-----------------------------------------------------------------------
Цикл "Летящая" #4.
Авт.сб. "Ночь молодого месяца". М., "Молодая гвардия", 1983
("Библиотека советской фантастики").
OCR & spellcheck by HarryFan, 15 September 2000
-----------------------------------------------------------------------
Он приехал на Дикий Запад из старушки Европы - фоторепортер крупной
газеты, любопытной ко всему на свете. Покинув дилижанс, который пять минут
назад чудом избежал ограбления, фотограф стоял посреди взрытого колесами
проселка - главной улицы деревянного городка. На европейце, невероятно
худом и длинном, был нелепо нахлобучен котелок. Горячий ветер прерии
трепал его клетчатые брюки. Допотопную камеру - черный ящик с треногой -
фотограф держал, как ружье, на плече...
Очевидно, перед смертью косуля отчаянно билась. Весь окружающий мох
перепахан копытами, разбросана его желтая песчаная подложка. Снуют крупные
черные муравьи, то ли поверженные в панику копытной бомбардировкой, то ли
в приятном возбуждении от разбрызганной повсюду крови.
Николай Николаевич поймал себя на том, что ужасная рана в черепе косули
- точь-в-точь второй оскаленный рот - не вызывает осознанного гнева или
хотя бы отвращения. То ли мы действительно избыли суеверия и смотрим на
мертвеца, как на куклу; то ли сказывается жестокая закалка, полученная на
сеансах Восстановления. Навидались мы, - во всяком случае, те, кто
интересуется прошлым, - навидались раздробленных голов, звериных и
человеческих. И пострашнее вещей навидались, блуждая в океане прошлого.
Наш современник, вызывающий на себя энергию Восстановителя, подобен тому
бледному, как творог, мальчику, которого видел Николай Николаевич в одной
темной, чопорной, раззолоченной библиотеке XVIII столетия. Комкая
манжетные кружева, мешавшие листать, мальчик смаковал фолиант - черный с
железными застежками том напоминал демона в кандалах, бессильно
взмахивающего крыльями.
"Молот ведьм" - средневековый прототип грядущих порнобоевиков, сплав
сумасшедшей похоти с изощренным садизмом... Зачарованный отрок дрожал всем
телом, в ямах глаз его уже копошились ночные гости.
Перестав убивать, мы воспринимаем кровь и трупы, как фантом, как
терпкий волнующий символ. Впрочем, так, вероятно, и следует. Не быть в
рабстве у отдельного факта, а вырабатывать глубокое, смелое отношение ко
всей санскаре [санскара - в данном случае термин традиционной
индо-тибетской философии] - цепи смертей и рождений. Мальчика, листавшего
"Молот", звали Ганс, полное имя - Иоганн-Вольфганг, и был он нервозным
сынком почтенного франкфуртского советника Гете...
Николай Николаевич шагнул было к косуле, но тут бронзовая муха,
ползавшая по ране, взлетела и зацепила щеку Главного Координатора. Лавиной
обрушилась тошнота.
Остановить. Как говорит Кришна в "Махабхарате", "направить свой взор
напряженный в межбровье". Это высшая йога, растворение Атмана - духа,
венчающего личность, - в надличном, всеобъемлющем Брахмане. Но Николаю
Николаевичу, как большинству людей его эпохи, удается заглянуть в себя
лучше и глубже, чем йогинам. Вот копошащийся водянистый хаос мозговых
клеток, муравейник ядер. Созрев, огненной каплей сочится по нервным путям
приказ мышцам желудка и пищевода - сжаться! Еще ступень вглубь. Время
замедлено в сотни раз. Клетки и волокна рассыпаются праздничным
фейерверком частиц. Медленно сочащийся импульс уже не более чем вуаль
искорок - мерцающее ничто... Развеять его усилием воли проще, чем урагану
одуванчик.
Остановка, включая медитацию, уход вглубь и возврат, продолжалась не
более трех секунд.
...Впрочем, кажется, власть над собственной плотью - свойство не такое
уж частое...
И даже простая сдержанность присуща не всем.
Главного Координатора Этики, по старинке называемого генеральным
прокурором, начинали изрядно раздражать причитания Сальваторе. Человек,
можно сказать, дневавший и ночевавший в прошлом, - Сальваторе выбрал в
этом самом прошлом заповедную лужайку, где паслись косули, и не сделал
даже шага в сторону...
- Но почему?! - опять восклицал маленький, бледный, буйноволосый
биоконструктор, бросаясь то к Николаю Николаевичу, то ко Второму прокурору
Гоуске. - Почему... если уж была такая необходимость - убить... убили
именно так, дико, грубо, жутко? - Он трогал ногой липкий, в мокром песке
камень.
