---------------------------------------------------------------
     Александр Ефимович Власов, Аркадий Маркович Млодик
     Изд."ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА", Л., 1969
     OCR: Андрей из Архангельска
---------------------------------------------------------------






     Обходчик Тимофей Егорович шагал по шпалам и, как рассерженный дя-
тел, стучал молотком по рельсам.
     Слева и справа стоял лес.  Моросил дождь.  Под мокрыми  деревьями
еще лежал снег, серый, пропитанный холодной весенней водой.
     Впереди лес кончался. Рельсы устремлялись к станции с водокачкой,
устало опустившей свои хобот. Виднелась высокая труба, грязным пальцем
уткнувшаяся в небо.  Краснел кирпичный корпус депо, за которым начина-
лась кривая улица небольшого городка.
     И в городке, и на железной дороге хозяйничали колчаковцы. Тимофею
Егоровичу приходилось их обслуживать.  Потому и сердился он, но приказ
большевистского подполья выполнял свято:  линию охранял днем и  ночью.
На его участке поезда проходили без задержек.
     Иногда старый обходчик не выдерживал и,  встретившись с Кондратом
Васильевичем, с обидой говорил:
     - Ты из меня холуя колчаковского делаешь!
     Кондрат Васильевич  руководил  оставшимися в городе большевиками.
Это был человек удивительной выдержки и большой воли.  Выслушав стари-
ка,  он в который раз принимался терпеливо разъяснять обходчику одно и
то же:
     - Ты - наши глаза на железной дороге. А глаза надо беречь!.. Если
какой состав пустить под откос потребуется, сделаем без тебя и подаль-
ше от твоего участка.
     Тимофей Егорович возвращался на железную дорогу и снова шагал  по
шпалам,  постукивал  молотком по рельсам,  подвинчивал гайки,  забивал
поглубже расшатавшиеся костыли,  подсчитывал  вагоны  проходящих  мимо
составов и наметанным глазом безошибочно определял,  что и куда везут.
На запад шли эшелоны с солдатами и боеприпасами,  а обратно  возвраща-
лись теплушки,  набитые ранеными, опломбированные вагоны с добром, на-
ворованным для адмирала Колчака и его приближенных.
     Обходчик уже  подходил к опушке леса,  когда сзади послышался пе-
рестук колес.  Тимофей Егорович сошел со шпал на тропку  и  приготовил
зеленый флажок.
     Состав был короткий: паровоз, пассажирский вагон и четыре теплуш-
ки.  Вместо машиниста обходчик увидел в паровозной будке двух солдат в
гимнастерках с засученными рукавами.  Это возвращался карательный  от-
ряд,  три  дня назад выехавший из города.  Колчаковцы сожгли несколько
деревень и расправились с крестьянами, которые помогали партизанам.
     Обходчик просигналил зеленым флажком: все в порядке, путь безопа-
сен.
     Из теплушек вылетали пьяные голоса:
                     Соловей, соловей, пташечка,
                     Канареечка жалобно поет!..
     Тимофей Егорович убрал флажок и с ненавистью сказал:
     - Чтоб вам ни дна ни покрышки! Провалиться б вам сквозь...
     Он не закончил ругательства и застыл с приоткрытым  ртом.  Состав
громыхнул буферами, накренился набок. Вагоны, как подбитые утки, враз-
нобой заковыляли вдоль рельсов и с грохотом повалились вместе с  паро-
возом под откос, подминая придорожный кустарник.



     Эти странные флажки почти одновременно попали в два штаба: один -
к колчаковскому полковнику, второй - к Кондрату Васильевичу Крутову.
     Оба флажка  были из белого батиста,  с одинаковыми надписями.  На
одной стороне виднелось слово "красный", на обратной - два слова: "Ар-
мия Трясогузки".
     Полковник брезгливо взял из рук адъютанта  флажок,  посмотрел  на
корявые буквы и спросил сквозь зубы:
     - Что еще за Тря-со-гуз-ка? Кличка партизана?
     - Почерк детский,  ваше превосходительство!  - робко заметил адъ-
ютант.
     - Ваша догадка лишена основания. Грамотность этих скотов до смер-
ти остается на детском уровне, - возразил полковник. - Сколько разбито
вагонов?
     - Пять вагонов и... паровоз.
     - Пять вагонов и паровоз!  - воскликнул полковник. - Вполне наив-
ный детский почерк!
     Он взял карандаш,  придвинул к себе донесение об аварии и наложил
резолюцию: "Есаулу Благову. Расследовать. Начать с обходчика".
     В это  время  Тимофей Егорович сидел в комнате у Кондрата Василь-
евича. Для оставшихся в городе большевиков она служила подпольным шта-
бом,  а официально называлась мастерской жестянщика.  Днем Кондрат Ва-
сильевич чинил ведра,  лудил кастрюли,  а по ночам ремонтировал оружие
для партизан и подпольщиков.
     Кондрат Васильевич с любопытством осмотрел флажок,  хмыкнул, взъ-
ерошил короткие волосы на голове,
     - Может, он случайно оказался у дороги?
     Обходчик не согласился:
     - Никакая не случайность!  Два их было,  флажка:  один колчаковцы
нашли, а этот я подобрал. И костыль я потом отыскал.
     - При чем тут костыль? - спросил Кондрат Васильевич.
     - При  том!  Его кто-то на рельсу положил - оттого и авария прои-
зошла. А флажки по обеим сторонам воткнуты были. Умысел тут явный!
     - Умысел,  умысел!  Глупый умысел-то! - проворчал Кондрат Василь-
евич.  - Какой нормальный человек устроит ловушку и флажками ее  укра-
сит? Да еще с дурацкой надписью: армия, и не какая-нибудь, а Трясогуз-
ки! Ишь какой Наполеон открылся! А ведь грамотный, черт: кавычки нари-
совал!  - Кондрат Васильевич ткнул пальцем флажок. - Похоже - интелли-
гент из сочувствующих сработал!  Надо будет искать,  - может,  стоящий
человек.
     - То ненормальный, то стоящий! - съязвил Тимофей Егорович.
     - Ненормальный в смысле того, как крушение подстроил, а стоящий -
из-за грамоты,  - объявил Кондрат Васильевич.  - У нас грамотеев  раз,
два - и обчелся! И учти - человек, вроде, наш: сам написал - красный.
     - Хорош красный!  - продолжал сердиться обходчик. - Глаза он тебе
выколол!
     Кондрат Васильевич не понял:
     - Какие глаза?
     - А не ты ли глазами меня называл?.. Ослепли глаза! Мне теперь на
дорогу ни-ни!
     - Я уж подумал об этом. Сегодня отправлю тебя к партизанам. Но ты
не жалей: мы за карательным отрядом давно охотились!
     Где-то на улице заиграла гармошка.  Кондрат  Васильевич  поспешно
встал с табуретки, взялся за верстак, заваленный чайниками и плошками,
передвинул его вместе с двумя половицами,  к которым были  прикреплены
ножки. Открылась узкая щель люка, ведущего в подвал.
     - Залезай!.. Кто-то идет! - сказал он обходчику, указав на люк. -
Отдохни до ночи. Там и еда есть, и кровать.
     Тимофей Егорович кряхтя полез вниз, а Кондрат Васильевич подвинул
верстак на старое место и посмотрел в окно.
     Мастерская стояла в самом конце улицы.  Чтобы попасть к жестянщи-
ку,  надо пересечь пустырь, который хорошо просматривался из окон мас-
терской. Место было удобное. Никто не мог незаметно подкрасться и нео-
жиданно войти в штаб подпольщиков.
     Для еще большей безопасности в двухэтажном деревянном доме напро-
тив пустыря постоянно находился дежурный. Если в мастерской происходи-
ла встреча подпольщиков,  дежурный, увидев незнакомого человека, начи-
нал играть на гармошке.
     По пустырю шла женщина с тазом.
     - Не вовремя несет тебя,  бабка!  - произнес Кондрат Васильевич и
принялся раздувать притушенный горн.
     Угли заалели вновь. Он бросил в огонь батистовый флажок.



     Контрразведку в городке возглавлял есаул Благов.  Сами колчаковцы
ненавидели его и боялись.  Говорили, что есаул - родственник одного из
заправил омского белогвардейского правительства.
     Благов был высок и строен.  Черный чуб выбивался из-под папахи  и
нависал над узким лбом.  Большие темные глаза навыкате смотрели не ми-
гая. Не всякий мог выдержать этот пристальный взгляд.
     Получив от  полковника  флажок армии Трясогузки,  Благов долго не
раздумывал. У него была одна улика - кусок батиста. Есаул послал пяте-
рых солдат на поиски обходчика, остальным приказал произвести в город-
ке повальный обыск.
     Крушение произошло в девятом часу утра, а уже в полдень к дому, в
котором располагалась контрразведка, привели группу задержанных. Есаул
вышел на крыльцо,  чтобы рассортировать их: кого отпустить, а кого ос-
тавить для дальнейшего расследования.
     В бедных семьях батист - редкость,  поэтому большинство задержан-
ных было из зажиточных слоев, поддерживавших колчаковский режим.
     - Какое издевательство! - слышалось из толпы.
     - Хуже, чем большевики!
     - Мы самому Колчаку пожалуемся!
     Это не смутило есаула. Он обвел людей тяжелым взглядом, переложил
флажок, из правой руки в левую, вынул из кобуры кольт и сказал негром-
ко, но так, что слышали все:
     - Богу пожалуетесь!.. Давай!
     Унтер-офицер вывел из толпы женщину с отрезом белого материала  и
подтолкнул  к крыльцу.  Благов сравнил флажок с материалом и отрывисто
произнес:
     - Свободна!
     Унтер-офицер выхватил отрез у женщины и снова подтолкнул ее:
     - Иди!
     И она, пошатываясь, вышла за кольцо солдат.
     Через полчаса  толпа  задержанных поредела,  а у ног есаула вырос
ворох отобранных вещей.  Тут были платья,  скатерти,  занавески, куски
сатина, ситца, шелка.
     Колчаковцы воспользовались удобным случаем и отбирали все, что им
приглянулось.
     К Благову подвели мужчину в форме железнодорожного  служащего.  В
руках он держал большой батистовый платок. Есаул не успел сравнить его
с флажком.  Разбрызгивая уличную грязь,  к дому  подъехал  автомобиль.
Солдаты расступились,  узнав машину полковника. Она круто остановилась
у самого крыльца. Вышел адъютант.
     - Прекратите это безобразие!  - сухо сказал он есаулу.  - Кого вы
задержали? Возмущены лучшие люди города! Телефон трезвонит без умолку!
Полковник в гневе.
     - Мне сказано найти...  - начал было есаул,  но адъютант  прервал
его:
     - Вам надо поучиться классовому чутью у большевиков!
     - У меня одна примета - батист! - выпалил есаул.
     Адъютант усмехнулся, вытащил из кармана батистовый платок и, кив-
нув в сторону кучки задержанных, спросил:
     - Может быть,  и мне встать с ними?.. Отпустите их, - это катего-
рический приказ полковника!
     Есаул молча повернулся и вошел в дом, громко хлопнув дверью.
     - Отпустите их!  - повторил адъютант унтер-офицеру и добавил, об-
ращаясь к задержанным: - Господа! Вы свободны!
     Мужчина в  форме железнодорожного служащего прикоснулся пальцем к
козырьку фуражки и шагнул к адъютанту:
     - Разрешите поблагодарить вас за восстановленную справедливость!
     Он выговаривал слова очень правильно,  с той  старательностью,  с
какой говорят по-русски иностранцы.
     - С кем имею честь? - спросил адъютант довольно холодно.
     - Инженер  Бергер.  Прислан  к вам из Омска в качестве начальника
железнодорожного депо.
     - Барон Бергер?  - приятно удивился адъютант.  - Но каким образом
вы очутились в числе задержанных?
     - Вы отлично осведомлены о моей родословной!  - мужчина поклонил-
ся.  - А задержали меня потому, что я имел неосторожность, сойдя с по-
езда, вынуть из кармана батистовый платок.
     Адъютант гневно взглянул на дверь, за которой скрылся есаул.
     - Приношу  вам  самые искренние извинения!  И прошу!  - он жестом
пригласил барона в машину. - Полковник спрашивал о вас уже трижды!
     Автомобиль чихнул и поехал по улице.
     Унтер-офицер сгреб в охапку сваленные у крыльца вещи и понес их к
воротам.  Из-за угла появился мальчишка-беспризорник. На голове у него
блином лежала кепка без козырька. Рваный английский френч, в двух мес-
тах  прошитый пулями,  доходил ему до колен.  Ниже виднелись полосатые
пижамные брюки, прихваченные старыми солдатскими обмотками.
     Беспризорник бесстрашно дернул унтер-офицера за хлястик шинели.
     - Дядя, дай рубаху - брюхо прикрыть!
     Унтер обернулся.  Руки  у него были заняты.  Он ногой хотел пнуть
мальчишку, но тот отскочил.
     - Дай,  говорю!  -  с угрозой повторил беспризорник и выдернул из
охапки шелковую рубашку.
     - Держите его! - крикнул унтер-офицер солдатам.
     Мальчишка вьюном проскользнул мимо колчаковцев и,  отбежав на бе-
зопасное расстояние, с вызовом крикнул:
     - Кого держать? Меня? Хо-хо!.. У меня паспорт бессрочный! - бесп-
ризорник распахнул френч и хлопнул ладонью по голому животу. - А хоти-
те - и гербовую печать покажу!  - Он повернулся к  солдатам  спиной  и
звонко шлепнул рукой пониже поясницы.



     Базар был местом, куда стекались все городские слухи и сплетни. И
не случайно Кондрат Васильевич  послал  молодого  подпольщика  Николая
Глухова на базарную площадь. Какой-нибудь разговор, чья-нибудь болтов-
ня могли навести на след таинственной Трясогузки.
     Николай в  детстве  сломал ногу и остался хромым,  поэтому его не
забрали в колчаковскую армию. Он помогал Кондрату Васильевичу чинить и
паять кухонную посуду, но главная его обязанность заключалась в охране
подпольного штаба. Николай жил с сестрой Катей в двухэтажном доме нап-
ротив мастерской. Они по очереди дежурили у окна и, когда надо, играли
на гармошке.
     На базар Николай отправился со связкой жестяных чайников.
     На площади колыхалась густая толпа. Чего тут только не продавали!
Подвыпивший старик торговал детскими гробиками.  Женщина в мятой шляпе
предлагала икону, уверяя, что она из чистого золота. Старуха сидела на
большом котле с деревянной крышкой и на весь базар кричала:
     - Кондер! Горячий кондер!
     К этой  "походной  кухне" подошел молодой парень со связкой книг.
Он с наигранной бодростью протянул старухе всю связку.
     - Держи, мать! Никому бы не отдал, а тебе дарю - за одну миску!
     Старуха взглянула на книги и отвернулась.
     - Ладно, за полмиски! - уже не так бодро произнес парень.
     Старуха отмахнулась, как от комара, и снова закричала:
     - Кондер! Кому горячий кондер!
     Николай, помня наставления Кондрата Васильевича,  присмотрелся  к
парню, подошел поближе и тихо спросил, положив руку на книги:
     - Про трясогузку есть?
     Парень оживился.  У него появилась надежда продать книги и купить
еду.
     - Зачем вам про эту глупую птицу?  - веско сказал он.  - Есть про
охоту на бенгальских тигров-людоедов! Страх и ужас! Берите по дешевке!
Только на ночь не читайте!
     - Я слабонервный - не надо про тигров!  - ответил Николай и пошел
дальше.
     До него долетел приглушенный голос женщины, торговавшей глиняными
горшками, крынками и кувшинами. Забыв о своем товаре, она рассказывала
стоявшим вокруг людям:
     - Которые мертвые - сотня!  Вот те Христос - не меньше!  Так впо-
валку на шпалах и валяются!  А раненых - без счета!  И говорят,  будто
баба крушение подстроила!  Платочек там шелковый нашли. По нему и сыск
идет. Как найдут у кого шелк,- считай, что пропал!
     Николай долго стоял около женщины, но она, исчерпав запас слухов,
приукрашенных собственной фантазией,  стала повторяться. Ничего нового
он не узнал.
     У забора,  где народу было поменьше,  сидел на фанерном  чемодане
пожилой мужчина в пенсне, в каракулевой шапке. На груди на цепочке ви-
села узкогорлая чернильница.  Из верхней петельки пальто торчали гуси-
ные перья.
     - Пишу прошения о помиловании,  доносы и требования, иски и жало-
бы!  Рука  легкая!  Успех гарантирован!  - нараспев тянул он и начинал
сызнова: - Пишу прошения о помиловании...
     Николай подошел к писцу,  тронул его за плечо и неожиданно произ-
нес:
     - Трясогузка...  - и добавил после короткой паузы:  - Полетела...
Видать, лето скоро!
     Писец неохотно  приподнял  голову.  Над базаром пролетала ворона.
Сквозь пенсне на Николая уставились колючие глаза.
     - Это ворона, дурак!.. Пишу прошения о помиловании...
     Николай отошел, позвякивая чайниками.



     Базар - рай для беспризорников. Их тут был не один десяток, и все
"работали" кто как умел:  попрошайничали, воровали, ходили на руках по
лужам, чтобы удивить и разжалобить торгашей.
     В узком  проходе  между заколоченными ларями стоял беспризорник в
пижамных брюках и в кепке без козырька.  Голый живот по-прежнему белел
сквозь дырявый английский френч. Шелковая рубашка, которую он раздобыл
у колчаковского унтер-офицера,  красовалась  на  втором  мальчишке,  с
грустными задумчивыми глазами.  Был он года на два младше своего друж-
ка,  маленький и щуплый,  словно воробьишка. В шелковую рубашку таких,
как он,  влезло бы двое. Ее плечи кончались где-то у локтей беспризор-
ника. Рукава, чтобы не болтались, были обрублены топором. Сверху наде-
та подбитая мехом жилетка.
     Старший беспризорник,  упершись руками в стены ларей, зорко смот-
рел из узкого прохода на базарную толчею.  Под его рукой, как под кры-
лом, стоял младший и глядел туда же.
     - Подходящего не видать! - произнес старший.
     - Не видать, - как эхо, отозвался младший.
     Из толпы  торопливо выбрались двое других беспризорников и заспе-
шили к выходу. Заметив английский френч, они остановились.
     - Эй,  англичанин! - крикнул один из них. - Последний раз говорю:
пойдешь к нам - получишь долю!
     Мальчишка презрительно оттопырил губы.
     - Долю? А что вам делить-то?
     Беспризорники переглянулись и подошли к ларям.
     - Протри гляделки!
     На ладони лежал туго набитый кожаный бумажник.
     - А что в нем? - полюбопытствовал мальчишка во френче.
     - Сами не знаем - только что увели! Тепленький!
     Грязные пальцы раскрыли бумажник.  В нем  была  пачка  денег.  На
беспризорника во френче они не произвели впечатления.  Он вытащил одну
бумажку, осмотрел ее и небрежно сунул обратно.
     - Чешите отсюда! У нас дела покрупней!
     Где-то в центре базарной площади забренчала гитара.
     - За  мной!  - приказал мальчишка во френче своему дружку,  и они
нырнули в толпу, оставив воришек у ларей.
     Играл на гитаре смуглый парнишка с курчавыми волосами. Он был бо-
сой и лихо месил ногами базарную грязь, аккомпанируя себе на гитаре. В
замысловатых коленцах,  которые он выкидывал перед зрителями, чувство-
вался навык. Танцору поощрительно хлопали. Но, когда он с шапкой в ру-
ке обошел людей, не звякнула ни одна монета.
     Парнишка выругался,  блеснув белыми зубами, сердито швырнул шапку
под ноги и с каким-то отчаяньем запел под гитарный перебор:
                     Наш верховный, наш правитель
                     Защитил святую Русь!
                     Дикой черни усмиритель,
                     За тебя сейчас молюсь...
     Все приумолкли:  заинтересовались, какую частушку пропоет беспри-
зорник про "верховного правителя" - адмирала Колчака. Парнишка с ожес-
точеньем ударил по струнам и выкрикнул:
                     Вечека! Вечека!
                     Приласкай же Колчака!
     Точно взрывом разбросало толпу.  Люди шарахнулись в разные сторо-
ны.  За эту частушку могли расстрелять и мальчишку,  и тех, кто слушал
его. Вокруг него образовалась пустота. Только два дружка-беспризорника
продолжали стоять,  с сочувствием глядя на паренька,  который заплакал
от голода и обиды.
     - Подходит? А? - спросил старший.
     - Подходит! - подтвердил младший.
     Беспризорник в английском френче вытащил кусок сахара,  отколотый
от целой головки, и протянул пареньку:
     - Держи обеими!
     Тот, не веря своим глазам, взял сахар.
     - Облава! Обла-ва! - раздалось на базарной площади.
     Началась паника.  Парнишка подхватил шапку, гитару и словно раст-
ворился в разбегающейся толпе.  Два дружка-беспризорника  бросились  к
ларям:  младший - впереди, старший - сзади. Обмотка у него развязалась
и волочилась по земле,  но поправлять ее было некогда.  Мальчишки один
за  другим влетели в узкий проход между ларями.  В эту минуту Николай,
бежавший за ними, наступил на обмотку. Беспризорник во френче упал, но
тотчас вскочил и обругал Николая:
     - Курица слепая! Очумел от страха!
     Младший беспризорник  уже раздвинул доски забора за ларями и про-
лез через потайную лазейку.  Старший кинулся за ним. Николай тоже про-
тиснулся в узкую дыру.  Все трое очутились на свалке.  Здесь никого не
было.
     - Спасибо,  ребята!  - сказал Николай.  - Выручили!.. Может, ког-
да-нибудь сквитаемся.
     - Сейчас  сквитаемся!  - ответил мальчишка во френче,  закручивая
обмотку. - Гони чайник в подарок!
     Николай отцепил от связки самый красивый чайник.
     - Получай! Ну, а сахар у вас у самих есть - видел! Не знаю только
откуда?
     - Много будешь знать - скоро состаришься! - отрезал старший бесп-
ризорник.  - За чайник мерси! - И, кивнув головой на прощанье, он при-
казал своему дружку: - За мной!
     Мальчишки быстро пошли по кучам мусора, а Николай остался у забо-
ра.
     С базара долетали испуганные вопли.  Контрразведка есаула Благова
продолжала искать виновников крушения.



     Они обедали вдвоем - полковник и барон.
     - Не печальтесь,  барон! - покровительственно произнес полковник.
- Мы еще все с вами вернем!
     Барон поднял бокал с вином.
     - Я понимаю!..  Кстати,  вот и ответ на ваш вопрос: почему я, ба-
рон,  решил пойти на такую должность. Я не хочу ждать сложа руки! Пока
мы не победили, я не барон, я слуга доблестной армии и готов выполнять
самую черную работу!
     - Вы настоящий патриот! - воскликнул полковник.
     Они выпили.
     - Как вы считаете, с чего мне начать? - спросил барон.
     - С самого главного - с ремонта бронепоезда.  Им интересуется ад-
мирал Колчак!  - полковник помедлил и сказал:  - Простите,  но я  буду
откровенным до конца... Вашего предшественника пришлось расстрелять за
нераспорядительность.  Рабочие разбежались из депо.  Остался  какой-то
пяток посредственных слесарей. Им не осилить ремонт бронепоезда.
     - Тогда я начну с рабочей силы,  - задумчиво произнес барон. - Вы
мне не откажете в солдатах для этой акции?
     - Берите хоть роту!
     - Достаточно пока троих...
     Через час новый начальник железнодорожного депо прошел  в  сопро-
вождении трех вооруженных солдат по главной улице города. Богатые дома
не интересовали барона Бергера: он искал рабочих. Дойдя до окраины, он
зашел  в  несколько хибарок.  Солдат он оставлял у дверей и всякий раз
приказывал:
     - Никого не впускать и не выпускать!
     Долго барон не задерживался - выходил из дома через две-три мину-
ты, ворчал довольно громко: "Попрятались проходимцы!" - и шел с солда-
тами дальше.  Так они оказались у пустыря,  где стояла мастерская жес-
тянщика. Барон свернул к ней.
     В двухэтажном доме заплакала гармошка. Девичий голос тоскливо за-
тянул:
                     Догорай-гори, моя лучинушка...
     У крыльца барон оставил солдат и вошел в мастерскую.
     Николай и Кондрат Васильевич были заняты своим делом:  один лудил
медную кастрюлю, другой вырезал ножницами большой круг из жести.
     - Что вам угодно? - любезно спросил Кондрат Васильевич и улыбнул-
ся как радушный хозяин.
     Барон неторопливо оглядел мастерскую.
     - Зажигалку починить можешь?
     Кондрат Васильевич перестал улыбаться.
     - Покажите.
     Бергер вынул из кармана  замысловатую  серебряную  зажигалку  без
колпачка. Кондрат Васильевич придирчиво повертел ее в руках, придвинул
к себе какую-то коробку,  порылся в ней и вытащил из груды мелких  ме-
таллических деталей серебряный колпачок.  Приладив его к зажигалке, он
крутанул колесико. Вспыхнул огонек.
     Барон вопросительно скосился на Николая.
     - Свой! - успокоил его Кондрат Васильевич.
     Бергер пожал ему руку, кивнул Николаю и представился:
     - Платайс,  из латышских стрелков. Прислан разведотделом фронта с
документами захваченного в плен барона Бергера.
     - Это вы отправили под откос карателей?  - быстро спросил Кондрат
Васильевич.
     - Нет.  У меня другое задание. Официально я - барон Бергер, новый
начальник железнодорожного депо.  Прошу вас,  товарищ Крутов,  собрать
вечером самых верных людей - потолкуем.  Приду опять с охраной, не пу-
гайтесь. Надо будет...
     Снаружи снова донеслось тоскливое пение гармошки.
     Кондрат Васильевич прервал Платайса.
     - Осторожно - чужие!
     - Выйдите со мной! - приказал Платайс.
     Они вдвоем вышли на крыльцо. Солдаты почтительно вытянулись. Один
из них доложил:
     - Господин начальник! Есаул едет!
     - Вижу.
     К мастерской ехали верхом на лошадях три всадника. Впереди - еса-
ул Благов.  За пустырем,  на улице, виднелись солдаты. Обыски в городе
продолжались.
     Николай, наблюдавший  из окна,  встревожился.  Он вытащил из кучи
жестяных обрезков пару самодельных гранат,  похожих на ржавые консерв-
ные банки, засунул их в карманы и тоже вышел на крыльцо.
     Когда есаул подъехал, Платайс вежливо сказал:
     - Прошу вас мастерскую не трогать.  Этот человек,  - он кивнул на
Кондрата Васильевича, - мне нужен.
     - Кому? - насмешливо спросил есаул.
     - Мне!  - твердо повторил Платайс.  - Начальнику железнодорожного
депо.
     - Плевал я на твою должность! Ты лучше скажи: где я тебя видел?
     - Рекомендую запомнить,  - спокойно произнес Платайс, - обращаясь
ко мне,  следует говорить "вы". Это во-первых. А во-вторых, немедленно
уезжайте отсюда и молите бога, чтобы я не сообщил полковнику о приеме,
который оказала мне ваша контрразведка утром.
     - Я з-запомню! - заикаясь от ярости, крикнул есаул.
     - Вот и превосходно!
     Платайс повернулся к есаулу спиной и сказал Кондрату Васильевичу:
     - Делай,  как договорились: кого удастся, собери сегодня вечером,
на остальных заготовь список с адресами.  Я приду в восемь часов. И не
вздумай обмануть! Тогда мне придется обратиться за помощью к господину
есаулу.
     Платайс сошел с крыльца.  Сопровождавшие его солдаты двинулись за
ним.
     Благов долго и злобно смотрел ему вслед,  потом перевел взгляд на
Кондрата Васильевича и Николая,  которые продолжали стоять на крыльце,
и вдруг взмахнул нагайкой. Конь понесся прочь от мастерской. Пришпори-
ли коней и солдаты из контрразведки...
     Ровно в восемь в мастерской жестянщика началось совещание. Открыл
его Кондрат Васильевич,  проводил Платайс, а охраняли три колчаковских
солдата. Старший сказал, сворачивая длинную самокрутку:
     - Такого не расстреляют!
     Двое других поняли, к кому относятся эти слова.
     - Въедливый! - произнес рябой солдат. - У меня ноги гудят - устал
таскаться за ним по городу!
     - А как он есаула отбрил! - подхватил третий.
     - Благов еще припомнит это! - отозвался старший.
     Пока солдаты толковали между собой у крыльца,  подпольщики быстро
обсудили главный вопрос - как помочь Платайсу выполнить задание, с ко-
торым он прибыл в город.
     Осталось уточнить некоторые детали.  Внимательно оглядев  собрав-
шихся, Платайс спросил Крутова:
     - Кого пошлем в партизанский отряд с нашим планом?
     - Я пойду. Мне тут оставаться нельзя, - ворчливо произнес Тимофей
Егорович. - Подвела меня Трясогузка под самый монастырь!
     Все заулыбались.
     - Найдем мы твоего обидчика! - сказал Кондрат Васильевич.
     - Найти,  конечно,  надо,  - согласился Платайс. - Но основное не
это. Сейчас все силы нужно направить на бронепоезд. Мы должны действо-
вать без осечки!
     Платайс встал, попрощался и пошел к дверям. Здесь он остановился,
и Кондрат Васильевич впервые увидел на его лице нерешительность.
     - У меня к вам,  товарищ Крутов, личная просьба, - начал Платайс.
- Много у вас в городе безродных ребятишек?
     - Хватает.
     - Полгода назад... - продолжал Платайс, но так и не закончил фра-
зу,  махнул рукой,  будто отрубил что-то, и произнес совсем другим то-
ном: - Нет! Не время... Простите.



     Было совсем  темно.  Улицы  опустели.  Невесело светились в окнах
редкие огоньки. Посвистывал холодный ветер.
     За железнодорожным депо, в тупике между сложенными в штабеля шпа-
лами, мелькнули две тени.
     - Здесь  должен  быть.  Больше негде!  - прошептал беспризорник в
английском френче и заботливо предупредил своего дружка:  - Не упади -
проволока!
     - Не упаду!
     Беспризорники пробирались  к выгребным ямам.  В холодные ночи ямы
служили для бездомных спальней.  Днем туда выгребали горячий  шлак  из
паровозных топок.  Спекшаяся гарь и пепел долго хранили тепло. В самые
трескучие морозы в ямах можно было отлично выспаться.
     Мальчишкам повезло:  в первой же яме они нашли того, кого искали.
В темноте слышалось спокойное посапывание. На рогоже, брошенной поверх
шлака, кто-то спал. Рядом лежала гитара.
     - Он! - шепнул старший беспризорник.
     Младший бросил вниз горсть песку.  Жалобно зазвенели струны. Пар-
нишка проснулся, сел и испуганно уставился на непрошеных гостей.
     - Вылазь! - строго приказал старший беспризорник.
     Квартирант выгребной ямы поднялся,  схватил гитару, выпрыгнул на-
верх и припустился со всех ног по путям. Он подумал, что пришли посто-
янные хозяева "спальни".
     Мальчишки догнали его. Старший подставил ногу, и паренек упал.
     - Бейте... Только гитару не троньте!
     - Жрать хочешь? - неожиданно спросил старший беспризорник.
     Парнишка недоверчиво поглядел на мальчишек.  Только сейчас он уз-
нал  их:  это они дали ему кусок сахару!  Он робко улыбнулся и коротко
произнес:
     - Ага! Хочу!
     - Еще раз побежишь - догонять не будем!  Останешься  голодным!  -
пригрозил старший беспризорник. - Иди за нами.
     Молча дошли до сада,  чуть освещенного окнами трактира, в котором
каждую ночь пьянствовали колчаковские офицеры.
     Старший беспризорник приказал пареньку с гитарой сесть на скамей-
ку,  на самое светлое место,  а сам устроился в тени,  заложил ногу на
ногу, важно закачал носком ботинка и сказал:
     - Начинай допрос, Мика!
     Услышав про допрос, парнишка прижал к себе гитару и съежился.
     - Не бойся! - покровительственно произнес младший беспризорник. -
Отвечай: где жил?
     - В Чите.
     - Отец, мать есть?
     - Нету, - всхлипнув, ответил парнишка и взмолился: - А пожрать-то
когда дадите?
     Старший беспризорник нахмурился.
     - Спрашиваем мы!  - одернул он паренька и еще чаще закачал ногой.
- Продолжай, Мика, допрос.
     - Что с ними?
     - Колчаковцы замучили...
     Парнишка заплакал. Заморгал глазами Мика. У него запершило в гор-
ле, и он никак не мог задать следующий вопрос.
     - Ну! - поторопил его старший беспризорник.
     - Годен он,  Трясогузка! Сразу видно - годен! - вырвалось у Мики,
и он тотчас получил затрещину.
     - Кличку  командира  вслух  не произносят!  - назидательно сказал
старший и, снова заложив ногу на ногу, закачал носком ботинка.
     За эту  привычку он и был прозван Трясогузкой - пичугой,  которая
всегда покачивает хвостом.
     Мика насупился,  упрямо поджал губы,  но пререкаться с командиром
не стал и продолжал допрос:
     - Как звать?
     - Ленькой! - соврал паренек.
     Горький опыт  научил его скрывать настоящее имя.  Обычно,  узнав,
что он цыган,  беспризорники охотно брали его в  компанию,  заставляли
плясать  и  петь  без отдыха,  а вечером отнимали и делили между собой
все,  что он получал за день.  Но смуглый цвет лица и черные  курчавые
волосы часто подводили паренька.
     - Цыган? - спросил Трясогузка.
     - Нет!
     - Врешь! Вижу, что цыган!
     - Не цыган!  - паренек соскочил со скамейки. - С голода сдохну, а
цыганом не буду!
     Трясогузка удивленно спросил:
     - А чем плохо, если цыган?
     - А чем хорошо? - горячился паренек.
     Трясогузка пожал плечами.
     - Ни плохо ни хорошо... Обычно!
     Ответ получился неубедительный.  Трясогузка  почувствовал  это  и
рассердился.
     - Есть у меня начальник штаба или нет? - повысил он голос.
     - Есть! - отозвался Мика.
     - Я, что ли, должен за тебя работать?.. Разъясни ему!
     Мика взял цыганенка за руку, усадил на скамейку и с детской прос-
тотой сказал:
     - А нам все равно - кто ты. Лишь бы не белый, не трус и не вор!
     - Будем звать тебя Цыганом,  чтоб привык!  - категорически заявил
Трясогузка.
     Парнишка промолчал.
     - А теперь поклянись!  - потребовал Мика. - Если струсишь, - гроб
тебе сосновый, если тайну выдашь, - гроб осиновый, а если украдешь без
разрешения командира, - жевать тебе сырую землю три дня и три ночи!
     Цыган с дрожью в голосе повторил страшную клятву и добавил от се-
бя:
     - Чтоб мне сорваться в тройном сальто с поворотами!
     Трясогузка выслушал  его и встал с такой торжественностью,  что и
Цыган поднялся со скамейки.
     - Принимаем  тебя в нашу армию!  - произнес Трясогузка и протянул
новобранцу руку.



     За городом,  на берегу реки,  чернели развалины сгоревшего  дома.
Когда-то  тут жил богатый купец.  После революции он сжег свой дом,  а
сам уехал в Японию.  В сухую погоду ветер поднимал над пепелищем  тучи
черной пыли и нес их в лес.  Обугленные бревна торчали, как ребра ске-
лета. Уродливо скрученные железные балки топорщились в разные стороны.
     Никому и в голову не приходило, что под обгоревшими остатками до-
ма в каменном подвале сохранился склад.
     Очутившись зимой в незнакомом городе,  Трясогузка набрел на пепе-
лище,  переночевал за грудой кирпича, а наутро случайно обнаружил лаз,
который вел в подвал.  Там лежали мешки с сахаром,  крупой и сухарями,
валялись рулоны белого батиста,  висели копченые колбасы,  а в дальнем
углу высилась пирамида небольших бочек с порохом.
     Не рассчитал купец.  Он надеялся, что огонь доберется до пороха -
и  тогда  от склада не останется ничего.  Но каменные своды подвала не
обрушились от пожара.
     Два дня не вылезал Трясогузка из подвала - отъедался и отсыпался.
На третий день он решил создать армию из беспризорников и отомстить за
отца, расстрелянного белыми под Харьковом, за мать, умершую от тифа на
далеком безымянном полустанке.
     Беспризорников в городе было много.  Одни уезжали в поисках хлеб-
ных и теплых мест,  другие приезжали в теплушках, в угольных ящиках, а
то и прямо на буферах товарных вагонов.
     Трясогузка не торопился.  Он долго и тщательно  выбирал  будущего
помощника.
     Однажды Трясогузка бродил по путям на станции.
     - Папа! Па-а-па! - долетело до него.
     У платформы на деревянном сундучке стояла  девчонка  и  испуганно
звала  отца.  А рядом дрались беспризорники.  Двое колотили третьего -
самого маленького.  Увертываясь от ударов,  он не выпускал из рук  не-
большой пакет, перевязанный веревкой.
     - Папа! - еще раз крикнула девчонка. - Скорей!
     К платформе спешил мужчина.  Два беспризорника исчезли,  а третий
почему-то не побежал.
     "Растерялся! - подумал Трясогузка. - Ох, и будет ему!"
     Мужчина схватил мальчишку за шиворот и выхватил пакет.
     Девчонка соскочила с сундука.
     - Отпусти его,  папа!  Если б не он,  они уворовали бы  весь  наш
хлеб.
     Отец отпустил мальчишку. Беспризорник подтянул штаны, окинул муж-
чину оскорбленным взглядом и молча пошел прочь.
     - Хочешь хлеба? - крикнул мужчина.
     Беспризорник не оглянулся.
     - Мальчик! - позвала девчонка.
     Но беспризорник так и ушел.
     Он очень понравился Трясогузке.  Это был Мика. Ему первому коман-
дир будущей армии доверил свою тайну и назначил его начальником штаба.
Они вдвоем подготовили крушение поезда.  Конечно,  ни тот ни другой не
знали,  что под откос свалится состав с карательным отрядом. Но они не
боялись ошибиться: по железной дороге ездили только колчаковцы.
     Флажки придумал Трясогузка. Надписи делал Мика. Им хотелось, что-
бы самому Колчаку донесли о существовании новой армии, которая объяви-
ла беспощадную войну всем белякам.
     Третьим в армию был принят Цыган.
     Его привели к сгоревшему дому,  втолкнули в темный лаз, и он полз
вперед,  пока не провалился в какую-то дыру. Удар был мягкий - под лю-
ком на полу подвала лежала охапка соломы. Даже гитара не сломалась.
     Цыган услышал, как один за другим спрыгнули Трясогузка и Мика.
     - Это наш штаб! - послышался голос командира.
     Вспыхнула спичка.  Загорелась свеча. Цыган огляделся. Развешенные
по стенам гирлянды баранок и связки копченых колбас ошеломили его. Он,
как слепой,  начал ощупывать и нюхать колбасу.  Наконец он вцепился  в
нее зубами, откусил, сколько мог, подпрыгнул, ударил по струнам гитары
и пустился в пляс.
     - Парад алле! - кричал Цыган. - Оркестр - туш!
     Командир и начальник штаба с опасением смотрели на своего  бойца:
не сошел ли он с ума?  Но Цыган плясал от неудержимой радости, которая
охватила его, когда он понял, что больше голодать не придется.
     Не переставая бренчать на гитаре,  он вскочил на мешки с сахаром,
перепрыгнул на ящик, а оттуда - на бочонок.
     - Стой! Не двигайся! - завопил опомнившийся Трясогузка. - Там по-
рох!
     Цыган посмотрел вниз и чуть не выронил гитару:  его босые ноги по
щиколотки погрузились в мелкозернистый темный порошок.
     Подбежал Трясогузка, снял его с бочки и дал крепкий подзатыльник.
     - Если б взорвался, я б тебе голову открутил!
     Цыган смущенно шмыгнул носом, но не обиделся.
     - Это все ваше? - спросил он.
     - Нашей армии! - ответил Трясогузка.
     - А сколько в армии едоков?
     - Дура!  - добродушно выругался командир.  - Не едоки в армии,  а
бойцы! Ты третий будешь... Начальник штаба! Накормить бойца Цыгана!..
     Пока Цыган пальцами вытаскивал из кастрюли куски вареной колбасы,
Трясогузка и Мика пили чай из жестяных банок,  по очереди наливая  его
из  чайника,  подаренного  Николаем.  Рядом весело потрескивала печка,
сделанная из ведра.  Дым шел прямо в подвал,  скапливался у потолка  и
постепенно уходил в люк.
     Рот у Цыгана был занят,  а глаза продолжали шарить  по  мешкам  и
ящикам.
     - Видать, давно не ел! - произнес Трясогузка, подмигнув Мике.
     Цыган прошамкал набитым ртом:
     - С позавчера... Как спер у солдата краюху хлеба, так и все!
     - Спер? - переспросил Трясогузка.
     - Спе-е-ер! - хвастливо повторил Цыган.
     - Забудь это слово! - вскипел Трясогузка.
     - Хорошо!  - согласился  Цыган.  -  Это  был  номер  иллюзиониста
Брам-Пур-Пура!
     - Бестолочь! - прикрикнул Трясогузка. - Клятву не воровать давал?
     - Это до клятвы было, - возразил Мика.
     Трясогузка немедленно наградил его подзатыльником.
     - Не  защищай!  Пусть запомнит - воровать нам незачем.  Еды у нас
хватит до самой до коммунии!
     - До чего? - не понял Цыган.
     - До коммунии!
     - А что это такое?
     - Коммуния - это...  - Трясогузка запнулся,  с надеждой посмотрел
на Мику. - Сейчас тебе начальник штаба скажет!
     И Мике пришлось выручать командира.
     - Коммуния  -  это когда не останется ни одного живого беляка.  -
Мика мечтательно посмотрел в потолок и продолжал, взволнованно потирая
худенькие ручонки:  - Тогда Ленин скажет: "Все, товарищи! Война закон-
чена! Поезжайте кто куда хочет - хоть на Черное море! И ешьте кому что
вздумается - хоть ананасы!.." Доктор всегда говорил маме...
     На глазах у Мики навернулись слезы.
     - Хватит!  Ясно!  - сердито произнес Трясогузка. - Понес про свои
ананасы!
     Командир не любил, когда вспоминали прошлое.



     Ранним утром  Трясогузка выдал всем "сухой паек" - по три баранки
и по куску колбасы и сахару.  В свой бездонный карман он дополнительно
сунул четверть головки сахару и огласил приказ, который состоял из че-
тырех пунктов:  до вечера в штаб не возвращаться, весь день шнырять по
городу, смотреть во все глаза и думать, как бы навредить колчаковцам.
     Расходились по одному. Первым влез в люк Цыган. Гитару он оставил
в подвале. Выйдя к речке, мальчишка увидел перекинутое с берега на бе-
рег бревно. Они переходили здесь вчера. Левее за кустами виднелся ста-
рый мостик.  Там была дорога. Цыган свернул влево. Холодная роса обжи-
гала босые ноги.  Они посинели.  Цыган потер их о штаны,  и ноги стали
красные, как клешни рака. Теперь холод не чувствовался.
     Трясогузка сказал:  "Иди и ищи, как навредить колчаковцам". А что
искать и где?
     Цыган пожалел, что не расспросил командира подробнее. Но счастли-
вый случай подвернулся сам.  Когда он вышел на дорогу, сзади раздалось
тарахтенье,  телеги.  Мальчик обернулся.  Тощая лошадь тянула длинную,
покрытую брезентом повозку. На передке сидел солдат.
     Поравнявшись с Цыганом,  солдат "пошутил" - огрел его кнутом.  От
этой "шутки" парнишка вскрикнул и схватился за плечо.
     - Будь здоров!  - сказал солдат и рассмеялся.  - Кланяйся отцу  с
матерью!
     Телега въехала на мост.  Как клавиши,  заиграли бревна.  На самой
середине заднее колесо продавило гнилой настил.  Повозка скособочилась
и застряла. Лошадь испуганно забилась в оглоблях.
     Настала очередь  смеяться  Цыгану.  Он расхохотался от всей души,
приговаривая:
     - Так тебе и надо! Так тебе и надо!
     Солдат соскочил с телеги и схватил коня под уздцы.  Успокоив  ло-
шадь,  он подошел к провалившемуся колесу и попробовал вытащить повоз-
ку. Но поклажа была тяжелой.
     - Чего ржешь,  дуралей!  - крикнул солдат Цыгану. - Принеси лучше
вагу - махорки дам!
     - Сейчас побегу!  - насмешливо ответил Цыган и не тронулся с мес-
та.
     - Лошадь хоть подержи, чумазый!
     Что-то словно подтолкнуло Цыгана.
     - Лошадь подержу, - согласился он и с другой стороны телеги подо-
шел к коню.
     Солдат вытащил  из-под брезента топор и скрылся в прибрежных кус-
тах.  А Цыган одной рукой ласково гладил лошадь по  крутому  крупу,  а
другой приоткрыл брезент.  В повозке лежали длинные деревянные ящики с
винтовками и цинковые коробки с патронами.
     Первой плюхнулась  в  воду цинковая коробка.  За ней пошла ко дну
винтовка.
     Солдат вырубал в кустах вагу и ничего не слышал. Когда он вернул-
ся,  Цыган стоял рядом с лошадью. Солдат подсунул палку под заднюю ось
и причмокнул. Лошадь дернулась вперед, и повозка съехала с моста.
     Колчаковец сел на телегу. Цыган протянул руку:
     - Гони обещанное!
     И опять взметнулся кнут,  но паренек был настороже - успел отско-
чить и показал солдату язык.
     - Подавись своей махоркой! Нужна она мне!..
     Больше за  весь  день Цыган ничего не узнал и ничего не придумал.
Но он надеялся,  что винтовка и патроны вполне удовлетворят командира.
Цыган решил достать их на обратном пути из речки, чтобы не возвращать-
ся в штаб с пустыми руками.
     Под вечер счастье еще раз улыбнулось пареньку.  В сумерки он заб-
рел в сад,  где вчера Мика вел допрос,  сел на ту же скамейку и сжевал
последнюю баранку.
     Из трактира вылетали томные звуки граммофона  и  веселые  голоса.
Задняя  дверь,  выходившая  в сад,  открылась,  и здоровенный детина в
красной рубахе выволок пьяного офицера. До ближайшей скамейки было да-
леко. Половой поленился тащиться с такой тяжестью. Он прислонил офице-
ра к дереву.
     - Очухайтесь малость, вашбродие!
     Цыган с любопытством наблюдал за офицером,  который стоял на под-
гибающихся ногах и елозил затылком по гладкому стволу.
     - Человек!  - крикнул он. - Еще штоф! И запомни: на, фронте каба-
ков нет!.. Штоф, я говорю! Штофушку!
     Офицер протянул к трактиру руку и чуть не упал.
     Подскочил Цыган.
     - Дяденька!  Иди на скамейку! - сказал он, обхватив офицера и на-
щупывая пальцами застежку кобуры.
     Колчаковец бессмысленно уставился на паренька и пробормотал:
     - Человек! Не вижу тебя! Что ты такой маленький?.. Мельчают люди!
Бедная Россия!
     Офицер горестно  покачал головой и облапил дерево,  а Цыган попя-
тился и, прижав к животу опущенный за рубашку револьвер, стрелой выле-
тел из сада.  Теперь можно было не нырять в холодную воду за винтовкой
и патронами.



     У Трясогузки в тот день никаких интересных происшествий не  было.
С утра он походил по базару, потом вернулся в штаб, пробыл в нем минут
пять и все остальное время провел у  особняка  полковника.  Много  раз
обошел он вокруг добротного деревянного дома.  Окна фасада смотрели на
главную улицу. Остальные три стены особняка огораживал забор. Во дворе
под  высокими старыми тополями стояла избенка,  в которой разместилась
кухня. Там готовили еду для полковника.
     Трясогузка видел  через открытые ворота,  как ровно в одиннадцать
часов из кухни вышел повар,  весь в белом,  с большим подносом, устав-
ленным судками и сковородками. Ярко блестели начищенные крышки. Из-под
них вырывался парок.
     Часовой, дежуривший у крыльца, услужливо открыл дверь.
     От сарая к кухне лениво прошагал истопник  с  вязанкой  дров.  Из
трубы избенки повалил густой дым.  Трясогузка задумчиво смотрел на эту
трубу. Голая ветка тополя, нависшая над ней, была черной от копоти.
     Вернулся повар с пустым подносом. Трясогузка вошел во двор и дог-
нал его у самой кухни.
     - Дяденька, дай поесть!
     Повар оглянулся, прищурил холодные глаза.
     - Жди - вынесу.
     Есть Трясогузке не хотелось.  Он и не  ожидал,  что  его  угостят
чем-нибудь, - спросил просто так, для вида.
     Повар вышел из кухни с ковшом и плеснул кипятком.  Но  Трясогузка
успел присесть. Горячая струя воды пролетела над его головой.
     - Спасибо! - с угрозой сказал Трясогузка и отбежал к воротам.
     Истопник и повар дружно хохотали у кухни.
     - А если б попал?  - неодобрительно крикнул  солдат,  стоявший  у
крыльца.
     - У таких шкура дубленая!  - ответил повар. - Его и расплавленным
оловом не проймешь! Расплодилось босяков, как поганок осенью!
     Трясогузка знал, что в доме живет самый главный в городе колчако-
вец.  Он видел, как с крыльца спустился человек в железнодорожной фор-
ме. "Тоже жрал с полковником! - подумал Трясогузка. - Прихлебала!"
     Проходя мимо,  мужчина  пристально посмотрел на беспризорника.  И
было в этом взгляде что-то такое, отчего Трясогузка смутился. Он засу-
нул руки в карманы и демонстративно отвернулся.
     Через час Трясогузка снова увидел того же человека  в  железнодо-
рожной форме.
     Платайс шел по главной улице.  За ним,  окруженные солдатами, шли
рабочие. Их вели под конвоем в железнодорожное депо.
     "Посмотрел, как человек,  а сам - пес  колчаковский!"  -  подумал
Трясогузка про мужчину в форме.
     Платайс на этот раз не взглянул на беспризорника.  Начальник депо
шел с высоко поднятой головой и повелительно покрикивал:
     - Быстрей! Быстрей!
     Конвоиры прикладами подталкивали рабочих.
     Никто из посторонних не мог подумать, что вся эта процессия - во-
енная хитрость.  План, разработанный большевиками-подпольщиками, начал
осуществляться. Рабочие знали, что предстоит им делать.
     Во второй  половине дня полковнику подали машину.  Почти одновре-
менно к особняку подскакал на коне есаул.  Благов и полковник встрети-
лись у крыльца.  О чем докладывал есаул, Трясогузка не расслышал. Зато
гневные слова полковника долетели до него.
     - Головорезы из вашей команды начинают меня раздражать!  - гремел
за забором властный голос.  - Декоративно обставленные расстрелы - это
далеко не все, чем следует заниматься контрразведке!.. Что вы лепечете
про каких-то заложников? Где преступники? Где эта птичья армия?
     Трясогузка чуть не запрыгал от радости. Он понял, про какую армию
спрашивал полковник. Значит, его армия уже признана врагами как боевая
сила! Чтобы услышать это признание, стоило дежурить у особняка.
     Полковник уехал.  Есаул остался у крыльца.  Он нервно  похлопывал
кнутом по начищенному сапогу.
     В это время во двор вошел Николай. На плече он нес большой, толь-
ко что вылуженный котел.  Посудина была тяжелая. Николай хромал больше
обычного и смотрел под ноги, чтобы не споткнуться.
     Трясогузка и есаул - оба узнали его.
     - Принимай добро! - крикнул Николай, подойдя к кухне.
     Вышел истопник,  помог снять с плеча котел.  Николай,  отдуваясь,
присел на скамейку под окном. Повар вынес ему сковороду с двумя котле-
тами.
     Кондрат Васильевич и Николай давно обслуживали кухню  полковника.
Это было выгодно:  иногда удавалось раздобыть ценные сведения. Николай
всегда стремился подольше задержаться на кухне и охотно вступал в раз-
говор.
     - Хороши котлетки! - похвалил он, облизывая пальцы.
     Польщенный повар пренебрежительно махнул рукой.
     - Пустяки!..  Дня через три буду готовить обед на двенадцать пер-
сон.  Вот  там искусство будет!  Ты только с остальной посудой поторо-
пись!
     - Завтра все принесу,  - ответил Николай. - А что за праздник бу-
дет?
     - Гости! - шепнул повар.
     Николаю очень хотелось поговорить еще,  но он  уже  заметил,  что
есаул наблюдает за ним.  Чтобы не вызвать подозрений,  Николай распро-
щался и вышел за ворота.  За углом забора он столкнулся с  поджидавшим
его Трясогузкой.
     - Знал бы - и чайник твой паршивый  не  взял!  -  сердито  сказал
мальчишка.
     - За что такая немилость? - усмехнулся Николай.
     - Вокруг полковника увиваешься? Шкура продажная!
     - Откуда ты знаешь, что тут полковник?
     - Я все знаю!
     - А беспризорничаешь давно?
     - С потопа!
     - Ну, а звать как?
     - Тр...  - чуть не проговорился Трясогузка и быстро поправился: -
Трофим!
     Мальчишка рассвирепел - надо же так оплошать!  Всю свою злость он
обрушил на Николая.
     - Котлетки лопаешь?  Чтоб кишки у тебя завернулись от них! Лизоб-
люд!
     Выпалив это,  Трясогузка убежал. Николай пошел домой. А есаул пе-
решагнул высокий порог кухни.
     - Часто этот хлопоногий бывает у тебя?  - спросил он у повара.  -
Что-то не нравится мне он!
     Повар угодливо улыбнулся.
     - А кому он понравится - убогий!  Но вы, господин есаул, оставьте
его пока в покое. Починит всю посуду, тогда хоть на столб его - вместо
фонаря!
     У есаула не было причин подозревать Николая. Но Благов был злопа-
мятен и упрям.  Барон Бергер помешал ему обыскать мастерскую жестянщи-
ка.  Этого было достаточно, чтобы есаул возненавидел и барона, и всех,
кто присутствовал при разговоре.  Благов искал повод,  чтобы отомстить
если не самому Бергеру, то хотя бы тем, кого он взял под защиту.
     - Сообщи мне, когда он отдаст твои ложки-поварешки! - сказал еса-
ул, уходя из кухни.
     - Будет исполнено! - ответил повар.



