Виктор Сокирко. Сумма голосов присяжных в поиске граней экономической свободы

---------------------------------------------------------------
(c) Виктор Владимирович Сокирко, 2000
(c) Издательство "РосКонсульт", М., 2000
---------------------------------------------------------------

Глас народа - Глас Божий
Сокирко В.В. (тел. (095) 354-13-21) (tyoma@tyoma.com)
To:
Сумма голосов присяжных в поиске граней экономической свободы: Учебное
пособие - Учебное пособие - М.: РосКонсульт, 2000. - 640 с., ил.
ISBN 5-89805-020-5
УДК 343.195:343.37
ББК 67.408
С 59

В книге обобщен десятилетний опыт работы Общества защиты осужденных
хозяйственников и экономических свобод, а также рассматриваются суждения и
оценки тысяч присяжных по наиболее спорным делам о предпринимательских
правонарушениях-преступлениях. Основной пафос книги - в установлении
правовых и нравственных граней между преступлениями и сферой необходимой
российскому обществу экономической свободой.
Книга будет полезна для широкого круга читателей, интересующихся как
сутью "мафиозных" явлений в нашей экономике, так и тем, как о них судят
простые граждане и не на улицах, а под присягой и при разборе аргументов
юристов; для юристов, источником информации о механизме принятия присяжными

своих решений, которым в рыночном обществе по праву отведена роль эталона
совести и независимости и для коллег-правозащитников, ибо в ней изложены
практические советы, как в работе опереться на мнение народа.

Содержание

Авторские благодарности
Список авторов-участников судов присяжных ОЗОХ и ЭС в 1989-96
гг.
Сумма голосов присяжных в процессах 1989-96 гг.
Подзащитные Общества ЗОХиЭС, осужденные несправедливо или
чрезмерно сурово
Первые пояснения
Последнее слово К. Буржуадемова

Введение
Понятие суда присяжных
Корыстный обман доверия как ядро предпринимательских хищений и
чиновничьих взяток - главных извращений экономической свободы

Глава 1. Дела организаторов финансовых пирамид (время и опыт
исправляют оценки присяжных)
Дело обманутых вкладчиков
Дело о "бесконечных" товарных кредитах
Снова дело руководителей ваучерного фонда
Приложение 1.1. Запись ОСП по делу обманутых вкладчиков

Приложение 1.2. Запись ОСП по делу В. о товарных кредитах
Приложение 1.3. Стенограмма ИСП по делу руководителей
ваучерного фонда

Глава 2. Обналичиватели авизо (авторитет юристов опасен для
совести присяжных)
Как осуждали по авизовочным делам?
Чеки "Россия" за автомобили
Дело обналичивателя П.
Приложение 2.1. Стенограмма ИСП по делу П.

Глава 3. Цеховики, кооператоры, директора (к истине через
споры присяжных)
Дела старых предпринимателей
Историческое дело "Теллура"
Три суда по делу о "прокрутке" государственных средств
Приложение 3.1. Запись ОСП по делу бакинского "цеховика"
Приложение 3.2. Запись ИСП по делу приемщика картофеля Л.
Приложение 3.3. Стенограммы судов по делу С.

Глава 4. Дела леваков и рыбаков (не надо бояться
неустойчивости вердиктов присяжных на пути к истине)
Суды и опрос по делам о неучтенке
5 судов по делу камчатских рыбаков
Ходатайство в Верховный Суд РФ
Приложение 4.1. Стенограммы судов по делу камчатских
рыбаков
Приложение 4.2. Переписка ОЗОХиЭС с правоприменительными
органами и правовой анализ дела камчатских рыбаков

Глава 5. Наценки и подношения (без знания деталей присяжные не
смогут решать по совести)
Суды по делам о взятках в торговле
Суды и опрос по делам о взятках в связи с ЧПД
5 судов по делу о взятке замдиректора
Приложение 5.1. Стенограммы судов по делу о взятке Г.

Глава 6. Взятки-подарки (основной наказ присяжных: "Не сажайте
зря!")
Суды по делам о взятках лиц со спорным должностным
положением
4 "заказных" суда по делу о взятке налогового инспектора
П.
Приложение 6.1. Стенограммы судов по делу о взятке налогового
инспектора

Глава 7. Иные грани экономической свободы (присяжные опережают
законодателей)
Суды по делам о спекуляции
Суд и опрос по делам "валютчиков"
Дела налоговые
Дела о неразрешенном предпринимательстве
Дела о вымогательстве
Неоконченный заочный суд присяжных по "делу Козьмы Минина"

Приложение 7.1. К разработке международного договора о защите
экономических свобод (проект, доклад и резолюция)

Глава 8. Учитесь слушать присяжных (формы и приемы работы)

Возможные формы суда присяжных
Подготовка ИСП
Техника набора присяжных
Проведение судебного заседания
Анализ результатов и техника повторных ИСП
Приложение 8.1. Предложения ОЗОХиЭС по проекту УПК РФ
Приложение 8.2. Отзывы юристов и ученых

Автор - В.В. Сокирко
Консультант - А.В. Похмелкин
Общество защиты осужденных
хозяйственников и экономических свобод
(ОЗОХ и ЭС)
Л.Н.Ткаченко,
секретарь
А.Ф.Владышевский,
ответственный секретарь Л.В.Сулимова,
бухгалтер

Авторские благодарности
Эта книга создана прежде всего по материалам исследовательских судов
присяжных, проведенных ОЗОХиЭС при поддержке института "Открытое общество".

Ему, а также всем многолетним спонсорам нашей работы я позволю выразить
глубокую признательность не только свою, но и от лица тех, кому наша работа

принесла пользу. Спасибо нашим последним спонсорам - А.В. Захарову, Н.Н. и
Н.Н. Колгановым, издателям С.С. Смоляницкому и И.А. Данилову, В.С. Карцеву
и
их сотрудникам, О.Э. Дробицкой, а также всем, кто помогал и участвовал в
работе с книгой.
Следующее мое СПАСИБО - Андрею Валерьевичу Похмелкину. Читатель сам
увидит, что в глубине книга носит диалогический характер, причем моим
основным "партнером-противником" выступает юрист А.В. Похмелкин. Он был и
остается не только моим собеседником, но и учителем.
Описанная в книге правозащитная работа не могла бы достойно
реализоваться без участия других выдающихся юристов, деятелей не только
научных институтов, но законодательных и правоприменительных органов
России,
как Государственная Дума, Конституционный Суд, Генеральная прокуратура,
Министерство юстиции.
Большое спасибо за помощь и участие в общественных и исследовательских

судах присяжных -
д.ю.н. Петрухину И.Л., Морщаковой Т.Г., Наумову А.В., Скаржинскому
В.А., к.ю.н. Сокольскому О.Э., Пациорковскому В.В., Иванову Л.О., Назарову
О.В., Похмелкину В.В., Сидоренко Е.Н., Костанову Ю.А., Кореневскому Ю.В.,
Кузьминой А.И., Пашину С.А., Жила Ф.Г., юристам Анкудинову О.Т., Лебедеву
Л.И., Зотову А.В. и другим.
Важную роль в организации общественных судов присяжных сыграл
ответственный секретарь ОЗОХиЭС - Анатолий Феодосьевич Владышевский. Вместе

с ним и Л.Н.Ткаченко мы и тянули эту работу многие годы, а сейчас, когда
она
становится общим достоянием, выражаем благодарность знакомым и незнакомым
людям, которые откликались на наш зов, участвовали в обсуждениях, исполняя
долг присяжных заседателей. Их гражданской поддержкой да еще эмоциями наших

подзащитных мы держались эти замечательные годы.
Не могу не поклониться благодарно всем несправедливо репрессированным
хозяйственникам, с которыми щедро сводила меня судьба, начиная с первых
бесед в камерах Бутырской тюрьмы 1980 года (уже тогда передо мной вставали
очень многие коллизии из описанных в этой книге дел), кончая письмами и
беседами с сотнями подзащитных в 90-х годах. Без этого общения я бы просто
не состоялся как правозащитник. Я прошу прощения у всех этих людей,
открывая
их имена, фамилии и лица в этой книге (но, сознательно старался не
добиваться их идентификации). Уверен, что причастность к скорбному перечню
жертв несправедливых репрессий послужит нашему общему оправданию в будущем.

Слава Богу, человек смертен, но к сожалению, бывает смертной и его
благодарная память. Надеюсь, что списки наших пожертвователей, подзащитных
и
участников судов присяжных в этой книге сохранят благодарность и после моей

смерти.
Наконец, позволяю выразить вечную признательность всем идейным
оппонентам в своей жизни, которые содержательной критикой будили энергию
роста, от самых близких до именитых - П.П. Соколову, В.М. Ховову, И.А.
Яскевич, А.А. Наседкину, Л.С. Подгородецкому, А.С. Жилину, Е.С. Полищуку,
В.Т. Сулимову, Я.И. Лисовскому, Н.Г. Шеремет, А.В. Оболонскому, Е.П.
Майбурду, В.А. Бессонову, А.Д. Шапиро, В.А. Волконскому, Т.М. Великановой,
Е.М. Сморгуновой, С.В. Калистратовой, С.А. Желудкову, Г.С. Померанцу, С.А.
Белановскому, В.Ф. Чесноковой, Л.И. Блехеру, В.Ф. Абрамкину, Г.О.
Павловскому, М.Я. Гефтеру, И.С. Котовой.
И конечно, уже вне ряда стоит моя благодарность к всегдашнему доброму
критику, редактору и хранителю моих работ супруге Лидии Николаевне
Ткаченко.
Большое спасибо
за многолетнюю помощь
Обществу ЗОХиЭС

Дж. Соросу, учредившему Фонд "Культурная инициатива"
и институт "Открытое общество" - за гранты и оборудование,
Лернеру Г.Л. и Сломянской С.Л. -
спонсору и редактору десяти сборников "ЗЭК",
Захарову А.В.,
основному кормильцу последних лет,

а также -
Фонду Макартура, Морозу Н.Н., Сафар-заде О.Ю., Прониным В.К. и Т.С.,
Колгановым Н.Н. и Н.Н., Шпигелю Л.Т., Вайнбергу Л.И., Арановичу А.И.,
Дергачеву В.В., Кмаляну А.А., Олендеру Х.М.,
а также -
Моссбербанку, Изотенкам И.В. и В.Г., Левинской И.С, Калеваному Л.А.,
Буеву С.Н., Волжениным Л.П. и В.И., Борухову М.Р., Никифорову В.В.,
Матрохину А.С., Затулину К.Ф., Субачу В.И., Ромбе С.Р. и И.Р., Полякову
Л.В., Покидышевым А.М. и М.А., Захарову В.В., Смоляницкому С.С., Шерману
М.М., Белецкому П.П., Кляйну Э., Родину В.В., Огородникову Е.Ф., Писигину
В.Ф., Антонову А.М., Антипову А.Н., Резнику Я.И., Боярскому А.Л., Хомякову
А.В., Никитчику В.Н., Угрюмову С.С., Чуфистову В.И., Федыне Е.Н., Редько
В.И., Кащееву А.В., Абрамкину В.Ф.
а также -
Высоцкой Н.Л., Гейде А.В., Серогозову В.Е., Шкуро В.В., Наседкину А.А.,
Тане Р., Шабанову Р.С., Харченко Л.Н., Матчанову К.Ш., Рикуну В.А.,
Автомонову А.А., Бухвису Г.С., Дьякову А.С., Пономаревой Г.П., Кармалову
С.А., Ростову Э.А., Ефимовой 3.А., Шор М.Е., Моргунову В.П., Палий А.И.,
Кумейко В.А., Богатыреву С.И., Лихачевой З.П., Бяшимову А., Андрейчиковой,
Потапенко С.Л., Комарову А.Б., Жога А.М., Льяновой Ф., Коробцову С.В.,
Домничевой В.Е., Анцифоровой Т.В., Шестиковой С., Ширгазину Р.Г., Назарову
А.Ф., Караханову Б.Р., 3авину С.Г., Логиновой З.Г., Флейшману Я.С.,
Готовцеву А.Н., Полещук Н.Ф., Багдасарову Г., Иванову, Рафальсон, Гладковой

В.В., Бурмистрову Н., Саркисян Н.Б., Боровикову А.В., Сподобаеву, Угловой
Л.Н., Аракеляну К.А., Каплиевой Н.А., Николаеву Б.Б., Аванесян Н.П.,
Кузовлевой И.С., Умеренкову О.Д., Пановой Е.А., Серовой Н.С., Булавинцевой
М., Котовой И.С., Сухановой А.И., Лебедевой, Тамурову А.О., Марченко О.В.,
Кроку И.В., Малаховой Л.Н., Иванькиной И.Ф., Устинову, Фалееву, Макарову
А.В., Матюхиной, Токмаковой Е.Г., Кузнецовой С.В., Ловецкому И.К., Жидкову
И.В., М. Смит, Антоновой, Хрящеву, Ибрагимову, Микитенко Т.М.,
Брысозовскому
И.И., Рекайкину С.М., Яськовой Н.И., Михайловой А.М., Пантюховой, Волкову
С.Г., Красильникову В.С., Гмызину Ю.А., Коваленко В.П., Томилиной,
Шеховцевой Н.А., Новикову А.С., Округиной Л.М., Меркуловой А.И., Нечаеву
Н.В., Волосенко, Рузановым С. и Е., Кученевой, Король А., Бирюкову М.Г.,
Семеновой Г.В., Дурову А.С., Ефимову В.М., Титову А.И., Сахаджи В.В.,
Андрееву О.Б., Антонову А.С., Драгуновой В.Н., Соловьевой Л.В., Калининой
Е.Ф., Плещеевой С.Б., Васильевой Л.Н., Плаховой, Новиковой Т.Г., Тураш
Л.П.,
Дьяченко Л.Б., Айзатулину А.С., Хитровой Р.Н., Иванову А.В., Фокиной Ю.К.,
Пасько С.В., Серковой В.С., Самохиным и многим оставшимся неизвестными.

Список авторов-участников судов присяжных ОЗОХ и ЭС в
1989-96 гг.

А
Абрамкин В.Ф., правозащитник
Аванесян Н.П., продавец
Аванесян Э.Г., закройщик
Автомоно В.А., электрик
Автомонов А.В., пенсионер
Автомонова А.Я., пенсионерка
Акимов В.А., снабженец
Акимова О., патентовед
Александр, студент
Алексеев М.М., фермер
Алексеева А.А., учитель
Альтшулер Б.Л., правозащитник
Анкудинов В.Н., врач
Анциферова Т.В., челночница
Аракелова А.С., студентка
Аракчеев А.П., электромонтер
Аранович А.И., предприниматель
Артюхов С.М.
Асабин С.П., предприниматель
Асанова Э.М.
Астахова Е.В., бухгалтер

Б
Бабаян Н.К.
Бабичев А.Н., предприниматель,
Бабушкин А.В., правозащитник
Баева Г.Е., педагог
Бажора В.К., предприниматель
Бакулин А.Г., автослесарь
Баранов В.Я.
Баштаев А. М., снабженец
Баштанова Н.И., бухгалтер
Беликов Н. В., шофер
Белкина Л.Г., бухгалтер
Белолипецкая Л.Р., завклубом
Бенеджер Н., журналистка
Бирюкова В. Д., геолог
Бирюкова Т.А., педагог
Блинников, С.В., шофер
Богданов М.А., пенсионер
Богданов А.М., рабочий
Бодаговский С.В., товаровед
Бодров И.В., рабочий
Бодрова Е. И., подсобница
Борзенов, офицер
Борзов А.В., электрик
Борисова Г.А., бухгалтер
Боярская В.Я., преподаватель вуза
Бродский Д.Н., библиотекарь
Брысозовский И.И., агроном
Буев С.Н., крановщик
Бузычкин В.М., инженер
Буйленко
Букин А.В., транспортировщик
Букин А.Н., прессовщик
Булов П.Е., шофер
Булова О.С., домохозяйка
Булычев А.В., повар
Буркова Л.И., рабочая
БутининаТ.А., машинистка
Быкова.Л.Г., врач

В
Валитов Р.Ж.
Варлыдин Д.Б., инженер
Ватель М.Н.
Васина А.В., продавец
Вербицкий Э.К., инженер
Вишняускас В.К., рабочий
Вишняускена Ю.И., домохозяйка
Владышевская Т.В., секретарь

Владышевский А.Ф., редактор
Владышевский Ю.Ф., инженер

Власов В.В., глава города
Водолавская М.М., патентовед
Войнов В.И., юрист
Волконский В.А., ученый-экономист
Волков В.П., редактор
Волков С.Г., журналист
Волобуева Л.Д., правозащитник
Волчек С., художник
Воробьева А.В., пенсионерка
Воробьева Л.В.

Воронина Н.Н.
Воротников И., студент
Воротникова Г.А., пенсионерка
Воскресенская Г.В., педагог

Г
Газенпунт Л.Д., пенсионер
Гарсия В.Д., доцент
Гасанов А.Ш.
Герасина В.И., пенсионерка
Геращев М.П.
Глицинская И.В., инженер
Глубокая Л.А., домохозяйка
Гозалова Н.С., патентовед
Голикова И.Г., домохозяйка
Гомерштадт В.В., художник
Горелик А.М., домохозяйка
Горячев А.В., бухгалтер
Горячева А.Г., бухгалтер
Грамошина Т.В., ветеринар
Графов А.Э., переводчик
Грибанов С.Н., столяр
Грибанов А.Н., слесарь
Грибанов О.А., пенсионер
Губанов А.А., педагог
Гуревич Н., кооператор
Гурджиян Н., снабженец
Гурджиян С.С., инженер
Гутерман Л.С.
Гутман М.И.

Д
Даньщикова Н.А., учитель
Дворкина Е.А.
Дергачев В.В., банкир
Добронравова Л.А., инженер
Добрынина, офицер
Долгополова Е.Е., рабочая
Донник Б.В., лесник
Дудов Е., снабженец
Дурне А.В., каменщик

Е
Евтягин О.В., повар
Егоров В.В., инженер
Еремеев А.М., пенсионер
ЕпифановВ.И., зам.нач.цеха
Ермаков С.В.
Ермаков Ю.А.
Ефремов В.С., рук.предприятия
Ефремова Т.Г., технолог
Ж
Жакова Г.В., науч.сотрудник
Жаравин К.Н., пенсионер
Жариков В.М.
Желюкова В.В., завмаг
Жигарева О.В., секретарь
Жиркин М.А., геолог
Жога А.М., посредник
Журавлев В.Н., строитель
Журавский В.И., правозащитник

З
Заболотная М.Г., бухгалтер
Загородная Л.А., правозащитник
Зайцев В.А., слесарь
Зайцев П.В., военный курсант
Зайцева Л.О., инженер
Зайченко В.В.
Заломов А.В., посредник
Захаров А.В., предприниматель
Захаров Е.Е., правозащитник
Заякин В.Б., шофер
Зимин В.И., механик
Золотарева Л.Н., рабочая
Зотов А.К., автоводитель
Зотов Ю.А., механик
Зотова Е.И., кассир

И
Иванов А.В., предприниматель
Иванов А.М., предприниматель
Иванькина И.Ф., филолог
Ивенко, офицер
Игнатьев С.Л., лесник
Извеков Я.Т., пенсионер
Истранов Л.П., врач
Истранова Е.В., врач

К
Каган Н.Л., главный инженер
Каганов, офицер
Каганов А.Б., инженер
Кадыров В.К.
Каменских Е.В., жокей
Кандальцев М.А.
Каникин В.Н., электромеханик

Капрелянц Е.Г.,
Капустин Б.А., охранник
Капустина Г.А., педагог
Каштанова Г.Н.
Кашин С.Н., адвокат
Кемров В.Г. художник
Керова Н.Г.
Кириллов В.Ф., директор
Китаев Ю.А., механик
Клемпор Т.И., филолог
Ковбас Н.В.
Ковалев А.М., журналист
Ковалевский С.
Коземов Л.Н., директор сырзавода
Козиков Ю.С., слесарь
Козлова И.И.
Козычева В.Д., бухгалтер
Кокошинская О.И., переводчик
Колесов А.А., студент
Колесова Л.И., инженер
Комаров В.А., рабочий
Комарова Л.В., патентовед
Комиссарова Е.Н.
Комиссарова Л.П., экономист
Константинова Т.Е., уборщица
Копылов В.А., кооператор
Котровская И.Е.
Коренков В.Ф., художник
Костикова Е.В., инженер
Котова И.С., правозащитник
Котунова Е.А., портниха
Кочубей О.Д., инженер
Кравченко Ю.В., директор
Крайнева Е.В., домохозяйка
Крылов А.В., слесарь
Крылова М.Е.
Крылова О.В., бухгалтер

Кудрин А.Т., слесарь
Кузинец М.А., учитель
Кузнецов Ф.Е., пенсионер
Кузнецов В.Ф., посредник
Кузнецова С.В., логопед
Кузник П.К., преподаватель
Кукобака М.И., правозащитник
Кульчицкий Ю.В., правозащитник

Курдюмов Г., математик
Кускова Г.С., студентка
Кустов В.В., строитель
Кушнаренко К.Н., директор

Л
Лаврухина Н.И., повар
Лагерева Л.В., домохозяйка
Лапшин А.Н., инженер
Ларионов В.Н.
Лахлинский, офицер
Левицкая И.С., сотрудник банка
Леонова Л.А., рабочая
Лернер Л.С., пенсионер
Лещин А.3., торговец
Лисовская Р.Г., инженер
Лисовский Я.И., инженер
Литвин Л.М., зав.магазином
Лобанцев Н.С., снабженец
Лопухова Е.А., медик
Лопухова С.А., студентка
Лыков А.А., пенсионер
Лысянова В.Г., экономист
Люксембург А.М.

М
Майзель В., экономист
Малахов Н.Б., предприниматель
Малахова Л.Н., оформитель
Макаров Михаил, журналист
Макеева В.В., медсестра
Максимов Н.М., пенсионер
Маликов М.А., тракторист
Малышев А.Г., водитель
Маневич Л., математик
Мареева Т.М., воспитательница
Марковская Т.А., пенсионерка
Массовер Ю.Л., врач
Матвеев Ю.И., технолог
Машкова Н.А., студентка
Маяцкий И., строитель
Мельник Н.Г., инженер
Мешкова Г.М., рабочая
Мидов, офицер
Милисина О.М., секретарь
Мирошникова П.В., студентка
Мирсов, офицер
Митин Б.Н., студент-юрист
Митрофанов Ю.П.
Михайлов О.А., снабженец
Михалева Т.П., программист
Михайлова М.А.
Моисеева О.А., экономист
Морозов А.А., технолог
Морозова Н.В., бухгалтер
Москаева А.С., психолог
Московцев В.С., журналист
Муратов В.Н., кооператор

Н
Н., художница
Н.М.
Надя, студента
Нарсисян Л.В., советский работник
Найшуль В.А., ученый-экономист
Накайшин И.В., предприниматель
Наседкин Н.И., бывший нач.цеха

Наседкина Н.В., пенсионерка

Невзоров И.С., наладчик
Нестеров А.А., охранник
Нестеров В.Г., инженер
Нетреба Т.И., геолог
Никифоров А. А., предприниматель
Никифорова Т.В., домохозяйка
Новгородова А.А., врач
Новожилова Г.Г., бухгалтер

О
О., безработный
Оболонская О.Л., редактор
Овечникова А.И., секретарь
Округин Л.М., строитель
Омаров М.К.
Орлова Н.Н.

П
П.А., кочегар
Павлова В.П.
Панова К.М.
Пекшев А.Н., педагог
Петерикова Н.В., редактор
Петрушина Т.Н., рабочая
Плетнева Л.П., врач

Плетнева Ю.М., реставратор
Плетущий М.М., каменщик
Пона.А.
Полещук Н.Ф., пенсионерка
Поликарпов В.В.
Полторацкий В.А., предприниматель
Понявин В.
Попова Т.Г., домработница
Попов А.Н., бухгалтер
Потапова Л.В., инженер
Пронин В.К., предприниматель
Пронина Т.С., биолог
Пшеничная Н.И.
Пяк В.И., художник

Р
Рахимкулов Н.И.
Репникова Т.Ю., продавщица
Рогатных В.И., инженер
Родина К.Х., пенсионерка
Ромбе И.А., биолог
Рудовский П.М., механик
Румянцев В.Н., тракторист
Русанов Е.В., электрик
Рцхиладзе Г.Г., инженер
Рыбаков Д.В.
Рыжова Е.Ф., рабочая

С
Сабина, журналистка
Савицкая Л.В., студентка
Сагидеев Ш.А., учитель
Садикова И.А., кассир
Садук В.В., слесарь
Салаева И.Н., бухгалтер
Саломыкин А.А., слесарь
Самойлова В.А, педагог

Самохвалов Ю.А., предприниматель
Саркисян Н.Б., пенсионерка
Сахаджи В.В., почтальон
Светлов, офицер
Свистунова Н.П.
Селюнина Л.Н
Сергеев В.И.
Сергеев Ю.В., инженер-механик
Сергеева Е.А., зав.складом
Синев Б.В., педагог
Сипаткин А.И., искусствовед

Ситников В.Н., строитель
Ситникова А.А., журналист
Сломянская С.Л., редактор
Смагина И.В., экскурсовод
Смеловская В.Н.
Смирнов А.О., правозащитник
Соколов В.П., инженер
Соколова И.С.
Соколовская Н.И., предприниматель
Сокирко А.В., студент
Солдатова А.А., техник
Соловьева Л.Н., медсестра
Соловьев, офицер
Сотников, офицер
Сотников Е.Е., прораб
Сотникова З.М., бухгалтер
Соукле, офицер
Спрышкова Н.А., пенсионерка
Сулимов В.Т., педагог
Сулимова Л.В., бухгалтер
Сурков Л.Н.
Суркова В.П., бухгалтер
Сурначев Л.Л., менеджер
Страхова А.Н., портниха
Стремоусов В.А., летчик
Стремоусова Л.М., домохозяйка
Стукалов Н.А., сотрудник банка
Сысоев В.П., правозащитник

Т
Талалай В.И., физик
Тамузина М.А., педагог
Темирханова Н.К., домохозяйка
Терновская Е.А., бухгалтер
Титов А.Н., инженер
Тоддес Э., корреспондент
Токарев Е.И.,
Токмакова Е.Г., патентовед
Толкачев В.И., рабочий
Толкунов А.В., строитель
Толчина О.В., секретарь
Торопова Ф.Ф., домохозяйка
Тыщенко В.М., слесарь
Тюряев Г.К., заготовитель

У
У.Н.
Углова Л.И., воспитательница
Усвятцев С.В., предприниматель
Устинова С.Н.

Ф
Ф. Ася
Федорова В.М., безработная
Федотова О.Л., бухгалтер
Фигловский В.
Филатова Л.П., географ
Флейшман Я.С., предприниматель
Фомичев В.И., инженер
Фомичева С.А., педагог
Фомичева Т.И., научный сотрудник

Х
Х. Алла
Х. Е.Н., рабочий КИП,
Халидулин Ф.Г., рабочий
Хаустов В.М., экономист
Хворова Н.М., сценарист
Хитров Б.В., механик
Хитрова Р.Н., медработник
Ховов В.М., доцент
Ходов В.М., механик
Холобова О.Д.
Хотченков Ю.М., редактор-юрист
Ц
Цеповяз В.И.
Цицишвили Ю.Д., инженер
Цыкунов М.

Ч
Чабан С.Т., шофер
Чайковская О.Г., писательница
Чернов, офицер
Чирков Л.А., инженер
Чобанян С.А., предприниматель
Чумакова Л.А., студентка
Чумакова О.М., инженер
Чуфистова Е.В., домохозяйка

Ш
Шандро В.К., пом.мастера
Шарт В.Р., инженер
Шарапов А.Ю., инженер
Шарыгин В.М.
Шафангулин Н.К., авиатехник
Шачков И.И., юрист
Шевченко Р.Ф.
Шент А., литератор
Шеремет Н.Г., химик-педагог
Шерстнева Н.Б., экономист
Шеховцев Д.Т., предприниматель
Шипинов Н.Ф.
Ширяева Е.
Шкиренков Н.Ф., строитель
Шкурев А.М., пенсионер
Шошиташвили А.Н., ученый

Э
Эрнст
Эндель М.И., студентка

Ю
Юдаков В.А., торговец
Юнгман М.Р.

Я
Якименко О.В., медсестра
Якубсон М.Ф.

Ялычев Н.Ф., инженер
Ялышков Л.Б. технолог
Ярмонкин Н.Т. столяр
Ярмонкина 3.М., пенсионерка
Ясинская З.Л., медсестра
Яхно Г.Ф.

Сумма голосов присяжных в процессах 1989-96 гг.

Данные о подсудимых, представленные
присяжным
Дата, вид,
число судов
присяж-
ных Голоса присяжных
о вине подсудимых Данные о
пересмотрах переговоров и смягчении
Ви-
новны Вина

ус-
ловна Не
ви-
нов-
ны Всего
Данные о
подсудимых СП Да Услов Нет Всего Пересмотры
"ККK главе 1. ""Дела организаторов финансовых пирамид""
А. 2
дела о мошенничестве по ст.147 УKК РСФСР
(в 1993 г. правоприменители не
возбуждали такие дела,
но в 1996 г. суды стали выносить обвинительные
приговоры)"
+ С.и М.-руководители ваучерного фонда,

Подмосковье 28.10.94
ОСП
27.11.96
ИСП 4
5 -
6 7
4 11
15 Следствие
прекращено
+ В.-предприниматель (товарные кредиты), Москва, 5 лет
л.с. 20.01.95
ОСП 4 8 - 12
Итого по разд елу : ОСП 2
ИСП 1
Всего 3 8
5

13 8
6
14 7
4
11 23
15
38 На 1 суде
оправданы,
на 2 процессах осуждены без л.с.
"K главе 2
""Обналичиватели авизо""
Б.3 дела о соучастии в мошенничестве по ст.147
УKК РСФСР"
"Н.- работник банка, Волгоград, суд переква- лифицировал
на
""злоупотребление"", 4 года" 17.12.95
ОСП - 1 11 12 Амнистирована, отбыла 2 года
+ О.-
предприниматель,
Л.- работник банка,
Тула, 10 и 9 лет 17.02.95
ОСП 2 - 8 10 О. умер в ИТУ,
Л. суд снизили срок до 8
лет
+П.- предприниматель
и др., Москва, 5 лет 3.10.96
ИСП 6 7 - 13 Освобожден
из СИЗО
Итого
по разд елу: ОСП 2
ИСП 1 Всего
3 2
6
8 1
7
8 19
-
19 22
13
35 На 2
процессах оправданы,
на 1 - осуждены

Данные о подсудимых СП
Да Услов Нет Всего Изменения
"К K главе 3.
""Цеховики, кооператоры, директора""
В. 47 дел руководителей о
присвоении ими соц.имущества
по ст.ст. 92 и 93-1 УK РСФСР и аналогичным
статьям УK других
республик (в 1991 г. была отменена смертная казнь,

в 1994 г. снижен максимальный срок с 15 до 10 лет
л.с.)"
Г.-торговец спиртом Украина, 15 лет
2.12.89
ОСП
ЗСП -
4 10
33 4
15 14
52 Пересмотр

до 6 лет,
отбыл 12 лет л.с.
+Ш.-технолог-
галантерейщик,

Баку, 15 лет
K.-мастер цеха, 11 лет
12.01.90
6.04.91
31.01.92
в 3
ОСП
ЗСП -
1
-
1
3 4
1
2
7
8 10
10
11
31
38 14
12
13
39
49 Ш.
помилован,
отбыл 5 лет,
K. помилован,
отбыл 6
лет
И.-торговец галан-
тереей, Баку, 7 лет
20.04.90
ОСП 2 - 10 12
М.-инженер
(команди-ровочные), Москва, 8
лет 16.02.90
ОСП - 4 5 9
+ Н.-бард,
изготовитель музыкальной аппаратуры,
Свердловск, 10
лет 10.11.90
ОСП - 2 10 12 Частично реабилити-рован,
срок снижен до 1 года, отбыл 6 л.
+ Ш.-посредник
в обмене
неучтенкой, К
Kустанай, 15
лет 2.12.90
ОСП
ЗСП -
2 -
10 12
40 12
52 Частично
реабилити-рован, срок снижен до 7л., отбыл 11 л.
Р.-начальник СМУ
(наценки на трубы), Белгород, 6
лет. 16.12.90
ОСП 3 - 9 12 Частично реабилитирован до
условного срока
Ж.-председатель колхоза (неучтенка),
Kазахстан,
12
лет 11.01.91
ОСП
ЗСП -
1 4
10 8
31 12
42 Помилован
после половины срока
+ Д.-бригадир цеха сдвижных картинок,
Подмосковье, 6
лет. 8.02.91
ОСП
ЗСП 2
1 -
16 13
27 15
44
+
Т.-бухгалтер
мехового цеха,
Харьков, 14 лет
8.03.91
ОСП
ЗСП -
1 -
8 10
19 10
28 Помилована,

отбыв 8 лет
С.-завмаг
(мебель по блату),
Туркмения, 10
лет 25.10.91
ОСП
ЗСП 1
2 -
16 11
21 12
39 Амнистирован,

отбыв 3 года
Г.-прораб (фиктивная зарплата), КKиев, 15
лет 15.11.91
ОСП - - 9 9 Пересмотр до 12
лет,
помилован, отбыл 7л.

Данные о подсудимых СП
Да Услов Нет Всего Изменения
"+ О.-организатор
швейного""цеха"",
Харьков, высшая
мера" 10.01.92
ОСП - 5 11 16 Помилован, актирован,

отбыл 10 лет
+ 3.-реализатор
неучтенного леса,
Kоми, 13
лет 28.02.92
ОСП
ЗСП 1
- 4
5 7
40 12
45 Пересмотр

до 8 лет
Т.-ученый-геолог (фиктивная премия),
Магадан, 6
лет 20.03.92
ОСП
ЗСП -
1 3
7 17
36 20
44 Реабилитирован,
отбыл 2 года
+ С.-председатель стройкооператива,
Якутия, 8
лет 3.04.92
ОСП
ЗСП -
- 2
3 10
1 12
4 Реабилитирован,
отбыв в СИЗО
1 год
М.-устроитель лотереи (обналичка), Москва, 4
г. 10.04.92
ОСП - - 12 12 Реабилитирован, отбыл 2
года
Б.-завскладом,
Ленинград, 8
лет 24.04.92
ОСП 1 6 3 10 Помилован,
отбыл 5
лет
+ Л.-приемщик картофеля,
Украина, 11
лет 28.04.92
ИСП
ЗСП 5
-
1
16 6

33 12
49 Помилован,
отбыл 6 лет
+ 10
подсудимых (кредиты кооператива Теллур),
но Мосгорсуд осудил
2 5.06.92
ОСП - 3 13 16 8 кооператоров оправданы,

отбыв 2-4 года,
2 служащих банка осуждены на 5
лет
Л.-строитель (фиктивная зарплата), Владимир, 5
лет 4.12.92
ОСП - 1 9 10 Пересмотр
до 3
лет
КK.- начальник ПМK, неучтенный спирт,
Ростов, 9
лет 12.02.93
ОСП - - 10 10 Пересмотр
до отбытых 5
лет
Христенко А.А.- заготовитель подсол-нечника, Ростов, 15
лет 19.03.93
ОСП - 2 9 11 Представлен
к
помилованию
после смерти
М.-бухгалтер цеха (фиктивная зарплата),
Москва, 10 лет 2.04.93
ОСП - 4 10 14 Помилована,

отбыла 7 лет
Е.-начальник цеха (фиктивная зарплата), Москва, 11
лет 14.05.93
ОСП - 1 7 8

Данные о подсудимых СП
Да Услов Нет Всего Изменения
Б.-главбух
Генпроку-ратуры (фиктивная зарплата), Москва, 8
лет 11.06.93
ОСП - 2 12 14 Пересмотр
до 4 лет,

отбыла 2 года
С.-снабженец-кооператор (излишки меди),

Норильск, 14 лет 5.09.93
ОСП - 1 10 11 Пересмотр
до 9 лет,
но ушел в бега
М.-посредник
(наценки на
компьютеры),
Москва, 8
лет 5.11.93
ОСП - - 12 12 Пересмотр до 6
лет
А.-посредник завода (занижение прибыли), Чебоксары,
СИЗО 21.11.93 ОСП - - 12 12 Следствие прекращено,

отбыл 3 месяца
М.-инженер ВЦ
(списанное оборудование),
Ярославль, 6 лет 3.12.93 ОСП - - 10 10 Амнистирован,

отбыл 3 года 6 месяцев
Я.-ученая (средства симпозиума),
Москва 14.01.94
ОСП - - 10 10 Следствие
прекращено
Р.-завмаг (наценки на товар), Свердловск,
4 года 6
мес. 28.01.94 - - 10 10 Амнистирована,
отбыла 9
месяцев
Б.-офицер
(списанное имущество),
Москва, 2 года 6
мес. 22.04.94
ОСП
ЗСП -
- 3
6 9
5 12
11 Освобожден

из СИЗО
СИЗО
K.-посредник (неучтенный металл), Орел, 6
лет 3.06.94 ОСП 1 - 11 12 Пересмотр до 5 лет,
отбыл 4
года
М.-руководитель шабаш-ной артели, КKамчатка, 15
лет
ЗСП - 8 46 54 Пересмотр до 12
лет
Ш.-шабашный бригадир, Москва, 10
лет ЗСП - 23 30 53 Помилован,
отбыл 5
лет
КK.-руководитель левого цеха, Тула, 15
лет ЗСП 1 1 2 4 Помилован,
отбыл 8
лет
Ш.-начальник снабжения завода, Пермь, 10
лет ЗСП - 1 8 9 Пересмотр до 5 лет, отбыл 6
лет
О.-режиссер цирка (левые билеты), Kиев, 14
лет ЗСП - 25 36 61 Помилован после половины срока
П.-зам.директора
(списанное оборудование),
Харьков, 12
лет ЗСП 1 16 18 35 Помилован,
отбыл 6
лет

Данные о подсудимых СП
Да Услов Нет Всего Изменения
П.-зам.директора
(списанное оборудование), Харьков, 12
лет ЗСП 1 16 18 35 Помилован,
отбыл 6
лет
М.-начальник мехколонны, Минск, 7
лет ЗСП 1 6 34 41 Амнистирован,
отбыл 4
года
Л.-директор завода
(списание),
Харьков, 10
лет ЗСП 1 11 34 46 Помилован,
отбыл 6
лет
Д.-строитель
(фиктивная зарплата),
Саратов, 8
лет ЗСП - 1 3 4 Помилован,
отбыл 4
года
И.-кооператор (кредиты), Новосибирск, 9
лет ЗСП - 5 29 34 Реабилитирован, отбыл 3
годаTD>
А.-присвоение коопер.
им-ва, Башкирия, 8
лет ЗСП - - 4 4 Пересмотр до 6
лет
Б.-предприниматель, (занижение прибыли), Владивосток, 4
года ЗСП - 2 7 9 Пересмотр,
отбыл 2 года
+
С.-директор интерната (прокрутка средств), К
Kиров, 3 года 6
месяцев 2.04.96. 13.09.96
14.09.96
в 3
ИСП -
7
5
12 5
3
3
11 6
-
6
12 11
10
14
35 Пересмотр

до 2 лет 6 месяцев
Всего по разделу: ОСП 35
ИСП 4
ЗСП
24
Всего 63 12
17
19
48 64
12

237
313 346
18
557
921 422
47
813

1282 на 56 процессах оправданы на 6 осуждены без л.с. на 1 осуждены с
л.с.
КK главе 4. Дела леваков и рыбаков
Г. 14 дел
работников о присвоении ими чужого имущества
по ст.ст. 92, 93-1 УK
РСФСР
Г.-кооператор
(продажа списанных плит),
Тюмень, 10 лет
л.с. 16.05.91 ОСП - - 11 11 Пересмотр до 7 лет
+
Б.-шофер-шабашник, Ульяновск, 12
лет 17.01.92
ОСП
ЗСП 2
1 1
4 5
40 8
45 Частично
реабили-тирован, срок снижен до отбытых 6 лет.
П.-заготовитель

(дотации на картофель),
Владимир, 7 лет 8.05.92 ОСП

ЗСП -
- 1
19 14
24 15
43

Данные о подсудимых СП
Да Услов Нет Всего Изменения
+ 14 рабочих

(несуны микросхем),
Москва, 6-10
лет 22.05.92
ОСП - 1 6 7 Пересмотры, сроки снижены до
3-7 лет
С.-кооператор
(неучтенка полиэтилена),
Псков, 8
лет 6.11.92 ОСП - 5 4 9 Пересмотр до 5
лет
С.-заготовитель рыбы (неучтенка),
Тюмень, 5 лет 6
мес. 18.12.92
ОСП - 3 5 8
Р.-рабочий
(использовал брошенный трактор), КKарелия, 5
лет ЗСП - 2 3 5 Пересмотр до 4 лет
Б.-бухгалтер
колхоза (наценки на арбузы), Украина, 12
лет ЗСП - 7 31 38 Помилован,
отбыл 10
лет
И.-винодел (приписки), Азербайджан, 12
лет ЗСП - 21 33 54 Пересмотр до 6 лет
З.-вахтер
кожзавода,
Ростов, 12
лет ЗСП 7 25 8 40 Помилован,
отбыл 8
лет
Б.-приемщик рыбы, Астрахань, 15
лет ЗСП 3 37 47 87 Помилован,
отбыл 10 лет
Д.-з/к, резчик обоев,
Kоми, 5 лет 6
месяцев ЗСП - 5 4 9
+ Ч.-совхозный бригадир
(неучтенные яблоки), Украина, 10 лет ЗСП 3.04.93
ООМ 3
338 6
278 36
264 45
880 Актирован,
т.к. в ИТУ лишился ног, отбыл 5 лет
+ КKапитаны, (реализация
неучтенной икры),
Kамчатка, 4-7
лет 6.05.96
5.08.96
14.08.96
13.09.96
14.09.96
в 5
ОСП 2
-
-
- 9

11 4
4
-
1
-
9 4
7
7
9
3
30 10
11
7
10
12
50 Освобождены

по УДО
Итого по разделу: ОСП 6
ИСП 5
ЗСП
9
ООМ 1
Всего
21 2
11
14
338
365 11
9
126
278
424 45
30
226
264
565 58
50
366
880
1354 На
15 процессах - оправданы, на 5 осуждены без л.с.,
на 1 осуждены с
л.с.

Данные о подсудимых СП
Да Услов Нет Всего Изменения
"К K главе 5
""Наценки и подношения""
Д. 19 дел о взятках хозяйственников по ст.173
УKК РСФСР
( УK РФ частично декриминализировал такие действия
хозяйственников)"
+ М.-завмаг,
Харьков, 8 лет 6.10.89 ОСП
ЗСП -
1 4
28 7
24 11
53
+
М.-директор
райбыт комбината,
ЧПД , Одесса, 8 лет 30.03.90 ОСП
ЗСП 1
- -
11 12
41 13
52 Амнистирован,
отбыл 4 года
Л.-директор внеш-торговой организации Москва, 15
лет 13.12.91 ОСП 1 4 13 18 Помилован до 11 лет, отбыл 9
лет
+ Ш.-директор кафе, (поборы), Москва, 8 лет 14.02.92
ОСП - - 15 15
+ Х.-посредник на овощной базе,
Подмосковье, 6 лет 23.10.92 ОСП - - 9 9 Пересмотр до 3
лет
"+ Б.-владелец ""пивбочек"", Ставрополь, 5 лет" 22.04.93 ОСП
ЗСП -
- -
2 12
15 12

17 Реабилитирован, отбыл 2 года
+
М.-предприниматель, Иваново, 8 лет 20.05.94 ОСП ЗСП -

- -
- 8
5 8

5 Пересмотр до 3 лет
П.-директор ресторана,
КKраснодар, 10 лет ЗСП 3 8 28 39
Е.-завмаг,

Москва, 3 года ЗСП - 1 1 2 Отсрочка по
беременности
КK.-директор сырзавода, КKострома, 5
лет ЗСП - - 2 2 Пересмотр до 3
лет
Я.-зам.директора завода, Воронеж, 6
лет ЗСП - - 4 4 Помилован,
отбыл 4
года
Г.-зам.директора завода, Челябинск, 6
лет ЗСП - - 4 4 Пересмотр до 5 лет
КK.-механик,

Москва, 5 лет ЗСП - 3 - 3 Пересмотр до 3
лет
Г.-директор торгового
объединения, КKиров, 8
лет ЗСП 1 1 2 4 Пересмотр до 5 лет
КK.-директор
завода,
Рязань, высшая мера ЗСП - - 5 5 Помилован,

отбыл 11 лет

Данные о подсудимых СП
Да Услов Нет Всего Изменения
K.-директор завода,

Рязань, высшая мера ЗСП - - 5 5 Помилован,
отбыл
11 лет
М.-начальник снабжения, КKурск, 6
лет ЗСП - 4 3 7 Пересмотр до 3 лет
М.-снабженец,

Петербург, 7 лет ЗСП 1 3 12 16 Пересмотр до 5 лет
+ КK.-зам.директора завода, Воронеж, 5 лет ЗСП 3.04.93 ООМ 2

262 8
285 52
318 62

865 Помилован,
отбыл 2 года
Г.-коммерческий
директор завода, К
Kиров, 4 года 16.04.96
5.08.96
14.08.96

13.09.96
14.09.96
в 5 ИСП -
10
-
-
2

12 5
-
3
6
- 14 5
1
5
4
11

26 10
11
8
10
13
52 Помилован,
отбыл 2
года.
Итого по разделу: ОСП 7
ИСП 5
ЗСП 15
ООМ
1
Всего 28 2
12
8
262
284 8
14
69
285

376 76
26
198
318
618 86
52
275
865

1278 На 22 процессах оправданы, на 5- осуждены без л.с.,
на 1
-осужден с л.с
"К K главе 6 ""Взятки-подарки ""
Е. 6
дел о взятках должностных лиц ст.173 УK РСФСР
(в 1991 г. была отменена
высшая мера наказания за взятки,
в 1997 г. максимальное наказание
снижено с 15 до 12 лет лишения свободы)"
+ Л. -управдом,
поборы,
КKурск, 11 лет. 9.10.92 ОСП - 7 3 10 Пересмотр до 7
лет
+ М. -нач. отдела горисполкома, (плата за перерасчет ЖСK),К
Украина, 6 лет 20.11.92 ОСП 2 1 7 10 Помилована,

отбыла 4 года
+ М. -врач,
(дары за бюллетени),

Петербург, 8 лет 20.05.94 ОСП - 1 6 7 Пересмотр до 6
лет
+ И. -лесничий,
(плата за место поруба),
Ленинград.
область, 3 года 10.03.95 ОСП - 4 8 12
Ч.
-смотритель кладбища, Ленинград, 8
лет ЗСП - 10 27 37 Пересмотр до 7
лет

Данные о подсудимых СП
Да Услов Нет Всего Изменения
Ч. -смотритель
кладбища, Ленинград, 8 лет ЗСП - 10 27 37 Пересмотр до 7
лет
+ П. -налоговый инспектор (уменьшил налоговую недоимку фирме за
1 млн. руб.), Татарстан, 5 лет 4.06.96
14.08.96
13.09.96

14.09.96
в 4 ИСП 2
8
2
1
13 6
1
7

10
24 2
-
1
-
3 10
9
10
11

40
Итого по разделу: ОСП 4
ИСП 4
ЗСП
1
Всего 9 2
1З
-
15 13
24
10
47 24

3
27
54 39
40
37
116 На 5 процессах
оправданы, на 3 - осуждены без л.с.,
на 1 - осуждены
"К K главе 7 ""Иные грани...""
Ж. 3 дела о спекуляции по
ст.154 УKК РСФСР
(летом 1996 г. Верховный Совет РСФСР исключил этот
состав из УK)"
+ В.-перепродажа обуви, Ленинград, 7 лет 18.11.90
ОСП - - 11 11 Реабилитирован, отбыл 5 лет
+
В.-челночница, КKраснодар, 5 лет 15.03.91
ОСП - 1 8 9 Реабилитирована, отбыла 1 год
А.-продажа
чая в ИТУ
с наценкой, Норильск, 8
лет ЗСП - 28 28 56 Пересмотр
до 5 лет и побег
Итого по разделу: ОСП 2
ЗСП 1
Всего 3 -
-

- 1
28
29 19
28
47 20
56
76 На 3
процессах оправданы
"К K главе 7 ""Иные грани...""
З.
2 дела о нарушении правил валютных операций по ст.88 УK РСФСР (в новом УK
РФ этот состав отсутствует) "
+ Т.-сбытчик серебра, Москва, 5
лет 23.04.93 ОСП - 1 18 19
+ Х. -студент,

(купил 7О$),
Москва, 7 лет 4.04.93 ООМ ЗСП 160

- 168
3 556
54 884

57 Помилован,
отбыл 3 года
Итого по
разделу: ОСП 1
ЗСП 1
ООМ 1
Всего 3 -
-
160
160 1

3
168
172 18
54
556
628 19
57
884

960 По 3 процессам оправданы

Данные о
подсудимых СП Да Услов Нет Всего Изменения
"К K главе 7 ""Иные грани...""
И. 1 дело о сокрытии доходов
от налогообложения
по ст. 162-2 УKК РСФСР"
+ Шеховцев
Д.Т.-предприниматель, Н.Новгород, 3 года 25.11.94
ОСП - 4 15 19 В ИТУ забит
до смерти
"К
K главе 7 ""Иные грани..."" К
K. 1 дело о неразрешенном
предпринимательстве
по ст. 228 УK РСФСР (издание порнографической
газеты) "
"+ K.-издатель газеты ""ЕЩЕ"", Москва" 1.04.94.
ОСП - 4 6 10 Освобожден из
СИЗО до суда, осужден
условно
"К K главе 7 ""Иные грани...""
Л. 2 дела о
вымогательстве по ст. 148 УKК РСФСР"
+ Б.-директор гаража, (поборы),
Сочи, 10 лет 16.02.91 ОСП 4 - 7 11 Пересмотр
до 7
лет
+ Н.-предприниматель, (возврат долга),
Москва, 3
года 23.02.94 ОСП ЗСП -
- -
1 8

3 8
4
Итого по
разделу: ОСП 2
ЗСП 1
Всего 3 4
-
4 - 1 1 15
3

18 19 4 23 В 3 процессах оправданы
Общие итоги и
главные соотношения в %
по 100 делам и 138 судебным процессам
ОСП 63
ИСП 20
ЗСП 52
ООМ 3
Всего 138 32
64

41
760
897 116
72
474
731
1393 590
81

1093
1138
2902 738
217
1008
2629

5192
ОСП 14
ИСП 4
ЗСП 31
ООМ
51
Всего 100 4
30
3
29
17 16
33
29
28

27 80
37
68
43
56 100
100
100
100

100

Подзащитные Общества ЗОХиЭС, осужденные несправедливо или
чрезмерно сурово

Первые пояснения

Эта книга нелегка для понимания, и сколько бы ни старался, где-то,
возможно, я косноязычен или непонятен.

Дело в том, что я и сам не всегда понимаю истины, о которой хочу

рассказать. Где именно пролегают границы между свободой и преступлениями?
Что именно говорит Бог в нестройных голосах совести присяжных? Не один раз
и
с разных сторон я пытался рассказывать об этом ясно и определенно, но так и

не получал полной правды. Я остро ощущаю хаотичность этой книги, она как
будто сложена из различных кусочков - разновременных попыток узнать и
донести до людей правду. Попытки узнать Истину о свободе и преступлении в
любом взятом почти наугад уголовном деле соединяются с накоплением опыта

анализа голосов присяжных, изучением свойств самого инструментария. Чтобы
облегчить читателям восприятие двойственной задачи, каждая глава книги
получила двойное название: его первая часть говорит о содержательной
стороне
обсуждаемых уголовных дел, а вторая часть (в скобках) ставит процессуальные

проблемы.
И тем не менее, я сочувствую своим читателям. Единственное, чем могу
оправдаться, - масштабом поднимаемых проблем и тем, что уклониться от
вложения своего труда в их разрешение не имею права.

О девизе и названии

Вверху обложки книги помещен в качестве девиза и кредо веры нашей
работы известный древнеримский постулат "Глас народа - Глас Божий". К
сожалению, не могу рассчитывать, что большинство читателей разделяют эту
веру. Об этом сужу по возмущению своих друзей: "Разве можно невнятную
разноголосицу присяжных приравнивать к Голосу Бога?"
Я не предлагаю законы государства утверждать вердиктами присяжных.
Речь идет о более глубоком и трудном: хороший законодатель не может не
обращать внимания на суждения присяжных, не искать в них тот самый Глас
Божий, который он и должен отразить в создаваемых законах с наибольшим

тщанием.
Вере в суждения присяжных никак не противоречат опыт и легенды народов
о том, что вековечный Закон способны дать только мудрецы, умеющие слушать
голос Божественного Завета - от Моисея и Конфуция в древности до отцов-
основателей и верховных судей США. И, конечно, нашим законодателям и
судьям,
а также их избирателям тоже надо уметь слышать голоса совести.
Мне кажется, что сказанное уже проясняет смысл названия книги "Сумма
голосов присяжных в поиске граней экономической свободы".
При социализме частное предпринимательство и свободный рынок
идеологически и практически считались хаосом и преступлением против
единственно верного и общеполезного варианта хозяйствования по
государственному плану. Поражение страны в холодной войне перевернуло эти
представления. Оказалось, что именно частная инициатива и механизм
конкурентного соревнования на западном рынке обеспечивают отбор самых
выгодных обществу экономических решений. А следовательно, снятие запретов
на
экономическую свободу, освобождение и реабилитация людей, которые при
социализме считались экономическими преступниками, легализация теневой
экономики способны реально двинуть страну к процветанию.
Именно это убеждение стало основным стимулом работы нашего Общества
защиты осужденных хозяйственников и экономических свобод (ОЗОХиЭС), и мы
будем рады, если наши продолжатели от него не откажутся, добиваясь
всемерного снятия с бизнеса государственных запретов и ограничений.
Оправдательные вердикты общественных судов присяжных нас в этом
поддерживали.
Однако эта поддержка не была безусловной. В ряде случаев действия наших
подзащитных присяжные называли преступлением. Да и сам ход времени показал,

что экономическая свобода конкурирующих предпринимателей совсем не равна
вседозволенности и даже не может существовать при ней. Как не может
существовать соревновательный спорт, если он не подчинен строгому и
беспристрастному судейству, так не может быть развитого бизнеса, если
обязательства не будут выполняться, деньги не будут возвращаться, если
будут
царить обман и рэкет, а думать придется, прежде всего, о выживании среди
мошенников и вымогателей.
Отсюда и вывод: экономическую свободу в стране нельзя обеспечить лишь
снятием государственных запретов, необходимо еще отделить ее от
преступлений. Поэтому на обсуждение присяжных мы чаще всего выносили не
только типичные, но и спорные дела.

Смысл схемы на обложке
и в начале глав

В годы моей молодости среди либеральных экономистов были популярны
задачи оптимального планирования(моделирующие некоторые рыночные процессы).

Считалось, что они могут решаться методом так называемого линейного
программирования, суть которого вкратце сводилось к следующему: все
мыслимое
многомерное пространство возможных экономических решений ограничивалось со
всех сторон плоскостями (геометрические варианты линейных уравнений),
отделяющими область возможных плановых вариантов от невозможных - этакий
многомерный многогранник. Одновременно записывалось и линейное уравнение
так
называемой целевой функции (как правило, в виде максимизации общей прибыли
или народнохозяйственного эффекта).
Суть же решения состояла в нахождении в этом многограннике точки с

наибольшим значением избранной целевой функции, т.е. одной из вершин этого

многогранника, а именно той, в которой плоскость целевой функции впервые
касается многогранника возможных решений при последовательном снижении
значения этой функции. Метод детализировался описанием поиска ребер
многогранника, по которым кратчайшим образом выходят на искомую вершину,
взамен немыслимого перебора возможных решений.
Давно уже забыта вся эта терминология. Экономистам стала ясна крайняя

условность представлений о возможности сведения природного рынка и тем
более
бесконечного мира человеческих целей к решению каких-то оптимизационных
задач. Но вот что касается представлений о необходимости ясного ограничения

пространства допустимых предпринимательских решений нравственными и
правовыми плоскостями, то они мне кажутся и сейчас актуальными, а их
зрительный образ убедительным.
Каждая глава этой книги посвящена анализу мнений присяжных по одной из
разновидностей обвинений в адрес предпринимателей, решает важную
нравственно-правовую проблему и тем самым устанавливает одну из плоскостей
ограничения допустимого бизнеса от области преступлений. Понятно, что эти
ограничения нельзя вычислить математически, но зато они поддаются (пусть с
большим трудом) пониманию правозащитников, логике законодателей и судей.
Поэтому можно считать, что на схеме представлены структура и даже
оглавление
книги.
Конечно, множество границ неизмеримо больше обозначенного на нашей
схеме. Только малая часть его вне схемы проанализирована в последней
аналитической главе 7 "Иные составы обвинений".
Перед исследователями бескрайнее поле.

О списке авторов-участников

За авторским фотолистом и благодарностями следует Список авторов-
участников судов присяжных, 442 фамилии которых сохранились в наших
архивах.
Именно на их суждения, чувства и совесть прежде всего мы опирались и в
многолетней работе, и в этой книге.
Нет, я не отказываюсь от единоличного авторства, наверное, самой
трудной в моей жизни книги. И тем не менее, у нее много авторов, она
аккумулирует в себе многолетний труд правозащитников, таланты многих
сотрудничавших с нами блестящих юристов, суждения и жизненный опыт не
только
поименованных присяжных, но и неизвестных нам 996 респондентов-участников
социологического опроса по трем делам, которые с научной точки зрения
являются выразителями мыслей всего российского народа в гораздо больше
степени, чем избранные ими депутаты. Именно эти люди настоящие авторы, а я
их толкователь.

Пояснения к таблице
"Сумма голосов присяжных"

Параллельная Списку авторов-участников и спискам подзащитных главная
таблица книги есть свод проделанной ими работы.
Сведения о проведенных процессах расположены в хронологическом порядке
и структуризованы по разделам. Заголовок каждого из разделов содержит
буквенное обозначение, а также информацию о числе рассмотренных в разделе
дел, об основном типе обвинений и его квалификации по Уголовному кодексу
РСФСР (и по аналогичным статьям УК других союзных республик), а также
сведения о последующих законодательных изменениях в последнее десятилетие
(информация о реакции законодателей на ход времени и суждения людей).
Структура разделов таблицы в общих чертах соответствует семи основным
главам
книги.
Если по одному делу проводилось несколько процессов, то сведения о них
объединены в одной строке с подведением промежуточного итога по делу.
Каждый раздел содержит суммирующие строки по видам проведенных судов
присяжных. В затонированной ячейке итоговой строки каждого раздела указано
соотношение оправдательных и обвинительных вердиктов.
В столбцах таблицы располагаются следующие сведения:
1-й столбец "Данные о подсудимых, представленные присяжнм" - содержит
начальную букву фамилии подсудимого, профессию, место проведения суда,
определенный приговором срок наказания.
Знаком "+" в этом столбце обозначены дела, анализируемые в
соответствующей главе книги.
2-й столбец "Дата, вид, число судов присяжных" - содержит сведения о
времени проведения и форме суда присяжных, причем используются следующие
обозначения:
ОСП - общественные суды присяжных,
ИСП - исследовательские суды присяжных,
ООМ - социологические опросы общественного мнения,
3СП - заочные суды присяжных (через печать и письма).
(Описания этих понятий приведены в главе 8 "Учитесь слушать
присяжных".)
3 - 6-е столбцы "Голоса присяжных о вине подсудимых" - содержат
количественные сведения об основных голосах (суждениях) присяжных по делу,
а
именно:
3-й столбец "Виновны" - число присяжных, согласившихся с вердиктом:
"Подсудимый виновен в том, в чем его обвиняли, и заслуживает лишения
свободы".
4-й столбец "Вина условна" - число присяжных, согласившихся с
вердиктом: "Подсудимый виновен, но не так, как его обвинили, и не
заслуживает лишения свободы".

5-й столбец "Не виновны" - число присяжных, не считающих подсудимого
виновным в уголовном преступлении.
6-й столбец "Всего" - общее число присяжных, принявших участие в
процессе.
7-й столбец "Данные о пересмотрах приговоров и смягчнии" - содержит
сведения о реакции правоприменительных органов на жалобы по делу, о
пересмотрах приговоров и иных решениях, повлиявших на смягчение наказания,
а
также иные сведения о судьбе подсудимого.
Содержащиеся в числовых столбцах сведения о голосах присяжных
суммируются по разделам и таблице в целом. Именно эти "интегральные
вердикты" можно сравнивать с произошедшими в стране законодательными
изменениями.
В качестве промежуточных итогов в таблице зафиксированы суммы голосов
по каждому типу суда присяжных раздельно, что позволяет отследить
определенную погрешность: влияние этого фактора на результат и тем самым
получить возможность оценить степень его объективности.
Особняком в этом ряду стоят данные опросов общественного мнения,
поскольку они представляют не только число реально опрошенных респондентов,

но и миллионы российских граждан. Поэтому итоги их "голосования" приходится

не складывать, а сопоставлять с результатами других обсуждений.
Уяснению должных выводов из информации, сведенной в эту таблицу,
посвящена вся книга. По мере ее чтения читателям скоро станут понятны
трудность, и даже невозможность в ходе анализа опираться только на простое
суммирование голосов присяжных. И тем не менее, агрегирование итогов разных

обсуждений разными людьми - основной путь к пониманию Истины для всех нас,
я
в этом уверен.
Наша "Сумма" является итогом многолетней правозащитной работы,
возможно, даже ее завершением. А с другой стороны, в этой книге она
является
объектом исследования, и потому помещена даже до ее аналитического начала.
С
полным правом можно сказать, что "Сумма" является альфой и омегой всей
работы.
Что касается главных выводов, то сейчас я ограничусь лишь следующим: по
рассмотренным уголовным делам присяжные на 80% уверены, что официальные
суды
незаслуженно лишали подсудимых свободы, а на 55% уверены, что они осуждали
при этом невиновных. Только по двум составам -о мошенничестве устроителей
"пирамид" и о взятках должностных лиц положение оказалось иным: большинство

участников признали подсудимых виновными в уголовных преступлениях, но не
посчитали необходимым наказывать их лишением свободы. Все это говорит о
том,
что потребность общества в улучшении нашего правосудия огромна.

Последнее слово К. Буржуадемова

И, наконец, надо сказать, что эта книга как бы итожит немалую часть
моей жизни, обозначенной диссидентским псевдонимом К.Б., под которым была
опубликована за рубежом в 1974 году самиздатская книга "Очерки растущей
идеологии" (псевдоним был принят после осознания прямой генетической связи
буржуазно-демократических устоев с предшествующими коммунистическими
идеалами, которые могут приблизиться к осуществлению только на свободном
рынке), а в конце 70-х годов вышли 7 самиздатских сборников "В защиту
экономических свобод". Последние были арестованы в 1980 г., но воскресли в
90-е годы Обществом ЗОХиЭС и правозащитным журналом "ЗЭК".
К сожалению, права человека в части экономических свобод не осознаны и
не защищены должным образом и сегодня. Да, освободились посаженные при
плановой экономике хозяйственники, из Уголовного кодекса исчезли понятия
соцгосударства, соцсобственности, соцзаконности. Однако от старой тотальной

репрессивности, насильственного вмешательства в рыночные отношения мы еще
никуда не ушли.
И потому, готовясь к отходу от правозащиты по возрасту, я должен
приложить усилия к обобщению и передаче накопленного опыта. Традиционно
защитники прав человека опирались, прежде всего, на правовые стандарты,
принятые нашей страной в качестве своих международных обязательств. Очень

долго, десятилетиями эта защита почти не срабатывала, но в конце концов
доказала свою эффективность, убедив (и тем погубив) генсека М.С.Горбачева.
Сейчас же мы видим: эта "победа" оказалась далеко не однозначной. Жизнь
миллионов не может быть вся регламентирована международными договорами, тем

более в сфере экономических свобод, где их явно недостаточно. В правозащите

без опоры на совесть сограждан обойтись нельзя.

Если для демократических политиков незаменимым и единственным способом
доказательства своей победы и легитимности могут быть лишь народные выборы,

то, убежден, для правозащитников и юристов важнейшим средством
доказательства правоты их предложений должны стать вердикты судов
присяжных,
даже неофициальных.
Не политики, а простые граждане, когда они присягают судить по
совести, решают дела в пользу прав человека и его экономических свобод.
Надо
добиваться, чтобы эти вердикты становились реальными правовыми решениями, а

суды присяжных стали действовать по всей стране, начиная с нижнего уровня
до
высшего. Только тогда Россия станет правовым гражданским обществом на деле,

и мечты диссидентов 70-х годов (включая К. Буржуадемова) осуществятся.

Введение

Почему именно в ОЗОХиЭС зародились общественные суды присяжных? Дело в
том, что мы взялись за отстаивание очень спорных для интеллигентного
российского сознания ценностей - экономических свобод и тем более
невиновность осужденных хозяйственников, которые в годы правления КПСС как
раз и реализовывали частную инициативу, рыночные отношения, что тогда
отождествлялось с тяжкими уголовными преступлениями ("спекуляция",

"частнопредпринимательская деятельность", "коммерческое посредничество",
"незаконный промысел" и т.п.) или с преступлениями просто смертными
("хищение", "взятки", "валютные нарушения")
По Уставу 1990 г. Общество ЗОХиЭС ставило следующие задачи:
- защита лиц, подвергшихся уголовным и иным преследованиям за
инициативную экономическую деятельность,
- разработка предложений по изменению уголовного законодательства в
направлении декриминализации ряда составов преступлений в экономике,
- борьба за отмену смертной казни и снижение сроков лишения свободы за
преступления в экономике,
- разработка предложений по изменению уголовно-процессуального
законодательства в направлении уменьшения оснований для ареста
хозяйственников и передачи дел указанной категории в подсудность суда
присяжных ,
- оказание бесплатной юридической и материальной помощи гражданам,
несправедливо осужденным за деятельность в экономике, и их семьям,
- формирование общественного мнения, воспитание стойкого уважения к

независимому предпринимательству как важной части неотчуждаемого комплекса
прав человека.
В эпоху господства социалистических иллюзий и надежд на отеческую роль
государства не только у нас, но и в большинстве стран мира (даже на Западе
такие иллюзии сохраняют силу), наши цели не могли найти твердую поддержку у

юристов и правозащитников. Потому для подтверждения общественной
справедливости своей работы мы и стали опираться на суждения простых
граждан, когда они в качестве присяжных заседателей начинают судить об
уголовных делах по своей совести.
Первые общественные суды присяжных мы провели осенью 1989 г., задолго
до официального решения Верховного Совета РСФСР о возрождении в России
отмененных большевиками судов присяжных.И надежды наши были оправданы.
В подавляющем большинстве случаев общественные присяжные высказывались
в защиту осужденных хозяйственников, их вердикты становились известными
(появились отклики в печати и телевидении), а наши законодательные
предложения получали общественный вес, пусть и очень слабый в сравнении с
накатами криков о "борьбе с теневым капиталом". Часто я сам себе казался
Моськой, тявкающей на Номенклатурного Тигра, невозмутимо "хавающего" тушу
одряхлевшего социалистического хозяйства. Однако сегодня видно, что и мы
чего-то добились: снижения сроков лишения свободы у большинства из наших
подзащитных, экономической амнистии, изменений в уголовном законе.
А смогли мы работать благодаря поддержке не только финансовой, но и
моральной. Из 63 общественных судов присяжных только в 4 присяжные вынесли
обвинительные вердикты, хотя в остальных случаях почти всегда находились
оппоненты господствующему оправдательному мнению, и в среде присяжных почти

всегда разгорались споры.
Можно сказать, что относительная успешность деятельности Общества
ЗОХиЭС в очень непростой области стала зримым свидетельством полезности ОСП

для правозащитников, желающих опереться на народное мнение. Осознание этого

привело к желанию усовершенствовать процедуру через привлечение незнакомых
присяжных и высокопрофессиональных юристов за плату, повысив статус ОСП до
исследовательских судов присяжных.
Конечно, главное в книге - не рассказ о практических приемах проведения
таких заседаний (хотя он и важен для исследователей и потому для самых
продвинутых детально изложен в последней главе "Учитесь слушать
присяжных"),
но истолкование суждений присяжных о теневом бизнесе и экономических
преступлениях. Однако не меньше открытий может ожидать будущих
исследователей в иной области неизвестного: психологии суда присяжных,
этого
великого института человеческой цивилизации.
И еще я надеюсь, что книга может стать подспорьем для его приверженцев.

Понятие суда присяжных

Аспект исторический: два века - два определения

1. "Судом присяжных называется в отличие от суда коронных судей,
шеффенов и сословных представителей суд, творимый при участии
представителей
всех слоев общества, удовлетворяющих определенным личным и имущественным
требованиям и выбираемых по жребию из особо заготовленных списков, причем
по
общему правилу эти выборные решают вопросы о событии преступления, о вине
или повинности подсудимого, о его вменяемости и об особо увеличивающих или
уменьшающих его ответственность обстоятельствах, а судья применяет к этому
их решению уголовный закон." А.Ф. Кони.
("Энциклопедический словарь" Брокгауза и Ефрона,
С.-Пб., 1901 г., т.32, с.3)
2. "Суд присяжных - в буржуазных государствах суд, в состав которого
кроме постоянных (коронных) судей входят присяжные заседатели. Судьи решают

вопросы права (квалификация преступления, мера наказания), присяжные -
факта
(виновен ли подсудимый, обоснован ли иск). На основании вердикта присяжных
судья выносит приговор."
("Советский энциклопедический словарь",
М., 1985 г., с.1279)

Авторы раздела "Производство в суде присяжных" ныне действующего
Уголовно-процессуального кодекса РСФСР руководствовались 2-м определением,
хотя, по моему мнению, первое, "брокгаузское" понимание (за которым стоят
все накопленные к тому времени в мире знания о судах присяжных) является
более широким и точным.
К сожалению, немалая часть юристов до сих пор исповедует унаследованное
от советского времени убеждение, что суд присяжных непрофессионален, дорог,

устарел, пережиток "суда улицы".
На самом деле никакого отношения к суду улицы (самосуду) типа
американского Линча или нашего "веча" (на деревне - "мира") суд присяжных
не
имеет. Как утверждает А.Ф. Кони, суд присяжных родился в Британии, вернее,
был выработан там долгими столетиями развития традиции соучастия граждан в
профессиональном суде, сперва шерифа, потом коронного судьи. Сначала это
были только коллегии свидетелей защиты и свидетелей обвинения, потом они
превратились в коллегии независимых граждан, свидетельствующих о фактах и
оценивающих верность доказательств. Постепенно присяжные получили право на
решающий вердикт и не только по фактической стороне обвинения, но и по
вопросу о виновности подсудимых по совести, вне зависимости даже от
существующих законодательных норм. Современным присяжным в мировой судебной

практике принадлежит право определять почти все основные решения, и по
доказанности факта преступления, и по квалификации содеянного в качестве
преступления, и по степени снисхождения при назначении наказания. За
профессиональным судьей остается лишь роль организатора процесса,
назначение
конкретного наказания и юридически грамотное оформление вердикта присяжных
в
приговоре. В таком "неслиянном соединении" профессионального суда с судом
представителей народа как раз и заложена гарантия того, что такой суд в
отличие от мнений улицы ограничен твердой юридической процедурой и участием

профессиональных юристов, а для последних только суд присяжных является
настоящим арбитром судебных прений, находящимся вне юридических цеховых
предрассудков, главным гарантом честной победы в прениях.
Совсем не случайно суд присяжных родился и вырос в Англии, стране с
наиболее давними и прочными демократическими традициями: ибо власть народа
над законодательным парламентом должна сопровождаться и властью народа в
суде. Только действуя через обе эти властные ветви, граждане могут обуздать

своеволие третьей, самой сильной и опасной власти - исполнительной. В
Англии
процесс демократизации парламента сопровождался параллельным развитием суда

присяжных.
В другие страны Европы (а потом и иных континентов) суды присяжных
стали приходить тоже отнюдь не стихийно. Их учреждали сначала под влиянием
идей энциклопедистов, потом Великой французской революции, а с середины
прошлого века - под общий вал демократизации в большей части Европы,
который
не миновал даже Российскую империю (правда, с известным перерывом на СССР).

Процесс распространения суда присяжных сопровождался не только
созданием множества его национальных форм, но и расширением его полномочий.

Так, в России присяжные вначале не имели права знать, к каким наказаниям
может быть приговорен обвиняемый, чтобы это знание не понуждало их из
жалости выносить вердикт "не виновен". Потом этот запрет был практически
снят и в возродившихся судах не возобновлен.
Убежден, такое расширение прав присяжных будет продолжаться и в будущем
вместе с ростом значимости вердиктов присяжных в структуре власти судебной
и
законодательной, несмотря на возможные откаты под давлением юридических
консерваторов.
Однако расширение полномочий присяжных нельзя расценивать как умаление
роли профессиональной техники юристов. Как раз напротив, лишь независимость

присяжных от юристов делает прения юристов взаправдашними соревнованиями,
гарантирует совершенствование юридической техники в ходе конкуренции. Без
решающей роли вердиктов присяжных любая судебная система с ее подчинением
лишь малоподвижным законам неизбежно формализуется, отрывается от народной
совести и загнивает. А с другой стороны, без логически совершенной судебной

процедуры, без высокого профессионализма судей и сторон, присяжные никогда
не смогли бы принимать верные (не оспоренные в дальнейшем) решения, да и
сами эти решения не могли бы вписаться в общую правовую систему единых
законов, единой судебной практики, единой системы наказаний.
Таким образом, главная суть суда присяжных, этого величайшего
английского изобретения, состоит в неразрушающем слиянии народной совести и

формального права. Такое слияние и делает суд профессиональным и народным
одновременно.

Аспект нравственно-религиозный

Принятию суда присяжных в нашей стране, кроме интеллектуального,
юридического снобизма мешают и более глубокие мотивы, а именно желание,
чтобы нас судил абсолютно справедливый Судья-Отец, почти Бог. В глубине
души
мы согласны лишь на Божий Суд и отвергаем возможную справедливость суда
простых людей, в общем-то, таких же, как и мы сами, грешных.. Внутри нас
часто присутствует обида на обвиняющих и судящих нас: "А сами-то вы кто
есть? Не судите, да не судимы будете..." В таком настрое мы отдаем
предпочтение профессиональному судье, полагая, что хотя он не Господь Бог,
но поскольку служит не всегда понятному Закону, его суд таинственен и
внешне
больше похож на Божий Суд, чем суждения дюжины обывателей. Считается, что в

своих решениях хороший профессиональный судья опирается на вековой
юридический опыт, на тщательно проработанный юристами и законодателями свод

уголовных норм в Кодексе, на теорию права, на Конституцию, наконец, на
международные правовые стандарты, если они ратифицированы Россией. За этими

нормами тоже опыт и справедливость всей истории и всего мира. И потому
считается, что решениями хороших профессиональных судей страна на практике
проходит правовое переобучение, как бы дотягивается до мировых норм. А за
присяжными стоит, мол, только их личный обывательский опыт. И они в
принципе
не способны кого-то чему-то учить.
Этим аргументам противостоит недоумение: "Разве может человек, даже
судья, судить по-божески?" Когда Христос разрешал судить и наказывать
блудницу только тем, кто сам без греха, когда он призывал судить не других,

а себя, он был не судьей-книжником, а скорее продолжал линию ветхозаветных
пророков и судил весь народ, призывая его "становиться без греха", а не
смотреть на себя, как на Высший Суд. Его Новый Завет - это не учебник
права,
а завет веры. Это совсем иной уровень и иная сфера жизни. Но на известный
вопрос: "А нужно ли исполнять право и государственные установления?"
Христос, как иы знаем, отвечал: "Я пришел исполнить закон" и "Отдайте Богу
Богово, а кесарю - кесарево".
Притча о наказании блудницы совсем не означает запрета на человеческий
суд по человеческим законам, она лишь запрещает их абсолютизацию и
постановку выше Божьего Закона.
Но, может, надо хотя бы стремиться к Божьему Суду, а у
профессионального судьи к этому возможностей больше?
Нет, ничего путного из стараний судьи-профессионала подражать Христу
выйти не может, он только забудет свои профессиональные навыки.
Человеческий суд ограничен. Он призван улаживать конфликты и решать
только задачи правильного человеческого общежития, когда люди свободны в
своих действиях и правах за вычетом действий, нарушающих права и свободы

других. Но задумаемся, кто лучше знает, какие их права и свободы надо
охранять от посягательств во всех тонкостях и нюансах совести, кроме этих
самих людей? Сравнение явно не в пользу профессионального судьи, когда ему
приходится судить по "внутреннему убеждению", ибо убеждения юристов с их
формально-логическим образованием часто весьма отличны от совести обычных
людей.
Можно сказать еще так: у профессионального суда нет возможности судить
по Божеским правилам, потому что человек их не знает, а взявшись не за свое

дело "исправления всех", обязательно ошибется, если вообще не впадет в
самомнение и зло. И взамен своей истинной задачи - устроения мира в
человеческом общежитии начнет "учительствовать и пророчить" согласно
собственным представлениям о должном. В эти моменты, кстати, и происходят
дьявольские соблазны и подмены.
Согласно заветам, учить весь народ Божескому должны Церковь, вера, а
человеческий суд должен наказывать согласно принятым в народе критериям,

быть в этом отношении не выше народа, а вместе с ним. И такую роль полнее и

лучше всего осуществляет суд присяжных, отводя профессиональному судье лишь

роль устроителя и хранителя правоприменительных традиций.
Конечно, и правильно организованный суд присяжных совсем не идеален.
Его решения могут оказаться несправедливыми, ошибочными, основанными на
заблуждениях его народа (например, шовинистического толка). Но тогда это
будут ошибки самого народа и исправляться они будут изменением всего народа

в ходе его трагической истории и под воздействием совести его учителей, а
не
вязью юридических аргументов, соединенных с тюремными сроками.
Я считаю: не имеют права профессиональные юристы учить народ взамен
послушания ему и защиты от преступлений. Они просто обязаны понимать свою
ограниченность, чтобы не навлечь на себя же гневные слова: "Горе вам,
книжники и фарисеи".

Аспект воспитательный

Уроки гражданам
"Важная педагогическая роль суда присяжных заключается в том, что люди,
оторванные на время от своих обыденных и часто совершенно бесцветных
занятий
и соединенные у одного общего, глубокого по значению и по налагаемой им
нравственной ответственности дела, уносят с собой, растекаясь по своим
уголкам, не только возвышающее сознание исполненного долга общественного
служения, но и облагоражи вающее воспоминание о внимательном отношении к
людям и о достойном обращении с ними. А это так полезно, так необходимо
ввиду многих привычек и замашек, воспитанных нашей обыденной жизнью"
А.Ф. Кони "Присяжные заседатели",
ж-л "Русская старина", январь -февраль 1914 г.
Эти слова одного из выдающихся деятелей судебной реформы и суда
присяжных в дореволюционной России особо выделяют другую сторону
благотворной роли суда присяжных, а именно влияние выношенной веками
судебной процедуры и правовой культуры на самих присяжных, а через их
друзей-родственников и на их окружение. Лучшего и более практичного
правового образования, чем участие в суде присяжных для простых граждан,
найти невозможно.
Дело не только в правовом всеобуче. Еще важнее, что, вникая в истории
реальных преступлений и связанных с ними обстоятельств, присяжные невольно
примеряют их к собственной жизни и поступкам и потому способны усваивать не

только форму, а саму суть, дух Закона. Им, живущим обычной жизнью, сделать
это гораздо проще, чем коронному судье с его весьма специфическим судейским

положением, с броней обычного профессионального бесчувствия.

У присяжных такого отчуждения от жизни нет, и потому они гораздо ближе
к исполнению завета Христа судить больше себя, чем других. Иной раз,
оправдывая преступника по жалости к нему, они с гораздо большим раскаянием
думают о себе. Такую ситуацию описал Л.Н. Толстой в романе "Воскресение",
созданном на материале суда присяжных.
Вот и получается: в суде присяжных обычные граждане дают присягу решать
судьбу подсудимых по совести, и, возвращаясь домой, они не могут так просто

перестать судить по совести уже свои поступки, они и действовать начинают
соответственно, совершенствуя себя и исправляя. Таким образом, суд
присяжных
обладает исправляющим эффектом на несколько порядков большим, чем суд
обычный.
Школа правового профессионализма. Большинство современных юристов
признают позитивное влияние присяжных на рост профессионализма работы
юристов (сторон и судьи) в самом процессе, поскольку тем приходится
добиваться признания у действительно независимых арбитров с непривычным для

них неюридическим мышлением. Аргументы обвинителя и защитника перестают
быть
формальными, они как бы наливаются жизнью. Слова судьи, анализирующего
доводы сторон, вскрывают важные для общества проблемы и в сочетании с самим

решением присяжных становятся серьезным уроком для всех. Именно при
судействе присяжных юристы получают возможность для развития своего
профессионализма и мастерства.
Как представляется, необходимость суда присяжных для повышения
профессионализма юристов стала основным аргументом сторонников ввода суда
присяжных в 1993 г. во главе с известным юристом-реформатором С.А. Пашиным.

Аспект законотворческий

Но наиболее важной, с моей точки зрения, стороной влияния суда
присяжных является еще одна его ипостась, которую А.Ф. Кони обозначил как

"драгоценный материал для законодателя"
"Действуя нравственно возвышающим образом на призываемых к исполнению
судейских обязанностей, этот суд своими решениями дает драгоценный материал

для законодателя и для политика, облегчая им во многих случаях задачу
создания отвечающих потребностям жизни законов и принятия мер к подъему
народной нравственности...Это наиболее совершенное устройство суда для
общества, желающего сочетать в отправлении правосудия начала строгой
справедливости с христианским милосердием...
Примером оправдательных приговоров, составлявших свыше 62% всего числа
постановляемых присяжными и заставивших законодателя призадуматься и выйти
из созерцательного положения, явились приговоры по паспортным делам. Перед
присяжными не было потерпевшего, не было ничьего материального ущерба, не
было со стороны подсудимого ни мщения, ни ненависти, ни корысти, а было
нарушение отживших свой век правил... Потерпевшей являлась паспортная
система, грозившая за неуважение себе тяжкими карами. А между тем
обстановка
и житейские условия обвиняемого зачастую указывали на то, что он был
вынужден прибегнуть к нарушению формальных правил, обрекающих его на
неизбежные нравственные страдания или трудовые затруднения. И паспортные
затруднения были коррекционализированы, т.е. наказание за них уменьшено
настолько, что дела о них пришлось распределить между бесприсяжным судом и
мировыми судьями.
К сожалению, однако, редко оказывалось наше законодательство столь
отзывчивым на голос общественной совести, звучащий в оправдательном решении

присяжных. Оно предпочитало, при повторяемости таких решений, передавать
дело от присяжных сословным представителям, т.е. в сущности коронному суду,

не утруждая себя пересмотром хотя бы отдельных статей Уложения о наказаниях

с точки зрения их житейской применимости."
А.Ф. Кони "Присяжные заседатели", ж-л "Русская старина", январь -февраль
1914 г.
Ограничимся только этими цитатами из статьи знаменитого судебного
деятеля. К сожалению, у него было много огорчительных примеров неприятия и
глухоты законодательной и исполнительной властей России к урокам судов
присяжных, даже внешне "возмутительным".
Не могу удержаться от поминания знаменитого оправдания петербургскими
присяжными В.И. Засулич, стрелявшей в градоначальника за его распоряжение
выпороть студента-дворянина. На этом суде А.Ф. Кони был судьей,
оправдательный вердикт присяжных его шокировал, как юриста но, подчиняясь

Закону, он освободил Засулич из-под стражи (она сразу же скрылась за

границей). Власть (тогда царскую) такой вердикт присяжных лишь возмутил, но

не смутил и не заставил задуматься: почему народ в лице присяжных оправдал
мстительницу? Власть отреагировала простым запретам передавать на суд
присяжных сначала политические дела, а потом и дела о должностных
преступлениях.
Действительно, больше громких казусов с вердиктами присяжных не было.
Но и социальная болезнь российского общества, болезнь нравственного
отторжения от власти не была опознана и излечена. Она была загнана внутрь,
что в конце концов и привело Российскую империю к гибели в революции. Ее
власть поступила как халтурный доктор, который разбивает градусник взамен
лечения больного. Но разумная власть никогда не бьет градусник. Она только
перепроверит его показания, назначит еще и другие исследования, созовет на
консилиум коллег, поймет причины болезни и тогда сможет провести
действенное
лечение, избавив народ от революции.
К сожалению, и современность не внушает оптимизма.
Функции суда присяжных власти последовательно сужают.
Разрыв между народной совестью и законами огромен.
По сведениям социологов российские граждане законность ставят на 13-е
место в шкале своих ценностей. Обычно из таких наблюдений делается вывод о
нашем "низком правовом сознании" или еще хлеще - о прирожденном российском
неуважении к закону. Я же убежден в обратном: разрыв между народными
представлениями о нравственности (совести) и законом происходит потому, что

плохие или неисполнимые законы принимаются бессовестными или неумными
депутатами. Изменить такой порядок может придание судам присяжных значение

прецедентов не только для судей, но и для законодателей.
К сожалению, наша "демократическая" власть не умнее царской, тоже не
желает знать, что вердикты присяжных - это голос народа и что к ним надо
прислушиваться.
Но не будем преувеличивать вину власти. Ее ошибка естественна - ведь
никто не любит, чтобы указывали на его просчеты. Хуже наша вина - не
понимаем ценности права на свой суд и не добиваемся его устойчивого
функционирования.
Умению слышать суждения присяжных, анализировать их, извлекать уроки
проведения границ в сфере теневой экономики для начала в рамках
общественных
и исследовательских процессов посвящена вся книга. Ее внимательный читатель

наверняка увидит, с какой скрупулезностью я отмечаю все случаи, когда
официальные судебные решения по делам наших подзащитных совпадали хотя бы
частично с вердиктами наших судов присяжных, и тем более случаи, когда на
наши обращения как бы откликались своими решениями законодатели. Я отмечаю
эти редкие факты как великую надежду: подмеченные А.Ф. Кони факты влияния
совести присяжных на улучшение законов в XIX веке имеют шансы развиться в
добрую традицию века XXI.