Прокурор стоял, даже не оглядываясь на тех, кто прибывал в лес из
разных секторов Кругов Обитания. Вздрагивает крона, мечется птичья мелочь,
падает сверху гнилой сук. И вот уже шагает, отдирая от брюк плети ежевики,
местный Координатор Этики или эксперт, только что мирно попивавший чай
где-нибудь за Нептуном.
...Как бишь это называлось сокращенно? НЗ, что ли? Нет, НЗ - значит
неприкосновенный запас. Так как же все-таки?..
- Все на месте, Николай Николаевич, - сказал Гоуска, жестом прерывая
очередную тираду Сальваторе.
...ЧП! Ну конечно же. Чрезвычайное происшествие. Николаю Николаевичу не
хотелось ни оборачиваться, ни говорить, но он все-таки поклонился
собравшимся и коротко, сухо объяснил:
- Прошу отнестись со всей серьезностью... Со всей серьезностью. Вы,
очевидно, знаете, что на протяжении ста тридцати трех лет в Кругах
Обитания не было насильственно лишено жизни ни одно живое существо.
Последний случай - убийство ребенком щегла... (Всхлипывание Сальваторе.)
Мы могли бы считать... гм... чрезвычайным происшествием умерщвление
любого, даже самого распространенного животного. Но неизвестный варварским
способом (новый стон маленького конструктора) расправился с уникальным
экземпляром, европейской косулей, полностью вымершей и недавно
воссозданной присутствующим здесь Сальваторе Войцеховским... Извините
меня, но вам сейчас лучше уйти!
Слова, неожиданно завершившие гладкую речь прокурора, относились к
Сальваторе. Гоуска мигом подхватил раскисшего ученого под локти и бережно,
но твердо повел в глубь сосняка.
Губы Николая Николаевича брезгливо поджались. Эксперты были
невозмутимы, только в голубых глазах рыжего здоровяка, похожего на
викинга, зазмеилась насмешка. И прокурору стало легче, словно он встретил
единомышленника.
...Почему-то пришла на ум фраза из доклада Войцеховского о воссоздании
косули. Оказывается, эти красивые животные с великолепными ресницами вовсе
не были выбиты охотниками. Косули перестали размножаться в заповедниках.
Ленивые, беззаботные, закормленные подачками туристов...
Сосредоточившись, мысленно произнеся нужную формулу, он вызвал на
поляну энергию Восстановления.
Сразу изменился цвет неба сквозь дубовый полог. Листья, вскипая массой,
загремели, как жестяные, - утром, в минуты События, царило ненастье. Из-за
стволов быстрым шагом вышел коротко стриженный, коренастый брюнет в
облегающей безрукавке и узких брюках.
Восстановленный миг услужливо застыл, давая возможность покопаться...
Какое-то нарочитое, утрированное лицо. Все в нем слишком "мужское",
вульгарный примат пола: подбородок утюгом, кованые скулы, мясистый
горбатый нос. Точно ступени пирамиды, символизирующей силу и незыблемость.
Карикатурны и мускулы - на ходу они ядрами перекатываются под кожей, так и
ждешь тупого стука соударений...
Тот, кто способен увидеть свои нервы, ткани, кости роем частиц, - может
пересоздать усилием воли собственную плоть, убить болезнь, заживить любые
травмы, вылепить себе новое тело и лицо. Тот, кто не способен, пользуется
для всего этого услугами Великого Помощника. Как бы то ни было, этот
сверхмужчина сам придумал свою внешность. Или пользовался эталоном,
обложкой одного из ярких и дешевых комиксов, которые издавались когда-то в
XX веке.
Пошел! Застучала листва, взвились мотыльки, висевшие над колокольчиками
и медуницей. Вслед человеку бежала, выплясывая на камышинках ног,
привязавшаяся косуля. Должно быть, просила сладкого...
Герой комикса - таких называли еще "суперменами" - вдруг словно на
стену налетел. Взгляд его затуманился, ноги дрогнули в коленях. Руки
метнулись к вискам и крепко-крепко сжали голову. Он стоял, опустив веки и
шатаясь, как будто боролся с внезапной обморочной слабостью.
Потом, отогнав что-то, помотал головой. Выпрямил скрюченные пальцы. В
открывшихся глазах сверкнула ярость.
- Слюнтяй, кролик паршивый! - изрек он, почти не шевеля ртом. - Можешь
орать на меня сколько угодно, я это сделаю, понял? Специально для твоего
удовольствия...