     Мика не был ни таким ловким,  как Цыган,  ни таким  дерзким,  как
Трясогузка.  У Мики было другое преимущество. Хилый, с бледным лицом и
умными,  всегда печальными главами,  он мог появляться там, где Трясо-
гузке  и Цыгану обязательно надавали бы по шее.  Рука не подымалась на
этого малыша.  Зачем его бить или гнать?  Он ничего не украдет:  сразу
видно  -  не воришка.  И вообще какой вред может принести обездоленный
застенчивый мальчуган?
     Помахивая непомерно  широкими обрубленными рукавами,  Мика с утра
пробрался к дому, к которому никто из жителей города по доброй воле не
подходил.
     Контрразведка уже работала.  За высоким глухим забором шла перек-
личка арестованных.  За вчерашний день их накопилось одиннадцать чело-
век.  Никто из них, конечно, не знал ни об армии Трясогузки, ни о при-
чинах крушения поезда. И батиста у них не нашли. Одних арестовали, по-
тому что они долго не впускали солдат в квартиру или мешали  проводить
обыск, другие просто не понравились есаулу. Арестованных заперли в са-
рай,  объявили их заложниками и не давали ни пить ни есть.  Сарай  был
маленький:  не только лежать, даже сидеть - и то тесно. Утром заложни-
ков вывели во двор на перекличку.
     Мика сидел на бревнах напротив дома контрразведки и будто дремал,
зябко упрятав нос в грязный мех жилетки. Но он все видел и слышал.
     - Соколова! - выкрикнул за забором унтер-офицер.
     - Здесь,  - ответил дрожащий женский голос. - Пить дайте! Люди вы
или звери?
     - Петров!
     - Ну, я! Черт бы вас побрал!
     Послышался звонкий удар. Мика съежился еще больше.
     - Савостин! - продолжал перекличку унтер.
     Мика не знал,  сколько придется сидеть на бревнах и будет  ли  от
этого  какой-нибудь толк.  Он вспомнил,  как в такой же внешне обычный
дом, только в другом городке, увели отца. Мика двое суток продежурил у
ворот  и видел,  как на рассвете вывезли на телегах избитых и окровав-
ленных заключенных.  Он понял:  на расстрел.  На второй телеге,  лицом
вниз,  с закрученными за спину руками, лежал отец. Это была их послед-
няя встреча.
     Прошло полгода,  но Мика, услышав ненавистное слово "контрразвед-
ка", все еще чувствовал озноб. Бессильная и потому тоскливая злоба ох-
ватывала  его,  а ноги сами тащили туда,  где было гнездо колчаковских
палачей.
     Закончив перекличку,  унтер-офицер повысил и без того громкий го-
лос:
     - Есть и пить не получите, пока не будут пойманы виновники аварии
на железной дороге!
     В ответ раздался ропот, но унтер скомандовал:
     - Увести их!
     До Мики не сразу дошел смысл сказанного унтер-офицером.  Лишь че-
рез несколько минут мальчишка догадался, что речь шла о составе, кото-
рый наехал на костыль и свалился под откос.  На сердце у Мики потепле-
ло.  Это было началом расплаты за отца. Но другая мысль заставила Мику
насторожиться.  Из-за  этого  крушения арестовали ни в чем не повинных
людей! Он не выдал своего волнения - сидел, как и раньше, уткнув нос в
жилетку, словно спал.
     Часовой, ходивший у дома, уже несколько раз поглядывал на беспри-
зорника и наконец окликнул его:
     - Эй, пацан!
     Мика не шелохнулся.
     Часовой подошел поближе.
     - Эй, ты!.. Живой?
     Мальчишка сидел на нижнем бревне,  упершись локтями в колени. Го-
лова опущена на руки.  Груда бревен отгораживала его от холодного вет-
ра.  Слабо,  но все же пригревало неяркое солнце.  Мальчишка спал. То-
ненькая синяя жилка пульсировала на виске. Она вызывала жалость.
     Солдат поскоблил дулом винтовки небритый подбородок, и Мика услы-
шал, как он проговорил вполголоса:
     - Спи, леший с тобой!
     Часовой вернулся  на место,  а Мика продолжал сидеть.  Выдержка у
него была железная. Он мог не шевельнуться хоть до вечера. Но этого не
потребовалось. Вскоре прискакал есаул Благов и приказал освободить са-
рай для новой группы арестованных. Заложников выгнали на улицу и пове-
ли к станции.
     Мика выждал несколько минут и медленно побрел в  ту  же  сторону.
Свернув за угол,  он побежал и догнал заложников.  Под конвоем шли две
пожилые женщины и девять мужчин.
     Это были люди,  которые попали в беду из-за Мики и Трясогузки.  А
сколько еще безвинных людей заберут колчаковцы?  Какая же это месть за
отца, если могут погибнуть матери и отцы других ребятишек? И главное -
нельзя исправить ошибку!  Если даже пойти и признаться,  что это они с
Трясогузкой положили костыль на рельсу,  то и тогда ничего не изменит-
ся. Колчаковцы редко выпускают тех, кто попал к ним в лапы.
     Заложников привели  к  пустому  пакгаузу  -  кирпичному  строению
складского типа с железной дверью. Напротив стоял грузовой состав. Ми-
ка залез под вагон и видел,  как захлопнулась за арестованными тяжелая
дверь.  Старший конвоир задвинул засов,  навесил большой замок, закрыл
его, ключ передал остающемуся на посту солдату и приказал:
     - Не выводить ни по какой надобности! Пусть там... Перед расстре-
лом заставим почистить.
     Конвоиры ушли.
     Мика пролежал  под вагоном больше часа.  Столько же просидел он в
кустах сзади пакгауза,  разглядывая  кирпичную  стену  с  единственным
окошком под самой крышей. Но и это небольшое окошко было забрано толс-
тыми прутьями,  между которыми не просунешь и голову.  "А зачем совать
голову?" - подумал Мика и улыбнулся.
     Кусты зашуршали. Это Мика торопливо пополз прочь от пакгауза.



     Первым докладывал о результатах дневной разведки  Цыган.  Он  был
краток: выложил на ящик револьвер.
     - Есть еще винтовка и патроны - у моста спрятал!
     Глаза у Трясогузки и Мики заблестели. До этого момента все воору-
жение армии состояло из топора и перочинного ножа.  Но командир поста-
рался скрыть свой восторг. Он сдержанно спросил:
     - Где взял?
     - Где! - ухмыльнулся Цыган. - Спер! - по привычке сказал он.
     Сказал и отскочил от Трясогузки, вспомнив вчерашний подзатыльник.
Но командир даже не замахнулся.
     - Спер! - насмешливо повторил он. - Серый ты человек, Цыган!. Ми-
ка, как это называется?
     Мика задумался.
     - Либо конфискация, либо экспроприация.
     - Во!  - подтвердил Трясогузка и,  чтобы не повторять  незнакомые
трудные слова, сказал Цыгану: - Выбирай любое!
     - Первое тогда! - пробормотал Цыган.
     - Какое это первое? - грозно спросил командир.
     - Ну... это... фиксация, что ли?
     - То-то! - удовлетворенно произнес Трясогузка. - Вот и запомни! А
то - спер!  Я тебе дам - спер!.. Молодец! Получай за это! - И командир
вытащил из-под ящика пару изрядно поношенных ботинок. - Обменял на са-
хар.
     Цыган не  ожидал  такого подарка и стал растерянно пихать грязные
ноги в ботинки.
     - Обожди!  - Трясогузка порылся в бездонных карманах френча и вы-
тащил два дырявых шерстяных носка. - Надевай!.. А ты докладывай, Мика!
     В трудное  положение попал Мика.  О чем мог он рассказать?  Цыган
раздобыл оружие,  а Мика всего-навсего узнал,  что арестованы невинные
люди. Он придумал, как им помочь, но для этого надо было получить сог-
ласие Трясогузки. И тут Мика допустил ошибку. Чтобы разжалобить коман-
дира,  он несколько раз повторил,  что заложников морят голодом и, на-
верно, расстреляют из-за того поезда, который они с Трясогузкой пусти-
ли под откос.
     Командир слушал, слушал и вдруг спросил:
     - Если  б  они  сами устроили крушение и попались,  тогда б ты не
ныл?
     - Тоже было бы жалко,  - ответил Мика. - Но они бы хоть дело сде-
лали!
     - А почему ж они не сделали это дело?  - возмутился Трясогузка. -
Струсили?.. Выходит, по-твоему, мы тоже не должны ничего делать, чтобы
этих трусов никто не тронул? Может, прикажешь распустить армию?
     Трясогузка горячился потому,  что и сам почувствовал за собой ка-
кую-то вину, но тона не сбавлял.
     - Хватит нюни распускать! Еще начальник штаба называется!
     Мягкий по натуре, готовый идти на уступки, Мика иногда становился
каменным.  И тогда он ни на шаг не отступал от своего.  Так было  и  в
этот раз. Он будто не слышал запальчивых слов командира и сказал убеж-
денно и твердо:
     - Помочь надо.
     - Как? - быстро отозвался Трясогузка.
     - Надо отнести им еду и питье. Там окошко есть.
     - Выдумал еще! - воскликнул Цыган. - Нашу еду раздавать!
     - Я свою порцию носить буду.
     - Чумовой! - выругался Цыган. - Да за еду!.. - Он окинул взглядом
мешки и ящики с продовольствием и вытянул руки, словно хотел обхватить
это все и прижать к себе. - За еду вот так держаться надо!
     Трясогузка ударил его по рукам.
     - Убери лапы, загребала!
     Мика и Цыган выжидательно уставились на командира.
     - Кормить будем!  - объявил свое решение Трясогузка. - Но и рабо-
тать заставим!
     Никто в армии не догадался,  какую работу придумал  командир  для
заложников. А пока работать пришлось самим ребятам. Мика получил зада-
ние уложить в мешок продовольствие. Он остался в штабе. Цыган с Трясо-
гузкой взяли десяток пустых бутылок из-под вина и пошли к реке.
     Было тихо и так темно,  что мальчишки не сразу попали  к  берегу.
Только  журчание воды помогло им выбраться из кустов.  А дальше дорога
прямиком привела их к мосту.
     - Где винтовка? - шепотом спросил Трясогузка.
     - В воде...  И патроны там,  - ответил Цыган  и  лязгнул  зубами,
предчувствуя, что сейчас ему придется купаться. - Неужели полезем?
     - Нет,  подождем!  - усмехнулся Трясогузка.  -  Всплывают  только
утопленники, да и то не всегда!.. Положи бутылки и раздевайся!
     Цыгана охватила дрожь.
     - Б-р-р! - вырвалось у него, когда он нагнулся и снял ботинки.
     - Х-х-х! - услышал Трясогузка, когда Цыган стянул с плеч рубашку.
     - Прекрати! - сердито сказал командир.
     - Н-не я... С-само!.. Это опасная пантомима!
     - Гогочка какая!  - прикрикнул командир и,  помолчав,  добавил: -
Одевайся!
     Трясогузка сам сбросил одежду, вошел в воду по колено, спросил:
     - Здесь?
     - Поглубже! - ответил Цыган с берега.
     Трясогузка сделал еще несколько шагов. Вода дошла до пояса.
     - Еще немножко! - сказал Цыган.
     Над водой остались плечи и голова командира.
     - Тут вроде! - произнес Цыган.
     - Не мог уж поближе к берегу бросить!  - прошипел  Трясогузка  и,
вдохнув воздух, без всплеска погрузился в воду с головой...



     Мика был удивлен, когда на кучу соломы из люка упали цинковая ко-
робка с патронами и винтовка.  Появился Трясогузка с мокрой головой  и
синими губами. Он принял от Цыгана бутылки с водой, поставил их к сте-
не, уселся у печки и выдавил из себя:
     - П-пороху!
     Цыган бросился к бочкам, принес две пригоршни пороху и осторожно,
по  щепотке,  стал сыпать на угли.  Подвал озарился яркими вспышками и
наполнился запахом пороховой гари.
     Ведро раскалилось докрасна. Губы у Трясогузки порозовели.
     - Я бы сам полез, да он не дал! - объяснил Цыган Мике.
     - Холеру какую-нибудь подхватил бы - потом возись с тобой, - ска-
зал Трясогузка. - Тебе еще будет работа сегодня. Гитара в порядке?
     - В порядке!
     - А у тебя, Мика, все готово?
     - Флажки остались.
     - Пиши скорей!
     Мика разложил  на  ящике  заранее  приготовленные куски батиста и
спросил у командира:
     - Три?
     - Зачем это? - удивился Цыган.
     - Нас трое стало, - ответил Трясогузка.
     - А если десять будет или сто?
     Вопрос заставил командира задуматься.
     - Да и к чему они?  - продолжал Цыган.  - С этими тряпками только
попадешься!
     - Ты что ж,  против знамен? - строго спросил командир. - Нет зна-
мени - нет и армии!
     Когда Мика сделал надпись на одном флажке  и  взялся  за  второй,
Трясогузка неохотно добавил:
     - Сегодня одного хватит, а потом посмотрим...



     Эшелон отправлялся на фронт.  По этому случаю солдатам выдали  по
стакану водки. Но она не подняла настроения. Если и смеялись, то неве-
село.  В шутках слышалась тревога. Ходили слухи, что Красная Армия го-
товится к большому наступлению.  Потому и подтягивались к фронту новые
белогвардейские части.  И никакой хмель не  мог  вытеснить  из  головы
мысль о предстоящих боях. С завистью смотрели солдаты на дежурившего у
пакгауза часового: он оставался в городе.
     Погрузка закончилась. Ждали, когда подадут паровоз. От нечего де-
лать дымили длинными самокрутками. Солдаты, свесив ноги, сидели в две-
рях вагонов, лениво перебрасывались словами.
     И вдруг задорно и весело затренькала гитара.  Рядом  с  пакгаузом
стоял Цыган. Гитара порхала в его руках. Он кружил ею над головой, пе-
ребрасывал за спиной из руки в руку, протаскивал под коленом и успевал
щипать за струны. Гитара пела не умолкая.
     Закончив короткий номер,  рассчитанный на то, чтобы привлечь вни-
мание, Цыган театрально раскланялся.
     - Убирайся отсюда! - сказал часовой, карауливший заложников.
     - А тебе что, жалко? - закричал солдат из вагона. - Пусть поигра-
ет!
     - Не положено! - ответил часовой. - Здесь заключенные.
     - Какой законник! - зло усмехнулся солдат.
     Его поддержали многие. Часовому кричали:
     - Заткнись, тыловая крыса!
     - Он сменится и дрыхать пойдет, а мы - в окопы!..
     - Играй, хлопец!
     - Мы, может, кроме пуль, ничего и не услышим больше!
     Часовой махнул рукой.  Спорить было опасно. Подвыпившие, обозлен-
ные солдаты могли расправиться с ним.  Что им терять? Дальше фронта их
не отправят.
     Цыган снова  ударил  по  струнам.  На этот раз он то подскакивал,
разбросив ноги в стороны,  то присаживался и на пятках ходил по кругу,
то начинал кружиться волчком.
     Солдаты столпились вокруг паренька. Часовой подошел поближе.
     В это  время Мика и Трясогузка подкрались к задней стенке пакгау-
за.  Мика забрался командиру на плечи,  привстал на цыпочки, дотянулся
до оконной решетки и шепнул:
     - Достал.
     Трясогузка вытащил из мешка кусок сахару,  подал его Мике.  Кусок
исчез в темноте за прутьями решетки. Мика услышал негромкий удар - са-
хар упал на пол. В пакгаузе завозились. Послышались приглушенные голо-
са.
     Трясогузка подал связку баранок. Мика и ее просунул за решетку. А
когда он пропихивал между прутьев твердую копченую колбасу, его пальцы
встретились с чужими пальцами.  Заложник и Мика не видели друг друга и
не произнесли ни слова, но работа пошла быстрей. Теперь можно было пе-
редавать и бутылки с водой, и оружие. Мужские руки за решеткой провор-
но подхватывали все, что просовывал Мика.
     А Цыган все плясал.  Пот заливал ему глаза. Гитара стала тяжелой.
Но он не мог позволить себе передышку.  Так он еще не плясал  никогда.
Ему не хватало воздуха. В глазах рябило. Лица солдат слились в плотную
колышущуюся массу.  Ноги подкосились,  и очередного колена не  получи-
лось: Цыган шлепнулся на землю.
     Вокруг захохотали.
     - Выдохся все-таки! - произнес кто-то.
     - Двужильный парень!  - сказал часовой. - Я думал, ему и конца не
будет!
     Солдаты стали расходиться.  Этого и боялся  Цыган.  Он  попытался
встать,  но  ноги не слушались.  Тогда он запел старую таборную песню.
Отчаянье придало его голосу волнующую искренность. Солдаты снова стол-
пились вокруг сидящего на земле беспризорника.
     Голос у Цыгана был звонкий. Трясогузка и Мика слышали его.
     - Здорово старается! - шепнул снизу командир.
     Мика не ответил.  Цинковая коробка с патронами  никак  не  хотела
пролезать между прутьев решетки.  Мика напрягся, как мог, и почувство-
вал,  что оттоптанные его ногами плечи Трясогузки задрожали. Но коман-
дир крепился.
     - Жми - не бойся! - подбодрил он начальника штаба.
     Изнутри пакгауза коробку тоже тянули изо всех сил. Царапая цинко-
вые бока, она, наконец, со скрежетом пролезла.
     Винтовка и револьвер были уже в пакгаузе.  Осталось передать фла-
жок.  Мика сунул в окно скомканный кусок батиста, пожал пальцы невиди-
мого заложника и спрыгнул на землю.
     - Фу-у-у! - с облегчением выдохнул командир. - Маленький, а тяже-
лый!.. Побежали, а то Цыган охрипнет совсем!
     Заканчивая песню, Цыган потихоньку двигал ногами - пробовал, смо-
жет ли снова плясать. "И что они там возятся?" - думал он о друзьях. А
они уже подходили к задним рядам солдат.
     Их заметили.
     - Новые артисты прибыли! - шутливо крикнул кто-то.
     Толпа расступилась.  Цыган увидел командира и радостно вскочил на
ноги.
     - Кончай музыку!  - приказал Трясогузка. - Зрителей просим раско-
шелиться!
     Цыган сдернул с головы шапку и,  приплясывая, пошел по кругу. Гу-
док приближающегося паровоза прервал эту сцену.
     - По ваго-онам! - раздалась команда.
     - За мной! - в свою очередь, скомандовал Трясогузка.



     На следующий день вся армия отдыхала и готовилась к ночной опера-
ции,  которую командир держал в секрете.  Мальчишки не знали, зачем он
заставил их увязывать порох в небольшие узелки.  Мика разрывал  батист
на квадратные куски. Цыган насыпал порох и крест-накрест завязывал уг-
лы. А сам командир ушел в город.
     Трясогузка направился прямо к пакгаузу.  Он ожидал увидеть прият-
нейшую картину: двери пакгауза распахнуты настежь, вокруг валяются де-
сятки убитых колчаковцев, а заложников и след простыл. Но ему пришлось
огорчиться. Часовой по-прежнему шагал по площадке перед пакгаузом. Же-
лезная дверь была плотно закрыта. Большой замок висел на старом месте.
     Мальчишка присел в сторонке и обиженно нахмурился.  Что  помешало
заложникам освободиться?
     Винтовка и револьвер - такая сила!  Можно сделать чудеса!  А  тут
прошла  целая  ночь  - и ничего!  "Трусы!" - выругался Трясогузка,  но
вскоре понял,  что заложники не виноваты:  чтобы достать патроны, надо
разрезать цинковую коробку.  А чем это сделать?  Заложников,  конечно,
обыскали,  и никаких ножей у них не осталось.  Значит, винтовка беспо-
лезна. Но зато в револьвере есть патроны, а над дверью в пакгаузе име-
ется окошко - такое же,  как и в задней стене.  Можно встать на  плечи
друг  другу  и выстрелить в часового.  А что дальше?  Дверь изнутри не
открыть, кирпичные стены голыми руками не проломишь. На выстрел прибе-
гут другие колчаковцы, отнимут оружие и поставят нового часового.
     Трясогузка ударил кулаком по колену, обозвал себя олухом и побрел
обратно в штаб.
     Ребята сразу почувствовали,  что командир не в духе. Он хмуро ос-
мотрел груду узелков с порохом,  подошел к Мике, который усердно выво-
дил на флажке кавычки перед словом "Трясогузка".
     - Зачем ты малюешь этих головастиков?  - обрушился на него коман-
дир.
     - Как зачем?  - с робким удивлением спросил начальник штаба и сам
же пояснил: - Без кавычек нельзя. Ты ведь на самом деле не птица.
     - Ну и что? - еще больше обозлился Трясогузка.
     - Ты командир!..  А Трясогузка - только прозвище. Потому и кавыч-
ки.
     - Раз я командир - слушайся! - крикнул Трясогузка. - Еще раз сво-
их дурацких головастиков нарисуешь - всыплю!
     Мика промолчал.  Он написал слово "Трясогузка" и,  когда командир
отвернулся, закрыл кавычки. Мика это сделал не из упрямства. Он считал
себя правым. Авторитет командира на грамматику не распространялся, по-
тому что Трясогузка не умел ни читать ни писать.  Но и сам Мика еще не
знал всех тонкостей правописания. Кавычки казались ему высшим проявле-
нием грамотности.
     Выход на задуманную командиром операцию был назначен на  полночь.
Часов в восемь Мика и Цыган легли спать,  а Трясогузка и не вздремнул.
Он все думал, как помочь заложникам. В голову лезли самые нелепые мыс-
ли.  А что,  если использовать порох для освобождения заложников? Уло-
жить у стены пакгауза кучу узелков и  подорвать?  Но  кирпичи  полетят
внутрь,  и заложникам не поздоровится от такой помощи! Нет, это не вы-
ход!
     Трясогузка встал,  походил по штабу, пересчитал узелки с порохом,
уложил их в два мешка и сыграл армии подъем - три раза  ударил  ложкой
по чайнику.
     Цыган и Мика хорошо знали городок. И все же путь, по которому вел
их сегодня командир,  показался совершенно незнакомым.  Шли огородами.
Раз пять перелезали через заборы. Потом очутились во дворе, под окнами
наглухо заколоченного дома. На другой стороне улицы стоял особняк пол-
ковника.  Темнел забор.  Тополя протянули над ним голые ветки.  Ребята
все еще не догадывались, зачем привел их сюда Трясогузка.
     - Видишь самое высокое дерево? - спросил командир у Цыгана.
     - Вижу.
     - Заберешься на нижний сук,  - приказал Трясогузка. - И тихо - во
дворе часовой... Я тебе подам мешки... За забором под деревом - кухня.
Увидишь трубу. В нее и сбросишь узелки с порохом...
     Дальнейших разъяснений не требовалось:  ребята поняли,  что прои-
зойдет утром, когда в плите запылают поленья.
     - Только тихо! - еще раз предупредил командир.
     - Канатоходцы умирают молча! - шепнул Цыган.
     Ребята перешли улицу. Цыган быстро забрался на дерево. Трясогузка
подал ему мешки, флажок и вместе с Микой вернулся во двор заколоченно-
го дома.
     Тишина. Лишь откуда-то издалека доносились равномерные шаги. Сна-
чала  Трясогузка решил,  что это ходит часовой у крыльца особняка.  Но
шаги приближались. Из-за угла вышли двое патрульных.
     - Замри! - шепнул Трясогузка Мике.
     Двое патрульных прошли под деревом и,  обогнув особняк, вернулись
на главную улицу.
     С тополя по-прежнему не доносилось ни звука.
     - Мика! На каком это он языке шпарит? - спросил Трясогузка.
     - Кто?
     - Да Цыган!.. Иллюзион... Потом эта... панамима...
     - Пантомима!  - поправил командира Мика.  - Это в цирке так гово-
рят.
     - Ругаются?
     - Нет! Слова хорошие!.. Ты что, в цирке не бывал?
     - Ладно, замолчи!..
     Прошло минут  десять.  Под деревом мелькнула какая-то фигура.  Но
это был не Цыган - повыше,  постройней. Похоже - девушка. Она постояла
у забора, а когда отошла, мальчишки заметили на досках белое пятно.
     - Кто это? - спросил Мика.
     - Не Цыган! - ответил Трясогузка.
     А девушка пропала, будто и не было ее никогда. Только белое пятно
на заборе доказывало, что ребятам не почудилось.
     Прошло еще несколько томительных минут.
     Трясогузка уже  хотел  перебежать улицу,  как появился Цыган.  Он
свесился с нижнего сука, спрыгнул на землю и заслонил на мгновенье бе-
лое пятно.
     Перебежав улицу,  он предстал перед командиром. Его можно было не
спрашивать ни о чем: Цыган широко улыбался и победно потряхивал пусты-
ми мешками.
     - Ну и долбанет! - сказал он. - Феерический каскад индусского фа-
кира!
     - А флаг? - спросил Трясогузка.
     - Туда же - в трубу опустил!..  Смотрите, что еще я принес! - Цы-
ган показал влажный от клея листок бумаги. - Женщина к забору пришлеп-
нула.
     Трясогузка взял листок,  на котором было что-то напечатано, и пе-
редал Мике.
     - В штабе разберемся!..



     Весело потрескивала  печка.  Толстая  стеариновая свеча стояла на
большом ящике,  вокруг которого сидела вся армия.  Мика читал снятый с
забора листок.
     - "Трудовая Сибирь обливается кровью.  Но чаша народного терпения
переполнилась. Дни Колчака сочтены! Над белогвардейцами занесен караю-
щий меч пролетариата.
     Приближается первомайский праздник.  Большевики-ленинцы призывают
всех,  кому дороги завоевания революции,  отдать свои силы на борьбу с
кровавой диктатурой "омского правителя".
     Мика придвинул листовку к Трясогузке и сказал:
     - Вот они - кавычки! А ты спорил!
     - Где?
     - Омский  правитель  в кавычках,  потому что никакой он не прави-
тель, как и ты - не птица трясогузка!
     - Ты что, меня с Колчаком равняешь?
     Трясогузка вскочил от возмущения и  больно  ударился  коленом  об
угол ящика. Свеча упала и погасла.
     - Да я тебя!.. - зло закричал он.
     - Бей! Я все равно по правилам писать буду! - тоже закричал Мика.
     Наступила тишина.  Лишь потрескивала печка.  Причудливые  отсветы
огня прыгали по стенам и потолку подвала.
     - Это что же,  бунт? - не предвещающим добра голосом спросил Тря-
согузка. - Против командира?
     - Не против командира, а против кулаков! - смело ответил Мика.
     - А чем вас учить, как не кулаками?
     - Учить? - переспросил Мика. - Ты бы хоть азбуку осилил, а уж по-
том других учил!
     Начальник штаба затронул самое больное место командира. Трясогуз-
ка стеснялся своей неграмотности.  Когда ему напоминали об этом, он не
обижался, а искренне сожалел, что не умел читать и писать.
     - А ты взял бы да научил меня! - без прежней угрозы сказал Трясо-
гузка.
     - Я и учил! - отозвался Мика.
     Он действительно несколько раз повторил с Трясогузкой  все  буквы
от а до я, но командир запомнил одни гласные.
     - Плохо, значит, учил! - буркнул Трясогузка.
     - Как умел! - ответил Мика. - Не по-твоему!
     - Мог бы и по-моему! Оно бы, может, лучше было!
     - Так давай! - воскликнул Мика. - Цыган, зажги свечу!
     Вспыхнул огонек.  Не ожидавший такого поворота командир испытующе
посмотрел на Мику - шутит или не шутит. Начальник штаба был серьезен.
     - Садись!  - сказал он Трясогузке и встал рядом с ним. - Повторяй
за мной: а, б, в, г, д.
     - А-а, бе, - начал Трясогузка:
     - Ты  не коза,  блеять не надо!  - нравоучительно произнес Мика и
дал командиру подзатыльник.
     Удар был  слабый.  Но и это чисто символическое наказание подейс-
твовало на Трясогузку ошеломляюще.
     Цыган отбежал в дальний угол,  зарылся в солому, заткнул рот шап-
кой и трясся от беззвучного смеха.
     - Повторяй по пять букв!  - снова потребовал Мика.  - А, б, в, г,
д.
     На этот раз Трясогузка произнес все пять букв правильно. Так уче-
ник и учитель благополучно добрались до буквы р.  Тут  опять  командир
ошибся.
     - Ры, - произнес он.
     Слушать надо,  а не рыкать! - сказал Мика и дал Трясогузке затре-
щину.
     Цыгана прорвало. Он катался по соломе и хохотал на весь штаб.
     Трясогузка медленно поднялся и сверху вниз глянул на  маленького,
тщедушного  начальника штаба - сейчас раздавит!  Но Мика,  не дрогнув,
выдержал его взгляд.
     Цыган перестал хохотать. Было не до смеха - могла начаться насто-
ящая драка. "Если ударит, - подумал он, - буду защищать Мику!"
     Трясогузка быстро вскипал, быстро и успокаивался. Урок не кончил-
ся дракой. Командир отступил, но с честью.
     - Некогда сейчас азбукой заниматься! - сказал он. - Доучим в дру-
гой раз... Спать ложитесь!
     Он улегся первый.
     Гроза миновала,  но след оставила. В штабе стало как-то тоскливо.
Каждый чувствовал себя виноватым. Даже Цыган. "И зачем я ржал, как ло-
шадь!  - думал он. - Из-за меня они поссорились еще больше!" Переживал
и Мика.  Чуткий и отзывчивый,  он не мог не понять,  что крепко обидел
командира. Когда Мика получал подзатыльник - это было очень неприятно.
А каково командиру?  Да еще в присутствии всей армии? И за что? За то,
что командир не знает азбуки! Тут можно провалиться сквозь землю!
     Молча сидели  Цыган  и  Мика у ящика со свечой и переглядывались.
"Помириться бы!  - говорили их глаза.  - Не так уж плох наш  командир,
чтобы устраивать бунт!"
     Цыган вспомнил ботинки,  которые выдал ему Трясогузка.  А Мика  -
шелковую  рубашку.  Трясогузка не взял ее себе!  И только ли в рубашке
дело?..
     - Эй! Начальник штаба! - грубовато произнес Трясогузка.
     - Да!  - с готовностью откликнулся Мика,  и ему показалось, что в
подвале потеплело и посветлело.
     - Ну-ка,  разъясни! - продолжал командир. - Там, в листовке, есть
два слова: большевики и ленинцы. А мы кто - ленинцы или большевики?
     - Конечно,  ленинцы!.. Нас всего трое; когда станет больше, будем
большевиками!
     - Почему трое?  - возразил Трясогузка. - А кто эту листовку прик-
леил? Значит, нас больше, только мы не знаем всех, кто за красных сто-
ит. Может, нас в городе тысяча!
     - Правильно! - поддержал командира Цыган. - Выходит, мы и ленинцы
и большевики!
     - Я тоже так думаю!  - важно сказал Трясогузка. - И еще ответь...
Там про праздник написано. Когда он будет?
     - Первого мая, - уверенно произнес Мика.
     - Это я сам знаю! А первое когда будет?
     - Сейчас скажу! - Мика подумал и сам задал вопрос: - Какое сегод-
ня число?
     - Знал бы, - тебя не спрашивал. Считать я умею!
     Цыган тоже не помнил, какое было число.
     - Узнать  завтра!  -  приказал  Трясогузка.  -  Надо  к празднику
что-нибудь сообразить!



     Машина полковника шла медленно.  Ухабистая  дорога  не  позволяла
развить скорость.  В автомобиле, кроме шофера и полковника, сидели три
иностранца. Это были члены военной миссии.
     Прибытие французских офицеров в городок решено было отметить бан-
кетом. К девяти часам утра в особняке полковника готовился праздничный
завтрак.
     По дороге полковник говорил много.  Он хотел, чтобы французы сос-
тавили о гарнизоне городка самое благоприятное мнение. Упомянул он и о
бронепоезде,  который ремонтируется в депо и вот-вот встанет  в  строй
боевых единиц адмирала Колчака.
     - Не к вам ли прислали из Омска барона Бергера? - спросил один из
членов миссии - толстый, обрюзгший, похожий на русского купца француз.
     - Барон Бергер и руководит ремонтом бронепоезда.  Прекрасный спе-
циалист и организатор! - воскликнул полковник. - Вы с ним знакомы?
     Как же! - ответил француз. - Барон - мой Друг. В тринадцатом году
в золотой Ницце мы вместе провели чудесное лето! И представьте - месяц
назад я встречаюсь с ним в каком-то Омске!..  О,  времена!..  Рад буду
видеть его на банкете!
     - Барон Бергер приглашен!  - сказал полковник и поторопил шофера:
- Поезжай, братец, быстрей! Мы все проголодались!
     Но полковнику и членам миссии в то утро позавтракать не удалось.
     Получив приказ  -  накрыть  банкетный стол к девяти часам,  повар
встал в семь и велел затопить плиту. Истопник принес дрова, вытащил из
духовки высохшую за ночь лучину, добавил бересты и зажег.
     Кухня наполнилась дымом.
     Повар длинным ножом плашмя хлопнул истопника по спине.
     - Вьюшки забыл, орясина рыжая!
     - Не забыл! - пробормотал истопник и, присев перед топкой на кор-
точки, принялся дуть на тлеющую лучину.
     Но дрова не загорались. Дым клубами выбрасывало из плиты.
     Пнув истопника ногой,  повар выскочил из кухни и со двора крикнул
в дверь, из которой, как из вулкана, валил дым:
     - Чучело огородное! Смени дрова! Напихал сырых поленьев, скотина!
     Истопник вышел,  отдышался и опять, как в воду, бросился в задым-
ленную кухню.  Вернулся он с охапкой обугленных поленьев,  свалил их у
забора и пошел за другими дровами.
     Повар снаружи открыл окно. Сквозняк быстро проветрил кухню.
     Между тем к особняку уже стали собираться приглашенные на банкет.
Грузный унтер-офицер привел музыкантскую команду, выстроил у крыльца и
приказал не расходиться.
     Обмениваясь шутками, все смотрели на кухню.
     Сухие дрова  не  помогли.  Дым шел не только из окна и двери - он
выбивался, казалось, из каждой щели. Слышались отчаянные вопли повара:
     - Зарезал!  Зарезал, скотина!.. Чем я господ офицеров угощать бу-
ду?.. Керосин! Неси керосину, пес шелудивый!
     Из дымной  кухонной  утробы вывалился совершенно очумевший истоп-
ник, побежал к сараю и притащил оттуда бутыль.
     Во двор  въехал на коне есаул Благов.  Спешившись,  он козырнул с
чуть приметной снисходительностью.  Офицеры приветствовали его  почти-
тельно. Лишь начальник железнодорожного депо еле кивнул ему головой. У
есаула взыграли желваки на скулах. Опять этот барон испортил ему наст-
роение.
     - Похоже, что мы пришли не на банкет, а на пожар! - шутливо заме-
тил один из офицеров.
     Из кухни валил уже не дым, а черная керосиновая копоть.
     Есаул пересек двор, заглянул в дверь и позвал:
     - Адский повар!
     Показался повар в грязном колпаке, всплеснул руками:
     - Ваше благородие! Беда... Что скажет господин полковник!
     - Это уж твоя забота! - ответил есаул. - Тот хлопоногий всю посу-
ду тебе перечинил?
     Повар не  ответил.  Его глаза испуганно округлились.  Они глядели
куда-то за есаула.  Благов обернулся. В ворота въезжала машина полков-
ника.
     - Конец! - прошептал повар.
     Есаул вытянулся. Офицеры, стоявшие у крыльца, вскинули руки к ко-
зырькам.  Французы были встревожены дымом. Полковник говорил им что-то
успокаивающее.
     Машина остановилась  у  крыльца.  Музыкантская  команда  заиграла
французский гимн.
     В эту торжественную минуту грохнул взрыв.  Передняя  стена  кухни
рухнула.  Треснула и повалилась на крышу труба. Половину двора окутало
дымом.
     - Партизаны!  - закричал француз, похожий на купца, и забарабанил
кулаками по спине шофера.
     Автомобиль круто развернулся и помчался к воротам.  Колеса перее-
хали отброшенную взрывом папаху есаула. Правым крылом машина задела за
столб и под скрежет железа вырвалась на улицу.
     Полковник пришел, наконец, в себя.
     - Стой! - скомандовал он шоферу.
     Автомобиль остановился.
     Французы хором запротестовали:
     - Почему стоять?.. Вперед! Вперед!
     - Господа!  Это  какое-то  недоразумение!  - пытался успокоить их
полковник.  - Никаких партизан не может быть! Все выяснится, и вы пой-
мете!
     - Мы понимаем! - прервал его похожий на купца француз. - Мы очень
хорошо  вас понимаем!  Вам нужно остаться!  Вы обязаны!  А мы приедем,
когда вы наведете у себя порядок!..  Надеюсь, вы не откажете нам в ма-
шине?
     Французы уехали, а полковник пешком вернулся к особняку.
     Тушением пожара руководил начальник железнодорожного депо.  Огонь
был слабый - горели разбросанные по двору поленья, пропитанные кероси-
ном. Бревна рухнувшей стены пламя охватить не успело. Внутри кухни все
было разворочено и закидано раздробленным кирпичом.  Тлели  головешки.
От плиты и дымохода остались одни обломки.
     - Опасность ликвидирована! - доложил начальник депо полковнику. -
Убито два человека: повар и... - Платайс скорбно снял фуражку, - есаул
Благов.
     - Причина?  Я спрашиваю,  какова причина взрыва? - прокричал пол-
ковник, но тут же смягчил голос: - Простите! Это вырвалось невольно!..
Позор!  На всю армию позор!.. Только один бог знает, что наболтают ад-
миралу Колчаку трусливые французишки!
     - Причина взрыва ясна, - спокойно сказал Платайс. - Какие-то зло-
умышленники заложили в трубу пороховой фугас.
     Среди колчаковцев,  продолжавших  заливать водой тлеющие тряпки и
головешки,  произошло замешательство. К полковнику подбежал адъютант с
обгоревшим  куском батиста.  На нем еще виднелись четыре буквы - у з к
и.
     - Опять армия Трясогузки? - произнес полковник и побагровел.
     Удивленно пожал плечами Платайс.



     После невкусного обеда,  принесенного денщиком из трактира,  пол-
ковник сел писать донесение.  Он решил сделать это сам,  чтобы по воз-
можности смягчить неприятное происшествие.
     Вошел адъютант с полоской телеграфной ленты.  Полковник поморщил-
ся, давая понять, что с депешей можно было подождать.
     - Подписано  адмиралом,  господин  полковник!  - предупредил адъ-
ютант.
     - Ну, давайте! - сказал полковник и взялся за кончик ленты.
     Это был приказ в кратчайший срок закончить ремонт  бронепоезда  и
выслать  его  в распоряжение передовых частей.  Ставка сообщала также,
что южная группа войск Красной Армии 28 апреля перешла в  наступление.
Предполагалось,  что будет нанесен удар и в направлении городка, в ко-
тором располагался гарнизон полковника.  Штаб  Колчака  ставил  задачу
опередить противника.  В этой операции на бронепоезд возлагали большие
надежды.
     - Машина вернулась? - спросил полковник, прочитав депешу.
     - Так точно! - ответил адъютант. - Только что.
     - Поедемте в депо!
     Автомобиль стоял у ворот.  Шофер колотил молотком по мятому крылу
- старался выправить его.
     - В депо!  - сухо приказал полковник.  - Вечером сдашь  машину  и
отправишься на передовую. Мне трусы не нужны!
     - Слушаюсь, господин полковник!
     Взревел мотор.
     На одной из улиц впереди автомобиля  показались  трое  мальчишек.
Они шли обнявшись: Трясогузка - в центре, Мика и Цыган - по бокам. Шли
и озорно переталкивались.  Они только что побывали на крыше заколочен-
ного дома и оттуда видели развороченную кухню. Они чувствовали себя на
седьмом небе.
     - Кто придумал? - самодовольно спросил Трясогузка.
     - Ты! Ты! - прокричала армия.
     - То-то! - сказал командир. - А вы - бунтовать!..
     Шофер нажал на клаксон.  Мальчишки неохотно посторонились. Цыган,
увидев полковника, надул щеки и приложил руку к шапке. Трясогузка зас-
тавил его опустить руку и крикнул:
     - Дяденька! Какое сегодня число?
     Полковник не шевельнул головой. Адъютант брезгливо поджал губы.
     - Ну и не надо, не говорите! - неслось им вслед. - Сами узнаем!
     У высоких ворот депо полковника и адъютанта встретил Платайс. Ко-
ротко передав ему содержание приказа, полковник спросил:
     - Успеете завтра к полуночи?
     - Завтра тридцатое,  - задумчиво произнес Платайс.  - Ну что ж! В
ноль-ноль часов первого мая  бронепоезд  будет  готов!  Большевистский
праздник! - Платайс многозначительно улыбнулся. - Надо успеть!
     - Надо!  - подтвердил полковник. - Очень надо, и потому разрешите
вам помочь.  Не сочтите это вмешательством в ваши дела. Я хочу сказать
несколько слов ремонтникам.
     - Буду счастлив послушать и сам! - учтиво ответил Платайс.
     Рабочих в депо было много.  Сюда под конвоем колчаковских  солдат
привели всех, кого отобрал Кондрат Васильевич. Это были хорошие слеса-
ри и верные люди. Им подпольщики доверяли полностью.
     Раньше рабочие умышленно затягивали ремонт бронепоезда.  А сейчас
задание сводилось к одному:  как можно скорей поставить грозную машину
под пары.
     В депо стоял грохот.
     - Внимание! - прокричал Платайс. - Прекратить работу!
     Шум утих.
     - Всем подойти к паровозу!
     Когда рабочие собрались, полковник посмотрел на часы.
     - Сейчас шестнадцать часов,  - громко сказал он.  - Даю вам трид-
цать два часа. Если завтра в полночь бронепоезд выйдет из депо, я ска-
жу вам: молодцы! Если справитесь с работой раньше, дайте гудок. Я при-
еду, чтобы лично раздать вам по бутылке водки.
     Как показалось полковнику, одобрительный шепоток пробежал по тол-
пе.
     - И  последнее,  - продолжал полковник.  - Если вы сорвете ремонт
бронепоезда, никто из вас живым из депо не выйдет.
     - Выйдем, господин полковник! - крикнул Кондрат Васильевич, кото-
рый пришел в депо с последней группой и работал вместе со всеми. - Го-
товьте водку!
     - Хорошо сказано!  - одобрительно произнес полковник. - Водка бу-
дет.  Приступайте с богом! - И, повернувшись к начальнику, он добавил:
- Придется усилить охрану. Вы не возражаете?
     - Ничуть! - ответил Платайс, хотя понимал, как это опасно.
     Его тревога усилилась,  когда в депо во главе с  капитаном  вошел
отряд белогвардейцев - команда бронепоезда. Полковник поручил ей внут-
реннюю охрану.  Команда должна принять  от  рабочих  отремонтированный
бронепоезд, занять боевые места и прямо из депо выехать на фронт.
     У ворот расположились два пулеметных  расчета  с  "максимами",  у
дверей и окон выставили часовых.  Снаружи депо окружили патрулями. Ра-
бочие оказались взаперти.
     Кондрат Васильевич  и  два  слесаря  лежали под средним вагоном и
проверяли подвеску рессор.
     - Кондрат! - сказал один из рабочих. - Ловушка какая-то получает-
ся! Может, это настоящий барон, а мы - настоящие бараны?
     - Платайс наш! Проверено! - сердито ответил Кондрат Васильевич. -
А ловушкой действительно попахивает.  Перехитрил нас полковник! Но бу-
дем думать - время есть.
     Усиленный рупором голос Платайса разнесся по депо:
     - Слесарь Крутов! Ко мне!
     Кондрат Васильевич отложил гаечный ключ,  вылез из-под  вагона  и
пошел к конторке.
     Она с трех сторон была застеклена.  Каждый мог видеть,  как барон
отчитывал за что-то слесаря.  Начальник депо сидел на табуретке и сер-
дито стучал кулаком по столу. Крутов стоял навытяжку, отвечал робко, с
поклоном. А о чем они говорили, никто не слышал.



     Узнать, какое было число, оказалось не так просто. Мальчишки нес-
колько раз задавали этот вопрос прохожим, но вразумительного ответа не
получили.  Попроси  они хлеба или денег - это было бы понятно.  А чис-
ло... Зачем?
     Ребятам помогло объявление, которое солдаты расклеили по городу.
     - Поработай-ка,  начальник штаба! - сказал Трясогузка, останавли-
ваясь у листка со свежей типографской краской.
     Мика начал читать текст вслух:
     - "За  последнее  время в городе активизировались злоумышленники,
именующие себя армией Трясогузки...
     - Кх!.. - гордо кашлянул командир.
     - Несколько дней назад учинено крушение поезда. Сегодня, двадцать
девятого апреля сего года...  - Мика посмотрел на командира.  - Понял?
Праздник послезавтра!
     - Понял!  Читай  дальше!  - приказал Трясогузка и заложил руку за
борт френча.
     - ...  сего  года,  -  повторил Мика,  - нанесен ущерб подсобному
строению,  принадлежащему воинскому гарнизону города.  В  распоряжении
военной  комендатуры  имеются заложники.  Если по истечении двух суток
злоумышленники не будут обнаружены, заложники будут расстреляны".
     - Они и сами стрелять умеют! - шепнул Цыган.
     - Фига с два! - вырвалось у Трясогузки.
     Он еще  не  сказал армии,  что заложники не могут воспользоваться
оружием. Зачем огорчать ребят? Может быть, выход найдется?
     - За мной! - скомандовал Трясогузка, чтобы прекратить разговор на
эту тему.
     Они вышли на улицу,  которая вела к реке.  Командир хотел уже ра-
зослать армию в разные стороны,  чтобы по одному пробраться в штаб, но
Цыган вдруг схватил его за руку.
     - Это она!
     Впереди шла девушка лет восемнадцати с провизионной сумкой.
     - Что она? - удивленно спросил Трясогузка.
     - Прилепила листовку под деревом!
     Трясогузка даже вздрогнул.
     - А не врешь?
     - Вот те крест! Я ее сразу узнал!
     - Темно же было!
     - Все равно узнал.  У меня глаза - знаешь?  Как у  дрессированной
пантеры!
     Командир остановился.  Ему и хотелось наладить связь с настоящими
большевиками, и в то же время было страшно. Он понимал, что армию рас-
пустят, кончится их вольная жизнь и никаких опасных дел им поручать не
будут. Если бы не заложники, Трясогузка, пожалуй, отказался бы от мыс-
ли поговорить с девушкой.  Но он не знал, как своими силами освободить
обреченных на смерть людей, и решил пожертвовать независимостью армии.
Он,  конечно,  надеялся так повести разговор, чтобы и заложников выру-
чить, и свои секреты не раскрыть.
     - Идите в штаб! - сказал он Цыгану и Мике. - Я с ней потолкую.
     Трясогузка догнал девушку.
     - Здравствуйте!
     - Здравствуй, мальчик.
     У девушки был теплый голос и добрые глаза.
     - Хлеба хочешь? Могу немножко дать.
     Почему-то это предложение обидело Трясогузку.
     - Хлеб оставьте себе!..  И скажите...  там,  своим скажите, чтобы
выручали заложников. Они в пакгаузе заперты, их расстрелять могут.
     Брови у девушки удивленно изогнулись.
     - Какие заложники? И кому я должна сказать о них?
     - Кому! - усмехнулся Трясогузка. - Сами знаете! Тому, кто листов-
ки печатает!
     - Ты что-то путаешь, мальчик!
     - Не притворяйтесь!  - нахмурился Трясогузка. - Мы видели, как вы
ночью ее к забору прилепили.
     Лицо девушки выразило полное недоумение.  Она  протянула  руку  и
приложила ладонь ко лбу Трясогузки.
     - Ты не болен?.. Лоб холодный!
     Трясогузка отскочил от нее.
     - А не лунатик ли ты?  - продолжала девушка с глубоким  и  непод-
дельным сочувствием. - Тебе по ночам ничего не мерещится?
     Трясогузка подумал, что Цыган ошибся, и бросился бежать. А девуш-
ка проводила его внимательным взглядом и быстро пошла домой.
     Увидев сестру,  Николай понял,  что произошла  какая-то  неприят-
ность.  "Не в депо ли?" - подумал он.  Катя ходила туда. В сумке у нее
был обед для Кондрата Васильевича. Но главное заключалось в том, чтобы
сообщить  ему  новость:  партизаны  подошли с севера к городку и тайно
расположились в лесу,  в трех километрах от станции.  Командир  парти-
занского отряда просил согласовать с Кондратом Васильевичем час однов-
ременного удара по колчаковскому гарнизону.
     - Что? Говори скорей! - набросился Николай на сестру. - В депо?
     - И в депо! - ответила Катя. - Встретиться с Кондратом Васильеви-
чем не удалось. Депо оцепили. А когда я возвращалась...
     Катя замолчала, чтобы собраться с мыслями.
     - Да говори же! - поторопил ее Николай.
     И она подробно рассказала о странной встрече.
     Николай не знал почему,  но ни усиленный караул депо,  ни беспри-
зорник не очень его встревожили.  Может быть,  оттого,  что он  ожидал
худшего.
     - В английском френче и в пижамных брюках? - переспросил он.
     Катя подтвердила.
     - Это же Трофим!  - воскликнул Николай. - Я встречался с ним раза
два...  Ничего парень, только грубый, но, мне кажется, не из подлецов.
А ты будь осторожней! Беспризорники и те выследили! Конспиратор!
     Катя покраснела. Упрек был справедливый.
     - Хуже с депо! - продолжал Николай. - Придется искать лазейку!..



     Вернувшись в штаб,  Трясогузка в первую очередь  наградил  Цыгана
подзатыльником.
     - Пантера! - насмешливо произнес командир и добавил: - Не она!
     - Да она! - воскликнул Цыган. - Хочешь, руку сожгу? - Он протянул
ладонь к огоньку свечи.
     - Жги! - спокойно разрешил командир.
     Но Цыган отнял руку, потер ладонь о штаны и спросил:
     - Значит, не она? А что она сказала?
     - Ничего!  - отрезал Трясогузка и для большей убедительности сов-
рал:  - Сказать ничего не сказала,  а к полковнику потащила! Ну я, ко-
нечно,  выдал ей пару раз - и ходу!  Сзади палят,  а я бегу! Во - пуля
зацепила! - Трясогузка показал дырку в воротнике френча.
     Мика засмеялся.
     - Ну и заливаешь ты,  командир!  Этой дырке сто лет!  Засмеялся и
Цыган. Трясогузка обиженно посмотрел на них и сказал:
     - Смеетесь, а их расстреляют!
     - Кого? - спросил Мика.
     - Заложников!
     - Ну да! - возразил Цыган. - Что, мы им даром оружие дали?
     - Выходит, что даром!
     И Трясогузка высказал ребятам свои опасения.
     Приуныли мальчишки.  Цыган  перебирал  струны гитары,  и она тихо
плакала в подвале.  Ребята молчали.  Им тоже хотелось плакать.  Каждый
вспомнил свое горе.
     - Хоть и здорово,  а хватит!  - не выдержал Трясогузка. - Муторно
больно! За кишки берет твоя гитара!
     Он нарочно выбрал слова погрубее,  чтобы отогнать от себя тоскли-
вые мысли.
     - Где ты научился так играть? - спросил Мика.
     - В цирке, - сказал Цыган. - В шапито... Мы по разным городам ез-
дили с музыкальными номерами...  Мамка пела...  Я говорил, не надо про
Колчака и вечека!.. А она спела...
     - Правильно сделала! - похвалил Трясогузка.
     - За это и взяли? - спросил Мика.
     - Ага!  - дрогнувшим голосом ответил Цыган.  - Весь цирк хлопал в
ладоши...  А ночью...  Отца сразу... А мамку мучили долго... Она очень
красивая была...
     - Моя мама тоже была красивая!  - ревниво сказал Мика.  - Достали
бы ананасы - она бы не умерла!
     - Опять ты про свои ананасы!  - неодобрительно произнес Трясогуз-
ка. - Да я их и не нюхал, а жив!
     - Нет, правда! - произнес Мика жалобно. Он верил сам и хотел зас-
тавить ребят поверить,  что его мама могла бы не умереть, будь под ру-
кой спасительные ананасы.  - У нас в латышской колонии доктор жил.  Он
все-все знал.  Посмотрел он маму и сказал, что ей надо ехать к Черному
морю и есть побольше фруктов и ананасов!
     - А знал твой доктор,  что от тифа надо есть?  - сердито  спросил
Трясогузка,  вспомнив сарай, в котором среди тифозных больных металась
в бреду его мать.
     Командир схватил  пустую  консервную банку и запустил ее в свечу.
Ребята услышали подозрительные звуки - вроде всхлипыванья.
     - Расплакались!  -  крикнул  Трясогузка.  - Живых спасать надо!..
Запрещаю спать, пока не придумаете, как заложников выручить!
     Трясогузка насухо вытер глаза и снова зажег свечу.
     - Лежа можно думать? - спросил Цыган.
     - Ложитесь! - разрешил командир. - Но чтоб не дремать!
     Мальчишки улеглись,  как всегда:  Трясогузка посередине,  слева -
Цыган,  справа - Мика. Так они пролежали с полчаса, старательно тараща
глаза на желтое пламя свечи.  Потом Трясогузка почувствовал, что Цыган
привалился  головой  к его плечу и задышал тепло и спокойно.  Командир
посмотрел направо - Мика тоже спал, смешно шевеля губами.
     Трясогузка молча отменил свой приказ.



