"Армада" & "Альфа-книга" Москва 2001



     - Встать, суд идет!
     В  душном помещении  находится  всего  несколько  человек: подсудимый с
конвоирами, двое свидетелей,  молодой участковый, адвокат, прокурор плюс два
практиканта  из Саратовского юридического  университета.  Дело  будничное  и
скучное.
     "Гражданин  Д.,  находясь  в  нетрезвом  состоянии,  влез  по  пожарной
лестнице в окно квартиры гражданки М., каковая в это время ушла в магазин за
хлебом. Д. взял из  квартиры  деньги в размере 48 рублей  и ценные вещи, как
то: магнитофон "Маяк"  1967 г. выпуска,  телефонный аппарат,  четыре  фужера
хрустальных, вазу для цветов деревянную, с росписью под Хохлому, завязал все
это   в  скатерть  и  пытался  совершить  кражу.  Но,  сбегая  по  лестнице,
поскользнулся,  упал  и  сломал  ногу. Вышедшие на  шум соседи вызвали наряд
милиции, которая и  доставила похитителя  в отделение,  где ему была оказана
необходимая медицинская помощь.  От признания  себя  виновным  гражданин  Д.
отказывается, ссылаясь на то, что был пьян.
     Материалы  по  делу  предоставлены участковым  Серпуховского  отделения
милиции г. Москва.
     Доклад составлен младшим лейтенантом Ивашовым Н.И.".
     Суд  выносит приговор, осуждая  виновного по статье No  158  "Кража  со
взломом"  к лишению свободы сроком  на четыре года с отбыванием  наказания в
колонии обычного режима.  Подсудимый вскакивает  с  места  и  кричит:  -  Не
виноватый я! Бес попутал...

     - Ку-ка-ре-ку!
     Опять  тот же сон... Что  за  напасть? Третий раз за последнюю  неделю.
Никак
     не  могу  толком выспаться...  Это было мое первое  дело. Особо  я себя
ничем тогда не  проявил, запомнилось лишь  потому, что первое и... последнее
-- в том  мире. А  солнце уже пробилось сквозь ставни терема  и теплым лучом
щекотало ресницы. Не хочу вставать...
     - Ку-ка-ре-ку!
     Уф... убью я этого петуха. Сегодня же скажу Яге, чтобы она из  него суп
сварила. Никакого сострадания к работникам милиции  - будит,  зараза, в пять
утра!
     - Никитушка-а...
     Ну вот, легка на помине!.. Сейчас скажет, чтоб я, касатик, вставал, что
завтрак  на  столе,  что  бумаги  царевы  еще  с  вечера  не   разобраны,  и
пошло-поехало... В гроб она меня вгонит своей заботой.
     -  Никитушка... Вставай, касатик, завтрак уже на столе. Самовар  кипит,
блинки  горячие,  а я сме-танку из  погреба достала.  А то ведь сам  знаешь,
бумаги-то царевы со вчерашнего не разобраны лежат. Нехорошо... А то ить, как
осерчает  царь  батюшка, он у  нас  на расправу крут, ведь  не сносить  тебе
головы, сокол ты наш ясный.
     - Ох, бабуля... - Я сладко потянулся под пестрым лоскутным одеялом.  --
Что ж ты меня с утра  пораньше, да все запугиваешь? У  нашего  Гороха на все
царство-государство  только  один младший лейтенант милиции. Не  будет меня,
кто здесь еще работать станет?
     - И не  говори,  голубчик,  окромя тебя-то уж точно  некому,  - любезно
поддержала меня Баба  Яга, но линию  свою гнула  твердо:  -  А ты  все равно
вставай.  Чай,  не  забыл, что Гришка с Ни-кишкой с  вечера  в порубе сидят,
твоего разбирательства дожидаются.
     Вот так... Не  мытьем, так  катаньем, но  бабка своего добьется. Да я и
спорю-то больше для проформы. Ясное дело,  что  поспать больше все равно  не
удастся.  Ладно, пойду съем  чего  там  наготовили и  -  за  дела. Никишка с
Гришкой -  это два  лопуха  из  соседней  Подберезовки. Вчера  упились медом
ярыжки - и давай прохожих  задирать. Народец  здесь не  трусливый,  повязали
охламонов да к  нам в холодную. Ну, ночку они в порубе провели, протрезвели,
образумились. Выпускать их надо к лешему, Митяй обоим по затылку  даст и  на
свободу  с  чистой совестью.  Я  встал,  распахнул  окно,  сделал  несколько
коротких гимнастических упражнений. Хорошо!.. Умылся в лохани, снял с гвоздя
чистое  полотенце, вышитое  крестиком,  вытерся,  натянул  форму и спустился
вниз.  Моя  домохозяйка хлопотала у  широкого  стола.  На белой скатерти был
приготовлен настоящий пир - здоровенная гора блинов,  две миски -  с медом и
сметаной, клюква  моченая в туеске,  парное  молоко в  крынке  и непременный
самовар.
     - Ну, бабуся, ты у меня  просто прелесть! - Я чмокнул старушку в щеку и
бухнулся на скамью.  - Сейчас поем,  а  потом быстро за  дела.  Митяй еще не
подошел?
     - Как  не  подошел, касатик? Он еще  до петухов на завалинке сидел, все
тебя дожидался.
     - Буду... скоро буду...  - прочавкал  я.  Яга присела на табуреточку  у
печки, не сводя с меня умиленного взгляда. Должен признать, что царь проявил
редкую проницательность, поселив меня на квартиру именно к Бабе Яге. Старуха
давно скучала одна, замужем  не была  сроду, ни  детей, ни  плетей  -  вот и
изливала  на  мою  скромную  особу  весь  запас  нерастраченной  материнской
нежности. К  тому же в деле сыска была просто бесценным информатором. Откуда
что знала - ума не приложу...
     - Никитушка... Я вот все спросить хочу, а почему ты кажное утро к столу
при всем параде выходишь, а?
     - Не при всем... китель и фуражка остались в  сенях. А форма  нужна для
солидности.  Ты ж знаешь  царских гонцов - ни свет ни заря  все  ломятся  со
своими депешами. Не могу же я их в рубахе да подштанниках встречать? Уважать
перестанут.
     Я врал. Просто  милицейская форма - это то немногое, что  еще связывало
меня с моим миром. Уже почти два месяца, как я заброшен в сказочную страну,
     неизвестно какое царство-государство, и несу привычную службу по охране
закона  и порядка. Живу в  столице,  большом по  здешним меркам городе,  под
названием Лукошкино. Правит  им царь Горох.  Крепкий неглупый мужик с густой
бородой  и прогрессивным  взглядом на  жизнь. Когда  он  узнал, кто я  и чем
занимаюсь, то  сразу же предложил  создать столичное управление  милиции,  а
меня назначил туда воеводой. Правда, воеводствовать мне особенно не над кем.
Вон разве что Митяй... Этого парня мне дали в нагрузку, попросили пристроить
к делу. Сам он из деревенских, двадцати трех лет от роду, росту в два  метра
да   в   плечах  полтора,   силища   немереная,  храбрости  хоть   отбавляй,
единственное, чего нет - так это ума. Во всем прочем -- отличный исполнитель
и слушается меня, как родную маму.
     - Никитушка, - прервала мои воспоминания бабка, быстрым шагом семеня  к
окну, - а ты ить прав был, вон  они, настырники, едут! Видать, у царя  опять
случилось  чего.  Ох-ох-ох,  дела  наши грешные...  И  поесть-то спокойно не
дадут.
     -  Ладно...  -  Я  отодвинул  миску  с  медом.  -  Бабуль,  сделай  мне
по-быстрому стаканчик чаю, а там уж так и быть, пусть войдут.
     Из-за окна раздался нестройный шум голосов:
     - А ну пропусти, сиволапый! У нас царево дело.
     - Обождет, - невозмутимо отвечал  бас верного Митяя, - батюшка  воевода
милиции еще завтракать изволют.
     - Так ты, деревенщина, нам еще указывать будешь? Батогов захотел?!
     Разговор оборвался после двух  глухих ударов.  Я привстал на скамье  --
обычно с таким звуком падает тело.
     - Спаси и сохрани... - засуетилась Яга,  вновь подбегая к  окошку, - уж
не убил ли он их,  горемычных? Нет...  Вон к колодцу тащит, у сруба положил,
щас водой обольет. Глянь-кось, Никитушка, зашевелились!
     - Пойду я.  Спасибо за хлеб-соль, хозяюшка. Как ни верти, а придется за
дело браться. Да, а что у нас на обед?
     - Пироги с визигой.
     - М-м... замечательно! Прибереги,  если буду задерживаться. Мне сегодня
жалованье получать.
     - Ты уж деньги-то,  милок, суй за  пазуху подальше,  украдут,  не ровен
час...
     -  У лейтенанта милиции? Не  смеши, старушка! - Быстро захватив в сенях
китель и фуражку, я вышел на крыльцо.
     - Здравствуйте, батюшка.
     - Здорово, Митяй. Кого это ты там поливаешь?
     - Да  вон холопы царские. Твою милость видеть хотели. Уж я  уговаривал,
объяснял,  мол, воевода кушать изволит, а они, неслухи, ни в какую!  Вынь да
положь,  а  не  то,  говорят,  терем разнесем!  Ну,  уж  я  так  и  эдак,  и
по-хорошему, и с поклонами...
     -  Брехло ты,  Митька, - удовлетворенно  крякнул  я. - Ладно, поплескай
еще, пусть скажут, зачем пожаловали.
     Мой  напарник от щедрой  души вылил  по полному ведру воды  на каждого.
Нарядные гонцы походили теперь на свиней, блаженствующих в луже.
     - А... ап... смилуйся, батюшка!  Отзови ты,  Христа ради, своего ирода.
Мы ж по делу...
     -  Вежливость  -  превыше всего!  -  наставительно отметил я. -  Вон на
воротах расписание  висит: прием граждан с 9.00. А сейчас не более  половины
седьмого. Чего ради волну гнать?
     - Так ведь спешное дело, государево, - приподнялся один, а другой так и
сидел, раскрыв  рот и  проверяя пальцем сохранность каждого зуба. - Царь наш
просит  тебя  немедля  во  дворец  идти,  у  них  в  казне  большая  покража
обнаружилась. Мало три сотни золотых червонцев как корова языком слизнула!
     - Ну, уж корова-то здесь точно ни при чем, - буркнул я.
     Третья кража за  две недели. Предыдущие были не так  заметны, и царь не
давал им огласки, думая, что сам засунул куда-нибудь свои ключи и перстень с
хризопразом. Значит, допекло-таки его величество...
     - Эй, Митяй! Запрягай кобылу, опергруппа, на выезд!

     Царский терем был огромен -  четыре этажа! В городе, где основная масса
изб вообще едва видна  от земли, это впечатляло. Дождя, слава богу, давно не
было, дорога сухая, и  мы добрались сравнительно быстро. Можно было бы и еще
быстрее, если верхами,  но  в  здешних  краях  престиж  превыше  всего.  Как
человека, облеченного властью, по вызову батюшки-царя меня всегда доставляли
на телеге со специальным подобием кресла. Это мы с Митяем к табуретке спинку
приколотили,  укутали соломой,  прикрыли ковром - получилось  не хуже трона.
Крестьяне и ремесленники при виде меня, гордо восседавшего на телеге с таким
диковинным сиденьем, снимали шапки, кланялись и крестились. У ворот, путаясь
под ногами у невозмутимой стражи, суетился думный дьяк Филимон. Обычно он  и
отсчитывал  мне десять  червонцев в месяц, по  три  раза  проверяя и  норовя
подсунуть старые,  затертые. Дьяк был  худ,  высок,  имел  бегающие  глазки,
козлиную бородку и сварливый нрав.
     - Где ж тебя  черти-то  стоко времени  носят?! -  накинулся он, даже не
дожидаясь, пока я слезу.
     - А где ваше "Здравствуйте, товарищ участковый"?
     - Ну,  здравствуй, здравствуй, сыскной  воевода. Государь  уж истомился
весь, кричит, ногами топает, а тебя нет как нет!
     -  Вы не  одни, вызовов  полно, людей  на  все дела  не  хватает...  --
привычно забубнил я, но Филимона на мякине не проведешь.
     - Хитер ты  больно, лейтенант. Гляди, доведешь батюшку - повисишь денек
на дыбе, поумнеешь!
     При случае обязательно дам  ему в глаз, но сейчас не время  и не место.
Мы  поднялись по ступенькам наверх. Царь ждал меня в главном зале на третьем
этаже. Когда мы вошли, он мерил комнату шагами от окна до окна.
     - Заходи, Никита Иванович... Жду тебя. А ты пошел вон.
     - Но батюшка...  а как же... кто ж слова  твои мудрые записывать будет?
Не ровен час, какое слово и утеряется.
     - Пошел вон! - рявкнул государь, замахиваясь на дьяка скипетром, но тот
успел выкатиться за дверь.
     Да,  настроение  у его  величества  не очень.  Горох в таком  состоянии
действительно крутоват и скор на расправу.
     - Ограбили меня, - глухо пожаловался он.
     - Слышал. Давайте по порядку. - Я присел на скамью и раскрыл планшетку.
- Какие ценности пропали?
     - А ты не знаешь?!
     - Слушайте, кто из нас  двоих  следователь  - вы или  я?! - Еще в школе
милиции нам  вдалбливали  в  головы  -  все  под  запись,  все как положено,
отчетность и еще раз отчетность. - Спрашиваю второй раз, что пропало?
     - Перстень с хризопразом золотой, персидской работы. Сундучок  дубовый,
уголки да крышка железом резным  обиты, в нем  монет  сотни  на три,  а то и
больше... - пустился перечислять царь.
     - Минуточку, гражданин! Помнится, на прошлой неделе у вас якобы пропали
ключи?
     - Ключи-то нашлись, под кроватью у меня валялись, а вот прочего нет.
     - Все ясно. Кого подозреваете?
     - Да всех! - разгорячился  государь. - Ежели ты эту пропажу не найдешь,
я тут  всю челядь на кол пересажаю! А тебе велю голову отрубить, чтоб впредь
не врал, будто воров ловить учен был.
     -  Ну,  вы  не  очень-то...  Милицейское  управление  лучше  бы на ноги
поставили, а то орете тут! Кто мне под начало тридцать стрельцов обещал? Кто
божился ночное конное патрулирование финансировать? А матерьяльная база? Две
кобылы да телега! Из всей сыскной бригады - один Митяй. Ну не разорваться же
нам обоим!
     - Ладно...  не  серчай, -  отошел Горох,  но тут  же стукнул кулаком по
подоконнику: - А воров все ж таки найди!
     - Найду, найду... куда они денутся. Где сундук-то стоял?
     - Ясно где - в подвалах, где и прочая казна хранится.
     - Мне  надо  осмотреть место  преступления. -  Захлопнув  планшетку,  я
поднялся и кивнул царю: - Прошу следовать за мной.
     Мы спустились  в  подвалы.  Вход охраняла  стража  из  четырех  сменных
стрельцов, однозначно  утверждавших, что никто из посторонних к  государевой
казне близко  не подходил. Знакомая картинка...  Никто  ничего не  видел, не
слышал  и  вообще не  знает,  о  чем  речь.  Пока  царь  доставал  ключи,  я
внимательно  осмотрел здоровенные  замки.  Никаких  следов  взлома,  если  и
открывали,  то не  самодельной отмычкой,  а  родными ключами.  Петли, скобы,
кованые гвозди - все настолько надежно, что хоть взрывай, одной фомкой никак
не взять. Царь наконец отпер дверь, и мы вошли внутрь. Двое шагнувших следом
стрельцов  зажгли  свечи  в  высоких  подсвечниках.  Сравнительно  небольшое
помещение оказалось чуть ли не под потолок заставлено сундуками, коробами да
бочками.
     - Тут весь запас - золотой, серебряный и медный. Каменья самоцветные  в
другом месте держу. Вещи из злата-серебра - тоже.
     - А-а, тут, значит, у нас только монеты?
     - Только они, - подтвердил государь.
     -  Это правильно. Личные  сбережения нельзя держать в  одном месте. Вот
еще, кто имеет постоянный допуск к золоту?
     -  Я, боярин Мышкин, казначей Тюря  да дьяк Филимон. Ах, вот оно что, -
внезапно догадался  Горох.  -  Вот, значит,  о  ком ты речь-то  вел?..  Кого
подозреваю,  говоришь? Зело  умен  ты, воевода участковый. Сей  же час  всех
троих на дыбу!
     - Э-э-э... Ничего подобного  я не  говорил!  - завопил я, потому  как с
него  станется.  С  какой  скоростью царские  палачи  выбивают "добровольное
признание",  не  снилось  ни  одному  журналисту,  пишущему о беспределе  во
внутренних  органах.  -  Совсем  наоборот.  Если  сейчас  мы  арестуем  пару
невинных,  вор  успокоится  и  заляжет  на  дно.  А  я  хочу,  чтобы  он  от
неизвестности занервничал, запаниковал, начал совершать  ошибки и выдал себя
с поличным.
     - Мудрено... На дыбе-то оно побыстрей да понадежней.
     -  Слушайте,  у  вас  тут  есть  хоть  какое-то  понятие  о  презумпции
невиновности?
     - Будь по-твоему! - решился государь. -- Вот тебе сроку - ровно неделя.
Сыщи  вора! Награжу  шубой  с плеча  и на  конную милицию  отсыплю. Ну  а не
сыщешь, так и не взыщи: твоя спина - мой кнут.
     Я  молча  пожал плечами. А  что делать? В  данной  ситуации спорить  не
приходится... Царь на то и царь, что в любом случае прав.
     -  Пусть вечером ко мне в управление зайдут все трое. Повестки передать
или сами явятся?
     - Явятся, куда ж им деться, - многозначительно пообещал царь Горох. - А
не пойдут, приведут поневоле!

     Домой ехали не торопясь, в размышлении...
     -  Чегой-то  не  пойму  я, батюшка,  ежели, как ты сказал, замки-то  не
тронуты, у  дверей стрельцы  с оружием - как  же  цельный  сундук с деньгами
уплыл? Нет... Тут дело нечистое, без колдовства не обошлось!
     - Наличие элементов колдовства еще доказать надо. Наша с тобой задача -
следовать  фактам. Факты -  штука серьезная,  бескомпромиссная,  и с ними не
поспоришь.  А  колдовство...  Знал  бы  ты,  какие  суммы  исчезали в  наших
финансовых пирамидах без всякой магии... Будем действовать по правилам. Надо
выяснить,  кто конкретно отвечал  за подбор охраны,  пусть он проверит своих
людей. Завтра же еще раз обследовать весь  подвал.  Там  этих сундуков  выше
крыши! Может быть, еще чего-нибудь пропало, просто в глаза не бросается. Да,
сейчас  отвезешь  меня  домой,  а сам  дуй на  базар, бабка  длинный  список
составила - где чего купить. А вечером пойдешь в кабак...
     -  Благодарствую,  воевода-батюшка! - радостно осклабился  парень, но я
его несколько приспустил с голубых небес на грешную землю:
     -  Ты смотри у  меня! Пей, да знай меру... Если опять на бровях придешь
-- в поруб посажу, он себя как медвытрезвитель лихо оправдывает. Помни -- не
просто идешь, а по заданию.
     - Вот те крест, не подведу! А тока ежели в кабаке не пить, то какого же
рожна мне там делать?
     - Ну а ты походи, поприсматривайся, поприслушивайся. Надо выяснить, что
об  царской краже в народе известно. Что люди болтают.  Если вор неопытный -
он деньгами  сорить начнет, сообщники  тоже этим отличаются, может, кто чего
спьяну и сболтнет...
     - Понял, батюшка. Все как есть исполню, не извольте сомневаться. А  ну,
пошла! Пошла, залетная!.. Эгей!
     Рыжая кобыла пустилась тряской рысью.  Митька явно обрадовался заданию.
Филерской  школы у  парня  никакой, но учиться надо. Пока еще здесь  удастся
наладить агентурную сеть... Работаем с чем приходится.
     Моя хозяйка ждала у окошка. Увидев нас,  всплеснула руками и скрылась в
дому. Держу  пари, побежала доставать пироги  из  печки. Я выдал Митьке один
золотой червонец (да  разве  нормальный человек забудет  получить  у думного
дьяка  свой кровный оклад?), еще раз наказал,  чего  купить,  и отправил  на
базар. Бабка покормит его по возвращении. Именно Яга настояла  на том, чтобы
мы ели раздельно: я в  горнице, он в  сенях, где  и спал. Зазорно-де воеводе
сыскному со своими же холопьями за одним столом сидеть. Уважать не станут. Я
махнул рукой  - за те  два месяца, что здесь живу, знаю - старуха плохого не
посоветует!
     - Ну, заходи, мила-ай... Снимай ботинки свои чудные, запылились небось.
Я вон шлепки тебе новые связала. Обед на столе, банька греется...
     -  Ладно,  ладно, и так все расскажу. Времени в обрез, к вечеру  царь в
управление подозреваемых пришлет. С чем пироги-то?
     - А с визигой, как поутру и  договаривались. Ты уж  садись, касатик, да
ешь, вон бледный какой...
     Я ополоснул руки и сел за стол. Ну, да тут и кроме пирогов всего полно.
Бабка кормит меня как на убой. Люди поговаривали,  будто  она в столице лишь
последние лет десять  живет, а до этого в лесу разбойничала. Не знаю...  Все
возможно. Возраст я у  нее  не  спрашивал,  женщина все-таки. Внешне  вполне
соответствует своему  имени - горбата, нос крючком, зубы  острые, желтые, на
ногу  прихрамывает,  один глаз  голубой,  другой фиолетовый. В сенях ступа с
помелом,  по терему  черный  кот разгуливает... Да нормально все!  Здесь все
такие.  В  лесах  лешие, в болотах кикиморы, в речках русалки, а  люди живут
себе... Я ведь тоже не забиваю этим голову,  много думать вредно. У меня моя
работа, стабильная зарплата, все  льготы, какие  захочу, отчего же  не жить?
Телевизора не хватает...
     - Да, тяжелая  твоя  служба,  - сочувственно вздохнула  Яга, когда я по
ходу разборки с пирогами  в общих чертах разъяснил суть  дела. -  Чем могу -
помогу, но ты уж от меня многого не жди - годы не те...
     -  Бабуля,  ты у меня в любом возрасте просто  прелесть! Вот  Митяй  из
кабака вернется, мы  это  жулье быстро переловим. Руки за спину,  наручники,
телогреечку с номером - и, как водится, по этапу...
     - Уморишь ты  меня, касатик, - расхихикалась бабка. - Да ты ешь, ешь, а
меня слушать и с пирогом во рту можно. Я, слышь-ко, че тебе предлагаю... Как
будешь энтих троих на допрос вызывать, ты меня-то из горницы не гони.  Я вон
в уголке незаметно посижу, носки вязать  стану, а сама слушать да примечать.
Как кто  врать-то  начнет, я это враз угляжу! У меня  на мужиковскую  брехню
глаз наметанный...
     Я только головой  покачал. Да  пусть  сидит, жалко,  что  ли? Дело,  по
первому взгляду, не представлялось слишком  сложным. Не много  народу  могло
войти в царское денежное хранилище. Сбежать из города с деньгами практически
невозможно:  прежде  чем послать  за мной,  Горох  повелел  закрыть  ворота.
Украсть и закопать? Не вижу смысла.
     Мне почему-то  казалось, что  вор обязательно  проявит себя.  А  пока я
намеревался вести следствие, как нас обучали в школе милиции. То есть начать
с вызова и опроса лиц, имеющих доступ к ограбленному объекту.
     В назначенное время  у  наших  ворот  появились все. Если бы только те,
кого я ждал...
     Ох,  елки  зеленые!  Дьяка  Филимона  сопровождало  трое  стрельцов   с
бердышами  на изготовку.  Казначей Тюря рыдал  в обнимку  с женой и вопящими
детьми.  Боярин Мышкин так вообще умудрился приволочь за собой все подворье,
жену,  ребятишек, престарелых родителей,  близкую и дальнюю  родню, холопов,
бабок,  нянек - всех, от последнего служки до первого  пастуха. Вой стоял --
хоть уши затыкай!  За всю мою  практику ничего подобного не было. Они же все
трое как на  казнь  собрались. Небось  и рубахи  чистые надели,  и в церковь
сходили, и  завещание  огласили,  и милостыню  нищим раздали... А на воротах
наших уже сидел повсеместно известный  юродивый Гришенька, в драной рубахе и
с полупудовым крестом на шее, восторженно болтая босыми ногами:
     - Вот и суд ваш, кровопийцы! Ужо покажет  вам участковый... Никитка-то,
он
     на правеж  ох как скор!  На  сажень в землю видит, за версту вора чует.
Довольно вам бога гневить, пора и ответ держать!
     Толпа  откликалась  на  его митинговые лозунги новыми взрывами стонов и
рыданий.
     -  Гришенька!  Смилуйся, помолись  перед  Господом  за нас, грешных,  -
голосили бабы.
     Я  начал  несколько  нервничать.  Баба  Яга   поняла  мое  состояние  с
полувзгляда и, быстро убрав со стола, кряхтя, направилась к двери.
     - Всех сразу звать али по старшинству?
     - Давай по старшинству, - подумав, кивнул  я. Пусть этот противный дьяк
помучается в ожидании...

     Не знаю, что  им там сказала Яга,  но крики за окнами стихли так резко,
словно  всем рты позатыкало. Минуту спустя бабка впустила в горниц дородного
бородатого мужчину в дорогих одеждах и высокой бобровой шапке.
     - Садитесь, гражданин.
     Боярин остался  стоять  у  входа, сверля меня суровым взглядом. Старуха
незаметно  отплыла  в сторону и устроилась в  уголке за печью с вязаньем.  Я
положил  на  стол  планшетку, достал авторучку  и  приступил  к планомерному
допросу.
     - Гражданин Мышкин?
     - Бояре мы, - прогудел мужчина.
     - Пройдите и  сядьте!  -  повысил голос я.  - Пока  мы  с  вами  просто
беседуем. Не  устраивает -  можем продолжить  в пыточной у Гороха. Я слышал,
тамошние палачи - мастера своего дела.
     Мышкин  вздохнул,  хлюпнул  носом, подошел  и  осторожно сел  на скамью
напротив.
     - Продолжим следствие. Ваше имя, отчество, год рождения?
     - Афанасий,  сын Федоров.  Когда  родился -  не ведаю, про то  у попа в
книге записано, а нам знать без надобности.
     - Ладно, уточним у отца Кондрата, - пометил я.  - Что думаете о краже в
царской казне?
     - А чего ж тут думать? Мы к тому непричастны. Казна, она большая, ежели
кто чего слегка и прихватил, так ведь на то и колодец, чтобы пить.
     - Ну, если понемногу,  то, может быть, и действительно не  так заметно.
Но  в этом случае  подобные действия трактуются как "планомерное  расхищение
государственной собственности". Мы же  имеем  дело с конкретной кражей.  Три
сундука с золотом...
     - Чего ж это - три?! - аж подпрыгнул Мышкин. - Откуда  три-то  взялось?
Один сундучок всего и был! Неча напраслину на людей возводить...
     - А вы откуда знаете, что  украден именно один и что именно сундучок, а
не ларец, не мешок, не бочонок? - ласково полюбопытствовал я.
     - Так  ведь... это... все вон знают! Ты любого в  городе спроси - он те
сразу скажет. Земля-то, она слухом полнится.
     - Допустим... Ну, а вот лично вы чем занимались весь вчерашний день?
     -  Дык... как же...  упомнишь тут... -  насупился боярин,  запуская обе
руки в бороду, словно ловя там  кого-то. - Спал да ел, по  хозяйству холопам
дела распределял, во дворец после обеда захаживал, в баньку под вечер, ну  и
ужин с осетринкой, поросенок с кашей, пироги с ягодой, меду немного...
     - Достаточно. А в подвалы, где казна хранится, заходили?
     - Нет! Как можно! Не был я там!
     - А почему, собственно, нет? Царь  Горох утверждал, что вы относитесь к
лицам, имеющим допуск в хранилище.
     -  Бываю там, верно, но  редко бываю... Моя служба - стрельцов  у входа
ставить.  Чтоб глядели  в оба! А внутрь  я не захожу. Что я  там,  денег  не
видел?
     -  Ясно. Значит,  вы  отвечаете за охрану  объекта. Что ж... должен вас
огорчить. Раз уж произошла кража, то, найдем мы вора или нет, в любом случае
выговор за халатность вам обеспечен.
     -  Избавь от гнева  царского,  батюшка  сыскной  воевода! -  неожиданно
рухнул  на колени  перепуганный  боярин.  -  Вовек твоей  услуги  не забуду.
Неповинен, неповинен я! Не губи душу, отпусти на покаяние!
     - Встаньте!  Сейчас же встаньте, Афанасий  Федорович!  - вскочил я.  --
Люди войти могут, а вы тут на коленях ползаете. Что за манеры? Вы в милиции,
а не в храме. Встаньте!
     -  Не губи...  В доме семеро  по  лавкам,  жена  восьмым  брюхатая!  --
продолжал изливаться Мышкин, не обращая никакого внимания на мои попытки его
поднять.
     Баба Яга бросила вязанье и поковыляла на помощь.
     Боярин надрывался вовсю:
     -  И  здоровье не  то уже...  Почитай,  что ни  день, то  сердце ломит!
Сынков-то два всего, остальные дочки. Им расти, а мне приданое  готовить.  А
как засадит государь в  острог, кто  их, сиротиночек, замуж-то возьмет?!  Не
губи, воевода! Христом Богом молю!..
     Как мы его в дверь  вытолкали - ума не  приложу... Японский  городовой!
Если  тут каждый  будет  устраивать  подобную истерику,  никаких  нервов  не
хватит.  А  потом  говорят,  милиция  не  сострадает  гражданам...  Ну,  вот
посострадайте  такому  - он из  вас  веревки  вить  начнет,  а  воровать  не
перестанет. Я  выглянул  в  окно. Боярин Мышкин,  рыча,  понараздавал оплеух
дожидавшимся слугам, с трудом взгромоздился  на  коня  и с  довольной  рожей
отправился   домой.  Толпа  родственников,  славя  Бога  и  распевая  песни,
двинулась следом.
     - Ну, что скажет наш детектор лжи?
     - Врун он, батюшка, - твердо объявила Яга. - Да и трус в придачу. Ты бы
проверил еще разок, чего он там наплел.
     -   Это  я   и  сам  мог  сообразить.   Есть   в   его  болтовне   пара
несостыковочек... Я-то, признаться, думал, что ты, старая, мне сразу на вора
укажешь.
     - Так я тебе  и указую - вор он! - подтвердила бабка. - Хоть мою голову
на плаху клади, а таскал  он золотишко  из казны.  Вот только он  ли  сундук
уволок - о том не ведаю...
     - Значит, будем проверять остальных. Казначей у нас за что отвечает?
     - Как? А  деньги  принять, посчитать,  разделить, кому  в долг, кому на
дело, какие налоги где, кто принес, сколько - все казне прибыток.
     -  Понял.  Говоря  проще  -  бухгалтер-экономист, - пометил я. - Ну,  с
распределением  бюджета мы сейчас  возиться  не будем,  это  уже  финансовой
инспекции ближе.  Мы его потрясем  на предмет банальной кражи. Да, а дьяк-то
наш, он что в хранилище делает?
     -  Пишет, - пояснила Яга, чуть удивляясь  моей бестолковости. -  Как же
можно без  дьяка-то? Боярин  ли, казначей, а то и сам государь в казну зайти
захочет,  так дьяк  с  бумагой да  чернилами  тут  и  есть.  Записать  чего,
оприходовать, опись составить, посчитать, жалованье царевым слугам выдавать,
да мало ли... Вот Филимон там и трется.
     - Уловил. Ну что ж, подруга дней моих суровых, давай следующего.
     - Уже бегу, касатик. Сей же час поставлю перед очи твои ясные.
     Хорошая у меня бабка, правда?

     Тюря оказался человеком скрытным, размытым.  На первый  взгляд даже  не
разберешь, сколько ему лет. Кафтан простой, из  хорошего сукна, но не новый.
Сам  лыс,  бороденка куцая. Руки  мне  его не  понравились  - беспокойные...
Пальцы,  как белесые  черви,  так и  возятся,  ни  на  минуту  не  прекращая
движения.  Когда он вошел  и без приглашения сел  напротив  меня, я нарочито
пристально стал рассматривать  его лицо,  но так и  не смог  поймать прямого
взгляда мутных серых глаз.
     - Имя, фамилия, отчество?
     - Тюря... и  батюшка мой Тюрей был,  и дед, стало  быть...  Казначей  я
здешний,  не помните? А  я вот вас,  Никита Иванович, не  впервой вижу.  Вы,
видимо, при дворе-то гость нечастый.
     - Допустим.
     - Ну, вот я и гляжу,  чем  же мне лицо  ваше  знакомо...  Вы,  случаем,
деньги в казну на сохранение под проценты не сдавали?
     -  Очень  интересно... - От неожиданности я  даже  перестал записывать.
Этот тип откровенно пытался всучить мне взятку!
     - Вот  ведь что я говорил! - обрадовался мой собеседник, обтирая лысину
засаленным  рукавом. -  Только  вы  тогда  спешили очень и  роспись в  книге
оставить запамятовали. Ну,  да  дело  молодое,  с  кем  не  бывает...  Сколь
денег-то в том кошельке было?
     - Не  помню,  - поднапрягся  я,  едва  удерживаясь  от  жгучего желания
кликнуть стрельцов. - Но уверен, что сдавал я не кошелек, а сундучок.
     - Точно! Именно так, батюшка... Полнехонький сундучок серебра.
     - Золота!
     - Смилуйся, отец родной, - аж покраснел от моей наглости взяточник.
     - И за три года шестьдесят процентов прибыли!
     -  Да побойся Бога, сыскной  воевода! - подпрыгнув, взвыл казначей. - У
нас в Лукошкине отродясь таких процентов не было. И служишь ты у царя не три
года, а без малого два месяца. Откуль я тебе такие деньжищи-то возьму?!
     -  А ну сесть! И не орать  на представителя власти! - рявкнул я, хлопая
ладонью по столу. Тюря вздрогнул и заткнулся.
     -  Все!  Хватит  провокационной  болтовни.  Отвечайте  на  поставленные
вопросы  коротко  и по  существу.  Когда  и от  кого  вы  узнали  о  краже в
хранилище?
     - Дык...  как не узнать?! Еще ночью стрельцы  с постели подняли. Ну,  я
как есть, в исподнем да босой, - бегом в царский терем, спустился в подвалы,
а дверь-то и открыта. Уж я этих охранничков и по шеям, и в рыло,  а они одно
- знать ничего  не знаем! Я заглянул, осмотрел, где  что,  глядь-поглядь,  а
сундучка дубового с тремястами  червонцами-то и не видать. Как сквозь  сырую
землю провалился, проклятущий...
     - Ваши действия?
     - Какие действия?!  А... что  делал-то?  Ну, знамое дело, перво-наперво
двери закрыл и стражам наказал смотреть в оба! Потом уж к батюшке царю пошел
с  повинной.  А его  ведь  спозаранку и  не  разбудишь,  разгневаться  может
государь... Пошлет спросонья на плаху,  а  уж потом, к обеду, одумается. Вот
он когда встал, умылся, так я пред его ясные очи и доложился. И то рисковал,
надо бы опосля чаю...
     - Понял, записал. Кого подозреваете?
     - Ты  помяни мое слово, участковый, - без нечистой силы не  обошлось! -
заговорщицким шепотом поведал казначей.
     - И что вы этим хотите сказать?
     -  Закрыл  бы  ты  это дело...  Гиблое оно.  Раз  уж тут нечистым духом
пахнет, то человеку вовек не распутаться. Только людей  зазря потревожишь да
голову буйную  под топор сунешь.  А ежели на бесов  свалить,  то  государь в
обиде не будет, сам понимаешь...
     -  Понимаю,  даже слишком  хорошо  понимаю... На  сегодня вы  свободны,
гражданин.
     - Могу идти?
     - Можете.  Но  на будущее  попрошу  запомнить - я  мзду не беру, мне за
державу  обидно,  - очень кстати ввернул  я крылатую  фразу  из  популярного
кинофильма.
     Тюря  встал,  поклонился и  рванул  к  выходу так  резво,  что  едва не
вписался в косяк.
     - Дверь левее...
     - Спасибо, батюшка воевода!
     - И этот вор, - четко определила бабка, когда казначей вышел вон.
     - Это любому дураку ясно. А вот что он в конце насчет колдовства  плел?
В этом есть какое-нибудь рациональное зерно?
     - Ох, Никитушка, говорил  бы ты со мной  по-русски,  я ведь старая уже,
иноземных слов не разумею. А  вот коли колдовства касаемо, так,  думаю, было
оно!  Нешто без колдовства четверым стрельцам глаза отведешь, чугунные двери
откроешь да сундук с золотом вынесешь?
     - Эх, бабуля... В мировой практике  преступности и  не такое бывало. Но
будь по-твоему, рассмотрим  все  версии. Если  принять за  исходную  рассказ
казначея, то следует предположить, что кто-то, прикрываясь волшебством...
     -    Шапкой-невидимкой,    заячьей     травой,    зельем    колдовским,
кольцом-поворотнем... - пустилась перечислять Яга.
     - ...прошел мимо стрельцов, отворил двери, взял сундук с деньгами и был
таков. Когда охрана  пришла в себя и обнаружила  кражу, то двое  побежали за
казначеем, а двое остались на посту, так?
     - Вестимо, так... а чего ж тут не так, батюшка?
     -  Я  осматривал  замки.  Они  были  открыты  ключами.  Не  фомкой,  не
отмычками, не другим инструментом, а именно ключами. Царь Горох носит их при
себе. Но вот они на два дня пропали. Вчера  нашлись под кроватью. Значит, за
это  время  преступник не  только сделал  себе  дубликаты, но и основательно
проверил их в  деле. Кто же он?  Боярин Мышкин отвечает за охрану, поэтому в
самом хранилище ему делать нечего. Он может зайти туда либо с царем,  либо с
казначеем. А вот казначей по мере надобности  одалживает ключи у государя и,
следовательно, имеет возможность пошарить в казне в одиночку.
     - Ну так вот он, поди, и вор! - поддержала моя хозяйка.
     Старушки  все считают себя  очень  умными, потому так скоропалительны в
решениях.
     - Хорошо бы, но...  Если  он имел возможность брать ключи почти в любое
время,  то  зачем  бы крал  их на два  дня?  Ведь  чтобы  сделать  дубликат,
достаточно отпечатать ключ  в воске. По оттиску любой кузнец  изготовит  вам
такой же за полчаса.
     - И то верно...
     - Вот именно, - призадумался я. - А тут еще этот перстень с хризопразом
не идет из головы. Камень-то не самый дорогой. Зачем вор стащил перстень?
     - Да кто ж  их, жуликов, разберет?! Может, глянулся кому, может, ничего
поценнее  не было, а может, и попросту  руки чесались. Вот и  спер что ближе
лежало.
     -  Медики  утверждают, что есть  такая  болезнь  -  клептомания,  когда
человек чувствует неодолимую тягу к воровству. Многие  уголовники даже косят
под  это  дело,  но судебно-медицинская экспертиза  щелкает  их  как орешки.
Однако  мне  кажется,  что  в  нашем  конкретном  случае  мы  должны  искать
нормального, психически здорового вора. Так, значит, кто у нас там  остался?
Дьяк Филимон. Ну-ка, ну-ка, ну-ка...

     - Ты что  ж  это  творишь, охальник? Ты кого же это к  себе в отделение
тащишь?!  - надрывался думный  дьяк,  размахивая перед  моим  носом  длинным
узловатым пальцем. - Я ить не посмотрю,  что ты при исполнении... Я-то  царю
всю правду доложу про твое самоуправство! Ты вон воров беги лови. Нет такого
закону, чтоб всех честных людей  через весь город силком за  шиворот волочь.
Нет у тебя таких прав, участковый... На-кася выкуси!
     - Ну надо же, - искренне удивился я, как только скандалист окончательно
выдохся,  -  шумит,  как мелкий спекулянт при взятии с поличным.  Может, еще
будем требовать один телефонный звонок адвокату?
     - А чего? И будем! - все еще возмущался дьяк,  не понявший ни слова, но
уловивший суть.
     - Сядьте, гражданин. Пока  вас никто ни в чем не обвиняет.  Вызвали как
возможного свидетеля  по делу об ограблении государевой казны. Да сядете вы,
наконец?!
     - Насижусь еще... твоими молитвами... в остроге либо в порубе!
     - Невиновных не сажают.
     - Это ты кому другому расскажи...
     - Что?  -  приподнялся  я.  -  Может, ты  хочешь  сказать, что царь наш
батюшка  без  вины  народец  лихой по острогам  гноит? Может,  тебе политика
государственная не нравится? Может, для тебя и царь плохой, а?
     - А... у... умн... - начал было думный дьяк, но потерял мысль и сдался:
- Царь - хороший!
     - Ну, вот то-то же! А теперь  успокойтесь и  отвечайте на вопросы. Имя,
фамилия, отчество?
     - Зовут меня  Филя.  Филимон то есть.  Отца Митрофаном  Груздем  звали,
прозвище такое. Коренные мы, не из приблудных. Сколь родню свою помню, все в
столице жили.
     -  Назвался  Груздем  - полезай  в Лукошко, - скаламбурил я и продолжил
записи. - Что можете рассказать по данному делу?
     - Ничего я тебе не скажу, поскольку басурманин ты и есть!
     - А вы знаете, что бывает за отказ сотрудничать с органами?
     - Ну какого рожна тебе от меня надо?! - снова завелся  дьяк. - Не ведаю
я, кто те деньги из казны стащил. Не ведаю!
     - А ключи из подвалов кто у царя уволок?
     - Не ведаю. Только нашли их вчерась, под кроватью у государя-батюшки.
     - Ошибочка вышла - не на то место ключи бросили. Царь  Горох с  ключами
спать  не ложится, он  их  на гвоздике вешает у  двери.  С  чего  бы  им под
кроватью найтись?
     - Не ведаю.
     - Хорошо, а перстень где?
     -  Вот ведь  прилип, как банный лист к  заднему месту!  Уж сколь твержу
тебе, недалекому, - не ве-да-ю-ю!
     -  Ладно, гражданин  Груздев  Филимон  Митрофанович...  -  Я  угрожающе
привстал и, уперевшись  обеими руками  в стол, тихо, но твердо  пояснил: - К
завтрашнему  утру   приготовишь  список  лиц,  в  течение  последней  недели
посещавших  хранилище,  записи  разговоров,  там  записанных,  и  сумм,  там
полученных. А сегодня дашь подписку о невыезде. Из города ни ногой!
     - А ежели... к бабушке в деревню? - робко заикнулся думный дьяк.
     -  Только попробуй... Я тебе  такую кузькину мать покажу! Ты у меня  до
старости на нарах баланду хлебать будешь!!! Пошел вон!
     - Могу, значит, идтить?
     - Конечно, можете, гражданин, - немного  остыл я. - Но если вас вызовут
еще раз, то постарайтесь впредь быть более лояльным к представителям органов
охраны правопорядка.
     - Вот те крест, батюшка  участковый... Но  когда этот кадр выкатился за
ворота, то на всю улицу раздался его дребезжащий голос:
     -  Тоже мне, важная  птица!  Да  я ему прямо в  лицо все сказал...  Так
правду-матку и резал! Участковый... Знаем  мы  таких липовых участковых! Ужо
найдется и на тебя управа. Дай срок.
     - Никитушка-а... замаялся поди, милок? - неслышно подкатилась баба Яга.
- Давай я самоварчик поставлю. Сейчас  чайку с шиповничком да мятой выпьешь,
и полегчает.
     Я  молча  кивнул.  За  год работы в  отделении подобные допросы не были
большой  редкостью, но должен признать, выматывает это  страшно.  Ну а здесь
вдвойне.   Я  же  один   -   и  за   дежурного,  и   за  следователя,  и  за
оперуполномоченного. Что ни случись - все сюда бегут. Первое время больше по
глупостям разным тревожили. Курица у кого пропала, валенок потерялся, муж из
кабака пьяным пришел - все ко мне. Думали, я вроде знахаря,  гляжу на воду и
сразу вижу, где что  лежит. Сто раз объяснял; когда дошло, пореже беспокоить
стали. К особо пьющим  мужикам  пришлось на  дом  ходить с профилактическими
беседами.  Первое время  помогало,  а потом опять за свое. В принципе работа
как работа. Ничем не  лучше и не хуже  моей службы  в Москве. Жалованье пока
платится регулярно, причем  только за  то,  что я  вообще здесь сижу. А  так
каждое   дело   оплачивается  отдельно.  Что-то  вроде  частного  детектива.
Несколько  мелких краж так раскрыли, двух  мошенников на базаре разоблачили,
ну  и еще что-то  не  слишком  крупное... Дело  хлопотное,  зато конкуренции
никакой,  один  я на  все  Лукошкино. Да и на все царство-государство  один.
Султан Тьмутараканский, как через  послов  своих  узнал,  что наш Горох себе
отделение милиции  завел,  тоже  такое задумал. Но не  вышло  у них  ничего.
Специалистов нет  и взять негде, а  те  стражнички,  кого  на  эту должность
посадили, только взятки брать и могли. Так что погорели на корню.
     А  я и сам  тут человек случайный. Оно ведь как  все началось... Нас  в
какую-то  деревеньку  под  Переделкино отвезли  на плановые  учения. Фикция,
конечно, но начальству виднее.  Так  дернул  же  меня  черт  в  одну избушку
заглянуть!  Что-то  там мелькало у  входа... То  ли свинья полосатая,  то ли
собака с пятачком, то ли вообще коза, но тогда хвост у нее слишком длинный и
вроде как с кисточкой. Я капитану  говорю, дескать, не могу терпеть, "мокрое
дело",  сбегаю за  избушку и  назад.  Получил добро, а сам схитрил,  в дверь
зашел. Внутри обычный разгром, паутина, грязь, мусор, наверняка бомжи не раз
ночевали. Вот только крышка погреба скрипнула... Ну интересно же!
     Полез,  дурак...  Погреб как погреб. Стены сырые, не видать никого. А в
этот момент какая-то зараза крышку и захлопнула! Темно! Страшно! Да и злость
в придачу...  Это кто ж у  нас в стране  с младшим лейтенантом милиции такие
шутки шутит?  Поорал, постучал, слышу, идет кто-то...  Открывается крышка, и
на  меня смотрит Яга. Ну, я тогда с ней еще знаком не был. Выхожу, извините,
гражданочка, спасибо за помощь  и  все такое, глядь, а изба-то  не  та!  Все
чистенькое,  вылизанное,  везде  дорожки полосатые  лежат,  кот  здоровенный
мурлычет. Я  к  окошку -  мать честная! А  там  город,  как на  картинках  в
учебнике  по  истории. Меня  аж  пошатнуло... Спасибо бабке -- чаем отпоила,
выслушала, в  психушку не сдала, а взяла меня под ручку  и отвела прямиком к
царю.
     - Никитушка,  что ж ты  задумался, сокол  ясный? Что ж  ты буйну голову
повесил? Вон и самовар поспел, давай-ка  поужинаем, поговорим, может, я тебе
чего и присоветую.
     - Спасибо, бабушка Яга. Там у нас Митяй-то еще не приходил?
     - Нет, касатик. Да ведь ты ж его вроде сам куда по делам отправил?
     -  Отправил  я  его на  базар за покупками, а потом велел идти в кабак,
смешаться с народом и послушать... Может, что путное и принесет.
     -  Принесет он, как же...  - хмыкнула  бабка.  - Его  бы из  кабака кто
принес. Ну,  с базара-то  он  заезжал, вон  две корзины  в сенях  товаром да
съестным  битком набиты.  Видать, заскочил, пока  мы  допрос  вели. А сам-то
раньше ночи и не покажется.  Уж  ежели Митька  до кабака дорвался - на своих
ногах его не жди!
     - Он слово давал.
     - И десять даст. У каждого  мужика  своя слабость  есть: кто  на деньги
падкий, кто на баб, а ему лишь бы до чарки дотянуться, а  там хоть  трава не
расти.
     - Леший с ним,  - поморщился я,  - придет, разберусь. Что  у нас там на
ужин?

     После чая мы с Ягой уселись друг напротив друга и по обоюдному согласию
решили, что дьяк Филимон тоже вор.
     - А кто  ж сейчас не вор? Уж коли они все трое при казне обретались, то
у всех рыльце  в  пушку. В пыточную  их надо,  заплечных  дел мастера быстро
выбьют, кто сундук-то стащил.
     - Это верно... Побоями из человека любые признания выдавить можно. Но я
не понимаю, зачем?
     - Как зачем? Чтоб деньги возвернуть!
     - Я не об этом. Зачем их вообще красть?
     - Никитушка, - прищурилась Баба Яга, -  а ты  у меня не заболел  часом?
Как это - зачем красть? Ты что ж, не знаешь, зачем воры крадут?!
     -  Знаю,  но я о другом.  Положим, что боярин  Мышкин, заведуя охраной,
может иной раз заскочить в хранилище и тайком от дьяка или казначея сунуть в
карман   горсть   монет.  Казначей  вполне  может   запутать   всю   систему
налогообложения,   выписать   жалованье   на   фиктивных   лиц,   подчистить
бухгалтерию, добавить лишний  нолик, округлить, утрясти - и тоже  иметь свой
стабильный доход. Дьяк, возясь со всеми бумагами, вполне способен "потерять"
ведомость, не  сообщить об увольнении  со службы, задержать  общее жалованье
стрельцов  на  недельку-другую,   дав   на  это  время  деньги   ростовщику,
элементарно обсчитать  - и будет хорошо жить на проценты. А вполне возможно,
что эти трое попросту объединились и крутят свою мафию, покрывая друг друга.
     - Ох ты ж, страсти-то какие... - всплеснула руками бабка. - Да ведь их,
разбойников бессовестных, всех надо сей же час в острог посадить!
     - Увы... все мои логические  выкладки - пока только теории.  У нас  нет
фактов, значит, нет доказательств. Для того чтобы выдвинуть обвинения, нужна
более детальная  проверка  всего дела. Тут и  ОБХСС работы на три  месяца, а
царь дал  всего неделю. Проблема не в том, что они воры, а в том, что никому
из них не выгодно было брать сундук.
     - Как так?
     -  Эх, бабуля...  работа  милиции  в  том  и  заключена,  чтобы  понять
психологию преступника,  -  снисходительно пояснил  я.  - Вот  мы, например,
сейчас  доказали: у  каждого  из трех подозреваемых  есть своя кормушка. Но,
украв сундук,  любой  из  них  сразу  перекрывает  все! Дело передают нашему
управлению, начинаются допросы,  слежки, репрессии, усиленная охрана -- кому
это выгодно? Нашим "тихим"  воришкам? Нет... они за годы  безупречной службы
небось уже по три таких сундучка наворовать успели.
     - Ну и умен же ты, батюшка, - восхищенно  покачала головой Яга. - Прямо
как  по книжке читаешь. Да только,  прости меня, старую, так мне и невдомек,
зачем же  они сундук-то сперли? Раз уж через него всю  их... эту... мафию?..
вскрыть могут, так ведь им же  первое дело, чтоб все было тихо и гладко... А
тут казначей бежит к царю, царь  гонит дьяка за  тобой, ты боярина к  ответу
волочешь... Где ж выгода?
     - Значит, не все так  просто, как  кажется на первый взгляд... И  потом
этот
     перстень...
     - Дался  он тебе, касатик! Ему и  цена-то в базарный день  три  золотые
монеты. Похищено-то в сто раз больше!
     - Вот именно... Именно это меня и беспоко...
     -  Эй! Кто дома есть? Принимай вашего парня! - раздался  пьяный  голос,
сопровождаемый стуком в ворота.
     Я вышел на улицу, охающая бабка увязалась следом. Двое изрядно поддатых
мужиков держали под  мышки моего "шпиона".  Митька же  был, попросту говоря,
ни-ка-кой! С огромным трудом мы  затащили его  в сени и бросили там прямо на
полу, как  тряпичную  куклу.  Один  лишь раз  он  на мгновение открыл глаза,
вперился  в  меня  насквозь  пьяным  взглядом,  узнал  и счастливым  голосом
оповестил:
     - Ба-а-тюшка вы-е-в-да! Все узна-л...  Тс-с-с! После чего вновь  рухнул
затылком об пол,  безмятежнейше захрапев.  Придется  отложить его  доклад до
завтрашнего утра. Пьяные дружки моего  напарника попытались было выторговать
себе  еще на кружечку  в  благодарность за доставку, но бабка одной  улыбкой
выпроводила их  за дверь. Я,  признаться, к ее оскалу  тоже до  сих  пор  не
привык, но хоть уже не шарахаюсь... Баба Яга не красавица, это общеизвестно,
но ее зубы  способны  бросить  в дрожь самого отважного стоматолога. Острые,
кривые, желтые, особенно один клык, выползающий из-под нижней губы слева.  В
общем, пропойцы слиняли, быстро трезвея и лихорадочно крестясь.
     Это  дело  о похищенном сундуке  было  первым серьезным расследованием,
порученным  мне Горохом. От него зависела не только моя личная  судьба, но и
перспектива становления органов правопорядка  по  всей  стране. До меня  все
функции милиции выполнялись специальными отрядами  стрельцов. Они следили за
порядком на базарах и улицах, пресекали драки и хулиганства, ловили  воров и
наказывали виновных. Но  ни одного серьезного  специалиста непосредственно в
области раскрытия преступлений в Лукошкине не было.  Убийц искали годами,  в
случае  кражи   уповали  на  помощь  знахарей  и   колдунов,  а  мошенников,
карманников   или   обычных   дебоширов   попросту   стыдили.   Естественно,
положительного  результата добивались крайне  редко.  Вы, наверно удивитесь,
почему я  все только  о  работе да о работе? Клишированный образ  туповатого
милиционера,  вечно затянутого  в форму и не имеющего в голове ничего, кроме
пунктов  устава...  На  самом  деле  я  еще  в детстве бредил  приключениями
гениальных  детективов: Шерлока Холмса, отца Брауна, Эркюля Пуаро и  прочих.
Поэтому мой приход на  работу в  органы не  был случайным. Я  окончил  школу
милиции,  поступил на заочное в Саратовский юридический и надеялся, совмещая
практику и  учебу,  со временем  стать серьезным  следователем. Но все вышло
так, как вышло...
     Где-то далеко,  в  том мире, у меня  остались  родители,  родственники,
друзья, любимая девушка. Если  я не буду  сознательно и беспощадно загружать
себя  работой, то, наверно, сойду с ума от  тоски и безысходности. Я не могу
вернуться  назад. Двадцать раз лазил в этот  дурацкий  подвал,  но, вылезая,
вновь и вновь оказывался в том же тереме у Яги.  Я спрашивал, но она  ничего
не  знает о  перемещениях во времени и  не может вернуть меня назад.  Выхода
нет...  Надо  как-то жить.  Меня  приняли,  поселили,  поставили на  хорошее
жалованье, в общем, отнеслись как к человеку. Я  тоже постараюсь сделать для
них все, что могу.
     -  Никитушка!  - отвлекла  меня  Баба Яга, встревоженно поводя  длинным
носом. -  Али я слаба на запахи  стала? Али насморк вконец одолел проклятый?
Ты не чуешь, будто бы горелым пахнет?
     - Ну  да, -  принюхался я,  - есть  что-то такое.  Может,  в печке каша
подгорает?
     - Так ведь  нет  там ничего... Да и  тянет не оттуда, а с улицы,  через
окно. Дым-то сухой, древесный. Ты уж глянь, касатик, не пожар ли у кого?
     Я неторопливо встал и выглянул в окно.
     - Ну как?
     - Пожар, - осевшим голосом подтвердил я. - Это мы горим...

     Во  двор  Яга, на  что  уж  старая, а вылетела  вперед  меня.  Полыхала
конюшня: огонь захватил весь левый угол и быстро полз по соломенной крыше. Я
бросился к  дверям, отодвинул засов и  начал  выводить перепуганных лошадей.
Бабка переливчатыми воплями сзывала на помощь соседей. Они откликнулись  так
быстро и дружно, как никогда бы в моем  мире.  Но здесь, кроме иных нравов и
отношений, действовали еще и чисто практические принципы взаимовыручки. Если
огонь  успеет  перекинуться  на  соседние  дома,  то запросто  выгорит  весь
квартал. Когда  я вылетел из конюшни, вися  на недоуздке нашей рябой кобылы,
народ уже вовсю носился  с  ведрами  и баграми.  Баба  Яга  раздавала четкие
указания, командуя людьми с завидным боевым опытом. А потом кто-то закричал:
     -  Люди добрые! Да вот же он... Хватай злодея! Я развернулся.  У задней
стены нашего терема скрючилась черная фигура, высекающая искры из кресала. Я
оказался ближе всех, и когда  обнаруженный поджигатель собрался  бежать,  то
сделать это он мог только через мой труп. В каковое состояние он и попытался
меня привести...
     -  Гражданин,  вы задержаны за попытку...  - больше  я ничего  не успел
сказать, в руках преступника мелькнул узкий засапожный нож.
     После  долгих   лет   изнурительных   тренировок   в   спортзале   тело
автоматически  отреагировало  гораздо  быстрее,  чем   я  сам  осознал,  что
происходит.  Его рука попала  в мой  захват,  и через  мгновение негодяй уже
летел  в  одну сторону, а его нож в другую. Подоспевший народ кучей бросился
на злодея, ногами вымещая на нем всю ярость потенциальных погорельцев. Когда
мне удалось отбить у мужиков жертву, было уже поздно...
     Час  спустя  над  подгоревшей  конюшней вился  слабенький  дымок.  Люди
разошлись  по  домам. Мы с бабкой  сидели  на  крылечке оба  усталые,  злые,
перепачканные сажей и в самом паршивом расположении духа.
     -  А  ведь это из-за  тебя,  милый  друг,  нам на двор красного  петуха
пустили!
     - Из-за меня... Кого-то я крупно напугал сегодня. Интересно только, кто
из троих мог на такое решиться?
     -  А  мне без разницы! -  вспыхнула  сердитая домохозяйка.  - Завтра же
пойду к царю жаловаться. Следствие следствием, но ежели мне по каждому  делу
будут терем палить, так пущай себе новый дом для отделения ищет. Его, видишь
ли, грабят, а мне  крышу жгут?! Не пойдет, воевода-батюшка! Ты уж  или отыщи
супостатов,  или съезжай с моего двора  в  царские хоромы.  Пущай  лучше его
поджигают!
     -  Ладно...  если  что-то  подобное вдруг  повторится,  конечно,  пункт
отделения милиции придется перенести.
     - Никита! Чтоб завтра же заарестовал всех троих!
     -  Да  зачем  же всех? Надо  найти  настоящего  виновника, -  попытался
объяснить я. - Если бы мужички с дури своей исполнителя не потоптали, так мы
бы сейчас уже знали имя заказчика.
     - Если бы да кабы да во рту росли грибы, так и это б был не рот, был бы
целый огород! - раздраженно передразнила  бабка.  - А ну показывай, где  он,
труп-то?
     -  Вон,  к  воротам отнесли.  Я за  стрельцами послал, пусть  заберут в
холодную, а утром разберемся на свежую голову.
     - До утра еще глаза вытаращишь! - обрезала Яга. - Пойдем посмотрим.
     Мы подошли к изувеченному телу поджигателя. Я перевернул его на спину и
поднес свечу.
     - Ух ты ж! Басурман!
     - Татарин? - уточнил я,  осматривая безжизненное смуглое  лицо, плоский
нос, узкие щелочки закрытых глаз и... подпиленные под углом зубы!
     - Все они басурмане. А этот  не татарин, а  шамахан. Шамаханцы завсегда
были  разбойниками каких свет  не  видывал.  Они и мясо  человечье едят! Ну,
участковый,  уж ежели кто денег не пожалел, чтоб шамахана нанять, то,  стало
быть, здорово мы их прищучили...
     - Похоже на то...
     Какая-то неосознанная мысль  билась  у меня в  голове. Вроде бы тяну за
ниточку,  но  боюсь порвать.  Мы  вызвали на  допрос  троих физических  лиц,
имеющих допуск  к казне. Последний ушел перед  самым ужином. Я убедил  себя,
что кража  как таковая наносила ущерб всем троим и никто  из них не  имел ни
малейшей выгоды от кражи сундучка. Но  уже через четыре-пять часов наш терем
пытаются поджечь! Я точно знаю, что среди  иностранных подворий  и  торговых
рядов  в Лукошкине  шамаханцы  мне  не встречались.  Если это  действительно
бандит  по  найму, то откуда же его взяли за столь короткий срок? Оставалось
предположить,   что    в   самой   столице   у   кого-то   тайно   скрывался
разбойник-шамахан, и его выпустили на дело при первой же надобности.
     Но...  воровать  из  казны  тихо  и  понемногу   или  иметь  под  рукой
собственного  уголовника  - есть разница? Куда-то не  туда меня  уводит  это
простецкое дело об исчезнувшем сундучке...
     - Дьяк живет один. Изба у него небольшая. Если б кто у него и прятался,
так соседи бы все одно  знали,  - вслух  рассуждала  Баба  Яга,  параллельно
подтверждая теорию моих умозаключений. -  У казначея дом большой,  там и  не
одного  супостата  спрятать  можно,  а  только  Тюря привык  всего  деньгами
добиваться. Вот  и тебе взятку сулил...  Зачем ему кровавого злодея при себе
держать?
     - Боярин Мышкин, - в один голос определили мы.
     Наиболее реальная  кандидатура, должен признать. Двор  у него  на сорок
душ. Хозяйский терем, дворовые постройки, сараи, овины, конюшни, бани,  избы
для  прислуги,  да  мало ли  еще  чего...  Там  хоть  штаб  террористической
организации размести, никто не узнает. Забор высокий, собаки злые, охранники
суровые, и все с дубьем.
     - Завтра иду к царю.
     - Да уж сегодня, - поправила Яга.
     - Значит, сегодня.  Пусть выдает ордер на обыск  в тереме боярина. Пора
переходить к более решительным мерам.
     - Меня возьми.
     - Зачем?
     - Ты,  касатик,  молод еще. А  я  своим  носом  по уголкам  да подвалам
поразнюхаю - поищу следы колдовской силы. У меня на это глаз наметанный...
     -  Опять вы  за  свое? - улыбнулся я.  - Сдается  мне, все будет не так
сказочно, уголовщина - она уголовщина и есть. А вам везде черти мерещатся...
     -  Чего  ж им мерещиться? -  в свою очередь хмыкнула Баба Яга  и палкой
сдвинула с головы трупа драный колпак.
     На  макушке  мертвеца  чернели два острых  рога!  На  меня резко напала
икота.
     - А ты, батюшка, думал, шамаханцы-то - они кто?

     - Да... наворошил ты  дел... - покачал головой царь Горох, когда наутро
я явился к нему  с докладом. - Мышкины - они род боярский, древний, особливо
худых дел за ними не водилось. Ну  а мелких-то грехов у каждого  полон короб
за плечами. Ладно, дам  тебе мою  царскую  бумагу"  на обыск. Ищи! Ежели что
найдешь - наперед мне доложи, а  сам суд не верши. Мягок ты больно...  Ты уж
лови воров государевых, а судить да рядить я их сам буду.
     -  Мне нужен допуск к  отчетам финансирования,  прихода  и  выплат всех
средств, идущих через казначея Тюрю, - напомнил я.
     - И  на  это добро даю. Всех проверяй, да  поторапливайся. Раз уж  враг
таинственный на  поджог решился, шамахана нанял,  с ножом к тебе  подпустил,
значит, в нужной стороне ищешь, участковый.
     - Бумаги дьяка Филимона тоже требуют основательного анализа.
     - Филькина грамота?! И он туда же? А, - ладно... - махнул рукой царь, -
давай и его до кучи. Проверять так  проверять! Чеши всех подряд, авось какую
блоху и  уцепишь. То, что по мелочи воруют, я и сам знаю. Все воруют... Быть
при казне да не  украсть?! Но ведь не сундучками, не по триста монет  зараз!
Возьми десятника со стрельцами и  в путь. Бумагу  с печатью  Парамон даст. У
твоего  управления  милиции  велю  сегодня же охрану поставить,  чтоб разные
басурмане препятствия  следствию  не чинили. Да  и ты сам  почто  безоружный
ходишь?
     - Милиционер есть  представитель законности и  правопорядка. Его  и без
оружия уважать должны.
     - Ох, смотри, Никита Иваныч...  Народец у  нас разный. Нацепил бы  хоть
сабельку от греха подальше.
     - Я подумаю, государь. Разрешите идти?
     -  С Богом,  -  кивнул Горох,  и  я  отправился вниз,  в канцелярию,  к
главному писарю дьяку Парамону.
     Он быстренько оформил все нужные документы и понесся к царю заверять их
печатями и подписью. Я в это время вышел во двор к  ожидающей меня Яге.  Что
можно было сказать насчет  моего оружия? Саблей я сроду не махал, фехтованию
в  школе  милиции  не обучают.  Табельное  оружие,  типа  пистолета  ТТ  или
Дегтярева, нам в тот памятный  день не выдавали. У меня не было с собой даже
пары наручников и резиновой дубинки, только типовая планшетка на ремешке.
     Таскать за собой, на манер стрельцов, тяжеленную доморощенную гаубицу с
фитильным  затвором и заряжающуюся по пятнадцать минут с дула... Увольте!  Я
уж  лучше похожу так...  Разгуливать по Лукошкину  с  бердышом  на плече или
рогатиной  под  мышкой  тоже  представлялось  весьма  проблематичным.  Потом
придумаю что-нибудь...
     - Как там царь-то? Не шибко гневался?
     -  Нет,  бабуля.  Насчет  мелких  краж в казне  он проявляет прямо-таки
философское  снисхождение.  "Мы   все   воруем   понемногу   чего-нибудь   и
где-нибудь",  - несколько перефразируя классика, пояснил я. - Разрешение  на
обыск выписал, так что теперь дело за малым...
     - Батюшка сыскной воевода! -  подбежал ко мне перепуганный  стрелец.  -
Царь-государь тебя в покои срочно требует!
     - Да что случилось-то?
     Мы прибыли к тюринскому особняку через полчаса. Вой стоял на всю улицу!
Когда мы входили во двор, бабы  голосили так, что на месте покойника лично я
предпочел  бы воскреснуть. Барабанные перепонки  буквально не выдерживали. А
тут  еще  толстая тетка  с насурьмленными  бровями и распухшим от слез носом
бросилась на меня с кулаками:
     - Это  все из-за тебя, ирод ты участковый! Осрамил, опозорил мужа моего
перед  всем  народом.  Вот  он, кровиночка, сраму-то и  не  снес...  Накинул
петелечку  на бревнышко,  сунул  в нее  бедную  головушку  да  и  отдал Богу
душеньку-у-у-у! За что? За что так честных людей изводишь, басурман?! Что он
тебе  сделал,  аспиду?!  Детишек сиротами оставил,  меня  вдовой  безутешной
обратил, дом без хозяина  бросил, службу  важную,  государеву, - без верного
слуги на разор обрек... Ох, отольются тебе наши слезыньки, сыскной воевода!
     - Уймись, дура! - неожиданно грозно рявкнула  Яга. - На Никиту  Иваныча
самого  вчерась ночью  убивца с ножом напускали,  а  мой терем  огнем  жгли.
Участковый у  нас  человек справедливый да  совестливый.  Ежели нет на твоем
мужике никакой вины, так он царю и доложит. А уж государь наш добрый сироток
в беде не оставит... Дети за отца не ответчики. А сейчас не голоси, не мешай
следствию!
     Вдова поперхнулась и безропотно позволила дворовым девкам увести себя в
терем. Я дал стрельцам  приказ  деликатно и без оскорблений осмотреть в доме
все.
     - Ищите  небольшой  дубовый  сундучок,  обитый по  углам  и  на  крышке
железными  узорами.  Заодно  перетряхните женские украшения - нужен перстень
золотой с хризопразом, большой, на мужской палец, камень  зеленовато-желтый,
овальной  формы,  придерживается  коваными  дубовыми  листочками.  Обо  всех
обнаруженных тайниках, подвалах или  кладах докладывать немедленно. Я буду в
конюшне.
     Десятник кивнул и отрядил людей на поиски. Мы с Ягой  и двумя дворовыми
мужиками отправились к месту трагедии. Труп из петли, естественно, был вынут
сразу, как только  конюх  поутру  раскрыл двери. Тело казначея Тюри лежало в
доме на столе, но сейчас меня волновало только место самоубийства.
     - Вот туточки на балке  он и висел... Тюря выбрал для разрешения споров
с жизнью одну из потолочных  балок  прямо перед входом. С нее свисали вожжи,
на которых удавился казначей. Конец вожжей был обрезан, по-видимому во время
снятия тела. Я подошел, подпрыгнул, с трудом задев пальцами обрезки вожжей.
     - Мужики, а кто обнаружил тело?
     - Конюх, батюшка воевода, - поклонились оба.
     - Это я знаю. Где он сейчас? Быстро доставить его ко мне.
     Когда  они ушли,  Яга,  уважительно цокая языком,  указала  взглядом на
балку:
     -  А  ить  ты прав,  Никитушка... Казначей-то  наш  тебе и до плеча  не
доставал, как же он на такую высоту петлю себе ладил?
     -  Это  как  раз  вполне объяснимо.  -  Задумчиво  поправив фуражку,  я
поделился с  бабулькой  своими соображениями: - Вот лестница в  углу, на ней
полуподсохшие отпечатки навоза. Если ее приставить к балке, то легко и вожжи
затянуть.
     - А что ж тогда не так, касатик?
     - А это мы сейчас выясним у конюха. Вот его ведут...
     - Здравия желаем, батюшка  сыскной воевода, - поклонился худющий старик
с нечесаной бородой. - Федор я, из бывших стрельцов, а ныне конюх здешний.
     Я раскрыл планшетку и приготовился к записи...

     - Теперь самое главное. Значит, вы открыли двери?..
     - Да, петухи уже пропели. Я на зорьке лошадок водицей пой,  так и пошел
к конюшне. Дверь открыл, глядь... Висит, сердечный!
     - Так, а что, конюшня на ночь не запирается?
     - Нет, батюшка. Вот только засов малый, но ить он отворен был!
     - Еще бы нет! Получается, что гражданин Тюря пришел сюда ночью, отворил
засов, приставил лестницу, наладил петлю, убрал лестницу на место и...
     - Повесился, - скорбно перекрестился дед Федор.
     - Он высоко висел? - как бы между прочим уточнил я.
     - Высоко! - кивнул конюх. - Я-то только ноги и достал. Пришлось бежать,
Гришку да Пашку  звать, они  парни молодые.  Один  другому  на  плечи  влез,
ножиком по ремню полоснули, так и сняли.
     - А во что хозяин был обут?
     - Да ни во что, босой он был.
     - "Босой" - так и запишем. Спасибо, все свободны. Хотя  нет... Еще один
вопросик. Вот лошади вас, они в стойлах все привязаны?
     -  Все, батюшка.  Я  свою службу  знаю.  Как  вечером заведу, выскребу,
вычищу,  хвост  да  гриву расчешу, так в  стойло и ставлю. А уздой каждую за
гвоздик  цепляю.  Мало  ли  какая  ночью   из  стойла  выйти  решит?  Других
перебаламутит. Так что уж все привязанные, не сомневайтесь.
     Захлопнув планшетку, я поманил Ягу. В дом покойного мы вошли в глубоком
молчании.
     Каждый думал  о своем,  но  ни для меня,  ни  для нее  уже  не  являлся
загадкой  факт  скоропалительного самоубийства казначея.  Мы  столкнулись  с
грязным и подлым убийством.
     - Надо осмотреть тело.
     - Надо, Никитушка, надо... Зачем же его убили-то?
     - Чтобы  мы  прекратили  следствие.  Я  почти уверен,  что  сундучок  с
деньгами найдут где-нибудь здесь.
     - Ох и темное это дело, - вздохнула бабка.
     - Да уж, светлей  не становится... Хотя  круг подозреваемых сузился  на
одного человека.
     Нас  сопроводили  в  небольшую комнатку, где  на  широком столе  лежало
накрытое простыней тело "самоубийцы". Я по долгу службы не раз сталкивался с
мертвецами, но все равно  не  могу  привыкнуть к виду насильственной смерти.
Меня  сразу мутит и начинает кружиться голова, хотя я и  могу  взять  себя в
руки, не обращая на это внимания.
     Баба Яга без малейшего смущения  откинула ткань и принялась внимательно
изучать усопшего.
     -  Удушили  его  сначала  шнурком,  а  уж  потом  в  петлю  сунули,   -
профессиональным тоном  судмедэксперта выдала она.  - Как тело провисло,  то
след от шнурка ремнем перекрыло, да не везде.
     Но это  ж какую силищу надо иметь, чтоб такого крепкого мужика  мертвым
на высоту тащить да в петлю совать?
     - Посмотрите еще и ноги, - попросил я.
     - Ноги? Чистые они: ни синяков, ни грязи.
     - Так  я и думал... Ну вот и все. Больше нам здесь делать  нечего. Надо
забирать стрельцов и возвращаться к царю.
     Мы вышли во двор. Так и есть! У ног десятника стоял симпатичный дубовый
сундучок, из-за которого и поднялся весь шум-гам.
     - Ребята в подвале нашли, в уголке стоял.
     - Был чем-то прикрыт или стоял на виду? - уточнил я.
     -  Да вроде на виду...  - пожали  плечами стрельцы. - Мы  как в  подвал
спустились, так сразу и увидали.
     - Угу... ясненько. А насчет перстня как?
     - Перстня  нет.  Уж не обессудь, участковый. Все перетрясли -- золотого
кольца с зеленым камушком ни у кого не было. Наверно, получше спрятали... Ты
уж  прикажи  вдовицу  в пыточную сдать, так она живо  про  перстенек царский
запоет! - дружески предложил десятник.
     -  Это  лишнее,  -  сухо  обрезал я.  - Извинитесь  перед  женщиной  за
причиненные неудобства и шагом марш за мной к царю.
     - Слушаемся, воевода-батюшка!
     Всю  дорогу  в  голову лезли самые  разные мысли.  Версии  преступления
складывались одна страшнее другой.  Факты противоречили друг другу. Убийство
казначея не имело никакого логического объяснения. По крайней мере, я его не
находил. Равно как и смысла похищения сундучка.  Держу пари: сейчас придем в
царские палаты, откроем крышку, пересчитаем, и все деньги окажутся на месте.
Положим,  что в  деле действительно замешаны все трое: Мышкин,  Тюря и  дьяк
Филимон.  Один  из них умыкнул сундук, не поставив в  известность остальных.
Казначей поднял шум, хотя вполне мог спереть  его самолично.  Организованное
расследование показало, что могут полететь  головы. Не в фигуральном смысле,
а  в прямом. Тогда боярин, сам  или  по  совету  дьяка, пускается на  поджог
управления,  а  нанятый шамахан бросается на меня с ножом.  Узнав о провале,
они (или он) решают пожертвовать сообщником и перевести все стрелки на него.
Пришли ночью, вызвали  условным сигналом. Раз Тюря выбежал на крыльцо босой,
значит, шел ненадолго и к знакомому  человеку. Потом его задушили, подвесили
в  конюшне  и поставили сундучок на  видное место в  подвале. Что опять-таки
подтверждает  версию:   по  ночному   дому   шел  человек,  отлично  знающий
расположение комнат. Вроде  бы  все логично...  Непонятна  только совершенно
бессмысленная  кража  царского   перстня.  Может,  все   это   блажь?   И  в
действительности  никто не брал ключи  для  изготовления таких же?  Перстень
валяется где-нибудь  в щели  у  порога.  Сундук  Тюря сам унес и этой  ночью
намеревался пустить в  дом сообщников для  дележки. Или  же  он пал  жертвой
обычного   шантажа.  Кто-то   приближенный   к  государю   поймал   его   на
разворовывании  казны   и   пригрозил   доносом,  если  тот  не   откупится.
Разрабатывать новые версии можно было до бесконечности...
     Мой доклад поверг царя в глубокое недоумение.
     - Не пойму,  чего ж ты еще на пустом месте тесто месишь? Ведь  сундучок
найден?
     - Да, государь.
     -  Деньги считают, вроде на месте все. Казначей наш, видать, как понял,
что по нему топор плачет, так с перепугу в петлю и полез.
     - Я берусь доказать, что смерть гражданина Тюри была инсценирована. Это
убийство! - Как так?  - оторопел Горох.  Он вообще мужик  головастый,  но на
веру ничего не принимает, ему только факты давай.
     - Дело  в  том, что при обследовании трупа на шее обнаружены две черных
полосы от ремня. Одна узкая, а другая широкая, перекрывающая первую почти по
всей длине. Разница заметна лишь на концах. Узкий  ремень оставил след вниз,
как если бы два  человека  душили сзади.  Широкий ремень, наоборот,  оставил
следы, вытянутые вверх, так как его оттягивало тело.
     - Хм... да  мало  ли какие  синяки на  шее могли быть? Может, гайтан  с
крестом так неловко зацепился...
     -  Возможно. Однако в конюшне, где  якобы  повесился казначей,  балка с
привязанными вожжами находится слишком высоко.
     - Мог встать на что-нибудь, - тут же нашелся государь.
     - Верно, там есть лестница. Тот, кто ей пользовался, ненароком испачкал
ноги  в  навозе,  на  ступеньках  остались  характерные следы.  А  вот  ноги
повешенного чистенькие, без всяких навозных пятен.
     - Так... может, его жена успела обмыть?
     - Хорошо, вернемся  к лестнице.  Чтобы повеситься, Тюря должен  был  на
чем-то стоять. Ни  табурета,  ни чурбачка  в конюшне  не обнаружилось. Та же
лестница, если бы он воспользовался ею, не стояла бы аккуратно в углу.
     - А вот... ежели... - на минуту задумался царь, которому, похоже, очень
понравилась наша своеобразная "игра",  - он ведь мог на  коня сесть, пятками
его толкнуть и повиснуть за милую душу!
     -  Мог бы, - согласился  я, - но тогда указанная лошадь должна была  бы
послушно вернуться в свое стойло и привязаться уздечкой на крючок.
     - Убедил! Твоя взяла. Вижу, что и впрямь по сыскному делу ты разумеешь.
Думаешь, что сундучок-то подкинули?
     - Думаю, да. Уж слишком легко мы его нашли, словно специально для нас и
поставили. Меня больше беспокоит то, чего не нашли...
     - Чего именно?
     - Следов пребывания на подворье Тюри шамаханского  поджигателя. Значит,
заказчик не он...

     Уже на  выходе  из царского терема  я  столкнулся нос к  носу с  дьяком
Филимоном.
     - Здравствуйте, батюшка  Никита  Иванович!  Как здоровьице? --  любезно
раскланялся он.
     - А вот здоровье-то мое не очень: то лапы ломит, то хвост отваливается,
- неуклюже пошутил я, вспомнив детский мультик.
     Лицо  дьяка  потемнело,  он  фамильярно взял меня  за лацкан  кителя  и
совершенно чужим голосом прошипел:
     - Языком поменьше болтай! Не ровен час - всех погубишь... - После чего,
увидев приближающихся  стрельцов, вновь перешел на  ласковый елей:  - Ну так
дай вам Бог силушки да терпения на такой-то  тяжелой службе! До  свиданьица,
батюшка сыскной воевода...
     Я сошел по ступенькам во двор совершенно ошарашенный его поведением. Ни
такая  вежливость,  ни  такая  грубость  для  думного  дьяка  Филимона  были
совершенно не характерны. Конечно, я его мало знаю, но все-таки...
     Домой  добрались  только  к  обеду.  Баба  Яга,  к  моему  глубочайшему
удивлению,  начала  бодренько  суетиться  у  печки,  а у меня,  здорового  и
молодого,  от  беготни  буквально ноги  отваливались.  Появился проспавшийся
после  вчерашнего Митька. Вид  протрезвевшего "сексота" был жалок. Начал он,
как всегда, с показухи,  есть за ним  такой грешок. Что ни делает -  все как
будто Гамлета в последнем акте изображает. Рожа помятая, качается, от самого
разит, будто его целиком в спирте вымачивали, а туда же...
     - Не гневись, батюшка сыскной воевода! - Митяй рухнул на колени и начал
молча бить поклоны, гулко стукая лбом об пол.
     - Кончай комедию ломать, трагик! Почему напился как свинья?!
     - Христом Богом прошу, прости, батюшка! Прости меня,  дурака  немытого,
неразумного! Деревенщину-засельщину! Сироту горемычную, необразованную!
     -  Митька!  Ты  у  меня  от  ответа  не  увиливай,  рабоче-крестьянское
происхождение тебя не спасет.
     -  Не виновный  я,  но мне  ответ держать! Не мог  я не пити,  ибо зело
подозрительно сие...
     - Ты такую фразочку сам  смастрячил или подсказал кто? - даже  удивился
я. По сути парень прав, не пить он не мог. Но мог же не напиваться! - Ладно,
вставай с колен, докладывай.
     - А доложу я вам, батюшка участковый, страшное дело! - разом отставив в
сторону жалостливый тон, поднялась эта орясина. - Как вы и велели, пошел я в
кабак.  Сел в  уголке, взял себе кружечку  да ярыжку предупредил,  чтоб  все
выпитое на ваш счет записывал...
     -  Идиот, - тихо  выдохнул я. Одним махом сорвал всю маскировку. Ну что
ему можно доверить после этого?
     - А сам сижу себе,  да слушаю, да примечаю, да на  ус мотаю. Вот дело к
ночи, и  заваливаются в кабак стрельцы. Не простые, а те, что у  самой казны
службу охранную несут. Ну, как же их упустить? Я ненароком поближе подсел, а
чтоб, значит,  подозрений не  вызвать,  мужиков  к  себе  за  стол  поманил.
Дескать, день у меня был тороватый, гуляю! Вино рекой течет, а ить мне ж еще
и слушать надобно... Я наливаю всем...
     -  Дмитрий,  не отвлекайся!  Говори  короче,  что  интересного  сказали
стрельцы?
     - Так я, батюшка, об этом и толкую! А заговорили они о покраже в казне,
и один промеж них возьми да и ляпни, будто бы в тот  вечер сам боярин Мышкин
приходил их караул проверять. Поглядел, покричал для порядка и сказал, что у
всех пуговицы  мелом  не чищены. Срам-де для  царевых  слуг на таком высоком
посту. Да чтоб сей же  час все за мелом побежали, в порядок себя привели, а.
он   уж  тут  постоит,  их,  нерадивых,   дожидаючись.   Стрельцы  --   люди
подневольные,  дунули  -  рысью, вернулись -  галопом.  Боярин  журит,  что,
дескать, долго  ждет, эвон -  вспотел  даже.  А кафтан-то  у него через руку
перекинутый! Вот я и смекаю...
     -  Погоди.  Чем  дело пахнет, и так ясно.  Больше  стрельцы  ничего  не
говорили?
     - Нет. Зашикали друг на  друга, вспомнили, как боярин предупредил, что,
мол,  ежели царю об  их  пуговицах известно станет, так  он всех  на дальние
границы пошлет, на заставе печенегов  да тьмутараканцев  отстреливать. Ясное
дело,  кому  под  стрелы  басурманские лезть  охота?  В  столице  служба  не
пыльная...
     -  Ну  что ж... - Я  привстал. Конечно, парень серьезно  провинился, но
раздобытые  им  сведения были  попросту  бесценны. -  От  лица  командования
первого отделения милиции города Лукошкино объявляю тебе благодарность!
     Митькины глаза наполнились слезами умиления.
     -   Батюшка  сыскной  воевода...  Да  я...  дык...  ежели...  приказать
изволите... живота не пожалею для отечества...
     - Будет вам!  - несердито прикрикнула бабка, доставая  скатерть.  - Ты,
милок,  берись-ка за топор да молоток. Слыхал  небось, что ночью-то деялось?
Вот  и   иди  конюшню  чинить.  Участковому  пообедать  надобно.  Иди,  иди,
понадобишься - позовут!
     Накрыв на стол,  Баба Яга присела напротив, налила  себе  немного щей и
завела со мной неспешную беседу:
     - Когда супостата брать-то будешь?
     - Как только пойму, зачем ему перстень.
     - Дался он тебе! Все ж и без того ясно.
     - Наоборот. После показания стрельцов все темней не придумаешь. Боярин,
конечно, вор, но ведь не дурак уж до такой-то степени! Если его  стрельцы по
кабакам такое болтают, то он должен думать, что они на допросе выдадут. Ведь
заложат с потрохами!
     -  Да  ты  ешь!  Не обращай  внимания на меня,  старую.  А  все ж  таки
непонятно...
     -  И  мне  непонятно,  -  прочавкал  я.  -  Если бы  их  уловка  насчет
самоубийства прошла, все были бы  уверены, что злоумышленник - это казначей.
Ему бы приписали  и  поджог, и  шамахана,  и все,  что  душе  угодно.  А вот
согласно  показаниям покойного...  -  я не поленился и  достал  планшетку, -
когда стрельцы подняли тревогу и он прибежал по вызову - дверь была открыта!
Неужели  гражданин  Мышкин, провернув такую  операцию с пуговицами,  позабыл
элементарно запереть дверь подвала?! Абсурд!
     -  Да мало ли чего в деле-то не бывает? - поправила меня Яга. - Вдруг и
впрямь забыл, а казначей-то  прознал от  стрельцов, кто ночью приходил, да и
стал от воеводы свою долю требовать. Тот его и прихлопнул!
     - Вполне состоятельная версия, - вынужденно признал я.
     Бабка лихо  соображает, дедуктивный  метод ловит  на лету.  Если так  и
дальше пойдет, то придется ее в штат зачислять. Однозначно.
     - К Мышкиным пойдем под вечер. Обыск в  доме вряд  ли что  даст, а  вот
потолковать по душам, пожалуй, следует.
     - Никитушка...
     - А?
     - Меня-то возьми.
     - Ну а как без вас? - улыбнулся я. - Конечно, возьму. Вон из  нас какая
следственно-оперативная пара сработалась, любо-дорого!
     Счастливая  старуха полезла на полку за  медом к чаю. В  этот  момент в
дверь постучали. Яга сунулась в сени...
     - Кто  там?  Если Митька, то  пусть  подождет.  За вчерашнюю  работу  я
намерен представить его к денежной премии. Если крышу у конюшни починит...
     Хозяйка  вернулась в  сопровождении  щеголеватого  мужичка с  бегающими
глазами.
     - Агафий  я. Целовальник али  ярыжник, как батюшке участковому  удобней
будет.
     - А, кабатчик, значит? - догадался я. - Ну, заходите, с чем пожаловали?
     - Дык, -  смутился  он, доставая  смятую бумажку, - за  деньгами, стало
быть. Должок за вами, господин сыскной воевода. Парень-то  ваш вчерась пил и
друзей угощал...
     - Помню. Он предупреждал. Ладно, оплатим, давайте счет.
     Увидев  его каракули,  я  на минуту  потерял  дар  речи.  Выстроившийся
столбик цифр венчала подведенная сумма в... пять золотых червонцев! Но...  у
меня... у  меня  же зарплата  в десять! Это же...  Сколько ж он выпил, пьянь
зеленая?! Ну, он у меня... да я ему...
     - Ми-и-ить-ка-а-а!!!
     Итак,  после ужина мы с Бабой Ягой, без  всякого  стрелецкого  эскорта,
тихо,
     пешочком, пошли к терему боярина  Мышкина. Митяй получил от меня бурную
нахлобучку  и  в наказание отправился бдить  за передвижениями думного дьяка
Филимона. Зачем? Этого я и сам не мог толком объяснить. Ну, с одной стороны,
наш растратчик  будет  при деле,  а с другой...  вдруг действительно  что-то
полезное вызнает?
     Мышкинское подворье было  не так  далеко от нашего, в получасе  ходьбы.
Царский терем имел четыре этажа, казначейский  два, боярский три. Здесь все,
что  выше  одноэтажной избы,  гордо  именовалось "терем"!  Наш  с  Ягой  был
достаточно  скромный,  в  общей  сложности на  пять  комнат.  Терем  боярина
впечатлял  шириной, обилием  пристроек и качеством ажурной резьбы по дереву.
Честно скажу,  мастера  у  них  самого высшего  класса. Надо  - без  единого
гвоздя, на одном рыбьем  клею, такой дом  соберут  - двести лет простоит без
капремонта!
     Двор боярина  Мышкина был обнесен толстенным частоколом, а за  дубовыми
воротами  надрывались  цепные  псы.  Мы постучали.  Ноль внимания!  Пришлось
повторить, но уже ногой. Тот же результат. И лишь на третий раз  из-за ворот
раздался суровый голос:
     - Пошли вон, а не то собак спущу!
     -  Пожалуйста, передайте гражданину  Мышкину  Афанасию Федоровичу,  что
пришел участковый и хочет с ним побеседовать.
     - Не велено никого пущать!
     -  А  если через десять  минут  он  мне  не откроет, то  через  полчаса
стрельцы  разнесут ворота "единорогами" и  доставят боярина в  пыточную, где
царские палачи  будут задавать ему такие же  вопросы, что и я,  но  получать
ответ другими методами.
     Судя по  топоту сапог,  бдительный страж  бросился за  разъяснениями  к
хозяину.  Через  пару  минут  нас впустили. Шестеро  здоровенных  волкодавов
рванулись  было  к  нам, но  Яга что-то буркнула, щелкнула зубом, и  собаки,
прижав  уши, поскуливая, отползли прочь. Сопровождавший сторож посмотрел  на
нас едва ли не с суеверным страхом. Это хорошо, милицию должны уважать...
     Боярин встретил нас в горнице, за торопливо накрытым столом:
     -  А,  Никита  Иванович  пожаловал! Проходи, проходи, сыскной  воевода,
дорогим гостем  будешь.  И тебе,  Баба Яга,  завсегда  рады... Милости прошу
откушать, чем Бог послал!
     Мы сели.  Видимо, Бог уважал  дом Мышкиных и потому слал не переставая.
Слуги с новыми блюдами так и бегали взад-вперед.
     -  Я  ведь к  вам,  Афанасий  Федорович,  так  сказать, с неофициальным
визитом. Побеседовать не торопясь, в домашней обстановке.
     - О чем же? - неискренне удивился боярин.
     - Да все о том же, о краже во дворце.
     - Так ведь обговорили  же все,  батюшка.  Мне стрельцы докладывали, что
найдена пропажа-то.  Вот  ведь  дело какое... казначей наш Тюря преставился.
Захлестнул,  говорят,  в  конюшне  петельку,  да и  совершил  великий  грех!
Удавился,  стало быть... А сундучок-то  украденный у него в  доме  возьми  и
найдись. Вот оно ведь как обернулось...
     Я  его  не  перебивал.  Мужику  настолько  явно хотелось  выговориться,
оправдать себя, очернить  казначея и побыстрее  избавиться от меня, что даже
забавно было посмотреть.  Яга услужливо пододвинула мне поднос с пирогами, а
сама неторопливо клевала  по одной свежую чернику. Мышкин  ничего не ел,  но
активно  наполнял свою  кружку  пенистым  медом. Когда  его треп  начал  мне
надоедать, я задал один простенький вопрос:
     - Пуговицы начищают мелом?
     Боярин  поперхнулся.   Хмельной   напиток  пошел  не  в  то  горло,  он
закашлялся,   покраснел  и   неловко  свалил   кувшин.  Скатерть   испорчена
бесповоротно...
     С трудом  отдышавшись,  хозяин долго  молчал, уставясь  носом  в стену.
Потом глубоко вздохнул и, словно решившись на что-то, подтвердил:
     - Мелом.
     - Я хочу переговорить с подчиненными вам стрельцами.
     - Не  выйдет, участковый,  -  с затаенной злостью откликнулся боярин. -
Стрельцы охранные только мне поручены. Надо что  спросить - скажи мне. Я сам
спрошу и тебе отвечу. А ты к моим стрельцам лезть не смей!
     - Это почему же? - сощурился я.
     -  Ох, смотри, с огнем  играешь,  Никита Иванович!  На нас, боярах, вся
власть на Руси держится. Не след тебе дальше носа землю рыть...
     -  Огорчили  вы меня, гражданин  Мышкин. То в ногах валяетесь, прощения
просите, а то угрожаете неизвестно в честь чего. Я ведь к вам по-человечески
пришел, зачем на меня давить?
     - Вот ты как запел... - встал боярин.
     Будучи у себя  дома,  он  вдруг  стал  хамовато-смелым. Мне  доводилось
встречать  такие  типы  среди  мелкой  шушеры  "бизнесменов  с  криминальным
опенком"... Что ни  владелец пары киосков на  рынке, то  вот такой же крутой
мафиози.  Все  зависит  от  того, насколько он пьян и уверен  в  собственной
безнаказанности.
     - Так вот  я  сейчас кликну  своих дворовых холопов да прикажу тебя  на
конюшне плетьми запороть! Ну а ночью мои молодцы тебя через стену сбросят, а
то,  что  останется,  волки  сожрут. Был сыскной  воевода, да весь  вышел...
Другим наука!
     - И  как  же  вы Бога не боитесь? - задумчиво поинтересовался  я,  в то
время как  боярин, видимо, истолковывал мое  спокойствие как знак смиренного
покорства его самодурной воле.
     - Бога  я не  побоюсь!  Уж не сомневайся,  панихиду по тебе, ироду, сам
закажу,  а  во  спасение  своей  души  свечу  пудовую  поставлю. Два  денька
попощусь, помолюсь, Господь-то, он милостив... Когда-никогда простит! А люди
честные за  твою  смерть только спасибо скажут да в ножки поклонятся...  Эй,
Парашка!  -  В  двери сунула нос конопатая девчушка. - А  ну, кликни-ка сюда
моих  молодцов!  Да  пусть поторопятся,  батюшка  сыскной воевода  заждался,
поди...
     Я  вопросительно  глянул  на  Ягу,  она  едва  заметно  кивнула,  потом
повернулась к брызжущему слюной хозяину:
     -  Как со  зверя шерсть и  шерстинок шесть  поднимались  ввысь, у дерев
вились. Где кора, где листва, а где береста - разомкни уста и сомкни уста!
     По-моему,  слова  я  воспроизвожу  достаточно  точно, вот  тональность,
музыкальную гамму, мне,  конечно, не ухватить. Если действительно есть люди,
которым медведь на ухо наступил, то на моих ушах он, видимо, отплясывал.
     Удивительно то,  что  бабка,  произнеся  такой  незамысловатый  стишок,
быстро шлепнула боярина Мышкина по губам и он заткнулся.  То есть смотрел на
нас круглыми  от изумления  глазами, хватал воздух ртом, изображая карася на
сковородке, но ничего не говорил. Язык у него отнялся, что ли?
     В горницу с шумом  и грохотом вломились четверо здоровых лбов, сжимая в
руках заостренные колья. Они столпились у дверей, ожидая хозяйских указаний,
которых,  как  вы  понимаете,  не  последовало. Парни наверняка были заранее
предупреждены  о возможном  повороте  событий, но уж никак не в эту сторону.
Хозяин  дома, перебравший  меду, после  пары неудачных попыток встать, снова
плюхнулся на ту же скамью. Его глаза наполнились слезами, он широко открывал
рот, тыкал туда пальцем и беспомощно разводил руками.
     -  Рыбьей костью подавился боярин,  - охотно пояснила  его жестикуляцию
Баба  Яга, -  так  что вы, добры  молодцы, берите  его под белы  рученьки да
несите в опочивальню, а хозяюшка пускай  не ленится да за лекарем поспешает.
Рыбья  кость, она ведь ох как  опасна...  Не ровен час, и задохнется батюшка
Афанасий Федорович.
     Холопы  послушно  кивнули,  дружно  побросали  дреколье  и  взялись  за
хозяина. Тот даже мычать не мог, а лишь смотрел на нас умоляющим взглядом.
     -  Ничего, ничего. Не  извиняйтесь, гражданин Мышкин, с  кем не бывает?
вежливо добил я.  - Вы уж подлечитесь, а там и поговорим. Но на этот раз уже
у меня, долг платежом красен! И спасибо большое за разрешение побеседовать с
вашими подчиненными. Я доложу царю о таком беззаветном содействии органам...

     На выходе из ворот мы  встретились с дьяком Филимоном. На сей раз он от
нас буквально шарахнулся. На его прыщавой  физиономии  отразился такой ужас,
словно он столкнулся с чертом!  Так быстро от меня еще никто не  улепетывал.
Среди  уличной толпы только засаленный колпак мелькал да тощая косица из-под
него болталась из стороны в сторону.
     - Ну  и дела, - проворчал я, снимая фуражку.  -  А  интересно, чего это
дьяку понадобилось вечером  в  боярском тереме? Сплошные загадки... Странный
он какой-то сегодня, вы не находите?
     - Нахожу,  милай, как не находить... - Яга подцепила  меня под руку,  и
сейчас  я более всего напоминал великовозрастного  внука,  выводящего родную
бабушку совершать вечерний моцион.
     -  Мы с ним столкнулись у царя, так сначала он рассыпался в невероятной
лести, а потом нагрубил как трамвайный хам. По-моему, он не в себе...
     - Да он ли это?
     - Не понял... - улыбнулся я.
     - Что-то очень мне подозрительно, как он от нас сбежал. Зачем?
     - Меня напугался. Он  ведь  явно спешил к Мышкину. Возможно, не  хотел,
чтоб мы поняли, что между ними существует связь.
     - Нет, милок, ты нашего дьяка плохо знаешь, - фыркнула бабка, задумчиво
морща лоб. - Он бы тебе наплел семь верст до  небес, да все лесом. Либо царь
послал, либо надобность служебная, либо стрельцы нетрезвы,  либо еще чего, а
токмо не побежал бы... Тут штука посерьезнее.
     - Ладно, гадать не будем. Пойдем домой, к ночи Митяй заявится, доложит,
зачем дьяк бегал, куда и как.
     - Будь по-твоему, Никитушка... А только странно мне все же, чего ж таки
он убег? Я ить и взглянуть на него толком не успела...
     Мне  бы  следовало обратить внимание  на  ее  слова.  Быть  может, наше
следствие закончилось бы тогда гораздо быстрее и с меньшими жертвами. Увы...
я не гениальный сыщик,  а обычный лейтенант милиции. Младший лейтенант, если
быть  абсолютно  точным. Это  было мое первое  дело в Лукошкине,  и я не мог
предугадать всего. Просто  не  был  подготовлен  к  такому развитию событий.
Маскировку и камуфляж в сфере преступной  деятельности мы еще проходили,  но
вот колдовство...
     Мой штатный соглядатай заявился поздно ночью, когда мы уже напились чаю
и коротали с Ягой время, дежурно перекидываясь в картишки. Выигрывала обычно
старуха, хотя я, по опыту службы, частенько ловил ее  на шельмовстве.  Митяй
встал передо  мной  навытяжку и доложил,  что все  отведенное ему  время для
шпионажа он честно простоял прямо  напротив дьяковой избы, беззаботно лузгая
семечки.  А  на  случай,  ежели  его  признают, одолжил  у знакомого  нищего
костыль,  поджал ногу и шапку надвинул на самый нос. Перевоплотился, блин! Я
попытался представить себе двухметрового калеку, в хорошей одежке, новеньких
сапогах, с  дурацким костылем  под  мышкой,  в глубоко надвинутой  шапке и с
горой шелухи  под ногами...  Так как дежурил он часов восемь, то уж  семечек
нагрыз  будь  здоров.  Да еще,  по его же  признанию,  когда  поджатая  нога
затекала, он ее выпрямлял и подгибал другую! Господи, ну откуда же такой дуб
на  мою  голову?!  Безнадежен...  Для   работы  тайным   агентом  столичного
управления милиции  -  совершенно  безнадежен!  Однако, по его  словам, дьяк
пришел домой к обеду и вплоть до самой ночи никуда не выходил.
     - Стоп! Вот тут ты гонишь... Как это никуда не выходил, если мы с  Ягой
столкнулись с ним лоб в лоб у дома боярина Мышкина около 20.00?
     - Не могу знать, батюшка участковый, а только вот те крест - не выходил
он из избы!
     -  Врешь  ведь  опять,  мерзавец.  Ты  наверняка  бегал куда-нибудь  по
"мокрому   делу",   или   семечки   покупал,   или  на  девушек   проходящих
засматривался, а он в это время...
     - За что напраслину возводишь, батюшка?!  - обиженно взвыл парень. -  Я
ить там не лопнул  едва, с ноги на ногу мялся, едва штаны не обмочил, а пост
не бросил! Семечек у меня сперначала довольно  было, вон  и щас еще  есть. А
девицы,  они по вечеру вдоль  улиц не шастают, дома сидят. Да  не выходил он
никуда! Свеча у него в избе  горела, и в окошке голову  с косицею разглядеть
можно было...
     - Митяй! - строго приподнялся я, Но Баба Яга удержала меня за рукав:
     - Погодь, касатик...  Непростое это дело, не врет  он. Вранье-то, оно в
человеке сразу видно. Ровно как туман  черный, липкий  с  языка  слетает. Не
врет Митька, сторожил он дьяка исправно.
     - Но ведь мы с вами оба видели Филимона Груздева у боярского терема?
     - Видели, Никитушка, видели... Против энтого разве попрешь?
     -  Вот именно! Факты  -  вещь  упрямая.  Не  мог же дьяк  Филимон  быть
одновременно в двух местах? Не раздвоился же он...
     - В самое яблочко бьешь,  голубь наш сизокрылый! - восторженно хлопнула
в  ладони бабка. - Так и есть! Я-то все думала,  чего ж он  тогда так  резво
убег, нешто твоих погон  испужался? Меня он боялся, меня! Я-то, поди, смогла
бы признать - настоящий-то дьяк али кто в образе его.
     -  Что  еще  за  глупости?  -  неуверенно  возмутился я.  -  Вы  хотите
сказать...
     - А я тебе с самого начала говорила - без колдовства здесь не обошлось!
     - Да заарестовать их всех подряд, и  делу  конец! - подал совещательный
голос Митяй.
     Как  деревенский  парень,  он  всякого волшебства  боялся, будто собака
палку. Я - иное дело... Я просто вырос в  другой среде и переполнен здоровым
скептицизмом по  отношению к тому, с чем не сталкивался лично. Хотя... может
быть, то, как бабка Мышкина приструнила, и есть колдовство?
     Почему-то я вспомнил об  этом  только сейчас,  а  ведь  хотел  спросить
сразу...
     - Бабуль, а вот там, в боярских хоромах,  вы Мышкину что-то про деревья
или про шерсть сказали и он замолчал - это что, гипноз?
     -  Гип... кто?! - удивилась Яга.  - Чтой-то за слово мудреное? Давай уж
по-нашему,  по-простому...  Околдовала  я  его,  Никитушка,  замкнула  уста.
Грубиян он и охальник.  До самого утра слова вымолвить не  сможет, а там уж,
как заговорит, впредь думать будет.
     - Значит, это колдовство...  Не уверен, что подобные методы воздействия
могут поощряться законом.
     -  Дык  я  на  людях-то  и  не  колдую  почти...  А  только  честь твою
милицейскую поддержать надо было. Рази ж это дело - допустить,  чтобы холопы
боярские твою милость на конюшне плетьми охаживали?!
     -  Он просто  запугивал... - неуверенно начал я,  но  Баба Яга  с таким
пониманием взглянула мне в глаза, что я замолчал. Все верно. Если бы не она,
неизвестно, чем кончился бы мой "дружеский визит" к зарвавшемуся самодуру.
     -  Ладно, поздно  уже... Всем отдыхать.  Завтра  продолжаем  слежку  за
дьяком и выписываем ордер  на  арест гражданина Мышкина за попытку нападения
на представителей управления  по охране правопорядка и по подозрению в краже
сундучка из царской  казны. Все. Подъем на рассвете. В 9.00 я намерен быть у
Гороха.

     К царю я отправился один. Яга осталась дома лепить пельмени. Митяй, как
я
     приказал, выдвинулся на прежний пост, к филимоновскому дому. По  дороге
ничего особенно  интересного не случилось. Дьяка я засечь успел, он вынырнул
из царских  палат буквально  за  минуту  до того, как  меня пригласила  туда
стража.  Опять ни здрасте ни до  свидания... Прошмыгнул мимо меня,  надутый,
как прокурор. Да  и фиг бы с ним, но, когда  я вошел к царю,  Горох держал в
руках лист бумаги, мрачный донельзя.
     - Донос на тебя, сыскной воевода! - буркнул он вместо приветствия.
     - Не может быть, - притворно удивился я. - Здрасте, ваше величество. Да
за  что ж  это  на скромного  работника милиции ни с  того ни  с сего  пошли
кляузы, жалобы и анонимки? Не верьте вы им, я хороший...
     - Шутом бы тебе быть, а не сыском заведовать! - подковырнул царь.
     -  Ну отчего же...  Хотите, на  спор угадаю, кто  донос  написал?  Дьяк
Филимон!
     - Догада... Ну,  догада  и есть!  На,  прочти, что тут  про твою  особу
понаписано. - Горох ткнул мне в грудь лист  бумаги и, заложив руки за спину,
стал неспешно прогуливаться вокруг трона. - Да ты вслух читай, не бубни!
     -  "...над  честными  людьми  чинит произвол  и  беззаконие.  Стрельцов
понуждает невинных через весь город в отделение волочить. А  коли  кто слово
супротив скажет  -  бьют нещадно..."  Что, весь  этот бред вслух  читать или
можно выборочно?
     - А как  хошь, давай  хоть бы  и выборочно, да  только не торопясь  и с
выражением, так чтоб аж слезу вышибало!
     -  Угу... так,  значит... вот:  "...руки скрутив,  в  харю мне плевал и
ругался  не  христиански.  Дыбой  грозился  прилюдно, батогами,  острогом  и
каторгой. По гроб жизни, дескать, с нар  не слезу!" М-м-м... так, еще здесь:
"...а сам пьян был без меры и  потому зол зело. И сожительница его..." Кто?!
Кого он сожительницей назвал? "...Баба Яга, старуха, как есть зловредная, по
его  же  наущению  обещалась  порчу навести  и  трижды собакой гавкнула". Во
дает...  он же сам себе приговор подписывает, Яга его за такие оскорбления в
мухомор превратит. Ага!.. Вот и самое интересное, на закуску: "...особу твою
царскую  материл столь  грязно,  что и  повторить боязно!  А  по сему  прошу
нижайше  доклад  мой к  сведенью  принять,  злодея  Никитку  укоротить,  все
бесчинные обвинения от меня, неповинного, отвести и..."  Суду все ясно. Судя
по столбику цифр внизу он еще пытается  слупить  с  меня штрафы за моральный
ущерб, судебные издержки, потерянное время и нанесенное ему, как  сотруднику
аппарата власти, оскорбления.  О,  так  это  еще не  все?! "...Опосля чего в
колодки   его  заковать,  в  поруб  засадить  и  по  суду  твоему  царскому,
справедливому казни предать,  а тело сжечь да пепел  по  ветру развеять.  Уж
этим, надежа-государь, я и сам займусь, чтоб даже памяти его..."
     - Как  тебе? -  съехидничал  царь. - Застращал  ты в одночасье все  мое
государство страшнее всех лютых врагов.  Честным людям  продыхнуть не даешь!
Прям Змей Горыныч какой-то...
     - Ваше  величество, подарите на  память!  Коллекционная  вещь, на стену
повешу... - взмолился я.
     -  Отдай!  Пущай  здесь полежит, мне  тоже  иногда хочется  перед  сном
страшную сказку послушать. А ты доложи, как дело идет.
     Я  рассказал  о нечищеных  пуговицах,  о  визите в боярский  терем,  об
инциденте, там произошедшем, об установленной слежке за дьяком и необходимом
ордере на арест Мышкина. Горох слушал не перебивая.
     - Таким образом мы окончательно выясним степень причастности данных лиц
к совершенному преступлению. Когда у меня на руках будут все доказательства,
мы возьмем банду.
     -  Одного я  не  пойму, -  задумчиво сдвинул корону набок царь Горох, -
зачем?  Ясно же  без  слов, что  воруют,  да и бог бы  с  ним. Мы все воруем
понемногу  чего-нибудь и  где-нибудь... С чего же на рожон лезть?  Зачем они
сразу столь много денег хапнули? Ведь ясно же,  что большой пропажи  быстрее
хватятся...
     - А  меня все так же  тревожит украденный перстень.  Почему он нигде не
всплыл?
     - Я тут  с Митрофаном  Древним переговорил.  Видел небось? Седой  такой
боярин, лет за сто ему, он ведь еще деда моего помнит... Спросил о перстне с
хризопразом.  Откуда, мол,  кто купил  или подарил,  кому да  в  честь чего.
Оказалось,  что перстенек тот еще  маме моей покойнице в приданом даден был.
Вроде сила в нем колдовская есть, а какая - не помнит...
     -  Давайте уточним, ваше величество, - заинтересовался я, - что, за все
время  царствования  вашей   матушки  как  волшебный   предмет  перстень  не
использовался? Он на вашей памяти вообще функционировал хоть раз?
     - Нет... О  чем тебе и  толкую. Ты с  Ягой  о  том поболтай,  она бабка
опытная, может, своими путями чего и прознает.
     -  Царь-батюшка!  -  В дверях  показалась  смущенная стража.  - Тут  из
думного приказа дьяк новую бумагу передал. Срочный донос от боярина Мышкина.
     Мы с царем понимающе переглянулись.
     - Велю подать сюда!
     - Я первый читаю!
     - Нет, я!
     - Пойдем на компромисс - читаю я, но вслух.
     - С выражением?
     - Естественно, как Смоктуновский! - уверил я, и царь согласился.
     Опуская  все  необходимые  в   этих   случаях  титулы,  мы   быстренько
переключились  на  главное:  "...холопов  моих  верных  избил  почем зря,  а
злостная Баба  Яга  собак цепных ворожейным словом  заколдовала,  отчего они
поныне скулят, а лаять или кусать кого - не хотят!"
     - А  старушка-то  все еще  в силе,  -  искренне удивился  царь,  -  мне
говорили, что она в молодости знатная колдовка была. В лесу дремучем избушку
на курьих ножках  имела, в ступе по небу летала,  помелом подгоняя.  С самим
Кощеем Бессмертным дружбу водила, а  уж всякие упыри, лешие да русалки -- те
у  нее  в  подчинении  как  шелковые  ходили. Сколько  царевичей-королевичей
извела... и помыслить страшно!
     - Да будет вам на мою хозяйку наговаривать...
     - Так ведь  и я думаю,  что брехня! Фактов  нету. Свидетелей тоже. Одни
сплетни... Ну, не тяни, дальше читай!
     -  Читаю:  "Участковый же совсем стыд потерял  и на честных бояр поклеп
возводит совершенно без уважения. Подозрителен без меры, к чинам,  да  имени
родовому, да заслугам  перед Отечеством  должного  почтения не  имеет. А еще
доложу, царь-батюшка, что требовал сыскной воевода откуп от  меня,  убогого!
Полтерема, четверку  борзых коней,  дворовую девку Парашку, а  сверх того  -
пятьсот монет да персидскую мухобойку, тобой, государь, пожалованную..."
     -  Тьфу ты, прости Господи! -  рассердился Горох. - А мухобойка-то тебе
на кой ляд сдалась?!
     - Митяя от варенья отгонять! - пояснил я.
     - Так сразу бы оглоблю просил али пушку  настенную... Чего  мелочиться?
Дальше читай.
     -  Дальше...  ага, тут он уже лично  о  себе пишет: "...и  служил тебе,
государь,  верой и правдою  столько лет, живота  своего  не  жалея. Ночей не
спал,  недопивал,  недоедал,   все  силы  положил,  казну  твою  от  злодеев
охраняючи. Смилуйся, царь-батюшка! Доколе аспид  энтот в  милицейском платье
над слугами  твоими  верными  изгаляться будет?  Доколе произвол  и унижение
терпеть,  попреки  да  обиды  сносить,  брань да  побои  принимать,  страдая
безвинно? А надо тебе того Никитку участкового наказать примерно! Вот уж как
он на  дыбе повисит, а опосля в кандалы, да железом каленым..." Дальше можно
не читать... Все одно  и то  же.  Меня  уже  мутит от  богатства  садистской
фантазии ваших подчиненных.
     - И то верно, - согласился Горох. - Возьмешь моих стрельцов,  перероешь
терем Мышкина и дьяка потрясешь. Да не рассусоливай с ними! Бумагу в приказе
возьмешь, я подпишу.
     - А как же доносы?
     -  Пущай  полежат до срока. Вдруг и  пригодятся, не ровен час. А теперь
пошли со мной...
     - Куда, ваше величество?
     - Чай пить, - объявил царь Горох, дружески обнимая меня за плечи.
     Мы  с  ним хорошо  посидели.  Несмотря на разницу  в  возрасте  (мне --
двадцать два, ему - тридцать три), мы отлично понимали друг друга.  Царь был
вдов, его жена, царица Ульяна, умерла  три года назад, не оставив ему детей.
Бояре, духовенство  да и весь  простой народ  активно  уговаривали  государя
жениться.  Предлагались  на  выбор  дородные  красавицы  из  местных,  самых
благородных  кровей,  две  княжны  из  сопредельной  Тьмутаракани,  польская
королевна из соседнего Крякова и, по-моему, даже какая-то знойная негритянка
из семьи многодетного вождя далекой Эфиопии. Однако Горох не горел  желанием
вновь  охомутать  себя  законным  браком.  Его  вполне  устраивало  тисканье
дворовых  девок  в  темных  углах  терема.  Надо  признать, мужчина  он  был
симпатичный и  жалоб  на  "последствия"  никогда  не  получал, щедро отсыпая
каждой  подружке на  столь богатое приданое,  что их  охотно  забирали замуж
царевы  слуги.  Но,  так или иначе,  царь  отдавал себе  отчет  в  том,  что
когда-нибудь вопрос о престолонаследии встанет ребром. Внебрачных детишек на
государевом подворье носилось штук пятьдесят, а настоящего царевича все-таки
не было.
     -  Да женюсь я, женюсь... Куда денусь?  - рассуждал Горох,  прихлебывая
липовый чай  с земляничным вареньем. - Вот  хоть  на Златке  Збышковской  из
Крякова али  на эфиопке энтой...  как ее... Тамтамба Мумумба? Перекрестим  в
Татьяну Мумушкину, наденем сарафан, вот только как косу заплетать?  Глядел я
на  ее портрет  -  на башке  одни  кудряшки!  Чистая овца. Но  ликом черна и
прекрасна... В баню буду водить почаще, отмоется поди, побелеет, а?
     - Это вряд ли, - вздохнул я. - У негров  такая пигментация кожи. Тут уж
ничего не попишешь, это на всю жизнь. Хотя... Вот ваши дети, например, могут
рождаться либо черными, либо... не очень черными.
     - Хм... утешил. А сам-то ты, Никита Иванович, чего холостым ходишь? Али
до сих пор не приглядел себе ни одну зазнобушку?
     -  У  меня  была  невеста...   там,  в  моем  мире.  Хорошая   девушка,
педагогический институт заканчивала. Наташа...
     - Знатного ли рода?
     - Ну, это у нас не играло такой уж важной роли. Хотя она по материнской
линии происходила аж от князей Долгоруких, основателей Москвы.
     - Так чего ж  ты  тянул?!  - возмутился царь. - Жениться  надо было  на
княжне, а  все ученье свое она бы и дома продолжила.  Не  след  девице шибко
образованной быть, не для  того  она в жизни предназначена. Ну да  не горюй!
Дело прошлое, чего было, того не воротишь... Она уж, поди, давно за другим.
     - Утешили, - в свою очередь хмыкнул я. А в самом деле, не могу сказать,
чтобы  я сходил с ума от  разлуки, и  был благодарен за  это именно ей, моей
далекой Наташе. Когда-то давно она, начитавшись Дейла Карнеги, вбивала в мою
неуравновешенную голову искусство перестать беспокоиться и начать жить. Если
не  можешь сию минуту изменить ситуацию,  не спеши, выдохни,  займись другим
делом,  а к данной  проблеме  вернешься  потом.  Если  же и потом  ничего не
изменилось, значит,  такова твоя судьба и не  стоит  с ней  бодаться  - рога
поломаешь. Живи тем, что  есть. Помни о том, что было. Верь в то, что будет.
Но не позволяй ни прошлому, ни будущему портить твою жизнь.
     - Ну, что Бог ни делает, то к  лучшему! - очень к  месту  подытожил мои
умозаключения царь Горох. - Чую я - вместе мы свадьбы закатим,  пока недосуг
- дел полно. Мне еще послов иноземных принять надо, да и ты сюда не за чаями
шел.  Стрельцов-то  поболее  возьми,  не  хочу,  чтоб  боярин  вдругорядь  в
искушение впал да со всеми своими холопьями вас вдоль улицы дрекольем попер.
Вы  - царевы люди!  Государева служба!  Милиция!  Не хухры-мухры... В общем,
действуй давай, сыскной воевода.
     Я  решил, что  полусотни стрельцов  мне будет более чем достаточно. Для
пущей важности им было приказано идти за мной с песней, и улочки вздрагивали
от залихватского:
     Соловей, соловей, пта-шеч-ка!
     Эх, да канареечка жалобно поет!
     Очень  красивое  и  впечатляющее зрелище.  Пятьдесят  рослых  бородатых
молодцов в красных праздничных кафтанах, с начищенными бердышами  на  плечо,
барабанщиками  и знаменосцем. Следом неслась счастливая стайка  мальчишек, а
пока мы добрались до боярского двора, за нами  уже увязалась изрядная  толпа
ротозеев. Несмотря на обеденное  время, столько народу полезло поглазеть  на
наш  военный  парад,  что  тесовый  забор Мышкина  буквально прогибался  под
напирающими  представителями  любопытствующих  горожан.   Время  от  времени
кто-нибудь громко спрашивал:
     - Люди добрые, а чаво случилось?
     -  Бояр Мышкиных под арест берут! - на всю улицу так же орал неизвестно
какой умник.
     - Да за что ж их так, сердешных?
     - Как за что? Знамо дело, за государеву измену!
     - Точно! Мышкины, они завсегда с басурманами снюханы были!
     - Не приведи Господь...
     - Да вот те крест!
     -  За воровство их берут! Стало быть, все из царева терема понатаскали:
злата, серебра, сундуков с каменьями самоцветными  - несметные  тыщи!  Ложки
серебряные,  и  те  уперли.  Вот  как  государю  наутро  кашу-то  подали  да
деревянную ложку в белы рученьки дали - тут-то и осерчал батюшка...
     -  Иноверцы они! Креста христианского  не признают,  в церкви к  иконам
задом становятся, перед храмом шапку не ломают, ручку попу не целуют...
     -  Вот-вот!  Колдовская  их порода и  есть! Намедни все боярыню видели,
когда она  пестрой свиньей обернулась да вдоль  по улице бежала, а в зубах у
ей ворованный куренок был...
     - Брехня! Откуль ты знаешь, что то боярыня была?
     - Дык...  А у ней  серьга в  ухе  посверкивала, и ругалась  сквозь зубы
мастерски и все  задом  вертела...  туда-сюда, туда-сюда!  Вылитая боярыня и
есть...
     - Граждане! - Мне пришлось до надрыва  горла повысить голос. -- Попрошу
разойтись по домам и не мешать работе органов правопорядка.
     - Да ты не сумлевайся, сыскной воевода, мешать не будем! -- восторженно
завопили из толпы. - Ты токмо скажи, когда терем поджигать, а уж мы пособим.
Поможем твоим органам. И пепла не оставим от государевых ослушников!
     Я   страдальчески  вздохнул,   жестом   попросив   стрельцов   отогнать
энтузиастов подальше, а сам деликатно постучал в ворота.
     - Кто там? - задал неостроумный вопрос тот же мужик, что встречал нас с
Ягой.
     - Милиция.
     -  Не велено... -  заскулил  бедолага, но  ворота  отпер. А куда бы  он
делся, если мы тут с таким ОМОНом?
     - Где боярин? - неторопливо спросил я, направляясь в терем.
     - Ох, батюшка... горе-то какое! Пропал кормилец наш...

     Боярыня  выла  не переставая. Семь бабок,  нянек  или  как их  еще  там
наперебой  успокаивали несчастную,  поскуливая  так  старательно, что  порой
заглушали даже саму хозяйку. Кто стоял на коленях перед образами,  кто читал
вслух Святое Писание, кто подсовывал чарку с медом, кто размахивал дымящимся
букетом  высушенных трав...  Все были при деле. Естественно,  объяснить мне,
что  же  произошло,  не мог  никто.  Пришлось  присесть  в уголочке у  окна,
перехватить у пробегающей девки с подносом ковш кваса и ждать, пока
     обстановка  нормализуется. К  сожалению,  боярыня взялась  за  истерику
всерьез и  надолго. Когда стрелка моих  часов отсчитала  пятнадцать минут, я
высунулся в окно,  делая знак стрельцам.  Спустя мгновение мои  молодцы  так
быстро  вытолкали  из помещения всех сочувствующих, что бабки даже не успели
осознать, как это произошло. Мы с боярыней остались один на один. Поняв, что
изображать безутешную вдову больше не перед кем,  хозяйка быстренько вытерла
слезы и повернулась ко мне:
     - Что делать-то будем, батюшка сыскной воевода? Ведь  и вправду  пропал
мой мужик...
     - Разберемся, - пообещал я. - Давайте-ка по порядку. Ваше имя-отчество?
     - Меланья  Карповна, урожденная  Дурнова,  по  замужеству Мышкина. Трое
детей. Муж служит государю в высокой должности.
     - Странно,  ваш  муж уверял,  будто  детей  у  вас  семь и  восьмым  вы
беременная.
     - У него, может, и семь, -  вспыхнула боярыня, - откуда я знаю, кто где
бегает, а  только  я троих родила... В  законном  браке! А  насчет того, чем
беременная, про то не ему судить.
     - Так. Записал. Чем занимаетесь?
     - Да  чем же  замужняя женщина  заниматься может?  За что ж  вы обо мне
такого  мнения?  -  густо  покраснела боярыня,  на  вид  ей едва  ли было за
тридцать. -  С детишками вожусь, по хозяйству опять  же,  потом шью, вышиваю
и... все.  А  ежели  кто из  девок протрепался,  будто  бы  я со  стрельцами
молодыми занимаюсь чем там ни есть, - так то брехня! Я их, мерзавок,  завтра
же велю всех перепороть.
     - Минуточку, будьте добры всего лишь объяснить, что вы делали  вчера  и
сегодня до того самого момента, как пропал ваш муж.
     - Вчера? -  Боярыня подперла ладошкой румяную щечку и  впала в глубокую
задумчивость.
     Ее   голубые  глаза  подернулись  романтической   дымкой,  по-видимому,
воспоминания  доставляли томное удовольствие... В  ожидании  ее  рассказа  я
высунул нос -  в окно  и дал приказ стрельцам  перетрясти все, что  можно, в
поисках исчезнувшего перстня и пропавшего боярина.  Хотелось  все  закончить
хотя  бы  к  ужину.  Обед,  естественно,  пропал безвозвратно, Яга  меня  не
дождется, а царский чай с баранками и вареньем - все-таки не еда.
     -  Вчера весь денек  я  по хозяйству руководила. Девки перины взбивали,
так я  им и указывала. Потом  чай  пила, Богу молилась, а как стемнело, мы с
Афанасием Федоровичем в постель возлегли. Ну... там... ничего не было. Уснул
батюшка наш, повернулся ко мне спиной своей белой и захрапел, скотина...
     - Хорошо, значит, ночью он был при вас. Что вы делали утром?
     -   Встала,  умылась,  оделась,  завтраку  откушала,  икорки  белужьей,
осетринки немного, щец тарелочку, пирожки с брусникой, визигой, капустой, да
курник  не  слишком  крупный...  Потом  грузди соленые,  кисель  клюквенный,
ватрушки с творогом и...
     - И? - невольно заинтересовался я.
     - Анисовой рюмочку; - шепотом выдала она, старательно краснея.
     Терпеть не  могу допрашивать женщин, они почти всегда врут, но  никогда
не поймешь,  где,  в какой  момент  и  с  какой  целью.  Вот  ведь прекрасно
понимает,  о чем я спрашиваю,  а  несет все подряд,  любую чушь,  лишь бы не
отвечать  на поставленный вопрос. Каким местом  женщины чуют, что мужчина не
причинит им  вреда? Другой  бы  давно отдал  приказ,  и  боярыню  за  волосы
отволокли  бы   в  пыточную  камеру,  и  через  полчаса   я  бы  знал  самую
засекреченную информацию.  Но ведь  понимает,  подлая  баба, что я этого  не
сделаю...
     - С вашим питанием мне все ясно, теперь давайте об исчезновении мужа.
     - Чего ж тут давать-то? - вновь засмущалась Меланья Карповна.
     У меня начало складываться нездоровое впечатление, будто  во  всех моих
словах она видит какой-то особый, извращенный смысл.
     -  Муж  мой  еще до  завтрака  к  дьяку  думному  побег. Бумагу  писать
собирался. О чем, мне неведомо, но  дело вроде бы спешное, государево. Как я
из-за  стола-то встала,  тут и стрельцы охранные  прибежали,  дескать,  царь
велел  боярину  пред очи  его ясные  явиться. Ну  я возьми  да  и скажи, что
батюшка Афанасий Федорович еще часа четыре назад в терем царев отправился.
     - Так. А они?
     - Они говорят, нет, мол,  в государевых покоях боярина  Мышкина. Я их к
дьяку  в дом послала, да девку  Парашку с ними.  Парашка как  прибежала, так
ревмя и ревет! Не был кормилец мой у дьяка-то... Я уж всех слуг по Лукошкину
на  поиск отправила, сама сижу смирнехонько, слезы лью, а вестей никаких. Ни
в тереме царском,  ни  в  кабаках,  ни  у друзей,  ни на базаре, ни в церкви
Божьей - нет моего мужика! Тут вот и вы пожаловали... Ой-й-й... да что ж мне
делать-то теперь, горемычной? И не жена, и не вдова... Да на кого  ж ты меня
покинул, сокол ясный, лебедь белый, голубок сизокрылы-ы-ый...
     Боярыня  страстно  рухнула  мне на грудь, крепко  прижав  меня  к  себе
дебелыми ручками.  Я  пару  раз  дернулся  -  бесполезно...  Китель  начинал
намокать  от горючих  слез,  а боярыня, хлюпая  носом,  все крепче и  крепче
прижимала меня  к себе, явно  требуя  активного  утешения.  Если не  удастся
вырваться,  то  эта  богатырка  утешится   мной  сама,  не  дожидаясь  моего
пассивного согласия.
     - Меланья Карповна! Прекратите сейчас же! Сюда же войти могут...
     - Да кто ж посмеет?!
     - Как кто? Полон дом народу!
     - А вот скажи, каково теперь бабе без мужика?
     - Шаги в коридоре! Пустите меня! Я при исполнении!
     - Пусть только сунутся - на конюшню и в батога!
     - Все равно не могу...
     -  Да я тебе денег заплачу! - твердо молвила боярыня, пытаясь  повалить
меня на скамью.
     Слава тебе, Господи! В дверь действительно постучали.

     - Батюшка сыскной воевода! - просунулась в комнату конопатая физиономия
стрельца.  -  Там в подвальчике место нашли... непонятное. А  не изволите ли
взглянуть опытным глазом?
     - Иду! - Я вырвался,  встал,  поправил галстук,  подхватил  планшетку и
едва не расцеловал парня "за спасение".
     Гражданка Мышкина  отсутствующим  взглядом  смотрела в окно,  ее полная
грудь высоко  вздымалась, а рука  тихо гладила  скамью  в том  месте,  где я
только что лежал. Стрельцы вывели меня во двор,  к  овину, там в самом  углу
был обнаружен скрытый в полу люк. Стрельцы отгребли в сторону солому, зажгли
свечи, и я, в  сопровождении двух дюжих парней, спустился по  лестнице вниз.
Довольно  большое помещение почти на  треть было  завалено оружием, но форма
мечей,  копий  и  сабель здорово  отличалась  от  уже виденных  мною. Все  в
изгибах,  сталь  вороненая,  зловещего  черного  цвета,  с  так  называемыми
"зубами".
     - Шамаханское, - загомонили стрельцы.
     - Да тут его целый арсенал... Молодцы! Всех представлю к награде, бочку
вина за счет казны, - громко похвалил я, по ходу дела продолжая осмотр.
     В  углу,  на дубовом чурбачке,  стоял  каменный  идол  -  очень  грубая
скульптура из серого  гранита, изображающая лысого монгола с  щелками вместо
глаз,  отвисшим  брюшком и страшными оскаленными  клыками. Рот  божества был
перемазан засохшей  кровью. Японский городовой! Только  идолопоклонников мне
еще  не   хватало...   Оргии,  кровавые  жертвоприношения,  черные  ритуалы,
буйнопомешанные пляски,  пьянство, разврат, разгул  - и все на моем участке!
Меня  вновь   переполнила  здоровая  ненависть   милиционера  к  нарушителям
правопорядка. В противоположном углу зияла солидная дыра. Я послал стрельцов
поглядеть, как далеко  ведет этот  ход. Они вернулись минут через  тридцать,
доложив, что обнаружили в конце  лопату и две кирки. Учитывая близость  дома
боярина  к крепостной стене, я был  почти уверен, что подземный ход рылся  с
целью тайного входа или выхода из города. Так...  против гражданина  Мышкина
скопились слишком серьезные улики. Дело о краже сундучка  грозило обернуться
куда более  серьезными последствиями. Что  бы там ни  наворотил  боярин, его
надо срочно  найти, арестовать и допросить. Я вышел из овина, оставив внутри
четверых стрельцов  и еще  троих снаружи  у дверей. Десятерым было приказано
квартировать: в тереме на случай появления хозяина, остальные, отправились к
царю. Лично я уже изрядно вымотался, время обеда - святое время, а тут, того
и  гляди,  еще  без  ужина  останешься.  Всю  дорогу  к Яге  меня неотступно
преследовали навязчивые вопросы. Почему исчез боярин? Почувствовал опасность
ареста?  Испугался сообщников?  Зачем он  устроил у  себя  на подворье склад
оружия,  тайное капище, подземный ход  за городскую  стену? Все  это здорово
напоминало  заговор с  оттенком международного терроризма  и серьезно меняло
мое  мнение  о  Мышкине. Первоначально я считал его просто трусоватым хамом,
способным  злоупотребить своим  служебным  положением,  но чтоб  он пошел на
крупное  дело... Надо  поподробнее расспросить  Ягу  насчет этих  шамаханов.
Что-то здесь нечисто...  Боярин  Мышкин никак не тянет  на  главу  серьезной
группировки. Дьяк? Тоже замешан в этом деле по уши, но крутым авторитетом не
выглядит.  Казначей  мертв.  Других  подозреваемых у  нас  нет.  Значит, все
по-прежнему крутится в этой тройке.
     Баба  Яга встретила  меня оханьем  и аханьем по  поводу нарушения моего
режима питания. Сил спорить просто не было...
     -  Никитушка, сейчас  же мой  руки да за  стол! Пока  не  откушаешь  --
никаких разговоров. Даже слушать не буду, не спорь со старухой!
     -  Слушаюсь!  -  козырнул  я.  - Одна просьбочка, бабуля,  пока  я  ем,
расскажи-ка  мне все,  что тебе известно  про магический камень хризопраз  и
конкретно о шамаханах.
     Яга быстренько  заставила скатерть, села  напротив, глядя на меня самым
сострадательным  взглядом. Несмотря ни на  что,  свой  рассказ бабка начала,
лишь когда я основательно наелся.
     - Сперначала  давай  о шамаханском  царстве поговорим. Городище  ихний,
Сарай  называется, от  нашего государства не слишком  далеко,  верст за сто.
Орды  их по всем степям кочуют,  грабят, убивают, разбойничают... Внешне они
дюже на печенегов или хазаров похожи, только еще злее и  хитрее. Нападают на
деревни, когда мужики в поле. Стариков режут, девиц да жен  молодых с детьми
- в  полон  угоняют. А что не могут с собой увезти, то жгут без жалости.  На
наше  Лукошкино давно зубы точат.  Приступом взять не смогут,  стены высоки,
стрельцы не из трусливых, да и жители, случись что, в стороне не останутся.
     Неторопливо  прихлебывая липовый чай, я вкратце  обрисовал все,  что мы
обнаружили в мышкинском овине. Бабка здорово помрачнела:
     - Дык... ведь это ж заговор, Никитушка! Нужно срочно царю доложить.
     - Стрельцы  с  докладом уже там. Жена  боярина, некая Меланья Карповна,
утверждает, что ее муж  рано утром  ушел с деловым визитом к дьяку Филимону.
Но ни у дьяка,  ни у царя, ни на базаре, ни  в церкви  его не было. Вышел из
дома и... все, исчез.
     - Темное дельце. Ну, а ты что?
     - Объявил его в розыск. Стрельцы весь город перелопатят, им даже примет
не надо, боярина и так  любая  собака знает.  Меня больше интересует другое.
Сегодня за  чаем  Горох выдал мне забавную историю о  перстне с хризопразом.
Эта  вещица  была в  составе  приданого  его  матери. Перстень якобы  должен
обладать  некой  магической силой. В чем конкретно она  выражается, царь  не
знает, но мы оба склонны предполагать, что именно из-за этого его и украли.
     -  Сама я  о том перстеньке  ничего не ведаю, но поспрошаю. На вечерней
заре  выйдем во двор,  поговорим  с  кем  надо,  глядишь,  чего и вызнаем. А
сам-то, милок, как думаешь дальше быть?
     - Дождусь Митяя и ближе к ночи устрою обыск дома дьяка. Возможно, найду
недостающие  улики,  без  этого  мозаика  никак  не  хочет  складываться.  Я
подозревал,  и вполне логично, что все трое запускали лапы в государственные
средства.  Вероятно,  боярин,  чувствуя  себя  наиболее   значимой  фигурой,
неожиданно  решил хапнуть побольше.  Его жена тратит  немало  денег  на свои
наряды, да еще и щедро награждает бравых молодцов  за небольшие, но приятные
услуги.  Казначей Тюря быстро понимает, что к чему, и начинает шантажировать
гражданина Мышкина. В результате развития следствия боярин  теряет голову и,
связавшись  с шамаханами,  натравливает  одного для  поджога  нашего терема.
Другие, выбрав время, убили казначея и  подбросили ему сундучок, находящийся
в  розыске. Сам Мышкин советуется с Филимоном и пишет  па меня донос. Поняв,
что это не сработало, он ударяется в бега. Шамаханы как-то проникают в город
и готовят подземный ход за стену на задворках боярского подворья.
     - Я разобью энту твою  версию за пять минут на куски-осколочки, плюну и
в пыль разотру! - гордо подбоченилась Баба Яга.
     Мне  осталось  только  сокрушенно пожать плечами.  Если  бы свою теорию
разбивал я сам, то наверняка справился бы еще быстрее...

     Под  вечер заявился Митяй с докладом.  Дьяк  Филимон вышел  из  дому на
рассвете, до обеда крутился на государевом дворе, и Митька бдил за ним через
щели в заборе.  Когда отряд  стрельцов под  моим командованием отправился на
арест к Мышкиным, дьяк  выждал  полчаса, вышел из  ворот и  вплоть до самого
вечера шнырял по городу.
     - Ох и умотал же меня, аспид! Носится туда-сюда, словно собака бешеная.
А  я за  ним, аки репей у  ейной псины на хвосте  - уж  как  прилип,  так не
отлипну! Завсегда готов к героической службе на благо Отечества...
     - Давай по порядку, куда заходил дьяк? - Да как же  я, батюшка воевода,
буду по  порядку, коли он, ирод долгополый, так  беспорядочно бегал! - взвыл
мой измотанный соглядатай. - На базаре  он был, по всем прилавкам лазил, все
щупал, по купеческим подворьям шастал, везде  нос совал, а кои места и мелом
крестиком метил.
     - Что именно? - заинтересовался я.
     -  Конюшни,  кузницы,  склады оружейные  да  скобяные, амбары  хлебные,
колодези, казармы  стрелецкие, подвалы пороховые...  -  пустился перечислять
Митяй, загибая толстые пальцы.
     С  математикой  у  него туго, но  этими  же  Пальчиками  парень кованые
шпигари в узел завязывает... Однако филерская работа пошла у него лучше, чем
пассивная слежка за домом.
     - Молодец! Хвалю  за выполнение  задания. Бабулечка-красотулечка,  будь
добра, поставь ковшик меду герою.
     - Ведерко бы... - скромненько потупился наш хитрец.
     - Неча  парня опосля  работы спаивать, -  привычно заворчала  бабка, но
корчагу с медом таки дала.
     Пока Митька разливал  содержимое на два ковшика (себе - побольше, мне -
поменьше), я продолжил расспросы:
     - Дьяка до дома сопроводил?
     -  А  как же, Никита Иванович, аж до самых ворот, и даже  калиточку ему
распахнул.
     - Что?!
     -  Дык,  говорю, как до дома-то  его мы дошли, он  уж совсем избегался,
дышал тяжело, а мне что, жалко? Дай, думаю,  подмогну государевому человеку.
Ну, так калиточку и распахнул...
     - Так ты... ты всю маскировку... - не сразу допетрил я. - Ты хочешь мне
сказать, что он видел, как ты за ним следил?
     - Сперначала-то,  нет,  - охотно  пояснил  "филер",  приканчивая третий
ковш, - а  вот уж когда он метки мелом  ставить начал, тут я  не  удержался,
подошел поближе, чтоб лучше видеть.  Так за плечом и стоял... Потом рядом, а
там за разговорами уж вместе те крестики и ставили. Вдвоем веселее...
     - Никитушка! - Баба  Яга укоризненно перехватила мою руку за секунду до
того, как я отвесил Митьке подзатыльник. - Не калечь дурачка, он у нас и так
на голову ушибленный. Старался, как мог...
     - Надеюсь,  хоть  языком-то  не  трепал?  - все  еще  едва сдерживаясь,
зарычал я.
     - Дык... этого... ничего...
     - Что ничего?!
     - Ничего такого я ему не сказал, - задумчиво ответил наш герой, опуская
на  стол четвертый ковш без малейших признаков алкогольного опьянения. -- Он
спросил,  чего это я тут хожу? Я ответил, что гуляю я  тут.  Он покивал,  по
плечу меня похлопал, халвы ореховой мне купил...
     - Чего сделал? -  в  свою очередь распахнула рот  бабка. - Да чтоб дьяк
Филимон по своей воле,  на свои  деньги, хоть кому горсть семечек купил?! По
всему Лукошкину должны кобели передохнуть!
     - Так вот  и  мне ж он таким странным  показался! - буркнул Митька.  --
Халвой кормит, рюмку водки уговаривал откушать, все  о тебе, воевода-батюшка
расспрашивал.
     - О чем именно?
     - Ох, гражданин участковый, даже и выговорить смущаюсь...
     - Говори! - хором рявкнули мы с Ягой.
     - Стыдоба... - покраснел парень. - Как же я такое при порядочных  людях
говорить буду?
     - Митька, не тяни...
     -  Ох и срамотища-то... Да чтоб  у меня  язык отсох подобную  погань  в
присутствии начальства сызнова повторять!
     Я на пару с  бабкой  вцепился  в  ковш,  который Митяй  уже в пятый раз
наполнял хмельным медом.
     - Или ты сейчас же скажешь, чем интересовался дьяк, или мы из тебя...
     - А ежели скажу, драться не будете?
     - Не будем.
     - А меду нальете?
     - Нальем.
     -  Эх,  гори оно  все синим пламенем! -  раздухарился мой  помощник.  -
Пропадай моя  буйна  голова, а  только скажу  я  тебе, Никита  Иванович, всю
правду-истину. На том и крест святой целовать готов, и на иконе побожиться.
     -  Не держи,  меня,  батюшка,  щас  я его  козлом  оберну  безрогим! --
взвилась Баба Яга, но Митяй хладнокровно продолжил:
     - А спрашивал меня дьяк Филимон  о том,  что, мол, нет ли у участкового
нашего хвоста сзади? Небольшого, но крученого, на манер поросячьего. Я ж ему
едва косу  не оборвал  за грубость! Но вспомнил, что я  таперича милиционер,
представитель власти, мне без ордера драться никак  нельзя.  Зубом скрипнул,
да и запомнил... Даст бог, ужо взыщу должок с длиннополого.
     - Да он ить пьян!
     - Ни  в одном  глазу! -  запротестовал парень, пытаясь  налить  себе  в
шестой  раз, но  я быстро развернул его  к дверям, поблагодарив  за службу и
направив на законный отдых.
     Мне  требовалось поговорить с Ягой  наедине. Мы вновь присели за  стол,
как только  Митьке в  сени  был отправлен  его  ужин.  Яга уселась напротив,
подперев подбородок руками:
     - Ох, чую, что ты мне не все рассказал...
     - Да я  и  сам  не  знал толком... Столкнулся  у  царя с Филимоном,  он
спросил,
     как  здоровье. Ну, я и ляпнул, шутки ради:  "То  лапы  ломит,  то хвост
отваливается". Но  дьяк неожиданно встревожился, запаниковал и сказал, что я
всех  погубить могу. Я лично ничего не понял. А  вот  теперь  этот  вопрос о
хвосте всплыл снова... Почему?
     -  Дьяка  нонче же брать надо, -  после  недолгих размышлений  объявила
бабка с самым мрачным видом. - Ох,  Никитушка, да неужто заговор против царя
такие
     корни пустил? Могем и не успеть...
     - Ночью возьмем, я со стрельцами договорился, но при чем тут заговор?
     -  У шамаханов, батюшка, есть сильно могучие колдуны. Они, как в народе
говорят, будто личины других людей на себя надевать могут. И ни за что их не
отличишь, кроме как по хвосту.
     -  Елки  зеленые! - поразился я.  - Да что у вас тут такое творится? По
всей столице террористы  шастают рогатые,  с поросячьими хвостами, способные
принять образ дьяка Филимона, боярина Мышкина, лично меня и даже самого царя
Гороха!
     - Истинно так, Никитушка. Помнишь, когда я говорила, что дьяк-то наш не
в себе?
     - Помню, помню...  у меня самого  были какие-то смутные сомнения. Митяй
докладывал, будто подозреваемый два дня находился либо во дворце, либо дома,
либо разгуливал  по городу, по  ни  разу... Вот оно!  Он ничего не говорил о
церкви... Дьяк не может два дня подряд даже не заходить в церковь!
     - Значит, он - шамахан  и есть! -  резво поднялась Баба  Яга.  - А  для
шамахана в церковь  шагнуть  - чистая  смерть. Будем  брать! Когда  стрельцы
придут?
     - Где-то через полчасика.
     - Тогда неча время терять, пойдем во двор, я колдовать буду...
     Я уже  давно перестал  удивляться  таким  вещам. Если  Яга говорит, что
будет  колдовать, значит, так  оно и  есть. В  этом  времени,  как я  понял,
всякого волшебства, магии  и  чародейства -  полным-полно. Просто необходимо
признать это  как  данность  и продолжать делать  свое  дело. Хотя, конечно,
такому  нас в школе милиции не обучали. С помощью колдовства можно совершить
убийство, да вообще какое угодно преступление, и не оставить ни одной улики.
Можно зачаровать  свидетелей, бесследно избавиться от трупа,  испариться  из
тюрьмы, навести морок на  стражу  и тому подобное. Все это, конечно, изрядно
затрудняет работу органов правопорядка, но... Закон - всегда закон! И он или
есть, или его нет. Третьего не дано. По крайней  мере,  я уже  не сумею жить
иначе. Милиционер -  это  на всю жизнь. Какая разница, где  - в каком  мире,
обществе, среде?  К  сожалению, преступность  есть  везде, и, значит, кто-то
должен с ней бороться. Так почему не я?
     Меня  усадили на  чурбачке для колки  дров на заднем дворе. Моя хозяйка
стояла на пустыре, близ забора и, притоптывая, размахивала руками:
     -  Ой   вы,  звери  лесные,  степные...  Из  бору  дремучего,  из  поля
широкого... Большие да малые, злые да  беззлобные, лихие да робкие, встаньте
предо мной, как лист перед травой!
     Возможно,  я опять  не очень  точно цитирую,  но  стенографировать было
некогда.  Все  началось  так  неожиданно, что  даже на полноценное удивление
времени не хватало.
     Неизвестно  откуда  весь  пустырь заполнился  зверьем.  Зайцы, медведи,
волки,  лисы, Лоси, кабаны, барсуки, белки,  собаки,  кошки,  коровы, кони и
всякая мелочь пузатая в  два ряда вдоль забора. Прямо  московский зоопарк. И
самое  главное   -  все  слушали  бабку   так,  словно  буквально   понимали
человеческую  речь. В это было бы трудно  поверить, если бы я  не  видел все
собственными глазами.
     - Что вы знаете о царском перстне с хризопразом?
     Когда  Яга  это  спросила,  звери  начали  совещаться.  Голову  даю  на
отсечение, они переговаривались, шептались,  шушукались...  Под конец вперед
шагнул рослый седой  лис, избранный  делегатом, и, поклонившись до земли, на
чистом русском ответил:
     -  Нет, бабушка, мы ничего не  знаем. Старушка  махнула рукой, и  через
пару минут звери разбежались так  же  резво, как  и  появились, а Яга  вновь
взялась за свое:
     - Ой  вы,  птицы  поднебесные,  перелетные, домашние да  водоплавающие,
ночные, дневные,  из гнезд, из дупел, поднимайтеся,  с веток, полей,  речек,
озер да болот срывайтеся. Кто крылом, кто бегом, а кто вприпрыжечку, станьте
предо мной, как лист перед травой!
     Воздух  засвистел  от  шума крыльев,  поднялся  ветер,  и  вскоре  весь
пустырь, включая забор, был заполнен тучами разнообразнейших птиц от воробья
до вороны, от зяблика  до совы, от кряквы до лебедя, от щегла  до орла  и от
цыпленка до индюка. Все топорщили перья и подняли страшный галдеж, пока Баба
Яга не утихомирила их тем же вопросом:
     - Кто из вас что-нибудь слышал о царском перстне с хризопразом?
     Ненадолго птички заткнулись. Шаг вперед  сделал долговязый  журавль, он
распахнул клюв, откашлялся и с поклоном извинился:
     - Прости,  бабушка, но  о перстне  царевом  мы ничего знать  не  знаем,
ведать не ведаем.
     Когда  птицы покинули нас, весь забор оказался так изгажен пометом, что
больно смотреть.  Поскольку  Митяй еще и помогал по  хозяйству,  то  у  него
здорово  прибавится  работы. На третий раз Баба Яга вызывала всех насекомых,
земноводных  и  пресмыкающихся.  Откуда ни возьмись  налетели пчелы, комары,
мухи, шмели и бабочки. Притопали лягушки,  раки  и черепахи, приползли змеи,
прибежали ящерицы. Теперь пустырь напоминал серпентарий. Все вели себя очень
прилично, и общую тишину нарушал лишь музыкальный звон комаров.
     - Что вы знаете о перстне с хризопразом царя Гороха?
     - Ничего! - спустя какое-то время проквакала самая большая жаба.
     - Плохо дело... - сплюнула Яга.  - Никто ничего не  знает. Минуточку, а
вы точно все здесь?
     Прошла перекличка. Оказалось, что одной, особо  умной гадюки, еще  нет.
Опоздавшая приползла буквально  в  ту же  минуту.  Услышав, из-за  чего весь
сыр-бор, она встала на хвост и гордо прошипела:
     - Я знаю!
     По мановению руки бабки все остальные резво разбежались.
     - Говори.
     -  Перс-с-тень с  хрис-с-зопразом  очень древний.  Еще  моя матуш-ш-шка
говорила,  будто бы ее матуш-ш-шка рас-с-с-сказывала о  том,  что от с-своей
матуш-ш-ш-ки   с-с-слышала...  хрис-с-зоп-раз   в   нем  не  прос-с-стой,  а
волш-ш-шебный!   Ежели    перс-с-стень   на   мизинец   надеть,   то   любое
кол-довс-с-ство  нас-сквозь  видно. Ни личина,  ни морок, ни чары  злодея не
с-с-спасут. Хрис-зопраз с-с-своему хозяину чудес-с-с-сное зрение дарует.
     - Ну, спасибо тебе, змея-красавица! -  благодарно кивнула Яга, и гадюка
плавно исчезла в щели забора. - Все слышал, Никитушка?
     - Если бы не  присутствовал лично, то ни за что бы не поверил  в такое!
Животные говорят по-человечески...
     - Так ведь то братья наши меньшие.
     - Это я помню еще со школы. Значит, перстень мог бы помочь нам узнавать
шамаханов, какую  бы личину они  ни приняли.  Именно  из-за  этого он и  был
украден. Вся затея с похищением сундучка, полного золотых монет, должна была
лишь отвлечь от  главного. Как вы  думаете, бабуля, в  столице сейчас  много
шамаханских шпионов?
     - Дык как узнаешь?.. Ох ты ж, шумят у ворот! Небось, стрельцы пришли...
Пойдешь дьяка брать?
     - Пойду. Митьку с собой возьму, на свежем воздухе быстрей протрезвеет.
     - Поспешай, сыскной воевода, а я  к царю пойду. Ночь-полночь,  да  дело
слишком спешное, государственной важности!
     - Предупредите Гороха, чтоб был начеку,  но общую мобилизацию проводить
рановато. Я не хочу,  чтобы преступники засуетились и легли на дно. Нам надо
всех захватить врасплох, а для этого необходимо найти перстень с хризопразом
и проверить всех  граждан столицы.  В  первую очередь просветить все царское
окружение, войска, купцов.
     Обязательно Приезжих, особенно дипломатический корпус,  среди них вечно
оказываются шпионы. Если что срочное - я у дьяка.
     Баба  Яга  по-военному  вытянулась,  отсалютовала  мне помелом  и пошла
надело.  Я,  в свою  очередь, кликнул  "вечно готового к  героической службе
Отечеству":
     -  Митька,  захвати  с собой  оглоблю  -  будем брать  гражданина дьяка
думного приказа Филимона Груздева.

     Надежный отряд в два десятка стрельцов уже ждал нас за воротами. Лица у
всех серьезные, фитили зажженные, бердыши заточенные. Парни знали -- идут не
на увеселительную прогулку. Если  в боярском овине обнаружен военный склад и
молельня  шамаханов,  то  кто  даст  гарантию,  что в  следующий  раз мы  не
наткнемся  на  штаб врага, диверсантов,  террористов или даже  вступившие  в
город боевые части противника. Трусость в те времена была редкостью, похоже,
больше  всех волновался  я  сам. Митяй  маршировал  рядом,  легко  помахивая
здоровенным двухметровым колом, как дирижерской палочкой:
     -  Эх, до  чего ж  люблю  я  свою работу!  Вот уж  служба так служба!..
Следствие  вести, улики собирать, следить,  преступников  ловить,  в  тюрьму
сажать -- ох и  весело! Батюшка участковый, а дьяка-то сразу  в темечко бить
али в ухо?
     - Ты что, обалдел?!
     - А, понял, виноват, исправлюсь! Стало быть, не дубиной, а кулаком?
     Я посмотрел на него так выразительно, что мой напарник стушевался, сбил
шаг и, скромненько потупив очи, тихо спросил:
     - Ну хоть один щелчок-то ему в лоб можно?
     - Рукоприкладство строго запрещено работниками  органов, заруби себе на
носу!  - ласково  пояснил  я.  - Бить подозреваемого неэтично, но  ты вправе
применить силу в трех случаях: если опасность угрожает тебе лично, или лично
мне,  или рядовым  честным гражданам. Только  не  превышай меру  необходимой
самообороны.  Помни,  преступник  -  тоже  человек,  и его надо  доставить в
отделение живым.
     - Не извольте беспокоиться, батюшка участковый, все исполню в  точности
как велено! Пусть он, злодей, хоть зуб вам покажет, я его враз таким живым в
отделение доставлю... Он пожалеет, что не с медведем дрался. Я из него
     столько колобков поназамешиваю...
     Пришлось  махнуть на него рукой, придем на место - уж там и разберемся.
Если  надо арестовать одного дьяка, то для  этого и  нас двоих много. А если
там  шамаханы, то  пусть  парень потрудится  от  души.  С такими  мыслями мы
незаметно  дотопали  до жилья предполагаемого  преступника.  Из-за  соседних
заборов  и  домов тихо вышли около десяти стрельцов,  отряженных  на  тайную
слежку за дьяком.
     - Часа три,  как вошел, - доложил  мне старший,  - Бежал, ровно его сам
черт за пятки хватал. Как двери запер, так  наружу уже и  не выходил, свет в
окошке по сию пору горит. Боле никого подозрительного не видали, ни из дома,
ни в дом. Что прикажешь, сыскной воевода?
     -  Окружить  дом.  Я,  мой  помощник и  еще  пять  молодцов  производят
задержание.  Остальные  осуществляют работу группы прикрытия.  При первом же
признаке  появления  шамаханов  или  иных   противников  -   действовать  по
обстановке. Все по уставу, один предупредительный выстрел вверх, после чего,
в случае неподчинения приказу, - прицельный огонь на поражение.
     - Смилуйся, батюшка...  -  опешили  стрельцы, -  Да  ежели мы  в воздух
палить будем, так, пока наше ружье перезарядишь, все враги разбегутся!
     - Не  лишено  логики, -  вынужденно признал я. -  Тогда просто кричите:
"Стой! Стрелять буду!"
     - А как встанет, так и стрелять?
     - Все,  юмористы! Шутки в сторону. Всем разойтись по местам и выполнять
задание. Митька, выбери пятерых - и за мной!
     Все  взялись за  дело так, будто репетировали два года. К тому времени,
как  мы постучали  в дверь, весь дом  был  надежно оцеплен  двойным  кольцом
суровых  стрельцов,  наставивших  стволы.  Если   выстрелят  все  разом,  то
наверняка  превратят  домик  в решето,  покрошив нас  вместе  с  шамаханами.
Поправив фуражку, я деликатно постучал:
     - Гражданин Груздев! Откройте, пожалуйста, - милиция.
     В ответ гробовое молчание. Мы переглянулись.
     - Гражданин Груздев! Я требую, чтобы вы открыли дверь. У нас есть ордер
на обыск и арест. Тот же результат.
     - Предупреждаю, что  в случае  неподчинения  законным властям мы  будем
вынуждены ломать дверь.
     Поскольку изнутри по-прежнему не донеслось  ни звука,  я  постучал  еще
раз,  больше  для  очистки  совести,  и  кивнул Митяю. Он навалился  плечом,
крякнул, нажал,  раздался  треск досок. Мой  напарник  рухнул внутрь  поверх
выдавленной  двери. Мы  ворвались следом, пройдя прямо по его  спине. В доме
было четыре комнаты, дьяка Филимона не оказалось ни в одной...

     - Нет его... - недоуменно развел руками Митяй. - Мы со стрельцами ужо и
в  печку заглянули, и  под  лавки,  и в сенях,  и на чердаке глядели,  - как
сквозь землю провалился!
     - Подозрительно... Ты ведь говорил, что дьяк пришел домой  и никуда  не
выходил?
     - Так точно, батюшка. Вот стрельцы тоже докладывают - не выходил он. Да
и свечи в доме горят, угли в печи еще не прогорели, вон баранка на столе еще
не доедена... Ох ты ж ирод проклятущий!
     - В каком смысле? - не понял я.
     -  Так  ведь  сегодня  постный  день!  Мясо  потреблять  нельзя,  а он,
изменник, ребрышками жареными балуется.
     Один из стрельцов подошел поближе, понюхал миску с мясом и скривил рот:
     -  Дозволь  слово   молвить,  сыскной  воевода.  Не   баранина  это,  а
собачатина,  прости   Господи...  Мы  вон   в  сенях   шкуру  свежесодранную
заприметили. Небось здоровенный кобель был.
     -  Ну и  дела творятся у вас в Лукошкине... - Я  снял  фуражку и  вытер
выступивший пот.
     Бабка права, дьяк здорово околдован.  Собак есть? Или же  мы имеем дело
не с дьяком,  а принявшим его личину шамаханом. Судя по  тому,  что  я о них
слышал - эти урки и не на такое способны.
     - Проверить все помещение еще раз. Все необычное тащить ко мне, а самое
главное - найти перстень с хризопразом. Вопросы есть? Выполняйте!
     Стрельцы ринулись на поиски,  переворачивая все  вверх дном, но то, что
нужно, обнаружил именно Митька. Причем, как всегда, случайно.
     - Таракан? Ах ты,  погань  басурманская!  - И он так  крепко припечатал
насекомое ногой, что одна из досок пола хрустнула. - Виноват, батюшка... Щас
гляну, небось не поломал...
     Откинув вязаную дорожку,  мой напарник внимательно  оглядел  треснувшую
половицу и недоуменно буркнул:
     -  Да тут  петли железные... Никита Иванович, уж соизвольте посмотреть,
как я здесь расстарался!
     Яркая  полосатая  дорожка,  обычно  украшавшая  полы  домов  зажиточных
граждан, одним концом была крепко прибита к деревянной крышке подпола.  Взяв
свечи, мы  вшестером поочередно спустились вниз, оставив  одного стрельца на
охране люка. Подвальное помещение являло  собой точную копию  боярского. Тот
же  склад оружия с  преобладанием тяжелых топоров и  зубастых сабель, та  же
молельня с каменным уродцем на алтаре,  тот же подземный  ход... Оставив еще
одного стрельца, мы двинулись в черную пасть  тоннеля.  Его смело можно было
так называть, ход был высок и настолько широк, что мы могли свободно идти по
двое.  Видимо,  этим  путем намеревались провести  целую  армию. Мы довольно
долго  шли, пока один из стрельцов не  обнаружил новое ответвление  в стене,
словно  в большом тоннеле решили пустить  еще  и узкоколейку. Двоих ребят  я
отправил на исследование этого хода, а  остальные  пошли за нами.  Мы топали
еще не меньше  часа, пока впереди не забрезжил  слабый свет луны.  Выход  из
подземного  хода  оказался  надежно  замаскирован густыми  кустами орешника.
Осторожно раздвинув ветки, я шагнул наружу:
     - Митька, где это мы?
     - За  городской  стеной,  в  лесу  на Гадючьей горке, - поосмотревшись,
определил он. - Эвон куда нас  занесло... Место нехорошее,  проклятое место.
Грибы не растут, ягоды тоже, звери да птицы  его избегают, орехи  есть, да и
те горькие. Кому ж энто взбрело сюда ход рыть?
     - Дубина, ход прорыт не ради того, чтоб из города тайно попасть в  лес.
Кто-то очень  хочет  помочь  шамаханам беспрепятственно  попасть  из леса  в
столицу. Всем соблюдать предельную осторожность! Эй, молодцы, останетесь  на
охране здесь. Митька, за мной! Посмотрим, что тут у нас поблизости...
     - Есть, воевода, - кивнули стрельцы, обнажая сабли. - Ежели беда какая,
только шумни - враз прибежим на выручку.
     -  Не  извольте беспокоиться, батюшка участковый,  -  вмешался Митяй. -
Случись  что,  я  не подведу! Никого  на помощь звать не придется, разве что
злодеев за ноги в  тюрьму растаскивать... А уж я им, ворогам, своим прутиком
таких кренделей навешаю!
     - Не  горячись.  Пойдешь  со мной на разведку  и веди себя  как  мышка.
Ввязываться  в драку  нам  сейчас  ни  к  чему.  Если  очень  хочешь подвиги
посовершать - иди в царево войско, а наша работа тонкого обращения требует.
     Он тут же покаялся,  присмирел и двинулся вслед за мной  так мягко, что
даже сучок  под ногой не хрустнул. Я  наверняка  производил больше  шума,  а
громадный Митяй, к  моему удивлению,  шел  тихо,  как тень,  ориентируясь  в
ночном лесу с легкостью опытного краснокожего. Долго идти не пришлось, между
деревьев  мелькнул  свет.  На большой  поляне горел  высокий  костер, вокруг
сидели люди. Я  сразу обратил внимание на  их странную одежду. Сомнения быть
не могло - перед нами расположились самые настоящие шамаханы!