Недолго поискав, супермен схватил камень, пару раз подбросил на ладони,
взвешивая. Косуля потянулась мордочкой к камню - сплошной нервный
трепет...
Кто-то из комиссии подавленно вскрикнул, когда камень обрушился на
шелковистый лоб.
Убийца, жадно глядевший на агонию, словно услышал крик. Разом поднял
голову, осмотрелся и исчез, как стоял.
Нет, сеанс продолжался, гремело жестью ветреное, давно прошедшее утро.
Просто человек "переместился", совершил прыжок сквозь пространство-время,
чтобы вынырнуть в иной точке мерного мира. Это право и возможность любого
жителя Земли. В пределах Кругов Обитания людям не требуется транспорт.
Восстановитель же по внепространственному следу идти не может...
Николай Николаевич вернул на место солнечный послеполудень. Все так же
держа за спиной руки, повернулся к собравшимся и медленно, пытливо обвел
глазами их лица.
На поляне долго не мог установиться разговор. Ерзали, переглядывались;
кто-то прибывший вместе с конем стал затягивать подпругу, равнять
стремена. Рыжий викинг стоял с мрачной думой на челе, картинно
прислонившись к стволу. Случилось неслыханное, и дело было не только в
убийстве. Вместе с обликом супермена, вместе с его нарочито невнятным
голосом и запахом пота Восстановление принесло картину мыслей и чувств,
запись на языке психополя. На языке, которым теперь владел почти каждый.
- Я подозревал нечто подобное, и именно со стороны психомоделистов, -
медленно, хмуро сказал Николай Николаевич, - но до такой степени... До
такой степени...
Будучи не менее других поражен оборотом дела, прокурор, к собственному
стыду, испытывал также радостное нетерпение. Пришел охотничий азарт.
Конечно, случались трагедии, но давным-давно никто на Земле не ловил
настоящего преступника...
Оставив на площади перед банком двоих убитых, банда Белого Койота в
беспорядке отступила. Перепуганный хозяин табачной лавки поднимал на
крыльце деревянную статую индейца. Род Самнер опустил дымящийся кольт,
хлопнул по плечу молоденького кассира: "Годишься, парень!" Тот только ртом
воздух ловил, приходя в себя после неожиданного боя.
Через несколько секунд открылись ставни в гостинице и в доме напротив.
Фотограф из своего окна послал галантнейший поцелуй крошке Фэй за
геранями. Но взгляд крошки, разумеется, был намертво прикован к Самнеру.
...Желтый, как сыр, свежеструганный, пахучий, уютно поскрипывающий...
Что может быть веселее светлого деревянного дома? Доски так и светятся
насквозь, так и вздрагивают от каждого шага, словно ты - любопытный гном,
забравшийся в скрипку послушать музыку изнутри. Вот-вот проснутся
струны...
Предметы здесь не исчезают, выполнив свое дело, а только еще прочнее
устраиваются на местах. Непривычно стучит отставленный дубовый стул.
Опускаясь на столешницу с заполированными сучками, обнаруживает грубую
материальность глиняная кружка. Из нее пьет молоко вечно жаждущий Гоуска.
Перед сидящим Николаем Николаевичем струится, вися над красно-черным
ковром, чуть видимый искристый шар домашнего кибернетического помощника.
Редкая и не слишком нужная роскошь. Обычно земляне для любых расчетов и
исследований обращаются к Великому Помощнику - искусственному мозгу
Кругов, способному разрастаться, множить ячейки-клетки. В сущности, этот
струящийся пузырь - единственная современная вещь в комнате.
Николай Николаевич ведет допрос не на интерлинге, а по-староанглийски,
переводя затем для Гоуски.
- Так кто же вы все-таки?
"Вэси, Джон-Франклин Вэси, мастер-сержант спецполка "Панама"! -
беззвучно надрывается на волне психополя, мерцает шар. "Я Вэси, понимаешь
ты! И я тебя не вижу, ни черта собачьего не вижу, будьте вы все прокляты!"
- Год вашего рождения, сержант Вэси?
"А кто ты такой, чтобы я тебе исповедовался? Поп? Или ты вернешь мне
тело?"
- Возможно, и верну. Я генеральный прокурор Земли.
Опалово передергивается шар-блик, эфемерная луна над коаром.
"Извините меня, сэр, я совсем одурел от этой напасти! У меня были не
такие уж плохие руки, ноги, глаза и все прочее. И сразу все пропало, будто
я вдребезги разбился на машине. Только ум остался. Да вот под ухом иногда
побаливает, там, где вошла пуля, - но я-то знаю, что и шеи у меня нет.