     Утром ребята  разделились.  Цыган и Мика остались в штабе,  чтобы
приготовить к вечеру большой флаг и длинное древко.  Командир потребо-
вал  написать на полотнище чуть ли не целое воззвание.  Надо было ука-
зать,  что флаг красный,  что принадлежит он армии Трясогузки, что эта
армия  состоит из большевиков-ленинцев и что вывешен флаг в честь Пер-
вого мая.  Даже для такого грамотея,  как Мика, задача была не из лег-
ких.
     Сам Трясогузка ушел к пакгаузу.
     К станции  только что подошел эшелон.  Солдаты стояли в очереди у
вагона-кухни,  получали похлебку. Вокруг шныряли беспризорники: и ста-
рожилы городка, и новички, прибывшие с этим составом. Трясогузка ничем
не отличался от них и мог смело бродить у пакгауза.
     Паровоз предостерегающе  прогудел и отделился от состава вместе с
передним товарным вагоном.  За стрелкой их расцепили. Паровоз двинулся
к водокачке.  Солдаты вкатили вагон на запасную колею. Он оказался ря-
дом с составом - на параллельном пути.
     Трясогузка обратил  внимание  на опечатанные двери вагона.  "Чего
это они привезли?" - подумал он, продолжая следить за часовым у пакга-
уза. Колчаковец позевывал и нетерпеливо поглядывал в ту сторону, отку-
да должен был прийти сменщик. Наконец тот появился, подошел неторопли-
во, лениво спросил, кивнув на дверь пакгауза:
     - Ну, что там?
     - Тихо,  - ответил часовой.  - Даже пить не просят.  Подохли, что
ли?
     - Рано! - возразил сменщик. - Давай ключ.
     Часовой отдал ключ от двери,  закинул винтовку за плечо и зашагал
прочь.
     Его остановил один из офицеров, приехавших с эшелоном.
     - Зайди в депо, - приказал он. - Пусть пришлют людей за вагоном.
     Трясогузка слышал этот разговор, но не придал ему никакого значе-
ния.  Все его мысли сосредоточились на ключе, который лежал так близко
- всего в десяти шагах,  у часового в кармане шинели!  Ключ нужно дос-
тать во что бы то ни стало! И Трясогузка догадался, как это сделать.
     Весело посвистывая,  командир направился к штабу. Он хотел поско-
рей обрадовать ребят, но задержался по дороге, и надолго.
     Все началось со встречи с Николаем.
     - Здорово, Трофим! - услышал Трясогузка. - Дело к тебе есть!
     Они пошли рядом.
     - Какие у нас с тобой дела? - усмехнулся Трясогузка.
     - Нет, так будут! - многозначительно ответил Николай.
     - Выкладывай - послушаем.
     Николай не торопился.  Он понимал,  что рискует очень многим.  Но
обстоятельства вынуждали пойти на этот риск.  Все попытки проникнуть в
железнодорожное депо ни к чему не привели. И Николай обрадовался, уви-
дев знакомого беспризорника.  Что, если поговорить с ним? Вспомнил Ни-
колай тайный лаз в заборе,  через который он ушел от облавы на базаре.
Может быть, беспризорник знает, как проникнуть и в депо?
     - Выкладывай,  или я пошел!  - нетерпеливо сказал Трясогузка. - У
меня своих дел хватает!
     И Николай решился.
     - Железнодорожное депо знаешь? - спросил он.
     - Знаю.
     - Можешь туда пробраться незаметно?
     - Запросто!
     - Там сейчас усиленный караул.
     - А мне плевать!
     Трясогузка прихвастнул. Никакого тайного хода в депо он не знал.
     - Как ты пройдешь? - спросил Николай.
     Трясогузка ухмыльнулся.
     - Нашел дурака!.. Говори, что надо, а не выпытывай! Не выйдет!
     Николай схитрил и чуть не испортил все дело.
     - Заказ крупный подвернулся - жаль упускать!  - доверительно ска-
зал  он.  -  Пришел  один торгаш в мастерскую - просит отремонтировать
большую партию самоваров.  А хозяина нет - в депо  на  работу  угнали.
Когда отпустят?.. Вот я и не знаю, на какой срок договариваться насчет
ремонта.
     Трясогузка смерил Николая презрительным взглядом.
     - Шкура всегда шкурой останется!  Поищи других, которые тебе кар-
ман набивать согласятся!
     Мальчишка хотел уйти, но Николай схватил его за плечо, притянул к
себе и тихо сказал:
     - Если заказ будет принят, заложников не расстреляют!
     Трясогузка широко раскрыл глаза.
     - Откуда ты...
     - Оттуда!  - строго произнес Николай. - И больше ничего не скажу.
Если в голове солома, уходи! А если соображаешь малость, помогай!
     Трясогузка понял только одно:  хромоногий жестянщик хлопочет не о
самоварах.  Мальчишка оглянулся и долго смотрел на пакгауз, на вагоны,
на депо.
     Николай ждал.
     - Давай, что передать! - согласился Трясогузка.
     Николай улыбнулся.
     - Про самовары и расскажи.
     - Кому?
     - Найдешь  слесаря  Кондрата Васильевича,  - объяснил Николай.  -
Спросишь, когда сможем выполнить заказ торгаша. Запомнил? Торгаша!.. А
потом приходи в мастерскую. Знаешь, где она?
     Мальчишка кивнул головой и побежал к станции.
     Паровоз запасся водой,  углем и вернулся к составу.  Эшелон гото-
вился к отправке. У отцепленного вагона уже был выставлен часовой.
     Трясогузка перебрался на другую сторону состава. Здесь хозяйнича-
ли беспризорники. У нескольких вагонов были тормозные площадки. На них
устроились те,  кто посильней. Угольные ящики забронировали среднячки,
а прочая мелюзга довольствовалась буферами и крышами.
     Залез на крышу и Трясогузка. Перепрыгивая с теплушки на теплушку,
он добрался до той,  рядом с которой на запасной колее стоял отцеплен-
ный вагон. Тут мальчишка лег и стал ждать.
     Когда состав тронулся, Трясогузка вскочил на ноги. Шум отходящего
поезда заглушил все звуки,  и часовой не услышал,  что на крышу опеча-
танного вагона прыгнул безбилетный пассажир.



     План захвата бронепоезда был изменен.  Каждый рабочий получил но-
вое задание.  Оставался неясным лишь один пункт - партизаны.  Никто не
знал,  подошли ли они к станции,  как было условлено заранее, и готовы
ли нанести с севера удар по городу.  Кондрат Васильевич верил, что Ни-
колай попытается проникнуть в депо,  но не представлял,  как  это  ему
удастся.
     Утром появилась надежда.  Сообщили,  что на станции стоит вагон с
боеприпасами  для бронепоезда.  Платайс тотчас распорядился послать за
вагоном рабочих.  Старшим группы он назначил Кондрата Васильевича.  Но
капитан,  ведавший внутренней охраной, вежливо отклонил это распоряже-
ние.
     - Зачем отрывать ремонтников от работы! - сказал он Платайсу. - Я
пошлю часового, а после обеда солдаты прикатят вагон в депо.
     Спорить было неразумно, и Платайс поблагодарил офицера за любезно
предоставленную помощь.
     После обеда  высокие ворота распахнулись,  и вагон с боеприпасами
медленно вкатился в депо. Началась разгрузка.
     Осторожный капитан  и тут обошелся без рабочих.  Солдаты сами вы-
таскивали снаряды, коробки с пулеметными лентами и укладывали их вдоль
стены.
     Распластавшийся на крыше Трясогузка прислушался.  Справа раздава-
лись  выкрики  разгружавших вагон солдат.  Слева было тихо.  Мальчишка
придвинулся к краю крыши, взглянул вниз: поблизости никого. Но рядом с
вагоном валялись куски жести, мотки проволоки. Спрыгнешь - загремит на
все депо.  Трясогузка посмотрел вперед. Там стоял паровоз бронепоезда.
Между  вагоном  и паровозом было не больше метра.  Мальчишка подполз к
переднему концу крыши.  Двое рабочих осматривали заклепки на  брониро-
ванной груди паровоза.
     Трясогузка пошарил в карманах.  В них ничего не оказалось.  Тогда
он сдернул с головы рваную кепку без козырька и бросил ее на паровоз.
     Клепальщики заметили мальчишку. Он лежал, приложив палец к губам,
а другой рукой показывал, что ему надо спуститься вниз. Рабочие отвер-
нулись от вагона, чтобы не привлечь внимания колчаковцев.
     - Что ему надо? - спросил один.
     - Может, весточка от партизан? - отозвался другой.
     - Похоже... Иди-ка за Кондратом Васильевичем...
     У паровоза стояла железная лестница.  Когда клепальщик  вернулся,
он  передвинул  ее  поближе к вагону с боеприпасами.  Вскоре подошел и
Кондрат Васильевич. Наблюдавшие за колчаковцами рабочие дали сигнал, и
он быстро приставил лестницу к вагону.  Трясогузка не ждал приглашения
- колобком скатился вниз и юркнул под  паровоз.  Туда  же  забрался  и
Кондрат Васильевич.
     Несколько мгновений они молча смотрели друг на  друга,  и  каждый
думал, что же теперь делать?
     - Ты не шпик? - осторожно спросил Трясогузка.
     - Как будто нет, - серьезно ответил Крутов.
     - Тогда веди меня к Кондрату Васильевичу!
     - Я - Кондрат. Что дальше?
     Трясогузка повертел головой и на четвереньках пробрался к рабоче-
му,  который  лежал на спине и измерял что-то железной складной линей-
кой.
     - Как его звать? - спросил мальчишка, дернув рабочего за ногу.
     Тот посмотрел на Крутова и сказал:
     - Кондрат.
     После этой проверки Трясогузка успокоился и,  вернувшись к Круто-
ву, таинственно произнес:
     - Я насчет самоваров.
     Кондрату Васильевичу эта фраза ничего не говорила.
     - Самовар у бабки потек?  - спросил он.  - И ты из-за этого проб-
рался в депо?
     - Не у бабки, а у торгаша! - возразил Трясогузка.
     Кондрат Васильевич придвинулся к нему вплотную. Фамилия командира
партизанского отряда была Торгашов.
     - Кто тебя прислал?
     - Этот...  как его... хромой! Велел спросить, брать ли от торгаша
заказ и когда сможете починить самовары?..
     Разгрузив вагон,  колчаковские солдаты выкатили его из депо. Без-
билетный пассажир совершил обратное путешествие к станции.  Пустой ва-
гон оставили в тупике. Трясогузка спрыгнул вниз неудачно. Заболело ко-
лено и заныло под ложечкой. Он посидел на песке у вагона, потер колено
и,  прихрамывая, пошел в город. Нога болела, но мальчишка был доволен.
Получилось именно так,  как он хотел.  Не раскрыв секреты своей армии,
он познакомился с подпольщиками. Трясогузка не сомневался, что и Конд-
рат Васильевич,  и Николай - настоящие большевики.  Понял он и то, что
они готовятся к чему-то очень серьезному.
     Николай встретил беспризорника пытливым взглядом.
     Трясогузка важно опустился на табуретку,  снял  кепку,  вздохнул,
как человек, завершивший трудную работу, и сказал:
     - Кончились самоварные хлопоты!.. Велено принимать заказ и выпол-
нить его сегодня без четверти двенадцать. Понял?
     Николай взглянул на ходики:  часовая стрелка  подходила  к  трем.
Времени оставалось в обрез.
     - Ты где ночуешь? - спросил Николай.
     - На трубе!  - усмехнулся Трясогузка, всем своим видом показывая,
что на такие вопросы он отвечать не намерен.
     - Ладно, это твое дело! - согласился Николай. - Но запомни: ночью
из своего логова не вылезай!  Ночка будет шумная - не заметишь,  как и
голову продырявят!.. А завтра приходи сюда.
     - Зачем?
     - За геройский поступок получишь благодарность!
     - Какую?
     - Пролетарскую!..  А  сейчас,  Трофим,  иди!  Мне некогда!  Иди и
спрячься подальше до утра.
     - А заложники? - спросил Трясогузка.
     - Будут живы твои заложники.
     - Еще бы!  - многозначительно произнес Трясогузка. - Ну, я пошел!
Кланяйся большевикам-ленинцам!



     Армия никогда не видала командира таким веселым и добрым,  как  в
тот день.  Он похвалил Мику за исписанный с двух сторон флаг, осмотрел
древко, сделанное из доски от ящика, и одобрительно похлопал Цыгана по
плечу.  О своих приключениях Трясогузка ничего не сказал. Да и некогда
было. Командир засадил армию за работу: Цыгана - точить нож, затуплен-
ный о консервные банки, Мику - писать приказ заложникам.
     Под диктовку командира начальник штаба выводил на батисте: "Позд-
равляем  с  революционным  праздником и приказываем сегодня вечером по
моему свистку выстрелить через окно в часового,  лучше прямо в голову.
Стреляйте из винтовки. Нож, чтобы открыть коробку с патронами, пересы-
лаем. Можно стрелять и залпом - из винтовки и револьвера сразу. Только
метко! Мы вас освободим. С подлинным верно: командир армии - Трясогуз-
ка".
     В десять  часов вечера Мика с Цыганом направились к пакгаузу.  Им
предстояло тайком через окошко передать заложникам нож и приказ коман-
дира.
     Трясогузка пересек городок и вышел  на  противоположную  окраину,
где стояли корпуса давно пустовавшей фабрики. Через дыру в разломанном
заборе он пролез во двор, забрался на крышу кочегарки, а оттуда по по-
жарной лестнице - к толстому туловищу трубы. Скоба обожгла руку холод-
ным металлом. Мальчишка посмотрел вверх. Эти скобы вели туда, где днем
виднелся прутик громоотвода.  Сейчас закоптелый конец трубы терялся во
мгле.  И мальчишке показалось,  что он никогда не сможет добраться  до
громоотвода. Стало страшно, но Трясогузка поставил ногу на нижнюю ско-
бу и полез по трубе.
     Отсчитав пятьдесят  ступенек,  он остановился,  ослабил на минуту
занемевшие руки.  Ветер яростно толкал в бок,  задувал в ухо,  в  нос.
Мальчишка отвернулся от ветра, вздохнул поглубже и снова полез вверх.
     Скоро он перестал что-либо видеть. Кочегарка и фабричный двор ос-
тались где-то внизу,  в кромешной тьме. Трясогузке показалось, что ве-
тер несет его между землей и небом. Захотелось кричать, не то от стра-
ха, не то от восторга.
     Когда пальцы вместо скобы ощутили верхний обрез трубы,  мальчишка
почувствовал огорчение.  Кончился этот удивительный полет во мгле. Все
встало на свои места.
     Трясогузка нащупал  громоотвод,  грудью лег на ребро трубы и чуть
не сорвался. Из темного, пахнущего сажей жерла что-то вырвалось, стре-
мительное и шумное,  еще более черное,  чем ночь, больно хлестнуло его
по носу и закружилось над головой с сердитым карканьем.
     - У-у, дура! - вырвалось у мальчишки. - Нашла, где гнездо вить!
     Вытащив из-под френча флаг и веревку,  Трясогузка начал  привязы-
вать древко к громоотводу.  Новая опасность заставила его замереть. Он
еще не понял, что ему угрожает, но все его тело напряглось и сжалось в
комок.  Он посмотрел вниз.  По трубе поднимались какое-то бесформенное
чудовище.  Оно было уже метрах в двух,  когда мальчишка  рассмотрел  в
темноте голову и плечи человека.
     Сразу стало легче.  Трясогузка не знал,  что это за  человек.  Но
все-таки не чудовище,  а человек. С ним можно бороться. "Если это кол-
чаковец,  - столкну вниз!" - решил он и поджал ногу, готовясь ударить.
Звякнула скоба, за которую зацепилась подметка. Человек поднял голову.
Увидев занесенную над собой ногу, он пригнулся, держась за скобу левой
рукой,  а правую поднял вверх.  И оба застыли в неудобных, напряженных
позах.  Трясогузка тупо смотрел на вороненое дуло револьвера и не дви-
гался.  Это и спасло его. Палец, нажимавший на спусковой крючок, расп-
рямился. Дуло отклонилось в сторону.
     - Трофим!  - воскликнул человек.  - Ведьмы тебя сюда загнали? Что
тут делаешь?
     - Я ж сказал:  ночевать на трубе буду!  - пробормотал Трясогузка,
узнав Николая.
     Ответ был  настолько нелепый,  что Николай не выдержал и расхохо-
тался.
     - Ой, уморишь! Врун ты несчастный! Замолчи, а то я упаду!
     Он раскачивался от смеха из стороны в сторону, и Трясогузка испу-
гался.
     - Держись! А то и правда полетишь!
     Николай перестал раскачиваться,  быстро поднялся по скобам к Тря-
согузке.
     - А по-честному - что ты делаешь тут?
     Трясогузка глазами указал на флаг, трепыхавшийся у громоотвода, и
объявил:
     - Завтра праздник!
     Николай попридержал рукой полотнище и с удивлением прочитал: "Ар-
мия Трясогузки".  Другие слова были написаны мелкими буквами,  и он их
разобрать не мог.  Мелькнула мысль, что в городе действительно сущест-
вует какая-то тайная организация.
     - Кто тебе приказал вывесить флаг? - строго спросил Николай.
     - Кто мне смеет приказывать?  - с достоинством произнес Трясогуз-
ка. - Я - сам командир!
     - Трофим! Не ври! - прикрикнул на него Николай.
     - Я не Трофим, я - Трясогузка!
     Посвистывал холодный ветер.  Сквозь тучи  проглянула  луна.  Спал
внизу погруженный во тьму город. А над ним, вцепившись в скобы, висели
два человека и в упор смотрели друг на друга.
     Николай и верил и не верил беспризорнику. Вспомнив флажки, наивно
оставленные на месте крушения, взрыв кухни, подстроенный явно неумелой
рукой, он все больше и больше убеждался в том, что этот паренек и есть
Трясогузка.  Ему захотелось расцеловать беспризорника. Но вместо этого
он протянул руку и сказал:
     - Давай лапу!
     Они пожали друг другу руки, как равные. Николай был растроган.
     - Будь хоть сто Колчаков! - воскликнул он. - Не победить им такой
народ!
     - Хоть тысяча! - небрежно бросил Трясогузка.
     - Ну, а теперь снимай белый флаг! - приказал Николай.
     - Не буду!  - заупрямился Трясогузка. - Он не белый, на нем напи-
сано "красный"!  Не видно в темноте,  а днем, если грамотный, - разбе-
решь!
     - Чудак-человек!  А  ты спустись на землю и снизу попробуй прочи-
тать, что на твоем флаге написано! Сможешь?
     - А чего мне читать? Я и так знаю!
     - А другие не знают! Посмотрят утром - белый флаг, не наш, не со-
ветский!
     Трясогузка все еще колебался.
     - Давай,  давай!  - мягко настаивал Николай.  - Время дорого!  Мы
другой повесим! Получше!
     Он сунул руку за спину и вытащил из-за ремня короткую палку с ши-
рокой полосой красной материи,  обмотанной вокруг  древка.  Трясогузка
больше не возражал.
     Когда они спустились на крышу кочегарки,  Катя, дежурившая у тру-
бы, удивилась: Николай полез один, а спустились двое.
     - Смотри,  кого я на небе нашел!  - сказал Николай. - Знакомься -
Трясогузка!
     Мальчишка покосился на девушку.
     - А мы знакомы!  Хитрая вы! Ловко меня провели!.. Лунатиком обоз-
вали!
     - А  разве  ты не лунатик?  - улыбнулась Катя.  - Нормальные люди
ночью по трубам не лазают!
     - А он? - спросил Трясогузка, кивнув на Николая.
     Во дворе фабрики Катя и Николай засыпали мальчишку вопросами.  Но
Трясогузке не хотелось раскрывать свои секреты. С трудом удалось выве-
дать у него,  что другие ребята находятся где-то у  пакгауза.  Николай
смутно догадывался, что беспризорники торчат там неспроста.
     - Не освобождать ли заложников задумали? - с тревогой спросил он.
     - Наше дело! - ответил Трясогузка.
     - Я пойду туда и за уши отдеру их!  - пригрозил Николай, понимая,
что в темноте ему никого не найти у пакгауза.
     Понимал это и Трясогузка.
     - Иди! - сказал он. - Без меня ничего не выйдет!
     - Хорошо! Мы пойдем вдвоем, но если ты...
     - Это другое дело! - согласился Трясогузка.
     Николай отослал Катю в мастерскую и подтолкнул мальчишку:
     - Веди!



     30 апреля поздно вечером Платайс вместе с капитаном из охраны де-
по прошлись вдоль отремонтированного раньше срока бронепоезда.  У каж-
дого вагона Платайс задавал рабочим один и тот же вопрос:
     - Готово?
     Везде отвечали:
     - Готово!
     Часть рабочих уже освободилась и отошла от бронепоезда. Ремонтни-
ки сидели у стен,  жевали черствые куски хлеба,  оставшиеся у  них  со
вчерашнего дня.  Все очень устали - работали без отдыха почти двое су-
ток.
     Бронепоезд заново не красили - не было краски. Зато тщательно вы-
мыли.  Струи кипятка из брандспойтов с шипением лизали лоснящуюся бро-
ню.
     В паровом котле уже поднималось давление.  Дымила труба. Паровоз,
как горячий конь, подрагивал могучим телом, готовый ринуться вперед.
     Кондрат Васильевич был в паровозной  будке.  Он  вытирал  ветошью
стены.
     Платайс остановился около паровоза и спросил у капитана:
     - Вы довольны?
     - Вполне! Надеюсь, что красные не попортят эту чудесную машину.
     - Я уверен в этом! - сказал Платайс и снова оглядел депо.
     Все были на своих местах.
     - Не томите людей,  господин барон! - произнес капитан. - Их ожи-
дает водка.
     Платайс махнул рукой Кондрату Васильевичу, и могучий гудок запол-
нил депо.
     Под этот густой паровозный рев началось что-то невероятное. Рабо-
чие,  сидевшие у стен,  набросились на часовых,  выставленных у окон и
дверей.  На колчаковцев, находившихся рядом с бронепоездом, ремонтники
прыгали сверху, с вагонов, сбивали с ног и обезоруживали.
     Капитан прокричал  какое-то  ругательство  и ухватился за кобуру.
Платайс ребром ладони ударил его повыше локтя.  Второй  удар  заставил
капитана отлететь в сторону. Его подхватили рабочие, а Платайс побежал
в хвост бронепоезда.
     Засуетились пулеметчики у ворот депо.  Против них были направлены
брандспойты.  Обжигающие струи кипятка оттеснили солдат  от  тупорылых
"максимов".  У  задних ворот пулеметчики сдались,  не сделав ни одного
выстрела, а у передних произошла заминка.
     Рабочий, поливавший  колчаковцев  кипятком,  споткнулся  и  упал,
сильно ударившись правой рукой о рельсу. Он быстро вскочил, хотел под-
нять брандспойт и не смог.  Кипяток бесцельно лился на пропитанную ма-
зутом землю.  Окутанный паром рабочий беспомощно оглянулся,  прижав  к
груди сломанную руку.
     Кондрат Васильевич закрепил ручку гудка,  выскочил из будки и по-
бежал к рабочему.
     Но колчаковцы уже опомнились. У пулемета залег солдат с тремя ге-
оргиевскими крестами. Рядом, у коробок с лентами, плюхнулся унтер-офи-
цер.
     "Не успеть!" - подумал Кондрат Васильевич.
     Он бежал и видел дуло,  прицельную рамку,  голову солдата, приль-
нувшего к пулемету. Сейчас заговорит "максим" и...
     Унтер-офицер локтем ударил георгиевского кавалера, а тот оторвал-
ся от прицельной рамки и стал что-то поправлять в пулемете. "Заело!" -
мелькнула у Кондрата Васильевича радостная мысль. Он подхватил горячую
кишку и хлестнул кипятком по колчаковцам.
     Подоспели рабочие с винтовками.  Унтер-офицер и солдат с крестами
подняли руки.
     Кондрат Васильевич вернулся в паровозную будку и освободил  ручку
гудка. Наступила звенящая тишина. Теперь гудок был не нужен. Он заглу-
шил звуки короткой схватки, и наружная охрана не догадалась, что внут-
ри депо произошел переворот.
     Рабочий, из-за которого чуть не сорвалась  тщательно  продуманная
операция, виновато потупясь, стоял у паровоза.
     - Ты бы левой! - укоризненно сказал ему Кондрат Васильевич.
     Рабочий показал левую руку. Она была ошпарена. На пальцах и ладо-
ни бугрились пузыри.
     Кондрат Васильевич  охнул,  словно  ему  самому  стало нестерпимо
больно.
     - Прости, друг! - произнес он. - Потерпи полчасика! Отправим бро-
непоезд - перевяжем.
     - Потерплю, - отозвался рабочий, а Кондрат Васильевич пошел к пу-
лемету.
     Он открыл крышку коробки, передернул ленту. "Максим" был в полном
порядке.  Нажми на спуск - и пулемет заработает.  Задумчиво  посмотрел
Кругов вслед георгиевскому кавалеру, которого уводили в помещение кла-
довой. Там уже толпились и другие обезоруженные колчаковцы.



     Гудок паровоза слышал весь город.  Полковника он обрадовал, Нико-
лая  встревожил.  Полковник вызвал адъютанта и приказал подать машину,
чтобы ехать в депо. А Николай поторопил Трясогузку:
     - Прибавь шагу!
     Николай не знал, что означает этот гудок. Не стряслось ли что-ни-
будь в депо?
     Впереди показались темные очертания пакгауза.
     - Где они?
     - Где-нибудь тут! - неопределенно ответил Трясогузка.
     - Как же ты их найдешь?
     - Свистну!
     Они подошли  еще  ближе.  Уже виднелась фигура часового,  который
медленно прохаживался вдоль пакгауза.
     - Дальше нельзя! - сказал Николай. - Свисти!
     - Что сейчас бу-удет!  - загадочно произнес Трясогузка и, сунув в
рот два пальца, пронзительно засвистел.
     Часовой остановился и прислушался.
     - Тише не мог? - прошептал Николай. - Весь город всполошил!
     - Тише нельзя,  - спокойно ответил Трясогузка,  не спуская глаз с
пакгауза. - Не услышат.
     - Ну? Где же они? - нетерпеливо спросил Николай.
     - Подожди... Не сразу...
     Над дверью пакгауза мелькнул огонек. Глухо прозвучал выстрел. Ча-
сового качнуло вбок. Выронив винтовку, он повалился на землю.
     Трясогузка хотел броситься к пакгаузу,  но Николай успел схватить
его за плечо.
     - Открывайте! - во все горло завопил мальчишка.
     Растерявшийся Николай зажал ему рот ладонью и зло сказал:
     - Никак спятил ты, парень?
     Трясогузка барахтался  в  его  руках и что-то мычал,  указывая на
пакгауз.  Николай увидел две тени, склонившиеся над лежащим без движе-
ния часовым. Секунда - и тени скользнули к двери. Лязгнула металличес-
кая накладка. Двери распахнулись. Цыган весело прокричал:
     - Тикайте!
     В голове Николая стало проясняться. Он выпустил Трясогузку, и ко-
мандир тотчас воспользовался этим.
     - Армия! Ко мне! - крикнул он.
     Николай увесисто шлепнул его пониже спины.
     - Это тебе за обман!  А завтра вместо благодарности получишь нас-
тоящего перцу, анархист!
     Подбежали Цыган и Мика, шарахнулись в сторону, увидев Николая.
     - Вольно!  - захлебываясь от восторга,  крикнул им Трясогузка.  -
Без паники! - Он повернулся к Николаю: - Куда прикажете вести армию?
     - В мастерскую!  - все еще сердито сказал Николай. - Бегом, шало-
паи!
     - За мной! - скомандовал Трясогузка.
     И мальчишки побежали.
     - Не бойтесь его!  - Трясогузка оглянулся на Николая,  хромавшего
сзади, и объяснил: - Он настоящий большевик-ленинец!..

                          ПОЛКОВНИК УДИВЛпН

     Машина остановилась у депо.  Караульные из внешней охраны  почти-
тельно вытянулись.
     В мелочах полковник был честен.  Бутылки с водкой поблескивали  в
ящиках, поставленных на заднем сиденье автомобиля.
     Адъютант подбежал к воротам,  предупредительно раскрыл  небольшую
дверцу. Полковника встретил начальник депо.
     - Бронепоезд готов к боевым действиям! - отрапортовал он.
     Это было  видно  и без рапорта.  Закованные в броню паровоз и три
вагона блестели чисто вымытыми  боками.  Настороженно  глядели  вперед
пушки и пулеметы. Бронепоезд приковывал внимание.
     - Я вас представлю к награде! - сказал полковник начальнику депо.
     - Благодарю вас! - ответил Платайс и напомнил: - Работа завершена
досрочно, господин полковник!
     Тот понял намек.
     - Водка со мной! Созывайте рабочих.
     - Боюсь, что они водкой не удовлетворятся! - улыбнулся Платайс.
     Полковник удивился, а Платайс крикнул:
     - Кондрат Васильевич!
     Открылась бронированная дверь. Показался Крутов.
     - Полковник  готов  выслушать ваши требования!  - сказал ему Пла-
тайс.
     - Сдайте  город,  господин  полковник!  - ровным голосом произнес
Крутов.- А водку мы разопьем после окончательного разгрома Колчака.
     - Глупая и неуместная шутка!- воскликнул полковник. - Я...
     - Какая там шутка! - оборвал его Крутов. - Смотрите!
     Пулемет переднего  вагона  развернулся  и уставился прямо в грудь
полковника.
     - Измена? - с ледяным спокойствием спросил он у начальника депо.
     - Вы - интеллигентный человек и сможете отличить измену от  воен-
ной хитрости,  - сказал Платайс. - И, чтобы не было никаких эксцессов,
убедительно прошу сдать пистолеты.
     Под черным внимательным глазком пулемета полковник и адъютант от-
дали оружие. Двое рабочих отвели их в сторону, и здесь им предоставили
полную возможность наблюдать за подготовкой к отходу бронепоезда.
     Платайс и Кондрат Васильевич проверили  боевые  расчеты.  Команда
бронепоезда,  целиком укомплектованная из ремонтников,  заняла вагоны.
Только один пулемет остался без наводчика.  Рабочий,  который повредил
руки в схватке с колчаковцами,  не мог стрелять. Заменить его было не-
кому.
     - Жаль,  но  придется обойтись без хвостового пулемета,  - сказал
Платайс.
     Кондрат Васильевич посмотрел на часы. Стрелки показывали половину
двенадцатого.
     - У нас еще четверть часа. Попробуем найти пулеметчика.
     - Где? - спросил Платайс.
     - Есть у меня одна мыслишка!..
     Они подошли к кладовой и через  рабочего,  дежурившего  у  двери,
вызвали солдата с крестами.
     Георгиевский кавалер вытянул руки по швам  и  хмуро  уставился  в
землю.
     - Пулемет хорошо знаешь? - спросил Кондрат Васильевич.
     Солдат молчал.
     - Может,  новичок в пулеметном деле?  - снова спросил Кондрат Ва-
сильевич.
     Солдат гордо тряхнул крестами.
     - На германском фронте с "максимом" заработал!
     - Что ж сегодня сплоховал?
     - А ты заметил?  - усмехнулся солдат.  - Я думал,  ты от страха и
света божьего не видел!
     - Верно!  Боялся!  - признался Кондрат Васильевич.  - Боялся, что
этакая украшенная крестами дубина полоснет по людям - и прощай  броне-
поезд!  Сколько бед произошло бы из-за того, что один упал не вовремя,
а другой умом в детстве не запасся!
     - Ты не лайся!  Пусть дубина,  а не полоснул, однако! - отозвался
солдат.  - Стучаться бы тебе в царство небесное!..  Ты у меня на самой
мушке сидел!
     - Что ж у тебя заело в пулемете? - прищурясь, спросил Кондрат Ва-
сильевич.
     - Пулемет ни при чем... Не там заело!
     Кондрат Васильевич повернулся к Платайсу.
     - Не соврал!  Я проверил: "максим" исправный, а молчал он потому,
что у пулеметчика совесть, видать, заговорила.
     Платайс оглядел ладную фигуру солдата.
     - Пойдешь с нами?
     - Туда иль сюда,  а посередке не высидишь,  -  уклончиво  ответил
солдат.
     Кондрат Васильевич нахмурился.
     - Ты нам загадок не загадывай!
     Солдат укоризненно качнул головой.
     - Умный, а не понимаешь!.. Унтер - он не слепой: не хуже тебя ви-
дел, почему пулемет не заработал. Туда мне дорожка заказана.
     Платайс преглянулся с Кондратом Васильевичем и сказал:
     - Я - командир бронепоезда.  Сейчас отправка на фронт.  Хвостовой
пулемет на выходе из мастерской должен ударить по наружной охране! За-
дача ясна?
     - Так точно, ваше...
     - Товарищ командир! - поправил его Платайс,
     - Так точно, товарищ командир!
     - Фамилия? - спросил Платайс.
     - Николай Петров!
     - Наводчик Петров! К хвостовому пулемету бего-ом... марш!
     Солдат побежал к заднему вагону бронепоезда.
     - Без семнадцати двенадцать! - произнес Кондрат Васильевич. - По-
ра!
     Платайс по-военному вытянулся перед Круговым.
     - Товарищ председатель ревкома! Разрешите вести бронепоезд в бой?
     Кондрат Васильевич неумело козырнул,  махнул рукой и,  обняв Пла-
тайса, напутственно похлопал по спине.
     Защелкали, закрываясь,  двери бронепоезда. С Кондратом Васильеви-
чем осталось полтора десятка рабочих с винтовками и двумя пулеметами.
     - Господин большевик!  - спросил у Крутова полковник.  -  Скажите
честно, кто из вас Трясогузка: вы или так называемый барон?
     Кондрат Васильевич улыбнулся.
     - Скажу честно: для меня это такая же загадка, как и для вас.
     Бронепоезд без гудка плавно тронулся с места.
     Рабочие распахнули створки ворот. Выпустив большой клуб пара, па-
ровоз прибавил скорость.  Последний вагон миновал ворота депо. И сразу
же заговорил хвостовой пулемет георгиевского кавалера. Послышались ис-
пуганные крики колчаковцев из внешней охраны.  Грохнул пушечный  выст-
рел. Артиллерия бронепоезда открыла огонь по казармам гарнизона.
     Опоясалась огнями опушка леса за станцией.  В бой вступили парти-
заны.
     Полковник обхватил голову руками и мучительно застонал.



     Армия Трясогузки в полном составе томилась в подвале  мастерской.
Катя сторожила ребят. Она придвинула табуретку к верстаку, под которым
был люк в подвал,  и уселась на нее.  Как Трясогузка ни тужился, он не
мог сдвинуть эту тяжесть.
     - Вы нас в плен не взяли!  Не имеете права!  -  кричал  командир,
толкая плечом половицу.
     - Мальчики! Дорогие! - отвечала Катя, беспокойно ерзая на подпры-
гивающей табуретке.  - Потерпите до утра! Там и постелька есть внизу -
поспите!
     - Спи сама!  - вопил из-под пола Цыган.  - Как бандитов, в тюрьму
засадили!
     - Издевательство настоящее! - вторил ему Мика тонким голосом.
     Когда в подвал долетели звуки боя, мальчишки притихли.
     - Поняли теперь?  - донесся голос Кати. - Убить могут! А вы - ге-
рои, вас охранять приказано!..
     Дав несколько артиллерийских залпов по казармам и домам,  в кото-
рых были сосредоточены основные силы колчаковского гарнизона, бронепо-
езд  вышел  за станцию и сделал короткую остановку.  Наводчика Петрова
переместили к пулемету рядом с постом командира.  Это предусмотритель-
ное распоряжение Платайса оправдало себя уже на следующей станции.
     Когда бронепоезд на медленном ходу подошел  к  темной  платформе,
впереди загорелся красный глазок семафора - путь на запад был закрыт.
     Из вокзала выскочил офицер, крикнул:
     - Что там у вас происходит?  Мы слышали канонаду!.. И телеграф не
работает!
     Платайс подмигнул Петрову. Георгиевский кавалер высунулся из две-
ри вагона так, чтобы видны были кресты.
     - Это мы, ваше благородие, партизан пугнули! Обнаглели: подошли к
самому городу и телеграфные столбы повалили!
     - Ну и что? - тревожно спросил офицер.
     - Не беспокойтесь! Добивают их наши! - ответил Петров.
     В подтверждение его слов с востока долетела приглушенная расстоя-
нием пулеметная очередь.
     Красный глаз сменился зеленым.  Бронепоезд снова двинулся к фрон-
ту.
     А бой в городе еще продолжался.  Остатки колчаковского гарнизона,
преследуемые партизанами и рабочей дружиной,  откатились к  окраине  и
залегли в канаве за мастерской жестянщика.  Длинными очередями строчил
пулемет, прижимая наступающих к земле.
     Командир отряда  Торгашов выслал две группы партизан в обход кол-
чаковцев. Стрельба разгорелась и на флангах. Мастерская попала под пе-
рекрестный огонь. Со звоном полетели выбитые пулями стекла.
     Катя отбросила ногой табуретку и упала на пол.
     - Спускайся сюда! - услышала она горячий шепот Трясогузки.
     - Ничего! - ответила Катя. - Сейчас наши заберут их в плен!
     Но пулемет колчаковцев продолжал строчить,  пока дружное "ура" не
заглушило его.  Партизаны и рабочие бросились в атаку.  Звуки стрельбы
стали отдаляться. На пустыре стонали раненые.
     Катя выглянула из окна.  Недалеко от крыльца лежал партизан. Чуть
подальше - еще двое. На доске, перекинутой через лужу, сидел рабочий и
зубами затягивал на руке жгут.
     Сдернув с окна занавеску, Катя выбежала из мастерской.
     Не прошло и минуты,  как приподнялась  половица.  В  темной  щели
блеснули три пары любопытных и немножко испуганных глаз.
     - Ушла! - шепнул Трясогузка. - Нажимай!
     Общими усилиями доска с верстаком была сдвинута в сторону.  Маль-
чишки на четвереньках добрались до окна.  Перестрелка  долетала  отку-
да-то из леса. Катя перевязывала партизана, лежавшего у крыльца.
     - Тикаем! - предложил Цыган.
     - Куда? - удивился Мика.
     - В штаб! Там нас никто не найдет!
     - От своих прятаться?  - спросил Мика. - Город теперь наш! Теперь
все по-честному будет!
     - А продовольствие? - забеспокоился Цыган.
     - Передадим Советской власти!
     - Склад передадим! - согласился Трясогузка. - А сами?
     - Чего сами? - не понял Мика.
     - Армию что, распустим? - гневно спросил Трясогузка. - Вместо ко-
мандира нянька у вас будет! Сопельки вытирать! За ручку водить!
     Мику эта перспектива не огорчила.
     - Зато она драться не будет! - сказал он.
     - Эх ты! - уничтожающе произнес Трясогузка и вдруг изменил тон: -
А хочешь,  я откажусь от командира? Не очень-то мне это нужно! Все бу-
дем бойцами! Ни одного леща не отпущу!
     Цыган недоверчиво улыбнулся.
     - А если отпустишь? - спросил Мика.
     - Руби мне руку!  Разрешаю! - воскликнул Трясогузка, но, подумав,
добавил:  - Нет!  Руку,  пожалуй,  не стоит! Рука еще пригодится: Кол-
чак-то жив!  Да мы только в одном городе и победили! А знаешь, сколько
городов беляки заняли? Говорят, они и в Крыму сидят, жрут твои ананасы
и косточки в море выплевывают!
     Эту речь командир произнес специально для Мики.  Трясогузка знал,
что Цыган легче переносит жизнь беспризорника.
     Главное - уговорить Мику, и тогда армия не распадется.
     Нарисованная командиром картина поразила Мику.  Он представил се-
бе,  как  беляки едят ананасы.  Для больной матери отец не мог достать
эти чудодейственные фрукты, а беляки объедаются ими! Да еще и косточки
в море выплевывают! Не знал Мика, что нет в ананасах косточек.
     Трясогузка перешел в наступление.
     - Есть у меня начальник штаба или нет?
     - Есть! - по привычке ответил Мика.
     Трясогузка выхватил из горна уголь.
     - Держи и пиши!..  Вот тут!  - он указал на сдвинутую половицу. -
Пиши  так:  "Ушли добивать Колчака.  Продовольствие передаем Советской
власти.  Склад найдете за речкой, под сгоревшим домом. Армия Трясогуз-
ки".
     Когда Катя перевязала раненых и вернулась в мастерскую, ребят уже
не было.



     Полк латышских  стрелков  занимал оборону на западном берегу мел-
кой, но довольно широкой реки. На восточном окопались колчаковцы. Наб-
людательный  пункт полка был устроен на колокольне.  В обычные дни там
дежурили два стрелка.
     В ночь на Первое мая на колокольню поднялись командир и комиссар.
Ждали, когда появится бронепоезд.
     В донесениях,  переправленных через фронт,  Платайс сообщал,  что
операция развивается успешно. Но командир и комиссар провели бессонную
ночь.  Особенно тревожно стало после того,  как на востоке пророкотали
орудия. В полку знали, как будут развиваться события. Пушечные выстре-
лы не были неожиданными. И все же...
     Днем с колокольни в хороший бинокль далеко вглубь просматривалась
вражеская  оборона.  А ночью в темноте лишь изредка мелькали крохотные
искорки.  Не разберешь,  далеко ли вспыхнул огонек или  совсем  рядом,
спичка ли загорелась или померещилось от напряжения.
     Комиссар опустил бесполезный бинокль, щелкнул крышкой часов, пос-
мотрел на стрелки.
     - Рано, - сказал командир полка.- Не нервничай!
     Комиссар и  командир давно знали друг друга и разговаривали между
собой попросту.
     - А ты не нервничаешь? - отозвался комиссар.
     - Что наши нервы! Вот ему нервы нужны!
     Комиссар понял: ему - это Платайсу.
     - Удивительный человек,  - произнес комиссар. - Кажется, знал его
от макушки до пяток. А он повернулся другим боком - и не узнать!.. Кто
он - Платайс?  Учитель. Латышских ребятишек русскому языку обучал. Пе-
дант,  говорят, был страшный. Запятую не там поставит какой-нибудь Ар-
вид или Изольда - двойка!..  Профессия,  конечно, благородная, уважае-
мая.  Но кто бы подумал, что в учителе сидит талантливый отважный раз-
ведчик?
     - Подожди про талант говорить! - возразил командир полка.
     - Нечего ждать! Ты только подумай! Перед самой революцией похоро-
нил жену.  Недавно потерял сына. Самого чуть колчаковцы не расстреляли
- чудом спасся!  И жив человек, и духом не пал, и в логово врага пошел
спокойно, как в школу на урок!
     - Как это у Тургенева сказано?  - улыбнулся командир полка. - Ар-
кадий, не говори красиво!.. Так, что ли?
     - Буду!  - комиссар рубанул рукой по воздуху.  - Нет таких  слов,
которые не заслужил бы человек!.. Я ведь не только о Платайсе...
     И снова командир и комиссар взялись за бинокли.
     Колчаковцы раньше заметили бронепоезд.  Он шел медленно, и только
искры из трубы паровоза выдали его появление.  В окопах  зашевелились,
готовясь  к броску через реку.  Шквальный огонь бронепоезда должен был
подавить огневые точки латышского полка,  посеять  панику.  Колчаковцы
радовались. Легко наступать после мощной артиллерийской подготовки.
     Вскоре бронепоезд заметили и на колокольне.
     - По Платайсу хоть часы проверяй! - сказал комиссар.
     Темноту прорезали яркие снопы пламени - это ударили пушки  броне-
поезда.  Снаряды  ложились  точно по первой линии колчаковских окопов.
Заработали и пулеметы.
     - Дать сигнал! - приказал командир полка.
     Один из наблюдателей подбежал к колоколу.  Набат поднял латышских
стрелков в атаку.



     В обороне колчаковцев образовалась широкая брешь. Войска при под-
держке бронепоезда смяли белогвардейцев и продвинулись вперед километ-
ров на пятнадцать.  Городок,  в котором родилась армия Трясогузки, был
освобожден.
     К станции подъехал бронепоезд.
     Тимофей Егорович - бывший обходчик,  а теперь начальник станции -
встретил его зеленым флажком.  Старик раздобыл где-то форменную желез-
нодорожную фуражку и выглядел очень представительно.
     На платформу выскочил Платайс, приказал проверить ходовую часть и
подошел к начальнику станции.
     - Телефон у вас работает, товарищ?
     - Как же! Все на полном ходу! Связь восстановлена! - ответил ста-
рик. - А только здороваться со знакомыми надо!
     Платайс пригляделся, узнал Тимофея Егоровича, удивленно сказал:
     - Простите, товарищ начальник станции! Я вас раньше в такой форме
не встречал!
     - То раньше! А ну-ка, оглянись! Раньше ты это видел?
     Над фабричной трубой развевался красный флаг.
     - Успели? - воскликнул Платайс.
     - Мы все успеем! - гордо ответил старик. - А телефон там. - Тимо-
фей Егорович указал на дверь с надписью "Начальник станции".  - Только
ручку мне не сломай!..



     Кондрат Васильевич сидел в кабинете полковника и  с  негодованием
перекатывал по столу отточенный еще адъютантом карандаш.  Николай тоже
сердито смотрел на сестру.
     - Проворонила таких ребят!
     Кондрат Васильевич отшвырнул карандаш.
     - Раненые же! - оправдывалась Катя.
     - За раненых спасибо!  А люк надо было завалить тяжестью,  голова
садовая!.. Где их теперь найдешь?.. Звать-то хоть узнала как?
     - А у них прозвища!  Только младшего по  имени  называли:  не  то
Минька, не то Мишка...
     Зазвонил телефон.
     - Да!  - бросил в трубку Кондрат Васильевич.  - Да, ревком!.. Ну,
слушаю!
     Говорил Платайс.
     - Помните, Кондрат Васильевич, я про беспризорников у вас спраши-
вал?
     - Помню!..  Разберемся малость - и о них  побеспокоимся,  товарищ
Платайс! - ответил Кругов.
     - Это очень хорошо!- подхватил Платайс.- О них надо позаботиться!
А я вас прошу, Кондрат Васильевич...
     Трубка замолчала.
     - Проси! Проси, не бойся! - крикнул Крутов.
     - Сын у меня пропал!  - тихо сказал Платайс.  - Вам, конечно, не-
когда... Я понимаю... А все же посмотрите среди беспризорников...
     - Звать как?.. Как его звать? - спросил Кондрат Васильевич.
     - Мика, - послышалось в трубке.
     - Как, как? - переспросил Крутов, скосив на Катю сердитые глаза.
     На станции проревел бронепоезд.  Здесь,  в особняке, его гудок не
оглушал.  А в комнате, откуда разговаривал Платайс, могучая паровозная
глотка заставила дребезжать стекла.  Бронепоезд настойчиво звал коман-
дира. Платайс повесил телефонную трубку и вышел на платформу.
     А с  другой стороны по путям к бронепоезду пробирались трое бесп-
ризорников.
     - Вот увидите,  возьмут в разведчики! - горячо шептал Трясогузка.
- Только бы со станции удрать!
     Вдоль бронепоезда  шел рабочий.  Ребята спрятались за кучу шлака.
На каждом вагоне рабочий писал мелом: "Да здравствует власть Советов".
Он сделал три таких надписи, бросил мел и вернулся на платформу.
     - За мной! - шепнул Трясогузка.
     Мальчишки подбежали к последнему вагону. Мика подхватил кусок ме-
ла. Трясогузка уперся руками в броню.
     - Полезайте!
     Цыган вскочил ему на плечи и,  цепляясь за большие заклепки, влез
на крышу.
     Мика тоже забрался на командира, но что-то замешкался.
     - Скорей! - приказал Трясогузка.
     - Сейчас!  - ответил Мика, дорисовывая восклицательный знак после
слова "Советов".
     На крыше они улеглись рядом и замерли.
     Платформа опустела.
     К Тимофею Егоровичу подошел Платайс,  пожал ему руку и побежал  к
паровозу.
     Мика вздрогнул и приподнялся на руках.  Трясогузка хлопнул его по
затылку, прижал к крыше.
     - Па-па! - протяжно крикнул Мика.
     Платайс остановился, изумленно повертел головой.
     Мика крикнул еще раз, но бронепоезд тронулся.
     Платайс вскочил  в  дверь и с тревогой окинул взглядом платформу,
привокзальные постройки.
     - Показалось! - прошептал он.
     Но крик слышал и Тимофей Егорович.  Он не мог понять, откуда раз-
дался  голос  мальчишки,  пока  не увидел на крыше заднего вагона трех
беспризорников.
     - Стой!  Держи!  Слазьте!  - завопил начальник станции и, сердито
размахивая руками, побежал по платформе за уходящим бронепоездом.
     Платайс заметил старика,  который указывал на крышу заднего ваго-
на. "Что там такое?" - подумал Платайс.
     А Тимофей Егорович добежал до конца платформы и остановился. Пла-
тайс влез на крышу бронепоезда. До старика долетело:
     - Мика! Сынок!
     Платайс, как мальчишка, перепрыгивал с вагона на вагон.