     Шамаханы  были  очень  похожи  друг  на друга,  так,  словно  их где-то
штамповали  по определенному  стандарту.  Рост ниже  среднего,  глаза узкими
щелочками,  жидкие  черные  усы и  бороденки, одежда  из  скрипящей кожи, на
плечах  шкуры,  на  головах  высокие   лисьи  шапки.  Оранжевые  блики  огня
отражались на многочисленном оружии. Их было человек двадцать, один, с седой
бородой и непонятными амулетами на шее, держал речь. Кто он - колдун, вождь,
старейшина - я  не  знал, говорил шамахан  тоже не по-русски,  но  почему-то
общий смысл до меня доходил:
     - Базарлы  э Афанас-бай сапсем туп! Такая громадны дурды во  всем Сарае
нигде ек. Упутляи якши? Не распутлян, как спроспицу? В пасть кляп заталды? А
тогда внимай моя, храбурай батыры,  чтоб всем  все Орда под себя загребаллы!
Русскый  ханум - ай,  ай, ай,  слаще щербет  или сахара. Русская декханин  -
могучая  ык медведяй.  Весь день  и  темень - паши,  паши, паши... Якши раб!
Русская мечеть  золотай  полным-полна! Все моя! Все - загребаллы, ограбаллы,
увороваллы... Жигай, резай! Шамахан - батыр всем Лукошинску карачун! Мы ж не
балды...
     Слушатели  шумно  кивали,  поддакивали,  периодически стукаясь  медными
чашами.
     - Кумыс! - потянув носом, шепотом доложил мой напарник. - Вот нехристи,
и  самогонку-то нормальную  гнать не могут,  а туда же...  Супротив  милиции
поперли!
     - Да тише ты... - зашипел я, прикрывая ему рот.
     Слава богу, шамаханы ничего не услышали, они продолжали обсуждать планы
вторжения в  столицу. Если я правильно их понял, то в самое ближайшее время,
не сегодня-завтра, орды  вооруженных  до  зубов диких  степняков  ринутся  в
город.  В мой город! За недолгое пребывание в  Лукошкине я  настолько к нему
привык,  что  незаметно  для  себя  совершенно  перестал  горевать  о  своем
собственном мире. Строго говоря,  я и раньше-то не особо впадал  в тоску, но
чтобы  принимать проблемы местных  жителей  так близко к сердцу... Хотя... о
чем это я? Да, черт вас всех подери!  Лукошкино --  мой город, и  я ни одной
банде не позволю в нем хозяйничать.
     - Митька, отходим  тихо, все,  что  нужно, мы уже  выяснили.  Ты знаешь
шамаханский?
     - Ни единого словечка, - вздохнул он. - Не обучены мы языкам иноземным.
Вот  подкову  согнуть, кочергу  в узел  завязать,  ворота,  опять  же,  лбом
переломать - тут мы завсегда... от души, стало быть! А науки нам никогда  не
давались...
     Мы попятились назад, стараясь не  поднимать  шума, но почти  сразу же с
разворота натолкнулись  на  рослого шамахана.  Я  от  неожиданности  едва не
вскрикнул,  но  мой верный напарник просто опустил пудовый  кулак на высокую
лисью шапку, одним махом превратив ее в плоскую панамку. Шамахан рухнул, как
корабельная сосна, без единого писка.
     -  Забирай с собой. Если они хватятся часового, то  пусть лучше думают,
что
     он  сбежал, а  то  очухается  да  расскажет о нашем  визите.  Заодно  и
допросим негодяя.
     -   Как   скажете,  Никита  Иванович!   -   Митяй   играючи   перекинул
бессознательное
     тело через плечо и двинул вперед так же легко и бесшумно, как и раньше.
     У  входа  в   подземелье  мы  чисто  случайно  не  попали  под   клинки
перенервничавших стрельцов. Парни настолько нас заждались в этой напряженной
темноте, что,  видя  везде  шамаханов, приготовились  подороже продать  свою
жизнь  и  рубить  все,  что  шевелится.  Я   дал  приказ  об  организованном
отступлении.  Двигаясь  по  тоннелю  в  кромешной  тьме,  мы в  конце концов
добрались  до  того места,  где оставили  двоих стрельцов.  При  свете почти
стаявших огарков свечей я понял, что ребята  тоже кого-то добыли. Времени на
расспросы  не было, выберемся  - доложат на месте. Возвращение в груздевский
подвал показалось мне самой долгожданной дорогой
     домой.
     - Все прикрыть,  как и  было, -  устало приказал  я. - Тайную охрану не
снимать. Остальные - свободны. Фитили загасить. Государю я сам все расскажу.
Шамаханы  сегодня не  нападут, но бдительность удвоить.  Вы  двое! Что  было
обнаружено в боковом ходу?
     -  Не что,  а кто, батюшка сыскной воевода.  Глянь-кось,  какую  важную
птицу изловили!
     Пред мои грозные  очи  был выставлен связанный по рукам и ногам  боярин
Мышкин! Вот  уж кого  действительно  не  ожидал  увидеть... Впрочем,  вязать
несчастного особой нужды не было. Афанасий Федорович оказался пьян вдрабадан
и спал стоя.
     - Митька, понесешь обоих. Справишься?
     -  А то нет?! Да я заради нашего управления внутренних органов хоть еще
четверых на загривок взвалю!
     - Ну и отлично! Тащи их к Яге, до утра запри в погребе. Вернусь от царя
- потолкуем. Эй, молодцы! Благодарю за службу!
     -  Рады  стараться,  батюшка  участковый!  -  хором  грянули  стрельцы,
вытягиваясь во фрунт.
     - На сегодня все свободны. Кроме тех, кто следит за домом, естественно.
     Как  мы  добрались до  нашего  терема,  уж  и  не  помню.  До  рассвета
оставалось  не более  четырех часов,  я надеялся если  не выспаться, то хоть
вздремнуть. Баба Яга ожидала нас у ворот, что-то бормоча, сопроводила меня в
горницу, усадила за стол и, помахивая царевым письмом, отошла  за самоваром.
Больше ничего не помню. Наверно, я просто уснул.
     Петух, опять этот проклятый петух.... Сколько можно будить меня в  пять
утра уже осточертевшим кукареканьем?! Ну почему Яга до сих пор не сварила из
него  суп? Я  ведь и  лег-то часа  три  назад. Если  сейчас снизу  раздастся
заботливый голос...
     - Никитушка! Вставай, сокол наш ясный. Завтрак уже на столе.
     Ни за что не буду вставать.
     - Никитушка, царь отчета ждет. Ты  же знаешь нашего Гороха - как что не
так,  он ведь всех на кол пересажает. Уж  ты, касатик,  вставай-пробуждайся,
пора...
     Делать  нечего,  пришлось продрать  глаза. Когда я  спустился вниз,  на
столе уже  дымилась большая  миска  свежеиспеченных оладий.  Тут  же  стояла
сметана,  два-три сорта  варенья,  сотовый  мед и  большой запотевший кувшин
козьего молока. Бабка, как  всегда, намеревалась накормить целую  роту. Если
это дело когда-нибудь  закончится  и я возьму отпуск,  она раскормит меня до
генеральских объемов.
     - Садись, Никитушка, кушай да меня, старую, слушай. Значится, как ты на
дьяков-то  арест  пошел,  я  твоего приказа  не ослушалась,  да  по  ночи  к
царю-батюшке и отправилась. Слава богу, государь еще  почивать не изволил. В
карты с думными боярами резался. Ну, а уж как обо мне доложили, так он разом
всех козырей забросил да к себе  пред ясные очи поставить меня  и повелел. Я
ить, милок, не из трусливых буду, а вот  перед Горохом робею...  Царь  все ж
таки! Ну, да делать  нечего,  не  моргать пришла,  надо  государю всю правду
высказать. Доложила  я ему по  всей форме. Как кого расспрашивали, как Митяй
наш  за дьяковым домом цельный день слежку вел, как хвостом за  ним по всему
городу мотался да кресты непонятные по важным местам метил...
     -  Отмечал  стратегически  важные  объекты  на предмет  ведения  боевых
действий
     на территории Лукошкина! - наставительно поправил я.
     - Вот, вот о том я ему и доложила, - закивала бабка, продолжая рассказ.
- Про перстень уворованный с хризопразом, что  мы выяснили, все ему как есть
выложила.  Батюшка государь лишь головой качал  да бороду  теребил.  Сказал,
чтоб ты, участковый,  следствие никак прерывать не смел. Сказал, что  воевод
всех тайно  под ружье поставит, дабы  в нужный  час войны  храбрые под рукой
были.  Тебе  лично  бумагу  выписал  из  сплошных полномочий  да саблю велел
передать  нарядную. А  то  ты у  нас ходишь  один и без оружия...  Хоть  для
приличия носи, все ж царев подарок.
     - Дайте-ка письмо взглянуть.
     - Куды?! Жирными-то пальцами? Ладно уж, сиди  ешь, я тебе сама зачитаю.
- Яга  сломала сургучную  печать, развернула свиток  и с  выражением  прочла
самое короткое постановление на моей памяти: - "Пущай делает то, что надо. И
будь то, что будет. Царь Горох".
     - Коротко, выразительно  и, главное, оправдывает  любые действия --  от
карманной кражи до международного шпионажа, - задумчиво улыбнулся я.
     Желудок был полон, оставалось налить молока и в свою очередь рассказать
Бабе  Яге, что  произошло  в доме  Филимона  Груздева.  Но сначала  пришлось
попросить  бумагу, перо  и  чернила; исподволь болтая  с Ягой, я старательно
составлял отчет для царя. Идти к нему с личным  докладом не было ни времени,
ни особой необходимости. Бабка только охала да ахала.
     - Где же ты, Никита Иванович, шамаханскому разговору обучался?
     - Нигде... - пожал плечами я. - Как-то само собой вышло. Они говорят, а
мне все ясно. Отдельных слов не переведу, хоть убейте,  а общий смысл вполне
понятен.
     - Я-то, старая, шамаханскую речь давно знаю, да и то кое-где путаюсь. А
ты, вишь, раз послушал  и все уразумел... - Баба  Яга завистливо прищелкнула
языком.  -  Все  ж  таки великое  дело  в  молодости  образование  грамотное
получить! Митьку бы надоумил, а то ведь так неучем и помрет.
     - Кстати, о нашем драгоценном Митьке, он уже выспался?
     - Он  же деревенский. Как  поздно  не  ляжет, а все  одно  на ногах  до
петухов.  У  поруба сидит, на пленных смотрит, я и поесть  ему туда отнесла.
Что там ни говори, а парень свой хлеб честно отрабатывает.
     -   Не  спорю...  Хотя  если  он  еще  хоть  раз  во  время  выполнения
ответственного задания напьется на такую сумму - посажу на пятнадцать суток!
Метлу в руки  - и марш столицу подметать. Но речь не об этом... Пусть найдет
кого-нибудь из стрельцов и быстро переправит письмо царю Гороху.
     - Чего ж ради людей  зазря гонять? -  хмыкнула баба Яга. -  Давай  сюда
бумагу-то. А ну, киса, киса, киса!
     Из соседней комнаты, вальяжно потягиваясь, вышел здоровенный черный кот
толщиной в чемодан и ростом с королевского пуделя.
     -  Дай-кось за  ушком  почешу, красавец ты мой! Вот и работка для  тебя
отыскалась. Уж ты  не откажи, послужи бабуленьке, отнеси  это письмо в терем
царский да  государю прямо в белы рученьки и передай. Все ли понял, красавец
ты  мой  писаный?  Ну тогда  беги-поспешай,  царь-батюшка  уж  давно  нашего
милицейского отчета дожидается...
     ...Я  еще  подумал,  что какие-то  два месяца  назад я  бы  в такое  не
поверил, даже увидев собственными глазами.

     Поруб   представлял   собой   что-то   вроде  блиндажа  времен  Великой
Отечественной.  Над  землей возвышалась  лишь крыша,  все прочее под землей.
Стены  и пол из хороших  дубовых бревен, холод внутри - страшный... Для чего
Яга  использовала его  раньше, никому не известно. Но уж не закатки  на зиму
хранить, это точно. Пьяного боярина Митяй установил у стенки ногами вверх, в
полной уверенности, что так быстрее трезвеют. Пленного шамахана постигла  та
же участь, просто из  вредности. Мы  спустились в  поруб  вслед  за Митькой,
который  тащил  деревянное  ведро  с  ледяной  водой.  Не  подумайте,  чтобы
умыться...
     - Для  начала  поставь  шамахана  на  ноги. Он  явно не  спит.  Боярина
разбудим  попозже  и  допросим  в  домашних  условиях,  все же наш  человек,
лукошенский...
     Мой напарник легко приподнял пленника за ноги, стряхнул с него пушистую
шапку и, не  говоря  дурного слова, опустил головой в ведро. Через несколько
секунд раздалось негодующее бульканье.
     - Вытащи его, пожалуйста. Ну что, уголовничек, говорить будешь?
     - Моя  твоя  не  понимай!  - отфыркиваясь, начал шамахан, но я  не  был
настроен на шутки в такую рань:
     - Митька,  макай его, пока  не  начнет понимать. Он еще не  знает, куда
попал...  Думает, что отделение милиции - это дискуссионный клуб за столом с
чаем и пампушками. В ведро его!
     - Слушаюсь, батюшка участковый. С превеликим удовольствием...
     - Не нада-а-а...  - завопил упрямец. -  Я  был честно захвачен в бою, с
оружием в руках. Требую к себе как к военнопленному уважительного отношения,
нормальных условий содержания, справедливого суда и  гуманного приговора.  Я
всего лишь солдат, а не кадровый офицер. Я выполнял приказ!
     -  Как  чисто по-русски  разговаривает... - поразилась Яга.  -  Нешто и
впрямь простой солдат?  Далеко же  у  вас  образование шагнуло... Каковы  же
тогда у них воеводы?
     - Ты темнишь, парень, - поддержал я. - Статус военнопленного на тебя не
распространяется, ты захвачен в мирное время. Насколько мне известно, боевые
действия с  Шамаханской Ордой в  настоящее время не ведутся. Пока мы склонны
считать вашу вылазку  банальным террористическим актом,  соответственно чему
будет и обращение... Митька, макай его в ведро!
     - Не-е-ет... Не надо! Я сам все скажу, только поставьте  меня на ноги и
выведите  отсюда. Здесь же холод немилосердный!  А он  еще  и в воду ледяную
сует... Мы же южные, у меня менингит будет!
     - Совсем другое дело.  Здесь  и  вправду  прохладно.  Давайте выйдем  и
побеседуем на свежем воздухе. Бери его  в  охапку, тащи наверх, да смотри не
ушиби ненароком.
     - Как скажете, батюшка сыскной воевода! Митяй понес шамахана, держа его
на  вытянутых  руках  с нежностью кормящей матери. Мы  уселись  на крылечке,
пленника усадили на перевернутое поленце, и допрос пошел по второму кругу.
     -  Итак,   с  какой  целью  ваш  диверсионный  отряд  околачивается   в
непосредственной близости нашей столицы?
     - Не  могу  знать, командование не посвящает  нас в  план действий.  Мы
узнаем о цели провокации за пару минут до ее выполнения.
     - Врет? - кивнул я бабке.
     - Знамо, врет! - подтвердила  Яга.  - Ведром с водой здесь уже никак не
обойтись. Надоть везти его на царев двор да сдать в пыточную.
     - Нет! - завизжал шамахан.
     - Нам бы  тоже не хотелось.  Если ты попадешь  в  их  руки, то вряд  ли
выберешься живым. Ну, а в  случае добровольного  содействия  органам милиции
есть шанс попасть под графу о защите  свидетелей. Так как насчет предложения
посотрудничать?
     - Балуете вы  его, воевода-батюшка, - нахмурился  Митька. - Вот  я  ему
ноги-то узлом  поназакручиваю,  он быстренько все  понарасскажет! Что было и
чего не было...
     - Спрашивайте, - решился пленник. - Только руки развяжите.
     -  Хорошо,  -  кивнул я. - Но для  начала поведай  нам о точных  сроках
нападения на Лукошкино, количестве диверсионных групп, точном числе боевиков
в  каждой, основной цели террористических актов, штабах, местах  дислокации,
связи, командовании, а также имена и явки ваших людей в столице.
     - Скажу...  все скажу, -  пообещал  шамахан,  с кривой улыбкой  потирая
следы  от  веревок  на  запястьях. -  Вижу,  что  от  твоего проницательного
взгляда, сыскной воевода, ничто не укроется.
     - Даже то, что ты знаешь мою должность.
     - Верно. Мы  многое узнали  про твою  милицию. Наш  осведомитель хорошо
поработал.  Очень   жаль,  что   недооценили...  Не  управление  нужно  было
поджигать, а шило тебе в бок запустить! Ну да уж слушай на прощанье... Когда
мы  в  Лукошкино твое войдем - то одним темным богам ведомо. Отрядов наших в
лесу без счета, и воинов в них видимо-невидимо. Цель у нас всегда одна - все
разграбить, людей в неволю угнать, город до земли стереть. Штабов у нас нет,
а как на  совет собраться надо,  так  мы уже где стоим,  там и речь  держим,
карты чертим,  планы мыслим. Потому  и лагеря постоянного  не  имеем, каждую
ночь на новом месте. А что же касается имен и явок наших тайных, так я тебе,
участковый, одно скажу...
     Тут  мерзавец  быстро  вскочил па  ноги, резво стянул с  себя  штаны и,
невероятным образом  изогнувшись, откусил собственный хвост!  Митька отважно
закрыл  меня  собой,  Яга только охнуть  успела,  а шамахан закатил глаза  и
бездыханным рухнул наземь.
     - Японские шпионы-нинзя, откусив  себе язык, умирали от болевого шока и
обильного кровотечения, - отчаянно пытаясь изобразить  хладнокровие опытного
оперативника, пробормотал я.
     - Но... зачем?
     -  Понимаешь, друг мой, он  ведь  так  и не  сказал нам ничего особенно
важного. А уж царские умельцы из него под пытками все бы вытянули. Вот  он и
предпочел умереть, но не попасться им в лапы. Несомненно, это был не  просто
рядовой солдат. Бабуля, что ж вы меня не предупреждали  о таком оригинальном
методе шамахановского ухода от дачи свидетельских показаний по делу?
     -  Дык... -  развела  руками  Яга.  -  Кто  ж  мог  подумать,  что  он,
бесстыдник,  будет себе  поросячий  хвост  отгрызать? Я,  конечно,  о  таком
слышала, но чтобы поверить... Думала, врут сказки.

     Потеря  ценного  свидетеля заставила меня пойти  на  самые крайние меры
предосторожности.  Боярин Мышкин  был разбужен, доставлен в дом, но  прежде,
чем приступить к допросу, я задал Яге пару вопросов:
     - Это действительно Мышкин или шамахан в его обличье?
     - Подумать  надо, Никитушка... Тут ведь сразу не  скажешь, приглядеться
следует. Ты уж кляп-то ему  изо рта вытащи, пущай скажет  чего... Да руки не
развязывай!
     - Естественно... Митька,  усади боярина  на лавочку,  кляп долой, руки,
ноги не распутывать. Ну, что, поговорим по душам, Афанасий Федорович?
     - Отпусти  меня,  холоп! Сей  же  час - отпусти... На каторгу сошлю! На
дыбу отправлю! Запррю-ю-ю...
     - Очень похоже на настоящего, - закивала Баба Яга. - Я вот что удумала,
ведь ежели он шамахан перевоплощенный, так от хвоста своего  неприличного он
все равно избавиться не властен.
     - Ясненько, - быстро уразумел я. - Следовательно, если мы снимем с него
штаны и посмотрим...
     - Вы че?! - в голос завопил бывший начальник  охранных стрельцов. -- Че
надумали,  а?!  Меня,  потомка  древнего  рода,  слушанием  штанов  позорить
будете?!
     Митька, довольно  осклабясь, уселся на табуреточку, положил боярина  на
колено и начал свое черное дело... Мышкин визжал не переставая!
     - Ты уж совсем-то его не заголяй... Хвост небось и от крестца видно.
     - Ну, талы нет его... Да не верещи ты, кабан подозрительный!
     -  Достаточно, -  смягчился  я,  -  надевай  на  него  штаны.  Итак,  в
результате следственного  эксперимента  мы  доказали подлинность  гражданина
Мышкина  Афанасия Федоровича.  Ни  у  кого  нет  сомнения, что он  - это он?
Замечательно. Веревки можно снять.
     Разобиженный боярин тут  же попытался броситься на меня, рыча от обиды,
но был мгновенно схвачен бдительным Митяем.
     -  Не рекомендую  впредь  оказывать давление на  работников милиции. Вы
сейчас  не  в  том  положении,  чтобы пытаться  угрожать.  Ваше дело слишком
серьезно... и, если не прекратите  грубить, мой напарник вновь возьмется  за
кляп, да  и до проруби  отсюда  недалеко.  Сегодня  я  не слишком склонен  к
добросердечной беседе с главным подозреваемым.
     - Убью! Изувечу!! На кол посажу-у-у!
     -  Молчать!  -  рявкнул  я  грозно, вздымаясь  над столом. -  Гражданин
Мышкин, вы обвиняетесь в государственной измене, пособничестве международным
террористам  и краже  золота  из царской  казны.  Я  бы  добавил  участие  в
инсценированном  самоубийстве,  но... но не могу в связи с  недостаточностью
улик.
     - Чего? - недовольно буркнул боярин, однако смирился и  сел, зыркая  на
нас злобным взглядом.
     - Чего, чего, - передразнила Яга. - Будешь отвечать на наши вопросы или
я тебя своими руками превращу в большой мешок с навозом!
     -  Буду,  буду...  волки  позорные. Только  рассказывать  нам  особенно
нечего. Ни в чем таком мы не повинные...
     -  Митька!  Давай сюда  мою планшетку. Так...  значит, Мышкин  Афанасий
Федорович, столбовой дворянин,  боярин охранной службы царской казны, женат,
имеет детей, причем все дочери. Проходил по делу кражи сундучка с червонцами
и золотого перстня с хризопразом. Первоначально  привлекался  как свидетель.
Что можете рассказать  о попытке поджога частного терема гражданки Бабы Яги,
на чьей площади размещено местное отделение милиции?
     - Ничего не знаю... Не было меня там.
     - А где были?
     - Дома, у жены спроси. Она те все скажет...
     - Показания законной супруги  не могут считаться  беспристрастными. Кто
еще
     может это подтвердить?
     -  Ух  и злыдень  ты, сыскной воевода...  - скрипнул  зубами  Мышкин. -
Прямо-таки с головой под чужое одеяло лезешь, стыд бы поимел!
     -  Я жду  ответа.  Нет? Так  и запишем  -  других свидетелей  следствию
представить не смог...
     - Да смог! Я все бы смог, расталдык твою туды набекрень верхушкой леса!
Ванька рыжий, пастух наш, подтвердить может. Я как в спальню вошел, разделся
и лег, так он сию же минуту из-под одеяла с другой стороны и сиганул! Да как
есть без штанов, да в окно, да с третьего этажа. А уж как мы с молодцами его
подобрали да под белы рученьки, да в батога! На конюшне отпотчевали... Навек
запомнил, где я в ту ночь был!
     -  Хорошо.  Пометим,  вызвать  на  очную  ставку  пастуха Ивана...  как
фамилия?
     - Откуль мне знать? Пастух и есть пастух, рыжий...
     - Разберемся.  Вашего  доноса на меня  царю Гороху я касаться не  буду.
Расскажите-ка  лучше,  с  чего это  вы в  бега ударились и  почему  на вашем
подворье  обнаружен  склад  оружия,  шамаханская  молельня  и   неоконченный
подземный ход за крепостную стену?
     Глаза боярина круглели,  выпучивались, он начал судорожно  хватать ртом
воздух  и, неожиданно  схватившись за  сердце,  рухнул с  лавки, задрав ноги
вверх.
     -  Никитушка,  -  укоризненно  сощурилась  Яга.   -   Ты   уж   полегче
как-нибудь... Второго свидетеля теряем...

     Нам пришлось обливать его водой. Когда несчастный немного очухался, Яга
почти силой влила в него изрядную стопку крепкой клюквенной настойки. Мышкин
закашлялся, постучал  себя  кулаком  в грудь  и, смахнув  выступившие слезы,
тихо, но твердо заговорил:
     - Не след  на меня всех собак вешать... Уж в чем виноват, сам  покаюсь,
много грехов за плечами, а только чтобы город шамаханцам  поганым сдавать  -
такого не  было.  Ежели словами  горячими  бросался,  так  за то и  прощения
попрошу, не  в  себе  был, пьян да сердит... Коли можешь, так  и прости меня
заради Христа. А только теперича всю правду  слушай, как на духу. Пишешь? Ну
пиши, пиши, я говорить буду. Сундучок с золотом из казны мной ворован был. В
первый раз помногу крал, дверь запереть не успел. Что скажу? Моя вина, мне и
ответ держать... Грешен  и  слаб человек  перед искусами мирскими...  Оно  и
раньше - таскал помаленьку, да в карман. С царем ли  зайдешь -  цап тихонько
денежку в рукав. С казначеем, с дьяком ли --  там червонец, тут два. Совесть
имел, без меры не лез, свыше чипа не требовал.
     -  Зачем  вам  это  вообще, Афанасий  Федорович? Ведь  рано или  поздно
поймали бы, какой стыд в вашем возрасте...
     - То-то и беда, что  возраст... Ты мою  жену видел? Молода, красива, да
глупа  и  до  всего  жадная. То платьев ей  подавай, то  жемчугов,  то шелку
китайского,  то парчи индийской - денежки, они  так и  летят!  Я  человек  в
годах,  солидный, степенный,  а  бабе еще  и ласка мужская нужна... Дворовых
кобелей  хоть  кочергой  отгоняй!  Вот я  от  греха  подальше и  отвлекал ее
внимание подарками разными...
     - Я те  отвару травного дам... - неожиданно сжалилась Яга, утирая глаза
уголком платочка. - Недельку пей по ложке перед едой - так в ентом деле всех
молодых за пояс позатыкаешь. Как отсидишь свое - приходи, не пожалеешь...
     -  Продолжайте,  гражданин. Как  вы взяли сундучок,  следствию в  общих
чертах  ясно. Но согласно вашим  же показаниям для  удовлетворения  растущих
запросов вашей  требовательной супруги  вполне хватало и некрупных  хищений.
Почему вы взяли сундук? Даже дураку понятно, что его хватятся...
     - Бес попутал.
     - Кто?!
     -  Кто, кто... Говорю же,  думный  дьяк  Филимон, - нахмурился  Мышкин,
сосредоточенно  разглядывая  стопку из-под настойки. - Уж  и не знаю, как он
проведал,  что я к казенным  деньгам  прикладываюсь... А только  письмо я от
него получил,  тайное! Ежели, пишет,  не заберу сундучок с деньгами крупными
да в указанное  место не суну - все как есть царю завтра же и расскажет. Это
он с виду такой тихонький, а на деле вона как обернулося... Что ж я мог?
     - В этих случаях надо было обратиться в ближайшее отделение милиции. Мы
бы устроили засаду, зафиксировали факт шантажа, задержали негодяя с поличным
и...
     - И Горох башку бы мне срубил с дьяком на пару!
     - Ну... Возможно, конечно, но вряд ли. Пока мне удается  убеждать его в
соблюдении хоть какого-то подобия законности.  Нет, разумеется, определенное
наказание  вы  бы  понесли,  ибо  есть за что.  Просто  до  высшей  меры  не
дотянули...   Милиция   предоставила  бы  смягчающие  вину   доказательства,
чистосердечное признание, раскаяние, явку с повинной  и активное  содействие
следствию, - мягко объяснил я.
     Бывают такие  преступники, которых в конце концов просто  жалеешь из-за
их  непроходимой  глупости  и  невозможности  еще  в школе  получить хотя бы
зачатки правовых знаний.
     - Где перечень с хризопразом?!
     - Не ведаю... Перстня царева не брал, не моя вина.
     - Кто подделал ключи?
     -  Кузнец Василий, по моему приказу. Я  их в  воске оттиснул, да, вишь,
узор больно хитрый, пришлось на пару дней с собой забрать. Потом и подбросил
сам же...
     - Почему сбежали из дома?
     -  Да  не сбегал  я.  Намедни  дьяк  заходил, сказал, чтоб  у него был,
разговор, дескать, есть. Я и пошел.
     - О чем говорили?
     -  Да  ни  о чем... Не успел  войти, как он  мне ковшик медку холодного
сует. Я, пока шел, взопрел маленько, выпил, сел, и... все! Как меня накрыло,
ничего  не помню! Пришел  в  себя  уже  связанный в  порубе,  а  холоп  твой
милицейский тряс меня немилосердно. Вот и все...
     - Не все. -  Я достал из планшетки лист с описанием всего найденного на
боярском дворе. - В вашем овине обнаружен тайный люк, под ним комната. В ней
большой  склад оружия и статуя  шамаханского божества - не знаю,  как он там
точно называется. Из комнаты идет тоннель по направлению к крепостной стене,
лопата и кирка брошены на объекте строительства.
     - Не ведаю! Вот  те крест,  сыскной воевода, ни сном  ни духом о том не
ведаю! -  широко  перекрестился Мышкин,  и  Баба Яга кивком подтвердила, что
боярин не врет. - Это... это все опять дьяк! Он же, аспид, попросил, в овине
шестерых богомольцев приютить.  Монахи, дескать, из дальних церквей к нам на
праздники в честь  своих Петра и Павла прибыли. Мне что, сарая божьим  людям
жалко? Кто ж знал, чем они там заниматься будут...
     -  Митька!  Почему  никто  из дворовых Мышкиных  ничего  не  говорил  о
монахах?
     - А  я  знаю? Вы  ж меня сами  за дьяком бдить отправили, запамятовали,
батюшка?
     - Не  серчай  на  людей,  Никитушка, -  сказала  бабка, вмешиваясь, как
всегда, вовремя и по делу. - Монах, он ведь ровно и не человек, он по-своему
живет,  мирское его  не  касаемо. Вот и  слуги  боярские думали,  ты злодеев
ловишь, а про богомольцев у них и мыслей-то не было.
     -  Ладно, понял... я был  не прав. Надо учитывать религиозную специфику
местных  взаимоотношений.  Теперь уж  чего  горячку  пороть...  Эти "монахи"
наверняка  сбежали. Значит, мы  имели в Лукошкине минимум  шесть  переодетых
шамаханов,  а их  может оказаться  куда  больше. Гражданин  Мышкин, пока, до
выяснения всех обстоятельств дела и проверки  ваших показаний, вынужден  вас
задержать. В  царскую  темницу не пойдете,  можете еще  понадобиться  здесь.
Митяй, отведи подозреваемого в поруб.
     -  Эх, жизнь  моя,  копейка  медная...  -  пробормотал боярин, послушно
вставая со скамьи. - Сколь дадут-то?
     - Суд решит.
     - Ну,  тогда  храни  нас  Господь...  Бабушка,  а  ты  про  отвар  свой
молодильный не забудешь?
     Вот так, запутанно,  с  неожиданными вывертами,  и велось все это дело.
Пока я не мог  похвастаться  ничем особенным. Правда, Горох был мной страшно
доволен, но,  следуя собственным принципам законности и защиты правопорядка,
едва  не  перевешал  всех лиц, замешанных  в  заговоре. Боярина мне  удалось
отстоять, дьяка искали по всему городу.  Согласно докладу стрельцов он вышел
из своего дома  на заре, но в  царском доме так и не появился, а затерялся в
базарной толпе. Наверно, почуял за собой слежку и, как  опытный шпион, залег
на дно. С досады государь лично повелел засыпать  подземный ход. Всю столицу
перевели  на   военное  положение,   а  мобильные  отряды  конных   казачков
беспрестанно  прочесывали  близлежащие леса.  Жители  сел  и  деревень  были
предупреждены о  возможной  опасности,  но  аж  до самых границ  государства
никаких  армий  противника обнаружено  не  было!  Ни  больших,  ни  малых...
Конечно,  два-три десятка шамаханов запросто  могли разбежаться  по  округе,
прячась  по одному. Рано или  поздно их найдут, так  как менять личины умеют
далеко  не все, а  лишь  специально  обученные колдуны.  Да,  пленник  успел
сказать нам немногое, но, сам того  не ведая, выдал очень важную информацию.
Если  они  пользуются такой  терминологией,  как  "солдат",  "провокация"  и
"кадровый офицер", то наверняка  их военная машина гораздо более совершенна,
чем нам  кажется.  Я  бы  смело  предположил наличие  хорошо  подготовленной
военной  разведки. Отсюда  следует  логичный  вывод -  с  ними  будет  очень
непросто справиться.
     Как обнаружить шамахана,  принявшего  личину честного  гражданина? Баба
Яга утверждает, что они  не могут избавиться от  предательского хвоста. А от
рогов  могут? Надо уточнить... С  другой стороны, не можем же мы обязать все
население столицы снимать штаны  и задирать юбки при  проведении милицейских
рейдов! Да  меня разорвут  за одно  такое предположение.  Теперь-то понятно,
почему был  украден перстень, позволяющий видеть шамахана под любой личиной.
Если у покойного Тюри его не обнаружилось, а задержанный Мышкин его не крал,
то круг  подозреваемых сужается до предела. Необходимо срочно отыскать дьяка
Филимона! А-а... пустая трата  времени. Шамахан давно сменил личину дьяка на
более безопасную и преспокойно  разгуливает  по городу вместе  с  "липовыми"
богомольцами. Если  Яга не придумает, как  их отличать, - мы здорово сядем в
лужу.  Мне  не  оставалось  ничего  иного,  как  доверить  судьбу  следствия
длинноносой бабке с темным прошлым... Пока она мудрила  у себя в комнатке, я
направился к царю. Митька увязался следом,  и Я не  видел  причины оставлять
его дома. По дороге он развлекал меня деревенскими сплетнями из своей родной
Подберезовики:
     - ...В ту пору у соседей гулянка была на дворе, но Ромка как  Жульку-то
увидел, так и обомлел весь! Влюбился, значит, по  уши с первого взгляда. Оно
бы и  ничего,  так  ведь девка-то в его тоже  сразу втюрилась. Народ  вокруг
пляшет да поет, а они стоят столбом, рук  не разнимая, и только в глаза друг
другу смотрят.  Однако  же где  гулянка,  там  и пьянка. У Жульки  брат  был
родной, Васькой звали, а по прозвищу Кот. Вот  и стал он  задирать Ромкиного
дружка, слово за слово, отошли в сторонку, начали кулаками махать. Дружок-то
на землю бух, да прямиком башкой  об камушек. Ромка как  увидел, не стерпел,
ну и дм  этому Ваське Коту промеж глаз.  Да,  видать, силу он не рассчитал -
так на месте и убил!  Опосля такого о какой женитьбе  речь?! Там же два села
поднялись -  Сморчково  и  Курякино,  чуть  за  дреколья  не берутся,  мы  с
Подберезовки  все  бегали  смотреть, чья  возьмет. Ужо  Ромка  не  выдержал,
побежал к  Жулькиным  родителям виниться,  по дороге  принял  хмельного  для
храбрости, да  на  солнышке и уморился. Прилег  поперек  дороги,  спит  себе
потихонечку.  А Жулька  от папки-мамки сбежала, и к милому, а там хоть трава
не расти! Глядь, он, любезный, лежит себе в лежку,  ручки-ножки раскинул, не
храпит только... Ну а девка,  ясное дело,  дура! Волос длинный, ум короткий,
решила, что помер сердечный друг, и на своем же поясе удавилась на ближайшей
березе.  Висит,  сиротинушка,   а  ветер  ее  раскачивает,  отчего  ветка  и
поскрипывает. От того скрипу у Ромки-то  сон весь, как есть, пропал! Продрал
он глазоньки, а как увидел...
     - Все!  -  не выдержал я.  - Кончай  лепить  горбатого.  Вруливает  мне
классическую  драму  Шекспира, как бытовую  деревенскую историю о несчастной
любви. Хватит врать, поимей совесть.
     - За что напраслиной обижаешь, воевода-батюшка?! -  аж  покраснел разом
огорчившийся  Митяй. - У нас это все  было, под Лукошкином, а твого Шекспиру
мы и слыхом не слыхивали. Он и сам, видать, жулье отпетое... Такое печальное
повествование у наших спер!
     - Это Шекспир-то?!
     - А то кто ж? Деревенских все норовят облапошить.
     Мы бы  спорили вплоть до  царского терема, но  откуда-то из переулочков
кожевенного  ряда  выбежала  зареванная  девчушка  и  рухнула  мне  в  ноги,
старательно обнимая сапоги.  От  неожиданности я едва не отпрыгнул, а  потом
крайне  деликатно  попытался  оторвать ее  от себя,  чтобы  выяснить, в чем,
собственно дело.
     - Помоги! Помоги, сыскной воевода! Батюшку моего на пустыре за  сараями
грабят.
     - Девочка...
     - Помоги-и-и-и!..
     - Митька! Отдери ее от сапога, я шагу  ступить не могу! Вот так... Все,
все, милая, не надо плакать - дядя милиционер уже спешит к твоему папе. Куда
идти-то, покажешь?
     Мелкая рева серьезно кивнула  и вновь бросилась  в бега. Мы  -  за ней.
Миновали  избы,  сараи,  овины, заборы,  петляя какими-то  закоулками,  пока
действительно не выбежали на поросший  бурьяном  пятачок, размером не больше
боксерского ринга. Там никого не было... Должен  честно признать, что  в  то
время я несколько ослабил бдительность. В такие детские засады попадают лишь
зеленые  новички.  Когда  за  нашими спинами раздались  осторожные  шаги,  я
окончательно понял, чем это пахнет.

     Со  всех сторон  нас  окружали высоченные заборы  и бревенчатые  стены.
Единственный  выход  в  переулочек  закупоривали  шестеро  нищих  в   драных
лохмотьях с костылями и посохами. Девочка  бодро протолкнулась за  их спины,
фыркнула, показала нам язык, после чего преспокойненько смылась.
     -  Вот мы и встретились, участковый,  -  злорадно процедил  сквозь зубы
самый
     высокий.
     Он приподнял свой  костыль, на что-то нажал,  раздался щелчок,  дубовое
древко удлинилось узким клинком,  аж на две  моих ладони. Остальные шестеро,
как по  команде, двинулись  па  нас, медленно  обходя с  флангов. Заблестели
ножи,  кастеты,  завязанные в  узел цепи. Я еще  подумал, как прав  был царь
Горох,  посылая мне  в  подарок боевую саблю.  Которую я, конечно же, тут же
повесил на гвоздик в спальне...
     - Батюшка, Никита Иванович...
     - А? Что? Извини, задумался...
     - Ничего, не извольте беспокоиться, я тока спросить хотел, как же мы их
в поруб посадим? Не поместятся ведь...
     Я посмотрел  на  него  как  на идиота,  но  Митьку,  похоже, и  вправду
волновал лишь этот вопрос.
     - В поруб-то шестерых сразу не запихаешь, разве в два этажа укладывать.
     Может половину в пыточный приказ отвести?
     Нищие  замерли   за   пару  шагов  от  нас,  напряженно  вслушиваясь  в
безмятежную  болтовню  моего  напарника.  Как  я  уже упоминал,  Митька  был
двухметрового роста  с косой саженью в  плечах, и  хотя не  отличался  такой
рельефной проработкой мышц, как легендарный Шварценеггер, но запросто мог бы
замесить его на пирожки.
     - Эй, деревенщина! Вали отсюда, чтобы  духу твоего  здесь не  было, нам
нужен только участковый, - неуверенно предложил высокий.
     - Ну да... Я уйду, а  вы тут песни петь  начнете! Не позволю управление
милиции без  головы оставить.  Посторонись, батюшка сыскной  воевода, у меня
руки чешутся! - С  этими словами Митяй небрежным движением оторвал от забора
толстенькую неструганую доску, и началось...
     Нет,  я не  вмешивался. Отошел в уголок  и наблюдал,  как он их гоняет.
Посмотреть было на что.  Доска свистела  пропеллером, издавая чмокающий звук
при каждом попадании. Митька только приговаривал:
     - Я вам покажу, убогие, как милицию не уважать!
     Нищие  попались  не  из  трусливых  и  действовали  с  хваткой  опытных
головорезов,  но исход битвы был предрешен. Самым последним упал тот высокий
тип, что на меня наезжал. Он уже пытался  удрать, когда неумолимая  доска  с
треском переломилась о его голову. Мы осмотрели  тела. Все шестеро оказались
живы, хотя  и с различными степенями  увечья.  Что  ж... если впредь захотят
вновь изображать калек, то теперь у них это получится гораздо реалистичнее.
     - Вяжи их, напарник! - попросил я разгоряченного  Митяя. - От лица царя
Гороха  и  себя  лично  объявляю тебе  очередную благодарность!  Обязательно
сообщу о  твоем поступке  государю и  представлю  к  награждению медалью "За
отвагу".
     -  Рад  стараться, воевода-батюшка! - восторженно рявкнул он, скручивая
бессознательным жертвам руки за спиной их же поясами.
     - Где  ты  научился так драться? - полюбопытствовал я.  -  Мне только в
кино доводилось видеть, как один побеждает шестерых.
     - Дык... что ж тут  особенного! - засмущался парень. - Дубьем махать мы
привычные.  Можно сказать, с детства  этому делу обучены. У нас  ведь как...
деревенька маленькая, до столицы далеко, до лесу близко. Летом ишо ничего, а
вот как зима, так совсем туго. Прижмет из избы выйти по  нужде, ну и сразу с
собой два кола и берешь. Один в снег воткнешь да за него держишься, а другим
- волков отгоняешь. Они с голоду прямо так и шастают. Да и мороз крепок - не
будешь двигаться - все  свое добро как есть отморозишь! Вот я колом махать и
выучился...
     Да уж, наплел так наплел.  Прямо какой-то научный фантаст....  Кто  его
разберет, где тут правда, а  где лапша на уши? Гадать бесполезно, оставалось
лишь поправить фуражку на голове и сохранять серьезное выражение лица.
     -  А  теперь  давай   бегом  за  стрельцами.   Я  посторожу  здесь.  Ты
ориентируешься в этих поворотах?
     - Ори-еы... чего?
     - Я имею  в виду, ты сможешь  найти дорогу назад? Мы столько  плутали в
этих
     грязных закоулках...
     - Не извольте беспокоиться, Никита Иванович. Дорогу мы завсегда отыщем,
и  стрельцов на подмогу я вам мигом доставлю, одна  нога  здесь,  другая уже
там.
     Молодца словно ветром  сдуло. Я еще раз внимательно осмотрел валявшееся
оружие  нападавших.  На   ножах  и   кастетах  оказались  уже  знакомые  мне
характерные  зазубрины.  Снимать  с  кого-нибудь  штаны  для  более  точного
экспертного заключения как-то  не хотелось... Я и без  того  был уверен, что
это те самые шамаханы с мышкинского подворья.
     - А вот и мы, батюшка участковый! Бежали борзо,  как псы охотничьи. Вон
цельный десяток стрельцов с базару привел, все при оружии и приказов ожидать
изволют  с  готовностью!  Весь  город  так  и  бурлит,  все  ищут  шамаханов
беззаконных. По деревням разъезды царские шастают, на стенах охрана удвоена,
бояре дружины со своих дворов под копье ставят, горожане ополчение собирают.
Не пожалеем живота за Отечество!
     -  Болтун... Хватит орать. Эй, ребята, берите всех шестерых и кидайте в
пыточную.  Кому  надо, окажите  первую  помощь, тут  у  некоторых явно кости
переломаны.
     - Слушаемся, сыскной воевода! А кто енти калеки перехожие?
     - Те самые  шамаханы, которых вы ищете. Я  показал зазубренное  оружие.
Стрельцы удивленно закивали,  поплевали на  ладошки  и похватали пленников в
охапку.  Диверсанты  были  не в том  состоянии,  чтобы оказать хоть какое-то
сопротивление. Из тупика мы вышли все вместе: стрельцам - в пыточный приказ,
нам - к царю Гороху, в общем, по дороге.
     - Никита Иванович, а чего нам от государя-то надобно?
     - Обсудить меры взаимодействия милиции и внутренних  войск по отражению
шамаханского нашествия.
     -  Ой, чей-то я не понял! Рази дело наше  еще не  закончено?  Город  во
всеоружии,  подземные ходы  позасыпаны,  шестерых  "богомольцев"  мы  своими
руками похватали,  золото  царю вернули, боярина  нашли, дьяк  Филимон тоже,
поди, не скроется - его вина для всех яснее ясного. Мы свою службу справили,
дальше государев суд пущай дело принимает.
     - Не торопись, Митька, не торопись... Все  это,  конечно, очень хорошо.
Базы, склады, ходы  мы накрыли, мелкую сошку тоже взяли, а вот до корней так
и не  добрались.  Уж не  думаешь ли  ты,  что думный дьякон Филимон стоит во
главе всей этой мафии? Он скандалист и зануда,  доносчик  и  педант, ханжа и
лицемер, но... заговорщик? Да  чтоб он  сумел  хоть спланировать  что-нибудь
посерьезнее дешевой анонимки!
     -  Дак и я о том же толкую!  - горячо поддержал Митяй. - Не дьяк то,  а
шамахан поганый в его личине.
     - Согласен, но ведь и это доказательств требует. Повторяю, весь сыр-бор
с шантажом боярина Мышкина и кражей злополучного сундучка  был затеян лишь с
одной   целью  -   отвлечь  внимание  от  исчезновения  золотого  перстня  с
хризопразом. Об этом я и хочу поговорить с царем. Либо мы объединим усилия и
возьмем  главарей банды, либо заговоры  будут расти  как грибы, пока одна из
диверсий не увенчается успехом. Так что не спеши трубить победу...
     - Понял, воевода-батюшка, -  задумчиво  признал он.  -  Наша  служба  и
опасна, и трудна...
     - Точно. Эй, это я тебе говорил?
     - Никак нет, сам придумал... А что не так?
     - Да нет... все нормально, просто... воспоминания.
     У  ворот в царский  терем  действительно расхаживала  удвоенная охрана.
Стрельцов, волокущих пленников, встречали приветственными криками. Мне  было
сказано,  что  государь  ждет еще  с  вечера, все предупреждены, препятствий
чинить не  будут, пропуск  выписывать тоже не  надо.  Горох  встретил меня в
тронном зале,  с самым довольным видом прогуливаясь от окна к окну. Парчовое
царское  одеяние он сменил на парадно-выходной мундир  стрельцов, на лавке в
углу  были  разложены боевые  доспехи. С  хорошим бронежилетом,  конечно, не
сравнишь, но отделка очень богатая,  повсюду  золото,  серебро,  драгоценные
камни. Кованый шлем украшен тонкой резьбой и разноцветной эмалью, а  уж чего
стоила сабля... Думаю, в  моем мире на нее можно было бы обменять  небольшой
самолет. Любой  музей  отдал  бы  не менее  половины своих  фондов  за право
выставить такую игрушку. Про частных коллекционеров и говорить нечего...
     - Любуешься?
     -  Да, -  честно признал  я.  - Не  знаю, чего она стоит в бою, но  как
произведение искусства...
     - А с государем поздороваться  не хочешь?! - неожиданно  громко рявкнул
Горох.  Я  смутился. -  Ладно,  ладно, не красней,  аки  девица  невинная. В
военное время можешь иногда субординацию нарушать, но в иные дни... Не гневи
Бога, участковый, забудешь, к кому пришел, - на кол посажу!
     - Извините, ваше величество, - покаялся я. - Сколько событий, весь день
на ногах. Сплошные нервы...
     - Плюнули и забыли! -  милостиво кивнул отходчивый государь. - Война на
носу... Ох  и люблю же я энто дело! Почитай, уже годка два  никто к нам носу
не сует. Скукотища страшная.
     - Цивилизованные люди борются за мир во всем мире, а вы?
     - Я тоже за мир.  За него и бьюсь с  врагами погаными. Буквально что ни
день, то и бьюсь! Нешто ты  думаешь, все  энти поганцы иноземные нас в покое
оставят?
     -  Вообще-то  не  думаю...  - вынужденно согласился я. -  Сколько помню
историю Древней Руси,  мы  всегда  с кем-то  воевали. То  с  татарами,  то с
литовцами, то  с немцами, то  с  поляками,  а уж всяких  там  печенегов  или
половцев -- как вшей надоедливых били, с завидной регулярностью...
     - Точно.  А ты у нас, оказывается, еще  и истории обучен? - порадовался
за меня царь. - Люблю поговорить с образованным человеком... Давай садись, я
прикажу, чтобы нам сюда медку подали по ковшичку, пряников на закуску... Так
ты мне обстоятельно все доложишь, уговорил?
     - Конечно, уговаривать вы  умеете.  Но предупреждаю - я на  службе, мне
пить
     нельзя!
     - Даже  когда  тебе  сам царь  наливает?  - ужаснулся  Горох. -  Слышь,
Никитка, а ты вообще меня уважаешь?

     - Ни-икит... Никит-т-тушка, спой еще раз про этих... Ну, где: "А ишо на
наших женщин позарился! Стра-а-ашных, аж жуть..."
     - Запросто,  - охотно согласился я, усердно  пытаясь поймать падающие с
колен гусли.
     Хреновая замена  гитаре,  должен  вам  заметить,  господа...  С  другой
стороны, попытки сбацать Высоцкого на балалайке вообще ни к чему не привели.
То  ли расстроенная она, то ли струн маловато, то ли трех "блатных" аккордов
недостаточно... Извиняемся! Консерваториев не кончали!
     А когда мужик иль воин
     Попадал в дремучий лес,
     Кто с тоски, кто с перепою,
     А кто сдуру в чащу лез.
     По причине попадали,
     Без причины ли -
     Только всех их и видали,
     Словно сгинули...
     - Стра-а-ашна, аж жуть! - с пьяной радостью подхватил царь Горох.
     Эх,  пропадай моя телега  - шестисотый "мерседес"! Хмельной резкий  мед
оказался такой  коварной штукой. Языки у нас почти не заплетались,  в голове
приятно шумело, а вот встать на ноги  и  запросто пройтись по досочке --  не
мог ни  один. Государь  скинул кафтан  и  сапоги, восседал на скамье на босу
ногу. Корона так залихватски  сдвинулась набекрень, что  держалась  на одном
ухе. Я тоже снял фуражку, китель и  здорово ослабил галстук.  Нам обоим было
хорошо. Доклад о делах я успел  сделать раньше, кажется...  Нет, нет,  точно
рассказал!
     - Голова ты у меня, с-сыскной воевода... Такой завыгор... тьфу! Заговор
раскрыл!  Награжу я тебя!  Боярской шапкой пожалую,  именье дам и...  эту...
женю я тебя, вот!
     - Не надо! - твердо ответил я.
     - Пчму? У тебя шапка боярская... высокая, бобровая, теплая - есть?
     - Нет!
     - А именье? Недвижимость хоть какая есть?
     - Нет, и не надо! - уперся я. Горох надулся, расстроился. Пару минут он
обжигал меня самыми грозными взглядами, потом хлюпнул носом, собственноручно
наполнил наши ковши и пододвинул мне:
     -  Свинья  ты  неблагодарная!  Вот  ты кто... Хоть бы  уважение проявил
государю. Царь ведь я! И не мухомор тебе в рыло тыкаю... забочусь  ведь, как
отец родной!
     - Ну... не надо... я ощ-щень ценю ваше расположение...
     - Врешь! Не ценишь!
     - Да ценю же, ценю...
     - Опять врешь! А ценишь - так женись!
     - Зачем мне это! - несколько разгорячился  я, но  его благоволения меня
достали.  -  Что за постоянная  идея фикс?!  Каждый наш  задушевный разговор
заканчивается угрозой  свадьбы! Да, насмотрелся я на ваших боярских дочерей.
У  всех рост -  с  хорошую каланчу,  в плечах,  как "зеленые береты", бедром
зашибить  может, грудь  колесом, едва сарафан не  лопается, а  глаза добрые,
добрые, как у коровы... и мозгов в той же пропорции.
     - Ну, так и... какого рожна тебе еще от бабы и надоть?
     - Вам этого не объяснишь...
     -  Да уж ты объясни, снизойди к нам, убогим!  - опять ударился в пьяную
обиду  государь, а что я мог ему объяснить? Что еще не  забыл ту, из другого
мира? Что  невольно ищу девушку,  хоть  чуть-чуть  напоминающую  мне Наташу?
Нет... по совести  говоря, активными поисками я пока не занимался. Но это...
это моя личная жизнь!
     - Ладно, твое величество, будь по-вашему.  Только объясните мне, Христа
ради, зачем вам непременно нужно меня женить?
     - Положено мне, и не мной придумано! - наставительно поднял палец царь.
- Ишо выпьешь?  Нет?.. Ну, как хошь. Тады я тоже не буду. Че я, алкаш какой,
в одиночку выпивать?
     - Не отв-ле-кайтесь от темы, - напомнил я. Мы с ним хорошо сидели, если
не пытаться вставать, то даже очень хорошо. В словах спотыкались редко и  не
настолько,  чтобы  исказить  основную  мысль.   Так  что...  в  смысле,  все
нормально, да?
     - Так вот че я тебе сказать-то хотел... Цари,  они... мы?.. Мы ж не для
себя живем - для блага государства! Я за землю эту, за  столицу, да за любое
сельцо малое - живота своего не пожалею! Веришь?
     - Верю.
     - Правиль-н-но. О  ком царь  в первую очередь  думать должон? О  людях!
Только о них и пекусь денно и нощно... У  царя сердце  большое, ума  палата,
рука твердая. А только как одному державой управлять? Без слуг верных никак
     нельзя...
     - Понял, допетрил, усек. -  Мне показалось, я правильно уловил, куда он
клонит. - В соответствии со средневековыми традициями вы даруете  мне землю,
титул и супругу, чтобы навсегда привязать  меня к Лукошкину с материальной и
семейной точки зрения.
     -  Голова! - удовлетворенно крякнул царь Горох. - Вот ведь, я ж говорил
- голова...  Ничего ему рассусоливать не надо, сам дойдет. Размешает, полной
ложкой  зачерпнет,  да  и  в  рот!  Пойми.  Мне  же  перед  прочими  боярами
неудобно... должность у тебя эвон кака высока! А своего ничего нет: ни дома,
ни детей, ни плетей... Непорядок это.  Любая птица  за  свое гнездо насмерть
стоять будет. А тем, кто от добра да женитьбы бежит, - веры нет! Попомни мои
слова.

     Через насколько минут нас прервали. Вошедшие стрельцы доложили о поимке
дьяка  Филимона.  Горох сурово пресек все мои попытки забрать подозреваемого
под  юрисдикцию  милиции,  заявив,  что  сам спустится  в пыточную  и  лично
допросит патлатого  предателя.  Я  побрыкался  для вида. Но  быстро уступил.
Упрямство   царя  по-человечески   было,   в  общем-то,  вполне  понятным  и
объяснимым.   Наговорившись  со  мной,  под  влиянием  хмельного  меда,  его
величество  тоже  вообразил  себя  Шерлоком  Холмсом,  решив  хоть  немножко
поиграть  в  крутого  детектива.  Мешать ему  в  этом  невинном  развлечении
наверняка  было  бы  небезопасно.  Поэтому  мне  пришлось  удовольствоваться
милостивым  соизволением  забрать  дьяка  попозднее  вечером.  С  тем   я  и
отправился восвояси. Митька встретил меня на внутреннем дворе:
     -  Никита Иванович, а вы новость  новую слышали? Дьяка-то, Филимона, на
базаре ярыжки сцапали.
     - Да ну? - притворно удивился я.
     - Христом Богом клянусь,  что не  вру! При мне  его стрельцы в пыточную
поволокли,  а он все вопил, сердечный: "Не я энто! Не я! Оговорили меня! Вот
ужо узнает государь про вас, аспидов!"
     - Государь узнает...  Он как раз в пыточную направлялся, решил опытного
следователя   поизображать.   Небось  еще  и   протокол   писать  будет,   -
пренебрежительно  фыркнул я, но,  запнувшись за какой-то невзрачный бугорок,
едва не растянулся в полный рост.  -  Слушай-ка, а нельзя ли здесь раздобыть
какую-нибудь тележку? Что-то меня качает.
     - Ох ты ж, пресвятые угодники! - разом обеспокоился верный Митька. - Да
вы  не  заболели,  часом?  Жару  нет?  В  озноб  не  бросает?  Стой-ка  тут,
воевода-батюшка, а я уж мигом...
     Пока он бегал туда-сюда, мне вспомнились слова Гороха. Во многом он был
     прав.  Самое главное, пожалуй, то, что  я  и в  правду не  имею никаких
гарантий  возвращения  домой  в Москву.  Здесь есть жилье. Привычная работа,
возможность  карьеры,  друзья...  Рано  или  поздно  действительно  придется
обзаводиться  своим домом.  Ладно. Это пусть.  Боярский титул мне  близко не
нужен -  не  хочу сидеть  вроде депутатов в  царской палате  и давать мудрые
советы, тихо прея под высокой  бобровой шапкой. И жену  я себе буду выбирать
сам. Если вообще когда-нибудь выберу... Но сам!
     - Вот  она,  воевода  батюшка!  -  радостно  заорал  в  самое  ухо  мой
заботливый
     напарник.
     - Кто?! О... черт тебя возьми, Митька, я же так оглохнуть могу...
     - Телег  на конюшне сейчас нет.  Все в разъездах.  Карету государеву не
дают, а вот лошадку смирненькую раздобыл. Вы уж извольте в седельце садиться
да ни о  чем не беспокоиться. Я ее под узду возьму, так не  спеша  до дому и
доедем...
     Я позволил ему помочь усадить меня в седло. Ноги были как ватные, спать
хотелось страшно. Мерная поступь немолодой кобылы  тихо убаюкивала. Наверно,
Митька тихо-мирно довез меня до Яги, не  знаю... я спал.  Сон  был короткий,
обрывочный  и дурацкий.  Вроде бы сижу я у нашего  майора  на дне  рождения,
стол,  выпивка,  веселье  наиполнейшее,  его жена  тост  произносит,  а  тут
раскрывается дверь и входит в комнату еще  один наш майор со своей женой.  В
смысле,  тот  же самый,  наш!  Двойники!  Мы  все  за  столом,  естественно,
ахнули... А они, спокойненько так, проходят  за стол, садятся напротив, лицо
в  лицо,  опрокидывают по  рюмашке и вроде  все путем...  Все уже  почему-то
считают совершенно  нормальным, что наш начальник с женой на пару раздвоился
- придумали же! Все пьют-гуляют...
     Из сновидения меня вывел ласковый, но неумолимый бас напарника:
     - Не пущу! Не пущу я вас, бабуля, и не упрашивайте...
     -  Да я тебя, ирода долговязого,  упрашивать-то не больно буду! Вот сей
же  час превращу в гуся красноносого  да  наутро  подам Никите  Ивановичу  в
печеном виде с яблоками.
     - Все одно - не пущу! Пусть я за верность свою да преданность в печь на
закуску  засунут буду, зато никто не скажет, что Митька из Подберезовки свой
боевой пост оставил, батюшку сыскного воеводу разбудить позволил и Отечество
перед потомками осрамил!
     -  Пусти, болтун несносный... Неча  ему спать-ночевать, когда Родина  в
опасности! А ну, не дури,  Митяй,  не  дури -  пусти меня пред очи его ясные
участковые...
     - Да  какие  ж они ясные, коль воевода вдвоем с  самим царем полбочонка
меда хмельного за беседой сердечной уговорили? Не могу я его  будить! Это...
как его  бишь... человеколюбие  не  позволяет. Я бы  и  рад уступить  старой
женщине, ан - оно не позволяет!
     - Последний раз прошу по-хорошему...
     - А мне теперь  все  одно пропадать, колдуй хоть в гуся, хоть в порося,
тока  Никите  Ивановичу  скажи,  что стоял, мол,  Митька на посту, аки скала
незыблемая, аки... аф?! Тяф, тяф, тяф!
     Тут уж  я, естественно, вскочил на ноги. Когда, накинув на голые  плечи
китель  и  пытаясь  нахлобучить  фуражку на  распухшую  голову,  я распахнул
дверь...  у порога  сидел  крохотный щенок с яркими  синими глазами. Обычная
беспородная дворняга.  Над  ним возвышалась раскрасневшаяся  от споров  Баба
Яга.
     - Случилось чего?
     -  Случилось, касатик, еще как  случилось, - запричитала бабка, схватив
меня  за руку и волоча вниз.  - Что  ж ты мне,  милый, сразу по  обнаружении
энтого каменного шамаханского бога показать не изволил?
     - И в голову не пришло, а это важно?
     - Еще как, голубь  мой  участковый! Ведь ежели знать,  что за бог,  чем
кормят, как  ухаживают,  много ли  жертв  ему дают, так  ить  можно ему саму
поднебесную пуповиночку и перерезать. Враз, как  ты говоришь, самый глубокий
корень навсегда выкопать.
     - Ну и как, интересно? - все еще мучаясь похмельем, буркнул я.
     - Да  ведь стрельцы-то  утром показали божка шамаханского, и я, не будь
дура, враз его опознала.
     - Кто? Какой-нибудь местный уголовный авторитет?
     - Прямо в яблочко бьешь, сокол ясный! Тебе скажу, но  пока только тебе.
Это - Кощей Бессмертный.
     -  Так... все... у  меня  от  ваших сказок уже крыша  едет. Митька-а-а!
Подай воды напиться!
     Щенок  взглянул  на меня  самыми преданными  глазами, завилял хвостом и
осторожно гавкнул  на  Ягу.  Мне  на секунду  показалось, что  я узнаю  этот
взгляд. Баба Яга возмущенно пожала плечами:
     - Ладно уж, расколдую охальника...

     Если вы думаете, что после этого инцидента Митяй хоть на сколько-нибудь
присмирел,  то вы глубоко ошибаетесь. Наоборот, он вбил себе в голову, будто
я  всегда буду  заступаться и своевременно  спасать его  от праведного гнева
нашей  хозяйки. Парень расхаживал гоголем! Правда, по сеням, в  горницу  Яга
его не пустила. Сказала, что, если только переступит порог - сразу обернется
ежиком. Митька  храбрился,  но  порог  не переступал, ограничившись  громким
распеванием  венчальных  и свадебных  песен. Старушка налила мне  рюмочку не
знаю чего,  настоянного  на  травах, мгновенно снявшего похмельный  синдром.
Хотя я  лично охотно бы выпил  большую чашку хорошего кофе!  Но  увы... В те
далекие времена его еще не завозили иноземные купцы...
     - Пожалуйста, расскажите  об этом вашем Кощее  поподробнее.  То, что он
опасный  рецидивист,  имеет  хорошо  укрепленную  "малину",  держит  у  себя
воровской  "общак"  и  почему-то  прозывается  Бессмертным,  мне  известно с
детства из мультиков. Так что попрошу только факты. Сейчас меня всего больше
интересуют возможные связи между ним и шамаханским заговором.
     -  Будь по-твоему, Никитушка, слушай. Каш или Кощей имя свое получил от
родителей, они его еще ребеночком вместо молока кровью человеческой поили. И
вырос он оттого невероятно силен, худ и  злобен.  Цепных  псов  зубами рвал,
подковы  в узел пальчиками одной  руки завязывал, а  уж с виду как страшен -
ровно скелет живой, желтой кожею обтянут, только глаза и светятся!
     - Так... "глаза светятся", каким светом?
     - Синим, - кивнула бабка, подглядывая в мой рабочий блокнот.
     - Записал. Да,  особые приметы  у  него  впечатляют,  вряд ли  можно  с
кем-нибудь спутать.
     - Точно,  Никитушка,  ни  с  кем  его,  антихриста, не  перепутаешь.  А
бессмертен он, потому как его погибель далеко запрятана...
     - Это вы насчет иглы, которая в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц в
сундуке,  сундук  на  дубе,  дуб  на  острове посреди  моря-окияна  и  змеем
трехголовым охраняется?
     - Батюшки! А ты-то как про все это прознал? Нешто опять дедукция?
     - Дедуктивный метод основан на восстановлении фактов прошлого по уликам
и признакам обнаруженного в настоящий момент. Ну, а насчет смерти на кончике
иглы у  нас любой ребенок знает. Правда, в моем времени это выражение больше
относится  к  наркоманам.  Не  будем  отвлекаться.  Итак, где  живет искомый
преступник?
     - За тридевять земель.
     - Не ближний свет... - согласился я.
     Ох  уж мне эти  географические понятия!  Никто толком  ничего не знает,
пользуются  безнадежно устаревшей ориентацией  типа "в  тридевятом царстве",
"птица  не долетит, волк  не дорыщет,  конь не доскачет", "семь пар железных
сапог  стопчешь,  семь  посохов  железных   сотрешь,  семь  хлебов  железных
сгложешь" - чушь несусветная! Хоть бы направления по  солнышку давали,  а то
ведь в большинстве случаев и  этого нет. Когда  уж  совсем туман - "на тебе,
добрый молодец, клубочек,  куда он покатится,  туда и ты  иди". У Яги  таких
штук шесть  в корзине пылится.  В первое  время она все пыталась всучить мне
один,  чтобы  я  до  царского  терема  (через  три  квартала!)  дошел  и  не
заблудился. Позорище... Я его за воротами поймал, в карман сунул и прекрасно
нашел все сам.
     - Чем занимается по основному роду деятельности и в свободное время?
     - Ох  ты ж... Да ведь злодей он, известное дело, тем и  занимается.  То
войной на  кого ни есть идет, то соседей  добрых стравливает,  землю  губит,
воду травит, людей заколдовывает, девиц невинных крадет да в погребах тесных
держит, зло творит везде, где может, змеев лютых растит...
     -  Так и запишем. "Крупный международный террорист,  обладающий большим
опытом в  диверсионно-подрывной  деятельности,  с  комплексами  сексуального
маньяка,  каннибалическими  наклонностями и  прогрессирующей  шизофренией на
почве человеконенавистничества..."
     -  Истинно, такой  и  есть, - серьезно подтвердила  Баба  Яга. -  А для
шамаханов или какой другой  разной погани - он бог и царь. Я так  думаю, что
вправду старые  люди говорили,  будто  род  шамаханский от Кощея идет. Вроде
спутался он в  молодости с ведьмами-чертовками,  а от тех  греховных  связей
дети  народились  мелкие  да злобные.  На  головенках рога,  позади  хвостик
махонький поросячьего вида, и обличия разные принимать могут. А уж похотливы
- без меры. Вот и плодятся целыми ордами.
     - Ну,  это  вопрос  уже генетический. Выдумаете,  шамаханы осуществляют
какую-то  ментальную  связь   на  уровне   подсознания   со  своим   древним
прародителем?
     - Сокол мой ясный, да не говори ж ты такими мудреными словами! Стара  я
иноземным языкам  обучаться, мне бы по-русски, по-простому  да по доступному
разумению  старушечьему... Я так думаю,  что ежели кто за всем энтим делом в
головах и стоит - так только Кощей Бессмертный. Он шамаханов направляет, его
идолы в  молельнях их  стоят, и  через них он  слугам  своим  верным приказы
раздает. Ежели  хотим мы заговор злодейский обезвредить,  надо нам планы его
зловредные прознать, а сделать это можно, только побывав в царстве Кощеевом.
     -  Каким  образом? В такое горячее время  покидать  управление  надолго
опасно, а путь за тридевять земель - дорога не близкая.
     -  В ступе  полетим, за  день  обернемся,  -  прикинула  бабуля, что-то
подсчитывая  на  пальцах.  -  В  столице  Митьку оставим,  пущай  до  нашего
возвращения всей  милицией  заправляет.  Он  хоть и  дурак  порой, но парень
верный,  службу  знает  и  честь  блюдет.  Планшетку  ему  свою  отдай   для
солидности, народ  еще боле уважать будет. О  деле нашем пока  даже  царю не
болтай. Тайно пойдем, чтоб ни одна живая  душа о том не ведала. Но записочку
Гороху  отправь,  дескать,  ложимся  в  засаду,  к  ужину  не  ждите, доклад
представим к завтрему. Перебьются без нас один денек.
     -  Скорее всего, да... -  подумав, согласился  я. - Вражеские склады мы
накрыли,  подкопы  вновь засыпают, стрельцы  во  всеоружии, народ  бдителен,
оставшихся шамаханов  раскроют и выловят быстро. Вроде бы здесь ситуация под
контролем. Может быть, действительно стоит рискнуть и слетать на разведку  в
тыл противника, хотя бы для ознакомления?

     Пока  я писал объяснительное письмо  государю,  Яга  вкручивала  Митьке
мозги
     насчет его обязанностей до нашего возвращения:
     - Людей зазря не хватай!
     - Да знаю я.
     - К девкам  не лезь, нечего их ощупывать "на предмет  ношения холодного
оружия", а то еще начнешь наркотики в сарафанах искать... Жаловались на тебя
уже.
     -  Да  не  буду,   не  буду...  Пошутил   разок-другой,  а  они   сразу
ябедничать...
     - Купцов  не трожь, не все  они воруют, хотя в деле торговом без  этого
тоже
     нельзя.
     - Да? Мне орехов кулек не досыпают, а я, значит, молчи?!
     - Но и в  поруб всех подряд тащить нечего! Взял манеру: чуть что - руки
за спину и в отделение.  К цыганам не приставай, пущай себе гадают, а  коней
воровать они не посмеют  - стрельцы из города не выпустят. На  Обжорном ряду
все  подряд  не пробуй, а то ишь  какой народный  контролер выискался! Тетка
Матрена намедни жаловалась, будто  ты у ней  в кадку с квашеной капустой обе
руки так и запускал, якобы письма  переметные  шамаханские искал... И где? В
капусте? На кой ляд ты вообще туда поперся?
     - Дык... Ну а как же  иначе? Коли у тетки  энтой  все на лице написано,
один раз  взглянешь, так и тянет  документ  потребовать! А капуста у ней все
равно квелая...
     Пока  они  там препирались, я снял  со  стены  тяжелую  саблю,  царский
подарок, и  повесил на плечо. В  прошлый раз  вон не взял,  так, если бы  не
Митькина силища да умение колом от волков  отмахиваться, запросто получил бы
штырь  под  ребро. Правда, фехтовать  я ею не  умею,  но ведь,  может, и  не
придется.
     В ступе, конечно, не летал сроду. Она была выдолблена из цельного дуба,
достаточно  вместительна  для двоих, украшена резьбой и для пущей надежности
скреплена железными обручами.  Полет  производился  поздно  ночью, чтобы  не
привлекать  чрезмерного  внимания  соседей.  Митька с  помощью  двух лестниц
установил эту  дубовую  дуру  прямо  на  трубу нашего терема,  нам  пришлось
карабкаться туда  же.  Я  садился  первым,  влез почти  по  пояс,  возможно,
все-таки не вывалюсь. За моей спиной  пристроилась Баба Яга с помелом. Стало
заметно теснее.
     - Счастливого пути, воевода-батюшка! Я тут  пригляжу  за правопорядком,
вы уж не сомневайтеся. Все как есть справлю в лучшем виде.
     - Надеюсь...  - закашлялся я, поскольку Яга,  замахав  помелом, сбила с
трубы пыль  и  пепел.  -  Мы  ненадолго,  так что особенно не  напрягайся, к
завтрашнему вечеру уже будем дома.
     - Летим, - буркнула Яга, и мы стали плавно подниматься в воздух. Митька
до последнего прыгал внизу, размахивая шапкой, и вопил:
     - Оправдаю! Не подведу! Отслужу на благо всего Отечества!
     Ступа легко несла нас вперед, движимая неизвестной  мне нечистой силой.
Старушка вела ее на небольшой  высоте, мы  едва не  касались днищем верхушек
леса,  ориентируясь по звездам. Скорость ступа  давала совершенно  для  меня
непонятную.  Вроде бы  не  больше десяти километров в час,  но  пейзаж внизу
менялся  настолько разительно,  что  это  казалось нереальным.  Возможно,  я
просто  не мог  толком  приглядеться в  темноте, вот и мерещилось неизвестно
что... Через  пару  часов такого полета Яга па бреющем стала усаживать ступу
на  высокую  песчаную   гору,  торчавшую   в   дремучем  лесу,  как  тонзура
доминиканского  монаха. Местечко  довольно  неуютное,  неухоженное какое-то,
повсюду запах серы и паленой шерсти.
     - Кощей небось опять кошек варит. Вонь-то какая, а?
     - Да, жаль, что у  вас тут противогазы еще не изобрели... Что делает?!!
- не сразу уловил я.
     -  Кошек,  говорю,  в  котле  варит.  Черных,  -  доходчиво  попыталась
объяснить Яга. -  Зелье готовит шамаханское, знать,  и вправду он - в  энтом
деле голова.
     - Но зачем?
     - Тут,  видишь  ли, Никитушка,  вопрос сложный, колдовской.  Кошка, она
животная  древняя,  тайная,  большой  магией  наделенная. Волшебства  в  ней
поболе, чем  в любом другом звере.  Вот  Кощей  по всему  свету кошек черной
масти ловит да  в котле чугунном,  на семи огнях, из них страшной силы зелье
готовит. На  доброе  дело оно бесполезное, для обычного человека так и вовсе
сущий яд,  а вот для шамаханов  безбожных  -  это ровно  нектар райский. Они
идолу Кощееву молятся, о помощи да защите  его  просят, а опосля мессы энтой
гадостью и причащаются. Оттого многие из них  в силу входят и личину людскую
на себя принимают.
     - Вроде как в церквах по ложке кагора дают?
     - Да, вроде того. Я сама  энтот кисель из  кошек отродясь не пробовала,
но  есть у меня пара знакомых  леших,  что хлебнули  случайно, не разглядев,
так,  говорят,  едва глаза от боли не  лопнули!  Зато через часок так хорошо
стало...  Легко-легко,  над головой  небо  с  облаками, и лети ты, куда душа
пожелает!
     - Наркотик, - с ходу определил я.
     - Дурман, - по-своему переиначила бабка. Мы оттащили  ступу в сторону и
замаскировали песком в ближайшей ложбине. Интересно, что же надо добавлять в
котел,  чтобы  из  безобидных  кошек  получился  сильнейший  галлюциногенный
препарат,  способный,   ко  всему  прочему,  воздействовать  на   зрительное
восприятие окружающих, заставляя  их принимать кажущуюся личину за настоящее
лицо? Или  же  сам  препарат действительно позволяет менять  структуру тела,
трансформируя костную  основу, мышечную  ткань, волосы, ногти и чего там еще
есть?  Надо  будет  обсудить  по  возвращении  в  кругу специалистов  -  для
проведения следственной экспертизы это очень важный вопрос.
     - Ну, Никитушка, уж тут ты стой столбом, а я колдовать буду. - Баба Яга
засучила рукава и начала  быстро-быстро  бормотать  слова, показавшиеся  мне
полной   ахинеей:  -   Мать-Сыра  Земля,  золотой   песок,  глина   красная,
расступитеся! Двери тайные,  окаянные,  глазу  скрытые, отворитеся!  Золотой
песок - не  осыпался,  глина  красная - удержалася,  Мать-Сыра Земля  черным
ходом вниз указала путь по ступенечкам...
     К некоторому моему удивлению, песок действительно зашевелился. Я говорю
"к  некоторому",  потому  что  всерьез  удивляться  происходящему  было  уже
невозможно. После всего, на что мне довелось понаглядеться за последние дни,
начиная  с шамаханских рогов  и заканчивая полетами в  ступе с помелом... Не
думаю,  чтоб подобные  впечатления  выпадали  еще  хоть  одному  московскому
милиционеру.
     Через минуту  в  земле  открылась  здоровенная темная  дыра, при лунном
свете едва угадывались круто ведущие в темноту ступени.
     - Пора, сыскной воевода. Не заробеешь?
     - Не первый раз к уголовникам в логово лезу! - почему-то соврал я.
     Бабка понимающе кивнула и первая шагнула вниз:
     - Держись следом, Никитушка. Да сабельку-то  не вынимай, не с  руки она
тебе, не ровен час, еще поцарапаешься...

     Спуск  вниз,  в глубь  горы  представлял собой яркий зрелищный  вариант
польского "Луна-парка". Знаете, там еще есть такая пещера ужасов.  Едешь  по
ней в колясочке, а со  стен разные тряпичные ужастики на тебя пялятся... Так
вот,  мы  проходили  нечто  подобное, с  той лишь  разницей,  что  существа,
скалившие на нас  зубы, несомненно были настоящие. Я неоднократно  порывался
выхватить саблю и съездить  царским подарком хоть кому-нибудь  в  пятак. Под
ногами  шипели странные  змеи, толстые, как докторская  колбаса, с зубами на
манер кривых гвоздей и горящими красными глазами. Они  яростно посвистывали,
но почему-то не спешили нас  ужалить. Яга еще раз предупредила меня,  чтоб я
держался вслед за ней,  ни на кого не обращал внимания и ни в коем случае не
оборачивался.  Якобы  если  обернусь,  то  окаменею.  Чушь,  конечно,  но  я
почему-то ей верил.
     Периодически прямо в стене  открывались ниши, из них высовывались гробы
с  ожившими  мертвецами. Скелеты,  и чисто выбеленные,  и в  рваных останках
плоти, тянулись  к  нам дрожащими костяшками плюсн.  Старые  ведьмы,  хохоча
беззубыми ртами, вставали  поперек  дороги,  но,  поняв нашу непреклонность,
удирали, мгновенно превращаясь в пестрых драных собак, или больших крыс, или
ночных  сов.  Буквально  из-под  земли  вырастали  громадные гориллоподобные
мужики  с безумным взглядом и окровавленными руками, обычно  они размахивали
топорами, но коснуться нас тоже не смели.

     - Морок, - на ходу объяснила Яга, - питается  лишь твоим страхом.  Пока
ты  в него веришь, он  и живет. Чем сильнее страх  человеческий, тем  больше
мощи в  руках  морока. Трусливого он или  топором зарубит, или змеей ужалит,
или шавкой какой живьем сожрет...
     - И только-то. -  Я слегка пожал плечами. - Все эти  кошмарики слеплены
на  уровне фантазии темного деревенского жителя пятнадцатого века. Видели бы
вы,  какие  триллеры   снимает  сейчас   мировой  кинематограф...  Годзиллы,
Кинг-Конги,  восставшие   из  ада,   Чужие,  экологические  монстры,  а  наш
российский Чикатило чего стоит...
     - Ох,  да замолчи же ты, неслух! - раздраженно рявкнула  бабка. - Разве
не  знаешь, что  от  твоих слов энти  злодеи и здесь появиться  могут?  Вон,
гляди, кто там из-за угла лапу тянет? Уж дюже здоровенная ладошка-то...
     - И волосатая... Кинг-Конг!
     - Кто?
     - Кинг-Конг. Огромная горилла, уцелевшая в неизведанных дебрях Африки.
     - Чего ж ей, непоседе, на Лысой горе у Кощея Бессмертного понадобилось?
- неуверенно спросила Яга, шустро обходя растопыренные пальцы.
     Я не удержался и дотронулся до  одного. Ладонь мгновенно сжалась,  едва
не  поймав  меня  в  кулак. Такое  впечатление,  словно  там, наверху  сидит
гигантская обезьяна, просунув лапу в  норку, и ловит мышей.  Мыши - это мы с
Ягой.  Следующим  на  пути  оказался  лысеющий  мужчина в  хорошем  костюме,
интеллигентного  вида, со скальпелем  в руках.  Он по-доброму  улыбался,  но
бросился  наутек, как только разглядел мою форму.  Что ж, настоящий Чикатило
тоже довольно долго успешно скрывался от милиции.
     - Нам еще далеко?
     - Не торопись, касатик. Сегодняшней ночью Кощея дома  нет, иначе  бы мы
сюда и носу не сунули.
     - А зачем тогда мы вообще сюда пришли?
     - Посмотреть, что да как...
     -   Ничего  не  понимаю,  -  остановился   я.  -  Давайте   объяснимся.
Экзотическая экскурсия в жилище популярного колдуна мне  не  нужна. Не время
сейчас, в Лукошкине дел полно. Я был уверен, что мы идем его арестовывать!
     -  Да бог с тобою, Никитушка!  - замахала  руками Баба  Яга. - Что ж ты
такое   говоришь-то?  Ну,  сам  подумай,  рази  ж  кто  может  самого  Кощея
Бессмертного заарестовать у него во дворце?
     - Дыра тут сырая, и лестница  сто лет  не подметалась,  а вы говорите -
дворец...
     - Дворец-то впереди будет, а о чем не ведаешь, не болтай. Нам бы внутрь
попасть, да бумаги его посмотреть, в зеркало волшебное поглядеться, пакостей
мелких, незаметных настроить, улик супротив шамаханов поискать, да и до дому
живыми  добраться...  На  такой  риск  один  раз  идут, вдругорядь  Кощей-то
поосторожней будет, ловушек разных  понаставит, чтоб любого незваного гостя,
как муху в сеть паучью, изловить.
     За  нашими   препирательствами  дорога  неожиданно  кончилась.  Впереди
высились  странной формы чугунные ворота, а за ними чернел и сам  дворец. На
воротах   остановлюсь   поподробнее,   они  представляли  собой  хаотическое
переплетение гибких шипастых лиан, которые, казалось, пребывали в постоянном
движении. Ни перелезть, ни  обойти тяжелую ограду было невозможно - шипы как
бы  сами  тянулись  в  вашу  сторону и матовый блеск  металла не  оставлял и
малейшего  сомнения в том,  что будет, если  они все  же дотянутся... Вот  о
дворце ничего особенного  сказать не могу. Нечто среднее между средневековым
рыцарским замком и  индусским  храмом из фильма про  Индиану Джонса. Ну,  не
разбираюсь  я  в архитектуре...  Весь дворец  был  сложен из  черного, грубо
обработанного  камня,  и  никакой  охраны,  таможни,  контрольно-пропускного
пункта мы не увидели.
     Яга  недолго  колдовала  над воротами, пока  они  пытались  уязвить  ее
шипами.  Створки открылись, лианы  замерли, и мы не  торопясь вошли  внутрь.
Двери самого дворца распахнулись еще легче, они даже не были заперты.
     - Вот  мы и  пришли, батюшка  сыскной  воевода. Здесь корень всех  бед.
Что-то мы тут  должны сотворить, чтоб все планы шамаханские напрочь спутать.
Об одном прошу  - без меня ничего руками  не трогай. Ты в нашем  государстве
человек новый, многого не знаешь.  Ежели что захочешь  сделать, наперед меня
спроси.
     - Слушаюсь! - Я с улыбкой щелкнул каблуками.
     -  Это  я  тебя  слушаюсь,  -  усмехнулась  в  ответ Яга. - Ты  ж у нас
гражданин начальник...

     Изнутри дворец  Кощея  Бессмертного  поражал непередаваемым  сочетанием
роскоши  и  аскетизма.  Вкус у  хозяина  отсутствовал  напрочь! Мы  вошли  в
прихожую (или  как там это у них во дворцах называется?), ступив на  золотой
паркет. Золотой в полном  значении этого слова. Желтые металлические бруски,
плотно  подогнанные  друг к другу, устилали весь пол,  и, словно  в насмешку
такому богатству, по углам пылился  мусор, а с закопченного  потолка свисала
паутина.  Запах  "шамаханского  зелья"  буквально  резал  ноздри.  Осторожно
переходя  из  комнаты  в  комнату,  из  кухни  в  спальню,  из  оружейной  в
библиотеку, я понял, что у меня складывается очень нехорошее  предчувствие в
плане будущих  отношений с гражданином Бессмертным. И кажется, эти отношения
будут  долгими...  Судя  по  детским  сказкам,  Кощей  являлся  классическим
преступником,  обладал  как  колдовской,  так  и огромной физической  мощью,
периодически   посылал  куда-нибудь   войска,  крал   Василис  Прекрасных  и
достаточно регулярно  убивался.  В смысле  бывал  убит, в  основном  разными
Иванами-царевичами. Причем каждый из  них тщательно избавлялся от трупа: его
сжигали,  развевали  по  ветру,  выбрасывали  в  море  в засмоленной  бочке,
скидывали  на дно глубокой пропасти, закапывали в землю, предварительно вбив
в  грудь  осиновый  кол.  Результат  нулевой! В  каждой  новой сказке  Кощей
Бессмертный  воскресал,   даже  не  помня,  что  когда-то  был  лишен  жизни
несколькими богатырями.
     - На  его счету ох  как много замученных душ...  Он ведь, злодей, кровь
ровно  воду  льет, кровь  пьет, кровью ноги  моет.  Вишь,  какой дворец себе
отгрохал? Полы золотые, стены серебряные, каменья повсюду драгоценные...
     - Минуточку, а разве серебро не убивает нечистую силу? Я где-то  читал,
что серебряной пули даже дьявол боится.
     -  Обычную  нечисть завсегда  убьешь,  не токмо  серебром,  а  и сталью
булатной. Да только Кощей не так прост. У него ведь сердца нет, и смерть его
далеко прячется,  сам знаешь... Чтоб с Кощеем воевать - меч-кладенец надобен
да конь богатырский, а их сыскать не просто.
     - Ладно, это пометим в  план следующего  квартала. Ну, так чем мы будем
здесь заниматься? Давайте решим побыстрее, а то у меня от этой кошачьей вони
уже голова разболелась.
     - Зельем  я сама займусь,  - решила бабка,  когда мы, толкнув очередную
дверь, увидели очаг и огромный котел, стоящий над ним на треножнике.
     В кипящей воде плавали черные бесформенные  комки шерсти,  кем они были
раньше - угадать уже было невозможно. Приходилось верить Яге на слово, лично
я и так едва не терял сознание от запаха и омерзения.
     - Иди-ка ты,  участковый,  в комнатку его тайную. Видишь,  там, в конце
коридора.  Поищи  улики  какие  ни  есть.  Тебе  ведь  не  впервой  обыск-то
проводить?
     - Конечно, просто  обычно  в таких  случаях  вызывают понятых,  берут с
собой  целую  опергруппу,  предъявляют  ордер  на  обыск  и  проводят его  в
присутствии подозреваемого.
     - Шутишь, что ли? - чуть не обиделась Яга. - Да будь твой подозреваемый
здесь, от нас, как от тех кошек, только клок шерсти бы и остался!
     -  Шучу,  конечно. Я пошел. Значит, вон та приоткрытая  дверь  в  конце
коридора налево?
     После  чего  каждый занялся  своим делом. Старушка моя творила какую-то
мудреную диверсию с "любимым" напитком шамаханов. Надеюсь, у нее есть в этом
опыт  и она  не  доведет химическую  реакцию до критической  точки. Черт его
знает, что туда понамешано, еще шарахнет ядерным взрывом!
     Моя задача  была куда проще. Я распахнул дверь и вошел в так называемый
рабочий  кабинет. Свинарник  там оказался  ужасающий!  Каменный  стол, более
похожий  на  саркофаг, весь  завален  бумагами,  свитками,  старыми книгами,
чертежами, рисунками. Стены испещрены  непонятными надписями и символами. По
углам стояли чучела неизвестных мне животных, в основном зубастых, хвостатых
и рогатых.  На дорогом ковре валялись осколки посуды,  щепки, сухие  листья,
птичьи перья. Небольшая лавка  в углу заставлена коллекцией царских корон, я
насчитал  восемь штук, все  разные. А  еще там  был крупный желтый  череп  с
фосфорическим огнем в глазницах. Даже на свету  это производило впечатление,
представляю,  какой  эффект получался  в  темноте. Кстати!..  Мы  находились
глубоко под землей, внутри горы, а светло везде  было  как днем. Обязательно
спрошу у Яги,  как такое возможно. Вы скажете, что в сказках возможно все...
Но я-то не в сказке! Я делаю свое дело в мире, где обитают самые невероятные
существа, и никто  из них  не  считает свою жизнь плодом  народной фантазии.
Здесь нет  знакомой линии сюжета, добро не всегда  побеждает зло, неизвестны
конец  и  мораль,  так что  совсем  не факт, что  я  выберусь  отсюда и буду
жить-поживать да добра наживать...
     По ходу  размышлений  мои  руки  быстро  перебирали  бумаги  на  столе.
Кое-какие
     я сразу отложил  в  сторону. Это  довольно  подробный план Лукошкина, с
описанием   высоты   и  толщины  городских  стен,   количеством  постоянного
гарнизона,   боеспособных   жителей,  купеческих   лавок,   кузниц,  складов
провианта,  колодцев   и  прочего.   Потом  мне  попались  очень  интересные
характеристики на небезызвестных лиц:
     "Думный дьяк Филимон Груздев. Скандален  да глуп. Чванлив  и честолюбив
без меры. Вино тайком потребляет. Девок непотребных по ночам в дом водит. На
службе старателен, усидчив да угодлив. Характером завистлив, груб, трусоват.
В казну государеву давно обе руки запустил".
     "Боярин  стрелецкой охраны Афанасий Федоров сын Мышкин. Жаден  да глуп.
Из-за молодой жены на любое дело  пойдет. В быту  грозен,  людишек  дворовых
сечет почем  зря.  Любит, чтобы  его боялись... В вине  невоздержан, в гневе
голову теряет, но перед силой завсегда склоняется. В казну государеву тайком
лазит, с разумением..."
     "Казначей Тюря, как есть по  отцу и деду. Скрытен да  умен. В должность
высокую своей  головой пробился, из простых  холопов царских. Письму и счету
зело  разумеет, языкам иноземным обучен.  Жаден,  все,  что  есть, под  себя
гребет. Однако же до сих пор ни в одном воровстве уличен не  был. Характером
скрытен, хитер, умеет заставить человека плясать под свою дудку. Более всего
любит   власть   да   деньги.   Казной   государственной    пользуется   как
собственной..."

     Тут  было  над  чем  поразмыслить.  Факт участия Кощея  Бессмертного  в
шамаханском заговоре против Лукошкина можно  считать доказанным. Наверняка в
городе были подкуплены  люди, которые  доставляли  нужную информацию заезжим
купцам. Те,  в свою очередь, передавали ее заинтересованным  лицам. Потом  в
столицу  проник шамаханский  шпион  с  соответственной личиной и, шантажируя
дьяка,  заставил   его  нажать  на  боярина,   подделать   ключи,  совершить
отвлекающую  кражу,   а  самому  в  это  время  успешно  провести  акцию  по
исчезновению царского  перстня.  Да,  а где же он? Тут, случайно, нет?  Увы,
пока мои поиски  волшебного перстенька  с хризопразом не увенчались успехом.
Так  вот...  совершив две  кражи  и  окончательно запугав  боярина  Мышкина,
шамаханский   шпион  проводит  в  город  своих   соплеменников  под  личиной
богомольцев.  Те открывают  два базовых лагеря, подпольных в прямом значении
этого  слова. Тайно  поставляется оружие, роются подземные ходы за стену, на
границе  наверняка  неспокойно,  а  какой-нибудь  мобильный  отряд  быстрого
реагирования  только  и ждет  приказа  выдвинуться к  Лукошкину, пройти  под
стеной, устроить резню в городе и ждать до подхода основных сил. Воюя на два
фронта, Горох может и не удержать  позиций.  К тому  же  если учесть  панику
горожан, захваченных ночью  изнутри  неумолимым врагом,  способным принимать
любое обличье... Столица почти наверняка была бы обречена.
     Закончив  с бумагами,  я  переключился на  книги.  В большинстве  своем
старые  рукописные  фолианты  не  содержали  ничего  интересного,  возможно,
потому,  что были  написаны на непонятных языках. Меня учили  английскому, я
мог  бы узнать  арабскую вязь  или  китайские иероглифы, но корявые  значки,
символы, крючки, точки, полоски и крестики не походили ни  на одну известную
мне письменность. Я открывал  и откладывал их  поочередно,  все равно  толку
нет, пока в какой-то полуразвалившейся книге не мелькнули знакомые буквы. На
картинке  рядом был  нарисован  зайчик, я невольно прочел вслух:  "Серый пух
отлетит в небо синее,  серый волк  убежит в  поле чистое, серый дым да туман
книзу  стелются  -  а  и быть  мне,  так  серым  заюшкой,  молодым,  удалым,
оборотистым!"
     Я на мгновение потерял сознание. Пришел в себя  оттого, что упавшая  из
моих рук книга больно стукнула меня по  лапе.  По... чему? Господи боже!!! Я
попытался осмотреть себя косящими  глазами... Заяц! Натуральный  серый заяц,
да еще  стоящий на  задних лапах  и недоуменно ощупывающий себя передними. Я
попробовал закричать, но вместо человеческой речи раздался невнятный писк. Я
-  сам собой -  превращен в зайца!  Я  лихорадочно набросился на  валяющуюся
книгу,   наконец   мне   удалось   открыть   нужную  страницу   и   отыскать
контрзаклинание. Проблема в  том, что произнести его  вслух  я  не  мог. Мой
заячий язык категорически отказывался воспроизводить человеческую речь.
     В отчаянии я дал с десяток  сумасшедших кругов  по кабинету, сбивая все
подряд, прежде чем  сообразил,  в какую  сторону нужно бежать.  И тут  тихое
чучело,  мертво стоявшее у  входа, вдруг ожило,  распахнув крокодилоподобную
пасть,  усеянную  мелкими зубами. Я  увернулся  даже  не помню как. Страшные
челюсти  захлопнулись  с раздраженно-скрежещущим  звуком.  Моя  задняя  лапа
взлетела  вверх и  врезала  пяткой  в  подбородок чудища. Пусть  я заяц,  но
инстинкты  у меня остались человечьи, и наш  тренер из школы милиции  мог бы
мной гордиться. Чучело  рухнуло навзничь!  Я дунул в освободившийся  проход,
прижав уши и задрав хвостик.
     Баба Яга уже заканчивала  свою подрывную  деятельность, когда я с самым
скорбным  видом  вошел  в  дверь. Старая  колдунья  оглядела  меня  с  чисто
гастрономическим интересом и решила:
     - А  вот  и  ужин  для  нас  с  участковым. Испеку  по-быстренькому  да
Никитушку кликну, на обратном пути в ступе и покушаем.
     Этого  мне еще не хватало! Бешено  жестикулируя, я попытался объяснить,
что не могу говорить. У Яги округлились глаза. Тогда я встал на задние лапы,
сделал вид, что надеваю фуражку, и помаршировал туда-сюда строевым шагом, на
ходу отдавая  честь,  потом остановился, приняв  стойку  "смирно"  и щелкнув
воображаемыми каблучками. Старуха едва не присела:
     - Ник... Никитушка, да ты  ли это, сокол  ясный?!  Я счастливо закивал,
делая ушами знак "Виктория!". Молодец у меня бабуля, поняла все-таки...
     - Я  ж тебе говорила, не трогай чего  не надо! Ну да ладно, пойдем  уж,
косой, покажешь, куды ты влез...
     В Кощеевом кабинете я сразу указал нужную книгу. Баба Яга быстро прочла
содержание  страницы, уяснила главное,  речитативом произнесла  заклинание и
наотмашь ударила  меня  в  лоб.  Поднимаясь с  пола, я повалил  чучела  всех
уродцев, хотел было расставить, но Яга не позволила:
     - Пора нам отсюда, загостились... А убирать не надо,  тут сам черт ногу
сломит,  пусть уж так остается. Кощей все равно  узнает, какие  гости к нему
пожаловали...
     - Я хочу взять эти документы.
     - Бери, тут бумаг много, авось сразу и не хватится.
     Обратный путь мы прошли  с  удвоенной  скоростью, даром, что в гору, но
поднялись  наверх  гораздо быстрей,  чем  спускались  вниз.  Разные  чудища,
пугавшие нас в начале похода,  теперь расстарались вовсю.  Шум, вопли,  рев,
рык, грохот, клацанье зубов, корябанье когтей,  непрекращающиеся  угрозы, от
которых кровь стыла в жилах. Хорошо, что мне по роду деятельности и не такое
приходилось выслушивать... Уголовнички, когда  попадают  к  нам в отделение,
обычно  сыплют   угрозами,  как   Дед  Мороз  подарками.  И  никогда  их  не
выполняют... Естественно,  отсидит  человек  в тюрьме  лет  восемь - десять,
выйдет на  свободу, глотнет вольного воздуха - только  ему и дел,  что через
столько  времени мстить  далекому лейтенанту  милиции, когда-то задержавшему
его на ограблении... Это я, чтобы отвлечься, ударился в воспоминания. Хорошо
все-таки быть  человеком... Нельзя в  этом  мире  терять бдительность ни  на
минуту. Расслабился - превратился в зайца. А если бы рядом не оказалось моей
дорогой, любимой, единственной и  неповторимой  Бабы Яги?  Так бы и бегал по
Кощееву  дворцу,  пока  не  съели...  Вот  так  у  нас  один  сержант-стажер
выкручивал лопнувшую лампочку, а ток не отключил...  Его  так  дербалызнуло,
что месяц в больнице откачивали.
     - Стой! Стой, Никитушка! Забыла!
     - Что?
     - В зеркало волшебное  посмотреть забыла,  дура старая... - запричитала
Яга.
     - Ну... давайте вернемся по-быстрому и посмотрим, - наивно предложил я.
     - Нет,  поздно. Чуешь, как  земля дрожит?  Это Кощей Бессмертный в свой
дворец возвращается.
     - А  где оно стоит, ваше зеркало? Давайте я один сбегаю, у меня быстрее
получится...
     Баба Яга остановилась,  вперив в меня подозрительно-пристальный взгляд.
С минуту она молчала, потом заговорила быстро и по существу:
     - Побежишь вниз, от ворот  налево,  по  широкому коридору в большой зал
попадешь. Там у стены громадное зеркало стоит в три человеческих роста.  Все
полы в том зале  шкурами  звериными устланы, ежели зеркало  и упадет, так не
разобьется. Как  к нему  подойдешь, стукни  по стеклу лапкой три раза... Оно
тебе  сей же  час  наше Лукошкино покажет  со всеми  окрестностями. А ты все
смотри  да примечай,  может, что для дела полезное и углядишь. Не могет того
быть, чтоб шамаханские отряды тайно к городу подходов не ладили...
     -  Все  ясно. Я бегом туда  и обратно. Коридор налево, зал  с зеркалом,
полы меховые, постучать три раза, а п-почему лапкой? - не сразу  понял я, но
было поздно.
     Яга  закончила  чего-то  шептать  и  быстро  дотронулась до  моего  лба
крючковатым пальцем. Опять та же мгновенная потеря сознания. Все  дальнейшее
уже знакомо... Я  опять  заяц! Сдвинув брови  и  пытаясь  засучить рукава, я
грозно двинулся на Ягу. Она присела и легонько потрепала меня за ухо:
     - Ну что  ж, давай, участковый. С человечьими ногами тебе ни в жисть не
успеть, а заячьим  бегом, глядишь, и обернешься. Я на выходе ждать буду. Как
воротишься,  прыгай сразу  в ступу, по дороге все  расскажешь.  Удачи  тебе,
Никитушка... и... прости меня, старую...
     Я кротко вздохнул и опрометью бросился вниз  по ступенькам. Заячьи ноги
несли меня  с невероятной скоростью, маневренно  обходя  все препятствия или
попросту перепрыгивая  через  них.  Вся  придорожная  публика  взялась вновь
скалить зубы, но не все даже успевали осознать, что за серый  комок пролетел
мимо их ловящих  рук. Не прошло и пяти  минут,  как я стоял  перед чугунными
воротами с шевелящимися шипами. На мгновенье между лианами открылась щель, и
я сиганул  туда,  распластавшись  в  длинном прыжке.  Приземлившись,  сделал
кувырок  и,  не  оборачиваясь, бросился  дальше. Ворота за  стеной негодующе
заскрипели, а я уже бежал по широкому коридору, заглядывая во все комнаты по
левую сторону, пока  не  наткнулся  на  меховые полы.  Огромный, по  заячьим
меркам, зал действительно  был устлан мягкими  звериными шкурами на локоть в
высоту.  Скользя  и  проваливаясь,  я  двинулся  вперед.  Зеркало  оказалось
матовым, ничего не отражающим стеклом, в литой позолоченной оправе.  Пока я,
путаясь  в шкурах, доковылял до него, в комнате  неожиданно повеяло холодом.
Движимый   выработанным  инстинктом  опасности,   я  лег,   прижав   уши   и
замаскировавшись среди мехов.  Каким-то шестым, звериным чувством понял, что
в  зале кто-то есть. Осторожно скосив  глаза, я  ахнул... На пороге высилась
стройная  фигура  мужчины  в  черном.  Или,  вернее,  сверхтощего  старика в
шелковой  мантии  с остроконечной  золотой  короной  на лысом  черепе.  Лица
практически не было.  Глубоко сидящие глаза полыхали красноватым огнем, щеки
впали,  губы были настолько  тонкими, что едва прикрывали неровные зубы, нос
ввалился,  как у сифилитика, голая шея  казалась сплошным  позвоночником,  а
пальцы рук, сжимающих  золотой посох, - просто костяшками, обтянутыми желтой
кожей. Спрашивать, кто  это,  не  было  необходимости. К  волшебному зеркалу
величаво  шествовал  сам  Кощей Бессмертный. Я прикрыл  глаза  и  постарался
казаться плоским.
     - Зеркало  мое волшебное, мудрое  да  всезнающее,  покажи  ты  мне град
Лукошкино, как мои дела там  свершаются? - Его  голос был неожиданно грозным
для такого скудного телосложения.
     Поверхность  стекла заколебалась,  пошла волнами и  разводами,  а потом
озарилась  радостной  панорамой  просыпающейся  столицы.  Я  приоткрыл  один
глазок, подсматривая за происходящим. Итак, общее положение меня устраивало:
на стенах  бдили  внимательные  часовые,  по  улицам  расхаживали стрелецкие
дозоры,  видно  было,  что  весь  город  полностью  готов  к  обороне. Кощей
недовольно щелкнул пальцами, показался царский терем. Горох еще спал, но его
дружина была  уже  на  ногах,  готовая ко  всему. Повара  раздавали  миски с
горячей кашей,  но чувствовалось, что бородатые воины при первом же  сигнале
трубы прыгнут в седла и бросятся на врага. Еще  один  резкий щелчок пальцев,
вроде  как  переключение каналов  на  телевизоре.  Я увидел город  с  высоты
птичьего  полета,  площадь  обзора  перемещалась  влево  за  леса,  пока  не
остановилась на южной караванной дороге. Обычно по  ней шли восточные купцы,
поставлявшие в Лукошкино ткани, посуду,  золотые украшения, дорогих арабских
лошадей...  Зеркало  приблизило   изображаемые  объекты,  и  вид  очередного
каравана пробудил во мне  неожиданные подозрения. Вроде бы все как всегда, я
уже насмотрелся этих смуглолицых купцов, прибывающих на центральную рыночную
площадь  каждые две недели. Но этих что-то  отличало от обычных торговцев...
Может  быть, слишком большая  охрана, может быть, непривычно огромные ящики,
покачивающиеся  на  верблюжьих горбах,  -  в  каждом легко могло поместиться
человек пять.  Нет,  наших здоровенных  стрельцов и  трое  бы  не влезло, но
низкорослые  шамаханы  отличались  щуплым  сложением,   возможно  в   своего
прародителя.  Еще  мое  внимание  привлекли  кони.  Как правило,  в  столицу
пригоняли  табуны чистокровок  или красивых метисов с  примесью  благородной
крови. Но уж никак не пеструю орду невысоких лохматых коняшек, более похожих
на дикий табун лошадей Пржевальского.  На  какую  ярмарку их  гонят,  кто их
купит?   Разве   какой-нибудь  мясоперерабатывающий   завод  на   краковскую
колбасу... Так  в Лукошкине таких заводов нет, а  конину  на рынке не берут,
говядины да  баранины довольно.  Кощей, глядя  на караван, довольно  потирал
сухонькие  ручки,  треск  костяшек  отвлекал  меня  от  экрана.  Впечатление
действительно  было  такое,  словно  я озорным  мальчишкой  "зайцем"  влез в
кинотеатр и смотрю фильм из-за портьеры.
     -  А  теперь  покажи   мне  врага  докучливого,  милиционера  местного,
участкового  лукошкинского,  сыскного воеводу Никиту  Иванова!  - потребовал
Кощей Бессмертный, вновь обращаясь к зеркалу.
     Я мысленно выругался, попытавшись как  можно  тише заползти  под  лисью
шкуру. Меж тем зеркало, как ему и  положено,  отразило комнату, меховой пол,
черную фигуру хозяина и все остальное.
     - Это... что ж за шутки такие? Никаких шуток. Зеркало показывало именно
то, что он просил. Просто  младший лейтенант милиции Ивашов Н.И., то есть я,
в настоящее время играл в прятки под лисьей шкуркой.
     - Ага! - дошло  до сообразительного Кощея. -  Так он здесь, под шкурами
прячется? Да уж так небось и есть!
     Злодей пробежался из  угла в  угол,  раскидывая меха там, где,  как ему
казалось, мог  скрываться  человек. Никого  не  найдя,  он  повел  тем,  что
оставалось от носа:
     - Не чую духа человечьего! Еще бы, такими дырками разве хоть что-нибудь
почуешь?
     -  Звериный   дух   весь   запах  перебивает!   -  вновь  показал  свою
прозорливость  отпетый  рецидивист.  -  Ну  да я  тебя, комара надоедливого,
по-другому сыщу... А вот,  звери  лесные,  степные,  дикие,  большие, малые,
пушистые, восстаньте  живьем в шкурах  своих да бегите по  домам, чтоб через
минуту и духу вашего здесь не было. А уж мы кое с кем потолкуем...
     Вот  тут-то наш  закоренелый преступник  и  дал промашечку!  Заклинание
сработало - будь  здоров!  Меньше  чем  за  минуту  вся  комната наполнилась
визжащей  массой зверей  - медведей, волков, лисиц,  оленей, лосей,  зайцев,
рысей,  бобров, енотов, белок... Если  помните,  шкуры лежали  в  три-четыре
слоя, а что же стало, когда они вновь превратились в живых зверей! Да мы все
едва  вытолкнулись в  дверь!  Кощея  смело как вафельный  стаканчик, по  его
распростертому телу перепуганная масса  животных ломанулась на  свободу. Мне
удалось  прыгнуть на  спину  здоровенной  медведицы  и  без  всяких  проблем
выбраться  к воротам. Пока все зверье  с ревом, рыком и скулежом носилось по
дворцу, я тем же прыжком пробрался к лестнице, а там давай Бог ноги.
     Баба Яга ждала меня  в ступе с помелом на изготовку. Я сиганул прямо  к
ней в руки.
     - Успел-таки? Ох и бедовый ты мужик, сыскной воевода!
     Я гордо пошевелил длинными ушами...

     Назад  в Лукошкино  летели с шумом и песнями. Яга размахивала  помелом,
выдавая на весь лес такие  неприличные  частушки, что я наверняка краснел. В
свою очередь мне пришлось с  чувством исполнить: "Первым делом, первым делом
самолеты!  Ну, а девушки? А  девушки - потом!" Получалось, что со всем делом
мы  управились  даже  раньше,  чем   рассчитывали.   В   наших   руках  были
неопровержимые  улики  причастности  всех  троих  подозреваемых  к  делу  об
украденном перстне, а  значит, и к планам  шамаханского вторжения в столицу.
Причины  для  радостного  настроения  у   нас  были.  Во-первых,   двое   из
подозреваемых  задержаны  и находятся  под  стражей.  Жаль,  что  не  успели
хорошенько потрясти казначея Тюрю, ну  да он уже на небесах и там  мы к нему
не прицарапаемся. Хотя как знать... возможно, за тяжкие грехи  его уже жарят
черти на сковороде.  Во-вторых,  подземные ходы  перекрыты,  весь  город под
ружьем и попасть в него весьма проблематично. В-третьих,  мы с  Ягой будем в
Лукошкине  гораздо раньше  любого  каравана  и быстро  подготовим таможню  к
встрече  этих  подозрительных  купцов.  В-четвертых,  бабка   сказала,   что
понасыпала  в кошачий отвар такое  количество  разнообразных ингредиентов...
Хорошо, если причастившийся шамахан отделается простым несварением  желудка.
Яга вбухала в чан  все запасы лягушачьей желчи, змеиного яда, крови  летучих
мышей, помета черного петуха,  слюны двухголовых ящериц,  выжимки из паучьих
мозгов,  тараканьи  яйца... Возможно, я  что-то упустил, не  принимайте  мои
слова как  готовый  рецепт или руководство к действию. Она засунула в  зелье
все, что сумела выгрести из сусеков Кощея, и была собой очень довольна.
     К Лукошкину  мы прилетели уже  около пяти часов  вечера.  Сели в  лесу,
спрятали ступу в  кустах  рябины, а к воротам отправились пешочком. Баба Яга
гордо семенила  рядом, повиснув  на моем  локте. Спешащие в город  крестьяне
приветствовали нас уважительными поклонами. Один мужичок даже предложил свою
телегу,  мы  подумали  и  согласились.  Я подсадил  бабку, запрыгнул сам,  а
словоохотливый возница во все горло разбалтывал нам последние новости:
     -  Про  шамаханов-то, люди бают,  и  не слышно  близко.  Зазря  батюшка
государь стоко народу воинского в город нагнал. Шпиены-то все переловлены, к
ногтю поставлены, вроде бы и ратиться не с кем.
     - А что, за последние сутки больше никого не задержали?
     - Никого... тока из тюрьмы царевой бежал один, не нашли его.
     - Кто ж бежал? - без особого энтузиазма поинтересовался я.
     - Да дьяк какой-то.
     - Дьяк?! Дьяк Филимон Груздев из думного приказа бежал?
     -  Во-во...  он  и  сбег,  - важно  подтвердил возница. - Я  ить тут на
стрелецкое подворье овес лошадкам привожу. Утром был - тихо, в полдень - шум
да дело, сейчас вот в третий раз еду, так небось уже нашли...
     - Как же он сбежал?
     - А кто ж его ведает? О том у сообщника евойного допросить нужно.
     - Какого еще сообщника?
     - Да того самого... Митьки с милицейского двора. Слышали, чай? Дебошир,
бабник да пьяница, отродясь ничего хорошего не делал. Видать, прельстили его
деньги шамаханские, вот и дал он сбежать врагу скрытному.
     - Что за бред?! - переглянулись мы с Ягой.
     - Да вот вам  истинный крест! Я-то сам, правда, не видал, но шурин мой,
Васька  Храпов,  слыхали, нет?  Так  он  в  стрельцах  службу  несет,  он  и
рассказывал,  будто  перед обедом  пришел к пыточной парень этот, Митька, да
требовал,  чтоб  дьяка  ему  тотчас  представили.  Дескать, на то  указ есть
царский.  Охрана бы и не поверила, а только у забора  сам участковый стоял и
ручкой помахивал...  Они  сдуру-то и отдали. Те двое  дьяка увели... Царь  в
обед пожелал  допрос  учинить,  а  заключенного-то  и  нет!  Он стрельцов  в
управление - Митька ни сном ни  духом, божится, стервец, что знать ничего не
знает! Ну, его в  охапку, да к царю, а участкового энтого  по сию пору ищут.
Небось ужо отыщут, аспида...
     -  А  как ты  думаешь, добрый человек, кого  ты  на телеге  везешь?  --
недобро сощурилась Баба Яга.
     - Ясно кого... - ухмыльнулся возница. - Бабку старую, калику перехожую,
да  купца  иноземного,  толмача,  как  видно... Уж  больно гладко  по-нашему
разговаривает.
     -  Ах  ты  мужик-лапотник!  Деревенщина-засельщина!  -  в полный  голос
рявкнула бабка. - Да как ты только  посмел в лицо "тыкать" воеводе сыскному,
самому  участковому, начальнику местного отделения милиции города Лукошкино,
батюшке  Никите  свет  Ивановичу?!  Как  ты  посмел про  его светлость слухи
поганые непроверенные  распускать?! А я вот  кликну  стрельцов, да  на  дыбу
тебя, да язык твой брехливый клещами повыдерну!
     Мужичок ошеломленно переводил округлевшие глаза с меня на Ягу и вновь с
Яги на меня. Когда до него дошло, что все сказанное имеет под собой реальную
почву воплощения, несчастный  бросился  с  телеги наземь  и,  стуча лбом  об
обочину, испуганно завопил:
     - Каюсь, каюсь, матушка! Прости меня, грешного, неразумного!.. Сдуру да
сгоряча  слово  неосторожное  молвил.  Смилуйся,  воевода-батюшка!  Не  вели
казнить,  вели миловать! Шестеро детишек по лавкам, уж пожалей сироточек! По
гроб жизни зарекусь о нашей милиции дурно говорить!
     - Ох, смотри у меня... Вдругорядь не попадайся! А мы, Никитушка, пешком
пойдем,  уж больно  меня на этой телеге растрясло.  Ворота - вот они, а дале
путь короткий. Ты ведь, чай, прямиком к Гороху? Разобраться бы надо...

     До самого царского терема мы шли, не разговаривая друг с другом. Каждый
думал  о своем.  Не  знаю, о чем Яга,  а я - о  своем неугомонном напарнике,
которого  и  на  один  день  без  присмотра  оставить  нельзя -- обязательно
куда-нибудь  влипнет! На  кой шиш ему  понадобилось  вытаскивать  из  тюрьмы
дьяка? Ведь сказано же  было  -  царь самолично допросит, а  уж  потом и  мы
зададим кое-какие уточняющие вопросы.  Мы! Это  значит, я, Баба Яга  и уж  в
самую  последнюю  очередь -  он. Так ведь нет -  полез-таки поперед батьки в
пекло. Еще же отпирается, балбес. Спутать  его  не могли, такую орясину ни с
кем в Лукошкине не спутаешь. Ну, положим, мой образ далеко за воротами мог и
померещиться, но  что именно Митяй забрал с собой дьяка, в это я вполне могу
поверить. Ох и получит он у меня по мозгам!
     - Чего решил-то, Никитушка? Уж больно вид у тебя грозен.
     -  Так...  Ничего  особенного. Надо  вытаскивать этого  сыщика-любителя
экстра-класса из  царской  тюрьмы.  Они там  ребята на расправу скоры,  но я
парня за так не брошу. Мой он, в моем отделении служит, а  милиция  своих не
выдает!
     -  Оно и верно... так вот  и надо... так-то оно правильней  будет... --
строго согласилась Яга.

     Таким образом, к страже, охранявшей вход в царские  покои, мы подошли с
самыми мрачными рожами. Стрельцы встретили нас аналогичными выражениями лиц.
     - Где царь?
     -  На  заседании  боярской  думы.  Погоди  здесь, сыскной  воевода,  мы
доложим.
     Ждать  пришлось недолго, стрелец вошел  в резные высокие  двери,  а уже
через минуту вылетел оттуда  красный как рак. Поправив  съехавшую на затылок
шапку, он откашлялся и, склонившись ко мне, шепотом попросил:
     -  Ты уж, батюшка,  скажи, что мы  тебя, дескать, не пущали! В  большом
гневе государь... Наорать на меня изволил! Кричит, чтоб духу твоего здесь не
было,  а потом передумал и  повелел сей же час  твоей  светлости  перед  его
грозные очи предстать... Повинись, участковый, шея гнется, да не ломается. А
повинную голову и меч не сечет...
     - На месте разберемся, - буркнул я, распахивая дверь.
     Яга  шмыгнула следом прежде, чем стрельцы сообразили, что царь требовал
одного меня.
     Тронный зал был полон народа. В центре у стены на высоком резном  троне
восседал его  величество царь Горох.  Вдоль стен на покрытых коврами скамьях
чинно расположились бояре. Все как на  подбор суровые, степенные, с бородами
до пояса (в крайнем случае - по грудь), высокие бобровые шапки  под потолок,
полированные  посохи  в руках  и...  неприязненные  взгляды  в нашу сторону.
Представляю, как нелепо  я выглядел среди этого векового порядка, старинного
уклада,  традиционного  взгляда на быт, власть и  государственную значимость
происходящего... Форма запыленная,  брюки неглаженые, фуражка  набекрень, на
плече болтается дурацкая  сабля! В придачу небритый и  невыспавшийся,  глаза
красней, чем у кролика...
     -  Пожаловал, гусь  лапчатый!  -  с  ходу  заорал на меня государь,  от
возбуждения  он аж подпрыгивал на троне. - Натворил делов, да  и в кусты?! Я
тебе покажу кузькину мать! Тоже мне - сыскной воевода...
     Ей-богу,  он так  орал, что  я даже слова  не  успевал  вставить. Бояре
одобрительно  кивали,  злорадно  сдвигая  в  мою  сторону  брови.  Баба  Яга
притаилась в уголочке и пока не вмешивалась.
     -  Вишь  какую  волю  взял! Ужо  я-то  тебе покажу,  ослушник,  кто тут
главный! И не смей даже рта раскрывать - не видишь, в каком я гневе?! А ведь
я, когда гневаюсь,  собой  не  владею  -  раз-два,  и на  плаху. На дыбу, на
виселицу, на  кол! На каторге  сгною!  С живого  шкуру спущу и ремней из нее
велю нарезать!  Молчать! Не  возражать!  Не  потерплю  в  своем дому  такого
самоуправства! А теперь - вон! Все - вон! Всех с глаз долой, живо!!!
     Бояре,  испуганно повскакав  с  мест, как  куры с насеста,  наперегонки
бросились  к  дверям. Там, естественно образовалась пробка.  Государь  топал
ногами,  плевался  и  орал, что сию  же  минуту  самолично  всех обезглавит.
Встревоженная стража древками топориков подталкивала бояр в  спину, пока зал
не оказался пуст. Тогда я тоже развернулся и молча пошел на выход.
     - А ты-то куда? - раздался спокойный, насмешливый голос сзади.
     Царь-батюшка развалился на троне,  задрав ноги на подлокотник и  удобно
скрестив руки на животе.
     - Ты  не  серчай  на  меня, Никита Иванович... Должен я был при всех на
тебя накричать. Уж прости, ежели чем всерьез обидел... Жалобы на тебя опять.
Видишь ли,  боярина Мышкина в порубе держишь,  вот прочие  и взроптали. Как,
мол, посмел сыскной воевода  на боярина  столбового голос  завысить? Да ведь
вся власть царева на боярах тока и держится! Такую бучу подняли, хоть святых
выноси... Ну, вот и пришлось мне тебя принародно постращать. Политика - дело
грязное, сам понимаешь...
     - Ладно, плюнули и забыли...
     Мы  с  царем  пожали  друг  другу руки.  Потом Горох хлопнул в  ладоши,
сунувшим нос слугам было приказано быстренько накрыть стол на двоих.
     - На троих, - перерешил Горох, заметив схоронившуюся в уголке Бабу Ягу.
     -  Уж пожалуй и ты за стол, бабушка. Знаю от участкового нашего, что во
многих  делах ты  ему советчица верная. Садись с нами,  ешь, пей, да, может,
слово мудрое скажешь или нас, торопливых, с умом поправишь...
     Все-таки он - настоящий Царь. С большой буквы! Знает, где нужен кнут, а
где пряник. Яга просто растаяла от подобного обращения.  Я неожиданно понял,
как страшно проголодался. Горох не спешил, давая мне возможность насытиться,
и сам  неторопливо  рассказывал  обо  всем  сделанном для обороны города  от
шамаханов. Должен признать, постарались все на славу...

     - Одним словом - готовые мы. Ждем... Пусть только нос к Лукошкину сунут
- так встретим - по  гроб  жизни зарекутся на русские города пасть разевать!
Пушки вычищены, ядрышки подготовлены, порох сухохонький бочонками в погребах
стоит. Смола в чанах разогретая, вскипятить - дело минутное. Огонь греческий
тож  подготовили. Конная дружина жеребцов под  седлами держит, в одеже спит,
тока  кликни  -  враз  верхами явятся.  Гонцам  повелел  заставы пограничные
предупредить,  ежели орду шамаханскую  увидят - в бой не вязаться, в стороны
отступить,  к  городу  супостата  допуская,  а ух когда они  под  стенами-то
завязнут  - тут  с  тылу и вдарить! Разобьем  мы их,  Никита  Иванович. Не в
первый раз... разобьем.
     -  Не  сомневаюсь,  - наконец  откликнулся  я.  - В  борьбе  с  внешним
агрессором вам и карты в руки. Давайте по  моим делам разберемся. Пока  мы с
Бабой Ягой летали на выполнение особо  опасного  задания, вы тут  умудрились
потерять  ценного  свидетеля,   да  еще  и   арестовать  моего  полномочного
заместителя!
     - Парень твой  в тюрьме сидит, цепями для острастки прикованный.  Песни
орет на весь подвал. Грозится, что, вот вернется батюшка сыскной воевода, он
ужо всем задаст!
     -  Расскажите  толком, как все произошло.  Я  не  верю,  что  Митька  в
чем-нибудь виноват...
     - А  кто  говорил, что виноват?  -  недоуменно повел плечами  царь.  --
Дураком   надо  быть,   чтоб   поверить,  будто   служивый   твой   супротив
государственной власти заговоры строил...  Мозгов у него  на  энто  дело  не
хватит. Не, тут без шамаханских штучек не обошлось...
     - Мы задержали шестерых. Они хоть еще в тюрьме?
     -  Эти  -  да!  Куцы  ж им деваться?! А вот  дьяка упустили...  Видать,
знатный шамахан был в его личине, раз ему столь хитроумный побег устроили. Я
думаю, Митяй твой спокойненько дома  сидел, а они в это  время его образом и
попользовались...
     - Стоп! -  осенило меня.  - Так  что, никто не  додумался проверить его
алиби?
     - Чего? - в один голос заинтересовались Горох с Ягой.
     -  Алиби! Кто-нибудь может подтвердить, что на время  совершения побега
мой напарник находился в отделении?
     -  Нет,  - покачал головой  государь.  - Это он говорит, что  в  тереме
сидел, хотя никто его там не видел. Но я ему верю. А вот тетка одна с базара
жаловалась,  будто бы он  на то самое  время  у  ней всю капусту  в  бочонке
переворошил. Врет небось... Так что нет у него твоего алиби.
     -  О боже  мой! Ну как же  нет, когда это  как  раз  алиби и  есть! - в
сердцах вскричал я. -  Митька врет,  он не был дома.  Он опять донимал тетку
Матрену, торговку  кислой  капустой  в  овощном ряду,  хотя  Яга  ему это  и
запрещала, утверждая,  что наш Митяй ее до глубины души разобидел борьбой за
качество продуктовых изделий. Она тем  самым подтверждает факт того, что  он
там был, обеспечивая ему таким образом неопровержимое алиби.
     Бабка уяснила быстрее, царь соображал дольше. Поняв наконец, где собака
зарыта, оба глянули на меня с нескрываемым восхищением.
     - Ну, ты и мудр, сыскной воевода...
     - А то как же... - в тон ответил я. - Нам, работникам милиции,  иначе и
нельзя. Чуть промашку  дал  - за  всех  всю вину свалят... Но  меня  волнует
другое.  Когда  ваши  стрельцы  изловили Филимона  Груздева, вы нам  его  не
выдали, сказали, что будете допрашивать самолично. И что же интересного вы у
него узнали?
     -  Да так... - замялся  государь. Чувствовалось, что сыщика  из него не
получилось. - Он и  не сказал-то ничего толком, пьян был без меры. Уж мы его
и рассолом, и по  щекам, и водою ледяною из ушата - все как об  стену горох!
Отродясь  не  видывал, чтоб  хоть  кто-нибудь  так напивался.  Окромя  смеха
гадкого, ничего из него не выжал!
     - Выходит, к приходу моего напарника он протрезвел?
     -  Ни в одном  глазу! Стража говорит, что так на плечо парню  твоему  и
взвалили. Сам-то дьяк и на ногах не держался, и лыка не вязал.
     -  Дозволь и мне слово молвить, царь-батюшка, -  тихонько  встряла Баба
Яга. - А дьяка-то проверяли на предмет личности?
     - Не понял... - честно признал Горох.
     - Ну, ежели то не дьяк вовсе, а шамахан под его личиной?
     - Да как же мы проверим? Перстня-то хризопразового нет, а иных способов
мы не ведаем.
     - Ох  ты ж... - всплеснула руками бабка.  - Да  нешто  мы  в докладе не
сказывали?  Перевоплощенного  шамахана  завсегда узнать можно, какую  бы  он
личину  ни  нацепил.  Снимаешь  с   него,  прости  меня,  грешную,  штаны  и
смотришь...  Ежели позади маленький  хвостик есть -  значит,  вот  он  тебе,
шамахан! Ну, а ежели нет, то, извиняйте, люди добрые, ошибочка вышла.
     -  Только-то и  делов? -  обрадовался царь.  - Да я  сей же час прикажу
стрельцам  со  всего Лукошкина  штаны  снять!  Парни здоровые да хваткие,  к
вечеру всех шамаханов повыловим...
     -  Ни в коем  случае,  - экстренно вмешался я.  - Во-первых,  в  городе
начнется бунт.  Если мужики еще  такое издевательство  стерпят,  то как  они
одобрят посягательство на своих  жен?  Ведь шамахан запросто может принять и
личину   женщины.  Здесь  вспыхнет  братоубийственная  война.  И  во-вторых,
подобные меры  проверки, как правило, не дают стопроцентного результата. Ну,
проверили стрельцы  сто человек,  а  шамаханы, видя  это,  мгновенно приняли
личины проверенных, и все пошло по второму кругу...
     -  Да...  тут ты опять  прав, - задумчиво  согласились мои собеседники.
Какое-то время мы помолчали.
     - Что ж  присоветуешь,  сыскной воевода? Я  начал  неторопливо излагать
свой план действий:
     - Продолжать  все необходимые мероприятия по обороне города. Со стороны
южной дороги к нам  движется очень подозрительный  караван.  У меня есть все
основания считать, что это диверсионный отряд шамаханов, замаскированных под
зарубежных  бизнесменов,  в   смысле   купцов...  Их  необходимо  встретить,
разместить так,  чтоб  были  на  виду, и  не спускать глаз. Отрядить  группу
стрельцов  на  поиски сбежавшего  дьяка. Если это  был  шамахан, значит,  не
найдут никого. Но пока есть хоть один шанс, что дьяк был подлинный, его надо
обязательно отыскать. Мы с Ягой забираем Митьку и продолжаем поиски по своим
каналам. Есть  пара версий,  которые следует отработать... Думаю, уже завтра
все будет известно до конца. Возможно, придется пойти на неординарные  меры,
однако убежден, что они себя оправдают.
     - Добро, - кивнул царь Горох, - крутись сам как можешь, но знай: до тех
пор, пока  истинного злодея  передо  мной не  поставишь, буду  на  тебя гнев
изливать! Положено  мне так, царь  я... Между нами делай все как должно,  но
при народе  мне на глаза не лезь. Время  надобно... Не  могу  же я на такого
ослушника да за один день остыть! Но ежели помощь какая  нужна -  только дай
знать!
     Мы  встали,  церемонно  пожали  руки,  Яга  поклонилась,  и царь  Горох
собственной персоной распахнул нам двери пинком ноги.
     - Вон с глаз моих! И чтоб даже духу вашего здесь не  было... -- неслось
вслед, пока мы спускались вниз по лестнице.
     Встречные-поперечные избегали встречаться с  нами  взглядом, боясь, как
бы и им  не досталось. Оставив Ягу во дворе, я быстренько сбегал  к тюремным
подвалам и растолкал задремавшего сторожа:
     - Подъем, отец! Спешный приказ от  царя-батюшки! А  ну  давай, выпускай
моего сотрудника...
     - Что? Где? Кого? - засуетился  старый вояка.  -  Да ить  не сплю я, не
сплю! Чего ж в ухо орать?
     - Дед, не тяни, время не ждет.
     -  Ба, да  это ж ты, сыскной воевода! Помню, помню, государь  наш, царь
Горох, предупреждал, что ты зайдешь. А чего так долго не был, где тебя черти
носили?
     - Дедушка, у меня дел полно, как-нибудь потом расскажу. Мне бы...
     - Молодой ты еще да горячий! Эх, не сносить тебе головы...
     - При чем тут моя голова? Я хочу, чтобы мне освободили...
     - Чем без дела-то бегать,  лучше б парня своего забрал, - наставительно
отметил  сторож. -  Поет-то он, стервец, хорошо... Душу трогает! А только не
след в тяжелую годину по тюрьмам отсиживаться... Взял бы ты его, а?
     - Хорошо, - кротко выдохнул я. - Давайте возьму...
     - Ну вот и умница! А то ведь не ладно будет, своих-то в тюрьме бросать.
Бегаешь, бегаешь как угорелый, вон о друге-то и забыл... Что б, ежели я тебя
не остановил? Так бы и сидел он, заброшенный...
     -  Дед! - взорвался  я. - Ты  мне кончай  тут  пропаганду устраивать! Я
пришел  не  за  твоими  нравоучениями.  А ну, живо  мне сюда  эту орясину  с
выдающимися вокальными данными!
     Старик  сторож насупился, обиделся и, шаркая стоптанными сапогами, ушел
вниз, в подвал. Спустя добрых минут десять он появился обратно, толкая перед
собой  связанного  по  рукам  Митьку.  Слава  богу, у  него  хватило  ума не
оказывать сопротивления при аресте,  и стражники тоже его не обидели. Обычно
у пленников царских тюрем хорошо если костей переломанных нет,  а уж синяков
на физиономии - от всей стрелецкой души. Что делать, везде свои перегибы...
     - Батюшка сыскной воевода... вот те крест!
     - В управлении поговорим, - отрезал я, глядя на его безуспешные попытки
связанными за спиной руками сотворить крестное знамение.
     Митяй кивнул и пошел  за  мной, как  послушная собачонка.  На выходе  я
попросил  стрельцов  развязать парня. С узлами  возиться никто, конечно,  не
захотел.  Попросту рубанули саблей, и вся недолга...  От  царева  терема  до
нашего дома  шли пешком.  Мы с  Ягой молчали,  а Митька, чувствуя  недоброе,
оправдывался как мог, перемежая горькую правду с несусветным враньем:
     - Все  как есть исполнял согласно вашим указаниям. Планшеточку на грудь
повесил  под  рубаху  и,  ровно  ладанку  нательную,  берег!  Вот,  извольте
получить, воевода-батюшка... А  за  порядком в городе я следил! Как же иначе
можно,  иначе  никак нельзя... Сил не  жалел, все  ноги себе истоптал, горло
сорвал, народ  к  законопослушанию склоняючи. У нас ведь что за  люди?  Сами
знаете... Работу  разъяснительную с населением  проводил,  детишек  в  играх
определял,  чтоб на проезжую часть - ни-ни! Ни одного  дорожно-транспортного
происшествия за весь день - во как старался. Купцам помогал, где  поставить,
где объяснить, где  товар с гарантией проверить.  Воришкам  мелким карманным
пальцем грозил, а чтоб кулаком кого обидеть, ну в рыло или в  глаз, так - ни
боже мой! Вежливость  проявлял и понимание. Поведение  соблюдал милицейского
работника достойное. Ни одной  жалобы! Все как есть  мною по уши довольны, а
кое-кто и благодарность просил вынести... Это я не для хвастовства какого, а
так, обстановку докладываю,  реальную. Чтоб, значит, вы в курсе  были...  А,
Никита Иванович?
     - Ну? - буркнул я.
     - Ну... что ж молчите-то?  Али  мне не верите? Ой, да  Бога  побойтесь,
батюшка! Я ж за вас, живота не жалеючи, бьюсь весь день с правонарушителями,
не  ем,  не  пью, в тюрьме сижу почем зря.  Стыдно  не доверять  собственным
сотрудникам...
     -  Ты  зачем  к  Матрене  в  капусту  сызнова   влез?   -  между  делом
поинтересовалась Яга.
     - Началось... - философски вздохнул Митька.
     Что у нас было, дальше помню весьма смутно, очень хотелось спать. А так
как основные  операции по обработке  новых  версий  я наметил  на вечер,  то
вздремнуть часок-другой было просто необходимо. Однако та  толпа народа, что
ожидала  нас  у ворот управления, напрочь перебила  мне весь сон. Количество
ревущих баб вдвое больше, чем в тот памятный день, когда мы впервые  вызвали
на  допрос дьяка,  боярина  и казначея. Спрашивать, зачем они  пришли,  было
бессмысленно. На Митьку смотрели как на врага народа, мне  же едва не падали
в ноги с мольбой о помиловании. Со всех сторон только и слышалось:
     - Аспид проклятый! Пожалей сирот, воевода-батюшка! Змий трехголовый, ты
пошто моего мужика  в поруб упрятал? Ужо  сделай божескую милость, гражданин
начальник, ить прям со свадьбы  жениха в кутузку упекли... Почем зря старика
моего  повязали,  ирод!  Ирод ты и есть! Не  дай пропасть вдове  горемычной,
сыскной воевода, все глазоньки выплакала... Да не пьяный  он был, не пьяный!
Так, слегка принявши... Верни сына матери,  господин  участковый, не позволь
сгинуть в  тюрьме  моей  кровиночке! Антихрист!  Как посмел  отца  Афиногена
вместях с отъявленными уголовниками под замком держать?! Вот уж накажет тебя
Господь, аки филистимлян... Навуходоносор несчастный!
     Если бы  не мы  с Ягой, бабы растерзали бы недоумка на лоскутки. Громко
пообещав сегодня же  со всем разобраться и наказать виновных за  перегибы, я
пробился к воротам. Баба  Яга увела Митяя в дом,  от греха подальше.  Мне же
пришлось идти к порубу, овину, сараю и конюшне,  так  как  заключенные  были
везде!  Вели  себя очень вежливо... Я  открывал замки и отпирал  засовы, все
выходили по одному, без толчеи, недоверчиво щурясь на солнышко и заискивающе
улыбаясь. Понятно, что ничего уголовно наказуемого никто из них не совершил,
но, видимо,  каждый чувствовал  за собой какие-то мелкие грешки,  а за время
"заключения" раздул их до умопомрачающих размеров. За что их хватал  Митька,
уже не важно, главное, что все чувствовали себя в  чем-то  виноватыми и были
готовы понести самое  суровое  наказание. Воспользовавшись  этим,  я  просто
выстроил всех в  одну шеренгу, встал  на чурбачок и  с самым  грозным  видом
рявкнул:
     - Ну,  мужики!.. Смотрите у меня! На первый раз  всех прощаю. Но не дай
бог кто попадет в кутузку вторично... даже не знаю, что я с вами сделаю!
     -   Благодарствую,   батюшка   сыскной   воевода!   -   хором   грянули
"уголовнички", кланяясь мне в пояс. - Ужо  не подведем! Дай бог  здоровьичка
тебе и твоей милиции!..
     Я  распахнул ворота.  Счастливое  воссоединение  истосковавшихся сердец
вызывало  сентиментальную слезу. Я еще  подумал,  что, пожалуй, и  вправду в
семейной  жизни  что-то  есть...  Даже  завидно  немного  было  глядеть, как
заботливо бабы  разбирают  своих мужиков. Кое в чем  Горох  был прав...  вот
закончу   это   дело,  обязательно   женюсь.   В  смысле,  начну  понемножку
приглядываться к местным девушкам. Не такие уж они и дуры, наверно. Маркеса,
конечно,  не знают, Чеховым  не увлекались,  Рильке не  цитируют, но во всем
остальном, возможно, И не  совсем безнадежны. С другой стороны посмотреть, а
чего это я  так привередничаю? Откуда у простого лейтенанта милиции,  да еще
младшего, такие  капризы?  Здесь жена  должна  уметь щи варить,  полы  мыть,
рубашки вышивать крестиком, а знать отличие Чайковского от Чуковского ей без
надобности. Ну и что  с того? Нет, надо все же о будущем подумать... Я давно
привык  мыслить реальными  аспектами бытия. Назад дороги нет. Или  я научусь
жить в гармонии с этим миром, или должен уйти из него. Уходить некуда, разве
только   на  небеса.  Следовательно,   придется  учиться  жить,   а  значит,
обзаводиться женой, детьми, домом и всем, что к этому прилагается. Временное
жилье  у  меня есть,  если попрошу, царь  обяжет  плотников  за  две  недели
поставить мне  отдельный  особняк.  Работа тоже  есть,  переквалификация  не
потребовалась, платят  хорошо и регулярно. Честно заработанной платы  вполне
хватит на содержание семьи. Уф, еще одной головной болью меньше - решился, и
с плеч долой!
     - Митька!
     - Тута, воевода-батюшка! Чего изволите, Никита Иванович?
     -  Я все  тебе прощаю...  - тихо и торжественно начал я.  - Задержанные
тобой
     лица  на   первый  раз  отделались  внушением.  Если  захочешь  кого-то
арестовать вторично, предварительно получи у меня разрешение.
     - Дык... они  ж... сами! Рази ж я кого без причины под замок засуну?  Я
им, дуракам, и так и эдак - не понимают! Не ценят человеческого обращения...
На  улице  мусорят,  при бабах  сквернословят,  в кабаках  пьют  без меры, а
уровень преступности так вверх и прет!
     - Умница!  Все хорошо  понял. Вот из-за таких, как ты,  нас и  называют
"менты поганые".  А теперь бери в руки метлу и приводи в порядок территорию.
Заодно заглянешь в поруб к боярину  Мышкину,  проверишь, как  он там. Давай,
трудись...
     - И все?!
     Парень не поверил своим ушам. Он  наверняка ожидал самой страшной порки
за  свою суперактивную деятельность, но в этот день я слишком  устал...  Яга
уже махала  мне  из окошка,  а осчастливленный  наказанием  напарничек бодро
помахивал метлой, распевая во все горло:
     - А полюбил Андрияшка Парашку!..

     - На-кася, выпей, Никитушка! Да пей, пей, не вороти нос, знаю, что даю.
     - Горькое... - поморщился я, ставя берестяной туесок на стол.
     Жидкость, всученная  бабкой, представляла спиртовой  настой неизвестных
мне  трав. Приятное тепло растеклось по жилам, голова сама собой  склонилась
на  грудь,  глаза  незаметно закрылись,  а тихий,  заботливый  голос казался
звучащим из такого далека...
     -  Приляг, приляг,  касатик. Совсем  ты  у  нас забегался... Вот  часок
поспишь, да как встанешь,  как за дело-то  возьмешься - в один миг  со  всем
управишься! А теперича отдохни немного...
     Я спал крепко, без снов.  Отсыпался за долгую, полную приключений  ночь
диверсионной  деятельности в  логовище Кощея Бессмертного на Лысой горе.  За
дикое напряжение моей психики, едва выдержавшей перевоплощение человеческого
тела  в  серого  зайку. За  весь  несправедливый  разнос  у  царя  Гороха  и
необходимость  участвовать  в чьих-то  политических  играх.  За нервотрепку,
связанную с повальным  арестом  едва  ли  не  четверти мирного  гражданского
населения  вверенного  мне  города Лукошкино.  За мою глобальную  усталость,
измотанное тело, взвинченные нервы, сердечные перегрузки...
     - А-а-а-а!!!
     От такого вопля пробудился  бы  и мертвый.  Баба Яга, стоя у печи, тоже
шарахнулась, едва не  расколотив горшок с горячими щами, который  она тащила
ухватом. Орал наш "труженик метлы".
     -  А-а-а-а!  Пойма-а-а-ал!  Сюда-а!  Пойма-а-ал,  Никита  Иванови-и-ич!
Гляньте-ка, кого я за овином излови-и-ил...
     Я окончательно  проснулся,  встал, подошел  к окну  и... ахнул!  Митька
обеими  руками  держал за  шиворот  извивающегося  дьяка!  Филимон  Груздев,
собственной  персоной,  верещал  что-то  невразумительное,  сучил  ногами  и
всячески  вырывался.  Хотя дураку  ясно,  вырваться  из  медвежьих лап моего
напарника попросту  невозможно.  Скорее та  же Яга  профессионально займется
балетом, чем Митька выпустит из рук разыскиваемого преступника.
     - Тащи его в дом! - приказал я.
     - Пусти меня, аспид... - продолжал бултыхаться дьяк. -  Не  сметь  меня
хватать,  я  особа духовного звания! Пусти, кобель здоровенный, сам пойду! С
гордо поднятой головой, смиренно, аки мученики христианские...
     Хм...  судя по трепу - настоящий дьяк. Всамделишный, не поддельный,  не
какая-нибудь шамаханская  иллюзия. Каким же образом он к  нам попал? Меж тем
задержанного доставили в  горницу И усадили на стул.  Митяй грозно встал  за
его спиной, дабы сразу пресечь все возможные попытки к бегству.
     - Где был взят бежавший из царской тюрьмы гражданин Груздев?
     -  За овином,  батюшка участковый.  Я  как  порядок  во дворе  наводил,
старался, значит,  сил не  жалеючи, так и слышу, будто что  трещит... Думал,
почудилось, перекрестился, а оно со всей мочи как  - х-р-р-р!  Ну словно кто
полотно разодрал... Все, стало быть, ясно - враг нечистый!
     - Рясой за щепку зацепился, рванулся  и упал... - раздраженно пробурчал
дьяк. - Вон дыра теперь какая...
     -  А  вы  помолчите  пока.  Понадобится  -  я  сам  спрошу.  Продолжай,
Дмитрий...
     - Так вот и оно ж... Я метлу-то наперевес, иду на звук, захожу за овин,
а там -  он!  Как  увидел меня - зарычал, завыл дурным голосом,  зубы редкие
оскалил да как бросится...
     - Что ж ты врешь, ни стыда у тебя, ни совести!
     - Гражданин Груздев!  -  Мне  пришлось  хлопнуть  ладонью  по  столу  и
возвысить голос. - Сядьте и прекратите выкрики в сторону работников милиции.
     - Да ведь врет он, врет же, врет...
     - Тока где ж ему со  мной справиться? - скромно выгнул  грудь довольный
Митька. -  Я ж его,  долгополого, раз-два  -  и в  стальной захват по  вашей
системе дзюдо! Вот он, беглый каторжник... У-у-у, а меня из-за него едва под
суд не  отдали!  Шею  бы ему намылить, да  не  могу  - милицейская честь  не
позволяет...
     - Ах, так? Вообще ничего не буду говорить!
     -  Гражданин Груздев, вы  задержаны по подозрению в  соучастии  в краже
перстня  с хризопразом,  сундучка с червонцами,  в шантаже боярина  Мышкина,
неоднократных  покушениях   на   жизнь   работников  управления   по  охране
правопорядка, вступлении в преступный сговор  с  шамаханскими  террористами,
предоставлении   им   базового  места   жительства,  побеге   из  тюрьмы   и
сопротивлении при повторном аресте. Достаточно?
     - Легавые вы, легавые и есть... - задумчиво признал дьяк.
     - Значит, будете говорить, - понимающе кивнул я. - Митька, дуй к  царю,
доложи  о  поимке  опасного преступника,  да не  слишком  преувеличивай свои
личные заслуги в  деле задержания. Передай царю, что через  два часа Филимон
Груздев поступит в его полное распоряжение.
     -  Слушаюсь, Никита Иванович! А... только как же  я вас одного с  энтим
отъявленным уголовником оставлю? Не ровен час, бросится да и укусит...
     - Ничего, Баба Яга  заступится. Выполняй приказание -  чтоб  через пару
минут был обратно!
     Парня словно ветром снесло. Бабка жалостливо посмотрела на дьяка:
     - Есть-то небось хочешь?
     - Муки голода претерпеваю смиренно, ибо сказано в Писании...
     - Покормите арестованного, - разрешил я, вставая из-за стола.
     Яга быстро сообразила миску щей, краюху хлеба, большой пирог с капустой
и кружку кваса на третье.
     Дьяк Филимон уписывал за обе щеки, благодарно похрюкивая. Я чувствовал,
что  моя прежняя версия, о  его главенстве в этом деле, дает первую трещину.
Этот человек слишком  неуверен  в себе, Труслив, скандален,  чтобы составить
столь долговременный и тщательно разработанный план. Не все так просто...
     -  Гражданин  Груздев, если  вы поели, то напоминаю: за вами придут уже
через час. Если вы откажетесь сотрудничать со мной, то царские палачи будут
     учить вас откровенности на дыбе. Итак?

     - Ни в чем ни повинен! - твердо стоял на своем дьяк Филимон.
     Ну, и черт бы с ним, я и  так знал, что  он  действительно  ни в чем не
виноват, но ведь мог бы, гад, и помочь следствию! Пришлось брать его за уши,
спасая упрямца как минимум от  тюрьмы. Максимум - от разнообразных вариантов
публичной   казни,   практикуемых  в   Лукошкине  с  высочайшего   монаршего
соизволения.
     -  Спрашиваю  еще раз,  вы  знали  о фактах  злоупотребления  служебным
положением  боярина Мышкина  Афанасия Федоровича, отвечающего  за надлежащую
охрану казны?
     - А то нет! Да ведь это любому дураку с первого  взгляда ясно. Я  давно
хотел батюшке  государю на него, вора бессовестного,  донос  писать. Он ведь
каков гусь лапчатый - все себе так  и прет... Однако  все как-то недосуг,  а
тут еще ты со своей милицией...
     - Значит, признаете, что шантажировали его? Если да, то с какой целью?
     - Чего я с ним делал? Чтой-то слово какое богомерзкое...
     - Вы требовали от него денег?
     - Нет!
     -  Повторяю  вопрос:  не получали  ли  вы денег от  гражданина  Мышкина
Афанасия
     Федоровича?
     - Получал,  - неожиданно признался  дьяк. -  Как  же не получать, ежели
дают.  Он  ведь какой  человек?  Широкой  души,  доброты намерений, жалости,
щедрости и сострадания... Помогал он мне в дни бедствия,  спасая от голода и
холода. То денежку ссудит,  то  две, гривной мог  пожаловать, а  то  и рубль
серебряный  жертвовал не  скупясь - дело-то божеское. Я  и брал,  отчего  не
брать, когда дают?
     - Странно, а сам  Афанасий Федорович имеет на эту "благотворительность"
другие взгляды. По-видимому, вам придется устроить очную ставку, но пока еще
несколько вопросов. Как в вашем доме прописались шамаханы?
     - Не  ведаю!  Знать ничего  о  них не знаю, ибо нехристи они волосатые.
Избави меня Господи от  одного их названия,  да  чтоб  и духу энтих  поганых
язычников не было на нашей святой земле, чтоб...
     - Не увиливайте от ответа!
     - Слышь, ты, сыскной воевода, ежели у меня в дому кто и шастал, так я о
том не  знал. Вот те  крест  святой  - не знал!  Я  ить тружусь,  аки пчелка
небесная,  - с  утренней  зарей  на  работу  в думный  приказ,  весь день  в
хлопотах,  на вечерней  заре  уж еле  ноги волоку.  Домой  являюсь  затемно,
перекушу чем Бог послал, помолюсь Николе Угоднику, да  в постелю жесткую так
не  раздеваясь и  падаю. А что мне за труды сии адские? Хоть бы слово доброе
кто молвил...
     -  Итак, - подытожил я, - с ваших слов можно  предположить,  что в ваше
отсутствие в вашем доме в вашей личине мог свободно разгуливать  ваш двойник
из шамаханов.
     - Можно, - важно согласился дьяк. Несмотря на постоянную ругань, упреки
и  угрозы в адрес милицейского управления, ему ужасно льстило, что вот он --
в  центре  внимания,   его  расспрашивают,  его  мнением  интересуются,  он,
возможно,   даже  жертва   жестоких  политических   махинаций...   Незаконно
репрессированный, так сказать борец за веру. Кое в чем он темнил... Деньги с
боярином  они  наверняка  просто делили по договоренности. Предположить, что
дьяк и шамахан успешно подменяли друг  друга, так ни разу и не столкнувшись,
тоже было весьма проблематично.
     - А  не было  ли у вас в последнее  время  каких-нибудь странных  снов,
провалов в памяти, необычайных происшествий?
     -  Жизнь  моя в  последние годы печальна сверх  всякой меры, -  тут  же
поддержал благостную  тему умасленный дьяк. - Тружусь на благо  Отечества со
страшной силой, аки лев рыкающий бросаюсь на дела служебные,  ночи и  дня не
разделяючи... Встанешь, бывало,  а не  помнишь,  чего вчера было.  На службу
прихожу, так младшие писцы все удивляются:
     "Чего  ж вы,  Филимон Митрофанович, о прошлых делах хлопочете,  все уже
давно  решено усильями вашими  безмерными!"  А  я  так и не помню, что когда
подписывал...  Голова  кругом  вдет,  одна  мысль  движет  -  полезным  быть
государю-батюшке.
     - Ясно...  Продолжайте, пожалуйста, -  ободряюще  предложил  я,  быстро
переглянувшись с Ягой.
     Бабка незаметно  подмигнула, похоже, мы одновременно подумали об одном.
Шамаханы, обхаживая дьяка в соответствии с украденной  мной характеристикой,
видимо,  что-то  ему  подмешивали...  Какой-то  сильнодействующий  наркотик,
провоцирующий  долгий сон и провалы в памяти. Бедняга мог спать весь день, а
в это время шамахан в  образе думного дьяка Филимона Груздева обделывал свои
делишки.  Только  так разрозненные кусочки мозаики вставали на  свои  места.
Только   так  шамаханы  могли  шантажировать  боярина,  устроить  поддельных
богомольцев  на  подворье Мышкиных, рыть подземный ход прямо из  дьяковского
подвала,  ходить вместо  него на службу,  получая доступ  к самым  секретным
документам, имея, таким образом, возможность осуществления заговора на самом
высоком уровне. Цель? Организация мятежа, быстрая атака мобильными отрядами,
дезориентация ополчения,  военные  смуты  и  беспорядки,  а  в  результате -
свободное   взятие  агонизирующего  города.   Если   все  это  действительно
спланировано в рабочем кабинете Кощея Бессмертного, то мы имеем дело с новым
преступным  гением.  Так разработать  сложнейшую  операцию,  с  привлечением
кадровых   специалистов  шпионажа,  магией  перевоплощения,  учетом  подмены
должностных  лиц,  предвидением событий... Я  начинал  проникаться  глубоким
уважением к противнику. Нет, при  первом же случае посажу как миленького! Он
делает свое  дело, я  -  свое, просто всегда приятно бороться не с заурядным
воришкой, а с опытным представителем уголовного мира. Дьяк все нудел о своей
недооцененной  роли в  жизни  всего  прогрессивного  человечества.  Пришлось
вернуть его к действительности.
     - Напомните мне, пожалуйста, как и за что вас задержали стрельцы.
     - Как? Среди бела дня навалились на базаре ярыжки кабацкие и давай руки
крутить. Уж я кричал, возмущался, грозил  даже - ни в какую! Их ярыжное дело
нехитрое, за столом сидеть, речи крамольные слушать да болтунам подливать...
Дальше стрельцы указанных в оборот берут. Ну, а меня-то за что сцапали?!
     - Записал. Вас задержали  ярыжки, а  дозорные стрельцы, приняв с рук на
руки, отвели в царскую тюрьму?
     - Истинно так... А по дороге оскорбляли всячески, в загривок напинали и
слова обидные говорили, дескать, я - супостат переодетый! Ну, тут я опять же
в крик -  неправда,  дескать! Не  я  это  был, не меня видели, не  мной грех
совершен... Не  слушали. Так  в  погреба каменные и запихали.  Ну,  да лично
царь-батюшка с ними еще разберется...
     - Царь Горох говорил, что  спускался  в подвалы,  для того  чтобы лично
учинить допрос, но не  смог. Вы были настолько пьяны... Он не сумел добиться
от вас ни одного членораздельного предложения!
     -  Ну... тут такое  дело... -  замялся дьяк,  -  я  и сам-то  ничего не
знаю... Ведь тверез был аки стеклышко! Капли хмельного  в рот не брал. А как
тока  надежа государь двери-то распахнул, меня ровно как  туманом накрыло...
Все
     вижу, все понимаю, все  рассказать хочу - ан  нет!  Язык не ворочается,
руки не  служат, ноги  не  держат,  в  голове  такая бесовская музыка - хоть
святых выноси... Вот и ушел спаситель мой несолоно хлебавши.
     - Странно... Мы  еще вернемся к этому вопросу,  а зачем же вы бежали из
тюрьмы?
     - Я бежал?! Да сразу назавтра заявился парень ваш милицейский, ни слова
не говоря - хлоп меня в лоб! Я человек хрупкий, работой измученный, питанием
не избалованный, мне много ли надо? Как брякнулся, так ничего  и не помню. В
себя пришел у вас на дворе, за овином. Вона, посмотри, шишка какая! А Митька
твой, христопродавец,  тотчас хватает  за  шиворот да орет, что  поймал. Ну,
думаю, опять бить будет...

     Царские стрельцы заявились  через  полчаса. Мы передали им задержанного
гражданина Груздева, пояснив,  что  он  уже  дал  необходимые показания  как
ценный свидетель и нуждается в усиленной охране.
     -  Ужо  сохраним, -  пообещал  мне старший,  - не  сомневайся,  сыскной
воевода, вдругорядь  не сбежит.  В самое глубокое подземелье засадим, цепями
прикуем да стражи бдительной в три раза против прежнего поставим.
     - Именно это я и хотел услышать... Да, а не захватите ли заодно боярина
Мышкина?  Мы  все собирались сдать в  тюрьму и его, но  как-то  все руки  не
доходят.
     -  С превеликой  охотой, участковый,  ежели мы вместо одного  ослушника
двоих притащим, начальство в огорчении не будет. Эй, ребята, берем всех!
     - Митька, проводи стрельцов к порубу.
     Дальше  пошло  веселее...  Едва  увидев  дьяка,  конвоируемого  царской
стражей,  боярин Афанасий  Федорович  сдуру решил, что  истинный  преступник
найден, а он, невинная овечка, полностью оправдан. Ошалев, таким образом, от
радости,  Мышкин  бодро бросился вперед  и, ухватив  под  длинную  бороденку
Филимона Митрофановича, начал трепать ее немилосердно:
     - Попался, вражий  сын! Да меня из-за тебя, кобеля пестрого, в холодном
порубе  гноили,  обвинениям  бесчестным  предавали,  перед людьми  позорили,
пытками  истязали  бесчеловечно!  Сей  же  час  перед  государем всю  правду
расскажешь, или я тебе, пескарю сушеному, все волосья-то повыдергиваю!..
     Дьяк взвыл дурным голосом. Стрельцы настолько удивились боярской прыти,
что   даже  отступили.  Подозреваемый   Мышкин  вовсю  тузил  подозреваемого
Груздева, а тот, не имея боевого  опыта рукопашных схваток, старался плюнуть
ему  в  лицо,  прилюдно  обзывая боярина  боровом  и  недопеском. Драка была
недолгой,  но   результативной.  Митька  растаскивал   хулиганов,  как  двух
сцепившихся  мартовских котов. У  долговязого служащего  думного приказа был
подбит глаз и не  хватало полбороды. Дородный начальник охраны оказался весь
исплеван,  а рукав  рубахи  висел на одной ниточке, почти оторванный  зубами
мстительного дьяка. Стрельцы, качая  головами, разделились надвое и,  связав
драчунам  руки, повели  обоих к царю. Я велел Митяю  отложить  уборку двора,
поздновато уже, вечер на носу.
     -  Никитушка, ты  бы рассказал мне,  старой, что удумал. По лицу твоему
вижу - на  опасное  дело  в ночь собрался.  Уж  не  погнушайся  моим  мудрым
разумением, поделись бедой, глядишь, и советом помогу...
     -  Да  вот мучает меня один  вопрос: если не  боярин и не дьяк  помогли
шамаханам  проникнуть  в  город,  то  кто?  Кто  стоит в  самом начале  этой
заварухи?
     -  Дык известное  дело  кто,  -  не  сразу  уловила  бабка. - Кощей  же
Бессмертный  и есть. Он  мог  в  Лукошкино  под чужой  личиной  заглядывать,
шпионов своих здесь оставить, заговоры состроить...
     - Все  так...  Но меня не  покидает ощущение,  что  во всей  этой грязи
прячется кто-то еще. Там, во дворце Кощея, я обнаружил интересные документы:
подробнейший план города и исчерпывающие характеристики на трех
     небезызвестных вам  лиц.  Один  умер  (сам или с чьей-то  помощью, пока
несущественно), двое отправились в тюрьму, а перстень с хризопразом так и не
найден.
     - Дался тебе этот перстень...
     -  Он  был главной уликой против  пребывающих  в  Лукошкине  шамаханов,
поэтому его украли  в первую очередь.  Но если  камень  действительно как-то
проявляет  себя  в присутствии темных сил, то его мог стащить только обычный
человек. Шамахан бы себя выдал. Значит, был некто неизвестный,  который вхож
в высшие помещения царских палат, имеет доступ лично к государю и готовность
за солидную компенсацию предать собственный город.
     - Ох и правда  твоя,  Никитушка...  Ты  бумаги-то  эти, где  наши герои
описаны, царю не отдал?
     - Нет, он и так про них все знает.
     -  Тогда  дай мне  почитать, а  ты уж продолжай  свой  рассказ, дюже он
интересный...
     -  Детективный жанр вообще очень популярен, - улыбнулся я,  доставая из
внутреннего кармана  кителя  сложенные вчетверо листки. - Ничего нового,  но
посмотреть  стоит.  Если исходить из  этого текста,  то  наиболее подходящей
кандидату" рой был бы покойный казначей Тюря, но о мертвых либо хорошо, либо
ничего.  Мы  предполагали  главенствующее  участие  боярина  Мышкина.  Факты
налицо: наглая кража сундучка, шамаханская молельня с подземным ходом, склад
оружия и, как финал, пойман в тоннеле в пьяном виде.
     - Так ведь стрельцы навродь его в боковом ответвлении нашли? -- азартно
ударилась в полемику Баба Яга.
     -  Ну, свернул с бодуна не за тот поворот, и все... Совершенно спокойно
можно убедить любого прокурора, что если бы не ошибка в движении по тоннелю,
то гражданин Мышкин успешно выбрался бы за городскую черту, а там только его
и видели! Однако показания  боярина кажутся мне вполне  искренними. Он может
быть обвинен как  пассивный участник,  жертва  умелого шантажа и собственной
глупости.
     - Так чего ж думать-то? Боярин ясно сказал, кто его в эту втянул - дьяк
же и есть!
     - До  его  задержания  я  тоже так думал.  Но вы ведь  слышали, что  он
рассказал в  результате  допроса. Нашего простодушного Филимона посадили  на
наркотики,  используя как  дешевую пешку.  Уверен,  что  если  мы произведем
повторный  обыск  в  его  доме, то наверняка  обнаружим  посуду  с остатками
галлюциногенных препаратов.
     - Тады зачем же они его из тюрьмы-то крали?
     - Причины две. С одной стороны, окончательно убедить царя в его  полной
виновности, ибо люди с чистой совестью не идут на побег. С другой стороны, в
наше отсутствие подготовить  Митьку, бросив  тень на  всю  милицию, и,  зная
горячий  характер царя, можно  надеяться  на то, что он просто повесит моего
напарника. Но все это на деле означало лишь одно - дьяк им уже  не нужен! На
него  намеревались повесить  все грехи, а потому спокойно забросили к нам за
овин.
     - Никитушка... - всерьез задумалась Яга, - а ить  и вправду,  кто ж  за
всем
     этим стоит? У нас ведь и подозреваемых-то больше нет.
     - Есть! - Я ткнул пальцем в отложенные характеристики.
     - Господь с тобой, сыскной воевода! - отодвинулась бабка, глядя на меня
как на душевнобольного. - Ты чего несешь-то? Он же помер...
     - Вот это  я и хочу проверить. Давайте-ка сообразим самовар, а ночью мы
с Митяем пойдем на дело.
     - Куда?
     - На старое кладбище...