Ему, видите ли, понадобилось сознание человека двадцатого столетия - я
ведь 1956 года, сэр, и мне было двадцать пять, когда эти подонки устроили
засаду в джунглях под Вальверде. За каким-то чертом именно мой котелок
понравился ему на военном кладбище - мумификация, так, что ли?"
- Совершенно правильно. Значит, он... Сент-Этьен реконструировал ваше
сознание по информации, оставшейся в мозгу?
"Ну да, а я о чем! Дескать, чем наше сознание отличается от вашего и
какие там агрессивные рефлексы. Это его диссертация, что ли, я не понял -
агрессивная психика перед объединением Земли, вроде так?"
- Подождите. Следовательно, он переписал ваше сознание в машину...
"А с машины к себе в голову. Ему, мол, мало со мной разговаривать, он
должен почувствовать сам. Стало быть, второй раз мою душу возобновил,
нашел ей место в своей башке..."
- Что же дальше?
"Дальше? Тот, второй Вэси, взял вожжи в свои руки. Знай наших из
спецполка! "Это теперь, говорит, мое тело, и все!" Потом ко мне
обращается: "Не дрейфь, говорит, близнец, я теперь про ихнюю Землю все
знаю от нашего дурачка. Будет и тебе тело. Какое хочешь, хоть самого
первого красавца, можно машине заказать... Поживем еще, тут все смурные,
даже коров не убивают - бифштексы в колбе из отдельных клеток выращивают.
Одни мы с тобой люди..." Извините, сэр. А потом слышу, он ругается и
говорит: "Таки вмешался, олух, все время зудит, как зубная боль, надо мне
его затравить в себе..." Так и ушел, ругаясь. Вернулся, опять вышел.
Видно, боролся с тем... И того, Сент-Этьена, я слышал. Смутно так
бормотал, как через радиопомехи".
Когда в городок, подгоняя коней топорищами томагавков, на полном скаку
ввалились расписные, полуголые команчи, фотограф был одним из немногих,
кто не поддался панике. Он даже успел вытащить треногу с аппаратом и
сделать моментальный снимок конских задов. Индейцы всего-навсего спешили
на бракосочетание своего друга Самнера с обольстительной крошкой Фэй...
...В конце концов разговор на поляне вокруг трупа получился бурный.
Особенно горячился Второй прокурор.
Двадцативосьмилетний Гэсэр Гоуска отнюдь не играл при генеральном роль
безгласного доктора Уотсона. Если применить к Николаю Николаевичу
банальное прозвище "кремень", то Гоуска, несомненно, был стальным огнивом.
Происхождение, имя, внешность Второго - все легко разнималось пополам.
Косые амбразуры глаз, плоская переносица - и рыхловатая, мягкая, с
ямочками нижняя часть лица, прекрасно сочетавшаяся со старинной чешской
пивной кружкой. Отстаивая свои принципы, Второй, по мнению Николая
Николаевича, то превращался в Гэсэра и совершал лихой кавалерийский
наскок, как положено потомку Чингисхана, то вдруг становился Гоуской, плел
беседу застенчиво и многословно...
В этот день Николаю Николаевичу очень не хватало последнего
представителя верховной тройки Координаторов Этики. Но Виола Мгеладзе,
трезвая и чуткая, как никто из известных прокурору людей, разбирала
сложный конфликт между далекими звездными колониями...
- Психомоделисты! - восклицал Гэсэр, гневно расхаживая по траве. Так и
чудилось, что владыка мечет громы на пограничное племя, осмелившееся
совершить набег. - Свободные художники! Каких еще монстров произведут они
на свет? И это в те годы, когда наша психика испытывает все большие
нагрузки! Когда идет перерождение самого человеческого существа! Прорыв к
центру Галактики, в другие координаты... А Восстановление? Океан живого
прошлого? Уродовать вместо того, чтобы лечить и укреплять... Нет, таких,
как Сент-Этьен, необходимо поставить под строгий кибернетический контроль!
Николай Николаевич подумал, что люди становятся слишком зависимыми от
собственных творений. Разумеется, Круги Обитания - космический город,
раскинувшийся от станций Группы Проникновения за Плутоном до приемников
Энергии Абсолюта в ядре Солнца, - Круги не обойдутся без универсальных
машин. Они берегут и снабжают сведениями своих хрупких властителей,
отважно идущих над краем небытия. Великий Помощник принял некросигнал
умиравшей косули и указал место убийства; Восстановитель разом дал
направление следствию... Не перечесть достоинств машин. И все-таки...
- Послушайте, хан, - чрезвычайно вежливо сказал Николай Николаевич. -
Может быть, мы вообще возложим на машины наблюдение за этикой? Снабдим
нашими собственными полномочиями?.. Они бы могли, например, находить в
общем психополе вспышки агрессии и сразу же изолировать потенциально
опасных... Давайте, а?