Аспект гражданственно-эволюционный

Начиная осмыслять тему несправедливого подавления свободного бизнеса
при "реальном социализме" в 70-80-е годы, я не знал, что основная часть
судебных репрессий против экономически свободных людей шла не по линии
откровенно антирыночных уголовных статей, а по таким вечным составам
обвинений, как хищения и взятки, потому что, во-первых, эти составы были
более страшными (вплоть до смертной казни), а во-вторых, они более удобны
для обмана общественного мнения. Тем более, что последнее, особенно мнение
интеллигенции (включая юристов), издавна отождествляет предпринимательство

(особенно, торговлю) с хищениями и коррупцией. Основной темой наших споров
с
официальной юстицией в 90-е годы оказалась правомерность квалификации
некоторых предпринимательских действий, как хищения и взятки, а не как,
гражданские правонарушения или предпринимательский риск.
Во все времена и во всех странах предпринимательство и торговля
наталкивались на презрение и недоброжелательство властей и интеллектуалов.
Или, как сказал Э. Хоффер: "Враждебность по отношению к торговцам, особенно

со стороны грамотеев, стара как мир."(процитировано по книге Ф.А. Хайека
"Пагубная самонадеянность", изд. "Новости",1992 г.")
"Собственность - это кража" или "Нет такого преступления, которое бы не
совершил Капитал в погоне за прибылью" - это лишь пара печально известных
летучих изречений, использованных Марксом. Цепь таких сентенций можно
тянуть
через тысячелетия рыночной цивилизации, на базе которой и возникли
государства, а в них - относительно просвещенная бюрократия и
социалистически настроенная интеллигенция. Такая поистине "вечная"
оппозиция
рынку, частной собственности и экономической свободе человека на деле
возрождает первобытнообщинные инстинкты. Ее существование публично
признавалось нечасто, потому что каждый из бесстрашных мыслителей был
обречен на отторжение средой коллег. И нет никаких признаков, что оппозиция

экономической свободе когда-либо сдастся и что споры рыночников и
социалистов, осужденных хозяйственников и правоохранителей прекратятся в
обозримом будущем.

Преодоление сомнений, возникших в ходе чтения книги Ф.А. Хайека,
апостола экономической свободы

А могут ли суды присяжных претендовать на роль арбитров именно в спорах
об экономических преступлениях и экономических свободах? Не будут ли
вердикты наших граждан определяться пережитками общинной групповой морали,
а
не нравственностью и правилами развитой рыночной цивилизации?
Может, более точным выражением последних служат как раз формальное
право и письменный закон? Эти сомнения возникли после ознакомления с
изложенной в упомянутой книге Ф.А. Хайека концепцией эволюционного роста
мировой цивилизации.
Он утверждает: в мировой истории выживали и расширялись именно те
человеческие общности, которые в своем поведении руководствовались не
только
инстинктами и привычками семейной или племенной пользы и взаимопомощи, но
эволюционно усвоенными ими традициями общей, всемирной морали, т.е.
правилами честного благожелательного поведения со всеми людьми без изъятий.

Это позволяло налаживать договорные отношения, торговый обмен,
взаимовыгодное сотрудничество со всеми людьми ойкумены, тем самым
многократно увеличивая их силы, "расширяя зону порядка и разделенного в ней

труда", превращая разные народы во взаимосвязанное человечество.
Пользу от традиций торговой чести нельзя сразу увидеть и как-то
рационально обосновать. На поверхностный взгляд, моральные обязательства по

отношению к чужакам только накладывают на их приверженцев дополнительные
ограничения их возможностей (не обмани чужого, не возьми чужого и т.д. и
т.п.). Но на деле, за пределами понимания любого из членов этой общности,
именно эти моральные традиции позволяли налаживать международное
сотрудничество, удесятеряя возможности пропитания и выживания за счет выгод

разделения труда и обмена товарами.
Хайек не устает повторять: именно прочность и однозначность моральных
ограничений, которые прикипели в ходе естественного отбора к цивилизованным

народам, обеспечивают им устойчивость экономических свобод и процветания.
Как говорится, такова их диалектическая связь.
Но из слов Хайека можно сделать и такое заключение: именно у
цивилизованных народов строго преследуются нарушения деловой морали и тем
более уголовные преступления в сфере экономики. И если вдруг присяжные
высказываются за оправдание таких нарушений, то возникает законное
подозрение: "А может, сами присяжные и представляемый ими народ еще не
доросли до соблюдения всеобщего закона? Может, они выносят оправдательные
вердикты в экономике под влиянием своих общинных (племенных)
предрассудков?"
Я признаю законность таких подозрений, допускаю, что они могут
оказаться справедливыми и потому в ходе анализа суждений присяжных такую
возможность надо проверять. Однако принять такое сомнение как причину для
тотального отказа от суда присяжных в качестве высшего арбитра в делах об
экономических и иных преступлениях не могу и вот почему.
Во-первых. Хайек не случайно пишет о следовании незыблемой моральной
традиции, закрепленной веками эволюционного отбора, как несравненно более
прочном основании, чем исполнение письменного закона, легко изменяемого,
зависимого от произвола государственной власти, да просто от авторской воли

конкретного законодателя, как бы ни был он "мудр". Конечно, в большинстве
случаев, когда письменный закон отражает моральные устои народа, его
"формулы для всех" наиболее совершенны и точны в сравнении с любыми
суждениями присяжных. Но что касается решений по конкретным делам, то
совесть присяжных - более точный выразитель той самой стержневой моральной
традиции, о которой говорит Хайек.
Во-вторых. Конечно, если присяжными станут члены доныне сохранившихся
охотничьих племен или иных подобных общностей, они могут оказаться под
влиянием своих групповых инстинктов, принимая их за голос совести, но в
наших городах таких присяжных уже не найти. Россия - не племенной союз, она

имеет давнюю культурную и религиозную историю, является частью
цивилизованного мира. Приравнивать наших соотечественников по степени
развития всеобщих моральных традиций к охотничьим племенам Африки или Южной

Америки нет оснований. Хотя, с другой стороны, по некоторым аспектам наши
традиции еще не имеют той степени прочности и всеобщности, как у
западноевропейских народов, что во многом определяет и наши
социалистические
привязанности и наши трудности.
Впрочем, аналогичные проблемы с присяжными возникают и на Западе.
Вспомним, к примеру, уже упоминавшийся суд над черным актером Симпсоном в
США, которого предвзято оправдало черное большинство жюри присяжных. В этом

случае присяжные, конечно, поддались "голосу крови" (кожи), диктующему
прежде всего оправдание "своего" против "чужого". Но, как уже говорилось,

этот печальный прецедент означает только необходимость совершенствования
процедуры отбора присяжных, а не отказ от их суда. При правильном
формировании жюри присяжных в него включаются совершенно разные люди,
принадлежащие к различным слоям и группам. В суде они следуют не своим
семейным и групповым инстинктам, а именно голосу совести, той самой
спонтанно возникшей моральной традиции, о которой говорит Хайек.
В-третьих. Что касается большого количества оправдательных вердиктов,
которые вынесли наши общественные и исследовательские суды присяжных по
делам официально осужденных хозяйственников, то этот факт подтверждает лишь

одно: существовавший в то время письменный уголовный закон противоречил
моральной традиции народа, квалифицируя частное предпринимательство как
хищения и взятки, и был на деле прямым и корыстным исказителем народной
морали - в пользу соцсобственности и тоталитарной власти. Карательный
уголовный закон на деле отражал групповые интересы властных кланов. И
потому
совесть присяжных, следуя давней моральной традиции, закономерно отвергала
его нормы при разборе конкретных уголовных обвинений.

Корыстный обман доверия как ядро предпринимательских
хищений и чиновничьих взяток - главных извращений экономической
свободы

Без сомнения, понятия хищений и взяток связаны с нарушением общемировых
морально-религиозных заповедей. Первое проистекает от библейского "Не
укради!", второе - от столь же древнего запрета подкупать судей и
чиновников, тем самым склонять слуг государства к предательству своих
обязанностей. Столь же давно оба понятия включаются в уголовные
законодательства разных стран.
Сегодня хищение в его разных формах является коренным понятием целого
раздела Уголовного кодекса РФ о преступлениях в экономике, а взятка -
основным понятием другого его раздела о должностных преступлениях. Как в
обычной жизни предпринимательская деятельность тесно связана с жизнью
государственного аппарата, который должен справедливо ее судить и
регулировать, так и экономические преступления во многом переплетены с
преступлениями должностными и способны друг друга усиливать.

Взаимосвязь роста хищений-взяток и гипертрофии властных органов

К сожалению, распространенным заблуждением является мнение о том, что
чем "сильнее и страшнее" будут правовые органы и их репрессии, тем
преступлений будет меньше. Совсем напротив. Снижение роли общественного
мнения приводит к ослаблению общества и раковому перерождению его органов в

сторону смычки с преступностью. Исторический опыт показывает, что болезнь
гипертрофии формального права и государства почти неизбежна в тех странах,
где у граждан и общества нет своих независимых от государства систем
сопротивления всевластию госорганов, а именно - частной собственности,
свободной прессы, авторитетных неправительственных организаций.
К обязанностям последних как раз и относится внимательное отслеживание
всех общественно неоправданных и опасных поползновений госорганов к
разрастанию сферы уголовных репрессий, что ведет к перерождению в
тоталитаризм и прямую уголовщину.
Опыт последних лет показал: государственные юристы проявляют неизбывную
склонность к расширенному толкованию человеческих проступков именно в
качестве уголовно наказуемых хищений и взяток. Сознательно или
бессознательно, но в этой тенденции проявляется воля государства и его
деятелей к увеличению своей власти над людьми.

А теперь обратимся к пониманию хищения в действующем Уголовном кодексе
РФ: "Совершенное с корыстной целью противоправное безвозмездное изъятие и
(или) обращение чужого имущества в пользу виновного или других лиц,
причинившее ущерб собственнику или иному владельцу этого
имущества."(примечание 1 к ст.158 УК РФ).
Таким образом существующий закон считает уголовным преступлением, т.е.
хищением, не просто "изъятие или обращение чужого имущества в пользу
виновного или других лиц", но только если оно: а) совершено с корыстной
целью, б) противоправно, в) безвозмездно, г) причинило ущерб собственнику
или иному владельцу этого имущества.
Простое библейское "Не возьми чужого" юристы по необходимости сужают с
помощью четырех дополнительных условий-определений до однозначно преступ-

ного деяния. Если же этого не делать, то легко обмануться и за тяжелое
преступле-ние принять совсем не преступное, а иной раз и общеполезное
присвоение чужого имущества, например:
а) совершенное не для корысти, а с целью спасения
чьей-то жизни,

б) совершенное по решению суда или по иному праву,
в) совершенное в обмен на иное имущество или услуги,
т.е. в процессе обычных торговых отношений,
г) совершенное без причинения реального ущерба
собственнику, т.е. выброшенного или безнадежно утерян
ного им имущества.
И тем не менее, несмотря на столь детальное вычленение законом хищений
из всей массы возможных присвоений чужого имущества, мы знаем, как часто
правоприменительные органы подводили и подводят под хищения то шабашные
заработки, то доход от реализации левой работы, то посреднический процент
или частную прибыль. Глубокий инстинкт толкает следователей к
расширительному толкованию преступлений и может потому в спорах с ними
следует опираться на вердикты независимых присяжных, в т.ч. и в
исследовательских процессах.
Уголовный кодекс РФ различает 5 видов хищений по способам совершения:
ст.158 - кража, т.е. тайное хищение,
ст.159 - мошенничество, хищение путем обмана или зло
употребления доверием,

ст.160 - присвоение или растрата вверенного имущества,
ст.161 - грабеж, т.е. открытое хищение,
ст.162 - разбой, т.е. хищение с применением опасного для

жизни насилия.
К хищениям примыкает ст.163 УК- вымогательство
(близкое к разбою).
В книге мы будем разбирать обвинения лишь в двух видах хищений: в
мошенничестве и в присвоении, потому что именно в таких преступлениях чаще
всего обвиняли наших подзащитных. Общей родовой чертой этих обвинений
является завладение чужим имуществом (получение преступного дохода) путем
обмана доверия, т.е. путем преступления против истины как таковой,
нарушение
еще одной заповеди "Не солги". Что же касается взятки, то в основе этого
преступления лежит также получение незаконного дохода путем обмана доверия
государства.
Тем самым мы приходим к обобщению: преступления, в совершении которых
чаще всего обвиняют предпринимателей и должностных лиц, есть бизнес,
основанный на обмане доверия.
Кажется очевидным, что такой бизнес должен считаться преступным и быть
исключен из сферы экономической свободы. Но нельзя допускать, чтобы такие
обвинения были чрезмерными или несправедливыми, чтобы они угнетали
экономическую свободу добросовестных предпринимателей. Правильно совместить

эти требования, обеспечить честность и свободу в бизнесе может только суд
присяжных.
Глава 1. Дела организаторов финансовых пирамид (время и
опыт исправляют оценки присяжных)
"Общепринятое ныне понятие мошенничества сводится к следующему:
получение за счет другого имущественной выгоды посредством обмана.
Римское и позднейшее западноевропейское право лишь постепенно выделило
из общей группы имущественных преступлений особую категорию деяний с
признаком лживости, сокрытия или извращения истины. Противозаконное
обогащение в этих деяниях уходило на второй план, объектом преступления
служило особое право на истину, которая должна лежать в основе гражданских,

имущественных и публичных отношений.
Мошенническая выгода может заключаться в прямом получении имущественных
объектов, передаваемых обманутым, или же в создании такого правоотношения,
по которому виновный получает право на вещь или на имеющие экономическую
ценность действия или услуги. Самый обман при мошенничестве заключается в
ложных уверениях касательно фактов или обстоятельств, относящихся к
настоящему или прошлому времени. Нет наказуемого обмана, если уверения
касаются обстоятельств или фактов в будущем; неисполнение или ненаступление

таких уверений дает основание лишь для уничтожения сделки. Нет обмана и
там,
где приводимые обстоятельства относятся к области невероятного, выходят за
пределы среднего, обыкновенного уровня доверчивости...
Весьма близки к мошенничеству деяния, характеризуемые понятием
злоупотребления доверием. Характерным признаком является здесь нарушение
доверия не в момент заключения той или иной сделки, а впоследствии, когда
доверие уже оказано. В этом случае, хотя нет обмана, но имеется
неисполнение
того, что в силу доверия со стороны потерпевшего виновный должен был
исполнить."
"Энциклопедический словарь" Брокгауза и Ефрона,
С.-Пб., 1897 г., т. ХХ, с.90

Мошенничество или корыстный обман доверия - одно из наиболее частых
обвинений конкретных предпринимателей и типичный довод против свободы
предпринимательства.
Например, кооператоров начала перестройки очень часто обвиняли в
нецелевом использовании госкредитов, когда они, взяв деньги под
строительство фабрики, начинали "наваривать" на них прибыль, например,
перепродажей компьютеров. Их сажали за хищение кредитов путем обмана
доверия. Мы неизменно оправдывали их, утверждая, что хищения тут не может
быть, раз кредиты возвращались. И хотя при этом было ясно, что обман
доверия
все же был, но на это обстоятельство не обращалось внимания (несправедливо,

как потом оказалось). Изменяться же такое безусловно оправдательное
отношение к предпринимателям, не исполняющим своих договорных обязательств,

стало только после нашего знакомства с "обманутыми вкладчиками".
Осенью 1993 года к нам обратились за содействием жители подмосковного
Калининграда (ныне г. Королев), которые вкладывали свои ваучеры в местный
ваучерный фонд "РОСТ" на три месяца под немалый (в 30%) доход. Фонд сначала

аккуратно выполнял свои обязательства, но после 10 месяцев работы объявил
себя банкротом и отказался возвращать последние 8870 ваучеров.
В прессе шли сообщения о банкротствах аналогичных фондов. Общее мнение
людей и печати было единодушным: речь идет не о добросовестных
банкротствах,
а о мошеннических аферах. С тех пор и известен термин: "обманутые
вкладчики"
взамен "обманувшиеся" или "пострадавшие".
Обманутые люди требовали от властей решительных действий: арестовать
руководителей фонда и принудить их вернуть взятые "на хранение" ваучеры.
Местная прокуратура вначале пошла навстречу "голосу масс" и возбудила
уголовное дело по факту мошенничества. Но реальное расследование зашло в
дурную круговерть допросов всех обманутых (их было свыше 6 тысяч) о том,
как
они получали расписки за свои ваучеры, но не получили их самих. А через
некоторое время "ваучерное дело" было закрыто прокуратурой из-за
отсутствия,
мол, в действиях организаторов фонда умысла на совершение мошеннических
действий.
Редкий случай в работе нашего Общества, но вместо защиты от уголовных
обвинений молодых организаторов фонда, в данном деле именно наша
организация
упорно настаивала на возобновлении обвинения их в мошенничестве, потому что

пострадавшими оказались не государство, а частные вкладчики, которых можно
считать мельчайшими предпринимателями. Областная прокуратура долго
увиливала
от прямого ответа, но все же подтвердила местное решение о прекращении
дела.
Генпрокуратура РФ по нашей жалобе дело вновь возбудила, долго тянула, а
потом замолчала навсегда... Шла весна 1994 года, подмосковный губернатор
принял решение всем обманутым вручить новые ваучеры, чем удовлетворил их
основное требование (пусть и за счет государства) и погасил стимулы
продолжения жалоб.
Однако широкий интерес к организаторам аналогичных афер уже не в
ваучерной, а в финансовой сфере (вклады в лопающиеся банки, иные финансовые

кампании типа знаменитой "МММ") не исчез. Масштабы обмана и прочность
иллюзий здесь оказались на порядок выше. Поразительно, но даже годы спустя
после уже объявленного краха (открывшегося обмана) эти аферисты умудрялись
изображать из себя не разорителей, а благодетелей, а обманутые вкладчики не

только оправдывали их и защищали, но даже избирали в российские
законодатели
(как главу "МММ" Мавроди С.П.).
Объяснить феномен столь массовых заблуждений можно не столько ловкостью
организаторов, сколько привычной глухостью к интересам людей наших властей
и
столь же привычным недоверием и даже ненавистью к властям их подданных.
Снова вспомним того же Мавроди. В пору народной паники, от объявленного им
снижения курса ценности своих "мавродиков" в тысячу раз (что фактически
обозначило объявление о присвоении 99,9% отданных людьми ему сбережений)
власти начинают уголовное преследование и сажают Мавроди в тюрьму, но не за

обман вкладчиков, а за неуплату им в казну налогов со своих доходов. Таким
образом, государство официально не замечало обман тысяч, если не миллионов,

людей, но готово было сажать аферистов, если они не делились с ним частью
своей грабительской прибыли, как бы не брали его "в долю".
Понятно, что такая позиция правоприменительных органов вызывала у всех
граждан активное неприятие, а у части их даже сочувствие к организаторам
"пирамид" как к жертвам злых властей.
Даже в нашей правозащитной организации мнения по отношению к
организаторам "финансовых пирамид" резко разошлись. Разногласия привели к
относительной сдержанности общей позиции Общества ЗОХиЭС по проблеме
"пирамид" и стали предметом оживленных споров на двух судах присяжных,
проведенных по упомянутому "ваучерному" делу и еще по одному делу о
"кредитной пирамиде".
Сокращенные (и упорядоченные) стенограммы этих процессов приведены в
трех приложениях к данной главе. Их сравнение позволяет не только уловить
динамику изменений в общественном сознании (между их датами прошло около
двух лет), но и оценить качественные различия между общественным и
исследовательским судом присяжных.
А сейчас мы попытаемся проанализировать итоги этих процессов.На них я
исполнял функции обвинителя. Иную точку зрения имел А.Ф. Владышевский,
ставший защитником организаторов фонда. Так что спор на первом процессе шел

весьма серьезный. Главная его тема: был ли у организаторов фонда заведомый
умысел на обман вкладчиков или они сами обманулись и являются потерпевшими.

Дело обманутых вкладчиков

(ОСП 28.10.1994 г.)

Доводы обвинителя

Доказательством заведомого умысла руководителей фонда "Рост" М. и С. на
обман доверия вкладчиков является факт использования ими ложного названия
"ваучерный фонд", хотя юридически никакого такого фонда с обязательной
лицензией и иными вызывающими доверие вкладчиков атрибутами не было,
поэтому
последних с самого начала обманывали.
За три месяца до краха, когда курсовая стоимость ваучеров быстро росла,
М. и С. уже не могли не знать, что ни при каких обстоятельствах не смогут
вернуть ваучеры всем владельцам, тем не менее, они принимали новые ваучеры,

продавали их, расплачиваясь с предыдущими вкладчиками, заведомо понимая,
что
последние вкладчики будут обмануты.

Доводы защиты

Договора с вкладчиками фонд заключал на взаимовыгодных условиях и
постоянно их выполнял, всегда возвращал владельцам ваучеры с процентами.
Значит, никакого умысла на присвоение чужих ваучеров у М. и С. не было. Шла

обычная коммерция за счет ваучерных перепродаж.
То, что фонд не был зарегистрирован должным образом, говорит только об
административном правонарушении (так многие поступают), но никак не
доказывает обманные намерения.
Нельзя видеть заведомый обман в факте продолжения сбора ваучеров, когда
операции с ними стали убыточными. Конъюнктура рынка сильно меняется и
вполне
понятно, что М. и С. цеплялись за надежду, что ситуация поменяется в их
пользу, и они смогут не только выполнить все обязательства, но и остаться с

прибылью. Этого не произошло, но и уголовную вину за такие надежды на них
возлагать нельзя.
Вердикт присяжных: "Не виновны" -- 7 голосами против 4.
Какими же доводами при этом руководствовались присяжные?
Пятеро из семи оправдавших согласились с основным доводом защиты:
"Умысел на обман не усматривается, подсудимые хотели сделать, как лучше, но

это не получилось".
Дополнительно этими присяжными высказаны и новые аргументы, звучащие
довольно парадоксально: 1) виновны не подсудимые, а сами вкладчики,
погнавшиеся за большим процентом; 2) виновны не подсудимые, а государство,
затеявшее выдачу бесполезных ваучеров. Подсудимые хоть что-то платили за
ваучеры, а государство всех обмануло.
Конечно, определенная доля истины есть и в этих доводах. Так невольную
вину за потери последних вкладчиков вместе с организаторами несут и те
первые вкладчики, которые успели не только вернуть свой ваучер, но и
получить солидные проценты на них (на самом деле за счет продажи последних
сданных в фонд ваучеров). Без сомнения, весомую долю вины за эти беды несло

и государство в лице чиновников, которые не защищали граждан, а явно
подыгрывали махинаторам. Но делать на этом основании вывод о невиновности
самих М. и С., на мой взгляд, странно.
Только треть присяжных (4 человека) поддержали обвинение.Трое их этой
четверки были местными жителями, так что о деятельности подсудимых имели
гораздо больше информации, чем остальные.
Двое из них обосновали свою позицию прежде всего согласием с
центральным пунктом обвинения: даже если М. и С. начинали свою деятельность

без умысла на обман, то в конце ее они не могли не понимать, что обманут
последних своих клиентов. Это свидетельствует о том, что они более вдумчиво

вникли в ситуацию. Но, тем не менее, они оказались в меньшинстве, что, как
мне кажется, можно объяснить эффектом времени: народ, разочарованный в
советском государстве, еще не успел разочароваться в "новых
предпринимателях
" комсомольского типа. Именно поэтому всем нам пришлось еще долго проходить

через все испытания веры в Мавроди с его Леней Голубковым и им подобных
иллюзионистов. Еще слава Богу, что дело не дошло до гражданской войны
вкладчиков, как в Албании.
Даже не соглашаясь с вердиктом присяжных по данному делу, я должен был
признать его, потому что он выражал понятие о справедливости большинства
граждан в то время.
Из первого процесса по делу о ваучерном фонде мною был сделан
практический вывод. Я стал воздерживаться от обвинений в адрес конкретных

"пирамидостроителей", тем более, что статус нашего Общества действительно
предполагает упор в работе не на обвинения, а на защиту предпринимателей.
Кроме того, стало ясно, что старая трактовка понятия мошенничества в
ст.147 УК РСФСР (редакция до 1994 года), включавшая в себя не только
хищение
имущества путем обмана или злоупотребления доверием, но и любой иной вид
приобретения права на имущество путем обмана ни правоприменителями, ни
присяжными не принималась.
Я и сейчас остаюсь при своем мнении, тем более что оно основывается на
еще дореволюционном толковании мошенничества, как преступления не столько
против собственности, сколько против истины.
Современный же законодатель идет по пути постоянного умножения числа
норм, карающих разные виды конкретных мошеннических преступлений, но тем
самым он неизбежно оставляет возможность для мошенников изобрести новые
обманные способы "отъема денег", криминальность которых еще не
предусмотрена
законом. Поэтому новаторы-мошенники всегда будут оставаться безнаказанными
за счет своего умения находить новые "дыры в законе". В то время как
дореволюционная трактовка мошенничества позволяла судьям и присяжным
осуждать любые формы корыстного обмана, независимо от времени их
изобретения.

Дело о "бесконечных" товарных кредитах
(ОСП 20.01.1995г.)

Обвинитель Владышевский утверждал, что предприниматель В. никогда
реальными поставками товаров народного потребления не занимался, а только
составлял договора, собирал предоплату и тратил ее на личные цели. Правда,
с
первыми обманутыми клиентами В. расплатился по договорам за счет получения
еще более крупного кредита, полученного за обещание поставить с Украины
целый состав с сахаром. В жизни такого состава не было, но зато
зафиксирована обманная попытка получения еще более крупного кредита...
Попытка этого самого крупного мошенничества была пресечена арестом
махинатора, когда он хотел скрыться за рубеж с остатками конвертированных в

валюту кредитных средств за мифический сахар.
Защитник Сокирко не оспаривал эти факты, но интерпретировал действия В.
как исполнение им договорных обязательств даже при неблагоприятных
условиях.
Он прежде всего отверг обвинение В. в обмане и хищении денег первых
клиентов
как абсурдное, раз у них к В. не осталось даже гражданских претензий (все
неустойки за непоставленные товары В. выплатил сполна). В истории с
непоставленным эшелоном сахара защитник, признав гражданскую
ответственность
В. за невыполненное обязательство, сослался на имеющиеся в деле
свидетельства о том, что В. вел переговоры о получении еще большего
кредита,
которого вполне хватило бы на оплату не поставленного сахара, если бы ему в

этом не помешал арест. Старания В. найти новый кредит есть свидетельство
того, что он искал возможность расплатиться за непоставленный сахар и что
намерений безвозмездно присвоить эти кредиты у него не было. Что же
касается
способа, которым В. мог бы расплатиться за самый последний кредит, то
защитник выносил его за скобки, поскольку тут речь идет лишь о намерениях
и,
возможно, именно в этом последнем случае посредническая прибыль могла бы с

лихвой покрыть все первоначальные сбои. В 1992 году такие фантастически
выгодные сделки бывали, и В. мог рассчитывать на их реализацию.
Как видно, и в этом деле у защитника нашлись весомые аргументы, не
позволяющие считать бесспорно доказанным умысел на мошенничество, казалось
бы, фантастического афериста. Был самый пик переходного времени, когда в
стране открыто происходили самые невероятные вещи и верить можно было во
все
на свете.

Суждения присяжных

Как отнеслись к этой истории 12 присяжных? Перед ними был поставлен
вопрос о вине В. в двух вариантах: вина в хищении или вина в ином
преступлении. И вот их вердикт:
Виновен в мошенничестве без признаков хищения (7 против 5) и виновен,
но заслуживает снисхождения (8 против 4).
В стенограмме суждения присяжных сгруппированы по 2 основным группам:
только меньшинство в треть присяжных согласилось с обвинением, большинство
же отнеслось к В. со снисхождением (т.е. не согласившись на уголовное
наказание ему), не признав за ним умысел на хищение. Получается, что хотя
формально голоса всех присяжных звучали только обвинительно, не нашлось
человека, который бы не признал В. виновным в мошенничестве. На деле общий
вердикт приходится признать скорее оправдательным, поскольку большинство
все
же не признало его виновным в хищении, а к его мошенничеству отнеслось лишь

как к обману, не заслуживающего лишения свободы.
С точки зрения обвинения дело о кредитной пирамиде казалось выигрышнее
предыдущего дела о ваучерах. Красочная детективная история, как В. с
помощницей З. "продавали" за сотни миллионов рублей несуществующий эшелон с

сахаром, а потом петляли по Украине на иномарке с валютой, заставила бы
побелеть от зависти П. Чичикова и О. Бендера. Тем более что защитник смог
противопоставить этой фабуле лишь юридические умозаключения. Тем не менее,
соотношение "обвиняющих" и "снисходительных" голосов среди присяжных

оказалось почти таким же, как и в предыдущем деле, что еще больше убеждает:

причина относительного успеха защиты в таких делах состояла не только в
силе
аргументов, но еще больше в не иссякших надеждах людей на полезность и
такого предпринимательства.
Следует особо отметить, что практически все, даже из числа осудивших В.
за хищение, не поддержали обвинение в тех эпизодах, где средства были
добровольно возвращены, хотя, с точки зрения существующего уголовного
права,

обвинитель рассуждал здраво: возвращение похищенных средств не отменяет
факта уже произошедшего хищения (тем более, что возвращали похищенное с
помощью еще большего хищения).
Хотя надо признать: если бы обвинитель смог показать, что реально В.

всегда, начиная с самого первого эпизода, был готов не возвращать
выманенные
средства, а делал это только, чтобы отвязаться от требований заимодавцев и
иметь возможность выманить еще более крупный заем, т.е. совершить еще более

крупное хищение, то согласившихся с обвинителем было бы больше. Но угадала
логику действий В. только одна присяжная, банкир по профессии ("Тут все
ясно. Возвращались только небольшие суммы, чтобы выиграть время."), тем
самым отнесясь ко всем действиям В. как к серии мошенничеств с целью
хищений. Она же и дала самое правильное название всего этого преступления -

"пирамида".
И хотя в этом процессе я исполнял обязанности защитника, но по
собственному убеждению я соглашаюсь прежде всего со словами этой присяжной,

наиболее проницательными и глубокими. Дай Бог, чтобы такой житейской
умудренности поскорее достигло большинство наших сограждан.
В судебной практике проблема различия добросовестной
неплатежеспособности должника от умысла его на мошенническое хищение взятых

денег считается весьма трудным. По свидетельству одного из опытнейших
прокуроров к.ю.н. Кореневского Ю.В. юристы, как правило, берут во внимание
не одно, а серию подобных действий подсудимого. Если он не один, а много
раз
берет деньги и не возвращает под разными предлогами, то ясно, что
правосудие
имеет дело не со случайным разорением, а скорее всего с системой обмана.
Однако в данном деле такая система юридических аргументов индуктивного
типа, оказывается, не работает. Ведь В. возвращал деньги во всех случаях,
кроме последнего, да и тут есть свидетельства, что он готовил новую сделку
для возвращения и этих денег. И потому ссылки на предыдущие случаи сыграли
скорее на руку защите. Мне кажется, что исходя из такой логики, умысел на
обман заимодавца доказать почти невозможно, потому что у афериста всегда
есть аргумент, что он твердо надеялся на удачу и что ему удастся погасить
долги (как говорили в старину: "получить наследство или богатую невесту").
Видимо, создание "пирамиды" (растущих в арифметической прогрессии
обязательств) надо расценивать как особый вид длящегося мошенничества,
сходного с азартными играми (но более опасного), который стоило бы отметить

особой статьей Уголовного кодекса. Однако наказанием за такой вид
мошенничества следует определять не длительные сроки лишения свободы, а
штраф или конфискацию имущества ради удовлетворения интересов потерпевших.
Будет принято такое изменение в законе или нет - в любом случае дела о
новых видах мошенничества следует рассматривать в судах присяжных,
поскольку
они касаются интересов многих людей.
Снова дело руководителей ваучерного фонда
ИСП 27.11.1996 г.

Повторное рассмотрение "ваучерного дела" в ОЗОХиЭС состоялось через 2
года. Участие в прениях таких юристов, как к.ю.н. Кореневский Ю.В. и к.ю.н.

Похмелкин А.В., конечно, подняло цену результирующего вердикта присяжных.
Поэтому стенограмма этого процесса в приложении 1.3. приведена с наибольшей

полнотой. Повторять аргументы сторон не имеет смысла, потому перейдем к

анализу характеристик и суждений присяжных.
Как видно из итогового листа, коллегия из 15 присяжных была достаточно
представительной для обычного микрорайона Москвы. По возрасту преобладали
30-40-летние, при 2 молодых и 4 пожилых (свыше 50 лет) присяжных. Правда,
наблюдалось преобладание женщин, но оно не было подавляющим. Столь же
естественный перевес имели граждане со среднетехническим или специальным
образованием (9 против 6 с высшим образованием). Разнообразным был и
профессиональный состав присяжных: рабочие, продавцы, охранники, инженеры,
домохозяйки, безработная, инженеры, геологи, педагоги, пенсионеры.
Влияние социального положения присяжных на их позицию по делу
практически не прослеживается. Невиновными в мошенничестве подсудимых
признали только четверо: бухгалтер, охранник, продавщица, инженер. Т.е.
люди
разных возрастов, образований, профессий, три женщины и мужчина. Только в
качестве догадки можно предположить, что оправдательная позиция охранника и

продавщицы определена профессиональной близостью к работе с молодыми
предпринимателями, а позиция присяжных с высшим образованием (бухгалтера и
инженера) связана с повышенной правовой требовательностью.

Что касается содержательной стороны этого обсуждения, то, прежде всего

следует отметить следующее.
Отношение к организаторам "пирамид" суровеет. Вердикт присяжных на
повторном суде оказался едва ли не противоположным вердикту первого суда по

ваучерному делу. Организаторы фонда были не оправданы, а осуждены
(большинством в 11 голосов против 4).
Объяснить такое изменение случайностью трудно. Еще труднее - изменением
сил сторон. Как раз напротив, защита во втором суде была представлена
неизмеримо сильнее (хотя, конечно, и доводы обвинителя стали более
взвешенными). Правдоподобным кажется только объяснение сдвигами в сознании
присяжных за прошедшие два года.
Люди учатся отличать предпринимателей от аферистов. Аргументы
присяжных, осудивших организаторов "ваучерной пирамиды", сильно изменились.

Если в 1994 году основным доводом присяжных этой группы было поведение
подсудимых в последний период деятельности их фонда, когда уже не осталось
никаких шансов, что они смогут вернуть принимаемые ваучеры их владельцам,
то
присяжные второго суда в качестве основных своих аргументов выдвигали
отсутствие доходной деятельности, квалифицированного персонала, должной
регистрации и т.п.
Ни обвинитель, ни защитник не придавали этим обстоятельствам
существенного значения, а вот с точки зрения большинства присяжных именно
эти обстоятельства играют решающую роль в осуждении. Посмотрите, как
въедливо расспрашивала присяжная 13 защитника о работе М. и С., только
чтобы
иметь потом возможность ответить на вопросы судьи по критериям своей
совести.

С точки зрения этих людей серьезный честный предприниматель может
рассчитывать на прибыль и возврат долгов с процентами только в результате
серьезной производственной или коммерческой деятельности. А если таковая
даже не предвиделась, то, по их мнению, это прямое свидетельство
мошенничества. И потому эти присяжные оставили без внимания доказательства
обвинителя, как излишние.
Трудно такое убеждение присяжных назвать истиной в последней инстанции.
Мало того, в условиях стагнации производства и всеобесценивающей инфляции
нельзя надеяться на производственную прибыль, значительно превышающую
инфляцию. А вот в сфере биржевых спекуляций, операций с государственными
ценными бумагами, наконец, в сфере рисковой челночной торговли и т.п.
большие прибыли были возможны. Исходя из этого, я как обвинитель и пытался
опереться на анализ соотношений динамики цен ваучеров и инфляции, чтобы
показать: организаторы такого "бизнеса" не могли не понимать, что своих
обязательств они выполнить не могут, но, тем не менее, обещали и, значит,
шли на обман по схеме "пирамиды".
Виновны не в прямом, так в косвенном умысле на обман. Я думаю, что
здесь по аналогии с другими преступлениями было бы уместным говорить о
наличии не только прямого, но и косвенного умысла на обман доверия. Решаясь

на рисковые операции и не имея запаса прочности, чтобы в любом случае
отдать
долги, такой заемщик средств на деле сознает, что может прогореть и не
отдать деньги. Хотя субъективно он может и не хотел бы так поступать, но
понимал такую вероятность, допускал возможность невыполнения своих
обязательств, следовательно, он виновен в косвенном умысле на обман доверия

(если, конечно, в условия договора займа прямо не оговорена возможность
невозврата занимаемых средств.)
Опасайтесь высоких процентов. Можно констатировать: вера людей в
чудодейственно высокую прибыльность честного бизнеса и сейчас не иссякла,
но
стала много осторожнее. В 1994 году присяжные были больше склонны винить
государство, которое "обманывает и мешает", веря предпринимателям почти
безусловно. Сегодня они не склонны доверять таким, как МММ и "Хопер", но
еще
верят, что "настоящий бизнес" способен дать высокую прибыль. Опасаюсь, что
и
такая вера даст возможность аферистам выстраивать новые иллюзионы с помощью

всяких "бизнес-планов", имитации бурной производственной деятельности и
т.п.
И только пройдя и этот род обманов, наши люди потеряют лишнюю доверчивость
и
вернутся к скучному правилу: "Опасайтесь высоких процентов - первого
признака финансовой пирамиды".
Аргументы и правда меньшинства. С другой стороны, обращает внимание

практическая неизменность аргументации присяжных, проголосовавших за
невиновность организаторов ваучерной пирамиды:
"недоказанность умысла подсудимых на обман",
"они хотели как лучше",
"главная, настоящая вина лежит
на государстве и самих вкладчиках".
Мысли остались прежними, только число их приверженцев уменьшилось, и
потому они уже не определяют ни итоговый вердикт в суде присяжных, ни
общественное мнение в стране в целом. Но, признавая справедливость
обвинительного вердикта большинства присяжных в этом суде, нельзя не
отметить, что и в аргументах оправдавшего их меньшинства есть правда.
И действительно, ну разве неверно, что в определенной мере виновны и мы
сами, пострадавшие? Разве не мы играли в "риск", не впадали в мечту
получения дармовых процентов по неожиданно доставшимся ваучерам? Мало того,

если бы и нам улыбнулась мошенническая удача, и мы бы попали в число первых

вкладчиков, которым "пирамида" успела вернуть вклад с обещанными лихими
процентами, разве мы ей не радовались бы, отгоняя мысли, что на деле такие
проценты могли нарасти только из невозвращенных вкладов тех, кто пришел
позже? Разве в этом случае не надо было нам вернуть обманутым коллегам эти
проценты?
В такой ситуации первые вкладчики должны считаться вольными или
невольными корыстными соучастниками аферистов, и потому этот тезис
меньшинства становится верным, на мой взгляд, не только с нравственной, но
и
с юридической точки зрения.
Еще больше правды в обвинении государства, создавшего такую инфляцию и
такую безнаказанность, в условиях которых рассчитывать на прибыль можно
только путем разных махинаций или даже откровенного мошенничества.
Однако, признавая истину в резонах меньшинства, осуждая себя и свое
государство, нельзя согласиться, что этим можно оправдать М. и С. в
организации "пирамиды". Хотя атмосфера общей вины и общей соблазненности
должна быть учтена в их деле как смягчающее вину обстоятельство.
Народ остается противником ГУЛАГа. Относительная справедливость
обвинений в адрес потерпевших вкладчиков и государства, видимо, ощущалась
также и теми из присяжных, кто признал организаторов фонда виновными в
мошенничестве, но не согласился с применением к ним такой суровой меры
наказания, как лишение свободы. Таких оказалось шестеро. Вот их резоны:
"в зоне они станут не лучше, а может, хуже",
"отвечать за свои дела надо, но не лишением свободы",
"мы и сами виноваты, что им верим",
"чем сидеть, пусть лучше работают и долги отдают".
За наказание создателей ваучерной пирамиды лишением свободы высказалось
только 5 из 15 присяжных заседателей. Кстати, среди пятерых двое свое
мнение
обосновывают не тяжестью преступления, а тем, что виновные не сделали даже
попыток рассчитаться с вкладчиками, и потому остается только сажать их, как

в старину сажали в "долговую яму". Думаю, что и этих присяжных надо отнести

к тем, кто хотел бы обойтись без лишения свободы молодых "комбинаторов",
если бы они старались рассчитаться с потерпевшими. А в целом нетрудно
видеть, что подавляющее большинство присяжных не хотело бы лишения свободы
предпринимателей, даже таких, как М. и С.
Мнение большинства: "Не сажать, а заставить платить". Как я уже
говорил, в наших исследовательских процессах вопрос о целесообразности
лишения свободы как меры наказания кроме прямого смысла имеет еще и важное
проверочное значение: насколько присяжные, признавшие подсудимых виновными,

считают их проступки серьезным преступлением.
Если следовать этому правилу, то итоговый вердикт присяжных по
последнему суду надо интерпретировать следующим образом. В отличие от
присяжных конца 1994 года, которые в организаторах ваучерной пирамиды
увидели разорившихся предпринимателей, а не мошенников, присяжные конца
1996
года, напротив, признали их виновными в мошенничестве, но не заслуживающими

лишения свободы.
Присяжные по-прежнему не считают предпринимательское мошенничество
тяжким преступлением. Наверное, потому что чувствуют, что в нашей стране
святых нет, и все могут оказаться столь же виноватыми. Такое мошенничество
должно наказываться, примерно, как и гражданские правонарушения: прежде
всего возвратом взятого имущества, возможно, со штрафами и пеней,
возмещением морального вреда и судебных издержек. Кстати, этого же
требовало
большинство присяжных и в 1994 г.
Получается, что внешне противоположные вердикты обоих судов присяжных
по делу о ваучерной пирамиде в своей глубинной сути одинаковы.
Как известно, у гражданского суда нет сегодня никаких возможностей
разыскать припрятанные средства и обратить иски вкладчиков на личное
имущество виновных.
Уголовный суд может арестовать не только пустой счет фирмы, но и
конфисковать личное имущество аферистов, но, как правило, не в пользу
потерпевших, а в собственность государства. В интересах же потерпевших
уголовные суды в приговорах оставляют запись об обязанности осужденных
возместить ущерб потерпевшим путем ежемесячных выплат с их официальной
мизерной зарплаты. Такой способ возвращения долгов больше похож на
вычерпывание моря ложкой.
Присяжные совершенно правы, выдвигая в качестве главной цели судебного
разбирательства эффективное возвращение долгов и возмещение иного ущерба
пострадавшим.
Но наши законодатели и судьи главным средством восстановления
справедливости считают увеличение сроков лишения свободы. В отличие от
уголовных законов дореволюционных и даже сталинских времен, в которых
наказания за мошенничество (злоупотребление доверием) и тем более за
присвоение вверенного имущества (растрата), т.е. за преступления,
пограничные с гражданскими правонарушениями, были небольшими (до 2 лет
лишения свободы), нынешний УК довел их до 10 лет лишения свободы, приравняв

к наказаниям за кражу (тайное хищение), т.е. к классической уголовщине. Но
от этого масштабы мошенничества и растрат в России только выросли до
размеров немыслимых.

Заочный спор с "олигархом"

Можно ли предотвратить рост мошенничества? В интервью "Известиям" от
22.04.1999 г. крупный российский предприниматель В. Потанин заявил:
"Государству бы надо почетче прописать правила поведения и для
предпринимателей, и для правоохранительных органов. Потому что реальная
жизнь у нас далеко оторвалась от экономического законодательства, а оно, в
свою очередь, еще больше от уголовного. Образуются правовые пустоты, и
когда
предприниматель в них попадает, это необязательно значит, что он хочет
совершить что-то ужасное. Надо все-таки исходить из презумпции
невиновности,
из того, что непроторенными путями люди идут не только, чтобы что-то
украсть, но и чтобы что-то новое создать, построить...
Как известно, Березовскому вменяют в вину присвоение прибыли Аэрофлота
через зарубежных посредников и, возможно, создание финансовой пирамиды
"Логоваза", Смоленского подозревают в попытке присвоения миллиардов через
фальшивые авизо, о Быкове же иначе как о бывшем уголовном авторитете и не
пишут. Однако, как можно понять, прочных доказательств против этих людей

почти нет, шансы на их осуждение невелики и потому прессе, да и всем нам не

следует спешить с осуждениями людей, уголовная вина которых не доказана.
Это
очевидно".
Конечно, я присоединяюсь к мнению В. Потанина о необходимости
соблюдения принципа презумпции невиновности по отношению к
предпринимателям,
но в то же время не могу полностью извинить использование ими так
называемых
"правовых пустот" (или "дыр в законе" - термин бывшего министра финансов РФ

А.Я. Лившица в его объяснениях с телезрителями). А в некоторых случаях
готов
даже голосовать за вердикт "виновен", если бы оказался присяжным на суде по

делу, например, организатора "финансовой пирамиды", хотя в Уголовном
кодексе
и не сказано, что пирамида - есть вид мошенничества.
В начале перестройки в прессе был популярен симпатичный и мне лозунг:
"Разрешено все, что не запрещено". В освобождающемся от диктата обществе он

звучал призывом к свободе от партийных запретов на частное
предпринимательство, на свободную торговлю и инициативу.
Однако, к сожалению, этот принцип довольно скоро стал пониматься как
свобода предпринимательских действий от совести, если не существует на них
прямого уголовного запрета. Сейчас же он претворился в "теорию
позволительности использования дыр в законе".
Обо всем в законе сказать невозможно. Так, в нашем Уголовном кодексе
всегда был (с дореволюционных времен) запрет на мошенничество во всех его
видах, старых и новых. Но советские судьи уже давно были отучены
самостоятельно решать, что является преступлением, а что нет, привыкнув
следовать лишь указаниям пленумов Верховных судов и стоящих за ними
партийных органов. Но вот их "стальной воли" не стало, прокуроры с судами
оказались "бездейственными", а мошенничество новых "хозяев жизни" -
безнаказанным. Большую роль играют и общие интересы.
Так и в описанной нами истории подмосковного ваучерного фонда даже
рядовым вкладчикам была очевидна повязанность молодых организаторов фонда с

почти столь же молодыми главой администрации города и местным прокурором.
Все они якобы демократы из бывших комсомольцев, все дружили дачами и
семьями
и, конечно, все были на деле соавторами такой "привлекательной идеи", как
обогащаение через ваучерный фонд и его банкротство. Так зачем им было себя
самих квалифицировать мошенниками и наказывать? Молодые власти и доказывали

всем и всюду, что никакого преступления тут нет, а есть лишь "разорение
несчастных предпринимателей". Они-то и воздействовали на правоприменителей
и
законодателей, чтобы эта "правовая дыра" не была закрыта, хотя, как уже
говорилось, никакой дыры на деле не было.
Отсутствовала лишь решимость властей использовать существовавший старый
закон по здравому смыслу и совести.
Я не хочу упрощать ситуацию, рисуя из "неудачливых предпринимателей"
лишь заведомых мошенников. Во многом их действия были запрограммированы
всем
предыдущим советским воспитанием и ориентацией, прежде всего на
однолинейный
материальный успех.
Так, еще в годы моей молодости власти пытались перейти от
народнохозяйственного плана как конкретизации достижение светлого
коммунистического будущего (хрущевский идеализм) к рекомендациям науки. А
именно - к оптимальному планированию, при котором целью ставилось
достижения

максимума прибыли (совокупного продукта) в масштабе страны, региона или
отрасли, конечно, при соблюдении ряда ограничений сырьевого, финансового,
социального и законодательного характера (эпоха брежневского прагматизма).
Как я уже пояснял, для решения таких задач был разработан так называемый
метод линейного программирования, по которому из всего множества возможных
планов самым лучшим считался самый пограничный, а именно тот, где
достигался
максимум прибыли, но еще не были нарушены официальные ограничения.
Фактически такой метод провоцировал ориентацию хозяйственников на действия,

близкие к преступлениям (пограничные с законом, совестью, иными запретами).

А в постперестроечное время частной конкуренции эта ориентация еще
усилилась. Ибо если в законе есть прибыльные "дыры", то в них надо
обязательно войти, иначе этим случаем воспользуется конкурент, и ты
проиграешь.
Так что понять причины успеха в постсоветской России такого рода
"прогрессивных и ученых" предпринимателей очень даже можно (а понять -
значит во многом если не оправдать, то простить). Как известно, Россия не
является протестантской страной с вековыми традициями самостоятельной
гражданской жизни и прочной пуританской морали, не позволяющей что-то
делать
против совести. Протестанты были, к сожалению, всегда явным меньшинством в
русском народе, который в основной массе был воспитан не столько
самостоятельной верой, сколько привычкой ловчить, ради выживания обманывать

самодержавную власть. И потому расцвета "отмороженного" бизнеса в России
следовало ожидать.
Но можно ли было предупредить обострение нашей исторической болезни?
Наверное, надо было начинать преобразования с более решительной судебной
реформы и широкого ввода суда присяжных. Присяжные могут определить, где
было действительное разорение, а где мошенничество, кого надо пожалеть или
даже оправдать, а кого - наказать. При включенности совести народа в
процесс
судебного разбирательства спорных ситуаций процесс нравственного

перевоспитания обвиняемых предпринимателей и чиновников в России пошел бы
намного быстрее.
Но вернемся к самооценке олигархов, содержащейся в словах В. Потанина.
Я верю в искренность его слов и потому мне кажется важным выявить в них
возможные иллюзии и заблуждения. Прежде всего, обсудим его обоснование
презумпции невиновности предпринимателя тем, что он идет "непроторенным
путем" не только из желания "украсть, но что-то новое создать, построить".
Во-первых, надо отметить, что желание "украсть" и "создать что-то
новое" совсем не противоречат друг другу и не оправдывают того, кто
"украл",
пусть даже во имя "благих целей". Для олигархов, оказывается, это еще не
аксиома. Во-вторых, что означает "непроторенный путь"? К сожалению, речь
идет не о новых технических или организационных решениях, а скорее о новых
придумках, как обойти существующий закон, т.е. о сомнительных с точки
зрения
обычной совести финансовых действиях.
В этом, собственно, и заключается главный пункт расхождений людей с
олигархами, т.е. с предпринимателями, обогатившимися именно благодаря
хождениям по непроторенным совестью путям (примем условно такое
определение). Если предприниматели пуританской морали внутренне запрещают
себе не только незаконные, но даже сомнительные действия и потому их усилия

сосредоточены на поиске новых технических или научных преимуществ, то для
олигарха постсоветской выпечки главное - находить максимум выгоды в сфере

действий, пограничных с законом, именно в этом добиваться успеха.
Давайте сравним эти типы предпринимателей с разными спортивными
командами. В одном случае усилия игроков сосредоточены на повышении своих
физических данных и технического мастерства, во втором - команда добивается

успеха за счет грубости, подсечек, "игры на грани фола", изобретения все
новых и новых каверз. Понятно, что если судьи не будут твердо пресекать
такие приемы в игре, даже если они только что изобретены, то победителем
окажется "грязная игра". Если зрителям она будет нравиться, постепенно
изменятся правила, как это произошло в свое время с хоккеем. Если нет - то
судьи рано или поздно начнут дисквалифицировать с запасом нарушителей
спортивных правил и чести - и процесс "перевоспитания" грубых игроков
"пойдет". Так что, в конечном счете, дело все-таки за судьями и за
активностью народа как главного судьи.
Свою основную "нехитрую идею" В. Потанин сформулировал, как предложение
государству почетче прописать правила поведения для предпринимателей и для
правоохранителей. Трудно не согласиться с ним. Продумывать и уточнять
правила поведения всегда полезно, но при одном условии - если мы не будем
забывать, что нельзя надеяться только на государство и его умные правила,
что такая исключительная надежда есть путь в тупик.
Чем сложнее и детальнее законы, тем легче умному мошеннику найти в них
лазейку для господства над остальными "простаками". Законодателю никогда не

угнаться и не успеть за мошенниками на этом пути. Граждане могут
обезопасить
себя от этих умников, только взяв суд над ними в свои руки, став
присяжными,
за вердиктами которых и должны внимательно следить и поворачиваться
законодательная и правоприменительная власти.

Приложение 1.1. Запись ОСП по делу обманутых
вкладчиков

Обвинитель - Сокирко В.В.
Защитник - Владышевский А.Ф.
11 присяжных

Тезисы обвинителя

Нельзя согласиться с доводами подсудимых о том, что они не имели умысла
на обман вкладчиков, а взятые ваучеры не могли вернуть просто по разорению.

Они с самого начала стали на путь обмана.
Ведь на деле никакого официально учрежденного ваучерного фонда и не
было. Была просто группа из двух лиц, которые самозвано объявили себя
ваучерным фондом при некоей общественной организации пригородного дачного
поселка "Заречье" и пользовались ее печатью, не имея не только лицензии на
работу с ваучерами, но даже простого разрешения на предпринимательскую
деятельность. Название "ваучерный фонд" вызывало у вкладчиков иллюзию
солидности, надежности, государственных гарантий, а на деле служило
средством обмана для привлечения все новых и новых вкладчиков. Налицо
умысел
подсудимых на получение чужого имущества (ваучеров) путем обмана и для
извлечения корысти, что следует квалифицировать как вид мошенничества.
В последние три месяца функционирования фонда курсовая стоимость
ваучеров на торгах стала резко расти, даже опережая инфляцию, что сделало
практически невозможным возврат вкладчикам ваучеров за счет покупки новых
из
средств, вырученных ранее за продажу ранее взятых. Тем более стал
невозможным возврат их с процентами. Начиная с этого момента, подсудимые не

могли не понимать, что, принимая новые ваучеры под прежние обещания, они не

смогут их выполнить. Новые ваучеры или отдадут тем, кому пришел срок
возврата ранее взятых ваучеров, либо просто их продадут, присвоив всю
выручку. Следовательно, начиная с этого момента, подсудимые сознательно
принимали ваучеры для себя или третьих лиц, не собираясь их возвращать,
т.е.
совершали прямое хищение путем обмана доверия.

Тезисы защитника

Договоры хранения ваучеров между гражданами и фондом "Рост" заключались
добровольно и на взаимовыгодных условиях. Тот неоспоримый факт, что
организаторы фонда вначале тщательно исполняли свои обязательства,
возвращали ваучеры согласно договорам, доказывает, что никакого умысла на
присвоение ваучеров у них не было. Шла обычная коммерческая деятельность.
Тот факт, что она шла без скрупулезно оформленных разрешений, конечно,
можно
посчитать правонарушением административного характера, но он не имеет
никакого отношения к умыслу на обман людей и на мошенническое присвоение
чужого имущества. Только изменение экономических обстоятельств привело их к

разорению и сделало невозможным выполнение обязательств. Подсудимые - не
преступники, а жертвы обстоятельств.
Также нельзя пренебрегать принципом презумпции невиновности и видеть
умысел на обман в продолжение приобретения ваучеров, когда операции с ними
стали убыточными и не позволяли надеяться на исполнение обязательств по
возврату ваучера и трети его стоимости в качестве процентов. Почему
подсудимые не могли добросовестно надеяться на то, что ситуация вновь
изменится в их пользу, и они снова смогут не только исполнять
обязательства,
но и получать прибыль? Как раз такие надежды в их положении очень понятны и

естественны. В действиях подсудимых правильнее видеть отсутствие опыта,

разумной осторожности и ответственности за чужое имущество в условиях
большого риска, но не заведомый умысел на обман. В уголовном преступлении
вины у них нет.
Вопрос присяжным: Виновны ли М. и С. в мошенничестве?

Суждения 4 присяжных за "виновность"

По жизни и совести я вижу их мошенниками.
- Живу в этом городе, и деятельность фонда "Рост" проходила на моих
глазах. Да, они старались продавать полученные ваучеры подороже, даже
ездили
за этим на Дальний Восток, но никакой ответственности перед вкладчиками у
них не было. Вырученные деньги они вложили в приобретение валюты, машин,
иных ценностей. Для меня тут все понятно: банальное хищение чужого
имущества
путем обмана.
- Наше государство не идеально, но это не должно служить оправданием
для людей, которые отнимают у граждан обманом даже те несчастные ваучеры,
которые им выданы. Считаю подсудимых виновными.

Они, безусловно, мошенничали в конце, когда брали ваучеры, растущие в
цене, и знали, что их не вернут.
- Я считаю, что у подсудимых не было умысла на хищение ваучеров в
начале, когда они могли рассчитывать на получение прибыли. Но когда эти
операции стали убыточными, они были обязаны вернуть владельцам все ваучеры,

пусть без обещанных процентов, может, даже с личными потерями (покупать
ваучеры уже за свои деньги). Подсудимые же предпочли набирать новые
ваучеры,
зная, что не смогут их вернуть. Вот тут они уже прямо мошенничали. Считаю
их
виновными.
- Да, был момент, когда подсудимые перестали выдавать и проценты и
ваучеры, но продолжали принимать новые ваучеры, зная точно, что возвращать
уже ничего не будут, а все оставят себе. Назвать такие действия иначе, чем
прямым мошенничеством, я не могу.

Суждения 7 присяжных за "невиновность"

Предприниматели хотели сделать как лучше.
- На фоне полного обесценения ваучеров, по которым никто из нас ничего
не получает, подсудимые пытались выплачивать людям хоть какие-то приличные
проценты, но, к сожалению, не смогли правильно учесть инфляционные процессы

и прогорели, хотя хотели сделать как лучше. Так как же это можно
приравнивать к мошенничеству? Считаю предпринимателей невиновными.
- Я считаю, что организаторы фонда вполне могли рассчитывать на
исполнение своих обязательств и на доход без всякого обмана. По совести не
могу признать их виновными.
- Считаю, что подсудимые заключали с ваучеровладельцами нормальные
договора. Конечно, те должны были понимать, что за такую прибыль приходится

идти на риск. Вот риск и не оправдался. Считаю подсудимых не виновными.
- Умысел предпринимателей на обман не доказан
- Умысел подсудимых на обман в деле не доказан. В заключенных с
гражданами договорах нет указаний на обманные действия. Известно, что
неисполнение договора влечет ответственность, но не уголовную, а
гражданско-
правовую. Поэтому виновными их в криминале считать нельзя.

Виновны сами граждане своей погоней за наживой.
- Не имея достаточных данных об умысле, считаю подсудимых невиновными.
Как и другие в таких случаях, они просто прогорели. Вместе с ними прогорели

и граждане, доверившие им ваучеры. Большую долю вины за случившееся имеет
непредусмотрительное государство. Но и сами граждане виновны своей
доверчивостью и желанием задарма получить материальные выгоды.
- К сожалению, тут сами люди стремились получить прибыль, ничего не
делая. А подсудимые ничего не украли, поэтому нельзя их считать виновными.

Виновно государство, обманувшее всех ваучерами.
- Считаю виновным в этой ситуации только государство. Оно затеяло эту
аферу, оно обмануло всех, потому я не могу считать виновными в этом
подсудимых. Не тех надо судить.
Вердикт присяжных: Не виновны - 7 голосами против 4.
Приложение 1.2. Запись ОСП по делу В. о товарных
кредитах
(20.01.1995 г.)

Обвинитель - Владышевский А.Ф.
Защитник - Сокирко В.В.
12 присяжных.

Тезисы обвинителя

Предприниматель В. начал с получения кредита из Сбербанка г. Иваново в
1992 г. на свое малое предприятие "Интро" 1, 5 млн. руб. для производства
товаров народного потребления. Однако кредит весь ушел на оплату офиса,
автомобиля, зарплату, обустройство московского филиала. Дальнейшая
деятельность В. и его сотрудницы 3. заключалась в обмане представителей
различных предприятий о наличии в "Интро" товаров, заключении договоров на
их поставку и получении по этим договорам предоплаты. Ни разу никаких
товаров реально никому поставлено не было, но по некоторым договорам В.
вернул предоплату с соответствующей пеней, воспользовавшись для этого
деньгами, полученными им от обманутых предприятий. Так, в сентябре 1992 г.
он заключил с гендиректором ТОО "Кепро" П. соглашение о поставке 100 тыс.
тонн украинского сахара на 4, 1 млрд. руб., потом, с помощью подложных
документов, убедил его, что первый эшелон с 5 тыс. тонн сахара уже движется

в Россию под охраной войск и добился перечисления на свой счет 206 млн.
руб.
предоплаты, взятых П. в свою очередь в банке под 120% годовых. Как раз
этими
деньгами В. и З. расплатились с прежними заимодавцами "Интро", остальные же

средства конвертировали в валюту, готовясь скрыться за границей.
Одновременно В. начал вести переговоры с другой фирмой СП "МКС-плюс" о
поставке ей еще большего количества сахара - 200 тыс. тонн на 9 млрд. руб.
с
предоплатой четверти этой суммы. Сделка осуществлена так и не была в связи
с
обращением П. в правоприменительные органы. В. и 3. на заранее купленной
иномарке и с большим количеством валюты пытались уехать за рубеж, но были
задержаны на Украине, а потом переданы России.
Вывод. хищение денег путем мошенничества очевидно, а тот факт, что В.
вернул деньги первым заимодавцам, не надо принимать во внимание, раз
хищение
уже было им совершено.
Тезисы защитника

Судить надо только по фактам, а они таковы, что по первым заключенным
договорам В. хотя и не выполнил своих товарных обязательств, но полностью
рассчитался по ним в финансовом отношении, так что по этим эпизодам к нему
нельзя предъявлять не только уголовные, но даже гражданско-правовые
претензии. Что же касается последнего, действительно неисполненного
договора
с фирмой СП "МКС плюс", то и тут нет никаких оснований полагать, что у В.
был умысел не вернуть взятые им деньги в случае непоступления сахара.
Напротив, факты опять же свидетельствуют о том, что В. готовил новую сделку

(и почти заключил ее), в результате которой он бы получил средства,
десятикратно превышающие сумму предоплаты, взятой у СП "МКС-плюс", а значит

наверняка вернул бы и этот долг.
Можно, конечно, задать вопрос: а как бы он потом расплатился уже по
новой сделке? Я, конечно, не знаю точного ответа. Возможно, В. мог
надеяться
на еще более масштабную сделку (ведь до тех пор ему все удавалось). А
может,
у него была надежда, что он найдет какую-то чудодейственную технологию или
государство ему подарит эти деньги через гигантское их обесценение в ходе
безудержной инфляции, и тогда он расплатится из сохранившейся валюты (на
это
можно было реально тогда рассчитывать), или что он найдет мешки с долларами

на аэродроме (такие случаи бывали) и т.д., и т.п. В любом случае, речь
сейчас может идти не о его реальных действиях, а лишь о домыслах по поводу
сделки, которая так и не осуществилась, т.е. о действии, которого просто не

было, и потому говорить о его преступном характере беспредметно.
Если следовать фактам, то никаких хищений В. не совершал, а виновен
лишь в гражданском правонарушении, а именно в неисполнении договора по
поставке сахара, и потому дело его должен разбирать не уголовный, а
гражданский суд. Даже если в действиях В. можно усмотреть элементы обмана и

не целевого, не должного использования кредита (взятых для предоплаты
денег), то такой обман (мошенничество) не может трактоваться как хищение.
Вопросы присяжным:
1.Виновен ли В. в хищении?
2.Виновен ли В. в ином преступлении?
3.Если В. виновен, то заслуживает ли он снисхождения?
Суждения 4 присяжных, признавших В. виновным в хищении путем
мошенничества без снисхождения

Это пирамида для присвоения денег, пострадали вкладчики и все мы.
- Бесспорное мошенничество и организация пирамиды с присвоением, в
конечном счете, большой суммы денег. Возвращались только небольшие суммы с
целью выиграть время. Ущерб тут также очевиден. Ведь пострадали банки, т.е.

их вкладчики. И от этого мы все страдаем. Ведь сейчас более 50% банковских
кредитов не возвращается. А мы избираем мошенников в Думу.
- Вред очевиден. Он присвоил чужие деньги, а в результате прогорают и
фирма, и банк. Подрывается и без того неэффективная экономика. Виновен.
- Нельзя считать, что если все воруют, то и надо воровать. Если эту
цепочку не порвать, всем будет очень плохо. Он обманывал людей, и они
понесли ущерб. Виновен в мошенничестве.
- Думаю, что его первые операции были бизнесом - покупатели должны были
просто жаловаться в арбитраж на неисполнение договоров. Но вот последняя
его
операция - это чистое выманивание денег. Здесь он виновен в мошенничестве с

целью хищения.

Суждения 1-го присяжного, признавшего за В. вину в хищении, но со
снисхождением

- Конечно, судить тут надо с осторожностью, возможны следственные

фальсификации или укрытие обстоятельств, по которым В. объективно не мог
выполнить своих обязательств. Но если все услышанное верно, то это
действительно грязная коммерция, тогда В. виновен в хищении путем обмана.
Но, с другой стороны, деньги он брал почти у таких же мошенников. Да и наше

государство мошенничает не меньше, взять хотя бы обесцененные вклады в
Сбербанке. Так что он заслуживает снисхождения.

Суждения 7 присяжных, признавших В. виновным не в хищении, а в обмане
со снисхождением

Он хотел как лучше, но в нашем бизнесе этика не устоялась.
- Думаю, что начинал он с хорошими намерениями. Взял кредит, чтобы
заняться производством, но не получилось, что и неудивительно в наших
условиях. Тогда стал собирать деньги по-иному. Нельзя утверждать, что он не

собирался отдавать деньги. Бывает, что сначала собирают деньги, а уж потом
ищут товар. В обмане он, видимо, виновен, но не с целью хищения. Его афера
столь блестяща, что даже вызывает симпатию. Заслуживает снисхождения.
- В этом деле я не вижу хищения, хотя считаю В. классическим
мошенником. Заслуживает снисхождения.
- Он виновен, конечно, в обмане, но надо учесть, что в те годы бизнес
только формировался, этика в нем не устоялась, что дает основания для
снисхождения.
- Просматривается стремление привлечь к себе средства незаконным путем,
как у АО "МММ", но ущерба нет, значит, нет и хищения.

Государство виновато больше.
- Он мошенничал в государстве, основанном на мошенничестве. Его бы надо
поставить прямо перед должниками, пусть бы они и решали его судьбу. Думаю,
что он заслуживает снисхождения.
- Государство поставило всех в такие условия, что нельзя сделать и
шага, не нарушив что-либо, ну хотя бы налогового законодательства. В свете
этой ситуации действия В. мне кажутся даже не самым большим грехом. И хотя
в
обмане он виновен, но, конечно, заслуживает снисхождения.

Обанкротившийся директор хуже такого мелкого жулика.
- Вот у нас была хорошая лыжная база. Пришел новый директор, решил все
переоборудовать, построить гостиницу, столовую, наладить выпечку, сдавать
помещения - в общем, грандиозные планы. Взял под это кредиты в банке, нанял

охрану из дивизии Дзержинского, начал ломать базу... И на этом его
деятельность заккончилась - посадили. Персонал теперь без работы, дети без
спортзанятий, не снесенные домики используются как публичные... Вывод: в
сравнении с другими В. просто мелкий жулик, а наш шеф - вредитель. В.,
конечно, виновен в мошенничестве, но заслуживает снисхождения.
Вердикт присяжных: В хищении не виновен. Виновен в мошенничестве без
признаков хищения - 7 голосами против 5, заслуживает снисхождения - 8
голосами против 4.
Приложение 1.3. Стенограмма ИСП по делу руководителей
ваучерного фонда
(27.11.1996 г.)

Судья -
к.ю.н. Кореневский Ю.В.
Обвинитель -

Сокирко В.В.
Защитник -
к.ю.н. Похмелкин А.В.
15 присяжных
из микрорайона"Печатники"

Из речи обвинителя

Думаю, у вас не будет больших сомнений в отношении фабулы дела.
Материальный, а в еще большей степени моральный ущерб, который потерпели
тысячи граждан, доверившие свои ваучеры так называемому фонду "РОСТ"
неоспорим. Даже если забыть, что под ваучером государство имело в виду
завышенную ценность, если говорить только о его рыночной стоимости, то речь

идет о причинении вреда в размере месячной пенсии, что нельзя не признать

значительным ущербом для тысяч обманутых бедняков, интересы и униженное
достоинство которых требует соответствующего возмещения и даже кары.
Сложнее понять, был ли умысел на обман у руководителей фонда. Сами они
такой умысел отрицают, объясняя случившееся простым разорением и причисляя
себя к числу потерпевших. Чтобы понять это, необходимо понять, как они
могли
извлечь прибыль из операций с чужими ваучерами.
Как вы помните, создаваемые в то время фонды обязывались вкладывать
ваучеры граждан в акции наиболее выгодных предприятий, а получая в конце
года прибыль по всем акциям, начислять и владельцам среднюю годовую
прибыль.
Учитывая очень небольшую рентабельность советских предприятий, трудно было
рассчитывать на годовую прибыль более 10-15%. На деле практически никто из
нас никакой прибыли не получил, в лучшем случае успел продать свой ваучер
по
рыночной цене. Но сейчас мы обсуждаем не общие итоги ваучерной кампании, а
действия конкретных руководителей народного ваучерного фонда "РОСТ",
который
объявил гораздо более выгодные условия хранения ваучеров, предлагая в 10
раз
большую и немедленную прибыль и, самое интересное, на первых порах выполнял

эти свои обещания.
Как можно понять, дело происходило следующим образом. Отданные на
хранение ваучеры тут же продавались на бирже как ценные бумаги, а
вырученные
от этих продаж суммы частью конвертировались в валюту или уходили на личные

банковские депозиты, частью шли на выплату вкладчикам обещанной компенсации

по 10% в месяц от стоимости ваучера, а также, в принципе, на закупку нового

ваучера, предназначенного для возврата его владельцу.
Но такие операции продажи и покупки ваучеров могли быть выгодными

только при одном условии: если сам ваучер неимоверно дешевел относительно
валюты, т.е. если бы его рыночная стоимость снижалась даже быстрее бешеной
в
1993 г. инфляции. О размерах последней можно судить, например, по такому
важному показателю, как динамика размера минимальной зарплаты.

Например, известно, что с 1.07.199З г. минимум зарплаты был установлен
в 7740 руб., а с 1.12.1993 г. - 14640 руб., т.е. в 1,9 раза больше, что
свидетельствует об инфляции по 15% в месяц. В предшествующие месяцы этот
рост был еще выше - до 30% в месяц.
Если бы рыночная стоимость ваучера стояла на месте, то можно было
надеяться на исполнение обязательств и получение некоторой прибыли. Так,
если инфляция обесценивает ваучер на 30% в месяц, то, отдав 10% хозяину
ваучера в конце срока, организаторы могли бы воспользоваться наваром в 20%
от каждого ваучера. Но можно ли было им рассчитывать на такое? Уверен -
нет.
Ведь на деле ваучер также стал рыночным товаром, стоимость которого
росла примерно параллельно инфляции.
Посмотрите копию одного договора, заключенного фондом "РОСТ" с
гражданином К. о том, что он в конце мая отдает свои два ваучера по
стоимости 10 тыс.руб. каждый до конца августа, когда ему их вернут с 30%
доплатой. К сожалению, у меня сейчас нет данных о рыночной стоимости
ваучера
в конце августа, но известно, что в ноябре их можно было купить по 25
тыс.руб. за штуку, т.е. за прошедшие полгода стоимость ваучера выросла в
2,5
раза. При таких условиях рассчитывать на возврат ваучеров владельцам,
вручение им солидного процента, возмещение собственных издержек и получение

еще и собственной прибыли невозможно.
Прибыль руководители "РОСТа" могли получить лишь обманным путем, и они
получили ее на деле в размере совокупной рыночной стоимости 9 тысяч
ваучеров
от 6 тысяч обманутых вкладчиков - это около 180 млн.руб. минус 50 млн.руб,
которые им пришлось выплатить первым вкладчикам.
Мне могут возразить, что в начале деятельность фонда была успешной.
Фонд рассчитался за возврат большинства взятых ваучеров и за проценты по
ним, что свидетельствует, во-первых, о том, что работа фонда была долгое
время прибыльной, а во-вторых, приносила реальную пользу людям. И только,
мол, какие-то неожиданные изменения на рынке ваучерных бумаг привели фонд к

печальному для всех банкротству.
Однако возражение такое несостоятельно: фонд "РОСТ" действительно,
вначале считался благополучным предприятием, хотя не мог быть таким в
принципе, как я показал выше. На деле он только принимал и продавал
ваучеры,
но практически никогда их и не покупал вновь. В этом у фонда не было нужды.

Поскольку он обещал высокую месячную прибыль, народ к ним валил и валил,
отдавая ваучеры и почти никогда их не забирая, уже не только из
Подмосковья,
но даже из Москвы. У людей, получивших через три месяца свои 30% стоимости
вау-чера при гарантии его сохранности не было никаких причин не оставить
его
в таком "проверенном и выгодном месте" на следующий срок, ибо где еще можно

найти подобное? Если же желающий изъять свой ваучер находился, его
требование легко удовлетворялось за счет вновь принесенных. Только так эта
система и могла существовать - не за счет своей финансовой работы, а лишь
за
счет привлечения все новых и новых вкладчиков.
Это и есть уже давно известная в других странах, а теперь с размахом
опробованная в нашей стране схема "финансовой пирамиды" или "денежного
насоса", когда видимые успехи новой финансовой кампании обеспечиваются не
добросовестной работой и удачливостью на рынке, а наглым обманом. И чем
выше
были обещанные дивиденды и нахальнее обман, тем более широкий привлекался
круг вкладчиков и рос объем приносимых ими средств, тем авторитетнее и
дольше длился успех аферистов. Ибо всегда находятся последние бедняги,
имуществом которых можно расплатиться по обязательствам первых.
В пределе нетрудно представить фирму, которая будет предлагать
вкладчикам столь выгодные условия и вести столь агрессивную рекламу, что
сможет охмурить всех вкладчиков России, завладеет всеми их деньгами и
только
после этого вынуждена будет лопнуть, ибо в стране уже не останется никого,
кто смог бы принести новое имущество, которым организаторы могли бы
расплатиться по старым процентам. Но даже при крахе они все равно будут
заявлять о своем несчастье, сваливая вину с себя на противодействие злых
сил
и т.п. Впрочем, нам всем уже нетрудно это представить, потому что каждый из

нас знает о более позднем опыте знаменитой "МММ", одним из предшественников

которой и был подмосковный ваучерный фонд "РОСТ".
Конечно, "РОСТ" был намного меньше и скромнее "МММ", и потому его конец
наступил много быстрее. К августу 1993 г. в Подмосковье и в Москве стало
действовать много таких же фирм, приток новых вкладчиков к "РОСТ" иссяк, и
организаторам его стало уже невозможно вести прибыльно дела. Грубо говоря,
продажей вновь поступавших ваучеров уже нельзя было заплатить выросший
объем
компенсаций набранных вкладчиков. Надо было расплачиваться или собственными

доходами, или "закрывать дело".
Не сомневаюсь, что накопленную задолженность в 9 тысяч ваучеров и 27
млн. руб. процентов руководители фонда могли бы выплатить, но для этого они

должны были бы отдать стоимость своих квартир, машин и дач. Делать это,
естественно, не хотелось, проще было отказаться от возврата взятого
имущества.
Эта вакханалия в стране происходила, может, еще и потому, что наши
правоприменительные органы, да и сами граждане снисходительно относились к
действиям мошенников, не считая их действия преступлением.
Должен сказать, что в деле имеются дополнительные свидетельства умысла
организаторов "РОСТа" на обман привлекаемых клиентов. Так, ваучерный фонд
"РОСТ" не был официально и должным образом зарегистрирован, хотя и
действовал длительное время на глазах у правоприменительных органов и
фактически при содействии местных властей. С полным основанием мы можем
назвать "РОСТ" лжефондом, который обманом доверия привлекал к себе
вкладчиков и получал от них право на использование их ваучеров в своих
корыстных целях.
Мне представляется бесспорным громадный общественный вред от действий
подсудимых. Во-первых, эти 30-летние люди представлялись как молодые
предприниматели и финансисты, а на деле их действия только дискредитировали

бизнес, ибо извлекали они выгоду не путем взаимовыгодных и честных сделок,
а
путем обмана бедняков. Именно действия таких аферистов во многом
дискредитировали саму идею ваучерной приватизации, ввергнув людей в полное
неверие в демократическое государство. При социализме они чувствовали себя
угнетенными, теперь вдобавок к нищете их сделали еще и дураками.
Заканчиваю свой анализ. Вина руководителей лжефонда "РОСТ" в
мошенничестве представляется мне несомненной.
Что касается наказания, то должен подчеркнуть наглость и уверенность их
в своей безнаказанности. Они были убеждены, что люди не смогут ничего
иного,
кроме как подавать гражданские иски к их пустому счету и терпеть на этом
неудачу. Тем более что за иски надо было платить 15% стоимости своих

ваучеров, что было им непосильно. На деле люди попали в зону "правового
беспредела". Я уверен, что подсудимые заслуживают сурового наказания
лишением свободы с конфискацией их имущества в пользу покрытия ущерба тысяч

потерпевших от них вкладчиков. Только такие наказания могут восстановить
справедливость и положить конец власти финансовых аферистов в нашей стране.

Вопросы обвинителю и его ответы

Судья: Я хотел бы уточнить, чтобы присяжным было легче отвечать. Как вы
видите конструкцию обвинения? Вы считаете, что подсудимые мошенническим
путем присвоили ваучеры, принадлежащие гражданам? Тогда понятно... Или вы
считаете, что они присвоили деньги, которые получили, продав эти ваучеры на

бирже?
Ответ: Вопрос понятен, но мне не ясно его значение. Я утверждаю одно:
эти люди, без сомнения, знали, что, получив от граждан ваучеры, они их тут
же продадут. Они знали, что ваучеры они не вернут, по крайней мере,
большинству их владельцев последнего круга...
Судья: Видите ли, чем порожден мой вопрос... Ведь сам по себе ваучер -
это бумага. Я могу собрать сто ваучеров, сидеть с ними и ничего не
получить.
А они, видимо, рассчитывали получить за эти ваучеры реальные деньги?
Видимо,
речь идет об этом, т.е. обвинение считает, что и недостающие 8 тысяч
ваучеров были реализованы, а деньги в размере их стоимости остались у
организаторов?
Ответ: Совершенно верно. Я говорю о ваучерах только потому, что
согласно договору они обязались вернуть ваучер и проценты.
Судья: Значит, у вкладчиков было два варианта: или их ваучер остается в
фонде, продолжая "работать" и они получают процент, или они говорят: "Мы с
вами больше дела не имеем, отдайте ваучер плюс 30%".
Ответ: Именно так. Но абсолютно ясно, что подавляющее большинство,
конечно, продолжало держать свои ваучеры здесь. Организаторам не
требовалось
покупать ваучеры вновь, потому что их никто с них и не требовал, пока они
могли платить проценты за счет притока новых ваучеров.
Присяжная13: Вы считаете главным, что фонд М. и С. не был
зарегистрирован?
Ответ: Нет не главное. Работать без регистрации - не большое
преступление, и я его упомянул как свидетельство их умысла на обман, чтобы
легче было привлечь людей и обмануть их доверие.
Судья: То еесть Вас надо понять так: если бы они работали без
регистрации, без лицензии, но добросовестно выполнили свои обязанности,
то...
Ответ: Да, тогда это был бы совсем иной, не тяжкий состав преступления,
не мошенничество.

Из речи защитника

Для меня абсолютно очевидна невиновность подсудимых в тех
преступлениях, в которых их обвиняют. А вы понимаете, что нет ничего
сложнее, чем доказывать очевидные вещи, ломиться в открытую дверь.
Вы уже слышали, что мошенничество - есть завладение чужим имуществом
либо права на имущество путем обмана. Я вас обманываю для того, чтобы у вас

забрать. Причем на вопрос, который здесь дебатировался: была ли регистрация

или ее не было, я бы рекомендовал вам свое внимание особо не акцентировать.

Сам по себе факт хозяйственной деятельности, не зарегистрированной в
установленном порядке, в тот период времени преступлением не являлся. И,
строго говоря, к вопросу о том, мошенники эти люди, или нет, никакого
отношения не имеет. Они могли быть не зарегистрированными, но честно
рассчитаться с вкладчиками, и тогда вопрос об их уголовной ответственности
не стоял бы. Но они могли бы работать строго легально, в соответствии с
государственной регистрацией, но одновременно обманывать людей, и тогда их
надо было привлекать к уголовной ответственности. Применительно к
рассматриваемому делу, чтобы признать этих людей виновными в мошенничестве,

вам необходимо убедиться в том, что, уже начиная свою деятельность по
приобретению ваучеров у населения, они заведомо знали, что эти ваучеры не
вернут, с вкладчиками не рассчитаются, а полученные в результате реализации

этих ваучеров имущество и деньги присвоят в свою собственность...
Подчеркиваю: не в собственность предприятия, которое они создали, а в
свою личную собственность. Только в таком случае вы сможете их признать
мошенниками по действующему законодательству.
Представитель обвинения, в общем, так и утверждает, что эти люди
обманывали вкладчиков с самого начала. Обосновывает же он это утверждение,
по-моему, только одним: дескать, они не могли не понимать конечный характер

своей деятельности, а именно то, что все равно им со всеми вкладчиками
рассчитаться не удастся.
Ну, возможно, это понимает представитель обвинения, человек с высшим
образованием, давно и долго занимающийся проблемами экономики. Но
категорически утверждать, что понимали и что не понимали те люди в тот
период времени, на мой взгляд, несколько легкомысленно.
И потом. Обвинитель исходит из само собой разумеющегося, что мы имеем
дело с так называемой "финансовой пирамидой", когда полученные у одних
вкладчиков деньги передаются другим, но вырученные от продажи ваучеров
деньги не вкладываются в хозяйственную деятельность в целях получения
прибыли.
Мне бы конечно хотелось услышать от обвинителя доказательства, что это,
действительно была пирамида. Я таких доказательств пока не услышал. Да, это

дело во многом типично для сегодняшней экономической ситуации в стране. У
всех на слуху, у всех на памяти печально знаменитые "МММ", "Русский дом
селенга", банк "Чара"... Но вот на что я бы хотел обратить ваше внимание.
На
грани финансового банкротства оказались не только эти одиозные фирмы, но и
вполне респектабельные предприятия, руководителей которых трудно упрекнуть
в
мошеннических поступках.
Так в чем же здесь дело? В злонамеренности отдельных лиц? В общей
экономической ситуации в стране? Вспомните (если вы следили за ходом
ваучерной приватизации и за ходом экономических преобразований), как много
в
последнее время со страниц газет, с экранов телевизоров вполне
квалифицированные, авторитетные специалисты говорили о том, как нужны нашей

экономике инвестиции. Особенно подчеркивали значение частных инвестиций,

т.е. привлечения денег населения. И правильно. Деньги должны лежать не в
кубышке у людей, а должны работать и на экономику, и на самих людей.
И неудивительно, что в точном соответствии с подобными рекомендациями
вполне квалифицированных специалистов нашлись люди, которые стали
организовывать подобного рода деятельность по привлечению денег населения
для того, чтобы эти деньги заработали на экономику.
Ничего хорошего из этого, как правило, не выходило. Выяснилось, что
мало привлечь деньги населения, надо еще уметь разумно ими распоряжаться.
Более того, необходимо еще иметь объективные условия, которые позволили бы
этим деньгам заработать, чтобы приносить прибыль. А вот таких условий в
нашей экономике не оказалось. Это в условиях западных, экономически
развитых
стран наличие капитала, особенно капитала, аккумулирующего значительные
денежные средства, может гарантировать если не прибыль, то, по крайней
мере,
сохранение полученного. У нас же оказалось, что ни один краткосрочный
финансовый, хозяйственный, коммерческий проект, если он, конечно, не связан

с продажей сырья на Запад, не способен принести прибыль, позволяющую
предприятию развиваться и рассчитаться с вкладчиками и акционерами.
Вы понимаете, что по представлениям населения прежде всего им нужно как
можно быстрее вернуть эти деньги с процентами. Никто же не будет вкладывать

деньги в расчете на то, что они вернутся через 20 лет тебе или твоим
внукам.
Т.е. нужно под эту деятельность разработать какой-то быстрый,
краткосрочный,
хозяйственно-финансовый проект. У нас оказалось, что возможностей для
разработки таких проектов нет. Но поняли-то мы это только сейчас, далеко не

сразу и далеко не все.
И еще... Скажите честно, положа руку на сердце, вы все поняли в
экономических выводах обвинителя? Почему все же эта пирамида не способна ни

на что, почему она обречена на неудачу? Я признаюсь: понял далеко не все.
Не
ставлю под сомнение научную достоверность его выводов. Но можем ли мы
предъявлять претензии к людям, не понявшим это, когда они только-только
начинали свою деятельность? Именно тогда? Причем люди без высшего
экономического образования, еще молодые...
Тут резонно задать вопрос: "Ну а были ли у них какие-то коммерческие
проекты, в ходе реализации которых они хотели бы получить прибыль?" Я не
могу ответить на этот вопрос по одной простой причине: следствие этим
вопросом не интересовалось. Для обвинительной власти было достаточно того,
что вот, ага, ваучеры ими получены, деньги присвоены, значит,
мошенничество.
Этот вопрос нуждался в выяснении следственным путем. Но поскольку он не
выяснен, я должен напомнить вам о принципе презумпции невиновности, любые
сомнения должны толковаться в пользу подсудимых.
Но даже если таких проектов у них не было бы... Обвинить этих людей
тогда можно будет лишь в том, что они следовали известному правилу

Наполеона: "Ввязаться в драку, а потом посмотреть, что из этого получится"
Легкомысленно ли это? Да! Авантюрно? Да! Безответственно? Да! Со всем
этим я согласен. Но не преступно!
Здесь есть один очень щекотливый вопрос, о котором косвенно обвинитель
уже сказал. Действительно, возникла такая ситуация, когда они уже не могли
не понимать, что "да", проект наш рушится, вернуть ваучеры и деньги мы не в

состоянии. Конечно, надо было бы прийти и так честно все сказать: "Господа,

у нас ничего не вышло!" Но, согласитесь, для этого нужно и определенное
мужество. А потом, всегда надеешься на то, что вдруг что-то получится.
Вдруг
подвернется какой-то удачный вариант, который позволит рассчитаться и с
кредиторами, да еще и получить прибыль. Опять же легкомысленно, опять же
безответственно, опять же авантюрно, но опять же не преступно.
И еще. Здесь фигурировали очень страшные цифры- десятки тысяч, миллионы
рублей, по тем временам это были деньги. Но давайте посмотрим на дело
здраво, трезво и объективно. Что потерял каждый из вкладчиков в этой
ситуации? Один ваучер, рыночная стоимость которого никогда не превышала 6
долларов... Да скажите сами честно, многие ли из вас что-то получили от
вашего ваучера?
Присяжная...: Немного, но меня хоть не обманули так...
Судья: Уважаемый защитник, не втягивайте присяжных в дискуссию.
Защитник: Мой вопрос носил риторический характер... Я хочу только,
чтобы вас не смущали эти суммы. Если даже люди были обмануты, чего,
конечно,
и не было, то они были обмануты только на мало что значащую бумажку,
которая
вряд ли кому-то могла стать полезной. И, наконец, последнее, о чем я должен

сказать. Что они приобрели?
Да, они реализовывали ваучеры. Но ведь вырученные за них деньги попали
не в их личный карман, а на счет их предприятия. Это очень важно прояснить.