     ...Мы вышли в полночь.  При  Лукошкине  имелось два кладбища:  старое и
новое. Старое считалось престижным. Тюрю должны  были хоронить  именно  там.
Кладбище находилось  за городской стеной, слева от столбовой дороги, ближе к
лесу.  Яга,  после  неудачных попыток  меня отговорить,  достала  полотняный
мешочек, положила в него золы, зашептала наговор, предупредила:
     -  На Митьку  особо  не надейся.  Это  он с живыми  людьми  храбрый,  а
покойников с косами небось больше  смерти боится. Деревня, что и  взять, они
все  поголовно суеверные... Вот,  на мешочек заговоренный - как увидишь, что
на тебя  упырь идет да зубы скалит, так и дай ему оберегом промеж глаз! Сила
в  нем великая,  ни одна  нечисть кладбищенская  ее  не возьмет. Да помни, с
первыми петухами домой ворочайтесь.  Отдохнешь хоть немного, а там и караван
шамаханский встречать надо... Ну да ладно, иди, сыскной воевода. Ох, а не на
верную ли смертушку я тебя провожаю, сокол ты наш ясный?..
     - Бабуля, мне только слез на дорогу не хватает.
     - Не буду, не буду, Никитушка... А ты все ж таки береги себя. Молод ты,
горяч, в самое  пекло головой  лезешь. И  кто  только  придумал  работу вашу
милицейскую?..
     - Это  даже мне порой  очень хотелось  выяснить. Кто же он, тот трезвый
умник, что сидит в теплом  кабинете и пишет положение  о  патрульно-постовой
службе. Причем  именно для  тех  ребят, что мокнут  под дождем,  продуваются
всеми ветрами,  зарабатывая себе  радикулит или  остеохондроз. Те, кто пишет
уставы, не думают о рядовых милиционерах. Эй, Митька, ты лопаты взял?
     - Как не взять, взял целых три!
     - Три-то зачем, нас же двое?
     - Ну,  не ровен час, одна  сломается  или прохожий  какой заблудится, к
делу припряжем, пусть оказывает посильное содействие органам.
     Я только махнул  рукой, бесполезно, горбатого могила исправит. Баба Яга
понимающе вздохнула:
     -  Ладно  уж, не  серчай  на  него... А  ты  смотри, охальник,  головой
отвечаешь
     за  Никиту  Ивановича! Старое кладбище, оно ведь ох  какое опасное... В
старые  времена там всех подряд хоронили, крещеных и  язычников,  злодеев да
добрых  молодцов,  ведьмачек лесных  и  монашек невинных, пахарей, купцов да
воинов. Не все души в мире жить могут, кое-кто так неупокоенный и бродит...
     - Бабьи сказки!  - нарочито уверенным тоном заявил мой напарник. - Мы с
парнями  по  малолетству цельную ночь на кладбище  проводили, храбрость свою
девкам показывали - и ничего! Никто нам носы не пооткусывал.
     -  Тогда вперед.  - Я сунул в планшетку царский приказ о  самых высоких
полномочиях, делаю, в общем,  что  хочу, и все это правильно. Очень полезная
бумага...
     Когда мы пришли к городским воротам  и  уговаривали стражу  пустить нас
ночью  на   кладбище,  -  она  очень  помогла.  Ворота  ради  нас  отпирать,
естественно,  не  стали.  Стрельцы  вывели  нас  на  стену  и  спустили вниз
веревочную  лестницу.  Митька  лез  первым,  я  вторым,  лопаты нам передали
следом,  на  веревочке.  В фиалковом  небе  светила  полная  луна,  сияющими
гроздьями  горели звезды.  Белокаменный город среди столетних  лесов казался
голубоватой  декорацией  кукольного  театра.  Меня  вновь  охватило  чувство
нереальности  происходящего.  Где  я?  В  сказке?  Да,  в   какой-то   мере,
несомненно, да. Все русские народные сказки получают здесь свое материальное
воплощение.  Но  ведь  люди, населяющие  Лукошкино,  -  живые!  Это  вам  не
сказочные  персонажи,  не  выдуманные  образы, они  -  настоящие.  Ссорятся,
мирятся, работают, воюют,  ходят в церковь и поют  по кабакам, растят детей,
строят  избы  - в  общем,  живут,  как жили их предки, и передают  свой опыт
потомкам.  Может  быть, их  мир совсем не сказка?  Может  быть, это я у  них
выдуманный  герой  бояновой  былины?  Как я  и  они  находим  пути  общения,
понимания необходимости  друг в  друге? Так в молчаливых размышлениях я брел
по  столбовой  дороге,  тупо  глядя на маячащую  впереди  Митькину спину. До
кладбища оказалось неблизко,  мы протопали не меньше километра. Оно занимало
широченную  поляну в  окружении  высоких сосен.  Ограды,  конечно, не  было,
памятников еще тоже,  повсюду  виднелись кресты,  могильные  плиты,  а  то и
просто  холмики  без  всяких опознавательных знаков.  Должен  признать,  что
какой-то заупокойной жутью от этого места  действительно веяло. Я не слишком
суеверный человек, и триллеры с участием  оживших мертвецов на меня  особого
впечатления  не  производили. Но все-таки именно здесь в душу прокрадывалась
непонятная неутоленная тоска... Появись сейчас медленно плывущие среди могил
призраки в белых саванах, со  свечками в руках - я  бы, возможно, испугался,
но  не удивился... Вот  здесь,  в это время  и в этом  месте,  все  было  бы
настолько  естественно,  что  не  вызвало  бы  даже изумленного  вскидывания
бровей. Вот-вот откроется могила и под лунный свет выйдет прекрасная девушка
с  черной  веревкой  на  шее...  Или старый  ростовщик, высохший  до  самого
скелета,  но  еще  пытающийся  перебирать  пальцами  несуществующие  монеты.
Призрак  знаменитого  купца,  потерявшего  все  деньги на неудачной  сделке,
разбойника,   зарывшего  свой  клад   у  заветного   дуба,  монаха,   тайком
предававшегося  греху  чревоугодия,  витязя, умершего  от ран после дальнего
похода... Однако, несмотря на  мои кладбищенские фантазии, никто не появился
нас пугать.
     - Где тут свежие могилы?
     -  Да вон, направо плита стоит  совсем  новехонькая, может, там  его  и
положили...
     - Мить, а почему у тебя голос такой тонкий стал?
     - Как тонкий? Какой такой тонкий? С чего  это тонкий вдруг? И не тонкий
совсем...
     - Ладно, бери лопату и не бойся.
     - Да  кто  боится,  кто  боится?!  Вот,  пожалуйста,  вам  лопата,  мне
лопата...
     - А мне? - раздался тонкий голос за нашими спинами.

     Должен  признать, что  подпрыгнули  мы  оба.  И обернулись тоже оба,  с
завидной  скоростью. Только  я  в защитную  стойку  японского каратэ,  а мой
спутник прямо на колени, истово крестясь и приговаривая:
     - Чур меня! Чур меня! Спаси и сохрани, Господи, меня грешного...
     Потом мне стало стыдно, волноваться,  в общем,  было  не с чего. Позади
нас  мирно улыбался седой как лунь дедушка,  в простой  рубахе, подпоясанной
веревочкой,  залатанных  штанах, на  ногах лапти. На  призрака не  похож, не
прозрачный, на мертвеца вроде бы тоже,  трупным  запахом не тянет, выражение
лица самое добродушное.
     - Здравия желаем, дедушка.
     - Здравствуй и ты, сыскной воевода.
     - Ого, - искренне удивился я, - а откуда же вы меня знаете?
     - Так ить кто ж тебя, участкового, не знает, - пожал плечами старик. --
Ты уж погонами своими милицейскими на все Лукошкино прославлен, а земля, она
слухом полнится. По делу пришел али от безделья маешься?
     - По делу, дедуль,  по делу. Я так понял, вы тут вроде смотрителя... Не
подскажете, где тут могила покойного казначея Тюри?
     - Отчего  не показать,  могилка рядом, только недоброе это место. Время
за полночь, да и луна на небе полнехонька. Ты ведь  сюда не зазря с лопатами
заявился, копать небось вздумал? Зря  это, зря...  Чего  ищешь - все одно не
найдешь, а коли других разбудишь - беды не миновать!
     - Послушайся  старого человека, воевода-батюшка!  - неожиданно зачастил
молчавший  до  этого  Митяй.  -  Старые  люди,  они  -  мудрые.  Плохого  не
посоветуют. Бежим отсюда, пока ноги держат, а? Не ровен час, и вправду какой
упырь из-под земли выползет...
     - Прекратить панику! - построже рявкнул я, поднимая его за шиворот. - А
ну быстро  лопату в  руки  и  марш  выполнять приказ.  У меня есть серьезные
основания  полагать,  что  в  гробу вместе  с покойным похоронен  и  царский
перстень  с  хризопразом.  Более  надежного  укрытия  придумать  невозможно.
Показывай  могилу,  дедушка. Будем рыть! Всю  ответственность  за эксгумацию
трупа беру на себя.
     Старичок не стал спорить, а быстренько проводил  нас к еще одной свежей
могиле, над которой возвышался мореный деревянный крест. Никаких  поясняющих
надписей не оказалось, но я почему-то был уверен, что мы попали правильно.
     - Здесь?
     -  Здесь, - кивнул старичок, - не сомневайся, а только позволь  еще раз
слово молвить - зазря ты это затеял.
     -  Очень может  быть...  -  тихо  согласился  я  и,  перехватив  лопату
поудобнее, с размаху вонзил ее в невысокий холмик.
     -  Господи, спаси!  Божья Матерь - не  покинь! Иван  Воин -  заступись!
Никола  Угодник  - не  дай  пропасть!  -  продолжал бормотать  мой напарник,
бледный как полотно, но честно работающий лопатой.
     Дедок  тоже постоял, постоял,  а потом, поплевав на  ладошки, вступил в
дело  третьим, так что уже минут через пятнадцать показалась крашеная крышка
гроба.  Только  благодаря  невероятной   силе   Митьки,  удвоенной  желанием
завершить  все  побыстрее,  мы  извлекли  гроб из  ямы. По  земле вроде  как
пробежала  дрожь, потянуло холодом, и где-то далеко страшно закричала ночная
птица.   Луна   приобрела  желтоватый  оттенок   скалящегося  черепа.  Сосны
встревоженно  зашумели  ветвями,  казалось,  все  вокруг  возмутилось  нашим
неуважением к праху умершего...
     - Так что, будем открывать?
     - Естественно, ради чего тогда мы его выкапывали? Дедуль, отойди в
     сторонку, мы крышку подцепим. Навались!
     Под  двухсторонним  напором  крышка  подалась,  и  я  уложил ее  сбоку.
Дальнейшие события развивались очень динамично. Как я седым не стал, ума не
     приложу... Митяй, тот до утра заикался, потом его Яга отварами травными
     отпоила. Ну, а  началось все с  того,  что труп  казначея Тюри лежал  в
гробу
     лицом вниз!
     -  Ничего не  понимаю, у вас  что,  в Лукошкине  всех  так  оригинально
хоронят?
     - Грех  так  шутить,  Никита Иванович...  Крещеный человек  в гробу  не
переворачивается, смирненько лежит. А этот носом вниз, ровно упырь какой...
     -  Давай  его перевернем.  Помогай, помогай,  не укусит.  Надо  все как
следует
     проверить.
     Вдвоем  мы неуклюже уложили труп на спину.  Дед-смотритель расположился
неподалеку, присев на кочку у сосны.
     - Дедушка-а! -  снова заволновался Митька.  - А вот то, что он в  гробу
задом  кверху перевернулся, так он, случаем,  не упырь? Я  в деревне слыхал,
будто  так  упыри  в  могиле, не как люди, лежат.  Может быть, нам  ему  кол
осиновый  в   сердце  вбить,   пока  не  поздно?  Для   этой...   как  ее...
запамятовал... о! Профилактики.
     -  Нет, сынок, это не упырь.  Упырей, что кровью  да мясом человеческим
питаются, ты и не  видел  еще.  Не боись,  ночь,  она длинная... -- успокоил
старичок.
     Ничего не скажешь, своеобразное чувство юмора... Мог бы и не издеваться
над парнем, у бедняги и без того зуб на зуб не  попадал. Я-то сам в районном
морге  разных  трупов  насмотрелся,  нас  туда на практику  водили  от школы
милиции.  Нервы  в  этом  плане  покрепче...  В  общем, обыскивать  мертвеца
пришлось мне, этот двухметровый чистоплюй едва в обморок не падал. Результат
нулевой.  Вопреки ожиданиям, царского перстня с хризопразом на покойнике  не
было.
     -  Еще  одна красивая  версия лопнула. Жаль... Ну  что ж,  Митяй, давай
крышку, будем закапывать его обратно.
     Счастливый помощник мгновенно  взялся за  дело, мы установили крышку на
место,  аккуратно вогнали в  прежние  дыры гвозди и уже были готовы опустить
гроб в яму, как в нем явственно что-то зашевелилось...

     Ну и, естественно, все пошло по новой. Митька  опять бухнулся на колени
от великого перепуга, страстно молясь всем  известным  святым.  Старик вновь
покачал головой, бормоча что-то насчет  "недоброго" дела, времени и места. А
мне оставалось  лишь подавить свой страх невероятным усилием воли, выпрямить
подогнувшиеся колени и вопреки всему вновь взяться за лопату.
     - Не... м... над... м... - размахивая руками,  пытался протестовать мой
напарник, но язык явно отказывался ему повиноваться.
     - Надо, Митя, надо.  Встань сбоку и держи  лопату  наготове, если он, в
смысле  труп, выскочит  -  бей  поперек  хребта! Силы  у тебя  хватит,  а  с
переломанным  позвоночником еще  никто не бегал.  Вставай,  не  бойся,  я  с
тобой... Готов?
     - Щас... в... гот...в воево-о-да-б-а-тюш... - парень начинал заикаться,
но дело свое делал.
     Эх, предупреждала же Яга, что деревенские все такие суеверные! Лопату в
руках  держит, как боевой топор,  а сам бледный,  и губы трясутся... Ничего,
справится, в трудную минуту на него все-таки можно положиться. Очень на  это
надеюсь...   Боже!  Крышка  вторично   слетела  с  гроба.   Мы  одновременно
замахнулись  лопатами.  Ничего... из  гроба  никто  не  встал.  Просто  тело
покойного опять перевернулось вниз  лицом. Облокотившись  локтем  на гроб, я
пустился в логические размышления.
     - Значит,  по неизвестным  нам причинам труп не  хочет лежать спокойно.
Почему?
     -   Э...э...э...шм...у...и...и...и...  -  попытался  что-то   промычать
Митька, но  я заткнул ему пасть, чтоб не отвлекал  своим идиотским заиканием
от правильного сопоставления фактов.
     -  Насколько мне  известно, казначей  Тюря  был  христианином,  то есть
крещеным. Уж  насколько  хорошим, судить  не мне,  для этого на небесах иные
инстанции.  Но  всех крещеных  хоронят  лицом  вверх. Отчего  же  он  упорно
переворачивается?
     - Ш...шм..х... эт...т...
     - Не перебивай! Слушай, а ведь  я где-то недавно слышал,  будто в гробу
только нечисть переворачивается. Это не ты говорил?  Ну, не важно... Значит,
мы  можем   предположить  два   варианта:   либо   Тюря  был  представителем
какой-нибудь нечисти (что весьма спорно), либо...
     - Да, ша...а...м...х...н, эн...то, ш....шам...х...н!
     -  Митька, пожалуйста,  помолчи! Решение  где-то на  поверхности, я его
нутром  чую. Либо это вовсе не казначей, а шамахан под его личиной. Вот оно!
Это и есть дедуктивный метод...
     Митяй  страдальчески всплеснул руками и  покорно кивнул,  ожидая  новых
распоряжений.
     -   Сними  с  него  штаны,  проверим.  Яга   говорила,  что  при  любом
перевоплощении у шамахана не исчезает поросячий хвостик.
     Вдвоем  мы  поднапряглись   и  стянули-таки  тяжелые  узорчатые  штаны,
бесстыже заголив  труп.  Хвост  был налицо! Я  утомленно выдохнул и попросил
Митяя вновь  закрыть гроб. Уф... ну и дельце провернули, врагу не пожелаешь.
Однако результат превзошел все ожидания. Значит, казначей Тюря на самом деле
жив! Он инсценировал свою смерть, разыграв сложнейшую партию, как  по нотам.
Он  знал,  что  я  буду это расследовать, и сумел  изобразить  самоубийство,
признанное  впоследствии убийством  с возложением вины за все  на совершенно
неповинных  людей,  пешек,  которыми  он  манипулировал. Значит, именно Тюря
стакнулся  с  шамаханами,   в  полном  соответствии  с  имеющейся  на   него
характеристикой,  и принял  на себя роль  основного  резидента. Он попытался
после первого  же  допроса  спалить наш терем,  он подготовил  шамахана  для
периодической замены  дьяка, он избежал продолжения расследования, "отойдя в
мир  иной", он руководил  всеми действиями  разветвленной  вражеской  сети в
городе, до  сих  пор успешно скрываясь от  правосудия. Ладно, хитромордый вы
наш, завтра поговорим...
     - Закапываем обратно!
     Мы  с Митькой было взялись за лопаты, но в этот момент сидящий  у сосны
дедок вскочил на ноги и заорал в полный голос:
     - Берегись, сыскной воевода!
     Обернулся  я вовремя.  Достаточно  вовремя для  того,  чтобы  успеть  с
размаху вогнать  черенок  лопаты  меж чьих-то оскаленных зубов. Дальше  была
драка... Грязная уличная драка,  без  правил, без  предубеждения,  просто на
выживание - кто кого! На нас напали  мертвецы, каких  успешно  показывают  в
американских фильмах ужасов. Бледные с пустыми  горящими глазами, в отрепьях
сгнившей ткани и плоти... но совершенно невероятной силы и  упорства.  Я был
атакован сразу тремя, Митька, поскользнувшись, рухнул в тюринскую могилу,  а
сверху на  него  тут же сполз  гроб  с телом липового казначея. Еще  четверо
ловко вылезали из-под осыпающихся холмиков, протягивая костлявые руки в нашу
сторону.  Я дрался с отчаянной  безысходностью,  не считая врагов, не ощущая
усталости, не имея возможности даже позвать на помощь. Мертвецы падали, лишь
когда  лезвие  лопаты   отрубало  им  голову,  на  потерю  иных  конечностей
безжизненные тела не реагировали. Двоих я завалил, третий  почти оторвал мне
рукав кителя, четвертый  схватил  за  грудки, смрадно дохнув на меня трупным
запахом и... с воем  свалился наземь, тут же рассыпавшись в пригоршню серого
пепла. Остальные на мгновенье замерли. Этого мне хватило, чтобы понять, что,
собственно,  произошло...  Ладанка  Бабы   Яги!   Та  самая,   которую   она
собственноручно повесила мне на шею. Маленький полотняный мешочек на кожаном
шнурке,  наполненный заговоренной золой  или чем там не  знаю  еще, заставил
ожившего мертвеца окончательно и бесповоротно обратиться в прах. Я отшвырнул
лопату, сорвал через голову ладанку и перехватил ее за шнурок на манер ремня
с пряжкой.
     - А ну подходи!..
     Первый  повернувшийся ко мне  гад, получив мешочком  в лоб,  отлетел  в
сторону уже  облачком  пепла. Дико заорав, я  сам бросился  на врага, бешено
размахивая новым "оружием".  Дальше  - больше! Мертвецы сыпанули кто куда, я
гонялся за ними  между крестов, памятных  камней  и  могильных  плит,  щедро
раздавая  удары  направо-налево.  Полчаса  спустя все кладбище  было усыпано
серым  пеплом... Я грохнулся  рядом со  вскрытой нами могилой в  совершенном
изнеможении.  Едва  отдышался,  ноги  и  руки  казались  свинцовыми,  пальцы
намертво сжали бабкину  ладанку,  перед глазами плавали  разноцветные круги,
поэтому знакомый голос из могилы показался таким далеким...
     - Б-б-батю...шка Н-ни-ки-ит-т-т... Ив...но...в...
     - Вылезай, - прохрипел я.
     - А он-н-ни... уш...л...ли?
     - Ага, отправились по домам. Вылезай, тебе говорят...
     Из-под гроба показалось бледное, как поганка, лицо  моего  напарника. Я
подал  ему руку.  Митька  на  карачках вылез ко мне и с  мольбой  заглянул в
глаза.  Я  молча кивнул... Все  нормально,  парень,  без обид.  Ты тоже меня
выручал...
     -  Геройский  ты мужик,  участковый!  - высунулся  из-за  ствола  сосны
знакомый дед. - Я уж думал - разорвут они вас на клочки и по ветру пустят...
А ты, вона как, не заробел! В твоей милиции все такие?
     -  Все,  дедушка, все... Спасибо за  предупреждение. Я  едва обернуться
успел. Как вы только согласились на такую работу? Если эти твари разгуливают
здесь, как по собственной квартире...
     -  А  мне-то  чего  бояться?  -  хитро  улыбнулся старичок.  -  Вы  бы,
ребятушки, домой шли, вона небушко-то светлеет. Пока до города доберетесь --
первые  петухи запоют.  Да  и  мне пора.  Нам  ведь тоже  долго  среди живых
нельзя...
     У  меня  язык  присох  к  гортани.  Митька закатил  глаза  и  попытался
изобразить  аристократический  обморок,  но  не  сумел.  Деревенщина  -  что
возьмешь?
     - Перстня царского здесь не ищи, в городе  он, у шамаханов.  Теперь все
от  твоего разумения  зависит.  На чины не гляди,  за  правду стой, в нужную
минуту не оплошай. Удачи тебе, сыскной воевода...
     Дед  становился все прозрачнее и прозрачнее, тая на глазах, на прощанье
помахал рукой и совсем исчез.
     До Лукошкина мы добрались очень быстро. Бегом!  Только лопаты забыли на
старом  кладбище,  но вернуться и забрать нас уже  не  заставила  бы никакая
сила...

     Баба Яга дала Митяю две рюмки  настойки, и парень  уснул. Я ограничился
отваром валерианового  корня, спать лягу  позже, надо было выговориться. Яга
слушала внимательно, не перебивая...
     - Да,  чего только  нет на  белом  свете...  Много  разного про  старое
кладбище  говорят,  но,  чтоб  такие страсти  там разгуливали, я и слыхом не
слыхивала. Видать, ты в рубашке родился...
     -  Просто повезло.  Без  вашей ладанки  пропал бы.  Теперь о главном. В
гробу похоронен не сам Тюря, а задушенный шамахан в его подобии.
     - Значит, он все-таки жив?!
     - Не просто жив,  а  руководит всей преступной  организацией.  Он умело
верховодит  шамаханской группировкой, он планирует операции, подставляет уже
не  нужных  ему лиц. Как  тонко  он  обвинил  в собственной "смерти" боярина
Мышкина!  А  отданный  нам  на  расправу  дьяк  Филимон?  Ведь  если  бы  не
проверенная  практика работы  следственного  отдела,  то оба  были бы  давно
казнены!  Царь долго размышлять не любит,  а  "виновные"  представлены таким
количеством "неопровержимых"  улик,  что у самого  привередливого  судьи  не
осталось бы никаких сомнений.
     - Что же теперь делать-то будем? - задумчиво поинтересовалась бабка.
     -  Брать его надо. Я думаю,  что  если Кощей  Бессмертный действительно
намеревался завладеть Лукошкином, то он приехал сюда под любым видом (купец,
посол, крестьянин, богомолец), выявил троих, наиболее отвечающих его  плану.
Выделил   среди  них   одного,   убедил,   подкупил,   дал  в   распоряжение
террористическую группу шамаханов и, четко  поставив цель, добивался захвата
города  руками  казначея  Тюри.  Если  мы  сумеем  его  найти,  задержать  и
обезвредить, заговор провалится. Кощей просто  не успеет перестроиться. Орда
шамаханов  уже в пути, караван передового отряда будет в  столице  к  обеду,
остановить  операцию  невозможно. Теперь  мы  способны справиться  со  всеми
проявлениями агрессора,  но оставлять в  тылу такую  хитрую лису,  как Тюря,
было бы непростительной глупостью.
     - Все так, Никитушка, а только где ж ты его брать собираешься?
     - У него дома.
     - Чего? - Баба Яга аж рот открыла от удивления. -  Да  нешто  он  такой
дурак, чтобы у себя же дома прятаться?
     - Наряды стрельцов периодически  обходят  весь город, в народе о смерти
казначея знают,  стоило бы ему появиться хоть где-нибудь, поднялся бы  такой
шум...  Шутка  ли, покойник  воскрес! Шамаханские базы у боярина и дьяка  мы
накрыли. Тюря должен откуда-то руководить своими людьми. Лучшего места, чем
     собственный дом, он и придумать  не мог. Кто  пойдет  туда его  искать,
если совсем недавно его вынесли оттуда ногами вперед? Я убежден, если мы  со
стрельцами  нападем  врасплох,  то  обязательно обнаружим  в  тереме  тайное
убежище, где и скрывается злоумышленник.
     - Я с тобой пойду, - твердо решила Яга. - Сама  стрельцов предупрежу, а
ты поспи пока, наберись сил. На опасное дело идем, все силы понадобятся. Вот
выпей-ка,  уснешь сразу  же, а через три  часа  встанешь  бодрый да  свежий.
Отдохни, Никитушка, послушай  меня... А я пока тебе китель твой пострадавший
залатаю. Не  след  участковому  милиционеру с оторванным  рукавом задержание
производить...
     Я не стал спорить и через  несколько минут спал сном  праведника. Время
летело незаметно... Проснулся я сам, как по будильнику. Зашитый китель лежал
рядом  на лавке, бабка так умело справилась с неразрешимой для меня задачей,
что  даже  швов не было видно.  Сама чинила или наколдовала чего, не  берусь
судить. Я выглянул в  сени. Митяй спал, свернувшись калачиком, его лицо было
по-детски наивным и простодушным, он улыбался во сне. Не хочу его будить. На
арест Тюри  мы  с  Ягой  отправимся  сами. За  дверью  послышались голоса, я
вздохнул  и  вышел на  крыльцо. Баба  Яга  принимала  под свое  командование
полусотню стрельцов. Все правильно, больше нам и не надо. Пришлось вернуться
за кителем, пора...
     - Здравия желаем, сыскной  воевода! - поклонился старший стрелец. -- По
приказу государеву мы в подчинении твоем полном. Что делать велишь?
     -  Выдвигаемся  строем  к дому  покойного  казначея  Тюри.  Все  прочие
указания - по прибытии на место...
     Отряд безоговорочно  развернулся  и  потопал  вдоль по улице. Мы с Ягой
пристроились чуть сбоку, бабка, на что уж старая и хромая, а не отставала ни
на шаг.  Шли молча. Я  понимал, что, возможно, веду людей  на смерть... Если
Тюря действительно скрывается у себя в тереме, то выкурить  его оттуда будет
не проще, чем  выволочь медведя из  берлоги. Ему есть что терять, он себе на
шею столько  статей  понавесил,  что  еще  и  "сопротивление при аресте" уже
ничего не  изменит.  Вышка  ему и без  того обеспечена. Я не  кровожаден  по
натуре, даже совсем наоборот, но то, что сделал этот человек, наполнило меня
такой  яростью... Он  - вор! Ладно,  воровал бы  понемногу, набивал  бы свой
карман,  заботился о  семье -  это  еще как-то можно  понять.  Но возглавить
заговор с  целью  уничтожения целого города?! Я читал,  я  знаю, что  делали
дикие  кочевые племена  с  мирным населением...  Сколько крови,  боли,  слез
намеревался продать этот  алчный мерзавец беззаконным шамаханам - убивающим,
насилующим,  грабящим,  поедающим  человеческое  мясо  -  тварям!  Если  суд
приговорит его к расстрелу, я тоже попрошу себе ружье.
     На воротах  тюринского  терема нас встретил большущий замок. Лично меня
такой удар просто сразил,  но более опытные стрельцы барабанили в ворота  до
тех пор,  пока  во двор  не вышел заспанный конюх, тот  самый, что обнаружил
тело "хозяина"  висящим в петле.  Старик  яростно  чесался, словно  весь был
покусан клопами или месяц не ходил в баню.
     - Чего надо-то? Нету никого...
     - Милиция, - пояснил я, отодвигая стрельцов в сторону. - Мне необходимо
поговорить с женой вашего хозяина.
     - Так  ведь нет  их, -  удивился конюх, - еще  вчерась поутру  съехали.
Хозяйка детишек собрала, дворню всякую, девок,  бабок, нянек да холопов. Все
добро  в  узлы  навязала, четыре воза загрузили,  ну и  двинули  на север, в
деревеньку родительскую.
     - С чего бы это так внезапно?
     - Да  вот и  я  о том же  подумывал...  - охотно пустился излагать свою
точку  зрения  заскучавший  работник  лошадиного хозяйства. - Однако вдовица
наша  в голос кричит, что, дескать, без  мужа ей  жизнь в  столице не  мила.
Мы-то  меж собой поначалу думали,  успокоится хозяюшка, в себя придет,  чего
ради с  насиженного места в  глухомань  деревенскую рваться? Опять же дом-то
какой, а? Рази ж этакое богатство по доброй воле оставишь? Ан она свое гнет!
Будто бы ей сам муж-покойник по  ночам является... Весь  в белом, лицо такое
смиренное,  и  мысли  разные  мудрые ей вещает.  Что,  дескать,  обязательно
надобно  со всем скарбом к родителям ейным, подале отсюда ехать. Токмо когда
она с ребятишками себе в деревне-то  дом купит да за упокой  его  три ночи в
тамошней церкви  отстоит, тогда душа казначейская покой  на небесах  обрести
сможет! Вон оно как... Мы-то поначалу думали - бабские бредни, но, однако ж,
девки  дворовые тоже  этот  призрак  видели.  Поутру от  испуга  не поседели
едва...
     - Калиточку отворите, пожалуйста, - вежливо попросил я.
     -  Ох, совсем  из головы  вон,  - бросился  извиняться  конюх. -  Ты уж
прости, сыскной воевода,  заговорился я. Вот, проходи, пожалуйста. Так о чем
это мы? А, ну  вот, значит,  я себе и думаю... -  Взять его! Связать, кляп в
рот, и пусть отдохнет в тенечке. Всем прочим - оцепить здание.

     - Все исполнено, как велено, - доложил старший.
     Я вместе с Ягой обошел весь дом, со всех сторон окруженный  стрельцами.
Все в порядке, стоят плотно, мышь не проскочит.
     - Ну что, Никитушка, в дом-то пойдем? Пора ить брать его, супостата.
     - Ничего не выйдет, - попытался объяснить я, причем больше самому себе.
- После рассказа  конюха наши первоначальные планы немного меняются. Уверен,
что при  обычном осмотре мы  его не  найдем. Уж если даже  домашние, знающие
этот дом как свои пять пальцев, не додумались, что призраку тоже надо где-то
жить...  Стрельцы -  надежные  ребята, но  в деле розыска опыта у  них - кот
наплакал. Надо ждать, пока он сам вылезет...
     -  Да с чего ж ему лезть-то?  У него,  поди, в комнатке тайной и еды, и
питья, и припасу всякого загодя заготовлено. Может, ему терем поджечь?
     - Стыдитесь, бабушка!
     - Чего мне стыдиться-то? - возмущенно уперла  руки в бока  Баба Яга. --
Как он  нам шамахана  подослал мой  терем  поджечь  - так  пожалуйста?  Ему,
значит, - можно, а мне - нельзя?! Где справедливость?
     - Но мы - работники милиции...
     - Нет, ты мне скажи, где справедливость?
     -  Батюшка сыскной  воевода! -  вовремя  прервал наш диспут подбежавший
стрелец  из  царевой  гвардии. - Государь  за  вами послал...  Спешное дело!
Караван с южной дороги показался. Царь просит не мешкая прибыть.
     - Так скоро? - поразился я. - Чтоб ему пусто было, этому каравану!
     Еще одна накладка... По моим планам, ему следовало прибыть после обеда,
     ближе к вечеру, чтоб мы успели разобраться с Тюрей. Теперь все придется
менять, импровизируя на ходу.
     -  Бабушка  Яга,  поручаю  вам  арест  преступника.  Берите  под   свое
командование  весь отряд и  постарайтесь  в точности выполнять мои указания.
Тюря наверняка знает время прибытия шамаханского каравана. Обязан знать! Он
     должен  их  встретить,  уточнить  детали операции у  главных  "купцов",
передать последние  данные  по обороне города  и скоординировать  совместные
действия.   Он   попытается  выйти.   Задерживайте   всех,   кто   появится,
арестовывайте хоть мертвеца, хоть призрака,  хоть скелет говорящий.  Тюря не
должен уйти!
     - Все сделаю, Никитушка, - серьезно ответила Яга. - Ты беги, за меня не
беспокойся. Мы тут с молодцами в  грязь лицом не  ударим. Ежели надо, все на
месте поляжем, а предателя не упустим.
     Ближние стрельцы серьезно кивнули. Судя по суровым рожам,  будут палить
во  все,  что движется.  Я  развернулся и  в  сопровождении  царского  слуги
поспешил  на базарную  площадь к купеческим подворьям. Караван должен  будет
пройти   туда   расположиться  на  ночь.   Насколько  я  понимаю  психологию
захватчиков и террористов -  они не  рискнут напасть  при дневном  свете.  В
караване  при всем  желании  не больше двух-трех  сотен  человек  - горожане
потопчут их даже без вмешательства стрельцов. Народ в Лукошкине решительный,
всякого  насмотрелся, внезапной атакой  их не  напугаешь, голыми  руками  не
возьмешь. Шамаханы это знают и будут очень осторожны...
     Царь Горох в  боевом  облачении  ждал  меня  на  одном из  подворий. Мы
поднялись  на  второй  этаж,  откуда  было   удобнее  руководить  операцией.
Постоялые  дворы  для иноземных  купцов  строились  стена  к  стене, образуя
огромную подкову, выход из которой закупоривался тяжелыми воротами. В случае
смут, мятежен или иных беспорядков купцы просто "замыкались" в своем кругу и
могли держать оборону хоть целый год. Времена  были такие, каждый обязан был
сам о себе позаботиться.
     -  Здесь  пришлые останавливаются, -  пояснял мне  государь. -  Те, кто
давно с нами торгует, уже свои собственные подворья по Лукошкину расставили.
А персов,  что позавчера сюда приехали, мы с  утречка взашей выселили, пущай
денек на базаре в палатках помаются. Потом извинюсь, подарков отсыплю, льгот
торговых добавлю за беспокойство.
     - Значит, сейчас подворье пустое?
     - Ха...  если  бы.  В  каждом  доме  по  сотне стрельцов сидит.  Фитили
зажженные, сабли заточенные,  бердыши к  бою налаженные. Как  только во двор
войдут, мы разом ворота на замок да как вдарим!
     - Слишком много смертей... - поморщился я.
     - Да ты в своем  ли уме, участковый? - мгновенно нахмурился Горох. - Ты
о ком жалеешь, за кого заступаешься? Да ты знаешь, какие они разоры  творят?
После  шамаханских   набегов  земля   по  локоть   кровью  пропитана!   Люди
загубленные,  ровно цветы  смятые, на пепелище валяются... Да я всю  дружину
костьми положу, но шамаханам спуску не дам!
     - Об  этом и речь... После того как мы замкнем кольцо,  они поймут, что
попали в безвыходное положение. Возможно, их удастся склонить к переговорам.
     - Не ведаешь ты, о чем просишь... Еще раз повторяю тебе, неслуху, это ж
-  шамаханы! Их бить  надо, а  не разговоры  разговаривать. Вот  как  ударим
врасплох,  как  пальнем  из всех  пищалей  сразу  да в сабельном бою покажем
ворогу, кто чего стоит...
     - В караване верблюды  и лошади, - упрямо продолжал  втолковывать я. --
Пули могут  перебить беззащитных  животных, а шамаханы, поняв, что попали  в
засаду, будут биться как бешеные.  Я хочу сохранить  наших ребят. На подходе
основные силы Орды, нам понадобятся все войска.
     - С чего ты взял? Какая, к лешему, Орда? Мне не докладывали...
     - Значит,  в  самое ближайшее  время  доложат.  Я  уверен,  задача  так
называемого  каравана  состоит  в  том,  чтобы  сегодняшней  ночью  овладеть
складами,  пороховыми  погребами,   всеми   жизненно  важными  объектами   и
удерживать их вплоть до  подхода главной армии. Сколько времени надо конному
войску, чтоб скакать от границы до города?
     - День да ночь, - неуверенно буркнул государь.
     - Значит,  завтра они  будут  у  наших стен. Мы не  имеем  права терять
людей. Каждый человек на счету.
     - Ладно, Никита Иванович, будет меня запугивать. Что ты предлагаешь?
     - Надежа государь, вести спешные! -  прервали  нас.  - Не вели казнить,
вели слово молвить. Караван в город входит, пущать?
     - А то нет? Пусть войдут, а как во дворе  разместятся,  так и ворота на
запор!
     -  Еще грозная весть, царь-батюшка. У границы западной Орда Шамаханская
показалась. Все конные, без обозов, скачут быстро, кабы  не к завтрему у нас
были...
     - Слушай...  - обернулся ко мне Горох.  - Я вот одного не пойму, как ты
смеешь со мной спорить?
     - Но ведь я оказался прав...
     - И об этом отдельно поговорим... Как ты осмеливаешься быть прав?! Ведь
я - царь!

     Согласно полученным указаниям, пограничные отряды не ввязывались в бой,
а разошлись по  флангам, беспрепятственно пропуская врага.  Шамаханская Орда
широким потоком хлынула в открытые "ворота", бодрым  маршем спеша к столице.
Гонец принес эти сведения с заставы царю, так что пока мы опережали врага на
один  ход, точно зная, как  он поступит. В  то же время шамаханский караван,
примитивно загримированный под болгарских торговцев, вступил  на  купеческое
подворье. Люди и животные  заполнили широкое  пространство пустынного двора;
окружающие его дома,  склады, террасы  встретили гостей гробовым  молчанием.
Когда последний верблюд вошел внутрь, ворота захлопнулись.  Царь Горох начал
медленно поднимать руку, я понял, что  сейчас  произойдет.  Мне  не пришло в
голову  ничего более умного,  как  быстро выйти во двор,  прогулочным  шагом
направляясь к пятерым наиболее важным "купцам":
     -  Здравия  желаю.  Младший  лейтенант милиции Ивашов.  Ваши  документы
попрошу...
     - А... охранные грамоты? - догадался один и Полез за пазуху. - Вот они:
разрешение на торговлю, вот уплата пошлинная, вот список товаров,  все честь
по чести...
     - Оружие, деньги, наркотики?
     - Все есть, все привезли, не извольте сомневаться! - радостно включился
в разговор другой.
     Да... "купцов" они подобрали отменных - торгаши, каких свет не видывал!
Ребятушки, кого вы хотите обмануть...
     - Почему так много охраны?
     - Где много? Кого много? Да тут  их раз-два и обчелся!  - уже  в четыре
голоса хором  загомонили "купцы". - Дороги опасные, разбойники кругом, лихих
людей мало ли?..  Да  и  вообще,  охраны немного, просто шустрые,  двигаются
быстро, вот и двоятся перед глазами!
     - Еще скажите - троятся... - фыркнул я. - Попрошу всех немедленно сдать
оружие.
     - Это еще  зачем? -  переглянулись "купцы". Краем глаза мне было видно,
как напряглись остальные, мгновенно хватаясь  руками  за  рукоятки  сабель и
кинжалов.
     -  Повальное разоружение  всех приезжих.  Отдельный  указ царя.  Оружие
вернут к вашему отъезду, после удачной, надеюсь, торговли.
     - Но...  так  не  принято...  -  в  вежливых  голосах гостей  зазвучали
угрожающие нотки. - Любой человек вправе носить с собой средства самозащиты.
     - Зачем? В Лукошкине вы в полной безопасности.
     - Мы требуем назвать истинную причину!
     - Хорошо, -  согласился я. - Буду очень  признателен,  если вы  сумеете
выслушать  меня  достойно,  без  выкриков  и  эксцессов.  Служба  в  милиции
обязывает чутко относиться к каждому человеку в  отдельности. Поверьте, я не
желаю  вам зла.  Но порой  предотвратить преступление гораздо выгоднее,  чем
дать ему свершиться и уж потом наказывать виновных. Мне бы хотелось прийти с
вами к разумному соглашению.
     - Оружие мы не отдадим, - взвизгнул один, самый молодой.
     - Торговое подворье битком  набито  стрельцами.  -  Я  снял  фуражку  и
повертел  ее  в  руках.  - Если вы не подчинитесь приказу, начнется  пальба.
Половина ваших людей ляжет после первого же залпа. Перестроиться для обороны
вы не успеете. Лошади и верблюды, испугавшись выстрелов, начнут  сумасшедшую
беготню  и  потопчут остальных. Не приведи Господь, в ваших мешках  окажется
порох...  От  одной шальной  пули  взлетит весь  караван. Я  никого не  хочу
запугивать. Я лишь надеюсь, что вы подумаете...
     -  Но... ведь ты,  младший  лейтенант, можешь  и  не  дожить до первого
выстрела, - угрюмо заключил другой, поглаживая клинок.
     - Очень может быть... - грустно согласился я. - Как только моя  фуражка
коснется  земли,  стрельцы откроют огонь.  Через минуту здесь будет кровавый
ад! Вы убьете меня сразу или попросите пару минут на голосование?
     Пятеро командиров отошли в сторону посовещаться. Словно в подтверждение
моим  словам,  из каждой щели торгового подворья высунулись  граненые стволы
стрелецких  пищалей. Враг понял, что проиграл. Старший из купцов вернулся ко
мне:
     - С кем  мы можем обсудить условия сдачи? Я повернулся к тем окнам,  за
которыми прятался царь, и помахал рукой. Через минуту появились двое опытных
бояр. Они быстро взяли переговоры в свои руки. Я вытер платочком выступивший
пот...  Можно было возвращаться. Где-то  не очень далеко послышалась пальба.
Боже мой, неужели у  казначейского терема? Быстро пройдя стрелецкие заслоны,
я рванулся  к Бабе Яге. Прохожие так  уважительно уступали  дорогу, словно я
бежал с включенной милицейской сиреной. На базарной площади, среди толкотни,
скорость упала, но и тут вслед неслось:
     - Смотри, смотри, дочка, вон участковый несется!  Как шибко бежит, а?..
Небось ловит кого...
     - Ату его, сыскной воевода, поддай!
     - Ох и  не повезет кому-то,  когда поймает... Вон у  милиции рожа какая
красная...
     С базара я действительно вырвался здорово взмокший. Нашему народу палец
в рот не клади,  При первом же случае  так обласкают, от  всей души, со всей
заботой - хоть глаз не подымай...
     Над тюринским двором  медленно рассеивалось облачко порохового дыма,  у
ворот  толкался  народ,  бурно  обсуждающий происходящее  за  забором.  Меня
пропустили  безропотно,  хотя некоторые  навязчиво  ломились  следом, слезно
упрашивая  меня разрешить им  "пособить правоохранительному органу"... Когда
они успели  слов-то таких  нахвататься  -  ума не  приложу. Протиснувшись  в
калиточку, я бегло  осмотрел поле боя.  На  поросшем  травкой дворе валялось
четыре трупа, все еще сжимающих в  руках зубастые  шамаханские ятаганы. Один
стрелец сидел у забора,  ему перевязывали руку, других пострадавших вроде не
было.
     - Тюря в доме, - подковыляла  ко мне Яга. - Я сама его морду  постную в
окошке-то углядела. - А это кто?
     - Шамаханы все, я уже проверила. Без личин, как есть в своем же обличье
из  дверей выскочили.  Стрельцы-то залпом пальнули, да  один вон успел ножик
бросить, зацепил плечо пареньку. Я пошептала, остановила кровь. Нож вроде не
отравлен, до свадьбы заживет. Что теперь-то делать?
     - А  вот теперь... Эй, молодцы!  А ну, сабли наголо! Тюрю взять  живым,
всех прочих - кроши в капусту. За мной!

     У  царских стрельцов  был  боевой опыт, да и  злость взяла за  раненого
товарища. Они действовали ловко  и слаженно, строго распределив обязанности.
Двое дюжих бородачей  с разбегу ударились в  дубовую  дверь плечом, попросту
сорвав ее с петель и выломав  засов  с гвоздями. Они  отработанно рухнули на
пол, а в дверной проем залпом выстрелил десяток снайперов. Пока не рассеялся
дым,  четверо  закаленных  рубак  нырнули  внутрь.  Зазвенели  клинки.  Меня
деликатно попросили  не  путаться под ногами. Стрельцы,  выхватив сабли,  по
двое  скрывались  в  большом   казначейском  тереме,  там  шла  ожесточенная
рукопашная.
     -  Погоди,  участковый...  - вцепилась  в мой рукав  Баба Яга,  когда я
вторично  намылился в бой.  - Там  и без тебя управятся. Вот лучше скажи, ты
сам рази не оставил бы себе лишний выход на случай беды?
     - Понял, - сразу догадался я.
     Конюшня! Там был  обнаружен  "самоубийца", туда  легко  прорыть ход  из
дома, оттуда можно прыгнуть в седло и верхом  вырваться со двора. Как глупо,
что после нахождения шамаханских тайных баз у боярина и дьяка я не додумался
проверить подсобные помещения казначея.  Надо все доводить до конца... Учили
же!  До  конюшни  я  добежал  первым,  на  свою  голову...  Двери  мгновенно
захлопнулись  за  моей  спиной.  Сзади,  поигрывая  ножом,  стоял  плечистый
шамахан. В углу под ворохом сена чернел открытый люк, из него вылез еще один
басурман, а следом показался и незабвенный казначей Тюря.
     -  Докопался-таки,  ищейка  участковая...  Ну, вот он  я.  Арестовывать
будешь или как?
     - Арестовать  всегда  успеется,  вам отсюда все  равно не  уйти. Сейчас
стрельцы добьют  ваших сообщников  в тереме и подойдут  сюда. Самое разумное
будет сдаться. Суд зачтет в вашу пользу добровольную явку с повинной...
     - Ох и добр же ты,  сыскной воевода... - с угрожающей  лаской  в голосе
протянул казначей. - Одного я не пойму, как же ты на меня-то вышел? Ведь все
вроде бы как по маслу шло. Ни с того ни с сего стрельцы во двор бегут, терем
окружают. Четырех шамаханов пустил, думал, возьмете -  уберетесь, так нет. В
дом ломиться стали. Я со  старшими через лаз ухожу,  а ты уж тут как  тут, в
конюшне  дожидаешься... Может,  скажешь перед  смертью,  где  ж  я  ошибочку
допустил?
     -  Пожадничали  вы,  гражданин  Тюря.  Если б не прельстились  Кощеевым
золотом, то, возможно, по сию  пору жили тихо и мирно, неспешно приворовывая
из казны монетку за монеткой. Рано или поздно я бы, конечно, вас взял, но...
Воровство - это не государственная измена.
     - Замолчи! - взревел мнимый покойный, хватаясь за длинный нож. -- Пусть
моей голове на колу торчать, да только ты, собака легавая, этого не увидишь!
     Шамахан, стоящий за моей спиной у двери, вдруг охнул и мешком повалился
наземь.  Тюря  изменился в лице. Я тоже  не сразу понял, что  произошло... В
тяжелой двери дымились две сквозных дыры, словно  кто-то прожег их на уровне
глаз.
     - Будь ты проклята, старая ведьма! - заскулил Тюря, первым догадавшись,
что это было.
     Почти в  ту  же минуту из подземного хода показался усатый стрелец, его
сабля была испачкана кровью.
     -  Не робей,  воевода,  щас  пособим... Шамахан пошел на  него, завывая
по-волчьи.   Зазвенела   сталь,   оба   противника   оказались   искушенными
фехтовальщиками. Я сдвинул брови и шагнул вперед:
     - Гражданин Тюря, вы арестованы, немедленно сдайте оружие и...
     Казначей, нагнув голову, как баран бросился  вперед, держа  шамаханский
нож обеими руками.  Я принял его в болевой  захват, но толчок был так силен,
что мы, сцепившись, покатились по разбросанной соломе. Тюря  тяжело  сопел и
старался  ткнуть меня ножом,  а  я  упорно выкручивал ему руку. На  деле  он
оказался не  столь рыхлым,  как казался внешне. От отчаяния в нем  появилась
сила. У меня тоже не было ни малейшего желания сесть на "бандитское перо", и
в конце концов мне удалось его скинуть.
     Шамахан, скрючившись, сучил ногами в углу, видимо, у него был распорот
     живот. Усатый стрелец, выронив саблю, зажимал кровоточащую рану в боку.
     Дверь  упала внутрь  конюшни,  словно  сорванная  взрывом.  Мы  с Тюрей
обернулись... На пороге  стояла  Баба Яга, страшная,  как ночной  кошмар! Ее
глаза горели красным огнем, и мне сразу стало ясно, что именно прожгло такие
дыры в  двери. Бабка только  глянула на перепуганного Тюрю,  как он  упал на
колени  и  начал  необъяснимым  образом  съеживаться.  Вот   оно,  настоящее
колдовство... Я потихоньку начал к нему привыкать, хотя, конечно, совершенно
привыкнуть к этому невозможно. Меньше чем за минуту бывший казначей оказался
превращен в крупный мухомор с красной шапкой в белых  шариках. Огни в глазах
Яги  слегка померкли,  она резво подошла к одинокому грибу,  подняв над  ним
ногу в новеньком лапте...
     - Нет!
     Я  сгреб  старушку  в  охапку, пытаясь  оттащить  ее  в  сторону. Бабка
вырывалась как бесноватая. Откуда только силы взялись?
     - Пусти! Пусти, Никитка, не доводи до греха... Дай мне самой  эту дрянь
растоптать!
     - Нельзя!  Это  самосуд...  Мы не можем так просто  уничтожить главного
организатора всех этих преступлений.
     - Он мне терем хотел поджечь, к тебе дважды убивцев подсылал, шамаханов
в столицу напустил, заговор против царя строил...  Ежели я сейчас его, гада,
с землей не перемешаю, так сама от злобы задохнусь!
     - Я все понимаю... Но нельзя! Когда милиция начинает сама изображать из
себя правосудие, решать, кого карать, кого миловать, начинается беспредел! Я
видел это в своем мире. Мы должны передать его в суд.
     - Пусти, что ты за человек такой вредный? Вот ведь выгоню тебя  со всем
твоим отделением, куда пойдешь?
     - Никуда, - улыбнулся я. - Кому же я такой еще нужен?
     - И то верно... - вздохнула Яга, поправляя сбившийся платочек. - Сунь в
карман поганку эту злодейскую. Пора ему пред ясные царские очи предстать.

     Мы направили царю доклад сразу же, но аудиенцию у Гороха  нам почему-то
назначили лишь наутро. В принципе он по такому важному делу мог бы принять и
не  откладывая. Тем  более что  завтра ожидался  подход  Шамаханской  Орды и
времени на нормальный процесс было немного. Но один из бояр любезно пояснил,
что государь повелел  поутру  всем явиться  в тронный зал для показательного
суда над изменниками Отечества.  Я так понял,  что  боярин и дьяк пойдут как
соучастники. Горох  скор на расправу,  надо бы  как-то смягчить  его горячий
нрав, Ягу попросить, что ли...
     В  тереме  казначея  оказалось  шестеро  шамаханов,  еще  двое,  как  я
рассказывал, нашли  свою  смерть в конюшне.  Погиб один  стрелец,  двое были
серьезно  ранены.  Парень  с  порезанным  плечом  отделался   малой  кровью.
Вернувшись  домой, я  аккуратно  положил мухомор  на полку. Бабка  обещалась
поутру вновь  вернуть ему человеческий  облик. До этих пор пусть  пребудет в
грибообразном состоянии, и нам спокойнее, и ему безопаснее. Баба Яга накрыла
роскошный ужин.  В этот  раз она сама пригласила  Митьку за стол. Он страшно
обрадовался,  засмущался, сбегал куда-то, явившись через пару минут в мятой,
но  чистой  праздничной  рубахе. Парень даже руки  лишний  раз вымыл,  чтобы
сделать мне приятное. Яга  пошарила на  полке,  достала глиняную бутылочку и
налила всем по маленькой.
     - Ну что, герои, выпьем...
     -  За  первое  дело первого милицейского  отделения  города  Лукошкино,
успешно  завершенное  нашей оперативно-следственной группой! -  предложил я,
присутствующие кивнули и чокнулись.
     Напиток  напоминал  густой  ликер  на основе малины, разных трав  и еще
чего-то необычайно душистого. Ну, крепость тоже была приличная...
     - А что, батюшка Никита Иванович, стало быть, завтра суд?
     -  Да,  Митя,  завтра  суд.  Мы  должны представить царю  преступников,
ограбивших его казну.
     - Но ить... Дьяк-то не  особо виноват. Да  и боярин, ежели разобраться,
больше  по дурости своей в  такое дело  влез. Государь их наказать, конечно,
должен, а только есть и повиноватее...
     - Не всякую вину на плаху кладут, - подтвердила Яга, а я пожал плечами:
     - По нашим законам только казначей мог бы  схлопотать высшую меру, да и
то  вряд ли. Скорее всего, дали бы лет пятнадцать в колонии строгого режима.
Дьяк наверняка отделался бы  строгим внушением и парой  лет условно. Степень
вины  Мышкина  несколько выше, но едва ли тянет  на  пятилетнее  заключение.
Вышел бы досрочно за примерное поведение.
     - Хм...  Государь  обычно  не  столь милостив к  ослушникам. Уж поверь,
Никитушка, не одна буйная голова завтра с плеч покатится...
     - А куда денут караван пленных шамаханов? - попытался я поменять  тему,
рассуждения о завтрашнем суде наводили меня на грустные мысли.
     - Знамое дело,  на каторгу пойдут, - ответила Яга. - Болота сушить, пни
корчевать, огневища жечь,  землю под пахоту  готовить, да мало ли... Знатных
начальников на выкуп обменяют,  от них все равно в работе толку  нет. Горох,
он ведь только в бою гневлив, а с пленными, опосля боя, отходчив.
     - Ну  хорошо, хоть  массовые  расстрелы  у вас  не практикуются. Как вы
полагаете, завтра будет война?
     - С Ордой, что ли? Не-е... Шамаханцы, они лишь наскоком храбры. Налетят
к городу с шумом, лязгом, воем, начнут крики кричать, стрелы горящие метать,
а  толку? Ворота у нас надежные, из мореного дуба сбитые, железными полосами
окованные. Стены толстые,  высокие, так что басурмане  побузят часок-другой,
да в степь свою обратно и повернут. А уж лошадей будут гнать - куда быстрей,
чем сюда мчались!
     - Я тоже  думаю, что нет. Орда  должна дождаться  сигнала диверсионного
отряда и  под его прикрытием войти в город подземными ходами. А ничего этого
не будет. Столица  готова  к  обороне,  ходы засыпаны, террористы задержаны,
заговорщики с утра предстанут  перед  судом. Горох говорил,  что пограничные
отряды  пропустят  врага и  ударят  ему в спину,  а царская гвардия  сделает
вылазку из ворот. Общими усилиями они погонят Орду с таким треском!..
     - А все благодаря нам! - с тихой гордостью в  голосе заключил Митька. -
Если  бы не  милиция,  быть Лукошкину под  шамаханцами. Царь  бы нам награду
какую ни  есть выдать должен.  Батюшке участковому, к  примеру,  коня белого
пожаловать.  Бабушке  Яге  -  корову  дойную али курей  заморских, а можно и
павлина с перьями, я у них  во дворе такого видел. Красивы-ы-ый! Вот ежели б
с нашими хохлатками его да скрестить...
     - Сам-то ты чего от царя хочешь? - улыбнулся я.
     -  Мне-то? Ничего мне не надо... Не за  чины да награды старался, кровь
свою проливал, жизни не жалел, смерти не боялся...
     - Не вертись, балабол! А ить и вправду, скажи-ка нам с воеводой, чего б
тебе хотелось?
     -  За-ради  Отечества,  при  мысли  о сиротах  да старцах  беззащитных,
греховными почитаю и помыслы о наградах...
     - Митька!
     - Медаль хочу... - стыдливо вздохнул он, опуская глаза долу.  -  На шею
повесить да в деревню к мамане, хоть на денек.  Один я  у нее, кровинушка...
Пусть бы  порадовалась, а то все бабы соседские непутевым дразнили. Заявился
бы с медалью - все б так и ахнули! Вот вам и Митька непутевый! Мне самому не
надо, мамани ради...
     - Никитушка, - неожиданно дрогнувшим голосом зашептала Яга, - ты уж там
попроси... Скажи, ежели царь  ему  энту медаль не даст, я сама ее  сделаю да
парнишке  нашему  на  грудь-то и  повешу. Нет такого  закону,  чтоб  матерям
огорчения доставлять!  Пущай у  них  в деревне  хоть  один  герой  с медалью
объявится. Уж  ты похлопочи,  посодействуй... Ну их,  энтих павлинов, только
медаль пущай даст.
     Я молча кивнул. Какие они у меня славные... Что бы я без них делал?
     - Ну что, еще по маленькой во славу российской милиции и... спать.

     Когда  бабка  успевала  стирать  и гладить  мою  форму  -  неразрешимая
загадка! Каждый вечер ложась спать,  я  складывал ее на скамью, каждое утро,
просыпаясь, находил  ее там же чистую и отутюженную. Наверно, все дело опять
же в колдовстве. Видел я их утюги. Такие тяжелые, громадные, неуклюжие... На
ногу  раз уронишь - калека  на  всю  жизнь.  Хрупкой  старушке  в преклонном
возрасте с таким вовек  не справиться, значит, колдовство. Спустившись вниз,
я застал Ягу, хлопотавшую  у печки, не  знаю, что уж там кипело в горшочках,
но аромат был изумительный!
     - Никитушка, давай скоренько за стол, надоть у царя пораньше быть. Пора
нашу  службу  до  самого  конца  справить.  Ужо как  суд решит, тогда  и  мы
отдохнем. Я на все отделение такой пир закачу...
     - Угу... а все отделение - мы трое. Ладно уж, после вынесения приговора
преступникам посидим в узком кругу, как свои люди. Митька-то готов?
     - Как всегда. Я ж говорю, он деревенский, до петухов вставать с детства
приученный.  Ну, вот и кашка  по-лукошински с грибами да брусникой  поспела.
Бери ложку-то...
     Завтракали   быстро.  От   чая   я   отказался,   сказывалось   нервное
перенапряжение последних дней. Потом выпью... все потом.  Баба Яга аккуратно
взяла с  полочки  мухомор, завернула  его в  платочек и положила в корзинку.
Митяй дожидался  нас  во  дворе, он  был необычайно  серьезен  и  собран.  К
царскому  терему  шли  молча.  Что-то недоговоренное  давило  на  всех  нас.
Какое-то смутное, непонятное  беспокойство тревожило изнутри, бередило,  как
заноза,  перекатывалось  холодным  комком  в  животе  и  не  давало   дышать
спокойно... Уже у самых ворот бабка обернулась  и осторожно потянула меня за
рукав:
     -  Пойдем  отсюда,  Никитушка... Не  то здесь затевается,  неправый суд
вершиться будет. Кровь близкую чую, человеческую... Не по сердцу мне это.
     - Поздно, уже пришли. - По правде говоря, мне тоже не  хотелось идти на
показательный фарс, но и отступать было некуда.  - Младший лейтенант милиции
Ивашов. Доложите царю.
     -  Предупрежденные уже, - расступились стражи. - Ждет вас государь, все
проходите.
     Мы  поднялись  в главный  тронный зал.  У входа под охраной стояли  два
"крупных уголовника"  -  боярин  и  дьяк. Увидев  меня,  они смущенно отвели
взгляды, видимо, каждый все-таки  чувствовал свою вину и отдавал себе отчет,
что если бы вовремя во всем признался, то мог  бы рассчитывать  на серьезное
снисхождение. Выражаясь их же языком - с повинной головы  и волос не падает.
Я подбадривающе улыбнулся...
     Двери  в залу распахнулись,  и  высунувшийся стрелец из царской гвардии
громко оповестил:
     - Государь приказывает сыскному воеводе войти и ответ держать.
     Тут уж  мы все трое недоуменно переглянулись. Но  делать нечего, вошли.
На этот раз  кроме напыщенных бояр, восседающих  на лавках,  у  трона Гороха
стояло  двое телохранителей.  Лично  я  видел  подобных  гигантов впервые...
Такими  лапами  лес  валить без топора можно,  гвозди лбом  забивать,  камни
ногами  в щебенку  дробить.  Сам  государь  явно  пребывал  в самом  суровом
расположении духа. Это ощущалось всеми и невидимым прессом давило души.
     - А ну подойди, сыскной воевода! Доложи-ка  всем нам,  как ты следствие
милицейское проводил, как покражу из казны разыскивал, на  кого вину за  все
дело возложить, кому ответ держать... Смело говори, ничего не бойся.
     Лично мне все это показалось сущей  ахинеей. Царь говорил  каким-то "не
своим" языком. Однако все смотрели на нас, на представителей первого
     отделения, поэтому я сделал шаг вперед, раскрыл планшетку и начал речь:
     - Краже в государственной казне предшествовал заговор.
     - Не  может того  быть!  Брехня! Клевета! Худа!  ~ послышалось со  всех
сторон.
     Царь поднял руку, и в заде вновь воцарилась тишина. Я продолжил:
     - Все нити преступления ведут к небезызвестному  Кощею Бессмертному. Он
давно  планировал захват Лукошкина. В конце концов ему  удалось  завербовать
себе постоянного  резидента,  который,  в свою  очередь, шантажом и  обманом
заставил  работать  на  себя  дьяка Филимона  Груздева  и  боярина  Афанасия
Мышкина.
     - Опять ложь! Не  мог  боярин  знатного рода так  себя  уронить! Врешь,
участковый!!! - вновь возмутилось наэлектрилизованное общество.
     Горох поманил стрельцов, и в залу ввели заключенных.
     - Вина  их тяжела  и доказана! Нынче же  казнить обоих.  А ты,  сыскной
воевода, поведай нам о том, кто их на кражу направил?
     - Дело в заговоре, а не в краже. Кража сундучка...
     - Не перечь государю! - неожиданно взревел Горох, вскакивая с трона.
     Все аж  пригнулись. Я  пожал  плечами  и  попросил  у Яги  мухомор. Она
положила гриб на ковер перед троном, зыркнула по сторонам, плюнула на пол...
Грянул гром! Перед нами сидел казначей Тюря, протирая заспанные глаза. Бояре
ахнули.
     - Так  он  же помер! Преставился... Да не  он это,  поди, похож только.
Опять милиция свои шутки шутит...
     - Гражданин  Тюря,  вы обвиняетесь... Я  не  успел договорить, казначей
посмотрел на царя и злорадно улыбнулся. Он встал, сделал пару шагов к трону,
внимательно разглядывая Гороха, а потом повернулся ко мне:
     - Вот ты и проиграл, участковый. Да знаешь ли, против чьей  воли идешь?
Да ведаешь ли, кто перед...
     - Казнить! - взвыл царь.
     Дальше  все произошло настолько быстро, что мы буквально обомлели. Один
из молодцов,  стоящих у трона, резво шагнул  к казначею, схватил его за шею,
сжал  страшными  пальцами,  и, только когда  раздался тихий хруст ломающихся
костей, до  меня дошло,  что  происходит. На безымянном пальце  Гороха сияло
золотое  кольцо  с  зеленоватым  смеющимся  камнем.  Вот  он  -  перстень  с
хризопразом! Все сразу стало ясно...

     - Митька! Хватай царя! Мышкин и Груздев, задержите телохранителей! Баба
Яга, помогите им!
     На мгновение из  зала исчезли все звуки. Наступила абсолютная тишина...
Первым шумом был звонкий подзатыльник, отвешенный раскрывшему рот Митяю.
     -  А  ну, неслух,  выполняй приказ сыскного  воеводы! -  рявкнула  Яга,
потирая ушибленную руку.
     Дальше  началось  столпотворение!  Наш парень прыгнул  на  Гороха,  тот
швырнул в него державой, не попал и, шипя, отбивался скипетром. Бояре дружно
рухнули  в   обморок.  Царские  бугаи  ринулись  на   выручку  государю,  но
обезумевший дьяк подкатился под ноги одному, а бывший начальник охраны повис
на  шее  у  другого.  Пока  шла  неравная  возня, бабка  громко  выкрикивала
заклинания. На шум драки прибежали стрельцы. Куча-мала покатилась по полу. Я
потерял  фуражку, сбил  кого-то,  пытавшегося меня удержать,  и рванулся  за
трон.  Там,  завернутый в парчовое  покрывало,  неподвижно  сидел  связанный
человек. Я потянул ткань...  Царь Горох,  собственной  персоной, с кляпом во
рту, со скрученными руками и ногами, повалился на пол.
     - Все в порядке? - Я похлопал его  по  щекам. Горох ответил мне бешеным
взглядом.  Я вытащил  кляп  и взялся за веревки.  Кто-то из очнувшихся  бояр
сдуру замахнулся на меня посохом, но царь ловко пнул его ногой в пах, боярин
повалился,  а  мы  вырвались в  зал. Горох  вспрыгнул на трон,  заорав,  как
пароходная сирена:
     - Эгей, молодцы! Вяжи самозванцев! Я с вами, дети мои!..
     С этими словами  государь попытался "щучкой" прыгнуть с  трона  в  гущу
боя, но  я удержал  его  ценой еще одной  шишки  на мою бедную голову. В зал
ворвался целый  отряд  стрельцов с саблями наголо.  Царь опомнился  и начал,
размахивая руками, руководить  сражением. Мужики побросали оружие и, закатав
рукава, пошли в рукопашную. Через пять минут победа была за нами!
     Я окинул "поле битвы" беглым  взглядом. На полу гора копошащихся тел, в
основном стрельцы вперемешку с боярами, откуда-то снизу  торчит обрывок рясы
дьяка Филимона. В уголке Баба Яга, все еще что-то бормочущая, в  позе кошки,
увидевшей  собаку.  Царь Горох  стоит  слева  от меня, в измятой  рубахе,  в
атласных штанах и шерстяных носках, с синяком на скуле.
     - Митька!
     А в ответ тишина, он вчера не вернулся из боя... Тьфу! О чем это я?
     - Митька!
     - ...десь... атюшка... ыскной... оевода! - едва слышно донеслось из-под
кучи-малы.
     Мы  с  Горохом  переглянулись  и на  пару взялись  за  дело. Где-то  на
середине был извлечен  боярин Мышкин,  намертво  вцепившийся  зубами в  ногу
расколдованного шамахана.  Зубы пришлось разжимать ножом, а  его  жертву еще
долго извлекали  из-под  полузадохнувшихся тел. Дьяк Филимон обнаружился еще
ниже,  он так крепко держал своего  врага,  также принявшего истинный облик,
что их объятья скорее походили на интимно-супружеские.  Сходство усиливалось
длинной  рясой дьяка  и  вызывающе  торчащей  сивой  косицей.  Предпоследним
достали помятого  и потоптанного  Митяя.  Как  он  вообще  выжил  под  такой
тяжестью? Но когда  его подняли,  то оказалось, что наш сотрудник припечатал
своим  пузом фальшивого  царя.  Благодаря  заклинанию  Яги  все три шамахана
лишились  личин. Того, кто  изображал  нам Гороха, настолько расплющило, что
его еле-еле откачали.  Я вернул валяющуюся корону ее законному владельцу. Он
мрачно принял от меня запылившийся символ верховной власти,  собственноручно
выправил погнутые зубцы и гордо водрузил головной убор набекрень.
     -  Ну,  участковый...  -  Горох  попытался что-то  сказать,  передумал,
крепко, по-братски обнял меня и заскрипел зубами: - Шамаханов - на кол! Всех
бояр  - вон! Завтра разберусь... Подать мне  доспех и оружие, не ровен  час,
Орда
     под стены пожалует.
     Мы  тоже  вышли  вместе  со  всеми.   Митька  отпросился  в  ополчение,
"пострадать за Отечество"... Я махнул рукой - иди куда хочешь, но, если тебя
убьют, на глаза мне не попадайся! Яга уцепила меня  под локоток,  и мы чинно
отправились домой. Улицы Лукошкина  были пустынны, как говорится: "Все  ушли
на фронт!" Мне уже ничего не хотелось... На кителе ни одной  пуговицы, я  их
по полу собирал, нашел всего  две. На фуражке кто-то сидел, теперь этот блин
только на  путало одевать. На лбу шишка, то ли  сам ударился, то  ли стукнул
кто...  Еще   локоть  беспокоит,  сгибать  больно,  придем,  сниму  рубашку,
посмотрю.
     До терема добрались быстро. Пока я раздевался, бабка за какие-то минуты
растопила  баню  и отправила меня  туда,  сунув  в  руки  чистое  полотенце.
Господи,  какое  блаженство... Баня -  единственное  спасение  для  усталого
милиционера, только что  свалившего с натруженных  плеч  тяжеленное  дело. Я
настолько разомлел в парной, что вышел к столу спустя не менее трех часов. В
предбаннике  меня дожидалась  пара  сменного белья, высокие  красные сапоги,
шелковая рубаха, штаны и богатый кафтан. Все правильно, после драки мои вещи
нуждались в стирке, штопке и глажке одновременно. А... все равно надо что-то
надевать.  Будем надеяться, до завтра помощь  милиции никому не понадобится.
Ну,  смущаюсь  я  пока в таком  наряде  на людях  показываться. Иван-царевич
какой-то... с планшеткой через плечо!
     А  на  столе стояли  -  пельмени...  Бабка их так замечательно  делает.
Хотя...  если бы сюда еще жареной  картошки с  кетчупом и сосисками, кофе  с
пенкой и настоящий российский шоколад... Как же я по всему этому соскучился!
Может,  попросить Ягу  и она  наколдует? Ага, картошку или  кофе из Америки,
которую,  поди,  еще  и не открыли.  Как изготавливают шоколад, тоже вряд ли
объяснимо на пальцах. Ладно,  все...  здесь  тоже хорошо кормят. Мы уже пили
чай, когда
     заявился сияющий Митька:
     - Погнали мы их, Никита Иванович! Всех как  есть государь наш обратно и
попер. Победа полнехонькая!
     - Ты-то сам навоевался? - улыбнулся я.
     - Не...  -  честно признал  он.  - Повоевать-то  никому  и не  удалось.
Шамаханцы как волной накатили, так  и стали перед воротами, ровно ждут чего.
А тут пушки со стен рявкать  начали... Басурмане с коней падают, а от города
не уходят, опять ждут.  Потом большой отряд в тот лесок  поскакал,  ну, куда
дьяковский ход вел,  а остальные сдуру все  под огнем  стоят. Пушкари-то  уж
пристрелялись, так ядрышко к ядрышку  и кладут.  Откуда ж ворогам знать, что
мы те ходы давно позасыпали?  К тому времечку,  пока ихний отряд в  оборотку
вернулся, от головной  орды едва ли не четверть намертво  выбита!  Повернули
они  коней,  и  давай бог ноги...  А вслед  ворота распахнулись, да  царская
конница  в погоню сабельками замахала. Шамаханцы-то как наших увидели -- еще
сильней  припустили!  До самой границы будут гнать супостатов. А ить там еще
полки пограничные  в  засадах дожидаются... Надолго мы ворога от нашей земли
отвадим!
     - Вот и ладушки... - кивнула Баба Яга. - Садись, герой, дозволяю тебе с
нами  чаю  откушать.  Хорошо  рассказывал,  честно,  а  я уж  грешным  делом
подумывала, будто опять про свои подвиги врать будешь.
     - Вечно вы так, бабушка... Да рази ж я когда врал?!
     - Митька-а...
     Под  нашими  насмешливыми взглядами он  заерзал на скамье  и вынужденно
признал:
     -  Ну,  иногда...  дык...  для  пользы  дела  же! Яга  пододвинула  ему
ватрушку.

     Тихая идиллия нашего чаепития была прервана стуком в дверь. Вернувшийся
Митяй осипшим голосом доложил:
     - Сам! Царь!
     Баба Яга поняла меня с полувзгляда:
     -  Беги  в  свою  опочивальню,   Никитушка,  вся  форма  твоя  там  ужо
дожидается.
     Каким-то  чудом я успел сгонять  наверх,  переодеться, слететь  вниз  и
встретить государя, как раз  когда он проходил  в  двери. Царя  сопровождало
четверо  бояр  в  боевых  кольчугах,  следом  топтались  стрельцы из  личной
гвардии.
     - Здравия желаю!
     -  И  ты  здравствуй,  сыскной  воевода.  Вот, сам  зашел, по-простому,
по-соседски... Чаем-то угостишь?
     -  Присаживайтесь,  ваше  величество.  Я   было  пригласил  к  столу  и
сопровождающих, но они ответили мне такими высокомерными взглядами... Вам же
хуже! Горох расселся  на  лавке,  приняв  от  Яги большую кружку с ароматным
облепиховым чаем.
     - Все понимаю, все  знаю,  как  на меня  набросились  мои же  стрельцы,
повязали, тряпку  в рот  засунули, да один  в меня же и превратился  --  все
принимаю. Так и было. Шамаханцы, они на самый рискованный шаг решились, лишь
бы по-своему  все повернуть. К ним у меня претензий нет, они враги.  К своим
дуракам - тоже, они царя на  троне  видели и служили ему верно. А вот как же
ты догадался, что не я перед тобой?
     - Человека  выдает  не  только его  внешность, но  и жесты, характерные
словечки, манера двигаться, смеяться, даже  просто молчать. Шамахан изо всех
сил старался  изобразить присутствующим  настоящего  царя  так, как  он  это
понимал. Но  его представление о вас и вы - это две разновеликие величины. С
такими актерскими данными парень не прошел бы даже в любительский театр.
     - Но остальные-то поверили?
     - Они привыкли к  перепадам вашего настроения. И потом, этот врожденный
комплекс - кто на троне, тот и  царь! Я смотрю проще... Ну, а самое главное,
перстень с хризопразом. Я был уверен, что он  у  Тюри. Значит, перед арестом
казначей успел передать опасную вещицу  кому-то из шамаханов. Главное, чтобы
она не попала в руки человеку, а тут сам "царь" носит на пальце "украденный"
у  него же  перстень,  который  все  ищут, и  молчит! Все  прочее  на уровне
интуиции...
     -  Ладно  у  тебя получилось,  - подтвердил  Горох, протягивая  руку за
плюшками. - Выходит, не соврал ты мне - и вправду обучен воров ловить. Врага
мы прогнали.  Покражу  нашли. Виноватого тоже,  да  вот  только  он за  свое
предательство уже и без нас получил. Зачем же они убили его?
     - На всякий случай,  он мог ненароком выдать сообщника. Тюря  по одному
перстню сразу понял, что "царь" поддельный, и его убрали.
     - С остальными-то чего делать посоветуешь?
     - С кем? - переспросил я.
     Творилось что-то невероятное...  Да  чтобы Горох  стал  спрашивать  мое
мнение по вопросу казнить-миловать?! Такое нельзя упускать...
     - Дьяка стоит припугнуть и хорошенько загрузить работой, чтоб впредь не
лез  куда  не  просят.  Боярина  Мышкина отправить  в  ближайшую  деревню на
пару-тройку лет; если поумнеет, то впоследствии пристроить  к  какому-нибудь
не очень сложному делу. Они оба оступились, но полны раскаяния и  героически
дрались за вашу милость во вчерашней попытке дворцового переворота.
     - Будь по-твоему, - кивнул государь. - А для себя-то чего просишь?
     - Ничего.
     - Не скромничай, сыскной воевода, бери, пока даю. Чего хочешь?
     - Медаль  для Митьки, -  вспомнилась  мне просьба  Яги. - За отвагу или
заслуги перед Отечеством.
     - Зачем  такому богатырю еще  и  медаль? Ну  да  ладно, будь по-твоему.
Завтра же дам приказ - выковать. Для себя проси.
     - Не надо. Ничего не надо, я же у  вас  на жалованье. Это частные  дела
оплачиваются   отдельным  порядком.  Лучше   потом,  когда   будет  побольше
свободного  времени,   вы  побеседуете  со  мной   насчет   планов  развития
материальной базы милицейского отделения в городе Лукошкине.
     - Хорошо.  Смотри  же, я  спрашивал... - Царь Горох  поднялся, сунул  в
карман недоеденную плюшку и, попрощавшись, вышел вон...
     - Так дадут медаль али нет?
     - Дадут, - успокоил я. - Дело закончено. Остается лишь подробно описать
все, что было, подшить мои записи из планшетки и сдать все в архив.
     Через пару часов  в  дверь вновь постучали. Извиняясь  за столь поздний
визит,  молодой  дьяк  думного  приказа,  в  сопровождении  двух  стрельцов,
доставил мне свеженький  приказ от  царя.  Читал я вслух, так как написанное
касалось  всех.  Опуская  положенные  титулы  и  пышные  предисловия,  сразу
перехожу к главному:
     -  "...на  подворье  нашем   новый  терем  поставить,  дабы   отделение
милицейское завсегда под рукой было".
     - Уходишь, стало быть? - мгновенно поникла Баба Яга. - Ну, знамое дело,
приказ... Иди, иди, не держу. Опять же без тебя так спокойно было...  Небось
оно  и к  лучшему.  Буду  грибы  солить, вареньем  запасаться,  саму себя  в
"дурачках" оставлять. Ох и жизнь начнется! Только о себе думать буду... Пока
не повешусь от скуки...
     -  Да  бросьте  вы!  Куда я отсюда  поеду? Кто  меня  при дворе  такими
пельменями кормить будет? Управление останется  здесь - и мне проще, и казне
экономия.  Эй, Митька, дальше  про тебя: "...молодцу  Дмитрию  Лобову медаль
выдать из чистого золота с надписью "За особые  заслуги". Опосля чего жалуем
ему  денег пять рублев и от работы в отделении  освобождаем. Пущай к себе на
деревню возвращается, пост старосты по чину берет да с жителями тамошними по
закону управляется".
     - Поздравляю, деревенский староста!
     -  За  что  обижаете,  батюшка  воевода?  -  напрягся  Митяй, в  глазах
здоровенного парня стояли слезы. - Почто  гоните? Где вина моя? Чем неугоден
стал?!
     - Опомнись,  балда, кто тебя гонит? Царь  медаль  тебе даст и должность
самостоятельную.  Это  же  прямое  повышение,   карьерист  ты  недогадливый!
Радоваться надо, представляешь, как матушку осчастливишь?
     - Не хочу я... его медали. И в деревню не хочу... и  старостой не буду!
Я  милиционером стать хочу! В отделении работать, преступников ловить, народ
от лихих людей защищать. Не гони меня, батюшка... Христом Богом тебя прошу -
оставь на службе!
     Вы не  поверите, мы  еле-еле его успокоили... Несчастного Митяя трясло,
его  била  нервная  дрожь,  он едва  ли не ревел от  незаслуженной  "обиды".
Кончилось  тем,  что  я  дал  самое  честное  слово, поклявшись  никогда  не
отпускать  его  с  работы  в  отделении. В  общем,  пропуская несущественные
детали, скажу  - Яге  была пожалована  корова,  две тонкорунных овцы и право
изъятия любых  пищевых продуктов  с царевой кухни. Мне предлагался в награду
"...добрый жеребец с  государевой конюшни, шуба  с царского плеча и кольчуга
богатая венецианской работы..." Спасибо, очень приятно...
     Утром меня разбудил петух. Убью! Если Баба Яга не сварит из него суп, я
просто возьму тяжелую царскую саблю и буду гонять этого гада по всему двору,
пока не зарублю. Никакого уважения к работникам милиции...
     - Никитушка! Вставай, сокол ты наш  ясный... Ни  за что! Я завернулся в
одеяло с головой, не буду вылезать, у меня законный выходной.
     - Вставай,  вставай,  голубь...  Не забыл, чай, царь тебя сегодня ждет.
Боярышень  пригласил,  пировать  в  честь  победы  будут,  а  тебе  смотрины
ненароком  устроят.  Посидишь,  поглядишь,  послушаешь,  да и  выберешь себе
душеньку по сердцу...
     Вот уж тут я встал!  Елки-палки, он все-таки это  устроил... Ну, надежа
государь, удружил, ничего не скажешь! Вовек твоей доброты не забуду,  с меня
причитается...
     - Батюшка воевода!
     - Митька! Ты как посмел? - тут же напустилась Яга на моего напарника.
     Он мгновенно нырнул обратно за дверь и уже оттуда продолжил:
     -  Там  купцы  у  ворот!  Покорнейше  просят  принять,  покража  у  них
страшная...
     - Зови! - обрадовался я.
     Никаких  смотрин,  никакой  женитьбы,   служба!  Служба,  господа!  Все
нормально, все хорошо, все при деле...
     - Никитушка!
     - Что?
     - Ты уж как будешь  купцов-то слушать, меня  из горницы  не гони.  Я-то
сразу угляжу, который из них врет.
     - Как  же можно? - Я дружески приобнял  бабку за костлявые плечи. -- Мы
теперь одна  команда.  Оперативный отдел. Работаем вместе, согласно штатному
расписанию.  Митька, дуй к  Гороху,  скажи,  что у меня новое дело, пусть  к
обеду не ждет. Потом рысью назад. Бабуля, зовите пострадавших!
     Если бы  я  знал, чем  это дело закончится,  - ни за что бы  за него не
взялся.







     Все началось с того, что в то утро меня опять разбудил петух. В нем вся
проблема... Именно  из-за этой скотины с  гребешком и  перьями  я  регулярно
катастрофически  не высыпаюсь! Естественно,  утро испорчено  и настроение на
весь день - хуже некуда! Если  Яга не внемлет моим  стонам и молитвам, Я сам
его задушу. Или застрелю из  стрелецкой  пищали (правда, для этого  мерзавца
надо  привязать перед самым дулом,  иначе  я из этой базуки  ни  в  жисть не
попаду). Может,  Митьку попросить, он на него медвежий капкан поставит? Нет,
нет, нет... О чем  это  я? Да наш Митяй  первым же  в  этот капкан и угодит.
Пусть уж лучше  он  его так  ловит. Представив  себе двухметрового  парня  с
квадратными плечами, гоняющего кур по двору Бабы Яги, я невольно улыбнулся.
     Прошу прощения,  что не представился  сразу.  Ивашов  Никита  Иванович,
младший  лейтенант  милиции,  холост, в  политических  партиях  не  состоял,
родился и вырос в  городе  Москве. В настоящее  время являюсь главой первого
лукошкинского  отделения  милиции. Лукошкино  - это  столица нашего царства.
Правит здесь  царь  Горох, очень неглупый мужчина, будет  время - расскажу о
нем подробнее. Отделение наше расположено в двухэтажном тереме Бабы Яги, где
я одновременно и  квартирую.  Эта милая  старушка с горбатым носом и кривыми
зубами  входит   в  штат  оперативно-следственной  бригады,  в  плане  сбора
информации  -  совершенно  незаменимый  работник.  Да  еще  и приколдовывает
иногда. Я  раньше  сам  в  это не  верил, пока  лично  не  убедился. Ничего,
привык... Еще у нас  служит Митяй,  тот  самый герой с фигурой  Терминатора,
только ростом повыше, а  мозгов... вровень, что  у одного, что у другого. Он
сам деревенский, образования никакого, вот и носится на подхвате. Однако все
трое мы составляем неплохую рабочую бригаду, заставляя считаться с нами весь
криминальный мир родного Лукошкина. Хотя, честно говоря,  уголовников  здесь
маловато.  Народец  местный  к  профилактике  преступлений  относится  очень
серьезно,  как  поймают  карманника на базаре, так всем миром отметелят, что
бедолаге только  у  нас в отделении и спасение. Еще стрельцы, конечно, очень
помогают. Царь выделил специальную сотню для патрулирования города. Ходят по
трое,  а  старший,  бородач  Еремеев,  каждое  утро  докладывает  лично  мне
криминалистическую обстановку. Как видите, работа наша, милицейская, в любом
времени в любом государстве всегда востребованная. А этот сволочной петух...
На самом-то деле проблема, конечно, не в петухе, а в том, что я просто хотел
отдохнуть.  Правда, из  этого все равно ничего бы не  вышло, но факт  самого
хотения...
     Итак,  сначала петух,  потом  Баба  Яга доделывает  его "черное  дело",
ласково уговаривая  меня встать и спуститься  к завтраку. Потом оказывается,
что  к  обеду  меня  ждет  царь-государь,  а за столом будет  присутствовать
полсотни девиц-красавиц сплошь  боярского  рода и,  как одна, на  выданье. У
Гороха своеобразное  мнение  о  том, как  и  чем надо  награждать  за верную
службу.  Наградить,  конечно, стоило...  Прямо  скажу, мы  тогда  провернули
неслабое дельце с  шамаханским заговором. Но  награждать  женитьбой?! Это уж
какое-то  чрезмерное древнерусское  самодурство.  Нет, я вовсе не  противник
брака,  не убежденный  холостяк  или  чего хуже... нет! Только  жену  я хочу
выбрать  себе  сам.  И  вовсе  не  обязательно  боярышню. По-моему,  женская
красота, ум и порядочность от сословий не зависят...
     Так вот, в пиковый момент в терем залетает Митяй и на всю горницу орет,
дескать, купцы пришли, дело у  них. Я  даже чуть не всплакнул  от счастья  -
служба превыше всего! Значит, на смотрины к Гороху не идем, тирьям-пам-пам!
     - Так что, воевода-батюшка, звать? - раздался из сеней Митькин бас.
     - Зови, я же сказал.
     Баба Яга сидела  в уголочке  у печи,  проворные  спицы так и мелькали в
умелых пальцах.  Старушка обещала связать мне шерстяные носки на зиму,  ну а
заодно  заменяла в отделении так  называемый  "детектор лжи". Минутой  позже
представительная делегация вошла в горницу. Гости перекрестились на образа и
поклонились сначала бабке, потом мне.
     - По делу мы, Никита Иваныч.
     Я указал  на скамью. Все  трое  сели.  Двоих  я  знал.  Самый высокий и
дородный, с окладистой  рыжей бородой, был потомственный купец Аксенов Федор
Борисович. Три собственные  лавки,  харчевня  и  постоялый двор;  его  дела,
возможно, и попахивали "черным  налом", но  пока  не шли  в явный конфликт с
законом. Вторым  был его партнер по торговле персидскими тканями Кирокосьянц
Арон Давидович. Выходец из далекой Армении, он уже лет десять безвылазно жил
в Лукошкине.  Перевез семью, открыл свой гостиный  двор, склад, а  в  случае
шамаханских  налетов  даже  отправлял  двоих сыновей  в  царское  ополчение.
Третьего я никогда не  видел раньше, но  мог догадываться...  Черная шляпа с
полями,  длинная  черная одежда, завитые пейсы на висках и  острохарактерный
нос.
     - Я вас слушаю, граждане купцы.
     -  Ну,  говорить, видать,  мне  придется,  как старшому, - весомо решил
Федор Борисович. - Так вот оно и получается - воруют у нас!
     -  У  нас  везде воруют  -  страна  такая,  -  криво  улыбнулся  я.  --
Поподробнее давайте: что пропало, когда и где?
     - А... это  вот уж пусть товарищ  мой доложит, весь учет через его руки
идет.
     -  Ну что  я тэбэ скажу,  участковый? - даже привстал  Кирокосьянц.  --
Клянусь мамой, сколько живу - такого нэ видэл! Вэришь, нэт?!
     - Верю. Конкретней, пожалуйста.
     - Вай,  зачэм  торопишь?  Такоэ дэло бэз  суэты разбираться  надо.  Все
черноэ воруют.
     - Как это все черное? - не понял я.
     Баба Яга в уголке тоже сделала удивленные глаза.
     - Сам  нэ знаю, - пожал  плечами  армянин. - Ткани пэрсидскиэ вэзем,  в
лавках храним,  всэ  на мэстэ, черных -  нэт! Бархат черный испанский - нэт,
кожа черная африканская - тожэ нэт.
     - Господи, вы что ж там, негров свежуете, что ли? - вырвалось у меня.
     - Зачэм нэгров? Пантэра, лэв  черный, змэи разныэ... Все на своем мэстэ
лэжит, черный - нэт.
     - Бред какой-то. Ладно, записал. Гражданин, вы что-то имеете добавить?
     -  Таки  имею...  Представиться позволите?  Шмулинсон Абрам  Моисеевич.
Прибыл на днях в ваш трогательно милый город, имею честные намерения открыть
меняльную  контору с  услугами опытного  портного-гробовщика. Ви улавливаете
суть? Вот ви человек  молодой, благослови Господь,  решаете жениться или, не
приведи Боже, помереть...
     - Ближе к делу, - напомнил я.
     - Ах, дело. Всегда дела, бедный еврей вечно должен работать, потому как
дома больная жена и шестеро ребятишек, а всем хочется кушать. Горе в том, шо
я вложил весь свой капитал в черную материю, которая, как ви уже поняли, мне
нужна до зарезу. Нет, я  могу оббить гроб и веселым ситчиком в  цветочек. По
мне, так  пусть покойник радуется, но поймут ли это родственники безвременно
усопшего?
     - Все ясно.  Как я  понял,  вы,  гражданин  Аксенов, требуемый материал
завезли?
     -  На том и  стоим. Раз есть  покупатель,  мы  ему товар завсегда лицом
предоставим.
     - А вы, гражданин Кирокосьянц, получили материю на склад и взяли деньги
с Абрама Моисеевича?
     - Ну, взял, Пачэму  нэ  взять? Мы  дэла честно вэдем. Он дэньги вечером
принес, утром на склад пошли - там нэт ничего!
     - И дело-то не  в деньгах, - снова вмешался старший купец, -  деньги мы
хоть  сейчас   вернем.   А  только  непорядок  это!  Вора   сыскать  надобно
всенепременно.
     - Сыщем. - Я захлопнул планшетку. - На первый взгляд ничего особенного.
Можете идти, граждане, мы займемся вашими кражами.
     Все трое встали, поклонились и вышли. Баба Яга пересела ко мне за стол,
задумчиво зевнула и грустно доложила:
     - Все честь по чести, Никитушка. Преступника посредь них нет.
     - Вы хотите сказать, вора?
     - Ну,  воруют-то все трое, в ихнем  деле  без воровства никак нельзя, в
торговле воровать  сызмальства  учат,  а  не  то  прогоришь.  Я тебе  о  чем
толкую-то: все они  правду говорят, и ни один об жулье энтом странном ничего
не утаил.
     -  Я думаю, нужна хорошая ревизия на  армянский  склад.  Наверняка  там
много чего неучтенного или "пропащего", а  черной ткани хватились лишь из-за
того, что за ней пришел покупатель, к тому же оплативший все услуги вперед.
     - А зачем? - хмыкнула Яга.
     -  Хороший вопрос, -  согласился я. - Действительно, зачем? Мог  прийти
утром, товар - деньги. Не вполне понятно...
     - Что делать-то думаешь, Никитушка?
     -  Начну  с  базара.  Надо  обойти  все  лавки  и поинтересоваться,  но
ненавязчиво, не пропадала ли где еще черная мануфактура.
     - А еще кожу энту, негритянскую, не забудь.
     - Африканскую. Не забуду. Эй, Митька, давай сюда, есть срочная  работа.
Значит, так...

     Один из серьезных минусов нашего парня -  это творческий  склад ума. То
есть  ума как такового  у  него почти и нет, а та  скромная масса, что есть,
навеки отравлена  вирусом созидания. Он  любит творить!  Дайте этой  орясине
любое задание - он его выполнит... Но так выполнит, что  вы потом за  голову
схватитесь. После его походов на  базар  в качестве "народного контроля"  за
обвесом, недомером, нетоварным  видом  и  т.д.  отделение захлестнула  волна
жалоб  от  разобиженных торговцев. Проверяет степень  пропеченности хлеба  -
сожрет полкаравая, уточняет наличие  спирта в медовухе - вылакает весь жбан,
если не отберут. А уж его извечная борьба за качество кислой капусты...
     -  В общем, слушай, - сурово  начал  я,  - задание  твое будет трудным,
секретным и опасным.
     -  Батюшка  сыскной  воевода, да  я...  вы ж меня  знаете...  Живота не
пожалею!
     -   Знаю,  слишком  хорошо  знаю.  Поэтому  и  настаиваю  на  четком  и
оперативном выполнении приказа. Никакой самодеятельности!
     - Обижаешь, батюшка...
     -  Выдвигаешься в район базара. Ходишь по рядам, но ничего не трогаешь.
Понял?  Узнаю,  что опять  у  старушек  семечки  клянчил,  якобы  "на  нужды
отделения", - накажу! А задача твоя - всех обойти, по всем лавкам побегать и
выяснить где, когда, по какой цене можно приобрести следующие товары: первое
-  ткань черная (шелк,  ситец,  бархат); второе - кожа черная (сафьян, хром,
кирза).
     - Осознал, - серьезно кивнул он. - А ежели я...
     - Нет, покупать ничего  не  надо, спросишь и уходи. Бумагу, карандаш  и
сумку получишь у Яги, непосредственно перед выходом на задание.
     - Уловил. Вот только...
     - Нет, образцов не воруй, мне их сюда тащить незачем. Еще вопросы?
     - Дык... ясно, не лыком шиты. Значитца, коли я...
     - Митька, только  попробуй!  Подозрительным продавцам  руки за спину не
крутить и в отделение ко мне через весь город не  волочь... Во всем прочем -
действуй по обстановке. Главное, не привлекай особенного внимания.
     Митяй тяжело вздохнул, развел руками, попытался козырнуть,  притоптывая
лаптями, и повернулся к Яге. Та достала большую холщовую сумку, сунула в нее
лист бумаги и новенький  карандаш, после чего от щедрой женской души бросила
туда же два яблока и повесила парню на шею.
     - Ты  уж смотри там. Задание у тебя больно серьезное, не подведи нас  с
участковым.
     -  Не робей, бабуля, справимся! Но  ежели  что... уж ты мамане  моей на
деревню-то сообщи. Так, мол, и  так... смертью храбрых... на боевом посту...
Можно, я  напоследок бублик с  собою возьму? Все не так страшно пропадать во
цвете лет...
     - Бери, бери, родимый, - всхлипнула бабка, но уже через секунду поняла,
что,   собственно,  происходит.  -   Ах  ты,   вымогатель  паршивый!   Телок
беспардонный! А ну, марш на работу и чтоб духу твоего здесь не было!
     Митяй вовремя шмыгнул за дверь, и Яга поставила ухват на место.
     -  Совсем заболтал  старую...  А  что, Никитушка,  мы-то  с  тобой  чем
займемся?
     - Рутиной, - вздохнул я, выглядывая  в окно. - Вон  Еремеев  пожаловал,
надо доклад принять. Сделайте нам чайку, пожалуйста.
     Старший  стрелец,  Фома  Еремеев,  был  немного  моложе  меня,  но  для
солидности  холил короткую бороду, а  в  начальники выбился благодаря личной
храбрости  и уму. Парнишка был  поповского рода, но не пошел по родительским
стопам, а сделал ставку на армейскую  карьеру. По  службе мы сдружились, и я
всегда угощал его чаем.
     - Что нового в городе?
     - Жизнь течет, - философски ответствовал стрелец.
     - А не было ли за последнее время каких-то подозрительных лиц?
     -  Народу много шастает, на  то мы и столица.  Тока если  ребята начнут
всех подозрительных хватать - у нас тюрем недостанет.
     - Логично... - признал я.
     - Али случилось чего? - Фома отодвинул чашку.
     - И да и  нет... Купцы  пожаловались, будто у них черная ткань пропала,
вот я и спросил. Так, на всякий случай...
     - Да уж... ежели бы конь пропал,  золото какое, а то тряпки. Обыскивать
всех, что ли?
     - Нет, конечно. Просто, если где всплывет рулон-другой, дай мне  знать.
Договорились?
     - По рукам, участковый!
     Вот с такими людьми  и  работать приятно.  Однако на самом деле  больше
заняться было абсолютно нечем. При отсутствии какой-либо информации  строить
версии на пустом месте просто глупо. Похоже, Ягу съедала  та же скука, мы на
пару уселись за стол, и только тогда бабка дала выход своим сомнениям:
     - Думала я,  думала  и вот что тебе, сокол ясный,  скажу:  ничего я  не
поняла! Зачем  вору  надо было ткань красть? Добро бы одну  штуку, а то ведь
все  подчистую со склада умели. Чего с ней  делать? Продать? А  кому столько
тряпок да кожи надо? Да ведь еще все сплошь черное...
     - Это меня и смущает, - признался я. Абсолютная  бессмысленность кражи.
- Черный цвет у вас не в моде. Вот гробовщик захотел купить, так  заказывать
пришлось, в лавках не было. Почему вор не  взял цветные ткани? Там, наверно,
были и ярче, и дороже. Какой смысл в похищении именно черных?
     - Вот и я о том же... И знаешь, беспокоит меня это, Никитушка. Прав  ты
был, надо завтра же на склад армянский идти, там  ответ искать. Не  нравится
мне это дело. Помяни мое слово, добром оно не кончится.
     - Ладно...  На первый  взгляд  - ничего особенного, не будем  нагнетать
обстановку.  Однако Митька  задерживается... В Лукошкине не больше  тридцати
мануфактурных  лавок, супермаркетов и  универсамов в помине  нет,  где ж его
черти носят?
     Как  бы  в  ответ  на  мой  вопрос в  ворота  забарабанили.  Яга  пошла
разбираться, а  я бессмысленно мерил комнату  шагами -  черный цвет никак не
хотел меня отпускать. Казалось, что я упустил что-то безумно важное, и, если
бы только понять, почему именно черный, все стало бы легко и просто.
     - Никитушка, тут к тебе...
     В горницу вошли четверо купцов, судя по костюмам и лицам -  все выходцы
из  Средней  Азии. Самое  трогательное,  что  трое  держали в горизонтальном
положении  свернутый персидский  ковер, с  одной стороны которого  почему-то
торчали лапти сорок пятого размера.
     -  Да  хранит Аллах тебя и  твое  управление,  уважаемый участковый,  -
вежливо  поклонились все,  но говорил один,  маленький, худой,  в  полосатом
жилете и тюбетейке.  - Мы люди не местные, приезжие, всех законов  не знаем,
но уважать очень стараемся. Вот шпиона поймали  - тебе принесли. Благодарить
не надо, подарков не надо - мы милицию очень любим.
     Трое   азиатов  раскатали  ковер,   из  которого  вывалился...  Митька!
Собственно, кого еще я ждал?
     - Шпион?
     - Совсем шпион, гражданин начальник. Вокруг  моего  каравана целый  час
ходил, тюки смотрел. Я за ним Абдуллу послал, Абдулла говорит -- шпион везде
ходит,  все  смотрит,  по-человечески  не  понимает, на  бумажку  пишет. Сам
посмотри!
     Я  взял   измятый  лист,  обильно  исчерканный  Митькиными  каракулями,
чертыхнулся про себя, а купец воодушевленно продолжил:
     - Как одет! Разве честный гражданин  так ходит? Шпион и  есть!  Мы  его
вежливо,  как  человека, спрашиваем: ты  шпион?  Молчит. А борода фальшивая!
Вот, тебе принесли, начальник. Всего его забирай, нам даром не надо...
     -  Большое  спасибо! -  решился я,  вставая из-за стола и пожимая  всем
четверым руки.
     Улыбаясь и лопоча, купцы удалились. Настало время разборок...
     - Бабуля, там у  нас стрельцы  не проходили?  Надо сдать задержанного в
тюрьму.
     - Чего? - не понял Митька, сидящий на полу и завязывающий лапоть.
     - Как скажешь,  Никитушка,  -  подмигнула мне  Яга. - Ах ты  ж, напасти
какие... Шпионы  расползлись,  как  тараканы  поганые! Всенепременно  надо в
тюрьму, там ужо с него спросят...
     - Да вы что?! Баба Яга! Никита Иванович! Вы что ж, не признали? Это ж я
- Митька!
     - Кто? - сощурился я. - Вы, гражданин, здесь горбатого не лепите, у нас
с военными разведчиками разговор короткий - за уши и к стенке!
     - А еще  честным именем  сотрудника милиции  прикрывается, - возмущенно
поддержала  Яга,  -  Митька, говорит,  я! Да ты  нашего Митеньку в  глаза-то
видел? Он парень  молодой, ни усов,  ни бороды не носит, ликом светел и одет
по-русски. А теперь на себя посмотри, нехристь басурманская!
     Бедолага встал и торопливо  ощупал себя со  всех сторон. Потом до  него
дошло... Он сорвал  с  головы  пестрый тюрбан, почему-то украшенный  турьими
рогами,  сбросил с  плеч  большой  мешок  из-под  муки с прорезями для рук и
головы,   снял  непонятный  платок,  обернувший  его  бедра,  как  клетчатая
шотландская  юбка,  стер подолом  рубахи слой дегтя  с  лица и  окончательно
отлепил полуоторванную бороду из лисьего меха.
     - Вот он я!
     Под нашими тяжелыми взглядами Митька неуверенно потоптался и пустился в
торопливые объяснения, не дожидаясь законных вопросов:
     - А че я? Че сразу  я? Вы ж сами сказали - "не привлекая внимания". Так
мою рожу каждая собака в Лукошкине знает. Козе понятно, что, раз человек из
     милиции  интересуется,  значит, дело  уголовное. Рази ж  тут кто правду
скажет? Ну вот, переоделся. Сам от купцов заезжих слышал, будто страны есть,
где  люди черны, аки бесы! Ну, я и... дегтем лицо и  руки...  слегка того...
Костюмец подобрал, опять же,  чтоб не узнали. Да ежли б энти узкоглазые меня
палкой по затылку не шарахнули, я б их сам всех в один ковер запихал и узлом
завязал на память!
     -  Митька,  - еле  выдохнул я, почти умирая от хохота, -  а рога  бычьи
какого лешего к тюрбану  присобачил?  Негры, они, конечно, черные, как бесы,
но безрогие, честное слово...
     - Правда?  - искренне  огорчился он.  - А я  уж думал еще и хвост сзади
привесить... Не рискнул, мальчишки б засмеяли.
     -  Ладно, - отдышались  мы с Ягой. - Судя по всему, внимания к операции
ты не привлек. Теперь покажи, Христа ради, чего ты тут накалякал?
     - Где?  Дык...  писал  я тут. Не видно разве? Даже обидно как-то... Вот
ведь нормальными буквами, разборчиво: "ничавонетутиисшоулафкахтоженету".
     - Бабуля, это кто ж его, молодца, так грамоте обучил?
     - Знамо кто  - Филимон, дьяк думского приказу. После дела царского они,
почитай, неделю безвылазно в его домишке сидели. Ты ж сам приказал,  чтоб он
премудрость  эту книжную, как там... форсировал! Вот  он  и  подошел со всем
старанием...
     - Ясненько...  Ну  что ж, шпион  африканский из дружественной  Нигерии,
марш в баню! Как отмоешься, иди спать, устный доклад отложим на завтра.
     К себе наверх я поднимался с тяжелым  сердцем.  Можно ругать  Митьку за
все  грехи,  но одно ясно  без  проверок:  если он  ничего  не нашел,  то  в
городских  лавках черного  материала нет!  Толкнув  дверь, я шагнул  в  свою
комнату, и... кто-то  сзади набросил  мне  что-то на голову  и  стал душить.
Нападающий  явно превосходил меня силой  и весом, так  что  перебросить  его
через  себя мне не удалось. Уже тускнеющим сознанием я  сообразил прекратить
бессмысленную борьбу  с зажавшими  мое горло  лапами  и, опустив левую руку,
резко ударил противника в пах. Я попал туда, куда надо... Нападавший охнул и
ослабил захват. Я вывернулся, кое-как сорвал с головы кусок мокрого шелка и,
едва не падая, повис  на двери.  В слабом лунном свете  была видна массивная
мужская фигура,  скрючившаяся в углу.  Внезапно человек  поднялся,  блеснула
узкая  полоска  стали,  но он напрасно  решил,  что  все будет  так  просто.
Оттолкнувшись левой ногой  от  порога, я повис  на руках,  и, используя силу
движения двери, ударил врага пяткой в  грудь.  Мужчину снесло к  окну, через
которое он и вылетел с торжественным звоном!
     - Никитушка! Что с тобой, касатик?! - Ко мне бежала перепуганная  бабка
с ухватом наперевес.
     -  Все...  нормально... -  слова  давались  с трудом,  видимо,  негодяй
все-таки сильно пережал мне горло.
     Яга все поняла без  слов, быстро осмотрела  спальню, ткнула ухватом под
кровать и высунулась в окно.
     - Убег... - с сожалением доложила она.  - Что ж это такое деется? Из-за
каких-то  тряпок на самого участкового  злоумышленничать надумали... Не дело
это.  С  утра потребую, чтоб наряд стрелецкий  цельные  сутки,  в две смены,
терем наш от злодеев охранял!
     - Терем им не нужен. Им нужен я... почему?
     -  Нет уж, милок! - строго заявила Яга.  - В прошлый раз, чтоб  до тебя
добраться, шамаханы дом мой жгли, красного  петуха  пускали.  А в  энтот раз
чего удумают? Ну как порохом взорвут?!
     - Уф... прямо какие-то арабские террористы... Что это?
     - Где?
     - Да  вот. - Я поднял с пола кусок черной материи. -  Шелк. Он набросил
мне это  на голову.  Между  прочим,  цвет тот самый, как в  ориентировках по
поиску похищенного товара.
     - Ну и что с того?
     - Не знаю. Пока не знаю. А Митька где?
     - В бане, где ему  быть,  -  пожала плечами разгоряченная  старушка.  -
Дак... и вправду, чей-то долго его нет... Не случилось чего?
     Мы  поспешили  вниз. Баня находилась во дворе, рядом с порубом. Судя по
луже воды и следам сапог, здесь тоже не обошлось без покушения. Боже ты мой,
если  они  ему  хоть что-то  сделали!  Я  рванул  дверь  баньки.  Показалось
густейшее облако пара, и грозный Митькин голос визгливо проорал:
     -  Не  подходи!  Живым  не дамся!  В  то  же  мгновение на  нас с  Ягой
выплеснулся целый жбан кипятка! Как мы умудрились отпрыгнуть в стороны - ума
не приложу. Мне, человеку молодому  и  тренированному, это  далось с трудом,
что уж говорить о бабкином прыжке с кувырком-переворотом...
     - Митька, дубина! Не дури! Это я, слышишь.
     -  Ба... воевода-батюшка?  - недоверчиво спросил он,  и из  облака пара
вышел  красный, как  вареный рак,  наш  вымытый  сослуживец. Он  прикрывался
деревянной бадейкой и выглядел несколько напуганным.
     - Что случилось?
     - Так и я о том же спросить хотел. Случилось чего?
     - Давай первый рассказывай.
     - Че  ж тут скажешь? Моюсь,  согласно вашим  начальственным  указаниям.
Вроде кто-то в дверь - шасть! Я смотрю - мужик, весь в черном, глаза злые, а
в руке  ножик. Так, думаю, не колбасу он сюда резать  пришел. А  зачем?  Ну,
спрашивать  не стал, просто дал  ему,  вон, шайкой по зубам - он за двери  и
выпал. Я - к котлу с  кипятком,  полную бадью  зачерпнул,  жду... тут  дверь
опять открывается. Ну и все... я как... а это вы... Предупреждать же надо!
     -  Вот  мы и бежали, чтоб тебя,  дурака предупредить, -  заворчала Баба
Яга, она уже дважды  поднималась из  горячей  лужи и  дважды поскальзывалась
вновь. На третьей  попытке она плюхнулась и  разразилась полновесной бранью,
так  и сидя  в  грязи:  - Что ж ты, охальник, на  пожилых  людей кипятком-то
плещешь? Мало  тебя не пырнули, мало  Никиту Иваныча  не придушили -  так то
хоть враги! А на меня что ж, свои же сотрудники покушения устраивают?!
     Мы  кинулись спасать  рассерженную старушку.  Митька,  отбросив  шайку,
шагнул
     шире,  чем я,  и легко поднял Бабу  Ягу. Но,  узрев перед собой  голого
мужчину, моя домохозяйка аж побурела и возопила как резаная:
     -  Пусти, бесстыдник!!!  Хоть  бы  срам  ладошками прикрыл!..  Да я  из
тебя!..
     Договорить  бабке не  удалось, Митька послушно разжал руки, и Яга вновь
грохнулась в лужу! Грязь так и брызнула взрывом во все стороны. Теперь уже
     мы все трое были "чистыми", как чушки.
     - Ирод... - тихо и со значением произнесла бабка.
     Я деликатно поставил  ее  на ноги.  Митяй не  нашел  ничего умнее,  как
поклониться  нам  до  земли  и, сверкая голыми ягодицами, упрыгать  назад  в
баньку.
     - Иди и ты с ним,  касатик. Чистое белье я  принесу. С тер... как  это?
террористами твоими завтра разберемся, есть у меня одна задумка. Утро вечера
мудренее...

     До  завтрака Яга  хранила  таинственное молчание.  После  чая  она села
напротив меня и сама начала серьезный разговор:
     - Вот что, Никита Иванович, ты у нас начальник, тебе и решать. А только
я, старая, одно предложение имею. Хочу на операцию пойти.
     - Что-нибудь серьезное?  - встревожился  я. - В вашем возрасте ложиться
на стол к хирургу - дело рискованное. Кто оперировать-то будет?
     -  Оперировать?  -  не  сразу  уловила  бабка.  -  Ну, я ж  говорю,  ты
начальник, ты и оперируй!
     - Я?!
     Похоже, мы действительно не понимали  друг друга. Выдержав долгую паузу
и сложив в уме два  и два, я понял... Поэтому постарался  сделать  серьезное
лицо:
     - Итак, каков же план вашей операции?
     -  Хочу  я   тех  варнаков   найти,   что   на  вас   с  Митькой  вчера
злоумышленничали.
     - Мысль дельная. А как? Кота по следу пустим?
     - Нет. Вот смотри, я стеклушки под окном подобрала. Видишь, вот на этом
и этом кровь запеклась. Видать, порезался, вражина...  А вот и зуб коренной!
У  самой баньки, в грязи  валялся. Напарник-то твой хвастал, будто  бадейкой
злодею по мордам угодил? Так и есть, вот она,  улика-то, зуб выбитый. По ним
и найдем.
     -  М-м...  весьма проблематично...  В Лукошкине  народу  завались, если
стрельцы  начнут хватать  всех  беззубых или с порезом  на пальце, то у  нас
поруба не хватит. Да и как идентифицировать группу крови на стекле с группой
крови подозреваемого? Здесь нужна профессиональная медицинская экспертиза.
     -  Запутал ты меня...  - поморщилась Яга. -  Замудрил  совсем  словами,
своими  учеными.  Об  экспертизе  (прости  ее, Господи) вашей я  отродясь не
слыхивала, а вот на  крови человечьей завсегда поворожить можно.  Прикрой-ка
дверь да Митьке скажи, чтоб не пускал никого, - я колдовать буду.
     На самом  деле в  этом нет ничего особенно интересного, Яга  колдует по
старинке. Технических приспособлений - минимум, химикатов никаких, но разных
ингредиентов, типа сушеных ящериц, лягушачьей икры, куриного помета и прочей
дурно пахнущей прелести, -  в  избытке.  Все  по  баночкам, по горшочкам, по
коробочкам,  на  специальных  полочках,  чтоб  с   кулинарными  специями  не
перепутать.  А то еще всыплешь ненароком в суп вместо перца толченые мышиные
мозги...
     - Кровь, кровь! Руда,  руда! На три стороны свет, на четвертую ночь. Из
сырой земли точит, точит вода - одолеть  ее никому невмочь.  Как на крестный
ход не звонит звонарь, не разбить ветрам - камень Алатырь...  Во степи гора,
а на  ней алтарь,  как на алтаре том лежит Псалтирь. От ее страниц  свет  по
времени, а  сама  от  старости  зелена... О  хозяине, роду-племени,  говори,
руда-то, что велено!
     За точность текста я ручаюсь, а  вот что конкретно и в каком количестве
Баба Яга сыпала в это время в  глиняную  миску,  чем  заливала,  сколько раз
плюнула... уже не запомнил. Главное, что после стиха она сунула в это месиво
осколок  стекла  с размазанной  капелькой крови,  и  над  мисочкой  заиграло
розоватое сияние.
     - Отвечай мне, кровь человеческая, - чьего ты роду-племени.
     -  Охранники  мы,  -  тонким  голоском  пискнула  склянка. -  Служим  у
немецкого посла с самого своего рождения, поэтому роду-племени не ведаем.
     - А кто твой хозяин, как имя его?
     - Посла немецкого? - уточнила кровь.
     -  Ты мне  из себя дуру-то не  строй!  - прикрикнула Яга. - На фига мне
твой посол сдался?! Ты прямо говори - из чьего тела будешь?
     - Так и говорю прямо - охранник Ганс Гогенцоллерн.
     -  Кто?!  - обомлел  я,  не в силах сдержать удивления.  - Это  не  тот
Гогенцоллерн,  что является  высококняжеским  родом Германии?  Автомобильный
магнат,  подмявший под себя половину  промышленности, блестящий  аристократ,
еще со  времен саги о Нибелунгах,  и постоянный претендент на  императорский
престол?..
     -  Нет,  -  хорошенько подумав,  решила  кровь,  - я бы  знала. Видимо,
однофамилец.
     - А зачем же твой хозяин нашего участкового душить удумал?
     - Понятия не имею. Я за него не в ответе. Еще вопросы будут?
     - Еще че спросить? - просемафорила Яга.
     - Какой она группы? - брякнул я первое, что пришло в голову.
     В   криминалистике  очень   важно   знать   правильный   состав   крови
подозреваемого...
     - Какой ты группы? - певуче повторила бабка.
     - Да вы че?.. - ошарашенно пропищала капля. - Ну и вопросики, однако...
Я что ж, по-вашему, сама себе медицинский анализ делала?!
     - Тогда... претензий не имеем, - переглянулись мы.
     - Честь имею откланяться. - Розовое сияние исчезло.
     - Записать-то успел?
     - Естественно... - Я на минуту оторвался от планшетки: - Зуб тоже будем
допрашивать?
     - А то...
     Баба  Яга взяла другую миску и повторила ту же процедуру,  на  этот раз
заменяя  слова  "кровь"  и  "руда"  на  "кость"  и  "зуб".  При  минимальных
исправлениях  ритмика  стиха не  изменилась и определенная  напевность  была
сохранена. Как видите, я тоже стал немного разбираться в колдовстве...
     С выбитым зубом провели схожую  беседу,  он отвечал так же охотно, хотя
почему-то шепелявил:
     -  Хожаин мой охранником шлужил у пошла  немецкого,  а  шовут его  Шора
Шуков.
     - Жора  Жуков?  - Я  опять  не поверил своим ушам.  -  Бабуль,  а он не
издевается над нами?!
     - Не посмеет... - отмахнулась Яга. - А что такого, имя как имя...
     - Да как сказать... Слушай, а у вашего посла, что вся охрана состоит из
таких знаменитостей?
     -  Не жнаю... Мажепу помню, Бурбонов двое, Романов ешть, Ротшильд, ну и
Ху Ши Мин вроде - вам то жачем?
     - А  вот  это не твово  ума дело!  - обрезала  бабка.  - Тут мы вопросы
задаем. Пиши, Никитушка, все фамилии ихние пиши, потом разберемся.
     - Э-э...  мужик!  - заволновался  зуб. - Ты  там  не укаживай...  А  то
шкажут, будто я опять вшех жаложил...
     - Так, значит, были прецеденты? - сощурился я.
     -  Ничего  не жнаю! Я  жа хожаина не ответчик... Когда  с допросом было
покончено, мы попытались суммировать полученные сведения.
     - Итак, удалось  выяснить,  что двое  охранников  из штата  германского
посла (а именно Ганс Гогенцоллерн и Георгий Жуков)  совершили акт разбойного
нападения на  сотрудников уголовного отдела центрального  отделения  милиции
города Лукошкино. Вопросы... Зачем они это сделали? Знал ли об их  действиях
посол  и какова его роль в этом  деле?  Можно ли  из-за куска черного шелка,
брошенного  преступником, вывести  версию  о  наличии  некой  связи  данного
покушения с делом о краже черной ткани?
     - Че тут думать-то? Действовать надо! - решительно хлопнула кулачком по
столу  Баба  Яга. -  Берем стрельцов и айда в немецком  посольстве шерудить.
Пусть узнает немчура проклятая, как на нашу милицию рот разевать!
     -  Не выйдет... - призадумался  я. - Посол -  лицо неприкосновенное,  и
двор посольский обладает дипломатической неприкосновенностью. Без  ордера на
территорию  суверенного  государства  вторгаться  не  будем,   отсюда  и  до
международного конфликта недалеко...  Митьку с  записочкой к  царю отправлю,
пусть там  оформят все  документы,  мы после  обеда  заедем,  заберем. А  уж
вечерком, во всеоружии, вежливо заглянем к нашим немецким друзьям.
     - Уж больно мудрено, - поморщилась Яга, вставая из-за стола и натягивая
душегрейку. - По мне - так пошли бы прямичком и  спросили без всяких  там...
Ну да ладно, ты молодой, тебе видней. Сейчас-то куда идем?
     - Все по плану. - Я тоже встал, накинул китель и взялся за фуражку. - А
по плану у нас визит на мануфактурный склад гражданина Кирокосьянца А. Д. Ну
так что, пошли?

     Митька с запиской дунул к Гороху. Его при царском тереме все знали и на
аудиенции  к  царю в  прихожих не  томили. Я  встретил у  ворот  стрелецкого
старшину Еремеева,  рассказал  о  ночном  происшествии, наказав поставить  у
терема охрану и прислать трех стрельцов за нами на  армянское подворье. Мы с
Ягой   неторопливо  отправились  пешком.  В   Лукошкине   нас   узнавали   и
приветствовали  снятием  шапок,  для  простого  люда  мой  мундир был вполне
начальственным, хотя и не таким богатым, как, например, у тех же стрельцов.
     - Никитушка, а  что  мы,  собственно,  у Арона  искать-то будем?  Ежели
недостачу, так  он ее, поди, в книгах учетных надежно схоронил.  Ежели ткань
черную, недосмотренную, так ему всех приказчиков в шею гнать надо. Ежели еще
какую преступную деятельность, то... чего нам, делать нечего?
     - Мы идем знакомиться, - подумав, решил я. - Это официальная версия. На
самом  деле  меня  напрягает  не  сам  факт  кражи,  а  непонятная   система
исчезновения товара. Вы понимаете, они ведь не первый  день замужем,  знают,
как торговать,  как лавку запирать, как собак  с цепи спускать и сторожа  на
ночь  ставить.  Причем у  армян  талант к торговле  просто врожденный.  Я не
понимаю, как у них могли украсть!
     -  Ежели  жулики наши, местные,  то и  у  армян  украдут!  -  убежденно
парировала Яга.  - Русский человек во всем, что удали касаемо, верх возьмет.
Ты б лучше подумал, с чего это на тебя убивца подослали?
     -  Вопрос, конечно, интересный...  А  самое главное,  ответить на  него
нечем. Мы же еще ничего не узнали, не разведали, не выяснили... и нате вам!
     - Никитушка, а может,  тебя того... ну, захотели  на тот свет отправить
только потому, что ты, голубь сизокрылый, вообще за это дело взялся?
     Этим  она  меня  срезала.   Милиционеров   убивают...   иногда.  Как  и
полицейских  или  любых  других представителей внутренней  власти. К  такому
печальному финалу нас загодя подготавливало начальство, да и мы сами отлично
знали, на что шли. Однако покушаться на участкового еще до того, как он хоть
что-то узнал, - это уже беспредел! Дайте бедному милиционеру хотя бы понять,
за что именно!
     Армянское подворье  почти ничем  не отличалось от большинства стоящих в
Лукошкине  зданий, разве что ворота  украшала какая-то национальная  резьба.
Нас  встретили  вежливо,  сразу  позвали  хозяина,  пригласили  в  дом. Арон
Давидович буквально лучился от счастья, называя нас самыми дорогими и самыми
любимыми гостями! На мой взгляд - перебор в эмоциях налицо. Как правило, это
верный признак нечистой совести...
     -  А тэперь - за стол!  Вэсь дом ужэ  сидит, всэ вино налили, вас ждут.
Идем, дорогиэ!
     - Нет. Мы к вам строго по делу... Пока мы препирались с хозяином, бабка
быстро шмыгнула в горницу, вернулась и шепотом доложила на ухо:
     -  Никитушка,  там и впрямь вся  дворня сидит, стол от закусок ломится,
вина полны  кувшины.  Если  на  минуточку  сядем, аккурат к  концу  недели и
уйдем...
     - Гражданин Кирокосьянц, проводите, пожалуйста, нас на склад.
     - Какой склад? Какая служба? Слушай, такиэ гости...
     - На склад, где пропала черная ткань, проводите.
     - Ой, куда спэшить? Что он, убэжит, да?! У мэня эсть такоэ вино...
     - На  склад нас проводи,  чурка  бестолковая!  - отодвинув меня, грозно
рявкнула Баба Яга. - А сам марш за  свой  стол и пей там,  пока не окосеешь!
Никитушка,  вклепай  ему  пятнадцать  суток  за  противодействие  работникам
милиции.
     Гостеприимный   армянин   мгновенно  развернулся   и,  как  сомнамбула,
отправился во двор. Мы - за ним. Открыв два висячих замка на  большом сарае,
он вновь развернулся и, также не говоря ни слова, ушел в дом.
     - Это, как я понимаю, склад?
     - Он и есть.
     Все помещение было доверху набито товаром: ткани, шерсть, тюки с ватой,
отдельно - связки кож и  меха. Пока Яга находилась внутри, я внимательнейшим
образом осмотрел помещение снаружи - никаких следов подкопа, взлома, тайного
лаза - ничего. Как я понял, и у Яги негусто.
     -  Вот  тут  она лежала,  ниточки черные к  стене  прилипли.  А  насчет
способа, так я тебе так скажу, не крали ее, а сколданули!
     - Как это? - не поверил я.
     -  А просто  сидел  кто ни  есть у  себя дома,  книгу  волшебную  взял,
заклинание прочел, и весь товар из лавок у его носа в сей же час и очутился.
Сколданул он его, значит. Так что улик нет.
     - Хорошенькое дело... Это что же, каждый, кому взбредет, такое может?
     - Не каждый. На то книга нужна, не  простая, а черная. И читать ее надо
умеючи, а  то и одного слова не произнесешь - замертво свалишься. Не простой
человек тут орудовал, а колдун могучий! Нелегко будет с ним справиться...
     - Ну, если колдун... Тогда понятно, почему исчезла именно черная ткань,
- вслух поразмыслил я. - У него с головой не все в порядке, может, в детстве
ушибся, может, в юности  мухоморов переел... Ничего не мог  умнее придумать,
как в столичном городе у купцов со склада тряпки таскать. Черные! На носовые
платки, что ли?
     - Не смешно, - сухо откликнулась Яга. - Пошли отсюда, слышь, уже поют.
     Из   терема    действительно   доносились   чистые   звуки   слаженного
многоголосья.  Пели,  по-моему,  "Аршин  малалан",  но  не  буду  утверждать
наверняка. Поманив к себе  какого-то горбоносого паренька,  мы  объявили  об
уходе,  попросили  извиниться перед  хозяином и не  забыть  запереть  склад.
Мальчик кивал не переставая...
     Митьку  со  стрельцами мы встретили на улице. Наши первоначальные планы
несколько изменились  -  царь  разрешения на  обыск  посольства  не  дал,  а
потребовал,  чтобы я сей  же час предстал пред его светлые очи.  На самом-то
деле  Горох вполне доверяет  мне,  как  профессионалу, но иногда, со  скуки,
пытается  изобразить из себя опытного оперативника на пенсии и "координирует
мои  действия". Это смешно и  трогательно, хотя в его присутствии я стараюсь
не хихикать - царь все-таки...
     На входе в государевы  палаты нас встретил думный дьяк Филимон Груздев.
Его простили, восстановив  в должности,  и  теперь он относился к милиции  с
необыкновенным почтением. По крайней мере при царе...
     - Ба, Никита Иваныч пожаловали! Ну, здравствуй, здравствуй, свет ты наш
участковый!  И  вам  поклон, бабушка!  И  тебе привет, Митенька,  что ж  ты,
стервец, второй день уроки прогуливаешь?!
     - Заняты мы, Филя,  - ответила за  всех  Баба Яга. -  Проводи-ка нас  к
царю, да не болтай без дела.
     - Конечно, конечно... Как можно?  Да рази ж мы без понятия? Соображаем,
что вам секретность тайную соблюдать надо... А что за дело-то?
     -  Секретное,  -  еще раз повторил дьяковы  слова  старательный Митька,
зажимая священнослужителя пузом в угол. - Никита Иванович, вы идите, а мы уж
тут... алфавит хором поразучиваем.
     - Куды? Без меня? - метался дьяк, безуспешно пытаясь выпрыгнуть. - А я?
Да как же... Нельзя ж... без докладу!
     У тронного зала нас с Ягой встретили царские стрельцы. Вся стража сразу
заулыбалась - помнила наш совместный бой за государевым троном.
     - Проходи, сыскной воевода, ждут тебя.
     -  Давай, касатик,  уж  ты  там  разберись. Да помягче,  поспокойней  с
Горохом-то, не ровен час, осерчает - уволит тебя под горячую руку. Я уж тут,
у окошечка подожду...

     - Здравия желаю!
     -  Здрав  и  ты  будь,  участковый.  Ну-кось,  садись  да  обскажи  мне
обстоятельно, чего вы там с благородным купечеством удумали?
     Горох  старше  меня  на  несколько  лет,  горяч,  но  отходчив,  храбр,
по-своему  справедлив   и  для  своего  шестнадцатого   века  человек  очень
прогрессивных взглядов.
     -  Дело  пока не  особенно  интересное... - задумчиво начал  я. -- Двое
известных торговцев,  граждане Аксенов  и Кирокосьянц, подрядились доставить
определенное  количество черного материала по предоплате некоему Шмулинсону.
Купцы  они  известные,  оба не  один год в бизнесе, партнерством проверены и
друг друга ни в чем упрекнуть не могут. Однако  если вечером были переведены
деньги, то утром оплаченного товара  на складе не оказалось. Он таинственным
образом исчез...
     - Дак... это тот Шмель...  Шмуль...  он, в общем, сам его  и  покрал! -
воодушевленно хлопнул себя по колену государь.
     - Хорошая версия, но, боюсь, притянутая за уши. Зачем Шмулинсону красть
собственный товар, если он за него уже заплатил?
     - Так в чем и весь  хитрый  план... Он, вишь,  и материю себе забрал, и
деньги  назад  с  купцов  честных  слупить  хочет. Да точно  тебе  говорю  -
Шмулинсон и спер! Все они, Шмулинсоны, такие...
     - О господи боже,  что-то  вас  сегодня  переклинило  на антисемитизме.
Разрабатываете новую концепцию "русской идеи"?
     - А ты в мою политику не лезь!
     - А вы в мою милицию лезете?
     -  А  на то  я и царь! Мне на  роду написано всеми делами в государстве
интересоваться, тем паче - уголовными. Ну, ладно... че там дальше-то было?
     - Было покушение на  меня и моего сотрудника, но мы с Митькой отбились.
Обоим злоумышленникам удалось бежать. По следам крови и найденному зубу Бабе
Яге удалось идентифицировать личности преступников.
     - Кто посмел?! - грозно взревел Горох.
     - По нашим сведениям, это некие Ганс Гогенцоллерн и Георгий  Жуков, оба
работают в штате охранников немецкого посла.
     - Ешкин  кот, - недобро процедил царь, сурово сдвинув брови. Мгновением
позже он резво вскочил на ноги и громко топнул: - Стража!
     - Здесь, ваше царское величество! - разом влетели стрельцы.
     - Немецкий посол еще тут?
     - Так  точно, во дворе, в  карету  садится... - пояснил один. - Видать,
домой к обеду поспешают.
     - Вертать взад! - рявкнул Горох. - Сейчас он у меня здесь... откушает!
     Посла со всем надлежащим уважением внесли уже через пару минут, хотя он
грязно ругался и отбрыкивался.
     - Доннер веттер! Дас ист дойчер дипломат! Руссиш швайн! Думкопф!
     - А-а... кто к нам пожаловал! - игриво улыбнулся Горох, сходя с трона и
гостеприимно распахивая руки. - Кнут  Гамсунович Шпицрутенберг,  собственной
персоной! Входи, входи, дорогой посол  немецкий...  со стрелецких-то ручонок
спрыгни, чай не дитя малое, чтоб с тобой цацкались!
     -  Ваше  царское  величество...  -  Посол мгновенно  изобразил  изящный
европейский поклон.
     Господин Шпицрутенберг оказался долговязым  и сухопарым  немцем, скупой
точностью  движений напоминающим  циркуль, в  лиловых  штанах,  в камзоле  с
несчетным  количеством пуговиц, чулках, башмаках, как у Гулливера, и длинном
парике,  болтающемся,  словно  уши  спаниеля.  По-русски  говорил необычайно
чисто, без малейшего акцента:
     - Чем я могу служить русскому государю?
     - Да так, мелочь сущая.... Скажи-ка, мил человек, охрана твоя, что  при
слободе немецкой, не слишком велика ли?
     - Я  имею столько стражей, сколько достойно иметь представителю великой
державы,  - высокомерно  вытянулся  посол.  -  Лично  мне,  для  обеспечения
собственной  безопасности, не нужен ни  один. Я вполне обхожусь  собственной
шпагой.
     - Да неужели? Так сколько, ты говоришь, при тебе солдат?
     - Всего сто человек,  считая конюхов, егерей, лакеев, поваров, портных,
кюре, кузнеца и  брадобрея. Я сам очень  скромен в притязаниях, но положение
обязывает...
     -  Кнут  Гамсунович,  видать,  никак  ты  меня  понять  не хочешь... --
сокрушенно проворчал Горох.  - Уж который  раз спрашиваю,  охранников у тебя
сколько?
     - Десять, - сухо выдавил посол. - Если ваше  величество сочтет их число
чрезмерным, я охотно  повешу шпагу  на стену  и полностью доверю собственную
охрану вашим стрельцам.
     - Ну,  спасибочки за совет... Может, и вправду усадить  тебя, от  греха
подальше, в палаты каменные, стрельцов приставить да охранять посменно, чтоб
носу никуда не высунул!
     - Что это значит?! - взвизгнул немец.
     - А  ты  мне тут  голос  не  завышай! - грозно поднимаясь  на  цыпочки,
прорычал Горох.  -  Я ведь не  посмотрю  на твою  европейскую  дипломатию  -
самолично по шеям надаю и с лестницы спущу!
     - Мой государь Фридрих...
     -  А вот  твоему  Фридриху дулю  с маком! Не  нравится?!  Другого посла
пришлет. Не хочет?! Чихал я на его эмбарго, обойдусь и без немецких сосисок!
     - Но... такой разрыв дипломатических отношений... это же оскорбление на
международном уровне! Европа не допустит...
     - Что-о-о?! -  Государь в праведном  и  совершенно неуправляемом  гневе
подпрыгнул, поймал полномочного представителя за пряди парика и притянул нос
к  носу.  - Так ты,  немчура  австрийская,  мне  войной грозишь? Мало мы вам
прошлый раз под Ревелем навтыкали?! Еще захотел? Так я тут сейчас и начну...
     - Ваше царское величество!  -  не выдержав, вмешался я. - Ну нельзя  же
так, в самом деле... отпустите посла, мне с ним живым поговорить надо.
     - Не лезь, участковый!.. - сопел царь. - Зашибу...
     - Посажу на пятнадцать суток за  хулиганство и сопротивление работникам
милиции! - твердо пообещал я,  встревая  между драчунами  и распихивая  их в
стороны.
     Оба активно  упирались. Посол  молча  тянул к себе  парик, а Горох ни в
какую  не  хотел  его  отпускать.  Победило  русское  самодурство.  Государь
удовлетворенно  откатился, завладев отвоеванным париком, а немец оскорбленно
дернул коротко стриженной макушкой.
     -  Так...  все довольны?  Как петухи, ей-богу... Наигрались,  и хватит!
Гражданин Шпицрутенберг, у меня к вам пара вопросов...
     - Я не буду отвечать, пока...
     - Фигу!  Фигу тебе  с маслом! -  Ваше величество... -  Я  требовательно
протянул руку.
     - Не отдам! - надулся Горох.
     - Нехорошо...
     - Все равно. Не отдам!
     - Стыдно... И принесите извинения Кнуту Гамсуновичу  за  необоснованные
обвинения.
     Некоторое  время  царь и  посол  еще  прожигали друг  друга  обиженными
взглядами, потом  парик перекочевал  к немцу  и противники молча пожали друг
другу руки.
     - Итак, если инцидент исчерпан...
     - С кем имею честь? - перебил дипломат.
     - Ивашов, Никита Иванович, начальник лукошкинского отделения милиции, -
представился я.  - С  вашего позволения,  хотел бы  выяснить, не входят ли в
штат охранников некие Ганс Гогенцоллерн и Жора Жуков?
     - Да, они храбрые парни служат у меня.
     - Вам известно, где они провели прошлую ночь?
     -  Я не  в курсе... -  Он  недоуменно пожал плечами.  - Обычно  мой дом
охраняется   четырьмя  стражниками,  на  ночь   заступают   другие  четверо.
Признаться, я не помню, в какую смену дежурили эти двое, а чем вызвано...
     - Да, вишь, твои "храбрые парни" вчерашней  ночью на участкового  моего
напасть посмели! -  вновь  воодушевился Горох. - А  ты,  Кнут  Гамсунович, и
знать   ничего  не  знаешь...  Это  что  же   получается?   Дипломатия  спит
беспробудно, а за ее спиной ее же защитнички дела уголовные вершат... на мою
милицию лапку задирают?! Не позволю!
     -  Но...  я...  прошу  поверить...  слово   честного  немца,  если  они
виноваты... я  сегодня  же  разберусь с  мерзавцами! -  воспрянул  посол. --
Господин милиционер,  я буду просить вас  немедленно отправиться  со мной  в
слободу  и лично, в  моем присутствии допросить обоих! Если будет хоть  тень
сомнения в их невиновности, я тут же передам предателей в руки правосудия.
     - Ну вот, другое дело... - ласково заключил царь. - Вот теперь - ты мне
друг! Давай обнимемся  и все забудем. Хоть ты и немец, а все-таки порядочный
человек...

     В само  посольство мы  выбрались уже  к вечеру. Горох,  по широте  души
легко переходивший от шумного гнева к щедрой любви, приказал накрывать столы
и  праздновать  победу дипломатии.  После третьей посол окончательно размяк,
все  простил и пил с царем на брудершафт, клянясь в вечной дружбе. Русский и
немец  - братья  навек!  Я ухитрился избежать возлияния,  для  службы  нужна
трезвая голова. Вышел к  Яге, пояснил  обстановку, потом договорился  насчет
стрелецкого  эскорта.  Если уж  эти двое решились напасть на  представителей
милицейского управления, то уголовники они матерые. На всякий случай  стоило
оцепить  всю  немецкую  слободу,  а  это  не  менее  двух  кварталов.  Одной
еремеевской сотней не обойтись...
     Митька  с присмиревшим дьяком  сидели  во дворе, у конюшни, старательно
горланя в два голоса:
     Аз есть Арбуз, Арап, Армяк.
     А Буки - Бредни, Бор, Бардак.
     Есть Веди Вор, Весло, Варнак.
     Глаголь - есть Гвоздь, Гумно, Гусак.
     Добро - Дубина, Двор, Дурак...
     Таким  нехитрым способом дьяк  Филимон  учил своих  подопечных  азбуке.
Оригинальный стихотворный  текст  принадлежал ему же,  правда, на мой взгляд
там было слишком много  ругательств, но ни  учителя, ни ученика это ни капли
не смущало, и Митяй с воодушевлением продолжал:
     Мыслете - Мымра, Море, Мир.
     Покой есть Плут, Полено, Пир.
     - Сожалею, что  вынужден прервать ваши интеллектуальные занятия, но нам
пора.
     -  Дак...  мы  ж не все буквы еще повторили, - заспорил было дьяк, но я
проявил твердость:
     - Завтра. Сегодня  Дмитрий нужен мне как свидетель, необходимо провести
очную ставку и  опознать преступника.  Завтра обещаю отпустить его на полдня
для восполнения пробелов в  чистописании. Напомните ему, что  слова в тексте
надо  разделять,  а каждое  новое  предложение  начинать с  заглавной буквы.
Пошли, напарник... Немецкий посол вышел от царя приплясывая, но своим ходом.
Видимо, он уже не первый год осуществлял  дипломатическую миссию в Лукошкине
и был тренирован в таких  делах. Для иностранца держался  просто молодцом...
Великолепный форейтор  подал  карету  к  самому  крыльцу, мы четверо  заняли
места, я с послом, Митька с Ягой. Всю дорогу хранили вежливое молчание. Кнут
Гамсунович нюхал какую-то соль, чтобы  выветрить  алкоголь  из головы,  а  я
размышлял о том, намного ли мы продвинулись в следствии. Выходило, что ни на
шаг. Только больше запутались. Вылезли колдуны, нуждающиеся в черных тканях,
охранники  немецкого посла, хлебосольные армяне, и ни  малейшей  зацепки  по
самому  существу дела.  Похищенного-то как не было,  так и нет.  Надо  бы не
забыть,  завтра  вызвать  в отделение этого новоявленного гробовщика-менялу.
Побеседовать о причинах непонятной  доверчивости. Еврей дает армянину деньги
и верит на слово в  то, что русский товар уже привез, но взять  можно только
завтра! Подозрительно, да? Интуиция говорила мне, что стоит поглубже копнуть
в этом направлении.
     Немецкая  слобода поразила прежде всего чистотой и  аккуратностью. Судя
по  всему,  дворы  и  дома  ежедневно  просто  мыли  с  мылом!  Стерильность
прямо-таки умопомрачающая...  Идя по чистеньким гаревым дорожкам, Яга только
завистливо  цокала  языком,  а  Митька  фыркал,  бормоча  под   нос   что-то
квасно-патриотическое. Нас встретили вежливо-корректные лакеи, сопроводили в
дом. Десяток стрельцов последовал с нами, десяток  остался  во дворе, больше
сотни, как и договаривались, оцепили слободу. Кнут Гамсунович дал конкретные
указания,  поэтому никто не нервничал, все проходило  без суеты и  паники, в
атмосфере законопослушания и полного подчинения  начальству. Усадив всех нас
в своем кабинете, немецкий посол велел подать кофе и немедленно пригласить к
нему  требуемых лиц.  Яга с Митькой  от  угощения  отказались, а я  с  таким
восторгом выпил  чашечку, прилагая  всю  силу воли,  чтобы не попросить еще.
Кофе!  Господи,  ну  как же я  не  догадался поинтересоваться  у иностранных
посольств. Их  ведь  в, Лукошкине  не меньше пяти.  Купцы иноземные кофейные
зерна, конечно, не завозили, а вот в немецкой слободе - пожалуйста, есть! По
моей  просьбе,  для  чистоты  эксперимента,  все десять телохранителей  были
вызваны,  построены в  ряд,  и Митька  придирчиво осмотрел каждого, медленно
гуляя туда-сюда. Потом неожиданно развернулся  и,  схватив за грудки рослого
крепыша с бесцветными глазами, громко потребовал:
     - Так, быстро, без размышления, повтори - слон сосал соску!
     - Нихт ферштейн, - не разжимая зубов, напряженно прошипел немец.
     - Ах, не ферштеешь, - обрадовался Митяй. - Он это, Никита Иванович, он!
А ну, покажи зубы! Зубы покажи, кому говорят... О, вот! Нет у него зуба, что
я говорил! Братва, вяжи злодея!
     Посол  сурово кивнул,  и  стрельцы взяли парня  под  стражу.  Мне  было
намного сложней, я ведь не видел своего врага в  лицо. Было слишком темно, а
по силуэту много не скажешь, но у одного охранника половина лица красовалась
в свежих порезах, как у Шарапова.
     - Ганс Гогенцоллерн?! - утвердительно спросил я.
     Немецкий посол подумал и снова кивнул.
     - Остальные  свободны.  Благодарю всех  и приношу извинения  за то, что
оторвал от дела. Прочие восемь молча кивнули, и  по-военному  развернувшись,
вышли, не задавая вопросов.
     - Они оба  ваши, - подтвердил Кнут Гамсунович. -  Надеюсь, вы упомянете
его величеству о моем полном содействии властям?
     - Всенепременно.
     Я обернулся к двум равнодушно ожидающим охранникам:
     - Ну что,  граждане...  вы  задержаны  по  подозрению  в  нападении  на
работников милиции.  Если  у  вас  имеется  алиби,  какие-нибудь  смягчающие
обстоятельства, вопросы или протесты,  то лучше заявить об этом сейчас,  чем
через пару часов в пыточной башне.
     - Нихт ферштейн. - На лицах подозреваемых не дрогнул ни один мускул.
     -  В отделение обоих. Вот ключи от поруба, на данный момент он пустует.
Сунете  вниз,  поставите  охрану,  дождетесь  меня,  мне  еще  надо  кое-что
уточнить.
     Стрельцы понятливо кивнули и увели преступников, Яга с Митькой вышли во
двор, а я намеренно задержался у посла.
     - Кнут Гамсунович,  давно  хочу спросить...  Вот  вы - немец, сколько я
слышал о Германии - порядок у вас в стране есть. А  мы в России, что у меня,
что  здесь, живем в  каком-то непреходящем бардаке. То ли с властителями  не
везет,  то  ли  природа  у нас такая...  И ведь народ-то талантлив без меры,
душой богат, руки золотые, потенциал огромный, а вот... никак.
     -  Да,  да,  мой   друг...  У   вас  удивительный   народ,   совершенно
замечательный
     народ...
     - И я о том же... Но вот ведь смотрю, даже по вашей немецкой слободе --
все чистенько,  вылизано, мужчины  и  женщины ходят  выглаженные,  вежливые.
Детишки во  дворе в белых воротничках и фартучках играют. Мусора нет, шелухи
от семечек  не видать,  пьяные  под заборами не валяются... Одним  словом  -
культура. У нас этого  нет, а у вас - есть. Почему? Что нам с Россией делать
надо, чтобы страну из хамства вытащить?
     - Пороть, - ласково  и убежденно пояснил немец.  - Пороть ежедневно. За
провинность и в качестве назидания. Только так!
     - Чего? - не понял я. - Как это - пороть?
     - Как  мы  порем. Вот у нас в слободе утро начинается с порки.  В шесть
утра общий  подъем,  хоровое  пение  гимна  Германии,  а  потом  специальная
зондеркоманда   ходит  по  домам  и  проверяет,  где  мусор,  где  шум,  где
недозволенные речи, где просто пели  с недостаточным  почтением.... Виновных
там же на месте  и порют.  С  утра  десять шпицрутенов. За  невымытые окна -
двадцать, за грязь па улице - двадцать пять, за неопрятный  вид - десять, за
более серьезные проступки - до ста, за детские шалости - не больше пяти - мы
же не звери...

     Я вышел от него  с  больной головой  и  вздыбленными  волосами. Слов не
было... Фашист!  Фашист натуральный!  Да  пусть нам по гроб жизни не быть  в
Европейском союзе, чем входить в него на шпицрутенах и детских слезах...
     - Никитушка, ты че смурной такой?
     - С немцем поговорил... о том, как нам благоустроить Россию.
     - Да ты что?! Рази ж можно? Они ж, стервецы, отродясь ничего путного не
посоветуют!
     -  Я  бы  не  сказал... В  моем  мире  немцы очень  много  сделали  для
приютившей   их  страны  -  Крузенштерн,  Белинсгаузен,  Клодт,   Штильмарк,
Блюхер...
     - Как, как, Никита Иванович? Блю... кто?
     - Иди ты,  Митька!  На  два шага вперед! Не к Филимону тебя  в обучение
сдавать надо было, а в немецкую слободу. За неделю бы человеком сделали.
     - Не серчай на него, Никитушка, он по глупости, не по злобе... -- вновь
вмешалась  бабка. - А только пока ты с послом  о политике беседовал, я тут у
обермейстера насчет субчиков наших уточнила. Не было их на дежурстве в ночь!
Якобы у  себя в казарме спали. Им, вишь, и в голову не приходит, чтоб кто-то
самовольно из казармы ночью ушел. Че с них взять, немцы...
     Уже темнело.  Фонарей  на лукошкинских улицах не предусматривалось,  но
пару раз попадавшиеся на пути стрелецкие дозоры радушно предупреждали, что в
городе все спокойно.  За поворотом темнел двухэтажный силуэт  нашего терема.
Вот  и  родное   отделение,  почти  добрались...  Митька  первым  ступил  на
деревянный мостик над неглубокой канавой на углу.
     -  Ой, батюшка  воевода...  глянь-кось,  огонечек  бежит!  -  удивленно
выкрикнул он, указывая пальцами вниз.
     Я  слишком поздно  понял, что это может значить... Грохнул такой взрыв!
Земля  и пламя взлетели в воздух,  дымом  заволокло все вокруг, нас  с  Ягой
снесло к какому-то забору. Я так врезался спиной, что наверняка выломал пару
досок. Рядом вверх  тормашками приземлилась Яга, на фоне догорающих огрызков
мостка четко вырисовывался ее впечатляющий нос, почему-то утыканный  мелкими
щепками.
     -  Поленом  неструганым зацепило... - проследив мой  взгляд, простонала
бабка.
     Я полез ей  на помощь и едва не рухнул от дикой боли в  колене -  брюки
были разорваны и над коленной чашечкой темнел багровый кровоподтек. Зазвонил
пожарный  колокол,  со  стороны  отделения   бежали  стрельцы   с  факелами,
повылезали  встревоженные соседи. Нас  подняли, осмотрели, затушили огонь...
Еремеев приказал своим ребятам порыскать по темным углам, но злоумышленников
не нашли. Бабу Ягу так на руках и понесли в терем, я хромал следом, опираясь
на  стрелецкий  бердыш.  Черт  побери!  Вот  это  уже  действительно  круто!
Заминировать мостик на нашем  пути, вовремя поджечь бикфордов  шнур, да так,
что едва Митька...
     - Митька! Где Митька?! Еремеев, задержи своих, нам надо его найти...
     - Не кричи, участковый, - глухо ответил  старший  стрелец, обнимая меня
за плечи. - Нет там никого... Мы уж  сами все обыскали. Знали, что  вас трое
было...
     - Как это нет?!  - уперся я, а  сердце сковало скользким  холодом. - Он
же...  первым шел. Вон, говорит, огонек бежит. Я  хотел... не успел я... Так
грянуло, что земля дыбом! Но Митька... Боже мой, как же это?
     Ближайшие парни поснимали шапки. Мы  стояли, окруженные  толпой народа,
чья-то баба заголосила первая, ее рев  подхватили остальные, мужики  хмурили
брови, но кое-где уже раздавались гневные  выкрики  о "государевых злодеях".
Люди  поняли:  в  городе творится  что-то противоестественное.  Ну,  грабеж,
разбой, поджог, даже убийство, были делом редким, но все же привычным. А вот
взрыв...  Это уже  акт  террора!  Это не  метод уничтожения  отдельно взятой
личности, а  попытка запугать  всех.  Лукошкинцев  всегда  отличала здоровая
способность  сплачиваться перед лицом  общей  беды,  и  народ  заволновался,
требуя  раскрыть  дело и примерно  наказать  преступников. Возмущенные крики
становились все громче:
     - Че случилось, православные?
     - Да Митьку беспутного из милиции убило!
     - Как убило?
     - На куски разорвало, даже лоскуточков не осталось...
     - Ой, бабоньки-и-и!
     - Ягу в терем унесли, видать, помрет к ночи.
     - А участковый-то где?
     - Да здесь стоит, весь пораненный. Ох, не  жилец он теперь на свете, не
жилец...
     - Это кто ж такое злодейство удумал?
     - Знамо кто - враги  государевы! Сыскной воевода, вишь, многим  злодеям
хвосты-то прижал, вот они ему и наметили...
     - Ой, бабоньки-и-и!..
     Импровизированный   митинг  грозил   перерасти  в   несанкционированный
самосуд.  Не  дожидаясь,  пока какой-нибудь  горлопан самолично укажет толпе
подходящего  "преступника",  я с помощью  стрельцов кое-как вскарабкался  на
покосившийся забор и обратился к людям:
     -  Граждане!  Послушайте  меня, вашего участкового...  То,  что  сейчас
произошло, не  останется безнаказанным! У меня...  погиб друг. Мой напарник,
человек, беззаветно преданный службе в  милиции... Дмитрий. Не сомневайтесь,
я найду виновных. Я никому не позволю...
     - Ой, бабоньки-и-и!...
     - Да  уймите  же наконец  эту дуру! Террористы,  устроившие сегодняшний
взрыв, будут найдены и обезврежены. Когда мне понадобится ваша помощь, а она
понадобится обязательно, я  сам  приду и  попрошу. А сейчас - расходитесь по
домам. Не надо ничего предпринимать, оставьте это дело профессионалам,
     мы... - Мне было очень трудно  говорить.  Мы - уже не звучало. Баба Яга
приходит в себя в тереме, Митька... Эх, Митя, Митя...
     -  Летит! - совершенно  сумасшедшим  голосом заорал кто-то, и  с ночных
небес в шарахнувшуюся толпу упал непонятный предмет.
     При  ближайшем рассмотрении все признали в нем обычный лапоть.  Минутой
позже рядом грохнулся второй.
     - Ой, бабонь... оп! - Похоже, тетке действительно заткнули рот.
     Все подняли  глаза вверх.  На самом коньке  нашего  терема,  невероятно
изогнувшись, висела долговязая мужская  фигура. Судя по  ритмичному качанию,
она намертво зацепилась штанами.
     - М... м... Дм... Митька?! - прозрев, заорал я.
     - ...а ...атюшка ...икита ...ваныч! - протяжно раздалось сверху.
     - Ты живой?!
     - ...ока... а! ...нимите ...еня ...риста ...ади! ...ро падаю!
     -  Граждане! - воспрянул я.  -  Вот  и пришло  ваше время помочь родной
милиции. А ну, у кого дома самая большая и крепкая скатерть - тащи сюда!
     Через  пять  минут  воодушевленные  горожане  стояли  у нашего  терема,
растянув за края целых шесть больших, расшитых петухами, льняных скатертей с
бахромой.
     - Митяй! Все готово, падай!
     - ...оюсь!  ...друг  ...е ...оймаете? -  Высота гасила его крики,  да и
орать носом вниз, ногами вверх не очень удобно.
     Я повернулся к Еремееву:
     - Фома, можешь пальнуть из своей пищали?
     - Сбить его,  что ли? - не понял  он. - Дак... на  таком расстоянии  не
промахнусь.
     - Не дури!  В  него стрелять  не надо. Просто  пальни  для острастки...
Митька!  Слушай меня! Сейчас стрельцы дадут залп и пулями прострелят тебе...
ты чем зацепился-то?
     - ...танами! ...олько ...не ...треляйте ...ристом ...огом ...олю!!! -
     перепуганно заверещали сверху.
     -  По  штанам! Прямой наводкой! Целься! Пли!!!  -  командирским голосом
опытного артиллериста рявкнул я.
     Раздался  слаженный залп...  в  воздух. В ту же минуту  с  крыши нашего
терема,  вопя, слетел  младший  сотрудник лукошкинского  отделения  милиции.
Митька  угодил  на чью-то  растянутую  скатерть,  два раза  подпрыгнул и был
подхвачен  заботливыми  стрельцами.  Народ  ломанулся  потрогать воскресшего
героя. На сегодняшнюю ночь Митька, несомненно, занимал ведущее место в графе
популярности. Я облегченно вздохнул и позволил Еремееву  увести  меня в дом.
Нога болела страшно, и голова  кружилась. Надо позаботиться и о себе.  Делом
займемся завтра...