Викинг, со скрещенными на груди руками подпиравший сосну, густо
захохотал:
- Да, да! Скажем, меня охватывает злость на уравнение, которое не
желает решаться, и тут р-раз... Изолировали. Уравнение цело!
- Вы шутите, - с надменным прищуром ответил Гэсэр. - А пока вы шутите,
по свету бродит живой суперсолдат, рейнджер из исторических романов,
которому убить проще, чем нам с вами побриться! Бродит и радуется, что
попал в страну прекраснодушных идиотов, где нет ни полиции, ни детективов,
ни картотек!
- Нет и не будет, естественно.
- Может быть, для вас естественно и то, что Земля, победившая смерть,
осваивающая несколько вселенных, не в силах обезвредить питекантропа с
камнем в лапе?! Вы, непротивленец злу, безгрешный архат [буддийский
святой, поклявшийся не причинять вреда ничему живому - даже в целях
самозащиты], называемый прокурором?
Многие улыбнулись - сравнение было точным. Николай Николаевич,
темнокожий, сухой и жилистый, в самом деле напоминал тибетского
отшельника, знающего лишь голые скалы да чашку рисовой затирухи.
- Будет вам, Гэсэр! - царственно улыбнулась золотоволосая, синеглазая
женщина, эксперт-психиатр, недавно выбравшая себе внешность Венеры
Боттичелли, но уже успевшая вжиться в образ. - Не так уж все страшно, и
найдем мы его скоро. Он чужд Кругам, как заноза телу, общество скоро
отторгнет его! - Лилейной рукой эксперт показала, как именно общество
отторгнет чужака...
- Нет, Линда, я настроен не так оптимистически, - к удивлению Гэсэра,
вдруг сказал Николай Николаевич. - Возможности менять внешность у него
неограниченные. Как у любого из нас. А общество... - Он вздохнул и долго,
при общем молчании, покачивал головой. - Мы не можем ручаться за _все_
общество в целом. Боюсь, что многие окажутся бессильными... м-да...
бессильными против питекантропа с камнем. При всей нашей технической мощи.
И тому уже есть подтверждение.
- Какое? - грациозно удивилась пенорожденная, а викинг подмигнул
генеральному с видом полного понимания.
- Сент-Этьен. Человек, вообразивший себя богом. Позволивший себе играть
с человеческой личностью: воскрешать, перезаписывать, удваивать. Так или
иначе, Сент-Этьен подлежал ведению прокуратуры, ибо нарушил этику опытов.
Но случай распорядился иначе. Бог наказан потерей тела...
Ох, как они хотели узнать, о чем думает сейчас Николай Николаевич! Но
генеральный не спешил высказываться. Пусть, пусть сами придут к нужным
выводам...
Один только викинг. Координатор колонии на далекой и опасной планете,
относившийся к землянам, как пропахший порохом фронтовик к штабным
чистоплюям, уже определил свою позицию.
Огладив огненную бороду, он решительно пробасил:
- Ха, всемогущий! Да он никто, помимо своего профессионализма! Как
назвать человека, позволившего загнать в подвал собственное "я"?
Позволившего захватчику даже отнять внешность, заменить ее каким-то
шаржем? Абсолютное ничтожество!
Правда, подумал Николай Николаевич. А вот вам еще один бог - Сальваторе
Войцеховский. Он может построить не только косулю, вымершую четыреста лет
назад. Когда-то Сальваторе вылепил бронтозавра, ныне приносящего урон
пальмовым лесам Флориды. В другой раз - гиппогрифа, доселе жившего только
в фантазии поэтов. Он много лет собирает очередное существо, как
невообразимую головоломку. Сутки напролет склеивает в микропространстве
атом за атомом какую-нибудь хромосому или нервное волокно. И в то же время
чуть не падает в обморок при виде крови, рыдает, его надо приводить в
чувство внушением. Вот сидит, уткнувшись лицом в колени, у копыт чужого
коня...
Конечно, не для каждого приемлем путь Виолы Мгеладзе, нестареющей,
практически бессмертной амазонки, киборга с полностью перестроенным
организмом. Но уж наверняка недостоин почтения другой полюс...
Вопреки мрачным прогнозам ни изобилие, ни всеобщая кибернетизация не
сделали нас вырождающимися потребителями. Мы - человечество творцов. Есть
другая опасность...
- Настоящая опасность, - уже не говорил, а трубил викинг, - утрата
мужества. Атрофия выносливости и воли. Пусть даже у малой части. Когда-то
с изменений в одной клетке начинались злокачественные опухоли!
