем самым, что перешел к нему по наследству от покойного) и Невесты
Власти (три белые розы в красном круге на белом же полотнище), процессия
занимала в два раза больше места по ширине, так как колонны Жениха и
Невесты продвигались параллельно, Черные Тарменары вышагивали на
расстоянии нескольких шагов от Горных, а поскольку между этими войсками
наличествуют давние вражда и соперничество, торжество не раз грозило
осложниться; к чести воинов сразу скажем, что они проявили героическое
терпение и серьезная драка между ними состоялась лишь поздно вечером,
когда в обширном Зале Законов шел свадебный пир. К счастью, колонна
двигалась не к набережной, где пришлось бы миновать узкие улицы, а по
широченному проспекту от площади к площади. Что еще? Ну, хотя бы то, что
цветы на этот раз бросали не в воду, а на мостовую. Само бракосочетание
прошло спокойно, без запинки, были заданы вопросы, Изар провозглашен
Властелином, ударили, салютуя новобрачным, пушки - и все подумали было,
что пришли спокойные времена. Но не тут-то было.
Миновали дни торжеств, и Держава как-то сразу притихла. Так затихает
природа перед грозой. Все чувствовали, что гроза приближается, хотя никто
не знал, в чем она проявится. Однако внутренним чутьем ощущали: скоро.
Признаки приближения событий усматривались в том, что телевидение,
радио и газеты, до сей поры основное внимание уделявшие разным сугубо
внутренним проблемам, как, например, чистота языка (все пишущие и
громкоговорящие Ассарта издавна делились на два приблизительно равных по
численности движения, из коих одно полагало, что для подлинного и
всестороннего очищения языка необходимо вернуться к великоассартским
литературным нормам, существовавшим Большой Круг лет назад - примерно
семьсот восемьдесят земных лет, добавим мы для удобства читателей, -
другое же движение придерживалось мнения, что чистоты языка можно
добиться, лишь выкинув как можно больше старых слов и оборотов и заменив
их новыми, самостоятельно изобретенными или на худой конец слышанными на
иных планетах); немалое место в вещании отводилось взаимным претензиям
отдельных донкалатов; путям развития морали (которые более всего походили
на бурю на море в разрезе по вертикали: вверх-вниз - так, в частности,
проституция каждые пятьдесят лет запрещалась, чтобы еще через пятьдесят
вновь узакониться); преступности и ее колебаниям; да много еще чему, -
итак, телевидение, радио и газеты вдруг заговорили о срочной необходимости
извлечь из бронированных кладовых главное богатство нации - ее историю, и
сделать ее общедоступной, без чего совершенно невозможно достичь еще более
тесного единства (которое и так было куда уж теснее), а также высочайшего
уровня жизни (поскольку сейчас он был, разумеется, самым высоким в
Скоплении). Прозрачно-намекалось на то, что Ассарт на протяжении многих
Кругов Жизни обворовывался бесчестными соседями, присваивавшими лучшие
эпизоды истории великой Державы - благодаря ее извечному миролюбию.
Доходило даже до советов Властелину, - высказывавшихся в крайне
почтительных тонах, - строже спросить с сановников, коим ведать надлежало.
Поэтому как признак близящихся перемен был воспринят и тот факт, что в
одно прекрасное утро площадь перед Жилищем Власти оказалась тесно
заставлена генеральскими машинами всех родов войск. Пока шоферы их мирно
спали, раздвинув сиденья, генералы, рассевшись в соответствии с
субординацией в зале Большого Преклонения, с великим вниманием
вслушивались в обращенную к ним речь молодого Властелина - и в слова ее, и
еще более в то, что было за словами - во второй, так сказать, эшелон
мыслей. И тут же делали для себя необходимые выводы.
Властелин начал с того, что посвятил цвет вооруженных сил в некоторые
проблемы построения Великого Мира в Ассарте. Он прямо заявил о том, что
завершение эпохального строительства откладывается на неопределенный срок
вследствие того, что средств на него катастрофически не хватает. И не стал
скрывать, почему именно не хватает. Потому - оказалось - что слишком много
уходило на поддержание обороноспособности...
(В этом месте генералы слегка загудели - совсем как трудолюбивые пчелки
над цветущим лугом.)
- И следовательно, - продолжал Властелин, - единственным способом
исправить положение может явиться сокращение указанных расходов; иными
словами - сокращение вооруженных сил.
(Тут гудение усилилось и перешло в шмелиный регистр.)
- Я понимаю, - продолжал Властелин, не очень, кажется, испугавшийся
такой реакции, - что вам неприятно слышать это. Вы боитесь
дисквалификации. Думаю, что ваши страхи необоснованны. Ибо вечного мира я
сейчас вам обещать не могу. Но какой-то перерыв нам нужен. Держава должна
прийти в себя. Нам мало победоносного настоящего; нам нужно победоносное
прошлое - чтобы можно было уверенно продвигаться к еще более победному
будущему.
- Бриллиант Власти Главнокомандующий! - Один из генералов, пятилучевой,
осмелился на небывалое: прервать всемогущего оратора. - Но как же можно
завоевать победоносное прошлое, отказываясь воевать в настоящем? Нам это
не представляется возможным!
- И тем не менее, попытаемся, - ответил Властелин, решивший, видимо, не
обращать внимания на бестактное поведение военачальника. - Кроме
вооруженных сил на свете существуют и политики, и дипломаты. Попробуем
положиться на них. Тем более, что, если говорить откровенно, последняя
кампания закончилась вовсе не такой уж блестящей победой, о какой трубили
газеты. У нас с вами имеется ведь куда более достоверная информация...
Зал снова загудел - на этот раз с некоторой обидой.
- И поэтому если бы мы даже намеревались применить самые радикальные
меры, то решили бы прежде испробовать наши возможности в каком-либо
локальном конфликте. Вы согласны?
На это зал отреагировал несколько иначе, чем до сих пор. И потому, что
из слов Властелина можно было заключить, что хоть какое-то применение в
ближайшем будущем армия найдет; а также и по той причине, что он был прав:
последняя длительная война закончилась в общем-то бесславно, хотя
официальные оценки были, разумеется, другими.
Помощь к военным пришла с той стороны, с которой они, откровенно
говоря, ее не ожидали. Слово попросил представитель Державного
Департамента финансов.
- Мы вкладываем громадные средства во все, - начал он. - В силы Почвы,
Воды, Воздуха и Пространства. И если мы хотим быть разумными хозяевами, то
должны принять меры, чтобы затраченные деньги начали приносить доход.
- Уж не хотите ли вы заставить военный флот рыбу ловить? - громогласно
поинтересовался один из адмиралов, оскорбленный уже тем, что на совещании
высших военных чинов осмелился говорить какой-то штатский, финансист,
однако, и бровью не повел.
- Всякая система приносит доход лишь тогда, когда используется по
назначению, - хладнокровно ответил он. - Армия должна воевать, иначе к
чему она?
Тут генералы наконец уразумели, что штафирка не против них выступает,
но наоборот, за.
- Когда государство испытывает финансовые трудности, - продолжал
финансист, - а наше сейчас находится именно в таком положении, у него есть
два способа поправить дела. Первый - прибегнуть к займам, внутренним или
внешним. Внутри Ассарта взять ничего нельзя. Извне? Никто нам ничего не
дает и не даст, потому что все кредиты во всех семнадцати мирах уже
исчерпаны. Кроме того, у займов есть одна неприятная особенность: их надо
возвращать, а кроме того - платить проценты. Однако имеется еще один
способ поправить финансовое положение, а именно: потребовать дивиденды от
армии. В самом деле, если идут военные действия, в результате которых мы
осваиваем некие новые территории, то мы приобретаем, во-первых, трофеи, а
во-вторых - возможность требовать репарации и тому подобное. Все
полученное таким способом не надо будет возвращать, и равным образом мы
будем свободны от уплаты процентов. Таким образом армия сможет вернуть те
немалые средства, которые она задолжала Державе.
Тут генералы, люди в общем достаточно сдержанные, не выдержали и
принялись аплодировать, громко и чуть ли не демонстративно. Властелин,
казалось, не ожидал подобного удара в спину; однако поведением своим
доказал, что является уже достаточно зрелым политиком. Он не стал ни
протестовать, ни возмущаться, даже не повысил голоса. Наоборот, терпеливо
выслушал представителя финансов до конца и ответил следующим образом:
- Я целиком согласен со сказанным. Однако я по сути дела сказал то же
самое; с той лишь оговоркой, что перед тем, как начинать выгодную войну,
надо убедиться в том, что она будет именно выгодной. А получить такую
уверенность можно лишь опытным путем, при помощи именно такой локальной
операции, на какую я уже выразил свое согласие. Что же касается политиков
и дипломатов, то они будут действовать параллельно с армией и ни в коем
случае не в ущерб ей. Я полагаю, что все государственные силы должны
прилагать усилия в одном и том же направлении, никак не каждая в своем.
Нет, видит Рыба, готовясь к собеседованию с военными, он вовсе не этого
хотел. Но вовремя почувствовал, что перегибать палку нельзя: вместо тугого
лука получишь два обломка, которые по тебе же и ударят.
Военные же, напротив, почувствовали себя если не полностью, то хотя бы
в достаточной мере удовлетворенными. Оставались лишь частности.
- Будет ли дано приказание Торговому флоту о выделении кораблей для
вывоза трофеев? - поинтересовался Главноначальствующий Департамента
оборонных транспортировок.
- Трофеи на сей раз будут особого рода, - ответил Властелин. - Так что
вы сможете переправить их собственными силами. А что касается различных
частностей - ну что же, я думаю, Торговый флот вам поможет не упустить
ничего, заслуживающего внимания.
Хотя любой понимает, что для генерала - ассартского, или какого угодно
другого, все равно, - защита Державы есть высокое призвание, не
отягощенное никакими грубо-житейскими соображениями, тем не менее, и
генерал (пусть и во вторую очередь) всего лишь человек, не чуждый мелким
слабостям. А потому, спускаясь по широкой лестнице и выходя - опять-таки
строго по этикету, без суеты и толчеи - из Жилища Власти, военачальники
обменивались репликами, по которым можно было понять, что молодой
Властелин, действительно, человек крутой, но не только крутой, но -
главное - разумно мыслящий, оперирующий практическими категориями. Так что
армии бояться за свою судьбу, пожалуй, не приходится. Ну что же: самое
время! Застоялись, застоялись... Сколько же это месяцев никакой войны? -
Виноват, Ваше Всеоружие, что месяцы: год ведь уже миновал, второй пошел,
так и разучиться впору. - Ну-ну, теперь, по всему судя, нам залеживаться
не дадут. Святое дело! - Так точно, Ваше Всеоружие, святое!..
Вот, значит, это явление тоже не ускользнуло от общественного внимания.
Потому что, как и обычно, сразу же в курсе дела оказались шоферы, которым
даже спать положено вполуха, ну, а там - пошли круги по воде.
Зато другое событие, состоявшееся на следующий день и по значению
своему не менее, а скорее даже более важное, как-то не прозвучало и
пристального интереса со стороны не привлекло. Наверное, потому, что
созванные назавтра люди не подъезжали на лимузинах - им по рангу полагался
лишь общественный транспорт, не более; и мундиров с эполетами и
трехцветными кушаками не носили, а одеты были в обычные костюмчики, даже
не новые. То были люди, предметом изучения и интересом которых была
история - как Ассарта, так и прочих семнадцати планет Скопления.
Разговаривать с ними Властелину было как-то проще и свободнее, чем с
генералами: за спиной историков не стояли войска, за ними не было силы. В
своем новом качестве Изар успел уже понять самое главное: Властелин сам не
является силой, он - лишь прибор, координирующий и направляющий действия
подлинных сил. Поэтому, как ни старался он выглядеть уверенным в
собеседовании с генералами, на самом деле ему было немного не по себе.
Помогло прежде всего то, что и генералы хотели видеть в нем то, чем он
должен был быть: надежный регулятор своей силы - военной.
Да, с историками было намного проще. И он, конечно, мог бы собрать их в
тот же день - время оставалось, - чтобы сразу покончить с самыми
неприятными делами; а крайне неприятным для него было, как мы уже знаем,
пребывание на людях. Вначале он так и собирался сделать. Потом передумал.
Перенес на завтра.
Тут пришло, наверное, время сказать, почему же такую неловкость
испытывал Изар, оказываясь среди толпы или перед нею, в особенности, если
толпа была хоть как-то организованной. Дело в том, что он легко поддавался
влиянию чужой мысли, стороннего настроения. То, что думал и решал он,
находясь в спокойном одиночестве, всегда претерпевало перемены, стоило ему
вынести эти мысли или решения на всеобщий суд, пусть и безмолвный. Он
переставал быть собой. Вот и с генералами он собирался говорить вовсе не
так, не обещать им под конец никаких благ - и не выдержал, пообещал, хотя
сам еще как следует не понимал, что же выиграют генералы от изменений,
которые предстояло внести в историю Ассарта. Но - пообещал.
А когда они наконец разъехались - вместе с чувством облегчения испытал
вдруг некий ностальгический приступ, этакую тоску по определенному времени
своей жизни. И вместо того, чтобы настраиваться на предстоящее обращение к
историкам, Властелин приказал перенести все приглашения на следующее утро,
распорядился вызвать машину и в сопровождении лишь малой охраны направился
не к Источнику Вод, чтобы духовно укрепиться перед завтрашним решением
(огласив его, он уже вступал на дорогу, с которой не смог бы свернуть до
самого ее конца), и не в маленький уютный домик в Первом городском поясе,
где с недавних пор жила большеглазая девушка по имени Леза, - возможно, он
заедет туда на обратном пути, - но в парк Третьего Десантного полка
Летучей Рыбы, в составе которого участвовал в одной из высадок.
Есть что-то порочное (по представлениям современной морали) в каждом
нормальном мужчине - нечто, влекущее его к орудиям уничтожения, от
маленького кинжала до многотысячетонного военного корабля, крейсера
межзвездных пространств. Каждое из них имеет не только функциональную, но
и эстетическую ценность, которые трудно разделить, как трудно отделить
красоту человеческого тела от его здоровья. И вот, наглядевшись с утра на
эполеты, аксельбанты, ордена и коралловое шитье на воротниках,
наслушавшись зычных командных голосов, Изар ощутил вдруг тоску по своим
скромным знакам различия и далеко не столь нарядному мундиру, по
безусловному повиновению команде, по бездумной легкости действий, по дрожи
палубы под ногами - палубы маленького десантного катера, только что
покинувшего борт округлой космической матки, по приближению
непредсказуемого - а конкретность опасности всегда непредсказуема, потому
что есть множество способов убить тебя, и ты не знаешь, каким из них
воспользуется судьба - а может быть, и вообще пронесет... И ему захотелось
вновь зачерпнуть хоть горсточку воды из давно уже и бесповоротно протекшей
реки.
На этот раз он не выдавал себя ни за кого другого, он был Властелином и
носил мундир Главнокомандующего. Так что в парк был пропущен
незамедлительно. Он строго приказал, чтобы по начальству не докладывали о
его прибытии, зная, впрочем, что все равно доложат (как он и сам доложил
бы, будь он сегодня начальником караула) - и представляя четко, сколько
минут остается у него на одиночество здесь, среди военных машин. Немного
времени было ему отпущено на изъявление чувств. Поэтому он не стал
заходить вглубь, но приказал открыть первый же эллинг и оставить его там
одного.
Здесь стояли атмосферные штурм-агралеты, низкие, плоские машины,
очертаниями схожие с рыбой скатом - ужас для всего, что ехало, бежало,
ползло или окапывалось внизу, на атакуемой планете. Лишенные собственного
хода в пространстве, они выстреливались с десантных маток в верхних слоях
атмосферы, пронизывали ее, теряя одноразовое защитное покрытие - и,
оказавшись в плотных слоях, сразу же шли в атаку: первая волна - на
ракетные противодесантные установки, вторая и прочие - на все остальное,
что могло взрываться, гореть и умирать. Те, кто пилотировал машины первой
волны, редко оставались в живых; поэтому Изар в то время был назначен
только во вторую, - он пытался протестовать, но отец его посчитал, что и
такой стажировки более чем достаточно: в конце концов, вторая волна тоже
не лечебница для нервных, просто там больше убиваешь, но реже гибнешь сам
- однако это уж как повезет. И вот теперь Властелин подошел к ближайшей
машине, с белой единичкой в черном круге на крыльях (номер волны) и
тройкой на горбике фюзеляжа, означавшей собственный номер штурмовика.
Подошел, на миг заставив себя поверить, что это - его машина, что это он
сейчас займет место в кабине и приготовится к старту и атаке. Возникло
вдруг странное чувство единства, едва ли не родства с этой машиной; он
прижался щекой к холодному, зеркально-гладкому борту, приласкал его
пальцами, как если бы то была женщина, - хотя с женщиной, он, скорее
всего, больше стеснялся бы. Щека его повлажнела - то ли роса села на
холодный металл, то ли слеза скатилась? Нет, скорее роса все-таки...
Так Изар простоял минуты две - безмысленно, растворенно... Потом
снаружи застучали по бетону торопливые шаги: командир полка, конечно. Изар
выпрямился, задрал подбородок, прищурил на всякий случай глаза.
- Отставить, - сказал он, прервав начатый было рапорт. - Вы хорошо
содержите технику, Острие полка. Вы, конечно, захватили журнал поверяющих?
Дайте свет, я сделаю запись.
Он хотел было спросить, кто служит на тройке, но удержался: вопрос дал
бы повод для лишних разговоров, пилоту же мог в чем-то помочь, а мог и
повредить. Ничего, не составляет труда узнать это и завтра. Зачем? Изар не
смог бы ответить на этот вопрос. Может быть, ему показалось, что
незнакомый пилот будет его личным представителем в будущих атаках?
Да нет; каждый пилот будет его личным представителем. И каждый командир
полка. Каждый генерал. Все как один.
- Благодарю за службу, - сказал он, прощаясь.
- Слава Власти! - четко прозвучало в ответ.
Кого видел перед собой Острие полка в тот миг? Мальчишку - пилота с
небольшим стажем? Или - Главнокомандующего, Властелина?
Он был военным человеком. Значит - все-таки, Властелина.
И уж подавно Властелином выступил он наутро перед историками - людьми,
не избалованными вниманием верхов и потому то ли испуганными, то ли
смущенными, а скорее - и то, и другое пополам.
Говоря с ними, он переводил взгляд с одного на другого, стараясь
угадать: вот этот, похоже, станет пробиваться, делать карьеру, ну что же,
отправим в разведку, пусть покажет, каков он как специалист и как человек.
Сосед его - явно ведомый, но такие часто зарываются в предмет глубже
остальных, не тратя сил на лидерство. Надежный рычаг композиционной
группы? Поживем, увидим...
С ними Властелин не собирался заигрывать, как с военными. Наоборот.
Сразу ошарашить перспективами. Чтобы они - не дай Рыба - не стали искать
моральных основ, этических решений. К Синему Осьминогу мораль, и этику
туда же - когда речь идет о судьбе Державы.
- Вы - люди науки, - сказал он (быть может, льстя большинству). - И
знаете, что у наук, как у людей, народов, искусств, бывают свои периоды
застоя, который на деле есть постепенное накопление сил, и периоды взлета,
расцвета, когда одна какая-то наука сосредоточивает в себе коренные
интересы эпохи. Это могла быть - и была - химия, физика. Биология. Раньше
- планетография. Теперь пришли дни истории. Они стучатся в дверь. И мы не
можем впустить их, оставаясь неподготовленными.
Для того, чтобы встретить эти дни во всеоружии, я повелеваю создать
Державный Департамент Истории. И Академию Истории. Буду рад видеть в
составе одного или другой каждого из вас. Из глубины веков наши пращуры
глядят на нас с укоризной. Разве такой видели они свою планету в будущем?
Разве они виноваты в том, что мы прошли не тот путь, каким следовало бы
идти?
Впрочем, на самом ли деле мы прошли тот путь, который сейчас себе
приписываем? Не есть ли наша сегодняшняя история всего лишь компиляция из
обрывочных сведений, произвольных истолкований, предвзятых мнений? Разве
каждое из сохранившихся свидетельств не может быть истолковано не
единственным образом, но многообразно?
Я, Властелин, уверенно говорю вам: нет, наш путь не был таким. И нам -
вам в первую очередь - предстоит восстановить его во всем ослепительном
сиянии. Для этого и создаются названные выше учреждения. Их задачи
различны, но поведут к общей цели. Департамент будет искать - и находить -
новые факты прошлого, новые свидетельства и доказательства. Академия -
определит их места на многоцветной карте нашей истории, которая в
результате сделается совершенно неузнаваемой.
Впрочем, каждый из вас знает, что история - настолько же искусство,
насколько наука. Вы знаете разницу между гениальным полотном мастера и
плоской мазней ремесленника. И меня, и вас учили по беспомощным картинкам,
пригодным разве что для умственно отсталых. Но разве не вошли мы в пору
зрелости, когда по силам становится и создание шедевров?
Я хочу, я требую, чтобы был создан великий труд под названием "История
Ассарта". Вы должны захотеть того же. Разведчики истории и Композиторы
истории - вот две группы людей, которые, создав ее, оставят в ней свой
неизгладимый след.
Вы спросите: а раньше?.. Раньше силы уходили на другое - на то, что
было нужнее в тот час. Сегодня мы уже достигли всего, что могла нам
обещать старая, худосочная история. Пришла пора влить ей в жилы свежую
кровь. И мир Ассарта окажется способным на новые, величайшие свершения.
Сегодня у нас есть на это средства и есть силы. Дело за вами. Пора
начать.
Сразу же скажу вам, с чего начать. Разведчики будут посланы на другие
планеты - чтобы там найти детали нашей новой истории. Потому что, как вы
знаете, прежде чужие силы не раз обрушивались на нас. Грабили. И историю в
том числе. Но еще прежде Академики и Композиторы быстро и внимательно
изучат истории остальных планет - чтобы найти события, которые, как
подскажет вам чутье и логика, могли прежде принадлежать нам. Затем
Разведчики на местах уточнят и проверят их. И возьмутся за дело
Композиторы истории. Ясно ли я изложил вам вашу задачу?
Он обвел историков взглядом. Глаза их горели, и Властелин понял, что
изложил ясно. Один только решился спросить:
- А согласятся ли они... э-э... вернуть нам... все это?
- Об этом, - ответил Изар, - позаботится Держава.
- Значит ли это, Властелин, что нам придется возвращать свое с оружием
в руках?
"Нет, - подумал Изар. - Это не генералы, и война их никак не
воодушевляет".
- Я предпочитаю иные методы. Например, могу сказать вам, что в самом
скором будущем мы направим в один из соседних миров представительную
делегацию, которая постарается приобрести интересующие нас детали истории,
выкупив их или обменяв на то, что может заинтересовать другую сторону.
- Вы полагаете, Властелин, что их привлекает наша история?
- Боюсь, что нет, - невольно улыбнулся Изар. - Но их интересуют тяжелые
элементы, которыми Ассарт достаточно богат. И мы могли бы предоставить им
концессию или даже уплатить за историю обогащенными рудами.
- Это представляется разумным путем, - заметил спрашивавший. - Когда мы
должны начать работу?
- Разве вы не заметили? Мы уже начали!
Изар не стал говорить историкам о том, что будет предпринята и
локальная военная операция. Не потому, что не хотел прежде времени пугать
их; просто в глубине души надеялся, что обойдется и так. Если торговая
делегация сумеет договориться, его позиция против военных станет куда
предпочтительнее.
В делегацию надо включить этого историка, Хен Гота, будущего Верховного
Композитора Истории. Но представлять Ассарт будет, разумеется, не он: его
никто не знает. А кто же?
Властелин на мгновение задумался.
Ум Совета, вот кто! Его знают во всех мирах. Он, конечно, стар, но еще
одну такую поездку выдержит. И самому старику будет лестно закончить свою
карьеру таким блестящим образом.
А пока делегация будет вести официальные переговоры, в других мирах
неофициальные представители Ассарта будут прощупывать почву для таких же
переговоров в будущем. Действовать надо через людей деловых, через купцов.
Они как-то всегда ухитряются договориться даже там, где политики терпят
поражение.
Вот так и будем действовать...
Властелин позволил себе немного расслабиться, помечтать, закрыв глаза,
не вслушиваясь в оживленные разговоры историков.
Новая история. В которой не будет гнетущей традиции. Того Порядка,
согласно которому сын убивает отца, мужчина насилует женщину, а после
этого заставляет ее стать его женой и родить ему сына. Того самого,
который с детства будет знать, что ему суждено со временем прикончить
своего отца - и самому повторить проклятый цикл.
Люди, все живущие на Ассарте, все подданные Державы, сами не ощущают,
как тяготит их жестокий ритуал. Не представляют, насколько свободнее
станет им дышаться, когда власть и насилие окажутся разобщенными раз и
навсегда. Совсем другая жизнь начнется на Ассарте...
И те, кто поумнее, без сомнения, понимают это уже сейчас. Даже
финансисты, эти всегдашние враги всего живого с проволочными сачками -
да-да, именно из колючей проволоки - гоняющиеся за хрупкими, но
прелестными бабочками политической мечты. Даже они промолчали, когда он
говорил о возможной продаже реальной руды за эфемерную историю. Право же,
это стоило выигранной битвы.
Надо еще поговорить, пожалуй, с людьми искусства. Хотя, может быть,
сейчас это еще преждевременно... Они - народ непредсказуемый. Одни просто
не смогут проникнуться идеей в чистом виде, им подавай конкретное: факты,
имена, даты - канву, по которой они смогут вышить узорчатый коврик.
Другие, напротив, идею воспримут, запустят фантазию на полные обороты - и
такого наизображают, что потом не будешь знать, как от их фантазий
отделаться.
Нет, с ними - потом. Когда что-то уже начнет получаться.
Кстати, может быть, тогда прекратятся и покушения на его жизнь. Люди
увидят, поймут, что он хочет лишь добра. Что на самом деле он вовсе не
жесток, не кровожаден, он хочет мира и благосостояния для каждого.
Потому что три покушения уже совершены. И не его заслуга в том, что они
не увенчались успехом.
Словно кто-то незримый бережет его, более умелый, чем его охрана, чем
весь Легион Морского дна. Интересно: кто они, откуда, какими мотивами
руководствуются?
Но, пожалуй, еще более необходимо установить - кто же организует эти
попытки лишить его жизни.
Если его не станет - кто может претендовать на власть?
Как он ни прикидывал, получалось, что единственным человеком, кто после
его смерти законно приходил к власти, была Ястра. И затем - тот человек,
которого она выберет себе в мужья.
Трудно иногда бывает понять, что творится в душе женщины.
Она ведь любила его, несомненно. Однако после ритуального насилия резко
изменилась. Отвергла. И появился этот - ее советник. Уж не его ли она
прочит в будущие повелители Ассарта?
Надо позаботиться о том, чтобы обезвредить этого непонятно откуда
взявшегося человека, уже занявшего, как доносят, его, Изара, место в
постели Жемчужины Власти.
Кстати: как по женщине он по ней больше не тосковал. Наверное, есть в
насилии нечто, отвращающее обоих друг от друга.
А вот Леза - да. Маленькая глазастая девочка, и посейчас робкая, всегда
была для него желанной.
Властелин взглянул на часы. Было без скольких-то сколько-то. Одним
словом, не очень поздно.
- Эфат!
- Властелин?
- Машину. Маленькую. Без охраны. Поведу сам.
- Да, Властелин. Конечно, Властелин!
"Без охраны" означало, разумеется, лишь то, что охрана не должна лезть,
на глаза. Обязана стать невидимой - всего только. А сам он стать незримым
не имел более никакого права.
Быть Властелином, честно говоря, очень неприятно. Однако кто-то должен
ведь им быть?
Все-таки нет в мире справедливости. Вот и нас дела одной-единственной
планеты заняли настолько, что можно подумать, что на свете вовсе и не
существует других планет и других дел.
А есть. И с избытком. Даже только в нашей Галактике (она, конечно, из
крупных, но все же не самая крупная из всех, имеющихся в известных и
неизвестных нам мирозданиях) дел даже слишком много для двух человек -
хотя бы и обладающих такой информацией, какая нам и не снится, и знающих
способы использовать эту информацию для пользы жизни.
Не удивительно поэтому, что вечно озабоченный Фермер не выразил ровно
никакой радости, когда зов Мастера заставил его оторваться от решения
сложной задачи. Дело в том, что... Нет, не будем отвлекаться вещами, хотя
и весьма интересными, но к нашему повествованию не имеющими никакого
отношения.
- Я слушаю тебя, Мастер, - произнес он, оказавшись в месте, откуда,
должно быть, и раньше было видно все в пространствах многих измерений.
На этот раз многое здесь изменилось. Словно серым туманом было окутано
все, плотным, непроницаемым ни для взгляда, ни для других способов
познания на расстоянии. Исключая, может быть, лишь мысль.
- Скажи, фермер: у тебя такая же картина?
- Да. Я как раз пытался пробиться. Пока безуспешно.
- Как ты объясняешь это?
- Не нахожу истолкования. Никакая из известных мне причин не может
вызвать такого эффекта. Бывает - затрудняется проникновение в какое-то из
пространств - но именно в одно из многих. Тогда можно найти обходный путь.
Но с таким явлением я сталкиваюсь впервые. Видимо, и ты тоже?
- Ты угадал, Фермер. И я тоже не нахожу объяснения. Может быть,
попытаемся сделать это вместе?
- С чего все началось?
- С потери связи.
- Твоему эмиссару не удалось справиться с задачей?
- Этого я не знаю. Не знаю, оказался ли он на месте. Вступил ли в
общение со своей группой. Какую сумел занять позицию. Как они оценивают
положение на Ассарте.
- Ты не пытался послать для выяснения еще кого-нибудь?
- У меня почти не осталось людей. Кроме того, потеря связи была лишь
первой бедой. Второй стала непроницаемость пространства. То есть, все наши
каналы транспортировки перекрыты.
- Для природного явления - слишком целеустремленно.
- О, я почти сразу отказался от мысли о естественном характере помех. А
сейчас, когда у нас отняли возможность даже наблюдать, не вмешиваясь, я
совершенно уверился в том, что это - обдуманная, осмысленная атака на нас
обоих.
- Конечно: мы ведь не действуем порознь, цель у нас всегда одна. У тебя
уже возникли, я думаю, какие-то предположения?
- Я и пригласил тебя для того, чтобы поделиться ими.
- Говори, я слушаю.
- Мне показалось, что для объяснения настоящего надо отступить в
прошлое.
- В мире множество прошлых. В какое именно?
- В наше с тобой, Фермер. Ты помнишь, когда мы еще только готовились к
этой работе...
- Когда возникало это Мироздание?
- Да. Уже тогда у нас возникали различные мнения о том, как оно должно
развиваться.
- Ты вспомнил о мнении Охранителя?
- Да, того, кто потом взял себе имя Охранителя, как ты - Фермера, а я -
Мастера.
- Да, я помню наши споры.
- А тебе не кажется, что впервые за истекшие с той поры времена
возникла ситуация, когда точки зрения - наша и его - неизбежно должны были
столкнуться?
- Разумеется, я думал об этом. Было бы странно, если бы этого не
произошло. Однако мне трудно представить, чтобы кто-либо из нас - тот же
Охранитель - избрал для воздействия такие вот методы. Согласись: нас
готовили не к таким действиям.
- Прошло достаточно времени, чтобы он мог измениться.
- Только в том случае, если цель, которую он перед собой в конце концов
поставил, настолько грандиозна, что позволяет для своего достижения
применить даже и такие методы.
- Понимаешь ли, так поступают, когда... когда понимают, что дело зашло
слишком далеко, возврата нет и остается лишь пуститься во все тяжкие,
рисковать: или все, или ничего.
- Возможно; только я не очень представляю себе, чем же может оказаться
это "все".
- Ты ведь помнишь Охранителя? Хоть немного?
- Никогда не жаловался на память. Думаю, что помню его неплохо. Как и
любого из нас.
- Он всегда был человеком крайностей, согласен?
- Да, был близок к такому образу мыслей. Ну и что же?
- Помнишь ли, как он спорил?
- А он и не спорил, собственно. Аргументация всегда давалась ему с
трудом. И его излюбленным доводом было "Потому, что потому".
- Верно. Люди такого склада, не задумываясь, прибегают к силе, чтобы -
не доказать, нет, но навязать свои взгляды.
- Ты хочешь сказать, что сейчас он чувствует себя сильным?
- Пожалуй, не совсем это. Скорее - он увидел способ стать сильным.
Настолько сильным, чтобы заставить всех - тебя, меня, других - поступать
так, как будет угодно ему.
- В это мне не очень верится. Потому что он всего лишь - человек
Больших сил. И достаточно будет вмешаться силам Высоким...
- Вероятно, он считает, что может получить выход к еще более высоким
силам.
- К Высшим, ты-имеешь в виду? Не очень верится.
- Но рискнем все же предположить, что он так считает. Теперь подумаем:
что может оказаться настолько сильным, чтобы составить - угрозу даже для
Высоких и Высших сил, не говоря уже о нас с тобой?
Фермер задумался ненадолго.
- Мне кажется, - сказал он после паузы, - что, во всяком случае, это не
угроза созидания. Да, это может быть только лишь угрозой деструкции.
Разрушения. Потому что разрушение всегда требует меньших усилий, чем
созидание, это известно давно и каждому.
- Я рад, что ты думаешь так, как и я. Но если мы не ошибаемся, то
попытаемся продвинуться дальше и сообразить: какое же разрушение,
доступное ему, может оказаться настолько большой угрозой, чтобы с ней
вынуждены были считаться даже и Высшие силы?
- Что же, подумаем. Наверное, тут надо не упускать из виду, что он
достаточно долго находился где-то - не только в иных мирозданиях, но и
других пространствах. Может быть, там он получил какие-то возможности,
неизвестные нам? Нельзя оперировать понятиями, каких мы не знаем.
- В этом я почти не сомневаюсь: хотя бы то, что мы сейчас отрезаны от
всего Мироздания - убедительное доказательство. Но ведь не этим же станет
он угрожать всем и каждому. Нет, здесь должно быть что-то более... более
страшное.
- Уничтожение, уничтожение... Ну хорошо, предположим, он получил такую
возможность: разрушать, уничтожать. Но в каком масштабе? Допустим, он
уничтожит Ассарт. Да, это станет великой трагедией для всех, населяющих
планету. Но зачем? Все огромное Мироздание от этого не очень-то
пострадает.
- А если не одну только планету? Но все скопление Нагор?
- Нам с тобой это под силу?
- Просто так взять и уничтожить мановением руки? Нет. Но мы ведь
говорили о каких-то неизвестных нам возможностях...
- Уничтожение, вообще любой процесс такого масштаба могут быть основаны
лишь на фундаментальных законах бытия. Мы с тобой как будто неплохо
разбираемся в них?
- Но если он может вызвать какое-то перезаконие...
- Так ведь это тоже происходит не как мне вздумается, а лишь
определенным образом. Перезакония тоже предсказуемы.
- Надо основательно проанализировать их возможность.
- Согласен. И тем не менее думаю, что не в перезакониях дело. Они ведь
совершаются относительно медленно. Почти всегда остается время, чтобы
принять какие-то контрмеры. Нет, нужно искать что-то иное. Неожиданное. И
- страшное не только для какой-то локальной части пространства, но, может
быть, для Мироздания в целом.
- Мне приходит в голову картина: сумасшедшей с факелом - на пороховой
бочке...
- Вот эту бочку нам и надо бы отыскать.
- Что же, придется отложить все остальные заботы и заниматься этим.
Однако, Мастер, мне, откровенно говоря, не очень в это верится. Не такая
уж слабая вещь - Мироздание. Оно, что ни говори, достаточно устойчиво.
Разве я не прав?
- Я тоже все время рассуждал именно так.
- Ну и что же? Ты изменил свое мнение?
- Знаешь, в какой-то мере изменил. Потому что, рассуждая так, мы
упускаем из виду Время.
- Время...
- Именно его. Мы берем состояние Вселенной в момент ее устойчивости. И
произвольно распространяем его на все периоды существования Мироздания. А
ведь" это не так.
- М-м... Пожалуй, в этом что-то есть...
- Я тоже так думаю. И стоит поинтересоваться: каково состояние
Вселенной именно сейчас. Устойчива ли она? Или, может быть, находится как
раз в какой-то стадии неустойчивости? Мы просто забыли о таких периодах,
потому что нам с тобой никогда не приходилось соотносить наши действия с
этим фактором...
- Да попросту это не наша область. Состояние Вселенной - забота Высших
Сил. Нам с тобой известны наши пределы.
- Но значит ли это, что человек нашего уровня Сил не может создать
фактор неустойчивости Вселенной? Когда, чтобы нарушить ее состояние,
достаточно приложить не такую уж большую силу, может быть, даже - очень
незначительную...
- Конечно, если обладать рычагом, к которому можно приложить такую
силу...
- Можно ли с уверенностью сказать, что такого рычага - или рычагов - не
существует?
- Нет. Не возьмусь утверждать это.
- Вот и я.
- Значит, ты предполагаешь, что Охранитель, находясь где-то, смог,
во-первых, получить информацию о возможной сиюминутной неустойчивости
Мироздания, и во-вторых, обнаружить способ, при помощи которого можно этой
неустойчивостью воспользоваться?
- Даже не воспользоваться. Фермер. Но - создать угрозу такого действия.
- Что же... К сожалению, такого положения нельзя отвергнуть. Оно
возможно. В нем нет противоречий.
- При этом мы можем с достаточной уверенностью предположить еще одно:
что это как-то связано со Временем.
- И не только это. Еще и то, что все планы Охранителя каким-то образом
связаны с Ассартом. Именно с Ассартом. А ведь мы, по сути, об этой планете
знаем очень мало. Мы всегда считали ее одной из многих. А если на самом
деле это не совсем так? Или даже совсем не так?
- Вот и определяется круг поисков. Интересы Охранителя на Ассарте. И
какие-то, пусть небольшие, аномалии Времени - если он как-то на него
влияет.
- Поэтому он и постарался изолировать нас от Ассарта?
- Совершенно верно. И он мог добиться этого, чуть сдвинув нас во
времени - вместе с Фермой. Пусть даже на доли секунды...
- К такому обороту событий я, откровенно говоря, совершенно не
готовился. Что мы можем предпринять в ответ?
- Я тоже не могу ответить сразу. Однако что-то сделать необходимо. Я
должен знать, как развертываются события в Ассарте. Иначе Охранитель может
поставить нас перед печальным фактом.
- Что же можно сделать? Ты говоришь, что послать тебе некого...
- Ну, может быть, не совсем так. Дело в том, что ни один человек, сколь
бы ни был он подготовлен, не пробьется сквозь капсулу, пока мы не
восстановим своего положения во времени. Но это под силу тем, кто
находится уже в космическом цикле. Их у меня двое. Ты их знаешь, Фермер.
Одному из них придется вскоре уйти в неизвестность...
- Кто это будет: женщина или мужчина?
Мастер вздохнул.
- Я с радостью сказал бы: мужчина. Но вынужден ответить: первой пойдет
женщина.
- Почему? Я думал, ты дашь ей отдохнуть, прийти в себя...
- Ты думаешь, я не хотел бы этого? Но то, что я собираюсь ей поручить,
она может выполнить лучше, чем Иеромонах. Не хочу входить в подробности...
- Ну и не нужно. Ты думаешь, она сможет помочь Ферме выйти из капсулы?
- Это одна из задач. Есть и другие. Но решать - как и что делать -
будет она сама, как только увидит, что там на самом деле происходит.
- Она должна найти твою группу?
- Конечно. Но вступать ли в контакт с ними, опять-таки решит она. Может
создаться обстановка, когда это будет и не нужно. Я бесконечно доверяю ей.
Фермер. И надеюсь, она справится...
Торговую делегацию Ассарта на планете Лезар принимали торжественно. Уже
по тому, что возглавлял ее известный, политик, долголетний Советник
покойного Властелина Ассарта, понятно было, что делегация прибыла для
обсуждения не только и даже не столько торговых, сколько политических
вопросов. Лезар официально именовался торгово-демократической республикой,
поэтому дела торговые в ней всегда котировались не ниже политических, а
если говорить совершенно точно, были они переплетены столь тесно, что вряд
ли кто-нибудь смог бы определить, где кончается одно и начинается другое.
Никого не удивило поэтому, что в первый же день пребывания на Лезаре
делегация была принята президентом, который до выдвижения на этот
ответственный пост занимал еще, пожалуй, более высокое кресло, а именно -
был председателем совета директоров всепланетного экономического концерна.
Однако те, кто полагал, что этим приемом внимание президента к переговорам
и ограничится, были немало удивлены, когда оказалось, что он и в
дальнейших заседаниях принял весьма деятельное участие. Средства массовой
информации о содержании переговоров сообщили в общих выражениях: что, мол,
велись они по вопросам, представляющим взаимный интерес, проходили в
обстановке взаимопонимания, однако не привели к каким-либо конкретным
результатам, оставив, правда, открытым путь к дальнейшему обсуждению
проблем, интересующих обе стороны.
На самом же деле события развивались вот как. Поскольку Лезар заранее
не был предупрежден о предмете переговоров, его представители уже на
первое заседание явились, ожидая каких-то подвохов: Ассарт, мир богатый,
но, по общему мнению, скверно организованный и во многом отстающий от
времени, известен был своей традицией добиваться каких-то мелких и
непринципиальных выгод, не обращая внимания на то, что куда более
существенная общая выгода при этом заметно страдала. То есть Ассарт
никогда не умел отойти несколько назад, чтобы затем как следует
разбежаться и прыгнуть сразу на изрядное расстояние. Торговые отношения
между Ассартом и Лезаром находились уже продолжительное время на точке
замерзания, и это заставляло не ждать от приезда делегации никакого
сколько-нибудь ощутимого толка. С другой же стороны, это был первый выход
молодого Властелина на межмировую арену, пусть и не личный, и всех
интересовало, насколько его политика будет отличаться от всем привычной и
надоевшей. Так что с одной стороны Лезар не ожидал вроде бы никаких
неожиданностей, с другой же - был готов к ним.
И тем не менее, то, что они услышали, было настолько непредсказуемым и
даже, казалось, нелепым, что многоопытные политики и экономисты Лезара
поначалу оказались в состоянии полного недоумения и даже не сразу
поверили, что Ассарт говорит именно о том, о чем говорит, то есть, что
надо понимать его слова буквально, а не иносказательно.
- Властелин Изар, - заявил в самом начале переговоров глубокоуважаемый
Ум Ассарта, - исполнен желания наладить взаимовыгодные торговые, а равно и
политические отношения со всеми мирами Нагора. Он почел" за благо начать с
Лезара потому, что торговая репутация этого мира не оставляла желать
лучшего. Властелин намерен ни более, ни менее как открыть новую главу в
истории торговых отношений, и надеется, что Лезар окажется достойный
партнером в этом историческом деянии.
В ответ на эту преамбулу официальный глава делегации Лезара, президент
Всепланетной Торговой Конгрегации, поблагодарил за высокое мнение и
заверил, что его планета, со своей стороны, с радостью пойдет навстречу
любому разумному предложению Ассарта.
- Мы были бы признательны, - заключил он, - если бы делегация,
посланная Властелином Изаром, перешла к конкретным сделкам.
- С удовольствием, - ответил Ум Ассарта. - Мы, в частности, учитывая
неоднократные просьбы правительственных и частных фирм Лезара, готовы
предложить трансурановые элементы в таких количествах, которые Лезар будет
в состоянии оплатить.
Заявление было воспринято не без некоторой иронии: Лезар был миром
богатым и мог позволить себе платить много. Что касается тяжелых
элементов, то они и в самом деле были нужны, поскольку энергетика
торгового мира основывалась в первую очередь именно на них. Так что
предложение в общем виде выглядело весьма заманчиво.
- По каким же ценам Ассарт намерен поставлять названный продукт? -
поинтересовались практичные лезарские дельцы.
- Ассарту известен уровень межмировых цен. Однако, учитывая желание
Властелина сделать операции взаимовыгодными, Ассарт готов предоставить
Лезару определенные льготы.
- Это всегда приятно слышать, - признал Лезар. - А в чем эти льготы
могли бы заключаться?
- Ну, в частности, в том, что Ассарт не настаивает на денежной оплате.
Он согласен на бартерные операции.
- Очень хорошо. Лезар может похвалиться разнообразием и высоким
качеством производимой на нем продукции. Что конкретно интересует
уважаемую делегацию?
Тут-то и был задан вопрос, прозвучавший, мягко выражаясь, неожиданно,
когда все принялись лихорадочно отыскивать в нем подтексты и иносказания.
- Не скажут ли уважаемые контрагенты, сколько стоит один год лезарской
истории?
Члены делегации Лезара лишь недоуменно переглянулись. И одновременно
ощутили свою некоторую ущербность. Казалось бы, все и всяческие цены на
все на свете были им известны; но вот оказалось, что над стоимостью такой
вещи, как собственная история, никто из них никогда не задумывался.
Ценность земли была точно известна, ценность воды, воздуха даже; но вот
чего стоит прошлое? Может ли вообще существовать единая цена? Или в
истории, как и в производстве, бывает товар экстра-класса, бывает
среднего, а то и просто низшего? Все это были вопросы неожиданные и не
простые, на них нельзя было ответить так сразу, не анализируя. А чтобы
анализировать, надо было прежде изобрести методику анализа, что уже само
по себе требовало немалого времени, потому что совершенно не было понятно
- с какой стороны надо подходить к выработке такой методики. И во всяком
случае, для обсуждения таких вопросов необходимо было пригласить
специалистов, то есть историков, которые до сих пор в такого рода
конференциях участия не принимали, поскольку эрудицией в вопросах текущей
экономики никогда не отличались.
- Мы не готовы сразу же ответить на этот вопрос, - ответил наконец
Президент конгрегации. - Полагаю, что пройдет некоторое время, прежде чем
мы, посоветовавшись со специалистами, сможем дать хотя бы приблизительную
оценку. А почему, собственно, цена нашей истории заинтересовала высокую
делегацию?
- Потому, - сообщил в ответ Ум Ассарта, - что Властелин Изар намерен
обменивать имеющиеся у нас в избытке трансурановые на имеющуюся у вас
историю. То есть, точнее говоря, не на всю историю, а на некоторые ее
эпизоды. По нашему выбору. Мы можем назвать их уже сейчас, поскольку в
состав нашей делегации включены и специалисты в этой области знания. Они
готовы определить и хотя бы приблизительную стоимость отобранных нами
элементов истории, хотя стоимость эта, разумеется, при дальнейшем
обсуждении способна меняться в ту или иную сторону. Прошу вас, достойный
Хен Гот.
Историк заговорил, нимало не смущаясь, словно всю жизнь только тем и
занимался, что участвовал в межпланетных конференциях:
- Как известно, история мира Лезар не очень богата крупными,
значительными, исторически выразительными событиями. Однако и в ней
существуют определенные эпизоды, вызывающие наш интерес и желание
приобрести их в собственность. В частности, это могли бы быть, прежде
всего, эпизод войны против горных лезитов в период распада
Средне-Гиметской империи на Лезаре, когда небольшой отряд гиметской
гвардии стремительным налетом заставил выйти из войны и капитулировать
Горно-Усанское княжество, что, в конечном итоге, предотвратило полный
распад империи, а в дальнейшем привело к началу восстановительного,
собирательного процесса. Этот эпизод, протяженностью всего в два с
половиной Лезарских месяца, что соответствует сорока восьми дням Ассарта,
мы оцениваем приблизительно в двести пятьдесят тысяч Ассартских чешуи -
золотых, разумеется, - и готовы уплатить означенную сумму трансурановыми
элементами по мировым ценам, но с пятипроцентной скидкой. Затем,
во-вторых, это мог бы быть...
- Одну минуту, - остановил его глава Лезарской делегации. - Не
объясните ли вы, как следует понимать вышесказанное. То есть, как это
возможно - продать историю, и как возможно купить ее.
- Нет ничего проще, - ответил историк. - Продать - это значит передать
в нашу полную собственность. То есть, продав эпизод своей истории, вы
исключаете его из перечня событий, имевших когда-либо место на вашей
прекрасной планете; из архивов, летописей, научных и популярных работ по
истории, включая школьные учебники, а также из литературных произведений,
посвященных этой теме, в случае, если таковые существуют. Мы же, напротив,
приобретя этот эпизод, получаем полное право включать его в нашу историю в
любых ее вариантах, научных, популярных, художественных, и так далее.
- Гм, - промолвил президент. - Это действительно новый и, я бы сказал,
нетривиальный подход к торговле. Должен признать, что мы в некотором
затруднении. Потому что, прежде всего, не вполне ясно, кто является
собственником истории, а следовательно - кто имеет и кто не имеет права
продавать ее, а также - кто вправе и кто не вправе пользоваться тем, что
является платой за эту историю.
- С нашей точки зрения, - возразил уже Ум Ассарта, - тут нет ни
малейших поводов для сомнений. Вряд ли вы станете возражать против того,
что любой продукт принадлежит тому, кто произвел его. Следовательно,
история точно так же является собственностью того, кто ее произвел.
- Кто же произвел ее? Мы полагаем, что тут могут существовать самые
различные мнения. Производителем истории можно, например, считать народ.
Или течение времени. Или Господа Бога... Но вряд ли Господь нуждается в
ваших трансурановых?
- По нашему разумению, - отвечал Ум Ассарта, - производителем истории
является государство. Ибо - и специалист готов подтвердить это - под
историей мы понимаем то, что запечатлено в официально признанных текстах.
Если мы начнем прослеживать генезис этих текстов, то в конце концов придем
к государству, которое их заказывало и оплачивало. Таким образом,
собственником истории является государство, и только оно. Следовательно,
оно имеет право приобретать историю, отчуждать ее и в полной мере
пользоваться результатом таких продаж или приобретений.
- И все же это нуждается в тщательном обдумывании, - упрямо не
сдавались лезаряне. - Однако, желая пойти навстречу столь ценному
партнеру, мы предлагаем другое. Пока будет происходить обсуждение и
уточнение этого вопроса как в научной, так и правовой и экономической
плоскостях, мы, возможно, могли бы обдумать и решить вопрос о передаче
интересующих вас эпизодов нашей истории в краткосрочную, для начала,
аренду - ну, хотя бы на десять лет. Это послужило бы неплохим
экспериментом, и если в процессе его осуществления эксперты с обеих сторон
не найдут ничего, противоречащего принципам гуманности и законам
межмировой торговли, мы сможем возобновить переговоры уже в плане продажи
в вечное и нераздельное владение.
- Это нас не устраивает. Ибо аренда лишит нас права обращаться с
упомянутыми эпизодами в соответствии с нашими концепциями, - возразил
историк, а Советник поддержал его.
Так что на этом этапе переговоров соглашение достигнуто не было.
- А если это он тебя подослал, то я тебя просто убью!
Выкрикнув это, она метнулась к выходу и хлопнула дверью так, что на
меня обрушился ветер. Нет, чего-то в ней все-таки не хватало для подлинной
Жемчужины Власти, как я это понимаю. Плавности движений, умения говорить
так, словно за каждым словом скрывается вагон мудрости, царственного -
лениво-пренебрежительного взгляда... Бывало, она смотрела, как море,
иногда - как кошка, а случалось - и вообще никак не смотрела, а просто
закрывала глаза. Одним словом, нормально ненормальная молодая женщина,
среднее арифметическое взбалмошной девчонки и многоопытной старой ведьмы.
Стыдно признаться, но мне было с ней хорошо. И все же чувствовал я себя
не наилучшим образом. Потому что во снах ко мне приходила Эла. И смотрела
печально. Хотя не говорила ни слова.
Нет, формально все было - лучше не придумаешь. Не успев по-настоящему
приехать, я стал - не знаю точно, каким по счету, но во всяком случае
одним из первой десятки сановников огромной Державы. Как говорится, ел на
золоте, спал на лебяжьем пухе. Если бы я направлялся сюда, чтобы
изловчиться и ухватить фортуну за хохол, то большего и желать было бы
невозможно.
Однако меня привели сюда совсем другие соображения. И вот в этом плане
я сидел на мели - и так основательно; что никакому приливу было меня не
поднять.
Я был всеми уважаемым и (очень сильно подозреваю) ненавидимым
советником Супруги и Жемчужины Власти. Теоретически то была наилучшая
позиция для ненавязчивого влияния на самого Властелина: жены в таких
ситуациях работают как идеальный сверхпроводник - если только вы правильно
подключили их к своему генератору политических и прочих идей. Но это -
теория. Что же касается практики, то ко мне-то Ястра подключилась, но
другой конец этой связи - выход на Властелина - был то ли напрочь
обрублен, то ли, самое малое, наглухо заизолирован и заблокирован. Так что
ни малейшего напряжения в цепи не возникало. Иных же путей к Властелину,
во всяком случае до самого последнего времени я не видел - хотя бы потому,
что у него действительно были некоторые основания относиться ко мне, мягко
говоря, с неприязнью.
То, что девица - я имею в виду Ястру - после выполнения всех ритуальных
обрядов на какое-то время отшатнулась от него, можно считать совершенно
нормальным. Даже в мои времена (хотя и не в моей стране) можно было
схлопотать вполне уютный срок за изнасилование собственной жены. А Ястра
тогда даже супругой не была.
Но вот именно - на какое-то время. Потому что немного спустя очень
большой пакет соображений - политических, престижных, династических,
бытовых и прочих - заставил бы ее смягчиться. Тем более, что в ее (и не
только в ее) возрасте потребность в любви вовсе не исчерпывается
платоникой, а Властелин - мужчина, безусловно, приятный на взгляд, в этом
я ему не соперник, да и все остальное у него вроде бы в порядке. Я
прекрасно понимал, что подвернулся ей под руку как раз в те минуты, когда
ей самой страшно хотелось изнасиловать хоть кого-нибудь в отместку за
учиненное над нею, - а солдат охраны успели расхватать горничные и
кухарки. Нет, я, конечно, не хочу сказать... Собственно, у меня нет
серьезных оснований полагать, что она... Ну, ладно. Одним словом, я
подвернулся, стал ее соучастником в свершении акта мести (потом она
пыталась мне втолковать, что такой ритуал тоже существовал в свое время,
но не афишировался и постепенно заглох - после какого-то очень уж громкого
скандала не то шесть, не то семь поколений назад). Что сделано - сделано,
и она имела полное право и возможность наутро вытурить меня на все четыре
стороны, а я не стал бы обижаться, потому что, с одной стороны, мне были
оказаны помощь и гостеприимство, а с другой - я их отработал, так что
никто из нас не остался никому должен. Но она меня не вытурила.
Может быть... А черт его знает. Нет, вероятно, все-таки потому Ястра
меня не выпроводила, что... Ну, в общем, ночью, когда это все происходило,
я как-то помимо воли стал думать, что это - не какая-то малоизвестная
инопланетянка, но - та, которой у меня больше не было. Знал, конечно, что
не она, их не спутаешь. Но - стало так казаться. И поэтому я был - одним
словом, как если бы она вернулась, и мы на одну ночь оказались вдруг
вместе, и все, что я к ней чувствовал и что осталось невыраженным, надо
было в эту ночь выразить - и не словами. Сам не думал, что во мне еще
столько нежности; казалось, все умерло, ушло. Короче - Ястру, как я
понимаю, эта нежность и свела с пути: после насилия-то! А она, как потом
уже выяснилось, человек привязчивый. И было мне ведено остаться. Чему я,
если уж быть до конца откровенным, обрадовался.
А когда она объявила мне, что назначает меня своим советником (даже не
спросив, хочу ли я; монархия - не самая демократическая система, это вам
любой скажет), я сгоряча решил, что мое дело сделано. Я уже говорил -
почему.
В действительности же получилось, что я остался с носом, и не самым
коротким в мире. Потому что вскоре выяснилось, что меня изолировали от
всякого выхода в политику даже успешнее, чем если бы я сидел в самой
надежной тюрьме Державы - в ручных и ножных кандалах, да еще прикованным к
стене. Ведь участвовать в политике я мог только при помощи Ястры, то есть
через нее. А она о политике и слышать не желала. Оказалось, что ей
доставляет удовольствие то, чего она все время была лишена: тихая семейная
жизнь, в которой мне была отведена роль обыкновенного домашнего мужа. Надо
полагать, что светской жизни она успела хлебнуть досыта, и теперь могла с
чистой совестью сидеть дома, не рискуя свихнуться от тоски и скуки.
Причем без всякого риска. Мой официальный статус целиком оправдывал мое
постоянное пребывание при ней. А сколько-нибудь серьезного протеста с моей
стороны бояться тоже не приходилось. И едва я начал топорщить шерсть, она
исчерпывающе объяснила мне, почему.
- Милый Уль, - сказала она, полулежа на софе и не выпуская из рук
глянцевитого красочного журнала, - что-то по женской линии, - который
пролистывала, когда я начал было атаку. - Если хочешь, я объясню тебе твое
положение, а выводы сделаешь сам. Сместить тебя мне не труднее, чем было
назначить. И сразу же найдется очень много охотников задать тебе целый
ворох вопросов, на которые они сейчас не решаются. Например - кто вы,
почтенный экс-советник, и откуда. Каким образом вдруг оказались на
поверхности Ассарта. С какой целью прибыли. С кем должны были встретиться.
Кто ваши истинные хозяева. И так далее. Думаю, что тебе было бы крайне
нелегко на них ответить - потому что вряд ли ты захотел бы сказать правду.
Мне кажется, тебе куда спокойнее жить, пока никто ее не знает.
- Можно подумать, что ты ее знаешь, - попробовал сопротивляться я. - И
видишь в ней нечто страшное. Хотя на самом деле...
Она подняла руку, прерывая меня.
- На самом деле я не знаю - и не желаю знать. Твоя правда мне не нужна.
С меня достаточно моей. А она заключается в том, что ты меня совершенно
устраиваешь как раз по тем причинам, по которым не устроил бы других. Ты
чужак, незаконно прибывший в Ассарт. У тебя нет здесь корней. Нет родных,
нет сторонников, просто знакомых, которые пытались бы через тебя добраться
до меня с просьбами, пожеланиями, угрозами, которые втягивали бы тебя - и
меня - в разного рода авантюры и вообще мешали бы жить. Наверное, у тебя
есть на планете какие-то люди, которым ты нужен - иначе тебя не занесло бы
в наши края, - но сюда, как ты знаешь, не так-то просто попасть с улицы -
да и не с улицы тоже. С другой стороны, это лишает тебя возможности самому
ввязываться в какие-нибудь истории, потому что у тебя нет предлогов, чтобы
исчезать из Жилища Власти - скажем, навестить больную тетку, или выпить
кружку пива со школьными товарищами, или купить подарок незаконному сыну,
которого ты прижил с билетершей из кино "Цабл" на окраине. И даже чтобы
сходить в магазин за дюжиной носовых платков: у тебя есть все, а если
чего-то не хватает - достаточно приказать, и тебе доставят. Вот причины,
по которым...
Она потянулась за каким-то соком, стоявшим на столике, и я использовал
эту микропаузу, чтобы все-таки хоть что-нибудь сказать.
- Величайшая из Жемчужин, по-моему, ты себе противоречишь. Ведь если
все-таки есть кто-то, кому нужно бы со мною повидаться, и попасть к нам с
улицы или со двора он не может, то разве не естественно для меня выйти из
Жилища именно для того, чтобы встретиться с ним, если даже он не
приходится мне теткой, ни больной, ни здоровой?
- Нет, не естественно, - убежденно сказала Ястра. - Потому что это
действительно вряд ли тетка, но очень может оказаться достаточно молодой
племянницей. Такие сумасшедшие эскапады, как незаконное прибытие на
незнакомую планету, чаще всего делают именно из-за какой-нибудь пары
длинных ножек. - Тут она откинула полу своего - не-знаю-как-это-назвать, -
чтобы напомнить, что такие ножки, как у нее, встречаются в мире не часто
(словно бы я мог об этом забыть). - Длинных ножек и смазливой, хотя и
туповатой мордашки. А я делить тебя не собираюсь ни с кем - пока ты мне не
надоешь. Однако хочу честно предупредить: судя по многим признакам, это
случится не скоро. Может быть, очень не скоро. А теперь сядь сюда, дай
руку и расскажи, как ты меня любишь. Если не хватит слов, найди другой
способ, чтобы я поняла... Осторожно! Ты порвешь! Великая Рыба, почему я
полюбила такую деревенщину - хуже, чем из донкалата Хапорим!..
Способов, которые имела в виду Ястра, существует не так уж мало; по
этой причине я смог возобновить разговор лишь спустя некоторое время.
- Ослепительная, - сказал я невнятно (потому что лежал, уткнувшись
носом в то место ее тела, где плечо начинает переходить в шею; лежать так
очень приятно, но поза плохо отражается на чистоте произношения), - но
почему обязательно племянница? Почему вообще женщина? По-моему, ты уже
достаточно изучила мой характер...
- А что, уже читают такой курс? - спросила она и слегка дернула меня за
волосы.
- ...чтобы понять, что я вовсе не... м-м... как называется по-ассартски
такая скотина - с рогами, бородой, жутким запахом и неиссякаемой
потенцией?
- По-моему, имя ей - Ульдемир. Ах нет, прости - он же с бородой...
Скорее всего, это зандак. Который говорит "ме-е". Тоже очень похоже,
верно?
Гордый и обиженный, я промолчал.
- Ну ладно, - сказала она, - нет рогов, нет, нет! Ну, прости.
- Прощаю, - сказал я великодушно.
- Нет, ты прости по-настоящему!
- Я и так по-настоящему.
- Ты не прощаешь, только болтаешь языком. А я не верю.
- Опять способы? Я же действительно не зандак!
- Ты в десять раз лучше. Во сто!
- Послушай, Ястра... Хорошо, что мы добрались до этой темы. Я уже давно
хотел. Мы ведем себя до жути легкомысленно. Как дети. Никаких мер... Или
ты уверена, что со мной это безопасно?
- Очень опасно. Ты бываешь невменяем. Кусаешься. И кричишь.
- Вранье. Это ты кричишь.
- Нет. Я слишком хорошо воспитана. Конечно, ты очень опасен.
- Ястра! Стань хоть на пять минут серьезной!
- Вот еще! Для этого я слишком высокопоставленная особа. Ну ладно, что
ты хочешь сказать?
- Что у таких игр бывают последствия.
- Ты меня пугаешь! Что-нибудь серьезное?
- Ястра!
- Что я могу поделать, если твоей серьезности хватает на двоих, для
моей просто не остается места... Значит, ты боишься последствий?
- Естественно.
- Я тебя успокою. Не бойся. Совершенно нечего бояться.
Тут я почувствовал себя несколько лучше. Значит, она все же
предохраняется. Она легкомысленна только с виду. Но мне хотелось полной
гарантии.
- Ты уверена?
- Не только я.
- Что ты сказала?
- Что не только я уверена, но и мой врач тоже. Все анализы показывают,
что бояться нечего. - Ястра чуть повернула голову, чтобы бросить на меня
быстрый взгляд. - Уже нечего. Бояться надо было раньше. Но я очень рада,
что ты не оказался трусом.
- Ты что?.. Ты хочешь сказать, что...
- Да не бойся же! Еще самое малое полгода я не буду тебя гнать.
Интересно, а сколько это продолжается там, у вас?
- Девять месяцев, - мрачно сказал я, понемногу начиная понимать, в
какую мы попали катастрофу.
- Странно: совсем как мы... Уль, кто умер?
- Что-о?
- Ну, у тебя такое выражение лица, что я подумала...
- Ты еще можешь шутить?
Бывает, это не проходит до старости.
- До старости надо еще дожить, - угрюмо огласил я мою мысль. - Но
думаю, нам это не грозит.
- Я понимаю, что ты меня не переживешь. Но у нас от родов не умирают.
Давно уже. Два малых круга.
- А от чего у вас умирают? Как делают в таких случаях? Расстреливают?
Вешают? Отрубают голову? Подсыпают яду? Или просто присылают шелковый
шнурок - для самодеятельности?
- Рыба, Великая Рыба! О чем ты вдруг заговорил?
- О том, что предпримет Властелин, когда узнает.
- Наверное, обрадуется. Хотя должен бы ты. Но ты не радуешься, и это
меня глубоко оскорбляет.
- Я радуюсь. Но боязнь за твое будущее сильнее. Не понимаю, чему должен
радоваться твой муж.
- Он мне не муж, а пасынок. Муж - тот, с кем делят пищу, кров и ложе. С
кем я делю, попробуй догадаться. Что касается юного Изара...
- Какой юный; он старше тебя.
- Ну, я вообще еще девочка... Так вот, он должен радоваться тому, что
кто-то выполнил за него тяжелую работу.
- Опять смеешься?
- Нет, я совершенно серьезна. Разве не тяжело - ложиться в постель с
женщиной из чувства долга?
- Ты уверена, что он тебя не любит?
- Он любит эту свою канарейку. И я не удивлюсь, если он ей сделает
ребенка, как ты мне.
- Ястра!
- Не хочешь, чтобы я тебе напоминала? Пусть так; стану говорить, что
забеременела от кого-то другого. Угодно тебе?
- Нахалка, - буркнул я.
- Не забывайтесь, Советник! У него должна быть и еще одна причина для
радости. Будущий Властелин обязательно окажется очень удачным ребенком.
- Ну, думаю, что и его сын тоже...
- Нет. Ты - совершенно чужая кровь. Свежая. А наши родовые связи здесь
так запутаны - все на всех женились, все от всех рожали, все всем родня...
Нет, и сравнивать нечего.
Я невольно вздохнул.
- Ты мне напомнила: я твой советник. Угодно Властительнице прибегнуть к
совету своего приближенного?
- Скажи - предельно приближенного. Угодно - если совет окажется
разумным... и человеколюбивым. Таких советов я могу выслушать множество.
- Только два. Первый: сделай аборт. Второй: помирись с Изаром хотя бы
настолько, чтобы родить сына от него.
- Негодяй!
- Могу объяснить...
- Уже объяснил - лучше некуда!
И она закатила мне пощечину. Она очень спортивная девица. И оплеуха
была не символической. Но я стерпел. Еще когда Мастер сватал меня сюда, я
чувствовал, что здесь придется солоно. Так и вышло. По-моему, она
расшатала мне зуб.
- Ястра! Поговорим спокойно и разумно. Изар - Властелин...
Вот тут-то она и крикнула:
- Такие советы может давать только прихвостень Изара! А если это он
тебя подослал, то я тебя просто убью!
И вихрь унес ее, и хлопнул дверью. По-моему, даже искры посыпались. Мне
же осталось только сидеть и переживать, что я и проделал на ваших глазах.
Однако вскоре я услышал приближающиеся шаги. Кто-то быстро и легко шел
по коридору. Я сообразил, что это принесли то ли уведомление об отставке,
то ли повеление убираться - под арест или на все четыре стороны, а скорее
всего - и то, и другое. Шаги остановились перед дверью. Она распахнулась.
И вошел мужик в форме ее телохранителя. Мрачный типчик с накаченными
мускулами и отвратной мордой. С порога он стрельнул глазами и оскалился. Я
сказал грубо (терять-то было нечего):
- Ну, что у тебя, ты, обезьяна? Давай сюда!
Он отдал салют и сказал:
- Рад видеть в добром здравии! Как поступим, капитан: вы оденетесь или
мне раздеться? Мундир очень стесняет.
Я опустил глаза на собственный живот. Действительно, я был крайне не
одет. Потом вгляделся в него.
- Питек?!
- В собственном соку, капитан!
- Питек!
- Личный телохранитель Ее Всемогущества, Супруги и Жемчужины Власти, к
вашим услугам, господин Советник!
Тут он понизил голос:
- По велению Властелина-бриллианта. С возложением дополнительных
обязанностей: скрытно надзирать над указанным Советником и пытаться
выяснить, что он за личность и под каким соусом его можно будет съесть.
- Господи! - сказал я. - Ну наконец-то! Каким ты стал красивым! И
разговорчивым!
- Здесь очень говорливый персонал, - ответил он. - У Жемчужины. И кроме
нас, караульщиков - одни... это... женщины. Я как раз на посту в коридоре.
Жемчужина прокатилась. Я понял, что у вас перерыв в служебных
обязанностях. Она застегивалась на ходу.
Он всегда был несколько нахален. Первобытное воспитание.
- Перерыв, перерыв. Неизвестно только, когда он кончится и как. Так что
давай - к делу.
- О да, Советник. Разумеется, Советник. Что вы знаете и что - нет?
- Абсолютный девственник по части информации. Давай.
- Я изложу кратко, чтобы у вас было, что сообщить Мастеру.
- Разве у вас нет связи с ним?
- Нет. Но уж если вы добрались сюда, то установите ее.
Я немного напрягся и вспомнил, что я - капитан. Все еще. И тут же стал
приводить себя в нормальный капитанский вид. Хотя мы были не на корабле,
но уже дул крепкий ветер и назревал шторм.
Все-таки приближенность к власти имеет свои преимущества. Только что,
например, мы были свидетелями страданий некоего высокопоставленного,
причиной коих была невозможность заняться хоть еще одним каким-то делом. А
вот людям, располагающимся на уровнях пониже, часто кажется, что работы
могло бы быть и поменьше, и неплохо ей оказаться чуть полегче. Но что
делать - внизу не выбирают, за исключением, может быть, уж самого низа,
где, правда, выбирать и не из чего.
Много, много работы. Хотя бы у Историков. Вот когда они почувствовали,
что заниматься главной на сегодня наукой - вовсе не мед. Начинаешь затемно
и кончаешь затемно. Кое-как перекусываешь на ходу. Над душой висит
ближайший начальник, как спутник связи: улавливает все, не двигаясь с
места. "Донк Истиг (теперь называют донками, как благородных, - как-никак,
академики и композиторы - звания звучные), донк Истиг, у вас на сегодня
осталось еще два обширных эпизода по планете Тулесир, средние циклы, а вы,
похоже, решили подремать? Чем же вы дома занимаетесь?". Кровопийца,
клянусь плавниками!.. Только и утешения, что через пять минут уже с
удовольствием слышишь, как еще выше окликают именно его, начальника: "Донк
Эгор, обстоятельства заставляют думать, что в вашем секторе происходит
утечка информации, и даже не просто тайной, а тайно-тайной! А ведь
ответственность, если не ошибаюсь, на вас? Уже заинтересовались Легионеры
Дна!..". Вот так тебе и надо, донк Эгор, начальничек, рыбью кость тебе в
горло! Чем вы дома занимаетесь, видишь ли, его любопытство гложет! Да
ничем, то-то и оно! Слава Рыбе, что хоть отвозят, потому что своими силами
просто не доберешься - здесь они остаются без остатка, эти свои силы;
доползешь до постели, и - хлоп, даже раздеться сил нет, даже поужинать,
разве что стакан сока жена вольет в тебя по ложечке, а чтобы тебе самому в
нее что-нибудь влить - об этом она даже мечтать перестала, уже, по ее
словам, и сниться не снится - это в наши-то годы. Вот так вот, донк Эгор!
Ну и потом, конечно, эта чертова работа засасывает. Хорошо, жил ты, как
все, преподавал историю в лицее поваров мясных блюд, был сыт, не
переутомлялся, отчитал шесть, иногда восемь часов, а порой и только четыре
в день - и пшел вон - куда глаза глядят. И жалованья хватало, потому что
званий-титулов не носил - значит, ни тебе, ни жене, ни детям
выкобениваться не было повода. И слава Великой. Но скребло, скребло на
душе: история все-таки - интереснейшая вещь, даже и такая, какую
преподавали, прямо-таки хмельное дело - история, а эти кандидаты в мастера
разделки и панировки твою науку видели даже не на сковороде без масла, а
прямо в мусорном ведре. В синем соусе они ее видели, твою историю. Их,
оглоедов, совершенно не интересует вся масса тонкостей, вся эта ювелирная
сеть, какую История сплела из ничтожного, как обрывок нитки, факта, что
Властительница Эригата уступила чарам несравненного донк-донка Меркаса
Абовы именно в Саталане и именно в третий день недели, и не где-нибудь, а
на краю площадки для игры в мяч, и, потрясенная пережитым, возвращаясь,
забыла на указанном месте не что-либо иное, а как раз ту часть туалета,
которую снимают лишь при самых крайних обстоятельствах. Вероятно, дул
приятный ветерок, а дни стояли жаркие в месяце Лукаре восемьсот семьдесят
четыре года назад. Казалось бы, что тут такого? Ну, забыла-так забыла. Но
вот тут ты и начинаешь посвящать их, толсторожих оболтусов, во все
обстоятельства, явные и скрытые, личные и державные, которые то сбегаются
и вяжутся в узелки (ну, помните хотя бы разговор владетельного донка Ропа
из Фегарны со Вторым Судьей Власти, Его Справедливостью Такитом Гарским;
ведь когда вспоминаешь, что и тот, и другой в разные времена домогались
благосклонности Эригаты, когда она еще не была Супругой Власти, и первого
она передала своей сестре, донке Матире, а со вторым... однако это длинная
история, и боюсь, что сейчас мне ее не закончить, вы уж потерпите до
другого раза, благородный донк), - так вот, ты посвящаешь их - а на их
мурлах выбито, я не преувеличиваю - именно выбито, как письмена на древних
табличках, на два пальца вглубь (кстати, с этими табличками однажды
случилось, вы не слыхали? В другой раз обязательно напомните, хорошо - я
вам расскажу, это такая прелесть, не пальчики даже - локоть свой
оближете!) - итак, выбито на их мурлах полусальной кондиции, что им
решительно наплевать, почему, как, где и с кем впала в грех
Властительница, а заботит лишь - впадет ли в грех Рушка из Высшего
Вышивального училища сегодня или завтра, и с ним - или с кем-либо иным. В
грех - я имею в виду, что сумеет он ее... э-м... ну, вы понимаете, не так
ли? - или не сумеет. Вот такое отношение к великой науке. И поэтому, когда
новый Властелин - да позволит ему Рыба подольше задержаться на суше! -
объяснил нам, что такое История (он сам не историк, но разбирается, смею
вас заверить, лучше, чем мы, профессионалы; нет-нет, я совершенно
серьезно, недаром же он Властелин!), никто из нас не то, что раздумывать
не стал: мы просто ему закончить не дали, все закричали "Ура!", было
всеобщее ликование. Совсем как восемнадцатого сура в год двух правых рук и
одной левой Восьмого большого круга, вы помните? Ну, это ранние средние
круги; тогда еще донк Аталан из Серитога выступил...
Слышите? Это опять меня. Да готов у меня эпизод, готов, я вовсе не
только разговариваю, у меня ведь уже рука набита, действия доведены до
автоматизма и глаз отточен, и все нити, нитки и ниточки, что торчат из
сопредельных эпизодов, я одним взглядом фиксирую. Монтаж - это все-таки не
самое тяжелое. Вот потом, когда пойдет общая отделка - круга, периода,
эпохи, эры - тогда действительно нужно ювелирное мастерство, тогда
чувствуешь себя без малого наместником Надвысшей Воли... А сейчас - да вот
я как раз иду сдавать эпизод, если вам любопытно - пожалуйста... Только не
вместе, охрани нас Великий Омар, у нас очень строго, ведь войска
отмобилизованы, ждут только наших результатов - надо же знать, что
завоевывать! - так что никакой утечки информации, ни-ка-кой! А вы идите
как бы сами по себе, как бы случайно зашли и прогуливаетесь - ну, мало ли,
что охрана, я знаю, что охрана, но ведь охранник тоже человек, - может
отвернуться, может с кем-нибудь заговориться, с девицей там, я знаю? - так
вот, идите спокойно, а если все-таки остановят - скажите, что вы -
свидетель по эпизоду хотя бы... хотя бы процесса властопреступницы Утаны в
году пяти правых рук Пятого большого... Хотя нет, нет: на столько лет вы
не выглядите. Хорошо, скажите, что по эпизоду вступления в брак Властителя
Изара; это же легидонники здесь ходят, они же идиоты, они еще тупее
поваров: те только к истории, а эти - всесторонне! И - вон к тому столу,
видите - большой, круглый, и толпятся. Вот там мы и сдаем отработанные
эпизоды. Вот, я уже взял мои материалы... Значит, вы - вдоль левой стены,
а я - прямиком. Как вас зовут, кстати, благородный донк? Как? Уве-Йорген
Риттер фон Экк? Красиво. И глубоко. Веет древностью рода. И-и... Воин,
разумеется? Я не ошибся? Много поколений. А кроме того в роду - судьи,
жрецы Рыбы - или кто у вас там? То есть как - где? Там, откуда вы
приехали, конечно. Донк Риттер, то, что вы ассартианин, можете
рассказывать кому угодно, только не серьезному историку. Вы знаете,
сколько различных этносов в основе нашего народа? Сто восемьдесят шесть.
Сколько определяющих признаков характеризует каждый из них? Девять.
Помножьте девять на сто восемьдесят шесть, вот машинка... Да, одна тысяча
шестьсот четыре, верно. И знаете, сколько этих признаков я определяю у
вас? Сейчас я вас обрадую: ноль. Иными словами, ни одного. А вы мне
говорите. Это вы можете сказать вон тому, видите - стоит как бы в
задумчивости? Ну вот, он из Легиона Морского Дна, заботник нашего сектора.
Вот он вам поверит, потому что тоже почует в вас знатного военного - на
это его хватит, - а что касается этнологии - у него кишка тонка, их этому
или вообще не учат, или учат где-то, куда он не попал. Да. Ну а когда
подойдете к столу - только стойте и смотрите. Вопросов не надо. Там есть,
кому спросить, там их много, а отвечать буду я один: это же мой эпизод, я
его вынашивал, лелеял, пестовал целых три часа! Да, такие у нас темпы.
Могут быть ошибки? Вам известна наука, в которой не ошибались? Мне - нет.
Цена ошибки? Цена - не моя стихия. Я создаю историю, я получаю от этого
удовольствие, как - как от... э-м... ну, вы понимаете, не так ли? Вдоль
левой стены!
...Ваше Постижение, Главный Композитор Периода! Представляется к сдаче
эпизод Истинной Истории Великого Ассарта. Хронология: с седьмого по
шестнадцатое Второго Никаза года Пяти Правых рук и трех пальцев правой и
одной и одного пальца левой руки Четвертого Большого Круга!
Содержание эпизода: героическая защита укрепленного замка Иш-Шутар на
юге провинции Саш донкалата Самус воинами Восьмого полка Оранжевых Тигров
под командой благородного донка и острия. Седа ар-Рагона ти Утас шу
Ратана, осажденного Правым крылом Второго Скачущего Войска Младшего
Властителя мира Нерашах Икана баш-Адона.
Связи: с эпизодами вторжения Второго Скачущего Войска - снизу, с
победоносным разгромом того же войска - сверху, с эпизодом междоусобной
войны Ратана и Гамота - слева, и Высочайшего внимания, оказанного
Властелином младшей дочери донка Седа - Итире, приглашенной для ночных
преклонении и смущенных услуг. Все нити выведены и вяжутся. Прошу
благосклонно оглядеть схему.
В настоящее время эпизод противоестественно включен в историю мира
Мигул. Местонахождение документов: Главная Консервация Истории Мигула,
город Рангат планеты Мигулана. Местонахождение вещественных доказательств:
одежда, вооружение - Музей Мигульской Славы, адрес тот же. Развалины замка
Иш-Шутар - на прежнем месте, на юге провинции Саш, теперь - деканат Сашит.
Жизнеописания участников: Большой Свод Великих жизней. Места погребения
участников установить не удалось.
Предлагается назначить к изъятию: все упомянутые документы и
вещественные доказательства; жизнеописания и родословное дерево донка Седа
и его дочери, впоследствии известной как Итира Изящная, а также трех
старших офицеров Восьмого полка Оранжевых Тигров. Родословные древа
пересадить на Ассартскую почву, для чего материалы по получению передать в
Сектор Родословных. Назначение современных представителей указанных родов
на Ассарте предоставить на благоусмотрение Власти. Место для размещения
развалин замка Иш-Шутар предложить выбрать Департаменту Топографии.
Эпизод представлен Композитором Истории Второго класса Истигом. Прошу
направить ваши мысли и снисходительно принять. С трепетной уверенностью
ожидаю проницательных вопросов, благородные донки и коллеги.
Вопросов не последовало - все устали до кругов перед глазами. Только
один из композиторов, зевнув, сказал:
- Значит, эту - как ее, Итиру, что ли? - придется тоже вешать на нашего
тогдашнего Властелина Сита Эноса. В среднем на десятилетие их приходится
тридцать четыре на одну планету, этих смущенно услуживавших. Множим на
семнадцать. Да, Властелин Сит будет выглядеть веселым правителем: пятьсот
семьдесят восемь девочек за десять лет; по наложению хронологий, ему в те
годы было от семидесяти восьми до восьмидесяти восьми лет. Надо подумать,
кому заказать его портрет - чтобы люди поверили, что это было ему по
плечу.
- Не он один. Все наши Алмазы Власти станут выглядеть так же, -
пробормотал другой Композитор. - Только при чем тут плечо?
- По-моему, работа выполнена профессионально, - сказал Главный
Композитор Периода. - Включаем? Отрицающих нет? Чудесно. Ну, последний
эпизод - и по домам. Что там у нас?
- Представляется к сдаче эпизод Истинной Истории Великого Ассарта.
Хронология: пятое сура в год...
- А, однодневка? Ну, это мы быстро расщелкаем...
Работать подчиненным тяжело. Но бывает интересно.
"Интересно, - подумал Уве-Йорген, уходя, - у генералов тут тоже такой
же... э-м... вы меня понимаете, не так ли?".
И рыцарь загоготал по-солдатски искренне - так, что прохожие стали
оглядываться.
Хотя знал прекрасно, что им-то смеяться было особенно не над чем. И не
над кем. Над самими собой разве что.
Он лениво шел по ставшим уже знакомыми улицам Сомонта, постепенно
удаляясь от центра. Миновал первый пояс, и теперь перед его глазами
проходили невзрачные пейзажи второго.
Рыцарь казался рассеянным, но на самом деле постоянно был начеку. Он
понимал, что сейчас идет двойная игра, гонки преследования между их
Экипажем и группой Заставы: кто первым обнаружит противника? Каждый служил
одновременно наживкой и рыбаком.
Уве-Йорген миновал кинотеатр, не обращая вроде бы внимания на обычную
суету у входа; поравнялся со знакомой пивной и вошел.
А входя, боковым зрением увидел, как кто-то свернул за ним.
Забравшись с ногами на диван, Леза сидела с полузакрытыми глазами и
улыбалась - сама себе, рядом никого не было, никто ее не видел. Улыбалась
воспоминаниям; когда человеку дано такое умение - снова и снова переживать
то лучшее, что в жизни приключалось, то, даже не имея иных доказательств,
можно считать его счастливым, как бы солоно ему ни приходилось потом. Лезе
сейчас было очень хорошо, и о прошлом она вспоминала не для того, чтобы
отвлечься от настоящего, случись оно неблагоприятным, но наоборот, чтобы
сделать его - настоящее - еще более приятным.
Вспоминала, как тогда - ночью - все еще перепуганной, чудом избежавшей,
насилия, ускользнула она домой, в свою небогатую комнатенку в плотно
обитаемой квартире очень недорогого (хотя и в Первом поясе) дома,
заперлась на все обороты, залезла под одеяло, и только после этого ее
пронял настоящий страх и заколотила дрожь. Задним числом пережитые страхи
кажутся еще страшнее потому что есть время испугаться как следует,
переживая каждую всплывающую в памяти мелочь и ужасаясь тому, во что она
могла бы развиться, к чему привести. Представляла, как, опрокинув
навзничь, плющит ее о землю наглый Задира, отвратительный и, наверное,
очень тяжелый и скверно пахнущий, и грубо, без бережения, срывает то, что
ему мешает, так что она обнажившейся кожей ощущает, как жестка и холодна
трава - или асфальт, или мостовая - и как ей становится очень больно и
страшно, еще страшнее. То есть она не вспоминала, как это было - слава
Рыбе, не было, пощадили ее высшие силы, да и за что было бы так
наказывать, - но представляла, как случилось бы, если бы высшие силы не
вмешались. Но тогда это впечатление о предстоящем промелькнуло как-то
очень быстро - некогда было вникать в детали, - а вот под одеялом время
нашлось, и она вникала и боялась. Еще более боялась потому, что с этой
стороной жизни была знакома хотя и хорошо, но теоретически, а теоретически
боль не представишь, и она то ли кажется совсем ничтожной, то ли напротив,
такой невыносимой, какой на самом деле не бывает. Вот почему-то боли Леза,
очень целомудренная, тогда больше всего и боялась.
Теперь, в уютной, богато убранной комнате, на широком диване, она
улыбалась и тому страху, и следующему, едва ее не убившему: она
только-только успела угреться под одеялом, как в дверь квартиры заколотили
так, словно хотели ее высадить, с такой нетерпеливой злостью. Леза не
ожидала, что это к ней, не было у нее таких знакомых, чтобы ломиться в дом
среди ночи, да и вообще она знакомств избегала. Почему? Потому что ждала.
Знала и верила: если сильно верить и терпеливо ждать, то непременно придет
единственный, сказочный и прекрасный, увидит ее, поднимет на руки и
унесет. Раньше она различала его как-то не очень ясно, словно сквозь
дымку, знала только, что он прекрасен, добр и могуч, иначе это был бы не
он. А потом увидела в реальности и сразу поняла, о ком все время потаенно
мечтала.
Увидела, поняла и приняла. И ничто ее не отвратило: ни то, что на ее
глазах помог он уйти из этого мира своему папе, ни то, как расправился с
напавшими на него; а когда он набросился на ту отвратительную, злобную и
старую женщину и почему-то вместо того, чтобы просто оттолкнуть ее и
убежать, стал делать с нею то самое, что нельзя делать на людях, потому
что это самая большая человеческая тайна, - у нее, конечно, сердце екнуло,
но и то - не потому, что он это делал вообще, а потому что - с другой...
Впервые пережилось такое бессильное ощущение, такая истома и колючее
сожаление, что это не она там, не ее обнаженные ноги вздрагивают от
движений его тела... Нет, с ним она могла бы и при всех, - вот что стало
ей ясно, и она не отворачивала бы так свое лицо, но улыбалась всему миру
счастливо и победоносно. Но она была здесь, по эту сторону экрана, а он -
невообразимо далеко...
Раньше она не осмеливалась выходить из дому вечерами: ночной мир
вызывал опасения, она была слаба и одинока, а они сильны и их было
множество. Кто "они", оставалось не вполне ясно, но это смелости не
прибавляло. А вот теперь с наступлением темноты что-то упорно гнало ее на
улицу - скорее всего, подсознательное ощущение того, что она его встретит,
- и она шла с сердцем, трепетавшим от страха и предчувствий, и с
отблесками той самой истомы, снова и снова возникавшими в ее теле... Когда
Задира, хотя и незнакомый пригласил ее в кино, разумнее было, конечно,
отказаться, но что-то, в тот миг ставшее сильнее, чем она, заставило
согласиться - и как-то очень спокойно, и даже первые прикосновения его
рук, когда погас свет, встретить спокойно, и крепко двинуть его локтем в
ребра, чтобы знал свое место. Всю последнюю неделю возникали в ней такие
вот вспышки - на три-пять секунд, потом ей становилось еще страшнее. Он
засопел, но лезть не стал, а потом потащил на суд улицы, и Леза поняла,
что сейчас умрет от страха. И тут вдруг увидела его.
Все происходило так, как и должно было быть. Он встал на ее защиту, и
он победил. Только что-то помешало ему понять ее правильно. Когда Задира
потребовал, чтобы он, прекрасный Повелитель, Властелин, тут же, перед
всеми, сделал с ней это, он решил, что она испугалась. Наверное, она еще
не умела говорить глазами. Она тогда хотела, чтобы он понял: согласна, да,
тут, сейчас, мне не стыдно - с Тобой, мне не страшно - с Тобой, ну сделай
это, я жду с того самого вечера... Не понял. Но он сражался за нее, и она
поняла: нет, не сейчас, это случится потом, а сейчас надо бежать и
укрыться дома. Он не обидится моему уходу, он все поймет, когда схлынет
жар боя, и найдет меня. И она убежала. Однако дома, под одеялом, ей
представлялось, что он найдет ее сам. Неслышно отворится дверь, сколько бы
она ее ни запирала, и он войдет и остановится на пороге, увидит ее и,
улыбаясь, войдет в ее ожидание. Так что стук в дверь, грубый и
несвоевременный, в мыслях Лезы никак не соединился с ним.
Поэтому в конце концов у входа забрякал засовами кто-то другой из
обитателей квартиры. Судя по топоту, вошло сразу несколько. Заговорили
громко, властно, каждое слово доносилось до нее через тонкую переборку.
"Живет у вас тут такая..." (последовало описание; на самом деле она была
совсем не такой, как пришедшие описывали, но соседи, как ни странно,
поняли)! - "Живет. Вот тут. А что такое?" - "Не твое дело. Посторонись!".
Соседи были добрыми людьми, они жалели ее бедность и одиночество и
гордились тем, что жила она честно и нравственно. "Да что она такого
сделала? Чего вы от нее хотите?". Судя по звуку, старика просто отшвырнули
и тут же рванули ее дверь. Леза еще не решила, открывать или нет, а ноги
уже несли ее. Отперла. Вошли трое, обшарили ее глазами, но не допустили
никаких грубостей. "Сходится?" - "Похоже, она". Тогда ей кивнули:
"Собирайся. Поедешь с нами". - "Куда?" - на всякий случай, а скорее -
чисто механически спросила она. "Куда повезем". Потом один, постарше
возрастом, видно, пожалел ее, как и соседи. "К большому начальству", -
пояснил он без насмешки. "Зачем?" - спросила она так же механически -
просто чтобы занять время, пока причесывалась перед зеркальцем; одеваться
не надо было: она еще и не успела раздеться, все мерзла. "Может, хотят о
тебя ноги вытереть, - сказал другой безразлично. - Это дело не наше".
Первый только покачал головой. "Ну, поехали?" Она только кивнула. "С собой
ничего не берешь?" Она подумала и сунула в сумочку пушистого зверька с
полочки, умевшего смешно качать головой. И вышла без страха.
Она думала, что ее повезут в Жилище Власти - как-то само собой ей
казалось, что все произойдет там же, где показывали по телевизору - прямо
в коридоре, только телевизора, наверное, не будет. Тех, кто снимает. Но ее
привезли в другой дом, и Леза поняла, что это - его дом, и ей стало совсем
спокойно. Так было лучше: в его доме та женщина, лишняя, наверняка не
жила, была чужой, а она, Леза, не будет. Ее ввели, привезшим сказал кто-то
из встретивших (Леза смотрела на них, но не видела и потом не узнала бы ни
одного, для нее их здесь не было, никого нигде не было, только он - и она
сама): "Вы обождите, мало ли что - может, не она еще". Тут Леза
улыбнулась: они были страшно глупы, если не увидели сразу, что она это,
она. Ее повели, ввели в большое помещение, где ожидал разодетый старик. Он
посмотрел на нее внимательными глазами, пожевал губами (она глядела
напряженно, ей казалось, что от старика этого многое зависит) и задумчиво
произнес: "Да... Ну что ж, ну что ж..." Указал ей на дальнюю дверь, сам
заторопился, чтобы отворить. "Прошу", - сказал и вежливо наклонил голову,
а Леза, как ни волновалась, не забыла вежливо присесть перед ним. Потом
она вошла и дверь за ней затворилась.
Он стоял почти в самой середине комнаты, там была какая-то обстановка,
но Леза не обратила внимания, это было неважно, заметила только, что
ничего такого не было, дивана или кровати, и подумала мельком: "Значит, не
здесь". Она осталась близ двери. Он смотрел на нее долго, не меньше
минуты; она стояла, вольно опустив руки, и улыбалась ему, смело и широко.
Но ей показалось, что это ему не понравилось, и улыбка ее исчезла. Он
сказал: "Подойди". Она подошла и остановилась шагах в двух. Он опять
смотрел. Потом спросил: "Тебе страшно?" Она покачала головой и честно
ответила: "Нет. Совсем нет". Он чуть усмехнулся. "Ты помнишь меня?" -
"Да". "Они тебе ничего не сделали?" Тут она ощутила испуг: может быть, он
думает, что ее потом... что с ней... что она уже не такая, одним словом, и
не захочет, побрезгует... "Нет, нет, что вы"... Он снова усмехнулся. "Ты
ведь знаешь, кто я?" - "Конечно. Кто не знает?" - "Они хотели, чтобы я
тебя изнасиловал..." - "Я помню". "Зачем я позвал тебя, знаешь?" Она
сказала: "Да". "Чтобы изнасиловать?" - "Да". - "И ты согласна?" - "Я и там
была бы согласна", - не стала она скрывать. Он поднял брови. "Вот как... А
мне казалось... Ну, все равно. Ну, раз ты согласна, это не насилие, да?"
Леза подумала, что ему нужно именно - чтобы с силой. "Я могу противиться,
- сказала она. - Только я не сильная", - добавила, как бы извиняясь. "Не
надо. Ну, раздевайся". Она почти разделась, замялась, хотела спросить,
надо ли до конца, но решилась и сама сняла все, и сама удивилась, что не
ощутила ни стыда, ни страха, как если бы стояла перед зеркалом, гордясь
своим ладным телом; она и вправду видела себя в его глазах. Он подошел,
протянул руку и коснулся ее левой груди; Леза невольно вздрогнула и
покраснела - оттого, что не смогла сдержаться. Но он не смотрел в тот миг
ей в лицо, а на свою руку и ее грудь. "Хорошо, - сказал он, и глянул ей в
глаза, - теперь помоги раздеться мне". "Хо-хорошо, - откликнулась она,
запнувшись от неожиданности. - Только я не... я плохо умею". "Ну? -
удивился он. - Ну, расстегни здесь. А это развяжи..." У нее не очень
получалось: она совсем не умела, да и руки дрожали от волнения, так что
разделся он все-таки сам. Тоже до ничего. Она посмотрела на то, что у него
было и чего ей раньше не приходилось видеть. "Не пугает?" - спросил он с
какой-то странной усмешкой. Она не поняла, но на всякий случай сказала:
"Нет". "Тем лучше". Она не знала, что делать дальше, и стояла, и он тоже
просто стоял и смотрел на нее, потом легко провел ладонью по ее бедру. "Ты
очень красива", - сказал он. "И ты", - искренне отозвалась она, и тут же
внутри что-то как оборвалось в ней от этого нечаянного "ты"; в мыслях она
давно называла его так, но он-то не мог знать об этом. Он заметил ее
смущение и засмеялся: "Ничего, в этом все равны, особенно раздетые". Он
подошел вплотную, обнял за спину, прижался, и она почувствовала частые
сильные удары его сердца, невольно напряглась, но не знала, как ответить
на это его действие, нерешительно подняла руки и снова опустила. Его
ладони рассматривали ее тело с боков, сзади, это было сладко, и Леза даже
прикрыла глаза. Потом почувствовала, как он клонит ее назад, и обхватила
его плечи, чтобы не упасть. Он медленно опустил ее на толстый белый ковер,
на котором они стояли. Пока он опускал, Леза, не удержалась, спросила:
"Будет больно?" - "Что?" - очень удивился он. "Нет, я так..." - "Так ты
что - раньше?.." - "Что ты, что ты, нет!" - "Правда? А я подумал... Почему
же?" - "Ждала". - "Меня?" - "Тебя. Я тебя люблю". Он промолчал; наверное,
не поверил. Лежал рядом, руки ласкали ее. "А свет будет?" - прошептала
она. "А что? Тебе мешает?" - "Не знаю, нет, наверное", - решила Леза. Шло
время, ей хотелось, чтобы оно никогда не кончалось. Его прикосновения
становились все более плотными, она все ждала, когда он подвинет руку
туда, - ждала, чтобы не вздрогнуть опять. Он прикоснулся, наконец и она
сейчас же стала разводить ноги: знала, что так надо. "Не спеши", - шепнул
он, легко прикасаясь губами к ее телу в разных, местах. Она и не хотела
спешить, но боялась задержать его, по теории знала, что иным это мешает.
Наконец, он оказался над ней, но не налег - держался на локтях. "Не
бойся", - на всякий случай поощрила его она. "Ты прелесть, - сказал он. -
Вот сейчас... может быть немножко больно. Ты потерпи". "Я тебя люблю", -
повторила она, - и все же, когда боль кольнула, невольно дернулась
выползти, но его руки держали ее за плечи. Боль была небольшая. Правда,
ничего такого, о чем рассказывали, тоже не было. Но она знала, что это
приходит не сразу. После боли она спросила "Мне что делать?" - "Просто
лежи", - ответил он не сразу, в два приема.
Ночью они были в другой комнате, где была широченная кровать. Когда
ложились, Леза сказала: "Ковер жалко. А тебе нет?" - "А, отчистят", -
отмахнулся он. "Тебе стыдно, что поймут?" - спросил он через минуту. Тут
отмахнулась уже она.
Наутро он сказал ей:
- Я тебя не отпущу. Ты легкая. Ты на меня не давишь. Все люди давят. Ты
- нет.
Она сначала удивилась: как она могла бы давить на него? Это он... Потом
поняла.
- Я легкая, да. Мама так говорила, когда я еще была маленькой.
- Где она?
- Умерла.
- И отец?
- На войне.
- А ты хочешь со мной остаться?
- Иначе не пришла бы.
Таким было начало. Это и вспоминала Леза сейчас. Не в первый уже раз,
но воспоминания не выгорали от времени, не изнашивались.
Она не давила. И не пыталась занестись выше, чем была. Чувствовала, что
нужна ему, что близка; чего еще? Потом, хотя и не сразу, стала понимать,
что он - один. Нелюдим и недоверчив по природе. Она сказала ему: "Если
тяжелые мысли - ты делись со мной. Я тебе советов давать не могу, но все
равно, когда выговоришься - легче становится". Он невесело усмехнулся:
"Как-то не привык..." "А ты попробуй".
Изар попробовал. И в самом деле, каждый раз, когда он перед нею
выговаривался - сначала стесняясь, скованно, а чем дальше - тем свободнее
и откровеннее, - становилось легче. И потом, слыша самого себя со стороны,
он сразу заметил не только сильные, но и уязвимые или просто неверные
предпосылки или выводы. Леза слушала всегда очень внимательно, откладывала
всякое дело (любила читать, вышивать, неплохо рисовала, но Изар был,
конечно, на первом месте), мнений своих вслух не высказывала, если он не
спрашивал, но у нее лицо было - открытая книга, каждая мысль или ощущение
на нем отражались сразу же и недвусмысленно (ему как-то подумалось, что
вышла бы из нее хорошая актриса, он даже сказал ей об этом, она покачала
головой. "Что ты, я робкая, у меня только с тобой получается - быть
смелой".), и Властелин быстро приучился воспринимать смену выражений ее
лица, как сигналы светофора, и если видел красный (сведенные брови,
опущенные глаза, рот в болезненной гримасе) - незамедлительно затормаживал
речь, откидывал, так сказать, капот и начинал разбираться - какая из
мыслей не дает искры. Он никогда не говорил ей об этом, и для него
оставалось непонятным, знала ли она сама, чувствовала ли, как
разговаривает своим пусть не классически красивым, но
трогательно-прелестным лицом; скорее всего не знала.
В свою комнатку она тогда так и не вернулась; впоследствии однажды
зашла - навестить соседей, старики обрадовались, стали расспрашивать -
Леза сказала просто, что вышла замуж и счастлива. Жила она в небольшом
отдельном домике, немудреное хозяйство вела сама, только дважды в неделю
приходила уборщица. Деньги давал Изар. Сначала ей было неудобно сознавать
себя и на самом деле быть не более, чем содержанкой, постельной грелкой.
Однажды она заговорила об этом, сказала, что хотела бы поступить на
службу, все-таки она знала стенографию, компьютер, прилично снимала, и
журналистика, живое дело, всегда ее привлекала. По насупленным бровям
поняла, что разговор этот ему неприятен, но заставила себя не удариться в
панику и договорила до конца, ожидая взрыва: пост Властелина (это она уже
поняла) нередко ограничивает в действиях, но дает почти полную свободу в
форме выражения своих мыслей. Странно, - Изар сдержался, даже улыбнулся ей
едва ли не одобрительно, и ответил так:
- Давай разберемся. Былинка (так он звал ее в минуты и часы нежности,
то есть - всегда). Тут на самом деле не одна проблема, а две. Первая -
содержанка. Если бы ты была мне женой, то не видела бы ничего
унизительного в том, что я приношу деньги, а ты их тратишь (Следя за ее
лицом, он увидел: зеленый сигнал). Кто же ты мне? Я считаю - жена. Ты,
видимо - нет. Поразмыслим. Где мой дом? Не резиденция, а дом. Разве не
здесь?
- Ты бываешь не каждый день...
- Верно. Но не потому, что не хочу. Это специфика работы. Если бы я
был, скажем, капитаном парохода или торговым агентом, то бывал бы дома
куда реже: такова специфика. Но от этого ты не переставала бы считать меня
мужем, верно? Дальше: как ты считаешь, есть у меня другая женщина, кроме
тебя?
- Нет, - уверенно ответила Леза. - Но... есть жена.
- Моя жена - ты. А там - супруга. Формально - партнер по Власти. Тоже
специфика. Но вот представь, что твой муж - актер в амплуа любовника. И на
сцене - особенно в наши времена - он хватает постороннюю даму за что
попало, тискает и целует, и так далее. Ну что поделаешь: такова роль, а
его специальность - играть роли. Как и моя, кстати...
- Ну, - сказала она уже бодрее, - у той дамы тоже, наверное, муж
есть...
Изар просвистел такт какой-то песенки.
- У этой тоже, не беспокойся. И, кажется, ее вполне устраивает
существующее положение. Для нее я также не более, чем партнер по роли. Да
и от роли она уклоняется.
- Я не знала...
- Ну, ты не живешь в Доме Власти - в отличие от того мужа. Он,
наоборот, оттуда не вылазит. Или - его не выпускают...
- Теперь я буду лучше о ней думать.
- Значит, считаем установленным: здесь - мой единственный настоящий
дом, и в нем - моя единственная жена, все остальное - видимость, специфика
работы, роль на сцене. Согласна?
Леза кивнула и улыбнулась.
- Второе, - продолжал он. - О работе. Ты считаешь себя достаточно
сильной, выносливой, чтобы работать в двух местах сразу?
Ее брови взлетели очень высоко.
- Что ты... Я не поняла.
- У тебя уже есть работа. Ты мой домашний секретарь. Даже референт.
Трудно объяснить тебе, насколько мне стало легче заниматься своими делами
после того, как мы стали обсуждать их с тобой...
- Я не обсуждаю. Как я могу...
- Можешь, можешь. И делаешь. Поверь: я не для красного словца, и не в
утешение тебе. Чтобы заменить тебя, мне придется брать двух человек. И
платить им куда больше, чем я приношу тебе. И при этом ждать, когда же они
меня продадут. Ты ведь знаешь: я никому не верю. Кроме тебя. Ну, хочешь -
назначу тебя официально, с жалованьем, машина будет дежурить...
- Не надо, не надо! - засмеялась Леза. Но что-то еще оставалось, до
чего ему докопаться не удалось. А хотелось. Чтобы уж раз и навсегда.
- Тебе, я понимаю, важно, чтобы все было по закону. Да?
Она кивнула. Ей хотелось, конечно же.
Изар надменно откинул голову:
- В этом мире закон - это я. Мое слово. И я его тебе дал.
И уже другим тоном - прежним, с нежностью:
- Примирись пока с этим, Былиночка. А там...
Он помолчал, словно проигрывая в ума какой-то вариант.
- А там видно будет. Жизнь - не более, чем стечение обстоятельств. И
если уметь их использовать... Ну, ладно. Ты заставила меня произнести
целую речь сверх программы. Я устал. И заслужил поцелуй. Ты согласна?
- Твое слово - закон, - сказала она и поцеловала его. - Сейчас я тебя
накормлю. Ты ведь голоден?
- Невыносимо. И, кстати, сделай с дюжину бутербродов для охраны. Они
тоже с утра постятся.
- Я их никогда не вижу...
- Еще не хватало. Это означало бы, что мне подсунули худших. Ты поставь
тарелку на тумбу у крыльца, и все.
- Как птичкам?
- Вот именно, - кивнул он и улыбнулся: птички по центнеру каждая, в
непробиваемом оперении и со множеством клювиков немалой убойной силы...
Тоже специфика... - Постой. Куда ты еще?
- У меня там... ну, на кухню, конечно же.
- Я же сказал, что невыносимо голоден. Так что - в спальню...
И этим воспоминаниям она тоже улыбалась, сидя на диване с ногами. Нет,
конечно, она была счастлива. Хотя однажды ей показалось, что уютный домик
ее счастья в следующую минуту рухнет и погребет ее под обломками.
Всего три - нет, четыре. Четыре дня тому назад Леза вышла в магазин,
тут за углом, на бульваре: вдруг захотелось чего-нибудь соленого - рыбы,
наверное? - а дома не оказалось. Купила и, глотая слюну, поспешила домой -
и вдруг кто-то придержал ее за локоть. Она обернулась, недовольная - и
даже пошатнулась от неожиданного и сильнейшего приступа страха.
Громадный, массивный стоял перед нею и улыбался не кто иной, как
Задира. Тот самый. Насильник, драчун, темный человек. Она хотела
проглотить сразу помешавший дышать комок и не смогла: во рту мгновенно
пересохло. Без голоса она вытолкнула слова:
- Я закричу...
И поразилась: вместо тупого бычьего гнева (как тогда) на буграстом,
кирпичного цвета лице его усилилась совершенно, казалось бы, невозможная
смущенная улыбка.
- Да вы не бойтесь... это... мадам. Честно. Это я с виду такой...
неудобный. Тогда, конечно, получилось... Стыдно мне. Честно. Я ведь вас
специально караулил. Хотел извиниться. Не верите?
Леза все еще не могла прийти в себя.
- Хотите - помогу донести...
Нет, она не хотела. Она, откровенно говоря, сейчас и шагу сделать не
могла бы - так дрожали ноги. Глядя на нее. Задира встревожился.
- Ох, нехорошо вам, мадам... Я напугал вас, конечно, мне бы
поделикатнее как-нибудь, а я - хвать! Привык, что сделаешь, грубый
человек, таким жизнь сделала, а меняться - трудно. Вот вы всегда,
наверное, были такой... благородной. Мадам, вот до скамейки два шага -
посидите, отдышитесь, я рядом постою, в случае если кто-нибудь - то...
Он сжал здоровенный кулак. И почему-то именно этот кулак ее успокоил.
Можно было, даже нужно было и вправду передохнуть. Интуиция подсказывала:
у Задиры нет никаких плохих замыслов.
- Дайте руку - я обопрусь...
Он тихо, осторожно подвел ее к скамейке. Усадил. Отступил на шаг и
остановился, все улыбаясь и откровенно любуясь ею.
- Еще красивее стали, чем тогда...
Она на всякий случай осторожно огляделась: еще увидит кто-нибудь... Но
бульвар в этот дневной час был пустынен, только двое мужчин прошли мимо,
оживленно, хотя и негромко разговаривая, скользнули по ней, по Задире
взглядом, равнодушно прошли дальше. Нет, они не побегут докладывать Изару,
что она - на бульваре, с таким типом... Изар не поверил бы. И вообще:
стоит представить, как кто-то захочет донести Изару, Властелину...
От этой мысли Лезе стало весело, и она улыбнулась. А Задира пришел в
восторг:
- Ну вот, ну вот, и расцвели! К вашей красоте, мадам, улыбка - знаете,
как идет! Поверьте мне, я уж в этом разбираюсь...
Она с подозрением глянула на него. Он понял.
- Ни-ни, не сомневайтесь! Я никому не враг - и себе тоже. Я ведь знаю,
кто вы нынче. В смысле - за чьей спиной живете! Теперь кто вас хотя бы
только подумает обидеть - и двух часов не проживет. Да я такого первый!..
Да вы не смущайтесь, мадам. Дело житейское, жить всем надо, и все живут,
кто как может. Вам, скажем, повезло - так вы того и стоите. Я еще тогда
это кишками почувствовал. В таких случаях ведь к улице не обращаются, а -
рот зажал и в подъезд ближайший, а там ей уже самой кричать стыдно, да и
что ее - убудет? Грубый мы народ, грубый. А я почувствовал, но ведь
соображение у меня какое: тоже грубое; люди ведь видели, как я вас в кино
повел, это вы там неизвестны были, а меня каждый знает, меня не заметить
трудно, верно ведь? И вот, если бы я вас просто отпустил - а я ведь и в
кино не стал вас ла... то есть, не стал досаждать насильно; но если бы
отпустил, то надо мной смеялись бы: что. Задира, в пустой расход вошел?
Мне надо было как-то с приличием из этого выйти - и чтобы вы не пострадали
притом. Ну, вот я и придумал...
- Ну, и что же вы потом за мной - следили?
- Ну, рыбьи жабры!.. То есть в смысле: нет, конечно, но хотелось вас
найти - вот чтобы извиниться. Стал искать. Я ведь помнил, где вас тогда
встретил. Спрашивать. Ну, меня знают. И сказали: жила там-то, может, и
сейчас тоже. Пошел. Старики там. Рассказали: ночью, мол, пришли, увезли,
кто такие - не назвались, но машина была от большого начальства, точно. И
тут меня как обухом по голове: тот парень ведь назывался Властелином, я
подумал - он тень на плетень наводит, ну, а вдруг - правда? И это по его
указу вас?.. Правду говоря, я тогда о нем плохо подумал. Но решил: а если
он по-честному? Мало что Властелин, там ведь тоже и неплохие люди
попадаются, среди них. Попросил ребят, стали приглядывать, издали, конечно
- куда он ездит. Видим - а он и не скрывается. К вам сюда - как к себе
домой. Ну, тут мы его зауважали... А по-вашему, он хороший человек?
- Очень! - сказала она с жаром.
- Вот и мы подумали. Тем более, что и управляет он верно. То есть мы,
старые солдаты, так между собой судим. Теперь снова к войне идет - может,
и нам выпадет поучаствовать, а это ведь, знаете, и дело достойное, да и
разживешься чем-нибудь, жизнь свою поправишь... Только вот - не знаю,
верно или нет, но ребята наши, то есть приятели, из десанта, которые и
сейчас служат, говорят, что команда будет такая: один десант только воюет,
а всем остальным - шиш. Но я не верю. Он человек понятливый, он свой народ
так обижать не захочет. Он уж как-нибудь так сделает, чтобы на всех на нас
войны хватило. А иначе будет большое недовольство. Живем ведь уныло - да
что я буду вам говорить, вы ведь хотя раньше и в Первом цикле жили, но
совсем рядом с нами Скудно живем, верно? Значит, никак нельзя нас лишать
этого дела. Или неправ я?
Но Леза уже совсем пришла в себя, страх исчез. Этот дылда стал ей даже
в чем-то нравиться. Простодушием, искренностью. Конечно, воспитание -
увы... Но ведь он прав: все от жизни.
- Помогите встать. Задира... Не обиделись, что я вас так?
- Да меня все так зовут! Я и правда такой. Чего ж обижаться. Если бы я
на это обижался, в наших кварталах половина народу на костылях ходила бы,
а вторая - пластом лежала. Нет, мне от вас слышать приятно даже...
Позвольте проводить вас?
- Но только до угла, хорошо?
Они прошли несколько шагов.
- А относительно войны... Мне трудно судить, Задира, я не мужчина, да и
среди женщин не очень-то боевая. Трусиха. Но, наверное, есть в ваших
словах правда. Хотя - а если убьют?
- Мадам! Разве же мы жить не хотим? Она хоть какая - жизнь - но все
лучше никакой. Только это ведь война какая будет? Не знаю, придется ли и
выстрелить. Они все уже ждут, когда минута придет - сдаваться. А мы не
кровожадные. Но, конечно, с них возьмем. За беспокойство как бы. Да нет,
никого не убьют...
- Ну, все. Задира. Дальше я одна.
- Счастливо, мадам. Очень я рад, что встретил. Поверите - как на душе
полегчало. Вы идите спокойно, а я тут на углу еще постою, если кто что -
вы только крикните, даже не громко. Услышу.
Она помахала ему рукой и пошла есть солененькое, о котором снова
затосковала душа. Шла и корила себя: думала о человеке, как о последнем
подонке. А разберешься - человек не из худших...
Было, было в памяти немало, чему улыбаться. Был, кстати, и повод для
воспоминаний. Но...
И получилось так, что вечером - нет, не тем вечером, а уже следующего
дня - Изар тоже заговорил о войне. Это наверняка означало, что в чем-то он
не был уверен и теперь пробовал на ней. Леза же - не постельная грелка, но
домашний секретарь-референт Властелина Державы - слушала по-прежнему
внимательно, и лицо ее играло, как сигнальное табло. И в одном месте на
нем зажегся красный свет такой яркости, что Изар невольно прервал сам
себя, чтобы спросить:
- Тебе что-то не нравится?
- Хочешь, чтобы я сказала?
- Великая Рыба, да конечно же!
- Хорошо... - Она собралась с духом, вступая в первое в своей жизни
деловое обсуждение. - Ты говоришь - война малыми, но стремительными
силами. Я верно поняла?
- Былинка, "ты прямо стратег!..
- Обожди, не то собьюсь... Так, верно?
- Да. Это дает нам преимущества - я уже говорил...
- Я помню. Может быть; ты и прав. Но есть другая правда, мне кажется. И
не одна. Например - наша, женщин. Какой бы легкой ни оказалась эта война,
но пока она закончится, матери и жены будут жить в страхе за своих мужчин.
Ведь и победителей убивают. А страх заразителен - в этом я больше
разбираюсь, поверь. И по-моему, пусть лучше боятся многие - но очень
недолго, чем одна часть, но продолжительное время. Ведь все равно
остальные тоже не найдут покоя, ожидая: а вдруг понадобятся подкрепления?