Если бы обвинение доказало, что подсудимые на вырученные от ваучеров деньги

приобрели автомашины, построили коттеджи, купили квартиры, открыли счета в
зарубежных банках, т.е. что деньги, вырученные от продажи ваучеров, попали
в
их личный карман, то тогда можно было бы о чем-то говорить. Но ничего этого

не было. Ни следствие, ни обвинение не располагает никакими данными о том,
что они лично обогатились за счет этих финансовых операций.
Конечно, я понимаю весь тот невыгодный для защиты эмоциональный накал,
который существует по делам данной категории, вокруг финансирования таких
структур. Но мне кажется, что было бы большим заблуждением и большой
ошибкой
видеть истоки наших сегодняшних экономических бед в их деятельности. Эти
истоки коренятся гораздо глубже, а именно - в общем уродстве нашего
номенклатурного капитализма, в общем уродстве нашей монополистической
экономики. И поэтому я бы очень не хотел, чтобы вы своим обвинительным
приговором прикрыли подобные уродства и тем самым не столько выявили бы
проблему, сколько загнали бы ее внутрь.
Резюмирую: Никакого обмана здесь не было, эти люди, добросовестно
заключая гражданско-правовые сделки, рассчитывали за счет аккумулированных
у
населения денег получить прибыль, рассчитаться с вкладчиками и развивать
свое предприятие. Их расчеты оказались несостоятельными в силу
экономической
некомпетентности, может, из-за человеческого легкомыслия и
безответственности. Но неверно, что они занимались мошенничеством. Они
невиновны, на мой взгляд, и в любом ином преступлении. Их ответственность
может носить только гражданско-правовой характер, т.е. с них следует
взыскивать ту сумму, которую они остались должны. Вот если перед вами будут

стоять три вопроса о виновности подсудимых именно в таких формулах, я
соглашусь со вторым ответом, что они виновны в гражданском правонарушении,
но не в уголовном преступлении. Благодарю вас.
Вопросы защитнику и его ответы

Присяжная 13: У меня два вопроса. Во-первых, в период деятельности
фонда вкладывались ли деньги в хозяйственную деятельность?
Ответ: Увы, следствие это не выясняло.
Судья: Одну секундочку. Извините, ради Бога. Хорошо, следствие не
выяснило, но ведь обвиняемые давали по этому поводу какие-то показания.
Ответ: По этому поводу их не допрашивали. Следствие исходило из того,
что невыполнение обязательств по таким сделкам уже является преступлением.

Присяжная13: Было ли следствием выявлено, какие у них заранее
составлялись планы использования получаемых ваучеров?
Ответ: Тот же ответ - следствие и это не выясняло... Хотя при этом я бы
хотел еще акцентировать... Даже если бы у них таких планов не было, это
говорило бы только о том, что они просто свою деятельность не продумали,
что
они исходили из следующего посыла: "Сначала соберем деньги, а потом будем
думать, как ими распорядиться".
Присяжная13: Тогда возникает третий вопрос. По окончании деятельности
фонда, видимо, прошло время, были предъявлены им какие-то судебные иски. За

это время, организаторы фонда занимались какой-то коммерческой,
хозяйственной деятельностью?
Ответ: Нет.
Присяжная13: И тогда сразу возникает четвертый вопрос. Были ли у них на
период привлечения к ответственности возможности погашения в личном порядке

вот этих долгов? Тем более что суммы там все же были не такие уж
колоссальные, чтобы их нельзя было погасить.
Ответ: На тот период эти суммы были значительные. Но я хотел бы, чтобы
вы поняли такую вещь. В данном случае обязательства по этим договорам несут

не они лично, а ими созданное предприятие. Так требует закон. Они лично
ничего возвращать и не обязаны.
Присяжная13: Тогда я, может, неправильно сформулировала вопрос. Их
предприятие имело такую возможность?
Ответ: Нет, предприятие никакими основными средствами не располагало,
чтобы можно было расплатиться с вкладчиками.
Присяжная13: Значит, 9,5 тысяч не очень дорогих ваучеров исчезли
бесследно.
Ответ: Почему бесследно? Они могли быть уже вложены...
Присяжная13:...Ну ладно, тогда еще один вопрос. Хоть какие-то ваучеры
остались в живых в этом фонде к началу следствия?
Ответ: Ну конечно нет. Если бы они остались, их бы вернули тут же
вкладчикам.
Присяжная13: Еще вопрос, если разрешите. К началу деятельности фонда на
его счету были какие-то начальные, уставные средства и какие?
Ответ: Эти средства были, но в минимальных пределах. Вы говорите о
коммерческих структурах, а фонд был иной организацией.

Обмен репликами

Обвинитель: Хочу воспользоваться правом на реплику главным образом для
уточнения информации.
Тут стал вопрос о форме регистрации этого фонда... Я повторю. Создание
народного ваучерного фонда "РОСТ" не было никем официально
зарегистрировано.
Это было только решение некоей общественной организации, которая называла
себя комитетом самоуправления "Заречье". Само "Заречье" - это дачный
пригород подмосковного города. Это была частная общественная организация,
которая решила завести при себе такой фонд и предоставила в пользование ему

свою печать. Так что юридически никакого фонда не было, был только некий
комитет "Заречье".
Далее. Действительно, следствие не проводило никаких действий по
выяснению характера действий самих подсудимых. Но когда я занимался этим
делом и ходил к судье, к которой поступали гражданские иски потерпевших,
она
объяснила: "Да, счет комитета "Заречье" арестован (другого не было), но на
нем ничего нет, и потому все эти иски заранее обречены." Суд ими и не
занимался. Никаких сведений о том, что организаторы вкладывали средства в
другие предприятия, считаю, нет, потому на деле не было никаких таких
вложений.
И, наконец, вопрос об их личном состоянии. Я об этом могу судить, по
словам самих вкладчиков, с которыми встречался на их митингах. Все знали
этих людей. С. был давним жителем Заречья, М.- его родственником. Оба имели

квартиры, машины, дачи.
Вот, собственно, главное, что я хотел бы вам дополнительно сообщить в
связи с вашими вопросами. Что же касается самих возражений на аргументы
защиты, то поскольку, мне кажется, наши позиции достаточно прояснены, то не

нужно устраивать дополнительной полемики.
Защитник: Я буквально на два слова. Уважаемые присяжные, обращаюсь к

вашей правовой культуре и прошу не принимать вот эти тезисы обвинителя,
который здесь выступил в качестве свидетеля: "Я был, я видел, я слышал"...
Было бы очень пагубно для нашего правосудия, если бы суд, особенно суд
присяжных, свои заключения и выводы делал бы на основании непроверенных
сведений.

Напутственное слово судьи

Буду краток. Прежде всего, чтобы уточнить и в какой-то степени
облегчить вашу задачу, думаю, вам не надо задаваться вопросом о регистрации

и получении лицензии этим фондом. Конечно, если они не получили такого
разрешения, за это предусмотрена ответственность, но не уголовная, а штраф.

Здесь правильно обвинитель и защитники говорили, что были случаи, когда
добросовестно выполняли свои обязанности фонды, еще не зарегистрированные,
и
наоборот, очень успешно обманывал десятки тысяч вкладчиков, скажем
знаменитый "МММ", который везде был зарегистрирован, имел лицензии и у него

с этой точки зрения все было в порядке. Это обстоятельство может иметь
значение, только если вы сочтете, что факт незарегистрированности
свидетельствует о том, что они с самого начала имели в виду обман. То есть
дело не в самом факте незарегистрированности, а в том, имеет ли значение
этот факт, чтобы решить очень сложный вопрос: хотели они обманывать или не
хотели? Это первое, что я хотел сказать.
Второе. В первом вопросе стоит: "Виновны ли подсудимые в
мошенничестве". Что это значит? Это значит: собирали ли они ваучеры для
того, чтобы за счет их реализации или как-то иначе получить деньги и
присвоить их, т.е. обмануть вкладчиков? Или они собирались честно работать,

ни о каких обманах не помышляли, но по каким-то от них независящих
обстоятельствам у них это не получилось. По-видимому, следствие дало в ваше

распоряжение не очень много материалов. Положение у вас не простое. Тем не
менее, прошу вас ответить на вопросы.
Вопросы присяжным
1. Виновны ли подсудимые в хищении путем мошенничества?
2. Может они совершили лишь гражданское правонарушение?
3. Если виновны, то надо ли их наказывать лишением свободы?

Суждения 6 присяжных, признавших М. и С. виновными в хищении, но не
заслуживающими лишения свободы

Не было и попыток организации прибыльных предприятий, а проценты
платили - значит, обманывали.
5(охранник): Они изначально знали, что идут на обман, потому не
развивали свое предприятие. Но сажать не надо, пусть лучше отдают долги.
7(педагог): Они виновны в мошенничестве. Конечно, доказывать умысел
трудно. Но считаю, они не имели права заниматься таким делом, брать деньги
наобум, не имея серьезных проектов. Сажать их не надо.
12(портная): У них не было даже экономиста и иных толковых людей, с кем
можно советоваться, это уже доказывает, что они и не думали развиваться,
значит, собирались прожить обманом. Но сажать их не надо, потому что из
зоны
люди возвращаются уродами.

Сужу по интуиции: это мошенники.
15 (геолог): На первый вопрос отвечаю "да", хотя доводы и защитника, и
обвинителя звучат не убедительно, нет достаточной информации, так что
отвечаю я просто на основе интуиции. Конечно, люди должны отвечать за свои
поступки, но не лишением свободы.

Свой фонд они не регистрировали,потому что и не собирались долго
работать и возвращать долги.
9 (безработная): Они виновны в мошенничестве, потому что не маленькие
дети. Когда создавали этот фонд, им было заведомо ясно, к чему это все
приведет. То, что они не зарегистрировали свой фонд, говорит о том, что
долго он существовать не собирался. Когда порядочные люди занимают у
кого-то
деньги и если что-то не получается, то отдают свои, а здесь никто ничего
отдавать не собирался. Но я не считаю, что их надо лишать свободы, потому
что лучше от этого они не станут.
10 (пенсионер): Это было чистое мошенничество, с самого начала они
стали обманывать, пользуясь вымышленным именем своей организации. Но сажать

их не надо, потому что сейчас таких мошенников не сажают, да мы и сами
виноваты, что им верим.

Суждения 5 суровых присяжных, сказавших: "Виновны в хищении и
заслуживают лишения свободы"

2 и 3 (продавщица и рабочий): Виновны и заслуживают лишения свободы.
4(педагог): Они виновны и должны отвечать. Это ж не детский сад -
обманывать такое количество людей.
11(пенсионер): Их мошенничество доказывается нежеланием правильно
оформить свою организацию. Очевидно, что средств от ваучеров они получили
намного больше, чем выплатили и не желают их возвращать.
13(домохозяйка): Виновны и заслуживают лишения свободы. Почему? Во-
первых, фонд образовывался без начального капитала, наверное, для добывания

денег. Не отмечено ни одной попытки организовать какую-нибудь хозяйственную

деятельность, вложить куда-то эти ваучеры с целью получения прибыли. Ведь
вложение этих довольно приличных по тем временам сумм могло бы вполне
реально дать возможность рассчитаться. Эта организация была несомненной
пирамидой. А пирамида, это все-таки мошенничество. Почему эти люди должны
быть лишены свободы? Они не сделали хотя бы попытки рассчитаться со своими
вкладчиками. Все-таки надо иметь элементарную порядочность и отдать хотя бы

то, что ты взял. Поэтому остается наказывать только лишением свободы.

Суждения 4 присяжных, признавших невиновность в хищении

Нет доказательств умысла на обман.
1(бухгалтер): Обвинение не смогло представить убедительных
доказательств и потому осуждать их нельзя (презумпция невиновности).
8(продавщица): Они не виновны, потому что доказать умысел на
мошенничество невозможно. Кроме того, людям платили проценты. Обвинитель не

доказал, что деньги они тратили на себя, а лишь пользовался слухами.

Они хотели как лучше, но не получилось.
6(охранник): У этих ребят, наверное, позыв был деньги аккумулировать,
вложить куда-то потом и работать честно. Ну не получилось это у них, мало
какое бывает стечение обстоятельств. Опять таких фондов много развелось.
Конкуренция, естественно. Следствие ничего толком не установило ни про
дачи,
ни про машины, одни слухи. Ну, задним умом мы можем понимать, что это могли

быть и подставные люди, и деньги через них могли утечь куда-нибудь

заграницу, но документы не представлены.
Нет обманутых. Все, включая государство, впали в авантюру, и спор между
ними должен разбирать гражданский суд.

14(инженер-геолог): "Тут мошенничества нет, а есть создание незаконного
фонда и неисполнение им обязательств, т.е. гражданское правонарушение. Я
видела много людей, которые с сияющими глазами ездили на юг, обогатившись
на
этих фондах, на таких, как мы с вами. И была масса людей, получавших свои
30%. В то время это были хорошие деньги, и, значит, половина жителей этого
поселка просто обогатилась. Так что не стоит говорить об обманутых. Все
кинулись в эту авантюру, и авантюрными, считаю, был весь народ и

правительство. Могу говорить объективно, потому что свои ваучеры никуда не
сдала, они у меня дома.
Вердикт присяжных: Виновны в хищении (11 голосами против 4), не
заслуживают лишения свободы (10 голосами против 5).

Итоговый лист ИСП 27.11.1996 г.
№
Характеристики Голоса
Профес-
сия Воз-
раст Пол Образование Вина
в мошен-
ничестве Гражд. нару-
шение Лишение
свободы
1 Бухгалтер 57 ж высшее нет да нет
2 Продавец 42 ж среднее да нет да
3 Рабочий 59 м сред.техн. да нет да
4 Педагог 36 ж ср.спец. да нет да
5 Охранник 35 м сред.техн. да нет нет
6 Охранник 36 м ср.спец. нет да нет
7 Педагог 34 ж высшее да нет нет
8 Продавец 27 ж ср.спец. нет да нет
9 Безработная 46 ж высшее да нет нет
10 Пенсионер 63 м сред.техн. да нет нет
11 Пенсионер 58 ж сред.техн. да нет да
12 Портная 24 ж среднее да нет нет
13 Домохозяйка 45 ж н.высшее да нет да
14 Инж.-геолог 46 ж высшее нет да нет
15 Геолог 48 м высшее да нет нет
Итого
да - 11
нет - 4 да - 4
нет - 11 да - 5
нет - 10
Глава 2. Обналичиватели авизо (авторитет юристов опасен
для совести присяжных)

В этой главе будет рассмотрена иная плоскость дел о мошенничестве, где
сам факт мошенничества (использование фальшивого авизо) практически
неоспорим, но глубокое сомнение вызывает виновность людей, лишь
соприкоснувшихся вольно или невольно с преступно добытыми средствами в
процессе их "отмывания".
В экономике все взаимосвязано, и потому принцип осуждения использования
"грязных денег" очень легко довести до абсурдного запрета на всю
экономическую жизнь. Приходится где-то ставить ограничительную плоскость,
за
которой рыночные операции не могут считаться преступными, какие бы средства

при этом не использовались. В уголовном праве уже давно существуют нормы
такого различения, но достаточны ли они и как соотносятся с требованиями
нашей совести?
Материалом для анализа в этой главе послужили записи общественного и
исследовательского судов присяжных по делам о хищениях крупных денежных
сумм
путем применения поддельных (фальшивых) кредитовых авизо, т.е. банковских
документов строгой отчетности, свидетельствующих о переводе одним
коммерческим банком очень крупных денежных сумм на счет другого (как
правило, в ином городе) по поручению своих клиентов. В отличие от обычных

платежных поручений, при исполнении которых банки могли обходиться
собственными активами, в переводах по кредитовым авизо деньги приходилось
заимствовать у местных отделений Центрального банка РФ (расчетно-кассовых
центров - РКЦ) и под их контролем. Тем не менее, контроль этот оказался
очень слабым, а случаи получения огромных сумм по фальшивым документам -
многочисленными, причем на скамье подсудимых оказывались не реальные
организаторы и исполнители фальшивок, а посредники и обналичиватели
похищенных денег. О вине последних и шел наш спор с обвинителями по ряду
дел.
Вообще связь между хищением и сбытом похищенного представляется
очевидной: без первого нет второго, но и без налаженного сбыта невозможны
профессиональные хищения. Существование развитой сети скупщиков краденого
стимулирует хищения. Тем не менее "скупка и сбыт похищенного" далеко не
равнозначны хищению и даже не всегда являются преступлением. Юридическая
практика в веках выработала градацию разных квалификаций лиц, причастных к
таким деяниям.
В действующем до 1997 г. УК РСФСР заранее обещанные сбыт или хранение
похищенного имущества расценивались как соучастие в хищении в форме
пособничества (ст.17) и карались с той же строгостью - до 10 лет лишения
свободы. А вот заранее не обещанный сбыт (приобретение или хранение с целью

сбыта) имущества, заведомо добытого преступным путем, наказывался уже мягче

по ст.208 УК РСФСР до 5 лет лишения свободы, а если такое производилось в
виде промысла (систематически) или в крупных размерах, то до 7 лет л.с.
Наконец, приобретение, хранение или сбыт имущества, заведомая
похищенность (преступность добычи) которого приобретателю неизвестна,
преступлением не является. У него нельзя будет даже отобрать похищенное
имущество.
Следовательно, только в зависимости от умысла обвиняемого
- помогать хищению путем реализации похищенного,
- или реализовать уже похищенное,
- реализовать имущество, похищенность которого неочевидна, обвиняемый

наказывался и по полной, как расхититель, и помягче - как сбытчик
краденого,
или вообще должен быть оправдан в совершении уголовного преступления (хотя
подозрение на человеке, сбывавшем или хранившем краденое имущество,
остается
всегда в меру того, насколько он мог догадаться о преступном происхождении
этого имущества, но эти темы относятся уже к сфере суда морального, а не
уголовного).
Почему? Полезно задуматься, почему в зависимости лишь от такого
трудноуловимого нематериального фактора, как "умысел", одно и то же
реальное
действие повлечет столь разные правовые оценки и наказания. Если сосед по
лестничной площадке, допустим, скажет: "Хочешь автомашину? Завтра краду
любую, и она твоя!" - то послезавтра у вас не только отнимут эту машину, но

и посадят рядом с "дарителем" как соучастника. Если этот сосед придет к вам

и скажет: "Купи по дешевке краденую машину", то и ее у вас послезавтра
отнимут и осудят, но на гораздо меньший срок. А если сосед скажет только:
"Купи машину очень дешево", а потом обвинитель не сможет доказать, что на
самом деле вы не могли не знать о том, что она краденая, то у вас ее даже
не

отнимут безвозмездно.
Есть два типа обоснования таких градаций.
Профилактика преступлений. Конечно, заранее обещанный сбыт похищенного"
во многом есть стимул для совершения хищения, неотъемлемая часть его плана,

не менее важная, чем само хищение. Квалификация такого сбыта как соучастия
в
преступлении не вызывает недоумение.
Другое дело - заранее не обещанные приобретение или сбыт похищенного.
Здесь виновный уже никак не может быть стимулятором и соучастником самого
хищения. Он сам не крал, а только соблазнился дешевизной уже украденного.
Таким соблазнам и рискам подвергается широкий круг людей. Их помощь
преступникам случайна и сводится к второстепенной роли превращения опасного

своей похищенностью имущества в безопасные деньги. Сами эти люди не
участвуют в хищении, а лишь помогают выжить похитителям, потому вина их
перед обществом меньше.
И, наконец, людей, которые покупали имущество, не зная, что оно
похищенное, закон склонен рассматривать как добросовестно заблуждавшихся,
обманутых, даже потерпевших от преступления граждан, хотя своей покупкой
они
объективно помогали преступникам. Последнее суждение закон считает
неверным,
ибо так можно посчитать помощниками аферистов и их жертв, кто по
доверчивости поддался обману.
Минимизация вреда гражданам. Понятно, что граждане в целом
заинтересованы в уменьшении числа хищений их имущества, в том числе и путем

поимки и лишения свободы похитителей, потому они согласны содержать
правоприменительные органы и даже подчиняться им. Но, конечно, при условии,

что эти органы не будут репрессировать их самих. Уголовные наказания должны

обращаться только на виновных перед обществом и только в меру их
виновности,
преследуя не столько преступников, сколько сами преступления.
Наконец, не является пустой мысль, что вовлечение похищенного имущества
в экономический оборот для общества является скорее плюсом, чем минусом,
снижает возможные потери от гибели этого имущества в преступных
"захоронках"
и кроме того дает возможность все же обнаружить похищенное и добраться до
настоящих виновников. Эти плюсы, конечно, не обеляют скупщиков краденого,
но
объясняют, почему наказания для них должны быть менее суровыми.
Что же будет, если сбытчиков краденого приравнять к похитителям и
карать с той же строгостью? Мы тогда значительно расширим круг
репрессируемых, отбросим в их число просто соблазнившихся дешевизной
краденого, и в этом круге будет легче затеряться настоящим ворам.
Как ни усиливай репрессивные органы и не увеличивай число тюрем,
возможность изоляции согрешивших граждан всегда будет ограниченной (если,
конечно, не брать в расчет чисто тоталитарные примеры), и потому, чем
больше
тюрьмы будут заполняться маловиновными, тем с большей вероятностью будут
оставаться на свободе настоящие преступники.
И уж совсем беда, если закон позволит наказывать фактически невиновных
людей, на месте которых может оказаться каждый, например, купив по случаю
дешевую вещь, оказавшуюся потом похищенной. Поскольку посадить всех
невозможно, власти тогда получат замечательную возможность сажать любого по

собственному выбору... Впрочем, такое мы уже испытали при социализме, когда

почти каждого можно было посадить за шабашки, приписки, спекуляцию, взятки,

но сажали только попавших под руки или, что чаще, неугодных.
К сожалению, сегодня мы наблюдаем повышенную готовность законодателей к
удовлетворению жажды российских правоприменителей усиливать репрессии и
распространять их на невиновных или маловиновных граждан. Понять резоны
"органов" нетрудно: посредников ловить легче, чем аферистов. Но если всех
таких посредников причислять к разряду преступников, то круг репрессируемых

людей значительно расширится, прицельность борьбы органов с самими
мошенниками снизится, а экономика ослабнет как деньгами, так и
предпринимателями. И по большому счету страна погибнет скорее от своих
силовых органов, чем от преступников. Привыкая к ремеслу, они, как правило,

начинают друг друга не уничтожать, а усиливать, ослабляя, в конечном счете,

само гражданское общество.
Ст.174 нового УК РФ как "запасной бронепоезд МВД". Ныне действующий
Уголовный кодекс РФ ввел по примеру некоторых западных стран такой состав
преступления, как "легализация (отмывание) денежных средств или иного
имущества, приобретенного заведомо незаконным путем" (ст.174), объявив его
преступлением даже более тяжелым, чем хищение. Так, "отмывание" в крупном
размере карается от 7 до 10 лет л.с., в то время как хищение путем кражи
или
мошенничества в крупном размере - от 5 до 10 лет л.с.
Если еще учесть, что в тексте ст.174 вместо традиционного оборота
"заведомо добытого преступным путем" стоит более широкое понятие
"приобретенное заведомо незаконным путем", то получается, что часто
встречающаяся перепродажа имущества, полученного лишь с какими-то
нарушениями правил учета или с иными несущественными правонарушениями,
будет
караться суровее тяжелых преступлений. К счастью, я пока еще не слышал о
таких реальных делах. Возможно, по тактическим соображениям руководители
следственных органов пока притормаживают разворот новых дел, держа ст.174
как бы "в резерве Главного командования"... Но в Уголовном кодексе она уже
существует и "заработать тюрьмой" может в любой удобный для МВД момент. И
тогда нам останется уповать лишь на трезвый разум присяжных, а при
отсутствии этого суда - опять лишь на мнение "мировой общественности".

Как осуждали по авизовочным делам?

В 1992 - 96 годы к нам пришло 12 жалоб от обвиняемых по делам о хищении
банковских средств с помощью поддельных авизо или чеков "Россия".
Род занятий подзащитных Регион Время
ареста Источник авизо Сумма хищения млн. руб Срок по
приго-
вору Изменен-
ный срок
Чеченский
пред-
приниматель КK. КKиров-
ская обл. март
1992
г. неустановлен-
ные чеченцы 20 8 лет 7
лет
Предпринима-
тели Б. и Н. Удмур-
тия июль
1992
г. неустановлен-
ные москвичи 256 9 лет
10 лет 6
лет
Эколог Р. С.-Пб. октябрь 1992 г. неустановленный
дагестанец 160 8 лет 4 года
Предпринима-
тель О. и
сотруд-
ник банка Л. Тула октябрь 1992
г. неустановленный
ингуш в Москве 375 10 лет
9 лет 9
лет
8 лет
Сотрудник
банка Т. Уфа октябрь 1992
г. неустановленный
кабардинец 196 дело
закрыто
Сотрудники
банка Н. и
О. Волго-
град октябрь 1992
г. неустановленный
кавказец 883 4 года
2
года амнисти-
рованы
Чеченские пред-
приним. Г. и
П. Тверь ноябрь 1992
г. "неустановленный
""Руслан""" 1500 8 лет
8 лет 6
лет
6 лет
Предприни-
матель А. Тверь декабрь 1992
г. неустановлен-
ные лица 416 4 года 2,5 года
Чеченский пред-приниматель Т. Москва начало 1993
г. неустановлен-
ные чеченцы ок.3000 " "
Бухгалтер Д.
и предприним. И. Москва март
1993 г. неустановлен-
ные лица
606 7 лет
7 лет досрочно освобожд.
Предприни-
матель
З. Тюмень май
1994 г. "скрывшийся

""Соколинский""" 1156 8 лет 7 лет
Предпринима-
тель
П. и др. Москва окт.
1992 г. скрывшиеся чеченец и
ингуш 380 5 лет
Все 12 дел как будто скроены по одной колодке. В подавляющем их
большинстве участвуют так называемые "скрывшиеся лица кавказской
национальности", от которых по версии следствия и появлялись фальшивые
документы, снабженные всеми шифрами, печатями и кодами РКЦ-шной защиты. Но
нам не известны случаи, чтобы следствие выходило на тех, кто собственно и
мог передать эти бланки с печатями и шифрами, кто играл главную роль в
мошенничестве. Почти по всем делам обвиняемыми оказывались мелкие
предприниматели, соглашавшиеся выполнять поручения неизвестных похитителей,

или работники коммерческих банков, которые помогали им срочно проводить эти

"выгодные" операции. Видимо, откликаясь на лозунг дня: "Сурово покарать
фальшивых авизовщиков", суды определяли большие сроки наказаний.
Об одном из первых судов над авизовщиками рассказал в "Известиях" от

2.11.94 г. журналист М. Хазин. Липовый предприниматель Новиков в ноябре
1992
года стал получать от знакомого из Чечни Катаева (а тот от некоего Руслана)

договора на многие сотни миллионов рублей от разных фирм якобы с Северного
Кавказа, которые потом оказались фальшивыми. Новиков беспрепятственно
представлял их в московский комбанк "Гагаринский", где по переводам эти
деньги зачислялись на счет новиковского "лжекооператива", дальше
перечислялись на другие "фирмы", обналичивались, конвертировались и т.п.,

пока не оказывались (за исключением "процента") у таинственного Руслана.
Оба
уверяют, что ничего не знали о хищениях Руслана, а занимались только
обналичиванием по его поручению. Так ли это?
И журналист М. Хазин, и следователь по делу Л. Федорова уверены в
существовании "Руслана", потому что "не могли Новиков с Катаевым сами
устроить все проводки фальшивых авизо через РКЦ и комбанки", или, как
"изящно" выразился М. Хазин, "не с их мозгами и возможностями организовать
эту многоходовую комбинацию, где фальшивые авизо отправляются из разных
городов и задействованы десятки коммерческих структур. Был и есть кто-то
еще, помаститее, кто задумал все это и получил львиную долю прибыли".
Несмотря на правдоподобность собственного объяснения, журналист называет
обналичивателей "первостатейными мошенниками", а следователь отправляет их
на суд как главных виновников хищений, поскольку, по ее словам, "Катаев
никогда не скажет, кто такой Руслан" и "спасибо, хоть этих удалось
разоблачить".
Мне понравилась такая редкая откровенность следователя: есть настоящий
и недоступный следствию преступник под условным именем Руслан, есть явные
обналичиватели похищенных Русланом средств, которые клянутся, что они
просто
обналичивали чужие средства и знать не знают об их хищении. Но следователю
надо "разоблачить хоть этих", и вот из обналичивателей делают "мошенников",

уговаривая, что раз они не могли не догадываться о сомнительности всех
операций, значит, "мошенничали и похищали". Но, даже не добившись такого
признания, не имея никаких доказательств, что обвиняемые знали о
фальшивости
денег Руслана, и, пренебрегая презумпцией невиновности, обязывающим
толковать все сомнения в пользу подсудимого, следователь отправила дело и в

суд, и в прессу, получив от них полную поддержку. Мосгорсуд приговорил
обналичивателей к максимальным 10 годам лишения свободы каждого. Правда,
Верховный Суд РФ срок снизил до 8 лет, но ведь и это немало.
Статья М. Хазина имеет второе название: "Анатомия крупного
мошенничества". На деле же она скорее вскрывает анатомию
правоприменительного мошенничества в делах о фальшивых авизо, когда
разоблачают и наказывают отнюдь не самых виновных и осуждают чем не
виновнее, тем сильнее.

Чеки "Россия" за автомобили
(ОСП от 17.02.1995 г. по делу О.Л.)

Обвинитель Владышевский: О. занимался посредничеством, в том числе
перепродажей автомашин. Крупный потребитель из Ингушетии по договоренности
о
поставке партии в 72 машины расплатился чеком "Россия" на 350 млн. руб.
(разновидность авизо), который с помощью его знакомой Л., сотрудницы
тульского "СВАК-банка", был дооформлен и сдан в банк. После получения
подтверждающих телеграмм местный РКЦ перечислил в банк эту сумму, однако О.

успел получить из нее только небольшую часть, т.к. банк заподозрил
поддельность сведений в чеке "Россия". После подтверждения поддельности
чека
полученные О. средства были изъяты со счета его фирмы и наложен арест на
его
имущество, сам О. и помогавшая ему оформлять чек"Россия" Л. были арестованы

и осуждены за попытку хищения путем мошенничества 350 млн. руб. на
максимальные сроки - 10 и 9 лет л.с.
Защитник Сокирко подчеркнул, что с его точки зрения О. и Л. никак не
могут считаться изтотовителями фальшивки, что они сами стали жертвой обмана

со стороны "крупного потребителя из Ингушетии", который и передал О.
подложный чек "Россия". Подсудимые же делали все открыто. Например, Л.
советовалась с коллегами по банку, как следует оформлять эти документы, оба

они ожидали подтверждения истинности чека в РКЦ, на котором и лежала
ответственность. Следствие же предпочло не искать настоящих преступников, а

сделать виновников из самих обманутых.
Вопрос присяжным: Виновны ли О. и Л. в хищении?
Вердикт: Не виновны - 8 голосами против 2.
Почти все присяжные сетовали на плохое следствие и массу непонятного в
деле. Большинство их на этом основании решило считать подсудимых
невиновными, но два человека все же склонились к осудительному вердикту,
как
бы преодолев принцип "презумпции невиновности". Возможно, что подобно им
поступили и официальные обвинители и судьи, определившие О. и Л.
максимальные сроки наказаний.
Общий же итог этого ОСП зафикисировал очевидное противоречие приговоров
по авизовочным делам совести подавляющего большинства присяжных.

Дело обналичивателя П.
(ИСП 13.10.1996 г.)

В приложении 2.1. помещена полная стенограмма этого процесса (за
небольшими изъятиями непринципиального характера), что дает читателю
возможность провести собственный анализ и тем самым помочь и автору в
уяснении того, что, говоря языком юристов, "не охватывается сегодня его
сознанием". Пусть эти надежды невелики, но, по крайней мере публикацией
этой
стенограммы я даю себе шанс. Читателя последующего текста я прошу
предварительно ознакомиться с фабулой дела и прениями сторон по
стенограмме.
Организаторы данного ИСП вольно или невольно, но поставили присяжных в
условия жесткого эксперимента. Выделив из реального уголовного дела один
эпизод, обвинение предложило присяжным осудить подсудимого, дав минимум
информации, да и та была довольно условной практически без доказательств,
лишь на основании самого задекларированного факта обналичивания П. к
похищенным средствам и "внутренней убежденности" обвинителя.
Как признал судья-исследователь в беседе с присяжными уже после
окончания процесса: "В нормальной правовой системе недоказанная виновность
означает доказанную невиновность", а так называемое "объективное вменение
недопустимо для цивилизованного правового общества, потому что человек
может
отвечать только за те действия, в которых он отдает себе отчет".
Такое пояснение для вопрошающих присяжных были почти шоковым, потому
что перед этим на самом процессе именно судья высоко оценил обвинение П.,
построенное "на объективном вменении", и потому все без исключения
присяжные
согласились с ним и на вопрос о виновности ответили "да".
Тем не менее, я считаю, что "эксперимент" дал интересные результаты.
Обвинение и защита в этом процессе отстаивали перед присяжными две
противоположные позиции:
- предприниматель П., согласившийся предоставить счет своей фирмы для
транзита крупных средств, добытых из ЦБ РФ с помощью фальшивого авизо за
коммерческий процент, есть участник организованной преступной группы
мошенников, хотя прямых доказательств его осведомленности о преступном
источнике этих средств не добыто,
- предприниматель П. не знал и не мог знать о преступном характере
перечисляемых через его фирму денег, он считал, что занимается операциями
типа обналичивания, и получил за услугу хороший коммерческий процент.
Доказательств иного не добыто, поэтому П. не виновен полностью.
Однако не нашлось ни одного присяжного, который бы согласился с одной
из крайних позиций. Они отвергли доводы и обвинителя, и защитника.
И потому можно считать, что стороны потерпели поражение.
Вопросы присяжным:
1.Виновен ли П. в хищении организованной группой?
2.Если нет, то виновен ли он в пособничестве хищению?
3.Если нет, то виновен ли он в укрывательстве преступления?
4. Если П. виновен, то заслуживает ли он лишения свободы?
Вердикт присяжных: Виновен в пособничестве хищению, но не заслуживает
лишения свободы.

Анализ суждений присяжных

Состав присяжных этого процесса достаточно многообразен по возрасту, но
приходится отмечать преобладание женщин, представителей интеллигентных
профессий и людей с высоким уровнем образования. Не было ни одного
представителя рабочих профессий. Можно считать, что это был суд "белых
воротничков" и домохозяек.
Их ответы распределились следующим образом:
по характеру вины: 9 присяжных признали вину П. в пособничестве
хищению, а 4 признали вину только в укрывательстве,
по характеру наказания: 7 признали П. не заслуживающим лишения свободы,
6 согласны с лишением его свободы.
Однако внимательное прочтение суждений ряда присяжных выявляет, что
очень многие из них понимали, что вина подсудимого (т.е. умысел его на
преступление) не доказана, но тем не менее признали его виновным. Об этом
определенно говорили 5 присяжных: "Вина его не доказана" (в гласном
обсуждении или на предварительных опросных листах), а одна присяжная
сказала: "Он только догадывался, что тут махинация, но какая?"
Другие же (я насчитал 4 определенных высказывания) говорили, что ничего
доказывать и не нужно, поскольку "крупный коммерсант не мог не понимать,
что
занимается грязным делом", а значит, преступный умысел и вина подсудимого
очевидны. Иных суждений не было, и потому мы получаем странный факт: все
присяжные осудили П. за уголовное преступление, хотя понимали, что
доказательств его преступного умысла нет.
Такой удивительный результат в принципе кажется невозможным для
обычного суда, где один из первых и главных вопросов к судьям и присяжным:
"Считаете ли вы вину подсудимого доказанной?" Если на этот вопрос присяжные

отвечают: "нет", то остальные вопросы могут уже не обсуждаться, ибо
подсудимый считается невиновным. Такие нормы записаны в ст.449 и ст.454
ныне
действующего Уголовно-процессуального кодекса РСФСР.
Но данный процесс - исследовательский, допускающий самые различные
новации, возможно, и не всегда удачные. Нетрудно понять, почему это
произошло. В большинстве из следовательских судов нас интересовало, прежде
всего, отношение присяжных к квалификации тех или иных действий как
преступных, поэтому вопросы доказательства этой стороны дела перед
присяжными обычно не ставились.
На данном процессе задача была иная. Спор обвинения и защиты шел именно
о доказанности умысла на преступление и уж в зависимости от этого следовало

решать вопрос о квалификации действий П. Тем не менее вопросы присяжным
были
сформулированы привычным способом, что и вызвало такой необычный результат.

Еще одна причина состоит в неудачной формулировке вопросов присяжным.
Поскольку каждый из них подразумевал согласие с той или иной степенью
виновности подсудимого, было бы правильнее выделить отдельный вопрос о
признании подсудимого невиновным в уголовном преступлении (или о виновности

его лишь в гражданском правонарушении). Отсутствие такого вопроса не раз
отмечали присяжные, приходя к выводу, что сами устроители процесса не
считали положительный ответ возможным, а просили их только определиться с
характером вины, если считать, что вина П. доказана.
Но, конечно, таких условий устроители процесса не ставили, и нам в
анализе теперь придется просто учитывать это недоразумение, чтобы сделать
правильные выводы об истинных мотивах присяжных.
Задача анализа упрощается из-за того, что составы групп присяжных,
согласившихся или не согласившихся с лишением П. свободы, практически
совпадают с их делением по вопросу о доказанности вины, и потому я выделяю
три основные группы.

Группа шести присяжных, признавших П. виновным в пособничестве,
согласившихся с лишением его свободы и не нуждавшихся в доказательствах его

вины

В группе две молодые домохозяйки (9, 10), двое юношей (бухгалтер - 2 и
философ - 5), учительница средних лет (6) и пожилой конструктор (7). У
большинства - среднетехническое образование. В группу вошли все участники-
мужчины. Очень важно, что кроме конструктора (7), это в целом молодые люди
со средним возрастом 29 лет, в то время как средний возраст всех 13
присяжных в этом суде - 43 года. Так что, по сути, группа выражает точку
зрения молодых. Вот их слова:
"Он не мог быть таким глупым, чтобы не знать, раз был крупным
коммерсантом" (6).
"Раз взялся за коммерцию, должен понимать, что это не совсем чистое
дело" (7).

"Виновен в пособничестве хищению, раз хозяйственник" (9,10).
"Виновен, потому что пропускал через свое предприятие... ну, грязные
деньги, помогал их отмыть" (2).
"П. пояснил, что его просил знакомый. Но ведь человек существо
разумное, должен просчитывать свои ситуации и кто бы тебя о чем ни просил,
всегда можно заболеть (отказаться)... потому я считаю, что он виновен в
пособничестве хищению" (5 - старшина).
Отвергнув утверждение обвинения об участии П. в организованной группе
расхитителей, присяжные не высказали доводы в пользу того, что П. знал о
хищении еще до его совершения. Фактически они лишь обосновывали свою
уверенность в том, что П. не мог не догадываться о "грязном характере"
предложенных ему для реализации денег, т.е. об их похищенности. Но если
перейти на язык статей уголовного кодекса, то присяжные обосновали только
вину П. в заранее не обещанном сбыте и иных видах укрывательства средств,
добытых заведомо преступным путем, но никак не в пособничестве хищению,
которое требует как минимум "заранее обещанного участия".
Тем не менее, свою позицию присяжные обозначили именно как
"пособничество хищению", а не как "укрывательство", видимо, для того чтобы
подчеркнуть резкость своего осуждения П., что видно из споров между
присяжными о смысле этих терминов (см. стенограмму).
Проголосовавшие за определение действий П. как "пособничество хищению"
хотели подчеркнуть, что "отмывание им грязных денег" есть пособничество
похитителям и потому заслуживает сурового наказания в виде лишения свободы.

В итоге я должен признать, что первые 6 присяжных:
- признали П. виновным в пособничестве хищению, хотя на деле уверились
лишь в том, что он только "отмыл" (укрыл) похищенные средства,
- держатся принципа заведомой виновности коммерсантов, именно
принадлежность П. к коммерсантам для них является доказательством его
знания
о преступном источнике обналичиваемых им средств, т.е. умысла на
преступление,
- готовы осудить к лишению свободы, даже если обвинение не предъявит
прямых доказательств его вины.
Идеологически эту позицию интересно описал старшина (молодой философ):
"Поскольку преступники используют для отмыва самые разные фирмы, то надо
наказывать каждого даже за одноразовое и случайное пособничество, чтобы
разорвать цепь преступлений. Вопрос же об умысле подсудимого неважен,
поскольку надо предполагать, что все люди разумные и должны рассчитывать
последствия своих поступков, отказываясь от всяких сомнительных действий".
Присяжная 6 дополнила это утверждение известной (и неверно истолкованной)
фразой: "Незнание не освобождает от ответственности".
Таким образом, большая группа присяжных принципиально освобождает
органы следствия и суда от необходимости доказывать преступный умысел
подсудимого, удовлетворяясь лишь фактом прикосновенности к похищенным
деньгам и тем самым, приглашая правоприменительные органы к расширению
круга
репрессий.
Думаю, что преимущественно молодые и ограниченные из-за самонадеянности
люди еще не сознают, какие беды они накликают на себя (ведь и они вольно
невольно нарушают нынешние законы).
Аргумент защиты "П. и другие коммерсанты, причастные к прохождению
похищенных денег, наверняка думали, что участвуют в рискованных, но не
преследуемых в уголовном порядке финансовых операциях типа "обналичивания
банковских средств", просто не был замечен, прошел мимо их ушей. Из того,

что нашему бизнесу приходится работать в пограничных с законом или даже в
противоправных ситуациях, эти присяжные делают такие выводы: "Если
коммерсант нарушает один закон (например, увиливает от налогов), то он
способен и участвовать в хищении (а продолжая эту мысль - и в убийстве)."
Подобная "мысленная конструкция" заведомой предпринимательской
виновности отнюдь не нова. Еще раз приведем парафразу английского
публициста
прошлого века, что при достаточно высокой норме прибыли нет такого
преступления, на который бы не решился Капитал даже под страхом виселицы.
Здравая английская мысль о том, что высокая прибыль нечистого дела
обязательно привлечет кого-то из не обремененных высокой моралью и
законопослушанием граждан, в марксовом, а потом и ленинском переложении
превратилась в распространенное убеждение, что все буржуи - неисправимые
злодеи и их можно только ставить к стенке. Вот и в наше время мы убеждаемся

в живучести этого старого и грозного для предпринимателей заблуждения. И
лучше не охать и возмущаться, а трезво учитывать российскую реальность.

Группа трех присяжных, признавших П. виновным в пособничестве, но не
согласившихся с лишением его свободы в связи с не доказанностью вины

Изначально в группу входили только двое: пожилые врач (4) и пенсионерка
(1), а потом к ним примкнула домохозяйка (8). Они все признавали П.
виновным
в пособничестве хищению, хотя, видимо, подразумевали под этим "отмывание
преступно добытых денег", но в отличие от первой группы для них оказался
важным фактор не доказанности умысла его на такое пособничество. В своих
опросных листах они прямо отвечали, что лишения свободы П. не заслуживает,
потому что вина его не доказана. Это крайне интересный момент.
Защитник и судья говорили присяжным о презумпции невиновности, и что
если остаются сомнения в доказанности вины, то нельзя человека считать
виновным. Тем не менее в ходе обсуждения присяжная 4 (человек
высокообразованный) хотя и ссылается на этот принцип и не доказанность
вины,
все же осуждает П. за "пособничество хищению" только потому, что объективно

через его фирму проходили похищенные средства. Лишь в ходе частной беседы с

судьей после заседания ей стала понятной ошибка "объективного вменения".
Если бы это объяснение было уяснено ею раньше, видимо, она проголосовала бы

за невиновность П. в уголовном преступлении. Однако можно считать, она все
же успела исправить свою ошибку в самом заседании, когда отказалась лишать
П. свободы именно из-за недоказанности его вины. На деле вопрос о лишении
свободы оказывается главным, как в настоящих судах, так и в
исследовательских процессах.
Видимо, иные мотивы были у присяжных 1 и 8. Хотя они тоже понимали, что
доказательств нет (этого не отрицал и сам обвинитель), но о вине П. судили
по своей догадке и совести примерно так: "Все же он, наверное, немного
виноват, руку приложил, о хищении, наверное, догадывался".
Эти люди не думали ни о презумпции невиновности, ни о том, что все
предприниматели заранее во всем виноваты, они просто пытались решить задачу

и склонились все же к тому, что наверняка П. догадывался о плохом: и деньги

ему за это предложили слишком большие, и знакомый слишком уж его уговаривал

(деталь, удачно придуманная обвинителем прямо на ходу), значит, о плохом
догадывался, но надеялся, что "пронесет".
К таким присяжным защитнику было бесполезно обращаться с учеными
словами о "презумпции невиновности". Они не юристы и руководствоваться
должны не этой самой "презумпцией", а собственной интуицией и совестью.
А вот сообщение о том, что подобные операции считаются самыми обычными
сделками, и проводились П. многократно без всякого криминала, могли бы их
привести к иному выводу.
Однако, как бы то ни было, и эти присяжные, несмотря на свой
обвинительный вердикт, не ошиблись в главном, когда не согласились с
лишением свободы человека по сомнительным догадкам.
Выводы: присяжные совсем не обязаны соблюдать презумпцию невиновности,
запрет на объективность вменения и прочие почтенные юридические принципы,
потому к ним надо обращаться на языке обычной справедливости, и тогда в
решениях по совести в главном будут учтены и эти принципы.
Присяжные этой группы так и не признали того, что П. в процессе
проведения денег через свою фирму знал о заведомо преступном характере их
источника.
Значит, их мнение на деле следует трактовать так: "Не виновен в
уголовном преступлении и потому не заслуживает лишения свободы".

Группа четырех присяжных, осудивших П. лишь за укрывательство и не
согласившихся лишать его свободы из-за недоказанности вины

В группу вошли 4 присяжных (3, 11, 12, 13) - образованные женщины
зрелого или старшего возраста. В главном их позиция совпадает с предыдущей
группой, но они еще больше сомневались в виновности подсудимого. Вопрос о
том, знал или не знал П. о хищении, их очень мучил.
Особенно драматично это осознание протекало у 70-летнего бухгалтера
(3). Еще в ходе прений, выяснив у обвинителя, что финансовая операция с
преступно добытыми средствами была проведена легально и не вызвала у
бухгалтера фирмы П. сомнений, она сразу же задалась вопросом: "А почему же
тогда у П. такая операция должна была вызывать подозрение?", но так и не
получила у обвинителя ответа. В обсуждении она последовательно заявляла,
что
вина П. не доказана, и что в хищении его обвинять она не может, но вместе с

тем говорила о пособничестве, потом об укрывательстве, понимая под этим
только объективное значение его действий. И после суда в разговоре с
судьей,
подтвердила, что считает П. невиновным, хотя по итогам голосования
приходится считать, что присяжная 3 признала П. виновным в укрывательстве
похищенных средств. (С ней также сыграла злую шутку неудачная форма
вопросов.)
Примерно тоже говорили и другие:
"Осуждать без доказательств нельзя, такой подход не лезет ни в какие
ворота" (13).
"Он догадывался, что здесь махинация, но какая?"(11).
"Зайчиком, он, конечно, не был, но и в этом сомневаюсь"(12).
Вместе с другими присяжными они убеждены, что нынешнее
предпринимательство связано с теневыми операциями, и потому П. не мог не
чувствовать опасности, но твердое знание его о похищении денег отрицают.
Действующая формула преступления по ст.175 УК РФ требует установления

не только факта сбыта имущества, добытого преступным путем, но именно факта

сбыта имущества заведомо добытого преступным путем. Термин "заведомо"
предполагает не смутные догадки, а твердое знание.
Как раз "заведомость преступного знания" у П. Четверо последних
присяжных определенно отрицают, что означает: они не склонны осудить его за

уголовное преступление. Этот вывод подтверждается как заявлениями о не
доказанности вины П., так и несогласием лишать его свободы.

Пересмотр формулы вердикта присяжных по итогам анализа их суждений

Анализ содержания смысла слов присяжных приводит совсем к иному итогу
судебного заседания, не совпадающему с провозглашенным вердиктом:
- 6 присяжных высказались за виновность предпринимателя П. в отмывании
(сбыте) денежных средств, добытых заведомо преступным путем, и за лишение
его свободы,
- 7 присяжных высказались за отсутствие доказательств знания
предпринимателем П., что он отмывает средства, заведомо добытые преступным
путем и, следовательно, за невиновность П. и отказ от лишения его свободы.
Поэтому можно считать, что большинство присяжных хотели бы
провозгласить: "П. не виновен в уголовном преступлении!"
Нас не должно пугать такое радикальное изменение смысла решения
присяжных, уясненное только после анализа текста их суждений. Во-первых,
потому что присяжные имеют разные мнения, и их общее решение очень сильно
зависит от случайного соотношения групп. А во-вторых, в главном пункте
(отказ от лишения П. свободы) их вердикт сохранился.
Кстати, надо вспомнить, что судьбу этого решения на самом деле
определила колеблющаяся присяжная 8, которая в последний момент отказалась
от лишения П. свободы. Если бы ее спонтанного решения не было, то и после
анализа общий вердикт суда звучал бы так: "П. виновен в отмыве похищенных
денег и заслуживает лишения свободы".
Представьте, что наш судебный процесс действительно решал бы судьбу П.
и его вердикт был окончательным... Нам приходится мириться с такой
особенностью суда присяжных, т.е. с возможностью принятия им
противоположных
решений в зависимости от поведения колеблющихся присяжных.Но поскольку наш
процесс является исследовательским, то мы можем или неоднократно повторить
его с другими составами присяжных, чтобы проверить устойчивость принимаемых

решений по такого рода делам, или вести речь о неоднозначном (в данном
процессе двузначном) вердикте присяжных.

Что произошло с П.

Реальное уголовное дело против П. возбуждено в 1992-м, но лишь в 1996
году поступило в суд. В первой половине 1997 года оно было судом
рассмотрено, причем все 8 подсудимых (предприниматели и банкиры) были
признаны соучастниками хищения организованной группой и приговорены к

длительным срокам лишения свободы. Таким образом, суд поступил с П. точно
так, как просил того обвинитель на нашем исследовательском процессе
(кстати,
в реальном процессе обвинитель отсутствовал за ненадобностью, ибо роль его
по совместительству с успехом исполнила судья).
Однако решение суда о лишении подсудимых свободы было на деле
формальным. Пятеро подсудимых, которые в ходе следствия пошли на
сотрудничество с ним, полностью признали приписываемую им вину и были
освобождены на подписку о невыезде, получили от суда условные наказания.
Трое подсудимых (включая П.), которые не признавали своей вины, на суд
привозились из СИЗО, получили сроки лишения наказания, лишь на несколько
месяцев превышающие уже отсиженное ими время. В скорости они все также были

освобождены.
Таким образом, хотя реальный суд полностью поддержал обвинение, в части
наказания он практически освободил подсудимых от лишения свободы и тем
самым
встал на позицию нашего суда присяжных, точнее, на позицию его не
молодежной, а зрелой части.
И эта "подвижка" официального нынешнего суда в сторону суждений народа,
его зрелых людей, не может не радовать надеждой.

Для устроителей судов присяжных:

Непримиримость оценок присяжных свидетельствует о незрелости общества

В процессе анализа мы зафиксировали раскол в суждениях представителей
народа по таким важнейшим проблемам, как:
- презумпция виновности предпринимателей (признание их заведомо
виновными в преступлениях),
- усиление карательных мер к предпринимателям,
- освобождение правоприменительных органов от необходимости сбора
доказательств умысла и вины предпринимателей.
Понятно, что утвердительные ответы по этим вопросам соответствуют
интересам и взглядам власти в лице ее правоприменительных органов,
отрицательные ответы - интересам предпринимателей и страны.
Особо тревожит, что в первой (условно скажем, антипредпринимательской)
группе собралась именно молодежь, хотя, по идее, такие убеждения должны
были
разделить, скорее, люди старшего возраста. Так может, "развитие страны идет

вспять"? Но, не следует впадать в крайний пессимизм. Скорее, мы имеем дело
просто с обычным преходящим молодежным радикализмом.
Кстати, чтобы уменьшить его влияние на судебные вердикты и сделать
последние более зрелыми, следует подумать об увеличении веса в принятии
решений более взрослой части присяжных:
- или простым повышением возраста граждан, приглашаемых в присяжные,
- или ограничением доли молодых в составе присяжных (например, не более
четверти)
- или введением процедуры обязательного согласования общего решения
(например, принятие его не простым, а лишь квалифицированным большинством,
допустим, не меньше трех четвертей от числа присяжных).
Последнее процедурное нововведение мне кажется наиболее продуктивным,

потому что может стимулировать споры и взаимоубеждение присяжных. В ходе
этого можно надеяться, что более взвешенные оценки зрелых присяжных будут
иметь больше шансов к итоговому принятию.
Но при этом надо помнить, что эти ограничения надо вводить очень
бережно, ибо, устранив радикалов из споров присяжных, мы рискуем вытолкнуть

их в непримиримую оппозицию среди народа и тем самым не ослабить, а
укрепить
позиции экстремизма в стране. Подобная ошибка была совершена российской
властью в конце прошлого века, когда "вызывающий вердикт" присяжных по делу

Веры Засулич побудил власти "закрутить гайки" и изъять из ведения судов
присяжных дела о политических и должностных преступлениях, что в свою
очередь стало одной из причин перехода молодежи к террору - сначала
народовольческому, потом большевистскому. Думаю, что не следует забывать
российскую историю и наступать на одни и те же грабли.

Необходимость защиты присяжных от давления юристов

Участвовавшие в ИСП авторитетные юристы явно недооценили чрезмерность
своего влияния на присяжных, особенно интеллигентных, комплексующих по
поводу отсутствия у них юридических знаний. На процессе обвинитель при
согласии судьи без труда убедил присяжных, что осуждать можно и без
доказательств умысла на совершение преступления, хотя сами они в душе так
не
считали. Когда по завершении процесса их ошибка была разъяснена самим
судьей, они были обескуражены, но несогласное с их совестью решение уже
было
принято. Причем я исключаю намеренное давление на присяжных со стороны
участвовавших в процессе юристов - они просто недооценили силу своего
влияния.
Кто же должен обезопасить суд присяжных от такой опасности?
Думаю, эта обязанность лежит, прежде всего, на судье. Он обязан
обращаться, прежде всего, к совести присяжных, избегать юридической
терминологии (и следить за сторонами, чтобы они ею также не
злоупотребляли),
подчеркивать долг присяжных решать дело, прежде всего по совести и не
вязнуть в юридическом ликбезе. Соответствующим образом (в понятиях не
права,
а совести) должны быть сформулированы и вопросы присяжным. Судье надо
пояснить присяжным, что долг толкования и изложения решения в строгих
понятиях формального закона лежит на нем, и потому пусть их требования
существующего закона не волнуют. Можно также подумать и о более суровых
мерах, например, о том, чтобы выявленные факты очевидного давления юристов
на присяжных признавались обстоятельствами, исключающими правомерность
вынесенного присяжными решения (при соответствующем их обжаловании).

Приложение 2.1. Стенограмма ИСП по делу П.
(3.10.1996 г.)

Судья:
к.ю.н. Похмелкин А.В.
Обвинитель:
к.ю.н. Похмелкин В.В.
Защитник:
Сокирко В.В.
Присяжные:
13 жителей микрорайона
"Печатники"

Вступительное слово судьи

Прежде чем приступить к реальному рассмотрению дела, выслушиванию
позиций обвинителя и защитника, хочу сделать небольшие замечания в
отношении
этого дела. Пожалуй, сегодня перед вами будет стоять самая сложная задача
по
сравнению с уже прошедшими процессами в рамках нашего исследовательского
проекта.
Ведь обычно все сводилось к рассмотрению конкретных обстоятельств дела,
которые, как предполагалось, установлены с полной достоверностью, и задача
присяжных заключалась только в том, чтобы дать им оценку. Причем
альтернатива выбора была довольно жесткой: виновен или не виновен.
Сегодня же перед вами будет стоять более сложная задача. Альтернатив,
какую дать уголовно-правовую оценку, у вас будет много. И в связи с этим я
прошу вас особо внимательно выслушать позицию обвинителя, который даст вам
необходимые юридические сведения по поводу того, как можно расценивать
действия подсудимого. Это совсем не означает, что позиция прокурора должна
в
ваших глазах иметь какое-то преимущество перед позицией защитника. Просто
на
нем сегодня лежит эта дополнительная обязанность. Возможно, вам будет
что-то
неясно. Возможно, вам будет много что неясно. Вынося на рассмотрение данное

дело, мы рискуем, что рассмотрение может не получиться...
Но чем примечательно данное дело? Оно типично для сегодняшней жизни и
сегодняшней следственно-судебной практики. Мы просто взяли его из
уголовного
дела и предлагаем вашему рассмотрению. Причем это дело пока не было
предметом судебного разбирательства...

Речь обвинителя

Уважаемый председательствующий, уважаемые присяжные! На ваше
рассмотрение выносится дело по обвинению гражданина П. в хищении чужого
имущества путем мошенничества, совершенного организованной группой.
Обстоятельства дела таковы:
В 1992-1993 г. организованная преступная группа, включавшая в себя
сотрудников коммерческих банков, руководителей иных негосударственных
коммерческих организаций, занимались хищением денежных средств,
аккумулируемых ЦБ России, используя для этого поддельное кредитное авизо.
Здесь необходимо дать несколько пояснений. Почтовое кредитное авизо -
банковский документ, подтверждающий перевод денег и служащий основанием для

их зачисления на расчетный счет организации-получателя, указанного в авизо.

Кредитное авизо по своей сути является гарантийным обязательством
перечисления денежных средств плательщиков. На его основании зачисление
денежных средств на расчетный счет получателя происходит из денежных
средств
ЦБ России, которые возмещаются позднее банком плательщика с расчетного
счета
клиента.
Вот именно в отношении этих документов и совершались преступные
действия указанной организованной группы. Совершались они следующим
образом.
Неустановленным, к сожалению, следствием путем добывались бланки кредитных
авизо, которые являлись документами строгой отчетности (предположительно
это
делалось путем подкупа должностных лиц), вносились в них ложные сведения о
наличии крупных денежных сумм, а затем фальшивые авизо почтой направлялись
в
расчетно-кассовые центры ЦБ России. Естественно, на основании этих
документов, поскольку они были правильно оформлены и содержали все
необходимые сведения, деньги зачислялись на корреспондентский счет банка, а

затем на расчетный счет организации-получателя. Затем деньги
обналичивались,
конвертировались в иностранную валюту, перечислялись в иностранные банки на

расчетные счета участников преступной группы, которые уже распоряжались
добытыми средствами по собственному усмотрению. Разумеется, все это было бы

невозможно осуществить без привлечения лиц из организаций-получателей,
которые исполняли роль своего рода посредников в этой роли операции по
"отмывке похищенных денег";
В настоящий момент установлен один из таких посредников, а именно
гражданин П., возглавлявший частную коммерческую организацию, к которому в
сентябре 1993г. обратился один из участников преступной группы с
предложением принять на расчетный счет своей организации 350 млн. руб., из
которых 300 млн. позднее перечислить на расчетный счет другого предприятия
по указанной схеме, а 50 млн.руб. оставить себе. Заручившись согласием П.,
участники преступной группы провернули очередную аферу с подложным авизо,
на
основании которого денежные средства были переведены на счет специально
созданного для этого лжепредприятия, затем по фиктивному договору на счет
предприятия П., а позже по аналогичному договору на расчетный счет третьего

предприятия, где и были обналичены. Такова основная фактическая сторона
данного дела.
Прежде чем давать оценку действий П. и предлагать вам вынести вердикт,
я должен дать некоторые пояснения по юридической части содеянного. Под
хищением, согласно действующему законодательству понимается незаконное,
безвозмездное изъятие из правомерного владения собственника любого
имущества, включая денежные средства, и обращение их в пользу виновного или

третьих лиц, совершенное с корыстной целью, если это причинило реальный
вред
собственнику или иному владельцу имущества.
Есть несколько форм хищения, нас сейчас интересует лишь та, которая
имела место быть в данном преступлении. Это хищение путем мошенничества.
Суть его заключается в том, что все эти действия совершаются путем обмана
или злоупотребления доверием. При этом собственник или иной владелец
имущества вводятся в заблуждение относительно тех или иных обстоятельств, и

в результате этого заблуждения он либо добровольно передает виновному это

имущество, либо иным путем оно выбывает из законного владения. Таким
образом
подделка платежного документа и получение с помощью него денежных средств,
обращение в свою собственность и есть не что иное, как хищение путем
мошенничества. Предусмотрено оно ст.147 действующего Уголовного кодекса. В
этой статье три части. Третья часть предусматривает совершение
мошенничества
организованной группой. Тут я должен дать вам разъяснение понятия
организованной группы.
В соответствии с действующим уголовным законодательством под
организованной группой понимается устойчивая группа, состоящая из двух или
более лиц, имеющая целью совершение преступлений. Ее основными признаками
является распределение ролей между участниками, занятие преступной
деятельностью систематически или если они объединились для совершения
одного, но требующего серьезной подготовки преступления. Эти роли могут
быть
разными: исполнители, организаторы, пособники, выполняющие самые разные
функции. И независимо от того, какую функцию в этой группе выполняет лицо,
но если оно сознавало, что действует в составе группы, то подлежит
ответственности как ее участник. Для вашего сведения: наказание за такое
преступление (хищение путем мошенничества организованной группой)
составляет

от 5 до 10 лет лишения свободы.
Но я должен пояснить, что существуют еще несколько форм участия в
преступлении, не связанных с участием в составе организованной группы. Если

данный человек не выполнял никаких функций в составе группы, не осуществлял

той или иной роли, но оказал разовое содействие ей, и это охватывалось его
сознанием или, как говорят юристы, умыслом, то такой человек должен
отвечать
за пособничество совершению хищения организованной группой, т.е. тут
ответственность по той же самой статье, но обычно в судебной практике
принято, что при всех прочих равных условиях такое пособничество
наказывается менее строго, чем непосредственное участие в организованной
группе.
И наконец, возможна ситуация, когда человек не давал заранее обещания
оказывать содействие, но знает, что преступление совершено, и от него
требуется по инициативе какого-то соучастника оказать содействие в сокрытии

предметов, следов, орудий преступления, имущества и других предметов,
добытых в результате преступления. Вот такого рода действия, если они не
связаны с обещанием оказать такое содействие, данным до совершения
преступления или в момент его совершения, именуется укрывательством в
совершении преступления. За это предусмотрена специальная, более мягкая
уголовная ответственность.
Таковы основные формы возможного участия в совершении преступления
лица, связанного с деятельностью организованной преступной группы и такова
их уголовно-правовая ответственность.
Что же имело место быть в рассматриваемом деле? С объективной стороны
не вызывает никакого сомнения, что П. оказал содействие организованной
преступной группе в хищении денежных средств путем мошенничества.
Следовательно, решающим для нас вопросом является вопрос о субъективной
стороне преступления, т.е. о том, что он сознавал при этом, имел ли он в
виду, что оказывает такое содействие и фактически участвует в хищении?
Согласно показаниям самого П., в преступный замысел его никто не
посвящал, о происхождении денег ему ничего известно не было, да он об этом
и
не задумывался. Знакомый П., другие участники преступной группы, которых
удалось задержать, подтвердили его показания. Вот те факты и
доказательства,
которыми мы располагаем. А теперь я должен дать оценку обвинения имеющимся
фактам, которую мы призываем разделить уважаемый суд присяжных.
Совершенно очевидно, что речь идет о наиболее опасном для экономики,
всего общества и, если хотите, для государственности в нашей стране
преступлении. Думаю, присутствующим здесь присяжным хорошо известен тот
колоссальный вред, который причиняется обществу подобного рода махинациями.

И не только конкретным банкам и организациям, но фактически и интересам
всех
граждан, поскольку за этим стоят определенные финансовые потери банков, а
за
ними - десятки тысяч, а подчас и миллионы вкладчиков. Вызываемая подобные
махинациями цепная реакция банкротств, разорений приводит к громадным
экономическим потерям общества.
Также очевидно, что такого рода преступление возможно только в
определенных условиях сплоченности и организованности тех лиц, которые их
совершают. Очевидно, что эти преступления не могли быть осуществлены и

доведены до логического конца без содействия руководителей коммерческих
структур, которые по просьбам, или предложениям, или требованию, но
занимались подобного рода операциями, перегоняли через свои счета денежные
средства, с тем, чтобы ими потом воспользовались в своих преступно
корыстных
целях расхитители.
Такова и рассматриваемая ситуация. Речь идет о руководителе
коммерческой организации, которая несколько лет функционировала в условиях
рынка, ведет бухгалтерский учет, постоянно осуществляет взаимодействие с
банками, где и руководитель и его бухгалтерская служба имеют четкие
представления о финансовых механизмах, о правилах расчетов, о порядке
использования платежных документов. Таким образом, речь идет о людях,
которые имели определенную экономическую подготовку. В этих условиях любые
утверждения подсудимого о том, что он не знал о целях, которые имели место
при обращении к нему соответствующих лиц, не выдерживают никакой критики.
Есть такие дела и такие обстоятельства, по которым не требуется проводить
специальное доказывание. Когда человека бьют ножом в сердце, абсолютно все
скажут, что бы при этом ни говорил обвиняемый, что он сознавал и предвидел
возможность наступления смертельного исхода и желал такого исхода, ибо об
этом свидетельствует сама направленность такого удара.
Аналогично можно рассуждать применительно к рассматриваемому делу. С
учетом всех обстоятельств, о которых я уже рассказал, П. не мог не
сознавать, что он оказывает содействие в совершении преступления. Он не мог

не сознавать, что в результате его операции определенная группа людей
незаконно и безвозмездно завладеет не причитающимися им денежными
средствами. Более того, он желал это за вознаграждение, т.е. с совершенно
очевидной и понятной корыстной целью. И в этих условиях все его рассуждения

о том, что он не знал и не догадывался о том, ради чего все это
совершается, - это не более как реализация его права на защиту. Об этом, я
уверен, будет говорить и защитник П. в сегодняшнем заседании. Но, исходя из

элементарного здравого смысла, элементарной логики, другого толкования
кроме
того, что умыслом П. охватывалось то, что он оказывал содействие хищение,
здесь просто невозможно.
Далее. То лицо, которое обратилось к П. с соответствующей просьбой,
достаточно точно дало ему понять, что во всей этой схеме будет задействован

целый ряд других организаций, поскольку нужно было, как я уже сказал,
перечислить деньги еще на один счет, затем еще на один счет, и,
следовательно, сознанием П. охватывалось, что здесь действует группа, что
несколько людей вовлечены в орбиту этого процесса и причем действуют они по

хорошо разработанному плану, и потому можно говорить об организованности в
этой группе. Следовательно, умыслом, сознанием П., безусловно, охватывалось

то, что речь идет о его содействии организованной группе. Таким образом, мы

можем достаточно уверенно утверждать, что П., во-первых, оказывал
содействие
совершению хищения, а во-вторых, понимал, что это хищение совершается
организованной группой.
Третий момент. Хищение считается оконченным не только с момента изъятия
чужого имущества, но с момента появления у виновного возможности
распорядиться этим имуществом как своим собственным. И пока этот процесс не

закончен, любое лицо, которое оказывает ему содействие, является
соучастником, а если он непосредственно участвует и в изъятии этих денежных

средств, то и соисполнителем данного преступления, т.е. по существу -
участником организованной группы.
На данный момент, когда поступила просьба к П., распорядиться этими
средствами виновные еще не могли, для этого П. собственно им и был нужен.
Преступление не было еще окончено, следовательно, подключение П. к
преступлению на этой стадии означает не что иное, как его соисполнительство

в совершении хищения. Тем самым он выполнял определенные функции во всей
этой схеме. Что же получается? Во-первых, П. участвовал в совершении
хищения, во-вторых, он сознавал, что все это совершается в составе
организованной группы и, в-третьих, он это делал до момента окончания
хищения. Налицо все признаки совершения хищения путем мошенничества в
составе организованной группы, т.е. то деяние, которое сегодня наказуется
по
части 3 ст.147 УК РФ. Таковы выводы следствия, такова позиция обвинения и
именно такого рода вердикт, т.е. признание виновным П. в совершении хищения

в составе организованной группы, мы призываем вас сегодня принять.
Благодарю
вас.

Вопросы к обвинителю и ответы

Судья: Прежде чем вы будете задавать прокурору вопросы, я хотел бы еще
раз акцентировать ваше внимание на то, что мы рассматриваем дело только в
отношении П. Все остальные участники организованной группы, которые,
собственно говоря, и занимались изготовлением поддельного авизо (нет, они
не
на свободе) привлекаются к уголовной ответственности отдельно. Нас сегодня
интересует ваша точка зрения по поводу действий П., который совершил те
действия, о которых вам говорил прокурор, дав возможность использовать счет

своего предприятия для помещения на него похищенных денег и для
последующего
транзита их. А теперь я прошу вас задавать вопросы.
Присяжная 3: П. был руководителем организации? Значит, на расчетный
счет поступали деньги с его согласия? А где же был главный бухгалтер? Если
поступают деньги в организацию, приносится выписка с лицевого счета (я это
знаю как бухгалтер). По ней бухгалтер видит: поступила крупная сумма. Ну и
что она должна делать? Ведь как бухгалтер она знает, что не должно быть
таких денег.
Ответ: В данном случае бухгалтер получила прямое указание. Был принят
ряд действий по легализации такой сделки. Был фиктивный договор, который
был
предоставлен бухгалтеру. И поэтому бухгалтер была не в ведении того, что на

самом деле пришли незаконные деньги.
Присяжная 3: То есть на самом деле она имела документ, на основании
которого она эти деньги проводила?
Ответ: Да, поэтому к бухгалтеру претензий нет. Она (это женщина) была в
полном неведении в отношении истинных замыслов.
Судья: Я хочу еще раз расставить здесь все точки над "i". Бухгалтер уже
давно на предприятии не считается государственным контролером.
Присяжная 3: Бухгалтер есть бухгалтер. Бухгалтер - это контролер.
Судья: Сегодня бухгалтер - это наемный работник, который выполняет
указания хозяина, но, конечно, он несет ответственность по кругу своих
обязанностей. И в данной ситуации, как вам пояснял прокурор, действия
бухгалтера не вызвали претензий со стороны следственных органов, потому что

по документам эти деньги поступили на счет предприятия вполне на законных
основаниях.
Присяжная...: Если были какие-то конкретные документы, то почему бы не
предположить, что и П. был уверен в этих документах и не имел представления

о поддельности договора и иного?..
Судья: Я снимаю ваш вопрос, поскольку он носит характер утверждения.
Присяжная...: У меня нет утверждения. Это вопрос...
Судья: Нет, это утверждение, я его снимаю. Вы вправе высказать свое
отношение к действиям П. в процессе обсуждения, и можете тогда сказать, что

да, обвинение не представило доказательств, которые бы уличали П. в хищении

или что доказательств недостаточно. Пожалуйста, вопросы...
Присяжная...: Фиктивным договором было обусловлено, что из суммы 300
млн. руб. П. переводит дальше, а 50 млн. руб. оставляет себе за услуги?
Ответ: Да, именно так. Как собственник предприятия он мог распорядиться
полученными деньгами по собственному усмотрению.
Присяжная 3: Значит, в организации можно было выплачивать наличные?
Ответ: Конечно, он распорядился ими как собственник и одновременно
директор своего предприятия. Часть обналичил, часть потратил на нужды
предприятия.
Присяжная 3: Хорошо. Но эта организованная группа, она подтверждает,
что П. был в курсе всего?
Ответ: Те участники организованной группы, которых удалось задержать,
дают показания, что П. не знал об их замыслах. Они обратного не
подтверждают. Но по версии следствия эти показания недостоверные, ложные и
имеют целью смягчение своей ответственности, поскольку расширение круга
отягощает и вину самих участников.
Судья: Я правильно понял, что вы считаете показания участников
организованной группы в отношении П. недостоверными, ложными?
Ответ: Да.
Присяжная 3: А почему вы считаете эти показания ложными?
Ответ: На основании того, что иных данных, подтверждающих их показания,
нет. А потом, ведь речь идет о соучастниках преступления. Это очень
типичная
ситуация, когда люди стараются не изобличать, а оправдывать друг друга,
облегчая тем самым ситуацию и для себя. Есть еще целый ряд версий, не хотел

об этом говорить. Вполне возможна ситуация, при которой соучастники

стараются оставить кого-то, например П., на свободе, чтобы он оказывал

содействие в тюрьме остальным.
Присяжная 3: Версия есть версия.
Ответ: Да, она не доказана, поэтому я и не упоминал ее, но мы исходим
из того, что все обстоятельства дела однозначно свидетельствуют о том, что
он не мог не знать того, что оказывает содействие преступлению.
Присяжная 3: А свои деньги он получил?
Ответ: Да, получил...
Присяжная 3: Вот это-то как раз, наверное, и подтверждает, что...
Ответ: Это утверждение, поэтому не хочу его комментировать.
Судья: Хотел бы предостеречь присяжных от соблазна поспорить с
прокурором, что-то возразить ему. Не надо этого делать. Ведь то, что сказал

прокурор, для вас совсем не обязательно. Ваше дело выслушать его, а затем
решить, насколько он был убедителен в своих высказываниях. Поэтому я прошу
вас задавать вопросы, но не высказывать контраргументы. Прошу прощения за
это предупреждение и слушаю следующий вопрос.
Присяжный 7: Скажите, юридическим обоснованием этой сделки был сам
договор на перевод 350 млн. руб., так? А был ли какой договор на то, что П.

оставил у себя 50 млн.руб.?
Ответ: Этим же договором и было предусмотрено, что предприятие
оказывает посреднические услуги в совершении такой сделки и получает за это

комиссионное вознаграждение. На самом деле никаких услуг П. не оказывал,
никакой сделки реально совершено не было, все это было только для
легализации преступления.
Судья: П. сознавал, что этот договор имел фиктивный характер?
Ответ: Безусловно, П. сознавал, что договор носит фиктивный характер.
Он понимал, и я сейчас ссылаюсь на его слова, что деньги переводятся на его

счет не по данному договору. Но, опять же по его показаниям, он не
сознавал,
что совершает хищение.
Защитник: Поясните, пожалуйста, как мог П. сознавать, что деньги
приходят не по данному договору. Ведь перевели деньги его фирме согласно
именно этому договору? И разве не согласно этому же договору он перевел
деньги дальше?
Судья: Простите, я разъясню этот момент представителю защиты. Договор
предусматривал, что П. получает деньги за выполнение определенной работы.
Такая работа им фактически не выполнялась.
Защитник: На 50 млн. руб.?
Судья: И на 50, и 350 млн. тоже...
Защитник: Но ведь 300 млн. он по договору перевел дальше, а 50 млн.
остались у него как посреднический процент. Разве не так обстояло дело?
Судья: П. сознавал и, поясняю присяжным, дал показания, это абсолютно
точно, что он сознавал, что эти деньги им не заслужены, им не заработаны,
что его счет используется, как счет транзитный, а 50 млн.руб., есть не что
иное, как плата за использование его счета. У защиты есть возражения против

моего пояснения?
Защитник: Я хотел бы дать свою оценку...
Судья: Свою оценку вы выскажете позже. Еще вопросы, пожалуйста.
Присяжная 13: Как же П. объясняет, почему он это сделал?
Ответ: Хотел оказать услугу своему приятелю, который об этом попросил.
Да, за деньги, конечно... И чтобы быть предельно объективным, должен
пояснить, что если бы действительно было точно доказано, что П. не знал о
том, что совершается хищение, то за такого рода действия могла бы наступать

иная ответственность, но не уголовная, во всяком случае, не ответственность

за совершение хищения. Это чтобы вы имели точные представления на сей счет.

Но мы полагаем, что П. сознавал все основные обстоятельства совершения
преступления.
Судья: Насколько распространены такого рода деяния, связанные с
использованием авизо и транзитных счетов?
Ответ: В сегодняшних условиях это одна из наиболее распространенных
форм хищения, которая используется весьма и весьма часто. Такие хищения
были
бы невозможно как раз без организации посредников, поскольку это именно тот

канал, который позволяет легализовать операцию, отмыть полученные средства,

придать им видимость законности.
Судья: Пожалуйста, еще вопросы.
Присяжная 13: И все же, если он считает себя невиновным, то, что же он
хотел добиться этими операциями? Получить деньги?
Судья: Получить деньги - это, безусловно, но главное, что у него были
хорошие отношения с обратившимся к нему человеком. Эти отношения ему не
хотелось портить, тем более что просьба была высказана достаточно
убедительно, ведь речь шла о жизненно важном для этого человека деле.
Присяжная 13: А что именно конкретно он говорил?
Ответ: Но вот более этого П. ничего не показывает. Его основной мотив:
оказать услугу своему приятелю и деловому партнеру.
Присяжная...: Там, по-моему, была обоюдная выгода...
Присяжная 3: То, что обоюдная выгода, - это очевидно и ясно...
Ответ: Да-да. Ну а деньги, они не только за саму услугу, скорее это
плата за определенный риск. П. отрицает только причастность к хищениям, а
нарушение финансовой и банковской дисциплины признает. И вот за риск, что
на
это пошел, он получил 50 млн. руб.
Присяжная 3: В договоре эти 50 млн. руб. как были оговорены? За услуги
или комиссионные?
Ответ: Как комиссионные...
Судья: Вопросы еще есть? Тогда слушаем представителя защиты.

Речь защитника

Уважаемый председательствующий, уважаемые присяжные! Я полностью
согласен с обвинителем, что дело, которые вы нынче рассматриваете, несмотря

на внешнюю простоту, типично, актуально и таким образом от того, каким
образом его разрешит ваш суд, будет зависеть преодоление многих тяжелых
проблем российского права и жизни.
Хотя, на мой взгляд, сегодня опасность самих дел о фальшивом авизо уже
снизилась, сообщений в прессе о них стало меньше, их пик миновал в 1993
году. Видимо, в подразделениях Центрального банка страны наконец-то
научились различать подлинные авизо от фальшивых, наладили систему
проверок,
перекрыли путь для новых преступных посягательств подобного свойства.
Другое
объяснение, что снижение таких преступлений связано с хорошей работой нашей

правоприменительной системы, что наши следователи выловили и изолировали
всех мошенников, мне кажется невероятным. Дела такие затягиваются, и, как
вы
видите по данному делу, они крайне плохо обоснованы.
К сожалению, наша правоприменительная система бьет не по главным
виновникам. Почему я так считаю? Известно, уголовный закон тогда может
стать
преградой для совершения новых преступлений, когда он неотвратимо карает
лишь настоящих виновников. Если же он для этой кары выбирает невиновных, то

он не только ужасен и преступен, если можно так выразиться, а просто
вреден,
поскольку фактически помогает скрыть от наказания настоящих уголовников и
тем поощряет их на дальнейшее.
Вам, конечно, известно правило "презумпции невиновности", по которому
все сомнения должны истолковываться в пользу обвиняемого. Человечество
неукоснительно придерживается этого правила не только из-за его гуманности,

что, конечно, важно само по себе, но и по более прагматическим причинам.
Ибо, осудив возможно невиновного, мы фактически освобождаем

правоприменительные органы от обязанности тщательно доказывать виновность
задержанных ими людей, от долга хорошо делать свою работу. Мы не только
балуем их, но и фактически провоцируем на обвинение и осуждение невиновных
людей, потому что известно, что сфальсифицировать или выбить пытками
показания и обвинить невиновного много проще, чем выявить и доказать
виновность настоящих преступников. И если этому не препятствовать, то
следственные органы будут все больше дисквалифицироваться, хватая в
качестве
преступников невиновных - с нарастающей неразборчивостью, а потом и с все
большим своекорыстием, превращаясь из охранителей в настоящих врагов
общества.
Судья: Позвольте, я вас перебью...
Защитник: Я уже заканчиваю свою преамбулу, перехожу к обсуждению
конкретных обстоятельств дела. Уважаемый обвинитель сообщил, что осенью
1993
года было совершено хищение крупных государственных средств - 350 млн. руб.

путем мошеннического использования фальшивого авизо. У защиты нет никаких

оснований сомневаться в истинности этих сведений. Такое преступление
действительно было совершено, причем пострадавшим оказалось именно
государство, а в его лице все граждане России, включая нас с вами.
Действительно, одно предприятие переводит другому с одного конца страны на
другой деньги и пользуется известной системой расчетно-кассовых центров ЦБ
России по всем регионам. РКЦ адресата выдает ему государственные деньги,
зная, что отправитель эти деньги уже перечислил государству в другом
региональном РКЦ, сняв их со своего счета в коммерческом банке. Если же
оказывается, что этой организации реально не было, то потерпевшим,
лишившимся своих денег, оказывается Центральный банк, у которого нет
другого
выхода, как списать их. Тут есть, конечно, разные варианты, но в 1992-93
гг.
эти убытки покрывались чаще всего просто еще одним включением печатного
денежного станка, ростом инфляции, что автоматически еще больше
обесценивало
средства всех россиян разом. И хотя вина этих преступников в ускорении
инфляции и всеобщем обнищании не идет ни в какое сравнение с размером вины
наших государственных деятелей, их безумных по расточительности и
бессмысленности расходов, тем не менее эта вина есть и, конечно, она
заслуживает наказания.
Судья призывает защитника держаться ближе к теме.
Защитник: Хорошо. Я только хочу сказать, что лишь этим исходным пунктом
и ограничивается согласие защиты с обвинителем. Уже следующий тезис
обвинения вызывает большие сомнения и возражения. Виновником преступления
объявляется организованная преступная группа, включавшая в себя сотрудников

коммерческих банков и сотрудников иных негосударственных организаций.
Но как именно было совершено это преступление? Обвинение об этом
говорит очень неконкретно: упомянутая группа лиц неустановленным следствием

путем добывала бланки авизо, вносила в них ложные сведения, а затем почтой
направляла их в расчетно-кассовые центры ЦБ РФ, ну а дальше шло по обычной
коммерческой схеме.
И тут у защиты появляется первое и главное возражение. Как можно
заявлять о раскрытии следствием преступления (без этого дело нельзя
представлять в суд), если не установлено главное: каким путем из
подразделения Центрального банка добывались документы строгой отчетности
(бланки кредитных авизо), узнавались все шифры и каким образом удавалось
проходить все установленные степени проверки этих документов? Уже после их
принятия в расчетно-кассовых центрах ЦБ РФ, которые собственно и были
специально созданы для проведения таких проверок и предотвращения
мошенничеств? Как? Никаких ответов на эти естественные и главные вопросы
обвинение дать не в состоянии.
Я думаю, вы согласитесь с тем, что данное преступление есть, прежде
всего, мошенничество в подразделениях Центрального банка и с его
документами. Ведь никто с улицы не мог бы завладеть строго учетными
номерными бланками и обеспечить прохождение фальшивок через все системы
проверок, паролей и шифров. Можно говорить с уверенностью: совершать эти
мошенничества могли только работники Центрального банка России, его
подразделений, поскольку только в этих строго закрытых учреждениях и
совершались эти преступления. И потому, уверен, вы согласитесь и с тем, что

раз в обозначенной обвинителем преступной группе не указаны работники
Центрального банка, значит, в ней отсутствуют и сами мошенники.
Судья: Прошу прощения. Не установлено, не кто делал фальшивку, а как
доставались бланки.
Защитник: Хорошо, пусть будет неизвестно, кто доставал бланки и, должен
добавить, кто еще обеспечивал прохождение фальшивки через все системы
контроля. Это вторая и, пожалуй, самая трудная и основная часть
мошенничества. Ее мог обеспечить только работник РКЦ банка.
Дело это типично, нам известно немалое их число, и, к сожалению, они
расследуются тоже по одной схеме: почти везде присутствуют так называемые
"неустановленные лица кавказской национальности..."
Конечно, по понятным причинам нераскрытые преступники из ЦБ РФ не могли
осуществить эту операцию в полном виде самостоятельно. Схема преступления

действительно требовала содействия работников коммерческих банков и
организаций... Но была ли у мошенников из Центрального банка нужда ставить
в
известность необходимых им коммерсантов о готовящемся преступлении? Или им
для реализации замысла было достаточно воспользоваться услугами вполне
обычных, ничего не подозревающих коммерсантов, не сообщая им о подложности
денежных переводов, только обещая им за быстроту и некоторую
нетребовательность в проведении финансовых операций хороший посреднический
процент?
Ответ мне кажется очевидным: для настоящих преступников в этом не было
никакой нужды. Мало того, это было бы и опасно, и накладно. Ведь любой из
таких коммерсантов мог бы и проговориться, испугавшись, а кроме того с ним
пришлось бы делиться не обычными комиссионными, а как с полноправным
участником хищения...
Для сравнения возьмем любое профессиональное ограбление. Без всякого
сомнения, те, кто его планируют, задумываются не только о том, как его
провести, обеспечивая собственную безопасность, но и как реализовать
награбленное. При этом одним из первейших правил преступления: максимальное

сужение числа заранее посвященных лиц и максимальное использование лиц
непосвященных и потому неопасных. И потому если члены группы захвата без
сомнения должны знать об операции заранее и роль каждого в ней, то вот
покупателям краденого имущества знать это не нужно, даже вредно для успеха
преступления.
Мне кажется несомненным, что именно так было и в данном деле. Реальное
преступление работника Центрального банка осталось нераскрытым, а следствие

задержало и набрало в сколоченную им "преступную группу" лишь ничего не
знающих, кроме своего профита, коммерсантов типа П.
Как на доказательство виновности коммерсантов, участвовавших в
обналичивании средств по подложному авизо, их умысла на совершение хищения,

обвинение указывает на два часто допускаемых правонарушения: на заполнение
своими реквизитами бланков кредитовых авизо и на создание для этих денежных

переводов специальных лжепредприятий, которые после завершения операций
просто закрывались. Защита не отрицает, что эти действия являются
правонарушением. Но доказывают ли они наличие у совершивших их коммерсантов

знания, что подписанные ими авизо подложны, а указанные в них средства
похищены? Я думаю, что наличие преступного умысла они не доказывают, потому

что такие действия совершались многими коммерсантами хотя бы для убыстрения

дел и не считались большим грехом. Например, несомненным нарушением
являются
подписи руководителя предприятия под пустыми документами, которые потом
заполняются доверенными лицами. Делается это сплошь и рядом, хотя и
является
в принципе противозаконным.
Еще большим грехом выглядит создание лжепредприятий для проведения
сомнительных операций. Но когда наши законодатели официально запретили
организациям свободно распоряжаться своими собственными средствами, у них,
естественно, возникла нужда в, так называемом, обналичивании, т.е. в снятии

с собственного счета в банке своих же средств, но по придуманным,
фальсифицированным поводам. Делалось это чаще всего через подставные
организации. Предложения "обналичить" открыто давались в газетах и иных
средствах массовой информации. Такой же привычной, хотя и незаконной
технологией пользовались и данные коммерсанты, но, уверен, это никак не
доказывает их знание того, что они будут обналичивать и конвертировать
именно похищенные средства. Настоящим организаторам этого преступления
совершенно не нужно было извещать коммерсантов о таких своих намерениях.
Повторяю, для них это было просто опасно.
Конечно, коммерсанты должны отвечать за любые незаконные действия, в
том числе и при обналичивании средств, но только в меру своей истинной
вины,
которая не имеет никакого отношения ни к хищению, ни к иным уголовным
преступлениям. Как не имеют отношения к преступлению те лица, которые,
купили по дешевке товары, не зная, что эти товары ворованные.
Повторяю. Обвинение не располагает никакими данными о том, что П. кто-
то посвящал в преступный замысел, никто об этом не свидетельствует. Речь
идет только о его участии в обычных коммерческих сделках, конечно, за
хороший процент (совсем не удивительный для того времени). Обвинение
располагает только собственной уверенностью в справедливости предположения
о
том, что действия П. явились необходимым условием хищения и что он не мог
не
сознавать их общественно опасный характер. Но утверждения эти совершенно
голословны. Непонятно, почему участие П. в преступлении было совершенно
обязательным, почему взамен него не мог оказаться любой иной
предприниматель, мечтающий о выгодных сделках? Как при таких условиях можно

обвинять человека в участии, пособничестве или даже в укрывательстве
хищения, мне как защитнику совершенно непонятно. Хотя понятно, почему это

надо органам следствия и тем, кто до сих пор остается нераскрытым...
Но я понимаю, что сейчас у вас иная задача. Сейчас вы должны исполнить
свой основной долг, ответив по совести и жизненному опыту, справедливы ли
выдвинутые против коммерсанта П. обвинения в участии в уголовном
преступлении, или обвинения эти должны быть отвергнуты как
бездоказательные,
и тогда надо твердо сказать, что он не виновен, а истинные виновники

преступления не установлены. Я прошу вас вынести П. оправдательный вердикт,

ответив "нет, не виновен" по всем вопросам. Спасибо.