     Недалеко от озера Байкал есть небольшая станция.  В одном из бре-
венчатых домиков,  разбросанных вдоль железной дороги,  расквартирова-
лась вся армия Трясогузки. Как только разгромили Колчака, так и привез
Платайс трех мальчишек на эту станцию.
     Жили в  домике  два старых учителя - муж и жена.  Платайс знал их
давно. У них он и оставил ребят. Старики строгие - не разбалуешься, но
зато научиться у них можно было многому.
     Платайс пробыл на станции недолго. Уезжая в свою часть, он сказал
ребятам:
     - Сейчас у меня три сына.  Мне бы хотелось,  чтобы мы всегда были
вчетвером.  Но это не от меня зависит.  Кто будет плохо учиться,  тому
придется распрощаться с нашей семьей. Нам неучи не нужны!..
     Мальчишки мечтали стать разведчиками,  а пришлось взяться за тет-
радки. Уроки начались сразу же после отъезда Платайса. Соскучившись по
любимому делу,  старики превратили свой дом в настоящую школу со звон-
ком-будильником, с большими и маленькими переменами, с классным журна-
лом, с пятибалльной системой оценок.
     Первое время даже Мике было трудновато, а Цыгану и Трясогузке та-
кая  жизнь казалась нестерпимо тягостной.  Они с тоской поглядывали на
проходившие мимо поезда и,  вздыхая,  вспоминали вольную  беспризорную
"житуху". Убежали бы мальчишки от стариков, но Мика не соглашался...
     Так прошла зима. Наступила весна. Однажды ночью с товарного поез-
да, притормозившего у станции, спрыгнул Платайс.
     Мальчишки спали и не слышали,  как он постучал в  дверь  и  потом
долго  разговаривал со стариками.  Платайсу нужно было забрать с собой
Мику.  На какое время и зачем, он не мог объяснить. Сказал только, что
это совершенно необходимо.
     Старая учительница покачала седой головой.
     - Невозможно.
     - Почему? - удивился Платайс.
     - Двое других убегут.
     Ребята думали,  что их тайные помыслы не известны  приютившим  их
старикам,  но  Мария Федоровна и Геннадий Петрович за свою жизнь много
повидали разных мальчишек и научились разгадывать их секреты.
     - Обязательно  убегут!  - подтвердил Геннадий Петрович.  - Нам за
ними не уследить.
     Платайс долго не раздумывал. Этой же ночью было решено, что Цыга-
на и Трясогузку временно отправят в  детдом.  Оттуда  убежать  не  так
просто. А когда вернется Мика, три друга опять поселятся в домике ста-
рых учителей...
     Утром зазвонил будильник, и день начался, словно ничего и не про-
изошло.  Платайса уже не было,  и мальчишки так никогда и не узнали  о
его ночном приезде.  Он вернулся дня через два с какой-то молодой кра-
сивой женщиной в кожаной куртке,  в высоких кожаных сапожках.  Было  в
ней что-то необычное - удивительная легкость, плавность. А Платайс по-
казался мальчишкам более суровым,  чем обычно. Он увел ребят в комнату
и запер дверь.
     - Садитесь! - произнес он так, что мальчишкам стало не по себе. -
Начнем наш семейный совет... Мне требуется помощник... Один! И вы сами
выберете, кто поедет со мной.
     Мика и Цыган вскочили, но Трясогузка схватил их сзади за рукава и
заставил сесть.
     - Нечего  выбирать!  -  решительно заявил он.- Я старше и сильнее
всех - мне и ехать.
     - Верно,  - Платайс кивнул головой. - Ты старший и самый сильный.
Но есть еще одно условие: нужен тот, кто похож на девочку.
     Мальчишки внимательно посмотрели друг на друга, будто встретились
впервые.
     - Только не я! - усмехнулся Трясогузка. Он был бы оскорблен, если
бы его признали хоть чуточку похожим на девчонку. - Это не мое дело!
     - И не мое! - воскликнул Цыган. - Мика похож!
     Мика обиженно надул губы.
     - Ну и что!.. Ну и поеду, если нужно!
     - Так как же решим? - спросил Платайс.
     - Уже  решили,  - ответил Трясогузка.  - На это дело Мика в самый
раз.
     - Мика  так  Мика,  - согласился Платайс.  - А теперь второй воп-
рос...  Тут уж право выбора за мной.  Скажу вам прямо:  боюсь, что без
Мики вы сбежите.
     Трясогузка по старой привычке покачал правой ногой и улыбнулся.
     - Хи-итрый!
     Улыбнулся и Платайс.
     - Хорошо, что мы поняли друг друга... Пока Мики не будет, я прошу
вас пожить в детдоме. Всего несколько месяцев...
     Цыган дернулся, но Трясогузка осадил его.
     - Поедете на Волгу,  - продолжал Платайс. - Купаться будете, рыбу
ловить... И мальчишек там много - не заскучаете.
     - Ладно, - сказал Трясогузка. - Поедем.
     Платайс не ожидал, что удастся так легко уговорить ребят.
     - Поедете не одни - с провожатым!  - предупредил он  и,  вплотную
подойдя к Трясогузке, испытующе посмотрел ему в глаза.
     Мальчишка выдержал этот взгляд и спросил,  кивнув на дверь в  со-
седнюю комнату:
     - С этой теткой... которая приехала?
     - Да. Зовут ее тетя Майя.
     Цыган вспомнил ее легкую воздушную походку.
     - Она что - артистка?
     - Почему ты так думаешь? - удивился Платайс.
     - У нас в цирке гимнасты так ходили. Как с крыльями.
     - Это замечательная женщина!  - уважительно произнес Платайс, так
и не ответив на вопрос Цыгана...
     Сборы были короткие.  К вечеру все приготовили в дорогу. Поезд на
запад шел ночью,  в половине третьего.  С ним отправлялись Трясогузка,
Цыган и тетя Майя.  Поезд на восток,  которым уезжали Платайс и  Мика,
прибывал на станцию в десять утра.  До двух часов ночи можно было пос-
пать.  В последний раз улеглись ребята рядышком на своих койках в зад-
ней комнате. Не спалось. Трясогузка проворчал:
     - Хи-итрый!
     Все поняли, о ком он думает.
     - И про девчонку, наверно, схитрил!.. Но ничего! - Трясогузка за-
гадочно прохихикал в темноте. - Мы тоже не дураки!
     - Сбежите? - спросил Мика. Он с самого начала догадался, что Тря-
согузка неспроста прикинулся таким покладистым парнем.
     - Не-ет! Ершей из Волги таскать будем! - съехидничал Трясогузка и
неожиданно  заговорил приказным командирским тоном:  - А ты вот что!..
Тебе такое задание: рисуй трясогузку мелом!
     - Тебя? - не понял Мика.
     - Птицу, а не меня! - рассердился командир.
     - А где?
     - Где попало!.. Везде!
     - Так ведь не найдете, если где попало!
     - Не твоя забота!..
     Со стариками распрощались дома, а Платайс с Микой проводили ребят
до поезда.
     Пассажиров на станции не было.  В вагонах спали.  Платайс вскочил
на высокую подножку,  распахнул дверь в темный  тамбур,  впустил  туда
мальчишек и вернулся к Майе, оставшейся у вагона.
     - Постарайся подружиться с ними.
     Женщина ласково взяла Платайса за руку,
     - Не беспокойся. И будь там осторожен.
     Они оба посмотрели на вагон.  Из тамбура доносились негромкие го-
лоса, но мальчишек не было видно.
     - Будь осторожен! - повторила Майя.
     Загудел паровоз.
     - Мика! - крикнул Платайс.
     Мика спустился по ступенькам вниз.  Поезд тронулся. Майя стояла в
дверях тамбура и долго махала рукой. Мальчишки больше не показывались.
Платайс огорченно вздохнул.
     - Обиделись все-таки...
     - Наверно, - сказал Мика.
     Он тоже  не  знал,  что Трясогузки и Цыгана уже не было в вагоне.
Под шум тронувшегося поезда они открыли дверь на другую сторону,  сос-
кочили и спрятались в придорожных кустах.  Мальчишки видели,  как Пла-
тайс и Мика,  проводив поезд,  медленно пошли прочь от станции и скры-
лись в темном переулке, ведущем к домику стариков...
     Утро застало Трясогузку и Цыгана в сарае с сеном недалеко от сто-
рожки путевого обходчика. Проснувшись, Трясогузка потянулся с приятным
хрустом.  Давно он не спал так сладко. Рядом, зарывшись в сено с голо-
вой, посапывал Цыган. На гвоздике висела неразлучная гитара.
     - Проснись, свободный человек! - торжественно сказал Трясогузка и
потряс Цыгана за плечо.
     - Чего ты? - недовольно отозвался тот. - Будильника еще не было!
     - И не будет! Нету больше будильника!.. Вставай, боец! Ты снова в
армии! Ура-а-а!..
     Цыган раскрыл  глаза,  увидел  вокруг себя сено,  глубоко вдохнул
слабый выветрившийся за зиму аромат и широко улыбнулся.
     - Откололи мы номерок!  Гвоздь программы!  Факир был в ударе! Ал-
ле-е ап!
     Он несколько раз перекувырнулся через голову, шлепнулся на спину,
раскинул руки и ноги и уставился в дырявую крышу сарая.
     - Завтрак!  -  объявил  Трясогузка и развязал довольно объемистый
узел с едой, приготовленный в дорогу заботливыми стариками. - Не опоз-
дать бы!  - Прищурившись, он посмотрел в щель на солнце и определил: -
Девять скоро!
     Поели быстро и молча - все обговорили еще ночью.  План Трясогузки
был прост и гениален. Они уедут вместе с Платайсом и Микой - на том же
самом десятичасовом поезде.
     В половине десятого мальчишки уже пробирались к  станции.  Трясо-
гузка вел Цыгана обходным путем через густые кусты с клейкими,  только
что распустившимися листочками.  Залегли метрах в десяти от железнодо-
рожной насыпи.  Трясогузка выглянул из-за куста и сразу же увидел Мику
и Платайса.  Они сидели на старых шпалах,  разбросанных у канавы,  и о
чем-то разговаривали, ожидая поезда.
     - Здорово!  - насмешливо сказал в их сторону Трясогузка и  повер-
нулся к Цыгану.  - Сидят - балакают...  Хитер, а и мы тертые! На хвост
сели - не сгонишь!
     - Я ж говорю - факир в ударе! - похвалил его Цыган. - А докуда мы
поедем?
     - Докуда они, а там посмотрим...
     Поезд пришел без опоздания,  и сразу же  рухнул  гениальный  план
Трясогузки.  Мальчишки и Платайс одновременно увидели во втором вагоне
Майю. Она что-то кричала, соскочила на ходу и побежала к Платайсу.
     Трясогузка ругнулся и потащил Цыгана в глубь кустов.
     - Искать будут! - пояснил он.
     Но их  не искали.  За ночь в ту и другую сторону прошло несколько
грузовых составов.  Платайс был уверен,  что мальчишки уехали на одном
из них. Да и времени не было на поиски. Поезд, с которым вернулась Ма-
йя, стоял всего две минуты, а следующий прибывал на станцию лишь вече-
ром. Платайс не мог ждать его.
     Часа через два Трясогузка с Цыганом снова пробрались  к  станции,
постояли около рельс.
     - Факир! - раздраженно фыркнул Трясогузка. - Такому факиру руки и
ноги обломать надо!
     Цыган попробовал оправдать командира.
     - Ты разве виноват?..  Кто ж знал,  что она такая блоха? Прыг - и
обратно!
     - Отстань! - прикрикнул на него Трясогузка. - Защитник нашелся!
     Вдоль колеи они дошли до того места,  где недавно Платайс с Микой
ожидали поезда, сели на те же шпалы и вдруг командир треснул Цыгана по
спине:
     - Ты смотри! Смотри!
     На просмоленном черном боку шпалы белела,  растопырив крылья, на-
рисованная  мелом  птичка,  а  рядом была написана какая-то галиматья:
"Рита-чита, сядь в корыто".
     Трясогузка еще раз наградил Цыгана восторженным шлепком по спине.
     - Объявляю Мике благодарность!.. Запиши!
     Цыган поводил пальцем по лбу и доложил:
     - Записано!.. Только что это он тут нацарапал?
     - Чушь - для отвода глаз.
     - Чушь?  - переспросил Цыган, приглядываясь к надписи. - Не чушь!
Это он про Читу! Это - Чита! Они в Читу поехали!
     Мальчишки вскочили,  схватились за руки и от  радости  запрыгали.
Цыган поскользнулся и съехал в канаву, потащив за собой и командира. В
канаве было сухо,  зеленели щетинки весенней травы.  Упершись ногами в
дно, ребята лежали на крутом склоне и смотрели в небо.
     - А ведь Чита сейчас у белых! - вспомнил Цыган. - У семеновцев!
     - Платайса  к  красным не пошлют,  - ответил Трясогузка.  - Он же
разведчик!..



     В кабинете, кроме Платайса, сидели начальник дивизии, военный ко-
миссар  и  начкомпешраздив.  Это длинное словечко обозначало должность
начальника команды пеших разведчиков дивизии. Все выжидательно смотре-
ли на дверь.
     Она приоткрылась,  и в кабинет вошла девочка лет тринадцати в ши-
рокополой шляпе с бантом, в белом нарядном платьице. В правой руке она
держала поводок.  Девочка хотела сделать реверанс,  но  поводок  вдруг
резко натянулся и чуть не опрокинул ее на спину. За дверью послышалось
грозное рычание.
     - Чако! Чако! - закричала девочка грубоватым голосом.
     В коридоре перед кабинетом,  вздыбив на загривке  шерсть,  стояла
большая овчарка в наморднике.  Тетя Майя осторожно подталкивала собаку
сзади. Но овчарка угрожающе рычала и не двигалась.
     - Отставить!  - сказал начальник дивизии и широкой ладонью провел
по гладкому выбритому до синевы черепу.  - Чтобы приручить эту собаку,
нужен не один месяц, а у нас - считанныe дни. Уведите ее!
     Девочка огорченно протянула поводок тете Майе и не очень уверенно
сделала, наконец, реверанс.
     - Спокойно! Спокойно! - произнес Платайс. - Пройдись по комнате.
     - И сними,  пожалуйста, шляпу, - попросил военный комиссар, моло-
дой и, вероятно, очень веселый человек с большими карими чуть навыкате
глазами.
     Девочка сдернула шляпку и порывисто прошагала от двери к  окну  и
обратно.  Новые  большие туфли на низком каблуке деревянно постукивали
по полу.
     - Не велики они? - спросил начкомпешраздив.
     - Малы! - ответила девочка тем же грубоватым голосом. - Я уже па-
лец натер... ла!
     Начальник дивизии снова с явным неодобрением  погладил  рукой  по
бритой голове, а Платайс сказал:
     - Больше нельзя - будет слишком заметно!.. Ходи, ходи - дай прис-
мотреться. И не вышагивай, как солдат в юбке! Семени ногами!
     Девочка несколько раз прошлась по кабинету,  поправляя рукой смо-
листо-черные  волосы,  гладко зачесанные назад и стянутые на затылке в
крохотный пучок.  Лицо у нее было бледное, худенькое, плечи костлявые,
ноги тонкие. Казалось, что девочка только вчера встала с кровати после
тяжелой болезни.
     Начкомпешраздив подозвал ее к себе,  усадил рядом на стул и,  пе-
реглянувшись с начальником дивизии, спросил:
     - Как тебя зовут?
     - Мэри! - ответила девочка и покраснела.
     - А почему ты краснеешь?
     - Стыдно...  Голос у меня очень хриплый...  После тифа.  И волосы
еще не успели отрасти. Меня обстригли, когда я болел... ла.
     - Одно такое ла - и...  - начальник дивизии не закончил,  но  все
поняли, что он хотел сказать.
     - А его не будет!  - крикнула девочка сердито.  -  Это  ж  первый
день!.. Вас бы в платье нарядить, волосы бы покрасить и в туфли бы за-
сунуть - вы бы еще хуже были!
     - Мика! - строго произнес Платайс.
     Военный комиссар от души расхохотался.  Улыбнулся и начальник ди-
визии.
     - Это ты верно сказал.  Женщина из меня получится плохая,  но я и
не собираюсь играть эту роль.
     - А я сыграю! Сыграю!.. И если... если вы меня не пустите, я папу
туда тоже не пущу!
     - Мика! - укоризненно повторил Платайс.
     - Ты, папочка, путаешь! Я - Мэри!
     От волнения и страха,  что его не пошлют вместе с отцом,  у  Мики
голос  стал  не такой грубый.  Он вскочил со стула,  поклонился всем с
глубоким приседанием,  как учила его тетя Майя,  и тоном хорошо воспи-
танной вежливой девочки спросил:
     - Можно мне уйти, папочка? У меня сейчас урок художественного вя-
занья.
     Когда Мику отпустили, начальник дивизии сказал:
     - Я  бы  предпочел  настоящую девочку...  Приказывать боюсь - вам
ехать,  а не мне,  - но хотел бы понять,  почему вы так настаиваете на
варианте с сыном?
     - Потому что он - сын! - просто ответил Платайс и повторил: - Мой
сын. Я знаю его, я его люблю и я могу, имею право идти с ним на риск.
     - Но когда с вами будет настоящая девочка, риска меньше, - возра-
зил начальник дивизии.
     - Зато заботы больше. Чужой ребенок.
     - А о своем вы не будете заботиться?
     - Ты не прав, Петр Лаврентьевич! - поддержал Платайса военный ко-
миссар.  - Представь,  что меня ранило,  а жена моя заболела.  Ну и по
доброте душевной взял ты в свою семью мою дочурку. О ком ты больше бу-
дешь заботиться: о своих или о моей?
     - Э! Нет! Не пойдет! - начальник дивизии выставил вперед ладонь -
отгородился от комиссара. - Больно уж твоя Катька егоза большая!
     Все рассмеялись.
     - В общем, я за двух Платайсов! - сказал комиссар.
     - Я тоже! - поддержал его начкомпешраздив.
     - Ну что ж... Согласен! - сдался начальник дивизии. - А собаку, -
вспомнил он,  - собаку замените. Это уж приказ! Найдите бесхозную, из-
голодавшуюся.  Приласкайте,  накормите - она через день признает вас и
полюбит...  И еще приказ:  днюйте и ночуйте с господином Митряевым,  а
Мика должен присмотреться к Мэри...



     Говорят, еще в петровские времена поселились купцы Митряевы в Чи-
те.  Скупали у охотников пушнину,  везли ее в Петербург и продавали  с
немалой для себя выгодой. Но большого богатства не сколотили - не вез-
ло Митряевым.  И это невезение, как наследственная болезнь, переходило
из рода в род.
     В семье от отца к сыну передавались рассказы  о  шаровой  молнии,
когда-то до тла спалившей все имущество Митряевых,  о разбойных людях,
не раз грабивших обозы с пушниной,  о моровой язве, выкосившей Митряе-
вых чуть ли не под самый корень.
     К началу двадцатого века в Чите в небольшой  усадьбе  на  окраине
города жили трое Митряевых: отец и два сына. Их знали как купцов сред-
ней руки,  не брезговавших никакими торговыми махинациями.  Старик был
скуп. Взрослые сыновья не могли даже обзавестись собственными семьями,
потому что он не хотел делить имущество.
     Когда началась  русско-японская война,  младший сын уговорил отца
отправить его в армию.  Пристроился он на службе расчетливо: поближе к
деньгам.  Пошел, как тогда говорили, по финансовой части. Выбрав удоб-
ный момент, он перебежал к японцам, захватив с собой всю казну полка -
до единой копейки.
     Отец проклял сына,  уничтожил все, что напоминало о нем, и вскоре
умер.
     После его смерти дела Митряевых пошли в гору.  Старший сын разбо-
гател  на  поставках  продовольствия русской армии.  А младший сумел в
Японии удачно пустить в оборот казенные деньги,  заимел в Токио  влия-
тельных друзей и не собирался возвращаться в Россию.
     Братья не переписывались,  потому что особых  родственных  чувств
друг к другу не испытывали. Осталось у них, пожалуй, одно любопытство:
хотелось узнать, кому повезло больше. И случай такой представился.
     Однажды к старшему Митряеву заехал некто Бедряков - тайный торгаш
опиумом.  Он привез поклон от младшего Митряева и рассказал,  что  тот
руководит в Токио большой коммерческой фирмой,  что он женился,  имеет
дочь и зовет брата в гости.  Все расходы на  поездку  берет  на  себя.
Старший Митряев вспылил: он и сам не нищий! Жены, правда, у него нет и
уже не будет - стар стал,  а насчет денег - это еще посчитать надо,  у
кого больше!..
     Прошло еще несколько лет.  И появилась у старшего Митряева  стар-
ческая сентиментальность.  Вспомнил он о приглашении брата. Захотелось
увидеться с ним.  Поездку в Японию он наметил на весну 1918  года.  Но
грянула  революция  -  стало не до поездки.  Заперся старший Митряев в
своей усадьбе и,  вооружив всех слуг, решил отсидеться, дождаться спо-
койного времени. А оно все не приходило.
     Когда в Чите появились семеновцы и японцы, оккупировавшие Дальний
Восток,  Митряев  снова  вспомнил о брате,  и полетела в Токио длинная
слезливая телеграмма.  Старший Митряев писал, что сам приехать не смо-
жет  - болен и долго не протянет,  просил навестить его перед смертью,
обещал все свое богатство передать брату.
     Ответ пришел в тот день, когда старшего Митряева отвезли на клад-
бище.  Брата он не дождался,  но успел написать завещание, оформил его
по  всем  правилам и для надежности зарегистрировал у японских военных
властей. Знал Митряев, что нельзя доверять семеновцам, хозяйничавшим в
городе, - разграбят они его имущество. Только страх перед японцами мог
предотвратить это.
     Алексей Петрович Ицко, управлявший делами старшего Митряева, про-
читал телеграмму младшего Митряева и спрятал ее в  секретный  сейф,  с
давних  времен врезанный в стену кабинета за письменным столом.  В те-
леграмме сообщалось,  что брат выезжает из Токио и вскоре  прибудет  в
Читу.
     Младший Митряев плохо представлял, что происходит в России. Поез-
дка  казалась ему совершенно безопасной.  Он даже взял с собой дочку и
вместе с ней и овчаркой Чако очутился не в Чите, а сначала у партизан,
а потом в штабе одной из дивизий Амурского фронта.
     Эта сложная тайная операция готовилась долго и тщательно. Все бы-
ло сделано с таким расчетом, чтобы вместо младшего Митряева в Читу - в
логово семеновцев - мог приехать опытный советский разведчик.



     Поезд подтащился к читинскому вокзалу.  Комендантский взвод высы-
пал  на платформу.  Разбившись на четверки,  солдаты разбежались вдоль
состава.  Началась обычная проверка документов. Большинство приехавших
были  военные.  Лишь кое-где среди офицеров и солдат попадались другие
пассажиры. Их проверяли особенно тщательно и придирчиво.
     В тамбуре  второго  вагона  появился  франтовато одетый человек с
надменным властным лицом и спокойным, немного ленивым взглядом.
     - Документы! - потребовал унтер-офицер.
     Не обращая на него внимания,  мужчина громко позвал носильщика  и
стал спускаться вниз, брезгливо придерживаясь за пыльные поручни.
     Унтер разозлился и рявкнул на всю платформу:
     - Предъявить документы!
     В ответ послышалось рычанье, и над плечом остановившегося на ниж-
ней ступеньке мужчины высунулась оскаленная собачья морда.  Овчарке не
понравилось, что с ее хозяином разговаривают так грубо.
     - Чако! - прикрикнула появившаяся в тамбуре девочка и успокаиваю-
ще погладила собаку по голове. - Никто папу не тронет!
     А мужчина холодно оглядел унтер-офицера и,  вытаскивая из кармана
документы, процедил сквозь зубы:
     - Я, любезный, не глухой.
     Подбежал носильщик.
     - Четвертое купе,  - сказал ему мужчина и помог спуститься дочери
на платформу.
     Спрыгнула и овчарка.  Уселась у ног девочки,  не спуская насторо-
женного взгляда с унтер-офицера, который внимательно проверял докумен-
ты. Японские иероглифы заставили его пожалеть о грубом окрике. Он под-
тянулся, козырнул и извиняющимся тоном произнес:
     - Пожалуйста, господин Митряев!
     Подошел высокий, коренастый извозчик. На щеке его ярко выделялись
три глубоких рубца.
     - Беру дешево, везу, однако, быстро. Куда прикажете?- пробасил он
привычную фразу.
     - В усадьбу Митряева, - ответил мужчина. - Идем, Мэри!
     И они пошли за извозчиком.  Впереди бежала овчарка. Сзади носиль-
щик тащил два больших чемодана.  На площади у привязи стояла потрепан-
ная коляска на высоких рессорах. Некрупная, хорошо откормленная лошадь
мирно хрустела овсом, засунув голову в торбу по самые уши.
     Уселись. Коляска, разбрызгивая грязь, пересекла площадь и въехала
в одну из улиц.
     Мика, надвинув на лоб японскую шляпку, с любопытством озирался по
сторонам.  Платайс припоминал карту Читы и проверял, хорошо ли он ори-
ентируется в незнакомом городе.
     За этим поворотом должна показаться колокольня...  Правильно! Вот
она  торчит над крышами домов.  А слева от церкви стоит дом Митряевых.
Старый, двухэтажный, рубленный из толстых стволов вековых лиственниц.
     Прохожих было много, большинство военные. Солдаты шли и строем, и
в одиночку.  И все с любопытством оглядывали коляску с большой  овчар-
кой, сидевшей между мужчиной и девочкой. Во многих дворах дымились по-
ходные кухни.  Казалось,  что коляска едет не по городу, а по военному
лагерю.
     Миновали еще один поворот.  Эта улица вела на городскую  окраину.
Дома здесь стояли пореже, грязь на дороге стала гуще.
     - С приездом, однако, господин Митряев! - неожиданно произнес из-
возчик, когда поблизости никого не было. - С благополучным приездом! -
добавил он,  не поворачиваясь.  - Отчаянная голова!  Надо ж - в  такую
берлогу сунуться! Да еще с сынишкой!
     Мика вздрогнул и сжался.  Платайс спокойно похлопал сына по коле-
ну.
     - Все,  Мэри, в порядке!.. Такой тройной шрам лучше всякого паро-
ля... Откуда он у вас, Карпыч!
     Извозчик шумно вздохнул, приподняв широкие плечи.
     - Молодой был - дурной... Один на медведя хаживал... Осталась па-
мятка от когтей.
     - Скажите,  Карпыч,  - спросил Платайс,  - вы заметили что-нибудь
или знали, что я с сыном?
     - Партизанский телеграф донес, а так, вроде, не заметно.
     Карпыч говорил тихо, глухо и ни разу не оглянулся на седоков.
     - Вы уж того...  не обижайтесь!.. - попросил он. - Со спиной моей
говорить приходится.  А что поделаешь?..  Глаз чужих много...  Бедному
извозчику  вроде  не  о чем с японским богачом беседовать...  Особо по
первому разу...  Опасно...  Нас тут недавно крепко потрясли... Вдвоем,
считай, остались... Слабая мы вам подмога.
     - Ничего,  Карпыч,  ничего!  - сказал Платайс. - Дайте мне только
оглядеться... А кто второй?
     - Тоже извозчик - ломовой.
     - А звать как?
     - Все Лапотником прозывают.  И вам так же надо, - Карпыч причмок-
нул  на лошадь и кнутом указал на почерневший от времени особняк.  - А
вон и усадьба Митряева...  Держитесь:  управляющий - жох! Что там про-
верка  на вокзале!  Этот похуже будет - печенку выест!..  Ну,  а меня,
когда надо, на площади у станции найдете.
     - Мы что-нибудь получше придумаем, - возразил Платайс.
     - Все, однако! - прервал его Карпыч. - Помолчим... Опасно.
     Забор вокруг усадьбы был добротный,  высокий, без единой щелочки.
Ворота и небольшая дверь в них наглухо заперты.  Массивные  ставни  на
окнах второго этажа,  видневшегося за забором,  тоже были закрыты.  Не
дом, а крепость или острог, угрюмый, почерневший.
     Карпыч остановил  лошадь  у ворот и долго стучал кнутовищем в за-
пертую дверь.  Платайс и Мика сидели в коляске.  Овчарка скулила  и  с
беспокойством поглядывала то на них, то на забор. Она просила разреше-
ния отойти от хозяев. Платайс кивнул головой - разрешил. Чако сорвался
с места. Он мчался не к воротам, а вдоль забора. И Платайс успел заме-
тить,  как метрах в десяти справа от ворот закрылся  потайной  глазок,
прорезанный в доске.
     Не добежав до "глазка", Чако остановился и пошел назад. Он слышал
шаги за забором.  Человек,  следивший за коляской, приближался к воро-
там. Дверь открылась.
     - Кого привез, Карпыч? - спросил высокий костлявый мужчина с чер-
ными крохотными усиками и гладко причесанными на прямой пробор волоса-
ми.
     - Известно кого,  Ляксей Петрович,  - ответил извозчик.  - Братца
хозяина вашего - царство ему небесное. Не дождался, горемычный...
     Управляющий пригнулся, пролез сквозь низкую дверь с высоким поро-
гом и, косясь на овчарку, скалившую зубы, дважды сдержанно поклонился:
сначала Платайсу, потом - Мике.
     - Милости просим!
     Выпрямившись, он представился:
     - Ицко,  Алексей Петрович. При вашем брате состоял в управляющих,
а теперь - ваша воля.
     - Я думаю,  - ответил Платайс, - мой брат плохих людей не держал,
а хорошие и мне нужны.
     - Милости просим!  - повторил управляющий и, скрывшись за ворота-
ми, быстро распахнул обе створки.
     Карпыч подвел лошадь к широкому крыльцу с резными потрескавшимися
балясинами, покрякивая, снял чемоданы и сказал Платайсу:
     - Вот и прибыли... Дай вам бог удачи, однако, господин Митряев!
     Платайс достал кошелек,  протянул Карпычу пару  крупных  бумажек,
предупредил:
     - У меня много будет поездок. Ты, дед, каждое утро заглядывай сю-
да. Управляющий скажет, нужен ты или нет.
     Пряча поглубже деньги, Карпыч широко улыбнулся. Рубцы на щеке ра-
зошлись,  как меха гармошки. За сивыми усами прорезались белые крепкие
зубы.
     - Да за такую деньжищу!..  Да я день-деньской у ваших, ворот тор-
чать буду!
     - Не надо! - улыбнулся и Платайс. - По утрам заезжай.
     - Куда прикажете? - спросил управляющий, подымая чемоданы.
     - Оба в спальню.  А затем приходите в кабинет, - сказал Платайс и
первый уверенно вошел в дом, знакомый по плану, начерченному настоящим
Митряевым.  - Ну,  здравствуй,  хоромина!.. Сколько же лет я в тебе не
был?..  Лет пятнадцать?.. Нет, больше! - В голосе Платайса звучало не-
поддельное волнение.  - Мэри!  Я здесь и родился!.. Нравится тебе этот
дом?
     - Не  очень,  папочка!  -  хрипловато ответил Мика и прокашлялся,
чтобы голос стал потоньше.
     - Ваша  дочка простыла в дороге?  - спросил управляющий.  - Можно
ванну истопить горячую.  Только служанки в доме нет.  Я всех слуг уво-
лил, чтобы не платить даром.
     - Не надо!  - отказался Платайс.  - Ванну истопите вечером... А у
Мэри это после тифа, да еще и воспаление легких было.
     - То-то я смотрю - волоски короткие!  - посочувствовал  управляю-
щий.
     "Глазастина длинноногая!" - про себя обругал его Мика.
     - Жду вас в кабинете,  - сказал Платайс, остановившись у одной из
дверей.
     - Слушаюсь!
     Управляющий кивнул головой и понес чемоданы дальше - в спальню.
     Кабинет был обставлен вполне современной мебелью.  Большой стол с
богатым чернильным прибором и дорогими костяными счетами.  Диван и три
кожаных кресла.  По стенам - шкафы с застекленными дверцами, на полках
- конторские книги.  У камина - новая полированная качалка с  длинными
выгнутыми  полозьями.  И  только за столом стояло очень старое широкое
дубовое кресло с высокой,  как у трона,  фигурной спинкой  и  толстыми
подлокотниками.
     Платайс заинтересовался этим креслом,  а Мика забрался в качалку.
Такой штуковины он никогда не видывал.  Тяжелая, с хорошо подогнанными
полозьями, она закачалась плавно и бесшумно.
     - Мэри! - одернул сына Платайс. - Не увлекайся!
     Постучав, вошел управляющий,  снова сдержанно поклонился и прищу-
рил без того маленькие острые глаза.
     - К вашим услугам.
     - Садитесь!  - предложил Платайс.  - И расскажите мне о брате.  Я
ведь ничего не знаю.  Мне только во Владивостоке сообщили о его кончи-
не, но что и почему - никаких подробностей.
     - Кто сообщил?  - глядя на свои острые колени,  спросил управляю-
щий.
     - Я привык спрашивать,  а не отвечать, - сухо произнес Платайс. -
Прошу  учесть это на будущее.  Но для первого раза отвечу:  мой давний
токийский друг - генерал Оой из теплых ко мне чувств очень заинтересо-
ван, чтобы оставленное братом наследство целиком, без потерь перешло в
мои руки.
     - Пока не пропал ни один гвоздь! - хмуро сказал управляющий. - Вы
сможете в этом убедиться, прочитав завещание. В нем перечислено все.
     - Где же оно?
     Управляющий достал из кармана длинный ключ со сложной бородкой.
     - Пожалуйста... Секрет сейфа, надеюсь, вы знаете?
     Платайс задумался.
     - Я здесь не был больше пятнадцати лет...
     Управляющий перебил его:
     - А сейф установлен еще вашим батюшкой - лет сорок назад!
     Платайс зашел за стол, сел в старинное дубовое кресло и на секун-
ду прикрыл глаза, делая вид, что старается припомнить секрет сейфа.
     Недаром Платайс провел с Митряевым несколько  дней  и  ночей,  по
капле выжимая из него необходимые сведения о брате, об отце, о Чите, о
доме,  о сейфе... Замочная скважина - в левом подлокотнике кресла. По-
вернуть два раза...  А что,  если Митряев и сам забыл секрет замка или
умышленно сказал неправду?..
     Но пока все сходилось.  Платайс нащупал в подлокотнике отверстие,
вставил ключ.  Кресло с круглым куском пола под ним медленно  поверну-
лось,  и Платайс оказался сидящим лицом к стене. Одновременно отъехала
в сторону деревянная панель и открылась толстая стальная дверца сейфа.
     "Здорово!" - восхищенно подумал Мика.
     Платайс повернулся к управляющему.
     - Ваше недоверие становится оскорбительным.
     - Я обязан проверить!
     - Похвально! Но не хватит ли проверок? Или нам придется расстать-
ся.
     - Как вам будет угодно!
     - Хорошо!  Мы вернемся к этому вопросу,  когда вы введете меня  в
курс всех дел. Достаньте завещание... А ты, Мэри, иди погуляй!
     Мика выбежал во двор и вздохнул с облегчением.  Ему  было  трудно
вести эту опасную игру. Он боялся, что каким-нибудь движением или сло-
вом подведет отца.  Лучше быть подальше,  чтобы не помешать,  не сбить
чем-нибудь.
     Услышав шаги мальчика, овчарка подбежала к крыльцу. Она уже успе-
ла обследовать весь двор и взяла его под свою охрану.
     - Ну что, Чако? - шепнул Мика. - Что тут интересного - показывай!
     Они обошли вокруг дома, заглянули в пустовавший флигель для слуг,
в амбар,  в сарай.  Под старым кедром стояла скамья. Мика решил отдох-
нуть.  Вокруг было тихо-тихо.  Гулко шлепнулась кедровая шишка. Щелкая
свежие орешки, мальчик задумался.
     До приезда  в Читу ему представлялись захватывающие истории:  пе-
рестрелка,  бегство,  опять пальба, погоня. И везде и всегда побеждают
они с отцом.  А здесь не было ни бегства, ни стрельбы. И победа теперь
не казалась легкой и быстрой.  До провала было гораздо  ближе.  И  сам
провал мог быть до обидного будничным - без погони, без боя. Стоит уп-
равляющему догадаться, что Мика - мальчишка, и всему конец.
     Мика придирчиво осмотрел платье, поправил шляпку, чулки, поглядел
на большие туфли. Они точно выросли за это время, стали невозможно ог-
ромными.  Сейчас он готов был обрубить на ногах пальцы, лишь бы надеть
маленькие туфельки.
     Стало жарко.  Он  хотел  ладонью вытереть мокрый лоб,  но вовремя
вспомнил уроки тети Майи и вынул платок. Из кармана выпал кусочек мела
- того самого,  которым, выполняя приказ командира, он рисовал птичек.
Сколько этих белых трясогузок осталось красоваться и на деревьях, и на
домах,  и на вагонах!  Мика не верил, что Цыган и Трясогузка могут ра-
зыскать его.  Но приказ есть приказ,  и Мика везде,  где мог,  рисовал
птичек.
     - Идем-ка! - сказал он овчарке. - Есть дело!
     Они вышли за ворота. Выбрав в заборе широкую и гладкую доску, Ми-
ка привычно нарисовал трех хвостатых пташек.
     На колокольне,  белой свечой вздымавшейся над окраинными домишка-
ми, ударил колокол.



     В те дни Чита,  захваченная семеновцами и японскими  оккупантами,
была "пробкой",  которая заткнула железную дорогу и мешала продвижению
Красной Армии,  освобождавшей Дальний Восток.  Для решающего штурма  к
городу подтягивались красноармейские части.  С одним из эшелонов, под-
ходивших с запада,  приехали Цыган и Трясогузка.  Они уже  знали,  что
дальше по железной дороге проезда нет. Надо было искать обходные пути.
     Короткое совещание со своим единственные  подчиненным  Трясогузка
провел на заброшенном огороде, густо поросшем крапивой.
     - Думай!  - приказал командир.  - Сиди и думай,  как  пробираться
дальше.
     Цыган почесал обожженную крапивой ногу и  сделал  сосредоточенное
лицо. Оба молчали несколько минут.
     По одежде,  по лицам было видно,  что ребята долго добирались  до
этой прифронтовой станции и ехали не в спальном вагоне прямого сообще-
ния.  В них ничего не осталось от тех приглаженных мальчишек,  которые
несколько  месяцев  жили  в  домике старых учителей,  мылись по утрам,
завтракали ровно в половине девятого и по будильнику начинали  слушать
урок. Они опять превратились в обычных беспризорников.
     - Придумал? - спросил командир.
     - Придумал.
     - Ну?
     - Надо позавтракать.
     Раньше за такой ответ Цыган обязательно получил бы затрещину. Те-
перь времена изменились.  Трясогузка командовал культурно.  Он даже не
замахнулся. Обжег Цыгана крапивным взглядом и сказал:
     - Ладно! Еда будет!.. Сиди и думай!
     Он ушел, осторожно раздвигая жгучие стебли.
     Обычно еду добывал Цыган.  Надо бы и сегодня послать его.  Но ко-
мандир погорячился.  Отступать было поздно,  и он поплелся к  станции,
забитой войсками.
     На станции и вокруг нее завтракали и отдыхали перед отправкой  на
передовую  бойцы  одного из полков.  Стояли пирамиды винтовок,  серыми
грудами лежали скатки.  Разбившись повзводно, красноармейцы получали у
походных кухонь кашу, чай и хлеб.
     Здесь было где развернуться Цыгану.  Он бы не вернулся пустой.  А
Трясогузка не знал,  с чего начать. Особенно опасался он политработни-
ков.  Ни один из них не пройдет мимо беспризорника. Обязательно прице-
пится  и  не отстанет,  пока не отправит с кем-нибудь в тыл со строгим
наказом - сдать в ближайшую деткомиссию.
     Трясогузка так  навострился,  что мог издали безошибочно отличить
политработника от любого другого командира.  Но и других надо было бо-
яться.  Несдобровать, если подумают, что он воришка. Ведь всякое быва-
ет.  Беспризорник - он и винтовку по глупости украсть может. Или коте-
лок "уведет".
     И решил Трясогузка идти открыто,  напрямик,  чтобы никто  не  мог
принять его за воришку.  У водокачки нашел он старое, но довольно чис-
тое ведро, прикрыл дырявое дно широкими листьями лопуха, выбрал кухню,
у  которой стояла самая короткая очередь,  деловито направился к ней и
пристроился сзади последнего бойца.
     Это был пожилой красноармеец в полинявшей гимнастерке с заплатами
на локтях.  Боец повернулся и с удивлением оглядел и мальчишку, и вед-
ро.
     Трясогузка стоял с независимым видом,  будто ему так и положено -
стоять в этой очереди.
     - Ты... чего? - спросил красноармеец.
     - А ты чего? - ответил Трясогузка.
     Встречный вопрос озадачил бойца.
     - Я?.. Я - за кашей.
     - И я не за щами! - отрубил Трясогузка.
     Красноармейцы из  очереди стали оглядываться.  Увидев мальчишку с
большим ведром, они заулыбались.
     - На взвод берешь или на роту? - крикнул кто-то.
     - На армию! - отрезал Трясогузка под общий хохот.
     На любой вопрос он отвечал резко и быстро,  не задумываясь, но не
забывая смотреть по сторонам: нет ли поблизости политработника.
     - Ты откуда? - спрашивали у него.
     - Я не откуда, я - куда!
     - Ну и куда же?
     - В Читу!
     - Рано ты туда собрался - мы еще семеновцев оттуда не вытурили!
     - Нам ждать некогда! Мы сами эту пробку выдернем!
     - Ишь ты!  Про пробку знает!  - удивились красноармейцы. - А што-
пор-то есть?
     - Мы все имеем!
     - Кто ж это - вы?
     - Я сказал - армия! - Трясогузка многозначительно щелкнул по вед-
ру.
     - А ну - расступись!  - крикнул бойцам стоявший перед Трясогузкой
красноармеец. - Накормим эту армию! Пусть пробку вышибает!
     Трясогузку подтолкнули к кухне.  Повар заупрямился, но вокруг так
загалдели,  что он махнул рукой и опрокинул в ведро три полных черпака
каши...
     К Цыгану Трясогузка пришел без ведра -  спрятал  его  в  крапиве.
Спрятал и появился с постным лицом. Спросил не очень грозно:
     - Придумал?
     "Плохи дела у командира!  Не выгорело с едой! Это тебе не приказы
приказывать!" - подумал Цыган и сказал:
     - Есть на примете один номерок... Силовой... Только в цирке сило-
виков чистым мясом кормят!
     - Какой номерок - выкладывай!
     - А такой - пехом!
     - Пехом?  Через фронт?  - переспросил Трясогузка.  - Тебя за этот
номерок не только мясом,  а и кашей кормить не стоит!.. Были бы у меня
резервы - списал бы я тебя в обоз или вообще выгнал из армии!
     Трясогузка зашел за кусты,  вернулся победителем  и  торжественно
поставил перед Цыганом ведро с кашей.
     - Помолись на командира и ешь!..

                            ОМУЛпВАЯ БОЧКА

     Линия фронта пересекала и железную дорогу, и реку Ингода. Она на-
чиналась где-то у границы и протекала вблизи Читы.  К этой реке, кото-
рую никак нельзя было миновать,  и подошли вечером боец и командир ар-
мии Трясогузки.
     - Устал? - спросил командир.
     Цыган устал меньше Трясогузки.
     - Можно еще - пока не стемнеет.
     - Не спорь!  - прикрикнул командир. - Вижу - устал!.. Привал! - и
он первый не сел, а свалился в густой брусничник.
     Река просматривалась  очень далеко - до самого изгиба.  Казалось,
что там она упирается в лес и больше никуда не течет.  Из-за леса  из-
редка долетали пушечные выстрелы. Отдаленные, еле слышные. А здесь бы-
ло мирно и спокойно.  Но и тут когда-то шли бои.  На высоком  пригорке
виднелись опустевшие окопы. Внизу, у воды, зияла воронка. Крупный сна-
ряд угодил под корни высокой сосны,  выкорчевал ее и сбросил  в  реку.
Сосна лежала в воде, цепляясь за берег одним суком.
     Прогудел какой-то жук.  Сухо ударился в гитару, висевшую у Цыгана
за спиной. Трясогузка приподнял голову, но так ничего и не сказал. Вы-
мотался мальчишка.  Цыган понимал это и щадил командирское  самолюбие.
Он перекинул гитару и тихонько запел:

                     Славное море - священный Байкал,
                     Славный корабль - омулевая бочка.
                     Эй, баргузин, пошевеливай вал...

     Песня всегда вовремя.  Трясогузка слушал дружка, и усталость пос-
тепенно уходила.
     - А кто этот - Баргузин? - спросил он. - Кавказец?
     - Ветер, - задумчиво ответил Цыган.
     - А бочка омулевая?
     - Бочка как бочка... А омуль - рыба... Ее в бочках засаливают.
     - Почему же корабль?
     - Захочешь с каторги смотаться - поплывешь и в бочке!
     И опять  они долго молчали.  Трясогузка даже вздремнул,  глядя на
мелкую речную рябь. И привиделось ему в полусне, что плывет он в таин-
ственной омулевой бочке, а на шесте вместо паруса - замызганный пиджа-
чишко, и какой-то грузин дует в него, широко оттопырив щеки.
     Открыл глаза - ни грузина,  ни бочки.  Пусто на реке.  Лишь сосна
чуть колышется на воде у берега.  Смотрел-смотрел на нее Трясогузка  и
вдруг расплылся в счастливой улыбке.
     - Я отдохнул, - сказал Цыган. - Могу идти дальше.
     - Можешь! - весело подхватил командир. - Разрешаю! Валяй-топай по
бережку! А я поплыву!.. Жаль, что бочку забыл прихватить, но зато есть
у меня сосна!  Сосенушка! Да она обоих нас выдержит, и еще место оста-
нется!.. За мной!
     Они скатились к воде и осмотрели свой будущий корабль. Сосна была
толстая и густая.  Большая часть веток скрывалась под водой, но и тех,
которые торчали вверх, хватало, чтобы надежно спрятать двух-трех чело-
век.  И самое главное - сосна держалась за берег одним  суком.  Сломай
его - и корабль отчалит.
     Трясогузка уже не чувствовал никакой усталости.  Он опять превра-
тился в волевого командира.  Приказы посыпались один за другим.  Цыган
сбегал к окопам,  разыскал и принес несколько досок.  Пока  Трясогузка
устраивал под гущей веток удобное сиденье,  Цыган притащил большой ка-
мень,  перебрался с ним с берега на сосну и,  когда командир  приказал
отчаливать,  со всей силы обрушил камень на сухой сук. Тот надломился,
и берег стал медленно отдаляться.
     - Славный корабль - омулевая бочка!  - фальшиво и радостно пропел
Трясогузка.
     - Кто надоумил?  - спросил Цыган,  усаживаясь на доску позади ко-
мандира.
     Трясогузка предпочел не отвечать.
     Сумерки сгущались. Сосну вынесло на середину реки. Справа и слева
уплывали  и растворялись в вечерней дымке прибрежные деревья.  За ними
уже ничего не было видно - сплошная темная синева.
     - А вдруг нас к белякам прибьет? - прошептал Цыган.
     - Ты не того бойся! - тоже шепотом ответил Трясогузка.
     - А чего?
     - Красных!.. Вот к ним прибьет - хана! Детдома не миновать!
     - Лучше в детдом, чем к семеновцам! - возразил Цыган.
     - Дура! - не зло обругал его Трясогузка. - Сравнил детдом с белы-
ми!  Детдома бояться нечего, только неохота туда. Пока тебя там кормят
да учат,  никаких семеновцев не хватит - всех расколошматят!  И так уж
почти никого не осталось...  Колчака нету?  Нету!  Выйдешь из детдома,
как в рай.  Сидят вокруг люди под деревьями и Микины  ананасы  лопают.
Спросят у тебя: а где ты был, когда мы воевали?..
     Сосна, царапая сучьями дно на перекате, миновала изгиб реки. Впе-
реди  замерцали огоньки.  На берегу стояли части второго эшелона крас-
ных. Горели костры. Ржали лошади.
     - Помкомвзво-о-од! - пролетел над водой звонкий голос.
     Мальчишки больше не разговаривали:  по воде даже шепот слышен да-
леко.  Молча следили они за огоньками.  Одни пропадали сзади.  Впереди
показывались новые. Но чем ближе к передовой, тем реже попадались они.
Здесь  соблюдали  маскировку.  Наконец оба берега погрузились в полную
темноту и слились с черной водой.  На небе не было ни звездочки. Сосна
плыла так плавно,  что мальчишкам почудилось,  будто все остановилось,
даже время. Это было очень неприятное ощущение. Они обрадовались, ког-
да на берегу неожиданно затарахтел пулемет.  Пока он стрелял, за ство-
лами деревьев пульсировало бледно-оранжевое пятно.  Оно хоть и медлен-
но, а все-таки двигалось - значит, сосна плыла.
     И опять наступила беспросветная тьма. И опять остановилось время.
Сколько прошло:  полчаса, час или пять часов - ни Цыган, ни Трясогузка
не могли определить даже приблизительно.  В глазах рябило,  и  они  не
сразу поверили, что впереди снова мелькнул огонек.
     Но вот блеснул еще огонек,  третий,  четвертый, - и все вернулось
на свои места: и река, и берег. И время снова стало ощутимым.
     - Передовую проплыли!  - повернувшись к Цыгану,  прошептал Трясо-
гузка. - Тут - умри! Тут не детдомом, а пулей пахнет!
     Теперь сосна плыла в расположении  семеновских  войск.  Мальчишки
устали от долгого напряжения и все чаще клевали носами. Цыган стукнул-
ся лбом в спину Трясогузки.  Командир повернулся,  заботливо придвинул
обмякшего дружка к толстому суку.
     - Обхвати, а то еще нырнешь в воду...
     Так они  плыли  еще  несколько часов,  пока на посеревшем небе не
проявились зазубрины еловых макушек.
     Трясогузка потряс Цыгана за плечо.
     - Проснись - светает!
     - Я не сплю...  Просто кимарю...  А что? Это была шикарная ночная
пантомима!
     - Куда шикарней!  - усмехнулся Трясогузка. - Ты еще сухой? Сейчас
будешь мокрым!
     Залезать в  воду мальчишкам не хотелось,  но на сосне к берегу не
подгребешь - сил не хватит,  а ждать, когда она сама уткнется в отмель
- опасно. Станет совсем светло - их наверняка заметят.
     Мальчишки разделись,  связали одежду в один узел.  С  ним  поплыл
Трясогузка.  Цыган греб правой рукой, а в левой держал над водой люби-
мую гитару.



     Желтолицый круглоголовый солдат-японец быстро, маленькими шажками
ходил вдоль длинного фуражного склада, стоявшего недалеко от читинско-
го вокзала. На винтовке поблескивал широкий штык.
     Объект, который охранял часовой, был важным. Теперь все, что мож-
но увезти из Советской России,  стало для японцев важным.  Они еще хо-
зяйничали  на  огромной территории от Владивостока и почти до Байкала,
но командование японских оккупационных сил уже понимало,  что скоро им
придется убраться на свои острова.
     Не очень доверяя Семенову, Каппелю, Унгерну и другим ставленникам
внутренней контрреволюции, японцы сами охраняли складские помещения, в
которых накапливалось, готовилось к отправке награбленное добро. С ок-
купированной территории они увозили не только ценное оборудование,  но
и хлеб,  и лес, и фураж. По железной дороге днем и ночью шли на восток
грузовые составы.
     К полудню на дороге, ведущей к одному из складов, показался длин-
ный обоз с прессованным сеном.  Обоз прибыл издалека.  Лошади притоми-
лись и плелись, понурив головы. Возчики были в пыли с ног до головы.
     Рядом с  одной  из тяжело нагруженных подвод шел старый сибиряк с
окладистой бородой. Вожжи намотаны на кулак. За поясом - топор и кнут.
На ногах - лапти и онучи.  Лапти не назовешь хорошей обувью. Но на но-
гах этого бородача и лапти, и онучи выглядели вполне уместно. И шел он
широко,  свободно, красиво, - другой и в яловых сапожках так пройти не
сможет.
     Этого человека  все  называли Лапотиком.  Он сам плел себе лапти,
надевал их в тот день, когда спадали зимние холода, и не снимал до но-
вых морозов.
     Работал Лапотник ломовым извозчиком. Любил дальние поездки за се-
ном,  за лесом. Другие ломовики прятались от японцев - боялись, что их
пошлют за Читу, в какое-нибудь село. А он охотно соглашался ехать хоть
за сто верст.
     Это был партизанский связной.  Через  него  Карпыч  передавал  те
скудные сведения, которые ему удавалось добыть в Чите.
     Обоз остановился у склада.  Японец молча распахнул одну за другой
две двери. Началась разгрузка. Возчики неторопливо носили на склад се-
но, спрессованное в метровые кирпичи.
     Заднюю подводу разгружал длиннорукий вихрастый парень. Он уже пе-
ретащил на склад часть груза,  вернулся за новой ношей,  снял  с  воза
очередной кирпич прессованного сена и вдруг заулыбался,  замахал рука-
ми,  подзывая других извозчиков. В углублении крепко спали два парень-
ка.
     Разгрузка приостановилась. Каждый, кто подходил к подводе, снача-
ла удивлялся, а потом невольно улыбался. И все молчали, словно боялись
разбудить лежавших в обнимку ребят.
     - Видать, ночью залезли, - тихо сказал вихрастый парень.
     Мальчишки ничего не слышали.  После трудной ночи на реке  беспро-
будно сладко спалось им в сене.
     Подошел и японец,  поглядел и,  не снимая винтовку с плеча, нажал
большим пальцем на спусковой крючок.
     Грянул выстрел.
     Точно взрывом подбросило ребят. Они очумело спрыгнули с телеги и,
как слепые, не разбирая дороги, понеслись прочь.
     Японец хохотал.  Его  лицо было похоже на большую растрескавшуюся
репу.  Извозчики хмуро молчали. Рука Лапотника, очутившаяся на топори-
ще, побелела от напряжения.
     Похохотав вдоволь,  часовой перезарядил  винтовку  и  вернулся  к
складу. А мальчишки, напуганные до полусмерти, все еще бежали, не зная
куда.
     Низко над  городом пролетал аэроплан с красными звездами на стре-
козьих крыльях. Ребята не видели его, но они услышали новые выстрелы и
припустились еще быстрее.  Им казалось, что из-за них всполошилась вся
Чита.
     - Вот это да-а! Салютом встречают! - со страхом и восторгом крик-
нул на бегу Трясогузка.  - Теперь небось настоящую  облаву  устроят!..
Жми за мной!
     - Жму-у! - простонал Цыган, придерживая болтавшуюся за спиной ги-
тару.
     Летчик сбросил листовки и улетел на запад. Стрельба утихла. Ребя-
та опомнились и поняли, что никто не собирается гнаться за ними.
     - Куда мы бежим? - удивился Цыган, останавливаясь. - Мы же от го-
рода!
     Остановился и Трясогузка, сердито посмотрел на дружка.
     - Эх ты! А еще болтал, что жил в Чите.
     - Я же за тобой бежал! - возмутился Цыган.
     - Ну и что?.. Сказал бы: влево или вправо!.. Может, это и не Чита
совсем!
     Мальчишки огляделись.  Рядом - железнодорожные мастерские. Кругом
валялись старые шпалы,  рельсы,  на колее впритык друг к другу  стояли
ржавые колесные пары.  Сзади виднелся склад и вокзал. Еще дальше - бе-
лела вершина колокольни.
     - Чита! - уверенно сказал Цыган.
     - Веди! - приказал Трясогузка.
     - Куда?
     Командир раздумывал минуты две.  Больше молчать было неудобно,  и
он дал новую команду:
     - Садись!
     Они сели на шпалу и уставились друг на друга.
     - Только не приказывай думать, - попросил Цыган, - Жрать охота!
     Трясогузка скептически оглядел дружка.
     - Сам тощий,  а брюхо - прорва!..  Ты о чем-нибудь другом  думать
можешь?
     - Сейчас не могу! - признался Цыган. - Сосет...
     - Со-сет! - передразнил его командир. - Сосочку хочешь?
     Трясогузка злился потому,  что и сам страшно хотел  есть,  но  не
знал,  где добыть еду. Это не у своих кашу получать ведрами! Тут семе-
новцы! Им не скажешь, что приехал читинскую "пробку" выдергивать!
     - Ты вот что!  - откипев,  сказал Трясогузка.  - Ты давай мне про
Читу все выкладывай!
     И Цыган  послушно  начал  рассказывать,  где стоял их передвижной
цирк,  в каком трактире они обедали с отцом и матерью, по каким улицам
ходили после представления, что видели.
     - Не то! Не то! - повторял командир.
     - А про что ты хочешь? Спроси - я вспомню!
     Трясогузка не знал, что спрашивать, и безнадежно говорил:
     - Ладно, дуй подряд!
     Цыган припомнил, что иногда ему поручали важное дело - следить за
мальчишками,  которые  подбирались  к цирку сзади и,  отогнув брезент,
старались пролезть без билетов.
     Трясогузка оживился.
     - Беспризорники?
     - Не знаю.
     - А были в Чите беспризорники?
     - Где их нет!
     - Та-ак!  - Командир заложил ногу за ногу и  подрыгал  носком.  -
Скоро будем обедать!..
     Но он ошибся.  Обед в тот день они получили очень  поздно.  Долго
бродили по улицам Читы.  Побывали на вокзале, на базаре. Ходили они не
бесцельно.  Командир составил четкий план из  двух  основных  пунктов.
Во-первых,  в четыре глаза смотреть на дома,  будки, деревья - на все.
Кто знает,  где Мика нарисовал условный знак? Однажды птичка сидела на
шпале,  а здесь он мог и на трубе ее нарисовать. Во-вторых, надо найти
хотя бы одного беспризорника.  Командир хорошо  знал  этот  народец  и
рассчитывал на его помощь.
     Рисунков и надписей на заборах хватало.  Всяких -  и  смешных,  и
глупых,  и злых. Но птички с растопыренными крыльями не было ни одной.
Не попадались и беспризорники.
     - Может,  они тут вывелись?  - тоскливо произнес Цыган,  которому
казалось, что вместо живота у него образовалась пустота и ее уже ничем
и никогда не наполнишь.
     - Не вывелись! - успокоил его Трясогузка.
     Прохожие не обращали внимания на двух бродивших по улицам мальчи-
шек. Значит, в Чите привыкли к беспризорникам. "Но где же они? - удив-
лялся Трясогузка. - Не выходной же у них день сегодня!"
     Маленького и жалкого беспризорника они увидели у открытых  ворот,
за которыми на просторном дворе дымила походная кухня.  Рядом на толс-
том чурбане лежала широкая доска, а на ней - большущий кусок мяса. Его
только  что вынули из котла.  От мяса валил пар.  Солдат кашевар сидел
около сарая и точил длинный нож.
     Беспризорник, вытянув тонкую шею, следил за солдатом - ждал, ког-
да тот отвернется от кухни.
     Трясогузка насмешливо  оттопырил  губы.  Цыган сокрушенно покачал
головой.  Мальчишки поняли,  на что нацелился беспризорник, и сразу же
узнали  в нем глупого новичка,  который еще никогда в жизни не воровал
и,  наверно, никогда не сможет. Слишком он наивен и нерасчетлив. Уста-
вился на добычу и не видит,  что делается за спиной,  хотя это как раз
самое главное.  Бежать-то ему придется с добычей назад, а дорога пере-
резана:  Цыган и Трясогузка были уже совсем близко.  Да и сама добыча,
конечно, не та. Как он побежит с этим мясом, если оно только-только из
кипятка вынуто? За пазуху не сунешь и в руках не понесешь - горячо.
     "Марала!" - презрительно подумал Трясогузка и хотел повторить это
слово вслух,  но беспризорник как-то нелепо согнулся и на цыпочках за-
семенил к кухне.
     Все произошло именно так,  как предполагали опытные в таких делах
Цыган и Трясогузка. Беспризорник подскочил к чурбану, вцепился в мясо,
вскрикнул от боли и растерялся.  Ему бы со всех ног назад, а он беспо-
мощно тряс ошпаренными руками и дул на растопыренные пальцы.  А  потом
даже Трясогузке и Цыгану стало страшно.  Разъяренным быком налетел ка-
шевар. Беспризорник повис над землей. Одной рукой солдат держал его за
шиворот,  а другой рассекал ножом воздух у самого носа мальчишки.  Ру-
гался кашевар виртуозно. Он выпалил залпом десятка два забористых сло-
вечек и по-футбольному выбил беспризорника со двора.
     Мальчишка перевернулся через голову,  очутился на ногах и, не ог-
лядываясь, помчался прочь.
     - Кульбит с переходом в быстрый карьер!  - определил  Цыган  этот
номер. - А жаль - мы бы помогли ему съесть мясо!
     - Идем!  - позвал Трясогузка. - Нам этого малыша терять нельзя!..
Как улепетывает!  Он до самой хазы не остановится!  А мы - за ним! По-
нял?..