Я помню, Изар. Я ведь тебе говорила: мой отец погиб на войне. Но пока он
еще был жив, и даже пока еще не воевал, а другие уже были призваны -
помню, как изводилась мама. Или это, ты считаешь, не заслуживает внимания?
- Нет, не думаю, - проговорил он задумчиво. - Наверное, ты права,
травка моя, прекрасный цветок. А какие еще правды?
- Та была женской. Но есть еще и мужская. Изар, вот сам ты: ведь воевал
когда-то - помнишь, ты рассказывал...
- Да. Была такая пора. Недолгая, правда, но была.
- А теперь скажи: если начнется война - ты пойдешь на нее?
Властелин вздохнул.
- Теперь я - Верховный Главнокомандующий. И воевать мне суждено лишь по
карте. Даже приближаться к зоне активных действий запрещено.
Он пожал плечами:
- Да и не будет войны. Не хочу я. Не ко времени. Торговать надо, а не
драться. Создавать новую историю... Ну, один рейд, может быть, проведем -
чтобы генералы утихомирились. Нельзя раздражать генералов...
- Ну, а если бы все-таки - ты захотел бы?
Он мечтательно прищурился.
- Если бы... Эх, Былиночка, если бы мне опять за штурвал, да ведомых
сзади, да на бреющем - над порядками противника... - Он мотнул головой,
махнул рукой. - Не судьба больше. Мои войны миновали. Да и вообще -
мальчишество это...
- И все же ты, все понимая, от этого страдаешь, верно? А в Державе
таких - миллионы, бывших и нынешних солдат, которые останутся без этой
вашей мужской радости... и без трофеев тоже. А ведь мы небогато живем,
даже бедно, если честно сказать.
- Ты-то откуда знаешь?
- Ну, Изар... Позабыл уже, откуда взял меня?
- Прости, Леза. Знаешь - забыл. М-да... - Он скрестил руки на груди,
постукивая пальцами по плечам. - Действительно. Победителей будет мало, а
обиженных - много, много. Но не воевать же из-за этого всерьез, на самом
деле! Мы сейчас ведем торговые переговоры, надо, чтобы нам поверили; я и с
этим единственным рейдом буду тянуть, как только смогу.
- А если все-таки тебе миром не отдадут того, что ты хочешь?
- Тогда... Ну, тогда другое дело. Тогда придется показать, кто силен.
- А кто силен - тот и прав?
- Не мы это придумали. Так повелось в жизни. Ну что же, могу твердо
пообещать тебе: если все-таки заставят нас воевать, я твой совет запомню.
И использую...
Теперь Леза - сегодняшняя, на диване - улыбалась уже совсем весело.
Нет, прав Изар: свои деньги она отрабатывает. И если... Нет, ей,
конечно же, никакая война не нужна, и сегодня - меньше, чем когда бы то ни
было. Потому что... Но если все-таки заставят - ее совет придется как раз
кстати. И он это оценит. Уже оценил.
Сегодня должна была возвратиться делегация с Лезара. От того, что они
привезли, зависит: быть миру или войне. Быть может, Изар сам этого еще не
понимает. Но она точно знает: именно так обстоит дело.
Ну что же это, действительно! Долго ли ей еще страдать от
неизвестности? Изар - лучший из мужчин во всех мирах, но и ему порой не
хватает тонкости чувств. Неужели нельзя было позвонить, хотя бы в двух
словах рассказать о результатах переговоров? Какая-то тупая
бесчувственность!
Тут же она одернула себя: нет, его можно простить. Потому что он знает,
как обрадует ее успешный исход - или огорчит неудача - и хочет в этот миг
быть с нею рядом, разделить радость или печаль.
Дверь? Шаги. Приехал!..
Леза кинулась ему навстречу.
- Ну? Ну?
И по выражению его лица увидела: неуспех.
Изар, однако, старался держаться бодро.
- Ничего, - сказал он. - Ничего... Это ведь не единственная наша
попытка. Кроме этой, официальной делегации, мы без шума отправили еще
несколько - с таким же заданием. Если хоть один из миров согласится, мы
это сразу же используем. Ладно, Былинка, еще будет по-нашему. Создадим мы
себе такую историю, что все завидовать станут. Благородную. Красивую. Без
насилий, без убийств, хотя с героизмом, с высокой честью.
- Ты сядь, сядь. У тебя и правда усталый вид...
- Что же удивительного.
- Изар... А ты думаешь, это возможно - чтобы у вас, на самом верху
Власти, обходилось без всех этих ужасов?
- О чем ты?
- Об убийствах. О насилии...
- Сегодня - нельзя. Этого не поймут. Но в конце концов... Это долгая
песня, Былинка, но и у нее есть конец. Сперва создадим историю. Потом
постепенно добьемся, что все поверят - другой у нас и не было. И тогда
естественным покажется, что народ с таким прошлым, как наш, не желает
иметь ничего общего с этими, как ты сказала, ужасами. И все произойдет как
бы само собой...
Только теперь он сел, наконец, в кресло, откинул голову. Позвал ее. Она
прижалась. Помолчали. Потом она сказала негромко:
- Изар... Я тебе правда жена?
- Это - самая большая правда.
- Тогда он тебе - сын?
- Что ты гово... Сын? Кто? Кто сын?
- Он. Тот, кто в пути. Дай руку...
Он послушно протянул ей ладонь. Она приложила ее к животу.
- Вот здесь он... Он уже есть, Изар!
Великая Рыба! Такого буйства, такого безумства никто не мог бы себе
представить. Все летало по воздуху, сотрясались стены. Леза всерьез
испугалась, что не уцелеет. Но напрасно взывала:
- Опомнись! Нельзя! Он все слышит! Он испугается! Он уже испугался! Да
перестань же! Изар! Ну Изар!
Утихомирить его оказалось трудно. А когда он наконец остановился, Леза
- вот дура, ну просто дура! - спросила (ну, кто ее тянул за язык).
- Ты вправду рад?
И снова земля затряслась и заревел ураган. Ей пришлось улизнуть на
кухню, но и после этого Властелин притих не сразу.
Потом они, тесно прижавшись, отдыхали на развалинах ее чинного порядка.
Он, закрыв глаза, улыбался. Потом улыбка исчезла, брови шевельнулись, на
лбу нарисовалась морщинка.
- О чем ты подумал?
- О законодательстве.
- Изар... Не нашел другого времени?
- У Ястры от меня детей не будет. Даже если она захочет воспользоваться
искусственным... Я просто не дам.
- Но ты говорил, у нее есть...
- От него? Не посмеет! Нужно принять закон, по которому наш сын будет
мне наследовать.
- Изар! Только... если не останется ужасов. Не хочу, чтобы мой сын стал
убийцей моего мужа! Ни за что! Никогда!
Он хотел ответить, но зазвонил телефон. Сюда разрешалось звонить, лишь
если приключалось что-то сверхъестественное.
Изар выслушал сообщение. Швырнул трубку. Стал собираться.
- Изар, что случилось?
- Сволочи. Предатели. Начали рейд. Сейчас! Идиоты. О, Рыба...
Даже когда до начала войны остаются считанные дни, люди продолжают жить
своими повседневными интересами, радоваться обычным радостям и горевать
над столь же заурядными горестями. А также предаваться давным-давно
известным страстям.
Два господина, два дня тому назад случайно оказавшиеся вблизи скамейки,
на которой Леза приходила в себя после только что перенесенного страха,
говорили именно о страстях - вернее, об их последствиях. И разговором были
весьма увлечены, так что ни Лезу, ни Задиру не удостоили ни малейшего
внимания.
- А я говорю вам, милейший Сомба, что Бодинское пиво нельзя давать даже
лошадям. Лично я не позволил бы даже собаке понюхать бутылку, в которой
оно было неделю назад. Поэтому я рассматриваю как личное оскорбление
приглашение, полученное вчера от донка Шандогеса, где черным по белому
написано: "На кружку Бодинского пива"! Ну что бы ему было написать хотя бы
"Полерского"! То можно хоть нюхать без тяжелых последствий. Я уже не
говорю, что, будь он порядочным человеком, он выставил бы Черное
Киторанское...
- Ну, ну, Забеат, друг мой, вы слишком близко принимаете к сердце это
маленькое недоразумение. Уверяю вас, Шандогес не имел в виду ничего
плохого! Просто он... м-м... неудачно воспитан...
- Браво, Сомба! Неудачно воспитан - прекрасно. Я запомню.
- На здоровье...
Метров с двадцать они прошли молча неспешной походкой беззаботных
фланеров. Потом Забеат сказал, оживленно жестикулируя:
- Ты заметил парочку? Она на скамейке, он - рядом.
Второй, широко размахивая руками, ответил:
- Лишний вопрос. Я их видел раньше. А ты?
- Ее - нет. Его - безусловно.
- Что-нибудь опасное?
- Боюсь, что да. Девушка - кто она?
- Та, из-за которой завязалась драка около той пивной, куда мы сейчас
идем.
- Постой-ка. Но ты ведь говорил, что потом она сделалась...
- Именно. Это она и есть.
- Ах, как интересно. А кто, по-твоему, тот... тяжеловес?
- Он и притащил ее туда. С ним Властелин затеял драку.
- Ах, вот откуда ты их знаешь... Постой. Ну-ка...
Они резко остановились, повернулись друг к другу - похоже было, что
сейчас начнется разговор на кулаках. Но быстро остыли и продолжали свой
путь.
- Их уже нет, - сказал Сомба.
- Не удивлюсь, если мы скоро обнаружим, что он у нас на хвосте. Черт,
какая интересная цепочка: он - она - Властелин...
- Не вижу, в чем может заключаться смысл такой цепочки.
- Зато я вижу, Питек, я-то вижу.
- А в твоей модели - кто он?
- В моем - эмиссар Заставы.
- Капитан! Не может быть! Ты не ошибся?
- Один из них. Он там был. Согласись: запомнить его нетрудно.
- Ого-го... Но погоди, это же удача! Мы на них вышли!
- И неудача: они вышли на нас.
- Думаешь?
- Он же эмиссар, Питек! И ручаюсь, что разглядел нас не хуже, чем мы
его. И память у него вряд ли уступает нашей. Так что и ты, и я уже
идентифицированы. Мы в проигрыше: нас двое, он - один.
- Почему? А девушка?
- Наверняка здешней вербовки. Хорошая информация, конечно, но ценность
- на порядок ниже.
- Не согласен, Уль. Она - канал к Властелину. Зная его, мы можем
разрубить в любой миг. Жалко, конечно: милая девушка. Но раз она влезла в
эту игру...
- Может быть, ее используют вглухую?
- А нам от этого легче?
- Н-ну... может быть. Тогда, если помочь ей разобраться, она сможет
начать другую партию. За нашим столом.
- Ты просто пожалел ее, Уль.
- Да, я жалею женщин. А ты - нет.
- У нас это не было принято.
- Женщины умнее нас, Питек.
- Вздор.
- До тех пор, пока Ястра не позволяла мне высовывать нос из Жилища
Власти, я был надежно прикрыт. Стоило ей позволить - и сразу же засветка.
- Это я виноват. Мне, телохранителю, было поручено следить за... за
твоей безопасностью. Слушай, а если...
- Нет. Ее я включать в игру не стану.
- Здесь уже не мы решаем, а сама игра.
- Давай-ка прибавим шагу. Что-то мне не по себе. Слишком много зелени -
и никакого укрытия.
- Ничего, в пивной... Дьявол, там мы как раз скорее всего можем
налететь на него: он живет в том районе, на той самой улице.
- Ну и местечко вы выбрали!
- Не забудь, капитан: они оказались тут раньше нас, и мы не знаем,
сколько их. Зато знаем, что нас лишь пятеро.
- Придется сменить точку.
- Нет. Там есть и свои выгоды. Объясню потом... Ах, дорогой мой
Шандогес, согласитесь, что когда нет другого пива, то и Бодинское утоляет
жажду... Да-да, не отрицайте так рьяно - заболит шея!..
- Нет, кажется, мы действительно пока никого не интересуем. Не станем
терять времени: боюсь, что моя хозяйка уже выходит из себя. Да и у меня
душа не на месте: однажды мне удалось ее выручить, но кто знает, когда
нанесут следующий удар?
- Ну, она, по-моему, раз навсегда решила вообще не покидать Жилища
Власти.
- Это еще ничего не дает. Хорошо. Итак, что у нас есть?
- Легче сказать, чего у нас нет. Нет связи. Нет никакой возможности
сманеврировать в пространстве...
- А корабль?
- Он сейчас далеко. Георгий сделал такой ход: зарегистрировал его как
торговый корабль и отправился на нем в один из миров. На Китору.
- Зачем?
- Приказ Властелина. Кроме главной делегации он послал на все остальные
планеты своих, как бы сказать, торговых агентов. В надежде, что
кого-нибудь удастся уговорить поступиться кусочками своей истории.
- Какой же из Георгия торговец?
- Представь себе, прекрасный. Это, видимо, в крови... Но и вообще -
Властелин послал не только купцов, но и военных, и дипломатов -
испробовать, какая методика лучше...
- По слухам, официальная делегация потерпела фиаско?
- Это не слухи, капитан, это сама истина. Но это бы еще полбеды. Ты
заметил, что весь город сразу заговорил о войне?
- Ты забыл: это мой первый выход в город. Я питаюсь лишь дворцовой
информацией.
- Так вот, дело обстоит именно так. Наверняка эти настроения кем-то
запущены.
- Вполне возможно.
- Следовательно, это кому-то выгодно. Властелин говорит о миролюбии, а
некто другой толкает тележку к войне. Мало того: рейдовая группа -
профессиональные десантники - стартовала к одной из планет. Не знаю точно,
к какой - говорят разное.
- Зачем?
- Вероятно, чтобы наглядно доказать, что то, чего не желают продать,
можно с легкостью заполучить силой. Если операция пройдет успешно - будет
трудно предотвратить большую войну.
- Как же Властелин решился...
- Я слышал, что его и не спросили. И формально ни к чему нельзя
придраться: он ведь дал согласие на проведение локальной операции.
- Это все прекрасно. Однако мне сейчас непонятно одно: как должны
относиться к этому мы? Мы, люди Мастера. Что выгоднее для его планов?
Война? Или мир? Допустим, мы будем стараться притормозить одно или другое
- а вдруг как раз не то, что нужно?
- Капитан, капитан...
- Ну что - капитан? Я не ясновидящий. Да и никто из нас. Я способен
выполнить четкое указание. А гадать на ромашке...
- Ты просто слишком долго жил безмятежной жизнью.
- Ну, если то, что творится у меня дома, можно назвать безмятежной
жизнью, то я просто не знаю, что такое чертова карусель.
- Но там тебе не приходилось решать задач планетарного масштаба. И ты
отвык.
- Ну и к дьяволу. Выбирайте другого капитана. Уве-Йоргена хотя бы.
- Уве не пират. Он кадровый воин. И заменит тебя только по приказу
свыше. Это пустой разговор.
- Ну, что же нам остается в таком случае?
- Думать, капитан. И искать связь. Действовать...
По высочайшему соизволению или без него, но рейд с высадкой десанта и
захватом необходимых трофеев был - надо признать не колеблясь - задуман и
осуществлен профессионально.
Начать с того, что удар был нанесен не кому-либо другому, но именно
торгово-демократической республике Лезар - той самой, откуда только что
возвратилась официальная делегация. Это было остроумно. С одной стороны,
рейд как бы говорил: вы не согласились на почетные и выгодные условия,
которые вам предлагались - так вот, придется все равно отдать то, что нам
нужно, но теперь вы за это не получите ни мелкой чешуйки. Это было
высказано Лезару совершенно ясно, хотя и не открытым текстом; расчет же,
кроме прочего, был на то, что другие услышат - и убоятся, и с ними
разговаривать будет легче. С другой - как бы ни старался теперь Властелин
убедить кого угодно в том, что сам он к военной операции никакого
отношения не имеет - ему не поверил бы даже его собственный камердинер: уж
больно хорошо все совпадало.
Властелин это, кстати, понял, и ничего никому даже не пытался
доказывать. Примирился с происшедшим, поскольку все равно изменить его
нельзя было совершенно никак.
Разумеется, если бы рейд сорвался, если бы десант был разгромлен или
пусть и уцелел бы, но не овладел тем, что и составляло цель налета - тогда
наверняка полетели бы головы с плеч и уж во всяком случае - лучи с
генеральских эполет. Но операция не должна была сорваться по нескольким
причинам. Во-первых, потому, что участвовали в ней лишь лучшие из
профессиональных ударных космических войск. Во-вторых, вследствие того,
что Лезар, торговый мир, никогда и не отличался какими-либо серьезными
военными качествами. И наконец, в-третьих, - по той причине, что, едва
проводив высокую и миролюбивую делегацию, на Лезаре ничего не ожидали так
мало, как военной карательной экспедиции, и совершенно не были готовы к
сопротивлению.
Поэтому когда из-за низких облаков неожиданно вывалились воющие
штурм-аграпланы и на высоте нескольких десятков метров помчались над
улицами и площадями, над многоэтажными конторами, торговыми рядами,
домами, домиками и дворцами, над казармами и школами и над всем прочим,
что имелось в столице Лезара, городе Фестре, когда - хотя с немалым
опозданием - заулюлюкали сигналы воздушной тревоги, - жителям оставалось
лишь одно: испугаться до полусмерти и попрятаться, кто куда мог. Что и
было ими незамедлительно исполнено. Противовоздушная оборона была выбита
из игры в первые же несколько минут, три или четыре успевших подняться
перехватчика оказались взорванными уже на первых метрах набора высоты.
Пока толстобрюхие транспортные капсулы разгружались на захваченных
аэродромах, извергая все новые и новые подразделения десантников, особая
группа - специалисты по точному приземлению - прыгнула прямо на крышу
президентского дворца, где захватила правительство в полном составе, в
ужасе наблюдавшее за разгромом Лезара на экранах телемониторов. Остальное
было, как говорится, делом техники. Пока в президентском дворце наспех
разрабатывался и подписывался немногословный акт капитуляции,
подразделение специального назначения, состоявшее из наряженных в
солдатские комбинезоны историков призывного возраста, хозяйничало в
архивах и музеях, изымая необходимые документы и вещественные
доказательства согласно подробному списку, привезенному с Ассарта.
Захваченные тут же на улицах города машины свозили бесценные трофеи на
аэродром, где их грузили в заранее подготовленные контейнеры и воздухом
отправляли в торговый космопорт, откуда стартовали и куда приземлялись
десантные катера с больших кораблей.
К чести ассартских воинов, следует сказать, что они держали себя в
высшей степени корректно. Это не означает, разумеется, что помимо научных
трофеев Лезар не лишился еще кое-чего, что его жителям, а в особенности
жительницам не был нанесен определенный ущерб как физический, так и
моральный. Среди солдат, к сожалению, была широко распространена
поговорка: "Что позволено Властелину - можно и подданным". Говоря же о
корректности, мы хотели отметить лишь, что национальные чувства населения
Лезара не были оскорблены ни в малейшей степени, ни флаг, ни герб
республики не подвергались поношению, а в акте капитуляции было особо
указано, что Ассарт не имеет к Лезару совершенно никаких территориальных
претензий, а также не намерен оккупировать республику сколько-нибудь
продолжительное время.
Особое остроумие командования рейдом можно усмотреть, пожалуй, в том,
что наряду с историческими трофеями с Лезара были вывезены все запасы
трансурановых элементов - подобных тем, что не захотели принять в уплату
за ничтожные крохи своей истории надменные правители торговой республики.
Все эти действия заняли немногим более трех лезарских суток. К исходу
этого срока последний катер Ассарта стартовал с поверхности Лезара, увозя
последних солдат и последние трофеи. И на торговой планете наступила
блаженная тишина.
Обратный путь эскадра космического флота Ассарта проделала
благополучно.
Приземлившись на родной планете, участники славного рейда удостоились
торжественной встречи. Многие были награждены, некоторые - повышены в
звании и должности.
А что еще оставалось Властелину? Его перехитрили, он понимал это. И
понимал, что теперь от войны уже никуда не уйти.
- Ну, что же, Магистр, - сказал Охранитель. - Могу вас поздравить.
Магистр молча поклонился.
- Откровенно говоря, - продолжал Охранитель, - после провала всех ваших
покушений я решил, что вы не способны на серьезные поступки. Что вы умеете
лишь претендовать, но не можете реализовать свои претензии. Ну что можно
сказать в ваше извинение: кратчайший путь не всегда является самым
удобным. И если бы у нас было достаточно времени...
Он помолчал, - Магистр не решился вставить ни словечка, - а когда
заговорил снова, голос его зазвучал совсем по-иному: холодно и резко;
каждое слово походило на мгновенный взмах мечом.
- Но времени нет. Как бы мы ни были сильны, мы не сильнее природы. И
она отказывает нам в каких-либо дополнительных сроках.
- Если бы вы объяснили, Охранитель, в чем же дело, почему время так
важно для нас - я бы смог...
- Вы обязаны смочь и так. Без всяких дополнительных объяснений. Я
говорю - значит, так оно и есть. И ни слова больше об этом!
Магистр снова склонил голову.
- Я хвалю вас за то, - продолжал Магистр, - что вы заставили Ассарт
совершить ошибку, которая окажется для него роковой. Теперь все дело - в
том, чтобы этот рок поразил Властелина не позже определенного срока. Вы
поняли?
Магистр склонил голову набок, что можно было понимать как угодно.
- Мы заставим Изара делать то же самое, что в первом варианте пришлось
бы осуществлять вам самому. Это - к вашему благу. Потому что теперь вести
заранее проигранную войну будете не вы, а он. И побежденным окажется он,
не вы. Таким образом, вы сможете прийти к власти в минуту, когда нынешний
Властелин будет окончательно и безнадежно скомпрометирован в глазах всех
миров - и в первую очередь своего собственного.
- Именно так, Охранитель, - согласился Магистр.
- Но для того, чтобы все получилось именно так, нужно еще много
работать. Властелин Ассарта ошибся: он предпринял военные действия...
- Собственно говоря, Охранитель...
- Молчите. Я знаю, что он не хотел этого. И ваша заслуга - в том, что
экспедиция эта осуществлена против его желания - но тем не менее от его
лица. Прекрасно. Однако теперь нужно совершить некоторые усилия, чтобы
прочие, узнав об этом, не убоялись, но напротив, решили объединить силы,
создать коалицию против воинственного Ассарта. У нас теперь есть
доверенные люди на каждой из планет. Не могу назвать их эмиссарами, они не
прошли нужной подготовки - как вы, например, - но на это не остается ни
минуты, действовать надо немедленно. Продумайте механизм, при помощи
которого можно будет в считанные дни созвать совещание глав всех
семнадцати миров, на котором будет создана коалиция с единым
командованием.
- Кому вы намерены поручить командование?
- Мне все равно, кому его поручат: лишь бы точно выполнялись мои
указания. Но не вам: вы нужны как мой представитель.
- Понимаю, Охранитель.
- Необходимо также обеспечить строгую секретность: если Ассарт прежде
времени узнает о коалиции, он остережется, и...
- Будет сделано. Охранитель.
- В таком случае - желаю дальнейших удач. В путь. Магистр!
Война стояла на пороге, и все это чувствовали. И хотя ничто вроде бы не
заставляло, но люди невольно начинали жить быстрее, словно спеша закончить
все нынешние, мелкие дела, чтобы потом с легкой душой взяться за
выполнение дел завтрашних, великих.
В исторических учреждениях великая наука ускорила свое течение. Хотя,
как назло, последние задачи оказались самыми сложными и каверзными.
Например: когда к сдаче был предъявлен эпизод Коротанской битвы, в
которой (девятьсот пятнадцать лет тому назад) вооружившийся народ мира
Ра-Тиг, при поддержке армии, наголову разбил вторгшиеся с планеты Ктол
орды, завязался ожесточенный спор по поводу вещественных доказательств.
Дело в том, что главным доказательством и историческим памятником в
данном случае являлось само Коротанское Плоскогорье, послужившее полем
названного сражения. В установлении этого факта противоречий как раз не
возникало. Однако оказалось совершенно неясным, как же с этим
доказательством поступить. Очень сильная и высокоавторитетная группа
ортодоксальных историков стояла на том, что Коротанское плоскогорье должно
быть перенесено на Ассарт целиком и полностью, вместе с развалинами
оборонительных сооружений, линиями окопов (давно уже заплывших бы землей,
если бы их ежегодно не расчищали специальные армейские команды
Ра-Тиганцев), всеми шестнадцатью хуторами, располагавшимися вокруг
Срединного пастбища, самим этим пастбищем и слоем грунта толщиной никак не
менее двух метров, а лучше - трех. Ибо, - по твердому убеждению
ортодоксов, - сама земля Плоскогорья была пропитана духом повального
героизма и служила неиссякаемым источником высоких гражданственных чувств;
а разве не ради укрепления именно этих чувств было начато великое
строительство, воздвижение Истинной Истории Ассарта? Безусловно, ради
этого, и несомненно, что ортодоксы были правы в своем благородном
упорстве.
В то же время своя правда была и у противостоявших им упростителей. Не
отрицая ортодоксальных предпосылок, они, однако, указывали на то, что
выполнить предлагаемые действия оказалось бы по меньшей мере весьма
затруднительно - чтобы не сказать невозможно. Ибо если уже переносы
исторически прославленных замков и крепостей представлялись крайне
сложными (и, добавим, дорогостоящими), то что же можно было сказать о
плоскогорье, чья площадь составляла девятьсот квадратных элов (т.е. восемь
тысяч сто квадратных километров)? Оперируя числами, упростители
доказывали, что одна эта операция потребовала бы усилий всего Ассартского
космического флота на протяжении ста шестидесяти лет, и такого количества
топлива, какого и в природе - имея в виду природу Ассарта - вообще не
существовало. Не говоря уже о том, что помимо шестнадцати исторических
хуторов на территории Плоскогорья на сегодняшний день существовало еще сто
пятьдесят возникших в позднейшие времена населенных пунктов, в том числе
два города с населением в сорок тысяч Ра-Тиганцев в одном и шестьдесят
пять - в другом, с развитой промышленностью и оживленной торговлей, тесно
связанными с экономикой всего Ра-Тигана; как же следовало бы поступить с
ними? Тоже переносить? Но сложности, какие возникли бы в результате такого
действия, представлялись воистину неисчислимыми и непреодолимыми; оставить
на старом месте, поскольку к историческому эпизоду они отношения не имели?
Но ведь старого места как раз и не останется, но лишь дикая и взрытая
земля, да и вообще - как это сделать? Согласитесь: был резон у рьяных
упростителей, предлагавших вместо описанной выше операции просто найти
подходящую площадку и создать на ней точный макет Коротана со всеми
окопами и эскарпами, а для полного правдоподобия привезти пару кораблей
подлинной Коротанской земли и рассеять ее над макетом вместе с
пропитывавшим ее пресловутым духом. Ортодоксы, тем не менее, стояли на
своем, утверждая, что все эти трудности суть мнимые, что все задачи и
расходы по перемещению Коротанского Плоскогорья надлежит просто-напросто
возложить на побежденных при подписании ими Акта капитуляции, а самим лишь
наблюдать, чтобы все исполнялось своевременно и аккуратно. И, наконец,
была еще и третья сторона - представители Департамента Топографии, -
утверждавшая, что даже и о макете в натуральную величину говорить не
приходится, потому что Ассарт не является необитаемым островом (какие-то
дефекты произношения Главного топографа заставляли звучать эти слова как
"Необъедаемый остров"), и размещение макета потребовало бы срыть с лица
Ассарта множество жилищ, предприятий, дорог и так далее, не говоря уже о
полях, засеянных зерновыми, в которых Ассарт и так ощущал известный
недостаток. Вместо этого топографы предлагали соорудить достаточно
обширную "Панорамскую Коротану" (так он выговорил; на самом деле, конечно,
речь шла о Коротанской Панораме) и этим ограничиться, из подлинников же
перевезти от силы один редут. Для сооружения Панорамы они уже нашли
местечко, занятое, правда, невысокой горкой, но срыть ее представлялось
чистым пустяком по сравнению с изложенными выше замыслами. Этот демарш
привел к возникновению временной коалиции ортодоксов и упростителей,
бросившихся с примкнутыми штыками в контратаку.
- Дай вам волю, - кричали они вместо "ура!", - так вы всю Истинную
Историю разместите в одном чулане вашего департамента, а героев нанижете
на одну вязку, как сушеные грибы! А мы к народу обратимся, мы пойдем в
массы - тогда не только от вас, но и от всей вашей топографии и камня на
камне не останется!
- А вы в своих пергаментах зарылись, как мыши в головке сыра, кроты
подземные! - слышали они в ответ. - Если вас послушать, то что мы станем
делать завтра, когда возьмемся принимать эпизод с Арелайским морским
сражением? Вы, чего доброго, потребуете, чтобы вам на Ассарте Кутирый
океан вырыли?
- И выроете, - кричали историки. - Как миленькие выроете, и Кутирый
океан, и любой, какой потребуется!
- Ан нет! Этого на нас не возлагали! А вот мы вам лопатки раздадим, и
ройте-ка океан сами!.. И воду ведрами сами носите!
Вот так спорили, и никакого, как говорят на Ассарте, консенсуса не
добились. А ведь и на самом деле, с Кутирым океаном еще только предстояло
разбираться. Наконец решили вынести разногласия на суд Властелина и на том
закончили.
Да разве только у историков были сложности?
Ничуть не легче, а, скорее, даже куда запутанней оказалось с
родословными. Там работали, в общем, по той же методике: родословы всех
рангов готовили отдельные генетические линии с гнездами, а заполнение этих
гнезд конкретными кандидатурами осуществлялось уже соборно и решалось
большинством голосов. Всего на планете Ассарт в результате деятельности
родословов должно было возникнуть восемь тысяч шестьсот девятнадцать новых
древних родов, имевших на сегодняшний день около шестидесяти тысяч живых
представителей. Не очень и много для такого мира, каким был Ассарт; однако
своих тонкостей, сложностей и подводных камней и течений тут было,
почитай, больше, чем во всей Истории.
Собственно, поначалу все шло гладко и не обещало никаких трудностей.
Потому что первые сто пятьдесят семь вновь возникших родов (титулованное
дворянство многих планет) были распределены между самими родословами, что,
согласитесь, совершенно естественно, потому что сапожники давно уже нигде
не ходят без сапог, но напротив, хорошо обуты (хотя в большинстве
почему-то предпочитают привозную обувь, а не сшитую самими же). Так что
пока шла эта первая стадия распределения, новые герцоги, эрлы, маркизы,
бароны и прочие были весьма предупредительны друг к другу, проявляли
крайнюю уступчивость и глубокое понимание чужих проблем в полном
соответствии с древним правилом: "Даю, чтобы и ты дал". Но вот когда этот
период благорастворения завершился, начались сперва просто расхождения во
мнениях, а затем и недоразумения и всякого рода противостояния, из-за
которых работа одно время совсем застопорилась.
- Ну, как же, высокочтимый коллега, - можно было услышать тогда в
стенах благородного учреждения, - как же это у вас язык повернулся
возвести в графы Горенского королевства этого вашего Гримаса Перса! Право,
постыдились бы!
- Не понимаю, глубокоуважаемый коллега, что заставило вас взволноваться
до такой степени! Гримас Перс - весьма достойный и всеми уважаемый
господин, обладающий множеством заслуг...
- Пфуй! Заслугами он обладает разве что в глазах тех, чьи машины
ремонтирует...
- Ну и что же? Да, он их ремонтирует - и делает это прекрасно. Однако
скажите, глубокоуважаемый: с чьей это подачи получает титул баронессы
Шу-Маркам некая мадам Гузура? Не является ли она хозяйкой того самого
косметического салона, в котором аккредитована ваша супруга, ныне
герцогиня Урманская?
- Клянусь чешуей Рыбы, ваша светлость маркграф Эсанский чересчур
примитивизирует! Напомню вам, что родитель мадам Гузуры имел высокие
заслуги перед Державой, занимая в течение тридцати лет высокоответственный
пост Старшего Раздатчика в Источнике Благ номер сто тридцать семь на улице
Белых Мышей! А ведь наши правила требуют не только личной безупречности
удостаиваемого, но и благонадежности и заслуг его предков на протяжении не
менее чем полутора поколений! А у вашего Гримаса в происхождении вот уж
воистину одна гримаса на другой! Ибо его достойная матушка в свое время
неоднократно - повторяю, неоднократно, никак не менее семи раз была
занесена в Желтую книгу Департамента Благочиния, как отъявленная...
- Не забывайте, герцог, что ваши обвинения звучат при свидетелях, но
если дело дойдет до суда, то...
- А вам, милейший маркграф, не худо было бы вспомнить, что...
Крики. Пламенные взгляды. Стиснутые кулаки. Одна Рыба знает, до чего
могло бы дойти, если бы новое древнее дворянство успело обзавестись
шпагами хотя бы. Но перед войной это трудно: вся промышленность работает
на оборону.
- ...Господа, господа! В конце концов, вы спорите по пустякам! Не
забудьте, что, когда наши предки вышли из. Океана, сапожники или, так
сказать, общественные дамы среди них и были, но эрлов не было, так что
самый первый герцог тоже произошел от кого-то, кто...
- А вы не вмешивайтесь, пожалуйста, маркиз! Кто бы уж говорил...
Ответьте лучше: это ведь вы вчера подсунули нам кандидатуру Сира Эмахи для
закрепления за ним рода баронов Гарских?
- Что же неприличного вы в этом усматриваете?
- Вчера после работы я стал прослеживать разветвления этого рода в
ближайшем прошлом. И нашел - страшно сказать! - что по родовым связям его
двадцатилетняя дочь приходится мне ни кем иным, как бабушкой с материнской
стороны, в то время как...
- В то время, как на самом деле она вот уже Три года ваша любовница. Ну
и что? Конечно, есть определенная пикантность в том, чтобы в один
прекрасный день проснуться любовником своей бабушки, но такова жизнь,
герцог, такова жизнь...
- Но ведь это просто неприлично!
- Заведите другую любовницу.
- С какой стати? Я глубоко к ней привязан, да и вообще - перемены
хороши в раннем возрасте...
- Тогда перестаньте вообще думать об этом. Кстати, подлинных
аристократов подобные мелочи никогда не волновали...
- Подлинных?! Что вы хотите сказать, ваше сиятельство?
- Лишь то, что сказал, ваша светлость!
- В таком случае, я...
- Господа, господа! Так мы никогда не закончим! А ведь времени у нас
остается весьма немного! И если в назначенный день мы не сможем
представить Его Всемогуществу Властелину полной картины, то боюсь, что
многие из нас, если не все, лишатся...
Несколько минут молчания, прерываемого лишь понемногу утихающим
сопением.
- Да, господа. Надо как-то ускорить...
- Есть идея.
- У вас? Гм... И в чем же она заключается?
- Да, барон, у меня. Для того, чтобы ускорить дело, я предлагаю раздать
основную часть вакансий по департаментам и службам. Пусть они предлагают.
А на нас останется лишь рассмотрение и утверждение.
- А что, господа, в этом что-то есть! И давайте знаете что? Пусть они
представляют нам двойной комплект - чтобы была возможность маневра.
Кстати, герцог, знаете, что я сделал бы на вашем месте? Проблема решается
ведь очень легко: надо сделать так, чтобы ваша прелестница не была больше
дочерью Сира Эмахи, вот и все. Тогда она выходит из зацепления с вашим
родом. А ей мы подыщем небольшой персональный род... Вот и вся недолга.
- Э-э... Звучит, конечно, заманчиво. Но ведь... она же действительно
родная дочь Сира Эмахи...
- Вы уверены? Гарантируете?
- Э-э... Ну, как вы понимаете, в таких делах...
- Вот именно, герцог. Да если даже и так - что с того? Сир Эмаха за
баронский род откажется не то, что от дочери - от родной матери, от
Великой Рыбы...
- Господа, мы опять теряем время. Хочу сказать вот что: сейчас, если я
правильно понимаю, мы начнем вязать родословные в пучки для передачи
департаментам...
- Нет, резерв, конечно, нужно оставить...
- Несомненно, но я о другом: чтобы с самого начала не возникло
претензий, прошу каждого из вас проследить за тем, чтобы титулы были
разбросаны как можно равномернее. Скажем, герцогов - по десятку...
- Много.
- Хорошо, по восемь... ну, по семь. И в таком духе. Ведь потом нам же
придется разбираться...
- Простите, маркиз, но... нет, в общем виде это, разумеется, правильно,
однако - откровенно говоря, мне трудно представить, что мы-даем Легиону
Морского дна столько же титулов, сколько и...
- Ну что вы, разумеется, нет. Я говорил лишь о принципе. О правиле, из
которого, естественно, существуют исключения. Легион, потом Большой
военный дом, далее, конечно же, Жилище Власти...
- Туда нужно дать два пучка: команде Бриллианта Власти и отдельно -
команде Жемчужины. Есть такая тонкость...
- Вы совершенно правы, тут существует тонкость. И в заключение хочу еще
раз обратить ваше внимание, господа: время, время подхлестывает нас. А
кандидатов, в которых мы, так сказать, заинтересованы лично, мы спокойно
разбросаем по резерву. За дело!
Нет, там, где работали генералы, порядка было, конечно, больше. На
порядок больше - сказали бы мы, если бы не боялись скаламбурить, что ныне
почитается неприличным. Ну что же, это не предел: есть народы, у которых
даже есть (ну, что ты скажешь - опять!) на глазах у других считается
верхом невоспитанности. Так что мы, как издавна повелось, можем утешаться
тем, что все же не самые... Не самые первые, разумеется. Вы же поняли, не
так ли?
Больше, больше было порядка, чем у ученых. И потому, что последние, как
известно, строем не ходят, и еще более - по той причине, что на совещаниях
генеральской верхушки бывал (хотя не на каждом) и сам Властелин. У
историков не бывал, а тут - да. Поелику Самым Главным Историком он хотя и
был признан, но не был назначен. Верховным же главкомом был назначен, хотя
и не каждым профессионалом в глубине души признан. А раз назначен - то
будь любезен, поддерживай свой авторитет. Стратегом можешь ты не быть, но
занимать свой стул обязан - так или почти так сказал некогда поэт, хотя и
по другому поводу.
Нынче Верховный присутствовать соизволил. Потому что обсуждался - а раз
Властелин здесь, то мог и решиться - основной вопрос предстоящей кампании:
побеждать разом - или серией.
Как полагается во всяком приличном обществе, мнения разделились почти
что поровну. То есть твердых сторонников было точно поровну, но
существовала еще и метеорологическая группа, зависевшая от погоды и
постоянно дрейфовавшая по ветру. Такие группы тоже являются, как
показывает опыт, непременным условием существования вполне зрелого
незрелого общества. Эта группа и составляла большинство той стороны, к
которой ее прибивало течением воздуха. Да, впрочем, кому мы это объясняем!
Итак, вернемся к нашим баранам (нет, упаси нас Рыба, тут нет ни
параллели, ни намека - ничего, кроме привычки к распространенным цитатам).
Мы уже сказали, что одним твердым мнением было: собрать не очень большой,
но зато отборный и сверхмобильный кулак и действовать по принципу -
пришел, увидел, заказал - победил, хотели мы сказать, разумеется. И
действовать как бы по команде генератора случайных чисел - чтобы сегодня
никто не мог догадаться, на кого обрушится завтрашний удар. По мнению
сторонников такой тактики, это создавало гарантию того, что никто не
двинется ни на помощь сегодняшней жертве, ни на объединение с прочими
планетами для ответного удара или для перехвата пиратствующей эскадры в
пути: куда ты пойдешь из дома, если через час к тебе могут нагрянуть
гости? А если даже и возникнет какая-то ответная группа из небольшой части
вооруженных сил семнадцати планет и захочет навалиться на Ассарт - то
главная часть Ассартских вооруженных сил как раз будет дома в полной
готовности к торжественной встрече нападающих. В таком случае даже и
морально выигрывал Ассарт: он проводил маневры малой частью своих войск, а
на него скопом напали семнадцать языков, и все длинные. Безусловно, такая
война обошлась бы и дешевле, хотя бы в смысле расхода топлива: известно
ведь, что одна окружность значительно короче семнадцати своих радиусов, а
именно в пять с лишним раз. С топливом же, особенно для кораблей высшего
класса, на Ассарте было не то, чтобы совсем плохо, но и не очень хорошо -
как и с другим топливом, впрочем, и не только с топливом. Так что
сторонники плана "Рикошеты" - так его назвали - стояли крепко.
Что же касается их оппонентов, считавших, что бить надо всех сразу, то
они оправдывали свою точку зрения совсем другими мотивами. Конечно, -
говорили они, - если бы предстоящая кампания была обычной, традиционной,
то никто и не стал бы возражать. То есть, будь целью этой войны завоевание
территорий или получение контрибуций в любой форме, или захват военно- и
невоеннопленных, то именно рикошетное ведение операций было бы наилучшим.
В данном же случае, - говорили адепты варианта "Взрыв" - целью войны
является приобретение в целом и сохранном виде максимального количества
таких хрупких субстанций, как документы, музейные экспонаты и все такое
прочее. В чем разница? В том, что территорию или природные богатства даже
при всем желании уничтожить нельзя, население - можно, конечно, но не до
конца, а вот бумаги и всякие черепки ликвидировать очень легко, или даже
просто спрятать так, что и за десять лет не найдешь. А поскольку цель
кампании станет очевидной уже после первого десанта, то объект номер два
даст уже меньший урожай, а последующие - и вообще ничего. Так что какой бы
экономичной ни оказалась рикошетная война, она все равно будет невыгодной,
поскольку даст нулевой результат. Война же "Взрыв" - разом во все стороны
- никому не позволит заблаговременно получить информацию об ее целях, так
что весь товар будет получен в целости и сохранности, останется только
погрузить его. Конечно, средний уровень нападающих, их профессиональная
подготовка будут несколько ниже, чем при выполнении "Рикошета", поскольку
одними десантниками тут не обойтись; однако и сопротивление будет
наверняка менее упорным: когда крики о помощи будут лететь со всех сторон
одновременно и каждой планете будет ясно, что она предоставлена ее
собственной судьбе, то это, безусловно, подорвет моральное состояние
обороняющихся. Так что не исключено, что потерь со стороны Ассарта будет
даже меньше, чем в первом варианте; что же касается топлива, то тут не
возникает никаких проблем: его можно будет получить в виде репараций из
побежденных и капитулировавших миров.
Вот в таком духе дискутировали высокие представители военной мысли.
Властелин внимательно слушал. Стоявший за его креслом личный телохранитель
- длинный, со странным цветом лица - непонятно, слушал или нет, - веки его
почти всегда были приопущены, хотя стоило хоть кому-то сделать лишнее
движение, как мгновенный взгляд устремлялся в его сторону. Может, и
слушал, кто его знает. Да и какое это имеет значение?
Наконец все, у кого было, что доложить, доложили, метеогруппа
взволнованно заклубилась, но довольно быстро успокоилась - все ожидали,
что скажет Властелин. И он не заставил себя ждать.
- Если бы не форма и уставные формы обращения, - проговорил он, и
генералы с удовольствием заметили, что за небольшой относительно срок
Верховный приобрел настоящий командный голос и соответственные манеры, -
если бы не это, я решил бы, что шофер ошибся и привез меня на товарную
биржу. Стоимость топлива, репарации, контрибуции, товары... Это моя
забота, а не ваша, и никто не приказывал вам думать за Главнокомандующего,
который еще и Властелин этой Державы. Не было приказа подсчитывать - на то
есть Счетный Департамент! Ваше дело - Вооруженные Силы. Скажите, генерал,
- обратился Властелин к главе "Рикошета", немедленно вскочившему и
вытянувшемуся. - Ваш вариант гарантирует победу?
- Так точно. Ваше Всемогущество!
- А ваш вариант, генерал?
- Так точно. Властелин!
- Итак, в этом оба подхода равны. Теперь спрашиваю всех: солдат,
одержавший победу, отличается от солдата, не одерживавшего ее?
- Так точшшшш...
- Что именно - так точш?
- Победитель! Куда! Лучшшш!
- В каком же варианте победу одержит большее количество солдат,
офицеров, генералов Ассарта?
Тут, откровенно говоря, генералам стало стыдно (что с ними бывает
весьма редко): и в самом деле, как-то погрязли они в маклерстве, стали
забывать о том, что они в первую очередь - отцы солдатам, и святой долг их
- заботиться о том, чтобы солдат шел умирать не просто, а вприпрыжку,
весело чтобы шел, радостно. И вот им об этом напомнили; и хотя это было
сделано не со светской вежливостью, а по-воински прямо и откровенно, они
на это не обиделись, но окончательно признали Верховного своим братом,
военной косточкой. Одобрительно загудели:
- Да, конечно, тут и думать, выходит, не о чем. Каждый должен быть
победителем, до последнего старшины-писаря с вещевого склада, командующего
сапогами и штанами солдатскими безразмерными с усиливающей прокладкой на
коленях и повыше в середине - везде, где возникает наибольшее трение.
"Взрыв", конечно же, а "Рикошет" - тоже план отличный, не зря думали, но
его - как-нибудь в другой раз. Не на последнюю войну ведь собираемся, надо
полагать, с таким Верховным не то, что какие-то там семнадцать планет
завоевать можно, но и - одним словом, что прикажут, то и завоюем, и весь,
как говорится, хрен по деревне.
Так что они приосанились и, глубоко вдохнув, ответили Властелину просто
и незамысловато: грянуло солдатское "Ура!", и не просто, а с перекатами. А
поскольку было их немало собрано тут, "ура" получилось внушительное и
сомнений никаких не вызывающее.
На что Верховный Главнокомандующий милостиво улыбнулся и приказал:
- На подготовку, отработку, пополнение личным составом и техникой,
доведение запасов до нормы даю три недели. День "Д" назначаю через месяц,
а точно будет объявлено в приказе. Свободны.
Так что и со стороны людей военных, как видим, никаких задержек не
возникло. Под умелым руководством... Ну и так далее.
Четверо сидели в пивной, подперев головы кулаками. Судя по выражению
лиц, пиво - а здесь нашлось все-таки и Черное Киторанское - не шло им
нынче впрок, не помогало работе мысли. А думать приходилось быстро и
решать по возможности точно.
- Что же будем делать, капитан?
- Постараемся быть умнее самих себя. Из того немногого, что мы знаем,
построить какую-то приемлемую схему. И действовать по ней.
- Впятером против восемнадцати миров, - пробормотал Питек.
- Что же, - сказал Уве-Йорген. - Будем действовать своим умом. Как
солдаты на поле боя. Нам не привыкать.
- Вот и начнем. - Капитан поднял толстую кружку, подержал и, не
отхлебнув, поставил на стол. - Что мы, по сути, знаем? Установили, кто
эмиссар Охранителя. И через какой канал влияет на Властелина.
Следовательно, знаем, кто заказывает музыку. Результаты уже ощущаются. Все
говорит за то, что Властелин воевать не хотел, но будет. Что выгодно той
стороне, чего хочет Охранитель: чтобы Ассарт выиграл войну - или проиграл?
Думаю, что Заставе нужен проигрыш.
- Почему ты так считаешь?
- Им почему-то мешает Властелин. Иначе на него не покушались бы так
упорно. Не удалось устранить его так - теперь пытаются сделать это, нанеся
ему поражение в войне.
- Мастер наверняка понял бы сразу, - проговорил Рука. - Нет связи. А у
эмиссара Заставы и связь, и транспортировка...
- Заманчиво... - признал Ульдемир. - Забрать его канал, перестроить...
А для начала установить - где выход...
- Его надо ловить на муху, - сказал Питек. - Эмиссара. Поймать и
загнуть ноги к ушам. Чтобы заговорил.
- А кто муха?
Питек пожал плечами.
- Капитан, наверное. Он от них ушел. Но он им зачем-то нужен, иначе его
не стали бы перехватывать. Вот и "надо сейчас его подставить.
- Спасибо тебе, Питек, - сказал Ульдемир признательно. - Я всегда знал,
что ты мне друг.
- Гнусно, - сказал Уве-Йорген. - И потом, здесь не парламент. Командует
капитан. Если пойдет на риск - значит, пойдет. Если нет, мы не имеем права
настаивать. Но сразу говорю: я против. И потом, ну загнем ему ноги к ушам.
Питек, тебе загнуть - ты заговоришь?
- Еще как! - сказал Питек.
- Предашь?
- Не обижай меня, - сказал Питек. - Так легко обидеть невинное дитя
природы.
- Будешь врать?
- Само собой.
- Ну, а он, думаешь, слабей тебя?
- Хорошо бы, - сказал Питек. - Но думать так нельзя.
- Разговорить можно всякого, - сказал Гибкая Рука, и глаза его на миг
затуманились.
- Наверное; только мы не в лесу. Играем, по существу, на их поле. И
теперь они нас знают.
- Не доказано...
- Когда докажут - будет поздно.
- Думайте, думайте, - сказал Ульдемир. - Муха пусть сидит на запасной
позиции. Лучше бы, конечно, найти выход канала, перестроить и
воспользоваться без их ведома.
- Следить за ним можно, - сказал Рука. - Но не долго. А когда именно он
беседует с Заставой, нам неизвестно. Может быть, вызов идет оттуда. Вызов
он может воспринять в любом месте. Как и каждый из нас, когда вызывает
Мастер.
- Значит, - медленно проговорил Ульдемир, - что-то должно принудить его
самого выйти на связь с Заставой. Что именно?
- Опасность, - сказал Рука.
- Грозящая ему? Вряд ли. Если он настоящий эмиссар, то у него свобода
передвижения с выходом из трех измерений. Уйдет из любой ловушки.
- Питек прав, - согласился Рыцарь. - Нет, не угроза лично ему. Но -
опасность, которой подвергаются их планы. Что для него, для их команды
сейчас опаснее всего?
- Потеря выхода на Властелина, - после паузы ответил капитан. - Потому
что если мы рассуждаем правильно, то для них самое скверное - потерять
контроль над Властелином непосредственно перед началом войны, и тем более
- в ее ходе. Если они действительно хотят его поражения, они должны
получать сведения обо всех его замыслах.
- Погодите минутку, - попросил Уве-Йорген. - Все время вертится
какая-то мысль, скверное состояние - словно собираешься чихнуть и никак не
можешь... Ага, вот! Понял! Знаете, господа, что кажется мне во всей этой
неразберихе самым странным?
Он сделал паузу, но не получил ответа; все ждали продолжения.
- Такое ощущение, что они спешат. Почему-то очень спешат! Подумайте:
ведь все эти покушения были организованы наспех, на живую нитку сметаны -
иначе уже первое удалось бы... Можно подумать, что они бегут за минутной
стрелкой.
- Ну, пожалуй, похоже на то... А какое значение это имеет для нас?
- По-моему, это определяет наши действия. Они спешат - значит, мы
должны как можно более успешно тормозить...
- Слишком тяжелый автомобиль, дорогой Рыцарь.
- Конечно, если даже все мы уляжемся поперек взлетной полосы, это мало
чему поможет. Замедлить все то, что происходит, под силу только самым
высокопоставленным. Но мы ведь все-таки занимаем не такие уж далекие от
них позиции! Гибкая Рука - личный телохранитель самого Властелина, Георгий
- тоже, хотя он сейчас и в отлучке; капитан - первый человек у супруги
Властелина, Питек - в ее охране...
- Я в охране, да, - подтвердил Питек. - Если надо ее похитить - я могу.
Но если я стану давать ей советы - думаю, что и двух часов не продержусь в
ее окружении. Охранник есть охранник - бей и беги... Если кто-то и может
влиять на нее, то только капитан.
- Пока что она сторонится политики, - сказал Ульдемир. - Попробую,
конечно, объяснить ей, что к чему. Правда, не уверен, что она будет так уж
сочувствовать Изару.
- Пусть сочувствует Ассарту, - сказал Рыцарь. - Может быть, у нее есть
какие-то личные связи с другими мирами? Нам очень нужно было бы знать -
что сейчас происходит там. Ведь если войну организует Застава, то вряд ли
их действия ограничиваются Ассартом; думаю, они наследили по всему
скоплению Нагор.
- Это не только нас интересует, - откликнулся Питек. - Множество
народа, в том числе наш Георгий, отправились во все концы.
- Отправились торговать, - сказал Ульдемир. - Ну и что?
- Тень всегда рядом, - неожиданно сказал Рука.
- Ты это к чему?
- Я - тень Властелина, его щит. Все говорилось при мне. Это купцы по
легенде. Да, они будут заключать сделки. Но они разведчики.
- Это ты давно сказал. Ну и что?
- Пока не вернулось ни одного. А давно пора бы.
- Ты хочешь сказать, что ни один разведчик... Но ведь и до них там
была, конечно, сеть, разведка не создается за день... Так что же: никаких
сигналов, никакого...
- Ничего. Ни один не вернулся. Ни один не выходил на связь. Эфир
молчит. Вот и Георгий тоже.
- Это плохо, - сказал Питек. - Игра втемную? Не люблю.
- Ошибаетесь, - проговорил Уве-Йорген. - Потому что тут, можно считать,
они уже немножко раскрылись.
- Объясни.
- Очень просто. Может провалиться разведчик. Или половина всех
разведчиков. Могут смотать одну сеть. Или половину всех сетей, или три
четверти. Бывают разные случайности. Но когда молчат все до единого - это
уже не теория вероятности. Это - операция. Задуманная, подготовленная и
осуществленная операция прикрытия. А если так, то вывод один: есть, что
прикрывать на каждой планете. Да, сдается мне, моя интуиция еще работает.
- Тень Властелина, давай-ка по порядку. Здесь ведь все разрабатывалось
при тебе.
- Рука все помнит. Ассарт выпустит эскадры на исходные рубежи
последовательно, чтобы все были готовы начать в одно время - ближе ли,
дальше - все равно. Семнадцать одновременных ударов на семнадцать
застигнутых врасплох миров с неотмобилизованными армиями и снаряженными по
нормам мирного времени флотами. Для этого Ассарт вынужден слать десанты,
сильно разбавленные резервистами. Это может сойти с рук при неожиданном и
мгновенном ударе. Но если речь пойдет о войне в семнадцати очагах, то
Ассарт проиграет ее в лучшем случае на третий день.
- Разве ассартские генералы не понимают этого?
- Понимают, отчего же нет. Они - генералы не хуже других. Но приказ
дан, и они его выполняют.
- А как иначе? - сказал Уве-Йорген. - Они - солдаты.
- Ну, а сам Властелин - он же не дурак!
- Властелин решил, что История спасет мир. Хотя если мир вечно должны
спасать - то экономика, то история, то армия - это неразумный мир.
Разумный - инстинктивно не доходит до грани, за которой надо бросать все и
вытаскивать себя из ямы.
- Ну ладно, - сказал Ульдемир. - Говорить об этом можно долго - и без
толку. Все равно, наши консультации никому не нужны. И полно своих дел.
Вернемся к связи. Итак, нужно поставить Эмиссара перед необходимостью
поспешить с выходом на связь. Для этого - создать угрозу его влиянию на
Властелина. Потому что если Властелин вдруг выйдет из-под контроля, то он
сам, а если с ним что-то случится - то кто-то другой может немедленно
переиграть. В конце концов, ни один корабль еще не вышел на исходные.
- Не исключено, - сказал Уве-Йорген.
- Как принудить Эмиссара?
После паузы Питек сказал:
- Ты знаешь как, Ульдемир.
Капитан медленно кивнул.
- Да.
- Нам придется пойти на это.
- Убрать девочку, - сказал Уве-Йорген. - На поле боя я бы себе такого
не позволил. Но сейчас играется тайная война, в которой нет запрещенных
приемов.
- Убрать?.. - повторил Ульдемир. - Я бы сказал иначе: вывести из игры.
Изолировать...
- Ну, знаешь, - сказал Питек. - Ты преувеличиваешь наши возможности. Не
станем бояться страшных слов. Убрать - значит убить. Это очень просто:
одно движение. А изолировать - значит не только улучить момент, но и
схватить, заставить молчать, транспортировать в надежное место, которое
еще надо найти, стеречь днем и ночью, кормить и поить - и при этом
постоянно рисковать, что ее найдут, потому что искать станут, и даже с
двух сторон сразу - и все труды окажутся попусту. Нет, я за простоту. А
ты?
Уве-Йорген пожал плечами.
- Я... Если есть серьезная возможность обойтись без крови, то я
предпочел бы ее использовать. Но, откровенно говоря, такой возможности
пока не вижу. Потому что можно ручаться, что девочка эта находится под
охраной - и тоже, не исключено, сразу с двух сторон. Не знаю, какой образ
жизни она ведет...
- Чаще всего - дома, - вставил индеец.
- Тогда тем более трудно будет подобраться к ней. Никто из нас не
вызовет у нее такого прилива доверия, чтобы она позволила... Нет, я не
вижу такой возможности.
- Что же, решено? - спросил Питек.
- Как скажет капитан.
Ульдемир ответил не сразу. Он сидел, закрыв глаза пальцами. Потом отнял
ладони.
- Вы правы в оценке положения. Верно, что никого из нас она и близко не
подпустит. Ни она, ни тем более ее охрана, о которой она может и не знать.
И никому из нас не под силу выманить ее в такое место, где все можно было
бы осуществить тихо и аккуратно. Места, в котором можно было бы держать ее
хоть какое-то время - пока Эмиссар не засветит свой канал, - у нас тоже
нет. Все именно так и обстоит.
- Ну что же, - сказал Питек. - Черную работу я готов взять на себя.
- Постой, - сказал Уве-Йорген. - Капитан еще не закончил...
Ульдемир кивнул, но продолжил не сразу. Он глядел на дверь. В пивную
вошли двое, внимательно прошли взглядом по столикам и стойке, на миг
останавливая глаза на каждом присутствующем. Ничего не заказав,
повернулись и вышли.
Четверо за столиком переглянулись.
- Еще несколько минут у нас есть, - проговорил Питек спокойно. - Ты
успеешь закончить, капитан.
- Хорошо. Итак, у нас нет ни возможностей, ни помещения - ничего. Но
этот никак не означает, что их нет вообще. Есть и люди - или человек -
которого она не только подпустит к себе, но к которому даже придет сама -
если ее позвать. И у этого человека найдется и нужное место, и все
остальное...
- А этот человек захочет работать на нас?
- В какой-то мере, - сказал капитан, - он будет работать и на себя.
- Кто это, Ульдемир?
- Ястра.
- Браво! - сказал Уве-Йорген. - А она захочет?
- Дело зашло так далеко, что ее все равно надо включать в игру. Нам не
обойтись без ее помощи - быть может, уже сегодня.
- Время, - сказал Питек. - Пошли!
Он положил на столик деньги и прижал кружкой. Все встали.
- Одному придется прикрыть, - предупредил Питек. - Я на этот раз не
могу: я проводник. Прикрыть надо так, чтобы никто не понял, куда мы
денемся.
- А куда мы денемся? - спросил Ульдемир.
- Провалимся сквозь землю.
- И окажемся - в аду?
- Наоборот: в Жилище Власти. Так кто же?
- Не ты и не капитан, - сказал Уве-Йорген. - И не Рука: если он не
явится вовремя на свой пост, возникнет беспокойство и все охраны будут
усилены. Кто остается?
- Удачи тебе, пилот, - сказал Ульдемир.
- Сделай это здесь, - посоветовал Питек. - Мы выскочим, как только они
ворвутся - а ты постарайся не позволить им кинуться за нами.
- Мы не пойдем той дверью, - сказал Рука. - Видите - дверца в углу?
- Там удобства.
- А за ними запасной выход - для деликатных ситуаций.
- Думаешь, его не блокируют?
- Наверняка. Но полагаю, что сделают это не милые девушки.
Капитан усмехнулся.
- Вперед, - сказал он. - Вернее - назад!
- У тебя что? - спросил Питек.
- Кинжал, - ответил Уве-Йорген.
- Возьми мой. Но обязательно отдай потом: это мой любимый.
Рыцарь усмехнулся:
- Постараюсь... Счастливого пути!
- Приятных развлечений, - ответил Питек уже из коридорчика.
На их уход никто не обратил внимания, потому что именно в это мгновение
дверь, выходившая на улицу, распахнулась как от взрыва, и в пивную
ворвалась толпа. При виде опустевшего столика, их главарь на миг
остановился. Это было очень кстати.
- Их слишком много, - пробормотал пилот. - Придется нарушить традицию.
Одним нарушением больше, одним меньше...
На него бросились в ту долю секунды, когда кинжалы были уже за поясом,
а руки Рыцаря сжимали рукоятки двух фламмеров.
Сверкнули молнии. Запахло горелым мясом.
- Это не охота на бекасов, - процедил Рыцарь сквозь зубы. - Но тоже
развлекает...
- Итак, товар будет доставлен в контейнерах к вашему кораблю к восьми
часам, если этот срок вас устраивает.
- О, совершенно.
- Вы же, со своей стороны, прибыв домой, позаботитесь о немедленной
отгрузке закупленной нами техники, не так ли?
- Разумеется. В тот же час.
- Не сомневаюсь в этом. Мы прекрасно понимаем, что ваш торговый дом в
данном случае выступает в качестве представителя Державы...
- Откровенно говоря, я и не очень старался скрыть это.
- Мы это поняли. Следовательно - позвольте поздравить вас с удачной
сделкой.
- Благодарю. Со своей стороны, могу ответить вам тем же.
И собеседники пожали друг другу руки - торжественно и крепко.
- В вашем распоряжении еще почти весь день, - проговорил затем хозяин.
- Может быть, у вас есть какие-то пожелания? Мы с удовольствием сделаем
ваше пребывание на Киторе как можно более приятным...
- У меня нет никаких особых пожеланий. Разве что - где-нибудь хорошо
пообедать и отдохнуть до вечера на лоне природы.
- Ну что же. Могу вам посоветовать...
- Простите, я перебью вас. Еще на Ассарте я слышал о воистину
прелестном и комфортабельном уголке вашей чудесной планеты - здесь,
неподалеку от города...
- А, я знаю, что вы имеете в виду: парк "Южная звезда". Те, кто
рекомендовал его вам, не ошибся. Места настолько красивые и удобные, что
там проводятся все межмировые совещания, конференции, встречи... Правда, в
таких случаях посторонним попасть туда становится затруднительно.
- Но сейчас, я надеюсь, там не происходит ничего подобного?
(Гость кривил душой; по имевшейся у него информации, именно там что-то
и должно было произойти. Но он не стал говорить об этом хозяину кабинета.
Неведение иногда является благом.)
- Насколько мне известно, нет.
Нажав кнопку, хозяин кабинета вызвал секретаря.
- Устан! Распорядитесь немедленно: во-первых, доставку товара в
контейнерах, отправляемого в адрес торгового дома "Штак и товарищи", в
торговый космопорт произвести сегодня, начиная с восьми вечера.
- Это... макулатура, железный и прочий лом?
Конечно, товар можно было - для спокойствия - назвать и так. На самом
деле с Киторы вывозились архивные документы и музейные экспонаты: оружие,
костюмы, посуда... Георгий с самого начала предполагал, что с купцами
договориться будет куда проще, чем с государственными деятелями. Стоит
лишь предложить хорошие условия. Он предложил - и не прогадал. И деловые
люди, нимало не афишируя, благодаря своим связям во всех кругах Киторского
(как и всякого другого) общества, без особого труда получили желаемое.
- Да, именно - макулатура и железный лом.
- Будет сделано.
- И, во-вторых, - вызовите машину. Господин Шар-Бит намерен пообедать и
отдохнуть в "Южной звезде".
- Прекрасное место, господин Шар-Бит. Машина будет подана через пять
минут. Угодно вам, чтобы она ждала вас там?
- О, нет надобности. Я полагаю, что, когда мне понадобится ехать, я
смогу найти машину там, на месте?
- Вне всякого сомнения.
- Не хочу быть привязанным к месту. После обеда я имею обыкновение
подолгу прогуливаться. Но, так или иначе, к восьми я буду ждать контейнеры
в порту.
Секретарь удалился.
- Должен сказать, - проговорил хозяин кабинета прежде, чем
распрощаться, - в последнее время я не ожидал больше каких-то интересных
операций - и вообще, и с Ассартом в особенности. В мирах неспокойно. Уже и
сейчас вы подвергаете себя определенным опасностям.
- Увы, торговля - всегда риск, не в одном, так в другом. У меня тоже
были определенные сомнения. Но я решился. Интересно, а что слышали вы?
Хозяин пожевал губами.
- Не в моих обычаях пересказывать слухи. И тем не менее... Есть
основания полагать, что возникнут какие-то осложнения между мирами. Еще не
знаю - зачем, но на Китору прибыли и продолжают прибывать весьма
высокопоставленные представители всех миров...
- Ну, я надеюсь, что если и возникнут осложнения, то не надолго. Но я
рассчитываю проделать весь путь и отправить закупленный вами товар еще до
того, как... что-либо случится.
- Я уверен, что так оно и будет. Итак - всего наилучшего...
"Хорошие дороги, - думал представитель торгового дома Штак. - Хорошие
дороги и прекрасные машины. И обед, надо полагать, будет достоин того и
другого. И сень деревьев, великолепных деревьев с густой тенью... На
межмировую конференцию я, увы, не приглашен. Но необходимо на ней
присутствовать, так или иначе. Это может оказаться очень важным. Что-то
увидеть, как можно больше услышать и записать. И стартовать еще сегодня,
обязательно сегодня - потому что завтра это может уже не получиться.
Только бы Властелин не учудил чего-нибудь. Стартую сегодня, если даже
товар вообще не прибудет. Торговый дом Штак на планете Нельта, надеюсь,
простит мне такое пренебрежение его интересами - тем более что я не
уверен, что такая фирма вообще существует, это было бы странно, поскольку
я сам ее придумал. Стартую. Если выпустят. Ну а если под каким-то
предлогом старта не дадут - значит, дела совсем плохи. И мои собственные,
и всего Экипажа, я уже не говорю о мире Ассарта..."
- Что это? Мы уже приехали?
- Совершенно верно, господин Шар-Бит. К ресторану - по правой аллее,
идти придется совсем немного. Здешние правила запрещают ехать дальше.
- Это не беда, друг мой. С разумными правилами всегда приятно мириться.
- Совершенно верно. Прошу извинить - мне сказали, что ждать вас не
нужно? Если вы передумали, я готов...
- Нет-нет, ни в коем случае. Поезжайте и скажите, что я очень
благодарен за все...
Шофер поклонился. Купец Шар-Бит неторопливо двинулся по аллее - отлично
одетый, уверенный в себе деловой человек, которого дела на несколько дней
занесли в другой мир.
"Несколько дней в торговых делах - это очень много, - думал он, едва
заметно усмехаясь. - Правда, приходится крутиться, чтобы успеть побывать в
главных торговых городах, которые, как правило, являются крупными центрами
и других отраслей деятельности... Нет, разумеется, на их широких площадях
не стоят готовые к старту корабли космических эскадр, в кудрявых парках не
располагаются противодесантные батареи. Но города эти набиты информацией.
Она - в газетных киосках, в обширных магазинах, на стоянках машин, в
вагонах подземки, на городских пляжах, в дорогих ресторанах и дешевых
пивных, информация входит в здания и выходит из них, спешит по тротуарам и
отдыхает на скамеечках. Все это говорит, даже кричит - надо только
понимать язык. Если, например, в отеле, в котором вы остановились - не из
очень дорогих, торговцы не расточительны, но и не из самых дешевых:
престиж все-таки требует расходов, - если в этом отеле вечером - наплыв, а
утром перед ним выстраивается колонна автобусов, очень хороших автобусов
для дальней дороги - то достаточно лишь поинтересоваться, не можете ли вы
с ними добраться, скажем, до городка Пуш - сто пятьдесят с лишним элов, -
где завтра начинаются скачки; и достаточно получить в ответ процеженное
сквозь зубы "Нет" и тот исполненный множества смыслов взгляд, который
нельзя описать, но нельзя ни с чем и спутать: во всей обозримой Вселенной
именно таким взглядом военные смотрят на всех остальных мужчин, - этого
достаточно, повторяешь ты это еще раз или нет, - достаточно, чтобы
заключить, что спешно мобилизуются офицеры резерва; раз такое количество
офицеров - значит, войска массированно пополняются. А это, в свою очередь,
может означать только одно: мир готовится к схватке, и будет ли его роль в
ней ролью атакующего или обороняющегося, но она уже никак не сможет быть
ролью мира, застигнутого врасплох. Ты начинаешь думать так в первом же
городе, а когда, закончив дела в последнем, едешь за город пообедать и по
пути встречаешь три колонны военных машин, - а близ города, из которого ты
едешь, находится (как прочирикала тебе певчая птичка) один из военных
космопортов планеты, - ты уже более чем уверен: планета готова, и отнюдь
не только к обороне. Остается самая малость: донести эту информацию до
тех, кто сможет ею воспользоваться. И вот тут..."
- Благоугодно господину занять этот столик? Или господин предпочтет
что-нибудь другое?
- В тени и поближе к балюстраде. Люблю смотреть на воду. (Скажи это
так, чтобы было понятно: не на воду, а на юных купальщиц в ней - чтобы
тебя сразу классифицировали определенным образом). Проводите меня вот туда
(ленивый жест).
- Сделайте одолжение!
Не спеши. Обожди, пока не отодвинут стул. Вот теперь.
- Прошу...
- Нет, нет. Я не собираюсь выбирать. Я голоден, накормите меня обедом.
Я иностранец и сегодня улетаю. (Что ты иностранец, он понял с первого
взгляда, с первого же сказанного тобою слова.) Так накормите же меня так,
чтобы память о вашем гостеприимстве сохранилась у меня и в родном мире.
- С огромным удовольствием. Господин с Лезара?
- Я? (Естественное возмущение, пригашенное хорошим воспитанием. Клянусь
Аполлоном, Мастер все-таки предусматривает все на свете; тонкости
интонации вовсе не просто усвоить тому, кто издавна привык к боевому
кличу.) Я родился и живу на Нельте (так же промодулировать гордость),
хотя, конечно, не раз бывал и на Лезаре (и пусть в воздухе повиснет
недосказанное: "и он в подметки не годится моему миру"), - да мало таких
мест, где бы я не бывал.
- Нравится ли господину у нас?
- У вас очень мило. Да, очень.
- В таком случае... Осмелюсь предложить такой обед: на закуску - салат
из пинейских раков с...
Какая разница - все равно ты этих блюд не знаешь. Важно кивай, время от
времени вопросительно вскидывай взгляд - это естественно, ты иностранец и
тонкости местной кухни тебе неведомы. Теперь что-нибудь, чтобы последнее
слово осталось за тобой.
- Только проследите, чтобы не было ничего слишком острого. Здоровье
требует внимания, не так ли?
- В таком случае...
- Нет-нет, я не на диете, просто предусмотрителен. Скажите, этот ручеек
- куда он течет?
- Господин шутит... Это река. Река Улуза. Здесь она, правда, еще не
столь широка, но дальше...
- Ага, вспомнил. Она впадает в Зенский залив, не так ли?
- Совершенно верно. Зенский залив Утанского моря.
- Да, да. Улуза, конечно. Просто я не думал, что она может быть такой
узкой.
- Это очень глубокая река. И обратите внимание, какое быстрое течение.
Здесь купаются лишь у берега. Дальше - опасно.
- Хорошо. Благодарю вас (взгляд должен ясно выразить: не приставай, не
забывайся).
Убежал. Тишина, если не считать легкого, усыпляющего шелеста листьев.
На веранде ресторана пусто, час второго завтрака миновал, обеда - еще не
наступил, случайных посетителей тут, наверное, почти не бывает - не
город... Река впадает в залив. К торговому порту отсюда ведет прямая
дорога, город остается в стороне. Значит, если в порту станет горячо, надо
вернуться сюда, а дальше - по реке, вниз по течению - в залив. По его
берегу - или вдоль берега - продвинуться на две тысячи стадиев - там найти
место встречи контрабандистов, у них - свои корабли, больше рассчитывать
будет не на кого. Следовательно, сейчас нужно подготовить свое возвращение
сюда - чтобы оно никого не удивило. Такой шаг одновременно отвлечет
внимание тех, кто мною интересуется - если такие существуют. Будем
считать, что существуют, чувство безопасности часто оказывается ложным.
И в самом деле, кормят здесь хорошо. Вкусно. Ты молодец: не забываешь,
как учили, в каждое блюдо подбрасывать крупинку индикатора, реагирующего
на определенные химические соединения. Если тебя захотят накормить или
напоить чем-то таким - ты увидишь. Но пока все, кажется, благополучно.
- Можно подавать кофе?
- Разумеется. Но не сюда. Куда-нибудь, где я мог бы послушать известия.
Сегодня я весь день блуждаю по природе. Но ведь нельзя надолго отвлекаться
от деловой жизни, не так ли?
- К сожалению, мой господин, известия закончились несколько минут
назад. Теперь придется ждать целый час. Но вы, конечно же, слышали о
главном?
- Я только что сказал вам: сегодня с утра я ничего не слышал. А что
произошло?
- Ассарт, снова этот проклятый Ассарт!
- Ну-ну, и что же он? Разлетелся на куски?
- О, если бы! Они снова напали!
- На кого же?
- На Лезар, мой господин. Все миры в тревоге...
- Я думаю, особых поводов для этого нет. Ассарт не так силен, как всем
представляется.
- Дай-то Бог... Но если война... Так не хочется идти!
- Вы - призывного возраста?
- Запас первого разряда. Так что кому-кому, а мне придется идти сразу.
У меня маленький ребенок, болезненная жена... Но разве кто-нибудь станет
считаться с этим?
- Ну, не волнуйтесь. Может быть, все обойдется. Держите себя в руках...
Так вы говорите, напали на Лезар? Зачем же?
- Наверное, хотели, чтобы все снова начали их бояться... По-моему, это
неразумно...
"Неразумно! - подумал Георгий. - Это идиотизм высшей марки, вот что это
такое! Значит, генералам удалось сделать по-своему. А ведь можно было
иначе - вот так, как я. Договорился, купил, везу. Но теперь эта
конференция становится совсем интересной... Обязательно нужно пробраться,
и сразу дать полную информацию".
- Итак, прикажете подать кофе сюда?
Кивни. Заговоришь, когда принесет кофе.
- Э-э... Любезный... Здесь у вас и на самом деле очень приятно. Так что
я, пожалуй... Есть здесь где-нибудь поблизости что-то такое: отель,
пансионат...
- Господин хочет заказать комнату?
- Номер... на день-другой, а если понравится - то и дольше.
- Здесь по соседству - прекрасная гостиница. Совсем рядом, только
деревья ее скрывают. Если господину угодно - я могу позвонить...
- Сделайте это. Удобный номер, с видом на реку... Хотя - может быть, и
не на реку? Гм...
- Если угодно - можно взять угловой, с балконом на две стороны.
- Именно то, что я хотел.
Ну что же, можно спокойно допить кофе. Рассчитаться. Не сделать ошибки
с чаевыми: не мало, но и не чрезмерно много.
- Простите... Нужно ли - это они спрашивают - прислать носильщика за
вещами?
- Вы же видите - у меня нет вещей. Зачем отягощать себя грузом, если
все можно купить на месте, не так ли?
- Господин совершенно прав. Итак: выйдя от нас, вы повернете направо,
выйдете на главную аллею, и первое же ответвление под углом вправо...
Может быть, дать вам провожатого?
- Вряд ли я заблужусь. Ну что же...
- Благодарю, благодарю!..
Неторопливо уходим. С собой действительно ничего, только легкий деловой
чемоданчик. Совершенно естественно. Здесь - направо. Остановись, насладись
запахом цветов... Хорошо. Никто не показался, значит, обошлось без
провожатых. Пока все благополучно. Ага, вот это, видимо, и есть... Отель
"Тишина". Да ниспошлют мне ее боги...
Стой. Больше ни шага вперед. Наоборот. В сторону. В тень. В кустарник.
И тихо. Смотри внимательно. Кого ты видишь впереди? Людей. Крепких мужчин
в расцвете сил. Что они делают? Как будто бы ничего. Прогуливаются перед
крыльцом отеля. Сидят в плетеных креслах. Читают газеты. Потягивают что-то
из высоких бокалов через соломинку... Тебе все понятно? Да, мне все
понятно.
Значит, в гостиницу нельзя. Во-первых, все равно не пропустят.
Во-вторых, могут вплотную заинтересоваться тем - кто ты таков. И это будет
полным провалом.
В гостиницу нельзя. Но - нужно. Непременно нужно.
Хорошо, что чемоданчик с собой. Но даже с чемоданчиком - это еще
полдела.
Ах, почему я не являюсь полномочным представителем какой-то нейтральной
планеты? Я предъявил бы все документы, какие полагается предъявлять,
прошел бы, занял отведенный мне номер и в назначенный час уселся бы на
свое место там, где будет происходить эта самая конференция... Почему я не
чей-нибудь король или хотя бы президент? Нет, лучше даже не то и не
другое: вряд ли тут соберутся сегодня первые лица. Вот вторые - наверняка.
Это хорошо: вторых лиц не так часто видят на снимках и на экранах, поэтому
возможности, что тебя опознают, значительно меньше.
Но ведь ты и не второе лицо - и не видишь никакой возможности выдать
себя за таковое.
В самом простом варианте в таких случаях подмена совершается заранее.
Где-нибудь по пути. В звездолете, самолете, автомобиле, который можно
остановить не одним, так другим способом... Однако для этого нужна группа,
хорошо оснащенная и подготовленная группа. А ты - один и совершенно не
снаряжен. Потому что тебя направили сюда для торговли и сбора информации.
А не для оперативных мероприятий. Нет, перехватить по дороге и совершить
подмену кого-либо самим собой у тебя не получится.
Что же остается? Совершить эту подмену уже в гостинице, вот
единственный приемлемый, единственный мыслимый сейчас способ.
Для этого нужно прежде всего попасть в отель. Однако, как ты уже понял,
тебя туда не пропустят.
Значит, надо попасть без спроса. Только и всего.
Вечером, в темноте, это было бы куда легче. Сейчас стоит белый день. Но
придется рискнуть. Только нужно прикинуть - с какой стороны это будет
удобнее.
Надеюсь, что они начнут не поздно. Потому что мое время очень
ограничено. В восемь вечера я должен быть в космопорте. Если я сегодня не
улечу, то не улечу вообще никогда. Даже и сегодня нет никакой гарантии.
Но, в конце концов, мне нужно главным образом выяснить - о чем они будут
говорить. Повестку дня. И сразу же сообщить об этом на Ассарт. Чтобы там
приняли меры. А потом - как получится. Если окажется очень интересно -
придется пожертвовать кораблем и товаром, пропадай он пропадом. Хотя не
хотелось бы, разумеется, подводить контрагента: это было бы грубым
нарушением купеческой морали. Пожертвовать кораблем - так, чтобы никого не
подвести. Ну что же - есть такой способ. А затем останется лишь
пожертвовать самим собой - потому что на этой планете, которая уже сегодня
окажется враждебной, тебе долго не продержаться - без каких-либо связей,
без базы, без ничего... Нет, это и в самом деле дремучий идиотизм. Но уже
не изменить ничего.
Некогда нас было триста. И мы были готовы умереть.
Для меня этот результат просто оказался на время отложенным. Спасибо и
на этом.
Ну а сейчас - начинаем действовать. Практически наугад. Будем надеяться
на благосклонность обитателей Олимпа...
Тщательно осмотревшись, не увидев ничего угрожающего, Георгий вылез из
кустов. Медленно пошел - не к гостинице, а в сторону. Нужно было описать
вокруг нее довольно большого радиуса круг - чтобы понять, с какой стороны
проникнуть в охраняемое здание будет безопаснее всего.
Надо найти такое место еще до того, как начнут подъезжать участники. И
как только они появятся - двигаться самому. В первые минуты внимание
охраны будет привлечено именно к прибывающим. Значит, для проникновения
надо избрать тыльную сторону отеля. Там хозяйственные постройки,
огороженный забором двор. Там меньше охраны, чем у фасада. И следят там
главным образом за служебными выходами и за окнами первого этажа.
Это разумно с их стороны. Но мы-то проникнем не снизу. А сверху.
На крыше, очень возможно, тоже угнездился кто-то. Для предохранения от
возможных снайперов. Но мы и на крышу не полезем. Нет надобности.
На верхнем, четвертом этаже все окна затворены. Это плохо.
Зато на третьем - два окна открыты. Вряд ли это номера; скорее -
какие-то подсобные помещения. Вот эти окна и нужно использовать. И
немедленно. Не то их могут закрыть. Для этого зайдем-ка снова в кустарник,
что погуще...
В кустах Георгий раскрыл чемоданчик. Вынул тончайший (в сложенном виде
он занимал места не больше, чем коробка сигар) комбинезон из двойного
мимикрона. Одежда эта, конечно, не делала человека совершенно невидимым,
но изрядно мешала различить даже его очертания уже в нескольких метрах.
Каждый эмиссар Мастера был снабжен таким - за исключением тех, кто мог
становиться совсем невидимым без всякой техники. Надел комбинезон прямо
поверх костюма. Защелкнул чемоданчик, прижал его к груди. Чемоданчик был о
двух замках, но запором служил лишь один из них. Георгий нажал на вторую
кнопку и легко, беззвучно всплыл. Круто набрал высоту. Аппарат работал без
малейшего звука. Удобная вещь. Георгий заскользил к открытым окнам. Повис
перед одним из них. Нет, он ошибся: это был все-таки номер. Что ж - тем
лучше. Внутри никого не было. Он опустился на подоконник, глянул вниз.
Нет, никто не задирал головы, не указывал на него. Он прислушался. Где-то
разговаривали - внизу, наверное, у служебного входа, отсюда не было видно,
слова тоже не различались. Но разговор был спокойный, в голосах не
чувствовалось напряжения. Потом, заглушая голоса и все прочие шумы, завыла
полицейская сирена, завизжали на крутом повороте тормоза. Ага, начали
прибывать участники. Самое время.
Георгий легко соскочил на пол. Номер был обширным, из трех комнат.
Гостиная, кабинет, спальня. В спальне его внимание привлек большой - во
всю стену - шкаф. Он открыл его. Шкаф был пуст. Пока. Хорошо. Не снимая
комбинезона, Георгий поднялся к потолку. Над шкафом была антресоль.
Осторожно, чтобы не повредить комбинезон, Георгий забрался туда. Это было
не так легко: сытный обед давал себя знать. В конце концов он устроился.
Накрыл себя запасными одеялами, лежавшими в антресоли. И принялся ждать.
Прошло, по его расчету, минут двадцать. Все новые и новые сирены
звучали так пронзительно, что звук проникал и сюда, сквозь все переборки и
одеяла. Георгий терпеливо ждал. Он услышал, как отперли дверь. Вошли, судя
по звуку шагов, сразу несколько. Шаги разбрелись по всему номеру. Внизу
скрипнула дверца шкафа. Потом кто-то, подставив стул, открыл и антресоль и
сейчас же закрыл: одеяла выглядели убедительно. "Все чисто, - проговорил
голос, - можете располагаться, экселенц. Мы будем внизу, если
понадобимся". "Вряд ли понадобитесь", - сказал другой голос,
начальственный, уверенный. Они ушли. В ванной зашумела вода. Тогда Георгий
вылез.
Медленно, не спеша, он снял комбинезон, тщательно осмотрел его:
маскировочное одеяние еще должно было пригодиться, предполагал он.
Комбинезон был цел и невредим. Георгий аккуратно сложил его, водворил в
чемоданчик, убедился, что все, что еще могло ему понадобиться в ближайшие
минуты, было налицо. Закрыл чемоданчик, отворил дверцы шкафа. Там висел
костюм. Георгий прикинул; несколько тесноват будет, но ничего, сойдет.
Засунул руку во внутренний карман чужого пиджака. Кто же это сейчас
плещется и фыркает в ванной, смывает дорожную пыль? Ну-ка, ну-ка... Ага.
Его высокопревосходительство, вице-председатель правительства всеобщей
республики военных и гражданских на планете Фегарн. Военный, конечно, он и
изображен в мундире, при орденах и оружии. Ничего удивительного, что в
штатском костюме он будет чувствовать себя несколько стесненно... Чего мне
не хватает? Усов. Ну, это минутное дело... Из того же неиссякаемого
чемоданчика Георгий достал несколько баллончиков, размером каждый с
хорошую сигару - они и выглядели как сигары, только курить их было нельзя.
Георгий и вообще не курил, в Спарте не курили в его времена. Он
остановился перед зеркалом, в левой руке держа документ вице-председателя
с четкой голограммой. Правая рука орудовала баллончиками - одним, другим,
третьим. Любопытно было видеть в зеркале, как постепенно твое до мелочей
вроде бы знакомое лицо меняется, становится другим, чужим... Четвертый
сигарообразный баллончик Георгий осторожно засунул в карман. Ну, все.
Теперь даже охрана вряд ли уловит разницу между их подопечным и ассартским
купцом-разведчиком... Скоро он там кончит плескаться?
Скоро; вода перестала течь - сейчас он вытирается. Вот зашлепали
шаги... На цыпочках Георгий подошел к двери ванной, вынул из кармана
четвертый баллончик. Дверь отворилась - и в лицо вице-председателю
правительства ударила сладковато пахнувшая струя.
Я постарался придать лицу как можно более скорбное выражение. Ястру это
не разжалобило. Она обрушилась на меня со всеми присущими ей энергией и
категоричностью.
- Я так и думала! - заявила она, кружа около меня и, кажется, выбирая
место, куда удобнее было бы вцепиться. - Ни совести, ни малейшего чувства
собственного достоинства! Уже не говорю об унижении, которому подвергаюсь
я!
- Красавица моя, - сказал я. - Ну, я понимаю, и ты видишь, как я
переживаю. Но ведь, если говорить серьезно, ничего не случилось! Согласен,
я немного задержался...
- Немного! - Господи, что за ирония была в ее голосе.
- Разумеется. Не на неделю же я пропал, и даже не на день.
- Ты обещал вернуться...
- Я же не говорю, что вернулся точно во время. Но бывают
обстоятельства, когда...
- Общество солдата, телохранителя, в какой-нибудь грязной пивной ты
предпочитаешь моему? Хотя о чем я! Если бы вы провели это время в пивной,
вас пришлось бы доставлять сюда на носилках! Клянусь Рыбой, вы были не
там. Как я сразу не сообразила? Вы ходили к девкам! О, эти мужские
развлечения!.. Ты! К девкам! Негодяй! Мой советник, да что советник - мой
муж позволяет себе... Плебей! Подонок! Вон! Я немедленно прикажу
вышвырнуть тебя вон!
Ястра, кажется, и впрямь утратила контроль над собой. Право, не ожидал.
Мне она казалась все-таки более уравновешенной. В другое время я поступил
бы соответственно. Но именно сейчас мне никак не улыбалось покидать Жилище
Власти. Не говоря уже о том, что я полдня не видел ее и успел в какой-то
степени соскучиться.
- Ну что же, я уйду, если ты того хочешь, - сказал я с глубокой
грустью. - А когда наш мальчик со временем спросит у тебя, где его папа,
ты скажи ему, что выгнала папу из дому за то, что он единственный раз
задержался по делам в городе.
- По делам! - воскликнула она, но уже не столь решительно.
- По делам, и только по делам. Поверь.
- Интересно, какие могут быть дела в городе у тебя! У тебя, никого
здесь не знающего, ни с кем...
- Постой. - Я поднял руку. - Давай вспомним. Не ты ли пришла однажды к
мысли, что к кому-то все-таки я сюда приехал?
- Ты? Ну конечно. К племяннице...
- За то время, что я живу в этом доме, даже самая юная племянница
успела бы не только выйти замуж, но и стать бабушкой. И уж во всяком
случае я сейчас интересовал бы ее меньше всего. Племянницы - весьма
легкомысленный народ.
- Болтовня, - сказала она, еще немного успокоившись. - Может быть, в
таком случае ты объяснишь мне, что у тебя за дела? Кстати: а к кому же ты
приехал в самом деле? Я все забываю тебя об этом спросить.
- А мне давно хотелось рассказать об этом.
- Более удобного случая тебе не найти.
- Ты никуда не спешишь?
- Я готова тебя выслушать.
- Слушать придется довольно долго.
- Ты придерживайся истины, насколько ты вообще способен. Истина не
бывает многословной.
- Это всего лишь заблуждение.
- Говори.
Я несколько помедлил, раздумывая: с чего начать? Кто я для нее? Эмиссар
Мастера? Она понятия не имеет, и не может иметь, ни о Мастере, ни о Ферме,
да и вообще о силах высших уровней...
- Ну, что? Придумываешь, как бы половчее соврать?
- Нет... Хорошо, давай сделаем так. Я расскажу тебе главное. А потом,
если понадобится, остановимся на...
- Начни с главного. Итак?
- Ястра... Ты знаешь, что происходит в Державе?
- Разумеется. Я ведь общаюсь не только с тобой. Забавно, что и ты,
видимо, что-то знаешь? Я была уверена, что тебя ничто подобное не
интересует.
- Следовательно, ты знаешь, что вот-вот начнется война.
- Знаю. Даже знаю когда.
- Откуда?
- Великая Рыба, откуда ты свалился? Советник! Неужели ты забыл, что я
по положению принадлежу к Малому Кругу. Власти и потому получаю полные
официальные отчеты о происходящем.
- Прекрасно. Почему она начнется? Зачем нужна?
- Потому что этому дураку, в перерывах между утехами с его курочкой,
приходят в голову идиотские мысли. А какая-то шантрапа, которой он захотел
окружить себя, помогает ему на основе глупых мыслей совершать еще более
глупые события. То есть действия.
- Почему же ты не попыталась предотвратить? Отговорить его хотя бы...
- Да какое мне дело до этого? Пусть воюет, если ему так нравится! Все,
что мне от него нужно, - чтобы не приставал ко мне.
- Ястра, милая! А последствия?
- Наконец-то. Скажи еще три раза "милая".
- Милая, милая, милая. Так последствия?..
- А какие могут быть последствия? Они выпустят пар, постреляют,
погорланят и завоюют некоторое количество трофеев. Нет, это все не стоит
серьезного разговора. Скажи лучше... Тут мне пришла в голову интересная
мысль... Хочешь быть герцогом?
- Герцогом? Каким герцогом?
- Это можешь выбрать сам. Мне тут прислали список вакантных родов,
вместе с родословными деревьями, среди них три герцогских фамилии. Я как
раз прикидывала, какое лучше пошло бы тебе, хотела посоветоваться, а ты,
как назло, исчез.
- Да, это, конечно, очень серьезная проблема.
- Только не надо смеяться. Кстати, для меня это тоже важно. Кто ты
сейчас? Никто. С тобой неудобно даже показаться в нашем кругу. А если ты
станешь герцогом - совсем другое дело!
- Требую самого большого герцогства и самого развесистого родословного
древа. Тебя устраивает? Кстати, о герцогстве. Хоть я и мало что знаю, но
мне кажется, что все эти титулы еще нужно завоевать. Или я ошибаюсь?
- Ну конечно, ради этого и начнется война.
- И ты уверена в победе?
- Странный вопрос. А ты хочешь, чтобы я думала о поражении?
- Думать всегда полезно.
- Ох! Не смеши меня, милый. Женщина должна - и может - думать только о
победе. Остальное - дело мужчин. Но их у нас много, и все они очень
воинственны. Конечно, они победят.
- Боюсь, что на этот раз - нет.
- Так может думать только чужестранец.
- Ястра! Поверь: о войнах я знаю не меньше ваших мужчин. А об этой -
куда больше. Боюсь, что на этот раз проиграет Ассарт.
- Ассарт? То есть мы? Глупости. Уже сотни лет...
- Милая, все, что имеет начало, имеет и конец. В том числе и победы.
- Ну, это не аргумент.
- Тебе нужны аргументы?
- Естественно! Уж коли ты заносишь руку на самое святое, что у нас
есть...
- Пожалуйста. С одним уговором: только слушать. Удивляться и спрашивать
начнешь потом. Согласна? Итак...
Мне понадобилось около сорока минут, - потому что Ястра, конечно, не
выдержала и почти сразу начала перебивать меня, переспрашивать и давать
оценки, - да, около сорока минут, чтобы нарисовать веселую картинку того,
как Ассартские силы, разделенные на семнадцать кучек, разлетаются в разные
стороны - и в каждом месте назначения встречают хорошо подготовленное
сопротивление тамошних флотов.
- Даже если каждый мир выставит для защиты лишь половину своих армий,
этого будет более чем достаточно. В то время, как другие половины,
объединившись под общим командованием, одновременно покажутся над
Ассартом, лишенным защиты - кроме разве ополчения, но это же несерьезно...
Те из наших, кто уцелеет там, у тех миров, кинутся под защиту родных стен
- а в стенах этих успеют уже засесть те же самые враги. Ваши мужчины, как
ты говоришь, окажутся между молотом и наковальней...
- Невозможно! То, что ты говоришь, Уль, просто невозможно!
- Увы, еще как!
- Да нет же! Это все ужасы из пивной. Начать с того, что у нас есть
разведка. Сейчас ее еще усилили. И...
- И, - перебил я, - ни один разведчик, ни старый, ни новый, ни разу не
вышел на связь. Не передал ни единого сообщения. Ни полсообщения. Ни
четверти.
- Не может быть! - сказала она уже достаточно тихо. - Откуда у тебя
такие сведения?
- Потому что я и сам - разведчик, - сказал я. - Это, кстати, ответ на
твой вопрос - почему я оказался здесь.
- Ты - разведчик? Чей?.. - Видно было, как желание верить мне борется в
ней с подозрительностью. - Кого из них? Значит, тебя специально подослали
ко мне? Я... Я...
- Успокойся, родная моя. Я - не из них. Я от тех сил, которым нужно,
чтобы Ассарт сейчас - ну, хотя бы не проиграл. Это серьезные силы. Но и
те, что противостоят им, тоже достаточно велики.
- Но кто они? Где? Если они не на Ассарте, то, значит, на одной из тех
планет - или в нескольких мирах сразу?
- Вовсе не значит. Они далеко, далеко... и одновременно очень близко.
Но это как раз разговор для более спокойного времени. Сейчас важно другое.
Надо предпринять все, что еще возможно, чтобы предотвратить ошибочный шаг.
- То есть получается, что воевать сейчас не нужно?
- Ты очень точно и правильно сказала.
- Великая Рыба! Но Изар так упрям...
- Да ничего он не упрям! - сказал я с досадой. - Просто ты отказалась
от него, и он взамен нашел себе ту девочку.
- Городскую шлюху. Ну и что? При чем тут она?
- При том, что у него нет Советника. Но есть она. И он слушает ее.
- Смеха достойно! Безродная девка советует Властелину!
- Прости, а кто твой советник? Безродный мужик.
- Ну... да, но... это же совсем другое. Ты опытный человек, и даже при
всех своих недостатках способен давать неплохие советы. А что может она?
- Она может передавать как свои мысли, внушенные ей другими.
- Ну, для этого большого ума не надо. А... другие есть?
- Да.
- Здесь, на Ассарте?
- Вот именно.
- Кто они?
- Вот они - это люди серьезные. Не менее, чем я. Представители той
другой силы, о которой я тебе говорил только что.
- Это на самом деле так происходит? То есть, они внушают ей, она
передает - а он слушается?
- Она передает, сама не понимая, что мысли эти ей внушены. Она, как и
ты, хочет, как лучше...
- Как ты смеешь сравнивать ее со мной!
- Ах, ради Рыбы, извини, я оговорился. Она, как простая ассартская
женщина, хочет, чтобы было как лучше. Она не злоумышленница. Просто
наивная девочка...
- Ты-то откуда знаешь?
- Один из моих людей - телохранитель Изара. Он не раз видел ее. Даже
разговаривал.
- У тебя есть свои люди? Где они?
- Вокруг нас. Это надежные люди.
- Телохранитель Изара... Ну хорошо, она глупая девчонка, но он! Он же
Властелин! Как он может...
- Ястра, эти мысли продиктованы умными людьми. И им придан такой вид,
что Изар, и даже, наверное, ты не сумели бы раскусить, во всяком случае
сразу, что в этой сладкой конфетке отравленная начинка.
- Хорошо, в конце концов, не это сейчас главное... - Она произнесла это
уже совсем по-деловому, а я с удовольствием наблюдал, как место вздорной и
избалованной женщины занимает другая, та, что все время жила в ней: умная,
осторожная и решительная. Ведь не ради одних лишь красивых глаз ее избрали
в свое время "торой партнершей старевшего Властелина. Это всегда было
государственным постом. - Неважно, откуда пришла мысль - важно, что Изар
ее принял. А он все-таки очень упрям, и в этом, поверь, я разбираюсь
больше. Мы с ним достаточно времени провели в одной постели... (Она
проговорила это совершенно спокойно, даже не поинтересовавшись, приятно ли
мне будет это услышать. Было неприятно. Конечно, я давно знал об этом, да
и кто не знал? И все же знать - одно, а услышать из ее собственных уст -
другое. Впрочем, она тут же спохватилась). Тебя это огорчило, дорогой? Но
что я могу поделать? Хочешь, я тебя успокою? В постели ты не хуже, даже
лучше...
- Вернемся к делу, - сказал я.
- Ты прав. Итак, он упрям. И я пока не вижу, что можно предпринять.
Обратиться через его голову к генералам? Не получится. Они и сами хотят
воевать. И привыкли к тому, что традиционно побеждаем мы...
- Тут есть о чем подумать. Но одно надо сделать сразу же.
- Говори, Советник.
- Оторвать его от тех, кто порождает мысли.
- Но если мы их не... А-а! Я поняла.
Она действительно поняла - судя по тому, как блеснули ее глаза: очень
недобро.
- Что же, Уль: это несложно. Есть люди. Ты прикажешь им. Я могла бы и
сама, но тогда это припишут моей ревности. Не хочу. Пусть это исходит от
тебя.
- Что же именно?
- Ее надо устранить.
- Согласен.
- Ты говоришь таким тоном, словно как раз не согласен.
- Устранить и убить - разные вещи.
- По-моему, одно и то же. А почему не убить?
- Хотя бы потому, что она не заслужила этого.
- Ах, ах, как мы благородны! Тебе жаль ее?
- Разумеется.
- Послушай... Может она и есть пресловутая племянница?
- Я ее видел раз в жизни. Дело не в этом. Она нам может понадобиться.
Мы ведь не знаем почти ничего о тех людях, что противостоят нам: сколько
их? Где они? Нам важно разорвать эту цепь, а потом узнать от нее все, что
ей известно.
- Думаю, что немного.
- Лучше, чем ничего.
- Хорошо, в конце концов... Каков твой план?
- Похитить и изолировать.
- Ну, на худой конец... Кто и как похитит ее? Она ведь наверняка под
охраной.
- Несомненно. Любому это было бы сложно. Но не тебе.
- Я - в роли похитительницы?
- Ну нет, зачем! Но согласись, что у вас имеются некоторые, так
сказать... ну, не общие интересы, нет. Но хотя бы темы для разговора. Ты -
официальная супруга Властелина, она - фактическая...
- О, пожалуйста, не называй ее так!
- Хорошо, не буду, хотя от этого ничего не изменится. Но ты согласна,
что могут быть темы для разговора?
- Ну, при желании... можно найти.
- И если ты решила, что время для такого разговора настало - ну,
предположим, ты хочешь надолго уехать хотя бы в тот же - ну, где мы
познакомились...
- В Летнюю обитель, милый мой хромоножка!
- Ничего подобного, давно уже... Итак, ты приглашаешь ее сюда - чтобы
искренне и доверительно поговорить.
- Ага. И потом, мило разговаривая... Знаешь, мне будет очень трудно не
выцарапать ей глаза.
- Да! А мне казалось - ты говорила, что уже не любишь его.
- И говорю. Но это же совсем не то! Ну, как тебе объяснить, надо быть
женщиной, чтобы понять это... Любить его или не любить, это только мое
дело и больше ничье. А она все равно не имела права...
- Вообще-то, это в какой-то степени, наверное, и его дело, а?
- Ну конечно, разве ты можешь не защищать мужчину... Ну, хорошо. Я
сделаю усилие и сдержусь. Я буду разговаривать с ней по-матерински
ласково. Хотя... Ну, по-сестрински. Допустим. А что потом? Подсыплю ей
чего-нибудь в кофе?
- О, господи!
- Наброшусь и надену наручники? Уль, я спрашиваю: что я должна буду
сделать, когда она придет?
- Поговорить. И вежливо проводить до двери. Вот до этой. Не дальше.
Нужно, чтобы отсюда она вышла. А по дороге к выходу из Жилища она
исчезнет.
- Так просто?
- Будем надеяться.
- А потом? Куда вы денете ее потом?
- Мы - никуда. У нас нет такого места. Ты ее спрячешь.
- Я? Оригинально. Где? У меня под кроватью? Но тогда придется запретить
тебе приходить ко мне, а на такую жертву я не пойду. Много чести!
- Думаю, жилище достаточно велико, чтобы найти уголок.
- Хорошо. Я придумаю. Тут и на самом деле полно всяких каморок и
закоулков. А кто будет стеречь ее?
- Об этом мы позаботимся. А ты - о том, чтобы у нее было все, что
должна иметь женщина.
- Само собой разумеется. Уж если она останется в живых, то жизнь эта
должна быть не ниже определенного уровня - иначе что она обо мне
подумает!.. Но в таком случае мне ведь вовсе не обязательно с нею
разговаривать! Схватите ее, едва она войдет!
- Я думал. Не годится. Ведь наверняка будет известно, что ты пригласила
ее в гости. Если она не пришла к тебе, ты, естественно, должна
поинтересоваться - почему, и, когда выяснится, что из дому она вышла, а к
тебе не пришла - немедленно поднять тревогу. А так - ты совершенно в
стороне: пригласила, приняла, поболтали, ты проводила ее до двери - а
дальше провожать ты не обязана, это было бы уже нарушением Порядка.
- Наверное, ты прав. Итак, мы ее изолируем, и Властелин останется без
своих неизвестных советников. Но война-то все равно начнется!
- Это другое дело. Придется начать на него атаку с другой стороны - с
противоположными мыслями.
- С твоими.
- С нашими.
- И ты сам станешь доказывать ему?..
- Упаси меня Рыба! Это было бы очень глупо. Доказывать будешь ты.
Больше некому.
- Ты же знаешь: я не общаюсь с ним.
- Вот именно. И то, что ты, преодолев себя, все-таки хочешь говорить с
ним о делах Державы, лишь свидетельствует о твоей искренней тревоге о
судьбе Державы - и, естественно, Властелина и твоей собственной. У него, я
полагаю, уже выработалась привычка прислушиваться к мнению женщины. И
он...
- Вот как? А если он захочет несколько расширить наши отношения? Ну-ну,
не сердись, Уль, я пошутила. Ты меня поцелуешь?..
Георгий вернулся в номер через три часа. Заседание было
непродолжительным, но нигде не сказано, что значительные решения
принимаются на длинных совещаниях; напротив, они чаще всего и бывают
бестолковыми. Войдя, он сразу же запер за собой дверь. Прошел в спальню,
открыл шкаф. Вице-председатель крепко спал. Он не придет в себя еще часа
полтора-два. "К тому времени меня и след простынет, - подумал он. - Что
же, положение предельно ясно. К сожалению. Рейд на Лезар был хуже, чем
ошибкой: он был преступлением. Государственным. Только что принято решение
о создании коалиции семнадцати миров. Об учреждении единого командного
центра. О немедленном выходе эскадр первой волны на каждой планете на
исходные позиции. О призыве очередных и запасных повсеместно. И так далее.
Одним словом - решили все, что полагается решать в таких случаях. Даже
странно: совещание прошло без сучка, без задоринки. Словно бы не раз
репетировалось. А ведь репетиций - во всяком случае такого рода - не было,
иначе до Ассарта это бы хоть как-нибудь да дошло. Видимо, была какая-то
иная подготовка. Да, чувствуется умелая рука. Но это сейчас уже не самое
главное. Важнее всего то, что Ассарт не ждет удара, сам готовится нанести
его - но может не успеть, а если даже успеет - это вовсе не гарантирует
успеха..."
Он вытащил из чемодана приборчик, подключил к здешнему телевизору.
Приспустив веки, он смотрел на крохотный глазок индикатора. Аппарат
исправен. Прослушаем канал - может быть, меня ищут? Канал молчит. Ну, что
же: неурочный час. Тогда я сам...
Он приподнял ладони, зашевелил пальцами, словно пытаясь усыпить
кого-то, лежащего перед ним. Спите, спите, спите... Клянусь Цербером, что
они там, на Ассарте - и вправду уснули? Ни единого шороха, ни малейшего
признака жизни, на дисплее величиной с почтовую парку - безжизненная
прямая.
Попробуем первый запасной.
Молчание.
Второй, он же последний.
Тот же результат.
Мрак Аида... Но это же туннельная связь! Я понимаю - можно забить,
заглушить, размазать по частотам, подавить нормальный канал связи на
планете или в пространстве. Но это - туннельная! По имеющейся информации,
здесь ее вообще не знают! И вот она перекрыта. Очень плотно, очень
надежно. Это, собственно, только и показывает сейчас аппарат: туннель
перерезан энергетическим экраном. Мой сигнал отражается. Если я сейчас
заговорю, то услышу лишь собственный голос, возвращенный мне в отражении.
Но в таком случае, мой голос может услышать и кто-то другой. А это лишнее.
Сидящий в засаде не издает воинственных кличей.
Что же, приходится примириться с тем, что опасность не только снится.
Она наяву. Пора принимать меры.
Он вышел на балкон, уселся в легкое кресло, запрокинул голову, из-под
опущенных ресниц поглядывая то на дорогу слева, то на реку. Шесть часов.
Начинает смеркаться. Это естественно: южные широты. В семь будет почти
совсем темно. До окрестностей торгового порта - по лучу - минут десять.
Пусть пятнадцать. Добраться там до корабля - еще пятнадцать. Одним словом,
в семь часов полная готовность. А пока - можно на полчаса расслабиться:
все силы могут еще понадобиться.
Туннельная связь... Значит, активно работает Застава. Понимая, что мы
это заметим. Пренебрежение осторожностью? Нет, осторожность им просто не
нужна - следовательно, все, что нужно было, они уже сделали и сейчас
раскрывают себя даже с вызовом: да, это мы, мы здесь, и вам с этим ничего
не поделать, проще всего - сразу признать свое поражение! - вот смысл,
пусть не главный, такой демонстрации. Застава свидетельствует: нам не
нужно прослушивать ваши разговоры, вся нужная информация у нас есть - а
вот у вас ее нет, и мы не хотим, чтобы вы ее получали...
И ведь это наверняка везде так, - думал Георгий дальше. - На всех
планетах. Вряд ли они знают, что туннельной связью может пользоваться
только один человек: я. На остальных планетах - добрые нормальные
разведчики Ассарта, они неплохо снаряжены, но лишь в рамках трехмерного
пространства. Хотя - откуда уверенность, что туннели перекрыты везде?
Может быть, это как раз персональный салют в мою честь. Да и какая
разница?
Есть разница, есть. Если на других планетах туннелями можно
пользоваться, то имеет смысл, при невозможности попасть на Ассарт, лететь
куда угодно, и оттуда искать связь. Не с Ассартом - он-то уж точно забит.
Нет. Напрямую - с Фермой. Ферма должна знать все, не Ассарт. Что же, это,
пожалуй, вариант...
Вариант - в случае, если меня не выпустят с планеты.
Остановись на мгновение. Подумай. А если выпустят? Разве для них не
проще - позволить тебе стартовать с планеты - и тут же учинить нечто.
Аварию. Катастрофу. Распылить. Это очень красивое решение. Тебя не стало -
не стало информации, не стало связи, одним отвлекающим фактором оказалось
меньше...
Но если Застава с самого начала знала, что разведчики высланы и что,
допустим, именно я лечу именно сюда - почему они дали долететь? Уничтожить
меня было проще еще по пути сюда, когда у меня вообще никакой информации
еще не было. Так было бы надежней. Значит - не знали. Узнали с
запозданием.
Это, собственно, мне ничего не дает. Но все же приятно. Значит, они
перехватывают не все. Раньше, во всяком случае, не перехватывали. Все было
бы совсем хорошо, если бы я сейчас обладал полной свободой передвижения.
Но у меня запас энергии - только добраться по лучу до корабля. Собственно,
если я благополучно доберусь, то все в порядке. На корабле смогу
зарядиться заново. Но вот в случае, если на борт мне не попасть, тогда я
буду целиком зависеть от местных возможностей. Конечно, при случае и ноги
могут спасти. Бывает, можно ускользнуть и вплавь. Но если они поймут, что
особых средств передвижения у меня нет - то им останется только
локализовать меня и устроить систематический поиск. Тогда мне придется
туго.
Впрочем, стоит ли исходить из самого плохого?
Стоит, стоит. Всегда будь готов к худшему, а с лучшим уж как-нибудь
справишься. Ну вот и все. Теперь - полчаса отдыха..."
Он смог, наконец, расслабиться. Ускользнуть мыслью из стягивающейся
петли. На сухую землю у подножия горы. Под тень олив. Туда, где не умолкая
славят жизнь цикады...
Он очнулся, когда было без четверти семь. Вслушался прежде, чем открыть
глаза. Было тихо. Внизу, у подъезда и на дорожках, уже зажглись матовые
фонари. Он встал, внимательно всмотрелся - не прибавилось ли машин на
стоянке. Их стало на две больше, но это может ничего и не обозначать -
прибыло еще два постояльца. Или больше. Да, или больше... А собственно,
какая разница?
С балкона он вошел в спальню. Зажег малый свет на тумбочке.
Вице-председатель устал, он отдыхает. Он будет отдыхать до самого ужина,
то есть часов до восьми... Да, к девяти все уже станет ясно. Окончательно.
Но в девять он будет далеко. Или... Или.
Георгий встрепенулся, заставил себя отогнать мрачные мысли. Ничего, все
будет в порядке. Такое ли бывало в жизни?
Он поднял трубку телефона, заказал ужин в номер. К восьми. А пока -
кофе. Ему не очень хотелось, но после заседания было вполне естественно.
Мальчик принес почти мгновенно. Тут умели обслуживать, хотя у Георгия
каждый такой случай, когда ему что-то подавали, вызывал какое-то
внутреннее неудобство. Мальчик помедлил у двери. Улыбнулся. Спросил: -
Может быть... компанию?
Георгий глянул укоризненно, ничего не ответил. Мальчишка испарился. Что
же, теперь можно снять грим...
Он сделал это. Потом переоделся в свое, на ходу отпивая из стоявшей на
столике чашки. Снова надел комбинезон. Взял чемоданчик. Вышел на балкон,
оставив свет в гостиной гореть. Встал в самом углу. Прислушался. Все было
спокойно. Взлетел. Лег на курс - к торговому космопорту. Не вдоль дороги,
а по прямой - по лучу своего корабля. Пока корабль испускает непрерывный
луч - можно считать, что на нем все в порядке: никто посторонний не проник
на борт. Экипажа на корабле нет: один человек и куча устройств. Как только
появится чужой - луч из непрерывного станет пунктирным, длина каждого
штриха будет зависеть от количества визитеров. Сейчас луч шел, не
прерываясь. Хороший признак.
Георгий летел на высоте примерно двух стадиев (оставаясь в одиночестве,
он предпочитал пользоваться мерами, привычными с детства). Поверхность
планеты казалась бархатной, иногда серебром взблескивали водоемы, и снова
тянулась пушистая чернота, тут и там украшенная огоньками. Потом впереди
возникло все усиливающееся зарево. Космопорт. Опуститься надо будет, не
долетая до его границы, чтобы к кораблю приблизиться нормально, у всех на
глазах. Да еще зайти предупредить, что вот-вот привезут товар, чтобы
подогнали погрузчик, не мешкая.
Он опустился благополучно. Пользуясь последними клочками темноты (в
тени от окаймлявшей территорию порта ограды), снял комбинезон, водворил на
место, достал пакетик с капитанским мундиром. Мундир тоже занимал места не
больше, чем комбинезон, но, если ненадолго поставить его на зарядку, он
примет вид добротного, плотного форменного одеяния. Хватит ли еще на
зарядку? Хватило. А лететь еще можно? Индикатор показал: ну, метров на
триста пятьдесят - если не тратить на набор высоты. Значит, где-то около
двух стадиев. Хорошо бы, конечно, побольше...
Он закрыл чемоданчик. Вышел на дорогу как раз напротив автобусной
остановки. Машины подъезжали часто. Вошел в высокий, легкий предпорт,
приблизился к справочной конторке, спросил, не доставлен ли еще груз на
одиннадцатую площадку, борт "Алис". Конторщица поиграла на клавиатуре.
"Да, прибыл". Была половина восьмого; ни один нормальный человек не станет
отправлять груз, зная, что придется потерять полчаса на ожидание - это
Георгий успел уже понять здесь, на Киторе, здесь стоимость каждой рабочей
минуты была рассчитана и учтена. "Контейнеры, не так ли?" - "Не указано...
Но две машины пропущены к одиннадцатой". - "Давно?" - "Двадцать минут".
"Тогда мне надо поспешить. Спасибо..."
Двадцать да тридцать; без малого час. Две машины. Вместо восьми с
грузом. Все было ясно. Однако для вящей уверенности Георгий на миг опять
включил пеленгатор. Корабль продолжал излучать - длинными импульсами. Люди
внутри. Вот так-то. Засада на борту. Значит, не будет ни энергии для
подзарядки, ни старта... А что будет? На миг возникла сумасшедшая мысль:
спокойно взойти на борт и, не дожидаясь приглашения, открыть огонь - и
стартовать без разрешения, без оповещения - вырваться с планеты. Он лишь
усмехнулся. Лихо было задумано, только нереально. И стрелять не из чего. И
космическая стража, конечно, уже на военном положении - разнесут
вдребезги, не успеешь высунуть нос за пределы атмосферы. Может быть, на
этом и построен их расчет... Нет, никаких безумств. Ситуация не для
храбрых - для хитрых.
"Что же сейчас? Возвращаться в гостиницу? Глупее ничего не придумаешь.