Напутственное слово судьи

Обстоятельства дела вам теперь ясны, хотя технология преступления, да и
технология банковского дела довольно замысловатая. Нет у обвинения и защиты

спора по поводу фактических действий, совершенных П. Он согласился с
предложением своего знакомого, он принял деньги на свой счет по фиктивному
договору, он перечислил деньги на счет лжепредприятия, куда ему и было
указано. Но вне зависимости от того, как квалифицировать действия П., по
какой статье УК или вообще признать его невиновным, основным, я думаю,
вопросом для вас является: "Знал ли, понимал ли он, что участвует в
преступлении?"
Я должен сказать, что обвинение выступило перед вами, в общем-то, с
предельно объективных позиций. Обвинение сказало: "Да, мы не нашли прямо
уличающих П. обстоятельств". Обвинитель не занимался здесь демагогией, он
не
пытался что-то наговорить на П., он в точности передал его показания, он

объективно обратил ваше внимание, что никто из членов организованной группы

не уличает П. И, тем не менее, обвинение уверено в том, что П. виновен в
хищении, совершенном организованной группой. Тем не менее, обвинение
полагает, что П. не мог не знать, что он участвует в хищении. Обвинение
исходит из того, что есть ситуации, очевидные для любого здравомыслящего,
психически здорового человека, не осознавать которые он не мог. Обвинитель
привел вам пример нанесения удара ножом в сердце. И должен сказать вам по
опыту, что очень часто человек, совершивший такое убийство, на следствии
заявляет: "Я этого не хотел, я не знал, я этого не желал..." И приходится
исходить из того, что нанесение удара ножом в сердце есть действие
саморазоблачительное...
На чем основана диспозиция обвинения? На том, что П. - финансист,
хозяйственник. Он хорошо знает, что деньги с неба не сыплются. Он прекрасно

осведомлен о всех тех видимых и скрытых, тайных и явных финансовых
операциях, осуществляемых в деловом мире, в нашем, к сожалению, далеко не
цивилизованном, диком капитализме. Обвинение исходит из того, что П. - это
нормальный человек, квалифицированный хозяйственник, не мог не сознавать,
что участвует в совершении преступления.
Что этому противопоставляет защита? Защита говорит: не мог не
сознавать - это не что иное, как домысел. В соответствии с принципом
презумпции невиновности, сущность которого, я думаю, вам известна, мало
утверждать что-либо, надо привести конкретные доказательства, в данном
случае, участия человека. По мнению защиты, ни одним из доказательств
органы
следствия не располагали, а доказательства - это показания свидетелей, это

заключения экспертизы, это, наконец, вещественные улики, которые могут дать

какую-либо информацию о совершении преступления. Так вот, ни одним таким
доказательством обвинение не располагает.
Защита исходит из довольно смелого для себя, но тоже довольно честного
тезиса. Предприниматель наш, сегодняшний - это такой человек, который
никогда не откажется оттого, что идет ему сейчас в руки. Ну, жизнь у него
сейчас такая. Возможно, это заслуживает морального осуждения. Возможно, это

довольно вредно в целом влияет на экономическую ситуацию в стране, что еще
не говорит о том, что данный предприниматель - вор, что данный
предприниматель - мошенник. По мнению защиты, все-таки есть разница между
злонамеренным присвоением чужих денег или, скажем так, непреступным
рвачеством, когда человек хочет получить то, что, кажется и не заработал,
но, с другой стороны,и никакой крови, что называется, на этих деньгах нет.
Вот два принципиально разных подхода к оценке показаний П. вам предстоит
решить, какой из этих подходов с вашей точки зрения является верным.
Теперь относительно оценки действий П. в организованной группе и др., о
чем вам уже говорил обвинитель, но что я считаю необходимым повторить,
поскольку вопрос этот сложен даже для профессионалов. Если вы признаете П.
виновным в хищении, совершенном организованной группой, значит, вы должны
признать его членом этой группы. Он член этой группы и участвует в хищении
вместе со всеми. Если вы признали его виновным в пособничестве хищению, это

значит, что вы констатировали, что он не был членом этой группы, но
понимал,
что такая группа есть, что эта группа совершила хищение и что он ей помог.
Если вы признаете его виновным в укрывательстве, это значит, что вы будете
констатировать следующее: П. знал, что деньги реально уже похищены, и помог

эти деньги, выражаясь известным профессиональным языком, "отмыть". И,
наконец, последний вопрос, который перед вами будет поставлен: "Виновен ли
П. вообще или он не виновен вовсе?"
Еще раз акцентирую ваше внимание на том, что ни доводы обвинения, ни
доводы защиты не являются для вас обязательными. Более того, для вас не
являются обязательными даже требования закона. Мы исходим из того, что суд
присяжных, совесть присяжных - выше любого закона. Вот по своей совести вы
и
постарайтесь решить это дело.
Итак, вы должны ответить на следующие вопросы:
1. Виновен ли П. в хищении организованной группой?
2. Если нет, то виновен ли он в пособничестве хищению?
3. Если нет, то виновен ли он в укрывательстве преступления?
4. Если П. виновен, то заслуживает ли он лишения свободы?

Обсуждение дела присяжными

3 (бухгалтер): Давайте, я начну... Обвинить П. в хищении не могу. Как
такового хищения у него не было. Деньги, конечно, ушли, а он лишь помог как

пособник "отмыть деньги". А кто же виноват? С чего начинается преступление?

Всегда есть какое-то начало. А начало - это авизо, которое поступило, т.е.
поступили по нему деньги. И даже бухгалтер не мог усмотреть... Авизо - это
документ строгой отчетности... Но если идет такая большая сумма, то, по
идее, получатель должен иметь подтверждение с того конца, от банка-
отправителя. А раз они не просили подтверждения, значит, были инициаторами.

Деньги поступили по авизо в банк, и если сотрудники банка не виновны, то
этого просто быть не может. Банк-отправитель не виновен, потому что авизо
фальшивое, т.е. банка-отправителя просто не было. Его не было, авизо
поступило без него. А поступить-то оно как должно было? Или через отделение

госбанка или по почте. Значит, оно и поступило как-то не так.
6 (педагог): Когда делаются такие крупные махинации, то их проделывают
такие дельцы, которые все продумывают заранее на несколько ходов вперед. И
если нужно - подмажут, и если нужно - подкупят любой банк и даже
государственного деятеля.
3: Совершенно верно, согласна. Значит, кого-то подкупили? И, значит,
виновен тот, кого подкупили? Кто позволил все это делать?
6: Поймите, что все началось еще до П. Те же самые документы, они
должны были пройти через несколько инстанций, и все это начало было до
него.
3: А это трудно сказать. Раз авизо поступило сюда, может и здесь что...
Я считаю, что П. в хищении не виновен. Но он мог быть, видимо, пособником,
раз помог отмыть эти деньги.
6: И сделал это сознательно.
3: А я не могу сказать, что он это делал сознательно.
11 (педагог): Он, конечно, догадывался, что тут какая-то махинация, но
какая?
3: В общем, я так отвечаю на вопрос: виновен ли П. в хищении? - НЕТ!!!
(Общий смех). Все, я замолчала...
6: Ну, понятно, тогда в чем он у вас виновен?
Старшина (5 - философ): В пособничестве?
3: Да, в пособничестве. Но я еще подумаю, пособничество ли это? Вы
обсуждайте дальше, а я может, еще изменю свое мнение...
11: Скорее, в укрывательстве.
3: Но для укрывательства он должен был знать, а он не знал...
6: Он не мог не знать, раз был таким крупным коммерческим деятелем.
Если бы он был таким глупым, то он не был бы на таком месте. А он подумал -

за что 50 млн. руб. брал? И неизвестно, то ли он на предприятие их
потратил,
то ли себе в карман по собственному усмотрению.
На первый вопрос, виновен ли П. в хищении организованной группой, я
считаю, что нет, потому что он не состоял в этой организованной группе.
Виновен ли он в пособничестве хищению. Да, он знал, что это преступление.
Заслуживает ли он лишения свободы? Да.
2 (бухгалтер): Я считаю, что П. виновен в пособничестве хищению?
Почему? В первую очередь он пропускал через свое предприятие деньги,
которые... ну, грязные деньги, одним словом... Да, помогал их отмыть, да,
участник махинаций.
9 (домохозяйка): В преступлении организованной группой я виновным его
не считаю. Не было доказано, были ли у него подобные действия раньше и были

ли после (хотя я думаю, что теперь у него долго в будущем ничего не будет).

В общей организации он, очевидно, не участвовал, но во всем остальном, в
пособничестве хищению виновен. Так как он хозяйственник, он сам мог
распределять все свои деньги: это туда, это сюда, это я обналичу, это не
обналичу, это я заберу себе домой, а вот за это я предприятию какому-то
липовому якобы что-то построю, поставлю, куплю. Соответственно, я отвечаю
"да, да" и на остальные вопросы. И наказания он заслуживает, и в
укрывательстве, естественно, виновен. Ведь он же не пошел в органы и не
сказал им про все это...
Старшина: Я еще раз напоминаю пояснение судьи: надо выбирать одно, раз
вы сказали пособничество, то укрывательство тут ни при чем... Я дам еще
другую мысль, как различать эти понятия. Когда не знал - это
укрывательство.
Значит, он не совершал самих действий, где-то тихо сидел. А вот если
пособничество, то он делал какие-то преступные действия (общий шум и
неразборчивая речь).
11: Он же не был членом группы, а только перевел деньги и получил за
это.
9: Это и есть пособничество. Он ведь для этого предоставил им свою
фирму. Вы ведь не дадите свою квартиру под невесть что, а дали - значит,
способствовали...
11: Нет, это укрывательство, раз к нему обращались после всего этого
авизо...
9 и 10 (домохозяйки): Нет, это пособничество...
8 (домохозяйка): Считаю, что он способствовал хищению, руку приложил.
Старшина: А вы не можете аргументировать? Вот адвокат считает, что нет
конкретных доказательств, что не доказано?
8: Нет, в группе он не состоял, но знал, что это хищение.
4 (врач): Мне представляется, что вопрос очень сложен, потому что тут
все взаимосвязано. Он лишь одно из звеньев очень сложной цепи. Я не ставила

бы сейчас вопроса о виновности, потому что на данный момент по тому, как

вело свое выступление обвинение, вина его не доказана. Может, он и виновен,

но следствием его вина не доказана. Я бы и употребила тут один ответ: вина
его не доказана. И, исходя из презумпции невиновности, я бы сегодня его не
обвиняла ни в чем, потому что эта вина не доказана.
Второе. Доказан факт организованного преступления. И П., естественно,
участник этого, он способствовал передаче денег. Поэтому в пособничестве
хищению я бы его обвинила, но не прямо, а вот косвенно, опосредованно через

эту большую кампанию. Он участник, он передавал, но осознанно он это делал
или нет, я не знаю.
13 (домохозяйка): Коммерсанты тем и живут, что стремятся получать
максимальные деньги за перепродажи.
4: Он брал деньги, выполнял поручения за комиссионные, раньше это
называлось взяткой. Вы понимаете, теперь ведь тоже понятия меняются. И
только потому, что факт имел место быть, а П. - участник этого, я бы могла
обвинить его в пособничестве. Ну а все остальное...
12 (торговый агент): Я с вами согласна. В этих структурах очень сложно
разобраться и сложно влезть человеку в душу. Ведь столько много вариантов,
миллионы. Я, честно говоря, тут запуталась и не могу толком ничего сказать.

Наверное, формально, коль скоро он там находится, коль скоро он вращается в

этом мире, то причастность ко всему этому он имел. Зайчиком, конечно, он
быть не мог. Но опять же и в этом я тоже сомневаюсь. Поэтому, видимо, мне
придется поддержать третий пункт (вина в укрывательстве преступлений). Тут
такой темный лес... Что он не виновен полностью - это вряд ли, поэтому я
склоняюсь к третьему обвинению, как к самому мягкому, к обвинению в
укрывательстве...
13 (домохозяйка): Этот вопросный листочек нас сильно ограничивает в
каких-то рамках. В первую очередь было прямо сказано двумя сторонами, что
доказательств его вины не существует, есть только одни сплошные

предположения, что поскольку он находится там, он должен был знать. Но
доказательств, что он знал, нет. А есть старая истина: не пойман - не вор.
Нас не раз тут призывали к тому, чтобы мы были милостивы. И если нет
доказательств вины, значит, человек (как бы психологически он ни был
виновным) должен считаться не виновным. Естественно, как любой нормальный
человек, он не мог не знать, что там фальшивое авизо, но любой такой провод

денег через коммерческие структуры, это, естественно, очень теневое деяние,

и он, конечно, понимал, что там что-то должно быть неладно. Получение
денег - это законный процент за коммерческую сделку, за любую денежную
операцию. Что там было и как - мы можем только предполагать. Точно так же
предполагает и следствие. Ни одной бумажки, ни одного факта того, что он
конкретно знал и делал, не существует. Я опять же возвращаюсь к правилу: их

"Не пойман - не вор". Но в силу того, что у нас есть вот такой опросный
лист, то в рамках его можно указать только на третий пункт, потому что,
конечно, он не мог об этом не знать. Только из-за этого. Конечно, если бы
решалась судьба какого-то живого человека, то такой подход не лез бы ни в
какие ворота. Без доказательств решать судьбу человека нельзя.
7 (конструктор): Ну, конечно, если 30-летний человек взялся за
коммерческую деятельность, то он не мог не знать, что это не совсем чистое
дело, да... Но беспокоит несовершенство ведения следствия. Были вырваны
какие-то известные, лежащие на поверхности моменты, и на основании этого с
привлечением каких-то еще обстоятельств были сделаны выводы о его
виновности. Но, смотрите, события были в 1993 году, когда был пик вот этих
дел. А почему система наша правоохранительная, финансовая (банковская) не
реагировала на это почти массовое явление? Почему? Выдирали только какие-то

верхушки эпизодически, а причинные корешки оставались... Почему не были
выявлены изначальные корни преступлений? Почему так и не ясно, откуда
брались бланки? Система Центрального банка, если это массовое явление,
должна была отреагировать сразу на эту ситуацию или изменив схему
прохождения документов, или улучшив систему защиты, чтобы не создавались
обстоятельства, способствующие таким хищениям. Или такой вопрос, каким было

участие специалистов Центрального банка в подготовке следователей к
расследованию таких специфических преступлений - видимо, и этого не было,
почему?.. И все это приводит к тому, что корешки преступлений остаются, и
они в течение пяти почти лет все не прекращаются. Что касается моего
решения, то считаю его виновным в пособничестве.
Старшина: У нас еще не высказалась присяжная 1.
1 (пенсионерка): Да, он немного виновен в хищении. И деньги перечислял,
знал, наверное. В общем, считаю его виновным по второму пункту, да, в
пособничестве.
Старшина: Осталось свое мнение высказать мне. Неотягощенные подробным
знанием закона, мы можем исходить только с позиций здравого смысла и судить

людей, которые, видимо, также здравым смыслом обладают. Например, если к
вам
на улице подойдет милиционер и даст свой пистолет, сказав: "Подержи, я тебе

дам 100 тысяч", то неизвестно, может, он выполняет план по поимке каких-то
преступников. И за то, что ты держал этот пистолет, он же может сдать тебя
в
отделение...
К тебе приходит такой знакомый и... Но всегда же можно... Я хочу сказать,
что человек - существо разумное, и какой бы хороший знакомый к тебе ни
пришел, и о чем бы тебя ни просил, ты всегда можешь отказать, всегда можешь

заболеть, умереть на два дня, а потом воскреснуть. Человек должен
просчитывать свои ситуации.
С другой стороны, действительно, прямых доказательств нет, обвинение
построено на предположениях. Но мое предположение заключается в том, что
человек всегда просчитывает, куда он может попасть, и таким образом я
склоняюсь к тому, что он виновен в пособничестве. И вообще, если не

наказывать вот эту цепь даже одноразового участия в преступной группе,
то...
ведь она отмывает деньги каждый раз через другие фирмы. И если не
наказывать
участников этих цепей, то такие преступления так и будут продолжаться.
Поэтому вердикт, что он не виновен, я сразу отмел именно из этих
соображений. Я считаю, что он виновен в пособничестве.
3: Я понимаю слово "пособничество хищению" - это "помогал хищению". А
он помогал лишь по своему незнанию. И не только по незнанию. У него был
определенный договор, и он знал, что за его выполнение он получит
определенную часть этих денег как процент.
6: Знаете, есть правило, что незнание не освобождает от
ответственности.
3: А его никто и не освобождает от ответственности. Вот за
укрывательство, я считаю, вина у него есть, но не за пособничество, которое

ведь есть то же самое хищение. А что тут есть реальное хищение? Это
махинация с авизо. Какое он к этому имеет отношение?
6: Какое тут укрывательство...
3: Все, давайте заканчивать.
Старшина: Таким образом, плюсуя и минусуя, получается, что 9 человек
признали обвиняемого П. виновным в пособничестве хищению, а 4 человека
признали его виновным в укрывательстве преступления. Будет ли у нас
какое-то
общее мнение? (Общий шум). Понятно.
Теперь, поскольку мы все признали П. виновным, надо ответить на вопрос,
заслуживает ли он лишения свободы?
(Все присяжные однозначно определяются: 7 - за лишение свободы, 6 -
против, причем присяжные 3, 12 и 13 используют формулу: "Вина не доказана,
значит, нет".)
Старшина: Итак, за лишение свободы высказались 7 из 13.
8: Нет, запишите, что я "нет". По пункту 4. (Общий смех)
Старшина: Значит, вы с теми, кто проголосовал "нет"? Понятно. Таким
образом, нас стало меньше, что меняет общее решение. Оно звучит теперь так:

Виновен в пособничестве хищению, но не заслуживает лишения свободы.
Невиновным П. не признал никто... (Общий шум: "Там нет вопроса о
невиновности"). Все, сообщаем вердикт судье.
Судья: Значит, вы вынесли вердикт: "П. виновен в пособничестве хищению,
совершенного организованной группой, но не заслуживает лишения свободы"
(шум
присяжных: "Там нет слов об организованной группе"...) Хорошо, понял: без
упоминания организованной группы. Я благодарен всем присутствующим за
участие в нашей работе. Большое спасибо и всего вам доброго.

Беседа присяжных с судьей после заседания

4: Андрей Валерьевич, а вы нам обещали высказать мнение судьи, виновен
ли П. или не виновен.
Судья: Нет, как раз судья не имеет права в суде присяжных высказывать
свою позицию. Но если вас сейчас интересует моя личная точка зрения как
гражданина и юриста, то я его не считаю виновным вообще... по той простой
причине...
З: Ну вот, и я также считаю...
Судья: В нормальной правовой системе недоказанная виновность означает
доказанную невиновность. Но должен сказать, что моя точка зрения не
является
преобладающей и в среде юристов.
4: Но если доказан факт общего преступления и что он вольно или
невольно, знал или не знал, но участвовал в передаче денег, он все равно,

по-вашему, не виновен?
Судья: Вы затронули интересный момент так называемого объективного
вменения. Оно недопустимо для цивилизованного гражданского правового
общества, потому что человек может отвечать только за те действия, в
которых
он отдает себе отчет, когда он понимает. А если вы объективно не понимали,
что совершаете преступление, то и ответственность с вас должна быть снята.
Но расхождение в наших с вами позициях - это, понимаете, объективное
отражение расхождений мнений, которое существует и между профессиональными
юристами, и в более широких кругах общества.

Итоговый лист ИСП 3.10.1996 г. по авизовочному делу
№
Характеристики Голоса
Профес-
сия Воз-
раст Пол Образо-
вание Хищение
организ.
группой Пособ-
ничество
хищению Укрыва-
тельство Лишение
свободы
1 Пенсионер 68 ж. ср.техн. нет да
нет нет
2 Бухгалтер 23 м ср.техн. нет да нет да
3 Бухгалтер
71 ж ср.
спец. нет нет да нет
4 Врач 56 ж высшее нет да нет нет
5 Философ 27 м высшее нет да нет да
6 Педагог 35 ж ср.
спец. нет да нет да
7 КKонструктор 57 м высшее нет да нет да
8 Домохозяйка 30 ж среднее нет да нет нет
9 Домохозяйка 27 ж ср.техн. нет да нет да
10 Домохозяйка 33 ж ср.техн. нет да нет да
11 Педагог 36 ж ср.техн. нет нет да нет
12 Торговый
агент 50 ж высшее нет нет да нет
13 Домохозяйка 45 ж высшее нет нет да нет
Итого: да
- 0 нет - 13 да - 9
нет - 4 да - 4
нет - 9 да - 6
нет -
7

Глава 3. Цеховики, кооператоры, директора (к истине через
споры присяжных)

Мы видим, что экономическая свобода в стране не обеспечена. С одной
стороны, нынешние прокуроры и суды не ограждают граждан от изощренных
финансовых мошенничеств, а с другой - они склонны взамен поиска настоящих
мошенников наказывать предпринимателей, виновных, скорее, в
неразборчивости,
чем в криминале. И все же речь до сих пор шла о причастности (или
непричастности) к действительным преступлениям.
В этой и последующей главах речь пойдет о другого рода обвинениях,
когда гражданские правонарушения типа неразрешенного использования чужого
имущества объявляются уголовными преступлениями. В условиях "реального
социализма", когда всеми производственными ресурсами монопольно владело
лишь
государство, частное предпринимательство могло существовать лишь путем
теневого использования такого имущества. Но и сегодня практика уголовного
преследования инициативных людей за так называемое присвоение продолжается.

Как относится к этому совесть присяжных?
Очень долго мы не могли получать устойчивые ответы, потому что не умели
задать разумные вопросы. Например, если спрашивать только о виновности
"цеховика" в использовании чужого материала, то в одном случае присяжный
может ответить: "Не виновен", потому что нет прямого ущерба собственнику и
уголовной ответственности за это, а в другом случае он может сказать:
"Виновен", потому что за использование чужого без извещения собственника
полагается гражданская ответственность, даже если ущерба не было, хотя бы
потому, что "брать чужое без спроса в любом случае - нехорошо". Поэтому,
отделяя область добропорядочного бизнеса от недопустимого, приходится
уславливаться, о какого рода ограничениях мы говорим. По традиции нашей
работы под областью недопустимого мы понимаем не гражданские
правонарушения,
а уголовные преступления, и потому согласие присяжных с виной подсудимых в
гражданском правонарушении приравниваем к признанию их невиновности. По
нашему мнению, гражданские споры относятся к сфере экономической свободы.
В главе 3 будут рассмотрены дела руководителей теневого бизнеса, в
главе 4 -дела работников - "леваков". Но в обеих главах речь пойдет о
теневой предпринимательской деятельности, которую нынешние суды
квалифицируют как хищение путем присвоения или растраты чужого имущества.
Если дела в главе 4 касались большого числа несправедливо осужденных
работников, эмоционально сильно трогали нас и переживались, то в главе 3
сосредоточены самые интересные и значимые для общественности процессы,
проходившие с участием блестящих юристов и уважаемых правовых институтов,
посвященные нашей центральной проблеме - теневому бизнесу. Этими процессами

я привык гордиться.

О дореволюционном понимании термина "присвоение"

"Присвоение чужого имущества отличается от похищения тем, что нарушение
права владения тут нет - право собственности нарушается в отношении вещи,
ранее поступившей в обладание виновного непреступным путем, что приближает
это имущественное посягательство к гражданским правонарушениям. Этим
объясняется сравнительно позднее усвоение законодательствами воззрения на
присвоение, как на неправду уголовную...
Так, во французском праве под присвоением понимается злоупотребление
доверием по отношению к имуществу, полученному по договору, верность
соблюдения которого обеспечивается уголовной угрозой... Российское уложение

1842 г. приравнивает к воровству, "если кто, получив что-либо на
сохранение,
в принятии того упрется или другими способами будет стараться утаить
оное..."
...Со стороны внутренней это деяние должно быть умышленным, в смысле
осознания, что присваиваемое имущество чужое, и в смысле желания нарушить
чужое право собственности... Со стороны внешней присвоение может выразиться

в самых разных действиях: в непередаче или невозвращении имущества хозяину,

когда для того наступили известные условия (требование, срок), в передаче
третьему лицу и т.п. Наиболее тяжкая форма присвоения - издержание или
растрата. Напротив, присвоение находки облагается более легкими
наказаниями...."
"Энциклопедический словарь" Брокгауз и Ефрон",
С.-Пб., 1898 г., т.25, с.247

Таким образом, отказ от возврата в срок долга сто лет назад вполне мог
квалифицироваться как присвоение чужого имущества, а в случае его
издержания - как растрата. Но с другой стороны, когда виновный отказывается

от возврата чужого не по злому умыслу, а вследствие своего разорения, иных
несчастливых обстоятельств и т.п., закон в таком отказе мог увидеть не
уголовное, а только гражданское правонарушение. Потому-то автор в
"Брокгаузе" и отметил особую близость присвоения к гражданским
правонарушениям, а также его сравнительно недавний переход в разряд
уголовных преступлений, что связано с ростом значимости договорных
отношений
в новую эпоху и с необходимостью "обеспечить верность договорам уголовной
угрозой" (всем, кто злонамеренно их нарушает).
Однако к современности такое толкование термина "присвоение"
практически не имеет отношения. О судах над злостными неплательщиками
долгов
или над растратчиками чужого имущества по ст.160 УК РФ я не слышал. Есть
еще
ст.177 "Злостное уклонение от погашения кредиторской задолженности", но
случаи реального использования этой статьи мне также неизвестны.

История "присвоения" в советское время

Известно, что в советский период понятие "присвоение или растрата" как

уголовное преступление в отношении частного (личного) имущества
отсутствовало, но в отношении так называемой социалистической
(государственной или общественной) собственности оно было очень даже
действенно - до 15 лет лишения свободы по ст. 92 (размер присвоенного
имущества свыше 5 тыс. руб.) и до смертной казни по ст. 93-1 УК РСФСР в
случае особо крупного присвоения (свыше 10 тыс. руб. - приблизительная
стоимость советского легкового автомобиля).
Однако, надо заметить, что в состав этих статей помимо "хищения путем
присвоения или растраты" включалось еще так называемое "хищение путем
злоупотребления служебным положением", получившее на деле преобладающее
значение.
Какое же преступление имелось в виду?
Надо вспомнить, что в советское время частных производств практически
не было, официально существовало только социалистическое (государственное)
хозяйство, и все его руководители считались должностными (чиновными)
лицами.
А самое главное, любая незапланированная государством экономическая
деятельность на этих предприятиях (на которую руководители шли довольно
часто под влиянием спроса), включая присвоение доходов от нее, считалась
хищением социалистического имущества. Все стихийно вырастающие на теле
соцмонополии "подсобные промыслы", "левые цеха", иные теневые частные
экономические структуры подводились под обвинение в таком виде "хищения
социалистического имущества", что всегда означало длительные сроки и даже
расстрелы.
И хотя в УК РСФСР существовала еще и специальная норма - ст.153 УК

РСФСР о запрете частнопредпринимательской деятельности (ЧПД) и
коммерческого
посредничества (до 5 лет лишения свободы). Но, судя по нашему опыту, она
была мало приемлема.
Двойственность перестройки.
Любопытно, что именно под конец "развитого социализма", т.е. уже в
период издыхания соцзаконности, судебная практика начала двоиться:
некоторые
уголовные дела против частного предпринимательства она пускала по ст.153 УК

с добавлением обвинений в хищении материалов, но часть (и все растущая
часть) дел против "цеховиков" уже шла по чистому обвинению в хищении путем
злоупотребления служебным положением, причем похищенным считался весь объем

произведенного в "левом цеху". Тем самым государство начало объявлять себя
собственником всего, что производилось частниками вне его ведома. Старая
традиция отделять частные предприятия от государственных, даже когда первые

работали под прикрытием вторых, стремительно ломалась и, как ни
парадоксально, была окончательно сломана в конце 1991 года, когда
победившие
демократы отменили уголовное наказание за ЧПД, но вместо реабилитации суды
стали карать частное предпринимательство на госпредприятиях еще более
ожесточенно, уже как однозначное хищение. Победа "политической свободы" в
1991 году для "теневиков" означила не свободу, а окончательный перевод в
разряд зэков-расхитителей. Такая двусмысленность объявленной свободы была
ясна многим юристам уже в перестроечное время.
Я помню бурное обсуждение на Комиссии по правам человека Верховного
Совета СССР в 1990 г. видными юристами требований нашего Общества об
устранении из УК РСФСР самых заметных антипредпринимательских норм, в том
числе и ст.153. Самые проницательные из них (вспоминаю Г.М. Резника)
предупреждали: "Можно, конечно, декриминализировать этот состав, но не
начнут ли тогда органы дела "цеховиков" пускать по обвинениям в хищении
всего им произведенного?" И оказалось - "как в воду глядели".

Властные разборки
(политическая подоплека "хозяйственных" дел при социализме и сейчас)

Конечно, и после перестройки кадры "борцов с коррупцией андроповского

призыва" продолжали малевать из "теневиков" опаснейших врагов общества.
Однако было бы заблуждением считать причиной этой страсти преследования
только инерцию. Более существенной причиной были корыстные интересы
властвующих кланов, которым на деле служили репрессивные органы. Дело в
том,
что "социалистическое плановое хозяйство" все годы своего существования
было
лишь рекламной картинкой, туфтой, не меньшей, чем "социалистическая
демократия".
Никакая экономика не может действовать без рыночных механизмов, хотя бы
теневых. И они всегда существовали, с одной стороны, обеспечивая реальное
функционирование "планов громадье", а с другой стороны, держа в страхе
подполья все хозяйственные кадры, заведомо виноватые перед господствующей
социалистической доктриной. Как только конкретные хозяйственники
оказывались
неугодными партии (т.е. ее руководителям), последняя призывала прокуроров и

следователей, говорила "фас", и те сажали или расстреливали в строгом
соответствии с нормами "социалистической законности". Работа была простая,
потому что "невиновных" среди хозяйственников просто не могло быть, а
сердца
профессионалов сыска просто разрывались от нетерпения: как много
"теневиков"
оставались еще не посаженными... Так что партии приходилось и осаживать
чересчур ретивых правоприменителей.
Великим изобретателем этой системы был, конечно, сам товарищ Сталин, но
он держал ее в строгих рамках собственного единоначалия. Его преемники и
эпигоны, однако, погрязли в дрязгах борьбы друг с другом, причем
"теневитость" хозяйственников, подчиненных тому или иному политическому
руководителю, служила прекрасным средством компромата друг на друга. И было

в порядке вещей, когда неожиданная раскрутка уголовных дел против
хозяйственников в том или ином регионе служила лишь прелюдией к снятию
соответствующего первого секретаря обкома. И напротив, назначение нового
политического руководителя вызывало чистку хозяйствующего состава через
возбуждение уголовных дел.
Так приходили к власти очень многие, не исключая самого Андропова или
нынешних президентов Шеварднадзе и Алиева. Так были осуждены многие
"теневики", уголовные дела которых проходили через наше Общество. Но,
правда, в каждом из них политическая подоплека была скрыта.
Традиции эти в модифицированном виде сохранились до сих пор, от
прошлого "реального социлизма" мы далеко не ушли.
Только один раз законодательная власть России официально (пусть в
косвенной форме) признала факт антипредпринимательских репрессий через
обвинения в хищении, когда Государственная Дума РФ приняла Постановление от

23.02.1994 г. "О политической и экономической амнистии", где фактически
приравняла "политических" и "экономических" заключенных к жертвам режима, в

число которых включила не только арестованных осенью 1993 г. за "оборону
Верховного Совета", но и осужденных до 1992 г. за "хищение путем
злоупотребления служебным положением". К сожалению, факт этот так и не был
глубоко осознан ни гражданами России, ни самой Думой.

Реставрация "соцзаконности" в новом УК через "присвоение"

Не прошло и полгода, как Государственная Дума, Совет Федерации и
Президент приняли коренную переделку Уголовного кодекса, устранив из него
особые репрессии против посягательств на социалистическую собственность по

всему его тексту, но за одним исключением - статьи о присвоении чужого
имущества.
Вместо того, чтобы ее убрать из Уголовного кодекса вместе со всей
главой 2 "Преступления против социалистической собственности", законодатель

1994 г. бережно перенес ее в гл. 4 (бывшую "О преступлениях против личной
собственности граждан"), введя после ст.147 о мошенничестве ст.147-1
"Присвоение или растрата чужого имущества, вверенного виновному". Причем во

вторую и третью части этой статьи было специально добавлено: "а также
хищение государственного имущества путем злоупотребления должностного лица
своим служебным положением".
Так была спасен от уничтожения излюбленный прежней властью уголовный
состав борьбы со стихийным предпринимательством и даже расширен на все,
включая частные формы собственности.
В Уголовном кодексе РФ от 1.01.1997 г. ст.160 формально уже очищена от
остатков "соцзаконности" и звучит лаконично и в старинном духе, как
"присвоение или растрата имущества, вверенного виновному".
К законодателю теперь вроде не должно быть претензий, хотя, приравняв

присвоение к обычным хищениям с суровыми уголовными санкциями, он, конечно,

проигнорировал предупреждения старых юристов, что такое уголовное
преступление, как присвоение, лежит на границе с гражданскими
правонарушениями, и потому наказания за него следует определять
осмотрительно и более мягкие. А главное: не обладая конституционным правом
толкования собственных законов, законодатель такой краткой и потому почти
пустой формулой ст.160 УК РФ отдал ее содержательное наполнение на
усмотрение следственных органов и судов, а те, не мудрствуя лукаво,
продолжают следовать своим "социалистическим привычкам". Так и получается,
что при новом, формально очищенном от антипредпринимательских репрессий
тексте статьи УК о присвоении и растрате, судебная практика по ним и сейчас

мало чем отличается от социалистических времен.
Политически провозгласив капитализм и его свободный рынок, в правовом
отношении Россия продолжает репрессировать стихийный, самовозникающий
теневой бизнес, как расхитителей. Понятно, что именно эта тема была
основным
предметом изучения в нашем Обществе.

Дела старых предпринимателей

Анализ дела о "бакинских цеховиках"
(ОСП 12.01.1990 г., 6.04.1991 г., 31.01.1992 г.)

С этого уголовного дела об экономическом подполье на Бакинской
галантерейной фабрике фактически начались работа нашего Общества, первая
публикация в газете "Коммерсант" и первая известность. Хотя в Списке
подзащитных бакинец Ш. был не первым, а пятым, его дело было настолько
ярким
примером преследования подпольного акционерного общества, возникшего еще в
годы Брежнева - Андропова, что несколько лет, вплоть до освобождения Ш., мы

часто ссылались на него при отстаивании необходимости срочной амнистии
жертв
экономических репрессий. Обвинитель требовал его смертной казни, но суд дал

"лишь" максимальные в те годы 15 лет лишения свободы.
Впервые на общественном суде присяжных дело Ш. было заслушано 12.01.90
г. К сожалению, от его обсуждения осталась только запись вердикта.
Второе заседание по делу Ш. состоялось 6.04.1991 г. в Институте
государства и права АН СССР с участием известных юристов-ученых и
телевидения (программа ЦТ "Человек и закон"). Именно этот суд был впервые
(и
единственный раз) показан всей стране и именно с него проблема осужденных
хозяйственников начала входить в сознание граждан (но, к сожалению, так и
не
добралась до общественного осознания). Существует подробная запись
выступлений сторон и судьи на этом процессе (см. приложение 3.1.).
К сожалению, не велась запись выступлений присяжных (судья строго
соблюдал правило "тайны совещательной комнаты присяжных").
На третьем ОСП 31.01.1992 г. по "бакинскому" делу подсудимым был не Ш.,
а его подельщик фабричный механик К. Роль судьи, обвинителя и защитника
исполняли активисты Общества - Сокирко В.В., Шпигель Л.Т., Владышевский
А.Ф.
при 13 присяжных. Только от третьего обсуждения осталась краткая запись
мнений присяжных. При всей равнозначности ролей Ш. и К. в теневом
производстве суть вмененных им преступлений в принципе одинакова: частное
предпринимательство, хищение социалистического имущества, дача взяток.

Фабула дела, изложенная судьей

Инженер-технолог 3-го участка Бакинской галантерейной фабрики Ш. с
соучастниками обвиняется в хищении соцсобственности в особо крупных
размерах
на сумму 698 тыс. руб. Он обвиняется в том, что наладил нелегальное "левое"

производство банных ковриков, которые сбывал через торговую сеть, а деньги
присваивал. Он обвиняется в том, что создал преступную организацию, начиная

от шофера и сторожа и кончая директором предприятия, который получал
соответствующие отчисления. Они сложили начальный капитал - 100 тыс. руб. и

если кто-то хотел вступить в это преступное сообщество, он должен был
выкупить часть этого капитала по 1 тысяче рублей за 1%. Капитал приносил
большую прибыль 100% годовых, и каждый месяц соучастники получали
соответствующую доле каждого сумму из этой прибыли. Вы должны установить,
верно ли, что Ш. совершил таким образом хищение.
Ш. обвиняется также в том, что занимался частнопредпринимательской
деятельностью. А это уже ст.153 УК РСФСР.
Ш. обвиняется в том, что систематически давал взятки, чтобы обеспечить
производство и реализацию неучтенных ковриков работникам торговли, врачу
санэпидстанции, ревизору и др.
(Доводы обвинителя и защитника смотри в приложении 3.1.)

Анализ суждений присяжных по делу "бакинских цеховиков" в трех ОСП

В первом обсуждении участвовали 14 присяжных, возрастом от 20 до 50
лет, в основном - инженеры и научные работники.
Практически все они признали факт неучтенного производства "левых"
ковриков на "бакинской" фабрике и роль Ш. как организатора этого
производства доказанными. 10 присяжных посчитали Ш. невиновным в уголовных
преступлениях, включая хищение, а 4 признали его вину в хищении у
государства материалов, энергии, амортизации оборудования, неуплаченных
государству налогов. Спор между присяжными шел и о размере присвоенного
"цеховиками" имущества. Но никто не согласился с обвинением их в хищении
всего объема произведенной продукции.
Несогласившееся с обвинением большинство посчитало, что на "левое"
производство "цеховики" тратили лишь энергию, материалы, труд, которые они
же сэкономили рационализацией планового производства, так что на деле
государство никакого ущерба при этом не понесло. Не согласилось большинство

с обвинением "цеховиков" в хищении материалов у потребителей плановой
продукции, ("недовложение сырья"). Их основной довод: раз такие товары
пользовались устойчивым покупательским спросом, то качество и цена товара
потребителя удовлетворяли, значит, никто ничего у него не крал. Наконец,
большинством было отвергнуто и обвинение во взятках, поскольку последние
были видом вынужденных поборов со стороны государственных чиновников взамен

налогов.
Во втором обсуждении из 12 присяжных только 2 признали Ш. виновным в
хищении (и, судя по вопросам присяжных, видимо, опять в связи с

неправомерным использованием государственного оборудования, энергии и
т.п.),
причем один из них согласился с квалификацией его частнопредпринимательской

деятельности, как уголовного преступления. Но никто не признал за Ш. вины в

даче взяток.
В третьем обсуждении дела бакинский "цеховик" - механик К. признан
невиновным примерно с такими же результатами.
Из 13 присяжных только двое назвали его "вором" и "мелким мошенником",
но наказанным слишком жестоко. Причем один из этих присяжных определил вину

К. как "воровство не у государства, а у людей", добавив: "Дома в Спитаке
рушились (при землетрясении в Армении), потому что не докладывали цемент в
бетон".
Другие ему возражали:
- Я изучала западные стандарты. Качество товара определяется рынком,
потребителем. Качественно то, что покупается. Обвинитель был не прав,
приводя аналогию с продуктами питания, санитарные нормы - это совсем
другое...
- Считаю, что К. делал полезное дело, поставляя нужную людям
продукцию...
Суммируя итоги трех ОСП, можно сказать, что из 39 присяжных только 8
человек (т.е. пятая часть) признали бакинских "цеховиков" виновными в
уголовном преступлении, причем не во взятках или хищении у государства
всего
объема произведенной ими левой продукции, а лишь в двух видах
правонарушений:
- причинение ущерба государству путем бесплатного использования его
оборудования, энергии, сырья, труда рабочих,
- причинение ущерба потребителям плановой продукции, поскольку в
последнюю "цеховики" недовкладывали сырье, развивая параллельно "левое"
производство.
Можно считать, что присяжные тех лет проявляли единодушие в
оправдывании "теневого" предпринимательства, чему способствовали
освободительные настроения того времени, радужные упования на
благодетельность рыночных реформ и господствующие убеждением в заведомой
виновности государства-монополиста.
Справка. Наши жалобы в союзные правоприменительные органы не дали
результата, и только через помилование президента Азербайджана А.
Муталибова
технолог Ш. был освобожден после 5 лет, а механик К. после 6 лет лишения
свободы.

Дело "теневого" предпринимателя-барда Н.
(ОСП 10.11.1990 г.)

Судья: к.ю.н. Пациорковский В.В.
Обвинение поддерживал к.ю.н. Сокольский О.Э.
Защитники: Курдюмов Г. и Сокирко В.В.
12 присяжных.

Певец и автор самодеятельных песен Н. был осужден в 1985 г. на 10 лет
лишения свободы за изготовление акустической аппаратуры под видом

иностранной и продажу их заводским и иным ансамблям (ВИА) по высокой цене,
как за хищение государственных средств путем мошенничества. Похищенной была

посчитана разность между продажной ценой и себестоимостью.
12 присяжных не признали Н. виновным в хищении, потому что поверили
защитникам, что никакого обмана не было, музыканты прекрасно знали, что
покупают отечественные самоделки, но иной аппаратуры тогда в продаже просто

не было. Однако одна присяжная отметила плохое следствие, поскольку
остались
неясны ми источники материалов. Если при изготовлении использовались
ворованные с заводов детали, то вина в хищении все же есть. Один присяжный
по сути также поддержал обвинение, но отказался высказываться против
большинства. Двое присяжных отметили неэтичность использования чужой
торговой марки, но это уже не относилось к теме суда. Можно считать, что
голосами 10 против 2 обвинение Н. в хищении было отвергнуто.
Справка. По нашей жалобе и протесту Генеральной прокуратуры СССР,
уголовное дело против Н. было пересмотрено в надзоре с отменой большинства
обвинений (за исключением случаев незаконного использования заводских
деталей). Отметим этот редкий случай, когда официальные органы согласились,

по сути, с вердиктом общественного суда присяжных.

Дело подмосковного "цеховика" Д.
(ОСП 8.02.1991 г).

Обвинитель к.ю.н. Сокольский рассказал, что Д., бригадир цеха сдвижных
(переводных) картинок подмосковного комбината, организовал неучтенный
выпуск

4 млн. этих картинок из государственной гуммированной бумаги на сумму 767
тыс руб. и реализацию их через московских киоскеров с извлечением личной

прибыли в размере 201 тыс. руб. Д. осудили за ЧПД
(частнопредпринимательскую
деятельность) и за хищение гуммированной бумаги на сумму 6 тыс. руб.
Защитник Сокирко возражал: во-первых, ЧПД по совести не есть уголовное
преступление, во-вторых, бумагу для левых картинок Д. получал у снабженцев
хотя и вне плана, т.е. незаконно, но не бесплатно, а по обычной госцене,
что
нельзя назвать хищением.
Вердикт присяжных - не виновен.
15 присяжных признали абсурдом обвинение Д. в ЧПД, но 2 присяжных
признали его виновность в хищении гуммированной бумаги, а также
электроэнергии, гос.оборудования, используемого в "левом производстве", а
еще 3 говорили, что хотя Д., видимо, нарушал законы при покупке бумаги, но
вреда не было, и потому считать его виновным нельзя. Особенно интересно,
что
правоприменительные органы в данном деле хищением назвали не весь объем
"левого" производства, а только стоимость бумаги-сырья. Присяжные же не
согласились и с этим обвинением.
Справка. Наши жалобы не были удовлетворены. Вскоре Д. был условно

досрочно освобожден (УДО) и стал кооператором. К сожалению, он рано умер.
Дело бухгалтера мехового цеха Т.
(ОСП 8.03.1991 г.)

Обвинитель Сокирко зачитал обвинение Т. в хищении 400 тыс. руб. путем
неучтенного производства и реализации дефицитных меховых шуб взамен дешевых

плановых воротников. (Т. была осуждена за это на 14 лет лишения свободы).
Защитник Котова И.С. сказала, что Т. и ее коллеги никакого вреда

государству не принесли, они аккуратно выполняли все положенные платежи.
Фактически они организовали свое арендное предприятие, выпуская
пользующуюся
спросом продукцию взамен ущербной. Правда, можно говорить об упущенной
государством части прибыли, которую присвоили Т. и ее подельники полностью,

но, во-первых, в этом виновато само государство, а во-вторых, упущенную
выгоду нельзя считать похищенным имуществом.
Следует особо отметить четкую мысль защитника: в данного рода делах
можно вести речь не о хищении, а только об упущенной государственным
собственником выгоде, но, добавим, такие претензии должны разбираться не в
уголовном, а в гражданском порядке.
Вердикт: все 10 присяжных признали Т. невиновной.
Справка. Однако официальные инстанции приговор ей так и не изменили.
Освободилась Т., отбыв в заключение 8 лет, по помилованию президента
Украины.

Дело "цеховика"-смертника О.
(ОСП 10.01.1992 г.)

Обвинитель Владышевский сказал, что О. виновен в хищении полотна,
велюра и других материалов с государственных предприятий с целью
последующей
передачи их работникам системы бытового обслуживания для производства
неучтенных ("левых") товаров. Хищение осуществлялось путем недовложения
сырья в плановую продукцию или путем списания сырья на производство более
дешевой продукции. Суд приговорил О. к смерти, замененной помилованием на
20
лет лишения свободы.
Защитник Шпигель Л.Т. квалифицировал действия О. как коммерческое
посредничество (в конце1991 г. оно было декриминализированно). Обвинения же

в хищении он счел недоказанными.
Защитник Ткаченко Л.Н. : "Недовложение сырья может считаться
преступлением, если оно существенно ухудшает качество продукции и наносит
вред потребителям. В данном случае государству не причинялось никакого
вреда, поскольку оно получало все запланированные выплаты. Также в деле нет

жалоб и претензий, что потребители понесли ущерб от поставок им технических

салфеток уменьшенного размера или рукавиц из иного материала. Поэтому речь
может идти только о вынужденном способе получения сырья в условиях
абсолютной монополии государства путем рационализации изготовления плановой

продукции, а не о хищении. Эффект, который общество получило от такой
рационализации и развития частного производства, в любом случае
несопоставим
с воображаемым ущербом, который могли бы потерпеть потребители плановых
изделий."
Вердикт присяжных: не виновен.
11 присяжных из 16 признали О. невиновным в уголовщине.
3 присяжных посчитали его виновным в хищении материалов, но
заслуживающим снисхождения.
2 присяжных признали О. виновным в ущербе потребителям плановой
продукции.
Таким образом, только пятая часть присяжных согласилась недовложение
материалов в продукцию считать хищением.
Справка. Приговор О. не был пересмотрен, а сам он был актирован по
болезни после отбытия 10 лет лишения свободы.

Дело З. - агента по сбыту неучтенного леса из ИТУ
(ОСП 28.02.1992 г.)

Обвинитель Владышевский: З., отбывая наказание в одной из лесных
колоний, вошел в сговор с начальником по сбыту. После освобождения по
просьбе последнего З. занялся сбытом в украинских колхозах неучтенных
пиломатериалов из этой колонии, представляясь бригадиром "шабашных"
лесозаготовителей. Таким образом, при заранее обещанном соучастии З.
начальником сбыта (он умер на следствии) из лесной колонии было похищено 27

вагонов пиломатериалов на сумму 110 тыс. руб., из которых он, помимо
расходов на поездки, оставил себе 3200 руб. как комиссионные. З. обвиняется

в хищении госимущества на 110 тыс. руб. с использованием подложных
документов."
Защитник Сокирко прежде всего отметил, что бывший з/к З. является
единственным обвиняемым по данному делу, хотя трудно представить, как из
колонии уходили десятки вагонов похищенных пиломатериалов, а администрация
об этом не догадывалась... Но даже если так, то тем более нельзя говорить,
что левая продукция была у государства украдена З., раз все государственные

планы и платежи колонией исполнялись. Можно говорить лишь об упущенной
государством выгоде. Что же касается З., то в любом случае он был лишь
коммерческим посредником, работавшим за 3% от объема продаж, и странно, как

можно возлагать на него вину за хищение леса на 110 тыс. руб. Что касается
подложных документов, то во времена запрета на коммерческое посредничество
они были рядовым явлением.
Вердикт: Не виновен.

Суждения 12 присяжных по делу З.

7 присяжных признали З. невиновным в хищении, 2 уклонились от оценки, 3
признали его виновным в хищении, причем 2 из них - со снисхождением.
Примерно такое же соотношение голосов подали присяжные в определении
вины З. в использовании подложных документов: 6 - не виновен, 2 -
уклонились, 4 - виновен, из них 3 - со снисхождением.
Но практически все присяжные обвиняли администрацию ИТУ в хищении леса
из колонии:
- Тут все ясно. Лагерь производил продукцию, она должна была идти по
заказ-нарядам туда, где ее ждут люди, а она шла налево. Это хищение.
Виновен.
- Следствие и суд умышленно вывели из дела администрацию колонии. Нет
никаких доказательств, что З. был в сговоре. Он занимался лишь
посредничеством.
- Его, наверное, специально выбрали для реализации леса, а потом все на
него и свалили, сделали козлом отпущения. Не виновен.
- Не согласен с защитой, что раз материал был неучтенный, то можно его
брать. Да, З. оказался стрелочником, но он сам на это согласился. Не могу
сказать, что не виновен, ведь воровали он у нас с вами, но заслуживает
снисхождения.
- Может, государство что-то потеряло из-за его действий, но у народа он
ничего не отнял, люди в другом месте получили этот товар. Закон был
бандитским, не способствовал развитию инициативы людей, нормальной работе.
Не виновен.
- Хищение было, но в этой группе З. был лишь винтиком, а его роль
раздули...
- Хищение действительно было, но З. к нему отношения не имел, он лишь
участвовал в продаже похищенного другими леса. Однако умысел не доказан,
поэтому виновен лишь в использовании подложных документов и заслуживает
снисхождения.
- Да, участвовал в реализации похищенного, но вина в хищении не
доказана.
- Кто прошел сталинские лагеря, тот знает, что такое "туфта". Лагерь
никогда плана не выполнял, но отписывались, составляли документы об
отправке
вагонов леса, а настоящие вагоны отправляли" налево". Нашелся человек для
их
реализации, а когда началось следствие, должен был взять все на себя.
Существовала формула: вдвоем - да, втроем - нет. По совести он, конечно, не

виновен.
Важно отметить, что оправдательный вердикт в данном процессе далеко не
столь единодушен, как в предыдущих ОСП, где за оправдание подсудимых
высказывалось подавляющее большинство присяжных. Думаю, это обстоятельство
объясняется характером получения в колонии "неучтенного леса".
Внимательный анализ суждений присяжных показывает, что 8 из 12
присяжных (т.е. большинство) признали сам факт хищения леса из колонии,
хотя
из них только трое согласились считать подсудимого соучастником этого
хищения. Возможно, они представляли внеплановый "левый" лес результатом
дополнительной эксплуатации заключенных со стороны "озверевшей
администрации", а посредника З. - лишь вынужденным пособником реализации
"похищенного". Можно сказать, что по отношению к самому "левому"
производству в этом деле присяжные вынесли обвинительный вердикт. И
действительно, ни обвинение, ни защита не смогли толком объяснить, каким
образом в строго контролируемой колонии могло возникнуть дополнительное
(неучтенное) производство лесоматериалов.

Мудрость старого политзаключенного

Толковое объяснение было дано в процессе обсуждения последним присяжным
из бывших политзаключенных. По его мнению, тут было не дополнительное
производство, а обыкновенная лагерная "туфта" (обман), на которой, по
известному описанию А.И. Солженицына, держалась вся лагерная экономика и
даже вся экономика "планового социализма". Лагерное начальство занижало
планы (или списывало их невыполнение на объективные трудности) и этим, с
одной стороны, облегчало рабочую нагрузку на заключенных, а с другой,
получало возможность часть реально произведенной продукции пустить "налево"

с выгодой для себя. Возможен был и иной вариант, когда государственные
планы
по отгрузке леса колонией выполнялись, но на деле вагоны с лесом шли
потребителям с недогрузом или с частичным браком. Если недогруза или
некондиции было не очень много, плановые потребители дефицитной продукции
не
возникали, а администрация опять же получали "неучтенку" уже для частной
реализации.
Хорошо это или плохо? А.И. Солженицын, совесть диссидентов, не смог не
признать, что лагерная "туфта" зачастую спасала не только лес от
бессмысленной растраты, но и заключенных от дурной непосильной работы.
Можно
сказать, что явочным порядком администрация колонии "приватизировала" часть

лагерного производства, направляя его продукцию самым нуждающимся и смелым
потребителям, т.е. свободному ("теневому") рынку, осуществляя рыночные
преобразования в нашей экономике задолго до их официального провозглашения.

И это было намного полезнее для людей и общества, чем тупое выполнение
часто
вредных планов.
С точки зрения социалистического государства такие действия лагерного
начальства были хищением. Кстати, с формальной точки зрения правильнее было

бы квалифицировать их именно как хищение путем злоупотребления служебным
положением, но поскольку под судом оказался лишь один посредник З., не
обладавший должностным положением, то его "пустили как мошенника".
Юристы утверждают, что права государства надо защищать с той же
неукоснительностью, как и права частных собственников. Однако справедливо
ли
это? Но вспомним, что наше государство само было грабителем своих подданных

и узурпировало все их права. Самовольное посягательство лагерных
хозяйственников на имущество тоталитарного государства было не хищением, а
скорее самоуправным осуществлением своих интересов. Поскольку такое
самовольство было вынужденным, уголовным преступлением его признать нельзя.

Но в данном суде присяжные с таким мнением не согласились.
Можно констатировать, что, оправдав посредника З., присяжные в этом
процессе все же осудили за хищение госимущества администрацию колонии,
занимавшуюся реально "цеховым предпринимательством".
Итог голосования по делу З. поставил под сомнение наши убеждения о
поголовной несправедливости обвинений "теневых" предпринимателей.
Справка. После нашего долгого обжалования Верховный Суд РФ снизил
наказание с 13 до 8 лет лишения свободы, и в марте 1993 г. З. был
освобожден
по УДО. Вернувшись в Москву, он стал одним из самых деятельных и близких
нам
людей.

Дело Ш. - еще одного лесоторговца из Сибири
(ОСП 2.12.1990 г)

Процесс был весьма значимым для истории ОСП в нашем Обществе. На нем мы
познакомились с сотрудниками ведущих правовых институтов страны. Его
впервые
снимали на видео для слушателей Института повышения квалификации работников

прокуратуры.
Судья : д.ю.н., профессор Петрухин И.Л.
Обвинитель - к.ю.н. Сокольский О.Э.
Защитник - д.ю.н., профессор Морщакова Т.Г.
Общественный защитник - Сокирко В.В.
12 присяжных.
Поскольку состав юристов-участников был идентичен второму суду по делу
бакинских "цеховиков", стиль аргументов которых уже представлен в
приложении
3.1., мы ограничимся лишь кратким изложением аргументов сторон и судьи.

Аргументы обвинителя

"Вольный снабженец" Ш. заключал с совхозами Западной Сибири и
Казахстана фиктивные договора на поставку пиломатериалов силами бригад
временных рабочих. На деле же он поставлял совхозам некондиционную
древесину
красноярских лесокомбинатов (колоний), расплачиваясь с последними
поставками

дефицитных материалов - проволокой, техникой, электролампами и др., а
деньги, выделенные на оплату труда фиктивных рабочих, присваивал и тратил
по
собственному усмотрению. Сам Ш. признавал за собой лишь коммерческое
посредничество, но был осужден за хищение совхозных средств на 15 лет
лишения свободы, поскольку обманывал руководителей совхозов и явно завышал
оплату своих услуг. Кроме того, этим он способствовал нарастанию в стране
инфляции.

Аргументы защитника

Договоры с совхозами Ш. стремился выполнить полностью, и это ему
удавалось, кроме двух последних случаев по независящим от него причинам.
Руководители совхозов получали по договорам то, что хотели, и за те деньги,

которые сами соглашались выплачивать. Тут нет места не только для
уголовного
наказания, но даже для гражданского спора. Что касается подложных
документов, то оформляли их не Ш., а руководители хозяйств вынужденно из-за

отсутствия в то время понятия о законности посредничества. Аргумент
обвинения в чрезмерности полученных Ш. сумм за посреднические услуги
несостоятелен, потому что суммы должны регулироваться только договором, они

могут быть любыми, если это будет выгодно потребителю. А как известно,
руководители совхозов давали показания о выгодности для хозяйств действий
Ш., потому что поставленные им пиломатериалы обошлись совхозам дешевле, чем

если бы они шли по обычным снабженческим каналам. Тем более что Ш.
приходилось тратить много денег на "проталкивание грузов". Формально в его
действиях есть признаки "коммерческого посредничества", но надо учесть
положение закона, что ни одно деяние, содержащее формальные признаки
преступления, не может считаться таковым, если оно потеряло общественную
опасность. Действия Ш. имеют большой положительный социальный эффект и
потому не могут считаться преступлением.

Общественный защитник

Возразил обвинителю, заявив, что основная причина инфляции лежит в
неэффективности хозяйства, непроизводительных затратах, в т.ч. и гниющей
древесины, а деятельность Ш. как раз помогала "расшивать" такие узлы.
Напутственное слово судьи

"Уважаемые присяжные заседатели! На вас лежит огромная ответственность.
Вы должны решить судьбу человека. Сидеть ли ему долгое время в тюрьме или
быть на свободе. Совершил ли он действия полезные для нашего общества или
опасные. Должен он быть наказан или оправдан. Все в ваших руках, как вы
скажете, так и будет. Ибо суд присяжных - это суд народа, и человек из
народа доверяет свою судьбу народу. И сам народ должен сказать: виновен он
или не виновен..."
Прокомментировав аргументы сторон, судья закончил свою речь так:"Прошу
иметь в виду: от того, что вы сейчас скажете, будет зависеть судьба
конкретного человека и развитие судебной практики по такого рода делам.
Потому что ваш вердикт будет широко обнародован. Надо сделать так, чтобы
вам
не стыдно было смотреть потом людям в глаза... И чтобы потом по таким же
делам выносились такие же справедливые вердикты."
Вердикт присяжных: Все 12 присяжных признали Ш. невиновным в хищениях и
в должностном подлоге.
Только один признал его вину в использовании подложных документов. С
чем связано такое единодушие присяжных в отличие от суда по делу
предыдущего
лесоторговца? В данном деле не разбирался вопрос о причинах появления у
лесокомбинатов излишних запасов некондиционных пиломатериалов, которые они
могли пустить на свободный бартер. Сам Ш. из ИТУ писал нам, что у
лесокомбинатов древесина просто гнила. И ему легко верилось после чтения
прессы о частых пожарах на сибирских лесобиржах. Да и обвинение Ш.
предъявлялось не в хищении "неучтенной древесины", а лишь в излишнем его
коммерческом доходе.
Наверное, старый политкаторжанин, участник ОСП по лесоторговцу З., и в
случае с лесоторговцем Ш. объяснил бы возникновение "излишнего леса"
"туфтой" лагерного начальства (его "цеховой" деятельностью), но даже
присяжные не имеют право на выход осуждения за пределы обвинения.
Справка. Единодушие присяжных как бы сказалось и на позиции
правоприменительных органов того времени. Через год по протесту Прокуратуры

СССР Верховный Суд Казахстана пересмотрел дело Ш. За исключением одного
эпизода все его сделки с совхозами были названы не хищением, а коммерческим

посредничеством, декриминализированным к тому времени.
В этом деле действующий суд практически согласился с судом присяжных.
Отбыв в заключении 11 лет, Ш. был освобожден в начале 1992 г., но в
1995 г. от болезней умер.

Дело якутского кооператора С.
(ОСП 3.04.1992 г.)

Обвинитель Шпигель: Председатель якутского кооператива С. взялся делать
фундамент под склад, не имея ни своего бетонного узла, ни фондов на
получение бетона. Это его не остановило. Он договаривался с начальниками
различных строительных управлений, имеющих бетонные узлы, получал от них

товарно-транспортные накладные, по которым незаконно вывез на свою стройку
(т.е. похитил) 200 м3 бетона на 16,7 тыс. руб. Объяснения С., что за
получаемый бетон его кооператив расплачивался собственной работой или
поставками щебня, надуманы в целях самооправдания.

Защитник Владышевский: С. со своей бригадой подрядился строить
фундамент, заручившись обещанием заказчика обеспечить его бетоном. Но
заказчик оказался несостоятельным (растворно-бетонные узлы почему-то
отказывали ему в изготовлении бетона даже из собственных материалов). Склад

был очень нужен, шли вагоны с мясом, которое приходилось хранить под
открытым небом. Поэтому С. был вынужден "доставать" бетон самостоятельно,
опираясь на старые дружеские связи и в обмен на эквивалентные по стоимости
поставки щебня или на исполнение строительных работ, преодолевая
существовавшие госзапреты на отпуск бетона неплановым, частным
организациям.
Да, С. понимал, что приобретение бетона было незаконным, но другого
выхода у него не было, себе он ничего не присвоил, а стоимость
приобретенного бетона государству была полностью компенсирована, поэтому
нет
никаких оснований квалифицировать действия С. как преступление.
Подспудно же в основе дела против С. лежит конфликт между ним и
руководством комбината "Якутугольстрой", в который входили все
вышеназванные
СУ с бетонными узлами. Раньше С. был начальником одного из управлений
комбината, но уволился и ушел в строительный кооператив против воли
директора комбината, за что его решили наказать. Сначала появились
позорящие
статьи в местной прессе, потом его обложили запретом отпускать бетон
кооперативным бригадам, и наконец пошел силовой вариант: подключили ОБХСС,

арестовали на длительное содержание под стражей, оказывали давление на

свидетелей и наконец осудили на 8 лет лишения свободы. А начальникам СУ,
которые помогали С. в получении бетона вопреки запрету, суд определил
условные наказания. Такова была схема расправы с человеком, пожелавшим
отделиться от госмонополиста.
Реплика обвинителя: Очень часто подсудимые в целях самозащиты говорят о
"терроре", "незаконном аресте" и т.д. Но на деле отступление от закона было

допущено именно С. Защитник "не заметил", что бетон для этого кооператива
был отпущен по фиктивным накладным, а это и есть хищение. Мало того, в
данном случае имеет место дискредитация идеи предпринимательства, ибо оно
не
должно базироваться на использовании похищенных материалов.
Реплика защитника: То, что С. и начальники СУ нарушали запрет
руководства комбината "Углестрой" на отпуск бетона частным организациям
совсем не означает, что бетон был украден. Руководитель комбината мог
уволить подчиненных руководителей СУ, нарушивших его запрет или наложить на

них иные административные санкции. Но осудить их и тем более С. как
расхитителей мог только пристрастный суд.
Председательствующий Сокирко В.В.: По делу изложены две позиции.
Обвинение считает, что С. завладел бетоном против воли комбината, который
был фактически собственником бетона, и потому С. совершил хищение. Защита
говорит, что передача С. бетона совершалась на договорной основе,
возмездно,
никому реального вреда причинено не было (только польза) и потому хищения
не
было.
Вам предстоит ответить на вопросы:
Было ли хищение?
Виновен ли С. в хищении?
Если С. виновен, то заслуживает ли он снисхождения?
Вердикт: Не виновен.

Анализ суждений присяжных

10 из 12 признали С. невиновным в хищении. Их доводы:
- Дико, когда в городе существует один такой гигант, которому подчинены
все остальные. Была осуществлена обычная торговая операция: бетон за щебень

или работу. А если комбинат запрещал такие сделки, то пусть бы он и
наказывал подчиненных ему начальников СУ... Но при чем тут хищение? Ради
дела он шел на нарушение, но не на преступление. А может тут была даже
провокация.
- Согласен. Взыграли у начальника амбиции, вот и подключил
прокуратуру...
- Получение бетона только по перечислению - формальное правило, которое
часто нарушается на практике. Здесь же им воспользовались, чтобы осудить С.

- С. решал задачу доступным ему способом. Явный пример здравого
предпринимательства. Очевидно, не виновен.
2 присяжных признали С. виновным в хищении, но со снисхождением.
- Раз С. взял бетон, не оформив этот факт документально, значит, скрыл
его от владельца, а это и есть хищение.
- Бетон получали по липовым накладным. Сегодня вывезли его у
государства, завтра - у меня. Волю собственника нарушать нельзя. С.
виновен,

но заслуживает снисхождения.
Господство голосов, оправдывающих кооператора С., на мой взгляд,
вызвано двумя обстоятельствами:
- Начальник комбината как официальный собственник бетона действовал не
по экономическим, а по репрессивным (или даже мстительным) мотивам, т.е.
против интересов настоящего собственника-государства, С. же пытался
действовать экономически. Только защищая интересы своего заказчика и своих
рабочих, он вынужден был искать пути обхода комбинатского запрета.
- С. забирал бетон не безвозмездно, а в порядке устных бартерных
договоров с начальниками растворных узлов, поэтому в нарушении воли
собственника-комбината логичнее именно этих начальников, но никак не С.
Но есть правда и у тех, кто не смог оправдать С. Ведь он все же нарушил
запрет официального собственника и соблазнил на этот запрет начальников
бетонных узлов. А воля собственника, каким бы он ни был - "священна и
неприкосновенна", иначе все будут нарушать всё. Но и они отказались лишать
С. свободы и, значит, вывели на деле его действия из-под сферы уголовного
закона.
Справка. Дело С. было официально опротестовано, отправлено на
доследование, а там закрыто за утратой общественной опасности. Фактически
следствие согласилось с большинством присяжных в данном ОСП.
Дело украинского приемщика картофеля Л.
(ИСП 28.04.1992 г.)

Этот общественный суд присяжных по делу осужденного хозяйственника был
организован профессиональными юристами и психологами из частного Института
психолого-правовых исследований (руководитель Похмелкин А.В.) не на
территории Общества ЗОХиЭС и без участия его активистов, если не считать
официального защитника Сокирко В.В.
В число 12 присяжных вошли слушатели Гуманитарной армейской академии
(ранее называвшиеся курсантами Военно-политической академии им. Ленина).
Таким образом, профессиональные исследователи впервые обеспечили
независимость суда от ОЗОХиЭС (можно сказать, с избытком, потому что трудно

заподозрить будущих политруков в симпатиях к осужденным хозяйственникам) и,

потому мы его считаем первым исследовательским судом присяжных.
Подробная запись процесса приводится в приложении 3.2., а здесь я
только кратко изложу доводы сторон.

Доводы обвинителя

Приемщик Л. присвоил 16 тыс. руб., выданных ему на закупку картофеля,
отчитавшись фальшивыми документами о якобы закупленном, а потом сгнившем на

базе картофеле.
Действия Л. имеют все признаки хищения: он присвоил чужие деньги
обманным (противоправным) способом, естественно, с корыстной целью,

безвозмездно, потому что картофель покупателям так и не поступил, причинив
явный ущерб потребкооперации (затратил ее деньги).
Применяя обман, Л. разрушал саму возможность свободных экономических
связей. Нет тут и использования забытых государством ресурсов, одно
жульничество.
(Характерно, что обвинитель напрочь отказался от социалистической
терминологии суда, реально осудившего Л. в 1984 г., и вполне успешно
применил риторику демократов-прогрессистов 90-х годов, но с тем же
репрессивным смыслом.)

Доводы защитника

На деле Л., став заведующим базой, перестроил всю ее работу, резко
сократив потери картофеля (естественную убыль). Но эта реконструкция
потребовала немалых затрат, в том числе на новое оборудование и более
эффективную работу персонала. Деньги для этого база зарабатывала сама,
продавая убереженный от гниения картофель как закупленный у населения.

Значит:
- Никакого ущерба ни потребкооперация, ни потребители не понесли,
поскольку запланированное и оплаченное потребкооперацией количество
картофеля было поставлено потребителям в соответствии с плановыми
обязательствами.
- Официально узаконенный норматив списания картофеля на естественную
убыль не только не был превышен, а напротив, картофеля списано было вдвое
меньше, чем по нормативу, что уже было достижением для этой базы.
- Использование "липовой отчетности" являлось практически обязательным
компонентом любой инициативной работы в условиях тотально планируемой
экономики. Не Л. это придумал и нельзя его за это судить.
- В условиях подавления частников Л. осуществлял эффективное частное
предпринимательство и потому вынужден был оставаться в тени. Сегодня он
должен быть оправдан.
Вердикт: В хищении не виновен - 6 голосами против 6.

Анализ суждений присяжных

Надеюсь, читатели сами оценят весь драматизм этого процесса как в
стадии судебных прений, так и при обсуждении его присяжными, если
внимательно ознакомиться с ним в приложении 3.2.
Так было угодно судьбе, что наш первый исследовательский суд присяжных
оказался и самым красивым из-за того, что в нем приняли участие такие
талантливые люди, как подсудимый Л. (было зачитано его письмо), обвинитель
Похмелкин В.В., старшина присяжных М. Кстати, острота вскрытой проблемы не
уменьшилась и по сей день. Хотя сам Л., отсидев половину срока, был
помилован, но его приговор так и не был пересмотрен.
Мало того, остается незаполненным ров непонимания между присяжными,
оправдывающими "теневиков" и оправдывающими репрессии против них. Есть даже

подозрение, что совместные обсуждения в коллегиях присяжных приводят не к

взаимопониманию, а только к утверждению каждого на своей позиции, что
грозит
не примирением и согласием, а скорее сползанием общества к войне друг
против
друга.
Итог голосования зафиксировал "фифти-фифти" по главному вопросу, но

если присмотреться к их суждениям, то можно увидеть более сложную картину
мнений.
Трое присяжных (4, 5, 6) обосновали свой твердый вердикт: "виновен"
прежде всего приматом закона. ("Закон есть закон, и его нарушение есть
преступление"). Подобно профессиональным юристам они ссылаются на
установленный закон, а не на свою совесть, довольно пренебрежительно
приравнивая ее к "разным рассуждениям"(4), ко "всяким философствованиям"(5)

или к не относящимся к делу "обсуждениям мотивации и морального облика"(6).

При этом их просто не интересуют вопросы экономики или причиненного ущерба.

Эту позицию можно назвать "формально-юридическим законничеством".
Двое присяжных (8 и 11) признали, что занимают двойственную позицию, в
которой, с одной стороны, присутствует понимание, что от действий Л. была
экономическая польза, а не ущерб, но, с другой стороны, заботясь о
честности
нарождающегося предпринимательства, они считают, что нельзя прощать
нарушение этических норм, "нечистоплотность".
Их позицию обозначим термином "нравственный ригоризм". Как можно
понять, эти присяжные в наказании Л. склонны к проявлению снисхождения.
Интересно мнение последнего присяжного (7) из группы осудивших:
"Реального ущерба не было, но присваивать экономию нельзя. Л. виновен, но
заслуживает снисхождения". Этот присяжный совершенно правильно ухватил суть

проблемы, что Л. действительно виновен в противоправном присвоении, но не
собственности, а прибыли (экономии) от нее, что является не уголовным, а
гражданским правонарушением. Но поскольку стороны такого варианта ответа
ему
не дали, он избрал формулу "Виновен", но скорректировал его требованием
снисхождения (т.е. применения наказания, не связанного с лишением
свободы.)Эту позицию (7) я бы назвал точкой зрения "гражданской
ответственности".
Трое присяжных (1, 2, 3) также отмечали двойственность своего отношения
к Л. Выделяя такие признаки преступления в его действиях, как незаконность
и
безвозмездность присвоения средств, они отрицали преступно-корыстные мотивы

у Л. и говорили о том, что он стремился к общей пользе и не причинил
ущерба.
По двойственности своего отношения эти присяжные похожи на присяжных 8 и
11,
но критерий общей пользы и отсутствия ущерба оказался для них более
значимым, чем общеэтические соображения.
Для этой позиции подходит название "житейский прагматизм".
Наконец, последние трое присяжных (9, 10, старшина12) в обоснование
своего твердо оправдательного вердикта ссылались, прежде всего, на личный
опыт, ("шабашничество", "подшефные работы" и др.), где им также приходилось

совершать правонарушения ради общей пользы. Для себя они считали
невозможным
осуждать другого за неисполнение "преступных законов".Фактически они лучше
защитника выразили его точку зрения, которую можно назвать "позицией
шабашников".
Справка. Л. помилован после половины срока.

Возможен ли диалог "законников" и "шабашников"?

Среди присяжных были выявлены две радикальные тройки противоположных
взглядов и группа 6 колеблющихся "центристов". Теперь становится понятным,
почему не состоялась дискуссия во имя взаимопонимания, к которой приглашал
старшина, - уж слишком непримиримы были заявленные позиции.
И действительно, в чем могут убеждать друг друга группы радикалов: три
"законника по убеждениям" и три "шабашника по жизни", если они непримиримы
по определению? Когда "шабашники" говорят, что они и сами нарушали такие
преступные законы и что прежде всего следует осудить хотя бы морально
создателей таких законов, а "законники" еще более убеждены, что сажать надо

нарушителей любого закона (и соглашателей с ними), то им не остается ничего

другого, кроме как осуждать друг друга. Тут не до дискуссий.

Дискуссии возможны только среди "центристов", которые сами чувствуют
плюсы и минусы как обвинения, так и защиты, потому нуждаются в
дополнительных аргументах и их обсуждении. Тем более, что именно в их среде

присяжным (7) обнародована позиция "гражданской ответственности", наиболее
похожая на интегральную истину. Останься "шестеро центристов" одни, они
скорее бы смогли примирить свои этические опасения или подчеркивания
практической пользы, допустим, на вменении Л. только вынужденного
гражданского правонарушения.
К сожалению, наличие непримиримых радикалов создает как в обществе, так
и в среде присяжных атмосферу нетерпимости, что просто замораживает
конструктивный спор. Прежде всего этот упрек следует отнести все же к
тройке
"законнников", не желающих ничего и слышать о точке зрения "совести" и иных

"философствованиях" и тем сводящих возражения оппонентов к преступлению или

к пособничеству преступления. Этот случай хорошо иллюстрирует причины
невозможности ввода в среду присяжных юристов по профессии. К сожалению,
избавиться от юристов по сознанию в суде присяжных, призванном учитывать
прежде всего точку зрения совести, представляется почти невозможным.
"Радикалы защиты" (себя я отношу к их числу) мне кажутся более
вменяемыми, сомневающимися в собственной правоте и способными выслушивать
чужие аргументы. В их признаниях, что они были вынуждены идти на
правонарушения, видна не отрицательная бравада, а сознание своей вины и
желание исправлять ее, если позволит ситуация. Недаром именно старшина, как

их лидер, предлагал своим коллегам не спешить с окончательным решением и
продолжить дискуссию в целях нахождения взаимопонимания. Но этот призыв не
был услышан.
Подводя итог анализу, я посчитал бы наиболее правильным поделить
присяжных по делу Л. на две неравные группы: 3 "юристоподобных" обвинителя,

неспособных к диалогу (четверть состава), и группа 9 житейски мудрых
прагматиков (три четверти), отказывающихся осуждать Л. на лишение свободы и

способных к выработке новых общественных установлений.

Вспоминая М.Я. и "Поиски взаимопонимания"

Хочется оставить на память "замечание на полях", как любил не только
говорить, но и делать историк М.Я. Гефтер, духовный основатель
самиздатского
журнала "Поиски взаимопонимания", получившего известность на рубеже 70-80-х

годов в диссидентской среде. Мои дискуссионные сборники "В защиту
экономических свобод" должны были стать составной частью "Поисков
взаимопонимания", но тогдашние правоприменители им уготовили более суровую
судьбу - стать составной частью не печатного издания, а уголовного дела.
Однако вспомнил М.Я. Гефтера и "Поиски" я не случайно, а в связи с
призывом старшины присяжных в деле Л. продолжить обсуждение и поиски
взаимопонимания. Как и в 1979-м, так в 1993 г. этот призыв внешне остался
безответным, но я не считаю это поводом лишь для уныния.
Во-первых, потому что участники все же разговаривали друг с другом и
оказались способными принять решение, а во-вторых, непримиримые к диалогу
"законники" оказались в очевидном меньшинстве. Большинство же присяжных
граждан было способно сомневаться и слушать чужие доводы. При определенных
условиях они будут способны искать и находить взвешенное взаимоприемлемое
решение (например, если по закону заставить принимать вердикт не простым, а

квалифицированным большинством и тем стимулировать процесс убеждения друг
друга). И именно люди, прошедшие школу теневого бизнеса ("шабашки"), типа
старшины в деле Л., оказываются наиболее продвинутыми в поиске гражданского

согласия. Убежден, это не простое совпадение, тут есть связь. Дайте людям
суд присяжных, и они сами станут искать правильные решения и по кирпичику
строить гражданское общество.

Выводы из рассмотрения вердиктов присяжных по 9 старым делам

Проведенные в 1990-92 г. общественные процессы по делам "теневиков"
убеждают, что присяжные подавляющим большинством их оправдывают и не видят
в
их действиях такого преступления как хищение. Из 128 присяжных, принявших
участие в 9 процессах, только 33 (одна четверть) признали подсудимых
виновными в хищении у государства материалов, энергии, амортизации
оборудования, используемых в "левом" производстве или прибыли от него. Но
даже эти люди в основном предпочитали осуждать "цеховиков" со
снисхождением,
т.е. без лишения их свободы. С другой стороны, можно понять, что многие из
присяжных, не признавших уголовную виновность "цеховиков", посчитали, что
вопросы о незаконном использовании государственного имущества надо было
решать в договорном (гражданском) порядке. Целиком оправдать "цеховой
бизнес" они не могли.
Болезненнее всего присяжные воспринимали недовложение сырья в плановую
продукцию (в процессах О. и З. почти треть присяжных признала недовложение
хищением). Но большинство все же поддержало аргументы защиты, что
недовложение сырья в продукцию нельзя считать хищением, если потребитель
своей покупкой такое недовложение фактически одобрил.
С перестройкой и разрешением частных (кооперативных вначале)
предприятий ситуация сдвинулась. В число "новых кооператоров" могли
вливаться не только бывшие "комсомольцы", но и недосаженные "цеховики".
Однако, выделившись из госпредприятий, они потеряли и традиционные приемы
хозяйствования, например, возможность пользоваться гособорудованием и
создавать на госпредприятиях неучтенные запасы материалов для своих цехов.
А
при отсутствии отлаженных товарных рынков единственным источником сырья,
площадей и иных производственных ресурсов все равно оставался все тот же
госсектор, сиднем сидящий на своих гниющих богатствах. И потому неизбежно
выросло число уголовных дел о прямых хищениях с госпредприятий сырья
(особенно цветных металлов). Они тоже проходили через наше Общество и
общественные суды.

Историческое дело "Теллура"

В первый раз публичное обвинение кооператоров "Теллур" в хищении многих
миллионов рублей было произнесено еще в 1989 году министром МВД СССР В.
Бакатин на 1-м Съезде народных депутатов СССР, что стало объявлением начала

наступления на "организованную преступность", для отпора которой от
депутатов потребовали "усилить силовиков" и "мобилизоваться". И пошло-
поехало...
Уже тогда была видна худосочность приводимых в докладе примеров типа
дела "Теллур", но хода исторических событий такие "мелочи" остановить не
могли. Перестройку и развитие кооперации стали сворачивать, исподволь
восстанавливая над освобождающейся экономикой власть силовых органов, а
значит, и номенклатуры.
В 1992 году к нам за содействием пришли родители аспиранта С., одного
из арестованных кооператоров "Теллура". Одно из самых длительных дел для
нашего Общества дважды ставилось нами на обсуждение.

Дело о нецелевом использовании кредитов
(ОСП 5.06.1992 г.)

Председательствующий - Сокирко В.В.
Обвинитель - студент юр.фака Митин Б.Н.
Защитник - Владышевский А.Ф.
16 присяжных.
Из речи обвинителя

Господа присяжные! Прежде чем дать вам юридические аргументы, изложу
фабулу этого дела по публикации "Привилегии миллионеров" в газете
"Советская
Россия" от 13.05.1990 г. В ней говорилось о задержании трех молодцов,
приехавших на иномарках на разборку отношений и болтавшихся в Москве без
прописки и определенных занятий. Они создали нигде не зарегистрированные
кооперативы, основной задачей которых являлось на деле обналичивание денег.

Так, они за 2 млн. руб. обналичили кооперативу "Теллур" часть полученного
им
на строительство предприятия по переработке вторсырья кредита в 188 млн.
руб. и растранжирили ее. Председатель "Теллура" тоже размахнулся, наняв в
аренду авиалайнер, а оставшиеся миллионы вложил в перепродажу компьютеров
(порой в 5 раз дороже).
В заключение статьи помещен комментарий начальника отдела по
расследованию организованной преступности ГСУ МВД полковника Федорова:
"Наши
миллионные дела и многие иные преступления, совершаемые в кооперативном
движении, поражают своим размахом. Зачастую молодая поросль действует почти

легально, умело используя бреши в законодательстве. Закон о кооперации,
принятый в 1988 г., явно не способен поставить заслон людям, чьи корыстные
интересы далеки от целей и задач развития кооперативного движения. Думаю,
что кооперацию надо уравнять в правах с другими хозяйственными укладами,
включая разумные ограничения. А то получается, что запрет любого
вмешательства в деятельность кооперативов привел практически к полной
бесконтрольности. Предоставленное кооператорам право получать со своих
счетов в неограниченном количестве наличные деньги породило бум
обналичивания. Надо менять Закон о кооперации.
В настоящее время дело расследованием закончено и передано в Мосгорсуд.
Восьми кооператорам вменено обвинение в хищении, а двум банковским
работникам вменяется получение взяток (в размере 1% от обналичиваемой
суммы). Кроме того, их обвиняли еще в ЧПД (частнопредпринимательской
деятельности), но сейчас такого уголовного состава в УК РСФСР уже нет.
(Далее обвинитель привел детальные доказательства фактической стороны
обвинения, что не является предметом нашего анализа. Квалификация действий
подсудимых им дана в ответах на вопросы присяжных.)
Вопросы к обвинителю и его ответы

- Кооператив"Теллур" был создан только для переработки вторсырья?
Ответ: По Уставу он мог заниматься и иным, в т.ч. коммерческим
посредничеством.
- Как совместить обвинение С. в соучастии в должностных преступлениях,

когда он фигурирует в деле как частное лицо?
Ответ: Получая деньги из Сбербанка, он способствовал злоупотреблению
служебным положением со стороны зав.отделением Сбербанка. Помощь в
составлении бестоварных договоров с "Теллуром" - это и есть участие С. в
должностном подлоге.

Из речи защитника

Рассматриваемое дело - пример незаконного вмешательства
правоприменительных органов в экономическую деятельность кооперативов, что
привело к развалу работы, к грубому нарушению прав кооператоров, уже более
2,5 лет находящихся в заключении.
Согласно Закону СССР "О кооперации" вмешательство государственных
органов в хозяйственную или иную деятельность кооператива не допускается.
Законом предусматриваются только контрольные проверки работы кооператива
финансовыми (а в случае необходимости иными) органами, но без нарушения
нормального ритма работы. И лишь при обнаружении контролирующими органами
повторного сокрытия кооператорами доходов органы могут ставить перед
горисполкомом вопрос о прекращении деятельности этого кооператива.
Но давайте посмотрим, что именно вменили кооператорам как хищение?
Кооператив "Теллур" получил кредит в банке в два приема сроками на
месяц и на 12 дней, причем за просрочку погашения он должен был платить
неустойку, возрастающую ежедневно. Не потерпеть убытка при таких условиях
можно было только пустив деньги в оборот, но для этого надо было их снять с

собственного счета, а сделать это он мог не сам, а только вступив в деловые

отношения с другими кооперативами, которые занимались скупкой компьютеров
за
наличные у частных лиц ради поставки их в организации. Были заключены
договоры, перечислены деньги и все было бы хорошо, если бы не вмешательство

следствия, которое заморозило счета "Теллур", прекратило его деятельность,
изъяло со склада уже закупленное оборудование на 5 млн. руб. (в ценах 1990
г.) и кстати, до сих пор не вернуло его владельцу, искусственно создало
задолженность кооператива банку, хотя срок расчета за кредит тогда еще не
наступил.
Следствие неправомерно квалифицировало кооперативы, осуществлявшие
закупки компьютеров за наличные - лжеорганизациями. Только один из них не
был официально зарегистрированным, но и это не является уголовным
преступлением. Все сделки осуществлялись в соответствии с законом и
уставами
организаций.
Присяжный: Каковы судьбы денежных накоплений кооперативов?
Ответ: Деньги были изъяты следствием при аресте кооператоров.
Реплика обвинителя: Эти посредники участвовали в расхищении кредитов,
они помогли кооператорам из "Теллура" снять со счета большие суммы денег,
сами присвоили их значительную часть, не вели никакого учета денег и
покупок, бесконтрольно тратили деньги на личные нужды, покупая автомобили,
электронику и т.п. Обстановка там сложилась криминальная. Так, один из
подсудимых, Н., обвиняется еще и в нападении на другого и лишении его
свободы с целью вымогательства имущества.
Реплика защитника: Сделки соответствуют закону, учет и документы о
покупках, конечно, велись, но не все сохранились, ибо часть их была
уничтожена в ходе преследований. Последний отчет перед налоговой инспекцией

не был произведен из-за ареста кооператоров. Были у них и внутренние
трения,
в результате которых, например, Н. был исключен из кооператива.
Председательствующий: Предлагаю присяжным сосредоточиться на главном
вопросе. С. и его коллеги фактически участвовали в обналичивании денег.
Необходимо решить, приносят ли такие действия вред обществу, являются ли
они
преступлением, и в частности - хищением?
Вердикт присяжных: В хищении не виновны -
14 голосами против 2.