     Сквозь приоткрытое  окно  опять доносилось  треклятое "ку-ка-ре-ку". Не
открывая  глаз, я нашарил  на стуле  у кровати свои  штаны, торопливо ощупал
карманы  с  тайной надеждой  обнаружить  в одном  табельный пистолет. Он  не
доживет до  того  дня, когда вылупившиеся цыплята скажут  ему:  "Здравствуй,
папа!" Увы, чуда не произошло... Горластая скотина проорала побудку еще раз,
спрыгнула с тына  и величественно прошествовала  во двор. Я  со стоном сел и
опустил ноги в  теплые тапочки. Моя  форма, как положено, висела  на  стуле.
Брюки целехоньки, выстираны и отутюжены, к  таким  "бытовым" чудесам я давно
привык. Сама Яга этого не  делает, у нее какой-то  договор с домовым  насчет
подобной работенки. А вот то, что на  ноге не было и следа вчерашнего ушиба,
-  несомненная заслуга  моей  домохозяйки. Видимо, когда я  отключился, она,
невзирая на собственные страдания, занялась моей "раной". А может,  не сама,
может, кота ко мне направила, он у нее на все руки  мастер. Или на все лапы?
Или не на все, а на две передние? Тьфу! Что за чушь лезет в голову? Я встал,
наклонил рукомойник, поплескал  в лицо водичкой - вроде полегчало. Все, пора
за дела.
     Одевшись,  я  толкнул  дверь  -  заперто.  Не  понял  юмора...  Толкнул
посильнее -  за  дверью  что-то  мягко  бухнуло  об пол.  Потом моим  глазам
предстал заспанный стрелец, видимо, во сне он подпирал дверь спиною.
     - А-а-м-м... Доброго утречка, батюшка сыскной воевода!
     - Ты что здесь делаешь?
     - Вас от лиходеев сторожу, как Фома Силыч приказывали.
     - Еремеев, что ли? - раздраженно буркнул я. - А почему спишь на посту?!
     -  Виноват,  ваше  благородие! Ненароком...  и  не  заметил как, но всю
ноченьку, аки филин, бдил!
     -  Ладно,  свободен.  Возвращайся  к  начальству   и  доложи,  что  все
нормально.  Да, встретишь  Еремеева,  передай ему,  чтоб  он порядки  свои в
отделении не устраивал. Я не младенец, нечего ко мне нянек приставлять.
     Парень поклонился,  забрал  стоящий  у  лестницы  бердыш  и  убежал.  Я
медленно  спустился  вниз. Голова  гудит...  На Фому  неизвестно зачем собак
спустил,  он же как лучше  хотел... Все наперекосяк! Яги в горнице не  было.
Стол пустой. Выглянув в сени, я убедился, что и Митька куда-то слинял с утра
пораньше.  Все  против меня! Полез в  печку,  хотел достать углей, разогреть
самовар,  но  зацепился  штаниной за ухват. Сначала упал  он, больно стукнув
меня по  пальцам  руки,  а потом заслонка, которую я,  естественно, выронил.
Грохоту! Я тихо взвыл и в полном отчаянии опустился па скамью.
     -  Никитушка!  Сокол ты наш ясный, да  что ж это с тобой деется? - Баба
Яга  неслышными шагами просеменила из  своей половины и обняла меня, утешая,
как
     ребенка. Я уткнулся носом в ее цветастую душегрейку, и  мне  стало  так
легко, так тепло, как бывает только в раннем детстве на руках у бабушки.
     - Здорово, бабуленька!  - донеслось из сеней. - А я вот с утра на рынок
сбегал, яблочков спелых Никите Иванычу принес.
     -  Да  не  ори  ты,  неслух!  Али  не  видишь,  до  чего  враги  нашего
воеводу-батюшку довели? Измотался совсем  человек, на себя не похож, а ты  и
рад спозаранку горло драть?!
     - Прощения просим. - Митька на цыпочках подошел к нам, в скорбной  позе
стал рядом.
     - Никита Иваныч, уж вы не  переживайте, не  берите  близко  к сердцу...
Одолеем мы  их, супостатов! Вы мне только пальцем ткните,  который обидел, а
уж я из него всю борзоту-то на раз повышибаю!
     - В самом деле, занялся бы ты этим, Митенька. Участковый наш -- человек
хрупкий, умственной работой перегруженный, где  ему за всем уследить. Я  так
думаю, пусть уж он нонче дома отсидится, а ты сам милицейскую службу справь.
Проверь, где, чего, за порядком присмотри, чтоб  знал  народ: мы на посту. А
там вечерком и доложишься.
     - Рад стараться, - не веря такому счастью, тихо проскулил мой напарник.
- Да я, да за такое служебное доверие...
     -  Стоп!  Сбавь  обороты,  герой.  - Я  собрался и вырвался  из  добрых
бабкиных  рук. -  Не  хороните  меня  раньше времени.  Да и в санаторий  для
инвалидов  записываться  рановато.  Давайте-ка  завтракать,  ну  и  по  ходу
посоветуемся о наших делах.
     Митька  разочарованно  сник.  В  его  жалобном  взоре  еще  отсвечивала
вожделенная кокарда. Яга, наоборот, охая, бросилась к печке доставать горшок
с  гречневой кашей, топленое молоко  и  пироги с  грибами.  Я  только сейчас
обратил внимание, что  длинный нос нашей старушки был забинтован тряпочкой и
украшался маленьким бантиком  сбоку.  Видимо, ее "ранения"  были не в пример
серьезней  моих.  Несмотря  на  возможный  комизм  ситуации,  смеха  это  не
вызывало, даже наоборот, здоровое  раздражение и желание всерьез разобраться
с  негодяями, так  издевающимися  над  заслуженной  пенсионеркой.  Митьку  с
пирогом и  миской  каши отправили  в  сени. Сколько  я  ни  боролся  с  этой
старорежимной дискриминацией, Яга  была  неумолима.  Конечно, основной темой
разговора за столом являлся вчерашний взрыв.
     - Ты как хошь, участковый,  а только это  немцы твои нас подорвали! Нет
им моего доверия, не было и нет!  Вот погоди, не спорь... Посол  энтот, Кнут
Плеткович...
     - Гамсунович, - поправил я.
     - А мне, знаешь ли, без разницы,  - взвилась бабка, - что ж он, немчура
поганая, мне нос портить будет, а я молчи?! Да я ему... он  у меня... я ж до
самого царя дойду, чтоб засвидетельствовать...
     - Это  все  эмоции,  к  тому же абсолютно  не  подтвержденные реальными
фактами. С чего вы вообще взяли, что Шпицрутенберг имеет к этому отношение?
     - Так ты сам посуди. Чьи охраннички на  твою светлость покушались? Его!
Кто нас пойлом  горьким с  запахом дурманным поил? Он! Кто  тебя  в кабинете
задержал,  пока его подручные  покушение готовили? Опять он!  А кому все это
было выгодно? Ему же, басурманину!
     - Глупости! - Я  твердо отмел все возможные инсинуации. - Посол слишком
дорожит своим  местом  и  безропотно сдал  двух  телохранителей при малейшем
намеке на  его личное участие  в нападении на  работников милиции. Угощал он
нас кофе. Между прочим, очень хорошего качества. Если не нравится, не пейте.
И в кабинете он меня  не задерживал, это моя бредовая идея посоветоваться  с
иностранцем насчет прогрессивных реформ в стране. Он за это время никуда  не
отлучался, никому никаких приказов не  отдавал, мы все время были с глазу на
глаз.
     - А кто ж тогда знал, что мы из слободы домой пойдем?
     - А куда мы могли пойти, на ночь глядя? В ресторан или библиотеку?!
     Баба Яга некоторое время сосредоточенно молчала, выстраивая в уме новую
версию обвинения, но, ничего не придумав, сдалась:
     - Ничего не могу с собой поделать... А только  чую: не русские это люди
под  нами  мостик  разнесли.  Наш  злодей, он ведь  как...  Ножик  под ребро
запустить, кистенем  из-за угла  ошарашить, удавку на шею набросить, а то  и
попросту  оглоблей вдоль  хребта  ломануть -  всегда  пожалуйста.  Но  чтобы
такое...
     - А если шамаханы? - предположил я.
     - Навряд ли... Уж они-то так сильно по загривку  схлопотали, что теперь
нескоро  к  нам нос  сунут.  Чтобы взрыв  устроить, здесь ведь и точность, И
расчет,  и знания нужны. Немецкий склад ума  - вот как  это обзывается.  Без
них, нехристей, тут не обошлось...
     -  Хорошо, не будем  сбрасывать  посла  со счетов, оставим  как рабочую
версию. Тогда дело о пропаже черной ткани придется задвинуть в дальний ящик.
Есть более неотложные задачи: наша безопасность, например.
     - Царя оповестить надобно.
     - Надо,  но не  хочется... Вы ведь его знаете,  начнет кулаками махать,
всех немцев в тюрьму, посла  на каторгу, охранников на дыбу, там покаются...
Я тут бьюсь-бьюсь над установлением в городе хоть какой-то законности, и все
коту под хвост?  В условиях  диктатуры милиция работать не может. Мы  просто
выродимся в очередной фискально-карательный орган.
     -  Ох, Никитушка,  - вздохнула Яга,  - не лез  бы  ты в  политику, себе
дороже. Служил бы помаленьку, и все.
     - Не могу, душа болит...
     Мы помолчали.  По  большому  счету она права, каждому  надо  заниматься
своим  делом,  а  нести  прогресс   в  Древнюю  сказочную   Русь  совершенно
бесперспективно, да и небезопасно...
     - Значит, на сегодня план действий таков... Митька!
     - Ям... чавк... ам... нь?! - выжидательно донеслось из сеней.
     - Давай завтракай поскорее, поработаешь  курьером. Я составлю докладную
для царя, передашь лично в  руки. Потом сгоняешь в торговый квартал, найдешь
погребальную  контору  Шмулинсона  и  пригласишь  его ко  мне  в  отделение,
повестку я выпишу. Именно  пригласишь! Вежливо, с поклонами,  а  узнаю,  что
опять угрожал за неявку "смертью безвременной и геенной огненной", - накажу.
     - Умн, - наконец прожевал наш  старательный товарищ и обиженно буркнул:
- Да рази ж я совсем без понятия? Я ж по злобе и мухи не обижу...
     - Угу, а кто плотника Лепехина в короб с опилками по самую шею засунул?
     - А... у... а вы как узнали?
     - Но  то я и  участковый. Доложили  уже.  - Поморщившись,  я достал  из
планшетки лист бумаги: - Вот его заявление, полностью признает себя виновным
в том, что в пьяном виде обозначал цвет милицейского мундира как мышиный. За
таковую  дерзость и  был опущен  в  опилки со стружками  младшим сотрудником
отделения. Вину свою осознал,  прощения смиренно просит, и чтоб Христа ради,
голову ему за эту провинность не рубили. Твоя работа?
     - Моя, - гордо выпятился Митяй, - а пущай теперь милицию уважает.
     - Подведешь ты своими угрозами всех нас под монастырь... Ладно, задание
понял?
     -  Как не  понять...  Исполню  в  точности,  не  извольте  сомневаться.
Разрешите
     выполнять?
     -  Погоди, сейчас докладную напишу. Когда Митька умчался по делам, мы с
Ягой  тоже начали собираться. Во-первых, стоило  осмотреть  место вчерашнего
теракта, возможно, колдовские  способности  бабки  и укажут  истинный  след.
Во-вторых, вернуться  и  допросить  охранников  посла. Они наверняка  только
косят под незнание языка, но при правильном допросе непременно расколются. И
в-третьих, вечером провести разъяснительную беседу с гражданином Шмулинсоном
Абрамом Моисеевичем.  В смысле, чтобы  он разъяснил мне кое-какие непонятные
моменты. Вроде бы все...

     Еремеев   догадался  поставить   на  охрану  места  преступления   двух
стрельцов. Они спроваживали любопытных и шугали соседских ребятишек, чтоб не
затоптали следы. Беглый осмотр подтвердил мои  худшие подозрения  -- никаких
улик. Подобрав пару  обгорелых  щепок,  я  не обнаружил характерного  запаха
пороха.  Что  же тогда так рвануло?  Динамит, бертолетова  соль, пироксилин,
нитроглицериновая смесь, пластиковая или водородная  бомба? Баба Яга шныряла
по  канаве  едва ли не  на четвереньках, подбирая  совершенно непонятные для
меня  камушки,  листики,  угольки... Когда она вылезла  из-под единственного
уцелевшего бревна, даже белая повязка на ее носу была перемазана сажей.
     - Пошли в дом, участковый, там переговорим... После умывания задумчивая
бабка  опустилась  на скамью,  наморщила лоб и долгое  время  молча о чем-то
размышляла,  передвигая  по столу  собранный  в канаве мусор.  Я  приготовил
бумагу и карандаш, а потом сидел тише мыши, ожидая, пока она настроится...
     -  Значит,  вот  как  все оно  было...  Злодеи нам  всем  верную смерть
приготовили. Уж как они прознали, когда мы через мосток пойдем, - про то мне
не ведомо...  А только сунули  под него котел  чугунный мало не в три ведра!
Под котел  тот  разрыв-травы положили -  целый  пук! Бегун-травой на  десять
шагов дорожку выстелили и в начале Степкин огонек поставили. Ну, а что потом
было - про то ты не хуже моего ведаешь...
     - Минуточку, - запротестовал я, - может, вам действительно все понятно,
но я  из всей этой ботаники ничего так  и не уяснил. По-вашему  выходит, что
нас пытались подорвать какими-то лютиками-ромашками?!
     -  Ты думай,  че  говоришь-то!  - Яга даже покраснела  от незаслуженной
обиды. - Не знаешь, так уж молчи.
     - Нет, молчать я не буду, а  вот вы объясните  мне все  популярно. Так,
чтобы  и я сам понял,  и к  делу  подшил серьезный документ,  а не обгорелый
гербарий.
     -  Пожалуйста...  - поджала  губки бабка. - Чему  вас только в  милиции
учили?  Слушай,  значит... Про  разрыв-траву у  нас даже дети  малые  знают.
Растет она  в  лесу,  от  иной травы  сразу  не  отличная, листы  крестиком,
цветочки красненькие, а вот только брось ее в воду - все травинки по течению
плывут, она одна - против!  Тут ее  в руки бери да храни до поры. Потому как
ежели разрыв-траву на замок, на засов али еще на что железное положить - она
тот предмет на куски порвет!
     - А... котел вроде был чугунный, - напомнил я.
     - И  чугун порвет,  от него  даже куски  еще мельче посыплются.  Оттого
трава эта ворами разными пуще золота ценится... Добыть ее нелегко,  а польза
великая.
     - Так, про воров  я записал. А каким образом это  биологическое  оружие
активизируется?
     - Чего?!
     - Виноват... Ну, в  смысле, как добиваются того, чтобы  она  сработала?
Кидают травку на замок и прячутся куда подальше, чтоб взрывом не зацепило?
     - На то бегун-трава  на  дне канавы и положена  была... Помнишь, Митька
тебе   еще  на   огонек  указал?  Так   вот   это  цветок   был   махонький,
Степкой-огоньком  кличут.  Он сам на  одном месте не  цветет,  все по другим
травам  шастает,  словно  искорка  огненная  перебегает.   А  ежели   им   в
человеческий след ткнуть, то цветок того  человека завсегда  сам отыщет. Вот
враги наши чего и удумали... Котел под мостом уложили, разрыв-травы под него
бросили да на Степкин огонек и заговорили.
     - А где они Митькин след взяли?
     - Эвон где...  да он своими  лаптями  такие следы у забора наоставлял -
любо-дорого  поглядеть.  Злодеям только  и  дела, что  на след  этот  как бы
ненароком цветок уронить,  да подобрать, да на бегун-траву выложить. Как наш
парень на мосток ступил, так Степкин огонек к нему и ринулся...
     - Добежал до разрыв-травы, она  сдетонировала, взорвала чугунный котел,
который, в свою очередь, и разнес конкретный мостик,  - аккуратно дописал я.
Абсолютная белиберда!  Но  пока нет  научного  объяснения,  будем  держаться
этого. - Вот только мне не вполне понятно, почему террористы ориентировались
именно на Митькин след?
     - Про  то не ведаю, - развела руками Баба Яга. -  Могла бы приврать, да
не хочется. Вот разве  мыслишка  у меня одна  была, как ее... гипотеза! Что,
ежели соглядатай наш, по лавкам гуляя да  про тряпки расспрашивая, ненароком
углядел чего не следовало?
     - Очень может быть, но что именно?
     - У него и спроси.
     -  Как? Подойти и  поинтересоваться,  не  видал  ли он, часом,  чего-то
такого, о  чем мне  сказать  подзабыл, а нас  из-за этого "чего-то" едва  не
подорвали? Ну, он враз такого навспоминает - мы за неделю не разгребем.
     -  Тоже верно,  - согласилась Яга.  - А  теперь  давай время не тянуть,
потому как... В дверь постучали.
     - Ты ждешь кого, Никитушка?
     - Нет, а вы?
     - И я нет.
     - Войдите! - хором  попросили мы. В горницу торжественно вступила целая
армянская  делегация.  Две  старые толстухи  с  черными усами,  еще  молодая
женщина  с  зареванным  лицом,  двое  стройных  юношей призывного  возраста,
худущий дед с трясущейся головой, трое ребятишек мал мала  меньше  и четверо
взрослых мужчин, скорее всего слуг.
     - Вы по какому вопросу, граждане? - недоуменно повернулся я.
     Вместо ответа они дружно бухнулись на колени  и стали бить лбами о пол.
Терем  зашатался...  Я  не  преувеличиваю - на  столе, подпрыгивая,  звенела
посуда!
     -  Прекратить немедленно!  -  взвыл я, пока  Яга  успешно перехватывала
спрыгивающий самовар.
     На минуту стало тихо, но только на  минуту. Едва я перевел дыхание, как
вся толпа так же дружно ударилась  в слезы. Рыдали  все - от мала до велика.
Искренне, старательно, от души...
     Мне  пришлось орать снова и даже топать  ногами,  пока они  наконец  не
замолчали, жалобно глядя на меня печальными, укоризненными взглядами.
     - Что случилось? - очень тихо спросил я. - Отвечайте по существу, одним
голосом. Если  кто  еще раз заплачет - злой дядя-милиционер посадит  того  в
тюрьму. Все поняли?
     -  Да,  гражданин  началник...  - горько  вздохнула молодая женщина. --
Милости твоэй пришла просить для мужа своэго Кирокосьянца Арон-джана.
     - Какой милости? Но... я  же его  не арестовывал, никаких  обвинений не
предъявлял, о чем вы просите?!
     - О прощэнии,  началник... Ради дэтэй, ради  матэри эго и тети с дядэй,
ради  мэня,  безутэшной,  -  прости  эго,  дорогой  участковый!  Вэли  своэй
уважаэмой бабушкэ с нэго заклятьэ спять.
     - Опять не понял... Какое заклятье?  -  Я беспомощно  повернулся к Бабе
Яге.
     Она смущенно завозилась и поманила меня пальцем:
     - Никитушка, видать, слова-то те, что я ему в запале сказала, - к месту
пришлись... А что, хозяюшка, муженек-то твой совсем пьяный лежит?
     - Совсем... - скорбно закивала жена  Кирокосьянца.  - Как  за стол сэл,
как все выпил, так и упал - нэ поднимаэтся. Совсэм пьяный...
     - А глазоньки у него не окосели?
     - Окосэли,  совсэм окосэли. Пьяный  лэжит,  никого нэ  узнает,  а глаза
совсэм
     косыэ...
     -  Ладно,  помогу  горю  вашему. На вот,  пузыречек возьми, на тряпочку
капни да мужу под нос и сунь. Небось протрезвеет... А как  очухается, скажи,
чтобы впредь милиции  в работе  помогал, а  не  застольями  отвлекал  от дел
серьезных.
     - Нэпрэмэнно! - Женщина подхватила пузырек,  чмокнула  бабку в щеку, и,
не сказав ни "спасибо", ни "до свидания", со всей родней бросилась из терема
вон.
     -  Ну  и   дела,  -   проворчал  я.   -   Вы,  бабушка,  когда  граждан
заколдовываете, хоть в известность меня ставьте,  а то стою дурак дураком. С
чего это вы решили на нем отыграться? Нам подозреваемых беречь надо...
     - Ну, уж прости старую, не нарочно я...
     - И  как  у вас это  получается? Сказала  слово -  раз, и  все! В  моем
времени  экстрасенсы  какие-то пассы руками делают,  рожи корчат,  установки
дают... Некоторые потом книги о  колдовстве пишут, секретами ремесла делятся
и успешно приторговывают разными  крестами,  звездами, браслетами...  Бизнес
поставили на широкую ногу.
     -  Ну-ка,  ну-ка,  расскажи,  -  мгновенно привстала Яга, в  ее  глазах
загорелись желтые искорки материальной заинтересованности.
     Добрые  полчаса  мы  потратили  на  обсуждение  коммерческих  принципов
действия  всяких  лонго,  чумаков,  джунн и  прочих  баб  нюр. Потомственные
колдуны, опытные ясновидящие, могущественные маги, всезнающие гадалки. Таро,
исправители кармы, жрецы вуду и настоящие чукотские шаманы -- все разъясняли
недипломированной  старухе,  как   убедить  среднестатистического   человека
добровольно расстаться  с  деньгами, да еще и  чувствовать себя  после этого
счастливым, здоровым и богатым. Ну, хотя бы какое-то время...

     Заявился Митька. Никого с собой  не притащил,  никто  за ним не гнался,
так что задание, видимо, исполнил  как надо. Царь докладную прочел, ответную
записку  писать не  стал,  а на  словах передал, что дает мне полную свободу
действий. Но  когда начну атаковать немецкую слободу пушками, то без него не
начинать, ему тоже интересно... Шмулинсон божился именем святого Моисея быть
к пяти часам  как штык. Глупых  вопросов  не задавал, в  панику не вдавался,
сказал, что лишь возьмет пару чистого белья, теплые носки и мацу в дорогу.
     Митяй уверял, что никого не запугивал...
     - Хорошо,  возьми двух стрельцов у  ворот, открой поруб, там  охранники
посольские еще с ночи сидят. Забирайте обоих и  ведите сюда, будем проводить
перекрестный допрос по всем правилам.
     Через пару минут к нам ворвался бледный стрелец:
     -   Батюшка  сыскной  воевода!   Беда!  Спустились   мы   в  поруб,   а
заключенные-то совсем окоченели...
     - Да, там у нас калориферы не топят... - не сразу врубился я.
     - А что с трупами делать?
     - С какими трупами?!
     - Дак я ж говорю, холодные они совсем. Померли!
     Переглянувшись с Ягой, я схватил фуражку и следом за стрельцом бросился
к порубу. Митька ждал меня внутри. Поруб представлял  собой большую землянку
с бревенчатой крышей, десять ступеней вниз, ходить можно только пригнувшись.
Раньше Яга держала здесь припасы на зиму, а со времени открытия отделения мы
использовали  его как  "камеру  предварительного заключения". Тусклый огонек
свечи позволял разглядеть  две скорчившиеся на земляном полу фигуры. Неужели
действительно замерзли насмерть? Раньше  такого никогда  не  было... Холодно
здесь, да, но не настолько же!
     - Что делать будем, Никита Иванович?
     - Вытаскивай их во двор по одному. Сами справимся?
     Митяй  снисходительно  пожал плечами.  Силы  ему  Бог  отпустил,  ровно
владимирскому тяжеловозу. Когда два мертвеца были уложены у забора, Баба Яга
придирчиво  осмотрела  обоих. Впрочем,  на  этот раз  и у  меня  не было  ни
малейшего  сомнения относительно  причин скоропостижной смерти...  Застывшие
гримасы боли, изломанные судорогой тела, почерневшие языки  и подсохшая пена
в уголках рта явно  указывали на преднамеренное отравление.  Черт подери,  я
почувствовал   себя  обманутым   и  обворованным!   Два  преступника,   двое
подозреваемых, два свидетеля одновременно - уже никому ничего не  расскажут.
Кто-то просто убрал их с  шахматной доски, как проигранные фигуры. Эти пешки
слишком много знали. Может,  не слишком,  но достаточно для того, чтобы тот,
кто стоял за их спинами, предпочел не рисковать...
     - Никитушка, стрельцы говорят, что обыскивали обоих,  оружия при них не
было, а  вот  шарик  малый, крошку ядовитую, вполне  пронести могли.  В ухе,
например...
     - К порубу никто не приближался?
     -  Знамо, нет, стрельцы ведь теперь  все тут охраняют, заметили бы. Вон
тот, помоложе, у самых дверей стоял, глаз не смыкая.
     -  Эй,  молодец!  Подойди-ка сюда. Напомни  мне,  с того  времени,  как
заключенных отправили в поруб, к нему никто не подходил?
     - Никто, воевода-батюшка.
     - Ни  животное,  ни человек, ни  насекомое?  Поднапряги  память,  точно
никто?
     - Нет...
     - А петух?
     - Не... ну, может, муха туда-сюда летала, а так никого.
     -  Изнутри  доносился  какой-нибудь  шум?  Голоса, песни, плач,  крики,
возня?
     -  Да... нет... вроде. -  Парень  почесал в затылке. - Ну,  ясное дело,
живые люди, шебуршали  слегка. Только по лестнице никто не ходил, в дверь не
стучали, пристойно себя вели. Трубки курили...
     - Курили?! - не сразу поверил я. За все время  своей работы в Лукошкине
не  встречал  ни одного курящего человека. Табак в Россию  был завезен царем
Петром, а здесь его появление и не планировалось.
     - Так ведь многие немцы трубки курят, - даже удивился стрелец. -- Зелье
дурманное, бесовское,  и запах от него дюже зловонный, а  им в удовольствие.
Вот отсюда, из щели дымок черный тянулся. Я и решил - курят, супостаты...
     -  Странно... Я был внизу и  совершенно не  почувствовал запаха табака.
Митяй, обыщи их обоих еще раз.
     - Ничего нет, Никита Иванович!
     - А что, когда в первый раз обыскивал, что-нибудь было?
     - Нет, - покачал головой  второй стрелец. -  Я сам их перещупал  - ни в
карманах, ни за пазухой, ни в сапогах, крошка хлебная - и та не завалялась.
     - Так чего же ты мне тут дедуктивный метод разыгрываешь? - напустился я
на стрельца помоложе. - Курили они... Ни трубки, ни огнива, ни табака, а он
     логические размышления строит, Честертон ходячий!
     Парень  страшно  смутился и покраснел,  меня  отвлекла  Яга,  уж  очень
мрачным стало ее лицо.
     -  Никитушка, плохо дело! Надо  этим жмурикам до заката осиновый кол  в
грудь вбить и  либо сжечь,  либо  в землю зарыть да могилку солью присыпать,
чтоб, не ровен час, не встали.
     - Неужели настолько паршиво? - обреченно спросил я.
     Старушка  только  многозначительно  хмыкнула.   Все   ясно:   остальная
информация  не  для  случайных  свидетелей.  Но...  поступить  с  мертвецами
согласно бабкиному предложению совершенно не представлялось возможным. Они -
граждане другого государства. Если мы еще вправе судить их по нашим законам,
то  где  и как  им устроить похороны -  частное дело немецкого посла. Тут  и
так-то не знаешь,  каким образом выпутываться... Взяли  двоих телохранителей
под честное слово,  вечером посадили в КПЗ, утром  они оба окочурились.  Что
подумает посол о наших методах ведения допроса? С другой стороны, Баба Яга -
очень серьезный специалист  в  своей области. Если уж она говорит, что  надо
сжечь или похоронить с колом в груди, то именно  так и надлежит сделать,  не
иначе!  Бабка - профессионал, лично  я  с  ней  спорить  не  буду,  мне  уже
приходилось от воскресших мертвецов ладанкой отмахиваться.
     - Значит, так, ребята, -  обратился я к ожидающим стрельцам, -  грузите
оба  тела  на телегу и везите в немецкую слободу.  Передадите с рук на руки.
Начальником с  вами  пойдет младший  сотрудник.  Митя,  обязательно  дождись
посла, перескажи ему все, что Яга советовала сделать с усопшими, и попроси к
вечеру заглянуть в отделение, мне с ним еще раз побеседовать надо.
     -  Все   понял,  Никита   Иванович,   исполню   справно,   не  извольте
сомневаться... Один вопросик можно?
     - По существу?
     - А то!
     - Валяй.
     - Вот  вы у стрельца  про  всех, кто  к порубу подходил,  спрашивали...
Петуха нашего особо упомянули. Неужто подозрения у вас против него имеются?
     - Нет,  - буркнул я, краснея. - Просто...  был случай  подвести его под
статью. Совсем, понимаешь, спать не дает...
     Митька сделал умное лицо  и умчался на конюшню  готовить  телегу. Мы  с
бабкой присели на завалинке,  требовалось поговорить. Для начала я  высказал
свои скромные соображения:
     -  Дело  становится  интригующим, появились  первые  трупы.  Совершенно
непонятно  с  чего... Визиты на  армянский  склад  и  в  немецкое посольство
ясности не добавили. Такое, чтобы подозреваемый умер  у  меня в КПЗ в первый
же  вечер по задержанию, - на моей  памяти впервые. Как-то  напрягает черный
дым, замеченный бдительным часовым. Потом еще эти мухи... Поруб все-таки  не
медом  намазан,  да  и  уборная у нас в  другом конце  двора,  с чего  же им
явиться?
     - Все  так, Никитушка, - мудро качала головой Баба  Яга, - во всем ты в
самое яблочко метишь. Хотя сама я в этом деле  ничего понять не могу, но чую
- хлопот мы с ним огребем не хуже, чем с шамаханами.
     -  У  меня похожее предчувствие. Так  что если я правильно  угадал,  то
версию  самоубийства  мы  решительно  отметаем.  Что-то   или  кто-то  сумел
проникнуть в поруб, заставить охранников принять  яд и исчезнуть  до  нашего
появления.
     -  Все так и было... - призадумалась Яга. - Вот только кто это - ума не
приложу. В поруб он мушкой  малой проник, на то большое умение надобно. А из
поруба - дымом черным вылетел, так то вообще колдовство великое. Не с мелкой
сошкой дело имеем.
     - Может, опять Кощей за старое взялся?
     - Может, и взялся, а только Кощей на тебя  взрыв строить не стал бы. Не
его это рук злодейство, не русское оно вообще, не было у нас такого...
     - Почему же не было? На первый взгляд никакого импортного колдовства не
заметно. Гномы по  Лукошкину не шастают, эльфы не летают, гоблины с топорами
не бегают, даже у взрывного устройства самое что ни на есть русское название
- "разрыв-трава". Где вы тут иностранщину заметили?
     - Чую... - развела  руками Баба Яга.  Что тут скажешь?  Еще незабвенный
Шерлок Холмс советовал не пренебрегать таинственной силой женской интуиции.

     Шмулинсон  заявился  сразу  после обеда,  на  два  часа раньше, чем его
ждали.  В  руках  посох, за  спиной холщовый  мешок, из  кармана выглядывает
потрепанная
     Каббала - словом, человек готов в дорогу.
     - Проходите и присаживайтесь.
     - И ви всегда так любезны после борща со сметаной, скажите  на милость?
Нет,  нет, я  пройду  и сяду, такой грех жаловаться на  вашу  воспитанность.
Когда ближайший этап?
     - Чего? - не понял я.
     - Ой, ну  не делайте удивленное  лицо! У моей  Сары всегда бывает такое
же, когда  я спрашиваю, где деньги? Она идет на базар, имея в кармане рубль,
по  теперешним временам  это -  финансы! Но  масло не  мажется, маца  пахнет
дегтем, а  кукурузной каши так  мало, что  дети кушают ее в две ложки!  "Где
деньги, Сара?" - спрашиваю я. Так вот она делает такое же лицо...
     - Гражданин Шмулинсон, я вас пригласил не шутки шутить.
     -  Я  жутко  извиняюсь,   гражданин  начальник!  -   всплеснул   руками
язвительный  гробовщик. -  Таки  позвольте  полюбопытствовать, шо вы  хотели
услышать напоследок от бедного еврея?
     - Просто хотел поговорить...
     - Ну так разговаривайте.
     -  Абрам  Моисеевич!  -  привстал  я.  -  Что   вы  мне  здесь  комедию
разыгрываете?!  Вы  не в  Одессе и "Золотого Остапа" не получите,  а вот  за
нежелание сотрудничать с милицией...
     - Шо?! - прищурился  Шмулинсон, сдвигая шляпу  на затылок и оттопыривая
пальцем ухо. - Я не  ослышался? Речь шла о сотрудничестве? Скажите мне, шо я
не  оглох.  Ви  предлагаете  мне  сотрудничать  с  вами?  Но,  боже  мой,  я
категорически  согласен!  Шо  я  буду делать? Дайте  же  мне  потрогать  наш
трудовой договор, а вопросы оплаты обсудим позднее...
     - Все... - сдался я. - Ответьте мне на один вопрос, и вы свободны.
     - Всего  один?!  Ну, это даже как-то  обидно... Ваш младший  сотрудник,
придя  в мой огромный дом, громко оповестил, шо меня  ждет  жуткий допрос со
всеми пристрастиями. Шо  по моим пейсам в любом  случае Магадан  плачет,  но
чистосердечное  признание  скостит лет десять, так шо к семидесяти я буду на
свободе.  Сара сказала: "Абрам, сдавайся немедля! В семьдесят пять  я еще не
буду сморщенной старухой. Возьми теплые носки и отправляйся, а не  то впаяют
два срока". Она пожарила мне куру в дорогу...
     - Где Митька? - Я повернулся к Яге едва ли не с нервным тиком.
     - Дак со слободы немецкой не вернулся еще... - начала было моя хозяйка,
но ее прервали.
     В двери без стука  вломился молодой  стрелец, тот, что дежурил у входа,
и, задыхаясь, доложил:
     - Батюшка... сыскной воевода! Немцы!
     - Что орешь, как белорусский партизан?! Еще скажи - танки, мотоциклисты
и отборная дивизия СС. Если из немецкой слободы, то пропусти.
     - Да  вся слобода сюда идет! Всем миром  маршируют с камнями и палками.
Хотят все отделение дотла спалить!
     - Что за бред?! Где Митька?
     - Ворота бревном подпирает.
     - А... посол немецкий где?
     - К царю побег на твою  милость жаловаться. Он,  вишь,  за ворота,  а к
сотруднику  твоему пастор местный пристал -  скажи да скажи, зачем приходил?
Ну, он и...  объяснил.  Дескать, охранников ваших замели, а теперича упырями
вернули, делайте с ними что хотите.  А если кто  возмущение проявлять будет,
так и... в  общем,  по закону. Священник бледный стал, как  поганка. В кирху
ихнюю забежал, начал своих  скликать. Мы-то развернулись да в обрат пошли, а
смотрим, за нами вся немецкая слобода идет, с песней!
     Буквально в ту же  минуту раздался  грохот булыжников, брошенных в наши
ворота. Я  торопливо  натягивал китель,  Яга взялась  за ухват,  а гражданин
Шмулинсон, выглянув в окошко, присел в уголке, надвинув шляпу на нос:
     - Ша, меня тут не было. Живым я больше пригожусь родной милиции...
     Мы выскочили  на крыльцо.  За  нашим забором  организованно бесновалась
толпа. Был слышен  лающий  голос священника, вдохновенно  орущего на  чистом
немецком  что-то  о  превосходстве  арийской  расы.  Хотя  я  в  школе  учил
английский,  но  общий  смысл  его  призывов  был  понятен без  перевода. От
напирающих людей забор буквально прогибался. Двое стрельцов, дежуривших  при
отделении, выпрягли кобылу  и прижали  телегой  трясущиеся  ворота. Со  всех
сторон раздавались удивленные крики народа:
     - Немчура  нашу  милицию  атакует! Все, я полез на телегу -  если их не
остановить сейчас, то горячие лукошкинцы полезут нас защищать и все кончится
грандиозной   братоусобицей!  Мое  появление  над  воротами  вызвало   шквал
оскорблений...
     - Думкопф!  Убийца!  Руссише швайн! Палач!  Отомстим за гибель Ганса  и
Жоры!
     -  Граждане  немцы!  - заорал  я во всю мощь,  рискуя  сорвать  голос и
надеясь быть услышанным. - Вы  находитесь  во власти  жестоких  заблуждений!
Ваши действия ведут к нарушению  законности и порядка!  Предлагаю немедленно
разойтись  по  домам!  На  все  вопросы  я пунктуально  отвечу  перед  вашим
представителем - гражданином Кнутом Шпицрутенбергом.
     - Найн! Нет! Здесь и сейчас!  - дружно взревели крепкие немецкие парни,
а из всех  переулков,  засучивая рукава, уже спешил на выручку наш народ,  и
столкновение казалось неизбежным.
     - Хорошо!  Я готов к  откровенному разговору, но прекратите кричать все
сразу. Пусть говорит один.
     Посовещавшись, немцы выдвинули вперед маленького незаметного  человечка
в  коричневых  одеждах  католического пастора.  Он  говорил по-русски  очень
неплохо, хотя и с явными проблемами в склонениях и падежах:
     - Мы требовать ответа за смерть  двух  честных  солдат из охраны нашего
посла!
     -  Все ясно, сам факт их гибели  я как начальник отделения не  отрицаю.
Граждане Жуков и  Гогенцоллерн  были арестованы по подозрению в нападении на
работников милиции. Их  доставили  сюда и посадили в камеру предварительного
заключения...
     - Они ни в чем не виноваты! - перебил священник, и толпа поддержала его
согласным  гулом. - Все обвинения  были  ложными. Мы  знать  этих людей  как
честных немцев.
     - А им и не  выдвигалось никакого обвинения. Я же сказал - задержаны по
подозрению.  Степень виновности  определяет суд,  а мы  лишь  подготавливаем
материалы  дела. Но сегодня утром,  спустившись  за ними для предварительною
допроса,  было  обнаружено,  что  оба  задержанных  мертвы.  Причины  смерти
выясняются.
     - Вы убили их! Они отравлены! Кто, как не вы, могли дать яд?!
     - А зачем?  - Я перешел в наступление, упрямый немецкий пастор нравился
мне все меньше и меньше. - С какой целью милиции было травить граждан чужого
государства, даже не допросив их ни разу? Какой  смысл арестовывать, прятать
в поруб, давать яд, а утром следующего дня возвращать обратно?
     - Это есть демагогия! Факт налицо - наши честные немцы мертвы!
     -  Вы забодали меня вашей "честностью"! - в свою очередь  взорвался  я.
-Между прочим,  у  нас на руках  были серьезные улики для предъявления обоим
очень весомых обвинений. Но  кто-то не хотел, чтобы они  заговорили... И уж,
будьте  уверены,  я выясню,  кто  этот  "кто-то", и он получит  свое  на всю
катушку!
     Священник  хлопал  глазами,  забыв  закрыть  рот, но  не  находил,  что
сказать. Жители  немецкой  слободы тоже подуспокоились  и, будучи  по натуре
людьми законопослушными, перестали давить на наш забор. По центральной улице
бодро двигалась стрелецкая  сотня  Еремеева,  а со стороны  царского дворца,
громыхая, неслась карета посла.
     - Еще раз убедительно прошу всех  разойтись! Обещаю, что проведу  самое
тщательное расследование  причин гибели ваших соотечественников. В интересах
следствия  определенную  информацию  я  не  имею  права  открывать,  но  она
обязательно выведет нас на настоящих преступников.
     -  Мы  не  верить русскому  полицаю! Мы требовать казни  всех  служащих
отделения! Особенно тот длинный  парень,  что хотят  надругаться  над телами
наших погибших товарищей!
     - Если наш сотрудник  допустил серьезные служебные нарушения - он будет
наказан по всей строгости устава.
     - Нет! Мы  требовать  казни всех! - продолжал  бесноваться  пастор,  но
прочие немцы уже смущенно молчали.
     По-моему, до  них  стало доходить,  в какую  опасную игру их  втягивают
яростные  вопли  духовного пастора. Кнут Гамсунович  вылез, из кареты, резко
бросил пару коротких фраз на немецком,  и вся толпа, послушно построившись в
колонну  по  четыре,  строевым  шагом отправилась восвояси.  Злобный  пастор
семенил в самом хвосте, что-то бормоча себе под нос.
     -  Я должен просить у вас извинения, герр Ивашов, - поклонился посол. -
То, что  произошло, досадная ошибка,  невероятное  помутнение  рассудка, это
просто невероятно для  немецкого  народа. Мы чтим законы,  уважаем порядок и
никогда  бы  не  подняли  бунта против  государственной власти. Надеюсь,  мы
найдем способ  забыть  обо  всем этом за  штофом хорошего шнапса  и  порцией
настоящих немецких сосисок с горохом.
     - Конечно. - Я  помахал ему рукой. -  Обещаю  держать  вас в курсе хода
следствия.
     - Благодарю, позвольте откланяться.
     - Куда-то спешите?
     - Пороть! - даже удивился моей непонятливости посол.
     Стало  быть,  сегодняшний вечер в  немецкой слободе  пройдет под знаком
массовой  экзекуции. Ну что  ж, похоже,  и мне не  грех перенять кое-что  из
социального строя соседних держав.
     - Митька-а! А ну вылезай, мерзавец...

     Суровый  товарищеский  суд был  устроен  поздним вечером,  как только я
наконец избавился от словообильного гражданина Шмулинсона. Он просто завалил
меня  уговорами  использовать  его  как  "секретного  сотрудника",  фискала,
шпиона, соглядатая, тайного агента и разведчика. Причем зарплату требовал не
намного меньшую,  чем  у меня самого. Когда он стал  непрозрачно намекать на
вакантную  должность  моего  заместителя  и  разработчика  плана оперативных
действий,  Яга, не выдержав, вытолкала наглеца за  дверь. Очень вовремя: еще
немного - и  либо я дал бы ему пятнадцать суток за саботаж, либо  мне самому
пришлось  бы  давать  объяснения по  факту причинения  телесных  повреждений
потенциальному свидетелю...
     После того как Яга заставила меня выпить успокаивающего чаю с медом, мы
поставили перед наши грозные очи задумчивого Митяя.
     -  Бабуля,  у  меня  на  него  уже  просто  слов не  хватает. Диверсант
какой-то... За последние дни  он успешно провалил три задания. Показал всему
городу, что мы интересуемся  черной тканью, перепугал семейство Шмулинсонов,
спровоцировал на мятеж целую слободу! Что ты им понарассказывал?
     - Да...  ничего  такого...  -  замялся он.  - Все как  велено...  Послу
сказал, что  охранники  его  от  перепугу  ночью дуба дали, а  он не  понял,
обиделся. К царю жаловаться побежал.
     - С царем  мне еще завтра объясняться предстоит. Какого лешего ты этому
пастору наговорил? Он  же всю  толпу сюда подогнал, они могли  отделение  по
бревнышку разнести.
     - А я че? Я ему ничего и не сказал,..
     - Врешь! - поднажал я.
     - Нехорошо получается, Митенька, - поддержала Баба Яга.
     Парень покраснел:
     - Ну... сказал я. Правду сказал! Что смертью они померли неестественной
и хоронить их надо умеючи. Кол в грудь или вообще сжечь да пепел по ветру...
А он все слушал  так вежливо,  кивал все...  Уж  когда мы за ворота выехали,
весь сыр-бор и поднялся. Я-то здесь при чем?
     - Все. Кончилось мое терпение. Увольнять его надо, и дело с концом.
     - Ты начальник, тебе видней, - неожиданно легко согласилась бабка.
     Митька  переводил  круглые  глаза  с  Яги  на  меня,  словно  не  верил
собственным
     ушам:
     - Как...  это? За  что же...  как же  так? Батюшка  сыскной  воевода...
Бабуленька Ягуленька... смилуйтесь!
     - С завтрашнего утра собираешь вещички, получаешь  зарплату, и к себе в
деревню, - окончательно  решил я.  - Или мы  тебя вовремя  уволим, или ты, в
конце концов,  все отделение под суд подведешь. Все, разговор закончен. Всем
спокойной ночи...
     Возможно, я обошелся с парнем слишком круто, но и денек выдался -- сами
знаете... Я же не железный, у меня тоже нервы есть.
     Ночь была теплая, надо взять у Яги более легкое одеяло. Звезды  и месяц
светили так ярко, что уснуть не было никакой возможности. Все тело требовало
отдыха, но голова принципиально  оставалась холодной и ясной. Я перевернулся
на спину и, закинув руки за голову,  лирично  уставился в  окно.  Вот  она -
Вечность... Проливается  серебристым светом из  черного  муара ночи,  играет
россыпью разноцветных брызг  на Млечном Пути. А  местные жители называют его
Лебединой  дорогой, тоже красиво... Падающих звезд этим летом много,  только
успевай  желания загадывать. Вы не  поверите, я ни разу не загадал вернуться
назад, в свое  время.  Именно  здесь, в  Лукошкине,  пришло прозрение  - как
все-таки  прекрасна  жизнь!  Жизнь  нормальная,  человеческая,  в  борьбе  с
врагами,  в  мирном  быте,  в  праздниках  и  буднях,  во всей  ее  красе  и
естественности. Люди проще,  значимей, ближе к земле  и  Богу.  Никаких тебе
парламентов,  импичментов, политики  в общественном транспорте, американских
куриных  окорочков, телевизионной  рекламы...  Интересно, вот ведь  живут же
лукошкинские  боярыни в критические  дни  без  прокладок с крылышками?  Все,
все...  замолкаю, человеку  моего времени  только дай шанс с утра плюнуть  в
рекламу - он до вечера не остановится!
     Прав  Горох,  жениться  мне надо. Конечно,  не каждая жена сможет долго
выносить тяжести и  лишения нашей службы.  Но, с другой  стороны, здесь всех
венчают в  церкви и  батюшка  сразу  готовит  невесту  к полному послушанию,
терпению и "страху  перед мужем, аки страху перед Богом"! Для жены работника
милиции - в самый раз... Я вспомнил двух рослых фрейлин из немецкой слободы.
Девушки  были  статные,  крепкие, с отменными  фигурами питерских  кариатид.
Может,  намекнуть послу, зайти, познакомиться?  Если они там не все помешаны
на  чистоте арийской крови,  то  вполне можно  и  поухаживать...  На  пляски
народные пригласить,  в трактирчике за  чашечкой свежего сбитня посидеть, по
лавкам   и   ярмаркам   прогуляться,  в   скомороший  балаган   на  вечернее
представление зайти  - ну, все как у  людей, одним словом. Кажется, с  этими
мыслями меня сморил  сон.  Мне снилась далекая  заснеженная Москва, Тверской
бульвар,  где недавно  установили новый памятник Есенину. Мы с Наташей часто
сидели там на скамеечке, просто кормили голубей, после моего дежурства...
     Я   буквально  подскочил,  казалось,   сердце  сжала  чья-то  холодная,
безжалостная  рука.  Дыхание было хриплым,  как  после долгого бега,  на лбу
выступил горячий пот... Все тихо. Вроде бы ничего не происходило, весь терем
был погружен в мирный сон, но что-то не  давало мне  покоя.  Какой-то липкий
привязчивый страх ледяной струйкой скользил  по нервам. Я достаточно  быстро
учусь - пора доверять своим предчувствиям. В распахнутое окно дышал холодный
ветер,  небо  голубело,  значит,  до  рассвета не  слишком далеко.  Упираясь
ладонями в подоконник, я  посмотрел во двор и... вздрогнул. У  самого забора
валялась  стрелецкая шапка. Тем, кто  не  знаком с  уставом царской  службы,
этого не понять. Шапка была более  чем формой одежды --  она являлась как бы
символом  принадлежности  к  своему  полку, знаком,  по которому  определяли
своих. Каждая  стрелецкая сотня имела свой цвет верха, свой род ткани,  свой
мех  опушки  и даже свою манеру ношения  - набекрень, на  затылок, на  самые
брови,  ровно... Потерять  шапку  для  стрельца  --  верх  позора! Если  она
бесхозно валяется у ворот, значит...  Я  начал лихорадочно  одеваться, потом
взял подсвечник, запалил  от  лампадки  все  три свечи И осторожно спустился
вниз. На первый взгляд все было тихо. Я прошел к комнатке Яги - из-за дверей
доносился ровный присвистывающий храп, здесь  все  в порядке. А вот из сеней
шел неясный шум. Отодвинув засов, я на какое-то время просто окаменел - двое
уже знакомых нам охранников - Гогенцоллерн  и Жуков - в  четыре руки успешно
душили нашего Митяя! В обычном случае он бы и шестерых таких борцов заломал,
но сейчас... Митька  не спасует  перед  любым  живым врагом, а вот мертвецов
боится  пуще  смерти.  Глаза  упырей  горели   синим  огнем,  их  сила  явно
удваивалась, мой  напарник, лежа  на  полу, дрыгал  ногами, хрипел и кое-как
отпихивался, скуля от страха...
     - Руки  вверх!  Все  арестованы! -  не своим голосом  тонко возопил  я,
отставляя подсвечник и хватаясь за деревянное ведерко в углу.
     Гогенцоллерн оставил  Митьку и молча повернулся ко мне. Я так огрел его
ведром по башке,  что только щепки  брызнули во все стороны! Упырь отлетел в
угол...
     -  Ага,  не нравится! Я кому  сказал,  что все  арестованы?! Приказываю
сейчас же отпустить младшего сотрудника или...
     Перебивая  мою  тираду,  второй   охранник  отставил  удушение  и  тоже
повернулся ко мне.  В ту же  минуту из угла поднялся первый, и они оба пошли
на  меня,  вытянув  вперед когтистые руки. Я тактически  отступил в комнату,
здесь больше простора для маневра. Из своей комнатки выглянула Яга:
     -  Чей-то  ты тут,  Никитушка, делаешь?  Ох  ты  ж,  страсти  Господни!
Ожили-таки, кровопийцы проклятущие...
     Первого  нападающего  я  поймал на  бросок  с упором  ноги в живот,  он
перелетел  через  всю комнату  и  сбил  башкой  полку с  горшками. От такого
грохота  должно  было проснуться полквартала!  Второй едва  не  оторвал  мне
рукав,  но  я, упав  на  колено,  провел прием дзюдо  и, уложив  противника,
попытался  заломить  ему  руку  за  спину.   Бесполезно!  Во-первых,  он  не
чувствовал боли, во-вторых, сила мертвяка настолько превосходила мою, что он
легко  освободился.  Я отпрыгнул  к  Бабе Яге,  старушка  как  раз  начинала
начитывать заклинание.  Двое упырей приближались с неотвратимостью бормашины
в руках врача-садиста. Я успел нагнуться и рвануть на  себя пеструю дорожку,
на которой они стояли.  Оба охранничка  рухнули навзничь, но такой же "бряк"
раздался  за  моей  спиной.  Оказывается,  на  другом конце  дорожки  стояла
бабка... Упырь поймал меня за ногу, я врезал ему каблуком и вырвался, однако
второй успел облапить меня  за  пояс. Это был конец... Его руки  так страшно
сжали мои ребра,  что  я взвыл!  И  сразу со  двора донесся  счастливый крик
петуха, приветствующего новое утро. Упырь вздрогнул и, разжав объятья, тупой
колодой  грянул  на  пол.  Второй так  и  не успел встать.  Отдышавшись, я с
горечью подумал,  что мне придется  объявить  петуху благодарность  от  лица
всего отделения...

     - Никитушка...
     - Да. Весь во внимании.
     -  Тебя  не  поцарапали, часом? -  Баба  Яга,  охая,  на  четвереньках,
добралась ко мне и помогла сесть, привалив спиной к печке.
     Ребра болели так, что каждый вздох обжигал легкие. Точно сломал, фашист
недобитый...
     - Крови не  видать, хорошо  это, -  утвердительно  кивнула  бабка после
поверхностного осмотра.  -  Вот ежели б он  укусил тебя до  крови, то от его
слюны тебя самого бы в упыря перевернуло. Они тем и  опасны: как кого куснет
- все, новый кровосос объявился! Только такое очень уж редко бывает.
     - Почему? - невольно заинтересовался я.
     - Да ведь упырь как присосется, так и не отпустит, пока всю кровушку не
выпьет. Тогда уже  человек  трупом становится, хорони его безбоязненно,  аки
мученика.
     - А... ну, тогда все в  порядке, меня они не покусали  и не поцарапали.
Ребра помяли... Боже мой! Там Митька полузадушенный лежит!
     Охая и ахая, держась за  стены, мы кое-как доковыляли до сеней. Картина
ужасная! Везде разгром, солома раскидана, лавка перевернута, от ведерка, как
вы помните, одни щепки, на затоптанной  овчине валяется наш  отчаянный герой
и... спит! Тихо  так спит, доверчиво свернувшись  калачиком. Сопит, бормочет
что-то во сне, а от его дыхания на полу травинки высохшие перекатываются.
     -  Пойду-ка  я лекарство тебе приготовлю,  - тихо  решила Яга, -  а  ты
посмотри, что да как во  дворе, и стрельцов кликни,  пущай мертвяков этих из
моего терема выносят.
     Я, все еще кривясь от боли, обошел спящего,  осторожно прикрыв за собой
дверь. Первого стрельца я обнаружил у самого  порога - он лежал с распоротым
горлом, но на  земле не было  ни капли крови - упыри высосали  всю.  Второй,
молодой  парень, рассуждавший о вреде  курения, был  найден под забором. Его
так  крепко  приложили  затылком  о дубовые доски, что  бедолага  до сих пор
валялся в беспамятстве. Хлопаньем по щекам мне удалось привести  стрельца  в
чувство.
     - Ничего  не  помню... -  слабо простонал  он. -  Из-за крыльца прыгнул
кто-то, я и оборониться не успел...
     - Встать можешь? Давай помогу.
     - Голова кружится...
     - Это бывает, сегодня всем досталось, пойдем в терем.
     При виде тела своего товарища парень вздрогнул.
     - Не смотри. Упыри его порвали.
     Когда мы прошли в сени,  Баба Яга  укутывала лоскутным одеялом  спящего
Митьку.
     - Плохо его дело. Вон, глянь, какие царапины на шее - заболеть может. А
этот что?
     - Похоже,  сотрясение мозга вследствие  тяжелого удара. Я  уложу  его в
горнице, посмотрите потом, как помочь...
     Где-то через час пришли сменные  стрельцы, был вызван Еремеев,  поднята
на ноги вся сотня.  Трупы  охранников вновь отправили в немецкую слободу для
разбора  и опознания,  раненого товарища  забрали  с собой,  убитого повезли
родным. Дело принимало кровавый оборот...
     Митяя перенесли в мою комнату,  он метался во сне, что-то снова шептал,
но не просыпался и не приходил  в сознание. Длинные следы упыриных когтей на
его  шее  почернели и  распухли, Яга прикладывала к ним мокрую тряпочку. Мне
она  сунула голубоватую  мазь в горшочке,  я,  морщась, натер оба бока, боль
отпустила. Вот Митьке, похоже, повезло меньше, ему становилось все хуже...
     - Если до вечера не выходим  парня,  готовь гроб,  участковый, - мрачно
предупредила Яга.
     - Мы можем что-нибудь сделать?
     - Я и делаю, что могу!
     -  Ну...  лекарства  какие-то,  уколы  обеззараживающие,  операция  или
переливание крови? Может быть, кровь нужна?
     - Одно лекарство ему помочь может - вода  живая. А у меня, как на грех,
кончилась. Вот  что, Никитушка, собирайся-ка  ты в дорогу  дальнюю, на речку
Смородину  поедешь. Там под мостом гиблый  омут  есть,  надо  тебе  тамошних
русалок выкликнуть - они помогут.
     - Понял, отправляюсь. Сколько надо воды - пузырек, флягу, канистру?  --
Я накинул китель и взял фуражку.
     - И трех капель довольно, но лучше все-таки флягу возьми, -  наставляла
бабка. -  Кобылу нашу седлай,  в  телеге там  не проехать.  Как из городских
ворот поскачешь, сразу  налево бери до распутья,  там  направо по  дороге до
леса, за лесом пруд увидишь и мельницу заброшенную, вот от них по тропиночке
на восход и погоняй. Как речку увидишь, так при ней и мост старый, рубленый.
Русалки,  они - девки  капризные, ну да уж убеди их  добром поделиться... Да
смотри, до заката назад  возвращайся, а не  то плохо будет - сгубим парня во
цвете лет.
     Я молча кивнул и  бодро направился  на конюшню. Ребра  еще болели, что,
впрочем,  не  мешало  мне  успешно  оседлать  лошадку  и  с помощью чурбачка
взгромоздиться ей на спину. Ездить верхом мне здесь уже приходилось, так что
есть надежда, не упаду.
     - Поспешай, Никитушка! - прокричала вслед Баба Яга, стрельцы распахнули
ворота, а я изо всех сил толкнул кобылу пятками.
     Она  послушно  припустила   тряской  рысью.  Всю   дорогу  я  ехал   па
"автопилоте",  сказалась  бессонная  ночь  и  утренние  потрясения.   Такого
массированного давления на милицию  я  здесь еще не видел. Ну, жаловались на
нас, кляузы писали, угрожали неоднократно, терем поджигали, но  чтоб... Ни с
того ни  с  сего,  в первый же день  следствия,  покушение на жизнь  прямо в
помещении  отделения?! Террористический  акт  -  взрыв моста,  на  следующие
сутки?! А  потом  еще и явление  мертвецов-зомби,  жестокое  убийство одного
стрельца,  травмирование   другого  и  мой  младший  сотрудник,  бьющийся  в
горячечном бреду, - это не слишком?
     - Дядя, дай сироте копеечку!
     Неожиданно кобыла чуть не встала на дыбы, с трудом удержавшись в седле,
я  углядел  стоящего в  придорожной  пыли  мальчика лет пяти. Светловолосый,
голубоглазый, мордашка  грязная, одежонка  драная, ноги босы,  через плечо -
холщовая сумка - классический побирушка. Вообще-то в Лукошкине это редкость.
     - Эй, малый, так под копыта  коня лезть опасно. Какая-то мелочь  у меня
есть, вот, держи...
     - Ой, сколько! Спаси тебя Бог, добрый дяденька!
     - А по  дорогам больше не бегай. Все-таки проезжая часть - не место для
детских игр. Иди-ка прямо в Лукошкино, найди отделение милиции, там спросишь
Еремеева. Это старшина стрелецкой сотни, ответственный за порядок в  городе.
Ему  скажешь,  что  тебя   участковый  послал,  младший   лейтенант  Ивашов.
Запомнишь?
     -  Запомню, дяденька участковый младший  лейтенант Ивашов,  -  послушно
повторил мальчик.
     -  Так вот,  он  отведет  тебя  в детский  приют  при церкви  Кирилла и
Мефодия. Там  есть  школа, столовая, кормят  хорошо (я проверял).  Поживешь,
поучишься  годик-другой,  а  там,  глядишь,  и  в подмастерья к  кому-нибудь
поступишь. Грамотные люди везде нужны.
     - Спасибо, дяденька! - не переставал кланяться мальчик, а потом прямо в
лоб спросил: - А чего это ты ко мне такой добренький?
     - Работа наша, милицейская, такая, - буркнул я и тронул поводья.
     Вскоре  из-за   деревьев   показалось  полуразрушенное  строение,   это
наверняка  была  старая  мельница. От нее мне следовало свернуть и  ехать по
солнышку, но едва я поворотил, как из-за кустов  мне навстречу шагнул тот же
самый мальчик.
     - Ну и скорость  у тебя, паренек! - искренне восхитился  я. - Тебе бы в
спортшколу по легкой атлетике, все медали на юниорских соревнованиях собирал
бы. Что еще случилось?
     - Дай милостыньку, дяденька участковый! - Он вновь затянул ту же песню.
-  Мамка хворая, батька хворый, дома хлеба нет, малые  братишки да сестренки
по лавкам сидят, кушать просят, а сами от голода плачут...
     Голос  мальчика,  такой жалобный  и проникновенный, мог  бы растопить и
камень, не то  что чувствительное сердце милиционера. Я пошарил по карманам,
извлекая последний серебряный  рубль, оставшийся от зарплаты, в Лукошкине на
эти деньги можно было пировать три дня.
     - Держи, передай родителям. А насчет школы все-таки подумай. С грамотой
и такими ногами, как у  тебя, можно бы к  самому царю скороходом устроиться.
Ему вечно курьеров не хватает...
     - Спасибочки, дяденька. - Мальчик мигом исчез в кустах.
     Я поехал дальше. В третий раз  он поджидал меня на холме, когда впереди
уже змеились тяжелые воды речки Смородины.
     - Ну  ты даешь,  братишка... - только присвистнул  я. -  Так  бегать...
Прямо Маленький Мук какой-то... Волшебных лаптей у тебя, случайно, нет?
     -  Дяденька,  подай на хлеб сиротинке нищему, безродному, вся семья  по
полатям с голоду пухнет. Бабка с дедом еле дышат, тетка с дядькой уже и есть
не  просят,  только  слезы точат,  а  про двоюродных  братьев и  говорить-то
страшно...
     - Все, малыш! Рад бы помочь, да нечем.
     - Что, больше совсем ничего нет? - недоверчиво сощурился он.
     - Ничего - ни меди, ни серебра, - вздохнул я.
     - А золота?
     - Слушай, ты... малолетний  вымогатель! - вдруг дошло до меня. - Ты что
ж  это тут дорожный рэкет устроил, всех проезжих трясешь?  Что было - я тебе
отдал, назад отнимать не буду, но имей же совесть...
     - Не сердись, дяденька участковый, -  тут же лучезарно заулыбался он. -
Хочешь деньги свои вернуть? Так мне не жалко, бери!
     С этими словами неблагодарный дошколенок как-то необычно  размахнулся и
ловко отправил полную горсть монет прямо в речку, только "плюх" раздался.  У
меня, наверно, челюсть отвисла. Не от  его  наглости - от таланта. До реки -
добрых метров сто! У ребенка феноменальные спортивные данные!
     - Дяденька!
     - А? Что? Что тебе, мальчик?
     -  Рот  закрой,  ворона залетит,  - серьезно посоветовал  он,  а  потом
попросил:
     - Фуражку дай померить.
     - Великовата она тебе будет.
     - Ну дай, а?
     -  Вот  что,  малец,  она у меня форменная, заколдованная,  - попытался
сочинить я. - Кто ее наденет  -  сразу  в милиционера превращается, а служба
наша тяжелая и неблагодарная.
     - Ну  дай!  Дай, пожалуйста!  Не  обижай  сироту. Я  только померяю,  -
жалобно заныл малыш, размазывая по щекам мгновенно брызнувшие слезы.
     Я со вздохом снял фуражку и протянул ему. Счастливое дитя утонуло в ней
с ушами, по самый нос.
     -  Вот  спасибо  тебе,  дяденька  участковый!  Вовек  твоей  доброты не
забуду...
     Когда  я  опомнился   -  его  уже  не  было.   И   моей  фуражки  тоже,
естественно...

     Добрых  пять  минут я орал негодному мальчишке,  чтоб  он сию же минуту
вернулся,  иначе  я  серьезно  поговорю с его  родителями  и  порки  ему  не
миновать. Абсолютно  бесполезное  сотрясение воздуха... Давно не  чувствовал
себя в такой бессильной ярости. Хоть плачь, хоть смейся,  я ведь  даже имени
паршивца  мелкого  спросить не удосужился!  Над  головой издевалось  солнце,
впереди  хихикала яркими  бликами  река, и даже ромашки,  казалось,  прятали
смущенные  улыбки,   стесняясь   в   открытую   хохотать   над   одураченным
милиционером...
     Я остановил  кобылу у  моста  и, намотав поводья  на перила,  спустился
вниз, к самой воде. Она была неестественно синего цвета, ближе к середине --
вообще  чистый  ультрамарин,  за  что,  видимо,  и получила такое название -
Смородина. Как именно следует  вызывать русалок, я понятия не мел. Надо было
бы вовремя поинтересоваться  у Яги, да теперь поздно... Однако делать-то все
равно что-то надо, у меня в Лукошкине парень пропадает.
     - Гражданки русалки-и-и! Покажитесь, пожалуйста-а-а!..
     Господи, что я несу?! Более идиотской  формулировки вызывания кого-либо
и  придумать  трудно. Вторая  мысль, пришедшая мне в голову, была  не  более
умной, но тем не менее сработала. Я попросту набрал камешков и  начал кидать
их  в  реку.  Буквально  через  пару  минут  на  поверхность  вынырнули  две
хорошенькие головки,  одна  -  с  зелеными  волосами,  другая  -  с  синими.
Физиономии у обеих  крайне недовольные, та,  что с зелеными, еще  почесывала
шишку на макушке, куда ее стукнул мой камешек.
     - Эй, добрый молодец, ты чего это тут озорничаешь?
     -  Виноват, гражданочки. - Я попытался козырнуть,  но вовремя вспомнил,
что лишен головного убора. - Разрешите представиться: начальник милицейского
отделения города Лукошкино, младший лейтенант Ивашов Никита Иванович.
     -  Смотри, какой  представительный,  - хихикнула  та,  что с  синими. -
Мундир с пуговками, покрой иноземный, все так блестит, аж глазам больно. Ты,
сокол, лучше бы сказал, зачем камнями кидался?
     - Так  я это и пытаюсь объяснить,  - торопливо зачастил я. -  Баба  Яга
меня послала к  вам за живой водой. Младший сотрудник  наш  в бреду мечется,
его упыри поцарапали, так что вы уж постарайтесь, пожалуйста.
     Русалки  переглянулись  и довольно  откровенно  зевнули,  им  это  было
неинтересно...
     -  Но...  там  же  человек  умирает!  Они  развернулись  и  неторопливо
заскользили вниз по течению.
     -  Эй!  Эй,  вы  куда,  гражданочки!   А  знаете,  чем  карается  отказ
содействовать работникам милиции?
     Они  этого не знали, и им  это  было до лампочки. В отчаянии я заорал в
полный голос:
     - Да стойте же вы, спекулянтки мокрохвостые! Я заплачу!
     Вот тут они мигом остановились, переглянулись и повернули обратно.
     - Что ты там говорил об оплате, Никита Ивашов?
     -  Что готов заплатить  за ваше  снадобье. Между  прочим, стыдно делать
бизнес на безнадежно больных людях, но... об этом в другой раз. Вот емкость,
наполните ее, пожалуйста, живой водой, скажите, сколько  я вам должен, и  не
забудьте выписать чек - мне перед Ягой отчитываться надо.
     - Зачем? - не поняли они.
     - А  откуда мне  знать, что  вы  туда  налили?! - резонно ответил я. --
Старушка у нас в этом деле образованная, она проверит, если что не так - вот
чек, и разбираться будем уже в другом месте.
     Синеволосая  подмигнула  зеленокудрой,  и  та,  подхватив   мою  флягу,
скрылась  под  водой.  Пока  она  отсутствовала,   ее  подруженька  чересчур
пристально  меня  разглядывала.  В  ее  глазах  сверкала  такая  неприкрытая
откровенность,  какая  может быть  только  у истинных  "детей  природы".  Ее
морально-этические нормы явно отличались  от  моих, а рамки  приличия  в  ее
понятии вообще вряд ли имели место.
     - Начальник милиции, а ты женат?
     - Нет.
     - А почему так? Не нашел суженую по сердцу?
     - Времени не хватает, - буркнул я. -  Служба, все время служба. И днем,
и ночью, и в будни, и в праздники, так что как-то недосуг...
     - И мне не до кобелей, - томно вздохнула она. Я не сразу угадал скрытую
игру слов, а когда понял, покраснел. Она надо мной издевалась.
     -  А почему  ты  назвал  нас  мокрохвостыми?  - вновь полюбопытствовала
русалка. Я пожал  плечами... - Ты,  наверно, думаешь, что у нас такие  рыбьи
хвосты, как у карасей?
     - А что,  нет? -  опять смутился  я. Синеволосая заливисто рассмеялась,
словно горсть хрустальных шариков рассыпали по мраморному полу:
     -  Конечно  же  нет. Мы точно  такие, как и все  земные девушки, просто
больше  времени  проводим  в  реке. Разве  ты  на земле не устаешь от  этого
солнца,  пыли,  вечно потной одежды,  людского столпотворения? А здесь тихо,
легко, прохладно... Рыбьи хвосты придумали досужие бабы, чтобы отпугивать от
нас своих мужчин. Ничего такого нет, посмотри...
     -  Эй, эй, гражданочка, что это  вы делаете, - слабо  запротестовал  я,
беспорядочно отступая,  потом споткнулся, бухнулся задом на песок, да так  и
остался сидеть, не в силах отвести взгляда от дивного создания, что выходило
ко мне из реки.
     Нет,  она  была  одета,  но как...  Тонкая,  почти  прозрачная, длинная
рубашка без рукавов скорее обнажала, чем скрывала стройную  девичью фигурку.
Мокрая   ткань  облегала   такие   формы,   каким   могла   бы  позавидовать
суперпопулярная  манекенщица. Девочка была  рождена для  экрана и подиума, а
белая  кожа  и синие волосы  только  добавляли ей своеобразного шарма. Когда
вода стала ей но колено,  она  игриво  повернулась и, подхватив волну мокрых
волос, шутливо покачала бедрами.
     - Вот видишь, никакого рыбьего хвоста!
     - Ам... ну-у? вс... м... о-о-о!..
     - Что,  что? - обернувшись, переспросила она. Ответить я не успел -  из
реки  вынырнула  вторая  русалка  и с деланным  возмущением  напустилась  на
подружку:
     - Вот вы тут, значит, чем занимаетесь?! Я  за живой водой плыву, туда и
обратно в пять минут уложилась, а они  здесь  знакомство крутят... Даже меня
не подождали, бесстыдники!
     - Да  мы ничем еще и не занимаемся, - улыбнулась синеволосая. -- Никита
захотел  посмотреть,  есть  ли у  меня хвост. Представляешь, чего ему там, в
Лукошкине, нагородили?..
     - Еще бы! Ну что ж, добрый молодец,  вот  твоя фляга, полнехонька.  Где
платить будешь?
     Зеленоволосая  тоже  медленно вышла из реки.  По сравнению с первой она
была  чуть ниже  ростом и пухленькой,  капли воды стекали с ее  одеяния, как
жемчужные нити... Две сразу - это перебор! Я не знал, куда  прятать глаза. А
обе русалки, ни малейшим образом не  смущаясь, встали передо мной едва ли по
щиколотку в воде и прямо потребовали:
     - Плати!
     -  Что?  Ах,  да.  Конечно,  сейчас,  минуточку.  Вот  только...   -  Я
лихорадочно  обыскивал  карманы и  только тут вспомнил, что отдал  все  свои
деньги  тому шустрому мальчугану, который в результате выбросил их в  реку и
бессовестно спер у меня милицейскую фуражку.
     - Что ты там ищешь, милиционер? - немного удивились подружки.
     Я,  игриво улыбаясь, делал вид,  что  вот-вот вытащу  из  какого-нибудь
внутреннего кармана  завалявшийся золотой. Бесполезно. Ни золотого червонца,
ни серебряного  рубля, ни даже медной копеечки у меня  не  было.  Малолетний
спортсмен вытряс все подчистую.
     - Никита, ты что, деньги потерял? - догадалась синеволосая.
     -  Ага,  - жалобно признался я.  - Может, как-нибудь  в долг,  а? Я вам
расписку оставлю, честное слово.
     -  Слушай,  он  что,  с  нами  деньгами  рассчитываться  собирался?  --
нахмурила  бровушки зеленокудрая  пышка.  - Парень, ты  тут давай не  мудри,
обещался платить - выполняй.
     - Так  я и  говорю, что  денег... - начал было я  и осекся. Кажется, до
меня дошло, какую именно оплату она имеет в виду.
     -   Что  ж  ты  побледнел,  миленький?  -  ласково  заговорила  вторая,
протягивая ко  мне белые  руки. - Иди сюда, не бойся... Нас никто не увидит.
Мы будем любить тебя так, что ты сам никогда больше не захочешь вернуться на
эту сухую землю.
     -  Не переживай за друга, - поддержала зеленоволосая, - мы доставим ему
живую воду, обещаем.  А  ты останься с нами  хоть на денек. Тебе понравится!
Иди к нам, ты ведь обещал плату...
     Я  невольно сделал пару шагов навстречу.  Русалки  нежно  взяли меня за
руки и поманили за собой. Я не находил слов, чтобы объяснить этим прекрасным
созданиям, что у меня  нет  времени, что мне пора, что  Митька  болен,  а  в
столице  остались  неразрешенные  дела...  Они   глядели  такими  умоляющими
глазами, называли  меня самыми ласковыми именами, уговаривали остаться всего
лишь на день, на часок, на пару минут...  И лишь когда вода захлестнула меня
выше  колена,  я опомнился. Попытался  шагнуть назад.  Ласковые руки русалок
сжали мои  запястья,  словно  медвежьи  капканы.  На секунду  я почувствовал
липкий страх...

     - А  ну отпустите  дяденьку  милиционера!  -  грубо  потребовал  тонкий
мальчишеский голосок.  Позади  меня,  на берегу, стоял тот самый  пятилетний
бегун в нахлобученной на нос форменной фуражке. - Я кому сказал?
     - Вечно ты лезешь не в свое  дело, Ванечка! -  укоризненно затараторила
зеленоволосая.  - Младший лейтенант  сам, добровольно с  нами  идет. Мы  ему
живую воду добыли, для больного сотрудника, а он за это  заплатить обещался.
Все честь по чести, без обмана, зачем же ты вмешиваешься?
     -  И не  стыдно  вам,  а?  - Мальчик по-детски  погрозил  пальчиком.  -
Пользуетесь тем, что  он  в наших краях человек новый  и ничего  о привычках
ваших знать не знает. Охмурили мужика?
     -  Да ничего подобного! - хором  возмутились  обе  русалки. - Никто его
даже не держит, он сам!
     - Ну, уж мне-то не надо голову морочить. Не первый год на свете живу...
А ты, участковый, чего стоишь как неживой, хватит купаться, давай вылезай...
     Я вырвался-таки из  прохладных русалочьих рук, пошел  и  встал  рядом с
белобрысым спасителем, жалко хлюпая мокрыми ботинками.
     - Ничего, пока до города доскачешь,  небось высохнешь... - Он улыбнулся
и протянул  мне фуражку. -  Не сердись, Никита Иванович, добрая у тебя душа,
но доверчив  ты, словно дитя малое, неразумное. Разве ж с русалками можно  в
воду идти?  Защекочут и  утопят! Не от  характера  злобного, а натура  у них
такая.  Вон  та,  зеленоволосая,  Дина,  ее мать  еще  в младенчестве в реку
бросила, от "греха внебрачного" избавлялась. А подружка ее, Уна, сама камень
на  шею  повесила.  Из-за любви  несчастной  в омут  головой бросилась.  Сам
посуди, за что им людей любить?
     -  Понимаю,  - тихо кивнул я. -  Ну, а ты-то кто такой  будешь?  На вид
ребенок, а рассуждаешь так, будто меня лет на двадцать старше.
     -  Больше!  Много  больше,  участковый,  - еще  шире  улыбнулся  он.  -
Внешность-то, она  ох  как  обманчива  бывает... Ванюша-полевичок мое имя. В
поле  да  на  дороге  живу и пропитаюсь. Хороший человек пройдет -  награжу,
плохой поедет - накажу.
     - Это... что-то вроде лешего или домового, только в поле? - предположил
я.
     -  Догадливы-ый... Время-то  не тяни,  глянь,  полдень уже.  Садись  на
кобылку свою да в город поспешай. Флягу не забудь!
     - Спасибо! -  Я надел фуражку, козырнул непонятному малышу и повернулся
к реке, обе русалки смотрели на меня самыми печальными глазами.
     -   Вы  уж  извините,  гражданочки,   что  так   получилось...  Честное
милицейское, как с делами управлюсь, обязательно вернусь и за  воду заплачу.
Нет, тонуть я не намерен, но, может, подарок по душе каждой раздобыть сумею.
- Мне - бусы! - воскликнула Уна.
     - А мне - серьги! - тут же поддержала зеленокудрая Дина.
     - Заметано...  - серьезно кивнул я. - А ты... Вы, Иван-полевик, примите
мою благодарность за своевременную помощь.
     - Ладно уж... езжай. -  Малыш привстал на цыпочках и помахал мне рукой.
- Бабе Яге привет передавай, мы с ней старые знакомые.
     На обратном пути я гнал лошадь, как мог. Полная кожаная фляга болталась
на ремне через плечо и била меня по спине. Бабка просила доставить лекарство
до  заката, и, хотя до  города мне  добираться таким  темпом едва ли  больше
часа, я пустил в галоп. Да мало ли чего еще подобного на пути встречается. А
не показался бы  этому многолетнему крохе "добрым дядей",  так уже бы пускал
пузыри на  дне  речки Смородины? Нет! Надо  срочно  попасть домой,  в родное
Лукошкино, а  если  куда  еще  и ездить, то  заранее  выспрашивать у Яги все
возможные сюрпризы.
     Стрелецкий конный дозор встретил меня уже за разрушенной мельницей.
     - Эгей, по твою душу посланы, батюшка сыскной воевода!
     -  Что-то  серьезное?!  -  Я  привстал  на  стременах,  резко  осаживая
разгоряченную лошадь.
     - Хозяйка твоя нас  за тобой  погнала. Беда в  отделении! Парень-то ваш
совсем сбесился! - начал старшой.
     - Митька?!
     - А кто ж? Баба Яга  говорит, все в бреду метался, да вот, как на беду,
в  отделение  армяне  Кирокосьянцы всей  семьей пожаловали.  Вина  принесли,
яблок,  персиков   разных,   ковер  большущий  в  подарок.  Все  за  "науку"
кланялись...
     - Короче! - взмолился я.
     - Чего?! А... ну, так Митька ваш как вдруг на четвереньки встал, да как
начал всех по-собачьи облаивать! Кто  в смех, кто в визг, а он ведь не шутки
шутить - он кусаться начал. Армяшки из отделения как горох посыпались! Крику
на  всю улицу, а  сотрудник  твой - ну  их по двору гонять! Рычит,  у самого
глаза  красные, на землю пена падает,  а зубами кусок штанов чьих-то  так  и
треплет...
     - Уволю! - сквозь зубы поклялся я, снова пускаясь вскачь. -  Совсем мне
мундир милицейский дискредитировал.
     По  Лукошкину мы  неслись  целым боевым отрядом. Из-под конских копыт с
возмущенным  кудахтаньем  уворачивались   куры,  махали   вслед   счастливые
ребятишки, испуганно крестились бабы, и уважительно снимали  шапки  мужики -
милиция едет!
     У  ворот  отделения нас  встречала целая толпа народа. Стрелецкая сотня
Еремеева успешно отпихивала чересчур нахальных, но самые любопытные облепили
близстоящие деревья и заборы,  пытаясь хоть как-то углядеть, что  творится у
нас во дворе.
     - Православные, гляньте-ка, сам участковый приехал!
     -  Ну,  все...  Теперь-то он тута порядок  наведет! Сейчас уж полетят с
плеч буйны головы, пойдут  плясать  кнуты  с нагайками, посидят  молодцы  по
острогам сибирским...  Никитка,  он  на  расправу крут!  - восторженно вопил
какой-то мелкий старикашка, грозя кулачком неизвестно кому.
     Народ  поддержал  его  уважительным  сопением.  Пока   я  спешивался  и
проталкивался  к  воротам, разнообразные  крики со всех  сторон делались все
громче:
     - А че случилось, че случилось? Случилось че?!
     - Да Митька с милицейского двора совсем с ума спятил!
     - Так его ж намедни бомбой разорвало?!
     - Ни хрена!  Взорвешь его, как  же... Живой, подлец!  Ничего-то ему  не
делается...
     - А че  случилось? Случилось-то че, православные? Скажите Христа  ради,
не то помру!
     -  Так  я  и  говорю  -  Митька  этот  безбожный   милицейской  властью
прикрывался, а сам все армянское подворье так живьем и загрыз!
     В толпе раздались нестройные вздохи - бабы решили попадать в обморок...
     - Таки всех?!
     - Всех! И  жен, и стариков, и детей малых не помиловал... А все почему?
Потому, что милиция  эта - служба адова! Не от  Бога  она идет, а от  самого
дьявола!
     - Еремеев, будь другом,  поймай мне этого  голосистого  умника и сунь в
поруб. Мы с ним вечером разъяснительную беседу проведем, -  на ходу попросил
я и шмыгнул в калитку.
     Зрелище,  увиденное   мной,  заставило  бы   присесть   любого,   менее
закаленного  оперативного  работника. С  одной стороны, у меня  волосы дыбом
встали, с другой  - вздохнуть не мог от хохота... Прямо по двору  с гиканьем
носилась Баба Яга, восседающая на Митькиной спине. Она цепко  держала его за
воротник и хлестала полотенцем по  заднице.  Митяй скакал на четвереньках  с
приличной скоростью, поднимая тучи пыли и резво взбрыкивая ногами.
     - Никитушка-а-а... поберегись! - Бабка осадила скакуна прямо перед моим
носом. - Воду живую принес?
     - Угу... - едва держась на ногах, кивнул я.
     - Так давай скорей, пока я его, неезженого, держу!
     Я откупорил флягу и сунул в раскрытый Митькин рот. Он запрокинул голову
и в  минуту  выхлестал  все. Потом скосил на  меня безумные  глаза, чихнул и
рухнул на живот,  распластавшись, как тещин  блин.  Баба Яга  вовремя успела
соскочить и, сделав пару неуверенных  шагов, тоже ухнулась было наземь, но я
ее подхватил.
     - Неси  меня  в  дом, участковый...  - слабо  простонала она.  - Совсем
замотал, супостат, будто не я на нем, а он на мне ездил.
     - А... с ним как?
     -  С  ним? Ниче  с  ним  теперь  не  сделается... Как  проспится  - сам
прибежит. Ох, спина, спина, спина... Замучил радикулит проклятый!..

     Гороху я  отправил докладную записку, на то, чтобы сегодня еще идти  во
дворец,  сил  уже не  было.  Забегал нарочный от  немецкого посла, тот жутко
извинялся  за  ночное происшествие.  По  совету шибко  умного  пастора трупы
отравленных охранников были оставлены  на ночь в открытых гробах в  костеле.
Утром  их, естественно, не обнаружили. Когда  стрельцы приволокли  обоих, то
выпиравшие  клыки  и острые когти у мертвецов волшебным образом исчезли.  Но
посол вроде  бы  мне  во всем верит  и обязуется сегодня  же  вечером  обоих
надлежащим образом похоронить. Правда, каким именно, деликатно умалчивает...
Если они еще раз восстанут, я этого посла первого им на съедение суну. Итак,
в  деле  уже  три  трупа.  Что  же  такое творится?  Складывается  нехорошее
впечатление, будто бы кто-то задался целью уничтожить все наше отделение. Но
кому и чем мы так, насолили? Ума не приложу...
     Вечером я поделился своими сомнениями  с Ягой. Митьку перенесли в сени,
и он спал  совершенно нормальным,  здоровым  сном.  Мы  с  бабкой сели  друг
напротив друга, ведя неспешную беседу.
     - Ты уж  прости, что я  тебе  про русалок-то  не  рассказала. Все время
забываю, что ты у нас не  местный.  Наши-то  все знают, оттого  и  на  речку
Смородину  особенных  ходоков нет. А за привет от  Ванечки-полевика спасибо!
Добрый он, понапрасну никого не обидит...
     -  Да, мальчишка забавный...  - Я крутил в пальцах деревянную  ложечку,
наблюдая, как медленно перемещается в ней густая капля меда.
     - Не томи, участковый, говори прямо, что душу мучает?
     - Сомнения у меня, бабушка...  Серьезные  сомнения в правильности всего
дела. Куда-то не туда мы движемся...
     -  А  мы и  не движемся вовсе, - хмыкнула  Яга.  -  Все на  одном месте
толчемся.  Как только  взялись,  так все  шиворот-навыворот  и  пошло. Немцы
невесть откуда  влезли, упыри  понабежали,  взрывы,  убийства,  нападения  в
собственном доме... Такое творится - голова кругом!
     - И, как вы заметили, все концентрируется на одном Митьке.
     - Это... как же? - не поняла Яга.
     - А  вот посмотрите... Мы отправили его  на базар, поспрашивать  насчет
черной ткани. Он  вернулся, доложил,  что ничего не  обнаружил, и  в тот  же
вечер на нас напали. Следом очередное  покушение  -  взрыв, ориентированный,
между  прочим, именно на Митькин след. Вчерашней ночью упыри  не  полезли ко
мне  или  к   вам.  Они  убрали   стрельцов  и   дружно  взялись  за  нашего
горе-сотрудника.  Сегодня я сам слышал  подстрекательские выкрики из  толпы,
что, дескать, милиция - это от дьявола, а Митька - его слуга.
     - Поймали болтуна-то?
     - Нет, затерялся в толпе, -  сумрачно вздохнул  я. - Так вот,  теперь я
убежден, что все  события между собой очень  тесно связаны и ключом ко всему
все-таки  является наш герой. Видимо,  вы были правы, он увидел что-то очень
важное, но  сам  не осознал и не понял. А  тот, кто об этом знает, не  хочет
ждать, пока он вспомнит... Его снова попытаются убрать.
     - Ладно, завтра с  утречка  с  ним  потолкуем.  Ты сегодня-то  чего еще
делать будешь?
     - Видимо,  да.  Послал стрельцов за Шмулинсоном.  Он ведь, хитрец, ушел
вчера, так и не  объяснив мне, почему  рассчитался  за  ткань  до  получения
товара.
     - А... ну, вон, видать, его и ведут. - Бабка,  приподнявшись, выглянула
в окно. - Свеж как огурчик, без вещей, идет в милицию как к себе домой.
     - Да что вы говорите?.. Ну, тогда зовите его пред наши грозные очи.
     Шмулинсон  шагнул  в горницу,  фамильярно  подмигивая и улыбаясь  самой
покровительственной улыбкой:
     - Вине  поверите,  как  я  рад вашему  лицезрению!  Я таки чую, шо наше
деловое сотрудничество уже почти  дает сочные  плоды. -  Он без  приглашения
уселся за стол, по-хозяйски  раздвинув локти, и, хитро сощурясь, спросил:  -
Сегодня мы решаем вопрос оплаты, угадал?
     - Нет, - сухо ответил я, доставая бумагу и ручку.
     - Шо за странное слово "нет"?  Я  категорически не уловил его значения.
А... понял! Таки  ви  хотите знать,  чем я располагаю, прежде чем предложить
мне свои условия? Это разумно. Мы с вами - деловые люди...
     - Гражданин Шмулинсон Абрам Моисеевич, сорока трех  лет от роду, женат,
имеет троих детей...
     - Ви забыли тещу!
     -  ...работает  гробовщиком  и  портным  одновременно, оказывает мелкие
услуги  как  ростовщик,  приводов в милицию не имел,  за  правонарушения  не
привлекался,  проходит  в  деле  о  краже  черной   ткани  как  свидетель  и
пострадавший. Все так?
     - В  самое сердце!  Именно  так и не  иначе,  -  растроганно подтвердил
Шмулинсон,  -  только ви забыли про  тещу. Она тоже сидит  на  моей  шее  и,
представьте себе, много ест...
     - Абрам Моисеевич, - устало оборвал  я, - скажите, почему  вы заплатили
деньги до того, как получили товар?
     - А то? - сразу насторожился он. - Где-то тут скрыт крупный криминал?
     -  Во всем  Лукошкине даже  дети  знают  классическую  формулу здоровой
торговли: товар - деньги. У вас почему-то  наоборот. Отдаете деньги, судя по
указанной  сумме,  немалые,  и спокойненько ждете  целый  день, чтобы только
завтра пойти на склад за получением ткани. Вас ничего не напрягает?
     -  А шо такого? Нет, шо такого,  ви  мне  скажите!  Я  таки  весь жутко
пострадавший, а ви мне шьете дело! Нет, так у нас ничего не получится... Вам
придется  искать  себе  другого  заместителя.  Рад  был видеть,  преисполнен
печали, буду вспоминать с щемящей болью в груди... Спешу откланяться.
     - А ну сесть! - Я хлопнул ладонью по столу так, что самовар подпрыгнул,
а перепуганный гробовщик вцепился руками в шляпу.
     Нервотрепки последних дней давали о себе знать... Яга укоризненно свела
брови, но ее глаза смеялись.
     - Итак, мне  очень хотелось бы знать, какие именно причины побудили вас
на столь "странный" поступок?
     - А шо? Чуть  шо, сразу... Я шо, нарушил? Ви, гражданин  начальник, или
выдвигайте напротив меня ваши обвинения, или я  склонен жаловаться государю!
- постепенно успокаивая сам себя, завернул Шмулинсон.
     - Значит, не хотите отвечать? Хорошо, я сам вам расскажу.
     - Ви? Мне? Ой, ну жутко интересно...
     - Вы  заплатили Кирокосьянцу и  Аксенову  деньги  вперед, так как  были
почти на сто процентов  уверены, что на складе ткани не окажется. Думаю, вам
известно имя человека, который также искал черную ткань и был готов ее у вас
перекупить.  Наверняка он сначала обращался напрямую к поставщикам, но купцы
отказали. Они дорожат  своим именем и не станут нарушать данное слово  из-за
лишней  горсти  серебра.  А  вот  вы  смекнули, как  на  этом можно  сделать
деньги... Этот некто  знал, когда ткань поступит на  склад,  и вы это знали.
Поэтому  сунули  всю  сумму  в  руки недоумевающего  армянина,  спокойненько
прождали  целые  сутки,  а  наутро  осторожно  уточнили,  нельзя  ли забрать
купленное? Как вы и ожидали, черной ткани на складе не оказалось! Оставалось
лишь поднять шум, обвинить купцов в прикарманивании "последних денег бедного
еврея" и получить в  качестве откупного солидный куш, что  вы и намеревались
сделать.
     - Ну, не... шо ви такое сочиняете? Да я ни в одном глазу... как можно?!
Такие достойные люди, а я против них...
     - Вот  именно.  Лукошкинские купцы славятся  непререкаемой честностью в
своем бизнесе. Малейший скандал мог  бы бросить тень на  их репутацию... Еще
полгода назад  они бы безоговорочно  вернули вам деньги и щедро  добавили от
себя, лишь бы не допустить такого позора.  Вы ошиблись лишь в одном: времена
изменились. Теперь в столице  работает милицейское отделение. И слава  Богу,
купеческие  головы додумались сюда  обратиться...  Вам ведь этого  очень  не
хотелось?
     По  смуглым  щекам  горбоносого афериста  текли  неискренние слезы,  он
аккуратно  промокнул  их   мятым  носовым  платком,   отступая   на  заранее
подготовленные позиции:
     - Ну... и шо? Где ж тут... состав преступления?
     - Мошенничество,  милый друг, -  охотно пояснил  я,  -  да еще в  особо
крупных  размерах. Когда  до купцов дойдет, как именно вы их подставили, они
обойдутся  без черной  ткани, от всей  души  украсив ВАШ гроб хоть китайской
парчой.
     - Сколько мне  светит? - мгновенно  прекращая  слезоразлив, по-деловому
уточнил Шмулинсон.
     - Все зависит от моей доброты, но мне нужна информация.
     -  Понял на раз, начальник. Пишите. За два дня до  привоза ткани ко мне
подходил некий пастор Швабс из немецкой слободы.  Ему срочно нужны  были три
штуки  черного  шелка  и четыре штуки  бархата на  нужды  костела. Я  охотно
согласился,  можно сказать, подал руку помощи, но... мы не  сошлись в  цене.
Прошу  заметить в протоколе,  шо  он  обозвал меня "грязным барыгой". За шо?
Если я покупаю по  одной цене, а продаю по другой - так это мой кусок хлеба,
зачем ругаться?
     - Дальше, - потребовал я.
     -  Ну, он  сказал, шо тогда я  ее  вообще не  увижу.  Очень  неприятный
человек,  ни  с  того ни с  сего  такие угрозы... Поговорив дома с  Сарой, я
принял мудрое соломоново решение - заплатить вперед. Либо все тихо и  я таки
получаю товар, либо  его нет  и  я...  опять не  в  обиде! Слушайте, ви  так
молоды,  у вас все впереди, а  у  меня больная  жена, голодные  дети, теща с
язвой  и шумы  в сердце.  Я сказал чистую  правду, клянусь Моисеем! Теперь я
могу поспешить откланяться?

     Когда гробовщик вышел, я тут же  приказал двум стрельцам,  дежурившим в
сенях, идти за ним следом, но на расстоянии, чтоб не заметил. Дело к ночи, а
гибель  ценного  свидетеля меня  абсолютно  не устраивает.  Парни кивнули  и
обязались бдить  за "долгоносым" вплоть до самого его дома. Вообще стрельцов
в  тот вечер у нас было пруд пруди. Еремеев расквартировал на бабкином дворе
едва ли не половину своей сотни. Все были суровы, собранны и полны решимости
отомстить за гибель боевого товарища.
     - Никитушка, ты бы  шел спать, касатик... - начала  Баба Яга, когда  мы
напились чаю.
     Я выпил не меньше  трех чашек, успокаивая душу  после "содержательного"
допроса свидетеля.
     - Сейчас  пойду,  стрельцов  дождусь только.  Не век же  они будут  его
провожать.
     -  Да уж, больше  часа прошло... Вскорости должны быть. А как ты угадал
про того злодея, что тканями интересовался?
     - Про пастора? Это элементарная  логика. Первые сомнения  мне подбросил
царь Горох, он  начал шуметь, будто  евреи вечно норовят с  наших купцов три
шкуры содрать.  Глупости, конечно... По  мне, так все  хороши, но  сама идея
того, что Шмулинсон знал или подозревал о краже, в голову запала.
     - Одно непонятно, зачем же пастору немецкому черную ткань красть? У них
ведь, как я помню, во  всем одеянии церковном черного цвета нет. Сам в белом
платье по улицам разгуливает, служки его  в коричневых рясах. При чем же тут
черное-то?
     -  "Ищите  причину  - найдете преступника",  как  говорил нам полковник
Шмулько.
     -  Че ж  тут искать? - удивилась Яга. - Преступник  - пастор этот,  как
его... Швабс. Заарестовывать его - и дело с концом!
     - Хорошо бы... а за что?
     - За... за... вот ведь, змей, и ухватить-то его не за что!
     - К  сожалению...  Что мы можем ему  предъявить?  Что  некий  Шмулинсон
бездоказательно утверждает, будто бы он, гражданин Швабс, пытался перекупить
у  него  черную  ткань, а когда не  вышло, в сердцах пообещал, что тогда она
никому не  достанется?  Банальнейшее  брюзжание из-за несостоявшейся сделки.
Состава преступления - никакого,  признаков правонарушения - тоже. Не говоря
уж о том,  что  немец  вообще сделает  круглые глаза и скажет,  что он этого
еврея впервые в  жизни видит! Нет... Направление мы получили правильное, но,
чтобы добиться результата, нам еще пахать и пахать...
     - Охохо-о-нюшки, грехи  наши  тяжкие... -  сочувственно вздохнула  Яга,
убирая со стола.
     В дверь постучали, явились стрельцы, следившие за Шмулинсоном.
     -  Все  мирно,  батюшка  сыскной  воевода.  До  самого  дома  проводили
гробовщика энтого.
     - В дороге ничего особенного не приметили?
     - Нет... ну, вот разве...  - Говорящий замолчал, неуверенно  глянул  на
напарника,  потом все  же решился и продолжил: -  Показалось  мне, будто  на
Гончарном  переулке из-за забора человек выглядывал. Вроде вылезть собрался,
да нас услыхал... Я туда сбегал - никого. Иваныч говорит, показалось...
     - Так... Это все? - уточнил я.
     - Вроде все, - кивнули оба.
     - Ясно. А что, молодцы, когда шли обратно,  не было ли у  вас ощущения,
что за вами следят?
     - Как в воду глядишь, участковый! - перекрестились  стрельцы. -- Только
назад повернули,  а  чуем,  ровно  в  спину кто  дышит. Всю дорогу со страху
оборачивались... Ну, да Бог миловал...
     - Что ж, спасибо за службу. Вы свободны, доложите Еремееву о выполнении
задания, и пусть располагает вами по собственному усмотрению. Бабуль, так я,
видимо, пойду? Время  и впрямь позднее, а этот петух завтра опять ни свет ни
заря...
     - Тревога-а! - истошным мужским  воплем  грянуло  за  окном. - Тревога,
ребята, вражье!
     Я  бросился  к дверям  первый,  оба стрельца  - за мной, Яга кинулась к
окошку.  Во  дворе  горели  факелы,  толпились  вооруженные люди,  несколько
человек в середине что-то яростно рубили бердышами...
     - А ну, пропустите! Да разойдись же! Пропусти, кому говорю!
     Когда  я  протолкался  в  центр, от "врагов"  осталась лишь куча  мелко
нарубленных костей, плоти и тряпок, крови не было... На этот раз я  узнал бы
их и без дактилоскопического  анализа.  Ганс Гогенцоллерн  и Георгий  Жуков,
бывшие   охранники,   неудавшиеся   террористы,   упыри,   сегодня   вечером
похороненные па кладбище иноземцев. По крайней мере, нам так было обещано...
Сейчас бессмысленно  гадать, как они выбрались из могил.  Наверно,  осиновых
колов все-таки не вбили. О результате Яга предупреждала...
     - Никто не пострадал?
     - Нет,  батюшка  участковый, -  откликнулись  стрельцы. - Мы  на стреме
были, во всеоружии.  Только эти злодеи через  забор прыгнули, как мы их всем
миром - в топоры!
     - Вообще-то поступили правильно, но только в данном  конкретном случае,
- напомнил я. -  Это упыри, избавились от них, и ладно. А представьте,  если
бы живые люди? В  плен надо брать, а не за бердыши хвататься. Впредь глядите
повнимательней... Ну а за службу - всем спасибо.
     -  Рады стараться, батюшка сыскной воевода! - тихо грянули герои.  -- А
что... это вот те самые, что  Игната Дубова порвали и Петрушку Котова башкой
к бревнам приложили?
     -  Да,  те  самые.  В немецкую  слободу этот мусор  больше не  повезем.
Возьмите дров из поленницы и сожгите все это к чертовой матери.
     - Слушаемся, - облегченно вздохнули стрельцы. - Стало быть, за своих мы
все  ж  таки отомстили,  сделали богоугодное дело...  Ну, вот так-то,  будут
знать! Тащи дрова! У кого огонь? Гореть им на том свете, как на этом...
     Я вернулся в дом.  Рассказал Яге, как и что, да она и сама все в окошко
видела.
     -  Ох, Никитушка, двоих злодеев завалили,  а  как бы  дальше-то худо не
было... Мы,  вишь, все  веточки рубим, а сам ствол -  целехонек. Не нравится
мне это...
     -  Мне тоже,  а что поделать? Пока у  нас  на  руках лишь  разрозненные
подозрения.  Помните  рассказ  стрельцов? Я убежден,  что они  действительно
видели  упырей, охотящихся за Шмулинсоном. Когда убедились, что тот  надежно
заперся в доме,  они пошли следом за  стрельцами к отделению. Видимо, хотели
попробовать счастья еще раз...
     - Так ты все считаешь, что им наш Митька нужен?
     -  По рабочей  версии  - да. Вот он  завтра проснется,  я первым  делом
спрошу, не слыхал ли он о других покупателях черной ткани. Почти уверен, что
он  вспомнит тихого немецкого пастора.  Но  только вспомнит  сам, без нашего
давления, как нечто настолько несущественное, о чем в донесении  и упоминать
не стоило.
     - Совсем ты запутал  меня, старую... Да  разве ж  охранники  посольские
пастору подчиняются? У них, чай, свое начальство есть. Попробовал бы наш поп
Кондрат командовать, да вон хоть тем же Еремеевым. Где сел бы, там и слез!
     - Вообще-то -  да... Мне это тоже не дает покоя. Но других гипотез пока
нет. Может  быть,  они  ему служили  как духовному  отцу?  А  может,  он  их
загипнотизировал как-то?
     - Чушь мелешь, участковый! - досадливо отмахнулась  Яга. - Уж в этом-то
я б их сразу раскусила... Нет, они  по иным причинам и после смерти его воле
послушны. Иное колдовство здесь кроется, сильное да страшное...
     -  Ладно  вам  перед сном кошмары нагнетать,  -  зевая, попросил  я.  -
Давайте-ка спать  пойдем. По  комнаткам, на  бочок, и баиньки.  День  завтра
тяжелый...
     -  А  когда  он  у  тебя  в  последний раз  легкий  был,  Никитушка? --
улыбнулась бабка. - Иди, иди,  соколик, а насчет снов не беспокойся, уж я  о
том озабочусь...

     Митька  выздоровел! Это  было первой новостью,  порадовавшей меня  в то
утро. Или  нет, вернее, второй, первой было отсутствие петуха. Меня разбудил
заботливый стрелец, присланный Еремеевым,  а  не эта скандальная  птица.  До
определенного момента  я не мог поверить в  свалившееся на голову счастье...
Неужели петух повесился?! На деле все  оказалось гораздо  прозаичнее, я  так
умотался   за  день,  что  утром  просто  проспал  петушиный  крик.  Значит,
по-настоящему  радостным  остается  все-таки  одно  событие -- выздоровление
нашего младшего  сотрудника.  Причина, по  которой  Баба Яга  скрепя  сердце
позволила  меня  разбудить,  - срочный вызов к царю! Горох  в  очередной раз
"страшно гневался на неуважительного участкового". В большинстве случаев это
делалось  в  уступку некоторым  влиятельным боярам, до сих пор не простившим
мне  "посягательства" па  их  древние  права.  Просто  в деле о  шамаханском
заговоре оказался изрядно  замешан один очень родовитый гражданин, столбовой
боярин  Мышкин, и  мне,  естественно, пришлось его  допрашивать,  держать  в
порубе... Словом, обращаться без церемоний, как с обычным подозреваемым. Для
прочих это было началом конца света! Горох хотя и всемерно меня поддерживал,
но  иногда  "кидал  кость" боярской думе,  устраивая  шумные  разносы  всему
управлению в моем лице. Что делать, политика везде одинакова...
     - Никитушка, к царю-то пойдешь, меня не забудь, - застенчиво  напомнила
бабка,  пододвигая  ко мне миску с варениками. Я  только  кивал,  болтать  с
набитым ртом трудновато, а готовила Яга отменно. - У меня, слышь, тоже  своя
версия имеется. Да ты кушай, кушай, родной, не отвлекайся... Митю мы  опосля
чая вызовем,  да  и  расспросим  с предосторожностями.  Сейчас  он во  дворе
молодым  стрельцам о своих подвигах  бахвалится.  Врет, будто бы  с ним даже
двое упырей  справиться не  смогли... О чем это я? А, насчет версии... Вот я
что  удумала, надо тебе к лесному дедушке сходить, посоветоваться. Я-то сама
уж не один годок в городе  живу, нюх притупился, силы уже не те, а леший, он
с  землей-матушкой  навечно  корнями  связан...  Если  в  нашем  деле  какое
чужедейное волшебство есть, он тебе на него сразу же укажет! А мне сдается -
есть оно. Шамаханцы-то что! Тьфу - и  нет их Орды! Они же  язычники поганые,
без  Кощеева зелья  ничего из  себя не представляют... А тут мы дело имеем с
врагом  серьезным.  Сдается  мне, за пастором этим такие силы  стоят,  что и
Кощей с ними за ручку поздороваться не погнушается. Вот от царя вернемся - я
тебя в лес свожу...
     -  М...  н...  в лес!..  - отрицательно замотал головой объевшийся я. -
Давайте  лучше вас туда  командируем, у меня  от  общения  с  русалками  еще
мурашки по коже бегают. А леший, я так полагаю, еще более крупный авторитет?
Нет уж, мы как-нибудь по старинке, методом дедукции...
     - Да ты не волнуйся, милый, я  те все, что надо, обстоятельно расскажу.
Если вечером поедешь, то к утру уже назад обернешься.
     - А вы-то почему не хотите сходить?
     - Нельзя мне... - снова засмущалась бабка, да так, что щеки у нее стали
красными.  - Дело  тут  такое...  слишком  уж  личное.  Сватался  он  ко мне
неоднократно.  Я все отказывала, молодой  была, глупой... Долго  мы с ним не
виделись, и теперь уж что старое ворошить? Только опасение имею, приду в лес
- ну, как он вновь приставать начнет?
     - Да...  но...  -  при  мысли о  том,  кем надо  быть, чтобы  плениться
"прелестями" Бабы Яги, - мне едва не стало дурно. - Так... ведь он, наверно,
старый уже?
     - Старый, - подтвердила Яга. - Я-то еще в девчонках бегала, а он уже не
молод был. Теперь-то, видать, совсем стар, но рисковать не буду. Знаю я вас,
мужиков, седина в голову - бес в ребро!
     В конце концов она меня уговорила, пообещав с текущими делами отделения
управляться  самолично. Да и за ночь что особенного может произойти? Если бы
днем - дело другое, а ночью... Бандиты тоже люди, им тоже спать надо. К царю
мы пошли  все трое  плюс еще  четверо стрельцов в качестве  охраны. День как
день...  Народ  занимался своими  делами,  никто  не  паниковал,  об  упырях
горожане не  знали, и  я почувствовал некоторую  зависть к этим  безмятежным
людям.  Если  верить  Яге,  то  в  Лукошкине свило  гнездо какое-то страшное
колдовство, и хотя его цели пока не ясны, но  намерения наверняка преступны.
Что  можно  такого взять с  города? Зачем  кому-то  устраивать здесь  тайную
резиденцию чужеродных темных сил? Во-первых, нам и своих хватает. Во-вторых,
я не уверен, что местный "криминал" потерпит  конкуренцию. И все ради чего?!
Обложить Лукошкино данью?  Требовать от жителей человеческих жертв? Поменять
власть?  Установить свой  порядок  и свою религию?  Чушь  какая-то... Это от
нехватки  настоящей  рабочей  информации  всякая дрянь  лезет  в  голову.  И
все-таки  где-то в глубине подсознания билась мысль  о том, что  здесь  есть
рациональное зерно, надо  только его  разглядеть. Все непременно  встанет на
свои  места,  как  только мне станет понятной причина  кражи черной ткани...
Цвет!  Черный  цвет...  Видимо,  все дело  в  нем. Дальше мои  умозаключения
натыкались на железобетонную стену отсутствия фактов. Гадать можно долго, но
следствие держится только на  голых фактах. Увы, именно  их категорически не
хватает...
     У  царского  терема  нас  встречала  представительная  делегация  бояр,
немецкий  посол  и двое его  приближенных, включая  пастора Швабса.  Теперь,
когда  он  был  у  нас  под   подозрением,   я  постарался  рассмотреть  его
попристальнее. Увы, в этом человеке не было ничего, за что мог бы зацепиться
взгляд.  Среднего  роста,  среднего телосложения,  неопределенного  возраста
(где-то  после  тридцати,  но до  семидесяти),  блеклые глаза на  тусклом  и
настолько  обыкновенном лице,  что  память отказывалась  его фиксировать. Ни
одной особой приметы! Когда-то я читал, что  люди именно с такой  внешностью
становились кадровыми разведчиками  и профессиональными шпионами. Он не  был
похож ни на кого, но при этом на всех одновременно...
     Филимон шумно пригласил всех в зал  боярской думы. Пока поднялись, пока
расселись, пока объявили  о приходе царя...  Горох  прошествовал  через весь
зал,  как флагман  на  белых парусах,  с ходу бухнулся  на подушки  трона  и
оборвал начавшего дежурное перечисление титулов дьяка:
     - Цыц! Дел невпроворот, на охоту собираюсь,  время на праздную болтовню
тратить не соизволяю.  Значит, так, посол немецкий в третий раз жалобу пишет
на участкового нашего, воеводу сыскного Ивашова Никитку.
     - Наказать милиционера! В кандалы его! Дожили, иностранцы  в нос тычут,
попрекают... - дружным хором отозвались боярские ряды.
     Горох недобро сощурился и продолжил:
     -  Однако  ж, первую  и  вторую  жалобщину  посол  при  мне  разорвал с
извинениями серьезными.
     - Так и  мы о том, наградить бы молодца!  - с тем  же  пылом поддержала
дума.  -  Службу  справно  несет,  своих  не  забижает,  иностранцы,  и  те,
опомнившись,  поклон  ему  бьют.  Опять  же  для престижу  российского  зело
полезно!
     - Вот только третью жалобу он сам мне в  руки утречком и вручил. По его
словам выходит, что украл у него сыскной воевода ночью два трупа из костела,
да и надругался над прахом. На куски посек, в  огне спалил, а пепел по ветру
развеял.
     - Казнить участкового!!!  Христопродавец! Совсем страх Божий потерял! -
через секундное замешательство раздалось со всех сторон. - Нешто мы язычники
какие, чтоб к покойным уважения не иметь? Казни, государь, отступника!
     Царь вскинул бровь, и в зале мгновенно повисла тишина.
     -  Ну что, посол немецкий, тебе слово. Говори все как есть, что на душе
накипело... Уж мы выслушаем и  без промедления будем суд вершить, скорый, но
справедливый.
     - Государь, - немец с  достоинством шагнул вперед и поклонился так, что
"уши"  завитого  парика  коснулись напольного  ковра,  -  и вы,  благородные
господа бояре,  я  прошу  у всех вас прощения за то,  что оторвал  от важных
государственных  дел.  Только  что,  во дворе,  мы  переговорили  с  Никитой
Ивановичем,  я получил  исчерпывающие  ответы и ни  одной претензии  в адрес
лукошкинской милиции не выдвигаю.  Надеюсь, что  и младший лейтенант  Ивашов
извинит мне некоторую горячность ложных выводов. Благодарю за внимание...
     На этот раз тупое молчание висело гораздо дольше.
     -  Че делать-то? -  жалобно раздался  наконец чей-то одинокий голос. --
Опять награждать, что ли?
     -  А  может, в кандалы? На всякий  случай... А, государь? --  участливо
поддержал второй.
     Царь   демонстративно   молчал.   Бояре  осторожно  начали  обсуждение,
мало-помалу увлеклись и вскоре кое-где уже переходили на  "ты", хватали друг
друга  за  бороды, грозно  размахивая  резными  посохами.  Что ни  говори, а
времена не так резко меняются... Дума,  например, как была,  так и  осталась
прежней.  Мы  втроем  неспешно считали мух... Митька ковырял лаптем узор  на
ковре, Яга что-то пересчитывала па  ладони (вроде камушки, а вроде  и чьи-то
зубы),  я  отрешенно пялился  на  двух  стилизованных русалок, вырезанных на
подлокотниках  трона.  Волосы  одной  казались  зеленоватыми,  кудри  другой
отливали глубокой синевой...
     - Быть по сему! - неожиданно громко  рявкнул  Горох,  перекрывая  общий
бардак. Бояре, ворча, расселись по местам. - Иди сюда, сыскной воевода... За
службу верную,  по поддержанию имени российского перед державами иноземными,
жалую тебе мою царскую благодарность да кошель с червонцами сверху.
     - Спасибо, большое спасибо. - Я взял золото.
     -  Стой, куда  пошел?  Я ж еще не закончил, - удивился  царь.  -  А  за
халатность  и попустительство  да над  гостями  чужедальними насмехательства
глупые  велю  тебя наказать десятью  плетьми  прямо посередь  двора.  Или ты
деньгами откупишься?
     Я  посмотрел на  него  задумчиво  и вернул  кошелек.  В зале  раздалось
довольное урчание. Бояре выглядели, словно коты, объевшиеся сметаны. Горох
     исхитрился угодить всем, даже послу:
     - А ты, друг Кнут Гамсунович,  больше нас пустыми  жалобами не тревожь.
Ишь, взял манеру шутки шутить... Утром пишешь -  вечером рвешь. На третий-то
раз уже не смешно, ей-богу.

     Когда  царь  объявил  очередное  заседание   закрытым  и   все   начали
расходиться, Горох незаметно сделал  мне  знак, щелкнув  пальцами.  Я шепнул
Бабе  Яге,  что  задержусь,  чтоб  ждали с Митькой  во  дворе. Она понятливо
кивнула  и,  цапнув парня  под локоток, ушла со всеми. Охрана царской  особы
также удалилась, став караулом у дверей.
     - Ты что же такое творишь?! - обрушился на меня Горох, едва мы остались
одни. - Голова твоя еловая, милицейская, ты  хоть что-нибудь в международной
обстановке  понимаешь?  Ты на фига  мне отношения с  немцами  обостряешь  до
крайности?
     - Но...
     - Молчать! Не  перечь государю, ибо в гневе  я за  себя не отвечаю! Три
дня  - три  жалобы,  это как? Ты что ж, генерал, решил, что ежели я на посла
при тебе всех собак спустил, то так во веки веков будет?
     - Не совсем, но вы...
     - Не  возражать! - окончательно  взвинтился царь. - Я те повозражаю! --
Он спрыгнул с трона и с размаху ткнул мне кулаком в лицо, целя в нос.
     Горох, конечно,  драчун не из  последних, но и  нас в школе  милиции не
только дорожным правилам учили. Я профессионально заломил ему руку за спину,
не особо задумываясь о последствиях, Горох крякнул от боли:
     - Пусти, злодей...
     - Драться не будете?
     - Ладно... Прощу тебя на сегодня. Да пусти же, кому говорят!
     После чего мы сели  рядком,  и я  обстоятельно рассказал  государю весь
парад последних событий. Он ахал, вскрикивал, перебивал, уточнял детали, а в
самом конце и вовсе завопил в голос:
     - Где посол?! Да я ему сейчас все рога поотшибаю, козлу недоверчивому!
     - Не надо!  -  Я успел оттащить его величество от двери. - Это уж точно
лишнее... Не волнуйтесь, мы  накроем  всю  банду, но раньше времени  хватать
всех подозреваемых - глупо.
     - Так и по хвостам бить  - проку мало! - опомнился царь, вновь напуская
на себя вид бывалого милицейского полковника. -  Значит, так, твои действия,
участковый...  Во-первых, обо всем тотчас докладывать мне!  Во-вторых, сам в
змеиное гнездо не лезь, где я другого такого  опера найду? В-третьих, будешь
ихнего пахана вязать - меня позови, я с тобой инкогнито, в стрелецком платье
сам на задержание пойду.
     - Вам  должность не позволяет, - засомневался я, - да и бояре наверняка
такой хай поднимут... Не царское это дело.
     - Царское! Очень даже царское! - надулся государь. - Ты думаешь, если я
на троне сижу, так мне в жизни больше ничего не интересно? Я, чай, не бревно
в короне,  а человек  действенный, мыслящий. А ты со мной все споришь, как с
деспотом каким... Вот женю тебя, дурака, будешь знать!
     -  Не  надо,  - поспешно  капитулировал  я. - Лучше уж я вас с собой на
облаву возьму.
     -  Ну, то-то... А насчет лесного дедушки, так послушайся моего совета -
сказки это все, ничего ты так не узнаешь.
     - Хм...  я раньше думал, что и русалки - сказки, и Кощей - ненастоящий,
и упыри - плод воображения. А вдруг он все-таки есть? Яга-то в этом уверена.
     - Так я и не говорю, что нет его, - пустился в объяснения царь Горох. -
Как  же лесу и  без лешего стоять? Я имел в виду, что информацию свою ты там
не добудешь. Потому как представить тебе нечего, улики ни одной нет.  Леший,
может, и впрямь в любой вещице колдовскую силу угадает, но только ведь нет у
нас на руках ничего. Всякий мусор после  взрыва? Или зуб выбитый? Так  он же
человеком  утерян был,  а не упырем,  нечистью  охранники уже  после  смерти
стали... Да и тела ты самолично сжечь повелел. С чем пред светлые лешевы очи
предстанешь?
     Тут  он  меня  подцепил...  Все,  что было в  деле, -  это  неуверенные
подозрения   в  причастности   немецкого  пастора  к  грабежу   и  убийству.
Доказательств -- ни одного! Все улики косвенные, свидетелей вообще нет... Да
любой  начинающий  адвокат  при  таком  раскладе   отмажет  самого  отпетого
преступника в пять минут!
     - То-то и оно, что крыть тебе нечем, - глубокомысленно  заключил Горох.
- Тяжела служба милицейская, все  понимаю, а помочь не могу. Хочешь, кошелек
верну? Только по-тихому, пока никто не видит...
     - Да ладно... не надо. Бояре правы, никакой награды я пока не выслужил.
     - Это правильно. - Государь сунул было руку за пазуху, как бы в поисках
кошелька и, удовлетворенно  нащупав  его, оставил  на том же месте. - Чем до
вечера заниматься-то будешь?
     - В немецкую слободу пойду, хочу там попристальней оглядеться.
     - Дело говоришь. А  я, пожалуй, уж ни на какую охоту не поеду. Медведей
да зайцев в зиму бьют, глухарей да  уток  - по осени, а за мелким  сором мне
соколов гонять неохота.
     - Тогда честь имею. - Я развернулся на выход.
     - Эй, погоди!  - задержал меня царь.  - Ну-ка... покажи еще разок,  как
это ты так лихо руку крутить навострился...
     После   третьей  попытки  Горох  уяснил   механизм  приема  и,  наскоро
попрощавшись  со  мной, убежал  тренироваться  на  стрельцах.  Я  отправился
восвояси... Во дворе ожидала моя команда.
     С той же стрелецкой охраной мы направились в  сторону немецкой слободы.
Митька,  как ни в  чем не бывало, вертелся  вокруг нас с Ягой,  донимая меня
вопросами:
     - А что царь-то сказал?
     - Ничего особенного, уточнил отдельные моменты по ходу следствия.
     -  И все? Эхма... я-то  думал, что он  вам кошелек с червонцами обратно
вернет.
     - Нет, я отказался.
     - Чего?! - едва не взвыл Митька, выпучив глаза.
     -  Отказался,  отказался,  -  спокойно  подтвердил  я,  -  материальное
поощрение мы пока еще не заработали, но...
     - А что "но"? - с надеждой протянул герой.
     - Но у меня осталась устная царская благодарность!
     Митька решил, что я над ним издеваюсь,  изобразил глубокую обиду и было
ускорил шаг, но  Баба Яга задержала его  за рукав и елейным  голоском начала
тонкий психологический допрос:
     - А что,  Митенька, как  нонешние купцы с покупателями себя  ведут,  не
грубят ли?
     -  Грубят! - мгновенно  "включился" в игру наш младший сотрудник. - Еще
как грубят,  и  обзываются  неприлично, и обвешивают  безбожно. А с капустой
квашеной вообще что удумали?!  Сверху в  бочонок сухую да  кислую  валят,  а
сочную да ядреную внизу держат! Тетка Матрена эта не иначе как враг идейный,
потому что с капустой такое творит - не дай бог...
     - Ох, ох,  и не говори, милый,  - участливо подпела бабка.  -  А  я-то,
старая, хотела ткани бархатной на кацавейку прикупить, да боюсь одна идти --
еще недомерят...
     - Недомерят!  -  категорично подтвердил  Митька.  - Лавочники,  они  ж,
паразиты, вконец стыд и совесть потеряли. Недомер, недовес, товар лежалый...
Вот тетка Матрена, например, уж на что честное лицо делать научилась, а сама
в капусту так и норовит вместо брусники калину подсыпать!
     - Ай-ай-ай... Да как таких  людей  только земля носит? И ты говоришь, в
тряпичном  ряду  тоже безобразие  творится? Надо беспременно Никите  Иванычу
доложить, а то ведь, поди, уже покупатели вовсю жалуются?
     -  Жалуются!  Сам слышал!  Вот на днях буквально при мне скандал был...
Мужик какой-то  черную ткань у купца Кондрашкина требовал, а  тот  не завез.
Сует ему  под  нос синюю  да  коричневую, а  черной-то  и нет! Я  было ближе
протолкался, чтоб поддержать да возмущение солидарное выказать, только глядь
- а  и  нет никого.  Один  купец за  прилавком  озирается...  Увидел меня  -
креститься  начал, я ить тогда с рогами был. Ну да,  меня с цели не собьешь,
развернулся я, да напрямую к тетке Матрене. Что ж ты, говорю, ведьма старая,
делаешь? Разве  это вкус? Разве у капусты  квашеной, да  с брусничкою, такой
вкус быть должен?
     - Разберусь я с ней, как бог свят разберусь! - от души пообещала Яга. -
Вот  ведь  времена, прибудешь в лавку - ни товара,  ни обслуживания. Я бы на
месте мужика того  прямо  в  отделение  так  и  пошла. Надо  бы  его найти и
свидетельские показания к делу пристроить. Он из себя-то каков?
     На этот раз  Митька на удивление долго молчал,  чесал в затылке, морщил
лоб, искренне пытаясь вспомнить.
     - Нет, не могу сказать, бабуля... Обычный такой. Как все. Только вот...
не наш он.
     Баба Яга бросила на меня выразительный взгляд. Я слегка кивнул, что ж -
многое становилось понятым.

     В  отделении нас  ждали.  Стрельцы  из  еремеевской  сотни  доложили  о
некоторых  мелких   проступках,  паре  семейных  скандалов,   поимке  одного
конокрада   и   одной    попытке   церковного   самосуда.   Последнее   меня
заинтересовало, тем  более что с остальным стрельцы разобрались собственными
силами.
     - Богомаза одного знаменитого от  отца Кондрата  с братией  едва отбить
успели.
     -  Странно...  Отец  Кондрат  всегда  производил  впечатление  человека
солидного, уравновешенного, он  даже голоса никогда не повысит.  При мне, по
крайней мере...
     -  Ну,  вообще-то,  -  замялся  стрелец,  - батюшка  наш  порой... себе
позволяет. Редко, конечно, по  большим церковным праздникам. Как он говорит:
"Питие - не грех, в меру, в потребное время, во славу Божию!"
     - Это уже интересней, - воодушевился я, цитата мне понравилась, - и что
же учудил наш преподобный, находясь в состоянии алкогольного опьянения?
     -  Богомаза приезжего  начал доской иконной  по башке бить. Два дьякона
вмешались  было, а как увидели, чего  этот иконописец там  намалевал,  так и
сами рукава позасучивали... Он кое-как вырвался, да в бега! Отец Кондратий с
дьяками -  за ним,  кадилами  над головой крутят, матерят  его всячески, мы,
когда увидали, еле отбить успели...
     - Где задержанные?
     -  А...  это... можно разве?  Духовных-то  особ  в отделение  особо  не
потащишь, проклянут еще...
     -  Перед законом все  равны,  -  наставительно отметил  я.  -  Пока еще
церковь никто не отделял от  государства, это будет сделано гораздо позднее,
в двадцатом веке. Ладно, а пострадавший куда делся?
     -  А вот его мы в поруб запихали, -  облегченно вздохнул стрелец. - Ему
там сейчас самое безопасное место, еды мы оставили, пущай переночует парень,
а?
     - Ну... вообще-то  это  у нас камера предварительного  заключения, а не
гостиница. Но, с другой стороны, темнеет уже, гнать человека на ночь глядя -
тоже не дело. Ладно, утром сам с ним поговорю.
     Я прошел в терем, Яга  уже вовсю хлопотала у печи, а Митька скромненько
сел в сенях. Видимо, не хотел слишком уж часто мозолить нам глаза -  вдруг я
вспомню,  что  собирался  его уволить?  От  плотного ужина  я  принципиально
отказался, больно надо с набитым  желудком в седле трястись... Яга поворчала
для  порядка,   но  уступила  и,  усевшись   напротив,  начала  неторопливый
инструктаж:
     - К  лешему  пойдешь  пешим, он коней не жалует.  Оружия  с  собой тоже
никакого не бери, смыслу нет - саблей  его не изрубить, пулей не застрелить,
а  пушку ты, что  ж, на своем гробу потащишь? Неча хозяина зря гневить,  так
иди... В провожатые тебе клубочек дам, куда он  покатится, туда и ты ступай.
От меня привет  передавай,  да особо  не  расписывай  - решит еще, что я ему
намеки  делаю.  Мне ж потом хоть в  лес не  заходи, любая  кикимора  пальцем
тыкать будет...
     - Бабуль, не отвлекайтесь, что я ему сказать должен?
     - Вот обо всем, что у нас тут  творится-то, и скажи! Пущай он  по своим
каналам проследит, а нет ли тут умыслу злодейского, инородного?
     - У нас  улики ни  одной! - вовремя  вспомнил  я. - Предъявить  ему для
экспертизы абсолютно нечего.
     - Он же леший, а не дьяк судейский! - укоризненно качнула носом Яга. --
Это вон Гороху да  боярам  будешь улики в  нос  совать,  а  в лесу  они  без
надобности.  Он  тебе  и  так,   на  слово,  поверит.  Давай-ка,  собирайся,
Никитушка, время не ждет!
     Собираться мне  особенно нечего, взял  планшетку с материалами по делу,
надел  фуражку перед зеркалом,  сунул яблоко в  карман  на дорогу, вот и все
сборы. Бабка  достала из корзинки с вязаньем самый обыкновенный клубок серых
шерстяных ниток, еще раз пообещав присматривать за городом в мое отсутствие.
     - Клубочек-то раньше времени на землю не бросай. Выйдешь за ворота, иди
направо,   к  сосновому  бору,  как  до  кладбища  дойдешь,  обогни  его  по
тропиночке, а  уж там напрямую в лес-то и иди.  Как три  сосны высокие в три
обхвата  толщиной увидишь  - так клубок  бросай, а  сам за ниточку держи, он
тебя выведет.
     Уже во дворе мы еще немного  поспорили с  Еремеевым, который мою ночную
прогулку прямо обозвал дурацкой затеей.  Но в конце концов смирился, настояв
в  свою очередь  на  том,  что  до  леса меня проводят  шестеро  его парней.
Пришлось  согласиться... Да я и спорил больше  для вида,  ближе  к ночи меня
мимо кладбища пройти - под пулеметом не заставишь! Было дело, нагулялся...
     По  дороге  мы коротали  время  неспешной беседой. Степенные  стрельцы,
знающие, почем фунт лиха, больше помалкивали,  сурово улыбаясь  в усы, а вот
молодой парнишка, лет семнадцати, все  лез с  вопросами. Видно, его  впервые
взяли на задание, и он радовался как ребенок, постоянно дергая меня за рукав
с каким-то очередным "интересом".
     - А  вот интересуюсь я, служба-то  она, милицейская, насколь  премудра?
Как вот можно выучиться, чтоб воров ловить?
     -  Это непросто, -  важно отвечал я. - По большому счету, проблема даже
не в поимке вора, а в умении доказать его вину.
     - Как так?  Да ежели я,  например,  на ярмарке какого ни есть жулика за
руку поймал да в собственном кармане - рази ж еще чего-то и доказывать надо?
     - Ну,  положим, такие случаи чрезвычайно редки. Вор-карманник  работает
на  уровне  фокусника  с  музыкальными  пальцами.  Причем   обычно  в  паре,
украденный кошелек тут же передается товарищу, и тот спешит скрыться.
     - Но ить первого вора-то я держу! - не сдавался паренек.
     -  Держишь,  а что толку? Ну, приведешь к нам в отделение, обыщут его -
кошелька нет, он  Христом Богом  клянется, что  в глаза  его не  видел, а  в
карман твой попал по чистейшей  случайности - прижали в толпе - и все тут...
За  что судить? Так  что  основная  задача милиции - пресекать  саму попытку
воровства, проводить работу  с населением,  ну  и ловить, конечно,  но  так,
чтобы уж наверняка!
     - А вот я еще, дяденька Никита Иванович, интерес имею...
     -  Думай,  что  говоришь! -  С добродушной  суровостью старший  товарищ
отвесил молодцу  подзатыльник.  - Какой он  тебе дядя? Он - сыскной воевода,
или гражданин участковый. Хватит языком-то молоть, пришли вроде...
     Мы  действительно   незаметно  дотопали  до  лесной   опушки.  Стрельцы
отсалютовали мне  бердышами, сняв шапки, отдали земной поклон и перекрестили
на прощание:
     -   Отчаянная  ты  голова,  сыскной  воевода...  Храни  тебя   Господь,
участковый! А меня в милицию возьмете?
     По-моему, за  последний  выкрик паренек схлопотал  еще  одну  дружескую
затрещину.  Было уже почти темно, однако три сосны я  нашел довольно быстро.
Во-первых, луна светила вовсю, во-вторых, три  огромных дерева, растущих как
бы  из  одного корня,  спутать с другими было просто  невозможно.  Толщиной,
высотой и  массивностью  они выделялись  на  общем фоне, как  великаны среди
лилипутов. Достав из  кармана бабкин клубок, я  крепко намотал толстую нитку
па палец и  бросил клубок наземь. Он  покатился.  Это меня  уже не удивляло,
привыкаешь ко всякому...  Баба Яга сказала, что покатится, вот он и катится,
а  я  бегу  за  ним  в сырую  чащу леса  по  непонятной  тропинке, то и дело
перешагивая пеньки  и  пригибаясь  под ветки.  Немного похоже  на  погоню за
преступником с помощью служебно-розыскной собаки. Клубок несся резвой рысью,
подпрыгивая на  кочках,  то  замирая,  словно  бы принюхиваясь  к  следу, то
натягивая "поводок", будто обнаружив наконец искомого злодея.
     - Вперед, Джульбарс! -  неожиданно для  самого себя  выкрикнул  я. Тьма
сгущалась, в лесу мелькали  неясные  огоньки,  слышались странные  шорохи  и
пугающие  крики  ночных птиц.  Наверно, поэтому очень  хотелось, чтобы рядом
было хоть одно живое существо, близкое и родное человеку. - Ищи след! Ищи...
Ну, давай же, лохматый, мы должны его взять. Если только найдем, обещаю тебе
первую медаль на международной собачьей выставке!
     Словно  понимая,   о  чем  идет   речь,  клубок,  едва  не  повизгивая,
возбужденно  тянул  меня вперед.  Выскочив на широкую, залитую лунным светом
поляну,  он  сделал  охотничью  стойку,  неподвижно  замерев  посередине.  Я
внимательно огляделся - вроде бы никого...
     - Ишь ты, резвый какой, - добродушно произнес хрипловатый голос за моей
спиной.
     Я неторопливо, с достоинством, обернулся. Никого!
     - Че уставился-то? - Тот же голос раздался слева.
     Резко  повернув  голову, я успел заметить  еле уловимое движение еловых
лап, но никакого постороннего лица не было.
     - Пришел и вертится чего-то... - подковырнули уже справа.
     Голос  был, но говорящий оставался вне  поля зрения. Морочит, догадался
я, читал же  в  детстве,  как  леший  заставлял охотников  блуждать кругами,
аукает, зовет,  а в результате бросает где-нибудь  в болоте  с комарами. Нет
уж, здесь такой номер не пройдет.
     -  Гражданин леший! Попрошу  прекратить  неуместные шутки  и предъявить
документы!
     Секунда гробового молчания... А потом лес разразился хохотом.  Смеялось
все  - деревья, травы,  пни, невидимые  мне  птицы и звери,  мелкая мошкара,
звезды  на верхушках сосен и даже палая  хвоя  под  ногами...  Все смеялось,
хрюкало, хихикало, фыркало,  хохотало, визжало, ухало, ахало - общее веселье
было столь заразительным, что я и сам заулыбался.
     -  Наш человек! -  отдышавшись, шумно провозгласил тот же  голос,  и на
поляну шагнул старый дед.
     На вид я бы дал ему лет семьдесят,  но если Яга помнила его, еще будучи
девочкой... Волосы  длинные, на прямой  пробор, схваченные ремешком,  борода
седая  аж до  пояса, одет в рубаху полотняную до  колен,  штанишки какие-то,
ноги  босые, пальцы корявые, как еловые  сучки,  и  глаза непонятного цвета.
Ростом старик был почти с меня, но вдвое шире в плечах, а легкость шага имел
просто поразительную для такого возраста. Он обошел меня кругом, налюбовался
со  всех  сторон,  присел  напротив  на  пенек  и  довольно  безапелляционно
потребовал:
     - Подарок давай!
     Наверно, у меня как-то изменилось лицо, потому что дедок сурово сдвинул
брови и разочарованно пробурчал:
     - Ну вот... он еще и без подарка приперся!
     - Кх-м... меня к  вам... послали,  так сказать... - откашлявшись, начал
я.
     - Послали, говоришь?! И правильно сделали! Я вот тебя тоже пошлю... раз
ты без подарочка...
     - Подождите... вот! У меня яблоко есть... Пожалуйста!
     - Чего?!  Тьфу! Это что ж,  теперь каждый Иван-царевич  будет мне в нос
дрянь  недозрелую совать? - заворчал старик, но яблоко  все-таки взял, в два
приема сгрыз и снова сплюнул - кислятина!
     -  Другого  сорта  нет...  -  Я  развел  руками,  леший  не  производил
благоприятного впечатления. Больше всего он был похож на престарелого хиппи,
капризного,  художественно  замурзанного,  с  претензией  на  значимость   и
глубокую философию.
     - Все равно кислятина! Но  уж  ладно,  по подарку и отношение  будет...
Говори, Иван-царевич, что тебе в моем лесу надобно?
     -  Ну... начнем  с того, что я не Иван-царевич.  - Тогда Иван-дурак!  -
убежденно заключил леший.
     Я  мысленно  досчитал  до  десяти  и  постарался  объяснить  как  можно
спокойнее:
     - Я из милиции. Начальник Лукошкинского отделения  охраны правопорядка,
младший лейтенант Ивашов Никита Иванович.
     - Ах, вон  ты  что  за  птица... Да чтоб ты знал,  я с  вашей судейской
братией  отродясь  дела  не  имел и  не буду! Понаехали законнички  на  нашу
голову...
     - Я расследую дело о краже и убийстве...
     - А я говорю - вон отсюда, вертухай!
     -  Поверьте,  мне бы искренне  не  хотелось  напоминать вам,  пожилому,
уважаемому  человеку  об  ответственности  за  отказ сотрудничать с органами
милиции.  Всякий  порядочный  гражданин  должен  стоять  на  страже  законов
общества и...
     -  Ты откуль такой настырный взялся? - неожиданно заинтересовался  дед,
перебивая меня.
     - От Бабы Яги! - Я решил пойти с козырей.
     - От кого?!
     -  От нее, - подтвердил я. -  Она моя домохозяйка, сдает мне комнату на
втором   этаже.  Заодно  и  помогает   в  особо  сложных  расследованиях.  О
шамаханском  заговоре слышали? Ну вот, а дело было шумное... Можно сказать -
преступление века! Без  ее  знаний  и  советов  мы бы  ни за что не раскрыли
опаснейшую   банду,  перевоплощающуюся   в   высоких   должностных   лиц   и
планировавшую полный захват Лукошкина!
     - Да... врешь небось? - сощурился леший.
     - Слово работника милиции!
     - Ну, ежели не врешь... Тогда  садись,  Никита Иванович, так уж и быть,
из-за старой дружбы  выслушаю  тебя.  Раз сама Яга  прислала... Эй! -- вдруг
опомнился старик, - а ты ей, случаем, не полюбовник?!
     - Да вы в своем уме?! - даже не сразу нашелся с ответом я.
     Дед вперил в меня пристальный взгляд, прикинул и согласился:
     - Нет, конечно... куда  тебе, теленку мокроносому? Яга-то сейчас небось
баба в самом соку, молокососами интересоваться не станет.  Эх, а  чего ж она
сама сюда не пришла? Мы бы с ней... гораздо быстрей договорились.
     - Поэтому и не пришла,  - сухо ответил я. - Вы уж извините за  прямоту,
но время  позднее, а  мне еще домой добираться.  Баба Яга просила рассказать
вам  о некоторых  особенностях одного  темного дела, над которым мы в данный
момент и бьемся.
     -  А  уж  какова она молоденькая была...  - совершенно не слушая  меня,
пустился в воспоминания дедок. - По тропиночке шла - что пава! И  спереди, и
сзади - глаз не налюбуется, а руки так и тянутся, шаловливые...
     -  Гражданин  леший!  Не  знаю,  как  вас  по имени-отчеству,  но  дело
серьезное... Вы же обещали меня выслушать!
     -  Ну, ты  упрямый какой... Ладно  уж, давай говори,  что  у  тебя там,
только  быстро -  у  меня гость сегодня,  водяной подойти  должен в картишки
перекинуться... О, да вот и он!
     Из-за сосен, пришлепывая, вышла  бесформенная  фигура.  Если бы меня не
предупредили, что это и есть водяной, - я бы  счел его просто огромным комом
мокрых водорослей.  Одутловатое лицо, явно зеленого цвета, большие печальные
глаза и лягушачий рот  до ушей. Он отвесил  поясной поклон лесному хозяину и
вопросительно глянул на меня:
     - Так вот ты какой,  участковый инспектор из Лукошкина... Знаем, знаем,
мне девчата про тебя все рассказали.
     - Уна и Дина? - догадался я.
     - Они самые. Что, сосед, он и у тебя время отнимает?
     - Да  вот, - пожал плечами леший, -  принесла нелегкая, говорит  -- Яга
послала.
     - И к нам, на речку Смородину, тоже она удружила... - грустно поддержал
водяной.  -  Такая  свойская  бабка  была,  а  теперь  вот,  как  в  милицию
устроилась, так и шлет кого ни попадя...
     -  Точно, точно... Ну,  давай, участковый, не томи! Уж коли я обещался,
так выслушаю.
     -  Правильно, - кивнул водяной. - Мы -  люди порядочные, мне отойти или
не секрет?
     - Не секрет, - решил я. - Буду предельно краток, дело выглядит так...
     Опуская детали и  диалоги,  мне  удалось уложиться минут  в десять. Оба
слушали не перебивая. Когда  я закончил, леший многозначительно перемигнулся
с водяным и повернулся ко мне:
     - Очень занятная история. Спасибо тебе,  Никита Иванович, потешил душу.
Ну, прощай... Берись за клубок, он тебя аккурат к городу выведет.
     - Как это? И... это все? А...
     - А я ж  говорил -  законникам  не  помогаю!  -  обрезал  хипповый дед,
доставая из-за пазухи засаленные карты.
     Водяной быстренько расставил вокруг гнилушки, и широкий пень  мгновенно
преобразился в карточный стол.
     - Иди, иди своей дорогой, добрый человек. Не видишь разве, мы заняты...
     Во  мне   поднялась  волна   здорового   раздражения  этими  нахальными
пенсионерами. Ведь оба явно что-то  знали,  подозревали или поняли из  моего
рассказа,  но  намеренно и демонстративно  отказывались помочь.  Если бы  не
бабкина просьба - ей-богу,  я бы развернулся и ушел! Но Яга так надеялась на
то,  что леший что-нибудь  подскажет...  Собрав  в  кулак  всю  силу воли  и
затолкав куда поглубже собственную гордость, я вновь повернулся  к старичкам
и глянул на расклад.
     - Во что играем?
     -  Уф...  ты  еще  здесь? Иди домой, милиция,  азартные игры  запрещены
только монахам да детям малым, - отмахнулся леший.
     - Значит, в  "дурачка",  -  снисходительно хмыкнул я.  - Ну-ну, старье,
конечно, и ума особого не  требует. Вся культурная Европа  давно  перешла на
покер.
     - Чей-то такое? - навострили ушки оба.
     -  Серьезная  интеллектуальная  игра, обычно  на деньги.  Профессионалы
делают на  этом  в казино целое  состояние за  один  вечер.  А в Монте-Карло
проводятся  международные  турниры  по   покеру.  Ни  один  уважающий   себя
джентльмен  не  упустит возможность  сыграть партию в покер. А в "дурака"...
только бабы в деревнях и режутся. Ладно, удачи вам, ухожу...
     -  Эй, эй,  участковый!  - всполошились леший с водяным,  как только  я
сделал пару шагов с поляны. - Погоди немного... Ты вот - человек молодой, да
много повидавший. Не подскажешь ли нам,  темным, как в эту  премудрость твою
карточную играют?
     -  Ну...  почему нет? Времени  у меня, конечно,  немного, но только  из
уважения... А вам-то зачем?
     -  Надо, - уклончиво потупились оба, и  в их глазах  мелькнул  азартный
огонек легкой наживы. Ну что ж, дедули, вы сами этого хотели...
     - Начнем с азов!
     К полуночи, а может  и  чуть позднее, старички настолько  вошли в игру,
что я уже мог "катать" их по полной  программе. Не подумайте ничего плохого,
просто работа в милиции  учит  всякому, а  уж умение разбираться в  азартных
играх, как в  одном из самых солидных видов  мошенничества, вдалбливалось  с
первого курса. Наш капитан был  буквально помешан на картах и, не обладай он
генетической  честностью,  наверняка  бы  занял  достойное место  в  когорте
известных шулеров. Как  же я сейчас был благодарен ему за все уроки в  школе
милиции, когда мы часами просиживали в классе, конспектируя в тетради масти,
значения,  расклады, методику раздачи,  правильное тасование и те неуловимые
маленькие хитрости, что дают игроку о-о-очень большие преимущества...
     - Две десятки, шестерка и туз! Гони фуражку, участковый!
     - А я говорю - у меня флэш!
     - Не спешите... Итак, кто подтверждает ставку?
     - Поддерживаю...
     - Играю вдвое плюс бонус.
     - Да на тебе, на тебе, на! Ненасытная твоя водяная утроба.
     - Сожалею, граждане... Да, полный флэш-рояль. И китель тоже, спасибо...
     -  Ты что, смерти  моей хочешь?  Нет у меня больше золотых рыбок!  И на
фига они тебе в лесу?
     - Сбрасываю.
     - А бонус? У меня бонус сыграл!
     -  Куда ты смотришь, участковый? Он же карты водой кропит! Да чтоб  я с
ним после этого...
     -  Проигрывать надо  достойно,  -  заключил я, когда небо  на верхушках
сосен стало заметно светлеть.
     Оба  старичка сидели  мрачные, как  черти  на  паперти, и  все пытались
понять, как это  я все время проигрывал, а потом буквально на последней игре
сорвал весь банк?! Я не только вернул себе китель, фуражку, кокарду, галстук
с заколкой, записную книжку, планшетку и  авторучку, по и получил сверх того
карманный аквариум с  тремя  позолоченными  мальками, полную горсть  речного
жемчуга, красивую ракушку, два берестяных  туеска с негранеными самоцветами,
рукописную книгу по бытовому колдовству, серебряное  колечко и  почти  новые
лапти тридцать пятого размера. Леший предлагал мешок свежих шишек, а водяной
- партию лягушек, из них шесть - с икрой!
     - Не  могу, -  мирно, но твердо объяснил я. -  Служба не ждет.  Большое
спасибо за увлекательную игру. В следующий раз вам повезет больше. Мне пора.
     - Никита Иваныч, - леший вцепился в  мой рукав,  скорчив самое жалобное
лицо, - ну не уходи ты... Ради всего святого - дай отыграться!
     - Рад бы, да не могу - дела. Всего хорошего...
     - Смилуйся, добрый человек! Прояви сострадание - меня же лешачиха домой
не  пустит! Я ить... ить... ить ее книжку продул  и  колечко тоже. Лапти-то,
тьфу! не жалко, каменьев тоже наберу...
     -  И  мне теперь хоть  в болото не  заходи!  - хлюпая  носом, поддержал
водяной. -  Русалки  засмеют... Жемчуг я новый добуду, но рыбки!.. Они ж мне
как родные... Я их  и  по именам, и  в  лицо, и  ласково  по-всякому...  Дай
отыграться, аспид милицейский!
     - Ну, будет, будет вам... - Мне с трудом удавалось подавить смех. - Что
ж мы в милиции, звери какие? У нас тоже сердце есть, мы пожилых людей всегда
уважаем.  Но  сами  видите,  рассвет  скоро,  а  у  меня  в  Лукошкине  дело
нераскрытое висит. Вот уж закончу, вернусь...
     - Когда? - с надеждой воспрянули дружки.
     - Да скоро... может,  уже  на следующей неделе,  хотя... к концу месяца
все-таки будет реальней.
     -  Без  ножа   режешь,   -  скорбно  решили  леший   и  водяной,  потом
переглянулись  и  внесли контрпредложение: - А  ежели  мы тебе  совет дадим,
который Баба Яга просила, вернешь проигрыш?
     - Вполне возможно, - как бы нехотя согласился я. - Но информация должна
быть очень ценной.
     - Ладно, - решился леший, - твоя взяла. Только чур, никому не говорить,
что я законнику помогаю.
     -  Помощь  -  это когда  добровольно,  - подтвердил я,  - а  вы  просто
оказываете мне некую услугу, в обмен на возврат проигранного имущества.
     - Во-во... именно  так. Значит, слушай... Многое мне неведомо, а только
по лесам нашим  слух ходит,  будто  бы вознамерилась нечисть  иноземная и  в
наших краях себе пристанище искать. Уж больно у них  там в Европе доблестные
рыцари  лютуют, вроде всех драконов подчистую извели, эльфов выжили,  тролли
под  землю подались,  а ведьмовскому племени и вовсе  на  людях показываться
боязно... Инквизиция! Уловил?
     - Не совсем, - признал я.
     - А это значит, что  простой народ,  доселе с нечистью  местной в тихом
согласии живший, пасторами своими подстрекаемый, в большую амбицию ударился.
Не хочет верить в брауни, пикси молока не оставляет, от "маленького народца"
подковами да крестом отгораживается.  Оно,  может, и  не  так плохо, времена
разные бывают. Глядишь, и прошло бы...  Но люди  более злопамятны и начатого
дела не  бросают. Видать,  уж  слишком  понравилось  священникам тамошним на
ведьм охотиться.  Решили они, что  пора и  на Руси свои порядки  заводить...
Нечисть всякую,  ну, нас то есть,  поганой метлой выгнать. А  как? И удумали
они  штуку страшную - словом  Божьим  ужасно могучего  демона из  самого ада
заклясть! Чтоб, значит, он нас отсель повыкидывал...
     - Нет, этого им  никто не позволит! - категорически заявил я.  -  У нас
суверенное государство, и со всеми своими проблемами мы разберемся сами.  Ну
а какое  конкретно отношение  все эти далеко  идущие  планы имеют к нынешним
лукошкинским событиям?
     - Ты че, глухой?! - даже обиделся леший. - Я тут че перед тобой полчаса
дурочку ломаю...
     - Не горячись... - успокоил  друга водяной. - Он хочет сказать, что для
вызывания иноземного демона необходим священник, храм и месса. Судя по вашим
же  протоколам, подозрительный пастор в немецкой слободе  имеется, а значит,
имеет смысл поискать и храм. Между прочим, он должен быть черным. По крайней
мере, изнутри...
     - Черная ткань, - прозрел я.
     -  Отчего   нет?  А  для  мессы  им  понадобится   еще  и  человеческое
жертвоприношение.
     - Теперь  дошло, участковый? - снисходительно буркнул леший. -- Отдавай
добро, мы свое слово сдержали.
     - Да,  пожалуйста. Хотя... мне  кажется, что  могли  бы и  так  помочь.
Все-таки  беда  надвигается общая.  И  вам, возможно,  небезразлична  судьба
будущего
     России?
     - Конечно... - серьезно кивнули сказочные пенсионеры. - Только  если мы
б тебе так сразу бы все  и рассказали - интересу бы не было. А нам... скучно
тут. Вот и решили пошутить по-стариковски...
     - В каком смысле? - опять уточнил я.
     -  Эх, молодежь... - лукаво взглянул водяной. - Ты что ж, участковый, и
в самом деле думаешь, что мы твой покер только сегодня в глаза увидели?!
     - Ладно уж, пусть идет... - добродушно усмехнулся леший.
     А я чувствовал себя так, что хоть сквозь землю от стыда провалиться.
     -  Не красней ты, словно девица.  Мы ведь, почитай, за картами полжизни
провели,  все игры наперечет  знаем... Хороший  ты человек, Никита Иванович,
только  доверчивый слишком, но старых людей уважил,  спасибо тебе...  А  Яге
привет передавай, пущай заходит на огонек, клубочек-то не забудь.
     - Сп... спаси... бо за содействие... - с трудом прокашлялся я.
     - Ну, беги, беги... Вон рассвело совсем. Удачи тебе, участковый!
     Держа клубок за длинную нитку, я брел по пробуждающемуся лесу по колено
в  росе и клялся  сам себе самыми страшными клятвами,  что никто никогда  не
узнает о  моей игре в  карты с лешим и водяным! Порой мне даже чудился тихий
стариковский смех за спиной, но оборачиваться не хотелось. Вот таким образом
меня давно не ставили на место...

     Несмотря на несусветную рань, у городских ворот меня дожидались шестеро
стрельцов. С пищалями наперевес, видимо, заботливый Еремеев расстарался.
     - Привет, молодцы! Вы что же, всю ночь здесь куковали?
     Они молча  кивнули. Обвинять  мужиков  в невежливости  не хотелось, сам
отлично  знаю,  как  портят настроение  долгие  дежурства в  мирное время. Я
прошел вперед, стрельцы маршировали следом. В иное время я бы обратил на это
внимание... Итак,  есть  версия о  попытке  духовного  подрыва существующего
строя.  С  одной стороны,  все варианты  уничтожения  нечистой силы вроде бы
должно приветствовать.  (Хотя я  не представляю  себе,  как  мог  бы сдать в
тюрьму  ту  же  Бабу  Ягу или  подружек  русалок,  Ваню-полевика,  лешего  и
водяного. Вот  Кощея - посадил бы с превеликим удовольствием!) Но главное не
в этом, а в том, что мы к себе в Лукошкино никаких "спасителей человечества"
не  звали,  и спасать нас  от одной нечисти, вызывая для этого  другую, - не
решение проблемы. Это ведь - что в лоб, что по лбу! А если копнуть поглубже,
то и вовсе...
     -  Ложись! Ложись, Никита Иванович!!! -  Чей-то сумасшедший крик вернул
меня в действительность.
     Чуть  удивленно обернувшись назад, к сопровождающим  стрельцам, я вдруг
увидел нацеленные в мою сторону стволы. Дымились фитили, лица целящихся были
искажены ненавистью, и то, что  я успел вовремя подогнуть  ноги, было просто
чудом...
     - Хайль дойчланд! Капут руссиш швайн-полицай!
     Грянул залп! Буквально в тот же миг - второй. Следом раздалось яростное
"Ребята, вяжи сукиных детей!", и чьи-то сильные  руки помогли мне встать. Из
шестерых стрельцов, сопровождавших меня от  ворот, четверо  лежали на земле,
изрешеченные  пулями.  Двоим  уцелевшим  крутили  руки  веревками  такие  же
стрельцы. В пороховом дыму  я с трудом отыскал Фому, в надежде получить хоть
какие-то  объяснения. Старший  стрелец  протянул мне мою фуражку --  рядом с
кокардой зияла солидная дыра от пули, палец проходил свободно.
     - Еще немного ниже, и не было бы у нас сыскного воеводы...
     - А что случилось? - наконец смог спросить я.
     - Никита Иванович, ты  у  нас  с утречка  туго  соображать  стал. Разуй
глаза-то, али сам не видишь?
     - Что за фамильярный тон, сотник Еремеев?! Субординацию забыли?
     -  Да вот  уж  забыл! - неожиданно сорвавшись в крик, разошелся старший
стрелец.  -  Ты  что  ж с людьми  моими  делаешь, умник милицейский?! Одного
похоронили, другой по сей день в  бинтах ходит, нонешней ночью  сам,  своими
руками шестерым  ребятам глаза закрыл! Я  тут никому  не  позволю  стрельцов
гробить! Кровь людская - не  водица!.. И ты, участковый,  мне в этом деле не
указ!
     - Прекрати орать!  -  Я сгреб бледного от ярости парня  и встряхнул изо
всех сил. - Что тут произошло?!
     - Пусти, воевода...  Не доводи до греха!.. Вместо  ответа я как следует
дал ему в грудь. Присутствующие стрельцы так и замерли... Их мрачные взгляды
не обещали мне ничего хорошего, но нападать на главу милицейского управления
они тоже не  решались. Положение спасла неизвестная  девица, идущая  в такую
рань  от  колодца  с  полными ведрами  на  коромысле.  Одно  ведро  я  успел
подхватить  и  окатил поднявшегося стрельца  ледяной  водой с ног до головы.
Еремеев только крякнул... С минуту мы стояли молча, огонек опасного русского
безумства в его глазах медленно таял.
     -  Прости,  Никита Иваныч... Совсем голову потерял...  Мало  не  восемь
человек за последние дни из строя вывели! Я ж как не в себе весь...
     - Ты можешь членораздельно доложить, что же все-таки случилось?
     - Могу...  - кивнул он,  потом повернулся к стрельцам: -  Пленных  -  в
поруб, трупы с собой  в отделение, на опознание. Охранять так, чтобы муха не
пролетела! Еще раз прости, сыскной воевода... Дозор у меня по  ночи  пропал.
Не явились к означенному часу. Пошли на поиски, мало ли чего... Нашли только
под  утро, под мостком,  всех... холодных уже. Ран на теле не видно, от чего
умерли - не разберешь. Одежду с них поснимали, одно исподнее да кресты.
     - Что за чертовщина?.. - помрачнел я.
     - Ну, мы всю сотню  срочным порядком под ружье, бабка твоя потребовала,
чтоб сию минуту к  воротам бежали - у  нее предчувствие. Глядим, ты идешь...
Вроде весь задумчивый, а того не видишь, что за  спиной у тебя творится. Я в
голос ору! Тут они и махнули залпом. Ну, мы тоже... Дальше сам знаешь.
     - Кто они?
     - А  ты не понял? Немцы! В платья стрелецкие переоделись, а рожи бритые
куда  спрячешь? Хорошо, успели вовремя - не то, быть  бы тебе на кладбище, в
могилке маленькой с крестом деревянным да фуражкой милицейскою.
     - Спасибо...
     - Не  за что, - буркнул  стрелец, но  протянутую руку  пожал.  - Слышь,
сыскной воевода, с  четверыми мы  посчитались, но неужто допустишь, чтоб эта
сволота германская и дальше наших била?! Надо сей же день жечь слободу!
     - Нет.
     - Как... нет?
     - Я  сказал - нет! Не  спеши, как друга прошу... Не все в этом деле так
просто.  Если можешь, поверь,  я найду  виновных и заставлю их  ответить  за
погибших парней по всей строгости закона!
     Еремеев сплюнул и ускорил шаг. Я надеялся, что он меня понял. Боже мой,
каким  же  дураком надо  быть, чтобы принять  переодетых немцев за  дозорных
стрельцов... Их ведь даже внешне не  спутаешь. Мне ведь бросилось в глаза их
дружное  марширование,  в  войске   царя  Гороха  эта   наука  еще  даже  не
замышлялась. Жители немецкой слободы чисто брили лица, а стрельцы носили усы
и  бороды, русские любят поболтать, а эти не сказали ни слова за всю дорогу.
Я должен был почувствовать неладное...
     Баба Яга ждала меня в тереме не в лучшем расположении духа.
     - Живой?
     - Так получилось...
     - Бедовая твоя голова, участковый... Есть хочешь?
     - Нет. Вы слышали, что произошло?
     - Про стрельцов-то  убитых? Слышала... - Бабка села рядышком,  сумрачно
скрестив руки на груди. - Плохо наше дело... По всем статьям плохо!
     - Да... - вынужденно  признал я. - Такое впечатление, будто бы все наши
планы заранее  известны противнику.  Он  всегда успевает  ударить  первым. Я
чувствую себя  связанным по рукам  и  ногам.  Ночью убито  шесть  человек, и
убийцы  почти наверняка - те немцы, что в меня стреляли. Убежден, на поверку
они все  окажутся личными охранниками посла... Если Еремеев  сумеет удержать
стрельцов, если Горох  не полезет засучивать рукава,  если город  ничего  не
узнает раньше времени - у немецкой  слободы есть шанс на справедливый суд. В
противном случае ее просто спалят со всем мирным населением...
     -  Про  первых охранников-упырей  не забывай.  Если  их приплюсовать да
стрельца умершего, так в деле нашем уже девять трупов обретается!
     - Есть подозреваемые...
     - И ни одной улики.
     - Есть вполне сложившаяся версия...
     - И  ни одного вещественного  доказательства. Какое-то время мы  с Ягой
тупо  смотрели   в   разные  стороны.  Перенасыщение  эмоциями  вылилось   в
равнодушную апатию ко всему происшедшему.
     - Тут у нас за ночь-то ничего особенного не было...
     - Ага, кроме шести убитых.
     - ...но вот записочку  стрельцам  для  тебя  передали.  Уж  за  полночь
Шмулинсон нос из дому высунул, дозор проходящий остановил и упросил вручить.
Чего ему до утра не терпелось?
     - Давайте, что  там у нас... "Имею информацию и нужду в вознаграждении.
Ваш Абраша". Вот наглец... Как вам это нравится?
     - Никак... Может, выпороть его разок?
     - О-о-у...  Тут такой  хай поднимут - до Израиля слышно  будет! Нас  же
потом Тель-Авив по самую крышу нотами  протеста  завалит. После  обеда пусть
Митька его приведет.
     - Ты решил по утречку царя навестить?
     -  Да  надо  бы.  Час-другой  передремлю,  и  в путь,  но  сначала хочу
рассказать о моем разговоре с лешим. Кстати, там еще и водяной оказался...