Ты не зря обосновался там столь капитально, что об этом уже знают все,
кому нужно. Сейчас тебя будут ждать здесь. До восьми часов, и еще минут
десять. Потом свяжутся с теми, кто наверняка уже пасется в отеле. Начнут
ждать там. Это - еще часа полтора. Значит, у меня два часа времени для
какого-то маневра, - думал он, постепенно отклоняясь от взятого было
направления к кораблю - отклоняясь туда, где была стоянка транспорта
работников порта: стрекозы, карусели, прыгуны. Укрыться было негде:
отлично освещенное забетонированное пространство, размеченное на
стартово-финишные площадки. - Два часа, - думал он. - Два часа..." Потом
понял, что двух часов у него нет. Минут десять, от силы. Потому что уловил
начавшееся в противоположном конце порта движение казалось бы ничем не
связанных между собою людей - ничем, кроме направления, скорости, кроме
замысла. Прочесывание. Уже? Бессмертные боги, да конечно же: что им стоило
связаться с предпортом и получить информацию, что он прибыл? А может быть,
им и не пришлось, они предупредили заранее. "Так что мне было отведено
времени - лишь добраться до корабля. Я не появился - и машина завертелась.
Но спокойно, спокойно, никакого волнения, все тот же размеренный шаг, на
таком расстоянии они тебя не опознают, тем более, что ты был в светлом
костюме, а тут идет дядечка капитан - идет, может быть, чтобы сесть на
свою карусель, взлететь и спешить домой, к жене и ужину..."
Ну ладно, а на самом деле куда? Аэропорт - воздушного сообщения, не
космического - далеко, не добраться. Да и куда лететь? Напарник -
ассартский разведчик - сидел в другом полушарии, два дня тому назад умолк,
- более чем очевидно, что сгорел. Увести сейчас со стоянки чью-нибудь
машину? Куда лететь? Собьют здесь же, не успеешь даже набрать скорость -
это ведь все тихоходы... Затаиться в торгопорте? Негде. Что остается?
Оставалось одно: умереть.
"Да, кажется, это единственный вариант, - думал Георгий, не ускоряя
шага. - Они прочесывают территорию. В это время я не видя иного выхода,
иду на авантюру - действительно врываюсь в корабль и пытаюсь стартовать,
но что-то там не срабатывает или это я сам от волнения делаю что-то не так
- взрыв, грохот - и преследуемый гибнет вместе со своим кораблем. Что
автоматически снимает возможность какого-то преследования его в этом мире.
Жаль корабля, конечно, - думал он, на ходу раскрывая чемоданчик. -
Хорошая была машина. Ферма не зря старалась. Ладно... А не раскроют они
твой трюк? Вряд ли. Конечно, на деле никто не будет врываться в корабль.
Но те, кто это будет знать - погибнут вместе с машиной. А кто не погибнет
- те, кто сейчас ищет меня на территории, и те, кто этим командует, - те
не будут знать. Да и если разберутся, то не так уж сразу. А я тем временем
ускользну..."
Устройство было уже взведено. Только теперь он остановился, медленно
повернулся лицом к кораблю. Нащупал его антенной. Корабль охотно
отозвался, он был общителен и доверчив, как собака. Георгий вздохнул.
"Нет, жаль, жаль. Да и людей жаль, хоть они и подонки - впрочем, только в
моем понимании, а не абсолютно. Враг должен быть подонком, не то начнешь
его, чего доброго, жалеть. Ну, прощай, "Алис", нам было хорошо вместе, но
- не судьба. Не обижайся - просто не выходит иначе.
Да, после убийства корабля трудно будет показаться Рыцарю...
Ничего, будут у нас еще корабли".
Прежде чем послать импульс на самоуничтожение - в последнюю долю
секунды - он оглянулся, повинуясь подсознательному ощущению. И медленно,
словно в нерешительности, опустил чемодан. Потому что увидел: из грузовых
ворот медленно вытягивалась колонна машин. Брезентовые тенты длинных
платформ были украшены знакомой эмблемой. "Семья Мерил". Георгий кинул
взгляд на часы. Груз прибыл с опозданием на три минуты. Да здравствует
пунктуальность купцов, эвоэ! Так что же - может быть, еще и не все
потеряно?
Он заспешил наперерез. Редкая цепь прочесывавших стала приближаться
быстрее: сейчас он сам шел ей навстречу. К полосе, отведенной для
грузового транспорта, он успел вовремя. Поднял руку. Передняя машина
затормозила. Водитель высунулся, лицо его не обещало ничего хорошего.
- Вы опоздали, - Георгий не дал тому и слова сказать. - Я опаздываю.
Даже вышел навстречу. - Он открыл вторую дверцу, повелительно кивнул
сидевшему с этой стороны грузчику. - Потеснись, я сяду.
- Это ваш груз?
- Я не хозяин, всего лишь суперкарго. Хозяин оформляет стартовые дела.
Мне приказано погрузить быстрее. Поехали, поехали. Вон мы стоим - видите?
Машины тронулись. На полдороге к кораблю прошли сквозь сеть загонщиков.
Машины шли не к выходу, наоборот - и потому особых подозрений, видимо, не
вызвали. Ближайший в цепи только оглянулся, проводил колонну взглядом - и
все. Изворачиваясь в тесной кабине, Георгий натягивал комбинезон. "Я
полезу сразу же в трюм. Документы у вас?" Водитель кивнул. "Разберетесь
там с охраной. Где кран?" - "Кран на последней машине. Что за охрана?" -
"Хозяин специально попросил. У нас первый трюм набит деликатным грузом. А
время беспокойное". Наверное, объяснение удовлетворило водителя, больше он
ничего не стал спрашивать. Когда приблизились к "Алис", Георгий показал:
"Вы давайте к главному люку, а я поднимусь через малый, чтобы сразу в
трюм". Он распахнул дверцу, в момент поворота соскочил - длинное тело
машины в этот миг надежно закрыло его от охраны. Он затаился, прижавшись к
ближайшему амортизатору. Возле главного люка начался разговор - сначала
спокойный, потом на повышенных тонах. Долдон, охранявший малый люк, как и
следовало ожидать, побежал к главному - на помощь своим, наверное. Малый
люк послушно отозвался на сигнал Георгия, гостеприимно распахнулся.
Георгий проскользнул и тут же заблокировал его изнутри. Кинулся в лифт.
"Наверху обязательно кто-то топчется", - подумал он, пока лифт отщелкивал
палубы. Так и оказалось. Он не успел еще отодвинуть дверцу, когда кто-то
подбежал: "Что там внизу происходит?" - и тут только напрягся, начиная
понимать. До конца понять охранник так и не успел: переборка гулко
отозвалась, когда цербер врубился в нее головой, дернулся и заскользил в
мир теней. "Надо надеяться, - мельком подумал Георгий, - что у него в
кармане найдется мелочь для Харона..." Он вскочил в ходовую рубку. Уфф.
Благословенны боги... Уселся. Включил внешние микрофоны. У главного люка
высокие недоговорившиеся стороны честили друг друга на все корки. "А где
хозяин? Хозяин-то куда пропал?" - Охране был очень нужен хозяин. "Сейчас
будет с ордером на старт. А я пока начинаю погрузку". "Пока ты ничего не
начнешь!" - "За простой ты заплатишь? Сойди с дороги, придурок!" -
"Ребята, ну-ка растолкуйте этому нахалу..." - "Парни, тут у кого-то зубы
чешутся...". Захлопали дверцы машин: шофера и грузчики спешили на помощь.
Прекрасно. Георгий включил режим тихого старта, застоявшийся кораблик
благодарно дрогнул, откликаясь на первый импульс антигравов. Конечно, за
атмосферой, да еще и в атмосфере можно было ожидать всяческих пакостей.
Однако, если все время бояться, не останется времени на дело... Там,
внизу, не сразу заметили, что корабль беззвучно подвсплыл, в торговом
порту не привыкли к антигравам, купцы ходили еще по старинке на химических
ускорителях, ядерная тяга включалась лишь в пространстве, для разгона, и
потом, после выхода - чтобы затормозиться, приближаясь к финишу. Там шла
драка - от души, в охотку. Когда спохватились, что корабля нет, тот уже
растворялся во мгле. С двухминутным запозданием вспыхнули прожекторы - на
них Георгию наплевать было, он включил радарные помехи и усилил тягу.
Незагруженный "Алис" шел играючи, звезды за бортом яснели. Где-то в
стороне вспыхнул фейерверк, другой - кто-то не пожалел антидесантных
ракет, но стреляли по наведенной противоракетной аппаратурой иллюзии.
"Значит, и тут они успели понатыкать ракет, неделю назад их не было", -
подумал Георгий мельком. Приборы показали, что путь свободен, но не успел
он войти в режим подготовки к разгону, как все информаторы заволновались.
И было отчего. Георгий покачал головой, даже причмокнул. До сих пор он и
не подозревал, что представляет такую ценность. Не один, не два корабля -
эскадра скользила наперерез. От резкого торможения "Алис", показалось
пилоту, даже взбрыкнул. Ну и что? Он сосчитал на экране локатора:
девятнадцать кораблей! Им размазать "Алис" по пространству было легче, чем
разжевать оливку. "Ну и пускай, - упрямо подумал спартиот, - во что-нибудь
да это им обойдется..." Он отщелкнул предохранители, готовый одним
движением пустить в ход всю свою боевую мощь. Прищурился, выбирая цель.
Странно: эскадра проходила, не обращая на него ровно никакого внимания.
Тогда он понял: нужен им был занюханный торгаш, как же! Эскадра шла в
боевом порядке по своим делам; для нее война уже началась.
"И для меня тоже, - подумал он, включая корректировку и ложась на новый
курс. - До встречи, Китора". И он начал разгон.
Принадлежавшая Киторианскому флоту эскадра Дальнего Удара и на самом
деле не собиралась охотиться за "Алисом" или за любым другим законно или
незаконно покинувшим планету кораблем. Был получен боевой приказ, и весь
флот немедленно приступил к его выполнению.
Задача эскадры заключалась в том, чтобы выйти в заранее назначенный
район пространства и там ожидать следующей команды. Эта команда должна
была последовать из так называемого Объединенного Центра; что это такое,
не было известно даже самому адмиралу - он знал лишь, что, согласно
решению правительства, он должен повиноваться такому Центру, всем его
приказам. Для адмирала, как и для любого военного человека, этого было
достаточно. Однако, хотя и не располагая точными данными, адмирал,
руководствуясь своим немалым опытом, предполагал, что ожидаемая команда
последует тогда, когда флоты всех семнадцати миров, объединившихся - это
было совершенно ясно - для разгрома Ассарта и установления таким способом
вечного мира, - точно так же, как и он, займут исходные рубежи и будут
готовы к одновременному броску на Ассарт. Флоты должны были возникнуть
вблизи Ассарта одновременно и сразу же атаковать, чтобы растянуть в разные
стороны и те скудные остатки ассартских сил, которые не принимали участия
в задуманном Ассартом нападении. Несмотря на всю свою простоту, этот план
обещал быстрый и полный успех, потому что на сей раз обычное оружие
Ассарта - внезапность - обращалось против него самого. Поэтому по кораблям
эскадры было заранее объявлено, что любая попытка отвлечься от
неукоснительного выполнения приказа будет считаться воинским преступлением
и виновный немедленно понесет кару по законам военного времени.
Это обстоятельство, как мы уже видели, оказалось спасительным для
Георгия с его корабликом, хотя и должно было стать роковым для Ассарта,
куда спартиот так стремился.
Одновременно, или почти одновременно, пришли в движение и ударные флоты
остальных шестнадцати миров.
Миры эти во многих отношениях совершенно не были похожи один на другой.
У каждого была своя система правления, в чем-то напоминавшая другие, но в
чем-то другом и резко отличавшаяся: свое мировоззрение; своя религия - или
вовсе никакой (во всяком случае, формально); свои, не всегда совпадавшие
представления о добре и зле; о красоте и уродстве; об уме и глупости; да
мало ли о чем. У каждого мира была своя история - у одних богаче, у других
беднее; но какой бы ни была эта история, никто не хотел лишаться ее. И
поэтому, когда верховная власть каждого из миров получила неоспоримые
доказательства того, что Ассарт, этот вечно больной зуб в челюсти Мира
Миров (так обозначали на тех мирах всю их совокупность - то, что мы
предпочитаем определять как обитаемые планеты звездного скопления), вновь
готовится пройти огнем и мечом по процветающим (ну, пусть даже не очень)
городам и весям, а одновременно с информацией - и предложение
способствовать заключению всеобщего наступательно-оборонительного союза,
следовавшее от неких Высших Сил, - правители и правительства после
недолгих размышлений и обсуждений решили предложение принять и союз
заключить. Они исходили, кроме всего прочего, из той разумной мысли, что
выйти из союза, если очень захочется, будет не столь сложно, чем снова
пытаться заключить его после того, как первая попытка провалится. Союз был
заключен, и вот, как мы уже видели, пришел и приказ.
Поскольку исходил он, по сути дела, от этих самых Высших Сил, приказ
оказался неожиданным для всех; и тем не менее, никто не промедлил и минуты
с его выполнением.
Что делать: войны всегда начинаются в самый неподходящий момент для
всех - кроме, разумеется, тех, кто отдал команду. Да и существуют ли
подходящие моменты для войн?
Король Мигула, Алеата Четырнадцатый, услышав, что сигнал получен,
отложил сборы на охоту и немедленно созвал маршалов.
- Его величество король! - возвестил Главный Гофмейстер.
Король вошел, милостиво улыбаясь военачальникам.
- Господа, - сказал он. - Клянусь моим охотничьим ножом, я вам завидую.
Какая охота предстоит! Буду с нетерпением ожидать известий о ваших
победах. Вся Вселенная должна раз и навсегда понять, что охотничьи угодья
Мигула неприкосновенны! По возвращении приглашаю вас на большую охоту.
Надеюсь, мои войска не испытывают недостатка ни в чем? Привезите,
пожалуйста, образцы ассартских охотничьих костюмов. Победы, господа, и
только победы. Высшие Силы на нашей стороне. Счастливого пути!
И все. Король знал, что не должен слишком углубляться в военные
проблемы. Чтобы в случае неудачи можно было сказать: - Я целиком полагался
на моих маршалов, я верил им, как самому себе, а следовательно, вся вина
на них: короли не бывают виноваты.
Президент Денома Ар Матог на мгновение задумался.
- Согласно Конституции, - сказал он затем, - право объявлять войны
принадлежит только Всемирному Собранию. Однако для того, чтобы решить этот
вопрос, им понадобится не менее месяца. Пожалуй, многовато. Следовательно,
что? Следовательно, я вынужден распустить Собрание, поскольку этого
требуют интересы Денома. Бог свидетель, я делаю это с тяжелым сердцем. Но
другого выхода история мне просто не оставляет. После победоносного
завершения войны будут назначены новые выборы.
Такой возможности Президент ожидал уже пять с лишним лет. Умение ждать
необходимо каждому серьезному политику.
Глава Тайного Совета Цизона, чье имя, по традиции, считалось никому не
известным, напутствовал своих соратников кратко:
- По возвращении каждый из вас представит Совету доклад о делах, словах
и мыслях каждого генерала, офицера и солдата. Победа должна быть одержана.
Но одержать ее имеют право лишь люди с безупречным образом мыслей.
Впрочем, опыт показывает, что только такие и выживают, а те, кто может
быть заподозрен хоть в малейшей нелояльности Тайному Совету, как правило,
гибнут. Надеюсь, вы не допустите сколько-нибудь серьезных ошибок. Что
касается населения, то сообщать ему о начале военных действий я считаю
преждевременным. Как и всегда, сначала завершим войну, а потом решим,
каким образом о ней объявить. Строгая секретность, господа - залог
победоносной кампании.
Председатель Верховного Круга Посвященных мира Вигул, Президент
Всемирного банка Ишшах, как раз к получению сигнала успел закончить
подсчеты.
- В связи с объявлением воины, - заявил он, - совершенно необходимым
представляется ввести два новых налога. Налог на оружие уплачивает каждый
вооруженный - в размере десяти процентов стоимости того оружия, которое
вручено ему народом. Второй налог - на погибших. Пока семьи не внесут
этого налога, по сумме равного подоходному, погибшие не будут внесены в
списки героев.
Флоты, между тем, выходили на исходные рубежи.
Черный песок Заставы, если долго в него вглядываться, переставал
казаться надежной, непреходящей субстанцией. Возникало впечатление, что
каждая песчинка не соприкасалась со всеми остальными, но существовала как
бы сама по себе, и даже не пребывала в неподвижности, но едва уловимо
колебалась, словно готовая в каждое мгновение сорваться с места и улететь
куда-то, а может быть, и вообще исчезнуть, обратиться в ничто, которым она
была раньше и которое неодолимо притягивало ее и сейчас. Что-то было в
этом песке, что не вызвало бы доверия у стороннего наблюдателя. Но
сторонних наблюдателей тут не было.
Да, фигуры, поочередно возникавшие из ничего и поспешно направлявшиеся
к приземистому строению Заставы, посторонними тут не были. Поэтому никаких
сомнений в надежности окружавшей их среды у них не возникало, и, как бы
откликаясь на это доверие, черный песок надежно держал их. Доверие
прибывавших и на самом деле было, вероятно, глубоким, все были так
убеждены в своей безопасности, что ни один из них - а их прибыло уже около
дюжины - ни разу даже не оглянулся по сторонам, но упорно смотрел прямо
перед собой, и только. Впрочем, по напряженным лицам этих людей можно было
бы предположить и другое: они старались не смотреть по сторонам так
упорно, словно опасались, повернув голову, увидеть нечто, что им видеть
никак не следовало - или, во всяком случае, очень не хотелось. А может
быть, они просто предполагали, что излишнее любопытство произведет плохое
впечатление на Охранителя, ожидавшего и встречавшего каждого из них на
веранде, опоясывавшей Заставу. Одного из прибывших Охранитель встретил,
могло показаться, с особым удовольствием.
- Я рад приветствовать тебя. Магистр Хитрости, - проговорил Охранитель,
протянув навстречу обе руки - в то время, как всех остальных удостаивал
лишь кивка. - Наконец-то ты приходить с удачей! Воистину, счастье
повернулось к тебе лицом.
Я счастлив, что оправдываю твои надежды. Охранитель.
- Итак, коалиция против Ассарта создана?
- Без единого возражения. Мало того: передовые эскадры уже заняли места
в пространстве. Нужна только диспозиция.
Она готова. Это и есть причина, по которой я призвал всех вас. Теперь я
начинаю надеяться, что мы успеем сделать все к нужному сроку. В
особенности, если Ассарт как можно дольше не узнает о случившемся.
Магистр замялся. Но скрывать было опаснее, чем признаться.
- К сожалению. Охранитель, на конференции был посторонний. И, вероятно,
именно человек Ассарта - ничего другого нельзя представить. Ему удалось...
Охранитель плотно сжал губы. И, процедил:
- Почему удалось ему - а не вам?
- Вы ведь сами говорили, чтобы я там не присутствовал...
- Ему удалось уйти?
- Видимо. Думаю, он где-то на пути к Ассарту.
- Ну что же. Досадно. Но на Ферму-то он не попадет - даже если это
человек Мастера. Об этом я позабочусь. Безусловно. Магистр, это не твоя
вина.
- Тем не менее досадно, вы правы. Охранитель...
- Я слушаю. Еще одна неприятная новость?
- Надеюсь, что нет. Я хотел лишь спросить - надеясь на то, что сегодня
мною, может быть, заслужен более откровенный ответ. Потому что я задавал
вам этот вопрос уже два или три раза - и вы всегда уходили от ответа.
- Ну, что же - спрашивай, проговорил Охранитель доброжелательно. -
Сегодня ты и в самом деле имеешь право требовать объяснений. - На самом
деле он вовсе не так мирно был настроен, и ничего удивительного. Ничтожные
исполнители, мелкие фигурки в игре - все хотят знать, каким же будет
выигрыш самого Охранителя - если уж им обещается так много. Да, выигрыш
каждого из них им ясен: власть, богатство, или и то и другое вместе, или
же, самое малое - списание всех былых грехов - а, надо сказать, люди с
планет, поддерживающие его - вовсе не самые чистые и честные личности
каждого из этих миров... Но этого, видите ли, им недостаточно - их
интересует и природа заинтересованности главного героя всех происходящих
событий - самого Охранителя... Но можно сказать им все, что угодно - кроме
истины. И не потому, чтобы в ней было что-то... скажем, постыдное; ничуть.
Просто - такая информация не для их уровня. О мире, о Вселенной, в которой
они живут, эти люди знают вполне достаточно - для них достаточно, для их
умственных возможностей. Им следует знать ровно столько, сколько им уже
известно - и ничего больше.
Ну, что же, лазутчику с Фермы, которому, к стыду Заставы, удалось
сбежать, была изложена одна версия, весьма благородная в силу того, что
она с начала до конца была и останется чисто теоретической, не
предназначенной для осуществления. Этому - союзнику - придется преподнести
другую, и так, чтобы он поверил. Только и всего. И это даже не будет
ложью. Это всего лишь политика - на его. Охранителя, уровне.
- ...Итак, Магистр, я жду твоего вопроса. Кажется, из приглашенных
представителей миров еще четверо не явились? Но и назначенный час еще не
наступил, так что я, пожалуй, успею ответить тебе. Надеюсь, вопросы ты
обдумал заранее?
- Разумеется, Охранитель. Хочу предупредить: я не претендую на знание
того, чего не должен знать. Но я крайне любопытен. И мне будет очень не по
себе...
- Если ты не найдешь объяснения моим действиям, не так ли?
- Да, и это тоже. Но сейчас я хотел спросить о другом. Раз уж мы
толкаем одну и ту же тележку, я имею право, мне кажется, знать, на что мы
рассчитываем. Нет-нет, - он поднял руку, как бы предостерегая от
неправильного мнения, ложного истолкования его слов. - Это относится
только к средствам, не к смыслу наших действий; что касается смысла, то
тут, я думаю, каждый знает, на что он надеется, и этого с него хватит...
- Разумное суждение.
- Но мне интересно - как, допустим, идущему в атаку стрелку не
безразлично, что и как будет его поддерживать - и он, естественно, хочет
знать об этом как можно больше. Как по-вашему, имею я право на такую
информацию?
- Бесспорно.
- Тогда объясните хотя бы: что такое - Черное, или Мертвое
пространство?
- Гм... В каких отношениях ты с физикой?
- Я бы сказал - вооруженного нейтралитета.
- Я спрашиваю серьезно - чтобы знать, на каком уровне объяснять тебе.
- Моих знаний хватает, чтобы пилотировать корабль.
- Не так уж мало. Следовательно, тебе приходилось совершать
сопространственные прыжки, не так ли?
- Разумеется.
- В сопространстве.
- Где же еще?
- Что ты знаешь о его свойствах?
- По-моему, этого никто не знает.
- Но все же - чисто практически, как пилот?
- Ну - мы прорываемся в него и удерживаемся там некоторое время,
непрерывно работая двигателями. Время это зависит от того, как далеко
должны мы прыгнуть.
- Так, верно.
- Когда, по нашему расчету, время это истекает - мы выключаем
двигатели, и сопространство тотчас же выталкивает нас в наше обычное
пространство.
- Вполне грамотное описание. Ты упустил лишь одну деталь.
- Да?
- Что по часам твоей планеты ты войдешь в прыжок и выйдешь из него
совершенно в другом месте в один и тот же миг времени.
- Ну, конечно, это все известно.
- То есть, в сопространстве есть движение - но нет течения времени,
так?
- Да.
- Ну, а если мне нужно, допустим, удержать тебя в сопространстве против
твоей воли? Ты выключаешь моторы, хочешь оказаться в своем пространстве -
а сопространство тебя удерживает?
- Насколько я могу судить, это невозможно.
- Ответ будет совершенно правильным, если ты добавишь: в обычных
условиях.
- А разве они могут быть иными?
- Мертвое пространство и есть область других условий.
- То есть, там можно находиться вне времени - и без движения
относительно нашего пространства?
- Вот ты и понял все.
- Как же это достигается?
- Ты, наверное, видел здесь, на втором этаже...
- Машину?
- Можно назвать это и так. Машина, устройство, приспособление - как
угодно.
- Которым управляют те двое - или трое, они когда как...
- Да, один из них обладает такой способностью - множиться. Правда, на
краткое время.
- Они не из наших миров.
- Даже не из нашего мироздания. Но я попросил их помочь нам, и они
согласились.
Наступила краткая пауза - ровно столько времени прошло, чтобы один
успел задать самому себе мысленный вопрос: "Сколько и чего им за это
обещано?", второй же - безошибочно определить: "Ему очень хочется спросить
о плате, но он не задаст вопроса: понимает, что это уже совершенно не его
дело".
- Охранитель, а зачем вам может понадобиться такое свойство
сопространства?
- Чтобы помочь в определенный момент - хотя бы тебе. Будут ли у тебя
вопросы?
- Наверняка. Хотя бы такой: Охранитель, зачем тебе война? Я знаю, что в
результате победоносной войны смогу взойти на высоту, которая полагается
мне уже по рождению. Я не хочу спрашивать о твоих целях - ты их знаешь, и
это главное. Но желал бы слышать другое: если я действительно окажусь на
том месте, на котором хочу быть - что потребуешь ты от меня? Согласись,
это уже относится целиком ко мне, и ты не должен уходить от ответа.
- От тебя я потребую значительно меньше того, что ты получишь от меня -
хотя, безусловно, при твоем деятельном участии.
- И все же? Прости меня. Охранитель, но жизнь научила меня заранее
четко определять условия контракта.
- Хорошее правило. Но почему ты решил, что я стану уклоняться от
ответа? Ничего подобного. Готов назвать мои условия.
- С нетерпением слушаю.
- Когда ты овладеешь Властью на Ассарте - и, следовательно, и Жилищем
Власти в вашей столице, ты пригласишь меня туда.
- Буду весьма польщен!
- Постой, я еще не кончил. И дашь мне полную возможность провести там
некоторые... скажем так: некоторые исследования.
- Сколько угодно!
- Они не потребуют много времени. И не приведут к каким-либо
нежелательным последствиям. Это я могу обещать заранее.
- Считай, что это решено. Что еще?
- Еще? Ничего.
- Совсем ничего?
- Хочешь, чтобы я повторил?
- Охранитель, а...
- Достаточно. Надо идти: пока мы тут беседовали, прибыли все остальные
посланцы миров. Пора говорить с ними. Напоследок скажу тебе лишь одно -
зато крайне серьезное. Что бы ни произошло на Ассарте, Жилище Власти не
должно пострадать от войны. Ни в коем случае! Больше того: самое лучшее,
если война не коснется всего Сомонта. То есть, при взятии города может,
конечно, быть - и неизбежно будет - стрельба, не обойтись без жертв - но
никаких снарядов, ракет, бомб...
- Возможно ли будет?
- А на что ты? Ради чего из тебя, заурядного ублюдка Власти я воспитал
неплохого эмиссара? У меня с самого начала были связаны с тобой
определенные планы. Остальные нужны только для этой операции, не более. И
я искренне опасаюсь, - губы Охранителя изогнулись в усмешке, - что никто
из них не переживет предстоящей войны. Потому что прямо отсюда им
предстоит направиться на корабли семнадцати объединенных флотов. Но весьма
сомнительно, чтобы эти корабли когда-либо вернулись на свои планеты.
- Значит, ты все-таки решил отдать победу Ассарту?
- Победу я решил взять себе. Только я смогу извлечь из нее все, что она
сможет дать. А что касается Ассарта, то пока мне нужно лишь, чтобы ты не
утратил возможностей направлять действия Изара. Кстати, сложно ли было
установить такое влияние?
- Легче, чем я ожидал. С самого начала я подставил к нему двух человек,
рассчитывая, что первый из них станет основным каналом влияния, а второй -
запасным. Но жизнь хитроумней любого из нас, гак что в результате
получилось наоборот: запасной канал превратился в основной и очень мощный,
а первый канал влияния у меня до сих пор в резерве.
- Недаром я всегда оценивал тебя высоко.
- К сожалению, у меня возникли опасения по поводу нынешнего основного
канала.
- Кто этот человек? Царедворец?
- Женщина. Любимая женщина.
- Женщина... И ты начал опасаться только сейчас? На твоем месте я бы
боялся с самого начала. Пути женщин непостижимы.
- До сих пор все шло гладко. Но теперь...
- Как ты подчинил ее себе?
- Искренностью простого человека.
- Магистр, Магистр! На этот раз я не узнаю тебя. Когда же это ты успел
забыть, что заставляет повиноваться только страх? Ведь только что мы
говорили об этом. Держи ее в страхе!
- Мне отчего-то кажется, что это будет излишним. Она...
- Казаться может только тем, у кого недостаточно знания. А мне вот не
кажется, поверь. Она должна бояться!
- Пригрозить смертью?
- Это примитивно. Бывают положения, из которых смерть кажется выходом.
Ты говоришь - любимая женщина. И любящая?
- Несомненно.
- Используй это. Она должна бояться, что их любовь рухнет.
- В это я не очень верю.
- Зависит только от тебя. Если женщина будет знать, что в твоем
распоряжении находится нечто... какие-то факты, которые, попади они в руки
ее любимого, приведут к концу их блаженства - она подчинится тебе
бесповоротно. Сделай так. Это нужно. Потому что именно сейчас нам
предстоит оказать на Властелина Ассарта еще более серьезное давление.
Иначе в нашей драме не будет хватать последнего акта.
- Жаль, что у меня нет таких фактов. Не знаю за ней грехов.
- Создай их.
- Например?
- Ну, пусть она изменит ему. Хоть раз; этого хватит.
- Для этого еще нужно найти человека...
- Ты найдешь его, глянув в зеркало.
- Я?..
- Разве ты не мужчина?
- Боюсь, что не в ее вкусе.
- Ее вкусы меня меньше всего интересуют. Ты достаточно силен, чтобы
заставить ее сделать все, что хочешь.
- Охранитель! Мне представляется, что это уж слишком...
- Отчего же? Мне кажется, что на Ассарте подобные действия являются
традицией. Хотя, может быть, ты считаешь Изара настолько выше себя, что...
- Ни в коей мере.
- Кроме того - если не ошибаюсь, ты относишься к нему без особой
симпатии?
- Слабо сказано.
- Вот тебе прекрасный способ сделать ему больно. Согласен?
- Сейчас могу обещать тебе лишь, что я обдумаю все, что ты сказал. Пока
будем рассматривать сказанное как крайнюю меру. Если возникнет надобность
и не отыщется других способов.
- Не спохватишься ли ты слишком поздно?
- Постараюсь успеть вовремя. И, кстати, чтобы до конца разбираться в
обстановке, мне нужно знать: что еще должен сделать Властелин Изар?
- Надо заставить его нарушить одну из старых традиций. Если не
ошибаюсь, закон, или как это там называется - Порядок запрещает Властелину
покидать планету, когда идет война?
- Ты не ошибаешься.
- А мне нужно, чтобы он покинул ее.
- Чего ради?
- Это придумай сам. И второе: нужно, чтобы перед тем он назначил,
наконец. Советника.
- Кого же?
- Не так давно еще мне казалось, что для этой цели пригодится эмиссар
Мастера, что был перехвачен нами. Видимо, я ошибся.
- Боюсь, что да. Охранитель. Я уже говорил тебе, что он стал советником
- но только не Изара.
- Я помню. Но есть кандидатура, намного лучшая. Ты.
- Я - в качестве Советника Властелина? Задира и сутенер?
- Пусть она добьется этого. Понял? И отправляйся сейчас же. Когда это
случится - мы уже просто не сможем проиграть...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПУСТЬ ВОЗВРАТИТСЯ УБИЙЦА
Настроение у Властелина Изара испортилось с самого утра.
Он не любил, когда время пропадало впустую. А в этот день - и это было
известно заранее - несколько часов будет потеряно безвозвратно и
бессмысленно.
Потому что сегодня предстояло совершить одно из самых пустых, по его
мнению, ритуальных действий. А именно - получить согласие Совета на
военные действия.
Совет включал в себя представителей сословий и донкалатов и уже много
поколений не решал ничего. Входившие в него люди пользовались репутацией
лихих говорунов, способных доказать что угодно - но только самим себе, или
же опровергнуть все на свете - однако тоже лишь в собственных глазах.
Иногда целые дни уходили в Совете на обсуждение пустякового
процессуального вопроса, который решил бы за две минуты любой писец самого
низшего уровня - если бы только ему позволили решать. Еще пока это сборище
самолюбивых ничтожеств (так называл их Изар - но, разумеется, лишь в
мыслях, да еще в разговорах с Лезой такие определения иногда прорывались
наружу) возглавлял Ум Совета человек разумный и проницательный, знавший о
каждом члене Совета даже больше, чем тот сам, и потому обладавший
возможностью вовремя остановить слишком уж зарвавшегося оратора одним лишь
намеком, таившим угрозу, - можно было не опасаться всерьез: даже самые
нелепые решения (а именно такие почему-то нравились Совету больше всего и
обсуждались с наибольшей горячностью) Ум Совета ухитрялся топить в самый
последний момент, когда, казалось, сделать уже ничего нельзя. Однако Ум
безвыездно пребывал теперь в своем сельском доме, а заменить его было
решительно некем. В этом было даже что-то смешное: среди многих миллионов
населения и многих тысяч политиков разных рангов нельзя было найти
одного-единственного человека, которому можно было бы поверить и на
которого положиться. Одному; Властелину суждено было, оставаться всегда
одному - если бы не Леза, которую поистине судьба ему даровала.
Как Властелин предвидел, так и получилось. Казалось бы, каждый член
Совета, знавший о предстоящей войне едва ли не с первого дня, имел
достаточно времени, чтобы и самому с собой, и с ближайшими
единомышленниками заблаговременно обдумать, и обсудить, и принять
определенное решение, которое потом и отстаивать. Тем более, что решать,
по сути, было нечего: никто не помнил случая, чтобы воля Властелина не
была исполнена, на то он и был Властелином, а не какой-нибудь случайно
понравившейся народу куклой. Но, наверное, именно то, что результат (все
понимали) был предопределен, люди Совета пускались во все тяжкие, чтобы не
сказать свое "да" как можно дольше; тем они доказывали и себе, а главное -
всему миру Ассарта, что решают все-таки они, а иначе зачем вообще
существовал Совет?
Властелин, кстати, этого искренне не понимал, и не далее как сегодня,
сидя в своем, поднятом над всеми кресле в Зале Решений, глядя поверх
головы очередного оратора, извивавшегося на трибуне, как танцовщица в
кабаке самого низкого пошиба, и исходившего обильно смоченными слюной
словами, Изар решил: довольно. Идея этого сборища давно уже изжила себя, и
пришла пора просто-напросто разогнать толпу дармоедов. Сначала он подумал
было, что наилучшим будет сформировать из них полк, назвав его хотя бы
Патриотическим, и послать на передовую: но это сразу сделало бы войну
похожей на комедию, чего Изару вовсе не хотелось. Подумав, он пришел к
выводу, что придется, пожалуй, отложить разгон Совета до окончания военных
действий.
Теперь, когда судьба Совета была решена. Властелину и совсем
расхотелось оставаться в этом душном от произнесенных глупостей зале. Он
встал. На трибуне очередной болтун доказывал, что церемонию Последней
Пуговицы никак не следует проводить на площади перед Жилищем Власти, но
необходимо перенести ее сюда, в Зал Решений, чтобы всем было ясно, что
именно Совету принадлежит бремя решения, а следовательно, и главная
заслуга в предстоящей победе. Кроме того, - вещал оратор, - проведение
церемонии в закрытом помещении даст возможность ограниченного допуска к
участию в ней, что было совершенно невозможно на площади. Присутствие
большого количества горожан, по мнению выступавшего, снижало
торжественность и превращало великую церемонию в подобие сельской ярмарки.
Вопрос, как мы видим, был чрезвычайно важен и совершенно оттеснил в
сторону другую тему обсуждений, а именно - нельзя ли перед началом войны
предпринять хотя бы формальные дипломатические шаги, чтобы потом никто не
смог упрекнуть Совет в том, что не были приняты все меры к решению
проблемы политическим путем. Это Совет собирался обсуждать завтра,
предполагая, видимо, что сможет затянуть операцию по дроблению воды в
ступе еще самое малое на неделю. "Клоуны, - подумал Изар, - не понимаю,
как их терпели до сих пор?" Он махнул рукой, когда зал поднялся было на
ноги, прощаясь с Властелином. Уже выйдя в специальный, только для него и
его охраны предназначенный коридор, он еще слышал, как оратор доказывал,
что на церемонии вообще не должен присутствовать никто с титулом ниже
баронского; депутаты успели уже обзавестись титулами, которых, собственно
говоря, еще не было. "Бедные знатные роды, - подумал Изар, - какие же
олухи окажутся носителями исторических фамилий... Но что делать: план
создания Истинной Истории должен быть выполнен до мельчайшей детали..."
Перед тем, как выйти из коридора в вестибюль, он в нерешительности
остановился: следовавшие по пятам телохранители от неожиданности едва не
налетели на него. Время было еще достаточно раннее, и самым разумным было
бы сейчас направиться в Жилище Власти, где заняться делами: военные
заботы, особенно в последние дни, заставили Властелина совершенно
забросить все то, что касалось повседневной жизни Ассарта. Сейчас он мог
бы хоть немного разобраться в них. Однако он чувствовал, что сейчас дела у
него не пойдут. После только что оставленного им заседания во рту был
отвратительный вкус, как если бы его накормили чем-то несвежим. Нужно было
отвлечься, нужно было забыть об этом.
Только одно место в мире давало такую возможность: домик, в котором
обитала Леза.
Изар решил, что направится туда, хотя с утра у него были другие планы.
Он кивнул телохранителям. В их сопровождении вышел, уселся в машину,
подождал, пока они заняли свои места. Водитель ждал. Изар сказал: "Домой".
Водитель знал, конечно, где его дом.
Не успела машина отъехать, как перед аркой подъезда Зала Решений резко
затормозила другая, только что, вопреки разрешенному движению, пересекшая
с превышением скорости площадь. Из машины выскочили двое. Один из них был
одет в форму личного телохранителя Жемчужины Власти. Непривычный покрой
одежды Другого заставлял увидеть в нем жителя какого-то из других миров.
Они не вошли, а вбежали в высокие двери.
Известие о том, что Властелин соблаговолил уже убыть, похоже, ошеломило
их. Они обменялись взглядами, в которых сквозило не одно только
разочарование.
- Куда он поехал?
Служитель Совета лишь пожал плечами.
- Его Всемогущество Властелин не советуется со мной при выборе своего
маршрута.
- Куда он мог сейчас направиться? - спросил телохранитель
инопланетянина. - В Жилище Власти?
- Почему же тогда мы его не встретили?
- Он мог поехать и не кратчайшим путем. К ней?
- Слишком рано. Он всегда заканчивает дела куда позднее. Нет, не
туда... Скорее всего, его надо искать у военных. Все последнее время он
чаще всего бывает именно там.
- Едем!
Машина рванулась и, не обращая внимания на отчаянные жесты стоявшего в
центре площади стража благочиния, скрылась в ближайшей улице - вовсе не в
той, по которой направлялся домой Изар.
Благодаря этому Властелин не получил в нужное время той информации,
которая оказалась бы крайне полезной не только для него, но и, надо
полагать, для всего Ассарта.
Он, однако, не подозревал об этом. И по мере приближения к милому жилью
скверное настроение его отступало все дальше, уступая место всегдашнему
нетерпению, какое он все еще испытывал перед каждой встречей с Лезой (то
есть практически каждый день), и предчувствию спокойствия, охватывавшего
Властелина уже не только в стенах дома, но и при одном лишь приближении к
нему.
Доехали спокойно. Изар отпустил машину. Кивнул телохранителям, и они
сразу же как бы растаяли; впрочем, он знал, что они все равно где-то рядом
и он просто не видит их.
Весело напевая, он вошел. Было чисто и тихо. Все стояло, лежало, висело
на своих местах. Только не было Лезы.
Но она не могла уйти далеко. Изар прилег на диван - ждать.
Здесь был покой. Никто не говорил глупостей. Чем-то приятно пахло; в
доме Лезы всегда был какой-то неопределимый, но очень приятный запах.
"Сейчас она придет, - думал Изар. - Она никогда нигде не задерживается.
Сейчас..." Незаметно он задремал. Тут даже сны виделись приятные, не
такие, как в Жилище Власти, где ему снилось, что он насилует то Ястру, то
Лезу, - он просыпался в поту, вскакивал и долго ходил по спальне, убеждая
себя, что это придется терпеть еще какое-то время, это - воздаяние... А
тут сон был веселым, радостным - они с Лезой и ребенком (ребенок
воспринимался как-то неопределенно, была во сне только уверенность в том,
что это - ребенок, и именно их, этот самый) где-то на берегу одного из
многочисленных Ассартских морей (Изар не мог определить, какое именно там
было, но прекрасное море, Теплое и такое чистое, каких уже, пожалуй, и не
осталось на планете), были какие-то игры и смех, и все очень крепко любили
друг друга...
Потом Изар очнулся от дремоты. Не так много он спал: сорок минут
приблизительно. Леза не пришла? Не может быть. Пришла, конечно, увидела,
что он спит, и бесшумно прошла - скорее всего, на кухню: уже и час ужина
недалек.
Он окликнул ее и не получил ответа. Тогда, недоверчиво покачав головой,
Изар встал. На кухне ее не было. Не было в спальне. Лезы не было нигде.
Он снова опустился на диван и задумался. Он не обещал приехать сегодня
раньше времени. Раньше этого не случалось. Так что время находилось в
полном распоряжении Лезы. Как же она его использовала? Уходила из дому?
Куда? Где она могла оставаться так долго?
Изар раньше не задумывался о том - ревнив он или нет. У него не
возникало повода ревновать. Теперь он с тревожным удивлением ощущал в себе
какие-то новые, темные чувства. Сами собою сжимались кулаки, зубы хрустели
- так стискивал он челюсти.
Чтобы успокоить себя, он представил себе Лезу - какой она бывала в
разные мгновения своей жизни. Нет, конечно, он не имел права думать о ней
плохо. У него никогда не возникало ни малейшей причины подозревать ее хоть
в малейшей неискренности. Если бы она охладела к нему, если бы у нее
возникла более сильная привязанность - она не стала бы скрывать это.
Никакое желание сохранить свой теперешний образ жизни, достаточно
спокойный и беззаботный, не заставило бы ее лгать.
В конце концов, у женщины могло быть сто тысяч надобностей, по которым
она могла отлучиться. Красота и здоровье требуют постоянного внимания.
Может быть, она подвергается каким-то процедурам, требующим времени. И в
конце концов, у нее ведь могут - и даже должны быть какие-то подруги, не в
пустоте же жила она до встречи с ним. Вот она и задержалась. Но к тому
часу, когда он обычно возвращался из Жилища Власти, она обязательно
вернется.
До этого времени оставался еще почти час. Властелин решил, что
терпеливо подождет ее возвращения. В конце концов, она каждый день ждала
его; разочек мог потерпеть и он.
Он взял с полочки книгу и попробовал читать. Но уже смеркалось, а ему
не хотелось зажигать света. Казалось почему-то, что лишь ей принадлежало
право сделать это.
Изар отложил книгу и стал ходить по комнате взад и вперед. Усидеть на
месте он не мог.
Назначенный им срок прошел. Лезы все не было.
Только теперь Изару пришло в голову, что с нею что-то могло случиться.
Какое-то несчастье. На улице ее могла сбить машина. Могло... ну, мало ли
что вообще может произойти в большом и не очень благополучном городе.
А охрана? Дом ведь негласно охранялся; значит, кто-то должен был видеть
хотя бы - когда она вышла, в каком направлении двинулась, была ли одна
или?..
"Великая Рыба! - подумал он, остановившись посреди комнаты. - Что
происходит в мире? На пороге война. Держава, по сути дела, никем не
управляется, кроме мелких чиновников. Сейчас она еще не понимает этого, но
завтра поймет. Чем занимается в это время Властелин? Теряет время в
ожидании своей - употребим истинное слово - содержанки: ну хорошо, пусть
даже жены: но ведь Властелин! Человек, заранее знавший, что главным в его
жизни всегда будет Держава, должна быть! И вот этот Властелин уже готов
сам броситься неизвестно куда - на поиски этой женщины, предоставляя всему
остальному прийти уже в совершенный разлад... Наверное, мир Ассарта
никогда еще не постигала такая неудача с Властелином... Ну возьми себя в
руки! Есть охрана, есть, в конце концов, Легион Морского Дна... Вот они и
должны разыскать ее, выяснить - где она была и зачем. А тебя требует
Власть, которую ты возглавляешь лишь до тех пор, пока соблюдаешь ее
интересы... Власть - это лодка, в которой ты плывешь по океану: ни стоит
тебе перестать считаться с ветром, течениями, мелями и рифами, как лодка
разобьется, опрокинется, получит пробоину и затонет - и какова тогда твоя
судьба? Полдня потерял ты сегодня, выполняя прихоти своих чувств; больше
нельзя. Немедленно вернись в Жилище Власти, и уже оттуда..."
Мысли прервались, потому что он явственно услыхал: звякнул отпираемый
замок наружной двери.
"Ну вот, явилась наконец-то! И как тихо крадется - чувствует свою вину.
Хотя в доме темно, и она вряд ли считает, что я здесь: машины у подъезда
нет, охрана не попадается на глаза. Хорошо, сейчас она войдет сюда, зажжет
свет - и увидит меня. И тогда я спрошу ее... нет, тогда я просто скажу:
может быть, я больше не нужен? Может быть, стал тебе в тягость?.."
Тихие шаги приближались. И вдруг ему пришло в голову: что-то странное
было в этих шагах, едва уловимых даже в полной тишине. Что же? Он напрягся
и понял: это не были шаги человека, давно уже живущего в этом доме и даже
в полной темноте знающего, что где стоит и как нужно пройти, чтобы ни на
что не наткнуться. Кстати, почему в темноте? Почему хозяйка дома, войдя,
не зажжет в прихожей свет, как сделает это любой нормальный человек?
Полно, Леза ли это? Медленные, крадущиеся, неуверенные - разве это ее
шаги?
Ступая не менее бесшумно, чем человек в коридоре, Изар отступил к двери
и остановился с таким расчетом, чтобы дверь, когда ее отворят, заслонила
его от входящего. Кто это может быть? Тут ему показалось, что он понял:
кто-то из его охраны, обеспокоенный его исчезновением в неосвещенном доме,
решил на свой страх и риск проверить обстановку, - вот что означают эти
шаги. А крадется он потому, что предпринимать такие действия никто ему не
разрешил, и он отлично понимает, что, если окажется, что в доме все в
порядке, его ждет наказание не из самых легких; всем было известно, что
Властелин охрану терпит - но никак не более того.
Дверь медленно, бесшумно отворилась. "Нет, я не стану пугать его, -
подумал Изар. - Я позволю ему войти. Интересно, что он будет делать
дальше, до какой степени может дойти наглость мелкого легионера. И лишь
потом..."
Человек был уже в комнате. Изар понял это, когда темная фигура
вычертилась на фоне окна: на улице было все же светлее, почти у самого
дома стоял фонарь. Фигура была крупной, массивной, такой человек должен
при ходьбе производить немало шума - если только он специально не
тренирован... "Нет, - понял Изар, - это не из охраны". Он успел запомнить
всех, кому было поручено заботиться о его безопасности - таких носорогов
среди них не было. Тогда кто же?
- Леза! - негромким, хриплым шепотом проговорил неизвестный. - Мадам
Леза! Не пугайтесь, это я. Задира... Вы спите, мадам? Нам нужно срочно
поговорить...
Не дождавшись ответа, он еще с минуту постоял посреди комнаты, лишь
поворачивая голову. Властелин затаился в надежной тени, почти целиком
прикрытый дверью. Ночной посетитель его не видел. Казалось, он ждал, пока
глаза привыкнут к мраку. Наконец сделал шаг, другой - так же бесшумно, как
и прежде. Он направлялся к двери, что вела в спальню. "Может быть, этот
человек не впервые приходит к Лезе? - подумал Изар, сжимая кулаки. -
Выходит, мои подозрения не напрасны? Нет, - тут же опроверг он сам себя. -
Если бы они уговорились, она была бы дома - или он знал бы, что ее нет. И,
во всяком случае, не стал бы так красться, боясь разбудить спящего или же
предполагая, что она может оказаться не одна. Нет, Леза в этом не
замешана. А значит - ...
Значит, ответ лишь один: человек этот пришел, зная, что тут находится -
или должен находиться - он, Изар, Властелин Ассарта. Нет, это не любовная
история, да и на обычного вора не похоже: тот не полезет в квартиру, не
будучи уверен, что она пуста. Объяснение в том, что человек этот - убийца,
и именно он, Изар, является целью его поисков. В Жилище Власти до него не
добраться - значит, очередное покушение задумано совершить здесь.
Ах, охрана, охрана, - подумал он. - Не зря я всегда говорил, что от нее
никакой пользы. Ну хорошо, искатель приключений, придется несколько
испортить тебе настроение..."
Он терпеливо ожидал. Дверь спальни отворилась так же беззвучно, как и
та, за которой прятался Изар. Человек вошел. "Так, значит, это Задира, -
думал Изар, подкрадываясь к входу в спальню и остановившись чуть в
стороне. - Исполнитель. Но кто, интересно, его нанял? Неплохо было бы
развязать ему язык..." - Изар прижался к стене, приготовился к
стремительному броску. Угораздило же его не взять на этот раз оружие! Но
он никогда и не приходил сюда вооруженным - охрана постоянно сопровождала
его, и только сейчас, когда она действительно пригодилась бы, ее нет.
Проем двери слабо осветился: человек включил неяркий ночничок. Видимо,
темнота его чем-то не устраивала. Едва слышно скрипнула дверца бельевого
шкафа. Все-таки грабитель? Властелин осторожно заглянул в дверь, готовый,
если понадобится, к немедленному броску и жестокому удару.
Человек был сейчас виден в профиль. Он шарил в шкафу, потом разогнулся,
на лице его было выражение некоторой растерянности. Как будто он был
разочарован, не найдя в доме ни живой души. Значит, к отсутствию Лезы он
не имеет отношения? Да, сомнений не остается: это тот самый Задира.
Наемный убийца - вот кем он оказался на поверку. Ну, что же: такие не
вправе сетовать на жестокость, если по отношению к ним применяются их же
собственные методы.
Ночник погас. Изар сделал неслышный шаг назад, напряг все мускулы.
Задира осторожно вышел из спальни и, не задерживаясь более, направился к
выходу. Сейчас настал самый удобный миг, чтобы метнуться, нанести удар. Но
Изар медлил.
Да, конечно, он был мужчина и боец. И если бы сейчас что-то угрожало
Лезе... Но ее тут не было. А Изар был, кроме того, еще и Властелин
Ассарта. И хотя все тело его и все нервы просили, требовали движения,
атаки, схватки, он не уступил им, потому что понял: на это сейчас у него
не было права. Задира был силен и наверняка вооружен. С другой стороны,
раз он опознан, его можно будет в любой миг разыскать, арестовать,
допросить - чтобы узнать, наконец, кто ведет непрекращающуюся охоту на
Изара и зачем. А также зачем ему понадобилась Леза, зачем он пришел в этот
дом. Если бы он застал их обоих и убил Изара, то уничтожил бы и Лезу,
свидетеля? Тем более, что он все-таки знал Лезу раньше.
Надо предупредить охрану, хотя она и проспала.
Изар, прижимаясь к стене, беззвучно добрался до двери, ведущей в
коридор. Выскользнул. Прокрался к выходу. Дверь за собой не стал закрывать
на замок, опасаясь щелчка.
На улице все выглядело, как обычно. Фонарь по соседству рассеивал
неяркий свет. Никого не было видно. Никто из телохранителей не показался.
Интересно, чью безопасность они тут обеспечивают - свою собственную? Изар,
ступая по-прежнему бесшумно, приблизился к широкой полосе кустарника,
отделявшей газон от улицы. Там наверняка должен быть хоть кто-то из
охраны.
Они там и были. Три человека. Тела были еще теплыми, но жизнь наверняка
уже покинула их.
Похоже, дело было даже серьезнее, чем Властелин думал. Противник, кто
бы ни направлял его действия, не считался со средствами. Раз он начал
убивать, то так быстро вряд ли остановится.
Оставалось только спешить в Жилище Власти. На открытой для всех улице
Властелин почувствовал себя очень неуютно.
Он двинулся по тротуару, прижимаясь к кустам, ежесекундно готовый к
удару. На улице стояла тишина: в этой части города ложились спать рано,
поутру всех ожидала работа. Народ здесь жил небогатый, и не было видно ни
одной машины.
Так, поминутно опасаясь, Властелин добрался до Круглого проспекта.
Здесь было много света и оживленное движение.
Изар решил принять все меры предосторожности. Добравшись до стоянки
такси, где ожидали клиентов две машины, он, укрывшись в ближайшем
подъезде, подождал, пока они взяли пассажиров и уехали, и только тогда
вышел и остановил машину, проезжавшую мимо.
- В центр, на Площадь, - сказал он, опустившись на заднее сиденье, и на
миг закрыл глаза, чувствуя, что начинает дрожать.
Уезжая вечером домой, Главный Композитор Истории Ассарта взял с собою
целую кипу еще не просмотренных материалов. Отделы и секторы сделали свое
дело, фрагменты истории были разработаны и приняты, но для объединения их
в единую, непротиворечивую, убедительную и красочную картину еще чего-то
недоставало. Наука сделала свое дело, теперь наступал черед искусства, и
Главный Композитор хотел еще раз просмотреть все накопленное, чтобы хоть
приблизительно наметить, кому из деятелей литературы будет доверена
высокая задача. На первый взгляд, таких было немало, однако следовало
прикинуть еще и еще раз: именно результат их деятельности будет
представлен на высочайшее рассмотрение и утверждение, и каждая ошибка тут
могла быть чревата неприятными последствиями.
Уже само чтение собранных и обработанных материалов, даже в нынешнем,
сыром виде, было увлекательным занятием и доставляло Главному Композитору
немалое удовольствие. Он уже привык к своему новому положению, и то, что
вначале казалось ему самым главным - высокий статус в обществе и связанные
с этим ощутимые блага - теперь более не отвлекало, не заставляло
любоваться самим собой, но лишь напоминало о великой ответственности,
лежавшей на нем. Главный Композитор хорошо понимал, что с большой высоты
больнее падать, какую бы мягкую подстилку ты ни готовил заранее. И к
обязанностям своим относился чем дальше, тем серьезнее.
Он внимательно просмотрел уже шесть эпизодов, на каждом из них пометил
имя того, кому будет поручена их художественная обработка, а также - в
каких пределах в каждом случае можно будет отступать от фактов для
придания тексту художественной правдоподобности и убедительности, - когда
в дверь позвонили.
Главный Композитор с неудовольствием поднял голову. Он никого не ждал
нынче вечером, никого не приглашал; Композитор очень не любил, когда ему
мешали. Если раньше, когда он был незаметным преподавателем, он любил,
когда его по вечерам навещали дамы - он пользовался у них успехом, и это,
при монотонном течении тогдашней жизни, доставляло ему, пожалуй,
наибольшее удовольствие; то теперь все это отошло куда-то далеко,
знакомства прервались, и ему было некогда даже пожалеть об этом. Вспоминая
изредка о заброшенных утехах. Главный Композитор успокаивал себя тем, что
вот уже скоро все будет готово и тогда настанет пора пожинать обильные
плоды, - тогда будет и время, и обширные возможности для легкой,
привольной и сладкой жизни. Но все это надо еще и заслужить, и надежно
утвердить - теперь, часто бывая в Жилище Власти и общаясь с опытными
политиками. Главный Композитор начал уже понимать, как это делается.
Итак, неожиданный звонок в дверь его нимало не обрадовал, скорее
наоборот, рассердил. Он встал из-за стола и, направляясь к прихожей, минуя
комнаты своего теперь весьма обширного жилища, уже в который раз подумал,
что пришла все-таки пора завести постоянную прислугу - хотя бы для того,
чтобы было кому открыть дверь перед посетителем в любой час дня и ночи. Он
отворил дверь, даже не спросив, кому пришло в голову его беспокоить:
Главный Композитор не боялся, у него, насколько он знал, не было серьезных
врагов, а такими ценностями, какие заставили бы воротил преступного мира
обратить на него внимание, он еще не обзавелся - опять-таки за недостатком
времени.
Он отворил. На пороге стоял Задира.
Увидев его. Главный Композитор удивился, но не чрезмерно. То было
удивление не тем, что какой-то малозаметный горожанин вдруг осмелился
побеспокоить высокопоставленного деятеля в его доме; это, вероятно,
почему-то считалось естественным. Скорее. Главного Композитора удивило то,
что Задире понадобилось увидеть его именно сейчас.
Так или иначе, он отступил в сторону и гостеприимным жестом пригласил
Задиру войти.
Вскоре оба оказались в кабинете, где Задира, не дожидаясь приглашения,
опустился на диван. Главный Композитор, не возвращаясь к столу, устроился
в кресле напротив.
С минуту они молчали.
- Много работы? - спросил наконец Задира, найдя, видимо, отправную
точку для разговора.
- Чем дальше, тем больше. Но конец уже виден.
- Конец уже виден... - медленно повторил Задира. - Но пока он не
настанет, работы станет еще больше. Именно для тебя. До сих пор я не очень
обременял тебя поручениями, верно?
Может быть, присутствуй при разговоре кто-нибудь третий, его удивило
бы, что у квартального сутенера могут быть поручения Главному Композитору
Истории, почти уже состоявшемуся герцогу, представителю древнейшего рода
(хотя и с другой планеты). Но третьего не было, сам же Главный Композитор
воспринял сказанное как вещь вполне естественную. Он поинтересовался лишь:
- Что-нибудь случилось?
Задира ответил не сразу:
- У меня пересохло в горле... Может быть, сваришь кофе?
- С удовольствием.
Быть может. Задиру действительно мучила жажда; но не исключено, что
просьба его была вызвана и еще одной причиной: занимаясь делом столь
приятным и привычным, как приготовление кофе, человек невольно
успокаивается, и продолжение разговора воспринимает уже без того
внутреннего напряжения, какое неизбежно возникает перед получением
какой-то, может быть, не очень приятной информации.
- Только не "экспресс". Сделай, пожалуйста, на спиртовке, - добавил
гость.
Хозяин кивнул и принялся за дело: все было под руками, кофе он обычно
готовил для себя тут же, в кабинете, чтобы не ходить из конца в конец
своих апартаментов. Когда спиртовка загорелась и кофейник был водружен на
нее. Задира сказал:
- Придется тебе брать на себя отношения с Властелином.
- Я не совсем понял, - откликнулся Главный Композитор, не отрывая
взгляда от кофейника. - Я и так общаюсь с ним каждый день.
- По вашим делам. А теперь пришла пора заняться моими.
Историк позволил себе бросить на гостя лишь короткий взгляд,
постаравшись, однако, вложить в этот взгляд все свое недоумение.
- Дело в том, - сказал Задира, - что исчезла Леза.
- Ага, - откликнулся Главный Композитор, поглощенный в тот миг
поднимавшейся в кофейнике шапкой пены. - Леза исчезла. Ну и что?
- Я еще не знаю, почему она исчезла и где находится сейчас.
- И хочешь, чтобы я выяснил это для тебя? Право, не знаю... Ты думаешь,
ее где-то укрыл Властелин?
- Все это я выясню без тебя, специально заниматься этим тебе как раз не
следует. Но если до сих пор его действия направляла она, то сейчас делать
это придется тебе.
- Вряд ли я смогу заменить ему любимую женщину.
- Как женщина ты вряд ли составишь ей конкуренцию, - согласился Задира.
- На этот счет у меня нет никаких иллюзий. Но твоя задача - заменить ее в
качестве советника.
- Я и так - главный его советник по вопросам истории.
- Ты не советник. Ты советчик. А нужно, чтобы ты стал именно
советником. Человеком, к помощи которого прибегают в сложных положениях.
- Мне положение не представляется сложным.
- Просто потому, что до сих пор я щадил тебя, давал возможность
заниматься твоим делом. Сейчас, как я уже сказал, настала пора моих - куда
более важных.
Историк снял кофейник со спиртовки.
- Пусть отстоится немного... Пока что ты говоришь очень
многозначительно, но не менее загадочно. Будь любезен, объясни.
- Для этого я и пришел. Как тебе известно, до начала войны остались
считанные дни, чтобы не сказать - часы.
- Я в курсе государственных дел. Церемония Последней Пуговицы состоится
- это крайний срок - завтра. После нее войну можно будет считать
начавшейся.
- Ты хорошо информирован.
- Надеюсь, ты не станешь требовать от меня, чтобы я остановил войну?
- Ни в коем случае. Не для того все затевалось.
- Что же тогда?
- Нужно, чтобы Властелин с самого начала войны покинул Ассарт.
- Послушай, это совершенно невозможно. Во-первых, традиции. Порядок
запрещает ему это. Во-вторых, простой здравый смысл... Если бы еще
отправлялся один экспедиционный корпус - хотя и тогда... Но тут -
семнадцать эскадр, семнадцать направлений... Нет, это не получится. Не
глупец же он, в конце концов.
- Должно получиться.
- Послушай, а зачем?
- Затем, что едва эскадры стартуют, на Ассарт обрушатся семнадцать
отрядов с семнадцати планет. Державе придется воевать на своей планете -
впервые за сотни лет. И если в это время она лишится человека, имени,
символа, вокруг которого люди привыкли объединяться - Ассарт можно будет
взять, что называется, голыми руками.
- Победить Ассарт? Но это же значит, что мы не реализуем своей истории,
над которой столько работали!
- С этим тебе придется примириться.
- Но... Послушай, я так и не знаю, как следует к тебе обращаться...
- Можешь называть меня Магистром.
- Магистр, но я вовсе не хочу примиряться с этим! Затрачено столько
труда! И потом, новая история ведь действительно вернула бы нас к жизни...
- Это не нужно.
- А кому нужно то, что ты предлагаешь?
- Силам куда более значительным, чем мы с тобой. А что касается истории
- она еще пригодится. Не сейчас, но позже. Ведь Ассарт, в конце, концов,
не перестанет существовать!
- Не понимаю. Совершенно не понимаю...
- Я мог бы ничего не объяснять тебе. Но попробую. Когда Властелин
покинет Ассарт в самый критический миг, это послужит поводом для его
низвержения. Власть перейдет в другие руки.
- Но те семнадцать раздерут Державу на части!
- Успокойся. Могу обещать тебе: они не выиграют.
- Кто же тогда?
- Я. Ты. Те, кто действует заодно с нами.
- Заманчиво звучит. И все же... Нет, у меня не лежит душа к этому.
Послушай, Магистр: я отказываюсь.
- Не лежит душа - значит, ляжет тело. И навсегда.
- Ты угрожаешь?
- Несомненно. Ты, историк, целиком зависишь от меня. Ведь стоит
Властелину получить доказательства того, что ты с самою начала действовал
по чужому замыслу, начиная с той самой драки... Что ты вовсе не потому
пришел ему на помощь, чтобы спасти его, но - для того, чтобы приблизиться,
заслужить доверие: И что самое идея войны за историю возникла, увы, не в
твоей голове... Стоит ему получить доказательства - и мне не придется даже
пальцем пошевелить, чтобы тебя не стало. У Властелина тяжелый характер...
Главный Композитор Истории промолчал.
- Я вижу, ты оценил обстоятельства, - сказал Магистр. - Итак, ты
принимаешь поручение.
- Если бы даже я всей душой стремился выполнить его, - медленно
проговорил историк, - я никак не вижу способа убедить его. Доказательства
должны быть более чем весомыми.
- Они есть. Прежде всего, тебе надо при первой же встрече попытаться
определить: он ли скрыл Лезу от возможных опасностей, или это сделал
кто-то другой.
- Прекрасно. Подойти и спросить: ваше всемогущество, это вы ухитрились
припрятать свою девочку?..
- Не столь примитивно. Собственно, спрашивать даже не придется: ты и
сам поймешь, понаблюдав за ним. Если ее увез он - Властелин будет спокоен.
Если нет - ему вряд ли удастся скрыть беспокойство.
- Дальше?
- Дальше ты представишь ему доказательства того, что его предали, что
все его планы давно раскрыты в других мирах и что эскадры его противников
готовы обрушиться на Ассарт. Разумеется, ты сделаешь это после того, как
основная часть Ассартского войска будет уже в броске к планетам.
- То есть, раскрою ему действительное положение вещей?
- Именно так. Но ты сообщишь ему не только об этом. Ты скажешь, что
командование объединенными флотами находится в определенной точке
пространства. Назовешь координаты. И что единственный способ спасти
положение - совершить внезапный рейд и захватить или уничтожить это
командование. Операция, решающая исход войны в пользу Ассарта, невзирая на
предательство и прочее. Разве он сможет отказаться от того, чтобы
возглавить рейд? Один отряд в запасе у него наверняка останется...
- Останется, это совершенно точно.
- Зато все сколько-нибудь пригодные командиры будут уже далеко в
пространстве. Разве не так?
- Видимо, да.
- Ну вот. Следовательно: или он - или никто.
- Да, - признал историк. - Звучит убедительно. Скажи... а что случится
с ним там?
- Думаю, что ничего страшного.
- Надеюсь, ты не станешь прибегать к крайним мерам.
- Не преувеличивай моих сил, историк. Все будет зависеть не от меня.
Просто я, как и ты, выполняю поручение. И не стыжусь признаться, что о его
дальнейшей судьбе ничего не знаю - и не хочу знать. Для меня самого важно
лишь, чтобы его здесь не было.
- Теперь я понимаю, на что ты рассчитываешь для себя.
- А что? По-твоему, я недостаточно красив для этой роли?
- Ну, это пусть решают женщины... Во всяком случае, ты хитроумен и не
отягощен принципами.
- Но от этого я не чувствую себя плохо. Кстати, о женщинах: если ты
убедишься, что о судьбе Лезы ему ничего не известно, можешь намекнуть, что
ее умыкнули те же враги и она находится в этой самой резиденции
командования флотами.
- Чтобы усилить его желание действовать лично?
- Совершенно верно, именно для этого.
- Ну, что же... Видимо, ты не оставляешь мне другого выхода, как
согласиться с тобой.
- Вот и хорошо. И разумно. Начинай завтра с самого утра. Времени у нас
немного. Постарайся навести разговор на Лезу, ее судьбу. И - намекай, что
начало войны нельзя затягивать. Дай ему понять, что у тебя есть надежные
сведения: сегодня на планетах еще ничего не подозревают, но пройдет
немного дней - и сведения о приготовлениях Ассарта заставят их
зашевелиться.
- Он наверняка спросит, откуда у меня такие сведения.
- Мне ли тебя учить сочинительству? Это ведь легче, чем шить лоскутную
историю... Ну, скажи, что твой друг детства служит в торговом флоте... на
космическом трампе, который постоянно бродит от планеты к планете. Недавно
он садился на Ассарте, друг навестил тебя и все рассказал. Что пока все
спокойно, но уже начинают ходить слухи...
- А если он захочет сам выслушать этого друга?
- Снова в рейсе. И неизвестно где. Трамп - не лайнер.
Магистр встал. Потянулся.
- Великая Рыба, как я устал... Ну что же: спасибо за кофе. Не стану
больше отвлекать тебя от творческой работы. Доброй ночи!
Главный Композитор Истории провел гостя до выхода, запер за ним дверь.
Медленно вернулся в кабинет, но не стал дальше читать материалы, а,
усевшись за стол, задумался.
Мысли шли невеселые. Оказывается, все это была лишь игра. Чья-то
непонятная, злая и жестокая игра. Ради нее его и множество других людей
заставили много работать. Побудили поверить в красивую идею. А когда люди
и идея свою роль сыграли - их смяли и выбросили, как ненужный клочок
бумаги.
И все это - при его собственном, весьма рьяном участии.
Конечно, если бы он с самого начала понимал, во что ввязывается, то еще
очень и очень бы подумал. И, вернее всего, отказался бы. Ну, а сейчас -
слишком поздно.
Хотя и не с легкой душой будет он держать свое слово.
Значит, история - пустое место. Да и то, если подумать, - это ведь все
же чужая история.
А какая - своя?
Этого никто не знает, какой она была на самом деле.
Наверное, если бы поискать как следует - нашлось бы. Прошлое - это
клад. Давно и глубоко зарытый. Но от этого не переставший существовать.
- Да что сейчас рассуждать об этом.
"Ты становишься воистину исторической личностью, - сказал себе
Генеральный Композитор Истории. - И на самом деле создаешь ее. Только не
таким способом, какой потом будут прославлять в поколениях. Напротив -
таким, о котором всю жизнь придется молчать - и надеяться, что никто этого
никогда не узнает.
Вот так оборачиваются дела. А все эти материалы, в которые вложено
неимоверное количество энергии и фантазии - они сейчас стоят меньше, чем
бумага, на которой они запечатлены. Их с чистым сердцем можно выкинуть.
Хотя лучше все-таки сохранить для памяти. Для истории.
Кроме того... Пока игра продолжается, они еще понадобятся. Властелин в
любой миг может потребовать их на просмотр. Он ведь все еще думает, что
именно ради этих разработок будет вестись война.
Скверно на душе.
А может быть, все-таки рискнуть - и...
Нет. Опасно.
А может быть, все-таки..."
Что-то мешало смотреть. Какая-то желтая пелена перед глазами, к тому же
медленно вращавшаяся.
Это было странно.
Что - это? Что вообще было?
В затылке ощущалось какое-то неудобство, тяжесть.
Женщина попыталась пошевелить головой. Удалось, при этом тяжесть
ощутимо перемещалась, как бы перекатывалась по затылку.
Попробовала сделать шаг. Это почему-то не получилось. Нога не нащупала
опоры. Под ней была лишь пустота.
Женщина напряглась, и вдруг поняла, что лежит. И на затылок давил
жесткий валик.
Почему лежит? На чем? Где? Ни на один из этих вопросов она не находила
ответа.
Голова была тяжелой, при движении в ней ощущалась тупая боль. И все же
сознание понемногу возвращалось.
Прежде всего ей стало ясно, что она - не дома. У нее дома не было
ничего такого - желтого и обширного.
Ах да; это был потолок. Нет, у нее дома не было желтых потолков.
Не дома; а где же?
Она попыталась встать. Для этого сперва нужно было сесть. Не сразу, но
это получилось. А вот встать оказалось слишком сложно. Ноги не хотели
держать ее. Пришлось тут же опять сесть и опереться руками, чтобы снова не
растянуться на спине.
Она сидела на неширокой, жестковатой кушетке. Такие бывают в кабинетах
у врачей.
Кушетка стояла в небольшой комнате, в которой были еще стол и шкафчик,
но не было окон. Дверь, правда, имелась.
Где же находилась эта комната? И как она, Леза, сюда попала?
Ведь она... Что - она? Ну, конечно: она жила совсем в другом доме. Там
у нее был Изар. И был... маленький, еще не имевший имени.
Вспомнив о маленьком, она судорожно прижала ладони к животу, словно
опасаясь, что могла потерять его. Нет, живот был в порядке. Конечно,
определить это на ощупь еще нельзя было, она просто почувствовала: все в
порядке, он с нею.
Ей сразу стало спокойнее, и как будто даже прибавилось сил.
Силы требовались прежде всего для того, чтобы все-таки восстановить в
памяти все, что с нею произошло.
Чтобы легче было вспоминать, она снова легла на кушетку. Желтый потолок
опять оказался перед глазами, но теперь ощущалось расстояние до него.
Кроме того, он перестал вращаться, и Леза поняла, что на самом деле
прекратилось головокружение.
Итак, когда-то - вчера? Позавчера? Неделю назад? Или все-таки сегодня?
- она была дома.
Несомненно, была дома. Изар уехал ранним утром, и уже после его отъезда
она успела позавтракать. Да, успела.
Потом? Потом было что-то... Что-то она делала дома. Ах да, убрала
посуду в мойку и включила воду. Затем? Пока посуда мылась, она читала
какую-то книгу, название ее сейчас никак не хотело вспомниться. Потом
вынула посуду и расставила.
А потом был звонок в дверь.
Да, совершенно верно: был звонок в дверь. Она отворила и увидела на
пороге человека, который передал ей очень нарядный конверт, не бумажный...
Нет, конечно, не бумажный, из какой-то ткани, кажется.
Человек вежливо поклонился и сказал:
- Мне приказано ждать.
- Чего ждать? - не поняла она.
- Наверное, пока вы прочтете это письмо.
- Хорошо, - сказала она. - Заходите.
- Я подожду в машине, - сказал он и сделал шаг назад.
- Хорошо, - сказала она. - Я сейчас.
Она попыталась открыть конверт пальцами, но ткань была прочной.
Пришлось войти в комнату, достать ножницы и отрезать краешек.
В конверте был вчетверо сложенный лист бумаги. Развернув его, Леза
сначала посмотрела на украшавшую лист эмблему. Это была красивая и сложная
эмблема, где рисунок обрамлял слова: "Ястра, Жемчужина Власти Ассарта".
Прочитав эти слова, она испугалась.
Наверное, в глубине души, сама себе в этом не признаваясь, Леза всегда
боялась этой женщины. Воспитанная в уважении к закону, какое было
свойственно средним слоям ассартского населения, она, что бы там ни
говорил Изар, постоянно чувствовала, что закон и даже больше: весь Порядок
- были на стороне Ястры и против нее, Лезы. Она понимала, что спокойное
существование ее будет продолжаться ровно столько, сколько Ястра будет
терпеть его. Каким бы всемогущим ни был Изар, но Порядок был выше и
сильнее.
И вот теперь, едва успев разобраться с эмблемой, Леза решила, что всему
пришел конец и письмо извещает ее именно об этом.
Первым движением ее было - бросить письмо, как будто оно жгло ей
пальцы. Она так и сделала. Листок бумаги мягко опустился на стол.
Однако у подъезда ждал человек. И неудобно было заставлять его ждать.
Письмо надо было прочесть, как бы тяжело это не было.
Она подобрала письмо и стала читать медленно, по одному слову.
Убедившись, что прочитанное слово не заключает в себе ничего страшного,
она переходила к следующему. Слова неторопливо складывались во фразы.
Когда фраза заканчивалась, Леза перечитывала ее еще два или три раза, и
только тогда понимала ее смысл. Она очень волновалась.
Письмо, к счастью, оказалось не слишком длинным. Скорее, коротким. В
нем было написано рот что:
"Милая Леза. Не кажется ли Вам, что пришла пора поговорить о делах,
которые смело можно назвать нашими семейными? Если у Вас нет серьезных
возражений, приезжайте на чашку кофе или черной травы к часу пополудни.
Машина в вашем распоряжении, это письмо послужит пропуском в Жилище
Власти.
Неизменно к Вам благосклонная - Ястра, Жемчужина Власти".
Механически она взглянула на часы. Было без пяти двенадцать.
Лезе было страшно. Но ей и в голову не пришло, что можно найти
какой-нибудь благовидный предлог и вежливо отклонить приглашение. Уважение
к Власти было у нее в крови. Да и кроме того - отказ вызвал бы если не
гнев, то во всяком случае неудовольствие Жемчужины. А если бы Супруга
Власти захотела раздавить Лезу, она сделала бы это без всяких усилий.
Наверное, надо было одеться подобающим для такого визита образом. Но
Леза почему-то решила этого не делать. Ей казалось, что, принарядившись,
она будет чувствовать себя стесненной: что бы она ни надела, не ей
тягаться с Жемчужиной Власти в обилии и богатстве туалетов. Лучше, если
она останется такой, какой привыкла ощущать себя. Тем более, что,
откровенно говоря, не так-то плохо она одевалась и находясь дома: ведь там
ее видел Изар, а для кого еще ей было одеваться?
Поэтому она взяла лишь более нарядную сумочку, положила в нее письмо
вместе с конвертом и вышла из дома.
- Я готова, - сказала она человеку, стоявшему возле длинной, красивой
машины с темными стеклами.
Человек вместо ответа улыбнулся и распахнул перед ней заднюю дверцу
машины. Леза уселась, человек захлопнул за нею дверь, обошел машину -
изнутри все было прекрасно видно - и сел за руль.
Чем больше Леза вспоминала, тем голова становилась яснее. Теперь уже не
нужно было напрягаться, чтобы уловить зыбкие воспоминания и расположить их
в правильном порядке. Теперь они уже спешили сами, обгоняя друг друга.
Совершенно ясно помнилось, как машина привезла ее к Жилищу Власти.
Правда, Леза не сразу поняла, что оказалась именно у этого известного во
всем мире дома. Ей показалось, что это какое-то другое место, другое
здание. Потом, уже поднимаясь по внутренней лестнице и узнавая помещения,
давно и хорошо знакомые по фильмам и телерепортажам, она сообразила, что
ее просто привезли не к парадному, торжественному входу, а к какому-то
другому, служебному.
Вслед за провожатым она поднялась, кажется, на третий этаж, и потом
довольно долго шла по коридору, часто поглядывая на часики, подарок Изара,
- боясь, что опоздает или, наоборот, придет раньше назначенного часа, что
было бы столь же невежливо. Затем ей пришло в голову, что Ястре может не
понравиться, что она носит на руке подарок Властелина, и она на ходу сняла
часики и положила в сумочку - но тут же достала и снова надела: конечно
же. Супруга Власти об этих часах ничего не знала, а если стыдиться
подарков Изара, то Лезе пришлось бы тут же раздеться догола. Она в душе
посмеялась сама над собой, хотя на лице сохраняла серьезное выражение,
приличествовавшее случаю.
Наконец провожатый подвел ее к двери и постучал. Лезе почему-то
вспомнилось в этот "миг, как ее привезли к Изару и она с таким же - нет,
куда с большим волнением приблизилась к двери, за которой ее ожидало
неведомое и в то же время давно угаданное и пережитое в мечтах. Сейчас она
тоже не знала, что ее ждет, но недавно возникшая мысль придавала ей
уверенности: никто во всей Державе не осмелится нанести какой-нибудь вред
сыну Властелина: а сын этот сейчас жил в ней, и, если понадобится, она
прибегнет к его защите.
Ястра ожидала ее, сидя на диване в комнате, убранной намного проще, чем
представлялось Лезе. И сама Жемчужина была одета просто, хотя и со вкусом.
В комнате был уже накрыт столик на двоих, но кроме Ястры там оказался еще
и мужчина; Леза сразу догадалась, кто это, и с некоторой тревогой
подумала, что он не идет ни в какое сравнение с Изаром. Не собирается ли
Жемчужина все-таки вернуть себе законного супруга?
Жемчужина Власти, приветливо улыбаясь, поднялась ей навстречу и
протянула сразу обе руки. Леза почтительно присела; она знала, как следует
вести себя перед лицом Первой женщины планеты. Ястра улыбнулась на это и
сказала:
- Только, ради Великой Рыбы, - не нужно церемоний. Мы не на Большом
Преклонении. Садитесь, милая, и дайте как следует разглядеть вас. Как
известно, лучше один раз увидеть... А слышала я о вас достаточно. Нет-нет,
ничего плохого. Наоборот.
Леза послушно уселась на стул, на который ей было указано. Находившийся
в комнате мужчина откровенно разглядывал ее, пока Ястра не сказала ему:
- Уль, у нас будет женский разговор. Наверное, у тебя есть множество
дел, которыми следует заняться?
- У меня их всегда больше, чем хотелось бы. Поэтому я приношу свои
извинения в том, что вынужден вас оставить.
- Скажи там, - напутствовала Ястра, - что мы ждем кофе.
Мужчина вышел. Почти сразу женщина прикатила столик, на котором стоял
кофейник, вазы с лакомствами. Ястра принялась угощать Лезу. Кажется, это
было вкусно, но четкого воспоминания не сохранилось: от волнения у Лезы
тогда пересохло во рту, и что бы она ни жевала, все имело вкус
промокательной бумаги (почему-то Леза подумала именно так, хотя никогда в
жизни промокашки не пробовала - разве что в самые детские годы).
Леза ожидала, что разговор сразу перейдет на ее жизнь, на отношения с
Изаром - на все то, что было для нее самым важным. Однако Жемчужина Власти
заговорила о совершенно других вещах: о погоде, о последних театральных
спектаклях (некоторые из них Леза видела по телевизору, на другие
собиралась сходить, но все как-то не выбиралась, да и не было желания идти
одной, связи с былыми подружками (очень немногими) как-то распались, когда
она переехала в теперешний свой дом, знакомых мужчин у, нее просто не
было, а с Изаром - о, не приходилось и мечтать об этом, вот тогда-то уж
Ястра наверняка ей не простила бы...) - однако с грехом пополам она все же
поддерживала разговор. И вот наконец они, кажется, добрались до серьезной
темы. Поговорив о недавнем спортивном празднике, о котором Леза почти
ничего не слышала и вынуждена была отвечать наугад, Ястра под конец
спросила:
- Кстати, вы, по-моему, там не были? Откровенно говоря, я вам завидую -
я ни за что не пошла бы, не такой уж я любитель спорта, - но таков
протокол, мне надо было присутствовать, сидеть рядом с Изаром. Я надеюсь,
он вас не очень обижает?
- Нет. - Губы были сухими, и слово прозвучало едва слышно. Пришлось
облизать губы языком и повторить уже громче: - Нет, что вы! Он так добр ко
мне...
- Приятно слышать; значит, и в нем сохранились еще человеческие
черты...
Сколь ни была Леза исполнена почтения к собеседнице, но тут не
выдержала:
- Как вы можете!.. Властелин - лучший из людей!
- Скажите, а вы и в постели называете его Властелином?
Леза не нашлась, что ответить, и лишь покраснела.
- Ну хорошо, девочка, простите меня - я, как вам, наверное, приходилось
слышать от Изара, женщина плохо воспитанная и развратная. (Леза закрутила
головой.) Разве он вам не говорил этого? Странно... Ну, в конце концов,
это ваше дело. Почему вы ничего не едите? Позвольте, я налью вам еще кофе.
Нет, если вы не выпьете хотя бы еще чашку, я буду считать, что плохо
приняла вас - или что вы испытываете ко мне какое-то плохое чувство. Ведь
нет?
Леза судорожно выпила чашку, чтобы сделать разговор на эту тему
невозможным.
- Вот умница... Но ведь, откровенно говоря, вам не за что не любить
меня - я никогда не сделала вам ничего плохого, да и не собираюсь. Вы
боитесь за своего Изара?
Наверное, глаза выдали Лезу прежде, чем она смогла придумать хоть
какой-нибудь ответ.
- Боитесь. Но только не бойтесь меня: я на него не претендую. Вы видели
по телевизору - это?
- Да... Извините меня...
- За что же? Это для того и передавалось, чтобы все видели. Но с меня
этого хватило. Надеюсь, что вас он никогда не насиловал? А то это иногда у
них входит в привычку.
- Я бы согласилась и на это, - сказала Леза прежде, чем успела
подумать. Слова вырвались как-то сами собой.
- Вы серьезно? Бедная девочка, оказывается, это у вас настоящее... Так
вот: не бойтесь меня. Но всякий мужчина есть всего лишь мужчина. И если вы
не хотите потерять его, то я искренне советую вам привязать его покрепче.
Например, соберитесь с мужеством и родите ему ребенка...
Леза почувствовала, что неотвратимо краснеет.
- Леза, Леза, что я вижу! Следует ли понимать это, что вы уже?..
Леза смогла только кивнуть. Она боялась поднять глаза.
- Вот тебе и раз! - проговорила Ястра, смеясь. - Подруга по несчастью,
вот как это следует назвать.
Леза поняла не сразу. А поняв, почему-то обрадовалась:
- И вы тоже?
- А почему нет? Высокое положение в обществе само по себе не является
противозачаточным средством, уверяю вас... и прошу вас, девочка: не
бойтесь - ваш Изар не имеет к этому никакого отношения, клянусь вам.
- Я верю... Но, Властительница, разве это не отразится на его судьбе?
- На чьей: Изара?
- Вашего мальчика. Ведь будет мальчик?
- Рожать девочек мне не полагается. Хотя в дальнейшем...
- Но он не сможет унаследовать Власть?
- А для вас так важно, чтобы он унаследовал?
- Да. Очень.
- Вот интересно. А почему?
- Потому что иначе... это был бы мой...
- Вот как... Пожалуй, вы правы. Но разве вам не хочется, чтобы ваш сын
- а Изар уж позаботится, чтобы родился сын, на то у нас есть медицина, -
чтобы ваш сын стал Властелином?
- О, только не это!
- Протестует ваша скромность? Я ведь вижу, что вы скромница.
- Может быть... но не это главное. Я не хочу... не могу представить,
что мой сын со временем будет вынужден убить своего отца... что его с
раннего детства будут приучать к этой мысли и обучать тому, как душить
людей... Что придет час, когда он должен будет изнасиловать какую-то
женщину, которую мне уже сейчас жаль, хотя она, наверное, еще не родилась
на свет...
- М-да... Вас, пожалуй, можно понять.
- А разве вас такие мысли не приводят в ужас?
- Веселее мне от них не становится... Хотя, откровенно говоря, я как-то
не задумывалась об этом всерьез. Ведь ко всему привыкаешь, особенно когда
знаешь, что так происходит в каждом поколении. К любому свинству можно
привыкнуть, если оно освящено веками и если тебе с детства внушали, что
иначе просто не бывает, не может быть.
- Но ведь это и в самом деле чудовищно!
- Наверное... наверное, вы правы. Ну, что же: до следующего сеанса
пройдет еще много, очень много времени... а там видно будет. Однако вы
заставили меня думать об этом - теперь такие мысли обязательно будут лезть
в голову... хотя сегодня есть дела поважнее. Я рада, что вы пришли - мне
приятно говорить с вами, да и полезно, наверное... Леза, что с вами: вы
себя плохо чувствуете?
Лезе и на самом деле стало казаться, что с нею происходит что-то
странное. Последние слова Ястры доносились, словно из другой комнаты или
даже с улицы - они звучали далеко-далеко... Ее одолела вдруг неудержимая
зевота, глаза стали закрываться сами собой. Она нашла силы, чтобы лишь
пробормотать:
- Простите... Да, со мной что-то творится... Не беспокойтесь, это,
наверное, сейчас... пройдет... я никогда...
И, уже совсем засыпая, она услышала последнее:
- Великая Рыба, что за свиньи эти мужчины! Ведь решено было не так...
Вот что вспомнилось ей сейчас. Больше, как будто, ничего не произошло.
Во всяком случае, не осталось в памяти ни единого обрывка даже, какой
позволял бы думать, что Леза потом пришла в себя, покинула Жилище Власти -
сама или с чьей-то помощью. Это заставляло решить, что никаких других
событий не было. Уснула там, за столиком - и проснулась в этой вот
комнате.
Быть может, ее усыпили? Так бывает в романах. Однако Леза вовсе не была
уверена, что к тому, что пишут в романах, следует относиться с доверием.
Все было непонятным сейчас - кроме одного: ее судьба, видимо, сделала
еще один резкий поворот. Неясно только - в какую сторону. Хотя ничего не
указывало на то, что поворот был к лучшему. Потому что лучшего, чем было,
просто нельзя было представить.
Леза встала. Сделала несколько нерешительных шагов. Ноги еще дрожали,
но уже держали ее. Она отворила дверцу шкафчика. Он был пуст. Осмотрелась
повнимательнее. Нет, больше в комнате не было ничего такого, что нуждалось
бы в исследовании. Кроме узкой дверцы в дальней стене. Леза заметила
дверцу не сразу: она ничуть не выдавалась и была выкрашена точно так же,
как и стены. Но маленькая круглая ручка выдавала ее. Наверное, там
помещались необходимые удобства, какие предоставляются даже арестантам. А
это определение, кажется, сейчас как нельзя лучше подходило к ней.
Леза потянула ручку на себя, потом толкнула - но без результата. Тогда
она попыталась повернуть ручку, и дверца отворилась, словно только того и
ждала.
За ней начинался небольшой и слабо освещенный коридорчик, в котором
были еще две дверцы. За одной, как она и предполагала, оказался туалет.
Она отворила другую.
За другой дверью Лезе открылась длинная и узкая комната, уставленная
вдоль длинных стен - стеллажами, а у коротких стояли высокие, до самого
потолка, шкафы. Полки были завалены увесистыми, аккуратно связанными
пакетами и картонными коробками, на каждом пакете и на каждой коробке
виднелись буквы и цифры, обозначавшие неизвестно что. И пакеты, и коробки
были покрыты толстым слоем сухой пыли. Леза приоткрыла одну из коробок. В
ней были бумаги, старые бумаги, желтые от времени и ломкие. Бумаги ее не
интересовали. Она отворила один из шкафов. Там тоже стояли коробки,
картонные и деревянные, с такими же обозначениями. Нет, в комнате не было
ничего интересного.
Леза вышла из комнаты, притворила дверь и в туалете вымыла руки.
Полотенца не оказалось, и она держала ладони на весу до тех пор, пока они
не высохли.
Очевидно, - подумала она, - ее не собирались держать тут долго. Потому
что убить ее, наверное, не хотели, - хотели бы, так и убили бы уже, - а
если бы решили заключить ее на продолжительное время, то хоть полотенце
повесили бы, дали какое-то белье, одеяло... И, кстати, подумали бы о том,
что ее нужно и кормить.
Вот именно. Леза почувствовала, что не прочь была бы что-нибудь съесть.
Наверное, немало уже времени прошло после той чашки кофе, если она успела
проголодаться.
Но сейчас, - понимала она, - не в ее силах было изменить что-либо. Надо
было только ждать. С ранних лет она знала, что судьбе нужно покоряться:
все равно она сильнее. Судьба любит спокойных и умеющих ждать. Такие в
конце концов выигрывают. Им дают белье, приносят еду...
Она вспомнила, что не успела приготовить Изару ужин и он наверняка
остался голодным. Ей стало очень жалко Изара. Обремененному множеством
очень важных дел, ему теперь приходится еще и тревожиться о ней. Леза не
сомневалась, что он тревожится. Жаль, что ему неизвестно, что с ней
случилось и где искать ее.
Она снова села - ничего другого не оставалось - и стала грустить об
Изаре. Как и всегда, он оставался главным в ее мыслях. Не о себе же было
ей думать: о ней наверняка думают те, кто с нею так поступил. Нечестно.
Наверное, сейчас время обеда. Какого дня? Скорее всего, все-таки
завтрашнего, - подумала она, непроизвольно ощущая себя еще в том дне,
когда все произошло - вероятно, во вчерашнем, но для нее он был пока что
сегодняшним.
Потом от мыслей об Изаре она перешла ко вчерашнему-сегодняшнему
разговору за чашкой кофе и решила, что Ястра в общем неплохая женщина,
хотя в жизни ей, конечно, пришлось нелегко и это не могло не повлиять на
нее.
Она вспомнила Задиру и решила, что он тоже хороший человек, хотя
сначала и трудно было в это поверить.
Вслед за ним пришел черед того человека, которого она увидела у Ястры.
Кем он приходился Жемчужине? Она не могла назвать его мужем, так же как,
разговаривая сама с собой, никогда не называла себя женой Изара: знала,
что это не так. Кем же был тот мужчина? Любовником? Если ее. Лезу,
недоброжелатели могли бы назвать содержанкой Изара, то как можно было
назвать этого? Содер... Содержимым, - вдруг подумала она и невольно
рассмеялась. Это и правда было смешно: содержимый человек!..
И, кажется, назвав его так, она накликала его приход. Потому что сейчас
же - словно только того и ожидали - за дверью послышались шаги. Негромкие,
спокойные. И Леза почему-то сразу подумала, что приближается именно
содержимый человек. И не ошиблась.
Металлически щелкнул замок, и он вошел. Леза невольно встала, хотя и не
считала, что человек этот по уровню выше, чем она. Он жестом показал ей,
чтобы она села, и сам огляделся - но не нашел ничего, на что мог бы
присесть. А пристраиваться рядом с ней на кушетке не захотел, видимо, - то
ли считал это для себя унизительным, то ли боялся, что она поймет это
неправильно: ведь, по сути, она тут была целиком в его власти, и он,
конечно, был сильнее.
Итак, он остался стоять у столика, посреди комнаты, внимательно глядя
на Лезу. Потом улыбнулся - улыбка ей неожиданно понравилась - и снова
сделался серьезным.
- Наверное, вы на нас в большой обиде, - сказал он. - Сейчас я
постараюсь все объяснить вам. Но прежде познакомимся. Меня зовут Ульдемир.
Я советник Жемчужины Власти.
Он говорил свободно, но с уловимым акцентом. Возможно, так говорили в
каких-нибудь дальних донкалатах. Но речь его была речью образованного
человека, и это позволило Лезе почувствовать себя более спокойно: она
считала, что люди образованные не любят делать зло - хотя в этом была, к
сожалению, далека от истины.
Представившись, он сделал паузу, - как будто ожидая вопросов. И Леза
действительно спросила:
- Вы ее любите?
Он сперва высоко поднял брови, потом засмеялся.
- Вопрос на засыпку... Думаю, что да.
- Разве об этом нужно думать?
- Бывает и так, - сказал он. - Обо всем в жизни приходится думать. Вот
вы наверняка успели уже многое передумать, оказавшись здесь.
- Нет, не очень, - сказала она. - Я недавно проснулась.
- Да, мы усыпили вас основательно, - признался он, хотя, кажется, без
особого сожаления.
Так она и предполагала: если она не станет задавать главных сейчас
вопросов, он сам заговорит об этом, и для нее так будет лучше.
- Да, - сказала она в ответ, - мне показалось, что кофе был с
привкусом. Но я подумала - может быть, она так его готовит.
- Ну да! - сказал Ульдемир. - Станет Ястра сама готовить кофе, как же!
Это - моя обязанность у нас в доме.
- А я всегда варю сама, - сказала она.
Протянулась пауза.
- Ну, - сказал Ульдемир, - что же вы ничего не спрашиваете?
- Я думаю, что вы объясните сами; вы ведь обещали.
- Вы трогательный человек, - усмехнулся он. - Считаете, что обещания
даются для того, чтобы их выполнять.
- А как же иначе? - удивилась Леза.
- Иначе может быть по всякому. Ну, хорошо. Итак, мы усыпили вас - если
быть точным, то это сделал я, но решали мы все. И поместили вот здесь. И
вам придется пробыть тут... некоторое время.
- Вы сделали нехорошо, - сказала она. - Изар... Властелин будет
беспокоиться, потому что он меня любит. А ему сейчас нужно быть очень
спокойным.
- Пусть он лучше волнуется и совершает правильные поступки, чем
остается спокойным - и делает ошибки.
- Разве Властелин может ошибаться?
- Последнее время он только это и делает. И, к сожалению, его ошибки
угрожают самому существованию Ассарта. На это мы не могли согласиться.
- Кто - вы?
- Те, кто знает об истинном положении вещей.
- Вы - те, кто вокруг Ястры?
- Можно сказать и так.
- Значит, дело все-таки во мне?
- Да, во многом все упиралось в вас.
- Но ведь она говорила, что он ей не нужен! Она лгала?
- О чем вы, Леза?.. Ах вот что! Нет, дело совершенно не в этом. Ваше
счастье с Изаром никому не мешает само по себе, и я надеюсь, что, если все
закончится благополучно, оно продлится у вас долго, долго. Нет, Ястра
совершенно не ревнует.
- Но тогда я не понимаю...
- Мы так и думали, что вы не понимаете. Дело в том, Леза, что Властелин
очень верит вам. И, наверное, в этом он прав - в том смысле, что у вас нет
никаких задних мыслей, вы искренне любите его и стремитесь ему помогать от
всей души.
- Вы правы, - сказала она.
- Он следует вашим советам.
- Он считает меня своей женой.
- А советам жены надо следовать, не так ли? Знаете, я в этом не так
уверен... но это, в конце концов, мое собственное мнение, и Властелин,
конечно, волен считать иначе. Беда не в этом, Леза. А в том, что вы даете
плохие советы.
- Но я ведь не даю никаких советов! Просто, когда он спрашивает, я
говорю то, что думаю.
- Вы? Или-кто-то другой думает?
- То есть... А, вот что. Ну, мне приходится иногда слышать, что думают
и другие люди, что они говорят. И нередко их мысли кажутся мне верными.
- Например, мысли Задиры, верно?
Леза нахмурилась.
- У меня с ним никогда ничего...
- Да Господи! Вас постоянно сносит не на тот курс. Как по-вашему,
Задира - хороший человек?
- Я уверена.
- Вот тут вы ошибаетесь. Он - человек очень плохой. И вовсе не тот, кем
вы его считаете.
- Кто же он по-вашему?
- Я могу сказать, но вы вряд ли поймете. Если я назову его эмиссаром
Заставы - это что-нибудь прояснит для вас?
- Что это такое?
- Ну, вот видите... Леза, сейчас и вы, и Властелин, и весь Ассарт, и
остальные семнадцать миров не по своей вине оказались втянутыми в игру,
где они - лишь пешки. И очень немногие знают, кто и зачем двигает фигуры.
Задира, как его здесь принято называть - один из тех, кто знает. Знаем и
мы. С вашей подачи Изар принимал неверные решения. Мы надеемся, что
губительные последствия их можно еще предотвратить - хотя, может быть, уже
поздно. И во всяком случае, нам надо было сделать так, чтобы вы больше не
передавали ему того, что вам внушает Задира.
- Но я же совершенно не знала! И сейчас не уверена...
- Вам ничего другого не остается, как поверить мне. Ассарту, Властелину
сейчас нужно, чтобы вас не было рядом с ним - хотя сам он, конечно, уверен
в обратном.
- Вы так думаете? - живо спросила она.
- Я это знаю. Мы боимся даже, что ваше исчезновение подействовало на
него сильнее, чем мы предполагали. Он и на самом деле очень вас любит. Так
что мне даже завидно.
- Это потому, что я его очень люблю. Если бы вы кого-нибудь любили
очень сильно, вам ответили бы тем же самым.
- Хотелось бы, чтобы это было так - хотя, по-моему, чаще получается
наоборот... Одним словом: какое-то время вам придется провести здесь. Не в
этой обстановке, конечно: мы тут немедленно все устроим, чтобы вам было
удобно, вы подумайте и скажите, что вам здесь нужно, чтобы вы чувствовали
себя - ну, не как дома, конечно, но более или менее нормально. Будете
заказывать завтраки, обеды, ужины - готовить для вас будут повара Ястры,
это великие мастера своего дела.
- О, это меня не очень волнует, дома я стряпала главным образом для
Изара - чтобы он мог вкусно поесть.
- Некоторое время ему придется обойтись без ваших яств.
- Какое это время - некоторое?
- Точно сказать не могу. Но - к счастью ли, или к беде - все будет
решаться очень скоро. Могу обещать только, что, если дела пойдут плохо и
нам придется спасаться, мы не бросим вас здесь. И вы сможете разделить с
Изаром его судьбу. Если захотите.
- Я не захочу ничего другого.
- Ну вот, я, кажется, объяснил вам все, что мог. Я понимаю, что вы
чувствуете себя не наилучшим образом и ваши мысли о нас далеки от добрых.
Что поделать: вы сами попали в беду и потащили за собой очень многое. Так
что, по сути дела, мы пытаемся спасти и Ассарт, и вас самое.
- Я могу дать вам честное слово: если вы меня сейчас выпустите, я...
- Об этом не стоит даже разговаривать. Исключено.
Он сказал это так жестко, что Леза поверила.
- Я не ради себя прошу. Ради Изара. Ему и в самом деле намного
спокойнее, когда я рядом с ним. Вы ведь только что сказали, что сейчас он
очень волнуется. А я знаю: когда он беспокоится о чем-то, он становится
очень резок, и... Послушайте, а может быть... Может быть, вы сможете
передать ему письмо от меня? Нет-нет, я не буду раскрывать ваших секретов.
Напишу только, что жива и здорова, и люблю его, и уверена, что мы скоро
встретимся. И... напишу, чтобы он с доверием отнесся к передавшему письмо
человеку. Знаете, я ведь вам поверила...
- Хорошо! - сказал Ульдемир. - Иду за ручкой и бумагой!
- Вот это письмо, - сказал Ульдемир. - Я прочел его. В нем нет никаких
подвохов.
- Право, не знаю, - проговорила, пожав плечами, Ястра, - за что его так
любят женщины.
- Это как раз вопрос в повестку дня послевоенной мирной конференции, -
усмехнулся Уве-Йорген Риттер фон Экк. - Сейчас перед нами проблемы менее
возвышенные, но неотложные. С точки зрения простого солдата - с моей точки
зрения, - мы сидим по уши, и отнюдь не в меду. Во всяком случае, судя по
тому, что рассказал Георгий.
- Он не сказал ничего такого, о чем мы не догадывались бы. Просто
подтвердил, что так именно дело и обстоит.
- Не ревнуй, Питек, мы знаем, что ты разведчик ничуть не хуже, - сказал
Ульдемир. - Не грусти - к сожалению, вся война еще впереди. Итак, каким
нам представляется ближайшее будущее?
- В случае, если нам не удастся вмешаться, - медленно, как бы размышляя
вслух, молвил Рыцарь, - возникает такая трогательная картинка: под
ликующие крики народа семнадцать эскадр с развернутыми знаменами и
оглушительно играющими Марш Победы оркестрами, стартуют в ближнем
пространстве и разгоняются для прыжка - каждая эскадра к своей планете. На
борту корабли имеют непобедимое воинство из расчета: на одного
профессионального космического десантника - полдюжины резервистов и
добровольцев, из всей военной науки освоивших лишь сбор трофеев,
преимущественно у капитулировавшего населения. Несколько раньше в
семнадцати стартовых районах начинают свой путь ровно столько же эскадр,
находящихся в несколько более предпочтительном положении, потому что на
одного солдата там приходятся только четыре мародера. Так, Георгий?
- По моим наблюдениям, получается именно так.
- Дальше. Они находятся в лучшем положении еще и потому, что о
предстоящем нападении Ассартских флотилий на любой из планет знает каждая
кошка, а на Ассарте о встречной атаке известно только нам, и ни одна душа
не пожелала нас выслушать, когда мы хотели предупредить об опасности, -
сказал Ульдемир. - Даже Ястра...
- Я вам верю, - сказала Жемчужина. - Однако... Я начинаю сомневаться: а
нужно ли нам было похищать эту девочку? Сегодня утром я попросила Изара
принять меня. Он поинтересовался, известно ли мне что-нибудь о
местонахождении Лезы, о том, кто и зачем ее похитил, и так далее. Когда я
сказала, что ничего не знаю, - а что еще я могла ответить?..
- В той ситуации - ничего, - подтвердил Ульдемир.
- ...Он заявил, что никакие другие вещи его сейчас не интересуют и он с
удовольствием выслушает меня после войны.
- Если бы вы сказали ему, что дело как раз и касается войны...
- Разумеется, я так и сделала. Я сказала, что мы проиграли войну уже
заранее, что у меня есть достоверные данные.
- Что же он?
- Посоветовал не есть на ужин мясного, тогда обойдется без ночных
кошмаров. Встал, пробормотал что-то в свое извинение и ушел. Что же мне
оставалось делать?
- Тоже уйти.
- Конечно. Но я этого не сделала, а предприняла еще одну попытку. Если
бы у него был советник, я попыталась бы поговорить с ним. Но советником он
так и не удосужился обзавестись; и я пошла, сама пошла, хотя могла вызвать
к себе, - к человеку, к мнению которого Изар, кажется, более или менее
прислушивается...
- Скорее менее, - сказал Ульдемир. - Более - он теперь не
прислушивается ни к кому.
- Одним словом, я направилась к этому - к историку, или как он там
называется...
- Главный Композитор Истории, - подсказал Ульдемир.
- Блестящее звание, - сказал Уве-Йорген. - К нему хорошо бы еще брюки с
лампасами шириной в ладонь и эполеты с бахромой из карандашей и ручек. На
лампасах следует напечатать популярные исторические тексты вперемешку с
народными сказками...
- Посоветуй Академии, - остановил его Ульдемир. - Так что же, Ястра?
- Этот юноша выглядел весьма озабоченным, хотя, увидев меня, сразу
начал улыбаться и вилять хвостом. Такой сладкий мальчуган, тот тип, что
пользуется несокрушимым успехом у горничных...
- Ваша Прелесть!
- Ну, хорошо, хорошо - хотя, по-моему, это имеет немалое значение: дает
понять, на кого теперь опирается Изар... Так вот, это молодое светило
изволило выслушать меня. Потом категорически опровергло - силлогизмы он
строит по всем правилам. И по-своему прав: чтобы прислушаться к нам,
необходимо знать о существовании этой - Сторожки?
- Заставы, Ястра.
- Пусть Заставы. Короче: его заботит лишь одно - что начало войны, по
его мнению, непозволительно затягивается. И что именно об этом он и скажет
Властелину - если тот соблаговолит его выслушать, в чем историк далеко не
столь уверен, как старается показать. Вот и все мои результаты. От него я
поспешила сюда.
- Вернемся к войне, - предложил Ульдемир.
- Пора бы уже, - согласился Уве-Йорген. - Итак, семнадцать эскадр
Ассарта выскакивают на позиции, каждая - перед назначенной ей планетой.
Дальше события могут развертываться по-разному. Где-то их встретят уже на
подступах - там, где осталось еще достаточно кораблей обороны. В других
местах им позволят выбросить десанты - и будут расстреливать еще в
воздухе, а на уцелевших набросятся, не успеют они опуститься - так что
вместо церемониального марша по изумленной планете им придется вести бой в
кольце, бой с противником, обладающим подавляющим численным преимуществом.
Я достаточно высокого мнения об ассартских профессионалах, но существует
предел возможностей. Короче - мало надежды, что кто-нибудь из семнадцати
эскадр захвата сможет вернуться сюда.
- Здесь тоже будет не сладко, - пробормотал Гибкая Рука, до сих пор
молчавший.
- Без сомнения. Потому что если где-то удар и окажется внезапным, то
именно здесь. На планете остается, по сути дела, инвалидная команда...
- Не совсем, - перебила Ястра. - Тарменары Изара - полк со всем своим
вооружением и кораблями - остаются в его распоряжении.
- Ну что же, это прекрасные бойцы - однако они могут добиться успеха в
одном месте, а таких мест будет семнадцать. Так что игра здесь будет
проиграна задолго до того, как начнут появляться те корабли, которым
посчастливится унести ноги с планет. Нет, тут действительно все обречено
еще до начала.
Наступило молчание.
- И все же, - через минуту нарушил его Ульдемир, - что-то тут не так.
Мы, разумеется, не знаем, с какой подлинной целью разыгрывается вся
партия. Однако не ради того, о чем распинался Охранитель на Заставе.
Потому что если то, что он говорил, правда - то для них не должно быть
никакой разницы между Ассартом - и любой другой планетой. В результате
всякой войны кто-то выходит сильнейшим, начинает определять погоду во всем
Скоплении. И неизбежно - годом раньше, тремя позже - выйдет на ту же самую
звездную экспансию, которая Охранителю так не по душе. Нет, что-то не
то...
- Не может быть войны без победителей, - убежденно сказал Уве-Йорген.
- Верно. Однако победителем может оказаться не одна и не вторая из
сражающихся сторон, а кто-то третий - стоящий поодаль.
- Для этого ему нужно, чтобы участники выбили из игры друг друга. Но
тут слишком очевидна направленность против Ассарта...
- Это исходя из того, что нам известно. Однако нам наверняка не
известны куда более важные вещи...
- Больше нет времени узнавать, - сказал Питек.
- Так и есть. Что же нам остается?
- Сделать все, - сказал Ульдемир, - чтобы как угодно - уговорить,
заставить, вынудить Властелина отменить войну.
Ястра с сомнением покачала головой.
- Будь он менее упрямым и более уравновешенным... Увы.
- И тем не менее, мы обязаны. Любой другой вариант ведет к проигрышу.
- Рискуем головой, - предостерег Ульдемир.
- Ну что же, - усмехнулся Уве-Йорген. - Значит, наши головы годны хоть
на это. Вряд ли на что-нибудь другое, потому что в последнее время мы
только проигрываем. Например, мы ожидали, что тот тип, обнаружив, что Леза
исчезла, сразу кинется на связь с Охранителем - и мы таким путем выйдем на
канал. Если бы нам удалось достучаться до Мастера, он наверняка смог бы
что-нибудь посоветовать. Гибкая Рука стер подошвы до дыр, бегая за
объектом. Но тот так и не прибегнул к связи. Видимо, происшествие его не
очень взволновало.
- Ты нигде не отпускал его. Рука? - спросил Ульдемир.
- Однажды, примерно на полчаса. Вчера вечером. Он навестил дом Лезы.
Кстати, там в то же время находился и Властелин.
- Они встретились?
- Непохоже. Властелин вышел первым, тихо и спокойно. Его, правда,
несколько расстроило, когда он увидел, что вся его охрана выведена из игры
навсегда. Но он быстро пришел в себя.
- Кто разделался с ними?
- Задира. Я не стал вмешиваться.
- Понятно... Значит, Задира оставался там с полчаса? Что он там делал?
Лезы ведь уже не было.
- Не знаю.
- Может быть, он оттуда и вел связь?
- Может быть, конечно... Во всяком случае, у него дома ничто не
указывает на выход канала. Я обнюхал там каждый гвоздь.
- Надо побывать в доме Лезы. Кстати, захватить кое-что из ее вещей. Для
нее.
- Дом под наблюдением.
- Ну... - пренебрежительно сказал Питек.
- Хорошо. Ты и Рука. Сегодня ночью. Дальше. Кто идет с письмом на
половину Изара? Ястра?
- Нет. Он меня просто убьет, едва заподозрит, что я замешана в-этом
деле. Да и... чтобы убедить его, нужна не женская логика, а более...
прямолинейная.
- И останется еще одно дело, - сказал Ульдемир. - Георгий, к счастью,
привел корабль. К счастью - потому что если войну не удастся
предотвратить, машина нам очень и очень пригодится. Хотя бы для спасения
женщин.
- Спасибо, милый, - сказала Ястра, - что ты думаешь обо мне, а не
только о ней. Я чрезвычайно тронута.
- Я просто знаю, что ты не бросишь ее на произвол судьбы, - ответил
Ульдемир.
- Ах, конечно, конечно...
Голос Ястры не предвещал ничего доброго - однако Ульдемир на сей раз
пренебрег угрозой.
- Корабль надо не только привести в порядок, но и дооборудовать. Вы
понимаете, о чем я. Пока война еще не стартовала, материалы можно просто
купить в магазинах. А как смонтировать, знает Уве-Йорген.
- Ты собираешься вести бой? - спросил Питек.
- Почему бы и нет? - ответил вместо капитана Рыцарь.
- Все может быть... Итак: Питек и Рука - обнаружение связи. Уве и
Георгий - корабль. Значит, мне остается самое приятное.
- На то ты капитан, - сказал Уве-Йорген серьезно.
- Уль, - проговорила Ястра. - Я боюсь. Я действительно боюсь. Изар...
Ты его не знаешь.
- Но и он меня тоже, - сказал Ульдемир. - И это аргумент не в его
пользу.
- Почему-то, - сказала Ястра, - именно тогда, когда нужно быть
серьезным, ты начинаешь говорить глупости.
- Мне всю жизнь приходилось быть серьезным. Наверное, поэтому я и
говорю так много глупостей.
- Да, - подтвердила Ястра, - очень много. Пожалуйста, в беседе с Изаром
постарайся говорить их поменьше. Обещай мне.
- Торжественно обещаю, - заявил Ульдемир. Он чувствовал себя странно
взвинченным, готовым на какие-то неожиданные поступки - может быть, крайне
благоразумные, но может быть, и как раз наоборот.
- Я буду с нетерпением ждать тебя, - сказала Ястра.
- Постараюсь вернуться. А если нет...
- Ну, - сказал Уве-Йорген, - тогда Властелин получит войну даже раньше,
чем рассчитывает.
Началось с того, что мне было сказано: Властелин не принимает. Он
слишком занят. Однако такого рода штуки были мне давно знакомы, еще по
родной планете и родной стране. Так что отказ меня не очень смутил.
- Прошу вас доложить Властелину, - сказал я молодому человеку, всячески
старавшемуся имитировать военные манеры и военную подтянутость (это
удавалось ему не очень), - что у меня к нему важное послание.
- Гм, - сказал он. - Вы разносчик писем?
- Почти, - сказал я. - На самом деле я Советник Жемчужины Власти,
Первой Женщины Державы.
В его глазах пробудилось любопытство. Он наверняка слышал обо мне
достаточно, но повидать меня до сих пор ему не удавалось. Ничего
удивительного: я человек скромный и никогда не стремился позировать разной
секретарской шушере.
- Ах, я вас не узнал, приношу почтительные извинения, - сказал он;
по-моему, несколько более нахально, чем ему полагалось по рангу. -
Позвольте просить вас передать послание мне. Я немедленно доложу его
Властелину.
- Его всемогуществу, - поправил я. Называть Изара Властелином в
официальных разговорах имели право только люди, начиная с определенного,
достаточно высокого ранга, - если хотите точности, то с шестого, - а
прыткий юноша к нему явно не принадлежал.
- Разумеется. Еще раз приношу извинения.
И он протянул руку, словно ожидая, что я немедленно подам ему на
бедность.
Я посмотрел на него, не более. По-моему, мне удалось взглянуть именно
так, как я хотел: чтобы, не произнося ни слова, дать человеку понять
следующий текст: мальчик, если сам ты не больно умен, не ожидай того же и
от других. Он, по-моему, прочитал текст довольно грамотно, потому что
извинился в третий раз и пообещал:
- Я немедленно доложу, как только Властелин освободится.
- Опять? - спросил я с некоторым оттенком угрозы в голосе.
Тут он покраснел и, кажется, немного испугался: на верхах не любят
непочтительного к себе отношения. Хотят, чтобы секретари, шоферы и прочие
принимали их всерьез. На всякого мудреца все-таки простоты приходится куда
больше, чем было бы желательно.
- Могу ли я спросить, как доложить о послании: от кого оно?
- От близкого Властелину человека.