Суждения присяжных

2 присяжных: "Виновны в хищении, но заслуживают снисхождения".
- Все знают, что существуют законы и что нарушение их должно
наказываться. Спрашивается: На что был взят кредит? - На переработку
вторсырья. - Был ли он так использован? - Нет. Не было учета денежных
поступлений, в частности, не выделялся фонд зарплаты. Такая
бесконтрольность
недопустима. Так что в хищении они виновны, но заслуживают снисхождения по
молодости.
- Деньги в банк не вернулись, так что ущерб тут был, значит, было и
хищение. Виновны, но заслуживают снисхождения.
5 присяжных: "Виновны в безалаберности, рвачестве, гражданских
нарушениях, но не в хищении и уголовщине".
- Я считаю, что они виновны в безалаберности, не вели бухучета, не
оформляли правильно документы, так что их можно обвинить в злоупотреблениях

и подлогах, но не в хищении.
- В предъявленных обвинениях С. не виновен, но у государства была
потребность ограничивать обналичивание денег, а они этот запрет нарушали. Я

бы устроила кооперативный суд чести.
- Выполняли для страны важную задачу компьютеризации, для решения
которой государство ничего не сделало, Может, они действовали
нецивилизованно, проявили рвачество в чистом виде, подрывали авторитет
кооперативного движения и потому виновны перед ним. Но перед законом не
виновны.
- Конечно, вели они себя некорректно, кооператив "Теллур" не выполнял
основной задачи, на которую просил деньги, хотя должен был реализовывать
вторсырье. Но в хищениях они, конечно, не виновны.
- Обналичивание своих средств не является хищением, скорее, это
вынужденное правонарушение, но не хищение. Не виновны.
9 присяжных: "Конечно, не виновны!"
- Фактически следствие вменило С. и его коллегам хищение не самих
средств, а процента за обналичивание их. Но в 1990-91гг. и в
государственной
системе банков было введено взимание процента за начисление наличных денег.

Так что это уже стало узаконенной операцией, и хищения тут нет. Да у
"Теллура" тогда и не было иной возможности. Сейчас госбанки обналичивают за

30-40%, а "Теллуру" подсудимые обналичивали всего за 15%, чтоб иметь
зарплату и покупать вещи. Думаю, что и все остальные обвинения притянуты за

уши. У кооператоров не было времени наладить нормальный бухучет. Просто
ребята действовали слишком нахально, нахраписто, что и вызвало такую
реакцию. Не виновны.
- Ущерба они не причинили никому, хищения не было, нет и вины.
- Во всем мире предпринимателям нужно только заплатить за лицензию. Их
же назвали лжеорганизациями, хотя они работали на свой страх и риск,
получая
выгоду для себя и других. В уголовном деянии не виновны.
- Следствие явно превысило свои полномочия. Надо было сначала провести
финансовые ревизии, применить гражданско-правовые санкции. Не виновны.
- Они совершали экономические действия, и санкции должны быть
экономическими. По уголовным статьям - не виновны.
Еще четверо присяжных согласились с вердиктом "Не виновны".

Анализ суждений присяжных

Отметим прежде всего немногочисленность сторонников осуждения
кооператоров за хищение и слабость их доводов, которые сводятся к тому, что

законы и правила нельзя нарушать, а наличие вреда от их действий только
прокламируется, но не доказывается.
Сторонников кооператоров оказалось намного больше. Среди них немало
присяжных, которые озабочены только оправданием их действий, но еще больше
тех, кто считает кооператоров виновными в нечистоплотном бизнесе, но только

в гражданском или нравственном смысле, а не в уголовном.
В определенном смысле нецелевое использование кредитов является
разновидностью известного модного термина "прокрутка чужих денег", а с
точки
зрения традиционного права - частью гражданских правонарушений, которые
караются главным образом штрафом или, по крайней мере, передачей в
собственность заимодавца доходов, которые получил должник от
несанкционированного использования полученных им средств. Но об уголовном
преступлении хищения тут речи быть не может.
Наши присяжные в этом разобрались за часы, а вот правоприменителям
понадобились годы.
Справка. Дело кооператоров "Теллур" тянулось безобразно долго. Только к
осени 1994 года (т.е. через 5 лет после первых арестов) Мосгорсуд вынес
приговор, по которому практически все они были оправданы по обвинениям в
хищениях. На такой приговор суд пошел вынужденно под влиянием общего
поворота правоприменительной практики, когда прокуроры и судьи перестали
признавать обналичивание средств хищением.
Реально (и несправедливо) осужденными на 5 лет л.с. оказались только

два работника Сбербанка, помогавшие кооператорам снимать деньги со счетов
за
1% от снятой суммы, что было квалифицировано как взятка.

Общественные слушания

(26.01.1994 г.)

Нужда в публичном обсуждении дела "Теллур" возникло в пору, когда
появился президентский проект амнистии, и можно было надеяться на благую
волю только что избранной взамен разогнанного Верховного Совета
Государственной Думы РФ. Заседание состоялось на территории Российского
общественно-политического центра (РОПЦ). Ему предшествовало следующее
объявление:
"26 января 1994 г. в конференц-зале РОПЦ Общество ЗОХиЭС проводит
слушания правозащитников по делу "Теллур" (кооператоров и банковских
работников), 6 из которых уже 5-й год находящихся в заключении, с участием
известных юристов, защитников и родственников подсудимых, средств массовой
информации.
Основные проблемы:
- бесчеловечность длительного содержания в СИЗО подследственных без
достаточных на то оснований,
- бессмысленность уголовных наказаний предпринимателей за нецелевое
использование кредитов и так называемые "хозяйственные взятки",
- что могут сделать законодательные органы?
- что могут сделать правозащитники?
Приглашаем всех желающих!"
Слушания вел председатель правления Московского исследовательского
центра по правам человека Альтшулер Б.Л. В них приняли участие около 40
человек. Кроме вступительного доклада и рассказов родственников и
защитников
подсудимых, на слушаниях выступали д.ю.н Наумов А.В., д.ю.н. Черниченко
С.В., правозащитники Абрамкин В.Ф., Чайковская О.Г. и другие.
Закончились слушания решением обратиться в Мосгорсуд с просьбой
освободить подсудимых изменением меры пресечения и в Государственную Думу с

просьбой включить в Акт об амнистии репрессированных хозяйственников.
К сожалению, по техническим причинам запись этих слушаний оказалась
неудачной, так что в нашем распоряжении имеются только текст моего доклада
и
итоговое обращение правозащитников к депутатам Государственной Думы.
Докладчик: ... Как говорится, они попали под колесо истории. Уже в 1989
году госаппарат начал контрнаступление под флагом борьбы с организованной
преступностью. 1-й съезд нардепов СССР принял специальное постановление на
этот счет по докладу министра МВД. А единственным примером "жуткой
экономической преступности" в нем было названо именно дело "Теллур":
"Кооператоры, банкиры, похищенные 32 миллиона, авиалайнеры, девочки,
шампанское - так расписывала наша пресса... И все это, мы сейчас видим,
было
фуфлом, хотя и называется делом в 85 томов, переданным следователями МВД в
Мосгорсуд по обвинению 10 человек в хищении 1 млн. руб. из взятых кредитов,

в частнопредпринимательской деятельности в особо крупном размере, во
взятках
банковским работникам. и т.п.
Что было на самом деле? Кооператоры действительно получили из
кооперативного банка крупный кредит на строительство цехов переработки
вторсырья, но перед вложением денег в долгостройные фундаменты и стены
временно использовали их для извлечения прибыли на перепродажах компьютеров

и для вложения в прочий высокодоходный бизнес. При этом они поступали не
всегда по инструкции, приплачивали банковским работникам за быструю работу,

иногда не оформляли должным образом документы. Но...
Срок возвращения кредитов банку еще не наступил, как их арестовали,
объявив, что все нецелевым образом размещенные средства похищены. И хотя со

временем все деньги были найдены и возвращены банку, уголовное
преследования
частнопредпринимательской деятельности было отменено, но кооператоров до
сих
пор абсурдно содержат в СИЗО и судят именно по этим изжившим обвинениям.
Так, дело, начатое в 1989 году практически по политическим мотивам, тянется

и в сегодняшней, якобы демократической России.
Первый состав коллегии Мосгорсуда летом 1992 г. попытался решить дело
обычным компромиссом, отправив его для умирания на доследование. Но в
Генпрокуратуре еще довлел Степанков, и потому по прокурорскому протесту
Верховный Суд отправил дело на новое слушание в новом составе Мосгорсуда, в

котором оно сейчас и пребывает. И любой москвич может в любой день пройти в

55-й зал Мосгорсуда и увидеть 6 кооператоров (остальные освобождены по
болезни), которых уже 5-й год держат в заточении и железной клетке за
частнопредпринимательскую деятельность и нецелевое использование не
присвоенных, а возвращенных кредитов. Однако, к сожалению, в суды мы ходим
очень редко.
Думаю, что присутствующие здесь адвокаты, защитники подсудимых смогут
пояснить детали обвинений. Очень надеюсь, что после обсуждения мы сможем
согласованно подать в суд просьбу прекратить при первой же процессуальной
возможности дело кооператоров за отсутствием состава уголовного
преступления. А во-вторых, мы сможем направить в Верховный Суд и
Прокуратуру
РФ прошение о необходимости изменения судебной практики таким образом,
чтобы
нецелевое использование кредитов или их обналичивание не считались
уголовным

преступлением. Ведь в эпоху нормальной рыночной экономики такие
коммерческие
и договорные отношения должен регулировать не уголовный, а гражданский
кодекс.
Должен еще раз подчеркнуть, что дело кооператоров "Теллур", обвинения в
их адрес - лишь один из примеров репрессий против свободной экономики не
при
застое, а сейчас. Уже не один год наше Общество твердит о необходимости
срочной расчистки уголовного закона от антирыночных статей, от крена в
сторону кары за посягательство на монопольную госсобственность, от
отождествления предпринимателей и государственных чиновников... Требуем
хотя
бы срочной амнистии, т.е. реального освобождения всех осужденных по
предпринимательским статьям... Но пока мы не добились от властей никаких
сдвигов.
Сегодня, после избрания Госдумы РФ и предложения Президента РФ об
амнистии осужденных, не опасных для общества, у наших подзащитных появились

хорошие шансы на освобождение. За них высказывались лидеры думских фракций
-
Явлинский, Затулин, Хакамада, даже Жириновский. Последнее немудрено, ведь
он
неплохо ощущает настроения избирателей, а по данным опроса общественного
мнения до 90% граждан - за досрочное освобождение хозяйственников. Кроме
того, наиболее активными сторонниками этой амнистии, правда, для
политических заключенных, будут коммунисты и аграрии, но в качестве
компромисса они проголосуют и за освобождение хозяйственников. Противниками

амнистии может оказаться только часть фракции "Выбор России", но не она
будет определять это решение. Поэтому я прошу обсудить и поддержать
Обращение к Госдуме РФ о включении в амнистию хозяйственников и о срочном
изменении Уголовного кодекса.
Представленное на ваше рассмотрение дело показательно и второй
стороной: абсурдностью и бесчеловечностью столь длительного содержания под
стражей на стадии следствия и суда, т.е. еще до вынесения приговора, с
недоказанной виной. Всем известны ужасные условия содержания в наших СИЗО,
а
также, что они служат иной раз лишь для выдавливания из подследственных
самооговоров, для оперативно-провокационной работы, психологических или
даже
физических пыток и избиений. Об этом, я думаю, здесь расскажут те, кто сам
или на примере близких все это пережил. Нам же надо понять, как можно
прекратить кошмар СИЗО, учитывая, что наше следствие в своей массе по-иному

работать не умеет.
Думаю, что нужны разные меры. По данному делу можно обратиться в
судебную коллегию Мосгорсуда с ходатайством об освобождении подсудимых в
порядке изменения меры пресечения. Что же касается общей ситуации, то ее
может изменить только законодатель, и потому к депутатам в Госдуме надо
обратиться с предложениями такого свойства:
- строго ограничить срок содержания под стражей до вступления приговора
в законную силу, например, одним годом. Это заставит следователей живее
работать на оперативной стадии, разгрузит СИЗО, уменьшит страдания людей,
- ввести в закон норму о том, чтобы право выхода на волю до приговора
под залог может быть оспорено следствием и судом только в открытом и
состязательном судебном процессе.
Как уже говорилось, по итогам слушаний были приняты два обращения:
- в Мосгорсуд с просьбой об освобождении 6 подсудимых по делу "Теллур"
на подписку о невыезде,
- к депутатам Госдумы РФ.
От имени 40 участников они были подписаны рядом известных правозащитных
организаций, таких, как МОПЧ, "Мемориал", Российско-американское бюро по
правам человека. Своими подписями их поддержали Е.Боннэр и Л.Богораз.
Первое обращение было услышано, но демонстративно проигнорировано
судьей, несмотря на открытую поддержку его даже прокурором в суде. Правда,
большинство подсудимых позже были все же освобождены до приговора, но лишь
по мотивам болезни и много позже, когда оправдательный по сути приговор
стал
неизбежен.
Текст второго обращения, созданный Б.Л. Альтшулером в соавторстве со
мной, приводится ниже.
"О необходимости амнистии осужденных хозяйственников.
Уважаемые депутаты!
26.01.1994 г. состоялись общественные слушания по делу кооператива
"Теллур". 10 человек были арестованы осенью 1989 г. и обвинены в хищении
государственного и общественного имущества (нецелевом использовании
банковских кредитов), в частнопредпринимательской деятельности и в
должностных преступлениях (хотя на государственной службе не состояли) по
статьям УК РФ, предусматривающим наказания до 15 лет лишения свободы. Уже
5-
й год эти люди находятся в тяжелейших условиях переполненных следственных
изоляторов, потеряли здоровье, в дни заседаний Мосгорсуда их не кормят, а
на
время обеда конвоя помещают по трое в метровые боксы. И никто не может
сказать, когда эти муки кончатся, хотя сегодня такие обвинения - очевидный
анахронизм.
В поле зрения правозащитных организаций таких дел много - тысячи
"хозяйственников" стали жертвами той победившей в октябре 1917 года
идеологии, которая объявила буржуев, частников и коммерсантов классовыми
врагами, а свободную экономическую деятельность сделала уголовно
наказуемой.
Мы призываем вас привести уголовное законодательство в соответствие с
новой Конституцией РФ (ст. 34 и 35 о праве граждан на предпринимательство и

на частную собственность), и уже сегодня амнистировать не только подсудимых

по делу "Теллур", но и других осужденных, подсудимых или подследственных
хозяйственников... Просим доработать представленный Указом Президента РФ
проект Постановления Государственной Думы РФ об амнистии, а именно:
1. Включить в это Постановление лиц, преследуемых по следующим
"экономическим статьям УК РФ:
- ст.88 "Нарушение правил валютных операций", преступность которых
сегодня никому непонятна,
- ст.92,ст.93-1 "Хищение государственного и общественного имущества",
исключая случаи, связанные с хищением путем кражи, грабежа, разбойных
нападений, мошенничества. Очень часто "хищением" назывались действия
руководителей производства, предпринятые в интересах дела. Так же по этим
статьям карали шабашников, "цеховиков", коммерческих посредников, чья
деятельность в сущности была полезной обществу,
- ст.170-175 "Должностные преступления" в тех случаях, когда эти статьи
применялись в отношении лиц, занятых хозяйственной или коммерческой
деятельностью. Самое типичное должностное преступление - взятка, и здесь
необходим дифференцированный подход. Дело в том, что в полностью
централизованной экономике само понятие должностного лица (т.е.
государственного служащего с властными полномочиями) было аномально
расширено, включало и тех, кто осуществлял равноправные, договорные, в
сущности, рыночные отношения. Хорошо известно, что плановая система
практически не работала без неофициальных товарно-денежных отношений,
которые квалифицировались как взяточничество. В этих условиях любой
инициативный производственник оказывался потенциальным преступником, а
многие отбывают наказания до сих пор. Этих людей необходимо освободить.
2. Сократить срок заключения на половину осужденным по гл.2
"Преступления против социалистической собственности" (кроме ст.90 "Грабеж
при отягчающих обстоятельствах" и ст.91"Разбой"). Известно, что за
преступления против этой монопольной собственности, в отличие от наказаний

за посягательства на частную собственность и даже на жизнь человека, карали

особенно жестоко, давали непомерно длительные сроки заключения. Поэтому
неприемлемо ограничение амнистии лишь осужденными на срок до 3 лет. Нам
представляется, что общий принцип амнистии должен исходить не из
длительности назначенного ранее наказания, а из характера совершенного
преступления, исключая из амнистии прежде всего тех, кто совершил
насильственные действия против личности."

Ход принятия экономической амнистии

Как известно, несмотря на сильнейшее сопротивление сторонников
Президента, Госдума приняла 23.02.1994 г. Постановление "О политической и
экономической амнистии", по которой около половины наших подзащитных
получили снижения сроков. Нам известно, что вышеприведенное заявление
правозащитников оказало свое влияние на текст принятой амнистии в сторону
увеличения числа затронутых ею хозяйственников. Если первоначальные
предложения от партии Жириновского ограничивались уже изжитыми статьями
(типа "приписок"), то после того, как наши предложения взяли на вооружение
ряд депутатов - членов Комитета по законодательству (В.В. Похмелкин и др.),

экономическая часть амнистии наполнилась реальным содержанием. К сожалению,

уже на уровне Комитета наши предложения были сильно сужены: из числа
амнистируемых исключили осужденных за должностные преступления, а также
осужденных за хищения иными способами, кроме присвоения. И, кроме того, уже

в процессе принятия проекта амнистии по предложению известного депутата-
предпринимателя Артема Тарасова Дума согласилась ограничить рамки

экономической амнистии только теми, кто был осужден за действия,
совершенные
во время существования СССР, но, с другой стороны, расширила ее действие на

обвиняемых и осужденных за мошенничество, против госсобственности. Тарасов
сделал такое предложение своекорыстно, стремясь прекратить собственное дело

1991 г. по обвинению в мошенничестве и добился своего, но при этом исключил

из амнистии огромное число хозяйственников, несправедливо осужденных за два

последующих года.
"Амнистия хозяйственников", которой мы добивались долгие годы,
оказалась половинчатой, но многим людям Постановление Госдумы помогло
раньше
освободиться.

Три суда по делу о "прокрутке" государственных
средств

Новый поворот проблемы "цеховиков"

Тема частного предпринимательства на государственных предприятиях в
последние годы неожиданно всплыла в делах о так называемой "прокрутке
бюджетных средств". С проведением в 1992-93 г. экономических реформ по
Гайдару и приватизации (акционирования) госпредприятий по Чубайсу почва для

производительного "теневого" предпринимательства была потеряна. Старые
директора, неспособные приспособить свои предприятия к условиям рыночной
конкуренции, по большей части озаботились лишь личным обогащением
("приватизацией") гибнущего имущества путем организации при основном
производстве якобы частных фирм, забирающих неправедным способом на себя
(т.е. на родственников или друзей директора) большую часть доходов
предприятия, тем самым ухудшая его экономическое положение (в отличие от
"левых" цехов прошлых лет, которые не ухудшали, а скорее дополняли и
подпирали плановое производство). Но об уголовном осуждении такого рода
"подставных фирм" я не слышал.
Еще одно обстоятельство надо учесть. В последние годы возможность
извлечения доходов из производства (из "цехов" или даже предприятий)
чрезвычайно сузилась. Прибыльными остались только финансовые операции, в
некоторой степени торговля и посредничество, для которых нужны не
предприятия, а только деньги - хотя бы на время. Отсюда и возник термин
"прокрутка денег" в скоротечных финансовых или торговых операциях как
главный способ извлечения частного дохода в наше время.
Но эта "новация" остается привязанной в основном лишь к возможностям
госучреждений, потому что государство, особенно в условиях инфляции,
обладает постоянным потоком больших денег в виде кредитов, заказов,
зарплаты
бюджетникам, пенсий и т.д. Для обогащения достаточно устроить временные
плотинки на этих реках.
Пожалуй, одно из самых известных дел такого рода - случай вологодского
губернатора Подгорнова, который не особенно скрываясь, прокручивал "хлебные

деньги" из бюджета оправдываясь тем, что он "зарабатывал" на нужды области.

Сначала газетные, а потом и прокурорские расследования показали, что дело
обстояло не столь бескорыстно, а скорее даже наоборот. В результате
губернатор был все же снят, а потом и арестован. Но были и положительные
примеры, как дело нашего подзащитного директора С., которое стало предметом

разбирательства трех исследовательских судов присяжных в 1996 году.
Стенограммы выступлений сторон и упорядоченных суждений присяжных приведены

в приложении 3.3.
ИСП-1 2.04.1996 г.

С этого знаменательного заседания началась серия исследовательских
процессов, проведенных нами в 1996 году при поддержке института "Открытое
общество".
Проходило оно под председательством заместителя министра юстиции РФ
к.ю.н. Сидоренко Е.Н. как судьи. Обвинителем в нем был к.ю.н. Кореневский

Ю.В., защитником - к.ю.н. Похмелкин А.В. Роли общественного защитника и
общественного обвинителя исполнили Владышевский А.Ф. и Сокирко В.В.
Присяжными заседателями были 11 незнакомых нам присяжных из микрорайона
"Печатники" г. Москвы.
История дела. Обращение за содействием в наше Общество директора
психоневрологического диспансера в Кировской области С. поступило в начале
1996 года, почти сразу же за вступлением его приговора в законную силу.
Вину
за собой он не признавал, и, судя по документам, аргументы его заслуживали
доверия.
Приняв руководство над интернатом в 1993 г., С. столкнулся с
недостаточностью финансирования и в поисках выхода занялся зарабатыванием
дополнительных денег для интерната путем коммерческого использования
выделяемых средств и иных возможностей интерната. Так, в 1993 г. он
приобрел
вагон сахара (60 т), в интернате оставил всего 5 т сахара, остальное
реализовал на стороне, деньги вернул, себе оставил прибыль. Следствие и суд

обвинили его в хищении прибыли, полученной путем "прокрутки" интернатских
денег.
Обвинение воспользовалось тем, что С., не имея права заниматься
торгово-по-среднической деятельностью, вынужден был свои операции, а также
дополнительные траты на нужды интерната производить неофициально, без
составления всех отчетных документов. А раз, мол, документов о расходовании

денег не было, значит, С. потратил их на себя. Следствию было удобно,

разыскивая факты образования "теневой" прибыли, не искать доказательства
использования ее на нужды интерната и на этом основании обвинить С. в ее
присвоении как хищении.
На следствии и в суде С. настаивал, прежде всего, на том, что он

работал для интерната и полученную прибыль тратил на его нужды, а не на
свои. Это было его главным оправданием с точки зрения собственной совести.
Мы же, как защитники отстаивали более формальную позицию: если при
прокрутке
денег не было причинено ущерба их владельцу (государству) или людям, то нет

и уголовного преступления даже, если прибыль от этой прокрутки обвиняемый
действительно присваивал. Для уголовного преследования тут нет места. На
обсуждение присяжных в наших исследовательских процессах была поставлена
именно эта версия фабулы дела: директор С. "прокрутил" интернатские деньги,

полученную прибыль присвоил.
Аргументы обвинителя: Если бы прибыль С. получил как частный
предприниматель за использование собственных средств, к нему не было
претензий. Но на деле основой его сделки были капитал, транспорт и рабочие
силы интерната, поэтому и прибыль надо было передать интернату. А директор
С., пользуясь своим служебным положением, прибыль в 5 млн. руб. присвоил,
т.е. похитил.
Аргументы общественного обвинителя: Присвоение прибыли от прокрутки
бюджетных денег сегодня является причиной общественного бедствия для многих

бюджетников (Там зарплату выдали попозже, тут детей покормили пожиже, а
крупные средства уходят кому-то "налево"). Надо признать, что нецелевое
использование госсредств равнозначно их хищению.
Аргументы защитника: Достоверно известно, что С. операцией с реализаций
сахаром не причинил интернату прямого ущерба. Не причинил он ему и
косвенного вреда в виде упущенной прибыли, потому что на ее получение
интернат и не мог рассчитывать. Получение же С. прибыли от своей
предпринимательской инициативы преступлением не является. Однако действия
С.
и иные случаи "прокрутки" чужих средств без согласия их собственников
являются противоправными деяниями согласно гражданскому кодексу и могут
наказываться изъятием в пользу собственника незаконно полученной прибыли,
но
и только.
Аргументы общественного защитника: С. был хорошим директором, с его
приходом материальное положение интерната намного улучшилось. Кроме того,
он
хорошо характеризуется, прекрасный семьянин, имеет двоих малолетних детей.
Вопросы присяжным:
1. Виновен ли С. в хищении?
2. Если нет, то виновен ли С. в должностном преступлении?
3, Если С. виновен, то заслуживает ли он лишение свободы?
Вердикт: Директор С. не виновен.

Анализ суждений присяжных в ИСП-1

К сожалению, не удалось получить качественную запись заседания
присяжных. Зафиксированы только результаты их голосования в итоговом листе.

О конкретных же аргументах этих людей можно судить лишь по характеру их
вопросов (см. стенограмму).
Прежде всего они старались уяснить, какая степень пользы или вреда
окружающим была от действий директора С. Была ли задержка зарплаты у
сотрудников интерната из-за директорских прокруток? Не обесценилась ли
инфляцией позаимствованная на 4 месяца интернатская сумма? А с другой
стороны, присяжные выпытывали доказательства того, что С. тратил эту
прибыль
не только на себя, а еще и на дополнительную оплату привлекаемых к
разгрузке
сахара сотрудников.
Другим важным мотивом была потребность присяжных соотнести
рассматриваемую ситуацию с собственным жизненным опытом, как это проявилось

у присяжной, задавшей первый вопрос. Кстати, такой мотив чаще только
сквозит
в вопросах о деталях, которые помогают присяжным достроить картину
произошедшего до уже имеющегося у них жизненного опыта или, напротив,
зачеркнуть померещившееся сходство выводом: "Нет, тут было что-то не
так..."
Один из частых вопросов такого типа - о зарплате подсудимого. Эта
информация позволяла присяжным понять, из какого круга подсудимый, какими
мотивами и привычками он мог обладать. Грубо говоря, "наш это человек" или
"не наш". Причем понятие "наш" совсем не обязательно означает плюс и
оправдание. Просто в таком случае присяжному легче понять (хотя, с другой
стороны, часто бывает, что понять, значит, во многом уже и оправдать...)
Большинством голосов (9 против 2) присяжные не признали вину С. в
уголовном преступлении. Среди них люди среднего и младшего возрастов: три
врача, предприниматель, домохозяйки, студенка, пенсионерка и молодой
реставратор.
Только двое присяжных (пенсионер и инженер) разделили точку зрения
обвинителя, что С. совершил хищение принадлежащей интернату прибыли.
Наконец, трое присяжных признали вину С. в должностном преступлении, по-
видимому, увидев, что действия С. неизбежно связаны с каким-то ущербом для
людей или общества в целом. Но, что интересно, даже осудившие С. присяжные
отказались применить к нему наказание лишением свободы. И их нетрудно
понять. Ведь стороны соглашались, что прямого ущерба С. никому не причинил,

а за нарушение порядка или косвенный вред наказывать лишением свободы
нельзя.
Я констатирую: все высказанные точки зрения присяжных при их
разночтениях оказались в радикальном разладе с точкой зрения официального
суда, который дал директору С. три с половиной года лишения свободы.
По опыту этого процесса организаторы исследования сделали вывод, что
определение вины С. в должностном преступлении присяжными понималось скорее

как административное или гражданское правонарушение. Поэтому в последующих
двух судах по этому делу второй вопрос формулировался более мягко: "Виновен

ли С. в должностном (или гражданском) правонарушении?"

Анализ суждений присяжных в ИСП-2 (13.09.1996 г.)

Вердикт: С. виновен в гражданском правонарушении и заслуживает лишения
свободы.
Директор С. был осужден всеми 10 присяжными, причем большинство
посчитали необходимым наказать его лишением свободы. Вот как были
аргументированы их суждения.
Группа 5, осудивших С. на лишение свободы, как за хищение, осталась
глухой к аргументам защитника о разнице между хищением и присвоением
упущенной прибыли. Их основной мотив: хорошо известный всем в Серпухове
вред
от прокрутки директорами государственных денег, предназначенных для выплаты

зарплаты, для кормежки детей и т.п. И хотя по изложенной фабуле дела вреда
никому от прокрутки денег не было (мол, следствием таких фактов не
установлено), присяжные таким уверениям не поверили, потому что их
собственный опыт показывал иное: от прокрутки прежде всего страдают люди,
находящиеся на государственном иждивении или зарплате. Ущерб кажется им
столь злостным, что они его приравнивают к воровству.
Группа 2 присяжных, признавших С. невиновным в хищении, но выступившие
за лишение его свободы, вынуждены признать правовые аргументы защитника о
том, что присвоение прибыли, полученной от прокрутки денег, нельзя считать
хищением. Озвучил эту позицию старшина-предприниматель, посчитавший почти
смертным грехом директора С. то, что он имел возможность пользоваться
государственными деньгами, в то время как остальным предпринимателям
кредиты
недоступны (даже комбанки под проценты не дают). Это кажется ему такой
несправедливостью, соразмерным возмездием за которую может быть только
лишение свободы.
Со стороны такая логика выглядит обычной завистью (директору кредиты
можно, а мне нельзя?), но с ней надо считаться. Ведь предусмотрено даже в
УК
РФ уголовное наказание за монополизацию экономики. А разве положение, когда

извлекать прибыль из привлекаемых средств могут только чиновники - не
является примером злостной монополии? Конечно, в таком ненормальном
положении виновен не сам С., а общехозяйственные условия, но в данном деле
судить можно было только С., вот на него предприниматель и вылил свое
возмущение.
Группа З присяжных, посчитавших С. виновным в должностном (гражданском)
правонарушении и не согласившихся с лишением его свободы.
Эти люди не увидели серьезного ущерба от прокрутки интернатских денег.
Вина С. им представляется относительной, а наказание лишением свободы -
несправедливо суровым. Видимо, в их жизненном опыте не было задержанной
зарплаты или иных бед от подобной практики, хотя возможно, на их решение
влиял и жизненные примеры приносимой подобными инициативными директорами
общественной пользы. Но убедить остальных в данном составе им было трудно.
Обвинительные суждения почти сразу стали преобладающими, чему
способствовала
позиция старшины.

Анализ суждений присяжных в ИСП-3 (14.09.1996 г.)

Вердикт: С. виновен в гражданском правонарушении .
Как и в предыдущих процессах, присяжные разделились на две группы,
причем сторонники оправдания оказались в большинстве: только 6 человек
признали С. виновным в хищении, правда, один из них не счел возможным
наказывать его лишением свободы, а 8 человек признали за С. только вину в
гражданском правонарушении, которое не может караться лишением свободы. Их
мнение оказалось решающим.
Из группы 6, признавших С. виновным в хищении, половина осуждала его,
прежде всего за преступное использование служебного положения, хотя они и
проголосовали за признание его действий хищением. Это произошло, видимо,
потому, что взамен вопроса о вине в должностном проступке сейчас был

поставлен вопрос о вине в гражданском правонарушении, что принципиально не
позволяет возложить на С. уголовную ответственность и наказание лишением
свободы. Присяжные, увидевшие в действиях С. должностное преступление,
вынуждены были голосовать за вариант вины С. в хищении.
Но и в группе 8, не признавших вины С. в уголовном преступлении, почти
все увидели в прокрутке интернатских денег неправомерное использование С.
своего должностного положения и даже причинение ущерба больным, но они
решили трактовать этот факт не как преступление, а лишь как правонарушение,

заслуживающее изъятия незаконной прибыли и штрафов, но не лишения свободы.
К такому выводу они приходят из-за согласованного утверждения сторон,
что ни вреда, ни пользы для интерната и общества от действий С. не было,
они
принимают с большим трудом, про себя считая, что какой-то вред от этого
людям, конечно, был, но, наверное, не очень большой, меньше пользы, которую

С. оказал и местным покупателям дешевого сахара, и работникам интерната,
которым наверняка заплатили за разгрузку сахара и что-то еще...
Почти все присяжные, которые смогли высказаться достаточно полно
(особенно рабочий 8 и предприниматель 10) проявили удивительное чутье на
жизненную реальность, в которой нет места такой голой юридической
абстракции, как отсутствие и ущерба, и пользы, но зато всегда есть баланс
вреда и пользы, для выяснения которого и нужен в принципе не уголовный, а
гражданский суд. Они увидели в деле С. то, что было искусственно устранено
исследователями в фабуле, а именно многочисленные доказательства того, что
С. тратил полученную в результате "сахарной операции" прибыль прежде всего
на нужды интерната, пусть это и невозможно было официально фиксировать.
Надо отметить интуитивное несогласие присяжных с чрезмерной
репрессивностью судебных наказаний. И рабочие, и предприниматель заявляют в

унисон:
- Если так сажать, то пол-России надо посадить,
- Всех руководителей тогда пересажать надо,
- Если таких инициативных руководителей по тюрьмам разбазаривать, то
никогда никаких инициатив больше не будет.
Кстати, рабочие такую ситуацию прикидывают на себя, возражая против
жестоких уголовных мер за "несунство", но, не отрицая в то же время
необходимости мягких наказаний за него. Они приходят к выводу, что
российская жизнь сложна и не укладывается в рамки простых уголовных понятий

и наказаний. Разбираться в ее негативных и положительных сторонах надо
бережнее, мягче, или, как ими утверждалось, - "не в уголовном, а
гражданском
порядке".
Справка. Наши жалобы по делу С. все же были услышаны Верховным судом
РФ. Заместитель председателя внес протест, который был удовлетворен
президиумом Верховного суда. Основной эпизод с вагоном сахара был исключен
из числа вменяемых С. действий. К сожалению, этот пересмотр не коснулся
других эпизодов, так что С. дождался пока не реабилитации, а лишь снижения
срока наказания до двух с половиной лет и освобождения по УДО. Но даже
такой
подвижке высшей судебной власти в сторону вердикта присяжных нельзя не
радоваться.

Итоги трех процессов по делу о прокрутке денег интерната его
инициативным директором

Мы получили три разных вердикта:
- директор С. не виновен в уголовном преступлении,
- С. виновен в должностном правонарушении и заслуживает лишения
свободы,
- виновен лишь в гражданском правонарушении и его нельзя лишать
свободы.
Интегрируя эти результаты, можно сказать, что в двух случаях присяжные
оправдали директора С. в уголовном смысле, а в одном случае поддержали
позицию официального суда, правда, увидев уголовную вину не в хищении, а в
должностном преступлении. Вину директора С. в хищении прибыли от прокрутки
бюджетных денег не признал ни один из трех судов присяжных.
Положение аналитика при суммировании вердиктов осложняется тем, что от
процесса к процессу уточнялись формулировки вопросов. Не менялся лишь 1-й
вопрос о виновности в хищении. Формально был изменен даже 3-й вопрос. В
первом процессе он звучал: "Заслуживает ли С. снисхождения?", а в двух
последующих "Заслуживает ли С. лишения свободы?" Однако, в связи с тем, что

присяжным неоднократно объяснялось, что под снисхождением мы понимаем
обычно
наказание, не связанное с лишением свободы, можно считать, что все
присяжные
отвечали на один вопрос: "Заслуживает ли подсудимый лишения свободы?
Еще сложнее обстоит дело с суммированием ответов по второму вопросу,
имевшему три разных варианта: вина в должностном преступлении, вина в
должностном правонарушении, вина в гражданском правонарушении. Эти варианты

искались по ходу исследования, с целью более точного выражения средней
позиции тех присяжных, которые не могли ни оправдать незаконную прокрутку
денег, ни посчитать ее уголовным преступлением, заслуживающим лишения
свободы.
Надо признать, что мы так и не смогли найти удовлетворительную формулу
этого вопроса. Очевидно, что трое присяжных, согласившихся на первом

процессе признать С. виновным только в должностном преступлении, не могли
считать эту вину тяжелой и потому не согласились лишать его свободы. По-
видимому, они имели в виду вину лишь в должностном проступке. На следующем
процессе речь шла уже только о должностном правонарушении, но двое,
согласившихся считать вину С. должностным правонарушением, на деле
толковали
об уголовном преступлении, достойном лишения свободы. В третьем суде мы из

формулы второго вопроса вообще убрали понятие должностной вины, заменив ее
на вину в гражданском правонарушении. Однако по высказываниям присяжных
видно, что многие из ответивших утвердительно на этот вопрос и не
согласившихся с наказанием С. лишением свободы считали, что основная его
вина состоит именно в должностном правонарушении государственного
руководителя.
По-видимому, чтобы более точно выявить все эти оттенки мнений
присяжных, необходимо давать им больше вариантов ответов и тогда можно
избежать многозначности в толковании полученных результатов. Как мне
кажется, не стоит экономить на количестве вариантов, включая даже такие
проверочные вопросы, как например: "Считаете ли вы подсудимого совсем
невиновным?". Так, в первом процессе 6 из 11 присяжных признали С.
невиновным в уголовном преступлении, но сколько из них считали его виновным

в гражданском порядке, а сколько посчитали вообще не виновным (такие мнения

были), мы твердо не знаем.
Чтобы определить итоговую, интегральную точку зрения всех присяжных,
обсуждавших данное дело, просуммируем голоса по всем трем процессам.
Из 35 присяжных высказались за признание С. виновным:
- в хищении и за лишение его свободы - 10,
- в хищении без лишения свободы - 3,
- в должностном преступлении с лишением - 2,
- в должностном правонарушении без лишения свободы - 6,
- в гражданском проступке без лишения свободы - 8,
- за невиновность С. - 6,
ИТОГО: - за вину в преступлении и лишение свободы - 12,
- а вину в уголовном преступлении без лишения свободы - 3,
- за невиновность в уголовном преступлении - 20.
Таким образом, только треть участников 3 исследовательских процессов
согласилась считать присвоение директором интерната С. прибыли от прокрутки

им государственных средств уголовным преступлением (по преимуществу,
хищением), а подсудимого - заслуживающим лишения свободы. Больше половины
посчитали эти действия не уголовным преступлением, а всего лишь гражданским

или должностным правонарушением.
Мне кажется, что наши действующие суды, если желают быть народными и
совестливыми, не должны в своих решениях противоречить мнениям и совести
большинства своих сограждан и, по крайней мере, не выносить суровых решений

по делам, аналогичных тем, которые нами выше описаны. Ибо на деле нет в
таких делах уголовщины.
А с другой стороны, не имеет права государственный руководитель
использовать врученные ему деньги для личного бизнеса - его за это надо
увольнять. Также не имеет права предприниматель использовать чужие деньги в

своем бизнесе без договора об этом с владельцем денег (обычно на условиях
процента). Согласно гражданскому праву в случаях такого своеволия
полученная
прибыль полностью (да еще и со штрафными санкциями) отбирается в пользу
владельца денег.
И именно такие наказания предлагали применить к директору С.
большинство присяжных, что даже юридически оказывается более верным, чем
нынешние судебные решения по делам такого рода. Впрочем, странным это
обстоятельство представляется лишь поверхностному взгляду, потому что
истинное право в своей глубине основано на народной совести гораздо больше,

чем на логических умозаключениях юристов.

Для устроителей судов присяжных

О неустойчивости вердиктов присяжных
В этой главе читатель впервые столкнулся с одной из самых больших
трудностей суда присяжных - большой зависимостью его решений от состава
присяжных, от позиции старшины и активности стихийно выдвигающихся в
обсуждении лидеров.
По одному и тому же делу "глас народа" бывает совершенно разным. Одна
треть присяжных готова сажать директора как уголовного преступника, а две
трети не видят в его действиях никакой уголовщины. В зависимости от
случайностей состава приверженцы одной позиции могут оказаться большинством

в одном процессе и меньшинством в другом. С подобным явлением мы будем
неоднократно сталкиваться и в последующих главах.
Думаю, противоположность вердиктов двух повторных процессов по делу С.
во многом была предопределена разными позициями старшин-предпринимателей.
Один из них резко осуждал директора за должностное преступление, настаивая
на суровом наказании, а другой, напротив, считал, что баланс вреда и пользы

от С. все же положителен и надо ограничиться лишь мерами должностного и
гражданского воздействия. И хотя оба старшины в этих процессах вели себя
тактично, но их ведущая роль оказала решающее воздействие на присяжных в
процессе окончательного голосования.
Так, анализ предварительных письменных ответов присяжных в последнем
процессе показывает, что вначале большинство было за признание С. виновным
в
хищении (9 против 5), а в процессе обсуждения соотношение голосов сменилось

почти на обратное в согласии с мнением старшины.
Кроме того, на итоговое решение оказывает существенное влияние и состав
присяжных. Так, во втором процессе среди серпуховских присяжных было больше

бюджетников, раздраженных задержками зарплаты, чем на первом процессе в
Москве, где такое явление менее известно.
Столь сильная неустойчивость решений способна ужаснуть и отвратить от
суда присяжных многих юристов, воспитанных на понятном убеждении, что
справедливость судебного решения неразрывно связана с его однозначностью и
постоянством. Однако, думаю, мы не имеем права сразу поддаваться эмоциям,
не
попытавшись хотя бы осмыслить внешне противоположные результаты и научиться

узнавать в них сложную интегральную истину.
Так, за всеми случайностями и колебаниями суждений присяжных в деле С.
не следует терять основной вывод: решения нынешних уголовных судов в делах
предпринимателей и руководителей сегодня не поддерживает очевидное
большинство граждан, и потому суды обязаны корректировать свою практику по
таким делам, чтобы не оказаться в прямом противоречиии с народом нынешним
и,
что еще важнее, с народом будущим.
Нелегко понять Глас Истины в нестройных голосах присяжных.
И принадлежит он не всегда большинству. Даже в пристрастных суждениях
меньшинства содержится истина, без учета которой Законодатель рискует
сильно
ошибаться. И если, например, браться за решительное выведение "прокрутки
чужого" из-под уголовного топора, то не менее решительно надо обеспечить
действенность гражданских судов в этой сфере.

Приложение 3.1. Запись ОСП по делу бакинского
"цеховика"
(6.04.1991 г. в институте государства и права АН СССР)

Судья: д.ю.н. Петрухин И.Л., институт ГиП
Обвинитель: к.ю.н. Сокольский О.Э., институт прокуратуры
Защитник: д.ю.н. Морщакова Т.Г., институт советского права
Общественный защитник: Сокирко В.В.
Присяжные - 12 жителей г. Москвы (отобраны из 15)

Судья предлагает присяжным принять присягу следующего содержания:
"Приложу всю силу разумения моего к тщательному рассмотрению как
обстоятельств, уличающих подсудимого,так и оправдывающих его, и подам
решительный голос согласно с тем, что увижу и услышу в суде по сущей правде

и убеждениям моей совести, не оправдывая виновного и не осуждая
невиновного."

Вступительное слово судьи

Присяжные принесли присягу, и мы приступаем к рассмотрению уголовного
дела. Я должен разъяснить вам права и обязанности в ходе судебного

заседания. Вы должны внимательно слушать все происходящее на суде. У нас
суд
экспериментальный, нет судебного следствия, допросов обвиняемых,
свидетелей.
Поэтому информацию о деле вы должны черпать из выступлений прокурора,
адвоката и общественного защитника. Никакие другие источники информации
недопустимы.
Дело сложное, подсудимый Ш. обвиняется по 4-м статьям УК. Оно выделено
из более широкого уголовного дела, но мы судим только Ш. И я обязан
объяснить смысл обвинения, которое предъявлено прокуратурой.
Ш. с соучастниками обвиняется в хищении соц.собственности в особо
крупных размерах на сумму 698 тыс. руб. Он обвиняется в том, что наладил
нелегальное "левое" производство банных ковриков, которые сбывались через
торговую сеть, а деньги присваивал. Он обвиняется в том, создал преступную
организацию, начиная от шофера и сторожа и кончая директором предприятия,
которые получали соответствующие отчисления. Ш. и соучастники сложили
начальный капитал - 100 тыс. руб., и если кто-то хотел вступить в это
преступное сообщество, то платил за 1% капитала 1 тыс. руб. Капитал
приносил
годовую прибыль такую же как сам капитал, т.е. 100 тыс. руб. Каждый месяц
соучастники получали соответствующую доле каждого сумму из этой прибыли. Вы

должны установить, верно ли, что Ш. совершил таким образом хищение.
Кроме того, Ш. обвиняется не только в хищениях, но и в том, что
занимался частнопредпринимательской деятельностью. А это преступление по
ст.153 УК РСФСР.
Также Ш. обвиняется в том, что систематически давал взятки, чтобы
обеспечить производство и реализацию неучтенных ковриков, работникам
торговли, врачу санэпидстанции, ревизору и др.
По всем этим обвинениям вам предстоит определиться.

Речь обвинителя

Уважаемые присяжные, уважаемый судья. Дело, которое предстоит сегодня
разобрать относится к категории самых сложных, оно очень велико по объему.
Преступления совершались большой организованной группой расхитителей. Всего

по делу были привлечены 82 человека, потому в суды оно направлялось
раздельными партиями, что вызывало определенные сложности с соблюдением
прав
обвиняемых... Но сейчас нам важно разобрать способ, которым были совершены
преступления.
Хозяйственные дела, к которым относится и данное, делятся на три группы
по своей сложности. Первые - самые простые дела типа недостач или растрат,
когда обвиняемые присваивают имущество и не заботятся, чтобы скрыть следы.
Ко второй группе относятся такие же хищения, но скрытые различными
документами. Третий же способ - самый сложный - когда на производстве
организуется неучтенный выпуск "левой" продукции.
На Бакинской галантерейной фабрике в течение длительного времени
действовала большая организованная группа расхитителей. Подсудимый Ш. был
инженером-технологом на 3-м участке фабрики. По другим делам проходили
осужденные с других участков, включая директора фабрики. Они втянули в свою

деятельность большую группу рабочих, служащих, давали взятки работникам

контролирующих и правоохранительных органов. За счет нарушения технологии
они организовали выпуск плановой продукции с недовложением сырья. И за счет

созданного резерва организовали производство пользующейся спросом
продукции.
При производстве "левой" продукции использовались государственные станки,
здания, сырье и трудовые ресурсы. Для доставки "левой" продукции в торговую

сеть использовалась товарно-транспортные накладные, которые после продажи
продукции изымались и менялись на другие, где не указывалась "левая"
продукция, а деньги делились между компаньонами пропорционально паю.
Почему у них возникла необходимость в этом пае? А потому, что когда в
такую форму вовлечено большое число людей, опасно, если вся деятельность
замыкается на одном человеке, это может нарушить всю цепь и привести к
разоблачению. Поэтому создается акционерный капитал. В сущности, это было
акционерное общество. "Цеховики" давно пользуются этой формой деятельности,

а в прошлом году Совмин СССР даже легализовал ее.
В 1982 г. Ш. вошел в это дело, получив пай 30%. Два других его
соучастника имели паи по 35%, но заработала организация эффективно только с

приходом Ш., когда он внедрил в производство продукцию, пользующуюся
спросом, - бытовые коврики меняющихся артикулов. Ш. обвиняется в том, что
эта продукция выпускалась за счет преступной экономии.

Чтобы избежать разоблачения, расхитители несли большие накладные
расходы в виде выплат не только пайщикам и рабочим, но и взяток.
(Так, по словам одного из подельщиков Ш. известно, что директору
фабрики пайщики платили ежемесячно 2500 руб., работникам конторы - 1500
руб., на "обеспечение безопасности" (видимо взятки правоприменительным
органам) - 4000 руб., складу готовой продукции - 1500 руб., бухгалтеру
склада - 200 руб., заместителю гл. бухгалтера - 75 руб., начальнику
планового отдела -100 руб., нач. лаборатории - 100 руб., нач. техотдела -
60-100 руб., нач. ОТК - 100 руб., нач. ОТИЗ - 70-150 руб., отделу кадров -
30 руб., парткому - 100 руб., месткому - 50 руб., ст. товароведу - 50 руб.,

юрисконсульту - 30 руб., ревизору участка - 50 руб., участковому
инспектору - 30 руб. - показания из дела).
Как добывалось сырье? Коврик состоял из полиуретана, на который
наносилась тканевая основа, обшитая бахромой. По ГОСТу толщина полиуретана
должна была быть 20 мм. Но Ш. изобрел специальное приспособление,
позволявшее делить полиуретан по толщине пополам, чем и достигал экономию
сырья. Экономия ткани также достигалась за счет изменения плотности
плетения
и т.п. Некоторые технологические операции вообще не выполнялись, изменена
была упаковка. В цеху даже не было машин, способных работать с ковриками 20

мм толщиной, все они были налажены на работу с полиуретаном в 10 мм
толщиной... все эти обстоятельства подтверждаются экспертизами, изъятыми
образцами, показаниями рабочих, так что нет никаких сомнений в фактической
стороне дела. Вопрос состоит в том, как эти действия квалифицировать.
Ш. одновременно вменено и хищение, и частнопредпринимательская
деятельность. Но можно ли считать, что Ш. и его компаньоны наладили
дополнительное производство ковриков? Я думаю, что нет, потому что здесь
имеется преступление более тяжелое, чем предпринимательская деятельность.
Частнопредпринимательская деятельность могла иметь место, если бы
пайщики оборудовали какой-то сарай, достали сырье, привезли станки, наняли
рабочих и начали выпускать продукцию, а их покрывала охрана фабрики. Тогда
это был бы "левый цех". Здесь же была "рационализация", которая могла быть
вознаграждена. Ведь за любое рациональное предложение, которое дает
увеличение выпуска продукции, полагается вознаграждение рационализатору.
Да,
Ш. был заслуженным изобретателем республики. Он мог иметь премию за
сверхплановую продукцию, но никак вся эта продукция не могла быть
собственностью изобретателя и его компаньонов. Он же сделал ее неучтенной и

таким способом превратил государственную собственность в личную - на
колоссальную сумму в 700 тыс. руб. В этом состоит наиболее тяжелое
обвинение
против Ш.

Без сомнения, виновен Ш. и в даче взяток...

Речь защитника

Уважаемый председатель, уважаемые присяжные! Я прошу очень внимательно
отнестись как к фабуле дела, так и к правовой оценке содеянного. Мы должны
решить вопрос о том, совершено ли преступление подсудимым, которое
представлено обвинением? Совершил ли он противоправные действия?
Самое тяжкое - обвинение в хищении госимущества в особо крупных
размерах.
...Вызывает возражение размер присвоенных сумм. Давайте посмотрим, из
чего они складывались. Они складывались не из фактических расходов, а из
номинальных, исчисленных по бумагам... Сославшись на заключение экспертов,
обвинитель указал, что из него можно сделать вывод, что неучтенной
продукции
выпускалось ровно столько, сколько и учтенной, т.е. половина продукции была

"левой". На чем основан этот вывод?
Расход материала на единицу продукции определен нормативом,
установленным на основе заключений экспертов, отобравших по три коврика на

тысячу изделий. Проанализировав эти образцы, эксперты установили, какие
излишки плановой продукции экономили эти производители. Но у меня есть
возражения по методу. Ведь изделия не были идентичными. Они были различны
по
линейным размерам, по толщине, по плотности покрытия. Также исследования
машин показали, что они могли резать полиуретан не только 10 мм, но и
большей толщины в зависимости от настройки... Кроме того, эксперты исходили

при вычислении объема "левой продукции" из предположения, что все излишки
употреблялись в дело. Однако из показаний работников фабрики известно, что
материал часто поступал бракованным, было много отходов, которые сжигались.

Эти показания учтены не были.
Не был учтен и такой момент. Реализация "левой" продукции производилась
через торговлю, при этом торговые работники должны были получать за труд
реализации "левой" продукции. Цифры выплат торговым работникам немалые, 20%

от дохода. Они хотя и присутствуют в обвинении, но также включены в доход
Ш.
Исходя из этого, считаю, что размер обогащения Ш. исчислен неточно и не
может быть положен в основу обвинения. А ведь в теории объем обогащения еще

не считается размером похищенного, тут же он и сам неверно вменен.
Производство было значительно рационализировано: изготовлены
специальные приспособления для реконструкции технологического процесса,
поставлены дополнительные машины, налажен выпуск продукции, которую фабрика

никогда не выпускала, причем налажен на оставшихся от старой трикотажной
фабрики линиях, давно уже не работавших. Своим трудом люди модернизировали
производство. Кроме того, была разработана технология производства,
позволившая взаимозаменять полотно покрытия всех видов изделий. Это
позволяло иметь минимум отходов. Налицо модернизация, улучшение технологии,

экономия, возможность реального увеличения выпуска продукции. Это
положительный эффект их работы.
Нужно ответить также на довод обвинения, что такие технологические
новшества ухудшали качество продукции. Но он голословен, этот вопрос никем
не был проанализирован. Данная продукция никогда не признавалась
бракованной, более того, ее товарный вид был улучшен и она пользовалась
спросом.
Эта продукция, как и плановая, реализовывалась по одним ценам, и
обвинение могло бы и в этом усмотреть зацепку. Но давайте посмотрим на
систему образования государственных цен. Четкой обоснованной системы здесь
вообще не существует. Сегодня разрешается устанавливать так называемые
договорные цены, гораздо более высокие, чем позволила себя эта группа
производственников.
Здесь я хочу подойти к вопросу о том, было ли совершено хищение
государственного имущества в особо крупных размерах? Ведь хищением
госимущества признается изъятие из фондов собственности... А тут понесло ли

государство какой-либо материальный ущерб в результате деятельности данной
группы? Я считаю, что не понесло... Плановую продукцию предприятие
выпускало, деньги от реализации поступали в казну в том объеме, в каком оно

было запланировано, и в этом смысле госпредприятие ущерба не понесло. По
делу о хищении предприятие не предъявило никакого гражданского иска к
лицам,
которые были осуждены. Имущественный ущерб, причиненный госсобственности,
отсутствовал.

Да, это производство было налажено под прикрытием госпредприятия, а это
означало не только вывеску. которая защищала, но и то, что производство
велось на государственном оборудовании, в государственных помещениях,
силами

наемных рабочих, которые получали зарплату. Как быть с этим?
Но по эксплуатации зданий, оборудования, оплате труда действовали
определенные нормативы. Износ техники оплачивался из фондов предприятия за
счет доходов. Оплачивало ли предприятие эти амортизационные расходы?
Безусловно. Но был ли процесс износа оборудования больше обычного? Этот
вопрос можно только ставить. Ответ на него неизвестен, ибо не измерялись
реальные масштабы износа, перерасход энергии, не было учтено, что
рационализация позволяла сохранить оборудование в лучшем состоянии. Все же
сомнения должны трактоваться в пользу обвиняемого.
Обсудим теперь иной вопрос (о ЧПД). Поскольку первое обвинение в
изъятии госсредств, т.е. их хищении, подтверждения не находит, то может
быть
поставлен вопрос, что здесь имела место частнопредпринимательская
деятельность с использованием государственных, кооперативных или иных
общественных форм, которая по ст.153 УК РСФСР считается уголовным
преступлением.
Но материалы дела не подтверждают положения Ш. в группе как
организатора такой деятельности. Первоначально все соучастники ничего не
говорили о роли Ш., потом стали давать такие показания под влиянием
обещаний
следователей. С моральной точки зрения эти показания не заслуживают
доверия.

Кроме того, есть и сведения фактического свойства о том, что даже тот
пай в 30%, которым якобы владел Ш., был на самом деле не его, что он
выполнял больше роль технолога. У нас нет никаких достоверных данных, что
Ш.
был организатором "левого" производства. А обвинительный приговор на
предположениях не может быть основан.
И наконец, обвинения Ш. во взятках представляются неправомерными как в
связи с сомнительностью ряда свидетельских показаний, так и в связи с тем,
что деньги, которые Ш. передавал, например, снабженцам и иным специалистам,

от деятельности которых реально зависело производство, правильнее
рассматривать, как работу по договору за процент или как вид коммерческого
посредничества. Ведь это были действия по обеспечению реализации продукции,

и квалифицировать их как взятки нельзя.
Данная производственная группа работала много лет, в ней существовали
определенные правила. Каждый член группы знал, что нужно платить
определенные деньги за обеспечение их производственной деятельности, они
договаривались о распределении доходов и выплачивали нужным лицам
определенные суммы...
Да, производство считалось очень доходным, давало 100% годового дохода.

Но по материалам дела видно, что в определенные годы это производство
вообще
не давало дохода. Если происходили замены пайщиков, то это было вызвано
именно такими причинами. Те, кто продавал свои паи, просуществовали в
качестве пайщиков более года и никакого дохода не получили. Они объясняли
это тем, что для покупки пая заняли деньги и не могли выплатить долг по
результатам работы производства... и тогда участники должны были платить
должностным лицам из собственного кармана, потому что производство
действовало и его нужно было обеспечивать и поддерживать... Это еще один
аргумент в пользу того, что предъявляемые в качестве общего объема ущерба
суммы являются неточными.
Наше уголовное законодательство развивается, в нем долгое время

присутствовала ст. 153 УК, которая устанавливала ответственность за
частнопредпринимательскую деятельность и коммерческое посредничество.
Теперь
она ставится под сомнение. Многие преступления, за которые были осуждены
люди, занимавшиеся организацией производства и хозяйственной деятельностью,

с социальной точки зрения уже не оцениваются как преступления. Поэтому
сегодня и вам надо оценить, какую деятельность вели работники этой фабрики
-
полезную или вредную для общества? Можно ли признать, то, что добавляя что-

то в дом потребителя, они все-таки обманывали его? Думаю, что нельзя,
потому

что потребитель, приобретая изделие, может решить сам, годится ли ему оно
за
такую цену или нет. Тем более что сейчас мы говорим о полезности свободных
цен.
Я считаю, что виновность Ш., который в течение всего следствия отрицал
свою вину, не нашла подтверждения в собранных следствием доказательствах.
Поэтому я прошу вас признать Ш. невиновным по всем обвинениям.

Речь общественного защитника

Подчеркну лишь один момент - общественную значимость данного уголовного
дела. Я прошу вас, отвечая на вопросы суда, прежде всего оценивать
полезность или вредность производственной деятельности подобных фирм
"цеховиков", т.е. частных предпринимателей, раньше запрещаемых, но готовых
развиваться сейчас, если бы им дали такую возможность, если бы наши
правоохранительные и судебные органы высказались бы за оправдание
"цеховиков".
Деталей обвинения касаться не буду, они опровергнуты в выступлении
адвоката, с которым я полностью согласен. Особо коснусь только обвинения во

взятках, т.к. считаю, что к хозяйственным делам понятие взятки вообще
неприменимо. Обвинить во взятках можно только государственных чиновников,
например, судей, которым должно быть категорически запрещено путать свои
властные обязанности с частными денежными вознаграждениями. В данном же
случае мы имеем дело с частной производственной фирмой, которая в тех
условиях (иные и ныне) просто вынуждена была "делиться" немалой частью
своих
доходов. Подсчеты показывают, что до 80% этого дохода уходило именно на
разные выплаты, от самых крупных лиц ("безопасность"и дирекция) до самых
мелких чинов из парткома-месткома. Я призываю вас оценить эти
обстоятельства
с позиций собственного опыта.
Да, эффективная частная фирма большую часть своих доходов вынуждена
была отдавать партократии (как раз в этом сейчас обвиняют "теневую"
экономику, которая, мол, кормит мафию). Но разве "теневики" делали это
добровольно? Разве государство дало им какую-то иную альтернативу? Разве их

действия не были вынужденным шагом, чтобы выжить? Разве мы все с вами не
находились в таком же точном положении, когда большую часть своих
способностей и труда отдавали партократии с ее безумными тратами на
"каналы-
Афганистаны". Если из-за этого осуждают "теневую" экономику, то мы тогда
должны будем осудить и себя самих. Думаю, это неверно.
... Надо решать. Должны ли мы оправдать такой род деятельности или
будем по-прежнему осуждать реальное частное предпринимательство и потому
находиться в безнадежной экономической яме? Будем ли мы освобождать не
выдуманных, а реальных частных предпринимателей, которые закладывали основы

рынка еще в застойные годы? Подумайте: ведь пайщики не разрушали, нет, они
добивались, чтобы и плановое, и свое производство у них шло превосходно.
Так
и было. Они занимали первые места в соцсоревновании, получали красные
знамена. И при этом реально еще и удваивали выпуск продукции,
пользовавшейся
спросом, наполняя рынок товаром. Неужели это плохо и неужели было бы лучше,

если бы они ничего не делали сверх учета? К ним тогда никаких претензий не
было бы? Так кого мы оправдываем и кого поддерживаем?
Повторяю: если мы будем мечтать о выращивании особо чистых,
социалистических предпринимателей, а реальных "цеховиков" держать в
тюрьмах,
то никогда из тоталитарной экономики не выползем. Прошу оправдать
бакинского
предпринимателя Ш.
(Судья предлагает сторонам обменяться репликами. Реплики не носили
принципиального характера. На просьбы присяжного задать вопрос прокурору,
судья отвечает отказом и предлагает задать их после напутственного слова).

Напутственное слово судьи

Вы оцениваете доказательства по вашему внутреннему убеждению, никакие
доводы предустановочной силы не имеют, вы сами их свободно оцениваете. Вы
можете принимать во внимание только те доказательства, которые были здесь
исследованы и о которых говорили прокурор и адвокат. Если у вас возникает
сомнение в виновности подсудимого, то все сомнения толкуются в пользу
подсудимого. Почему? В нашем уголовном процессе действует презумпция
невиновности, человек считается невиновным до тех пор, пока его вина не
доказана прокурором. Если прокурор не смог доказать вину, значит, человек
не
виновен. Презумпция невиновности установлена, чтобы не допустить судебной
ошибки. Недоказанная виновность приравнивается к доказанной невиновности, и

человек полностью реабилитируется...
И еще: недостаточно только показаний самих подсудимых. Если нет других
доказательств, должен быть вынесен оправдательный приговор. Одному же
признанию вины доверять не следует, ведь бывают случаи, когда подсудимые
оговаривают себя по разным мотивам. В данном деле есть указания на
экспертизу, эти данные можно использовать, есть еще показания обвиняемых по

другим делам. Но если обвиняемый заявил о виновности другого обвиняемого, к

такому заявлению надо подходить осторожно. Вот адвокат напомнил о том, что
эти лица вначале арестовывались, у них получали признания в отношении Ш.
После того как они признавались и обвиняли Ш., их из-под стражи
освобождали.
Такой прием широко используется нашими следователями: арестовать, получить
признание, освободить. Если такой свидетель откажется от этих показаний, у
следователя есть возможность вновь его арестовать и тем "воспитать

послушность"... Я не хочу сказать, что так было в данном случае, но надо
учитывать, что такие ситуации в нашей следственной практике нередки.

Главный вопрос, стоящий перед вами: имело ли место хищение
социалистической собственности или по УК - "завладение с корыстной целью
государственного имущества путем злоупотребления своим служебным положением

в особо крупных размерах"? УК предусматривает за такое преступление не
только конфискацию имущества, но в отдельных случаях и смертную казнь. Если

вы подсудимого признаете виновным в совершении этого преступления, то я как

судья имею право приговорить его к смертной казни. Если все доказано, то
его
можно расстрелять.
Вам предстоит решить два вопроса. Во-первых, доказано ли обвинение в
хищении? Прокурор и адвокат разошлись в оценках доказательств. Прокурор
считает, что хищение доказано и ссылается на показания соучастников, на
заключения бухгалтерской и технологической экспертиз. Адвокат же считает,
что хищение не доказано, что имеется отрицание вины подсудимым, а других
доказательств очень мало, в этой ситуации нет оснований считать, что Ш.
совершил это хищение.
Второй вопрос в том, какова правовая оценка этого деяния, если вы
посчитаете его доказанным. Что это? Хищение в особо крупных размерах или
это
частнопредпринимательская деятельность, полезная для нашего общества?..
Наша практика в последние годы очень сильно перестроилась. До недавнего

времени суды приговаривали к серьезным наказаниям так называемых "шабашни-
ков", которые добывали деньги тяжелым трудом. Судили за хищение
социалистической собственности руководителей предприятий, которые вступали
в
сделки с "шабашниками". Их судили за производственный риск и т.д. В
настоящее время наши суды все более пытаются переоценивать эти факты с
точки
зрения идущих в стране социальных преобразований. Ведь перестройка - это
внедрение рынка, самофинансирование, развитие инициативы людей, переход на
акционерную форму производства...
В данном деле мы видим, что было создано акционерное общество. Вы
должны решить, принесло ли оно пользу или вред. Спор заключается в

следующем. Эти люди продавали продукцию, ее покупали, значит, их действия
приносили пользу обществу... Но потребители у нас поставлены в такое
положение, что они купят все, что выброшено на рынок. И потому, может, они
покупали за ту же цену коврики, изготовленные с нарушением стандартов...
Да, Ш. расходовал свои силы, он рационализатор, усовершенствовал
производство, но ведь при этом расходовались энергия и оборудование
государства, использовался труд государственных рабочих... Это все надо
оценить...
Второе, Ш. обвиняется и в частнопредпринимательской деятельности с
использованием общественных форм производства. В данном случае производство

осуществлялось на государственном предприятии и силами рабочих, нанятых
государством. Но сейчас суды все меньше применяют уголовную норму о
частнопредпринимательской деятельности. Напротив, обществом последняя
сегодня не порицается, а одобряется.
Имейте в виду особую социальную роль, которую играет суд присяжных в
развитии нашего советского права. Суд присяжных может сказать: "Да, в то
время это деяние подпадало под признаки преступления, но сейчас такие
деяния
не считаются общественно опасными". Вам решать. Ст.153 УК еще не отменена,
но почти не применяется и от судов присяжных зависит, будет ли она жить.

Третье. Дача взяток снабженцам, врачу, бухгалтеру и другим... Подход
тут должен очень строгий по каждому эпизоду. Вы должны учесть все доводы...

...Условия деятельности суда присяжных таковы, что он уголовное дело не
может вернуть на дополнительное расследование. Он должен вынести или
обвинительный, или оправдательный приговор по каждому пункту обвинения.
Имейте в виду: каждый вердикт суда присяжных получает широкую огласку.
Судьба человека в ваших руках.
Заранее отвечу на вопрос, должны ли вы руководствоваться
представлениями времени совершения этих деяний? Нет, как раз надо
рассматривать это дело в отрыве от старых представлений. Вы выносите
вердикт
сейчас и потому обязаны учитывать все произошедшие изменения в социальной
обстановке.
Конечно, суд обязан руководствоваться законом. Но законы стареют. Суд
присяжных, вынося вердикт, как бы развивает наше право, делает его более
справедливым. Суд присяжных может выйти за рамки буквы закона, потому что
меняется жизнь. Сейчас мы видим, что происходит в экономике, и мы
вдохновлены новыми идеями. Поэтому у суда присяжных есть возможность
перешагнуть через правовые рамки и судить по справедливости, по совести, в
соответствии с той обстановкой, которая сейчас сложилась в стране...
(После ответов прокурора и адвоката на несколько вопросов присяжных о
сроках амортизации оборудования и иных деталях, присяжные удаляются на
совещание, ход которого, к сожалению, не записывался).
После возвращения присяжных старшина зачитал вердикт: Ш. не виновен.
- По вопросу о виновности Ш. в хищении путем нелегального производства
продукции ответили: да - 2 , нет - 10 присяжных,
- по вопросу о виновности Ш. в частнопредпринимательской деятельности

ответили: да - 1, нет- 11 присяжных,
- по вопросам о даче взяток ответили "нет" - все 12 присяжных.
На основании вердикта судья произносит приговор: "Подсудимого Ш. по
всем статьям предъявленного обвинения оправдать, из-под стражи освободить".

Приложение 3.2. Запись ИСП по делу приемщика картофеля
Л.
(28.04.1992 г.)

Судья - к.ю.н. Кореневский Ю.В.
Обвинитель - к.ю.н. Похмелкин В.В
Защитник - Сокирко В.В.
12 присяжных - слушатели армейской гуманитарной академии

Судья объясняет участникам их права и обязанности, приводит их к
присяге и объявляет: "Слушается дело Л., приемщика картофеля на Украине,
который обвиняется в присвоении выданных ему 15860 руб., путем списания
якобы закупленного картофеля на естественную убыль. Обстоятельства дела вам

сообщит обвинитель, его дополнит защитник".

Речь обвинителя

Уважаемый председательствующий, уважаемые присяжные! При всей простоте

фабулы, дело, которое вам предстоит рассмотреть, сложно из-за двух
обстоятельств: 1) наше общество на переломе, и законодательство не успевает

меняться должным образом, 2) прошло уже много времени с момента совершения
Л. вмененных действий (сентябрь 1984 г.).
Итак, приемщик картофеля Л. подговорил трех заготовителей присваивать
выданные ему потребкооперацией средства, отчитываясь не заготовленным
картофелем, а фальшивыми расписками фиктивных сдатчиков. Ни
потребкооперация, ни рядовые потребители вроде нас с вами этого картофеля
не
получили, потому что средства на него были похищены.
Как известно, хищение есть безвозмездное незаконное присвоение
имущества, нанесшее собственнику реальный ущерб. Посмотрим на дело
непредвзято:
- Потребкооперации нанесен реальный вред присвоением выданных ею денег.
Они должны быть возвращены. Картофель должен был попасть на наш стол, но
его
на нашем столе нет. Вред этот реален и осязаем всеми.
- Это присвоение носило явно незаконный характер и потому
осуществлялось с помощью подлогов в накладных и иных документах.
- Л. ничем не возмещал причиненные им убытки, его присвоение носило
безвозмездный характер.
- Наконец, без сомнения, оно носило корыстный характер. Средства были
присвоены и растрачены.
Таким образом, налицо все признаки хищения путем злоупотребления
служебным положением... Но мне не хотелось бы, чтобы вы ограничились только

этой юридической квалификацией содеянного Л. Вам предстоит выносить свой
вердикт и с общечеловеческой точки зрения. И должен сказать, что обвинение
также руководствуется ею в полной мере. Мы считаем главными
общечеловеческими ценностями права и свободы человека. Если сегодня
какой-то
закон противоречит правам человека, вы должны его отвергнуть, поскольку
обладаете таким правом и долгом.
Но возможны ли подобные сомнения в данном случае?
Были ли тут нарушены экономические права не только государства, но и
людей, а именно: право собственности и экономическая свобода личности? А
может, Л. нарушив право собственности потребкооперации, взамен реализовал
экономическую свободу личности? Но ведь нельзя утверждать свободу на
насилии
и обмане. Обман разрушает саму возможность экономических свободных связей,
утверждает хаос и беспредел, а Л. пользовался обманом в полной мере.
Не уходит обвинение и от такого вопроса: "А не является ли обвинение Л.
результатом антидемократической практики 1984 года? Мы ведь много читали о
неправомерных приговорах той поры. Даже находим сейчас оправдательные
мотивы, например, для человека, который, формально нарушая право
собственности, использовал забытые государством ресурсы для пользы
общества.
Но ведь в данном случае было совсем иное. Мы видим самое обыкновенное
жульничество, наглое присвоение средств, предназначенных для обеспечения
народа продуктами. И потому здесь нельзя говорить не только об оправдании,
но даже о смягчении его наказания.
Вам предстоит решить для себя вопрос: заслуживает ли Л. снисхождения?
Обвинение не находит существенных смягчающих его вину обстоятельств. Ему
было всего 26 лет, а он уже дважды судим. Да, он имел двух
несовершеннолетних детей, но его материальное положение совсем не было
тяжелым и потому его преступление никак нельзя считать совершенным под
влиянием жестокой нужды. Ведь именно он оказался активным организатором
всего хищения. Конечно, система экономических отношений тех лет была
ужасной, но Л.-то как раз ей не противоречил, он в нее вписался и извлекал
из нее пользу для себя. В отличие от диссидентов, он принял правила этой
системы и на деле ее укреплял. Он человек глубоко испорченный, и я призываю

признать его виновным...
(Далее обвинитель ответил на вопросы присяжных, в частности сказал, что
преступление Л. было вскрыто, видимо, просто ревизией, что на
предварительном следствии Л. признавал свои преступления, что ни о каких
его
покровителях наверху следствие не знает...)

Речь защитника

Вначале он зачитал выдержки из письма Л., осужденного на 11 лет лишения
свободы.
В 1984 г. я был переведен с должности зав. складом по овощам на
заведование базой приема и отгрузки картофеля, потому что на протяжении
многих лет наша заготконтора несла большие убытки от этой базы. После
тщательного анализа работы базы в прошлые годы я пришел к выводу о
необходимости поменять принципы ее работы, чтобы добиться минимальных
потерь
картофеля на пути к потребителям. Начал я с того, что привез из Молдавии 4
новых погрузчика ТЗК-З0, что и позволило осуществить новую организацию. До
моего прихода картофель от колхозов-совхозов высыпался из машин в поднавес,

откуда вилами засыпался в ящики, а при подаче вагона картофель снова
ссыпался на конвейер. В результате таких перевалок он сильно портился,
нормы
убыли, предназначенной для покрытия этих потерь, явно не хватало, отсюда
прямые убытки заготконторы. Кроме того, потери заготконтора несла и от
широкого использования дорогого ручного труда и от сверхнормативного
простоя
вагонов, когда они находились под ручной погрузкой. Штрафные санкции
доходили до нескольких тысяч рублей.
Начал я с составления четкого графика поступления картофеля на базу, на
основании которого делались заявки на подачу вагонов. Теперь картофель из
автомашин грузился прямо в вагоны, минуя поднавес с его потерями. Грузчики
были избавлены от тяжелого труда, число их уменьшено, снижена вдвое
стоимость погрузки вагонов. Наконец, были почти исключены сверхнормативные
простои вагонов. И вот, если вначале мои новшества были встречены
скепсисом,
то когда они оправдались, и база вместо убытков получила 100 тыс. руб.
прибыли, то скепсис сменился нашим ликованием.
Однако радость была недолгой. Через несколько месяцев начались
различные проверки, уже в марте 1985 г. я был сначала судом оштрафован за
хищение, а потом и осужден на 11 лет лишения свободы якобы за
безосновательное списание естественной убыли за 1984 г. в количестве 84 т
картофеля. Но я такое обвинение не принимаю, считая, что был осужден на
деле
за предпринимательство.

Да, действительно, видя, что потери по базе минимальны, мною была
расписана часть картофеля, списанного за счет естественной убыли на
заготовителей картофеля от индивидуальных сдатчиков и получена сумма денег
за это из расчета 200 руб. за тонну картофеля. И я этого никогда не
отрицал,
но тут нет никакого хищения, потому что никому не причинен ущерб.
Полученные
за расписанный картофель деньги были потрачены на оплату обслуживания
оборудования и прочее. Ведь заготконтора не имела не только своей
мастерской
по ремонту техники, но самого простого станка. Потому все, начиная с
шестерен, валов, ремней, цепей, кончая более сложными агрегатами и
механизмами, приходилось доставать и выбивать на стороне...
Вот и все мое преступление... Обидно, что остался без вины виноватым,
т.к. в основу обвинения был положен картофель, списанный за счет
естественной убыли, а что своими действиями я не принес никому ущерба,
подтверждается документами ревизии КРУ облпотребсоюза.
Далее защитник сказал: Теперь вы знаете о точке зрения на дело самого
Л. Не отрицая фактической стороны обвинения, он отрицает квалификацию своих

действий как хищений... И действительно, о каком хищении можно вести речь,
если Л. принес собственнику - заготконторе вместо прежних убытков - 100
тыс.
руб. прибыли? О какой незаконности его действий можно вести речь, если
существует официально утвержденный норматив на естественную убыль, по
которому государство в плановом порядке реально уже отказалось от своих
прав
собственника на списанную часть продукции, согласившись с ее "убылью".
Процедура такого списывания не придумывалась Л., а была традиционной. Мало
того, если судить по итогам бухгалтерской экспертизы, Л. мог бы списать
даже
132 т картофеля, а списал только 67 т, т.е. вдвое меньше. Фактически Л.
обвиняют только в одном: избавив картофель на базе от порчи и убыли, он
передал государству не весь этот свой результат до копейки, а лишь часть,
потратив другую его часть на ремонт техники, иные организационные расходы.
И
нет никаких доказательств, что Л. что-то из этих денег взял себе в качестве

дополнительного дохода... Но даже если бы он и его подчиненные сделали и
это, я считаю, они имели бы на это полное моральное право в качестве
вознаграждения за высокоэффективную работу.
Л. обвиняют также в составлении фиктивных сдаточных квитанций. Сам он
называет эту процедуру "расписыванием картофеля по сдатчикам", не видя
ничего особенного в этой ситуации, когда любые инициативные действия

приходилось маскировать липовыми отчетностями... И кто же этого не делал?
Во
всяком случае, наши суды перестали считать преступлением оформление высоких

"шабашных" заработков фальсифицированными ведомостями на "мертвые души".
Сегодня стало понятно, что такие операции надо считать не "обманом и
нечестностью", а вынужденной маскировкой инициативных действий в преступно
тоталитарной экономической системе. Таков был способ выживания.
Нетрудно понять, что у энергичного молодого человека с организаторскими
талантами и предпринимательской жилкой не было иного выхода. Если бы он не
"расписал" часть убереженного от гниения картофеля, а полностью отдал бы
его
бюрократическому государству, то остался бы без наличных денег и просто не
смог бы приводить в действие погрузчики, организовывать дело по-новому. Во-

вторых, если бы он и сотворил такое самоотверженное чудо за счет личных
усилий и средств (такие случаи бескорыстия хоть редко, но случались), то на

последующие годы ему бы запланировали достигнутое снижение до нуля
естественной убыли картофеля. И тогда при любой неудаче или случайности он
был бы обречен на недостачу, невыполнение новых планов и неизбежное
наказание. Удержаться на своей работе он смог бы только в двух случаях:
или работая неэффективно и обрекая картофель на порчу,
или при эффективной работе, но с тайным присвоением образующейся
прибыли для пользы дела (или даже для себя). Реально только так, в защитной

тени и могло существовать частное предпринимательство в условиях тотальной
плановой системы. И именно вам сейчас надо решить: оправдать ли действия
реального предпринимателя в условиях 1984 г. или, напротив, оправдать его
удушение ради охраны функционирования системы социализма.

Защита не видит ни одного признака хищения в действиях Л., а ведь
отсутствие хотя бы одного из них влечет за собой оправдательный приговор. И

то, что сегодня наши надзорные суды, действующие юристы так упорно

настаивают на виновности Л. и его коллег есть свидетельство своекорыстной
порочности сформированного тоталитаризмом юридического мышления
репрессивных
органов системы, разбойно ограбившей всех людей. Когда наши люди начинают
проявлять свои таланты, устраивать жизнь более разумно, опираясь хотя бы на

те материальные ресурсы, от которых отказывается само государство, записав
их в естественную убыль или даже прямо выбросив, тоталитарные юристы
начинают кричать о нарушении "священных прав соцгосударства". Мы на такие
доводы отвечаем просто: "Соцгосударство - монополист, его нельзя считать
нормальным собственником, оно юридически недееспособно и просто
несостоятельно. Именно потому сегодня так остро встает вопрос о ликвидации
социалистической собственности, о ее приватизации.
И люди стихийно начинали эту приватизацию в доступных им формах, как
Л. - естественно и эффективно, а не так, как сегодня, в формах уродской
номенклатурной приватизации. Поэтому нарушение права собственности
соцгосударства (хотя в данном деле государство может вести речь лишь об
упущенной им выгоде) нельзя, на мой взгляд, приравнивать к нарушениям
частной собственности, а правильнее обращаться к критериям общечеловеческих

ценностей.
Обвинитель затронул эту тему, к сожалению, лишь с целью обвинения Л. во
что бы то ни стало. У него получилось, что именно ради утверждения в нашей
стране экономических свобод необходимо не только карать частного
предпринимателя застойного периода, но и не проявлять к нему даже
снисхождения. Поистине нет предела мощи и гибкости ума наших обвинителей,
которыми была всегда славна российская история. Во имя чего только не
призывали карать людей без снисхождения: Отечества, Царства Божия, Западной

Цивилизации, Светлого Будущего, теперь вот во имя Прав и Экономических
свобод!
Но я надеюсь на интуицию и вердикт присяжных заседателей.
(Отвечая на вопросы, защитник высказал свою версию причин возбуждения
уголовного дела против Л.: донос людей, которые еще до него частично
приватизировали часть картофеля, входившую в естественную убыль, и потеряли

ее после прихода Л., обратившего эту "прибыль от убыли" на реорганизацию
дела. Возможно, были недовольны и грузчики, частично потерявшие свою работу

и т.п.
Защитник в ответах отстаивал положительную оценку действий Л. как
предпринимателя-производственника, поскольку сбережение картофеля от
реорганизации его хранения равноценно его дополнительному производству).
Судья в напутственном слове дал две рекомендации:
-не впадать в выяснение обстоятельств возникновения дела, раз для этого
нет данных в его материалах,
-критично отнестись к утверждению защитника о ежегодном пересмотре норм
естественной убыли по результатам прошлого года, ибо эти нормативы носят
более общий и устойчивый характер.
Далее судья отметил, что обвинитель правильно сформулировал понятие
хищения и его признаки. Наиболее сложным в данном деле является вопрос о
нанесенном ущербе. Защитой высказывалось суждение: раз бухгалтерией не
зафиксирован ущерб, то нет и хищения, но дело обстоит гораздо сложнее.
Экономия естественной убыли происходит в результате хорошей работы, но
хорошая работа есть обязанность. Если, например, продавец хорошо работает и

у него образуется экономия, может ли он присвоить эту экономию без
разрешения собственника? Вам необходимо ответить на этот вопрос.
В прежнем российском законодательстве было запрещено сообщать при-
сяжным о возможных мерах наказания, чтобы не повлиять на характер вердикта
присяжных. Наказание назначается судьей. Но в случае признания Л. виновным,

вы вправе решать вопрос о необходимом снисхождении.

Суждения присяжных

Старшина предлагает забыть о вынесенном Л. официальным судом приговоре
и "судить вновь" об этом деле 1984 г., но исходя из понятий сегодняшнего
дня. Присяжные говорили так:
1. У меня двойственное отношение к Л. Нам стало известно, что ему были
нужны средства для эффективной организации дела, и потому я не берусь его
осуждать, не нахожу вины, которая в любом случае перекрыта его работой. Тем

более что он не присваивал себе. Это не хищение...
2. Да, незаконность действий Л. налицо, безвозмездность присвоения
тоже. Но вот корысти в его действиях я не вижу. По делу видно, что убыль
картофеля была ликвидирована и даже появилась прибыль. Объем поставленного
картофеля увеличился, и потому я не вижу вины Л.
3. Может, здесь и была корысть, но не в преступном смысле, а в законном
желании жить лучше. Я не могу, конечно, одобрить способы действий Л., но в
то время найти другой, законный способ разумной работы было нельзя.
Собственностью тогда владели только государство и кооперация. Сегодня
положение иное, устремления Л. считаются законными. Я бы только предложил
ему вернуть деньги, присвоенные столь непривычным способом. А вообще дело
лучше бы доследовать.
4. Он нарушил закон, об остальном нам не следует и рассуждать. С
позиций и нашего времени самое главное что он нарушил закон. Даже при
рыночной экономике нельзя ни из чего делать деньги. А тогда-то ведь
экономика была плановой. Мало что закон несовершенен, его надо выполнять.
Л.
виновен.
5. Нам тут рассказывали о трудовых подвигах Л.. Кажется, на первом
этапе он действительно что-то улучшил, но ведь для этого он использовал
"левые" деньги и даже совершал служебные подлоги. Как определил обвинитель,

высокое назначение суда присяжных не позволяет нам мириться с
безнравственностью и оправдывать все средства даже для достижения
положительных результатов. Виновен.
И вообще нельзя свой вердикт выносить на базе всяких философствований.
6. Думаю, что мы уходим от поставленной задачи. Мы же здесь не для
обсуждения мотивации или морального облика Л., а для вынесения решения. В
том, что он нарушал закон, сомнений нет. То, что тогда были нехорошие
времена, не освобождает его от ответственности... Имел ли он возможность
выбора? - У человека всегда есть право выбора. Л. мог уйти с работы. У меня

нет сомнений в его виновности.
7. Реального ущерба тут не было. Но присваивать экономию нельзя. И
корысть все же у Л. была. Потому считаю, что он виновен, но заслуживает
снисхождения.
8. Во мне самом происходит борьба двух вариантов ответа. И все же
думаю, в той ситуации он обогащал себя, обкрадывая других, нарушал
этические
нормы. Но есть много смягчающих обстоятельств. В итоге я предпочитаю
сказать: виновен.
9. Мне приходилось работать на уборке картофеля и думаю, что я понимаю
условия и чувства, которые владели этими людьми. Самому приходилось для
пользы дела идти не раз на всяческие нарушения. И кто их не делал из
работающих? Обвинять Л. у меня не поднимается рука. В душе сильнейшее
рассогласование: в чем он виновен или не виновен? С одной стороны, 15 тыс.
руб. хищений, а с другой - 100 тыс. руб. прибыли. Государство у нас всегда
регламентировало жизнь людей. По своему опыту знаю, государство получило
свою выгоду, поэтому считаю: не виновен.
10. Обстоятельств дела мы не знаем, толком нам ничего не объяснили,
поэтому дело следовало бы послать на доследование... но в конце концов
наказание должно преследовать именно причинение ущерба. Вспомним даже, что
потребитель получил больше картофеля, контора - прибыли, ущерба не было, а
польза есть. Л. и его заготовители получили премиальный фонд. Могли бы в
следующем году еще повысить свои результаты, т.к. были заинтересованы...
Исходя из собственного опыта считаю, что надо признать его не виновным.
Вопрос: А хлопковое дело? Тогда и Рашидова надо оправдать...
Ответ: Рашидова и так оправдали, а вот такие, как Л., сидят. Потому мы
и не переходим в экономике от регламентации к рынку...
11. Не думаю, что Л. был бессребреником, положившим все силы на
улучшение хозяйства, да еще и тратившим деньги на общественные нужды. Да,
ущерба он вроде не принес, но раз не закупал дополнительный картофель на
выданные ему деньги, разве это не ущерб? Вынося свой вердикт, нам нужно

помнить, как он может повлиять на ситуацию в стране. Как бы не причинить ей

вред. Мы обязаны помнить, что ни в коем случае нельзя допускать нечестности

в сфере предпринимательства. Таких, как Тарасов... Если человек хитрит,
изворачивается, берет больше положенного процента, то мне такой не нужен.
Может, Л. и был бы сегодня хорошим, но если человек был нечистоплотен, то
все, я считаю: виновен!
12 (старшина): Я делал предварительные подсчеты. Если при голосовании
все подтвердят высказанные ими мнения, то баланс будет следующим: 5
оправдают, 6 обвинят. Но поскольку сам я обвинить Л. не могу, то мое мнение

оказывается решающим: 6 против 6 в пользу подсудимого.
Однако пока есть возможность изменить это решение, повлияв друг на
друга. И это будет правильно, для того мы и собрались, чтобы думать вместе.