- Что вы предлагаете? - спросили с одного конца поляны.
- Снова воевать? - насмешливо откликнулись с другого. - Есть мясо
убитых животных? Поощрять драчливых детей, вернуть в мир конкуренцию?
Викинг опустил голову. Его левый кулак непроизвольно сжался. Лихому
колонисту очень хотелось сказать "да", но он молчал, боясь попасть
впросак. Все вокруг слышали, сколько "за" и "против" клубится в сознании
викинга. Николай Николаевич поспешил на помощь.
- Крайности, крайности, - сказал он ворчливым тоном. - Когда мы уже
избавимся от крайних взглядов? Не в них истина... Делать человека
полностью зависимым от машины или возобновлять жестокую борьбу за
существование одинаково бессмысленно. Первое окончательно лишит нас
защитных свойств. Второе обесценит все жертвы предыдущих поколений.
- И все-таки, - мелодично заговорила Линда, - вы не сможете не
согласиться, если я скажу, что появление этого... сержанта не только
символично, но и в чем-то нам всем полезно!
- Не смогу, - учтиво и чуть лукаво улыбнулся прокурор.
Привычным волевым усилием Николай Николаевич нарисовал себе некую вещую
совокупную картину страстей Джона Вэси. Жаркая, пыльная рыже-зеленая
листва; привкус крови; рифленая, скользкая рукоять в судорожном кулаке.
Кичливое упоение собственными мышцами; упоение дразнящей популярностью
сорвиголовы, славой опасного парня, упоение, заставляющее встревать в
любую кабацкую потасовку, топтать или быть затоптанным, но не отступать,
лишь бы не утихли страх и восторг окружающих. Упоительная ненависть ко
всему интеллигентному, рассуждающему; к человеку, который осмелился читать
книгу, сидя рядом в автобусе. Упоительное презрение ко всем "телячьим
нежностям", к словам и прикосновениям женщин. Упоение собой, своей мужской
исключительностью. Мускульный саркофаг, в котором корчится, не желая
умирать, ласковый мальчик Джонни, счастливый владелец губной гармоники и
голубятни, обожающий засыпать под плеск материнской стирки.
Хорошо. А кто такой Сент-Этьен?
Вэси дал точную характеристику: смурной, лишенный способности
сопротивляться насилию. Не помогла даже воля, выкованная неустанной
тренировкой. Волей управляют сильные желания. Первобытный нахрап помог
сержанту Васи узурпировать мозг Сент-Этьена.
Увы, не столь уж мало таких, как этот моделист, - изнеженных и
рафинированных более, чем фарфоровые маркизы, ловившие китайских рыбок в
прудах Версаля. В отличие от бездельников - маркизов, вечно занятых лишь
птичьим флиртом, наши "смурные" знать не хотят ничего, кроме своей работы,
но работы, подобной утонченнейшему флирту. Достижение цели намеренно
откладывается: гурман, подобно бабочке, обшаривает хоботком любопытства
изгибы цветка впечатлений.
Восстановитель Событий, дивная проекция Великого Помощника, способная
выуживать из небытия и складывать в сплошную мозаику давно умершие формы,
краски, запахи, слова и мысли - Восстановитель для наших версальских
пастушков все равно что для их исторических прототипов толпа в деревянных
сабо, орущая "Карманьолу". Им ли, виртуозам философского рукоделья, в тиши
зеленых усадеб и коралловых атоллов, лелеющим вычурные, как орхидеи,
мысли, - им ли нырять в сумрачную, могучую круговерть? Зачем им, детям
солнечно-прозрачного, апрельского мира Кругов, кислый чад городских
трущоб, голодные болячки на детской коже, анатомические экспонаты пыточных
застенков?
О, хрупкие гидропонные ростки Кругов, чуждые густо унавоженному
чернозему эволюции! Теперь одному из них следует возвращать тело и лицо,
похищенное прошлым... Конечно, "зеленый берет" Вэси - отвратительная
крайность. Но как знать, менее ли вредны для нашего будущего оранжерейные
Сент-Этьен и Войцеховский?
Неожиданно, точно услышав думы прокурора, Сальваторе поднял мокрое,
измятое лицо. Шмыгнул носом. Пытаясь встать, машинально схватился за ногу
коня. Конь отпрянул, а его владелец помог биоконструктору.