     Был за Читой карьер, в котором добывали песок, а рядом - лесопил-
ка.  Она уже не работала.  Оборудование увезли.  Крыша и стены обвали-
лись. Уцелела только бывшая котельная. Она служила для читинских бесп-
ризорников пристанищем. Здесь они ночевали, здесь делили добычу.
     Руководил ими бывалый беспризорник Хрящ.  Особой силой он похвас-
таться не мог,  но был похитрее, поумнее других и лицом выделялся. Уг-
ловатое,  сухое, оно, казалось, состояло из одних хрящей. Глаза серые,
но выразительные, властные и часто страшные. Он мало говорил. Взглянет
- и все понимают, что приказал Хрящ.
     Следуя за маленьким беспризорником,  Трясогузка с Цыганом подошли
к царству Хряща.
     Среди торчавших во все стороны балок лесопилки кто-то промелькнул
и спрятался за обвалившейся трубой.  Трижды раздался тонкий предупреж-
дающий свист.
     - Служба у них поставлена хорошо!  - похвалил караульного  Трясо-
гузка.
     - А сколько их? - с тревогой спросил Цыган. - Изобьют еще!
     - Накормят!  -  уверенно  ответил командир,  будто шел к старым и
добрым друзьям.
     Больше никто не появлялся на развалинах,  но, когда мальчишки по-
дошли поближе,  из всех щелей,  как муравьи,  поползли беспризорники и
плотным кольцом окружили незваных гостей.
     - Здорово! - по-свойски приветствовал их Цыган.
     Никто не ответил,  но и никто пока не лез драться. Все ждали Хря-
ща. Как он скажет - так и будет.
     Круг разомкнулся.  Из пролома в стене вышли два высоких и сильных
парня.  Они вынесли плетеное кресло. За ними, не спеша, появился и сам
Хрящ в мятом,  похожем на гофрированную трубу цилиндре и в черной под-
девке. Сел в кресло. Телохранители встали по бокам.
     - Здорово! - повторил Цыган.
     Хрящ даже не взглянул на него. Он смотрел на гитару, шевелил хря-
щеватым носом. Перевел взгляд на правого телохранителя, спросил:
     - Что за артисты?
     - Пожрать  бы!  - сказал Трясогузка.  - А потом и поговорить мож-
но...
     Тонкие губы  Хряща чуть раздвинулись,  и вся толпа беспризорников
захохотала.  Царек перестал улыбаться,  и все умолкли.  Короткий кивок
головы - и правый телохранитель пошел на Трясогузку, но отлетел, натк-
нувшись на встречный удар.  Царек взглянул влево - на второго телохра-
нителя. Теперь уже два парня пошли на Трясогузку.
     Несдобровать бы ребятам,  если бы не гитара.  Цыган сдернул ее  с
плеча, ударил по струнам и запел тоскливым, отчаянным голосом:

                     Ах, где мой табор, маманя с батей?..

     Это было так неожиданно,  что все замерли. А Цыган прошелся паль-
цами по струнам, заставил гитару заплакать и пропел, точно пожаловался
на свою горькую судьбу:

                     Пришли солдаты да на закате...

     Разжались кулаки у беспризорников.

                     И грянул выстрел! -
     с болью пел Цыган.

                     Второй и третий!..
                     И сиротою рассвет я встретил...

     Погасли злобные огоньки в глазах беспризорников. Гитара рыдала, а
Цыган пел - рассказывал о горе,  о сиротской жизни.  Хрящ надвинул  на
глаза мятый цилиндр и, когда Цыган замолчал, глуховато объявил:
     - Обед!
     Потом он подозвал Трясогузку и Цыгана и грязным пальцем с длинным
ногтем указал на самое почетное место - у своих ног.
     Лужайка перед развалинами превратилась в столовую.  Для гостей на
земле постелили салфетки - листовки, которые днем летчик сбросил с аэ-
роплана.  На эти салфетки телохранители выложили хлеб,  колбасу и даже
сахар.  Цыган с Трясогузкой набросились на еду. Жевал что-то и Хрящ, и
телохранители,  и все беспризорники, рассевшиеся вокруг кресла царька.
Никто не разговаривал. Слышалось чавканье и тихое всхлипывание.
     Трясогузка оглянулся, но не увидел, кто плачет.
     - Кто это? - спросил он у Хряща.
     - Малявка! - с презрением ответил царек.
     Услышав свое прозвище,  из-за груды битого кирпича  выглянул  тот
малыш-беспризорник, который пытался стащить мясо.
     - Ты чего? - крикнул Цыган. - Руки болят?
     Малявка замотал  головой  и жалобно заморгал глазами.  На грязных
щеках белели промытые слезами извилистые полосы.
     - Есть хочу! - пропищал он.
     - Не заработал! - изрек Хрящ.
     Цыган подмигнул  Малявке,  вскочил  на ноги и разыграл всю сцену,
которая произошла у походной кухни.  Он был то Малявкой, то кашеваром.
И голос у него менялся.  Он то пищал, как Малявка, то рычал и ругался,
как тот солдат.  Беспризорники хохотали. Улыбался и Хрящ тонкими губа-
ми.  А Цыган,  показывая,  как Малявка вылетел из ворот, несколько раз
перевернулся в воздухе через голову и попросил у царька:
     - Накорми ты его!
     Хрящ повелительным жестом вытянул руку.  Телохранитель вытащил из
кармана  большой  кусок сахару и положил ему на ладонь.  Сахар полетел
через головы беспризорников.  Малявка поймал его,  спрятался за  груду
кирпича, и оттуда сразу же долетел громкий хруст.
     За обедом Трясогузка поднял листовку и прочитал первую строку:
     - "Товарищи  солдаты!  Против  кого  вы воюете?  Атаман Семенов и
японские генералы обманули вас!.." Откуда это у тебя?  - спросил он  у
Хряща.
     - С неба! - усмехнулся царек.
     - Спрячь подальше, а то сам на небо попадешь!
     - Ты не пугай!  - нахмурился Хрящ.  - Поел и отвечай:  кто такие,
зачем притопали?
     Ссориться с царьком было невыгодно,  и Трясогузка  сказал  уважи-
тельно:
     - Помощь твоя нужна. Без тебя - амба!
     - Амба!  - подтвердил польщенный Хрящ и выжидательно произнес:  -
Ну-у?
     - Ищем мы птичку!  - понизив голос, таинственно сообщил Трясогуз-
ка.  - Мелом нарисована...  Вот так нужно! - он чиркнул по горлу паль-
цем. - Позарез!.. Не видал где-нибудь в городе?
     - Может,  и видал!  - неопределенно ответил Хрящ и  наклонился  к
Трясогузке. - А мне отколется?
     - Законы знаем! - многообещающе прошептал тот.
     - Урки! - повелительно, крикнул царек беспризорникам. - Кто птаху
видал? Мелом намалевана...
     Минуту длилось  молчание.  Потом встал один мальчишка,  проглотил
комок творога, вытер руки о штаны и сказал:
     - Видал... Мелом... Три штуки... И крылья - в стороны.
     - Иди сюда, Конопатый! - приказал Хрящ. - Где?
     Мальчишка подошел.  И лицо,  и шея,  и даже уши у него были густо
усыпаны веснушками.  Из-под рыжих и каких-то пушистых ресниц хитренько
поблескивали быстрые глаза.
     - Где?  - переспросил он и зажмурился.  Распахнув рыжие  пушистые
ресницы, он проговорил отрывистой азартной скороговоркой: - Домина там
- во!  Крыши не видать!  И собака - морда страшенная! Сунулся - она на
меня! Я - ходу!.. А пожива там есть! Фраер один туда въехал - богач из
Японии! С дочкой! Шляпа - зонтик!
     - Ты про птицу, про птицу! - напомнил ему Трясогузка.
     Конопатый зажмурился, подумал и выпалил:
     - На заборе... Справа от ворот... Пятая доска... Три птахи сидят.
     - Отведешь их завтра!  - приказал Хрящ и добавил, грозно взглянув
на Трясогузку: - Помни!
     - Законы знаем! - повторил Трясогузка. - За нами не пропадет!



     Каждое утро к мрачному особняку Митряева подъезжал Карпыч,  нето-
ропливо слезал с козел, раза три стукал кнутовищем в ворота и, услышав
лай овчарки Чако,  забирался на облучок и терпеливо ждал.  Выходил уп-
равляющий и говорил,  будет сегодня работа или нет.  Чаще всего Карпыч
приезжал не напрасно.  У Платайса, вполне освоившегося с ролью Митряе-
ва,  поездок было много.  Он осматривал склады с товарами, доставшиеся
ему по наследству, съездил на кладбище к могиле старшего Митряева, де-
лал  визиты  представителям  городских властей,  встречался с деловыми
людьми, вел переговоры о продаже имущества.
     Во время  этих  поездок Платайс подробно расспросил Карпыча и по-
нял, что положение крайне сложное. Семеновская контрразведка зверство-
вала. Особенно отличался подполковник Свиридов - хитрый и дальновидный
офицер.  Аресты следовали за арестами. Одних расстреливали, других вы-
селяли из Читы. Кроме Лапотника, Карпыч не мог назвать Платайсу ни од-
ного человека, которому можно довериться. Конечно, в Чите были честные
и смелые люди, но, чтобы найти их, требовалось время. А у Платайса его
- в обрез.
     Готовилось наступление  красных.  К  этому моменту Платайс должен
был разведать расположение семеновских войск и передать  все  сведения
советскому  командованию.  В первый день наступления ему предстояло во
чтобы то ни стало вывести из строя железную дорогу, чтобы семеновцы не
могли отступить в Маньчжурию.  Для одного человека это непосильная за-
дача. Вот почему Платайс каждый день разъезжал по городу, заводил зна-
комства и искал, искал людей, на которых можно опереться.
     В то утро Платайс уехал с Карпычем очень рано.  Чуть позже ушел и
управляющий.  Он похудел за это время,  стал совсем тощий.  Его мучили
сомнения.  Когда умер старший Митряев, управляющий почувствовал, что у
него появилась возможность быстро разбогатеть.  Он знал, что у его хо-
зяина в России нет родственников. И вдруг пришла телеграмма от младше-
го Митряева. Это был удар. Рухнули мечты о богатстве.
     Присмотревшись к новому хозяину и его дочери,  управляющий решил,
что рано отказываться от надежды разбогатеть.  Он пока еще не мог объ-
яснить, когда и почему зародилось у него подозрение в том, что приехал
не Митряев, а кто-то совсем чужой. С каждым днем это подозрение усили-
валось. "А что, если сходить к подполковнику Свиридову?" - подумал уп-
равляющий  и сам испугался.  Риск был большой.  Если это действительно
Митряев,  то за клевету придется расплачиваться. У контрразведки расп-
рава короткая.  А если он все же окажется прав? Пусть самое ценное за-
берут японцы и семеновцы,  но и ему, Алексею Ицко, останется достаточ-
но.
     Вышел управляющий за ворота, но еще не знал, дойдет ли до красно-
го  кирпичного здания контрразведки или передумает и вернется обратно.
Шорох за забором заставил его скосить глаза. Он увидел, как приоткрыл-
ся и быстро захлопнулся потайной глазок.  Эта странная девчонка следит
за ним. Но как она узнала, что в заборе есть глазок?
     Неосторожность Мики сделала свое дело.  Управляющий больше не ко-
лебался.
     У подполковника  Свиридова во всем были свои правила.  Около дома
контрразведки всегда дежурили часовые.  Но они не останавливали входя-
щих.  Попасть в дом мог любой.  Зато выйти из него было невозможно без
провожатого - одного из помощников подполковника.
     Управляющий подошел к красному кирпичному зданию,  подождал, пока
ближайший часовой не взглянул в его сторону.
     - Разрешите...
     - Можно! - сказал часовой почти любезно. - Не заперто.
     Ицко вошел в дом.  Светлый коридор. Несколько дверей учрежденчес-
кого типа.  Еще трое часовых.  Видя, что вошедший не знает, куда идти,
один из них спросил:
     - Вам?..
     - Я  к  подполковнику  Свиридову,  - выдавил из себя управляющий,
ошеломленный неожиданной простотой.
     - Последняя  дверь,  - услышал он и,  уже раскаиваясь в том,  что
рискнул зайти в это пугающее внешней благопристойностью логово, добрел
до указанной двери и, холодея, приоткрыл ее.
     Это была приемная перед кабинетом подполковника.  За столом сидел
пожилой офицер с погонами капитана.
     - Пройдите! - сказал он. - Подполковник Свиридов ждет вас.
     - Меня? - вырвалось у Ицко.
     - И вас,  и каждого, у кого есть дело... У вас оно, вероятно, бе-
зотлагательное?
     Капитан встал,  приоткрыл дверь в кабинет. Управляющий и не заме-
тил, как очутился в мягком кресле. Свиридов заканчивал телефонный раз-
говор.  Он добродушно и подслеповато щурился. Мягкие пшеничные усы еще
более подчеркивали добродушное выражение лица.  И голос его звучал за-
душевно и тепло.
     - Да, да! Пожалуйста! - говорил он в трубку. - Приводите в испол-
нение... Только очень вас прошу - подальше от города.
     До сознания  Ицко  с  трудом  дошел  смысл этих слов,  а когда он
все-таки понял, что Свиридов приказал кого-то расстрелять, ему захоте-
лось бежать из этого уютного кабинета. Но подполковник улыбнулся гостю
и спросил:
     - Разрешите узнать, с чем пожаловали?
     И тут Ицко почувствовал, что ничего конкретного сказать не может.
Чтобы хоть как-то собраться с мыслями, он молча протянул Свиридову те-
леграмму о приезде младшего Митряева.  Подполковник прочитал ее, поло-
жил на стол, разгладил ладонью и произнес:
     - Понимаю... С этой телеграммы все и началось. Не так ли?
     - Именно так!  Так, господин подполковник! - подхватил Ицко и то-
ропливо начал рассказывать о приезде наследника с дочерью.
     Свиридов умел слушать,  умел схватывать самое главное и принимать
быстрые решения.  Он только один раз прервал Ицко и, извинившись, выз-
вал в кабинет капитана.  На оборотной стороне телеграфного бланка Сви-
ридов аккуратно написал три вопроса:  1. Отношение японцев к господину
Митряеву.  2. Куда он выехал из Владивостока - прямо ли в Читу. 3. По-
рода, масть и кличка собаки.
     Передав телеграмму капитану, подполковник попросил:
     - Постарайтесь в самом срочном порядке.
     Адъютант прочитал текст телеграммы,  вопросы, написанные Свиридо-
вым, и спросил:
     - А приметы людей, господин подполковник?
     - Не стоит. Если... Вы понимаете? То о внешнем сходстве людей там
позаботились, а про собаку могли забыть.
     Капитан вышел.  Ицко продолжал свой сбивчивый рассказ,  а подпол-
ковник внимательно слушал и изредка задавал вопросы, короткие, цепкие.
     - Не сохранились ли в доме фотографии младшего брата?
     - Нету ни одной. Уничтожены еще в русско-японскую войну.
     - А образец почерка?
     - Братья никогда не переписывались.
     - Господин Митряев знает японский язык?
     - Никак нет. Говорит, жена переводит.
     - Наследство большое?
     - Значительное.
     Ицко был осторожен и старался скрыть то основное,  ради  чего  он
пришел  в контрразведку.  Но подполковник хорошо знал таких людей.  Он
понимал, что не любовь к Семенову или к японцам привела управляющего в
его  кабинет,  а  надежда  поживиться,  оторвать кусочек от наследства
старшего Митряева. Оно должно быть богатым, не случайно младший Митря-
ев бросил свои дела в Токио и приехал в охваченную пожаром Россию.
     Чем больше говорил Ицко,  тем любезнее  становился  подполковник.
Дело начинало интересовать его по-настоящему.
     Свиридов лучше других разбирался в военной и политической  обста-
новке.  Он не строил иллюзий и знал,  что ни японцам, ни семеновцам не
удержаться в Забайкалье и на Дальнем Востоке.  Рано или поздно,  но их
обязательно вышвырнут из России. И он готовился к безбедной обеспечен-
ной жизни где-нибудь в Китае.
     У атамана Семенова под Читой стоял всегда готовый к вылету аэроп-
лан с драгоценностями. У многих высших офицеров были специальные ваго-
ны,  в которых хранилось награбленное добро. Подполковник Свиридов аэ-
роплана не имел, а вагоны считал опасной бессмыслицей.
     Наступление красных могло быть неожиданным и таким стремительным,
что некогда будет думать о вагонах. Свиридов хранил один небольшой че-
модан,  куда постепенно складывал крупные купюры в твердой иностранной
валюте. Чемодан пока не был наполнен, и превращенное в деньги наследс-
тво купца Митряева могло туда вместиться.  Лишь бы японцы не помешали.
Младший Митряев - из Токио. Кто знает, какие у него там связи?
     Это опасение подтвердилось.  Контрразведка работала быстро и чет-
ко. Ицко еще находился в кабинете Свиридова, когда с телеграфа вернул-
ся капитан с длинным мотком бумажной ленты. На ней в том же порядке, в
каком были заданы вопросы, следовали ответы, которые подполковник счел
нужным прочитать вслух:
     - "Первое.  Личный друг генерала Оой.  Второе. Выехал с дочерью в
Читу  с  десятидневной  остановкой  на  станции  Хайлар  в Маньчжурии.
Третье. Овчарка. Светло-серая. Чако".
     Ицко позеленел  и  сник.  В ушах снова прозвучал приятный баритон
подполковника: "Пожалуйста, приводите в исполнение... Только прошу вас
- подальше от города". Но ничего страшного не произошло.
     - Вижу, что все совпадает, - произнес Свиридов. - А собака?
     - И собака,  - пролепетал управляющий. - Овчарка... Чако... Но...
но не светло, а просто серая...
     - Простите меня,  но очень уж это тонко. Вам она кажется серой, а
кому-то светло-серой.  Восприятие цвета индивидуально и зависит от ос-
вещения.
     - Что же...  Как же мне теперь?  - еле шевеля губами, спросил уп-
равляющий.
     Свиридов молчал.  Он не хотел ссориться с генералом Оой,  который
командовал  японскими оккупационными войсками и мог сместить не только
подполковника Свиридова,  но и самого Семенова. И все-таки управляющий
вселил  в подполковника смутное недоверие к Митряеву.  Стоило ли сразу
отказываться от этого дела?
     Свиридов думал,  а управляющий переживал страшные минуты. Наконец
он не выдержал:
     - Вы... вы отпустите меня?
     - Что за вопрос!  - воскликнул подполковник.  - И вот вам мой со-
вет:  будьте внимательны к мелочам...  Ну, а вход к нам, как вы убеди-
лись, всегда открыт...
     Капитан вывел  Ицко на улицу,  а Свиридов долго сидел за столом и
смотрел на опустевшее кресло.  Подполковнику, как и управляющему, было
жалко  расставаться  с мыслью о наследстве купца Митряева.  Но подсту-
питься к нему трудно,  хотя и возможно.  Если в Читу приехал подлинный
Митряев,  то надо дать ему возможность распродать все имущество, а за-
тем...  Затем - привычная для контрразведки операция. Митряев исчезает
вместе с деньгами, а генерал Оой получает очередное донесение о зверс-
твах забайкальских партизан, осмелившихся похитить его личного друга.
     Если же это не Митряев,  а советский разведчик,  то еще лучше.  А
как это проверить?  Подключить к делу японскую разведку?  Но можно  ли
тогда рассчитывать на пополнение чемодана?
     Свиридов позвал адъютанта.
     - Установите, пожалуйста, наблюдение за домом Митряева.
     - Круглосуточное?
     - Нет.  Днем не надо. Будем считать, что Митряев умный и осторож-
ный человек...



     Они были очень разные и все-таки  дружили.  Варя  -  толстенькая,
пухленькая  девочка,  завистливая и злая,  вся в отца - хозяина самого
большого в Чите трактира. Нина - дочь священника, задумчивая, добрая и
застенчивая.  Она  никогда не приходила к подружке в трактир - боялась
шума и пьяного гомона. Они встречались где-нибудь около церкви, ходили
вместе  купаться на речку или забирались на колокольню и подолгу смот-
рели сверху на город.
     С колокольни хорошо был виден и дом Митряева. Во дворе всегда бе-
гал пес.  Часто выходила девочка в модном платье, в легкой широкополой
шляпе.
     - Знаешь,  кто это?  - спросила как-то Варя.  - Мне папа говорил.
Это дочка одного богача из Японии...  А мама днем и ночью думает,  как
бы их заполучить к себе!
     - Заполучить? - не поняла Нина.
     - Да! Чтобы они столовались у нас.
     - А зачем?
     - Какая ты смешная!..  Выгодно - они же богатые!..  Вам хорошо  -
церковь одна,  никакой конкуренции!  Они, наверно, самые дорогие свечи
покупают?
     - Они у нас еще ни разу не были, - ответила Нина.
     - Вон она!  Вон!  - крикнула Варя.  - Погулять вышла...  А платье
опять новое! Сколько их у нее!..
     Мика не предполагал, что за ним наблюдают с колокольни, но он уже
привык держать себя в руках даже тогда, когда, казалось, никого побли-
зости не было.
     Обмахиваясь японским веером,  он погладил подбежавшего Чако и сел
на скамейку у флигеля.  Ему было скучно. Отец не брал его с собой и не
рассказывал, куда ездит. Мика ничего не знал и удивлялся: если так ра-
ботают все разведчики,  то лучше и не быть разведчиком. Страху много -
толку мало.  Они уже который день торчат тут, в Чите, а ничего пока не
сделано. Хоть бы произошло что-нибудь необычное!..
     Чако, спокойно сидевший у ног Мики, вдруг коротко прорычал и сор-
вался с места.  Сразу же у ворот кто-то испуганно завизжал. Мика огля-
нулся.  Визжали две девчонки,  а Чако мчался к ним огромными скачками.
Сейчас набросится и разорвет!  Забыв обо всем,  Мика сунул в  рот  два
пальца  и  пронзительно свистнул.  Чако резко остановился,  проехал на
задних ногах по земле,  обиженно проскулил и неохотно  вернулся.  Мика
уже осознал свой промах: так свистят только мальчишки. Он разозлился и
на себя, и на этих девчонок, из-за которых произошла грубая ошибка. Но
тут же он допустил и вторую:  как о штаны, вытер пальцы о голубое шел-
ковое платье.  Чувствуя,  что совсем выбился из колеи и делает все  не
так, как надо, он грубо спросил у девчонок:
     - Вам кого?
     Нина попятилась, но Варя взяла ее за руку и поклонилась.
     - Мы хотели познакомиться с вами, только собаки боимся.
     - Она не тронет! - пробурчал Мика. - А познакомиться - это можно.
Меня зовут Мэри.
     Он присел,  как учила тетя Майя, и обмахнулся веером. Ему и в са-
мом деле было жарко.
     Девчонки тоже  назвали себя.  Варя - громко и важно,  Нина - чуть
слышно.
     - Как хорошо вы свистите! - воскликнула Варя. - И собака вас слу-
шается превосходно!
     - В Японии все хорошо свистят! - ляпнул Мика и подумал, что опять
получилось плохо.  Но врать - так врать!  И он продолжал:  - Там  даже
совсем могут не говорить: просвистят - и все понятно! - Он вытянул гу-
бы в трубочку и засвистел: - Фи-фу-фи-фи-фу...
     - Что же вы сказали? - спросила Варя.
     - Я сказал...  Тьфу! Отвыкла от русского!.. Я сказала: очень при-
ятно видеть вас! Идемте!
     Девочки радостно заулыбались,  а Мика яростно размахивал веером и
ругал себя за эту оговорку. Они подошли к флигелю и сели на скамейку.
     - Какая чудесная вещь! - прощебетала Варя, зачарованная ярким ве-
ером.
     - Дарю!  - Мика сунул веер ей в руку и спросил у Нины:  - А  тебе
подарить?
     - Что вы!
     - А ты не бойся! - Мика полез в карман, вынул небольшое зеркальце
с перламутровой ручкой. - Держи!
     Девочки восторженно рассматривали подарки.
     - Вам не жалко? - робко спросила Нина.
     - Ха! - вырвалось у Мики. - У меня этой дряни по горло!
     - Какая вы счастливая!  - Варя с завистью посмотрела на Мику. - И
все-то у вас есть!  И все такое дорогое! И шляпка, и платье, и туфель-
ки!
     Мика подтянул  ноги под скамейку,  но Варя со скрытым злорадством
успела отметить,  что туфли у этой богачки больше,  чем у нее. Невинно
улыбнувшись, она спросила:
     - Скажите, Мэричка! Правда, что у японок ножки малюсенькие?
     - Было! - сказал Мика.
     - Что было?
     - Мода такая была...  А потом император запретил! Теперь все нао-
борот!
     - Разве это красиво - когда большие ноги? - удивилась Варя.
     - Зато удобно! - ответил Мика и, чтобы навсегда покончить с опас-
ным разговором,  сказал: - У женщин они еще не очень выросли, а у муж-
чин - во какие! - Он развел руки на целый метр. - Лыж не надо! Забира-
ются на Фудзияму... Это гора такая со снегом... И шпарят вниз без вся-
ких лыж - на сапогах с толстыми подметками.
     Нина наивно заморгала глазами, а Варя не поверила.
     - Я видела японских солдат - у них...
     - То солдаты! - перебил ее Мика. - А я про богатых говорю!
     Теперь Варя поверила.  Богатые - не как все люди!  Чего только не
придумают! Ей даже стало обидно, что ее собственные ноги такие малень-
кие,  бедняцкие.  Она позавидовала большим туфлям Мэри. Везет же бога-
тым: побывала в Японии и - пожалуйста - какие ноги отрастила!
     - А вы долго жили в Японии?
     - Родилась там!
     - Мэричка! - Варя стыдливо потупилась. - А мальчики там красивые?
Умеют они ухаживать?
     - Мальчики?  - переспросил Мика,  не ожидавший такого вопроса.  -
Дрянь.
     - Что вы говорите?
     - Дрянь! - повторил Мика. - И девчонки русские лучше японских!
     Варя подумала,  что эта похвала в первую очередь относится к ней,
и с благодарностью чмокнула Мику в щеку.
     Он вскочил и промычал какую-то неразбериху. Боясь выдать себя, он
побежал к дому и уже с крыльца, одумавшись, крикнул:
     - Ждите! Принесу кое-что!
     Ждать пришлось довольно долго.
     - Странная она и очень добрая, - сказала Нина.
     - Все богачи странные!  - пояснила Варя.  - Ты бы посмотрела, что
они в трактире делают!  Лампы побьют и жгут деньги, чтобы светло было!
С ума сойдешь!..  Или карнавал устроят:  женщины - в мужских брюках, а
мужчины - в платьях. До того перепутаются, что и не разберешь!..
     Мика вернулся с тремя куклами.  Девчонки дружно ахнули.  Это было
чудо!  Не куклы,  а маленькие гейши с настоящими черными  волосами,  с
закрывающимися глазами и с мелодичным перезвоном.  Нарядные, стройные,
высокие - Мике по колено.  Живые феи из  волшебной  страны  прекрасных
карликов.
     - Вам на память! - объявил Мика. - По штуке!
     Он надеялся,  что, получив эти подарки, девчонки убегут домой. Но
они закружились с куклами в руках по двору. И Мике пришлось включиться
в этот танец. Он прыгал, сердито подталкивал куклу коленом, и она зве-
нела громко и жалобно.  Этому веселью, от которого Мику мутило, как от
касторки, не видно было конца.



     Конопатый хорошо знал город и гордился этим.
     - У меня глаз - как шило! - хвастался он. - Тык - и насквозь. Тык
- и запомнил!
     - Хватит! - одергивал его Трясогузка. - Веди и не болтай!
     - А я что?  Не веду, что ли? - обижался Конопатый. - Самой корот-
кой дорожкой!  Раз - и там! У меня глаз - как шило! Кто бы другой этих
ощипанных птах заметил?.. Я и сейчас их вижу! А вы, слепухи, видите?
     Цыган и Трясогузка не видели никаких рисунков! Поблизости не было
даже ничего такого,  на чем можно нарисовать птичку.  Улица кончилась.
Дома остались позади.  По бокам дороги - ровное поле без столбов и де-
ревьев.  Впереди  - колокольня и старый двухэтажный дом с забором.  До
него еще шагов пятьсот.
     - Не ври! - сказал Трясогузка.
     - Слепухи! - повторил Конопатый, и веснушки на его щеках поползли
к ушам. - А я вижу! Глаз - как шило!
     - Врешь! - обозлился Трясогузка.
     Конопатый гордо  задрал голову и пошел к старому дому.  Когда они
приблизились,  Трясогузка переглянулся с Цыганом. Теперь и они увидели
на заборе трех белых птичек.
     - Стой! - скомандовал Трясогузка. - Давай пять! - Он крепко пожал
Конопатому руку,  похвалил: - Глаз у тебя - ничего!.. Дуй назад! Хрящу
привет передавай! Скажи: за нами не пропадет! Законы знаем!
     - Лады!  - Конопатый подмигнул рыжими ресницами. - Ни пуха... Мо-
жет, покараулить? У меня глаз - как шило!
     - Справимся! - сказал Трясогузка.
     Оставшись вдвоем,  мальчишки подошли к забору. Три Микины птички,
радостно  раскрыв клювы,  смотрели на ребят меловыми точками глаз.  Со
двора долетали веселые возгласы.  Восторженно визжала девчонка, а дру-
гая напевала какой-то вальс и сама же отсчитывала такт:
     - Раз-два-три... И раз-два-три...
     - Мэричка! Душечка! - услышали мальчишки. - Как у тебя весело!
     - В детдом попали в девчонкин! - прошептал Цыган.
     Трясогузка не ответил и пошел вдоль забора к воротам.  Дверь была
приоткрыта.  Во дворе три девчонки танцевали с большими  куклами:  две
увлеченно,  а третья - так, для вида. Ноги ее куклы волочились по зем-
ле.
     - Мэричка! Вы не так! - поправила Мику Нина. - Ей же больно - ку-
колке!
     - Ничего  ей  не будет!  - огрызнулся Мика,  готовый натравить на
девчонок овчарку.
     Он не мог больше терпеть,  но не знал, как избавиться от них. Хо-
рошо,  что ударил колокол.  Нина сразу заторопилась,  стала прощаться.
Варе не хотелось уходить,  но и оставаться было неудобно.  Эта богачка
может подумать, что она плохо воспитана.
     Девчонки подошли к воротам, прижимая к себе бесценные подарки.
     - Спасибо,  Мэричка! - сказала Нина растроганно. - Я не забуду!..
Я буду самой верной тебе подругой!
     - И я! - подхватила Варя.
     - Ладно! - выдохнул Мика. - Заходите, реб... Тьфу! Вы же не знае-
те! Реб по-японски - девочки!.. Заходите, заходите, девочки!
     Мальчишки не слышали этого разговора.  Когда Мика провожал подру-
жек,  Цыган и Трясогузка спрятались за угол забора. Здесь лежали брев-
на. Забравшись на них и встав на цыпочки, они увидели весь двор.
     Девчонка в шляпе, опустив голову, устало шла от ворот. Кукла, ко-
торую она все еще тащила за собой,  царапала по земле ногами. Дойдя до
флигеля, девчонка широко размахнулась, швырнула куклу в открытую дверь
и села на скамейку.
     Трясогузка подал Цыгану сигнал.  Они оба, стараясь не шуметь, пе-
релезли с бревен на забор,  оседлали его и спрыгнули во двор. Им каза-
лось,  что они проделали все это бесшумно,  как привидения.  Но Чако в
привидения не верил.  Он выскочил из флигеля и, обнажив клыки, ринулся
к мальчишкам.
     Мика заметил  налившиеся  яростью глаза овчарки,  успел крикнуть:
"Место!" - и бросился наперерез. Послушный команде, Чако хотел остано-
виться,  но не мог.  Мика и овчарка столкнулись. Чако виновато проску-
лил,  а Мика упал.  Шляпка слетела с головы, волосы, завязанные на за-
тылке в узел, рассыпались.
     Только теперь Трясогузка и Цыган узнали своего  дружка.  И  Мика,
расплывшись в счастливейшей улыбке, узнал их.
     Сколько нежных,  ласковых слов было у него припасено для  друзей,
но он не произнес ни одного. Подошел, обнял их и спросил обыденно:
     - Есть хотите?  - и сам же ответил: - Чего спрашивать? Ясно - хо-
тите! Бегу!
     Подхватив шляпу,  он вбежал в дом. Мальчишки услышали, как весело
захлопали двери внутри особняка.
     - Чего это он вырядился? - спросил Цыган.
     - А ты забыл?  - ответил Трясогузка. - Платайс сам сказал: нужно,
чтоб был похож на девчонку... Задание, значит, такое!
     Мика вернулся  с  хлебом и колбасой.  Сели на скамейку у флигеля,
обменялись короткими деловыми фразами.
     - Без нас не зашились? - поинтересовался Трясогузка.
     - Ничего и не начинали! - признался Мика.
     - То-то! - самодовольно произнес командир.
     - Сейчас дело двинется! - сказал Цыган. - Только скажи, что надо?
     Мика вздохнул.
     - Если б я знал... Вожусь с девчонками!
     - Это не трудно! - заметил Трясогузка.
     - Не трудно?  А ты попробуй! - возмутился Мика. - Они с поцелуями
лезут!
     - Дай по шее - и все! - посоветовал командир.
     - Нельзя! Я же сам вроде девчонки! У них это не принято!
     - А отец что делает?  - спросил Трясогузка.  - Он-то  хоть  не  в
платье бабском ходит?
     - Нет...  Гоняет на извозчике.  Утром уедет - и до вечера!  А я в
куколки играю!.. Чтоб они сгорели!..
     - Невесело!  - посочувствовал командир и хлопнул Цыгана по плечу:
- Влипли мы с тобой! Придется тоже в куклы играть!..
     Вся армия Трясогузки теперь была в сборе.  Не  хватало  одного  -
стратегического плана. И мальчишки долго обсуждали вопрос: с кем и как
воевать их армии. Можно было вредить семеновцам так же, как они вреди-
ли колчаковцам.
     Но Платайс?  Ради него и Мики спрыгнули они с поезда, плыли ночью
на сосне и с таким трудом пробрались в Читу.  Для чего все это?  Чтобы
помочь Платайсу!  Но как? И решили мальчишки выждать, притаиться. Ведь
не могло так быть,  чтобы они никогда не потребовались ему! А пока они
не должны показываться Платайсу на глаза.
     - Я придумаю,  куда вас упрятать!  - пообещал Мика.  - Будете до-
вольны и сыты.
     Они договорились о тайной сигнализации. Мика повел друзей к воро-
там,  распахнул дверь и...  увидел управляющего.  Ицко был уже  совсем
близко: ни спрятаться, ни убежать. И тогда Мика отчаянно замахал рука-
ми и закричал противным визгливым голосом:
     - Алексей Петрович!  Скорей! Скорей!.. Воры забрались! Воры! Ско-
рей!
     - Бегите!  -  шепнул он остолбеневшим ребятам и снова завопил:  -
Чако! Чако! Возьми их! Возьми!
     Трясогузка понял. Он оттолкнул Мику, перескочил через высокий по-
рог.  Цыган - за ним.  Они побежали вдоль забора к пустырю. Сзади про-
должал кричать Мика.  Неуверенно лаял Чако,  совершенно сбитый с толку
противоречивыми командами.  Мика кричал:  "Возьми!" а шепотом приказы-
вал: "Место!"
     - Успокойся, Мэри! Успокойся! - сказал Ицко, подходя к воротам. -
Это не настоящие воры. Это беспризорники... Ты знаешь, кто такие бесп-
ризорники? Видела их в Японии?
     Мика не собирался вступать в разговоры с управляющим. Это тебе не
девчонки. Ему много не наврешь. Прислонившись к воротам, Мика обмахнул
лицо платком.
     - Я так испугалась... пойду полежу!
     Он медленно направился к крыльцу.
     - Мэри!
     Мике пришлось  оглянуться.  Управляющий  стоял в дверях флигеля и
держал в руке куклу.
     - А-а!..  Уберите, пожалуйста! - попросил Мика. - Это мы играли с
Ниной и Варей.
     - С кем?
     - Вы их не знаете?.. Нина - из церкви, а Варя - дочь трактирщика.



     Платайс был настолько занят,  что виделся с Микой лишь поздно ве-
чером в спальне,  но и тогда они мало разговаривали, потому что управ-
ляющий мог подслушать.  Платайс заметил,  что Мика повеселел, приобод-
рился и больше не жаловался на скуку. Отец объяснял это тем, что у сы-
на появились подружки - Нина и Варя.  Знакомство с девочками шло  Мике
на пользу.  Он старался подражать им и в жестах, и в словах, и во мно-
гих других мелких деталях,  отличающих девочку от мальчика. Другой по-
мощи от сына Платайс и не требовал.  Мика,  как и Чако, был всего лишь
своеобразным паролем,  пропуском на въезд в Читу. Ни в какие секретные
дела Платайс и не думал посвящать сына.
     После встречи с друзьями у Мики завелись и  собственные  секреты.
Он ничего не сказал отцу о Цыгане и Трясогузке.  Мальчишки наивно боя-
лись, что Платайс немедленно отошлет беглецов в детдом. Они и не поду-
мали,  как мог сделать это Платайс, находясь в Чите, в тылу у семенов-
цев?
     Чтобы пристроить друзей,  Мика несколько раз встретился с Ниной и
Варей. Он неплохо сыграл роль взбалмошной, странной, богатой девчонки,
на которую нашла этакая жажда благотворительности.  Мика вздыхал, то и
дело вспоминал о несчастных беспризорниках, которые от голода пытались
забраться в особняк за куском хлеба и,  наконец,  он попросил подружек
помочь хотя бы двум бездомным мальчишкам:  взять одного в  церковь,  а
другого в трактир.
     Девчонки не могли отказать Мэри...
     Пока Варя вела Цыгана к отцовскому трактиру, она успела ему надо-
есть.
     - Ты хоть что-нибудь умеешь делать, черномазый? - брезгливо спра-
шивала она. - Ложку от вилки можешь отличить?
     - Могу! - отвечал Цыган,
     - А гитара зачем у тебя?
     - Играть.
     - Неужели научился?
     - Научился.
     - Придется переучиваться!  Теперь на грязных тарелках играть  бу-
дешь!
     Перед входом в трактир Варя еще  раз  окинула  Цыгана  брезгливым
взглядом и бросила:
     - Жди тут, черномазый!
     Цыган присел на ступеньку.
     Перед трактиром на площади маршировали солдаты.  Губастый  офицер
надрывно подавал команды,  заставляя солдат то рассыпаться в цепь,  то
выстраиваться в шеренгу, то сдваивать ряды.
     Слева от трактира, отделенный от него узким тупиком, забитым дро-
вами,  стоял дом с решетками на окнах.  У входа - два солдата. "Тюрьму
к_раулят!" - подумал Цыган и удивился, что ее устроили рядом с тракти-
ром.
     А в трактире решалась судьба Цыгана.  Отец Вари,  узнав,  что это
просьба дочери купца Митряева, сказал:
     - Если б сам просил, а то - дочка!..
     Варя вздернула плечики.
     - Какая разница!.. Мэри обязательно скажет отцу, что ты отказал!
     - И мы потеряем богатого клиента!  - вставила свое слово мать Ва-
ри.
     - Клиента! - возмутился трактирщик. - Да я от него и гроша еще не
получил!
     - И не получишь! Клиентов нужно приманивать, а ты...
     - Что я? Что? - гаркнул на жену трактирщик. - Этот подкидыш обво-
рует нас, а то и прирежет ночью!
     Перебранка происходила  с переменным успехом.  Трактирщица совала
мужу в лицо подаренную Варе японскую куклу,  и обе хором кричали,  что
Митряевы могут их озолотить.  Не выдержав этой атаки,  трактирщик гро-
мыхнул кулаком по груде подносов и пролаял дочери:
     - Зови!
     Цыган вошел в комнату и смиренно остановился у дверей. Шесть глаз
впились в него.  За годы бродяжничества он научился разгадывать людей.
Цыган и сейчас почувствовал,  что трактирщика не проймешь ничем,  а на
трактирщицу можно подействовать. Неуловимым, как у фокусника, движени-
ем он перекинул гитару из-за спины в руки и запел романс про  душистые
гроздья белой акации.  И попал в цель. Трактирщица как-то заколыхалась
всем своим тучным телом, чувствительно вздохнула и сказала мужу:
     - Видишь?.. Он нам подходит!
     Трактирщик выругался, дал Цыгану подзатыльник и проревел:
     - Распелся, подкидыш!.. Ать - на кухню!
     Цыгана приняли на работу...
     Трясогузке повезло  больше.  Его не обозвали подкидышем и ни разу
не стукнули по голове.  Нина заранее поговорила с отцом, и тот не уди-
вился,  увидев перед собой мальчишку с кое-как приглаженными волосами,
в рваных, но только что почищенных ботинках.
     - В господа нашего Иисуса Христа веруешь, отрок? - баском спросил
священник.
     - Еще как, батюшка! - елейным голосом ответил Трясогузка.
     - Врешь небось? - усомнился священник.
     - Вот те крест, не вру! - Трясогузка обмахнул себя крестом, будто
отогнал комариную тучу. - Я и сны-то одни божественные вижу.
     Нина стояла сзади отца и грозила пальцем: не болтай лишнего.
     Но священник заинтересовался снами отрока.
     - Это какие же божественные?
     Трясогузке пришлось врать до конца.
     - А такие, батюшка... То богородица подойдет - одеяльце поправит,
то божья матерь с облачка спустится - в лобик поцелует,  а то  и  сама
царица небесная по головке погладит...
     Нина зажмурилась, присела и спряталась за спиной у отца. В глазах
у священника промелькнуло что-то непонятное,  а голос вроде помолодел.
Прикрыв рот ладонью, он произнес в бороду:
     - Да-а-а... Снизошла на тебя, отрок, божественная благодать!.. Но
запомни:  ежели просвиры или свечи пропадать будут,  я тебя по головке
не поглажу... Иди с богом... Нина все тебе покажет.
     Когда они вышли,  Нина прислонилась к церковной ограде и рассмея-
лась до слез.
     - Чего?  Чего ржешь-то?  - сердито спросил Трясогузка, но, узнав,
что богородица, божья матерь и царица небесная - одно и то же, рассме-
ялся и сам.
     - Почему же он меня не выгнал?
     - Папа добрый, - просто сказала Нина. - Он ко всем относится оди-
наково.  Говорят, без веры жить нельзя, а во что верить - это уж пусть
каждый сам для себя выбирает.
     - Что  ж,  он и к красным хорошо относится?  - ввернул Трясогузка
каверзный вопросик.
     - Наверно,  - так же просто ответила Нина.  - А японцев не любит.
Говорит,  они готовы всю Россию в вагоны запихать и к себе увезти. Не-
навидит грабителей!..  Я тебя прошу... Ты свечи будешь продавать... Не
воруй деньги! Ладно?
     Трясогузка только фыркнул с презрением...
     Познакомив Трясогузку с несложными обязанностями церковного служ-
ки, Нина свела его на колокольню. Это было самое высокое в Чите строе-
ние. Внизу и чуть в стороне лежал весь город с кривыми улочками, с иг-
рушечным вокзалом, с тонкой серебристой ниточкой реки Читы.
     - А я видела,  как она вас кормила! - неожиданно похвасталась Ни-
на.
     - Кто? - вырвалось у Трясогузки.
     - Мэри... Вы вон на той скамейке сидели.
     С колокольни был виден и флигель, и скамейка, и крыльцо особняка.
Присмотревшись, Трясогузка заметил и овчарку, лежавшую у ворот.
     - Дура - потому и кормила!
     - Зачем ты так!  - Нина укоризненно покачала головой. - Она хоро-
шая, а ты ругаешься!
     - С жиру бесится?  - проворчал Трясогузка и отвернулся от особня-
ка. - А там чего?
     - Там склад.
     За болотистой луговиной начиналась березовая роща.  Среди  низко-
рослых деревьев виднелись крыши навесов, под которыми лежали ящики. По
углам забора из колючей проволоки стояли на высоких столбах сторожевые
будки. От склада к железнодорожной станции шла хорошо наезженная доро-
га.
     Трясогузка сел на перила и небрежно свесил вниз ноги...
     - Упадешь! - Нина схватила его сзади за ремень.
     - А тебе, что - жалко? - усмехнулся Трясогузка.
     Эта девчонка начинала ему нравиться все больше.
     - Мне всех жалко, - сказала Нина.



     Работы в  трактире  было много.  Цыгану не приходилось скучать от
безделья.  Он убирал со столов грязную посуду,  носил дрова на  кухню,
обеспечивал судомоек и поваров чистой водой.  Хорошо еще, что и вода и
дрова были рядом: колодец - во дворе, а дрова - в тупике между тракти-
ром и тюрьмой,  как вначале думал Цыган. Но уже вечером первого дня он
узнал, что этот дом - совсем не тюрьма. Одно из окон с железной решет-
кой выходило в тупик. Каждый раз, набирая очередную охапку дров, Цыган
слышал какое-то стрекотанье. Когда стемнело, за решеткой зажегся свет,
и  мальчишка рассмотрел за пыльным стеклом телеграфный аппарат и скло-
нившегося над ним дежурного.  Из аппарата беспрерывно выползала бумаж-
ная лента.
     Задумавшись о своем открытии,  Цыган перестарался - набрал  такую
охапку дров,  что еле донес ее до крыльца. Тут он поскользнулся и рас-
сыпал поленья у ног мужчины с палкой. Эта палка с серебряным массивным
набалдашником тотчас опустилась на Цыгана - пониже спины.
     Распахнулась дверь, и на крыльцо выскочила трактирщица.
     - Входите!  Входите!  - затараторила она, раскланиваясь, и за ухо
оттащила Цыгана от ступенек.
     Мужчина, прихрамывая и опираясь на палку,  вошел в трактир, а Цы-
ган принялся собирать рассыпавшиеся поленья.  По тому, как трактирщица
встретила посетителя,  мальчишка догадался, что это приезжий, незнако-
мый человек.
     Он небрежно, по-барски заказал обильный дорогой обед. Трактирщица
отослала официантку и сама обслужила богатого гостя. Не переставая лю-
безно  улыбаться,  она щебетала что-то приятное,  готовая сделать все,
чтобы ему понравилось в трактире.
     - У вас отличный вкус!  - восхищалась она выбором его блюд.  - Вы
очень правильно поступили, что пришли именно к нам! У нас самая лучшая
в городе кухня!
     Человек с палкой был не очень разговорчив.  Рассеянно  слушая  ее
болтовню, он произнес всего две или три фразы. Цыган, убиравший сосед-
ний столик,  слышал, как он спросил о купце Митряеве. Трактирщица сде-
лала  трагическое лицо и со вздохом сообщила,  что старший Митряев не-
давно скончался, но зато приехал из Японии младший Митряев с дочерью.
     - Вот как!  - удивился гость и не произнес до конца обеда ни сло-
ва.
     Щедро расплатившись, он ушел, а через полчаса извозчик подвез его
к особняку Митряева.
     Чако был на месте. Лай овчарки заставил управляющего выйти из до-
ма, а Мика выглянул в окно.
     - Папа! Какой-то хромоногий с тростью! К тебе, наверно! - предуп-
редил он отца.
     Это был один из тех редких дней,  когда Платайс никуда не уезжал.
Он с утра закрылся в кабинете и готовил к отправке первое донесение  с
весьма скудными сведениями,  добытыми в Чите. Он хмурился, перечитывал
короткие строки.  Ему казалось,  что эти сведения не соответствуют тем
усилиям, которые придется затратить на их доставку.
     Путь небольшого клочка бумаги был очень длинный.  Она побежит  по
цепочке:  Платайс - Карпыч - Лапотник - партизанский штаб - партизанс-
кий телеграф - штаб Амурского фронта. Сколько людей с риском для жизни
будут хранить эту бумажку и передавать ее друг другу, как великую цен-
ность! Может быть, надо подождать, когда удастся получить более важные
сведения?
     Платайс задумался.  В это время Мика и предупредил его о  приходе
гостя.
     Спрятав донесение,  Платайс из-за шторы посмотрел во двор. Управ-
ляющий вел к дому незнакомого хромого человека.  Опираясь на палку, он
шел торопливо, нетерпеливо поглядывал на окна и улыбался, как улыбают-
ся все люди, когда знают, что предстоящая встреча будет приятна и гос-
тю и хозяину.
     "Кто бы это мог быть?" - подумал Платайс,  не чувствуя пока ника-
кой тревоги.
     - Господин Бедряков! - доложил управляющий, появляясь в кабинете.
     - Бедряков?  - переспросил Платайс и повторил  несколько  раз:  -
Бедряков... Бедряков... - Наконец он вспомнил: - Антон Бедряков! Каки-
ми судьбами!..  Просите!.. Хотя... От него одним часом не отделаешься,
а  мне бы хотелось поработать сегодня...  Попросите зайти на следующей
неделе... Лучше всего в среду, если он сможет.
     К воротам Антон Бедряков шел уже не так бойко и радостно. На лице
застыло выражение недоумения и обиды.  Он остановился у высокого поро-
га, спросил у Ицко:
     - В среду?
     - Да, если вы не заняты.
     - Ладно, передайте, что приду.
     Чако шел за ними по пятам.
     - А ты потемнел,  псина!  - сказал ему Бедряков. - Ты потемнел, а
хозяин твой почерствел!
     - Потемнел? - насторожился управляющий. - Он был светлее?
     - Это, конечно, очень важно! - раздраженно ответил Бедряков и по-
советовал: - Мойте чаще!
     Платайс и Мика видели из окна,  как Бедряков перешагнул через вы-
сокий порог и сердито захлопнул дверь.
     - Кто это? - спросил Мика.
     - Это, сынок, беда! - тихо сказал Платайс. - Антон Бедряков знает
в лицо и Митряева, и Мэри... Хорошо, что я вспомнил!..
     Платайс мог забыть эту фамилию.  Расспрашивая настоящего Митряева
о знакомых, он только один раз услышал о Бедрякове. Этот человек жил в
Японии,  тайно спекулировал опиумом, изредка приезжал в Россию. В одну
из  таких  поездок  он  выполнил просьбу младшего Митряева - побывал у
старшего брата и передал привет и приглашение в гости.
     Платайс никак не предполагал, что столкнется с Бедряковым в Чите.
Это действительно была непредвиденная беда. Любая случайная встреча на
улице  обязательно привела бы к провалу.  Запереться в особняке - тоже
не выход.  Неизвестно,  сколько времени пробудет  Бедряков  в  Чите  и
сколько раз придется отказать ему в приеме.
     Мика еще никогда не видел отца таким озабоченным. Мальчишка и сам
понимал,  какая опасность нависла над ними. Оставив отца шагать по ка-
бинету,  Мика пошел в ванную комнату. Вода здесь нагревалась в большом
кубе. В топку заранее была положена бумага и береста. Он зажег спичку,
и из трубы особняка Митряева выполз черный язык дыма.
     Выполз и  рассеялся - бумага и береста сгорели быстро.  Но Трясо-
гузка увидел сигнал. Мика сообщил ему: "Жди! Иду!"
     Трясогузка ждал на колокольне.  Место безопасное:  не подслушают,
не помешают.  Звонарь никогда попусту не подымался по бесконечным кру-
тым лестницам.
     - Беда! - растерянно сказал Мика командиру.
     - А  ты  поплачь!  -  рассердился Трясогузка и насмешливо хлопнул
пальцами по нарядной шляпе дружка.  - Совсем девчонкой стал!..  Говори
толком!
     От этих грубоватых слов Мике полегчало.  Он рассказал, что видел,
что слышал и о чем догадался сам.
     - Ерунда!  - небрежно произнес Трясогузка.  - Дуй домой!.. Приду-
маю!
     - А мне что делать?
     - Ждать!.. Кончится беда - кину во двор банку!
     - Какую?
     - А ты поглупел!  Тебе надо срочно сбрасывать эти бабьи тряпки!..
Он еще спрашивает,  какую банку!..  Пустую! Жестяную! Ржавую! Понял?..
Знак! Понял?.. Дуй - не задерживай! У меня еще иконы не надраены!
     И Мика ушел успокоенный, а Трясогузка сел под колоколами и честно
признался себе,  что никаких путных мыслей у него не было.  Эти бравые
словечки:  "придумаю, жди, кину банку", - все они ничего не стоили. Он
болтал,  чтобы  утешить  Мику и показать себя командиром,  которого не
застанешь врасплох,  а сам и не представлял,  что можно и нужно сейчас
делать.
     Долго сидел он под колоколом и решил сходить к Хрящу.  Не раскры-
вая никакой тайны. Трясогузка хотел с его помощью натравить всех бесп-
ризорников на Бедрякова и выжить из города. Но Хрящ ждал благодарности
за то, что приказал Конопатому показать нарисованных на заборе птичек.
С пустыми руками к царьку лучше не приходить.  И Трясогузка под  вечер
направился  к  трактиру.  Цыган около еды крутится.  Неужели не сможет
раздобыть что-нибудь?
     Время было  самое  горячее.  В  трактире полно офицеров и солдат.
Трясогузка часа два подкарауливал Цыгана и поймал у колодца.
     - Еда нужна! - без всяких объяснений потребовал командир.
     - Сколько? - деловито спросил Цыган.
     - Ведро.
     - Будет!
     - Когда?
     - Закрываем в час. Приходи ночью, во втором.
     - Ты что - спятил?
     - Раньше никак!
     И Цыган  умчался  с  водой,  а ровно в половине второго,  когда в
трактире погасли все окна,  снова вышел к колодцу с двумя  ведрами.  В
одном плескалась удивительная солянка из разных супов, не описанная ни
в одной кулинарной книге.  Другое ведро было наполнено не менее редкой
смесью вторых блюд.
     - Для кого? - спросил Цыган.
     - Хрящу.
     - Так я и знал! - улыбнулся Цыган. - Детдом открыть хочешь?
     - Не отгадал!.. Армию хочу сколотить! Настоящую! Не из трех чело-
век!
     Цыган отнесся к этому неодобрительно.
     - Зачем? Влипнем с ними!
     - И так почти влипли!
     Пока они пробирались темными закоулками к  заброшенному  карьеру,
Трясогузка рассказал Цыгану про Бедрякова.
     - Хромает? - переспросил Цыган.
     - Хромает... Нам от этого не легче!
     - С палкой?..  Да?..  А на ней - серебряная штуковина?  Да?.. Это
он!  - объявил Цыган уверенно. - Я его знаю!.. И палку - тоже! Гад по-
рядочный!.. Но ничего - я ему ил-люзиончик устрою! - мальчишка рассме-
ялся.  - Ты только сам ничего Хрящу не говори!  Сегодня я проведу весь
конферанс!..
     Беспризорники проснулись от озорного голоса:
     - Подъем!
     В подвале зашевелились, закряхтели, заохали спросонок.
     - Что за буза? - рявкнул Хрящ.
     - Это мы!  - крикнул Цыган.  - Харч принесли! Знай наших! За нами
не пропадет!
     Трясогузка снял с ведер крышки и ударил громко, как в литавры. По
подвалу разнесся вкусный дразнящий аромат. Приглашать беспризорников к
позднему ужину не пришлось.  Вскоре весь подвал сопел и чавкал.  Хрящу
вместе с супом Цыган выдал большую мостолыгу и спросил:
     - Где же твои салфетки?
     - Какие?
     - Которые с неба.
     Хрящ стрельнул глазами.
     - Где мой прибор?
     Телохранитель метнулся куда-то в угол и  принес  ложку,  вилку  и
пачку  листовок.  Цыган незаметно отправил половину листовок к себе за
пазуху и снова спросил у Хряща:
     - Бинокль у тебя случайно не водится?
     - А на что?
     - Нужно!  - внушительно произнес Цыган.  - Постарайся! А за нами,
сам понимаешь, не пропадет!
     Хрящ отложил мостолыгу.
     - Урки! У кого бинокль на примете имеется?
     И опять,  как  и в прошлый раз,  когда царек спрашивал про птицу,
встал Конопатый, вытер сальный рот, сказал:
     - У меня.
     - Чертяка глазастый!  - одобрительно выругался Хрящ,  -  Наколоть
можешь?
     - Хоть завтра!..
     Пока Трясогузка и Цыган вели ночные переговоры,  третий из их ар-
мии - Мика - спал.  Он так верил в своего командира, что после встречи
на колокольне перестал беспокоиться за отца и за себя.
     А Платайсу было не до сна. Появление Бедрякова срывало все планы.
Платайс превратился в пленника,  вынужденного отсиживаться в особняке.
И это в тот момент, когда дорог каждый день и час!
     Помочь могли только партизаны. Но и на это потребуется много вре-
мени. Пока Лапотник передаст сигнал бедствия, пока будет найден способ
забросить в Читу двух-трех смельчаков, пока удастся разработать и осу-
ществить операцию... И какую! На убийство идти нельзя - за что убивать
Бедрякова?  Его  нужно похитить,  что значительно труднее.  И все-таки
Платайс остановился на этом варианте.
     Накинув халат,  он зажег свечу и пошел в кабинет,  чтобы в подго-
товленное утром донесение вписать просьбу о помощи.
     В коридоре  было темно и холодно.  Выл ветер за окнами.  Тревожно
скрипела раскрытая дверь флигеля.  Шумел во дворе одинокий кедр.  Нег-
ромко, но беспокойно гавкал Чако.
     Платайс хотел вынуть из тайника  донесение,  но  что-то  помешало
ему.  Он  никогда не был мнительным,  а сейчас все его настораживало и
раздражало:  и шум кедра, и скрип двери, и это окно, за которым ничего
не видно.  Он задернул штору и прислушался. Дверь все скрипела. Подвы-
вал ветер. Чако не лаял, а точно подкашливал, как простуженный старик.
И скрипела, безостановочно скрипела дверь.
     Платайсу подумалось,  что стоит закрыть ее - и уляжется это  про-
тивное  чувство безотчетного беспокойства,  почти страха.  Он вышел во
двор,  постоял у крыльца - дал глазам привыкнуть к темноте и удивился,
что овчарка не подбежала к нему.
     - Чако! - тихо позвал он.
     Собака вынырнула  из  темноты,  лизнула ему руку и снова кинулась
куда-то к забору.
     Теперь Платайс  не  сомневался:  кто-то  бродил  вокруг особняка.
Скрипучая дверь перестала его раздражать.  Он уже не слышал ее. Быстро
пересек двор,  отодвинул засов и распахнул дверцу в воротах.  Он успел
заметить темную фигуру,  завернувшую за угол забора.  Платайс бросился
туда же. Обогнав его, метнулся к углу и Чако. Кто-то вскрикнул. Завиз-
жала овчарка.
     Когда Платайс добежал до угла,  уже ничего не было слышно, только
свистел ветер и по-прежнему шумел кедр. У груды бревен лежал Чако.