     К обеду я встал, наскоро перекусил, отправил Митьку на базар (продуктов
прикупить,  настроение  народа  выяснить  и  Шмулинсона  на  обратном   пути
захватить), а  сам  направился  к царю.  Дело  принимало  слишком  серьезный
оборот,  и  не  было  гарантии справиться  с  ним  только  силами работников
милиции.  Я  намеревался  требовать  у  Гороха более  широких  полномочий  с
привлечением основных сил стрелецкой гвардии. Хотя  против кого конкретно мы
будем воевать  -  до сих пор  оставалось  непонятным. В прошлый раз это были
шамаханы, но  их уже знали,  к ним  привыкли, кто появится теперь -- я  даже
боялся  предполагать. Судя по  многозначительным намекам  лешего и водяного,
работа нам всем предстоит каторжная...
     Стрелецкий эскорт,  следующий  за мной, уже начинал изрядно раздражать.
Первоначально их было  всего двое, но чем дальше, тем ценнее становилась моя
голова  в  глазах сотника  Еремеева,  и  теперь  охрана усилилась  до  шести
человек. Лукошкинский  народ уважительно ломал шапки,  но за моей спиной  не
ограничивал себя в разнообразии догадок:
     - Гля,  гля... сыскной  воевода со стрельцами пошел! Видать, на дело...
Без дела таким отрядом разве пойдут?
     - Ткача Шпильку заарестовывают!
     - А за что?
     - А он вчерась по пьяни отца Кондрата кобелем брюхатым обозвал!
     - Брешешь! Рази ж бывают брюхатые кобели?
     - А ты отца Кондрата видел? Ну вот и молчи...
     - Эй, сердешные, а зачем на одного ткача-то столько народу?
     - Дак  он  же, супостат, наверняка сопротивление милиции окажет! Я его,
аспида, знаю - так и норовит иголкой ширнуть...
     - Ох ты ж, страсти какие... Ну, храни Господь нашего участкового...
     - Бедовая голова! Поди, в шрамах весь.
     -  Да уж, человек храбрости отчаянной... Митька с милицейского подворья
трепался,  будто бы Никита Иванович  в боях  с  преступностью весь  как есть
израненный! А ему все нипочем - глянь, лицо бледное, гордое...
     В  общем, наслушался, пока  дошли. Горох только что откушал  и  пожелал
видеть  меня сию же  минуту, пока чай не остыл.  Для спокойствия седобородых
бояр  это звучало как "А подать  каналью пред мои грозные очи!", но на самом
деле охранные стрельцы  улыбались в усы, сурово сопровождая  меня  в царские
покои. Горох отослал всех, самолично налил  мне большую чашку ароматного чая
и булькнул две ложки сахару:
     - Заморский, купцы аглицкие два мешка презентовали. Это вот "Граф Грей"
с бергамотом... Вроде зверь такой здоровенный, а?
     - Нет, - улыбнулся я,  - бергамот - это растение, а зверь  такой есть -
бегемот или гиппопотам.
     - Образование... - без  зависти, но  с легкой грустью отметил царь. - Я
вот  вроде немалому обучен, а в  животных не силен.  Как там правильно наука
эта называется?
     - Если про животных, то зоология, а про растения -  уже ботаника. А все
вместе - биология.
     -  Вот,  вот... и купец аглицкий тоже мне все о ценности биологического
состава толковал. Хорош чай-то?
     - Очень. А что, у купцов опытный переводчик?
     - Зачем он мне? - пожал  плечами Горох. -  Языкам-то  мы, слава богу, с
малолетства обучены.
     - Как это? - не поверил я.
     -  Ну,  аглицкому,  франкскому  да  италийскому  всех  царевичей  учат.
Государства эти сильные, богатые, язык знать надобно. А прочие...
     - Что?!
     - Я  говорю - прочие, - невозмутимо  продолжал царь, - они специального
обучения  не  требуют,  их  как-то само  собой  знаешь. Немецкий,  польский,
финский,  шведский, татарский,  персидский...  Все  соседи наши, ихней речью
поневоле говорить будешь.
     - Да вы полиглот!
     - Пылеглот?! Ну ты... это... говори, да  не заговаривайся! - побурел от
обиды государь.
     - Полиглот - это уважительное звание человека, говорящего на нескольких
языках, - поспешил объясниться я.
     Горох понимающе кивнул. Лично  для  меня  это был очередной  "щелчок по
носу",  чтоб  не зазнавался.  Я-то  в  глубине  души  считал  себя  в  плане
образования  на  две головы выше любого лукошкинского ученого и... нате вам!
Царь Горох свободно  владеет несколькими языками, даже не задумываясь о том,
какое это достижение. Царский рейтинг резко вырос в моих глазах...
     -  Ладно, хватит чаевничать,  - решил  Горох после  третьей чашки. - Ты
ведь не за плюшками сюда прибежал, докладывай.
     Я предельно коротко  описал свою встречу с лешим и водяным и, как можно
деликатнее,  о  шести убитых  стрельцах  и перестрелке у  главных  ворот. Не
помогло...  Знал  ведь, что  может случиться, но и  промолчать не мог. Горох
вспылил так резко, что опрокинул стол. Медный самовар гулко бухнулся на пол,
посуда разлетелась во все  стороны,  роскошный ковер  оказался залит медом и
вареньем.
     -  Стража! Всех в ружье!  Чтоб гвардия конная сию  же минуту  у крыльца
стояла. А ты молчи, сыскной воевода!
     - А я еще ничего и не сказал.
     - Вот и молчи!
     - Ну и пожалуйста, - отвернулся я.
     - Нет уж,  ты  скажи! - мгновенно завелся царь,  пока стрельцы носились
туда-сюда,  выполняя монаршие указания.  -  Ты мне сейчас  скажи, что  я тут
законы  нарушаю, презумпции  невиновности  всякие...  Мне  немчура  будет  в
столице  моих  же людей душить,  а я их  дипломатической неприкосновенностью
потчевать, да?!
     - Ну, гвардию-то  зачем? Арестовать надо  всего  одного человека. Посол
наверняка окажет всестороннее содействие, немцы чтут порядок.
     -  Вот  я им для  порядку и... - Горох  сунул мне под  нос внушительный
кулак.  -  А  ты,  милиция,  если  еще хоть  слово  вякнешь  супротив  моего
самодурства  -  со  службы  разжалую!  Сам  буду  воров  ловить... Куда  как
интереснее, а ты за меня будешь перед боярами с умным видом сидеть...
     - Ладно, - не стал  спорить  я, -  но перед тем,  как меня переведут на
новую  должность, позвольте съездить с вами на дело.  В  качестве стороннего
наблюдателя, в последний раз...
     - В последний, говоришь? - на секунду задумался государь. - А, поехали,
черт  с тобой!  Только  смотри,  под горячую руку не лезь и в  методы мои не
вмешивайся!
     - Упаси бог...
     Я  и в самом  деле  близко  не  собирался  вмешиваться в  его действия.
Во-первых,  это  со  всех  сторон  глупо.  Он  -  царь,  творит  что  хочет,
ограничений  - практически  никаких. Отделение  курирует самолично, если ему
так  уж   взбрело  покомандовать   -  пусть  развлекается.  Во-вторых,   мне
действительно  интересно  посмотреть,  как будет  реагировать  пастор Швабс,
поняв,  что  его  действия  возбудили  подозрения   не  только  у  скромного
лейтенанта  милиции, но и у самого  государя. Пока  Горох спешно облачался в
боевые доспехи, я спустился вниз, попросил  конюха предоставить мне лошадь и
вместе с  гвардейцами дождался выхода  начальства. Затрубили  трубы,  забили
барабаны, и мы,  кавалькадой в пятьдесят всадников, бодрой рысью тронулись в
сторону немецкой слободы. Я держался рядом с  Горохом, с левой руки, так ему
было удобнее разговаривать.
     -  Арестуем всех! Ну, не всю слободу, конечно, а всех, что  у  посла  в
охране.  Руки крутить я уже навострился... Сейчас мы всех преступников в два
счета переловим!
     Немцы  встретили  наш  отряд  недоуменно-вежливо, ворота  раскрыли,  не
дожидаясь  просьб или требований, но Кнут Гамсунович навстречу почему-то  не
вышел...

     -  Перекрыть  все  выходы  и  входы! В оба  глядеть за смутьянами!  При
попытке сопротивления -  руки за  спину и  в тюрьму!  - раскомандовался царь
Горох,  не  слезая с белого,  празднично наряженного жеребца.  - Где  посол?
Подать его сюда!
     Все немцы, находившиеся в данный момент в  слободе, побросали  работу и
выбежали поглазеть на неожиданное  вторжение.  Мужчины и женщины,  старики и
дети,  в  аккуратно  отглаженных  костюмчиках, без  тени страха и  без слова
упрека, позволили конным  гвардейцам взять себя в  кольцо и  лишь  доверчиво
смотрели  на  царя,  что-то  тихо  шепча  по-немецки.  Никто   и   не  думал
сопротивляться... Всадники смущенно ерзали  в  седлах  и старались ободряюще
улыбаться, а Горох все продолжал бушевать, хотя уже и не столь уверенно:
     - А  ну, который тут  пастор  Швабс? Выходи ответ держать за  дела свои
злодейские... И посла, посла мне наконец найдите!
     - Великий  государь, - на хорошем  русском ответил один пожилой бюргер,
делая шаг  вперед,  - я исполняю обязанности  бургомистра  в нашей небольшой
колонии. Господин посол должен был быть у вас во дворце, он уехал еще ранним
утром.
     -  Не  было  у нас  вашего Шпицрутенберга. Если  б явился, мне  б  враз
доложили.  Хватит врать, тут  он небось...  Пусть лучше сам выйдет, пока мои
ребята здесь все закоулки не обыскали.
     - Как будет угодно вашему величеству, - послушно поклонился немец.
     По  его  лицу  было  ясно,  что  он не лгал.  Видимо, посол со свитой и
вправду куда-то уехал утром. В слободу они не возвращались, в царские палаты
не заезжали,  тогда  где они? Горох тоже мужик  неглупый,  оставив  на потом
вопрос поиска посла, он переключился на пастора.
     -   Увы,  преподобный  отец  Швабс  очень  болен,  -  покачал   головой
бургомистр.  - Он второй  день  лежит  не вставая.  Если  вашему  величеству
угодно, я провожу
     вас к нему.
     Царь кивнул  одному  из стрельцов,  что-то приказал сквозь зубы, и тот,
спешившись, отправился  с немцем. Буквально через пять минут они  вернулись.
Парень также шепотом доложился на ухо государю. Горох помрачнел...
     - Может быть, мы можем предложить вашему величеству обед? -- неуверенно
молвил бюргер.
     Он явно не понимал,  зачем царь во  главе отборного  стрелецкого отряда
неожиданно ворвался в слободу. Прочие немцы тоже прикрывали робкими улыбками
полное  непонимание происходящего. Похоже,  все  планы  царя  рушились,  как
шалашики в грозу. Он то краснел,  то  бледнел,  но решительно  не находил, к
чему придраться.
     -  Пошлите  двух  молодцов  проверить  личные   покои   посла,  -  тихо
посоветовал я.
     Горох  быстро  закивал.  Пока  бургомистр водил  стрельцов по  высокому
каменному дому,  где размещалась  резиденция немецкого дипломата,  я сполз с
коня и деликатно поинтересовался, где здесь церковь.
     - Кирха? - вежливо переспросив, мне указали на небольшое пузатое здание
в самом дальнем конце слободы.
     Я  прошелся  к нему пешком. Двери не были закрыты, но внутри - ни души.
Похоже,  что  церковь   находилась  в  состоянии  капитального  ремонта  или
реставрации. Ни икон, ни скульптур,  ни росписей  па стенах - вообще ничего,
что  бы указывало на  ритуальное  помещение.  Есть  только  алтарь из грубых
гранитных  плит  черно-красного оттенка,  и тот без  креста. Хотя  и никаких
намеков на присутствие иного бога тоже не было. Я обошел все здание, изнутри
оно  повторяло  форму  пятиугольника,  снаружи  вписывалось  в  обыкновенный
квадрат. Это как-то закрепилось в моем подсознании... Беглый обыск ничего не
дал,  похищенной ткани я  не  обнаружил, признаков  планируемой черной мессы
тоже нигде не замечалось. На всякий случай я вернулся к царю и уточнил:
     - Что там с пастором?
     - И впрямь больной, -  напряженно подтвердил Горох, -  стрелец говорит,
так жаром и пышет. В кровати лежит, слова непонятные бормочет, бредит...
     - Государь, беда!!! - донеслось из посольского дома.
     Переглянувшись,  мы  поспешили  внутрь,  причем  бургомистр,  несколько
немцев  и особо любопытные стрельцы увязались следом. Поднявшись по лестнице
на второй этаж, мы  ахнули, ошарашенные увиденным. Рабочий кабинет немецкого
посла был  перевернут вверх дном! Шкафы взломаны, стол лежит на боку, бумаги
и грамоты разбросаны по всему полу, ковер скомкан, личные вещи  валяются где
попало...
     - Ну, что ты на это скажешь, сыскной воевода?
     - Скажу, что крови нет,  следов борьбы  не видно.  Наверняка  весь этот
тарарам  был произведен, как только гражданин Шпицрутенберг выехал со двора.
Здесь  явно что-то искали. Потайной шкафчик, тайник в полу, сейф в стене, но
не нашли.
     - Почему ты так уверен?
     - Исходя  из милицейского опыта, злоумышленники в  большинстве  случаев
уничтожают  следы преступления.  Если бы они нашли  то, что хотели, то  либо
убрали  бы за  собой, либо  устроили пожар. Так  избавляются от улик,  метод
старый, но проверенный.
     - Ничего  не понимаю... -  Царь  задумчиво  почесал бороду. - Так  ведь
посол вернется, все  увидит, и уж такой шум  поднимется... Знаю я  его, всех
тут перепорет, а виновного найдет.
     - Значит, они рассчитывают,  что  он... не  вернется, -  неожиданно для
себя прозрел я.
     - Плохо дело.  Вот что,  Никита Иваныч, бери подчиненную тебе  сотню  и
объявляй посла в розыск. Здесь нам больше делать нечего. Больного священника
я с  собой не потащу, люди засмеют.  Но стражу  у  его постели поставлю! Как
только оклемается - да сразу ко мне на допрос. Присутствовать будешь?
     - Нет.
     - Вот и молодец. Я сам хотел об этом попросить, а пыр...т... пыртокол я
тебе после покажу.
     Из немецкой  слободы  мы уезжали  несолоно  хлебавши,  с извинениями за
беспокойство.  В  плане  продвинутости следствия - абсолютный нуль. Человек,
которого я планировал арестовать, мечется в  горячечном  бреду, тащить его в
отделение в таком состоянии  - и  бессмысленно,  и преступно. Посол  никакой
разумной информации наверняка не даст, ему  самому сейчас  требуется помощь.
Вот тут-то  я вспомнил, что  забыл задать  парочку  существенных вопросов. Я
догнал того стрельца, что ходил к пастору:
     - Слушай,  молодец, а ты не расслышал,  как именно бредил этот немецкий
поп? Какие слова он говорил?
     - Дык... он же по-немецки больше, - пожал широкими плечами стрелец.  --
Ниче толком и не разобрать.  Хотя... погодь, участковый, вот - вспомнил! Про
мух он что-то бормотал!..

     На полпути я козырнул Гороху и направил коня  в отделение, потом Митька
вернет. Всю дорогу эти "мухи" не давали мне покоя, что-то скреблось на самом
дне памяти, но  что именно?  Я не  забыл, как стрельцы, сторожившие поруб  с
отравленными телохранителями, тоже отмечали  навязчивое присутствие  мух. Но
почему? При чем они здесь? Мух, комаров, мошек и  прочей насекомой братии  в
Лукошкине хватало с избытком. Если всерьез загружать себя  энтомологическими
проблемами - свихнешься и кончишь тараканами в голове.
     Баба  Яга  ждала  меня на  крыльце вместе  с Еремеевым. Это хорошо,  не
придется искать его по городу.
     - Случилось чего, сыскной воевода?
     -  Да. Собирай  своих ребят и срочно прочеши все закоулки - из немецкой
слободы посол пропал.
     - Вот те раз! Неужто похитили?
     - Очень похоже, - кивнул я, - поскольку его телохранителей в слободе не
оказалось,  можно  предположить, что он с ними  и исчез. Добровольно или его
увезли силой, обманом - мне неизвестно. Куда и зачем - тоже...
     -  Все  понял, Никита Иванович.  - Старший  стрелец взялся за  шапку  и
шагнул с крыльца на двор. - Сей же час всю сотню подниму под ружье, к вечеру
твоего немца где-нибудь да отыщем!
     -  Что,  Никитушка,  закрутилось  колесо,  не  остановишь? -  Баба  Яга
подцепила меня под ручку и ввела в дом.
     В  горнице  уже  ждал  накрытый стол, бабка  у меня  в этом плане очень
обязательная:  война войной, а обед -  по расписанию. На самом деле  есть ни
капли не хотелось, а вот выговориться  требовалось. Яга слушала, как всегда,
внимательно.
     - Все  сходится, Никитушка... Чуяла я в этом  деле чужедальний  прицел,
заморскую руку, так оно на то и вышло. Подмога нам нужна, сами не управимся.
     - Царь дает войска.
     - Толку от них... Вон  посол немецкий пропал, что они, нашли  его? И не
найдут.
     - Мне непонятно, зачем вообще его было похищать?
     - А  ты, соколик, так уверен,  что его похитили? А ну как он сам почуял
запах паленого, да и сбежал? - сощурилась Яга.
     Это уже была  проверенная система: я строил версию, бабка ее разбивала.
В результате мы обычно приходили к единственно правильному решению.
     -  Если он хотел бы сбежать, то почему  в его кабинете все поставлено с
ног на голову? Там явно производили неквалифицированный обыск.
     -  Так, может, он сам все и порушил, чтоб от себя подозрения отвести, а
нас на ложный след направить.
     - Тогда бы он подбросил  нам "следы кровопролитной борьбы", - парировал
я. -  А мог  бы и чей-нибудь  труп подложить,  потом поджечь  все,  и мы  бы
обнаружили лишь обгорелые  останки "немецкого посла", а  он сам спокойненько
удрал бы  в нейтральную страну по фальшивому загранпаспорту. Нет, к обыску в
собственном  доме  он  явно  непричастен... Будем  надеяться на  еремеевских
ребят, у них с этими "телохранителями" свои счеты.
     -  Дался тебе этот немец! О главном думать надо:  о том,  какую нечисть
иноземную нам в Лукошкино всучить вздумали.
     - Я  говорил  с лешим и  водяным,  они не  знают. Предполагают, что это
кто-то очень сильный, - но кто именно...
     -  Да  уж эти два старых пня  поперед  дела и не  почешутся! Им зад  от
сиденья оторвать -  так давиться легче.  Оба уж плесенью  покрылись, а кроме
карт  ничего путного на  уме. Они нам  не  подмога... Пока их самих напрямую
этот  демон  иноземный в  мухоморы носом не ткнет  -  нипочем вмешиваться не
станут!
     - Тогда о какой помощи речь? - поинтересовался я.
     Яга надолго замолчала.
     -  Ладно, утро вечера  мудренее. Скоро Митька с  базара придет. Ты  его
всерьез увольнять надумал?
     - Нет, пожалуй, дам последний шанс и назначу испытательный срок.
     - Оно и  правильно. Дурак он, конечно, и растяпа, но  ведь наш человек.
Попривыкли мы к нему, прогоним - самим же скучно станет. Ну, а пока давай-ка
поешь...
     - Да не хочу я.
     - Никитушка-а-а... ну зачем обижаешь меня, старую? Ну если я тебе слово
грубое молвила, так прости,  не  со зла, от возрасту.  Покушай хоть чего, не
мучай бабушку... А потом уж и делами займемся.  Не  забыл, чай,  кто у нас в
порубе сидит?
     -  Два  пленных  немца  из  свиты   Шпицрутенберга  и  скрывающийся  от
православного гнева  богомаз Савва Новичков! Вот его-то, я думаю, давно пора
выпустить.
     - Правильно, а к злодеям этим я четверых стрельцов подсадила  в охрану.
Ежели еще и их кто отравить вздумает, так стража не позволит.
     - Тогда попросите  кого-нибудь,  чтобы  парня вывели  из поруба,  пусть
перекусит и отправляется домой.
     - Нечего тут  всяких приваживать,  -  ворчливо откликнулась  Яга,  - не
хватало  еще арестантов  из КПЗ  прикармливать. Пусть спасибо скажет, что мы
его от тумаков избавили.
     Новичков оказался высоким сухопарым  мужчиной  лет на пять старше меня.
Волосы рассыпчатые, русые, лицо  простое, одет  в  оригинальное  тряпье,  но
чисто и аккуратно. Я уверен, что богомаз шил на себя сам, и должен признать,
кутюрье из него получался неплохой.
     -  Вы свободны, гражданин.  Впредь  постарайтесь избегать конфликтов  с
церковной властью. За что они вас все-таки?
     - Иконы я пишу... в новой манере... - скромно помялся художник.
     -  Странно... Неужели  манера настолько новая,  что за  нее уже бьют? -
удивился я.
     - А вот  не изволите ли глянуть, батюшка  сыскной воевода... - Он сунул
руку за пазуху и извлек обернутый тряпочкой сверток.
     Из  него  на  стол  высыпались плоские  расписные  дощечки  размером  в
тетрадный лист. Да... парень явно поспешил родиться. Тут был такой авангард!
Куда  там  бледному Пикассо  в голубовато-розовом периоде...  Нет, лично мне
очень даже  нравилось, но  и  отца  Кондрата  я  теперь тоже хорошо понимал.
Иконописными  канонами  здесь   и  не  пахло.  Богоматерь  и   младенец   из
геометрических фигур, у коня  Святого Георгия -  пять ног,  ангел с огненным
мечом - многорук, как каракурт, и такого  же цвета. Вон моющийся ангелочек в
тазике  -  очень   симпатичный  получился,  я  бы  даже  себе  попросил,  но
неудобно...
     - А в установленных традициях творить не пробовали?
     - Отчего  же,  и в установленных могу, - вздохнул горе-автор, -  только
скучно же, так все умеют.
     Вечная  трагедия  непонятых  гениев.  Мы  пожали  друг   другу  руки  и
распрощались. Спустя недолгое время заявился Митька, Не один...

     - Здравия желаю, батюшка сыскной воевода!
     - Митя, ты кого сюда притащил?!
     - Как это кого? - даже опешил он. - Кого приказывали.
     Я  тихо заскрипел зубами,  прикрыв глаза  и  до боли  в суставах сжимая
кулаки. Во дворе  нашего  отделения  с хоругвями  и  иконами  толпился  весь
святейший синод... У всех были лица первых  христианских мучеников. Но самое
худшее,  что   вокруг  священнослужителей  вальяжно  расхаживал   горбоносый
Шмулинсон со стрелецкой пищалью на плече. Баба Яга подошла к окошку,  ахнула
и тоже схватилась за сердце:
     -  Митенька...  Да как же  ты  мог?! Кто ж тебя,  дурака подберезового,
надоумил всех наших священников заарестовать?
     - Да  Шмулинсон же и подсказал, добрый человек! - радостно выдохнул наш
младший сотрудник. - Я к нему пришел, как велено, за информацией. Пищаль для
солидности взял, шапку  на стрелецкий манер сдвинул,  а он  мне вежливо так,
по-людски,  говорит: "Дмитрий,  ви  человек  умный, в  милиции  служите,  ну
скажите  ради  бога, кому  могла понадобиться моя черная ткань,  за которую,
прошу заметить, уплачены скорбные еврейские деньги?  Не говорите! Я  сам вам
отвечу - тем,  кому она нужна! А кому она нужна? Тем, кто  ее носит! А кто в
Лукошкине носит черные одежды?" Вот тут-то меня и озарило...
     Мы  с Ягой страдальчески переглянулись. Счастливый Митька, ни на что не
обращая внимания, красочно расписывал, как он самолично остановил едва ли не
целый крестный  ход и  очень  вежливо, без угроз,  как положено -  граждане,
пройдемте...  У  меня  просто  не хватало слов.  Если милиционеров за  глаза
называют  козлами,  то повелось это еще со  времен царя Гороха,  и виноват в
этом мой старательный подчиненный, дубина!
     - Бабушка, вы не могли бы как-нибудь  заманить в дом вон того картавого
"стража порядка"?
     - Попробую, Никитушка, но со священниками уж ты будешь разбираться сам.
     - Естественно...  -  кисло выдавил  я. Бабуля  вышла  на крыльцо и тихо
свистнула.
     Шмулинсон навострил уши. Яга поманила его пальцем и тихо намекнула:
     - Аванс ждет.
     Абрам  Моисеевич мгновенно  приставил  тяжелую пищаль к  забору и рысью
бросился в дом:
     -  Никита  Иванович,  мое почтение.  Штой-то ви  сегодня  кажетесь  мне
небрежно бледным... Не заболели, часом? Я всегда говорил -  берегите  нервы,
от  них все  болезни! Ви же так  окончательно посадите  здоровье в  борьбе с
преступностью...
     Я встал из-за стола, подошел к печке, взял ухват и передал его Яге.
     - Держите  обоих  на мушке. Попробуют  бежать  -  поступайте по законам
военного времени.
     - А... я  ж... я же  -  свой! -  взвыл было Митька, но под  неподкупным
взглядом Бабы  Яги стушевался и  притих. - Я же... свой я...  милицейский...
как лучше хотел...
     -  Молчи  уж   теперь,  отступник!   Подвел-таки   все  отделение   под
монастырь...
     Я еще  раз  поправил фуражку  и с  самым  сокрушенным  видом шагнул  на
крыльцо.  Псалмы  и  молитвы  мгновенно  прекратились,  лица  присутствующих
обернулись ко мне.  Кто со страхом, кто с надеждой,  а кто и покаянно ожидал
последнего решения.
     - Граждане, - прокашлялся я, - а кто тут, собственно, главный?
     - Епископ Никон в отъезде, стало быть, я за него буду,  - густым  басом
прогудел отец Кондрат.
     - Помню, помню, встречались.  Это что же вы, батюшка,  уже второй раз в
отделение залетаете?
     - Грешен...
     -  Вот  именно,  - приободрился  я. -  Взрослый  человек,  жену  имеете
непьющую,  дочь-красавица  вымахала,  а   вы?  Уличные   драки  устраиваете,
свободных художников без суда и следствия бьете... Нарушаете, гражданин!
     -  Ох... грехи  наши тяжкие, -  честно  повесил голову  отец  Кондрат и
повернулся к  остальным:  - Братия!  Зело  виновен перед всеми. Это ж  из-за
меня, недостойного,  вас  всех  в отделение  замели. Простите,  Христа ради,
окаянного... Мой грех, мне и ответ держать.
     -  Пусть  Господь тебя простит, как  мы прощаем, -  дружно откликнулись
дьячки, монахи, попы и служки.
     У меня  едва  слезы не навернулись от  такой  трогательной картины,  но
следовало довести дело до конца.
     - И вам, граждане,  должно быть  стыдно! Почему  вы  не удержали вашего
товарища от опрометчивого поступка?
     - Истинно! - крикнул кто-то. - Вяжи и нас, участковый!
     - Почему никто не приложил никаких усилий по борьбе с  самими зачатками
правонарушения у отца  Кондрата? Почему никто не подошел, не поговорил с ним
по-братски, по-церковному?
     - Правильно, правильно, - поддержали  другие  голоса.  -  Погрязли мы в
делах суетных и забыли о ближнем. Велика вина наша, и нет нам  прощения. Все
на каторгу пойдем, веди, участковый!
     -  Ну... каторга  -  это,  пожалуй, слишком, - постарался  успокоить  я
разгоряченные  самобичеванием головы. -  Один  судья над  нами,  имя  ему  -
Господь Бог. А я лишь осуществляю некоторые функции  профилактики.  Так что,
граждане, даете мне честное поповское, что с  отцом Кондратом больше  такого
не повторится?
     - Век будем Бога молить за твою милицию! - просветлел народ.
     Я тоже вздохнул посвободнее, хорошо, когда вот так удается выкрутиться.
Сицилианская защита...
     - А что, святые отцы, вы откуда, собственно, шли таким составом?
     - Да  церковь  новую строят  на  Воловьих  горках,  камень краеугольный
освящали.
     - О! Напомнили. Раз уж вы все здесь,  не  откажите в  маленькой услуге,
освятите отделение. Давно собирался, да все как-то в суете, в беготне...
     Как  закончите  - все свободны, претензий к вам больше не имею, дело на
отца Кондрата заводить не буду. По рукам?
     В  общем,  расстались мы  друзьями.  Обряд освящения проводил сам  отец
Кондрат, степенный и  торжественный.  Он  нараспев читал  молитвы, помахивая
дымящимся кадилом и разбрызгивая святую воду специальной метелочкой. Сводный
хор дьяконов столичных церквей старался вовсю,  наш забор буквально облепили
любопытные  соседи,  набежавшие  послушать духовное пение.  В целом все было
очень   красиво   и  впечатляюще,  меня  даже  благословили   напоследок.  Я
поблагодарил всех от  лица лукошкинской милиции и лично  попрощался с каждым
за руку. По-моему, все ушли довольные и никаких обид на необоснованный арест
никто не затаил.  На  самом-то деле нам крупно повезло, что в эту  облаву не
залетел дьяк Филимон думского приказа. Уж он  бы не преминул устроить  такой
скандальчик...  Мы бы долго потом отмывали "честь мундира". С такими мыслями
я вернулся в дом и бухнулся на скамью перед нашими пинкертонами.
     - Ну, все... сейчас я буду зверствовать.
     - Это не я! -  в один голос заявили оба. Посмотрели друг на друга и тут
же добавили: - Это он!
     -  Значит,  так...  Митьку  -  в  поруб.  Пусть  заменит стрельцов, они
наверняка совсем замерзли.  А с  вами,  гражданин  Шмулинсон,  мы  поговорим
отдельно...
     - А шо не так, гражданин начальник?! - мгновенно затараторил Шмулинсон,
не  давая  мне  рта раскрыть.  - Ежели ваш  шибко умный друг не глядя сплошь
понаоскорблял духовенство, при чем здесь я? Но на всякий случай я таки жутко
извиняюсь!  Ви  мне не  верите?  Тогда спросите  ваших  священников,  я хоть
кого-нибудь  тронул?  Я  хоть  одного  застрелил  для  острастки? Ну, может,
погрозил пищалью, но, во-первых, не со зла, а во-вторых, я целился в воздух!
За шо ж ви на меня так пристально смотрите?!
     Я   демонстративно  молчал,   чуть   склонив   голову,   и  разглядывал
ростовщика-гробовщика-портного самым рассеянным взглядом.
     - Ви получали  мою тайную записку? О, я вижу, ви  получали. Ну, и  ваше
мнение?  Шо, ви  таки не находите, шо сказать?  То есть абсолютно? Мне  даже
странно... Я не  жалею  времени и  грошей, моя жена буквально  считает  себя
вдовой - так редко  она меня видит, дети  уже не спрашивают "где наш папа?",
они  глотают слезы и взрослеют  на глазах.  Я набит сведениями, как рыба-фиш
зеленым  горошком,  а  ви  ничего   не  хотите  у  меня  спросить?!  Это  же
антисемитизм!
     - Никитушка, - глухо раздался за моей спиной бабкин голос, - а не вышел
бы ты  на пару минут во двор?  Не  худо бы поруб посмотреть, подследственных
проведать... Стрельцам вон по кулебяке  снеси. Для них большая честь  будет,
если сам воевода-батюшка собственноручно попотчует. Выйди, а?
     Я  взял  фуражку,  еще  раз молча оглядел  Шмулинсона  и,  сочувственно
похлопав его  по плечу,  покинул горницу. Дверь  я  прижал  стоящим  в сенях
поленом. Почти в ту же минуту в нее яростно забарабанили, и визгливый  голос
прямолинейно сообщил:
     - Не имеете права! Выпустите  меня, гражданин участковый! Я не останусь
наедине с этой сумасшедшей старухой... Она меня съест.
     - Приятного аппетита, бабушка! - громко ответил я.
     Вопли несчастного были слышны  даже во дворе,  но очень недолгое время.
Стрельцы,  несущие  охрану  у  ворот  отделения,  доложили, что новостей  от
Еремеева пока не поступало. Я  прошел к порубу, торжественно  вручил сидящим
на  бревнышке бородачам  по  выданной  кулебяке  и  от лица  всего отделения
поблагодарил за верную службу. Парни аж покраснели от удовольствия...
     В порубе было  прохладно. Митька,  скрючившись, сидел на  табуреточке в
углу,  а у  противоположной  стены  в  полулежачем состоянии  находились две
связанные фигуры.
     - Здравия желаю, батюшка сыскной воевода!
     - Здорово, виделись... Как тут дела?
     - Спокойненько, муха не пролетывала. Мимо меня...
     - Это хорошо, мух особенно бей. Как заключенные?
     - Ведут  себя тихо.  Что-то лопочут  по-своему,  не  разбери-поймешь, а
более ничем характера не проявляют.
     - Попытка к бегству?
     -  Да куда ж им, сердешным? Стрельцы-то  от всей души постарались -- на
каждом столько узлов, сколько на жабе бородавок.
     - Угрозы, подкуп, шантаж?
     -  Глазами  страшно  зыркают,  -  подумав,  решил  Митяй.  -  Денег  не
предлагали... а у них есть?
     - Не знаю, спроси...
     -  Зачем? -  подозрительно отодвинулся  он. - Мы в милиции на жалованье
состоим, нам лишнего  не надо... Уж мы  и  в лапотках походим, а честь  свою
мундирную от взяток охраним!
     - Правильно.  А  теперь послушай меня.  Дежурство  сдашь через полчаса,
заглянешь к Яге, она с тобой по-свойски потолковать  хотела. И запомни раз и
навсегда - никогда не слушайся добрых советов  Шмулинсона!  Поверь, Митя, ты
нам слишком дорог...
     - Как это? - застенчиво переспросил двухметровый герой.
     - В  смысле, обходишься очень  дорого. Я из-за  твоих выкрутасов  скоро
совсем седой стану, да и бабка не железная. Пожалей нас, а?
     Митька горько вздохнул и побожился, что впредь...
     Проведя  таким  образом  серьезную  профилактическую  беседу  с  личным
составом, я преспокойненько вернулся в  дом. Абрама Моисеевича в горнице  не
было. На мой многозначительный взгляд Баба Яга недовольно заворчала у печи:
     - Да не съела я его, не съела. Что ж вы меня, совсем за ведьму держите?
Трудится он... У мужиков  все беды  от  безделья. Как только заняться нечем,
так дурь из башки и прет! Заняла я его общественно полезным трудом на  благо
отделения...
     - Каким?
     -  По  специальности,  -  пояснила бабка  и,  открыв  мне  дверь в свою
комнатку,  продемонстрировала  такую  картину...  исправительная  колония  в
миниатюре!
     На  небольшом  угловом столе лежали плисовые Митькины штаны,  а бледный
Шмулинсон, держа  иглу двумя  руками,  старательно латал в них  дырки.  Рост
несчастного  "тайного  агента" был уменьшен до  размеров некрупной мышки. За
ходом работ пристально наблюдал  здоровенный  бабкин кот, плотоядно щуривший
зеленые глаза.
     - Супруге  его  я  весточку  отправлю,  дескать, муж  на  заработках  в
отделении батрачит. И даже  уплачу по совести, как за художественную штопку,
- невозмутимо развернулась Яга.
     Я вышел следом, дверь шмулинсоновской темницы захлопнулась. Яга взялась
ставить самовар, вроде бы все были при деле, можно без суеты выпить чашечку.
     - Ты уж  не серчай, Никитушка,  что я тут  посвоевольничала.  Достал он
меня, злодей, аж до печенок.
     - Все в порядке. Надеюсь, обойдемся без международного скандала...
     - Да и пусть поскандалят немного,  брань на  вороту не виснет, а от нас
не убудет. Давай-ка вот ватрушечку...
     - Спасибо. Ум-м... вкусно...
     - Беда-а-а-а!!! - В горницу с безумными  глазами вломились те скучающие
герои,  которых я  угощал кулебякой. (Как  я от неожиданности  ватрушкой  не
подавился - ума не приложу!)
     - Вставай, сыскной воевода, в порубе беда!

     Да-а, зрелище было не из приятных... Когда  я подбежал к порубу, оттуда
пулей  вылетел  бледный  как смерть Митька.  Глаза - круглые,  зубы  стучат,
волосы на голове - дыбом,  а руки  - по локоть в крови. Объяснить  он толком
ничего не мог, у бедняги  губы прыгали. Я бросился по ступенькам  вниз.  Оба
пленных находились в  предобморочном  состоянии, на полу  у  их  ног валялся
расплющенный  в  лепешку  труп.  Явно  мужчина,  больше  ничего  сказать  не
возможно, меня самого от одного взгляда едва не  стошнило. Ноги подогнулись,
и я неуклюже сполз по стене на последнюю ступеньку. Господи...
     Следом,  крестясь,  спустились двое  стрельцов. Мне удалось более-менее
ровным голосом приказать им убрать тело. Кое-как, держась за стену, я выполз
наверх.  Баба   Яга  чем-то  отпаивала   Митьку.  У   забора  меня  все-таки
вытошнило...
     Яга  силой  усадила  меня  за  стол  и  налила  две  рюмки  с  травными
настойками,  одну горькую, другую  сладкую.  Я послушно выпил обе. Вроде  бы
полегчало.
     - Как он?
     - Митяй-то? В сенях на лавке сидит, дрожит  мелкой дрожью и говорить не
может. Напуган он, Никитушка, сильно напуган...
     - Что же там  произошло?  Откуда взялся  труп? Там  же  все  забрызгано
кровью, впечатление такое, словно человека кузнечным прессом размазало...
     - Уж и не знаю, что  сказать... -  развела руками бабка. - Давай-ка ты,
соколик, мне помогать  будешь. Надо парня нашего в чувство приводить,  иначе
ничего мы по этому делу не узнаем.
     Я молча кивнул.  Лично  у  меня не было даже  самой малюсенькой зацепки
насчет всего происходящего. Сначала  Яга велела  привести  "пациента" и дала
ему в руки  кусок коричневого  пчелиного воска.  Потом я принес полное ведро
холодной воды  из  колодца и поставил в  печь большую  сковороду на  длинной
ручке.  Митьку посадили перед  ведром,  а  Баба Яга,  взяв из его безвольных
пальцев уже размягченный воск, бросила его на сковородку.
     Огонь и вода, холод и пар...
     Все по слову моему обернитеся -
     Как из сердца - страх,
     Как из кожи - жар
     От живой души отступитеся...
     Злой переполох вылью без следа,
     Из сырой земли просыпаю соль,
     Ярый воск горяч, холодна вода,
     Разгоните мрак, отпустите боль...
     Наверно, были  еще и другие куплеты, из-за треска расплавившегося воска
я  больше  не  расслышал.  Митяй окончательно  впал  в  транс,  зачарованный
бабкиными напевами.
     - Лей! - крикнула Яга, и я махом булькнул содержимое сковороды  в ведро
с водой. Вверх взлетело дурманное облачко пара.
     - Ну-ка, Митенька, посмотри да скажи нам, это ли тебя напугало?
     - Да...  - прокашлявшись, заговорил он.  Древнерусская шоковая  терапия
одержала зримую победу - к нашему  сотруднику вернулись ум и сознание. - Она
это... насекомая окаянная...
     Яга  демонстративно ткнула  крючковатым  пальцем в  ведро. Я  осторожно
заглянул - расплавленный воск застыл в ледяной воде причудливой лепешкой, по
очертаниям своим более всего напоминавшей... муху!
     -  Теперь нам все ясно, - авторитетно-экспертным тоном заявила бабка. -
Кое-кто хотел у нас и этих пленников на тот свет отправить. Для того и мухой
обернулся, чтоб мимо стражи  стрелецкой  проскочить.  Да кто ж знал,  что  в
порубе  дурачок  наш сидеть будет? Он небось  муху-то углядел  да со скуки и
прихлопнул!
     - Не со скуки, а по приказу начальственному,  - хмуро буркнул Митька. -
Никита  Ивыныч сами сказать изволили: "Чтоб ни одна муха не пролетела!"  Я и
исполнял со всем служебным рвением...
     - Ага,  ладошки-то у него как лопаты совковые. Один раз хлопнул  - все,
лекарей зазря не тревожь, ищи гроб необычной формы. Вот так, Никитушка,  оно
все и было. Парень наш как труп увидел да руки свои к глазам поднес, сразу в
крик ударился, стрельцов перебаламутил. Осталось узнать, кто ж это был...
     - Один  из охранников  немецкого  посла,  исчезнувший  вместе  со своим
господином, - задумчиво ответил я. - Там мало чего осталось  для  опознания,
сплошное месиво.  Только ноги как-то уцелели, а  на них немецкие  ботинки  с
пряжками.  Фасон характерный, с сапожками сафьяновыми  или лаптями  никак не
спутаешь.  Что-то  я  подзабыл,  а  какой штат  телохранителей был  у нашего
Шпицрутенберга?  Восемь  или  десять человек?  Двое были отравлены,  четверо
застрелены на месте преступления, один убит в порубе, двое живых под охраной
- итого уже девять. Либо у посла остался всего  один страж, либо  мы не всех
знаем.
     - Сам-то он куда делся?
     -  Пропал. Вроде бы еще утром уехал  во дворец, но там  не появлялся, в
слободу назад не поворачивал, но, может быть, ребята Еремеева уже что-нибудь
выяснили. Мне кажется, за его исчезновением скрывается что-то важное...
     - Думаешь, не пастор воду мутит? - прозорливо сощурилась Яга.
     -  Не знаю. Но готов  предположить некоторую  синхронность их действий.
Или они работают в паре, умело  прикрывая друг друга, или  существует кто-то
третий, успешно  манипулирующий  ими  обоими.  Вот  этого третьего мы  и  не
знаем...
     - Батюшка сыскной  воевода, -  подал голос молчавший доселе Митька, - а
вот  за то, что я этого немца... муху  эту... ну, прихлопнул... мне  за  это
ничего не будет?
     -  Ничего, - решил я, - спишем  как необходимую самооборону. Если бы он
успел  превратиться  в  человека, то  для исполнения преступного замысла все
равно должен был бы избавиться от тебя,  как от  свидетеля.  На том  и будем
стоять в суде...
     -  Дык... я ж  не об  этом... а  вот награда  какая ни есть за это дело
положена?
     -  Митя,  не  наглей! -  построжел  я.  - У тебя  уже одна медаль есть,
достаточно.
     -  Так ведь я  ж... подвиг, можно сказать,  совершил! Мало  ли,  такого
злодея обезвредил... пленных спас, целых двух, да еще  граждан сопредельного
государства.
     - Митенька, - с угрожающей лаской в голосе поднялась Баба Яга, - сходи,
касатик, ко  мне  в  комнатку, погляди  не торопясь, чем там разные спорщики
занимаются. Подумай на досуге. Как надумаешь, приходи...
     Он  пожал аршинными  плечами, свысока посмотрел на  Бабу  Ягу,  и, чуть
рисуясь, отправился по  указанному  маршруту. Появившийся  через пару  минут
Митька был уже совершенно другим человеком. Тихий, скромный, исполнительный,
подчеркнуто вежливый и полный совершенно бескорыстного желания услужить всем
сотрудникам  отделения.  Как  все-таки  умеет  моя хозяйка  находить  нужные
струнки  в  суровых  мужских  характерах...  Она  -  врожденный  педагог для
исправительных колоний!
     Мои  теплые  размышления  прервал  яростный  стук  в  ворота.  Стрельцы
впустили  на  территорию  отделения целый отряд  конной гвардии царя Гороха.
Начальствующий  над  ними  боярин внимательно  оглядел весь  двор  и  грозно
потребовал:
     - А ну,  говори, сыскной воевода, где у  тебя святые отцы в  заключении
томятся? Думал, государь не узнает? Ан нет тебе! Ему уже доложили, как  жиды
с пищалями  да  пушками  всех священников православных к  тебе в  милицию на
допрос  прикладами позагоняли. Ну,  кайся, сыскной  воевода...  Спрашиваю  в
последний раз, где мученики?!
     Моих сил хватило только на кривую улыбку...

     К  вечеру я немного отошел.  Баба Яга спровадила  бородатого  поборника
"униженного  жидами"  христианства.  Митька, побегав по  городу,  нашел Фому
Еремеева и  выяснил,  что  никаких  следов  немецкого  посла  по-прежнему не
обнаружено,  но поиски продолжаются. Пленные телохранители хоть и дрожали от
пережитых   волнений,    но   давать   какие-либо   показания   отказывались
категорически,  ссылаясь на  полное  незнание языка.  Пришлось скрепя сердце
отконвоировать обоих в пыточную  башню  царского двора. Там  и  переводчиков
больше, и сведения  добудут без лишней суеты.  Может,  это  кому и покажется
нецивилизованным,  но   события   давно  вышли  за  рамки   общечеловеческих
ценностей.
     Началась война... самая настоящая, с жертвами, планами боевых действий,
линиями обороны, окопными перестрелками, неожиданными  атаками, диверсионной
деятельностью и  кровью. В обычном мире борьба с преступностью не  переходит
границ  взаимоприемлемого  компромисса.  Милиция  докладывает о  планомерном
"ужесточении методов",  а  преступники  исправно  легализуют  свой бизнес  и
аккуратно  платят  налоги  на  содержание  той  же  милиции.  Все  принимает
взаимопроникающие  формы,  создавая определенную гармонию  отношений.  Здесь
этому еще не научились, не тот уровень социального развития.  Криминал пошел
на   уничтожение  правопорядка!  Что  же  нам  остается?   Только  принимать
адекватные  меры  - на  войне как  на войне. Поэтому,  "бросая"  двух  явных
преступников в "кровавые  лапы" царских палачей, особых угрызений совести  я
не испытывал.
     Как только  небо стало мягко темнеть, мы  с бабкой уселись  за дежурное
чаепитие. Хотя, скорее  всего, это напоминало служебный отчет в  неслужебной
обстановке, корректировку планов действий и разработку будущих операций.
     - Что делать думаешь, участковый?
     - Ума  не приложу. Вы же видите -  стоит мне что-нибудь  запланировать,
как все  тут  же идет наперекосяк.  То пастор  не вовремя заболел,  то посол
решил похититься... Церковь их, строящуюся, я осмотрел - голые стены, ничего
особенно подозрительного.
     - Стены  голые?  -  недоверчиво сощурилась Яга. -  Вот  уж странно  так
странно... Да  ведь  в храмах  католических и  мозаики, и витражи  из стекол
разноцветных,  и  полы разными плитами  выложены, и  колонны, и  карнизы,  и
скульптуры всякие... Что, совсем ничего нет?
     - Абсолютно, - кивнул я.
     Честно говоря, никогда  не имел особенного  представления  о  том,  как
должны  строиться   культовые   сооружения.  Если  вдуматься,  то   старушка
совершенно  права  -  в помещение без окон  витражные  стекла  не  вставишь,
каменный пол повторно  декоративными плитками не выстилают (или выстилают?),
если строители этого не сделали сразу, то, значит, так и планировалось.
     - Выходит, мы нашли место проведения черной мессы?
     - Нашли. В  нужный день они  все стены черными полотнищами позанавесят,
на  пол черную кожу бросят,  алтарь черным  бархатом  покроют - вот место  и
готово. Надо бы там охрану выставить...
     - Рискованно... - призадумался я. - Двух-трех стрельцов  могут попросту
убить, а мы и так несем потери.
     - Так оставь больше.
     -  Тогда они просто  "залягут на  дно" и, подобрав  другое место, тайно
проведут мессу там, а мы будем  охранять пустое помещение. Я не хотел бы  их
спугнуть...
     -  Ладно, -  решилась Яга,  - охрану я свою посажу. У моего  Василия  в
немецкой  слободе  две крали  есть, попрошу, чтоб по-свойски договорился. Из
бюджета отделения оплатишь сметаной.
     - Не понял?
     - Ваське, я говорю! Коту моему... - доходчиво объяснила бабка.
     - А-а-а... - допетрил я.  - Он, в смысле кот, договорится с... кошками?
И они ему сообщат, когда начнется месса? А он подаст докладную мне, в общем,
за ведро сметаны?
     - И крынки будет предостаточно. Нечего его баловать...
     Перебивая  наш разговор, из сеней  раздался  приглушенный спор,  кто-то
рвался меня видеть, а Митька не пускал. Мы невольно прислушались...
     - Пошел прочь,  носатый!  Сказано тебе,  не  пойдет участковый  на ночь
глядя. (Вместо ответа какая-то  хриплая  ругань, хлопанье  крыльев и  крики,
напоминающие карканье.) Уйди! Уйди, по-хорошему прошу, а не то как дам, вон,
помелом поперек клюва! Утром прилетай со своим сообщением...
     - Митька! Ты с кем это там воюешь? Пропусти человека.
     -  Да ежели б человека, рази б я  не пустил? - жалобно прогудел Митькин
бас,  дверь  распахнулась, и в горницу,  поклонившись,  вошел большой черный
ворон! Здоровенная птица с  блестящими  перьями,  умными круглыми глазами  и
опасным клювом сантиметров в десять.
     Ворон величаво прошагал ко мне, склонил  голову в коротком поклоне и на
чистом русском доложил:
     - Кощей Бессмертный хочет тебя видеть.
     -  Да  неужели?  Я  бы тоже  охотно на  него  полюбовался, желательно в
тюремной камере...
     - Не шути, гражданин начальник. Дело серьезное, иначе не послал бы.
     - Что за дело? - перемигнулись мы с бабкой.
     - До  конца  сам не  ведаю. А только просил передать хозяин  мой, что в
Лукошкине  сила иноземная поселилась  и  она  ему все карты  путает. Он тебе
поможет, ты - ему. А уж как все  кончится, так вы тогда между собой до конца
биться будете.
     -   То   есть   нам  предлагается   временное  перемирие  и  заключение
союзнических обязательств с целью вытеснения западных интервентов?
     - Да, - подтвердил ворон, - собирайся, я провожу.
     - Поздно уже... - Я мельком глянул в окно.
     - Кощей ждать не привык.
     -  Перебьется, -  сурово заявила Яга.  -  Раз уж  он  сам  в союзники к
милиции набивается, то должон и наше мнение уважать. На ночь глядя никуда не
полетим. Вот утро наступит, там и посмотрим...
     Ворон сделал  неуловимое движение, сходное с  пожиманием  плеч. Я встал
из-за стола:
     - Итак, до завтра. Митя, проводи гражданина...

     Час  спустя явился Еремеев,  никаких следов немецкого посла по-прежнему
обнаружено  не  было. На  мой взгляд, это уже становилось  подозрительным...
Лукошкино,  конечно, поменьше Москвы, но все равно достаточно крупный город.
Народ здесь неглупый, в общественной жизни принимает самое активное участие,
так неужели никто  ничего не знает  о большой  карете, запряженной четверкой
лошадей,  выехавшей поутру из немецкой  слободы  в сторону царского дворца и
бесследно  пропавшей?  Да  тут  еще  с  первыми  петухами   начинают  бегать
рассыльные  мальчишки  из  лавок,  меняется  стрелецкая  стража,   а  мелкие
торговцы-лоточники спешат на базар занимать рублевые места.  Просто не может
такого  быть, чтобы немцы ухитрились совсем уж никому не попасться на глаза.
Старшина стрельцов только разводил руками, и обещал усилить ночные патрули.
     Нашего Митьку Яга заставила выпить две ложки какого-то успокаивающего и
отправила спать. Мне она тоже посоветовала не задерживаться:
     - Ложись-ка и ты почивать,  завтра  день  трудный.  К  самому  Кощею на
переговоры полетишь, не хухры-мухры...
     - Полетим, - уточнил я, - во множественном числе.
     - Это ты меня, что ль, имеешь в виду?
     - Естественно, не Шмулинсона же...
     - Так  не надейся даже - я не полечу, - категорически отказалась бабка.
--  У  меня назавтра  дел  полно, стирка-глажка всякая, опять  же за  курями
присмотреть надо.
     - Бабуля... вы темните.
     - Ничего я не темню! Ясно тебе говорю, человеческим языком - нет и нет!
Я  у нас в отделении по штатной единице кто? Эксперт-криминалист! Чья кровь,
откуда  нитка,  что за  трава  -  это,  пожалуйста,  спрашивай. А  вот  чтоб
добровольно к Кощею в зубы нос совать - фигушки!
     - Но... как это... - беспомощно забормотал я, но Ягу уже понесло:
     - А не нравится - увольняй меня к лешему! Да, именно к нему... Лучше уж
я под старость лет  с  этим прощелыгой под венец пойду, чем на Лысую гору ни
свет ни заря к злодею нашему поковыляю. Не дождетесь!
     - Вы... боитесь?!
     - Дошло  наконец! Боюсь!  И не  стыдно мне,  ну  ни капельки! Тебя  он,
видишь  ли, в гости приглашает, на  собеседование, еще чаем поить удумает. А
меня?  На  мою  персону охранных  грамот  не  выписывали.  Или  ты  позабыл,
участковый, какой я ему в прошлый  раз  "порядок" в бумагах навела? Кощей --
мужик злопамятный... И не  скажет, а действием припомнит. Нет уж, я и так на
одну ногу хромая.
     - Ай-ай-ай... пожилая  женщина, а  туда  же...  Впадаете  в панику, как
выпускница Гнесинки  при виде пьяного  лифтера.  Ну  кто  там  на  вас  косо
посмотрит? Вы же не частное лицо, а представитель милицейского  отделения, -
укоризненно  начал  я. - И  потом, вдруг  мне  на месте посоветоваться  надо
будет, детали  обсудить... это  ж без вашего участия - дохлый номер! Вы  там
уже  бывали, все  ходы-выходы  знаете,  да  и я один  вашей  ступой попросту
управлять не сумею.
     - Тоже... боишься? - понимающе хихикнула Яга.
     -  Ну... есть немного, - скромно признал я. - Приглашение приглашением,
а ну как меня опять в зайца превратят?
     -  Да  что  ж  делать  теперь... Если опять  вдвоем  полетим,  на  кого
отделение оставим?
     - Только не Митька!
     -  Вот  и  я о  том  же...  У стрельцов своей  службы  хватит,  царя до
уголовных дел допускать  - упаси Господь,  выходит, что кроме меня - некому.
Вот что,  Никитушка, отправляйся-ка  ты завтра сам,  а в  качестве  товарища
сотрудника нашего младшего возьми. Он хоть умом недалек, да кулаками крепок.
В случае чего, глядишь, и отмашетесь...
     Я почесал в затылке, прикинул так и эдак, в принципе она была абсолютно
права.  Если  я на кого  и  могу положиться в свое отсутствие, так только на
Бабу Ягу.  Дорога туда-сюда, как помнится, занимала около  суток, ну там еще
часа два-три на достижение взаимовыгодных компромиссов. Это даже хорошо, что
Кощей  честно  предупреждает  о прежней, беспощадной  борьбе после окончания
общего дела. На постоянную дружбу с закоренелыми бандитами я бы ни за что не
согласился. Митька, кстати,  и  впрямь  может  оказаться очень  полезным.  В
заданиях, требующих  чисто физической подготовки, он всегда  показывал  себя
наилучшим образом. Будем надеяться, что драка нам вряд  ли светит, но  иметь
такую "боевую башню" в тылу приятно, хотя бы из тщеславия. У Кощея наверняка
нет настолько здорового телохранителя...
     - Не  буду  спорить.  Видимо,  так  и  придется  поступить.  Берите всю
операцию под свой контроль, а мы вдвоем выясним, какие  предложения у нашего
матерого уголовника.
     - Ну вот... - ласково улыбнулась  бабка, - говорила я тебе - спать иди,
завтра рано подниму. Мне тут кое-чего тебе в дорогу подсобирать  надо, но до
рассвета и я пару часов вздремну. Спокойной ночи, сыскной воевода...

     Меня разбудил петух... Если вспомнить,  во сколько я лег и  сколько мне
досталось,  он бы должен  заткнуться из  одного человеколюбия.  Я  с  трудом
оторвал голову от подушки,  со скрипом приоткрыл  один глаз и... ахнул! Этот
мерзавец стоял  на пороге моей  комнаты  и улыбался! Не, может  быть, клювом
улыбнуться очень трудно другим  птицам, а этот буквально смеялся мне в лицо.
Он  горделиво  шагнул  вперед,  чуть  покачивая  мясистым  гребешком,  потом
потянулся,  захлопал крыльями и разразился таким "Ку-ка-ре-ку-у-у"!  Меня аж
подбросило на кровати. Петух  склонил  голову, любовно уставился на  меня и,
явно дожидаясь похвалы за свой бессовестный поступок, нагло спросил: "Ко?" -
Ко! - самым сладким голосом  ответил я и, скинув одеяло, осторожно потянулся
к  висящей  на  стене  царской сабле.  Благородное  оружие  солнечным  лучом
выскользнуло из ножен.
     -  Ко...ко...ку... - протестующе забормотал петух, неуверенно  пятясь к
выходу.
     -  Убью!  - Я отважно  бросился вперед, из-под  широкого  лезвия  сабли
брызнули щепки, а ненавистная птица исхитрилась увернуться.
     Полный праведного  гнева, я выдернул клинок из  половицы и, как  был, в
одних трусах, кинулся за  удирающим  мерзавцем. Он с диким  криком  пустился
вниз по лестнице, необыкновенно  ловко избегая моих свищущих ударов. Я  тоже
что-то орал, загоревшись  азартом бешеной погони,  скользя босыми  пятками и
едва  дыша от  совершенно неземного счастья. Сейчас я его поймаю и убью! И в
суп!  Беспременно в суп!  Только так и не  иначе... На  последней  ступеньке
подлая домашняя скотина так бесстыже изменила курс  на сорок  пять градусов,
что я не удержал равновесие и рухнул во весь рост. На шум и крики прибежала
     перепуганная  бабка.  Мерзопакостный  петух  совершил  длинный  прыжок,
бестолково размахивая крыльями,  но умудрился тем не менее попасть Яге прямо
в  заботливые  руки.  Там  он  уютненько  устроился и  опять  поганенько так
улыбнулся...
     - Ты что это удумал, Никита Иваныч? - строго спросила Яга.
     Я нехотя спрятал саблю за спину:
     -  А  чего  он... спать не  дает?  Может,  мы  сегодня  цыпленка-табака
изготовим? Мне понадобятся специи, два больших утюга и...
     -  Не городи чушь, участковый! Нельзя тебе этого петуха есть, вам с ним
еще на дело идти.
     - С ним? - еле выдавил я.
     -  С ним! -  твердо  объявила бабка.  -  В царство  Кощеево без  петуха
соваться  никак  нельзя. Недаром  голоса его вся  нечисть, как  святой воды,
боится. Он и товарищем послужит,  и  время подскажет, и кого  надо  в нужное
место даже жареным клюнет.
     - Минуточку,  - вовремя  вспомнил я,  - а как же Митька?  Мы ведь вчера
вроде как договаривались...
     - Так это Митька и есть.
     - Что?!
     - Митька, говорю, это и  есть, - обезоруживающе улыбнулась Баба Яга. --
В петуха я его оборотила. Всю ночь думала и порешила, что так лучше будет. В
людском  обличье Митя - парень  солидный, а вот  мертвецов все одно  боится.
Испугается  не  вовремя, и  все... хорони  обоих, весь терем  в траур, а над
отделением целый день дьяк Филимон поминальные  молитвы будет отплясывать. А
вот ежели с того же перепугу по-петушиному закричит - тогда уж всему Кощееву
царству тошно станет! Выгодное дело, участковый.
     Я обессилено  плюхнулся на ступеньку. Честно говоря, хотелось  плакать.
Не жизнь, а черт-те  что  и сбоку  бантик. Лететь на серьезнейшее  дело  под
защитой пестрого паразита с гребешком и шпорами?! Что я, буду на переговорах
изображать  карикатурное  подобие  Джона  Сильвера  с  попугаем?  Боже  мой,
кадровый  лейтенант  милиции  с петухом  на  плече... Провалиться со  стыда!
Однако  на  мой жалобный взгляд  Баба Яга так  сурово  сдвинула  брови,  что
спорить   стало  совершенно  бессмысленно.  Во   всех  вопросах,  касающихся
колдовства, ее авторитет штатного эксперта был непререкаем.
     - Он хоть говорить сможет?
     -  Ох  ты  ж... да  неужто я ему речь  человеческую оставить  забыла? -
всплеснула руками Яга.
     Она скороговоркой буркнула пару фраз и наотмашь ударила петуха по  лбу.
Он на мгновенье окосел, потом поднялся с пола и праведно возопил:
     - Никита Иваныч, да что ж  она, старая, еще  и дерется?! Мало того, что
безвинного сироту  птицей беспородной  оборотили да саблей невесть за что не
зарубили,  так   еще  и   в   морду  кулаками  без  дела   тычут!  За  какие
грехи-провинности тяжкие?
     -  Дайте ему  пшена и  водички  с валерьянкой  за  мой  счет,  - горько
вздохнул я. - Делать нечего, пойду одеваться.
     - Давай, давай, а то уж и самовар на подходе. Опять же посыльный Кощеев
с утра на заборе дожидается...
     Весь  завтрак  Баба  Яга самым обстоятельным образом объясняла мне, как
управлять ступой и помелом. Принцип движения этого старомодного летательного
аппарата я так и не понял, но основные  приемы регулировки скорости, высоты,
направления и правильных поворотов вполне усвоил. Очень похоже на управление
дельтапланом  (сам  я  на  нем не летал, только  по  телевизору видел).  Для
поднятия вверх  надо  было совершать  помелом  загребающие  движения  вокруг
задней части ступы. Где у нее зад,  где  перед - без разницы, как сел, так и
будет.  По  достижении  средней высоты ("чуть выше леса стоячего") следовало
взять  помело  под  мышку  и   таким  образом  держать  курс.  Для  снижения
применялись  те же  загребательные взмахи, но уже с передней части. В общем,
не  слишком сложное устройство.  Вот на каком  топливе летает,  как у нее  с
тормозами, не откажет  ли внезапно  на большой высоте... это все вопросы без
ответа,  я  пробовал  выяснить,  но Яге,  похоже, такие материи в голову  не
приходили.
     - Ступа как ступа, Фома ты недоверчивый... очень даже исправная. Ну, ни
пуха ни пера, участковый! Возвращайтесь побыстрее.
     Черный ворон взмыл ввысь, указывая дорогу. Я сунул недовольного  Митьку
на  дно  ступы, чтоб не  мешался  под руками, и взялся  за  помело. Стрельцы
перекрестились, сняв шапки. Ладно, не отпевайте раньше времени.
     Мы плавно поднимались...

     Полет проходил ровно, без приключений. Ворон молча летел  впереди, и мы
двигались  за  ним, как  на  веревочке. К  управлению помелом я приноровился
очень быстро,  воздушных ям на такой  высоте не было, перелетные  птицы  нас
тоже  не  беспокоили.   Митька  вылез-таки  на  край  ступы,  глянул   вниз,
присвистнул и, балансируя крыльями, спустился на прежнее место.
     -  Че-то  мутит  меня,  воевода-батюшка.   Может,   передохнем  где  на
поляночке?  Я  перья  почищу,  зернышек  поклюю,  может,  и  букашкой  какой
порадуюсь...
     - Нет.
     - Никита Иваныч, да  за что  ж вы все сердитесь на меня, горемычного? -
взвыл  петух. -  Я, что  ли, по доброй  воле  в  этих перьях  пыльных ходить
подрядился? Нет, чтоб пожалеть бедолагу...
     -   Нечего  из  себя  униженного  и  оскорбленного  строить,  -  нервно
огрызнулся  я,   -  превратили  тебя  в  петуха,  значит,  так   для  общего
милицейского дела надо! Будь любезен выполнять...
     - Ну вот он я, выполнил... Сижу тут на дне, клювом  в стенку,  гребешок
этот дурацкий вечно над глазом нависает, только обзор портит... А  с  саблей
острой зачем на меня бросались?
     - А на фига тебе меня будить понадобилось? Разорался  во всю глотку! Не
мог, в конце концов, просто подойти, деликатно похлопать по плечу - дескать,
вставать пора.  (На секунду  я  сам  представил  себе такую  картинку  и  аж
вздрогнул:  ранним утром, когда едва разлепляешь глаза,  рядом с тобой стоит
горделивый  петух, фамильярно  хлопает тебя  крылом  по спине  и громогласно
заявляет: "Подъем,  участковый!" Это  ж на  всю жизнь  заикой останешься...)
Извини, я не знал, что это ты.
     - Да как вы могли меня с нашим дворовым петухом спутать? У него и грудь
уже, и шпоры короче, и хромает он, а хвост у него  красный, а у  меня - вон,
зеленый. Гораздо красивее...
     -  Хватит, расхвастался, павлин несчастный! Тебя хоть Яга  ввела в курс
дела, куда летим и зачем?
     -  Никак  нет,  воевода-батюшка. Я как утречком-то проснулся,  крылышки
расправил, шейку к солнышку потянул, так  и... едва на  спину  не хлопнулся.
Пресвятая Матерь Божья, что ж это со мной сотворилось?!  Оглядел себя - весь
в  перьях, ровно пташка перелетная, но  покрупнее в теле  буду.  Подбежал  к
ведерку, глянул в воду - как  есть  петух!  А тут  и бабуленька наша входит,
чтоб ей в гробу не кашлялось...
     - Понятно. Нас обоих  поставили перед фактом. Тогда слушай внимательно.
Мы
     едем  (в смысле, летим) на одну  очень  важную оперативную встречу.  От
исхода  сегодняшних  переговоров  зависит  судьба  завтрашнего дня.  Поэтому
постарайся  вести  себя достойно  работника  милиции, червячков в  цветочных
горшках не выискивай, без дела клюв не разевай и, главное, не путайся у меня
под ногами. Вопросы есть?
     - Один, маленький, - подумав, сообщил Митька, - кто нас там ждет?
     - Кощей Бессмертный.
     - А-а-а-а!!!
     - Один из крупнейших уголовных авторитетов в ваших краях, - невозмутимо
продолжал  я,  совершенно  игнорируя  отчаянные  попытки  петуха  изобразить
невменяемую истерику. - Он намерен переговорить с нами по поводу объединения
усилий  в  борьбе  с  засилием иностранной  магии  на территории,  вверенной
лукошкинскому отделению. Похоже, эта проблема живо затронула
     всех. Ты что-то там хотел кукарекнуть или мне показалось?
     - Ники-ки-ки...
     - Не понимаю, крякай отчетливее.
     - Я ж не утка какая... - на мгновение обиделся Митяй, потом  вспомнил о
своей трагедии и снова затрясся: - Ники-ки-ки-та Иван-н-ныч... не хочу... не
могу... не буду... и не уговаривайте! Остановите ступу - я сойду.
     -  Да ради бога. - Я меланхолично  шевельнул плечом и  переложил помело
перпендикулярно заданному курсу.
     Ступа так  резко  затормозила,  что мне  едва удалось поймать слетевшую
фуражку. Митька  взлетел  вверх, вцепился  когтистыми  лапами  в  деревянный
бортик и, поудобнее угнездившись, глянул на меня глазами, полными упрека:
     - Батюшка сыскной воевода, вы что ж, опять породу мою с кем-то путаете?
Отсель  вся земля одной тарелкой  расписной  кажется. На такой высоте только
орлы летают,  а я - петух, птица нежная, домашняя, если упаду, так и перышка
целого не останется. Уж сделайте такую христианскую  милость - опуститесь на
поляночку...
     - Нет проблем, Митя, - честно  ответил я, -  раз ты решил предать меня,
Ягу, все наше милицейское дело - беги. Я даже не буду настаивать на том, что
ты давал присягу и  в  данном  случае тебя бы  должны "покарать суровые руки
твоих  же  товарищей".  Просто  мы  улетели  от  города  километров  на  сто
семьдесят,  внизу  сплошные  леса,  полные  гостеприимных  лисичек.  Как  ты
считаешь, у одинокого петуха много шансов добраться до дома?
     После  минутного раздумья  петух принялся активно биться  лбом об  борт
ступы.
     - Предположим лучшее - тебе повезло. Ты не разбился в лепешку, а удачно
влетел носом в муравейник.  Лиса, волк, куница, барсук, хорек или кто-то еще
выпустили-таки из  грязных  лап  героического  домашнего  кукарекальника.  В
лукошкинские  ворота  гордо  вбежал полуощипанный  петух и  принялся, плача,
целовать родную землю. Что дальше? Дальше что,  Митя? С гребешком и в перьях
кому ты, на фиг, нужен? Только в суп... Расколдовать тебя может лишь Яга, но
станет ли она это делать? Чем бы ни завершилась моя дипломатическая миссия у
Кощея, мне почему-то кажется, что наша бабушка вряд ли будет особо церемонна
с предателями...
     -  Да  не  предаю я вас,  не предаю! -  взвыл  пристыженный Митька. - А
только жить очень хочется.
     - Всем хочется. И мне,  и Яге, и Кощею, и  Шмулинсону - всем... И немцы
эти, и нечисть  их заезжая -  тоже жить хотят. Работа у нас такая, в милиции
не все  делаешь  как хочешь,  больше - как должен. Так что прекрати  мне тут
изображать  трогательную  барышню-курсистку  и  берись  за  дело.  Посмотри,
похоже, ворон заметил нашу остановку и спешит узнать, в чем дело. Ну, ты как
- со мной или пешкодралом до Лукошкина?
     Митька снова  спрыгнул вниз  и,  нахохлившись, молча  просидел там  всю
дорогу. Ближе к обеду мы были на месте.

     Лысая  гора  ничем  особенным  не  выделялась.  Кроме  своей  полнейшей
лысости, естественно. Так, не слишком высокий песчаный холм в дремучем лесу.
Стволы  вековых сосен  стоят так  плотно, что пробиться сквозь  их сомкнутый
строй нет никакой возможности. Попасть на Лысую гору можно только  сверху. Я
дважды  заходил  на посадку, пока не  приземлился  на очень удачном пятачке,
прямо на  макушке.  Выпрыгнул  наружу и по щиколотку увяз в белесом песке, а
черный ворон, сделав круг, уселся на борт ступы.
     - Вот мы и прибыли, участковый. Ну да дело не ждет, давай-ка  побыстрее
к Кощею заявимся, хозяин у нас больно строг и очень точность ценит...
     - Растудыть его в качель,  какой  пунктуальный... -  хмуро раздалось со
дна ступы. Бедный ворон едва не поседел от ужаса:
     - Это... кто это?! Ты кого ж... да как ты посмел, ищейка  милицейская?!
В Кощеево царство петуха тащить? Совсем мозгов нет?
     -  Ты  мне повыражайся  тут! - рявкнул петух, взлетая  на  борт. Митька
вздыбил  перья,  сдвинул  гребешок на  правый глаз и, грозно раздувая грудь,
спросил:
     - Ну, кто тут на нас с участковым?
     Черный проводник только распахнул клюв, глядя квадратными глазами.
     - Эта  благородная  домашняя птица -  на самом  деле  младший сотрудник
нашего отделения. В приглашении не оговаривался состав нашей делегации. Если
Кощея  что-либо  не  устраивает,  значит,  переговоры не  состоятся.  Можешь
слетать, доложить, минут десять мы подождем...
     Ворон  потерянно  кивнул,  неуклюже,  боком  спрыгнул  наземь  и  резво
засеменил
     в сторону.  Шагах в  двадцати от нас он трижды отрывисто  каркнул, и  в
песчаном холме открылась потайная дверь...
     - Митя, ты чего там бормочешь?
     - Молитву творю Николаю Угоднику.
     - А-а... дело хорошее. О чем просишь-то?
     - О том, чтобы Кощей разобиделся и нас не принял... Да не отвлекайте же
меня, Никита Иваныч!
     - Не буду, не буду, извини... Молитва - это святое, продолжай.
     Через пару минут из дверного проема, кувыркаясь,  вылетел комок  черных
перьев. Нашего  потрепанного сопровождающего я узнал далеко не  сразу. Ворон
едва не влип в ближайшую сосну и уже оттуда сипло прокричал:
     - Идите... ждет... в большом раздражении... мама!
     - Мама в раздражении?  - не понял Митька, но ворон  только  всхлипнул и
заскользил по стволу вниз головой.
     - Ладно, пошли,  раз  зовут. Не отставай только. - Я поправил фуражку и
отважно шагнул в проем, петух следовал за мной нога в ногу.
     Буквально через первые же десять ступенек из стены высунулось уродливое
привидение,  с воем протягивающее  к нам  прозрачные руки. Я  хорошо  помнил
таких еще с прошлого визита, они сильны лишь твоим страхом, если не обращать
внимания - сами развеются. Но  Митька-то этого не знал!  Мгновение спустя он
взлетел  мне  на  плечо и в  несусветном испуге так заорал  "Кукареку!", что
стены  задрожали.  Мощное  эхо  подхватило  петушиный  крик,  донеся  его  в
усиленном виде до самых стен подземного дворца. Что  началось... Малахольные
привидения дохли тут же, на наших глазах. Те, кто покрепче да попривычнее, с
воем  уползали  в  неведомые  норы. Узорная ограда внизу  из живых  челюстей
чугуна  скуксилась  и  пожухла,  кое-где  покрывшись  сетью  мелких  трещин.
Ступеньки под нашими ногами несколько закачались...
     - Прекрати орать, балбес! - прикрикнул  я. - Нашел время и место...  Не
хватало еще, чтоб нас тут же и засыпало!
     - Дык... я... м...н... а как же? - сипел Митька, пытаясь выдернуть клюв
из моей ладони.
     -  Слушай,  парень,  Яга  меня предупреждала, что петушиного крика  вся
нечисть боится. Для того тебя из человека бесполезного такой нужной птицей и
сделали.  Но  ради  всего  святого -  не ори ты  по  каждому  поводу!  Будет
серьезная опасность - всегда пожалуйста... Дери  глотку  от всей души,  я же
тебе  еще  и  спасибо  скажу.  Но, пока  не просят, молчи, как... как... как
селедка под шубой!
     -  Слушаюсь, батюшка сыскной воевода! Таким образом мы дошли до  дворца
без малейших проблем. Острые шипы на воротах нацелились было в нашу сторону,
но Митька отважно набрал полную  грудь  воздуха,  и...  металлические убийцы
безропотно  отступили,  не  дожидаясь  петушиного  крика. Вплоть  до  самого
тронного зала нам  поперек дороги становились  разномастные уроды, плотоядно
обнажавшие  страшные  зубы,  но,  видя у моего колена  гордого  деревенского
петуха, тут  же  меняли угрожающие  оскалы  на  гостеприимные  улыбки. Кощей
Бессмертный, одетый  в  подобающее случаю облачение  (царственные доспехи из
вороненой  стали европейского  фасона),  поглядывал на  нас  сквозь  прорези
забрала. Его глаза отсвечивали  неестественно синим. Рядом стояло штук шесть
длинноволосых  чудищ,  более всего напоминавших толстых, небритых геологов с
отродясь не стриженными ногтями.
     -  Ха-ха-ха!  -  театрально  рассмеялся  хозяин  дома.  -  Вот он, враг
докучливый, Никитка из уголовного розыска...  сам пожаловал!  За отвагу твою
беспримерную одарю тебя смертью  страшной,  но милостивой. Эй, вурдалаки мои
верные...
     - Митя, - ровным голосом попросил я, - кукарекни дяде.
     - Не  надо! - Кощей мгновенно поднял руки вверх, потом вспомнил, кто он
есть, и сделал вид,  что просто  потягивается. - Да шучу я, щучу... не видно
разве? Че сразу кукарекать-то? До петуха сам додумался али подсказал кто?
     -    Баба    Яга    посоветовала,    она     у    нас    в    отделении
экспертом-психоаналитиком подрабатывает.
     - Вот чертовка старая, - сплюнул Кощей, -  неймется же бабе! Давно ли в
глухом лесу, в избушке на курьих ножках,  проживала, царевичами-королевичами
да  Иванами-дураками  питалась. А  как готовила,  как  готовила...  Пальчики
оближешь!
     - Вы тут на нашу бабушку не наговаривайте, - неожиданно подал голос мой
петух, - она у нас хорошая!
     -  Ох  ты ж... Это кто у  меня  тут разговаривает? А ну, дай погляжу...
я-то думал, птица неразумная, а тут человек заколдованный. Хочешь расколдую?
     -  Не  хочу,  -  допетрил  Митяй,  прячась  за  мою  ногу.  -  Мы  люди
подневольные, нам без приказу начальства никак нельзя.
     - А ты хитер... - начал было Кощей, но я решил вмешаться:
     - Может быть, все-таки перейдем к делу? У меня не так много  свободного
времени.
     -  Ладно,  участковый...  пока на твоей стороне счастье, но смотри - на
узкой дорожке нам двоим не разминуться.
     - Это угроза?
     - Понимай как знаешь... Ну, пойдем, о  делах поговорим в моем кабинете,
без лишних свидетелей.
     Я  пожал плечами.  Кощей  встал  с  трона  и,  скрежеща  на  ходу,  как
несмазанный трансформер, жестом пригласил нас следовать за собой.

     - Садись, сыскной воевода, петух пускай за дверью подождет. Когда пахан
с начальником разговоры перетирают, петухам да вертухаям рядом не стоять!
     -  Боюсь,  вы  нас  не  поняли, - чуть  улыбнулся  я,  - Митя - младший
сотрудник нашего отделения, а петухом он является временно, только сообразно
криминальной  обстановке. В  иных  случаях он  -  обычный  человек, работник
милиции с нормальной,  здоровой ориентацией. Так  что попрошу все намеки  на
слово "петух" в тюремном жаргоне впредь не употреблять. Они оскорбительны  и
абсолютно беспочвенны.
     - О чем это вы, Никита Иваныч? - простодушно шепнул Митька.
     - Потом объясню...
     - Я  вас  понял,  - медленно  протянул Кощей, разочарованно приподнимая
забрало. - Не знал, что тут может быть столько  пыли из-за чести мундира. Не
возражаете, если закурю?
     - Ради бога.
     Он поморщился,  словно  я  сказал  нечто  непристойное, достал  длинную
голландскую  трубку, набил  черным табаком,  зажег от  собственного горящего
пальца и пустил вверх густые клубы вонючего зеленоватого дыма.
     - Значит, о деле... А ты не дурак, участковый.
     - Спасибо, вы тоже не так просты, как хотелось бы.
     - Почто напраслину возводишь? Злодеи мы и есть, как на роду написано, а
только скрывать нам нечего...
     - Мы болтаем не более получаса, - сощурился я,  - а вы за это время уже
успели сменить минимум три разговорных  манеры.  То ведете  себя как матерый
уголовник  с   сорокалетним   стажем,  то  как   беспощадный,  но  недалекий
отрицательный  герой  русских сказок,  то как интеллигентствующий гангстер в
романах Марио Пьюзо... Если все это лишь с целью подобрать ко мне ключик, то
мы бесполезно тратим время.  Я приму вас любого.  Мне совершенно  наплевать,
кого   вы  изображаете,   пока  мы   поддерживаем  условия   взаимовыгодного
партнерства. Вы ведь за этим меня приглашали?
     Какое-то  время  он  молчал,  сосредоточенно  глядя  в  угол  и  нервно
посасывая янтарный мундштук.
     - Хорошо, Никита  Иванович, давай без околичностей. Дело вот в чем... Я
все Лукошкинское государство в своей зоне  влияния числю. Злодеев крупнее  и
сильнее  меня - для вас нет. Мелкого  жулья  везде полно, но  и от их трудов
копеечных  я свою долю  во  всем  иметь буду. Соперники мне ни к чему. Да  и
тебе, если  вдуматься,  тоже... Пока я  один есть, со мной и бороться проще.
Другое  дело,  что одолеть меня тебе жил не хватит. Но - вот он я, враг всей
твоей  милиции,  и  в лицо тебе это говорю. Ты  меня  знаешь, я - тебя, мы с
тобой наравне. Зачем же нам еще эти иноземцы?
     - Расскажите поподробнее, кто именно?
     - А ты не знаешь?!
     - Мне известно лишь, что некие силы, обосновавшиеся в немецкой слободе,
в  ближайшем  времени  готовят некое  магическое  вторжение.  Черная  месса,
пустующий  храм,  упыри, непонятные мухи...  Речь идет  о  вызывании в  наш,
русский мир какого-то европейского демона?
     - Да не какого-то, а великого Вельзевула -  Повелителя мух! - в сердцах
вскричал Кощей, решетчатое забрало  с лязгом рухнуло к подбородку. -  Это же
по силе и мощи младший  брат  самого Сатаны! Да он из наших леших да водяных
узлы морские  вязать станет. Они ему, по правде сказать, тоже не спустят.  И
начнется...
     - А что,  собственно, в этом такого? - улыбнулся я. - По-моему, простые
люди от этой войны только выиграют. Помните, у Высоцкого: "...билась нечисть
груди  в груди  и друг друга извела. Прекратилися навек  безобразия, ходит в
лес человек безбоязненно. Не страшно ничуть..."
     - Зелен ты в наших делах, участковый, - глухо прозвучало из-за забрала.
- А все потому, что не отсюда ты... чужой, сердцем не прикипел, традиций  не
уважаешь.  Вельзевул  сюда  не один  пожалует,  он ведь весь  свой бесовской
легион приведет.  Битва  будет  страшная, земля  родить  перестанет, в лесах
деревья сохнуть начнут,  реки вживую загниют,  трава не вырастет, чем  тогда
люди твои  жить станут?  Ты тут шутки шутишь, стишки читаешь, а  вот подумал
бы, что будет, ежели не  изведет нечисть  друг друга! Ежели вдруг да победит
иноземец проклятый? Весь мир русский накроет злая тень чужеродного демона. А
изгонять  его  лишь католики  да  лютеране горазды, у  православных и  опыта
такого нет. Поразмысли-ка, какие меж людишек брожения начнутся...
     Он  был  абсолютно прав.  Крыть  нечем.  Последствия  такой  войны  для
Лукошкинского государства  сравнимы только  с ядерной катастрофой. Я  уж  не
говорю о глобальном нарушении экологического баланса. Как же мне  все это не
нравится...
     - Ваши предложения?
     - Давай мировую, Никита Иванович. Пока общего врага не одолеем --  друг
другу не вредить ни словом ни делом. Я сам в эту свару лезть не могу, мне за
мои грехи в  Лукошкино и нос сунуть невозможно. Отец Кондрат так проклянет -
неделю отплевываться буду. Твое это ведомство -  тебе и бой  принимать. Я же
со своей  стороны обещаюсь ни одного беса исподтишка  к границам  русским на
дух не подпускать. Пусть Вельзевул хоть горло сорвет вызываючи, у меня через
кордон и вша на собаке не проскочит.
     -  По  рукам.  Я готов от  лица  лукошкинской милиции  принять  условия
мирного партнерства  на время ведения  общих  боевых  действий.  Что  должен
сделать я?
     -   Останови  мессу,  участковый!  Не   дай  немцу  вызвать  проклятого
Повелителя мух. Сумеешь - честь тебе  и хвала, а уж коли нет... Так тут мы с
тобой навек и попрощаемся.
     - В храме  дежурит наш человек... тьфу! В смысле  -  наш  кот. Стрельцы
готовы  захватить всех,  кто придет на обряд вызывания. Всех  подозрительных
арестовывают,  мы  получаем информацию  с  перебоями,  но  применять  методы
инквизиции...
     -  Что ж  ты сразу не  сказал?  - резво  встал  царь  Кощей. -  В  этом
простеньком деле я тебе от души помогу. Вот здесь, в мешочке, порошок особый
- безвкусный,  безвредный, а кто его хотя  бы понюхает, тотчас только правду
говорить и будет. Для твоей милиции - вещь первостатейно важная.
     -  Хм... большое спасибо.  Думаю, и вправду пригодится. Не  возражаете,
если я перед применением проконсультируюсь у специалистов? Мало ли чего...
     - Не доверяешь ты мне, Никита Иваныч...
     - Есть немного, - согласился я.
     - Ладно, показывай. Яге, что ли, понесешь? Неси, она бабка умная, сразу
добро даст.
     -  Значит, договорились.  Если  других  вопросов нет,  я  бы  предпочел
откланяться. Сегодня действительно такой напряженный день...
     - Эх,  - Кощей вновь  широко  улыбнулся, приподнимая забрало на лоб,  -
придется отпустить. А  ведь как все  удачно складывалось -  сам пришел, сел,
вот так взять бы, да и скушать! Ну, была  не была, я слово дал, я и взял. Не
могу, не удержусь, сыскной воевода...
     - Ку! - угрожающе начал Митька, вызывающе делая шаг вперед. - Ка!
     - Все, все, все... пошутил! А я пошутил, пошутил, люли-люли, тра-та-та,
вышла кошка за кота! Уйми ты сотрудника своего окаянного, не ровен час, весь
дворец мне развалит!
     - Так  вы бы не провоцировали. С милицией, знаете ли,  шутки  плохи,  -
наставительно отметил я.
     Встал, надел  фуражку, козырнул  на прощанье и  развернулся  к  выходу.
Верный  петух   бодро  маршировал  рядом.  Царь  Кощей  скрипел  зубами,  но
задерживать нас не  решался.  В общем,  до  нашей  ступы  мы  добрались  без
малейших проблем.

     - Домой?
     - Домой, Митя.
     Мы плавно взмыли вверх и  направились  в сторону Лукошкина.  В  услугах
черного ворона  необходимости больше не  было,  я  старался как можно  лучше
запомнить дорогу  и  теперь  уверенно  вел ступу по  отмеченным  ориентирам:
одиноким  горам,  излучинам  рек,  степным проплешинам,  болотам и  особенно
высоким  деревьям. Петух, вольготно развалившись  на дне ступы, самодовольно
обмахивался крылом и приставал ко мне с расспросами:
     - Что-то не  совсем я его понял,  воевода-батюшка. Какая же ему, злодею
беспросветному, выгода нашей милиции помогать?
     - Он сокращает число возможных конкурентов. Видишь ли, все преступники,
как  правило,  делят "сферы  влияния".  Это облегчает процесс  контроля  над
коммерческими  структурами   и  создает  у   населения  иллюзию  устойчивой,
стабильной власти. Многие даже обращаются  к преступникам за помощью, наивно
полагая, что раз они так уверенно ведут жизнь вне закона,  то никакие законы
над ними не властны,  а значит, они - сильнее. Иногда  бандиты действительно
оказывают  определенную  услугу, за соответствующую плату  разумеется. Но  в
большинстве  случаев все заканчивается  весьма плачевно  для  заказчика, его
ставят на "счетчик" и шантажируют до полного разорения.
     -  Хм... это, похоже, как если бы для  изгнания мелкого  беса призывали
более  крупного,  -  рассудительно  кивнул  Митяй.   -  Божьим  именем  надо
пользоваться, сиречь  законоисполнительными органами, верно? А только раз мы
все это знаем, зачем же нам Кощея-то от забот избавлять?
     -  Вся  проблема в  том, что на этот раз  беда у нас общая.  Я  не могу
допустить  развязывания  магической  войны  местной  и  приезжей  нечисти на
территории моего участка.  Вот разберемся  с  этим Повелителем  мух, тогда и
займемся вплотную самим Кощеем.
     - А пока, стало быть, мы союзники?
     - В общем, да... Хотя мне очень не понравилось, как он с нами прощался.
Я бы даже не удивился какой-нибудь тихой подлости нам вслед.
     Митька заворочался, выбрался наверх и взял на себя обзор тыла.
     - Вроде тихо, Никита Иванович, погони нет.
     - Это уже приятно... Смотри там в оба.
     - Слушаюсь, воевода-батюшка!
     Я  установил  помело  на высокий  холм  с кривой сосной,  чернеющей  на
горизонте, и погрузился в серьезные  размышления.  После  разговора с Кощеем
Бессмертным почти все встало на свои места.  Дело выглядело вполне логичным,
резные плитки  преступной  мозаики  встали на свои места.  Единственное, что
оставалось непонятным, так это исчезновение немецкого посла.
     Итак,  если следовать по порядку, то рассказ выходил таким... В связи с
гиперактивностью  европейской  инквизиции  (а  возможно,  и в противовес ей)
некие темные  силы  решили переселиться  в  более спокойные  русские  земли.
Руководит  проектом  эмиграции  один  из  верховных  демонов  ада, гражданин
Вельзевул, по  прозвищу  Повелитель  мух.  Он управляет  маленьким  немецким
пастором, который  убежден, что  именно  ему  выпала  честь избавить  темный
русский парод от засилья  чертей, водяных, домовых и леших. Для этой цели он
должен  выбрать храм,  оформить его в соответствующих  традициях  и провести
обряд черной мессы. Вызванный таким образом  Вельзевул  активно возьмется за
уничтожение лукошкинской нечисти. Немецкий священник почувствует себя героем
дня и будет наивно ждать исхода битвы, в полной уверенности, что, как только
Повелитель мух победит, он легко  упрячет его обратно в ад. Ну а благодарные
северные варвары  вознесут ему  бурную хвалу,  признают Папой  и  всем миром
резво  перебросятся  в  католичество.  Вот только  мнение  самого Вельзевула
почему-то не берется в расчет...
     Значит, первоначально пастор Швабс тихо скупал у местных купцов  черную
ткань  и  кожу. Когда, по вине Шмулинсона, он упустил крупную партию товара,
репоголовый немец стал молиться своему  демону, и тот украл  ткань.  Никаких
следов  взлома мы обнаружить не смогли, их и не было. Почувствовав серьезную
угрозу  в  лице  сотрудников нашей милиции,  пастор как-то сумел привлечь на
свою  сторону  разношерстную  охрану  посла,  так  что  те  незаметно  стали
подчиняться именно  ему, а  не своему прямому начальству. Справедливо видя в
нас главных противников своих "высоких промыслов", гражданин Швабс  встал на
стезю   неприкрытой  преступности.  Не   понимая,   кто   толкает   его   на
противозаконные поступки, он  планирует  одно покушение  за другим. В  своей
"праведной"  слепоте  он и не  заметил,  как  стал послушным  орудием  чужой
воли...
     Что  же теперь?  Если честно, то я  и близко  не представлял, как можно
силами одного милицейского отделения остановить  зарвавшегося демона с целым
легионом  бесов.  Видимо,   придется  обращаться  за  консультацией  к  отцу
Кондрату, у него должен быть опыт в таких делах.
     Загнать Вельзевула в ад я точно не сумею, экзерсизму и прочим тонкостям
в школе милиции не обучают. Единственное, что  мы реально могли бы  сделать,
так это не дать состояться черной мессе. Пусть они еще помучаются, выискивая
подходящее место.
     Но  вот  почему  был  похищен  посол?  Это стало  у меня  уже  какой-то
навязчивой идеей.  В его исчезновении не  было логического  смысла. Если сам
захотел  сбежать, то мог  бы совершенно  беспроблемно  отъехать "по срочному
вызову", официально, не поднимая  по этому  поводу  ни малейшего шума.  Если
пастор  Швабс  намеревался от него  избавиться, то мог  бы  просто приказать
убить. Теперь же стрельцы вторые сутки прочесывают город. Кому выгодна такая
суматоха? По  моему  скромному  разумению,  подобные  вещи надо  устраивать,
привлекая как можно меньше общественного внимания, а здесь все наоборот...
     - Никита Иваныч, ку-ка-ре-ку-у-у!!!
     - Что? - не сразу повернулся я.
     - Дык... погоня!

     Что и следовало  ожидать... Я  ведь  чувствовал, так легко мы не уйдем.
Кощей Бессмертный является порочным негодяем по  самой своей натуре и просто
не  способен  честно соблюдать условия  партнерского договора. Он обязан был
сделать  какую-нибудь  гадость. За нами бесшумно летели шесть огромных птиц.
Размах  крыльев впечатлял, они уверенно догоняли  ступу, хотя  я  и пробовал
увеличить скорость, как  учила Баба  Яга.  Митька  напряженно  откашливался,
прочищая   горло,   похоже,   он   надеялся   разогнать   врага  неотразимым
кукареканьем. Погоня  приближалась,  сначала я думал, что  это  орлы, но при
более близком рассмотрении птицы оказались совами. Правда, очень  большими и
с неестественно красным сиянием пустых глазниц.
     - Ку-ка-ре-ку!!!  -  грозно заорал мой младший  сотрудник, вкладывая  в
крик всю душу. Ничего не произошло.
     - Может, надо подождать, пока подлетят поближе?
     - Митя, еще минута, и они тебе с налету гребешок на  затылок развернут!
Кукарекай, пока не поздно.
     -  Ку-ка... ой!  Они не  падают! Матерь  Пресвятая  Богородица, спаси и
помилуй меня, грешного... - И храбрый петух мигом скрылся на дне ступы.
     Я  стиснул  зубы,  приготовившись  к  худшему.  Мысли  были  холодными,
короткими и деловыми.  Главное - не дать напасть на себя всем  одновременно,
навалятся  со всех сторон и заклюют. По  счастью,  совы  летели не сомкнутым
штурмовым строем...
     Первую я сшиб размашистым ударом помела,  одновременно  опуская ступу в
глубокий   штопор.  Слабостью  вестибулярного  аппарата   мне  страдать   не
доводилось, и оглушенная  сова мешком рухнула  вниз. Я вел неравное сражение
по всем писаным и неписаным законам  воздушного боя. Нападающие превосходили
меня  числом  и  маневренностью, ступа напоминала  тяжелый  танк,  атакуемый
вертлявыми мотоциклистами.  С плеча  сорвали погон, ремешок фуражки пришлось
закусить зубами,  по  зато почти каждый мой  удар  находил цель и ряды врага
уменьшились вдвое. Еще одна сова, не успев избежать нашего очередного финта,
намертво завязла когтями и клювом  в  мореном дереве ступы. Представляете их
силу  и  остроту?  А  двое  оставшихся   благодушно  прекратили   атаки   и,
развернувшись, плавно  ушли  за  горизонт. Отдышавшись, я  направил помело в
сторону родного Лукошкина.
     Пару минут спустя со дна ступы  раздалось подозрительное  бульканье. На
свет божий  показалась болтающаяся  Митькина голова. Могут ли куры бледнеть?
Не знаю, но этот петух был именно бледный, с прозеленью, иначе не скажешь...
     - По-могите... ик! Плохо мне...
     - Что, укачало?
     -  А-а-а... - Петух  безвольно  свесил  головку за борт, по-моему,  его
стошнило. - По-помираю...
     - Не волнуйся, это пройдет, - уверенно утешил я. - От "морской болезни"
еще никто не умирал, а для работника милиции она просто неприлична.
     - Пр-стите за... за все... не поминайте лихом... ик!
     - Ты бы  потренировался,  что ли...  На качелях-каруселях почаще бывать
надо, еще разные там стариковские кресла-качалки очень помогают.
     - Вот и-ик! Смерть моя... пришла...
     - А знаешь, в моем мире  ученые придумали массу лекарств от укачивания.
Таблетки разные,  говорят,  еще крепкий табак помогает,  лимон... Только его
без сахара сосать надо.
     - Да что ж... ик! У вас ни капли жалости  ко мне нету?! - взвыл наконец
раздосадованный Митька. - Я тут страдаю безвинно, с жизнью навек прощаюсь, а
вы  все  о каких-то  фруктах...  Что  за  жизнь,  все  кому не  лень  сироту
обижают...
     - Не прибедняйся, у кого мама в деревне?
     - Так ведь только мамонька родная и есть, - жалостливо всхлипнул петух,
обхватив голову  крыльями  и пуская слезу,  которая побежала вдоль  клюва  и
повисла  на кончике блестящим  хрусталиком. - А батюшки родного давно нет на
свете белом... спит в  земле сырой, кормилец наш... один я у  мамки остался,
ни сестренки, ни братишки...
     - Да,  не  повезло,  - задумчиво признал я.  - Один у мамы сын, и тот -
милиционер...
     - Вы к чему это, Никита Иванович?
     -  Так...  глупая  шутка  из  моего  времени.  Ну, вроде бы  все...  Ты
оклемался?
     -  Не берет  меня смерть, - грустно кивнул Митька. - Видать, грешен  я,
придется еще на земле помучиться.
     - Ничего,  вон,  посмотри... Видишь  там,  на  горизонте белую полосу с
позолотой? Это лукошкинские колокольни, скоро будем дома.
     -  Вот  и  ладушки.  А  пока  не  прилетели,  позвольте  вопросик  один
полюбопытствовать? Спасибочки... Вот когда вы с Кощеем за  переговоры  сели,
он как-то странно обмолвился, дескать, вертухаям да петухам рядом  с вами не
стоять... Это что ж он имел в виду? Чем ему, злодею, петухи-то не угодили?
     - А-м... как бы... Вот этого, Митя, тебе бы лучше не знать, - почему-то
смутился я.
     - Ну, Никита Иваныч, ну пожалуйста! Ну  растолкуйте, Христа ради,  мне,
необразованному,  эту  премудрость  милицейскую.  Не  ровен час,  по  службе
понадобится. Кто спросит, а я не знаю... Срамота! Уж сделайте такую милость,
расскажите...
     Я  глубоко вздохнул,  прикрыл  глаза  и  как  можно  доходчивее, самыми
простыми русскими словами, буквально на пальцах, объяснил младшему товарищу,
кого на "зоне" называют "петухами", за что,  чем они там занимаются. К концу
рассказа Митька окосел! Он впал в полный столбняк,  гребешок на голове встал
дыбом,  нижняя  половинка  клюва  отвисла  аж  до  груди,  а  круглые  глаза
увеличились до размеров царского пятака. Бедный петух молчал почти  полчаса,
с  ужасом переваривая  нанесенные  ему  оскорбления.  Только  когда  мы  уже
сворачивали на наш  двор, он неожиданно  встряхнулся и страстно бросился  ко
мне:
     - Воевода-батюшка, поворачиваем назад!
     - Зачем?
     - Поворачиваем!  Я ему, гаду... Я ему за  такие  слова прямо в  глаз...
кукарекну!!!

     На дворе отделения было подозрительно  тихо. Нас встретили два стрельца
под руководством  Еремеева. По  одному  виду ясно, что  в  городе  очередная
трагедия. И, судя по их убитым мордам, трагедия глобальная...
     - Не тяни, Фома, говори прямо, кого убили.
     - Никого... - пряча глаза, пробурчал он.
     - Час от часу не легче. - Я спрыгнул со ступы,  шлепком отправив Митьку
погулять с курами. - Что же тут такого страшного случилось?
     - Да уж... случилось. Ягу твою мы... того... арестовали.
     - Что?! - У меня, наверное, ноги подогнулись. - Кого вы арестовали?
     - Да бабку же твою... - огорченно развел руками старший стрелец. -- Тут
такое было...  В обед выбегает она из дому,  орет невесть что на всю улицу и
ложкой деревянной размахивает, ровно ударить кого хочет... Ну, думаем,  все,
ополоумела старуха!  Глядим,  так  и  есть - бьет ложкой своей по  кустам да
заборам,  на месте крутится, ногами топает и ругается... хоть уши затыкай! А
потом как развернется, подпрыгнет  да как побежит... И куда бы ты думал?  На
соседнюю улицу, прямиком в мужскую баню!
     - Ох... - Я схватился за сердце.
     - Мы - за ней! -  все  более воодушевлялся своим рассказом Еремеев. - А
из бани уже мужики голые выпрыгивать стали, шум, крик, суматоха! Внутри Баба
Яга, вся  в мыле на полу ползает,  вроде как кого  ложкой своей лупит... Ну,
пока мы на нее кафтан стрелецкий накинули, пока в охапку сгребли, пока народ
успокоили... Так в порубе и сидит...
     - Боже мой, ни на минуту оставить нельзя, - тихо простонал я.
     - Уж ты не серчай, сыскной  воевода... зла  мы ей не хотели, обращались
со всевозможной вежливостью. А только сами к порубу не пойдем... Ежели она и
в самом деле свихнулась, так и превратит не глядя в зверушку какую...
     Я молча отодвинул его  в сторону и пошел за бабкой. Дверь в  поруб была
заложена здоровенным поленом. Отшвырнув его в сторону, я шагнул вниз.
     - Это ты, Никитушка? - глухо раздалось из самого темного угла.
     - Я, бабушка Яга. Зря вы тут сели, сыро ведь и холодно. Помните, как вы
на  прошлой  неделе на радикулит  жаловались? Пойдемте  наверх, стрельцов  я
отослал на всякий случай...
     - Правильно, от греха подальше, - кивнула Яга, цепляя меня под локоток.
- Ниче,  ниче,  Никитушка, не волнуйся за меня, я тут в порубе уже  поостыла
маленько...  А  ведь  хотела  их,  охальников,  всех  в  зайцев  превратить,
подчистую! Всю сотню еремеевскую! Впредь была бы наука, как мешать работнику
милиции во время выполнения ответственного задания.
     - Давайте-ка пойдем в терем, там за столом и расскажете.
     Накрывал я сам, Митька было сунулся в сени, но Яга пихнула его лаптем:
     -  Не  приставай, потом  расколдую. Сходи  вон  курам  своими подвигами
похвастайся.  Они слушать  любят... Разогреть  самовар, расставить чашки  да
положить на скатерть блюдо со сдобой - дело нехитрое...
     Стрельцы благоразумно не показывались в секторе оконного  обзора. Бабка
отошла  примерно  к   третьей  чашке,   начав  страстный   монолог  в  стиле
гангстерского боевика:
     - Все  тихо  было.  Проблем  дорожно-транспортных  - никаких,  драк  да
действий  хулиганских  -  не замечено,  с жалобами народ  не являлся,  ворье
всякое стыд и меру знало,  отчего ж не работать при такой-то жизни? Тут бы и
я,  старуха болезная,  одна за всем  порядком  уследила. А  вот недосмотрела
только... Кота-то  своего верного, Васеньку  моего  благородного, я  ведь на
подворье немецкое отправила! По приказу твоему с  кошками ихними о слежке за
мессой этой проклятущей договариваться. Сама  в  уголочке сижу, над  носками
тружусь. Вдруг - глядь, из дверей  на подоконник  ровно крыса какая  пестрая
бросилась.  Да в Окно, да  в лопухи, да через  весь двор - к воротам... Куры
бедные так врассыпную и кинулись!
     - Шмулинсон, - догадался я.
     -  Он самый, злодей!  -  хлопнула ватрушкой  по  столу  разгорячившаяся
бабка. - Стал, подлец, у забора, нашел щелочку да кулаком  мне погрозил. Ну,
я встала, схватила что под руку попалось, да и за ним. А ить,  он, пакостник
мелкий, не дурак будет... все по кустам да репейникам лазил! Ему, по причине
малорослости, так сподручнее,  а мне-то, в мои годы, куда по колючкам  подол
трепать? Разозлилась я!
     - Все  ясно,  прячась за растениями,  он дунул по центральной  улице  и
решил, что в бане уж точно от вас спрячется.
     -  И спрятался бы! Нешто  у  меня  совсем  мозгов нет,  в мужскую  баню
лезть?! Чего я  там не видала...  А только у дверей обернулся же, паскудник,
да на всю улицу обхамил меня антисемиткой. Тут уж я и не сдержалась...
     - Так и не поймали, - посочувствовал я, подливая ей чаю.
     - Нет, убег, - вздохнула Яга. - Шайкой я в него швырнула, да промазала!
Но кипятком крутым обварила его здорово...
     - Сейчас он,  видимо, уже дома. Можно было бы послать стрельцов, но при
таком  росте этот сионский гробовщик свободно спрячется под мышкой  у  жены.
Ладно, захочет, чтоб превратили обратно, - сам прибежит.
     - Никитушка,  а  ты ему  штраф за  обзывание выпишешь? Рази ж можно так
пожилую женщину при честном народе грязью поливать?!
     - Вообще-то это не очень страшное слово, - улыбнулся я. -- Антисемитами
называют тех, кто не любит евреев. Вот вы их любите?
     - Откель  же мне знать? - приподняла бровь  бабка.  - Ко мне  в избушку
ихние  королевичи  отродясь  не  захаживали.  Люблю  ли?  Так ведь  это  как
приготовить, попробовать надо...

     В свою очередь  рассказав  о визите  к  Кощею,  я отдал  ей порошок для
экспертизы  и  сел  за докладную царю. Особенно хвастать было  нечем, но,  с
другой стороны, когда знаешь, с кем именно борешься, - это  уже  полдела.  К
Гороху  я  сегодня идти не  намеревался,  пусть Яга  вернет  Митьку  в облик
человечий, он мой отчет и доставит. Хуже всего была полная  неизвестность  в
сроках и датах. Прощенный Еремеев был допущен бабкой пред мои очи и сообщил,
что в поисках посла  просвета нет, ровно сквозь землю  провалился. Из  всего
подозрительного  мог  отметить  лишь  визит  злосчастного  иконописца  Саввы
Новичкова в немецкую слободу.
     - Зачем ходил, не уточняли?
     -  Как  же, сразу на  выходе и сгребли  молодца... Спросили честью, че,
мол, делал?  Говорит, будто  пастор немецкий  в себя  пришел  да работу  ему
посулил.
     - Какую работу? По специальности?
     -  Нет,  по ремеслу,  -  пояснил  старшина,  -  иконописную. Вроде храм
какой-то расписать надобно.
     -  Очень хорошо.  -  Я  сделал  пометку  в  блокноте.  -  Узнайте,  где
остановился  этот  господин  оформитель,  и  ведите  постоянные  наблюдения.
Напомните мне, в каком храме служит отец Кондрат, нам надо побеседовать.
     -  В соборе  Святого Ивана  Воина, - уверенно ответил  Еремеев.  - Мы с
ребятами тоже в ту сторону идем, проводим.
     В  общем,  раздав всем  соответствующие  указания, я выдвинулся в район
северных  ворот.  Храм Ивана  Воина мне  очень  нравился,  он  был  какой-то
особенно  ухоженный внешне  и невероятно уютный  внутри.  Как вы уже поняли,
религиозным  человеком  я не являюсь. Впрочем,  и  атеистом тоже. В  смысле,
истиной  веры  в  душе  нет,  но,  живя  здесь  и  постоянно  сталкиваясь  с
проявлениями  нечистой  силы, было бы глупо  отрицать наличие и светлой. Так
что Бог есть, в этом я убежден. Вот как связать такую убежденность с редкими
визитами  в  церковь,  внутренним  неприятием  религиозных  ритуалов и  всем
прочим, что делает из  человека настоящего христианина... А...  на  эту тему
надо серьезно  говорить со священниками, но  отца  Кондрата  я  хотел видеть
совсем  по  другому  поводу.  Он  оказался не занят, несколько подозрительно
пригласил меня  войти  внутрь.  Мы уселись в  каком-то  теплом помещении  за
алтарем. Дурманно пахло ладаном  и воском, я  решил не  отвлекаться  и сразу
перешел к главному:
     - Мне нужна  консультация  профессионала, вы  не подскажете, кто  такой
Вельзевул?
     -  Повелитель  мух? -  скривился  батюшка,  едва  сдерживаясь,  чтоб не
плюнуть от омерзения. - Один из верховных демонов ада, бес  очень известный,
силы  немереной и честолюбив до  крайностей.  Те,  кто  вызывает  его, редко
остаются живы, ибо свиреп он и коварен зело. К почитателям своим в  образине
мухи огромной является. Только тебе-то все это к чему, сыскной воевода?
     -  Есть серьезные основания  предполагать, что  некие граждане намерены
совершить  у нас в Лукошкине обряд его  вызывания. Якобы с благими  целями -
для уничтожения местной  нечистой силы. Лично у меня, да и не у меня одного,
вызывает опасения  сам факт  возможности  управления  таким  существом.  Это
вообще возможно?
     - Нет, сын мой. Разве уж человек  тот совсем святым отшельником  будет,
да  и  то -  веры  его хватит  лишь Вельзевула назад  в ад вернуть.  А  чтоб
хозяином ему быть... такое никому не по силам. Демона только с цепи  спусти,
он ужо себя покажет...
     -  Скажите, а вот  если  такое все же случится, смогут ваши священники,
объединившись, какими-то специальными молитвами исправить положение?
     - Не ведаю, - честно  покивал  бородой  отец  Кондрат,  -  хотелось  бы
верить, но ведь все в  руках Божьих. Ежели  придется  -  всех  под священные
хоругви подниму, а уж  сумеем ли, нет  ли... Тут не обессудь, участковый, мы
своих сил не знаем.
     - Но я могу рассчитывать на вашу помощь?
     -  Знамо дело,  милиции  родной завсегда  помочь готовы.  Хоть  сегодня
прикажу по всем церквам охранные службы служить...
     - Спасибо, почему бы и  нет?  - Я встал, поблагодарил за содержательную
беседу и  двинулся к выходу: - Итак, если что-то серьезное, мы тут же ставим
вас в известность.
     - Не сомневайся, сыскной воевода, супротив  Вельзевула беззаконного  мы
все,  как один, восстанем! Да  только скажи, какой христопродавец здесь  его
вызывать удумал?!
     -  Сожалею...  эти  сведения  пока  остаются  секретными  в   интересах
следствия.
     Отцу Кондрату это не понравилось. Но я  не мог поступить  иначе, только
не хватало,  чтоб он  оповестил весь город о планах "немецких  католиков"  и
возбужденная православным гневом  толпа начисто смела всю слободу. Нет уж, я
читал, на что способны религиозные фанатики... Уже на улице, где меня ожидал
постоянный  эскорт из двух рослых стрельцов, подошли  еще двое. Оказывается,
появились первые сведения об исчезнувшем после. Вроде бы сразу за городом, у
реки,  что-то обнаружили. Я  отправил одного  стрельца на поиски Еремеева, а
сам с остальными пошел на указанное место. Получасом позже мы были на месте.
Река здесь делала крутой  поворот, берег был  низким, обрывистым и  заросшим
старыми  ивами.  Действительно,  у  их корней,  уходящих  в воду,  виднелись
какие-то  обрывки  ткани.  Стрельцы,  поддерживая  друг   друга,  умудрились
вытащить эту улику - оторванный рукав от посольского камзола! Кто-то пытался
упрятать концы в воду...
     -  Берегись, сыскной  воевода! -  неожиданно заорал ближайший  стрелец,
толкая меня в плечо.
     Раздался выстрел! Пуля свистнула у самого уха...
     Из-за  прибрежных кустов вышло  четверо негодяев в немецком платье. Все
были вооружены короткими ножами, а у самого последнего дымился ствол пищали.
Никто  не  задавал никаких вопросов,  четверо на  четверо, силы почти равны.
Почти, потому что я не был вооружен, но из ворот уже бежал сотник Еремеев  с
товарищами. Нужно было продержаться не больше пяти минут...
     Как там сцепились остальные - не знаю, лично я буквально был сбит с ног
мощным  броском  своего  противника  и вместе с  ним рухнул с берега в воду,
подняв тучу брызг.
     Он был гораздо сильнее и тяжелее... Подводным течением нас быстро несло
в сторону, борьба в воде вообще очень проблематична: ни размахнуться толком,
ни ударить.  Противник  попросту ломал  мне  ребра,  обхватив поперек обеими
руками. Я  безрезультатно пытался  сдавить ему горло, но воздуха не хватало,
одежда  тянула на дно. В полном безумии  я как-то  ухитрился выскользнуть из
смертельных объятий, однако немец, тоже почти задохнувшийся, мертвой хваткой
вцепился  в  мой китель. Легкие разрывало! Последнее, что я  запомнил, - это
синие и зеленые полосы перед глазами. Мне они что-то напомнили...
     "...Оставайся  с  нами...  Ты  устал,  ты  так невероятно  устал... Мир
жесток, его невозможно исправить,  как бы ты ни старался, зло никогда его не
покинет.  Там  пыльно и  жарко,  там пот  и  кровь орошают  землю, любой шаг
превращается в  борьбу за право жить... Останься с нами, отдохни  от вечного
бега за своей  неустроенной судьбой. Отдохни от друзей  и врагов, от шума  и
дел, от службы и суеты. Позволь нам снять с твоих  плеч усталость, ни о  чем
не думай, не беспокойся, не страдай. Мы уложим тебя  на мягкие водоросли, мы
окружим тебя  лаской  и прохладой,  наши  руки  навсегда утешат  тебя,  наши
поцелуи..."
     - Эй, участковый! - Кто-то сильно ударил меня  чем-то мокрым в лоб. - А
ну, вставай! Разлегся тут...
     Я с  трудом  разлепил  глаза. Речка, отмель, лежу на старой, выбеленной
коряге,  невдалеке мостик, тот самый,  у которого я знакомился  с русалками.
Излучина речки Смородины, вот, значит, куда меня вынесло... А кто же тут?
     - Да здесь я, здесь! Озирается  еще... Слева,  под корягой, на солнце в
такую жару лезть неохота.
     Я   глянул  вниз:   действительно,  из-под  коряги  на  меня   смотрели
мутно-зеленые глаза, лягушачий  рот кривился  в знакомой улыбке, а с усов  и
белой бороды стекали мелкие капельки.
     - В-водяной, если не ошибаюсь?
     -  Не ошибаешься, участковый, он  самый и есть,  - подмигнула голова. -
Что ж  это  ты,  друг  любезный, делаешь? Тебя в  Лукошкино зачем поставили?
Порядок
     охранять!  А  ты  тут   чем  занимаешься?   Моих   русалочек   невинных
соблазняешь...
     - Простите великодушно, я... - Мне удалось прийти в себя и после второй
попытки сесть. - Я совсем ничего... почти ничего не помню. Там... была драка
на берегу, мы упали в воду. Наверно, я утонул?
     - Конечно, утонул, - бодро  подтвердил водяной, подавая  мне фуражку. -
Девоньки тебя уж  почти готовенького на бережок вынесли, а там и я подоспел.
Думаешь, мне очень надо речку милицией загрязнять?
     - Вы... о чем это?
     -  О том,  что  у  меня и без  тебя мусора  хватает... Шел бы ты домой,
участковый, да  делом занялся. Даром мы с лешим  тебя уму-разуму  учили?  Не
ровен  час,  немцы эти мессу свою проведут... Вот и  кончится наша спокойная
жизнь.
     - Да, конечно... - попытался встать я, но соскользнул, по пояс рухнув в
воду. - Ой, извините, пожалуйста!
     - Извиняю, - великодушно кивнул водяной, оттирая с лица брызги. -- Беги
давай, там тебя уж обыскались небось...
     - Спасибо. И... я хотел бы поблагодарить Уну и Дину, вы передайте им...
     - Передам! Мотай отсюда, я тебе говорю! Вот ведь напасть, как  заведешь
молоденьких русалок, так все подряд и липнут...
     Я выбрался на  берег, вылил воду  из ботинок и широким шагом направился
по  тропинке  в город.  Уже  на холме, обернувшись,  я заметил  две  девичьи
головки -  русалки стояли по горло в  воде  в тени  старой  ивы и  прощально
махали мне вслед.  Надо  будет обязательно вернуться,  принести бутыль водки
старому хрычу, конфет и пряников девчатам, ну и бусы какие-нибудь в подарок.
Так сказать, за спасение утопающего...
     -  Стрелецкий  разъезд перехватил  меня  уже у  мельницы.  Мужики  были
страшно рады видеть мое благородие насквозь мокрым, но живым. У Фомы хватило
мозгов отправить еще  два таких наряда вниз по реке, в надежде выловить  мое
тело. Оказывается, мы угодили в  специально подготовленную ловушку. Немецкие
телохранители ждали  именно меня,  кроме  посольского  рукава в  реке больше
ничего  не  оказалось,  так   что   поиски  Кнута   Гамсуновича  по-прежнему
продолжаются.  Двое  стрельцов  получили пулевые ранения.  Тот охранник, что
боролся  со  мной, был найден утонувшим, еще один был убит в общей  схватке,
двое  уцелевших доставлены в  отделение. Яга, выслушав доклад о моей гибели,
едва  не  бросилась  на  стрельцов  с  кулаками.  Потом  опомнилась,  быстро
поворожила на воде и сказала, что я жив, чтоб сей же час  шли искать и  чтоб
без сыскного воеводы не возвращались. Ну, здесь все складывалось хорошо...
     Митька, уже успевший вернуться  от царя, ждал  нас  еще  в воротах. Все
соседи были тут как тут...
     - Живой! Живого ведут!
     - Славен Господь на небесах, и чудны его деяния...
     -  Участкового из  речки  за  шнурки выловили! Говорят,  враги на  него
покушались...
     - Ох ты ж, да кому ж он так неугоден, защитник наш?!
     -  Да мало  ли ворья  беззаконного  по земле ходит...  А  Никита Иваныч
никому  спуску  не дает!  Ни  купцам,  ни  боярам, а  намедни и  вовсе  всех
священников заарестовал! За что, за что... Значит, было за что!
     - Ой, гляньте-ка, да ведь он мокрый весь...
     - Знамо  дело, дура... его ж из реки  выловили, а не с бельевой веревки
сняли.
     -  Совсем  замаялся,  сердешный наш... А, доброго  здоровьичка,  Никита
Иванович!   Не,   не...  мой   больше   не  пьет!  Спасибо   за  про...фи...
фили...сифили...
     -  Да не лезь ты  к коням под  ноги, бедная  скотина  от твоей рожи  аж
шарахнулась!  Вон  у  сыскного воеводы  фуражечка на  ухо  съехала... Может,
подмогнуть чем, батюшка?
     Когда ворота захлопнулись, я  облегченно вздохнул. Народ здесь простой,
душевный  и общительный, как увидят - здороваться  лезут, разговоры заводят,
мнениями  обмениваются. Я,  к  сожалению,  пока так и  не выучился  свободно
разговаривать с людьми. Нужно иметь быстрый ум и хорошо  подвешенный язык, а
то тебе  из  толпы  такого  наговорят  -  всю  жизнь с красными ушами ходить
будешь...

     Яга моему возвращению не удивилась, глянула мельком и вновь повернулась
к столу, на котором были расставлены разные мисочки и пузырьки.
     Я  понимающе  кивнул, прошел к себе в комнату и переоделся  в домашнее.
Форму еще  нужно было приводить в порядок, хотя  она на мне, конечно, слегка
подсохла,  но мятая  была до  невозможности  и  на  погоны  налипли  листики
водорослей. Пусть повисит, а бабка освободится и быстренько сделает все, что
надо.
     - Есть будешь?
     - Нет, спасибо... Как идет экспертиза?
     - Уж и не знаю, что сказать... Либо я стара стала и подвоха Кощеева  не
вижу,  либо  он, злодей,  и  впрямь  стоящую вещь  подсунул. Надо  бы по уму
испытать на ком...
     - Я могу попробовать.
     -  Тебе нельзя, да и мне тоже. Если мы с  тобой на  любой вопрос только
правду резать будем, то как же секретность в следствии соблюсти?
     - А Митька?
     - Ему тем более... Он  и  без порошка все что хошь разболтает, лишь  бы
слушали. Нужен человек пришлый, к отделению отношения не имеющий.
     - А как это хоть готовится? - полюбопытствовал я.
     - Да  проще пареной репы. Одну ложку  на цельный самовар, что в горячем
виде,  что  в  холодном. Как  выпьешь,  с  полчаса погоди, пока  действовать
начнет.  А уж потом,  как приспеет, - хоть  рот зажимай, все равно все самое
сокровенное растреплешь.
     -  Никита Иваныч,  гости  к  вам, -  раздался из сеней Митькин голос. -
Прикажете пропустить?
     - Да, - громко ответил я.
     В  горницу,  сумрачно  озираясь,  вошел  думный дьяк Филимон, известный
скандалист  и  прощелыга.   Начал  он,   как  всегда,  без   предисловий,  с
прямолинейного хамства:
     - Где тебя черти носят, сыскной воевода?! Я те что, малец босоногий, по
всему Лукошкину за светлостью  твоей участковой пятки  мозолить? У меня ноги
не казенные!
     Я было приподнялся, но Филимон не дал мне и рта раскрыть:
     -  Что  ж  ты,  участковый,  порядку  не  знаешь?  Всю  бухгалтерию мне
нарушаешь...  Ты  когда  должен  жалованье свое получать? Третьего дня!  Али
совесть не позволяет  брать деньги незаработанные? Так  у меня из-за совести
твоей баланс посейчас не сведен!
     - А не  откушаешь ли чайку с дороги? - неожиданно вмешалась Баба Яга, с
подозрительным   гостеприимством   выставляя  на  стол   большой   поднос  с
ватрушками. Всю свою  "химлабораторию" она незаметно сдвинула в угол. -- Вот
у  меня  и печево  свежее, и  самовар только  вскипел,  и вареньица  разного
достану...
     - Благодарствуем, конечно...  да только временем особым не располагаем.
Из-за таких вот... Не приходют вовремя, а я за ними бегай!
     -  Вот  и  присядь  на минуточку,  отдышись,  я  те  быстренько чашечку
спроворю...
     - Побольше! -  сурово попросил дьяк, позволяя усадить себя на лавку. --
И сахарку, уж не поскупитесь...
     Я деликатно помалкивал, догадываясь, что затеяла Яга.
     - Что нового на дворе царском слышно?
     - Да  как вам сказать, бабуленька...  Государь  наш в гневе, на милицию
вашу  серчает. Дескать,  посла  немецкого  не  уберегли,  а  у  него  теперь
международная обстановка разваливается.  Опять  же квартирант ваш  жалованье
свое забрать ленится... Ну и молодежь пошла... Я, бывало, в его годы каждому
грошику медному радовался, за каждой копеечкой бегал, каждому пятачку в пояс
кланялся, работы не  стыдился...  Вы бы  уж присмотрели  тут,  а то ведь, не
ровен  час,   турнет   государь  вашего   участкового   за  такую   свинскую
непочтительность.
     - Присмотрю,  присмотрю, а как же... -  в тон пропела Яга.  - Вы чай-то
выпили?
     -  Да... - шумно выдохнул дьяк и  потянулся  к ватрушке, но бабка резко
шлепнула его ложкой по пальцам. - Ау! Больно же...
     - Раз чай выпил, давай выметайся отсель!
     - Чего?!!
     - Того! Хватит тут грубиянничать, иди себе подобру-поздорову.
     От такой невероятной смены настроения бедный дьяк едва не сполз на пол.
Когда же он наконец вылез из-за стола и, поджав губы, широким шагом двинулся
на выход, Яга быстро остановила его, рявкнув вслед:
     - Куда пошел?! А деньги?
     -  В  приказе  получит,  в  следующем месяце,  -  попытался свредничать
Филимон, но моя  хозяйка  сдвинула  брови и  выпустила из  ноздрей оранжевую
струйку пара.
     Дьяк  побледнел,  сунул  руку за пазуху  и быстренько выложил  на  стол
новенькие червонцы.
     -  Еще  раз задумаешь  на милицию гавкать -  попомни,  мы тоже кусаться
умеем.  На прощанье Баба Яга  изобразила  широкую улыбку,  продемонстрировав
бюрократу кривые желтые клыки.
     Из терема  Филимон вылетел,  думаю, он вплоть  до самого дома бежал  не
оглядываясь.
     - Зря вы с ним так...
     - Заслужил, - огрызнулась Яга.
     - Да я не об этом. Вы ведь ему порошок подмешали, время не  вышло,  как
мы узнаем, что через полчаса он будет говорить только правду?
     - Ну... увлеклась! Довел он  меня упреками своими. Давай на ком  другом
еще попробуем.
     -  Так у нас же немецкие охранники в порубе! -  вовремя вспомнил  я, но
Яга охладила мой пыл:
     - Нет  их  там, в  царскую  тюрьму  я их отправила.  Допросила  сперва,
конечно,  да только не знают они, где посол. Не врут, вправду не  знают.  Их
дело  было - тебя погубить,  так им пастор слободской приказал. Я ж насквозь
вижу,  когда  кто  врет.  Че  их  в  порубе  держать,  может,  он  для  дела
понадобится...
     В дверь  снова забарабанили.  Митька, дежуривший в сенях, доложил,  что
заявились стрельцы. Привели  с собой незадачливого  иконописца. Он под вечер
направился на немецкое подворье, но  парни решили  перед этим  завести его к
нам, в том смысле, не  угодно  ли  мне чего спросить? Я подумал и решил, что
поговорить  стоит. Яга поставила  на стол чистую  чашку, а вот  использовать
порошок  не  стала. Богомаз  был человеком простодушным  и  вряд ли  бы стал
скрытничать.

     Новичков   задержанию  не   удивился  и   даже  обрадовался   случайной
возможности заскочить в  отделение. Вины он за собой  не чувствовал, а к нам
тянулся, видимо, из-за того,  что  мы первые, кто не костерил его самородное
творчество.
     - Как дела? Где устроились?
     - У конюхов  в  торговых рядах,  я лошадей  люблю,  -  скромно  отвечал
художник, присаживаясь к столу. - Краски есть еще, рисую помаленечку.
     - Появились заказы или так, для себя? - осторожно начал я.
     Новичков не заметил подвоха и тут же пустился в доверчивый рассказ:
     -  Да вот недавно церковь  немецкую мне  под роспись предложили. Пастор
ихний, Швабс, так и сказал - вот, мол, все стены твои - твори как хочешь, мы
заплатим.
     - Заплатили?
     - Аванс дали, грех жаловаться. А на роспись только сегодня иду.
     -  Почему  же  так  поздно?  Дело-то  к  ночи.  Я  всегда  считал,  что
профессиональным художникам необходимо естественное освещение.
     - Оно бы  конечно, -  загорелся  иконописец-авангардист,  - но заказчик
требует срочной работы, он хочет, чтоб церковь была закончена уже завтра.
     Мы с Ягой тревожно переглянулись.
     - Но... но это ведь нереально! Один человек не в состоянии расписать за
столько времени целый храм.
     - Успею... Вы меня не знаете,  я как до красок дорвусь, так  не  ем, не
пью,  не  сплю - кисти в  руках так  и бегают! Опять же мне там не  живопись
разводить, а в два цвета да в моей манере...
     - Минуточку! -  почему-то вздрогнул я. - Как это  в два цвета? В  какие
же?
     - В черный да красный, - пожал плечами Савва и взял еще плюшку.
     - Но... не совсем понимаю... Конечно, я человек далекий от искусства, а
в  религиозных темах вообще ничего не смыслю, но неужели  логично  расписать
храм  изображениями святых,  используя  лишь  два цвета? Ну,  там белый  или
желтый - я бы как-то поверил, но черный и красный...
     - Так им святых и не надо.
     - Как  это так? -  не  выдержала Яга, обычно бабуля предоставляет право
задавать вопросы мне, а сама строго бдит за правдивостью ответчика.
     -  Мне  сказано  было  ад изобразить,  демонов  да  бесов  разных.  Чем
страшнее, тем лучше,  -  на мгновение задумавшись, пояснил художник; видимо,
его моральная сторона  темы нисколько не  волновала, человек  творил  только
ради чистого искусства.
     - А мух вас не просили изобразить?
     - Просили... А как вы...
     - Служба такая - про  всех все знать, - криво улыбнулся я. - Значит, вы
говорите, что к завтрашней ночи все должно быть готово?
     - Да.
     - И платят хорошо?
     - Десять червонцев обещано, два вперед дали.
     -  Угу... А  позвольте полюбопытствовать,  вы  прямо на  стенах  писать
будете
     или...
     - Прямо на стенах  не  успею, - признался богомаз. - Это  ж  леса  надо
устанавливать, лазить  по ним вверх-вниз, несподручно одному.  Ткани  должны
были доставить черной, на полу расстелю, а уж после на стены разверну. Это и
с лестницей сделать можно...
     - Как же вы будете рисовать черным по черному?
     -  Что  ж тут мудреного? Свет  -  красным  проложу, а тени... краска-то
черная  только  на  первый взгляд одинакова, а ведь сколько  оттенков у нее:
сажа  смоляная,  кость  жженая,   виноградная,   персиковая,   гутанкарская,
шахназарская, звенигородская...  Это  ж как технически интересно! Черным  на
черном, да черную душу демонизма во всем ужасе показать... Вот  увидит  отец
Кондрат,  сразу  поймет  мое  искусство  и еще  небось и на  работу  к  себе
пригласит.
     - Очень может  быть, - сдержанно кивнул я. Все складывалось более-менее
ясно,  хотя  совершенно  непонятно, что же, в конце  концов, делать.  Черная
месса недалека, возможно, ее  проведут  уже  завтрашней ночью.  К сожалению,
четкого плана действий мы не выработали до сих пор...
     Новичков, закончив  с  чаем, попрощался  и ушел,  я попросил  стрельцов
проводить его до немецкой слободы.
     - Ну, что скажешь, сыскной воевода?
     - Если честно, то сказать нечего.
     - Будем всех арестовывать?
     - Можно, но это не выход. Раз уж в деле замешаны такие темные  силы, то
взамен одного пастора они  легко  соблазнят десяток  других.  Необходимо  не
просто  остановить  черную  мессу,  а  сделать  так, чтобы  впредь  никакому
Повелителю мух не взбрело в рогатую голову лезть к нам в Россию.
     - Правильно мыслишь, Никитушка. Только как сделать-то? - развела руками
Яга.
     - Вот и у меня те же проблемы...
     - Стало быть, думать будем...
     Но долго думать нам не дали - едва не снеся дверь,  в горницу вломились
четверо стрельцов, да еще Митька держал в  охапке двоих,  пытаясь изобразить
служебное рвение:
     -  Никита  Иваныч,  я их не пускал!  Нельзя, говорю,  без  доклада.  Их
благородие с бабулей думу думают! А они, окаянные, так и прут...
     - Беда, сыскной воевода! - шагнул вперед один из стрельцов.
     - Царя убили? - вскинулся я.
     - Хуже! Дьяк Филимон с ума сошел...

     На этот раз мы отправились всем отделением. Стрельцы в  минуту запрягли
нашу кобылу, Митька прыгнул за  вожжи, в  общем,  до дьякова  дома добрались
быстро. А  уж  народу  там  было... жители трех близлежащих  улиц,  половина
гончарного  квартала,  бабы,  сельские  мужики,  приехавшие на базар, дети с
сахарными петушками  на  палочках,  заезжие  торговцы, свободные  от  службы
стрельцы,  куча  работного  люду,  побросавшего  все  дела,  дабы  послушать
"политические откровения" Филимона Груздева. Сам дьяк влез на крышу домика и
оттуда, держась за трубу, орал дурным голосом:
     -  А  еще купцу  Манишкину  бумагу  нечестную  подписал, будто  у  него
холстина батистовая для производства портновского дюже подходящая.  Врал  я!
За  взятку в  полмешка  муки  да фунт  сала  кабаньего  все воровство злодею
дозволил. Грешен я! Каюсь перед всеми! Судите меня, православные!
     - Ну что ж, сыворотка правды успешно действует. Как вы полагаете, долго
продержится этот эффект?
     - Часа  два, а то  и три, - задумчиво решила  Баба Яга, а из толпы  уже
подбрасывали провокационные вопросики:
     - Эй, длинногривый! А вот ты нам про бояр расскажи, правда  ли, что они
в царском тереме только водку жрут да девок  щупают,  а об  судьбе Отечества
никто не радеет...
     - Правда! - вдохновенно вопил Филимон, осеняя себя размашистым крестом.
-  Вот  давеча  сам видел, как  боярин  Ржевский бабку Марфу с  кухни в углу
прижал.  Та тока пищит, а он, распутник, сзади се  облапил и ручищами все по
груди, по груди, так и возит... Словно ищет че, а че - непонятно...
     -  Митя,  рот  закрой, спустись  с  небес и  слушай мой приказ. Учителя
своего в другом месте дослушаешь...
     - А? Что? Вы мне, воевода-батюшка?
     - Тебе, дубина стоеросовая! - рявкнул я. - У  нас в отделении пропажа -
свидетель  сбежал. Кучерявенький такой,  с длинным  носом,  зовут  Шмулинсон
Абрам Моисеевич,  ты его  знаешь. Наша бабушка,  в  порядке программы охраны
свидетелей, несколько уменьшила  его рост, чтоб спрятать понадежнее, а  этот
несознательный  элемент взял и сбежал. Так вот, пока  его куры  не склевали,
найди и верни. В поруб можешь не сажать, сунь за пазуху, пусть там загорает.
     - Понял, Никита Иванович, а где же мне его по городу в сумерках искать?
     - Думаю, в  районе Шмулинсонова двора. Раз  у него  там  жена  и  дети,
значит, туда он и побежит. Порасспрашивай соседей, дело нехитрое, может, кто
чего и видел.
     - Соседи, они врать горазды, - шмыгнул носом Митяй.
     - Ну не угощать же  всех подряд Кощеевым порошком. Во-первых, мало его,
а  во-вторых, как людей  уговоришь? Ладно, шутки в  сторону... Двигай давай,
сориентируешься на месте. Кру-у-у-гом!
     - Слушаюсь! - по-солдатски вытянулся он, сделал поворот и ушел, бормоча
себе под нос: - Во-первых... во-вторых... щас сориентируюсь...
     - Что делать-то,  участковый?  - протолкались ко мне стрельцы. - Он там
уж всех бояр да князей осрамил, того и гляди, за государя возьмется.
     - А  царь-то  наш совсем дела государственные  забросил... -- мгновенно
донеслось  с крыши.  - Об женитьбе и думать  не  хочет,  не  дает  народу на
матушку  царицу  полюбоваться!  Намедни   я  ему  портретец  донны  Изабеллы
Флорентийской как бы невзначай под нос сунул... так он меня за руку ухватил,
да как нажмет, как согнет, как завернет - я ж света божьего не взвидел!
     - Вяжите его, - тихо приказал я. - Двое  на крышу, шестеро ловят внизу,
остальным оцепить двор и деликатно попросить граждан расходиться по домам.
     -  А кто его, батюшку  нашего, этому костоломству-то зверскому обучил?!
Участковый, Никита Иванович, сыскной воевода! Мало ему воров ловить, так  он
еще и царя нашего в свою милицию заманивает! Уж не хочет государь в боярскую
думу, хочет в опергруппу!..
     На этом последнем  истерическом  вопле души дьяка сдернули  за лапоть с
крыши. Внизу ловко поймали, сунули кляп и, опутав веревками,  бросили в нашу
телегу. Народ немного  поворчал, но большинство логично считало, что Филимон
попросту сбрендил. "Вот  посидит в порубе, на холодочке, ему и полегчает..."
-  говорили  они.  В общем, правильно. Если расчеты Яги верны,  то завтра же
бедный  дьяк будет  рвать на  себе  остатки волос,  но... слово  не воробей,
вылетит - не поймаешь. Наговорил, конечно, от всего сердца. Ладно,  осталось
только  применять это средство по уму, без суеты и  расточительства, а так -
вещь очень полезная.
     Уже по дороге домой в мою голову забрела некая  идея, нужно было срочно
посоветоваться с Ягой, но сначала я поманил к себе стрельцов.
     - Ребята, не напомните, у нас в Лукошкине есть какие-нибудь специалисты
по настенной росписи? Ну, оформители храмов?
     - Богомазы,  что ли?  Знамо, есть,  цельная артель.  На  Иконной  улице
расположена.
     - Тогда доставьте-ка ко мне их начальника. Извинитесь за поздний визит,
но приведите.
     -  Как  скажете,  сыскной  воевода!  -  Двое  молодцов  ушли  влево  по
переулочку.
     Яга повернулась ко мне и тихо протянула:
     - Ну и хитер же ты, Никитушка...
     - Но ведь вполне может сработать? - предположил я.
     -  Не знаю,  не  знаю... Это  ж  еще успеть  надо,  да Новичкова твоего
предупредить, да  чтоб  немцы раньше  времени ничего  не заподозрили... А во
всем прочем - план хоть куда! Вот Вельзевул-то обрадуется...
     - Я еще уточню утром у отца Кондрата. Сейчас  главное, чтобы артельщики
не проболтались.
     - Сделают дело - и в поруб их всех! - безапелляционно заявила бабка. --
Ужо потом... отпустим с извинениями.
     Я невольно вздохнул и призадумался, с каких же времен берут свое начало
проблемы "превышения полномочий"?..

     Спать легли рано, все намотались за  день. Митяй пришел почти вслед  за
нами. Шмулинсона он не нашел, соседи его на смех подняли и по куширям лазить
заставили.  Дескать, только  что туда измельчавшие евреи толпой бросились...
Короче, похихикали над младшим сотрудником. Он им от моего  имени пригрозил,
за что был еще раз обсмеян задиристыми бабами.
     Стрельцы привели  щупленького старца с кроткими глазами и благообразной
бородой. Вкратце  объяснив  ему, в чем дело, я получил степенное  согласие и
услышал такую сумму, выставленную в оплату,  что едва не  свалился  с лавки.
Выручила  Яга, она сразу согласилась, оговорив, что полный расчет только  по
окончании  работы,  а до этого  - скромный  аванс в пять  золотых червонцев.
Ударили  по рукам.  Пусть  пашут,  потом с  ними  царь  разберется... Барыги
какие-то, а не свободные художники. Три шкуры с милиции драть...
     Ночь прошла спокойно. Утро - тоже. Петух ко мне  в комнату не входил, в
голос  орал  за  окном.  Я еще с вечера  принес  старую  тапку,  подкрался к
подоконнику и запустил в гада. Попал?! Надо же,  попал! Петух брюквой рухнул
в лопухи, только  перья взлетели,  выбрался оттуда,  глянул на меня злобно и
дернул жаловаться курицам.
     Вниз к завтраку  я спустился сам, не  дожидаясь зова  Яги. Старушка уже
хлопотала у  стола,  готовя  мне вареники со сметаной, оладьи  с  молоком  и
брусничный  чай с клюквенными  пирожками. Если бы  ее  поставили завстоловой
какого-нибудь  захудалого  санатория,  то  уже  через год  там  не  было  бы
свободных мест. Бабка готовит так, что пальчики оближешь! Сильно подозреваю,
что знаменитая поваренная книга  Молоховец на самом деле была написана Бабой
Ягой и издана под псевдонимом.
     - Никитушка...
     - А?
     -  Да  ты  ешь, ешь...  - Бабка  уселась за стол и  подперла подбородок
сухонькими кулачками. - Ты кушай давай, а я тебе о делах докладывать буду.
     - Есть новости? - полюбопытствовал я.
     -  Митя   спозаранок   в  засаду  бегал,  Шмулинсона  ловил.  Вроде  бы
заприметил, как в евонном доме кто-то  возится.  Ближе  подкрасться не  мог,
собачонка у них дюже злая. Разгавкалась на всю  улицу, но Митька наш уверен,
будто семейство еврейское вещи в узлы вяжет.
     - Значит, Абрам Моисеевич уже дома. Что, выписать ордер на арест?
     - Да  ну  его... не до  них сейчас,  поважнее  дела есть.  Нам ведь  по
совести Шмулинсон-то совсем не  нужен. Это уж так, для порядка, чтоб  знали,
как из отделения сбегать. Бог с ним... Сегодня утром Вася мой вернулся.
     - Кот? М-м... это хорошо. И какие известия?
     -  Вчера  вечером к пастору шестеро монахов из-за  границы  пожаловало.
Телохранители посольские не появлялись нигде, но  кошки местные уверяют, что
там они, в слободе, по подвалам прячутся.  А вот самого посла нет как нет! И
знаешь,  Никитушка,  версия  твоя  о  похищении,  видать,  неверная.  Карета
посольская так за конюшней и стоит, никуда она со двора не выезжала.
     - Тьфу, черт! Мы с  Горохом там обыск устраивали... Как  же не обратили
внимания?  Я же  сам  видел  карету,  но...  наверно,  думал,  что  они  уже
вернулись.
     -  А они и не выезжали вовсе. Это нам немцы с перепугу наболтали,  чтоб
от себя подозрения отвести.  Так что ежели  посол где и пропал, так только в
собственной слободе.
     -  Значит, плохо  искали, -  пригорюнился я.  -  Сейчас,  конечно,  уже
поздно.  От трупа  десять  раз могли  избавиться.  А что же тогда  искали  в
кабинете у посла?
     - О том  не ведаю,  - пожала плечами Яга. - У меня все ж таки кот, а не
криминалист. Что мог - выспросил, больше с него не возьмешь.
     -  Нет, нет, и на  том  спасибо. Вычтете из  моего жалованья  премию на
покупку сметаны,  наградить медалью  не могу, их  только  служебно-розыскные
собаки носят.
     -  Правильно, к чему  ему медаль? Еще Митька  заревнует. Он вон  свою к
мамке в деревню отправил,  теперь перед  девками хвастать нечем. А  Васеньке
моему, касатику, сметанка для здоровья полезнее. Ты сам-то что сейчас делать
намерен?
     - Схожу к отцу Кондрату, утрясу детали,  пусть  держит  своих наготове.
Оттуда  к царю, доложу сложившуюся обстановку,  пусть  даст  приказ  войскам
оцепить  слободу. Ну,  а  потом  уж  на  Иконную улицу, надо  взять  бригаду
оформителей и  каким-то  образом переместить их вместе с материалами в новую
церковь.
     -  Ох! Старая я  дура! -  Яга хлопнула  себя ладонью по лбу. - Совсем о
главном запамятовала... Мессу черную сегодняшней ночью служить будут!
     - Я знаю.
     - Как? А... мне ж тока-тока Вася сказал...
     -  Бабуля,  но раз Новичкову велели закончить  работу к этой ночи, то и
так понятно, что тянуть они  не будут.  Милиция  на хвосте,  каждый  час  на
учете. Все свершится именно сегодня, тут и сомнений нет...
     -  Ладно,  Никитушка,  ты  уж  свои дела  решай,  а я  своими  займусь.
Придумаем небось, как  мастеров  твоих  в  слободской храм посредь бела  дня
тайком доставить... Митьке-то чем заняться?
     - Пусть  продолжает  наблюдения за  Шмулинсонами. Это самое безобидное,
что мы можем ему предложить, напортачить здесь трудно.
     Разговор с отцом Кондратом был короткий и деловой. Батюшка сообщил, что
нашел  в городских  храмах соответствующую литературу  и вместе с  церковным
хором  будет молиться всю ночь у  ворот немецкой слободы. Случись Вельзевулу
таки  вырваться  на  свободу,  они постараются  Божьим  именем  загнать  его
обратно.   Здесь  проблем  не   было.  Мы  пожали  руки  и  договорились   о
взаимовыгодном сотрудничестве. Вот с Горохом пришлось несколько туже...

     - Меня с собой возьмешь!
     - Ваше величество...
     - Пастора ихнего я самолично арестую! Руки за спину - и в кутузку...
     - Да там ровным счетом ничего интересного, - пытался договориться я, но
царь был непреклонен.
     - Щас как дам... скипетром по лбу за вранье...  Вы,  значит, там будете
засаду устраивать, демона  иноземного ловить, монахов  заморских  брать, а я
тут сиди?!
     - Но там опасно!
     - Так ты, шавка участковая, меня трусом обзываешь?!
     Тяжелая  держава,  как баскетбольный  мяч,  полетела  мне  в голову.  Я
ухитрился ее поймать и продолжал бессмысленные уговоры:
     -  Что дума боярская скажет? На меня тут и так все зубы точат... а если
узнают,  что  я вашу светлость смертельному риску подвергаю?! Да они мне все
отделение разнесут!
     - Я тебе новое построю. Хочешь, как у меня, в четыре этажа?
     - Нормальный  царь  должен  на  престоле  сидеть, дела  государственные
решать, а не с опергруппой по углам шарить... Вот возьмем мы их тепленькими,
приведем сюда на ваш царский суд - тут и потрудитесь на благо Отечества.
     - Ты мне про Отечество не пой! Ишь, соловей легавый выискался... Всякий
царь, ежели  он к себе  хоть  каплю уважения  имеет,  поперед прочих  должен
любому злу в лицо  глянуть! Особливо когда зло это всему царству-государству
угрозу несет весомую. Хватит со мной  спорить, участковый, уволю ведь... Вот
те крест, уволю!
     Мы   оба  выдохлись.  В  дверь  постучали  встревоженные  охранники  и,
убедившись,  что кровопролитие не состоялось,  шепотом  поинтересовались, не
подать ли чего откушать? Мы переглянулись с царем  и решили  выпить мировую,
но только чай -  вечером серьезное дело. В  таких случаях слуги не утруждают
себя длительным  соблюдением этикета, а накрывают  на стол  с  налету в  две
минуты. Чай разливал государь:
     - Тебе с медом или с вареньем?
     - С вареньем. Спасибо, я сам положу.
     - Во сколько начинать думаешь?
     -  После   обеда  надо  загнать  в  католическую   церковь  весь  отряд
художников.  До ночи  они должны  расписать ее,  как пасхальное яичко. После
десяти, к  моменту выхода  ночной  стражи,  ваши  молодцы  должны  незаметно
оцепить  всю  слободу по периметру. Ружей  и пушек не  брать, только  сабли.
Думаю, до прямого сражения  дело  не дойдет, в основном все жители слободы -
честные, законопослушные немцы и к черной мессе никакого отношения не имеют.
Но  вот  пастор,  шестеро  монахов  и,  возможно,  трое-четверо   охранников
представляют серьезную опасность, нельзя дать им сбежать. Мы с Ягой, Митькой
и Еремеевым  попытаемся укрыться внутри, в самом храме. Если все  пройдет по
плану, то  демон не вырвется. Если  будут накладки, то у  ворот слободы,  на
всякий  пожарный,  разместится сводная бригада священников под командованием
отца  Кондрата. Они готовят молитвы и псалмы, так что Вельзевула  мы в любом
случае скрутим.
     - Мудреный план, но верный, - поддержал государь.  - А  как иконописцев
обратно выводить будешь?
     - Яга обещала позаботиться.
     -  Ну, тут  и я подмогну. Сделаем второй визит  с обыском. Пущай пастор
поволнуется... Пока я шорох наводить буду, твои богомазы и проскользнут.
     - Годится, - кивнул я.
     -  Но  на  засаду  в  храме  меня  с собой  возьмешь. И  не  перечь!  Я
по-простому оденусь, никто и не признает. Не спорь,  сыскной воевода, я тоже
отродясь живого демона не видел. Не одному тебе интересно...
     Дальше все шло как по маслу. Горох кликнул верховую бригаду и вместе со
мной отправился в немецкую слободу. Баба Яга с командой художников уже ждала
в  установленном  месте. Пока  царь  со стрельцами  шумел внутри,  изображая
активный обыск, моя хозяйка что-то пробурчала, помахала руками, и в надежных
бревнах дубового забора образовалась мерцающая дыра.
     - Быстро внутрь! - приказала бабка. -  Церковь ихняя задним  крылом как
раз сюда приходится. А ну,  смелей,  тараканы безусые,  один  шаг - и  вы на
месте.
     Понукаемые иконописцы,  груженные красками, кистями и лестницами, лезли
в дыру. Старший замыкал колонну, и Яга напомнила ему, строго подняв палец:
     - Как в  десять  часов  пушка бумкнет, чтоб все здесь  же  были, я  вас
обратно выпущу. Кто не успеет - сгинет смертью безвременной! Качество работы
я уж потом сама погляжу, но ежели что не так, ноги у святых кривые али глаза
косят...
     - Побойся Бога, бабушка! -  возмутился мастер. - Мы ж  - люди крещеные,
нешто не понимаем...
     - Ну, то-то же... Новичкову приказ передашь, как я  велела. Скажешь, от
участкового. Он спорить не будет. Ну, в добрый час!
     Вскоре на том же месте так же незыблемо стояли надежные тесаные бревна.
     - Куда теперь, Никитушка?
     - В отделение, - взглянув на часы,  решил я. - Времени только  половина
первого, раньше десяти нам здесь делать нечего. Митька-то где?
     - Все Шмулинсона ловит. У него уж какой-то пунктик по этому поводу. Ох,
да вот и он, легок на помине. Только, что ж это, Никитушка, его стрельцы под
белы ручки ведут?!
     -  Сейчас  выясним.  -  Мы суровым шагом направились навстречу шестерым
стрельцам, ведущим под прицелом нашего младшего сотрудника.
     - Здравия желаем, сыскной воевода!
     -  Здорово,  молодцы.  Что  у вас  тут  за конфликт,  опять  к  милиции
придираетесь?
     -  Никак  нет! -  гаркнули стрельцы.  - А  только заприметили мы  парня
твоего, когда он в колодезь какой-то порошок горстями сыпал. Божится, что не
яд...

     На  углу  улиц Плешивой и  Волконской  шло натуральное сражение. Жители
окрестных домов яростно выговаривали друг  другу что  накипело. Мужья лепили
женам  пресвятую  истину,  бабы   в  свою   очередь  откровенно  докладывали
благоверным тако-о-о-е... Ну, честное слово, в личной жизни любой семьи есть
моменты,  о  которых  стоит  умолчать   по  причине   сохранения  нормальных
отношений.  Старики  и  старухи,  друзья  и  соседи, даже  дети  малые  и те
периодически  оглашали улицу какой-нибудь страшной  тайной... Кое-где  вовсю
дрались,  в  других местах каялись и плакали,  почти  все просили  прощения,
причем у всех. На фоне происходящего разгула правды-матушки горькие исповеди
дьяка Филимона казались цветочками. Ягодки - вот где!
     - Митька-а-а!
     -  Да я всего горсточку!  -  жалобно выл он, валяясь  у меня в ногах. -
Случай-то какой... Шмулинсониха за водой собралась, то ли баню топить, то ли
белье  стирать, а только раза три  с ведрами бегала.  Я уж  как просек,  так
рысью в  отделение, порошка Кощеева взял  да у колодца и жду. Думаю,  сейчас
опять придет, воды наберет, а  я  сзади в  ведерко  и  сыпану!  Пусть  потом
попробует скрыть, в какой щелке муж прячется...  а ее нет и нет. Вдруг сзади
как  хлопнут по плечу! У меня аж  сердце захолонуло... Обернулся - стрельцы!
Че в  колодезь сыпешь?  Ниче  не  сыплю!  Ну, глядь... а в  руке-то... уже и
впрямь ничего...
     - Я с тобой дома разберусь.
     - Не надо...
     -  Поздно. Довел ты  меня.  Так, ребята, - я обернулся к  стрельцам,  -
народ здесь  сам успокоится, особо  буйных волоките в отделение, а вообще...
ну пусть люди выскажутся.
     И  началось... Пока мы  с  Ягой пробились  сквозь толпу, чего только не
наслушались:
     -  Смилуйся,  батюшка сыскной воевода,  уж прикажи, Христа ради, дурака
моего в тюрьму посадить! Сколько крови мне  выпил... А вчерась слова бранные
про власть говорил и песни  орал  сплошь разбойничьи. Посади, а? Не  то  мой
полюбовник совсем ко мне бегать перестанет, мужнина голоса дюже пугается...
     -  Грешен, грешен я, гражданин участковый! Вяжите меня, в суд волоките,
да первым этапом - на каторгу... Маму свою я ограбил! Мамку родную! Она себе
червонец на Рождество скопила, а я унес да пропил... Вяжи меня, участковый!
     - Так вот кто деньги мои спер... Отойди, сыскной воевода, я сама энтому
паршивцу  задницу надеру!  Ах  ты аспид бессовестный, пьянь подзаборная! Вот
тебе, вот тебе, вот!..
     -  Простите меня, бабы! Простите, люди  добрые! Прости, милиция родная!
Много зла я  в жизни  сделала, а ноне нет моего терпения молчать. Все скажу!
Про  всех  своих  полюбовников поведаю...  и  про Замохина-портного,  и  про
Кольку-мясника, и про Банина-купца, и про... Ой, бейте меня, бабы-ы-ы!
     - А у меня батяня вчерась  хвастал, будто они с тети Маниным  мужем  на
двоих ведерную бутыль самогону  выпили и яблоками ворованными закусывали.  А
яблоки  те  из  боярского  двора  Шмыгаловых.  А  шмыгаловский сын  к  нашей
Верке-распутнице нечестно бегает...
     -  Ужо  ты  прости  меня,  старую...  я  ить  сокрыла,  что  сынок  наш
осьмнадцатый  - не твой  будет... Не  твой, Па-шень-ка!  Ан  и не твой... от
Сеньки Рыжего али от Борьки Кривого, но не твой, грешная я! А может, и твой?
Не помню...
     -  Суди  меня, участковый!  Своей  рукой  суди!  Казнью лютой,  смертью
безвременной, пытками  страшными... А только не один я был! Погодь, щас всех
поименно перечислю...
     Это было что-то  умозатмевающее.  Когда Яга наконец буквально выдернула
меня из толпы "кающихся грешников", я был уже не в себе.
     Митька брел  следом,  размазывая слезы по щекам и  тихо поскуливая, что
он-то хотел как лучше...
     Дома Яга заставила меня сходить в баню, надеть чистое белье и найти под
кроватью  царскую  саблю.  Вплоть до самого вечера мы молчали или обходились
односложными репликами. Ожидание томило... Самым слабым местом в нашем плане
являлись  художники.  Что,  если они не успеют закончить роспись?  Что, если
авангардист Новичков не захочет  выполнять мои приказы, переданные к тому же
через третьих лиц.  Что, если пастору взбредет  войти в храм до  наступления
ночи  и  он  поймает всех с  поличным?  Правда,  царь  обещал  задержать его
обыском, отвлекая вплоть до  последней  возможности,  но нельзя исключать  и
случайностей.  В таких  операциях  всегда  срабатывает  "закон подлости".  К
девяти часам подтянулся Еремеев с  ребятами.  Я наказал ему выбрать пятерых,
самых опытных и отчаянных. В целом наш отряд насчитывай  шестерых стрельцов,
трех  работников  милиции и одного  государственного деятеля. Десять человек
для  группы захвата  вполне  достаточно. Саблю я повесил через плечо, Митька
вооружился  коротким поленом, стрельцы  оставили  при  себе только  холодное
оружие. После  короткого  совещания  и уточнения  плана  военных действий мы
пошли на дело.

     В Лукошкине  рано  ложились  спать,  поэтому  и  вставали  с  петухами.
Случайных  прохожих  было мало. В Курином переулке за заборчиком  уже  вовсю
молился сводный  отряд отца  Кондрата. Мы  козырнули им на ходу и  двинулись
дальше.  Примерно  без  пятнадцати  десять царь со своей кавалерией  покинул
немецкую  слободу  и  ворота захлопнулись. Почти сразу же со всех  улиц тихо
побежали затаившиеся  стрельцы, они вплотную прижимались к слободскому тыну,
окружая немецкое подворье со всех сторон. Операция "Дихлофос" началась...
     Баба Яга  дождалась выстрела из пушки, прозвучавшего ровно в  десять, и
вновь  повторила  свое заклинание.  Из  образовавшегося  прохода  быстренько
выскользнули перепачканные краской богомазы.
     - Все ли сделано, работнички?
     - Все как уговорено, батюшка. Все стены расписали в лучших традициях, а
поверх на гвоздики малые полотна малювальника вашего бездарного развесили.
     - Гражданин Новичков не протестовал? - уточнил я.
     - Да спит он! - хмыкнул старший иконописец. - Как мы пришли - уже дрых,
но  работу  выполнил.  На полу громадные  полотнища ткани  черной красным да
черным изукрасил. Сущий  демонизм...  Мы аж  плевались!  Так  до  сих пор  и
спит...
     - Ну что ж, объявляю благодарность за ударный труд. Расчет завтра утром
в отделении, как договаривались. Спокойной ночи.
     -  Благодарствуем, сыскной воевода. Сзади подоспел  запыхавшийся  царь.
Судя по  всему, он удрал от собственного конвоя и те будут до  утра носиться
по Горохову двору, разыскивая государя. А может,  и не будут,  решат, что он
опять с какой-нибудь молодкой под телегой прячется...
     Наша  группа на цыпочках вошла  в  немецкий  храм. Я  шепотом  отправил
Еремеева выставить стрельцов  у всех стен.  В церкви горели оплывшие  свечи.
Стены до самого потолка были завешаны  громадными росписями на черном шелке.
Автор  тихо  сопел  в  уголочке.  Новичков  показал  себя  во  всей   красе.
Черно-красные фигуры  обнаженных  демонов кривились в  авангардно-кубических
изломах  и  производили  невероятно  гнетущее  впечатление. Хотелось закрыть
глаза и не глядя бежать из этого черного ада. Если уж  такая мысль появилась
у меня, человека, закаленного атеизмом,  то что  же творилось  в душах  моих
спутников...
     -  Завтра же сожгу мазилу проклятого! - сквозь зубы побожился Горох. --
Надо же, чего нарисовал. У меня аж колени трясутся...
     - Не надо!  - так же тихо попросил я. -  У парня большой талант. Может,
он даже гений. Лучше возьмите его в придворные живописцы...
     - Чтоб он и меня так приукрасил?!
     - А что? Авангард - искусство  будущего.  Опять  же, если такой портрет
показывать вашим надоедливым невестам... Вы же вовек не женитесь!
     - Да? - призадумался царь. - Ну, тут, конечно, прямая выгода...
     Мы  четверо прятались в самом дальнем углу,  за  колонами.  Еремеевские
ребята заняли позиции в нишах стен, так, чтобы  иметь возможность дотянуться
до черных шнурков, удерживающих новичковские работы на гвоздях.
     - Долго ли еще, воевода-батюшка? Я на двор хочу...
     - Зачем? На дворе нам ловить нечего, они все сюда придут.
     - Да я не в этом смысле! Я... ну, на двор надо мне...
     -  Терпи!  -  обрезала Яга. -  Ох,  Митька,  ежели  только  ты мне юбку
намочишь, я тебя на веки вечные петухом бесхвостым оставлю...
     - Гляди, участковый! - восторженно влез государь. - Идут!
     Двери в  храм скрипуче  распахнулись, и на  пороге показалась делегация
монахов в  одинаковых черных капюшонах, скрывающих лица, с горящими факелами
в  руках. Трое  посольских охранников, обнаженных по  пояс, внесли небольшую
статую  рогатого, козлоподобного существа с когтистыми  ногами  и с  женской
грудью.  Маленький пастор довольно  оглядел  нарисованных  монстров,  бросил
презрительный взгляд на спящего художника и  дал  знак закрыть двери.  После
чего монахи достали длинные, причудливо  изогнутые ножи и ловко прорезали  в
черном бархате, покрывающем пол, прямые линии.
     - Пентаграмма! - угадал я.
     - Звезда масонская, - подтвердила Баба Яга.
     - Пагуба бесовская! - добавил царь.
     - А мне не видно... - прогудел Митька. Шестеро монахов спрятали ножи и,
по-прежнему держа в руках факелы, встали в круг, каждый на вершине одного из
лучей. Пастор  раскрыл  толстый  фолиант, поставил  его  на  треногу и, став
спиной к алтарю, начал нудно читать какой-то латинский текст. Повинуясь  его
указаниям,  охранники  извлекли спрятанное  большое деревянное  распятие  и,
уложив его на  алтаре, начали  на нем прыгать. Хруст ломаемого дерева слегка
перебивал непонятные латинские слова.
     - Что творят, что творят, антихристы!  Да не держи ты меня, участковый,
я им сейчас...
     -  Батюшка государь,  - скромно  вмешалась  Яга, -  уж  ты не серчай, а
только я тя щас в лапоть превращу али в лютик какой...
     - Царя?! - ахнул Горох.
     - А не мешай милиции...
     Между  тем  охранники спрыгнули с алтаря и, войдя  в центр пентаграммы,
опустились  на колени.  Трое монахов, передав факелы близстоящим  товарищам,
вновь  взялись за  ножи  и прежде, чем мы  поняли,  что происходит, вспороли
глотки несчастным. Черный бархат залило кровью...
     - Митенька, не пущай, не пущай его!
     - Куда, участковый?! Их не спасешь, а себя погубишь!
     - Бабуля, рот чем-нибудь заткните Никите Ивановичу, а уж мы с государем
его удержим...
     Видимо,  у  меня  что-то перемкнуло  в  голове.  Спокойно  смотреть  на
ритуальное убийство в  школе милиции не  обучают. Самообладание вернулось не
сразу...
     - Ладно, пустите... все...
     Пастор продолжал  заунывное чтение, но  его голос постепенно становился
все  громче  и увереннее.  В  нотах  проскальзывала истеричность и  безумная
радость  настоящего   религиозного   фанатика.  Мне   показалось,  что   над
распростертыми  телами  заклубился  черный  густеющий дым.  Он все плотнел и
плотнел, уже под самым потолком сбиваясь в грязный силуэт, обретающий мощь и
объем.
     - Насекомая... - на выдохе констатировал Митька.