Вспомним, сколь часто и какие мы делаем нарушения. Я, например, по
совести должен сказать, что, шабашничая, тоже шел на подложные документы,
значит, виновен по законам государства. Но на деле виновно государство и
потому не могу сказать о Л.:"Виновен".
По законам, которые были у государства, все человеческое было
беззаконным.
Стало меньше гнили - а почему тут нет безвозмездности?
Взял то, что никому не наносило ущерб, - а почему тут корысть?
Кому же не понравилось то, что делал Л.? Ведь выход картошки с базы не
уменьшился, а увеличился... А не понравилось это тем, кто до Л. работал на
базе и с кем он, видимо, не поделился. Я не раз сталкивался с вопросом,
кому, сколько надо дать, так что представляю ошибку Л. Но считать ее виной?

Нет. Дело тут не в законах даже, а больше в нас самих, пропитанных
ненавистью и недоверием.
Хочу обратить также ваше внимание на разные уровни выступлений
обвинителя и защитника. Обвинитель говорит энергично, аргументировано,
убедительно. Речь защитника слабая, тягучая, явно непрофессиональная.
Потому
нам следует компенсировать эту слабость защитника вниманием к его
аргументам. Потребитель больше картофеля не получил бы. Как истратил Л.
заработанные им деньги -вопрос второй. Если бы он сегодня делал такие
операции, скрываясь от руководства фирмы, его просто выгнали бы с работы, и

он организовал бы собственное дело. А тогда у таких людей не было выбора.
Люди либо рисковали и садились, либо ничего не делали и пили... Конечно, я
считаю его невиновным и хочу переубедить тех, кто высказывается за
осуждение... Законно - не законно... Но ведь самые большие жертвы - это
люди, которые шли на риск ради дела, а их наказали... И пока не осудят
создателей таких "законов", у нас не будет ничего хорошего...
(Однако призыв старшины к продолжению дискуссии не был поддержан).
Вердикт: Не виновен - 6 голосами против 6.

Приложение 3.3. Стенограммы судов по делу С.

ИСП-1 (12.04.1996 г.)

Как уже пояснялось, у нас нет расшифрованной записи заседания присяжных
в процессе 2.04.1996 г., поэтому в его стенограмме зафиксированы только
речи
судьи, сторон и таблица ответов присяжных. Впоследствии дело С. в форме

видеозаписи ставилось еще перед двумя составами присяжных, что позволило
получить записи суждений 24 присяжных из общего их числа 35.
Судья: заместитель министра юстиции РФ, к.ю.н. Сидоренко Е.Н.
Обвинитель: к.ю.н. Кореневский Ю.В.
Общественный "обвинитель" (гражданский истец): Сокирко В.В.
Защитник: к.ю.н. Похмелкин А.В.
Общественный защитник: Владышевский А.Ф.
Присяжные: 11 жителей г. Москвы

Речь обвинителя

Фабула дела следующая: работая директором психоневрологического
интерната, С. осенью 1993 г. приобрел вагон (60 т) сахара, заплатив за него

по безналичному расчету 35,4 млн. руб., из денег, выделенных интернату
бюджетом. Сахар разгрузили сотрудники интерната и поместили в подвальное
помещение. Но оприходовано в интернате было только 5 т, а остальной сахар
был реализован через буфет по цене выше первоначальной. Из полученных
средств 32 млн. руб. С. зачислил на счет интерната, а полученную прибыль 5
млн. руб. присвоил. С. объяснял, что вся прибыль была израсходована им на
нужды интерната, но на следствии эти заявления подтверждения не нашли и
были
отвергнуты. Впрочем, фактов ущерба от деятельности С. следствие также не
установило. С. обвинен в хищении чужого имущества путем присвоения.
Конечно, коммерческая деятельность - не дело интерната, у него иные
задачи. Но в сложных сегодняшних условиях хозяйственникам приходится
проявлять изобретательность, чтобы обеспечить нормальную деятельность
учреждения. И если бы прибыль, полученная в результате операции с сахаром,
пошла бы на пользу интернату, на удовлетворение нужд больных и персонала,
наверное, претензий к директору С. не возникло бы.
Но мы видим, что прибыль не попала в интернат, а осталась у
подсудимого. И это было бы правомерно, если бы прибыль была получена за
счет
деятельности С. как частного предпринимателя, а не за счет интерната. Как
же
было на деле?
Деньги за сахар платил интернат, о чем свидетельствуют документы,
главбух, не отрицает и сам подсудимый. Т.о. основой сделки послужил
капитал,
принадлежащий интернату, деньги, выделенные ему из госбюджета. Без этих
денег С. такую сделку совершить бы не смог.
Разгрузка вагона, перевозка сахара, складирование, продажа в буфете
производилась силами интерната, его транспортом, работниками и частично
больными, о чем показывают свидетели.
Деньги за сахар поступали в кассу интерната, а 5 млн. руб. прибыли

переданы С. Все его объяснения, что он тратил их на нужды интерната,

опровергнуты.
Таким образом, вся операция по закупке и продаже сахара была выполнена
на деньги интерната и его силами, поэтому и прибыль должна принадлежать
интернату, как его доход. Но, пользуясь своим служебным положением, С.

присвоил чужие 5 млн. руб., т.е. их похитил. В этом я его обвиняю.

Речь общественного "обвинителя" (гражданского истца)

Присвоение прибыли от прокрутки бюджетных денег именно сегодня является

одним из самых опасных в общественном смысле преступлений. Из-за этого
бедствуют все бюджетники. И если следствию не удалось выявить прямой ущерб
от таких действий, наверняка есть ущерб косвенный: там зарплату выплатили
попозже, тут детей покормили пожиже, а в результате крупные средства уходят

в чей-то карман "налево". Любое нецелевое использование государственных
средств на деле есть их разворовывание.
Как только С. скрыл эту прибыль от государственного учета, он ее украл.
И даже если какую-то часть этих средств он действительно потратил на
интернат, он это сделал из уже укрытых от учета и, значит, украденных
денег.
Как нельзя оправдаться вору, если часть добычи он пожертвует в церковь, так

нет оправдания С., даже если он что-то делал для интерната. Но на деле
такого и не было.

Речь защитника

С. обвиняется в совершении хищения чужого имущества, т.е. преступления,
которое по закону определяется как противоправное безвозмездное изъятие
чужого имущества с корыстной целью, причинившее вред его собственнику или
владельцу. Проще говоря, в результате хищения собственник становится беднее

на ту сумму, которая у него была изъята. По мнению обвинения С. совершил
хищение 5 млн. руб. прибыли от продажи сахара.
Здесь надо поставить вопрос: интернат стал беднее на эту сумму? Я не
случайно интересовался у представителя обвинения, изменилась ли балансовая
стоимость имущества интерната до того, как С. совершил свою коммерческую
сделку и после ее совершения. На этот вопрос был дан отрицательный ответ.

Гражданское законодательство различает два вида имущественного вреда:
прямой вред, когда потерпевший лишается того имущества, которое у него
есть,
и так называемая упущенная выгода, т.е. не полученный потерпевшим доход.
Обязательным признаком хищения является наличие прямого ущерба, т.е.
уменьшение имевшегося у потерпевшего имущества. Когда же речь идет об
упущенной выгоде, то вести речь о хищении нельзя, ибо невозможно похищать
то, чего пока еще нет.
Правомерно поставить вопрос: ну хорошо, не было прямого ущерба, но
ущерб в иной форме был? Может быть, С. виновен в каком-либо ином
преступлении? Давайте остановимся на этом моменте.
Упущенная выгода - это или неполученный, или недополученный человеком
или организацией доход от коммерческой или иной гражданской деятельности. И

вот тут возникает вопрос: разве интернат рассчитывал получить прибыль?
Планировал этот доход? Естественно, нет. Поскольку интернат не занимается
коммерческой деятельностью, он существует целиком и полностью на бюджетные
средства. Проведенная коммерческая операция и полученная в результате
прибыль целиком является следствием частной инициативы С. Ему еще можно
было
бы предъявить какие-либо претензии, если организация коммерческой
деятельности входит в его обязанности. Ему могли бы сказать: "Это ведь твой

долг: приносить интернату прибыль. Ты же этого не делаешь или делаешь, а
прибыль присваиваешь". Но без такого условия логика обвинения выглядит
достаточно причудливо: ты не обязан приносить интернату прибыль, мог бы
этого не делать, даже лучше, если бы этого ты не делал. Но если ты прибыль
принес, но не интернату, то неси уголовную ответственность, да еще за ее
хищение.
Любое преступление оставляет после себя негативный след в окружении.
Очень часто этот след бывает тяжкий. Где такой след от действий С.? В чем
он
выражен? Интернат не стал беднее ни на копейку. Досужие же рассуждения
гражданского истца (общественного обвинителя) о том, что кто-то где-то там

пострадал, никакими данными не подтверждены и остаются лишь досужими
размышлениями. Собственно, изменилось только одно: сам С. стал на 5 млн.
руб. богаче. И вот в этом-то оказывается и все дело.
Наше государство никогда не могло смириться с существованием человека,
который мог получать жизненные средства не из его рук. Привязать человека к

государственной кормушке, к окошечку кассы по выдаче зарплаты, лишить его
возможности обеспечивать себя и свою семью за счет частной инициативы и
собственной предприимчивости - всегда было основной задачей нашего
государства. К сожалению, рецидивы этой политики сохраняются до сих пор. К
еще большему сожалению, эта политика отражает до сих пор взгляды немалой
части нашего общества, для которой любой, получивший значительный доход,
уже
поэтому является жуликом безотносительно к тому, каким способом был получен

этот доход.
Конечно же, я сознаю некоторую уязвимость своей позиции, потому что не
могу не признать, что способ, которым воспользовался С. для пополнения
своего достатка, далеко не благовиден. Действительно, если ты такой
предприимчивый и деловой, то организуй предприятие и действуй. Но ты
используешь свое кресло, свое положение, используешь площади интерната,
наконец, бюджетные средства, которые должны идти только на содержание
больных людей. Я не могу этого отрицать. Более того, я вынужден признать,
что эти действия, т.н. "прокрутки" бюджетных средств являются
противоправными. Действующее гражданское законодательство запрещает
использовать чужое имущество без согласия собственника для извлечения
прибыли. Но я хочу обратить ваше внимание, что этот запрет содержится в
гражданском законодательстве, и ответственность должна за это наступать по
нормам гражданского закона, а не уголовного.
Давайте сведем случай С. к обычной житейской ситуации. Вот мой знакомый
уезжает в командировку на 2 месяца и оставляет мне на хранение 2 млн. руб.
Я
должен эти деньги сберечь и вернуть. Я же иду в какую-нибудь "МММ", покупаю

акции, через два месяца продаю. 2 млн. руб. по возвращении знакомого
передаю
ему, а прибыль оставляю себе. Как видите, ситуации аналогичные. Там и там
используются чужие деньги для получения прибыли. С точки зрения
гражданского
закона человек, который оставил мне деньги, имеет право обратиться в суд и
через суд взыскать с меня эту прибыль. Но это не значит, что эту прибыль я
у
него украл. Вообще нормальный правовой способ разрешения этого дела есть
обращение в суд, взыскание с С. 5 млн. руб. прибыли, как полученной в
результате неразрешенного использования чужого имущества, и на этом
следовало бы поставить точку. К сожалению, обвинительная власть, как это
часто у нас бывает, пошла совершенно иным путем и обрушилась с топором и
молотом на человека, который такого нападения явно не заслуживал.
Итак, совершил ли С. правонарушение? Да, совершил. Причинил ли в
результате этого вред имуществу интерната? Нет, не причинил. Заслуживает ли

С. привлечение к уголовной ответственности и осуждения? Я абсолютно уверен,

что нет. Каждое уголовное дело имеет свой правовой и социальный смысл.
Правовой заключается в правильном применении закона, социальный - в
восстановлении и утверждении справедливости. На мой взгляд, справедливость
здесь восторжествует в том случае, если вы на вопрос: "Виновен ли С. в
преступлении?" ответите: "Не виновен".
Речь общественного защитника

До прихода С. интернат бедствовал из-за недофинансирования. Когда же С.
стал его руководителем, положение значительно улучшилось из-за того, что он

умел находить дополнительные источники средств. Однако все эти
обстоятельства остались вне поля зрения следствия, видимо, из-за каких-то
внутриинтернатских интриг недовольных новым директором. (Также общественный

защитник упомянул положительные характеристики С., его семейное положение,
наличие на иждивении двух малых детей.)

Вопросы присяжных и ответы защитника

- Скажите, С. проводил эту операцию в одиночку или по просьбе
сотрудников? Я просто помню конец 1993 г., когда сахар был в большом
дефиците. И когда у нас в больнице реализовывали сахар, то мы были очень
благодарны организаторам, хотя и не знали, сколько кому что стоило. Нам-то
все равно дешевле выходило, чем на тогдашнем рынке. Так и тут могло быть
доброе дело.
Ответ: С. принимал решения самостоятельно, но, конечно, интересы
сотрудников он учитывал.
- С. заставлял или заинтересовывал сотрудников разгружать сахар? Ведь
сейчас кого-либо заставить сделать лишнюю работу очень сложно.
Ответ: Никакого принуждения сотрудников к работе с сахаром не было.
- Как изменился уровень инфляции за время сделки?
Ответ: Незначительно.

- Какую зарплату получал С.?
Ответ: Много меньше дохода от этой сделки.
- Если в результате действий С. кому-то не была вовремя выплачена

зарплата, разве это не вред и не хищение?
Ответ: Хищением считается только причинение прямого вреда. Но, кстати,

нет данных, что в результате действий С. кто-то не получал вовремя
зарплату.
- Есть ли показания, что С. потратил эти деньги на себя?
Ответ: Нет, как нет и доказательств, что полученную прибыль он потратил
на интернат.
- Получалось, что интернат приобрел сахар по более низкой цене, чем в

другом месте?
Ответ: Да, сделка была выгодной для интерната, а также для ветеранов,
инвалидов и иных местных жителей, которым сахар продавался в интернатском
буфете. В этом плане все были довольны.

Напутственное слово судьи

Я обязан подвести итог состоявшемуся рассмотрению дела, разъяснить
закон, дать инструкции по проведению совещания. Прежде всего напомню суть
обвинения и некоторые пояснения по нему. Директор государственного
учреждения, не предназначенного для торговли, использовал выделенные
учреждению средства для покупки и перепродажи "левого" товара, а полученную

прибыль присвоил.
Обвинитель квалифицировал такие действия как хищение государственного
имущества. Закон предусматривает три основных критерия для состава хищения,

без наличия хотя бы одного из которых преступление не может быть признано
хищением: прежде всего корыстная цель совершившего преступление,
безвозмездное изъятие средств у собственника, причинение прямого ущерба
собственнику в результате этих действий.
Обвинитель говорил, что прибыль была получена на государственном
предприятии за счет использования государственных средств, значит
принадлежала государству, а ее изъятие директором есть хищение путем
присвоения.

Защитник, обосновывая отсутствие состава этого преступления,
утверждает, что хотя действия С. носят неблаговидный, а правильнее сказать
-
противоправный характер с точки зрения нашего гражданского
законодательства,
но не являются хищением ввиду отсутствия таких критериев, как
безвозмездность изъятия и причинение прямого ущерба собственнику. Он
считает, что тут нельзя говорить о преступлении в уголовном смысле этого
слова.
Я должен сразу оговориться и сказать, что обычно роль присяжных в
процессе связана с установлением факта события, а не вопросов права.
Законом
рекомендовано, что перед присяжными не следует ставить юридические вопросы.

Но в данном экспериментальном процессе мы намеренно отходим от этого
положения, и вторгаем вас в тонкую юридическую сферу, потому что в данном
случае, грубо говоря, нам важна именно ваша оценка всего, что совершил С.,-

это преступление или не преступление? Это главный вопрос, на который вы
должны себя ответить.
Если вы признаете, что С. преступления не совершал, на все остальные
вопросы, переданного вам вопросника отвечать бессмысленно и делать этого не

надо. Если же вы считаете, что преступление у С. все же было, то задача
ваша
усложняется. Тогда перед вами несколько вариантов решения, перечисленных в
вопросном листе.
Прежде всего вам надо сказать, считаете ли вы, что С. виновен в
хищении. Это основной вопрос с точки зрения обвинения, и потому он стоит
первым в согласии с законом. На этот вопрос, как, впрочем, и на остальные,
вам надо отвечать определенно: "да" или "нет". В своем обсуждении вы вольны

затрагивать любые стороны вопроса, но я хотел бы вас предупредить, что надо

принимать доказательства такими, какими они есть, и я прошу вас не
вторгаться в область предположений о том, что было бы, если бы, а не было
бы
там того, другого. Принимайте события так, как они описаны сторонами (было
именно так, а не иначе), и давайте им оценки в согласии со своими
внутренними убеждениями.
Но если вы считаете, что С. совершил преступление, но не хищение, то
как его можно назвать? Было бы неправильно просить вас дать юридическое
название этого другого преступления. Поэтому мы сформулировали второй
вопрос
более обтекаемо. Звучит он так: "Если нет, то виновен ли он в преступлении,

связанном с его должностным положением?" Что тут надо иметь в виду?
Есть базовый закон, который говорит о злоупотреблении служебным
положением, т.е. умышленное использование должностным лицом своего
служебного положения и вопреки интересам службы, совершенное из корыстной
заинтересованности и причинившее существенный вред государству,
организациям, гражданам. То есть, человек действует вопреки интересам
службы

на своей государственной должности. Во-вторых, он действует из корыстной и
иной личной заинтересованности. И, наконец, третьим безусловным признаком
является причинение существенного вреда, под которым понимается не только
материальный и прямой ущерб, но и косвенный ущерб даже морального или
политического свойства. Вы должны будете оценить действия С. с позиций
больных, которые лечились в интернате, с точки зрения общественного мнения.

Надо поглядеть на это дело более широко, а не только с точки зрения
денежных
средств. Но вы можете и прокомментировать свой ответ, если вас не устроят
предложенные нами формулировки.
Третий вопрос звучит так: "Заслуживает ли С. лишения свободы". Смысл
его - в получении оценки степени общественной опасности действий С., если
вы
их оценили, как преступления.
Отвечать на вопросы надо последовательно. Здесь будет очень важной роль
старшины, особенно при вашем голосовании. Я хочу вас призвать к достижению
единодушия. Это было бы идеально: выработать единодушное мнение, для этого
надо поработать и постараться. Но если не получается, надо принимать
коллективное решение голосованием.
Вердикт присяжных: Не виновен.

Итоговый лист ИСП-1 по делу С. от 2.04.1996 г.
№
Характеристики Голоса
Профес-
сия Воз-
раст Пол Образование Хищение Гражданс-
кое
право-
нарушение Лишение
свободы
1 Пенсионер 58 ж высшее нет да нет
2 Пенсионер 55 ж высшее да нет нет
3 Врач 56 м высшее нет да нет
4 Врач 47 м высшее нет нет нет
5 Врач 48 ж высшее нет нет нет
6 Инженер 46 ж высшее да нет нет
7 Домохозяйка 42 ж среднее нет нет нет
8 Домохозяйка 33 ж ср.техн. нет да нет
9 Предприним. 27 ж ср.техн. нет нет нет
10 Реставратор 25 ж ср.спец. нет нет нет
11 Студентка 21 ж среднее нет нет нет
Итого: да - 2
нет - 9 да - 3
нет - 8 да -
0
нет - 11
ИСП-2 (13.09.1996 г.), г. Серпухов

10 присяжных после просмотра видеозаписи прений сторон суда 2.04.1996
г., выслушивания ответов на вопросы и напутственных пояснений судьи Зотова
А.В. ответили на следующие вопросы:
1. Виновен ли С. в хищении?
2. Если нет, то виновен ли он в должностном правонарушении?

3. Если С. виновен, то заслуживает ли лишения свободы?
Мнения присяжных распределились таким образом:

Суждения 5, осудивших С. на лишение свободы, как за хищение

3(акушерка): Ведь это больница, а тут сиди без зарплаты из-за таких.
Раз обманывал, значит было хищение, тем более делал это за счет больных
людей.
6(слесарь): Все тут понятно. На государственных деньгах сидят, зарплату
и иные платежи задерживают и ими крутят. Вроде и пару месяцев подержал, а
двести миллионов "наварил". Точно так же делают и другие.
10(каменщик): Тут прямое хищение и нажива. Тем более что деньги были
государственные, так какое право он имел тратить их на иное, для себя? Он
кругом виноват. Конечно, сажать надо.
1(домохозяйка) и 2(воспитательница детсада): свои мнения не поясняли.
(Впрочем, из реплики воспитательницы, что в серпуховском детском доме такое

же делается, детей кормят как попало, даже кефир перестали возить, ясно,
что
"директоров, крутящих деньги", они считают виновниками многих несчастий).

Суждения 2 присяжных, признавших С. не виновным в хищении, но
заслуживающим лишения свободы

7(повар) не аргументировал свое мнение.
9(предприниматель): подробно пояснил свое решение (кстати, он был
старшиной): "Законы, по которым сегодня судят, были написаны еще в
социалистические времена, когда еще не было таких понятий, как прибыль.
Поэтому в этих делах люди никому не подотчетны и элементарно уходят от
наказаний. Чтобы простой гражданин, предприниматель смог взять кредит в
банке, он должен быть семи пядей во лбу и иметь много дополнительных
связей,
легче повеситься, чем взять кредит на три месяца даже под проценты. А вот
товарищ директор, который сидит в кресле, совершенно спокойно распорядился
этими деньгами в свою пользу. Вообще говоря, в деловом мире это считается
неэтичным.
И хотя в уголовном преступлении он все же не виновен, потому что у нас
нет такой уголовной статьи, но в злоупотреблении служебным положением
виновен кругом, и если есть такая статья, которая бы позволяла его
посадить,
то я был бы "за". Я бы еще рекомендовал вынести частное определение в наш
парламент, чтобы принимались ясные законы, соответствующие нашей
экономической обстановке... А то у нас никого просто так и не притянешь за
это.

Суждения З присяжных, посчитавших С. виновным в должностном
правонарушении и не согласившихся с лишением его свободы

4(бухгалтер): Тут нет прямого хищения, а только косвенные потери для
владельца средств... А если бы он не продавал этот сахар, то и лежали бы
без
пользы эти 60 т, ведь их быстро не съешь... Какая от этого-то польза?
Наказать его за это, может, и надо, но без лишения свободы.
5(слесарь) и 8(наладчик): Хищения тут нет, злоупотребление есть, но
сажать не надо (аргументов не высказывали).
Вердикт присяжных: Директор С. виновен в должностном правонарушении и
заслуживает лишения свободы.

Итоговый лист ИСП по делу С. 13.09.1996г
.
№
Характеристики Голоса
Профес-
сия Воз-
раст Пол Образование Хищение Граж-
данское
правона-
рушение Лишение
свободы
1 Домохозяйка 21 ж среднее да да да
2 Воспитатель-
ница
детсада 46 ж ср.спец. да да да
3 Акушерка 45 ж ср.спец. да да да
4 Бухгалтер 55 ж высшее нет да нет
5 Слесарь 52 м ср.спец. да нет да
6 Слесарь 43 м среднее да да да
7 Повар 32 м ср.спец. нет да нет
8 Наладчик 30 м среднее нет да нет
9 Предприним. 30 м ср.спец. нет да да
10 КKаменщик 34 м среднее да да да
Итого: да - 5,
нет - 5 да - 10,
нет - 0 да - 7,

нет - 3

ИСП-3 (14.09.1996 г.), Серпухов

14 присяжных (в большинстве - рабочие) после просмотра видеозаписи
прений сторон суда 2.04.1996 г. и получения ответов от ведущего Сокирко
В.В.
на их вопросы, обсуждали дело и отвечали на следующие вопросы:
1. Виновен ли С. в хищении?
2. Если нет, то виновен ли он в гражданском правонарушении?
3. Если виновен, то заслуживает ли лишения свободы?
Мнения распределились следующим образом:

Суждения 6 присяжных, признавших вину С. в уголовном преступлении

6(рабочая): Виновен в уголовном преступлении и заслуживает лишения
свободы. Такой пост занимал и умышленно шел на такое дело. Сейчас директора

везде так. У нас на фабрике и везде. Крутят денежки, месяцами зарплату не
дают, все прокручивают... Сами Наживаются, домины вон какие строят, а ты
жди, когда они выдадут через три месяца...
4(повар) своих аргументов не высказывала.
11(рабочий-типографщик): Виновен в хищении, все заранее знал, где что
можно купить и продать подороже, тем более использовал технику и рабочих
для
всего этого... Да еще при такой инфляции. Вот и мы тогда собирали деньги на

сахар, три месяца нас продержали, деньги вернули, а что с них, когда они в
цене уже упали... И вот он все это знал, как и те. И еще он виновен как
должностное лицо.
7(пенсионер): Если С. не наказывать по уголовному, тогда и другим
потачка будет. И если его пустить по гражданскому делу, чтоб только уплатил

иск на 5 млн. руб., то он и дальше будет вредить в этом интернате. Нет,
надо
его обязательно выгнать... Это же вор. Сколько у нас по России таких
мышлений... А в тюрьме его заставят работать. Там - не сахар продавать.
1(курсант): Он использовал свое служебное положение для собственного
обогащения. Взял деньги интерната, а не пошел в тот же банк взять деньги
под
процент. Ему не хотелось делиться, ему хотелось брать все только себе. В
банке ему пришлось бы отдавать процент, а здесь он прокрутил
государственные
деньги только в свою пользу. За использование своего служебного положения
заслуживает лишения свободы.
14(журналистка): Я считаю, что это было хищение из-за использования

первоначального гос.капитала. Во-вторых, это хищение рабочего времени всех,

кто этим занимался. Вот представьте, я - С., у меня руководящая, умственная

работа, а я о чем думаю на рабочем месте? О своем обогащении? Сегодня я
продаю компьютер, завтра - занавески из кабинета, потом мебель, где тут
думать о работе? Конечно, оценить надо не только это, но не признать
хищение
рабочего времени нельзя... Наказать его надо, но необязательно лишением
свободы, можно условно...

Группа 8 присяжных, не признавших вины С. в уголовном преступлении

2(рабочая столовой): Я считаю, что он виновен, но судить его надо по
гражданскому кодексу. Ведь вреда и материального ущерба он не принес и в то

же время обеспечил рабочих дешевым сахаром. А то, что использовал свое
положение, то за это судить надо, но по гражданскому закону.
3(сортировщица): Конечно, С. использовал свое служебное положение, и
прибыль положил к себе в карман за счет больных людей, они могли бы больше
получить прибыли. Но так как он ущерба не принес, другие люди пользу
получили, раз он продавал сахар по более дешевой цене, то и наказание
должен
понести лишь гражданское. Ну, деньги, которые он получил (эти 5 млн. руб.)
взять да еще и штраф присудить за его должностное лицо, чтобы в следующий
раз не повадно было. Прибыль его незаконна, ее и надо взыскать плюс штраф.
8(рабочий): Вот тут мы заслушали обвинение С. в краже песка. Отвечать
надо бы: да, он виновен в использовании своего служебного положения. Мое
мнение: в этом вопросе наш Уголовный кодекс несовершенен, потому что
использование служебного положения Уголовным кодексом не карается. Но тут
надо смотреть, в чем это злоупотребление выражается. Как видно из дела,
вреда никому он не принес. Но вы поймите правильно: причинение вреда и
использование служебного положения - это разные вещи. Например, я взял эти
деньги и нанес вред, о котором можно тоже судить по-разному. Ведь за этот

период интернат чего-то мог не получить, что мог бы за эти деньги купить,
хотя суд и признал, что вреда не было. Так что на первый вопрос надо
отвечать, что он виновен, но в уголовном порядке каре не подлежит. Только в

гражданском порядке. Да, по всем нашим житейским канонам он должен судиться

по гражданскому кодексу. Почему? Во-первых, он нанес моральный,
психологический ущерб. Материального ущерба не было, раз все деньги
возвратил. А что он присвоил, то уже стало сверх того. Кстати, еще не ясно,

куда и что из этих денег пошло, но факт тот, что он присвоил. Вот здесь его

надо судить как человека, даже несмотря на то, что дети у него есть (это
все
понятно, он должен был думать раньше). Наше общество несовершенно, нас так
вырастили и воспитали ... (неразборчиво) и раз берем, то надо наказывать.
Но
наказывать надо, учитывая две стороны. Нанес вред обществу? Интернату?
Говорят, не нанес... Не в полной мере, конечно. Какой-то вред, он, конечно,

нанес, хотя бы моральный. Но суд подчеркивает, что вреда не было, значит
зарплата выдавалась во время. Вот тут говорили, что при покупке этого
сахара
он пользовался бесплатным трудом сотрудников по погрузке и прочее. А мы не
знаем, может, он им за эту работу платил... Наверняка бесплатно они ничего
не делают. Так и на любой работе. Вот подходит к тебе любой начальник и
говорит: "Помоги!" Конечно, за плату. Пусть это не установлено, но это так.

И мне кажется, что в уголовном порядке он не виновен, а надо судить его в
гражданском суде и вернуть все деньги интернату, чтоб их на пользу
использовали. Но вот если так судить, то у нас любой руководитель так
виновен, всех судить надо, кто работает на производстве... У нас ведь как
судят? Власть может забрать каждого.
Вот приведу пример. Идете вы с работы и прихватили с собой, условно
говоря, веник. Его нет в продаже, он дорого стоит, а у вас семья, и его
купить не на что, а дом подметать нужно. И вот за этот веник вас надо в
уголовном порядке наказывать или в гражданском? Это практически одно и тоже

с данным делом. Вы тоже использовали свое служебное положение, взяли веник
и
отнесли домой. Это, конечно, грубое сравнение, но... Виновен, конечно, но
как?
2: Считаю его невиновным .
9(авиатехник): Виновен в гражданском... Если так разбираться, то пол-
России надо сажать.
10-старшина (предприниматель): На мой взгляд, очень сложно разобраться
в данной ситуации, потому что подходы тут могут быть самые разные. Вот было

сравнение с "несунами". С одной стороны, "несун" может унести что-то
маленькое. Ну, редко кто украдет 200 г урана или что-то такое ценное, но по

чуть-чуть уносят очень многие. И если тут есть какой-то ущерб, то он
маленький. А с другой стороны, он однозначно есть, этот ущерб. Можно
гадать,
какой он в масштабе страны или еще в каком-то масштабе, это дело другое, но

это несомненное хищение. Пусть небольшое, но хищение, за которое не сажают,

если поймают, наказывают административно или еще как-то, но хищение налицо.

А вот в нашем деле установлено, что С. не взял ничего, чего он не
вернул потом. И потому вот тут однозначно выходит, что не было хищения. Я
бы
сам на этом и остановился, что хищения как такового тут не было, хотя и
были
противоправные действия. Я полностью согласен с мнением юриста-адвоката...
Тут еще есть очень интересный срез. Дело в том, что человек сумел найти
дешевый сахар, организовал его привоз, часть его оставил интернату,
остальное реализовал всем через буфет по более низкой цене - сотрудникам,
пенсионерам, еще кому-то. Понимаете? Т.е. человек проявил какую-то
инициативу... Судить о том, больше ли тут вреда или больше пользы, очень
сложно. На мой взгляд, тут есть и несомненный вред, и несомненная польза,
это мое субъективное мнение, которое я не навязываю никому, упаси Бог. Это
очень сложный вопрос. И если мы будем разбазаривать таких людей по тюрьмам,

то второй раз он точно не проявит инициативу. Я сам вижу выход в другом:
чтобы его не судили, а изъяли прибыль, даже уволили с работы с занесением в

трудовую книжку. Он был бы наказан тем, что потерял работу, ославлен на всю

округу, но у него была бы возможность сделать вывод из происшедшего и
работать более правильно и честно. Конечно, мы его самого не видели и не
можем оценить действенность наказания. Потому что люди разные, кому-то и

десятилетний срок - ничто, потому что в тюрьме он свой, а кому-то сам факт
суда есть огромное наказание, даже если признают его невиновным. Поэтому я
бы призвал не смотреть на данное дело очень просто, хотя мнения могут быть
разные вплоть до категоричных и противоположных.
5, 12 и 13 (рабочие) согласились с мнением о виновности С. лишь в
гражданском правонарушении без аргументов.
Вердикт: Директор С. виновен в гражданском правонарушении и не может
быть лишен свободы.

Итоговый лист ИСП по делу С. 14.09.1996 г.
№
Характеристики Голоса
Профес-
сия Воз-
раст Пол Образование Хище-
ние Граж-
данское
правона-
рушение Лишение свободы
1 Воен.
курсант 21 м нез. высш. да нет да
2 Рабочая
стол. 56 ж неполн.
ср. нет да нет
3 Сортировщ. 58 ж среднее нет да нет
4 Повар 36 ж среднее да нет да
5 Рабочая 31 ж среднее нет да нет
6 Рабочая 42 ж среднее да нет да
7 Шофер-пенс. 77 м неполн.
ср. да нет да
8 Рабочий 52 м средн.
тех. нет да нет
9 Авиатехник 39 м ср.спец. нет да нет
10 Предприним. 34 м нез.высш. нет да нет
11 Типографщик 43 м средн.
тех. да нет да
12 Рабочая 29 ж среднее нет да нет
13 Рабочий 31 м ср.спец. нет да нет
14 Журналистка 35 ж среднее да нет нет
Итого: да-6
нет-8 да-8
нет-6 да-5
нет-9

Глава 4. Дела леваков и рыбаков (не надо бояться
неустойчивости вердиктов присяжных на пути к истине)

По сути эта глава лишь продолжает основную тему предыдущей, в которой
присяжные разбирали обвинения против "теневых" предпринимателей. Но ведь в
каждой "шабашной" бригаде, в каждом "теневом" цеху кроме руководителей были

еще и "левые" работники, роль которых не всегда была пассивной и
исполнительской. И как мы увидим ниже, они тоже попадали под пресс
уголовных
репрессий.
По давней традиции "левых" работников осуждали реже и по-иному, чем
руководителей. Они не были наделены должностным положением и материальной
ответственностью, их нельзя было привлечь за "присвоение вверенного
имущества", потому их обвиняли в тайном хищении, т.е. в краже зачастую ими
же произведенной (или сэкономленной) продукции, хотя даже на слух кажется
странным такое обвинение.
Понятно, что наемный работник не имеет права на произведенную им
продукцию именно потому, что по договору найма он работает с материалами и
оборудованием нанимателя и обязан ее передавать последнему за зарплату. Ну,

а если не передаст? Считать его уголовником-"похитителем" или только
нарушителем договора найма? Мне самому кажется правильным второй ответ. И
хотя официально "несунство" работников приравнивалось к воровству, в жизни
оно чаще всего наказывалось штрафами или увольнениями. Однако случалось,
что
"закон" разворачивался как "дышло" и лупил во всю мощь по "левакам" и
"несунам" уголовными карами суровее, чем по настоящим ворам.
"Несунство" - очень широкое явление, которое нельзя ни оправдывать
целиком, ни столь же огульно и жестоко осуждать, потому что диапазон
общественных последствий (от пользы до прямого вреда) тут огромен. "Несун"
может тайком унести и спасти от преступно расточительного государства для

частного дела (а значит, и для общества) ненужные для основного
производства
отходы или произведенную его дополнительным трудом продукцию, но может, по
неразумию или неразборчивости причинить и существенный вред, унося нужное,
"раскулачивая" действующее оборудование и тем приводя его (и все что
связано
с ним) в бездействие и негодность. Пожалуй, именно величина вреда,
причиняемого "несуном", должна определять степень противоправности его
проступка, и даже то, в каком порядке должен возмещаться причиненный им
ущерб - в трудовом, гражданском или уголовном.

По разбираемым в этой главе делам, можно увидеть, что именно таким
подходом при вынесении вердиктов пользуются присяжные. Что касается
официальных судов, то никакой устойчивой практики в осуждении работников
госпредприятий не было: судили и карали, исходя из каких-то скрытых
интересов тактики подавления. И, к сожалению, как мы увидим по основному в
этой главе "делу камчатских рыбаков", ситуация подавления длится и в наше
время, когда госпредприятия стали официально частными.

Общемировая проблема

Речь идет о поиске допустимой границы дозволенного, об экономической
свободе очень широкого круга людей наемного труда. Проблема существует
везде, где есть наемные работники, мечтающие о своем деле, о работе без
начальников.
Желание стать хозяином собственного "дела" и проявить себя - есть один
из величайших творческих инстинктов человека, на котором держится
устойчивость рыночной цивилизации. Миллионы людей ежегодно объявляют себя
предпринимателями, вкладывая в новое дело все свои силы и средства, хотя
лишь небольшому их числу удается не разориться после схваток в рыночной
конкуренции, где побеждает сильнейший. Эти миллионы - главный человеческий
резерв рыночной конкуренции, залог ее вечного возобновления. Устремление
людей к своему делу священно. А оказание содействия гражданам в
осуществлении такого устремления - одна из первейших обязанностей
демократического государства, стремящегося к процветанию.
Но прежде чем выйти в самостоятельный бой на рыночном ристалище,
новоявленные соискатели гордого звания "хозяин дела", как правило, проводят

многие годы в наемной работе, накапливая знания, опыт, средства - свой
стартовый капитал. В этот период устремления таких людей могут войти в
конфликт с их обязанностью быть только исполнителем, работать только на
работодателя.
Без сомнения, развитое гражданское общество заинтересовано одновременно
как в безусловном выполнении договорных отношений, так и в поддержке
стремящихся к экономической самостоятельности. Эти интересы должны быть или

совмещены, или в худшем варианте - цивилизованно разведены, как правило, с
помощью расторжения договорных отношений. Нельзя, чтобы в таком конфликте
страдали интересы нанимателя, ибо гражданское общество будет расстраиваться

от ненадежности договорных отношений. Но нельзя, чтобы закон стал на
сторону
только нанимателя и начал, например, карать экономическое своеволие как
уголовное преступление, уничтожая тем самым кадровый резерв
предпринимательского пополнения, а взамен договорных отношений закреплять
рабские. Ведь в человеческой истории рабство (например, долговое) как раз и

появлялось из-за чрезмерной абсолютизации интересов одной из договорных
сторон.
Разбираясь в последние годы с этой проблемой, я сам претерпел эволюцию
взглядов. Начав с радикального отторжения старого советского отождествления

любых форм экономического своеволия работников с воровством, я часто
противопоставлял ему пользу, которую "леваки" и даже "несуны" приносят
своим
семьям и эффективным потребителям, спасая продукты от расточительного
"соцсобственника". Сейчас ущербность такого отрицания мне кажется
очевидной.
Истинный ответ дан присяжными на общественных процессах в последние годы:

невиновность "леваков" в уголовном смысле не исключает их ответственности
по
гражданскому закону.

Суды и опрос по делам о неучтенке

Дело шоферов "летающих КамАЗов"
(ОСП 17.01.1991 г.)

Обвинитель к.ю.н. Сокольский О.Э. изложил фабулу дела по приговору
Ульяновского облсуда 1986 г., осудившего Б. и других водителей КамАЗов, за
перевозку неучтенного щебня со склада инертных материалов бригаде
"шабашников", строившей колхозные дороги в Татарстане. Обвинитель приравнял

эти перевозки к обыкновенному воровству, поскольку щебень по указанию
бригадира "шабашников" и попустительству кладовщицы вывозился с охраняемой
государственной базы и продавался "на сторону". Вся деятельность водителей
прикрывалась фиктивными документами под вымышленными фамилиями. Такие
действия по расхищению государственных материалов приводят к вынужденным
недовложениям их, плохому качеству строительства, чреватому катастрофами,
вроде порушенных землетрясением домов в армянском Спитаке.
Защитник Сокирко В.В. объяснил дело со слов матери водителя Б.В начале
80-х годов в целях успешного выполнения продовольственной программы и по
инициативе секретаря обкома татарские колхозы стали интенсивно строить
дороги так называемым "хозспособом", т.е. силами "шабашных" бригад и без
выделенных фондов на стройматериалы. По сообщениям газет, таким образом,
осуществлялось до половины всех строек на селе. Поэтому фарисейством

является версия обвинения о тайном хищении щебня со склада, тем более что
этому строительству и перевозкам покровительствовало самое высокое
партийное
начальство республики, давала "зеленый свет" милиция. Но случилась
неожиданность - умер партийный покровитель "шабашных" строителей, пришел
взамен другой областной "вождь" с иными приоритетами, и УВД республики
вдруг
вспомнило, как вынужденно пропускало "шабашные летающие КамАЗы" (название
обличительной статьи в газете) и на андроповской волне чисток "раскрутило
громкое дело".
В действительности не было никакого хищения, потому что вывозился
щебень, официально считавшийся давно вывезенным (никто не загружал машины
доверху и никто их реально не взвешивал), скапливающийся на берегу Волги
(место расположения склада) и выталкиваемый постепенно на дно реки. Для
кладовщицы предложение "шабашного" бригадира было удобно вывозом
брошенного,
а также способом наведения порядка на территории. Для водителей 80 руб. за
машину доставленного щебня были хорошим дополнительным заработком.
Подложность транспортных документов их не смущала, потому что давно стала
обыденностью работы любого водителя. Их основной довод: "Мы строили хорошие

дороги, без ущерба кому бы то ни было, а нас за это держат в колонии".
Обычно за "шабашные" работы судили руководителей, тут же виновниками
оказались водители, а председатели колхозов (заказчики) отделались
условными
осуждениями.
Вердикт 8 присяжных: Не виновны.
5 признали водителей невиновными,
3 признали их виновными в хищении,
2 из них высказались за лишение свободы.
Однако если анализировать высказывания, то окажется, что из 5
присяжных, оправдавших Б., лишь один полностью поддержал позицию защиты.
Двое говорили, что упрекнуть водителей можно лишь в неуплате налогов,
хотя признавали практическую невозможность уплаты.
Еще двое присяжных свое решение обосновали изменением обстановки в
стране, а также полезностью дорог, выстроенных "шабашниками". Квалификацию
же действий водителей как хищения они на деле не оспаривали.
К ним фактически примкнул еще один присяжный, заявивший, что хотя

водители делали полезное дело, но юридически они совершили хищение, поэтому

они "виновны со снисхождением".
Последние двое практически солидаризировались с обвинением, сославшись
на разрушительные последствия воровства государственных материалов ("А если

цемент брать?").
С учетом этих нюансов придется признать, что трое поддержали защиту,
двое - обвинение, трое отметили смутность ситуации: хищение формально было
("брать не свое нельзя"), но общеполезность действий водителей исключает их

уголовную вину и наказание.
Исходя из нашего последующего опыта, можно предположить, что
"центристы" и "защитники" (75% голосов) склонны согласиться с тем, что
степень вины водителей следует устанавливать не в уголовном, а в
гражданском
порядке. И только четверть голосов присяжных была отдана традиционному
осуждению водителей за хищение. Такие пропорции ответов сохраняются и в
иных
аналогичных делах.
Справка. По нашим жалобам дело водителей дважды пересматривалось судами
в надзоре. Сроки наказаний были уменьшены до освобождения, но квалификация
"левых перевозок щебня" осталась прежней: хищение. Правоприменительная
система так и не услышала мнения людей.

Дело 14 рабочих завода "Ангстрем"
(ОСП 22.05 1992 г.)

Обвинитель Владышевский изложил фабулу дела по приговору Мосгорсуда.
Работники зеленоградского завода "Ангстрем" (возрастом 20-35 лет) были

осуждены к многолетним (8-12 лет) срокам лишения свободы за вынос (кражу) с

завода в 1988-90гг. микросхем и реализацию их вне завода с извлечением
наживы - в основном для "левой" сборки компьютеров кооператорами.
Микросхемы
похищались с разных производственных участков, иногда в полубракованном
состоянии, тогда их дорабатывали и даже маркировали в домашних условиях.
Поскольку такая система действовала не один год, по оценкам следствия было
похищено 150 тыс. микросхем на сумму 956 тыс. руб. (особо крупный размер).

Присяжный: Завод не заявлял в органы о воровстве?
Ответ: Нет, на заводе не велся детальный учет.
Присяжный: Каков был на заводе процент брака?
Ответ: От 15 до 30% выпуска микросхем.
Присяжный: Кто был основным заказчиком продукции завода?
Ответ: Военные предприятия.
Защитник Сокирко прежде всего отметил чрезмерную суровость приговора
молодым рабочим, которые выносили понемногу и "как все", а "ответили за
всех"... Глубокое сомнение вызывает ответ на вопрос: А был ли причинен
предприятию реальный ущерб? Ведь оно не предъявляло иска, экспертизы ущерба

нет. Последний определялся умозаключениями следователей со слов обвиняемых.

Мало того, завод даже не замечал "несунства", потому что по самой
технологии
допускалась возможность терять до 30% продукции в браке. И если рабочие
часть этого брака самостоятельно доводили до уровня менее требовательных
рыночных потребителей, не причиняя ущерба главному производству, то почему
это надо карать как хищение? Тем более что эти рабочие-"несуны" выполняли
положительную экономическую роль, поставляя микросхемы частному бизнесу. И
так было всегда. Можно вспомнить, что и раньше нужные детали и узлы
приобреталось только на "черных" рынках, около радиомагазинов у "несунов",
потому что государство производило такую продукцию только для военных. Я бы

сказал, что "несуны" выполняли полезное хищение. А основным виновником его
являлось преступное государство-монополист, не разрешающее людям официально

производить и продавать то, что им надо. Если бы я был присяжным, то сказал

бы, что такое "хищение" не должно подлежать уголовной ответственности.
Если бы такое явление происходило на частном предприятии, уверен -
таких "несунов" просто уволили бы. У нас же этих рабочих страшно покарали,
фактически за участие в полезном "левом" производстве, кстати, оставив без
всякого осуждения других его участников - организаторов и заказчиков.
Присяжный: Где же грань между "полезной кражей" и воровством?
Ответ: На мой взгляд, она состоит только в наличии или отсутствии
реального ущерба заводу или потребителям его продукции.
Вердикт присяжных: Не виновны.
6 присяжных признали работников не виновными (обвинив государство).
1 присяжный признал их вину в хищении ("поскольку нельзя нарушать
действующий закон"), но со снисхождением. Позицию же официального суда не
разделил никто.
Справка. Это дело обжаловалось нами и пересматривалось кассационным и
надзорными судами многократно, со снижением сроков наказания, но
квалификация содеянного рабочими, как кражи в особо крупном размере, так и
не была изменена. В 1995 г. на свободу вышел последний из осужденных по
этому делу.

Опыт социологического опроса россиян по проблеме неучтенки (дело Ч.)

Мы имеем возможность сопоставить итоги наших общественных и
исследовательских судов присяжных по делам о "левой" реализации неучтенной
продукции с результатами профессионального социологического исследования по

этой проблеме, проведенного фондом "Общественное мнение" в апреле 1993 г.
по
заказу ОЗОХиЭС.

996 респондентам в 13 городах России был дан текст (фабула)
"Во время обильного урожая яблок совхозный бригадир Ч. отпустил
заготовителям 30 т пропадающих яблок по цене ниже государственной. Не имея
возможности снизить госцену, он записал в накладной только 20 т, а 10 т
скрыл от учета. Вырученные деньги были поделены между заготовителями и
работниками совхоза. Он осужден за хищение 10 т яблок на 10 лет лишения
свободы, отбыл половину срока. Выберете один из 5 ответов..."
Вот в какой структуре распределились выбранные респондентами ответы:
1. Бригадир виновен, осужден правильно и долженотбывать срок
10%
2. Он виновен, осужден правильно, но наказан слишком жестоко, должен

быть освобожден 24%
3. Он виновен, но не в том, за что осужден, его нельзя лишать свободы
28%
4. Он невиновен, осужден неправильно, должен быть освобожден и
реабилитирован 27%
5. Затрудняюсь ответить 12%
ИТОГО: 100%

Основное содержание этой главы - анализ суждений пяти исследовательских
судов присяжных по "большому делу камчатских рыбаков". Лично я вижу большое

сходство ситуаций рыбаков, осужденных за сбыт неучтенной икры минтая в 1996

году, и молдавского садовода Ч., осужденного за сбыт неучтенных яблок еще
до
перестройки. С точки зрения обвинения положение у Ч. даже хуже. Рыбаки

сбывали "налево" изготовленную ими сверх плана продукцию, а садовод
реализовал часть совхозного урожая, правда, гибнущего, но принадлежность
которого совхозу не оспаривалась.
Тем не менее, только 34% согласились с правильностью осуждения садовода
за хищение, а 55% (большинство) посчитали осуждение его несправедливым.
Только 10% опрошенных солидаризировались с назначенным Ч. длительным сроком

лишения свободы. Примерно такие же результаты дают и иные наши суды по
делам
о "левых доходах".
Социологи фонда "Общественное мнение", анализируя результаты данного

опроса по разным (возраст, пол, образование и др.) группам, установили:
разница в ответах между ними минимальна, что с их точки зрения
свидетельствует об устоявшемся, стабилизированном отношении населения к
данной проблеме. Существенные различия ответов отмечены лишь в разных
профессиональных группах. К примеру, предприниматели чуть больше других
осуждают бригадира, а вот работники правоохранительных органов больше иных

считают, что он был осужден неправильно и безусловно должен быть
освобожден.
Социологический опрос российских граждан по делу садовода Ч. - весомое
свидетельство истинности получаемых на наших общественных и
исследовательских судах присяжных оценок.
Скорбная справка. В украинских местах лишения свободы садовод Ч. пробыл
больше 5 лет. Запущенный сахарный диабет привел к гангрене и ампутации
ноги,
а сразу после актирования в начале 1994 г. в кишиневской больнице Ч.
ампутировали и вторую ногу.
5 судов по делу камчатских рыбаков
ИСП-1 (6.05.1996 г.)

Самим делом мы занимались с 1993 года, со времени первого ареста
рыбацких капитанов и их помощников до 1997 года, когда были отклонены мои
последние жалобы в Верховный суд РФ, а сами капитаны стали потихоньку
возвращаться из ИТУ домой по УДО. Реальные же "герои" этого дела - сотни
рыбаков (членов судоэкипажей), слава Богу, не были привлечены к уголовной
ответственности (по принципу: "всех не посадишь") и потому в приговоре
проходили лишь как свидетели.
Сейчас, уже оглядываясь на всю работу 90-х годов, видишь, что, пожалуй,
дело камчатских рыбаков оказалось для нас самым трудным и значительным -
прежде всего по глубине поражения. Не удалось им помочь и не удалось
уменьшить репрессивное отношение к "левакам". А это значит, что основная
идейная задача Общества - создание благоприятной атмосферы для свободного
предпринимательства так и не разрешена...
Стержневое положение, общественная значимость и неразрешенность
поднятых в данном деле проблем диктует необходимость как можно более полной

публикации материалов пяти посвященных его разбору исследовательских
процессов. Их основная часть вынесена в приложения к главе. Судьей-
исследователем выступал Похмелкин А.В., причем не только в первом процессе,

но и в двух последующих, раз за разом оттачивая аргументы сторон. Поэтому
вопреки своим правилам мы приводим в приложении тексты всех трех его
"напутственных слов" (в сокращении). Обвинителем выступал депутат
Государственной Думы к.ю.н. Похмелкин А.В., защитником - Сокирко В.В.
Фабула дела. Группа капитанов рыболовных судов и их помощников,
воспользовавшись практикой неполного оприходования добываемой продукции в
акционерном обществе "Океанрыбфлот", создали в ходе промысла неучтенный
запас икры минтая в 50 т, который был реализован в иностранном порту за 220

тыс. долл., а полученные деньги разделены между экипажами судов без обид.
Они были обвинены в хищении чужого имущества путем присвоения.
Правозащитная постановка проблемы. В приложении 4.1 помещены избранные
места из официальной переписки (фактически полемики) с правоприменительными

органами по этому делу, что кроме предыстории проблемы дает представление о

характере правозащитной "жалобной" работы.
Сначала мы оспаривали обвинение капитанов больше по внешним признакам.
К тому времени бывшее государственное ПО "Океанрыбфлот" было
приватизировано
и стало частным АО (хотя на деле осталось с теми же руководителями и
прежними ухватками), что позволило оспорить применение драконовской ст.93-1

УК РСФСР о "защите соцсобственности" (от 8 до 15 лет лишения свободы).
Также
нелогичны обвинения рыбаков в краже у себя самих, раз они были
провозглашены
совладельцами АО.
Первое возражение было принято сразу, обвинение капитанам предъявлено
по более мягкой ст.147-1 УК (от 4 до 10 лет лишения свободы), а вот
претензии рыбаков на статус хозяев, которые не могут красть у себя самих,
были легко отклонены как неправомерные. Сейчас я не могу не согласиться с

формальной правотой этого отказа, но по сути его "правота" чудовищна.
Именно
когда власти объявили судоэкипажи совладельцами судов, у них была отнята их

традиционная свобода дополнительного заработка, а их капитаны за это были
посажены в тюрьму.

Аргументы обвинителя

- Добывая рыбу по договору на судах АО с использованием оборудования и
расходных материалов АО, подсудимые самим этим действием переводили добытый

продукт в собственность АО, отчуждение которой является хищением.
- Снисходительное отношение к такого рода действиям, а тем более
оправдание их равносильно отказу от защиты интересов собственников от любых

неправомерных посягательств, что чрезвычайно опасно в новых экономических
условиях. Ведь наша страна буквально гибнет от воровства.
- Если бы подсудимые использовали суда и иное оборудование АО
самовольно, вне трудового договора, они были бы виновны только в
самовольном
использовании этого имущества, а в данном деле они виновны в хищении.
Аргументы защитника

- "Левые" доходы рыбаков были хотя и негласным, но традиционным
приработком (или как иногда говорят - "обыкновением"), фактически
существенной частью оплаты их нелегкого труда, особенно важной в условиях
инфляции и обесценения их официальной зарплаты. Тут нет хищения, а есть
неожиданное и несправедливое нарушение негласного трудового договора.
- Формально рыбаков можно упрекнуть только в самовольном использовании
суда и оборудования, принадлежащего АО, но вина последнего перед рыбаками
гораздо больше.

- Даже при социализме "левая" работа как таковая должна была караться
лишь как частнопредпринимательская деятельность. А в данном деле весь ее
результат объявили хищением.
- Абсурдно говорить, что рыбаки виновны в присвоении (хищении)
вверенной им рыбы. Ведь они сами ее выловили из моря, где она была ничьей.
Пока рыбак еще не сдал рыбу по договору, пока он ее еще тянет из моря, она
-
его. Тем более, когда он ловит ее сверх плана.
- Споры такого рода работников со своими нанимателями должны
разрешаться в гражданском суде, а не в уголовном.

Анализ суждений присяжных
(предпринимательское негодование против "леваков" увлекло присяжных к
осуждению рыбаков)

Сразу отметим, что состав присяжных в этом процессе был достаточно
представительным, правда, доля людей зрелого и пожилого возраста с высшим
образованием была чрезмерной в сравнении со средней структурой городского

населения, но это не помешало проявлению разных точек зрения.
В ходе обсуждения выявились непримиримые противоречия. С одной стороны,
все присяжные признали подсудимых виновными в совершении преступления, а с
другой стороны - только 2 из 10 признали возможным лишать их свободы, т.е.
подавляющее большинство не признало подсудимых заслуживающими реального
уголовного наказания. Почему?
Дискуссия началась буквально с первых выступлений и продолжалась до
конца заседания, причем, как мне кажется, с преимуществом обвиняющей
группы,
которая постепенно перетягивала на свою сторону других присяжных. Но,
правда, в вопросе о наказании сила переубеждения оказалась на стороне
сторонников снисхождения.
В группе обвиняющих сразу выделились активностью трое мужчин разного
возраста, но причастных к хозяйственной деятельности: бывший начальник
цеха,
ныне пенсионер, заведующий аптекой (фармацевт) 47 лет и молодой менеджер
(по
его словам, в его подчинении 400 человек). Именно эти присяжные
проголосовали за лишение рыбацких капитанов свободы (правда, молодой
менеджер посчитал, что наказание должно быть условным, но так, "чтобы
боялись").
Каковы же их основные мотивы? Немного совестно, но приходится вспомнить
марксистскую формулу: "классовый инстинкт собственников и работодателей".
Правда, только бывший начальник цеха в своих доводах воспроизвел логику
обвинителя: "Что попало в цех или на судно, то уже стало собственностью
АО".
Что касается его более молодых коллег, то их возмущает прежде всего

самовольство нынешней рабочей силы. Организуя свое дело, новые
хозяйственники (предприниматели, собственники) искренне убеждены, что
нанятые ими работники должны работать на их дело с полной отдачей в обмен
на
зарплату. Любые попытки наемных работников преследовать свои собственные
интересы расцениваются как покушение на "интересы фирмы" и квалифицируются
одним словом: "воровство". Новые хозяева хотели бы иметь дело с работниками

лишь как с наемными орудиями (роботами) и возмущаются, когда они проявляют
свой особенный интерес и свободу. Их возмущение легко понять, если такое
своеволие переходит порог возможного и ставит фирму на край дееспособности.

Когда другие присяжные говорили, что неразрешенный приработок нельзя
приравнивать к хищению, такие доводы вызывали у тройки негодование:
"Значит,
вы считаете, что надо разрешать воровать?" В конце концов они убедили еще
троих присяжных в вине капитанов в хищении. Остальные, отстаивая свое
несогласие с вердиктом вины в хищении, согласились на меньшее обвинение в
должностном преступлении.
Впрочем, можно сказать, что инстинкт большинства смог противостоять
активности присяжных-руководителей в самом главном: они отказались лишать
капитанов свободы.

Анализ юриста-исследователя Похмелкина А.В. суждений присяжных в деле
рыбаков

"... Практически никто из присяжных, в том числе те, кто высказывались
за невиновность подсудимых, не усомнился в праве собственности акционерного

общества на произведенную сверх плана продукцию. По существу это и
определило обвинительный вердикт. Доводы защиты об отсутствии других
необходимых признаков хищения (безвозмездности, прямого имущественного
ущерба) были оставлены без внимания и даже не обсуждались: "Рыбаки
использовали чужое имущество, то, что им не принадлежит, а, следовательно,
виновны в хищении".
Такая позиция присяжных полностью согласуется с правоприменительной
практикой, для которых всегда была характерна тенденция расширительного
толкования хищения, вопреки уголовно-правовой доктрине, некоторым
разъяснениям высших судебных инстанций, а в последние годы и позиции
законодателя, направленной на то, чтобы жестко очертить границы хищения по
отношению к другим имущественным преступлениям. Причем, если максимальная
репрессивность правоприменительной практики в конечном итоге была
обусловлена интересами защиты государственной собственности и
социалистической модели экономики в целом, то присяжные применили тот же
подход к собственнику нового типа - акционерному обществу.

Нельзя исключить, что понимание хищения, как простого использования
чужого имущества, безотносительно к различным юридическим тонкостям, станет

доминирующим в массовом сознании, чему в немалой степени будет
способствовать стремление новых собственников максимально защитить свои
права. В совокупности со сложившейся судебной практикой это приведет к
значительному расширению сферы ответственности за хищение, а в конечном
итоге - к ужесточению уголовной репрессии в экономической сфере. Попытки же

обуздать эту репрессию за счет четкой законодательной фиксации обязательных

признаков данного преступления окажутся бесперспективными.
Характерно, что, солидаризируясь с правоприменительной практикой в
понимании хищения, присяжные высказали прямо противоположный подход к
степени наказуемости этого деяния, который не совпадает и с жесткостью
законодательных санкций. По мнению большинства присяжных подсудимые не
заслуживают лишения свободы. Таким образом, если учитывать мнение присяжных

по настоящему делу в качестве ориентира для законотворческой и
правоприменительной деятельности, то расширение сферы ответственности за
хищение должно сопровождаться значительным смягчением наказания.
Вполне вероятно, однако, обвинительный вердикт присяжных не отражает
ясную и устойчивую позицию по отношению к понятию хищения, а носит
ситуативный характер, что могло быть вызвано недостаточной четкостью
формулирования альтернативной правовой оценки действий подсудимых:

причинение имущественного ущерба при отсутствии признаков хищения,
гражданско-правовой деликт и т.п.
Примечание: Как мы увидим дальше, в последующих ИСП присяжные принимали
иные решения, что делает пессимизм Похмелкина А.В. не совсем оправданным.

Анализ суждений присяжных в ИСП-2 (5.08.1996 г.)
(энергия деловой учительницы увлекает присяжных к оправданию рыбаков)

Состав присяжных на этом процессе также соответствовал средней
структуре московского населения по возрасту и образованию. По
профессиональному срезу была несколько больше доля присяжных рабочих
профессий: 5 из 11. Не было выдержано соотношение полов. В сравнении с
предыдущим в данном составе очевидно преобладание женщин и рабочих. Может,
эти различия сыграли свою роль в том, что вердикт присяжных по делу
оказался
иным, а именно:
Все признали капитанов невиновными в хищении сверхплановой продукции и
только 4 обвинили их в правонарушении не уголовного свойства.
Вначале о вине капитанов говорило большинство. Пенсионерка (1) твердо
отстаивала виновность рыбацких капитанов (правда, без лишения свободы), но
вину их представляла не конкретно, а вместе с каким-то высшим и нераскрытым

начальством (клубком, по ее словам). Еще более твердо настаивала на
виновности и применении уголовных наказаний 45-летняя уборщица (4).
Безмотивно о виновности капитанов говорили рабочая (6) и сотрудница МАИ
(10) - обе они даже колебались в необходимости лишения их свободы. Наконец
о

виновности капитанов сразу же и определенно заявили уборщица (5) и
старшина - учитель истории (8), правда, они оба увидели вину лишь в
гражданском смысле, а именно "в незаконном использовании судна и иного
имущества АО".
Невиновность же капитанов и членов экипажей вначале признавали лишь
пятеро присяжных, т.е. меньшинство, но именно их точка зрения в итоге была
провозглашена как главное решение. Как это произошло?
А дело в том, что под общей интонацией оправдания в одной группе или
первоначального осуждения в другой группе скрывались самые разные мотивы
конкретных присяжных. Так, в первой, оправдательной группе только двое:
домохозяйка (7) и пенсионер-рабочая (11) однозначно поддержали лидера
второй
группы.
Свою точку зрения она высказывала очень напористо: "Дополнительно
выловленная и переработанная рыба никак не может считаться собственностью
АО, она принадлежит рыбакам, а капитаны никак не могут быть виновными в
хищении".
А вот пенсионерка-повар (9) свой оправдательный вердикт объяснила тем,

что если раньше рыбакам такой вылов рыбы разрешался, а теперь вдруг нет, то

о какой вине может идти речь? Все попытки старшины пояснить, что и раньше
самозаготовка не разрешалась, но на нее начальство закрывало глаза, позицию

присяжной (9) не изменили. И мне кажется, что за этим взглядом стоит
правота
обычая. Если самозаготовка всегда существовала и была безнаказанной, то
почему теперь этот обычай должен быть негласно отменен, а живущие по нему

люди вдруг оказаться уголовными преступниками?
О том, как менялись мнения присяжных обвиняющей группы, можно судить по
суждениям пожилой уборщицы (4).
Вначале она говорила очень жестко: "Свои деяния капитаны совершали
систематически, умышленно, с корыстной целью наживы". Однако в ходе
обсуждения поддержки не нашла, аргументировать свое обвинение в хищении не
могла и потому перешла на обвинение капитанов в злоупотреблении служебным
положением без лишения их свободы. Только в конце заседания, согласившись с

сообщением старшины, что все четверо, высказавшиеся за виновность
капитанов,
вместе с тем считают, что эта вина не носит уголовный характер, присяжная
(4) вынужденно согласилась с мнением о гражданской вине.
В данном обсуждении присяжная (4) как бы олицетворяла строгую
"соцзаконность" с ее принципом, что сурового уголовного наказания
заслуживают все, кто нарушил действующие законы, какими бы они ни были.
Стереотипы такого мышления еще не умерли, успешно действуют на судей и
следователей. Жизненные аргументы ими в упор не видятся.
Но есть присяжные, на которых аргументы лидеров почти не действовали. В
данном составе это видно по неявному спору двух пенсионерок (1 и 9).
Аргументы конструктора (1) были отмечены негативным своеобразием:
"Капитаны виновны, потому что там виновны все". Причем, когда она пыталась
конкретизировать эту вину, то перечисляла и установление заниженных планов,

и нераспорядительность, и все, что мешает "правильному, честному" плановому

производству рыбной продукции. Впрочем, такая всеобщность обвинений не
помешала ей относительно просто согласиться и со старшиной, когда он,
подводя итоги, сообщил судье, что все четверо присяжных, осудившие
капитанов, считают их виновными в гражданском правонарушении.
Аргументация (1) похожа (но как в зеркале) на аргументы повара (9):
"Все капитаны и рыбаки невиновны, потому что они действовали по обычаю".
Вердикты этих женщин схожи своей безоговорочностью: одна считает всех

виновными, потому что они всегда нарушают официальные порядки, а другая
считает всех невиновными, потому что они следуют обычаю, который
справедливее всех законов. Трудно делать вывод, кто более прав, но
сознаюсь,
что мои личные симпатии на стороне жизненного обычая, а не на стороне соц.
плана или даже соц. закона. Ход обсуждения повлиял также и на сторонников
невиновности капитанов. Они сдвинулись с однозначной позиции, признав, что
неправота за капитанами, возможно, и есть в части неразрешенного
использования чужого судна, топлива, налогов государству и т.д., но
разбираться с этими претензиями надо не в уголовном порядке. Эта сдвижка
объединила всех. Поэтому итоговое суждение данного состава присяжных
следует
сформулировать так: рыбаки невиновны в хищении выловленной ими сверх плана
рыбы, а вред от использования оборудования без разрешения надо возмещать в
гражданском порядке.

О роли лидера в коллегии присяжных и культе личности в истории

Если в первом суде победило в чистом виде обвинение, то во втором
победу одержала линия защиты. Почему? Аргументы сторон в обоих судах были
абсолютно схожи (показ видеозаписи прений сторон это гарантировал). В обоих

процессах председательствовал один и тот же судья, который старался
взвешенно изложить аргументы сторон.
Как мне представляется, основной причиной появления разных вердиктов
присяжных является различные составы присяжных в этих судах и, что еще
важнее, разность установок выявившихся лидеров.
В 1-м процессе таким лидером оказался старшина-фармацевт и
сгруппировавшаяся вокруг него группа мужчин. Именно им в полной мере легли
на душу основные аргументы обвинения: "Россия всегда тонула в традициях
всеобщего воровства, а в условиях перехода к частной собственности этому
надо положить конец. Без уголовных мер и наказаний мы никогда не сможем
защитить в России частную собственность." Доводы защиты ими были не
услышаны, несмотря на то что повторялись и судьей, и на совещании присяжных

устами меньшинства.
Те же доводы обвинителя не были восприняты присяжными во втором
процессе, хотя судья повторил их с большим нажимом. Думаю, потому что в их
составе не оказалось предпринимателей, которые сегодня мучаются проблемой
отстаивания своей собственности от поползновений работников извлечь пользу
из нее не для хозяина, а для себя самих. Среди присяжных преобладали как
раз
сотрудники и работники. Знакомство с предпринимательскими интересами
проявила лишь лидер обсуждения 2 (это видно по приводимым ею примерам), но
судила она не с позиции владельцев, не желающих терпеть своевольные
инициативы работников, а с точки зрения работников, такую инициативу
проявляющих.
От того, на чьей стороне оказывается при обсуждении активный присяжный,
способный стать лидером, зависит вердикт присяжных. А от того, на чью
сторону в таком и подобных спорах и конфликтах будет оказываться суд и
право
в России, будут зависеть ее судьба и быстрота развития.
Конечно, роль лидера в принятии вердикта может стать решающей только в
ситуации, когда у присяжных не сформировалось заведомое единодушие в
ответах
или хотя бы твердое преобладающее большинство. Если в коллегии имеются
примерно равные группы сторонников разных ответов или большое число
колеблющихся между этими группами, то интегральный вердикт становится
весьма
зависимым от красноречия лидера и потому очень неустойчивым. Тут нельзя
даже
говорить о случайности, потому что лидеры обсуждений - это не генераторы
случайных чисел, они сами подвержены разным влияниям, в том числе и
самообучению на ниве властвования. В некоторых случаях лидеры обсуждений в
политике могут дойти до крайних степеней власти, так что в обществе
возникает твердое убеждение о решающей роли личности в истории. Вспомним
Сталина, который из скромного секретаря Политбюро правящей партии стал
лидером через умение формировать большинство в этой коллегии, а со временем

превратился в абсолютного властителя полмира.
Коллегии присяжных от этой судьбы спасает только процедура закона, по
которой лидером можно стать только один раз по конкретному делу и на
короткое время, но вот устойчивость вердиктов присяжных от диктата лидеров
нынешняя процедура их совещаний сегодня не спасает. Для нас единственный
способ избавиться от неустойчивости вердиктов - это повторять процессы
обсуждений конкретных дел с разными присяжными и разными лидерами.
Возможно, в будущем процедура работы присяжных как-то будет
усовершенствована. Большую пользу может принести, например, использование
англосаксонского требования к присяжным принимать вердикт только
единогласно, что предполагает длительную работу выработки взаимопонимания и

согласия в их среде, но, с другой стороны, таит в себе опасность диктатуры
меньшинства, когда один упрямый присяжный может "выспорить" у большинства
собственный вариант вердикта.
И, конечно, с ростом численности среднего класса можно рассчитывать на
преодоление нынешней расколотости общества по нравственным установкам, что
ослабит зависимость граждан от лидеров при принятии решений как в политике,

так в судах присяжных.
Анализ суждений присяжных в ИСП-3 (14.08.1996 г.)
(в отсутствии предпринимателей и рабочих присяжные оправдали рыбаков
вчистую)

К сожалению, состав присяжных (их было всего 7) на данном процессе
значительно отличался от средней структуры московского населения.
Во-первых,
тут были только женщины, во-вторых, преобладали служащие среднего и
пожилого
возраста (49 лет и выше) со средним образованием. Не было ни молодых, ни
предпринимателей, ни рабочих. Это был суд жителей "спального" района
Москвы,
далеких от проблем "левого" производства. Они удивительно быстро нашли
общий
язык и единодушие в ответах. Только одна из них (30-летняя домохозяйка),
оправдавшая вначале рыбаков даже в гражданском правонарушении, потом
уточнила свою позицию до общей. Видимо, хотела согласиться с обвинением
пенсионерки (4), но в данном составе и она присоединилась к общему мнению.
Здесь просто не оказалось нужды в дискуссии присяжных.
Возможно, это произошло еще и потому, что лидер обсуждения, 70-летняя
бухгалтер сразу стала отстаивать наиболее взвешенное и верное в данных
условиях среднее решение. На основной вопрос судьи-исследователя: "Можно ли

неучтенку считать хищением?" - они ответили: "Нет, потому что кому и в
какой
доле она принадлежит, должен решать гражданский суд".

Анализ суждений присяжных в ИСП-4 (13.09.1996.)
(большая часть серпуховских присяжных не признала за рыбаками никакой
вины)

Большинство в данном составе - мужчины рабочих профессий, среднего
возраста и среднего образования. Тем не менее, участие трех молодых
присяжных и двух свыше 50 лет, а также предпринимателя и бухгалтера с
высшим
образованием внесло в его работу полезное разнообразие.
Основное обвинение рыбаков в хищении было отвергнуто почти всеми
присяжными еще до обсуждения (письменно). Один обвинительный голос молодой
домохозяйки остался неаргументированным, несмотря на попытку старшины
"разговорить". Проще всего объяснить ее особенность молодым максимализмом.
Единственной уступкой общему мнению с ее стороны было присоединение к
ответу: "Не заслуживают лишения свободы".
Разность подходов обнаружилась только в ответах на второй вопрос. 7
присяжных признали рыбаков виновными в гражданском правонарушении, а двое
твердо отказались признать за ними даже гражданскую вину. Если же
проанализировать мотивацию высказавшихся за вину капитанов в гражданском
порядке, то выясняются еще более глубокие различия. Три женщины посчитали
рыбаков "немного виновными", упирая на тяжелое материальное положение их
семей, а вот 4 мужчин пришли к выводу, что при гражданском разбирательстве
еще не совсем известно, на чью сторону встанет суд, и не окажется ли, что
вина акционерного общества перед рыбаками по части невыплаты им зарплаты -
много больше.
Их вердикт: Виновны в гражданском правонарушении имел следующий смысл:
"Дело должно быть передано в гражданский суд, а каким будет его решение, не

знаем".
Пожалуй, данное рассмотрение по делу капитанов оказалось для них
наиболее оправдательным. О причинах этого можно лишь догадываться. Судя по
активной защитительной позиции весьма рассудительного слесаря (6), он был
задет за живое. Судьба рыбаков была им как бы принята на себя. Возможно,
что
он принадлежит к разряду представителей низового бизнеса, который сейчас
загнан в тень и никак не может выбраться к свету, сначала из-под мощного
соцгосударственного пресса, теперь - из-под его глыб в виде всяческих
крупных АО и иных наследников госмонополий.
Анализ суждений присяжных в ИСП-5 (14.09.1996 г.)

(серпуховские рабочие осудили рыбаков как расхитителей на лишение

свободы)

Состав присяжных пятого процесса был чрезвычайно однородным по
профессиональному срезу: 10 рабочих (мужчины и женщины разного возраста)
среднего образования из 12. Некоторое разнообразие в профессиях присяжных
обеспечили только военный курсант и интеллигентный предприниматель, ставший

старшиной. Но, конечно, это был суд рабочих.
Тем удивительнее был его обвинительный и даже репрессивный вердикт по

делу о "левых" приработках, которыми занимались и, наверное, занимаются
очень многие рабочие в России на своих государственных, а ныне
акционированных предприятиях.
Вердикт: Виновны в хищении и заслуживают лишения свободы - принят 9
голосами против 3.
ИСП-5 в корне разрушил мою правозащитную иллюзию, что рабочие лучше
понимают и будут защищать "левые" приработки на предприятиях.
Жители же серпуховской рабочей слободы поступили совсем иначе, и мне до
сих пор трудно понять причины, хотя обсуждение шло прямо на моих глазах (я
его снимал как оператор).
Интересно, что осудительное настроение большинства укрепилось как раз
после обсуждения доводов защиты, на которых упорно (хотя и тактично)
настаивал сразу разделивший их старшина.
А ведь вначале половина присяжных была склонна к оправданию подсудимых.
По заполненным еще до обсуждения индивидуальным опросным листам видно, что
их вину в хищении признали только 7 из 12, но одна из них, присяжная 3,
потом, кстати, самая активная защитница рыбаков, записала не только вину в
хищении, но и что судить их надо гражданским судом (конечно, без лишения
свободы). Не разбираясь в том, как надо называть проступки капитанов -
хищением или гражданским правонарушением, она твердо была убеждена в
главном, что сажать капитанов не надо. С учетом этой поправки можно
утверждать, что сразу после прослушивания доводов сторон, пояснений
ведущего
и формулирования собственных представлений о деле, до начала совместного
обсуждения присяжные разделились ровно пополам: 6 признали капитанов
виновными в хищении и заслуживающими лишения свободы и 6 посчитали, что
действия их подлежат гражданскому суду и без лишения свободы. Такое
соотношение голосов было бы равноценно оправданию.
Но в ходе обсуждения дела трое присяжных радикально изменили свое
мнение, что с запасом переменило вердикт суда на обвинительный.
Явным лидером, выразителем изначально обвиняющей половины присяжных
выступил 52-летний рабочий. По его словам легко догадаться, что он вполне
понял определенную справедливость доводов защиты и сразу же заявил, что
если
к делу подходить с житейской стороны, то его надо было "пустить по
гражданскому судопроизводству", но поскольку суду отданы не рядовые рыбаки,

а их капитаны, то они как должностные и властные лица должны подлежать
строгому уголовному суду. Думаю, он понимал, что рыбацкие капитаны не
совершали хищения, но поскольку в опросном листе не было другого варианта
уголовного осуждения (например, за должностное преступление), очень цепко
отстаивал их вину в хищении. Звучал у него и другой прагматический мотив:
если не судить капитанов, то надо осудить всех членов экипажей. На всю эту
группу присяжных произвело большое впечатление крупная сумма долларов за
проданную "налево" икру минтая.
Примерно такую же позицию, но более примитивную, занял молодой курсант,
увидевший в поступке капитанов, прежде всего нарушение присяги, т.е.
обязательства по контракту, которое он столь же простодушно называл
хищением
просто потому, что в ситуации данного процесса другого варианта уголовного
осуждения не было.
Из осудивших капитанов 4 женщин, наиболее активной была 62-летняя
рабочая. Ее мотивы также в основном чисто правовые: раз скрывали, да в свою

пользу, да еще большие деньги - виновны в особо крупном размере.
Интересно, что эти женщины и типографщик (из числа трех, изменивших
свою точку зрения) высказали осуждение любой "левой" деятельности. Мотивы
негативной оценки "леваков" рабочими крайне интересны, но, к сожалению, я
могу о них только гадать. Возможно, здесь присутствует элемент зависти к
тем, кто в прежние времена преуспевал в роли "цеховиков", а ныне выбивается

в предприниматели. Беря историческую параллель, можно вспомнить жуткую
ненависть, которую испытывали рядовые русские мужики начала века не к
помещикам, а к "кулакам", т.е. к другим мужикам, выбивающимся из их рядов.
Если в теории мы много слышали о пролетарской солидарности, то тут
видна скорее рабочая недоброжелательность к тем, кто жил не столько на
зарплату, сколько на самостоятельные дополнительные доходы...

У трех присяжных, не согласившихся с уголовным осуждением капитанов,
были разные мотивы. Сортировщицей руководил, прежде всего, активный
гуманизм. В обсуждении она боролась за освобождение капитанов от уголовного

наказания и в своих доводах колебалась от признания подсудимых вынужденно
совершившими хищение до признания их виновными только в гражданском
правонарушении (в незаконном использовании оборудования). Примерно так
сформулировал свою позицию и старшина, но он пришел к ней не из-за жалости
к
подсудимым, а в результате обдумывания доводов сторон.
Вчитывание в смысл реплик и суждений присяжных, изменивших свое решение
(9, 11, 13) не помогло мне в понимании их мотивов. Осталось лишь
впечатление
мешанины противоречивых доводов и колебаний, когда решение принимается по
настроению последних минут, в частности, - их за уверенности в себе лидера
обвинительной группы присяжных. Была бы такая спокойная сила у сортировщицы

или более свободное положение у предпринимателя-старшины, колеблющиеся
присяжные могли бы подтвердить свои начальные оправдательные решения.
Показательно, что перед окончательным опросом присяжных старшина так
сформулировал суть проблемы: капитаны обвиняются не столько в хищении,
сколько в том, что создали незаконный промысел на оборудовании АО. Против
этого никто не возразил, включая и проголосовавших за осуждение, поэтому
можно сказать, что серпуховские рабочие осудили прежде всего "левое"
производство, т.е. ту форму частнопредпринимательской деятельности, к
которой многие из нас были причастны.
Кстати, один из наблюдателей ИСП-5 высказал следующую догадку: да,
здесь судили рабочие, но в своем большинстве не "цеховики", а "несуны",

которые традиционно тащат понемногу, считая свою добычу скромной дележкой.
Все же превышающее такой их доход они называют преступлением.

Анализ общей структуры суждений присяжных

Чтобы абстрагироваться от неустойчивости вердиктов по отдельным
процессам дела рыбаков будем голоса всех 50 присяжных на ИСП-5
рассматривать
вместе как суждения единой коллегии присяжных. Их анализ приводит к
выделению трех основных групп по характеру обобщенных аргументов.
В 1-й группе 16 присяжных, согласившихся, что рыбаки виновны в хищении,
использовали следующие доводы:

Безусловное право хозяина территории и оборудования на произведенную
продукцию.

- Все, что поднято на борт судна, есть собственность АО
(судовладельца), а значит присвоение этого имущества есть хищение.
- Рыбаки использовали чужое судно, оборудование, значит виновны в
хищении.

Нарушение дисциплины и хозяйских запретов есть преступление.
- Рыбаки нарушили контракт, дисциплину, следовательно виновны в
хищении. Раз скрывали, значит похитили.
- Капитаны, имея власть, нарушили свои должностные обязанности. Значит
виновны в уголовном преступлении.

Самовольничать можно лишь по мелочи, иначе не будет порядка.
- Они получили очень крупную сумму, потому это хищение.
- Раз всем нельзя ловить, почему им можно? Так и порядка не будет.
- Капитаны виновны, а иначе придется обвинять всех.
Во 2-й группе 25 присяжных, согласившихся, что капитаны виновны не в

уголовном, а лишь в гражданском правонарушении, использовались доводы:

Работая в АО, рыбаки могут работать и на себя - это не преступление.
- "Левая" работа и приработок - не хищение.
- Добытое сверх плана заработано трудом, а не похищено.
- До сдачи приемщику выловленная рыба АО не принадлежит.
- Капитаны виновны в незаконном использовании судна, нарушении
должностных обязанностей, но это не уголовное преступление.
- Капитаны виновны, что разрешали незаконное, даровое использование
имущества АО, но это не уголовное преступление.

Капитаны виновны в нарушении трудового договора, но это не уголовщина.
- Надо включать в договора использование оборудования для "левых"
работ.

Нельзя наказывать за традиционный доход рыбаков, доведенных до нищеты.
- "Левый" приработок был на судах традиционным, за него нельзя так
сходу репрессировать.

- Рыбаки невиновны в хищении, потому что вынуждены кормить семьи, а
платили им мало.
В 3-й группе (9 присяжных), отстаивавших невиновность капитанов,
использовались доводы 2-й группы со следующими дополнениями:

У АО вины больше, так что за рыбаками нет и гражданской вины.
- Никакого вреда ни АО, ни государству они не причинили.
- Претензии АО к рыбакам надо направлять в гражданский суд, а там может
выясниться, что у АО гораздо больше провинностей перед рыбаками, чем у
рыбаков перед ним.
Без особого ущерба для анализа можно объединить присяжных 2 и 3-й
групп, что подводит к следующему интегральному выводу:
Одна треть присяжных (16 из 50) сочла рыбаков виновными в хищении, а
две трети присяжных (34) отрицают их уголовную вину, видят в деле только
гражданский или трудовой конфликт.

Сравнение итогов двух исследований

Общезначимость наших выводов по пяти исследовательских судам 1996 г.
подтверждается итогами социологического опроса 1993 г. по аналогичному делу

садовода Ч. (см. выше). Для сравнения результаты исследований представлены
в
4 таблицах по разным группам населения. Итоги ИСП пришлось преобразовать,
приведя их к общей социологической классификации основных характеристик
городского населения России, используемой фондом "Общественное мнение"
(несколько упрощенно). Мы упростили сравнение также и по характеру ответов,

выявляя лишь процент граждан, признавших реализацию неучтенной продукции ее

хищением.
В строчках "ИТОГО" приведены доли осудивших, подсчитанные
средневзвешенным суммированием.
Возрастные группы Структура опрошенных в 1993
г., % Доля осудивших за хищение
в 1993 г., % Структура присяжных
в 1996 г., % Доля осудивших
за хищение
в 1996 г., %
Молодежь
до 30 (25) лет 16 40 18 33
Средний
возраст до 54 л.ет 56 37 66 32
Пожилые,
55 лет и
выше 28 38 16 30
ИТОГО: 100 37 100 32

Примечание к таблице: с 1-й строкой сравниваются данные по опрошенным в
1993 г. молодым до 25 лет и присяжным в 1996 г. до 30 лет.
Группы профессий Структура опрошенных в 1993 г.,
% Доля осудивших за хищение в 1993 г., % Структура присяжных в 1996
г., % Доля осудивших за хищение в 1996 г., %
Специалисты с высш.
обр. 8,7 42 14 28
Специалисты без высш.
обр. 18,8 30 14 14
Рабочие 23 42 38 42
Студенты
(учащиеся) 8,4 36 4 0
Служащие СА,
МВД 2,3 35 2 100
Пенсионеры 23,3 40 14 14
Руководители,
предприниматели 6,1 35 10 40
Домохозяйки
(безработные) 9,4 20 4 0
ИТОГО: 100 38 100 32

Пол Структура опрошенных в 1993 г., % Доля
осудивших за хищение
в 1993 г., % Структура присяжных в 1996 г.,
% Доля осудивших
за хищение
в 1996 г., %
Мужчины
46 39 36 44
Женщины 54 37 64 25
ИТОГО: 100 38 100 32

Группы образования Структура опрошенных в 1993
г., % Доля осудивших за хищение
в 1993 г., % Структура присяжных
в 1996 г., % Доля осудивших
за хищение
в 1996 г., %
Высшее 18 39 24 36
Среднее (техн., спец.)
82 37 76 31
ИТОГО: 100 38 100 32
Анализ данных таблиц приводит к следующим выводам:
1. В главном структура присяжных 1996 г. совпадает со структурой
городского населения России 1993 г. хотя, конечно, есть и отклонения. Среди

присяжных оказалось больше специалистов с высшим образованием, рабочих и
руководителей. Меньший удельный вес группы пенсионеров и учащихся
(соответственно, первой и третьей возрастных групп) связан с трудностями
привлечения их к работе в ИСП, что в определенной степени является плюсом,
поскольку суд присяжных обязан опираться прежде всего на людей зрелого
возраста. Небольшое преобладание женщин и граждан с высшим образованием в
наших процессах также нельзя считать существенным.
2. Что касается динамики, то надо отметить общее снижение доли
посчитавших реализацию неучтенной продукции хищением. Уже в 1993 г. их было

38%, т.е. меньшинство, а в 1996 г. их стало даже меньше одной трети (32%).