     Трактир просыпался в шестом часу утра.  Повар открывал дверь  ка-
морки, в которой ночевал Цыган, и бесцеремонно дергал его за ноги. По-
ра носить дрова и наполнять водой котлы, вмазанные в плиту. Спать при-
ходилось мало, а в ту ночь Цыган не спал и двух часов. От беспризорни-
ков он вернулся часа в четыре.  Вскочив с жесткого топчана и вспомнив,
что  сегодня  -  день особый,  он сладко потянулся и почувствовал себя
бодрым, сильным и уверенным.
     Работал он усердно.  С утра наносил дров на целый день, сложил их
около плиты и запасся водой.  Теперь он почти все время мог находиться
в  зале.  Цыган  услужливо  раскрывал дверь перед ранними посетителями
трактира,  помогал старику с двумя георгиевскими крестами принимать  и
подавать гостям одежду. Не забывал он и про грязную посуду на столиках
- бегом относил ее к судомойкам.
     В десятом часу Цыган увидел в окно Бедрякова,  бросился к двери и
распахнул ее.  Постукивая палкой по  ступеням,  Бедряков  поднялся  на
крыльцо.  На Цыгана он и не взглянул.  Вошел в трактир и остановился у
широкого барьера,  отгораживавшего вешалку. Старик подавал шинели офи-
церам. Бедряков не стал ждать. Снял полупальто и подозрительно посмот-
рел на барьер - нет ли пыли.  Подскочил Цыган и проворно, одним движе-
нием вытер чистой тряпкой отполированное руками дерево. Бедряков поло-
жил пальто,  сверху котелок и пошел в зал к тому столику,  за  которым
обедал вчера.
     А подвыпившие офицеры все еще не отходили от вешалки.  Один шарил
по  карманам - искал мелочь.  Другой расспрашивал старика,  когда и за
что наградили его крестами. И никто не видел, как Цыган вытащил из-под
передника пачку листовок и,  продолжая елозить тряпкой по барьеру, за-
сунул их во внутренний карман полупальто.
     Как и вчера, Бедрякова обслуживала сама трактирщица. Она была еще
более любезной и разговорчивой,  а он еще более молчалив и замкнут. Но
расплатился он так же щедро, и этим в какой-то мере смягчил трактирщи-
цу, которую обидело его упорное молчание.
     - Странный человек,  - сказала она мужу. - Два дня бьюсь, а так и
не узнала: кто он, откуда?
     - Платит? - спросил трактирщик.
     - Еще как!
     - Больше тебе и знать ничего не надо.
     Цыган ждал Бедрякова у дверей,  проводил его  низким  поклоном  и
принялся убирать его столик: собрал тарелки, засунул под скатерть лис-
товку, смахнул салфеткой крошки и вдруг, вскрикнув, опрометью бросился
на кухню. В коридоре он столкнулся с Варей и, как сумасшедший, вцепил-
ся в нее.
     - Зови мамку!
     - Какая она тебе мамка!
     - Зови, говорю!
     Варя стряхнула его руки с плеч, подбоченилась.
     - Не кричи,  черномазый!  Захочу - и опить на улицу выгонят!  Все
равно Митряевы у нас не обедают!
     Тогда Цыган сложил ладони рупором и прошептал ей в ухо:
     - Красный в трактире!..  Поняла?.. Листовку красную подсунул! По-
няла?
     К столику Бедрякова подбежали втроем: и Варя, и трактирщик, и его
жена. Цыган приподнял скатерть. Жирный черный шрифт так и лез в глаза:
"Товарищи солдаты!  Против кого вы воюете?  Атаман Семенов и  японские
генералы обманули вас!.."
     Трактирщик выкатил глаза,  одернул скатерть и щелкнул  Цыгана  по
носу.
     - Ать на кухню!.. А ты - к себе, Варька!
     Он по-гусиному завертел головой на тонкой шее, увидел у окна трех
завтракающих офицеров и сказал жене:
     - Попроси их подойти!
     Трактирщик через скатерть прижал листовку к столу, словно боялся,
что  она исчезнет,  и так и стоял в напряженной позе,  пока не подошли
офицеры.
     - Извольте полюбопытствовать! - жарко шепнул он им и откинул ска-
терть...
     А Цыган с Варей стояли у окна в коридоре за кухней.
     - Который? Который? - нетерпеливо спрашивала она.
     - Слепая! - сердился Цыган. - С палкой? Видишь?.. В котелке!
     Бедряков не торопился. Шел по площади после сытного завтрака, как
на прогулке. А сзади без фуражек почти бегом его догоняли три офицера.
     - Учти, черномазый! - сказала. Варя. - Это я заметила, а не ты!
     - Что? - не понял Цыган.
     - Как он листовку - под скатерть...  Я, а не ты! - повторила она.
- Запомни, если работать у нас хочешь!.. Тебе все равно, а мне мама за
это новое платье сошьет!
     - Ладно! - согласился Цыган...
     Часов в одиннадцать к трактиру подошел Трясогузка,  присел на ка-
мень у помойной ямы напротив заднего крыльца.  Цыган его ждал, выбежал
во двор с двумя ведрами грязной воды и,  победно подмигнув другу, зак-
ричал, подражая трактирщику:
     - Ты чего тут околачиваешься? Ать со двора! Нечего тебе здесь де-
лать! Все уже сделано!
     - Не ори!  Разорался!  - включаясь в игру, пробурчал Трясогузка и
схватил пустую консервную банку.
     Он даже замахнулся,  будто хотел запустить ее в Цыгана.  А  Цыган
поставил ведро, а другое подхватил поудобнее, чтобы окатить Трясогузку
помоями,  но не окатил.  И Трясогузка не бросил банку,  а поплелся  со
двора, как побитый, хотя ему хотелось петь и смеяться.
     Свернув в улицу,  которая вела к особняку Митряевых,  он прибавил
шагу, а потом побежал, перекидывая из руки в руку консервную банку. Он
знал, с каким нетерпением ждет Мика сигнал.
     А Мика в это время хоронил овчарку.
     Утром Платайс рассказал о ночном происшествии и сыну, и управляю-
щему.  Мика чуть не расплакался от жалости. Он не сомневался, что Чако
убил какой-то бандит,  собиравшийся ограбить дом. Управляющий тоже по-
думал о ворах. И только Платайс знал, что произошло.
     Он не спал всю ночь,  а когда рассвело,  вновь вышел за ворота  и
осмотрел овчарку.  Она была убита одним ударом ножа,  убита натрениро-
ванной рукой.  Еще ночью у Платайса мелькнула мысль: не семеновский ли
филер бродил у забора.  Уж очень ловко и быстро расправился этот чело-
век с сильной овчаркой.
     Осмотрев на  рассвете убитую собаку,  Платайс опять подумал о том
же.  Неужели за домом установлена слежка?  Неужели семеновцы пронюхали
что-нибудь? Не связано ли это с Бедряковым?
     Платайс присел на бревна и огляделся.  Он хорошо знал приемы  на-
ружного наблюдения.  Основное правило требует, чтобы наблюдатель нахо-
дился в таком месте, откуда все видно и в то же время сам он никому не
виден. Таким местом могла быть колокольня. Это днем. Ночью с нее ниче-
го не увидишь. Где шпик отсиживался по ночам? Не бродил же он все вре-
мя  вокруг забора!  Это неосторожно,  тем более что во дворе - собака.
Он,  вероятно, подошел к забору, когда заметил огонек в окне особняка.
Но откуда он пришел? Где прятался до этого?
     Платайс поставил себя на место филера и сразу же обратил внимание
на ржавый железный кожух от круглой печки.  Эта широкая труба лежала в
канаве у дороги.  Из нее виден и дом,  и ворота. И в дождь там неплохо
прятаться: сухим останешься.
     Уверенный в своей догадке,  Платайс дошел до  кожуха  и  заглянул
внутрь. Никаких сомнений больше не оставалось. Туда кто-то втащил нес-
колько досок,  чтобы удобней  было  сидеть.  Валялась  груда  окурков.
Столько  папирос  за одну ночь не выкуришь.  За домом уже следили нес-
колько ночей. Значит, эта слежка никак не связана с Бедряковым. Он за-
ходил  только вчера.  Почему же семеновцы установили этот тайный пост?
Где допущена ошибка? Что вызвало их подозрение?
     Мрачный вернулся Платайс в дом. Он пока ничего не решил, но твер-
до знал,  что больше ни с Карпычем,  ни с Лапотником  ему  встречаться
нельзя. Он вынул донесение и сжег его.
     Напрасно Карпыч ждал утром у ворот.  Вышел управляющий и  сказал,
что господин Митряев нездоров и никуда сегодня не поедет.
     Хоронили Чако без Платайса. Ицко выкопал яму у бревен и опустил в
нее овчарку. Мика стоял рядом и всхлипывал не стесняясь. Девчонкам по-
ложено плакать.
     - Не плачь,  Мэри!  - сказал Ицко, закапывая яму. - Он уже старый
совсем.  Он даже потемнел от старости.  Помнишь - он  же  светло-серый
был. Или тогда у вас другая собака жила?
     Вкрадчивый голос управляющего насторожил Мику.  Он вытер  платком
слезы.
     - Ничего не другая!  Эта же! Чако!.. И шерсть у ней ничуть не по-
темнела!
     - А хочешь я тебе новую собачку приведу?
     - Ничего мне не надо! И не лезьте!
     Мика топнул ногой и побежал к воротам,  а Ицко разогнулся и прис-
тально посмотрел ему вслед.  И опять, как и всегда, в этих бегущих но-
гах,  в широко размахивающих руках он почувствовал какую-то неуловимую
фальшь.  Что-то было не так.  Но что?  Сколько раз Ицко ломал над этим
голову,  но так и не мог понять, в чем проявляется эта фальшь. Он ста-
рался почаще встречаться с Мэри,  ласково заговаривал с ней, а она об-
рывала разговор на полуслове, убегала и запиралась в тех комнатах, ку-
да  управляющему  без вызова входить не положено.  Он бы мог не посчи-
таться с запретом,  но боялся.  Хозяин обещал, закончив дела, хорошо с
ним расплатиться.  А в том, что приехал настоящий Митряев, управляющий
почти перестал сомневаться. Если бы это было не так, подполковник Сви-
ридов не стал бы ждать столько дней.
     Утрамбовав ногами землю,  Ицко закинул лопату на плечо и вернулся
во  двор.  Только  он закрыл за собой дверь и отнес лопату во флигель,
как по двору с грохотом покатилась переброшенная  через  забор  пустая
консервная банка.
     Выйдя за ворота,  Ицко долго грозил кулаком  и  ругал  убегавшего
прочь Трясогузку, а Мика, приплясывая и улыбаясь во весь рот, ворвался
к отцу в кабинет.
     - Все, папа! Кончилась беда! Была - и вся вышла!
     Платайс неодобрительно посмотрел на сына.
     - Ты плохо себя ведешь, Мэри!
     - Да нету его!
     - Кого?
     - Управляющего!  Он во дворе...  И этого,  Бедрякова,  тоже нету!
Ура!
     Платайс вскочил, до боли стиснул сыну плечи.
     - Тихо!
     Это было сказано таким тоном, что Мика сразу стал серьезным.
     - Нету, папа, Бедрякова, - повторил он.
     - Куда он делся?
     - Не знаю.
     - А что ты знаешь?
     - Мне сигнал дали, что беды больше нету!
     - Кто?
     - Тр...
     - Тр... - дальше? - спросил Платайс и вдруг догадался сам: - Тря-
согузка?
     Мика кивнул.
     - И Цыган здесь?
     - Да, папа, - признался Мика.



     Ни Бедряков, ни филер так не напугали Платайса, как это неожидан-
ное появление в Чите Трясогузки и Цыгана. Что они там натворили с Бед-
ряковым?  Что вообще делают?  Не их ли неосторожность привела к  тому,
что за домом Митряева установили слежку?
     Мика успел рассказать,  как он встретился с ребятами, как устроил
их с помощью девчонок на работу, как сообщил Трясогузке о Бедрякове. А
что они сделали с ним, он не знал.
     Потом вернулся  в  дом  управляющий,  и больше разговаривать было
нельзя.  С укором и болью смотрел Платайс на сына и, взяв со стола ка-
рандаш,  хотел написать ему горькие резкие слова, но сдержался. Сейчас
лучше не наказывать Мику даже словами.  Не время.  Раз уж так  получи-
лось, надо выяснить все до конца.
     - Мэри!  - обычным ровным голосом сказал Платайс. - Сходи к Нине.
Узнай.
     Мика понял, у кого и что надо узнать. Понял он и то, что отец пе-
рестал сердиться.  Окрыленный полетел он к церкви, а вернувшись, долго
писал на листе все,  что рассказал ему Трясогузка. Мика был в восторге
и  часто ставил жирные восклицательные знаки.  Платайс стоял у него за
спиной, читал, но в восторг не приходил. Конечно, ребята ловко все это
подстроили,  только не подумали, что будет дальше. А дальше будет доп-
рос Бедрякова.  И он обязательно назовет фамилию  своего  влиятельного
токийского знакомого Митряева,  за которым и так уже установлена слеж-
ка.
     Платайс сжег  исписанный  лист и молча заходил по кабинету.  Мика
ждал, что отец похвалит его друзей, но вместо этого услышал:
     - Иди поиграй, Мэри! Не мешай мне...
     И он ушел, не понимая, чем недоволен отец...
     Недаром говорят: беды вереницами ходят.
     Бродил, бродил Мика по дому.  Делать нечего.  Вздумал поиграть  с
Чако,  но вспомнил:  нету Чако!  Еще тоскливее стало.  Присев у окна в
спальне, увидел колокольню и позавидовал Трясогузке. До чего же хорошо
быть мальчишкой!  Брюки натянул,  рубаху накинул - и порядок! Нигде не
трет,  не жмет,  не стягивает! А подумал он об этом потому, что заныли
ноги. Скинул Мика опротивевшие туфли и потер пальцы с большими мозоля-
ми.  Зачесалась и голова.  Ничего удивительного! Походи-ка с волосами,
связанными  в дурацкий узел!  В этом платье походи!  Да резинки не за-
будь,  чтобы чулки не поползли вниз,  как шкура со змеи!  Все трет,  и
везде чешется!
     И решил Мика истопить ванну.  Не так ему хотелось  помыться,  как
просто побыть без этой,  как он называл про себя,  сбруи. Куб нагрелся
быстро.  Наполнив ванну,  Мика с наслаждением сдернул с себя платье  и
бултыхнулся в теплую воду.  Лежал минут пять неподвижно, потом намылил
голову и не слышал, как мимо ванной комнаты прошел управляющий.
     Он прошел еще раз, вернулся, постоял у двери, ухватился руками за
притолоку и,  подтянувшись, заглянул в щель. Он увидел голого мальчиш-
ку.  Это так его поразило,  что он,  опустившись вниз, прижался лбом к
двери и простонал:
     - Дурак я, дурак!
     - А знаете, почему? - спросил сзади голос Платайса.
     Ицко повернулся  пружинисто,  с  кошачьей ловкостью,  но в руке у
Платайса был пистолет.
     - Не надо! - предупредил он и закончил фразу: - Потому что излиш-
не любопытны... Давно это с вами?
     - С тех пор, как приехали вы, господин... Не знаю, как величать!
     Платайс пожал плечами.
     - Напрасное любопытство... Все было так хорошо! А теперь? Что мне
с вами делать? Подскажите!
     Ицко был не очень труслив.  А когда он злился,  то мог сойти и за
храбреца.  Сейчас он был зол.  Надо же попасться как последнему  глуп-
цу!..  А  раньше  - еще глупее!  Нужно быть слепым,  чтобы не отличить
мальчишку от девчонки!
     - Я бы знал, что мне делать! - с угрозой ответил он.
     - Вам легче!  - вздохнул Платайс. - Впрочем что мы здесь стоим? В
кабинете  лучше...  Вы пойдете впереди,  и очень прошу вас - без этих,
без попыток.
     - Умирать я не собираюсь!
     - Вот и отлично. Значит, мы договоримся...
     А Мика беззаботно плескался в ванне и так ничего и не слышал. Вы-
мывшись,  он снова влез в свою "сбрую", завязал волосы в тугой узел на
затылке и пошел к отцу.
     Платайс, как показалось Мике, мирно беседовал с управляющим. Отец
сидел за столом,  а Ицко - в кресле у стола.  Но послушать,  о чем они
говорят, не удалось.
     - Не мешай нам, - сказал Платайс. - Я тебя позову.
     Пришлось уйти,  а в кабинете продолжался  разговор,  от  которого
Платайсу  становилось все легче и легче.  Эту беседу никак нельзя было
назвать допросом.  Платайс умел расспрашивать. Он даже у Митряева смог
выпытать  самые затаенные,  глубоко запрятанные мысли и факты.  С Ицко
было проще.  И все же этот разговор затянулся до вечера.  Зато Платайс
узнал со всеми подробностями и о встрече управляющего с подполковником
Свиридовым,  и об ответе на телеграфный запрос, посланный во Владивос-
ток.
     Положение прояснялось. Теперь было понятно, что слежка за домом -
всего лишь предупредительная мера.  Никакими конкретными фактами конт-
рразведка не располагала.  Еще несколько спокойных дней - и подполков-
ник Свиридов снял бы этот ночной пост у дома Митряевых.
     Но по-прежнему главная опасность оставалась.  Это Бедряков. И еще
предстояло тоже нелегкое дело - освободиться от управляющего.  Платайс
посмотрел на собеседника, и тот понял, что сейчас решается его судьба.
Злость у Ицко давно прошла,  а с ней ушла и храбрость,  но он старался
не показывать страха.
     - Без суда - не в ваших правилах! - произнес он, с трудом застав-
ляя себя не смотреть на ствол пистолета,  лежавшего за чернильным при-
бором. - Я же понял, кто вы... Не имеете права!
     - Имею!  - твердо сказал Платайс.  - Но вас пока не за что!  - Он
подчеркнул голосом это коротенькое "пока" и перебросил через стол лист
бумаги. - Пишите!
     Ицко, ни  о чем не спрашивая и не возражая,  написал под диктовку
Платайса короткую записку: "Не ищите меня и Мэри, пока не распродадите
все имущество. Мне - половину барыша, а я вам - дочь. Место обмена со-
общу. Алексей Ицко".



     Как всегда, в девятом часу утра к воротам особняка Митряева подъ-
ехал Карпыч. Ждать ему не пришлось. Вышел сам Платайс.
     - Садитесь, господин Митряев! - Карпыч снял шапку. - Эх, и прока-
чу! Беру недорого - везу быстро!
     - Спасибо, Карпыч! Но мне сегодня ломовой извозчик нужен.
     - Лапотник! - догадался старик. - Это можно. Прислать?
     - И поскорей! Мусор надо вывезти... И подальше - за город.
     Через час приехал на телеге Лапотник.  Ворота были открыты,  и он
направил лошадь к крыльцу.
     - Вас папа зовет! - крикнул Мика из окна.
     Лапотник вошел в дом,  а Мика наоборот - вышел во двор с куклой и
стал играть у самых ворот, чтобы видеть всю дорогу.
     Платайс с Лапотником вынесли какой-то длинный предмет, завернутый
в старые половики, и уложили его в телегу.
     - А если закричу? - послышалось из половиков.
     - Вы же неглупый человек, - ответил Платайс. - И вилы рядом с ва-
ми лежат. Острые!.. Зачем кричать?
     Оставив связанного  управляющего на телеге,  они вернулись в дом.
Здесь Платайс отдал  Лапотнику  деньги,  тоже  завернутые  в  какое-то
тряпье, и объяснил:
     - Успел продать кое-что митряевское...  Партизанам пригодятся.  А
это,  -  он вынул из тайника вновь написанное донесение,  скрученное в
небольшой шарик, - самое главное!
     Они пожали друг другу руки,  и Платайс почувствовал в его пальцах
такую силу, что не смог скрыть удивления.
     - Не рассчитал! - произнес Лапотник и ухмыльнулся в бороду.
     Подойдя к телеге,  он бросил деньги на связанного управляющего  и
подвел  лошадь к большой куче мусора за флигелем.  Поплевал на ладони,
взял вилы и нагрузил порядочный воз.  Спросил,  пригнув голову к борту
телеги:
     - Хватит иль добавить?
     - Иди ты!.. - управляющий выругался замогильным голосом.
     - Хватит! - решил Лапотник. - Еще подохнет в дороге.
     Он взялся за вожжи и выехал со двора. Мика закрыл за ним ворота и
кинулся к дому,  будто там должно произойти чудо.  А все чудо состояло
из груды старой рваной одежды, лежавшей в кабинете на диване.
     - Переодевайся! - разрешил Платайс и улыбнулся, видя, с какой ра-
достью сын стаскивает с себя платье.
     - Ты жалеешь,  что взял меня?  - спросил Мика,  натягивая дырявые
широченные брюки, грубо подрезанные внизу ножницами.
     - Об этом поговорим, когда вернемся, - ответил Платайс и подумал,
что начальник дивизии все-таки был прав.
     Мика не смог стать безупречно похожим на девочку,  потому и приш-
лось  расстаться с ним.  Разгадал Ицко,  может разгадать и еще кто-ни-
будь.  Пусть лучше Мика снова станет мальчишкой. Со своими друзьями он
не  пропадет  -  это уже проверено жизнью.  И еще одна мысль заставила
Платайса ускорить расставание с сыном. Из-за Бедрякова могла произойти
катастрофа. Так пусть хоть Мика уцелеет.
     Переодевание заняло не больше минуты. Вместо нарядной, но углова-
той  и  грубоватой девчонки в кабинете у стола стоял мальчишка-босяк с
сияющими от радости глазами.
     - Хорош! - похвалил Платайс. - Садись... Ты все запомнил?
     - Наизусть!
     Платайсу было жалко расставаться с сыном, хотелось приласкать его
на прощанье, но он сказал нарочито сурово и сухо:
     - Никаких  собственных  выдумок!  Только то,  что я сказал,  - не
больше! Так и передай своим дружкам! Ни одного шага без моего разреше-
ния!
     - А разве плохо с Бедряковым вышло? - вспомнил Мика.
     - Не  знаю,  -  ответил Платайс.  - Хвалить не буду.  Это дело не
окончено. Как оно еще повернется?..
     - Да его уже, наверно, кокнули за листовки! - вырвалось у Мики.
     - Не так все просто! - возразил Платайс и встал. - Пора, сынок! -
Он  прижал Мику к себе.  - Будь умницей!..  Скоро холода настанут - не
простынь.  - Платайс поцеловал сына и долго смотрел ему в глаза, точно
хотел запомнить навсегда. - Уйдешь через полчаса после меня!
     Он широко раскрыл дверь сейфа и вышел из  кабинета,  прихватив  с
собой платье, туфли и все, что осталось от маскарада.
     Мике было радостно и тревожно. Больше радостно. Он подрыгал нога-
ми, не чувствуя на них ни туфель-колодок, ни чулок. С непривычной лег-
костью помахал руками, не обтянутыми надоевшим шелком. Тряхнул головой
- волосы разлетелись,  как им хотелось.  Он тихо рассмеялся, представ-
ляя,  как явится к своим друзьям и как они удивятся,  увидев  прежнего
Мику.
     Потом он подошел к окну,  чтобы проводить отца.  По  двору  шагал
офицер,  а Платайс стоял на крыльце. И Мика услышал разговор, от кото-
рого его радость померкла.
     - Доброе утро,  господин Митряев!  - приветливо сказал офицер.  -
Боялся, что придется вас будить!
     - Я встаю рано, - ответил Платайс. - С кем имею честь?
     - Адъютант подполковника Свиридова!
     - О-о!.. Разведка!
     - Контрразведка! - поправил его офицер.
     - Эти тонкости не для меня! - улыбнулся Платайс. - Впрочем, в лю-
бом случае - я к вашим услугам. Прошу! - он отступил от двери, пригла-
шая офицера в дом. - Рад гостю!
     - Спасибо,  но...  разрешите в гости прийти в другой раз... У нас
произошла  одна  история...  Короче - подполковник Свиридов просит вас
приехать!
     - Сейчас?
     - Коляска - у ворот!
     Мика видел,  как отец,  улыбающийся и спокойный,  сел в коляску с
офицером. Солдат-ездовой погнал лошадь.
     Что-то оборвалось внутри у Мики.  Мыслей было много, но все обры-
вочные, бестолковые, суматошные. Они, как насмерть перепуганные цыпля-
та, суетились и толкались, мешая друг другу. Вежливый тон разговора не
обманул Мику.  Ему хотелось немедленно предпринять что-то, но что? Хо-
телось бежать куда-то,  но куда? Позвать кого-то, но кого и зачем? Ему
казалось, что все пропало, погибло. Злое и бессильное отчаянье охвати-
ло его.  Взорвать бы,  уничтожить семеновцев до единого!  Подпалить бы
этот город со всех сторон! "Подпалить! Подпалить!" - про себя повторял
Мика, чувствуя в этом слове какую-то надежду.
     На этой наивной мальчишеской мысли и остановилась карусель в  его
голове.  Запалить этот проклятый дом!  Нет! Дом нельзя! А флигель мож-
но!.. Мике представилось пламя до небес, дым на всю Читу, шум, перепо-
лох, бегущие в страхе люди... Неужели отец не воспользуется этой пани-
кой? Не может быть! Он умный! Он смелый! Он догадается!..
     Подполковник встретил  Платайса с большим почтением:  встал из-за
стола, подвел к дивану и сам сел рядом, подчеркивая этим неофициальный
характер предстоящего разговора.
     Платайс был спокоен, потому что подготовился к самому плохому - к
провалу.  Если Бедряков назвал фамилию Митряева,  то подполковник, ко-
нечно, воспользуется такой отличной возможностью еще раз проверить то-
кийского богача, который почему-то вызвал подозрение у своего управля-
ющего. Свиридов ничем не рисковал. Стоит устроить очную ставку - и все
решится. Если Бедряков узнает Митряева, подполковник извинится за бес-
покойство. Если не признает - тем лучше! Платайс предвидел такой ход и
знал,  что в этом случае ему останется лишь одно: успеть с толком раз-
рядить свой пистолет.
     - Я слышал,  что вы завершаете свои дела в городе?  - сказал под-
полковник.
     - В городе - да,  - ответил Платайс.  - Но у моего брата оказался
склад и на станции Ага. Кровельное железо. Никак не могу найти покупа-
теля!..  Прошу  вас поверить - ни одного лишнего дня я здесь не пробу-
ду...  Мне понятно,  что вас тревожит: город прифронтовой, посторонний
человек - помеха и лишняя вам забота!
     Подполковник высоко поднял брови.
     - Мне?
     - Может быть,  я и ошибаюсь, - произнес Платайс. - Но вы сами по-
казали осведомленность в моих делах,  а всякая осведомленность требует
затраты определенного времени.
     - Вы преувеличиваете!  - рассмеялся подполковник. - Никакого вре-
мени! Обычное чисто формальное ознакомление!
     - Но это формальное ознакомление,  - улыбнулся Платайс,  - стоило
жизни моей овчарке.
     Подполковник отшатнулся,  но  понял,  что разыгрывать удивление -
глупо.
     - Проверю! - произнес он бархатистым баритоном. - А вас я все-та-
ки не отпущу! Даже когда все дела закончите - не отпущу... без хороше-
го дружеского ужина!
     - Заранее примите мое приглашение!  - любезно сказал  Платайс.  -
День уточню попозже.
     - Приятно иметь дело с таким человеком!  - воскликнул Свиридов  и
доверительно положил свою руку на руку Платайса.  - А теперь разрешите
по существу... Напоминает ли вам что-нибудь фамилия Бедряков?
     "Начинается!" - подумал Платайс и сделал кислое лицо.
     - Напоминает... В среду мне предстоит скучная встреча с этим гос-
подином.
     - Почему же скучная?
     - Человек  он...  Как бы вам сказать?  - Платайс помолчал,  потом
махнул рукой: - Вам можно!.. И даже нужно, наверно!.. Он торгует опиу-
мом. А я, знаете, не люблю грязное ремесло!
     Подполковник вздохнул, погладил усы.
     - Понимаю вас...  И все же,  раз уж начали, позвольте до конца...
Этот Бедряков попал в непонятную,  в какую-то нелепую историю... Но мы
готовы  отпустить его под ваше поручительство.  Он сам об этом просит.
Вот письмо. Прочитайте, пожалуйста... Его почерк?
     - Почерка его я не знаю, - ответил Платайс и прочитал письмо.
     Бедряков слезно умолял Митряева заступиться ради их старого  зна-
комства.  Клялся,  что листовки ему подсунули какие-то негодяи. Письмо
заканчивалось так:  "Ваше высокое поручительство спасет меня и сделает
верным рабом до гроба".
     Платайс долго не отвечал подполковнику, перебирая в уме возможные
варианты и стараясь выбрать самый лучший.
     - Хочу уточнить,  - произнес Свиридов,  видя его  затруднение.  -
Речь идет не о коммерческом лице Бедрякова.  В этом смысле,  уверен, и
мать родная за него не поручится.  Речь идет о его политической благо-
надежности.
     Платайс нерешительно вертел в руках письмо Бедрякова.
     - Для меня - это тесно связанные понятия. Он живет торговлей опи-
умом. Почему ему не поднажиться на листовках?
     - Но кто их купит?
     - Ему могли заплатить за распространение.
     Это предположение заставило подполковника рассмеяться вполне иск-
ренне.
     - Я сказал какую-нибудь глупость? - догадался Платайс.
     - Просто вы не знаете большевиков!
     - Согласен, но...
     - Нет, нет! Это невозможно! - Свиридов перестал смеяться. - Итак,
отказ?
     - Безусловно!
     - Тогда - лично моя просьба...
     Понимая, что последует за этим,  Платайс незаметно напрягся, под-
тянул ноги поближе к дивану, чтобы вскочить в любой момент.
     - Я ее выполню с удовольствием!
     Подполковник склонил голову набок и просительно,  почти умоляющим
взглядом ощупал лицо Платайса.
     - Взгляните на него!..  На Бедрякова.  Тот ли это человек?..  Его
сейчас приведут.
     - Пожалуйста! - воскликнул Платайс с таким облегчением и с такими
чистыми радостными глазами,  что Свиридов подумал,  стоит ли  затевать
эту комедию, разве не видно, что это настоящий Митряев, которому нече-
го бояться ни контрразведки, ни Бедрякова.
     И все-таки подполковник,  вероятно,  приказал бы привести аресто-
ванного.  Но с улицы долетели тревожные выкрики. Надсадно ударил и за-
частил пожарный колокол.
     - Что такое? - Свиридов недовольно поморщился и, перегнувшись че-
рез спинку дивана, посмотрел в окно. - Дым!
     Платайс тоже повернулся к окну.
     - Пожар, кажется...
     - Пожар! - крикнул, вбегая в кабинет, адъютант Свиридова. - И го-
ворят... - Он как-то по-особому взглянул на Платайса. - Говорят... ваш
дом, господин Митряев!
     - Что-о? Не может быть! - подполковник распахнул окно и выглянул,
но ничего, кроме далекого дыма, не увидел.
     А Платайс покачнулся, схватился руками за голову.
     - Деньги!  Мои деньги! - пролепетал он помертвевшими губами и ри-
нулся  из кабинета,  удивляясь счастливой случайности,  которая пришла
ему на помощь.
     - Коляску  возьмите!  - крикнул ему вслед подполковник и приказал
адъютанту:  - Посадите его в коляску!  И помогите - соберите солдат  с
ведрами!
     Офицер побежал за Платайсом, а Свиридов остался у открытого окна.
На улице происходило что-то непонятное.  Дым виднелся далеко справа, а
люди и здесь суетились,  метались и кричали,  словно пожар был  совсем
рядом.  Потом все бросились врассыпную.  Часовые, охранявшие дом конт-
рразведки,  побежали в ближайший переулок.  У подполковника  мелькнула
мысль: не ворвались ли в Читу партизаны? Но выстрелов не было. Слышал-
ся приближающийся грохот колес, дикий перезвон и трубный яростный рев.
     Свиридов вышел на крыльцо.
     По узкой улице мчалась обезумевшая тройка лошадей,  запряженных в
длинную пожарную линейку.  Все в пене,  кони задирали головы,  ржали и
неслись с такой скоростью,  что тяжелый экипаж подпрыгивал,  как игру-
шечный,  а колокола,  прикрепленные к деревянным стойкам, и ведра, ви-
севшие на крюках, трезвонили на всю Читу. Пожарников на линейке не бы-
ло. Вожжи волочились по земле. А сзади в клубах пыли, поднятой колеса-
ми,  бежал слон.  Он остервенело размахивал  хоботом  и,  прихрамывая,
гнался за трезвонящим экипажем,  приняв его за врага, увешанного свер-
нувшимися в клубок змеями пожарных рукавов.
     Напротив дома  контрразведки  вожжи  зацепились за врытую у ворот
тумбу и натянулись. Коренник, скаля желтые зубы, резко бросился влево,
увлекая  за  собой пристяжных лошадей.  Хрустнули и сломались оглобли,
полетели разорванные ременные постромки.  Линейка с  грохотом  подмяла
под себя забор, врезалась в сарай и остановилась.
     На секунду наступила тишина.  Но слон был уже  рядом.  Он  настиг
своего врага.  Затрещали доски забора под его ногами.  Забренчал коло-
кол,  вырванный хоботом вместе со стойкой.  Взвился в воздух  пожарный
рукав.  Заскрежетали ведра.  Слон бросал их под ноги и превращал в же-
лезные лепешки.
     Подполковник опомнился и выхватил пистолет,  но, взглянув на гро-
маду слона, не выстрелил.
     - Часовые! - крикнул он.
     Никто не ответил.  Многие солдаты впервые видели слона и попрята-
лись от страха.
     А слон продолжал крушить пожарную линейку.
     - Не стреляйте! Ради бога, не стреляйте - услышал подполковник.
     К крыльцу подскакал на статной холеной лошади какой-то бритоголо-
вый человек в ермолке.
     - Не стреляйте!  Умоляю! - повторил он, спрыгивая на землю. - Это
же тысячи! Многие тысячи!
     - Цирковой? - спросил Свиридов.
     - Так точно! - заторопился человек, боясь, что подполковник пере-
думает и выстрелит в слона... - Сегодня приехали... Он смирный!.. Но в
дороге цепью натерло ногу... Рассердился! А тут пожарники! Звон-перез-
вон!..
     - Забирайте  его!  - сердито приказал Свиридов,  кивнув на слона,
который тужился перевернуть линейку.
     - Оло! Оло! - закричал человек, боязливо подступая к задним ногам
слона.
     Подполковник с любопытством ждал, что будет дальше, но вдруг лицо
его изменилось.  Он вспомнил, что в этом полуразрушенном сарае был за-
перт Бедряков. Держась подальше от слона, который начал успокаиваться,
Свиридов подошел к противоположной стене сарая,  где находилась дверь.
Ее заклинило перекосившимися досками. Подполковник отодвинул засов и с
трудом вырвал дверь из гнезда.
     Бедрякова в сарае не было. Когда слон выдернул бревно из разворо-
ченного линейкой угла,  в стене образовалась большая дыра,  и Бедряков
сумел выползти наружу. Это он сделал от страха. Сарай мог завалиться и
придавить его. Но оказавшись на свободе, Бедряков решил, что глупо са-
мому возвращаться в руки контрразведки.  На поручительство Митряева он
не очень рассчитывал, а на правосудие семеновцев - тем более...

     Деревянный флигель пылал весело и ярко.  С колокольни было видно,
как  упругое  пламя вырывалось из окон,  точно внутри горел гигантский
примус.
     - Керосину плеснул? - поинтересовался Трясогузка.
     Мика не ответил. Перевесившись через перила, он смотрел не на по-
жар,  а на дорогу,  по которой увезли отца. А там, внизу, от окраинных
домов бежали люди с ведрами, с баграми, с лестницами.
     Трясогузка уже все знал и понимал, куда смотрит и кого ждет Мика.
Командир обнял друга за плечи.
     - Ты не думай...  Твой батя знаешь какой? Да он и без пожара вык-
рутится!
     Но Мика так ничего и не сказал, пока не увидел ту же самую коляс-
ку,  на которой увезли отца.  Тот же солдат-ездовой нахлестывал гнедую
лошадь. Сзади сидели отец и офицер, который приходил утром.
     Мика с шумом выдохнул воздух и,  схватив Трясогузку, чуть не под-
нял его. Трясогузка обрадовался не меньше Мики.
     - А я что тебе говорил?.. Твой батя - он такой!..
     Коляска промчалась мимо забора,  который уже начинал дымиться,  и
влетела во двор.
     - Слава  богу  -  дом цел!  - дрожащим голосом произнес Платайс и
спрыгнул на крыльцо.
     Адъютант Свиридова выскочил за ним.
     В кабинете, увидев распахнутую дверь сейфа, Платайс застонал, бо-
язливо,  бочком приблизился к нему, взял лежавший на виду лист бумаги,
пробежал глазами и,  обессилев,  опустился в кресло.  Офицер подхватил
упавшую на пол бумагу и прочитал записку управляющего Алексея Ицко.



     В царстве  Хряща  порядок  был строгий.  С утра все беспризорники
уходили "на работу".  В разрушенной лесопилке оставался только он сам,
два  его  телохранителя и караульный,  который всегда сидел наверху за
трубой и подавал сигнал, если кто-нибудь приближался к развалинам.
     До обеда Хрящ играл в карты с телохранителями - на щелчки. Проиг-
рывал он редко,  но и проиграв,  не подставлял свой царственный лоб. В
этом случае телохранители тянули жребий и тот,  кому не повезло, полу-
чал щелчки вместо Хряща.
     К обеду беспризорники начинали по одному возвращаться "с работы".
Несли все, что удавалось стащить или выпросить за день. Добыча целиком
поступала в распоряжение Хряща,  и он делил ее,  но не поровну,  а как
ему вздумается.  Никто не имел права съесть до прихода "домой" ни  ку-
сочка.  За это не только лишали порции на несколько дней вперед,  но и
били без всякой жалости. Обмануть Хряща было невозможно. Посмотрит - и
горе тому, кто утаил или съел хотя бы селедочный хвост.
     В тот день первым вернулся "с работы" Конопатый - любимчик Хряща.
Конопатый не голодал даже тогда,  когда несколько дней подряд приходил
пустой. Царек всегда выдавал ему порцию из общего котла.
     Конопатый притащил  с собой рулон какой-то бумаги и развернул пе-
ред Хрящом.  Это была сорванная с забора цирковая афиша.  Большой слон
держал в хоботе флаг с надписью:  "Цирк шапито.  Слон и другие всемир-
но-известные аттракционы. Спешите! Спешите! Спешите!"
     - Вот это верблюдище! - сказал один из телохранителей.
     - Это слон! - поправил его Хрящ.
     - Всемирно-известный! - добавил Конопатый.
     - Откуда знаешь? - спросил царек.
     - Написано.
     - Где?  - Хрящ поводил глазами по афише,  хотя не знал  ни  одной
буквы. - Не вижу!
     - Не видишь?  - хитренько переспросил Конопатый. - Пожа! - Он вы-
тащил из-за пазухи бинокль и повторил: - Пожа!.. Глаз - как шило! Ска-
зал - наколол!
     - За  это получишь добавку!  - объявил Хрящ,  приставил бинокль к
глазам,  посмотрел на афишу и подтвердил:  - Теперь вижу... Надо будет
сходить... Разведай про цирк!
     - Могу.
     Наверху просвистел караульный - два раза.  Это означало, что идут
не свои, но и особой опасности нету.
     - Кого несет? - удивился Хрящ и спрятал бинокль.
     Мальчишки замолчали, выжидательно поглядывая на заваленный кирпи-
чами вход в бывшую котельную.  Послышались шаги, уверенные, хозяйские,
и в подвал вошли Трясогузка и Мика.
     - Хрящу - наше с кисточкой!  - поприветствовал царька командир. -
И Конопатый тут?.. Здорово, Конопатый!
     Трясогузка чувствовал себя как дома.
     - Слушай, Хрящ! Опять к тебе... Без тебя, знаешь, - туго!
     Ну, чего, чего? - спросил польщенный царек.
     - Привел своего человека!  - Трясогузка показал на Мику.  - Ты уж
его не обижай и работать не заставляй - воровать он не умеет.
     - На что такой нужен?  - произнес Хрящ.  - Второй Малявка! Лишний
рот!
     - Мы за него пай вложим! - пообещал Трясогузка. - За нами не про-
падет! Сам знаешь!.. Поладили?.. Не обижай - наш человек!
     - Отчаливай! - согласился Хрящ. - Не обидим.
     Трясогузка протянул Мике руку.
     - Держись... Мы часто заходить будем.
     - Эй!  - крикнул Хрящ, когда Трясогузка уже пошел к выходу. - Ло-
ви!
     Блеснув стеклами, полетел бинокль. Трясогузка поймал его, вернул-
ся и похлопал Конопатого по плечу.
     - Спасибо! - А Хрящу сказал: - И тебе это зачтется!
     - Ха! - презрительно ухмыльнулся царек, но в душе он был рад слы-
шать это многозначительное обещание.
     С первой встречи с Цыганом и Трясогузкой Хрящ  почувствовал,  что
за этими мальчишками,  внешне похожими на других беспризорников, скры-
вается какая-то таинственная сила. А силу царек уважал.
     Когда Трясогузка  ушел,  все  уставились на Мику.  Конопатый даже
обошел вокруг него, осмотрел со всех сторон и спросил:
     - А не ты в шляпке бегал?..  Глаз - как шило!..  Может, ты - дев-
чонка?
     Мика похолодел.  От первой встречи зависит все. Как он себя пока-
жет, так к нему и будут относиться потом. И Мика набросился на Конопа-
того. Оба упали на пол.
     - Я девчонка? - кричал Мика, работая кулаками. - Девчонка?.. Дев-
чонка?
     Драться Мика не умел, но сила у него была, и Конопатый почувство-
вал ее. Вывернувшись из-под Мики, он отскочил в сторону. А Мика упрямо
шел на него, приговаривая:
     - Девчонка?.. Девчонка?.. Сейчас получишь от девчонки!
     - Отстань! - оттолкнул его Конопатый.
     Он тоже не умел и не любил драться. Но Мика петухом наскакивал на
него, пока Хрящ не гаркнул:
     - Ша!.. Расчирикались!
     Телохранители растащили мальчишек.
     - Проверил? - насмешливо спросил Хрящ у Конопатого. - Девчонка?
     Тот потер ребра и признался, без всякой злобы посмотрев на Мику:
     - Не похоже!  - А потом добавил с недоумением: - Но глаз-то - ши-
ло! - и опять взглянул на Мику.
     Один за  другим  стали появляться беспризорники.  Начался обычный
предобеденный ритуал.  Хрящ сидел в плетеном кресле перед широкой дос-
кой, положенной на кирпичи. Мальчишки подходили и выкладывали на доску
свою добычу.  Отчитавшись перед царьком,  они усаживались вдоль  стен,
поджидая остальных беспризорников. Мика стоял сзади царька, как третий
телохранитель.  Мальчишки видели его,  но никто не спрашивал,  кто это
такой. Хрящ знает - этого достаточно.
     А на доске росли и росли горки всякой снеди:  творог  в  тряпице,
горсть подсолнечных семечек, четыре огурца, кусок вяленой медвежатины,
два яйца. Следующий беспризорник подошел к доске и потряс плечами, ос-
вобождаясь  от  какого-то невидимого груза.  К его ногам из-под одежды
выпала связка сушек. Он поднял ее и положил перед Хрящом. Царек только
взглянул на телохранителей,  и те набросились на беспризорника. Четыре
руки огладили,  ощупали его, и на доске очутились еще две сушки, кото-
рые мальчишка прятал за пазухой.
     - Без обеда! - изрек Хрящ.
     Подошел Малявка,  жалкий,  с обреченным лицом,  с губами, заранее
сложенными на плаксивый манер. Руки он держал за спиной.
     - Опять?  - спросил Хрящ и, не дожидаясь ответа, повернулся к ле-
вому телохранителю. - Который день он пустой?
     - Третий.
     - Позавчера кормили?
     - Кормили.
     - Вчера?
     - Кормили.
     Хрящ посмотрел на Малявку и вынес приговор:
     - Вчера  задарма  кормили,  позавчера  кормили  - сегодня великий
пост.
     Малявка всхлипнул  и  без  всякой надежды показал палку,  которую
держал за спиной.
     - А это не примешь?
     - Покажи-ка! - воскликнул Мика.
     - Не лезь!  - осадил его Хрящ и сам взял палку с большим серебря-
ным набалдашником.
     Мике показалось,  что  именно  эта палка была в руке у Бедрякова,
когда он приходил к отцу.
     - Где взял? - спросил Хрящ у Малявки.
     Маленькая надежда засветилась в глазах у мальчишки, и он, всячес-
ки стараясь разжалобить царька, рассказал, как его чуть не убили в ле-
су за станцией.  Он скрыл,  что собирал там бруснику, а в остальном не
соврал ни слова.
     Сначала он услышал крики,  потом выстрелы.  Малявка  испугался  и
спрятался в кустах. Мимо пробежал хромой человек с палкой. За ним гна-
лись солдаты, стреляли на бегу. Человек с палкой упал. Солдаты уволок-
ли мертвого к станции,  а палка осталась в брусничнике. Не заметили ее
семеновцы или забыли.
     Хрящ погладил серебряный набалдашник,  как скипетр,  взял трость,
приосанился. Эта вещица ему понравилась.
     - Пост отменяю! - сказал он и добавил: - На два дня.
     А Мика готов был расцеловать Малявку за эту новость.  Теперь отцу
ничто не угрожало...
     Беспризорники все шли и шли. На доске уже лежали и куски домашней
колбасы,  и сахар, и снетки. Стояли даже два глиняных горшка, украден-
ных из чьего-то погреба. В одном горшке - еще теплая гречневая каша, в
другом - сметана.
     Увеличилось и число наказанных.  Иной раз Хрящ просто тыкал паль-
цем в какого-нибудь беспризорника и, ничего не объясняя, говорил:
     - Ты уже наелся. Обедать будешь завтра.
     Никто не  спорил,  потому  что царек редко ошибался.  Он каким-то
чутьем узнавал провинившегося.
     Когда все пришли, Хрящ торжественно объявил:
     - Дележ!
     Все бросились к доске.  Наступил самый ответственный момент. Хрящ
мог дать больше или меньше,  мог выбрать что-нибудь вкусное, а мог су-
нуть горсть семечек - и все.
     - Слушай,  Хрящ!  - смело,  как Трясогузка, сказал Мика. - Подож-
ди!.. Сколько, по-твоему, вся эта еда стоит?
     Царек снял цилиндр, положил его рядом с собой на доску.
     - Купить хочешь?
     - Продай!
     - Гони десятку!
     Беспризорники думали,  что все это шутка. И Хрящ назвал цену тоже
в шутку.  Откуда у этого оборвыша десятка? Да и зачем ему эта торговая
сделка! Но Мика вытащил из кармана десять рублей и положил на цилиндр.
     - Мое? - спросил он, указывая на еду.
     - Забирай, - растерянно произнес Хрящ, не успев сообразить: выга-
дал он или проиграл.
     - Жадюга! - крикнул Малявка Мике. - Обожрешься! Лопнешь!
     - Не лопну!  - весело ответил Мика.  - Конопатый! Ты своим глазом
хвастаешься!.. А ну-ка, раздели на всех поровну!..