     Под потолком храма возилась,  приводя себя в  порядок, уродливая черная
муха  величиной с хорошую лошадь. Мы замерли, завороженные увиденным. Пастор
Швабс воздел к ней руки и в полный голос завопил по-русски:
     - О великий  и прекрасный Вельзевул!  Повинуйся слову моему,  выйди  из
глубин ада на порочную землю Руси. Порази могуществом силы своей всю нечисть
духа  славянского.  Покарай  храмы  их,  грехи  и  заблуждения  и  дай  нам,
единственным хранителям истиной веры...
     В  этот  момент  в дверях церкви раздался  взрыв! От  дубовых  досок не
осталось даже  петель...  Из  клубов  желтоватого  порохового  дыма  шагнула
долговязая фигура немецкого посла:
     - Все кончено...  и  будьте вы прокляты!  - В его  руке  тускло блеснул
ствол длинного пистолета.
     Грохот выстрела  слился с предсмертным визгом священника.  Но  он  же и
помог
     нам скинуть с плеч непонятное оцепенение.
     - Еремеев, давай! - взревел я.
     В тот же миг черные полотна рухнули на  пол, а  стены буквально озарили
весь  храм  невероятно прекрасными  фресками!  Черная муха,  яростно  жужжа,
заметалась под потолком, не  зная,  куда деться от  суровых взглядов  Иисуса
Христа,  Божьих  архангелов и православных святых,  изображенных на стенах с
соблюдением всех канонов. Иконописцы не подвели! Даже мне теперь стало ясно,
что та несусветная сумма, запрошенная ими за свой труд, - ничто в  сравнении
с тем ударом, который получил  Повелитель мух. Стрельцы, во  главе  с царем,
бросились  на  заезжих  монахов, закипела  рукопашная.  Вельзевул неожиданно
рухнул вниз и, сбив Кнута Гамсуновича, стал протискиваться наружу.
     - Митька, бей! - заорал я, устремляясь в погоню. Наш младший  сотрудник
в  порыве служебной  отваги рванул вперед и  так врезал  мухе в  зад, что та
пробкой вылетела во двор. Следом выбежали мы с Ягой. Черный демон ада, треща
крыльями,  с  яростным  жужжанием  пытался  взлететь,   но...  из-за  забора
слышались грозные церковные песни.
     Однако  взбешенный  Вельзевул  сумел  оторваться  от  земли,  и  тут...
произошло  чудо!  Иного  названия этому событию  я  не нахожу. С  золоченого
креста храма Ивана Воина сорвалось золотое копье, которое, беззвучно взрезав
мглу ночи, насквозь пронзило брюхо гигантской мухи! От нечеловеческого  рева
вскочил на ноги весь  квартал... Люди  выбегали в  одном исподнем,  по  небу
метались перепуганные облака,  запах горелой плоти  резал ноздри,  но... все
было позади.  Повелитель мух грохнулся наземь и  исчез,  как бы провалившись
сквозь землю.
     - Все, что ль, Никитушка? - тяжело дыша, подбежала ко мне Баба Яга.
     Я виновато  пожал плечами.  Действительно, все. Столько нервов, столько
приготовлений, а вся война  непосредственно с демоном заняла каких-то десять
минут. Несерьезно...
     Стрельцы успокаивали встревоженных немцев и отправляли спать набежавших
лукошкинцев. Отец Кондрат заявился мокрый от волнений, долго плевался  на то
место, где сдохла  муха,  и  ушел домой,  лишь  заручившись  моим  обещанием
отстоять благодарственный  молебен в храме Ивана Воина. Ему не пришлось меня
уговаривать,  я бы и  сам  предложил  нечто  подобное,  но  батюшке, видимо,
хотелось несколько унять праведное волнение.  Из  его  переулочка взлетевший
Вельзевул был очень хорошо виден...
     Фома Еремеев подошел с  перевязанной головой. Четверых  взяли  в  плен,
двое убиты, трое стрельцов ранены. Мы пожали  друг другу руки, говорить не о
чем, все завтра...
     Царь  Горох прибежал довольный по уши. Он  тащил за руку  "воскресшего"
немецкого посла.
     -  Уважаемый  гражданин участковый,  я  очень перед вами  виноват.  Мне
следовало  бы внимательнее  прислушиваться к  советам опытного оперативника.
Когда  я наконец понял, в какое положение попал и какие люди меня  окружают,
было  поздно.  Мне едва  удалось спрятаться  в амбаре  у наших  пекарей и не
высовывать  носу, так  как  меня искали  все. А  если бы нашли, то это могло
кончиться только "несчастным случаем"...
     - Понимаю, хотя... если бы вы попытались  войти с нами в контакт, можно
было бы избежать многих проблем.  Теперь это уже не  важно.  Я  только хотел
спросить, почему они устроили обыск в вашем кабинете?
     - Я писал докладную в Германскую Епархию по поводу планов черной  мессы
и злонамеренного поведения пастора Швабса. В тот день он сам открыл мне свои
намерения  и  предложил присоединиться к  ритуалу.  В  противном  случае мне
угрожала  смерть.  Я  обещал  подумать, написал  письмо  и  попытался  тайно
покинуть  территорию слободы, но увы...  Однако этой ночью  я  вспомнил, что
такое дворянская честь и долг перед страной, принявшей нас. Пистолеты были у
меня с собой, порох я украл ночью. Мне казалось, что, убив  пастора, я сумею
остановить черную мессу...
     -  Вы вели себя мужественно. Спасибо.  Жаль,  что  нельзя будет увидеть
Швабса  на скамье  подсудимых,  но,  в сущности...  он  бы  получил  тот  же
приговор.
     -  Только  так!  -  поддержал меня  государь.  -  Видишь,  сколько  тут
интересного было,  а  ты меня  брать  не  хотел!  Вредный ты  мужик,  Никита
Иванович,  неуважительный... Вот не  дам тебе  мою  царскую награду,  будешь
знать!
     Из храма вышел  заспанный богомаз Савва Новичков. По-моему, он так и не
проснулся до конца. В его глазах застыло простодушное недоумение -- он уснул
среди   авангардных   демонов,  а  проснулся  под   укоризненными  взглядами
христианских святых. Ладно, ладно, потом объясню...  Лично мне уже ничего не
хотелось.  Ни  наград,  ни  почестей,  ни  разговоров.  Накатилась  какая-то
невозможная усталость... Яга спорила с Митькой, царь  командовал стрельцами,
посол  по-немецки  успокаивал  своих, а я сел в  уголок у  ворот, привалился
спиной к теплому бревнышку и тихо уснул.  Господи,  должны же  и милиционеры
хоть иногда спать...

     Утро.  Тишина.  Я  поплотнее  укутываюсь в лоскутное  одеяло,  стараясь
укрыться  с  головой. Бесполезно...  Нахальное солнце  уже  нащупало  своими
лучами мой  нос  и  теребит  ресницы. Почему не  слышно  петуха?  Либо  день
начинается с чудес, либо этот  маньяк, схлопотав от меня тапочкой, больше не
рискует орать  под  окном  в  четыре утра. Снизу доносится  какой-то манящий
запах... Я невольно приподнимаюсь,  отрывая  голову  от подушки,  -  куриный
бульон! Вот  что это такое! Неужели... неужели где-то услышали мои молитвы и
Баба  Яга   все-таки  сварила  суп  из   голосистого   мерзавца?   В  полном
воодушевлении  я  вскочил  с  кровати,  плеснул  в  лицо  ледяной  водой  из
рукомойника и,  наскоро одевшись,  бросился по ступенькам вниз. Так и  есть!
Баба Яга, празднично наряженная, доставала ухватом из печи дымящийся горшок.
     -  Никитушка?  Сам встал,  сокол  наш  ясный,  а  я  уж собралась  идти
будить...
     - Что у нас на сегодня? - кровожадно подмигнул я.
     - Да вот, супчику с потрошками тебе приготовила. А то чтой-то заморился
ты совсем, силы  тебе поддержать надо...  Куриная лапшичка тут  наипервейшее
лекарство!
     - Куриная? - Я чмокнул  се в щеку. - То-то с утра  нашего петуха слышно
не
     было... Спасибо, бабуля!
     - Ох, да кушай на здоровье... - Старушка аж покраснела от моей сыновней
ласки. - А петуха-то я того...
     - И правильно! Давно пора...
     - Соседке отдала на денек. Она уж как просила, говорит, ее-то пустозвон
совсем кур  не обихаживает, у тех и цыплят-то нет... Никитушка, что с тобой?
Обжегся, сердешный?
     Я меланхолично вытирал подбородок... Только спокойствие. Итак,  негодяй
жив. Он еще  не раз  будет портить мне кровь. А в супе плавает  какая-нибудь
безвинно умерщвленная курица...
     - Батюшка сыскной воевода,  поймал! - От Митькиного рева мы с Ягой едва
не подпрыгнули. - Вот он, арестант беглый! -  воодушевленно вопил счастливый
Митяй. - Я его, злодея, на  спиртное приманил! Думаю, раз ты мужик, так  все
одно вылезешь... Спозаранок разлил водочку у него на подоконничке, а бутылку
недопитую там  же  оставил. Сам в лопухах спрятался  и  жду... Глядь,  есть!
Висит  на  форточке, басурман,  и  носом  водит. Потом  бутылку  заприметил,
огляделся  так  воровато да  и спрыгнул вниз. Я уж напрягся, а он в горлышко
лезет... Тока-тока влез, тут я его и накрыл! Во! Получите! Тепленький.
     Мы с бабкой уставились на большую полуторалитровую бутыль. Там, по пояс
в  мутной  самогонке,  сидел  вдрызг  пьяный Шмулинсон с  самым  философским
выражением на лице.
     - А вскоре еще и богомазы придут, - сухо отметила Яга, - за зарплатой.
     Нет... утро явно начинается как-то не так...
     - Митя, предупреждай всех, что у нас  сегодня выходной.  Все вопросы  и
претензии завтра, в письменном виде, через царскую канцелярию.
     - Правильно,  -  поддержала бабка, - и поесть-то  не дадут участковому.
Гони их всех, Митенька...
     - Рад стараться!
     В общем, спокойная жизнь  длилась едва ли не две недели. Последующее за
тем дело  всколыхнуло  не  только  Лукошкино.  Кто  нам так удружил, как  вы
думаете?  Кощей!  Уж я  не  знаю, как он  там  охранял  границу  от  легиона
вельзевуловских бесов  (Повелитель мух появился один, без  войска), но,  как
только перемирие  закончилось,  злодей  взял  реванш.  А началось  все,  как
всегда, буднично. Во-первых, меня разбудил петух...







     ...Петушиный  крик  раздался  как-то  осторожно  и  приглушенно. Я  уже
полчаса сидел  у подоконника в  трусах и майке, держа под  рукой два вязаных
тапочка на манер  австралийских бумерангов. И он,  гад,  знал,  что я сижу в
засаде...  Поэтому  на тын взлететь опасался, а  из-за тына  кукареканье  не
получалось таким уж душевно-забористым. Наконец он вытянул шею - ненавистная
башка со свисающим набок гребешком показалась в поле моего зрения.
     - Ку-ка-а-уп! - Тапок просвистел в миллиметре от распахнутого клюва.
     Пернатый злодей вновь нырнул в укрытие, явно готовя повторную диверсию.
Выбора нет - или я его выдрессирую, или он  меня своими побудками доведет до
членовредительства. За забором  раздалось  неуверенное кудахтанье и какая-то
возня.  Я  выпрямился в полный  рост, размахнулся от плеча и...  Когда из-за
тына  поднялся  доверчиво улыбающийся  Митька  с  петухом  в  руках -  метко
брошенный  тапок угодил ему прямо в лоб! Наглый петух мгновенно  вырвался на
свободу и,  вспорхнув на  забор,  обложил своим  кукареканьем  нас обоих как
хотел...
     Утро началось несахарно...
     - Никитушка, ты, что ли, встал уже, сокол ясный?
     Это Яга, моя домохозяйка, одновременно и кухарка, и прачка, и уборщица,
и штатный специалист, -  эксперт по части криминалистики. Бабуля - бесценна,
она старейший  и  уважаемый  сотрудник  нашего  отделения, мы  на  нее  Богу
молимся. Снизу из-за  забора вновь высунулся Митька, приветственно помахивая
мне  двумя  подобранными  тапками.  Дмитрий  Лобов,  двухаршинный  улыбчивый
паренек, приставленный к  отделению из соображений воспитательного плана.  У
себя  в Подберезовке  он  оказался абсолютно неприспособлен  к  размеренному
крестьянскому   труду  по   причине   немереной   силы,  недалекого   ума  и
неиссякаемого творческого энтузиазма. Лично я его раз десять увольнял... Яга
заступалась,  лоботряса  брали обратно с  очередным  испытательным сроком, в
конце концов он у нас так  и  прижился. Ну а я, младший лейтенант московской
милиции  Никита  Ивашов,  как  вы понимаете, осуществляю в родном  Лукошкине
функции начальника отделения. Почему  родном? Знаете,  я здесь уже полгода и
первое  время только и думал, как вернуться обратно в  свой мир. Не то чтобы
здесь так уж плохо...  Милицейская служба востребована во все времена,  даже
при  царе Горохе,  тем более  что царь у нас деятельный и работать  при  нем
интересно. Но домой все же тянуло страшно.  Потом одно дело, второе, третье,
кражи   мелкие,   профилактические   операции,   общественно-разъяснительная
деятельность, как-то отвлекся... А уж когда ухнуло памятное дело о перстне с
хризопразом - тогда и стало ясно, где моя настоящая  родина.  Не в  далекой,
затерянной в  будущем коммерческой  Москве  конца  двадцатого столетия, а  в
небольшом  городке Лукошкино,  в  древней  полусказочной Руси,  где простому
народу без защиты родной милиции ну никак...
     - Доброе утро, бабушка! - К завтраку я обычно  спускался вниз в горницу
при полном параде, только что  без фуражки и кителя. В праздничных  кафтанах
того  времени я  и чувствовал себя неуютно и  выглядел как Иван --  кулацкий
сын.
     -  Доброе утро,  Никитушка,  -  приветливо  улыбнулась Яга.  Выпирающие
желтые  клыки  делали ее оскал особенно запоминающимся. - А я уж сама наверх
идти хотела, тебя будить.  Давай-ка к столу, пока кашка гречневая на  молоке
да меде остыть не успела.
     - Уже сел, а вы что ж?
     - Да я-то  старуха,  я запахами  из печи  сыта  бываю... А ты садись  -
кушай,  моего   слова  слушай.   Буду   говорить  речи  важные,  неказенные,
небумажные. Только ты ешь-наедайся, а моего совета не чурайся...
     - Бабуля, да вы ж тут прямо стихами и чешете! - искренне удивился я. --
У нас что, сегодня утренник народного фольклора?
     -  Не сбивай, Никита! О серьезном деле с  тобой говорю, потому  и слова
такие. Не всякому зверю берлога - кому и нора, не всякой птице болото - кому
и гора. Так и не всякому молодцу - холостяцтво к лицу.
     - Ум... н... упс!  -  Я  едва не  поперхнулся горячей кашей.  - Бабуля,
предупреждать же надо!
     - А поделом тебе, ешь да не оговаривайся! - невозмутимо продолжала Яга,
уставясь на меня самым строгим взглядом. - Сказано ведь, ровно голубю  - без
голубицы, добру коню - без кобылицы, так и храброму молодцу без  души-девицы
не житье - срам один!
     -   Между   прочим,   в  законодательстве  некоторых   стран   подобные
провокационные разговоры могут классифицироваться как давление на сотрудника
правоохранительных органов.
     - Никитушка, милый, да  не давлю  я на тебя,  не давлю!  А только  люди
говорят всякое... Дескать, что-то, видать, не  так у  нашего участкового - в
церковь  не  ходит,  на  красных  девок  не  заглядывается,  с  дружками  не
бражничает, по праздникам забавами молодецкими не тешится.
     -  Знаю я их забавы - кулачные бои стенка на стенку  да за сапогами  на
столб лазить! Бабуль, ну вы представляете, чтоб работник милиции ради забавы
молодецкой по воскресеньям народу носы квасил?! И в церковь я хожу! Два раза
ходил уже...  Беседовал с отцом Кондратом  по поводу пьянок  в его церковном
хоре.  А  насчет бражничанья... так  нас Горох на  той неделе,  помните, как
накачал? Я ж верхом на Митьке до отделения добирался, благо, он как  поддаст
-  милицейскую  сирену очень  уж  старательно  изображает. Чем я  им еще  не
угодил?
     - Про девок красных забыл...
     - Это сестры Малаховы с соседней улицы? Эти - красные, слов нет! Каждый
вечер фланируют строем под окнами отделения,  семечки плюют на  метр  против
ветра, а у самих лица такие кра-а-асные...
     - Так то румянец девичий, от смущения,  - доходчиво пояснила  Яга, но я
был непреклонен:
     - Бабуля,  давайте прекратим  прения и дружно перейдем к чаю.  Вопросом
повального  поиска  Василис  Прекрасных  торжественно обещаю заняться  после
Нового года!
     - Дак ить осень на  носу, самое бы время  свадебку... - тихо повздыхала
моя  домохозяйка,  но  взялась  за самовар. К  концу  третьей чашки в  дверь
деликатно бухнули пудовым кулаком.
     -  Батюшка сыскной  воевода,  гонцы  к  вам царевы  с делом спешным! --
деловым тоном профессионального секретаря проорал из сеней верный Митька.
     - Зови. - Важно кивнув Бабе Яге, я встал с  лавки поприветствовать двух
стрельцов  и  молоденького  дьяка из  думского  приказа.  Парнишке  едва  ли
исполнилось восемнадцать, но он изо всех сил старался выглядеть посолиднее.
     - Поклон тебе, сыскной воевода!
     - И вам здрасьте. Что там у государя за проблемы?
     - Дело у царя к тебе спешное да неотложное...
     - Ага, у нас все дела спешные... - Идти куда-либо  сразу после плотного
завтрака  представлялось  сущим  самоистязанием.  -  Государь  небось  опять
очередной  милашке  золотые  серьги  подарил,  а  какой - не помнит,  просит
отыскать, да?
     Стрельцы  ухмыльнулись  в  усы,  а  юный  дьяк  так  покраснел,  что я,
сжалившись, выдвинул более пристойную версию:
     -  Любимого  коня  цыгане   свистнули?  Бояре   в  думе  из-за  бюджета
передрались?  Ключница  пропала, к подвалам не подойдешь,  а у государя меда
сорокаградусного для излечения не хватило? Тоже нет?! Господи, да что же там
у  вас?..  Неужели дьяк  Филимон свои мемуары  за  границей  большим тиражом
выпустил, гад?!
     - Не... не это... - сбивчиво залепетал  несчастный. -  Царь-батюшка наш
прибыть  во  дворец  просит  немедля.  Дело  у  него  тайное,  военное...  И
спешное-е-е...
     - А милиция-то здесь при чем?
     - Никитушка, - тихо вмешалась Яга, - уж ты не мучай  мальчонку,  сделай
милость -  сходи. Ты ж Гороха  знаешь: сей же час не придешь  - он посыльных
под кнут отправит. В отделении на утро вроде и дел-то нет, а ежели что, я уж
тут  присмотрю.  Сходи, уважь  старуху, не пожалей  сапог.  А хошь, я Митьке
крикну, чтоб кобылу запрягал?
     Я пожал плечами: в конце концов, почему бы и  нет? К царю идти в  любом
случае   придется.   После  разгрома   Черной   Мессы   Горох   оценил   мои
дипломатические  способности  и  теперь   частенько  советовался  по  разным
вопросам   государственной   политики.  Не   знаю   уж,  чего  у  него   там
"спешного-военного", но прокатиться в телеге по ветерку в принципе не так уж
проблемно.
     - Ладно,  ребята.  Возвращайтесь к  начальству  с чувством выполненного
долга. Я буду следом, минут  через пятнадцать. Оркестр к подъезду  можете не
подавать.
     Кто бы знал, к каким серьезным последствиям приведет меня это дело... А
начиналось все, как видите, буднично...
     Конец  августа. Еще  очень  тепло, и воздух  напоен ароматами Яблочного
Спаса.  Крестьяне  свозят  в столицу урожай, уродились богатые хлеба,  жизнь
кажется щедрой и  сытной, а думать  о росте  преступности  нет ни  малейшего
желания.  Хотя  и надо  бы...  По  некоторым сведениям, в  Лукошкине  сейчас
участились  случаи мошенничества и тайного грабежа. Ходят слухи о  карточных
притонах, и неоднократно в  отделение захаживали смущенные мужики с просьбой
вернуть пропавшие  деньги. Пили, дескать, грешным делом, да не вспомнят, где
и с кем.  В себя приходили на каком-нибудь пустыре,  в бурьяне, естественно,
без  гроша. А  некоторые  так вообще  в  одних подштанниках...  Ругаешь  их,
дураков, но и воров тоже ловить надо. Не нравится мне эта мафия шоу-бизнеса
     местного разлива, пора браться за них всерьез...
     Митька, сидя на передке, что-то бубнил себе  под нос. То ли ругался, то
ли азбуку по-филимоновски  повторял, что, впрочем, почти одно и то же... Сам
был  с  утра необыкновенно  задумчив и  молчалив,  наверняка разрабатывал  в
голове план очередной облавы на тетку Матрену.  У каждого  из нас есть  свой
пунктик. У Митьки это вечная борьба за качество и количество кислой капусты.
Он  ее  ведрами может есть,  без перерыва,  с  таким номером  впору  в цирке
выступать, куда слабонервных не пускают. А  насчет  частушечных намеков Бабы
Яги... я же всерьез и не спорю.  Жениться  человеку, разумеется,  надо,  и у
меня даже были  определенные  подвижки по  этому  поводу.  Ну,  приглянулась
слегка одна фройляйн с немецкого подворья. Я там поинтересовался деликатно у
посла  -  фигу,  девица  еще  с  пятилетнего  возраста  помолвлена  с  сыном
кайзеровского портного.  Что-либо менять поздно, у них, у  католиков, с этим
делом строго, да и сама девушка, оказывается, по-русски - ни бельмеса. Почти
как я в немецком... Вот такие дела. Ладно, женитьба - не волк, поймаешь - не
укусит.  В  Лукошкине  тоже красавицы одна к одной. Ну,  хоть вон  вроде той
смуглой  девчоночки  у  кожевенной  лавки.  Я  невольно  повернул  голову  и
засмотрелся... Девушка действительно выгодно отличалась от статных городских
барышень. Явно  деревенская,  и  по  костюму  видно,  и  держится  не  очень
уверенно. Коса черная как  смоль,  а кожа  загорелая, словно  после солярия.
Глаза большущие,  то ли  карие, то ли темно-синие, отсюда не  видать. Ростом
выше среднего и  сложена  так,  что  далее под мешковатым  сарафаном фигурка
чувствуется... Словно бы заметив мой взгляд, девушка обернулась, зыркнула на
меня своими выразительными  глазищами и скрылась  в лавке.  Ну  вот...  сами
видите, невест полно, не пропаду я здесь, не переживайте.
     На  аудиенцию  к  Гороху  я пошел один. Митька  рвался вслед, ему  тоже
любопытно, но пришлось остаться  при телеге внизу. Дьяк  Филимон словно ждал
меня в засаде, набросившись с приветствием еще с первого этажа:
     - А и доброго здоровьичка, Никита Иванович! И вам,  и бабуленьке Яге, и
Митеньке вашему, и всей честной милиции! Давненько  к нам не захаживали... Я
и беспокоиться  начал, уж не заболел  ли, часом, наш  сыскной  воевода? Даже
свечку хотел в храме поставить...
     - За упокой?
     -  Во здравие! Зачем  же так страшно  шутишь,  участковый...  -- широко
разулыбался скандальный  дьяк. Когда  у  него  во  все лицо  такая  похабная
ухмылочка  -  жди  беды! Не  мое  наблюдение -  народная примета. -  А я вот
грамотку подготовил тебе, уж рассмотри по прибытии.
     - Очередной донос?  - В последнее  время  дьяк  всерьез вообразил  себя
единственным борцом за справедливость и закладывал всех подряд.
     - Донос и есть! А как же без доносу? Ты  ведь, участковый, не взыщи, но
не семи  пядей  во  лбу!  Глаз  на  затылке не имеешь,  руки всего две, штат
махонький и  без еремеевской сотни вообще - тьфу! - не стоишь  ничего. Где ж
тебе  за всеми  злоумышленниками уследить?!  Вот  на то мы и предназначены -
бдить да  докладывать! Ты рожу-то не криви,  загляни  в  грамотку, там много
чего интересного понаписано...
     - Побьют ведь вас как-нибудь, Филимон Митрофанович...
     -  А и побьют, дак за  правду  и живота  не жалко!  - патетично объявил
дьяк,  ожидая похвалы, но  мы уже пришли. Стрелецкий караул пропустил меня в
царские палаты, а  гражданину  Груздеву дали от ворот  поворот.  Доброхотный
фискал-энтузиаст  попытался  что-то  напутственно   добавить  вслед,  но  не
решился. Сволочной человечишка, цены б ему не было в тридцать седьмом...
     Горох ждал  меня  в  маленькой  комнатке за тронным залом.  Обычно этот
кабинет  предназначался для  его переменных  пассий,  но сейчас на низеньком
узорчатом столике лежали... чертежи! Ей-богу, настоящие, добротные  чертежи,
не слишком соответствующие ГОСТу, но тем не менее вполне рабочие.
     - Заходи, Никита Иванович. Рад видеть тебя живым-здоровым.
     -  И  вам мое почтение, надежа-государь. Чем  это вы тут развлекаетесь?
Решили со скуки научно-техническую революцию устроить?
     -  Вот  я  те  устрою! -  шутливо  буркнул Горох  и  ткнул  пальцами  в
пересечение  черных линий. - Ты ведь, участковый, у нас мужик  образованный,
вот глянь своим оперативным оком - дельная вещь али нет?
     Я с некоторым снисхождением пустился перебирать желтоватые листы бумаги
и... ахнул! Это были чертежи летательного аппарата! Наверное, удивление было
так ясно написано на моем лице, что царь довольно расхохотался:
     - Что,  укузьмили  сиза  селезня  за  мягкое  гузнышко?! Ты  уж, Никита
Иванович, совсем  нас  за людей  темных держишь. Ан  вон какую штуковину мои
мистера впятером удумали - летучий корабль! Чтоб, значит, по поднебесью  аки
птаха божия парить!  Смотри  сюда, вот  корпус ладейный,  вот  крылья, парус
опять же, оперение хвостовое, чтоб рулить сподручней было...
     - Не полетит, - справившись с собой, авторитетно заявил я.
     - Да почему же не полетит?
     - По  законам  гравитации. Тут мотор  мощный нужен, дизельное  топливо,
специальные приборы, совершенно другая конструкция и еще...
     - Цыц! Я - царь, дай и мне слово вставить. Теперича вот сюда полюбуйся.
     Государь  достал  из-под  стола  миниатюрную  модель  того   же  самого
летающего  фрегата  и,  показав мне,  нажал на  какой-то  шпенек.  Махонькие
крылышки  вздрогнули,  затрепетали,  рулевое  перо выгнулось  дугой,  крылья
замелькали с невероятной скоростью, и  вдруг крохотное суденышко поднялось в
воздух, сделало  плавный  круг  над нашими  головами и  село точно на то  же
место,  откуда только что  взлетело! Если  бы  я не видел этого собственными
глазами,  то... Горох победно усмехнулся  в усы, достал из шкафчика глиняную
бутылочку и два стаканчика.
     - Отметим такое дело?
     - За  рождение первой  лукошкинской авиалинии!  - прокашлялся я,  крыть
было нечем.
     Сколько ни пытаюсь привыкнуть к чудесам, все равно есть вещи за порогом
моего прагматического разумения. Мы проболтали не меньше часа, царю хотелось
знать  все  о  воздушном  флоте,  и  я  охотно  рассказывал,  что  помнил  о
дельтапланах, планерах, дирижаблях,  "кукурузниках",  пассажирских лайнерах,
истребителях и  бомбардировщиках.  Горох слушал очень внимательно,  хотя, по
его  же признанию, намеревался использовать проект скорее в  торговых, чем в
военных целях.  Однако не  учитывать  данный фактор  было  бы  глупо  --  на
летающем корабле вполне можно разместить десяток стрелков, дюжину  отчаянных
рубак,  бочонки  с  зажигательной  смесью  и  даже  пушки.  На  прощание   я
посоветовал сунуть чертежи под хороший замок и к мастерам приставить охрану.
     - Правильно, -  кивнул  государь, - другого совета от  тебя  и не ждал.
Беру это дело под свою личную опеку. Все бумаги в сундук, сундук на  замок и
в место тайное, а ключ я вон на шее рядом с крестом православным ношу.
     На том и  расстались... Представьте себе мое удивление, когда через два
дня Горох собственной  персоной,  весь в поту и  в  мыле, ввалился  к нам  в
отделение.  Чертежи летучего корабля - похитили! Царь  скор  на расправу и в
этом деле почему-то быстро вывел виноватого - меня...

     -  Никитка,  ограбили  меня!  Из  самого  терема  царского,  из   ларца
потаенного,  из  места  скрытного  чертежи  секретные  ровно  дым  по  ветру
развеялись!  -  бушевал  государь, топая ногами.  В сенях толпились  ближние
бояре, у печки  тихо прижупилась Баба Яга, храбрый  Митяй  залег  под лавку,
казалось, от грозового монаршего гнева попрятались даже тараканы. - Да что ж
ты тут сидишь, дурилка милицейская?!  Али не царь-государь перед тобой голос
повышать изволит? За что я тебе, казны растратчику, жалованье плачу?!
     - За  поиск и поимку, но никак не за отсутствие краж вообще. Кражи, как
таковые, были и будут, но если  бы прислушивались к моим советам, то всерьез
могли бы снизить их количество. И  вообще, прекратите орать,  гражданин! - Я
привстал из-за стола и шагнул к обомлевшему  Гороху. - Митя,  подай государю
табуреточку, бабушка, будьте добры, чего-нибудь успокоительного,  и Еремеева
ко мне.
     Пока  наш  младший  сотрудник на  пару с главным  экспертом приводили в
чувство  пришибленного  царя,  я  высунулся  в окно,  предупредив начальника
стрелецкой сотни о срочном перекрытии всех выходов  из города. Фома  Еремеев
-- мужик деятельный, не первый день на милицейской службе и  лишних вопросов
не  задает.  Если похитители еще  не  покинули Лукошкино,  то через  полчаса
отсюда и мышь не выбежит.
     - А теперь поговорим спокойно: что украли, где, кто обнаружил, кто имел
доступ к ключам, кого подозреваете? Говорите не торопясь, я записываю.
     - Твоя взяла, участковый...  - Горох хряпнул особую настойку  валерианы
на меду и снизил тон. - Ну  как ты себя  ведешь? Ведь ровным счетом никакого
уважения к сословию... Обращаешься, словно я тут горожанин обыкновенный, а я
ить - царь! Как найдешь чертежи, запузырю тебя на каторгу.
     -  Вот спасибо, - поморщился  я.  - Служба есть служба, так что давайте
без личных обид. Повторяю вопрос: что пропало?
     - Чертежи...
     - Конкретнее: какие, сколько, формат бумаги, примерный объем и вес?
     - Летучего  корабля, десять  листов, квадраты  по полу  сажени, в рулон
свернуты, один человек легко унесет.
     -  Ну вот... совсем другое дело,  -  похвалил я.  - Продолжим. Где  они
лежали?
     - Да в сундучке же, а место говорить не буду, придешь ко мне в терем --
там покажу.
     - Кто обнаружил кражу?
     - Я и обнаружил. Ткнулся сегодня поутру, а в сундучке-то и пусто.
     - Знакомая ситуация... Вроде как в деле о перстне с хризопразом. Может,
опять шамаханы шалят?
     -  Навряд ли... Перстень,  вот  он,  при  себе  ношу,  покуда оборотней
проклятых не указывал.
     - Ладно, перейдем к более важному... Кого подозреваете?
     -  Дык...  никого...  вроде, - призадумался  царь.  - Народу  в  тереме
случайного нет, чужаки по палатам не шастают, послов да гостей тоже вроде не
было...
     - Давайте поставим вопрос иначе: кому это выгодно?
     Вот тут Горох  крепко почесал  в затылке... Как я уже упоминал, человек
он  прогрессивный  и  далеко  не  глупый,  сложить  два  и  два  сумеет  без
посторонней помощи и по пустякам паниковать не станет.
     - Знашь, Никита  Иванович, а ведь сразу, с маху не ответишь тебе... Ну,
прикидываю  и  так и эдак - да  не выгодно никому! Корабль-то  этот -- штука
мудрая, техническая,  не всякому  злодею  по разумению будет.  Шамаханцы, те
более всего на  чародейство черное надеются. Немцы, наоборот, наш ум  своему
равным не  считают, для них  наша техника -  ровно забавка детская...  Кто ж
еще?
     - Японцы... - раздумчиво предположил  я. - Они  со всего мира передовые
технологии  тащут. Радиоэлектроника, компьютерная техника, роботроника у них
на уровне самых высоких стандартов.
     - Японцы, говоришь?  - насупился Горох. - Слышать слышал, а  вот видеть
не доводилось, нет их у нас в Лукошкине.
     - Жаль...
     - А точно они чертежи свистнули?
     - Нет, нет... это я так, к  слову. Ну что же, гражданин, ваше заявление
принято, с сегодняшнего дня начинаем работать по этому делу.
     - А я?
     -  А вы, как говорится,  идите домой да  спать  ложитесь - утро  вечера
мудренее. - Я пожал царю руку, недвусмысленно указывая на дверь.
     -  Эй-эй, участковый... так не  пойдет!  - заволновался  государь. - Ты
это...  того...  ты  меня  от  дела  не   отстраняй,   я  тоже  в  раскрытии
поучаствовать желаю!
     - Но, гражданин...
     - Велю голову отрубить! - клятвенно пообещал Горох, глядя на меня самым
умоляющим взглядом.
     - Ладно, давайте как всегда. Рутинную работу мы берем  на  себя, а  как
понадобится брать преступника - я вас вызову.
     - Вот спасибо, Никита Иванович! Вот уж уважил царя-батюшку! Вовек твоей
доброты не  забуду... - Уже в дверях Горох обернулся  и напомнил:  - Чтоб  к
вечеру был у меня с докладом о ходе дела!
     - Всенепременно.
     Когда  царский эскорт с помпой  укатил  по  улице,  я  отошел от окна и
попросил у Яги чаю. Бабуля молча поставила самовар и не дыша присела за стол
напротив. Я раскрыл блокнот, тупо разглядывая давние записи...
     - Организованной преступности  у  нас в Лукошкине нет.  Список наиболее
известных  воров  примерно  установлен.   Если   исключить   карманников   и
конокрадов, то на подобное дело  могли решиться  человек десять. Бабушка, вы
не слушаете!
     - Че? Ой, не кричи так, Никитушка, - встряхнулась Баба Яга, - у меня аж
сердце чуть не выскочило.
     - Я говорю, что вы меня не слушаете. Вы же все время были здесь, почему
молчите? Какое ваше мнение по поводу этой кражи?
     -  Ох, мила-а-ай...  -  Моя  домохозяйка  схватилась руками  за голову,
вытаращив глаза и покачиваясь из стороны в сторону. - Вгонишь ты меня в гроб
на сто  лет  раньше  времени...  Кто  ж  тебя,  аспида,  учил  так  с  царем
разговаривать?! Ты ж на самого государя  в голос  орешь да  кулаком по столу
барабанишь... Совсем ума нет, что ли?
     -  Да будет вам... - даже смутился я. - Мы и  не скандалили особенно...
так, по делу.
     -  Дите!  Чистое  дите, не  понимает, с кем  говорит... А вот  осерчает
государь да  как загонит все наше отделение к черту на кулички  с глаз своих
ясных,  тогда попомнишь слова мои, грубиян  ты невежественный! Да рази ж так
надо посетителей  принимать? Сюда люди идут  с бедой, с  горем,  судьбой али
лихими людьми обиженные, мы им помочь обязаны, а тут сам царь...
     - Царь - тоже гражданин, - слабо огрызнулся я.
     - Вот и то, что гражданин, а  ты  ему грубости в  нос тычешь. Нехорошо,
Никитушка... Ты ить при исполнении.
     В  общем,  пришлось   извиняться  перед  своим  же  сотрудником.  После
примиряющего чая было  принято решение: в  отделении не торчать, а  до обеда
прогуляться  в  царский терем.  Стоило  обследовать  место  преступления  на
предмет применения  магии.  Здесь  это было делом самым обыкновенным... Баба
Яга  -  незаменимый  спец  в  таких исследованиях,  на  ее  авторитет  можно
полагаться  полностью. Двое  еремеевских  стрельцов  оставались  на охране у
ворот, Митьки почему-то не было видно. Странно... Обычно он, при всей  своей
деятельности,  без  приказа - со двора  ни ногой.  Пожав плечами, мы  с Ягой
отправились к Гороху пешочком. Уже  на соседней улице было отмечено массовое
скопление народу. Лукошкинцы - люди социально активные,  им хлеба не надо  -
зрелища  подавай, а на  Малой  Базарной, похоже, именно такое зрелище и шло.
Видимо,  мы  с  Ягой   подумали  об  одном  и  том  же,  поэтому  молча,  не
сговариваясь, направились в ту же сторону. Уже  на подходе было видно, какая
пестрая толпа народу там собралась. Слышались смех, визг и громкие крики:
     - Гляди, православные, как милиция честным людям руки за ноги крутит!
     - Какие ж  они люди, когда они - цыгане?! И не милиция  энто,  а Митька
беспутный!
     -  Ой, ромалы-ы!  Ой, убил! Совсем убил! Всю руку изломал, да где ж  на
свете белом справедливость?!
     -  А ты не  суйся,  не  суйся... Митя наш -  человек  православный! Раз
убивает, значит, есть за что. Ему небось сам участковый разрешил!
     - Да, ох и крут порой наш сыскной воевода...  По прошлом месяце-то едва
ли не все армянское подворье извел! Так же вот Митьку свово, аки пса лютого,
науськал... Те, кто выжил, по сей день от укусов чешутся!
     -  Ай,  ромалы-ы!  Совсем  до смерти убил! Всю убил! Одна  за всех муки
принимаю! Одна, чавела, насквозь убитая лежу-у-у!
     Когда мы пробрались в середину, бедного Митьки  уже  не было видно.  Не
знаю уж,  чего он там натворил, но здоровенного парня  со  всех  сторон  так
облепили  беспрестанно вопящие  цыганки,  что  он  казался  ярко  наряженной
новогодней  елкой.  Крикливые  юбки резко контрастировали  с коричневыми  от
крика  лицами. Ругались  одновременно все,  причудливо  мешая русский мат  с
диковинными проклятиями  на неизвестных  языках. Я  протолкался  к  четверым
дежурным стрельцам и приказал без разбирательств доставить всех в отделение.
Молодцы надвинули шапки и взялись за непростое дело. А я обратился к народу:
     -  Граждане!  Концерт  окончен.  Попрошу  расходиться  по   домам.   Не
сомневайтесь, милиция во всем разберется и виновные будут наказаны! Желающих
досмотреть представление до конца жду вечером у ворот  отделения. Спасибо за
внимание, на сегодня - все!
     Как оказалось впоследствии, обещать такое нашему народу  чревато... Ну,
по крайней мере, неблагоразумно...

     В царском тереме нас приняли  настороженно. Видно, в  запале Горох, как
всегда,  пообещал  снести  головы  всем  подряд.  На самом  деле  он  больше
грозится, но все ему  почему-то верят... Вот  и  сейчас:  охранные  стрельцы
страшно  хмурили   брови,  пытаясь  выглядеть  еще  суровее,  бледные  бояре
испуганно крестили  окладистые бороды, суматошные дьяки носились взад-вперед
с приказами,  а  прислуга и прочая  челядь вообще  старательно пряталась  по
углам.  Весь  терем  жил  в  предвкушении  извержения  вулкана, и мы  шли по
лестнице наверх, сопровождаемые самыми сочувственными  взглядами. У дверей в
государевы покои нас встретил столбовой боярин  Кашкин, я хорошо его знал, в
деле   о  перстне  с  хризопразом  он  руководил  разоружением  шамаханского
каравана.
     - Здрав буди, сыскной воевода!
     - И вам мое почтение... Что у дверей толчетесь, ждете кого?
     -  Тебя и жду. Одного только... - Боярин  многозначительно  поглядел на
Бабу
     Ягу, та поджала губки и  по-утиному  засеменила к  дальнему окошку.  --
Пусть уж там подождет, не след ее седую голову под топор ставить.  А ты иди,
государь о тебе ужо два раза спрашивал. Гневается...
     - А... Ну тогда я пошел.
     - Погодь... дай хоть  обниму тебя на  прощание, хороший ты был человек,
Никита Иванович! - Седобородый Кашкин смахнул выступившую слезу, по-отечески
троекратно облобызав меня в обе щеки.
     Царские  стрельцы  у  входа сняли  шапки  и молча  перекрестились.  Да,
обстановочка тут и впрямь  как на минном  поле...  Я снял фуражку, пригладил
вихры  и,  отважно  распахнув  двери,  шагнул внутрь.  Это  было  похоже  на
отчаянный шаг дрессировщика в клетку изголодавшегося льва...
     На небольшой  кушеточке царь-государь в штанах  и рубахе навыпуск вовсю
обнимался с неизвестной мне особой женского пола. Завидев меня в форме и при
исполнении, молодуха взвизгнула и,  вырвавшись, с хохотом скрылась в смежном
помещении. Судя по всему, там находилась спальня...
     - Вежливые  люди стучат,  прежде чем войти, - попытался пристыдить меня
красный от смущения  Горох.  Я  возвел глаза к узорному потолку и философски
присвистнул. - Ладно, проходи, садись, коли пришел. Могу рюмочку налить, вон
полпряника на закуску осталось... Не хочешь?
     - Нет.
     -  Ну  и леший с  тобой! Ему  сам  царь предлагает, а он  рыло воротит.
Доклад давай.
     - Не торопите следствие, - наставительно поправил я. - Докладывать буду
по мере продвижения  дела,  а у  нас  в нем пока  сплошные дыры. Еремеева  я
предупредил, его  молодцы  прочесывают весь город и никого не  выпускают  за
ворота. Но, скорее всего, вор залег на дно...
     - Утоп, что ли, сердешный?
     -  Нет, это  такое фигуральное  выражение.  Значит,  хорошо спрятался и
никак  себя  не проявляет. Так  что  нам  придется  проверить все  известные
"малины" и  "хазы". Возможно, кто-нибудь из криминальной среды даст наводку.
Такое  преступление  без  соучастников  бы  не  обошлось,  а  следовательно,
информация где-нибудь да проявится.
     - Дельно, - кивнул Горох.
     -  Но  это  лишь  в  том  случае,  если  чертежи  действительно куда-то
запропали.
     - Как это? Да ты на что ж это намекаешь-то, змий трехголовый?!
     -  На  змия  и  намекаю! -  я  откровенно кивнул  в сторону объемистого
шкафчика, где  Горох  хранил  свои  "лечебные"  настойки. -  Чтобы  начинать
расследование уголовного дела,  следователь  должен лично  убедиться в самом
факте совершения  преступления. А если вы тайное  место перепутали? А если в
сундук положить  забыли?  А  если эти  чертежи у вас  вообще третий день под
кроватью пылятся?
     - Стража-а! - царь  разобиженно взревел. - Сию же минуту казнить злодея
за надсмехательство над государем!
     Встревоженные  стрельцы  сунулись  было  в  двери,  но  Горох   вовремя
передумал:
     - Вон,  охальники! Щас я ему, Фоме неверующему, нос-то утру, а уж потом
и на плаху. Вон! Кому сказал?! Сам попозже позову... Никита?
     - Да...
     - Ну, че  ты меня во  гнев  вгоняешь? Я же самодержец, мне по должности
самодурствовать полагается. А ты искушаешь меня почем зря... Грех тебе!
     - Виноват, исправлюсь. - Я  встал  со  скамьи и потянулся. - Давайте не
будем тратить времени, покажите-ка мне ваш сейф.
     - Чего?!
     - Сундук, - терпеливо поправился я.
     Горох  кивнул, отвел меня  в  красный  угол,  где  под  иконой  Георгия
Победоносца  ярко  горела  праздничная лампадка, и  попал  босой  пяткой  на
выступающий  из  половицы  гвоздь.  В полу беззвучно открылся люк,  под моим
наблюдением  царь  извлек   оттуда  средних   размеров  серебряный  сундучок
византийской  работы  и, нашарив  под  рубашкой ключ, в  два поворота открыл
замок.   Внутри   хранились   секретные    документы,   договоры,   грамоты,
дипломатическая  переписка  и еще  какие-то бумаги...  Искомых  чертежей  на
первый взгляд не было.  В качестве демонстрации надежа-государь вывалил  все
содержимое на пол:
     - Вот, сам гляди! Хоть все бумажки перерой, а таки нужных там нет.
     - Проверим, -  для  порядку  наклонился я,  хотя профессиональное чутье
подсказывало,  что  чертежей   там  действительно  нет.   Однако  первым  же
документом, попавшимся  мне на глаза, оказался... секретный план внутреннего
устройства  лукошкинских   оборонительных  башен!  Договор  с   поляками   о
сдерживании германских амбиций, договор с немцами о строительстве  крепостей
против турок, договор  с турками о неприменении вольнонаемных казачьих войск
и,  наконец, договор с теми же казаками о строгом ограничении аппетитов Речи
Посполитой в  приднепровских  ничейных территориях. Как  вы  понимаете,  это
далеко не все. Не вдаваясь в дебри политики и личных  писем, я тем не  менее
сделал важную пометочку в блокноте.
     В этот  момент  в соседней  комнате скрипнула кровать, Горох поймал мой
вопросительный взгляд и нехотя буркнул:
     - Ксюха это... девка дворовая, дочка дворника нашего. То ли третья,  то
ли пятая, он и сам не упомнит. Помогает тут в тереме, где со стола прибрать,
где пол помыть, где мусор вынести...
     - Ну и?
     - Чего?
     - Продолжайте, продолжайте, вы  же прекрасно  понимаете, что  я имею  в
виду!
     - Я понимаю? Ничего я не понимаю! -  снова раскраснелся государь. - Ты,
участковый, во все щели нос не суй,  не ровен час,  каблуком отдавят...  Иди
вон воров ловить, а моя личная жизнь тебе без надобности!
     - Совершенно верно, - серьезно согласился я, -  мои дела уголовные, так
что полицию нравов изображать не буду. Но вот девица эта, Ксения...
     - Ой, да будто я у ней всю фамилию выпытывал!
     - Ладно, сам уточню  у  дворника... Так вот, она никогда не  спрашивала
вас о чертежах летучего корабля?
     - Тьфу! Да типун тебе на язык,  сыскной воевода! - Горох отобрал у меня
сундук  и начал лихорадочно запихивать  туда высыпанные бумаги. - Ну нечто у
меня совсем головы нет - бабе секретные документы  под одеялом раскладывать!
Ты все ж таки думай, что говоришь...
     Уложив сундучок  на  место и возвратив  полам первозданную целостность,
государь суховато попрощался со мной, проводив до двери:
     - Прощевай, сыскной воевода. Доклады жду каждый день, не исполнишь дела
- сам понимаешь... Не  наказать не смогу. Хоть и  прежние заслуги  помню,  а
тока я - царь, мне иначе нельзя! Либо чертежи  на стол, либо валить тебе лес
на каторге, выбирай...
     - Мы постараемся... - ровно пообещал я.
     Горох встал перед дверью, прислушался и поманил меня пальцем:
     -  Сейчас я орать начну, ногами топать, а  как  знак дам, так ты отсель
без  оглядки беги. Мне еще  до вечера  надо...  ну, погневаться...  чтоб  не
беспокоили.
     Я кивнул,  в принципе все возможное он мне показал, пара версий на  уме
есть, попробуем их разрабатывать. Вот только на предмет магии мы не...
     -  Убью! Запорю!!  Обезглавлю!!! Где  тут  сабля  моя острая? Где копье
долгомерное? Своими  руками на куски изрублю и курам выброшу! И не моли меня
о пощаде... Все! Все, участковый, пришла твоя смерть безвременна-а-я!!!
     Я  напружинил  ноги и приготовился к  низкому старту, Горох  уже поднял
руку вверх, и тут...
     - Никитушка! Держись, милай, иду-у-у!  - Двери вынесло вместе с бедными
стрельцами. Грозная, как цунами, Баба Яга бодро шагнула в царские покои  мне
на  выручку!  Прыгнув вперед, я закрыл  спиной обомлевшего государя... Глаза
Яги отсвечивали красным.
     -   Бабуля,  бабуля,  все  в   порядке!  Никаких  проблем,   мы   мирно
побеседовали.
     -  Да неужто? - недоверчиво сощурилась  моя хозяйка. -  Ты не врешь  ли
мне, Никита?  Я ить  сама, своими ушами слышала, как тебя здесь смерти лютой
предают...
     -  Э...  шутка! - выдавил царь  Горох, осторожно высовываясь из-за моей
спины. - Чтой-то вы, бабушка, сегодня шуток не понимаете?
     Переглянувшись, мы все облегченно выдохнули.
     - Раз уж  такое  дело,  давайте  поставим  дверь на  место  и  все-таки
просканируем сундучок  на предмет использования магии. Возражений нет? Прошу
эксперта пройти вот в этот угол... приступайте.
     Домой  было  решено  прогуляться  пешочком.  Горох предлагал  карету  и
эскорт, но  мы  отказались. Кое-какие  вопросы следовало обсудить на  свежем
воздухе,  без лишних  свидетелей, поэтому пошли мы  не напрямик, а  обходной
дорожкой,  вдоль  речушки со  странным  названием  Пучай. Я  выкладывал свое
мнение первым.
     - Факт исчезновения  чертежей приходится признать.  Не  уверен, что там
имел  а место  именно  кража, царь все-таки мог  их  куда-нибудь засунуть  и
забыть, но пока  давайте  разработаем  версию  предполагаемой  кражи.  Итак,
основной вопрос во всех подобных случаях: зачем?
     -  Да мало ли... - вздохнула Яга. - Может, какому жулью в небе полетать
захотелось?
     - Обычный вор найдет, что взять из царского терема и кроме чертежей. Не
доросли  у  вас тут еще, чтобы ценную техническую информацию воровать. Тогда
встает вопрос о возможном заказчике...
     - Так ведь,  Никитушка,  царь же  говорил вроде,  что  не выгодно  энто
никому.
     -  Это по его  мнению -  невыгодно, а кое-кто считает иначе. И кое-кому
эти  чертежи  нужны  просто  до  зарезу.  Я мельком  поглядел,  что лежит  в
гороховском  тайнике, там  та-а-кие секретные  документы... Да разведки всех
соседних  держав  заплатили   бы   сумасшедшие  деньги   за  возможность  их
перефотографировать!  Но  ничего  из  этого не  пропало...  Вора,  если  он,
конечно, есть,  интересовали исключительно чертежи  летучего  корабля. А что
показала экспертиза?
     - Обнюхала  я  все, что  могла...  -  по-простому  объяснила  бабка. --
Колдовства черного  не  было.  Видать, так, по-простому  взяли. Замочек  без
всяких  заклинаний, ключом открыли,  но  кража все ж  таки  была!  Запах  от
сундучка шел... женский.
     -  А, ну  это не доказательство.  Там, как в доме  свиданий,  все этими
ароматами пропахло.
     -  Не  то,  Никитушка,  -  досадливо  поморщилась Яга.  -  Уж  чем  там
царь-государь  занимается -  его  забота,  и не  нам о том судить.  Но запах
был... чужой какой-то, не наш, не лукошкинский.
     - Хм... отрабатывать версии о всех девицах Гороха будет очень непросто,
- призадумался я.
     -  Так  всех и  не  надо,  нам  тока  бы  за  последние  две  неделечки
порасспросить.
     - Хорошо,  бросим  на это  дело Митьку, его  девки любят, он у  них  за
семечками все и разведает.
     - А мы с тобой чем руки займем?
     -  А  мы  попробуем  выяснить, какие из  иностранных посольств в стенах
столицы  ведут  сейчас  самую  активную  деятельность  и  не  связаны ли они
каким-то образом с представителями местного криминального мира...
     - Думаешь средь послов заморских заказчика тайного отыскать?
     - По крайней мере, стоит попробовать. Что мы теряем?
     Баба Яга согласно кивнула. Терять нам пока действительно нечего.  Это в
прошлый раз нам даже опомниться не дали, устраивая одно покушение за другим.
А  сейчас  мы  мирно  гуляли  вдоль  реки,  наслаждаясь  последними  теплыми
денечками.  Дело  о  краже  чертежей  начиналось  как-то лениво и  буднично,
казалось,  что   и  само  расследование  соответственно  будет  спокойным  и
неторопливым, без особенных эксцессов... Ну все почти так и было, почти...
     Крики, песни, смех и музыку мы услышали задолго до того, как свернули к
отделению. У наших ворот  толпилась куча  народу, многие висели на заборе, и
все шумно обсуждали все, что происходило внутри. А там, судя по всему, стоял
дым коромыслом!
     -  Че  вытворяют,  че  вытворяют-то, а?!  Вот  гульба  так  гульба-а...
Отродясь такой срамоты не видели!
     - Бабоньки, а моего там не видать? Как ушел с утра за поллитрой в честь
крещения, так до сих пор и нет кровопийцы...
     -  Ох  и лихо  цыгане пляшут! Бедовый  народ! А  бабы  ихние как юбками
трясут, ажно все поджилочки ходуном ходют... А вон, вон одна плечи заголяет!
     - Постыдился бы, дедуля! В твои-то годы на заборе сидеть...
     - Бабоньки, а моего-то там точно нет?! Он  ить,  супостат, как  примет,
так по цыганкам и шарит. Говорит, песни про любовь у них дюже жалостливые...
Ну, он придет, я ему сама спою!
     -   Глянь,  православные,   как  стрельцы  пошли...  От  ить  головушки
забубенные,   и  споют,   и  спляшут,  и  службу  милицейскую  справить   не
постесняются!
     -  А в центре-то кто?! В  бабьем сарафане, сам с каланчу, частушки орет
да лаптями грязными во все стороны шарит?  Видать,  деревенский... городские
такую  похабщину  не  поют...  Ох  и  складно  выводит,  стервец, аж  сердце
радуется!
     Пока мы с Бабой  Ягой  деликатно проталкивались к воротам, меня  догнал
сумрачный  Еремеев.  Видимо,   слухи  о  несанкционированной  дискотеке   на
территории милицейского отделения распространились по городу быстро.
     - А куда ж это сыскной воевода спешит?
     - Ругаться, видать, что без него начали! Наш Никита Иванович -- человек
строгий,  но справедливый.  Вот  глянь,  щас все песни кончатся, одни  крики
пойдут, как он все отделение зараз пороть начнет!
     - Бабоньки, так там моего-то не показалось? И не надо!  Уж коли батюшка
участковый всех самолично пороть станет, пусть и моего не обойдет. Все  ему,
борову  ненасытному,  наука!  Вдругорядь будет и законную  жену  на  гулянки
брать...
     Тут народ примолк, потому что мы вошли в калиточку. Нас ждали... Пьяный
в  никакую  Митька,  обряженный  в  девичий  сарафан  и кокошник  набекрень,
поклонившись  до  земли,  сунул  мне  под  нос  тарелку  с  рюмкой  водки  и
полуобкусанным  соленым  огурцом.   Коварные  цыганки  поддержали  спевшимся
многоголосьем:
     -  Выпьем  за  Никиту!  Никиту  дорогого!  Свет еще не  видел  хорошего
такого-о! Пей до дна, пей до дна, пей до дна!!!
     - Еремеев, - сквозь зубы процедил я, - цыган со двора в шею! Сотрудника
Лобова - в вытрезвитель... тьфу!.. в смысле в поруб, пока не протрезвеет! Со
стрельцами своими сам разберешься...
     - Слушаюсь,  Никита Иваныч, -  глухо  буркнул  он,  махнув рукой своему
конвою. Экзекуция была короткой, но действенной. Ругающиеся цыганки вылетали
за  ворота  как  пестрые  взъерошенные  курицы.  Между  прочим, одну,  особо
шуструю, Яга поймала уже у нас на кухне. Нахалка пыталась  присвоить бабкину
шаль... Напрасно,  с  моей  домохозяйкой  такие  шутки не  проходят.  Бабуля
увеличила ей нос втрое, чтоб  не  совала куда  не  надо! Четверо  стрельцов,
дежуривших  при нашем отделении,  получили по  загривку от командира сотни и
были на неделю  лишены хлебного довольствия. Народ с забора слезал неохотно,
однако, расходясь, повторял, что "сыскной воевода свое  слово держит".  Черт
меня побери, если я и в самом деле обещал им "продолжение концерта вечером",
то  в этом плане, конечно, не  обманул. Из показаний  тех служак,  что  были
потрезвее, раскрылась общая картина бессовестного преступления. Оказывается,
стрельцы вместе  с Митькой доставили  с базара аж восемь цыганок. Как уж эти
танцовщицы из  "Ромэна"  ухитрились  протащить  с собой  спиртное  -  ума не
приложу! Наверняка  прятали в десятках своих юбок. Я давно подозревал, что у
нас на рынках кто-то приторговывает крепчайшим самогоном, а теперь видел его
в  действии.  Короче,  после  первых  же глотков наши сотрудники  сдали свои
позиции,  и  пьяный  разгул захлестнул  все отделение. Держать цыганок здесь
смысла  не  было -  шуму  не  оберешься,  а все  вещественные доказательства
выпиты. Осталось выяснить у Митьки, с чего он  вообще  к  ним прицепился, но
это  уж  когда  проспится...  Алкогольная  зависимость  - самая сильная  его
слабость (если так можно выразиться), но мы с ней боремся.
     -  Никитушка, иди к столу, -  ласково позвала  Яга. - Садись-ка да ешь.
Вот пироги да расстегайчики, сметанка да грибочки жареные.
     - Спасибо.
     -  Ты  чтой-то  задумчив весь?  Али из-за  шороху этого  опечалился? Да
брось, милай, и в голову не бери! Уж такой они народ, цыгане... Даже святого
напоят и сплясать заставят! Тут им равных не сыскать...
     - Нет, нет, все нормально, - улыбнулся я, налегая на пирог с капустой и
яйцами. Мне почему-то вспомнилась та смуглая девушка с большими глазами. Еще
показалось,  будто  я видел  ее  у  наших ворот. Но  говорить  об  этом  Яге
почему-то  не  хотелось.  Бабуля  меня  очень  любит,  еще  бросится  искать
незнакомку с  тем, чтобы срочно  засылать сватов. А я  же не влюблен, так...
просто девушка симпатичная...

     Вечер выдался  спокойный.  Ну,  не  считая  того,  что какой-то забитый
мужичонка  бодал головой  наши  ворота,  умоляя  пустить его  переночевать в
поруб. Видимо,  тот  самый, которого активно  разыскивала жена. Стрельцы его
выперли без всяких скидок на мужскую  солидарность. Здесь все-таки отделение
милиции, а не  приют для  преследуемых  мужей, сами разберутся... Разговор с
нашим  младшим  сотрудником безоговорочно  откладывался  до  утра, раньше он
попросту  не  проспится.  С другой стороны, дело не терпит,  Горох дал самые
сжатые  сроки и стоило  хотя бы попробовать успеть. Я  приказал стрельцам до
ужина привести в отделение того самого царского дворника, с дочерью которого
сейчас государь решает самые личные вопросы. Стрельцы кивнули и  пошли. Баба
Яга  что-то  раскладывала  на  картах,  а я  со  скуки  достал  из планшетки
грамотку,  врученную мне  дьяком  Филимоном Груздевым.  Как уже упоминалось,
этот  церковный  чин  думского  приказа  в  последнее время  крепко  заболел
"борьбой за правду-матушку". Отчасти в этом была и наша вина... В свое время
мы  с  Ягой  ради  эксперимента  подсыпали  ему  "вакцину  истины" от  Кощея
Бессмертного,  порошок  оказался  действенным,  и счастливый  дьяк  с  крыши
собственного дома лепил народу всю правду в глаза! Много он  тогда рассказал
и  про царя,  и про  ближайшее  боярское окружение,  и  про...  короче, всем
досталось.  Стрельцы  упекли  несчастного  под  замок,  на  следующий   день
выпустили. Гражданин Груздев  до конца недели  ходил  тише воды, ниже травы,
ожидая  справедливого наказания за длинный язык... Потом понял, что  казнить
его пока не собираются, проникся бурным самомнением  и теперь твердо стоял в
самых первых рядах борцов за нравственность и социальную справедливость.
     "Повариха  государева мясо  свиное из кухни крадет  бесчестно! Себе под
юбку цельные  окорока прячет, а стража  и в  ус не  дует,  думает  - баба  в
теле... Конюх Агафон вчерась под вечер нетверез был. Не так, чтоб в стельку,
но  с  кобылой целоваться  лез. Слова  ей говорил ласковые и ленты  в  гриву
вплетал,  а  кобыла - государева,  не  след ей от  всяких  посторонних такие
нескромные подарки принимать. А племянник хана Ямгурчея, что проездом у нас,
цельную кружку чернил ореховых задарма выпил. И не отравился же,  стервец...
Мне-то не жалко,  а только вещь  казенная, канцелярская. Это  что  ж  будет,
ежели все чернила начнут лакать да  промокашками закусывать? Стрельцы  Федот
Балабанов с Васькой Рыковым  на щелчки в карты дулись  бессовестно! Оно бы и
ничего,  да у Федота после игры шишкарь синий во весь  лоб, а он при  царе у
дверей  служит,  значит,  государю  прямая   обида  и  посрамление...  Девка
дворовая, нескладная  Ксюха, дочь дворникова, из  Гороховых палат  так и  не
вылазит,  стерва бесстыжая! Срамотит царя нашего перед державами. Мало того,
что сама лазит, так намедни еще и подругу с собой прихватила... Ведь загубят
здоровье государя-батюшки, мыслимое ли дело  - двух  девок на  одного мужика
бросать?!" Ну и так далее, в том же духе. У нас в отделении подобных доносов
скопилось уже штук  двенадцать. Если всем  давать  ход, по  стране  тюрем не
хватит.  Надо  что-то придумать  с  этим  делом,  иначе он  нас  так и будет
кляузами заваливать. Я скомкал листок и через всю кухню отправил в угол. Там
у печки обычно спал бабкин кот,  иногда ему нравится  вспоминать  детство  и
гонять по полу шуршащий комок бумаги...
     - Никитушка, глянь в окно, вроде пришел кто?
     - Стрельцы вернулись, - приподнявшись, оповестил я, - тащат за воротник
какого-то  забулдыгу  интеллигентного вида.  Судя по всему,  это и  есть наш
искомый работник метлы.
     - Ну,  тогда  ты сядь, так посолиднее будет. А подозреваемого  я сама к
тебе приглашу.
     -  Бабуль, он  пока  не подозреваемый, а так... возможный свидетель или
хотя бы информатор. Не пугайте человека раньше времени...
     Все зря, Яга уже выскочила в сени, на кого-то наорала, кого-то позвала,
и царский дворник с поясным поклоном вошел в горницу.  Был он низкоросл,  на
вид лет пятидесяти, одет скромно, но чисто, а лысой головой и  клинообразной
бородкой  с  усами так напоминал вождя мирового пролетариата, что я невольно
привстал...
     - Добрый вечер, господин участковый. Вызывали?
     - И  вам добрый вечер, вызывал, присаживайтесь. -  Я указал на  большую
лавку по  другую  сторону  стола. - А-а... простите,  у  вас в родственниках
Ульянова-Ленина случайно не было?
     - Никак  нет, - чуть удивился  он.  -  Сухаревы мы, зовут  Николаем, по
батюшке Степанович. Вы, видимо, меня с кем-то спутали?
     -  Да, извините... В прошлом крупном деле у нас поименно были  сплошные
знаменитости. Но я отвлекся... Николай Степанович, давайте поговорим о вашей
дочери.
     - О Ксении?
     - Как вы догадались?
     - Ну, это  несложно, - несколько  виновато  улыбнулся дворник. -  После
того  интереса, который к ней  проявляет наш государь,  все вокруг только  и
говорят о Ксюше. Что вам угодно услышать?
     - Все, но сжато.
     - Ксения  - моя четвертая дочь, после ее рождения наша матушка, царство
ей  небесное,  заболела  и покинула  нас.  Троих старшеньких я  сумел выдать
замуж, две  с  семьями живут в Лукошкине,  одна переехала  в село  Куличное.
Особенным  воспитанием  Ксюши  я, признаться,  не  утруждался...  Во-первых,
работа занимает массу времени, а во-вторых, она, честно говоря, несколько...
туповата. Замедленное умственное развитие, так сказать...
     -  Ага, следовательно, царь  приблизил ее ко двору  никак не за уровень
интеллекта? - уточнил я.
     -  Увы, кому что дано...  Девочка пошла сложением в  мать, у  покойницы
была античная фигура, а это  в большинстве случаев с лихвой компенсирует все
прочие  недостатки. Возможно, вы осуждаете меня как отца...  я так  спокойно
обо всем  говорю... Но, зная нашего государя, я, по крайней мере,  могу быть
уверен, что ее ожидает безбедное существование...
     - Да вы философ! - присвистнул я, дворник мне явно нравился. -- Сколько
живу в Лукошкине и не подозревал, что встречу такого образованного человека.
Где вы учились? Ведь не в церковно-приходской...
     - Нет, в  свое  время закончил  университет  в  Сорбонне.  Имею  звание
бакалавра.  Правда, без отличия, потому что прибыл вольнослушателем из дикой
снежной  России. Нас  там  почему-то  недолюбливают.  -- Николай  Степанович
потеребил  бородку,  в  его  глазах  на мгновение  блеснули  образы  далекой
Франции. - Потом вернулся, женился, ну и как-то незаметно оброс  бытом: дом,
дети,  постоянная  борьба  за  кусок  хлеба... Так скатился  до  дворника, в
каковом положении и пребываю по сей день.
     - М-м-да - типичная  судьба всех питерских интеллигентов... Мы вернемся
к этому позднее, -  пообещал я, поймав укоризненный взгляд Яги. - Скажите, а
насколько высоки понятия нравственных ценностей вашей дочери?
     - Вы смеетесь? - не понял он.
     -  Нет,  нет... и меньше всего  хочу  вас обидеть! Но  мне надо  знать,
способна ли она, например, на кражу?
     - Гражданин участковый, - гордо выпрямился образованный дворник,  - моя
дочь  никогда  не  возьмет  чужого! Слышите,  никогда!  Да, ее можно назвать
любвеобильной, слабохарактерной  дурочкой, но  у Ксюши добрая  душа и чистое
сердце. Она скорее отдаст свое...
     - Спасибо.  Это все,  что  я хотел выяснить. - Я  встал из-за стола  и,
прощаясь, протянул ладонь:  - Очень рад  был  знакомству, буду посвободнее -
охотно забегу поболтать на отвлеченные темы.
     - Всегда  счастлив  видеть.  -  Рукопожатие  Николая  Степановича  было
коротким и крепким, мы расстались в самых дружеских отношениях.
     Баба Яга,  встав со  своей скамеечки  в углу, подошла к окошку  и долго
смотрела ему вслед.
     - И почему так? Умный  мужик,  начитанный, знающий, а вон двор метет! А
какой ни есть дурак, пень пнем,  в  кафтане боярском  - в думе сидит, законы
пишет... Где справедливость, Никитушка?!
     - Не знаю...  Какие-то  вещи неизменны во все  времена.  Забивать  себе
голову не  хочу, да и вам не советую. Все  равно не в нашей компетенции, нам
надо дело раскручивать... А версия о причастности девицы  Ксении  Сухаревой,
похоже, так и осталась безосновательной?
     -  Так и  есть,  -  кивнула бабка. - Не  врал папенька ее, не умеет  он
врать.   Всю   правду   говорил,  а  значит,  и  впрямь  девка  к  воровству
непричастная.  Ну  что, Никитушка,  отправляйся-ка  ты  спать!  Утро  вечера
мудренее...
     Я рассеянно  кивнул. Вроде  бы все шло как надо, но почему-то казалось,
что некая существенная деталь плавно ускользнула от моего внимания...
     Утро началось с петуха... Я промахнулся. Больше говорить на эту тему не
желаю, мне стыдно... После завтрака помятый Митька был извлечен  из поруба и
представлен товарищескому  суду.  Вообще-то  судим мы  его достаточно часто,
парень кается, так что робкая надежда на выздоровление есть.
     - Докладывай.
     - Батюшка сыскной  воевода...  - Митька привычно бухнулся на колени.  Я
уже не возражал, в конце концов, он всегда  так делает.  - В чем виноват,  в
том и ответ держать буду.  А уж вы с бабулей судите меня  честно, ибо  ежели
опозорил я  честь  милицейскую,  то  нет мне прощения  ни  на земли,  ни  на
небеси...
     - Короче, пожалуйста, - попросил я.
     - Короче? - призадумался он,  а потом выдал: - Ну,  тады  моей вины тут
нет, во всем действовал согласно вашим начальственным указаниям.
     Мы с Ягой  от такой  наглости  едва с  лавки  не  свалились. А злостный
нарушитель, пользуясь нашим молчанием, затараторил со страшной скоростью:
     -  Вот вы, Никита Иванович,  все учили нестандартно подходить к решению
сложной  задачи,  искать  разные  пути,  используя  неожиданные  методы  для
раскрытия  преступлений... Я и решил! Ну,  в  смысле,  как  цыган  на  улице
увидел, так и решил... Вот, мол, он - нестандартный метод! Цыганки-то гадать
да судьбу  предсказывать  знатные мастерицы... Что, ежели у  них про  цареву
кражу-то и  расспросить? Небось карты вора покажут! Догнал,  спросил...  Они
сразу согласились. Позолоти ручку, говорят, и делу конец, враз все отыщется!
Я ж при исполнении, слова милицейского нарушить не могу, позолотил... Ох они
мне и рассказали! Такого понарассказывали, Никита Иванович, прям хоть писцов
зови, до того  складно да  интересно будет! И про жизнь мою, и про работу, и
про дом казенный, даму трефовую, короля червонного - все как есть правда! Но
я ухо востро  держал, все копейки спустил, пятак заветный отдал, а про кражу
чертежную  все ж таки  повыспросил. Значит, лежат  чертежи  краденые  у отца
Кондрата за овином, под лопухом большим, как есть закопанные, вот!
     - Под лопухом? - с нажимом переспросил я.
     -  Под  ним,  батюшка  участковый!  - уверенно  подтвердил Митя, просто
лучась от осознания значимости собственной правоты.
     - Угу... а почему произошла безобразная сцена на базаре?
     -  На базаре-то? Ой, да кто  ж  их, баб  глупых,  разберет...  Дуры они
необразованные, вот и весь ответ! Бабуленька Ягуленька, не смотрите так, это
я  не  про вас! Я  же как все  выслушал, попросил их вежливенько в отделение
проследовать, дабы все их  предсказания  ясные  в протокол занести  и к делу
подшить,  а они наутек. Ну  дуры, да?! Я одну  поймал за руку, держу, прочих
деликатно так зазываю... Они и налетели... всем табором!
     - А скажи-ка нам, касатик, по чьей же вине  тут вчерась все отделение в
пьянку-гулянку ударилось? - строго напомнила Яга.
     -  И  тут  мы безвинны!  -  уверенно парировал Митька.  - Пока стрельцы
цыганок  энтих  в  ворота  загоняли,  у  одной бутылочка  зеленая  откуль ни
возьмись вывалилась...  Вас никого  нет, значит, я - старшой! Пришлось взять
расследование в свои руки. Обыскали всех, бутылок десять нашли... точней  не
упомню. Дай, думаю, проверю,  какое зелье  бесовское  туда  налито? Ведь, не
ровен час, потравят  народ.  Попробовал. Все... далее знать ничего  не знаю.
Судите...
     Он  получил  два  часа  хозяйственно-исправительных  работ   по   дому.
Трудотерапия на него действует, а все внушения как об стенку горох... Вскоре
пришел и начальник стрелецкой сотни Фома Еремеев. Особых новостей не было, с
утра  царь  приказал  открыть  городские  ворота,  но  таможня работает  так
усердно,  что  вынести чертежи нет  никакой  возможности.  А  еще  в  городе
появился маньяк.
     - Настоящий маньяк? - не сразу поверил я.
     - Да вроде тех, кто  на голову прискорбием отличается, - кивнул Фома. -
Вторую  ночь дозоры на улицах убиенных кошек находят. Рубит им злодей головы
да  с  собой  уносит...  тельца так в  крови  и валяются.  Дело как  бы и не
уголовное, а все ж таки... странное.
     -  Еще  бы!  Нет,  бабушка,  вы  слышали - у нас  в Лукошкине  появился
собственный   маньяк,   убивающий   кошек!  Ох  и  диковин  мир  психических
заболеваний и чудны проявления их!
     - Фома Силыч,  -  задумчиво нахмурилась Яга, - а  кошки  те, они  какой
шерсти будут, не черной ли?
     -  Так  ить...  да пес  их знает! Вот ужо расспрошу ребят да  скажу вам
точно. Неужто и на такое дело милицию привлекать надо? Поймаем мы проказника
этого...
     Нарочный стрелец от царя прискакал еще до  того, как Еремеев закончил с
чаем.
     -  Собирайся,  сыскной  воевода,  государь  тебя  пред очи  свои  ясные
требует!
     - Случилось что? К чему такая спешка? - ровно поинтересовался я.
     Гонец глянул по сторонам, расхрабрился и сразу все выболтал:
     - Бояре дюже  шум подняли!  Вся дума так и гудит, за покражу царскую да
за  авторитет  русский  беспокойство проявляют.  Тебя,  сыскной воевода,  за
халатность казни предать советуют...
     - Это мелочи, но раз Горох ждет, поеду... - зевнул я. - Больше ничего?
     -  Ничего,  гражданин  участковый,  вот  только  разве...  дворник  наш
вчерашней ночью преставился.
     - Что-о?!
     -  Да  помер,  сердешный,  упокой  Господь  его  душу,  -  сочувственно
подтвердил стрелец. - А ведь хороший  человек был, языки разные знал, о Риме
да  Париже  душевно  так рассказывал... Ан призвал  его  Всевышний,  за одну
только ноченьку...  Ксюха  плачет! Ну и царь,  понятно,  еще  больше на всех
гневается... Ты уж поспешай, сыскной воевода.
     -  Митька! Седлай  кобылу, мне  к Гороху,  по делу, срочно! - заорал я,
высовываясь в окно.
     Яга озабоченно покачала головой и подала китель:
     -  Никитушка,  я  покуда  тебя  здесь  подожду. Как  приедешь,  обскажи
последовательно, чего там приключилось...
     Пегая кобыла под седлом ждала меня  у крыльца рядом с  вороным жеребцом
царского гонца. Стрельцы отворили  ворота, и мы пустились  в галоп. Боярские
проблемы  меня  не  волновали ни  капельки,  политика  везде одинакова:  как
минимум  - грязь,  как максимум  - кровь... Ничего  они мне  не сделают,  не
захочет Горох единственного специалиста по уголовному розыску терять. Наорет
при всех, а наедине будет руку жать  и пряники для примирения подсовывать...
Но  что   могло  случиться   с  дворником?!  Он  же   ушел   от  нас   вчера
живым-здоровехоньким... Конечно, за ночь могло произойти все, что угодно: от
инфаркта  до  несчастного  случая. Но интуиция  подсказывала  не  спешить  с
выводами...
     До царского  терема  доскакали  быстро.  Я бросил  поводья  подбежавшим
слугам,  козырнул  охране  у ворот  и  решительно  направился к центральному
входу. Дьяк  Филимон,  прошмыгнувший  мимо,  не  поздоровался,  а, наоборот,
попытался задеть  локтем.  Видимо, мое  положение  при  дворе  опять  сильно
пошатнулось.  Невелика  беда,  у  всех  честных  служащих  вечные проблемы с
начальством...  Вот  стрельцы хоть  и  при  царе,  а ребята  порядочные,  не
отворачиваются  и смотрят  с  пониманием.  У  входа  в  думу меня  попросили
обождать,  государь  разбирал  разные  дела.  Вопрос  о  краже чертежей  был
оставлен напоследок  как  наиболее  важный. Минут  пять  -  десять  пришлось
потомиться  у  закрытых  дверей,  потом  они  распахнулись,  и  зычный голос
объявил:
     - Сыскной воевода Никита-ста Иванов, сын Ивашов!
     Я поправил фуражку и шагнул вперед. Вообще-то в помещении головной убор
обычно снимается, но в думе все бояре сидели в здоровенных медвежьих шапках,
так  что  приходилось  соответствовать традиции... Меня  встретили  гробовым
молчанием и  неприязненными взглядами.  Горох, сидящий на  троне  в  глубине
зала, тоже был не в настроении. Я тихо выругался про себя  и  приготовился к
очередному разносу...
     Государь поманил меня скипетром поближе и, сурово сдвинув брови, начал:
     -  Дума  боярская  знать  желает,  что  во вверенном  тебе  милицейском
отделении сделано, дабы покражу тайную отыскать?
     - Хороша  тайна...  - буркнул я, обводя взглядом  думское  помещение. -
Значит, все уже в курсе?
     -   Все,  -   важно  подтвердил  Горох.   -   О   таких  вещах  важных,
государственного значения, бояре в первую очередь оповещены должны быть, ибо
на их плечах власть царская держится.
     - Надеюсь, помалкивать они тоже умеют? - не подумав брякнул я. Вроде бы
негромко, но все расслышали и взревели в голос так, что хоть уши затыкай:
     - Да как он смеет, пес, сомнения выражать?!
     - Боярское слово, аки стена каменная, - незыблемо, нерушимо и вечно!
     - Казни, государь, сей же час пересмешника,  ибо нам такое бесчестье не
снести!
     ...Вот примерно в таком ключе все дружно  повысказывались.  Хорошо  еще
шапками не закидали  и посохами  резными бить  не начали. А может, просто не
успели, Горох пристукнул скипетром по подлокотнику, разом прекращая гвалт:
     -  Неразумны и  торопливы  слова  твои,  участковый. Впредь думай,  что
говоришь! А  теперь  отвечай  по  делу тайному, секретному.  Ну и  чтоб  зря
языком-то не молоть, говори все как... про козлика белого!
     -  Слушаюсь,  -  понятливо  кивнул  я и,  достав из  планшетки блокнот,
пустился перечислять: - Итак,  после обследования места преступления можно с
уверенностью сказать: белый козлик не пропал и не потерялся, а  был украден.
Причем  украден прямо  из  сундучка,  где, собственно,  и пасся.  Серый волк
уволок  козленка,  воспользовавшись  не  отмычкой,  а  ключом.  Где  он  его
раздобыл, если  единственный экземпляр висит  на шее у  пастуха? Вопрос  без
ответа...  Никаких  подозреваемых  на  роль  серого  волка  следствию   пока
выдвинуть  не  удалось. Версия  о  принадлежности  к  делу некой  прекрасной
пастушки не выдержала проверки фактами. За пределы Лукошкина белого козленка
не вывозили, за этим тщательно следит таможня и стрельцы Еремеева.
     -   А  кому  это  надо?  Кто  таких  козлов  вообще  ищет?   -   громко
поинтересовались слева.
     -  Конкретных заказчиков  кражи козлика пока не  отмечено. Определенные
подвижки есть, но в интересах следствия пока не раскрываются.
     - Дык... надо ли тады его искать?! Мастера-то не пропали, чай?
     -  Мастера  не  пропали? -  переспросил  я у  Гороха,  тот отрицательно
покачал  головой. -  Граждане, мастера на месте,  но  они  тоже  люди, могут
заболеть, забыть  что-нибудь важное...  А  белый козлик - штука тонкая, одна
деталь  не  так  шестеренкой  ляжет  -  все,  хорони всего  козла  вместе  с
экипажем...  Так  что  искать  его надо,  нельзя  допустить,  чтобы подобное
домашнее животное попало в чужие руки.
     -  Да не  пугаешь ли  ты нас,  участковый? Неужто мы без какого-то  там
козленка всем врагам спину показывать будем?! Не бывать тому!
     - Это эмоции... Научно-технический прогресс можно замедлить,  но нельзя
остановить. Я лично  не хочу,  чтобы через полгодика, по весне, на Лукошкино
свалилась мобильная эскадра белых  козликов с боевым десантом на борту.  Так
шарахнут бомбами из-под козьего хвоста - мало не покажется!
     - Тогда чего ж ты, лентяй, не ищешь?!
     - Ищу!  - возмутился  я. -  Прошло  только два  неполных  дня!  У  меня
все-таки милицейское  отделение,  а  не  цирк  с фокусниками,  я  похищенных
козликов из цилиндра не достаю... Как найду - сообщу!
     - Не груби! - напомнил Горох. - Что скажете, бояре?
     Высказывались  долго.  Общая суть  сводилась  к одному:  "Гони ты  его,
государь, не будет добра от милиции,  а покражу твою мы и сами уж как-нибудь
отыщем! Зря, что ль, отцы и деды наши предкам  твоим верой и правдой столько
лет  служили?!  Ужо  не оплошаем! Мудреное  ли  дело воров ловить?  Боярство
справится..."
     -  Быть по сему! - неожиданно  для меня! решил государь. -  Ты,  Никита
Иванович, свое дело дальше продолжай, препятствий тебе чинить не буду. А вы,
бояре  мои верные, свое  следствие ведите.  Кто  вперед  мне  козлика белого
возвернет, тому и награда будет. Ну а ослушнику нерадивому - царский кнут!
     На  этом  я  покинул  помещение боярской  думы.  Они там еще  бушевали,
совещались,  решая, кому  что поручить да кто  где ищет,  но меня это уже не
касалось.  Я спешил  во двор, выспросив по дороге, где находится дворницкая.
Оказалось, что прямо за теремом,  небольшая пристройка. Сухаревы жили именно
там. У дверей сидели на лавочке две старушки богомольного вида.
     - Здравия желаю, гражданочки. Тело еще не выносили?
     - Священника ждут, батюшка... - щербато улыбнулась одна, - да только ты
туда не ходи, недоброе это дело на мертвеца смотреть.
     - Дурной смертью он помер, батюшка, - в ответ на мой недоуменный взгляд
подхватила  другая. - Честных людей-то  Господь  к  себе не  так  прибирает.
Отравился он!
     - Али повесился!
     - Да ведь как есть потравленный лежит!
     - И рожа-то синя-я-я, как у висельника!
     - Так отравился или повесился? - строго переспросил я.
     - Ну... дык... все ж едино, не своей смертью  он помер, не Божьей волей
преставился! - единодушно решили бабки, мгновенно прекращая спор.
     Я  поблагодарил и,  пригнувшись, вошел  в низенькие двери. Комната была
крохотная, из всей мебели - стол, топчан да печка, даже лавок нет. На столе,
по грудь прикрытый чистой мешковиной, лежал покойный, больше  в помещении не
было никого. Та-ак... на печи, судя по всему, обычно спала дочь, исключая те
ночи,  когда была занята у царя на уборке. Сам дворник наверняка спал на том
же  топчане  у стола.  В углу, под  иконами,  оказалась  небольшая  полочка,
забитая  потертыми  книгами:  Гомер,  Публий,  Петроний   и  кто-то  еще  из
классиков. На  подоконнике - герань и маленькая  статуэтка Венеры Милосской.
При поверхностном осмотре  больше  ничего не бросалось  в  глаза.  За печкой
обнаружился  сундук с  зимними  вещами,  чувствовалось,  что  Сухаревы живут
небогато, но все чистое, заштопанное, аккуратно сложенное. К телу я подходил
с  непонятным чувством  то ли скорби, то ли обиды...  Бывает так: в кои веки
встретишь приличного  человека, пообщаешься  и -- нате вам... скоропостижная
кончина. Николай Степанович  лежал на столе уже вымытый и обряженный. Лицо у
него  было белое,  осунувшееся, но  очень  благообразное. Тяжело вздохнув, я
сдернул  мешковину  полностью  и  бегло  осмотрел  покойного.  Никаких  ран,
порезов,  синяков и следов удушья, но... какой-то неуловимый запах вился над
усопшим. Я  старательно принюхался, пытаясь припомнить, как  это делала Баба
Яга.  Что-то  из пряностей или специй,  но  с  каким-то горелым  оттенком...
Больше ничего сказать не  могу, за дверями раздались  голоса,  и я торопливо
накрыл тело дворника грубой  тканью. В комнату вошла рослая девушка в черном
платке и простом сарафане, глаза заплаканы, нос от слез покраснел и распух.
     -  Вы  Ксения? Примите  мои соболезнования... - Она промолчала,  сев на
топчан  и  уставясь  недоуменно-тупым  взглядом на  тело  отца.  Я  тактично
прокашлялся и попробовал еще раз: - Девушка, я из милиции, младший лейтенант
Ивашов. Скажите, пожалуйста, от чего умер ваш батюшка?
     Опять молчание, видимо, мои вопросы до нее  не  доходили. В принципе, я
мог бы и отвалить, действительно сейчас не лучшее время, но...
     - Может быть, я могу чем-то помочь?
     -  Гроб  привезли... - тихо  протянула девушка, не  меняя  ни позы,  ни
направления взгляда.
     Я не стал дожидаться, пока она обратит на меня внимание, и  вышел  вон.
Прошелся  к думскому  приказу, изловил дьячка помоложе и  отправил  бегом  в
отделение.    Пока   тело    не    похоронили,   мне    требовалась   помощь
квалифицированного эксперта...

     Ягу привез Митька. Выложив по-быстрому свои сомнения, я направил бабулю
к безутешной гражданке Сухаревой с двойной целью: а) успокоить несчастную до
степени   вразумительных  ответов  дяде  милиционеру,  б)  обследовать  тело
усопшего на предмет применения магии. Мы же с Дмитрием в ожидании  протирали
штаны на лавочке  у  забора. Сердобольные старушки попытались было  оставить
свой пост у входа в  дворницкую и сунуться внутрь, но Яга их так отшила, что
обе вылетели, крестясь и отплевываясь через левое плечо. Свежеструганый гроб
так и стоял  у дверей,  небо хмурилось,  все наводило  на грустные  мысли  о
бренности  бытия. Наш младший сотрудник аккуратно лузгал  семечки, складируя
шелуху себе в карман, а я сознательно обрывал любые попытки проанализировать
в уме  сложившуюся ситуацию. Слишком  мало фактов... Домысливать их самому -
чревато, наверняка  заведет не в ту  степь. Из  царского терема  шумно вышли
обычно чинные бояре, покрикивая на своих холопов, все рассаживались в телеги
и  брички,  отправляясь  по  домам.  Как  они   намерены  вести   следствие?
Конкуренты, мать их...
     Баба Яга  появилась где-то через полчасика. Вышла усталая и замученная.
Всю дорогу домой,  до отделения,  молчала, что-то  прикидывая  на пальцах. В
таких случаях я ее не торопил. Бабуля наша свое дело знает, ей сначала нужно
самой  себе  в голове  стройную систему уложить,  а  уж потом она  поделится
информацией.
     -  Батюшка сыскной  воевода,  а мне-то  че  делать  теперь?  -  спросил
Дмитрий.
     - Ну... даже  не  знаю,  как сказать  поделикатнее, -  призадумался  я,
задержавшись в сенях. - Шел бы ты, Митя... к девкам!
     -  Куда?!  -  едва не взвыл  он. В глазах  счастливого парня  вспыхнули
огоньки нереализованных гормонов.
     -  Понимаешь,  надо   пройтись  по  дворовым  девкам   царя   Гороха  и
осторожненько  выяснить,  не  общался  ли  кто  из  них   с  представителями
зарубежных держав.
     -  У-у...- тут  же  скис  Митька,  -  ежели  повыспрашивать только... а
государь-то не осерчает?
     - Если  по службе, конечно, нет. А если  ты руки распускать  начнешь --
сам знаешь, у него расправа короткая.
     -  Понял, воевода-батюшка, а только мне  в этом разе денег на служебные
расходы надо...
     - Какие еще расходы?
     -  Да вы  ж наших  девок лукошкинских не  знаете!  Кому  семечек,  кому
орешков,  а к какой без  петушка на палочке и подступиться не моги!  Задарма
нипочем говорить не станут!
     - Так ты их обаяй!
     -  Ага, а мне потом царь-государь за  мое обаяние... три шкуры спустит!
Пожалели бы сироту, Никита Иваныч, на такое дело без гроша отправляете...
     Я безропотно достал из  кармана  мелочь и высыпал ему на лопатообразную
ладонь что-то около рубля медью и серебром. Довольный  вымогатель поклонился
мне до земли и ретиво дунул назад,  к царскому терему. Я же прошел в горницу
к Яге, ожидая ее рассказа.
     -  Темное  это дело, Никитушка...  -  Насупившаяся бабка без надобности
вертела в руках деревянную ложку. - Прав ты был, не своею смертью дворник-то
помер. Отравили его... И яд дюже сильный был, здоровому мужику и пары крошек
хватило...
     -  Цианид!  - осенило  меня.  -  Нас учили,  у  него такой  характерный
миндальный запах.
     -  Он и  есть. По-простецкому "синюшной  потравой" кличут... Редкий яд,
заморский, его в Лукошкине днем с огнем не сыщешь.
     Значит,   дворника  все-таки   убрали.   Отравление  цианидом  вызывает
мгновенную   остановку   сердца,   для   местных  знахарей   смерть   вполне
"естественная".  Ну,  прихватило слева  у  человека,  раз... и  помер.  Дело
житейское, упокой, Господи, раба твоего... и т. д. Но в нашем раскладе - все
хуже некуда. Если человека  убивают, то сразу встают два  основных  вопроса:
кто и за что?
     - Как вы полагаете, кто его отравил?
     - Ох, Никитушка, грех мне,  - поежилась Яга,  - а  только думаю: это из
его домашних кто-то. Яд  дворнику в чашке  с  чаем дали.  Чашку ту опосля  и
вымыть-то  не  удосужились, обтерли да  на  свое место вернули. Ну дак  я по
запаху-то все одно нашла...
     - Неужели Ксения?!
     -  Сама себе  не  верю...  Мыслимое  ли  дело, чтоб кровная  дочь  отца
родимого зельем злым травила, жизни лишала?!
     - Но вы пробовали с ней говорить?
     - Сам пробуй, а у  меня нервы неказенные,  - вновь насупилась бабка. --
Прав был батюшка ее покойный: до коровы небось  и то быстрее доходит, чем до
дуры  этой  стоеросовой!  Я к  ней  и так  и эдак  - она все одно: "Тятенька
взаправду помер?"  -  и все что  в лоб, что по  лбу! Слушай, ну о  чем с ней
Горох разговаривает?
     - Да уж вряд  ли о классической  литературе или  последних  открытиях в
области кибернетики... - криво улыбнулся я. - А  что у нас по этому делу  на
предмет магии?
     - Была она...
     - В каком смысле?
     - Вот вроде  бы есть...  чую...  а  распознать  не могу! -  еще  больше
нахмурилась Яга. - Крутится там что-то такое в воздухе, какое-то чародейство
черное,  но суть его  уловить  не  получается... Я уж, грешным делом,  когда
покойника-то  осматривала, проверила на предмет поросячьего хвостика... А ты
нос-то не  морщь! Али  забыл, как  нас шамаханы  по три  раза на день вокруг
пальца водили?!
     - Ну и? - скептически сощурился я.
     - Ну и нет его... хвоста. Покойник подлинный, ядом травленный, чем тебе
не результат экспертизы?
     -  Хотелось бы большего... Ладно, давайте устроим  обеденный перерыв, а
потом опять за дела.
     Баба Яга  согласно кивнула и бодро  взялась за  самовар.  Я внимательно
сверился с записями у себя в блокноте, попытавшись еще раз представить, кому
же мог  помешать дворник. Наша беседа с Николаем  Степановичем носила скорее
добрососедский характер, и вряд ли  он сболтнул что-то  очень важное, чего я
даже не заметил... Зачем его надо было убивать? Неужели только за то, что он
был  вызван в  милицию? В том,  что  эта  смерть крепко связана с похищением
царских  чертежей,  я не  сомневался ни капли.  Видимо, дворника  убрали без
повода,  а  так,  на  всякий случай. Единственным мостиком от  дворницкой  к
царским покоям могла быть только его дочь, Ксения Сухарева. Однако она сама,
по словам очевидцев, особым умом  не блещет. Вот разве что кто-то  стоит  за
ней?  Тогда  дворника  могли убрать просто  потому,  что он  знал  окружение
дочери... Я  пометил  себе:  первым делом  выяснить круг знакомых  и  друзей
Ксении Сухаревой.
     Когда все  было готово и стол накрыт, заявился Еремеев. Яге он вроде бы
нравился,  хотя  один раз ему  пришлось  арестовывать бабку  и держать ее  в
порубе. Меж тем  зла она  не затаила  и к обеду начальника стрелецкой  сотни
приглашала регулярно. После  первого  и  второго, уже за чаем,  Фома доложил
последние новости:
     - Вы  тут, бабушка, насчет кошек зарубленных интерес имели...  Так вот,
не черные они. Ребята сказали: всяких мастей насмотрелися, а черных вроде  и
нет.
     - Это хорошо или плохо? - уточнил я у Яги.
     -  Не знаю, не ведаю... - призадумалась  она. - Только не по сердцу мне
это, чую, не будет нам добра от маньяка энтого...
     - Не волнуйтесь, бабушка, - важно кивнул Еремеев,  - стрельцы мои дурня
злодейского быстро изловят, уж тут вы с ним о кошках и побеседуете...
     - А что там по поиску чертежей? - напомнил я.
     -  Ничего,  сыскной воевода... Видать,  воры знают,  что  мы на таможне
ищем, вот и не лезут на рожон.
     - Да,  напомнил  кстати,  а  кто  из  матерых  "воров  в законе" сейчас
обретается у нас в Лукошкине?
     -  Смилуйся, Никита Иванович, да никого! Рази  ежели б я  его знал, так
тут чаи распивал бы?! За воротник хватал бы преступника да к царю на правеж!
     - Жаль...  я  бы хотел побеседовать с наиболее крупными "авторитетами".
Есть пара вопросов и нужда в оперативной информации.
     - Ну так... ежели такое дело... - Фома почесал в затылке и предложил: -
А ты в трактир дальний сходи, на  Кобылинском тракте. От города две версты в
сторону Подберезовки, там к лесу, у развилки, он  и  стоит.  Слава  про него
идет самая дурная, а вот с  обыском заявиться все как-то  руки не доходят...
Может, вместе и проведаем?

     После обеда Яга отправилась  на базар, Еремеев вызвался  проводить, они
так
     и ушли  вдвоем,  увлеченно беседуя  насчет таинственного маньяка. Я  же
этим  делом решил  пока  не  заниматься.  На  Руси  кошек всегда  любили,  в
большинстве  известных мне стран тоже, так что, скорее всего, мы имеем  дело
не  с  маньяком, а просто с  душевнобольным. Мне сразу  были ясны намеки Яги
насчет кошачьей  масти  -  из черных  кошек Кощей  Бессмертный  варит  зелье
наркотического воздействия для своих шамаханов. Однако,  как помню, варит он
их целиком, а не только головы. Да и самому Кощею в Лукошкино ход воспрещен,
этот  мафиози  дико  боится   отца  Кондрата.  Не  скажу,  чтобы   уж  такой
прогрессивный  святой  был, привлекали мы его  и за пьянство, и за драку, но
нечисть  его попугивается, это точно.  Я  побродил  туда-сюда  по горнице, в
одиночестве  сгрыз  пару яблок  и  вновь вернулся  к  вопросу  о  похищенных
чертежах. Увы, ничего дельного на ум не шло...  Все были при деле, один я не
находил себе применения. Заняться было абсолютно нечем, хотя  душа требовала
работы.  В  конце концов я принял решение, не дожидаясь  Митькиного прихода,
собственнолично отправиться на царский двор и еще раз побеседовать с Ксенией
Сухаревой. Пусть это невежливо, нетактично и вообще нехорошо, но...
     - Батюшка  сыскной воевода!  -  В  комнату сунулся  один из  стрельцов,
дежуривший  у  входа в отделение. - Девица тут пришла, вроде пропажа у  нее,
очень принять просит.
     - Зови. Хоть какая-то работа.
     Стрелец кивнул, через пару минут в горницу вошла черноволосая девушка в
лапотках  и новеньком сарафане.  Я невольно охнул -  та самая,  что стояла у
кожевенной лавки. Такие  огромные выразительные глаза,  увидев один раз, уже
не забудешь...
     - П...проходите, чем могу помочь?
     - Колечко  у  меня  пропало,  мамино...  - Ее  голос был  необыкновенно
мягкий,  грудной и какой-то  обволакивающий.  Хотелось  просто  слушать  его
тембр, далее не задумываясь над тем, что она говорит.
     - Поподробнее, пожалуйста. - Я суетливо полез в планшетку за блокнотом,
потом  вытащил  карандаш, уронил,  опять  достал  из-под  стола.  - Вы... не
обращайте внимания, присаживайтесь, говорите, я слушаю.
     -  Что   говорить-то?   -  лучисто  улыбнулась  она,  а  мне  почему-то
захотелось, чтобы мои сотрудники подольше не возвращались.
     - Давайте с самого начала. Как вас зовут?
     - Олена.
     -  А  меня  Никита...  в  смысле,  Ивашов  Никита  Иванович,  начальник
лукошкинского городского отделения милиции.
     - Да  уж наслышаны,  - еще раз улыбнулась девушка, осторожно присев  на
краешек лавки.  - Я сама-то из дальней деревни буду,  а  здесь у  тетушки на
воспитании  нахожусь. Родители мои по весне  померли, так тетя меня к себе и
забрала. Я им с дядюшкой по хозяйству помогаю: в лавке убираюсь, с детишками
ихними сижу,  к  работе  домашней  сызмальства приученная.  А  от матушки на
память колечко было малое, красного золота с розовым камушком. Иногда только
надевала в церковь сходить или на гулянья какие... Вот сегодня утром в храме
свечи   за   упокой   душ  родительских   ставила,   обратно   через   базар
возвращалась... прихожу в лавку, глядь - а на руке нет кольца...
     -  Ну,  ну...  не  надо  слез, гражданочка...  - Ее глаза  предательски
заблестели, а  я  не  знаю,  как  себя вести с  плачущими  женщинами.  -- Не
волнуйтесь, мы обязательно найдем  вора и вернем  вам вашу собственность. На
базаре,  говорите?  Я  давно  собирался  навести  там   порядок.  Вспомните,
пожалуйста, у этого колечка были какие-то особые приметы?
     - Нет вроде... ободок золотой, обычный, а вот камушек ровно в серединке
цветка пятилепесткового лежит.
     -  Это уже  примета.  Так, записал...  Значит, сегодня я направляюсь со
стрельцами проверить некоторые  особо криминальные места  вроде Кобылинского
тракта. Если что-нибудь найдем, где мне вас искать?
     - Кожевенная лавка  у Колокольной  площади,  недалеко  здесь, -  охотно
пояснила  она, вставая  и поправляя  сарафан. - Только дядя у меня очень  уж
строгий, вы в ворота не стучите, там рядышком встаньте - я сама выбегу.
     -  Еще удобнее, - сразу согласился я, перспектива встреч под присмотром
бдительных  родственников меня не  грела ни грамма. Девушка  по  имени Олена
попрощалась  и,  улыбнувшись, ушла.  Я  прыгнул к окну,  ревниво  глядя, как
дежурные  стрельцы  откровенно пялятся ей  вслед,  а потом  с долгим вздохом
растянулся  на лавке. Царское дело подождет! На сегодня у милиции есть более
важные  проблемы...  Мы  как  раз  договорились  с  Фомой  насчет  визита  в
криминальный  вертеп, прикрывающийся вывеской безобидного трактира  и полный
отпетого уголовного  элемента, так почему  бы  не выяснить и  насчет кольца?
Если оно было похищено именно на базаре,  а не где-нибудь в другом месте, то
на "малине"  должны об этом знать.  М-м... девочка,  кстати, очень приятная.
Причем во всех отношениях... И на лицо, и на фигурку,  и, судя по разговору,
не  дура  набитая. Опять  же повод есть познакомиться поближе... Надо срочно
приложить  все  усилия  к поиску этого  маминого кольца!  Не думаю,  что оно
доставит больше хлопот, чем царский перстень с хризопразом...
     Баба Яга подошла минут через пятнадцать...
     -  Никитушка,  чегой-то стрельцы  у  ворот  мечтательные,  ровно  коты,
сметаны  объевшиеся?  Охти...  да  ты  и  сам  не  в  себе!  Что  тут  такое
приключилось?
     - А? Где? Да ничего ровным счетом...
     -   Кто   здесь   был,  Никитушка?  Вроде  девица   какая...   --   Наш
эксперт-криминалист  так откровенно втянула ноздрями воздух,  принюхиваясь к
чему-то совершенно неуловимому, что мне стало неудобно...
     - Был клиент. В смысле, потерпевший...
     - Потерпевшая! - непреклонно давила Яга. -  Девица!  И  не морочь  мне,
старой, голову!
     -  Господи,  да  никто вам ничего  не морочит... - Надувшись, я сел  на
скамью и подробно разъяснил: - Приходила девушка, по  делу, просила отыскать
украденное кольцо. Мелкая золотая безделушка, с розовым камушком, наследство
от  покойной  мамы.  Я принял  к  сведению.  Будем  работать  в  "малине"  -
поинтересуюсь по ходу... Вот и все.
     -  Ох, сокол ты мой ясный... - Баба Яга присела рядышком, душевно обняв
меня  за плечи.  - Ну  наконец-то  и ты средь девок  лукошкинских  хоть одну
вниманием  отметил.  По  делу,   говоришь?   Что  ж,  спервоначала,  да  для
знакомства, и это сгодится. Девки, они героев любят. Отыщем  мы ее  колечко,
не сумлевайся, уж я сама прослежу... Как хоть зовут зазнобушку?
     - Она не...
     - Хорошо, потерпевшую?
     - Олена, - тихо признался я.
     -  Оленушка,  стало  быть...  -  Полуприкрыв  глаза,   Яга  вдохновенно
ударилась в  воспоминания: -  Много их в свое время бегало  по  лесам да  по
долам за Иванами всякими. И ведь без разбору бегало - что за царевичами, что
за дураками...  Всякие  попадались,  только  я их  по  доброте  душевной  да
сродственности  женской не ела  никогда. Ни дур,  ни умниц, ни красавиц... А
ведь кое-кого стоило  бы! Вот, на памяти моей, была одна... вроде девчушечка
совсем,  мачеха ее  за огнем прислала. Я огня дала, жалко, что ль... Так эта
мерзавка мелкая мне кота со двора сманила, ворота маслом  облила, всю  пряжу
поперезапутала да еще и гребень волшебный с  полотенцем стырила!  Вот тебе и
молодежь! Так что Оленушки, они тоже... разные бывают...
     Митю привели под вечер...  Именно привели. Шестеро стрельцов из царской
охраны, с пищалями на изготовку и зажженными фитилями. Старшой  сдал мне его
с рук на руки во дворе отделения и честно предупредил:
     - Ты уж, сыскной  воевода, посматривай... Не след энтому петуху в чужом
курятнике хвост распускать.  Государь сегодня  занят дюже,  но ежели  завтра
милашки  его  прежние  порасскажут, чего и где им твой парень  обеими руками
понаобещал...  У баб язык  длинный, а расправа  у  царя  короткая.  Уж ты не
взыщи, а нам вмешаться пришлось...
     - Вообще-то  наш сотрудник выполнял мое личное, секретное распоряжение,
работая  по  данным уголовного  розыска,  -  пояснил  я,  поддерживая  честь
мундира.
     - Все одно, не одобрит государь, чтоб твой олух ко всем девкам дворовым
под сарафан лез, да еще по твоему секретному распоряжению.
     - Ко всем?! - не сразу уловил я, беспомощно ища взглядом Митьку,  но он
вовремя скрылся в комнатке у бабки.
     - Как есть ко  всем! - клятвенно заверил стрелец.  -  Даже нас поначалу
зависть взяла... Ну, пощупал бы, и ладно, дело молодое,  шаловливое... Но он
же,  охальник, по одной на сеновал в конюшню волочил, а зачем?!  Тоже небось
по данным уголовного розыска?..
     Кончилось тем, что я принес извинения от лица всего отделения  милиции.
Потом пошел ловить  Митьку.  Он успел доложить  Яге о  выполненном  задании,
широким жестом отказаться от  ужина и уже почти удрал спать, но я перехватил
его в сенях. Долго мы с  ним беседовать не собирались, но  конкретные данные
по  делу  хотелось  получить сегодня же. Еремеев должен  зайти  после девяти
вечера, я и Митьку  планировал с собой взять, если, конечно, он не расскажет
чего-то  такого,  что придется  прятать его в  порубе от  законного царского
гнева.
     - Сначала доклад. Почему тебя привели стрельцы, расскажешь позже.
     - Как прикажете, батюшка сыскной воевода... Ну, значит, сначала-то я на
базар побег, гостинцев для девиц царских прикупить. И вот что я вам, дорогие
сотрудники,   доложу...  Давненько   мы  там   с  ревизией  не  были!  Орехи
недокаленые, семечки сплошь пережаренные,  петушки на палочке до того  малы,
что  честному человеку  и  пары  раз не  лизнуть, а уж  что  тетка Матрена с
капустой делае-е-ет...
     -  Ближе к  делу,  - вежливо  напомнил я.  Митька обиделся, засопел, но
сумел-таки овладеть собой, переходя к самому главному:
     - На  подворье царском  девок да  молодух разных много шастает. Я там у
парней поспрошал,  которые красавицы  к царю поближе будут. Оказалось, что и
окромя Ксюши  дворниковой таковых прелестниц ажно пять штук обретается. Есть
даже две,  каковые уж  второй год  подле  спальни  государевой трутся. Я так
думаю,  сие есть разврат  и блудодейство! Так  что  пора  их  брать за  энто
дело...
     -  И думать забудь, - вставила  свое слово Баба Яга, - вот женится царь
наш батюшка,  все  вертихвостки, ровно вши, отпадут! А нам и  без них хлопот
хватает, дальше давай...
     - Дальше-то?  А... вот живут  они меж собой дружно,  волосья по бабьему
делу  дерут  редко.  И  что касаемо  связей с заморскими  посольствами,  так
замечены не были.
     -  Негусто... - поморщился я.  Версия о причастности иностранных гостей
тоже пока успешно проваливалась. - Слушай, ведь гражданка Сухарева на данный
момент фаворитка у Гороха, как к этому относятся ее подруги?
     - Дык... никак, - пожал  плечами  Митяй. - Они-то все  и не  подруги ей
вовсе.  Марьяна  -  дьякова  дочь,  Танюха  рыжая  -  стрелецкая,  Варька  -
поварская, Танька черная  - вообще  внебрачная, боярская,  а уж  Любка -  та
государева сокольничего будет. Им с дворниковой дочкой общаться - срам один,
да и... дурочка она...
     - Совсем плохо, Никитушка, - в тон моим печальным мыслям вздохнула Яга,
- завязли мы в этом деле, куда ни кинь, а подозреваемых нет.
     - Ладно, можешь идти... - я было отпустил Митьку, но спохватился: - Эй,
эй! Минуточку, ну-ка поясни теперь, за что к тебе стрельцы привязались?
     - А-а... от скуки небось, воевода-батюшка! - недоуменно  развел  руками
он, делая такие честные глаза, ну как у великомучеников на иконах.  - Им-то,
видать, при дворе совсем заняться нечем... Кричали, будто  бы я девок энтих,
уголовно  подозрительных,  силком  на  сеновал  за  конюшней  волок. Брехня!
Неправда бесстыжая! Рази ж я кого силой поволоку? Они сами с радостью шли...
     -  А вот срубит тебе Горох  башку  твою дремучую за  таковую радость --
будешь знать! - погрозила пальчиком моя домохозяйка. - Предупреждали ведь...
За каким лешим ты на сеновал с девками поперся?!
     - Да поговорить же! Вот те крест, бабуленька, только разговору ради! На
подворье-то  люди  кругом,  стрельцы,  слуги,  гости разные,  народу  --  не
протолкнись! Где ж мне было еще втайне, да с глазу на глаз  подробный допрос
вести?
     - Все  последствия  твоих  допросов  будут  ясны уже  завтра, а  сейчас
отдыхай - ночью идем на задание.
     Митька  просиял, забыл про сон  и резко  захотел  отужинать.  Со  двора
доносились  голоса сменной стрелецкой  стражи - видимо, Еремеев уже  пришел.
Надо поторапливаться...
     -  Ох,  Никитушка,  да  надо  ли  тебе  на  ночь-то  глядя  по притонам
разбойничьим шарить? Нешто Фома там один шороху не наведет? Или вон возьмите
всю сотню разом да и накройте гнездо злодейское!
     - Не получится, - вздохнул я, между делом пытаясь решить, брать с собой
царскую саблю или не брать. - У них вполне  законный бизнес, налоги  в казну
отчисляют регулярно, законопослушный имидж поддерживают, их и ухватить-то не
за что. Нельзя  прикрывать коммерческое заведение на основании  одних только
слухов и подозрений. Вот сегодня наши стрельцы прочешут  весь  трактир, если
что-то серьезное найдут - тогда да! Если же нет, я очень вежливо побеседую с
хозяином, попытаюсь склонить к работе внештатным информатором.
     - А ежели он, супостат, откажется?
     - Замучаю финансовыми проверками... - В некоторых случаях  мы позволяли
себе расширять милицейские права до полномочий налоговой инспекции и полиции
нравов.
     Баба Яга подумала и согласилась:
     - Митьку с собой возьми, чую я, этой ноченькой он тебе понадобится.
     - Возьму, непременно, только  вы меня не ждите, ложитесь  слать. Раньше
полуночи мы все равно не освободимся...
     Выезжали  верхами.  Фома  Еремеев  взял с  собой  шестерых  проверенных
бородачей да плюс еще мы двое - отряд  получился вполне  солидный. Саблю  я,
кстати,  так и не  захватил... Скакали легкой рысью, больше молча. Я пытался
выстроить в  уме  логическую  схему  преступления, но все  разваливалось  на
пустом  месте.  В деле кражи чертежей мы не  сдвинулись  ни на  шаг, в  деле
убийства Николая  Сухарева  -  тоже. Вообще-то именно  такие, простенькие на
первый взгляд дела и оказываются обычно самыми неразрешимыми. Никаких особых
событий,   никаких   свидетелей,   никаких  подозреваемых,   никаких   улик,
ни-че-го...   Тихая,  будничная  рутина,   засасывающая   не  хуже   болота.
Единственный положительный момент - это знакомство с  Оленой. Очень приятная
девушка,  практически  без  изъянов...  и  кольцо  тоже,  кстати,  потеряла.
Потеряла или украли - сейчас без разницы... Главное, что  доблестный младший
лейтенант  уже готов  очертя голову  броситься в  самый  бандитский  притон,
перевернуть там все  вверх дном и вернуть  племяннице  владельца  кожевенной
лавки золотое колечко ее мамы! Вот такой я герой... В лепешку расшибусь ради
интересов следствия! И надо же  было Гороху  так не вовремя влезть со своими
похищенными чертежами?!
     Трактир  или,  правильнее,  постоялый двор  действительно находился  не
очень  далеко.  Он стоял у  развилки  дорог,  в  одну  сторону  шел  большой
Кобылинский тракт, по нему купцы ездили в европейские страны. Другая дорога,
поменьше,  вела  к  Подберезовке, от нее - к Сморчкову, а там  за  лесом - к
небольшому городку Емцу-на-Яузе. Довольно обширный  двор был обнесен высоким
тыном из добротных бревен, внутри -  конюшня,  два сарая, овин; само  здание
трактира  представляло  высокий  двухэтажный  терем.  Светились узкие  окна,
слышались  музыка и песни, а духмяный запах  сивухи  мы почувствовали еще за
полверсты. Ворота открыл разбитной малый, кривой на один глаз. Показал, куда
привязать  лошадей, и с поклонами повел нашу группу внутрь. Митьку я оставил
у коновязи. Во-первых, кони при нем  сохранней  будут,  а  во-вторых,  ему в
трактире  на  дух появляться  нельзя -  напьется  же, гад! Пусть постоит  на
ночном холодке, ему полезно... Но, видимо, кто-то из сердобольных стрельцов,
пожалев парня,  сунул  ему тайком фляжку. Кто именно, так и  не  признались,
хотя  на следующий день  я спрашивал! Для того, чтобы  вынести нарушителю...
благодарность.

     - Добрый вечер, граждане. Кто здесь хозяин?
     Наше  появление  было  встречено  самыми  неодобрительными   взглядами.
Ресторанный  зал, если так можно выразиться, занимал половину нижнего этажа.
Три  длинных стола с широкими  лавками, нечто вроде барной  стойки тут же за
перегородкой  и кухня  с отчаянно чадящей печью. За  столиками  пьянствовала
пестрая публика, человек двенадцать,  может, больше.  На вид -  явные бомжи,
разбойники  и душегубы. Двое  терзали залапанные балалайки,  один без устали
орал  похабные частушки, заткнувшись только  под моим пристальным  взглядом.
Девок  заметно не было, во всем остальном -- типичный притон, примерно как у
нас в Москве, естественно, с поправкой на эпоху...
     - Я,  я  - хозяин! -  Из-за  стойки неслышно выплыл  скользкий мужик  с
необъятным  пузом,   редкой  бородкой  и   масляными   волосами,   аккуратно
расчесанными  на  пробор. Улыбка во  всю ширь,  а голубенькие  глазки так  и
лучатся плохо  скрываемой  ненавистью. - Никак сам батюшка  сыскной  воевода
пожаловать изволили?! Прошу, прошу всех к столу, сейчас мы живенько все...
     - Не надо, я по делу. Ваша фамилия, имя, отчество?
     - А... Погановы мы, Селивестр Петрович. Только что ж...
     -  Не  волнуйтесь,  гражданин  Поганов,  -  хладнокровно пояснил  я,  -
проводится обычный милицейский рейд. У вас ведь тут ничего  противозаконного
не происходит? Тогда не потейте заранее, стрельцы осмотрят помещение, а мы с
вами пока побеседуем.
     - Ка... как прикажете, батюшка.
     -  Фома, проверьте  всех  здесь  присутствующих,  обыщите  двор  и  все
подсобки. Если что подозрительное,  сразу  докладывайте мне. Граждане, прошу
всех сохранять спокойствие и не мешать работникам отделения!  Ведь  никто не
хочет, чтобы у Селивестр Петровича были неприятности с законом?
     Стрельцы  споро  взялись  за  дело, а мы с  хозяином уселись в  дальнем
уголке.  Трактирщик  явно нервничал, и я не торопился облегчить ему жизнь, у
негодяя, несомненно, рыльце в пушку...
     - Давно занимаетесь гостиничным бизнесом?
     - А? Чего?! Не понял я...
     - Я говорю, давно содержите постоялый двор?
     - Давненько, ужо годков двадцать содержу, - облегченно зачастил хозяин.
- Дело-то  нехитрое, но  ить и небогатое.  Все  в  казну  государеву уходит,
сам-то едва  концы с концами свожу.  Цены на  все - эвон какие, а  гостей да
постояльцев - почитай и нет! Кручусь, с хлеба на квас перебиваючись...
     - Знакомая песня, - подтвердил я. - А что у вас тут за контингент?
     - За... кто?
     - Что за люди, я спрашиваю?
     -  Ох,  да  разный народец... Бывает,  купцы заглянут али служилый люд,
крестьяне с соседних сел бывают, цыгане, богомольцы, кого только ни принесет
нелегкая...
     - Ну  а  что касаемо уголовного  элемента?  Воры,  разбойники, бандиты,
убийцы...
     -  Да  избави Господь! - не постеснялся дважды перекреститься гражданин
Поганов. -  Али уж на нас креста  нет?!  Мы лихих людишек  стороной обходим,
забором отгораживаемся, ни в каких таких связях не замечены...
     - Селивестр Петрович, я ведь  тут при исполнении,  мне особо уши лапшой
завешивать не стоит. Давайте поищем пути к разумному компромиссу, мне от вас
понадобится...
     - А  вот это мы завсегда! -  по-своему  истолковывая мои слова, перебил
трактирщик, извлекая из-за пазухи объемистый кошель.
     - Уберите деньги, - ровно  приказал я. - Увижу еще раз  - получите срок
за  попытку   подкупа   должностного  лица   при  исполнении   им  служебных
обязанностей.
     - Ви... вино... виноват, батюшка... не так расслышал...
     - Мне от вас понадобится некоторая информация.
     -  Да  уж не  хочешь ли ты,  ищейка  милицейская, чтоб я у тебя на свою
братву  стукачом  барабанил?! -  мгновенно  ощерился трактирщик,  побагровев
лицом.
     Это  тоже своеобразная  роль,  он  наверняка продаст и маму родную,  но
хочет, чтобы поуговаривали...
     К  столу неторопливо  прошествовал Еремеев,  бухнулся  на скамью рядом,
беспристрастно доложив:
     - В конюшне два жеребца,  чернилами перекрашенные. У гостей сегодняшних
восемь ножей засапожных взяли, четыре кастета да два кистеня, а у одного так
и пистоль  самопальный. В  овине подвал нашли, в нем  рухлядишки всякой - на
десятерых одеть достанет. А уж водка здешняя никак не царевых винокурен, тут
же  на  кухоньке  самопально гонят да  по-воровски продают.  Наверху  четыре
комнаты  пустые, постояльцев  нет, но в одной с полов кровь замывали. Как ни
верти, Никита Иванович, а местечко-то ох какое интересное...
     - Ну что, гражданин Поганов, будем говорить? - Я оторвался от блокнота,
аккуратно записав все, что выдал начальник стрелецкой сотни.
     - Будем, - прошипел прижатый к стенке хозяин.
     - Вот  и отлично, а  теперь  скажите, вы  слышали  о  недавней  краже в
царском тереме?
     - Может, и слышал, да мало ли люди спьяну болтать будут.
     - Поподробнее, пожалуйста.
     - Ладно, участковый... Скажу, что ведаю, только спрос с меня малый, сам
не был  - не видал,  за что купил - за  то и  продаю. Так вот, сидели у меня
вчерась  двое  ночных работников из тех,  что при  солнышке спят, а при луне
вольного хлеба ищут... И шел промеж них спор о воре диковинном! Ну, будто бы
появился в столице  знатный вор, такой  смелости  да  ловкости,  что на ходу
подметки режет. И нет  ему ни в чем равных! Так будто бы похвалялся  тот вор
самого  царя  обокрасть-обобрать  до  ниточки...  Веришь   -  нет,   а   все
злато-серебро из казны государевой повытаскать!
     -  Не  самая  лучшая  сказка...  -  печально  вздохнул  я.  -  Если  вы
действительно  в курсе дела,  то знаете,  что из  царских апартаментов  было
похищено нечто иное.
     - Да  знаю...  - небрежно  почесал  у себя  в бороде хозяин трактира, -
бумажонки  какие-то  пустяковые унесли.  Только  в нашем  государстве их  не
купишь  - не продашь,  какая ж в том  корысть?!  А только крал их  тот самый
заезжий вор!
     - Гастролер, значит... Откуда такая уверенность?
     - Дак... работнички те же с ним вместе работали, на стреме стояли. Свою
долю честно получили да здесь у меня и тратили...
     - Кто они? Имена, фамилии, адреса... - Я вновь взялся за блокнот.
     -  Не серчай, сыскной воевода, - широко улыбнулся  Селивестр  Петрович,
разводя руками, - что знал - сказал, а чего не знаю - уж не взыщи...
     - Угу,- переглянулись мы с  Еремеевым. - Фома, опечатывайте  помещение,
всех посетителей под замок, а гражданина Поганова в отделение до выяснения
     обстоятельств.
     - Юрка Боров да Борька Свин, брательники они... - сквозь  зубы процедил
трактирщик, - живут в Лукошкине, на Колокольной площади.
     - Большое спасибо.
     - И тебе тем же подавиться, аспид милицейский...
     Я  удержал  руку Еремеева,  хотя дать мерзавцу  по  морде,  несомненно,
стоило. Однако полученные сведения с лихвой перекрывали мой моральный ущерб.
А так как время явно пошло за полночь, стоило собираться домой.
     - Селивестр Петрович, хочу поблагодарить вас за содействие органам и от
души предупредить: следующая ревизия будет у вас  в конце этого месяца. Если
за оставшиеся пять-шесть дней вы не исправите обнаруженные нами недостатки -
я  попросту прикрою заведение. А теперь, пожалуйста,  по кружечке кваса всем
стрельцам, за мой счет, разумеется, и мы едем...
     Хозяин, видимо, хотел  достойно ответить,  но,  встретившись взглядом с
начальником стрелецкой сотни, передумал:
     - Настасья! Квасу для... дорогих гостей!
     Из кухни, покачивая  бедрами, выплыла  грудастая  рыжеватая красотка из
разряда  "ночных фей" привокзального уровня.  Она  несла  жестяной  поднос с
колоннадой  глиняных кружек, следом появился и  запотевший деревянный жбан с
квасом.  Деваха ловко черпала его половничком,  разливая  по кружкам. Я даже
как-то не сразу осознал, почему так пристально вглядываюсь в ловкие движения
ее рук...  На  мизинце  левой  играло маленькое  золотое  кольцо  с  розовым
камушком посередине!
     Я автоматически  отставил кружку, далее  не  успев  отхлебнуть. Знойная
Настасья  проследила  мой взгляд,  удовлетворенно улыбнулась, повела полными
плечами и, опустив ресницы, отправилась назад на кухню.
     - Кто эта женщина?
     - Настька-то? - ухмыльнулся хозяин. - Работает тут у  меня, на все руки
мастерица.  Где   прибраться,   где   сготовить,  а  где  и  постель  гостям
постелить... А ты что ж, и ее допрашивать будешь? Так я возражений чинить не
стану... Твое дело милицейское, иди да спрашивай!
     По  его   скабрезной  улыбочке  было  ясно,  о  чем  и   как  мне  надо
"допрашивать"  эту гражданочку. Подлецы подобного рода  всех меряют на  свой
аршин. Я спокойно встал и направился в кухню, вслед за золотым колечком.
     Настасья,  убедившись,  что  я  "на крючке",  прошествовала  через  все
помещение мимо печи, чана с  грязной посудой и корзин с продуктами к высокой
лестнице на второй этаж. Пришлось еще и подниматься...
     - Гражданочка!
     Уже в коридоре у каких-то дверей она соизволила удивленно обернуться.
     - Поклон  вам, сыскной воевода!.. А  мне-то и  невдомек, кто там позади
топает... Надо чего?
     - Надо,  -  кивнул  я и показал пальцем:  -  Колечко  красивое  у  вас,
позволите взглянуть поближе?
     -  Смотрите,  не жалко...  За  погляд  денег не возьму. -  Она с  самым
царственным видом сунула свою руку буквально мне под нос.
     Тонкий ободок, пятилепестковая ромашка с розовым самоцветом посередине,
все сходилось.
     - Нравится?
     - Очень симпатичная вещичка... Откуда оно у вас?
     - Селивестр Петрович нынче вечером и подарили, а что?
     - Это  кольцо  проходит у  нас по  ориентировке как  украденное. Причем
украдено именно сегодня утром, ближе  к вечеру пострадавшая уже обратилась в
отделение.  Я вынужден  попросить вас спуститься со мной вниз и произвести с
вашим хозяином очную ставку.
     - Ой, нет!  -  Девица сразу сдала  все позиции  и едва  не  рухнула  на
колени. -  Нет,  дяденька  участковый, не води  меня  к  нему! Он  злой,  он
страшный... у  него  тут  такие дела  творятся  -  кровь в жилах  стынет! Не
выдавайте меня-я! Не пойду-у-у... боюсь!
     - Вам нечего бояться, вы под охраной милиции,  - попытался успокоить я,
но Настасья уже вовсю заливалась слезами:
     - Не пойду-у! Не хочу-у!  Не буду-у! Он меня убьет... сей  же час,  как
увидит, так и убьет!
     Я  совершенно  не  умею  себя  вести с  плачущими женщинами  -  у  меня
буквально  руки  опускаются!  Добрых  десять  минут  пришлось  потратить  на
уговоры, успокаивания, утешения  и обещания  всевозможных  гарантий. Когда у
меня уже просто слов не было,  истерика  неожиданно прекратилась, несчастная
вытерла нос рукавом и деловито предложила:
     - Пойдемте со мной, сыскной воевода. Тут комнатка тайная рядом... Я там
вам все покажу да про преступления здешние все как есть понарассказываю!
     Мы  вошли в  уютную,  со вкусом обставленную  спаленку, освещаемую лишь
большой лампадой под иконами в углу. Настасья почти силком  усадила  меня на
свежезаправленную кровать, отошла к дверям, убедилась, что в коридоре никого
нет, и заговорщицки приложила палец к губам:
     -  Не  ведаете  вы,  гражданин участковый, куда попали... Это  ж  самое
разбойничье гнездо! Много гостей в наш трактир заходит, да немногие на своих
ногах до дому  возвращаются...  Место это страшное,  нехорошее!  Сколь людей
разных здесь Богу душу отдали, только болото здешнее  и знает... Зря вы сюда
приехали, зря все разнюхиваете, все одно, кроме смерти, ничего не  сыщете...
Будь ты проклят, собака милицейская!
     Что  она сделала,  я не заметил, наверняка  дернула  какой-то рычаг или
наступила на секретную педаль...  Кровать  резко  обернулась  вокруг скрытой
оси,  и  я камнем  рухнул в темноту! Мой вскрик  заглушил демонический хохот
подлой бабы...
     Нет, на этом  все не кончилось.  Писал  бы  я  эти строки,  если  бы не
остался  жив... Фортуна,  везение, госпожа  удача, счастливый случай, всегда
спасающий  пьяных  и милиционеров, - называйте  как  угодно.  Я зацепился за
какой-то шкворень в  стене ремнем  портупеи. Лихорадочно  нащупывая в полной
темноте хоть какие-то выступы, сумел удержаться. Не видно было ни зги! Внизу
мне  явно делать нечего,  поэтому, кое-как  уняв отчаянно бьющееся сердце, я
попытался вскарабкаться  наверх.  Грубые неструганые  доски,  из  которых  и
состоял сам "колодец",  имели массу щелей,  с помощью  которых очень опытный
скалолаз мог бы рискнуть совершить восхождение. Я альпинистом не был... Но у
меня  и  выбора  не было тоже! Либо вниз, где  наверняка  острые колья, либо
наверх, в  темную неизвестность. Хотя почему  неизвестность? Там должна быть
кровать. Я карабкался до тех пор, пока не стукнулся головой о днище кровати.
Упираясь  изо  всех  сил,   почувствовал,  как  она  поддается   и  медленно
поворачивается  на  хорошо  смазанных  петлях.  Как  выбрался  - не помню...
Повалившись на пол, долго не  мог отдышаться. Фуражку где-то потерял... А-а,
нет,  вот  она,  родимая,  у  стенки  валяется.  Ну  все,  мирные переговоры
кончились!  Пора  накрывать  эту  лавочку...  Прав   был   Еремеев,  здешних
преступников не  перевоспитывать надо, а брать в кандалы - и на царский суд!
Горох особо церемониться  не  будет... и правильно. Теперь я на своей  шкуре
испытал судьбу тех бедолаг, что пропали без вести, остановившись на ночлег в
каких-нибудь двух верстах от столицы!  У меня хватит доказательств упечь всю
банду на пожизненную каторгу, один "колодец смерти" чего стоит... Однако где
же остальные? Надо поднимать еремеевских стрельцов и вязать хозяина, пока не
сбежал...  Я встал  на  ноги, отряхнулся и  пошел  на выход. Дверь  была  не
заперта, спустился вниз  так же, по лестнице, и через кухню... Мать честная!
Все наши стрельцы в одном исподнем валялись  прислоненные к стеночке,  а  их
одежду и оружие уже увязывали в  узлы под торопливым руководством Селивестра
Петровича. Увидев меня, Настасья взвыла дурным голосом! Все обернулись...
     - Живо-о-ой... ишь  ты! - недоуменно протянул трактирщик. -  Как  же ты
выбрался,  участковый? До  тебя  из "колодца"  нашего  еще  никто  живым  не
выползал... Ну да ладно, окажу тебе, сыскной воевода,  честь особую - своими
рученьками сердце твое ретивое выну! А ну, взять его...
     Двое бандитов, засучив рукава, пошли на меня, и я лишний раз пожалел об
отсутствии  табельного оружия.  Потом  времени  на сожаления не  осталось...
Первого  детину  я попросту,  пнул  сапогом  в пах,  жестко,  но действенно.
Второму  вывернул  запястье и с размаху приложил  ребром  ладони в основание
затылка. Вот так, господа уголовнички! Милицию голыми руками не возьмешь...
     -  А ну,  все,  дружно! - взревел озлобившийся главарь. - Режь его, рви
его, зубами грызи падлу участковую!
     С ножами и  кастетами  на меня  пошли  все. В общей  сложности  человек
двенадцать,  и,  будь я  хоть  с черным  поясом  по  каратэ,  -  они бы меня
замочили. Но в этот момент  дверь в трактир распахнулась, и на пороге возник
Стивен Сигал местного разлива  из недалекой  Подберезовки! Митька был в меру
навеселе,  то  есть  еще держался  на  ногах,  но  говорил  уже  с  заметным
спотыканием даже на коротких дистанциях:
     -  Ба...тьюш...ка сыскной вое...в...да.  Чей-то тут?! Опять,  что ль...
рыкитиры    всяк-кие   родную    м-милицию   забижают?!    У-у-у...   злыдни
н-невежественные! Р-руки пр...чь от Ник-киты Иваныча!
     -  Перо под  ребро  пьяни  стоеросовой,  -  коротко приказал  Селивестр
Петрович...
     И началось.  Я,  честно  говоря, в этом  зверстве  особо не участвовал,
сообразил не лезть под  горячую  руку. Видели  в  китайских  боевиках  стиль
"пьяный  кулак"? Ну вот это  было нечто подобное,  но с  русским размахом от
всей широты  души! Митька вообще только мертвецов боится, а уж "выпимши" ему
и сам черт не брат! Когда все было кончено - в  трактирном  зале не было  ни
одного целого стола, от лавок остались  только щепки, от посуды  -  черепки,
даже печь на  кухне и  та пострадала... На мои плечи  легла нелегкая  задача
связать   бессознательно  валяющихся   преступников   и  оказать   им   хоть
какую-нибудь медицинскую помощь. Митька приволок два ведра колодезной воды -
одно вылил себе на  голову,  из другого окатил весь  ряд храпящих стрельцов.
Еремееву с ребятами повезло - в квас было  подмешано лишь  быстродействующее
снотворное, а могли бы яду сыпануть... Возвращаться в Лукошкино уже не имело
смысла, поэтому я дал приказ выставить часовых и расквартироваться на ночлег
здесь. Мы  проверили  конюшню,  покрепче заперли  ворота,  забаррикадировали
входную дверь  и буквально  повалились  спать.  Слишком  много эмоциональных
потрясений за один вечерок... "Спокойной ночи".

     Утро  не  обрадовало пробуждением.  Меня  тряс  за  плечо встревоженный
Еремеев:
     - Вставай, сыскной воевода, беда!
     - Что случилось?!
     Я поднялся  на ноги. В разгромленном помещении  стояло трое стрельцов и
Митька.  На полу у стены лежало чье-то тело. Подойдя ближе, я узнал  хозяина
трактира. Одного взгляда  на  несчастного  было достаточно,  чтобы понять  -
Селивестр Петрович умер не своей смертью...
     - Мы-то,  как на заре встали, тебя решили  не будить, -  тихо заговорил
Фома. - Работничков этих ребята на двор потащили, телегу из  сарая выкатили,
думали  всех в  город  везти. А хозяин возьми да и попроси  водички  испить,
жалобно  так... Ну, твой  сотрудник ему  ближайшую  кружку-то и поднес.  Тот
только разок глотнуть успел, вздрогнул весь и головушку свесил! Мы к нему, а
он уж не дышит...
     Митька с серым лицом смотрел на  меня умоляющими глазами. Что же здесь,
черт  возьми,  произошло?!  Откуда   в  полностью  разоренном  зале  взялась
целехонькая кружка с водой? Я осторожно поднял ее с пола и принюхался... Так
и есть! Знакомый запах горького миндаля...
     - Тело к нам в отделение. Остальных  - в тюрьму. Кружку я беру с собой,
это  вещественное  доказательство. Да,  а  где  девица,  такая  смазливая...
Настасья?
     - В уборную пошла, упросила, - ответил кто-то из стрельцов.
     - Ее тоже к нам в отделение,  с ней будет особый разговор, не забыть бы
кольцо забрать...  А  здесь оставьте двоих как охрану,  к обеду пришлем сюда
полную бригаду с дьяком для описи и обыска.
     Место  оказалось значительно  опаснее,  чем  представлялось  на  первый
взгляд... Собираться начали  минут через пятнадцать.  Пришлось  задержаться,
потому что эта стерва умудрилась удрать! Как? Это и мне интересно... Уборная
стояла в дальнем углу двора, у забора, за ним - тропинка в лес, отправляться
в  погоню  бессмысленно...  Ничего,  объявим  в общелукошкинский  розыск,  и
преступницу найдут быстро. Пора домой, Яга небось и так с ума сходит... Пока
то да се, короче, в обратную дорогу отправились где-то часов в девять, коней
не торопили.  Гордый  Митька шумно расписывал  стрельцам, как  он  вчера, по
ночи,  жизни за милицию не  пожалел! Причем  количество врагов, качество  их
вооружения  увеличивались каждые  десять минут. Все были чудовищно свирепы и
силы немереной,  особенно  зверскими  выражениями  лиц отличались  гражданин
Поганов и гражданка Настасья, кстати, последней почти удалось удушить нашего
скромного героя девичьей косой... Стрельцы как будто бы верили. Лично у меня
не  было ни  малейшего  желания  уличать кого-либо  во  лжи. Вполне  хватало
грустных размышлений по текущему делу... Что же я теперь  скажу  Олене? Ведь
украденное кольцо  ее матери было почти у меня  в руках! Я абсолютно уверен,
что хозяин трактира  скупал  краденое и презентовал  колечко своей служанке.
Хотя  она наверняка была и сожительницей и  соучастницей - недаром так ловко
управлялась с кроватью... Придется начинать поиски заново. Внезапно я поймал
себя  на мысли о  том, что совершенно не думаю об исчезнувших чертежах. Если
рассказ  трактирщика хоть в какой-то мере содержал зерно истины,  то следует
все силы бросить на поиски этого таинственного вора, похвалявшегося ограбить
самого  царя.  Единственная  зацепка - его подельники,  некий  Боров и некий
Свин,  придется  браться за них в первую очередь.  И  наконец,  самый важный
вопрос  -  внезапная смерть  хозяина  трактира.  Получается,  будто  кто-то,
дождавшись, пока все уснут, принес из кухни уцелевшую кружечку, налил воды и
всыпал  туда цианид. Значит, бедный  злодей Селивестр Петрович знал  гораздо
больше, чем  успел рассказать.  Он мог выдать того, кто причастен  к  смерти
дворника  Сухарева, а следовательно, имеет  прямое отношение к краже  планов
летучего  корабля.  Одна проблема -  всех разбойников,  побитых  Митькой,  я
связывал собственноручно, готов поклясться: больше на постоялом дворе никого
не было...
     Первое, что поразило меня  при въезде в город, была непривычная тишина.
На  улицах  не  толпился народ, ставни  домов закрыты,  базар  словно вымер,
одинокие стрелецкие  наряды  да случайные  прохожие  казались  выходцами  из
другой  сказки.  За ночь  моего  отсутствия  город  сменил  лицо, и  оно мне
совершенно не  нравилось... Чем ближе  мы подъезжали к отделению,  тем  чаще
встречались конные  группы  царских стрельцов, рыскающих в проулочках. Из-за
ставен и заборов робко высовывались испуганные лица лукошкинцев, люди истово
крестились при  виде нашей кавалькады  и поспешно прятались вновь. Вслед нам
летел набирающий мощь шепот:
     - Слава тебе господи, участковый вернулся...
     Ворота  в отделение нам  распахивали еремеевские  стрельцы,  почти  вся
сотня  в полной боевой  готовности  расположилась на дворе.  У забора стояли
бдительные  часовые,  у всех  парней  были зажжены фитили,  и  выражения лиц
говорили о готовности в  любую минуту отражать от стен милиции  неизвестного
врага. Баба Яга расхаживала меж стрельцов, выдавая каждому сухой паек в виде
большого куска пирога с капустой и пары головок чищеного лука.
     - Иди в терем, Никитушка, там поговорим. А вы, молодцы, бдительность не
теряйте, не ровен час, бояре и раньше двенадцати за дело возьмутся...
     Даже  не  пытаясь  хоть  что-нибудь  понять, я  послушно  направился  в
горницу, Митька увязался  следом. На  этот раз  Яга не  стала его гнать,  а,
наоборот, потребовала, чтобы мы все сели в кружок, поближе друг к другу.
     - Наперед скажи мне главное, Никитушка, чертежи царевы не отыскал ли?
     -  Нет,  -  честно  признался  я,  -  но есть  несколько вполне рабочих
версий...
     - А с этим ужо погодить придется! - жестко оборвала меня Баба Яга. Судя
по всему, положение действительно было  крайне серьезное. -  Пришла нам всем
одна беда, откуда и ждать  не ждали... Помнишь, царь-то боярам дозволил свое
следствие вести,  нашему рука об руку? Ну так вот, бояре-то и дорвались... В
сыскном деле, слышь, ни  один не волокет, так вот чего они и удумали - Пашку
Псурова звать!
     Мне это  имя  ровно  ничего не  говорило, но Митька отреагировал иначе,
вытаращив глаза и хватаясь за голову:
     - Бабулечка, как же можно такое, ить он - дурак!
     Ну-у...  если уж наш  Дмитрий называет  кого-то  дураком, то  это очень
серьезно... Яга  кивком подтвердила мои опасения и настроилась  подоходчивее
объяснить:
     -  Пашка-то сам кто - пьянь, голь  кабацкая! Да только верный он  холоп
бояр Бодровых, а они себя в большой силе числят... Но ежели Бог кому силу да
положение дает, так в чем другом завсегда ущемляет. Вот и у Бодрова-старшего
своего ума отродясь не было, то жениным, то  соседским побирался...  И вишь,
как-то  стукнуло ему в башку, будто  пьяница  придурковатый - на самом  деле
святой! Юродивый! И советы его слушать надо, аки слово Господнее...  Так вот
теперь всем расследованием боярским Пашка Псуров и руководит!
     - Ну и пусть руководит, а нам-то что? - не сразу осознал я.
     -  А то, Никитушка, что он себе в помощнички дьяка Филимона взял, и они
на пару за одну ноченьку весь город в подозреваемые поставили!
     Вот  тут  и  у меня  не сразу  нашлись  слова...  Круто!  Действительно
круто...  О  таких прецедентах мировая криминалистика еще не  слышала.  Были
случаи, хватали кого попало из подозрительных, но чтобы весь город...
     -  Нынче на заре,  едва петухи пропели, как по всему Лукошкину стрельцы
царские  разъезжать  стали  да  в  окна  орать:  кто  сей  же  час  чертежей
государевых не возвернет, того в темницу с пытками, на правеж!
     - Не понял... - сбился я. - Это в смысле, кто вернет  - тот молодец,  а
кто нет - того на дыбу?
     - Именно так! - грохнула кулачком  по  столу бабка.  - Может,  они чего
другое  в виду имели, а только народ их по-своему понял. Как  было  сказано,
так будет  сделано!  От всех улиц,  кварталов  да  артелей избранные люди  в
отделение пришли. Помощи и  защиты  просют. А  дьяк Филимон теперь по городу
разъезжает да стращает всех, дескать, теперь я - милиция, мой суд да дело!
     -  И эту беззаконную бредятину Горох  называет  "параллельным  боярским
расследованием"?! Митька, лошадей еще не расседлали? Я еду к царю!
     - И  я с тобой, касатик. - Яга побежала в свою комнатку за душегрейкой.
- Только нам поспешать надо: Пашка да Филимон народу срок до полудни дали...
     Я мало спал,  очень устал за прошлую ночь и, поверьте, заниматься еще и
боярскими диверсиями ни малейшего желания  не было. Пусть творят, что хотят,
у них  есть на это высочайшее монаршее соизволение. С другой стороны,  иначе
как  провокацией такие действия никак не назовешь... Они явно  нарывались на
конфликт, боярской  думе  было выгодно любое  столкновение с представителями
ненавистной  милиции,  и  они специально  отдали параллельное  расследование
заведомым  придуркам,  точно зная,  что  я буду  вынужден выступить  против!
Какая-то мышиная возня, и все так не вовремя...
     Внешне наш  выезд  очень напоминал  хорошо организованный  крестьянский
бунт. Стоило выехать за ворота, как на  всю  улицу раздался душераздирающий,
радостный вопль:
     -  Свершилось,  православные! Сыскной  воевода за правду-матку супротив
самого царя идет!
     Мы  с Ягой медленно переглянулись, но возразить, попросту  не успели --
за полусотней еремеевских стрельцов стал живенько выстраиваться народ. Как я
уже упоминал, люди в Лукошкине отличаются завидной политической активностью.
Вплоть   до   самого   царского   двора  толпа  увеличивалась  прямо-таки  в
геометрической  прогрессии,  а  выкрики  уличных "пророков"  становились все
более воинственными и противоречивыми:
     -  Поберегись, злодеи басурманские! Сам участковый с бабкой Экспертизою
к царю на почестен пир едут! Ох и много народу сегодня  хмельными полягут...
А и не поднять с  того  хмелю смертного ни  мужичка, ни бабы... Эхма, судьба
наша расейская!
     -  Не  робей, братва! За  друганов идем разбор чинить! Небось не ведает
государь ни ухом ни рылом, какой беспредел от его имени по стране прет!
     - Г'аждане,  надо изб'ать делегатов! Опыт замо'ских ст'ан учит нас, что
узу'паторы доб'овольно не отдадут  нажитого на'одным го'бом... По'а п'извать
их  к ответу! Ми'ные  пе'егово'ы ни к  чему не п'иведут...  Мы пойдем д'угим
путем!
     - Долой! Всех  долой!  И царя, и  бояр, и попов,  и... участкового тоже
долой! Бога - долой, всю власть долой! Сами своей головой жить будем... Все
     общее, все народное, все наше!
     Разъезды  царских  стрельцов  не  то что  нам не мешали,  а,  наоборот,
облегченно вздохнув, строились в  колонны  и дружно  маршировали рядом.  Как
люди военные, они предпочитали не лозунги, а песни:

     Что ни баба - королева,
     Тока глянешь за фасад --
     Раскудрить твою налево,
     На крутой милашкин зад!

     Таким  образом, наше шествие здорово походило то ли на восстание, то ли
на  гулянье, но в обоих  случаях - всенародное... На  Гороховом подворье нас
встретили наглухо запертые ворота и грозные жерла пушек.
     - Фома, - я поманил к себе  Еремеева, - принимай командование. Окружить
весь двор по периметру тройной цепью стрельцов. Будете сдерживать нездоровый
энтузиазм трудового народа. Провокаторов и подстрекателей не лови, завязнешь
в уличных беспорядках. Лучше примечай,  кто  проявлял тараканью  активность,
потом вызовем в отделение, побеседуем...
     -  Исполню, как велено, -  сурово пообещал он. - А ты что, неужто так в
одиночку на царя и пойдешь?
     - Не на царя, а к  царю,  - наставительно поправил  я. -  Мы быстренько
переговорим, и никаких проблем не будет.
     - Бедовый ты человек, Никита Иванович... Поверь, зимой  к медведю легче
войти, чем к Гороху во гневе!
     - А куда деваться, долг велит, служба требует... Ты, главное, проследи,
чтоб народные  массы не ринулись вслед  за  мной  рушить "весь мир насилья",
ничем хорошим это не кончится.
     Потом были долгие споры с двумя лихими воеводами, чьи стрельцы охраняли
ворота.  Один считал  нужным поставить  меня  "пред очи государевы",  другой
уперся -  "ни в  жисть  не пущать"! Кончилось тем, что Баба Яга  сотворила в
заборе калиточку, сквозь которую мы и попали на царский двор. Вооруженные до
зубов бояре набросились на нас мятущейся толпой, и  если  бы не многоопытный
Кашкин  -  историю  лукошкинского  отделения  можно  бы  и закончить...  Нас
отконвоировали  в  государевы палаты с таким "почетом",  что и  сам Кощей бы
обзавидовался. Со  всех сторон стволы, клинки, топоры, копья, безумные глаза
и  оскаленные  в  злорадных улыбках  зубы. Втолкнули  в  небольшой  зал  для
дипломатических бесед  и оставили одних.  Правда, ненадолго. Прежде  чем  мы
сумели запаниковать, с той стороны дверей раздался раздраженный голос:
     -  Я вам кто - царь али дите неразумное?! Подите прочь! Я на  милицию в
одиночестве гневаться изволю...
     Горох  вошел  довольный,  улыбающийся. Самолично  прикрыл  двери  и без
предисловий пожал мне руку:
     - Спасибо, что заглянул, Никита  Иванович. Совсем у  меня бояре из  ума
выжили... Весь терем  гудит!  Черт  же меня  дернул  в прошлый  раз  дать им
полномочия...
     - Да  уж,  перестарались!  Там за забором  едва ли не  половина  города
бухтит... социалистическую революцию устраивают!
     -  Видел, видел... - виновато поморщился Горох, - моя вина, недоглядел,
не проверил.  Народ у  нас  незлой,  сердце  у людей  отходчивое...  Сегодня
пошумят - завтра покаются. Ну кто ж знал, что бояре Пашку Псурова призовут?!
     - Вы меня познакомьте потом с этим индивидуумом, я хоть буду знать, кто
здесь является  пародией на  закон  и  справедливость.  А  сейчас,  сделайте
одолжение, попросите граждан разойтись!  У меня и без  их гулянок  отделение
делами перегружено...
     - Ну уж нет, участковый! Сначала ты мне о чертежах расскажи... Где был,
что видел, куда следствие продвинулось?
     - Какое следствие?! - взвыл я. - У вас же там бунт на носу!
     - Чушь  не мели!  -  строго прикрикнул  царь.  -  Я-то, чай, свой народ
получше тебя  знаю...  Пущай  покричат, кулаками помашут,  пар  выпустят  --
невелика беда. Люди в мятежах свою значимость глубже понимают, друг за друга
крепче стоят, а в результате и  власть  твердую  вдвойне уважают. Дай народу
побеситься, не вредничай...
     - Ну-у, если вы с такой позиции...
     - А ты, добрый молодец, вон  тот  шкафчик  в  уголке распахни! -- Горох
переключил  внимание  на  нашего Митяя. - Во-во! Штоф зелененький бери, ага,
тот, что побольше. И стопочки четыре к нему. Да там еще внизу пряники,  изюм
и  вроде  халва  оставалась. Накрывай  для  нас  с  участковым да  Бабе  Яге
наполнить не забудь, опосля чего и себя не обидь! Дозволяю...
     Я окончательно перестаю его понимать. Взаимоотношения народонаселения и
государственной  власти в Лукошкине  навсегда  останутся для меня  тайной за
семью печатями.  Вино  у  царя  было хорошее... После второй  я обстоятельно
обсказал  все произошедшее, начиная от убийства дворника и кончая  разгромом
бандитского  трактира  на  Кобылинском тракте.  Яга  и  Митька  внесли  свои
поправки  и  пояснения.  Митяй, в  частности,  покаялся  за "допрос"  девиц,
приближенных  к  государю,  а  бабка  зачем-то  предложила  заняться  Ксюхой
всерьез. В смысле сделать умницей-разумницей...
     -  Вижу,  дело вы ведете  верно, в направлении нужном.  Как  и обещал -
препятствий  в  исполнении чинить не буду,  а даже где  и посодействую,  - с
самым генеральским  видом  закрутил усы  царь Горох. - Вот тока  обещай мне,
Никита Иваныч, что ты  моих бояр  носом в лужу ткнешь! Пущай  на своей шкуре
узнают, каков хлеб милицейский... Я их бранить не могу, слово  нарушу, но ты
-  другое  дело!  Найди  покражу,  дай мне повод  кой-кому при всех в бороду
плюнуть... образно.
     - По рукам, - согласился я, - но сейчас вы выйдете к народу. Времени --
без  десяти двенадцать,  в двенадцать  истечение срока. Отмените приказ двух
идиотов!
     -  Отменить не могу,  -  буркнул надежа-государь,  но,  глядя  на  наши
вытянувшиеся лица, смилостивился: - Могу подправить...
     Ровно  в  двенадцать,  вместе с боем колоколов, на ворота  собственного
двора взобрался сам царь. Горох обвел взглядом притихшую толпу и громогласно
объявил:
     - Слово царское нерушимо! А только слуги мои верные с усталости великой
да  в  рвении  похвальном  все  сроки  поперепутали.  Не  сегодня  пополудни
ослушников брать будут,  а через  три  дня! Все ли  слышали,  православные?!
Через  три  дня! А до той  поры  гоните  Фильку да Пашку взашей! Такова  моя
царская воля... Я вам - отец, вы мне - дети!
     От восторженного рева убежденных монархистов  голуби взлетели  с теплых
крыш. Я  никогда  не  видел,  чтобы  одному человеку  за такую короткую речь
устраивали столь длительную овацию.
     - Митя, поворачивай в отделение, у нас дела...

     Граждане расходились от  царского терема  с песнями и плясками. Народ с
истинно  русским  фатализмом  праздновал  трехдневную  отсрочку,  а  там  на
"авось"...  Либо участковый  воров  изловит,  либо  Пашку Псурова  кондрашка
хватит, либо государь, храни  его Господь, еще поблажку даст! Лично для меня
все это  значило только одно - Горох очень обеспокоен пропажей чертежей, и я
должен максимально ускорить их поиски. Каким образом? Никто  не знает... а я
сам тем более!
     Уже  когда мы сели за стол, когда  закончили с  обедом,  я наконец смог
толком рассказать Бабе Яге все, что удалось выяснить за ночной рейд. Старуха
слушала очень внимательно, ни разу не перебив.
     - Так, значит, гнездо злодейское мы прикрыли?
     - Да, Еремеев  должен был  отправить  туда  большой наряд,  собрать все
краденое и опечатать здание. Задержанных уголовников уже отправили в тюрьму,
для следствия их информация интересов не представляет.
     - Что ж... Поганов этот по заслугам получил, глянула я мельком... Да ты
и  сам знаешь, ядом  травленный, как  и Николай Сухарев. А  ить  мы  уже  не
свидетеля, подозреваемого  теряем! Надо бы девку  ту  беглую  отыскать... По
всему видно, не простой пешкою она в игре участвует.
     - Стрельцы хорошо ее  запомнили, если она появится в городе, то возьмут
быстро. Но я не уверен, что она имеет отношение к краже чертежей...
     - А про воров тех, Борова да Свина, думаешь, имеют?
     -  Вечером  пошлю  Митьку  незаметно  прощупать  почву.  Вполне   может
оказаться,  что такие граждане не  только не  проживают в районе Колокольной
площади, но и вообще не существуют в природе.
     -  Значит, у  нас  опять  застой? -  пригорюнилась Яга.  -  Версий нет,
подозреваемых  нет,  браться  не  за  кого... Так  ведь, Никитушка?  Колечко
Оленушки твоей  нам свою помощь оказало, ясно теперича, кто в городе скупкой
добра  ворованного  промышлял. Притон разбойничий  на  корню  ликвидировали,
дорога купеческая чище  станет, тоже дело хорошее. Только  так  вот мы все и
будем  разные  преступления  по  ходу  следствия  разбирать,  а  к  самой-то
загадочке и не приблизимся...
     - Когда похороны дворника?
     - Да завтра вроде... пойти думаешь?
     -  Не  знаю, как  получится...  -  прикинул  я.  -  Просто  пришла пора
побеседовать  с  дочерью  покойного.  Мы ведь  так и  не  выяснили  круг  ее
знакомых.
     -  Дык...  Митька же  говорил,  будто бы ему доложили,  что нет  их. Не
водятся люди с тем, кто с головой не дружит.
     -  Не  совсем...  Он  ведь опросил исключительно бывших  девиц  Гороха,
вполне  возможно,  что   у   гражданки  Сухаревой  есть  связи  на  стороне.
Позовите-ка сюда нашего молодца...
     Дмитрий прибыл по первому слову. Пулей  вылетел из сеней,  встав передо
мной как лист перед травой,  всем видом демонстрируя  готовность порадеть на
благо отечества.
     -  Слушай внимательно, герой, -  строго  начал я,  с ним особо  ласково
нельзя - портится  вмиг.  -  Во-первых, от лица  отделения и от  себя  лично
объявляю тебе благодарность!
     - Рад стараться, батюшка сыскной воевода! - счастливо прогорланил он.
     - Во-вторых, если еще  раз  увижу,  что посмел  напиться  на  работе, -
уволю! Ты меня знаешь, два раза повторять не буду, уяснил?
     - Виноват, батюшка сыскной воевода... Вот те крест - исправлюсь, а вину
тяжелую честной службой искуплю!
     -  Отлично, теперь как  раз о  службе,  - удовлетворенно  кивнул  я. --
Пойдешь на Колокольную площадь, покрутись там осторожненько, поинтересуйся у
мальчишек, не проживают  ли в близлежащих домах граждане Юрка Боров и Борька
Свин. Понял?
     - Понял, как не понять... -  сразу  воодушевился наш младший сотрудник,
демонстративно  закатывая рукава. - Как  изволите,  их получить: по повестке
привести или так, за ногу приволочь?!
     - Митя, только выяснить! Без угроз и мордобоя...
     - А соседями ихними не поинтересоваться ли?
     - Нет. Нам нужны исключительно адреса...
     - А ежели злодеи сопротивление окажут?
     - Какое  сопротивление?! - не выдержав, сорвался  я. -  Тебе надо всего
лишь выяснить - есть ли они вообще, и все! Все! Никого не хватать, ничего не
ломать, ни на какие  провокации не поддаваться...  Пришел, спросил,  ушел  -
все! Если они тебя только заметят...
     - Не заметят,  батюшка  участковый,  -  явно что-то замышляя,  протянул
предприимчивый  Митька, -  не извольте  даже  беспокоиться,  все справлю как
велено!
     - Ты уж постарайся, касатик...  -  ласково  добавила Баба Яга. -  Я вон
тебе  булку  изюмную в дорогу дам, тока  ты больше  рожу-то дегтем не мажь и
негров африканских из себя не строй - куры засмеют.
     - Не буду... Рази ж я  с одного раза не понимаю? Мне ить дважды на одни
грабли наступать несолидно...
     - От то-то ж! Ну иди, иди, родной, трудись по ходу следствия...
     Надо сказать,  он очень вовремя  успел уйти. Просто как будто  задницей
чувствовал... И получаса не прошло, как охранные стрельцы доложили  о визите
гражданки  Пышкаловой  Варвары Дмитриевны. Мы с  Ягой недоуменно  посмотрели
друг на друга - такую никто в отделение не вызывал.
     - Здравствуйте, батюшка сыскной воевода. - Варвара Дмитриевна оказалась
бойкой  девицей  лет   двадцати  шести,  с  деловой  хваткой,  в   несколько
пестроватом наряде.
     - Здравствуйте, проходите, садитесь. Чем можем помочь?
     -  Да...  ничем  вроде.  Я-то так,  зашла  по дороге.  Дом  посмотреть,
хозяйство, со свекровью да деверем познакомиться...
     Баба Яга  уронила на пол подарочную чашку из белой с голубым "Гжели". У
меня  как  минимум  отвисла  челюсть.  А  безапелляционная  девица  спокойно
продолжала, обводя горницу придирчивым взглядом:
     - Что ж, Митенька Лобов  вам еще и не рассказал всего? От ведь горе мое
забывчивое... Приходил вчерась,  подарки дарил,  замуж звал, про житье-бытье
выспрашивал...  Хвастал, будто вы, Никита Иванович, ему  прямо брат  родной,
младшенький... А хозяйка ваша  хоть  на вид-то строга, да в деле послушлива,
вот только рук молодых женских  не  хватает. Без  присмотра любой  двор мхом
зарастет, ну а я тут с порядком помогу, прослежу да присоветую.
     - А... мы... что? Как же... это называется... - попытался вклиниться я.
     - Ничего, ты говори, участковый,  в общем житье любой  голос важен. Вот
Митенька придет, мы тут всем миром и  обмозгуем, а пока не лезь! В семье-то,
чай, после старшего брата жена его законная главной будет. Ты-ко  вон встань
лучше  да  терем мне  покажи, двор  опять же, где скотинка какая,  ну  и все
прочее...
     - А царь? - все-таки исхитрился я.
     - Горох-то? - зевнула поварская дочь Варвара Дмитриевна. - А  ему  что?
Он к моему замужеству протестов иметь не будет. Думаю, и деньжат на  коровку
отсыплет, государь у нас на венчальные дела добрый...
     - Никитушка, пригнись, - замогильным тоном посоветовала Яга.
     Я мельком глянул  в ее  потемневшие глаза и не стал спорить. Когда было
можно  вылезти  из-под  стола  - нахалки  уже не  оказалось.  Вместо нее  на
деревянной лавке лежала здоровая оранжевая тыква. Задавать наводящие вопросы
как-то не хотелось...
     - Может, испечь на ужин с кашей? - подумав, предложила моя домохозяйка,
но  я  отрицательно покачал  головой.  К  вечеру  бабка отойдет и  наверняка
расколдует дуру. Пока лучше откатить ее куда-нибудь в  угол, а вот с Митькой
разговор будет серьезный...
     -  Никита Иванович, тут к  вам еще девица домогается. Прямиком с вещами
пришла, вон узлы с телеги снимает...
     Короче,  где-то  к половине девятого  вечера у нас в  углу  под  лавкой
лежало пять зрелых тыкв. Круглые и вытянутые, оранжевые и сероватые, гладкие
и разновеликие,  тем  не  менее  они  объединялись  одним общим  стремлением
экстренно выскочить  замуж за нашего младшего сотрудника и переехать  жить в
милицейское отделение. С  болтливым и многообещающим балбесом разговор будет
позже,  никуда  он не  денется... Но  самое удивительное то, что все  девицы
клялись,  будто бы получили разрешение на свадьбу  от  самого государя. Либо
Горох  чего-то недослышал,  либо  у  него специфическое чувство юмора... Яга
склонялась  ко второму, но так или иначе, вечер был скомкан, поработать  над
кражей  чертежей не удалось. Митя пришел поздно...  и  не один. Доложил, что
искомых  личностей не обнаружено, а на обратном пути он изловил мелкого вора
- поймал с поличным  за руку в собственном кармане.  Я  слишком устал, чтобы
вникать  в такие  мелочи. Каюсь,  это  была моя вина... Даже не взглянув  на
задержанного, - его охраняли стрельцы у ворот, - я дал  приказ сунуть жулика
до утра в поруб. Там разберемся, а наутро-о-о...