- Должен ли я понять это так, что послание - от Жемчужины Власти?
- Ни в коем случае. Наоборот, вы должны твердо усвоить, что послание
это - от другой женщины.
Тут он, безусловно, понял. Находись в этой комнате собака, она поняла
бы все на полчаса раньше, но собаки вообще умные животные, а секретари -
не обязательно. Но он понял; глаза его раскрылись до такой степени, что в
каждый могло въехать по грузовику, а уж легковушки могли бы двигаться в
два ряда. Он покраснел, потом его прошиб холодный пот. Видимо,
приближенные действительно побаивались своего повелителя. Интересно,
награждает он их тумаками или поддерживает страх лишь разными оборотами
речи?
- Если мне будет позволено напомнить, - он не проговорил это, а нежно
прошептал, словно я был девушкой и ему хотелось увести меня в кустики
погуще, - сановники в ранге Советников Первых Лиц имеют право входа без
доклада...
Я отлично понял его: видимо, соваться с докладом, касающимся Лезы, не
зная сущности сообщения, было достаточно опасно, а что я ему такой
информации не предоставлю, он уже выучил наизусть. Так что он принял
мудрое решение: кто принес известие - возможно, дурное - пусть сам и
принимает все последствия на себя. В смысле, что это я должен подставить
шею для воздаяния. Однако мне только это и нужно было.
- Хорошо. Я обожду, пока Властелин освободится.
Он вздохнул.
- У него на докладе Личный Врачеватель Семейства. Разговор может
затянуться...
Я немножко подумал и нашел выход.
- Доложите ему не лично, а по связи, что ему доставлено письмо от
человека, которого он разыскивает, и что посланец просит принять его
незамедлительно, ибо дело безотлагательное. Ну а уж войти я как-нибудь
войду сам.
Он восхитился элегантной простотой решения, тут же присосался к
аппарату и заворковал, как голубка на подоконнике, когда по другую сторону
стекла сидит кошка. Потом повернулся ко мне и сообщил - по инерции тем же
голосом:
- Его Всемогущество сейчас освободится...
После этого он достал розовый платочек, вытер пот и надел на лицо такое
выражение, словно он только что атаковал вражеский корабль и переломил его
о колено. По-моему, мысленно он уже дырявил грудь своего вицмундира, чтобы
было куда привинтить орден.
Властелин оказался человеком слова. Не прошло и трех минут, как дверь,
что вела в его кабинет, распахнулась, и Главный Клистир вышел. Позволив
двери за его спиной мягко затвориться, он тоже достал платок и стал
вытирать пот. Можно было подумать, что за дверью этой по меньшей мере
вещевой склад, и он только что перетаскивал туда контейнеры.
Он посмотрел на меня - сначала пустыми глазами, потом его взгляд
сфокусировался и что-то в нем мелькнуло. Я не сразу определил - что, но,
во всяком случае, доброжелательным вниманием я бы этого не назвал. Скорее
- прикидочным, оценивающим: как ты держишь удар? - как бы спрашивал
взгляд. - И как бьешь в ответ?
Ну, ко всякого рода взглядам я привык давно. И постарался просигналить
ему тем же способом: смотри, не переоцени своей весовой категории!.. Хотя
и не понимал, какие, собственно, у него могут быть ко мне вопросы. Я тогда
еще полагал, что для всех здесь по-прежнему являюсь неизвестным членом
уравнения, темной лошадкой. Потом выяснилось, что я был неправ. Но, к
сожалению, только потом.
А пока, завершив церемониальный обмен взглядами, я подступил к двери и
отворил ее с ощущением, как будто бросаюсь в холодную воду. Все-таки
властелинов любого рода я до сих пор наблюдал разве что на экране
телевизора (если не считать Мастера и Фермера, да еще Охранителя: но они
не властелины, они нечто большее). И вот пришла пора вступить в
соприкосновение - и не скажу, что моя позиция в тот миг казалась мне
предпочтительнее.
Властелин сидел за столом в противоположном от двери конце обширного
продолговатого помещения, где, похоже, не было ничего лишнего - например,
столика, за которым можно было бы угоститься чашкой кофе или еще
чем-нибудь. Да и то - угощают чаще всего равных или почти равных, а таких
на этой планете не было. Во всяком случае, в представлении хозяина этой
резиденции. Тут не было даже ковра на полу, и каждый шаг раздавался четко,
давая представление о состоянии духа вошедшего. Я постарался пройти
строевым, за пять шагов до стола остановился и проделал все, что
полагалось по строгому ассартскому протоколу. В ответ Властелин кивнул, и
я не принял его кивок за одобряющий; он выражал скорее нетерпеливое
желание побыстрее от меня отделаться. Потом еще несколько секунд я ожидал,
что он предложит мне сесть, но он, наверное, забыл: не думаю, чтобы тут
запросто присаживались без его позволения. Он поелозил по мне глазами, -
уж не знаю, какие выводы пришли ему на ум, но, похоже, ничего особо
выигрышного для меня он не разглядел, - и сказал, сразу переходя к сути
дела:
- Письмо действительно от нее?
Перед тем, как утвердительно поклониться, я позволил себе чуть
приподнять брови, как бы выражая удивление тем, что меня можно заподозрить
в детском розыгрыше.
- Давайте.
Пришлось снова дать нагрузку сгибателям-разгибателям и прочей
необходимой при поклонах мускулатуре. Потом я подошел к столу и положил
письмо перед Властелином, а затем, как и полагалось, отступил на исходную
позицию.
Единственным, что как-то выдало его волнение, был жест, каким он
схватил письмо: раза в два быстрее, чем следовало бы, если он хотел
продемонстрировать мне спокойную уверенность. Когда он разворачивал
листок, пальцы его едва заметно вибрировали. Он уперся в письмо таким
взглядом, что я не на шутку испугался, что бумага сейчас вспыхнет. Судя по
затраченному времени, Властелин прочитал эту пару строк не менее четырех
или пяти раз. Потом, справившись с собой, медленно сложил письмо и спрятал
его где-то на груди - во всяком случае, он засунул руку за борт мундира,
из которого не вылезал, насколько мне было известно, все последние недели,
напоминая всему миру, что сейчас он прежде всего Верховный
Главнокомандующий.
Пока он занимался письмом, я разрешил себе ненавязчиво, но тем не менее
внимательно оглядеть его: я никогда не видел его так близко, а экран, как
известно, чаще врет, чем говорит правду. Я знал, что он еще молод, но
сейчас он выглядел значительно старше, чем ему следовало бы, казался
осунувшимся, основательно усталым, и, если только то не был отблеск света,
в темных волосах его уже пустила корни седина. Черты лица говорили о
решительности и жесткости, доведенных до предела, за которым - совсем
рядом - были уже и жестокость, и отчаяние. Это мне не понравилось.
Балансируя на этой грани, человек способен принимать эмоциональные,
неразумные решения, опасные не только для меня (в конце концов, они стали
бы лишь фактом моей биографии), но и для Ассарта, а значит - в какой-то
мере - и для Вселенной, в которой мы с ним обитали - и еще несколько
биллионов человек; впрочем, последнего он мог и не знать. Наверное, если
бы у меня было время полюбоваться на него более основательно, я составил
бы о нем мнение, лежавшее ближе к истине. Но таким временем я не
располагал, потому что даже пять раз прочесть две строчки можно всего лишь
за несколько минут.
Итак, он спрятал письмо где-то в области сердца и наконец поднял взгляд
на меня. И мне сразу сделалось не то, что не по себе - мне стало просто
страшно. Таким взглядом смотрят на мертвецов, никак не относящихся к
категории дорогих усопших. Наверное, так смотрит бык на поверженного
тореро.
- Если хоть волос упадет с ее головы, - сказал он каким-то клекочущим
голосом, - хоть один волос... вы и все, кто с вами, пожалеете, что
родились на свет, и будете жалеть долго, долго, с каждой секундой все
больше, с каждым часом, с каждым днем... Молитесь Рыбе - или кому там вы
молитесь - чтобы у нее не нашлось повода для малейшей жалобы, для
самомалейшей. Ее полное благополучие будет означать для вас легкую смерть
- и большей милости вам не в силах пообещать никто.
Так он сразу вывел меня за круг живых. Наверное, у меня могли найтись
возражения, но он не был настроен их выслушивать.
- Я не был предупрежден о вашем визите, - продолжал он, стараясь, чтобы
ирония не уступала хорошо приготовленной горчице, - и поэтому принял свои
меры. Так что сейчас я и без вас знаю, где она находится. Весь ваш расчет
построен на том, что я не могу сейчас пренебречь делами даже ради нее;
сегодня не могу. Но уже смогу завтра! Поэтому вы проживете еще сутки. Вы
увидите... Вы узнаете о конце ваших сообщников; он будет страшным. Ваш
настанет после них...
Откровенно говоря, когда я готовился к разговору с Властелином, я
представлял себе все несколько иначе. Мне рисовалось нечто, смахивавшее на
мирную конференцию, на которой стороны усердно ищут взаимоприемлемых путей
к достойному выходу из окопов и убежищ. В конце концов, письмо Лезы было
лишь предлогом, чтобы попасть к нему, темой же разговора, по моему
разумению, должно было стать совсем другое: положение Ассарта накануне
войны и неизбежный разгром его вскоре после ее начала. Однако для
осуществления моего замысла нужно было прежде всего, чтобы он вообще
захотел меня выслушать, а кроме того - чтобы он был способен разумно
воспринимать аргументы. На самом же деле оказалось, что он не желал
первого и, вероятнее всего, не мог второго.
- Ваше Всемогущество! - сказал я, когда он сделал передышку на
мгновение: я старался, чтобы голос не дрожал. - Мне кажется, в прочитанном
вами письме мне дана определенная рекомендация. Скажу больше: автор
письма, считая, видимо, что может обещать от вашего имени, гарантировала
мне мою неприкосновенность. Она ошибалась? В таком случае я сожалею, что
захотел принести вам хоть какое-то успокоение.
Я рассчитал верно: такой поворот оказался для него неожиданным. Он
знал, что он всемогущ: он знал, что никто не смеет хоть что-либо обещать
от его имени - если только он сам не повелел сделать это. Никто. Но Леза
не относилась к этим "никем", она была единственным, пожалуй, человеком в
мире, замены которому не было: нет замены тем, кого ты любишь. Тут была
область совсем другого права, по которому больше власти у того, кто любит
беззаветней. По этому праву Леза была выше - хотя бы потому, что Изар все
же делился между нею и властью, которая тоже была его любовью - в то время
как для нее он занимал весь мир. И сказать сейчас "это все женская
болтовня, я не позволял этого!" для него было все равно, что предать ее.
Да по сути дела так оно и было бы.
Так что он ответил мне лишь после паузы, понадобившейся ему, чтобы
прокрутить в голове всю эту ситуацию:
- Я уже сказал: вы доживете до ее освобождения. А тогда... Тогда я могу
предположить, что окончательное решение будет зависеть от того, что скажет
она.
Я отметил про себя, что это уже не был голос разгневанного пророка:
интонации звучали почти нормально. И хотел поблагодарить Властелина за
разумное решение, но он заговорил прежде, чем я успел придумать подходящую
к случаю формулировку: царедворцем я был никудышным всю жизнь, и сейчас
остаюсь таким же.
- Но при одном условии, - сказал он. - Когда я отправлюсь, чтобы
вызволить ее и наказать преступников, вы послужите мне лоцманом. Это
ускорит события, а время дорого.
Я удивился не так сильно, как можно было бы ожидать. Уже в самом начале
я понял, что он не имеет ни малейшего представления о том, где на самом
деле находится Леза: знай он это, у него на спасательную экспедицию ушло
бы никак не более четверти часа, потребной, чтобы вызвать охрану и перейти
в противоположное крыло Жилища Власти. Он не знал; но кто-то подсунул ему
другой вариант - и теперь я начинал понимать кто; я не знал только, в чем
этот вариант заключался и где, согласно ему, должна была находиться
плененная принцесса. Мне подумалось, что недурно было бы это выяснить,
если уж он стал таким разговорчивым.
- Я с искренней радостью выполню эту миссию, - сказал я, - поскольку
уверен, что Ваше Всемогущество предпримет этот поход, когда угроза войны
будет уже устранена.
Он высокомерно посмотрел на меня.
- Угроза войны? Вы прекрасно знаете, что такой угрозы для Ассарта не
существует. Она есть лишь для противостоящей стороны. И мне совершенно не
нужно, чтобы она (он почему-то никак не хотел назвать Лезу по имени;
возможно, ему казалось, что в разговоре с такой низкой личностью, какой
ему представлялся я, имя это будет если не осквернено, то во всяком случае
униженно) находилась там - вы знаете где - до часа победы. Я освобожу ее,
как только корабли стартуют.
- Ваше Всемогущество! Могу ли я высказать предположение, что вы
ошибаетесь?
Ух, как он вздернул голову! Как если бы я расположился с бутылкой и
закуской на могиле его родителей - если бы такая существовала.
- Уж не считаете ли вы (бездна презрения была в этом "вы"!), что знаете
положение вещей лучше, чем я?
"Надо идти в атаку, переться напропалую, - подумал я. - Иного выхода,
кажется, не существует. Опасно, конечно: он может опять закусить удила, и
тогда... Но - кто не рискует, тот здоровеньким помрет..."
- Ни в коей мере, Ваше Всемогущество. Я не думаю, что знаю положение
лучше вас. Я просто его знаю. А вы - нет.
На его лице почти так же ясно, как на телеэкране, видна была борьба
мнений: то ли уничтожить меня немедленно - за наглость, то ли позволить
себе некоторое развлечение. Я думаю, что в развлечениях у него ощущался
недостаток: так или иначе, он выбрал такой вариант.
- О-о, - протянул он, - я и не знал, что моя достойная и верная супруга
набирает советников из числа ясновидцев. Мне думалось, что она оценивает
их по другому признаку.
И он опустил взгляд несколько ниже с таким выражением, будто у меня
что-то там было расстегнуто. Я, однако же, знал, что там у меня все в
порядке.
- Тогда, может быть, вы соблаговолите поделиться со мною вашими
бесценными сведениями?
"Ура! - подумал я. - Наша ломит!"
- Почту за счастье! - постарался я ответить совершенно серьезно.
- Я с нетерпением жду.
Я заговорил. Для того, чтобы изложить всю информацию и те выводы, к
которым пришли мы с экипажем, мне понадобилось, помнится, минут десять. Он
меня не перебивал - спасибо за это! - но по его поведению нельзя было
сказать, как он воспринимает сказанное мною, да и воспринимает ли вообще.
Хотя казалось, что слушает он внимательно. Когда я закончил и принялся
ожидать вопросов к докладчику, он еще секунду-другую помедлил, потом
улыбнулся и покачал головой, то ли осуждая, то ли одобряя.
- Ну что же, - сказал он затем. - Должен признать, что сообщение ваше
сделано по всем правилам искусства. Безусловно, его составляли способные
люди, и мне искренне жаль, что они не принадлежат к числу моих. Я не
ошибусь, если скажу, что все, изложенное вами, могло бы произвести
впечатление, больше того - даже убедить людей, не располагающих подлинными
данными.
- Это и есть подлинные данные, - не уступил я, хотя нутром уже
почувствовал, что какие-то не учтенные мною обстоятельства помешали
Властелину воспринять сказанное мною всерьез и с доверием.
- Вы прекрасно знаете, что нет. Вы все прекрасно знаете. Но, чтобы
показать вам, что я знаю не меньше, а наоборот, больше, чем вы, я отвечу
любезностью на любезность и обрисую картину такой, какой она
представляется с моей позиции.
И он опустил на стол кулаки, как бы указывая, что позиция его находится
именно здесь.
- Я знаю, - продолжал он угрюмо, - что о наших приготовлениях стало
известно в других мирах. У меня еще нет доказательств, я имею в виду
прямые улики, того, что это - дело ваших рук. Однако я в этом не
сомневаюсь и думаю, что искать подтверждения моих подозрений долго не
придется. Но и без них все достаточно ясно. Во-первых, моя супруга. Она
достаточно унизила меня своей связью с проходимцем, подобранным ею в
грязи, никому не известным...
Я слегка поклонился, как бы благодаря Властелина за столь высокое
мнение обо мне.
- Но этого ей показалось мало. И она решила ударить меня в самое
больное место: помешать выполнению моих замыслов, направленных на духовное
обновление, на моральное воскрешение всего человечества Ассарта. Но что ей
Ассарт и что - человечество, что ей наши традиции, в соблюдении которых мы
видим основу нашего существования! Да, конечно - традиции порой требуют от
нас неприятных действий, без которых мы с радостью обошлись бы - будь это
возможно. Могу сказать вам откровенно, хотя вы того и не заслуживаете:
когда мы выполняли то, что от нас требовалось, мне было ничуть не легче,
чем ей. Намного труднее: ведь помимо обязанности, связанной с нею, у меня
была еще одна, куда более тяжкая и горькая - по отношению к моему отцу.
Мне труднее еще и потому, что я знаю, что мне со временем предстоит - и
это тоже горько. Но для меня превыше всего Ассарт, а для нее - ее
собственные эмоции, ее самолюбие, все отвратительные ее черты!
Я мог бы сказать Властелину, что таких черт было не так уж и много. Не
больше, чем у любой нормальной женщины. Как-никак, я знал ее куда лучше,
чем он. Однако было бы бестактным прерывать его, когда он говорил столь
прочувствованно.
- И вот она решает сорвать мои замыслы. Для этого она находит вас. Вы
оказались под рукой в нужное мгновение и в нужном месте. Вы, прибывший
неизвестно откуда, человек чужого мира, для которого Ассарт и все, что к
нему относится, - ничто, звук пустой, всего лишь материал для построения
собственного благополучия. Не сомневаюсь, что вас направили сюда именно с
такой целью сразу же после того, как возникшее между мной и ею охлаждение
стало известно мирам - а такие новости распространяются со скоростью
света. Шпион в роли советника злобной женщины, обладающей, согласно тем же
традициям, не только определенной властью, но и полной
неприкосновенностью: она ведь должна стать матерью будущего наследника,
моего сына, и обойтись без этого никак нельзя. О, если бы это было
возможно - ни она, ни вы не отравляли бы воздух Жилища Власти ни одной
лишней минуты. Но Порядок и здесь превыше моих желаний, и я лишь его
слуга.
Итак, при ее и вашей помощи, - наверное, есть еще кто-то, и я
непременно узнаю - кто, - другие миры узнают о нависшей над ними угрозе.
Естественно - они в панике. Потому что понимают - мы не станем нарушать и
другой нашей великой традиции: побеждать в любой войне. К сожалению, вы,
наверное, плохо объяснили им, что в предстоящей войне они пострадают
минимально: все, что им придется отдать - это некоторое количество старых
бумаг, музейных экспонатов и развалин. Все, чего они лишатся - это право
говорить, писать, вспоминать о некоторых эпизодах своей истории. Только и
всего. Многие были бы рады отдать нам это добровольно - если бы не влияние
со стороны. Если бы не ваше с ней влияние.
Мне известно, что вы заронили в их умы вздорную идею относительно
объединения всех миров против Ассарта. Чушь. Будь их и в два раза больше,
Ассарт все равно оказался бы сильнее. Кроме того, такому множеству
непохожих друг на друга миров нужно, чтобы их объединил кто-то, за кем они
пойдут. Я не знаю ни одного такого деятеля. И уж во всяком случае ни вы,
ни она на эту роль не годитесь. Пожалуй, объединить эту разнородную ораву
в один организм смог бы я; и, возможно, я впоследствии и займусь этим. Но
сперва примерно накажу их. Хотя бы некоторых. И, как говорит мой историк,
прочие услышат и убоятся.
Во всяком случае, даже не для того, чтобы объединиться против меня, но
для того, чтобы хотя бы серьезно подумать об этом, им нужно время. И они -
самые умные среди них, а таких совсем немного, - решают это время
выиграть. Каким способом? Они ведь знают, что переход от мира к войне для
Ассарта - привычное дело и происходит быстро. И вот сочиняется сказка
относительно состоявшегося объединения, относительно организации обороны
каждой планеты, и еще больше: о якобы готовящемся нападении на сам Ассарт.
Короче говоря - все то, что вы мне только что с таким увлечением
рассказывали. Расчет очевиден: если я поверю вашим россказням хоть на одну
десятую, я буду вынужден отложить начало войны и принять меры для проверки
вашей информации - и таким образом они получат передышку, и, может быть,
что-то и на самом деле придумают. Вот зачем, уважаемый советник Жемчужины
Власти - жемчужины, увы, поддельной, - вот с какой целью вы явились ко
мне. А для того, чтобы получить ко мне доступ, вы пошли на мерзкое
преступление - а впрочем, чего же другого ожидать от вас? - и похитили
женщину, никому в жизни никогда не причинившую ни малейшего вреда, не
пожелавшую зла, собирающуюся стать матерью, а похитив - отправили куда-то
в пространство на корабле, предоставленном для этой цели какой-то из
враждебных планет; вы мне сообщите ее название или я узнаю его иным путем,
это безразлично, но виновная планета пострадает куда серьезнее других,
могу обещать вам уже сейчас. Да, ворвавшись в жизнь доброй, скромной и -
утверждаю - счастливой женщины, в лучших традициях былого пиратства, вы
заточаете ее в трюме, - ну пусть даже в каюте - какого-то корабля и
надеетесь, что он укроется от моих глаз в пространстве. Да, пространство
обширно, но кто знает предел моим возможностям? Высокочтимый советник, вы
помните, надеюсь, как в свое время поступали с пиратами? Их вешали,
любезный мой. Слава Рыбе, мы далеко ушли от тех примитивных времен. И все,
кто так или иначе замешан в этом деле, будут молить меня о веревке - но не
получат ее. Если же у вас сохранилась хоть капля порядочности, вы захотите
спасти их от страшной смерти, воистину страшной, заменить ее смертью
быстрой и безболезненной; а спасти вы сможете лишь одним способом, я уже
сказал вам - каким: как только я прикажу, вы проведете мой корабль туда,
где они находятся. Только не говорите мне, что вы не знаете где. Иначе мой
гнев сметет все границы.
Возможно, Властелин ожидал от меня ответа на этот как бы не заданный,
но на самом деле все же заданный вопрос. Я предпочел ответить в таком же
неявном ключе: просто пожал плечами - пусть понимает, как хочет. Однако,
не уверенный в том, что он сейчас способен логически мыслить (думаю, что
нет), я на всякий случай добавил:
- Я подумаю.
Кажется, он даже немного опешил от моего нахальства. Чуть ли не
полминуты понадобилось ему, чтобы переварить мою реплику. Потом он
усмехнулся и сказал:
- Думайте. Я представляю вам возможности для этого.
- Я хорошо думаю только в привычной обстановке, - заявил я, стараясь
поколебать его в принятом решении. Он кивнул.
- Вы и окажетесь в привычной для вас обстановке. Не станете же вы
уверять меня, что никогда в жизни не сидели в тюрьме? Не надо, вам никто
не поверит. Но неужели вы воображали, что после всего, что было здесь
сказано, вы выйдете из моего кабинета иначе, как под стражей?
Сидеть в тюрьме мне до сих пор как-то не приходилось. Но я даже не
заикнулся об этом - чтобы не разрушать возникший в его представлении мой
целостный и колоритный образ.
Он нажал кнопку и вызвал стражу. Приперлись сразу пятеро громил.
Вообще-то их было шестеро, но шестым был Рука - вахтенный телохранитель.
Они остановились в моей окрестности, и каждый из пятерки, по-моему, сразу
нарисовал на мне тот участок, которым намеревался всерьез заняться.
- Увести государственного преступника, - распорядился Властелин, - и
держать его под замком. Не допускать общения ни с кем. Поняли? Ни с кем -
включая даже самых высокопоставленных особ. Все - только с моего личного
разрешения. Ясно?
Он тут же получил множество горячих заверений в полной ясности, причем
этот негодяй Рука старался больше всех.
- Прикажете держать его в наручниках? - осведомился он:
Властелин поразмыслил.
- По-моему, этот не из таких. Грязную работу за него делают другие. Так
что он не сбежит - если только кто-нибудь из вас не выломает для него
решетку или не сломает замок.
Они переглянулись, как бы разбираясь - кто из них окажется виновным в
таком нарушении всего на свете. Потом поняли, что это была шутка, и хором
заржали, как табун на лужайке.
- Куда Вашему Всемогуществу угодно его запереть? - выскочил неугомонный
вахтенный телохранитель. - Увезти в Централ? Или держать здесь, в
подвальных камерах?
- Мне нужно, чтобы он, когда потребуется, был доставлен ко мне быстро и
без всякого риска. В городе у него наверняка есть сообщники.
Индеец сделал большие глаза, наверное, поражаясь тому, что у подобного
типа могут оказаться еще и сообщники: выражение его физиономии
свидетельствовало о том, что в глубине души он лучшего мнения об
ассартском народе. Однако противоречить Властелину он, уважая
субординацию, не стал.
- Ну, топай, ублюдок, - обратился он ко мне и даже сделал жест,
показывавший, что телохранитель готов придать мне некое поступательное
движение при помощи собственного колена. Однако Властелин осадил его.
- Никаких грубостей, - сказал он.
Преступник или не преступник, но все же я был сановником, а они - всего
лишь солдатней. В Ассарте всем полагалось то, что полагалось. Мне -
вежливое обращение, если, конечно, я сам не дам повода для крутых мер.
- Прошу идти, - на этот раз Рука обратился ко мне вежливо и официально.
Даже не взглянув на него, я гордо поднял голову и прошествовал к
выходу. Шестерка окружала меня, как наследники - больного дядюшку. В
дверях я остановился - они чуть не налетели на меня, поскольку сзади у
меня не установлены стоп-сигналы, - и, обернувшись, сказал хмуро
глядевшему нам вслед Властелину:
- Думаю, Ваше Всемогущество, что понадоблюсь вам раньше, чем вы
полагаете. И буду рад оказать серьезную услугу.
Я знал, что он меня не поймет. Сейчас - не поймет. Для этого у него не
хватало опыта. Но похоже, что от этого дефицита он быстро избавится.
Война спешила родиться.
На Ассарте день ее появления на свет отмечался торжественно. Для этого
с давних пор существовал праздник Последней Пуговицы. Правда, на сей раз
его как-то заторопили и немного скомкали. Могло создаться впечатление, что
война рождается несколько недоношенной. Но большинство людей не обращало
внимания на такие мелочи, не позволяло себе сомневаться. Все знали: войне
бы только родиться, а там - своевременные ли были роды, или
преждевременные - ее выкормят, укрепят, позволят встать на ножки.
В этот день на площадь Ассарта уже с самого раннего утра со всех концов
города стекались люди.
Движение транспорта разрешалось лишь до внутренней границы Первого
городского цикла. Дальше шли пешком, богатые смешивались с бедными,
здоровые - с больными, старики с молодыми, горожане с провинциалами.
Никогда единство жителей Ассарта не ощущалось столь наглядно и
убедительно, как сейчас.
Даже хмурый и озабоченный Изар не выдержал. Едва успев позавтракать, он
переоделся в простое платье у больше часа провел среди людей, на ближайших
улицах и площадях - как всегда в таких случаях, загримированный до
неузнаваемости. Он хотел увидеть своими глазами и услышать своими ушами,
как выглядят и что говорят люди.
И тем, и другим он остался доволен. Наверное, на ассартиан
подействовала и сама война, - когда ее объявляешь ты, это всегда поднимает
дух и прибавляет уверенности, - а также и то, ради чего она была задумана:
героическое прошлое. Об истории говорили все больше, и теперь разве что
злостные скептики не высказывали убеждения в своем благородном
происхождении и неоценимых заслугах предков.
Глаза блестели, голоса звучали звонко и уверенно, упругой стала
поступь, горделивой осанка. Хотя жизнь пока еще не успела стать лучше, чем
была до сих пор, теперь можно было уже смело предсказывать: ощутив себя
сильными, люди не захотят более вести то полунищее существование, которое
до сих пор они терпели просто потому, что не знали о своем праве на
лучшее.
Изар во время своей прогулки убедился в том, что массы его уважали и
правление его одобряли. Множество разосланных Легионом Морского Дна
соглядатаев и прежде давали такую же информацию, но полезно и приятно было
убедиться в народной любви нынче.
Вернувшись в Жилище Власти и приведя себя в порядок. Властелин выслушал
командоров семнадцати эскадр, доложивших о полной готовности.
Корабли были полностью заправлены топливом. Боезапас доведен до военной
нормы. Призванные резервисты обмундированы, снаряжены и вооружены в полном
соответствии с уложениями. Генералы успели даже провести их через
краткосрочные восстановительные курсы, чтобы напомнить подзабытые многими
азы солдатского искусства, заключающегося в том, чтобы поразить врага и
выжить самому. Космический десант и гвардия - за исключением тарменарского
полка, которому предстояло, приняв участие в сегодняшнем празднике,
остаться в качестве личного резерва Верховного Главнокомандующего - были
уже посажены на корабли и усердно обживали их. Погрузка остальных войск
должна была начаться сразу же по завершении праздника.
К полудню движение людей на площади прекратилось. Не потому, чтобы
устали или успокоились, но движение стало просто невозможным: десятки
тысяч людей на площади успели сцементироваться в единую массу, текучая
субстанция превратилась в твердое тело, в гигантское, но неделимое
существо с единой мыслью, единым чувством, единым дыханием.
Тогда грянули барабаны. Пронзительно возопили военные рожки. Через
несколько тактов взорвался сводный оркестр, и на его призыв единое
существо на площади отозвалось низким слитным рокочущим вздохом; так дышит
океан.
Одновременно на балконе, возносившемся над парадным крыльцом Жилища,
появились: справа - Властелин с приближенными, слева - Жемчужина Власти в
окружении наиболее высокопоставленных дам Державы. И на него, и на нее тут
же устремились десятки тысяч взглядов, любопытствующих и испытующих.
Безулыбчивое обычно лицо Властелина на этот раз украшала улыбка -
радостная и доброжелательная. Что касается Жемчужины, то раскрытый веер,
который она держала на уровне губ, непрерывно обмахиваясь (день выдался
жарким) не позволял составить определенное представление о том, находилась
ли Супруга Власти в духе, или, как уверяли некоторые, радовалась меньше,
чем следовало бы в столь великий миг.
Снова барабаны, и снова оркестр. Черный клин полка тарменаров, ожидаемо
и все же неожиданно возникший в устье Проспекта Предков, легко, словно
горячий нож сквозь масло, прошел через уже до предела, кажется,
спрессованную толпу, раздвигая ее и оставляя за собой коридор, который не
закрывался более, потому что продвигаясь, полк как бы одновременно и таял:
задние шеренги его, одна за другой, отставали и, развернувшись,
останавливались спинами к толпе, образуя как бы стены этого коридора. А
уцелевшая часть, дойдя до самого крыльца Жилища Власти, тоже начала
распространяться во все стороны, - давление в толпе при этом стало можно
уже сравнить даже с давлением, существующим, как полагают, в самом центре
планеты. В результате в конце коридора возникла достаточно просторная
круглая площадка.
Тогда двери Главного Крыльца распахнулись. Выбежавшие оттуда служители
тащили с собой какие-то металлические штанги и полосы. Из них в мгновение
ока на круглой площадке было собрано нечто вроде платформы, возвышавшейся
над толпой и позволявшей всем и каждому видеть все, что будет на ней
происходить. Верхняя плоскость возникшей конструкции оказалась на том же
уровне, что и балкон. Сразу же часть балюстрады балкона была убрана, и
между площадкой и балконом перекинули легкий металлический мостик,
немедленно закрепленный с обеих сторон надежными болтами.
Завершение строительства было отмечено еще одним музыкальным взрывом.
Потом на секунду-другую взметнулась тишина. И рухнула под согласованным
ударом барабанных палочек. Барабанщики выбивали быстрый марш.
И в ритме, заданном их рокотом, со стороны того же проспекта в коридор
вступили и торжественно промаршировали мимо сдерживавших давление толпы
тарменаров уже не гвардейцы, а обыкновенные ассартские солдаты,
вооруженные и одетые в скромную полевую форму. Их было всего лишь
пятнадцать - мельчайшее подразделение армии, основа ее структуры, носившее
название "палец" и составлявшее одну пятую часть "кулака".
За солдатами выступали еще трое военных в невысоких чинах, тоже в
скромных мундирах и без оружия - если не считать висевших на поясах
кинжалов. Один из этих трех нес на вытянутых руках небольшую кожаную
шкатулку; те, кто стоял ближе к коридору, могли увидеть на крышке шкатулки
вытесненную эмблему Вооруженных сил, но и те, кто не видел, знали, что она
там находится. Остальные двое были оснащены объемистыми сумками, висевшими
через плечо.
Двигаясь все тем же размеренным шагом, военные миновали коридор и
приблизились к помосту на круглой площадке. Прозвучала команда, и все на
мгновение замерли. Еще одна команда - и "палец" из колонны перестроился в
шеренгу, обращенную лицом к помосту.
Снова барабаны сменились оркестром, и под торжественные звуки с балкона
на помост перешли четверо генералов. Четко ступая, они заняли места в
четырех углах помоста.
Снова короткая пауза - и опять команда. Она прозвучала с помоста и тут
же была повторена внизу. По этой команде солдат, стоявший в Середине
шеренги, вышел из нее и парадным шагом подошел к ведущей наверх лесенке. В
том же ритме ступая со ступеньки на ступеньку, он поднялся наверх, сделал
еще несколько шагов (настил площадки глухо гудел от его уверенной поступи)
и остановился в самой середине. Приставив ногу, он выполнил висевшим на
груди фламмером артикул, называемый "На караул", приветствуя Властелина и
всех находившихся здесь представителей Властных сил, и застыл, как
изваяние.
Еще одна команда раздалась. На этот раз пришли в движение те трое, что
не были вооружены. Колонной по-одному они в свою очередь поднялись на
площадку, перестроились в шеренгу и остановились в трех шагах позади
солдата.
Теперь оркестр звучал, не умолкая. Но это не могло помешать тем из
толпы, кто обладал хорошим зрением, заметить одно неприятное упущение. У
солдата, поднявшегося на площадку и, видимо, олицетворявшего собою в этот
миг все Вооруженные силы, обмундирование было не в порядке. А именно: в
самом низу спинной части его полевого мундира, там, где на фалдах
полагается быть двум медным, ярко начищенным и оттого блестящим пуговицам
- у этого была только одна! Там же, где полагалось быть второй, зияло
гладкое место, даже хвостика, нитки не было.
Конечно, это заметили не все. Но будь в толпе даже слепой, вообще
неспособный увидеть что-либо, он все равно бы знал точно, что на
солдатском мундире не хватает одной пуговицы. Ибо будь она на месте,
праздник никак не мог бы состояться.
Теперь пришли в движение все четыре генерала. Покинув свои углы, они,
двигаясь с точным расчетом, какой вырабатывается долгими годами военной
службы, также образовали шеренгу, находившуюся позади безоружной троицы.
Тем самым завершился предварительный ритуал.
Оркестр вспыхнул в последний раз, и воцарилась тишина столь глубокая,
что шаги Властелина, покинувшего свое место и подошедшего к самой
балюстраде балкона, разнеслись, без преувеличения, по всей площади. Они
прозвучали, как поступь самой Истории.
Остановившись на виду у всех собравшихся. Властелин поднял руку.
- Сограждане! - громко сказал он, и хорошо укрытые микрофоны тут же
разнесли раздавшееся слово по множеству усилителей для последующей
передачи народу. - Благодаря вашей самоотверженности, с какою вы
отозвались на мой призыв, сегодня можно с уверенностью сказать: мы готовы
выступить на борьбу за то, что, по справедливости и необходимости, должно
принадлежать нам. Мои верные генералы, ответьте всему народу: готовы ли
мы?
Все четверо названных глубоко вдохнули воздух.
- Ваше Всемогущество, мы не готовы! - отрапортовали они хором.
- Не может быть! - громко удивился Властелин. - Не могу поверить, что
после неустанного труда всех и каждого на Ассарте мы можем не быть
готовыми! Чего нам не хватает?
- Еще не пришита последняя пуговица к мундиру последнего солдата! - без
сучка и задоринки отрубили генералы.
- У нас не хватило пуговицы? Нет ниток? Может быть, чувствуется
недостача в портных?
- Вооруженные Силы Ассарта обеспечены всем, что им нужно, Ваше
Всемогущество!
- В таком случае, - провозгласил Властелин, - приказываю: немедленно
пришить последнюю пуговицу к мундиру последнего солдата!
- Будет исполнено! - услышал в ответ он - и все, кто был на площади, а
также наблюдал за церемонией, сидя, стоя или лежа у телевизоров.
И торжественное действие началось. Тот из безоружных военных, что нес
кожаную шкатулку, плавным движением открыл ее и осторожно, словно
драгоценность, извлек необходимую пуговицу. Она была начищена не хуже, чем
все те, кто были пришиты к мундиру заранее. Второй военный расстегнул свою
сумку и достал из нее сантиметр и пластинку мела. Подойдя к не
шелохнувшемуся солдату (у которого только лицо побагровело от сознания
важности церемониала и гордости за свое в нем участие), представитель
искусного племени военных портных тщательно измерил сантиметром расстояние
имевшейся непарной пуговицы от нижнего края фалды и от заднего разреза.
Отыскав искомую точку, он пометил ее прикосновением мела.
Пока он производил столь важные предварительные действия, второй
портной, также раскрыв свою сумку, вооружился иглой и катушкой прочнейших
военных ниток, а также ножницами. Отмотав нужной длины нитку, он уверенным
движением вооруженных ножницами пальцев отрезал ее, и, сунув ножницы, как
и катушку, обратно в сумку, поднял на уровень глаз руки, в которых держал
- в левой иглу, а в правой - нитку, и одним неуловимым и точным движением
вдел нитку в игольное ушко.
Затем измеритель сделал два шага назад, пришиватель же, напротив, два
шага вперед и занял место, на котором прежде стоял измеритель. А тот в это
время проделал ловкую эволюцию и снова оказался близ солдатской спины, но
уже левее. После чего изящным, но решительным движением взялся обеими
руками за фалду, приподнял ее и одновременно растянул. Пришиватель, не
выпуская из рук иглы, склонился, готовый к работе.
Тогда пришел в движение тот из портных, что хранил пуговицу. Он также
приблизился, приложил пуговицу к намеченной мелом точке и, как и двое его
товарищей по оружию, как бы окаменел.
- Ваше Всемогущество, разрешите приступать? - испросил позволения
генерал, стоявший на правом фланге начальственной шеренги.
- Разрешаю!
Получив таким образом свободу действий, правый генерал незамедлительно
обратился к другому, что стоял на левом фланге.
- Прикажите шить!
Генерал набрал в легкие побольше воздуха.
- Слушай мою команду!.. - раскатилось над площадью и над всей державой,
и человечество замерло в горячем нетерпении.
- Последнюю пуговицу к мундиру последнего солдата!..
Напряжение становилось воистину невыносимым. И тут, как гром в засуху,
как высшее откровение, прозвучало одно-единственное, но такое нужное в тот
миг краткое слово:
- Шить!
И - в который уже раз сегодня - звуки разлетелись из-под барабанных
палочек. В толпе раздались ликующие выкрики. Портной-пришиватель с
коротким выдохом вонзил иглу в ткань мундира решительным движением, каким,
наверное, погрузил бы клинок кинжала в грудь неприятеля в рукопашной
схватке. Игла скрылась из глаз, но в следующую долю секунды снова взлетела
- и опять устремилась вниз, причем на пути и туда, и обратно она
неукоснительно пронзала не только ткань, но и ушко пуговицы, чье
отсутствие так задержало победоносную войну.
Ровно двенадцать раз просверкала игла. Затем пришиватель сделал руками
еще несколько неуловимых профессиональных движений, закрепляя нитку, а
измеритель, уже стоявший наготове с раскрытыми ножницами, отсек остаток
вместе с иглой, отпустил фалду и для верности потянул за пуговицу.
Пуговица держалась прочно.
Тогда измеритель повернулся к генералам, сделав четкое "Кругом!":
- Разрешите доложить: ваше приказание выполнено, пуговица пришита!
Генеральский доклад не заставил себя ждать:
- Ваше Всемогущество, Властелин и Верховный Главнокомандующий!
Почтительно докладываю: во исполнение вашего приказа Последняя пуговица к
мундиру последнего солдата - пришита!
- Благодарю за службу!
Властелин снова повернулся к народу.
- Соотечественники! Теперь Ассарт совершенно готов к выполнению своей
высокой миссии! Поздравляю наши Вооруженные силы, поздравляю всех вас! К
победе! Ура!
Ураган поднялся над площадью, извержение, космический катаклизм! Рев
был таким, что оркестра совершенно не было слышно, хотя каждый видел, как
усердно музыканты надували щеки.
Ритуал был совершен. Теперь начиналось народное гулянье, и
моторизованные лавки и киоски уже подкатывали к площади со всех сторон
одновременно.
Служители сноровисто разобрали опустевшую площадку. Солдаты и портные
промаршировали через площадь в обратном направлении, погрузились в машину
и отправились к месту прохождения службы. Балкон, вслед за Властелином и
Супругой власти, покинули и все, там присутствовавшие. Последними ушли
тарменары своим стелющимся шагом.
Войска в точках накопления начали погрузку на корабли.
Люди, как правило, находятся в опасности - не в одной, так в другой. И,
как правило, об этом не знают. Те, кому угроза известна, предпочитают
людей не информировать. Людей, может быть, и любят, но им не всегда верят.
Ну что же; может быть, это и правильно. Люди продолжают заниматься
своими делами, и это - лучшее, что они могут сделать.
Уве-Йорген медленно, с расстановкой, вытер руки и швырнул грязный конец
в ведро.
- Ну, кажется, готово, - сказал он. В его голосе звучало
удовлетворение.
- Жаль, - откликнулся Георгий, - что нельзя провести испытание.
- Мне тоже жаль. Но это не та игра, которую играют в открытую. Мы даже
не знаем, в конце концов, кто наш союзник, и кто - противник.
- Вернее сказать - чьи мы союзники.
- Пусть так. Что же, осталось последнее: привести в порядок жилую
палубу. Как-никак, на борту могут оказаться даже женщины. Причем -
привыкшие к удобствам. Так что придется поработать. Хотя, признаться, в
этой области я не чувствую себя уверенно.
- Я еще менее. Но все же - попытаемся, по своему разумению.
- За дело, воин: время уходит. Глянь на задний экран: последние корабли
Властелина вытягиваются на стартовые...
Последние корабли эскадр Ассарта и в самом деле вытягивались на
стартовые позиции. Однако один еще находился на планете. Таким было
распоряжение Властелина.
То был корабль, на котором, кроме других, находился и тот атмосферный
штурмовик, что самим своим существованием не так давно помог Властелину
одолеть нахлынувшую было тоску.
Теперь, когда машина эта вместе с ее пилотом отправлялась в бои, Изару
захотелось проводить их обоих самому. Несмотря на множество дел, он нашел
для этого время.
Ответив на положенные по уставу приветствия, он неторопливо прошел
вдоль строя пилотов и командиров, пожимая руку каждому. А когда дошел до
того летчика, на чьем месте сидел в ту ночь, - не удержался и обнял его.
Пилот даже растерялся, потому что таких ситуаций уставом не
предусматривалось. И не сделал никакого встречного движения, но продолжал
держать руки по швам. Однако Властелину и не был нужен ответ.
- В лице одного из вас, такого же, как все вы, - сказал он громко,
отступив на несколько шагов, - я прощаюсь с каждым и желаю славных дней и
уверенных побед. Обещаю: когда полк возвратится с победой, я встречу вас
на этом самом месте.
Он сделал паузу.
- Надеюсь, верю, что и тогда увижу в этом строю каждого из вас!
Властелин повернулся к Острию полка:
- Начинайте погрузку.
- К погрузке! - незамедлительно прозвучала команда. - Направо! К
назначенным люкам! Шагом - марш! Бегом!
Властелин еще с минуту постоял на опустевшем плацу. Круто повернулся и
направился к выходу.
Перед тем, как сесть в машину, он спросил адъютанта:
- Мое распоряжение относительно Жемчужины Власти выполнено?
- Да, Ваше Всемогущество! Разумеется, Ваше Всемогущество! Передвижение
Жемчужины ограничено, у всех выходов поставлены караулы.
- Хорошо.
Он уселся, адъютант захлопнул дверцу и сел впереди.
Машина тронулась, за ней - другие, с охраной.
Война началась. Теперь уже ничего нельзя было изменить.
Здесь было не так уж плохо. Только одиноко и тоскливо. И не хватало
простора, хотя бы улицы, хотя бы внутреннего дворика, какой был у нее
дома. Деревьев. Птиц. Воздух, правда, был чистым, кондиционеры работали
исправно.
Леза просила, чтобы поставили телевизор, но ей не обещали и на самом
деле не поставили. Видимо, те, кто заточил ее здесь, не хотел, чтобы она
знала о событиях, происходящих в мире.
Правда, книги ей пообещали - но тоже не принесли. Никаких. Наверное,
просто забыли - у них, как Леза догадывалась, было много дел, куда более
важных.
От нечего делать она притащила из комнаты с полками и шкафами одну из
картонных коробок с бумагами. Осторожно стерев пыль, открыла. И начала
читать бумаги - одну за другой.
Сначала занятие это показалось ей очень скучным. Но никакого другого не
было. Потом возник интерес. А еще потом - ощущение, что с каждой
прочитанной бумагой привычный мир, в котором она родилась и жила, немного
изменялся. Иногда больше, иногда чуть-чуть, но изменялся. Вместо
привычного мира возникал другой - новый, неожиданный, интересный.
Вскоре она уже не жалела об отсутствии телевизора и книг. Ящики и
связки старых бумаг с успехом заменили ей и то, и другое.
Жаль только, что не с кем было поговорить о прочитанном, поделиться
возникавшими мыслями. Иногда ей казалось, что о ней совершенно забыли.
Нет, еду приносили вовремя, еда была вкусной. Но приносили какие-то
совершенно ей незнакомые люди, ни один из которых так и не заговорил с ней
- несмотря на то, что она пыталась вызвать их на беседу. Даже на вопросы о
Властелине, о его здоровье, ей не отвечали. Но по взглядам, которые при
этом люди бросали на нее, она понимала, что с Изаром ничего плохого не
случилось: взгляды были спокойными, уверенными.
Приходилось ждать. Это она умела. Рано или поздно о ней вспомнят. У
Изара станет поменьше дел...
А читать было очень интересно.
Интересно, что сказал бы о прочитанном муж Ястры? Ну, не муж, конечно,
но... Как он тогда назвался? Да, Ульдемир. Все-таки с его стороны было
невежливым - ни разу не заглянуть после того единственного визита.
Не то, чтобы ей хотелось увидеть его больше, чем других. Просто с ним
она хоть немного поговорила, других же и вовсе не знала.
Но даже Ульдемир не приходил.
Не потому, правда, что был невежливым. Нет, бывал, конечно. Однако на
этот раз, как мы знаем, причина была иной.
Он тоже находился под замком в одной из камер подвала, только в
противоположном крыле Жилища Власти. В отличие от того помещения, куда
заперли Лезу и которое, собственно, никогда для этой цели не
использовалось и вообще уже давно ни для чего не использовалось, а
когда-то, давным-давно, служило для работы с материалами особо тайного
архива Власти, который располагался именно там, где Леза его и обнаружила.
Лет, пожалуй, десять тому назад об этом архиве забыли, потому что
скончался его хранитель, все собиравшийся привести его в порядок и
описать; времена в ту пору были напряженными, они вообще редко не бывали
напряженными, и назначить нового хранителя забыли; подвальный закоулок, в
котором располагались и архивные помещения, давно никто не посещал - как
раз потому, что к архиву непосвященным и приближаться было строго
заказано. Посвященных не осталось, но непосвященные по-прежнему этих мест
сторонились. Разве что Ульдемир этого не знал и в поисках места, удобного
для сокрытия Лезы, случайно набрел. Но бумагами интересоваться не стал: не
до того было.
А вот самого его водворили в камеру, которая именно для таких целей
всегда и служила. Так что никаких материалов для чтения на досуге там не
сыскать было.
Да и сам досуг - откуда ему взяться в такое время? То, что он сидел в
камере, лишенный возможности передвигаться, встречаться с людьми, еще
ничего не значило: сейчас главным было - думать, анализировать факты,
строить планы действия для себя и для каждого из команды. Потому что если
не думать - то оставалось лишь тосковать. Не о свободе: капитан был
уверен, что она придет очень скоро. И даже не о Ястре, хотя мысли о ней
его порой согревали. Но - о той, которой больше не было в планетарной
стадии, так что встречи с которой надо было ждать. И о той, маленькой, что
осталась на Земле и не знает, куда он пропал, почему не показывается, не
пишет, не звонит... Одним словом, было о чем тосковать. Но не нужно. И он
думал, думал, думал и лишь недовольно поднимал голову, когда его
беспокоили, принося немудреную - не такую, как у Ястры - еду.
Итак, Властелин не пожелал внять голосу здравого смысла. Не прислушался
к сказанному. С ним очень хорошо поработали перед тем, как он принял
Ульдемира. И дезинформация шла уже не по каналу Лезы. Значит, имелся
запасной канал у Охранителя. Кто? Вероятнее всего - историк. Главный
Композитор. Трудно, конечно, судить о том, ведает ли он, что творит, или
его используют вглухую, как ту же Лезу. Очень приятная, кстати, женщина,
везет Изару... Да, историк. Что же - надо передать ребятам, чтобы взялись
за него.
Интересно, побывали они дома у Лезы? Что нашли?
Что делать теперь, когда война неизбежно начнется - а может быть, уже и
началась? Как охранить от грозящих бед весь экипаж, Ястру, ребенка,
которого она носит. Лезу - ее ведь могут, если потребуется, подставить те
же, кто ее использовал - чтобы отвести удар от себя.
Видимо, придется покинуть планету - хотя бы на время, чтобы не
подвергать никого лишним опасностям.
Как там с кораблем?
Было, было о чем поразмыслить.
Но вот - мешают...
Снова лязгнула дверь. Показался охранник - принес обед. Охраняла
капитана избранная публика - из числа телохранителей Властелина. Те самые,
что привели его сюда и заперли. Так что сейчас тоже появился один из
шести. Поставил поднос, накрытый салфеткой, на столик.
- Ну как? - спросил капитан негромко.
- Сложно, - кратко ответил охранявший. И, покосившись на дверь добавил:
- Но будь готов в любую минуту.
Капитан кивнул.
- Мне собраться недолго. Корабль?
- Все в порядке. Если не брать дам, было бы куда проще.
- Нет, - сказал капитан.
- Значит, нет, - согласился телохранитель Его Всемогущества Властелина.
- Ладно, вывернемся. А вообще - женщины тебя погубят, Ульдемир.
- Нету той женщины, - сказал капитан невесело. - Ладно, иди. Не то
спохватятся, чего доброго, подсадят тебя ко мне, а здесь и одному
тесновато.
- Двоих им не удержать, - уверенно ответил Рука. - Они и тебя
проворонят, а уж если нас будет двое...
Он кивнул, прощаясь, и пошел к двери. Обернулся:
- Что передать?
- Любовь и поцелуй. На словах поцелуй, понял?
- Нет, - сказал Рука. - Может, у тебя и дети от слов рождаются?
Пока капитан собирался с ответом, Рука вышел, и ключ, звякнув,
повернулся в замке.
Не было той женщины, это верно.
Хотя вообще-то она была.
В пространстве, на исходной позиции, флагман эскадры мира Нельты,
десантный крейсер высшего класса, обращался на установленной орбите,
повинуясь закону тяготения. По корабельному времени была ночь, и все спали
- кроме тех, кто стоял вахту и кому в этот час спать не полагалось.
Дежурный по центральному посту, средний офицер космического флота,
сидел за пультом, облокотившись на его край локтями, положив подбородок на
кулаки. Было спокойно и скучно.
Потом в рубку неслышными шагами вошла женщина. Она медленно прошла
перед пультом, скользнула по среднему офицеру взглядом, затем с интересом
принялась разглядывать экраны и приборы.
Офицер нахмурился. Протер глаза кулаками. На миг закрыл их. Когда
открыл, женщина стояла около пульта управления огнем и трогала пальцем
круглую клавишу залпового пуска.
- Э-э!.. - забормотал офицер и замахал руками. - Нельзя! Не положено!
Вы! Вы!..
Женщина не обратила на него никакого внимания, но и нажимать клавишу не
стала. Она сделала еще несколько шагов, остановилась возле штурманского
кресла, попробовала рукой - мягко ли, кажется, хотела даже присесть - но
передумала. Офицер смотрел на нее, выкатив глаза, челюсть его отвисла. Он
знал, что женщин на корабле не было и быть не могло. Надо было, конечно,
броситься, схватить ее, поднять тревогу - но он лишь поворачивал голову,
не в силах даже приподняться с места.
Наконец гостья снова обратила взгляд на вахтенного. На этот раз
заметила его и даже улыбнулась.
И он тоже улыбнулся в ответ, сам того не сознавая - глупой, изумленной
улыбкой.
Она сделала еще шаг, другой - и перестала быть в центральном посту.
Теперь офицер наконец встал. Он обошел пост, заглянул под каждое
кресло, в каждый приборный шкаф. Женщины там не было. Он, однако, был
уверен, что только что она тут была. Кажется, после нее остался даже
слабый аромат духов.
Он покачал головой. Вытер лоб. Уселся на свое место. Придвинул к себе
микрофон вахтенного журнала. Включил. Но, поразмыслив, выключил. Он понял,
что фиксировать в записи появление тут женщины вряд ли стоит. Потому что
за все отвечал он, дежурный. И обмолвись он о случившемся хоть
полсловечком, его съедят без соли.
И еще он понял, что, если в начинающейся войне придется драться не
только с Ассартом, но и с привидениями - добра не дождешься.
Хотя - может быть, то было доброе привидение? Или вообще не привидение?
Было, над чем подумать.
Среди экипажа крейсера офицер не знал такого смельчака, который
расхрабрился бы настолько, чтобы протащить на борт женщину, твердо зная,
что отправить ее обратно на планету не будет уже никакой возможности.
Офицер и сам был не робкого десятка, однако о таком проступке даже и
подумать было страшно.
А, собственно, думай - не думай, все равно было страшно.
"И кто это сочинил, - подумал он, - что военных привлекает война?
Конечно, и среди нас попадаются дураки - но не до такой же степени..."
Не очень сознавая, что делает, офицер сполз с кресла на пол, преклонил
колени и начал молиться.
- Господи, - бормотал он, - убедительно прошу тебя, умоляю: кто бы ни
был виноват в этом, прости его и нас всех, если же это невозможно, потому
что нарушение и в самом деле страшно велико - то покарай лишь его, а
корабль пусть сохранится в целости и сохранности, и мы все на нем, не
виноватые ни сном, ни духом... Пусть его разжалуют, или у него заболят
зубы, или жена узнает о его проделках и устроит ему основательный скандал
- потом, когда все мы вернемся на базу; но снизойди к моей просьбе -
охрани и избави нас от ракет противника, и лазеров противника, и таранных
ударов противника, и штурманских ошибок, и командирских ошибок, и всего,
что грозит кораблям в пространстве, когда идет...
Мысли его прервались от пронзительного свиста: проснулся аппарат
специальной связи. Полученные сигналы в тренированном мозгу офицера сами
собой сложились в слова:
- Тревога! Приготовиться к разгону корабля! Доклад о полной готовности
- через пятнадцать минут!
Он уже забыл про женщину и помнил только, что нужно включить внутреннюю
сигнализацию срочного старта. Так он и сделал.
Продолжать обращение к Господу более не было времени.
- Я послал Элу в Нагор, - сказал Мастер Фермеру. - Она давно не
выходила. Пусть освоится.
- А потом?
- Наверное, ей придется играть роль посыльного. Во всяком случае, до
поры, когда мы сумеем нейтрализовать блокаду.
- У тебя есть какие-то планы на этот счет?
- Весьма условные. Прежде, чем мы поймем, как им удалось изолировать
нас, я ничего не смогу сделать.
- А как ты собираешься узнать?
- Думаю, ответ нужно искать на Заставе.
- Соваться в осиное гнездо? Очень большой риск. Кто рискнет? Или - кем
осмелишься настолько рисковать ты?
Мастер пожал плечами.
- Выход есть только один, - ответил он после паузы. - Туда нельзя
послать простого эмиссара: наверняка Охранитель принял меры от такого
вторжения. Только Космический человек может рассчитывать пробраться туда -
и вернуться.
- Опять Эла?
- Да.
- И твоя совесть спокойна?
- Нет, конечно. Однако... просто не вижу иной возможности.
- Есть ведь еще Пахарь.
- Да. Последний резерв.
- Почему же не он сейчас?
- Потому что я уверен: Эла сделает это лучше. У нее, я бы сказал, более
эластичный ум.
- Пожалуй, так и есть. Но что можно установить на Заставе?
- По-моему, тут возможен только один вариант. Ведь ни ты, ни я при
помощи доступных нам средств не смогли бы так полно заблокировать, скажем,
ту же Заставу. Или, быть может, тебе известны какие-то способы, каких я не
знаю?
Фермер отрицательно покачал головой.
- Так я и полагал, - кивнул Мастер. - Следовательно, если он все-таки
сделал это, то в его распоряжении имеются какие-то другие возможности. Но
это не может быть какое-нибудь новое умение. Воспользоваться личными
качествами мог бы даже не человек Высоких сил, но лишь Высших. Значит,
Охранитель пользуется чем-то... какими-то устройствами.
- Тебе известны такие?
- Нет. Но не забудь: он побывал во многих местах, где мы никогда не
появлялись. Миры многообразны, человеческие способности тоже; где-то такие
устройства, возможно, имеются.
- Но послушай, пользование какими-либо механизмами нам ведь не
рекомендуется. Даже больше: не разрешено! Потому что пока мы применяем
свои личные силы и умения, мы всегда чувствуем, где та грань, на которой
следует остановиться. Мы ощущаем это собственным организмом, всеми нашими
чувствами. Механизм же не одушевлен, и может вместо пользы принести вред!
- Это известно каждому из нас. Но тем не менее, Охранитель наверняка
сделал это.
- Иными словами, признал свое бессилие в качестве существа нашего
ранга?
- Да, он сам себя поставил на один уровень с людьми слабых
возможностей. На одну ступень с людьми Планетарной стадии. Но если для них
пользование механизмами в определенную пору развития является неизбежным,
то для него...
- Ты прав, Мастер. Как знать... не предопределил ли он таким способом
свою дальнейшую судьбу?
- Ну, она не зависит от наших желаний. Меня куда более интересует то,
что Охранитель, поступая так, показывает и подставляет нам свое уязвимое
место. Мы не можем нанести вред ему лично: он человек все-таки. Но что
касается любого мертвого устройства...
- Да, тут у нас руки развязаны.
- Теперь ты понимаешь, что должна Эла искать на Заставе?
- Будем надеяться, что это окажется ей по силам.
- В этом я нимало не сомневаюсь. Я думаю о другом: лишь бы это обошлось
для нее благополучно.
- Сообщений еще не было?
- Почему же. Она выходила на связь. Пока она резвилась на кораблях.
Оказывается, там возникла коалиция против Ассарта. Война если и не
началась, то начнется через считанные часы.
- Мы не можем предотвратить?
- Блокада...
- Проклятое положение! Остается только ждать.
- Пока - ничего другого.
- А твои люди там?
Мастер нахмурился.
- Пока я даже не знаю, живы ли они. Уверен, что они не сидят, сложа
руки.
- Надеюсь, что с ними не произойдет ничего плохого.
- Я тоже. Хотя если некоторые мои предположения верны, то опасность
грозит не только им. Полная гибель мироздания - вот чем грозят игры этого
недоучки.
- Я тоже пришел к такому выводу - узнав, что сейчас наша Вселенная
находится как раз в состоянии неустойчивости.
- Верно. Однако период этот приближается к концу. И у меня появилась
уверенность в том, что его планы и расчеты каким-то образом связаны с
неустойчивостью Мироздания - это первое, а второе - что он спешит. Видимо,
хочет успеть совершить нечто, пока пора неустойчивости не закончилась. И я
очень надеюсь на экипаж. На то, что они смогут хоть в чем-то, хоть немного
тормозить действия Охранителя. Пока это все, на что можно рассчитывать...
Думаю, что потеря времени - это то, что сейчас больше всего беспокоит
нашего оппонента.
- Я предоставил тебе транспортный канал, Магистр, вовсе не для того,
чтобы ты дневал и ночевал на Заставе. Твое место - там, на Ассарте.
Кажется, я в подробностях объяснил тебе все, что ты должен делать.
- Безусловно, Охранитель. И думаю, что в следующий раз появлюсь здесь
лишь после победоносного завершения операции. И то - лишь по твоему
приглашению. Но сейчас...
- Ну, что же такое произошло сейчас?
- Мне важно убедиться, Охранитель, что Ферма не направляет сюда никаких
дополнительных средств. Группа ее эмиссаров в моем представлении - бомба
замедленного действия. Наверняка они что-то готовят. И едва лишь получат
оттуда сигнал...
- Они не могут получить оттуда никакого сигнала.
- Вот в этом я и хотел бы убедиться.
- Хорошо. Пойдем.
Они вошли в дом, изнутри неожиданно просторный, но словно бы лишенный
жизни - он казался необитаемым. Да и на самом деле в нем находилось очень
мало людей. Поднялись на второй этаж. Прошли по коридору. Охранитель
открыл дверь.
- Войди. Вот эта машина. На этом экране видно Мертвое Пространство.
Видишь? Мрак без признаков чего бы то ни было...
- Разве? А мне почудилось, что там человек. Вот! Вот он!
И в самом деле, показалось - во мгле мелькнул светлый силуэт.
- Там не может быть людей! - хрипло проговорил Охранители.
- И все-таки мне показалось, что это был человек.
- Вот и мне тоже. Это загадочно. А значит - плохо. Потому что
объяснение может быть только одно: кто-то другой пытается овладеть
пространством. Или того хуже: уничтожить его. Но кому это по силам? Здесь,
в этой части Вселенной - никому, кроме Мастера или Фермера.
- Следовательно, это был один из них.
- Ну, это поддается проверке: в моем распоряжении канал, ведущий на
Ферму. - Охранитель усмехнулся. - Он предназначался для их эмиссаров
здесь. Однако пришлось их обидеть. Сейчас, сейчас... Увидим...
Впереди, в стороне от черной пустоты, заклубилось нечто - зеленоватый
туман.
- Сейчас... Каналу нужно время, чтобы уравновеситься...
Понемногу облачко стало принимать определенные очертания.
- Ферма, - негромко проговорил Охранитель, и в голосе его одновременно
прозвучали и зависть, и ненависть, и еще что-то - тоска, может быть? -
Теперь ни слова: сейчас канал сфокусируется и они смогут услышать нас,
если...
- И увидеть?
- Тес!
Они увидели человека, стоявшего к ним спиной. Он был неподвижен -
казалось, всматривался в другую часть Вселенной.
- Фермер, - одними губами изобразил Охранитель. - А вот и...
Другой человек приблизился, и они заговорили - не было слышно о чем.
Магистр схватил Охранителя за руку. Молча кивнул в сторону Черного
Пространства:
- Я видел - он опять промелькнул там. Человек!
Между тем, наблюдавшие за Черным Пространством не ошиблись ни в первый,
ни во второй раз.
В это пространство, где не может существовать жизнь в нашем понимании,
и в самом деле проник некто.
Если справедливо то, что человеку вход в Черное Пространство заказан,
то, вероятно, проникшего нельзя считать человеком. Или, быть может,
уверенность Охранителя основывались на неверных представлениях?
Скажем так: Охранитель был близок к истине. Но его суждения не до конца
совпадали с нею.
Его мысль оказалась бы значительно, точнее, если бы он изложил ее так:
в Черное Пространство не может проникнуть, как не в состоянии и завязать
там какие-то связи, человек, находящийся на определенной стадии своего
бесконечного, но многообразного бытия. А именно - пребывающий в
планетарной стадии развития. Он слишком связан и в своих передвижениях, и
в постижении великого множества существующих во Вселенных вещей и идей.
Все это он начинает обретать и постигать, лишь перейдя из планетарной
стадии в следующую - космическую, на которой он становится из лица
приземленного - существом, причастным к управлению Вселенной, к ее жизни и
развитию.
Правда, только одной Вселенной - той, в которой он пребывает.
Эта стадия тоже конечна, хотя и неизмеримо более продолжительна по
сравнению с предыдущей. Человек Космической стадии еще стеснен временем,
еще зависит от него, хотя и не так жестко, как раньше.
Потом наступает стадия Многих миров. И наконец, стадия Универсальная,
не имеющая никаких пределов.
Но при этом он продолжает оставаться человеком, то есть обособленной
сущностью - если хочет, разумеется. Он свободен, и никто его к этому не
вынуждает.
Он может, если хочет, сохранять - или снова принимать - свой
традиционный облик, но отлично обходится и без него. В последнем случае он
находится совсем в других взаимоотношениях с окружающей его средой: он
независим от нее.
Человек, проникший в Черное Пространство, находился на Космической
стадии развития. Он легко передвигался в не предназначенном для
человеческой жизни пространстве, не испытывая ни малейшего страха. Тому,
что составляет основу человека, ничего не надо бояться: нанести ему
какой-то ущерб способны лишь самые высшие Силы. Они, однако, избегают
этого, потому что назначение этих сил - не в причинении вреда, но напротив
- в создании блага.
Человек внимательно прислушивался и всматривался. Он мог делать это,
так как сохранил свой-облик, а значит, и те механизмы, при помощи которых
человек видит и слышит. Если бы он отбросил тело, сведения об окружающем
мире поступали бы к нему по другим каналам. Человек предпочел сохранить
привычные способы анализа. Возможно, потому, что они были для него
привычными. Это может свидетельствовать лишь о том, что в Космическую
стадию развития человек этот вступил недавно.
Однако, несмотря на то, что чувства его были напряжены до предела,
долгое время человеку казалось, что здесь вообще ничего нельзя ни увидеть,
ни услышать, ни ощутить каким-либо иным образом.
Немой мрак казался плотным, непроницаемым, как дикий черный утес.
Настолько неуязвимым он представлялся, что, прежде чем сделать нужное
движение и соприкоснуться с этим мраком, а потом и вступить в него,
человек заколебался. Ему вдруг представилось, что мрак поглотит его и уже
никогда не выпустит назад, в мир, где горели звезды, сияли туманности и
жили люди.
Человек осторожно протянул руку и хотел прикоснуться к черному. Но рука
не встретила сопротивления. Лишь в коже возникло ощущение, как будто
человек погрузил руку в прохладный, насыщенный газом источник.
Человек поспешно отдернул руку. Обернулся. Мир успокоительно светился
за его спиной. Фронт мглы был неподвижен: однако звезды едва уловимо
перемещались, и человек понял, что на самом деле мрак находится в
движении, и он, человек, сейчас перемещается вместе с ним.
На всякий случай человек послал мысленный привет и свою любовь всем,
кто был дорог ему и оставался в хорошем, звездном мироздании. Вздохнул и
решительно двинулся вперед, чтобы утонуть во мраке.
Именно в это время пребывания в нерешительности он и был замечен
глядевшими на Черное Пространство людьми Заставы.
Для того, чтобы войти во мрак, достаточно было лишь пожелать этого;
таков способ передвижения людей Космической стадии.
Человек пожелал; и мрак мягко обнял его со всех сторон. Когда через
минуту человек обернулся, за спиной уже не было звезд. Нигде не было
ничего, кроме тьмы.
Во всяком случае, так ему показалось вначале.
Мгла, однако, не была тяжелой. Не налипала, не давила, не душила.
Наоборот, передвигаться в ней было легко. Хотя не возникало уверенности в
том, что ты действительно передвигаешься: во мраке не существовало никаких
ориентиров, по которым можно было бы судить о скорости и направлении
движения.
Ощущение было как раз обратным: что сам ты неподвижен, зато окутывающая
тебя мгла безостановочно проносится мимо, мчится без звука, без ветерка...
Понадобилось время, чтобы привыкнуть к этому впечатлению и признать,
что оно, наверное, является нормальным; потому что ничего не происходило -
только мчалась куда-то мгла.
И только когда возникла уже какая-то привычка к этому состоянию,
монолитная мгла понемногу стала - не то, чтобы исчезать, нет, она
оставалась столь же непроницаемой, и все же начала как-то расслаиваться.
Вернее, во мраке стали выделяться какие-то различимые структуры. Они были
так же беспросветны и как будто ничем не отграничивались от окружающего
мрака; и тем не менее, откуда-то появилась полная уверенность в том, что
они действительно существуют.
По-прежнему управляя своими чувствами, человек продолжал углубляться в
пространство мрака. Во всяком случае, так ему казалось.
Мрак вместе с включенными в него структурами продолжал нестись мимо,
неощутимо обтекая человека.
Потом дала трещину тишина.
Собственно, нельзя было назвать звуками то, что возникло в глухом
молчании. Наверное, человек в Планетарной стадии существования ничего не
услышал бы даже при полном напряжении слуха. Нет, ни звуки то были -
скорее, если можно так сказать, изображения звуков в сознании, проекция
звуков на экране человеческого воображения.
Но, так или иначе, в них что-то было; звуки или нет, но они несли в
себе какую-то информацию.
Человек не сомневался в том, что их можно понять. Потому что различные
языки и наречия - неотъемлемое свойство Планетарного человека, но уже в
Космической стадии бытия потребность в них исчезает, поскольку на самом
деле в мироздании существует единый язык, как существует и единая истина.
Итак, понять можно было, если и не сразу, то притерпевшись к этим
неожиданным впечатлениям. Труднее было разделить воспринимаемое на
отдельные слова - как трудно перевести на язык слов музыку. Однако
человек, углубившийся во мрак, еще не привык обходиться без слов, и такой
перевод для самого себя представлялся ему необходимым.
Наверное, прошло какое-то время, пока то, что он воспринимал, не стало
раскладываться на отдельные части речи. Впрочем, за это трудно ручаться:
со временем здесь было как-то не так. Логически рассуждая, оно должно было
существовать и тут: вряд ли движение возможно без времени, не так ли?
Однако порою нам кажется совершенно реальным то, чего быть, казалось бы,
вообще не может; и наоборот, то, что несомненно существует, представляется
нам невероятным. По-видимому, время здесь если и было, то какое-то не
такое, не привычное по планетарному бытию.
Было ли время, или нет, но что-то неслышно звучало.
Хотя сначала появилось впечатление об источнике. Сигналы - назовем это
так - поступали от тех самых структур, что проносились мимо человека,
вкрапленные в массу мрака. Потом у человека сформировалось понятие
интонации. То есть, она почувствовала, что ее о чем-то спрашивают.
Мы сказали - она?
Нет, это не оговорка. Потому что человеком, проникшим во мрак, была
женщина.
Нам случалось встречать людей, сомневающихся, что разделение на мужчин
и женщин продолжается и за пределами Планетарной стадии. Но это всего лишь
заблуждение. Ибо корни этого разделения, которое многие полагают лишь узко
функциональным, на самом деле столь же изначальны, как и существование
материи в форме вещества и энергии и как существование материи вообще - и
всеобъемлющего духа.
Однако мы здесь не собираемся доказывать столь очевидной истины,
поскольку наша задача - лишь описывать факты.
Итак, это была женщина. И если бы ее мог увидеть капитан Ульдемир - он,
без малейшего колебания, назвал бы ее одним из имен, под которыми она
выступала в его жизни. Можно с уверенностью сказать, что прозвучало бы
последнее из тех имен, что она принимала, а именно, то, под которым знали
ее на планете, где завершилась первая стадия ее бытия.
А сейчас она находилась в глубине мрака и уже начала понимать, что
темноту эту пронизывали вопросы, обращенные к ней. Впрочем, вопросы ли? На
самом деле то был один и тот же вопрос - только конкретное содержание его
менялось.
"Ты помнишь?.." - спрашивал кто-то беззвучно.
И тут же она увидела перед собой - реально, рельефно, многоцветно - то,
что должна была помнить, - и помнила, конечно. Они ехали вдвоем на машине,
шоссе бежало сквозь лес; обогнали запряженную лошадью телегу, ездок сидел
к ним спиной, свесив ноги. Но не он был интересен, а совсем еще маленький
жеребенок, легко бежавший рядом - шоколадного цвета, блестящий, красивый.
"Коник! - закричала тогда она. - Ой, коник!" Она никогда раньше не видела
жеребят - на Ферме их, естественно, не было; Ульдемир засмеялся, телега
свернула с магистрали направо - и все скрылось. Конечно, она помнила.
"А помнишь?.."
На этот раз то была их дача, июльский вечер, горячий, сухой,
расслабляющий. Она сидела на крыльце, обнимая дочку - совсем еще
маленькую, уже засыпающую. Закат отражался от сосновых стволов тяжелым
золотым светом. Ульдемир был рядом, в двух шагах, и смотрел на них обеих
так, словно кроме них в мире ничего не существовало и не должно было
существовать. И она вдруг испытала странное ощущение достаточности всего,
что в тот миг было; ощущение счастья.
"А вот это помнишь?.."
Эла спохватилась: она больше не двигалась во мраке, невольно
остановилась, как бы боясь движением прогнать возникающие картины ее
планетарной жизни - быть может, навсегда спугнуть. Как и в тот вечер на
крыльце, сейчас пропало желание двигаться, казалось, так и нужно проводить
все необъятное время, которое еще было впереди: в неподвижном просмотре
той жизни, в которой - пусть не всегда, конечно, но все же бывало так
неповторимо хорошо.
Неподвижность.
Вот оно что! - поняла она. - Пространство стремится остановить ее,
сковать. Сделать безопасной. Может быть, оно ничего плохого не имело в
виду, это пространство, называемое почему-то мертвым. Может быть, оно для
того и существовало - чтобы останавливать, успокаивать, усыплять.
Но разве для этого она оказалась здесь?
Пришлось сделать усилие, неимоверное усилие, чтобы отказаться от
очередного воспоминания. Нет, не насовсем отказаться; когда все неурядицы
закончатся, она, быть может, вернется сюда, чтобы вспоминать, вспоминать
без конца. Если, конечно, это пространство к тому времени еще сохранится.
Но не сейчас. Она пожелала покинуть мрак. И вскоре впереди забрезжили
звезды.
Привычный мир показался ей теплым, хотя приборы сказали бы, что это
далеко не так.
Наверное, сейчас следовало вернуться на Ферму и рассказать Мастеру обо
всем, что она видела, пережила и передумала.
Однако в этой Вселенной время уходило безвозвратно. И женщину испугала
мысль, что, пока она будет разговаривать с Мастером и Фермером, в звездном
скоплении, на восемнадцати обитаемых планетах и в пространстве,
разделяющем их, множество людей, успевших использовать лишь малую часть
времени, которым они были наделены, погибнут - чтобы оставшаяся часть их
времени была использована для расширения мрака и приближения конца.
Она понимала, что является всего лишь эмиссаром и не обладает и малой
долей того могущества, какое было необходимо, чтобы помешать уже назревшим
там событиям совершиться.
Рассудок говорил так. Однако она была раньше и оставалась теперь
ненужной. То есть существом, в решениях которого чувства играли не
меньшую, а порой и куда большую роль.
И женщина решила, что в первую очередь ей нужно отправиться туда, где
можно было бы вмешаться в происходящее, а не туда, где за ним можно будет
лишь наблюдать со стороны.
Возможно, были у нее и другие причины, касавшиеся только ее самой.
Человек в Космической стадии сохраняет и память, и чувства. В
дальнейшем они уже не играют в его существовании такой роли, хотя никогда
не исчезают бесследно. Просто впоследствии меняется отношение к ним.
Но до этой стадии ей было еще очень далеко.
Человеку Космической стадии, ей не были нужны для передвижения
специальные каналы, как не нужны дороги, чтобы пересечь поросшую пахучими
травами и яркими цветами поляну.
Она без труда определила направление (такое умение пришло к ней само
собой) и наметила точку, из которой можно было бы хорошо видеть Ассарт -
прежде, чем высадиться на него.
Чтобы добраться туда, ей достаточно было лишь пожелать.
Однако уже в следующее мгновение она передумала.
Она не знала еще, какая роль в предстоящих событиях была отведена
Ассарту и его Властелину и какая - другим планетам и их вооруженным силам.
Но ей было ясно, что и на Ассарте, и на планетах могли находиться, в
лучшем случае, исполнители. Человека, знавшего тайну пространства, она там
не найдет. Но именно он и был главной опасностью.
Ей, как и каждому из людей Мастера, было известно о существовании
Заставы. Оставалось только отыскать ее.
Людям, лишь недавно начавшим выходить в Пространство, кажется, что в
нем нет никаких указателей, какие смогли бы помочь в обнаружении предмета,
координаты которого неизвестны. Точно так же человеку, не привыкшему к
лесной жизни, кажется, что невозможно выйти, скажем, к охотничьей избушке,
если ты заблудился и ее местонахождение тебе точно не известно.
На самом деле Пространство, как и лес, полно указателей, хотя
воспользоваться ими может только человек, знающий их простой, не
непривычный для большинства язык.
Женщина уже давно постигла язык Пространства - хотя, может быть, и не
во всей полноте. Во всяком случае, для того, чтобы отыскать путь к
Заставе, ее знаний было достаточно.
Никто не поручал ей вести переговоры с Охранителем. Но она решила
предпринять такую попытку на свой страх и риск. Охранитель, узнав, что и
сущность его действий, и их мотивы стали известны, мог отказаться от
своего замысла, потому что подобные планы удается реализовать лишь в тех
случаях, когда они до самого конца остаются неизвестными большинству
людей.
Конечно, Охранитель мог и не внять голосу здравого смысла. Но
попробовать, во всяком случае, стоило.
К цели она приближалась осторожно. Некоторое время наблюдала за ней
издали. Но на Заставе не было заметно никакого движения.
Тогда Эла решилась и, проскользнув серебристым облачком, вскоре уже
стояла на черном песке, близ приземистого дома.
Застава казалась вымершей.
Зная, что в таком виде - бесфигурном - ее вряд ли кто-нибудь заметит,
если даже люди и попадутся навстречу, она проникла в дом и обошла его,
комнату за комнатой.
В большинстве из них не было ничего, что привлекло бы ее внимание. Дом
был оборудован бедно, было ясно, что это лишь временное пристанище, в
отличие от Фермы, где жили постоянно. Большинство комнат было
приспособлено лишь для отдыха; здесь можно было разместить
пятнадцать-двадцать человек, если бы дела потребовали их присутствия на
протяжении нескольких дней.
Лишь одно помещение на первом этаже было обставлено иначе.
Чувствовалось, что обитатель его привык относиться к себе с большим
вниманием и нежностью. Наверное, то был сам Охранитель.
Это само по себе тоже не представляло особого интереса. Но в соседней
комнате, служащей, очевидно, рабочим местом, Эла обнаружила нечто, сразу
привлекшее ее внимание. Чтобы получше разглядеть заинтересовавший ее
предмет, Эла даже решила воплотиться, стать телом, чтобы обрести
нормальное человеческое зрение.
То был лежавший на столе подробный план какого-то города. В центре его
был изображен кружок, перечеркнутый крест-накрест.
Эла всмотрелась. Кружок с крестом был нанесен поверх тесной группы
зданий. Впрочем, может быть, это было лишь одно здание, но обладающее
очень сложной планировкой.
Перекрещенный кружок - это Эла давно знала - был знаком,
предупреждающим о большой, очень большой, страшной опасности. Он
употреблялся очень редко, но был известен каждому на Ферме - и не только.
На плане не было ни единой надписи, которая позволяла бы понять, какой
именно город на нем изображен.
Однако Эла, человек Космической стадии, и не нуждалась в надписях. Она
знала, что каждая вещь, созданная разумным существом, хранит в себе и свое
имя, и принцип действия, и назначение - все то, что было в мыслях
человека, когда он изготовлял этот предмет. Каждая вещь могла подробно
рассказать о себе - надо было только уметь спросить ее. Люди Планетарной
стадии этим умением не обладали, но у Элы оно теперь было.
Она спросила - и без труда выяснила, что город назывался Сомонт и
находился на планете Ассарт. А место, отмеченное знаком страшной
опасности, являлось резиденцией правителей Ассарта. План сообщил даже
название этой резиденции: Жилище Власти.
Эле понадобилось несколько секунд, чтобы надолго запечатлеть в памяти
этот план со всеми его подробностями - чтобы потом не описывать его
Мастеру, но просто воспроизвести и показать.
Решив, что она увидела здесь все, что нужно было, она не стала
задерживаться. И вскоре Застава осталась далеко позади.
Она не поднялась на второй этаж; сделай она это - и Эла обнаружила бы
странную машину, находившуюся в одной из комнат. Это открытие оказалось
бы, возможно, даже важнее найденного ею плана.
Но она не сделала этого и растворилась в пространстве.
Она сделала это как раз вовремя. Потому что в следующую минуту на
Заставе появился Охранитель. Встревоженный появлением неизвестного
человека в мертвом пространстве, он летал туда, чтобы поймать пришельца и
вывести его из игры.
Вернувшись на Заставу, он обнаружил ясные следы непрошенного посетителя
уже на своей территории. Он расценил это как признак того, что Ферма
пытается начать активные действия против него.
Волнуясь, он взбежал наверх, к машине. Но она оказалась в полном
порядке. И Охранитель несколько успокоился.
Наверное, со стороны это выглядело красиво. Той красотой, от которой
почему-то делается немного не по себе.
Возможно, тут немалую роль играет неожиданность. Представьте: вы
наблюдаете - и не видите ничего, кроме совершенно пустого пространства -
конечно, пустого лишь по нашему восприятию, но ведь для нас только оно и
важно. И внезапно в нем возникает корабль, военный космический крейсер,
сложная конструкция из сферических корпусов, длинных соединительных
коридоров, широко распахнутых, непрерывно пошевеливающихся антенн,
параболических ходовых зеркал и еще всякой всячины, которой мы не знаем
даже названий. Это выглядит неестественно, необъяснимо - точно так же, как
для нас выглядело бы само сотворение мира в результате одного лишь
движения Высшей силы.
А ведь это появился, вынырнул из сопространства после прыжка всего лишь
один корабль. Если же возникает из ничего целая эскадра, впечатление
становится намного сильнее.
Наблюдатели, обозревавшие пространство в центральной области звездного
скопления Нагор, увидели зрелище, еще более внушительное. Потому что для
их глаза, просматривавшего все скопление Нагор, материализовалась сразу не
одна лишь эскадра, но целых семнадцать.
У одного из наблюдателей это зрелище вызвало удовлетворенную усмешку.
Двое других, в иной части нашего Мироздания, напротив, нахмурились.
Первый наблюдатель, правда, пробормотал, обращаясь к самому себе:
- И все-таки не опоздать они не могли!..
Вторые же - их было двое - обменялись репликами:
- Итак, они все-таки на позиции.
- Да. Но с запозданием.
- С очень небольшим. Вряд ли оно сыграет роль.
- Пока - нет. Но они накапливаются. И, я надеюсь, еще будут.
- Мы сейчас никак не можем повлиять на них?
- К сожалению, нет...
Но вернемся к военным кораблям.
Выход из сопространства никогда не происходит - и не может происходить,
даже теоретически - с совершенной точностью. Поэтому эскадры уходили в
прыжок - каждая со своей позиции - предварительно сильно
рассредоточившись, чтобы при возвращении в свое пространство избежать
столкновений. Так что сейчас, завершив переход, они оказались
разбросанными в пространстве на значительном удалении кораблей друг от
друга. Убедившись, что переход прошел благополучно и ни кораблям, ни их
экипажам не был причинен никакой ущерб, командующие эскадр отдали
приказание своим капитанам - сближаться и занимать отведенные им места в
боевом строю. Одновременно каждая эскадра устанавливала связь со всеми
остальными, поскольку они не находились в пределах прямой видимости одна
для другой, а также с Центром Коалиции, который должен был координировать
действия всех эскадр и подавать нужные команды.
Перестроение кораблей в боевые порядки также произошло относительно
благополучно - если не считать того, что оно потребовало больше времени,
чем можно было предположить. Но в этом нет ничего удивительного. Флоты
семнадцати миров скопления Нагор были созданы и обучены в первую очередь
для оборонительных, а не наступательных действий, и операции такого рода
были им в новинку, времени же для серьезной тренировки и военных учений им
просто не дали. Так что адмиралам и капитанам приходилось решать новые для
них задачи "с листа". Учитывая это, надо признать, что они справились
совсем неплохо.
Впрочем, первый наблюдатель остался недоволен. Хотя ему это
простительно: он никогда не был ни адмиралом, ни даже командиром крейсера.
Когда каждая эскадра упорядочила, наконец, построение своих кораблей,
наступил следующий этап операции: каждая эскадра должна была найти в
пространстве и занять точно установленное для нее место. С таким действием
они тоже сталкивались впервые: при обычных операциях по патрулированию
своего околопланетного пространства, а также при дружественных визитах в
другие миры Нагора или в учебных походах такая точность вовсе не
требовалась, потому что после выхода из сопространства не имело особого
значения, по какой именно траектории пойдут корабли - был бы правильно
рассчитан курс. Здесь же дело обстояло иначе.
Цель у всех семнадцати эскадр была одной и той же: целью являлся
Ассарт. Сейчас, заняв позиции, которые в этой операции именовались
промежуточными, эскадры могли, конечно, устремиться к Ассарту, развив
полный ход в своем привычном пространстве. Однако в составе каждой эскадры
были корабли разных классов, обладавшие различными тактико-техническими
данными; и если во время сопространственного перехода их скорости
уравнивались - тут на них работало само сопространство, в котором, как мы
уже знаем, не существует времени, а следовательно, нет и самого понятия
скорости, - то при действиях в обычном пространстве каждая эскадра
двигалась бы, как легко понять, со скоростью самого тихоходного из своих
кораблей. В результате переход занял бы так много времени, что
оборонительные силы Ассарта успели бы не только заметить приближение
противника, но и самим занять выгодные для его встречи позиции, а также
привести в боевую готовность войска на поверхности планеты, что
значительно затруднило бы предполагаемую высадку десантов или сделало ее
вообще невозможной.
Следовательно, единственно выигрышным вариантом являлся именно тот,
который Коалиции и предстояло осуществить: заняв с точностью до десятков
метров свои места, корабли должны были снова совершить сопространственный
прыжок - с тем, чтобы вторично возникнуть из ничего уже не то, что в
пределах видимости, но в непосредственной близости планеты - и немедленно,
не тратя более времени ни на какие уточнения и перестроения, приступить к
высадке десантов и к уничтожению оборонительных кораблей Ассарта.
Предполагалось, что главные силы воинственной планеты к тому времени сами
уже отправятся в поход по семнадцати различным направлениям и будут
находиться в сопространстве, где не смогут ни получить какую-либо
информацию, ни тем более изменить курс на обратный, чтобы прийти на помощь
своим немногочисленным и слабым кораблям защиты. План, как мы видим, был
выигрышным, но выполнение его сулило множество сложностей, и в первую
очередь - ту, что второй выход из сопространства предстояло осуществить
буквально на пятачке, и уж тут так, чтобы избежать не только прямых
столкновений (вероятность которых, по подсчетам, была необычно велика), но
и просто путаницы, когда корабли разных эскадр, подчиненные разным
командующим, могли оказаться в одном и том же районе пространства, и
опять-таки потребовалось бы время, чтобы каждый из них нашел свой район и
эскадры вновь обрели способность действовать слаженно и четко. Избежать
подобных неприятностей можно было, лишь начиная переход из строго
определенной точки и уходя в сопространство по точно рассчитанному и
соблюдаемому курсу. Все это было непривычно и ново. Так что нет ничего
удивительного в том, что и капитаны, и адмиралы, да и все экипажи изрядно
волновались, готовясь к решающему броску, - а волнение, как известно,
плохой помощник в делах, в которых требуются спокойствие и точность.
Спокойному, деловому настроению экипажей и даже командиров отнюдь не
способствовало и еще одно обстоятельство. Совершенно непонятным образом по
кораблям - и не одной какой-нибудь эскадры, но всей Коалиции -
распространились странные и нелепые слухи о появлении на кораблях какой-то
женщины, уже получившей в кубриках имя "Улыбающейся дамы". Согласно этим
слухам, она совершенно неожиданно возникала то в центральных постах, то в
кают-компаниях, то в кубриках, то у корабельных инженеров. Она была молода
и красива, почти всегда улыбалась - правда, улыбкой не обязательно
доброжелательной, ни с кем не разговаривала, но ко многим приближалась;
она, как гласили те же слухи, совершенно точно понимала все, что ей
говорили - хотя охотников завести разговор с Улыбающейся дамой было не
так-то много, - на сказанное реагировала изменением выражения лица,
немногими жестами, при попытках вступить с нею в физический контакт могла
тут же исчезнуть - но были якобы случаи, когда дама тут же появлялась
снова в другом конце помещения; она внимательно читала показания приборов,
что посторонним ни в коем случае не полагалось делать; однако не пыталась
каким-либо образом повлиять на действия людей или на движение кораблей.
Говорили, что один из младших офицеров некоего корабля (правда, названия
тут приводились разные, что лишний раз свидетельствует о том, что все эти
истории были высосаны из пальца и являлись обычной травлей, без какой не
обходится ни на одном корабле) испугался до такой степени, увидев, что
дама протягивает руку к пульту управления огнем крейсера, что выпустил в
нее семь пуль из личного оружия - и без всякого успеха (шепотом прибавляли
даже, что одна из пуль срикошетировала от переборки так неудачно, что
поразила в плечо самого стрелка, которого пришлось подменить на вахте и
отправить в госпитальный отсек). Командирами кораблей и командующими
эскадр, а также старшими офицерами всех боевых единиц были приняты
серьезные меры для искоренения вредоносных слухов - вплоть до чтения
лекций о материализме как единственно верном философском учении. С
глубоким сожалением мы должны отметить, что нижние чины кораблей, не
возражая против материализма как такового, от веры в Улыбающуюся Даму
нимало не отказывались, ибо, по их представлениям, она была не менее
реальна, чем, скажем, командующий эскадрой. Однако проведенная работа все
же увенчалась определенным успехом, заключавшимся в том, что о Даме
перестали говорить громко и в присутствии командиров. Если уж быть
совершенно откровенными, мы должны упомянуть и о том обстоятельстве, что
сами старшие офицеры в Улыбающуюся Даму верили не меньше, а может быть,
даже больше, чем их подчиненные - поскольку в офицерских каютах и
кают-компаниях она появлялась даже чаще, чем среди нижних чинов. Одним
словом, эти труднообъяснимые явления, как мы уже упоминали, никак не
способствовали спокойствию и четкости действий экипажей по нахождению и
занятию промежуточной позиции перед решающим броском на Ассарт.
Однако всему на свете бывает конец - в том числе и маневрам космических
крейсеров. Нужные позиции были наконец заняты с большей или меньшей
точностью - но командование убедилось, что более высокой точности достичь
просто невозможно, потому что пока одни корабли, чуть дыша двигателями,
уточняли свое местоположение, другие со своих мест сходили - хотя бы
потому, что из-за близости кораблей друг к другу возникали неучтенные
гравитационные влияния. Так что в Центре Коалиции в конце концов решили
уповать на Бога (не входя в обсуждение - какого именно, поскольку
семнадцать миров обладали семнадцатью основными религиями и неучтенным
количеством мелких конфессий) и дали команду на старт.
И вот только что оживленное, как воскресный базар, пространство вдруг
заколебалось, семнадцать эскадр двинулись - и снова наблюдать можно было
лишь равнодушную пустоту.
Ничто не утомляет так, как отдых.
К такому выводу я пришел, когда наступил третий день моего заключения.
Действительно, условия для отдыха здесь были если и не первоклассными, то,
во всяком случае, вполне приемлемыми. Было на чем спать и на чем сидеть,
кормили неплохо, потому что за неимением специального тюремного хозяйства
в Жилище Власти мне подавали все то, что готовилось для самого Властелина
и его оравы; допросами мне не докучали - тот памятный разговор с Изаром
так и остался единственным, потому что ему сейчас, надо полагать, было не
до меня, а с другими мне и разговаривать было не о чем - или, если
вдуматься, это им нечего было мне сказать. Соблюдалось и еще одно
непременное условие настоящего отдыха: отсутствовали все и всяческие
средства массовой информации, так что политика - основной источник
нервного расстройства в любом, обществе - для меня в эти дни оставалась
совершенно черным ящиком. То есть все было, как по заказу, приспособлено
для того, чтобы расслабиться и набраться сил для возможных - а я думал
даже, что неизбежных - усилий и неприятностей.
И все же мне было не по себе. Чего-то не хватало. Сперва я думал, что
Ястры. Потом, на миг представив ее в этих апартаментах, ясно понял: нет,
не ее. Недоставало чего-то другого. Я слегка напрягся и сообразил: дела.
Дела мне не хватало. Я, к сожалению, давно разучился отдыхать больше
одного дня, и с этим ничего нельзя было поделать.
Придя к выводу, что мое пребывание здесь слишком уж затягивается, я
мысленно произнес несколько неодобрительных слов в адрес Руки, который,
вопреки обещаниям, после единственного визита сюда так ни разу и не
показался. Впрочем, я ругал его не очень крепко, потому что понимал: в
нынешней неопределенной обстановке и с ним каждую минуту могло произойти
нечто подобное тому, что случилось со-мной - а могло и намного похуже.
Самым разумным было бы набраться терпения и ждать. Однако терпение здесь
не выдавалось ни на завтрак; ни на обед, ни на ужин, а прежний мой
скромный запас я успел уже целиком растратить. Так что терпеть я более не
желал.
Тогда я нашел наконец подходящее для моего положения и достаточно
увлекательное занятие, а именно - принялся обдумывать способы, при помощи
которых можно было бы как можно скорее и надежнее, выбраться отсюда - и
так, чтобы по возможности никогда не возвращаться в эту гостеприимную, но
уж очень надоевшую мне камеру.
Способов было множество, но выбрать из них подходящий оказалось делом
очень затруднительным. Те, кто изобретал эти способы, явно не имели в виду
меня и мое положение. Например, мне пришлось начисто отвергнуть вариант
побега с перепиливанием оконной решетки. Причиной послужило полное
отсутствие как пилящего инструмента, так и самой решетки, а равным образом
и окна, которое она должна была украшать. Конечно, классическая литература
рекомендует в таких случаях получать пилку или напильник в пироге или
хлебе; но и то, и другое мне подавали в нарезанном виде, Ястра же не
догадывалась, видимо, что просто обязана поддерживать меня передачами -
видимо, она читала какую-то другую литературу, не ту, что я. Да и,
откровенно говоря, я прекрасно понимал, что ей сейчас наверняка не до
передач: не исключено, что и сама она находилась под арестом - пусть даже
домашним. Властелин, насколько я мог судить, был на нее очень зол.
Вообще-то его можно было понять, если захотеть. Другое дело, что я не
хотел.
Другой способ побега заключался в том, чтобы вырубить стража, когда он
доставит мне очередной поднос с кормежкой, переодеться (опять-таки по
классическим образцам) в его униформу, засунуть его в бессознательном
состоянии и в упакованном виде под койку, запереть камеру снаружи и, как
ни в чем не бывало, выбраться на свет Божий. Этот вариант, как мне сперва
показалось, лежал ближе к истине, потому что для его осуществления не
требовались никакие передачи с воли: обе руки были при мне, пара ног -
тоже, и умение ими пользоваться меня пока еще не оставило. То есть
технически этот проект можно было реализовать - во всяком случае, его
первую часть. Аллегро кон грациа. Но вот дальнейшее - Аллегро мольто
виваче - как-то не очень конструировалось. Потому что я достаточно хорошо
помнил путь, которым меня доставили сюда - по всем этажам и переходам, - и
представлял, что прежде, чем обрести свободу действий, я должен буду
миновать, самое малое, три запирающихся и охраняемых двери; причем охрана
будет находиться не по мою, а по другую сторону каждой двери; охрана
принадлежит к той же самой команде, что и тот парень, который принесет мне
еду - и трудно предположить, что они примут меня за него и любезно отворят
двери, чтобы позволить нокаутировать себя с первого удара. Нет, хотя в
этом варианте что-то и было, но при тщательном анализе он показался мне
слишком уж сложным; а я всегда, начиная с первого класса начальной школы,
предпочитал решать задачки в один, от силы в два вопроса, а вовсе не
систему уравнений с тремя неизвестными, да еще под радикалом.
Что еще? Сделать подкоп? Но из орудий у меня были, как уже сказано,
лишь руки, а для того, чтобы пробиться через бетонный пол, десять пальцев
- не самый лучший инструмент.
Иными словами, могло показаться, что все классическое образование
ничего не стоит, если не может подсказать верного способа выбраться из
заключения. Однако классика всегда способна постоять за себя - если только
сохранять верность ей. Так получилось и в моем случае. Классика все-таки
помогла. Правда, не она одна, но еще и те разнообразные умения, какими
меня наделили на Ферме, когда я проходил там ускоренный курс эмиссарских
наук. Помню, тогда я сперва изрядно удивился тому, что эмиссар Мастера
должен уметь не только вести сложные дипломатические переговоры на любом
уровне, но и драться, и даже умирать. Да, между прочим, умирать меня там
тоже научили. Правда, не более, чем на два часа; при нарушении этого срока
смерть могла оказаться необратимым процессом, что в данной обстановке
казалось мне преждевременным.
Итак, я решил умереть, как один из персонажей одного из великих
романистов моей планеты (я имею в виду не Ассарт). С той лишь разницей,
что там умер один, а ожил другой, я же намеревался объединить обе этих
функции в собственном лице.
Для того, чтобы умереть по-настоящему, мне требовалось время.
Подсчитав, я пришел к выводу, что лучшее время для смерти - примерно минут
за сорок до обеда. Когда страж притащит свою палитру с закусками и прочим,
я уже буду приятно прохладным на ощупь, да и все прочее будет именно
таким, каким полагается.
Такое решение оставляло мне еще целый час на подготовку. Это только
тем, кто не пробовал, кажется, что взять и помереть - так просто. Ничего
подобного; во всяком случае, когда вы делаете это по собственной
инициативе и с точным расчетом. Прежде всего, я выбрал место. Самым
удобным казалась койка (я понимал, что некоторое время мне придется
пролежать на одном и том же месте: на койке будет, по крайней мере,
мягко), но, поразмыслив, я пришел к выводу, что это будет выглядеть
слишком уж благополучно, а такое впечатление было мне ни к чему: я ничем
не болел, не жаловался, так что умирать мне было вроде бы не с чего -
однако для полного правдоподобия должна была существовать ясная и
очевидная причина. Так что койку пришлось, хотя и не без сожаления,
отвергнуть. Я решил, что умру на полу, возле стола. Я чуть было не сказал
"на голом полу" - однако это было бы отступлением от истины, поскольку пол
в моей камере был затянут ковром, хотя и не Бог весть каким. Так что
умереть мне предстояло около стола, лежа навзничь на коврике.
Именно около стола: он-то и должен был послужить орудием моего убийства
- или, может быть, в данном случае уместнее сказать "самоубийства"?
Человек падает; предположим, он пытался проделать какое-то гимнастическое
упражнение, скажем, сделать сальто - и ему не повезло: он ударился виском
об угол стола - и дело с концом. Несчастный случай. Я знал, что
происшествие никого особенно не удивит: наверное, не было такого
охранника, который не видел бы, как я разминался в камере несколько раз в
день - просто так, от скуки и для поддержания тонуса. Так что - все ясно,
все очень печально...
Найдя нужное место, я еще подумал относительно своей позы, в которой
меня должны найти. Навзничь - да, красиво, но насколько убедительно?
Поразмыслив, я решил, что изобретать здесь нечего: я просто сделаю сальто,
не доведу его до конца, и как упаду - так уж и останусь лежать. Все должно
быть естественным, даже смерть. Конечно, стукаться виском об стол я не
собирался, это было совершенно не нужно.
Что же - можно и приступать. Я снял с себя все лишнее и остался в таком
виде, в каком обычно проделывал свои упражнения. Сейчас главным было -
чтобы никому не вздумалось нанести мне внеочередной визит; но я был
уверен, что ничего подобного не случится. Тогда я уселся неподвижно и
сосредоточился, создавая выразительный синяк, подкожную гематому в области
левого виска, с небольшой, но достаточно заметной ссадиной в центре. Это
довольно простое дело - для тех, кто обучен, все зависит от того,
насколько вы владеете своим организмом - или просто состоите при нем. Я
почти всю жизнь состоял при своем капризном организме - пока Мастер не
заставил меня взять свое тело в свои руки.
Через несколько минут синяк уже красовался на выбранном для него месте.
Он был не то, что совсем как настоящий - он и был настоящим, и любой врач
не сказал бы ничего иного. Потом я разыграл все, как по нотам: размялся,
сделал хорошее сальто, а второе неудачное и упал, как мне и полагалось.
Теперь оставалось главное: умереть.
Для этого прежде всего нужно было отвлечься от всего, что не имело
прямого отношения к делу, и сосредоточиться. Умереть - хотя бы временно -
дело серьезное. Не меняя позы, я закрыл глаза, приводя себя в нужное
состояние. Когда почувствовал, что оно достигнуто, начал запасаться
воздухом. Это вовсе не значит - раздуть легкие до предела: там его все
равно хватит не более, чем на несколько минут, а мне нужно было набрать
воздуха на два часа - предел моих возможностей. Для этого нужно растворить
как можно больше воздуха в крови, а также зарядить им многие составные
части организма - те, какие обычно в этом процессе не участвуют не потому,
что не могут, а по той причине, что никто от них этого не требует. Делать
это нужно с большой осторожностью, чтобы не нанести большего вреда, чем
получить пользы. Я действовал тем осторожнее потому, что практика моя была
ничтожной: на Ферме я умирал всего два раза - там решили, что с меня
хватит, они, вернее всего, полагали, что на практике это умение вряд ли
мне пригодится. Но вот - понадобилось...
Когда я понял, что воздуха во мне не меньше, чем в баллонах акваланга
(хотя и не под тем давлением), пришло время перейти к главной части
действия. И тут я вдруг понял, что боюсь. Просто боюсь. Мало ли что я
делал там, на Ферме: там рядом были инструкторы, во все глаза наблюдавшие
за мной и в любой момент готовые помочь: они-то знали, что происходящее со
мной является процессом обратимым. А те, кто найдет меня здесь, будут
уверены в противоположном, и не только не постараются мне помочь, но
напротив - еще сделают что-нибудь такое, после чего не останется сомнений
в моей смерти не только у других, но и у меня самого. Да и вообще - в
одиночку умирать как-то намного тоскливее, чем на людях...
Но другого выхода я сейчас не видел. И в конце концов справился со
страхом, усердно нашептывавшим мне, что сидеть здесь вовсе не так уж
плохо, и можно терпеть еще неопределенно долгое количество времени. В
конце концов, не мой это был мир, не мои проблемы тут решались, моя
планета находилась далеко, и там у нас хватало своих вопросов. Страх порой
находит очень убедительные аргументы. И поскольку добром его утихомирить
оказалось невозможно, я грубо приказал ему заткнуться; от некоторой
растерянности он умолк, а я тем временем решился и остановил сердце - в
точности так, как меня учили. В конце концов, мне не впервые было умирать.
Когда это случилось в первый раз, я очнулся в далеком будущем и полетел к
звездам. Где-то я очнусь сейчас?.. Во второй раз меня разнесло в мелкие
дребезги; интересно, не придется ли мне на этот раз собирать себя по
кусочкам?
Вот такие веселые мысли посетили меня, пока угасало сознание и я более
не мог его регулировать.
Потом я оказался в стороне и наверху - кажется, под самым потолком. С
интересом полюбовался на мое тело, лежавшее внизу у стола в очень
неудобной позе, и порадовался тому, что оно сейчас ничего не ощущает. Тело
было ничего, вполне приличное, стыдиться его особо не приходилось. Только
уж очень безжизненное какое-то. Мне стало обидно, что вот оно лежит, а
никому и в голову не приходит поинтересоваться - как там тело заключенного
Советника Жемчужины Власти - в порядке ли оно, не промахнулось ли оно,
делая очередное сальто, не ударилось ли виском об угол стола... Нет,
какие-то уж очень равнодушные, бесчувственные люди в Жилище Власти на
планете Ассарт...
Однако вскоре мне пришлось изменить свое мнение о них. Сразу после
того, как мне - бывшему мне - принесли обед. Интересно было смотреть, как
страж совершенно спокойно вошел в камеру, неся поднос со всякими вкусными
вещами (но мне почему-то совершенно не хотелось есть), увидел лежащее
тело, вздрогнул, подбежал к столу почему-то на цыпочках - словно я спал, -
освободился от подноса и наклонился ко мне. Он сделал все, что полагается
в таких случаях. Поискал пульс на руке и на шее; поднял веко и заглянул
мне в глаз - не мне, конечно, моему телу. Наконец из какого-то из своих
многочисленных карманов вытащил зеркальце ("Франт, - подумал я, - еще
зеркальце с собой таскает!" Но стражник был молодым парнем - почему бы ему
и не думать о своей внешности?) и поднес его к моему лицу - к губам, к
носу. Тело не дышало; не для того я с ним столько работал. Стражник снова
взял тело за руку - на этот раз с какой-то опаской, как хрупкую и
неприятную на ощупь вещь. Я подумал, что уже можно почувствовать, что
температура значительно упала, немного времени осталось и до окоченения.
Парень, видимо, убедился в том, что тело больше не живет. И опрометью
кинулся в коридор, даже не подумав запереть за собою дверь. Да и зачем,
если разобраться?
Прошло еще немного времени - и в мою камеру набилось столько всякого
народа, что трудно было понять, как они все там умещаются. Среди них были
стражники, какие-то чиновники и, самое малое, два врача.
Некоторое время они мудрили над моими бренными останками, хотя не знаю,
что там было раздумывать и пробовать. Но наконец пришли к единогласному
выводу, что я мертв. Спросили бы меня - я бы сразу сказал им то же самое,
и не пришлось бы терять столько времени. А время - не знаю, как им, а мне
было Дорого. Потому что прошло уже - я чувствовал это совершенно точно -
никак не менее сорока пяти минут с момента моей смерти. Следовательно, я
располагал еще лишь часом с четвертью - после чего пришлось бы либо
оживать, либо умирать всерьез и надолго (не скажу "навсегда", потому что
навсегда не умирают; надолго - да, это возможно). Я надеялся, что за это
время меня вынесут отсюда куда-нибудь - где полагается пребывать
покойникам до совершения печального ритуала. Я предполагал, что место это
не будет охраняться столь бдительно, как эта часть Жилища Власти. Так что
оттуда я смогу исчезнуть без особых трудностей - а им впоследствии
останется лишь удивляться тому, что какой-то псих стащил мертвое тело для
неизвестного употребления. Но все это, повторяю, - лишь в случае, если они
со всеми своими делами уложатся в час пятнадцать... нет, теперь уже в один
час десять минут.
Правда, констатировав смерть, они вроде бы зашевелились поактивнее.
Сделали, я полагаю, несколько дюжин фотографий с разных точек;
одновременно один из присутствовавших строчил протокол. Притащили носилки;
тело подняли без особого почтения и положили на них. Стащили с моей же
койки простыню и накрыли меня вместе с носилками. Я - тот, что наверху -
почти совершенно успокоился: у меня оставалось еще пятьдесят пять минут, и
за это время они куда-нибудь меня да принесут. Но тут-то и произошло самое
неожиданное и опасное, о чем я почему-то вовремя не подумал. Хотя если бы
и подумал - что изменилось бы?
Короче говоря - в камере появилась Ястра.
Нет, появилась - не то слово. Она вторглась, ворвалась, влетела со
скоростью (и с температурой) добела раскаленного метеорита. Расшвыряла
всех. Опустилась на колени у носилок. Сорвала и отбросила простыню.
Уронила голову мне на грудь. И заплакала. Прочие потерлись около стенок и
стали понемногу ускользать в дверь - вроде бы из чувства такта, чтобы не
мешать Жемчужине переживать утрату; на самом же деле, полагал я - потому,
что всякий обитатель Жилища Власти хорошо знал, что Супруга Власти бывает
крута на расправу, так что лучше было не попадаться ей под руку, когда она
находилась не в себе. А сейчас именно так и обстояло дело. Поэтому вскоре
на месте происшествия остались только те, кому предстояло нести носилки,
да еще один из медиков; но и они сгрудились у дверей с другой стороны, в
коридоре, так что тут мы с Ястрой остались наедине.
Она плакала искренне, и мне было очень жалко ее. Я ругал себя за то,
что не подумал о ней, когда замыслил применить такой вот способ
освобождения. Может быть, полагал само собою разумеющимся, что печальная
весть дойдет до нее лишь после того, как я освобожусь - честное слово, я
рассчитывал, что как-то смогу ее предупредить, да и вообще я надеялся в
первую очередь спрятаться у нее, в наших с нею апартаментах, а потом уже
найти удобный случай выскользнуть из этого дома вообще. Но сейчас все эти
идеи и сожаления были ни к чему. Ястра плакала, а время шло.
И тут я вдруг подумал: а так ли уж мне хочется возвратиться в это мое
тело?
В самом деле. Оно не так уж мало пожило на свете. Повидало и
почувствовало всякого. Конечно, я привык к нему, мне было в нем не так уж
и плохо; однако все равно ведь придется расставаться с ним, теперь уже
скорее чуть раньше, чем чуть позже. Так стоит ли подвергать его - и себя -
еще каким-то дополнительным переживаниям, передрягам, неудобствам - когда
сейчас я все сделал наилучшим образом, и единственное, что мне осталось
совершить - это не возвращаться в свой организм. И все.
И сразу - к чертям все заботы, которые мешали мне спокойно
существовать. Не мои заботы к тому же. Чужие.
Итак?..
Ястра прощается со мной. Вот сейчас. Для нее я умер. И вряд ли смогу
воскреснуть. Все-таки, как правило, люди умирают единожды. Я - исключение.
Вряд ли мне нужно подвергать ее излишним потрясениям. И, с другой стороны,
ничто больше не помешает мне снова встретиться с Элой. С единственной и
всеобъемлющей.
Так ли уж ничто? - подумал я. - Но Мастер, кажется, не напрасно
предупреждал меня? Он может помешать.
Он рассчитывает на меня - а я выйду из борьбы и тем самым подведу его.
И то дело, которым он занят.
А Мастер не занимается пустяками.
И еще. Ястра - сейчас, тут - останется без защиты. Никто не будет
стоять рядом с ней, как все последнее время - со дня нашей встречи - стоял
я. И никто не закроет ее от удара.
Нет, - подумал я. - Конечно, уйти сейчас было бы очень приятно. Но не
по-мужски. Мужское и приятное - совсем разные вещи.
Нет, капитан. Нет. Такой выход - не для тебя. Разве ради этого тебя
дважды вытаскивали из небытия?
Нет. Придется тебе влезть в свою старую барабанную шкуру. И пусть жизнь
отстучит на ней еще пару-другую маршей.
Сколько у меня остается времени? Четверть часа.
Но, к счастью, носилки с моим телом уже подняли. И несут. Миновали одну
охраняемую дверь. Вторую. Третью. Прекрасно. Вот я и вышел из-под охраны.
Постой, а куда, собственно, меня несут? И почему Ястра идет не позади
носилок, как приличествовало бы, а впереди?
Однако, знакомые места, знакомый коридор...
О! Мы же направляемся прямо в наше крыло Жилища Власти! В апартаменты
Ястры. И, кстати, мои тоже.
Ну, и что же в этом удивительного? Неужели можно было подумать, что
Ястра позволит, чтобы меня похоронили, как неизвестного бродягу? Я же,
как-никак, Советник, царедворец высокого ранга. Может быть, уже и герцог?
И во всяком случае, ее - ну, скажем, очень близкий человек.
Естественно, что она хочет, чтобы прощание со мной было обставлено
должным образом. И поэтому моему телу полагается лежать не где-нибудь, а в
самой большой и соответственно убранной комнате ее половины.
Прямо жалко становится, что мне не придется этим полюбоваться. Потому
что времени у меня уже почти не осталось. Считанные минуты.
Интересно, куда меня сейчас положат? Ага: занесли в мою комнату. Тело
уложили на мою же кровать. Очень любезно.
Гони, гони их, Ястра! Вот так, молодец. Теперь закрой дверь поплотнее.
Ага, ты и сама выходишь? Наверное, чтобы отдать необходимые распоряжения.
Напрасные хлопоты. Мне, право, жаль, что я доставил тебе столько излишних
волнений.
Ну, вот и время...
Почему-то сначала было очень трудно дышать. И кружилась голова. Но я
заставил себя спустить ноги с постели и сесть. Несколько минут я
приноравливался к новым - вернее, старым, но сейчас новым ощущениям. Не
думал, что от своего тела можно отвыкнуть так быстро. Теперь придется
привыкать заново.
Надо поспешить. Потому что самым лучшим было бы - исчезнуть, пока никто
не пришел. Даже Ястра. Если она увидит меня воскресшим, то наверняка - не
упадет в обморок, нет, этого с нею, насколько я знаю, не бывает, но уж
завизжит обязательно. И поднимет на ноги весь дом. После чего меня в
лучшем случае опять посадят. А в худшем - примут за порождение нечистой
силы и начнут стрелять. Но не ради этого ведь я возвратился в свою бренную
оболочку!
Медленно-медленно восстанавливается температура. И мысли текут как-то
тяжело, вязкие, как смола. Вне тела думается намного легче.
Шаги в коридоре. Ее шаги. Наверное, надо снова лечь. Чтобы она хоть не
начала визжать с порога. И потом сделать вид, что медленно-медленно
прихожу в себя. Что, кстати, будет весьма недалеко от истины.
Я едва успел плюхнуться на кровать, когда она вошла. Придвинула стул к
кровати. Села. И застыла.
Все-таки очень тяжело причинять близкой женщине столько горя.