Конечно, этот факт можно объяснить тем, что присяжные имеют время для более

тщательного обдумывания проблемы, но основной причиной, наверное, должен
быть признан просто ход времени, отдаляющий от нас эпоху казарменного
социализма, когда самой идеологией неучтенка и частный бизнес
приравнивались
к воровству. Основной тенденции не помешал даже сдвиг в профессиональной
структуре присяжных 1996 г. и опрашиваемых 1993 г. в пользу групп, более
других склонных к осуждению неучтенки (руководители, специалисты с высшим
образованием, профессиональные рабочие).
3. Снижение доли осудительных ответов наблюдается и в основных
профессиональных группах: доля осуждающих специалистов с высшим
образованием
уменьшилась в 1,5 раза, специалистов без высшего образования -более чем в 2

раза, пенсионеров - почти в 3 раза. Пожалуй, только рабочие и руководители
(предприниматели) сохранили прежний уровень осудительного отношения к
неучтенке выше трети (42% у рабочих, 40-35% у руководителей). Создается
впечатление, что три года существования в условиях нашего "дикого" рынка
сильно продвинули сознание специалистов, служащих и особенно пенсионеров в
направлении оправдания неучтенки в отличие от рабочих и руководителей.
4. Также интересно, что среди присяжных 1996 г. мужчины были гораздо
активнее в осуждении неучтенки, чем женщины, в то время, как в 1993 г. это

различие почти не замечалось.
5. Люди с высшим образованием и раньше, и теперь более склонны к
осуждению неучтенки, чем граждане со средним образованием, причем у первых
репрессивные настроения изживаются медленнее. Связано ли это с меньшим
гуманизмом или нерыночностью людей с высшим образованием - непонятно.
6. Парадоксальным оказывается вывод из сравнения изменения доли
осудивших неучтенку по возрастным группам. Молодые люди за эти годы
сохранили повышенную степень осуждения (40%), несколько снизился процент
осудивших неучтенку в средней возрастной группе. Зато он резко уменьшился
среди людей пенсионного возраста. Почему? Может, это связано с тем, что, с
одной стороны, молодежи еще не приходилось во имя выживания вжиматься в
тень, занимаясь неучтенным бизнесом, и потому она разделяет еще книжные

представления о должном, а с другой, с тем, что в судах присяжных 1996 г.
участвовала больше деятельная, даже работающая часть пенсионеров.
Итак, по отношению к проблеме квалификации присвоения неучтенки
российские граждане делятся на две основные группы: одни считают его
хищением (уголовным преступлением), другие - лишь спорным гражданским
правонарушением. Первая группа больше состоит из руководителей и рабочих,
вторая - из специалистов, служащих, пенсионеров, домохозяек и т.п. Мужчины,

люди с высшим образованием, молодые - более склонны к поддержке такой
позиции, чем женщины, люди со средним образованием и более зрелых лет. Со
временем удельный вес граждан, считающих присвоение неучтенки уголовным
преступлением, уменьшается и сейчас стал меньше одной трети. И лишь одна
пятая граждан считает необходимым использование при осуждении таких
действий
лишение свободы. Тем не менее именно позицию одной пятой граждан отстаивают

и проводят в жизнь современные российские суды, что создает трудно
выносимое
напряжение в нашей жизни. Какими же доводами можно подействовать на
российские суды, склоняя их к принятию приговоров, совпадающих с мнением и
жизнью все более весомого большинства россиян? Просто ссылаться на
статистику голосов и народного одобрения или снова и снова пытаться найти
взаимопонимание?

Общественный раскол

Если обвинители считают все выловленное или произведенное на
предприятии собственностью хозяина, то оппоненты почитают за долг работать
лишь в рамках договора, а вне их считают себя свободными. Если первые
нарушения контракта, приказов, запретов работниками приравнивают к
уголовным
преступлениям, то вторые говорят лишь о спорах, т.е. о предмете
гражданского
или трудового разбирательства.
Правда, в каждой из этих групп высказывались промежуточные доводы "за"
и "против" по разным житейским мотивам. С одной стороны: "Рыбакам мало
платили, семьи надо кормит, так всегда было", а с другой: "Всем мало
платят,
сумма крупная, почему нам нельзя, а им можно?" Но надо признать, что такие
доводы в спорах присяжных не играли главной роли, их скоро забывали,
возвращаясь к главному противоречию. Кто есть наемные работники? Винтики
предприятия, имеющие право на свободу воли только за его пределами, или они

находятся с предприятиями даже в рабочее время лишь в договорных
отношениях?
За этими коренным различием взглядов стоят комплексы представлений людей
разных эпох, плодотворный спор между которыми ради достижения

взаимопонимания и совместных решений сегодня труден, почти невозможен,
разве
что на судах присяжных...

Как изжить карательный настрой в среде предпринимателей и рабочих

Обсудим теперь тревожный симптом, ярко проявившийся на ИСП-1. Его
присяжные осудили рыбаков по настоянию предпринимателей, ожесточенных
недисциплинированностью и самовольством российских работников. Приходится
признать, что в их резонах обозначена действительная трудность нынешнего
экономического развития: при огромной потенциальной безработице приходится
приглашать иностранцев, потому что российским рабочим доверять нельзя: они
"пьют и воруют". Проблема есть, но привычный нам способ ее решения лишением

свободы заранее порочен. Всех не пересажаешь, а если бы и удалось к каждому

работнику приставить конвой, то "уносить" и увиливать смогут еще
изощреннее.
Да и мировой опыт подтверждает бесполезность уголовных наказаний для
выращивания хороших работников.
Воспитать столь нужную дисциплинированную рабочую силу может не конвой,
а только жесткий отбор самого рынка. Когда есть множество людей, мечтающих
о
нормальной работе и готовых занять вакантное рабочее место, работодателю
достаточно лишь чаще пользоваться своим правом увольнения

недисциплинированного или неспособного, чтобы проблемы своеволия или
нечестности разрешались без особых затруднений и уголовных страхов. Но для
этого нужна пресловутая "резервная армия труда", солидная безработица. Она
возникнет, когда у работников нерентабельных производств или паразитических

госслужб будут отняты даже нынешние их низкие оклады, когда потенциальная
безработица станет явной и заставит большинство людей искать работу и
переделывать себя под требования работодателей.
Глупо своевольных работников отправлять за решетку для исправления - на

казенных харчах они совсем разучатся нормально работать. Увольнение много
действеннее. Оно ставит уволенных перед жизненным выбором: или приучать
себя
к дисциплине, чтобы больше не уволили, или решаться на собственное дело,
т.е. самому становиться предпринимателем, если к тому лежит душа. Другого
пути, как только сделать осознанный выбор, нет. И люди и общество от
"развода" прирожденных работников и прирожденных предпринимателей только
выиграют.
Кроме того, увольняя за непослушание взамен отдачи под суд за
"вороватость", предприниматель критически оценивает собственные требования.

Ибо, если он увольняет работников, то должен быть уверен, что предлагаемые
им условия действительно привлекательны и нужные работники найдутся. Как
показали обсуждения в других ИСП, далеко не все присяжные из
предпринимателей осудили рыбаков. Напротив, большинство из них
ориентированы
на рынок и в деле рыбаков видят лишь гражданский или трудовой спор. И это
обнадеживает.
ИСП-5 показал, что карательные настроения свойственны и рабочим.
Как можно понять, многим рабочим кажется несправедливостью сама
возможность таким ("левым") способом зарабатывать большие деньги. По их
мнению, правильно получать зарплату, ну и еще, может, немного брать с
производства, но только немного. Лидер этой части присяжных, рабочий (8) в
предыдущем деле директора интерната С. оправдал "несунство" следующими
словами: "Наше уголовное право несовершенно, раньше такого не было...
Власть
может забрать любого... Вот, к примеру, идете вы с работы и прихватили с
собой, условно говоря, веник. Его нет в продаже или он дорого стоит, а у
вас
в семье купить его не на что, а дом подметать нужно. И вот за этот самый

веник вас, что, надо в уголовном порядке наказывать или в гражданском?
Неужели за веник сажать надо? Хотя вы тоже использовали свое служебное
положение, взяли веник и отнесли домой... Это конечно, грубое сравнение..."

Без сомнения, рабочий (8) присвоение "веника с производства" не склонен
считать хищением или хотя бы гражданским правонарушением. Но в случае с
неучтенной икрой минтая он судит по-другому и делает это, думаю, потому,
что
к суду привлечены не рабочие, а капитаны, и не за "веник", а за "много
долларов". Здесь он видит хищение, караемое тюрьмой. Аргументация же
оппонентов, что "левая" продукция сверхплановой работы принадлежит самому
работнику, не задевает его сознание, сразу отбрасывается. Проявляется
"классовый подход", и спор оказывается невозможным.
Возможно, участвовавшие в ИСП рабочие в жизни не занимались "левой"
работой и потому не научились отличать ее от мелких хищений - "несунства".
Отсутствие в их жизни "левой" практики укрепило привычку оправдывать
"простых работяг", которые лишь немного "несут и делятся", и обвинять
начальство, которое на всех нас наживается, причем "по-крупному".
При всех различиях приходится признать, что рабочие и руководители,
осудившие капитанов за реализацию неучтенки, как за хищение, имеют схожую
установку на неприятие договорных отношений. Они привыкли к отношениям
тотального подчинения, причем обе стороны рассчитывают на выигрыш:
предприниматели - на дешевую и дисциплинированную страхом рабочую силу, а
рабочие - на то, что свой скромный заработок смогут дополнить небольшим
"несунством" "для дома и семьи"... В этом они, конечно, ошибаются. Для
новых
хозяев неприемлема не только чужая частная деятельность на "их
предприятии",
но и "несунство", тем более что с юридической точки зрения оно иной раз
действительно является хищением. Однако, чем чаще суды станут видеть в
неучтенке (да и в "несунстве") лишь гражданское правонарушение, тем легче
будет проходить процесс переучивания и адаптации наших работников и
руководителей к новым производственным требованиям и условиям, тем быстрее
будут уходить в историю "теневые" формы частной инициативы.

Воспоминания о кассации в Верховном Суде РФ

6 декабря1996 г. Москва, Ильинка, 7. Судебная коллегия по уголовным
делам Верховного Суда РФ в кассационном заседании заслушивает дело 5
камчатских капитанов и их 6 помощников.
В небольшом зале всего 6 человек: три члена Верховного Суда, прокурор и
два защитника: московский адвокат в пользу одного подсудимого и я с тремя
доверенностями на защиту капитанов. Все крайне интеллигентны, вежливы и
даже
приязненны как друг к другу, так и к подсудимым.
Докладывает дело молодая женщина- член коллегии Верховного Суда. На
удивление полно и верно излагает доводы подсудимых и их защитников, включая

и доводы моей жалобы о том, что данное дело не имеет никакого отношения к
области уголовных преступлений, его надо было бы разбирать в гражданском
суде как спор между экипажами промысловых судов и руководством АО
"Океанрыбфлот", которому эти суда стали принадлежать.
На меня сочувственно смотрит пожилая женщина-прокурор. Еще до заседания
в беседе с коллегой-адвокатом (он из недавних прокуроров) она говорила о

потрясающих по эмоциональности жалобах капитанов. Я слышал, что на
рассмотрение экономических дел в кассационной коллегии Верховного суда
прокуроры приходят крайне редко, и присутствие этой женщины вселяет в меня
странную надежду: вдруг она пришла неспроста, и ее грозное ведомство стало
по-иному смотреть на такие разборки, вдруг в Генпрокуратуре решили
переоценить обвинения своих камчатских коллег, и мы перед судьями окажемся
союзниками. Тем более перед такими понимающими и даже милыми судьями...

Кассационное заседание всегда коротко. Поблагодарив докладчика,
председательствующий дает слово адвокату. Он связан долгом оттенять
невиновность лишь своего клиента, и потому я почти его не слушаю, готовясь
внятно сказать то, что заранее написал на бумаге, вместив в нее самое емкое

из новых доводов. Не знаю, хорошо или плохо я говорил, знаю, что слушали,
не
прерывая, и до конца. Поэтому просто приведу свое выступление мелким
шрифтом.
"Уважаемые судьи! Свыше 3 лет наше правозащитное Общество волнуют
судьбы не только трех капитанов, приславших мне доверенности, но и всех
подсудимых по данному делу, а также всех членов экипажей, фактически
обвиненных в преступной самозаготовке неучтенной рыбопродукции, но, к
счастью, не привлеченных к уголовной ответственности. В деле имеются многие

сотни подписей рыбаков в защиту своих капитанов, вдруг уведенных с мостиков

судов в камеры тюрем. Заверяю вас, что понимаю большую ответственность
выступления перед вами и прошу простить мне волнение. Оно, может, больше
тревог 1980 г., когда меня судили за "клевету на строй", ныне
реабилитировав, ибо тогда речь шла о мыслях и судьбе немногих моих коллег,
а
сегодня речь идет о множестве людей, и не только на Камчатке. Ведь именно
таких людей, занятых дополнительным, неучтенным производством, мы защищали
все эти годы.
Надеюсь, вы ознакомились с доводами моей кассационной жалобы, что
произведенная экипажами сверх плана и неучтенная продукция не могла

принадлежать руководству АО, поскольку оно возражало против такого ее
производства и запрещало его, а раз так, то как можно было вверять
капитанам
то, чего не было, а потом обвинять в его хищении? Изложу лишь
дополнительные

доводы, которые высказали участники 3 исследовательских судов присяжных по
данному делу, проводимых по проекту института "Открытое общество" при
участии известных юристов. Итоги этих рассмотрений изложены газетой
"Юридический вестник" в статье "В чем виноваты капитаны?", и я прошу вас
ознакомиться с этими материалами. Ссылаюсь на мнение этих людей как на
общественных экспертов, поскольку оно стало моей позицией защитника.
Подавляющее большинство присяжных (22 из 28) не согласилось с
обвинением рыбаков в хищении, поскольку они вырабатывали эту икру в
свободное от вахт время. Но в то же время 15 присяжных признали, что рыбаки

виновны в гражданском правонарушении, ибо без согласия АО использовали его
суда. По их мнению, дело надо передать в гражданский суд, который и решит,
какая доля дополнительной рыбопродукции должна достаться рыбакам за их
труд,
какая АО за использование оборудования.
Другой серьезный довод защиты заключается в том, что перед нами на деле
разновидность трудового конфликта. С одной стороны, экипажи промысловых

судов при вынужденном согласии капитанов встали на путь явного нарушения
запретов руководства, занявшись самозаготовкой икры, и потому могут быть
наказаны вплоть до увольнения с обязательством возмещения ущерба, а с
другой
стороны, в деле много свидетельств того, что руководство АО само не
выполняло своих обязательств: задерживало зарплату и не индексировало ее
должным образом, отменило премии, а потом и валютные выплаты, отказалось от

строительства жилья, запретило заходы в иностранные порты, где можно было

купить дешевые товары... Наконец, начались гонения на самозаготовки,
которые
хотя и запрещались как разновидность частнопредпринимательской нелегальной
деятельности, но по давнему обычаю были существенным источником доходов
рыбацких семей (как "шабашные" заработки у нас, инженеров)... И все это в
разгар не утихающей инфляции и обнищания. Я присоединяюсь к суждениям
народных экспертов и считаю, что при разрешении подобного трудового
конфликта в суде победа вполне могла оказаться на стороне рыбаков,
поскольку
у руководства АО не выполненных обязательств много больше, так что
правильнее сказать, что скорее руководство АО ограбило рыбаков.
Конечно, данное дело нельзя считать однозначным, и среди участников
наших обсуждений также были разные мнения. Обвинительный приговор
Камчатского облсуда имеет свою традицию и логику, опирающуюся на старый
принцип: все, что производит работник, является собственностью хозяина.
Само
значение договора между ними при таком репрессивном к работнику подходе
теряет смысл, и последний превращается в раба. Невыплата зарплаты никаких
санкций руководителю не несет, а вот присвоение работником выработанной им
самим сверх задания продукции карается лишением свободы. В наших
исследовательских судах нашлись присяжные, которые согласились с таким
подходом. Но их оказалось только 6 из 28, т.е. явное меньшинство.
Большинство же высказались за перевод таких споров в разряд гражданских
дел.
Надеюсь, вы прислушаетесь к этому мнению.
И последнее. Только 2 из 28 присяжных, обсуждавших дело, согласились с
наказанием подсудимых лишением свободы. Остальные 93% высказались против.
Надеюсь, что ваше сегодняшнее решение окажется в согласии с законом и с

народной совестью и в любом случае освободит этих без вины виноватых,
хороших людей, многодетных отцов, прекрасных специалистов, прекратит их
человеческие драмы, разрядит опасный общественный конфликт и успокоит сотни

и тысячи камчатских рыбаков и членов их семей, ждущих вашего справедливого
и
гуманного решения. Спасибо".
Я не знаю, как восприняли мои слова трое верховных судей, кажется, даже
участливо. Правда, председательствующий отказался принять предлагаемые для

ознакомления стенограммы наших исследований и обобщающую их статью в
"Юридическом вестнике" и задал один незначащий вопрос о порядке
планирования
производства рыбопродукции на таких судах, а потом мило уточнил, что "ему
приходилось на них бывать, но, правда, там было очень грязно."... Я ничего
не понимал, но улыбался.

Заключение прокурора оказалось очень кратким. Его суть: приговор хорошо
обоснован. "Да, события очень жестоко прошлись по судьбам этих людей, -
добавила прокурор, - и в определенной степени их можно считать жертвами
ситуации, нашей общей расхлябанности, но оснований для отмены приговора не
имеется. Я надеюсь, что вы разделите мое мнение".
Не хочу думать, почему я так надеялся на иную позицию прокурора, как
будто не заметившей доводов защиты и сотен просьб об освобождении
капитанов.
Ведь она сама явно жалела и понимала абсурдность содержания их в ИТУ, но не

воспользовалась своим правом и долгом предложить суду хотя бы сделать
наказание лишением свободы условным.
Сразу после речи прокурора коллегия судей удалилась на совещание, а
прокурор ушла совсем, оставив нас в тяжелом молчании. Конечно, надежда еще
теплилась (ведь обвинитель - это еще не суд), но на деле НЕПОНЯТНОЕ МЕНЯ
УЖЕ
СИЛЬНО ТРЯХНУЛО, тем более, что жизнь показывала: у нас прокуратура и суд
чаще всего вместе. Молчание наше длилось недолго. Несколько минут спустя
вернулись судьи, и женщина-докладчик зачитала так называемую результативную

часть: "Приговор оставить без изменения, а все кассационные жалобы - без
удовлетворения"... Все!
Судьи снова скрылись. Воздуха мне не хватало. Адвокат спросил: "А вы
всерьез рассчитывали на что-то иное?" Я ответил: "Да!" У него вопросов
больше не было. Может, лишь хотелось покрутить пальцем у виска. Я лишь
судорожно комкал свои бумажки. НЕПОНЯТНОЕ ДАВИЛО. Они ведь понимающе
переписали доводы защиты, читали все просьбы капитанов и моряков, они
понимающе слушали доводы мои и адвоката, ни в чем не возразили, а в
результате решили, ЧТО ВСЕ ЭТО, ПО ИХ УМУ и СОВЕСТИ - НЕПРАВДА? Так в чем
же
тогда судейские ум и совесть? Мы обсуждали это дело с видными юристами, с
десятками присяжных. Я показывал судьям газеты и стенограммы, а им даже
неважно знать, как граждане смотрят на такое дело...
Моя растерянность длилась недолго. Вновь вышли трое судей со связками
камчатских томов в руках. Они уже закончили свое священнодействие и могли
считать себя просто интеллигентными людьми. Женщина-докладчик первой
обратилась ко мне: "Поверьте, нам очень жаль". Потом приостановился около
меня председательствующий: "Виктор Владимирович, это дело для нашего
Президиума... А кстати, мы вот тут думали (когда же успели?): а если
работники вот так же станут добывать неучтенное золото?
- Позвольте, это другое дело, по закону все золото в недрах является
собственностью государства... О рыбе в океане вы так не скажете.
-Почему же? И потом, тогда и автомобили неучтенно собирать станут.
- Интересный вопрос. Главное, откуда комплектующие..."
Но тут меня прервал невесть откуда появившийся (как черт из табакерки)
незнакомец, громко провозгласивший, что ловить рыбу в океане нельзя без
лицензии. Он шустро торопился всех нас выпроводить: судей в другой зал,
нас - к выходу... ОН КАК БЫ ВОПЛОТИЛ В СЕБЕ НЕПОНЯТНОЕ, чтоб ПРЕРВАТЬ
НЕНУЖНЫЙ ЕМУ РАЗГОВОР И ПОСТАВИТЬ В НЕМ ТОЧКУ.
На Ильинку я вышел полностью разбитым. Этого решения ждут сотни людей
на Камчатке... И ведь такая очевидная всем несправедливость и жестокость. А

вопрос решали такие милые и дружелюбные люди... И я откликался на их
дружелюбие и значит, сам им уподоблялся... Даже сейчас, когда они только
что
приняли решение...
Чудовищны и суть этого решения, и способ его принятия.
Дело не только в том, что на годы несвободы обречены 7 хороших людей и
их семьи. И не только в том, что эта несправедливость почти неисправима. А
в
том, что, во-первых, на деле это решение не судей, а во-вторых, оно
касается
всей страны, ибо подтверждает наше рабское положение в экономике.

Мы живем при экономической контрреформе

Вспомним романтические времена начала перестройки, надежды на
инициативу коллективов вплоть до выборности ими директоров и "борьбы" с
бюрократизмом главков. А потом вдруг началась эра свободных кооперативов и
прочих разных фирм - внутри и вне окостеневших государственных предприятий,

когда казалось: вот оно, свободное преображение и воскрешение экономики,
реальное вхождение ее в рыночные отношения. Любая инициативная группа на
любом подразделении госпредприятия, опираясь на его возможности, могла
организовать самостоятельное или арендное предприятие и выходить со своими
задумками или продуктами на рынок отечественный и международный.
Рождавшиеся
в тени социализма частнопредпринимательские "цеха", казалось, теперь
приобретут легальность, простор для развития и поглощения изживших себя и
фактически обанкротившихся государственных монстров. Кстати, в терминологии

процедуры банкротства это называется "санацией", т.е. оздоровлением через
разукрупнение. Такая судьба ожидала подавляющее большинство советских
предприятий и их так называемых производственных объединений. Но она не
сулила ничего хорошего для их руководителей. Любая санация начинается с
отстранения руководства, при котором предприятие обанкротилось и назначения

на его место временного управителя, основной целью которого является
передача производства в руки тех, кто приведет его в конкурентоспособное
состояние, т.е. в руки инициативных предпринимателей.
И вот на корыстном противодействии номенклатуры реформа споткнулась.
Естественной возможностью легализации "цеховиков", т.е. здоровой части
"теневой" экономики, Россия так и не воспользовалась. Открывавшийся тогда
ясный и логичный путь санации госпредприятий был прерван встречным
процессом
экономической контрреформы.
Думаю, откат обозначился еще в 1989 г. объявлением войны с так
называемой "организованной преступностью" и в 1990 г. - войны с
"экономическим саботажем" свободных кооперативов и частных фирм. Публичные
уголовные процессы, налоговый и лицензионный зажимы - и порыв первых
энтузиастов предпринимательства стал съеживаться и гаснуть.
Следующий накат контрреформы - приватизация промышленности 1993 г., в
ходе которой большинство прежних директоров из подчиненных КПСС

хозяйственников стали вдруг руководителями акционированных предприятий, а
их
коллективы вместе с нарождающимся отечественным бизнесом, напротив, вдруг
превратились в бесправных и смешных владельцев "ваучеров" (по оценке
прошлого и нынешнего рынка - пустых бумажек) и утратили реальные шансы на
инициативу и перестройку родных производств.
Но лишь единицы из старых директоров способны обеспечить успех
предприятия в условиях жесткой конкуренции свободного рынка. Большинство
обречено на неудачу, если они даже будут стараться, ибо несут в себе старые

привычки и нерыночные подходы. Зато перед ними распахнулись двери к личному

обогащению, т.к. в их бесконтрольное распоряжение попали громадные
богатства: здания, запасы, у многих - налаженные производства. Способов
перевода этих богатств на личные счета хватает. Одни директора изо всех сил

сокращают производство и людей, чтобы освободившиеся площади сдавать в
полуофициальную аренду. Другие, у кого предприятия еще выпускают
востребованную рынком продукцию, продают ее через своих друзей и
родственников в подставные посреднические фирмы, присваивая основную часть
прибыли, а коллективы оставляя даже без зарплаты. Третьи прокручивают
приходящие на предприятие деньги за счет опять же коллектива или совсем
просто: назначают себе самим оклады и премии на порядок или два больше, чем

у подчиненных. Так что будет идти дело у предприятия или нет, его нынешний
директор не останется в убытке. Зато сотрудникам остается только медленно
умирать.
На Камчатке этот процесс происходил еще драматичнее. Морской промысел в
ее прибрежных водах никак нельзя назвать убыточным. И сейчас он - лакомый
кусок даже для мировых кампаний. Нет никаких сомнений, что в рыночных
условиях камчатские рыбаки должны были бы процветать. Тем более что
отдельные промысловые суда бывшего государственного ПО "Океанрыбфлота"
идеально приспособлены для самостоятельных действий и экономического
оздоровления.
Однако именно эти благоприятные условия определили совсем иной ход
событий. Руководителям промыслового флота и их властным покровителям отнюдь

не хотелось терять гигантские доходы от продажи морской рыбопродукции за
границу. "Океанрыбфлот" был объявлен акционерным, т.е. частным
предприятием,
а бывший начальник судовой базы Т. стал его генеральным директором, т.е.
полновластным распорядителем всех судов. В 1993 году приватизационная
ловушка была захлопнута и для камчатских рыбаков - у них фактически отняли
суда.
Последствия проявились довольно быстро. Заработки и традиционные
привилегии рыбаков, вроде валютных выплат, возможности покупок в
иностранных
портах дешевых товаров, строительства квартир раз за разом упразднялись
вследствие якобы "финансового кризиса АО", зато новый шикарный офис его
генерального директора, учеба дочери в США и личные счета в американском
Сиэтле, безумная плата личной охране (по 70$ в день одному охраннику, в то
время как капитан-директор в море получал всего 10$ в сутки), содержание
высокооплачиваемых осведомителей на судах не могло долго оставаться
"секретом", не могло не вызвать в конечном счете взрыва (как говорится в
приговоре, предзабастовочного состояния и ситуации прямого неповиновения).
Когда после многомесячного пребывания в море на суда пришло
распоряжение от "генерального" взамен запланированного отдыха в
южнокорейском порту всем возвращаться в Петропавловск для сдачи всей
изготовленной рыбопродукции, возмущению рыбаков не было предела. Капитаны
вполне серьезно могли опасаться за свою жизнь, хотя и сами разделяли общее
возмущение. В тот момент Т. их поставил перед тяжелейшим выбором:
подчиниться его указанию и ограбить своих людей, рискуя жизнью, или пойти
вместе с подчиненными. Они выбрали нужды людей и за это жестоко
поплатились.

По ходатайству Т. камчатские УВД и Прокуратура с готовностью арестовали и
бросили в тюрьму "главарей бунтовщиков" (по словам следователя, "в
действиях
каждого члена экипажа есть состав преступления, но всех не пересажаешь"),
обвинили и теперь в Москве окончательно засудили. Капитаны, которые при
другом раскладе сами должны были бы стать хозяевами судов, теперь считаются

уголовниками. Т. может торжествовать свою полную победу. Кто и в чем теперь

может противоречить этому страшному персонажу? Но не будем про Т. Есть
закон
божеской справедливости. И если сегодня с этим "красным директором и новым
русским" дружит государство, то это не значит, что он не получит свое от
судьбы или дружков.
Последнее замечание в связи с разоблачениями в прессе 1997 г.
дальневосточной рыбной мафии

Формально закончившееся дело камчатских рыбаков не отпускает нас не
только из-за личных переживаний, но и по общезначимым мотивам.
Когда осенью 1997 г. в прессе прошли разоблачительные материалы о
разграблении рыбных запасов дальневосточных морей России с участием рыбных
руководителей, хозяев и контролеров на немыслимую сумму почти в 2 миллиарда

долларов в год, я не мог не сопоставить их с делом наших рыбаков, которые
ведь тоже добывали неучтенную рыбу и также сбывали ее "налево" в зарубежных

(корейских и японских) портах. Однако сходство их лишь внешнее.
Различны их мотивы и масштабы: повышение мизерных доходов сотен рыбаков
и "теневые" ежегодные доходы немногих "рыбных хозяев" на сумму в 10 тысяч
раз большую. Притом капитанов ведь посадили не за разграбление рыбных
ресурсов, а за "ущипывание" из прибылей "рыбных хозяев" всего только одной
сотой процента, капли из моря доходов теми, кто это море доходов создавал.
Камчатский и Верховный Суды вкупе со следственными и прокурорскими
органами осуществившие это "справедливое и назидательно суровое" решение,
проще всего было бы уподобить мельнику из басни Крылова, накидывающегося с
бранью на курицу, пьющую воду из опустевшей до лужи по его же вине
мельничной запруды. Но сравнение это неправдоподобно, ибо почти невозможно
поверить в такую степень наивности (или глупости) наших правоприменительных

органов. Повторяю, хотел бы верить в такую наивность - но уж слишком
большие
тут деньги и влияния.
Статьи в прессе были связаны с решением Президента РФ о передаче
контроля за использованием морских ресурсов от традиционных рыбных
начальников к пограничникам во главе с инициатором этой реформы генералом
Николаевым. Но не прошло и нескольких месяцев, как в декабре 1997 г.
Николаев был снят со своей должности, и судьба этой реформы встала под
вопрос, даже если формально ее и не отменили.
В первый раз о рыбопродукции, потоком шедшей за рубеж с рыбацких судов
на Дальнем Востоке еще при социализме и по прямому покровительству
камчатских начальников, я услышал в 1988 году из писем "шабашного"
строителя
Мороза Н.Н., осужденного на 15 лет лишения свободы. Прошли годы, уже нет
"бессмертной" КПСС, а вот та "мафия", о которой писал Мороз Н.Н., не только

оказалась "живее всех", но почти всемогущей.

Приложение 4.1. Стенограммы судов по делу камчатских
рыбаков
ИСП-1 (6.05.1996 г.)

Судья - к.ю.н. Похмелкин А.В.,
Обвинитель - к.ю.н. Похмелкин В.В., депутат Госдумы ФС РФ
Защитник - Сокирко В.В.

Из речи обвинителя

...Мы рассматриваем сегодня очень важное, общественно значимое дело.
Очень надеюсь, что вы вынесете вердикт, тщательно, всесторонне и объективно

изучив все обстоятельства дела.
Еще со времен Карамзина установлена одна из главных бед России:
"Воруют", - говорил великий историк. К величайшему сожалению, для нашей
российской экономики эта беда становится одной из самых тяжких, причем
воровство носит массовый характер, складывается из отдельных эпизодов,
которые в совокупности и причиняют существенный ущерб всем нашим
экономическим отношениям. Воровство или, говоря юридическим языком,
"хищение" - это наиболее серьезное преступление, причиняющее вред
собственнику, независимо от того, кто этим собственником является,
поскольку
наши Конституция и законодательство четко закрепили принцип равенства форм

собственности.
В данном деле мы имеем дело с хищением, совершенным путем присвоения по
предварительному сговору группой лиц, причинившим крупный ущерб
собственнику. Дело в том, что эти капитаны, возглавляя экипажи судов и
выполняя ответственные функции в АО "Океанрыбфлот" работали там по найму и
выполняли свои трудовые функции по договорам, заключенным с собственником.
Они работали на судах АО, использовали оборудование, инструмент, орудия
лова, которые принадлежали АО. Добывая рыбу, а из нее икру, они уже одним
этим действием переводили добытый продукт в собственность АО. С момента,
когда с использованием чужих инструментов, материалов, оборудования, судна
была добыта эта продукция, она становится собственностью АО. А потому любые

дальнейшие действия, направленные на отчуждение этой продукции из ведения
собственника, и тем более если это отчуждение сопровождается обогащением
этих лиц, несомненно, с точки зрения обвинения, должно квалифицироваться
как
хищение и преследоваться согласно действующей ст.147-1 УК РСФСР, которая
предусматривает наказание до 10 лет лишения свободы.
Надо сказать, что судебная практика никогда не колебалась применительно
к делам подобного рода. На сей счет было руководящее разъяснение Пленума
Верховного Суда СССР, принятое в 1992 г., которое неукоснительно
соблюдалось
всеми следственными и судебными органами. Согласно этому разъяснению, если
работники того или иного предприятия, используя вверенные им инструменты,
материалы, оборудование, добывают или производят какой-то продукт и затем
им
незаконно завладевают или сбывают третьим лицам за вознаграждение, то такие

действия надлежит квалифицировать как хищение. Разумеется, вы как присяжные

заседатели вправе не руководствоваться этим разъяснением, можете принимать
решение, исходя из вашего понимания, вашего убеждения, из того, что вам
подсказывает ваша совесть, но мне кажется, что это разъяснение было не
только основано на законе, оно преследует очень важную общественную цель,

поскольку направлено на защиту интересов собственника от любых
неправомерных
посягательств. Если же, как по всей видимости, будет предлагать защита,
снисходительно относиться к подобного рода деяниям и тем более оправдывать
их, то неизбежным становится массовое распространение невыполнения своих
трудовых обязанностей в ущерб интересам собственника, причем любого.
Конечно, нужно говорит, что на судах сложилась определенная практика,
что предыдущие руководители закрывали на нее глаза, но это, с моей точки
зрения, свидетельствует только о том, что руководители государственного
предприятия, не будучи собственником в полном смысле этого слова, не
чувствуя ответственности за его судьбу, фактически попустительствовали явно

неправомерным действиям, которые в то время причиняли ущерб государству, а
в
настоящее время, когда предприятие стало частным АО, его собственники такую

ответственность уже осознали, что и свидетельствует о том, что мы начинаем
жить в новых экономических условиях. Тем более важно защитить интересы этих

собственников, которые пекутся об интересах своих предприятий. Если мы не
будем пресекать подобные действия, то возникнет угроза их массового
распространения и причинение еще большего вреда.
Нужно сказать, что хотя по УК РСФСР такие деяния отнесены к категории
тяжких преступлений повышенной общественной опасности, обвинение не
настаивает на самом суровом наказании этих лиц. Конечно, в практике
известны
гораздо более серьезные случаи хищений, причинившие более значительный
ущерб, но, исходя из того, что преступление совершено по предварительному
сговору, что оно причинило крупный ущерб, что фактически мы имеем дело с
системой подобного рода деяний, обвинение считает необходимым назначение
наказания подсудимым, в случае признания их виновными, в виде лишения
свободы...

Вопросы присяжных к обвинителю и ответы

- Прежнее руководство флота и нынешнее - одни и те же люди?
Ответ: Нет, состав руководителей поменялся. Контрольный пакет акций
оказался не у прежних руководителей.
- Капитаны были предупреждены, что, мол, у нас новая система и у них
нет права воровать?
Ответ: Конечно, они знали об этом. До капитанов доводились плановые
задания, они точно знали, сколько обязаны сдавать продукции АО, и надо
сказать, что плановые задания они выполняли, с этой стороны к ним претензий

нет. Но, используя вверенное имущество, они производили дополнительное
количество икры и уже не сдавали ее, фактически утаивали от АО, а
реализовывали, т.е. похищали.
- А может, у них не было инструкций отдавать все, а не только план?
Ответ: Нет, они были обязаны оприходовать все. Если бы капитаны сдали
только план и ничего больше не добывали, то никаких претензий к ним не было

бы. Но по внутреннему распорядку вся добываемая продукция должна
оприходоваться и принадлежать АО. Именно поэтому руководство АО обратилось
с
заявлением в правоохранительные органы.
- А новое руководство АО знало, что капитаны так подрабатывают и что
это все как бы официально узаконено?
Ответ: Оно было в курсе и именно поэтому собиралось пресечь эту
практику.
- Был ли договор с капитанами, что если они больше выловят, то и больше
получат за работу? Или, выполнив план, должны были тут же свертывать трал и

возвращаться домой?
Ответ: Там была определенная система зарплаты, которая, конечно,
допускала премирование тех, кто добывает продукцию сверх плана.
- Если бы они продали продукции не на 200 тыс. долл., а скажем, на 50,
может, АО не имело бы претензий...
Ответ: Тут я должен дать пояснение. Такое дело подлежит возбуждению и
расследованию, как только установлен факт хищения. Виновные привлекаются к

ответственности независимо от того, желает этого АО или нет. Собственность
защищается законом независимо от желания самого собственника. Вполне
возможна ситуация, когда АО и не хотело бы привлекать к ответственности
этих
лиц, но при наличии доказательств хищения мы обязаны были бы привлечь их к
ответственности.
- Сам капитан улов не принимает и не считает. Его принимают на берегу
приемщики. Значит, был сговор не только капитанов и матросов, но и
приемщиков?
Ответ: По делу были привлечены и другие лица, но мы сейчас
рассматриваем дело только в отношении капитанов.
- Не было ли ранее сговора капитанов с руководством АО? Может, они в
чем-то не поделились?
Ответ: Не было.
Вопросы судьи: Представьте ситуацию: на выходные судно выходит в море,
ловит рыбу, добывает икру не в ходе планового лома, а самоуправно. В такой
ситуации вы будете настаивать, что выловленная ими рыба и заготовленная
икра
тоже являются собственностью АО?
Ответ: Думаю, что при таком раскладе ситуация меняется. Очень важно,
что эти люди выполняли трудовые обязанности по договору с собственником,
фактически его обманывали. А вот если они просто самовольно использовали
чужое имущество, что-то с его помощью сделали, они добыли этот продукт не в

пользу собственника и должны отвечать только за тот реальный ущерб, которые

причинили собственнику, используя его имущество.
- Значит, вы проводите различие, когда это делается в ходе выполнения
трудовых договоров, а когда помимо них, хотя и там, и там используются
имущество, оборудование собственника?
Ответ: Да.

Из речи защитника

... Позвольте дать и мне пояснения сути произошедшего.
Район действия - Камчатка. Время - переломный 1993 год, когда

свирепствовала инфляция, акционировалась государственная промышленность,
включая океанический рыбфлот, вдруг ставший частным АО. Положение рыбаков
резко менялось в худшую сторону: зарплата задерживалась, подработка в виде
сверхплановой заготовки икры "налево" стала реально запрещаться. А ведь она

играла в рыбацких доходах очень весомую роль, официальные заработки были
малы до смешного. Так, у капитанов, месяцами находившихся в открытом море,
дневной заработок составлял 10 долларов, у остальных, понятно, еще меньше.
С
другой стороны, обогащалось руководство АО. Петропавловск-Камчатский
небольшой город, там все обо всех известно, включая рост личных доходов у
гендиректора АО, его счетов в калифорнийском банке, учебу детей в Америке и

т.п. А у моряков в это время семьи оставались буквально без средств к
существованию.
Поэтому хотя капитаны, выполняя служебный долг, и запрещали рыбакам
заниматься самозаготовкой икры, но в тот год они просто реально не могли
этого сделать, потому что возмущения экипажей доходило до угроз и

предзабастовочного состояния. Капитаны были вынуждены подчиняться решениям
экипажей.
Кстати, сразу поясню: рыбакам делиться "левыми" доходами с береговыми
работниками не было нужды, потому что свою сверхплановую икру они сбывали в

Корее или Японии без захода на базу...
Чтобы пресечь эту практику и лишить моряков "левых" приработков,
руководство АО запретило судам заходить на отдых в иностранные порты,
принимало и другие меры (например, внедряло доносчиков в экипажи). Словом,
шла ожесточенная борьба нового начальства с традицией "левой" работы,
которая кончилась не компромиссом, а обращением АО в правоприменительные
органы и посадкой капитанов для острастки всем рыбакам. Такова общественная

сторона дела.
Что касается стороны юридической, то мне представляется, что обвинять
членов экипажей и капитанов в хищении продукции АО неправомерно, ибо эта
продукция АО не принадлежала.
Да, экипажи работали по договорам подряда, в согласии с которыми они
должны были сохранять вверенные им суда, экономить горючее и иные ресурсы,
а
главное, выполнять плановые обязательства по вылову рыбы и заготовке икры.
И
свои обязательства они выполняли, а поскольку зарплата не соответствовала
их
труду, премии за сверхплановую добычу были также незначительными, то время
своего отдыха они посвящали дополнительному производству на себя. И
единственно, в чем их можно упрекнуть - только в самовольном использовании
оборудования. По большому счету основную вину за это я возлагаю на
руководство АО, не желавшее достойным образом оплачивать их тяжелый и
опасный труд.
Да, с точки зрения руководителей АО самозаготовка икры была страшным
грехом самостоятельности подчиненных им работников. Мне же эта
самозаготовка

представляется не хищением, а разновидностью частнопредпринимательской
деятельности с использованием бывшего государственного имущества. При
социализме в УК существовала специальная уголовная норма для кары таких
действий, которые признавались не хищением, а именно незаконным частным
предпринимательством. После развала СССР, в 1991 г. эта норма была
упразднена, частное предпринимательство легализовано, а проблемы, связанные

с использованием при этом чужого имущества, перешли, естественно в область
гражданских споров и правоотношений. Похищенными могли при этом считаться
только те государственные материалы, которые тратились на изготовление
дополнительной продукции, сама же она считалась собственностью тех, кто ее
производил.
Но с капитанами поступили по-иному, объявив похищенным весь объем
"левого" производства икры, что является явным усилением уголовных кар
против "левых" производителей даже по нормам соцзаконности. Я считаю, что
мы
сегодня должны судить людей за их инициативную работу хотя бы не так зло,
как при социализме. Да и что преступного они совершили? Выполнили все свои
обязательства перед АО: сохранили суда, не расходовали лишнее горючее,
выполнили план по рыбопродукции да еще терпели мизерную зарплату,
компенсируя ее нехватку доходом от дополнительного производства
рыбопродукции (уже на себя).
К сожалению, новые руководители АО даже не пожелали разбираться в
традициях и возможностях своих работников, провозгласив верность старой
рабовладельческой психологии: "Все - мое! А что идет не мне - воровство!".
Я
считаю, что такое упрощенное толкование права на "священную и
неприкосновенную частную собственность" способно погубить людей и надеюсь,
что вы в этом глубоко разберетесь, особенно в вопросе: "Чьей собственностью

была дополнительно произведенная моряками рыбопродукция? - Дирекции АО или
произведших ее тружеников?
И еще. Как можно говорить, что капитаны виновны в присвоении вверенной
им рыбы? Ведь они ее сами выловили из моря, где она была ничьей. Только
когда ее оприходуют на берегу или плавбазе, она становится собственностью
АО. Утверждение обвинителя: "Раз выловлено, значит принадлежит АО" я считаю

неправомерным. Пока рыбак еще не сдал рыбу по договору, пока он тянет ее из

моря, она - его (а иначе, если трал упустил, то, значит, похитил?). Тем
более она его, когда он ловит для себя, сверх плана АО. Я прошу вас
разобраться в этом.
Если у вас останутся сомнения в правоте рыбаков (ведь они пользовались
чужим судном, может, даже прихватывали часть своего рабочего времени,
нарушали договор с АО), то прошу учесть, что такие споры должны разрешаться

в гражданском суде, куда и следовало бы направить это дело.
Наконец, считаю неправомерным наказывать капитанов лишением свободы за
действия всех членов экипажей. И еще прошу учесть все смягчающие
обстоятельства: отличные характеристики в течение долгого трудового пути,
многодетность. Прошу не уподобиться хору осуждений в камчатской прессе о
криминалитете среди рыбаков. Нашли, видите ли, главных воров - тех, кто
тяжко работает...

Вопросы к защитнику и ответы

Присяжный: Капитаны знали, что им будут мало платить? Почему они
соглашались?
Ответ: Практика малых окладов с негласной подработкой сложилась давно,
а ситуация обострилась в связи с инфляцией. Что касается согласия, то
капитанам просто некуда больше идти работать в условиях Камчатки, только к
этому АО монополисту.
Присяжный: При найме экипажи не могли ставить условием право на
самозаготовку?
Ответ: К сожалению, не могли. Я не знаю случая, когда бы экипаж стал
требовать официального разрешения на самозаготовку. Рыбаков устраивало
существование просто такой негласной традиции, хотя столь же традиционно
она
считалась преступной. О таких открытых требованиях они даже помыслить не
могли.
Присяжный: Не нарушали ли рыбаки своим дополнительным ловом квоты АО на
рыбу?
Ответ судьи: Квоты они не нарушали и вреда рыбным запасам не нанесли.
Обвинитель: Правильно ли я понял, что вы обосновываете свой вывод о
невиновности капитанов в хищении тем обстоятельством, что выловленная ими
продукция не являлась собственностью АО?
Ответ: Да.
Обвинитель: Известно ли вам положение Гражданского кодекса РФ, что
имущество переходит в собственность юридического лица с момента получения
его полномочным представителем?
Ответ: Да.
Обвинитель: Является ли капитан таким полномочным представителем?
Ответ: Нет, капитан не принимал рыбу, он командовал судном и людьми.
Обвинитель: А если бы к капитану в порту подошел бизнесмен и сообщил,
что по договору с его АО желает передать свой товар на его судно, и тот
согласился бы - в этом случае капитан является представителем АО?
Ответ: Если капитану брать на себя такие посреднические функции
разрешено его должностной инструкцией, то да, здесь он является
представителем АО. Но к нашей ситуации этот пример не относится.
(Примечание: вышеприведенный "опрос обвинителем защитника" является хорошим

примером должной работы сторон в судебных прениях).
Судья: Как вы оцениваете то обстоятельство, что икра рыбы, выловленной
в наших водах, была продана за рубеж, когда в стране такое напряжение с
рыбопродуктами?
Ответ: Но это делают все. "Океанрыбфлот" тоже ловит "нашу рыбу" и
сбывает ее в иностранных портах. Только часть ее идет на внутреннее
потребление, когда есть выгодный спрос. Что делать, сейчас время рынка.

Напутственное слово судьи

Перед вами по сути ставится один вопрос: сверхплановая неучтенная
продукция, присваиваемая теми, кто ее производит, похищена или нет?
Обвинитель утверждает: да! Он исходит из общепризнанного в мировой
законодательной практике принципа: все, что произведено на предприятии и с
помощью его имущества является собственностью предприятия.
Защита говорит: нет, считая, что все произведенное рабочими руками
(своеобразный конфликт труда и капитала) без причинения вреда собственнику
и
при выполнении всех обязательств перед собственником является
собственностью
рабочих. Они изготовили продукцию, которую предусмотрел собственник, а то,
что они сделали сверх, они сделали за счет своего труда и имели право
распорядиться им. Защитник если и усматривает в этом правонарушение, то
считает, что этот спор должен быть разрешен в гражданско-правовом порядке.
Я хочу особенно сосредоточить ваше внимание на утверждении обвинителя,
что пока данное лицо или экипаж выступает от имени АО, все, что он
производит, является собственностью АО. Вот когда они действуют не в рамках

трудового контракта при исполнении трудовых обязанностей, а самовольно
используя что-то (или с разрешения собственника), тогда все, что
произведено, является их собственностью и они могут распорядиться им, как

сочтут нужным.
Хочу обратить ваше внимание на доводы защитника, согласно которым труд
капитанов и моряков оплачивался по крайне низким расценкам, практически не
дающим людям, занятым тяжелейшим трудом, сводить концы с концами. Здесь
несколько раз задавали вопрос: знали ли эти люди, что им надо сдавать всю
рыбу и икру? Конечно, знали. Они взрослые, здравомыслящие люди, но
полагали,
что прежнее положение вещей было более справедливым. Мол, если государство
не в состоянии платить нам достойную зарплату, то дайте возможность хотя бы

самим обеспечить свои семьи.
Обвинитель полагает, что прежняя практика была следствием
бесхозяйственности, которая царила на данном предприятии. Люди, которые
реально им не владели, а лишь бесконтрольно им распоряжались, легко могли
отдавать тем или иным работникам право на распоряжение этой собственностью.

Теперь стало иное.
Однако защитник обращает ваше внимание на то, что когда с приходом
реальных собственников началась кампания против самозаготовок, условия для
такого перехода и отказа от доходов самозаготовки при повышении зарплаты
создано не было. Повторяю, если государство мало платило, но закрывало
глаза
на то, что человек кормит себя за счет своих сил, то новый собственник
правильно ведет борьбу с несанкционированными действиями своих работников,
но условия жизни им при этом надо улучшать.
Прошу вас ответить на три вопроса:
1. Виновны ли капитаны в хищении?
2. Если они не виновны в хищении, то виновны ли они в злоупотреблении
служебным положением, причинившим вред АО?
3. Если они виновны по п.1 или п.2, то заслуживают ли лишения свободы?

Совещание присяжных

1 (начальник цеха на пенсии): Капитаны виновны. Судно - это как
территория цеха или завода, а плавающая рыба - это те же комплектующие
детали за забором завода. Но когда они попали на заводскую территорию, то
уже принадлежат заводу. Так и тут: вся рыба, которая попадает на судно, уже

принадлежит АО. Поскольку все на судне делалось по распоряжению капитанов,
а
кроме них никто не имеет права распоряжаться, они и виновны.
2 (бухгалтер): Я считаю, они не виновны, потому что их вынудило к этому
правление АО, выплачивая ничтожную зарплату.
Старшина 8 (фармацевт): Значит, низкая зарплата дает каждому из нас
основание для хищения?
1: Да, пришел, значит, Иван Иванович наниматься на работу, ему положили
зарплату 100 рублей. Поработал и говорит: "Мне надо 120". Ему отвечают:
"Извините, пожалуйста, когда вы нанимались, вам все объясняли".
Старшина: Вы не считаете, что здесь есть расхождение?
2: Расхождение есть, но дело в том, что сейчас везде такая практика.
Это общеизвестно. Не знаю, прилично ли об этом здесь рассказывать, но
воруют
почему? Потому что уславливаются: "Вот вам 10 долларов в день, а остальное
мы вам будем "доплачивать" другими деньгами, а какими - не говорят. И я так

думаю, что с капитанами была такая же договоренность, в контракт, конечно,
не вписанная, потому что сами понимаете, такие вещи в контракт вписать
невозможно. А потом их просто подставили.
3 (геолог): Да, они виновны... нет, не могу сказать, что полностью
разделяю первую точку зрения. Свою позицию могу пояснить только по всем
трем
вопросам сразу. Я не могу однозначно ответить на эти вопросы, потому что
это
не решение проблемы. Но что касается определения их действий как хищения -
с
этим я согласна.
4 (служащая): Да, они виновны.
5 (предприниматель): Нет, они не виновны. У них просто не было иного
выхода, чтобы кормить семьи. "Океанрыбфлот" был монополистом, им негде было

найти работу за сносную зарплату.
1: Почему же нельзя, есть еще рыболовецкие колхозы... Они тоже содержат
суда, приходи и нанимайся. Или пусть идет в другое АО...
5: Не знаю, может, матросы могли найти другую работу, но не капитаны. И
потому капитаны были вынуждены соглашаться на 10 долларов в день в надежде
на "левую" подработку. Так что это не хищение, а "левая" работа...
Старшина: Вы считаете, что они поступали справедливо, присваивая себе
часть рыбы? И не считаете ли вы, что этих людей возможность воровать просто

устраивала?
5: Несправедливо поступало в первую очередь начальство АО, которое
положило им такую маленькую зарплату. Власти несправедливы...
Старшина: Можно ведь бороться за зарплату забастовками...
5: Ну, это долго, а семьи ведь голодают.
Старшина: Есть методы официальной борьбы с этим явлением.
5: Это все только формально. Формально всего можно добиться, а на
деле... То, что тут называется хищением, правильнее называть заработком и
сравнить с тем, как у нас старые женщины торгуют у метро всякой всячиной
просто от нужды. С человеческих позиций, мне кажется, они не виновны...
Старшина: Значит, вы считаете справедливым такое хищение, присвоение
части продукции... Интересно...
6 (инженер): Считаю, что они не виновны. Практика получения
дополнительного заработка в море была раньше нормой. А сейчас сразу менять
отношения. Поймите, невозможно паровоз остановить сразу...
1: Ну и что, всех распустить?
6: Конечно, допускать все нельзя, но и...
Старшина: Конечно, тут дело шире, я с вами согласен. На любом
производстве бывало такое использование для себя оборудования, материалов.
Это ужасно.
3: А Вы платите нормально, и люди станут...
Старшина: Ну, хорошо, пойдем дальше.
7 (студент): Я считаю, что они не виновны. По моему мнению, улов должен
считаться собственностью АО только после его приема и регистрации на
берегу.
Если бы уже на берегу, после регистрации они попытались продать продукцию
"налево", это было бы хищением.
Старшина: А видели ли вы фильм о производстве "КамАЗов", когда

недособранные и потому неучтенные грузовики выгоняли в соседнюю республику
и
продавали? Разве это не было хищением? Почему мы говорим: учтенное и
неучтенное? Ведь и тут судно использовалось, оборудование, сети, снасти.
7: Я хочу сказать, что кроме капитана и команды никто не знал, сколько
они наловили в самом деле. Если на тех же "КамАЗах" пробиты номера и все
прекрасно знают, сколько чужих материалов или комплектующих истрачено, то
тут улов зависит только от них.
Старшина: Ну, тут тоже все плыли, все знали, за чем плыли и сколько они
возьмут чего не надо... ну пусть, пойдем дальше.
9 (врач-профессор): Я считаю, что виновны в хищении, но сажать их не
надо, потому что это была система. И их впервые решили наказывать.
Старшина: Да они впервые попались.

9: Считаю, что их надо наказывать каким-то другим способом.
10 (предприниматель-менеджер): Мое мнение: они виновны. Вот житейский
пример. Любой из вас мог поставить кооперативную палатку в свое время,
посадить там продавца, не зная, какая там будет прибыль. Вы ему для начала
ставите минимальный план и за каждую копейку сверх плана собираетесь
доплачивать... Но ему гораздо выгодней поехать на базу, купить водку за 10
тысяч и продать за 20 тысяч. Он никогда не будет работать на вас, он будет
работать на себя. И в данном случае происходило тоже самое. Капитан,
находясь на борту, должен принимать от рыбаков этот продукт как
представитель АО. О чем мы спорим? Когда он сбывает в порту этот товар и не

сдает деньги АО, он ворует. Он пользуется снастями, людьми, время работы
которых оплачивается, он пользуется даже теми портами и, возможно, местами
сбыта товаров АО.
Старшина: Остался мой голос. У меня тоже нет сомнения, что хищение
было, что капитаны виновны. Я готов согласиться с аргументами первого и
десятого присяжных. Существующий порядок устраивал всех: и капитанов, и
команды. А ссылки на то, что мало платят, у каждого могут быть. Это не
должно значить, что я могу тут взять, тут недоделать, там украсть. В данном

случае такое отношение вылилось в хищение, и в солидное хищение.
Подвожу итоги опроса по 1-му вопросу: 6 против 4 за то, что капитаны
виновны в хищении. Теперь задается вопрос тем, кто признал капитанов
невиновными в хищении: признают ли они их виновными в злоупотреблении
служебным положением?
2: Поскольку капитаны использовали оборудование АО без разрешения, то
они виновны в злоупотреблении служебным положением. Смягчающим
обстоятельством им служит то, что руководство АО их к этому вынудило.
5: Да, было злоупотребление служебным положением.
6: Поскольку они капитаны, то злоупотребление было.
7: Согласен, было.
Старшина: Итак, все четверо, кто отказался признать капитанов виновными
в хищении, признали их виновными в злоупотреблении служебным положением.
Переходим к последнему вопросу: "Заслуживают ли капитаны лишения
свободы?"
1: Виновны и заслуживают лишения свободы
2: Нет, они не заслуживают лишения свободы, но должны возместить
материальный ущерб АО, а также невыплаченные ими налоги.
9: Ну, если они все возместят, с чего же тогда налоги платить?
2: Нет, пусть платят.
Старшина: Выходит, если сегодня попался, то ладно, только заплатил, что
тебе положено, а завтра, может, снова обойдется, значит снова можно
воровать.
1: Конечно, воруй дальше.
3: Я не хочу, чтобы их сажали. Я хочу, чтобы АО, столкнувшись с этими
капитанами и на примере их судьбы, научилось вести себя, как надо. Это
сложно. Часто и банки так своих работников подводят. И вообще со многими
так
поступают. Хорошо бы, если бы осудили и тех, и этих. И платить-то им, в
общем, тоже нечего.
Старшина: Ну, это я совсем не знаю... Вот я предприниматель, принимаю
на работу людей, которые обязуются не только передо мной, а перед всем АО,
членами которого являются те же рыбаки и которые тоже должны получать
прибыль. Ну почему бы нам не сесть за стол переговоров и не договориться,
как будет делиться прибыль, заработанная нами?
3: Но ведь уже было сказано, что это невозможно. Руководство АО
заставляло рыбаков работать бесплатно. Да, было хищение, но их к нему
вынудили. Они в море выходили практически бесплатно...
10: А если бы они не вышли в море, то интересно, смогло бы выжить само
АО? Может ли оно существовать, если на него никто не работает? Думаю, что
монополисты здесь не только АО, но и рыбаки. Ведь других рыбаков у АО нет.
Не вышли они в море, куда деваться АО? Нет, думаю, что это положение просто

всех устраивало. 200 тыс. долл. - это приличная сумма. Вот у меня 400
человек работают. Когда я их принимаю, они все кивают головой, со всем
согласны, а уже через полгода начинают "качать права": и того мало, и этого

не хочу, работать могу только в такое-то время и т.п. А ведь я им честно
сказал: получать будете столько, работать много. Я бы не взял его, если бы
он сразу высказал мне эти условия, а не обещал золотые горы в работе. Так и

моряки могли бы сразу все сказать АО и отказаться выходить в море. Они же
поступают иначе. И так часто бывает. Если же их за это наказывать, то
впредь
многие подумают...
4: Считаю, они не заслуживают лишения свободы.
5: Не заслуживают.
6: Не заслуживают. Это не было их обогащением. У них не было выхода.
10: Простите, вот уголовник пришел из тюрьмы. У него тоже безвыходное
положение, и он вас грабит. И вы что - будете его жалеть? Будете говорить,
что он не виновен? Пусть, значит, грабит?
7: Нет, они не заслуживают лишения свободы.
9: Нет, не заслуживают, но надо разжаловать в матросы.
10: Я бы тоже сказал, что не заслуживают. Но я бы заставил возместить
ущерб, снял бы с занимаемых должностей и года на два условно вкатал, чтобы
боялись в следующий раз идти на преступление, но не сажал бы.
Старшина: А я бы посадил. Считаю, что они заслуживают лишения свободы.
Потому что такая практика будет продолжаться до бесконечности, если людей
не
наказывать по-настоящему. А одно возмещение ущерба для людей никогда наукой

не станет. Конечно, 8 или 10 лет - это слишком много, но лишение свободы
нужно.
1: Правильно. Но что с экипажами делать? Их как наказывать, а?
Старшина: Подведем итоги: 6 присяжных считают, что капитаны виновны в
хищении, 4 - виновны в злоупотреблении служебным положением, 2 - считают их

заслуживающими лишения свободы.
Вердикт: Капитаны виновны в хищении, но не заслуживают лишения свободы.

Итоговый лист ИСП-1 по делу капитанов 6.05.1996 г.
№
Характеристики Голоса
Профес-
сия Воз-
раст Пол Образо-
вание Хищение Злоупот-
ребление
Лишение
свободы
1 Пенсионер 61 м ср.техн. да нет да
2 Бухгалтер 44 ж высшее нет да нет
3 Геолог 50 ж высшее да нет нет
4 Служащая 42 ж среднее да нет нет
5 Предприниматель 50 ж высшее нет да нет
6 Инженер 53 ж высшее нет да нет
7 Студент 19 м среднее нет да нет
8 Фармацевт 47 м высшее да нет да
9 Профессор 59 м высшее да нет нет
10 Предприниматель 31 м высшее да нет нет
Итого: да - 6
нет - 4 да - 4
нет - 6 да - 2
нет
- 8
ИСП-2 (5.08.1996 г.), Москва, м-р "Беляево"

После просмотра видеозаписи прений сторон ИСП-1 судья Похмелкин А.В.
дал присяжным следующее напутствие:
"Коротко напомню основные доводы сторон. Сразу хочу предостеречь: пусть
вас не смущают такие нюансы, что речь идет об океане и рыбе. Озаботьтесь
сутью, которая сводится к одному простому вопросу: можно ли считать
хищением
присвоение сверхплановой продукции?
Эта ситуация была типичной для большинства наших предприятий, особенно
в период существования плановой системы, когда произведенная по плану
продукция поступала государству, а продукция, произведенная негласно, сверх

плана, за счет дополнительного вложения труда, сырья, материалов и т.д.,
как
правило, уходила "налево", т.е. реализовывалась на "черном рынке" по
свободным рыночным ценам, а полученные доходы распределялись между теми,
кто
эту продукцию произвел. Вся так называемая "теневая" экономика советского
периода, о которой тогда так много говорили как о каком-то страшилище, как
раз и являлась созданием сверхплановой продукции.
Итак, обвинитель утверждает, что присвоение сверхплановой продукции,
безусловно, является хищением. На чем он основывает свое утверждение? На
том
правиле, что все, что произведено усилиями рабочих данного предприятия, за
счет его имущества - есть собственность предприятия. При этом обвинитель
ссылается и на действующее в нашей стране гражданское законодательство (а
это действительно так) и на общемировую юридическую практику.
Защитник же это оспаривает. По существу он спорит с законом. Он имеет
на это право, да и вы имеете право не согласиться с законом. Он утверждает:

нет, поскольку продукция произведена руками рабочих, которые выполнили все

свои обязательства перед собственником и принесли собственнику немалый
доход

(а надо сказать, что по плану они, конечно, произвели неизмеримо больше,
чем
в результате так называемой самозаготовки рыбы), они имели право
позаботиться и о себе. Поэтому все, что рыбаки произвели дополнительно,

является уже их собственностью, и они вправе распорядиться ею по своему
усмотрению.
Я прошу вас обратить внимание вот еще на какой момент. Предположим, что
дополнительно выловленная рыба является все же собственностью акционерного
общества, что действия моряков были неправомерными, были связаны с
нарушением закона. Но надо ли это считать преступлением и тем более, можно
ли их считать таким тяжким преступлением, как хищение?
Хищение, как вы услышали от прокурора, есть безвозмездное изъятие с
корыстной целью чужого имущества, принесшее ущерб его собственнику. Но
защитник утверждает, что рыбаков никто не обязывал производить это
дополнительное количество продукции. Они ведь могли выполнить плановое
задание по вылову рыбы и вернуться в порт приписки, и никаких претензий к
ним со стороны АО не было бы. Рыбаки затратили дополнительные силы и время,

чтобы прокормить себя, произвели дополнительную продукцию, реализовали ее и

стоимость взяли себе. Какой при этом ущерб причинен предприятию? (Кстати,
сейчас я излагаю доводы защитника, но это не значит, что сам я эти доводы
разделяю и что я с ними согласен, просто по закону я обязан напомнить вам
их
и систематизировать). Сравним две ситуации: когда они ничего дополнительно
не заготовили и вернулись лишь с плановой продукцией и когда они вернулись
в
порт с той же самой плановой продукцией, но при этом произвели и присвоили
еще и дополнительную продукцию. Что изменилось в этих двух ситуациях для
предприятия? И можно ли при этом говорить о хищении наличного имущества у
предприятия? - спрашивает защитник.
Кроме того защитник обратил ваше внимание на то, что рыбаки действовали
фактически в состоянии крайней необходимости. Они получали мизерную
зарплату, они не в состоянии были прокормить свои семьи, и давно
сложившаяся
практика самозаготовок была практически единственной формой поддержания их
сносного существования в то время.
Оцените теперь доводы прокурора. Он говорит: все, что рыбаки поймали,
неважно, планово или сверхпланово, все является собственностью предприятия.

Это закон, причем не только нашей страны, но любого цивилизованного
общества. Прокурор утверждает, что если мы будет отступать от этого
правила,
законы, интересы собственника мы никогда реально не защитим.
Еще раз обращаю ваше внимание на доводы защитника и даже в большей
части на их вторую часть. Признаем эту дополнительную продукцию
собственностью предприятия, а действия рыбаков неправомерными, но нельзя их

осуждать и наказывать за хищение, поскольку никто не обязывал их
производить
эту дополнительную продукцию, они это сделали по собственной инициативе и
вложили в нее свой труд. Поэтом, помимо всего прочего, как утверждает
защитник, здесь еще нет безвозмездности - обязательного признака хищения.
(Хищение, это когда я что-то забираю и ничего не отдаю в обмен, а здесь
именно рыбаки произвели эту продукцию, вложив в нее свой труд). Вернусь еще

раз к доводам защиты о крайне тяжелом экономическом положении капитанов и
членов экипажей. Они вынуждены были заниматься самозаготовками, потому что
акционерное общество не обеспечило их зарплатой, которая бы позволила им и
их семьям вести достойную их труда, да и просто сносную жизнь.
Но тут же прошу обратить внимание на доводы обвинителя: если каждый из
нас будет подобным образом решать свои экономические и материальные
проблемы, что будет? Россия, в традициях которой воровство заложено
исторически, превратится в аналог латиноамериканской страны, где правят не
закон и право, а произвол каждого конкретного человека. И если капитаны и
члены их экипажей хотели добиться от своего руководства улучшения оплаты и
условий своего труда, у них были правовые рычаги для этого, в крайнем
случае, вплоть до забастовки, но никак не самовольное присвоение
собственности предприятия.
...Обращаю ваше внимание на последний довод защитника, когда он
говорил, что, возможно, действия рыбаков были неправомерными, но в любом
случае это не хищение. Если АО считает, что ему все же был нанесен ущерб в
результате неправомерного использования его имущества, то пусть оно
обращается на рыбаков в суд и взыскивает с них этот самый ущерб, доказывая
его перед судом по закону. Защитник сказал, что данное дело должно
разрешаться не в уголовном суде, т.е. не путем наказания этих людей, а в
гражданском порядке...
Перед вами ставятся три вопроса:
1. Виновны ли капитаны в хищении чужого имущества?
2. Виновны ли они в ином правонарушении?
3. Если они виновны в хищении, то заслуживают ли они лишения свободы?"
Совещание присяжных

1 (пенсионерка): Я считаю капитанов виновными в нарушениях, но не
только их. Они и хозяева этих трех судов ведь тоже кому-то подчинены. Там,
понимаете, наверное, какой-то клубок. Нам тут не хватает материалов
следствия, чтобы все понять. Если разбираться, то не они только виновны, но

и те, кто над ними стоит. Они виновны, но не лично в своем злоупотреблении.

Может, им надо было лучше проанализировать план сдачи рыбы. Видимо, план
был
занижен, иначе откуда появилась возможность сверхплановой ее добычи. И еще
что... В общем, капитаны виноваты, но на какой срок их наказывать, я не
знаю. Вообще, может их наказывать надо условно, в любом случае лучше к
самым
минимальным наказаниям. Да, виноваты, но лишения свободы не заслуживают.
2 (учительница): Есть АО, которое наняло трех капитанов и сказало им:
вы должны отлавливать за такое-то время столько рыбы. Если вы столько рыбы
сдали, получаете свою зарплату. И вот они план сделали, рыбу по договору
сдали АО. А в свободное свое время выловили еще дополнительную рыбу, а их
за
это обвинили в хищении. Вот, например, все только до 6 работали, а они
работали и дольше, но вырученные за это деньги не поделили с начальниками,
а

взяли себе, и за это их лишили свободы. Это все равно, как посадить
таксиста, который днем работает на таксопарк, а вечером работает на себя.
Почему я считаю, что они не виноваты? Конечно, в принципе, вина у них
есть, но какая-то административная, а не уголовная. Да, они нарушили
договор, заключенный ими с акционерным обществом в части использования и
амортизации оборудования, судна, снастей... Но они ничего не украли из
имущества. Они только незаконно выловили у государства рыбу. Но почему
именно за это мы должны их осуждать? Если рыболовы имеют право ловить рыбу
в
промысловый период, то почему они нет? Где разница, выловить одну рыбу в
пруду или одну тонну в море, я этого никак не пойму... И потом, если ловит
АО - это одно, а ловят другие - кража?
Вот если бы рыбаки выловленный центнер рыбы уже передали АО, а потом из
этого уже принятого центнера взяли хотя бы килограмм - это было бы
воровством. Это понятно: сначала они отдали АО как собственность его, а
потому уже украли хотя бы 10 граммов - это хищение. Но только так. А ведь
они присваивали не ту рыбу, которую сдали и за которую должны были получить

зарплату, а выловленную ими дополнительно, вне договора и потому никак не
принадлежащую АО.
Ну это можно сравнить с таким случаем. Допустим, я возьму у вас деньги,
скажем, 100 тыс. руб. и скажу, что через два месяца их верну. А сама, грубо

говоря, за это время куплю на них товар, перепродам подороже и из этих 100
тыс. руб. сделаю 200 и вам как обещала 100 тыс. руб. верну. А вы мне
скажете: "Дорогая моя, а почему ты мне только 100 тысяч вернула? Ты мне 200

должна вернуть, ты украла у меня 100 тысяч... Как это будет?"
Старшина - 8 (учитель): Нет, тут правильнее было бы ваше прежнее
сравнение со взятым автомобилем. Да, автомобиль я вернул, но при этом у
него
оказалось крыло помятым, полбака бензина не стало. Они использовали даром
чужой корабль...
2: Хорошо, конечно, им надо заплатить за топливо или помятости корабля.
Но ведь это не уголовное дело, а просто расчет между ними за использованное

средство, за ремонт или амортизацию корабля, а государству надо было
заплатить налог за выловленную рыбаками рыбу. Но при чем тут хищение? Я
считаю, в уголовном преступлении они не виноваты и сидеть не должны.
5 (уборщица): Они виноваты, но не в уголовном, а в гражданском порядке,
в правонарушении. Лишения свободы не заслуживают.
3 (учащаяся): Не виновны.
4 (уборщица): Я считаю, что они виновны, потому что деяния совершали
систематически, умышленно, с корыстной целью наживы и заслуживают
уголовного
наказания. А то, что им зарплату не платили или мало платили, это не имеет
никакого значения, потому что они не имели права нарушать закон. Даже если
не было хищения, то они уголовно виноваты в злоупотреблении служебным
положением. Почему тратили свое время? Нет, это ваше мнение, а у меня свое.

Старшина: Но капитанов обвинили именно в хищении, и вопрос нам задан
именно о том, виноваты ли они в хищении, а не как еще иначе. Мне-то тоже
кажется, что капитаны виновны, но только не в том, в чем их обвиняют. По
статье о хищении их судить несправедливо. Может, мы что-то упустили, не
рассмотрели?
2: А может, тут несовершенство законов и надо исходить и из размера

оборота? Ведь есть же разница в том сколько, даже если вести речь о
хищении?
11 (пенсионер): Ну о каком же хищении тут можно вести речь? Ничего они
не украли. А за потраченное горючее и за использование судна, сетей с них
надо было деньги высчитать, вот и все.
2: Да, тут все произошло, наверное, от того, что с начальством не
поделились, АО хотело и эту прибыль положить к себе в карман, вот и
наехало.
Если бы они по-настоящему хотели бороться с такой практикой, то действовали

бы постепенно, административно: сначала предупреждениями, отстранениями от
капитанства, еще как-то, а тут сразу - уголовное дело. И лишать людей
свободы за то, что они заработали себе дополнительные деньги - я уж и не
знаю...
7 (домохозяйка): Считаю, что они не виновны. Я во всем согласна с этой
женщиной (2). Она предугадывает и высказывает мои мысли.
10 (служащая МАИ): Виновны, но по вопросу о лишении свободы я еще не
составила мнения... Виновны, но не в хищении и не заслуживают лишения
свободы.
9 (повар): Считаю их не виновными. Как я поняла, когда они были
государственными, то такая ловля была им разрешена, у них и шло, как
обычно,
а тут стали требовать... Вот и... А у них все шло, как обычно.
Старшина: Нет, официально такие самозаготовки никогда им не разрешали,
но закрывали на это глаза, не смотрели.
6: Не виновны...
Старшина: Мнений о виновности капитанов может быть очень много, самых
разных, но нас сейчас спрашивают очень конкретно: виновны ли капитаны в
хищении и заслуживают ли за это лишения свободы. Все остальное уже за
рамками обсуждения. Поэтому давайте окончательно определимся именно по
заданным вопросам... (Проводится итоговый опрос).
Наш вердикт: В хищении капитаны не виновны, но 4 из них оговорили, что
у капитанов есть вина в ином правонарушении (гражданском или
административном), которое не должно вызывать уголовного наказания.

Итоговый лист ИСП-2 по делу капитанов 5.08.1996 г.
№
Характеристики Голоса
Профес-
сия Воз-
раст Пол Образо-
вание Хищение Иное
право-
нарушение Лишение
свободы
1 Пенсионерка 72 ж ср.техн. нет да нет
2 Учитель 44 ж высшее нет нет нет
3 Учащаяся 19 ж среднее нет нет нет
4 Уборщица 45 ж ср.спец. нет да нет
5 Уборщица 40 ж среднее нет нет нет
6 Рабочая 53 ж среднее нет нет нет
7 Домохозяйка 25 ж среднее нет нет нет
8 Учитель 25 м высшее нет да
нет
9 Повар 57 ж среднее нет нет нет
10 Служ.
МАИ 46 ж высшее нет да нет
11 Пенсионер 65 ж среднее нет нет нет
Итого: да - 0
нет - 11 да - 4
нет - 7 да -
0
нет - 11
ИСП-3 (14.08.1996 г.), Москва, м-р "Печатники"

После изложения фабулы дела и прений сторон ИСП-1 судья Похмелкин А.В.
дал присяжным следующее напутствие:
Перехожу к аргументации обвинения и защиты. Обвинение исходит из того,
что все признаки данного в законе понятия хищения здесь налицо: неучтенная
икра минтая является собственностью АО и была незаконно изъята с корыстной
целью. Тут не случай Деточкина, который изымал машины в пользу детей, а
ради
личного присвоения. И, наконец, причинен вред собственнику АО, поскольку
оно
лишилось икры минтая на 200 тыс. долл.
Что на это возражает защита? Она говорит: нет никакого хищения. Во-
первых, потому что эта дополнительная икра минтая принадлежала не АО. Она
добыта за счет дополнительно вложенного труда рыбаков, сверх установленного

плана, а потому люди, которые этот труд затратили и были вправе ею
распорядиться. Более того, даже если считать, что эта икра принадлежит АО,
все равно нельзя говорить о хищении, потому что нет признака

безвозмездности: ведь рыбаки вложили в нее свой дополнительный труд, их к
этому никто не вынуждал. Они могли и не ловить эту рыбу, а, выполнив план,
просто вернуться домой, и никаких претензий к ним не было бы. АО получило,
сколько хотело. Да, есть упущенная выгода, но она не является хищением.
Хищением считается, когда у вас отбирают то имущество, которое у вас есть.
А
если вы в результате, например, моих действий что-то недополучили, то,
может, я окажусь не прав и что-то вам буду обязан возместить, но это не
означает, что я у вас что-то украл, потому что у вас этого еще и не было...

Защита ссылается и на то, что капитаны и члены экипажей находились в
бедственном положении. В уголовном законе есть понятие крайней
необходимости, когда человек или группа лиц могут причинить вред для
предотвращения еще большего вреда. В данном случае их как бы принуждали
прибегать к забастовке, но от нее был бы более серьезный ущерб.
Обвинение в свою очередь обращает внимание на то, что использовалось
оборудование АО, транспортные средства, горючее предприятия - и без его
согласия... На это защита отвечает: да, возможно, это неправомерно, но это
не хищение. Можно говорить о причинении какого-то имущественного вреда,
можно ставить даже вопрос о взыскании с виновных стоимости истраченного или

изношенного имущества, но это не дает оснований обвинять их ни в хищении,
ни
в ином уголовном преступлении.
Вот в общих чертах аргументация обвинения и защиты по данному делу.
Сразу же могу сказать, что оно достаточно типично. Пусть вас не смущают
океан, рыба, капитаны и т.д. Среди вас есть бухгалтеры, люди, работающие в
экономике. Все знают, что такое неучтенная продукция. Все знают, что за
счет
этой неучтенной продукции держалась вся советская экономика в свое время...

И вот вопрос, который мы перед вами ставим и над которым ломают голову в
течении 10 лет юристы: изъятие неучтенной, сверхплановой продукции,
созданной без ведома и согласия нанимателя, реализация ее и присвоение
вырученных денег - хищение или нет? Вопрос очень неоднозначный и непростой,

поэтому тут возможны самые разные точки зрения и среди юристов, и среди
присяжных...
Вопросы к присяжным:
1. Виновны ли капитаны в хищении чужого имущества?

2. Если нет, то виновны ли они в гражданском правонарушении?
3. Если виновны в хищении, то заслуживают ли лишения свободы?

Совещание присяжных

7 (пенсионерка-бухгалтер): Я как бухгалтер сказала бы так. Если вопрос
идет о хищении, то тут никакого хищения нет в принципе... Вначале надо
просто определить позицию. На первый вопрос отвечаю - нет, на второй - да.
3 (продавец): Я тоже отвечаю: на первый - нет, на второй - да. Они не
виновны, потому что добытое сверх плана было заработано их трудом.
2 (домохозяйка): А у меня ответ на оба вопроса: нет и нет. Нет, я тут
поняла, что с использованием чужого оборудования у них вина есть. АО за
использование они должны возместить какой-то штраф...
7: Даже в гражданском нарушении вины нет? Ну а амортизацию оборудования
на кого списывать? Только на АО? Почему?
Старшина (6 - врач): Значит, уважаемые присяжные, мы все с вами
считаем, что хищения тут не было. Чем мы будем аргументировать?
7: Я лично считаю так: чтобы взять что-то у АО, оно должно было это
иметь. А оно эту рыбу еще не имело. То, что взято с моря, АО еще не
принадлежало. Раз еще не принадлежало, то о каком хищении может идти речь?
Старшина: Значит, вы согласны с аргументами защиты?
7: По идее да, хотя еще не очень со всем разобралась... А то, что они
виновны в гражданском смысле, то конечно. Во-первых, они после рабочего дня

или там когда-то пользовались оборудованием. То, что команда работала, она
за это, конечно, получала. Но вот износ оборудования, расход горючего и
прочее, за это, надо взыскать какую-то определенную сумму, может, даже
какой-то штраф, если трудно все траты определить. В административном
порядке
они виноваты, а в хищении - нет.
4 (пенсионерка): То, что они работали, это, конечно, но делали они это
не по праву...
7: Ну да, не по праву, но они виновны примерно, как браконьеры, а с
браконьера какой спрос? - Плати штраф и все. Какое тут хищение?
1 (педагог): Я считаю так: раз план люди выполнили, то свою работу,
предназначение выполнили. Они имели право подработать на жизнь, это
вполне... Хищения у них нет, поскольку это делалось сверх плана, и они
имели
полное право поработать на свой карман. Но в гражданском смысле вина есть,
поскольку для этого они использовали оборудование АО... А о том, чтобы люди

не занимались такими подработками, думать должно было руководство, потому
что человек не будет подрабатывать, когда его хоть как-то устраивает
финансовое положение.
4: Да какое право подрабатывать? Это я тоже мешок возьму, да поеду
подрабатывать так? Нет, но и хищения тут нет. В гражданском виноваты, вот.
Старшина: Ну, конечно, а может, им надо было специальный договор

заключить с АО, на каких условиях они могли бы использовать это
оборудование
для собственной работы.
5 (кассир): Я тоже так считаю.
Старшина: Что ж, уважаемые присяжные, получается, что мнение у нас
абсолютно одно у всех. На первый вопрос мы единодушно отвечаем:
Нет, в хищении капитаны не виновны, но они виновны в гражданском
правонарушении, вследствии того, что эксплуатировали судно, оборудование,
топливо, принадлежащее АО. Таково наше решение. Мы его принимаем
единодушно,
и потому на третий вопрос отвечать нет нужды.
Итак, решение мы приняли, людей оправдали.

Итоговый лист ИСП-3 по делу капитанов 14.08.1996 г.
№
Характеристики Голоса
Профес-
сия Воз-
раст Пол Образование Хищение Гражданское
нарушение Лишение
свободы
1 Педагог 35 ж ср.спец. нет да нет
2 Домохозяйка 30 ж среднее нет да нет
3 Продавец 27 ж ср.спец. нет да нет
4 Пенсионерка 68 ж среднее нет да нет
5 КKонтролер-
кассир 49 ж среднее нет да нет
6 Врач 50 ж высшее нет да нет
7 Бухгалтер 71 ж ср.спец. нет да нет
Итого: да - 0
нет - 7 да - 7
нет - 0 да - 0
нет
- 7
ИСП-4 (13.09.1996 г.), г. Серпухов

После просмотра видеозаписи прений сторон ИСП-1 судья Зотов А.В.
ответил на вопросы присяжных, дал краткое напутствие и задал вопросы, такие

же, как на ИСП-3, после чего началось
Совещание присяжных

6 (слесарь): Ловили они в международных водах, которые никому не
принадлежат, никакому из государств вреда не нанесли. И при социализме
государственные воды считались народными, т.е. ничьими (смех одобрения). Не

вылови они, выловят другие. Как говорил Матроскин: "Холодильник из пункта
проката... (неразборчиво)". Не получая зарплату и имея голодные семьи, они
были просто вынуждены пойти на это. Будем считать, что деньги, которые они
получили от реализации сверхплановой рыбы, это плата за сверхурочный труд.
Ведь они свои обязательства перед АО выполнили.
4 (бухгалтер): Да-да, совершенно верно.
Старшина-9 (предприниматель): Но тут есть один момент, не знаю, как вы
на него смотрите. Ведь при этом они пользовались имуществом АО?
4. Но это можно расценить лишь как невольное нарушение дисциплины.

Например, я воспользовалась без спроса вашей машиной и вернула ее вам.
Какое
тут хищение?
7 (повар): Они без спроса воспользовались госимуществом.
6: Конечно, тут есть нарушение должностных правил. Если следовать букве
закона, то ни капитан, ни матрос не могут съесть ни куска рыбы, ни ложки
икры. Они должны пользоваться продуктами, которые забрали с берега. А все
остальное уже получается, как хищение и нанесение ущерба АО.
4: Да-да, и еще надо подумать, что считается имуществом АО. Я считаю,
что их имущество будет только, когда они прибыли на берег, сдали продукцию,

приемщик и бухгалтер зафиксировали, тогда это становится уже имуществом. А
то, что еще не оприходовано, то, извини меня, еще не имущество. Это если я
попаду на корабль и буду ловить себе на обед удочкой - тоже, значит,
хищение? Да-да, я при этом, конечно, совершила нарушение, воспользовавшись
государственным кораблем, но это только гражданское нарушение. За него АО
имеет право наказать, премии лишить или даже с работы выгнать, если считают

нужным, но это не уголовное преступление. Вот в чем дело.
1 (домохозяйка): Но ведь им акционерное общество запрещало заниматься
самозаготовкой рыбы.
4: Так их нужда заставила, они были голодные. Кушать-то хочется.
1: Ну и что? Кушать всем хочется.
4: Да кто спорит, нарушение было, но гражданско-правовое только. АО со
своими работниками само должно разобраться. Раз оно запрещало на корабле
ловить на себя, а они не послушались - вот пускай их за такое неподчинение
и
наказывают... И, во-вторых, сговор на такой самолов был у всего экипажа. А
почему тогда отвечают лишь капитаны и помощники? Вот если бы одни капитаны
с
помощниками ловили, а другие были лишь свидетели, было бы понятно, почему

только их судят. А так ведь общий сговор был.
3 (акушерка): Да, но есть такое правило: отвечает за все директор.
4: Нет, перед законом все равны. И капитаны не могли их насильно
принуждать к такому лову, и сами капитаны без экипажей ничего не могут.
6: Если их судить, то только за нанесение ущерба Мировому океану, а не
акционерному обществу, которому они ущерба не нанесли.
1: В общем, я считаю: хищение было. Нет, без лишения свободы.
3: Я не считаю, что это было хищение. План они выполнили, а потом
выловили сверхурочно для себя. Нарушение у них, конечно, есть, но
общеправовое, не уголовное. Не лишать свободы.
2 (воспитательница детсада): Вина у них, конечно, немного есть, что на
такое пошли, но, учитывая, что их семьям нужен был какой-то доход, я тоже
не
могу считать их виновными в преступлении. Выжить их семьям надо было. Это
гражданское преступление.
6: А еще и учитывая специфику их работы, по полгода в море...
Старшина: Интересно было бы посмотреть те трудовые договора, которые
были заключены с экипажами. Наверняка в них не было прямо сказано, что
делать со сверхплановой рыбой, и наверняка не было прямого запрета на
сверхплановый вылов. Да, если бы и был, то при установлении такого
нарушения
договора могла бы пойти речь о пересмотре такого договора, но никак не об
уголовном деле.
5 (слесарь): На все вопросы отвечаю по совести: нет. Нет за ними ни
уголовного, ни гражданского правонарушения. Может, акционерное общество им
гораздо больше должно.
7 и 8 (наладчик): За ними только гражданское нарушение.
10 (каменщик): Да, это дело гражданское. Нет тут уголовной
ответственности. Надо смотреть их договор. И вообще это можно рассматривать

как сверхурочную работу. Если план выполнен, то за работу сверх надо
получать двойную оплату. Ну а они оставляли себе весь доход от продажи
сверхплановой продукции.
Старшина: Я тоже считаю, что тут было лишь нарушение каких-то положений
трудового договора. Есть такие заводы, где за работу расплачиваются самой
продукцией. И еще надо посмотреть, насколько полно акционерное общество
выполняло свои обязательства перед экипажами. И если бы дело попало в
гражданский суд, неизвестно, кто бы там оказался больше виновным.
7: Если акционерное общество само нарушало свои обязательства перед
рыбаками, то, естественно, они восполняли ущерб себе и правильно делали.
Старшина сообщает судье: вину капитанов в хищении, но без лишения
свободы, признала одна присяжная. Двое посчитали капитанов ни в чем не
виновными. 7 человек считают, что это предмет гражданского суда.
Наш вердикт: Капитаны не виновны, а дело следует передать в гражданский
суд, чтобы там в нем разобрались.