     Нет, честно говоря,  где-то до двенадцати  дня у  нас особых проблем не
было. Не считая  петуха,  естественно... Я здорово набегался и потому  перед
сном не припас чего-нибудь потяжелее  тапок, дабы забекренить гаду  гребешок
на другую сторону. Ну и он тоже расстарался. Дикий вопль "ку-ка-реку!!!" был
такой мощности и силы,  что меня  буквально  сбросило  с  кровати и  накрыло
подушкой. Вот как его  называть после  этого? Вниз  спустился  в прескверном
настроении, хотя Баба Яга успешно приободрила меня пирожками  с головизной и
настоящими немецкими сосисками (господин Кнут Гамсунович баловал по случаю).
После  завтрака прошла  дежурная разборка  с нашим  деятельным  недоумком. В
принципе  все подобные  расспросы  с пояснениями достаточно  однообразны  по
сути:  мы ругаемся -  он кается,  после спектакля каждый расходится по своим
делам...
     - Митя, давай покороче, без ползанья на  коленях  и стука лбом  об пол,
что ты наобещал царским девицам?
     - Да... ничего такого вроде... Вот  разве вашу  личную благодарность за
содействие следствию?!
     -  О, этого сколько угодно!  Ты мне объясни,  с  какого времени я  стал
твоим  младшим братом,  отделение  милиции -  твоим собственным особняком  с
хозяйством, а наша Баба Яга - свекровью в ожидании?
     - Чего-чего? - вытаращился он, а я демонстративно открыл блокнот.
     - Значит,  так, перечисляю... Гражданка Пышкалова  Варвара  Дмитриевна,
младшая дочь повара с  царской кухни, прибыла для осмотра в дом  к  будущему
мужу.  Гражданка Хлобыстова Марьяна  Тихоновна,  дочь  дьяка из  посольского
приказа, конкретно заявилась  с вещами для полного переезда в  терем жениха.
Далее  по  списку,  если ничего не  перепутал,  гражданки: Татьяна  Сумкина,
Любовь Залетайло,  Татьяна  Битова - цель та  же, претензии те же, намеренья
идентичные.  Все  пятеро клянутся христом-богом в  том,  что ты дал им самые
надежные гарантии. Все пятеро согласны выйти за тебя замуж, удовлетворен?
     -  Нехорошо,  Митенька... -  скорбно добавила Яга, давясь  улыбкой.  --
Неужто ты у нас басурман какой, чтоб цельный гарем себе заводить?
     -  Никита  Иванович...  - совершенно растерянно  обернулся наш герой. -
Бабуленька Ягуленька, хоть режьте, хоть вешайте, а не виноватый я! Не обещал
я им жениться, ни одной не обещал! Землю есть буду, а не обещал!
     -  Митька! - сурово рявкнул я,  видя, как он  нацеливается на  горшок с
геранью,  чтобы  продемонстрировать верность слову. - Ты мне  тут  дурака не
валяй, хочешь землю есть - иди на улицу, пусть народ думает, что мы тебя  не
кормим... С девицами своими будешь разбираться лично, но имей в виду - Горох
им  всем уже  дал разрешение на законный  брак. Если все  пятеро подадут ему
жалобу на твой коварный отказ...  Я  тебя  не  запугиваю, я тебе сочувствую.
Бабушка, посодействуйте...
     - Да как же... - беспомощно залепетал Митька, едва сдерживая слезы. - Я
ж на благо отделения трудился... За что ж меня, молодого, да под венец?! Это
ж... так ведь на всю жизнь, мама родная! Я ить...  намекнул  только... самую
чуточку,  для  поддержания  разговору...  За  что  жените,  батюшка  сыскной
воевода?! За что счастья лишаете?!
     - Пойдем, голубь ты  наш сизокрылый, кот блудливый, бычок  шкодливый, -
ласково позвала Яга,  указуя на пять  тыкв,  терпеливо ожидающих  в углу.  -
Ну-кась, перекати-ка их ко мне в  комнатку, да и сам туда иди. Смотри,  веди
себя смирненько! Будешь двери  ломать али в окна  лезть -  как есть в лапоть
превращу! Иди, иди, впредь дураку наука будет...
     Он шел, как идут на эшафот, под тяжестью неопровержимых улик, навстречу
верной  смерти, с  гордой головой и  хлюпающим  носом!  Баба  Яга проследила
поштучный  перенос  овощей,  закрыла  за  всеми  дверь  и,  шепча  под  нос,
произнесла  заклинание.  Комната  тут  же огласилась  приглушенными воплями,
звуками ударов, женским визгом и площадной руганью...
     - Не слишком сурово мы с ним?
     - Ничего,  Никитушка,  пущай  от  души  семейной  жизни  нахлебается...
Вдругорядь будет знать, как девиц обманывать! Вот ужо они ему там...
     -  Батюшка  сыскной воевода! -  перебивая нас,  два  охранных  стрельца
сунулись в горницу. - Враги к вам, по делу!
     - Ка-какие  враги?!  -  аж  поперхнулся я,  врагов  мне  только  тут не
хватало...
     - Вестимо какие, противумилицейские! Дьяк Филимон с охраною, - стрельцы
многозначительно подмигнули. Я кивнул. Бабуля заняла прежнее место у печки.
     Через  минуту  в помещение  развязно  ввалился  самый  скандальный дьяк
думского приказа,  Груздев  Филимон  Митрофанович,  в сопровождении  четырех
громил в доспехах.
     - А-а...  вот ты где прячешься-скрываешься, лентяй участковый?! Ну что,
кончилось   твое  времечко  -  мое  настало!   Вот  ужо  и   посчитаемся  за
правду-матушку, за грехи твои тяжкие, за обманы бесстыдные... За все про все
ответ  держать будешь!  И встать, мошенник,  когда с  тобой  сам  я говорить
изволю!!!
     Я дал ему выкричаться и  повернулся к  хозяйке. Баба  Яга, не  поднимая
глаз, что-то буркнула неразборчивое, но действенное - дьякова охрана застыла
массивными  манекенами.  Наглец  беспомощно  оглянулся, но, видимо, короткая
власть все же успела ударить ему в голову, остановиться он не сумел:
     - Вались на  колени,  плут, и кайся  при всех в своих  злодеяниях! Я-то
тебе все припомню - и как били меня, и голодом морили, и в порубе держали, и
пыткам подвергали  не по-христиански... Мне сам царь-государь на твою управу
права  дал! Что брови-то  хмуришь, запугать думаешь?! Так не боюсь  я  тебя,
поскольку моя власть, моя и сила!
     -  Чем  обязан  вашему  визиту   в  отделение,  гражданин  Груздев?  --
невозмутимо поинтересовался я.
     Моя  домохозяйка молча  позванивала спицами, мелькавшими в  старушечьих
руках с угрожающей  быстротой.  Дьяк как  бы  ненароком пихнул острым локтем
своих остолбеневших амбалов,  убедился, что  не функционируют,  и  несколько
сбавил тон:
     - Ты, участковый, мне здесь дурочку-то из себя не строй! Небось на дыбе
царской и не таких говорунов ретивых обламывали...
     - Я спросил, зачем вы пришли. Если не хотите отвечать, вам покажут, где
здесь выход...
     - А  ты мне не  грози! Не грози! Да я тут сам всем покажу... аж страшно
станет! Меня  теперича никому не  запугать,  ибо храбр  и стоек, аки  Давид,
супротив Голиафа беззаконного дерзающий...
     Я поманил в окошко еремеевских стрельцов, дьяк пошел на попятную:
     -  Сведения имею, твою милицию в  тяжком ослушании  обвиняющие. Не след
тебе, сыскной воевода, вдогон цареву слову препоны чинить!
     - Коротко, ясно и по существу дела, - жестко приказал я.
     -  Вот и  скажу!  Думал  на испуг взять, да не  на  таковского напал...
Сказали мне люди верные, ярыжки кабацкие, будто твой змий стоеросовый самого
Павла Псурова в  отделение уволок! А  ить ему  бояре следствие царское вести
доверили, меня, скромного, в смотрители бдительные определили, ибо грамоте я
учен  и  все  подлости  твои  милицейские  назубок знаю...  Ну, что зенки-то
вылупил?! Отдавай, злодей, Пашу Псурова!
     Я  медленно  повернул  голову  в  сторону  Яги. Она, на минуту  отложив
вязание, ответила мне столь  же недоумевающим взглядом. Потом мы оба глянули
на дверь бабкиной комнатки, где почему-то смолкли все звуки.
     - Наш сотрудник Дмитрий Лобов вчера вечером, возвращаясь с оперативного
задания, задержал некоего карманника...
     -  Ага, вот  она,  ложь твоя  безбожная!  - радостно  возопил  Филимон,
подпрыгивая  на месте.  -  Все  слышали?! Не сумел ты шила в  мешке  утаить,
признался!
     -  ...  пойманного  с  поличным  на месте преступления,  -  неторопливо
продолжал я. -  Задержанный находится в порубе в данный момент. Обвинение по
статье ему пока не выдвинуто. Если вы утверждаете, что он...
     -  Да  он же это и есть! Павлик, Павлуша,  Павлушечка... Самого боярина
Бодрова  любимый  советчик  и  холоп!  Как  же  ты  посмел  такого  человека
достойного, боярским доверием обличенного, в порубе гноить?!
     - ... и есть разыскиваемый вами  гражданин Псуров, то я вынужден  лично
доложить  об  этом  государю.  Горох обычно недолго  церемонится  с  мелкими
ворами...  Попытка ограбления сотрудника милиции тянет  где-то года на три с
конфискацией. Итак,  вы продолжаете настаивать, что задержанный карманник  и
представитель боярского следствия - одно лицо?
     -  А  и...  нет, -  в  критические минуты  дьяк соображал быстро. - Чую
подвох великий... Не могет того быть, чтоб сам Псуров  по карманам лазил! Уж
не подставил ли ты его, сыскной воевода? С тебя-то станется...
     -  Наш младший сотрудник сейчас... на  выезде, - подумав, соврал я. Яга
удовлетворенно кивнула. - Задержанного гражданина мы будем допрашивать после
обеда, при обязательной очной ставке. Я  бы  посоветовал  вам  не  спешить с
обвинениями  в наш  адрес и не  оповещать  весь  город, что советник боярина
Бодрова  пойман  на  краже  с поличным.  Зайдите  ближе  к  вечеру, если это
все-таки он, я отпущу его до окончания следствия под подписку о невыезде.
     Филимон потоптался, позыркал на нас грозными взглядами, потом плюнул на
пол  и,  ничего не сказав, выбежал вон.  Баба Яга  очень медленно  встала со
своей скамеечки, сходила за тряпкой, вытерла пол и с  чувством  обратилась к
его неподвижным охранникам:
     - До  сей поры от дьяка вашего  ничего, окромя хамства и сквернословия,
не слыхала... Ну,  да  пусть по его и  сбудется!  Теперь  ужо  филимоновское
варево каждый полной ложкой  зачерпнет... Да и вам  тут делать нечего, пошли
вон!
     В  ту же минуту  таинственная сила отпустила мужиков.  От неожиданности
они попадали на  пол,  грохоча доспехами, но быстро сориентировались и прямо
на карачках бросились к двери. Думаю, вторично этих  молодцов в отделение  и
калачом не заманишь...

     - Что скажешь, Никитушка?
     -  Ничего не скажу, голова кругом... Не следствие у  нас, а сумасшедший
дом! Мало одного Митьки было, не ценили... так этот брачный аферист нам пять
жен  в  отделение  заманил! Об  исчезнувших чертежах  оповестили весь город.
Преступник должен быть безнадежно туп, чтобы не спрятаться. В деле два трупа
- оба отравлены  одним  и тем же ядом,  в  обоих случаях виноватых нет! Одна
подозреваемая  рыдает  на  похоронах  отца,  другая  исчезла  в  неизвестном
направлении    прямо    из   уборной...   По   ночному   Лукошкину   шастает
маньяк-одиночка,  страдающий  аллергией  на  кошек.  У него в  избе,  как  у
английского  аристократа, вся  стена над камином  увешана злобными  головами
убиенных  мурзиков.  Да еще  и  параллельное  расследование на  мою  голову!
Выискались  тут  Шерлок  Холмс из кабака,  специализирующийся  на  карманных
кражах   у   деревенских  лопухов,  и   доктор  Ватсон  церковно-приходского
образования, скандалист, дебошир и фискал по призванию. Как можно работать в
таких условиях?!
     - А говорил - ничего не скажу... - одобрительно подковырнула Яга. -- Не
горюй, сокол ясный, есть-таки  у  меня, старой,  одна мыслишка  завалящая...
Хорошо  бы  следствие  боярское по ложному  следу  пустить, да  так,  чтоб и
настоящие воры  с перепугу великого ошибки понаделали, а к  нам  бы в руки и
попались.
     -  Угу, вашими  устами да  пепси-колу пить. Нет,  мешать  параллельному
расследованию   я  не  буду  принципиально,  они  и  сами  на  свою  задницу
приключений отыщут,  - горько усмехнулся  я,  потом  вспомнил  про  Митьку и
ненадолго даже посочувствовал парню - уж не съели ли его под шумок?
     - Выпущу,  выпущу...  я ить не  крокодилка какая, сострадание к дуракам
имею.
     Мы  заботливо подошли  к  двери  и  заглянули  в  бабушкину  комнату...
Беспардонный Митяй  в полный рост вытянулся на узкой  старушечьей кровати, а
все пятеро невест  активно ублажали его величество. Одна бережно расчесывала
кудри,  другая  подравнивала   пилкой  ногти,   третья  ласково   обмахивала
платочком,  четвертая  бдительно отгоняла  мух,  а  пятая  кормила  паразита
засахаренными орешками! Баба Яга только присвистнула  от такого плейбоистого
сюжета, я же впал в состояние,  очень приближенное к банальной зависти... Из
отделения  девицы вылетели, как  школьницы-выпускницы,  с  визгом,  хохотом,
подхватив подол сарафанов и разбегаясь в разные стороны.
     - Бабуль,  обеспечьте  ему  фронт  работ где-нибудь до  ужина,  я  хочу
сходить  по  делам  на  Колокольную площадь. Надо  бы  уточнить, что  он там
понавыяснял...
     -  Ну-ну...  - понятливо  разулыбалась Яга. - Ежели вдруг  где случайно
потерпевшую свою встретишь, так передай, мол, пусть не волнуется, колечко ее
мы все одно отыщем. А нет, так я ей на свадьбу свое подарю!
     - Нет... я же... в смысле, я иду по другому делу...
     - Так я и говорю: "ежели случайно..."
     А... какое к чертям "случайно"?! Кого я обманываю? От моей многоопытной
домохозяйки   навряд  ли  что  укроется,  если  уж  даже  стрельцы  у  ворот
залихватски  подмигивали  вслед.  Особой  проницательности  не  надо,  чтобы
правильно идентифицировать  вспыхнувшее в моей  груди  чувство. Проще всего,
наверное,  было бы  сказать  - это  любовь!  Все  симптомы  налицо,  включая
нездоровый блеск в глазах  и летящую  легкость походки, но... Лично для меня
бросаться такими словами и понятиями как-то нехарактерно...  Да, девушка мне
понравилась;  да, я  хотел бы  вновь  увидеться с ней;  да,  это  ко многому
располагает, но давайте не будем торопить события. Пока она в первую очередь
жертва дерзкой кражи. Вот найду похищенное, верну владелице, тогда поговорим
об ином...  Дорога  пешком  до Колокольной площади не  заняла много времени.
Кожевенная лавка почему-то оказалась  закрытой. В будний день это  выглядело
подозрительно,  городские торговцы закрывались только  по  большим церковным
праздникам, и  то  не всегда.  Я  потоптался у  запертых дверей,  попробовал
постучать  в  закрытые  ставни - результаты по  нулям,  никто не  отзывался.
Бегать по соседям,  выспрашивая, где тут ходит девушка Оленушка, было как-то
несолидно. Лукошкинцам только намекни, что милиция кого-то ищет,  - приведут
связанную,  с кляпом во рту  и  следами побоев  на лице.  На  фиг надо такое
хорошее начало для сердечных отношений!  К тому  же я все равно не помню  ее
фамилию...  может  быть,  она  ее  вообще не  называла?  В  грустно-лиричных
размышлениях я перешел на противоположную  улицу  к базару. Да... мой первый
любовный  роман складывался явно не  очень... Базар жил своей  жизнью, народ
торговал  и торговался,  торгуясь - покупал,  а  расторговавшись - спешил  в
кабак обмыть  удачный  день. В  столичном  рынке  прочно занимали свои места
горбоносые  "хачики",   как  и  в  моем  мире,  успешно  сбывающие  персики,
апельсины, урюк  и виноград.  На азиатских рядах  предлагали  шерсть, ковры,
кожу;   в  торговых  палатках   европейских  государств  вообще  можно  было
приобрести  все подряд. У немцев - стекло и часовые механизмы, у французов -
духи  и  коньяки,  у поляков и  китайцев --  мелочь  всякую,  от тапочек  до
самогонных аппаратов. Мне нравилось гулять по  базару, я  закрывал  глаза  и
чувствовал себя в своем  времени. Это было несложно... Базар гудел,  бурлил,
накатывал, словно прибой, опьяняя богатством красок, звуков и запахов. Своих
слов не хватало,  хотелось цитировать великого Гоголя, возвышенно воспевшего
щедрую красоту Сорочинской  ярмарки. Боже,  каких типажей могло бы  отыскать
здесь пытливое око настоящего писателя!
     - Участковый, купи веник для  бани!  Березовый,  зеленый, молодым духом
ядреный! Разок попаришься - пятьдесят годочков с плеч сбросишь!
     ("Ага... мне-то еще и тридцати  нет. Пятьдесят сброшу, кем же я из бани
выйду, эмбрионом, что ль?! Спасибо, не надо...")
     -  Сыскной воевода, отведай медку пенного! Задарма угощаю! Тока позволь
дощечку расписать, что-де в моем заведении вся милиция напиваться изволит...
     ("Сейчас развернусь и вклепаю этому  щедрому  добродею пятнадцать суток
за оскорбление!  Им  только  поблажку  дай,  весь город рекламными плакатами
оклеют: там  милиция  напивается,  тут  -  нажирается, а  здесь...  тьфу!  В
следующий раз обязательно вклепаю...")
     -  Гражданин  начальник,  а вот купи  женские  трусы! Прямо  из  города
Парижу,  согласно  последней моде, для  баб благородного происхождения...  С
кружавчиками!
     - Это  что за намеки?! - не выдержав, вспыхнул я. -  Вконец оборзели вы
там, в своем Париже... Мне по форме одежды не полагается!
     - Нет-нет... как можно?! - счастливо разулыбался  продавец. - Рази ж мы
без понятия? Не себе, жене своей купи!
     - Нет у меня своей жены.
     - А... ну, тады чужой!
     От  такого  совета  я покраснел  до  ушей, а  народ грохнул в рокочущем
гоготе!  Ничего не попишешь - базар.  Пока я оборачивался, чтобы достойно  и
нелицеприятно высказать этому  хохмачу все,  что я  о  нем  думаю, в  меня с
разбегу  влетела  какая-то  девушка   с  корзинкой  яблок.  От  неожиданного
столкновения мы оба бухнулись на мостовую. Но прежде чем я успел извиниться,
стаскивая  с головы  корзину,  как девица  мгновенно  дернула  наутек. Чисто
автоматически мое  подсознание отметило рыжеватую косу  на широкой спине  да
знакомый узор на вышитой кофте.
     - Настасья!
     Пока я вставал, она обернулась и так ловко запустила мне яблоком в лоб,
что я опрокинулся снова.
     - Гражданка Настасья, стойте! Вы задержаны за...
     Ну, естественно, беглянка ни на мгновение не собиралась задерживаться и
выслушивать  меня  до  конца.  А  погоня  на  базаре  - это,  я  вам  скажу,
развлечение не для слабонервных.  Тем паче, что, уловив  общую суть, горячие
головы из  не  особо  занятых  лукошкинцев  охотно  кинулись  "содействовать
органам". Вопли добровольцев были слышны на весь базар:
     - Братва! Хватай ее за хвост, лису крашеную!
     - Держись, Никита  Иванович, не  умирай! Тока не  умирай,  гони от себя
смертушку! Хоть до угла дотяни, там храм православный, и отпоют, и обиходят.
Там можно, там ничего...
     Капуста  футбольными  мячами  катилась под  ноги. Куры взлетали  вверх,
теряя перья и обливая всех негодующим кудахтаньем. Соломинки  золотым дождем
мельтешили в воздухе, застилая обзор, но азарт погони не стихал...
     -  Православные,  споймал!   Вот  она,   стерва   злодейская,   убивица
преступная, курва  малосольная...  И  ерепениться  не смей, а не  то в  глаз
бесстыжий так и получишь! Я ить не посмотрю... Как не она?!
     - Хватай всех подряд, крути руки за  спину! Ейной же косой в узел вяжи,
сарафаном рот  затыкай,  да  берегись, чтоб лаптем, лихоманка, не пнула! Ужо
потом,  в отделении,  разберут,  а извиняться  мы  завсегда могем...  Чай не
медведи какие бесчувственные...
     Битая   обливная   керамика   хрустела   под   ногами.  Кто-то   падал,
поскользнувшись на  пролитом меде,  кого-то второпях  обсыпали мукой, кто-то
придавленный  тюком  сена  плакал от невозможности  продолжать  эту  грозную
русскую забаву...
     - Люди  добрые,  и за что  ж такая напасть?!  За  что  лупите,  мужики?
Шестеро на одну... За что ноженьку, правую, неповинную, пополам искрошили? И
куда тока милиция смотри-и-и-ит...
     В  общем,  пришлось  плюнуть на  погоню и  наводить  порядок.  Четверым
захваченным гражданкам приносить официальные извинения, еще одной оплачивать
порванный   сарафан   и   обкусанный   кокошник   (сама   виновата,  оказала
сопротивление).  Двум буянам  пригрозил  порубом,  если  не  охладят сыскное
рвение,  остальные  успокоились так.  Народ-то в целом добрый и  отходчивый,
пошумят, отогреют душу  да и разойдутся. А вот Настасье вновь удалось  уйти,
это  плохо.  Хотя...  если  она  настолько глупа,  что нахально фланирует по
базару в центре города, значит, стрельцы ее возьмут. Надо  быстренько  найти
кого-нибудь из еремеевской сотни.
     - Никита Иванович, какими судьбами?
     Господи, ну еще бы я не узнал этот ласковый, грудной голос...

     -   Здравствуйте,  Олена.  Как  вижу,  вы  по-прежнему  не   опасаетесь
разгуливать
     по базару?
     -  А чего опасаться-то? Воровать  у меня больше нечего, одно маменькино
колечко и было...
     - Да, да... Я как раз имею  некоторую информацию по этому поводу. Вы не
заняты? Может быть, прогуляемся немного,  побеседуем?  - Я  галантно  согнул
руку  кренделем, но  она  ее не  приняла.  В  те времена хождение  под  руку
обозначало как минимум супружеские отношения, и естественно, что воспитанная
девушка просто не могла себе такого позволить. Мы неторопливо шли с базара в
сторону той же Колокольной  площади,  я  подробно рассказывал  о  бандитском
притоне Поганова,  о  подозреваемой  Настасье, о  дьяке Филимоне,  о царе, о
Митьке, из-за которого мы вечно влипаем в неприятности, о запертом  в порубе
карманнике  Псурове,  о  чем-то еще... Она поразительно  умела слушать!  Это
талант, не просто вежливость или хорошие манеры. Совершенно незаметно, легко
и радостно, я выболтал малознакомому человеку практически все, что знал...
     - Таким  образом,  ей  удалось  сбежать. Надеюсь, стрельцы приложат все
усилия, но тем не менее какое-то время все равно пройдет... А  как отнеслись
к краже ваши родственники?
     - Дядя и тетя? Я ничего  им не сказала, - беззаботно отмахнулась Олена.
- Заругают, а тетушка еще и прибьет!
     - Неужели такие суровые? - притворно посетовал я. - Вот буквально с час
назад  проходил  по  вашей улице,  но дядюшкина  лавка оказалась закрыта,  а
спросить вроде бы не у кого...
     - Новый товар завезли, вот дядюшка с приказчиками и возится. А как ваше
дело по розыску царских чертежей?
     - Ого, да вы в курсе всей оперативной работы!  - искренне восхитился я.
- Не обидитесь, если поинтересуюсь?
     -  Откуда  про  чертежи знаю? -  сразу  догадалась Олена,  залихватским
кивком перебросив толстую косу со спины на грудь. - Так ведь дьяк и  пьяница
этот, Псуров, на весь город об царской краже предупреждения орали.
     - Понятненько...  ну  что ж, ищем  мы их.  Пока  не слишком  успешно, к
сожалению, но... впереди еще два с половиной дня, успеем.
     - Какой вы храбрый, Никита Иванович...
     - А вы... красивая! - жутко расхрабрился я. Ей определенно нравятся мои
погоны, зачем же теряться?
     Олена счастливо рассмеялась и, остановившись у старой березы, приобняла
ствол,   многозначительно   заглядывая   мне   в   глаза.   Прямо   какая-то
пасторально-русская картинка Константина Васильева...
     -  Вы бы рассказали  мне  еще раз про Настасью эту. Сдается мне, знаю я
ее...
     -  Конечно, давайте  уточним.  Рост - примерно  на голову  выше  вас...
волосы длинные, заплетены в  косу  рыжевато-русого  цвета, глаза  небольшие,
скорее  серые, брови густо  насурьмлены, губы пухлые, на подбородке родинка,
сложение  крепкое, бюст не менее шестого размера, руки небольшие, работой не
изуродованы, но ногти обломаны... Вроде все?
     - Похожа... - подумав, кивнула Олена. - Вот только насчет бюста шестого
размера я не поняла...
     - Ну...  это...  объем этих...  -  смутился я, невольно пытаясь  руками
показать - чего.
     Она сообразила, прыснула со смеху и еще раз подтвердила:
     - Тогда точно,  Настька, мельникова дочь. У ее отца маленькая мельница,
у запруды на речке Смородине. Заезжали  на  прошлой неделе  за ремнями, да с
дядей моим в цене не сошлись. Ругались долго, вот я и запомнила...
     -  Тогда  позвольте  заранее  выразить  благодарность   от  лица  всего
отделения, - обрадовался я, ибо это уже была серьезная ниточка. - Как только
мы ее возьмем, обещаю торжественно вернуть вам украденное колечко.
     Вот тут  нас  безапелляционно  прервали. Из-за  поворота выбежали  двое
стрельцов и бросились навстречу:
     - Сыскной воевода, дело до тебя срочное!
     -  Так  я  пойду? -  Девушка  лучезарно  улыбнулась, слегка  коснувшись
пальцами  моего  рукава. -  У  вас вон дел полно.  Ну да не  забывайте меня,
сироту... Будете в наших краях, заглядывайте, я к вам завсегда выбегу.
     - Всенепременно буду!  Мне  очень жаль,  что  мы вот так,  скомканно...
Служба, черт бы ее побрал! До свиданья, Олена.
     - До свиданьица, Никита Иванович...
     - Ты уж извиняй, батюшка  участковый, ежели помешали  чем,  -  смущенно
пожали плечами стрельцы.  - Бабуля твоя нас послала: дело, вишь, к вечеру, а
в порубе у тебя птица важная сидит.
     - Ну и что?
     -   Дык   дьяк  Филимон  со  своими  уже  с  полчаса  у  ворот  трется.
Руга-а-ется... ажно мух с морды воротит!
     - Забодал он  меня... - честно признался я, но идти все-таки было надо,
тут Яга права. Царь дал  не много времени, все ухаживания придется  отложить
на потом. Шли быстро, широким шагом.
     - А вот,  батюшка участковый, а  позволю спросить-то, это  кто  ж девка
такая красная, что вы сейчас допрашивали?
     - Во-первых, не девка! Во-вторых, не допрашивал!
     - Ну, виноват, баба молодая...
     - Да не баба!
     - А тады кто? - призадумался любопытный стрелец.
     У  меня  не было особенного желания вступать в  филологические  дебаты,
просто  такие  определения,  как  "девка"  и "баба", в отношении  моей новой
избранницы казались безбожно вульгарными.
     - Потерпевшая, гражданка Олена, племянница  владельца кожевенной  лавки
на  углу Колокольной. У  нее украдено  кольцо  на базаре, обратилась к  нам,
ищем...
     - Это у Прохорова, что ль? -  как бы говоря сам с собою, вступил другой
стрелец. - Так у них вроде никаких племянниц отродясь не было...
     - Теперь есть. Приехала в позапрошлом месяце. Еще вопросы будут?
     По  тону,  каким  я это спросил,  страже  было  ясно  - лимит  вопросов
исчерпан. Парни все поняли с лету и больше не приставали.
     У ворот  отделения и  впрямь  маршировал  дьяк  Филимон.  Его  козлиная
бородка вызывающе торчала под прямым углом, нос дергался, а глазки-буравчики
подозрительно сверлили всех, кто попадал в поле зрения.
     - Пришли присутствовать на опознании?
     - Аспид, злодей,  филистимлянин необрезанный! - без  предисловий отбрил
дьяк.
     В другой момент он  бы  точно  словил  за  такие  слова,  но сейчас мне
хотелось побыстрее разделаться с этим делом.
     -  Нехорошо ругаетесь, гражданин. Пройдите в отделение, а вы,  молодцы,
приведите задержанного из поруба.
     Наскоро  перебросившись  парой фраз с Бабой Ягой, я занял свое законное
место  за обеденным столом, разложив бумагу  и  приготовив карандаш.  Бабуля
чинно  присела в уголок, на  этот раз  даже не  особо  маскируясь безобидным
вязанием.  Дьяк вошел эдаким павлином, выгнув тощую  грудь зубчатым колесом,
подметая пол подолом обтрепанной рясы.
     - Присаживайтесь.
     -   Бабник,  висельник,  биндюжник!  Чтоб  тебя  пополам  разорвало  да
наперекосяк склеило!  - вежливо  поблагодарил  представитель альтернативного
расследования, послушно опустившись на лавку.
     Я скрипнул зубами, повернувшись в  сторону Яги, та тихо хихикнула. Дьяк
мгновенно вскочил, отвесил ей поясной поклон, дрожащим голосом заявив:
     - Чтоб у тебя припухло  сбоку, хрычовка старая! Да как только земля под
такой курой недощипанной черным прахом не рассыпается, фараонка египетская?!
     Моя домохозяйка удовлетворенно крякнула и, не вводя меня в  курс  дела,
зычно потребовала:
     - Эй, стрельцы-молодцы! Привели ли вора карманного?
     - Так точно! - в двери сунулся Митька. - Тут он уж, я его спереди тяну,
стрельцы в спину  толкают.  Так  он  пятками упирается, рычит  по-звериному,
шипит по-змеиному и страшен аки смертный грех!
     - Митя, без театральщины, - напомнил я. - Заводи задержанного.
     Наш младший  сотрудник кивнул,  развернулся и поставил в  центр комнаты
невысокого  тощего мужичка с  редкой бороденкой и  суетливыми  руками.  Одет
неряшливо,  дорогие сапоги все в  грязи, на голове войлочный колпак, а глаза
мечут  трусливые  молнии. Но оригинальнее  всего, что это был...  негр!  Или
арап... в общем, цвет, лица черно-коричневый.
     - Ваша фамилия, имя, отчество?
     - Псуров Павел Акакиевич, -  тонким  голосом  ответствовал  мужичок  на
чистейшем русском.
     "Видимо, мулат", - отметил я про себя, в жизни всякое бывает...
     -  Филимон  Митрофанович,  вы  признаете  в   этом  человеке  боярского
следователя Павла Псурова?
     - В энтой харе черномазой?! Да чтоб ему пусто было, холодно и с утра не
хлебамши!  -  твердо  отрезал дьяк.  -  Суют  под  нос,  сволочи,  нехристей
лакированных!
     Я вновь повернулся  к Яге, обычно она первая затыкает рот грубиянам, но
бабка только улыбалась, прикрывая клыки платочком.
     -  Значит,  не  признаете...  Так-так,  не  признают  вас  за  Псурова,
гражданин. Не тем именем прикрываетесь... Дмитрий, расскажи-ка всем нам, что
произошло вчерашним вечером между тобой и задержанным?
     - Ох  и дело было, батюшка  сыскной воевода! -  Митька ошалел от обилия
зрителей,  разыграв  перед  нами  целый  моноспектакль. На этот раз я ему не
мешал... - Иду это я  по улице после служебного задания. Усталый весь, будто
на мне  поле  вспахали, а  мысли тока о благе  отечества...  Миркую себе  на
досуге, как город наш от лиходеев избавить,  а тока тут и слышу -  шур, шур,
шур! Вроде слева... Оглянулся - никого! Опять иду, ан снова - шур, шур, шур!
Навродь справа...  Глядь, и  там  никого!  Ох ты, думаю, неспроста это... Не
иначе маньяк тот кошачий меня с тигрой бенгальской перепутал. Да не на того,
злопыхатель кровавый, нарвался! Я ж не мурзик какой, а милицейский работник!
Прислонился я к заборчику плечиком, вроде сон меня морит, а сам так в засаде
и бдю... Чую, рука вражеская, подлая, ко мне в карман штанинный лезет, че-то
щупает. А че щупать-то, коли я без гроша? От тут-то я клешню  его преступную
как ухвачу, как заверну, да как выверну! Да в забор задом, а в лужу передом!
Помакал его  эдак душевно, со вкусом,  так  в отделение за портки и поволок.
Впредь учен будет, не щупай у милиции чего не надо!

     Я зааплодировал первым, Яга и дьяк поддержали. Митька, изображавший нам
всю  трагедию  в лицах,  раскланялся  на  четыре  стороны.  Его  сценическое
искусство  не оценил только  задержанный. Он  снял шапчонку, обнажив плешь и
розовые уши, хлопнул ею об пол, размашисто перекрестился и завопил:
     - Не виноватый я! Ложь это  все и подстава милицейская! Не лез я к нему
в карман, и щупать там было нечего...
     - А вы откуда знаете,  что нечего? - сощурился я. - Сотрудник отделения
Лобов поймал  вас  за  руку  в своем  собственном  кармане.  Как такое могло
произойти?
     -  Следил я за ним... - вынужденно выдавил  мужичок, - думал, он меня к
чертежам  похищенным  выведет.  Ну, или  уж  на  худой  конец  секрет  какой
следственный выболтает...  А как подойдешь? О  нем  слава дурная  ходит, а у
меня  здоровье холерическое, я свою головушку боярам в подмогу берегу. Вдруг
да вдарит супостат по неприкосновенному?! Смотрю,  а  он за  забор держится,
тока  доски хрустят. Думаю, вот оно! Подойду,  спрошу, не  заболел ли часом?
Слово за слово, в кабак, за  бутылочку, а там  пошло-поехало... Кто ж  знал,
что он, ирод бессердечный, меня без вопросов  в дегтярной луже мордой возить
станет?!
     - Сразу  насчет кабака  говорить надо  было... -  с сожалением протянул
Митька,  но, встретившись  со  мной  взглядом,  осекся.  Я же изо  всех  сил
старался  сохранять серьезное выражение  лица, хотя смех  неудержимо  рвался
наружу.  Баба Яга  уже втихую похохатывала в своем уголке, а пораженный дьяк
встал  с  лавки  и,  выудив  откуда-то грязнейший  платок,  начал  заботливо
оттирать лицо своего незадачливого напарника:
     - Павлушечка, скотинушка, ты ли это?! Дай харю твою поганую от дегтя да
сажи  пообколупаю.  Стой,  не  колготись,  поганочка  мерзопакостная... Вымя
коровье, хвост кобылячий, мурло собачье!
     От  таких ласковых приветствий  боярский  советчик окончательно потерял
жизненные  ориентиры,  даже не пытаясь сопротивляться. Я молча махнул рукой,
пусть  оба  катятся отсюда к  чертовой  матери.  Крепкая  ругань счастливого
Филимона  еще  долго разносилась по улице, но нам  предаваться  развлечениям
было преступно. Время жмет... Мы отправили Митьку на царский двор за Ксенией
Сухаревой, а сами присели за самовар, по ходу уточняя детали.
     - С дьяком - ваша работа?
     - Моя, Никитушка, грешна... Заколдовала я его - теперича что ни скажет,
все  в грубость ругательскую  повернется. Пущай-ка эдаким  языком с боярской
думой да самим царем говорить попробует...
     -  Да  уж,  на такое шоу  я бы  продавал билеты! Бабуля, пожалуйста, не
расколдовывайте его до конца следствия, Горох нам этого не простит.
     -  Как  скажешь, Никитушка. - Яга  перестала хихикать и очень  серьезно
потребовала от меня полного отчета по делу.
     Я  рассказал  о  погоне  на базаре,  о  вторично  сбежавшей  бандитской
подружке, потом  о случайной  встрече с Оленой. Вроде  бы рассказ достаточно
содержательный,   но   абсолютно   бессмысленный   в   практическом   плане.
Единственное достижение - это сведения о возможном местонахождении Настасьи.
     - Ох и не знаю, что  тебе сказать, сокол ясный... Все бы хорошо, а тока
не в той  стороне мы огород лопатим. Ну,  возьмут стрельцы  преступницу эту,
колечко твоей любезной вернем,  а толку что?! Дело-то  наше главное на месте
топчется... У тебя хоть какая версия есть?
     - Нет... - грустно  признал я,  - с версиями полнейший туган. Ни единой
зацепки... Или же  они где-то  есть, но я их не вижу. Может, хоть  гражданка
Сухарева что-нибудь подбросит?
     -  Дура  она... -  сочувственно  вздохнула бабка, - и ничего  полезного
наверняка не скажет.
     - А что делать? Других предложений нет, работаем с тем, что имеем...
     Вот примерно на том и порешили. Я, кстати, хотел в эту же ночь пойти на
речку Смородину  брать дочь  мельника Настасью, но Яга отсоветовала.  Ловить
беглянку в полной темноте,  на ее  же  территории - это  мне всю еремеевскую
сотню поднимать надо. Город на всю ночь без охраны, а преступницы может дома
и  не  быть.  Лучше  отправить  ребят  поутру на  разведку,  а  при  наличии
агентурных  данных  брать  уже  наверняка. Но в принципе главное не в  этом,
бабка права -  я  прежде всего  обязан довести до  конца царское  следствие.
Благо   наш  младший  сотрудник  заявился  достаточно  быстро...  с  большим
полосатым  мешком за  плечами.  По  тому, как  мешок  взвизгнул,  когда  его
шлепнули  об  пол, я с ужасом понял,  кого он  притащил...  Баба Яга, охая и
причитая,  бросилась  развязывать узлы, а  честный Митяй  споро  пояснял мне
побудительные мотивы:
     -  Батюшка  Никита  Иваныч,  ну совсем  нет у  девки этой  ни  стыда ни
совести!  Я ей по-человечески,  со  всей деликатностью  объясняю  -  марш  в
отделение,  следственно-подозреваемая,  а она  ни  в какую!  Рыдает  себе  в
уголочке, печаль дочернюю изображает... Старушки эти, одуванчики божьи, меня
взад толкать начали, не дают толком службу справить! Пришлось их...
     - Что-о? - похолодел я.
     - Не-не... не извольте беспокоиться, - тут же поправился он, - я ж ни в
жизнь  слабых не  обижу! Старушонок тех,  поминальщиц, и пальцем не  тронул,
но...
     - Что "но"?! Договаривай, кровопийца!
     - За что  такими словами обижаете?!  Не тронул я  их,  а  только... как
это...  обезвредил. Усадил на крышу обеих, к трубе поближе,  им там теплее и
видать далеко...
     - А-а-а!
     - ...а Ксению я уж более уговаривать не мог,  на старушечьи  причитания
народ сбегаться начал. Пришлось ее  в  перину сунуть, на плечо, да  бегом  к
вашей милости...
     На какое-то время  у меня отнялся язык. Первый вопрос,  который наконец
вырвался, был не совсем по делу:
     - В перине должны быть перья. Где они?
     - Там, на  царевом дворе, остались,  - огорченно признал Митька. - Я  ж
говорю, народ набежал, вот я им перья в нос и выпустил. Весело стало, как на
Рождество... Пока все отплевывались, я с мешком-то и убрался.
     Баба Яга наконец высвободила  из заточения  бедную жертву  милицейского
произвола. Я приказал  вредителю  убраться  с  глаз моих навеки и бросился с
извинениями к гражданке Сухаревой:
     -  Прошу прощения. Все потери мы вам непременно  компенсируем. Надеюсь,
вы лично не пострадали?
     - Не  очень...- Дочь покойного дворника позволила усадить себя за стол,
и Яга мгновенно утешила ее большой ватрушкой.
     Я перемигнулся с  бабулей  и, прокашлявшись, попробовал  начать допрос.
Ей-богу, я был настроен к ней  очень дружелюбно, но уже  через десять  минут
самого безобидного разговора  Ксения своей  душевной  простотой  довела меня
почти до исступления.
     - Скажите,  пожалуйста, кого из  лиц женского пола вы  могли бы назвать
своими близкими знакомыми?
     -  Чего? -  Царская фаворитка почему-то нагнулась и  начала  пристально
рассматривать пол в горнице. - Где ж тут знакомые лица... нету их.
     - Нету... - кротко согласился я. - А подруги у вас есть?
     - У нас?! У кого это у нас, у всех, что ль?
     - Стоп,  закроем тему. Давайте еще  проще, перейдем  на  "ты". Ксюша, у
тебя подруги есть?
     - Кто, подруги-то?
     - Да, да, подруги! Девки, девицы, девушки, девчонки, понимаешь? Друзей,
мальчиков всяких, точно нет, иначе Горох бы с ними разобрался. А вот подруги
есть?
     - Мальчики, говоришь? - неспешно  призадумалась гражданка Сухарева, а у
меня затряслись руки. - Не... мальчиков нет, они царя Гороха боятся.
     - А... подруги есть?!
     - И мужиков тоже нет, никто за мной ухаживать не хочет. Только государь
наш батюшка не брезгует, чаями поит, пряники дает, любит...
     - Спасибо, я в курсе. Вернемся к подругам...
     - Подруг нет  у  него! - твердо объявила прекрасная  дебилка.  -  Точно
говорю - нет! Были б у  него окромя  меня  подруги, я  бы знала... Нет, меня
одну он любит!
     -  3-з-замечательно!  -  улыбнулся  я,  хотя  мне  хотелось  просто  ее
придушить.
     - А вот у тебя самой-то подружки есть?
     - Ах, у меня?
     - Ну да!
     - Значит, это у меня-то? Так сразу бы и сказали... что ж  ходите вокруг
да  около.  Совсем своими  вопросами запутали...  Какой вы веселый  человек,
Никита Иваныч!
     Я  свел глаза  на переносице  и рухнул лбом  в блокнот. Баба Яга  молча
затаилась в углу с самым сочувственным выражением лица.
     - Ксения,  Ксюша, Ксюшенька, а есть ли у тебя подруженька?! - Боже, что
я нес, сейчас вспомнить стыдно...
     - Ой, да вы прямо как песню поете! - воодушевленно приподнялась она. --
А ну-ка еще разок, дак я вам тут и спляшу!
     Через  полчаса  я  сдался.  Шестеро  стрельцов  проводили подозреваемую
обратно на  царский  двор. Единственным результатом всего  допроса оказалась
сакраментальная  девичья  фраза:  "...а  я и  не помню".  Яга  отпоила  меня
валерьянкой и отправила спать.
     Утро  началось с  радости. На  этот раз я его подловил! Еще  с  вечера,
поднимаясь  к  себе в  спальню, мне  удалось  тайком унести  в фуражке  пять
крепеньких желтых яблок. Укладываясь спать, я  предусмотрительно разложил их
на  подоконнике. Словно пять боевых противопехотных гранат, они мирно лежали
до  зари,  терпеливо  ожидая  своего  часа.  Когда  в предрассветном  мареве
раздалось  злорадное "ку-ка-ре-ку-у-у!!!", я пружинисто вскочил  с кровати и
распахнул  окно.  Не  ожидавший  такой  прыти  пернатый  будильник удивленно
воззрился  на  меня   круглыми   глазами.  Я   не  прицеливаясь  отправил  в
кукарекавшую мишень все  пять штук,  примерно  с той же  скоростью, с  какой
отплевывается шариками  тренажер для теннисистов. Два  раза  попал!  Сначала
прямо в лоб, под гребешок, а когда он упал, то в полете еще и прямо в хвост!
Четыре  пера  красиво  закружились в воздухе...  Я сделал  локтем  и коленом
классический американский  "йес!",  после  чего  удовлетворенно приступил  к
зарядке.  Петух, почти  никакой, валялся  под  забором, и  куры  перепуганно
обмахивали его крылышками.
     -  Никитушка-а!  Встал   ужо,   голубь  сизокрылый?  Давай-ка  рученьки
ополосни, личико белое умой да за стол к вареничкам  и садись.  Давай-ка вот
двигай сметанку поближе...
     -  Бабуля,  завтрак  должен  быть  легким.  А при  таком  рационе  нашу
опергруппу скоро  смело  можно  будет  называть  "Следствие ведут  Колобки".
Причем главный Колобок, естественно, я! Вы-то сами прчему не едите?
     - Дак я  пока готовила, того-другого по крошке попробовала, вот и сыта,
- охотно разулыбалась Баба Яга, глядя на мой аппетит. - Ты уж кушай,  милок,
не отвлекайся, а я тебе пока про дела наши ночные рассказывать буду.
     -   Угу...   случилось   что-то   интересное?   -   прожевав   вареник,
поинтересовался я.
     - Да  уж кой-чего  приключилось. -  Бабка выдержала театральную паузу и
выдала: - Маньяка кошачьего стрельцы взяли!
     -  Вау!... ум... ням... ням... святое дело! Митьке  на расправу отдадим
или пусть царь сам порет?
     - Стрельцы  злодея еще до первых петухов взяли. Тебя  решили не будить,
вот в поруб его и сунули. Ужо поутру доложились мне... Может, как покушаешь,
так и поглядим  на кошкодава проклятущего?! Я ить  из-за него Васеньку свово
милово третий день гулять не пущаю. Вконец измаяла кота...
     Мы порешили для  начала разобраться с маньяком,  потом я и плюс десяток
стрельцов  едем с  проверкой на мельницу,  оттуда  по  результатам:  либо  в
отделение,  либо  на  царский  двор. За ночь  у  меня  восстановились  силы,
восполнились  неисчерпаемые  запасы  терпения, и,  казалось, я свободно могу
рискнуть  еще на  одну попытку  собеседования с недалекой красавицей Ксенией
Сухаревой.  "Не  помню"  не  означает  "нет",  возможно,  за  эту  ночь  она
неторопливо подумала и вспомнила. А с чего это  я вообще так вцепился в тему
несуществующей  подруги?  Скорее  всего,  от  недостатка  иных  версий,  как
утопающий, хватающийся за соломинку.  Ведь Митька докладывал,  что подруг  у
Сухаревой нет.  Она сама при личном допросе тоже  никого  не смогла назвать.
Бывшие царские  пассии явно воротили  от нее нос,  что же  оставалось?  Если
предположить, что  Горох относительно честен в своих пристрастиях и не ведет
двух амурных романов одновременно,  то... минуточку!  Кто же  мне говорил  о
двух девицах, сразу посещавших царя! "Ведь загубят здоровье царя-батюшки..."
-  кто же  это писал? Мысли  прыгали  в голове,  как пинг-понговые шарики...
Письмо... донос... Ксюха с подругой... дьяк... кот!
     - Кот! Это кот! Где он?!
     -  Окстись,  Никитушка!  Ты  что  ж   так  орешь,  милай?  -  пораженно
вытаращилась Яга. - Я вон из-за тебя ложку в варенье утопила...
     - Это кот, бабушка! Понимаете... ну, в смысле... где он?
     - Кто?!
     - Да кот же!
     - Какой кот?!
     -  Ваш кот! Черный! Василий который... -  бегая по горнице и заглядывая
во все углы, пытался объяснить я.
     - Ты  что ж,  на  моего  кота  с подозрениями  наезжаешь? --  угрожающе
приподнялась бабка. - Ой,  смотри, Никитушка... Как ни  дорого мне наше дело
милицейское, а Васеньку своего я в  обиду  не дам! И не смотри на меня таким
умоляющим взглядом...
     Я  мысленно досчитал до десяти, потом  еще раз, но в  обратном порядке.
Дыхание  выровнялось, охотничий  ажиотаж остыл,  теперь можно  было говорить
спокойно.
     -  Ни  в каких  преступлениях я  вашего кота  не  обвиняю, заявляю  это
совершенно официально. Просто два-три дня назад, как раз после кражи царских
чертежей, дьяк Филимон всучил мне очередной донос. Так вот, если я правильно
помню, то в нем говорилось о некой подруге гражданки Сухаревой, с которой та
якобы ходит в  спальню государя. Но в  тот  момент  я  не придал этому факту
никакого значения и выбросил бумажку. С ней  начал играть ваш  кот, почему я
его и ищу. Ведь теперь, в свете полного отсутствия  улик, - это единственная
ниточка...
     Баба  Яга   подумала,  кивнула  и  молча  пустилась  на  поиски   кота.
Разыскиваемого  мурлыку  общими  усилиями обнаружили аж в  подвале,  где  он
бессовестно  дрых в  обнимку  с пустеющей крынкой сметаны. Яга  хладнокровно
отодвинула  меня  в  сторону  и сухонькими  ручками  приподняла  тяжеленного
негодяя за грудки.
     - Васенька, сукин ты кот, глаза твои бесстыжие...  Я ли тебя не кормлю,
не лелею?  Ты  что  ж,  паскудник,  по  погребам шастаешь,  у  своих  же,  у
милицейских,  сметану  воруешь?!  Я  ить  тебя,  кровиночку, с младых когтей
вырастила-вынянчила... Ночей не спала, куска недоедала, все тока бы Васеньке
моему яхонтовому хорошо было... Кочергой пришибу, жулика паршивого-о-о!!!
     Кот сонно  лупал зелеными глазами и не  сопротивляясь  гнусаво  орал на
одной ноте.
     - Э-э... бабушка, - попытался вмешаться я, - мне понятно ваше праведное
возмущение. Как домохозяйка вы абсолютно правы, но пусть  он сначала скажет,
где та бумага с доносом...
     - Не лезь под горячую руку, участковый! - не оборачиваясь рявкнула Яга.
-  А  ты, херувим  усатый, сейчас  у меня за  все  сполна  получишь... Давно
ухватом  поперек спины не  огребал?!  Колись,  изменник, скока продуктов  ты
сметелил, а на мышей безвинных свалил? Ну?!
     Кот  опустил  лапки,  прощально  подмигнул  мне,  душераздирающе  взвыл
напоследок и обвис, имитируя сердечный приступ.
     -  Да уж ты  из  меня дуру-то  на старости лет  не строй!  Чай не кошка
глупая,  влюбленная...  А  то  я  всех  твоих  фокусов  не  навидалась,  как
облупленного знаю, стервеца! Никитушка, подай  веник, вон у дверей стоит,  и
выдь-ка отседа... Ну, живенько! Не след тебе на такое любоваться...
     Когда Яга так просит, с ней лучше не связываться. В общество  по защите
прав  животных  позвоню  на  следующей  неделе. Прикрыв  дверь,  я отошел  в
сторонку, засек  время на часах  и  стал ждать. Звуки,  доносившиеся с места
экзекуции, слух не  радовали. Ровно через пять  минут вышел потрепанный кот.
Он шел в  полный  рост, на  задних лапах,  по-арестантски  опустив голову  и
заведя лапки  за спину.  Хорошенько порыскав за печкой, Василий молча вручил
мне скомканный лист бумаги  и,  не поднимая  глаз,  вернулся к  Яге. Суровая
хозяйка появилась уже минут через десять, несколько вспотевшая, но готовая к
делам следствия.
     - Вот... -  я разгладил листок  ладонью,  - докладная  записка Филимона
Груздева, цитирую:  "Девка дворовая,  нескладная Ксюха, дочь  дворникова, из
Гороховых палат так и  не  вылазит, стерва  бесстыжая!  Срамотит царя нашего
перед державами. Мало того,  что  сама  лазит,  так намедни еще и  подругу с
собой прихватила... Ведь загубят здоровье государя-батюшки, мыслимое ли дело
- двух девок на одного мужика бросать?!"
     - Так, так, так... а ить  это  уже что-то! Ить это уже факт, Никитушка!
Значится,  все  ж таки  была  такая подруга,  которую  Ксюшка-дура в царскую
опочивальню запустила. Видать, пока Горох с одной миловался, другая-то ручки
воровские в бумаги секретные и запустила...
     - Наверняка! Но почему государь ничего не сказал мне об акте группового
секса?
     - Чего-чего? - переспросила Яга.  - Вот  не  люблю,  когда  ты  словами
нерусскими  сыпать  начинаешь... Об чем  речь, вроде  улавливаю,  ну  так ты
по-простому и скажи...
     - Был ли царь в постели с двумя девушками сразу, как об этом утверждает
дьяк? - краснея, призадумался я. - Если был, то почему не сказал сразу  - мы
бы не тратили столько времени на поиски  подозреваемых... А если не был,  то
каким  же образом  этой  "подруге"  удалось  у всех  на  виду  найти тайник,
отпереть  сундук и вытащить именно чертежи летучего  корабля? Как бы ни  был
занят Горох, но такое бы он заметил...
     - Да уж о  том его самолично допросить надо бы, - согласилась Баба Яга.
- Давай-ка мы с тобой планы наши  слегка поменяем. Маньяк кошачий пущай пока
в  порубе  посидит, померзнет - поумнеет. Ты,  как и собирался, на  мельницу
поезжай,  надо   Настасью-преступницу  живьем  брать.   Уж  больно   похожей
смертушкой и дворник  и хозяин ее помереть  сподобились. А  я к себе  на чай
Гороха  позову,  он нам сейчас как бы и не царь, а ценный  свидетель.  Пущай
Митька  дьяка Филимона  изловит, я их  с государем на очной ставке и притру.
Поглядим, который врет.
     В общем-то все выглядело достаточно логично. Кому еще я мог бы доверить
отделение? Бабуля у нас  серьезный эксперт, не напортачит. А мне и самому не
терпелось  изловить  опасную рецидивистку, исполняя  свои  милицейский  долг
перед скромной русской девушкой Оленой...

     Со двора мы выехали верхами,  я  и  десять стрельцов еремеевской сотни.
Уже за  воротами семерых просто отпустил...  Нет, честное слово, даже как-то
неудобно  -  идем  брать  одну-разъединственную  девушку  таким  количеством
здоровенных мужиков при полном вооружении. Позорище на все Лукошкино! Ну их,
и троих стрельцов по уши хватит... Базар мы объехали за два квартала, добрые
пожелания народных радетелей мне уже до  смерти приелись,  хотелось погулять
без  освистывания.  Однако одна встреча все же  произошла, зато приятная.  У
городских  ворот, близ  таможенно-пропускного пункта, я  вновь встретил свою
черноглазую любовь.
     - Доброго денечка, Никита Иванович!
     - И вам здравия желаю, Олена... Как вас по отчеству?
     - Ой, да не надо... - рассмеялась она. - Какое же у девицы отчество, уж
так Оленкой и зовите! Что-то вы при параде весь, собрались куда?
     - Угадали...  -  Я  склонился в седле, сделав знак стрельцам откатиться
подальше. - Едем на Смородину, поискать нашу общую знакомую и задать ей пару
вопросиков по поводу маленького золотенького кольца.
     -  Ох,  да  разве  вам  четверым  с этой  лисой  справиться?! -  лукаво
рассмеялась она, а у  меня мгновенно стало так легко и весело на душе. - Для
такого дела надо  бы  Дмитрия  вашего  брать и  Бабу Ягу  тоже. Только  всей
милицией небось и повяжете!
     - И так повяжем... А у наших сотрудников  свои задания. Будем проводить
очную  ставку  между царем, дьяком  и некой особой, затесавшейся в это дело.
Думаю, нам удастся выявить истинную виновницу кражи чертежей.
     - Да Господь  с вами,  Никита Иванович, разве ж  Настасья  и  на  такое
пошла?! Вот не поверю!
     - Посмотрим... Может, это и не она.
     -  Тогда удачи  вам, сыскной воевода!  Возвращайтесь поскорее. -  Олена
отошла  в  сторонку  и,  взобравшись   на  брошенное  бревно,  помахала  мне
платочком.  Я  откозырял  и  пустился  догонять  ребят. Дальше в наших делах
начались  маловразумительные  проблемы.  Во-первых,  уже  когда  мы  выехали
непосредственно  к реке, неожиданно оказалось, что никакой мельницы стрельцы
здесь знать не  знают. То есть старая, разрушенная - три пенька, полколеса и
четыре спицы - имеется. А вот нормальной, функционирующей, вроде бы и нет. Я
сквозь  зубы  выругал  сам  себя  за  излишнюю  доверчивость  и  неуточнение
правильного адреса. Хотя, с другой стороны, Олене вообще могли наврать и про
мельницу,  и  про речку, она же не местная... Однако для  очистки совести  я
приказал  разделиться и проверить берег в обе стороны приблизительно на пару
верст. В  случае  нахождения  искомого  объекта  один остается сторожить,  а
другой  скачет  за  остальными.  Двое  стрельцов  уехали  вверх по  течению,
направо, а я  с оставшимся пареньком - вниз, налево.  Он пустил своего  коня
чуть вперед,  изо  всех  сил стараясь  отличиться, и  уже минут через десять
басовито проорал:
     - Есть мельница! Вона, извольте поглядеть, сыскной воевода.
     Там,  где Смородина  делала мягкий  поворот,  у небольшой искусственной
запруды  действительно стояло  крепенькое деревянное сооружение  с  огромным
вращающимся колесом и грубыми мостками.
     - Тока странная она... - подозрительно сощурился стрелец.
     - В каком смысле?
     - От города далеко,  до  сел тоже  неблизко, и дороги торной к ней нет,
одна тропиночка  малая... Зачем в таком негодящем месте мельницу ставить? Не
след вам тут одному быть...
     - Ладно, разберемся. - Я похлопал парня по  плечу: -  Давай галопом дуй
за  остальными, а я пока осторожненько  погляжу,  что да  как...  Обещаю, до
подхода основных сил в серьезные передряги не лезть. Гони, зови наших!
     - Слушаюсь, сыскной воевода!
     Оставшись один, я  привязал  свою  пегую  кобылу у  ближайшей коряги и,
пригибаясь к кустам, пошел осматривать таинственную мельницу. Лично мне  это
не  представлялось  особенно  опасным. Осторожно проскользнув мимо небольшой
запруды, я внимательно исследовал малую тропиночку, ведущую к дверям. Следов
колес не  было.  Как  не  было  и  случайно  выпавших  зернышек,  следов  от
просыпавшейся муки  также не  обнаружилось.  Все  это наводило на  печальные
размышления о театральной бутафории. Поскольку терять мне было уже нечего (и
так понятно,  куда  влип),  я  смело  выпрямился и  широко  зашагал к  самой
мельнице. Дверь отворилась прежде, чем я  успел в нее постучать. На пороге в
замызганных штанах и большом фартуке с  нагрудником стоял...  черт. Если я и
удивился, то в лучшем случае отразил это долгим тягостным вздохом.
     - Чего надо, участковый?
     - Некую гражданку Настасью, фамилии  не  знаю, проходящую по нескольким
делам и вроде бы проживающую по этому адресу.
     -  Будет врать-то,  - мрачно  ухмыльнулся  черт.  Если бы не  пятачок и
бородка,  он был бы  здорово похож  на  растолстевшего Пушкина.  -  Нет  тут
никого, и ты сам  это  знаешь. Но  попал куда надо, давно  тебя всем болотом
дожидаемся...
     Я  обернулся  -  прямо на моих глазах запруда  исчезла, превратившись в
грязную, зловонную трясину с ржавыми камышами и пузырящейся тиной.
     - Стрельцов своих не жди, они это место долго искать будут.
     - Ну что ж, сами виноваты, - как можно равнодушнее бросил я, - придется
производить арест в одиночку.
     -  Чего? - Черт оттопырил  кривым ногтем  волосатое ухо. - Я чего-то не
расслышал?! Тебе сейчас предстоит в болоте жижу хлебать, а ты  перед смертью
кого-то арестовывать собрался...
     - Служба такая, - охотно улыбнулся я, только сейчас обратив внимание на
бицепсы его рук. Толщиной в мое бедро, честное слово!
     - И кого же?
     - Вас.
     - Меня?!! - едва не захохотал черт. - Ой, а за что?
     -  За укрывательство преступников, за несанкционированное строительство
в неположенном месте, за неуплату налогов  и госпошлин, за угрозы работникам
милиции при исполнении, за...
     - Ша! - Похоже, рогатому вдруг стало несмешно. -  Кончай ваньку валять,
участковый... Или не видишь, кто перед тобой?! Я же - черт!
     - Ну и что?
     - Как что... так это... нечистая сила же! Ты  ведь, дубина неотесанная,
от одного моего вида должен в пыли валяться, ибо...
     - Плюс еще и оскорбления в адрес органов, - перебил я.
     - ... ибо  в Писании  сказано, что  мы, черти,  так  страшны,  что глаз
человеческий этого вынести не может.
     - Могу, - пожал плечами  я, - не скажу, что был сражен  вашей красотой,
но в принципе мне встречались и более мордатые уголовники.
     - Да мы же одним движением мизинца можем землю  перевернуть, по тому же
Писанию! - взвыл обиженный псевдомельник.
     Слов не было, пришлось развести руками. В школе милиции нам преподавали
и такой предмет,  как психология преступника. Этот тип явно  привык брать на
"ура", со  мной  такие штучки давно  не  проходят. Я  же  не  первый  день в
Лукошкине,  насмотрелся  всякого.  Понадобится   арестовать   -  я  и  черта
арестую...  Смущенный  моей  непоколебимой  уверенностью  в  себе,  нечистый
заглянул мне за спину, навскидку смерил взглядом, зримых  угроз не нашел, но
поинтересовался:
     -  А  чего  ж,  ты  такой  храбрый?  Может,  у  тебя  меч-кладенец  где
запрятанный, или шапка-невидимка есть, или святой воды полны карманы?
     - Здесь я  задаю вопросы! -  мне взбрело в голову  повысить тон. -- Где
подозреваемая Настасья?!
     - Да  нет ее... Сказано же тебе - нет и не было никогда... Ой! Чего это
я?! - опомнился черт. - Ты мне зубы-то не заговаривай - давай силой мериться
будем! Я тебя одолею - в болоте утоплю, ну а ты меня победишь...
     - Получу полную информацию о заказчике засады на мельнице. По рукам?
     - По рукам! - кивнул рогатый атлет и так сжал мою ладонь, что я едва не
завопил благим матом. - Как силой мериться будем?
     - Надо подумать...  вообще-то  есть несколько традиционных предложений,
из  художественной литературы.  В  розовом  детстве  мама читала  мне  много
сказок...

     Соображать приходилось быстро. У этого парня не самые чугунные мозги, а
силища покруче  Митькиной.  Беда в том, что обычно в  русских  сказках черти
гораздо более туповаты...
     - Слушайте, а вот у вас тут поблизости зайцы есть?
     - Есть, а тебе зачем?
     - Ну... это... он мне, в смысле заяц... этот...
     - В смысле кто?
     - Родственник,  -  наконец сформулировал я. -  Можно сказать, брат  мой
меньший. Так вот, если вы его наперегонки обгоните, тогда...
     - Слушай,  участковый, - мгновенно насупился черт. -  Ты  что ж меня за
дурака последнего почитаешь?! Наперегонки с зайцами я больше бегать не буду!
И кобыл тягать тоже!  Был  тут уже умник один,  Балда, чтоб ему... А  мне  и
годочков-то всего  ничего, хоть  бы  совесть  поимел! Наизгалялся, хам,  как
хотел, над ребенком, еще и денег под это дело огреб немерено...
     -  Помню,  помню, действительно  очень  печальная  история,  -  скорбно
согласился я. - Может, посвистим, кто громче?
     - Было... Потребуешь,  чтоб  я глаза завязал, и поленом по загривку! Не
пойдет...
     -  А  если  устав  патрульно-постовой  службы,  по  шесть  вопросов, на
засыпку?
     -  Издеваешься,  участковый?!  -  Нечистый  аккуратно  снял фартучек  и
поиграл волосатыми мышцами. - Просто бороться будем.
     Возразить я не успел, как не успел внести и новых, более цивилизованных
методов решения спора без силовой  демонстрации грубой мышечной массы.  Черт
бросился с  разбегу,  рассчитывая просто  припечатать  меня пузом  к земле и
задавить весом. Поэтому я легко принял его на бросок с упором  ноги в живот,
и  рогатый спортсмен ласточкой  полетел  в сторону родного болота.  Пропахав
пятачком  полметра целины, черт встал,  отчихался  и уже  гораздо осторожнее
пошел на  второй  раунд. Короче, мы провели  ровно шесть  схваток. В четырех
победил я, две  ему  удалось  свести  вничью. Отдыхали на крылечке мельницы,
черт  приволок  откуда-то  две  глиняные  кружки  холодного  имбирного пива.
Стрельцы так и не появлялись, поэтому беседовали мы не спеша.
     - Где ж так ловко подножки ставить научился?
     - В школе  милиции.  Это японская борьба,  дзюдо называется.  Пиво  сам
варил? - После боя мне  уже не имело смысла обращаться к противнику на "вы".
Черт  кивнул,  мы  еще  отхлебнули. -  Мне  нужна  информация  по  некоторым
вопросам.
     - Как пиво варить? Спрашивай...
     - Кто меня заказал?
     - Да уж есть тут один... или одна, - широко усмехнулся черт. - А только
говорить я тебе об этом не буду.
     - Но я победил!
     - И что с того?! Где ты слышал, чтоб порядочный нечистый хоть раз слово
сдержал? Можно подумать, мне тут  трудно наврать тебе с три короба... Правду
говорю, и на том спасибо, а на вопросы твои отвечать - жирно будет!
     - Ну, ты и гад... - вздохнул я.
     -  Служба  такая... - подковырнул он. - Силой мы помериться успели, тут
твоя  победа сказалась, но  вот  разумом ты не взял  - так  и не взыщи. Нас,
чертей, еще никто в хитромудрости не обходил...
     - Понял... -  на минуточку  задумался я  и  быстро прикинул,  что можно
вывести из сложившейся ситуации. - У тебя еще одна кружка есть, пустая?
     Нечистый  недоуменно  пожал  плечами,  но  кружку  вынес.  Порывшись  в
карманах, я извлек заблудившийся где-то орех и удобно устроился на крылечке.
     - А вот  кручу-верчу, денег выиграть хочу!  Смотри, у  кого глаза есть,
все честно, все без обмана... Три кружки, один орешек! Отсюда - туда, оттуда
- сюда, через поворот навыворот, а здесь три круга с оборотами! Все на виду,
ничего не прячу, мама с детства приучила - врать нехорошо! Где орех?
     - Ну тут.
     Под  указанной кружкой,  естественно,  оказалось пусто. Черт  вытаращил
глаза и потребовал переиграть. С третьего раза я ненавязчиво повторил вопрос
о заказчике.
     - Ох и  настырный ты, участковый... Ответ-то на виду лежит  - возьми да
посмотри. Самый знатный злодей  в твое Лукошкино наведался. Днем под  землей
хоронится, ночью делами  занимается. Имя не скажу, он  меня вмиг вычислит, а
только встречались вы уже на узких тропочках... Тут, слева!
     -  Опять  мимо...  -  сочувственно  протянул  я.  -  Вот  он,   орешек,
посередине. Продолжим?
     - Еще один раз, и все!
     - Как скажешь, я не заставляю... Кто украл царские чертежи?
     - Девка унесла. Как зовут, не знаю, но врагу твоему не первый год верно
служит.  Чародейству  разному  обучена, личины,  как платья, меняет, готовит
хорошо. Коварству женскому вообще предела нет... А вот, справа!
     -  Не  угадал...  Зачем  же  моим  личным   врагам   красть  чертежи  у
непричастного государя? Хотят повесить на меня нераскрытое дело?
     - Слева!
     - Ты не ответил.
     - А ты о  себе слишком-то  не воображай! Не такая  большая птица, между
прочим...  Есть куда чертежи ваши пристроить, чтоб в  нужный момент  они где
надо  хорошенько  сыграли. Уж больно  не  хочется  кое-кому  второй  раз  от
лакомого куска отступаться... Да открывай же, не томи, участковый!
     Это был максимум полезной информации, какую он мог мне дать. Я понимаю,
нечистого и за такое откровение по головке не  погладят... Однако,  несмотря
на эзопов язык всего дознания, сообщенные факты  проливали некоторый свет на
данное дело.  Чтобы  понять, куда  следует двигаться дальше, мне требовалась
серьезная консультация  у  Бабы  Яги. Поэтому  мы поискушали  судьбу еще раз
пять, и  я начал собираться. Черт,  хмурясь и поскуливая, уговаривал  выдать
ему  секрет  неуловимого ореха. Господи, поработал бы  он  хоть  недельку  в
московской  милиции - еще  и  не  такого бы насмотрелся... Впрочем, пришлось
пообещать: зайду через месяц, как буду посвободнее. Обнадеженный  черт вытер
руки о  фартук и снял  морок. Мельница  сразу  исчезла,  тропинка тоже,  сам
нечистый пропал,  а  о  реальности  всего  произошедшего  напоминало  только
небольшое вонючее болотце...
     - Никита Иванович! Батюшка сыскной воевода-а-а! - раздалось издалека.
     Я  обернулся  и помахал  рукой приближающимся стрельцам.  Все трое были
живы-здоровы и вели под уздцы мою лошадь. Не вдаваясь в особые объяснения, я
с  пенечка прыгнул  в седло, приказав  выдвигаться к городу. Коней пустили в
галоп.  Милицейская  интуиция  говорила,  что  дело,  кажется, сдвинулось  с
мертвой точки.  В Лукошкино ворвались на полном скаку, с гиканьем и свистом,
таможня  только  успела посторониться.  Я  словно летел  на  крыльях,  спеша
поделиться  с  Ягой последними  известиями,  но базар  все-таки  объехал, не
поленился. У ворот отделения нас встретили конные стрельцы царского эскорта,
от  еремеевских  они отличались парчовыми  кафтанами  и  чернобурой лисой  в
опушке шапок. Значит, Горох уже  здесь... Отлично, вот  все сразу и выясним.
Бросив поводья нашим  ребятам, я красиво спрыгнул вниз и спросил у стрельцов
при входе:
     - Митька вернулся?
     - Никак нет, сыскной воевода.  По приказу твоему дьяка для очной ставки
ловит.
     -  Как появятся - обоих в терем! Больше ко мне никого не пускать, у нас
с царем важный разговор будет.
     - Слушаемся!
     Я  вошел  внутрь.  Горох, одетый  по-простому,  в  парадное  стрелецкое
платье, сидел за чаем. Баба Яга расположилась напротив, сокрушенно покачивая
головой и промокая слезки уголком платка. Его величество был печален и, судя
по всему, рассказывал  бабке что-то  страшно  грустное  или сентиментальное.
Честно говоря, ее у нас разжалобить - пара пустяков.
     - Заходи,  заходи, Никитушка,  что ж на пороге стоять... Чай,  измаялся
весь? Давай-ка к столу! Сейчас вы с государем у меня и откушаете.
     Мы с царем обменялись рукопожатиями. Насчет обеда  ни он, ни я протеста
не  выражали  - Яга в этом  плане ужасно старомодна, пока  не накормит  -- и
расспрашивать не будет, и самому рассказать не даст. К тому  же от чугунка с
говядиной и грибами под сметаной шел такой умопомрачительный запах...

     - Митька так и не появлялся?
     -  Да нету его, носится как  угорелый, на Филимона  охотится. Так ты не
отвлекайся,  сокол ясный, говори, как же ты с самим чертом-то совладал?! Это
ить не шамахан с рожками...
     -  Согласен,   фигура   более   колоритная,  хотя   и  традиционна   до
заезженности.  В  разных  культурах  мира  образ   черта   трактуется  очень
неоднозначно. Опереться на опыт  предшественников я не мог, поэтому пришлось
импровизировать.
     - Драться, что ли? - прозорливо угадал государь.
     - Почти, - кивнул я. - Физически противник мог  бы сплясать камаринскую
с  коровой на  плечах, но, к счастью, среднестатистический русский  черт  не
имеет ни малейшего понятия о дзюдо.
     -  Стало  быть, побил...  - довершила  Яга.  - Хорошее  это  дело,  для
правопорядка полезное. А дальше что?
     -  Ну, он попытался уклониться  от дачи показаний,  но я  призвал его к
ответственности. В результате мы еще  раз  подтвердили  факт участия в краже
неизвестной девицы и обнаружили крупного уголовного  "авторитета",  стоящего
за этим делом. Кража чертежей была тщательно спланирована и разыграна как по
нотам. Однако если  по  поводу заказчика  мы вынуждены просто гадать, то  по
вопросу исполнителя нам готовы помочь  сразу  два свидетеля  -- дьяк Филимон
и... вы, царь-батюшка!
     - Да  брось  ты, Никита  Иванович,  -  густо покраснел государь. -  Уже
спросила  меня бабка твоя... был, не был... С  одной али с двумя? Ну нешто я
так  на султана турецкого похож, что мне в  постели одной  бабы мало?! Ксюша
была. С тем не спорю,  вину  свою признаю... Хотя какая на мне вина, ежели я
царь?!
     - Развратные действия по отношению к подчиненной, соблазнение  рабочего
персонала  плюс  склонение  к  сожительству  особы,  не отвечающей  за  свои
действия по причине  замедленного умственного развития, - популярно объяснил
я.
     - Блуд это... - веско добавила Яга, - разврат и прелюбодейство!
     - А я - царь! - смущенно  надулся  Горох. Мы посмотрели на  него такими
осуждающими  взглядами, что государь не выдержал. - Одна она была, одна! Вот
те  крест, участковый, что ни одну  девицу Ксюша  ко мне  в покои  не ввела!
Нешто я бы такое дело не  заметил? И тайник я при ней никогда не открывал, в
сундук не лез, бумаги не показывал... непричастная она!
     -  Проверим...  Что-то  долго Митяя  нет, а? Вот посмотрите  пока  один
интересный документ.  Это донос  вашего думского  работника,  дьяка Груздева
Филимона Митрофановича.
     Царь бегло прочитал  смятый-перемятый листок, прикрыл  глаза,  скрипнул
зубами и тихо пообещал:
     - На кол посажу доброжелателя!  Будет знать,  как ко мне под одеяло нос
совать...
     -  Ну, это  чрезмерно  крутые  меры... Надеюсь, вскорости  его все-таки
доставят и мы все выясним здесь же на месте.
     В  дверь   постучали.  Вошедшая  охрана  доложила  мне,  что  в  городе
наметилось  некоторое  волнение.  Якобы  наш  Митя, так и  не  найдя  дьяка,
обратился  за посильной  помощью  к  трудовому  народу.  Это,  конечно,  был
очередной  перебор,  но у Гороха  и  без  нас  дел полно, держать  его долго
нельзя, а так "ценного свидетеля" стопроцентно найдут.
     -  Может быть, пока ждем, допросим кошачьего маньяка? -  предложил я. -
Возражений нет?
     - Нет, - с  ходу обрадовался государь. У него есть маленькая  слабость:
любит изображать опытного  опера. - Зови давай! А тока  что  ж это за маньяк
такой?
     - Злыдень помешанный! -  привстала Баба Яга. -  Ночами по городу шастал
да котам безвинным башки  напрочь рубал! Стрельцы еремеевские его взяли... А
то, мало ли, как кошек перебьет да за людей возьмется?
     - Ух ты, хмырь какой... Сей же  час поставить пред очи мои ясные! Не то
гневаться изволю...
     - Ребята! - крикнул я в окно. - Ведите задержанного из поруба.
     Через   пару   минут  нам   доставили   обмотанного   толстой  веревкой
низкорослого  типа в  желтых  кожаных  штанах,  такой же  грубой  рубахе,  с
длинными, до пояса, патлами и багрово-красным лицом  с жиденькой бородкой  и
усами. Волосы скорее имели мутно-пегий цвет, ближе к левому уху торчали  два
пера,  и  для полного эффекта маньяку не хватало только боевой раскраски. Во
рту аборигена торчал кляп.
     -  Это  кто  ж  такой?  -  на  всякий случай  перекрестилась Баба  Яга,
отодвигаясь вместе с табуреткой.
     - Очередной небритый Чингачгук! -  Я обернулся к царю: - Вот уж чего не
ожидал в вашем тихом Лукошкине... И много их тут таких по прериям бегает?
     -  Не  язви,  участковый... Сам  такое чудо  впервые вижу. Как  ты  его
назвал?
     -  По  внешности и  костюму  -  натуральный индеец  времен  колонизации
Америки. Не берусь определить  наверняка, но, по-моему,  он из  гуронов. Или
апачи... или сиу какой-нибудь... Я же  тоже  не  этнографический справочник.
Эй, парни! Кто его брал?
     -  Я!  - Из  двух  стрельцов, стоявших  позади задержанного, выдвинулся
широкоплечий  бородач  слева. - Тока  не один был,  со мной Семен Мастырин и
Федька  Череда дозором  шли.  Глядим, вроде  кто под  забором  ползет... Мы,
значится,  в засаду - и ждем.  А энтот вот  полз,  полз да и затих... Лежит.
Потом вроде посапывать начал.  Ну,  думаем, пьянь обычная, из кабака до дому
на бровях  бредет. И тут  мимо, вдоль заборчика-то, кот идет. Величаво  так,
хвост задрал, ни на кого не смотрит... А этот гад вдруг как вскочит! Как  за
голову схватится!  Да  как заорет: "Не  топай, Барсик, не  топа-ай!"  - и за
топор... Ну а мы, как лезвие блеснувшее углядели, сразу коту злосчастному на
выручку   и  бросились.   Ужо  повязали   втроем!   А  топорик-то   вот  он,
сберегли-подобрали, небось вещественное доказательство...
     На стол перед нами лег обычный плотницкий инструмент, с  широким обухом
и коротким топорищем.
     -  Не томагавк, - отметил я в  блокноте, -  типичный русский  топор. Из
таких  отставные  военнослужащие  обычно кашу  варят. Ну  что  ж, спасибо за
службу, орлы!
     - Рады стараться, батюшка сыскной воевода! - гаркнули оба.
     - А теперь вытащите молчаливому вождю кляп. Я хочу знать, как  давно он
ступил  на  тропу  войны.  Ваше величество, сколько помню,  вы  ведь  у  нас
специалист в языках. Сможете перевести с индейского?
     -  Попробуем,  - важно  кивнул  Горох,  но  как  только пленник получил
возможность говорить, он рухнул на колени и завопил на чистом русском:
     - Смилуйся, царь-батюшка! Поклеп это и клевета! Не  виновные мы,  а все
милиция зазря произвол чинит! Казнить их надо, всех до седьмого колена...
     - Цыц! - рявкнул царь, хлопая ладонью по столу. Звякнула посуда, и  все
в  горнице как-то неосознанно  пригнулись. - Ты, мухомор в  перьях, мне  еще
советы  давать будешь! Я ить  не  участковый,  на  дыбу отправлю и  вопросов
задавать не  стану... А  ну колись, фраер, откуда  ты такой  в моей  столице
объявился?
     - Как откуда?.. - не поднимаясь с колен, залепетал несчастный. - Дак...
свой же я! Русский! Лукошкинский!
     - Бредит али врет?
     -  Не   врет...   -  посерьезнела  бабка,  вглядываясь  в  задержанного
попристальнее. - Сдается мне, и вправду наш он. Дюже похож на кого-то, а вот
на кого... ума не приложу!
     - Да  свой я, свой!  Али не  признали, государь-батюшка?!  Холоп  я ваш
верный, Паша Псуров!
     - Чего-о-о?! - Наверное, у  нас троих отвисли челюсти. Нет, у пятерых -
стрельцов тоже стоило включить в список.
     А  "кошачий  маньяк",  пользуясь  моментом,  всхлипывая,  изложил  свою
страшную историю:
     - Как из отделения-то вырваться  удалось, так и пошел я, сиротинушка, в
баньку. От поруба милицейского отмыться,  от позору и стыда  всякого. С горя
бутылочку  полуведерную прихватил, да еще  со товарищи с собой...  добавили.
Ну, знамо дело, выпили, и  начали они меня мыть.  Особливо  морду мою... Ить
этот  хам с отделения, Митька  который, так особу мне  дегтем  изваксил, что
хоть на люди не выходи! Вся рожа ровно ворота у порченой невесты... Ну,  они
меня и водой, и мылом,  и пемзой  поперек  хари  чистили  - отмыли-таки.  Не
черное лицо стало - красное... С таким тоже особо  не разгуляешься, думал, к
утру отойдет. А  уж  как  одевалися, так  и  вышло, что  Фимка-рыбарь в моей
одежке ушел, а  мне,  стало  быть, робу свою, кожаную,  оставил. Что делать,
идти-то  надо... Тут еще  и голова замерзать  стала, волосья-то повылезли, а
шапка со всей одежкой ушла. Вот я мочалы мокрые себе на маковку и напялил...
Из бани по ночи одному топать страшновато будет. Углядел я  топорик в дверях
да и взял от лихих людей на защиту. А что забором вдоль курятника  полз, так
то  клевета! Не стоко  я  выпил,  чтоб ползти... просто...  ежели  за  забор
держишься,  то уж  николи с  пути не собьешься. И не  спал я вовсе! Не спал!
Так... прилег,  призадумался... Вдруг как молотом  по башке - бум, бум, бум!
Ну, ровно слон  по улице бежит! Самогон, видать, неслабый оказался... Встаю,
а передо мною - кот! Да  какой... Не  кот -- тигра цейлонская! Когти  точит,
зубами сверкает,  спину выгнул, усищи вздыбил -  как есть съест! Я тока-тока
топориком от него оборониться, тут сразу  бросаются, вяжут, в рыло без  дела
стучат... Вона  фонарем каким одарили! Ужо заступись, царь-батюшка. Ну, хоть
на каторгу их, аспидов милицейских, а?

     ...К  тому времени, когда мы трое наконец отхохотались, стрельцы взашей
вытолкали Пашу Псурова за ворота отделения. Горох удовлетворенно откушал еще
пирожка с брусникой, выпил чаю и стал собираться. Ждать Митьку действительно
не имело смысла. Договорились, что если  к вечеру все-таки возьмем дьяка, то
мы с Ягой сами привезем его в царский терем и устроим  допрос там, на месте.
Помахав отъезжающему  Гороху платочком, бабка вернулась  ко мне в горницу  и
сама начала разговор:
     - Что, Никитушка, небось о том злодее крупном уголовном призадумался?
     -  Ага...  вообще-то  особенных  версий  по  этому поводу у нас нет. Из
местных влиятельных шишек мы по роду службы вряд ли кого зацепили всерьез.
     - Как же...  - хмыкнула  Яга, - да  ты вон хоть Мышкина вспомни.  Он по
твоей милости уже сколько в деревне дальней на  отшибе кукует? А ведь  каким
крупным чином был...
     - Ну, во-первых, не по моей, а по царской милости. Горох, между прочим,
намеревался  отрубить  ему голову,  а  я настоял  на исправительной  ссылке.
Во-вторых, сам Мышкин  такого сложного дела никак  не  потянет. Он, конечно,
дурак и кровопийца, но на кражу государева имущества второй раз не пойдет
     даже под угрозой пулемета.
     -  А  ежели  дружки  его из боярской думы? Ты  ведь  не  одному Бодрову
поперек дорожки встал.
     - Возможно. - Я сам налил себе  чаю и потянулся за вареньем.  - На всех
не угодишь.  Остается одно "но": черт говорил, что с данным "авторитетом" мы
уже сталкивались. Бодров в этот образ не вписывается.
     - Ну,  тады... что ж... -  Яга тоже  придвинула к  себе чашку, -  тады,
может, опять немцы мутят?
     - Я думал  об  участии иностранных разведок, промышленный  шпионаж  был
выгодным  делом во все времена. Но пастор Швабс мертв, о Вельзевуле ни слуху
ни духу... Честно говоря, я бы подозревал Кощея, если бы он сам не говорил о
невозможности  появления  в Лукошкине.  Вроде  бы  молитвы отца Кондрата  не
позволяют ему сюда и нос сунуть.
     - Так и есть, батюшка наш хоть  кой в  чем и грешен, но к нечисти очень
строг. Кощей его и вправду боится... А только тогда кто ж?
     - Вопрос без ответа, на уровне гипотез и предположений, - заключил я.
     Мы  неторопливо  налили по второй. Здешний чай, смесь липового цвета  с
индийским байховым, очень недурен, а при наличии огромного  выбора варений и
сластей - просто великолепен.
     - Никитушка...
     - А?
     - Да  я вот все спросить хотела... Только ты не  серчай,  ежели  что не
так...  Ты вот там, в  мире своем, ведь жил и жил себе. Вещей у вас чудесных
много было, культура  всякая, сам рассказывал... Тебе опосля этого у  нас не
скучно ли?
     - Честно говоря,  мне об этом думать-то особенно некогда... -- медленно
протянул я. Бабка,  как всегда, была права,  хотя от подобных воспоминаний у
меня  портилось  настроение.  - У нас там все иначе. Жизнь, конечно, гораздо
насыщеннее.  Есть  много прогрессивных  моментов,  которые  я  бы привнес  в
Лукошкино,  если  бы обладал нужными знаниями. До  телевизора  тут не  скоро
дорастут,  в  радиотехнике   я   несилен,   но  чего-нибудь  электрического,
признаться, очень хотелось бы... А в остальном, в плане работы, любви, быта,
-  проблем  нет.  Что  здесь  в  милиции  работать,  что  у  нас,  абсолютно
идентично... Нет, если вести речь о скуке, - скучать мне не дают.
     - Все одно... - вздохнула Яга, - коли уж другой, светлой жизни повидал,
так с нами, дураками темными, завсегда тяжко будет.
     -  Какие же вы темные,  бабуль?! Вы у меня  - ого-го! Нормальные  вы...
хорошие русские люди...
     - Никита Иванович!  -  проорали во  дворе. - Извольте  выйтить, кажись,
народ дьяка побитого несет... с песнями!
     - Дубины стоеросовые, - сдержанно прорычал я и пошел разбираться.
     Яга только ухмыльнулась, собирая чашки со стола. Ей  хорошо спрашивать:
"Не скучно ли?" - а вот поскучаешь тут с ними, как же... Я влез на лесенку у
ворот и  приподнялся  на цыпочки, вглядываясь в даль. Из-за Базарной площади
вдоль  по широкой улице  пылила огромная  толпа  народа.  Впереди маршировал
гордый Митька, высоко  задирая ноги  в  лаптях, как  фельдфебель  на параде.
Плененного  дьяка  несли  следом,  на  вытянутых руках,  высоко  подняв  над
головами.  Рот  ему  не  заткнули,  видимо,  специально,  чтоб мог  от  души
пообщаться с простыми людьми. Они тоже в долгу не оставались, таким образом,
гармония общественных взаимоотношений соблюдалась свято -- всем было весело!
     -  Тащи, тащи,  братва,  уголовничка  отпетого!  Под  духовным  званием
скрывался, деспот длинногривый! А дайте мне его, злодея, хоть пальцем пнуть!
Всем миром ловили, небось за границу утечь хотел - дескать, там евнухи много
зарабатывают... Шалишь! От народу не уйдешь, и за тридевять  земель поймаем,
чтоб в родную милицию сдать!
     - Ироды египетские!  Чуркобесы некрещеные! Не смей  вдоль по мне руками
лапать...  Архистраты  Вааловы  беспардонные!  -  надрывно  вопил  гражданин
Груздев, и толпа вежливо замирала, чтоб его выслушать.
     -  Ужо  покажут тебе  в отделении, как у нас  в  Лукошкине свои порядки
наводить! Ужо всыплет тебе Никита Иванович промеж ягодиц, да сзаду, спереду!
Ужо нахлебаисси сполна всех кар небесных, какими народ потчевал...
     -    Христопродавцы    бесхвостые!    Пилаты     понтийнутые!    Нероны
неартистические! Тьфу на вас! И не мельтешите, а то не попаду...
     - Батюшка сыскной воевода! - едва ли не хором проревела толпа. -- Здрав
будь  и  ты, и твоя милиция! А мы  вот подарочек малый принесли, сердце твое
порадовать. Долг свой гражданский свято помним и содействие оказать завсегда
готовы!
     ...К слову сказать, фальши и патетики в этом порыве не было ни на грош.
В  первых  рядах воодушевленно стояли уже знакомые мужики, которых  Митька в
служебном рвении пару раз незаконно арестовывал. А поскольку "на свободу - с
чистой совестью" выпускал именно я, то люди добро  помнили и платили той  же
монетой.  Поэтому,  так и  не  спускаясь  с ворот, как с  трибуны,  пришлось
толкнуть короткую содержательную речь:
     - Граждане лукошкинцы! От лица всего отделения я искренне благодарю вас
за  проявленную  социальную  активность.  Нет,  бить дьяка  не надо! Филимон
Груздев разыскивался нами как ценный свидетель, а не как подозреваемый. Если
кто  его  все-таки  немножко  стукнул  (не  по злобе, а  по  ходу  дела), то
рекомендую принести извинения пострадавшему. Со  своей  стороны заявляю, что
всем  принимавшим участие  в  ловле дьяка будет  выражено  еще  и  отдельное
приветствие  со  стороны  нашего  дорогого  государя.  Сдайте,   пожалуйста,
задержанного стрельцам  и  расходитесь. Когда  мне  вновь  понадобится  ваша
помощь, я непременно скажу. До свиданья, граждане!
     - И  вам  до свиданьица! Как сказал,  аж до  души проняло... Храни тебя
Господь, участковый! Добрый у  нас Никита Иванович, к безобразникам строг, а
к  простым  людям  -  с  пониманием. -  Расходясь,  мужички степенно  качали
головами, оттирая скупые слезы умиления. Я, признаться, еще не совсем привык
к таким естественным проявлениям человеческих эмоций и тоже сглотнул  комок,
предательски подкативший к горлу.  Сейчас  я был готов отдать  жизнь за этих
людей... Ну  ладно, сантименты отложим на потом. Гражданин  Груздев послушно
висел в могучих стрелецких руках, а довольный Митька крутился рядом со мной,
что-то сумбурно докладывая о выполнении безмерно опасного задания. Все, пора
браться за дела...
     - В горницу его, на допрос.  Митя,  подготовь телегу,  после заполнения
протокола нам с Ягой понадобится навестить царя...

     Как  видите, мы гнали изо  всех  сил,  завтрашний день  был  последним.
Значит, послезавтра на рассвете я должен явиться в царский терем с чертежами
под  мышкой  и  ворами  в наручниках. Конечно, в самом  крайнем случае можно
вновь подбить народ к бунту и выторговать для следствия еще одну трехдневную
отсрочку, но, по большому  счету,  это  все-таки  будет уже  нечестно. Дело,
казавшееся совершенно  будничным, успешно пробуксовывало по всем параметрам,
а  ведь  если  присмотреться, мы же абсолютно не  отдыхаем. День расписан по
часам: встречи, вызовы, допросы,  погони, аресты на дому --  кто скажет, что
милиция бездействует?! Вот  только  царских чертежей по-прежнему нет, как не
было... И кому, черт побери, мог понадобиться этот летучий корабль?
     - Никитушка! Ты призадумался, что ль?
     - А? Я... это... отвлекся на минуточку.
     - Так дьяка Фильку допрашивать будем или как?
     - Будем, всенепременно! Ибо, - глубокомысленно завернул я, - когда царь
посадит его на кол, он уже ничего не скажет. Садитесь, гражданин.
     - Курва  ты неблагообразная!  Вахлак  неотесанный! Пошто альтернативное
следствие  на корню  мотыгой гасишь?! - охотно  включился дьяк,  всем  видом
давая понять, что ответит на любые вопросы.
     - Бабуль, вы  слышали, какие он слова  знает? Нахватался всего подряд у
нас в  отделении...  И ругается так  витиевато,  прям хоть записывай!  Вы не
могли бы на время вернуть его лексику в обычный  разговорный режим, а то мне
протокол предъявлять неудобно будет - одни неприличные выражения.
     -  Не могу,  Никитушка,  - виновато вздохнула  Яга,  -  я ить того... в
горячке да  запарке до конца следствия его колдонула. Покуда все покраденное
к царю на стол не положим,  Филя наш так  и  будет на весь белый  свет пасть
разевать. Уж не серчай на меня, старую...
     - Ладно, попробуем как-нибудь выкрутиться. - Честно говоря, как именно,
я представлял  весьма смутно.  Однако,  отметив в блокноте  первый пункт,  я
повернулся к дьяку: - Три или четыре дня назад вы передали мне из рук в руки
очередной донос относительно мелких нарушений бытового и житейского плана на
царском подворье, помните?
     - Да, вертопрах бухарский, помню! Всю  правду-матушку тебе  в глазоньки
твои  оловянные так и  изрезал...  Да тока тебе энто, аки пню подосиновому -
что в лоб, что по лбу!
     - Отлично, значит, помните,  -  обрадовался я, переглянувшись  с  Ягой.
Дьяк вполне мог отвечать на поставленные вопросы, надо только заставить себя
не реагировать  на оскорбления и правильно фильтровать его ответы. - Вот это
ваш донос, узнаете?
     - Узнаю, мошенник при исполнении!
     -  Тогда  позволю  зачитать  одну  строчку,  слушайте внимательно,  это
важно... Итак, речь  идет  о теперешней возлюбленной  царя, дочери покойного
дворника, Ксении Сухаревой. Ну, там...  ее отношений с государем мы касаться
не будем, а вот один момент:  "Мало того,  что сама лазит, так намедни еще и
подругу с собой прихватила..." Это как?
     - Что  "как"?!  Да  разврат это, аки в Содоме и  Гоморре!  Что ж  тебе,
чучелу репоголовому, еще и объяснять надо?!
     -  Батюшка  сыскной  воевода!  -  не   выдержали  стрельцы,  охраняющие
допрашиваемого.  -  Нет  силушки такие  слова об  вашей  милости  слушать...
Позвольте, Христа ради, ему кажный раз по шеям давать, как тока ругнется?!
     - Спасибо,  ценю, но  пока не надо... - смущенно закашлялся я.  В конце
концов, в поведении дьяка виновата исключительно Яга. Без нее он бы костерил
нас гораздо меньше... процентов на десять. - Вы лично видели эту подругу?
     - А то! Рази ж я вам, злыдням лесным, написал бы, коли сам не видел...
     - Тогда попробуйте поднапрячь память и предельно четко  сформулировать,
как она выглядела.  Если вы поможете создать подробный словесный портрет,  я
обещаю, что двух девиц в спальне Гороха больше никогда не будет.
     -  И скажу! Чего  ж не сказать?  За правду колкую, за истину  святую  в
венце великомученика  предстать  честью  почту превысшею... Спрашивай, грязь
смердячая!
     Я глубоко вздохнул и медленно сосчитал до десяти  - помогло. Оказалось,
что  мое  терпение  отнюдь  не безгранично и филимоновские реплики все равно
делают свое черное дело. Еще пара таких оскорблений -  и я от  всей души дам
стрельцам возможность реализовать свой благородный порыв.
     - Рост, возраст, цвет волос, лицо, фигура, одежда, особые приметы?
     -  Росточком,  стерва, с  меня  будет. Возрастом,  мерзавка,  наверняка
помоложе,  -  закатив глаза  и  наморщив  лоб, пустился  вспоминать дьяк.  Я
старательно фиксировал все под запись. - Коса у  поганки черная, длинная, аж
до энтого места... Лицо гладкое, нос ровный, губы розовые, глаза  вроде тоже
черные, но до того смазливые, что так и тянет  плюнуть! Одета была в сарафан
простенький,  а так  к телу  льнул  бесстыже  - ну,  ровно  нагишом, срамота
безбожная, ходит... Примет особых нет, но тока кто раз энту  мымру уродливую
увидит - вовек не забудет!
     - Так,  так,  так... записал.  И последний  момент -  где  и при  каких
обстоятельствах вы видели описываемую вами особу?
     -  Где   видел-то?  У  дверей  царских  и  видел,  как  они  обе,  фифы
расфуфыренные, все задами  вертели, хиханьками  да хаханьками  маялись.  Ужо
потом  Ксюшка первая в дверь гадюкой проскользнула,  а  за  ней  и  чернявая
ввинтилась.  Совсем царь наш мозги  потерял, двух девок  зараз лапает!  Ведь
загнется на хрен, бугай непроизводи...
     Договорить он не успел. Двое стрельцов не сговариваясь опустили тяжелые
кулаки на  макушку  скандалиста. Гражданин  Груздев  без  звука  опрокинулся
навзничь, задрав тощие ноги в грязных лаптях.
     -  Прощенья просим, батюшка участковый... А только не  можно нам  такие
оскорбления в лицо самого царя сносить! Отвели душеньку, а теперь уж хоть на
плаху...
     - Вынесите на улицу, побрызгайте водичкой, как придет в себя, отпустите
на все четыре стороны,  - ровно посоветовал  я. -  Но помните,  впредь любые
рукоприкладства в отделении будут караться немилосердно!
     - Слушаемся! - радостно гаркнули оба, подхватывая дьяка под мышки.
     - Минуточку...  Я  передумал,  Филимона  Митрофановича  сдайте  на руки
Митьке, у него большой опыт  по части обливания. А вы оба пойдете с запиской
к царю.  Я сам  хотел,  но,  видимо, не стоит.  Ничего,  что время  позднее,
надеюсь, он  не  спит.  Вручите  лично!  Это краткое содержание сегодняшнего
допроса.  Пусть  прочтет и повспоминает  потщательнее.  Да,  и  предупредите
гражданку Сухареву, что завтра утром я ее навещу, пусть будет  дома. Вопросы
есть?
     - Никак нет!
     - Тогда с Богом, молодцы!
     - Ну, так что ж теперь, Никитушка? - подсела ко мне Баба Яга, когда все
вышли.  -  Теперь  уже точно знаем мы  - была  девица,  никем, окромя  дьяка
Фильки, не замеченная, что вполне могла чертежи царские  унесть. Как она это
провернула, ей видней, а вот как нам такую хитрющую бестию изловить, а?
     - Меня смущает только цвет волос...
     - Чьих волос?
     - В  этом-то  и весь  вопрос. Мы  строили версию ограбления  на участии
неизвестной  девицы.  По всем параметрам подходила  только  одна -- беглянка
Настасья  с  постоялого  двора  Поганова.  Но  у  нее  коса  рыжая,  а  дьяк
утверждает, что "подруга" Ксении была брюнеткой.
     - Тьфу, мелочь какая! - лихо шмыгнула  носом бабка. - Да ить рази девке
проблема  косу-то перекрасить?!  Да я сама за полчаса  тебя  хоть блондином,
хоть брунетом, хоть рыжим с перепелесым заделаю...
     - У Настасьи были светлые глаза, какого-то серовато-голубого оттенка.
     - И энто легко поправимо: соком  травным в глаза покапай, так и  черней
ночи станут. Надо тока травы нужные знать.
     -  Ладно, пока не хочу с вами спорить... - Я нервно обернулся:  - А что
это за крики у нас на дворе?

     Крики - это  даже мягко сказано. С задней части нашего двора,  там, где
колодец и конюшня, неслись длинные истерические вопли человека, которому без
наркоза  выкорчевывают  зубы.  Выскочив  на   порог,  я  с  ходу  наорал  на
еремеевских стрельцов. Те замялись:
     - Дык ить вы же сами ему приказывали... вот он и это...
     - Кому приказывал?! Что?! Где?!  - Плюнув,  я бросился туда, откуда еще
доносились слабеющие взвизги. Стрельцы припустили следом.
     - Не извольте  гневаться,  батюшка сыскной воевода! Нам же  приказ  ваш
слово в  слово передали...  Дмитрию дьяка задержанного  вручить,  чтоб водой
обливал. А Лыков с  Потаповым к государю  грамотку  вашу понесли. Ну, мы как
есть все исполнили...
     - Митька-а-а!
     На заднем дворе, облокотясь на колодезный сруб,  стоял этот старатель и
напряженно  вглядывался  внутрь.  В  его  кулаке  был  зажат обрывок  мокрой
веревки...  Я застонал. - Никита Иванович, я ж как лучше хотел. Думаю, что ж
зря  землю мочить - и лужа  будет, и Филимон Митрофанович домой весь в грязи
пойдет. Вот и сунул его  в бадеечку... Он не спорил, не в сознании  был. Два
раза макнул,  чую,  хорошо...  Кричи-и-и-т! В себя пришел, значит...  Я  его
вежливо так наверх тяну, а веревка-то возьми да и оборвись.
     - Где дьяк?! - обомлел я.
     -  Тама  он... - Митяй честно ткнул пальцем в  темную  пасть колодца, -
самого не видать, но вроде притих... Тока пузыри пущает, и то иногда...
     - У-у-у-я-я-а-а-й-е-мое!!!  -  взвыл  я, лихорадочно  стаскивая с  себя
китель. - Веревку мне, живо!
     Стрельцы доставили ее мигом, пока я возился с сапогами. Зажав свободный
конец  зубами,  я  с головой бухнул в  ледяную воду. Митьку проклинал на чем
свет  стоит...  Единственный  плюс  -  то, что почти  сразу же  сел  на  шею
утопающего гражданина Груздева. Вроде он еще как-то булькал. Я обвязал тощее
тело веревкой под мышки, затянул два узла и громко приказал  тащить. В шесть
рук дьяка  вздернули наверх,  как пескаря из зеленой  речушки. Меня вынимали
вторым заходом. Естественно, обоих сразу в баню.  Распарив все кости,  мне с
трудом удалось  избавиться от  чувства лютого,  звериного холода. Уходить не
хотелось,  будь моя воля, я там  бы  и уснул.  Но Яга силком  загнала меня в
терем, заставила  выпить  граненый  стакан крепчайшей настойки  на  кедровых
орешках и  только после этого отправила наверх в постель. Подобной процедуре
был подвергнут и несчастный дьяк.  Правда, уложили его  в сенях на лавке, но
бабка дала грубияну такую  дозу снотворного, что он  рухнул, так  и не успев
высказаться до конца. Ничего, завтра вспомнит, добавит...
     Ночь выдалась совершенно сумасшедшая! Во-первых, меня (да и практически
всех, кроме дьяка)  трижды будил петух. С  чего?! Ему же положено кукарекать
на рассвете, а этот пернатый гад, притворяющийся домашней птицей, вопил ни с
того  ни с сего в ночь-полночь без всякого  логического объяснения. Один раз
можно было бы понять и простить, но три! По-моему,  в отделении  не осталось
никого,  кто бы не возжелал его смерти. Во-вторых, ночной дозор объявил, что
видали в городе привидение. Все  в  белом,  мычит зловеще  и  все по куширям
прячется. Я  не поверил.  Но  под  самое утро, на  смене  стражи, привидение
изловили околачивающимся  у  нашего забора. Я  его спросонья и не разглядел,
так, мутное белесое  пятно  квадратной  формы...  Вроде  ребята  сунули  эту
плесень в поруб, до выяснения. В-третьих, в предрассветном мареве ко мне под
окошко приперся черт! Ему, видите ли, надо спешно посмотреть, как я орех под
кружками   прячу.   Нет,  он  и  сам  почти  все  понял,  но  дополнительная
консультация не повредит... Представьте теперь, с какой головой  я спускался
утром на  завтрак! Если  бы не бабка с ее волшебными настойками... Глотать я
еще кое-как мог, но заговорил гораздо позднее... Яга не торопила:
     - Вот бульончику еще. Уж ты покушай,  покушай,  не  побрезгуй. Ох, силы
небесные, да  рази ж  можно  в  три  дня на одного человека  столько всякого
валить... Никаких  нервов не хватит! Кушай, Никитушка,  вот  кашки  еще,  не
огорчай старуху...
     - Спаси... апчхи!.. бо... Я же столько не съем!
     - Али невкусно? - поразилась бабка.
     -  Наоборот...   апчхи!   Слишком   вкусно,  я   оторваться  не   могу,
а...а...апчхи! А в результате лопну!
     - Будь  здоров! Чтой-то не нравится  мне, как ты чихаешь... Вот  сейчас
еще одну настоечку выпьешь, авось чих к обеду и пройдет.
     - Да  ниче...  апчхи!..  го такого страшного...- вяло отмахнулся  я,  а
потом  все-таки полез за носовым платком. - Просто перекупался вчера, вода в
колодце  неподогретая, ну и  ночь са... а-апчхи!..  сами знаете, не выспался
толком...
     - Чих - не болезнь! Будь здоров, - философски, со знанием дела отметила
Яга, смешивая  две  жидкости  в  серебряной рюмочке. -  А  все одно -- штука
пренеприятная...  Посему  лечить  ее  надо  вовремя  и  по  науке.  Чихающий
милиционер тока сострадания достоин, а уважение к его погонам с кажным чихом
колеблется. На-кась!
     Я выпил  без брыканий. У  бабульки все травные настойки на  спирту,  но
захмелеть  с  них  не  удавалось еще  никому.  Видимо,  все-таки  лекарство.
Покончив с завтраком, я вспомнил о вчерашнем  допросе и поинтересовался, где
дьяк.
     - Да выперла я его, -  хмыкнула Яга, - храпел на все сени, аж  Митенька
заворочался. Думала,  разбудит  мальчонку...  Ан  нет!  Митя сам  ему такими
трелями  через нос ответствовал, что от храпака их совместного едва ли дверь
с петель не сорвалась... Так что, как зорька занялась, я не поленилась, сама
дьяка  за  химок  приподняла  да  во  двор и  вытолкала.  Нам  он  пока  без
надобности...
     - Это правильно, - важно согласился я. - Бабуль, а где те стрельцы, что
царю мое письмо относили?
     - Отдыхают небось... Их смена вчерась закончилась. Послание  Гороху они
вручили, Ксюшку Сухареву предупредить успели,  обязалась  с утра тебя ждать.
Вроде все путем, как и...
     В горницу без стука влетел красный Митяй, рухнул перед нами на колени:
     - Беда, батюшка участковый! Стрельцы царские за тобой пожаловали.
     -   А  орать-то  за...  а-апчхи!..   зачем   орать-то?!  Впустить   их,
естественно.
     - Дак ить вас же, безвинного,  арестовывать идут!!! - взвыл наш младший
сотрудник,  ударяясь об пол с такой патетикой, словно в сердце ему вонзилась
вражья стрела.
     В  двери тихо  вошли  четверо  стрельцов  из  личной  охраны  государя.
Говорили  медленно,  глядя в пол, словно  сами не рады  возложенной  на  них
миссии:
     - Собирайся, сыскной воевода. Царь тебя сей же час требует...
     -  Не  пущу!!!  - не  дожидаясь  моего  ответа, Митька  бодро  вскочил,
распахнув навстречу стрельцам медвежьи объятия. - Бегите, Никита Иванович! Я
их задержу...
     - Прекра... а-апчхи! Господи, ну когда это все кончится?!
     - К обеду, - напомнила бабка, а у дверей уже каталась куча мала.
     -  Не  пущу!  Живота за  милицию  не пожалею!  Бегите, батюшка  сыскной
воевода... Не поминайте лихо-о-ом!!!
     - Ну  что ты  с ним, дураком,  делать  будешь?  - Баба  Яга неторопливо
надела кацавейку и поправила платочек. - Пойдем уж, Никитушка,  все  одно, к
царю вчерась собиралися. Чую, серьезная беда у него приключилася.
     - А эти борцы вольного стиля? Так и оста... а-апчхи!
     - Будь здоров, сокол ты наш... Да пущай побарахтаются, их дело молодое,
кровь кипит, сила выхода требует. Как набузятся, сами и помирятся...
     На выходе я попросил наших,  еремеевских ребят приглядеть за драчунами,
если начнут  бить  посуду.  За  воротами  нас  ожидал  конный эскорт  еще из
четверых  молодцов  царской  гвардии.  Лица у  всех  были печальные.  Именно
печальные, а не мрачные или суровые.
     - Что случилось? - тихо спросил я.
     - Ксюша Сухарева померла...

     Стрельцы  ехали шагом, молча,  двое впереди  нас,  двое позади. Я  тоже
молчал, смерть  красивой дурочки, наивной любовницы  царя,  почему-то  очень
подкосила меня.  Ксения, несомненно, была грешна по всем параметрам, а своей
душевной простотой,  доходящей  до  банальной  тупости, могла  свести с  ума
любого Она не  помнила прошлого, ей ничего  не светило в будущем, она никому
не могла послужить примером для подражания. Глупенькая  смазливая  девчонка,
начисто лишенная тщеславия и расчета. Над ней смеялись в лицо, ее презирали,
с ней не стремились  заводить  дружбу, твердо зная, что с  нее ничего нельзя
поиметь.  Она  не  искала  корысти,  не пыталась  влиять на "первое  лицо  в
государстве", живя одним  днем для  дорогого ей человека.  Горох жалел ее...
Любил не  любил, но жалел - это точно и  никому  не  давал  в обиду. А самое
ужасное, что я почти наверняка знал причину ее смерти и не мог отделаться от
чувства вины. Я должен был, обязан был предположить такое развитие действий!
Должен, но не... не предугадал, не проследил, не успел.
     -  Никитушка...  не  казни  себя, - откуда-то издалека пробился  мягкий
голос  Яги. Бабка  шла рядом  под ручку со мной, но  я обернулся так, словно
увидел ее впервые.  -  Нет в том нашей вины, мы  следствие вели честно.  Тот
злодей, что чертежи корабля  энтого  проклятущего взял, из шкуры  вон лезет,
следы  заметая. Видать,  шибко боялся он, что  вспомнит  Ксюша  подругу  ту,
чернявую. Вспомнит  и  узнает.  Ведь  и  отец  ее,  покойный дворник Николай
Степанович,  за  то же знание жизнью  поплатился. И разбойник  с  постоялого
двора -- тоже знал. Мне покуда неясно, как  им всем яду дать умудрилися,  но
то, что цепочка эта из одних звеньев состоит, - уж можешь мне поверить...
     - Вы думаете, Ксению отравили?
     - А  ты как думаешь? Стрельцы ведь  не  сказали - утопилась, застрелена
али повесилась. Сказали, померла... Зуб даю, что яд это!
     - Будем разбираться на месте...
     Из окон домов со всех прилегающих улиц на нас изумленно  пялился народ.
Прохожие  останавливались,  люди  недоуменно  вертели  головами,  напряженно
переговариваясь, и обрывки фраз иногда долетали в нашу сторону:
     - Гляди, гляди - участкового под арест ведут! Да  прямо вместях с Бабою
Ягою...
     -  Пожалей их добрый Боженька... Ох  ты, горе какое! Он ить молоденький
совсем, неженатенький...
     - Наше дело сторона... Раз ведут, значит, сам виноватый.
     - Это участковый-то?!
     - А что участковый... Он небось такой же человек... Проворовался, поди,
али  документы  милицейские за границу  басурманинам продавал. Мне  его рожа
завсегда подозрительна была...
     -  Пусти, дядя! Пусти,  я энтому  козлу за Никиту Ивановича рыло  набок
переверну...
     - Гриня, не смей! Убьешь же мужика... Дай-кась я сам ему врежу!
     - Что зря кулаками махать? Дело делать надо, православные...
     - И то верно, Матрена, собирай баб!
     Лукошкинцы - народ  активный,  я об  этом часто говорил. Вообще  должен
признать, что  именно в данном деле процент участия обычных, рядовых граждан
оказался необычайно высок.  Иногда  казалось  даже,  что  это  не  мы  ведем
следствие, а сам  народ по своей бушующей и мудрой воле направляет нас в  ту
или иную сторону. И, забегая вперед,  скажу, что разрешили  всю  проблему  и
поставили  в  этом  расследовании жирную  точку именно  они, простые  жители
столичного города Лукошкино.
     Ну а пока... пока  мы с Ягой входили на царское  подворье. Предгрозовое
состояние ощущалось повсюду. Даже  сам воздух над  государевым  теремом  был
насыщен  электричеством до предела. Слуги передвигались на цыпочках,  стража
замерла  в   манекенной  неподвижности,  бояре   боялись   шмыгнуть   носом.
Впечатление такое, словно от любого незначительного жеста  или слова с небес
обрушатся  гром и  молния, дабы  вусмерть  испепелить  неосторожного. Я тихо
отправил бабку в  дворницкую. При всех гороховских закидонах  он  вряд ли бы
потребовал  перенести  тело   любовницы  в  свои   покои.  У  царских  ворот
поскуливающей сворой толпились приближенные бояре. В мою сторону они даже не
смотрели, я для них вечный чирей на пояснице. Двое самых  храбрых испытывали
судьбу, лепеча что-то верноподданническое у замочной скважины:
     - Надежа-государь, уж не прогневайся, яви свое личико ясное рабам твоим
безутешным...
     Я с трудом удержался от раздраженного чихания. Видимо, у  царя терпения
было  меньше  -  в  дверь  изнутри так  пнули сапогом, что обоих  жалобщиков
припечатало  к  противоположной  стене. Пока  их отклеивали от растительного
орнамента, внутрь решительно  шагнул дородный, но низкорослый боярин Бодров.
Тот точно начал с ахинеи, да еще так громко...
     - Не  след государю русскому из-за девки  дворовой слезы лить!  Добро б
еще  была роду знатного,  боярского, как  вон  моя  Лариса...  - После  чего
послышался  глухой  звук  удара,  и правдолюбец вылетел  через дверь головой
вперед на средней высоте. Метровая  боярская шапка  была  надета  на него по
самые плечи.
     - Кого еще черти несут?! - с истерической издевкой проорал Горох, встав
на пороге.
     - Меня.
     - Участковый...
     -  Так  точно,  младший  лейтенант  Ивашов  Никита  Иванович.  Пустите,
пожалуйста, поговорить надо...
     Царь  долго соображал,  что бы  такое язвительно-обидное  бросить мне в
лицо.  Не  придумал,  мотнул головой и молча пропустил  меня  вперед.  Бояре
возмущенно ахнули, но государь  демонстративно  захлопнул  двери у них перед
носом.
     - Выпьешь?
     - Выпью. - Мне действительно хотелось выпить, не меньше чем ему.
     Горох взял с  подоконника  ополовиненный штоф, зубами  вытащил пробку и
нервно разлил в две стопки. Пили не чокаясь...
     - Когда это случилось?
     - Утром... а может,  и ночью. Бабки  всполошились, что  у нее ставни не
заперты, все ведь закрывают по ночам.  Дверь была не заперта, вошли, глянули
-  она на лавке,  коса по  полу... -  Ему было трудно говорить. Что бы мы ни
думали о случайных связях начальника и подчиненной - мы все равно никогда не
знаем всего. Дворовая девка и царь... Видимо, даже сам Горох не  подозревал,
как много места она занимает в его душе.
     - Тело никто не трогал?
     - Вроде нет...
     - Я  отправил  туда  Ягу.  Она проведет  необходимую экспертизу, поищет
возможные улики. Вы успели вчера посмотреть протокол допроса дьяка?
     -  Успел... - Горох добавил  еще по стопочке и кивнул мне: - Ты говори,
Никита Иванович, мне  забыться надо, отвлечься,  не то сорвусь... Что-то там
по поводу черноволосой девицы?
     - Да, но вполне возможно, что это парик или волосы были перекрашены. По
словам дьяка, она приходила вместе с Ксенией в ночь перед кражей чертежей.
     -  Помню...  Ночь  эту помню хорошо,  а вот  с  девкой  суета  какая-то
получается. Не было у меня никого. Вот сам посмотри... Вход сюда один, здесь
окно, лавка, столик малый да шкафчик с закусками -  где спрячешься? Я-то сам
в спальне был, вот за  этой дверью, Ксюша вошла одна. Ежели кто с ней и был,
так за дверями остался.
     - Значит, фактически один на один с потайным сундучком?
     - Да говорю же, отколь  ему,  вору, было знать, где  что прячется?! Тут
ить угадать надо, куда ступить, как обернуться, опять же ключи у меня на шее
были.
     Я  подошел  к  двери  в  спаленку,  на них  не оказалось  ни  замка, ни
крючочка.
     - Вы спали с Сухаревой?
     - Нет... в бирюльки играли, - буркнул царь.
     - Я не в этом смысле. Она осталась у вас ночевать? Вы уснули вместе?
     - Ну да вроде... а что?
     - Если  гражданка  Сухарева по простоте своей провела вплоть  до  ваших
покоев свою "подругу", оставила ее "погодить" на лавочке, а сама вошла к вам
в спальню - естественно, что вы вторую девушку не видели.  А вот  она вполне
могла заглянуть к вам, убедиться, что все тихо, снять ключи, совершить кражу
и перед уходом повесить их вам обратно на шею.
     -  А...а...а  из  терема  как  же?  -  попытался  возразить  пораженный
государь.
     - Просто, - ответил я. - Стрельцы никогда не станут задерживать девицу,
выходящую из ваших  покоев. Они  даже отвернутся,  чтоб не  глядеть куда  не
надо. В  ваши амурные дела рискнул  сунуть нос  лишь дьяк  Филимон  Груздев,
прочие стыдливо молчали.
     -  Да-а... - Горох обхватил голову руками  и вновь потянулся к выпивке,
но в дверь постучали.
     - Баба  Яга  с  экспертизою! - доложили  царские стрельцы.  - Очень  уж
принять просют...
     Яга вошла  бочком,  царя  она боялась  и  уважала, хотя "ради интересов
следствия"  всегда  проявляла  при  нем несгибаемую  твердость.  Горох важно
кивнул, широким жестом  указал  старушке на скамью рядом с собой  и полез за
третьей стопкой. На дне штофа еще что-то плескалось...
     - Нет. На сегодня алкоголя достаточно, я при исполнении.
     - Ладно, тебе не наливаю. Мы с бабушкой на двоих выпьем, да?
     - И ей нельзя. Давайте сначала выясним, что у нас там по делу.
     - Сначала выпьем!
     - Нет, - твердо уперлись мы с бабкой.
     -  За  покойницу?!  -  мгновенно  набычился государь,  сведя брови  над
переносицей  под  совершенно  невероятным  углом.   Мы   выдержали   тяжелый
психологический поединок, и в конце  концов  под нашими праведными взглядами
Горох опустил глаза и сдался.
     - Докладывайте, - попросил я Ягу.
     - Докладаю, - приступила бабка. - Гражданка  Сухарева Ксения Николаевна
не своей смертью  померла. Убили ее. Отравили начисто,  тем же ядом и тем же
макаром.  В  кружке  с чаем развели,  да ей  и  подсунули.  На  столе  халва
осталась,  пряники,  пирог,  кусками порезанный, - не одна  она  за  полночь
чаевничала.  На  мизинчике  левом  ноготок  сломан,  токо уголок  остренький
торчит. Думаю, ужо  когда падала,  убивец ее поддержал, чтоб шуму не было, а
она об его одежу али еще чего ноготь и обломила.
     - Возможно, оставив царапину или  ссадину? - уточнил  я. Бабка согласно
кивнула.
     - Да вот волос еще, рыжий,  длинный...  Больше ничего полезного сказать
не  могу. Все  обсмотрела, обыскала, обнюхала - прямого  чародейства нет. Но
было оно... что-то такое махонькое в воздухе носится, а угадать не могу...
     - Тот, кто взял чертежи, попытался залечь на дно. Однако из боязни, что
мы его все  равно достанем,  он начал планомерно уничтожать  свидетелей. Это
может означать только одно - следствие  движется в правильном направлении. К
сожалению,  я  не  великий  Шерлок Холмс  и  не почтенный  отец Браун.  Наши
милицейские методы  зачастую  рутинны  и  не всегда  завершаются  театрально
эффектным  финалом.  Мы  будем  следовать  путем  логики и  фактов, а  факты
таковы...
     - Никита Иванович, -  дрогнувшим голосом перебил  государь, - хрен бы с
ними, с чертежами! В  конце концов, мои умельцы новых намастрячат, но убийцу
Ксюши найди! Живьем поставь пред очи мои мутные...
     - От чего ж мутные-то, батюшка?! - перекрестилась Яга.
     - От горя и алкоголю, - значимо ответствовал царь.
     -  Так  вот,  факты таковы, что  сейчас  у  нас  сохранился только один
свидетель -  думный  дьяк Филимон Груздев. И его  жизнь находится в  большой
опасности...  Однако  если  мы  попробуем  использовать  его как  живца,  то
наверняка выйдем на истинного виновника!
     - Или исполнителя, -  поправила меня бабка. -  Главный злодей-то, поди,
дома сидит,  паутину плетет... Но ничего, мы как веточки  все обрубим, так и
за корень возьмемся. Небось выдернем... А ты, государь, крепись... За  отцом
Кондратом пошли, он хоть до  развратников и суров, но отпевание лучше всех в
столице  разумеет.  Как  поет... как  поет,  даже у  меня,  грешницы, сердце
замирает...
     -  Нет  его,  к   послам  константинопольским   в  монастырь   соседний
отправился,  иконы редкие для храмов принять.  Раньше  послезавтра его и  не
жди, - вздохнул Горох.
     -  Ну, тогда  отца Евграфа  из  Иоанна  Предтечи, тот тоже  поп  не  из
последних...
     - Спасибо  на добром  слове. За поддержку, за  участие опять же, - царь
поочередно обнял нас обоих. - Идите сами, провожать не буду. Вслед  ругаться
тоже не стану,  настроение не  то... Расстарайся,  Никита  Иванович, чай, не
забыл - завтра поутру срок!
     -  Так точно, примем к сведению,  - козырнул я и  невольно  обернулся к
дверям. Оттуда  давно  доносился  невнятный  шум,  постепенно  усиливаясь  и
прорываясь  подозрительно истерическими взвизгами.  Переглянувшись,  мы  все
отправились посмотреть. В тереме  творилось что-то невообразимое... Стрельцы
спешно  раздували фитили,  со двора слышалось  ржание встревоженных лошадей,
туда-сюда носились взъерошенные  слуги,  бояре прятались  по углам, со  всех
сторон летели ругань, плач,  проклятия и причитания. Первым, кто хоть что-то
смог объяснить, оказался памятный своим  отношением к милиции добрый  боярин
Кашкин:
     - Бунт, государь! Народ поднялся...
     Последние два слова  прозвучали  у него особенно высоко и торжественно.
Господи ты Боже!  Ко всем моим  проблемам вот только еще уличных беспорядков
не  хватало... Найду зачинщиков - сам расстреляю, без суда и следствия! Нет,
ну какого черта, в самом деле? Куда нам тут бунт? У меня дело нераскрытое...
     -  Корону  мне!  Доспехи!  Коня! Всю  гвардию под седло! Я им покажу...
бунтовать!!! - взъерепенился  Горох.  Успокаивать  его сейчас - дело гиблое.
Нам надо бы тихо ускользнуть и  огородами добраться до отделения.  Хорошо бы
еще  и дьяка  поймать по  дороге,  сразу  бы  и засаду устроили... - Погоди,
сыскной воевода, не убегай!  - вовремя перехватил меня царь.  - К воротам со
мной пойдешь! Мятежники небось тоже в твоем ведомстве...
     Я криво улыбнулся. Что делать, придется идти. Яга, вцепившись в локоть,
семенила следом, напряженно бормоча:
     - Чегой-то не  пойму я, старая,  отчего бунт?! Вроде все так тихохонько
было, жили себе  смирно, без проблем, утром хоть бы повозмущался кто... и на
тебе! За какие  грехи тяжкие? Вроде  податей немного, войны нет, голоду  - в
помине, веру никто не обижает, что ж метаться-то? Что-то не так... Не по уму
выходит...
     - А  раньше такие бунты были? - спросил я, припоминая, в свою  очередь,
исторические описания разинщины и пугачевщины.
     - При мне  не было. Вот вроде при дедушке Гороха нашего был один, из-за
соли. Купцы на нее дюже цену взвинтили... Ну, лихой народец подсобил, а  там
и пол-Лукошкина огнем сгорело...
     - Мрачноватая перспективка, - согласился я.
     Мы  вышли на балкон третьего этажа, вглядываясь в бунтующую за воротами
толпу. Мореный  дуб  царского  забора успешно  сдерживал ее напор, да и  меж
зубцов  начали  высовываться  граненые  стрелецкие пищали.  Однако  народное
восстание,  видимо, захватило умы  слишком  большой части  населения.  Всюду
виднелись зажженные факелы, люди потрясали вилами и топорами, а меж бушующих
толп  горожан то тут, то там виднелись кафтаны наших еремеевских  стрельцов.
Это  уже  более  чем  серьезно!  Да чтоб  Фома  Еремеев в  нарушение присяги
примкнул к явному бунту... Подобное просто не укладывалось у меня в голове.
     - Пушки тащи, пушки! Заряжай быстрее... - доносилось со двора.
     - Бабуля, побудьте здесь, я - вниз, к Гороху!
     - Куда, Никитушка, затопчут ведь в  запале! - запричитала Яга, но я уже
несся вниз.
     Если не успею, прольется кровь. Что бы и как бы ни  было, кто прав, кто
виноват, но если сейчас я не встану между народом и царем, то потом не прощу
себе никогда! Если будет это "никогда"...
     - Прибежал? - Горох встретил меня уже при полном параде, готовясь сесть
на боевого коня.
     - Постойте! Вы узнали, из-за чего бунт?
     - Сейчас узнаем... Как выедем, как из пушек пальнем, как...
     - Прекратить немедленно! - заорал я в полный голос так,  что даже  царь
опешил.  - Вы что, с  ума сошли?! Воевать не с кем, так на своих же, русских
людей бросаетесь?! Самодур!
     - Э... участковый, ты это...
     - Молчать! Самодур, тиран и деспот!
     - Но, но... я ить могу и...
     - Молчать,  я  сказал!  И марш к воротам! Сначала поговорите с народом,
выясните, что случилось,  чего хотят,  а уже потом принимайте меры. Вы  царь
или мясник в короне?!
     - Царь! - не на шутку обидевшись, взревел Горох. - А ну, молодцы, взять
этого умника да связать покрепче, чтоб думал впредь, о чем языком молоть.  И
к воротам его, за мной...
     Меня  связали быстро,  я  не  сопротивлялся. В душе  билась  последняя,
робкая,  неосознанная  надежда  на  то,  что,  может  быть,  все  еще  можно
исправить.  Горох смело полез  по  лесенке и  встал  на собственных воротах,
метра  на три  возвышаясь над  рокочущей толпой.  При  виде  царя  народ  на
мгновение примолк, а потом раздался такой дружный рев, что ворота задрожали:
     - Верни участкового, государь!!!

     Ей-богу, Горох обалдел... Хотелось бы сказать крепче, но на службе я не
выражаюсь. Пришлось опустить очи долу и скромно промолчать. Двое-трое бояр в
наспех  застегнутых  доспехах бросились  к  царю,  вполголоса уговаривая его
предать  меня немедленной смерти как главного смутьяна и зачинщика. Стрельцы
опустили  приклады  на землю,  недоуменно поглядывая друг на друга.  Если бы
Горох был в сознании, то при  его неуравновешенном характере мне бы запросто
снесли башку и выкинули за  ворота. Мол, просили -  получите!  Правда, через
пять минут он бы волосы на себе рвал и попутно пообезглавил всех советчиков,
но мне от  этого  на небесах было  бы  уже ни  тепло,  ни холодно... В  этот
критический момент мою молодую жизнь  спасло одно --  царь впал в  ступор. В
смысле застыл с распахнутым  ртом и  немигающими глазами. Бояре покричали  и
отползли. Мстить  мне  без  прямого разрешения  государя они не  могли, да и
царские стрельцы  вряд ли  бы  позволили.  А народ,  раззадоренный молчанием
властей, приободрился и ударился в требования:
     - Отдавай участкового,  надежа-государь! Всем миром поляжем, а не дадим
заступника нашего извести!
     - Православные! Это же все бояре  воду  мутят... По  их  навету  повели
сиротинушку нашего босого,  да в кандалах, да под саблями острыми, в темницу
темную! Это все  Пашка  Псуров  придумал,  чтоб  ему в  аду со сковороды  не
слазить! А царь-то хороший... тока доверчивый...
     - Вернуть сыскного  воеводу, и  неча тут тень на плетень  наводить! Все
Лукошкино  видело,  как волокли его  силком  по  городу  и плетьми  хлестали
нещадно, а он, страстотерпец, только в платочек чихал... от боли немыслимой!
     - Выходи на площадь, царь!  Народ тебя  к ответу требует! Хоть  и строг
был Никита Иванович, а законы  блюл!  И мы блюдем!  А коли кто из твоих бояр
недоблюдет, так уж не прогневайся... мы поучим!
     Выкрики  продолжали расти.  В целом  они были достаточно  однообразны -
вернуть меня, восстановить работу отделения, ну и  все такое... Проявлялись,
правда,  периодически  мудрецы,  требовавшие заодно перетопить всех  бояр  в
речке Смородине, выкатить из царских подвалов бочки вина и, спалив государев
терем, отметить это дело  общенародной  дискотекой. Дураков  везде  хватает,
всерьез  их,  слава богу, не воспринимал никто. Неизвестно,  сколько времени
этот балаган мог  бы  продолжаться, пока какой-то шкет  не запустил в ворота
гнилой  сливой, а попал Гороху в корону.  Толпа  моментально смолкла, поняв,
что перешагнула  все границы. Горох  автоматически поправил  головной  убор,
икнул и очнулся:
     -  Люди  добрые!  -  Он  обратился  к  народу,  и  голос  государя  был
проникновенно величав. - Чем же я вам так не угодил? Чем  обидел так, что вы
меня за зверя  лютого держите? Разве кого казнил безвинно? Разве  землю нашу
от ворогов не защищал, живота своего не жалеючи? За что ж позорите так, люди
русские?
     Народ примолк... Случайное оружие неуверенно и виновато прятали, факелы
загасили, все начали снимать шапки. Горох не ломал комедию, он был предельно
искренен, и это было ясно каждому...
     -  Кто сказать посмел, что я сыскного воеводу без дела обижаю?! Да мы с
Никитой Ивановичем рук не покладая заботимся о вас денно и нощно. Он для вас
закон и защита. Какой  отец лишит защиты детей своих неразумных?  Вы -  дети
мои... Вот он, участковый ваш, жив-здоров!
     С меня мигом сняли веревки и споро водрузили рядом с государем.
     -  Ну  что,  головы мятежные?  До  чего дошли  -  до  угроз помазаннику
Божьему!!! Скажи им, Никита Иванович, друг сердешный...
     - Нехорошо, граждане, - прокашлялся я. - Царь приглашает меня к себе по
важному  делу, а вы нас глупыми подозрениями отвлекаете.  Я очень ценю  вашу
заботу и благодарен за теплые  слова  в адрес нашей милиции, но царя-батюшку
вы  обидели  зря.  Обидели очень  серьезно, при  всех, обвинив  в  абсолютно
немыслимых преступлениях.  Стыдно, граждане... Я  бы на вашем месте поспешил
извиниться!
     Дальше было шоу... Весь  лукошкинский  люд  начал бухаться  на  колени,
креститься и просить за  Христа  ради  прощения. Те же горячие  головы,  что
вопили о свободе, вине и силе народного гнева, теперь громче всех орали:
     - Прости, государь, дураков неразумных!  Правь нами  и  далее, аки отец
родной! Не  мыслим  жизни без царя,  не хотим власть иную... Хошь,  руби нам
всем головы, а тока не оставляй без своего светлого правления!
     Горох утирал  слезы умиления. Царские стрельцы через  забор братались с
народом,  прилюдно  прося  друг  у друга  прощения.  Слезы радости  насыщали
воздух... Я сполз  с ворот, не  дожидаясь  сентиментальной развязки событий.
Наскоро  простил  тех,  кто  меня  связывал,  -  они очень  просили...  Яга,
спустившись наконец с  высот  царского терема, цепко взяла  меня под  руку и
повела домой. Уходили через калиточку на заднем дворе. Улицы  были пустынны.
К тому моменту, когда осчастливленный царским великодушием  народ  с песнями
пустился восвояси, мы уже дотопали до родного отделения.
     - В баню! - строго приказала Баба Яга. - Выйдешь - поговорим. А пока  с
себя всю  энту суету да беготню не смоешь  - и  на глаза мне показываться не
смей.
     В  баньке  я  застал  Митьку  и  тех  четверых стрельцов,  что  за мной
приезжали. Ребятки,  видимо,  ничего  не знали  о  происходящем:  подрались,
помирились, напарились и сели в предбанничке, расслабляясь ядреным  изюмовым
квасом. Мне тоже налили. Я посоветовал стрельцам  возвращаться к начальству,
а то как бы в рамках "бунта" их не сочли пропавшими без вести. Митяй набился
мылить мне спину, и мы немного поговорили о дальнейших планах расследования.
     -  Значится, будем ловить Настасью-воровку... Это  дело нужное и вполне
понятное. А тока хорошо же она  скрывается, ежели  мы до  сей поры ее  нигде
обнаружить не сумели... Может, какая наводочка полезная образовалась?
     -  Митя-я...  спину мне протрешь!  Разошелся с мочалкой,  не такой уж я
грязный, кстати...
     - Ой, так я вас сейчас водичкою тепленькой... вот! Хорошо ли?
     - Хорошо-о... -  блаженно вытянулся я.  - Так вот, наводка  пока  одна,
искать надо не только рыжеволосую девицу с серыми глазами, но еще и...
     - А вот веничком свеженьким, березовым!
     От первых же размашистых  ударов у меня так перехватило  дыхание, что я
даже заорать не мог. Этот Геркулес хлестал мою бедную спину до тех пор, пока
от веника  не остались одни веточки... Потом еще и облил  едва ли не  крутым
кипятком!
     - А-а-а-а-а-а!!!
     -  А  вот  и  ладненько...  - удовлетворенно бурчал  себе под  нос  наш
садист-самоучка. - Вот оно и хорошо-то как... Коли  так кричите, значит, все
хвори  из  груди повыбегли!  Доброго  здоровьица  вам,  Никита Иванович, ужо
небось не чихаете!
     Я слабо замычал  в ответ. Счастливый Митяй легко  перекинул  меня через
плечо, вынес  в предбанник, вытер полотенцами, одел и... выпустил на волю. Я
шел к Яге та-а-акой вымытый, что, казалось, не касаюсь ногами грешной земли.
Митька топотал следом...

     После обеда  я  послал  стрельцов на поиски дьяка.  Фома Еремеев  лично
руководил всем заданием, необходимо было изловить гражданина Груздева тихо и
незаметно, а  вот  в отделение  вести его с шумом  и помпою, так,  чтоб весь
город знал. Это  очень важно. Митька  отправился  на базар,  дабы выяснить у
местных  торговцев, кто, где и когда за последнюю пару недель покупал черный
парик или фальшивую  косу. Нам  с  Бабой Ягой  предстояло  самое  трудное  -
спланировать всю операцию по захвату и обезвреживанию преступника...
     - Никитушка,  а на  то привидение, что в порубе у нас  сидит, ты совсем
поглядеть не хочешь?
     - Нет, ни капли не интересно. Я и так знаю, кто это.
     - Да кто ж?
     - Павел Псуров,  - равнодушно бросил я.  -  Он  так часто путается  под
ногами  у стрельцов,  отираясь у отделения, что  почти  наверняка именно его
изловили и  в  этот  раз. Можно  подумать,  парням  хватать больше некого...
Нравится ему у нас, что ли?
     -  Так  ить...  как же...  - недопоняла бабка,  - он  же не  привидение
небось?
     - Естественно. Сколько мне помнится, привидения  - существа эфирные, им
еще никто руки за спину  не крутил и  в милицейское отделение  не доставлял.
Так что этот бесплотный дух вполне осязаем. Негром мы его брали, краснокожим
тоже,  почему  бы теперь  стрельцам  не  замести его под видом  заснеженного
эскимоса?
     - Все одно не верю! Давай вытащим да посмотрим.
     -  Времени  нет, ну  его! Если  настоящее привидение,  то  его  никаким
порубом  не удержишь, а если  все-таки  Псуров, так пусть посидит, пока мы с
дьяком возимся...
     - Ох, Никитушка, а не  мешаем ли мы этим альтернативному расследованию?
- хитро сощурилась Яга.
     Я только  хмыкнул в ответ. Время для  игр в  демократию прошло,  сейчас
надо  просто делать свою работу. Подчеркиваю, свою! Мы свою знаем, остальным
- просьба не мельтешить...
     - Никита Иванович! Дозвольте слово молвить... - В горницу  шагнули двое
стрельцов  нашего  отделения. - Мы это вчерась на  ночь  глядя грамотку царю
носили...
     - Ну? - повернулись мы с бабкой.
     - Ну и к Сухаревой этой, к покойнице, тоже заходили, предупредить, чтоб
дома была...
     - И что?
     -   Дак   и...  ничего   вроде...  -  неуверенно   переглянулись   оба,
перепихиваясь локтями. - Утречком на службу  вышли, вас нет, говорят, к царю
повели...  Потому  как  Сухарева-то  это...  померла.  Мы  и...  сказать  не
успели...
     - Чего не успели?
     - Да теперь-то чего уж... поздно теперь-то. Тока когда мы в дверь ейную
стучали, не одна она в доме была.
     - А с кем? - сразу напрягся я.
     - Да  с  подругой, видать... Мы-то  внутрь не заходили, с  порога слово
ваше передали. А дверь незакрытая была, и девка чернявая за столом сидела.
     - Как она выглядела? Ну же, ребятушки, ведь вы видели убийцу!
     - Лица-то мы не видали... - понурились стрельцы, - спиною она сидела, в
окошко глядючи. Вот  коса черная, и на фигуру  справная девка...  Ежели б мы
тока знали! А то ить ищем-то рыжую...
     - Ладно, свободны... - Я вновь опустился на лавку. - Смысла нет, теперь
уже  действительно поздно. Но кто же может  так  запросто  ходить на царский
двор, красть, убивать людей и оставаться незамеченным?..
     - Не ведаю,  сокол  ты  наш,  не  ведаю...  Разве  уж  в этом деле  без
колдовства  крупного  не  обошлось. Это ж надо  задумать  такое  было, девку
подходящую найти, чародейными силами  ее оградить и нигде  не попасться! Ох,
кабы не одному Кощею такое-то по плечу...
     - Да, кстати,  - вспомнил я,  - мы напрасно сбрасываем  его со  счетов.
Помните, царь сказал,  что  отца  Кондрата  в  Лукошкине нет?  Значит, Кощей
вполне может появиться.
     - Не  может! На дневном свете в православном городе  все  одно долго не
протянет.
     - А ночью?
     - Ночью... может, -  теперь  уже  призадумалась Баба  Яга. -  А  ведь и
верно, ночью - может! Не везде - от храмов да церквей подалее, но... Вот кто
настоящий  маньяк  и  есть! Из черных кошек  он зелье  шамаханское  варит, а
прочих по ночам забавы ради бьет! Головами кошачьими пропитается...
     - Чем?!
     -  Мозгом, -  пояснила Яга.  Я  даже  не  попытался  это представить  -
стошнит.  - Стало быть, рискнул-таки Кощей самолично в столицу  заявиться! К
отделению,  знамо  дело, близко  не подходил, я  б его, ирода, сразу учуяла.
Небось  в  гостях у сообщника  своего тайного  хоронится. Днем спит да козни
строит, а ноченькой темной на прогулки свою светлость выводит.
     - Очень  опрометчивое  решение... - поддакнул  я,  - в одном городе нам
двоим тесно. И уйти придется ему! Если бы  только как-то выяснить, у кого он
снимает квартиру?
     - А ежели всех... обыскать, повально?
     -  Долго,  хлопотно  и  не  даст  стопроцентного  результата.  Остается
надеяться, что он клюнет на нашу приманку с дьяком...
     -  Клюнет! Уж он  такого не  оставит... последний свидетель, как же его
живого отпустить? А тока как же ты его, Никитушка, под арест брать будешь?
     - Я убежден, что сам Кощей  на  серийные убийства  не разменивается. Он
наверняка  пришлет своего напарника  или  напарницу... Если возьмем  их,  то
захват Кощея в его тайном убежище днем будет только вопросом времени.
     - Опасное это дело...
     - У нас все дела опасные.
     - И то верно, - согласилась Баба Яга.
     Мы помолчали, философски обдумывая проблемы бытия.
     - Слышь, Никитушка, а зачем ему чертежи-то царские сдались?
     -  Летучий корабль  -  штука  стратегического значения.  Если построить
целую эскадру, то можно любой город забросать сверху бомбами. А может  быть,
и наоборот, он похитил их только из-за того, что боится, как бы наши летчики
не сровняли с землей его Лысую гору.
     - Тогда чего здесь торчит? Ему ж с чертежами без оглядки бежать надо!
     - Ну, так ведь на воротах таможня лютует, ибо царский указ еще никто не
отменял.  И  потом, у  него появилась  реальная  возможность  разделаться  с
ненавистным ему  отделением  милиции руками местных жителей. Чей только гнев
на нас не пытались спровоцировать за это время  -  и царский, и  боярский, и
разбойничий, и даже народный!
     - Все  так, Никитушка,  все так...  - покивала  Яга. -  Ой, глянь-кась,
кажись, дьяка ведут?
     Действительно,  по   нашей   улице   строевым  шагом  двигался  десяток
еремеевских стрельцов, с  почетом волокущих  надсадно вопящего Филимона.  Не
ругаться бедный дьяк  не  мог,  заклинание действовало  исправно, но мат был
очень сдержанным. Видимо,  гражданину Груздеву  никак не  хотелось, чтобы  в
отделение его доставили добровольцы из народных  дружинников. Просто потому,
что стрельцы без приказа по шеям дают редко, а вот рядовые лукошкинцы...
     -  Давайте  его  сюда,  сразу объясним  ситуацию и  попросим помочь,  -
предложил я.
     Соратник Пашки Псурова  не был  даже связан, а  потому держался гордо и
вызывающе. У меня на этот раз не оказалось ни малейшего желания  выслушивать
грубости, я прямо предупредил дьяка, чтоб рта не раскрывал, и начал:
     -  Гражданин Груздев Филимон  Митрофанович,  мы  искренне  просим у вас
прощения  за необоснованное задержание. Никаких претензий на  данный  момент
милиция  к вам не  предъявляет.  Даже  наоборот,  мы  хотим  предложить  вам
некоторое  сотрудничество. Дело  в  том,  что  благодаря  вашему  доносу  вы
оказались единственным свидетелем, видевшим в лицо разыскиваемую нами особу.
Все  прочие,  кто имел  несчастье ее лицезреть, - мертвы... Скорее всего, мы
столкнулись с поступательным  и планомерным уничтожением свидетелей. Поэтому
в целях  вашей же безопасности  мы были вынуждены так  скоропалительно взять
вас прямо  посреди улицы и привезти сюда. В нашем порубе вам  будет  уютно и
спокойно.  Там, правда,  есть одно  симпатичное привидение, но оно наверняка
возражать не станет...  Посидите,  отдохните,  пообщайтесь... Максимум через
пару дней  мы  вас выпустим. Нет, нет, благодарить нас не надо! Я еще не все
сказал... Должен  честно  предупредить,  что  серийный  убийца, естественно,
сделает попытку к вам проникнуть. Обычно он использует цианистый  калий, но,
возможно,  ради вас, в порядке исключения, попробует  применить  нож, удавку
или  кирпич... Не  волнуйтесь!  Мы будем  рядом  и  примем  все  меры  к его
задержанию. Вы ведь всегда хотели попробовать себя в амплуа  великомученика?
Вот  ваш  шанс! Спасибо,  не  надо слов, я все  читаю в  ваших выразительных
глазах. Уведите гражданина... Ну что, бабуля, охота началась?!

     Через   несколько   минут   появился   запыхавшийся  Митька.   Судя  по
исцарапанному  лицу  - на  него  напала свора неуправляемых леопардов, а  по
заплеванной спине  - что  в этом святом деле поучаствовали и  дрессированные
верблюды.  В обеих руках он с трудом удерживал  огромную  охапку... девичьих
кос!  Не дожидаясь шумных проявлений справедливого  интереса с моей стороны,
он бухнул все это на пол, терпеливо объясняя:
     - Все исполнил, как велено! За последние  две неделечки  кос  фальшивых
никто не покупал. Хотя  в продаже  они есть и по осени  даже спросом большим
пользуются. Понятное дело,  свадьбы...  Любой  невесте покраше перед женихом
вырядиться хочется.  Ужо  на пути обратном чую, все  какие-то подозрительные
девки  попадаться стали... Зыркают  так и  косами  сзади  зазывно машут! От,
думаю,  не  иначе как  на  меня, милицейского  сотрудника, покушение злобное
мыслят. А кто против милиции злоумышлять может? Тока Настасья-разбойница! Да
ведь как ее узнать? И тут меня, неразумного, словно обухом по башке озарило!
Вы ведь сказать изволили, будто коса у ней фальшивая... Ну что ж, проверка -
дело  нехитрое  и  для  девиц  невинных  сплошь  безобидное. Ошибусь,  так и
извиниться не побрезгую.  Хвать самую подозрительную за  косу! Ан  коса-то и
отвалилась, фальшивка полная... Тока рыжих волос под ней не оказалося. И что
вы  думаете  - как есть  извинился! Честь  милицейскую  не уронил! За другую
подозрительную взялся...
     Я схватился  за голову. Баба Яга  побыстрее вытолкала  Митьку  от греха
подальше. Исправить его  не под силу даже могиле! Это  мой  крест...  Делать
нечего,  пришлось  идти на  базар.  Двое стрельцов тащили с собой  фальшивые
косы, щедро раздавая  их всем  разобиженным. За  этим неблагодарным занятием
меня и застала смешливая Олена... Видимо, она шла от дядиной лавки на базар,
в руках у нее была пустая корзинка.
     - День добрый, Никита Иванович. Опять по службе бегаете? Ой, да  вы тут
косами торгуете...
     -  Здравствуйте, Олена, - почему-то смутился  я -  эта девушка обладает
удивительной способностью вгонять меня в краску. Никакой торговли нет, мы их
просто так раздаем всем пострадавшим.
     - Так?!  - не  поняла  она. - В подарок, что ли? Это как же, интересно,
надо  пострадать, чтоб тебе сердобольная милиция  фальшивую косу в  утешение
подарила... да еще с бантиком?!
     - Это Митя...
     - Где?
     -  Ну,  в смысле  все это  из-за Митьки нашего. Он по заданию  искал на
базаре
     фальшивые косы, чтобы выяснить, не  пользовалась  ли та самая  Настасья
черным париком, и случайно оборвал несколько... Видимо, плохо привязывали.
     - Случайно? Оборвал? Такую  кучу?! Ну,  это  точно  плохо  привязывали,
другой причины  нет...  Вот мою, настоящую,  попробуй оторви! Разве вместе с
головой...
     - Нет, - постарался припомнить я, - скальпов он вроде не приносил.
     - А что же, на мельнице у родителей Настьки не оказалось?
     - Знаете, Олена, там  вообще нет никакой мельницы. Меня просто заманили
в засаду, подсунув вам  заведомо ложные сведения.  Вы кому-нибудь говорили о
своем визите в отделение?
     - Может  быть...  - Она  так  мило  наморщила носик, что я расплылся  в
невольной улыбке. - Может, и говорила подружкам. А может, нас вместе видели,
мы ведь не в первый раз встречаемся.
     -  Надеюсь, и  не в последний...  -  Мне таки удалось  многозначительно
козырнуть. - Прошу простить, но служба зовет.
     -  Служба-а... -  вздохнув,  протянула  Олена.  - Видела,  видела,  как
стрельцы ваши дьяка  какого-то  прямо на  улице  в  охапку ухватили.  Все на
одного, он и пикнуть не посмел... За что ж вот так людей ни с того ни с сего
хватают, а?
     - В интересах следствия.
     - А человеку позор на всю жизнь...
     - Дьяк очень важен, - постарался  объяснить я. Мне и самому не нравился
такой произвол, но иного выбора не было. Что за  черт?!  С чего это я вообще
оправдываюсь?   Хочу  казаться  лучше,  чем   есть.  -  Филимон   Груздев  -
единственный свидетель  по делу о краже и последующих убийствах. Может быть,
его и задержали  с нарушением  уголовно-правовых  норм,  но  зато  у  нас  в
отделении он в безопасности.
     - Неужели... убить могут?!
     - Могут, Олена. Так же, как убили других...
     -  Я...  помолюсь за  вас, Никита Иванович, -  тихо пообещала  она и не
оборачиваясь заспешила по улице.
     Все понимающие стрельцы подошли, когда она скрылась из виду.
     -  Дело  сделано,  батюшка сыскной воевода.  Недовольных  вроде  больше
нет... Вот две косы даже лишними остались, куда девать-то?
     -  Повесьте  на забор,  может, кому и  понадобятся. Возвращаемся назад,
скоро ужин.
     ...День  действительно  приближался  к  шестому часу, наступал  мягкий,
прохладный  вечер. Митька  с Еремеевым болтали  у поруба,  Баба  Яга  что-то
стряпала у печки, и я  мог позволить  себе расслабиться. Ужинать не хотелось
совершенно,   сквозь   распахнутое   окно   светило   удивительно   ласковое
предзакатное солнышко.  Золотистое  сияние  заливало  близлежащие  домики  и
деревья, издалека доносился малиновый перезвон колоколов,  и  казалось,  что
весь мир погружен в счастливое, томное  безделье.  Не было  преступности, не
было крови, не  было зла и  насилия, все растворилось  в дремотном солнечном
благодушии...  Я почти был  готов  уснуть от ощущения всеобщего погружения в
эпицентр  среднерусской  нирваны.   Яга  на   минутку  оторвалась  от  печи,
прислушиваясь  к чему-то  неуловимому  для меня.  Потом  спокойно отложила в
сторону ухват, вытерла руки о передник и, вздохнув, повернулась ко мне:
     - Пора, Никитушка, беда идет...
     - Какая беда?
     -  Про то не ведаю...  А  только пока ты со  стрельцами  на базаре косы
раздавал, я песочком заговоренным вокруг всего отделения землю пообсыпала, а
сверх  того и  водой святою побрызгала. Как только сила вражья,  нечистая, к
воротам нашим приблизиться попробует, так песок на земле  дрожать начнет. От
дрожи той капли воды проснутся и остаточки в рюмочке волнами пойдут.
     - Буря в стакане?
     -  Сам погляди... - У самовара действительно стояла небольшая  граненая
рюмка  зеленого  стекла,  в  ней мягко  колыхалась  вода.  - Идет  беда,  не
остановишь!  Беги  во двор, Никитушка! Поруб стереги, чую, враг неведомый по
дьякову душу яд проверенный приготовил... Спасай распоследнего свидетеля!
     ...Я оказался во  дворе  еще быстрее, чем Яга  закончила свою тираду. У
поруба в  постоянной охране стояло двое стрельцов,  плюс  Фома Еремеев, плюс
Митька,  плюс  я. Защищаться мы могли,  но  вот от  кого  или от чего?  Пока
оставалось  неизвестным, а  значит,  и  неизвестно,  как конкретно от  этого
неизвестного  оборониться...  Сплошной  каламбур, но  почему-то  не  смешно.
Ничего, в нужный момент бабка наверняка подскажет, а пока...
     - Молодцы, слушай мою команду -  ружья в  стороны, сабли  наголо! Фома,
держи со своими вход в поруб. Никто не должен проникнуть внутрь! Ни человек,
ни мышка, ни мушка... Помнишь, заваруху с мухами? Рубите все, что  движется!
Митяй -  хватай вон  то бревно и отмахивайся не глядя,  на  тебе весь тыл. Я
буду рядом на общем руководстве!
     Парни  послушались безропотно,  двигаясь так,  словно  мы  отрабатывали
учебный  план обороны поруба в военно-полевых условиях,  на высокоскоростном
режиме. Стрельцы у  ворот честно несли свою службу, еще с десяток  стояли на
охране забора, опоясывающего весь двор, четверо стерегли сам терем. Больше я
не  мог  задействовать,  опасаясь  привлечь  слишком   пристальное  внимание
противника.  У  неведомого врага должно  складываться впечатление,  что  нас
немного, собраны случайно и серьезного сопротивления оказать не  способны...
В окошке показалось встревоженное лицо Бабы Яги:
     -  Никитушка! Вода  в рюмке  через  край  плещет!  Кабы  не  здесь  уже
ворог-то...
     Ответить  я не успел - чей-то  невидимый кулак так ловко  врезал мне  в
подбородок, что я едва удержался на ногах!