Прошло минут пять полной неподвижности. Потом я не утерпел и чуть-чуть
приоткрыл глаза.
И встретился прямо с ее взглядом. Нет, он не выражал ни горя, ни
растерянности. Взгляд был пристальным и спокойным, а на губах Ястры играла
легкая усмешка, не сулившая мне ничего доброго.
Когда она увидела, что мои ресницы дрогнули, она сказала совершенно
спокойным, будничным голосом:
- Ну, вставай, вставай. Не то дождешься пролежней.
Ничего другого не оставалось. Я сел на кровати.
- Ах ты, комедиант задрипанный, - сказала Жемчужина и Супруга Власти
мира Ассарт.
После этого она дала мне пощечину. Крепкую, от всей души. Потом
поцеловала. Засмеялась. Выдала по второй щеке. И снова поцеловала.
- Ну, хватит, хватит, - сказал я. - Хорошего понемножку. Нет, целовать
можешь и дальше. Эх, ты. Могла бы и еще поплакать.
- А я и плакала, - сказала она. - Пока не поняла, что все это - твои
штучки.
- Как же ты это поняла?
- Именно потому, что долго плакала.
Я напрягся и понял. Она ревела, лежа головой на моей груди. Значит, я
остановил сердце все-таки не до конца, и раз в минуту или две оно
сокращалось. Ни один врач не станет выслушивать покойника две минуты. А
Ястра не спешила. И уловила этот единственный, быть может, стук. Нет, с
женщинами хитрить бесполезно, это я давно понял.
Но все-таки не удержался и спросил:
- Но если ты поняла, что я жив... почему не сказала им?
- Потому что поняла: так тебе нужно.
- Разве ты знала, что я умею умирать?
- Я о тебе знаю все на свете, - сказала она.
- Откуда?
- Да от тебя же. Великая Рыба! Если бы ты знал, как много говоришь
всякого, когда...
Тут она ухитрилась несколько покраснеть. Я просто не мог не поцеловать
ее. Через некоторое время Ястра сказала:
- Ну, не будем терять времени.
- Что ты намерена делать?
- Не я, а ты. Уезжать немедленно.
- Здесь нельзя укрыться?
- Сейчас - нет. Я ведь сама под арестом. Изар сменил всю охрану. Теперь
кругом - его люди. Твоих среди них нет.
- Где они?
- Точно не знаю. Они не настолько мне доверяли, чтобы... Но насколько
могу судить, местом вашего сбора назначен ваш корабль.
- А ты?
- Пока останусь здесь. Иди. Машина внизу. Поведешь сам. Удачи!
- Береги себя! - сказал я ей на прощанье.
Странно, однако, когда стало ясно, что войны не избежать, на душе сразу
полегчало.
Наверное, произошло это потому, что воевать для всех на Ассарте было
привычно. Не приходилось ломать голову над тем, что нужно делать, а чего
не нужно, и в какой последовательности делать, когда начать и когда
остановиться. Война всегда катилась по наезженной колее.
И хотя Властелин искренне хотел уладить дело миром, получить свою
историю без единого выстрела, сама жизнь показала, что без принуждения
никто и ничего отдать не хочет; однако даже небольшая угроза оружием
делает всех куда сговорчивее.
Да и в Державе - он чувствовал - война будет воспринята с большим
удовлетворением, чем долгие, запутанные и простым людям как правило
непонятные переговоры.
Последняя пуговица была пришита. И это означало, что к войне готовы все
и готово все. Можно было начинать хоть сию минуту. Корабли уже заняли свое
место в пространстве, чтобы по первой же команде уйти в прыжок и каждой из
семнадцати эскадр вынырнуть у назначенной планеты.
Но Властелин медлил.
Медлил он потому, что не чувствовал полноты, достаточности сделанного.
Самое малое, одно действие еще не было совершено. Сначала Изар думал, что
можно будет выполнить его уже в ходе военных действий. Однако чем дальше,
тем больше понимал, что не будет чувствовать себя спокойно и уверенно,
если до того, как будет подана первая команда, Леза с их будущим сыном не
окажется в безопасности. В самой большой безопасности, которую он только
способен обеспечить.
Где находится Леза, было известно. Оставалось лишь ударить по этому так
называемому Центру, истребить всех, кто намеревался защищать его, и
освободить маленькую, но такую нужную ему женщину.
Разумеется, столь несложную операцию можно было поручить любому - даже
не генералу, а просто достаточно опытному офицеру. Но Властелин решил, что
проведет ее сам. В конце концов, то было его частное, можно сказать -
семейное дело. И он никого не собирался в него вмешивать.
Ни один корабль и ни одна воинская часть из тех, кому предстояло
атаковать планеты, не будет отвлечена от своей задачи. Налет на Центр Изар
собирался совершить, используя лишь свою - Властелина - эскадру и свой
полк. Уже этих сил было более чем достаточно.
Правда, в последний миг возникли, как это обычно бывает, новые
осложнения. Советник Ястры, человек, который должен был, по замыслу Изара,
провести корабли кратчайшим путем к объекту налета, ухитрился увильнуть от
выполнения высочайшего приказания. Как доложили Властелину, арестованный
Советник умер; погиб в результате несчастного случая. Безутешная Ястра
похоронила его лично, при участии лишь немногих приближенных. Изар
признал, что это было сделано правильно: слишком уж сомнительной личностью
был покойный Советник, чтобы проводить полный, полагающийся сановникам
такого ранга, прощальный ритуал.
Изар даже искренне, от души пожалел Ястру. Каким бы подозрительным ни
был покойный, но к ней он был близок, Ястра, судя по всему, испытывала к
нему искреннее, подлинное чувство - а Изар теперь по самому себе знал, что
такое - остаться без того, кто тебе ближе и дороже всех остальных. При
этом для него, Изара, разлука была временной, Ястра же попрощалась со
своим фаворитом раз и навсегда.
Жалость к официальной супруге заставила Властелина несколько смягчить
домашний арест, под которым Ястра находилась. Во всяком случае, ей была
разрешена свобода передвижения в пределах Жилища Власти.
То, что Изар лишился проводника, не заставило его изменить свои
намерения. Приблизительные координаты станции, которая теперь именовалась
таинственным словом "Центр", были ему известны, его эскадра всегда
отличалась мастерством своих штурманов. Так что из-за отсутствия
проводника операция могла, по расчетам Властелина, затянуться от силы на
несколько часов. Эти несколько часов, подумал он, не играли никакой роли в
предстоящей войне.
Однако, чтобы не вызвать никаких кривотолков, которые могли бы повлиять
на боевой дух войск, Изар решил всю операцию по налету провести в условиях
сохранения полной тайны. Весь Ассарт должен был считать, что
Главнокомандующий по-прежнему находится в Жилище Власти и производит
последние уточнения.
Кстати сказать, экспедиция по разгрому Центра имела и некоторый чисто
военный смысл. Хотя сам Изар ни на секунду не поверил в то, что на станции
действительно располагается какой-то явно мифический Центр по руководству
сопротивлением планет - тем не менее, экспедицию можно было представить и
как рейд, имеющий целью лишение противника централизованного руководства.
Если, паче чаяния, окажется, что в этой точке пространства расположился -
ну, хотя бы небольшой центр по сбору и распространению информации, то
налет можно будет, после его завершения, характеризовать как успешную
военную операцию и именно ею датировать начало войны.
И во всяком случае, этот мотив служил достаточным объяснением для
эскадры Властелина и его гвардии. Если военные вряд ли пришли бы в
восторг, узнав, что им предстоит рисковать жизнью ради вызволения из плена
любовницы Главнокомандующего, - то лихой налет для уничтожения хоть и не
очень, может быть, значительного, но все же военного объекта, являлся
действием, вполне достойным и гвардии, и самого Властелина, желающего
показать, что он способен воевать не только на карте в комфортабельной
безопасности своего кабинета.
Перед тем, как стартовать, Изар должен был решить и еще одну достаточно
важную задачу. Хотя он намеревался отлучиться лишь на краткое время, но
Держава даже и нескольких минут не должна была оставаться без официального
повелителя. Обычно в таких - весьма редких, впрочем - случаях покидающий
планету Властелин передавал бразды власти в руки либо Наследника - если
Наследник существовал, либо Супруги Власти, которая существовала всегда.
Если к тому времени Наследник оказывался еще слишком маленьким, чтобы
самостоятельно решать государственные вопросы, его мать исполняла
обязанности регента при правящем Наследнике, а при ней, в свою очередь,
должен был находиться Советник - не только ее, это само собой разумелось -
но Советник Властелина, Ум Совета, второе лицо среди политиков Державы.
Для Изара положение, как мы понимаем, осложнялось тем, что Наследника у
него пока еще не было и не было Советника: старый Ум Совета, Смарагд
Власти, после неудачных переговоров на Лезаре окончательно порвал с
политикой и уединился в своем Лесном доме, достаточно далеко от Сомонта.
Что касается Супруги Власти, то, как мы знаем, ее отношения с Властелином
были более чем натянутыми, и она была на деле лишена всякой силы, если не
считать ее крыла в Жилище Власти, где ее распоряжения по-прежнему не
обсуждались.
Что мог предпринять Властелин? Ускорить появление на свет какого-либо
Наследника он никак не мог. Конечно, в его власти было - назначить наконец
собственного Советника. Однако именно этого Изар никак не хотел. Он не
видел вокруг себя таких людей, чьему совету мог бы безоговорочно доверять
- такова была первая причина. Вторая, вытекавшая из первой, заключалась в
том, что, согласно Порядку, Советник Властелина был несменяемым
сановником, хотя нигде, ни в каком законе это и не было записано. Главная
же для Изара причина заключалась в том, что он знал свою слабость - легкую
внушаемость, - и предпочитал не иметь рядом таких людей, у кого было бы
законное право внушать ему хоть что-либо. Пусть он решает не всегда лучшим
образом, - думал Властелин о себе, - но зато решает сам. Если же за него
будет решать кто-то другой - то кто тогда, если разобраться, будет
действительным Властелином?
Как было уже сказано, он признавал своим Советником, пусть
неофициальным, одну лишь Лезу. Сейчас ее не было рядом; но ведь он и
собирался в экспедицию ради того, чтобы она вновь оказалась рядом. Ее
страшно не хватало, и Властелин всерьез решил официально объявить ее своим
Советником, как только вернет ее на планету - и уже не в маленький домик в
Первом городском цикле, но в Жилище Власти.
Но пока этого не произошло - оставалось лишь одно: формально передать
власть Ястре. Никакого другого решения официальный Ассарт не понял бы и не
принял. В Державе традиции всегда были сильнее законов. Передать власть
ей; но при этом самым серьезным образом предупредить, чтобы она не
вздумала этой властью пользоваться - под страхом обвинения в антидержавной
деятельности, вслед за которым неизбежно последовал бы официальный развод
и исчезновение экс-супруги Власти в полной безвестности.
Так он и сказал ей, пригласив ее в свой кабинет и попросив всех
оставить их наедине.
Ястра, казалось, ничуть не удивилась очередной прихоти судьбы. А на
строгое предупреждение ответила лишь:
- Можешь поверить: Ассарт мне дорог не менее, чем тебе. Это и моя
Держава.
- О, разумеется. Но я боюсь, что ты сейчас не в самом уравновешенном
состоянии... и можешь принять какое-либо необдуманное решение. Тем более,
что и ты осталась без советника. Или, может быть, уже подобрала
кого-нибудь?
- Нет, - покачала головой Жемчужина Власти. - Я не спешу, беру пример с
тебя.
- Итак, ты обещаешь?..
- Готова. Но у меня возникло несколько вопросов.
- Вот как? Ну, пожалуйста, я слушаю.
- Переходят ли ко мне и обязанности Главнокомандующего?
Изар невольно улыбнулся: столь нелепым показалось ему такое
предположение.
- Ну, ты ведь отлично понимаешь, что - нет.
- Кто же заменит тебя?
- Официально - начальник Департамента Стратегии.
- Должен ли он будет согласовывать свои решения со мной?
Изар ненадолго задумался.
- А какой в этом будет смысл? Что ты понимаешь в военных делах?
- Мне кажется более важным - что в них понимает он. Ну, хорошо. Будет
ли он осуществлять общее командование и в случае, если... если в твое
отсутствие военные действия начнутся на нашей планете?
- Ты тоже наслушалась всяческих бредней! - рассердился Изар. - Этого не
произойдет. Да я ведь и отлучусь на считанные дни...
- И все же ответь.
- Ну ладно, - с досадой махнул рукой Властелин. - В таком случае
командовать будешь ты. Устраивает тебя такой оборот дел?
- Да, - проговорила Ястра невозмутимо. - Во всяком случае, постарайся
не очень задерживаться там.
- Этого ты могла бы и не говорить.
- В таком случае, желаю тебе успехов.
Как будто все было сказано: но Изар почему-то еще медлил. Наконец
спросил:
- Ну... а как ты себя чувствуешь?
- Прекрасно. Тронута твоим вниманием.
- Я узнал, что ты... так сказать, в положении?
- Я и не собиралась скрывать этого.
- И будешь рожать?
- Мне кажется, это совершенно естественно.
- И что же - ты полагаешь, что тот, кем ты разрешишься от бремени,
наследует Власть в Ассарте?
- Об этом я пока не думаю. Еще не время.
- Вот как! Когда же оно наступит?
- Когда станет ясно - под силу ли тебе будет изменить ритуал
наследования.
- Великая Рыба! - не удержался он. - Что происходит с женщинами!
- Им приходится заменять мужчин, - без промедления ответила Жемчужина.
- К счастью, пока еще не везде, - не остался в долгу Изар. - Итак, я
прощаюсь. Ненадолго.
- Надеюсь. Еще раз - желаю удачи и победы.
"Ну что же, - подумал Властелин, глядя на затворившуюся за Супругой
Власти дверь, - характер у нее остался тем же. Другой вопрос - к лучшему
ли это? Однако мне пора".
Он встал. Обвел кабинет взглядом. Хотя и покидал его очень, вроде бы,
ненадолго. Но война, пусть даже еще не объявленная - всегда чревата
неожиданностями. "Вот именно, - подумал он. - Чревата, то есть беременна
неожиданностями. Все беременны неожиданностями: Ястра, Леза, война..."
- Эфат!
- Бриллиант Власти?
- Я улетаю на пару дней. Власть остается у Ястры.
- Это мне уже известно. Властелин.
- Ты знаешь все на свете. Знаешь, как можно помочь имеющему власть, и
как помешать ему - если возникает такая необходимость.
Эфат не улыбнулся.
- Да, Властелин.
- Надеюсь на тебя.
- Не сомневайтесь.
- А может быть, мне тебя и назначить Советником, Эфат?
- О нет, Бриллиант Власти. Тогда я сразу лишусь всех преимуществ своего
положения.
- Наверное, ты прав. Машина подана?
- Все сделано, Властелин.
- Будь здоров, Эфат.
- Берегите себя, Властелин. В мире тревожно.
Изар усмехнулся. Кивнул. И вышел, больше не оглядываясь.
Корабли Эскадры Властелина стояли на стартовых. Небольшие скоростные
пространственные бриги. "Гвардейцам будет тесновато, - подумал Изар. -
Может быть, следовало взять с собой хотя бы один десантный транспорт? Нет,
он бы заставил нас тащиться ползком. И такие транспорты - первая мишень
для ракет противника. Ничего, пусть и гвардия немножко потерпит - ведь для
нее, вероятнее всего, война этим и ограничится. Зато будет о чем
поговорить потом на балах и празднествах в честь победы".
Победы, которая не замедлит прийти.
Изар стоял близ флагманского корабля своей эскадры до тех пор, пока
последние гвардейцы не исчезли в посадочных люках кораблей. Он чувствовал,
что волнуется. Не потому, что ощущал какую-то опасность или заметил хоть
малейшую неполадку. Нет. Просто потому, что война всегда волнует. Как и
всякое неведомое.
"Победа, - думал он. - Потом - История. А за Историей последуют и
всяческие изменения. И прежде всего - во всяком случае, в числе первых -
пострадают ритуалы наследования. Ради этого все и затеяно. Ради женщин.
Ради их детей...
А жаль, - подумал он затем, - что, по сути, командую этой операцией не
я. При всех своих чинах и титулах. Не хватает опыта. Ну что же - буду
набираться. Начиная с таких вот пустяковых, если говорить откровенно,
операций..."
Два Острия - эскадры и гвардейского полка - подошли к нему одновременно
и торжественно.
- Бриллиант Власти! Посадка войск на корабли завершена.
- Бриллиант Власти! Эскадра готова к старту!
- Благодарю, - ответил Изар.
Он зашагал к трапу флагманского брига. Оба командира следовали в двух
шагах позади. "Слишком много начальства для одного кораблика, - подумал
мельком Изар. - Но тоже - ничего не попишешь. Таков Порядок. Зато хоть
будет с кем поболтать, пока не придем на место..."
- Адмирал! Вы уточнили курс?
- Мы точно знаем место выхода, Властелин. Туда уже запущен маяк.
- По-моему, этого не следовало делать, - кашлянув, пробормотал командир
полка. - Если там бдительно несут службу...
- Не волнуйтесь, - сказал адмирал. - Это далеко от станции.
- Что сделано, то сделано, - подвел итог Изар. - Ну - в полет!
- Магистр! Вы меня слышите?
- Я вас прекрасно слышу, Охранитель.
- Сообщаю новость, которую вы непременно должны знать и использовать:
Властелин, его эскадра и гвардия покинули Ассарт. Иными словами, уловка
удалась.
- Я очень рад. Охранитель.
- Сейчас у нас возникла возможность наверстать все потерянное нами
время. И это осуществите именно вы.
- Объясните, Охранитель.
- Все очень просто. Необходимо, чтобы силы Ассарта начали действия
раньше, чем ими предусматривалось. Еще до возвращения Властелина на
планету.
- Я считал, что он вообще не вернется...
- Разумеется, для этого будет сделано все возможное. Однако не
исключены различные неожиданности... Так или иначе, все семнадцать эскадр
должны покинуть окрестности Ассарта буквально через считанные часы. Это
позволит нам предпринять штурм планеты значительно раньше, чем мы
предполагали. Сейчас выигрыш времени для нас - самое важное.
- Полностью согласен с вами, но не вижу реальной возможности поторопить
Ассарт. К сожалению, вооруженные силы Державы мне не подчиняются... Во
всяком случае, пока.
- Я прекрасно знаю, что в отсутствие Главнокомандующего войсками
повелевает Начальник Департамента Стратегии, генерал высшего ранга Уган
Темер.
- Совершенно верно. Охранитель.
- Вам необходимо как можно скорее попасть к нему.
- Может быть, вы подскажете - как?
- Очень просто. Явитесь немедленно в его департамент и заявите, что у
вас - важное поручение генерала Гор Аса.
- Это имя я где-то слышал.
- Это командующий войсками мира Вигул.
- Я не знал, что он заодно с нами.
- Заодно или нет - не имеет значения. Важно то, что он - старый друг
Начальника Департамента. В молодости генерал Гор Ас проходил стажировку в
Вооруженных Силах Ассарта.
- Что же я должен буду передать от имени генерала?
- Вы сообщите, что генерал, исключительно по велению старой дружбы,
предупреждает своего коллегу о том, что следует воздержаться от военных
действий против планет. Потому что самое позднее через три дня - через три
дня, Магистр, это очень важно! - все войска планет будут находиться уже на
оборонительных орбитах и всякая попытка атаковать миры кончится печально
для нападающих. Поскольку генералу Гору Асу известно, что через три дня
войска и флот Ассарта еще не достигнут полной готовности, всякое их
действие будет обречено на провал. Они будут разгромлены - каждая группа
на подступах к той планете, которую им будет приказано покорить.
- Кажется, я вас понимало, Охранитель.
- Было бы странно, если бы вы не поняли.
- Однако все это я должен буду передать на словах?
- Неужели кто-нибудь подумает, что такое сообщение может быть записано?
Это ведь смертный приговор писавшему!
- Логично. А что, если он поинтересуется, кто я такой и почему генерал
Гор Ас избрал именно меня для передачи этой информации?
- Вы объясните, что выполняли на Вигуле торговое и разведывательное
задание Властелина - как и многие другие.
- А если Начальнику Департамента захочется убедиться в том, что я
действительно принадлежу к числу посланных, и он заглянет в списки?
- У меня есть основания полагать, что списки эти находятся в секретной
части Жилища Власти, куда без специального разрешения Властелина не
получит доступа ни один сановник. Но Властелина нет на планете.
- Разрешение Властелина - или того, кто его заменяет.
- Вы знаете, кому он передал власть?
- Не имею представления.
- Я тоже не знаю. Но простая логика заставляет предположить, что
единственным человеком, которому он мог передать полномочия, является его
супруга.
- Ну, если учитывать их отношения...
- Сейчас, когда ее Советник более не стоит между ними, отношения эти
могли измениться.
- Пусть так. Где гарантия, что она не разрешит ему?
- Сомневаюсь, чтобы ее полномочия распространялись так далеко. Пройдет
еще немало времени, прежде чем Властелин начнет доверять ей по-настоящему.
Вернее было бы сказать: прошло бы немало времени... Потому что на деле
Властелин вряд ли вернется на Ассарт и снова сможет пользоваться властью.
- Я готов рискнуть, Охранитель.
- Я и не ожидал иного. И еще одно, Магистр. Думаю, что ситуация
складывается крайне благоприятно для вас. Власть у Супруги Властелина. Он,
вероятнее всего, погибнет. Не кажется ли вам, что именно теперь вы должны
официально выступить на сцену и предъявить претензии на Власть? Тогда
передача ее вам могла бы произойти совершенно в рамках традиций и Порядка.
- Я понял вас, Охранитель. Постараюсь сделать и то, и другое.
Начальник Департамента Стратегии Державы Ассарт выглядел человеком
одновременно окрыленным и угнетенным. Окрыляло его, как нетрудно понять,
внезапное - пусть и временное - возвышение до роли Верховного
Главнокомандующего. Угнетала же неизбежно связанная с подобными
возвышениями мера ответственности. Начальник Департамента, носивший на
погонах пять лучей и два солнца, был теоретиком и философом войны, но
никак не строевым командиром. И сейчас несколько растерялся от обилия
неизбежных перед началом войны вопросов, по которым ему полагалось иметь и
с уверенностью высказывать собственные суждения.
Находись он на своей обычной высокой должности, он ни в коем случае не
стал бы тратить время на выслушивание какого-то штатского недоумка,
вообразившего, что он может передать высокому генералу что-то важное.
Однако сейчас дело обстояло иначе: Начальник Департамента готов был
уцепиться за любую, даже самую маленькую возможность еще на какое-то время
отсрочить тягостный момент принятия решений. Просто тянуть время до
возвращения Властелина и не принимать никаких решений, не отдавать никаких
приказаний ему не позволяла его совесть; однако если можно было отложить
все эти запутанные дела на потом по той причине, что возникло нечто более
срочное и, быть может, даже важное, то такую возможность следовало,
разумеется, использовать на все сто процентов, а то и больше. В свое
оправдание генерал постарался даже припомнить примеры из старой и средней
истории, когда именно гражданские лица оказывали определенное
положительное влияние на ход военных действий и даже на судьбы армии.
Правда, ничего конкретного так сразу не припомнилось, однако генерал
отчетливо помнил, что где-то в истории такие примеры были. А это все
равно, как если бы он помнил все это наизусть.
Поэтому, к удивлению собственных адъютантов и всех прочих, кто
присутствовал в этот час в его приемной, временный Главком приказал
пропустить к нему этого самого штатского в обход множества достойных
военачальников, дожидавшихся решения своих проблем. Они никак не могли
предположить, что вся разгадка в том и заключалась, что у них были военные
проблемы, а у штатского - нет. Во всяком случае, так считал Начальник
Департамента Стратегии до того, как посетитель, заняв место в указанном
кресле, заговорил о приведших его к Главкому причинах.
Услыхав фамилию генерала Гор Аса, Начальник Департамента просто
обрадовался. Он понимал, конечно, что в предстоящей войне бывшие - да и
нынешние, если как следует разобраться - друзья выступят по разные стороны
линии фронта. Однако для профессионалов (а оба генерала, безусловно, были
высокими профессионалами) такое положение не является столь уж редким:
сегодня - по одну сторону, завтра - по разные, а послезавтра - отнюдь не
исключено, что и снова по одну и ту же. Вот таких примеров из истории
Начальник Департамента мог, даже не напрягая памяти, привести целые
десятки, и даже не из столь отдаленных эпох. Получить хоть какую-то
весточку от друга было очень приятно. Совершенно непроизвольно в памяти
стали одна за другой воскресать милые сердцу картины безмятежной юности -
а в жизни не бывает ничего слаще таких воспоминаний.
- Да, да, - проговорил он несколько размягченно. - Наш милый Гор Ас...
Ну, как вы нашли его? Надеюсь, в полном здравии и благополучии? Мне
кажется, служба его протекает весьма успешно... А как вам показалось?"
- Совершенно так же, Ваше могущество.
- А его супруга, очаровательная Лима - все так же порхает?
- Разумеется, Ваше могущество.
- Ну, я рад, очень рад... Бесконечно трогательно с его стороны, что он
не забыл передать мне свой привет.
- Разумеется. Но он просил передать не только это.
- Ну, и наилучшие пожелания, разумеется...
- Безусловно. А также некоторые конкретные и крайне конфиденциальные
сведения.
- О, узнаю нашего Гора: у него всегда было такое множество секретов. В
особенности по женской части, м-да... О, милая молодость. Надеюсь, то, что
он просил вас передать конфиденциально, не имеет отношения к женщинам?
- Ни малейшего.
- Это меня успокаивает. Что же, тогда рассказывайте.
Штатский гость заговорил. И по мере того, как он передавал информацию,
якобы исходившую от генерала Гора Аса и предназначенную Начальнику
Департамента Стратегии Ассарта, временный Главнокомандующий все менее
помнил о проделках и шалостях игривой юности и все более проникался
пониманием серьезности и в чем-то даже исторической неповторимости
момента.
Изложение информации, как мы знаем, не могло занять сколько-нибудь
долгого времени. Магистр старался быть по возможности кратким и
выразительным. Свое сообщение он завершил нейтральным:
- Вот все, что меня просили передать.
- Гм... да, - сказал Начальник Департамента. - Вот вы и передали, да.
Несомненно...
Он схватил себя пальцами за подбородок и задумался.
- Скажите", вы передали это только мне?
- Эти сведения предназначались только для вас: как же я мог передать их
кому-либо другому?
- Да-да, я так и подумал... А вы были там сами лично?
- Но как иначе я смог бы встретиться с генералом?
- Тоже верно. Если вы находились там с таким заданием, какое, по вашим
словам, было на вас возложено, то, надо полагать, вы составили и
собственное мнение о том, что там происходит?
- Мои впечатления, Ваше могущество, не расходятся со словами генерала.
Вигул, как и все остальные планеты Нагора, активно готовится к обороне.
- Ну, естественно. Не к наступлению же им готовиться! Это было бы по
меньшей мере смешно.
- Совершенно с вами согласен.
- Когда вы вылетели оттуда?
- Позавчера.
- Следовательно, если тогда он говорил о трех днях...
- Прошу извинить меня. Ваше могущество: он говорил о пяти. Это я взял
на себя смелость привести цифры в соответствие с сегодняшним днем.
- Вас не в чем упрекнуть, вы поступаете и мыслите весьма четко. Даже
странно встретить такое в гражданском обществе... Итак, три дня. И он
считает, что через три дня они смогут сделать нам от ворот поворот?
- По-моему, сказанное им нельзя истолковать никаким другим образом.
- И он уверен в том, что мы через эти три дня еще не будем готовы к
удару?
- Совершенно уверен, судя по его словам.
- Милый Гор, - проговорил Главком, но уже без всякой нежности в голосе.
- Значит, он полагает... Гм. Смеху подобно. Так что же - он рассчитывает,
что мы, получив такую информацию, сразу же скомандуем "отставить"?
Протрубим отбой?
- Мне трудно судить, что он имел в виду...
- Ах, да, разумеется. Я понимаю... Нет, но каков Гор! Решил, что мы
убоимся! Впрочем, он и в юности не отличался знанием логики. Что же, по
его мнению, я должен сделать, получив подобное сообщение?
- Ну, вероятно... Конечно, мое мнение штатского человека не имеет
никакого значения...
- Разумеется, ровно никакого. И все-таки интересно, что в таких случаях
может подумать именно штатский человек.
- Я полагаю, что единственное, что вы должны сделать - это доложить
полученную информацию Властелину. А затем - выполнять его указания.
- В армии не указывают, к вашему сведению, в армии приказывают, мой
друг. Доложить Властелину, вы говорите. Но можно ведь сказать и иначе:
доложить Главнокомандующему. Разве не так?
- Разумеется. Это ведь одно и то же.
- Не всегда, уверяю вас, далеко не всегда... Бывают ситуации, когда...
М-да. Но это уже внутренние дела Вооруженных Сил, и вам, человеку
штатскому, они совершенно неинтересны. Но вот давайте предположим, что я
доложил, как вы сказали, эти новости Властелину. Как вы полагаете, какой
была бы его реакция?
- Н-ну... думаю, что он решил бы отложить начало военных действий...
- Так я и думал. Типичное мышление гражданского лица. Вот именно.
Отложить? На какое же время? И чего ради? В военном деле это называлось бы
промедлением. Преступным промедлением. Но есть и другие слова в нашем
языке. Например - упреждение! И я более чем уверен, что Властелин избрал
бы именно упреждающий вариант!
- Простите, но я не понимаю, почему вы должны гадать, что решит
Властелин, когда вам нужно лишь известить его...
- Ничего подобного! Я уже говорил вам: Властелин - понятие гражданское.
А у нас существует Верховный Главнокомандующий! Или же военачальник,
которому доверено, на которого возложено выполнение функции Верховного.
- Но какое значение...
- Что, по-вашему, это лишь терминология? Ошибаетесь! Потому что в
настоящее время, например, во исполнение приказания Властелина Изара,
обязанности Верховного Главнокомандующего исполнять доверено вашему
покорному слуге! - Начальник Департамента Стратегии встал из-за стола и
даже, кажется, стал выше ростом, произнося эти слова. - Доложить
Верховному я смог бы лишь через эти самые три дня. Но это означало бы -
допустить промедление! А сейчас командую я! И если генерал Гор Ас
полагает, что мы неспособны оказаться над его планетой - и всеми
остальными - через три дня... а ведь он так и считает, верно?
- Судя по его словам - да...
- Так вот, он разочаруется. Да, мы не появимся там через три дня, в
этом отношении он прав. Но мы будем там уже через полтора! Уже
послезавтра! Не знаю, кто информировал его о положении дел на Ассарте, но
могу с уверенностью констатировать: эта информация не стоила и самой
мелкой чешуйки! Потому что она лжива! Наши войска на кораблях, корабли -
на исходных и ожидают лишь команды, чтобы рвануться и выполнить боевое
задание. И они получат этот приказ незамедлительно!
- О, Ваше могущество... - почтительно проговорил гражданский
посетитель. - Воистину, своей смелой решимостью вы завоевываете для себя
почетнейшее место в истории наших дней... Да что: во всей истории Ассарта!
- С историей сейчас творится черт знает что, - сказал
Главнокомандующий. - Но сейчас важно выиграть войну, потом разберемся, что
к чему, кого надо вешать на стенку, а кого - на фонарь... Нет, не думайте,
я не имею в виду Гора Аса. Вешать генералов - дурной тон, признак
скверного воспитания. Однако, когда после падения Вигула его доставят ко
мне, я скажу ему... Впрочем, это неважно. Я сердечно благодарю вас за
доставленную информацию и вообще за ваш визит. Однако не смею более
злоупотреблять вашим временем. Тем более, что пришло время мне отдать
несколько приказаний... Желаю вам всего наилучшего!
- А вам - самых больших успехов. Ваше могущество.
- Надеюсь, гм, да. Надеюсь!
Не дожидаясь, пока Магистр покинет кабинет. Начальник Департамента
вызвал адъютанта.
- Немедленно всех, ожидающих приема - в штабной зал. И вызвать всех
начальников служб и направлений. Одновременно передать на корабли: с этой
минуты - состояние стартовой готовности номер один!
- Слушаюсь, Ваше могущество...
Уже оказавшись за дверью, Магистр слышал:
- Ах, этот Ас, Гор Ас! Ничего не скажешь, высокого же он о нас
мнения...
Строго говоря, соблюдая все формальности, временный Главнокомандующий
после принятия решения об ускорении старта эскадр - а следовательно, и
начала войны - на три дня, и перед официальной передачей приказа на
корабли, должен был получить согласие того, кто заменял Властелина во всем
остальном, кроме командования войсками. Иными словами - у Супруги и
Жемчужины Власти.
Он, однако, не то, чтобы пренебрег этим, но просто как-то вылетело из
головы. Да и, если разобраться, какое дело женщине до военных вопросов?
Что она способна в них понять? В Ассартских Вооруженных Силах женщины не
служат - и слава Рыбе! Потому в них и существует порядок, чего никак не
скажешь об остальной жизни...
Так что временный Верховный не только принял решение, но и сразу же
довел его до исполнителей. Из которых никому и в голову не пришло -
ставить приказ под сомнение. Начальник Департамента был назначен приказом
Властелина, и, надо полагать, если уж поступал как-то, то не иначе, как по
согласованию с ним.
Сам же временный Верховный был страшно рад тому, что все проблемы и
проблемки как-то сразу отшелушились, отпали сами собой. Война все
заслонила. Так всегда бывает: возникновение одной громадной проблемы
губительно для проблем помельче: она их просто съедает.
Если бы только их...
Для всей планеты случившееся прошло как-то незаметно. Собственно, это и
понятно. Все слезы, расставания, пожелания и прочее произошло еще
несколько дней тому назад - когда было приказано грузиться на корабли.
Когда корабли вышли на исходные орбиты, всякая связь между войском и теми,
кто оставался на тверди, прервалась. Хотя война еще не начиналась, но их
все равно как бы больше не было. Теперь они появятся, только когда военные
действия отгремят и они возвратятся с трофеями и наградами.
А стартуют корабли и транспорты со своих орбит днем раньше или неделей
позже - это населения совершенно не касалось, целиком оставаясь в ведении
только лишь Верховного Главнокомандования.
Оно приказало, приказ дошел до командиров эскадр и кораблей, полков и
отдельных батальонов: адмиралы приказали капитанам, капитаны отдали
необходимые команды.
Загорелись призрачным светом зеркала квантовых двигателей. Огоньки
чиркнули по небу - и исчезли. Флоты ушли в прыжок.
И началась война.
За городом горьковато пахло прелыми листьями. Недавно прошли дожди, и
мокрая дорога отблескивала в свете фар.
Машина шла отлично. Я быстро приноровился к ее характеру и некоторым
особенностям управления, какие отличают ассартские автомобили от привычных
мне земных - хотя, конечно, были у этой машины и такие способности,
которые я не мог использовать просто потому, что не имел о них никакого
представления. Но это меня не очень заботило. На небольшом светящемся
экране на приборной панели был нанесен мой путь, красная, медленно
продвигавшаяся точка показывала мое местоположение; в конце концов дорога
должна была привести меня к одному из небольших космодромов, где Георгий
совершил посадку после возвращения с Киторы и где сейчас должна была
собраться вся наша команда. Так что все, что оставалось мне делать сейчас,
было - следить за дорогой и не выпускать руля. "Не выпускай, моряк, руля!"
- напевал я под нос старую песенку.
Стояла светлая ассартская ночь. Облаков не было, и звезды заливали
планету своим сиянием, таким ярким, что Ута и Латон неразличимо сливались
с ним. Дорога, по которой я ехал, не принадлежала к числу основных
магистралей, исходивших из Сомонта, и движения почти не было, ни
встречного, ни попутного. Последнее особенно радовало меня: оно означало,
что бегство мое прошло незамеченным, никто не бросился вдогонку, не
поспешил организовать преследование. Снизив скорость, я спокойно проезжал
через попадавшиеся время от времени поселения; одни уже спали, по улицам
других еще ходили люди - но никто из них не обращал на меня ни малейшего
внимания. Энергии в машине, как сказала, прощаясь, Ястра, должно было
хватить на два таких маршрута, как Тот, по которому я следовал. Одним
словом - бегство превратилось в приятную ночную прогулку, не более того.
Корабль находился на расстоянии шестисот с лишним километров от
Сомонта, и я рассчитывал проехать это расстояние часов за семь-восемь.
Можно было бы и быстрее, но мне не хотелось рисковать, к тому же за рулем
я не сидел уже достаточно долго. Учитывая замедления на сложных участках и
в населенных пунктах, мне надо было на дороге держать скорость не более
ста километров в час. Поэтому, по старой водительской привычке, я первые
десятки километров проехал примерно на сто двадцать; когда после этого
уменьшаешь скорость, управлять становится совсем легко: кажется, что
машина едва ползет, когда на самом деле она делает восемьдесят и
девяносто.
Я был уже примерно на полдороге, когда это вот самое ощущение медленной
и безопасной езды сыграло со мной скверную шутку.
Случилось это на участке дороги, с обеих сторон стиснутом подступившим
вплотную лесом. Дорога и так была сырой, а тут, видимо, и асфальт был
каким-то ненормальным, чрезмерно скользким. Такие участки попадаются на
многих дорогах. Я чувствовал, что еду не быстро, но решил на всякий случай
еще уменьшить скорость. И тут меня неожиданно понесло. Колеса, казалось,
совершенно утратили сцепление с дорогой, как если бы машина летела в
воздухе, медленно поворачиваясь вокруг вертикальной оси. Ну что же,
нормальный занос, не впервой. Я сделал все, что полагалось, и рулем, и
газом (на самом деле никакого газа, понятно, не было, машина была
электрической, как и весь транспорт Жилища, так что я просто отпустил
педаль мощности, ожидая, пока телега не начнет снова слушаться руля), но
машина так и не пришла в повиновение - ее развернуло на шестнадцать
румбов, обеими левыми колесами вынесло на окаймлявший дорогу каменный
бордюр, выступавший над поверхностью сантиметров на двадцать; уткнувшись в
него, машина непринужденно взмахнула правыми колесами, завалилась на левый
бок, но не удержалась в таком положении, а перекатилась на крышу, задрав
колеса к небу - так усталая, набегавшаяся собака отдыхает на спине, подняв
все четыре лапы. Пока машина делала свое полусальто влево, я успел лишь
выключить ток - и повис на ремнях вниз головой.
Две-три секунды ушли у меня на то, чтобы убедиться в целости и
сохранности моего организма. Это было уже кое-что. После этого
понадобилось как-то переориентироваться в пространстве - попросту говоря,
из перевернутого положения перейти в нормальное. Это удалось далеко не
сразу, но в конце концов я выпутался из системы ремней, в отличие от наших
напоминавших скорее конскую сбрую, и встал на ноги. Попытки открыть двери
не увенчались успехом: двери, разумеется, заклинило. Как ни странно,
уцелели все стекла. Чтобы выбраться из машины, пришлось пожертвовать
лобовым.
Я вылез и оглядел место происшествия. Ясным было одно: что своими
силами мне машину не вытащить. Ожидать, что кто-нибудь проедет мимо и
поможет мне, вряд ли имело смысл: если до сих пор мне повстречались не то
три, не то четыре ездока, и ни один не обогнал - да и встречные эти
попадались куда ближе к столице - то тут вполне можно было прокуковать до
утра. К тому же, потом наверняка потребовалось бы вызывать дорожную
полицию, или как она тут называлась, и предъявлять документы, которых у
меня не было. Так что автомобильную часть моего путешествия можно было
считать завершенной.
Значит, следовало выбрать образ действий на дальнейшее. Я задумался.
Идти пешком по дороге? Те триста километров, что сейчас отделяли меня от
цели, я одолею в самом лучшем случае за неделю, а то и за десять дней.
Надеяться, что днем движение тут оживится и кто-нибудь подвезет? Но мне не
очень хотелось оставлять четкие следы на дороге. Конечно, для большинства
я умер - но кто их знает, может, они искренне верят в скоропостижное
воскресение из мертвых. Нет, пожалуй, меньше всего следовало держаться за
дорогу, раз уж мне на ней так не повезло. Нужно нечто принципиально новое,
неожиданное.
Придя к такому выводу, я снова нырнул в машину. Смешно, однако экран,
показывавший мой маршрут, исправно светился и сейчас. Перед моим отъездом
Ястра успела мне объяснить, как пользоваться этим устройством, лишь в
самых общих чертах. Там были всего три клавиши, которыми можно было
оперировать в разных комбинациях. Учитывая, что экран сейчас находился по
отношению ко мне где-то ниже колен, работать с ним оказалось не очень-то
удобно. И все же пришлось. После нескольких попыток, в результате которых
на экране возникало то время, то прогноз погоды в этом районе, то вообще
что-то, похожее на сводку биржевых курсов, мне удалось вызвать к жизни
карту, подобную той, что была вначале, но с одной разницей: на ней, кроме
самой дороги и ответвлений от нее, аккуратно пронумерованных, были
обозначены и населенные пункты. При слабом свете экрана я перерисовал
часть карты с ближайшими поселениями на листок блокнота, который неизменно
ношу в кармане, сам не знаю зачем. Надо было, решил я, добраться до
ближайшего из обитаемых мест, а там уж на месте решить, как действовать.
Вернее всего - угнать какую-нибудь машину, но могли возникнуть и всякие
другие варианты, каких заранее не предусмотришь. До ближайшего из этих
обиталищ человека разумного было, по моей прикидке, ходу с полчаса.
Правда, оно находилось в стороне от остальных, как бы нанизанных на дорогу
- судя по условным знакам на карте, это было уединенное лесное жилище,
скорее всего дом лесника. Эта уединенность, - подумал я, - могла как раз
оказаться мне на руку: она давала определенную свободу действий. Нет, я не
хотел ничего дурного. Однако в данном случае речь шла не только и не
столько о моей шкуре. И это обстоятельство давало мне определенные права.
Во всяком случае, оправдывало бы меня в собственных глазах, если бы
пришлось пойти на нетривиальные меры воздействия.
Перед тем, как пуститься в путь, я принял единственную меру
предосторожности: хотя и с некоторыми усилиями, но все же снял с машины
номера. Потому что это был собственный автомобиль Ястры и в городе
поставить на него другие номера просто не было времени. Утром его найдут,
но поскольку он окажется без номеров, то не сразу определят, чей он и
откуда. По версии Жемчужины, конечно, машина окажется угнанной, но чем
позже до нее доберутся, тем лучше. Номера я прихватил с собой, и лишь
свернув через полкилометра на лесную дорогу, как велела карта, отошел в
сторонку и зарыл их в землю - вернее, просто врезал в нее, нажав каблуком,
а сверху присыпал всяким лесным мусором.
Первый отрезок пути я занимался тем, что всячески ругал себя. И в самом
деле. Если бы я не расслабился до такой степени, не поверил, что все идет
и будет идти наилучшим образом - то наверняка уловил бы, что свойства
дороги изменились, и успел бы уменьшить скорость до полностью безопасной -
и сейчас находился бы уже за сотню километров отсюда, часах в трех езды от
корабля. Так нет же, понадобилось петь песенки и не думать о том, что
дорожные опасности кончаются лишь в тот миг, когда ты останавливаешься у
цели - да и то не всегда. Потом, минут через десять, самоедство мне
надоело, и я начал представлять себе, что никаких неприятностей не
произошло, просто я отправился на ночную прогулку по прекрасному лесу. Иду
не торопясь и ничего не опасаясь, дышу чудесным воздухом (что правда, то
правда - он и был таким), любуюсь окружающим, которое совсем иначе
выглядит, чем днем, и не зря сказал поэт: "Свет ночной, ночные тени, тени
без конца...": игра ночного света и теней делает мир иррациональным, и
реальные проблемы как-то тушуются - или начинают выглядеть, как ни
удивительно, проще. Итак, я гуляю, но не просто так, а иду по направлению
к дому, где живут добрые люди, готовые встретить меня, принять
по-дружески...
Как ни странно, но так оно и получилось.
Огонек я заметил издалека. Дорога шла не совсем к нему, но я держался
ее до мгновения, когда мне показалось, что она стала отдаляться. При
сиянии звезд, делавшем ночь белой, я без труда отыскал место, где от
дороги в сторону огонька отходила колея - вернее даже, намек на колею: тут
проезжали, видимо, крайне редко. Я попрощался с дорогой и направился к
огоньку, заранее прикидывая, как поведу себя при встрече с собакой - или
собаками, которые здесь просто обязаны были водиться.
Постепенно стволы, отделявшие меня от жилища, все более редели, и можно
стало рассмотреть и само строение. В первые секунды мне показалось, что
дом этот мне знаком - хотя никогда я тут не бывал, я готов был дать руку
на отсечение. Я приближался к нему медленно, настороженно, - собаки ведь
могли броситься и молча, без лая - иногда их специально тренируют на такие
действия. Пока что их, к счастью, не было. Где же я видел этот дом? Ну,
пусть не этот, но очень, очень похожий. Хотя... хотя тот был наверняка
побольше. Да, совершенно точно - тот был больше. И обнесен был весьма
серьезным забором, а здесь - просто живая изгородь, да и то чисто
условная. Ну конечно же: Летняя Обитель Властелинов! Вот что напоминает
мне эта лесная усадьба. Но такое сходство наверняка не может быть
случайным. Надо полагать, не леснику пришло в голову использовать этот
архитектурный проект. А кому же?
Возможно, я сразу нашел бы ответ, но тут наконец подала голос собака. И
это не испугало меня, а напротив, успокоило. Потому что лай донесся из
дома. Значит, в следующую секунду пес на меня не набросится и я имею
полную возможность подойти к двери и попросить разрешения войти.
Я так и сделал - поднялся на невысокое крыльцо и постучал. В ответ
через секунду-другую надо мной - под навесом - загорелась лампа. Лай в
доме не стих, наоборот, приблизился к входной двери с той, внутренней
стороны. Затем послышались неторопливые шаги. Стихли. Несколько секунд
длилось безмолвие: наверное, изнутри разглядывали меня, хотя трудно было
определить - при помощи какого устройства: примитивного глазка в двери не
было. И наконец послышался голос, принадлежавший, судя по тембру и манере,
немолодому, но уверенному в себе человеку:
- Можете войти, ничем не рискуя. Открывается наружу.
Я потянул ручку двери, и она мягко отворилась без малейшего скрипа.
Массивная, толстая дверь, какую не пробьет пистолетная пуля. Хозяин дома
стоял в прихожей, крепко держа громадного пса за ошейник. Он - хозяин - и
вправду был более чем немолод, но, судя по первому впечатлению, еще
достаточно крепок. Хотя - мое впечатление, строго говоря, не было первым.
Я узнал его сразу. Он же, когда я вошел в прихожую - правильнее было бы
назвать ее холлом - несколько секунд колебался, вглядываясь в меня. Однако
с памятью у него, видимо, все было в порядке.
- Добрый вечер, - поздоровался я.
- Добрый вечер, коллега. - Он улыбнулся. - Не сразу узнал вас. Прошу
извинить.
- Мы виделись лишь однажды, - сказал я. - И то мельком. Так что ничего
удивительного...
- Два раза, - поправил он меня. - На прощании и на торжествах по случаю
бракосочетания вашей патронессы.
- Да, совершенно верно: два раза.
- Проходите же! - пригласил он, сделав шаг в сторону и открывая путь в
ярко освещенную комнату, откуда плыло тепло. Я почувствовал, что оно будет
как раз кстати. На дворе все-таки стояла осень, а одет я был для машины,
не для продолжительной пешей прогулки.
- Сидеть, Пилот! - Это он скомандовал собаке. - Свой. А вас прошу вот
сюда. Поближе к огню. Думаю, согреться вам не помешает. И снаружи, и
изнутри, если не ошибаюсь?
На столике близ камина еще до моего прихода была водружена бутылка с
Золотым Соком Холмов - судя по семи концентрическим кольцам - семилетней
выдержки. Не только водружена, но, кажется, уже и почата. Я не стал
отказываться. Ум Совета поставил второй бокал, низкий и широкий. Налил.
Затем добавил и себе.
- Благословение гостю, приходящему вовремя, - провозгласил он и поднял
бокал. - За исполнение ваших грез!
- И ваших также, - откликнулся я, повторяя его движение.
- В моем возрасте, - сказал он, выпив и поставив бокал, - грезы
относятся главным образом к прошлому. А вот у вас есть еще возможность
мечтать о до сих пор не совершенном.
- Кто знает свой возраст? - ответил я, слегка пожав плечами. - Если
исчислять его правильно, то есть не прожитыми годами, а теми, что еще
остались до смерти...
- До перехода в иное качество, - улыбаясь, подсказал он.
- Согласен, до перехода в иное качество... то может оказаться, что
проживший половину круга времени младше того, кто преодолел лишь четверть
- потому что первый проживет, возможно, еще десять или двадцать лет,
второго же судьба может подстерегать за порогом.
- Какое-то недавнее событие заставило вас рассуждать так?
- Вы проницательны, Советник, - признал я. - Но то была чистая
случайность. Перевернулась машина. Я же, как вы можете судить, ничуть не
пострадал.
- Видимо, это произошло неподалеку отсюда?
- В получасе ходьбы.
- Вы направлялись ко мне?
- Я и представления не имел, что вы обитаете в этих краях.
Он кивнул:
- Да, это известно немногим. Но куда же вы направлялись в таком случае?
Эта дорога ведь никуда не ведет. Или почти никуда. Кроме разве что... Ага.
Понял. Частный космодром Арфим. Угадав, я выигрываю еще бокал.
- Вы его выиграли.
Однако он не стал наливать.
- Космодром Арфим. Там не садятся и не взлетают корабли Державы.
Торговцы тоже не очень любят его; они предпочитают площадки с удобными
подъездами. Ваш собственный корабль?
- Я бы сказал так: собственность группы людей, среди которых нахожусь и
я.
- Очень любопытно. Хотя не более, чем само ваше появление при дворе.
Если меня не подводит память, это первый случай, когда столь высокое
положение занимает человек, возникший буквально из ничего.
- Может ли что-то - или кто-то - возникнуть из ничего?
- Если под "ничем" понимать пространство - отчего же нет? Из каких же
далей явились вы? Признаюсь, сначала я решил, что вас подбросила одна из
семнадцати планет. Потом понял, что это не так. Вы, во всяком случае, не
из скопления Нагор.
- На чем основана ваша уверенность?
- Всего лишь на вашем скелете.
- Что?!
- Нет-нет, вы не ослышались. Именно ваш костяк позволил мне прийти к
такому выводу.
- Простите, - сказал я в некотором недоумении, - но я не очень
представляю, как можно было исследовать мои анатомические особенности, не
потревожив меня самого. А я что-то не помню...
Советник засмеялся.
- Это очень любопытный штрих для создания вашей характеристики. Я
заговорил о скелете - и у вас сразу же возникли ассоциации со стальными
лезвиями, кровью, гибелью... Это кое-что говорит о том образе жизни,
который вы ведете. Я же имел в виду совершенно иное: обычную
рентгенограмму. Разве вы не помните?
Я вспомнил.
- Да, действительно. Очередное, как мне сказали, медицинское
обследование, проводящееся дважды в год... Это была хитрость?
- Ни в коей мере. Обследования действительно проводятся. Но мне просто
пришло в голову поинтересоваться той частью вашего существа, которую
нельзя наблюдать простым глазом, пока вы обретаетесь в этом мире. И я
попросил показать мне снимок.
- И что же вы там увидели?
- Всего лишь один лишний позвонок, коллега.
- Вам не пришло в голову, что это может быть лишь случайная аномалия?
Шутка природы?
- Пришло, разумеется. Это было первой моей мыслью. Но когда оказалось,
что той же особенностью позвоночного столба отличаются еще два
телохранителя Властелина и один - Жемчужины, версия о случайности отпала.
- Однако такие аномалии могут возникать в определенном месте под
влиянием - ну, предположим, повышенного радиационного фона, и носить
строго локальный характер, вам не кажется?
- Могут, не спорю. Однако, судя по тому, что сообщил о себе каждый из
вас, вы происходите из мест, весьма далеко отстоящих одно от другого.
Согласитесь, что в четырех разных местах вряд ли могут возникнуть
совершенно одинаковые аномалии - и к тому же на Ассарте, не где-нибудь на
планете, которую мы знаем недостаточно хорошо, но на Ассарте, в котором мы
уж как-то разбираемся и на котором ничего подобного никогда не
наблюдалось. Нет, коллега, вы не убедите меня. Да и не нужно. Я ведь не
собираюсь ни с кем делиться своими заключениями, и уж подавно меня о них
никто никогда не спросит.
- Иными словами, - спросил я, несколько успокаиваясь, - вы уверились в
том, что, откуда бы я ни взялся, моя деятельность не является вредной для
Ассарта?.
К моему удивлению, он отрицательно покачал головой.
- Нет, в этом я вовсе не уверен. Напротив - полагаю, что вы можете
заниматься делами, далеко не ведущими ко благу Державы. Хотя все может
обстоять и совершенно обратным образом.
- Но... неужели, питая такие подозрения, вы не попытались найти им
подтверждение - или, напротив, опровергающие их факты?
И снова Советник ответил отрицательно:
- Я не пытался. Отчасти, может быть, потому, что я достаточно стар и
полагаю, что заслужил право провести остаток этой жизни в покое. В покое -
значит вне политики. Она мне более не по силам.
- Но ведь достаточно было поделиться вашими сомнениями с другими - с
Властелином хотя бы...
- О, Властелин и так ненавидит вас от всей души. Он не стал бы
объективно разбираться во всех "за" и "против". Он просто стер бы вас с
лица Ассарта. Вместе с вашими соратниками. А я остался бы в мучительных
догадках: к лучшему это или наоборот?
- То есть, вы хотите сказать, что деятельность, направленная против
Ассарта, может привести к лучшему?
- "Против Ассарта" - для меня сейчас не существует такой категории.
Против Властелина Изара - может быть. Но является ли Изар сейчас тем
Властелином, который нужен Державе? В этом я как раз не уверен.
- Однако, если я правильно понимаю, он унаследовал Власть и получил ее
в полном соответствии с Порядком и традициями?
- Безусловно. Однако это лишь одна сторона дела. Вам приходилось
слышать когда-нибудь об Ублюдке Властелина?
- Н-нет...
- Естественно. Эта информация имеет хождение лишь в самых узких кругах.
Настолько узких, что даже сам Изар ничего об этом не знает. Наверное, его
камердинер в курсе. Но вряд ли он стал огорчать своего господина, у
которого и так немало забот.
- Ублюдок Властелина... То есть, незаконный ребенок?
- Совершенно верно. Не Изара, конечно, а его отца. Вообще, в истории
Ассарта подобные ублюдки - не такое уж редкое явление. Но ни одному из них
еще не удавалось прийти к власти, свергнув тем или иным способом законного
наследника. Однако сейчас у меня такое впечатление, что нынешний Ублюдок
занимается именно этим. И пользуется чьей-то весьма сильной поддержкой.
- Чьей - вы не знаете?
- Знаю лишь, что наверняка не моей.
Я подумал, что, пожалуй, знаю, чьей поддержкой пользуется незаконный
принц, и знаю, следовательно, кто он такой, под какой маской выступает.
Однако отставному Советнику знать это было ни к чему. И я промолчал, а
спросил другое:
- И вы считаете, что этот Ублюдок может оказаться лучшим Властелином?
- Если бы я думал так, я бы поддерживал его. Но я этого не делаю.
- Но, видимо, вы отказываете в поддержке и Изару?
- Я думаю, это достаточно точная формулировка.
- Но почему? Только ли из-за усталости?
- Не только. Прежде всего потому, что я не знаю, какая судьба сейчас
явится для Державы наилучшей.
- Вы знаете, что начинается война?
- По сути дела, уже началась. Да, знаю.
- Вам известно, что против Ассарта создана Коалиция?
- Старые друзья нередко делятся со мной новостями.
- И вы ни о чем не предупредили Властелина. Не предостерегли его. Вы,
десятки лет проведший рядом с его отцом.
Полузакрыв глаза, старик проговорил:
- Рядом с ним, да. Но то был другой Ассарт. Да, может быть, это мы и
сделали его таким, каким видим сегодня. Но с мертвых - и умирающих -
плохой спрос. Однако я ощущаю и свою вину. И именно поэтому...
Он прервал свою речь, чтобы налить в бокалы. Поднял, приглашая
последовать его примеру, и выпил - на этот раз без тоста. И лишь после
этого продолжил:
- Именно поэтому я не принимаю ничьей стороны.
- Но ведь вы, с вашим политическим весом...
- Я и боюсь положить этот вес не на ту чашу.
- Вы желаете Ассарту разгрома? - прямо спросил я. - Но ведь именно
теперь Властелин Изар замыслил сделать планету иной. Дать Ассарту новую,
высокую историю. Облагородить...
- Вы занимались когда-нибудь садоводством. Советник? - перебил он меня.
- Нет.
- Я понимаю: вы не достигли еще того возраста, когда у горожан
возникает тяга к подобным занятиям - когда они начинают тянуться к земле,
из которой вышли и в которую лягут... Так вот, когда вы займетесь этой
благородной деятельностью, вам придется столкнуться с понятием прививки. К
стволу уверенно растущего, но неблагородного дерева вы прививаете черенок
другой породы - не столь выносливой, но дающей прекрасные плоды. Но для
того, чтобы дерево выросло таким, каким вы хотите его видеть, нужно
срезать все старое - оставив лишь ту часть ствола, к которой привит новый
сорт. Понимаете? Остальное - безжалостно срезать!
- Вы видите здесь аналогию с Ассартом?
- Самую прямую. Во всяком случае, мне нередко так кажется.
- То-есть, по-вашему, прежде, чем перейти в новое качество, Ассарт
должен... его надо срезать?
- Он должен потерпеть фундаментальное поражение. Остаться на
развалинах. На голой земле. И не ввозить свою историю откуда-то. Но начать
ее именно с этого пустого места.
- Вы в этом уверены?
Он медленно покачал головой.
- Если бы я был в чем-либо уверен, я бы принял соответствующую сторону.
Может быть, помогал бы врагам нынешнего Ассарта - ради блага Ассарта
будущего. Или наоборот, сделал бы все, что еще остается в моих силах,
чтобы он выиграл эту войну - и занялся своей новой Историей - ведь за нее
в конце концов тоже будет заплачено кровью... Вся моя беда - в том, что я
не уверен ни в том, ни в этом, не принимаю до конца и не отвергаю
совершенно ни того, ни другого. Кстати, моя беда - это ваше благо.
- Я должен понять это так, что именно поэтому вы позволяете - мне
действовать по моему усмотрению?
- Именно. Я в любой момент мог - и могу еще - нейтрализовать вас. Но...
я не знаю, чего вы хотите, и не желаю слышать об этом. Не знаю, ко благу
это - или ко злу. Не знаю, где зло и где благо. Во всяком случае, не
собираюсь мешать вам. Просто завидую, что вы еще во что-то верите. И
знаете - или полагаете, что вам известно - что хорошо и что плохо. И все,
что я могу сделать для вас - это предложить вам еще бокал Сока Холмов и
спросить, согрелись ли вы и как себя чувствуете.
- Чувствую себя прекрасно. Советник, и сердечно вам благодарен. Однако
есть еще одна вещь, кроме этого бокала, о которой я хочу вас просить.
- Не надо. Не просите.
- Я ведь еще не успел...
- Я и так понимаю. Вы не станете просить о ночлеге: он сам собою
подразумевается, коль скоро вы уже находитесь в этом доме. О чем же вы
можете просить еще? Только об одном: помочь вам добраться до цели вашего
путешествия. Как можно скорее и безопаснее преодолеть расстояние,
отделяющее вас от вашего корабля.
- Вы угадали. Советник.
- Я не угадал, но сделал простой логический вывод. Нет.
- Что "нет"?
- Я не окажу вам такой помощи.
- Но, Советник...
- Вы ведь на одной из двух сторон, коллега, не так ли? Помогая вам, я и
сам встал бы по эту же сторону. Но я достаточно ясно объяснил вам, почему
я этого не хочу.
- Чего же вы хотите: чтобы я вышел на дорогу и силой овладел первой же
машиной, которая остановится на мои отчаянные сигналы?
Советник усмехнулся:
- Разве для этого нужно обязательно выходить на дорогу и нелепо
размахивать руками?
- Не понял вас...
- Я говорю: к чему дорога, если у меня в гараже стоит машина - моя
машина с полностью заряженными элементами?
- И вы позволите ею воспользоваться? Но ведь об этом я и хотел...
- Разумеется, я вам не позволю. Но если вы готовы силой отнять машину у
ни в чем не виноватого ночного ездока, то почему вам не сделать того же
самого со мной? Я не дам вам машины, но если вы хотите отобрать ее силой -
я просто не смогу вам сопротивляться: вы моложе, намного крепче, не
исключаю и возможности, что вы вооружены...
- Неужели вы живете в таком уединении - и не имеете оружия?
- Конечно, оно у меня есть. Но, право же, машина не стоит человеческой
жизни. Она не стоит даже жизни моей собаки, и потому я не стану
натравливать ее на вас. Примените силу - и поезжайте на все четыре
стороны.
На этот раз усмехнулся я:
- Пожалуй, я так и сделаю, Советник.
- Ну что же: это останется на вашей совести.
- Однако вам будет нанесен немалый ущерб...
- Надеюсь, что нет. Дня через два я заявлю, что моя машина похищена. Я
надеюсь, что ее найдут где-то близ космопорта Арфим в полном порядке. Я
теперь выезжаю редко, так что два-три дня вполне смогу обойтись без нее.
- В таком случае. Советник, я требую выдать мне ключи от вашего гаража
и от машины. Если вы не отдадите их добровольно, вынужден буду применить
силу.
- Что же, - сказал старик. - Я уступаю силе. Вот ключи. Они все на
одном кольце. Кстати, как вы переносите спиртное?
- Достаточно спокойно. Почему вы спросили?
- Потому что не знаю, следует ли предложить вам еще бокал. На прощание.
- Думаю, что это будет очень кстати.
Он с готовностью налил.
- В таком случае - счастливого пути.
- А вам - счастливо оставаться.
Советник проводил меня до двери. И прежде, чем отворить ее, проговорил:
- Скажите... Ястра любит вас?
- Наверное, об этом лучше спросить ее...
- Ну хорошо. А вы ее?
- Признаюсь, мне не совсем ясен смысл...
- А вы не ищите обязательно смысла. Его может и просто не быть. Однако
в моем вопросе, признаюсь, смысл есть. И он заключается вот в чем: не
переживайте слишком уж глубоко.
- Что вы имеете в виду?
- Настанет день, когда ей придется выбирать между вами и Властью. Не
разочаровывайтесь, если женщина выберет не вас. Она знает вас не так уж
долго, а с Властью сроднилась издавна.
Я миг колебался: поблагодарить за совет - или хлопнуть дверью? Но в
конце концов нашел компромиссный выход:
- Поживем - увидим.
- К гаражу - направо! - крикнул старик мне вдогонку.
Но я уже и без него увидел строение с широкими воротами.
Где-то километрах в ста от космодрома Арфим я почувствовал себя
странно. Мурашки забегали по коже, руки и ноги стало слегка ломить, чуть
зашумело в ушах...
Мне было понятно, что это значит. И я поспешил съехать на обочину и
остановить машину. Вышел из нее, отошел на несколько шагов и остановился в
ожидании. Мне хотелось верить, что я не ошибся. Хотя уже давненько не
испытывал таких ощущений.
Я и впрямь не ошибся. Потому что не прошло и минуты, как где-то в
глубине себя, в неизведанных закоулках мозга, я услышал знакомый голос:
- Капитан! Ульдемир! Ты слышишь?
- Слышу, Мастер! - не замедлил откликнуться я. Без слов, конечно.
- Ну наконец-то! Где ты? Что у вас там?
Я принялся рассказывать. Краткое изложение обстановки заняло минут
десять. Мастер слушал, не перебивая.
- Вот так это мне сейчас представляется, - закончил я.
- На самом деле несколько сложнее, - ответил он. - И речь идет не
только о судьбе Ассарта или даже всего скопления Нагор... Но не стану
объяснять всего, чтобы не запутать тебя. Что предполагаете делать?
- Видимо, сейчас надо поддерживать Властелина? Потому что против него -
Застава с Охранителем. Он поддерживает планеты...
- Нет. Он поддерживает только сам себя, всем остальным он пожертвует.
- И теми семнадцатью?
- Не только. Всем Мирозданием - если только удастся.
- Это звучит невесело. Мастер.
- Выглядит это еще хуже, чем звучит. Но и у нас есть еще некоторые
шансы. Сейчас Охранителю удалось выиграть время. Тебе известно, что силы
Ассарта стартовали раньше срока?
- Нет. Вероятно, я был уже в дороге...
- Возможно. На этот раз он выиграл время. И довольно много. Ваша задача
сейчас, всей команды - замедлять процесс. Мешать войне. Если он просрочит
- он проиграл. У нас такого ограничения нет. В этом наше преимущество.
Правда, кое-что нам тут и самим неясно. Но в этом вы помочь никак не
можете. Так что сейчас вам нужно, во-первых, беречь Изара. Не подставлять
его под удар. Стоит он того, или нет, но вся оборона Ассарта основана на
его имени. А Ассарт должен продержаться как можно дольше, выигрывая время.
Если с Властелином что-то произойдет - я не уверен, что вы найдете замену.
Такое имя, за которым пойдут.
- Тут сложно, - отозвался я. - Есть претендент. И не без оснований...
- Знаю. Охранитель использует его, как только может. Это вторая ваша
задача: нейтрализовать претендента. Этим сейчас и занимайтесь. По мере
того, как будут развертываться события, могут возникнуть и другие задачи.
Когда ты встретишься с экипажем?
- Через час-полтора.
- Хорошо. Объясни им всю обстановку. О ваших перемещениях старайтесь
сообщать мне.
- А он не заблокирует снова все каналы?
- Думаю, что больше это ему не удастся. Мы приняли меры. Я кончаю. Еще
много дел.
- Тепла тебе, Мастер!
- И тебе, капитан!
Машина Советника оказалась куда мощнее, чем та, что лежала сейчас в
придорожной канаве. Так что полтора часа я назвал лишь для очистки
совести, с большим запросом. На самом деле прошло пятьдесят минут с
момента окончания разговора с Мастером - и впереди засветились яркие огни
- место въезда в космопорт.
Я оставил машину на стоянке и не стал никого спрашивать, потому что еще
издалека отыскал взглядом своеобразные очертания нашего корабля и бегом
направился туда, искренне радуясь тому, что все мы, вся команда, наконец
снова собираемся вместе.
К сожалению, ненадолго. Потому что - как ни неразумно это выглядело - я
пришел к выводу, что мне сейчас ни в коем случае не следовало покидать
планеты. А остальным никак не нужно было на ней оставаться.
Мы говорили об этом в тесной кают-компании корабля.
- Так что уступаю мостик тебе, Уве-Йорген.
Я не сказал бы, что это ему не понравилось. Но он все же счел своим
долгом возразить:
- Мне это не нравится, Ульдемир. Кажется, для нас наступает наконец
пора активных действий, каждый из нас окажется на счету. А чем в это время
будешь заниматься ты?
Я усмехнулся.
- Воспользуюсь тем, что Властелин покинул планету, и займу его трон.
Я думал, что они воспримут это как шутку, однако они всерьез поверили в
такую возможность.
- Ну что же, - сказал Питек. - В конце концов, управлять планетой
несколько легче, чем кораблем.
- Не знаю, - ответил я. - Вот и сравню.
- Решено, - сказал Уве-Йорген уже капитанским голосом. - Какой приказ
получает корабль?
- Разыскать в пространстве Центр, который сейчас ищет и Властелин со
своей эскадрой.
- Кого атаковать? Центр или Властелина?
- Там хватит желающих атаковать Властелина и все его воинство. Ваша
задача - не допустить, чтобы с ним что-то случилось. Как это сделать -
разберетесь сами. Потом - доставить его на Ассарт. Там встретимся и будем
думать дальше.
- Что же, ясно, - сказал Уве-Йорген. - Стартуем немедленно.
- Я тоже, - кивнул я.
Ничего не поделаешь; Советник получит свою машину чуть позже...
Эскадры Ассарта стартовали, как мы знаем, одновременно. И хотя миры,
являющиеся их целью, находились на разных расстояниях от Ассарта, корабли
должны были, выйдя из прыжка, оказаться каждый близ планеты назначения
тоже в одно и то же время. Хотя в сопространстве каждой эскадре предстояло
преодолеть иное расстояние - для одних достаточно краткое, для других
наоборот, - но поскольку в сопространстве время не течет, там любое
расстояние проходится в одно и то же время, а вернее - за ноль времени. И
когда корабли вновь материализуются в своем пространстве, часы на любом из
них показывают тот же час, минуту и секунду, в какие начался прыжок.
И на этот раз получилось так же.
Корабли, ориентируясь на заранее заброшенные маяки, вышли именно там,
где должны были. И где - к полной для них неожиданности - их уже ждали.
Эскадра под флагом адмирала трех лучей Зергена вылетела из
сопространства близ многострадального Лезара. За считанные минуты должно
было произойти, перестроение кораблей в боевой порядок. Затем последовал
бы огневой удар по узлам обороны на поверхности планеты и выброска
десанта, в то время как небольшие и верткие корабли эскорта вели бы бой с
лезарским флотом обороны.
Так и получилось, бы, если бы атака эскадры оказалась для обороняющихся
неожиданной. Однако, как мы знаем, дела обстояли совсем иначе.
Корабли появлялись из сопространства с интервалом в несколько секунд.
Совершенной синхронности тут добиться никогда не удавалось и не удастся,
потому что эта секундная разница зависит не от точности действий экипажа
при выполнении маневра, но от состояния самого пространства в этой именно
точке и в миг входа в прыжок, и в мгновение выхода. Так что когда говорят
об одновременности выхода, эта разница в несколько секунд как бы сама
собою подразумевается.
Обычно она не играет никакой роли в дальнейших действиях кораблей и
эскадр. Но сегодня обстановка в пространстве не была обычной. И на первом
же вынырнувшем из сопространства корабле - по прихоти судьбы, это оказался
десантный транспорт второй очереди, чьей задачей была высадка второй волны
десанта на уже захваченный первой волной плацдарм - в считанные мгновения
был сосредоточен огонь пяти находившихся вблизи точки выхода кораблей
противника. Слабо вооруженный транспорт не успел сделать ни единого
ответного выстрела; пораженный прямыми попаданиями тяжелых ракет, он
разломился на части. Погибли все, находившиеся на его борту, и это сразу
же на четверть ослабило те силы эскадры, которым предстояло воевать на
поверхности Лезара.
Правда, корабли эскорта, появившиеся из пространства с такими же
интервалами вслед за транспортом, пострадали не столь жестоко. Значительно
меньшие по размерам, они не являлись такой же удобной целью, как первый
корабль. Однако тех мгновений, которые нужны были экипажам эскорта, чтобы
изготовиться к бою, оказалось достаточно, чтобы огонь Лезара вывел из
строя два корабля эскорта, а остальные заставил разлететься в разные
стороны вместо того, чтобы перестроиться для ответной атаки. Таким
образом, декорт не мог выполнить своей основной - на первом этапе операции
- задачи: обеспечить безопасность выхода из прыжка главных сил эскадры.
Тем временем в пространстве возникали все новые и новые корабли
Ассарта. Лишенные в сопространстве и связи, и возможности каких-либо
действий, они могли предпринимать какие-то маневры лишь очутившись уже в
нормальном пространстве - но оно как раз теперь не было для них
нормальным. И если даже вновь выходившие из прыжка корабли и не
становились сразу же объектом прицельного и жестокого, огня, то уже сам
факт - засада противника в месте выхода - наносил удар по психике и
боевому духу экипажей и десанта: удар еще более мощный, чем
ракетно-лазерные залпы.
Сказалось и то, что не менее трети пилотов и даже командиров кораблей
были призваны из запаса считанные дни назад. И потому не были готовы к
принятию самостоятельных решений в непредусмотренной обстановке. Однако и
те приказания, какие отдавал командующий эскадрой адмирал Зерген и которые
были направлены на хоть какую-то организацию боя, по большей части не
выполнялись из-за многих причин: связь между кораблями эскадры заглушалась
помехами со специальных установок Лезара; полученные обрывки распоряжений
истолковывались неверно, и корабли предпринимали действия, обратные тем,
какие следовало совершить; и наконец многие капитаны просто не видели
возможности выполнять указания командования в этой обстановке.
Поэтому эскадра, не говоря уже о массированной атаке на Лезар,
оказалась не в силах даже противопоставить противнику организованное
сопротивление. Разумеется, корабли сопротивлялись, но каждый в
отдельности; сражение разбилось на множество отдельных очагов, благодаря
чему корабли Ассарта были лишены также и возможности оказывать помощь тем
из них, кто в эту секунду более всего в ней нуждался.
Корабли, в зависимости от умения и характера их командиров, вели себя
по-разному. Нескольким удалось, отразив первый налет противника,
разогнаться и уйти в обратный прыжок, не выбирая направлений, но пытаясь
лишь спастись от гибели: в сопространстве, где нет времени, никакие
военные действия невозможны - да и любые действия вообще. Другие, вступив
в огневую дуэль с кораблями Лезара, сражались до последнего; благодаря
самоотверженности их командиров и экипажей оборонительный флот Лезара
понес весьма ощутимые потери, хотя это уже не могло повлиять на исход
операции в целом. И, наконец, еще одна часть кораблей" эскадры, избежав
первых, самых опасных залпов Лезара, продолжала, презирая опасность,
действовать по первоначальному плану. Таким образом, десант на поверхность
Лезара все-таки был выброшен, и в отдельных районах планеты завязались
ожесточенные бои, приведшие к крупным потерям и с той, и с другой стороны.
Однако обреченность храбрецов была ясна с самого начала; так что через
несколько часов бои на поверхности Лезара стали стихать, хотя вызванные
жестоким огнем десантников пожары продолжались еще долгое время после
того, как был сделан последний выстрел. К изложению этих печальных событий
можно добавить лишь, что ни один корабль и ни одна капсула десантных сил
не поднялась с Лезара, чтобы устремиться в обратный путь: все они были
уничтожены. Та же судьба - только несколько позже - постигла и тех, кто
сражался в пространстве.
Таким образом, уцелели лишь те, кто покинул поле боя вскоре после его
начала и ушел в обратный прыжок. Можно было ожидать, что они вновь
возникнут в своем пространстве в самых разных его точках, потому что при
уходе в прыжок им было не до выбора правильного курса. Так что вряд ли
кто-нибудь из них мог выйти в непосредственной близости Ассарта - в той
части пространства, где они оказались бы очень и очень кстати. Наверняка
им пришлось бы, вынырнув, готовиться и совершать новые прыжки - на сей раз
уже по нужному направлению. Произошло, однако, то, чего трудно было
ожидать вообще: в предполагаемое время корабли эти вообще не вышли из
сопространства. Такие случаи прежде не были известны. Видимо, кто-то
оказался в силах влиять на сопространство таким образом, что оно не
спешило вытолкнуть погрузившиеся в него корабли, как это обычно бывает, но
напротив, сумело удержать их в себе - и пока еще неизвестно, смогут ли они
когда-либо покинуть его, или обречены находиться там вечно. Поскольку их
заключила там некая новая сила, то надо полагать, что и для освобождения
их понадобится вмешательство какой-то силы, не уступающей первой, скорее,
даже превосходящей ее. Но пока мы действия такой силы ни в чем не
наблюдаем.
Так прошла операция по захвату Лезара для завоевания элементов Новой
Истории. Что касается прочих шестнадцати планет и соответственно
шестнадцати ассартианских эскадр, то, не вдаваясь в подробности, можем
сказать лишь, что, в общем, события там развивались по такой же схеме.
Конечно, не бывает двух сражений, во всем похожих одно на другое; так что
в некоторых местах - например, в пространстве близ мира Тулесир, а также
около Фегарна и Серитога, ассартианские эскадры, в которых основная часть
личного состава была профессиональной, смогли оказать достойное
сопротивление флотам названных планет и вести бой на равных, так что
потери и с той, и с другой стороны были примерно одинаковы. Но защитников
планет было больше; так что, отразив их натиск, адмиралы, независимо друг
от друга, пришли к выводу о бессмысленности десантирования и, под
прикрытием кораблей эскорта, снова ушли в сопространство - где их постигла
та же судьба, что и бежавшие единицы эскадры адмирала Зергена.
В других местах - в частности, у миров Ктол и Бодин, - эскадрам удалось
даже подавить защитников, поскольку эти планеты не обладали сколько-нибудь
сильными оборонительными войсками и флотами. На эти планеты были, согласно
боевому приказу, высажены десанты, сумевшие даже овладеть некоторыми
узлами противокосмической обороны. В этих узлах они и были осаждены - и
надолго.
В целом же - такого разгрома Ассарт не переживал еще никогда.
Читать оказалось так интересно, что Леза как-то незаметно для самой
себя примирилась с неволей, - а ведь казалось, что в несвободе она
задохнется очень быстро, как в безвоздушном пространстве. Может быть, так
получилось потому, что она от природы была человеком внутренней жизни, для
которого внешние ее условия вовсе не являются главными - привыкнув, он
вообще перестает их замечать, зато внутри него постоянно происходят бурные
процессы, растут и рушатся миры, вытесняя друг друга. Для такого человека
хорошая информация (хорошая - значит пригодная для размышлений над нею)
куда важнее сегодняшнего меню или новой тряпки. Леза до сей поры даже не
подозревала, что она именно к таким людям относится: и лишь тут, в
заключении, это стало ей ясно - благодаря тому, что поместили ее, как мы
помним, в закоулок, где хранились - да нет, не "хранились", конечно, а
просто были свалены какое-то время тому назад - документы личного архива
последнего перед Изаром Властелина - а значит, и множества
предшествовавших: все они тут копились, недоступные ни для каких
исследователей - историков, генеалогов и разных прочих. И за многие
десятки - или сотни, может быть, - лет маленькая женщина, оказалась
первой, у кого возник доступ к этим документам, а кроме того - что весьма
существенно - было достаточно времени для того, чтобы ими всерьез
заняться. Все равно, больше ей делать было нечего.
Начала она рыться в этих бумажках именно от скуки - чтобы хоть как-то
отвлечься от тоски, от черных мыслей о себе, о будущем ребенке и, конечно
же, об Изаре. Первые несколько дней она ждала, что вот-вот появится он на
пороге - и освободит ее, и строго накажет тех, кто с нею так обошелся. Но
дни приходили и уходили без него. И постепенно она перестала ждать. То
есть верила по-прежнему, что он придет и освободит - но уже не думала, что
это произойдет сейчас вот - через минуту, через час, через день. Свободная
поневоле от хозяйственных забот, она не могла придумать, куда девать себя
- пока не обратила внимания на связки и коробки. Сначала занятие
показалось ей скучноватым. В архивном деле не сразу входишь во вкус. Но уж
когда раскусишь до сердцевины - ничто другое никогда их не заменит.
Бумаги хранились в порядке, далеком от образцового. Видно, когда их
откуда-то переносили сюда, то не позаботились о том, чтобы сложить хотя бы
в хронологическом порядке или в каком-то тематическом. Так что рядом с
неофициальной перепиской, посвященной устройству второго брака Властелина
Тенара - прадеда Изара - могли оказаться отчеты по ведению дворцового
хозяйства за предыдущее десятилетие, а также справки о деятельности
Коронного дома призрения инвалидов за середину прошлого столетия. Сначала
Леза, прочитав, возвращала связку или коробку на прежнее место, позже
любовь к порядку, делавшая ее прекрасной хозяйкой, заставила придумать
какую-то систему, так что в архиве стала возникать некая структура. Это
неожиданно помогло и ей самой: вместо отдельных эпизодов перед ней вдруг
забрезжило какое-то строение истории ее мира - истории нецензурованной и
неподдельной, неокультуренной, но и не искаженной тоже. Мысли о ней
оказались неожиданно захватывающими. Но, кроме этого общего интереса, пока
еще оставался и каждодневный: берясь за очередную коробку, она могла лишь
гадать, в какое время, в какие события попадет, кто ей там встретится из
персонажей уже знакомых, а с кем она столкнется впервые. Так что каждый
новый день начинался для нее с этой как бы игры - в ней проигрывать было
интереснее, чем выигрывать, потому что проигрыш сулил что-то новое, то,
чего она не могла заранее угадать, потому что ни о чем подобном не имела
ни малейшего представления.
Сегодня тоже перед тем, как взять очередную связку бумаг, Леза
задумалась. Последним, чем она занималась вчера, были неофициальные
протоколы переговоров, ведшихся на высочайшем уровне перед началом
Семнадцатой Цизонской войны - двести семьдесят лет назад. Что попадется
сейчас? Может быть, в виде исключения, эта связка окажется продолжением
предшествовавшей и будет заключать в себе частные донесения с театра
военных действий? Загадывая так, Леза уже понимала, впрочем, что-будет
что-то совсем новое: и бумага была совсем другой, и степень сохранности, и
сам лак, консервировавший документы, имел совершенно не тот оттенок. Леза
набралась уже достаточного опыта, чтобы определить: возраст этих бумаг
исчислялся немногими десятилетиями, никак не веками и не циклами.
Она вынесла связку в жилую комнату, удобно устроилась на постели -
раскладывать документы здесь было легче, чем на маленьком столике.
Бережно, как всегда, сняла эластичные пластиковые кольца, стягивавшие
пачку, сняла предохранительные картонки. Внимательно, хотя с некоторым
недоумением прочитала надпись на верхней из них: "То, что касается Ублюдка
Власти". Ублюдок? Это было что-то ругательное, насколько она могла судить.
Но что же значит "Ублюдок Власти"? Леза, как и любой житель Ассарта, с
детства знала, что Власть - то же самое, что Властелин - с той лишь
разницей, что Властелины с течением времени менялись. Власть же
оставалась. Но, пока Властелин был жив, он и был Властью. Поэтому
существовали Супруга Власти, Наследник Власти, наконец, Вдова Власти. Но о
существовании Ублюдков Власти ей до сих пор слышать не приходилось.
Со странной осторожностью - словно боясь, что бумага вспыхнет в ее
пальцах - она взяла первый документ: двойной листок бумаги, исписанный
четким, крупным, она почему-то подумала - женским почерком. Прочитала
несколько строк и остановилась, не уверенная в своем праве читать дальше.
Потому что в руках ее оказалось письмо, совершенно частное, написанное
женщиной человеку, которого она, несомненно, любила. Человеком этим, как
следовало из текста, был Властелин. Не Изар, конечно - судя по дате в
конце письма, Изара тогда и на свете не было. Его отцу, вот кому
предназначалось послание. И было им получено - судя по тому, что оно
оказалось в этом архиве.
"Родной мой, уж не знаю, обрадуешься ты или только сделаешь вид, но все
завершилось благополучно, и маленький Миграт уже существует на свете. Я
назвала его так - помня, как ты говорил не очень давно, что, если у тебя
будет сын, ты хотел бы дать ему это имя. Крупный, прелестный мальчик, и
очень похож на тебя - или это мне только кажется? Ему уже исполнилось три
дня, и он ест с удовольствием, наверное, вырастет таким же сильным и
жизнелюбивым, как ты..."
Дальше шло совсем уж интимное, и Леза невольно краснела, читая
откровенные строчки. Сумела бы она так написать Изару, если бы тут
кто-нибудь взялся передать ему письмо? Нет, наверное, она была воспитана в
умении открываться почти до конца, не нарушая определенных правил
приличия. Хотя и не всегда это удавалось... Она вспомнила их первую ночь и
покраснела еще сильнее. И, чтобы отвлечься от горячего воспоминания,
подумала: былой Властелин, сколько она его помнила, всегда был старым и не
очень крепким, и как-то не получалось представить его с женщиной. Теперь
она внезапно как бы увидела его молодым и, наверное, заслуживавшим любви -
раз женщина писала ему такие письма. Женщина... Кем она была для него? И
вдруг Лезу словно ударили пониже груди - она даже согнулась от боли, почти
физической. Кем? Да тем же самым, кем ты служишь для Изара: любовницей,
матерью незаконного сына... Ну конечно! Ублюдок - вспомнила она из давно
прочитанного - это ведь и есть всего-навсего незаконнорожденный сын...
Значит, у старого Властелина был другой сын - вернее, другим был Изар,
а тот - первым. Но где же он? Если у Изара есть брат, каким бы он там ни
был по закону, Изар ведь не мог бы бросить его на произвол судьбы; брат
мог - и даже должен был - носить другое имя, не дающее ему права на Власть
- но тем не менее ему следовало находиться где-то близ Власти, а не вдали
от нее. Хотя... то, что Изар никогда о своем брате не заговаривал, могло
означать лишь, что он ничего о нем не знал - или же история эта
завершилась так давно, что уже и не вспоминалась... Впрочем, что толку
строить предположения, когда здесь, в этой вот связке, и должна быть
разгадка.
Леза стала перебирать бумаги, одну за другой, то бегло проглядывая, то
подолгу задерживаясь на некоторых из них. Там было еще два письма от той
же женщины - на бумаге другого, намного худшего сорта; другим было и
содержание - в них чем дальше, тем больше сквозили печаль и обида, а в
последнем женщина прямо требовала отдать ей сына. "Ни он, ни я никогда не
будем тебя беспокоить, не станем напоминать о нашем существовании - только
не разлучай нас, потому что я уже потеряла тебя - неужели я должна
потерять еще и сына? Зачем тогда жить?.."
Всем сердцем сочувствуя обиженной и обездоленной женщине, Леза напрасно
искала среди документов еще хоть какое-то упоминание о ней. Бумаги
молчали; это заставляло думать, что от женщины поспешили отделаться. Леза
уже давно поняла, что Власть безжалостна, что она не умеет быть другой.
Ну, а мальчик? Да, о нем здесь было немало: по сути дела, все остальные
бумаги были так или иначе связаны с ним. Регулярные донесения воспитателей
- сначала спокойные, потом - выражавшие все большую озабоченность
некоторыми чертами характера мальчика, отрока, юноши: жестокостью,
нежеланием подчиняться старшим, своеволием, дальше - грубостью,
несдержанностью... Положительными были разве что характеристики, данные
преподавателями сугубо мужских наук: владения клинком, кинжалом,
огнестрельным и электронным оружием, умения водить все виды средств
передвижения - по тверди, воде, воздуху и в пространстве. Особый человек,
называвшийся Воспитателем нравственности, с тревогой сообщал о все более
частых угрозах в адрес самого Властелина, его супруги и всего их
окружения. Видимо, Миграт знал, как поступили с его матерью, и отнюдь не
собирался прощать.
Так что Леза не очень удивилась, обнаружив в конце связки копию
документа, подписанного самим Властелином. Распоряжение это предписывало
"принять самые серьезные меры, чтобы утихомирить воспитуемого и
нейтрализовать его угрозы" - так там было сказано. Леза невольно покачала
головой. За свою недолгую жизнь вблизи Власти она успела уже понять смысл
определенных выражений. И знала, что "утихомирить" означало вовсе не
доброжелательную беседу с юношей, целью которой было бы - показать ему всю
нелепость и тщетность его поведения и - должно быть - притязаний: нет, это
слово было равнозначно другому - "убрать", с той лишь разницей, что первое
относилось к людям знатным, второе же употреблялось применительно ко всем
остальным. Итак, мальчика должны были убить.
В связке не оставалось уже почти ничего, и следующий, предпоследний
листок Леза взяла с внутренним содроганием: по логике, это могло быть лишь
донесение о том, что распоряжение выполнено. Однако содержание оказалось
совсем другим. В докладной говорилось, что распоряжение, к прискорбию,
выполнить не представилось возможным вследствие того, что воспитуемый в
тот же день, когда ему стало известно о рождении истинного Наследника
Власти, совершил побег и попытки разыскать его до сих пор не увенчались
успехом. Поиски, однако, продолжались с привлечением к ним всего корпуса
Заботников донкалата, так что автор доклада выражал твердую уверенность
том, что они не сегодня-завтра приведут к ожидаемому результату.
Однако, судя по отсутствию дальнейших донесений, успеха не последовало.
Кроме этого последнего рапорта в связке оставался лишь один конверт. Леза
открыла его и вынула фотографию. Портрет юноши с крупными чертами лица, с
тяжелым, недобрым взглядом. Ему могло быть лет пятнадцать-шестнадцать. Это
было более тридцати лет назад - если последние события датировались
рождением Изара. Значит, сейчас ему сорок пять - пятьдесят. Лицо...
Никогда не виденное, и все же чем-то знакомое лицо: и черты, и взгляд...
И вдруг Леза ладонью закрыла рот, чтобы не вскрикнуть в голос. Потому
что узнала.
Задира; вот кем стал молодой человек. Задира - брат Изара? Враг Изара?
Претендент?..
Не может быть.
И тем не менее, так и есть.
Вот с какой стороны грозила - и грозит - опасность Изару...
Ей на мгновение захотелось вскочить, заколотить кулачками в дверь,
закричать: немедленно предупредить Властелина, он не знает, с какой
стороны будет нанесен удар!..
Но в следующий миг боязнь за Изара отступила, отдавая место другой,
куда более серьезной тревоге.
Ублюдок Властелина... Но тот, кто родится у нее, тоже будет носить
такое же обозначение. Ублюдок Властелина Изара...
Ублюдку Миграту была предуготована смерть. К его счастью, такое решение
было принято лишь тогда, когда он стал уже вполне самостоятельным,
сильным, знающим свою цель человеком. Потому что Изар родился намного
позже.
Но законный наследник Изара, сын Ястры, явится на свет примерно в то же
время, что и ее, Лезы, ребенок. И те, кто заботится о династических делах
Ассарта, могут принять такое решение сразу же. Причем - даже не спрашивая
соизволения Властелина. Просто не ставя его в известность - если им
покажется, что такой выход из положения может ему не понравиться. Да, его
просто не спросят. И крохотного мальчика убьют. О себе она уже не думала.
Но его, еще не родившегося, надо было спасти.
Еще одна мысль заставила ее совершенно утвердиться в принятом решении.
Как знать - не для этого ли ее заточили в этой комнате? Чтобы никуда не
девалась, была бы под рукой в тот миг, когда решение окончательно созреет
и надо будет приводить его в исполнение. Такое решение вполне могло
исходить от Ястры. И это естественно: каждая мать хочет обеспечить будущее
своего сына, и если это требует принесения в жертву кого-то другого - она
не остановится перед таким шагом.
Лезе подумалось, что и сама она, никогда никого не обижавшая,
оказавшись в таком же положении, пожалуй, не проявила бы особой жалости.
Тем более, что Ястре ведь не придется ничего делать самой. Найдется
достаточно людей, готовых за самые небольшие блага выполнить пожелание
Супруги Власти, матери Наследника. Жемчужины.
Нет, бежать, только бежать. Пока она, Леза, еще физически способна на
это; через месяц было бы, пожалуй, поздно. Куда бежать? Не имеет значения.
Главное - скрыться, растаять в воздухе, чтобы убийцы не нашли ни ее, ни
мальчика. Ускользнуть отсюда; а там - она пойдет, куда угодно - даже к
Задире... к Миграту, расскажет ему все, и он, многоопытный, если сам не
сможет помочь, то хоть посоветует...
Чего он потребует за это? А все равно. Чего угодно! Пусть!
Бежать. Как? Надо подумать. Подумать - и способ найдется...
Ни один из кораблей Ассарта, отправившихся штурмовать семнадцать
планет, не вернулся, как мы знаем, в окрестности своего мира. Это никого
не беспокоило, потому что никто и не предполагал, что они могут вернуться
так скоро, и тем менее мог догадываться о той странной задержке в
сопространстве, какая с ними произошла благодаря вмешательству какой-то
посторонней силы.
Это, однако, совершенно не значит, то ближнее пространство Ассарта
оставалось пустым.
Собственно, совершенно пустым оно не было никогда: патрульные корабли
сил обороны, как всегда, обращались вокруг Ассарта на своих орбитах, держа
под неусыпным контролем каждый кубический километр пространства.
И естественно поэтому, что появление вынырнувших из сопространства
эскадр никак не могло остаться незамеченным.
Если бы командиры патрульных кораблей были заранее предупреждены о
готовящейся звездной атаке Ассарта, они наверняка сразу же открыли бы
огонь по возникающим кораблям, препятствуя им построиться в боевые порядки
и начать штурм.
Но любой человек и на патрульных кораблях, и в наземных войсках, да
вообще кто угодно на Ассарте готов был предположить что хотите, но только
не то, что было на самом деле. Нападение на Ассарт было делом немыслимым:
всегда нападал он сам, прочим отводилась роль обороняющихся. Нападение на
Ассарт? Такого и в дурном сне не привидится.
Поэтому первые секунды и даже минуты после обнаружения выходящих из
сопространства кораблей ушли на патрульных машинах, во-первых, на доклады
в Планетарный центр обороны, а во-вторых, - на дискуссии по поводу того -
кто же это такие.
Мнения по этому поводу разделялись и видоизменялись. Сперва большинство
командиров, разговаривая на общей волне, предположили, что это
возвращается эскадра Властелина. Стражи пространства не могли, конечно же,
не знать о том, что эскадра эта ушла для выполнения специального задания.
Им не полагалось лишь знать, что на флагманском борту находился и сам
Властелин: и они этого не знали.
Однако такое предположение продержалось считанные секунды. Ровно
столько времени прошло между возникновением в пространстве первой эскадры
- то был флот мира Ра-Тиг, - и второй, третьей, четвертой... Ясно, что
эскадра Властелина, какими бы боевыми качествами она ни обладала, не могла
во время краткого похода размножиться до такой степени.
Незамедлительно возникла мысль, что это возвращается ассартианский,
только недавно стартовавший флот. Можно было только гадать о причине,
заставившей корабли вернуться буквально с полдороги: ясно, что за
прошедшее время нельзя было не только выиграть войну, но даже толком ее
начать. Однако в космическом флоте Ассарта, как и на любом другом флоте
любой планеты, и не только на флотах, но и в любом роде вооруженных сил -
давно привыкли ничему не удивляться, поскольку всегда все возможно, а
команда "отставить" часто следует в тот самый миг, когда ее совершенно не
ожидают.
А когда стало понятным, что это не ассартианские эскадры, было уже
несколько поздно начинать атаку, потому что ее успел начать противник, и
ракеты Коалиции уже приближались к целям, а десантные корабли пятнадцати
эскадр занимали стартовые позиции для броска на поверхность планеты, в
заранее распределенные между ними районы.
Пятнадцать, именно; и никак не семнадцать. Потому что две эскадры (мы
вынуждены назвать их, хотя не в наших правилах бросать тень на исправных в
общем-то воинов: то были флоты миров Тулесир и Нерошах) не то, чтобы не
вышли из прыжка: они мелькнули было в окрестностях Ассарта, но тут же,
даже не пытаясь перестроиться для боя, развернулись "все вдруг" и
устремились в обратный прыжок.
Для того, чтобы хоть в какой-то мере оправдать их, спешим заверить вас,
что если командиры и экипажи кораблей, входивших в эти две эскадры, и были
повинны в случившемся, то главная вина лежит все же не на них.
Главная вина, без сомнения, должна быть возложена на Улыбающуюся Даму.
Да, конечно; она была одна, а кораблей в обеих эскадрах насчитывалось
никак не менее двух десятков. Поэтому мы совершенно не беремся объяснить,
как это у нее получилось. В рамках нашей привычней логики это
просто-напросто невозможно. Однако наша логика - всего лишь сильно
ограниченная логика людей планетарной стадии. Улыбающаяся же Дама, как вы
уже поняли, принадлежала к иной, более высокой ступени длинного
человеческого пути - она была человеком Космической стадии. А этим людям
посильно многое из того, о чем мы стараемся не думать и во что пытаемся не
верить, хотя и без особого успеха, ибо - каждому воздается по вере его.
Короче: Дама появилась одновременно - или, может быть, почти
одновременно, хронометража при этом никто не вел - и в центральных постах,
и на постах управления оружием каждого из этих кораблей.
Это произошло в те мгновения, когда эскадры, стартовав с исходных
позиций, стремительно набирали скорость, чтобы уйти в сопространственный
прыжок. Но и когда они выскочили из прыжка, Улыбающаяся еще находилась в
тех же местах.
Собственно, никакого вреда она ни кораблям, ни людям на них не нанесла.
Она просто дождалась, пока все ее заметили и, оторвавшись от пультов и
экранов, сосредоточили испуганно-изумленные взгляды на ней. Тогда она,
укоризненно, улыбаясь, покачала головой, как бы упрекая людей в каком-то
неблаговидном поступке, и погрозила пальцем, словно намекая на некие,
могущие воспоследовать неприятности. Потом тем же пальцем указала на
экраны, отошла в сторону и уселась на свободное место. Единственное, чем
различалось ее поведение на разных кораблях, заключалось именно в том, что
свободными там оказались разные места, так что на флагмане эскадры Тулесир
она угнездилась в кресле второго штурмана, который лежал сейчас в своей
каюте в коконе, потому что должен был вступить в исполнение обязанностей
только после выхода из прыжка; на десантном транспорте этой же эскадры
Улыбающаяся Дама устроилась на сиденьи главного боцмана, находившегося
сейчас среди десантников в трюме, чтобы положительно влиять на настроение
непривычных к сопространственным прыжкам людей (транспорт вез главным
образом призванных из запаса); а на флагмане эскадры Нерошах она
осмелилась даже занять кресло самого адмирала, который, завидев ее,
почему-то пулей вылетел из центрального поста (нет, он, разумеется, не
струсил, но по какой-то неведомой причине вообразил вдруг, что против
Улыбающейся Дамы может помочь жидкость против укусов насекомых - он вез с
собой несколько баллончиков, предполагая, что на Ассарте множество
комаров. Он вернулся, но лишь тогда, когда Дама исчезла, а корабли уже
заканчивали разворот для обратного прыжка). В остальном же и ее поведение,
и его результаты во всех случаях оказались совершенно подобными. А именно:
когда она указала на экраны, все послушно перевели свои взгляды на них - и
к собственному ужасу увидели на них вовсе не то, что полагалось видеть, но
просто черт знает что: вместо планеты Ассарт и, на ее фоне, кораблей
патрульной службы, вместо цифр, которые обозначали бы расстояние до цели и
необходимый угол прицеливания - какое-то кабаре, голых девиц, пляшущих
что-то несусветное и совершенно неприличное, вслед за которыми последовала
реклама лучшего в мире Тулесир хлебного пойла и маринованных пауков,
которыми, как всякому известно, полагается этот напиток закусывать. Затем
снова появились девицы, но не одни, и учинили такое, что всех,
находившихся в центральных постах, стало бросать то в жар, то в холод, а
под конец они чуть не стали бросаться уже и друг на друга. Но вовремя
опомнились и всей братией накинулись на Даму - которая тут и исчезла,
успев лишь еще раз указать на экраны, на которых теперь красовалось
мрачное изображение черепа и костей: в скоплении Нагор, томно так же, как
и в местах, знакомых нам гораздо лучше, картинка эта является
предупреждением о грозящей гибели.
После сказанного вряд ли следует удивляться тому, что обе эскадры, не
размышляя о возможных неприятных последствиях, предпочли немедленно
покинуть поле еще не начавшегося боя. И вот почему эскадр вокруг Ассарта
оказалось не семнадцать, а только пятнадцать. Разумеется, и этого вполне
достаточно; однако надо принять во внимание, что именно десант мира
Тулесир должен был штурмовать город Сомонт, столицу Ассарта, и овладеть
им; эскадра же с планеты Нерошах имела целью вывести из строя путем
уничтожения Резервный центр обороны Ассарта, находившийся в
противоположном полушарии. Таким образом, два очень важных объекта на
атакованной планете оказались - во всяком случае, на некоторое время, а
может быть, и совершенно - выведены из-под удара.
Что касается остальных флотов, то они честно выполнили свой долг и к
настоящей минуте успели уже расстрелять почти в упор только-только
пришедшие в себя патрульные корабли ассартиан. Теперь ничто не мешало
высадке десантов. И она началась.
Штурм Ассарта силами Коалиции по времени почти совпал с появлением
эскадры Властелина Изара в той части пространства Нагор, где находился
пресловутый Центр объединенных сил: старая космическая станция Глубокого
пространства, на которой некогда велись исследовательские работы в
некоторых областях энергетики Скопления, а все последние годы она просто
болталась в пространстве, протирая борта, и дожигала последние кубики
топлива коррекционных двигателей. Наверное, излишне говорить, что никакого
Центра на ней не было; зато ее использовали для устройства засады.
Станцию можно было уничтожить одним-единственным ракетным ударом
эскадры. Однако об этом никто и не заикнулся, потому что по имевшимся у
Властелина сведениям там находилась Леза. Поэтому задачей эскадры было:
или разгромить охраняющие Центр корабли, или, на худой конец, завязав бой,
стараться увести их в сторону, чтобы сделать возможной высадку на станции
не весьма многочисленного, но отборного и отменно вооруженного
гвардейского десанта.
К сожалению, из этого прекрасного плана ничего не получилось, потому
что кораблей охраны близ станции не оказалось; как вскоре выяснилось, они
охватывали широким, но достаточно плотным кольцом ту часть пространства,
где находилась и сама станция, и вся вышедшая из сопространства эскадра.
Так что силам Властелина был нанесен удар в спину.
К чести его войска надо сказать, что эскадра ничуть не растерялась,
сразу же стала отвечать огнем на огонь противника и некоторое время
успешно противостояла постепенно сжимающемуся кольцу. Но все же противники
сражались в неравных условиях: корабли кольца были гораздо более
рассредоточены, обладали поэтому большей свободой маневра и успешнее
уклонялись от огня ассартиан. Конечно, эскадра могла без особого труда
перестроиться даже под огнем противника и прорвать блокаду, в которой
оказалась, ценой даже не очень больших потерь. Однако при этом та цель,
ради которой эскадра и сам Властелин здесь и оказались, осталась бы
невыполненной. Об этом Изар и подумать не мог. Подчиняясь его воле,
командиры лишь отвечали огнем на огонь и маневром на маневр, все более
стягиваясь к станции, откуда они ожидали еще одного удара, предполагая,
что те, кто устраивал тут засаду, никак не могли не использовать станцию с
этой целью. Однако станция не подавала никаких признаков жизни, так что в
конце концов Властелин приказал десанту действовать. Десантные корабли
полным ходом направились к станции, и первые капсулы с бойцами отделились
от них и вскоре достигли цели. Вскрыть запертые люки было для них делом
нескольких минут. Предоставив адмиралу руководить боем, Властелин
напряженно следил за действиями десанта. Вот они скрылись внутри станции.
Преодолевая возникшие сомнения, Изар приказал командиру корабля
приблизиться к станции - чтобы, как только понадобится, причалить к ней и
взять на борт Лезу. Так он скомандовал, внутренне уже чувствуя, что Лезы
там нет и, скорее всего, никогда и не было. Корабль приблизился к ближнему
причалу станции и уже готов был выбросить переходник, когда станция
сделала то, для чего была приготовлена: она взорвалась.
Взрыв был огромной силы. Разумеется, находившиеся в отдалении от нее
корабли эскадры практически не пострадали - долетевшие до них обломки не
могли нанести ощутимого вреда. Зато десантный корабль и тот, на котором
находился Изар, были практически уничтожены - не говоря уже о людях,
проникших внутрь станции.
Изар получил ранение в голову и потерял сознание. Уцелевший второй
пилот с трудом втащил его в спасательный катер и кое-как выбрался из
обломков корабля, а затем устремился подальше от боя.
- Дьявольщина! - пробормотал Уве-Йорген, когда корабль, за пультом
которого Рыцарь сидел, вырвался из сопространства в намеченной точке.
Сомнений не было: они опоздали. На фоне усеянного звездами пространства
догорало несколько кораблей, обломки того, что должно было быть станцией,
пролетали, удаляясь по радиусам от центра недавнего взрыва; так будет
лететь каждый из них, пока тяготение какой-то из далеких звезд не заставит
его искривить свой путь и в конце концов замкнуть орбиту. Но еще несколько
кораблей находилось неподалеку, на первый взгляд невредимых; они
неторопливо перемещались, подчиняясь импульсам двигателей, сходились к
одной точке, чтобы образовать, быть может, какой-то единый строй.
Уве-Йорген наблюдал за ними, прищурив глаза; похоже, в нем зрело желание
ввязаться в бой, атаковать, несмотря на численное превосходство крейсеров
с эмблемами разных миров на закругляющихся бортах: пилот знал, что в
искусстве маневрирования может потягаться с любым, вооружен он был лучше -
и, в конце концов, надо же было на ком-то сорвать злость, овладевшую им,
злость на собственную нерасторопность - или на чрезмерную торопливость
тех, кому помогать он летел. Наверное, Уве-Йорген так и поступил бы, если
бы Георгий не подсказал ему:
- Рыцарь, по-моему, кто-то все же уцелел. Посмотри в правый верхний
угол...
Пилот перевел взгляд туда, куда указал спартиот. И в самом деле, там -
в изрядном уже отдалении - один из крейсеров Коалиции, быстро ускоряя ход,
преследовал какую-то скорлупку: не корабль, конечно, удиравший скорее
напоминал какое-то спасательное средство.
- К маневру! - скомандовал Уве-Йорген, приняв мгновенное решение. Но
уже за мгновение до его команды все было выполнено: никто не сомневался в
предстоящем, и все понимали, что маневр будет выполняться на пределе
перегрузок. Поэтому громкие щелчки предохранительных устройств прозвучали
одновременно со словами пилота.
Грянули дополнительные, на химическом топливе, двигатели экстренного
торможения. Одновременно мягко включились рули. Описывая крутую
циркуляцию, корабль на миг оказался в опасной близости от
перестраивающейся в походный ордер эскадры - далеко не полной уже эскадры,
но все же сохранявшей боеспособность. Уве-Йорген стиснул зубы: проклятое
трижды ощущение - когда ожидаешь удара в спину, пока твои маршевые лишь
начинают разгонять машину и до предельной скорости еще далеко... Удара не
последовало: видимо, наблюдатели на кораблях Коалиции не сразу заметили, а
еще вернее - с замедлением сообразили, что это за кораблик внезапно возник
поблизости; а если и поняли, то маневр "Алиса" оценили как попытку
спастись бегством. Им и в голову не пришло, что не ради спасения своего
экипажа корабль устремился прочь, но ради атаки - единственного, на что
сейчас его команда была настроена.
- Конец маневра! - оповестил Уве-Йорген. - К бою!
Бой уже шел на самом деле - только не здесь, где находился сейчас
"Алис", а там, впереди. Впрочем, можно ли было назвать это боем:
настигающий беглеца крейсер открыл огонь, спасательный же катер лишь
увертывался - то ли не было на нем оружия, чтобы ответить, а может быть,
оружие было, но некому стрелять из него: не исключено, что единственным
человеком на борту был пилот. И все равно, пусть хоть одного, но "Алис"
обязан был спасти, чтобы его экипаж не потерял уважения к самим себе.
- Рука, что же ты?
- Еще не время. Рыцарь: он не в зоне. Ты можешь быстрее?
- Нет. Мы и так на форсаже. Сколько еще по твоей шкале?
- Минут через десять можно открывать огонь на поражение.
- Не годится! За десять минут он его наверняка зацепит. Ему и одного
попадания хватит, это же бумажный кораблик...
- Чем я могу помочь. Рыцарь?
- Открывай огонь сейчас!
- Впустую потратим...
- Наплевать!
- А что потом?
- Потом пойдем на сближение. И ударит Питек. А сейчас - хоть отвлечем
его внимание. На крейсере, похоже, думают, что могут тешиться игрой
безнаказанно - как борзая с зайцем...
- Хорошо, пилот.
- Сейчас я, между прочим, капитан, - не утерпел Уве-Йорген без особой,
впрочем, обиды; однако порядок ведь должен был быть даже и в такой крайней
ситуации. Гибкая Рука это понял и спокойно ответил:
- Виноват, капитан. Открываю огонь...
Две ракеты автоматического наведения выпорхнули из своих гнезд и яркими
звездочками унеслись вперед. И пилот, и Рука знали, что не радиус действия
этих ракет делал, их уязвимыми: они долетели бы, даже находись цель
вдесятеро дальше. Дело тут было во времени, потребном для их обнаружения и
уничтожения средствами перехвата, какими обладал каждый корабль. Зона
уверенного поражения начиналась там, где ракетам требовалось меньше
времени, чтобы долететь до цели, чем противнику - обнаружить их и
уничтожить. Сейчас времени нужно было слишком много, поэтому не
приходилось рассчитывать на то, что они поразят цель.
Так и получилось: ракеты "Алиса" были замечены крейсером вовремя, и
через считанные секунды с борта большого корабля стартовали перехватчики.
Огоньки на экранах стремительно сближались. Взрыв. Вот и второй. Опасность
для крейсера миновала - первая опасность.
Однако, как Уве-Йорген и предполагал, ракеты были потрачены не впустую.
Крейсер еще несколько секунд продолжал мчаться за катером, однако уже
прекратил огонь. Во всяком случае, на срок, нужный для того, чтобы оценить
нового противника и принять решение. На-это решение следовало повлиять.
- Рука! Повторить!
- Командир, но мы останемся...
- Разговоры! Огонь! Пуск!
Гибкая Рука повиновался. Еще две ракеты ожили, покинули привычные места
и устремились к теперь уже хорошо видному крейсеру. Их тоже перехватили;
но на этот раз они взорвались куда ближе к кораблю Коалиции, чем первые.
И, видимо, это серьезно обеспокоило командира крейсера: с "Алиса" было
заметно, как замерцали частыми импульсами тормозные, и крейсер начал
сходить с курса преследования катера.
- Ага! - сказал Уве-Йорген удовлетворенно. - Так я и думал. Уровень
младших классов.
- Не понял, - отозвался Гибкая Рука.
- Я думал, что он предпримет такой маневр. Дурачок.
- А что бы сделал ты?
- Как-нибудь сообразил бы, что сейчас нельзя терять скорость, наоборот
- увеличить до предела. Он же позволяет нам подойти на дистанцию ближнего
боя.
- У него есть свой резон, - откликнулся индеец.
- Какой же это?
- Они умеют считать до четырех. Мы выпустили четыре ракеты.
- Я тоже умею до четырех...
- Кораблям нашего класса - по их представлениям - и не полагается иметь
больше. Они наверняка принимают нас за суденышко, уцелевшее от эскадры
Властелина и теперь ищущее почетной гибели вместо позорного возвращения...
Думаю, что единственное, чего они сейчас будут опасаться, - это того, что
мы пойдем на таран, чтобы взорваться вместе.
- Ну что же, - сказал Уве-Йорген. - Я не против. Пусть думают так. Не
знаю только, долго ли им еще остается думать...
- Не отвлекайся! - предупредил Георгий. - Он лег на контркурс.
- Лучшего и желать нельзя, - удовлетворенно пробормотал Уве-Йорген,
наклонившись над пультом и не сводя глаз с экрана. - Питек, как у тебя?
- Полная готовность, капитан.
- Мы идем хорошо?
- Возьми два градуса в направлении одиннадцать-десять...
- К маневру!
- Капитан! - окликнул Георгий. - Эскадра преследует нас.
- Спохватились... Сколько до них?
- Полторы предельных дистанции.
- Тогда все в порядке. Питек, как идем?
- Лучше не бывает.
- Внимание... Ах, сто чертей!
- Да, - согласился Питек. - Могли бы на пару секунд позже.
Он имел в виду ракеты, только что выпущенные крейсером и быстро
приближавшиеся к "Алису".
- Знают, что у нас не должно быть перехватчиков...
- А у нас их и нет. Капитан, разреши - я их...
- Раскрыть карты раньше времени?
- Все равно, им деваться некуда...
- Капитан! Эскадра же открыла огонь! Бьют лазерными импульсами.
- Идиоты. Так они скорее зацепят своего...
- Капитан! Или я действую - или мы окажемся сами в опасной зоне...
- Отставить! Есть другой вариант...
- Есть отставить.
- Уве! - Это был снова Георгий. - Те, сзади, нас нащупывают. Еще
полминуты - и...
- Внимание! К срочному прыжку!
Команда выполнилась автоматически; начни люди размышлять, они не успели
бы.
"Алис" шел на предельной скорости. Уйти в прыжок можно было в любой
миг. Уве-Йорген сделал это, когда выпущенные первым крейсером ракеты
находились уже менее чем в минуте полета от, казалось, беззащитного
кораблика.
Мгновение - и он исчез из пространства; Точно направлявшиеся ракеты
промчались сквозь пустое место и понеслись дальше - их искатели уже
нащупали вместо пропавшей цели массивные корабли эскадры, и теперь
снаряды, чуть изменив курс, устремились к флагманскому кораблю. Тот был
вынужден отбиваться перехватчиками, одновременно замедляя ход и заставляя
сделать то же самое другие следовавшие за ним корабли.
Сбежавший катер теперь уже трудно было бы обнаружить в пространстве,
если бы даже его немедленно принялись искать. Однако эскадре было сейчас
не до того. Один из лазерных импульсов эскадры, возможно даже - самый
последний задел быстро сближавшийся с эскадрой крейсер. Поражение было не
смертельным, но все же чувствительным, и получившему повреждение крейсеру
требовалась помощь. Так что пришлось оставить мысль о преследовании - да и
догонять, собственно, было больше некого.
Уве-Йорген вывел свой корабль из сопространства с ювелирной точностью -
почти там же, где "Алис" и ушел в прыжок. Эскадра отсюда воспринималась
как скопление огоньков, едва различимое на ослепительном звездном фоне.
Зато был ясно виден спасшийся катер.
На обычном корабле ни одному пилоту, даже самому умелому, осуществить
подобный маневр оказалось бы не под силу. Однако "Алис" не был обычным
кораблем. Недаром его снаряжала Ферма.