     О несчастье, которое произошло в доме Митряевых, узнала вся Чита.
Старики припоминали прошлое и говорили,  что над этим родом всегда ви-
село какое-то проклятье. Пожар и бегство управляющего, прихватившего с
собой деньги и девочку,  - новое тому подтверждение.  И когда Платайс,
мрачный,  подавленный случившимся,  вошел в церковь, многие оглянулись
на него - кто со злорадством, а кто и с сожалением.
     Он выждал,  пока уляжется любопытство,  вызванное его приходом, и
подошел  к стойке,  за которой Трясогузка продавал свечи.  Это была их
первая в Чите встреча.
     - Выдрать бы тебя,  - тихо сказал Платайс,  подавая мелочь,  - да
нельзя в церкви!
     Трясогузка не моргнул и глазом. Выбрав свечу, он протянул ее, до-
ложил скороговоркой:
     - Мику отвел к Хрящу.  Бедрякова убили семеновцы.  А с колокольни
виден склад со снарядами.
     Чтобы оправдать задержку у стойки,  Платайс вынул еще одну монету
и спросил:
     - О Бедрякове - точно?
     Трясогузка подал вторую свечу.
     - Точно!  Видел один шкет не из врунов. И палка с набалдашником у
Хряща. Могу достать.
     - Не надо. А за складом понаблюдай сверху.
     Платайс отошел,  около иконы зажег свечи,  постоял,  глядя в пол,
послушал негромкий говорок священника и вышел с опущенной головой.
     День начинался удачно. Платайс еще ночью проверил, есть ли у дома
секретный пост,  и убедился, что он снят. Потом приехал Карпыч и, пока
вез Платайса к церкви,  сообщил,  что Лапотник  благополучно  доставил
груз  партизанам.  А теперь еще это известие о Бедрякове!  Но можно ли
верить мальчишкам?  Где бы перепроверить это известие?  Может быть,  у
самого подполковника Свиридова?
     Платайс улыбнулся этой нелепой мысли,  но она вновь и вновь возв-
ращалась к нему.  Если Бедряков жив, то рано или поздно с ним придется
встретиться.  Стоит ли играть в жмурки?  Не лучше ли  сразу  разрубить
узел,  связывающий руки? И Платайс, взвесив все, решил пойти навстречу
опасности.  Решил твердо,  без колебаний, потому что где-то внутри был
уверен в мальчишках.
     Карпыч ждал его за оградой церкви.
     - Куда прикажете, господин Митряев?
     - Дом контрразведки знаешь?
     - Знаю, однако.
     - Вези... Там опять подождешь...
     Солдаты чинили  сарай  и  забор,  вспоминали вчерашний переполох,
посмеивались над часовыми,  которые от страха удрали с поста.  Подпол-
ковник Свиридов вчера же отправил их на передовую.  Но и это наказание
было милостью.  Сначала Свиридов хотел  их  расстрелять,  но  отсрочил
расстрел на три часа и приказал найти убежавшего заключенного.
     Говорили солдаты и про слона.  Оло прославился на весь  читинский
гарнизон. Особенно удивлялись солдаты тому, что подполковник не прист-
релил слона. Объясняли это тем, что он дорого стоит. Цена на Оло росла
и росла, пока один из солдат не заявил, что слоны ценятся на вес золо-
та:  сколько пудов он тянет,  столько золота можно получить  за  него.
Большей цены никто не мог придумать...
     Платайс прошел мимо солдат.  Адъютант встретил его в коридоре  и,
поддерживая под руку, как больного, ввел в кабинет Свиридова.
     - Простите!..  Знаю - не по вашей части, господин подполковник! -
еще с порога заговорил Платайс. - Но мне не к кому больше!.. Прошу вас
- найдите мою дочь!
     - Садитесь, садитесь! - подполковник заботливо пододвинул кресло.
- И просить не надо!  Я обязан!.. Я чувствую себя виноватым в какой-то
мере... Этот вчерашний вызов...
     - Если б я вчера был дома! - простонал Платайс.
     - Не  надо  водить  знакомство с сомнительными людьми!  - кольнул
Свиридов.  - Кстати,  вы хорошо сделали, что не захотели поручиться за
него.
     Никаких других подтверждений смерти Бедрякова Платайсу не  требо-
валось.
     - Не до него мне сейчас!  - воскликнул он. - Я ничего не пожалею,
господин  подполковник!..  Ту половину,  которую требует этот мерзавец
управляющий, я раздам тем, кому вы поручите поиски Мэри!
     - Зачем же им? - с обидой произнес Свиридов. - Им достаточно мое-
го приказа.
     - Ну не им!  Любому!  - вырвалось у Платайса,  и он подметил, что
подполковник не оставил без внимания эти слова.
     Свиридов обещал принять меры, но не сказал, что розыски уже нача-
ты. Проводив Платайса, он долго расчесывал специальной щеточкой пушис-
тые усы.  Подполковник думал.  Никак ему не удавалось четко определить
свое отношение к этому человеку.  Кажется, уже все ясно! Митряев - как
на  ладони!  И в то же время что-то настораживает,  настраивает против
него.  Появились какие-то подозрения у Ицко, а теперь он сбежал и тре-
бует выкупа за дочь. Был Бедряков, лично знавший токийского богача, но
и его уже нету. Случайность это или нечто другое?
     Вошел адъютант  и подал срочную депешу с пометками самого Семено-
ва.  Содержание было таково, что подполковник надолго забыл о Митряеве
и  его дочери.  В депеше сообщалось,  что японские оккупационные части
начинают постепенно эвакуироваться из Забайкалья.  Это  означало,  что
семеновцы остаются одни против Красной Армии...
     Платайс предполагал,  что Свиридов смотрит на него из окна,  и до
конца вел себя как убитый горем человек.  Он устало сел в коляску и не
сразу ответил на вопрос Карпыча - куда ехать?  Старик второй раз спро-
сил:
     - Куда прикажете, господин Митряев?
     Платайс безразлично махнул рукой.
     - Вези куда-нибудь... Хоть в кабак, хоть к черту!.. Давай в трак-
тир!
     И церковь,  и трактир - все это оправдывалось условиями той игры,
которую вел Платайс. Он еще ни разу не заходил в церковь, но случилась
беда - и он пришел помолиться,  поставил у иконы две свечки. Обедал он
всегда дома,  но сбежал управляющий - пришлось ехать в трактир,  чтобы
поесть и выпить с горя.
     Цыган увидел Платайса из своей каморки. Первое, что он почувство-
вал - это испуг.  Достанется же ему от Микиного отца и за побег,  и за
то,  что  они с Трясогузкой пробрались в Читу!  Потом мальчишка понял,
что Платайс и слова сказать не сможет,  даже сделает вид, что не знает
и не видел его никогда.
     Но Цыган ошибся.  Когда он подбежал к столику, за которым сел Ми-
кин отец, и стал обмахивать салфеткой и без того чистую скатерть, Пла-
тайс сказал:
     - И будет же тебе на орехи, чертенок!
     - Извините! - ответил Цыган и сунул записку.
     Платайс прочел  ее уже дома и не мог понять,  каким образом Цыган
узнал все это. Мальчишка писал корявыми буквами: "Японцы начинают сма-
тывать  удочки.  А  семеновцы  захватили эшелон с нашими ранеными и по
приказу какого-то Свиридова гонят его на станцию Ага".
     Сколько ни думал Платайс,  он так и не догадался, как добыл Цыган
эти сведения.
     А Цыгану помог бинокль.
     На чердаке в трактире было окошечко,  которое выходило в тупик  с
дровами.  За дровами в соседнем доме,  который Цыган вначале принял за
тюрьму, работал телеграф. Окно с решеткой - как раз напротив чердачно-
го окошка,  только ниже его.  Видно, как входят в аппаратную и выходят
какие-то военные,  как выползает из аппарата белая лента.  Еще  лучше,
когда  над аппаратом зажигают свет.  Тогда виден и стол с бумагами,  и
чернильница.  Все видно, кроме самого главного - слов на ленте. В одну
из  ночей  Цыган  торчал на чердаке несколько часов и таращил в окошко
глаза, пока не разболелась голова. Вот тогда он и подумал о бинокле.
     Цыган дождался  вечера,  забрался  на чердак,  нацелил бинокль на
ленту и опять ничего не разобрал.  Все зависело от того, как повернута
лента.  Если она сползала с ролика ребром к Цыгану, то прочитать слова
было невозможно. Иногда дежурный подходил к аппарату и совсем заслонял
ленту спиной.
     Но Цыган терпеливо ждал у окошка,  и ему повезло. Лента разверну-
лась в его сторону, и он прочитал сообщение про эшелон с ранеными. Ча-
са через полтора - новая удача.  Тут уж помог  дежурный  унтер-офицер.
Телеграмма  об  эвакуации японских частей взволновала его.  Прежде чем
нести депешу к начальству, он оторвал ленту, приблизился к лампе и пе-
речитал текст - на этот раз вместе с Цыганом.



     Начавшаяся эвакуация японцев поставила белогвардейцев в затрудни-
тельное положение.  Бывший казачий есаул Семенов,  посланный в  Забай-
калье еще Керенским,  не хотел уходить из Читы, в которой хозяйничал с
1918 года. Делались попытки укрепить читинскую "пробку", состоявшую из
20 тысяч солдат,  50 орудий,  11 бронепоездов и 4 самолетов.  Для того
времени это была значительная сила.
     По ночам шла передвижка войск.  С артиллерийского склада за коло-
кольней увозили на передовую снаряды.  По улицам  скакали  вестовые  и
курьеры.
     Платайс воспользовался  этой  суетливой  растерянностью  и  очень
быстро  завершил то,  что начал до появления Бедрякова,  - создал под-
польную группу из железнодорожников.  Секретная информация  потекла  к
нему широкой рекой.  Он составлял короткие донесения, засовывал бумаж-
ную трубку в дно свечи,  передавал ее Трясогузке, а тот - Лапотнику, с
которым Платайс из осторожности больше не встречался.
     Этим же путем пришло к партизанам сообщение об эшелоне с ранеными
красноармейцами,  которых  по  распоряжению Свиридова везли на станцию
Ага.  Даже Платайс не догадывался, в чем смысл этого приказа. Железная
дорога в те дни была перегружена, и эшелон с ранеными подолгу стоял на
станциях и полустанках. На каждой стоянке медицинские сестры, попавшие
в плен вместе с красноармейцами,  хоронили умерших. Штаб партизанского
отряда принял решение - спасти раненых красноармейцев.
     Армия Трясогузки  тоже не бездействовала.  Командир все свободное
от церковных дел время проводил на колокольне. Иногда он брал у Цыгана
бинокль и изучал подходы к складу,  тропинки,  по которым ходили часо-
вые, порядок и время смены караулов.
     Мика воевал с Хрящом.  Это была очень трудная война,  требовавшая
выдержки, смекалки, военной хитрости.
     Царьку понравилось  каждый день брать по десятке за еду,  которую
приносили беспризорники.  Мика не жалел денег, полученных от отца. Не-
чего жалеть бумажки!  Как только в Читу придут красные,  эти десятки и
сотни превратятся в ничто.  И Мика, не скупясь, покупал еду, а Конопа-
тый делил ее на всех,  никого не обижая.  Полное равенство! Но не сов-
сем.  Во-первых, сам Хрящ получал и еду и деньги. Во-вторых, произошла
обезличка. Никого не наказывали, не лишали обеда. Многие беспризорники
воспользовались этим.  Они съедали то, что удавалось раздобыть в горо-
де, приходили с пустыми руками, но порцию свою требовали. А эти порции
становились все меньше и меньше.
     Больше всего Мика переживал из-за того, что не выполнил наказ от-
ца. Платайс дал деньги, чтобы сын мог жить без воровства и попрошайни-
чества. Мика не воровал и не выпрашивал, но ел-то он все-таки ворован-
ное!
     Однажды утром Мика проснулся вместе со всеми. Лежал, смотрел, как
беспризорники собираются "на работу",  и думал,  что бы такое сделать,
чтобы покончить с воровством. И придумал. Даже удивился, почему раньше
не сообразил, как можно распорядиться деньгами.
     - Все,  ребята! - крикнул он, вскакивая. - Больше этого не будет!
Можете никуда не ходить!..  Я предлагаю назначить  Малявку  начпродом,
как в армии!
     - Это что такое? - спросил Конопатый.
     - Это - начальник по продовольствию. Я буду ему каждый день выда-
вать по десятке, а он будет покупать еду и приносить сюда. Покупать! -
повторил Мика. - Помощников к нему прикрепим...
     Все по привычке посмотрели на Хряща.  Что-то скажет он? Мика при-
готовился к трудному и долгому спору.  Но царек уже давно смекнул, что
с приходом этого  оборвыша,  начиненного  десятками,  его  собственная
власть поколебалась. Да и предложение было такое, что не могло не пон-
равиться беспризорникам. Спорить опасно. И Хрящ сказал:
     - Как в армии?..  Ладно!  - он надел цилиндр и важно произнес:  -
Утверждаю Малявку начальником по жратве!  А тебя,  - Хрящ взял Мику за
рукав и подтянул к себе, - назначаю начальником по деньгам... Гони де-
сятку на сегодня!
     - Почему тебе? - возмутился Мика.
     - Как в армии!- усмехнулся царек. - Малявка - начальник над едой,
ты - начальник над деньгами, а я - над всеми начальник! Гони десятку!
     Чувствуя, что победа близка,  Хрящ нанес Мике еще один  удар.  Он
быстро оглядел стоявших вокруг беспризорников и спросил у них:
     - Правильно?
     И те опять по привычке закричали:
     - Правильно!
     - Гони! - Хрящ протянул руку, и Мика вложил в нее десять рублей.
     Царек подозвал к себе Малявку.
     - Держи! Даю при всех... Принесешь сдачу - трешку! И карт еще ку-
пи, а то теперь делать нечего. Турнир устроим!
     Но работа для беспризорников нашлась, и придумал ее Цыган.
     В ту ночь ему снова повезло. Он опять дежурил на чердаке с бинок-
лем и хотя не полностью и не до конца,  но сумел прочитать текст одной
телеграммы.  Кто-то приказывал незамедлительно,  на следующий же день,
отправить вечерним поездом из Читы офицера связи с документами. Что за
документы и куда их надо везти,  Цыган не понял.  Но для него это было
не так уж и важно. Главное он знал. Офицер связи не повезет пустые бу-
мажки.  Поедет он завтра.  Поезд назван в телеграмме вечерним. Значит,
это не воинский состав из тех, что отходят и прибывают без расписания.
Это пассажирский поезд,  который отправляется ежедневно в девять часов
вечера.
     Утром Цыган заготовил дров и воды и решил сбегать к  беспризорни-
кам.  Но  к  Хрящу надо приходить с подарками.  Цыган пошел на кухню и
принялся чистить медные кастрюли.  Он точно рассчитал время. Как раз к
этому часу поспевали супы,  каши,  котлеты, гуляши. Повар с подручными
уходил завтракать.
     Оставшись один  на кухне,  Цыган схватил длинную вилку-трезубец и
вытащил из котла большой кусок жирного мяса.  Завернув его в бумагу, а
сверху в тряпицу, он улыбнулся - вспомнил Малявку и его ошпаренные ру-
ки.
     - Ах та-ак! - послышалось от двери. - Воруешь?
     Прислонившись к наличнику,  подбоченясь, в дверях стояла Варя и с
торжествующим злорадством смотрела на Цыгана.
     - Продашь? - угрюмо спросил он.
     - Захочу  - продам,  захочу - куплю!  - девчонка протянула руку и
приказала: - Целуй, черномазый, тогда прощу!
     Уж лучше бы она ударила его!  Цыган не знал, как поступить. Но не
пропадать же всему делу из-за этой толстой противной девчонки! Он заж-
мурился,  чтобы не видеть пухлые,  точно ниткой перетянутые пальцы,  и
чмокнул в мягкую, пахнущую яичным кремом ладонь.
     - Еще!
     Он и еще раз чмокнул.  Варя победно захохотала и  убежала.  Цыган
сплюнул, вытер губы рукавом, взял мясо и незаметно выбрался из тракти-
ра.
     Он не ожидал, что застанет на месте всех беспризорников.
     - Забастовка у вас или отгул? - спросил он у Хряща.
     - Коммуния наступила!  - ответил царек и подмигнул Мике.  - Так я
говорю?
     - Эх ты! - укоризненно произнес Мика. - Над этим не шутят!
     - Чего мне шутить?  Сам выдумал! - Хрящ переглянулся с телохрани-
телями. - Только вот беда - вернется ли наш начпрод?
     Цыгану было некогда разбираться в этих разногласиях.
     - Получай! Дело будет! - сказал он, сунул царьку мясо и вывел Ми-
ку из подвала.
     Узнав про  курьера и документы,  Мика предложил обо всем сообщить
отцу.  Цыгана это не устраивало.  И он был прав. Где искать Платайса и
вообще - найдешь ли его до вечера? А курьер уедет и документы увезет.
     Вызвали на совет Хряща и Конопатого. Мика хоть и не любил царька,
и спорил с ним чуть ли не каждый день,  но понимал, что без его помощи
в таком деле не обойтись. Еще знал Мика, что Хрящу и другим беспризор-
никам эту тайну можно доверить. Только про отца нельзя сказать ни сло-
ва.
     Все получилось так, как предполагал Мика. Хрящ не стал расспраши-
вать,  что это за документы и кому они потребовались.  Он уже привык к
мысли, что Цыган, Трясогузка, а теперь и Мика - какие-то необычные лю-
ди,  что-то они скрывают,  кто-то за ними прячется и дает  им  силу  и
власть.  То они разыскивают таинственных пташек, то просят достать би-
нокль,  а этот беспризорный богач сорит деньгами - кормит за свой счет
всю ораву мальчишек...
     Хрящ подошел к вопросу по-деловому. Он спросил, как узнать офице-
ра  связи,  который повезет документы?  Мальчишки ничего не могли ска-
зать. Тогда Конопатый заявил:
     - Я узнаю.
     - Как?
     - Глаз - как шило!  - ответил Конопатый, не вдаваясь в подробнос-
ти.
     - А где он прячет документы? - спросил Хрящ.
     Мика и Цыган не знали.
     - Я узнаю! - уверенно заявил Конопатый.
     - Как?
     - Глаз - как шило! - ответил Конопатый.
     На этом допрос и закончился.  Цыган убежал в трактир, а Хрящ вер-
нулся  в  подвал и сел в кресло обдумывать операцию.  Но ему помешали:
пришел Малявка с двумя помощниками.
     Блаженно раскрыв рты,  беспризорники смотрели, как из объемистого
мешка начпрод с серьезным и важным видом вынимал одну за другой бухан-
ки хлеба,  два полуфунтовых куска масла,  связку сосисок, пучки лука и
наконец кулек с леденцами.
     - Дели! - сказал Малявка Конопатому и отдал Хрящу три рубля и две
новых колоды карт.
     Царек карты не взял. Приказал:
     - Спрячь!  Сегодня турнира не будет... Эй, братва! - повысил Хрящ
голос. - Сегодня - тепленькое дельце! Сам вас поведу!
     - Не дельце, а боевое задание! - поправил его Мика.
     - Тогда, может, ты и поведешь? - огрызнулся царек.
     - Не я начальник над всеми, а ты! - уклончиво ответил Мика.
     - Ну и помалкивай!
     - Бери,  начальник!  - первую порцию Конопатый подвинул к  Хрящу,
вторую подал Мике, а остальным скомандовал: - Забирайте!
     Мигом опустела доска.  Обедали дружно и молча. Внешне все остава-
лось  прежним:  и мрачные стены бывшей котельной,  и царек на плетеном
троне, и обед всухомятку. Но что-то было уже другим. Оно вмешивалось в
жизнь беспризорников и незаметно,  но упорно поворачивало их куда-то в
неизвестное...
     Хрящ давно  не выходил за границы своего царства.  Незачем было -
все, что нужно, приносили беспризорники. Но он не потерял те качества,
которые необходимы маленьким бездомным бродягам. Цилиндр он снял и ос-
тавил на кресле - эта штука слишком приметная,  а беспризорник  должен
быть серым,  безликим.  Тщательно отобрал он и мальчишек. Взял с собой
не всех. Даже Мику оставил "дома".
     - Ты хоть и начальник над деньгами, а тютя! - сказал он. - Мешать
будешь... Жди здесь. Получишь документы в собственные ручки!
     Это непонятное и какое-то унизительное слово - тютя - обидело Ми-
ку,  но спорить он не стал: понимал, что в этой операции толку от него
мало.
     Хрящ отобрал лучших карманников и  самых  быстроногих  мальчишек.
Отец  Хряща  служил когда-то ямщиком на перекладных.  Царек помнил его
рассказы о почтовых станциях,  на которых уставшие  лошади  заменялись
свежими, и экипаж без задержки мчался дальше по бесконечному сибирско-
му тракту.  И сейчас это помогло Хрящу расставить  беспризорников.  От
развалин  лесопилки  до  вокзала  по самым темным дорожкам и переулкам
протянулась цепочка мальчишек, которых царек назвал по-отцовски перек-
ладными. Эта цепочка оканчивалась под деревянной платформой, к которой
обычно подавался вечерний поезд.
     Карманники вместе с Хрящом залегли у забора слева от вокзала. Тут
были сложены дрова.  Конопатый забрался на высокую поленницу и  следил
за привокзальной площадью.  Все зависело от него. Нужно каким-то обра-
зом узнать офицера связи. Только тогда могли вступить в дело карманни-
ки, на которых Конопатый не очень надеялся.
     Он действительно был глазастый мальчишка,  с  цепкой  памятью,  с
врожденным уменьем наблюдать и запоминать.  Он не знал,  видел ли ког-
да-нибудь хотя бы одного курьера или офицера связи, но был уверен, что
узнает его.  Какой-то смутный образ возникал в его воображении,  когда
он думал о документах и о человеке,  который повезет их.  Не  случайно
Конопатый  еще в подвале разыскал тряпку и завязал в нее увесистый бу-
лыжник.  Этот с виду безобидный узелок и сейчас лежал рядом с  ним  на
дровах.
     Было уже темно.  Привокзальная площадь освещалась  только  окнами
окружавших  ее  домов,  да горели три фонаря у входа в вокзал.  Состав
давно стоял у платформы. Подходили и подъезжали на извозчиках пассажи-
ры. Гражданских мало. Все шинели и шинели - офицерские, солдатские...
     Конопатого не мучили обычные в таком случае сомнения.  Он не  га-
дал:  вот не этот ли офицер с чемоданом?  Не тот ли с ярко блеснувшими
погонами? Он смотрел и твердо знал: нет, не эти, тот еще не появлялся!
Так же уверенно сказал он себе: "Вот он!", когда увидел подъехавших на
извозчике офицера с портфелем и двух солдат с винтовками. Именно таким
представлялся Конопатому военный курьер.  Мальчишка понял: карманникам
к нему не подступиться - солдаты с винтовками надежно охраняют его.
     Объясняться с Хрящом было некогда.  Конопатый спрыгнул с поленни-
цы,  сказал, чтобы царек и карманники забрались под платформу и ловили
портфель, а сам побежал к путям.
     До отхода поезда оставалось минут пятнадцать.  Офицер с портфелем
спокойно шел к середине состава. Два солдата шагали чуть сзади, по бо-
кам.  У дверей вагона - обычная проверка.  Офицер показал документы  и
левой рукой взялся за поручень.  В тот момент,  когда он перешагивал с
платформы в тамбур, сверху упал какой-то узелок.
     "Глаз - как шило!" - похвалил себя Конопатый,  увидев, что булыж-
ник, завернутый в тряпицу, точно ударил по портфелю, вышиб его из руки
и вместе с ним провалился в щель между вагоном и платформой.
     Офицер, выкатив глаза, взглянул на руку, в которой только что был
портфель,  и, наливаясь яростью, обернулся. Ему показалось, что кто-то
выхватил портфель сзади. Оба солдата в растерянности и страхе смотрели
куда-то вверх - в темное осеннее небо.  Они тоже не понимали, что слу-
чилось.  Но под коленками Конопатого предательски  хрустнула  железная
крыша вагона.
     - Стой! - услышал он. - Держи-и-и...
     Громыхнул выстрел. Таиться больше не было смысла. Конопатый вско-
чил на ноги и побежал по крышам вагонов к паровозу. За ним по платфор-
ме бросилось сразу несколько солдат. Переполошился весь вокзал. Кто-то
полез под платформу. С тендера перепрыгнул на первый вагон высокий мо-
лодой унтер-офицер и, растопырив руки, пошел навстречу Конопатому.
     А портфель с документами уже летел на  перекладных  к  развалинам
лесопилки.  Вместе с портфелем мальчишки передавали друг другу тревож-
ное известие: схватили Конопатого!



     Платайс уже собирался ложиться спать. Он прошелся по пустому тем-
ному дому.  Запер двери.  Войдя со свечой в спальню,  откинул одеяло и
замер: кто-то постучал в окно. С той стороны к стеклу приплюснулся Ми-
кин нос.
     Мика помнил наказ:  никогда не приходить к отцу в этот  дом.  Но,
заглянув в портфель, он решил, что имеет право нарушить приказ. Так же
подумал и Платайс,  когда увидел оперативные планы и карту нового рас-
положения семеновских войск.  У него язык не повернулся обругать маль-
чишек за то, что они опять действовали без его разрешения.
     Отложив документы, Платайс задумался над возможными последствиями
операции,  которую провели беспризорники.  Все было бы хорошо, если бы
не  задержали Конопатого.  На стойкость мальчишки он не надеялся.  Под
страхом смерти и не такие люди начинают говорить. Что же он может ска-
зать  семеновцам?  Назовет беспризорников,  которые участвовали в этом
деле. Значит, мальчишкам надо уйти из Читы.
     И еще:  необходимо как можно скорее вернуть семеновцам документы.
Получив документы в целости и сохранности и,  главное,  очень  быстро,
они могли подумать,  что карта и планы не рассекречены, что беспризор-
ники порылись в портфеле и,  не найдя ничего ценного,  выбросили  его.
Это, Возможно, облегчит и участь Конопатого.
     Платайс дал Мике еще денег и второй раз распростился с  ним.  Те-
перь  они могли встретиться только на станции Ага.  Туда приказал Пла-
тайс сыну увести беспризорников.  Туда же и он сам должен был приехать
к началу наступления красных войск.
     Мика побежал к трактиру, чтобы предупредить Цыгана, но пробраться
в  центр  города было трудно.  Поднятые по тревоге солдаты прочесывали
прилегавшие к вокзалу улицы.  На площади у трактира горел большой кос-
тер,  толпились семеновцы. Здесь был устроен временный штаб по розыску
документов. Отсюда направлялись на облаву все новые группы солдат.
     По задворкам,  по канавам,  за заборами Мика подползал к трактиру
все ближе и ближе, пока не очутился на огороде напротив заднего крыль-
ца трактира. Здесь он застрял надолго.
     Во дворе у колодца стояли оседланные кони,  а на  крыльце  сидели
кавалеристы,  курили махорку. Мика зарылся в кучу подсохшей картофель-
ной ботвы и стал ждать.
     А Платайс  уже  заканчивал срочное донесение.  Сведения были нас-
только важные, что он не побоялся нарушить правила конспирации и решил
этой  же  ночью  лично  вручить  донесение Лапотнику и заодно передать
портфель с документами одному из железнодорожников, входивших в состав
подпольной группы.  Платайс знал, что в городе тревога, что пройти не-
замеченным почти невозможно. Но он должен был сделать это невозможное.
Одевшись во все темное, он вышел за ворота особняка...
     Не спал в ту ночь и Свиридов. Он приказал привести к нему пойман-
ного на вокзале беспризорника.  Конопатого так избили, что, прежде чем
ввести в кабинет,  его пришлось отливать водой.  Подполковник наполнил
коньяком стопку, заставил мальчишку выпить и не задал ни одного вопро-
са,  пока не заметил,  что хмель начал действовать. Левый глаз у маль-
чишки оживился и заблестел. Заблестел бы и правый, но его не было вид-
но за бугристой фиолетовой опухолью.
     - Ловко ты сработал! Снайпер! - похвалил беспризорника Свиридов.
     - Глаз - как шило! - прошепелявил Конопатый разбитыми губами.
     - Тебя,  наверно,  Шилом и прозвали? - поинтересовался подполков-
ник.
     - Конопатый я!
     - А я бы тебя Снайпером прозвал! - льстил подполковник. - Хочешь,
в армию возьму?..  Винтовку выдам с особым прицелом!  Форму получишь -
погоны, сапоги... А?
     - Не ври! - сказал захмелевший беспризорник. - Знаю, чего хочешь!
     - Знаешь! - согласился Свиридов. - Ты не дурак - вижу!.. Если от-
пущу, принесешь портфель обратно?
     - Принесу! - пообещал Конопатый и пьяно рассмеялся. - Только пус-
той! Идет?
     - А где же... - подполковник подумал и закончил: - Где же то, что
в портфеле было?
     - Разделили на всю бражку и режутся в очко!
     - Где?
     - За станцией...  Там много землянок в лесу...  Только б мою долю
не просадили! - Конопатый с беспокойством поморгал единственным глазом
и спросил у подполковника: - А сколько там было?.. Не надули бы меня!
     - Чего сколько?
     - Денег!
     Свиридов не ответил, налил вторую стопку.
     - На-ка, пей лучше!
     Конопатый выпил с удовольствием, потому что хмель заглушал ноющую
боль в боку. Еще на платформе солдат ударил его по ребрам носком сапо-
га.
     От второй стопки закружилась голова.  Все быстрей,  быстрей. Тело
стало легким, а шея обмякла. Подбородок уткнулся в грудь.
     Не рассчитал Свиридов - слишком большие были стопки. Подполковник
крутил  беспризорнику уши,  бил наотмашь по пылавшим от коньяка щекам,
но Конопатый уже ничего не чувствовал и бормотал что-то непонятное.
     Свиридов вытер платком пальцы и подумал, что воровство портфеля -
очень неприятное происшествие,  но оно никак не связано с тем, чего он
опасался больше всего.
     Не мог этот грязный жалкий воришка выполнять чье-то задание.  Ка-
кое тут задание!  Увидели беспризорники офицера с портфелем,  заметили
солдат-охранников и решили, что в портфеле деньги. О чем еще могут ду-
мать эти оборванцы!
     Зазвонил телефон.  И словно подтверждая мысли подполковника,  на-
чальник вокзала сообщил, что в уборной нашли подброшенный кем-то порт-
фель и что офицер связи повез документы в штаб на проверку. Через пол-
часа,  созвонившись с начальником штаба, Свиридов узнал, что документы
в порядке.  Вызвав адъютанта,  он приказал унести мальчишку и пристре-
лить где-нибудь в лесу.
     Рослый солдат взял Конопатого поперек туловища,  как мешок, пере-
кинул через плечо и вынес на улицу. Голова и руки мальчишки постукива-
ли солдата по животу. От Конопатого пахло спиртным.
     - Никак  напоили  шкета?  -  удивился солдат и жадно втянул носом
аромат коньячного перегара. - Добро переводят!..
     Начало светать.  Семеновец дошел до кустов, за которыми начинался
овраг.  Там обычно расстреливали заключенных. Но он не сбросил Конопа-
того вниз, а положил под куст на желтые опавшие листья и, криво улыба-
ясь,  смотрел, как мальчишка поерзал по земле, потом сложил обе ладони
вместе и, подложив их под щеку, затих.
     Солдат снял винтовку,  перекрестился,  несколько раз переступил с
ноги на ногу, прислушиваясь к прерывистому посапыванию беспризорника.
     - Разве ж это война! - произнес он хрипло и, выругавшись, пальнул
в воздух...
     С рассветом утихла, успокоилась Чита. Разошлись по домам участво-
вавшие в облаве солдаты. Только у трактира еще дымил догоравший костер
и ржали лошади.  Теперь их было много.  Кавалеристы расположились и во
дворе и на площади.
     Из-за них Мика так и не смог  попасть  в  трактир.  Мальчишка  не
знал,  что документы уже найдены,  и боялся показаться кавалеристам на
глаза.  Теми же задворками и канавами, по которым он пробирался ночью,
Мика отполз от трактира и, оказавшись за чертой города, побежал к раз-
валинам лесопилки.
     Тут он и догнал Конопатого,  который очнулся от предутреннего хо-
лода под кустом и в полуобморочном состоянии брел к "дому".
     - Ты? - обрадовался Мика. - Живой?
     Конопатый застонал и, чтобы не упасть, ухватился за него.
     - Как тебя разделали! - ужаснулся Мика. - Гады!
     - Но я им ничего...  - Конопатый прохихикал слабо, как умирающий.
- Ничего не сказал... И про шляпу...
     - Про какую шляпу? - спросил Мика.
     Конопатого качало  из стороны в сторону,  говорил он еле-еле,  но
все-таки в голосе слышалась гордость.
     - Про твою... - невнятно произнес он распухшими губами. - В кото-
рой ты бегал...  Глаз - как шило!  - Конопатый попытался улыбнуться и,
почувствовав,  как вздрогнул Мика,  успокоил его: - Не бойся!.. Забыл!
Все забыл!.. Только и Хрящ, чует... Но ты и его не бойся...
     - Ты бредишь! - сказал Мика. - Держись за меня крепче... Идем!
     - Брежу! - согласился Конопатый. - Идем... Глаз - как шило!
     Беспризорники не спали. Когда караульный просвистел один раз, вся
орава высыпала из подвала.  Конопатого на руках внесли в  котельную  и
уложили  на  самом  удобном месте.  Его ни о чем не расспрашивали и не
удивлялись, увидев распухшие губы, заплывший глаз. Мика задрал Конопа-
тому рубаху,  посветил огарком свечи. Грудь, спина, плечи - все было в
синяках.
     - Подорожник надо приложить!- сказал Малявка и убежал за травой.
     - Ребра целы? - спросил Хрящ,
     - Не знаю,  - ответил Конопатый. - Я еще пьян. Меня коньяком уго-
щали.
     Ему не поверили, а он не стал спорить - больно было говорить.
     Вернулся Малявка с пучком широких листьев и приклеил их  ко  всем
синякам и ссадинам. Конопатого накрыли тряпьем. Он пригрелся и заснул.
Беспризорники сидели вокруг, молчали, и каждому почему-то припомнилась
своя короткая и такая несчастная жизнь.
     Только Мика думал о другом.  Беспризорников из Читы уводить нель-
зя:  Конопатый не может сейчас отправляться в трудную дорогу.  Не бро-
сать же его здесь одного!  Как же быть? Что бы сделал отец? Отменил бы
свой приказ или нет?  Наверно бы отменил! Да и опасность, вроде, мино-
вала. Конопатого отпустили - значит, и других, мальчишек искать не бу-
дут.  Можно переждать несколько дней.  А пока надо подготовить беспри-
зорников к переселению.  Момент для решительного разговора, к которому
Мика готовился давно, был подходящий. Он оглядел мальчишек.
     Свечка скупо освещала невеселые задумчивые лица.  Снаружи завывал
осенний  ветер.  Сквозняк раскачивал желтый язычок пламени.  По стенам
котельной метались большие косматые тени.  Было тоскливо и холодно.  А
мальчишкам хотелось хоть чуточку тепла и ласки. Но впереди ничего это-
го не было видно, и они старались не думать о будущем.
     Они думали о прошлом,  о том далеком прошлом, в котором у каждого
осталось что-то хорошее,  казавшееся теперь сказочно  прекрасным.  Был
дом, была своя кровать, были заботливые руки матери и были руки отца -
сильные и добрые. Где все это? Куда исчезло?
     - У меня мама еще при царе умерла, - неожиданно произнес Мика. Он
отгадал, о чем думают ребята.
     - А у меня обоих нету, - отозвался Малявка. - Они врачами были...
Спрятали раненого партизана, а семеновцы пришли - и все... Мы на бере-
гу жили... На обрыве расстреляли... И в воду...
     - Кому еще навредили семеновцы? - спросил Мика.
     Сразу заговорили несколько мальчишек.
     - Руки! - крикнул Мика. - Поднимайте руки!
     Поднялось несколько рук.
     - А унгерновцы кому?
     Еще поднялось три руки.
     - А японцы?
     Растопырив пальцы, вытянул руку Хрящ.
     - А каппелевцы?  - продолжал  опрос  Мика  и  подсчитал  руки:  -
Пять!.. А Колчак?
     Пострадавших от Колчака было больше всего.
     - Ничего себе счетик, - сказал Мика и задал самый главный вопрос,
ради которого он и затеял весь этот разговор: - А кого большевики оби-
дели? Есть такие?
     - Есть!
     Все повернулись к одному из телохранителей Хряща.
     - Врешь! - крикнул Мика и подскочил к парню. - Говори честно!
     - Красные моего старшего брата кокнули! - ответил мальчишка.
     - За что? - вскипел Мика. - Врешь!
     - Не вру!..  Во ржи...  Там бой был,  а он убитых обшаривал.  Его
поймали - суд... Трое сбоку - ваших нет!
     - Ну и правильно! - сказал Хрящ. - Воровать у мертвых - последнее
дело!..  И катись от меня! - царек оттолкнул парня. - Ты больше не те-
лохранитель!
     - Вот я и спрашиваю, - опять заговорил Мика, - кого обидели боль-
шевики?  - Он поднял свечу над головой и по очереди оглядел всех маль-
чишек. - Нет таких?.. И не будет!.. А мы что - так урками и останемся?
Скоро красные сюда придут,  а мы так и будем по подвалам прятаться? Не
надоело?..
     - Заговорил! - улыбнулся Хрящ. - Давно бы так, а то мутил да тем-
нил... Мы народ дошлый - все понимаем!..



     Владелец передвижного цирка проклинал тот день и  час,  когда  он
привез свою труппу в Читу.  Не вовремя приехали они сюда. Гвоздь прог-
раммы - слон Оло выступал все хуже и хуже.  У него никак  не  заживала
нога,  поврежденная в вагоне цепью. Ему бы надо дать передышку, но без
слона зрителей в цирк не заманишь  ничем.  После  каждого  выступления
раскрывался  шов на задней ноге Оло.  Слон возбуждался и не хотел под-
пускать к себе дрессировщика. Скучал Оло и по старому хозяину, который
продал его и уехал в Китай.
     Владелец цирка с радостью перебрался бы из  Читы  куда-нибудь  на
восток, но для переезда требовалось четыре грузовых вагона, а дорожная
служба не могла предоставить  ни  одного.  Застрял  цирк  в  читинской
"пробке".  Чтобы  не  прогореть совсем,  владелец не разрешил отменять
представления.  Он даже заботился о расширении актерского состава. Уз-
нав, что распалась одна из бродячих трупп, гастролировавших на станци-
ях КВЖД1,  он послал артистам приглашение и обещал хорошую  плату,  но
ответа пока не получил.
     1 КВЖД - китайская  восточная  железная  дорога,  участок  старой
Транссибирской магистрали пролегающий через территорию Китая.

     Брезентовый купол шапито был раскинут там же,  где когда-то стоял
цирк,  в котором выступали родители Цыгана. Рядом громоздились подсоб-
ные  пристройки.  В отдельном щитовом сарае с высокой дверью помещался
слон.
     Цыгана давно тянуло побывать в цирке.  Но вечером,  когда начина-
лись представления,  в трактире - самый наплыв посетителей,  не  выбе-
решься.  А днем в цирке делать нечего.  Цыган по афишам определил, что
это не та труппа,  в которой он знал всех, начиная от хозяина и кончая
глухим сторожем. Но все-таки он не вытерпел и пришел днем к цирку.
     Настроение у Цыгана было расчудесное.  Он только что бегал к Мике
и узнал,  что операция с документами прошла удачно. Правда, избили Ко-
нопатого,  но это не беда.  Парень он жилистый - поправится дня  через
два.
     Уходить из Читы вместе с беспризорниками Цыган не собирался.  Они
с Микой немножко поспорили,  но потом и Мика согласился. Семеновцы ус-
покоились, опасность миновала. Зачем же терять такой превосходный наб-
людательный пункт, из которого можно читать самые секретные распоряже-
ния врага?
     Насвистывая какой-то цирковой мотивчик,  Цыган раздвинул полотни-
ща,  закрывавшие вход под купол,  и заглянул внутрь. Там был полумрак.
Смутно виднелись круто подымавшиеся кверху ряды скамеек. На арене, по-
сыпанной опилками, тускло поблескивала металлом тренировочная перекла-
дина.  На Цыгана пахнуло неповторимым, знакомым цирковым запахом. Пус-
то.  Тихо.  Только хлопал на ветру брезент у вентиляционного люка.  Да
где-то за цирком у служебных помещений сердито кричали люди.
     Цыган подбежал к снаряду,  подпрыгнул,  ухватился за перекладину,
крутанул "солнце" и мягко приземлился на подушку из опилок. А крики за
цирком все усиливались.  Мальчишка нырнул под брезентовую стенку, очу-
тился перед сараем слона и невольно рассмеялся. У открытой двери мета-
лись люди.  Они подскакивали, приседали, кидались в сторону, увертыва-
ясь от вылетавших из сарая предметов. Кто-то с силой выбрасывал оттуда
то табурет,  то фонарь, то буханку хлеба. Красной картечью вылетела из
сарая и рассыпалась по земле морковь. Затем из двери показался хобот и
два бивня.  Слон грозно протрубил.  Люди отскочили еще дальше. А Цыган
не испугался. Он смотрел на слона и не верил глазам. Но ошибки быть не
могло.  Один бивень прямой,  чуть загнутый кверху, а второй отогнут не
вверх, а влево, и на нем - глубокая, заметная издали черная зазубрина.
     - Оло! - крикнул Цыган. - Оло! Голубчик!
     Слон перестал  реветь,  скосил злые маленькие глаза на мальчишку,
пошевелил ушами и протянул к нему хобот.
     - Оло! Слонище-дружище! - ласково приговаривал Цыган, приближаясь
к слону. - Ну, узнай меня! Узнай!
     Слон дотронулся до его плеча, скользнул по шее, по волосам, а по-
том обвил за плечи и подтянул к себе.
     Цыган слышал, как ахнули сзади.
     - Не бойтесь!  - крикнул он и, подобрав валявшуюся под ногами бу-
ханку хлеба, подал ее слону. - Ешь, Оло! Ешь!.. Что ты расшумелся?
     Буханка исчезла во рту у слона.
     - Узнал! - обрадовался Цыган и прижался щекой к хоботу. - А папку
моего помнишь, Оло? А мамку?
     Слон приподнял  мальчонку хоботом и покачал его из стороны в сто-
рону, издавая дружелюбное урчанье.
     Трое мужчин  стояли  поодаль  и с удивлением и страхом следили за
этой сценой.  Дрессировщик - бритоголовый человек в ермолке пожал пле-
чами.
     - Чертовщина какая-то!
     Фельдшер снял пенсне,  поморгал красными подслеповатыми глазами и
рассудительно произнес:
     - Вы же видите - цыган. У них особый дар на животных. Они, как вы
знаете, могут любую дикую лошадь образумить. Язык, вероятно, знают или
некий подходец имеют, который позволяет им...
     Третий мужчина - владелец цирка - прервал эти рассуждения.
     - Не теряйте время! - сказал он, - Мальчик! Ты поласкай его пока!
Поласкай!
     Фельдшер засуетился. Схватил буханку, надрезал ее ножом и насыпал
из пакетика большую дозу снотворного.  Фельдшер рассчитывал,  что Оло,
проглотив с хлебом этот порошок,  станет на какое-то время вялым, без-
различным и позволит наложить на больную ногу пластырь с лекарством.
     Но перехитрить слона не удалось.  Он взял буханку и закинул ее за
сарай. Цыган расхохотался.
     - Заработать хочешь? - спросил у него хозяин цирка.
     - Для Оло могу и бесплатно!
     - Дайте ему! - приказал хозяин, и фельдшер отдал Цыгану пакетик с
порошком, нож и новую буханку хлеба.
     Мальчишка подумал, понюхал порошок и отказался.
     - Отравится еще!
     - Это всего лишь снотворное! - пояснил фельдшер.
     - Я и без него справлюсь!
     Тогда фельдшер принес большой кусок холста, покрытый толстым сло-
ем мази.
     - Этот пластырь надо приклеить к задней ноге. У него там рана.
     Цыган отбросил нож,  пакетик со снотворным порошком сунул в  кар-
ман,  буханку хлеба отправил в рот Оло и,  взяв пластырь, наклонился и
полез слону под брюхо.  Оло протянул за ним хобот,  но  не  остановил,
только похлопал по спине, точно хотел предупредить, чтобы он не сделал
больно.
     Оло стоял в дверях.  Задняя половина туловища находилась в сарае,
и мужчины не видели,  что делает Цыган. Они слышали только, как он со-
чувственно приговаривал:
     - Ой, какая болячка!.. Но ничего, слонище-дружище, потерпи! Зажи-
вет! Вот та-ак!.. Потерпи еще немножечко.
     И Оло терпел,  хлопал ушами-лопухами и ни разу не двинул ни одной
ногой. Когда Цыган закончил перевязку и вышел из сарая, слон опять об-
нял его хоботом.
     - Ап,  Оло! Aп! - попросил мальчишка, и Оло послушно усадил его к
себе на спину.
     Хозяин с  нескрываемым  пренебрежением взглянул на дрессировщика,
произнес: "М-да-а!" - и сказал Цыгану:
     - Слушай, парень! Оставайся у меня в цирке! Не обижу.
     - Остался бы!  - Цыган вздохнул с искренним сожалением.  - Не мо-
гу... Работаю в другом месте.
     - У меня лучше будет!
     - Не могу! - повторил мальчишка. - А где старый дрессировщик?
     - Ты его знал? - удивился хозяин.
     - Нет! - соврал Цыган. - Просто вижу, что этот не того!..
     - Ну-ну! - прикрикнул человек в ермолке. - Поговори мне!
     - И поговорю!  - не испугался Цыган. - Довел слона!.. Тебя бы са-
мого на цепь посадить надо! И чтобы она терла тебе ноги днем и ночью!
     Человек в ермолке схватил палку с крючком и колючкой на конце - с
этой палкой он выводил Оло на манеж - и замахнулся  на  мальчишку.  Но
слон так свирепо махнул головой, что дрессировщик отскочил.
     Цыган, как с горки, съехал вниз по слоновьему хоботу и с достоин-
ством сказал хозяину:
     - Нужно будет - позовешь. Меня в трактире найти можно.
     Он ушел, а Оло долго трубил - звал своего маленького друга.
     С какой бы радостью вернулся мальчишка в цирк и остался бы в  нем
навсегда! Надоели ему грязные тарелки и пьяные голоса. Опротивел запах
трактира.  Но Цыган знал: если будет нужно, он не уйдет из трактира до
самой старости, до смерти.
     Задумавшись, он шел посередине улицы и не услышал приближающегося
цокота лошадиных копыт.
     - Посторонись! - крикнул Карпыч.
     Цыган отскочил к забору и пропустил коляску.  Платайс поднял руку
в лайковой перчатке и погрозил ему пальцем.  "Не ушел!  - подумал Пла-
тайс. - Наверно, и Мика с беспризорниками еще в Чите..."
     - Ему никак нельзя, - тихо, не оборачиваясь к седоку, сказал Кар-
пыч,  продолжая начатый до встречи с Цыганом разговор. - Он - телеграф
твой! Сгинет по дурному случаю - и конец, однако! До партизан без него
не достучишься!  Ни ты,  ни я ходов к ним не имеем...  С этой бухалкой
мне в самый раз идти будет! Только б она не трахнула безвременно, ока-
янная!..
     Карпыч настороженно взглянул под ноги - на пол  коляски.  Там,  с
обратной стороны,  между колес была прикреплена проволокой к днищу ко-
ляски самодельная мина с часовым механизмом.  Ее по  просьбе  Платайса
смастерил партизанский умелец,  славившийся на все Забайкалье.  Лапот-
ник, передав донесение, составленное по документам, добытым беспризор-
никами,  взамен получил эту мину и привез в Читу. Через Карпыча он со-
общил также, что партизаны одобрили предложенный Платайсом план неожи-
данного захвата станции Ага.  Оставалось теперь согласовать срок с ко-
мандованием Амурского фронта.
     Платайс предполагал,  что,  получив  последние чрезвычайно важные
сведения,  командование ускорит подготовку общего наступления  на  чи-
тинскую "пробку".  Поэтому и сам он должен поторопиться. Надо было по-
бывать и на станции Ага.  И здесь,  в  Чите,  предстояло  организовать
взрыв склада с боеприпасами.  Для этого и предназначалась мина с часо-
вым механизмом. Но кто подложит ее? Об этом и толковал Карпыч. Он счи-
тал,  что Лапотника надо поберечь, потому что через него была налажена
связь с партизанами.
     - Мое это дело - и не спорь!  - сказал он Платайсу и повторил:  -
Только не сыграла б она, однако, прохвостка!.. Коня жалко!
     - Подумаем, Карпыч, подумаем, - ответил Платайс. - А мины не бой-
ся. Езди спокойно по любым колдобинам - не сработает. Лучшего места не
найти: и под рукой всегда, и никто не догадается.
     Карпыч остановил коня у дома контрразведки.
     - Приехали, господин Митряев!
     Платайс заезжал сюда чуть ли не каждый день, как и положено отцу,
потерявшему  дочь.  Но подполковник Свиридов не принимал его.  Выходил
вежливый адъютант и произносил одну из двух заученных фраз:  либо под-
полковник в отъезде,  либо подполковник просит извинить - он очень за-
нят.
     И на этот раз Свиридов не принял Платайса.



     Трясогузка бойко  торговал  свечками.  Было  воскресенье.  Народу
пришло в церковь много.  Он уже знал в лицо почти всех  богомольцев  и
мог  отгадать,  кто  и какую свечу купит.  Эта старуха в черном платке
возьмет самую тоненькую - грошовую.  Если судить по свечке,  слабо она
верит в бога.  А вот этому солдату потолще приготовить надо. Он не по-
жалеет гривенника. Только не поможет! Всем семеновцам крышка будет!
     Пришел и трактирщик,  у которого работал Цыган. Давай, давай пол-
тину - не жалей!  Трясогузка отобрал большущую витую  свечу.  Покупай,
пока деньги водятся! Скоро ликвид-нем твое заведение в пользу народа!
     А зачем это Нинка вдруг заявилась?
     Последнее время  дочка священника сторонилась Трясогузки.  Увидит
его - и убежит.  А в первые дни отбоя от нее не было: куда Трясогузка,
туда и она. Даже церковь подметать помогала.
     Нина подошла к стойке, за которой хозяйничал Трясогузка, и как-то
странно потупилась, замялась.
     - Батя подослал? - ехидно прищурился мальчишка. - Деньги проверя-
ешь?
     - Дурачок ты! - робко произнесла девочка, сунула ему какую-то бу-
мажку и убежала.
     Трясогузка прочитал: "Ты мне очень-очень нравишься! Только никому
не  говори!"  Он сердито засопел,  скомкал в кулаке записку,  но потом
разгладил ее, положил во внутренний карман и забыл про свою торговлю.
     - Заснул? - спросил у него Лапотник.
     Он через день заходил в церковь,  чтобы узнать,  нет ли  чего  от
Платайса.
     Трясогузка торопливо протянул Лапотнику две свечи. Если бы он дал
одну,  это означало бы,  что никаких поручений пока нет. Свеча потолще
была с "начинкой", предназначенной для отправки на партизанский телег-
раф.  Платайс  передавал  кое-какие новые данные и просил командование
фронтом как можно скорее сообщить  точное  время  начала  наступления,
чтобы приурочить к этому дню захват станции Ага.
     Толстую свечу Лапотник засунул под зипун,  а с тонкой  подошел  к
иконе, зажег и вставил в многоместный подсвечник, в котором уже горело
штук десять разнокалиберных свечек.  В это время сзади  громыхнула  об
пол медная тарелка,  в которую Трясогузка клал деньги. Зазвенела пока-
тившаяся во все стороны мелочь.
     Обернулись молившиеся в церкви люди. Священник замер на секунду с
приподнятой рукой,  качнул головой,  глядя на Трясогузку,  собиравшего
рассыпавшуюся  мелочь.  И  только Лапотник знал,  что тарелка упала не
случайно.
     Он перекрестился  несколько  раз,  подошел к другой иконе,  вынул
из-за пазухи толстую свечу,  зажег и поставил перед плоским, бестелес-
ным  и холодным ликом святого.  Можно было дождаться конца службы,  но
Лапотник понимал:  если за ним пришли, то и они дождутся, не уйдут, не
упустят.  Он еще раз перекрестился и,  повернувшись к выходу, увидел в
дверях офицера и двух солдат.  Они, как и все, стояли с благочестивыми
лицами, без фуражек. Но по их острым взглядам Лапотник понял, что Тря-
согузка недаром подал сигнал тревоги.
     Не взглянув на мальчишку, он пошел прямо на солдат. Они расступи-
лись.
     - Сам идешь? - насмешливо шепнул офицер.
     - Ноги есть пока, - спокойно ответил Лапотник. - Иду.
     Они вчетвером вышли из церкви...
     - Здравствуй, борода, здравствуй! - приветливо встретил Лапотника
подполковник Свиридов.
     - Здравствую пока, ваше благородие.
     - Почему пока?  - возмутился Свиридов.  - Будешь честным - будешь
здравствовать и дальше.
     - Чести сроду не занимал! - ответил Лапотник.
     - Вот мы и посмотрим!  - воскликнул подполковник. - Садись, боро-
да!
     Лапотник сел в кресло.  Подполковник сидел за столом,  а адъютант
подошел к Лапотнику, встал над ним и, скрестив на груди руки, спросил:
     - Помойку у господина Митряева ты выгребал?
     - Помойки не было,  - покачал головой Лапотник и подумал: "Дозна-
лись-таки! Откуда?"
     Но он не разгадал эту загадку. Да и Платайс потом так и не узнал,
как свиридовская контрразведка напала на след.
     - А что было? - спросил подполковник.
     - Мусор был: щепа, опилки, сучья...
     - Кто же тебя позвал?
     - А ентот... управляющий митряевский.
     Лапотник не сомневался: живым его отсюда не выпустят, и потому он
решил умереть,  но с пользой.  Решил  своими  показаниями  подтвердить
"бегство" управляющего.
     - Ну,  ну,  рассказывай! - поторопил его Свиридов. - Позвал, зна-
чит, и что дальше?
     - Позвал и - сотенную...
     Лапотник испуганно умолк - сделал вид, что сболтнул лишнее.
     - Смелей! Смелей! - подбадривал его подполковник.
     - А чего смелей? Позвал и заплатил!
     - Сотенную? За воз мусора?
     Оба офицера рассмеялись.
     - По сто рублей за возик! Ты же миллионер! Зачем в лаптях ходишь?
- подполковник постучал пальцем по столу.  - Проговорился ты,  борода!
За что же он тебе сотенную сунул?
     Лапотник промолчал. Подполковник встал.
     - Ты припомни!  Может быть, не он, а сам господин Митряев отвалил
тебе этот кусочек от щедрот своих?
     - Не-е... Управляющий...
     - Да за что? - крикнул адъютант.
     Лапотник махнул рукой.
     - Ладно... Скажу... Велел он, как уезжать буду, флигелек во дворе
подпалить.
     - Кто велел?
     - Да ентот... управляющий.
     - А где он сам был?
     - Где ж ему быть-то!.. Убег! Как Митряев ушел с офицером из дома,
так и он - тигаля!
     - Один?
     И опять замялся Лапотник.  И уже по этому хорошо разыгранному за-
мешательству можно было догадаться, что управляющий убежал не один.
     - С кем? С кем? - нетерпеливо спросил подполковник.
     - С кем еще?.. Да с ентой - с дочкой митряевской... Руки-ноги по-
вязал, в мешок - и пофитилил!
     - Куда?
     - Не знаю.
     - Не ври,  борода!  Говори,  куда?  - подполковник снова постучал
пальцем по столу.
     - Куда?  - повторил за ним адъютант,  вытаскивая из кобуры писто-
лет.
     Левой рукой он схватил Лапотника за бороду и заставил  встать,  а
правой ткнул ему в лицо дуло пистолета.
     - А етто зря,  ваше благородие! - прохрипел Лапотник. - Не пужли-
вый!
     Быстро, рывком он заломил руку с пистолетом офицеру за  спину  и,
как железным обручем,  сдавил его до хруста в костях, перегнул чуть ли
не вдвое,  отшвырнул в угол кабинета и молча пошел  на  подполковника,
большой,  взъерошенный, с напружиненными руками и растопыренными паль-
цами.
     - Осатанел,  борода? Сядь!- довольно спокойно приказал Свиридов и
вдруг крикнул: - Не стрелять!
     Но адъютант не мог остановиться.  Лежа в углу,  придерживая осла-
бевшую правую руку левой,  он с перекошенным от боли и ненависти лицом
посылал пулю за пулей в широкую, туго обтянутую зипуном спину.
     Лапотник покачнулся,  схватился за подлокотник кресла,  хотел по-
вернуться к стрелявшему,  но подвели колени.  Он устало осел в кресло,
будто решил отдохнуть после трудной работы,  по-хозяйски выставил ноги
в лаптях и больше не пошевельнулся.
     Со стоном выполз из угла адъютант.  Подполковник недовольно  пос-
мотрел на него.
     - Какая нелепость!.. Зачем вы стреляли?.. Такого медведя уложили!
     Офицер виновато молчал и, приохивая, ощупывал себя.
     - Земля без мужика - не земля!  Пустыня!  - сказал Свиридов.  - А
нам пустыня не нужна!.. Хотя... - Он нахмурился и с усмешкой произнес:
- Нам!.. А где мы будем завтра? На какой земле?..