- Я сам во многом виноват, - в нос, как наплакавшийся ребенок, дрожащим
голосом произнес Сальваторе. - Надо было думать сразу, сразу, еще до
начала работы... Я воспроизвел не только тело, но и привычки полудомашней
твари. И хотел скоро выпустить в лес самца... Чтобы спокойно размножались
в раю без охотников... И без доброхотов с сахаром в кармане, которые еще
страшнее охотников... - Он хотел всхлипнуть, но сдержался. - Надо было
подготовить... Научить искать корм и убегать от хищников... Она все равно
погибла бы, нынешний лес - не заповедник. А теперь я сам кажусь себе...
косулей, глупой, неприспособленной к настоящей жизни!
- Не торопитесь каяться, - как можно мягче прервал его Главный
Координатор. - Опять-таки - бойтесь крайних решений! Они оба
неприспособлены к нашему времени, бедные искусственные создания,
балованная косуля и злой мальчик Вэси.
Николай Николаевич постоял, послушал, как за ближними деревьями громко
и независимо барабанит дятел. Словно в детстве, удивился: обходится же
птичка без сотрясения мозга! И весело сказал:
- Забыли, забыли, что надо искать преступника... Ну ничего, к
Сент-Этьену я подамся в одиночку... разве что с паном Гоуской.
Это было настоящее свадебное фото. Академическая композиция - розовая
Фэй в кружевах и газе, белоснежный стетсон Рода Самнера над его скупой
улыбкой. Горделивые морщины вождя Орлиное Сердце. И, безусловно, наш общий
любимец, юный кассир, показавший себя таким героем.
- Вы знаете, почему мы начали искать вашего двойника в теле
Сент-Этьена?
"Не могу знать, сэр".
- Потому что он убил косулю.
"Я так и думал, сэр, что он что-нибудь натворит. Это специально, чтобы
тот... ну, основной... отключился, и... тогда можно будет полностью
завладеть его мозгом".
- А почему вы решили, что Сент-Этьен так восприимчив?
"Как же! Вы не поверите, сэр, я тут рассказывал ему анекдоты, очень
смешные, а он, вместо того чтобы смеяться, все время ругал меня за
жестокость..."
Что-то словно вспыхнуло перед Николаем Николаевичем. Еще не смея
поверить в удачу, он торопливо сказал:
- Интересно, расскажите-ка что-нибудь мне.
Кольцевые радужные волны бегут от полюсов прозрачного шара,
выпячиваются толстым карнизом на экваторе. Исчезают Вэси думает.
"Он больше всего возмутился от такого... Значит, один ковбой...
(Вопросительный взгляд Гоуски, мгновенный жест генерального в ответ: "Не
мешать, потом объясню!") Один ковбой встречает ребенка и говорит ему
ласково: "Съешь конфетку, сиротка". - "Я не сиротка, - отвечает ребенок,
вот мои родители". Тогда ковбой вытаскивает свой кольт и убивает
родителей. А потом опять говорит: "Съешь конфетку, сиротка!" Видите, и вы
не смеетесь. Но ведь вам не стало страшно, правда? А ваш товарищ прямо
кипит, совсем как Сент-Этьен..."
Николай Николаевич откинулся на спинку стула и посидел так несколько
секунд, блаженно потягиваясь и жмуря глаза. Все оказалось просто, как удар
камнем. А Гоуска воистину кипел, но, порастратив пыл на лесной поляне,
повел себя кротко.
- Это даже не парадоксальная логика, - бормотал он с видом крайней
растерянности. - В чем смысл рассказа? Убить родителей специально для
того, чтобы настоять на своем определении - "сиротка"? Или сделать ребенка
сиротой, чтобы появилась возможность пожалеть его и вручить конфетку?
Неужели над этим смеялись?
- Смеялись, смеялись, - все так же крепко жмурясь, подтвердил шеф. -
Над чем только не смеялись! Вы уже забыли цирк?
В глубине эпохи земных распрей, в пропасти двадцати пяти веков когда-то
сидели они вдвоем на каменной трибуне. И солнце было просто отчаянное. Не
солнце, а белая блестящая лампа в пыльном театре марионеток, где сцена
пахнет зверинцем, а кольцо зрительных рядов - розовым маслом, мускусом и
винным перегаром. Босыми ногами меся липкий песок, облитый маслом ретиарий
медленно, на потеху публике, приканчивал опрокинутого, опутанного сетью
мирмиллона [ретиарий, мирмиллон - разновидности гладиаторов в Древнем
Риме]. То и дело отнимал он трезубец, проводил пальцами по лезвиям и снова
наносил раны... Кукла в стальной маске взбрыкивала ногами. Трибуны стонали
от гогота. Наконец прибежал служитель цирка в звериной шкуре и с
привязанной бородой - он был одет Хароном, перевозчиком через реку в
загробном царстве. Харон оттолкнул кривляку-ретиария и добил лежавшего
деревянным молотком. На плебейских местах кто-то свистнул, другой
загорланил по-петушиному...