Рыцарь осторожно подвел корабль к катеру. Двигатели того были выключены
- или выключились сами, израсходовав всю энергию. Чтобы предупредить о
своем приближении, Уве-Йорген включил носовой прожектор. Катер никак ни
отозвался. Если на борту его и были живые люди, то они либо находились без
сознания, либо ничего не понимали в управлении машиной. Последнее казалось
маловероятным.
Уве-Йорген уравнял скорости.
- Георгий, видишь люк?
- С этой стороны его нет.
- Сейчас обойдем...
Несложный маневр: подтормозить, потом на мгновение включить планетарный
двигатель - и снова тормозить.
- Вижу, капитан.
- Выдвигай переходник.
После недолгой паузы Георгий доложил:
- Переходник не поможет. Совсем другая конструкция, Уве. Наш "Алис"
ведь родом не из этих краев...
- Ясно... - проворчал капитан Уве-Йорген. - Придется выходить. Питек и
Рука, вы оба. Возьмите инструменты. Сколько у нас костюмов?
- Два мы наденем - значит, останутся четыре.
- Захватите с собой.
- У них на борту наверняка есть свои.
- Кто знает, что у них там творится. Возьмите.
- Есть.
Почти двадцать минут ушло на то, чтобы выйти в пространство. Две фигуры
промелькнули в луче прожектора. Еще четыре костюма плыли за ними на
буксире.
- Уве! Выключи прожектор - слепит...
- Извини, Питек. Я не сообразил.
Прожектор погас. Достаточно было и звездного света.
- Ну, что там?
- На стук не отзываются. Придется вскрывать люк.
- Опасно. А если у них не в порядке тамбур?
- Что другого можно придумать?
- Обождите минутку...
- Капитан!
- Погоди, Георгий... Ну, что у тебя?
- Кажется, та свора пришла в себя. И, похоже, нащупали нас. Движутся в
нашем направлении.
- Этого только нам не хватало... Питек! Рука!
- Внимательно слушаем, капитан!
- Просверлите люк. И побыстрее. По напору воздуха сообразите: он уходит
только из тамбура - или теряет атмосферу весь катер. Если катер -
немедленно пробку и изоляцию.
- Ясно. Но мне кажется, лучше сделать по-другому.
- Именно?
- Мы тут пока что разобрались в замке. Он несложный. Предлагаю обшивки
не нарушать, а вскрыть замок и одному из нас вскочить в тамбур, люк сразу
же закрыть. Если даже тамбур разгерметизирован, воздух не успеет выйти. Да
и наверняка здесь есть какой-то резерв...
- Разумно. Сколько на это потребуется времени?
- Что-нибудь изменилось, капитан?
- Эскадра идет курсом на нас. Может быть, конечно, случайное
совпадение. Но не исключено, что нас заметили.
- Охотничий азарт?
- Дело не в названии. Действуйте быстро.
- Четверть часа у нас есть?
- У тебя - нет.
- Понял. Тогда пусть Георгий подменит меня.
- Не выйдет. На борту не осталось ни одного костюма.
- Да, верно... Хорошо. Тогда в катер пойдет Рука. А я вернусь сразу же,
как он закроет за собой люк.
- Выполняйте!
На экране хорошо видно было, как двое возились около люка. Замок, хотя
и простой, поддавался неохотно. Минута, другая, третья...
- Питек! Вы что - уснули там?
- Сейчас, Уве, сейчас... Какой-то кретин его заблокировал изнутри. Но
мы уже... Рука, давай! Налегай, не бойся...
- Питек...
- Да погоди, капитан...
Наконец-то крышка люка отошла. Одна из фигур на экране рванулась к
проему. Исчезла внутри. Вторая сразу же налегла на крышку. Замигал
двигатель за спиной пустотного скафандра. Люк закрылся. Оставшийся в
пространстве человек, не выключая движка, устремился к "Алису". Еще через
пять минут освободившийся от костюма Питек вскочил в рубку.
- Я готов, капитан.
- На сей раз, кажется, без тебя не обойтись.
- Где они там? - Питек вгляделся. - Да, безусловно - идут на нас. Будем
маневрировать?
- Н-и в коем случае. Тут катер, и в нем - Рука...
- Ясно. Но коррекции не избежать.
- Готов, - сказал Уве-Йорген. - Куда?
- От оси шесть - восемь, пять градусов...
"Алис" начал медленно менять ориентацию.
- Стоп, стоп! Так стоять!
- Готово.
- Всю энергию на меня!
- Выполнено.
- Начинаю отсчет. Пять. Четыре. Три...
Уве-Йорген и Георгий невольно съежились в креслах. Знали, что толчок
будет не сильным, не сравнить с прыжковыми перегрузками. Но все же...
- Один. Залп!
Короткая дрожь прошла волной по телу корабля. Что-то звякнуло, что-то
лязгнуло. И снова покой...
Здесь, на корабле "Алис". Но вовсе не там, где находилась в этот миг
готовящаяся к очередной ракетной атаке эскадра.
Корабли ее шли пусть и не на предельной скорости, но все же на хорошей,
в стремлении побыстрее выйти на дистанцию уверенного поражения цели. Они
летели не в кильватерном строю, но в звездном - все располагались в одной
плоскости, перпендикулярной линии, соединявшей эскадру с "Алисом", линии
огня. Такой строй давал возможность вести огонь одновременно, не мешая
друг другу.
И поэтому они одновременно налетели на стену.
На стену, незримую, неощутимую даже в десятке метров от нее: возникшую
мгновение назад - сразу после того, как Питек в своем кресле нажал всей
ладонью на красную грибную шляпку.
Выброшенное кораблем поле преградило путь эскадре так же уверенно, как
если бы это была стена из сверхпрочного метала Поле это могло существовать
в пространстве - без связи с генерировавшим его кораблем - лишь несколько
секунд. Поэтому самым важным и трудным было - выбросить его с точным
расчетом по определению расстояния до объекта и его скорости. Однако и то
и другое определяли, к счастью, не люди, а редко ошибающиеся приборы.
С кораблями эскадры произошло то же, что происходит с любым телом,
летящим со скоростью десятков километров в секунду и вдруг врезающимся в
неодолимое препятствие.
То, что после удара отскочило от стены, больше никак нельзя было
назвать кораблями. Это были груды раскаленного металла, прослоенного
расплавленным пластиком и клочьями органики.
В скоплении Нагор такого оружия не было. И к защите от его воздействия
не был готов никто.
- Рука! Что у тебя?
- Ничего особенного. Все в порядке.
- Есть люди?
- Двое. Оба без сознания.
- Пилот, это ясно. А кто еще?
- Тот, кого мы обязаны охранять.
- Властелин? Ты не ошибся?
- Я достаточно на него насмотрелся, чтобы отличить от другого.
- Что с ним?
- Сейчас - ничего. Я уже упаковал его и заканчиваю пеленать пилота.
- Я спрашиваю: что с ним?
- Ранен. Но кто-то уже успел перевязать его. Наверное, пилот.
- Но он жив?
- Живы оба.
- Сейчас Питек идет тебе на помощь. Мы тем временем приготовим места
для их размещения. Придется класть в коконы.
- Я тоже так думал. А что там противник?
Уве-Йорген ухмыльнулся.
- Разве был какой-то противник? По-моему, это тебе просто померещилось
от страха.
- Ага, - невозмутимо откликнулся Гибкая Рука. - Очень может быть.
На то, чтобы оказать необходимую помощь Властелину и пилоту
спасательного катера, уложить их в противоперегрузочные коконы и
приготовиться к движению, ушло около часа. Потом прозвучала привычная
команда: "По местам - к старту"
- Куда мы сейчас, капитан?
- На Ассарт - куда же еще.
- Ты думаешь - там сейчас спокойно?
Уве-Йорген пожал плечами.
- Не имею представления. Но если беспокойно - думаю, мы там пригодимся.
- А пассажиры?
- Наверное, Властелин там нужнее, чем в любом другом месте. Даже
раненый. Да что гадать: долетим - сориентируемся. Еще вопросы? Тогда -
почему не слышу докладов о готовности?
Доклады прозвучали один за другим, в раз и навсегда установленном
порядке.
- Начинаю отсчет. Пять, четыре, три...
И корабль двинулся, ложась на курс для разгона к прыжку.
- К вам посетитель, Жемчужина Власти... Настоятельно просит принять по
крайне важному и неотложному делу.
- Кто он? - Ястра лениво подняла бровь.
- Я бы сказала, что он - простонародного вида... Хотя одет, как знатный
вельможа.
- Вы никогда его не видели?
- Нет, Жемчужина Власти.
"Может быть, кто-то из людей Уля? - подумала Ястра. - Они, кажется,
обожают такие представления с переодеваниями..."
- Пусть войдет. Но прикажи охране проследить, чтобы у него не оказалось
оружия. Если он из простых, то может не знать заведенных порядков.
- Да, Жемчужина. Разумеется, Жемчужина...
Ястра ощутила даже некоторый интерес. Какое-то, пусть и маленькое, но
приключение: неизвестный посетитель. Может быть, для решения какого-то
государственного дела? Интересно... Но он медлит. Наверное, там его
основательно проверяют...
Камер-дама впорхнула снова:
- Магистр Миграт - к вашему Всемогуществу...
И отступила - с приседанием, как полагается - в сторону.
Человек вошел. Крупный, массивный, с тяжелыми чертами лица, на котором
сейчас играла, однако, приятная улыбка. Остановился вовремя, поклонился -
как ни странно - тоже с соблюдением всех правил этикета. Одет он был,
действительно, как вельможа, но что-то не соответствовало. Однако Ястра
встретила его тоже с соблюдением всех правил. Указала на кресло.
- Я готова выслушать вас, Магистр. Надеюсь, вас привело сюда достаточно
важное дело?
- Крайне важное. Жемчужина. Но одновременно и строго конфиденциальное.
Поэтому вынужден просить вас о беседе без свидетелей.
Но Ястра медлила, хотя и понимала, что камер-дама должна удалиться по
первому же ее кивку. Та и в самом деле уже готова была исчезнуть -
разумеется, чтобы подслушивать с той стороны двери. Однако Ястру охватило
вдруг странное волнение, сродни страху. Ей не приходилось оставаться
наедине с мужчиной с тех пор, как... Не считая Уля, конечно, но Уль был
своим... Да, очень глубоко засел в ней страх.
- Прошу поверить - мною движут лишь самые благородные намерения.
- Хорошо... Инида, оставьте нас... но не уходите далеко.
Камер-дама присела и исчезла.
- Итак, Магистр?
- Прежде всего разрешите задать вопрос... О да, я знаю, что особам
вашего ранга вопросов не задают. Однако чрезвычайные обстоятельства
заставляют меня пойти на такое нарушение этикета.
"Забавно: он говорит как хорошо воспитанный человек. А в этой одежде
явно чувствует себя стесненным, да и она на нем как-то топорщится -
похоже, он сегодня надел ее впервые..."
- Чрезвычайные, вы сказали?
- Да, Жемчужина, и об этом как раз мой вопрос. Известно ли Вашему
Всемогуществу, что происходит сейчас на Ассарте и рядом с ним?
- Полагаю, что да. Магистр. Наши доблестные войска собираются нанести
удар по тем, кто отказывается выполнять наши справедливые требования...
- Увы, это несколько запоздалые сведения. Наши войска уже попытались
нанести тот удар, о котором вы говорите. И повсеместно потерпели
поражение.
- Но это невозможно!
- Свершившийся факт не может быть невозможным, Властительница. Но это
не совсем то, о чем я спрашивал. Я говорил об Ассарте и его окрестностях.
Что происходит сейчас здесь?
- Где именно? В Жилище Власти?
- Нет, не столь буквально. В Державе.
- Я полагаю, то же, что всегда...
- Вы глубоко заблуждаетесь. Планета окружена эскадрами семнадцати
миров. И через считанные часы, а может быть - минуты на Ассарт будут
высажены десанты. Это будет означать конец Державы, Властительница.
- Если это шутка, то она не очень остроумна.
- К сожалению, это не шутка. Повторяю: это уже свершившийся факт.
- Но пусть это даже так. Полагаю, что Властелин Изар сумеет дать
достойный Ассарта отпор авантюристам.
- Властелин Изар... Рискую глубоко опечалить вас. Жемчужина Власти, но
у меня есть серьезные основания считать, что ваш высокий супруг не
пребывает более среди живых.
- Это ложь!
- Но вы согласны с тем, что он некоторое время тому назад покинул
планету вместе со своей эскадрой и гвардией?
- Откуда это вам известно?
- Мне известно не только это. Но и то, что в том месте, куда он
направлялся, ваш супруг и его войска были встречены превосходящими силами
антиассартской коалиции и разбиты наголову. С прискорбием вынужден
сообщить: не уцелело ни одного корабля.
- Ложь! Ложь! Ложь!
- Это можно повторять, сколько угодно; но вы лишь потеряете время без
малейшей пользы. Тогда как еще существует возможность выйти из
создавшегося положения с честью, и даже без особого ущерба для Державы.
- Что вы имеете в виду?
- Высадку десантов, покорение Ассарта, крушение Власти еще можно
предотвратить.
- Каким образом?
Магистр пожал плечами.
- Это в моих возможностях, уверяю вас.
- Так сделайте же это! Незамедлительно!
- С радостью - как только вы выслушаете мои условия и согласитесь на
них.
- Магистр! Кто вы такой, чтобы ставить мне какие бы то ни было условия?
Не слишком ли вы забываетесь?
- Нимало. Я имею право ставить вам условия, потому что ранг мой равен
вашему. И потому, что сейчас управляю событиями я, а не вы, дорогая
родственница.
- Родственница? Какая наглость! Да кто же вы?
- Всего лишь старший брат вашего - увы, покойного - второго супруга.
Или, выражаясь иначе - старший сын вашего первого супруга. Тоже покойного.
- Но это какой-то бред!
- Нет, мадам. Всего лишь одно из хитросплетений жизни. Вы когда-нибудь
слышали об Ублюдке Властелина?
- Н-ну, кажется... Но ведь это все легенды!
- Не кажется ли вам, что я слишком массивен для того, чтобы быть
легендой, мадам? Да, я и есть этот Ублюдок. Порожденный вашим первым
супругом, когда вас еще и на свете не было. Пусть так называемый
незаконный, но я - его сын. И во мне течет кровь Властелинов!
Ястра ощутила вдруг, что человек этот не лжет. Была в нем какая-то
внутренняя уверенность в своей правоте.
- Ну хорошо, допустим... допустим, что все обстоит так, как вы
говорите. Но...
- Я, вынужден перебить вас, Жемчужина. Признаете ли вы теперь за мной
право ставить какие-то условия для того, чтобы спасти Державу - нашу
Державу - от несчастья и позора?
Ей хотелось закричать ему, чтобы он ушел, оставил ее в покое, что она
не желает больше ничего слышать ни о каких бедствиях, десантах,
покорениях, оккупациях, крушениях... Но Ястра вовремя вспомнила, что
сейчас именно она - Власть, именно она повелевает Ассартом. И потому не
вправе проявлять малодушие.
- Во всяком случае, я готова выслушать ваши условия, - она постаралась
произнести это как можно высокомернее, чтобы он понял: плохие, страшные
новости не сломили ее - и не сломят. - Но не могу давать вам какие-либо
предварительные согласия...
- Я их и не требую. Потому что знаю: вы женщина умная и практичная. И
достаточно дорожащая Властью и своим положением в системе этой Власти. Мои
условия ничего этого не затрагивают, а остальное, думается, не играет для
вас столь существенной роли.
Ястра не стала говорить ни "да", ни "нет". Произнесла лишь:
- Я сама знаю, что мне свойственно и что - нет. Ну, так чего же вы
требуете?
- И все же я вынужден сказать еще несколько слов о вас. Ясно ли вы
поняли, что снова овдовели? В очередной раз сделались Вдовой Власти - то
есть человеком, который может править Ассартом в полном соответствии с
законами, традициями, обычаями и Порядком?
- Нет, Магистр. Мне нечего понимать. Все, что я знаю о судьбе
Властелина Изара - это ваши слова. Но я не могу, и никто не сможет считать
их доказательством.
- Я и не претендую на это. Но военная суматоха очень быстро уляжется -
и требуемые вами доказательства возникнут. Потому что Изар погиб, мадам. И
следовательно, он не вернется. Сколько времени вы намерены ждать его? Я
думаю, что присущий вам здравый смысл подскажет, что время это не сможет и
не должно будет оказаться слишком долгим. Потому что - конечно, если
предположить, что сейчас все кончится для Ассарта благополучно - все это
время ожидания нести все тяготы верховной власти в Державе придется вам
самой. Но это, мадам, свыше ваших сил. Вы к этому не готовы - потому что
никогда не готовились, это было совершенно не нужно. Вы не сможете поэтому
править успешно. А это лишь поощрит какого-либо авантюриста - или
каких-либо авантюристов - воспользоваться вашей слабостью и неумелостью и
захватить власть. Не кажется ли вам, что я рисую достаточно верную
картину?
- Пока я не услышала ни одного условия. Не заставляйте меня ждать.
Магистр.
- Это совершенно не в моих намерениях, скорее, наоборот. Итак, мадам -
если признать справедливость сказанного мною, то для вас остается лишь
один достойный выход: законно имеющуюся у вас власть не менее законным
образом передать человеку, которому она по плечу и который сможет
справляться с нею и пользоваться ею на благо Ассарта.
- Передать законным образом? Я могу разве что завещать ее - но я еще не
собираюсь умирать, можете мне поверить.
- Ну зачем же сразу такие высокие тона... Существует другой способ -
тот самый, при помощи которого вы передали власть моему младшему брату...
- То есть... вы имеете в виду брак?
- Именно это, Жемчужина.
- И в супруги предлагаете, если не ошибаюсь, самого себя?
- Не надо быть ясновидящей, чтобы угадать это. Да, себя. Потому что у
меня есть все права на это. Как я уже сказал вам, я - сын Властелина,
причем первый сын, старший; я не женат - следовательно, мне не придется
ничего расторгать и делать кого-то если не несчастным, то во всяком случае
ущемленным.
- Это трогательно. Но ведь вы хотите жениться не на мне, а на Ассарте.
И вам не страшно?
- Я не боюсь власти, мадам. Я достоин ее.
- Это мало сказать.
- Доказательства не замедлят. Я ведь уже обещал вам: если вы
соглашаетесь на мои условия - на Ассарт не ступит нога чужого солдата. Не
говорит ли уже одно это о моих возможностях? Поверьте: они куда больше,
чем у моего предшественника и младшего брата.
- Возможности, да... Скажите, это вы Покушались на жизнь Изара? И не
один раз! Но не лгите! Мужчины не лгут!
- О, мужчины лгут женщинам от начала времен - и им отвечают тем же. Но
сейчас я не стану. Отвечу так: мне было известно об этих покушениях.
- И ни одно из них не удалось. Не кажется ли вам, что это противоречит
вашим декларациям о бескрайних возможностях?
- Ничуть. Мои способности и возможности лежат в области большой
политики, а не террора. То, что покушения эти провалились, должны скорее
свидетельствовать в мою пользу, чем против меня.
- И покушение на меня тоже - дело ваших рук?
- Покушение на вас? М-м...
- Вы обещали не лгать!
- Вот что я вам отвечу: раньше я не знал, как вы очаровательны, как
вы... притягиваете. Вы были для меня просто безличной политической и
династической силой, фигурой. Клянусь вам: знай я раньше, каковы вы - мне
и в голову не пришло бы ничего подобного. Даже больше. Вот мой брат знал
вас издавна, был, как говорят, неравнодушен к вам и пользовался
взаимностью...
- Магистр! Это низко...
- И все же я закончу: так вот, будь я тогда на его месте - никогда в
жизни и ни за что не допустил бы... не совершил бы... Вы понимаете, о чем
я говорю, в этом случае не хочу называть вещи их именами...
- Я благодарна вам за это, Магистр... - глухо проговорила Ястра.
- Счастлив сделать вам приятное. Итак, мое условие вы слышали. Прежде,
чем вы задумаетесь над ним, хочу добавить еще нечто. Мне достаточно многое
известно и о вашей жизни в последние дни и месяцы. Я уважаю право каждого
человека на чувство... И клянусь вам: ваши привязанности, ваши отношения,
ваши приближенные, кем бы они ни были - все это останется без изменения. Я
не намерен посягать на вашу свободу. Ребенок, которого, как мне известно,
вы носите - этот ребенок будет безоговорочно признан наследником Власти.
Но ему не придется со временем убивать меня - очень не люблю, когда меня
душат, и думаю, что найду способ обойтись без этого милого ритуала. И
единственное, что я могу еще сказать в этом отношении, заключается в
следующем: при всей свободе ваших отношений с людьми, если вы изредка
будете вспоминать о том, что я существую на свете не только как Власть, но
и как живой человек - вы сделаете меня бесконечно счастливым...
Женщине опасно слушать такие речи; Ястра сознавала это, но прервать эти
излияния не могла - или не хотела, быть может. Она не смотрела на
Магистра, когда тот говорил - чтобы он не заметил выражения ее глаз; а
когда он умолк - сказала:
- Я обещаю вам обдумать все, сказанное вами.
- Я рад этому, Жемчужина. Но вынужден напомнить: думать придется
быстро; Десантные корабли Коалиции не станут бесконечно кружить около
Ассарта; они должны либо уйти восвояси, либо выполнить приказ. У вас -
считанные минуты.
- Я должна подумать... - упрямо повторяла она.
Магистр Миграт встал с кресла.
- Быть может, я могу помочь вам прийти к решению?
Неторопливо ступая, он подошел и остановился совсем близко от нее - так
близко, что Ястра - показалось - даже ощутила тепло, мощной волной идущее
от его тела. Жемчужина Власти попыталась сосредоточиться, но думать было
трудно, думать не хотелось, снова проснулся страх, зашептавший, что самое
простое - подчиниться, снять с себя ответственность за все, что
происходило и еще могло произойти. Массивная фигура рядом излучала
ощущение надежности, от нее веяло решимостью и силой. "Великая Рыба, -
подумала Ястра какими-то ускользающими мыслями, - неужели я ни на что
другое не пригодна - только на то, чтобы меня покоряли силой, заставляли
делать то, чего я не хочу?.. Но если я и на самом деле такова - не могу же
я изменить самое себя..."
Она почувствовала, как Миграт взял ее руку, поднес к губам. Они были
горячи. "Нет! - беззвучно кричала она самой себе. - Не хочу! Нет!" - и
чувствовала, что не выдержит, что сейчас согласится на все, чего он
требует - и еще потребует - она знала, что потребует вот прямо сейчас.
"Проклятая судьба..." - подумала она, невольно закрывая глаза. Его тепло
придвинулось еще ближе, другая рука обняла ее за спину.
- Я не помешал? - В ее сладкое поражение ворвался насмешливый голос. И
рухнуло волшебство. Ястра вскочила, Миграт сделал шаг назад - на
допустимое приличиями расстояние. Однако не поздно ли уже было?
- Сердечно приветствую вас, эмиссар! Но не слишком ли вы поспешили?
Ульдемир. Да, сомнений не было - это ее советник стоял посреди комнаты,
подбоченившись, усмехаясь. Фигурой, ощущением силы он уступал, конечно,
Миграту - однако некая уверенность в себе исходила от него. И Ястра
вздохнула облегченно.
- Как ты вовремя... - пробормотала она скорее самой себе, чем ему. - Я
так рада...
- Да, действительно, - согласился он. - Сейчас опаздывать вредно...
Эмиссар, угодно ли вам, чтобы я проводил вас к выходу? Или предпочитаете
разобраться в отношениях немедленно?
Однако Миграт уже пришел в себя, от растерянности, охватившей его в
первое мгновение, не осталось и следа. Он решительно двинулся к капитану;
остановился в трех шагах.
- С каких пор приживалы входят к своим, господам без стука и
позволения?
- Стука долго ждать не придется, - заверил Ульдемир. - Вы этого хотите,
любезный Задира? Только не забывайте: вы не на Заставе и не в вашей
излюбленной улице Трущоб - или как там она называется?
И он вытянул вперед руку с растопыренными пальцами. Боец не поступил бы
так перед схваткой; но тут речь шла не о рукопашной, и Миграт это
прекрасно знал. Он невольно сделал шаг назад, сложил кисти так же
вытянутых рук вместе, раздвинув ладони: такой должна была быть защита от
энергетического удара.
- Не думайте: отсюда вы не улизнете так легко, как с Заставы! -
проговорил он хрипловато.
Ястра переводила растерянный взгляд с одного на другого. Она ничего не
понимала.
Ульдемир засмеялся.
- Бежать придется вам, любезнейший, - предупредил он. - Вы, я полагаю,
уже поняли, что здесь ничего не добьетесь? Кстати, я тогда не сделал вам
больно - в Летней Обители? Никогда не думал, что существо вашей комплекции
может исчезнуть так стремительно, как это удалось вам тогда.
- Я привык отдавать долги. И сейчас вы в этом убедитесь...
Еще несколько странных жестов и телодвижений с той и другой стороны;
Ястре показалось, что двое мужчин исполняют какой-то экзотический танец,
чей язык не до конца понятен, но смотреть на который интересно. И после
каждого такого движения воздух ощутимо электризовался, как перед сильной
грозой - Ястре показалось даже, что у нее из волос начинают сыпаться
искры.
- Перестаньте! Уймитесь же! - взывала она. Но тщетно.
- Не волнуйся, - успокоил ее Ульдемир, продолжая внимательно следить за
действиями Миграта. - Наш гость... - Он сделал неожиданный выпад, из
пальцев его вылетели длинные искры - но Миграт был начеку, округло
взмахнул ладонями - и разряды ушли в пол. - Наш гость пытается приглушить
страх, охватывающий его при мысли, что скоро придется докладывать хозяину,
что он зря потратил время... Зря, не правда ли, эмиссар? А ведь
Охранитель, как известно, превыше всего ценит время? Как же вы решились
задержать атаку на Ассарт ради своих маленьких интересов? Или вы всерьез
считаете, что Охранителю не все равно, кто будет сидеть в кресле
Властелина Ассарта? Бедный эмиссар! Ему не нужен ни Ассарт, ли вы, и надо
быть слабоумным, чтобы не понимать этого...
На этот раз Ульдемир едва увернулся от мощной атаки Миграта; но она
оказалась слишком рискованной: Магистр на миг утратил чувство дистанции, и
капитан, пользуясь этим, мгновенно выбросил вперед обе руки. Разряды
вспыхнули с сухим треском, и Миграт, остановленный в прыжке, невольно
схватился руками за грудь.
- И еще, любезный! - крикнул Ульдемир.
Но Миграт не стал дожидаться продолжения. Может быть, он почувствовал,
что энергия иссякает, или же удачная атака Ульдемира слишком потрясла его;
однако скорее всего он вспомнил, что и в самом деле напрасно теряет время
- то самое время, беречь которое так заклинал Охранитель.
- В следующий раз! - прорычал он. И неожиданным прыжком сразу покрыл
половину расстояния, отделявшего от двери.
- Прощайте, эмиссар! - проговорил Ульдемир негромко и даже, могло
показаться, печально. Однако взгляд его был холоден. Он вытянул руки
вдогонку убегающему, чтобы нанести еще один удар - последний, после
которого Миграт уже не оправился бы.
Но удар не состоялся: Ястра, подбежав сзади, схватила его за руки.
- Нет! Уль, нет!
- Сумасшедшая! - сразу охрипшим голосом упрекнул он. - Ты же могла
получить весь заряд... Зачем помешала? Ты...
- Ульдемир! Ты ведь не знаешь, кто он!
- Я-то как раз знаю. Эмиссар Охранителя, его цепной пес. Он хотел убить
тебя, кстати - и не только тебя...
- Это мне известно, - сказала Ястра уже почти нормальным голосом. - Но
ты не знаешь другого: он ведь брат Изара!
- Вот оно что... - не сразу протянул Ульдемир. - Поэтому вы тут и
собрались целоваться?
- Уль, как ты можешь...
- Как можешь ты - я не спрашиваю. Да и ты права - во мне нет ни капли
вашей крови...
- Скажи лучше: что будем делать сейчас?
Ульдемир пожал плечами.
- Защищаться. Что нам остается? К сожалению, через полчаса, я думаю,
десанты Коалиции будут уже на планете. Приказывай, Власть!
Для того, чтобы послать к мирам скопления Нагор семнадцать боеспособных
эскадр, пришлось использовать все имевшиеся у Ассарта корабли - за
исключением настолько состарившихся, что ими нельзя было рисковать: ни
один из этих ветеранов не смог бы выдержать перегрузок, неизбежных при
совершении сопространственного прыжка. Таких нашлось немногим более
полутора десятков; и ясно, что они не смогли оказать сколько-нибудь
заметного сопротивления эскадрам Коалиции, совершенно неожиданно
оказавшимся на ближних подступах к планете. Впрочем, неожиданность
практически неизбежна при таких операциях - если своевременно не сработала
разведка. На этот раз, как мы знаем, единственному человеку, принесшему на
Ассарт точные сведения о готовящемся ударе, так и не удалось довести свою
информацию до сведения Властелина, а Начальник Департамента Стратегии, по
горло занятый подготовкой к началу войны, отказался принять человека,
стоявшего в самом низу военной табели о рангах: официально он был всего
лишь телохранителем.
Тем не менее полтора десятка старых кораблей, укомплектованных
экипажами, состоявшими главным образом из резервистов где-то на пределе
возраста, с честью выполнили свой долг. Сообщив на планету, в оба центра
обороны - главный и запасной - о вторжении вражеских эскадр, корабли,
объединенные в семь звеньев, не размышляя, устремились на сближение с теми
эскадрами, которые оказались ближе прочих к каждому из звеньев. Они шли в
атаку, не открывая огня, и поэтому были замечены не сразу. Видимо,
капитаны надеялись подойти на дистанцию надежного удара; однако удалось
это лишь немногим. Зато противник, заметив, наконец, защитников планеты,
открыл огонь сразу же. Корабли защиты даже не имели на борту столько
ракет-перехватчиков, сколько потребовалось бы для уничтожения всех
выпущенных по ним снарядов; так что нет ничего удивительного в том, что не
менее половины защитников было уничтожено, когда они еще не успели
по-настоящему вступить в сражение. Однако уцелевшие достигли, наконец,
рубежа, за которым имело смысл открывать огонь и самим. Большая часть
ракет была уничтожена крейсерами, однако шесть или семь достигли цели и
нанесли кораблям десанта повреждения - не очень, впрочем, значительные.
Двум кораблям защиты удалось даже прорваться сквозь заградительный огонь
крейсеров, и они героически пошли на таран, взорвавшись вместе с
атакованными кораблями Коалиции - одним крейсером второго класса и одним
десантным транспортом. По сути дела, только это и можно считать реальным
результатом действий защитников; все прочее носило скорее демонстративный
характер. Спастись от огня противника удалось трем кораблям защиты, один
из которых потерпел аварию при посадке на свою базу: у него были, как
потом выяснилось, выведены из строя тормозные двигатели. Так была сыграна
увертюра ассартского сражения.
Теперь вся ракетная мощь пятнадцати эскадр обрушилась на поверхность
планеты. Излишне говорить, что местонахождение узлов противокосмической
защиты было давно и точно известно противнику - так же, как для Ассарта не
составляли тайны схемы такой же обороны любого из семнадцати миров.
Правда, обстрел не принес стопроцентного результата: получив
предупреждение кораблей защиты, командование Воздушного рубежа обороны
успело поднять с аэродромов никак не менее трети аграпланов
противодесантных соединений. Поразить их в полете огнем с космических
крейсеров можно было разве что случайно; на сей раз случайностей не было,
и ни один аграплан Ассарта не был уничтожен таким способом. Однако в
атмосфере планеты уже затормаживались штурмовые аграпланы десанта, сразу
же завязавшие бои с машинами Воздушного рубежа. Здесь некоторое
преимущество было даже на стороне обороняющихся. Тем не менее, вынужденные
вести бои в своих районах обороны, противодесантные силы не смогли
перекрыть все возможные направления высадки десантов, и противник,
естественно, этим воспользовался; Первая волна была выброшена, а вторая и
дальнейшие - высажены вовсе не там, где происходили воздушные бои, но на
второстепенных гражданских аэродромах, лишив таким образом обороняющихся
возможности перебрасывать войска тверди в нужные районы при помощи
пассажирских самолетов, используемых как транспорты; такую возможность,
напротив, получили нападающие. Таким образом, уже через шесть часов после
начала операции основные города Ассарта были либо заняты, либо блокированы
многочисленными десантными соединениями Коалиции, которые хотя и понесли
потери, но вовсе не были обескровлены. Захватом этих городов была
выполнена одна из основных задач: тем самым командование Ассарта было
лишено значительной части коммуникаций, так что управлять войсками
приходилось в основном при помощи радиоцентрали Сомонта; однако
эффективность дальней радиосвязи была сведена едва ли не к нулю мощной
службой помех, наводившихся с лежавших на орбитах крейсеров Коалиции.
Да если бы все приказы и распоряжения Сомонта и доходили бы до
адресатов, это вряд ли помогло бы делу. Во-первых, по той причине, что
Властелин, которому традиционно поверили бы, что бы он ни сказал (когда
начинается война, вступают в действие совсем другие традиции, не те, что
движут людьми в спокойные дни), - Изар не обратился к Ассарту, а поскольку
практически никому не было известно, что к началу событий его не было на
планете, то сразу же возникли самые разнообразные слухи: говорили о гибели
Властелина, о его бегстве, о том, что он отправился воевать вместе с одной
из эскадр Ассарта - и только потому якобы противник осмелился напасть. Так
или иначе - Властелин молчал, и это служило важным деморализующим
фактором. Во-вторых - Начальник Департамента Стратегии, в отсутствие
Властелина исполнявший, как мы помним, обязанности Главковерха, уже в
самом начале операции сообразил - увы, даже такая быстрота мышления больше
уже не могла ничего исправить, - что его провели, как маленького, и что
отданный им приказ эскадрам стартовать раньше назначенного времени был, по
существу, равносилен акту капитуляции Ассарта. Генералу с самого начала
стало ясно, что нормальное управление военными действиями в такой
обстановке практически невозможно; что если бы оно даже было возможным, то
он бы все равно не сумел осуществлять такое управление - потому что
ведение войны на территории Ассарта военной наукой никогда всерьез не
рассматривалось, а следовательно, и соответствующая подготовка войск не
велась; и наконец - что вся война на планете в этих условиях быстро
сведется к возникновению отдельных районов обороны - там, где командующие
отдельными частями, соединениями или районами окажутся достаточно
инициативными и грамотными; как долго такие районы смогут противостоять
противнику, обладающему возможностями широкого маневра и подавляющим
преимуществом в ближнем космосе, откуда можно было вести достаточно
действенный ракетный огонь по очагам наиболее упорного сопротивления, -
смогут ли эти районы продержаться до возвращения экспедиционных эскадр
Ассарта - а только на это и стоило надеяться, - представлялось весьма
сомнительным.
Может быть, временный Главнокомандующий, впрочем, принял бы все хоть
сколько-нибудь возможные меры для организации хотя бы обороны Сомонта и
создания пусть и приблизительного плана ведения действий на всей планете -
если бы не одно обстоятельство. Обстоятельство заключалось в том, что,
хотя все корабли ассартианских эскадр, которым удалось уцелеть при атаках
на планеты Коалиции, ушедшие, как мы знаем, в прыжок, чтобы вернуться к
Ассарту, до сих пор из прыжка так и не вышли - одному кораблику это все же
удалось. Правда, к Вооруженным Силам Ассарта корабль этот не принадлежал;
то был "Алис" под командой Уве-Йоргена. Очень точно выйдя из прыжка чуть
ли не в верхних слоях атмосферы Ассарта, корабль не стал ввязываться в
драку, - по мнению Рыцаря, сейчас это было бы преждевременным, - но сразу
же пошел на посадку, выбрав для этого военный космодром неподалеку от
Сомонта - тот самый, на котором базировалась лейб-эскадра Властелина,
более, к сожалению, не существовавшая.
Сесть Рыцарю удалось без помех - прежде всего потому, что Сомонт вообще
остался пока что как бы в стороне от войны: эскадра, которой следовало
штурмовать его, как известно, вообще не приняла участия в операции,
напуганная некиим трудно объяснимым явлением. Точно так же без помех
экипажу удалось добраться до Жилища Власти. Власть сейчас принадлежала
Жемчужине; так что оказалось достаточно одного лишь приказания ее
Советника - и прибывшие были незамедлительно впущены и столь же
незамедлительно приняты на самом верху.
- Что происходит в Нагоре? - таким вопросом встретил их Советник.
- Хороших новостей мы не привезли, - ответил Уве-Йорген. - Ассарт
разбит.
- Где Властелин? Вам удалось хотя бы напасть на его след? - На этот раз
спросила Ястра. Она хотела казаться спокойной, но это удавалось ей не до
конца.
- Властелин ранен. Он у нас.
- На корабле? Почему вы не доставили его сразу же?
- Нужен специальный транспорт. С медицинским оборудованием. Мы не
хотели рисковать.
- Тяжелое ранение, Уве? - перехватил инициативу Ульдемир.
- Легким я его не назвал бы.
- Способен он действовать?
- Он без сознания. И нуждается в серьезном лечении.
- В клинику? - подумал вслух Ульдемир. - В какую?
- Не говори глупостей, - решительно вмешалась Ястра. - Никаких клиник.
Только здесь. И так, чтобы никто не знал. Распорядись немедленно:
медицинскую машину и охрану - всех, кого можно собрать.
- Мы проводим, - сказал Уве-Йорген. - Не беспокойтесь.
Ястра пристально взглянула на него.
- Можешь верить ему, как мне, - проговорил Ульдемир.
- Если бы я тебе верила... - пробормотала Ястра, и не понять было, в
шутку это сказано или всерьез. Пожалуй, и сама она этого не знала.
- Да и я тебе тоже не до конца, - Ульдемир не остался в долгу. - Может
быть, все-таки безопаснее будет в больнице? Охрану мы обеспечим...
Властелин нам понадобится живым и здоровым.
- Неужели ты думаешь, что я способна повредить ему? - вспылила
Жемчужина. - Наши с ним личные отношения... - она на миг замялась, -
сейчас не имеют никакого значения. Ровно никакого.
- Рад слышать, - ответил Ульдемир. - Рыцарь, поезжайте и привезите его.
Мы тем временем подготовим его апартаменты.
- Ни в коем случае, - сказала Ястра безапелляционно. - Только здесь, у
меня. На его половине ничего не должны знать. Никто. Даже его камердинер.
Этот старик.
- Значит, привезете его сюда, - заключил Ульдемир, - а я сейчас же
поставлю в известность главнокомандующего. Нет, не о Властелине, конечно.
О нашем военном положении.
- Положение хуже пикового, - сказал Уве-Йорген уже от двери. - Мы
достаточно много видели, пока садились. Все подступы к планете перекрыты
кораблями Коалиции. И на поверхности идут бои. Удивительно, что еще не
штурмуют Сомонт.
- Думаю, что они окажутся здесь очень скоро, - сказал Питек. -
Насколько можно было понять, глядя с высоты - бои идут в трех смежных
районах обороны. Так что можно ожидать нападения с трех сторон сразу.
- Вот это я и передам Начальнику Департамента.
- Это, и еще кое-что, - проговорила Ястра.
- Что именно?
- Что я отстраняю его от должности и сама принимаю командование.
- Разумно ли? - усомнился Ульдемир. - Уве, что ты медлишь? Спеши! Как
только обеспечим безопасность Властелина, соберем военный совет. Если,
конечно, Ее Всемогущество не станет возражать.
- Я согласна.
- Мы уже в пути, - сказал Уве-Йорген, закрывая за собой дверь.
- Ты берешь на себя тяжкую ношу, - покачал головой Ульдемир.
- Другого выхода нет. И кроме нас нам никто не поможет.
- Как знать, - задумчиво проговорил капитан. - Может быть, все еще не
так безнадежно... Итак, я иду к Начальнику Департамента.
- Нет, это делается иначе. Немедленно вызови его сюда. От моего имени.
Ульдемир опасался, что Главнокомандующий не приедет. Однако он ошибся.
Старый генерал был, вероятно, выбит из колеи всем происходящим и вовсе не
чувствовал себя настолько уверенно, чтобы не подчиниться носительнице
Власти.
Слушая Ульдемира, он лишь все больше бледнел. Он ни разу не поднял
глаза на Ястру. Зато она не спускала с него презрительного взгляда.
- Как вы думаете действовать дальше? - Она задала ему единственный
вопрос, когда Ульдемир умолк.
- У нас нет связи, - ответил старик. - Войска разобщены. В таких
условиях организованное сопротивление невозможно.
- Что нам остается делать?
- Выслать парламентеров и просить хотя бы о перемирии.
- Ваше мнение предельно ясно, - сказала Ястра. - Генерал, я отстраняю
вас от командования. Вы виновны во многих преступлениях против Ассарта. Вы
оставили державу без войск. Вы заслуживаете смерти.
Генерал не стал оправдываться.
- Разрешите мне удалиться. - Это было все, что он сказал.
- Можете идти.
- Должен ли я сам объявить о моем смещении?
- Не нужно. Это сделаем мы.
- Слушаюсь.
Генерал повернулся и вышел.
- Наверное, надо арестовать его, - сказал Ульдемир.
- Зачем? - спросила Ястра. - Ему осталось жить несколько минут. Он
умрет, как только получит свое оружие у охраны.
- Думаешь?
- Генералы у нас не переживают такого, - сказала Ястра высокомерно. -
Иди, поручи кому-нибудь распорядиться телом.
Ульдемир вышел, не сказав ни слова. Он вернулся через четверть часа.
- Ты была права, - сказал он негромко.
- Разумеется. Пойдем.
Перед дверью в ее спальню Ульдемир остановился.
- Ястра, я...
- Ты непоправимо поглупел. Неужели ты подумал, что... Сейчас мы
поместим тут Изара. А большую и малую гостиные предоставим врачам. Ни
одного из них я не выпущу из Жилища, пока Властелин не встанет на ноги.
- Хорошо. Только сделай все это, пожалуйста, без меня. Тут достаточно
прислуги.
- Ты ревнуешь? - усмехнулась она.
- Ни в коем случае. Мне просто нужно срочно сделать одно дело.
- Могу я знать - какое?
- Пока - нет, - ответил он, не задумываясь.
Похоже, Ястра хотела возразить что-то достаточно резко. Но в последнее
мгновение сдержалась.
- Хорошо. Иди.
Через час с небольшим Властелин был со всеми предосторожностями
доставлен в Жилище Власти. Его внесли через подъезд снабжения и укромными
переходами дотащили носилки до крыла Жемчужины Власти. Носилки были
закрыты одеялом.
Изара уложили на кровать Жемчужины. Он был по-прежнему без сознания.
- Благодарю, - сказала Ястра Уве-Йоргену и сопровождавшим его членам
экипажа. - Вы справились с этим прекрасно. Теперь вам предстоит привезти
врачей - и всех, кто окажется им нужен. Не объясняйте ничего. Говорите
просто: по велению Власти.
- Да, Жемчужина, - вежливо ответил Уве-Йорген. - Разумеется, Ваше
Всемогущество.
- Сразу же после этого буду ждать вас в моем кабинете. Необходимо
что-то сделать для защиты хотя бы Сомонта.
- Совершенно справедливо, Жемчужина.
- Как вы думаете: это возможно?
Уве-Йорген улыбнулся.
- Мы все - старые головорезы, мадам, - сказал он в ответ. - Как-нибудь
вывернемся.
- Вы имеете в виду себя или Ассарт?
- Ни то, ни другое, Властительница.
- Что же тогда?
- Вселенную, - сказал Уве-Йорген и, прощаясь, щелкнул каблуками.
- Мастер... Мастер... Мастер!
Сосредоточившись, закрыв глаза, Ульдемир посылал сигналы.
- Я здесь, - наконец уловил он ответ. - Это ты, капитан?
- Я. Мастер, тут на Ассарте...
- Не нужно докладывать. Мы отсюда видим.
- Что нам делать?
- То же, что и раньше: затягивать время.
- Ассарт долго не выстоит.
- Нужно, чтобы он держался.
- Безнадежно - если Коалиция по-прежнему будет контролировать ближний
космос. У нас нет кораблей, чтобы помешать им.
- Неужели все семнадцать эскадр Ассарта уничтожены до последней машины?
- Я в это тоже не верю. Но ни одна из них не вернулась к планете.
- Это Охранитель, я уверен.
- Что он мог сделать?
- Уничтожить их он не мог. Так же, как и я не могу уничтожить корабли
Коалиции. Однако он мог задержать их в сопространстве. В прыжке.
- Разве это возможно?
- Иногда.
- Что можно противопоставить этому? Как освободить корабли?
- Не могу ответить тебе сразу. Но попытаюсь помочь.
- Мастер, мы постараемся всеми силами оборонять Сомонт. Пока столица не
взята - власть существует и существует сопротивление. Но счет пойдет на
часы, самое большое - несколько дней - вот все, что у нас есть.
- Я понял тебя, капитан. Держитесь и ждите помощи. Не будем терять
нашего времени; пусть они теряют свое. Иди. Тепла тебе. И всем нашим.
- И тебе, Мастер!
- Ну вот, и весь Военный совет в полном составе.
- Постой, Ульдемир. Ты что же - не хочешь пригласить ни одного из наших
генералов?
- Ни одного, Властительница, ты права.
- Но среди них есть прекрасные военные!
- Вот пусть они и выполняют прекрасно то, что им будет приказано. Мы не
станем вмешиваться и учить их, как оборонять город или укрепленный район.
Мы должны думать о другом.
- Я считала, что созываю Военный совет...
- Именно. Совет, который должен оценить положение, известное нам лучше,
чем любому генералу, и, оценив - решить, что можно противопоставить
противнику. Здесь генералы будут нам лишь помехой. Генералы должны
сражаться с генералами.
- А вы?
- А мы, эмиссары Сил, должны сражаться с другими эмиссарами. И пока мы
не одержим победы над ними, наши генералы не выиграют войны, хотя, может
быть, одержат победу в одном-двух локальных сражениях.
- Ты еще говоришь о выигрыше войны...
- Только на такой исход мы согласны. Но не будем терять времени на
сотрясение воздуха. Итак: наша стратегия заключается в одном: любой ценой
удержать Сомонт. Удержать его до прибытия помощи. Сейчас нельзя еще
назвать день, в который она будет нам оказана. Знаю только и могу заверить
Властительницу атом, что помощь эта придет. Чтобы удерживать столицу,
нужно суметь перебросить сюда как можно больше мобильных войск, сейчас
разбросанных по всей планете. Перебросить, пока еще не перекрыты все пути.
- Нет связи, Ульдемир.
- Знаю.
- Все спутники связи сбиты или блокированы.
- Все это известно. Уве, тут придется поработать тебе.
- Я, кажется, догадался: использовать наш "Алис" в качестве спутника
связи?
- Да, пусть он послужит ретранслятором. Конечно, дело опасное. Тебя
засекут. Будут охотиться.
Уве-Йорген лишь усмехнулся в ответ.
- Сюда пусть отправляют только профессионалов. Резервисты должны
остаться на позициях и продолжать драться. Это поможет нам здесь.
- Разумно.
- Когда ты отработаешь как средство связи - можешь порезвиться. Но не
вступай в драку с кем придется. Ищи флагманов.
- Хорошо бы разыскать этого Охранителя... - мечтательно пробормотал
Питек.
- Пока это не наша задача. Если такое дело окажется в наших силах - нам
скажут.
- Мы порезвимся, капитан, - кивнул Уве-Йорген. - А то и в самом деле
можно потерять квалификацию.
- Вот этим мы и должны заниматься сейчас. И постоянно держите связь с
нами - со мной и с Властительницей.
- Обязательно.
- Там, наверху - постарайтесь вывести из строя еще и те корабли,
которые генерируют помехи.
- Принято, - согласился Рыцарь.
- Ну, по-моему, все...
Постучали. Впорхнула камер-дама.
- Врач просит позволения преклониться перед Властительницей...
- Пусть зайдет. Что у него еще?
Врач не заставил себя ждать.
- Ваше Всемогущество, Жемчужина Власти...
- Если вам что-то нужно, говорите сразу.
- Не хватает сестер - для постоянного дежурства у постели больного.
- Постараемся помочь. А пока...
- Властительница, минутку, - попросил Ульдемир.
- В чем дело?
- Я только что вспомнил. Может быть, предложим дежурить у его
постели... Лезе?
- Этой... Нет. Ни за что. Наоборот, ее нужно... Я подумаю. Но здесь во
всяком случае обойдемся без нее. Я буду дежурить сама, пока мы не найдем
человека, на которого я смогу целиком положиться. - И она повторила уже
громко, чтобы слышал врач: - Я возьму дежурство этой ночью на себя. За это
время найдем кого-нибудь. В чем еще вы нуждаетесь?
- Возможно, нам понадобится оборудовать операционную. Пусть укажут,
какое помещение мы сможем использовать для этого.
- Вам покажут все помещения, выберете сами.
- Совет окончен, - сказал Ульдемир. - Займемся делом.
Историк Хен Гот чувствовал себя скверно.
Оказалось, что его заветная мечта - новая, прекрасная история его
планеты - уже обошлась, и еще обходится слишком дорого. Крушение Державы -
вот, чем обернулись его замыслы, которые так понравились самому
Властелину...
Но мало этого. Оказалось, что и замыслы, и сам Властелин стали жертвами
предательства. И предал их не кто иной, как он сам - историк Хен Гот.
Генеральный Композитор Новой истории Ассарта. А на деле - слабый,
недальновидный, запутавшийся человек...
Да, война еще продолжалась. Сомонт не был занят противником. При
желании можно было даже и сейчас продолжать работу: уточнять историю",
шлифовать отдельные эпизоды, размышлять над тем, какое влияние окажет плод
их труда на сознание всех, живущих на Ассарте. Можно было: никто не
отменял повелений Властелина, и все созданные им учреждения продолжали
существовать. Но какой смысл имела сегодня их работа?
И все-таки хотелось думать, что сделанное не пропадет зря.
Война. Историк знал, что корни происходящего сегодня непременно нужно
искать в прошлом. Это как с крапивой: ее можно рвать и косить, сколько
угодно - но если сохраняется без изменений ее корневая система, которой
каждое растение связано со множеством других - она снова вырастет, и раз,
и другой, и третий...
Нужно было найти корни хотя бы вот этой самой войны. Найти не в новой,
уже созданной ими, но еще не вступившей в силу истории, но в той, которая
была на самом деле. Нет, конечно, не в учебниках истории следовало искать:
слишком много было в них лжи. И даже не в фундаментальных трудах
официальных историков: они писались ради чего угодно, но только не для
поисков истины.
Нет; искать корни происходящего следовало в первоисточниках. В архивах.
В документах, оставленных в наследство прошлым.
Несколько дней Хен Гот с утра до поздней ночи работал в Главном
Державном архиве. Изучал описи дел. Там можно было найти многое. Но того,
что было ему нужно, не отыскивалось.
Постепенно он понял: должен существовать еще, самое малое, один архив.
Не особенно большой. Закрытый для всех. В нем и хранятся самые важные
свидетельства.
Где искать его?
После нескольких часов напряженных раздумий историк пришел к выводу,
что такие документы могли храниться только в одном месте: в Жилище Власти.
Значит, туда и надо было отправляться. Почему-то Хену Готу казалось,
что главное - попасть туда, а уж там, на месте, он разыщет архив быстро.
Хотя бы - просто открывая дверь за дверью. В конце концов, там не может
быть бесконечного количества дверей.
Попасть же туда для Главного Композитора Истории особого труда не
составляло: находясь в ранге, соответствующем директору департамента, он
обладал и правом посещения главного дома Державы.
Однако уже в какой-то степени понимая механику придворных дел, он
изготовил и еще несколько официальных документов от имени Департамента
Истории и Академии Истории. В документах этих, подписанных и снабженных
печатями, высказывалась твердая уверенность в том, что предъявителю их,
Главному Композитору Истории, будет оказано всяческое содействие в
уточнении некоторых деталей истории, связанных именно с ее древним центром
- Жилищем Власти.
После некоторых колебаний, Хен Гот включил в текст официальных писем
еще одну фразу, из которой следовало, что все эти уточнения производятся
не только с ведома, но и по личному указанию самого Властелина.
Как и подобало столь высокопоставленному лицу, в Жилище Власти он вошел
через главный, или, как его еще называли, торжественный вход. Небрежным
жестом предъявил двум охранникам в подъезде свой документ, удостоверявший
его личность и ранг.
Однако, к его удивлению, документ вовсе не произвел на охрану никакого
впечатления. Наоборот, книжечка в изящной кожаной обложке тут же была
возвращена историку с лаконичным примечанием:
- Посетителей не принимают.
- Позвольте, но я же имею право...
- Вы приглашены?
- Нет, но...
- Посетителей не принимают.
Оставалось только повернуться и уйти. Что историк Хен Гот, Главный
Композитор, и сделал.
Однако неожиданное препятствие, против ожидания, не охладило его.
Наоборот, ему еще больше захотелось проникнуть в здание и поскорее
разыскать архив. Почему-то именно теперь он окончательно уверовал в то,
что именно здесь он найдет искомое - хотя и не понимал как следует, в чем
это искомое должно заключаться. Как это порой случается с историками, он
уповал на свою интуицию - качество, воистину бесценное в разного рода
расследованиях.
Теперь он попытался проникнуть в Жилище Власти с тыла, через какой-либо
из служебных и подсобных входов. Однако каждый из них охранялся. Самое
большее, чего он добился, было разрешение позвонить по внутреннему
телефону кому-нибудь в Жилище, кто мог бы пригласить его внутрь. Таким
правом обладали далеко не все.
Минуту-другую он в задумчивости стоял перед столиком, на котором
располагался телефон. Оказалось вдруг, что он не знал здесь ни одного
сколько-нибудь значительного лица. Он успел поверхностно познакомиться с
двумя или тремя служителями - но в этом случае никто из них не смог бы
помочь ему. Если бы он даже знал, как им позвонить. На самом деле: кто они
такие? Официант, рассыльный, смотритель одного из этажей - кажется,
третьего, но может быть, и второго; нет, на них рассчитывать не
приходится.
Историк хотел уже повернуться и уйти, сохраняя на лице достойное
выражение. Однако в последний миг вспомнил: да, в Жилище был еще один
человек, с которым он успел установить какие-то человеческие отношения; и
человек этот, без сомнения, мог бы помочь ему, если бы захотел. Во всяком
случае, можно было попробовать.
Он решительно снял трубку и набрал номер. Номер этот ему запомнился с
первого прочтения, он был очень легким: один, два, три, четыре.
Несколько негромких гудков ушло в пустоту. Историк уже решил было
положить трубку, когда на другом конце провода слабо щелкнуло и тихий
голос проговорил:
- Камер-служба Властелина.
- Окажите любезность - позовите господина личного камердинера Эфата.
- Я слушаю, - отозвался тот же голос, и Хен Гот как наяву увидел перед
собой рослого старика в красной ливрее.
- Вас беспокоит Хен Гот; Главный Композитор Истории. Вы должны меня
помнить, господин Эфат.
- Прекрасно помню, - ответил старик так же равнодушно-спокойно. - Чем
могу быть полезен?
- По делу службы мне нужно попасть в Жилище Власти. Раньше я проходил
свободно...
- Теперь многое изменилось, Донк.
- Но мне действительно нужно. Помогите мне!
- Увы, - после краткой паузы ответил Эфат. - Я могу приглашать только
от имени Властелина. Но он сейчас в отсутствии.
- О, Всесильная Рыба! - вздохнул Хен Гот. - Кто же тогда поможет мне,
если не вы? А я так на вас рассчитывал...
- Неужели это и в самом деле так важно? Сейчас, когда идет эта страшная
война...
- Но ведь мое дело тоже касается войны.
- Неужели?
- Да. Имеет к ней самое прямое отношение!
Камердинер снова помолчал.
- Ну что же, попробую что-нибудь сделать... Только не зовите никого к
телефону. Я уже сказал: мое приглашение роли не сыграет. Сделаем... да,
сделаем иначе. Откуда вы звоните?
- Из третьего подсобного входа...
- Как только мы закончим разговор, выходите из Жилища. Идите по площади
направо, свернете по второй улице. Пересеките весь первый цикл. Когда
войдете, во второй - спросите пивную "Синий Осьминог". По соседству с ней
увидите дом номер восемь. Войдите во двор. Там ждите.
- Ждать чего?
- Меня.
- Но мне нужно сюда, а не в пивную!
- Вы здесь и окажетесь. Вы запомнили все, что я сказал?
- Разумеется.
- Тогда отправляйтесь немедля.
Путь до назначенного места занял сорок с лишним минут. Улица, пивная,
дом, подворотня, грязный, замусоренный двор - ничто не вызвало у историка
ни малейшего энтузиазма. Прождав пять минут, он уже пришел к выводу, что
старик просто-напросто разыграл его - чтобы отделаться. Еще через пять
минут он решил, что пора уходить и искать каких-то иных путей. И тут в
дальнем конце Двора он увидел неизвестно откуда взявшегося старика -
поверх ливреи на нем был надет черный плащ. Старик жестом подозвал
историка.
- Вы вооружены? - спросил он вместо приветствия.
- Я? Никогда не ношу оружия.
- Очень хорошо. Идемте.
Историк недоверчиво усмехнулся:
- Вы хотите сказать, что отсюда мы можем попасть в Жилище Власти?
- Я ничего не хочу сказать. Увидите сами. Вот сюда, пожалуйста.
Пригнитесь: тут низко. Здесь направо...
И они вступили во тьму.
- Ну, наконец-то хоть какой-то свет впереди...
- Раньше освещался весь ход. Теперь свет тут отключен.
- Тут немудрено заблудиться.
- Только не мне. Осторожно - сейчас будет лестница.
- Далеко еще?
- Нет. Мы уже под Жилищем.
- Скажите, Эфат... Где находится архив?
- Державный? Насколько я знаю, в Первом городском цикле, на улице...
- Нет. Архив Жилища Власти.
- Гм... Вы полагаете, такой существует?
- Я не полагаю - я знаю. Но Властелин не успел объяснить мне, где
именно он находится.
- Властелин говорил вам об архиве?
- Иначе откуда бы я знал о нем?
"Конечно, это ложь, - подумал про себя историк. - Но ведь это для
пользы дела..."
- Попробую припомнить...
Они помолчали, пробираясь узким коридором. Эфат отворил еще одну дверь.
- Ну, вот мы и в Жилище. Вам, историку, следовало бы знать об этом
ходе.
- Ради того я и хочу поработать в этом архиве, - ответил Хен Гот. - Для
историка это все равно, что найти клад. Может быть, вы Успели вспомнить,
где хранятся документы?
- Совершенно точно знаю, что на половине Властелина ничего подобного
нет. Эта часть жилища известна мне до мелочей. Видимо, он располагается
где-то в том крыле, который занимает Жемчужина Власти.
- Но вы поможете мне разыскать его?
- Не думаю, чтобы там я мог бы помочь вам в чем-то. Там своя охрана,
своя прислуга.
- Неужели никак нельзя попасть туда?
- Ну, если поискать, то можно, конечно, найти ход. Это не самое
сложное. Но, допустим, вы оказались там и кто-то остановил вас. Не
забудьте: держава в состоянии войны, сейчас не станут долго разбираться.
Солоно придется вам - да и мне, как только узнают, что это я провел вас.
- От меня они ничего не узнают!
- Это вам так кажется... Ну что же - раз уж я взялся помочь вам...
попытаюсь отыскать хоть какие-то следы, чтобы не действовать вслепую.
Идемте.
- Куда мы направляемся сейчас?
- Ко мне. Вы обождете там, а я поговорю с комендантом Жилища. У него
имеются дубликаты всех ключей. Если там отыщется ключ от нужной вам двери,
найти ее будет гораздо проще.
- Я так и знал, что вы найдете выход.
- Пока это только предположение. Вот и моя каморка. Милости прошу.
Хен Гот вошел и огляделся. Каморкой это было никак не назвать. Обширные
апартаменты царедворца.
- Хотел бы я жить в такой каморке...
- Порой это надоедает. Но в конце концов привыкаешь. Садитесь вот сюда.
Я постараюсь не задерживаться.
Историк уселся и приготовился ждать. Минуты утекали. Первый азарт
поиска схлынул, и вернулись мысли о себе самом, о своей судьбе. Пусть
против своего желания, но он все же стал пособником тех, кто выступал,
самое малое, против Властелина Изара, а значит, и против Новой истории.
Может быть, конечно, никто об этом никогда не узнает. И все равно, память
и совесть будут мучить его до конца дней. Это - в случае, если Властелину
удастся все же отбить нападение, одержать победу. Хен Гот поймал себя на
том, что внутренне никак не допускает иного исхода: на него, как и на
всякого ассартианина, действовала инерция традиций, масса официальной
истории, в которой Ассарт всегда побеждал. Однако сейчас события
разворачивались явно по другому сценарию. Ну а если верх возьмут другие?
Тогда что - к власти придет Магистр? Он считает историка своим
сторонником? Быть может. Однако люди такого склада, придя к власти,
стараются побыстрее избавиться от тех, кто был свидетелем их предыдущей
жизни, не столь бедной такими действиями, о которых не должен помнить
никто. Возможно ли, что Магистр попытается заставить его замолчать?
Просто-напросто убрать, иными словами? История Ассарта насчитывает
десятки, да что там - сотни таких примеров... Во всяком случае, надеяться
на порядочность и доброту Магистра было бы нынче самым глупым.
В таком случае, зачем он, Хен Гот, тратит сейчас время на поиски архива
Властелинов? Это интересно, разумеется, но уж никак не является вопросом
жизни и смерти. Логически рассуждая, самое разумное теперь - махнуть рукой
на все и спасаться, бежать, куда глаза глядят, найти какую-то нору, в
которую можно забиться и отсидеться, отлежаться до того времени, когда
опять наступит покой...
Где найдешь такое место на Ассарте? Казалось бы, планета достаточно
велика, на ней - множество городов, поселков, крестьянских жилищ - а ведь
есть еще и леса, и горные страны. Как же не найти в этом обилии надежного
укрытия?
Однако он знал, что, как бы ни был велик, допустим, тот же Сомонт, и
сколько бы людей его ни населяло - все они на виду и на счету.
Исчезновение каждого человека обязательно будет где-то замечено, а
появление нового - сразу же зафиксировано, и последует негласное выяснение
и установление его личности и обстоятельств его появления. Таков мир,
таков Ассарт, и не зря о всеведущести и могуществе Легиона Морского Дна
рассказывают легенды.
Хорошо бы вообще исчезнуть с планеты. Не навсегда - но хотя бы на
достаточно продолжительный срок. Оказаться в каком-нибудь из семнадцати
других миров Нагора.
Но об этом можно только мечтать. Ни в один мир не дойдешь пешком, не
доплывешь на лодочке. А попасть на корабль, да еще в дни войны...
И ведь это было бы еще только началом. Ну, допустим, ты попал на
корабль и этот корабль привез тебя куда-то. Как ты объяснишь тамошним
властям свое появление в их мире? Ну хорошо, честно скажешь: бежал,
спасаясь от неминуемой смерти. Предположим, тебе поверят. Разрешат
остаться. Ну а дальше? Как жить там? На что? Твоя специальность - история
Ассарта. Хорошо, в конце концов, такой специалист может и понадобиться.
Однако, по сути дела, кем ты стал, кто ты сейчас? Крупный специалист по
Новой истории Ассарта - прекрасной, но нереальной и никому, кроме самого
Ассарта, нигде не нужной. Что ты сможешь предложить любому другому миру?
Нет, кажется, он попал в безвыходное положение.
И вдруг он встрепенулся, едва не вскочил с кресла.
Архив!
Да, вот этот самый архив, поисками которого он сейчас занимается. Хотя
бы десяток-другой, хотя бы несколько таких документов, касающихся династии
Властелинов, при взгляде на которые загорелись бы глаза даже не у
историков, но у политиков на любой планете Нагора. Это ведь только
несведущим кажется, что документ - всего лишь бумага. Это - взрывчатое
вещество огромной силы, таким не обладают ни одни вооруженные силы всех
миров! Смертоносное оружие! Обладание им очень многого стоит...
Обладая этим оружием, можно уцелеть даже и тут. Предупредив, что в
случае, если с ним плохо обойдутся, сработает некий механизм и документы
окажутся обнародованными. Для этого их, конечно, следует держать не при
себе. И даже не на Ассарте, а в сейфе самого надежного банка на самой
далекой от Ассарта планете. На Тулесире или Рое.
Значит, все-таки нужно попасть туда. А прежде - найти доступ в этот
архив. И убедиться в том, что такие документы там есть.
Не могут не быть.
Теперь Хен Гот и на самом деле вскочил с места и стал расхаживать по
комнате из угла в угол.
Что же медлит старик?..
Мысль эта возникла в тот самый миг, когда дверь неслышно отворилась и
вошел Эфат.
- Вот то, что вам нужно, - сказал он.
Историк повертел в пальцах массивный, с двойной бородкой, желтый ключ.
- Вы уверены, что это ключ от архива?
- Я не примерял его, - несколько суховато сказал старик. - Но из всех
ста сорока восьми ключей Жилища Власти этот оказался единственным, на
котором не было бирки с названием помещения. Во всяком случае, ничего
другого сделать нельзя.
- Я искренне вам признателен, - спохватился Хен Гот. - И хотел бы иметь
возможность ответить вам любой услугой, какая может понадобиться. А теперь
прошу вас: объясните, как мне найти дверь, которая отпирается этим ключом.
- Очень просто, - сказал камердинер. - На ушке ключа выбит номер.
- Да, я заметил. Сто шестнадцатый.
- Совершенно верно. Значит, вам нужно помещение номер сто шестнадцать.
- На дверях есть номера?
- Думаю, что сейчас уже не на всех. Но по закоулкам они наверняка
сохранились.
- Вы поможете мне попасть в ту половину Жилища?
- Я обещал, и я это сделаю. Но только поставлю условие.
- Согласен на любое!
- Нет, оно не потребует от вас ни малейших усилий. Отперев дверь, вы в
любом случае вернете мне ключ.
- Он вам так нужен?
- Во всем должен быть порядок. Этому ключу полагается находиться у
коменданта Жилища. Но не беспокойтесь: пока вы там будете заниматься
своими делами, я сделаю - закажу - вам дубликат. Пожалуй, самое лучшее
будет сделать так: вы, убедившись, что попали туда, куда нужно, войдете, и
я запру вас. А вечером приду и выпущу, и тогда же отдам вам дубликат
ключа. Согласны?
- Видимо, у меня нет другого выхода...
- Очень хорошо. Да, у вас нет другого выхода. Идемте.
Странные, отношения были у Мастера с одним из его эмиссаров, в своей
планетарной стадии носившим сан иеромонаха, а здесь, на Ферме, имевшим
прозвище Пахаря. Странные - потому, что если все другие - а было их немало
- признавали Мастера представителем Высших Сил, то иеромонах, безусловно
соглашаясь с тем, что во всех делах практических Мастер понимает и может
куда больше, тем не менее считал, что по отношению ко всем Высшим Силам,
включая и Наивысшую, он стоял выше Мастера, поскольку обладал саном,
которого ни у Мастера, ни у Фермера, по его убеждению, не было. И
разубедить его в этом было невозможно. Поэтому Мастер, всегда старавшийся
щадить самолюбие своих эмиссаров, не считал зазорным лишний раз выказать
иеромонаху свое уважение - понимая, должно быть, что от такой мелочи дело
не пострадает, что же касается его, Мастера, престижа, то о таких вещах
Мастер и вовсе никогда не задумывался.
Вот и на этот раз вместо того, чтобы пригласить Пахаря прийти в дом.
Мастер сам отправился туда, где иеромонах проводил и дни и ночи -
поскольку постоянно теплая и ясная здесь погода это позволяла.
Иеромонах молился; Мастер сел на землю, опустив ноги в придорожную
канаву, и с удовольствием расслабился, позволяя себе несколько минут не
думать о делах, которые становились все более и более серьезными и в самом
ближайшем будущем - Мастер отчетливо ощущал - должны были и вовсе
закрутиться лихой каруселью. Да и закрутились уже, собственно. Он сидел, с
удовольствием отдаваясь теплому ветерку, мягкому запаху земли и трав,
неумолчной перекличке птиц на недалекой опушке светлого леса. И лишь когда
Пахарь, завершив свое дело, приблизился к нему, Мастер вернулся в
привычное для него состояние собранности и готовности к любым действиям.
- Тепла тебе. Мастер, - приветствовал его Пахарь.
- И тебе, - откликнулся Мастер, как всегда, с удовольствием оглядывая
крепкую фигуру; в отличие от многих других людей, пребывавших в
Космической стадии своего пути. Иеромонах не спешил отказываться от плоти
- здесь, на Ферме, он мог обладать ею постоянно. И лишь в случае крайней
необходимости он переходил в иные формы. - Доволен ли ты работой?
- Славно работается, - ответил Пахарь.
- Не надоедает?
- Как не надоедает дышать.
- Не соскучился ли ты по друзьям?
Пахарь улыбнулся, открывая зубы, сверкнувшие белизной в черном
обрамлении бороды и усов.
- Я всегда по ним скучаю.
- Не желаешь ли увидеться с ними?
Пахарь, подумав, ответил:
- Встреча с друзьями - праздник; но на один праздник приходится много
будней, недаром в седмице лишь одно воскресенье. Но ты не случайно
заговорил о них, Мастер. Не помню случая, чтобы ты делал что-либо без
другого смысла.
На этот раз улыбнулся Мастер.
- Ты прав, конечно. Есть и другой смысл.
- Изложи. Им приходится трудно?
- Не только им. Всем нам.
- По себе я пока не чувствую.
- Ты у нас один такой. Вот и бережем тебя, - серьезно ответил Мастер. -
И только тогда призываем, когда никто, кроме тебя, не справится.
Пахарь был простодушен и не подумал даже, что эти слова могут быть
всего лишь лестью.
- Ну что же, - сказал он. - Сейчас как раз можно. Все пошло в рост. Ты
только насчет дождя не запамятуй, Мастер. Я Творца просил, конечно, но и
ты не забудь. Понеже воля Его исполняется через нас, многогрешных.
- Не забуду.
- Теперь говори, что стряслось.
- Начну с того, что придется тебе на время покинуть Ферму.
- Ох, не люблю я этого, - вздохнул Пахарь. - Сам знаешь, не по мне это.
Ведь бестелесно придется путешествовать?
- Ты и сам понимаешь.
- Понимать-то понимаю... Ну, а куда же? Опять на какой-нибудь планете
неувязки? Когда же научатся без нас обходиться?
- Когда научатся, мы и нужны не будем, - ответил Мастер. - Но до этого
еще ждать и ждать... если только нам не помешают.
- Кто же это окажется в силах?
- Как будто ты сам не знаешь.
- М-да, - сказал Пахарь после паузы, - силен, силен враг рода
человеческого. Равно и присные его. С ними, что ли, тягаться?
- От тебя ничего не скроешь. С ними.
- Где же и как?
- На планеты тебе пока не нужно. Есть Застава. Как Ферма, только не
наша. Но лучше начну я с самого начала - тебе потом меньше придется
спрашивать.
- Погоди, только воды напьюсь...
Пахарь слушал внимательно, не перебивая, приспустив тяжелые веки,
мощные руки сложив на животе. Когда Мастер умолк, он заговорил не сразу,
как бы раскладывая в уме услышанное по разным полочкам и коробам.
- Значит, Эла там была.
- Была. И обнаружила интересные вещи. Она мне сообщила. То, что она там
видала, я думаю, поможет нам многое понять. Но... не довела дело до конца.
Не увидела чего-то, что, я уверен, там должно быть. Машина, устройство...
Ты должен разобраться. Найти.
- Господь надоумит. Ну, пришел я туда, разобрался. Дальше что? Сломать?
Я ведь без тела. А таким воздействием, как ты учил, у меня не больно-то
получается. Знаю, пробовал.
- И все же надо. Мы тут с Фермером думали и, похоже, догадались:
Охранитель этой механикой изолирует нас от Мироздания. И держит множество
кораблей в сопространстве. Кораблей Ассарта, которые нужны сейчас для
защиты их планеты.
- Где они нужны, это я понял. Однако уповаю на Господа... Наши-то
мужики там?
- Там. И в опасности.
- Ну, об опасности ты мне не говори. Мастер. Что им станется? Будут как
я, как Эла - только и всего. Так или иначе ведь...
- Не тебе судить. Не заносись, иеромонах.
- Грешен... - проворчал Пахарь. - Великий грешник есмь. Но все равно -
без тела мне с таким делом не справиться. А в теле туда не попасть. Кругом
шестнадцать.
- Обожди еще причитать. Сначала проберись туда. Осмотрись. И если сам
уж никак не сумеешь - тогда придется тебе отправиться на планету. На
Ассарт, к нашим. Хотя бы одного из них доставишь в то место. На Заставу.
Как - не знаю. Придумаете. Вдвоем уж как-нибудь справитесь.
- Не простая задачка.
- Ради простых не отрывал бы тебя от дел.
- Это так, это я понимаю... Мастер, но ведь куда проще было бы тебе
самому туда Пожаловать. Ты-то ведь с легкостью управился бы, разве не так?
- А вот и не так, - сказал в ответ Мастер. - Как же ты - человек
серьезный, а такой простой вещи не понимаешь. И Фермер, и я - мы ведь
только с живым имеем дело. И на это поставлены. А то, что не живет - это
не наше. А ведь машины, даже самые тонкие, не живут. Существуют, но не
живут.
- Так-то так. Но все же не очень в это верится. Вы с Фермером все-таки
поумнее нас. Намного.
- Так. А ты - умнее лошади?
- Ну... должно быть.
- Управлять ею можешь?
- Уж как-нибудь.
- А если тебя вместо нее в оглобли поставить - ты лучше повезешь?
Иеромонах засмеялся, покачал головой.
- Язык у тебя ловок, Мастер. Ну, ладно. Пойду и сделаю, как ты
говоришь.
Он поднялся, отряхнул приставший сор.
- Постой, - сказал Мастер. - Только хочу предупредить: если наткнешься
на Охранителя - будь осторожен. Он силен.
- Имя он себе выбрал, прямо скажу, не по чину. Но хоть как он зовись -
что он мне сделает? Я уже давно не планетарный...
- Что сделает? Воплотит хотя бы.
- Ну? А он может?
- Может. Как и я могу, и Фермер. Только не в человека. Чтобы воплотить
снова в человека, нужны те, кто сильнее нас. Но во что-нибудь пониже.
- Но ты же не слабее, Мастер?
- А где я тебя тогда найду? Нет, ты уж лучше поберегись, если придется
с ним столкнуться. И сразу, как только все осмотришь, сообщи мне сюда.
Вот, теперь - идем. Я тебя отправлю прямо туда.
Леза чувствовала: еще немного, вот-вот - и она впадет в черное,
безвозвратное отчаяние, из которого выход только в смерть. Ее и умереть не
очень устрашило бы; однако она уже не сама была и не для себя, но только
для другого - того, кто, не желая признавать никаких резонов, упрямо рос в
ней и уже ощутимо толкался. Напоминал, как будто она могла о нем забыть.
Ныне ясно было, что его - а значит, и ее спасение лишь в том, чтобы
бежать отсюда, исчезнуть в безвестности, раствориться в окружающем мире.
Подальше от власти, от каждого, кто представлял и кто олицетворял ее -
Власть, не имеющую ни совести, ни жалости, не знающую любви, не
останавливающуюся перед подлостью, перед предательством, перед убийством.
Мысли об Изаре, прежде бывшем для нее главным в жизни, не исчезли из ее
сознания, но как-то поблекли, стушевались, утратили объемность и стали
плоскими - как будто не с ней произошло это - любовь к Изару, недолгая
жизнь с ним, - но было прочитано в какой-то книге, и пока читала -
волновало, а когда, дочитав, закрыла книгу - перестало тревожить, потому
что, скорее всего, было кем-то придумано. Нет, она нимало не жалела обо
всем, что было, и даже не отказывалась от возврата - но не прежде, чем
совершенно уверится в том, что ребенку ее ничто не грозит, что он надежно
укрыт и никогда не ввяжется в холодную и смертельную борьбу за высочайшее
в Державе кресло - да и ни за какое другое. Иногда бегло проскальзывала
мысль: а почему? Ведь он как раз и будет единственным, обладающим
подлинным правом на Власть; но тут же за этой мыслью приходила другая,
верная: полноте, кто же в борьбе за власть считается с правом? Не более,
чем с моралью. Право выглядит хорошо, когда за его спиной стоят густые
шеренги войск и полные залы политиков; иначе оно обречено.
Бежать нужно было, бежать без оглядки.
Но только - как?
Сперва она решила было, что сумеет договориться по-хорошему с теми, кто
привел ее сюда и запер. С Жемчужиной Власти. По первому знакомству,
оказавшемуся пока и последней их встречей, Ястра показалась женщиной не
злой и даже не очень коварной. Чем-то она Лезе даже понравилась. Может
быть, тут сказалось и то, что Леза, несмотря на высокое положение
Жемчужины и все, с ним связанное, - Леза ее скорее жалела и уж никак не
завидовала. Не то, чтобы она забыла свою собственную готовность
подвергнуться тогда насилию - его насилию; но ведь это шло от любви, когда
ничто не страшит, Ястра же Изара, надо полагать, не любила, иначе не
отвергла бы его и не утешилась так скоропостижно. И вот Лезе показалось,
что, если откровенно с Жемчужиной Власти поговорить, сказать, что готова
исчезнуть навсегда и отовсюду, хоть в другой мир переселиться, что ее
ребенок никогда не выступит претендентом, она готова любой клятвой
поклясться, - Жемчужина поймет ее как женщина женщину и как будущая мать
может понять другую будущую мать; поймет, и не только отпустит, но даже и
поможет укрыть все концы, запутать следы... Придя к такому выводу, Леза,
как только ей принесли очередную еду, попросила стража передать, кому
следовало, что она просит Жемчужину о свидании. Немногоречивый страж
кивнул, но, в отличие от прошлых своих посещений, этим не ограничился, а
позволил себе даже произнести несколько слов:
- Только навряд ли, - сказал он. - Война ведь.
Война! А она и не знала этого. Теперь становилось куда понятнее, почему
Изар до сих пор не разыскал ее тут: война - это уж такое дело, самое
главное для мужчин. И не только ему, но, наверное, всем хватает работы,
даже и Жемчужине Власти. Госпитали, благотворительность - по книжкам Леза
знала, чем в такие дни занимаются высокопоставленные дамы. Но ведь и она в
конце концов собиралась просить о благотворительности - только в иной,
необычной форме.
- Вы передайте все же. Ладно?
И она улыбнулась, как умела делать, когда хотела понравиться.
- Отчего ж не передать, - сказал страж, забирая утреннюю посуду.
Когда он снова появился - вечером, - Леза не стала спрашивать, только
посмотрела на него ожидающим взглядом. Он понял и только пожал плечами.
Наверное, это следовало понимать так: передать передал, но ответа никакого
не получил. Но ведь, собственно, ему и не должны были ответить. Кто-нибудь
другой придет и передаст, что ему прикажут, - или, еще вернее, прямо велит
идти за ним и отведет ее к Жемчужине. Интересно, будут ли ее и на этот раз
угощать кофе? Наверное, не станут. Но хоть выслушают...
Однако и на другой день никто не приходил, не передавал и не приглашал
следовать за ним. И Леза ясно поняла: сегодня никому не до нее, судьба ее
не волнует ни Ястру, ни того человека, что заменил рядом с ней Изара - ну
совершенно никого.
Пришлось искать другие возможности. И в сознании вдруг всплыл другой
человек, который, если бы очень захотел, наверняка смог бы каким-то
способом посодействовать ей. Задира. Ублюдок Властелина. Или, как она
теперь называла его про себя, - Претендент Миграт. Он был человеком
сильным, это чувствовалось в нем сразу, и решительным. Конечно, освободить
ее, действуя извне - дело опасное. Ради чего Миграт захотел бы пойти на
немалый риск? Что могла Леза предложить ему? Подумав, она нашла две таких
вещи. Первой была полная откровенность. Не может быть, чтобы Миграт
остался равнодушным к судьбе другого человека, пусть еще даже не
родившегося, но уже отмеченного той же, что Миграт, судьбой. Наверное, это
затронет какие-то струны в душе претендента. Если же этого окажется
недостаточно, Леза могла вдобавок предложить только себя. Она с той, самой
первой встречи, почувствовала, что нравится ему - и ведь, в конце концов,
он не поступил с нею плохо, значит, испытывал к ней какое-то другое
чувство, не только чисто плотское влечение; но если даже и только это
интересовало его - она готова была за спасение сына заплатить такой ценой:
жизнь ребенка была дороже чести, дороже верности и даже любви: все это
были чувства вторые, а к ребенку - первое и главное.
Вот только решить - это было меньшей половиной дела; а как сделать,
чтобы ее зов долетел до Миграта? Лезе было страшно просить стража, чтобы
он отправился во второй городской цикл и разыскал там человека по имени
Задира, которого знали все; но уж совершенно невозможным было - передать
стражу то, что она хотела сказать Миграту. Оставалось написать - и уповать
на то, что страж согласится, выйдя из Жилища Власти, бросить письмо в
ящик, предварительно не прочитав его. Конечно, точного адреса Задиры Леза
не знала, однако решила, что можно написать на адрес запомнившейся ей
пивной на той улице - как раз напротив этой пивной все тогда и произошло;
а что, попав в пивную, письмо дойдет до Задиры, она не сомневалась.
Писать, правда, было нечем и не на чем. Снова дождавшись стража -
сегодня это был другой, - она попросила листок бумаги и ручку. Страж
посмотрел на нее, как на пустое место, и никак не дал понять, что он
вообще услышал обращение к нему. Леза повторила просьбу. Страж собрал
посуду и молча ушел. Всего их было трое, и тот, добрый, должен был
появиться лишь послезавтра. Приходилось ждать.
Чтобы как-то скрасить это ожидание, Леза вновь принялась за архив. А в
промежутках между документами раздумывала о том, что станет делать, если с
Задирой ничего не получится. Выходило, что останется возможным лишь одно:
напасть на стража, когда он снова придет, чем-нибудь сильно ударить, чтобы
он упал в обморок, и убежать. Леза не имела ни малейшего представления о
том, как станет выбираться из Жилища Власти, но сейчас об этом и не стоило
думать: сначала - убежать из этой комнаты, а уж там, дальше, останется
только надеяться на доброту судьбы. Сейчас оставалось лишь окончательно
решиться на такое действие, противное ее представлениям о жизни. Но
человек, оказавшись в безвыходном положении, способен идти на все.
Вот только чем ударить? Она медленно обвела глазами комнату, как бы
заново знакомясь со всем, что тут находилось. Кажется, самым подходящим
был стул. Леза попробовала поднять его над головой. Стул оказался очень
тяжелым, она не могла долго держать его на весу. Наверное, следовало
поднять его, как только снаружи начнут отпирать дверь и, стоя рядом с
дверью, ударить, едва страж войдет. Да, наверное, именно так следовало
поступить. Главное - не испугаться в тот миг, когда надо будет нанести
удар, не смутиться мыслью о крови, и вообще - никакой жалости! Совсем
никакой! Ее тут никто не жалеет...
Но, может быть, все же не надо заходить так далеко? Неужели нельзя
добиться своего иначе, как с применением оружия - хотя бы столь
примитивного, каким был стул?
Пока еще оставалось время, она села на это самое оружие и принялась
убеждать самое себя в том, что необходимо проявить твердость характера - и
во всяком случае, если уж бить, то изо всех сил, потому что если она
ударит слабо, то ей сделают очень плохо, сразу же поймут ее намерения и
поступят, как с настоящей преступницей. Никакого прекраснодушия! Ведь
если...
Мысли прервались. В коридоре зазвучали шаги - все громче, все ближе. Но
странно: их было слишком много - шагов. Ступал явно не один человек, а
самое малое два. Леза отошла на шаг от стула, за спинку которого уже было
ухватилась. Двое? К ней? Если один - страж, наверняка страж, то кто же
второй? Она перевела дыхание. Может быть, ее просьба наконец дошла до
Ястры, и сейчас ее позовут, отведут к Жемчужине Власти? Не верится? А
зачем еще могли прийти к ней - сейчас, когда не время еще было приносить
еду? Но может быть и наоборот - ее заберут отсюда, чтобы перевести в
другое место - в настоящую тюрьму, возможно? Она невольно съежилась,
захотела стать маленькой-маленькой, незаметной для глаза. Шаги
остановились возле двери, и она услышала, как ключ скользнул в замочную
скважину.
Ни о чем не думая больше, Леза шарахнулась от двери. Выбежала в
коридорчик. Оттуда - в архивную комнату. Спрятаться тут было совершенно
некуда. Она не могла уменьшиться до такой степени, чтобы уместиться в
коробке из-под документов, и даже на полке шкафа было слишком мало места.
Судьба была против нее. Внезапно ослабели ноги. Леза опустилась на пыльный
пол. Больше ничего нельзя сделать. Будь, что будет.
Напрягая слух, она ловила каждый звук. Замок звякнул, как всегда, у
замка был громкий голос и звонкий. Люди вошли. Заговорили. Голоса не были
ей знакомы. Или нет... один, уже старческого тембра, она как будто уже
слышала, но когда и где - сейчас не вспомнить было. Другой - другой голос,
моложе и громче, наверняка незнаком. Что они говорят? Не рискуя приоткрыть
дверь в коридорчик, Леза приложила к двери ухо.
Странно: никто не удивился, что ее нет, что она не встречает пришедших.
Хотя именно ее отсутствие должно было в первую очередь удивить их. О чем
они?..
- Вы уверены, Эфат, что не ошиблись? По-моему, здесь живут. И, во
всяком случае, на архив это не очень похоже...
- Однако он должен находиться здесь. Пока мы пробирались, я вспомнил,
что когда-то был в нем - много лет назад. Да, здесь. Но постойте. Видите -
другая дверь. Вероятно, хранилище там.
- А все это?
- Возможно, кто-то работал здесь сутками. Не исключено и то, что при
архиве может находиться хранитель.
- Что ж, это было бы естественно... Но тогда где он?
- Мало ли где? Вышел по своим делам.
- Может быть и так. Но все же повремените немного. Хочу убедиться в
том, что действительно оказался там, куда хотел попасть.
- Пожалуйста, не медлите. Не хочу, чтобы меня застали на половине
Жемчужины. И Властелину это очень не понравится, когда он вернется.
А! Теперь Леза вспомнила - в тот же миг, как услышала слово
"Властелин". Конечно же: старик был тем самым, кто встретил ее, когда ее
привезли, вытащив из постели, по приказу самого Изара. Старик этот - Эфат,
да, совершенно точно, - и ввел ее в комнату, где ожидал сам Властелин...
Она подумала сейчас об Изаре, как о ком-то постороннем, как о
Властелине - и ни о ком больше.
Снова шаги. Вот отворилась дверь из три комнаты в коридор. Так.
Остановились у первой двери. Наверное, заглядывают туда...
- А знаете, здесь совершенно темно!
- Свет наверняка есть. Поищите, найдите выключатель. Но скорее, ради
Рыбы...
- Сейчас, сейчас... Нет, я и так вижу: это не то. Но есть еще одна
дверь...
Леза мгновенным движением выключила свет. Отступила и стала так, чтобы
дверь, отворившись, прикрыла ее. Хотя и понимала, что это ровно ничего не
даст: стоит вошедшему протянуть руку - и он нащупает выключатель и,
конечно, тут же увидит ее.
Хотя, собственно - чего ей бояться? Она не сама забралась сюда и ничего
не собирается похищать. Но, может быть, этот человек поможет ей хотя бы
передать письмо Задире?
Вот только Эфат не должен видеть ее здесь.
Странно: еще так недавно она сочла бы появление старого камердинера
великой удачей: он сразу же сообщил бы Властелину, где она находится. Но
сейчас Властелина здесь нет, - они только что говорили об этом, - да и
если бы он находился тут, теперь она очень крепко подумала бы, прежде чем
прибегать к его помощи. Что-то изменилось в ней, когда она узнала, что у
Изара есть брат, которому он за много лет не оказал ни малейшей помощи, ни
разу даже не упомянул о нем. Но ведь не может быть, чтобы Изар ничего не
знал! Нет, наверное, она просто слишком мало знала его, не понимала до
конца... Нет. Не надо, чтобы видел Эфат.
А неожиданный гость уже стоял в дверях. Сейчас вытянет руку...
Мысль блеснула мгновенно. С находившейся рядом полки она схватила
первую попавшуюся в темноте папку с документами. И приложила к стене -
поверх выключателя. В следующее мгновение рука вошедшего легла на твердый
картон, скользнула, пошарила выше, ниже и опустилась.
Человек пробормотал что-то про себя, едва слышно - но, кажется, что-то
грубое. Осторожно двинулся вперед. Пересек узкую комнату и налетел на
полку. Снова проворчал что-то. Потом щелкнула зажигалка, и слабый огонек
осветил стеллажи и связки бумаг на них.
Леза едва удержалась от того, чтобы вскрикнуть: даже ей было ясно,
насколько опасен огонь здесь, в помещении, набитом пересохшей бумагой,
где, казалось, сам воздух уже стал воспламеняющимся. Но и посетителю,
видимо, пришло в голову то же самое: огонек погас, и человек поспешно
вышел в коридор и дальше - в комнату. Он не закрыл за собою дверей, и то,
что он сказал, Леза слышала очень хорошо:
- Вы правы, Эфат, это то самое.
- Я очень рад. В таком случае, ухожу.
- А я сразу начну смотреть. Чувствую - здесь много интересного...
- Значит, я могу не очень торопиться?
- Не очень, но все же... я буду спокойнее, получив свой ключ.
- Несомненно. Я не промедлю. У нас в Жилище - свои мастера... Но на
самый худой конец - у вас здесь есть возможность отдохнуть.
- Надеюсь, мне не придется ею воспользоваться.
- Счастливо оставаться.
- До встречи.
Потом стукнула дверь, и замок снова издал звонкий звук - на этот раз
запираясь.
Эфат ушел. А этот - второй - остался.
Это было совершенно неожиданно.
Что он собирается тут делать? Работать с архивом? Почему же его не
предупредили, что архив сейчас используется как тюрьма?
Хотя понятно, почему: его привел Эфат - значит, и второй является
человеком из окружения Изара, а не Ястры.
Интересно, надолго ли он собрался задержаться. Конечно, Леза может
просидеть здесь еще какое-то время. Но близится время ужина. Придет страж.
И немало удивится, увидев, что кто-то проник в помещение, которое ему,
наверное, полагалось охранять.
Нет, лучше все же предупредить этого человека, объяснить ему, в какую
ситуацию он попал. Рассказать что-то и о себе. И, быть может... быть
может, он согласится помочь?
И она вышла из темного архива, намеренно громко стуча каблуками. Увидев
изумленные глаза и сам собой раскрывшийся рот гостя, не могла удержаться
от смеха. Она так давно не смеялась!
- Здравствуйте, - как ни в чем не бывало приветствовала она. - Милости
прошу. Чувствуйте себя как дома!
- Здра... - издал он, горло перехватило, он откашлялся и только после
этого смог договорить: - Здравствуйте... Кто вы? Откуда?
- Быть может, я крыса? - вслух подумала Леза. - Архивная крыса. Вы
слышали о таких?
- Крыса? Нет! Архивная фея, может быть?
Леза улыбнулась.
- Садитесь на стул. Не люблю, когда незнакомые мужчины располагаются на
моей кровати. У нас есть еще немного времени, и я хочу кое-что рассказать
вам.
- Вы собираетесь уйти?
Кажется, в его голосе прозвучало огорчение. Но в такие мужские
интонации Леза не верила.
- Уйду с удовольствием, если вы поможете. А сейчас потерпите. Я буду
объяснять. Потом мне принесут ужин. Если вы будете хорошо слушать, я,
пожалуй, поделюсь с вами.
Хен Гот, пока она говорила, успел в какой-то степени прийти в себя.
- Рассказывайте, - сказал он, усаживаясь на указанное место. - Потому
что мне вскоре принесут ключ, и...
- Это очень хорошо, - сказала Леза. - Итак: кто я? Наверное, вы
когда-нибудь слышали какие-то разговоры обо мне...
Дворцовый слесарь, в чьем распоряжении имелись не одни лишь ручные
напильники и надфили, но целый парк точных станков, сделал бы ключ за
каких-нибудь десять минут - считая с мгновения, когда в его руках оказался
бы оригинал.
Чтобы длинными переходами добраться до отдаленной части подвальных
помещений, где располагались мастерские, Эфату, человеку весьма
немолодому, могло потребоваться не менее получаса.
Однако он не появился в мастерских ни через полчаса, ни через час, ни
даже через два.
Нет, с ним не произошло никакой беды, не возникло никаких
неприятностей, в которые он оказался бы замешан. Скорее наоборот.
Когда он, соблюдая все меры предосторожности, уже приближался к
условной границе, отдалявшей помещения Жемчужины Власти, где он чувствовал
себя неуютно, от остальной территории Жилища, в которой ему дышалось
легко, - его вдруг остановил человек, показавшийся камердинеру отдаленно
знакомым.
Почти сразу он вспомнил: это был один из тех людей, что выручили
Властелина во время столкновения на какой-то грязной улице; человек этот,
вместе с еще двумя (одним из которых был теперешний Главный Композитор
истории; не помоги он тогда Властелину, вряд ли Эфат согласился бы
содействовать в его поисках, но те, кто тогда защитил Изара, даже не зная
его, заслуживали, по мнению камердинера, самого большого уважения) - итак,
человек этот был приглашен Властелином в Жилище Власти, а впоследствии
определен в личную охрану Жемчужины. Так или иначе, он не был человек
вовсе незнакомый, и Эфат даже не очень испугался. Повернувшись к
остановившему его, он лишь вопросительно поднял брови.
- Чем я могу быть вам полезен?
Охранник Жемчужины смотрел на него немигающими глазами.
- Идите со мной, - сказал он.
- Приношу извинения, - вежливо отказался Эфат, - но я спешу по очень
важному делу. С удовольствием встречусь с вами несколько позже.
- Сейчас нет более важного дела, - сказал страж, - чем то, в связи с
которым я вас приглашаю.
Похоже, что он говорил серьезно. Эфат заколебался.
- Я нужен вам надолго?
Страж, кажется, чуть улыбнулся.
- Это вы решите сами. Как только разберетесь в деле.
- И все же... Вы ведь случайно наткнулись на меня! Если бы вы меня не
встретили здесь...
- То я разыскал бы вас в любом месте, где вы находились бы. Сейчас я
как раз возвращаюсь из вашего жилища. Мне нужны именно вы, донк личный
камердинер.
Эфат вздохнул. Видимо, искали именно его, хотя он и не мог представить
- зачем. Он мог, конечно, отказаться и сейчас. Но этот плечистый и
длиннорукий молодец мог просто-напросто унести его, взяв в охапку. Здесь
он был хозяином. Здесь было государство Ястры.
- Хорошо. Я иду с вами.
Страж - видимо, для вящей уверенности - взял его под руку, и старик
ощутил тугую хватку сильных пальцев.
Они свернули в широкий коридор и двинулись, приближаясь к апартаментам
Властительницы.
- Может быть, вы все-таки скажете?..
- Вы все увидите сами.
Страж постучал и, не дожидаясь ответа, отворил дверь. Это был малый,
или, по другому названию, интимный холл. Здесь находился Советник
Жемчужины.
- Ага, - сказал он. - Вот и вы. Прекрасно. Идемте.
Страж остался в холле, а Советник повел камердинера по анфиладе комнат.
Одна за другой, они оставались позади.
- Донк Советник, вы, кажется, ведете меня в спальню?
В следующей комнате, куда они вступили, сильно пахло лекарствами, а на
столах из розовых и оранжевых сортов дерева Раш, уже больше не
произраставшего на планете (один такой столик был ценнее современного
самолета) стояли какие-то медицинские приборы, аппараты, в углу возник
автоклав, не более уместный здесь, чем железный контейнер для мусора.
Автоклав огорчил Эфата, а остальное - встревожило.
- Властительница захворала? Серьезно?
- Властительница в добром здравии. Не задерживайтесь. Нас ждут.
- Но тогда зачем...
- Я сказал вам: увидите сами.
Наконец они подошли к последней двери.
- Донк Советник, но это же спальня Ее Всемогущества! Я надеюсь, вы не
ведете меня в спальню?
- Я веду вас туда, где вам следует находиться.
И Советник отворил дверь.
На кровати Жемчужины кто-то лежал. Но не она: она сидела в креслице
рядом с кроватью и держала лежавшего за руку.
- Подойдите ближе, - приказала она.
Эфат подошел и взглянул.
На постели лежал Властелин Изар. Глаза его были закрыты.
Эфат опустился на колени рядом с кроватью, даже сам не контролируя
своих действий. Он прижался губами к бессильно лежавшей поверх
белоснежного одеяла руке. Потом повлажневшими глазами посмотрел на
Жемчужину.
- Он жив, - сказала она. - Недавно на несколько минут пришел в себя.
Хотел видеть вас.
- Я... Конечно! Великая Рыба, Властелин жив! Будет ли мне позволено
остаться здесь? Я готов... все, что угодно...
- Вы останетесь, даже если не захотите этого. Потому что никто в
Жилище, никто во всем городе не должен знать того, что теперь знаете вы.
- Разумеется! Благодарю, благодарю вас. Жемчужина Власти...
Он забыл в этот миг об историке, ожидающем ключа, как забыл бы обо всем
на свете. Властелин здесь, и он, Эфат, будет ухаживать за ним. Днем и
ночью.
- Ну вот, - сказала Ястра Ульдемиру. - Теперь я смогу отдохнуть. И не
нужно никаких дополнительных сестер. Этот старик стоит трех, если не
больше.
Послышались шаги.
- Ну, вот он, наконец. Все-таки, в старости люди становятся страшно
медлительными.
- По-моему, нет. Скорее, это несут мой ужин. Вам лучше спрятаться.
- А если все же Эфат? Вы не хотите, чтобы он вас увидел...
- Придется прятаться обоим. Если ужин - выйду я. Если камердинер - вы.
Времени на раздумья не оставалось. Стараясь ступать потише, историк и
Леза скрылись в коридоре.
Замок сыграл свою протяжную ноту.
Они стояли в темном коридоре. Рука Хен Гота легла на плечо Лезы. Легким
движением она сбросила руку. Он не повторил попытки.
- Ужин, - прошептала она. И вышла. Страж собрал обеденную посуду,
составил на поднос. Беглым взглядом окинул комнату. И вышел, не сказав ни
слова. Ключ повернулся. Леза обождала, пока шаги не отдалились на
безопасное расстояние.
- Можете выйти, - сказала она.
Историк вышел, держа в руке связку бумаг.
- Жертвую вам половину, - сказала Леза. - Даже больше. Мужчины,
по-моему, всегда испытывают голод. Но, к сожалению, нет второго прибора.
Вы не запаслись случайно?
- О чем вы? А-а. Нет... - рассеянно откликнулся он, пробегая глазами
документ - кажется, какое-то донесение, написанное от руки, но украшенное
печатью размером чуть ли не с блюдце. - Нет-нет, спасибо, но я совершенно
не хочу есть. - Он пролистал еще несколько бумаг. - Великая Рыба, какой
клад здесь...
- Я успела прочитать довольно много... Да садитесь же, не
придерживайтесь приличий так неукоснительно. Мы не в том положении.
- Но я и в самом деле... Кроме того, я полагаю, Эфат сообразит, что я
остался без ужина - и обеда тоже, но об этом он вправе не знать.
- Вот и начинайте.
- Потом... после вас.
- Я беру себе вилку, а вам придется обойтись ложкой.
- Мне не привыкать, - сообщил он все так же отвлеченно, не открывая
глаз от бумаг. - Вы прочитали, говорите? Завидую. Нет, я не уйду отсюда,
пока не разберусь во всем. Я занимаюсь историей достаточно давно, но
такого себе не представлял. Для ученого этого хватит на всю жизнь, да что
- на две, на три жизни!
Через несколько минут Леза отодвинула тарелку.
- Уступаю вам место. Только придется есть прямо из салатницы, а это - с
блюда.
- Да-да, - откликнулся он и сел на освобожденный Лезой стул. Еду
отодвинул в сторону, перед собой положил бумаги.
- Мне с детства внушали, что читать за едой - значит, демонстрировать
свою невоспитанность.
- Да, - согласился он, - я скверно воспитан, это правда. - Со вздохом
отодвинул бумаги в сторону и потянулся за салатом. - Подумать только -
если бы мне не пришло в голову искать этот архив, он еще сколько-то лет
оставался бы неведомым науке...
- Но ведь вы, если я правильно вас поняла, занимаетесь совсем другой
историей?
- Занимался, это верно. Но боюсь, что этому пришел конец.
- Почему?
- Потому что для ее создания пришлось воевать. Наверное, никакая
история не стоит того, чтобы за нее умирали. Тогда она теряет
естественность. Становится похожей на театральное представление.
- Вы жалеете, что взялись за этот труд?
Он вскинул голову.
- Почему? Театр ведь - искусство! История - тоже. Во многом. Почему мне
надо было отказываться от творчества?
- Из-за войны хотя бы.
- Ну, я ведь не думал... - Он помолчал, прожевывая. - Но теперь все
больше думаю, что я виноват во многом. В той беде, которую теперь
приходится переживать.
- Вы о войне? Но разве это беда? Победы украшают жизнь, как и вашу
историю.
- Но сейчас-то победы не будет. Мы уже разбиты, если говорить
откровенно.
- Н-не понимаю. Мы? Разбиты?
- Вы что - сегодня родились? Где вы были все последнее время?
- По-моему, я рассказала вам об этом. Вы не слушали? Могу повторить:
здесь я была, здесь. И никто не сообщал мне новостей. Разбиты?
- Ах да, простите, вы действительно говорили. Нет, я слушал, конечно,
но в то же время что-то меня постоянно отвлекало.
- Я рассержусь. Что вас отвлекало, когда я говорила?
- Вы. Я смотрел, как вы рассказываете.
- Вы... вы не должны говорить так.
- Но если это так и было?
- Тем более. Не надо. Если все действительно так плохо, как вы
сказали...
- Это вы насчет войны? Да, так. А может быть, и еще хуже. Но, в конце
концов, не ваша же это вина!
- Я уверена, что моя. Хотя я и не хотела, чтобы получилось так...
- Нет. Виноват я. Если бы не эта моя идея насчет Новой Истории?
- Но что же в ней было плохого? Вы ведь никого не подговаривали
воевать?
- Этого только не хватало бы. Нет, конечно. Но я историк. И мог бы
вовремя сообразить, что именно так и получится. Потому что мы просто не
умеем иначе. Мы привыкли решать силой все - начиная от женитьбы и кончая
собственной историей. Силой!..
- Да. В этом вы правы. Я тут успела прочитать немало бумаг, и везде -
сила или если не сила, то подлость... Но ведь и силу можно применять
по-разному. Если вы побеждаете в войне - это разве плохо? Людям ведь от
этого становится только лучше, разве не так?
- Наверное, все-таки нет. Потому что им-то, может быть, и становится
чуть лучше жить - на краткое время, однако сами они становятся еще немного
хуже - а может быть, и много. Привыкают брать силой. Признают силу
достоинством, уравнивают силу с правдой. И потом, когда эту силу применяют
уже к ним - они покоряются, именно потому, что признают за силой правоту.
Вот сейчас нас разобьют - и мы смиримся, мы признаем, что победившие -
правы.
- Вот в этом и заключается моя вина. В том, что нас разбили. Или еще
разобьют - все равно.
- Можно подумать, что это вас назначили Верховным Главнокомандующим...
- Вы даже не понимаете, как вы близки к истине. Он мне верил!
- Разве не следовало вам доверять?
- Ну... Надо было понять, что я тоже могу ошибаться.
- Вы слишком много хотите. Он ведь любит вас?
- Сейчас - не знаю. Если он догадался... Но тогда, по-моему, любил. Как
и я его. Но мне кажется... я не смогу больше увидеть его. У меня просто не
хватит сил - взглянуть ему в лицо. Наверное, мне лучше было бы умереть.
- Это невозможно. Вы больше не одна.
- Только это меня и держит... Хен, мне надо бежать. Куда угодно.
Скрыться. Чтобы спокойно все обдумать...
- Точно так же и мне. Но я не знаю никого, кто бы захотел мне помочь.
- Я тоже. Нет, я думала, что такой человек есть. Но теперь поняла...
узнала, что на него рассчитывать нельзя. Он-то и виноват во всем.
Претендент Миграт.
- Кто это? Я не знаю такого имени. Претендент? На что?
- Сейчас я покажу вам один документ... Я спрятала его отдельно.
Леза встала, пошарила под матрацем. Вынула бумагу.
- Вот, смотрите. Вы все поймете.
Хен Гот сперва пробежал бумагу, потом прочитал медленно, слово за
словом.
- Ошеломляюще... Это единственный документ?
- Нет. Здесь их целая пачка...
- Дайте. Я хочу побыстрее просмотреть все.
- Я думаю, нам надо прежде всего спастись отсюда. Я возьму все это с
собой.
- Да, наверное, так будет лучше всего. Спастись.
- И забрать все это. Понимаете? Без этих бумаг он ничего не сможет
доказать - о своем праве...
- Дело не только в этом. Леза, бежать надо для того, чтобы разыскать
его. И убить.
- Вы говорите так жестоко...
- Он этого заслуживает. И у меня есть личные причины хотеть его смерти.
Если бы они были у вас...
- У меня они есть.
- Тогда вы должны помочь мне.
- Не знаю... Я никогда...
- Я тоже. Но теперь... Однако об этом мы еще успеем поговорить. Вы
знаете, я начинаю серьезно беспокоиться. Где старик? Ах, напрасно я
позволил ему унести ключ...
- Теперь поздно жалеть.
- Но как же мы выйдем отсюда без ключа?
- Утром мне принесут завтрак...
- Ну, и... А, я понимаю, что вы имеете в виду. - Историк поежился, и
это его движение не прошло незамеченным.
- Я понимаю: от этой мысли вам не по себе.
- Вы угадали.
- Но как иначе?
- Может быть, удастся уговорить сторожа...
- Бесполезно. Я уже пыталась.
- Ну что же, если другого выхода не найдется...
- Поверьте мне: нет.
- Тогда - утром...
- Утром мы должны освободиться. А пока советую вам отдохнуть. Ложитесь
на мою кровать...
- Это невозможно! А вы?
- О, за время, что я провела здесь, я успела выспаться на много дней
вперед. Не беспокойтесь за меня. Я побуду в архиве, там далеко еще не все
прочитано...
- Совершенно верно. Вот этим я и займусь. Я ведь и пришел сюда, чтобы
найти этот архив. Нет-нет, спорить бесполезно. Вы будете спать, а я -
заниматься своим делом. Поверьте, в таких бумагах я разбираюсь куда лучше
вас. Все-таки я профессионал.
- Но если завтра у вас не хватит сил для того, что мы задумали...
- Не беспокойтесь. Хватит. А вас, я вижу, уже клонит в сон.
- Да, здесь такой регулярный режим...
- Ложитесь. Чтобы вас не смущать, я уже иду в архив. Ах да, там нет
света...
- Есть. Вы просто не смогли нашарить выключатель. Я вам помешала.
Сейчас вы наткнетесь на него сразу.
- Спокойной ночи, Леза.
- Хотела бы пожелать того же и вам...
Может быть, ей приснилось, что ночью Хен Гот приходил к ней и она его
не оттолкнула. Но ранним утром, когда она проснулась, его не было. И все
же... Все же были кое-какие доказательства того, что то был не совсем сон.
Странно: она не пожалела об этом. Все, что было раньше, было в другой
жизни. Ушедшей.
Завтрак принесли точно, минута в минуту. Охранник вошел с подносом,
поставил его на столик. Леза сидела на кровати.
- Помогите встать, - попросила она. - У меня что-то с ногой...
Охранник вынужден был повернуться спиной к внутренней двери. И тяжело
осел на пол. Удар был силен.
- Рвите простыню... Так. Теперь он безопасен. Ну - вперед!
С каждым днем Сомонт все более уподоблялся одинокому мирному острову в
море войны. Местные центры обороны Ассарта один за другим поглощались этим
небывалым в истории планеты разливом. Одни сопротивлялись дольше, другие
складывали оружие почти сразу. Они не были готовы к долгой борьбе у себя
дома. И прав был историк Хен Гот: воспитанные в безграничном уважении к
силе, люди привыкли подчиняться ей - и подчинялись, едва убедившись в том,
что сила действительно велика, а значит - и право на ее стороне. Немалую
роль играла и растерянность: все знали, что войска Ассарта самые сильные
во всех мирах - но войск этих не было, они исчезли, растаяли, как тает
кусочек сахара в горячей воде, когда делают настой душистых лекарственных
трав. И уж если они столь непонятным образом пропали - значит, такова была
воля Великой Рыбы, такой оказалась судьба.
Конечно, если бы кто-то, кому они верили, обязаны были верить, тот же
Властелин, прежде всего, - если бы к людям обратились и просто и ясно
объяснили бы, что они сейчас должны сделать - они послушались бы. Потому
что привычка повиноваться Власти была еще глубже и сильнее, чем рефлекс
повиновения силе. И вполне понятно: Власть являлась Силой Сил, превыше нее
не существовало ничего, и если какой-то частной силе можно было
противопоставить что-то другое, то Власти - ничего: не существовало на
свете такой вещи, что не покорялась бы Власти. Но сейчас и Власти не
оказалось вдруг. То есть, может быть, где-то она и была, но ни слова, ни
звука от нее до людей не доходило. Газеты не выходили, на экранах
возникали одни только полосы, напоминавшие морскую зыбь, а по радио
визжала и улюлюкала какая-то нечисть, так что ничего членораздельного не
уловить было. Каждый район, каждый город или поселение любого донкалата
были предоставлены сами себе и, не зная, как идут дела в других краях
обширной Державы, делали вывод, что и там все состоит никак не лучше, чем
здесь, что ни на какую помощь рассчитывать не приходится - и решать нужно
самим: но всякое решение несло за собой ответственность, и наименее
безопасным было бы решение противостоять гнетущей силе осаждающего
противника: оно могло привести к лишним потерям и в любом случае не
обещало ничего хорошего: если противник (как оно, скорее всего, и
получится) одержит верх, то придется отвечать перед ним за сопротивление,
которое обязательно назовут бессмысленным: если же счастье в конце концов
все-таки останется на стороне Ассарта - Власть, весьма возможно, обвинит в
слишком уж обильных жертвах, без которых, как непременно окажется, вполне
можно было бы обойтись. Так что самым лучшим оказывалось - никаких особых
решений не принимать и позволять событиям развиваться так, как им того
хотелось. А уж там жизнь сама подскажет, что и как.
Разумеется, так происходило не везде и не всегда. В донкалате Самор
глава местной власти донк Яшира, убедившись в бесполезности обороны своего
главного города, собрал все войска и увел их в глухие леса, какими
донкалат обладал в немалом количестве, они занимали, пожалуй, три четверти
его территории. Не один донкалат Самор порос лесом, но не везде находились
такие лихие военачальники, как дон Яшира (кстати, в войсках никогда не
служивший по причине непригодности по здоровью и очень от этого
переживавший, а теперь, наконец, нашедший применение своим ранее
невостребованным талантам). Скрывшиеся в лесах войска позволили противнику
(в этих местах десантировались войска Цизона) овладеть городом, но когда
нападавшие решили, что дело сделано, и возымели желание двинуться, как им
было приказано командованием Коалиции, на поддержку соседней группы войск
экспедиционного корпуса мира Нельта, то к немалой своей озабоченности
убедились вдруг, что выйти из города оказалось куда труднее, чем войти в
него. Из четырех основных магистралей, входивших в город с четырех разных
направлений, три, начиная чуть ли не с городской окраины, ныряли в
саморские дебри, и едва первая колонна Цизона миновала опушку и углубилась
в темную чащобу, как по ней был открыт жестокий прицельный огонь, причем
стрелявшие не были видны, дорогу же они, надо полагать, успели пристрелять
давно и тщательно. Войска Цизона вынуждены были попятиться, колонна
втянулась в город, где и принялась подсчитывать свои потери. Такая же
судьба ожидала цизонцев, когда они тронулись по второму шоссе;
использовать третью лесную магистраль они даже не пытались. Так что для
выхода из города, захваченного в полном соответствии с диспозицией,
осталась одна лишь большая дорога, и войска благополучно вытянулись по ней
из города и добрались до самого моста через широкую и обладавшую скверным
характером реку Грис; мост был достаточно широким и надежным, но, к
сожалению, взлетел на воздух, как только техника заполнила его почти на
всем протяжении моста. Горя желанием выполнить полученный приказ,
командование Цизона попыталось навести временные переправы - однако
безуспешно, потому что для успешного их наведения следовало хотя бы
овладеть каким-то, пусть небольшим, плацдармом на том - высоком - берегу,
но и первая, и вторая попытки показали, что без авиации сделать это будет
весьма затруднительно, если только вообще возможно: стрелковый и легкий
артиллерийский огонь с того берега уничтожал средства переправы еще до
того, как они достигали середины реки, а прихотливое течение, то и дело
завихрявшееся водоворотами, совершенно не способствовало выполнению
задачи. Была вызвана авиация, которой в этой группе войск сейчас не было,
поскольку единственный аэродром вблизи города был заблаговременно приведен
ассартианами в полную негодность и теперь ремонтировался. Атмосферная же
авиация, ее цизонская часть, базировалась по этой причине на аэродромы
соседнего донкалата, откуда и пришлось ее вызывать. Первая попытка сделать
это не увенчалась, однако, успехом, потому что командование
экспедиционного корпуса Нельты, действующее в соседнем донкалате Рамин,
заявило, что авиация в данное время нужна им самим и они ничем помочь не
могут. Это обстоятельство вполне можно понять, если учесть, что донкалат
Рамин отличался еще более густыми лесами, чем Самор. Обещано было
высвободить цизонские эскадрильи лишь через два дня - эскадрильи, или то,
что от них к тому времени останется, поскольку командование Нельты, как
нетрудно понять, на самые опасные задания посылало не свои самолеты, а
чужие; наверняка командование Цизона, окажись оно в таком положении,
поступало бы точно так же. Не желая терять эти два дня, Цизон связался с
флагманом своей эскадры, находившимся, как и все прочие, на орбите близ
Ассарта, и потребовал подвергнуть район бывшего моста основательному
обстрелу. С орбиты было отвечено, что эскадра имеет крайне ограниченные
возможности поддержки наземных войск, поскольку предназначенный для этого
боезапас был в основном израсходован при подавлении противника перед
высадкой десанта; то же относилось и к энергии, необходимой для действий
атмосферных агра-штурмовиков. В конце концов удалось договориться о том,
что один налет штурмовики все же совершат, и они его совершили. Чтобы
обеспечить безопасность своих войск, командование Цизона заблаговременно
отвело свои силы от моста; однако впоследствии выяснилось, что зорко
наблюдавшие за их действиями ассартиане правильно расшифровали этот отход
и сами сделали то же самое. В результате налет не дал ничего, хотя
израсходовано при этом было много ракет и снарядов; как только штурмовики
скрылись, Цизон вновь выдвинулся на свой берег - и тут же убедился, что
ассартиане повторили их маневр не менее быстро. Поняв, как обстоят дела,
командование войсками Цизона почло за благо оставить один десантный полк у
моста, остальным же войскам вернуться в город - до лучших времен, и во
всяком случае, до того времени, когда командование сможет оперировать
своей же авиацией. Вот так развертывались события в донкалате Самор, и еще
в нескольких.