     Еремеев  рухнул ничком, выронив саблю и  схватившись обеими  руками  за
причинное  место. Тот,  кто  на нас  напал, несомненно,  умел  драться  и не
стеснялся  использовать самые  грязные приемы.  Стрельцы  у  поруба привычно
стали  спина  к  спине,  широко крестя воздух сияющими клинками.  Потом один
упал, сбитый  резким  ударом под колено, второй замахал саблей еще яростней,
защищая и себя, и боевого товарища.
     -  Никитушка,  поберегись,  невидимка это! - Из  терема  спешила  Яга с
подмогой.
     В ту же минуту стрелец вскрикнул, схватившись за глаза, - ему бросили в
лицо горсть песку,  а потом в два-три пинка по болевым точкам уложили поверх
первого.
     - Митя, ко мне!  -  Я подхватил кривую  еремеевскую саблю и нырнул  под
защиту грозного  напарника. Бревно в  Митькиных  руках  со свистом описывало
широченные  круги.  -  Держи поруб!  Я  - мигом!  -  Мне  ударила  в  голову
неожиданная идея. Только бы он сумел продержаться хотя бы минуту...
     Я спринтерски рванул  к нашему колодцу, в два рывка набрал полную бадью
ледяной воды и с той  же скоростью бросился назад. Митька с честью  выполнил
свой служебный  долг - к тому времени, как я  вернулся,  он  прижимал спиной
узкую дверь поруба, а  его голова моталась вправо-влево под градом  хлестких
ударов. Кто-то невидимый методично превращал его лицо в боксерскую грушу.
     - По-бе-ре-ги-и-ись!!! - завопил я,  предупреждая  наших, и  с  размаху
выплеснул  двухведерную бадью высоко вверх.  Не  меньше тридцати литров воды
рухнуло вниз, проливным дождем накрыв и Митьку, и павших стрельцов, и поруб,
и... нашего противника. Нет, заклятие не исчезло, невидимка не стал видимым,
но на мокрой земле мгновенно отпечатались четкие узкие следы.
     - Взять ее! - махнула сухонькой ручкой Баба Яга.
     Четверо стрельцов отважно бросились вперед, я бы на их месте, наверное,
испугался.  Но  парни  свободно  определяли  местонахождение  противника  по
следам,  и невидимке пришлось несладко. Пока  они  ловили  друг  друга,  мне
взбрело  вторично  сгонять  за  водой.   На  этот  раз  я  ухитрился  облить
непосредственно  супротивника...   Или   супротивницу?   На  мгновение   мне
показалось, что вода  обрисовала изящную девичью фигурку. Видимо, это как-то
отметили и остальные, дружно зарычав: - Хватай чертовку! Не спускай!
     Невидимка бросилась наутек. Я и стрельцы кинулись в погоню, ясные следы
мокрых  женских сапожков были видны невооруженным глазом. Беглянка с разбега
взяла ворота, но мы не отставали. Вечерние улицы  были  достаточно пустынны,
но в сумерках она могла  легко оторваться. На  наше счастье, две-три уличные
собачонки   охотно  включились   в  общую  забаву  и  с  лаем   ударились  в
преследование  невидимой  преступницы.  На  углу   Колокольной  площади  она
свернула в  какую-то низенькую  калитку,  на поверку оказавшуюся удивительно
крепкой.
     - Граждане, откройте! У вас в доме находится опасная преступница...
     -  Никита  Иванович?  - раздался  чуть удивленный  голос из-за ворот. -
Случилось чего?
     - Олена?! Олена, откройте скорее!
     - Сейчас... ой, на помощь! Пустите...  на  помощь!  На по... -  девичий
крик прервался так, словно ей зажимали рот.
     Я кивнул парням, под тяжелыми ударами дверца сорвалась с петель - мы по
одному  протиснулись во  двор.  Открывшаяся  картинка  выглядела  совершенно
ужасающей: в наступающей  темноте на фоне широких чанов для замачивания кожи
яростно  боролись две  фигуры. В одной я сразу же узнал мою Оленушку, другая
была  выше  и  поплотней, но прежде чем мы успели ввязаться в  схватку,  обе
фигуры рухнули в чан, подняв тучу брызг! Когда я подскочил к  краю, холодные
руки Олены  взметнулись вверх,  вцепившись в мои плечи.  Поднатужившись, мне
удалось вытащить насквозь  мокрую девушку из  чана с соляным раствором. Пока
она всхлипывала  на моей  груди, стрельцы выловили вторую.  Ей не повезло...
Рыжеволосая разбойница Настасья, в разодранном сарафане, прижимала обе  руки
к  животу.   Меж  скрюченных   пальцев  торчала  граненая  рукоять  кинжала,
остекленевшие глаза  смотрели  на  пробуждающиеся звезды,  а  рот ощерился в
последнем  проклятии...  Олена  не  могла  говорить  и,  едва  успокоившись,
бросилась  в дом.  Мы тоже не жаждали встреч  с разбуженными хозяевами, двое
бородачей уложили труп на стрелецкий кафтан и понесли со двора. Свидетели не
требовались,  мы и без того  все  видели своими глазами.  Роспись  Олены для
протокола возьму на днях. У девчонки явный психологический  шок -  нападение
неизвестной, отчаянная  борьба, падение в чан и непреднамеренное  убийство в
целях самозащиты. Кстати,  возможно, и убийства не было, Настасья сама могла
напороться на собственный нож...
     Когда я сел за стол в родном отделении, уже  опустилась  ночь. Из наших
серьезно не пострадал  никто,  все участники сражения  у  поруба  отделались
синяками и ссадинами разных степеней тяжести.  Бабка переквалифицировалась в
целительницу, успешно  снабжая всех  мазями,  примочками и повязками. Митька
пострадал  больше  всех,  но  тем  не  менее  расхаживал  по двору  гоголем,
демонстрируя  заплывший глаз и качающийся зуб. Еремеев,  о-о-очень  медленно
двигая  ногами,  обошел  все  посты,  проверил  боеготовность,   лишний  раз
предупредив  о  том,  что  ничего еще не  кончилось  и  вполне  можно  ждать
повторной  атаки.  Дьяк,  судя  по всему, был в полном порядке, когда меняли
стражу у поруба, из-за  дверей доносились  приглушенные  песнопения, обильно
пересыпанные  сквернословием.  Труп  Настасьи  был  завернут  в  мешковину и
оставлен  в сарае. Я лично осмотрел тело, проверил одежду  и вытащил роковой
кинжал.  Скорее,  он напоминал  кованый трехгранный штырь. Идеально подходит
для метания,  пытки,  а при  наличии  силы и сноровки способен пробить  даже
пластинчатые доспехи. Когда Яга освободилась от дел  и  присела рядом, я как
раз вертел в руках этот образчик злого кузнецкого мастерства.
     - Что скажете, бабуля?
     - Ох и не знаю, голубь...  Вот самовар  дойдет,  так я  тебя  чайком  с
настойкою  валериановой угощу. Окромя этого, нам  небось  до полуночи делать
нечего...
     - А полночью что?
     - А полночью оденусь  я, старая, в платье чистое, возьму в  руки  клюку
испытанную  да  и пойду  за ворота свою  судьбу  встречать.  От нее --  хоть
кланяйся, хоть молись, хоть прячься, хоть беги, - а никуда не денешься...
     - Что-то  не нравится мне ваш пораженческий настрой... -  Я придвинулся
поближе и  обнял  бабку за  плечи.  -  Наверное,  вы  просто устали сегодня.
Господи,  да мы втроем и  не  такие дела  проворачивали!  Сражение за  поруб
выиграно, преступница мертва, ее наниматель вынужден скрываться...
     - Не скажи, батюшка... - остановила меня Яга. - Вспомни-ка лучше, когда
Настасью брали, не было ли при ней колпака али шапчонки какой?
     -  Не-ет... Вы намекаете на  шапку-невидимку? Я тоже подумывал об этом,
но ничего подобного обнаружено не было.
     - И колец не было?
     - Кольцо  тоже  может делать человека  невидимым? Вообще-то  на предмет
кольца я осматривал  тело особенно тщательно, искал украденное у Олены. Увы,
ничего не оказалось. Хоть в принципе она могла потерять  кольцо или шапку во
время драки на дворе кожевенной лавки. Ведь когда  мы  ворвались, то  видели
обеих девушек совершенно отчетливо. А раз преступница была зрима, то...
     -  Плохо,  Никитушка,  -  вздохнула Яга, суетливо разбирая  вязание,  -
шапка-невидимка али  кольцо чародейное - улика серьезная, не след  нам такие
вещи терять.
     - Завтра с утра отправлю стрельцов на поиски, только и всего!
     - Да будет ли для нас завтра?
     - Бабуля, что случилось?!  -  не на шутку  встревожился я. Сколько было
опасных,  казалось  бы,  безвыходных  ситуаций, но  такой  печальной  мне не
доводилось ее видеть никогда.
     -  Вон  вода  заговоренная  в рюмочке  дрожмя  дрожит.  Все веточки  мы
обрубили,  но корень злодейский  целехонек остался.  Чую, идет  на нас  беда
пострашней  той, что ждали... Кабы этой  ноченькой не сам Кощей  в отделение
заявился!
     Я не изображал самоуверенный хохот. Не собирался ставить под  ружье всю
еремеевскую сотню  и слать к царю за помощью. Не стал  биться  лбом об  пол,
умоляя   Всевышнего  сию  же   минуту  доставить  на  территорию   отделения
вояжирующего отца Кондрата. Я слишком хорошо представлял себе  всю опасность
возможного визита Кощея Бессмертного. Кощей был признанным злодеем с мировым
именем.  Эдаким  главой  преступного  чародейского  синдиката,  многие  годы
пытающегося  распространить  свое  влияние  на  всю  крещеную  Русь.  Должен
признать, многое ему удавалось... Почти  ежегодные набеги шамаханских племен
(через Кощея они получали наркотики, деньги, магическую силу); планирование,
а зачастую и  личное  участие в самых крупных  преступлениях века (похищение
благородных девиц,  отравление рек,  налаживание постоянного сбыта золота за
рубеж); собственноручное исполнение нескольких грязных убийств, как правило,
совершаемых с  изощренной жестокостью  (обычно жертвами  оказывались молодые
наследники трона, видные бизнесмены  и политики,  что  вызывало чрезвычайные
смуты в  государстве). Сюда можно было бы добавить активизирующееся с каждым
годом  многоженство,  едва  ли  не  африканский  каннибализм и  все  большую
изобретательность в придумывании новых злодейств. Кощей - это большой  гений
преступного мира! Если мне  когда-нибудь удастся  его посадить, я безропотно
сдам дела и выйду на пенсию. Почему  посадить? Согласен,  это слишком мягкий
приговор, но,  с  другой стороны, его столько раз приговаривали  к  смертной
казни...  Абсолютно бесполезное занятие. Недаром у него  преступная кличка -
Бессмертный... Физически нам его не остановить, он в  одиночку вырезал целые
армии. Пристыдить морально... это  если кому перед смертью делать нечего. По
идее, отделение можно закрывать...
     Ожидание хуже всего.  Я  поднялся наверх,  снял с ковра царскую  саблю,
попробовал  помахать.  В  принципе  получается,  конечно...  Опыта  нет,  не
позаботился научиться,  хотя  свободное  время иногда  все-таки было. Ладно,
возьму - Гороху будет приятно, что  я геройски погиб с его подарком в руках.
Когда спустился вниз, Баба Яга, вся нарядная, как на картинке, молча  сидела
на лавочке.  Лицо  у  нее  было  тихое,  благообразное,  озаренное  каким-то
неземным светом.
     - Как вы?
     -  Скоро  уже...  водица  в  рюмочке  плещется,  а  как  винтом  кверху
взовьется, так Кощей и у ворот станет.
     - Я с вами пойду.
     -  Нет...  -  печально  покачала  головой  бабка,  ее  крючковатый  нос
предательски покраснел, а в глазах блеснула влага, - не  ходи, добром прошу.
Ты молод еще, что  толку, если вдвоем сгинем... Тебе  дело  царское до конца
доводить надо, милицию на ноги ставить,  порядок в Лукошкине  наводить. Чтоб
не  было  такого  больше  никогда... чтоб  уголовники  всякие сюда  запросто
шастать не смели, чтоб люди вольно дышать могли!
     - Я с вами.
     - Никитушка, послушай меня, я ить плохого не посоветую...
     -  Все. Разговоры  на  эту  тему приказываю  прекратить.  Как начальник
лукошкинского отделения милиции,  я обязан первым встречать любую опасность,
грозящую нашему городу. Будете спорить - пойду один, а вас здесь оставлю!
     -  Да  ты  в уме  ли, участковый?! - мгновенно  вскинулась Яга,  печаль
исчезла
     неизвестно куда, брови сурово сдвинулись, и под ними заметались молнии.
-  Это  кого  же  ты  оставлять  вздумал?  Да  ты без  меня  супротив  Кощея
Бессмертного и единой минуточки не продержишься!
     - Правильно, - подковырнул я, - а вдвоем мы сила, верно?
     - Ох и хитер ты, батюшка, - улыбнулась бабка, - и за что я тебя  такого
люблю?
     Вода в  зеленой  рюмке ровненько  поплескивала  от края к краю, часы  с
кукушкой отсчитали двенадцать ночи. Откуда ни возьмись раздался истерический
петушиный крик, прославляющий новое утро. Я удивленно глянул на Ягу:
     - Что это?
     - Петух...
     - Я слышу, что петух... Но разве петухи обычно орут в двенадцать ночи?
     -  Обычные не  орут,  - согласилась  она, -  а наш орет  в любое время.
Ходит, как по башке пришибленный. И так мозги куриные, а теперь ночь  и день
путать стал. Только в суп и дорога...
     - Вот  здорово!  - обрадовался было  я  и  приуныл -  нет  ни  малейшей
гарантии,  что  Яге этот суп  придется сварить,  а мне удастся отведать. Тем
паче припомнив, кто, собственно, виноват в безумии петуха...
     - Никита Иванович, - из сеней в горницу шагнул заботливый Митька, -  вы
бы окошечко  прикрыли,  погода  портится,  аж  жуть... Сам  видал,  как  вот
такенная  туча страшная  полнеба  закрыла!  Все звездочки погасли, тока луна
кое-как поблескивает. И вете-е-ер!
     - Пора? - Я вопросительно глянул на Ягу, она на  рюмку - вода  начинала
крутиться, словно кто-то невидимый размешивал ложкой чай.
     -  Пора. Митенька, нам с участковым по делу важному,  неотложному выйти
надо. Ты  уж, соколик,  спать  не ложись,  присмотри за отделением. Случись,
поутру не вернемся, к царю иди, он тебя сиротою не оставит.
     -  Никита Иванович? Бабуля? Чегой-то  вы странные  какие  речи  при мне
заводите... Ровно прощаться вздумали?!
     - Ничего. - Я похлопал парня по плечу, а потом,  не удержавшись,  обнял
по-братски. - Ты  живи долго, Митя. Еремеева держись, службу не бросай, все,
чему я тебя  учил, - помни. Не волнуйся за нас, все будет хорошо... Бог даст
- свидимся. Наверняка есть какой-нибудь рай и для милиционеров...
     - Не пойму я вас... - Наш младший сотрудник оторопело хлопал ресницами,
медленно опустившись на скамью, -  А куда вы? Вот бы и я с вами... Что ж мне
здесь-то штаны протирать?!
     - Нельзя тебе с  нами, Митенька... - ласково ответила Баба Яга, бережно
приглаживая  ему вихры.  - Уж ты  тут  побудь. Прав сыскной воевода -- молод
ты... О лихом не думай, вот  тебе от терема  ключи, кота кормить не забывай.
Сердце  у тебя  доброе, душа  светлая,  а там,  глядишь, при добрых  людях и
разумом обзаведешься.
     - Да я...
     - Нет, Митя! Приказываю остаться в отделении,  за  жизнь дьяка Груздева
головой отвечаешь. А мы... мы тоже... долго не задержимся...
     - За нами не  ходи, худо будет, - заключила бабка, и мы шагнули в сени,
оставив  молодца одного-одинешенького  и,  как пишут в сказках,  "свесившего
буйну голову ниже широких плеч". Звука разбитого  стекла ни я, ни Яга уже не
услышали: зеленая  рюмка,  не  выдержав  зарождающегося  торнадо,  покончила
самоубийством, бросившись со стола на сосновый пол...
     Мы  вышли к  воротам,  несколько  удивленные стрельцы сдвинули засов  с
калитки.
     - Куда собрались  на  ночь глядя? -  К  нам ковылял сумрачный начальник
стрелецкой  сотни Фома  Еремеев. - Того гляди дождь хлынет! Нешто дело такое
уж неотложное?
     -  Увы, ждать нас не будут,  лучше  поторопиться...  - Мне  не хотелось
ничего ему объяснять, Фома мужик правильный:  поймет, в чем  суть  проблемы,
полезет на выручку. К чему лишние жертвы? - Я там оставил Митьку за главного
в отделении, если к утру не вернусь - ты присмотри за ним.
     - А вы-то куда?
     -  Нам  надо.  Не трави  душу вопросами,  идем  в  интересах следствия.
Постарайся, чтоб твои ребята до рассвета просидели у нас за забором.
     - Темнишь ты, сыскной воевода... - недоверчиво  поморщился  Еремеев.  -
Дай-ка я тебе в дорогу десять молодцов кликну!
     - Нет.  И Митьке сказал,  и тебе  настрого приказываю  - за  территорию
отделения не  выходить! Может быть совершена вторичная попытка отбить  у нас
ценного  свидетеля... Ждать!  Утром  разрешаю действовать  по  обстановке. А
сейчас - пропусти!
     Фома  раздраженно повернулся  на каблуках  и  махнул  рукой.  Он иногда
позволяет  себе  некоторые  вольности, но  дело знает и  приказы исполняет в
точности. Едва мы с Ягой вышли за ворота, как ветер утих, тучи сдвинулись, и
лунный свет озарил высокую черную фигуру на противоположном конце  пустынной
улицы...

     Это было похоже на классическую сцену из американских  вестернов. Кощей
шел медленно, скользящими шагами, засунув руки  в карманы то ли плаща, то ли
балахона, столь длинного, что полы поднимали пыль. Воротник  высоко  поднят,
голландская шляпа  с  пряжкой и  широкими полями придавала ему окончательное
сходство с Клинтом  Иствудом.  Я страшно пожалел, что у меня под  рукой  нет
шестизарядного американского кольта. Не то чтобы он  в какой-то мере мог нам
помочь,  просто  соответствовал обстановке  как последний  штрих.  Я  широко
расставил  ноги,  на  манер   бесстрашного  шерифа,   поборника  законности,
прикрывая  плечом Бабу  Ягу,  словно  самую  прекрасную  из всех  мексиканок
Техаса. С улицы почему-то исчезли  все  звуки: смолкло стрекотание сверчков,
шум ветра, поскрипывание заборов, лепет августовской листвы и перешептывание
звезд. Кощей остановился шагах в десяти и начал первым:
     - Что, сыскной воевода, вот мы и встретились на узкой тропиночке!
     -  Да  уж  не  разойтись...  -  подтвердил  я.  -  Только  эта  улица с
односторонним движением, и уйти придется вам.
     - Больно храбр ты, участковый... А может, от страха разум потерял?  Или
рассердить меня хочешь, чтоб легкой смертью умереть?
     - Вопросы здесь задаю я! Что вам понадобилось в моем городе?!
     - Что такое?  -  Кощей сдвинул шляпу на  затылок,  оттопырив хрящеватые
уши, похожие на крылья летучей мышки. - Чей город? Твой?! А я-то думал, ты у
нас человек неместный...
     -  Лукошкино  -  мой город! -  твердо заявил  я.  -  А  потому  допрошу
предъявить документы, гражданин!
     Злодей скрипуче расхохотался... Баба Яга за моей спиной долго прочищала
горло, пока смогла наконец пропищать:
     - Да что  ж ты делаешь,  простофилюшка?!  Он ить из тебя сейчас окрошку
натяпает! Целиком сглотнет, да тока погоны и выплюнет! А ты на  рожон прешь,
ровно дитя  малое... Ну-кась,  пусти вперед бабушку! Мне терять нечего, я  с
ним по-свойски потолкую...
     -  Ух  ты...  -  Кощей  резко оборвал смех и втянул  плоскими  ноздрями
воздух. - Это кто  ж тут еще  обретается? Выходи, не прячься... Яга! Тебя ли
вижу, родственница?
     - Родственница?! - ахнул я.
     - Дальняя! - огрызнулась Яга. - Слыхал небось, что семью не выбирают...
Я это, Кощеюшка, я! Не думала, не чаяла тебя в наших краях встретить...
     -  Да  ведь  и ты, помнится,  в мои  хоромы  без приглашения  ходишь...
Значит, правду говорили, будто ты из дела вышла, со старым завязала и в печь
на лопате только пироги с капустой сажаешь?!
     - К старому возврата нет! - решительно кивнула бабка, с чисто уголовной
лихостью  щелкнув  по зубу  ногтем  и проведя  невидимую  черту  у себя  под
подбородком.  - Мне супротив тебя, ровно  кошке  супротив медведя, а  только
Никитушку я в обиду не допущу!
     -  Скажите,  какие  мы  благородные  стали...  -  на  секунду  смешался
бессмертный уголовник.  - А участковый  твой знает  ли, сколько народу ты по
молодости  извела?  Скольких  царевичей-королевичей,  Василис  да  Марьюшек,
Ванечек да Лутонюшек  загубила?!  "Свежего мясца  поем, на  белых  косточках
покатаюся-поваляюся..."
     - Немедленно прекратить! - вмешался я, заступаясь за Ягу. - Либо вы сию
минуту  принесете  извинения  работнику нашего отделения,  либо  пятнадцатью
сутками не отделаетесь!
     - Чего, чего, чего еще?! - отступил  Кощей, но опомнился быстро. -  И в
самом деле, зачем пустые разговоры... Готовьтесь к смерти! Оба!
     Мы переглянулись, в руках негодяя  ниоткуда появился  трехметровый меч,
изогнутый причудливыми  волнами. Нечто  похожее  я видел среди  шамаханского
вооружения, хотя  и  не  таких  устрашающих размеров.  Кощей с  удивительной
легкостью  взмахнул  клинком пару раз -  сияния  черной стали даже  не  было
видно, только неуловимый свист от разрезаемого ночного воздуха.
     - За сабельку-то не хватайся, не смеши людей... - предупредила бабка, и
я виновато убрал ладонь с рукояти.
     Кощей заметил это и гнусно ухмыльнулся:
     - Смотрю я на вас и не пойму,  как  такие черви бесполезные  самому мне
поперек дороги стать посмели? Знали ведь, на что шли...
     Мы молча кивнули. Слишком хорошо знали...
     - За  честность  вашу,  за  храбрость  да за глупость жалую  вас честью
великою  -  сами промеж себя решите, кто первым смерть лютую примет... Да не
тяните долго!
     - Что делать, бабушка?
     - А я  знаю, касатик?! Одно скажу, на чародейство мое рот не разевай, я
при нем, аспиде лысом, ни одного заклинания и произнесть-то не смогу...
     -  Все,  время  вышло! - громогласно объявил злодей. - Мой  меч -  ваши
головы  с  плеч!  Как  казниться будем? Сперва  участковый, потом  Яга?  Или
наоборот - Яга, участковый...
     - А я? - басовито раздалось за нашими спинами.
     -  А при чем здесь ты?! - раздраженно  буркнул Кощей, даже  не осознав,
что к кому-то обращается.
     - А я что  ж, опять без работы остануся? Без начальства любимого да без
друзей  милых...  нет  уж!  Коли пошел  такой  расклад,  так  и я с  Никитой
Ивановичем  да  с  Бабулею  Ягулей  кровью  своей  за  порядок  в  отечестве
отстрадаю!
     -  Митька! -  возмущенно  ахнули мы,  а  наш молодец патетично выступил
вперед, закрывая широкой грудью и меня и Ягу.
     - Ах, вон это кто! -  опознал героя гражданин Бессмертный, демонстрируя
хорошую память. - Узнаю  молодца  по  ухваткам, хотя и обличье  у  тебя иное
было... Давненько не виделись, петух милицейский!
     -  Щас  как дам в ухо!  -  грозно  насупился  Митяй.  -  И  за  прошлые
оскорбительства добавлю! Будете знать, как обзываться... Мне Никита Иванович
весь жаргон ваш уголовный растолковал-поведал... Козел!
     Теперь уже  настала очередь нашего врага  изумленно распахнуть варежку.
Мы сдержанно похихикали, но служебная дисциплина  - превыше всего.  Пришлось
погрозить пальцем своевольнику:
     - Я же приказывал не покидать отделения!
     - Виноват! А  тока  вы здесь  живота не  жалеете,  болтая с  преступным
элементом, а меня обидели почем зря... Вам, значит, можно? Бабе Яге, значит,
тоже?  А  я,  значит,  деревенщина  необразованная,  мне  Родину  любить  не
дозволяется?! Нехорошо поступаете, не по совести это...
     -  Ты от ответа не увиливай! - поддержала меня  Яга.  - Как посмел сюда
заявиться, коли все отделение без охраны осталось?
     - А Еремеев на что?! - даже удивился наш простодушный  бугай. - Я ж ему
записочку на заборе  начертал, не волновался чтоб. Как углядел с крыши,  чем
вы тут занимаетесь, так начертал сразу и побег. Мне тоже интересно небось...
     - Блин! А на крыше-то тебе что понадобилось?!
     - За вами бдил, блин!
     -  Ну   и  ладно,   -  прорезался   наконец  несмазанный  голос   Кощея
Бессмертного, - раз уж вы, милицейские, так друг за дружку по жизни  стоите,
не буду вас и в смерти разлучать. Всех одним ударом пообезглавливаю!
     - Минуточку!  А я вот чурбачок со двора тащил... Дозвольте попробовать,
Никита Иванович?
     - Валяй, - разрешил я.
     Митька нырнул куда-то в темноту,  вернулся с полутораметровым чурбаком,
едва  ли не метр в диаметре, и, крякнув, запустил его в  Кощея. Тот  даже не
попытался уклониться... Несколько взмахов волшебного  меча, и на землю упали
аккуратно  нарубленные дровишки. Хоть сейчас складывай в поленницу и запасай
на зиму.
     - Не вышло, - извинился Митя,  обтирая руки об рубаху, - сильно могучий
злодей попался... А вот у нас  в деревне я  бы любого  так свалил, кого хошь
спросите!
     Кощей  Бессмертный  еще  раз  исполнил  партию демонического  хохота  и
поудобнее  перехватил   меч.  В  ту   же   минуту  ворота  нашего  отделения
распахнулись и полтора  десятка  стрельцов  под  командованием Фомы Еремеева
бросились в психическую атаку. Грозные, длинноствольные пищали нацелились  в
тощую балахонистую фигуру.
     Прежде чем я успел вмешаться, Фома громко выкрикнул:
     - Огонь, молодцы!
     Грянул  залп!  Круглые   свинцовые  пули  прошили  Кощея  насквозь!  Он
внимательно  осмотрел  дыры  в  новом одеянии и заскрипел  зубами.  Впрочем,
падать мертвым не стал, да, судя по всему, и не собирался...
     - Еремеев!
     - Я!
     - Именно! Какого черта еще и ты здесь делаешь?!
     - Тебя с друзьями от беды защищаю.
     - От  какой беды?!  Я  же  всем  приказывал -  за  ворота  не выходить,
охранять отделение и ценного свидетеля!
     - Ну,  знаешь, мы  тоже не безголовые!  - обиженно  огрызнулся Фома.  -
Отделение покуда никуда не сбежит, а у поруба  я  самолично  замки проверил,
наделено все. Что же до приказа твоего касаемо, так парень ваш другой приказ
на  заборе накарякал: "Наших бьють! А  кто не  пойдеть, тот  - ...."  Дальше
слово дюже неприличное. Что ж мы, нехристи какие, своих в обиду давать?!
     - Какое еще слово?
     Фома, стесняясь, прошептал мне на ухо, я  покраснел. Особо  ругаться на
ребят было некогда,  да и вряд ли имело смысл. Понимаете, эти люди просто не
осознают реальную опасность и не знают, против чего идут. Им это не важно! В
другое время я был бы горд такими друзьями...
     - Ну, все, участковый, довел ты меня! - Глаза Кощея  загорелись зеленым
огнем.  --  Вот   теперь-то   уж  настала  смерть  безвременная  и  тебе,  и
Яге-предательнице,  и наглецу  твоему стоеросовому,  и стрельцам  царским  -
всем! За один мах хоть пятьдесят голов срублю,  с тел все мясо  состругаю, а
от отделения и головешек тлеющих не оставлю... Прощайтесь!
     - Батюшка сыскной  воевода,  а  вот  у меня еще одна идея образовалась,
очень полезная. Дозвольте еще раз попробовать?
     - Да ради бога, Митя...
     Пока  Кощей примеривался да замахивался, наш  сотрудник  бодро  прыгнул
вперед и начал вприсядку расхаживать по улице. Он  качал головой,  бил  себя
руками по бокам, как крыльями, и, выпятив  грудь, громко повторял  на разные
лады:
     - Ку! Ку-ка! Ку-ка-ре! Ку-ка-ре-ку-у-у!!!
     Мы   все,   включая  обалдевших   стрельцов,  недоуменно   следили   за
старательными  попытками артистичного Митьки  изобразить  петуха. Кощей тоже
отвлекся,   с  интересом  наблюдая   за  развитием  представления.   Всласть
накукарекавшись, Митяй сплюнул и огорченно доложил:
     -  Не  действует!  А  вот  у  него  на  дому  очень  даже  фу...  нк...
цио-о-нир-ровало! Почему так?
     - Потому,  что там ты  был  настоящим петухом! -  расхохотался злыдень,
убивающий кошек. - На  твои потуги и смотреть-то  не стоило, тоже мне, умник
нашелся... Эх, прощевай, милиция лукошкинская! Моя воля - ваша погибель...
     Черный меч на мгновение закрыл луну, но в  эту секунду на спящий  город
громом небесным обрушился... настоящий петушиный крик:
     - Ку-ка-ре-ку!!!
     В первый раз Кощей не поверил. Схватился  за то место, где у нормальных
людей сердце, упал на одно колено, но не поверил...
     - Опять участковый штучки  свои милицейские крутит... Не  может  такого
быть, чтоб живой петух по ночам пел!
     Все  согласно закивали,  но на  наших воротах  неожиданно  нарисовалась
рослая домашняя птица с распущенным хвостом и лихим гребешком. Лично я узнал
этого мерзавца  с первого  взгляда...  Кощей Бессмертный поднялся  на  ноги,
отряхнул балахон, и черный меч вновь взметнулся в воздух. Стрельцы, чисто по
привычке,  схватились за  сабли.  Кто  перед ними стоит,  они давно  поняли,
победить не  надеялись,  но  тем не менее воинская  выучка не  позволяла  им
принять  смерть без  сопротивления.  Митька так тот вообще полез  в  карман,
выгреб горсть семечек и щедро предложил всем. Я лично взял...
     - Ну все, конец лукошкинской милиции! Никого не пощажу, камня  на камне
не оставлю,  а  город беззащитный  кораблями летучими  забомблю,  себе  одни
развалины оставлю! Ни человека, ни зверя, ни птицы в живых не будет...
     Мы  ему не ответили.  Чего спорить,  раз  оппонент  еще  не понял,  что
проиграл... А вот наш петух молчать не стал.
     - Ку... - угрожающе начал он.
     -  Эй,  эй, эй!.. Вы чего?! Сейчас  же ночь!  -  всполошился  Кощей, но
пернатый гад районного масштаба не отступал:
     - Ку-ка...
     - А-а-а... Чтоб вас всех, ментов поганых! - взвыл злодей, сунув меч под
мышку и пускаясь наутек.
     - Ку-ка-ре-ку!!!  - победно неслось  вслед.  Петух орал  изо всех  сил,
хлопая крыльями и вдохновенно подпрыгивая  на  воротах.  Откуда  ни возьмись
застрекотали  притаившиеся  сверчки, где-то залаяла собака, стукнули  чьи-то
ставни, ночь вновь наполнилась звуками.
     - Ура? - скромно предложил Митька.
     -  Ура-а-а... - тихим хором  прошептали мы. Будить никого  не хотелось,
хотя я уже был немало удивлен тем, что на ружейный залп по Кощею не сбежался
проснувшийся народ. Наверняка магия...
     - Пойдем  в  дом, Никитушка. - Баба  Яга подцепила  меня  под локоток и
повернулась к остальным: - И вас  всех в терем прошу: в честь победы великой
да избавления чудесного по стопочке откушать.
     -  За  милицию родную  из  ваших рук  с  почтением  примем...  -  чинно
поклонились стрельцы.
     Мы повернули стопы  в  сторону  отделения,  я пропустил всех  вперед  и
задержал Ягу:
     - Бабуля, поговорить надо...
     - Да не волнуйся, сокол, Кощей Бессмертный теперь  уже небось в убежище
своем тайном хоронится. До следующей ноченьки и носу высунуть не посмеет.  А
я-то завтра  с утречка  поворожу  как следует, глядишь,  по следам  злодея и
отыщем.
     - Это замечательно... - замялся я, - только... дело совсем в другом.
     - Ты  про Настасью рыжую, что ли? Так,  я думаю, шапка-невидимка  у нее
была. Наверняка Кощей одарил, больше некому.  А в шапке-невидимке много  дел
наворотить  можно.  И чертежи покрасть,  и яду подсыпать, и  драку  у поруба
учинить. Жаль тока, вы с молодцами шапку ту подобрать не сумели...
     - Я не это имел в виду... я извиниться хотел!
     -  Передо мной?! - удивилась  Яга.  - Да за что ж, касатик? В том,  что
сегодняшней ноченькой приключилось, твоей вины нет, и моей тоже. Конечно, ты
у  нас  начальник,  а  значит,  за все  про  все  -  поперед  всякого первым
ответчиком будешь. Да только разве ж мог ты знать, что в расследовании нашем
мы самому Кощею вживую хвост  прижмем? Не вини себя, Никитушка, служба у нас
такая...
     - Господи, да я же совсем не об этом! Я хотел извиниться перед петухом!
Это  я, я виноват  в том, что он  сошел с ума и  орет  когда  ни  попадя. Он
исправно  будил  меня  каждый  день  в  четыре  часа  утра...  Ну  кому  это
понравится?!  Вот  я и  дал  ему...  яблоком  по  башке! Очевидно, произошло
некоторое  помутнение  рассудка вследствие сотрясения его куриных мозгов.  А
сегодня  он нас всех спас...  Мне  неудобно. Я  готов  принести  официальные
извинения...
     - Ох, беда мне  с  тобой, участковый,  - улыбнулась  Баба Яга. -- Птицу
домашнюю обидел - плохо, от смерти верной все  отделение избавил - хорошо...
Видать, и вправду люди говорят, что Бог ни делает - все к лучшему. Пойдем-ка
в дом...
     - А... его, петуха, как-нибудь вылечить можно?
     -  Попробую. Он ить  теперь  у  нас на  особом  счету, как  от  органов
безвинно пострадавший...
     Мы  посидели  недолго, но душевно.  Песни петь я не  разрешил, выпить -
выпили... Где-то около четырех утра я ушел к себе наверх, чтобы поспать хотя
бы  пару  часов. Утром, пораньше, надо отправить  докладную  царю.  Мне была
необходима его санкция  на  арест  и  взятие  под  стражу. К тому  же  Горох
требовал, чтоб  я  непременно допустил  его к участию в  задержании. Хотя  в
связи со смертью Ксении Сухаревой царские планы  вполне могли  и измениться,
но предложить или хотя бы поставить в известность я был все-таки обязан. Сон
свалил меня  прежде, чем мысли о завтрашнем дне сформировались в полноценный
план  действий. Снилось  что-то тревожно-сумбурное:  я боролся  с  какими-то
косоглазыми  монстрами,  отстреливаясь из  табельного  ТТ,  догонял какую-то
девушку на  мотоцикле, а  когда  догнал, она превратилась  в царя Гороха.  В
общем, сон бессмысленный и дурацкий. Обычно Яга  их щелкает как семечки,  но
этот даже пересказывать не хотелось. Встал сам, ровненько в шесть  утра, как
по  будильнику.  Сделал зарядку, умылся,  спустился вниз. Сумрачная Баба Яга
молча  поставила передо мной  хлеб  и молоко.  Судя по всему, она просто  не
ложилась, такого, чтоб бабка не приготовила мне завтрака, - не бывало...
     - Сегодня я его возьму.
     Яга  продолжала  молчать,  сосредоточенно  уставясь  в  окно.  Пришлось
встать, подойти к старушке сзади, обнять за плечи и клятвенно пообещать:
     - Я возьму его, сегодня же. Кощей Бессмертный больше никогда не  явится
в отделение и не будет размахивать здесь мечом. Дело почти закончено, у меня
осталась пара-тройка  невыясненных моментов,  но в целом все  уже встает  на
свои   места.   Через  час  я  получу  последние  доказательства,  если  они
подтверждают мою версию,  то операцию по  аресту главного преступника  можно
назначать на шесть часов вечера. Мне понадобятся войска  и, возможно, помощь
горожан, поэтому время  приближено к вечеру. Стрельцы  будут посвободнее,  и
лукошкинцы закончат дневные дела. Повторяю еще раз -- я возьму его! Возьму и
засажу пожизненно, в самый дальний острог, в зону самого строгого режима. Но
для этого мне понадобится ваш совет и участие...
     Яга  рассеянно  кивнула. Я  усадил ее за стол, поставил самовар, достал
чашки и изложил суть дела:
     -  Сейчас мы  с Еремеевым  и  Митькой  отправимся в кожевенную лавку  к
Олене. Я убежден,  что во дворе мы отыщем и черный парик, и шапку-невидимку.
Потом  пригласим всех стрельцов охранной сотни на  осмотр тела, наверняка ее
опознают,  указав,  в  каком   районе  города   она  предположительно  могла
скрываться.  Дальнейшее -  дело  техники. Кощей Бессмертный прячется там же,
где скрывалась  Настасья.  Мы  оцепим  дом,  эвакуируем соседей  и  проведем
арест... Вам с медом или с вареньем?
     - Безо всего, да  покрепче...  - тихо  промолвила бабка. Выпив  большую
чашку,  она посмотрела на меня  долгим,  внимательным взглядом:  -  Спасибо,
Никита  Иванович. Что-то  совсем  подкосила меня эта ноченька.  Как  вспомню
Кощея, глазищи его страшные,  меч  острый, смертушку  близкую - так  ноги  и
подкашиваются. От страха великого весь разум растеряла... Уж ты прости меня,
дуру старую!
     - Да бросьте вы... еще чаю?
     - Нет, довольно, себе  налей.  Слушала я тебя внимательно, все ты верно
говоришь, а только, чтоб вышло все, и ты меня послушай... Шапка-невидимка по
форме любой быть может - хоть колпаком, хоть треухом, хоть ермолкою. По виду
- вещь самая  обыкновенная. Проверить ее легко  - на голову надень да  сзаду
наперед и  поверни. Ежели  стрельцы  тебя не  увидели,  значит, она и  есть.
Снимай так же, с поворотом...
     - А если сразу - нельзя?
     - Можно, но голова закружится.  Митьку с письмом к царю пошли, до лавки
с Фомой погуляете.  У  зазнобушки  не задерживайся,  время  дорого. Да пущай
Еремеев своим приказ даст - всем до единого в  отделение прибыть. Уж труп-то
я им и  сама  покажу, а там пущай ищут. Мне  бы только улицу  знать,  дале я
Кощея носом  учую, как бы злодей ни прятался. Ну, беги, соколик, через часок
ворочайся - ужо я тебе хоть завтрак спроворю...

     Докладная государю получилась  длинной. Я сообщал  о поимке рыжеволосой
убийцы,  о  тайном проникновении  в  город  Кощея Бессмертного, о его прямом
признании в организации кражи чертежей и о планах наших дальнейших действий.
Так  как  преступление  было  фактически  раскрыто,  я  просил  поставить  в
известность боярскую думу и обещал взять Гороха на задержание. Митька принял
сложенный вчетверо лист бумаги  с моим подробным отчетом. До царского терема
он добегал  быстро, пускали его без очереди,  а в таких простеньких заданиях
напутать что-либо  было  невозможно. Еремеев  отрядил шестерых  стрельцов  с
приказом собрать в отделение всю охранную сотню. В течение часа, несомненно,
соберутся  все.  На  мое  предложение  прогуляться до  кожевенной  лавки  он
согласился с радостью. По дороге я разъяснил ему, что именно мы намереваемся
найти. Фома выразил некоторые сомнения:
     -  Дело-то вечером было, в сумерки.  Ежели, как ты говоришь, девки друг
друга  за  косы тягали, так,  значит, Настасья эта шапку свою  невидимую  во
дворе потеряла.  А сейчас уже часов восемь будет. Нешто хозяева  за всю ночь
да за все утро на двор  носу не высунули да шапку брошенную  не присмотрели?
Ведь Олена твоя напервой все сродственникам обсказать должна бы...
     - Логично,  - кивнул я,  - но тем  не менее нанести визит стоит в любом
случае. Если шапку уже подобрали - тем более! Не зная лично владельца лавки,
не  хочу  заранее  думать  о  человеке плохо,  но  шапка-невидимка - слишком
сильное искушение для любого рядового гражданина. А уж какие возможности она
предоставляет коммерсанту... Нет, такие общественно-опасные вещи надо строго
изымать  у  населения  и  держать под  замком,  в  специально  оборудованных
хранилищах.
     -  Это правильно,  -  подтвердил Еремеев,  - а ты про  сапоги-скороходы
слыхал? В  сочетании с шапкой-невидимкой - штука совершенно нестерпимая! Вот
ежели вор, к примеру...
     Так  за  разговорами  мы  неторопливо  вышли  на  Колокольную  площадь,
свернули налево  к  знакомому мне дому. На дверях  лавки  по-прежнему  висел
пудовый замок, и ставни были закрыты.
     - Товар принимают, - выдал я первое, что пришло мне в голову.
     Сотник,  пожав плечами,  стукнул кулаком  в  ворота. Потом  мы  стучали
попеременно минут пять, пока  из соседнего  дома не высунулся дедок -- божий
одуванчик. Добродушно шамкая беззубым ртом, он внес необходимые пояснения:
     - Штучите,  штучите!  Хожаев  нету,  а девка  дома шидит. Небось  и  не
вштавала ишшо... Штучите!
     Пришлось  барабанить  снова,  пока  наконец  Олена,  через   калиточку,
осторожно не поинтересовалась: кто  там? Я официально представился, пояснив,
что  пришел  с начальником стрелецкой стражи  для  осмотра  места  вчерашних
трагических событий.
     - Так ведь... дяди-то нет.
     - Я  в  курсе, ваш сосед  предупредил.  Но, честное слово, нам в  любом
случае надо все проверить. Вы уж извините, служебная необходимость...
     -  Ладно,  - решилась  она  -  сейчас  открою. Причешусь  только, а  то
неудобно.
     Вскоре калитка отворилась, и нас пропустили внутрь.
     - Дядюшка  с тетушкой да детишки ихние на зорьке в деревню уехали, дела
у  них  там семейные. Меня дома  оставили, за хозяйством следить. Ваши засов
вчера выбили, я починила. Только... родственникам ничего не рассказывала. Не
могу, страшно...
     -  Понимаю,  -  сочувственно   улыбнулся  я,  -  конечно,  это  шоковое
состояние, но вас ведь никто не обвиняет. Я сам и еще двое свидетелей готовы
подтвердить, что это была самооборона. Когда вернутся ваши опекуны?
     - Денька через три.
     -  Отлично,  набирайтесь   храбрости  и  постарайтесь   им  все  честно
рассказать, а докладную царю Гороху я уже отправил.
     - Добрый  вы и заботливый... - Глаза Олены  смотрели на меня так нежно,
что я ощущал себя едва ли не полубогом.
     -  Кхм... - многозначительно прорезался за моей спиной еремеевский бас.
- Так что, сыскной воевода, двор осматривать будем или нет?
     - Да, разумеется, естественно, конечно, сию же минуту! Вы не против?
     - Нет, - ответила она. - В дом тоже зайдете?
     - В следующий раз, если пригласите. На сегодня, по плану, только  двор.
Мы ненадолго...
     ...Двор владельца кожевенной  лавки не  многим  отличался  от остальных
дворов  местных  жителей.  Большой сарай,  видимо для  хранения  товара, был
заперт на три замка. Но в принципе  нам  там и смотреть-то нечего, не за тем
пришли. Чаны для замачивания кож стояли на том же месте, вот их мы осмотрели
особо  тщательно.  Потом еще  была целая  гора  стружек и  опилок, маленькая
конюшня на одно  место,  без лошади; старая телега, открытая мастерская, ну,
еще  что-то  там по мелочи.  Но даже  при самом старательном осмотре  ничего
похожего на шапку-невидимку мы не обнаружили. По словам Олены,  она также не
видела что-либо подобное:
     - Когда  меня  сзади  ухватил кто-то да железом острым в бок  уперся, я
испугалась сначала.  Потом споткнулась и упала, а тот, кто меня  держал, так
через  ногу  мою и  рухнул. Гляжу,  Настька! Глаза  злые, в руках ножик. Я -
бежать, она за мной. У чана догнала, тут и  вы подоспели... Никакой шапки на
ней не видала. Вот разве... ежели дядюшка, с утра отъезжаючи, ее нашел да  с
собой  забрал?  Он  у  нас домовитый,  все, что на  дороге лежит, - все себе
тащит.
     -  Увы, вполне  может  быть...  -  вынужденно  признали  мы.  Это  мало
радовало,  но  тем  не менее давало хоть какую-то  робкую  надежду  все-таки
вернуть шапку-невидимку. А здесь ловить больше было нечего.
     ...В отделение возвращались  несолоно  хлебавши. Баба  Яга  заканчивала
инструктаж последней группы. Кроме  тех молодцов, что были с  нами на обыске
постоялого двора Селивестра Поганова,  тело  покойницы опознали  еще шестеро
стрельцов.  Их мнения о месте жительства  Настасьи сильно разнились,  но все
единогласно  утверждали,  что неоднократно  видели  ее  в  районе  базара  и
Колокольной  площади.   Отпустив  Фому,  я  принял   Митькин  доклад.  Горох
благодарит нас за службу, будет  счастлив принять участие в аресте Кощея  и,
как руководитель всей операции, предлагает свой собственный  план задержания
преступника. Ему на  днях подарили новую дамасскую саблю, против  которой ни
один злодей не выдюжит, так как она вся целиком заговоренная.  В мою задачу,
следовательно, входило выманить Кощея на площадь, согнать туда целый стадион
народу  и  дать  возможность царю-батюшке  прилюдно  снести  башку  отпетому
уголовнику в  честном  поединке.  Только  так  и  не иначе  он сумеет  унять
сердечную  боль  по бедной  Ксюшеньке...  Иногда  Горох меня смешил,  иногда
раздражал своей  душевной  простотой.  Сегодня именно второе... Подошли двое
стрельцов предупредить,  что скандальный дьяк матерно  требует выпустить его
из  поруба "по  малой  нужде", в противном случае угрожая затопить нам  весь
следственный изолятор. Я махнул рукой, пускай выпускают на фиг! Обоих! Этому
вчерашнему  "привидению" добавить пинка под зад и гнать  со  двора.  Филимон
Груздев уже ни  для кого  не представлял  интереса,  Настасья мертва, других
исполнителей у  Кощея, судя  по всему, не  было. Стрельцы вежливо  позволили
дьяку  добежать до  нашей  уборной, а потом невежливо  вытолкали за  ворота.
"Привидением",  как я и предполагал,  оказался все тот же Павел Псуров. Надо
было  спорить с Ягой на рубль,  она  не верила... На этот  раз представитель
альтернативного  следствия  был  наряжен в два  мешка из-под муки, поминутно
чихал и  уверял всех,  что  он  - предрассветный туман! Дескать,  специально
обрядился утренним  маревом  и  шел  по следу  банды  разбойников, волокущих
охапки царских чертежей. А еремеевские стрельцы, стало быть, оторвали его от
важнейшего задания, зверски  избили  и  посадили в  тюрьму, на  что он будет
жаловаться  надеже-государю  не  переставая!  Если  вы найдете  в  Лукошкине
безнадежно тупого  дебила с такой развитой фантазией, что примет обсыпанного
мукой пьяницу  за  клубы  серого  тумана, -  я  собственноручно  подарю  вам
звездочку с погона... Охранники разделяли мое мнение, и Псурову по сравнению
с дьяком досталось  втрое. Уже за  территорией отделения они отряхнулись и в
обнимку  пошли на царский двор плакаться боярской думе на мое самоуправство.
Я вернулся в дом, сел за стол, погрустил о несовершенстве мира и даже как-то
не сразу понял, что, собственно, меня  напрягает. Вроде бы в  горнице ничего
не изменилось:  большая  русская  печь, полки с  посудой,  самовар,  вязаные
дорожки на полу, все, как всегда... Пришлось присматриваться дважды,  прежде
чем я уловил, чего тут не хватает, - стол был пустой! В том смысле, что меня
не  ожидал обещанный завтрак,  а,  как вы помните, подобные провалы в памяти
для Бабы Яги отнюдь  не характерны. Я не успел еще толком вникнуть в причины
подобного нонсенса, как дверь бабкиной комнаты распахнулась и Яга скользнула
в   горницу.  Вид   у  нашего  эксперта  по  криминалистике  был  суровый  и
неприступный. Без  всяких  предисловий и объяснений старушка бухнула  передо
мной на  стол две вещи: золотое кольцо с пятилепестковым цветком  и  лыковый
лапоть, примерно тридцать седьмого размера. Я попробовал  сделать задумчивое
лицо,  глубокомысленно  кашлянул...  особого   дара  прозрения  мне  это  не
добавило. Ну, предположим, это  колечко Олены, только где Яга его взяла? При
чем тут  лапоть  (вроде  с левой ноги), тоже  не  очень ясно. Понятно  одно,
завтрак мне не подали потому, что я его не заслужил! И видимо, у бабки  есть
на то очень серьезные причины...
     - Ладно, сдаюсь... Что все это значит?

     - А значит энто, соколик ты  мой, что все наше расследование опять коту
под хвост!  Либо я на старости слаба глазами стала и нюх  милицейский теряю,
либо ты всю работу  отделения не в ту степь направляешь. Ей-богу, Никитушка,
как  села я  да  как  все  факты с уликами  сопоставила, так и призадумалась
невольно: а ты не вредитель ли у нас?!
     От  подобного "предположения" у меня просто пропал дар речи. Баба Яга с
минуту сверлила меня специфическим, прокурорским взглядом, словно щепетильно
высвечивая самые заповедные уголки моей темной души.
     -  Не  серчай, участковый. Чистое у  тебя  сердце,  да к  горю людскому
ответчивое... Вот кое-кто добротой-то твоей и попользовался. Что глядишь как
неродной? Я тебе правду говорю...
     - Бабуля! - взмолился  я, вытирая носовым платком пот со лба. -- Хватит
загадок, давайте выкладывайте все как есть!
     -  Как  есть?  А  вот  этого-то я  и не знаю,  не ведаю... - язвительно
развела руками Яга. - Давай-ка лучше  в такую игру поиграем:  я тебе загадки
коварные загадывать буду, а ты на них ответ держать. Сумеешь меня победить -
твоя  взяла! Сей  же час  ухожу из опергруппы на пенсию, буду  вам, молодым,
кашу  варить да со стола прибирать. В следственные  дела  и носу  не суну! А
вопрос мой будет такой: ты драку-то с невидимкою у поруба хорошо ли помнишь?
     - Естественно! Как-никак сам принимал деятельное участие...
     - Помнишь, значит? Ну, так проверим: когда ты водицей на землю плеснул,
в
     грязи следы малые, девичьи отпечатались. А вот какие?
     -  Это в смысле обуви? Носок острый, каблук  узкий, предположительно  -
небольшой сапожок...
     -  Стало  быть,  преступница  в  сапожках  была! Так вот  тебе, сыскной
воевода, первая  загадка: когда  же  Настька разбойная  в лапти  переобуться
успела?!
     Я  тупо взял лапоть в руки... Боже мой, когда стрельцы перенесли тело в
наш сарай, ведь я лично проводил первый осмотр. На трупе был старый сарафан,
рубаха, какая-то  накидка  сверху и...  лапти! Действительно, лапти! Неужели
этот нож,  торчащий  из живота,  настолько  завладел моим  вниманием,  что я
перестал видеть очевидное?
     - Никитушка,  ты  ведь  телу  уголовницы поперед меня осмотр  вел.  Как
думаешь, где я энто колечко нашла?
     - На пальцах обеих рук его не было, - неуверенно заявил я.
     -  Верно, на  груди  ейной оно  сокрыто было,  на веревочке висело. Ты,
поди, под одежкой-то у ней не лазил?
     - Что ж я, извращенец, что ли?!
     - Ты - милиционер! Следствие ведешь, - наставительно поправила бабка, -
и на грудях преступницы убиенной не за ради  баловства  шаришь! Вот тебе моя
вторая загадочка:  почему  Настасья колечко краденое, полюбовником даренное,
не на пальце носила?
     - Понятия не имею... - честно признался я.  - Носила она его!  Когда мы
столкнулись с ней в трактире  Поганова, это кольцо и привлекло мое внимание.
Оно было у нее на безымянном пальце. По-моему, левой руки...
     - Большое оно ей, - объяснила Яга. - На какой палец ни надень, все одно
свалится.  В ту ночь Настасья кулака небось  не разжимала, чтоб  колечко  не
упустить. А зачем надевала-то, коли большое?
     - Из уважения к Селивестру Петровичу, это все-таки его подарок...
     - Плохо  же ты девок  разбойных  знаешь,  участковый...  Не мужики  ими
правят, а они мужиками своими. И абы что в подарочек не примут. Колечко хоть
и золотенькое, а ведь  сделано  проще  простенького.  Уж будь  вещь хорошая,
богатая да  вот  по размеру  мала али велика, так  в  сундук ее спрячут,  но
носить... Носить  нипочем  не станут! Ради форсу  разбойного  и в  лохмотьях
походить можно,  да  только колечки, перстенечки, серьги  с  ожерельями  как
влитые сидеть должны, удальство подчеркивать!
     - Тогда в чем же смысл?
     -  Да ить  ты сам  тока что  сказал  -  внимание  твое  оно привлекало!
Кольцо-то ради единого твоего внимания надето и  было. Стрельцы на него и не
глянули б... Знали враги тайные, куда ты поедешь,  на что посмотришь да кому
поверишь. Извести тебя хотели, Никитушка...
     - Но кто?
     - Знамо кто, Кощей Бессмертный. А вот чьими ручками...
     Я  отвернулся носом к стене. Только один человек знал о нашем намерении
посетить Кобылинский тракт.  Только один человек мог подсунуть мне слезливую
историю  пропавшего  маминого колечка. Отправить меня  под  бандитские ножи,
заманить  на  несуществующую  мельницу,  спровоцировать   на  противоправные
действия неосторожных граждан... Сердце перехватило щемящей болью.
     - Вы думаете, она... наводчица?
     - Поднимай выше, Никита Иванович, -  сурово ответила Яга, вытаскивая из
кармана платочек  и вынимая  из  него рыжий волос.  - Вот  те  и третья  моя
загадка: откуль  у  бедной  Ксюши-дурочки к одежке рыжий  волос пристал? Ить
стрельцы в тот вечер чернявую девицу в Сухаревском домике видели...
     - Волос был  подложен, чтобы пустить нас по ложному  следу,  лишний раз
уверив в причастности рыжеволосой Настасьи.
     -  Точнехонько!  Вот  теперь вижу  сыскного  воеводу перед собой,  а не
теленка мокроносого.
     - Минуточку, теперь я попробую поступательно изложить всю картину  этой
сложной  цепи  преступлений...   Итак,  все   началось  с  того,  что  Кощей
Бессмертный каким-то  образом  узнал  о  ценных чертежах  летучего корабля и
разработал подробнейший план их  похищения. Сам он явиться в город  не мог и
запустил  в дело свою помощницу. Ей без труда удалось втереться в доверие  к
фаворитке царя гражданке Ксении Сухаревой и вместе с ней проникнуть в личные
покои  Гороха.  Для серьезного специалиста все  эти  "меры предосторожности"
были просто смешны, она легко (возможно, с помощью магии) нашла тайник, сняв
ключи с  шеи спящего  царя, открыла замок,  взяла  все, что хотела, замкнула
ларец, вернула ключ на место. Потом безбоязненно покинула царский терем, так
как  никто  не  станет  задерживать  или  обыскивать  девицу,  выходящую  из
государевых  спален. То, что Горох спохватился насчет  чертежей уже утром, -
просто  чудо!  Город был взят  "под замок", и преступнице не удалось бежать.
Думаю,  тогда она  и  вызвала своего хозяина,  прослышав в народе об отъезде
отца Кондрата. Далее, они совместно снимают помещение в центре и...
     - И... дальше-то что? - затормошила меня Яга, а я всерьез призадумался.
     - Бабуля,  здесь дубль пусто! Я не нахожу ни одной  причины, по которой
Кощей Бессмертный был бы вынужден задержаться в Лукошкине.
     - Дак ведь  ты сам  говорил,  будто  из-за таможни  на воротах  да чтоб
отделение наше милицейское под корень извести...
     -  Все это эмоции, - вяло отмахнулся я,  -  по большому счету  подобные
мелочи  такого крутого  уголовника не  удержат.  Должно  быть что-то  еще...
Что-то очень важное, чего мы  пока  не знаем, но без разрешения этой загадки
нам дело не раскрыть.
     - Уж и не знаю, что тебе присоветовать, касатик...
     - Да особо советовать нечего. Но если мы на время опустим эту тему,  то
дальнейшее  развитие  событий было таково... Пока Кощей тайно  пробирался  в
столицу, его сообщница сделала все, чтобы убрать меня с дороги. Был разыгран
целый  спектакль  с  похищенным  кольцом,  и  банда  Поганова  наверняка  бы
расправилась  с нами, если бы не роковая случайность - Митька! Заметьте, все
началось, как только мы потянули первую ниточку, ведущую к Ксении Сухаревой.
Преступница убирает  случайного  свидетеля  -  дворника Николая Степановича,
отца покойной. Поняв, что затея с постоялым двором на грани провала, она так
же легко избавляется и от Селивестра Петровича. Убежден, что без посторонней
помощи и Настасья не смогла бы от нас убежать.  Дальше - все как по маслу...
Мы  движемся  к  цели -  противник принимает контрмеры.  В дело  идут  любые
средства  -  клевета,   отравления,  засады,   народные  волнения   и   даже
стопроцентная  надежда  на вспыльчивый  характер  царя. Ей-богу,  Горох  мог
запросто казнить меня и за смерть любовницы, и при последнем бунте. На каком
этапе в игру вступил Кощей, я точно сказать затрудняюсь...
     -  Чего  ж  тут  мудреного?  Логически мыслить  надо...  --  насмешливо
подковырнула бабка.  - Как на улицах  наших маньяк кошачий  объявился,  так,
считай, Кощеюшка с того дня и здесь.
     - Спасибо, -  даже  покраснел  я, решение  действительно  было чересчур
простым. - Наша беда  в том, что мы вечно плетемся в хвосте у  преступников.
Нам никак не удается их опередить...
     - Ну уж тут мне тебя и утешить нечем...  Кто задним умом крепок, тому в
милиции делать нечего! Сам думай давай!
     Думать  я  не мог.  Мои мысли все  равно  были заняты образом смешливой
черноглазой Олены, моей несложившейся любви...
     - Никитушка?
     - Да?
     -  Я  вот  что   подумала,   -   Баба  Яга  опять  напустила  на   себя
торжественно-строгий вид, - ведь ежели враги наши так смерти твоей желали, а
у сподвижницы Кощеевой и шапка-невидимка была, и нож мудреный, и яды сильные
- что ж она тебе-то ничего не подсыпала?
     - Не знаю...  В  принципе, если судить по тому, как  ловко она отравила
троих... могла бы запросто.
     -  Так,  может, мы сгоряча  на  девушку всех собак вешаем? У нее небось
хоть что-то светлое в душе да осталось... - И Яга начала собирать завтрак.

     Я только  тяжело вздохнул. Наш разговор  прервал Митька, ворвавшийся  в
горницу, как ураган Борнео.
     - Батюшка сыскной воевода, беда!
     - Я слушаю.
     - Дык... че-то спокойны вы? Я ж говорю - беда!
     - Митя, поменьше патетики, - попросил я. - И позу смени, в такой только
святые  отцы проповеди читают. Ножки ровно, пятки вместе, носки  врозь, руки
по швам! Вот так, теперь докладывай...
     -  Беда, Никита  Иванович!  - Он выполнил  мои указания,  но театрально
страждущий тон не  сменил. - Накатилось  на нас горе великое! И на вас, и на
нас, и на  весь  наш  народ  разнесчастный... Вот уж беда пришла, всем бедам
беда! Сподобил Господь дожить до такого позору... И как  я теперь тока людям
добрым  в  глаза-то смотреть буду?! Ой, беда,  беда,  беда... Забубенная моя
лихая головушка! И за какие  грехи-провинности такие беды на честную милицию
с небес сыплются?  Такая беда, уж такая... ровно и не беда  обнаковенная,  а
сущая кара Божья! Вот такая вот беда, Никита Иванович...
     - Бабуля, - сдался  я  - он меня быстро утомляет, -  дайте, пожалуйста,
лист
     бумаги и ручку  из  планшетки -  я его просто  уволю.  За паникерство и
саботаж...
     - Докладываю по сути дела, - мгновенно  исправился Митька,  -  вызывают
вас в царский терем, ответ держать.
     - За что ответ?
     - А за  то,  что дьяк  Филимон да пьянчужка Пашка Псуров  полчаса назад
надеже-государю   чертежи   украденные  на  подносике,   Хохломой  писанном,
принесли! Теперича Горох вас к себе требует...
     Баба  Яга аж ватрушку на пол уронила.  Понятно, для  нее  такой расклад
равнозначен полному  крушению  последних  надежд.  У  меня  была иная  точка
зрения... Я не мог сделать вид, будто данное известие такое уж приятное,  но
и  впадать  в трагедию  не имело  особого  резона.  Да, несомненно, если все
сказанное нашим сотрудником - правда, то это действительно серьезный удар по
моему престижу. Ну и  в моем лице соответственно  удар по всей  лукошкинской
милиции. Таких пинков мы давненько не получали...
     - Как это произошло?
     -  Не ведаю, батюшка сыскной воевода, а тока весь город об этом толкует
как о чуде невиданном! Недаром мудрые люди говорят, что дуракам везет...
     - Прав он, Никитушка,  - поддержала  Баба Яга, - какая уж  нам теперича
разница, как энта жар-птица двум смутьянам в руки немытые  запорхнула... Для
нас с тобой одна работа осталась - замок на отделение вешать.
     - Это почему же? - встревожился Митька.
     - Да как иначе-то, башка  твоя еловая... Царь ить самолично  полномочия
следствию боярскому, альтернативному при всех отписал. А раз они всю покражу
возвернули,  то ихняя власть и ихняя сила! Бояре на Гороха всей  толпой  так
насядут,  он и не  рад будет,  а прикроет всю  службу  сыскную, милицейскую.
Э-эх, что говорить... Сперначала  дело  это наперекосяк  шло, вот так и  под
конец всем нам боком вышло!
     - Ой, мама  дорогая-я... Да нешто и вправду  все отделение закроют?! А,
Никита Иванович?
     Я молчал.  Яга, резко встав,  с  нарочитым грохотом  начала убирать  со
стола. Наш парень присел в уголок у  печки  и,  братски обнявшись с бабкиным
котом, ударился в тихую-тихую панику.  Через пару минут в  горницу  заглянул
Еремеев.
     - Пойдем, сыскной воевода, государь зовет.
     - Да, помню, Митя докладывал, - очнулся я. -  Идем, нам надо  кое о чем
договориться на вечер.
     - О чертежах найденных слышал уже?
     - Слышал, а ты не в курсе, как они к ним попали?
     - Нет, - Фома почесал в затылке, - а только какая ж теперь разница?
     -  Разница очень серьезная...  Подумайте хорошенько, могли ли Груздев с
Псуровым отобрать чертежи у самого Кощея?!
     Над  моими словами призадумались  все,  даже  Митька.  Потом  все  трое
отрицательно покачали головами...
     - Вот именно! Я уж не  знаю, какую удобоваримую версию  они преподнесли
царю, но твердо убежден в одном  - чертежи Кощей отдал добровольно. Подкинул
на дорогу, подложил в карман, подбросил в окошко, как угодно...
     - Дак... зачем же? - первой сориентировалась бабка.
     -  Зачем?  Хороший  вопрос...  Думаю,  что  это  значит только  одно  -
преступникам они больше не нужны!
     Вряд ли мои товарищи по службе сразу поняли, что это означает. А в моей
памяти мгновенно  всплыл утренний визит на двор кожевенной лавки, высоченный
сарай и гора стружек у забора... Кощей не уходил потому, что строил корабль!
Скорее  всего,  отец  Кондрат,  уезжая,  благословил  город.  Может,  прочел
какие-то охраняющие молитвы у ворот или что  еще... Гадать можно долго, я не
силен в специфике церковных премудростей. Однако вот что важно - проникнув в
столицу,  Кощей  Бессмертный  уже   не   мог  ее  покинуть.  Неведомая  сила
божественного слова замкнула цепь  и опоясала городские стены  непробиваемой
преградой. Но  злодей  не  был бы злодеем,  если бы не  сообразил  рискнуть,
попытавшись построить летучий  корабль здесь  же, на месте, и вот тогда уйти
небом.  Воспарив  над  Лукошкином,  он  легко  удерет  под облаками  в любую
сторону, и никто не сумеет его удержать. Если чертежи  ему  больше не нужны,
то именно в преступном мозгу Кощея могла зародиться идея, как  избавиться от
такой  важной  улики  да  еще  и  бросить тень на  "беспомощных"  работников
ненавистной милиции.
     - Никитушка, - до Бабы  Яги  все всегда доходило в  первую  очередь.  А
может,
     бабка просто умела читать мысли... - Когда ж это будет?
     - Сегодняшней  ночью, днем он не  посмеет, - пояснил я.  - Пора нанести
превентивный  удар. Фома,  возьми  ребят,  пусть ненавязчиво патрулируют все
улочки и закоулки, прилегающие к кожевенной лавке. Если  увидишь... Олену...
В  общем,  ничего не говори, ни в какие разговоры не  пускайся. Это важная и
предельно секретная операция. К Гороху я схожу сам...
     - Ну уж нет!  - Яга решительно взялась за  головной  платок,  поправила
узел  и непререкаемо заявила: - На царский двор идем вместе.  Я тебя, голубя
безвинного, одного на  растерзание  боярскому  самодурству  ни  в  жисть  не
отдам... и не надейся!
     -  Ладно, уговорили, - улыбнулся я, но тут подал жалобный бас забытый у
печи Митька:
     - А я? Мне-то  чем  заняться велите? Нешто мне доверия  меньше, чем вон
стрельцу распоследнему... Их на  дело берут, а я тут  кирпичи  спиной  греть
буду? Обижаете сироту недокормленного-о-о...
     - Все! Без слез! - Я хлопнул ладонью по столу и постарался говорить как
молено мягче: - Извини, погорячился... Значит, так, Митя...  для тебя у меня
самое важное, самое сложное и самое опасное задание.
     - Ага... - счастливо разинул  рот наш  деревенский  валенок,  Еремеев с
бабкой отвернулись, чтобы скрыть улыбку.
     Я продолжал:
     -  Тебе предстоит тайно сбегать  в  храм Иоанна  Воина, выяснить, когда
вернется отец Кондрат, найти меня и доложить. Все понял?
     - Все, батюшка Никита Иванович! -  клятвенно подтвердил  он.  -  В храм
сбегать, про отца Кондрата спросить, вам подробно обсказать.
     - Молодец, исполняй.
     - А только вот... че ж тут опасного-то? Я шумно вздохнул и объяснил еще
раз для особо догадливых:
     -  Если Кощей  или его подручная  поймут, что мы ищем отца Кондрата, то
сразу смекнут что к чему. Они ударятся  в бега, а  мы будем  вновь разводить
руками. К тому же гонцов в этом случае обычно просто уничтожают...
     - Так... вот оно  как, значит...  Это меня,  стало  быть, и изничтожить
могут?!
     -  Не  изничтожить,  а  уничтожить, Митя...  -  поправил  я.  - Во всем
остальном  ты  прав.  Это  очень  горькая  правда,  но я надеюсь, ты  нас не
подведешь...
     -  Не  извольте беспокоиться, Никита Иванович, и вы, бабуля, и ты, Фома
Силыч... -  Митька  торжественно  поклонился  нам до земли.  -  Не  подведу,
оправдаю,  все, как  велено,  справлю.  Не  поминайте  лихом,  ежели  что...
Письмецо матушке на деревню, так, мол, и так...
     - Митька! - в голос рявкнули мы - болтуна как ветром сдуло.
     Еремеев отправил  своих  стрельцов на задание,  а сам проводил  нас  до
царского терема. Народ на улицах посматривал в нашу сторону сочувственно, но
помалкивал. Никого  особенно  не  радовало,  что  украденные  чертежи  нашли
боярские  любимчики,  но  в  конце-то концов - дело  сделано  и главное, что
репрессий больше не будет.  Нам, как работникам милиции, ничего не угрожает.
Ну, пожурит государь...  Так не казнит  ведь! Примерно с такими мыслями и мы
сами входили на государев двор...

     Нас ждали. Фома пожал мне руку и двинул к своим на задание, а мы с Ягой
были  торжественно  сопровождены  царскими  стрельцами на заседание боярской
думы. Какое-то  время  помурыжили  у  дверей, пока  оттуда не  доложили, что
государь  требует...  Представляю себе,  какое сейчас  настроение  у  самого
Гороха... На  этот раз  уж  точно ему не будет слишком  сложно  "изображать"
царственный гнев. Ну, что ж, мы сами виноваты...
     - Сыскной воевода  Никита  Ивашов  с Бабою  Ягою по приказу  государеву
прибыли! - громко доложили стражи, распахивая перед нами двери.
     Первое  впечатление не было многообещающе радужным... Нас здесь никогда
не  встречали  фанфарами, но сегодня  весь  тронный  зал прямо-таки светился
злорадными  ухмылками.  Счастливое   боярство  едва  удерживалось,  чтоб  не
пуститься  в  пляс в  ожидании  последующего унижения работников милицейских
органов. Мы шли к царю по  красной дорожке, шли с поднятыми головами, сквозь
накатывающие волны неприязни и даже  не  оборачивались на ехидное шипение со
всех сторон:
     - Вот  и тебе,  участковый, крендель  сахарный  не в то горло  полез...
Будешь наперед знать, на кого зубы скалить!
     - Ужо покажет царь-батюшка ослушнику, милицейскому! Да в железа его, да
на дыбу, да под кнут, а там в рассол крутой, да в острог дальний...
     -  Отольются  тебе,  сыскной  воевода, все  слезки  праведные боярские!
Долгонько  ты нас перед государем посрамлял, позором крыл, клеветой-наветами
обливал бессовестно...
     Я не скажу, что так настроены  были все. В рядах вечно ссорящейся  думы
находилось несколько прогрессивных, неглупых граждан,  думающих не  только о
собственной значимости и мошне. Они сочувственно опускали глаза, но я был им
благодарен и за  такую  поддержку. Горох  сидел  на троне сурово и важно. По
лицу видно, что весь этот фарс не доставляет ему ни малейшего удовольствия и
он  хочет  покончить  со  всем поскорее.  Надеюсь, мой доклад о  Кощее  царь
все-таки успел прочесть...
     - Здравствуйте, ваше величество.
     - Здравствуй, сыскной воевода.
     - Вызывали?
     - Да уж, вызывал... - царь говорил  ровно и неторопливо. - Что ж  такое
творится  в  отделении  твоем? У нас  покража  великая, а милиция и мышей не
ловит?! Вон слуги мои верные за тебя твою работу  выполнять вынуждены. А  ну
подать  сюда  дьяка  Фильку думского  приказа и Пашку Псурова, бояр Бодровых
холопа послушливого!
     Стрельцы практически в ту же  минуту  за шиворот доставили обоих. Тощий
дьяк возбужденно вздергивал бородкой  и буквально парил  над полом  в  ритме
севастопольского вальса.  Пьяненький Псуров семенил следом в драном парчовом
кафтанишке  с  чужого  плеча  и был так  перевязан  бинтами, что походил  на
египетскую мумию. Причем  добрая половина бинтов  оказалась  наспех намотана
поверх того же кафтана... Бояре перестали шушукаться и, самодовольно выпятив
брюшки, повернулись к дьяку. Ну, тот соответственно и начал:
     -  Здрав буди,  царь ты  наш, кровопиец-батюшка! И  вам поклон, честные
бояре, чтоб вы опухли чохом, мироеды проклятущие!
     ...В зале минут на  пять повисла гробовая тишина. Горох, услышав  такое
ласковое определение в свой адрес, просто обомлел на троне. Стоящие у дверей
стрельцы  закусили губы, чтоб не  заржать, а боярская  дума, не находя слов,
уставилась на Филимона Митрофановича как на психически больного...
     -  Надежа-государь,  смилостивись,  не  охреневай  раньше  времени!  --
жалостливо пустился в объяснения бедный дьяк. - Порчу великую навели на меня
враги  злобные,  неведомые...  И  не хочу,  а  как  гляну  на  тебя,  кобеля
блудливого, так слова срамные сами с языка и сыплются! Нет в том  моей вины,
дурачинушка...
     - Точно, точно, - поддерживая напарника, встрял забинтованный Псуров, -
он не тока на вашу милость, но и на меня, на друга сердешного, матом лить не
брезгует! А уж про бояр твоих верных такое несет... не дай бог послушать!
     Горох  с  лязгом  захлопнул  рот,  царские  брови гневно  выгнулись над
переносицей,  а  глаза  стали  наливаться  кровью.  Мы  с  бабкой  незаметно
переглянулись, но вмешиваться не стали, пока...
     -  Ужо  дозволь мне, царь-батюшка, всю правду повысказать. Филенька мне
пособит, где  надо,  но  говорить  тока я  буду. И как следствие вели, какие
беды-напасти терпели,  как  милиция  энта нам все  палки в  колеса  пихала и
сколько мы  от  них унижений  да побоев безвинно приняли, за твою государеву
честь страдаючи...
     Горох через силу  кивнул.  Бояре  тоже  поддержали  своего  ставленника
согласованным качанием бород. Псуров приосанился и начал:
     - Всю работу черную, следственную, тока мы с Филенькой и несли. Милиция
подлая и пальцем об палец не  ударила!  Одно умели -  нас безвинных на улице
хватать  да  в  поруб холодный  прилюдно  волочить. А посему  позвольте  мне
сначала-то про все их злодейства правду высказать, а ужо как их в кандалах в
пыточную сведут, тут мы и о покраже все поведаем...
     - Давай! Так  и  надо!  Говори,  Паша, не  бойся! Давно пора  прищучить
смутьянов неуважительных! - дружно отозвалась боярская дума.
     - Цыц! - твердо ответствовал царь, и все заткнулись. - Про то, как тебя
в  милиции держали, мне  слушать без интересу. Сам, своими глазами  на  рожу
твою  красную  насмотрелся... Каковы в  отделении  перегибы,  потом подробно
обпишешь, а сейчас расскажи, как вы чертежи раздобыть сумели?
     Псуров запнулся, подтолкнул дьяка, и тот продолжил:
     - А вот вышли мы нонче, сиротинушки разобиженные, из ворот милицейских,
Богом  проклятых,  на  свободу  с чистой  совестью.  Все  о твоих,  растяпа,
чертежах и думали... Куда ж ты  их, башка непутевая, засунул? Ведь  все ноги
истоптали, ищучи...  Вот Пашенька  и говорит: а не пошел бы царь наш батюшка
в...
     - Нет! -  Холоп Бодровых быстро запечатал рот правдолюбивому гражданину
Груздеву. - Не так  все было... Не  извольте гневаться, надежа-государь, сию
минуточку по порядку  и  обскажу. Как вышли, значит, мы, так и видим - из-за
терема милицейского змий трехголовый ползет!
     Бояре ахнули  от ужаса...  Горох  страдальчески прикрыл глаза и сдвинул
корону на нос.
     -  А на  спине у него сам участковый сидит, злодей  оборотистый, Никита
Ивашов!  Улыбается-я... Да  тут нас  увидел, мрачнее тучи стал и змия своего
наутек разворачивает.  Мы глянь-поглянь,  а под мышкой-то у сыскного воеводы
чертежики твои царские  в рулончике обретаются! Тут и поняли мы, кто был вор
неведомый... Кто в доверие к тебе без  мыла втерся, кражу бесстыжую совершил
да к врагам тайным за границу убечь собрался...  Знамо дело, не стерпели мы,
православные!
     - Не  стерпели!  -  воодушевленно взвыв,  подпрыгнул  дьяк. - И  впредь
терпеть не будем! А Никитку злостного - в батога! Утопить его, живьем сжечь,
колесовать, обезглавить,  в  молоке  сварить,  конями  разорвать,  медведями
заломать... Слышь ты, бадья в короне?!
     - А уж тут мы за отечество и порадели! - перехватил инициативу активист
Паша, ароматно дыша на всех алкогольными парами.  - Филенька  храбро  вперед
кинулся, аки сокол в чертежи царские вцепился да и отобрал! Но милиция своих
на  выручку позвала  -  бабку  вот энту,  колдовскую,  да сотрудника своего,
убийцу  бессердечного. Вот тут-то и понял я,  что велика Россия, а отступать
некуда...  Закатал  я  рукавчики, перекрестился  и  пошел  в кулачки!  Один,
супротив всех... Ибо не в силе Бог, а в правде! Ох и увечили они меня,  ох и
били,  ох и мучили... Ни единой косточки  целой не осталось, все тело ранами
кровавыми  покрыто, все зубья шатаются,  вся спинушка болит... Но успел-таки
дружок мой верный, дьяк Филенька, чертежи  уворованные пред очи твои царские
возвернуть!
     Зала взорвалась  бурными,  продолжительными аплодисментами.  Даже мы  с
Ягой, поддавшись общему порыву,  слегка похлопали в ладошки... Не реагировал
только царь Горох. Бедолага так  и сидел, прикрыв глаза, в сдвинутой короне,
явно   дурея  от  всего  происходящего.  Что  ж,   ему  можно   было  только
посочувствовать... Мы, в  конце концов, разойдемся  по  домам, а ему с этими
дураками еще жить да жить. Когда шумные  восхищения деяниями двух прохиндеев
немного стихли, государь, не поднимая глаз, тихо спросил у меня:
     - Говорить будешь?
     - Нет.

     Это было еще  одно  заявление  с эффектом разорвавшейся бомбы. Горох за
сегодня  уже   наверняка  утомился  удивляться,  но  тем   не  менее  честно
вытаращился в мою сторону.  Баба Яга охнула и успешно провисла на моей руке,
не касаясь лаптями пола. Зато на многих влиятельных бояр это "нет" произвело
самое  благоприятное  впечатление.  Не хочу  огульно  говорить  про всех, но
нашлись скудоумы типа Бодрова, счастливо заголосившие:
     -  Вот  и сказать-то  ему  нечего! Знает  кот,  чье  мяско съел!  Он же
признался, признался же, государь...  Не смеет отпираться перед гневом твоим
праведным!  Чего   тянем,  бояре?!  Не  след  царю-батюшке  такими  мелочами
головушку перегружать - сами возьмем охальника за бока! Бей милицию!!!
     Не волнуйтесь,  по  большому  счету  никто не рискнул  даже  привстать.
Пошумели, поорали,  помахали посохами,  потрясли  бородами и  уставились  на
государя.  Естественно:  как  тут ни  сотрясай воздух,  а решать  все  равно
Гороху...
     - Никита Иванович,  не время сейчас шутки  шутить да в обиды ударяться.
Доклад я твой  прочел внимательно,  теперича  еще  раз  обскажи все собранию
боярскому. Окромя  того, знать хочу, как чертежи мои к  этим шутам гороховым
угодили... А ну,  цыц! - царь  топнул ногой  на зарождающийся ропот думского
возмущения.  - Доселе я вас всех  слушал, а теперь  одного сыскного  воеводу
слушать изволю! Кто его перебьет, пусть мне под руку не попадается!  Говори,
участковый...
     -  Итак,  граждане  бояре,  -  торжественно начал я, -  постараюсь быть
предельно краток. Кража чертежей летучего корабля (или, как "его называли на
прошлом  заседании,  "козлика")  была  спланирована  и  организована  Кощеем
Бессмертным,  а  проведена  его  тайной  сообщницей.   Предположительно  это
красивая черноволосая девушка по  имени  Олена, выдающая себя  за племянницу
владельца кожевенной лавки  в районе Колокольной площади. Путем исследования
улик и сопоставления  фактов мы сумели предельно точно воспроизвести картину
преступления.  Когда злоумышленники поняли,  что  мы у  них  на хвосте,  они
начали  физическое уничтожение всех лиц, способных их опознать. Говоря "их",
я  имею  в  виду исключительно  девушку, но убежден, что все  планы  убийств
утверждались  именно  Кощеем,  прибывшим  в  Лукошкино  лично.  Так  погибли
граждане Поганов С. П., Сухарев Н. С. и его дочь Сухарева К. Н. Покушение на
гражданина Груздева Ф. М. Удалось предотвратить путем запирания его в камере
предварительного   заключения.  К   вышеперечисленным  жертвам  впоследствии
добавилась   и  одна  из  прямых  участниц   бандитской  группировки,  некая
Настасья...  Фамилию,  к  сожалению, выяснить не  удалось.  На данный момент
следствию  доподлинно  известно,  где  скрываются  оба  преступника. Сегодня
вечером  планируется  их  задержание  и передача под  суд. Некоторые  детали
предстоящего ареста в интересах следствия предпочитаю пока не раскрывать.
     - Что скажете, бояре? - после минутного размышления спросил Горох.
     Первым  поднялся  степенный  и  чванливый  Бодров,   автор-изобретатель
"альтернативного следствия":
     - Царь наш батюшка, не верю я ни единому слову милицейскому! Во-первых,
никакого Кощея нет и быть  не может, ибо  это сказки бабьи. Во-вторых, холоп
мой  с  дьяком  дело свое  сделали - покражу твою возвернули, а значит, им и
награда. Так что  пущай сыскной воевода здесь нам головы не морочит, а прямо
признается, что проиграл и ни на что не годен!
     -  Вернуть  добро уворованное - это только  половина  дела,  -  резонно
возразил  государь. -  Пока  Пашка  с  Филькой воров мне  не  представили, а
наплели семь верст  до небес, и все лесом! Ну да у нас  тут старушка знающая
есть,  она  насквозь любую  неправду  видит.  А  попрошу-ка я им  экспертизу
сделать...
     - Как можно?! Мыслимое  ли дело, живым людям - экспертизу?! Да мы им на
слово верим! А  Яга -  она ж насквозь  милицейская... Нельзя бабке безродной
боярских доверенных лиц судить!!!
     Царь поднял руку, и все заткнулись.
     - Прости их за слова скорые, неразумные, бабушка Яга. Начинай.
     - Как прикажешь, батюшка...  - решительно  взялась за дело бабка. -- Но
наперед правду скажу: я это дьяка  заколдовала. Сквернословил без  меры, вот
наказание и схлопотал:  пока  следствие  закончено не  будет,  говорить  ему
только  словами  бранными!  Так  что  нечего  вам,  честные  бояре,  на  нас
напраслину возводить -  раз ругается  грубиян,  значит, не  закончено  дело.
Возвратить чертежи мало, надо виновников истинных найти и наказать примерно.
А как чертежики царские  к  дьяку  с дружком  в  руки  попали,  они  и  сами
расскажут... Ну-ка, Пашенька, посмотри на меня!
     Трусоватый Псуров развернулся  было к дверям, навострив лыжи, но стража
только положила руки на сабли, и он сдался.
     -  Как с  березы белой  желтый лист сыплется, как из  тучи сизой частый
дождь капает, так бы и с  языка  лживого вся неправда-кривда-матушка шелухой
по  землице  развеялась!  Во чужих  краях семь холмов  стоит, на семи холмах
ветры  маются,  семь  хмельных ветров, неподкупленных... Завлекут-занесут  в
небо чистое, засмеют-зашвырнут в море синее...  Ты же, молодец, все как есть
скажи, не кичись ни званьем, ни силою. Только помни-знай, что при первой лжи
налетят ветра, не помилуют!
     Бледный выразитель  боярских  интересов оказался зажат меж двух  огней.
Сказать  правду  значило осрамить Бодрова, солгать -  возможно, расстаться с
жизнью. Хотя почему  "возможно"? Наверняка!  Сколько знаю Бабу Ягу - слова у
нее  никогда не расходятся  с делом. По-моему, это  правильно  понимали  все
присутствующие, и никто не спешил успокоить Псурова словами: "Не бойся, мы с
тобой!" Дураков нет...
     -  Смилуйся,  надежа-государь! Грешен  я,  червь  смердячий... Обмануть
хотел твою светлость - на участкового навет бросить, а себе милостей царских
огрести! Бес попутал, хозяева заставили-и! Не вели казнить, государь...
     - Говори, - сдержанно выдохнул Горох. Буйные бояре повесили носы.
     - Девка там была, - зачастил Пашка Псуров, брызгая слюной от усердья, -
чернявая да шустрая. Как  нас с Филенькой  из  отделения-то выпустили, мы  к
нему  домой  и направились,  по маленькой  принять  для здоровья  и за  ради
утешения. А на площади  Колокольной слышим - зовет сзади ктой-то. Обернулись
- девка молодая, черноглазая да  смазливая. Вы, говорит, слуги царские? А я,
говорит, с базара шла да под мосточком бумаги непонятные углядела. Возьмите,
говорит, мне без  надобности... Ну, мы-то как рассмотрели, чего  она нам под
нос сует,  - так  едва  от  радости не  удушилися!  Чертежики  государевы! В
целости да сохранности, вплоть до единого листика! Мы потом уж хотели девице
той,  худородной,  пряников  понаобещать,  сластей  всяких  - ан  ее и  след
простыл... А про змия  трехголового  это  уж по  дороге придумать измыслили,
чтоб с наилучшей стороны геройство свое представить. Вот как дело-то было...
Не вели казнить, государь!!!
     Горох вопросительно  глянул  на Ягу, та согласно кивнула.  На  этот раз
мошенник  говорил  чистую правду. Дума  молчала, только недалекий  Бодров из
чисто ослиного упрямства бурчал что-то о чертежах, которые найдены, а уж как
-  не главное, главное,  что  не милиция их  нашла, и  т.п. Остальные его не
поддерживали, крыть было нечем.
     - Все свободны ныне. Суд  завтра чинить буду, когда сыскной воевода мне
воров да убийц перед троном поставит. До той поры - вон! Я с участковым один
на один говорить буду.
     Возможно,  Горох   несколько  перебирал  в  грубости,  не   стоило  так
обходиться  с  людьми... Он,  конечно, царь,  но ведь и  человек  тоже. Хотя
именно  сейчас,  именно  здесь  его  самоуправство  было  проявлением  самых
человеческих чувств. Довели...  Видимо, бояре это тоже понимали и,  вставая,
кланялись, уходя молча, без обид. Баба Яга вышла вслед  за всеми, но я знал,
что она  будет меня  ждать. Горох  подошел к  длинной скамье,  тяжело сел  и
указал на место рядом:
     - Присаживайся, Никита Иванович. Лихо ты умыл бояр моих, шибко умных...
За  то  спасибо тебе скажу великое. А  теперь давай делись тем, что при всех
сокрыл... Ксюша моя и вправду в краже замешанная?
     - Нет, -  твердо  ответил  я, - ее обманули,  воспользовавшись излишней
доверчивостью. Преступница набилась к ней в подружки, дворник об этом  знал,
потому и поплатился  первым. Сама  Ксения  Сухарева  была кристально честным
человеком и по наивности считала остальных такими же. Она искренне  пыталась
помочь  следствию, но  ей  и  в  голову  не могло  прийти  заподозрить  свою
единственную, тайную подругу...
     - Добро... - Царь помолчал, потом вздохнул и вновь повернулся ко мне: -
Как злодея брать думаешь? Ведь ежели  там взаправду Кощей Бессмертный сидит,
то нам супротив него великую силу поднимать надобно.
     - А как же ваша новая сабля и честный поединок?
     - Одумался...
     - Слава тебе Господи! Теперь насчет Кощея... Баба Яга говорит, что днем
он гораздо слабее. К тому же находится в православном  городе, и если  бы не
отъезд отца Кондрата, то вообще не рискнул бы сюда сунуться. План таков: мне
понадобятся опытные охотники, умеющие пользоваться веревкой и крючьями.
     - Это еще зачем?
     - Не хотелось пугать вас раньше времени, но... Как вы полагаете, почему
они отдали чертежи Псурову и дьяку?
     - Не может быть... - почти сразу же догадался Горох.
     - К сожалению, может... А это  значит,  что в нашу задачу входит еще  и
вероятное задержание летучего корабля!

     Возвращаться в отделение  уже  не имело смысла,  через  три часа должна
была  состояться  "операция  по  обезвреживанию".  Царь отправился  собирать
добровольцев, в плане  подбора кадров мы  ему полностью доверяли. Нам с Ягой
накрыли обед в маленькой горнице,  при государевой  кухне  тоже  готовили не
хуже, чем в  ресторане, но с бабкиными пельменями не сравнишь. От  хмельного
мы категорически отказались, затребовав самовар. Я давно убедился, что самые
лучшие планы  рождаются  в голове  после  пары чашек ароматного облепихового
чая.
     - Не печалься, Никитушка...
     - С чего это вы взяли?
     - Да уж вижу... Сокол ты мой, да у тебя ж на  лице  все написано! Я ить
предупреждала: Оленушки - они разные бывают...
     - Да, да... все верно, - виновато улыбнувшись, согласился я.  -- Просто
обидно...  Я  ведь  не  мальчик  уже, кое-какой  опыт  в  этом деле имею,  а
лопухнулся как младенец...
     - Ну,  милай, на  то Всевышний женщину и  создал, чтоб  мужику в раю не
скучно было. Эх, знал бы  ты,  сколько я по молодости голов задурила...  Вот
веришь -  мужички  вокруг так плашмя и  падали, хоть собирай да  в поленницу
складывай. Бывало, и глаз  подымать не стану,  тока  ресницей взморгну - ан,
первый парень на деревне  уже  за мной  на четвереньках  бежит, язык изо рта
свесив! Разве только что не лает, повизгивает тока...
     -  Хм,  ну  если  сравнивать,  то  на этом  фоне я,  конечно,  держался
молодцом.
     -  Вот  то-то... Давай-ка обскажи  лучше  план,  по  какому Кощея взять
думаешь.
     -  Какие  у нас  могут быть планы,  если  совершенно неизвестно, что он
способен нам  противопоставить? -  в  свою  очередь  спросил я.  Бабка  тоже
невразумительно   пошевелила   плечами.  -  Будем  исходить  из   доподлинно
известного   и   попытаемся  с  максимальным  эффектом   использовать   наши
возможности.   Итак,  кожевенная   лавка  находится  в   центре  города,   в
густонаселенном  районе,  что  сразу  же  исключает  любые  крупномасштабные
действия.  Никакой кавалерии,  никаких пушек,  никакой  стрельбы  и  шумного
сабельного  штурма.  Мы просто не успеем тихо  эвакуировать людей, а значит,
могут  пострадать  невинные   граждане.  Я  предлагаю   разместить   царских
специалистов, одетых под рядовых лукошкинцев, на всех близлежащих крышах. Из
всего  вооружения парням потребуются лишь крючья  и  крепкие веревки. Внутрь
пойдем мы с  Еремеевым, нас там знают, так что, возможно,  вечерний визит не
вызовет особых подозрений. Мне надо любой ценой захватить Олену и вывести ее
за ворота. Фоме  соответственно выяснить, где приблизительно может прятаться
Кощей, после чего впустить во двор десяток стрельцов и самых голосистых баб.
Первые подожгут опилки и  стружки,  а сами встанут рядом,  держа в руках  по
ведру  с водой. Бабы начнут орать:  "Пожар!" В результате Кощей  Бессмертный
непременно вылезет и будет пытаться бежать.
     - Ой ли? -  недоверчиво сморщила  нос бабка  -  С  чего ему  бежать-то?
Выйдет,  порубит  мечом заколдованным всех твоих скоморохов  да в  обратку и
спрячется. Он же бессмертный, ему, поди, и огонь не страшен.
     - Нет, нет,  непременно должно  сработать  - я  читал нечто подобное из
Шерлока Холмса. Кощей побежит спасать летучий корабль, спеша  вывести его из
зоны пожара. На стрельцов и женщин отвлекаться не станет, нет времени. А как
только корабль взлетит, тут наши охотнички зацепят  его  крючьями и намертво
пришвартуют к заборам.
     - А потом?
     - Что потом? Ну-у... мы его арестуем.
     - Угу,  тока  перед арестом злодей тебе столько молодцов посечет,  хоть
пол-Лукошкина в траур одевай! И это еще Кощей не в полной силе будет...
     -  Тогда  я не знаю...  - Действительно, ничего  подходящего на  ум  не
приходило.
     - Эх ты, голова бедовая, милицейская... Ладно уж, присоветую тебе,  как
с силой  Кощеевой  справиться.  Чую,  отольется  мне энто в  старости, ну да
поживем - увидим...
     - В какой старости, бабуля?
     - А ты не язви! - разулыбалась Яга. - Ежели б Кощеюшка не так слаб был,
я бы первая в лес подалась.
     - Партизанить?
     - Никитка, не язви!
     - Больше не буду, честное слово. Давайте ваши предложения.
     -  Предложу я тебе дело дельное.  На  одних веревках ты корабль летучий
нипочем не удержишь.  Да  и Кощей-то небось не  дурак,  что ему стоит канаты
твои мечом пообрубить? Надо  нам корабль энтот  таким грузом загрузить, чтоб
он и взлететь не мог.
     - Мешками с песком? В принципе можно попробовать... Предложим стрельцам
бросить по мешочку, так постепенно закидаем до бортов.
     -  Ты опять издеваешься, что ли?!  - даже  обиделась Яга. - Думай, чего
несешь-то! Как тебе стрельцы из-за заборов будут на корабль мешки тяжеленные
навскидку метать?! У нас на всю операцию человек десять - двадцать отряжено,
коли  все  попадут  -  рази ж  двадцать  мешков  корабль  посадят?  А  ежели
промахнется кто... Дак  Кощей потом тем же мешком тебе  с небес по маковке и
навесит, с превеликим удовольствием...
     - А если порох?
     - Весь город спалим,  как сверху шарахнет!  Я уж твоей затеи с опилками
да стружками горящими опасаюсь,  а  ты мне порох в ноздрю  суешь...  Дома-то
вокруг сплошь деревянные!
     - Понимаю, но ведь не грибами маринованными мы в него кидаться будем? -
взмолился я.
     Бабка наконец сжалилась и снизошла до объяснений:
     - Соль...
     - Что "соль"?
     - Я  те говорю, солью корабль летучий загрузить  надобно. Соль --  вещь
древняя, чародейная, все, что ни есть  в земле, на соли держится. Без соли и
щи не щи, соль звери лижут, солью  Господь кровь человеческую напитал...  От
того  сила  в  ней великая!  Кощей соли чистой, ровно солнца ясного, боится.
Жжет  она  его аж  до костей. На соляной склад идти  надо, там  ее немолотой
полно. Набрать кусков поболее да и вдарить дружно -- сядет кораблик! И Кощей
в нем смирным будет, как овечка стыдливая...
     - Несколько  притянуто за уши,  на  мой  взгляд,  но... что мы  теряем?
Давайте попробуем соль.
     - И стрельцам еремеевским  накажи, тем, что в подмоге  стоять  будут, -
пущай пищали свои тоже солью зарядят...
     - Ага, и целят ниже поясницы!
     - Да прекратишь ли ты язвить, участковый?!  - деланно  возмутилась Баба
Яга,  а потом расхохоталась  вместе  со мной.  Страшно не было  ни капельки!
После столкновения с гражданином Бессмертным  у ворот нашего  отделения меня
уже мало что могло напугать...
     Вскоре  заявился   сияющий   царь,  опасность  предстоящего  задержания
радовала  его возможностью совершить святую месть во имя усопшей рабы Божьей
Ксении. Несмотря на христианское воспитание, наш государь ни в какой мере не
сдерживал себя заповедью "Не убий!", искренне считая, что к царям на небесах
счет особый и его проступки  будут разбираться по иной,  специальной  шкале.
Самое поразительное для меня заключалось  в том, что все  (даже церковники!)
эту  трактовку  Святого  Писания воспринимали безоговорочно.  Нет,  таким уж
закоренелым сатрапом  вроде  Ивана Грозного наш Горох не  был, но  публичные
казни  в  его  правление  были, чего греха  таить, на большую площадь  перед
царским  теремом временами  выкатывали  дубовую плаху, ставили  помост  и...
Зачем я вообще  все это говорю?  Если честно, то судьба преступницы Олены не
выходила  у  меня  из головы.  Ее  вина  казалась  очевидной, и  даже  самый
мягкосердечный прокурор не нашел бы основания для послабления приговора.  На
счету этой  девушки четыре  трупа! Трое  отравлены  цианидом, одна  заколота
кинжалом.  Побои,   полученные   мной  и  моими  сотрудниками,  тут  уже  не
котируются. На "вышку"  потянула бы и  одна кража сверхсекретных чертежей, а
смерть подружки царя... Горох  собственноручно задушит  меня,  если я только
заикнусь о "пожизненном заключении". И ведь самое смешное, что я практически
готов это сделать...

     Еремеев  ждал меня  на Колокольной площади, скучающий  Митька  топтался
рядом.  В  храме  он  был,  все,  что мог,  выяснил,  кому-то,  естественно,
поугрожал  тюремным  заключением, но важную  информацию выбил - отец Кондрат
возвращается.  По  идее, вообще  мог прибыть сегодняшним  утром, но, видимо,
что-то задержало в дороге. Жаль, его помощь могла бы оказаться неоценимой...
В прошлом  деле с Черной Мессой этот отважный поп, собрав  целый хор местных
батюшек, умолил святого Иоанна Воина вступиться за  Лукошкино, и тот поразил
своим копьем самого Вельзевула. Сейчас небольшое, компактное  чудо тоже было
бы очень кстати...
     - Пора, сыскной воевода.
     -  Пора, Фома... - Я взглянул на наручные часы. - Давай уточним детали.
Где Баба Яга?
     -  На соляном складе,  по  ее приказу три  подводы солью  битой доверху
грузят. Будет  здесь  в  аккурат  к  нашему  выходу.  Просила напомнить  про
подружку твою... Дескать, девка неглупая, так что долгих разговоров с ней не
веди - раскусит враз!
     - За это можете быть спокойны. Где у нас царь?
     -  Да вон  на той  крыше сидит,  видишь  -  из-за печной  трубы нога  в
сафьяновом  сапоге выглядывает? Он себе  самую длинную веревку  взял,  хочет
первым на летучий корабль крюк забросить. Охотнички его, из ловчего  отряда,
по двое разместились, в шести местах прячутся.
     - Правильно, при  одновременной атаке  мы  его возьмем. Главное,  чтобы
канаты удержали корабль на то время, пока его будут закидывать кусками соли.
А где твои?
     -  Десяток вон в том переулочке, с ведрами наперевес ждет. Еще дюжина с
пищалями заряженными на соседней улице скрывается.
     - Заряжали солью?
     -   Только  солью,  крупной,  дробленою.  Не   сомневайся,  участковый,
старались, как могли...
     - Из лавки точно никто не выходил?
     - Ни души.
     - Тогда... с Богом! - Я решительно шагнул к воротам, но Еремеев удержал
меня за рукав:
     -  Погодь,  Никита  Иванович,  спросить  хочу...  Девица  твоя,  Олена,
значит... Точно ли к этому делу причастная? С ней-то как быть?
     - Как со всеми... - твердо решил я. -  Желательно взять живой,  но, как
ты понимаешь, ей терять нечего, и ножом она пользоваться умеет.
     Фома кивнул, он  редко задает много вопросов. По установленному сигналу
все наши собрались, приготовившись к активным действиям.
     А ничего  не подозревающий народ сновал по улицам, толпился на площади.
Бегали коробейники, торгуя вразнос всякой мелочевкой, степенно прохаживались
торговцы сдобой, обвешанные целыми гирляндами бубликов, кренделей и баранок.
Носились   неугомонные  мальчишки,  грудастая  цыганка  что-то  втолковывала
молодице с  ребенком  на  руках. Жизнь шла своим чередом.  Если бы  хоть  на
секунду можно было предположить, что  какая-то мелочь сорвется,  продуманный
план рухнет и ополоумевший Кощей, размахивая мечом, вырвется за ворота... От
таких  мыслей становилось холодно спине, и  я  ускорил шаг. Долго  стучать в
ставни на этот раз не  пришлось, приветливый  голос Олены ответил  мне почти
сразу:
     - Никита Иванович? Бегу, бегу, уже открываю.
     -  Здравия  желаю.  Простите,  что  вновь  вынуждены  побеспокоить,  но
необходимо подписать кое-какие бумаги. Это относительно несчастного случая с
Настасьей...
     Калитка у ворот  скрипуче  отворилась, пропуская нас  внутрь. На первый
взгляд никаких изменений во дворе кожевенной лавки не было,  разве  что куча
опилок стала вроде бы вдвое  больше. Плохо,  десяти  ведер с водой может  не
хватить, а устраивать серьезный пожар никак не входило в наши намерения.
     - Олена, вы не  против, если  я пройду в горницу?  Все-таки  возиться с
бумагами удобнее на столе, чем на колене.
     - А... я... это...  -  запнулась она, и  мне  пришлось, приобняв ее  за
плечи, почти силой развернуть к дому. - Сотник Еремеев, ждите меня во дворе!
Мы с Оленушкой долго не задержимся.
     Фома незаметно подмигнул, принимая нарочито равнодушный вид. Мы шагнули
на  крыльцо  и  вошли  в  зажиточный  просторный  дом.  Кожевенная  торговля
наверняка давала возможность хозяину жить в сытости и достатке. Мебель  была
добротной,  сундуки большими, печь в изразцах, а посуда  на столе расписная.
Вот  только бардак  повсюду такой, словно уборку здесь делали в  позапрошлом
году.  Прежде  чем  опуститься на лавку,  мне пришлось шугануть с нее наглых
раскормленных тараканов.
     - Я же... предупредить хотела, у нас тут...
     -  Что вы,  не стоит! Извиняться  должен  я,  обычно  мы  предупреждаем
граждан о визите участкового заблаговременно или вызываем к нам в отделение.
Да вы присядьте, Олена...
     -  Я постою. Что ж за  дело у вас ко мне, Никита  Иванович?  -- Девушка
прижимала спиной  дверь,  и в черных, бархатных глазах  уже не было теплоты.
Видимо, Яга права, артист из меня никудышный...
     - Олена, я хочу услышать правду.
     - Какую правду? Про... Настьку Мельникову?
     - И про нее тоже, -  решился я, отступать было некуда, она знала, зачем
я  пришел.  Но, боже мой,  как же  мне  хотелось,  чтобы  все  это оказалось
неправдой... - Следствие располагает неопровержимыми  уликами вашего участия
в целом ряде преступлений, совершенных на территории города Лукошкино.
     - Продолжайте, продолжайте, мне интересно...
     -  Мы знаем, что  вы украли  царские  чертежи  с  планами строительства
летучего корабля. Знаем,  кто  заказал  это преступление,  и знаем, как были
ликвидированы  все  свидетели, видевшие вас в лицо. По  счастливому стечению
обстоятельств уцелел только  дьяк Филимон Груздев.  Убрать его вовремя вы не
успели  и были вынуждены инсценировать нам "драку"  с разбойницей Настасьей.
На  деле она  просто открыла вам калитку на  условный стук и пыталась помочь
скрыться. За  это  вы  хладнокровно закололи  ее  и  вместе  упали в чан для
замачивания  кож.  Предыдущие  смерти  проводились с  применением цианистого
калия. Скажите, вам что, так нравится убивать?
     - Убивать  - сладко...  -  тихо ответила Олена,  и от  этого  ласкового
голоса  меня  невольно бросило  в  дрожь. -  Настырный  ты  человек, сыскной
воевода,  коли  след берешь - так не теряешь. Сам таким уродился или  служба
заставила?
     -  Давайте отложим  вопросы, не имеющие  отношения  к делу,  -  вежливо
попросил я. - Вам придется пройти со мной в  отделение, вот ордер на обыск и
арест.  В  доме останется Еремеев, а поисками вашего нанимателя мы  займемся
завтра.
     - Ох ты,  страсти какие...  И  не стыдно будет  вам,  здоровым мужикам,
девицу беззащитную через весь город волочь?
     - Собирайтесь.
     Я сознательно не  назвал  имени Кощея Бессмертного, соврав, что "искать
его будем завтра"... Мне  было нужно тихо, без криков и истерик, убраться со
двора. Надеюсь, Фома нашел  возможное убежище Кощея, потому что после нашего
появления на улице во двор бросятся бабы и стрельцы с ведрами в обеих руках.
Эх, не помню, кто из великих полководцев жаловался на мелкие, несущественные
детали,  легко ломающие самые продуманные планы всех великих сражений... Это
очень  утешает,  когда  у  тебя  самого  все вокруг  идет  наперекосяк.  Ну,
во-первых, ожидающий во дворе Еремеев явно ничего  не нашел.  Выражение лица
растерянно-виноватое,   лежбище   Кощея  не  обнаружено,  и  на  операцию  с
фальсифицированным пожаром можно времени не тратить.
     - Где корабль?
     -  В  сарае стоит, я в щелку  углядел. Темновато там, но угадать можно.
Хорошие мастера делали, не хуже наших, лукошкинских.
     - Ладно, посмотрим.  Выводи гражданочку за ворота, а мне кликни Митьку,
если пришел. Пока держимся прежнего плана, мы с ним поищем потщательнее...
     - Что ж искать-то? - неожиданно подала голос Олена. - Все, что надобно,
здесь,  во  дворе.   А  если  задержаться  хотите,  так  я  помогу.  Надолго
задержитесь...
     Словно   по   мановению  волшебной  палочки   куча  стружек   и  опилок
зашевелилась, выпуская на свет Божий двух  квадратных молодцов с одинаковыми
угрюмыми лицами.
     - Ну-ка, Юрка Боров да Борька Свин, покажите гостям незваным мастерство
свое плотницкое!
     В громадных лапах близнецов сверкнули широкие топоры...
     Положение  несколько  осложнилось.  Я  говорю "несколько",  а насколько
конкретно, я понял, лишь когда вышеозначенная Олена выкинула еще один номер.
Когда  мы выходили из  дома, мне  даже не пришло в голову  связать ей  руки.
Девушка проиграла,  но тем не менее  вела себя  так  достойно,  что вызывала
невольное уважение,  и  лезть с  веревкой  было как-то...  неудобно. Ну, это
выглядело бы излишней предосторожностью,  перестраховкой и  даже трусостью с
моей  стороны. Мне так казалось... Одна из основных заповедей милиционера  -
никогда не смешивать личное  и служебное. Я позволил чувствам взять верх над
разумом, и вот...
     - Не  дергайся, участковый! Только рот  раскрой, и ты на  небесах... --
Олена страстно прижалась ко мне. Это было неожиданно  и приятно, если  бы не
узкий нож, скользнувший из ее рукава к моему горлу.
     Еремеев сплюнул и выхватил саблю.
     - Брось  оружие, стрелец!  -  потребовала преступница. - Распорю  горло
милицейское, ни один портной не зашьет...
     - Валяй, - ровненько предложил Фома, у меня  едва фуражка  над маковкой
не воспарила.  - Ты  его убьешь  - я тебе  башку снесу, а начальство меня за
службу верную освободившимся постом пожалует...
     - Не доживешь ты до  повышения,  - помедлив, заявила  Олена. - Борька с
Юркой в тот  же миг тебя топориками настругают! Пусть сыскной воевода умрет,
пусть я сгину, но и тебе не жить!
     - Ух ты! - возмущенно раздалось  откуда-то сверху,  и, сползая пузом по
воротам на двор кожевенной лавки, заявился новый персонаж. - Это во что ж вы
тут играете,  Никита Иванович? Вроде хоровод какой  чудной... Девица за вас,
Фома за девицу, кабаны  энти... инде... энде... эден...тичные за Фому. Стало
быть, мне прямая очередь за кабанами... А ну, подвиньтесь взад, свиные рыла!
Щас пятачки начищать буду...
     Все замерли, неуверенно переглядываясь. Отчаянная решительность на лице
Олены  сменялась робкой  растерянностью.  Чувствовалось, что  девчонка пошла
ва-банк,  но  умирать  не   хотела   совершенно.  Митька,  засучив   рукава,
пристроился поближе  к упомянутым Свину  и Борову, а я автоматически отметил
про себя, что Поганов не соврал и такие типы в банде действительно были.  Но
неужели именно  они  и  построили  для Кощея  летучий корабль?  Внешность  у
молодцов  скорее  уголовная,  чем  интеллигентная,  хотя  мало  ли  в  среде
уголовников истинных художников, творцов своего дела...
     Как мне показалось,  мы  простояли минут десять.  Активность  никто  не
проявлял,  ожидание затягивалось. В ту роковую минуту,  когда я окончательно
решил рискнуть и попытаться перехватить нож, калитка распахнулась и  во двор
цепочкой  влетели десять  еремеевских стрельцов  с полными  ведрами  воды  в
напряженных руках. Следом посыпались бабы... Видя, что ничего не горит, а мы
молчим, стрельцы в  недоумении выстроились полукругом, ожидая начальственных
указаний.   Логического   разрешения    сложившейся   ситуации   просто   не
существовало.  А тут еще в напряженном  воздухе неожиданно громко прожужжала
перелетная  муха, не придумав  ничего умнее,  как  усесться на  мой  нос.  Я
дернулся, зажмурил глаза и...
     - А-а-а-пч-ч-хи-и-и!!!
     Нож  Олены  неуверенно  кольнул  меня  в  шею.  Но  для  обрадовавшихся
стрельцов  командирский  чих  послужил  прямым  приказом!   А  приказы,  как
известно, не обсуждают... Молодцы дружно окатили всех  нас двадцатью ведрами
ледяной колодезной воды!
     - Пожа-а-а-ар!!! - вдохновенно подхватили бабы.
     Я, отфыркиваясь, перехватил руку завизжавшей девушки  и хлестким ударом
вышиб нож.
     - За мной,  молодцы! -  пароходной  сиреной  взвыл  мокрый, как курица,
Еремеев.  Стрельцы,  размахивая  пустыми  ведрами,  кинулись  в атаку.  Бабы
соответственно  усилили вой.  Через пять минут из кучи малы, по уши в грязи,
вылез я  и выдернул  за ногу  Митьку. Олена,  гибкой  змеей  выскользнув  из
стрелецких рук, кинулась к сараю. Мы бросились следом, но уже у самых дверей
она вдруг пропала. Просто исчезла, как будто ее стерли с листа бумаги.
     - Шапка-невидимка?! - переглянулись мы с напарником, но рассуждать было
некогда   -  неведомая  сила  словно  взорвала  изнутри  крышу  сарая,  и  в
образовавшемся  проеме   показались  высокие  борта  древнерусской  ладьи  с
крыльями.  Может, я  путаю  тип  судна, мне он  показался более  похожим  на
укороченный  драккар  викингов,  без  мачты и  парусов, зато  с  крылышками.
Новенький, оранжево-золотистый,  свежеструганый,  без  узоров и канители, но
таких  красивых пропорций...  Летучий  корабль  казался очень  небольшим, на
пять-шесть человек, но он полностью оправдывал свое  название, величественно
поднимаясь  в  воздух.   От   такого  торжественного  зрелища  у  меня  даже
перехватило  дыхание...  Сосновые крылья  махали так, что  пыль  поднималась
столбом.  На   корме  показалась   высоченная  тощая  фигура  в  голландском
купеческом костюме. Злорадную улыбочку Кощея я бы узнал из тысячи...
     - Прощай, сыскной воевода! Ничего у тебя не вышло, и рад бы укусить, да
зубки слабеньки... Руками придерживай, не ровен час - выпадут!
     Летучий  корабль  находился уже  метрах в трех над моей  головой, когда
торжествующий смех  Кощея Бессмертного оборвался - беззвучно  взлетели ввысь
длинные  черные веревки, и стальные  крюки  намертво вцепились  в деревянные
борта корабля.  Попали  почти все! Летучий корабль вздрогнул и замер, крылья
недоуменно дернулись.  Намертво  пришвартованный к лукошкинским  заборам, он
возмущенно  задрал  нос,  но деваться было некуда.  Наш  главный  преступник
что-то забормотал, и  от его заклинаний в  перелетное судно словно вселились
новые силы. Канаты лопались, трещали  доски, двое или трое охотников повисли
под  днищем, стараясь  своим  весом не дать врагу улететь. В одном  из таких
отчаянных героев я в шоке узнал Гороха! И похоже, не я один...
     -  Гляньте-ка,  православные!  Ить это ж  царь...  -  Горожане,  задрав
головы, уставились на невиданное диво, пытающееся взмыть под облака.
     - Митька, где Яга?!
     - Должна сию минуту быть, Никита Иванович!
     Только  бы  она успела...  Уйдет,  уйдет же,  подлец! Порвались еще две
веревки, у чьей-то крыши  сломался конек, летучий корабль здорово кренило на
один борт, но он медленно отвоевывал у нас сантиметр за сантиметром.
     - Митька, поймай царя! - Я плюнул на все и,  нахлобучив мокрую  фуражку
на уши, полез на  ворота.  В  это время  Кощей  на корме прекратил  возню  с
заклинаниями и взялся за меч.  Взмах  - и  один  из храбрецов  рухнул вниз с
обрезанным канатом в руках.
     - Огонь!!!  - не  своим  голосом  завопил я. Стрельцы,  прятавшиеся  на
крышах,  дали  по преступнику  дружный  залп! Вой,  который  испустил  Кощей
Бессмертный,  нельзя  было сравнить  ни с  чем...  Ей-богу, такому воплю сам
Тарзан бы обзавидовался! Крупнокалиберная соль в стволах  стрелецких пищалей
сделала  свое  дело.  Злодей  начал  бегать  от  носа  к  корме  со страшной
скоростью,  почесываясь, как  сумасшедший.  К сожалению,  на  подъемную силу
летучего  фрегата  это  не  повлияло... Даже  наоборот  -  все, кроме  царя,
выпустили веревки  и, рискуя свернуть  шеи,  спрыгнули вниз. Митька со своим
подвигом влез,  как всегда, не вовремя...  Отчаянно изогнувшись, он совершил
абсолютно  невозможный прыжок с крыши соседского дома,  поймав ноги государя
мертвой  хваткой.  Горох  разматерил  всю  улицу,  но  такого  "довеска"  не
выдержал, вынужденно разжимая руки. Они оба рухнули в чей-то двор, а летучий
корабль, обрадовавшись полученной свободе, резво взмыл ввысь.
     - Эхма... ушел-таки... - тихо раздалось в толпе.
     - Да, не удержали... Видать, мало каши стрельцам царским дают.
     -  Молчал  бы  уж!  Рази  такую  махину  диковинную  десятком  молодцов
удержишь? Всем миром браться надо было...  Что ж ты не попросил, участковый?
Мы  бы  подсобили...  -  На  этот  раз  в  народе  зазвучали голоса,  полные
незаслуженной обиды.  Я  глянул  вниз, с  ворот,  на  честные  лица  простых
лукошкинцев, и мне действительно стало как-то... стыдно. Они правы, Кощею не
удалось бы уйти,  если б  я  обратился за помощью  к  людям. На  Колокольную
площадь на полном скаку ворвались  три телеги, доверху груженные прозрачными
кусками соли.  Спрыгнув  с передней,  ко мне быстрыми шагами засеменила Яга.
Бабкина хромота почти не замечалась - хороший признак...
     - Собирай народ, Никитушка, проси подсобить.
     - В чем? - Я опустил глаза. - Все кончено, он ушел... Мы не сумели...
     -  Да  ты  вверх-то  глянь, умник! Нашел  время  слезы лить... Поднимай
народ, Кощей возвращается!

     Казалось, кто-то прокручивает назад ленту кинопленки. Летучий  корабль,
собственной   персоной,  сделав  эффектный  круг  в  поднебесье,  приветливо
помахивая крылышками, пошел вниз. Как,  зачем, почему?  Не было времени даже
задуматься... Лично  я сдуру решил, что  это Кощей возвращается мстить нашим
снайперам за  соленое угощение. Кстати, надеюсь, они догадались перезарядить
пищали? Но, как бы  то ни  было, корабль плавно и неуклонно снижался на двор
кожевенной лавки к развалинам того же сарая, откуда и взлетал.
     -  Граждане  лукошкинцы! Вот  он,  ваш  час!  От  всей души  прошу всех
желающих  оказать  нам   посильную  помощь   в  задержании  особо   опасного
преступника!
     -  Мы желаем!  Все пойдем! От радость-то... Говори, что делать надобно,
сыскной воевода!
     Я постучал себя кулаком в грудь, китель хоть  выжимай, глянул наверх  и
продолжил:
     - Сейчас эта  летающая лодка опустится  пониже, и мы должны постараться
до краев загрузить ее солью. Вон три телеги, кидайте как получится, пока под
тяжестью  груза они не совершат  вынужденную посадку. Стрельцы поддержат вас
прицельным  огнем. Но  на корабль  никому не лезть!  Преступника будем брать
измором...
     Кощей  на  корме бесновался,  как мог.  По-моему, он  уже исчерпал весь
запас и  ругательств и  заклинаний.  Народ ретиво  расхватал  солидные куски
колотой  соли  размером  с  кирпич и бросился  в атаку. Первым залпом  вверх
взвилось не  менее полутораста  килограммов  соли!  Гражданина  Бессмертного
просто   завалило...  Пока  он   выбирался  наружу,  воодушевленные  мужички
понарасхватали  почти  всю  первую  телегу.  В   Кощеевых  руках  замелькали
зеленоватые  молнии,  видимо,  он  все-таки  рассчитывал  хоть   кого-нибудь
покарать.  Но  еремеевцы  дали жару изо всех  стволов! Я никогда  не слышал,
чтобы человек  так вопил... С  другой стороны, Кощей Бессмертный все же и не
совсем человек. А летучий корабль, слегка коснувшись  земли, вновь  взмыл  в
небо. Мы, как дураки, остались внизу...
     -  Не печалься,  Никитушка, помощничков-то не  распускай,  -  поспешила
утешить  Баба  Яга.  - Чую я,  злодей наш опять сюда же вернется... Чей-то у
него в управлении заклинило. Не туда пошло, что ли...
     -  Туда... - ошарашенно выдавил я - прозрение было слишком неожиданным.
-  Именно  туда,  бабуля!  Где  были  мои  мозги?!  Царь  же  показывал  мне
действующую  модель  - маленький  кораблик,  летающий  по комнате. Круг  под
потолком - и на то же место! Понимаете?
     - Нет, но чую - вернется!
     - Естественно,  вернется!  Ведь  он сделан по тем  же  чертежам,  что и
уменьшенный образец. Значит, будет  так же садиться и  взлетать, садиться  и
взлетать,  только  с  большей амплитудой разбега...  Граждане, благодарю  за
помощь и моральную поддержку! Через пару минут  он еще раз приземлится,  так
что не откажите посодействовать в разгрузке и второй телеги!
     -  О  чем речь?!  Пособим милиции! Как скажешь, участковый! Дяденька, а
можно и я кину?
     ...Мужчины и женщины, старики и дети наперегонки  ломанулись разгружать
вторую телегу. Забава становилась всенародной! Когда летучий корабль, сделав
положенный разворот, лег на прежний курс - мы ждали его во всеоружии...
     - Без приказа - не кидать! - прикрикнул я на самых ретивых.
     Привлеченные грохотом  и  пальбой горожане  прибывали со всех сторон, и
Колокольная площадь была запружена почти до отказа. Забор у кожевенной лавки
попросту  рухнул,  не выдержав  напора  толпы. Народ  уточнял, где плохие, и
требовал свой кусок соли, мстительно покачивая его в мозолистых руках. Кощей
Бессмертный  сверху  уже не  ругался, а только  выл.  В  бесплодных попытках
подчинить  корабль  своей  воле он попытался грызть  борта, лупить  мечом по
корме,  топтать  палубу  ногами,  но толку было -  ни  на  грош! Поняв,  что
положение безвыходное, злодей начал лихорадочно  швыряться в нас булыжниками
соли.  Ему  это давалось  ценой нечеловеческой  боли, но и  в  толпе кому-то
раскровянило башку.
     - Внимание! Приготовиться! Дружно, залпом, огонь!!!
     В воздух  взвился целый вихрь  смертоносной соли. Пока  летучий корабль
опускался,  пока  взлетал вновь, лукошкинцы  добротно  загрузили  его  почти
вровень с бортами. Кощея  Бессмертного завалило по  самую  шляпу, из соляной
горы торчала лишь обуглившаяся рука, сжимающая черный меч.
     - А ить получается, Никитушка! Глянь, как тяжело  вверх ползет... Ровно
в туесок девичий вместо ягод подков насовали.
     -  Точно,  -  согласился я,  - когда  он вновь  пойдет на  посадку,  мы
загрузим его окончательно. Арест Кощея  будет  произведен, не  смотря ни  на
что! Так-то, бабуля...
     - Охти ж мне... - неожиданно вспомнила Яга, - а царь-то у нас где?!
     -  Царь? Какой царь? Ах, царь...  да  вон  в тот  двор упал,  вместе  с
Митькой.
     -  Не  смешно, участковый,  - насупилась  бабка.  -  У  Мити  головушка
дубовая, ежели об землю  треснется -  яма глубокая  будет...  А  народу царь
нужен! И не на голову ушибленный... Пошли-ка стрельцов за государем!
     Мне было  не  до  того,  но затруднительное положение разрешилось  само
собой. Из  ворот того  дома, в чей двор  рухнули наши герои,  показался весь
облепленный соломой  мокрый Митька. На шее у него болтался  хомут, а в руках
извивался большой, замотанный  в рогожу сверток. Народ расступился перед ним
в почтительном молчании, как перед инвалидом многих войн...
     - Митя, где царь?
     - Царь? Какой царь? Ах, царь...
     - Митька-а-а!!! - возопили мы с Ягой в один голос.
     Наш младший сотрудник,  наморщив лоб, делал вид, будто старается что-то
вспомнить...
     - Ох и крепко  маковкой  стукнулся...  - наконец  доложил он.  - Ногами
крышу  пробил, а там головой вниз, да по  бревну, да  в поилку, да  об  пол,
соломкой  присыпанный...  Вот тока соломка подстеленная  и  спасла.  Спасибо
добрым людям, что внизу конюшню поставили. Вот ежели бы кузня была... Да  об
наковальню лбом, больно же небось?!
     - Митя, где Горох?! Говори быстрее, несчастный, корабль уже опускается!
     - Горох? - Похоже, он вновь отключился. - Не было там гороху. Овес был,
ячмень в мешке вроде, а горохом кто ж лошадей кормит? Все сеном больше...
     -  Бабуль,  покомандуйте  гражданами,  пока я  его  задушу!  -  вежливо
попросил я, но Митькина мысль, блуждая по логическим цепочкам умозаключений,
все-таки нашла правильное решение:
     -  А-а...  так  вы  о   государе   нашем   беспокоитесь?!  Не  извольте
волноваться, Никита Иванович, уберег я царя-батюшку... Шеи своей не пожалел,
куда помазанник Божий мне всем задом с размаху и хряпнулся!
     - Граждане, приготовиться! Всю  соль разобрали? Вот и отлично,  третьей
телеги должно хватить за глаза... Итак, кидаем строго по моей команде! Митя,
прости, что перебил, продолжай, пожалуйста.
     - Покалечился надежа-государь... - печально  объявил Митяй, по-прежнему
не выпуская из рук сверток. - Я-то, как на четвереньки вскочил, вижу, мается
он  в стороночке и стонет  так тихохонько... Вроде маму мою зовет,  а зачем?
Ну,  я его споймал, бедного, чую, царь-то наш  как  есть  весь переломанный!
Сложил  я  его  поаккуратистей,  уж  как сумел...  не  лекарь,  не  знахарь,
академиев в Сорбонне не  заканчивал!  В рогожку  увязал, думаю, бабушка  Яга
покумекает да и соберет государя-батюшку еще получите прежнего. Вот  он, для
вас берег...
     Яга, до  сего момента стоявшая столбом,  икнула и  кинулась разматывать
сверток.  Я сбил фуражку на  затылок,  взмахнул рукой, и народ  дал по Кощею
очередной  залп! Летучий корабль,  из последних  сил  махая крыльями, тяжело
грохнулся оземь, сделал несколько грузных попыток  оторваться, но не смог...
Гора хрустально-сероватой  соли  высилась  в  нем так,  что  борта  трещали.
Радостные  лукошкинцы,  словно  малые дети, прыгали вокруг, упоенные победой
над самым непобедимым  злодеем их эпохи! Господи,  неужели мы  действительно
это  сделали?  Баба   Яга  подвела  ко  мне  освобожденного   Гороха.   Царь
прихрамывал, тяжело опираясь на плечо бабки, но вид имел грозный и деловой.
     - Еремеев!  Ко мне! -  Я спрыгнул  с дрожащих ворот, где, собственно, и
руководил всем сражением, хлопнул по плечу  подоспевшего  Фому и обернулся к
государю: - Ну что, пойдемте производить арест?
     Кощея извлекли не сразу. Сначала царь собственноручно отключил какой-то
неизвестный  мне шпенек, и крылья  летучего корабля замерли в неподвижности.
То, что стрельцы извлекли из-под тяжелых пластов соли, не имело ни малейшего
сходства с тем Кощеем, которого я  знал. Просто какой-то обугленный скелет в
драных  лохмотьях, не  подающий  ни  малейшего  признака  жизни.  По  совету
многоопытной Бабы Яги его с ног до головы заковали цепями и в осиновом гробу
отправили в царские  темницы. До справедливого решения суда тело должно было
находиться там.  Хотя, как я  понимаю, гражданин  Бессмертный  вполне мог  и
симулировать... Но  вроде  бы  завтра отец  Кондрат точно  должен  прибыть в
Лукошкино,  а  при  нем Кощей не посмеет  даже  пикнуть.  Мы втроем не спеша
направились в родное  отделение, Горох увязался было следом, но его  вовремя
перехватили бдительные бояре. В захвате летучего корабля они  демонстративно
не  участвовали, а вот  по  окончании всего  шума  соизволили  прибыть, дабы
напомнить  государю о невозможности ронять царское величие пешей прогулкой с
простолюдинами. Фома  и его охранная сотня  остались на  месте преступления,
там  требовалось навести  серьезный  порядок  и  организовать ночную  охрану
"стратегического  объекта".   Летучий   корабль,  несколько  потрепанный   и
поцарапанный,  все  еще был готов к эксплуатации.  Улететь  на нем, конечно,
невозможно, но желающих просто покататься оказалось не так уж мало. Вроде бы
взрослых мужиков приходилось отгонять как шкодливых мальчишек...
     Баба Яга отправилась в терем, накрывать на стол, а нас прогнала в баню.
Это  правильно,  в их времена все серьезные дела  начинаются и заканчиваются
баней.  Не  самая плохая  традиция,  скажу  вам,  а учитывая наше  промокшее
состояние... Митька  опять  заботливо  взялся  за  веник,  но  лично  у меня
вторично  обречь  себя  на порку  не  было ни  малейшего  желания.  Парились
недолго,  я хотел о многом поговорить с  Ягой. К нашему возвращению из  бани
бабка расстаралась, как  могла. Особых разносолов, конечно,  не было, но для
голодного милиционера и подогретые щи с остатками курника казались настоящим
пиром.  Настойку  Яга достала  новую,  лимонно-медовую,  желтовато-янтарного
цвета. Выпили молча, ели - тоже, разговорились позднее...
     - А вот  скажите, Никита Иванович, что  ж царь теперь  с Кощеем  делать
будет, коли он бессмертный?
     - Ну не казнить, это точно... - важно подтвердил я.  - Скорее всего, по
зрелом размышлении, отправит куда-нибудь на окраину, в самый дальний острог.
Там посадят в одиночную камеру, закуют в кандалы понадежнее, и... достаточно
долгое время он не будет нас беспокоить.
     - Чей-то недопонял я...
     - А че ж тут непонятного, - пояснила Баба Яга,  -  рази  ж какая тюрьма
Кощея удержит? Ежели не сам цепи порвет, так найдет дурака-царевича, тот его
пожалеет, водицы испить даст, а уж там и... Нет, милок,  отродясь  такого не
бывало,  чтоб  сам  Кощей  Бессмертный из  застенков  каменных  да  кандалов
железных сбежать не смог!
     - Ну и шут с  ним! - храбро заключил Митька.  -  Пущай себе бежит, а мы
опять поймаем - и в кутузку!
     - Это правильно. Работа у  нас такая, интересная: они  бегут, мы ловим.
Ты бы вот лучше  рассказал, почему Борова и  Свина проворонил? Говорил,  нет
их. А они вон какие шкафы, в неподходящее время выискались...
     - Да  спрашивал же  я, спрашивал!  -  виновато  поник парень.  - Соседи
смеялись только... Дескать,  у  них  что ни боров -  то Борька. Имя-то самое
свинячье. А боровов  Юрок и нет ни  одного, хотя свинья с поросятами почитай
что у каждого во дворе имеется... Но ить взяли же их?
     - Взяли, но это не твоя заслуга. Задержание двух уголовников, плотников
экстракласса, произвели еремеевские ребята.  Кстати, Фома вскользь упомянул,
что  оба  вопят  о  своей невиновности.  Они  якобы  творческие  люди, члены
какого-то союза, были приглашены  на секретную миссию  и, на кого  работают,
абсолютно не подозревали...
     - Врут!  -  твердо припечатала  Яга, хлопнув ладонью по  скатерти. Стол
дрогнул, бабка смутилась и разлила всем по второй.
     -  Врут, естественно. Только  смертная казнь  им  за это  все равно  не
светит. Убийств на них нет, особо тяжких преступлений тоже, пусть потрудятся
годок-другой  в  исправительной   колонии  строгого  режима.  Может,  сумеют
организовать на каторге кружок по выпиливанию лобзиком...
     - Никита Иванович, а вот я насчет девицы преступной, Олена которая... -
вновь  загорелся  Митька, за  что  Яга  быстро отвесила  ему  воспитательный
подзатыльник.
     Я немного помолчал, но в принципе парень был прав...
     -  Видимо,  ей  удалось  бежать.  Я отвлекся  на  летучий  корабль,  от
стрельцов информации насчет ее поимки не поступало. Сам ведь видел, как  она
буквально растворилась в воздухе...
     - Шапка-невидимка! - напомнила бабуля.  Мне оставалось только  признать
свое поражение:
     -  Попробуем завтра  допросить  Кощея,  он  должен  дать  исчерпывающую
картину  тех  печальных  событий.  Но если ничего не  изменится, то... Олена
по-прежнему остается  главной подозреваемой  во всех четырех убийствах.  Она
знала, что мы будем в трактире Поганова,  она передала свое кольцо сообщнице
Настасье и вполне могла заявиться на  встречу утром. Видя, что все  пошло не
по установленному  сценарию,  она  отравила  Селивестра  Петровича.  Бегство
Настасьи тоже могло быть делом ее рук... Ей так же ничего не стоило отравить
дворника,  который  мог  дать нам информацию  о  единственной подружке своей
дочери. Она легко подсыпала  яд и самой Ксении Сухаревой, хладнокровно  убив
ее  за чаем  и  подготовив  для нас фальшивую  улику.  Наверняка именно  она
дралась с нами у поруба, а потом заколола бывшую подельницу...
     -  И  мы  такую злодейку преступную на свободе оставили?!  -- пораженно
вытаращился наш младший сотрудник.
     Я только развел руками:
     - Будем искать.  Пока она в  шапке-невидимке, ей ничего не  стоит уйти.
Тем более что  таможня теперь откроет все ворота. Но мне  почему-то кажется,
что мы с ней еще встретимся...
     - Да уж не кажется! - изменившимся голосом вскрикнула Яга.  - Чую запах
чужой, девичий  прямо  за дверями нашими... Митенька, возьмись-ка за  ухват,
вот тока драки мне в доме напоследок не хватало!
     ...Дверь  в горницу осторожно приоткрылась и  в  образовавшемся  проеме
показалась  настороженная морда  бабкиного  кота. Мы облегченно выдохнули...
Кот Василий бочком втиснулся в помещение и, поклонившись мне, сунул что-то в
сморщенные руки Бабы Яги.
     - Батюшки  светы! Да тут записка тебе,  Никитушка! То-то я чую -- запах
девичий...
     - Что там? - изо всех сил стараясь казаться равнодушным, бросил я.
     - Да так... - подмигнула бабка, - ничего особенного. Выдь-ка за ворота,
там тебя одна знакомая для разговору дожидается.
     Я,  схватив  в охапку фуражку  и  китель,  прыгнул  к  дверям.  Митьку,
попытавшегося шмыгнуть следом, перехватила бдительная Яга.
     -  Дык...  как  же  так,  бабуля?!  А вдруг  это  убивица многоопытная,
Олена-уголовница?
     - Она и есть.
     - Она?! И вы меня тут задерживаете?! Да ведь Никита Иванович один там и
без  оружия  оборону  держит.  А  пособить-то  против  злодейки  и некому...
пустите-е-е!
     - Сиди, неслух! -  Баба Яга  силой усадила огромного Митьку  на лавку и
заткнула ему рот пряником. -  А то я дура совсем, не знаю, когда участкового
нашего  одного  отпустить  можно? Не лезь в  энто  дело, сами разберутся! Не
тронет она его, да и он ее  в  тюрьму за косу не потащит. Но о том - молчок!
Не то опять петухом оберну, тока кому кукарекни...
     Митька надулся и обиженно зачавкал медовым пряником.

     ...Олена стояла у забора, немного в  стороне от  наших  ворот.  Я сразу
увидел ее,  но  подошел  с трудом,  ноги  резко  стали ватными,  а  в  руках
появилась непонятная  слабость. Мы  довольно долго  молчали, не зная, с чего
начать. Потом  она мягко взяла меня под руку,  и  мы неторопливо направились
вдоль по улице. Такая тихая, ночная прогулка милиционера и преступницы...
     - Зачем вы пришли?
     -  Хотела все рассказать. Я понимаю,  как  глупо это выглядит... Там, в
лавке, вы обвинили меня в смерти Ксении. Так вот, я ее не убивала.
     - Вас видели стрельцы, - словно бы оправдываясь, сказал я.
     Она покачала головой:
     -  Ксюша была  необыкновенным человеком. Поверьте, на мне много грехов,
но...  Я втерлась  к  ней в доверие,  убедила взять  меня с  собой к  царю и
выкрала  чертежи. Все придумал Кощей, он как-то увидел их  в своем волшебном
зеркале. Потом... Наверное, что было дальше, вы знаете не хуже меня?
     - Рассказывайте.
     - Город "закрыли", я  не успела сбежать.  Пришлось звать сюда Кощея, он
приехал. Тайное убежище во дворе кожевенной лавки было приготовлено заранее.
Кощей не хотел возвращаться просто  так, он рвался отомстить вам за какие-то
прошлые обиды...
     - За что вы убили дворника?
     -  Я не  убивала его, - устало, но твердо заявила  Олена, крепче сжимая
мою руку. -  Я была  у них в доме,  когда он  вернулся из отделения. Николай
Степанович  был очень умным  человеком.  Он сразу  же  понял,  кто мог  быть
причастен к краже,  но донести на меня... Этого он не смог  бы  никогда! Тем
более  что его  дочь  Ксения была  бы  признана сообщницей,  а  у  нее  мало
заступников при дворе. Утром я узнала, что он...
     - Принял яд, - медленно протянул я. - Ушел из жизни подобно почитаемому
им  Сократу. Почему  он  не поверил  мне?! Господи  Боже,  хоть когда-нибудь
вразуми интеллигентов!
     - Кощею это понравилось.  Когда я... заманила вас кольцом, мы  передали
его  Настасье  с  разбойничьего двора  Поганова.  На рассвете  я должна была
проверить, как  все прошло, и на  всякий случай захватить с  собой такого же
яду.  Вам не  судьба  была  умереть...  Увидев  у ворот стрельцов, я  надела
шапку-невидимку  и  прошла внутрь. Эта кружка  с ядом предназначалась вам...
Тот  здоровенный  парень, Митя, едва ли не вырвал ее у меня. Смерть Поганова
была случайной, он давно служил Кощею и  был ценным холопом... -  Но  кто же
тогда убил Ксению?
     - Кощей. Когда я ушла, она  была  жива. Наверное,  он почувствовал, что
Ксюша стала для меня чем-то большим... Он отравил ее, а потом смеялся мне  в
лицо. Сказал, что оставил для вас  рыжий  волос и что Настасью пора сдавать.
Дьяка  тоже  надо было убирать,  но  весь спектакль затевался с одной только
целью...
     -  Повесить  все  преступления исключительно  на нее? Дальнейшее  почти
понятно, если вам тяжело говорить, то не надо...
     - Чего уж там... - Она  грустно улыбнулась, и в ее черных глазах на миг
блеснула такая безысходная тоска, что у меня едва не остановилось сердце!  -
На  совести Настасьи  много  загубленных душ.  Она  вертела  Погановым,  как
хотела, и ей нравилось убивать... Я очень легко всадила в  нее нож. Кощей не
поверил, что  мне не  удалось добраться до дьяка,  и ночью пошел на вас сам.
Как вы спаслись - ума не приложу... От него еще не уходила ни одна жертва!
     - Нам повезло,  - лаконично объяснил я, - попался сумасшедший петух. На
некоторых  преступников  кукареканье действует  отрезвляюще... Олена, я  все
понимаю, но  тем не  менее кража и убийство  все равно имели место. По долгу
службы  я  был бы обязан  вас арестовать.  Конечно, то, что вы  пришли сами,
молено попробовать оформить как явку с повинной, и тогда...
     -  Нет,  участковый!  Разве  я бы просто так пошла?  Умирать не хочу, а
иного мне царь не отпустит...
     - Ну почему же? Горох не  настолько жесток, как  трактуют  учебники  по
истории.  А к молодым, оступившимся девушкам  тем более лоялен. Я думаю, что
мы могли бы...
     - Ничего мы с тобой не могли бы, Никита Иванович. - Олена выпустила мою
руку и  чуть  не  плача  остановилась.  - Да посмотри же  ты  на  меня, дитя
недогадливое! Я же не человек... я...
     Она стянула с головы красную ленту и, раздвинув густые волосы, показала
мне маленькие рожки. Можно подумать, меня это убило на месте... Да я даже не
удивился!
     -  Ну  и что? Я видел  такие  у  шамаханов.  Вы  из их орды?  И хвостик
маленький
     есть...
     - Есть! И  не маленький! -  сердито  притопнула Олена, видимо,  страшно
довольная тем, что я  не  упал  в  обморок. -  Не шамаханка  я, а бесовка! С
малолетства у родителей украденная и Кощею в холопки проданная. И быть мне в
обличье бесовском, покуда...
     - Не появится добрый молодец и не поцелует?  - Я решительно сделал  шаг
вперед, обнимая ее за плечи.
     - Быстрый какой... да если бы! -  Она тихо вздохнула и прильнула ко мне
на грудь. - Покуда срок мой не выйдет, а границ его я и сама не ведаю.
     - Можно у Яги спросить, вдруг она знает?
     - Вот и спроси... А меня не  держи  пока. Поверь, сыскной воевода,  я и
сама  к тебе прибегу, как только сумею. - Теплые  девичьи губы на  мгновение
коснулись  моей щеки. - Ты  только дождись  меня...  А на прощанье подарочек
возьми, Бабе Яге  покажи,  в  твоем  деле  милицейском, очень полезная  вещь
будет.
     - Олена-а-а!
     Она выскользнула, что-то сунув мне в руки, и скрылась в темном проулке.
Мне безумно хотелось ее догнать и... Нет! Не арестовать, а сказать ей... Как
все  запутано! Что  я буду  завтра  докладывать Гороху? Как теперь прикажете
закрывать следствие? Придется пойти  на явный подлог и подтасовку  фактов...
Бабка  меня  поймет,  Митьке  и знать  незачем,  а  с  царем  мы  как-нибудь
договоримся.  В  конце  концов,  чертежи у  него, летучий  корабль  тоже,  а
истинный виновник смерти Ксении Сухаревой  найден, задержан и  ждет  скорого
суда.
     ...Уже  в отделении я  отдал  Яге  маленькую круглую  шапчонку  образца
узбекской тюбетейки.
     - Шапка-невидимка! - обомлела наш  эксперт.  -  Да как же  ты,  голубь,
таковую  редкость  раздобыть  умудрился?   Али  краля   твоя   сама   отдать
сподобилась...
     - Она не краля.
     - Ага, помню - потерпевшая!
     -  Ладно,  смейтесь надо  мной, издевайтесь,  как хотите, мне  уже  все
равно...
     Я бухнулся на скамью, положил руки на  стол, поудобнее  улегся сверху и
задремал. Дрема плавно и незаметно перешла в тихий, глубокий сон...

     - Никитушка,  ты  бы  слазил в  погреб  за сметанкою.  Митька  к девкам
царским объясняться побег, а у меня чтой-то поясница с утра так и ломит... -
жалостливо попросила бабка.
     Я  сидел  за  столом, и сладкий  запах свеженапеченных блинов  призывно
щекотал ноздри. Яга права, какие русские блины без сметаны?
     - О чем разговор, бабуль? Уже иду!
     Я быстренько откинул в сторону половичок, поднял тяжелую крышку погреба
и спустился  по ступенечкам вниз. Сметана стояла  в  коричневой  кринке,  на
полке слева,  ее  я нашел сразу. А повернувшись,  увидал ухмыляющуюся  морду
кота Василия, передними лапами опускающего крышку...
     -  Ах  ты,  гад! - с чувством выругался я  и полез по  лесенке в полной
темноте. Не рассчитав скорости, гулко ударился головой. Крышка подвала легко
подалась,  и  сквозь  хлынувший  водопадом  свет  мне навстречу  протянулась
мужская рука... с командирскими часами на запястье.
     - Вылезай, Ивашов! Пошли быстрее, а то без тебя все ученья кончатся.
     Я  ошарашенно поднялся  наверх и ахнул.  Неизвестно  какой  замызганный
домик, два улыбающихся сержанта, мои товарищи по прошлой  службе в Москве...
Где  же я?! В  разбитом оконце  виднелась  шоссейная дорога  с  пробегающими
автобусами,  на  горизонте  белели   айсберги  многоэтажек,  моросил  мелкий
подмосковный дождь...
     - Да ты что, Ивашов, не в себе?!
     - Не в себе... А где же Яга,  где Митька, где мое Лукошкино? Как я сюда
попал? За что?! Я не хочу! Я... я... ма-ма-а-а!
     - Никита! Никитушка! Да что же с тобой, сокол ты наш ясный?! - Баба Яга
встревоженно трясла меня за воротник. Я открыл глаза, вцепился в  нее обеими
руками, обнял, прижал к себе изо всех сил и срывающимся голосом прошептал:
     - Сон... просто страшный сон... Приснится же такое!
     -  Да  что же тебе,  касатик, приснилося? -  искренне  поинтересовалась
бабка, не избалованная такими знаками сыновней привязанности с моей стороны.
     - Ку-ка-ре-ку-у-у-у!!! - с яростным, душевным надрывом проорал петух во
дворе,  начисто  перекрывая мой  ответ.  Мы  подозрительно  переглянулись...
Неподходящее для кукареканья время - час ночи!
     - Неужели опять Кощей?
     - Навряд ли, он ить в цепях, в темнице, царского суда дожидается...
     - Тогда с чего петух орет?
     -  Не ведаю...  Я  ж излечила  его, бедного, он  теперича  тока вовремя
голосить должон.
     -  А... не извольте  беспокоиться,  - с  удовлетворенным прихрапыванием
донеслось из сеней. - Я это в  честь победы  великой, над Кощеем,  значитца,
решил это... петушка нашего геройского побаловать. Угостить от души! Насыпал
ячменю отборного  в мисочку да зеленым  вином залил, не  поскупился... Пущай
птица порадуется, шутка ли - самого Кощея одолели! Так вы уж... а-а-хр-р! на
петушка-то не серчайте, это он с похмелья поет!
     - Бабуля,  - страдальчески взвыл я,  - пустите меня,  я его  все  равно
уволю!
     - Ну не надо! Не сердись на мальчоночку, - пустилась уговаривать Яга. -
Мы-то вот сядем-ка лучше да чайку попьем. А хоть время и позднее, ты мне про
сон свой страшный все порасскажешь. Я ить в снах ох как разбираюсь...
     - Ладно... сейчас чай, а Митьку уволю завтра, - угрюмо решил я.
     Хотя  на завтра,  если  честно,  оказалось столько дел... И послезавтра
тоже, а там дальше - больше!  Беготня, суета, у трясение всех бумаг, отчетов
и  докладов.  В  сущности,  ничего  особенно  интересного,  рядовая  рутина.
Следствие  мы  закрыли.  Гражданин  Кощей  Бессмертный  получил  пожизненное
заключение  в самом  дальнем сибирском остроге. Летучий корабль подкрасили и
теперь используют для катания публики на ярмарках и по воскресеньям. Мастера
трудятся над созданием новой, более усовершенствованной модели, но Горох уже
охладел к этой идее. Дьяка вновь взяли на работу в думский приказ, дней пять
он  говорил со  всеми необычайно вежливо,  но вроде вчера  опять сорвался...
Псурова боярин Бодров  еще более приблизил к себе как безвинно пострадавшего
великомученика  от милицейского произвола. В  награду за  удачно проведенную
операцию государь выдал нам премию. Большая часть денег ушла на откуп Митьки
от женитьбы. Я беседовал с Ягой насчет  Олены, но это слишком уж личное... В
остальном все было хорошо.  Тихо, скромно,  просто,  но  со  вкусом.  Вы  не
поверите, мы  жили без  проблем вплоть  до самой зимы! А с первым снегом нам
выпало такое-е-е дело...  Но  это,  сами  понимаете,  уже  совсем  отдельная
история...




     Рассей пустую думу. Бомарше
     Говаривал мне: "Слушай, брат Сальери,
     Как мысли черные к тебе придут,
     Откупори шампанского бутылку
     Иль перечти "Женитьбу Фигаро".

     А.С. Пушкин


     Пушкинский Бомарше, цитируемый  Сальери в разговоре с Моцартом, конечно
же был прав. Прав как истинный сын своего века, века "отрицанья и сомненья".
Веселость, легкость литературного произведения  считалась в XVIII веке одним
из главных его достоинств. "Поучая, забавлять"  - такую задачу ставили перед
писателем теоретики классицизма.

     Пишите языком доходчивым и внятным,
     Умея сочетать полезное с приятным, -

     призывал собратьев по  перу Никола Буало. "Имеет право на существование
любой литературный жанр, кроме скучного", - утверждал Мольер. Так было...
     Со временем литература  разучилась  просто улыбаться. В особенности это
относится  к российской словесности.  Даже в благословенном остроумном XVIII
столетии  наши  ведущие  поэты,  драматурги  и  прозаики   не  улыбались,  а
насмехались, критиковали, жгли огнем  "пламенной сатиры".  Уже в  следующем,
XIX  веке "серьезность"  стала одним из основных требований, предъявлявшихся
критикой  и обществом к  литературе. И  редкие смельчаки, пытавшиеся  писать
смешно,  вынуждены были  маскироваться.  У Гоголя -  не просто смех, а "смех
сквозь слезы". Примерно то же (конечно, со многими оговорками) мы видим и  у
Салтыкова-Щедрина.
     XX  век  - век революций  и двух мировых войн - тоже не очень-то  давал
расслабляться.  Аверченко, Ильф  и  Петров, Булгаков,  Войнович,  Стругацкие
(имеются в виду  "Понедельник..." и "Сказка о Тройке"), многие  другие, коих
уже  и не  упомнишь. Разве они улыбались? Так ли  смешны  Максудов, Чонкин и
даже  сам  неподражаемый  Остап Бендер?  Все та же  "муза пламенной  сатиры"
вдохновляла авторов  на  создание их бессмертных творений.  А  как  хотелось
порой именно расслабиться, отвлечься  за бутылкой "Советского шампанского" и
книгой  нашего  собственного  Весельчака  от  грустных  раздумий  о  судьбах
Отечества, о хлебе насущном, очередях и дефиците...
     Но вернемся к мысли Мольера о скучных и веселых жанрах. Детектив уже по
определению  - нескучный жанр.  Однако  можно  ли считать веселой книгу, где
описываются кражи, убийства,  розыск  и  задержание  преступника?  Бывает  и
такое. Например,  польская романистка Иоанна Хмелевская  создала  едва ли не
классические  образцы  так  называемого "иронического детектива". Или Картер
Браун  с  его  сериалом о  детективе  в юбке Мевис Зейдлиц  -  "зеленоглазой
блондинистой дурище". Да чего далеко ходить. Взяв в руки любой из детективов
современной российской писательницы  Татьяны  Поляковой, вы будете  хохотать
уже на  второй или третьей странице. Кстати, не заставляет ли задуматься тот
факт,   что   почти   все   иронические   детективы   повествуют   именно  о
женщинах-сыщиках (вот  вспомнилась и шеф детективного агентства Берта Кул из
романов  Гарднера).  Это симптоматично -  все  же детектив  серьезный  жанр.
Следствие,  как  правило, в нем ведет мужчина. Сыщик-женщина (за исключением
разве что мисс  Марпл) уже с самого начала воспринимается  как  насмешка над
благородной  и  достаточно  тяжелой  профессией. Не  случайно  до  недавнего
времени в школах милиции девушки-курсанты были редкостью.
     А  если  задачу  усложнить  еще больше?  Попробуем  отыскать  не просто
веселый  детектив,  а  веселый  фантастический  детектив.  Ну, в  зарубежной
литературе это, естественно, Роберт Асприн.  В российской же аналогов  почти
нет.  Есть  веселая  фантастика, но не  детективная.  Есть и  фантастические
детективы.  Однако они слабо подпадают  под определение "веселый". Здесь  мы
вновь  возвращаемся к  той же проблеме, о которой говорилось выше: смешна ли
книга, описывающая убийства и насилие:
     Думается, после  нашего  длинного вступления у читателя  уже  не должно
возникнуть сомнений, что книга, которую  он держит в руках, в некотором роде
явление  редкостное  для  современной российской  фантастики. Редкостное уже
хотя  бы  потому,  что  главным  героем  веселых  фантастических  детективов
астраханца  Андрея  Белянина  (его "Летучий корабль" - третья  часть  цикла,
начатого  романами  "Тайный  сыск  царя  Гороха" и "Заговор  Черной  Мессы")
является   не  крутой  сыщик-супермен,  балансирующий  на  грани   закона  и
беззакония, не хитроумная  зеленоглазая блондинка, владеющая приемами карате
и восточной магией, а обычный парень,  участковый милиционер.  Этакий гибрид
дяди Степы и Анискина.
     Говоря  о  творчестве  Андрея  Белянина,  известный  критик  В.  Гопман
справедливо  отмечал,  что  книги  писателя  -  "своеобразный пастиш"  (этим
термином принято  называть художественное произведение, представляющее собой
монтаж  из различных  произведений  одного или  нескольких  авторов). Данное
определение отчасти  верно и в отношении цикла о "тайном сыске царя Гороха".
Особенно  применительно  к  первой  книге.  При  знакомстве  с  нею  сначала
вспомнилась старая шутка о том,  как ученые, заложив в компьютер специальную
программу,  получили  универсальный  русский  анекдот.  Показалось,  что  А.
Белянин   попытался   под  одной   обложкой  объединить  все  модные   нынче
литературные  жанры:  детектив,  боевик,  "славянское"  фэнтези,  мистику  и
шуточный (балаганный) роман. Мы  предположили даже, что автор хотел написать
пародийный  роман, обыгрывающий  штампы  названных  выше жанров. Однако  при
подготовке данного  послесловия пришлось перечитать "Тайный сыск...",  чтобы
сопоставить его с "Летучим  кораблем". И все три романа выстроились в особый
ряд, где каждый новый компонент сложнее предыдущего.
     Литературные    реминисценции   вообще   являются   одним   из    самых
распространенных  приемов  в  современной  российской  фантастике. Некоторые
писатели  используют в своих текстах скрытые,  но всеми узнаваемые цитаты из
произведений  друзей и "неприятелей" по цеху. Это своеобразная игра. Элемент
то ли богемной тусовки, то ли литературной борьбы. Примеры находим в романах
Л.  Вершинина,  А.  Валентинова, С. Лукьяненко  и  Ю.  Буркина и др. Иные же
авторы  уснащают  книги  реминисценциями  для  того,  чтобы  поставить  свои
сочинения в общелитературный  контекст.  Такая традиция идет еще от "Слова о
полку  Игореве", в  зачине которого  поэт упоминает своего предшественника и
наставника  Бояна. В  подобном ключе работает Г. Л. Олди. Творчество  Андрея
Белянина ближе именно ко второму роду сочинений. Расставив в начале "Тайного
сыска"  литературные маячки-ориентиры,  показывающие,  на  что  именно может
рассчитывать читатель, взявший в руки  его книгу, писатель  в дальнейшем уже
не возвращается к  этому.  И если в ранних его  вещах  (трилогии  о Мече Без
Имени, "Джеке Сумасшедшем короле") реминисценции служили чем-то вроде тягача
для толкания сюжета,  то  в "Рыжем  рыцаре" и "Летучем  корабле" Белянин уже
прекрасно обходится без чужих "технических средств", полагаясь в основном на
свои собственные силы.
     Почти  во всех книгах А. Белянина используется один и  тот  же сюжетный
ход: перемещение героя во времени и пространстве и  приключения его в  новой
реальности. Что ж, мировая  литература изобрела не так много  сюжетов, чтобы
они  не  повторялись.  Если  писателю  нравится  работать  именно  в  данном
направлении и книги его не напоминают  одна другую - бога ради. Белянину, на
наш взгляд, пока удалось  избежать  самоповторения. Он еще  не попал  в  тот
замкнутый  круг,  из  которого писателю бывает  так трудно, почти невозможно
выбраться.  Хотя опасность такого рода существует и  о ней  следует помнить.
Пока же его книги, в частности веселая детективно-фантастическая трилогия из
времен царя Гороха, - это очень приятные и увлекательные  тексты, написанные
добротным  языком, с  живыми,  запоминающимися образами, главным из  которых
является конечно же "сыскной воевода" Никита Иванович Ивашов.
     Уже сами обстоятельства появления Никиты Ивановича  в  царстве славного
Гороха (в котором отчего-то  угадывается Иван Васильевич, хоть и Грозный, но
более напоминающий того, что "меняет профессию") вызывает ассоциации с целой
вереницей хорошо известных читателю романов: "Амберскими хрониками" Желязны,
"Создателем  вселенной"  Фармера,  "Не   время   для  драконов"  Перумова  и
Лукьяненко, "Мессия очищает диск" Олди,  "Лабиринтом" Макса Фрая.  Однако, в
отличие от  большинства своих предшественников, герой Белянина не устраивает
революций и переворотов, не становится императором и не ведет затяжных войн,
а довольствуется скромной должностью участкового и суровыми  буднями службы,
которая  "и  опасна, и  трудна". Цитата из  песни,  звучавшей  в милицейском
сериале   "Следствие   ведут   ЗНАТОКИ",   не   случайна.   Потому   что   в
новообразованном  царем  Горохом  отделении милиции  служит почти  такая  же
троица:  сам Ивашов,  эксперт-криминалист Баба Яга  (которая Кибрит за  пояс
заткнет)  и  Дмитрий  Лобов  -  "герой с фигурой Терминатора,  только ростом
повыше, а мозгов... вровень, что у одного, что  у другого". И вот эта троица
в меру  своих сил  и возможностей сражается  со  всякой нечистью, пытающейся
погубить землю Русскую. То это "лица  восточной национальности"  - шамаханы,
наводнившие  столицу  двойниками первых чиновников  государства,  то заезжие
немцы-проповедники,  желающие  отдать  Русь во  власть Вельзевула,  то Кощей
Бессмертный, похитивший  чертежи  летучего  корабля.  Прямо скажем,  дела не
совсем традиционные для правоохранительных органов. О таких ситуациях только
в современных супербоевиках прочитаешь.  "Страшно, аж жуть!" - как писал  В.
С. Высоцкий.
     Похвальна  попытка  А. Белянина создать  образ  положительного героя, о
котором так  долго мечтала наша  литература. Никита Ивашов - истинно русский
герой. Это и рыцарь без страха и упрека, и поэтически настроенная натура. Не
случайно к нему как к своему тянутся многочисленные персонажи отечественного
фольклора: русалки,  полевик,  водяной,  леший. И  даже  девушка, в  которую
влюбился  Никита ("Летучий корабль"),  оказывается "бесовкой"  с  рожками  и
хвостиком. Сам Кощей  Бессмертный (местный криминальный авторитет) относится
к  сыскному воеводе  с уважением, хотя  и пытается при каждом удобном случае
его извести. Да и простой  народ видит в Никите Ивановиче своего заступника.
Вспомним  сцену  народного  бунта  из  "Летучего корабля", когда  лукошкинцы
требуют от  царя Гороха  освободить "батюшку  участкового".  На  наш взгляд,
романист верно  уловил настроения,  витающие  в  обществе. Народу,  читателю
просто  надоело  постоянное   очернительство  работников  правоохранительных
органов,  валом  идущее  со  страниц  газет   и  журналов.  Может  создаться
впечатление,  что у нас вообще никто не борется с преступностью,  а  милиция
занята внутриведомственными разборками. Потому и воспринят на ура телесериал
"Менты", и  умиляются зрители от ретроспективного  показа "ЗНАТОКов", требуя
снять  их  продолжение, что  истосковались люди по  подлинным защитникам  их
прав.  Вспомним,   насколько  культовым  был  образ  дяди  Степы,  насколько
уважаемой была  милицейская  форма. Заметим, что на  Международном фестивале
фантастики  "Звездный  мост-2000", проходившем в Харькове,  А.  Белянин  был
удостоен  премии  Университета  внутренних  дел  МВД  Украины  "за  создание
положительного имиджа сотрудника милиции в романе "Тайный сыск царя Гороха".
     Симпатичны  и двое других ЗНАТОКов.  Хорош  увалень  Митька -  любитель
кислой  капусты и охотник до знатной потасовки. Это типично русский характер
и  в то  же время дружеский  шарж  на некоторых сотрудников милиции младшего
звена.  Административное  рвение  и  какая-то  по-детски  наивная, умиляющая
любовь к сыщицкому труду нередко доводят  Лобова до неприятных ситуаций:  то
его в  петуха превратят, то сразу пять невест явятся в райотдел  осматривать
будущее  место  жительства.  Умудренная  годами  и  опытом,  присмиревшая  и
проникшаяся религиозным  духом  (напомним  ее манипуляции со  святой  водой,
которую ей по "черноте" ее натуры вроде бы держать в доме не положено), Баба
Яга  сглаживает  шероховатости,  проистекающие   от  буйства  крови  молодых
сослуживцев, выступая в качестве миротворца и няньки.  Парадоксально то, что
этот персонаж больше всех печется о чистоте милицейского мундира. "Да рази ж
так надо посетителей  принимать? - усовещивает Баба Яга Никиту, нагрубившего
царю.  -  Сюда  люди  идут  с  бедой,  с горем,  судьбой  али лихими  людьми
обиженные, мы  им  помочь обязаны".  Колоритны  и  второстепенные персонажи:
Кощей Бессмертный,  царь Горох (тут бы провести ряд параллелей, намекнуть на
определенные  аллюзии, но,  надеемся, внимательный  читатель  и  сам  сличит
портрет с оригиналом), дьяк Филимон Груздев, "альтернативный" сыщик-бедолага
Паша Псуров.
     Несмотря  на  сказочный  антураж,  в  детективной   трилогии   фантаста
ощущается  связь с  современностью.  "Знаете,  -  говорит  главный  герой  в
"Летучем корабле", - я здесь уже полгода, и первое время только и думал, как
вернуться обратно в свой мир. Не то чтобы  здесь так уж плохо... Милицейская
служба востребована во все времена, даже при царе Горохе, тем более что царь
у нас  деятельный  и работать при  нем  интересно. Но  домой  все же  тянуло
страшно.  Потом  одно  дело, второе,  третье, кражи мелкие, профилактические
операции, общественно-разъяснительная деятельность,  как-то отвлекся... А уж
когда  ухнуло памятное "Дело о перстне с хризопразом", - тогда и стало ясно,
где моя настоящая родина. Не  в далекой, затерянной в будущем,  коммерческой
Москве конца двадцатого столетия, а в небольшом городке Лукошкино, в древней
полусказочной  Руси,  где  простому  народу без защиты  родной милиции  - ну
никак".  На   первый  взгляд  прямая  оппозиция   Руси  сказочной  и  России
современной.   Однако   присмотревшись  повнимательнее,   вы  увидите,   что
противопоставления нет. Никита Ивашов сталкивается с теми же проблемами, что
и в своем собственном мире: военные действия с восточными соседями; борьба с
распространением  нетрадиционных, зачастую  опасных  для  людей, религиозных
учений;  промышленный  шпионаж;  вмешательство  непрофессионалов  в   работу
правоохранительных органов. "Любимого  коня цыгане  свистнули?  Бояре в думе
из-за  бюджета передрались? Ключница пропала, к подвалам не подойдешь,  а  у
государя меда сорокаградусного для излечения не хватило? Тоже нет?! Господи,
да что же там у вас... Неужели дьяк Филимон свои мемуары за границей большим
тиражом выпустил,  гад?!"  Понимаем всю несопоставимость  этих  литературных
явлений, но романы  Белянина  отчего-то напомнили популярный цикл  "высоких"
детективов Б. Акунина  об Эрасте  Фандорине.  Там автор прячется в XIX веке,
здесь - в фольклорно-сказочном пространстве. Однако результат  остается  тем
же.
     При всей внешней простоте текстов Белянина, их веселости, они буквально
насыщены символикой. Чего стоит одно лишь только царство размером  с деревню
или  небольшой  городок. А ведь именно  на таких  провинциальных  Лукошкиных
стоит  Русь-матушка. Ими  она кормится, там сохранился истинно русский  дух.
Воссоздать неподражаемую атмосферу места, где все всех и обо всем знают, мог
только писатель, сам родившийся  и  живущий  в  таком  вот  Лукошкине (да не
обидятся  на меня обитатели славного  города  Астрахани). А  петух -  символ
пробуждения и спасения?  Всем  сотрудникам Лукошкинского райотдела он надоел
до  смерти, все  (кроме  Бабы Яги) его  мечтают  пришибить. Охота на петуха,
проходящая через  все три романа цикла, комична. Но как раз  петух и спасает
неоднократно героя от Кощея Бессмертного. В  последнем  романе  появляется и
символ летучего корабля, совершающего бессмысленные круговые полеты.  Этакая
игрушка,  на  которую ушло столько труда и интеллектуальной  энергии  нашего
народа и из-за которой полегло столько людей (кстати, эти настоящие трупы, а
не временно выведенные из строя противники приближают "Летучий  корабль" уже
к "серьезному" детективу и отчасти снижают комизм романа).
     Судя  по  всему, в  скором  будущем нас ожидает продолжение приключений
героя.  Что ж, даст бог, одолеем супостата и на этот раз.  По нашему мнению,
книги  Белянина  просто обречены  на  успех и долгую жизнь. Потому что людям
нравятся  добрые  и веселые  сказки с  хорошим концом.  Хоть взрослые  это и
старательно скрывают.

     И. В. Черный, доктор филологических наук, профессор



Популярность: 47, Last-modified: Fri, 08 Jun 2001 05:32:43 GmT