Человек медленно, но верно учится состраданию. Даже тогда уже немного
нашлось бы людей, способных смеяться над мучительным умерщвлением. Сейчас
на дворе прекрасная эпоха всеобщего братства. Сомкнулись и смешали воды в
бассейне Кругов Обитания традиционные культуры Востока и Запада. Больше не
сталкивается ни в науке, ни в этике техницизм - с углубленным
самопознанием, самосовершенствованием.
Несмотря на тревожные ростки изнеженности, с которыми мы, безусловно,
справимся, наше общество вполне здорово, и ему нет нужды ожесточаться.
Когда ближний падает и ушибается, мы не смеемся. Мы помогаем. И в этом не
слабость наша, а сила.
"Съешь конфетку, сиротка", - последний оскал прошедших эпох...
Пожалуй, Второй Координатор испытал наибольшее изумление за весь этот
потрясающий день, когда сухой, как кузнечик, генеральный прокурор вскочил
и защелкал пальцами, словно кастаньетами. Николай Николаевич был счастлив.
Его интуиция опустила голову на плечо рассудка.
Через несколько секунд все подчиненные прокурора были загружены спешной
и ответственной работой...
Внезапно фотограф, накрытый черной попоной, увидел через визир аппарата
страшную тень в сомбреро. Тень медленно поднималась от коновязи за спинами
Фэй и Самнера...
Он снова позабавился, сделав из воздуха стакан с ананасным соком.
Залпом выпил и почувствовал в темноте, как растворилась тяжесть на ладони.
Стакан исчез так же, как появился.
Он не был теперь суперменом с подбородком-утюгом. Человек, сидевший в
скрипучем жестком, упорно не желавшем обволакивать тело и оттого таком
родном кресле кинотеатра. (Когда-то, во время своей первой жизни, близкой
родне этого кресла он приклеивал к исподу сиденья разжеванный
"чуинг-фрут".) Курносая, конопатая физиономия, два заячьих передних зуба,
красно-медный вихор на лбу - вовремя вспомнилась физиономия лейтенанта
О'Доннела!
Просидев почти весь фильм в тишине полного зала, боясь повести себя
иначе, чем публика, он наконец расслабился. Какого черта! Вам это прогулка
по музейным залам, вроде Восстановителя, а мне - детство. Милуоки, летний
кинотеатрик с зеленым глухим забором. Мы подтаскивали снаружи к забору
пустые железные бочки, ящики от пивных банок, влезали на них и смотрели
бесплатно, пока сторож не подкрадывался и не разваливал пинком наши
вавилонские башни. Тогда, много веков назад, увидел я впервые Орлиное
Сердце, и Самнера, и крошку Фэй, и смотрел раз восемнадцать, причем дважды
за деньги с мамой, и всякий раз ожидал вот этого, самого смешного места в
конце!
Кому бы здесь ни пришло в голову устроить фестиваль антикварных
кинолент - спасибо ему! Джонни может вспомнить невозвратный двадцатый век,
и никто ему теперь не помешает отдыхать сколько влезет. Год. Сто лет.
Двести. Бывший хозяин, нокаутированный убийством косули, больше не
проявляет себя даже чтением дурацких стихов...
Вот оно. Дождался!
...Еще секунда - и фотограф, вышколенный к концу фильма Диким Западом,
не отрываясь от визира, левой рукой послал пулю в задний план будущего
снимка. Горбатый, изъеденный оспой Билл Подкова, последний из приспешников
Белого Койота, выронил огромный револьвер и рухнул прямо в корыто с
баландой для свиней.
Вэси от души, визгливо расхохотался. Все друзья детства, все взрослые в
летнем кинотеатрике от души хохотали, когда Билл падал в корыто. Вэси
разразился хохотом. И вдруг остро, с предсмертной чуткостью ощутил
безмолвие соседей. Хлопотливо трещал прадедовский проектор, подергивался
его дымный луч над рядами. Множество бесцветных, безглазых лиц обернулось
к сержанту, смотрело со всех сторон. Точь-в-точь телефонные диски без
отверстий. Диски, на которых не наберешь номер, не позвонишь.
Он откинул голову, принял самую непринужденную позу, еще пытаясь
поспорить с чувством катастрофы, еще надеясь доказать себе и другим, что
все в порядке, киносеанс продолжается.
Но темя сержанта спружинило о невидимую стену силового кокона. Ловушка
захлопнулась.
Популярность: 6, Last-modified: Tue, 19 Sep 2000 16:20:29 GmT