Однако на большей части планеты Ассарт дела складывались в пользу
Коалиции. В районах обороны, граничащих с Сомонтом, сопротивление погасло
быстро, и объединенное командование Коалиции - в качестве полномочного
представителя этого командования на Ассарте выступал теперь уже всем
известный Магистр, с небывалой быстротой переносившийся из одного района в
другой, - командование это приказало войскам, овладевшим этими районами,
сомкнуть фланги и таким образом взять Сомонт в кольцо, наглухо блокировать
с тем, чтобы ничто не могло ни выскользнуть из столицы, ни, тем более,
проскользнуть туда. Войскам предписывалось планомерно продвигаться все
ближе к городу, сжимая кольцо, с тем, чтобы в недалеком будущем добиться
его безоговорочной капитуляции в предвидении грозящего голода и недостатка
энергии, без которой большой город существовать не может. Командующие
корпусами трех миров, - эти войска и образовали кольцо, - пытались
возражать, указывая на то, что такой образ действий заставит потратить на
осаду города множество времени, если же подвергнуть столицу - в которой,
как им было известно, почти не было войск, если не считать пары
гвардейских полков (слишком ничтожные силы, чтобы противостоять
одновременному штурму со всех направлений) - планомерному артиллерийскому
обстрелу, ударам с воздуха, а затем и атаке с применением штурмовой
техники, то городом можно будет овладеть в один, самое большее - в два
дня. Магистр, однако, на это никак не соглашался, говоря, что высшему
командованию, у которого, естественно, и соображения были высшими, Сомонт
нужен в целости и сохранности, а вовсе не в виде развалин. Корпусные
командования отлично знали, что взятый город есть взятый город, а в каком
виде он взят - дело десятое, война есть война, на ней и убивают, и
разрушают, и вообще бывает все на свете. Однако эти же самые командования,
высказав мнение, не могли предпринять ничего иного, как только выполнять
приказы, спускавшиеся свыше - и выполняли. Так что в дни, когда половина
городов Ассарта уже если и не лежала целиком в развалинах, то во всяком
случае хорошо поняла и ощутила, что такое - война на своей территории, -
Сомонт оставался целым и невредимым. Жителей это радовало. Однако у тех,
кто взял на себя руководство обороной столицы, да и всей войной, вызывало
некоторое недоумение. Ясно было, что с этой щадящей политикой что-то
связано. Только что?
- Где ты был?
- Ездил по внешнему обводу обороны.
- Там все в порядке?
- Все везде в порядке - пока противник не начал обстрела. А что будет
тогда - можно только гадать. Там, где стоит гвардия, я спокоен. У твоих
Черных Тарменаров, по их словам, руки чешутся - хочется в драку, а сидеть
и ждать им смертельно надоело.
- Это хорошие солдаты, Уль.
- Не сомневаюсь. Властительница. Но вот почему противник не начинает
подготовки к штурму - честное слово, не понимаю.
- Я думаю, что понимаю, Уль. Это Миграт.
- Что он там, я и сам знаю. Но при чем тут ублюдок?
- Возможно, ему хочется сохранить столицу - для того, чтобы прийти к
Власти с большой помпой.
- Нет. Слишком мало. Это еще не аргумент - что ему хочется. Я думаю...
думаю, тут должно быть что-то посерьезнее. И касающееся не только Миграта.
Хотя и его тоже. Наверняка.
- Что бы это могло быть?
- Тут, пока я возвращался, пришла в голову такая мысль... Хорошо: он
пришел к тебе и доложил, что у него есть такие-то и такие-то претензии и
права. Чудесно. А он как-нибудь пытался доказать их? Подтвердить?
- Ты же помнишь, что нет.
- Я ничего не помню: я застал вас в минуту, когда он доказывал свои
права несколько иным образом.
Ястра чуть покраснела.
- Уль, в конце концов, сколько можно...
- Хорошо, не буду. Значит, никаких документов, ничего такого при нем не
было?
- Во всяком случае, он не демонстрировал.
- А ведь он пришел к тебе для самого серьезного разговора. Из этого
следует, что таких доказательств у него просто нет.
- Ну и что же?
- То, что в этой ситуации твое согласие для него действительно очень
важно: оно дает ему законное право властвовать. Такое же право дали бы
документы, свидетельствующие о том, что он и вправду сын - пусть хоть
трижды незаконный - покойного Властелина.
- Откуда бы они могли оказаться у него? Ты что думаешь: ему выдали
такое свидетельство перед тем, как он сбежал?
- Думаю, что нет. Но ему такие свидетельства нужны.
- Зачем, если у него сила?
- Затем, что потом, когда настанет мир, ему нужно стать законным
Властелином. Если он просто захватывает Власть, то тут же появится еще
дюжина, несколько дюжин претендентов уже по праву сильного. Он этого не
хочет. Потому что защита у него окажется весьма слабой. Теперь, когда
вооруженных сил по сути дела не останется.
- Останется Легион.
- Да. И могу поручиться, что его командир будет одним из самых
серьезных претендентов. Так что Миграту вряд ли придется рассчитывать на
эту силу. Нет, ему нужна прежде всего законность.
- И поэтому ему нужен Сомонт?
- Вряд ли так широко. Но полагаю, что Жилище Власти его весьма
интересует. Пожалуй, не появись я вовремя, он постарался бы задержаться
здесь подольше.
- Потому, что нужные ему документы могут оказаться здесь?
- А где еще они могут быть, по-твоему?
- Но Жилище Власти велико. Их можно здесь разыскивать годами - и не
найти.
- Ты ведь не станешь искать их в швейцарской? Или у поваров на кухне?
Таких мест очень немного, где они могли бы столько лет храниться настолько
надежно, что о них не возникло даже никаких слухов. Я уверен, что в
распоряжении Властелинов находится этакий небольшой, но хорошо укрытый
архив. Было бы очень странно, если бы его не оказалось.
- Не знаю, Уль. Никогда не слышала о таком.
- Ты не так-то уж долго живешь в этом доме. Надо искать ветеранов. Тех,
кто вхож в эти покои много лет. Или - еще лучше - обитает тут постоянно.
- Постой... Ну, конечно. Далеко ходить не надо: один из долгожителей у
нас под рукой.
- У нас? Тут?
- Буквально в соседней комнате.
- Властелин? Но он...
- Нет. Старый Эфат!
- Черт! Я мог бы и сам сообразить. Верно!
- Сходи за ним, Уль.
- Что я - лакей?
- Кто, кроме тебя, сможет оторвать его от постели Изара?
- Ну, хорошо. Хотя... Что там еще?
Это была камер-дама.
- Властительница, один из охранников просит позволения преклониться.
Уверяет, что весьма важно.
- Ну вот до чего мы дожили. Уже и охранники начали обращаться прямо к
Власти! Советник, пожалуйста, внуши ему, что каждый должен знать свое
место.
- Да, Властительница. Разумеется, Властительница. - Он круто повернулся
и уже от двери не утерпел: - Только вышибалой я еще и не был...
Он вышел из комнаты едва ли не разъяренным. И тут же остыл. Потому что
нахальным охранником оказался Питек.
- Черт! А я думал - ты в полете, с Рыцарем...
- Там хватает и тех ребят. Но дело не в этом. Новость для вас обоих:
наша девочка слиняла.
- Наша девочка? Какая девочка? Откуда?
- Ну и память у тебя, капитан. Стареешь?
- Давно уже состарился. Ну, быстро!
- Да Леза - какая же еще?
- Ах, ты... Мы о ней совсем позабыли. Откуда она сбежала?
- Да из архива, понятно - где сидела.
- Архива? Постой... Разве то был архив?
- А ты не знал? Ну, это тебе любой охранник скажет...
- Там и в самом деле хранятся документы?
- Ну, каких-то бумаг полно. Но разве это важно?
- Сейчас именно это и важно. Пошли туда. Быстрее! Не медли!
- Бегу, бегу. Вот как тебя разобрало, капитан...
Незримым для обычного человеческого ока облачком иеромонах Никодим
возник близ Фермы; заклубился, исчез - и в то же самое мгновение (если
пользоваться принятым на планетах отсчетом времени) оказался совершенно в
другой точке пересечения многих пространств. Остановил свое движение перед
таким же невидимым Ничем, каким показались бы планетарному наблюдателю
извне и Ферма, и Застава, и все другие пространственные станции Высоких
Сил. Отличаясь одна от другой внутри, внешне они никакого облика не имели
и, следовательно, не наблюдались никакими приборами - чтобы не понуждать
людей на планетах, в обитаемых мирах строить излишние гипотезы.
Однако для людей Космической стадии такие структуры видимы и осязаемы.
В отличие от людей планетарных, космические могут появляться на подобных
станциях даже и без приглашения. Другое дело, что они стараются этими
возможностями не злоупотреблять.
Но сейчас было положение, в котором приличиями приходилось пренебречь.
Все еще не принимая никакой конкретной формы, Никодим внимательно
изучал Заставу - то, что сейчас находилось внутри нее. Мне трудно
объяснить, как это у него получалось, а вам столь же трудно понять; потому
что все мы пока - люди Планетарной стадии и обо всем, что касается
Космической, узнаем, хочется надеяться, не очень скоро. Хотя - и этого нам
знать не дано.
Так или иначе, все то, что находилось и происходило в сей миг на
Заставе, было для Никодима явственно. Он без труда убедился как в том, что
самого Охранителя на Заставе не было, так и в том, что другие существа там
находились; но всего лишь Планетарные люди, для Никодима серьезной
опасности не представлявшие.
Помимо них одна очень незначительная часть объема Заставы оказалась
занятой чем-то непонятным. Непонятным - потому, что, если вся Застава, как
и все подобные станции, была создана из субстанции, хотя и способной
принимать облик любого материала, какой можно встретить на планетах,
однако по структуре своей ничего общего с этими материалами не имевшей, -
здесь, в малой части Заставы, находились какие-то предметы, сооруженные
именно из материалов грубых, тяжелых - планетарных, одним словом. Надо
полагать, то и были пресловутые устройства, которые пришлось использовать
Охранителю, поскольку собственных его сил и возможностей не могло хватить
для осуществления его замысла.
Никодим попытался на расстоянии постичь смысл и устройство этих
чужеродных конструкций. Однако это ему не удалось, и неизбежным стало -
войти во внутреннее пространство Заставы. В этом не было ничего трудного,
просто Никодим не любил появляться где-либо непрошеным гостем; но сейчас
выбирать не приходилось.
Все тем же бестелесным облачком иеромонах приблизился вплотную к
внешнему рубежу Сторожки. Будь он планетарным существом, ему это не
удалось бы: мощное поле и поток частиц вещества обрушились бы на него,
убивая и отбрасывая. Но сейчас бояться было нечего.
Точно так же, невидимо для обычного взгляда, он, пройдя сквозь
многослойную границу, оказался внутри Заставы, завис над бесконечным,
казалось, простором сухого черного песка, примерно в полуверсте от дома.
Приближаясь к строению, он ощутил некий след в пространстве, как бы
воспоминание его о предшествовавшем посещении. Следы в пространстве
отличаются один от другого не менее четко, чем отпечатки ног телесного
человека на сырой глине. И сейчас Никодим безошибочно определил, что
слабый след оставлен был Элой. Кроме всего прочего, это означало, что
Охранитель не пользовался услугами эмиссаров, пребывающих в Космической
стадии, может быть, просто не имел их. Находись такие эмиссары здесь,
внутреннее пространство Заставы наверняка пестрело бы их следами.
Ну что же: пока все шло хорошо.
Поравнявшись наконец с домом, Никодим снова повис неподвижно. Он не
спешил принимать облик: тогда ему пришлось бы ограничить себя обычными
человеческими чувствами - в частности, он не мог бы видеть и слышать
сквозь стены, а сейчас это казалось ему важным.
Внимательно, систематически осматривая снаружи дом, помещение за
помещением, он убедился в том, что планетарные люди - их было двое -
находятся в той же части строения, что и чужеродные устройства. Видимо,
людям этим было вменено в обязанность то ли охранять машины, то ли
ухаживать за ними, а может быть - и то, и другое вместе. Подумав, Никодим
решил, что это хорошо. Оставаясь незримым и наблюдая за этими людьми, он
мог скорее получить какое-то представление о странных машинах, чем если бы
попытался разобраться в них сам.
Пронизав несколько стен и внутренних переборок, иеромонах через
секунду-другую оказался в нужном помещении - не в том, где находились
механизмы, но в соседнем. Отсюда он мог видеть и слышать все, происходящее
в соседней комнате, так же хорошо, как если бы находился там, совсем рядом
с людьми.
Там были действительно двое. Но уже через несколько мгновений Никодим
понял, что если они и были людьми, то, во всяком случае, не такими, каким
был он сам и с какими ему до сих пор приходилось встречаться. Общего было
много, но и различия бросались в глаза. В частности, один из этих двоих
вдруг, на глазах у Никодима, раздвоился, и несколько секунд их в комнате
находилось трое, причем возникший двойник не повторял действий первого, но
совершенно самостоятельно отошел в другой конец помещения (не такое уж
маленькое, оно казалось тесным из-за заполнявших его механизмов),
склонился над той частью машины, что находилась там, что-то повернул,
что-то потянул на себя - и, не сказав ни слова, возвратился и слился со
своим прототипом, никак на это не отреагировавшим. Хотя, быть может, все
было наоборот, и к машине подходил прототип, а двойник в это время
оставался за него и поддерживал разговор с другим находившимся здесь
созданием.
Приблизившись вплотную к разделявшей комнаты переборке и частично даже
углубившись в нее, Никодим стал прислушиваться к разговору. То есть не
воспринимать колебания воздуха, как сделал бы, если бы находился сейчас во
плоти, но следить за возникновением и движением мыслей у одного и другого
собеседника.
Но уже через несколько мгновений он убедился в том, что установить
контроль над мыслями разговаривавших он не в состоянии. Возникало такое
впечатление, что и тот, и другой были надежно заэкранированы и от внешнего
контроля, и, надо полагать; от попыток воздействовать на них извне.
У Никодима возникло искушение все же попробовать. И он, пользуясь
приобретенным на Ферме умением, послал луч своей сфокусированной воли в
направлении головы того эмиссара, что умел раздваиваться. Никодим
потребовал, чтобы эмиссар повторил только что выполненные им действия:
снова разделился и проделал с машиной ту же самую операцию.
Сначала ему показалось, что попытка пройдет успешно: неторопливый
разговор в соседней комнате прервался. Оба враз подняли головы,
настороженно огляделись. Потом обменялись какими-то, оставшимися
непонятными словами; судя по интонации, это не было продолжением прежнего
разговора; скорее, они ощутили какую-то, пока еще непонятную опасность и
предупредили о ней друг друга. Затем, умолкнув, они начали медленно
поворачиваться, как бы лоцируя пространство в поисках источника
беспокойства. Никодим поспешил заглушить свою активность; он не боялся
быть обнаруженным, но полагал, что раньше времени настораживать
сторожей-механиков было ни к чему. Он пожалел даже, что, не подумав, как
следует, предпринял эту единственную попытку.
Тут же он изменил свои намерения. Если раньше он хотел войти в ту же
комнату и, уютно устроившись где-нибудь под потолком, понаблюдать подольше
за машиной и ее операторами, то теперь посчитал возникающий при этом риск
чрезмерным. Он твердо знал, что если ты имеешь дело не совсем с людьми, то
нельзя поступать в точности так, как будто имеешь дело с людьми обычными:
разница между теми и другими может оказаться роковой. Кто знает - может
быть, они могли если не видеть его в его космической фазе, то во всяком
случае ощущать его присутствие.
Он так и остался в соседней комнате, решив, что достаточно много сможет
увидеть и оттуда - если не сразу, то со временем. А временем он
распоряжался по своему усмотрению.
Машина, видимо, работала постоянно в одном и том же режиме, и операторы
ее никаких особенных действий не совершали. Однако понемногу кое-что
становилось ясным. Например, Никодиму стало ясно, что на самом деле тут
было не одно устройство, а самое малое два - одно побольше, другое
поменьше; что сейчас работало лишь одно из них, а именно - малое, большое
же бездействовало, и на него оба сторожа-механика не обращали никакого
внимания, зато за маленьким следили очень внимательно. Видимо, информацию
о его работе они получали с экрана, на который поминутно глядел то один,
то другой. Если бы здесь на месте Никодима "находился Мастер, он наверняка
смог бы увидеть и то, что показывал экран; Никодим же, в своей бестелесной
форме, воспринимал лишь игру токов, но расшифровать ее, чтобы представить
себе картинку, не умел. Для того, чтобы увидеть изображение, ему следовало
воплотиться; это было опасно, но - чем дальше, тем больше убеждался он в
этом - было необходимо: понять, чем именно занимаются эти существа со
своей машиной, означало - проникнуть в замыслы Охранителя гораздо глубже,
чем просто наблюдая за действиями операторов. Приходилось идти на риск.
Решив так, Никодим с некоторым сожалением оставил уютное местечко в
стене и опустился на пол. Произнес формулу воплощения. И с удовольствием
ощутил свой вес, почувствовал массу тела - того, к которому за многие годы
успел привыкнуть и привязаться.
Привыкнуть, да: но и отвыкнуть немного - даже за то краткое время, что
провел вне плоти. Ощутив, что стоит на полу, Никодим открыл глаза;
оказалось, что в комнате, где он находился, было темно. Это скорее
обрадовало его, чем огорчило. Он сделал несколько движений, чтобы
почувствовать, что тело, как раньше, беспрекословно подчиняется ему.
Пожалуй, можно было действовать.
Однако Никодим не сразу представил, что же будет делать. Ему нужно было
увидеть экран, понаблюдать за ним хотя бы несколько секунд. Одну-две - и
это уже дало бы материал для умозаключений. Но, к сожалению, стена более
не была для него прозрачной, и увидеть изображенное на экране можно было,
лишь оказавшись в той же комнате, где были машины и их операторы. Его
наверняка заметят. Задержать, конечно, не смогут: его плоть, тело
Космической стадии было несовместимо с веществом Планетарных людей - они
могли проходить друг сквозь друга, не встречая никакого сопротивления. Так
что Никодима не могли схватить, не способны были и нанести ему хоть
малейшее повреждение. Но и он им - тоже. Весь риск заключался в том, что
Застава тогда уж будет точно предупреждена о том, что о машинах известно и
что они могут подвергнуться более серьезной атаке. Была, конечно, еще и
другая сторона риска: все, что знал Никодим о взаимодействиях тел
Планетарных и Космических, относилось к тем разновидностям людей, что были
ему ведомы. Может быть, эти обладали иными свойствами, другими, более
высокими умениями? Тогда, не исключено, мог бы пострадать и он сам. Но,
как ни странно, эта последняя мысль не только не охладила его, но
напротив, укрепила в решении действовать.
И все же он не утратил обычной осторожности. Попросив у Бога содействия
в своем начинании, он бесшумно вышел из своей темной комнаты в коридор.
Если бы дверь в соседнюю комнату оказалась открытой, он поднялся бы в
воздух и попытался проникнуть туда, держась под самым потолком и зная,
что, ощутив какую-то опасность, люди станут смотреть прежде всего не на
потолок, но на дверь - на уровне примерно своего роста. А пока они будут
оглядываться, Никодим успеет увидеть - и крепко-накрепко во всех деталях
запомнить - то, что в те секунды покажет экран. Ну, а остальное уже не
представлялось ему важным.
Дверь, однако же, оказалась закрытой. И пытаться отворить ее - если
даже она не была заперта или защищена каким-либо другим способом -
означало наверняка раскрыть себя раньше времени. Нет, его не могли
удержать, и к экрану он прорвался бы - однако люди могли прежде всего
выключить его - а сам Никодим по уже названной причине не мог ни включить
его, ни вообще внести в работу устройства даже малейшие изменения: он был
с ним несовместим. И вся суматоха ни к чему не привела бы.
Оставалось использовать другой способ - хотя тоже не дававший полной
уверенности в успехе, но все же более, как подумалось иеромонаху,
уместный.
Тут же, в коридоре, он мысленно произнес вторую формулу - и через
мгновение исчез. Тело, которым он только что обладал, беззвучно растаяло в
воздухе, вызвав едва ощутимый ветерок, который через закрытую дверь никак
не мог достигнуть стражей.
Оказавшись опять в космической форме, Никодим легко, хотя и осторожно,
проник через сделавшуюся проницаемой дверь и, ни на миг не останавливаясь,
направился к машине. Он знал, в каком месте ему следует остановиться,
чтобы, во-первых, ясно видеть экран, а во-вторых, не сразу оказаться на
глазах операторов. Это место находилось позади них - в узком промежутке
между стеной и их сиденьями. Там и надо было воплотиться. Конечно, думал
Никодим, они почти сразу ощутят тепло, которым повеет от вновь возникшего
живого тела; однако иеромонах уповал на то, что те двое не сразу
сообразят, что это за тепло и где следует искать его источник.
Он так и сделал. Пока незаметное облачко под самым потолком пробиралось
в намеченный угол, оно не привлекало ничьего внимания. Потом медленно
опустилось на пол, принимая веретенообразную форму - и за мгновения около
стены возникла массивная фигура плотного бородатого человека, чьи руки
были непроизвольно сжаты в кулаки, хотя это ничему не могло помочь.
Никодим открыл глаза и увидел перед собою экран. Близко, на расстоянии
не более сажени.
На экране виднелись корабли. Большие военные пространственные крейсеры
с гербом и эмблемами Ассарта на матовых бортах.
Но, может быть, то были не сами корабли, а рисунки? Неумелые рисунки,
на которых не было глубины; корабли казались плоскими, как лист тончайший
бумаги. Плоскими и мертвыми.
Хотя в следующую секунду Никодиму показалось, что они не так и мертвы:
почудилось, что на одном из них произошло какое-то крохотное движение.
Просто мигнул огонек.
Здесь, на Заставе, оба оператора машин перебросились краткими словами.
Смысл их остался непонятным Никодиму, зато совершенно ясным было
последовавшее за ними действие: второй оператор - не тот, что раздваивался
- протянул руку и коснулся одного из многих лимбов на панели перед ним.
И тут в голову Никодиму ударила озорная мысль. И он мгновенно
сконцентрировал волю и послал импульс не в голову оператора, как пытался
раньше, но в руку - в локтевой сустав, вернее - рядом с ним, в нервный
узел.
Рука оператора дрогнула. Лимб повернулся на одно или два, видимо,
лишних деления.
Огонек на корабле, вместо того, чтобы застыть, сильно замигал.
Двойной оператор (так его назвал для себя иеромонах) резким тоном
выбросил несколько слов. Совершивший ошибку что-то проворчал в ответ и
повернул лимб в противоположную сторону, восстанавливая порядок.
В тот же миг Двойной, почуяв неладное, оглянулся и встретился глазами с
насмешливым взглядом Никодима.
Надо отдать оператору должное: реакция у него была мгновенной.
Вскочить, повернуться, нанести удар - все это заняло у него ничтожную долю
секунды.
Кулак Двойного оператора прошел сквозь космическую плоть Никодима и
ударил в стену. Удар, должно быть, оказался болезненным, однако на лице
оператора не дрогнула ни единая черточка.
Он мгновенно раздвоился, и теперь удары Никодиму нанесли уже двое.
Видимо, они еще не поняли в чем дело, а неудачу первой атаки объяснили
тем, что он уклонился от кулака.
Однако Никодим успел уже произнести формулу. И его не стало.
Едва заметное облачко ушло в стену. Вылетело из дома. Углубилось в
черный песок Заставы. И оказалось в свободном пространстве.
Архивные комнаты со связанным и оглушенным охранником остались за
поворотом коридора. Историк и Леза, выскочив, как им показалось сгоряча,
на волю, на деле же - в этот самый коридор, еле освещенный,
многоколенчатый, с затхлым воздухом - оказавшись в нем, сначала кинулись
бегом, бессознательно, слишком буквально воспринимая слово "побег". Хен
Гот опомнился первым, замедлил шаг схватил Лезу за руку, - она все рвалась
дальше, дальше...
- Кто-нибудь встретится, - сказал он негромко. - Бегущих заподозрят
сразу. В этом доме не принято бегать. Здесь шествуют.
Она не сразу поняла, но подчинилась, хотя крайне неразумным казалось
терять так много времени. Они шли, повинуясь прихотливым поворотам
коридора. Потом он раздвоился. Историк уверенно выбрал направление.
- Вы не ошиблись? - на всякий случай спросила Леза.
- Нет. Меня привели сюда этой же дорогой.
- Хорошо. Я вам верю.
Он лишь пожал плечами - словно ему можно было не верить!
Коридор спускался все ниже, сухой пыльный воздух понемногу сменялся
влажным. Возникали короткие лестницы - в четыре-пять ступеней. Спускаться
приходилось осторожно: белесые фонари попадались все реже, потом их и
вовсе не стало.
- Хорошо бы фонарик, - пробормотал Хен Гот. - Или хотя бы факел.
- Факел даже лучше, - ответила Леза. - Более гармонировал бы с
обстановкой. Мы что - скрываемся в подземелье?
- В общем, да. Скоро свернем в самый настоящий подземный ход.
Ему вдруг стало казаться, что они не от реальной опасности спасаются, а
просто играют в детскую игру, веря и одновременно не веря в реальность
окружающего их мира.
- А мы не заблудимся в такой черноте?
- Постараемся не заблудиться.
У него была хорошая память и способность ориентироваться даже в полной
темноте; он это знал и на эти свои достоинства надеялся. И оказался прав:
темные переходы все-таки вывели их в тот угол обширных подвалов,
залегавших в три этажа под Жилищем Власти - да только ли под ним? - где
находилась, неразличимая для незнающего, дверца подземного хода.
- Хотите передохнуть, Леза? Вы устали?
- Я и на самом деле давно не двигалась... Но не будем медлить. Нам еще
далеко идти?
- Так, как продвигаемся мы, - полчаса; может быть, чуть больше.
Смотрите: здесь хоть можно присесть, - он кивнул в сторону слабо
различимых ящиков, сваленных в одном из углов. - Там, под землей, присесть
будет не на что.
- Все равно, идемте. Здесь... здесь мне страшно.
- Повинуюсь, - сказал он и отворил массивную, лениво повернувшуюся на
петлях дверцу. Из открывшегося хода пахнуло промозглой сыростью. Леза
невольно вздрогнула.
- Вы слишком легко одеты.
- Меня приглашали на чашку кофе, - она принудила себя усмехнуться. - Не
в тюрьму... и не в подземный ход.
- Позвольте предложить вам мой мундир.
Он и в самом деле был в мундире - рассчитывал, что в нем произведет
большее впечатление на охрану Жилища Власти - не понимал, что они
понавидались всяких мундиров, не только какой-то Исторической службы.
Правда, после ночи в архиве мундир выглядел не по-парадному.
- Благодарю вас, пока не надо. Потом, может быть...
Однако сказано это было не очень уверенно, и Хен Гот снял свою униформу
и накинул ей на плечи.
- О, - сказала Леза. - Какая тяжесть!
- Служба вообще - вещь нелегкая. Ну, идемте?
- Ведите, генерал!
- Вы напрасно шутите. - Историк, казалось, всерьез обиделся. - Мой ранг
как раз соответствует генеральскому. И не самому низшему притом!
- Если вы будете меня пугать, - сказала Леза, - у меня отнимутся ноги и
вам придется нести меня на руках.
- Может быть, попробуем?
- Нет, - сказала Леза. - Пока я еще способна двигаться самостоятельно.
Историк тщательно затворил за ними дверь. И сразу их обняла полная
тишина. В подвалах ее не было: огромное здание наверху действовало как
резонатор, и негромкий, но непрерывный гул все время доносился и до самых
укромных закоулков. Сейчас звуки как отрезало, и от этого Лезе стало
почему-то страшно. Она старалась идти, производя как можно меньше шума, и
заметила, что и Хен Гот ступает беззвучно, как бы непрерывно подкрадываясь
к кому-то.
- Вы чего-то опасаетесь? - спросила она едва слышным шепотом, нашарив
его руку.
- Ничего такого, - ответил он так же. - Но здесь звуки разносятся
далеко. И не одни мы знаем об этом ходе. Так что давайте не будем
разговаривать без крайней нужды. Полчаса можно потерпеть.
Леза восприняла это как упрек в болтливости, обиделась и даже не
ответила.
Они прошли еще сотню метров. Внезапно Хен Гот остановился.
- Что случилось? Вы сломаете мне руку...
- Тес! Слышите?
Леза прислушалась.
- По-моему, это капает вода. Падают капли.
- Это по-вашему. На самом деле это шаги. Кто-то идет из города. Звуки
здесь звучат немного не так, как на просторе...
Она вслушалась. Да, шаги. Звонкие шаги человека, которому нечего
бояться.
- Хен! Я не хочу, чтобы нас здесь видели!
- Да я и сам не жажду. Но как тут разминуться? В такой узости... Хотя
постойте. Вспомнил. Ну-ка, идемте - быстро, быстро!
- О чем вы вспомнили?
- Здесь поблизости развилка. Свернем в боковой ход, пропустим
встречного - тогда он нас не заметит. Только снимите туфли.
Она повиновалась.
- Какой холодный пол!..
- Да, простуда почти обеспечена. Но лучше она, чем...
Они бежали бесшумно - навстречу приближающимся шагам.
- Леза, не дышите так громко.
- Я не привыкла... Я просто задыхаюсь. Тут душно...
- Мы уже совсем рядом!
Еще несколько шагов - и он, обняв женщину за плечи, заставил ее
свернуть в узкий отнорок, мимо которого можно было легко пробежать, не
заметив.
- И как вы ухитрились не пропустить его?
- Я неплохо вижу в темноте. Врожденное.
- Вы просто коллекция разнообразных талантов.
- Не стану опровергать. А теперь - тишина!
Шаги зазвучали вдруг совсем громко; видимо, человек вышел из-за
последнего поворота. Поравнялся с ответвлением. Не задерживаясь, прошел
мимо. Хен Гот судорожно прижал Лезу к себе. Шаги вновь сделались глуше:
человек свернул, повинуясь очередной излучине подземного хода - той,
которую они только что миновали прежде, чем свернуть, затаиться.
- Леза! Вы узнали его?
- В этой мгле я и вас не узнала бы! Не все столь одарены!
- Это Ублюдок Миграт!
- Вы шутите!
- Хотелось бы. Но не шутится.
- Он идет в Жилище Власти? Хен, я боюсь. Он идет наверняка не с
добром...
- И я так думаю.
- Но все равно. Давайте уйдем побыстрее!
- Право, не знаю, Леза... Наверное, мы должны...
- Я ничего не должна! Если бы еще там был Изар... Остальные меня не
волнуют. Идемте же!
Они вышли. Сделали несколько шагов. Историк остановился.
- Ну, Хен, что вы опять?
- Прислушайтесь. Внимательно.
- Ничего не слышу...
- И я тоже. Шагов не слышно. А ведь ему еще далеко до выхода.
- Что это может означать?
- Хотел бы я знать. Ага! Снова!
- Да. Я слышу.
- Леза, он возвращается!
- Идемте! Если мы поспешим, он нас не догонит.
- Вы правы.
Они двинулись - дальше, по направлению к городскому выходу. Шаги
преследовали их, и они невольно ускоряли ход.
- Далеко еще, Хен?
- Я сбился со счета. От волнения. Но, по-моему, уже близко.
- Давайте передохнем минуту-другую.
- Хотите, чтобы он налетел на нас?
- Он не налетит. Он не идет за нами больше.
- Что за... Да, в самом деле. Не понимаю. Шел туда... Остановился.
Повернул обратно. А теперь - ни туда, ни сюда...
- Знаете, а я поняла!
- Что же?
- Он свернул по тому ходу, в котором мы укрывались.
- Гм... Да, ему и в самом деле больше некуда было деваться. Какое
счастье, что мы вовремя выбрались оттуда.
- Вы боитесь его, Хен?
- Он наверняка вооружен, а я - нет. Судя по уверенности, с какой он
шел, он видит в темноте не хуже меня - а может быть, и лучше. А если бы он
одолел меня - что было бы с вами?
- Да, конечно. Идемте. Я уже отдохнула.
- Погодите.
- В чем дело?
- Что он может искать там, куда свернул?
- Понятия не имею. А что там находится?
- Откуда мне знать? Но это, по-моему, важно.
- А по-моему, нет. Вы идете?
- Да. Вдогонку за ним.
- Хен!
- Вам вовсе не обязательно следовать за мной. Отсюда - прямой путь к
выходу. Вы не собьетесь, даже если пойдете одна.
- Нет. Нет! Вы не можете бросить меня!
- Наоборот, это вы хотите бросить меня. Я жалею об этом - но не могу
заставить вас.
- Нет, я... я не согласна. Что я буду делать в городе - одна? Идти
домой? Я боюсь, там меня могут подстерегать - наверное, уже обнаружили,
что я бежала. О вас ведь никто не знает, а обо мне...
- Тогда идите за мной.
- Мне страшно. Теперь, когда я знаю, кто он такой... Мне его жалко, но
я боюсь.
- Леза, у меня нет времени. Решайте сразу: или - или.
Она вздохнула.
- Я с вами... У меня просто нет другого выхода.
- Поспешим!
Через, самое большее, пять минут они вновь оказались на развилке.
Остановились, напряженно вслушиваясь. Неторопливые шаги едва доносились
сюда. Теперь звук был глухим, как если бы шагали по земле, а не по
каменному полу.
- Идемте.
- Тут я могу надеть туфли? Не будет слышно: земля... Совсем закоченели
ноги.
- Пожалуй, я сделаю то же самое.
- Я готова.
Они шли узким - двоим не разойтись - ходом, бессознательно замедляя
шаги, словно рассчитывая, что ход может кончиться на каждом шагу. Однако
он уводил все дальше и дальше.
- Хен, может быть, он кончается в том полушарии?
- Все может быть. Пока могу лишь сказать, что он по спирали уходит все
ниже. Нет, это не выход в город - и не путь, ведущий куда-нибудь в другое
крыло Жилища Власти. Это что-то совсем новое.
- Очень таинственно...
- М-да, но дворцовые тайны чаще всего пахнут кровью.
Леза непроизвольно втянула воздух.
- Нет... Чем-то слегка пахнет в самом деле, но не знаю - нет, во всяком
случае, не кровью...
- Вы так хорошо различаете запахи?
- Ну, кровь пахнет очень... очень выразительно.
Они прошли еще сотню метров, спускаясь все ниже.
- Хен, может быть, отложим это исследование до другого раза? Обещаю
вам...
- Тшш! Внимательно посмотрите - вперед и вниз, по направлению хода.
- Ну и что?
- Вам не кажется, что там... чуть-чуть светлее?
- М-м... Может быть. Самую малость.
- Идемте!
Впереди и в самом деле светлело - медленно, постепенно. Вероятно,
где-то там находился источник света. Скорее всего, один.
- Теперь помедленнее, Леза...
- Ой, Хен, мне очень страшно...
- Да ведь бояться нечего, Леза. Ну, подземный ход. Ну, свет.
- Ну, Миграт. Так, по-вашему?
- Сссс...
Наверное, он хотел сказать "Стойте!", но не выговорил всего слова.
Они остановились.
Спиральный ход тут заканчивался. Его перегораживала каменная стена.
Похоже, вся она была одним монолитом. Отсюда исходил и свет: неярко
светился свод.
Перед стеной, лицом к ней, стоял человек. Даже сзади можно было узнать
в нем Задиру - Миграта: массивного, как бы истекающего силой.
Сначала осторожно выглянувшим из-за поворота Лезе и Хену Готу
показалось, что он стоит просто так, ничего не делая. Но вот он поднял
руки. Сделал несколько странных, необычных движений ими, одновременно
произнося непонятные слова.
Видимо, это был какой-то, не известный ни историку, ни его спутнице
ритуал. Он продолжался с минуту. Под конец Миграт воздел руки к потолку и
на несколько секунд застыл в этой позе. Казалось, он спросил о чем-то -
или попросил чего-то, и теперь ожидает ответа.
Однако вокруг ничего не изменилось.
Слышно было, как Миграт глухо вздохнул. Опустил руки. Постоял
неподвижно, склонив голову, словно набирался сил. И начал снова - уже
другие движения в новых сочетаниях. Теперь он не произносил слова, но
негромко пел. Мелодия казалась странной, дикой, но что-то в ней
привлекало, странный, сложный ритм заставлял даже сторонних зрителей
двигаться, не сходя с места, как бы извиваться, словно змея под дудочку
заклинателя.
Закончился и этот ритуал. И снова - без каких-либо последствий. На этот
раз во вздохе Миграта - резком, почти судорожном - ощущалось уже
раздражение.
Совладав с собой, он начал еще раз - и опять по-новому. На этот раз он
попытался изобразить какие-то танцевальные движения. У него это получалось
плохо - и не только из-за телосложения, но, видимо, он просто не умел
танцевать. Тем не менее, танец, казалось, захватил его - наверное, нужная
музыка звучала в нем самом, и он двигался все быстрее и быстрее, все время
обращенный лицом к камню. Наконец он остановился, широко раскинув руки,
тяжело, хрипло дыша.
Тогда произошло чудо. Иначе назвать это было трудно.
Нет, каменная стена не поднялась, не опустилась, не отползла в сторону
и не распахнулась. Проход по-прежнему оставался закрытым. Но ниоткуда, из
ничего - или из этого камня - появилась женщина.
Она была красива. От нее исходил свет. Неяркий, он не резал глаза, но
не растворялся в том освещении, что исходило сверху, а существовал как бы
отдельно от него, изливаясь из женщины и возвращаясь в ее тело. Он пугал и
привлекал одновременно, и заставлял верить, что совершится что-то
небывалое - хорошее или плохое. Хен Гот непроизвольно поднес руку к
глазам. Леза лишь тихо ахнула. Иначе было с Мигратом: нелепо взмахнув
руками, он рухнул на каменную площадку, которой заканчивался ход,
судорожно вытянулся и затих. Потерял сознание. Или, может быть, умер?
Женщина не обратила на него внимания. Улыбаясь, она двинулась вперед. Шаги
ее были легки и совершенно беззвучны.
Она шла прямо на историка. Хен Гот попытался посторониться, но некуда
было - настолько узким стал ход перед преградой. Но женщину, казалось, не
смущало, что путь закрыт. Она приблизилась к историку вплотную; он
невольно вытянул руки, чтобы удержать ее от столкновения, но руки не
ощутили ничего, женщина же нимало не замедлила шага и в следующее
мгновение прошла сквозь человека, а вслед за ним и через стоявшую позади,
прижавшись к нему, Лезу и удалилась по ходу - дошла до поворота и скрылась
за ним.
Они простояли, не двигаясь, несколько минут, постепенно приходя в себя.
Хен Гот повернулся лицом к Лезе, и они обнялись, крепко обхватили друг
друга, словно бы находя силу и защиту один в другом. Оба дышали часто и
судорожно. Хен Гот почувствовал, что все лицо и все тело его покрылось
потом. Он раздвинул губы - нерешительно, словно сомневаясь, что сохранил
дар речи.
- Что это было, как ты думаешь?..
- Женщина...
Бессмысленность этого ответа почему-то вдруг успокоила историка. Он
сумел даже усмехнуться. Медленно разжал объятия.
- Это я заметил...
- Что же еще я могла сказать?
- Да, верно...
Способность думать и действовать возвращалась к нему. Он перевел взгляд
на Миграта. Претендент лежал в той же позе, повернув голову вправо, глаза
его были закрыты. Он был жив; редко, но высоко поднимавшаяся грудь
свидетельствовала об этом.
- Задира, - сказал Хен Гот, как будто в этом еще могли быть сомнения.
- Что мы будем с ним делать?
- Н-не знаю. Разве надо что-то делать с ним?
- Он принес нам зло. А теперь оказался в наших руках. Наверное, это не
случайно - кто-то решил, что так должно случиться...
Но размышлять о материи столь неопределенной Хен Гот сейчас не мог.
- Что с ним сделать... - пробормотал он. - Нам и самим помоги Рыба
ускользнуть. А еще с ним... Нам его даже не вытащить: узко, да и весит он
наверняка больше, чем мы с тобой вместе. - Он наморщил лоб. - Хотя - можно
просто убить его, а?
- Это... это страшно. - Голос Лезы дрогнул.
- Я понимаю... Мне тоже не по себе.
- Слушай, а может быть - вернемся и скажем, что он здесь. Пусть тогда
они решают сами.
- Если мы вернемся, то во второй раз нам уже не удастся...
- Наверное, ты прав. Тогда уйдем поскорее.
- Да, - согласился он. - Это будет самым разумным.
Но он не тронулся с места.
- Ну, что же ты, Хен?
- Постой... Знаешь, все это очень странно. Этот ход. Преграда. За ней
что-то кроется. Недаром оттуда появилось... это. - Он не решился на более
точное определение, не сказал "женщина" или "призрак". - Ты помнишь?
Миграт пытался открыть проход при помощи заклинаний, ведь так?
- Мне тоже так показалось.
- Но где-то, где-то... нет, у меня совершенно память отшибло... Где-то
попадались мне какие-то старинные заклинания. Еще с времен
доисторических... Вот только где?
- В этом архиве я ничего такого не видела.
- Нет, не в этом. Раньше. В Державном архиве? Нет, и не там.
Определенно не там.
- Может быть, когда-то в детстве ты их сам придумывал? Есть такая
игра...
- Да, я знаю. Но никак не в детстве. Это было недавно, совсем недавно.
Что еще я читал за последнее время, кроме исторических материалов? Где еще
бывал? Ах, синий осьминог...
- В библиотеке?
- В библиотеке? Гм... Нет... Но что-то в этой мысли есть. Библиотека...
- Хен! Смотри! Он пошевелился!
- Очень некстати. Библиотека...
- Потом вспомнишь! Сейчас он придет в себя. Сделай же что-нибудь!
Когда женщина произносит такие слова, трудно оставаться бездеятельным.
- Хорошо. Стой здесь!
Хен Гот решительно ступил на каменную площадку. Все тело его было
напряжено - чтобы в случае малейшей опасности метнуться назад. Миграт
теперь дышал громче, но сохранял неподвижность. Историк склонился над ним,
потом опустился на колени. Легкими прикосновениями пальцев ощупал тело.
Что-то, видимо, обнаружил: сунул руку во внутренний карман Миграта,
вытащил оттуда лучевой пистолет. Миграт не пошевелился. Хен Гот направил
оружие на него. Замер на секунду-другую. Медленно опустил оружие. Встал.
- Нет... не могу. Как угодно... О!
Последний звук прозвучал громко, очень громко. То был выкрик.
- Что? Что с тобой?
- Музей!
- Какой музей?
- Музей ранней псевдонауки! Вот где!
- Тише же, молю тебя: потише!
- Не страшно. Теперь я вооружен. Идем!
- Ты придумал - куда?
- Я же говорю: в музей! Там, там я видел все, что касается древних
заклинаний: и тексты, и движения - весь ритуал описан подробно.
- Там надежно?
- Других описаний все равно нет.
- Великая Рыба, я спрашиваю: там можно надежно укрыться?
Они шли по узкому ходу быстро, не слыша встречных шагов и не опасаясь
погони.
- Укрыться? Думаю, нам будет не до того.
- То есть как?
- Разве ты не поняла? Надо раздобыть эти заклинания и вернуться сюда. У
меня такое ощущение, что за тем камнем кроется что-то важное.
- Сейчас важное - выжить.
- Ну ладно, я постараюсь тебя как-то устроить.
- Нет! Я одна не хочу! Мне страшно.
- Ну, знаешь ли... Мы люди независимые.
- Да? А ночью?
- Что - ночью?
- Что было минувшей ночью?
- А, ты об этом... - смущенно пробормотал он, замедлив шаг.
- Ты думаешь - это просто так?
Помолчав, он проговорил:
- Наверное, ты права... Но все равно, сейчас выберемся - и первым делом
в музей. Пока нас никто не опередил. А там посмотрим.
Узкий отросток кончился; у развилки они постояли немного, чтобы
убедиться, что и главный ход свободен. Там стояла все та же тишина;
видимо, ходом этим пользовались все же не так часто. Они вышли из
ответвления и свернули налево - к городскому выходу.
- Хен, далеко еще? Я страшно устала.
- Ну, соберись с силами... Близко уже.
- Совсем близко?
- Ближе некуда.
Метров двадцать прошли молча.
- Хен, а кто была все-таки та женщина?
- Пока ничего подходящего не придумал. Но одну вещь уже понял. И очень,
мне кажется, важную.
- Какую вещь?
- Да опять о нашей истории.
- А-а...
- Нет, не "а-а". Это очень важно. Мы ведь всегда полагали, что все эти
легенды, все то, что передавалось изустно с давних времен, очень давних -
что это просто сказки. И в исторической науке не найдешь об этом ни слова.
Но, оказывается, что-то такое было?
- Ну и что, если даже было?
- А то, что в таком случае нашу историю... Ладно, потом.
Хен Гот прервал сам себя потому, что ход наконец окончился. Маленькая
дверца. Подвал. Лестница. Городской шум. Ускользнули...
Сообщив Мастеру все, что могла о своем непродолжительном визите на
Заставу, Эла предупредила его, что вернется не сразу, но прежде хочет
побывать на Ассарте, чтобы своими глазами увидеть места, в которых,
возможно, придется действовать. Она не сказала, что хочет повидать
Ульдемира: к этой идее Мастер отнесся бы плохо. Поэтому она добавила лишь,
что, если представится возможность, она попробует найти место,
обозначенное у Охранителя знаком страшной опасности; найти и понять, в чем
же эта опасность заключается. С этой мыслью Мастер согласился, только по
старой привычке предупредил, чтобы она не очень рисковала; наверное, он
каждый раз забывал, что в нынешнем ее положении никакого риска для нее
вообще не существовало; разве что конец Вселенной мог оказаться опасным.
Тем не менее Эла серьезно выслушала его и обещала остерегаться.
Конечно, это второе дело было куда более важным. И все же Эла гораздо
больше думала о том, что скоро увидит Ульдемира. Пусть незаметно,
украдкой. Пусть так, что он даже не почувствует этого...
Хотя - наверное, почувствует, но не сможет понять вдруг возникшего
ощущения. Не сообразит, что это Эла смотрит на него, сама оставаясь
невидимой.
Она знала, что после этого одностороннего свидания ей какое-то время
будет трудно. Но удержаться не могла. Те воспоминания, что нахлынули на
нее в Мертвом пространстве в виде предельно четких, жизненных картин, не
хотели оставить ее в покое и продолжали преследовать - пусть и не такие
ясные, зато их было больше и они непрестанно сменяли одно другое.
Приближаясь к Ассарту и желая как можно больше сократить путь, Эла
заранее наметила для себя прямой курс вместо того, чтобы огибать планету -
и, серебристым вытянутым облачком пронизав атмосферу Ассарта, не
задерживаясь, углубилась в тело планеты, почти столь же проницаемое для
нее, как и пустота.
Человек Космической стадии может продвигаться внутри вещества разными
способами. Можно двигаться по прямой; такой путь помогает выиграть время,
но заставляет потратить лишнюю энергию на преодоление трудных участков
пути - потому что вещество не однородно, и бывают легкие и тяжелые для
проникновения сквозь него участки. А можно, сберегая энергию, перетекать
из одного легкого участка в другой и появиться у цели несколько позже - но
зато сохранив почти весь запас энергии, которую можно получать главным
образом наверху, в пространстве, наиболее свободном от помех.
Эла избрала второй способ. И, к ее удовлетворению, почти сразу попала в
область очень легкого проникновения. Там можно было двигаться почти
прямолинейно, и к тому же путь этот приводил ее почти точно к цели; она
лишь немного отклонилась от первоначального маршрута, когда почувствовала
невдалеке присутствие такой легкопроницаемой области и направилась к ней.
Странно: чем глубже проникала Эла в толщу планеты, тем ей становилось
легче двигаться. И наконец сопротивление внезапно и почти бесследно
исчезло, и из планетного вещества Эла вышла в свободное пространство на
глубине примерно ста с лишним метров от поверхности.
В пустом пространстве этом находилось нечто, трудное для восприятия
человека, не обладающего плотью. И именно эта трудность восприятия
заставила Элу задержаться и принять человеческий облик - воплотиться, хотя
раньше она если и собиралась сделать это, то лишь для того, чтобы глазами
увидеть Ульдемира, и то в совершенно безопасной обстановке, то есть, в
такой, где никто, в том числе и он, не смог бы ее увидеть. Но сейчас
пришлось воплотиться раньше предусмотренного времени.
Приняв облик человека и обретя таким образом способность видеть, Эла с
любопытством огляделась.
Пустоту, в которой она сейчас оказалась, уместнее всего было бы назвать
обширной пещерой, озаренной холодным голубоватым светом.
Пещера не носила никаких следов присутствия человека - сейчас или
когда-либо. В ней не было никаких изделий человеческих рук - ни каменных
рубил, ни электронных машин. Эла поняла это сразу, потому что любой
предмет, изготовленный человеком, на все время своего существования
сохраняет способность генерировать некое слабенькое поле - одно из тех,
какие входят в состав очень и очень сложной конструкции, называемой
человеком и являющейся непременным участником и условием развития всех
мирозданий - а их существует бесчисленное количество в области, покорной
Высшей Силе.
Нет, человеку это помещение явно не было знакомо. И однако это не была
простая причуда природы, результат игры космогонических процессов. Человек
Планетарной стадии не понял бы этого, но Эла, Космическое существо,
безошибочно почувствовала наличие в этой пещере признака Целесообразности,
который можно назвать также и несколько проще - Признаком Цели. Этот
признак считается проявлением деятельности Разума; так оно и есть - если
только понятие Разума не ограничивать определением "человеческий".
Иными словами - пещера эта существовала не просто так, а для чего-то. И
создана и предназначена была не человеком.
Эле было известно о таких явлениях. Однако ни от Мастера, ни от Фермера
она никогда не слышала об этой громадной каверне в теле планеты Ассарт.
Это могло свидетельствовать о том, что на Ферме об этом просто-напросто не
знали. Хотя Эле было известно, что за скоплением Нагор, как и за соседними
такими же. Ферма вела наблюдение едва ли не с начала их образования.
Ощущение целесообразности исходило, как поняла Эла, от сооружения, или,
скорее, образования, находившегося в центре этой обширной пустоты. С
первого взгляда оно могло показаться просто вздыбленным нагромождением
пород, выдавленных из недр во время вулканического процесса и застывших в
миг своего устремления вверх, к поверхности планеты; в процессе застывания
эти породы, выходившие из глубины как бы отдельными мощными струями, были
какой-то неимоверной силой закручены вокруг общей оси. Струи были разного
цвета и теперь напоминали причудливое елочное украшение или огромную
конфету, которая оказалась бы по зубам лишь сказочному великану.
Эла неторопливо приблизилась к забавной фигуре и почувствовала себя
странно. Излишне напоминать, что силы, действующие на обычного
планетарного человека, не имели над нею никакой власти, но даже при этом
Эла ощутила сопротивление пустоты, в которой передвигалась. Она поняла,
что обычный человек не только не смог бы подойти к многоцветной спирали на
такое расстояние, на какое приблизилась она, но, скорее всего, был бы
уничтожен уже в первые мгновения своего пребывания здесь. Во всяком случае
- если бы, не будучи предупрежден заранее, он не принял бы каких-то
необходимых мер защиты.
Но ей все же удалось преодолеть это сопротивление, остановиться на
расстоянии полуметра, вытянуть руку и прикоснуться к сооружению. Оно было
холодным на ощупь, но не показалось безжизненным - хотя вряд ли его можно
было счесть живым.
Эле захотелось подняться на вершину непонятного образования. Однако
карабкаться по его крутым плоскостям было бесполезно. Ей пришлось
взлететь.
Сверху она увидела, что возвышение это кончалось не острием, как можно
было подумать при взгляде снизу, но крохотной площадкой - плоскостью, на
которой вряд ли мог бы уместиться человек; разве что стоя на одной ноге.
Эла опустилась пониже, чтобы повнимательнее рассмотреть эту плоскость:
ей почудилось, что на ней возникают и движутся, быстро сменяя друг друга,
какие-то нерезкие, неопределенные линии. Повиснув на расстоянии
приблизительно метра от площадки, она стала всматриваться в нее.
И линии как бы ощутили чужое внимание; они задвигались быстрее, стали
делаться все более четкими, а затем начали группироваться, образуя
какой-то рисунок. И не один.
Первым, что они изобразили, был тот самый знак опасности: перечеркнутый
круг. Эла смогла увидеть его, хотя находилась в форме облака; это
означало, что то, что она тут воспринимала, и было предназначено не для
обычных, планетарных людей, но для иных форм бытия - в том числе и той, в
которой она находилась в эти минуты. Планетарный человек, попади он сюда,
скорее всего, не увидел бы вообще никакого рисунка. Да он и не мог бы
проникнуть сюда, или же, проникнув - уцелеть: Эла почему-то вдруг
совершенно уверилась в этом. Видимо, она получала информацию каким-то
неизвестным ей путем.
Затем знак исчез, и на плоскости возникло незнакомое Эле лицо. Нет, она
никогда не встречала этого человека; но показанное ей лицо глубоко
запечатлелось в ее памяти, так что если ей придется когда-нибудь встретить
его, она, без сомнения, узнает его сразу же.
И одновременно с лицом она усвоила тем же непонятным ей способом еще
две мысли. Первая заключалась в том, что человеку этому плохо. Вторая -
что его надо вылечить и что Эле это под силу.
Потом все исчезло, и Эла поняла - или ей внушили - что она может
продолжать свой путь. А плоскость вдруг исчезла - на ее месте возникло
отверстие. Эла заглянула. Словно труба уходила куда-то вглубь. Кажется, по
вертикали. "К центру планеты?" - подумала она.
Но отвлекаться больше не следовало - чадо показать ее силу этим силам.
Эла так и сделала, и тем самым снова получила возможность мгновенного
перемещения в любом пространстве. На миг возникла мысль: а может быть,
воспользоваться этим и все же посмотреть, куда в конце концов приведет
труба? Но желание увидеть Ульдемира оказалось сильнее; а кроме того, не
лишним было бы сперва выслушать мнение Мастера: быть может, он отлично
знает все, что касается и трубы, и пещеры, и появление там Элы только
нарушит какой-то важный процесс. Труба, подумала Эла, никуда не денется, а
Ульдемир и все остальные друзья по экипажу и Ферме, может быть, именно
сейчас нуждаются в помощи; и тот неизвестный ей человек тоже.
Легким облачком она быстро поднялась в пещеру, воспарила над вершиной
каменной спирали (впрочем, камень ли то был - не так легко оказалось
ответить на этот вопрос), опустилась, почти прикасаясь к дну, и снова
воплотилась, стараясь теперь держаться подальше от центральной фигуры.
Оглядевшись, без труда установила, что в одном месте к пещере примыкал
узкий ход, запертый, впрочем, массивной каменной плитой, поставленной
вертикально. Эла взглянула наверх; Жилище Власти Ассарта, куда она
направлялась, находилось не прямо над нею, но чуть в стороне. Она решила
воспользоваться ходом, который, как она предположила, должен был как-то
сообщаться с Жилищем и наверняка давал возможность проникнуть туда, не
показываясь множеству людей. Конечно, в Жилище Власти можно было влететь и
облачком, и это было бы даже легче и проще, - но Эле почему-то не хотелось
этого. Она шла на свидание с Ульдемиром, и хотела прийти на него женщиной,
а не чем угодно другим.
Она без труда прошла через каменную плиту; по другую сторону ее
оказались люди, с одним из них она едва не столкнулась лицом к лицу (хотя
столкнуться можно было, конечно, лишь фигурально). Еще не успев как
следует подумать, она выключила этого человека, самое малое, на полчаса,
и, проходя мимо, уголком глаза заметила, как тот неуклюже упал. Это ее не
взволновало, как и два других человека, мужчина и женщина, глядевшие на
нее в полном оцепенении; Эла прошла сквозь них, не причинив никакого вреда
или хотя бы неудобства. Узкий ход влился в другой, пошире, а тот, в свою
очередь, привел ее в Жилище Власти. Была ночь, длинные коридоры освещались
плохо; Эла приглушила и свой собственный свет, чтобы нечаянно не обратить
на себя чьего-либо внимания, постояла на месте, внимательно оглядывая дом
изнутри - все этажи, все коридоры и комнаты. Ульдемира она нашла без труда
- он спал в маленькой комнатке в другом конце здания. Перевоплощаться не
хотелось, и Эла пошла-по длинным, коленчатым коридорам, по узким лестницам
и снова коридорам и галереям. Наконец вошла к нему и склонилась над
кроватью.
Он был не один там - в этой же постели спала женщина. Эла внимательно
рассмотрела ее. Чем-то женщина ей понравилась, чем-то наоборот,
оттолкнула. Но, во всяком случае, она не была столь красивой, как сама
Эла, и это успокоило и позволило не причинять женщине никакого вреда. Эла
только грустно улыбнулась: на людей, даже самых лучших, можно полагаться
только до определенного рубежа; она имела в виду людей планетарных,
разумеется. Ульдемир выглядел усталым, но, к ее удовольствию, был моложе,
чем когда они с ним расстались там, на Земле - на весь остаток его
планетарной жизни. Эла понимала, что это не настоящий облик его, это лишь
рабочий возраст, данный Ульдемиру Мастером; но все равно, было приятно
видеть его таким... Она присела на пуф недалеко от кровати; ей было
безразлично - сидеть или стоять, людям ее стадии не знакома усталость
плоти - но ей хотелось вести себя так, как если бы она все еще была
Планетарным человеком. Было тихо. Она поняла, что война еще не пришла в
Сомонт, хотя была уже где-то совсем близко. Кажется, пока ее помощь здесь
не особенно требовалась.
И все-таки она не хотела уйти, так ничего и не сделав для него. Подумав
немного, она нашла, что сказать ему и, сосредоточившись, послала сигнал.
Она передала Ульдемиру, что близ Жилища Власти находится нечто необычное,
но, очень возможно, опасное, и поэтому, когда война начнется и здесь, надо
стараться не допустить серьезного обстрела и бомбардировки самого здания и
его окрестностей. А также - что более подробно он, наверное, сможет вскоре
узнать у Мастера. А также - что она очень рада была повидать его, хотя и
не очень довольна тем, что в постели он находится в обществе посторонней
женщины. А также - что она, несмотря на это, по-прежнему любит его и
знает, что и он так же любит ее - и будет любить до той поры, пока и сам
не перейдет в ее состояние.
После этой передачи Эла посидела еще немного, просто глядя на него.
Ульдемир заворочался и пробормотал что-то; она узнала свое имя. Свое - а
не той, что лежала рядом. Эла улыбнулась.
Теперь можно было уходить.
Не затрудняясь поисками двери, Эла прошла сквозь стену в коридор. И
хотела уже, развоплотившись, подняться прямо вверх - сквозь атмосферу в
пространство, - но задумалась.
Там, внизу, где она вышла из пещеры, оставались три человека. Двух из
них она даже не затронула. Что они там делали? Не пытались ли пробиться в
пещеру? Ведь когда-то кто-то бывал там - иначе откуда было возникнуть
этому ходу? Ход означал, что проникнуть туда можно - если знать способ
сдвинуть с места каменную плиту. Люди вряд ли знали такой способ: иначе
они не стали бы задерживаться перед этой плитой. И вряд ли они знали, что
там, за плитой, находится. Не зная ни того, ни другого, они вполне могли
воспользоваться, чтобы проложить себе путь, каким-нибудь опасным приемом:
например, взорвать камень. Но она-то теперь понимала, что такое действие
могло привести к самым скверным последствиям...
Нет, перед тем, как покинуть эти места, следовало еще раз заглянуть
туда, и если люди на самом деле решатся на какое-то опасное действие -
помешать им. Эла понимала, что это в ее силах.
Вот почему вместо того, чтобы сразу же устремиться в пространство, она
вернулась в подземелье. Из троих там сейчас оставался только один человек
- тот, которого она выключила. Он едва успел прийти в себя и сидел на
каменном полу, опираясь на руку, другой рукой потирая лоб и недоуменно
оглядываясь. Потом он увидел ее. Элу поразило, как сразу изменилось его
лицо: на нем возникло выражение ненависти.
- А, Ферма! - пробормотал он и с трудом встал; кажется, он еще не
вполне оправился. - Везде эмиссары... Но я тебя не боюсь! Могу драться на
равных! А ну-ка, ну-ка, посмотрим, как ты...
И он сделал выпад, какой применяют люди, прошедшие эмиссарскую школу,
для воздействия на противника на расстоянии. Будь он в здравом уме, он
сообразил бы, что имеет дело не с эмиссаром из Планетарных людей, подобным
ему самому, но с человеком иного уровня; но он еще не был в здравом уме.
Эла же без труда поняла, что человек этот - эмиссар, и не с Фермы - тогда
она обязательно помнила бы его; значит, он был эмиссаром другой стороны.
Враждебной. И хотя она вовсе не настроена была сражаться, но иного пути
сейчас не было. Да и, собственно, о каком сражении могла идти речь?..
Все же она помедлила, и человек, приблизившись на шаг, снова сделал
выпад; однако разряд был слаб и не подействовал бы сколько-нибудь ощутимо
даже на простого Эмиссара; Эле же такие приемы не были опасны вообще. Но
затягивать эпизод было незачем. Эла мгновенно скрестила перед собой руки,
образовав энергетическую петлю, и легким взмахом накинула ее на
противника. Резко опустила обе руки. Теперь он лишился возможности
двигаться и лишь следил за нею белыми от бешенства глазами. Она
улыбнулась. Человек этот в своей жалкой ненависти был даже забавен.
Следующим пассом Эла подняла его в воздух. Повернулась и пошла по узкому
ходу, даже не оглядывалась: знала, что он плывет за нею на расстоянии
метра от земли. Иногда, когда коридор резко сворачивал в сторону, он легко
стукался о каменную стену. Эле не было его жалко.
Она шла, решая, как же теперь поступить с ним. Ей он был совершенно не
нужен. Однако у противника он наверняка играет немалую роль; ей удалось
нечаянно взять Эмиссара в плен - не выпускать же его?
Видимо, надо как-то переправить его на Ферму, к Мастеру, Если она
обошлась с Эмиссаром слишком резко - придется извиниться и отпустить его,
но пусть это решают те, кто знает больше, чем она.
Однако ей самой это не под силу. Она-то может свободно передвигаться в
пространстве, но он - всего лишь Планетарный человек, и его перемещать
можно только по специальным каналам. У нее такого канала нет.
Единственное, что сейчас остается - это укрыть его в каком-то надежном
месте, связаться с Мастером или слетать на Ферму самой и попросить помощи.
Беда только, что такого укромного места в ее распоряжении не было. Для
того, чтобы найти его, ей тоже нужна была помощь.
Кого можно было просить о помощи?
Только кого-то из тех, кого знала она и кто знал ее. То есть, из людей
экипажа.
Может быть, даже Ульдемира. Хотя эта задача разрешима для любого из
них.
Значит, покидать Жилище Власти еще рано...
Придя к такому выводу, Эла, выйдя в основной ход, снова повернула к
Жилищу.
Только теперь у нее возникло такое ощущение, что она не только издали,
как-то неопределенно, но помогает друзьям и на деле.
Кольцо осады проходило уже едва не по границам города. Но до сих пор по
Сомонту не было сделано ни одного выстрела.
Командующие тремя экспедиционными корпусами Коалиции - силами этих
корпусов и было создано кольцо - не раз уже докладывали Объединенному
командованию, что после непродолжительной ракетной подготовки - с грунта,
с воздуха и, если возможно, из Космоса - город можно будет взять после
непродолжительного штурма, для которого все уже было подготовлено: и
штурмовая техника, и отборные бойцы. Тем самым война на Ассарте была бы
закончена. Кроме столицы, сопротивление мог оказать еще только Резервный
центр обороны, находящийся в другом полушарии; однако в Сомонте была
Власть, и с капитуляцией этой Власти капитулировала бы и вся планета:
признала бы поражение и смирилась с ним. А Резервный центр мог держаться,
пока не съедят последнюю банку консервов - после этого защищающим его
силам останется только, подняв руки, выходить на поверхность.
Так полагали командующие. Но, по совершенно непонятной для них причине,
представитель Объединенного командования каждый раз отвечал одно и то же:
"По Сомонту не должно быть сделано ни одного выстрела. Город нужен нам в
целости и сохранности. И каждый, кто нарушит запрет на обстрел Сомонта,
будет наказан по высшей строгости".
Командующие роптали. Однако, как люди военные, подчинялись. Другого
пути у них не было. Однако они, используя свои права, вновь и вновь
рапортовали начальству о необходимости обстрела и штурма: это не было
запрещено ни одним уставом.
Последнее такое донесение, подписанное тремя командующими, было послано
вчера. Так что сегодня следовало ожидать очередного визита представителя
Объединенного командования, который, конечно же, привезет очередной отказ.
О своем прибытии представитель осведомил заранее, и ожидался сегодня с
утра.
Однако прошел назначенный им час; прошло и время, которое командующие
накинули - учитывая, что война есть воина и передвижения не всегда
происходят так, как планируются. Представитель командования не явился.
Трое командующих собрались в ставке Третьего Генерала Ли Пера из мира
Ктол. Они несколько нервничали.
- Сколько можно ждать? - вопросил генерал Ли Пер, воздев руки.
- Может, его кто-нибудь сбил на подлете, а мы тут сидим и ждем, -
предположил его коллега из мира Хапорим.
- Сделал благое дело, - проворчал генерал из мира Серитог.
- Так или иначе, - снова заговорил командующий корпусом Ктола, - мы
подали рапорт и ответа на него не получили. Хотя по существующим правилам,
в условиях военных действий, должны были получить его не позже, чем в
десять часов утра сегодня по времени Ассарта.
- Но не получили, - подхватил генерал из Хапорима.
- Согласно Уставу Командных действий Серитога, - сказал генерал из
названного мира, - если я испрашиваю у командования разрешение на
определенные действия и в установленный срок не получаю отказа, то тем
самым моя инициатива считается одобренной и я получаю все права для ее
реализации.
- Ну, и у нас точно так же, - подтвердил генерал из Хапорима.
- Что ж удивительного? Всем известно, что свой Устав вы списали с
нашего, чтобы зря не напрягать мозги.
- Это вранье, - сказал генерал из Хапорима. - Просто один из членов
нашего Уставного комитета удрал к вам вместе с проектом, которым вы и не
замедлили воспользоваться.
- Господа генералы! - воззвал Ли Пер. - Лучше поговорим об этом
когда-нибудь потом. После победы.
- Мы никогда не победим, если нам будут связывать руки, - заявил
генерал с Хапорима.
- Я считаю, что нам не связывают рук, - возразил командующий с
Серитога. - Во всяком случае, сегодня нам их скорее развязали. Рапорт
отправлен, ответа нет, следовательно - что? Следовательно, наша инициатива
считается одобренной.
- Совершенно верно, - поддержал генерал с Хапорима.
- В таком случае, - подвел итог генерал Ли Пер, - нам остается только
отдать соответствующие распоряжения. Когда мы можем начать обстрел? Мне,
например, нужно не более шести часов.
- Я управлюсь за пять, - заявил Хапорим.
- А я даже за четыре, - доложил Серитог.
- Хорошо. В таком случае, открываем огонь через пять часов.
- Через пять часов и семнадцать минут, - предложил Серитог. - Чтобы
было ровное время. Сейчас без семнадцати три.
- Итак, в двадцать ноль-ноль?
- Принято.
- Позвольте, господа, - усомнился Хапорим. - На какое время для
подготовки мы рассчитываем? Не придется ли нам идти на штурм среди ночи?
- Ни в коем случае, - успокоил его Ли Пер. - Мы будем выпускать снаряды
и ракеты десять часов подряд. Ночью это кажется особенно страшным - тем,
на кого они падают. А в шесть-ноль поднимем войска в атаку.
- Отлично, - сказал Серитог.
- Если так, то я не возражаю, - примкнул к ним и Хапорим.
- В таком случае, господа - по корпусам!
В войсках Коалиции дисциплина и порядок находились на хорошем уровне.
Что было приказано, то и выполнялось. Поэтому штурмовые части заняли
исходные позиции еще до начала огневой подготовки.
Артиллерия выдвинулась на свои рубежи, давно уже намеченные.
Ракетные наземные части - тоже.
С авиацией было несколько сложнее. У нее было свое объединенное
командование. И на запрос авиаторы ответили, что такого приказа не
получали.
Пришлось срочно связываться с Объединенным авиационным командованием.
Доказывать им, что Главное Объединенное командование не возражает против
операции. И, в конце концов, речь идет лишь об оперативном подчинении
командованию корпусов той авиации, что принадлежит их же планетам и,
строго говоря, им же и должна подчиняться. Эти аргументы подействовали, но
все же чего-то не хватало. И тогда в ход пошел последний козырь:
авиационным начальникам было сказано, что операция гарантирует окончание
всей надоевшей войны в трехдневный срок. А как только Сомонт падет и
въехать в него станет безопасно - авиационные генералы будут первыми
приглашены, чтобы полюбоваться результатами работы своих подразделений - а
также и трофеями. Упоминание о трофеях оказалось очень кстати: каждому
ведь хочется сохранить на память о войне, в которой участвовал,
какой-нибудь сувенирчик - пусть даже мелочь... Поэтому, уточнив, что
грузовикам авиационного командования въезд в город будет безусловно
разрешен, воздушные генералы дали, наконец, требуемое разрешение и
остались в приятном ожидании.
К назначенному сроку все было готово.
Генеральские часы были сверены заранее. И ни один из трех командующих
не опоздал ни на секунду.
Прозвучали команды. Сотрясая установки, в воздух поднялись ракеты.
Вылетели из орудийных стволов снаряды.
Считанные секунды понадобились, чтобы они достигли цели. Ни один
выстрел, ни одна ракета не пропали даром: цель - столичный город - была
достаточно крупной.
Огонь велся по площадям; это было проще, чем, наметив конкретные цели,
стараться поразить их. Да в Сомонте - это было известно - и не
существовало таких сооружений, которые носили бы военный характер и могли
быть использованы в уличных боях во время штурма. Целью огневой подготовки
было - напугать, привести к мысли о неизбежном поражении. Население города
должно было деморализоваться само и оказать такое же воздействие на
войска. После чего победу можно будет взять голыми руками...
Был вечер, и в Жилище Власти никто еще, естественно, не спал.
В Жилище Власти, на половине Ястры, кроме нее, Ульдемира и Питека
присутствовали еще два человека.
Одним из них была Эла. Сидя в углу, она старалась выглядеть как простая
планетарная женщина. Однако все, кроме Ястры, знали, что это не так.
Другим был Ублюдок Миграт. Несмотря на то, что с виду он был совершенно
свободен, на самом деле Миграт не в силах был пошевелить ни рукой, ни
ногой. Петля, наброшенная Злой, держала его до сих пор.
Эла и Миграт появились здесь лишь несколько минут назад. И разговор, по
сути дела, еще не успел начаться, когда в городе послышались первые
взрывы.
- Что за дьявол! - вскочил Ульдемир.
Остальные повернулись к окнам, не говоря ни слова; никто не хотел
поверить, что война в конце концов вступила и в Сомонт.
Только Миграт прохрипел:
- Идиоты! Все - идиоты!
- Кроме вас, конечно, - заметил Ульдемир. - Вы - известный мудрец, как
же.
- Каким бы я ни был, но, пока я был свободен, ракеты на Сомонт не
падали! Даже и сегодня я мог бы предотвратить... если бы не эта дама.
- С дамами вам вообще не везет. Магистр, - сказал Ульдемир. - А что
касается обстрела города - это очень интересно. Вы так любите этот город,
что всячески старались уберечь его? Или есть какие-то другие причины?
- Можете догадываться сами, - сказал Миграт, усмехнувшись. - Только
боюсь, что у вас не осталось на это времени.
- Сколько бы у нас ни оставалось времени, - проговорил Ульдемир
медленно, - у вас его всегда будет чуть меньше. Думаю, что ситуация вам
понятна. Хотя - в немалой степени она зависит от вас.
Снаружи снова рвануло; на этот раз уже ближе.
- В какой же степени? - поинтересовался Миграт.
- Если согласитесь ответить на вопросы, которые мы вам зададим, то мы,
во всяком случае, оставим вас в живых.
- Это от вас уже не зависит. Потому что ракеты и бомбы Коалиции
переправят нас в следующую стадию раньше, чем вы сумеете что-либо сделать.
И если говорить обо мне - это не кажется мне наихудшим выходом.
- Не уверен, что вы понадобитесь Охранителю, перейдя в Космическую
стадию, - покачал головой Ульдемир. - Потому что, собственно говоря, вы
мало чем помогли ему. Так что вряд ли вам сейчас имеет смысл умирать.
Подумайте, а я тем временем задам вам первый вопрос: почему вы, жертвуя
Ассартом, так берегли Сомонт? Только не говорите, что вам нужна
неразрушенная столица. Причина в чем-то другом. В чем же. Магистр?
Миграт молчал. Снова послышались взрывы - на этот раз несколько дальше.
- Может быть. Магистр, Сомонт нужен не столько вам, сколько Охранителю?
Зачем? Что в этом городе такого? Зачем ему понадобилось сталкивать Ассарт
со всеми остальными мирами?
- Попросите вашу даму дать мне возможность хоть немного двигаться. У
меня затекло все тело.
- Сначала ответьте.
- Охранитель сам объяснил вам это - там, на Заставе.
- Это было объяснение для умственно отсталых.
- Можете считать меня умственно отсталым, но я ему верю.
- Нет, Магистр, не верите. Иначе вы не попытались бы сами увидеть - что
находится внизу, под нами, куда ведет узкий ход.
- Нормальное человеческое любопытство.
- Малоубедительно.
- Ну, это уже ваше дело.
- У нас не возникает желания облегчить ваше положение.
- Спросите о чем-нибудь таком, что мне известно.
Ульдемир на несколько секунд повернул голову, прислушиваясь к тому, что
безмолвно передавала ему Эла.
- Что за устройства находятся на Заставе? Для чего они и откуда
взялись?
- Назначение их известно только Охранителю - и тем, кто ими управляет.
- Кто они?
- Из какого-то другого мироздания. Было бы хорошо, если бы вы поняли:
Охранитель вовсе не считает меня своим лучшим другом и не исповедуется
мне; его замыслы для меня ясны не более, чем любому из вас.
- Мы допускаем, что он вам не излагал их; однако вы, конечно,
раздумывали о них - и какие-то выводы у вас имеются.
- Ну... возможно, дело в его отношениях с теми, кому служите вы. С
Фермой. В их взглядах на сущность и смысл Мироздания.
- Может быть. Но ведь это пространство относится к Ферме - он что же,
хочет совершенно вытеснить ее отсюда?.
- Не исключено.
- А какую роль в этом должен играть Ассарт? Именно эта планета?
- Об этом знает только сам Охранитель.
- Видите, так или иначе мы возвращаемся к первому вопросу: что известно
вам о... ну, назовем это хоть бы "Секретом Ассарта"?
- Известно, что там находится нечто.
- Точнее?
- Я уже говорил: точнее ответить не могу.
- А ваше мнение?
- Что-то такое, что может дать Охранителю возможность диктовать свои
условия.
- Ну, это и так понятно... Что, Эла?
Забывшись, Ульдемир проговорил эти слова вслух, что было вовсе не
обязательно - Эла воспринимала их непосредственно, без помощи акустики -
как и он слышал ее мысли.
- Я ведь видела это, - передала она. - Была там, разве я не сказала?
Там просто ход - ход вниз, возможно - к самому центру планеты. Я не успела
исследовать до конца. Но сразу стало ясно, что он создан не людьми - и
предназначен не для людей. Никто из нас не сможет разобраться в этом.
Может быть. Мастер и Фермер...
- Спасибо, Эла. Не забудь только: наш пленник так же хорошо
воспринимает мысли, как и мы с Питеком.
- Я понимаю.
Снова грохот за стенами; теперь уже совсем близко.
- Скажите, Магистр, сохранить Сомонт от обстрела - целиком ваша идея?
Или указание Охранителя?
- Сейчас уже не помню. Возможно, он подал такую мысль...
- Значит, он. И вам пришло в голову, что это связано с тем, что
находится в глубине?
- Другого объяснения я не мог найти.
- А как вы узнали, что внизу вообще что-то находится? Он сказал вам?
- Нет. Он говорил только о необходимости всячески беречь Жилище Власти.
Но я вовремя вспомнил, что в наших древнейших легендах имеются намеки на
нечто такое... На то, что Жилище - вернее, то, что давным-давно находилось
на его месте - предназначено для охраны и защиты не тех, кто наверху, но
того, что ниже, в глубине.
- И вы поверили легенде?
- Древнейшая история всегда интересовала меня.
- И вы решили, что в легендах речь идет о действительных фактах?
- Я всегда верил им. И, как видите, не зря. Мы, в чьих жилах течет
кровь Властелинов, всегда были наполовину устремлены в прошлое, и лишь
второй половиной - в будущее. Только мой брат хотел создать прошлое
искусственно. Он не верил сказкам. Не его вина; так его воспитали.
- Не трогай Изара! - впервые вступила в разговор Ястра. - Ему сейчас
тяжело.
- Я думаю, что ему сейчас как раз легко. Он простился с Планетарной
стадией. И единственным законным претендентом остаюсь я. Поэтому предлагаю
всем вам соглашение - примерно такое, какое уже предлагал Ястре.
- Для вас она - Жемчужина Власти! - нахмурился Ульдемир.
- Ну, между родственниками подобный этикет ни к чему... Да, предлагаю
соглашение. Она передает мне власть законным путем. И все мы пытаемся
найти разгадку того - чем же на самом деле является Ассарт.
- А что вы скажете Охранителю, Магистр?
- Вряд ли такие подробности будут интересовать его. Мои права на Ассарт
он признает...
- А вы признаете его власть над собою. Но ведь мы точно таким же
образом признаем старшинство Фермы! Как же вы предполагаете сочетать
интересы тех и других?
- А никак. Это их проблемы.
- К сожалению, Магистр, мы никак не можем согласиться с вами.
- Они так уж вам дороги?
- Это само собой; кроме того, мы затрудняемся представить себе, что
отношения между Заставой и фермой возникли только вследствие чьих-то
амбиций. Мы не знаем подробностей, но нам известно, что дело касается
самого существования нашего Мироздания - во всяком случае, в его
современном виде. Но кроме этих причин есть и еще одна; одно
обстоятельство, которое разрушает все ваши планы.
Очередная серия ракет упала на город. Ястра сказала:
- Пора заканчивать бессмысленный разговор. Нам некогда.
- Да, - согласился Ульдемир. - Потому что после обстрела наверняка
последует штурм. Мне нужно связаться с Рыцарем, Эле - с Мастером.
- И все же, - снова заговорил Магистр, - мне хотелось бы услышать, что
это за обстоятельство.
- Оно заключается в том, дорогой Магистр, что Изар жив.
- Может быть, - усмехнулся Миграт, - вам даже известно, где он
находится?
- Без сомнения. Вот за этой стеной. В соседней комнате.
- Прошу извинить, но я вам не верю.
- Ну, это ваше дело... Ястра, когда Властелин сможет обратиться к миру?
- Через два-три дня.
- Это комедия, - сказал Миграт. - Вы хотите убедить меня...
- Ничуть не бывало. Мы можем даже показать его вам.
- Будет очень интересно.
- Ульдемир! - воспротивилась Ястра. - Не надо! А вдруг этот...
родственник сможет как-то повредить ему? Изар не в таком состоянии, чтобы
сопротивляться.
- Ты могла бы и не говорить этого, - упрекнул ее капитан. - А что
касается вреда, то не беспокойся. Мы попросим Элу присутствовать при этом.
Она сильнее Магистра.
- Ты думаешь?
- Иначе его не было бы здесь.
- Ну хорошо... - согласилась она без особой уверенности.
Они вышли в коридор. Миграта приходилось тащить под руки: он все еще
был лишен способности передвигаться самостоятельно. Отворили дверь в
соседнюю - прежнюю спальню Жемчужины. Сидевший у кровати Эфат поднял на
них усталый взгляд.
- Как чувствует себя Властелин? - спросил Ульдемир.
Взгляд Эфата, на миг задержавшийся на Магистре, переместился на
капитана.
- Ему становится лучше, хотя выздоравливает он медленно.
- Что сказал сегодня врач?
- Возможно, завтра Властелин придет в себя.
- Ну, Магистр - вы убедились?
Миграт промолчал.
- В таком случае, в ответ на ваши предложения выслушайте мои. Я думаю,
что мои друзья поддержат их, - сказал Ульдемир.
- Интересно...
- Жемчужина! - вмешался Эфат. - Не хотите ли вы повелеть перенести
Властелина в более надежное место?
- Чем вам не нравится это?
- Разве вы не слышите? Стреляют. Если попадут в Жилище Власти...
- Если попадут сюда, - резко прервал его Магистр, - то не спасется
никто - даже в самом глубоком подземелье.
- Обождите, камердинер, - проговорил Ульдемир. - Итак, вот мое
предложение. Оно основано на том, что ни вы, ни я не хотим разрушения
Сомонта, и тем более - Жилища Власти. Вы согласны с этим?
- Согласиться нетрудно.
- Вы полагаете, что сможете, вернее - смогли бы удержать наступающих от
обстрела?
- Слишком много времени упущено. Но - может быть, что-то еще возможно
сделать.
- Если мы отпустим вас - сделаете вы это?
- М-м... Если быть честным - не знаю. Могу лишь обещать, что сделаю
все, что сумею.
- Наверное ведь Охранитель не откажется помочь вам?
- Только на него и можно надеяться.
- В таком случае, думаю, что мы не станем более задерживать вас.
Магистр вскинул голову.
- Однако я не могу поручиться, что Коалиция отступится от идеи штурма.
Обстрел и штурм - не одно и то же.
- Да, мы понимаем это.
- В таком случае - я согласен.
- Ульдемир! - воскликнула Ястра. - В уме ли ты. Советник? У нас нет
более серьезного врага...
- Не было. Но сейчас самый опасный враг - их ракеты.
Как бы подкрепляя слова капитана, одна ракета из новой серии
разорвалась, кажется, тут же, на площади. Будь в окнах Жилища Власти
обычные стекла, вряд ли уцелело бы хоть одно из них.
- Я думаю. Советник прав. Жемчужина Власти, - почтительно обратился к
Ястре Питек. - Важно, чтобы они прекратили огонь.
- Вы хотите, чтобы я поверила Миграту?
- И все же отпустим его. Он ведь прекрасно понял теперь одну вещь: он
не укроется от нас нигде в пределах скопления Нагор. Эла найдет его. И не
только она...
- А может быть, мне сопровождать его? - сказал Питек. - В качестве
личного телохранителя. Я ведь не слабее его.
- Не так нас много, - отверг его мысль Ульдемир, - чтобы мы брали на
себя еще и его охрану. Нет, думаю, что он не обманет - потому что это
нужно ему не менее, чем нам.
- В этом я с вами согласен, - откликнулся Миграт.
- Эла! - мысленно обратился Ульдемир. - Доставь его, пожалуйста, к
выходу - и отпусти. Дальше он сам найдет способ...
- Разумеется, - просигналил Миграт так же беззвучно.
- Однако, если вы попытаетесь вернуться в Жилище Власти...
- Я вовсе не обещал не делать этого. Штурм так или иначе, состоится.
Вам придется капитулировать. И тогда никто не сможет запретить мне...
- Хорошо. Но только тогда.
- Согласен.
- И еще, Эла. Потом вернись ненадолго...
Она улыбнулась.
- Ну, конечно же, - передала она. - Так хочется о многом поговорить...
- А мы тем временем займемся войсками. Проверим, насколько они готовы к
штурму.
Миграт усмехнулся. Это было нелегко: затекли даже мускулы лица.
В комнате, где лежал Властелин Изар, остались, кроме него, только двое:
Эфат и Ястра.
- Думаю, вам давно пора отдохнуть, камердинер, - произнесла Жемчужина
Власти. - Видно, что вы бесконечно устали.
- Увы, Властительница: годы... Но я еще могу ухаживать за ним. Кто
другой сделает это так, как я?
- Хотя бы я.
- Вы, Жемчужина Власти? Но у вас сейчас так много важнейших дел...
- Самым важным мне кажется - чтобы Властелин вернулся к нам. Он очень
нужен всем.
- Конечно, Властительница, мне очень хотелось бы этого...
- Вы сомневаетесь? Но ведь вы только что сказали...
- Вынужден признаться: мне пришлось солгать.
- В чем же?
- Доктор вовсе не говорил, что через день-два Властелин придет в себя
настолько, что сможет обратиться к народу.
- Ах, вот как... - протянула Ястра.
- Наоборот - врач говорил, что такое состояние его может продолжаться
долго, очень долго... Он объяснял - почему, но этого я не запомнил - его
слова прямо ошеломили меня.
- Отчего же вы сразу не сказали, как обстоит дело?
- Как же я мог сказать, если рядом с вами находился этот... Ублюдок
Власти? Его брат?
- Вы узнали его?
- Великая Рыба, да конечно же! Я помню его совсем молодым. Правда,
давно не приходилось встречаться, но он такой... запоминающийся.
- Вы правы.
- И подозреваю, что у него не самые честные намерения в отношении
Властелина.
- Почему вы так решили?
- Иначе он за столько лет нашел бы время, чтобы посетить нас. А ведь он
даже не поздравил Властелина со вступлением во Власть...
- Да, вы снова правы - намерения у него не самые лучшие. Но это вовсе
не значит, что вам не следует отдохнуть.
- Пожалуй... пожалуй, я воспользуюсь вашей добротой. Властительница.
Если вдруг понадоблюсь, я буду у себя. Я оставлю вас ненадолго. Старики
быстро приходят в себя, хотя и быстро устают.
- Отдыхайте спокойно, Эфат.
- Еще раз благодарю вас. Властительница... Ах!
- Что случилось?
- Нет-нет, ничего... Я просто забыл... одну вещь.
- Это касается Изара?
- Ни малейшим образом. На, с вашего позволения, я ухожу.
- Идите, Эфат. Набирайтесь сил. Они еще понадобятся...
Оставшись наедине с Изаром, Ястра села на еще теплый стул, только что
освобожденный старым камердинером. Задумчиво поглядела на белое, словно
мукой обсыпанное, лицо Властелина; слабо, одним уголком рта, усмехнулась.
И задумалась.
Значит, на самом деле Изар не придет в себя ни завтра, ни в ближайшие
дни. И уж подавно не сможет обратиться к миру Ассарта. А ведь только на
это и были надежды. Только слово Властелина могло поднять людей, вдохнуть
в них какую-то бодрость. Сейчас никто не хочет браться за оружие. "Мы сами
виноваты, - подумала она. - Много, много лет понятие приверженности Власти
подменяли приверженностью Властелину. Всегда казалось невозможным, что с
ним что-нибудь может произойти. Властелин был надежно защищен, казалось
бы, со всех сторон. Конечно, если вел себя разумно.
Изар так и не научился вести себя разумно. Как подобает истинному
Властелину".
Ястра вздохнула.
Если бы он с самого начала повел себя иначе, то она... ну, что же: чуть
раньше или чуть позже, но она пришла бы в себя. Перемогла бы обиду,
чувство оскорбленного достоинства; он же никогда не был ей безразличен.
Немного времени - и она сердцем ощутила бы то, что всегда знала рассудком:
что ради Власти приходится жертвовать многим - вплоть до самой себя.
Смирилась бы. И стала верной помощницей ему во всех делах Власти.
Однако он, видите ли, решил обидеться сам. Словно это она валила его на
пол... Не мог терпеливо обождать. Никто не научил его той простой вещи,
что, когда ты ждешь чего-то от женщины, надо прежде всего научиться
терпению. Ничто не ценится так, как готовность ждать, сохраняя в
неизменности свои чувства. Нет, он обиделся - и завел себе эту как ее...
Кстати, она, оказывается, удрала. Ухитрилась. А сперва показалась такой
робкой, хрупкой девицею... Ничего, у нее хватило сил, чтобы заставить
здоровенного охранника потерять сознание, связать его и каким-то способом
выбраться из Жилища Власти.
Ну да Рыба ей судья. Исчезла - тем лучше и для нее, и для самой Ястры:
не придется принимать никаких тяжелых решений.
Во всяком случае, по отношению к ней.
Она не опасна более. Потому что Изар - вот он. Лежит, редко и тяжело
дыша. В бинтах, в датчиках, со здоровенными иглами в венах. Лежит - потому
что кинулся искать свою ненаглядную - и это перед самым началом войны! И
угодил в ловушку. Мальчишка, а не Властелин. Еще хорошо, что спасли...
Впрочем - хорошо ли?
Хорошо ли, если как следует подумать? Нужно ли было его спасать? Если
подумать спокойно и откровенно.
Может быть, и нет?
Может быть, если ты, Изар, сейчас ничего не можешь сделать для своей
Власти, для своего Ассарта, то тебе... тебе лучше вообще не быть?
В такие дни нельзя выступать от имени Властелина. Должен обращаться к
людям тот, кто взял на себя ответственность и всю тяжесть Власти. Деятель.
А не его доверенное лицо.
Я, например, не хотела бы сейчас выступать за тебя.
А вот за себя - смогла бы?
Почему бы и нет? О Власти я знаю не меньше твоего.
Конечно, сейчас не лучшее время для того, чтобы Власть перенимала
женщина. Не потому, что она хуже; потому, что непривычно для Ассарта.
Крутые повороты хорошо преодолевать, когда и машина, и дорога в порядке. А
когда машина грозит рассыпаться, лучше всего ехать по прямой. Сейчас все
колеблется. И мое появление могут не понять.
Ну, что же; я могу оставаться за кулисами. А перед людьми пусть
красуется он.
Он - иными словами, существо мужского пола.
У меня даже есть, из кого выбирать.
Есть Миграт. И есть Ульдемир.
Миграт был бы естественнее. Та же кровь, коренной ассартианин...
Несомненно. Однако я буду ему мешать. И уж он постарается отделаться от
меня как можно скорее. И никто не сможет ему помешать. Нет, он, наверное,
был бы чересчур хорош в этой роли.
Тогда - Ульдемир?
Что же: ему и в самом деле не обойтись без меня. Он сможет держаться
только при моей поддержке. Но, кажется, решительности у него хватает. И
способности действовать жестко.
Ну и, кроме того... тогда сын законно наследует власть. Конечно, без
всех этих жутких ритуалов.
Фактически это будет означать смену династии. Время для этого как раз
самое подходящее: война, и место Власти не может оставаться пустым.
Что же касается тебя, Изар...
Ястра снова глянула на неподвижное лицо Властелина.
...Что касается тебя, то; становясь Властелином, ты знал, на какую
судьбу себя обрекаешь.
Властелин жив, пока он нужен Власти.
Жаль, что ты был нужен так недолго.
Впрочем, мне и не жаль. Ты не так повел себя. И я не успела простить
тебя.
Ты не нужен, Изар. И тебе лучше уйти сразу, чем еще какое-то время
мучиться в постели, а потом, выздоровев - увидеть, что все пошло прахом и
нет больше ни Власти, ни Державы.
Так пусть лучше не будет тебя. Пока есть ты, нет ясности. Ты уйдешь - и
ясность придет сама собой.
Уходи, Изар, уходи.
Но ты не можешь. Придется помочь тебе.
Неужели ты думаешь, что ты один умеешь убивать мягко и спокойно?
Ястра медленно вытянула руку. Положила ладонь на грудь Властелина, у
самого подбородка. Еще чуть повыше - и там уже горло. Незащищенное горло
человека, лежащего без сознания.
Нет, есть вещи, Изар, которых женщина не прощает...
Проскочила секунда, другая. Ястра медленно сняла руку с его груди,
позволила ей свободно упасть с постели, только сильно сжала пальцы.
Нет, все-таки это нелегко. Так, сразу. Она ведь ничего такого не
думала. Еще час назад и не помышляла. Откуда-то вдруг взялось...
Но ведь она права?
Конечно, Изару тоже нелегко было - своего отца...
Но ведь ему это так или иначе предначертано: быть задушенным. Раньше
или позже. Таков Порядок, не так ли?
А если так, значит, она, Ястра, и ни в чем не виновата?
В самом деле: Властелин умирает, когда до естественной смерти ему
остается день-другой, не более.
Однако никто не дает гарантии, что ты проживешь дольше. Врач, будь он
откровенен, наверняка сказал бы именно так. И скажет, если спросить его
достаточно строго.
"Сейчас, Изар. Сейчас. Кажется, я решилась. Сейчас, я только немного
передохну. Чтобы не дрогнула рука, не сорвалась..."
Ястра закрыла глаза, откинулась на спинку стула, руки повисли,
расслабленные.
Она решила просчитать до ста. Или - четыре правых руки, если применить
ассартианскую систему счета.
Она открыла глаза, даже не досчитав, когда еще трех пальцев не хватило
до полных трех правых. Открыла - потому что ей почудилось, что кто-то
вошел.
Ястра взглянула - и поняла, что не ошиблась. В углу комнаты стояла
неизвестно как попавшая сюда женщина. Та самая, что привела - или, скорее,
притащила в Жилище Власти бессильного Миграта.
Ястра понимала, что женщина эта - не такая, как все они. Хотя все, что
касалось Планетарной и Космической стадий бытия оставалось неизвестным ей.
Пожалуй, она назвала бы эту женщину призраком. Однако призрак, по
представлению Ястры, как и большинства людей, должен был быть едва
заметным, бледным, таинственным, тающим на глазах. А эта дама была или,
вернее, казалась совершенно реальной - хотя Ястра ни за что на свете не
согласилась бы прикоснуться к ней даже кончиком мизинца.
- Что вам угодно? - спросила Ястра; голос прозвучал хрипло, с натугой.
И неудивительно: во рту было сухо, как в пустыне Кош.
Женщина, видимо, услыхала и поняла ее. Она улыбнулась, но не ответила.
Вместо того, чтобы что-нибудь сказать, она приблизилась и недвусмысленным
жестом предложила Ястре встать.
Сама не зная почему, Ястра повиновалась.
- Чего вы хотите? - на всякий случай спросила она снова.
Женщина, по-прежнему не отвечая, заняла ее место. И странно: вытянув
руку, положила ее на то же самое место, где две минуты тому назад лежала
ладонь Ястры: на грудь Изара, под самой шеей. Сумасшедшая мысль возникла у
Жемчужины Власти: эта женщина угадала ее замысел и почему-то решила
исполнить задуманное вместо нее. То есть, задушить Изара?!
Властительница рванулась вперед, чтобы сбросить гостью со стула,
предотвратить...
Ее руки прошли сквозь женщину, не ощутив ни малейшего сопротивления.
Ястра в ужасе отскочила.
Женщина словно не заметила ее движения. Она сидела неподвижно, потом,
примерно через полминуты, вытянула и левую руку и положила ладонь поверх
правой.
Минуту или две все оставались в неподвижности.
Потом женщина опустила руки и встала. Повернулась к Ястре и улыбнулась
ей. И исчезла.
Ястра невольно потерла глаза. Все в комнате оставалось таким, каким
было. Только женщина - явилась и так же необъяснимо исчезла. И еще...
И еще пошевелился Изар.
Он вдруг стал дышать тише, спокойнее. Потом открыл глаза. Его взгляд
оказался осмысленным. Изар зевнул, с трудом поднеся к лицу руку. Игла
выскочила из вены - он не обратил внимания.
- Ты, Ястра? - медленно, как бы заново привыкая к речи, проговорил он.
- Где я? Почему я здесь?
- Изар!..
- По-моему, это именно я. Что тебя удивляет?
- Как ты... как ты себя чувствуешь?
- Ничего. Только дикая слабость. Я что - болел?
- Да. Ты болел.
- Не ко времени... Что в мире?
- Многое, Изар...
Его голос окреп.
- Я спрашиваю: что в мире? Война? Мир? Победа? Поражение?
Она поняла что он способен оценить положение.
- Война. И близко поражение.
Властелин сдвинул брови.
- Там... стреляют? Или это у меня в голове шумит?
- Город под обстрелом.
- Неужели не могли поставить меня на ноги раньше?
- Мы делали все, что в наших силах.
- Невелики ваши силы... Одеваться!
- Что?
- Одеваться! Эфата ко мне! Где он? Спит? И где я, наконец?
- Ты? В моей постели, Властелин, - усмехнулась Ястра.
- Капитан! Алло, капитан!
- Слышу тебя, Уве, слышу хорошо.
- Ну, мы висим здесь уже довольно долго: а вы так ничего и не
передаете. Какие-то осложнения?
- В изобилии. Но это не важно. Передачи не было потому, что оратор до
сих пор пребывал в отключке.
- Ну, ему досталось, ничего удивительного. А перспективы?
- Эла обещала поставить его на ноги в два счета.
- Медицина Мастера, понятно.
- Так что потерпите еще. Вам мешают?
- Пытаются.
- И что?
- Пока два - ноль в нашу пользу. Но, вероятно, они вскоре разозлятся
всерьез.
- Хорошо, Уве. Не будем рисковать. Сойдите с орбиты. Успеете вернуться,
когда понадобится.
- Сойдем. А дальше?
- Сомонт в кольце. Рыцарь.
- Он давно в кольце.
- И под обстрелом.
- Вот что! Недаром нам показалось... но мы не были уверены.
- Мы вот более чем уверены. Но тебе сверху легче определить, кто это и
откуда нас беспокоит. И, если получится, утихомирить одного-другого.
- С удовольствием, капитан.
- О результатах можешь не докладывать. Либо мы их почувствуем, либо
нет, слова все равно будут ни к чему. Удачи, Уве!
- Аллес гут!
Когда Уве-Йорген Риттер фон Экк снова чувствовал себя
летчиком-истребителем, он невольно переходил на родной язык.
- Ну, - сказал он, поглядев на Георгия, а затем и на Гибкую Руку, -
разомнемся немного, тряхнем стариной?
- Мы готовы, Рыцарь.
- Георгий, рассчитай орбиту... Зависнуть над Сомонтом, а оттуда увидим,
кто это их осмеливается беспокоить. И сами их побеспокоим...
- Сейчас.
- Погодите-ка, ребята, - неожиданно услышали сзади все трое, и не сразу
сообразили, что сказано это было не вслух, не громко. Индеец понял это
первым. Резко обернулся.
- О! - только и проговорил он. - Гость!
Теперь посмотрели и остальные двое.
- Пахарь!
- Он самый, бродяги беспутные.
- Ну, пути мы сами прокладываем... Значит, и ты не усидел там, в тихом
местечке?
- Не я. Мастер попросил.
- Ну, значит, дело серьезное...
- Да уж полагаю. Вы что - втроем только?
- Тебе мало?
- Питек мне нужен.
- Он там. Внизу. А мы не заменим?
- Так вы, я смотрю, при деле? А у меня на него был умысел.
- Что делать надо?
- Разорить немного Заставу. Бывали там?
- Капитан был. А мы только слышали. Но и Питек там не был.
- Он мне подходит. Он... такой. Там ломать надо. Он это любит.
- Ну, это мы тоже умеем.
- Да ладно. Мне не объяснить. Я и слов таких не знаю. Но так чувствую.
- Ну, ничего не поделаешь. Что, подвезти тебя до Питека?
- Я быстрее вашего доберусь. Где он там?
- Как бы тебе объяснить...
- Просто. Словами. Я планету знаю. Мастер в меня вложил перед
отправкой.
- Столица Сомонт. Жилище Власти.
- Это та крепость, что посреди города?
- Верно. А дальше - сам увидишь.
- Как не увидеть. Увижу. А вы что - тоже громить собрались?
- На то война.
- Ну, помогай вам Бог.
Иеромонах исчез. Снова их осталось трое.
- Хороший человек, - сказал Гибкая Рука.
- Все мы неплохие. Георгий, что у тебя?
- Готово.
- По местам. К старту!
Уве-Йорген включил двигатели. Тела потяжелели.
- Рыцарь...
- Слушаю.
- Скучно нам будет - опять болтаться на орбите, постреливать сверху.
- Да, занятие для отставников.
- А может...
- Я понял тебя, штурман. Пожалуй, так и сделаем.
- Тогда готовься к снижению - прямо над Сомонтом. Первую цель я успею
подготовить. А там - бой покажет.
- Ну что же: вполне достойная программа...
- Готовься: ввожу поправки...
- Пилот готов.
- Поправки приняты. Командуй.
- Экипажу - внимание! Выходим в атаку!
И кораблик, словно сорвавшись с вершины горы, помчался вниз по крутому
склону - однако, не убыстряя, а напротив, замедляя свой полет: предстоял
вход в атмосферу, с которой шутки плохи.
- Внимание: выдвигаю крылья...
- Страховка включена!
- Пошли крылья!
- Крылья вышли! Стопора сработали!
- Вижу. Ну, держитесь за воздух!..
- Я требую, - высокомерно процедил Миграт, - чтобы обстрел города был
немедленно прекращен!
- Увы, это совершенно невозможно! - развел руками генерал Ли Пер.
- То есть - как?
- Все приказания отданы, войска выполняют боевой приказ. Вы ведь не
думаете, что кто-либо из нас станет отменять боевой приказ в ходе
операции? И потом, ну что такого? Мы постреляем еще часа четыре, потом
войска поднимутся в атаку - и все.
- Вы ничего не понимаете. "Все" может наступить значительно раньше,
если вы продолжите...
- Уважаемый представитель, мы не видим иного выхода, как продолжать
обстрел.
- Но если... О, дьявол!
Загрохотало, словно громадные валуны падали на толстенную чугунную
крышу. Затряслись стены командного пункта. И генералы, и даже Миграт
невольно пригнулись.
- Они отвечают? Это что-то новое...
- Неужели вы думали, что будете стрелять безнаказанно? -
поинтересовался Миграт.
- Разумеется, нет, господин представитель. Мы давно готовы к этому.
Произошла небольшая заминка с авиацией. Но только что мне доложили, что
штурмовые агралеты уже в воздухе.
- Прикажите им вернуться!
- Господин представитель! Если бы вы были военным, то поняли бы, что
это невозможно, как нельзя остановить выпущенный из орудия снаряд.
- Вы что, не понимаете, что если не остановите их сами, то это сделает
противник?
- Неужели? Хотел бы я видеть, как это у них получится...
И генерал Ли Пер красивым жестом указал на экран.
Туда же посмотрел и Миграт.
- Похоже, генерал, что ваше желание сбывается...
- Уве! Нас атакуют - справа сзади, угол четыре.
- Прелестно! - ответил Уве-Йорген.
Еще раньше он перевел корабль на ручное управление и теперь мягко
выбрал штурвал. Одновременно добавил газ. "Алис", не снижая скорости,
полез круто вверх. Преследователи открыли огонь на секунду позже, чем
следовало бы. Сейчас они остались внизу, четыре машины. Три из них почти
сразу начали набирать высоту - решили преследовать.
- Сопляки! - сказал Уве-Йорген. - Георгий, твоя техника готова?
- Можешь не сомневаться.
- Сейчас они наверняка выпустят самонаводящиеся. Задняя полусфера -
твоя.
- Не беспокойся, Рыцарь.
- И не собираюсь. Просто сделай так, чтобы они не помешали мне работать
с наземными целями.
- Будет исполнено.
"Алис" начал круто снижаться, почти пикировать. Три истребителя,
получив преимущество по высоте, бросились в атаку. Выпустили ракеты.
Георгий сидел за пультом ведения огня, но даже не шевельнул пальцем: его
техника сейчас работала сама. Искатели цели. В задней полусфере их
действовало девять, в передней - двенадцать. Самонаводящиеся ракеты
приближались к кораблю. Искатели цели ловили их, одну за другой,
передавали коррективы в главный боевой мозг. Точно так же были пойманы и
все три самолета.
- Даю залп, - предупредил Георгий.
Корабль даже не дрогнул. Девять лучей вырвалось из опоясывавшего
корабль кольца. Девять огненных клубков возникло в небе. "Алис" слегка
тряхнуло взрывной волной.
- Цели уничтожены! - доложил Георгий.
- Перехожу на подавление наземных, - ответил Уве-Йорген.
Двенадцать искателей передней полусферы уже обнаружили свои цели - по
стартовым вспышкам ракет.
- Даю залп, - сказал Уве-Йорген таким тоном, каким говорят: "Кушать
подано".
- Ну, вот вы и увидели, генерал.
- Дьявол! Что это у них там, наверху, оказалось?
Вместо ответа Миграт спросил:
- Может быть, теперь вы воздержитесь от обстрела?
- Чтобы они решили, что напугали меня? Ни за что!
- Тогда, во всяком случае, постарайтесь не задеть самый центр города.
Жилище Власти. У вас ведь имеется план столицы?
- Без сомнения. Но почему я должен щадить их гнездо?
Миграт ответил, не раздумывая:
- Разве вам не докладывали, генерал, что именно в Жилище Власти
сосредоточены почти все ценности планеты?
- Дьявол! Нет, мне не докладывали!
- Видимо, Объединенное командование решило сохранить эту информацию для
себя. Наверное, я не должен был говорить вам это...
- Но вы уже сказали. Какие там ценности?
- Драгоценности. Произведения искусства, стоящие миллионы чешуи... Вас
напрасно не предупредили. Ведь вы, судя по всему, окажетесь там раньше,
чем генералы из Объединенного командования?
- Еще бы! Ах, они...
- Ну, стоит ли реагировать так болезненно. Теперь вы знаете, почему я
просил вас сохранить город.
- Хорошо. Я прикажу ракетчикам... Связист! Командующего ракетами
корпуса - к микрофону!
Несколько раз подряд дрогнула земля. Миграт механически считал: три,
четыре, пять... двенадцать.
- Говорит командующий корпусом генерал Ли Пер. Командующий ракетами,
приказываю усилить огонь по внешним циклам города и не обстреливать центр.
Ответ командующего ракетной артиллерией, видимо, состоял не из одного
лишь "Слушаюсь!", а может быть, и вообще не содержал этого слова.
- Двенадцать установок? - голос Ли Пера поднялся до верхних пределов. -
Одновременно? Лазерная артиллерия, вы говорите? Вся лазерная артиллерия
Ассарта уничтожена еще до начала десантирования - вы же сами
докладывали... Дьявол! Дьявол! Дьявол!
Миграт печально усмехнулся.
- Генерал, я на вашем месте начинал бы штурм, пока еще есть какая-то
возможность - пока в городе еще не опомнились.
- Может быть, вы и правы, представитель. Но я не могу решать один -
нужно связаться с остальными командующими...
- Так свяжитесь, сожри вас синий осьминог!
- Связист! Командующих корпусами!..
Миграт покачал головой. Вышел из командного пункта. Поднялся на
поверхность. Глубоко вдохнул свежий ночной воздух. Отошел от входа в
подземелье. Присел на скамейку, заботливо поставленную кем-то. Посмотрел в
небо. Там суетились огоньки. Новые звенья истребителей пытались сбить
неизвестный корабль.
Командир звена истребителей был единственным, кому удалось увернуться
от поражающего луча "Алиса". И он, не раздумывая, пошел в атаку. Ракет у
него не осталось, и он хотел выйти на дистанцию уверенного поражения
снарядами тех двух пушек, которыми была вооружена его машина.
Легкими движениями штурвала и педалей он загонял цель в самый центр
прицела.
Матово отблескивавшая поверхность корабля была хорошо видна на
прицельном экране. Она приближалась к перекрестию.
Пилот положил пальцы правой руки на рычаг огня.
В следующее мгновение он отшатнулся от прицела так резко, что затылок
его, закрытый шлемом, ударился о спинку сиденья.
Вместо корабля он увидел в прицеле женщину.
Она была без скафандра, на ней было платье, какие носят в теплые летние
дни. Женщина сидела на носу машины так, как сидят в дамском седле для
верховой езды: слегка согнув ноги и свесив их по одну сторону капота.
Пилот взглянул поверх прицела, через переднее стекло кабины.
Женщина сидела там. Она смотрела прямо в глаза пилоту. Потом, увидев,
что он смотрит на нее, улыбнулась.
Женщина была очень красива.
Пилот вспомнил разговоры об Улыбающейся Даме. По мнению летчиков, ее
появление предвещало беду.
Забыв о цели, пилот заложил крутой вираж и выжал газ до полного,
рассчитывая, что даме при таком маневре никак не удастся усидеть там, где
она сидела.
Однако дама, казалось, даже не заметила ни ускорения, ни резкого крена
машины. Она еще секунду-другую улыбалась. Потом, опершись рукой о капот,
легко спрыгнула с него и, придерживаясь за машину рукой, полетела рядом.
Другой рукой, свободной, она дружелюбно помахала пилоту. И исчезла.
Летчик вывел машину из виража. По лицу стекал пот. Преследуемый корабль
был уже далеко; внизу, на поверхности планеты, вспухали красно-черные
взрывы.
Цель еще можно было догнать; однако пилот даже не подумал об этом.
Плавно снижаясь, он повел самолет на базу.
Лазерный луч сверху настиг его уже над аэродромом.
Улыбающаяся Дама все-таки принесла беду.
Миграт, все еще сидевший на скамейке, покачал головой.
У него начали возникать сомнения в исходе штурма. Если Ферма все-таки
отыскала возможность активно помогать Ассарту, дело может повернуться
самым неожиданным образом.
Но нельзя позволить, чтобы все предпринятые усилия пропали даром. Пора
Охранителю вмешаться по-настоящему. Самое разумное сейчас - отправиться на
Заставу. Конечно, Охранителю это не понравится. Но пусть и он, в конце
концов, сделает хоть что-нибудь!
Миграт сделал все необходимое, чтобы вызвать канал с Заставы.
- Вы не будете возражать, если мы проводим вас туда?..
Миграт резко обернулся. Это был Питек. И еще кто-то с ним. Плечистый.
Бородатый. И, кажется...
В следующий миг Миграт рванулся в сторону. Бородатый человек взмахнул
руками.
Это снова была силовая петля. Да, Миграту не почудилось: этот второй
был из тех же, что и женщина в Жилище Власти.
Он снова не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой.
- Я же говорил, - сказал Питек, - что его нельзя выпускать без
присмотра. Сейчас он удрал бы - и кто тогда помог бы нам? Ведь вы окажете
нам содействие. Магистр?
- Чего вы хотите? - с трудом проговорил Миграт. Надо было поддержать
разговор, пока не найдется способ выйти из положения.
- О, самые пустяки. Нам нужно на Заставу, как и вам. Но у нас нет
канала. Мы хотели бы воспользоваться вашим.
Миграт облизал сухие губы.
- Не думаю, чтобы на Заставе очень хотели видеть вас.
- В этом вы совершенно правы. Но мы хотим приготовить им приятный
сюрприз. Маленькую неожиданность.
- Готовьте. Только без моей помощи.
- Подумайте как следует. Магистр.
- Все настолько просто, что думать не о чем.
- Напротив: настолько просто, что самое время поразмышлять. Вам не
кажется, что картина боя начала меняться?
- Ну, это еще ничего не означает. Вам все равно не выстоять.
- У нас другое мнение. И если вы хоть немного вдумаетесь, то поймете:
Ферма сильнее Заставы. И вообще, и здесь. Хотя бы потому, что вы тут -
единственный эмиссар. А нас много. Больше, чем вы думаете.
Миграт помолчал.
- Что вы можете мне предложить?
- Мир.
- Не понимаю.
- Что ж тут непонятного? Мы беремся примирить вас с Властью Ассарта.
- Власть Ассарта - это я.
- Не очень-то похоже.
- Обождите немного - и убедитесь.
- Мы согласны обождать - ну, скажем, полчаса. За это время кое-что
изменится.
- Неужели?
- Правитель Изар выступит перед миром.
- Это смешно. Я видел его не более часа тому назад... Он был не в том
состоянии, в каком держат речь.
- Час - это очень много времени, Магистр. Но к чему спорить? Обождем -
и вы убедитесь.
- Если даже он окажется способным сказать несколько слов - их все равно
никто не услышит.
- Вы так полагаете?
- Все ретрансляторы сбиты или снесены.
- А вы думаете, наш корабль зря расчищает для себя место на орбите?
Корабль, несомненно, существовал; новая серия взрывов на огневых
позициях Коалиции лишний раз напомнила об этом.
Миграт и в самом деле задумался.
Он был крайне неосмотрителен. Действовал вопреки правилам безопасности.
Допустил, чтобы к нему подобрались вплотную.
С этим уже ничего не поделаешь. Что же теперь?
Но, собственно говоря, о чем тут рассуждать?