     Наступил октябрь 1920 года. По ночам уже приходили с севера моро-
зы.  Стекленели лужицы. Мальчишки позатыкали дыры в подвале, но теплей
не становилось.  Спать укладывались плотной кучкой,  которая с  каждым
днем уменьшалась. Беспризорники по трое переселялись на станцию Ага.
     Этот распорядок установил сам Хрящ или,  как его теперь называли,
всенач, то есть всеобщий начальник. Он знал, что всем сразу из Читы не
уехать:  семеновцы не собирались предоставлять им специального вагона.
Приходилось  пользоваться  обычными местами,  издавна закрепленными за
беспризорниками,  - тормозными площадками,  угольными ящиками, крышами
вагонов. Но и эти места нужно было занимать тайком. Всей оравой на по-
езд не нагрянешь.  Заметят и после того случая с портфелем  могут  из-
бить,  как Конопатого. Потому и уезжали по трое. Хрящ с Микой выбирали
очередную тройку и назначали старшего.  Первыми отбыли начпрод Малявка
и два его помощника.
     Мальчишки не спрашивали,  почему нужно уезжать из Читы и не в ка-
кой-то другой город,  а именно на станцию Ага.  Так приказывал Хрящ, а
ему - начфин Мика, а Мике - еще кто-то таинственный, добрый и сильный.
Таинственный потому,  что никто, кроме Конопатого, не представлял, что
это за человек.  Добрый потому, что все понимали: не сам же Мика печа-
тает эти бесконечные десятки,  на которые живут беспризорники. А силь-
ный потому, что большевик. Ведь Мика не скрывал, что они будут воевать
за большевиков.  И,  наверно,  эта война как раз и начнется на станции
Ага. Переедут они туда, и тогда им скажут, что надо делать.
     Но Платайс назвал эту станцию только для того, чтобы снова не по-
терять сына.  Сам он предполагал встретить красные войска  на  станции
Ага, потому и Мике велел перебраться с мальчишками туда же.
     Таков был первоначальный план,  но неожиданная  гибель  Лапотника
могла  нарушить все.  Со смертью Лапотника связь с партизанами прерва-
лась. Платайс не мог узнать день и час наступления. Без этого операция
на  станции Ага лишалась смысла.  Захватить станцию нужно в день реши-
тельного штурма читинской "пробки". Тогда семеновцы не смогут ни подб-
росить подкрепления к Чите,  ни откатиться на юг к маньчжурской грани-
це.
     Но как  теперь  узнать эту дату?  И Платайс откладывал поездку на
станцию Ага.  Он ждал и верил,  что партизаны и  командование  фронтом
найдут возможность связаться с ним.  Им известны все адреса: и особняк
Митряева, и церковь с Трясогузкой, и трактир с Цыганом.
     И Платайс дождался.
     Ночью постучал в окно Трясогузка. Войдя в дом, он загадочно улыб-
нулся и протянул свечу.
     - Кто принес? - спросил Платайс, срезая донышко.
     - Отгадайте?
     - Гадать некогда! - строго сказал Платайс.
     - Тетя Майя, - обиженно ответил Трясогузка.
     - Кто-о?
     Платайс торопливо  вытащил из свечи бумажку и сразу же увидел са-
мое главное - дату.  Ему приказывали в ночь на 19  октября  обеспечить
захват станции Ага партизанами.  План этой операции оставался прежним.
Кроме того,  командование фронтом приказывало оказать помощь Майе, ко-
торая приехала в Читу как артистка. Владелец цирка, послав приглашение
актерам распавшейся труппы,  и не подозревал,  что приобретет сразу  и
хорошую воздушную гимнастку, и советскую разведчицу.
     Не только для связи с Платайсом приехала Майя. Ее направили в тыл
врага с важным заданием, касавшимся предстоящего освобождения от окку-
пантов всего Дальнего Востока. Вот почему командование приказывало по-
мочь Майе и всему цирку выбраться из Читы до начала боев.
     - Держись,  парень! - весело сказал Платайс Трясогузке. - Сознай-
ся: надоело псалмы и молитвы слушать?
     - Привык уже.
     Платайс подсел к мальчишке.
     - Жди сегодня Карпыча. Покажешь ему свое хозяйство. Бинокль возь-
ми у Цыгана.
     Трясогузка все еще сердился и отвечал вяло, односложно.
     - Да  ты  не дуйся!  Пойми - некогда в гадалки играть!  - Платайс
похлопал его по колену.  - Что бы я без вас делал?  Без таких помощни-
ков!..
     - Не заигрывайте!
     - И не думаю! - Платайс встал. - Слушай приказ!
     Встал и Трясогузка.
     - Склад  с боеприпасами - твое хозяйство.  Ты за него и отвечаешь
вместе с Карпычем!
     - Сделаем.
     - Верю! И сразу же уходи!.. Ребят найдешь на станции Ага.
     - Ясно! - повеселел Трясогузка...
     На следующее утро,  забрав с собой все деньги,  Платайс вышел  за
ворота. Карпыч был уже на месте.
     - Доброе утро, господин Митряев!
     - Доброе,  Карпыч, доброе! - Платайс сел в коляску. - Время, Кар-
пыч, пришло... Сегодня!
     - Ну-у!  - старик оживился. - Слава тебе, господи!.. Надоело, од-
нако, на проклятущей ездить. Взыграет - коня жалко!
     - Что  конь!  Ты сам будь...  - Платайс запнулся.  - Не имеешь ты
права ошибиться! Хочу тебя целым видеть!
     - Кто умирать хочет?..  А только она не спрашивает, однако, смер-
тушка-то!
     - Хочу видеть тебя целым! - повторил Платайс.
     - Авось свидимся, однако... Не кручиньтесь, господин Митряев!
     - Я ее на три часа заведу, - сказал Платайс, и больше они об этом
не разговаривали.
     Карпыч, как большинство извозчиков,  болтал всякие байки, вспоми-
нал последние городские сплетни и слухи.  Платайс удивился,  когда уз-
нал,  что вся Чита говорит про новую цирковую артистку Габриэллу.  Она
выступила всего один раз - вчера вечером, но ее уже запомнили.
     - Красива,  говорят, шельма, до невозможности, - болтал Карпыч. -
И по воздуху,  говорят,  прямо-таки порхает, как мотылек весенний... И
набожная,  однако. Как приехала - сразу в церковь. Помолилась - дело у
нее опасное...
     - Куда уж опаснее! - отозвался Платайс.
     - Может,  она - Лапотник без лаптей?  - спросил хитрый старик.  -
Потому, может, и утро доброе сегодня?
     Эту тайну можно было и не открывать Карпычу, но Платайс почему-то
не смог соврать. Он просто не ответил на этот вопрос.
     - Какого человека потеряли!  - сказал он. - Когда все это кончит-
ся, Карпыч?
     - Кончится, однако! - сказал старик. - Народ - он свое возьмет! А
что народу надо?  Тишь надо, да гладь, да всякую благодать!.. Заживем,
господин Митряев!.. А Лапотнику я крестик обряжу... Видел, где зарыва-
ли его, однако...
     Платайс в первую очередь побывал на вокзале,  выяснил через своих
людей,  что от цирка давно подана заявка на четыре грузовых вагона. Он
попросил найти и предоставить их цирку.  Выдал деньги, чтобы их подсу-
нули кому надо. Заказал он и еще один грузовой вагон - для себя лично.
Этот вагон железнодорожники должны были в  течение  дня  перегнать  на
станцию Ага.
     Затем Карпыч повез своего седока к  дому  контрразведки.  Платайс
ехал к Свиридову и не чувствовал ничего,  кроме ненависти. Он не знал,
как погиб Лапотник,  но был уверен, что от него в контрразведке не до-
бились никаких показаний.  Он надеялся, что подполковник опять не при-
мет его.  Это было бы очень кстати. Не хотелось видеть Свиридова. Пла-
тайс опасался, что, встретившись с человеком, погубившим Лапотника, он
не сможет сыграть роль несчастного отца,  потерявшего надежду на возв-
ращение дочери.  Но и не ехать нельзя. Покажется странным, что Митряев
перед отъездом из Читы не попытался еще раз навести справки о Мэри.
     Как назло,  Свиридов  приказал адъютанту пропустить Платайса.  Он
вошел в кабинет и сказал с надеждой в голосе:
     - Вы несколько раз отказали мне в приеме.  Я боялся, что и сегод-
ня... И вдруг!.. Неужели вы... обрадуете меня?
     - Кое-что начинает проясняться, - сухо ответил подполковник. - Но
и вы со своей стороны могли бы помочь мне!
     - Как?  -  вырвалось у Платайса.  - Я все...  Я готов!  Прикажите
только!
     - Надо заставить этого подлеца дать о себе знать.  Вы же помните,
чего он ждет.
     - Я так и делаю! - воскликнул Платайс. - В Чите все продано, кро-
ме дома. А сегодня я еду на станцию Ага.
     - Ага? - переспросил подполковник.
     - Да. Там железа на несколько тысяч... Я даже думаю обмануть это-
го  негодяя!  Если  покупателей не будет - заставлю погрузить железо в
вагон. Он подумает, что все продано, и назначит место и время встречи.
Ведь так он писал!
     Эти рассуждения показались Свиридову наивными,  но он не стал ра-
зубеждать собеседника и снова спросил:
     - Так значит - в Ага?.. Интересное совпадение!.. Если не возража-
ете, я буду вашим попутчиком.
     - Вы тоже туда? И тоже сегодня? - Платайс сделал над собой усилие
и приветливо улыбнулся. - Очень приятно!
     И оба подумали об эшелоне с ранеными красноармейцами. Платайс по-
чему-то  не сомневался,  что этот выезд подполковника каким-то образом
связан с эшелоном,  который уже второй день стоял в тупике на  станции
Ага.  Знал Платайс также,  что в вагонах раненых не было.  На одном из
перегонов партизаны остановили состав, подменили охрану и увезли ране-
ных в свой лагерь.  Вместо них в вагоны погрузился диверсионный отряд.
Для маскировки всех бойцов заранее обмотали марлевыми повязками и бин-
тами.  И  сейчас  на  станции Ага в тылу у семеновцев находился кулак,
всегда готовый к бою. Если Свиридов решил поехать туда, чтобы присутс-
твовать при расстреле красноармейцев,  то он просчитался. Расстрела не
будет,  но помешать операции - рассекретить раньше времени этот боевой
кулак - он мог.
     Так думал Платайс,  а у Свиридова мысли были другие. Никого расс-
треливать  он пока не собирался.  Он хорошо изучил все донесения семе-
новской разведки и предвидел близкий разгром.  Даже по ночам ему виде-
лась карта "пробки".  Трезво оценивая обстановку, он представлял буду-
щие бои и понимал,  что семеновцам не миновать окружения,  "мешка", из
которого  трудно будет выбраться.  На этот случай и приказал он перег-
нать эшелон с захваченными в плен ранеными на станцию Ага. По его тай-
ному  распоряжению  их  даже неплохо кормили и снабжали кое-какими ле-
карствами, над которыми бойцы диверсионного отряда хохотали до слез.
     Подполковник боялся,  что,  попав в окружение, а потом в плен, он
неминуемо предстанет перед военным судом.  За эшелон со спасенными ра-
неными  Свиридов  надеялся  выторговать  если  не свободу,  то хотя бы
жизнь.
     - Вы надолго туда? - спросил Платайс.
     - Дня на два.
     - А помните... - Платайс опять помрачнел. - Еще до всего этого...
Помните,  вы пошутили,  что не выпустите меня из Читы без  прощального
ужина?.. Настроение у меня - сами понимаете... Но для вас... Возможно,
и самому полегче будет... Что, если мы на этой станции гульнем немнож-
ко?
     - В Ага?.. Что вы, господин Митряев! Там буфет с бутербродами еще
николаевских времен и больше ничего!
     - Но я слышал:  буфет принадлежит читинскому трактирщику...  Если
хорошо заплатить... Выедет с поваром и обслужит наш пикник...
     - Да, но... сколько это будет стоить!
     - Что мне деньги!.. Мне дочь дороже всех сокровищ! Я без Мэри от-
сюда не уеду!
     - Даже если сюда придут красные?
     - Даже!.. Уж они-то найдут мою дочь!
     - Зачем  же  так  мрачно!  - подполковник покачал головой.  - Вам
действительно надо поразвлечься!..
     От Свиридова Карпыч повез Платайса в трактир.  За обедом он спро-
сил у трактирщицы,  какой доход приносит их заведение за день  работы.
Не зная,  куда клонит господин Митряев, она раза в три завысила цифру.
Платайс отсчитал названную сумму и сказал:
     - Завтра вечером вы будете обслуживать моих гостей,  но не здесь,
а на станции Ага.
     Трактирщица приоткрыла рот, но он не дал ей говорить.
     - Знаю! За хлопоты по переезду получите дополнительно проценты.
     Он отсчитал еще несколько сотен.  Но трактирщица опять приоткрыла
рот.
     - Что еще? - спросил он. - Мало?
     - Господин Митряев...  Мы обслужим вас в лучшем виде!..  Но хоте-
лось бы,  чтобы и здесь трактир не закрывался.  Смею вас уверить - это
вам не помешает! На станции Ага будет все самое лучшее!
     - Хорошо! - ответил Платайс. - Да!.. Вот еще что... У вас цыгане-
нок служит. Пошлите его туда с гитарой! Пусть повеселит моих гостей...



     Дотемна Карпыч и Трясогузка просидели на колокольне. Старик смот-
рел в бинокль,  а мальчишка рассказывал. Он знал свое "хозяйство" так,
будто сам разводил и проверял караулы.  Семеновцы выбрали  для  склада
очень удобное место.  Мелкий березняк хорошо маскировал многочисленные
навесы, под которыми хранились ящики с боеприпасами. А вокруг склада с
трех сторон было чистое поле.  И лишь справа, недалеко от дороги, про-
ложенной к воротам,  длинным языком тянулась болотистая низина, порос-
шая кустарником.  Она вплотную подходила к сторожевой тропе,  сразу же
за которой начинался забор из колючей проволоки. По тропе ходил наруж-
ный  патруль  - по одному часовому на каждую из четырех сторон склада.
Внутренний караул с пулеметами находился на сторожевых  вышках,  уста-
новленных по углам.
     Чтобы подбросить мину,  надо было проползти низиной до тропы.  От
нее до ящиков со нарядами не больше пяти метров.
     - А фонарей у них нету? - спросил Карпыч.
     - Каких? Карманных?.. Есть, наверно, - ответил Трясогузка.
     - Да не про то!  - Карпыч забыл нужное слово. - Ну, этих... боль-
ших, однако!
     - Прожекторов? - догадался Трясогузка. - Нету! Не бойся!
     - Не бойся, говоришь? - улыбнулся старик.
     - А боишься - давай я!
     - Горяч ты,  паря, однако!.. Не торчи ночью наверху. Я складов не
взрывал, - может, половина Читы развалится?.. Поберегись!
     - А я взрывал!  - Трясогузка вспомнил, как они сыпали порох в ку-
хонную трубу. - Ничего особенного - печку и стену разворотило, и все!
     - Поберегись,  однако! - повторил Карпыч. - Укройся - мне спокой-
ней будет.
     - Ладно! - пообещал Трясогузка и подумал: "Шиш-то я уйду отсюда!"
     Караул у склада сменялся в полночь.  Карпыч решил подбросить мину
до смены,  когда часовые уже устали и с томительным ожиданием погляды-
вают на караульное помещение:  не показался ли разводящий унтер-офицер
с новыми патрульными.
     В десятом часу Карпыч спустился с колокольни, а Трясогузка остал-
ся наверху.  Порывами налетал ветер. Потом набрался сил и упруго подул
с севера,  плотный и холодный. Стало еще темнее, и повалил первый в ту
зиму снег.
     - Снег-снежок! Белый пушок! - пропел кто-то внизу.
     Трясогузка узнал голос Нины и услышал ее быстрые шаги. Она подни-
малась на колокольню. "Чего ей надо! - недовольно подумал он. - Лезет,
когда не до нее!"
     - Ты здесь? - спросила Нина.
     - Ну, здесь.
     - Я так и думала!.. Смотри - первый снежок!
     - Ну и что?
     - Ничего... Я всегда радуюсь первому снегу... А почему - не знаю.
Как праздник!
     Нина подсела к Трясогузке.  Было темно-темно.  Долго  сидели  они
молча. Нина все никак не могла решиться. Наконец решилась и чуть слыш-
но спросила:
     - Ты читал?
     - Ну, читал.
     - Чего-нибудь мне скажешь?
     - Пристала!  - рассердился Трясогузка. - Может, и ты нравишься, а
что из этого! Некогда мне сейчас!
     - Мне больше ничего и не надо, - покорно ответила Нина. - Хочешь,
я уйду?
     - Ладно, сиди! - разрешил Трясогузка. - Я сам скоро уйду от вас.
     - Тебе у нас плохо?
     - Не плохо,  а нужно...  Могу вернуться потом,  только вас тут не
будет!
     - Почему?
     - Твой батя от красных удерет.
     - А он их не боится. Знаешь, что он говорит?.. Красные хоть и ан-
тихристы, а люди хорошие.
     - Тогда, может, и вернусь.
     - Я тебя ждать буду!
     - Ну, жди... Только я в церкви работать не стану! И ты чтоб в по-
па не превратилась!
     Нина рассмеялась весело, счастливо.
     - Женщина не может быть священником!
     - Ну и хорошо... А то будешь махать кадилом, как дура!..
     У склада раздался выстрел.  Трясогузка вскочил и подбежал к пери-
лам. Выпучив глаза, уставился в упругую, смешанную со снегом тьму. Ни-
чего не было видно...
     Ничего не видел и только что выстреливший часовой.  Он  стоял  на
тропе и,  как Трясогузка, пялил глаза. Вокруг - снег и ветер. И ничего
больше.  А несколько секунд назад ему показалось, что в низине по тон-
кой снежной подстилке, прикрывшей болотные мхи, кто-то прополз от кус-
та к кусту.  Часовой пальнул наугад и теперь стоял и с суеверным стра-
хом прислушивался.
     К нему уже бежали из караулки унтер-офицер с фонарем и  несколько
солдат.
     - Чего стрелял?  - спросил унтер, видя, что никого из посторонних
поблизости нет.
     - Вроде двигалось...  Шевелилось вроде... - неуверенно сказал ча-
совой,  указывая  дулом  винтовки в сплошную стену несущегося по ветру
снега. - А потом - сгинуло... Ни-ни!
     - Проверил?
     - С тропы, никак нет, не сходил! Без лыж туда не сунешься!
     Унтер тоже знал,  что болото топкое. Чуть отойдешь от края и про-
валишься по пояс в жидкую грязь,  смешанную со снегом.  Ползком  проб-
раться можно или на лыжах.  Но пачкаться унтеру не хотелось, а лыж ча-
совым еще не выдавали. Никто не ждал такого раннего снега.
     - Небось в кошку бил,  серятина! - обругал он солдата и приказал,
сменившись с поста, достать лыжи и прочесать кусты на болоте...
     А Трясогузка  словно примерз к чугунным перилам колокольни.  Нина
что-то говорила, тормошила его. Он не отвечал. Порой ему казалось, что
через плотную пелену снега от склада пробивается свет.  С каждой мину-
той чувство тревоги усиливалось.  Сколько дней провел мальчишка на ко-
локольне и никогда не слышал, чтобы у склада стреляли. Неспроста проз-
вучал выстрел! И еще этот свет ночью!..
     Трясогузка повернулся к Нине, схватил ее за руки.
     - Есть у тебя одежа какая-нибудь белая?
     - Замерз?.. Принести пальто?
     - Оглохла! - горячился Трясогузка. - Оно у тебя белое, что ли?
     - Коричневое... А зачем тебе белое?
     - Надо! Надо! - почти прокричал Трясогузка.
     - Балахон хочешь?
     - С мертвеца?
     - У покойников - саван, - пояснила Нина. - А балахон - у кучеров,
которые отвозят мертвых на кладбище.
     - Давай балахон!..
     Длинный до пяток,  из грубого, какого-то каленого материала бала-
хон мешал Трясогузке бежать,  но зато делал его почти незаметным. Доб-
равшись до первых кустов и почувствовав под ногами зыбкое  болото,  он
лег на живот,  чтобы не провалиться.  Снег был чистый, нетронутый, бе-
лый, и даже в темноте Трясогузка быстро нашел следы Карпыча.
     Мальчишка ни о чем сейчас не думал.  Какая-то сила гнала его впе-
ред,  и он, где на четвереньках, а где ползком, продвигался от кочки к
кочке.  Он заметил,  что следы сапог кончились.  Дальше Карпыч тоже не
шел, а полз. В снегу остался неглубокий ровик, заплывший ледяной каши-
цей. Холода Трясогузка не ощущал. Он ничего не чувствовал - даже стра-
ха.
     Полз и  полз  по оставленной Карпычем бороздке,  пока не уткнулся
головой во что-то твердое. Приподнялся на локтях - перед носом чернели
подметки.
     - Карпыч! - шепотом позвал Трясогузка и постучал по подметке.
     Ноги не  шевельнулись.  Мальчишка  принял  вправо и припал ухом к
груди старика. "Тик-тик-тик-тик..." - услышал он и подумал: "Жив!". Но
под  ухом была какая-то твердая круглая штука.  Тикал часовой механизм
мины. Когда Трясогузка понял это, он растерялся.
     Потом такая  отчаянная  злоба  поднялась в нем,  что он,  вытащив
из-под одежды убитого тяжелую, похожую на консервную банку мину, готов
был броситься напролом к складу.  Убьют, так убьют!.. Но кому от этого
лучше будет?  Им же, семеновцам! И мальчишка не вскочил, не побежал, а
пополз осторожно, медленно, метр за метром.
     Он не добрался до сторожевой тропы. У склада началась смена кара-
ула.  За  сумятицей снега угадывались светлые расплывчатые пятна фона-
рей. Послышались голоса и шлепанье лыж по мокрому снегу. Световые пят-
на приближались.  И Трясогузка,  прижав к груди тикающую мину,  пополз
назад.
     Куда теперь? Что делать с миной? Как взорвать склад?
     Десятки вопросов и ни одного ответа!  И посоветоваться не с  кем:
Платайс и Мика с беспризорниками уехали. Один Цыган еще в Чите. Но что
они могут придумать даже вдвоем?..



     Солдаты нашли убитого Карпыча.  Принесли его в  караулку.  Многие
знали старого извозчика в лицо.  Удивились, зачем он полез в это боло-
то. Унтер снял с Карпыча сапоги, обшарил всю одежду и ничего не нашел.
Сел писать донесение о случившемся. И тогда один солдат сказал:
     - Не перехватил ли он лишку?..  А мы тут гадаем  -  в  диверсанты
старика записываем!
     Кто-то нюхнул.  От щетинистых усов Карпыча явно пахло водкой. Пе-
ред тем, как лезть в болото, выпил старик косушку, чтобы не застудить-
ся, а бутылку выкинул.
     Унтер разорвал  начатое донесение:  пьяный старик - не происшест-
вие,  а то,  что убили его,  - сам виноват.  Еще раз обругав серятиной
солдата, стрелявшего в Карпыча, унтер ушел в свою комнатушку. Но спать
в ту ночь ему так и не удалось.  Только он лег, не разуваясь, на скри-
пучую кровать, как где-то у ворот склада раздался новый выстрел.
     На часового, охранявшего ворота, из темноты и снега, кружившегося
над дорогой, надвигалось что-то огромное, бесформенное. Пятясь, солдат
лихорадочно дергал застрявший затвор винтовки.
     - Дяденька!  Не стреляй!  - зазвучал в темноте голос Цыгана. - Он
больной! Не стреляй! Он поправится!
     - Не стрелять! - приказал часовому подбежавший унтер-офицер.
     Солдат уже и сам опустил винтовку:  он узнал циркового слона. Оло
знали уже все.
     - Заворачивай его! Заворачивай! - проревел унтер. - Сюда нельзя!
     Цыган сидел на слоне и прокричал в ответ:
     - Его не завернешь!  Он больной! - а потише мальчишка повторял: -
Вперед, Оло, вперед!
     Тихой рысцой слон добежал почти до самых ворот и,  повинуясь лег-
кому хлопку Цыгана, свернул влево на сторожевую тропу и затрусил вдоль
проволочного забора. Сзади у ворот продолжали шуметь и кричать, но уже
не зло, а скорее шутливо, сочувственно:
     - Ноги ему не отморозь!
     - Слева болото - не завязни!
     Зычно на всю линию постов гаркнул унтер:
     - По слону не стреля-а-ать!
     Увидев штабеля ящиков,  Цыган размахнулся и перебросил мину через
забор под навес.
     - Быстрей, Оло, быстрей!
     Ни Трясогузка,  ни Цыган не знали, когда должен сработать часовой
механизм.  Освободившись от страшного груза,  мальчишка лег на спине у
слона и нетерпеливо постукивал кулаком по шершавой коже.
     - Быстрей, быстрей, Оло!
     Болото слева  кончилось.  Цыган  заставил Оло свернуть с тропы на
снежную целину. Забор склада остался сзади.
     - Вперед, Оло, вперед!
     На голове слона была огромная шапка-ушанка,  на спине -  ковровая
попона,  на ногах - меховые унты.  Он бежал, оставляя на снегу широкие
круглые вмятины...



     От Читы до станции Ага четыре часа езды.  Вместо вокзала деревян-
ный приземистый дом,  похожий на длинный барак, три-четыре десятка изб
по ту и другую сторону железнодорожного пути,  на отлете  заколоченный
склад купца Митряева - вот и вся станция.  Три колеи:  две основных, а
третья вела в тупик.  Здесь стоял изрешеченный пулями и осколками эше-
лон  с красными крестами на стенах теплушек.  В конце состава - пасса-
жирский вагон.  В нем размещалась охрана эшелона,  пригнанного сюда по
личному распоряжению подполковника Свиридова.
     С недавнего времени на станции появилась и четвертая  колея.  Она
отходила  от  основного пути и заканчивалась в лесу.  Это была стоянка
бронепоезда.  Сейчас колея пустовала.  Бронепоезд подтянули к Чите.  В
лесу остались землянки и блиндажи. За лесом начиналось болото с густы-
ми островками камыша, с черными зловещими окнами стоячей воды.
     Как и все станции от Читы до маньчжурской границы, Ага была хоро-
шо укреплена.  Две роты семеновцев жили в избах,  в землянках, вырытых
вдоль  железнодорожной насыпи.  Патрульные дрезины с пулеметами днем и
ночью разъезжали по дороге.  Охранялись все подступы к станции. Только
в лесу, на пустовавшей стоянке бронепоезда, не было часовых. Се-менов-
цы знали: болото - лучший сторож. Лишь зимой замерзали бездонные окна,
твердели мхи, а осенью это было гиблое место. Никто не проберется.
     Гарнизон станции отупел от однообразной караульной службы, от то-
мительного предчувствия надвигающейся беды, Солдаты потихоньку ворова-
ли с митряевского склада листы железа и обменивали их у местных  жите-
лей на самогон.  Офицеры собирались в грязном буфете, пили, ссорились,
играли в карты.
     Приезд подполковника  Свиридова с адъютантом и господином Митряе-
вым был для офицеров неожиданным и приятным сюрпризом.  Платайс намек-
нул, что офицеры могут рассчитывать на ужин, и попросил выделить людей
для погрузки железа в вагон.
     Платайс и Свиридов приехали в шестом часу утра, а в девять телег-
раф принес известие о взрыве склада с боеприпасами в Чите.  На подпол-
ковника это подействовало самым удручающим образом.  Он не сдержался и
сказал адъютанту при Платайсе:
     - Плохо...  Нервы сдают...  Кажется,  что кто-то стоит за спиной,
вмешивается, диктует свою волю... Документы... Теперь этот склад...
     - Документы? - спросил Платайс.
     Свиридов уже взял себя в руки и заговорил о другом:
     - Не хотите ли отправиться со мной на экскурсию?
     Платайс недоверчиво улыбнулся.
     - Едва ли здесь найдется хоть что-нибудь примечательное!
     - Как вам сказать...  Я боюсь,  что вы уедете в Японию,  так и не
повидав настоящих красных.
     - Есть пленные?
     - Целый эшелон... Пойдемте?
     - Любопытно!  - воскликнул Платайс,  хотя никакого любопытства не
чувствовал.
     Этот визит был очень опасен.  Подполковник  мог  раскрыть  секрет
эшелона.  Да и бойцы диверсионного отряда - люди решительные. Пристук-
нут Свиридова,  а заодно и Платайса. Ведь никто не знает, что за граж-
данский тип пожаловал к ним в гости.
     - А не опасно? - спросил Платайс.
     - Гарантирую! - небрежно ответил подполковник.
     В сопровождении адъютанта они вышли на пути.
     Выстроившись в  длинную цепочку между складом и железной дорогой,
солдаты грузили в вагон железные листы.
     - С  вас причитается,  господин Митряев!  - крикнул унтер-офицер,
руководивший погрузкой.
     - Будет! Будет! - обещал Платайс. - Когда кончите, загоните вагон
на ту ветку!  - он указал на колею,  уходившую в лес. - Подальше, чтоб
никому не мешал!
     - Не извольте беспокоиться!  - обрадовался унтер и подбодрил сол-
дат:
     - Шевелись! Шевелись!
     "Глупец! -  подумал о Платайсе Свиридов.  - Тебе бы бежать отсюда
без оглядки, пока бои не начались, а не с железом возиться!"
     К санитарному эшелону подавали маневровый паровоз. Вступал в силу
план Платайса.  Железнодорожники из подпольной группы сумели  добиться
от  коменданта  станции  разрешения  на перегонку эшелона из тупика на
пустовавшую лесную колею.  Там должны оказаться рядом и вагон с  желе-
зом,  и  диверсионная группа.  Вечером бойцы вместе с охраной эшелона,
состоявшей из переодетых в семеновскую  форму  партизан,  сгрузили  бы
листы железа и проложили бы через болото железную тропу, обеспечив бе-
зопасный и незаметный проход на станцию дополнительного  партизанского
отряда.
     Все было предусмотрено,  кроме приезда подполковника Свиридова  и
этой экскурсии к эшелону...
     Увидев маневровый паровоз и узнав, что комендант распорядился пе-
регнать  санитарный  состав в другое место,  подполковник отменил этот
приказ.  С сожалением смотрел Платайс, как паровозик, отфыркиваясь па-
ром, отошел от состава. Стройный план дал трещину, которую трудно было
заделать.
     Свиридов заговорил  с  охраной  эшелона - с одетыми в семеновские
шинели партизанами.
     - Живы?  -  спросил он у синеглазого парня в лихо заломленной фу-
ражке.
     - Раненые-то?  - часовой покосился на теплушки, из которых выгля-
дывали встревоженные санитарки.  - Живы!.. Теперь чего не жить: и кор-
мят, и бинты дают.
     - Никто не убежал по дороге?
     - От нее не убежишь!- парень похлопал по винтовке.- Пуля и не ка-
леченных догоняет!
     Свиридов оглянулся на Платайса.
     - Можно начинать экскурсию.
     Но парень с винтовкой решительно преградил дорогу к вагонам.
     - Не могу, господин подполковник! Никого пускать не велено!
     Свиридову понравилась такая строгость, и он спросил:
     - Кто не велел?
     - Подполковник Свиридов! - отчеканил часовой.
     - Он - перед тобой!  - Свиридов шутливо прищелкнул  каблуками.  -
Спасибо за службу!
     Но парень не сдался.
     - Не могу! - повторил он. - Разрешите вызвать начальника караула?
     Подполковник разрешил, и из пассажирского вагона прибежал началь-
ник - молодой курносый унтер-офицер.  Он вежливо осведомился,  по всем
ли теплушкам желает пройти  подполковник  Свиридов,  предупредил,  что
воздух там тяжелый и что раненые не стесняются в выражениях.
     - Мы не барышни!  - успокоил его подполковник. - А по всем не на-
до. Думаю, хватит и одной.
     Унтер махнул рукой,  и два солдата притащили откуда-то деревянный
щит. Свиридов, Платайс и адъютант, как по сходням, поднялись в теплуш-
ку и остановились в дверях.  Внутри было темно. Удушливо пахло лазаре-
том. У стен теплушки лепились трехъярусные нары. Желтели бинты. Разда-
вались стоны.
     "Артисты!" - восхищенно подумал Платайс и еле удержал рвавшуюся с
губ улыбку.
     - Братцы! - негромко сказал подполковник, вспоминая заранее обду-
манные фразы. - Раненые перестают быть врагами!
     На нарах зашевелились и застонали еще громче.  Люди повернулись к
Свиридову.  У кого был завязан глаз, у кого прихвачена бинтом челюсть,
а  с  самой  нижней полки на него смотрел марлевый шар с тремя черными
дырками - для глаз и рта.  Эта страшная белая голова невольно приковы-
вала внимание, и подполковник, произнося короткую миролюбивую речь, не
спускал с нее глаз.
     - Мы вас кормим и будем кормить!  - говорил он.  - Это обещаю я -
подполковник Свиридов! Мы делимся с вами нашими медикаментами! Я наде-
юсь, вам не на что жаловаться?
     - Домой бы! - прошепелявил кто-то из темноты.
     - Я тоже хочу домой! - с пафосом воскликнул Свиридов. - Будем же,
братцы, надеяться, что все мы скоро разойдемся по домам!..
     - К чему эта комедия? - спросил Платайс, когда они возвращались к
вокзалу.
     Подполковник шевельнул усами.
     - Вы считаете это комедией?
     - Конечно. Вы же их все равно расстреляете!
     - Не знаю!  Не уверен!  - растягивая слова,  произнес Свиридов и,
заметив вдалеке облачко дыма, прищелкнул пальцами. - А вот, кажется, и
наш ужин едет?..
     С этим поездом приехала кухонная бригада во главе с трактирщицей.
Тайком прибыл и Трясогузка.  Цыгану было известно,  что  его  командир
мерзнет  в узком и грязном угольном ящике под вагоном.  Сам Цыган ехал
барином в купе.  На станции Карымская,  где поезд стоял минут  пятнад-
цать, он навестил своего командира и принес ему бутерброд. Они обменя-
лись последними новостями и обсудили одно заманчивое предложение,  ко-
торое  пришло  Цыгану в голову,  когда он узнал,  что будет банкет для
офицеров. Требовался шприц, и Трясогузка обещал на станции Ага поднять
на ноги всех беспризорников и раздобыть его.
     Состав был смешанный. Пассажирские вагоны чередовались с грузовы-
ми. В хвосте поезда в четырех вагонах ехала цирковая труппа.
     Когда поезд остановился,  Трясогузка вылез из ящика под  вагоном,
лежа на шпалах, огляделся и увидел за канавой сложенные в длинную гря-
ду щиты, которые зимой устанавливаются вдоль пути, чтобы предотвратить
снежные заносы. Он выполз из-под вагона, перепрыгнул через канаву, за-
бежал за щиты и столкнулся с посланцем Хряща.
     Мальчишки по  очереди дежурили на станции - встречали своих пере-
селенцев.  Вчера приехала последняя тройка: Мика, Хрящ и второй телох-
ранитель с плетеным креслом. Вроде все. Но Мика настоял на продолжении
дежурства.  Он знал,  что Цыган и Трясогузка тоже переберутся  на  эту
станцию.
     Трясогузка дружески ткнул беспризорника кулаком в живот.
     - Кого ждешь?
     - Тебя и Цыгана.
     - Остальные все приехали?
     - Приехали.
     - Снимайся с поста!  - приказал Трясогузка. - Где устроились? Ве-
ди!
     Беспризорники жили в блиндаже, вырытом в лесу командой бронепоез-
да.  Здесь было теплее,  чем в развалинах лесопилки,  но зато голодно.
Микины деньги помогали плохо.  У солдат ничего не купишь, а на станции
- ни базара, ни лавчонки. Начпрод Малявка с помощниками сбился с ног в
поисках еды.
     Когда бывший телохранитель привел Трясогузку,  мальчишки как  раз
заканчивали скудный обед.  В блиндаже был тот же порядок, что и в под-
вале.  В центре в плетеном кресле сидел Хрящ.  Рядом с  ним  на  ящике
из-под снарядов - Мика и второй,  еще не получивший отставки, телохра-
нитель. А остальные располагались вокруг.
     - Здорово, ребята! - сказал Трясогузка и пожал Мике руку. Подошел
к царьку. - Здорово, Хрящ! Дельце у меня к тебе будет!
     - Я не Хрящ! - ответил царек. - Я теперь всенач!
     - И делишками мы больше не занимаемся!  - добавил Мика, подмигнув
другу.
     - А как это у вас теперь называется? - спросил Трясогузка.
     - Боевое задание, - подсказал Мика.
     - Ясно!  - Трясогузка подтянулся. - Товарищ всенач! - Он по-прия-
тельски толкнул Хряща. - Выручай! Пропадем без тебя!
     - Ну,  чего, чего? - улыбнулся царек. - Пушку притащить или приг-
нать бронепоезд?
     - Шприц нужен!
     Хрящ не знал, что такое шприц, но расспрашивать не стал, крикнул,
как всегда, хотя мальчишки и так слышали весь разговор:
     - У кого шприц на примете имеется?
     Никто не отозвался. Потом все по привычке повернулись к Конопато-
му. И он тоже скорей по привычке, чем осмысленно, сказал:
     - У меня.
     - Добыть можешь?
     - Глаз - как шило! Могу!.. Только что это такое?
     Беспризорники расхохотались,  а Мика объяснил, как выглядит шприц
и для чего он применяется.
     Конопатый еще не совсем поправился после побоев. Болело сломанное
ребро. Но он не отказался от задания. Ушел и часа через три вернулся с
настоящим медицинским шприцем.



     Слух о том, что на станцию приехал Митряев, быстро распространил-
ся по округе. В крестьянском хозяйстве всегда есть нужда в железе, а в
те  годы  она была особенно острой.  Разрушенная войной промышленность
почти ничего не давала селу.
     Во второй половине дня на станцию пришли деревенские ходоки.
     Платайс занимал светелку в просторном доме недалеко  от  вокзала.
Мужики разузнали, где он живет, и всей гурьбой ввалились к нему.
     Не до них было Платайсу.  Он видел из окна, как солдаты закончили
погрузку железа и без паровоза, своими силами откатили вагон на лесную
колею.  Но теперь это было ни к чему. Некому воспользоваться железными
листами!
     - Берите их хоть задаром! - в сердцах сказал он мужикам.
     Ходоки неодобрительно закрякали. Седой дед выступил вперед и уко-
ризненно посмотрел на Платайса.
     - Мы - не голь перекатная, господин Митряев! Мы привыкли за добро
платить! Сделай милость - назови свою цену!
     Переговоры затягивались. Платайс думал о другом. Вспомнив о маль-
чишках, он повеселел и мигом закончил торг:
     - Приходите завтра. Вам будет выгоднее - цены понизятся!
     Он выпроводил озадаченных мужиков и задумался.  Нет ли какого-ни-
будь просчета? Не погубит ли он ребят этим заданием? Не лучше ли вооб-
ще отказаться от железа?  Может быть, станцию удастся захватить силами
одной диверсионной группы из санитарного эшелона?
     В дверь опять постучали. Пришла трактирщица окончательно согласо-
вать  меню на ужин.  Он и ее выпроводил довольно быстро.  Из-за спешки
трактирщица забыла спросить,  ставить ли на стол  самогон  или  только
водку и коньяк. С этим важным для нее вопросом она прислала к Платайсу
Цыгана.
     Мальчишку так и подмывало рассказать, как ловко они с Трясогузкой
и Оло подорвали склад, какой был фейерверк над Читой, как полыхало вы-
соченное пламя и рвались снаряды,  точно красные уже штурмовали город.
Но Цыган не успел похвастаться.
     - Мика здесь? - спросил Платайс, даже не поздоровавшись.
     - Здесь.
     - А Трясогузка?
     - У меня. Дрова для кухни колет.
     - А беспризорники?
     - Тут.
     - Где?
     - Вон в том лесу!  - Цыган показал рукой в окно.  - Там блиндаж -
Трясогузка рассказывал...
     Платайс на листке бумаги быстро начертил небольшой  план:  лес  с
железнодорожной колеей,  почти доходившей до болота, топь с камышами и
мхами,  а на противоположном берегу - сопка. Между этой сопкой и тупи-
ком колеи он провел стрелку и вдоль нее написал: "150 метров".
     Выслушав Платайса, Цыган убежал, тоже забыв спросить про самогон.
Пришлось вернуться.
     - Самогон не помешает! - сказал Платайс. - Чем больше, тем лучше.
     - Всем хватит! - загадочно улыбнулся мальчишка. - А вы сами пейте
только самогон! - предупредил он. - Он из хлеба - полезный.
     - Постараюсь не пить ничего.
     - Самогон можно!  - разрешил Цыган.  - Но я вам еще напомню перед
банкетом!
     - Ты что-то не договариваешь? - насторожился Платайс.
     - Не бойтесь! Напомню! - сказал мальчишка и убежал.
     Он пока не хотел раскрывать свой секрет...
     К вечеру потеплело. Вчерашний снег растаял. Грязи прибавилось.
     В сумерках беспризорники вышли из блиндажа.  Все - даже Хрящ. Те-
лохранитель вынес плетеное кресло.
     - Сто пятьдесят метров - это триста шагов!  - вслух подсчитал Ма-
лявка.
     - А хоть и пятьсот!  - оборвал его Хрящ  и  приказал:  -  Берись!
Дружно!
     Мальчишки, как мухи,  со всех сторон облепили вагон,  стоявший на
рельсах.
     - И-и-и взяли!.. И-и взяли! - тихо командовал Трясогузка.
     На пятый  раз вагон стронулся с места и медленно покатился к зем-
ляной подушке, в которую утыкались рельсы. Здесь путь обрывался. Даль-
ше шел пологий спуск к болоту, через которое и надо было проложить же-
лезную тропку.
     Мальчишки разбились  на две группы.  Одними командовал Мика.  Они
выгружали из вагона железо и подносили к самому берегу трясины. Други-
ми - Трясогузка. Им предстояло самое трудное - укладывать листы поверх
болота.  Хрящ,  как и положено всеначу, осуществлял общее руководство.
По его приказу телохранитель поставил кресло на земляную подушку тупи-
ка. Царек уселся наверху и оттуда покрикивал на мальчишек:
     - Чего встал - в носу зачесалось?
     - Не греми железом: Семенов услышит, уши оборвет!
     - А ты чего пальчик сосешь?.. Порезал, бедненький?.. Бегом, бегом
- заживет!
     Его уже не очень-то слушали.  Все понимали, что главные среди них
- Мика и Трясогузка.
     У края  болота  дело шло быстро.  Железная тропка,  нацеленная на
черневшую за болотом сопку, все дальше уходила от прибрежных деревьев.
     Вскоре работать стало труднее.  Грязная жижа продавливалась и на-
ползала на железные листы.  Пришлось укладывать на мох по два листа  -
один  вдоль,  а на него - второй,  поперек.  И опять работа оживилась.
Глухо похрустывало под ногами железо, булькало и чавкало болото.
     Чтобы не ходить взад-вперед по зыбкой железной тропке,  мальчишки
устроили конвейерную передачу.  Трясогузка сам укладывал листы под но-
ги, постепенно удаляясь от берега.
     Как ни старались мальчишки не шуметь, железо - не вата. Над боло-
том стоял приглушенный ломкий жестяной шорох. Будто шла невидимая рать
в кольчугах и шлемах,  с мечами и щитами. И словно от них, от этих же-
лезных доспехов, раздавалось в ночи тихое, но грозное бряцанье.
     Совсем уже стемнело. Скучно стало Хрящу в своем кресле. Ничего не
видно.
     - Неси кресло на болото! - приказал он телохранителю.
     В темноте  они  с  трудом  пробрались по узкой железной тропке до
Трясогузки.  Телохранитель перехватил несколько листов,  переданных по
живой цепочке,  и рядом с тропкой выложил на болоте железную площадку.
Поставил на нее плетеное кресло.
     Теперь царек восседал в центре трясины.  Здесь он не покрикивал -
побаивался Трясогузки. Но Хрящ долго не усидел: под его тяжестью листы
перекосились,  ножки кресла заскользили по железу, и он чуть не упал в
болото.  Выругав телохранителя,  царек со злостью схватил кресло, раз-
махнулся и далеко зашвырнул его в топь.
     Сидеть больше было не на чем. Вязкая грязь приклеивала ноги к же-
лезу. В рваные ботинки просачивалась вода.
     - Эх! - произнес Хрящ. - Была не была!..
     Он переступил со своей площадки на железную тропку и, приняв оче-
редной лист железа, потащил его к Трясогузке.
     - Правильно! - похвалил его командир. - Ты давай еще уволь телох-
ранителя. Делать ему больше нечего - кресла-то нету!.. А если кто оби-
деть тебя вздумает, мы всей армией заступимся!
     - Обмозгую! - ответил Хрящ.
     - Обмозговать надо!  - согласился Трясогузка. - Я вот тоже мозгую
- не сбиться бы! Темно - сопки не видно!
     - Не собьемся! - сказал Хрящ. - Посмотри - сигналят!
     Впереди в темноте мигал огонек.  Мигал не как-нибудь, а ритмично,
с явной целью. Он точно звал: "Сюда! Сюда! Жду!.."
     - Тихо! - полетела по цепи команда Трясогузки.
     На этой стороне болота все замерло.  Мальчишки перестали хрустеть
железом.  И тогда все услышали другие звуки:  осторожное  позвякиванье
топоров, сухой треск хвороста. С той стороны навстречу мальчишкам тоже
прокладывали по болоту гать.
     - Поднажмем!  - передал по цепи Трясогузка. - Ужин стынет! Банкет
ждет!..
     - Ужин стынет! - полетело по цепи, - Банкет ждет!
     И опять весело забряцало железо...

     Приготовления к банкету заканчивались.  Длинный стол был накрыт в
самой большой комнате вокзала.  Цыган притащил последний ящик с бутыл-
ками. Официантки расставили их. Трактирщица придирчиво оглядела серви-
ровку.
     - Кажется, все!.. Ты больше не нужен, - сказала она. - Иди умойся
и приготовь гитару.
     Цыган вышел.  Досталось ему в этот день.  Болели и руки  и  ноги.
Присел  он на деревянную скамью и от усталости прикрыл глаза.  Поспать
бы!..
     - Расселся,  черномазый!  - Варя толкнула его коленом. - Работай,
работай!
     - Все уже сделано!
     - Врешь!
     Цыган с ненавистью посмотрел на толстощекую девчонку.  Она стояла
перед ним с тарелкой в руке и лениво жевала пирожное.
     - Варя! - послышался голос трактирщицы.
     - Иду!
     Девчонка поставила тарелку на скамью и побежала к матери. А Цыган
вдруг озорно улыбнулся,  вытащил из кармана шприц с остатками какой-то
прозрачной жидкости и через иголку выдавил ее в недоеденное пирожное.
     Много уколов сделал сегодня  Цыган  этим  шприцем:  проколол  все
пробки во всех бутылках,  потому и ныли руки от непривычной работы.  В
коньяк,  водку и вино он добавил раствор порошка, предназначенного для
Оло...
     Был первый час ночи,  когда Трясогузка вывел свою разросшуюся ар-
мию из леса. Мокрые, грязные с ног до головы мальчишки неудержимо ляз-
гали зубами. Они замерзли, и есть хотелось страшно.
     Впереди тускло  горели пристанционные фонари.  Пьяные голоса пели
где-то разухабистую казачью песню. Платайс щедро расплатился самогоном
с  солдатами,  которые  грузили  железо.  Это их голоса раздавались на
станции. А на вокзале громко играл граммофон.
     - Теперь - рассыпаться! - приказал Трясогузка. - Сбор у вокзала!
     И мальчишки рассыпались, растворились в темноте, чтобы по одному,
незаметно пробраться к вокзалу.  Там их ждал ужин.  Кто его приготовил
для них, зачем, почему - это сейчас не интересно беспризорникам. Маль-
чишки  привыкли верить Мике и Трясогузке.  Раз они говорят,  что будет
ужин, значит, он будет!
     Но у  вокзала произошла непредвиденная задержка.  Раньше здесь не
было специальной охраны.  Только один часовой стоял у двери в комнату,
где  работал  телеграф.  А теперь вокруг вокзала ходили пять или шесть
караульных с винтовками.
     - Кто это, а? - тревожно спросил Трясогузка.
     - Не знаю!  - ответил Мика с беспокойством.  - Мимо них не пробе-
решься!
     На вокзале вовсю гремел граммофон, но больше ничего не было слыш-
но.  В  освещенных  окнах никто не появлялся,  ничья тень не заслоняла
свет, будто внутри - никого!
     Громко топая сапогами,  подошли два подвыпивших семеновца.  Навс-
тречу выдвинулись два караульных.
     - Куда?  - громко спросил один из них - молодой, в лихо заломлен-
ной фуражке.  - Не положено!  Господа офицеры гуляют! Приказано никого
не пускать!
     Семеновцы заспорили пьяными голосами, но второй караульный - кур-
носый унтер-офицер скомандовал:
     - Кру-гом!.. Не разговаривать!
     И семеновцы ушли.
     Вокзал охраняли те самые партизаны в семеновской  форме,  которые
днем стояли у санитарного эшелона.  Но мальчишки не знали этого. Кто в
канаве лежал,  кто прятался за забором - и все ждали сигнала Трясогуз-
ки.  А какой сигнал мог он подать? Банкет для беспризорников срывался!
Когда Трясогузка уже собирался отводить мальчишек,  пока их не замети-
ли,  в одном из освещенных окон показалась голова Цыгана. Он приоткрыл
раму и спросил у часового:
     - Никого?
     - Застряли твои гости!
     - А можно я свистну?.. Они, может, прячутся в темноте?
     - Свистни! - разрешил часовой.
     Цыган свистнул. Трясогузка тотчас ответил.
     - Скорей! - крикнул Цыган. - Ужин стынет!
     И мимо  удивленных караульных к открытому окну побежали Трясогуз-
ка,  Мика, а за ними и остальные. Про дверь никто не подумал - все по-
лезли через окно.
     Это был буфет. За стойкой спала трактирщица: видно, и она хлебну-
ла коньячку.  В углу, раскинувшись на стуле, сладко сопела Варя. В от-
местку за все Цыган углем нарисовал у ней под носом густые черные усы.
     Из буфета  Цыган  повел  мальчишек к банкетному столу.  В комнате
надрывался граммофон.  А за столом спали офицеры. Беспризорники остол-
бенели.
     - Мертвые! - растерянно пробормотал Малявка.
     - Какие они мертвые! - захохотал Цыган. - Спят! И поесть не успе-
ли! Я им слоновую дозу вкатил!
     - Шприцем? - спросил Конопатый. - Каждому?
     - Всем сразу - ответил Цыган. - В бутылки!.. Здорово придумано?
     - Расхвастался!  - проворчал Трясогузка и скомандовал: - Расчищай
места! Волоки их к стенам!
     Он первый  взялся за стул,  на котором с присвистом храпел Свири-
дов, и, придерживая обмякшего подполковника, потащил стул к стене.
     Орал граммофон,  скрипели передвигаемые стулья.  Чтобы офицеры не
падали,  стулья ставили вплотную друг к другу.  Вперед не свалишься  -
стена мешает и в сторону не упадешь - сосед спит рядом.
     Закуски на столе были почти не тронуты.  Офицеры выпили только по
две-три рюмки.
     - Сейчас начнем! - сказал Трясогузка, потирая руки.
     - Не пить! - предупредил Цыган.
     - И вилками, а не руками! - подсказал Мика.
     - Стоя? - спросил Хрящ и вздохнул. - Бедное мое кресло!
     - Начпрод! - Трясогузка подмигнул Малявке. - Командуй!
     - Ужин! - поспешно объявил начпрод.
     Голодные мальчишки потянулись к тарелкам, блюдцам, салатницам, но
где-то рядом торопливо застучал пулемет.
     - Тревога! - крикнул Трясогузка.
     - Отставить тревогу!
     Это сказал Платайс, входя в комнату.
     - Не для вас тревога... Справимся! Вы свое сделали!..
     Бой на станции разгорался.  Семеновцев зажали с двух  сторон:  от
тупика наступали бойцы из эшелона,  от леса - партизаны из переправив-
шегося через болото отряда.
     А на  севере под станцией Карымская,  под Читой,  тоже вступали в
бой передовые части красноармейцев.
     Начиналась ликвидация читинской "пробки".

Популярность: 14, Last-modified: Sun, 24 Dec 2000 11:51:44 GmT