Они хотят на Заставу? Почему бы на самом деле и не помочь им? Застава -
это уже не их зона. Там есть люди Охранителя, не говоря уже о нем самом.
Трудно, конечно, сказать, в чем заключается замысел этих двоих. Однако там
им трудно будет реализовать его, в чем бы он ни заключался.
Здесь же, наоборот, станет двумя серьезными противниками меньше.
Значит, в том, что он им поможет, нет ничего страшного.
- Хорошо, - сказал он - кажется, неожиданно для них. - Я согласен.
Хотите на Заставу? Летим немедленно. Мне некогда.
- Приятно иметь дело с умным человеком, - пробормотал Питек.
- Отправляйтесь, - просигналил Никодим. - Я попаду туда быстрее вашего.
- Канал начинается тут, почти рядом, - сказал Миграт. - Вы дадите мне
возможность идти?
Силовая петля по-прежнему связывала его.
- О, к чему вам затрудняться? - возразил Питек. - Я охотно отнесу вас.
Только указывайте куда.
Миграт лишь стиснул зубы. Выбирать не приходилось.
Питек взвалил его на плечо.
- Хотел бы я знать, что делает его таким тяжелым, - просигналил он
Иеромонаху.
- Гордыня, - ответил тот, не задумываясь.
Они удалялись от входа в командный пункт корпуса. Мимо проходили
военные. На постах стояли часовые. Ни один не заметил их.
- Направо, - пробормотал Миграт. - Знаете, все-таки даже на осле ездить
удобнее.
- Не могу судить, - не замедлил отозваться Питек. - С ослом я впервые
встретился сегодня. Сказать, как его имя? Впрочем, вы его и так отлично
знаете.
- Не суесловь, - оборвал его Никодим. - Ну, вот и пришли. Я чувствую -
это здесь. Счастливо. Встретимся на Заставе.
На Заставе все пребывало в покое. Кроме самого Охранителя.
С недавних пор его преследовали мрачные мысли.
Охранитель был человеком Больших Сил, как и Фермер, и Мастер; он по
знаниям и умению не уступал ни тому, ни другому. И все же последние
события, сколь бы благоприятными они ни казались, тем не менее
недвусмысленно говорили о том, что они - там, на Ферме - сильнее.
Они были сильны своими эмиссарами. Прежде всего их количеством. Но и
качеством тоже.
Это можно было понять. Ферма существовала давно. Очень давно. И у
Мастера с Фермером было достаточно времени, чтобы подготовить своих людей.
Однако эта мысль оправдывалась бы, если бы большинство эмиссаров
принадлежали к людям Космической стадии, практически не ограниченным
никаким временем. На деле же почти все эмиссары - за исключением двоих
(сейчас Охранитель знал это уже совершенно точно) - были людьми
Планетарной стадии, то есть краткоживущими на планетах существами. И тем
не менее. Ферма успевала не только выучить их - это было нетрудно и для
Охранителя, - но и воспитать. И люди служили им, не рассчитывая, похоже,
на какие-то блага для самих себя. А вот Охранитель смог - за недолгое,
правда, время, протекшее после его возвращения в это Мироздание -
подобрать всего лишь одного такого - и то привлечь его удалось, лишь
пообещав немалую, по человеческим представлениям, награду: высшую власть
на Ассарте.
Да, разумеется, протекло уже много циклов, как он не работал с людьми.
И потому, что не хотел - он и на самом деле был убежден в том, что люди,
разум являются болезнью Мироздания, а не закономерным явлением в его
развитии. И еще потому, что долго странствовал по иным Мирозданиям и
другим пространствам даже, нигде не задерживаясь надолго. Стоило ему
где-то осесть и создать свою Станцию, как его начинало неодолимо тянуть в
свое пространство и мироздание, и он срывался с места и снова устремлялся
куда-то, нередко сам не зная, куда и зачем, но думая, что очередной скачок
каким-то образом приблизит его к вожделенным краям.
На последней станции, перед тем как рискнуть и вернуться сюда, он
задержался дольше, чем позволял себе обычно. То было мироздание со
встречным течением времени. Обладая, как ему и полагалось, умением видеть
многие пространства и миры. Охранитель со своей небольшой, созданной им
там станции постоянно наблюдал за мирами своего Пространства, за их
постепенным возвращением к истокам бытия. Тогда он окончательно убедился в
том, что любое мироздание может существовать лишь в паре - иными словами,
в другом пространстве существует Вселенная, чье время направлено в
противоположном направлении. Пары эти напоминали старинные часы с гирями
на цепи: гиря могла опускаться, увлекая за собой цепь, лишь при
непременном условии, что вторая половина этой цепи одновременно
поднимается. Иначе никакое движение не было возможно.
Наблюдения вначале интересовали его лишь теоретически: было интересно -
и только. До той поры, пока он не увидел в прошлом своего родного
Мироздания картину, которая его глубоко заинтересовала и заставила
задуматься о практическом применении вновь полученного знания - такого,
какого ни ему, ни кому-либо из того же гнезда не давали. Обладание новой
информацией заставило его ощутить свое превосходство над теми, кто в свое
время не соглашался с ним: а продолжительные размышления помогли построить
план, согласно которому он не только получал возможность вернуться в свои
миры, но и, оказавшись там, диктовать свои условия - диктовать, угрожая не
только благополучию, но и самому существованию того Мироздания, куда он
так стремился.
На этой станции ему удалось воспитать если не эмиссаров - слишком
по-разному, по сравнению с ним, мыслили люди того Пространства, - то, во
всяком случае, помощников, которые могли обращаться с той аппаратурой, что
он вывез оттуда. Это была, конечно, не грубая механика, какую создавали
люди на планетах - однако все-таки то были устройства, придававшие ему
дополнительные силы и возможности, в первую очередь в обращении со
Временем - или, если быть более точным, с временами, ибо их существует
много. Недостатком этих аппаратов было то, что материя, из которой они
создавались, была инертной, обладала массой покоя, то есть была веществом.
У людей Большой Силы это считалось признаком неверия в свои собственные
силы - обращаться к устройствам из вещества. Однако Охранитель рассудил,
что если он выиграет, то никто не осмелится упрекнуть его ни в чем. Если
же проиграет...
Но он не мог проиграть.
Так он считал. И в самом деле, если бы речь шла о том, чтобы он один
выступил, скажем, против Фермера и Мастера сразу, то при помощи своей
аппаратуры он имел бы больше шансов выиграть, чем они оба, располагающие
только своими силами, пусть и большими. Однако когда события начали
развертываться в действительности, то оказалось, что столкновение лицом к
лицу с ними ничего не даст - борьба должна была быть сложной,
многоходовой, и в ней без эмиссаров было никак не обойтись, потому что в
схватку эту должны были включиться множество людей, простых планетарных
людей, которых нужно было определенным образом организовывать, увлекать и
направлять, и уж тут без посредников, без эмиссаров было практически
невозможно.
В планах это выглядело иначе. Надо было всего лишь найти определенную
планету, связанную с некоей точкой пространства и перемещающуюся вместе с
этой точкой - иными словами, блуждающую планету. Найти там, где она
находилась в настоящее для этого Пространства время. Это было не очень
легко (планета могла в это время существовать в пространстве как
самостоятельное небесное тело, но могла оказаться в сфере притяжения
какого-то светила и до поры до времени обращаться вокруг него, увлекая за
собой и ту самую точку пространства; светило также могло существовать
обособленно, но могло и входить в состав какой-то ассоциации или
скопления, и так далее), - однако в этих поисках Охранителю помощники не
требовались. Затратив немало времени, он нашел эту планету, и оказалось,
что реализовался худший из вариантов: она была сегодня не только не
одинокой, но и звезда, вокруг которой планета сейчас обращалась, входила в
состав относительно молодого звездного скопления. Это бы еще с полбеды:
самое же худшее заключалось в том, что она была давно и прочно обитаема -
населена людьми, чья цивилизация находилась на техническом уровне если и
ниже среднего, то во всяком случае ненамного. И эти обстоятельства нанесли
первоначальным планам Охранителя весьма ощутимый удар.
И в самом деле: если бы планета оказалась безжизненной глыбой вещества,
одиноко летящей в пространстве, ему было бы достаточно обосноваться на ней
- и, убедившись в том, что все находится на своих местах, громогласно
объявить Мирозданию свои условия. И всем пришлось бы с ним согласиться,
потому что попытки воздействовать на него силой могли бы привести к
страшным результатам, страшным для всего Мироздания. Это стало бы сразу
понятно всем тем, к кому он собирался обратиться - не только Большие
Силам, но и Высоким, и Высшим тоже. Что касается Наивысшей Силы, то
Охранитель предполагал, что происшествия в каком-то одном пространстве из
множества их - не такое значительное событие, чтобы Наивысшая Сила
обратила на него внимание.
Теперь же, когда планета эта оказалась цивилизованной, да еще
окруженной без малого двумя десятками других обитаемых миров, дело
выглядело намного сложнее. Потому что до нужного Охранителю места надо
было еще добраться, им надо было овладеть. И добро бы оно находилось
где-нибудь в безжизненной пустыне, недоступной горной стране или
обледенелом и необитаемом полюсе; нет, благодаря игре судьбы место это
сейчас обладало наихудшими характеристиками: вокруг него не только
раскинулся громадный город, но и на самом этом месте было воздвигнуто
сооружение, которое, как вскоре удалось установить, являлось центром
господствовавшей на планете власти. Воистину, хуже нельзя было бы
придумать.
Да, сгоряча Охранитель подумал тогда, что судьба сыграла с ним
неблаговидную шутку. Поразмыслив же основательно, понял, что все не так
просто и судьба во всем этом вряд ли замешана. Просто он не был первым и
единственным из обладающих этой информацией; не-один он знал о том, какое
значение имеет точка пространства, постоянно совпадающая с центром этой
планеты. И тот - или те - кто прежде него узнал об этом - а может быть,
знал и с самого начала, с мига возникновения этого Пространства,
постарался как можно более обезопасить уязвимое место. Иными словами, были
основания полагать, что и город на этом месте (вообще-то далеко не самом
удобном для большого города) был не случайно построен, и дворец
правителей, целая крепость, тоже далеко не игрой случая был сооружен на
этом самом месте.
Что оставалось ему делать?
Казалось бы, для него, человека Больших Сил, все это не могло явиться
сколько-нибудь значительной помехой. Что стоило ему одним из многих
возможных способов проникнуть в нужное ему место и укрепиться там?
На самом же деле это было совсем не так просто.
Охранитель не без оснований считал, что если некто позаботился о том,
чтобы весьма основательно защитить место даже от приближения к нему, то уж
от непосредственного воздействия оно должно было быть застраховано во
много раз сильнее. Причем защитные средства вряд ли были рассчитаны на
людей: с ними было просто, если бы этот "некто" опасался людей, их просто
не оказалось бы на планете. Но люди, напротив, сами выступали в роли
предохранителя. Значит, опасались кого-то другого. Кого? Тех, кто
располагал большими, чем обычные люди, силами. Иными словами - всех,
подобных Охранителю - и тех, кто в иерархии Сил располагался еще выше.
Это, конечно, не означало, что в примененной там системе
предосторожностей нельзя было разобраться. Наверняка можно. Однако не
сразу, не с налета. Разобраться можно было (во всяком случае,
попробовать), располагая временем и свободой действий.
А если разбираться придется в непосредственной близости от такого
весьма охраняемого места, как королевский дворец - или как он там у них
называется, - и если учесть, что охрана этого места наверняка искусно
вплетена в мифологию, или в верования, в религию этих людей, наконец, то
нетрудно представить, что свободой действий там располагать не придется.
Наоборот, велика опасность вступить в конфликт с обитателями дворца, может
быть - и всего города. Охранитель полагал, что он все равно оказался бы
сильнее; но всякая борьба связана с игрой случайностей, неточностей и тому
подобного - то есть, связана с риском. Рисковать же Охранитель совершенно
не собирался.
Следовательно, прежде, чем начинать действовать на месте, нужно было
обеспечить себе постоянный, беспрепятственный и надежный доступ к этому
месту.
Мало того: это нужно было сделать, как к собственному неудовольствию
рассчитал Охранитель, в очень краткий срок. Потому что если он не
обратится к Мирозданию со своими требованиями (и угрозами) в немногое
остающееся время, то наступит продолжительная пора, когда любая его угроза
будет воспринята всеми, кто обладает хоть какой-то информацией, не более
чем с улыбкой. Ибо процесс, на котором основывал свои расчеты Охранитель,
имел циклический характер. Конечно, все это следовало начать несколько
раньше. Но тут уже ничего нельзя было поделать.
Вот почему понадобились эмиссары: для того, чтобы в конечном итоге в
этом самом дворце оказались люди - хотя бы один человек, но на командной
позиции, - зависящие (или зависящий) от него, Охранителя.
Какой ценой удастся этого добиться, его не волновало.
Итак, он нашел человека, которого-называл Магистром. Убедившись в
широких возможностях Охранителя - планетарному человеку они должны были
показаться неограниченными, хотя на самом деле это было не так, - Магистр
откровенно рассказал и о себе, и о том, чего он хотел бы добиться в своей
жизни и на своей планете. Он произвел впечатление сильного и решительного
человека, и Охранитель дал ему требуемые гарантии.
Получив согласие Магистра, Охранитель наделил его некоторыми нужными
эмиссару знаниями и умениями. Он понимал, конечно, что одного человека
мало. Но искать и готовить других просто не оставалось времени.
Магистр выполнял свои обязанности, хотя и не так хорошо, как можно было
бы желать и ожидать. Но не потому, что был недостаточно усерден. Просто
ему мешали.
Охранитель понял, что его интересы столкнулись каким-то образом с
интересами Фермы, в ведении которой находились эти места, вся прилегающая
часть Мироздания. Хотя, насколько он мог судить, ни Фермер, ни Мастер не
обладали информацией, какая была у него. То, что знал он, могло быть
известно лишь на следующем уровне Сил. Вмешательство Фермы сразу же
намного осложнило задачу. Но Охранитель уже никак не хотел отступать. Да и
некуда было. Снова бежать в иные пространства и скитаться там? Это
донельзя обрыдло ему.
Магистр же, при всей его активности, то и дело терпел неудачи. И это
вызывало у Охранителя чувство острой досады.
Вот и сейчас. Это было уже совершенно недопустимо: Магистру не удалось
предотвратить ракетный и орудийный обстрел города, хотя ему было
совершенно ясно сказано, что этого делать нельзя: город предпочтительнее
всего было занять без выстрела, ну, в крайнем случае - используя легкое
стрелковое оружие. Но не ракеты же! Хорошо еще, что ядерное оружие в
скоплении Нагор оставалось неизвестным. Не то - кто знает, что бы тут
могло получиться: мир уничтожился бы даже без подготовленных Охранителем
угроз. Исчез бы без всякой пользы для кого бы то ни было.
Охранитель не мог, конечно, не поинтересоваться - в чем крылась причина
очередной неудачи. И, наблюдая с Заставы, понял, что Магистр, кое о чем,
видимо, догадывавшийся, проявил недозволенное любопытство и попытался на
свой страх и риск проникнуть на то самое место. Ему помешали - иначе он
просто погиб бы. Кто знает, может быть, это и к лучшему оказалось бы?
Однако вместо того, чтобы погибнуть, он попал в плен. Тогда и начался
обстрел. Правда, по прошествии небольшого времени Магистру удалось
вырваться, и Охранитель мысленно даже похвалил его. Однако ракеты
продолжали лететь. Мало того: Сомонт начал отвечать! Это грозило затянуть
так хорошо рассчитанную операцию. Магистр же, вместо того, чтобы положить
конец этому безобразию, ухитрился попасть в руки противника и во второй
раз.
Это переполнило чашу терпения. И вынудило Охранителя пойти на то, на
что он никак не согласился бы раньше: самому лететь на Ассарт и сыграть
роль Главнокомандующего силами Коалиции.
Вообще, сколь ни странным это может показаться, люди Больших Сил не
любят сами помещать планеты, предпочитая прибегать к помощи эмиссаров.
Причина заключается вовсе не в том, что планет много, а людей таких
мало. Во всем множестве обитаемых времен вовсе не так уж часто возникают
ситуации, требующие вмешательства Сил. Все процессы в мирах протекают по
большей части согласно существующим законам, происхождение которых
восходит к Наивысшей Силе. Так что управиться, пожалуй, можно было бы.
Однако люди Больших Сил на планетах чувствуют себя не очень хорошо. Как
это ни странно - чувствуют себя неуверенно.
И не потому, что, привыкнув обитать вдалеке от больших тяготеющих масс,
они болезненно воспринимают мощные гравитационные поля. Конечно, вначале,
оказавшись на планете, они испытывают некоторые неудобства, но быстро
привыкают и перестают их замечать. Не забудем: они - люди Больших Сил.
Мешает им другое: обилие людей. Великое множество слабых источников тех
полей, к которым люди Сил являются наиболее восприимчивыми. Поэтому на
планетах, в особенности в густонаселенных районах, они - любой из них -
чувствуют себя примерно так, как обычный человек, оказавшийся внутри
громадного котла рядом с клепальщиком; неимоверный грохот вызывает
болезненное состояние, ведет к притуплению чувств, а может привести и к
более печальным результатам.
Люди Сил предпочитают общаться с каждым человеком в отдельности. Они не
любят толпы.
Вот почему Охранитель только теперь, впервые за все время, решился
появиться на Ассарте.
Разумеется, он не стал пользоваться транспортным каналом: Люди Сил
обладают полной свободой передвижения во всех пространствах. Впрочем, об
этом мы уже упоминали.
Однако, приблизившись к планете, он задержался в некоторой
нерешительности. Там, куда он хотел попасть, как раз сейчас шла самая
горячая ракетно-артиллерийская дуэль.
То есть, при неудачном стечении обстоятельств, там могли
просто-напросто убить.
Люди Сил, хотя это может показаться неожиданным, в общем, смертны.
Правда, для них это означает не совсем то, что для нас, людей всего лишь
Планетарной - самой низшей стадии. С нашей точки зрения, они даже не
совсем умирают - или совсем не умирают. Но они в таком случае оказываются
вынужденными начинать все сначала. То есть, они возвращаются в жизнь - но
в качестве всего лишь людей Планетарной стадии. Становятся такими, как мы
с вами.
Это ничуть не лучше, чем быть, допустим, разжалованным из маршалов в
рядовые. Нет, это намного хуже. И совершенно призрачной становится надежда
со временем перейти из Больших Сил в Высокие, а потом - как знать? - и в
Высшие...
Движение существует везде, потому что оно везде необходимо. Оно есть
даже в ахроническом пространстве, которое мы привыкли называть просто
сопространством. Правда, там, где нет времени, движется все пространство
как монолит, вместе со всем, что в нем содержится. Благодаря этому
обстоятельству в нем и можно путешествовать.
Охранитель надеялся, продемонстрировав свое могущество, попасть в
результате в Высокие Силы - а может быть, даже и в Высшие? Но никак не
собирался погибнуть - чтобы потом очнуться прикованным на долгие годы к
планете, да к тому же вовсе не самой лучшей в Мироздании.
Поэтому ему вовсе не улыбалось - возникнуть там, где рвались ракеты,
звездно вспыхивали лазеры, где истребители Коалиции охотились за
сумасшедшим, но до сих пор неуязвимым кораблем.
Излишне говорить, что в пространстве Охранитель находился не во плоти,
поскольку организм его подчинялся тем же законам, что и тело самого
заурядного человека. Поэтому он не мог ввязаться в драку и, допустим,
укротить этот самый корабль. Зато тут сам он был неуязвим. Оказавшись на
планете и воплотившись, он сможет совершать любые действия - но и сам
сделается уязвимым для любого оружия.
Поэтому единственное, что он делал, повиснув над планетой - уже войдя в
атмосферу и беспрепятственно протекая сквозь нее - он выбирал место,
которое было бы достаточно безопасным, но и не слишком удаленным от
командных центров, которым он должен был навязать свою волю.
Задача была нелегкой. Охранитель всецело сосредоточился на ее решении и
совершенно не контролировал всего остального, что находилось в его
ведении. Поэтому он упустил момент, когда канал транспортировки Застава -
Ассарт включился и транспортировал на станцию двух человек, одним из
которых был Магистр.
Вместо того, чтобы искать его на Заставе, Охранитель, несколько минут
безуспешно пытался увидеть Магистра на планете. Все-таки, человеку Сил
было бы легче иметь рядом кого-то другого, кому можно что-то поручить, а
при случае и выслушать его мнение.
Приходилось действовать одному.
Охранитель опустился еще ниже - но так, чтобы не войти в зону, где
снова и снова вспыхивал воздушный бой. И медленно скользил в атмосфере в
поисках местечка поспокойнее.
Воздушный бой все не прерывался потому, что на помощь "Алису" Ульдемир,
с разрешения Ястры, бросил все небольшие воздушные силы, какими
располагала столица: две эскадрильи истребителей вертикального взлета. По
вооружению они примерно соответствовали самолетам противника, хотя
проигрывали в скорости. Зато были более маневренными, да и летали на них
лучшие пилоты Ассарта.
Сражение в воздухе шло с переменным успехом. Иными словами, потери
одной стороны примерно равнялись потерям другой.
Охранитель, как ему показалось, нашел наконец подходящее место, где
можно было опуститься и воплотиться без особого риска. Оно было несколько
в стороне, и он, к собственному удовольствию, стал отдаляться от района, в
котором убивали.
Весь этот маневр, включая спуск, занял в атмосфере, где нельзя было
двигаться слишком быстро, примерно полчаса.
Но за эти полчаса что-то вокруг него - и выше, и ниже тоже -
изменилось.
Первым его впечатлением, когда он воплотился и смог теперь уже глазами
воспринимать все происходящее, - было, что воздушный бой переместился и
велся теперь значительно выше, чем несколько минут назад, едва ли не в
верхних слоях атмосферы.
Охранитель не настолько знал примитивную технику планет, чтобы сразу
понять, что самолеты и одной, и другой стороны при всем желании не могли
бы забраться на такие высоты, где не было воздуха, чтобы их поддерживать.
Тем не менее, бой на самом деле разгорался. Но не в верхних слоях
атмосферы, а еще дальше - за ее пределами.
И дрались уже не атмосферные агралеты, а космические корабли.
Так долго пропадавшая неизвестно где, уцелевшая от разгрома - и
численно достаточно сильная - часть ассартианского космического флота
совершенно неожиданно для противника вынырнула из сопространства на самом
пределе дозволенного сближения с планетой.
Все внимание кораблей Коалиции, лежавших на своих орбитах, было
обращено на поверхность планеты, где вот-вот война должна была завершиться
победоносным штурмом вражеской столицы. И даже те, кому следовало
постоянно контролировать окружающее пространство, не спуская глаз с
экранов, - даже они, уверенные в своей безопасности, больше смотрели на
планету, чем на свои приборы. Поэтому мгновение, когда из сопространства
начали возникать давно забытые корабли Ассарта, никем не было своевременно
зафиксировано, а сигнал тревоги раздался с запозданием - только тогда,
когда ассартиане уже шли в атаку.
Правда, люди на кораблях Коалиции быстро оправились от первого
потрясения и открыли ответный огонь. Однако для того, чтобы перестроиться
должным образом, требовалось некоторое время, а его-то как раз не было.
Так что завязавшийся в ближнем космосе Ассарта бой с самого начала
развивался неблагоприятно для Коалиции. И во всяком случае солдаты,
сражавшиеся на поверхности планеты, более не могли рассчитывать на помощь
сверху.
Видимо, быстрее всех в обстановке разобрался все-таки Охранитель. Он
понял, что единственный выход - немедленно идти на штурм столицы. Если
атакующие сумеют овладеть ее центром - можно будет объявить всему миру, да
не одному - всем мирам, что Ассарт прекратил сопротивление и война
окончена. Услышав, что Ассарт проиграл войну, вырвавшиеся из
сопространства корабли вряд ли станут продолжать бой с такой
самоотверженностью, с какой сейчас атаковали флот Коалиции.
Никем не ожидаемый и не встреченный, Охранитель появился в командном
центре генерала Ли Пера. Все часовые пропустили его, застыв, как
вооруженные куклы; подавить их волю и сознание не представляло для
человека Силы никакого труда.
Так же поступил он с самим генералом и со всеми офицерами Коалиции, что
находились в тот час внизу. Представляться им и давать какие-то объяснения
было просто некогда.
- Штурм, генерал! - заявил он. - Командуйте! Немедленно!
- А... остальные? - только и смог пробормотать Ли Пер.
- Сделают то же самое. Не медлите!
- Слушаюсь! - только и оставалось ответить генералу.
И, повернувшись к своим подчиненным, он уже своим обычным, раскатистым
командным голосом приказал:
- Немедленно поднимайте войска! Приказ - атаковать и овладеть столицей
противника городом Ассарт!.
Командный пункт опустел.
- Не угодно ли будет пройти на наблюдательный пункт?
- Я прекрасно увижу и отсюда, - сухо ответил Охранитель. - А впрочем,
пойдемте.
Они поднялись на железобетонную, не ими построенную вышку, надежно
защищавшую наблюдателей от пуль и осколков.
Лежавшая перед ними пустынная, поросшая жесткой травой равнина,
украшенная лишь кое-где возвышавшимися раскидистыми деревьями -
незаселенная пригородная зона, существовавшая, как предполагалось, для
сохранения баланса между природой и техникой, внезапно заполнилась людьми.
Войска выходили из траншей и укрытий и спешно строились. Все громче
становился рев прогреваемых моторов.
Охранитель удовлетворенно кивнул. Войск было много. Вполне достаточно
для победы.
Радист, приютившийся в углу наблюдательного пункта, доложил:
- Союзные корпуса сообщают: их силы развертываются для атаки.
- Ну вот, видите, генерал, - сказал Охранитель.
- Передавайте, - приказал Ли Пер радисту: - Вперед - марш!
Масса войск двинулась.
Последний, решающий бой на Ассарте начался.
Само собою разумеется, что корабли Ассарта, задержанные Охранителем в
сопространстве при помощи той самой аппаратуры, что была привезена им из
другого мироздания вместе с людьми, умеющими с нею обращаться, - корабли
Ассарта высвободились из плена и сумели возникнуть в окрестностях родного
мира если и не в самый нужный момент, то, во всяком случае, не слишком
поздно, - не сами собой, но лишь при посторонней помощи.
- Ну вот, - хмуро проговорил Миграт. - Ваше желание я исполнил. Что
дальше?
- Дальше вы пойдете с нами, - ответил Питек. Он заранее составил план
действий - при участии Никодима, конечно, хорошо запомнившего все входы и
выходы.
- Куда?
- В дом.
Миграт невесело усмехнулся.
- Мне не очень-то хотелось бы этого.
- Неужели?. А мне казалось, что вы тут - свой человек.
- Только для своих людей. А здесь есть и чужие.
- Я знаю, о ком он, - просигналил Иеромонах.
- Вот мы как раз и хотим познакомиться с ними, - безмятежно проговорил
Питек.
- Боюсь, что это опасно.
- Кто же говорит, что нет?
- Зачем же я вам?
- Магистр! - сказал Питек. - По-моему, для вас самое время заслужить
прощение.
- Пора искупать грехи, - добавил Никодим.
- Не вам судить, в чем я виноват и в чем нет, - ответил Миграт. - Вы -
чужаки, пришли и уйдете. А я если и буду разговаривать, то с теми только,
кто останется.
- Но до такого разговора надо еще дожить, - сказал Питек.
- Я не боюсь угроз.
- Надо ли это понять так, что вы не желаете нам помочь?
- Вы поняли правильно.
- Что же, вы сами выбрали свою судьбу. - Питек смотрел на претендента
холодным взглядом. - Только не думайте, что все обойдется словами. Я
человек очень древней породы и никогда не боялся крови. Правда, в вашем
мире любят убивать без крови, но душить - не мое занятие.
- Питек, - обратился к нему Иеромонах. - Не бери греха на душу.
Предоставь человека его судьбе. Господь назначит воздаяние.
- В таких делах я не привык советоваться ни с кем, - не согласился
Питек.
- Нам нужно спешить, - напомнил Никодим.
- М-да, ты прав. Ну хорошо - его я оставлю под конец. Сперва сделаем
главное дело. Ты помнишь, куда идти?
- Хоть с закрытыми глазами.
- А куда бы на это время засунуть этого упрямца?
- В любую комнату.
- Он не сбежит?
- Ну, нет.
- А если кто-нибудь из здешних наткнется на него?
- Никто не сможет ему помочь. Здесь нет Космических людей.
- Ладно. Поверю тебе.
Они вошли в дом и медленно шли по коридору. Медленно - потому что
Питеку по-прежнему приходилось тащить Магистра на себе. Магистр же не стал
легче ни на грамм.
- Ну, может быть, уложим его здесь?
- Почему бы и нет?
В первой же попавшейся комнате они уложили Магистра на узкую кровать.
- Пахарь, ты можешь сделать так, чтобы он не распускал язык?
- Конечно.
- Вот и сделай. Не то он начнет, чего доброго, кричать...
Никодим наклонился над Магистром. Пальцами обеих рук сделал круговые
движения возле его щек. При этом Миграт безразлично смотрел в сторону, но
выражение его лица говорило о многом.
- А он нас не любит, - сказал Питек.
Никодим ничего не ответил.
Затворив за собою дверь, они двинулись по коридору дальше. Дом на
Заставе казался вымершим. Но в нем и было очень мало постоянных жителей.
- Что мне надо будет сделать, Никодим?
- Сломать машину. Только и всего. Все равно как.
- Эти, надо полагать, будут мне мешать?
- Ну а как же иначе.
- Ты сможешь помочь?
- С машиной - нет. Защитить от этих людей? Постараюсь...
- Почему так неуверенно?
- Они - не такие люди. Кто знает, каковы их возможности?
- Ты уж постарайся.
- Не премину... Сейчас иди совсем тихо.
- Тут?
- Нет. Следующая дверь. Но пока обожди здесь. Я войду один. И
постараюсь отвлечь их.
- Ладно. Как только начнется шум, я вскочу. Машина где - слева, справа
от двери?
- Она достаточно велика, занимает всю противоположную стену. Управление
- слева.
- Спасибо, этого пока хватит.
- Благослови, Господи, - проговорил Никодим тихо. И решительно толкнул
дверь.
Она не поддалась.
- Изнутри заперлись, - констатировал Иеромонах. - Нечистый их
надоумил... Что будем делать?
- Ты-то можешь попасть туда?
- Хоть сейчас. Но с машиной мне ничего не сделать: другая материя...
Питек внимательно осмотрел дверь - не запертую, а ту, возле которой они
сейчас стояли: дверь той комнаты, где не так давно укрывался Никодим.
- Хлипкая конструкция...
- Ну и что?
- Сделаем так: проникни туда и устрой шум. Я думаю, что такую дверцу
высажу без труда.
- Ну что же - попробуем. Не возвращаться же.
И Никодим начал таять на глазах, превращаться в смутно различимое в
слабом свете облачко.
Питек невольно поежился. Нет, он прекрасно понимал все, но тем не менее
ему было не по себе: только что был человек - почти совершенно настоящий,
и вдруг нет его, хотя в то же время он есть. Понимать одно, а принимать
как естественное - совсем другое...
Облачко поднялось вверх - и, на глазах человека, стало уходить в дверь.
Питек отвел глаза. Ни к чему смотреть на это. Настанет время - наверное, и
ему придется так же. Но сейчас - как хорошо иметь ладное, крепкое, сильное
тело - такое, каким можно, например, высадить такую вот дверцу...
Он застыл, напрягшись - ожидая. За дверью была тишина, только что-то
слабо-слабо гудело. Машина, наверное. Ну, пусть погудит напоследок...
Потом послышался негромкий - то ли вскрик, то ли один оператор окликнул
другого - и снова тишина.
Ждать больше нечего, - решил Питек. И, разбежавшись, сильно оттолкнулся
- бросил себя на дверь, выставив вперед правое плечо.
Как он и думал, дверь не была рассчитана на такое обращение. Повторять
бросок не понадобилось - она отскочила сразу же, и Питек, не сумев
остановиться, влетел в помещение и упал.
Вскакивая, он сумел увидеть и оценить обстановку.
Иеромонах стоял у той стены, что была справа от двери. Два человека -
или вроде бы человека - напротив него, слева, перед широким пультом.
Руки Никодима были вытянуты вперед - на уровне плеч, как если бы он
собирался делать зарядку. Пальцы той и другой руки сложены щепотью. Каждой
рукой он как бы целился в одного из двух, стоявших рядом.
Однако тут же их стало трое. Питек не успел уследить за тем, как это
произошло. Просто третий возник и тут же двинулся в его, Питека, сторону.
Двое стояли перед пультом - иными словами, он был защищен. А Питек
рассчитывал прежде всего вывести из строя именно пульт: тогда обо всей
машине можно было бы и не заботиться. Никодиму, видимо, не удалось отвлечь
их, заставить сойти с места.
Третий человек приближался. Надо было решить мгновенно: принимать бой?
Или увернуться и попробовать разгромить все еще тихо гудевшее устройство?
Противник не дал ему возможности выбрать. Он прыгнул вперед,
запрокидываясь на спину, чтобы в полете нанести удар ногами.
Хотел ударить: значит, был нормальным человеком - во всяком случае в
том смысле, что состоял из такого же вещества, как и Питек. Эта мысль
ободрила. Значит, драка будет обычной. Такой, какая Питеку нравилась.
Он уклонился и встретил летящего ударом колена в бок. После этого удара
противник должен был грохнуться на пол.
Однако он ухитрился извернуться в полете и приземлиться на ноги. И
снова рванулся вперед - на этот раз готовый бить кулаками.
Будь у Питека оружие, он закончил бы схватку в считанные секунды. Но
оружия не было; его нельзя было переправить по каналу транспортировки.
Впрочем, это не очень и огорчало. Питеку давно хотелось как следует
размяться.
Он чуть присел, и за долю секунды перед тем, как кулаки противника
должны были обрушиться на него, взлетел в воздух - вверх и в сторону. И
ударил ногой.
На этот раз удар получился выразительным. Противник остановился, как
будто налетел на стену. И даже чуть осел. Но уже через полсекунды
выпрямился и показал, что готов продолжать схватку.
Эти полсекунды Питек использовал для того, чтобы сделать шаг и другой,
приближаясь к закрытой кожухом машине.
Оценив его движение, противник снова кинулся вперед - с таким расчетом,
чтобы оказаться между Питеком и машиной. Питек понял маневр и, не
продолжая движение к машине, встал на пути ее защитника. Ни тот, ни другой
не уклонились от схватки, и-в воздухе замелькали кулаки, локти, колени,
ноги...
Все это время Никодим и те двое сохраняли неподвижность, как бы
удовольствовавшись ролью зрителей. На самом деле это было, конечно, не
так; Иеромонах удерживал на месте тех двоих, они же - его. Никодим сразу
понял, что эти двое владели некоторыми из эмиссарских умений высшего
ранга, в том числе и способностью навязывать противнику свою волю. Кулаки
и любое оружие людей не смогли бы нанести Никодиму ни малейшего вреда;
однако воля и его, и их принадлежала к одной и той же субстанции. Поэтому
ему не удалось подчинить себе их, на что он сначала рассчитывал: с одним
он бы справился, но их было двое. Зато и они вдвоем не могли одолеть его.
И им оставалось сдерживать друг друга, предоставив Питеку с его
противником решать судьбы машины и ассартских кораблей в поединке.
Еще одно столкновение, и еще одно. Удар - уклонение; удар - нырок и
ответ - отбив и снова удар...
"Как на ринге, - подумал обрывочно Питек. - Кажется, ему нравится. Как
и мне. Не время. Надо кончать. Ну!.. Не прошел. Ого, удар у него хорош.
Ну, а если..."
Вместо того, чтобы, нырнув под руку, пытаться ударить в ответ, он
прошел в ноги противника, - тот не ожидал этого хода, - обхватил ноги и,
резко разгибаясь, швырнул своего противника прямо на кожух машины.
Взмахнув руками, тот не смог изменить своего положения в мгновенном полете
и всей массой своего крепкого тела обрушился на то, что так старался
защитить.
Ровное гудение машины перешло в пронзительный визг. Ударили молнии. И
одновременно один из тех двух, что все еще оставались за пультом, странно
изогнулся, схватился за грудь и неловко, боком упал на сиденье перед
пультом. Потому, наверное, что сраженный в рукопашной схватке боец был, по
сути, им самим или, во всяком случае, половиной.
Оставшийся на ногах не мог в одиночку противостоять силе Никодима. И
через секунду-другую, закрыв глаза, потерял сознание и тоже опустился на
сиденье рядом со своим коллегой.
Теперь Питек, хотя и заметно хромая, заспешил к пульту. Машина
продолжала выть. Изображения кораблей на экране судорожно дергались. Но
корабли все еще сохраняли неподвижность.
Питек обрушил кулаки на пульт. Искры сыпались, превращаясь в небольшие
облачка, которые, в свою очередь, преображались в крохотные твердые
шарики, дождем выпадавшие на пол. Экран теперь вспыхивал зеленым пламенем
в странном ритме, словно отражавшем затрудненное дыхание какого-то
существа. Вой машины превратился в тонкий плач. Окажись здесь сторонний
наблюдатель, надежно защищенный от воздействия машины - он наверняка
заметил бы, что все, что происходило в помещении, включая действия самого
Питека, подчинялось тому же ритму, то ускоряясь, то едва не останавливаясь
совершенно; время в комнате пульсировало, выйдя из повиновения... Но
наблюдать за этим было некогда: Иеромонах исчез, убедившись, наверное, что
помощь его тут более не нужна.
Машина агонизировала. Но в конце концов неподвижность победила ее.
Искры становились все слабее и наконец погасли совершенно. Плач утих.
Экран погас. Питек остановился, пошатываясь, вытирая с лица обильный пот.
Костюм его местами обгорел, хотя, сам человек остался, похоже, невредимым.
Машина превратилась в груду оплавленных обломков. Воздух был насыщен
запахом гари. Дышалось тяжело.
- Пахарь! - окликнул Питек, но не получил ответа.
Он огляделся, пожал плечами. Вышел, толкнув перекосившуюся дверь, и
побрел по коридору, придерживаясь за стены. Пахаря он нашел у выхода на
галерею.
- С теми покончено, - сказал Питек, усталый, но довольный. - Пора
заняться этим типом.
Никодим покачал головой.
- Не придется. Я отпустил его. Уберег тебя от греха.
- Ох, Никодим... - только и мог произнести Питек, осуждающе качая
головой. - Твоя доброта хуже жестокости.
- Человек! - ответил Иеромонах. - Не торопись нести зло! Если бы вы не
привыкли так спешить, кто знает - может быть, и я был бы сейчас среди вас
- а не в стороне...
Питек не нашел, что ответить, и только вздохнул.
- Ладно, - сказал он затем. - Что сделано - сделано. Только как я
теперь вернусь на планету? Без него?
- Ну, отсюда настроить канал куда проще, - откликнулся Никодим. - Здесь
он фиксирован, не то, что там, на тверди. Неужели ты не справишься?
- Пожалуй, попробую.
- Постой. А что стало с теми - двумя или тремя, уж и не знаю, сколько
их на самом деле?
- Не посмотрел. Не подумал даже. Я не такой нежный, как ты.
- Не могут ли они "восстановить?
- Гм. Чего доброго... Пойдем, посмотрим.
Они вернулись в комнату, где происходило сражение. Обломки остывали.
Людей не было - ни живых, ни мертвых.
- Сбежали, - пробормотал Питек с досадой.
- Сбежали... Может быть, и не так. Может, они и не людьми были, а всего
лишь частью машины. Кончилась она - и они стали не нужны... Предоставим их
их судьбе.
- Будь по-твоему. Значит, отпустил ты его... Зря. Он еще там дров
наломает. Давай-ка поспешим к нашим, твое преподобие. Где тут искать
канал?
- Наверное, как и у нас - наверху.
Они поднялись по лестнице, без труда отыскали помещение, где начинался
канал.
- Лети, - сказал Иеромонах. - Где встретимся?
- Там, где самая драка, - ответил Питек уверенно.
Улица была засыпана битым кирпичом, бетонными глыбами, обломками
мебели, осколками домашней утвари; видимо, поблизости разорвалась
боеголовка ракеты.
Земля под ногами слегка подрагивала, хотя новые взрывы не тревожили
больше этот район: артиллерийский обстрел кончился, и на окраинах города
шли бои.
- Тут недолго заблудиться, - сказал Хен Гот, помогая Лезе преодолеть
очередную кучу мусора.
- По-моему, мы уже, - откликнулась она, потирая ушибленное колено.
- Интересно: всего три дома разбиты, а как все изменилось. И люди
куда-то девались. Но я уверен - мы идем правильно. Музей где-то недалеко.
Постой. Вот здесь начинался тот переулок...
- На такую гору мне не взобраться, Хен.
- Да и я тоже не такой уж скалолаз. Попробуем в обход: пройдем дальше,
и там - дворами.
- Если только сохранились дворы. Хен, а может быть, отложим этот твой
музей до другого раза? Мне хотелось бы отдохнуть, да и поесть не мешает.
- И отдохнешь, и поешь - но чуть позже. А в музей нужно попасть сейчас.
Ты просто не очень ясно понимаешь, о чем речь. Если нам удастся первыми в
мире попасть в то подземелье... Тут пахнет открытием, вселенского
масштаба! Ты что же - хочешь упустить такую возможность?
- Я не очень гонюсь за славой. Хен. Хочу тишины и покоя. И не только
для себя одной.
- Я понимаю, понимаю, - откликнулся он таким тоном, каким говорят с
детьми. - Конечно, у тебя есть на это все права. Но разве я против? Мы
только заглянем в музей ненадолго...
- Думаешь, там сейчас кто-нибудь есть?
- Надеюсь, что нет... Ну-ка, давай свернем сюда.
- Не понимаю. Если там никого не окажется - что же ты станешь делать?
- Заберусь в хранилище и просто-напросто возьму то, что мне нужно. Если
бы все было, как обычно, мне пришлось бы неделю выпрашивать разрешения
познакомиться с этими материалами. В музее засели жуткие консерваторы и
формалисты. А так - я просто отберу то, что мне нужно.
- То есть, украдешь?
- Ну зачем же так... Просто позаимствую - на некоторое время. А потом
возвращу в целости и сохранности... Но мы слишком медленно идем!
- Быстрее я не могу. Ушибла ногу.
- Хочешь, я понесу тебя?
- Не хочу. Только не беги так.
- Хорошо, хорошо... Вот в эту подворотню.
Они бродили по городу уже давно - с того самого времени, когда
вырвались наконец из Жилища Власти. Хен Гот, едва оказавшись на свободе,
решил прежде всего посетить музей, а об укрытии и прочих бытовых деталях
думать лишь потом. В нормальное время они доехали бы до музея за час;
теперь же городской транспорт бездействовал - во всей столице не было
энергии. Пришлось добираться пешком, и даже не самым кратким маршрутом:
многие улицы стали совершенно непроходимыми, в других местах, особенно во
втором и третьем городских циклах, порой приходилось менять направление,
чтобы уклониться от встречи с попадавшимися тут и там небольшими группами
людей, преимущественно молодых и, кажется, вооруженных. Мародеры, - назвал
их Хен Гот, знавший о городской жизни куда больше, чем Леза. И
действительно, многие магазины, мимо которых им приходилось пробираться,
были дочиста ограблены - силы охраны порядка, надо полагать, были
сконцентрированы в центре города, а может быть, наоборот, отправились на
самые окраины столицы - воевать. Так что за все эти часы Хену и Лезе
удалось разжиться лишь одной булкой, кем-то не замеченной в пустой
булочной, и в другом месте - банкой консервированных осьминогов, которых
Леза не любила, так что почти вся банка досталась историку.
И вот наконец они оказались где-то поблизости от цели.
- Хен, я просто не могу дальше идти. Нога пухнет...
- Дай-ка, я посмотрю.
- Ну, ну! Не так высоко! Колено...
- М-да, действительно. - Мгновение подумав, Хен Гот опустился на
колени. - Ну-ка, садись мне на плечи.
- Хен! Ну, что ты! Это просто смешно - как будто мы дети.
- Никто все равно не видит. Быстро, быстро. А то, чего доброго,
стемнеет - тогда придется заночевать здесь.
- Нет, ни в коем случае! Хорошо, если ты хочешь...
Она уселась ему на плечи. Хен Гот разогнулся с заметным усилием.
- Я тяжелая, да? Что делать - нас ведь двое...
- Вы и вдвоем ничего не весите, - откликнулся он, перевел дыхание. - Во
всяком случае, по ровному месту я могу вас нести далеко-далеко...
Неизвестно, на сколько его хватило бы, но, к счастью, далеко идти не
пришлось. Они вышли на почти полностью уцелевшую улицу, и Хен Гот, пройдя
еще метров пятьдесят, остановился.
- Ну, хвала Рыбе - кажется, пришли.
- Музей? Где он?
Историк кивнул на дом этажей в пятнадцать-шестнадцать.
- Вот он. Можешь спешиться. Осторожно, береги ногу.
Леза съехала по его спине, остановилась перед тем, как нащупать
здоровой ногой тротуар. Осторожно встала на здоровую ногу, совсем не
опираясь на ушибленную.
- Хорошо бы компресс, - пробормотал историк, повернувшись к ней. -
Ничего, придем домой - там я тебя вылечу.
- О чьем доме ты говоришь?
- О моем, понятно.
- По-моему, я еще не соглашалась на это.
- Хорошо, у нас хватит времени обсудить, пока будем выбираться отсюда.
Перед нами сейчас другая проблема, под названием - двенадцатый этаж.
Именно туда нам нужно попасть.
- Так высоко? Лифт, я надеюсь, работает?
- Какой лифт - город без энергии... Нет, сейчас можно передвигаться
только пешком.
- Я не смогу, Хен. Да и тебе меня не донести так высоко.
- Донести-то я донесу... - проговорил он без особой решимости в голосе.
- Но, конечно, не бегом. Да и - мало ли с кем там можно встретиться, так
что руки должны быть свободными.
- Хен! Ты хочешь бросить меня здесь?
- Бросить тебя разумнее всего было еще в Жилище Власти. И если я не
сделал этого там, то тут и подавно не собираюсь. Но и наверх тебе тащиться
действительно незачем. Сделаем так: войдем в здание, и я тебя где-нибудь
укрою - где понадежнее. А наверх отправлюсь сам один.
- Мне будет страшно...
- Ничего, мне вот всю жизнь страшно - и все-таки существую как-то...
Опираясь на историка, Леза кое-как доковыляла до подъезда. Хен Гот
подергал дверь.
- Невезение, - сказал он. - Заперто, конечно. Ничего. Это не
препятствие... Придется тебе немного обождать.
- Постой! Куда ты?
- Сейчас вернусь.
Окна первого и второго этажей были забраны надежными решетками. Хен Гот
обошел здание. Используя пожарную лестницу, добрался до третьего этажа.
Дверь, конечно, и здесь была на замке. Он перелез через железные перила и,
держась правой рукой за них, правой же ногой опираясь о площадку лестницы,
откинулся влево и оказался напротив ничем не защищенного окна. Рискуя
порезаться, кулаком выбил стекло. Осколки, остро звеня, посыпались вниз. В
обычное время это вызвало бы тревогу. Но сейчас никого не было ни вблизи,
ни, наверное, в участке Заботы о порядке. Остатки стекла он вытащил,
орудуя по-прежнему одной рукой. Потом вернулся на площадку, чтобы немного
отдохнуть. Снова повис, но теперь не остался в таком положении, а по
узкому и косому железному карнизу, какие тянулись вдоль каждого этажа -
наверное, для удобства мойщиков окон - придерживаясь рукой за пустую раму,
подобрался к окну вплотную и таким же способом выбил и внутреннее стекло.
В нескольких местах все-таки порезал руку, но неглубоко. Наконец влез.
Дальше было уже легко: замки изнутри отпирались простым поворотом ручки.
Вышел в коридор, добрался до главной лестницы, спустился вниз и отпер
входную дверь. Огляделся. Лезы не было.
- Леза! - позвал он негромко.
- Это ты? - Голос ее дрожал - от страха, наверное.
- Куда ты исчезла?
Леза была, оказывается, тут же, рядом - просто присела на корточки
рядом с высоким крыльцом, съежилась - чтобы не заметил случайный прохожий
- если бы такой вдруг возник.
- Заходи.
Впустив ее, он снова запер дверь, на всякий случай заложил и внутренний
засов.
- Я все-таки не понимаю, - сказала она. - Где все люди?
- Наверное, убежали в центр, - сказал он, подумав. - Его почти не
обстреливали. Может быть, даже указания такие были. Не всем повезло так,
как нам.
Он имел в виду, что время самого сильного обстрела они провели в
глубоком подземелье.
- Вот твои апартаменты. - Он отворил дверцу, что вела в маленькую
швейцарскую. - Здесь тебя никто не побеспокоит. А я пойду на поиски.
- Ты надолго? - спросила она несмело.
- Ну, не очень. Где это хранилище, я помню. Может быть, придется
повозиться с дверью. Ну и там какое-то время понадобится, чтобы найти...
Но не волнуйся. Никакой опасности.
Он помахал рукой на прощанье и быстро пошел, почти побежал по лестнице
- через ступеньку, через две. Видно, ему не терпелось проверить свои
предположения.
Леза только покачала головой. Села в мягкое, сильно вытертое кресло.
Глянула на часики на руке. Четверть шестого. Вздохнула и почувствовала, до
чего устала и проголодалась. В швейцарской стоял маленький холодильник. С
трудом поднявшись с кресла, Леза подошла, вернее - допрыгала на одной
ноге, другая болела все сильнее. Открыла. Лежал там кусок сыра, стояло три
бутылки пива. Больше ничего. Леза схватила сыр, подумала и взяла бутылку
пива, больше запить было нечем, идти на поиски воды она не собиралась,
такая экспедиция сейчас была не по ее силам. Съела твердый сыр, запила,
немного согрелась. И как-то незаметно задремала.
Проснулась, словно ее толкнули. В вестибюле музея, куда выходило
маленькое окошко швейцарской было темно. Ночь? Сколько же времени прошло?
Чтобы разобрать, который час, пришлось включить подсветку. Четверть
десятого! Четыре часа прошло! А его нет. С ним что-то случилось. Да,
конечно же, что-то случилось - не мог он просто так, без серьезной
причины, исчезнуть на столько времени, зная, что она сидит внизу и
волнуется.
Леза почувствовала, что не в состоянии больше сидеть и ждать. Так можно
было сойти с ума! Помедлила немного, собираясь с силами. Вышла из
швейцарской и по темному вестибюлю, освещенному только отражавшимся от
дома, что стоял напротив, светом звезд, двинулась к лестнице, с трудом
удерживаясь от стона при каждом шаге.
На лестнице, как ни странно, стало легче: там можно было опираться о
перила, налегать на них грудью - и медленно, ступенька за ступенькой.
Одолевать высоту. Наверное, она быстро сбилась бы со счета этажей - но, к
счастью, номера их были нанесены светящейся краской напротив дверей, что
закрывали шахты бездействующих нынче лифтов. Наверное, не прошло и часа,
как она добралась до двенадцатого этажа. Дверь с площадки в коридор была
приотворена.
- Хен! - негромко позвала Леза. Никто не ответил.
Ей не хотелось отрываться от надежных перил, и она окликнула еще раз,
громко, так, что сама испугалась. На этот раз ей показалось, что в глубине
этажа кто-то слабо отозвался - так тихо, что она даже не была уверена, что
услышала звук на самом деле. Могло ведь и просто почудиться. Или то было
эхо...
- Хе-ен! - Неожиданно для самой себя она закричала изо всех сил -
совсем уже испугавшись, так что в голосе явственно слышались слезы.
- Иду! - На этот раз ей ответили, это было несомненно. И почти сразу
послышались шаги - неуверенные, шаркающие. Словно человек, приближавшийся
к ней, двигался из последних сил. Но хоть жив - это главное...
- Хен, это ты? Что с тобой?
- Леза? Ты как сюда попала?
Кажется, он был немного не в себе.
- По лестнице, как же еще? Ты ранен?
- Я? Да вроде бы нет... Кто мог меня ранить?
- Тут больше никого не было?
- А разве кто-то заходил?
- Нет... не знаю. Я никого не заметила.
Ей почему-то не захотелось признаваться в том, что она заснула и
проспала четыре часа.
- Почему ты задержался так поздно?
- Искал... Читал документы. Ты знаешь, Леза, просто потрясающие
новости...
- О новостях потом. Ты что же - читал в такой темноте?
- Нет, было еще светло... А потом я, наверное, заснул. Глаза устали, я
хотел дать им немного отдохнуть - ну, и... - Он заговорил быстрее,
оправдываясь: - Понимаешь, позапрошлую ночь я вообще не спал, а прошлую...
очень немного...
Она усмехнулась - благо, он этого не видел. Да, прошлой ночью не так уж
много оставалось у него времени для сна. Но теперь совершенно не было
нужды признаваться в том, что и сама не выдержала усталости и волнений...
- Хен! Я просто слов не нахожу! Я там умирала от страха - за тебя...
- Ну, прости, - сказал он, нашарил ее руки, поцеловал. - Больше не
буду.
- Что мы будем делать, Хен? Ведь почти ночь! Мы заблудимся в
развалинах...
- А мы никуда не пойдем. До утра, во всяком случае.
- А если нас тут захватят?
- Ну, особенно засиживаться не будем. Но когда начнет светать, мне надо
будет еще покопаться в этой старине.
- Ты нашел заклинания?
- Заклинания - дело десятое... Оказывается, тут, у них в хранилище,
есть оригинальные, первичные тексты легенд - такие, какими они были тысячи
лет назад, а не то, что нам подсовывали - в переработке, словно для
малолетних детишек...
- А что - большая разница?
- Большая - это слабо сказано. Громадная!
- Ну, пусть так. Но нам-то что? Разве легенды - твоя специальность?
- Моя специальность тебе известна: история. Но в том-то и дело, что эти
легенды, этот свод... По сути дела, он в древности был священной книгой.
- Ты путаешь. Священная книга - это "Слова Рыбы".
- Этот культ возник позже! А первоначально было вот это. Это не книга о
богах, как их обычно представляют. Скорее - о чудесах, о том, что мы
считаем чудесами, не находя иного объяснения. И об изначальной истории
Ассарта. Такое, что голова идет кругом...
Он умолк, словно пытаясь найти нужные слова. Леза воспользовалась
кстати подвернувшейся паузой.
- Мы что - так и будем стоять на лестнице до самого рассвета?
- Ох. Нет, конечно. Прости... Обопрись на меня. Пойдем.
В коридоре было чуть светлее. От звезд.
- Вот здесь, пожалуй, ты сможешь расположиться. Здесь есть даже диван.
Правда, простыней не обещаю.
- Это возмутительно! - сказала она. - Как ты мог быть настолько
непредусмотрительным и не взять с собой простыней?
Он лишь в последний миг понял, что его разыгрывают.
- Знаешь, пришлось выбирать: то ли взять белье с собой, то ли
использовать, чтобы скрутить охранника.
- Ну конечно! Ты к охраннику относишься куда внимательнее, чем...
чем...
Чем к кому? Эта мгновенная мысль заставила ее умолкнуть, не договорив.
И в самом деле: кто она? Случайная женщина на одну, на две ночи? Именно
так получалось. У нее ведь не было таких намерений. Просто - той ночью
как-то само собой получилось. И он показался ей близким и надежным. А она
ему?
- Хен, скажи...
И снова запнулась. А хотела спросить именно об этом: "Кто я тебе?".
- Я слушаю, Леза.
В голосе его больше не ощущалось улыбки.
- Скажи, что ты собираешься делать дальше?
- Завтра?
- Завтра, и... ну, потом.
Он помолчал, вздохнул и сказал:
- Пока не знаю.
"Это он обо мне", - подумала она, и ей захотелось заплакать и
попросить, чтобы он не бросал ее.
- Не знаю, - повторил он медленно, задумчиво. - Понимаешь ли, то, что
мне вдруг стало ясно, переворачивает наши представления об истории. Мы
ведь считали, что все, что сказано в легендах об избранности Ассарта и о
надмирном значении Сомонта и даже именно Жилища Власти - все это плод
воображения, продукт фантазии... А ведь там говорится буквально вот что:
"Пока есть Ассарт, есть мир жизни и мир звезд". Ну, мы считали это обычным
центризмом первичной цивилизации, которая именно себя и место своего
обитания почитает срединой мироздания. Но в легендах - в подлинниках - не
сказано, что Ассарт - центр. Вернее, сказано иначе: что он - ключевой
камень небесного свода. И если уничтожить его, выбить - обрушится свод.
Характерно для воззрений той поры, правда? Мол, небосвод тверд и может
обрушиться. Все так. Однако в том же своде, только в более ранней легенде,
сказано, что Ассарт "Пришел из пустого мира в мир звезд, и утвердил свое
место здесь". Понимаешь? То есть, представления о звездном мире
существовали уже тогда, а значит, звездный свод нельзя воспринимать
буквально, а лишь как образ...
Наверное, он мог бы говорить на эту тему и действительно до самого
утра. Но Лезу сейчас волновало не это.
- Значит, завтра и потом ты будешь размышлять на эту тему?
- Что? - Он молчал несколько секунд, словно собираясь с мыслями. - Да,
конечно. Я понимаю, тебя не это волнует. Но ведь я, собственно, об этом и
начал: можно, например, возвратиться в Жилище Власти, чтобы сказать:
властители и коллеги, не нужно искать историю в чужих мирах, нужно
реставрировать свою - как старую, от времени и грязи почерневшую до
неразличимости картину, и она засияет небывало! Но кому я это скажу?
Властелина нет. Твоего Изара.
Наверное, не надо было ему называть это имя - такая мысль посетила его
с запозданием.
- То есть, - торопливо проговорил он, - я не имел в виду...
- Имел, имел, - сказала Леза усталым и каким-то безразличным голосом. -
Да, моего. И его ребенка ношу под сердцем. И никуда не денусь от этого.
Ладно, Хен. Давай спать. Я тут лягу, на диване. А ты где?
- Да найду что-нибудь по соседству, - сказал он невесело. - Вообще-то я
и на полу могу. Приходилось в свое время.
- Тогда спокойной ночи. Только не проспи утром.
- Нет, я встаю рано. Я утренний работник. Послушай, Леза...
- Да?
- Ты напрасно. Я ведь в самом деле не хотел сказать...
- Если я кому-то по-настоящему, всерьез нужна, - сказала она
напряженно-сдержанным голосом, - то он не остановится и из-за десятка
Изаров, и десятка детей от них. Если нужна я, а не мое жизнеописание.
- Да ведь ты же сама говорила, что он для тебя...
- Мало ли что я говорила. Надо уметь слушать. Все! Все об этом. Я и в
самом деле хочу спать.
- Ну, спи, - сказал он. И действительно встал и вышел из комнаты.
Дурак. Набитый.
Хотя может быть - так и лучше. И пусть живет со своими легендами. Такое
она могла простить одному-единственному человеку. А больше никому.
Что же будет завтра?..
Леза уснула, так и не найдя ответа на этот вопрос. Хорошо, - подумала
она, засыпая, - если бы завтра началось с завтрака...
Но завтра началось иначе.
Войска Коалиции двинулись на штурм Сомонта с яростью людей, по
существу, уже одержавших победу и отделенных от окончания войны лишь
бессмысленным упорством побежденных. В некоторых местах, там, где оборону
держали полки, сформированные из резервистов, атакующим удалось сразу
преодолеть окраины и углубиться в улицы четвертого городского цикла. В
районах, где нападавшим противостояли гвардейские части, продвинуться не
удалось, и бой там постепенно принимал позиционный характер. Но лишь на
одном участке, где сражались Черные Тарменары Жемчужины, десантники
Коалиции были отброшены и вынуждены перейти к обороне.
Судьба города, казалось, лежала на весах, чьи чаши никак не могли
принять какое-то определенное положение и качались вверх-вниз, не в
состоянии остановиться.
Находившийся по-прежнему на башне наблюдательного пункта Охранитель
послал всех генералов, беспрекословно подчинившихся его воле, вперед - для
непосредственного руководства войсками, оставив при себе лишь несколько
связистов и младших офицеров - тоже в качестве делегатов связи. Благодаря
своей способности видеть и то, что нельзя было охватить обычным
человеческим взглядом, он наблюдал весь город с его окрестностями как бы
сверху, не тратя времени на ожидание донесений с переднего края и
своевременно отдавая распоряжения тем, кто находился непосредственно в
войсках.
Наверху, в ближнем космосе, бой все еще продолжался. Охранитель не
очень следил за ним: для взятия города космический флот не был нужен, а
следить за всеми перипетиями сражения в пространстве из чистого интереса у
него просто не оставалось времени.
Однако при всех своих возможностях, намного превосходящих возможности
любого генерала. Охранитель все же не был профессиональным военным и не
понимал, что одно лишь продвижение вглубь города, происходившее в
результате того, что осажденные не уничтожались, а оттеснялись, было
подобно процессу закручивания тугой пружины, которая в один прекрасный миг
могла и начать раскручиваться с той же силой, с какой ее сейчас сжимали.
Для того, чтобы эту пружину сломать, следовало подвергнуть внутренние
циклы города и его центр массированному обстрелу. Но на это Охранитель не
пошел бы, даже понимай он положение до мелочей: ему было известно, чем
такой обстрел мог бы закончиться. Пожалуй, ему одному из всех, принимавших
участие в схватке.
Зато он обратил внимание на то, что население города, по сути дела, не
принимало никакого участия в решении его судьбы. Укрывшись в подвалах, в
подземных ходах и туннелях, сохранившихся с незапамятных времен (часть
этих ходов использовалась для подземного транспорта, сейчас не работавшего
из-за отсутствия энергии), население, похоже, готово было покориться любой
участи, лишь бы наверху перестали убивать и разрушать. Исключение
составляли, пожалуй, лишь группы молодых и совсем молодых людей, для
которых романтика вооруженной борьбы казалась самым главным и интересным,
и поэтому они охотно вливались в ряды оборонявшихся. Однако воевать они не
умели и становились первыми жертвами очередной атаки или контратаки.
Охранитель наблюдал, распоряжался и одновременно не переставал следить
за временем. Для этого ему не были нужны часы, течение минут и секунд он
ощущал всем своим существом. Пока еще у него оставался даже небольшой
запас времени. Потому что если и дальше его войска, пусть даже лишь с
нескольких направлений, будут продвигаться к центру города в том же темпе,
что сейчас, он сможет овладеть Жилищем Власти через час, самое большее -
через полтора. А в его распоряжении оставались еще едва ли не сутки.
Это его вполне устраивало, и чем дальше, тем он становился спокойнее и
увереннее в благоприятном исходе не только этого боя, но и всей борьбы,
начатой им давным-давно.
- Уль! - сказала Ястра. - Я всегда была честна с тобой и такой хочу
остаться.
- Ну, естественно... - пробормотал капитан. - Честность - двигатель
торговли или чего-то там... С твоего разрешения, я прикажу тарменарской
тысяче правого крыла выступить во второй цикл, северо-западный район. Там
противник очень уж напирает.
- Зачем тебе мое разрешение?
- Потому что это наш последний резерв.
- Делай, как считаешь нужным. Но ты не слушаешь меня?
- Сию минуту. Только отдам распоряжение.
Он выглянул в коридор, где сейчас ожидал командир тысячи. Выслушав
приказание, командир отсалютовал и поспешно направился к лестнице.
- Да, ты что-то хотела сказать?
- Хотела. И хочу.
- Если можно, не медли. Может быть, отложим?
- Нет. Не хочу, чтобы ты думал обо мне хуже, чем следует.
- Я всегда думаю о тебе лишь самое лучшее, - ответил он галантно, но
как-то механически - в этот миг он внимательно всматривался в план города,
в его северо-восточную часть.
- Я хотела, Уль, чтобы... чтобы ты всегда занимал положение, достойное
твоих способностей и... отношения ко мне. Я думала, что ты сможешь быть
даже Властелином. Властелином!
- А почему бы и нет? - отозвался он так же рассеянно. - Я был бы просто
прекрасным Властелином, безусловно. Таким, что лучше и быть не может.
- Ты снова смеешься. А я вовсе не шучу.
Он оторвался от плана, взглянул на нее.
- Говори дальше. Начала ты интересно.
- Да, я хотела сделать тебя Властелином, моим законным супругом. Это
было бы хорошо для нас обоих.
- А у вас существует развод?
- Для меня - нет. Но это не послужило бы препятствием.
- Ага... - пробормотал он, поняв. - Знаешь, я происхожу, как тебе
известно, из простонародья, и для меня такие политические ходы, как
убийство...
- Я не собиралась обременять тебя такой просьбой. И готова была сделать
все сама.
- За что я всегда любил женщин, это за нежность и беспомощность, -
сказал Ульдемир.
- Властительница - не только женщина, она еще и носительница Власти...
- Не понимаю все же, чего ты хочешь от меня. Благословения?
- Хочу, чтобы ты понял: на все это я была готова. Но ты сам все
испортил.
- Я? Это для меня ново. Каким образом?
- Это ведь ты прислал ее... ну, ту женщину - чтобы она вылечила Изара?
- Мне показалось, что это будет очень кстати.
- Значит, ты. Я в этом была уверена. Но тогда ему оставалось, может
быть, несколько минут, ну пусть часов, до конца. И было бы целиком в
традициях - помочь ему уйти. Ради пользы Державы.
- По-моему, ты выступала против таких традиций...
- Пусть так. Но они существуют. Значит, нужно ими пользоваться - когда
это выгодно.
- Великая вещь - политика, верно?
Ястра лишь отмахнулась от его иронического замечания.
- Теперь я уже не могу этого. Он быстро поправляется. Совсем скоро
сможет командовать. И больше я уже ничего не могу сделать.
- Почему же? Можешь благодарить судьбу за то, что она уберегла тебя
от...
- Глупости. У меня не осталось выбора. Я могла выбирать между ним и
тобою. Я выбрала тебя. Но ты все разрушил. И теперь я могу выбрать только
его.
На этот раз он посмотрел на нее внимательно.
- Я понял. Ничего. Я переберусь в другую комнату. На худой конец, смогу
ночевать в коридоре.
- И больше ничего ты сказать не можешь?
Она, кажется, всерьез была обижена - словно это он бросал ее.
Ульдемир улыбнулся.
- Не переживай, Ястра. Все так или иначе шло к концу. Неужели ты
думаешь, что я мог бы остаться на Ассарте - когда все неприятности
кончатся? Ты просто почувствовала, что так или, иначе расставание
близится.
- Ничего не почувствовала. И никуда ты не ушел бы - стоило мне
захотеть. Где еще ты смог бы стать властелином целого мира? Такого мира!
- Нигде, ты права. Но послушай: значит, ты и Изар отныне - союзники?
- Ну... не совсем еще. Сейчас он в моих руках. И я поставлю ему
условия. Если он на них согласится - мы заключим союз. Ты что: боишься,
что он станет тебя преследовать? Не беспокойся. Одним из моих условий
будет - обеспечить твою безопасность.
- Большое спасибо. Хотя это и вряд ли понадобится. Вот безопасность
ребенка - об этом и в самом деле стоит подумать.
- Неужели ты думаешь, что я об этом не подумала? Ребенок унаследует
власть; только на таких условиях Изар вновь получит ее сейчас - из моих
рук.
- А он согласится?
- Он политик. И понимает: сейчас у него просто нет силы, которая могла
бы мне противостоять. Согласится.
- Но в таком случае что станет с его сыном? С тем, который будет?
- Какое мое дело? Эта женщина исчезла. И это ее счастье. Я не беру на
себя никакой ответственности за ее судьбу...
- Бедная девочка.
- Тебе-то что до нее?
- Ну как же. Ты меня бросаешь - разве я не вправе подумать о своем
будущем сам?
- Ты... попробуй только! Я разыщу вас, где угодно!
- Ну ладно, ладно. Я шучу. На самом деле мне ее просто жаль. Потому что
она-то не выигрывает от ваших соглашений. Если только Изар не выставит
своих условий.
- Он не настолько глуп. И знает, что власть дороже.
- Рад за него. Теперь мне хотелось бы поговорить о деле.
- Только недолго.
- Постараюсь. Нам удалось высвободить корабли Ассарта. Сейчас они ведут
бой на орбитах.
- Мне это известно.
- Среди них - несколько транспортов с десантниками. С теми, кого должны
были выбросить в других мирах - но, к счастью для нас, не успели.
- Очень хорошо, что они вернулись.
- Здесь, в Сомонте, противник сильнее нас. И если все так продолжится,
то где-нибудь через час они с какого-нибудь направления прорвутся сюда, к
Жилищу Власти.
- Этого нельзя допустить ни в коем случае! Командуй же, придумай
что-нибудь!
- Нас могла бы спасти высадка нашего десанта - чтобы штурмующие
оказались между нами и ими.
- Пусть высаживаются! Неужели трудно отдать приказание?
- Я пытался. Однако ничего не получается.
- То есть как?
- Моих приказов они не признают.
- Надо было приказать от моего имени.
- Именно это я и сделал. Но тебя они тоже не признают. Когда они
стартовали от Ассарта, командование принадлежало тому старику, который...
- Да, да. Он потом покончил с собой. Надо было так и сказать им: что он
погиб, и теперь командую я.
- Тоже пробовал. Однако они говорят, что это нигде не
предусматривалось. Что в таком случае командовать должен следующий по
старшинству, но никак не ты.
- О, это солдатское тупоумие! Кто этот старший?
- Понятия не имею. Да он нам и не нужен. У нас есть Властелин. Ему они
подчинятся беспрекословно и с радостью.
- Ты уверен?
- Это их слова. Пусть им прикажет Изар.
- Получается, что я должна вернуть его к власти сейчас же?
- Иначе, боюсь, возвращать его будет не к чему.
- О, Великая Рыба... Я хотела еще подержать его в таком состоянии -
чтобы он стал сговорчивее.
- Ничего не поделаешь. Он нужен сейчас.
- Как только он поймет, он станет упорствовать...
- Что же, тебе выбирать.
- Да нет, конечно. Выбирать не из чего. Хорошо. Сейчас я пойду к нему.
Как долго я могу вести с ним переговоры?
- Я ведь сказал тебе: через час здесь может быть уже очень жарко. Как в
пекле.
- Где это?
- Ах да, я и забыл, что в вашей преисподней наоборот, адский холод.
Видишь, как у нас все по-разному.
- Глупости. Я иду. Надеюсь справиться за четверть часа.
- Алло, "Алис"! Уве-Йорген!
- Слышу тебя, капитан.
- Что у вас?
- Идет драка. Мы в ней пока не участвуем - с того времени, как тут
появились корабли Ассарта. В конце концов, это их работа.
- Наверное, ты прав. Как насчет трансляции?
- Оратор будет?
- Минут через пятнадцать.
- Давайте. Столько мы здесь еще продержимся.
- Так горячо вокруг?
- Горячо. Можно зажарить теленка.
- Продержись. А потом, как только оратор выступит, уходите с орбиты.
- Куда?
- К планете, вниз. Поближе к Сомонту. Вероятно, после речи оратора
Ассарт будет выбрасывать свой десант. Постарайся проводить их до самой
поверхности. Если их начнут обстреливать во время спуска - подавите
противника.
- Ясно. А потом?
- Потом - по обстановке.
- Понял. Как ты?
- Все нормально. Желаю удачи.
- Взаимно!
- Как ты себя чувствуешь? - спросила Ястра, стараясь, чтобы голос
прозвучал заботливо. Изар отмахнулся от ритуального вопроса.
- Мне эта комедия надоела. Неужели я должен силой вырываться отсюда?
- С чего ты взял? Я лишь пеклась о твоем здоровье. Если ты в состоянии,
то можешь принять власть хоть сегодня. Хоть сейчас.
Изар вскочил.
- Прекрасно! Ты еще не окончательно проиграла войну?
- Не начинай с острых вопросов. Не то я спрошу: не ты ли начал эту
войну в условиях, когда она была с самого начала обречена на поражение.
- Хорошо, согласен. Я намерен прежде всего обратиться к Ассарту. У нас
есть связь?
- Есть. У меня.
- Надеюсь, ты дашь возможность воспользоваться ею?
- Присядь, Изар.
- Некогда - я даже отсюда чувствую...
- Десять минут ничего не решат. Но если ты будешь упираться...
Властелин неохотно опустился на кровать.
- Говори.
- Я готова официально и фактически вернуть тебе Власть, которой ты меня
наделил. Хотя могла бы этого и не делать. Ты покинул Ассарт в самый
критический момент в его истории; одного этого достаточно, чтобы собрать
Совет и лишить тебя Власти навсегда.
- Чего ты хочешь? К чему этот разговор?
- Сейчас услышишь. Я возвращаю тебе власть - но на определенных
условиях.
Изар усмехнулся.
- Видимо, я должен все терпеливо выслушать.
- Боюсь, что иного выхода у тебя нет. Так вот. Мои условия таковы:
во-первых, моя абсолютная безопасность.
- Неужели ты думаешь, что я мог бы...
- Думаю, Изар. А ты уверен, что - нет?
Ястра смотрела в глаза Властелина чуть насмешливо, и он был вынужден
смутиться.
- Хорошо. Даю тебе слово. Дальше?
- Ты не будешь преследовать моих... друзей. Потому что если мы избежим
поражения, то лишь благодаря их помощи.
- В этом я сомневаюсь. Горстка людей...
- Ты просто ничего не знаешь.
- Постараюсь узнать. Но, во всяком случае, принимаю твое условие - если
только они не будут мозолить мне глаза.
- Думаю, что они у нас не задержатся.
- Ты говоришь это с таким сожалением...
- Мне действительно жаль. Но это уже мое дело.
- Хорошо. Принято.
- Теперь слушай внимательно. Ребенок, который родится у меня, наследует
власть.
Изар вскочил.
- От этого ты могла бы меня избавить.
- Нет. Для меня это - самое главное. Ты... испытываешь еще что-нибудь к
той женщине?
- Отвечу, как ты: это уже мое дело.
- Постараюсь, чтобы ты ее больше не увидел. Но если ты примешь мое
условие - я обещаю оставить их в живых. И ее, и ребенка.
- Поклянись.
- Клянусь Словами Рыбы.
- Ну... хорошо.
- Поклянись и ты.
- Клянусь Всевидящими Глазами Рыбы.
- Вот, по сути дела, все мои условия.
Изар вскинул голову.
- Как! И ни слова - о традициях, о ритуалах...
Ястра улыбнулась.
- Не думаю, что сейчас время говорить об этом. Людям Ассарта и так
тяжело; если же мы начнем еще отнимать у них привычный мир, в котором они
жили так долго...
Изар, помедлив, кивнул.
- Пожалуй, ты права. Но как быть с Историей?
- Выиграй войну. Тогда посмотришь сам.
- Нам необходима новая история! Иначе мы будем скользить все ниже,
ниже...
- История - это утехи мужчин. С меня достаточно того, что я уже
сказала.
Секунду-другую они пристально смотрели друг другу в глаза. Ястра при
этом улыбалась, Изар был серьезен.
Он догадывался, что Ястра сейчас представляла себе тот счастливый для
нее, пусть и очень неблизкий, миг, когда ее сын - ее ублюдок, если
называть вещи своими именами, - наложит свои пальцы на его горло, горло
старого Властелина. И нажмет...
Ну что же: пусть тешится хотя бы этой мечтой. Время покажет.
- Прекрасно, Ястра. Очень тебе благодарен.
- И я тебе. Теперь - не теряй времени. Твой флот - та часть его, что
уцелела - над планетой. Они ждут твоего приказа, чтобы выбросить десант и
спасти Сомонт. Связь тебе дадут те самые мои друзья, что так не нравятся
моему супругу Властелину.
"Да, - подумал Изар, - супругу, никуда не денешься. Хотя - я настолько
отвык от нее, что это будет как бы новая женщина. А ведь, если подумать,
так мало времени прошло".
- Да, дорогая супруга, - сказал он. - Не нравятся. Но это не относится
к тебе.
- Тогда поцелуй меня!
Он выполнил просьбу с удивившей его самого готовностью.
- Не уходи в свою половину, - попросила она. - Хотя бы на эту ночь - не
уходи...
- Не уйду, - обещал он. - Выздоравливая, я привык к твоей постели - и в
ней чувствую себя неплохо.
- То ли еще будет! - пообещала она.
- Ну наконец-то! - сказал Уве-Йорген, когда с Ассарта поступил сигнал.
- Рука!
- Слушаю, Рыцарь.
- Давай ретрансляцию!
- Включено.
- Идет передача!
Адмиралы на уцелевших флагманских кораблях внимательно выслушали приказ
Властелина - Верховного Главнокомандующего.
- Слава Рыбе, - сказал один из них, - на Ассарте еще существует
какой-то порядок.
И немедля отдал команду:
- Экипажу - по местам, готовиться к снижению. Десанту - полная
готовность к выброске! Передать по кораблям!
Через несколько секунд корабли отрепетовали приказ.
- Всем атаковать и связать корабли противника. Транспортам - выполнять
задачу по десантированию!
- Адмирал! - тихо проговорил командир корабля. - Кто это - вы не
знаете? Явно не наш корабль - но выполняет задачу вместе с нами. Не
атаковать ли его?
Адмирал подумал.
- Прикажите наблюдать за ним, и при первом подозрении - сбить. Хотя,
это какой-то из наших торгашей. Пусть живет.
- Рыцарь, пошел десант!
- К маневру! Будем снижаться вслед за ними. До самой поверхности.
Выпускаю крылья...
- Капитан! Чем это ты занимаешься?
- Собираю барахло. Пора переезжать.
- Получил отставку?
- Чистую. Тебя о результатах не спрашиваю: корабли высвободились и
воюют. Трудно было?
- Пришлось пошевеливаться. Слушай...
- Угу. Никодим здесь?
- Летает по соседству. Как раз об этом я хочу сказать.
- Говори.
- Он уверяет, что заметил Охранителя.
- Что удивительного: вы же к нему в гости ездили.
- Не там. Здесь.
- На планете? Вот это новость. Значит, плохи его дела - не на кого
положиться. И где же он?
- В нескольких километрах от границы города. Ты свободен? Или твои
советы еще котируются?
- Я же сказал: свободен, как ветер. Как легкий бриз.
- Рискнем?
- О чем ты?
- Об Охранителе, конечно.
- Это кусок не по нам. С ним не справиться.
- Конечно, в плен мы его не возьмем, и думать нечего.
- Чего же ты хочешь, охотник?
- Чего может хотеть охотник? Подстрелить.
- Думаешь, у него не предусмотрена защита?
- Не знаю. Может, да, а может, и нет. Рискнуть-то можно?
- Рисковать нам никто не запретит... - проговорил Ульдемир медленно. -
Ладно. Попробуем. Тут теперь обойдутся и без нас.
- Погоди немножко. У тебя есть связь с Рыцарем?
- С кораблем? Пока еще есть.
- Пусть садятся.
- Зачем?
- Все же нас будет не двое, а пятеро. И каждый из нас чего-то стоит.
- Да, верно... Но пока мы доберемся до них, пока все вместе приблизимся
к Охранителю - он может и вовсе исчезнуть. Возьмет и вернется к себе на
Заставу.
- Вряд ли. Раз уж он взялся воевать... А только сейчас и начнется
настоящая свалка: ассартский десант высаживается на свою собственную
планету. Получится такой слоеный пирог...
- Как я объясню им - куда садиться?
- А ничего и не нужно объяснять. Только предупреди, что сейчас их
навестит Никодим. Он и покажет.
- Хорошо. Уговорил. Кто знает - может быть, и в самом деле что-нибудь
получится. Будет очень смешно.
- Мир вам, братья, - беззвучно поздоровался Иеромонах.
- До мира пока еще не близко, - откликнулся Уве-Йорген. - Впрочем, и
тебе желаю того же. Как посевы?
- Слава Богу.
- Обожди немного...
Рыцарь перенес внимание на пульт управления: предстоял маневр.
Приходилось крутиться, чтобы не мешать круто снижавшимся десантным
транспортам и одновременно держать в прицеле замеченные еще из
пространства установки зенитных ракет Коалиции.
- Ну, готово. Так что ты нам предлагаешь, отче?
- Погляди на правый нижний экран. Видишь?
- Вижу много чего. А точнее?
- Пониже середины - как бы гриб-поганка.
- Ну-ка, ну-ка... Вот это?
- Быстро схватываешь.
- Приходится. И что же?
- Там - Охранитель.
- Ого!
- Питек думает, стоит рискнуть, атаковать его.
- Сжечь эту башню вместе с ним? Думаю, труда не составит.
- Ну, ну. Вряд ли он глупее нас с тобой. Ты решил, что он там не
защитился?
- Если так, то что мы ему сделаем?
- Попытаться можем.
- Как?
- От луча, от пули, снаряда он наверняка прикрыт. От всего, чем здесь
воюют.
- Ну, так и мы воюем тем же оружием.
- Так-то оно так. Но самое малое двое из нас владеют и иным.
- Что ты хочешь - чтобы я его таранил кораблем?
- Отнюдь. Рука и Питек - вот кто мог бы постараться.
Уве-Йорген протяжно присвистнул.
- Мысль оригинальная, - оценил он. - Лук со стрелой?
- И дротик, копье. Но чтобы только дерево. Металл до него не долетит.
От металла он защищен.
- Рука! - окликнул Рыцарь. - Как ты, вождь - совсем забыл старое
искусство? Или что-то еще можешь?
- Это забывается только в могиле, - сказал Рука. - Только на всей
планете вряд ли найдется хоть один хороший лук и пяток настоящих стрел.
- А если сделать самому?
- Серьезный лук надо делать дольше, чем продолжается вся эта война.
- Сделай несерьезный. В шутку. И в шутку подстрели его.
- Хорошо, Рыцарь. Я попробую.
- Не надо, - сказал Иеромонах. - Капитан с Питеком достали. Целых два.
И стрелы. И дротики.
- Ограбили музей? - попробовал догадаться Уве-Йорген.
- Почти так. В том дворце есть комнаты, где стены увешаны всяким
оружием. И новым, но и старым тоже. И очень старым. Вот они и взяли.
- Ну, - сказал индеец пренебрежительно, - разве в этих мирах могут быть
хорошие луки?
- Уж какие есть. Старые. И стрелы очень старые. Я сказал, чтобы не
брали с железными наконечниками. Только с каменными. Никакого железа.
- Очень хорошо, - сказал Уве-Йорген. - А где мы встретим наших?
- Я выведу, - ответил Никодим. - Закончите здесь, и сразу бери курс на
эту вышку. Охранителю придется как раз труднее всего: десант успеет сесть,
и ему придется отбиваться на две стороны.
- Да, - проговорил молчавший до сих пор Георгий. - Это правда, что у
всякого человека, даже очень сильного, есть свое совсем слабое место.
- Знаем, - пробормотал Рыцарь. - Читали.
"Все усложняется, - подумал Охранитель недовольно. - Почему-то, когда
дело приближается к концу, все становится куда сложнее, чем казалось".
Он имел в виду выброшенный кораблями Ассарта десант. Кораблями, которые
вообще не должны были здесь появиться - и все же появились. Значит, кто-то
овладел Заставой. Это мог сделать только Мастер. Вероятно, он тоже решил
сам вступить в борьбу.
"Может быть, - подумал еще Охранитель, - все наши споры надо было
решить поединком. Но прошли те времена..."
Сейчас он должен был в считанные мгновения решать - как действовать
дальше. Пытаться оказать сопротивление десанту? На это было мало надежды:
войска дрались впереди, на городских улицах и площадях. В одиночку
Охранитель, пожалуй, мог бы задержать наступавших десантников там, где
находился он сам; однако ассартиане точно так же, как войска Коалиции,
образовали вокруг столицы кольцо; и тем, кто наступал с противоположной
стороны Сомонта, Охранитель никак не мог бы помешать.
Нет, такая тактика не обещала удачи. Выход был в другом: надо было изо
всех сил пробиваться все дальше вперед - чтобы овладеть Жилищем Власти до
того, как десантники с тыла обрушатся на его войска и вынудят их драться
на две стороны.
Овладеть Жилищем, проникнуть в подземелье - и оттуда, держа в руках
судьбу Мироздания, диктовать условия.
Нет, ничего еще не было потеряно.
Однако отсюда, с наблюдательной вышки, вряд ли можно было добиться
нужного успеха. Настала пора, когда войска нужно было не толкать перед, а
вести. Он мог это сделать, ничем, по сути, не рискуя, пользуясь своей
неуязвимостью для пуль и снарядов, ножей и сабель. И даже для смертоносных
лучей фламмеров.
Его неуязвимость воодушевит солдат, и они возьмут Жилище с хода.
Решение принято. Значит, не нужно более терять времени.
Охранитель не стал спускаться с вышки. Ему незачем было пробираться
улицами, натыкаясь на обломки и тела. Он легко поднялся в воздух и
направил свой полет туда, где - он знал - войска Коалиции отделяло от
Жилища Власти самое малое расстояние.
В воздухе пахло гарью. Впереди вспыхивали разрывы, оттуда доносился
неясный гул. Охранитель полетел быстрее. Сейчас ему уже казалось, что
нельзя терять ни секунды.
- Вот она, башня!
Питек невольно говорил шепотом, хотя даже и громкий разговор вряд ли
можно было услышать сверху.
- Только как в нее попасть?
Они осторожно, прижимаясь к стене, обошли круглое основание
наблюдательной вышки. Входа не было.
- Наверное, туда ведет лаз из-под земли, - подумав, предположил
Уве-Йорген. - Ход из командного пункта.
- Когда они успели все это сделать?
- Им незачем было успевать. Это центр одного из пригородных районов
обороны. Захватили и использовали.
- А где командный пункт?
- Надо искать... Где-то тут он должен быть. Под землей, конечно.
Никодим, ты не чувствуешь?
- Обождите...
Иеромонах растаял, превратившись в облачко. Поднялся на несколько
метров и стал описывать вокруг башни все расширяющиеся витки.
Когда он отдалился от вышки метров на двадцать, никто уже не мог
различить его в воздухе.
Четверо по-прежнему стояли, прижимаясь к бетону. Рука, сжимавший
длинный лук со спущенной тетивой, негромко сказал:
- Очень тихо.
- О чем ты?
- Наверху тихо. Может быть, его там уже нет.
- А что ему шуметь? - проговорил Питек. - Смотрит, наверное. Не станет
же он отсюда выкрикивать команды.
- И все-таки очень тихо.
Никодим появился перед ними неожиданно, снова воплотившись.
- Нашел.
- Далеко?
- Нет. Видите - кусты? Среди них ход вниз.
- Пошли.
- Постой, Уве. Никодим, может статься, что его тут больше нет. Может
быть, ты посмотришь?
- Отчего же нет.
- Только не вспугни...
- Это как получится. Он все-таки не просто человек. Он меня и без плоти
увидит.
- Нет, не будем рисковать. Бегом - к входу.
Они добежали до входа на командный пункт за несколько секунд.
Приблизившись к кустарнику, припали к земле.
- Охраны нет...
- Кажется - пустой номер. Сейчас выясним. Держите вход под прицелом...
Уве-Йорген встал и неспешной походкой направился к люку. Подошел
беспрепятственно. Заглянул. Махнул рукой, подзывая.
- Тут никого. Спускаемся.
Спустились - чтобы убедиться, что командный пункт опустел. Помещение
внизу было невелико. Ход на вышку обнаружили без большого труда.
- Наверх. Только потише!
Поднялись без единого звука. Круглое помещение наверху оказалось
покинутым.
- Так и есть, - сказал Георгий. - Он не дождался нас. Что теперь?
- Минуту, - остановил его Рыцарь.
Переходя от одной амбразуры к другой, он всматривался в недалекий
город.
- Вот, - указал он направление. - Там сейчас - самый жестокий бой.
Значит, туда нам и нужно.
- Думаешь, это его работа?
- А если даже и нет? Раз там горячее всего, значит, наше место там. Все
вниз. И - бегом марш!
Охранитель поднял тысячу в очередную атаку.
Они пробивались по улице, забрасывая гранатами окна, из которых
стреляли, уничтожая пулеметы точными выстрелами безоткатных орудий.
Однако дома оживали и возобновляли огонь - уже в спину наступавшим.
Продвижение было медленным.
- В обход! - скомандовал Охранитель тем, до кого мог донестись его
голос. И первым кинулся в подворотню. Оказался во дворе. Сверху начали
стрелять. Три или четыре солдата, бросившихся за ним, открыли ответный
огонь.
Охранитель прижался к стене. Перевел дыхание. Двор оказался тупиком. Из
него можно было попасть лишь обратно - на улицу. Он махнул солдатам рукой,
чтобы направить их обратно в бой. То ли они поняли его неправильно, то ли
им не очень хотелось возвращаться туда, а может быть, они замыслили
какой-то маневр - во всяком случае, они подбежали к нему.
- Дверь! - прохрипел один из них. - Черный ход! Ударим по ним!
И рывком отворил дверь, и солдаты бросились налево и вверх по узкой и
грязной лестнице.
Охранитель не последовал за ними." Что-то остановило его. Какое-то
неожиданное ощущение.
Он насторожился. Нет, это не было чувством опасности.
Охранитель сосредоточился, чтобы осмотреть то, что его окружало,
проникая взглядом сквозь стены, потолок, пол.
За стенами не нашлось ничего интересного. Брошенные комнаты,
распахнутые шкафы, опрокинутые кровати, стулья...
Наверху - за несколько этажей отсюда - засевшие там ассартские стрелки
схватились врукопашную с ворвавшимися снизу солдатами.
Но внизу - внизу был ясно виден ход, постепенно уходивший вглубь и
Изгибавшийся вправо.
Охранитель попытался проследить его как можно дальше. Ему удалось
увидеть ход почти на всем протяжении. Не было сомнений: ход уводил к
Жилищу Власти. Но где-то - почти на его середине - от этого хода отходил
другой - поуже. И круто уходил вниз.
Охранитель напрягся. Но этот второй ход просматривался плохо. Мешали
какие-то помехи.
Охранитель улыбнулся. Судьба неожиданно помогла ему намного сократить
путь к цели.
Судьба уличного боя перестала интересовать его.
Начало хода было в двух шагах. Все оказалось просто.
День начался с неожиданно близких, громких выстрелов, очередей,
разрывов.
Леза испуганно вскочила с дивана.
- Хен!
Он не отозвался. Не размышляя, Леза бросилась на поиски.
Она обнаружила его в читальне. Историк сидел, обложившись рукописями.
Он настолько углубился в чтение, что даже не услышал, как вошла Леза.
- Хен!
На этот раз в ее голосе звучал уже не страх, но гнев.
Хен Гот рассеянно поднял на нее глаза.
- А, это ты...
- Хен, ты собираешься что-нибудь предпринять?
- Ты же видишь - я работаю...
- Прислушайся! Стреляют почти рядом!
- Что? А, да, действительно...
- Ты хочешь, чтобы мы погибли здесь?
- Ну, что ты. Почему я должен хотеть...
- Или умерли с голоду?
Только теперь, кажется, он пришел в себя.
- Понимаешь, - проговорил он, оправдываясь, - я понял наконец-то!
Совсем не так нужно писать историю, все, что мы делали - это глупости,
мальчишество! Настоящая история куда богаче, надо только прочитать ее! То,
что мы читали сказками - было на самом деле, теперь у меня не осталось
сомнений в этом! Оказалось, что это так просто: посмотреть с другой точки
зрения, отнестись серьезно - и все становится на свои места...
- Это прекрасно, - сказала Леза. - Но ты же не хочешь, чтобы все эти
мысли погибли тут вместе с тобой?
- Погибли? - переспросил он. - Почему? Воюют внизу, на улицах. А мы -
здесь. Нельзя же бросить все эти сокровища! Конечно, - тут же спохватился
он, - то не оригиналы, всего лишь копии, но все равно...
- Так возьми с собой - и пойдем, пока еще можно спастись!
- Великая Рыба! - воскликнул Хен Гот. - Мне и половины не унести...
- Я постараюсь тебе помочь.
- И потом - куда идти? Вчера здесь было тихо, а сейчас - надо ли нам
соваться под пули? Подождем по крайней мере, пока бой не отодвинется
куда-нибудь... Жаль только, что если они этим путем пробиваются к центру,
то непременно зацепят и мой район. Дома сейчас будет не менее опасно, чем
здесь.
- Но нельзя же сидеть здесь... без пищи, без ничего.
- Ну, может быть, ты потерпишь еще какое-то время?
- Какое? Минуту, час, день, неделю?
- Нет, я не думаю, что они будут стрелять тут целую неделю. Наверное,
сегодня как-нибудь разберутся.
- Это безжалостно! - крикнула Леза. - Зачем тогда ты забрал меня
оттуда, из Жилища? Зачем уговорил бежать?
- Я? Тебя? Помилуй, это ты хотела...
- А ты должен был отговорить меня!
- Разве это возможно?
- Совсем как семейная ссора! Очень мило!
Это не были его слова, и Леза тоже их не произносила. Они принадлежали
кому-то третьему. И голос показался знакомым.
Магистр. Ублюдок Власти.
Он стоял в дверях, заложив руки за спину, усмехаясь.
- Задира! - невольно произнесла Леза вслух. И тут же поправилась: -
Миграт!
- К вашим услугам!
И он склонился в преувеличенно-почтительном поклоне.
- Как вы здесь оказались? - спросил едва успевший опомниться от
неожиданности Хен Гот.
- Как проник? По вашим, видимо, следам - через окно третьего этажа. Вас
интересует, почему я забрался именно сюда? По той же причине, что и вы.
Главный Композитор Истории. Хорошие мысли приходят не только в вашу
голову. Хотя, вероятно, вы додумались до этого раньше.
Хен Гот непроизвольно попытался защитить рукописи, налегая на них
грудью, охватывая руками.
- Ну, ну, - сказал Миграт. - Я не собираюсь отнимать их, тем более
силой. Вы все-таки историк, в отличие от меня.
- А вам-то они зачем?
Миграт пожал плечами.
- Наивный вопрос. Владеющий прошлым - владеет будущим. А я еще не
расстался с мыслью овладеть будущим.
Он сделал паузу, развел руками.
- На этот раз, должен признаться, это не удалось. Я оказался вне игры.
Как и вы оба, кстати.
- Что это значит? - спросила Леза.
- Драку, по всей вероятности, выиграет Ассарт. У него оказалась более
сильная поддержка, чем у... моей стороны. Следовательно, это значит лишь,
что надо по возможности скорее уносить отсюда ноги - и рукописи тоже.
- Куда? - спросил Хен Гот.
- Туда, где можно будет спокойно над ними работать. Но на Ассарте
такого места для нас не найдется.
- Но я же ни в чем не виновата! - воскликнула Леза.
- На этот счет могут быть и другие мнения. И, боюсь, они окажутся более
близкими к истине. Знаете, как это будет сформулировано в обвинительном
акте? Примерно вот как: "Воспользовавшись влиянием на Властелина, внушила
ему мысль одновременного нападения на все миры скопления Нагор, вследствие
чего вооруженные силы Державы оказались рассредоточенными, и..." - ну,
дальше вы и сама можете представить.
- Но ведь это вы меня подговорили!
- Обо мне не печальтесь - мне наберут прегрешений не на один, а на
десять таких актов - начиная с того, что я не дал убить себя в молодости.
Не будем жадничать - обвинений хватит на всех. Ведь не кто иной, как
уважаемый историк, подсунул тому же Властелину мысль о создании новой
истории...
- Но я же не уговаривал его воевать ради этого!
- Нет, конечно. Вы - маленький мальчик, и полагали, что все охотно
принесут вам все нужное на серебряном подносе. Только кто этому поверит?
Конечно, решать каждый из-вас будет за себя, но мой искренний совет - не
теряя времени, бежать.
- Куда?
- В какой-нибудь мир подальше. Где не станут любить Ассарт потому, что
он победит. Скорее, наоборот. Во всяком случае, я намерен поступить именно
так. И не откладывая в долгий ящик.
- Нет! - сказала Леза. - Я вам больше не верю... Лучше мы признаем, что
виноваты, но без умысла... Не может быть, чтобы с нами поступили очень
жестоко!
- Да, разумеется, - согласился Миграт. - Представляю трогательную
картину, как Жемчужина Власти Ястра прижимает вас к своей груди, а ваш
животик - к ее собственному... Она ведь всегда относилась к вам с
трогательной нежностью, не правда ли?
Леза понурилась.
- А вы, Композитор, бесконечно обрадуете Властелина Изара, объяснив
ему, что воевать за историю не было никакого смысла, потому что искать ее
надо было не где-то там, а тут, на месте. Надо полагать, он будет в
большом восторге - если только забудет, что в драке за эту историю едва не
лишился и власти, и жизни, и, чуть ли не половина планеты лежит в
руинах...
Миграт, возможно, ожидал ответа, но Хен Гот лишь пробормотал под нос
что-то невразумительное.
- Самое же смешное заключается в том, - вновь заговорил Миграт, - что
вы теперь можете выступать против этой идеи сколько угодно красноречиво -
но никто от нее не откажется. Ни свежеиспеченные герцоги, графы и бароны,
ни даже вся масса населения, которой нужно, необходимо что-то новое. Хотя
бы в прошлом, если в настоящем создать его куда труднее. Эта идея
оказалась сильнее вас, Хен Гот. И, пожалуйста, не говорите, что и в этом я
виноват.
- Что же тогда делать с этим? - Историк поднял со стола несколько
свитков и, разжав пальцы, позволил им упасть обратно.
- То, что вы уже начали. Работать. И ждать. Я жду власти много лет - и
готов ждать еще столько, сколько понадобится. Советую и вам запастись
терпением.
- Что же нам делать сейчас? - тихо проговорила Леза.
- Позавтракать. Как мне удалось услышать, вы успели проголодаться.
- К сожалению, у нас ничего нет. Мы не ожидали...
- Понимаю. Думать о последствиях каждого шага жизнь вас еще не успела
научить. А пока этого не произошло - приглашаю вас разделить со мной мою
скромную трапезу. Я запасся кое-чем, рассчитывая на долгие поиски. К
счастью, вы, историк, сэкономили мне множество времени. Так что можете
считать, что это угощение вами честно и безусловно заработано.
На столе, соседним с тем, где лежали рукописи, он открыл висевшую на
плече сумку, вынул несколько свертков, бутылку.
- Красное Ратанское. Вы не испытываете к нему неприязни? В таком случае
садитесь и угощайтесь. Ничего особенного - хлеб, сыр, окорок, зелень...
- О! - только и смогла воскликнуть Леза. Впрочем, сейчас она, наверное,
съела бы что угодно.
Несколько минут все молчали. Потом Хен Гот не удержался от вопроса:
- Но как же вы рассчитываете покинуть Ассарт?
- Каналов сопространственной связи у меня, увы, больше нет, - ответил
Миграт, прожевав кусок. - Остается общепринятый способ: на корабле.
- Вы надеетесь захватить корабль?
- Такой надежды у меня нет. Она была бы не к месту. Вы ведь понимаете,
я надеюсь, что у меня на планете остались еще люди, сочувствующие мне? Я
так и думал, что понимаете. Они тоже согласны ждать. А пока - помогут мне
оставить на время эти негостеприимные края.
- Но вряд ли ваш корабль стоит тут - рядом с музеем...
- Было бы неплохо, верно? К сожалению, он достаточно далеко отсюда.
- Как мы туда доберемся?
- Поверьте - все эти проблемы я решил еще до встречи с вами. Хен Гот,
укладывайте рукописи в сумку. У меня есть еще вот этот мешок. Берите
побольше. Лучше увезем ненужное, чем оставим здесь что-то важное. Боюсь,
что в следующий раз нам придется побывать здесь очень не скоро...
- Если вообще удастся, - тихо проговорил Хен Гот.
По подземному ходу идти было удобнее, чем лететь. И Охранитель шел -
широкими шагами, почти бежал. Нетерпение оказалось сильнее рассудка.
Он упрекал себя в том, что находясь наверху, на Заставе, не удосужился
внимательно рассмотреть Жилище Власти и все, что было вокруг него и под
ним. Наверное, если бы он занялся этим всерьез, своевременно увидел этот
подземный ход, - не понадобилось бы и затевать всю сложную операцию с
войной. Пробраться в этот ход он мог бы и так. К сожалению, он был
совершенно уверен в том, что интересующий его объект находится
непосредственно во дворце и постоянно и бдительно охраняется. Магистр,
правда, выражал сомнение в этом, но Охранитель не очень высоко ценил его
осведомленность в том, что касалось внутренней жизни Жилища Власти.
Недоверчивость на этот раз подвела его.
Но - в конце концов - сейчас можно было уже и не сожалеть об этом.
Потому что нужное место находилось тут, рядом, рукой подать...
С разбега Охранитель чуть не промчался мимо развилки. Но в последний
миг заметил ее и свернул.
Вскоре он, опускаясь все ниже, заметил впереди слабый свет. Охранитель
невольно замедлил шаг. Наступало мгновение воистину торжественное. И ему
казалось, что он должен подойти к цели достойно и величаво, а не
подбежать, подобно расшалившемуся мальчишке.
Наконец он вышел на освещенную площадку. Путь ему преградила каменная
стена.
Это его нимало не смутило. Охранитель знал, как привести камень в
движение.
Напрягаясь, чтобы взглядом передать всю свою собранную в единый луч
волю. Охранитель обвел глазами каменную плиту, как если бы пытался
вырезать ее лазерным резаком.
Потом, вытянув руки перед собой, послал мощный импульс энергии вниз -
туда, где каменная плита граничила с полом. И представил себе, что он
медленно, в предельном напряжении, поднимает эту глыбу вверх, освобождая
проход. С радостью он увидел, что глыба действительно начала подниматься.
Значит, он все запомнил верно. Да и что удивительного: столько раз он
проделывал все эти действия в мыслях...
Прошло несколько минут, и он чувствовал, что силы его уже на исходе,
когда плита наконец поднялась до самого верха, и глухой стук сообщил ему,
что сна встала на предохранитель.
На несколько мгновений Охранитель расслабился. Не так легко оказалось
сделать последние несколько шагов. Человек Сил, здесь, перед созданием
неизмеримо более могучих умений и возможностей, он вдруг ощутил себя
маленьким и незначительным элементом в сложной системе Мироздания. Прежде
чем войти, надо было избавиться от этого стыдного ощущения.
Там, внутри, за открывшимся входом, было темно. Это удивило Охранителя:
для его взгляда темноты не существовало. И тем не менее, он ничего не
видел впереди.
Наверное, это было еще одно средство защиты. Стоит ему войти, и он
увидит.
Он решился и вошел в проход. Почти наугад сделал несколько шагов. Тогда
стало светло. И он увидел.
Трое стояли перед странного вида сооружением посреди обширного
подземелья. Справа - Мастер. Фермер слева. И некто посредине.
Стоявшего в середине Охранитель никогда не видел. Но в свое время
встречал подобных.
Это был Человек Высших Сил.
Охранитель понял, что он проиграл. Цель, к которой он так стремился,
была сейчас защищена более чем надежно.
Но только ли затем оказались здесь эти трое, чтобы не подпустить его?
Он не успел как следует подумать об этом. Человек, стоявший посредине,
протянул руку. И Охранитель почувствовал, как способность двигаться
покинула его. Тело его словно окаменело. И ни владеть им, ни выйти из него
было нельзя.
Человек заговорил. Голос его, казалось, заполнил всю громадную пещеру.
Слова отражались от стен и ударяли в Охранителя, как будто он служил
мишенью. Так он воспринимал их.
- Есть условие, - говорил Человек Высших Сил. - Наделенный Силой, пусть
и наименьшей, не использует ее во зло и не помышляет об использовании ее
во зло.
Человек Сил растит мир и Тепло везде, где он находится.
Человек Сил помнит, что без множества людей нет Тепла, нет развития
Мироздания.
Человек Сил, стоящий перед нами - как соблюдал он эти условия? Скажут
те, кто знает.
- Я знаю, - сказал Мастер. И вздохнул.
- Мир сложен, - сказал он после краткой паузы. - И не всегда устойчив.
Мы, на уровне Сил, знаем это, но не более. Мы заняты прежде всего не
Мирозданием, а людьми. Мирозданием ведают другие.
Он повернул голову к Человеку Высших Сил, и тот кивнул.
- Мы не знаем, - продолжал Мастер, - каков ритм опасных для
существования Мироздания периодов и их продолжительность. Мы не знаем, где
слабые точки Мироздания, воздействуя на которые можно потрясти Мироздание,
а может быть, и разрушить его, позволив нашему пространству свертываться в
высшем измерении вместе со всем, что его заполняет. Это ведомо и
подвластно Высшим Силам.
Один из нас, принявший имя Охранитель, сделал содержанием своей
деятельности охрану Мироздания не от тех процессов, которые действительно
могут нанести ему ущерб, но от человека.
Он имел полное право на такие взгляды и действия - при условии, что они
не поведут к нанесению вреда ни людям, ни Вселенной. Но он не имел
никакого права на действия и даже на замыслы, приносящие вред.
Оставшись в меньшинстве. Охранитель надолго покинул наше Мироздание.
Там, где он находился, ему удалось получить сведения об уязвимых местах
нашей Вселенной. Близ одного из них мы находимся сейчас.
Ему удалось узнать, что к этой точке пространства, постоянно
перемещающейся, поскольку и все пространство не является чем-то
неподвижным, - к этой точке в качестве своего рода маяка издавна привязано
небесное тело, которое мы сейчас называем планетой Ассарт. Мы ошибались,
полагая, что люди возникли на Ассарте в результате нашего засева; они
существуют здесь давно, появились гораздо раньше, чем считали мы, осваивая
эту часть Мироздания. Правда, сами они об этом не помнят, поскольку уже
давно заменили свою подлинную историю другой - сочиненной, которую,
однако, считают истинной. На самом деле люди были поселены здесь как
своего рода стража. Со временем они утратили представление об этом.
Но слабое место по-прежнему существовало и существует сейчас. И охрана
его от всевозможных неожиданностей нужна так же, как и миллионы лет назад.
Однако Охранитель, узнав это, вознамерился использовать известные ему
обстоятельства для того, чтобы сделать дальнейшую судьбу Мироздания
зависящей от него.
Он решил поставить себя на место Высших и Наивысших Сил, хотя не
обладает нужными для этого знаниями. Мало того: он, как теперь стало ясно,
существует в противоположной этике. И это никак не может сочетаться с
обладанием даже просто Высокими Силами, не говоря уже о высших.
К счастью для мира, он начал свои действия, когда опасный период
развития Мироздания - очередной опасный период - близился к концу. Ему
пришлось торопиться. Еще не зная сущности его замыслов, мы на Ферме
почувствовали их несоответствие самой сути Сил, которые никогда не
позволят себе натравливать одно множество людей на другое ради каких бы то
ни было целей. И мы по мере возможностей, практически наугад, мешали ему.
Опасный период близится к концу. Но он еще не истек. И становится
опасным, если Охранитель сможет пользоваться свободой действий в нашем
Мироздании.
Вот все, что я хотел сказать.
- Фермер, - сказал Человек Высших Сил. - Что думаете вы?
- Мастер высказал наши общие мысли.
- Охранитель! Хотите ли вы ответить?
- Только то, - сказал Охранитель, собравшись с силами, - что под моей
охраной эта точка была бы надежно защищена от всяких случайностей.
- Конечно, - согласился Человек Высших Сил. - Потому что ваши намерения
никак не назовешь случайностью.
- Я, Человек Сил, был несправедливо лишен своей области Мироздания! Все
началось с несправедливости.
- Мы помним все о вашей деятельности. Десятки вымерших планет. Иные из
них безлюдны до сих пор. Вы были не только неправы, Охранитель; вы были
еще и жестоки. К людям. К Жизни, частью которой сами являетесь.
Несправедливости не было. Была снисходительность. Сейчас нам приходится о
ней пожалеть. Наверху, над нашими головами, люди убивают друг друга. Мы
больше не можем быть снисходительными.
- Возможно, я в чем-то ошибался... - нехотя выдавил из себя Охранитель.
- У вас будет время подумать об этом.
- Вы... отпустите меня? - недоверчиво спросил Охранитель.
- Что же еще можем мы сделать?
- Да, - сказал Охранитель. - Конечно. Никто из нас не подвержен смерти.
- Вы правы. Я сказал: у вас будет время подумать. Хочу добавить лишь: у
вас не останется возможности осуществлять ваши замыслы.
- Я понимаю... - пробормотал Охранитель.
- Еще нет. Но вскоре поймете.
После этих слов Охранитель ощутил, что снова владеет своим телом.
- Я могу уйти?
- Разумеется. Мы сказали вам все, что хотели.
Охранитель повернулся. И выбежал из пещеры в узкий ход, более не думая
о величии.
Пятеро гуськом шли по спрятанному под землей ходу, приближаясь к Жилищу
Власти.
- Ты уверен, Никодим?
- След его ощутим. Недавний. Он где-то здесь.
- Что ему тут делать?
- Может быть, решил ворваться в Жилище, поднять панику...
- Какой в этом смысл - сейчас, когда они сложили оружие?
- Может быть, он еще не знает.
- Тсс! Навстречу бежит кто-то...
- Никодим! Может, ты различишь?
- Это он! Он!
- Будь он неладен! В такой темноте...
- Да что ты! Тут и захочешь - не промахнешься.
- Рука, Питек! Приготовьтесь! Пахарь, это точно он?
- Теперь уже совершенно точно.
- Где он?
- Еще два колена... Теперь одно. Короткое.
Пятеро остановились. Питек опустился на колено. Гибкая Рука остался
стоять. Оба натянули луки, наложили стрелы.
Частые шаги приближались. До изгиба было метров десять.
Оба спустили тетиву одновременно, едва Охранитель выскочил из-за
поворота.
Обе стрелы попали в цель. Он упал ничком, повернулся на бок и затих.
- Готов, - сказал Уве-Йорген, подойдя и нащупав тело. - Идем.
- Нельзя, - возразил Иеромонах. - Нельзя так бросить. Все же был
человеком.
- Что же нам - тащить его на себе до самой улицы?
- Иначе нельзя.
- Вот еще забота...
- Нет, Пахарь прав.
- Ладно. Где тут руки, где ноги... Я взялся. Подняли?
Но поднимать не пришлось.
- Э, да он жив!
И в самом деле, Охранитель встал. Постоял, пошатываясь. И, не
оглядываясь, минуя стоявших, зашагал к выходу.
- Значит, не суждено ему так умереть, - сказал Никодим. - Ну что,
братья: пожалуй, отправлюсь восвояси. Похоже, дело свое мы сделали.
Увидимся на Ферме. Вы тоже не медлите.
- Вот только захватим капитана.
- Питек, отчего же он не пришел, кстати? Хотел ведь?
- Эла появилась. Он и остался. Сказал - на Ферме с ней не очень
поговоришь. У Мастера свои правила.
- Это верно. Значит, жду вас там.
- Счастливо, Никодим. Лети с миром.
- Пребудьте с миром, - ответил Иеромонах.
Корабль стартовал с отдаленного маленького частного космодрома.
Скромный кораблик увозил в неизвестность трех человек и историю целого
мира.
- Прощай, Ассарт, - грустно проговорила Леза, глядя на экран, на
котором быстро уменьшалась планета.
- Скажи "до встречи", - посоветовал Миграт. - Так будет вернее. Как
сказано - пусть возвратится убийца и войдет в дом свой.
- Что-то нас ждет? - вполголоса спросил Хен Гот - кажется, самого себя.
- Судьба, - ответил Ублюдок Власти.
Человек вышел из подземного хода и долго стоял, озираясь, не понимая,
куда он попал.
Здесь больше не стреляли. Неизвестно откуда взявшиеся люди несли
раненых, складывали во дворе тела.
Опасливо обходя мертвых, человек вышел на улицу. У первого попавшегося
спросил что-то на совершенно непонятном тому языке. Житель Сомонта пожал
плечами, развел руками и поторопился отойти.
- Чего он хотел? - спросил его спутник.
Они подняли с мостовой очередное тело.
- Ни слова не понял. Да это и не язык. Спятил, наверное.
Человек шел по улице дальше. Обломки стрел торчали из груди. Машинально
он нащупал их и вырвал, один за другим. Бросил на мостовую.
Расчисткой улиц занимались и сдавшиеся бойцы Коалиции.
- Смотри-ка! - один из них подтолкнул локтем другого. - Кто идет!
- Кто?
- Ну, тот самый, который нами командовал в атаке! Видно, переживает
поражение, лицо-то какое!
- Ну и черт с ним, - сказал второй и сплюнул. - Потащили!
Люди Сил не умирают физически. Они лишь возвращаются в Планетарное
состояние, в котором становятся подверженными всем ударам судьбы.
Они еще не наговорились. Не хватило времени. Да и будь его вдесятеро
больше, все равно не хватило бы.
- Ты скажешь ей, что встретил меня?
- Обязательно! Она ведь знает, что мы так или иначе должны
встретиться... Она будет рада, когда я расскажу.
- Я очень хочу... но нельзя торопиться. Наоборот. Так что ты береги ее.
И скажи, что я просила беречь тебя. А сейчас... кажется, мне пора.
- Уже?
- Я ведь тут с Мастером. Он строг. Ты знаешь.
- Знаю.
- Ты заедешь на Ферму?
- Да. Ненадолго. А потом домой.
- Соскучился по ней?
- Здесь - по ней. Там - по тебе. У меня вас всегда было двое.
- Да. Я помню. Что же - лети туда, на Землю... отдыхай.
- Там сейчас не очень-то отдохнешь. Хотя и здесь не курорт. Слушай,
Зла... Как ты думаешь - здесь все закончилось?
- Откуда мне знать?
- А как ты чувствуешь?
- Чувствую - вряд ли.
- Вот и мне кажется, что многое еще впереди.
- Значит, скоро опять увидимся?
- Значит, скоро, - сказал Ульдемир.
Популярность: 23, Last-modified: Thu, 16 Nov 2000 21:36:27 GmT