Итоговый лист ИСП-4 по делу капитанов 13.09.1996 г.
№ Характеристики Голоса
Профес-
сия Воз-
раст Пол Образо-
вание Хищение Гражданское
нарушение Лишение
свободы
1 Домохозяйка 21 ж среднее да нет нет
2 Воспитатель 46 ж ср.спец. нет да нет
3 Акушерка 45 ж ср.спец. нет да нет
4 Бухгалтер 55 ж высшее нет нет нет
5 Слесарь 52 м ср.спец. нет нет нет
6 Слесарь 43 м среднее нет да нет
7 Повар 32 м ср.спец. нет да нет
8 Наладчик 30 м среднее нет да нет
9 Предприним. 30 м ср.спец. нет да нет
10 Kаменщик 34 м среднее нет да нет
Итого: да - 1
нет - 9 да - 7
нет - 3 да - 0
нет
– 10
ИСП-5 (14.09.1996 г.), г. Серпухов

После просмотра видеозаписи прений сторон ИСП-1 и разъяснений ведущего
Сокирко В.В. задал вопросы, такие же, как на ИСП-3, после чего началось

Совещание присяжных

3 (сортировщица): Я начну. Считаю, что вина их тут вынужденная из-за
таких вот условий. Зарплаты, считай, не было, они просто были вынуждены
заниматься такой ловлей рыбы. Во-вторых, рыба была в море неучтенная. Да и
капитаны не могли одни удержать от этого экипаж. Они были просто вынуждены
работать так вместе. И потому я считаю их невиновными. Пусть их дело
рассматривает только гражданский суд.
8 (рабочий): Ну что касается капитанов, то надо знать, что на данный
момент они обладают властью и имеют право командовать людьми и за них
отвечать. Если к этому делу подходить с житейской стороны, то следовало бы
это его пустить по гражданскому судопроизводству. Но если к ним подходить,
как к должностным лицам, то должна быть уголовная ответственность. Почему?
Потому что они обладают властью, имеют права заходить в порты или не
заходить, имеют право все сообщать в свое Общество. Конечно, они наловили
рыбу неучтенную, да... Но они ведь заключали контракт, по которому за вылов

как-то платили, как - мы не знаем, а тут - не по контракту, а во-вторых,
очень крупные размеры... Ну да, пусть экипаж идет даже на забастовку, но
капитан об этом должен информировать своего судовладельца: "Мол, такая
сложилась ситуация, как мне поступать?" Но капитан об этом не сообщил,
значит, добровольно пошел с ними на сделку с использованием своего
служебного положения, нарушил свои обязательства. Конечно, тарифы и законы
у
нас не совершенны, но в данном конкретном случае считаю, что капитаны
подлежат уголовной ответственности.
Старшина (10-предприниматель): У нас выявилось два мнения: что это было
гражданское правонарушение и что это было уголовное преступление. Но
требуется сделать уточнение. Вот вы сказали, что капитаны совершили
уголовное преступление. Уточните: хищение или какое-то иное преступление?

8: Тут трудно сказать. Но раз рыба из океана попала на судно, то ее
надо считать принадлежащей АО, а ее изъятие - хищением...
6 (рабочая): Правильно. Раз скрывали, значит похитили.
Старшина: Простите, но с этим можно и не согласиться. Скажем, если на
государственном складе оказались чьи-то личные вещи, то они от этого не
стали государственным имуществом...
8: Но тогда сразу встанет вопрос: "А как это на государственный склад
попали личные вещи, а? И кто разрешил?"
Старшина: Это другой вопрос. Если личные вещи незаконно находятся на
государственном складе, от этого они не перестают быть личными вещами. Вот
так же и в рассматриваемом деле нам прежде всего надо выяснить: даже если
рыба была выловлена незаконно, она чья собственность: государства (видимо,
оговорка, надо: АО) или самих рыбаков? И на каком основании? От ответа на
этот вопрос будут зависеть и остальные ответы.
8: Такой вопрос мы должны решать на основании заключенного договора
администрации склада с собственником имущества о его хранении на складе.
Тогда понятно, что эта администрация только хранит чужое имущество. А без
этого как оно туда попало? А что касается рыбы, то они по контракту должны
были...
Старшина: Вы хотите сказать, что по контракту они обязаны были всю
выловленную рыбу оприходовать и считать собственностью АО?
3: А может, они ловили ее не в рабочее время...
8: Это неизвестно.
3: Нет, известно. Ловили, жертвуя своим отдыхом.
9 (авиатехник): Используя чужие сети, оборудование...
11 (типографщик): Ловили на чужом судне.
8: Использовали технику АО в корыстных целях...
3: Да, нарушение у них есть в использовании техники. За использование
судна можно их наказать, но в только не в уголовном, а в гражданском
порядке. Я так считаю.
Старшина: Позвольте, позвольте, давайте проясним ситуацию. Они выловили
рыбу, используя оборудование АО, они ее хранили на корабле, которое
принадлежало этому АО, заходили в порты тоже с использованием средств АО.
Все это так, но мы сейчас рассматриваем вопрос, виновны ли они в хищении
этой самой рыбы и ее икры. Именно хищение рыбы, а не чего-то иного...
3: Рыбу ловили в свободном море, вреда никакого нет, а за использование
оборудования АО их надо наказать в гражданском суде, вот и все...
Старшина: Ваша позиция понятна, ну а в поддержку иной точки зрения, что
это было уголовное преступление, кто-то еще может высказать аргументы?
2 (рабочая столовой): Если от большого взять немножко, это будет не
кража, а дележка.
8: Понимаете, тут тогда надо осуждать всю команду, а чтобы этого не
делать, выделили только капитанов...
3: Ну и что? Рыба ничья, неучтенная, какое тут хищение?
6: Как что? Они ж ее скрыли... И оборудование использовали.
1 (курсант): Как так нет вреда? АО они все равно убыток принесли?
3: А если бы они эту рыбу не ловили, кто бы их упрекал?
11: Вот Вы говорите, что они ловили за счет времени отдыха. Значит, они
потом работали неотдохнувшими: разве это не убыток для АО?
3: Да? А если бы они, ничего не заработав, от голоду в воду попадали,
это был бы для Общества прибыток, да?
Старшина: В этом-то трудность вопроса...
2: Скорее, правительство надо судить, что зарплату вовремя не платят.
Старшина: Интересное мнение...
4 (работник питания): Если все так будут вылавливать, то там, в океане
ничего не останется. Я целиком согласна с мнением присяжного 8.
Старшина: Я бы тоже возразил тем, кто считает, что вреда АО причинено
не было. Вред они причинили тем, что использовали оборудование, а оно
изнашивается, и так далее. И трудно сейчас судить, использовали ли они для
этого только свободное время или не только, это сложный вопрос, потому что
тут трудно что-либо разграничить и аргументировать.
3: Они по полгода в море и, может, эту рыбу полгода ловили...
11: Хищение все равно есть хищение... Столько рыбы, да еще икры...
3: А что они месяцами живут без зарплаты, разве учесть не надо?
4: Ну, в море зачем им зарплата.
Старшина: Это может быть учтено лишь как смягчающее обстоятельство. А о
главном тут высказано мнение, что хищение налицо.
11: Да - налицо.
Старшина: Да налицо ли у нас хищение? В этом весь вопрос. Вот присяжный
8 поддерживает аргументы, что то, что было поднято на судно, то и является
собственностью АО... Другие мнения есть?
8: Вот присяжная 3 говорила, что хищения нет, что тут гражданское дело.
Старшина: Значит, вы считаете, что выловленная ими рыба не принадлежала
Обществу и потому не было хищения?

3: Почему я так говорила? Я признаю, что хищение было, но оно было
вынужденным. Люди находились без зарплаты, и потому я считаю, что их надо
судить в гражданском порядке.
8: А вот это невозможно. Раз хищение было, значит судить можно только
уголовным судом.
3: Но ведь они были в открытом море, и рыба была там неучтенная, ничья,
так зачем тогда?
2: Если в море рыба ничья, то тогда и Ельцина, когда он уток стрелял,
надо судить за хищение?
3: Я о том и говорю, нельзя за это судить.
2: К этому делу надо как-то по-иному подходить, не как к хищению.
11: Но хищение же тут явное, ну было ведь. Да еще в таком количестве.
Пусть каждый говорит свое мнение конкретно.
1: Пусть в море рыба плавает ничья, но судно принадлежит АО. Выловили
они рыбу, положили на судно АО, значит оно уже его.
8: Что оказалось на корабле, то уже собственность АО.
11: Да, если подняли рыбу и сеть оборвалась, ну тогда другое дело, но
раз подняли...
3: А кто докажет, что эта неучтенная рыба была на судне?
Присяжные (хором): Да ведь они ее продали.
8, 11: Хватит, надо решать, было ли хищение или нет, других вопросов
здесь нет.
6: Как не было, раз скрывали, тут настоящее браконьерство.
Старшина: Нет, браконьерством эти действия нельзя назвать, раз были
квоты и они не нарушены... Я считаю, что если АО не было причинено никакого

ущерба, кроме использования его судна, то трудно говорить об уголовном
преступлении. Я хотел бы вспомнить уже поднимаемую тут версию, что пока
рыба
в море, она ничья или принадлежит мировому сообществу, а если во внутренних

водах государства - то собственность государства. Но в любом случае рыба,
когда плавала в море, не была собственностью АО. И была высказана версия,
что как только трал поднимает ее на борт, то она автоматически становится
собственностью акционерного общества. Защита говорила по-иному: рыба
становится собственностью АО только после ее учета, а неучтенную рыбу
похитить нельзя, рыбаков можно обвинить только в нарушении договора работы,

т.е. в гражданском правонарушении. Суть вопроса, как раз и состоит, как мы
считаем.
8: Тут с какой позиции смотреть. Если с этой, то тут есть хищение
несомненное, а если взять с другого конца - то тут нарушение договора.
3: Вот не оприходована была эта рыба ни по каким документам, и потому
Обществу и не принадлежала. Никакого тут хищения нет.
8: А это капитан должен принимать рыбу, он должен отвечать и за
коллектив, и за выловленную рыбу тоже. А раз он ее не принял, значит скрыл.

По закону капитан отвечает, как старший, но если судить по жизни, то
виновны
все, потому что это было групповое хищение, и судить надо всех.
Старшина: Да, сложность, что все остальные выведены за рамки дела.
8: Это сделано, наверное, потому, что в море за все отвечает только
капитан как старший. Он принимает решения, он отвечает за жизни.

11: Да ведь они могли бы обратиться к администрации за зарплатой, а раз
не обращались, значит у них другие были доходы, в зарплате они и не
нуждались, наверное.
8: Тут ничего не сказано об их доходах и обращениях, в этом- то вся и
трудность нашего рассмотрения дела.
9: А чего им обращаться, когда они на судне жили сами по себе, считай,
как отдельное государство.
3: Раз не было акта о передаче этой рыбы АО, не было и хищения.
6: Они обязаны были ее сдать, а не сдали.
8: Ладно, давайте покороче решать, было ли хищение или нет? Я считаю,
что было. А так мы будем спорить долго.
6: Хищение было и в особо крупном размере.
3: Я остаюсь при своем мнении, что хищения не было.
Старшина: Да, они незаконно использовали оборудование Общества, но само
по себе это не является хищением. Собственно, в этом-то и вся тонкость.
Если
мы решаем, что вся поднятая на борт рыба является автоматически
собственностью АО, тогда ее похитили.
1: Как только они подняли рыбу на борт и она стали похищенной, надо
считать, что капитаны нарушили договор.
4: Если б можно, все бы так плавали и ловили.
Старшина: Договор нарушается, да, но... Что так плавали и так
заготавливали - действительно, так было всегда, испокон веков.
9: А хищение - это что, воровство? Да? Но ведь экипажи эту рыбу не со
склада взяли, а из моря, так как тогда?
3: Вот о том и речь...
Старшина: Весь нюанс заключается в том, как считать поднятую на борт
рыбу? Если собственностью АО - то это хищение. А если мы будем считать, что

для объявления рыбы собственностью АО необходимо составлять акт передачи по

специальной процедуре, а его не было, то это уже другое правонарушение, но
не хищение.
9: Но тогда получается, что это не хищение?
11: Но если таким путем рассуждать, то угольщики тоже могут добывать

уголь для себя и продавать, перепродавать "налево". И таким путем тогда
можно все делать.
4: А так везде и делается.
3: За это уже общество акционерное должно отвечать..
11: Я понимаю, лес, но деревья ведь растут в лесу. И лес, значит, также
можно, рубить, пожалуйста. Так что ли?
6: Ага, меня не поймали, значит мое. А поймали, значит отвечай.
Старшина: С угольщиками сложнее. Если в Мировом океане рыба ничья, то
уголь и другие ископаемые в государстве являются собственностью
государства,
и в процессе добычи эта собственность переходит.
В законодательстве есть два подхода, которые как раз и определяют, чья
эта поднятая рыба, если она не становится сразу АО, то тогда ее надо
считать
принадлежащей тем, кто ее добыл, и мы тогда столкнемся только с возмещением

ущерба от использования судна и иного оборудования. Вот в чем вся тонкость.

И я не знаю, изменил ли кто свое мнение или нет.
1: Извините, но если я в училище заступаю в караул, мне дают автомат, я
же не могу его использовать по собственному желанию, как они это сделали. Я

как государственный человек должен действовать от лица государства, а они
должны также выступать, но от лица АО.
Старшина: Когда человек на посту размахивает автоматом не в ту сторону,
он нарушает присягу.
1: Они контракт подписывали...
Старшина: Правильно. Они действительно в этом случае нарушают контракт,
но это ведь еще не хищение.
1: Разрешая хищение рыбы, когда они ее на корабль подняли, они тем

самым нарушили контракт с акционерным обществом. Они же осознанно на это
шли.
Старшина: Произнося не раз слово "хищение", у меня у самого создается
впечатление, что я "давлю". И все же. Понимаете, совершая действие, они
контракт нарушают, независимо от того, является ли это хищением или нет.
6: Им было задание, например, 200 т, а они взяли 250, чтобы 50 себе
оставить. Ну все же понятно... В корыстных целях.
Старшина: Тут квоты не были нарушены. План они выполнили, но квоты не
нарушили, здесь к ним претензий нет.
9: В договоре не было у них указано, что делать с рыбой, выловленной
сверх плана. Ведь рыбу в воде не взвесишь. И если подняли ее на борт
лишней,
что, в море выбрасывать? Как можно говорить, что договор они нарушили, если

в этом договоре не указано, что делать с лишней рыбой.
Старшина: Это очень интересный аспект отмечен. Получается, что
нарушение договора тут было не в том, что не выполнен или превышен план, а
в
том, что они устроили свой промысел при промысле АО. Ну ладно. Кажется,
высказались уже все. Тогда давайте формулировать окончательные суждения.
1: Они виновны в хищении и должны привлекаться к уголовной
ответственности.
2: Они виновны не в хищении, а только в гражданском правонарушении.
3: Я считаю, что это у них было вынужденное гражданское нарушение.
4: Виновны в хищении и должны быть наказаны лишением свободы.
5(рабочая): Да, было хищение, да, согласна с лишением свободы.
6: Виновны в хищении в особо крупном размере и за это должны нести
ответственность лишением свободы..
8, 9, 11, 12, 13: Хищение, лишение свободы.
11: А сколько их было, капитанов? Четыре, ага...
3: Вот если на каждом судне по 30 человек было, то им там по 100 тысяч
каждому досталось. За это судить?
6: Да не рублей сто тысяч, а долларов, это если по курсу перевести, то
миллиарды там будут. За сто тысяч никто бы и не судил.

3: Плохо вы знаете, за какие копейки судят...
8: А с деньгами на свободе живут, но это другой разговор.
Старшина: Последним является мое мнение: я считаю, что капитаны виновны
лишь в гражданском правонарушении.
Итого, у нас из 12 присяжных 3 высказались, что капитаны виновны в
гражданском правонарушении, а за то, что они виновны в хищении и
заслуживают
лишения свободы, высказались 9 человек.

Вердикт: Виновны в хищении, заслуживают лишения свободы.

Итоговый лист ИСП-5 по делу капитанов 14.09.1996 г.
№
Характеристики Голоса
Профессия Воз-
раст Пол Образование Хищение Гражданское
нарушение Лишение свободы
1 Военный
курсант 21 м среднее да нет да
2 Рабочая
столовой 56 ж неп.ср. нет да нет
3 Сортировщица 58 ж среднее нет да нет
4 Работник
питания 36 ж среднее да нет
да
5 Рабочая 31 ж среднее да нет да
6 Рабочая
42 ж среднее да нет да
8 Рабочий 52 м ср.техн. ла нет да
9 Авиатехник 39 м ср.спец. да нет да
10 Предприниматель 34 м нез.выс. нет да нет
11 Типографщик 43 м ср.техн. да нет да
12 Рабочая 29 ж среднее да нет да
13 Рабочий
31 м ср.спец. да нет да
Итого: да
- 9
нет - 3 да - 3
нет - 9 да - 9
нет - 3
Приложение 4.2. Переписка ОЗОХиЭС с правоприменительными
органами и правовой анализ дела камчатских рыбаков

1. Из постановления начальника следственного отдела УВД Камчатской
области о привлечении капитана В. в качестве обвиняемого - 24.09.1993 г.
...По делу собраны достаточные доказательства для предъявления В.
обвинения в том, что он, работая в должности капитана МРТ, в июле 1993 г.,

находясь в районе рыбного промысла, вступил в преступный сговор с капитан-
директорами промысловых судов Б. и С. с целью хищения государственного
имущества в особо крупных размерах. Зная о наличии на указанных судах
сокрытой от учета рыбной продукции - свежемороженой икры минтая, он
предложил им посреднические услуги по транспортировке и реализации этой
продукции в иностранном порту за валюту. Получив их согласие, а также
согласие своего и иных судоэкипажей, В. принял на борт своего транспортного

судна 50 т минтаевой икры, доставил ее в южнокорейский порт Пуссан и сбыл
ее
там за 220 тысяч долларов США. Впоследствии эту сумму он разделил между
указанными судами, а долю своего экипажа разделил по своему усмотрению
между
членами экипажа. В результате он причинил в сговоре с Б. и С. АО
"Океанрыбфлот" ущерб на сумму 51 млн. руб. и совершил преступление,
предусмотренное ст.93-1 УК РФ.
2. Из обращения Общества ЗОХиЭС к прокурору Камчатской области
9.03.1994 г.
Очевидно, что акционерное общество "Океанрыбфлот" является не
государственным, а частным предприятием, совладельцами которого являются, в

частности, и экипажи судов. Претензии участников АО друг к другу должны
разрешаться не в уголовном, а в гражданско-правовом порядке, включая и

претензии владельцев АО к экипажам трех судов, решившимся на добычу и
реализацию дополнительного количества икры. При этом имеет существенное
значение, как именно выполнили экипажи судов условия договоров с АО, ибо за

пределами этих условий экипажи должны считаться свободными в своих
действиях, как и любые арендаторы (включая и дополнительный вылов рыбы).
Считаем, что данное дело должно быть прекращено в качестве уголовного.
3. Из обвинительного заключения, утвержденного прокурором Камчатской
области - 28.04.1995 г.
... На основе изложенного обвиняется по ч.3 ст.147-1 УК РФ, в том, что,
работая капитаном транспортного суда АО, являясь должностным лицом,
единоначальником, ответственным за выполнение производственных задач судна
и
сохранность имущества, В. по предварительном сговору группой лиц повторно,
путем злоупотребления служебным положением совершил хищение чужого, в том
числе государственного имущества в крупных размерах...
4. Из обращения в суд Общества ЗОХиЭС - июль 1995 г.
Судоэкипажи выполняли возложенные на них от АО обязанности по плановому
вылову рыбы, сохранению судов и экономии ресурсов. Согласно заключенному
договору подряда экипаж возвращал АО вверенное ему судно и иное имущество,
а
также в обмен на зарплату передавал АО запланированную продукцию.
Выловленной рыбы могло быть больше или меньше в зависимости от затраченного

труда и удачи, но ее нельзя считать вверенным рыбакам имуществом. Напротив,

это "имущество" было рыбаками создано (выловлено) и до официальной сдачи им

и принадлежало... Да, оно должно было быть передано АО в обмен на зарплату
и
за использование судна согласно договору подряда, но еще не было сдано (не
было учтено). АО в тот момент, возможно, имело право на эту собственность,
но еще не саму собственность. При неисполнении договорных обязанностей,
возможно, рыбаки должны нести ответственность в порядке гражданского или
трудового права, но не по уголовному закону. Осуждение рыбаков за
присвоение
выловленной и еще не сданной ими рыбы, как за присвоение вверенного им
имущества, мы считаем абсурдным.
Еще в большей степени эти аргументы относятся к присвоению
рыбопродукции, произведенной рыбаками неучтенно уже сверх плана и своих
договорных обязанностей, в порядке самозаготовки. Нелепо считать, что эта
продукция принадлежит АО, раз само АО явно не желало самозаготовки и прямо
запрещало такое дополнительное производство. Конечно, самозаготовка икры
рыбаками в целях извлечения личного приработка и с неразрешенным
использованием судна и иного имущества АО является противоправным
действием,
но подлежит не уголовной, а гражданской или трудовой ответственности.
5. Из приговора Камчатского облсуда - 28.02.1996 г.
Доводы подсудимых об отсутствии в их действиях уголовно-наказуемого
деяния, поскольку они являются акционерами АО "Океанрыбфлот", т.е.
собственниками выпускаемой их судами продукции, в связи с чем не могут
похитить ее у самого себя, судебная коллегия признает несостоятельными...
Членство в АО подсудимых не предопределяет их право на распоряжение его
имуществом в корыстных целях. Так, согласно договорам подряда между
судоэкипажами и гендиректором АО первые обязаны выловить рыбу и выпустить
готовую рыбопродукцию, для чего АО обеспечивало их судами, промысловым и

технологическим вооружением, расходными материалами. При выполнении этих
условий АО обязалось оплатить труд судоэкипажей, исходя из количества,
качества выпущенной рыбопродукции с учетом понесенных АО расходов. Однако
подсудимые, обратив часть вышеуказанной рыбопродукции в свою собственность,

фактически совершили хищение имущества, принадлежащего всему АО. При этом
хищение было совершено в форме присвоения, т.е. имущество было вверено
подсудимым и находилось в их правомерном владении, причем в силу их
служебных обязанностей они были наделены правом отдавать распоряжения по
поводу оперативного использования данного имущества. Присвоение чужого
имущества, вверенного подсудимым, есть наиболее замаскированная форма

хищения, при этом оконченное хищение в форме присвоения характеризуется
наступлением вредных последствий: недостачи имущества и преступного
обогащения в значительных размерах.
Доводы об отсутствии в действиях подсудимых состава преступления,
предусмотренного ч.3 ст.147-1 УК РФ, т.к. право собственности не наступило,

в результате чего их действия надлежит квалифицировать по ст.148-3 УК РФ,
как причинение имущественного ущерба путем злоупотребления доверием,
судебная коллегия признает безосновательным. Ссылка защиты на ст.221 ГК РФ.

является неправомерной. Данный довод заявлен без учета установленных в
судебном заседании обстоятельств совершения подсудимыми преступных деяний,
согласно которым вылов рыбы и выпуск из нее готовой рыбопродукции
производился на судне с использованием промыслового и технологического
вооружения и расходных материалов, не являющихся частной собственностью
судоэкипажей. В результате изложенного выловленная, переработанная на судне

рыба является собственностью АО безотносительно к тому, оприходована она
или
нет, т.к. АО имело лицензию на вылов море продуктов... Признать виновными
по
ч.3 ст.147-1 УК РФ и назначить наказание в виде лишения свободы...
6. Из ответа зам. председателя Верховного Суда РФ на последнюю
надзорную жалобу, поданную на личном приеме - 3.09.1997 г.
Вы считаете, что в действиях осужденных капитанов... отсутствует состав
преступления, предусмотренный ст.147-1 УК РСФСР, ввиду того, что между АО
"Океанрыбфлот" и судоэкипажами отношения строились на основании договоров
подряда, а, следовательно, имущественные споры между сторонами должны
разрешаться в порядке гражданского судопроизводства.
С такими доводами нельзя согласиться, поскольку, во-первых, указанные
договорные отношения, которые действительно имели место, ни в коей мере не
исключали полной материальной ответственности помощников капитанов по
производству (обработке) за надлежащий учет и сохранность всех товарно-
материальных и имущественных ценностей на промысловых судах, и, во-вторых,

как установлено по делу и не оспаривается вами, находившаяся на этих судах
переработанная и готовая к реализации икра минтая оприходовалась не
полностью с целью создания неучтенных излишков для последующей реализации и

обращения в свою пользу денежных средств.
Осужденные по делу по существу не оспаривали этих обстоятельств,
признав, что им было известно о наличии на судах неучтенной мороженой икры
минтая, которая предназначалась для реализации за наличные в тайне от АО
"Океанрыбфлот", что и было фактически осуществлено.
Со ссылкой в жалобе на ст.712 ГК РФ, которая якобы давала право
экипажам промысловых судов на побочные заработки за счет использования
средств и имущества АО "Океанрыбфлот", также нельзя согласиться, поскольку
удовлетворение требований судоэкипажей (если бы таковые действительно
предъявлялись) за счет удерживаемого (но не похищаемого) имущества
безусловно предполагало осведомленность об этом АО "Океанрыбфлот", чего в

действительности не было и, как уже отмечалось, противоправные действия
(неполное оприходование выпускаемой продукции, создание неучтенных излишков

икры минтая, умышленное невнесение в судовые журналы сведений о фактах
швартовки судов и перегруза похищаемой рыбопродукции, а также ее
реализация)
совершались в обход и втайне от акционеров и руководства указанного АО.
При таких данных оснований к пересмотру в порядке надзора состоявшихся
по делу судебных решений не имеется.

Кого сегодня слушает Верховный суд РФ

В нашей стране правом толковать законы и давать разъяснения по вопросам
применения их в судебной практике обладают Верховный Суд РФ в лице его
Президиума или Пленума согласно Конституции РФ, Закону РФ о судебной
системе, а также давней традиции. Хотя формально нижестоящие суды могут
этим
рекомендациям и не подчиняться, но они при этом должны считаться с тем, что

их решения будут отменены в вышестоящей судебной инстанции.
Президиум Верховного Суда РФ выносит такое решение, как правило, в виде
надзорного постановления по какому-либо конкретному делу. Поскольку такое
решение никем не может быть оспорено (случаи обжалования в Конституционный
или Европейский Суды мы не учитываем, потому что их решения касаются лишь
дел, где обнаруживаются нарушения Конституции РФ или неисполнение
международных обязательных установлений), оно будет образцом для всех
остальных судов.
Постановления и разъяснения пленумов Верховного Суда РФ носят общий
нормативный характер и готовятся как обобщение судебной практики и
рекомендации Научно-практического совета при Верховном Суде РФ. Но и в том,

и в другом случае решения принимаются довольно узким составом судей -
членов
Президиума или Пленума Верховного Суда РФ. Причем эти решения или
толкования
будут действовать до тех пор, пока сами же члены Пленума или Президиума
Верховного Суда РФ их не отменят. Получается, что законы меняются гораздо
чаще и радикальней, чем их толкования судами, и столь же медленно меняется
сама судебная практика, т.е. реальные судебные решения.
Надо учесть еще одно важное обстоятельство. Чтобы ни считали сами члены
судебной коллегии Верховного суда РФ по делу капитанов, они не могут
выносить решение, опираясь лишь на свое понимание, без учета сложившейся
традиции разрешения таких дел в судейском корпусе. А по аналогичным делам
она сложилась уже давно (со времен социализма) и прочно: "цеховиков" и
"леваков" надо карать очень строго. Изменить эту традицию может только
президиум Верховного суда РФ, но и он в свою очередь пойдет на такое
решение, только если с ним будет согласно все его собственное окружение и
не
только среди судей, но и в среде исполнительной, законодательной и всякой
иной власти, т.е. когда в этой властной среде (старое название -
номенклатура) не будет создано общее мнение (консенсус) о необходимости
иначе разрешать такого рода дела. Попытка принять судебное решение вопреки
общему мнению (которое даже не зарегистрировано в каких-либо официальных
документах) приведет к жестким санкциям: само решение будет изменено, а
"виновные" рано или поздно будут изгнаны из власти как неумеющие или
нежелающие считаться с коллегами.
Знающие люди находят немало профессиональных преимуществ в таком
взвешенном способе решений. Но понятен его основной порок: решение
принимается во имя интересов властвующей элиты, а не волей и интересами
граждан... И если сегодня бывшие директора и "новые русские" составляют
основу экономической, а может, и политической власти в стране, то какого
еще
решения по делу камчатских капитанов и иным делам нам приходится ожидать?
Знающие люди так и уверяют: изменения судебной практики по нашим делам в
ближайшие годы не предвидятся.
Но позвольте: если будут продолжать сажать и притеснять инициативных
производственников, если будут продолжать судить по традициям и интересам
номенклатуры, а не народа, то не надо обманывать себя и других сказками о
демократии. Тогда мы и вправду олигархичнее и застойнее коммунистического
Китая. По крайней мере сегодня.
Выход из тупика: широкое распространение судов присяжных, независимых
от мнений любой номенклатуры. Надо добиться выполнения конституционного
права каждого подсудимого на суд присяжных по самому спорному делу. И их
решения должны считаться прецедентами для профессиональных судов, образцами

народной совести. Когда граждане смогут этого добиться, судебная власть
будет вырвана из-под всевластия мнений номенклатуры, что станет началом ее
ухода из иных видов власти, концом номенклатурного абсолютизма.
Глупо надеяться, что нынешняя элита и ее юристы добровольно отдадут
свою бесконтрольную власть судам присяжных. Их к этому можно только
принудить. Сейчас же правозащитники обязаны не уставать твердить Верховному

Суду РФ правду - на его языке и по его правилам, пока нелогичность,
несправедливость и даже антинароднос ть его решений не станут очевидными
для
всех.

О Постановлении Верховного суда СССР 25.06.1976 г. как основании
обвинений частных предпринимателей и "леваков" в хищении

В своих жалобах по такого рода делам я неоднократно ссылался на текст
ст.153 УК РСФСР, согласно которой неразрешенная частнопредпринимательская
деятельность (ЧПД) на государственных (и иных) предприятиях (с получением
"левых" доходов) считалась особым уголовным преступлением, значительно
менее
тяжелым, чем хищение, а с конца 1991 года, когда эта статья была отменена
законодателем, ЧПД должна быть декриминализирована.
Этот довод судьи всегда отвергали молча, безмотивно. И только
дружественно настроенные юристы в личных беседах мне говорили: есть у судов

основание приравнивать "левую" работу к хищению, и этим основанием является

доныне действующее постановление Верховного Суда СССР 25.06.1976 г.
"Частнопредпринимательская деятельность (ст.153 УК РСФСР) нередко
сопровождается хищением социалистического имущества (например, путем
присвоения неучтенной продукции, изготовленной из похищенного сырья и
материалов). Пленум Верховного Суда СССР от 25.06.1976 г. разъяснил, что
если частнопредпринимательская деятельность связана с незаконным,
безвозмездным изъятием в корыстных целях сырья и материалов, принадлежащих
государственным или общественным организациям, а также денежных средств,

такие действия следует квалифицировать по совокупности, как
частнопредпринимательская деятельность и хищение государственного или
общественного имущества" ("Комментарии к УК РСФСР", М. Юриздат, 1984 г.,
с.303)
"Хитрость" этого текста дошла до меня далеко не сразу. Внешне он
выглядит логичным: если в процессе ЧПД на госпредприятиях похищаются сырье
и
деньги, то судить виновных надо по совокупности этих преступлений. Но на
деле именно этот документ увязал ЧПД и хищение неразрывно, без всякого
"если", так что и ныне ЧПД на чужих предприятиях трактуется как хищение
С моей точки зрения, постановление ВС СССР от 25.06.1976 г. в этой
части есть преступная подтасовка ("юридическое мошенничество"), изменившая
коренным образом всю судебную практику по делам о частном
предпринимательстве еще в 1976 году, задолго до формальной отмены ст.153 УК

РСФСР и повлекшая за собой тяжелейшие последствия (увеличение сроков
лишения
свободы для множества "цеховиков" и "леваков").

Рассмотрим аргументы против вышеуказанного постановления ВС СССР.
Оно представляется несправедливым прежде всего потому, что исходит из
неверного допущения, что если "неучтенная продукция изготавливалась из
похищенного сырья и материалов", то она вся должна считаться похищенной.
Ведь помимо чужих материалов в стоимость неучтенной продукции входят и иные

компоненты: оплаченное сырье, труд дополнительно привлеченных рабочих,
предпринимательская прибыль и т.д. Объявление всех этих "хороших
компонентов" преступными только на том основании, что они оказались в
связке
с похищенными (чужими) расходными материалами, неправомерно. В такой
ситуации похищенными должны считаться только действительно похищенные
материалы и не больше.
Несправедливым оказывается также упомянутое в постановлении приравнение
к хищению "незаконного, безвозмездного изъятия в корыстных целях сырья и
материалов, принадлежащих государственным или общественным организациям".
Ныне действующее понятие хищения (см. примечание к ст.158 УК РФ) считает
необходимым его признаком причинение прямого ущерба владельцу присвоенного
имущества. Как раз в практике "левого" производства неучтенной продукции
были очень часты ситуации, когда использовалось списанное или сэкономленное

государственное (колхозное) сырье, когда отчуждение от государства
формально
принадлежащей ему собственности не причиняло государству вреда.
Игнорирование в постановлении этого признака как раз и приводит к
неправомерному отождествлению частнопредпринимательской деятельности и
хищения.
На практике суды отождествляют ЧПД с хищением еще более расширенно, чем
это определено в обсуждаемом постановлении, например, игнорируя признак
незаконного изъятия в корыстных целях сырья и материалов, как это произошло

в деле рыбаков.

Возрождение рабовладельческих отношений

Приговор Камчатского облсуда, строго говоря, основан уже не на логике
отождествления неразрешенной частнопредпринимательской деятельности на
чужом
судне (предприятии) и хищения, а на тезисе о том, что согласно служебным
обязанностям капитанам якобы вверялась вся изготовленная рыбаками продукция

(законная или незаконная - все равно, а присвоение любой ее части (даже
незаконной) является хищением вверенного им имущества.
Но ведь нельзя вверить капитанам имущество, которого до момента
"вверения" и не было, производство которого (самозаготовка) было
категорически запрещено. Ведь реально перед выходом в море капитанам могли
вверить только само судно и все находящееся на нем имущество, но не
рыбопродукцию, которую еще только предстояло произвести, передать в
собственность АО, прежде чем руководство АО могло бы эту продукцию кому-то
вверить. Получается, что причина меняется со следствием, и время течет
вспять.
Тем не менее суд утвердил именно эту обратную логику и тем самым
согласился с претензией руководства АО обладать всеми результатами работы и

жизнедеятельности экипажей вне зависимости от заключенных с ними договоров
и
условий, а также утвердив требование руководства АО к капитанам
осуществлять
тотальный контроль и кары.
Несколько утрируя, можно представить себе ситуацию, когда руководство
АО возбудит уголовное дело против капитанов за продажу членами экипажей
своих стихотворений или статей в иностранной прессе поскольку они были
написаны на судне АО с использованием освещения, воды, питания и т.п., а

также на основании убеждения руководства АО, что все произведенное членами
экипажей, пока они находились на судне, принадлежит ему. Получается что
работники территории АО не свободные люди, а только подчиненные,
фактически - наемные рабы.
Нечего и говорить, что такая рабовладельческая логика в корне
противоречит логике договорных отношений, в которых только и могут
находиться свободные граждане. Даже если представить, что был добровольно
заключен между рыбаками и руководством АО договор, по которому первые
обязывались быть в рабском положении, гражданский суд при реальном
рассмотрении условий выполнения такого договора должен был бы признать его
ничтожность в связи с невозможностью иметь, с одной стороны, строго
ограниченные обязанности у АО, а с другой стороны - неограниченные
обязанности у нанятого работника.
Конечно, официальные отношения судоэкипажей и руководства АО были
иными. Камчатский облсуд говорит о договоре подряда. Как известно,
отношения
сторон в договоре подряда достаточно подробно регулируются новым
гражданским
законодательством. Кроме того, как считает известный юрист к.ю.н. Пашин
С.А., в данном деле есть основания считать договор подряда формой трудовых
отношений. Ниже мы рассмотрим оба варианта.

Вариант гражданских отношений АО и судоэкипажей

В приговоре описан круг обязанностей каждой из сторон в упомянутом
договоре подряда. Судоэкипажи были обязаны выловить рыбу и изготовить
готовую рыбопродукцию, АО обеспечивало их за это судами, промысловым и
технологическим вооружением, расходными материалами, а также оплачивало их
труд, исходя из количества, качества выпущенной рыбопродукции с учетом
своих
расходов. Конечно, эти обязанности конкретизировались, с одной стороны -
плановыми заданиями, а с другой стороны - нормами расхода материалов,
износа
оборудования, ставками заработной платы и т.п. Согласно ч.1 ст.702 ГК РФ по

договору подряда одна его сторона (подрядчик- судоэкипаж) обязуется
выполнить по заданию другой стороны (заказчика -АО) определенную работу и
сдать ее результаты заказчику, а заказчик обязуется принять результат
работы
и оплатить его".
Таким образом, АО "Океанрыбфлот" по договору подряда могло приобрести в
свою собственность лишь те результаты работы, которые ему сдавали
судоэкипажи в порядке выполнения своих обязательств и были соответствующим
образом учтены и оприходованы. Если бы экипажи за весь рейс и по
собственной
вине не сдали бы АО ни килограмма рыбопродукции или всю ее до оприходования

вывалили за борт (что нечасто, но бывало), они бы только лишились зарплаты

или в худшем случае их в гражданском порядке обязали бы возместить АО ущерб

за износ судна. А вот если бы они присвоили или противоправно уничтожили
уже
оприходованную АО продукцию, их можно было бы обвинить в хищении или
уничтожении имущества, которое для них уже стало чужим.
Таким образом, обвинение капитанов и их помощников в хищении неучтенной
рыбопродукции, как вверенного им имущества АО, не основано ни на смысле
договора подряда, ни на законе. Утверждение суда о том, что капитанам и их
помощникам в силу служебных обязанностей вверялась вся выпущенная экипажами

рыбопродукция, убежден, просто не может соответствовать закону. Даже если в

служебных инструкциях капитанов и содержится такое требование, его нельзя
принимать во внимание, поскольку оно противоречит законодательству о
договорах подряда и потому законной силы не имеет.
Каков же тогда правовой статус рыбопродукции, произведенной экипажами
сверхплановых заданий для себя, фактически вне рамок заключенных договоров,

но с использованием оборудования АО? Или проще: чьей собственностью
является
эта продукция?
Ст.136 ГК РФ отвечает на этот вопрос так: "Поступления, полученные в
результате использования имущества (плоды, продукция, доходы), принадлежат
лицу, использующему это имущество на законном основании, если иное не
предусмотрено законом, иными правовыми актами или договором об
использовании
этого имущества".
В рассматриваемом деле судоэкипажи использовали имущество АО на

законном основании по договору и выполнили все условия этого договора о
передаче АО заказанной им рыбопродукции. Следовательно, остальная часть
новой продукции должна принадлежать экипажам за вычетом ущерба, который был

причинен владельцу использованием этого имущества. Но даже если владелец с
этим несогласен, его претензии должны рассматриваться гражданским судом по
делу о ненадлежащем исполнении условий договора подряда. Потому в приговоре

по делу камчатских капитанов не основаны на законе утверждения об ущербе АО

до соответствующего разрешения такой жалобы АО в гражданском суде.
Согласно ст.712 ГК РФ "при неисполнении заказчиком обязанности уплатить
суммы, причитающиеся подрядчику в связи с выполнением договора подряда,
подрядчик имеет право на удержание в соответствии со ст.359 и 360 ГК РФ
результата работ, а также принадлежащих заказчику оборудования, переданной
для переработки (обработки) вещи, остатка неиспользованного материала и
другого оказавшегося у него имущества заказчика до уплаты им
соответствующих
сумм."
Поскольку в деле имеются сведения о том, что руководство АО в 1993 году
не исполняло должным образом свои обязанности, экипажи имели право не
только
на побочные заработки ради выживания, но могли удерживать из уже переданной

АО рыбопродукции или даже иного имущества АО стоимость в размере
причитающейся им зарплаты и иных обусловленных договором сумм. В принципе
они имели право продать само судно за свою зарплату...
К сожалению, Камчатский облсуд принял иную позицию, осудив не
руководство АО, не исполнявшего свои обязанности по договору, а судоэкипажи

в лице их капитанов, которые свои плановые обязанности перед АО выполняли
полностью, причем осудили не в гражданском, а в уголовном порядке.
Производство и присвоение экипажами неучтенной рыбопродукции нельзя
признать хищением и по такому основанию, что произведена она была членами
экипажей во вневахтенное время и благодаря дополнительно вложенному ими
труду. Оплату экипажи получали только за сданную плановую продукцию, а
самозаготовленная продукция, естественно, не оплачивалась, поскольку для АО

она была чужой.
Вариант трудового конфликта

Другим серьезным доводом защиты является утверждение, что данное дело
является на деле трудовым конфликтом и должно рассматриваться именно таким
образом, поскольку судоэкипажи с гендирекцией АО состояли не в гражданских,

а в трудовых отношениях.

Однако и при таком варианте рассмотрения дела в суде победа окажется на
стороне рыбаков, поскольку у АО невыполненных обязательств много больше.
Что касается причиненного предприятию ущерба, то ст.118 Кодекса закона
о труде регулирует этот вопрос следующим образом:
" Материальная ответственность за ущерб, причиненный предприятию,
учреждению, организации при исполнении трудовых обязанностей, возлагается
на
рабочего или служащего при условии, если ущерб причинен по его вине. Эта
ответственность, как правило, ограничивается определенной частью заработка.

При определении размера ущерба учитывается только прямой действительный
ущерб, неполученные доходы не учитываются."
Таким образом, КЗоТ ограничивает право предприятия на возмещение
виновным работником причиненного прямого ущерба только частью одного
месячного заработка и при этом не может быть и речи о возмещении, например,

"неполученных доходов", не говоря уже о неполучении каких-то
незапланированных доходов, как в деле капитанов. Законодатель, видимо,
полагал, что, с одной стороны, этот ущерб во многом возмещается той
прибылью, которую работник приносит предприятию своим трудом, а с другой
стороны, у предприятия есть другие рычаги для воздействия на "вредящего
работника" (например, простое увольнение).
Вместе с тем ч.1 ст.121 КЗоТ РСФСР устанавливает, что когда ущерб
причинен действиями работника, содержащего признаки деяний, преследуемых в
уголовном порядке, он несет полную материальную ответственность за
причиненный предприятию ущерб. Естественно, что сам КЗоТ эти признаки
уголовных деяний не устанавливает, отсылая нас к уголовному закону.
В действиях камчатских капитанов отсутствуют признаки хищения, но
именно за хищение они осуждены, потому что именно так на них посмотрел
гендиректор АО, а за ним и российские судьи.
Таким образом, если ст.118 КЗоТ защищает работника от разорения при
необходимости выплат предприятию компенсации причиненного ущерба, то ст.121

полностью отдает работника на растерзание и лишение свободы руководителю
предприятия и правоохранительным органам, как только они захотят усмотреть
в

их действиях признаки уголовных деяний. Наличие такой колоссальной разницы
между возможными последствиями от причиненного работодателю ущерба дает ему

большие возможности для произвола.
Представляется, что ч.1 ст.121 КЗоТ должна быть устранена, поскольку на
деле она есть часть уголовного закона, которому нет месте в Законе о труде.

Гораздо правильнее включить в КЗоТ более детально проработанные нормы о
материальной ответственности работников за причинение предприятию ущерба
при
"левой" работе и тем более при присвоении части изготовленной ими же
продукции или материалов. Несправедливо такие присвоения считать рядовым
хищением чужого имущества. Ведь продукция была результатом труда работника,

он был волен в ее уничтожении или созидании.
Правильнее считать такие присвоения нарушениями условий трудового
договора, представляя предприятию возможность разорвать договор, уволить

виновного, истребовав от него всю необходимую и возможную компенсацию.
Такой порядок в наших условиях более справедлив, ибо отсечет от
руководителей предприятий соблазн уголовных расправ над своими же
работниками, позволит с меньшими жертвами разрешать подобные конфликты и
находить взаимоприемлемые решения, не закрепощая работников, не загоняя их
в
тень левачества и оздоравливая предприятия.

Послесловие

Право работника на произведенную им продукцию как на свою собственность
повторяет выработанный еще в феодальной Европе принцип: "Вассал моего
вассала - не мой вассал" (или в близком нам переложении: "Продукт моего
подчиненного - не мой продукт"), что означало "вассал" подчинен мне только
в
строго определенных рамках договора, а вне его мы оба свободные люди.
Понятно, что по отношению к рабовладению этот средневековый принцип
знаменовал огромный прогресс. Печально, что нам еще нужно дорасти до него.
Конечно, для иных предпринимателей отождествление работника с частью
производственного механизма кажется более технологичным и прогрессивным,
чем
более сложный для управления принцип соподчинения свободных людей в
договорных отношениях. Но отказ от него чреват ослаблением и так слабых
гражданских отношений. Еще трагичнее превращение гражданских или трудовых

отношений между работниками и хозяевами в уголовные дела.
Самое печальное, на мой взгляд, заключается в тенденции. Если в
дореволюционной России принцип гражданских отношений между работодателями и

работниками просто не ставился под сомнение, а про левачество никто и не
слышал, в советское время инициативная работа на себя стала преследоваться
как обман государства, а потом как уголовно наказуемая ЧПД. Теперь же ее
расценивают как тяжкое хищение. За годы "демократии" в этом вопросе мы не

только не восстановили досоветские гражданские отношения, но усугубили
отказ
от них. Спор по делу камчатских капитанов в Верховном Суде РФ завершился
нашим поражением. Обвинение рыбаков в хищении оставлено в силе. Убежден,
это
касается всех.

Глава 5. Наценки и подношения (без знания деталей
присяжные не смогут решать по совести)
Вторым по значимости видом преступлений, в которых традиционно обвиняли
осужденных при социализме хозяйственников, являются взятки и иные
должностные преступления. Осужденные по этим статьям УК составляли не менее

четверти наших подзащитных.
При социализме хозяйственных руководителей можно было сажать и даже
расстреливать не за экономические, а за должностные (властные)
преступления.
В огосударствленной экономике руководители предприятий и иных экономических

организаций считались государственными должностными лицами и находились в
двусмысленном положении. Как субъекты экономики они были обязаны добиваться

максимальной эффективности и прибыльности своих подразделений на реальном
(частью "теневом") рынке и потому постоянно идти на неучтенные,
незапланированные операции, а как должностные лица они должны были не иметь

касательства к "теневым" деньгам и ценностям.
Опыт истории говорит: быть одновременно торговцем и судьей (т.е. лицом
с властными полномочиями) нельзя. Плохо всем, если судьи торгуют своими
решениями, но также плохо всем, если права торговцев "урезают", положив им
оклад и запретив свободное распоряжение ценностями.
Но как раз такая "логическая и нравственная невозможность" была
провозглашена и осуществлялась в нашей стране совсем недавно, что приводило

к "заведомой преступности" всех хозяйственников и, как следствие, к
абсолютной зависимости их от власть имущих, поскольку те могли расправиться

практически с любым из хозяйственников как со взяточником...
Конечно, "оформить" могли и за хищение, но для этого нужно было долго
разбираться в деятельности предприятия, его отчетности, доказывать
причиненный ущерб. Обвинение же во взятке давалось следователям проще:
ущерба доказывать не надо, достаточно свидетельских показаний о том, что
руководитель взял частным образом деньги. Как мне рассказывал в бутырской
камере начальник цеха Московского ювелирного завода: "Чтобы посадить любого

из нашего брата, достаточно найти двух недовольных мастеров, один из
которых
попросит у тебя в долг до зарплаты, потом при втором отдаст взятые деньги,
а
в заявлении напишет, что давал начальнику взятку в присутствии
такого-то..." И
такой нехитрой лжи бывало вполне достаточно, чтобы посадить на долгие годы.

Но чаще следствию и не надо было идти на столь откровенную
фальсификацию, достаточно было установить только несколько фактов негласной

передачи хозяйственнику денег или иных ценностей, что было неизбежно при
"теневых" операциях любого успешного предприятия, и для суда больше ничего
не требовалось, чтобы посадить или даже расстрелять, как бы ни вопил сам
подсудимый: "Что я сделал?"

История вопроса о взятках

История взятки как преступления восходит к древнейшим временам
возникновения государства и существования целого слоя людей, которым другие

как бы поручали власть над собой ради упорядочения общей жизни. Уместно
привести сравнение с движением машин на дорогах. Пока последних мало,
дороги
пустынны, а скорости невелики, никакой нужды в особых правилах и тем более
в
работниках ГАИ не имеется. Встречные самостоятельно расходятся даже на
узких
участках дорог. Как только число прохожих и автомобилей, их скорости
вырастают, необходимость правил и специальных людей, которые бы следили за
их неукоснительным соблюдением, становится очевидной для всех - иначе на
дорогах царили бы хаос и смерть. Но тут же возникает и вечная проблема
поборов (взяток) ГАИ на дорогах, которую надо вечно же решать. И, не дай
Бог, если ее захотят решать, например, распятием гаишников за взятки. Мы
тут
же останемся без них, но с хаосом на дорогах.
"Еще в Моисеевом законодательстве предусмотрено принятие взятки
судьями. В исторических памятниках сохранились указания на чрезвычайную
строгость, с которой относились к этому преступлению древние
законодательства. Геродот сообщает, что персидский царь Камбиз казнил
смертью одного подкупного судью и снятой с казненного кожей велел покрыть
судейское кресло. Дарий распял другого судью, оказавшегося виновным в
получении подкупа. В законах XII таблиц в Риме установлена смертная казнь
за
принятые судьей взятки. Несмотря на столь строгое отношение к
взяточничеству, последнее было в Риме явлением весьма распространенным"
"Энциклопедический словарь" Брокгауза и Ефрона,
С.-Пб., 1894 г., т. 6, с. 214

Обратим сразу внимание на то, сколь строгие наказания за взятки были
свойственны древним деспотиям и империям, но они не приводили к искоренению

этого зла, а напротив, даже как бы увеличивали его распространенность и в
конечном счете вели к гибели великие и могучие державы. Лекарство очищения
госаппарата от коррупции усилением наказаний за взятки оказывалось само
несущим смерть. Успех же в борьбе со взятками сопутствует только там, где
приходят к пониманию, что невозможно искоренить болезнь целиком, ибо все
чиновники и судьи - люди, что излечение возможно только на путях
совершенствования самой власти, максимального ограничения ее функций и
углубления степени отбора непадких служащих (должностных лиц). И надо
признать, что к такому пониманию люди приходили еще в древности.
"Так, 2500 лет назад главный министр индийского императора Каутилья,
перечисляя в книге "Артхашастра" десятки видов чиновничьего казнокрадства и

поборов, с поистине браминским спокойствием заключил: "Как невозможно не
попробовать вкус меда или отравы, если они находятся у тебя на кончике
языка, так же для чиновника невозможно не откусить хотя бы немного от
царских доходов. Как о рыбе, плывущей под водой нельзя сказать, что она
пьет
воду, так и о правительственном чиновнике нельзя сказать, что он берет себе

деньги. Можно понять поведение птиц, летящих высоко в небе, но невозможно
понять скрытые цели поведения правительственных чиновников"
(процитировано по книге
А.В. Оболонского "Бюрократия и государство", М., 1996 г.)

Уже в средние века в европейских государствах на развалинах Римской
империи виновные в получении взяток подвергались лишь штрафам и отрешению
от
должности, и только если получение взятки сопровождалось серьезным ущербом
для службы, виновные подлежали ссылке или даже тюремному заключению.
Частные
же лица (взяткодатели) подлежали ответственности, как правило, только за
подкуп судей, шеффенов, присяжных заседателей или, как в Англии, за подкуп
избирателей, и лишь первому российскому императору Петру 1 пришла в голову
последующая "советская" идея уравнять взяткодателей и взяткополучателей
смертной казнью и конфискацией имущества. Различие же чиновников,
воспитанных европейской традицией "мягкости и ограниченности их полномочий"

и воспитанных российской традицией "жестокости и всевластности", каждый из
нас видит воочию сам.
Впрочем, как уже говорилось выше, советская власть пошла на гораздо
большее и глубокое расширение репрессий частных лиц за взятки, чем все
цари,
вместе взятые. Для этого достаточно сравнить до и послереволюционные
определения должностных лиц и преступлений.
"Взяточничество есть специально-должностное преступление; субъектом его
может быть только должностное лицо, безразлично какого ведомства. Оно
заключается в получении имущественной выгоды от частных лиц за действие или

бездействие в пределах служебной компетенции служебного лица. Субъектом
этого преступления не могут быть частные лица, хотя бы те действия, за
которые получена выгода, по своему роду относились к таким, которые
обыкновенно входят в сферу деятельности должностных лиц... С другой
стороны,
не будет состава преступления, если должностное лицо получит незаконную
выгоду за действия, лежащие вовсе вне сферы его ведомства. Под должностным

лицом, могущим быть субъектом взяточничества, следует понимать не только
лицо, состоящее на государственной службе, но и состоящее на службе
общественной, выборной, не только лицо, занимающее постоянную должность, но

и исполняющее временно возложенные на него государственной или общественной

властью официальные обязанности" (например присяжные.)
"Энциклопедический словарь" Брокгауза и Ефрона,
С.-Пб., 1894 г., т. 6, с. 213

"Под должностными лицами понимаются лица, постоянно или временно
осуществляющие функции представителей власти, а также занимающие постоянно
или временно в государственных или общественных учреждениях, организациях
или на предприятиях должности, связанные с выполнением организационно-
распорядительных или административно-хозяйственных обязанностей в указанных

учреждениях, организациях и на предприятиях по специальному полномочию".

(Из примечания к ст.170 УК РСФСР, М.,1995 г.)

Необходимость возвращения уголовного закона к дореволюционному
пониманию субъекта должностных преступлений была осознана в начале работы
ОЗОХиЭС.
Для характеристики времени позволю себе привести текст моей записки
1991 г. Похмелкину А.В., тогда ведущему методисту Ген-прокуратуры СССР.
"Дорогой Андрей! Может, тебе пригодится нижеизложенное:
Возможны ли неподкупные судьи? Наверное, да, хотя бы в принципе, раз мы
живы. В своих решениях они обязаны ориентироваться только на
общечеловеческие ценности. Судье или Законодателю надо быть верными
интересам целого, но не частной выгоде.
Возможны ли неподкупные торговцы или преобразователи?
Наверное, нет, потому что если они не будут руководствоваться
экономическими целями максимизации прибыли, эффекта, то тогда зачем они
нужны? Они не смогут выполнять свое основное предназначение оптимизации
трудовых усилий общества, они перестанут быть торговцами и
предпринимателями.
Предприниматель и торговец, которые не руководствуются соображениями
частной или даже личной выгоды, которых нельзя в этом смысле "подкупить" -
это нонсенс, моральный урод, возможный лишь в сказках про бестоварный
социализм. Предъявление экономическим деятелям уголовных обвинений во
взятках равносильно запрету свободной экономической деятельности ради
сохранения тоталитарного характера нашей экономики. Трагическое заблуждение

перестройки.
Если бы с самого начала перестройка пошла не по пути ускоренного слома
плановой экономики, а легализации уже существовавшей тогда теневой
экономики

и ее ускоренного развития на легальном рынке, она бы сопровождалась
удвоением результатов. На деле же развитие пошло по-иному: наряду с
расформированием плановой системы под флагом ее рационализации бравые
правоохранители с еще большим ожесточением давят и загоняют в тень
свободную
рыночную экономику. А в результате продукция страны не удваивается, а
уполовинивается. Не хотели "теневиков", получают ноль... А что дальше?
О природе взятки как преступлении и о недопустимости ее вменения
участникам рыночных (договорных, равноправных) отношений.
1. Если считать права и свободы человека естественной и неотчуждаемой
ценностью (конечно, в пределах, когда они не нарушают права и свободы
других
людей и их ассоциаций), а право свободно передавать и получать деньги и
любые иные материальные ценности - существенной частью экономической
свободы
личности, то ограничение этого права или тем более его прямой запрет,
должно
быть тщательно обосновано общественной необходимостью. Ведь распространение

такого запрета сверх необходимого предела может мигом превратить свободное
общество в тоталитарное скопище якобы преступников, потому что обойтись
людям без обмена деньгами и ценностями еще нигде и никогда не удавалось

(даже в полпотовской Кампучии). Поэтому положение о неприменимости понятия
взятки к обычному частному собственнику, участнику рыночных договорных
отношений надо считать первым тезисом темы, аксиомой.
2. С этой же точки зрения экономическая свобода человека может быть
ограничена только, когда он сам ее ограничил и на рынке стал выступать не
самостоятельно, а в качестве представителя какой-то организации или даже
государства, т.е. когда он сам, добровольно и гласно отказывается от своих
суверенных прав и свобод, ради отстаивания прав и интересов нанявшего или
избравшего его "юридического лица" (организации). Это могут быть и наемный
менеджер, и избранный обществом депутат, шериф, судья, президент...
Но если человек, приняв на себя такие обязанности, на деле будет больше
решать свои частные задачи, то ущерб могут претерпеть гораздо более важные
и
масштабные интересы организации или даже всего общества. Так, если
представитель какой-то фирмы, позарившись на подарок от конкурентов, снизит

свою деловую активность, а в результате победу одержит не лучший товар, то
от этого станет плохо обществу в целом, а преданная фирма вообще может
погибнуть. От такого подкупа и измены фирма должна быть защищена. Поэтому
мой первый вывод: если понятие преступной взятки неприменимо к участникам
равноправных отношений на рынке, то в отношении представителей юридических
лиц такое понятие (его, правда, чаще называют коммерческим подкупом) уже
имеет смысл концентрированного выражения злоупотребления доверием, измены.
3. Но этот вывод нельзя отождествлять с тезисом о необходимости всех
представителей частных организаций привлекать к уголовной ответственности
за
коммерческий подкуп. В большинстве западных стран даже нет такого
уголовного
состава, а преданные фирмы предпочитают наказывать своих "предателей и

подкупленных" такими действенными мерами, как увольнения и публичная
огласка, а не обращаться в уголовный суд и не пускать государственные
органы
в свои "семейные дела". Супружеская измена ведь тоже большое зло, но, слава

Богу, сегодня никому не приходит в голову вмешивать чужие "органы" в свою
личную жизнь.
Итак, во-первых, понятие коммерческого подкупа не должно относиться к
уголовному праву, а во-вторых, понятие взятки вообще неприменимо к
хозяйственникам, участникам рыночных отношений.
4. Другое дело избранные или назначенные представители государственных
органов. Поскольку государство решает очень ответственные,
внеэкономические,
можно сказать, сверхрыночные задачи, связанные не только с гигантскими
суммами, но с жизнями людей, безопасностью страны, то и мера наказания за
взятку как за измену может посуроветь до уголовного наказания лишением
свободы. Именно громадность государственных задач, их как бы запредельный
для экономики характер диктует уголовное наказание для наказания служителей

государства, соблазнившихся преследовать свои частные интересы за счет
интересов общих. Таким образом, обвинение во взятках должно предъявляться,
на мой взгляд, только представителям государственного управления и

правоприменительной системы, к тем, кто обладают существенными властными
полномочиями судить, карать, миловать, распределять общие средства...
5. К сожалению, эту ясную схему нелегко применять в нашей стране, где
практически все люди имеют статус государственных работников, все
руководители, даже самые маленькие считаются должностными лицами, так что
практически за взятки можно судить любого, кто взял какие-либо частные
деньги. Вот лишь два примера из нашей правозащитной практики: к 8 годам
лишения свободы как минимальному наказанию за взятки осудили заведующую
маленьким магазином, как только она продала пару детских колясок не по
государственной, а рыночной цене, и кладбищенского рабочего, как только его

временно назвали смотрителем, а он продолжил рытье могил за "левую" плату.
Такое применение уголовных кар логично с точки зрения тоталитарного
государства, считающего, что на экономическую деятельность право имеет
только оно само, а стихийные обменные отношения надо запрещать как вид
спекуляции, коррупции, контрреволюции (примерно так называлась первая ВЧК -

"Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией,
саботажем,
спекуляцией и коррупцией"). Но такое применение кар за взятки нетерпимо в
государстве, которое стремится уйти от тоталитарной экономики и освободить
рыночные отношения, стихийно складывавшиеся внутри госсектора и позволявшие

стране выжить. Не секрет, что репрессии за взятки часто носили выборочный,
компанейский характер по разрешению и благословению партийных органов и тем

самым служили (и служат до сих пор) оружием государственных монополистов
против потенциальных конкурентов.
6. За десятилетия тоталитаризма была создана мощная машина
репрессирования стихийных рыночных отношений с помощью квалификации их как
хищения, взятки, спекуляции, иные уголовные преступления. Сегодня эта
машина
и не думает сворачивать свои функции, а напротив, добивается
распространения
сферы своего контроля и подавления на все существующие в стране виды
собственности, включая частную, кооперативную, даже иностранную.
Фактическим
порождением, "теневым" до зеркальности отражением этой системы
государственного подавления рыночной конкуренции служит развивающаяся
система уголовного рэкета, уголовного контроля и подавления все той же
рыночной свободы. Вспоминается, как описывал в свое время Солженицын А.И.
ситуацию России 1906 г.: "Слева - красная сотня, справа - черная сотня, а
между ними - производителю не выжить, разнесут, раздавят..." Неужели и это
повторится?
Сужение круга должностных лиц, ответственных за взятки за счет
исключения из него любых участников договорных, рыночных операций мне
кажется необходимым. Надо законодательно пересмотреть определение
должностного лица в примечании к ст.170 УК, исключив из него лиц,
исполняющих "организационно-распорядительные и
административно-хозяйственные
функции" и оставив только лиц, обладающих "властными полномочиями".
7. А до принятия же законодательных изменений необходимо в надзорном
порядке пересматривать приговоры с обвинениями хозяйственников во взятках,
выводя из-под уголовных кар действия, не представляющие угрозы обществу.
Прежде всего надо оспаривать квалификацию "теневых" финансовых отношений
как
взяток, выявляя их истинное содержание: скрытое распределение
частнопредпринимательской прибыли, фондируемых материалов, продуктов, услуг

и т.п.
Но где надо провести грань между "теневыми" рыночными операциями
хозяйственников, вынужденно находящихся на государственной службе, и
операциями настоящих чиновников государственного управления в сфере
экономики, к которым понятие взятки должно применяться?
Вопрос очень спорный, но рискну предложить для начала обсуждения
следующее: обвинения во взятках уместны, например, против налоговых
инспекторов, иных государственных контролеров над экономикой, против
работников учреждений, занятых распределением государственных средств,
пособий и привилегий, а в будущем и тех, кто будет распределять выгодные
правительственные заказы.
Но этим и ограничиваются необходимые функции государства в экономике.
Если же оно надумает само участвовать на рынке как собственник предприятий,

то и должно подчиняться общим рыночным правилам, считая работников этих
предприятий не должностными лицами, а обычными гражданскими людьми,
рыночные
действия которых не могут считаться должностными преступлениями.
18.05.1991 г."
Думаю, подобных по содержанию записок было немало, потому что хотя
широких дискуссий в печати не наблюдалось, но законодательство и судебная
практика в России 90-х годов двигалась все же в русле отказа от
"соцзаконности". Во всяком случае уже в конце 1991 г. законодатели
устранили
смертную казнь не только за "хищения" и "валюту", но и за "взятки".
С 1992 г. началось акционирование промышленности и преобразование
государственных предприятий в частные, что дало почву для оспаривания
осуждений хозяйственников за взятки и иные должностные преступления: ведь
примечание к ст.170 УК РСФСР в понятие должностного лица включало только
руководителей государственных (и колхозных) предприятий и учреждений (иных
просто не было). А теперь они появились, и чем дальше, тем больше получали
возможность уходить от любимых следователями обвинений в получении взяток.
В 1992-94 годах следственная и судебная практика была на распутьи:
буква закона и дух времени диктовали отказ от включения хозяйственников в
число должностных лиц, а давняя советская традиция и инстинкт возводили
этот
отказ в ранг катастрофы ("что делать, если нельзя посадить за взятку?") и
мало того, толкали органы к обвинению в получении взяток не только
руководителей бывших госпредприятий, но руководителей изначально частных
фирм.
Коллизия была разрешена двумя государственными актами. После долгих
колебаний 23 февраля 1994 года Президиум Верховного Суда РФ принял решение
о
реабилитации завмага Коваленко Т.Б., обвиненной в получении наценки на
товар
как во взятке, и именно на том основании, что поскольку магазин был
акционирован, должностным лицом она не являлась. постановление президиума
сразу стало важнейшим прецедентом по многим аналогичным делам и вывело из-
под угрозы большой пласт руководителей.
Однако в адрес руководителей госпредприятий такие обвинения оставались
в силе. Ссылки в наших жалобах на то, что в связи с новым конституционным
положением о равноправности форм собственности, нельзя по-разному карать
руководителей разных форм собственности, на суды не производили
впечатления,
ибо они ждали ясного законодательного решения.
Такое решение последовало в 1996 году, когда был принят новый УК РФ с
компромиссным по этому вопросу определением должностного лица. С одной
стороны, руководители любых коммерческих предприятий и организаций не
признаются субъектами должностных преступлений, а с другой стороны, все
руководители таких коммерческих структур считаются теперь субъектами нового

для российского закона преступления - "коммерческий подкуп", т.е. лица,
согласно примечанию к ст.201 УК РФ, выполняющие управленческие функции в
небюджетных организациях. За коммерческий подкуп они могут быть приговорены

к более мягким уголовным наказаниям, чем за взятки, но при условии
доказанности причинения предприятию вреда или при согласии предприятия на
их
уголовное преследование лиц.
Что касается должностных лиц, которые могут быть осуждены за взятки
согласно примечанию к ст.285 УК РФ, теперь ими могут быть признаны только
служащие государственных и муниципальных органов, бюджетных организаций и
Вооруженных Сил.

Суды по делам о взятках в торговле

Дело торговки-идеалистки М.
(ОСП 6.10.1989 г.)

Для нашего Общества (а в 1989 году - еще Группы защиты осужденных
хозяйственников) оно было самым первым. С него начался наш Список жертв
экономических репрессий. От него пошли наши первые сборники судебных
материалов, первые публикации и первые общественные суды присяжных.
Сначала был план поставить дело завмага М. на обсуждение собрания
работников одной из секции столичного ГУМа, для чего была составлена
социологом Чесноковой В.Ф. специальная анкета. Слава Богу, из этого плана
ничего не вышло. Сейчас я понимаю, что и выйти путного ничего не могло,
потому что перепуганные торговцы на открытом собрании никак не могли
обсуждать дело коллеги по совести, а могли лишь "клеймить ее позором по
долгу службы".
Взамен несостоявшегося профсоюзного собрания в ГУМе мы и устроили
первое "обсуждение присяжных" в нашей квартире. В этом заседании еще не
было
выступлений сторон. Их роль сыграли заранее розданные участникам сборники
материалов по делу (там были приговор с доводами обвинения и письма с
доводами подсудимой и ее защитников). Впрочем, выступления двух первых и
спорящих друг с другом участников для остальных вполне заменили "прения
сторон".

Фабула дела

М., инженер по образованию, завмагазином "Культовары" по должности,
была осуждена в 1980 г. Харьковским облсудом за получение сотрудницами
магазина 154 руб. 40 коп. "взяток", в виде повышенной цены пары детских
колясок, и за "хищение" фломастеров на 656 руб. (по ее объяснениям запас
этого дефицитного товара для ритмичного выполнения плана надо было хранить
дома, подальше от проверок) на 8 лет лишения свободы с конфискацией
имущества.
Перед участниками были поставлены следующие вопросы:
1. Согласны ли вы с приговором суда по делу М. и почему?
2. Если бы вы были присяжным заседателем, то как ответили бы на вопрос
о виновности М.?
3. Если бы вы были судьей, то какую меру наказания выбрали для М.?
4. Нет ли тут вины других лиц, изъянов в хозяйственных законах,
экономической системе страны? Как их устранить?

Суждения 11 участников (присяжных)

1. Я.Л., 60 лет, заводской инженер, выступил как обвинитель: Общество
страдает прежде всего от неисполнения законов. Законы надо исполнять, даже
неправильные (пока они не изменены, иначе не будет правового государства).
Поэтому на главный вопрос я отвечаю: "Да, М. виновна!" Тут встал вопрос,
как
суд должен был расценить продажу этих колясок: как нарушение соцторговли,
спекуляцию или как взятку? Я считаю, что и как взятку.
Вот я прихожу в магазин и хочу купить дефицитную коляску, и чтобы
исполнить свое желание, даю завмагу деньги сверх ее стоимости. Поскольку
дело происходит в государственном магазине, этот факт, конечно же, надо
назвать взяткой, а не "перепродажей дефицита". Вот если бы я, купив в
магазине вещь, затем перепродал ее по более высокой цене, это была бы
спекуляция. А в стенах магазина это была именно передача взятки за право
покупки.

Так же незаконно установление наценок на другие дефицитные товары в
этом магазине, хотя бы эти деньги и шли на нужды магазина. Наценки законны
лишь на рынке или аукционе. В государственной же торговле их быть не
должно.
Ведь и на Западе вряд ли продавец имеет право продавать автомобили по
"своей" цене, а не по той, какую назначила фирма.
Так же нельзя согласиться с утверждением: "Какое кому дело, где
торговец хранит свой товар?" Трудно представить ту анархию и разгул
беззакония, если раз решить торговцам и завмагам хранить товары у себя
дома.
Как провести тогда грань между украденным и якобы хранимым дома? Поэтому
назвать М. "честным хозяйственником" я не могу. Ее деятельность
хозяйственной можно называть лишь с большой натяжкой. Ведь хозяйственная
деятельность созидательна, а действия М. были скорее хозяйственно-
паразитические: покрыть недостатки торговли за счет кармана покупателя.
Ослабление вмешательства государственной власти в экономику уже сегодня
привело к "вымыванию дешевых товаров", к дороговизне, к коррупции, к
паразитической деятельности торгово-посреднических кооперативов.

Может быть, где-то и можно уже обходиться без контроля над
деятельностью хозяйственников, но в нашей стране с таким уровнем
нравственности на сегодняшнем этапе дать волю "хозяйственникам" типа М. -
значит, пустить народ по миру.
Ради Бога, не подумайте, что я против рынка и частного
предпринимательства. Я - за, потому что в капиталистических странах это
движущая сила общества. Но что происходит у нас? Вот дали социалистическим
предприятиям относительную свободу, и как они ее используют? Объемы
производства и ассортимент продукции снижаются, а цены и приплаты
повышаются. В итоге валовые показатели растут, а прилавки магазинов
пустеют.
Вот чем обернулась хозяйственная самостоятельность предприятий! И еще
повышением зарплаты ИТР. Групповой эгоизм - вот реальное достижение
предоставленной самостоятельности. Поменьше хлопот во имя погони за рублем
любой ценой - вот кредо большинства наших хозяйственников. Возможно, выход
состоит в изменении формы собственности, хотя и это может привести к
негативному результату. Как же быть? Я не знаю, но, видимо, надо возрождать

в обществе нравственность.
Если бы я был присяжным, то посчитал бы М. виновной, но с несоразмерно
жестоким приговором не согласен. Тут есть повод задуматься о жестокости
всего нашего общества. Учитывая мизерность сумм по делу, выбрал бы условное

наказание.
Что касается вины других лиц, то по большему счету вина лежит на
создателях дефицита по ширпотребу. Тут надо учиться у Запада. Весь мир так
работает, и все у них есть... Да, в ресторане приходилось давать на чай, но

это не взятка.
2. Сокирко В.В., 50 лет, научный сотрудник, выступил как защитник: На
главный вопрос отвечаю: "М. не виновна!" (хотя она сама признавала вину в
преступном нарушении "правил соцторговли"). Мои аргументы:
- Продажу дефицитного товара по цене, выше установленной, никак нельзя
считать взяткой. М. была не государственным деятелем, а торговцем, и ее
вина
только в том, что она допускала в работе цены, приближенные к свободным
рыночным, что у нас запрещалось как спекуляция, а в цивилизованных странах
считается просто торговлей. Тем более что эта торговая прибыль ею не
присваивалась, а передавалась базе и частью шла на внутримагазинные
расходы.
- Нельзя квалифицировать продажу фломастеров и прочей дефицитной мелочи
чуть выше госцены как обман покупателей. Ведь последний был согласен
платить
именно ту цену, которую ему предлагали, как это происходит на рынке или в
частном магазине. Нельзя называть хищением и хранение магазинного товара
дома, раз он оставался на учете и потом продавался в магазине.
- Нет и злоупотребления служебным положением, напротив, у М. было
ревностное желание служить добром людям, сделать "свой" магазин лучшим.
По-моему, М. должна быть полностью реабилитирована с возмещением ей
причиненного вреда за счет виновных милицейских дознавателей, следователей
и
судей, виновных в этом преступлении против правосудия. Ее осуждение - лишь
один из примеров судебной расправы над честным хозяйственником в эпоху
командной экономики. Чтобы избежать таких явлений в будущем, нужны не
декларации, а действительная свобода хозяйственной деятельности, когда
вмешательство милиции в хозяйственную деятельность будет запрещено.
Пересмотр статей Уголовного кодекса, по которым была осуждена М., надо
дополнить усилением уголовной ответственности за вмешательство государства
в
хозяйственную жизнь граждан и их организаций. Только так можно защитить
свободу частной торговли.
Главным виновником унизительного и якобы преступного поведения

советских торговцев и покупателей, по моему убеждению, является вся система

государственной торговли, претендующей на свободное распределение
дефицитных
товаров по низким госценам, что невозможно даже математически. Из этой
уродской системы возможны лишь два выхода: или перейти к твердому
карточному
распределению дефицита, сбалансировав с ним производство, или перейти к
чисто свободной рыночной торговле по свободным ценам, которые бы отсекли
малоденежных потребителей. В переходный период, по-видимому, нужны как
карточные распределители дешевых гостоваров для малоимущих, так и частные
магазины со свободными ценами для зарабатывающих людей. При этом работники
нынешней торговли разделились бы на чиновников в распределителях и на

частных торговцев. Этот выбор М. сделала самостоятельно уже в 70-е
застойные
годы, когда ушла из инженеров, потому что надоело "бумажки перекладывать",
хотелось работать для людей и "свой магазин сделать лучшим"... Уже в те
годы
она была пионером свободного частного дела, и потому "система" ее
рефлекторно наказала. Для меня она героиня нашего времени, перед которой
виновно все общество.
Все мы виновны за лагерные сроки диссидентов и хозяйственников, которые
на деле отстаивали свободу совести и свободу дела.
3. Р.Л., 56 лет, инженер: Я также однозначно отвечаю, что М. виновна,
но наказание ей избранно слишком жестокое, я бы ограничилась лишь
полугодовым вычетом из зарплаты. Неизвестно, может, она и больше украла.
Что
ничего не нашли дома - это ничего не значит. Сколько могла получать
заведующая маленьким магазином? 150 руб. в месяц, наверное? Значит, меньше
среднего инженера, которым она уже была. И вот если она из магазина брала
себе по 50 рублей в месяц, то, наверное, все на пропитание и одежду и
уходило. Вот вам и вся разгадка. Но какой ценой все это делалось? Хищения,

взятки, обман... Если М. честная, то должна была уйти из торговли... нет, я

не могу понять, почему, она, видимо, способный человек, ушла из инженеров в

торговлю, где, все знают, невозможно без нарушений и преступлений. Или она
совсем дурочка, или все же имела какие-то корыстные цели. Но не буду
гадать.
Ее мотивов не понимаю, виновной считаю. И взятки и спекуляцию я по совести
считаю большими преступлениями. Подумайте, за корыстные деньги лишать
других
права на товар по нормальной цене! Может, у такой же мало получающей матери

отрывать! Спекуляцию никак нельзя не наказывать. Что касается нашей
экономической системы, то, конечно, ее надо в корне менять. Нам надо
становиться капиталистическим государством с частными магазинами и
изобилием
в них всех товаров, в том числе и дешевых.
4. Л.Т., 50 лет, патентовед: Я очень сочувствую М., но ответить
однозначно на вопрос о ее невиновности мне непросто. Не считаю
преступлением
продажу товара по цене выше государственной. Ибо если мне это честно
говорят, а товар мне нужен, то куплю и по двойной цене, как покупаю книги.
Но я не люблю, когда мне недодают сдачи в магазине или просто обманывают -
противно. Поэтому в обвинениях М. меня неприятно задели именно эти наценки
на несчастные фломастеры. Но когда я сегодня услышала, что наши
хозяйственники не имеют свободных денег, необходимых в бизнесе, что им
приходится наскребать эти рубли, то решила, что буду теперь с большим
пониманием относиться к таким ситуциям.
Я понимаю, что в торговле работать много труднее, чем в НИИ, потому что
там практически не дают свободных денег. Понятно, что нам в НИИ нужды в них

нет, мы делаем лишь то, что велит начальство. Инициативный же торговец
должен искать нужный людям товар, рисковать, может, ошибаться, иметь
дополнительные деньги на скорый транспорт, грузчиков, штрафы, потери.
Сколько у него неожиданностей, особенно в нашем бедламе... Да еще если у
тебя горло не луженое, кулак не железный, а нервы женские? Откуда добывать
деньги? Есть два пути: от продажи дефицитных товаров по повышенной цене и
от
обмана покупателей. Считаю: первый путь - честный, второй - нет.
Но М. шла по первому пути, и потому считаю ее невиновной. Главная же
вина лежит на государстве, которое должно денационализировать большую часть

торговли и хозяйства, оставив себе только ту часть, где оно может держать
порядок. В частной же торговле отпадет сама возможность обвинений в
продажах
по повышенным ценам, хищениях у самого себя и т.д.
5. Е.Т., 50 лет, патентовед: Уверена: М. виновна. Ее объяснениям не
верю. Начитавшись лагерных писем, знаю, как они красноречивы. И объясните
мне, как она могла из инженеров попасть в завмаги - ведь на такое место
просто так не уст роишься. По набору? Ну не знаю. Я не утверждаю, что она
шла в торговлю с корыстными побуждениями, но, видимо, имела какие-то
определенные свойства, раз сознательно решила, что может ужиться в
торговле...
Она виновна в легком отношении к деньгам... Но, конечно, меру наказания ей
определили несуразно дикую. На первый раз надо было ограничиться штрафом.
Конечно, следствие было необъективным, ей попало, в основном, за
строптивость...
6. А.К., 50 лет, начальник техотдела завода: С приговором М. не
согласен ни по одному пункту. Налицо сведение счетов государственной машины

с честным человеком. Раз у нее дома не нашли никакого стоящего имущества,
значит, она пошла в торговлю не из-за корысти. А почему она пошла? Я верю
объяснению ее отца: сын пошел в школу, нужен был другой режим работы, рядом

с домом. Это честный человек. На месте присяжного я бы сказал: "Не
виновна!", на месте судьи вынес бы оправдательный приговор. Зато несомненна

вина сотрудников правоохранительных органов, соорудивших данное "уголовное
дело". Теперь оно само есть материал для обвинения нашей системы,
пронизанной сверху донизу коррупцией и рабской покорностью перед
начальником. Система должна быть изменена, магазины должны быть частными,
со
своими ценами, и тогда все будет честно.
7. Найшуль В. А., 40 лет, к.э.н. АН СССР: Не могу так однозначно
отвечать на вопрос о виновности всех хозяйственников, как это делает В.
Сокирко. И если человек за счет неразрешенных прибылей составляет личное
состояние, то я отвечу, что он виновен, но попрошу снисхождения, потому что

он действует в обстановке, провоцирующей правонарушения.
М. мне показалась искренним и бескорыстным человеком, и потому я с
гораздо большей уверенностью говорю: "Не виновна!", хотя и этот ответ
дается
непросто. Как ни плохи наши правовые нормы, нельзя призывать к их нарушению

оправдательными приговорами: ведь из-за этого наступит моральный хаос. Не
знаю...
В качестве судьи в случае обвинительного вердикта я бы ограничился
мерами экономического характера, без лишения свободы. А вот виновных
работников милиции надо наказывать вплоть до уголовных дел. И, наконец,
согласен, что все эти коллизии могут исчезнуть лишь при полном проведении
экономической реформы, включая развитие частной торговли.
8. О.О., 48 лет, редактор-химик: М. - очень симпатичный и талантливый
человек, и почему она попала в торговлю, понять не могу. Тем не менее, я не

могу отрицать ее виновность. Ведь существующие законы она нарушала. Если же

мы хотим жить в правовом государстве, то надо выполнять все существующие
законы, пока они действуют. И вряд ли она этого не понимала, хотя бы после
того, как столкнулась на практике с необходимостью хозяйственникам
"крутиться и ловчить". Ей сразу надо было одуматься и уйти из торговли, она

же этого не сделала.
Наверное, М. пошла в торговлю не из-за вульгарной корысти. Возможно, ее
привлекла возможность иметь связи, влиятельных друзей - ведь в этом мире
расплачиваются не столько деньгами, сколько услугами, совсем иной формы
"наживой". М. на это пошла, и в этом был исток ее трагедии. Но, ответив по
совести, что она виновна, я ограничилась бы только общественным осуждением
и
ни в коем случае не применяла бы к ней лишение свободы. Вообще последнее
надо применять только к людям, опасным для жизни и общества, а не к

экономическим правонарушителям. И, конечно, я согласна, что
недобросовестных
следователей надо наказывать, а нашу торговлю делать частной. Но как это
осуществить?
9. В.С., 45 лет, учитель биологии: Все обвинения против М. были
притянуты за уши из чувства мести работников правоприменительных органов.
Поэтому я определенно отвечаю: "Не виновна!". А в торговлю она ушла, как и
я
уходил из института преподавателем в школу - за "глотком свободы".
М. ни в чем не виновата, кроме продажи колясок по повышенной цене, но
раз эти переплаты она брала не себе, то это должно стать смягчающим
обстоятельством. Если бы я был судьей, то поставил бы ей на вид и предложил

вести торговлю по правилам того времени. Многие продавцы не находят в себе
сил отказаться от "незаконных махинаций". Поэтому надо ширить арендный
подряд в торговле.
10. В.Г., 40 лет, свободный художник: По совести я бы голосовал на
невиновность М., но понимаю, что реверансы в сторону закона необходимы,
потому ограничился бы какими-то символическими наказаниями. На деле же надо

менять систему. Не согласен, что в торговлю человек может идти только ради
наживы или личных знакомств. Возможны совсем иные мотивы: например,
склонность командовать. Именно в торговле М. могла стать руководителем хоть

какого-то коллектива. И ничего плохого в такой склонности нет, даже
наоборот.
11. Волконский В.А., 50 лет, д.э.н. АН СССР: И все же мне кажется
невероятным, чтобы работник торговли, неизбежно нарушая нынешние законы,
извлекая "теневые" деньги, не начинал бы пользоваться ими как своими. Это
неестественно. И потому, наверное, М. на деле присваивала часть денег себе
и
передавала их наверх покровителям - во всяком случае так часто бывает. Но
это только вероятность.
Понимаю, что возможны исключения из правила, торговцы с щепетильной
честностью, и потому, слушая свою совесть, я говорю, что "М. не виновна".
Так же необходимо разрешить частную торговлю и изменить уголовное
законодательство. Хотя честно скажу, статью УК против спекуляции я бы сам
не
решился сегодня отменить, потому что большинство людей не поняло бы этого
шага.
И еще один важный момент нельзя забывать: борьбу общества с мафиозной
опасностью. Согласен, что надо оправдывать и защищать осужденных

хозяйственников, но совсем иное отношение должно быть к той верхушке
"теневой" экономики, которая, сращиваясь с карательными и уголовными
структурами, реально претендует на власть, на господство в стране. Сейчас
это самый острый вопрос, как показывает борьба вокруг группы Гдляна. От
него
зависит будущее.
Реплика Сокирко В.В.: Мой критерий различения правых и виновных среди
хозяйственников прост. Если они, используя насилие государственное или
уголовное, устанавливают монопольные поборы или ограничения свободы
деятельности других - они виновны по антимонопольным законам, которые нашей

стране еще только предстоит принять. Если же они насилие и обман не
используют, то должны быть освобождены от уголовных репрессий - это
необходимое условие массового возрождения в стране частной инициативы и
конкуренции.
Ответ Волконского В.А.: Ты не учитываешь главную опасность:
взяточничество формально не связано ни с насилием, ни с монопольным
господством, но оно питает ту мафиозную структуру, которая является одним
из
главных противников реформы в стране... Я понимаю, что ты боишься, что
сопротивление мафии может настроить общество против инициативных
хозяйственников. Проблема есть, но нельзя же забывать о главном...
Вердикт присяжных: М. не виновна в уголовных преступлениях - 7 голосами
против 4.
Кроме того, единогласно приняты рекомендации:
- Существующие в стране уголовные наказания за хозяйственные
правонарушения несоразмерно жестоки и должны быть смягчены.
- Следует реформировать систему торговли, разрешив и благоприятствуя
частной торговле, что избавит общество от хозяйственных правонарушений.
- Необходимо строго спрашивать с работников правоприменительных органов
за правонарушения в стадии следствия.
- В связи с разными взглядами, необходимо проведение в печати широкой
дискуссии о плюсах и минусах "теневой" экономики.

Анализ суждений присяжных 1989 г.

Все 11 участников принадлежат к кругу московской интеллигенции зрелого

возраста, демократических убеждений. Практически все осуждали систему
государственной торговли и провозглашали необходимость перехода к частной
торговле, даже к капитализму. Столь же единодушно все отвергли слишком
жестокие наказания хозяйственников лишением свободы ("тюрьма - не для
хозяйственников") и осудили правонарушения милиции и следователей в деле М.

Тем не менее участники разошлись радикально по главному вопросу о
виновности М. Безоговорочно ее оправдали только двое (кстати, они оба
побывали в заключении и на официальном суде присяжных их бы отвели из
состава).
Определились следующие основные позиции:
Участники (1) и (3) практически полностью согласились с обвинительным
приговором М. в части квалификации торгового повышения цен как взяток,
спекуляции, обмана, утаивание дефицита от проверок как хищения. Само
занятие
торговлей и иным "хозяйствованием" им представляется заведомо преступным, а

репрессии против хозяйственников оправданными, но только в смягченной (до
экономических мер) форме. Вместе с тем эти люди считают себя сторонниками
частной торговли и капитализма, который воплощается для них в образе
западного супермаркета, забитого дешевыми товарами. Кратко - это позиция
"государственников", считающих, что частную торговлю и западное изобилие
должно установить государство, а людям надо прежде всего выполнять законы
этого государства.
Участники (5) и (8) заняли позицию "морального и правового ригоризма":
"Законы надо выполнять, даже если они плохие" и "Если ты честный, не иди в

торговлю, а если пошел, то значит что-то в тебе плохое есть." По сути их
позиция примыкает к первой, но выглядит более мягко, хотя она даже более
негативна к реальным людям, ведь тут и оправдаться нельзя.
Позицию участников (7) , (9) и (10) можно назвать "христианской".
Хотя они тоже в глубине души ощущают за М. вину, но могут винить и себя
и потому приходят к противоположному выводу: не виновна.
Позицию участников (2) и (6) , а также (4) можно назвать полным
оправданием М. и осуждением всех репрессивных к хозяйственникам законов,
позицией "защиты не придуманного, а реального частного бизнеса".
Оговорка участника (4) , думаю, основана на недоразумении, потому что
все согласны с неприемлемостью любого обмана покупателей, но сделанные М.
копеечные наценки на фломастеры никак нельзя назвать обманом.
Особую позицию занял участник (11). Согласившись с личной невиновностью
М., он склонен все же хозяйственников считать пособниками мафии, но этот
тезис требует особого разбора.

Комментарий 1999 г.

Перечитывая оценки первого общественного суда присяжных, полезно
разобраться в своих иллюзиях.
Сейчас я бы отнесся более внимательно к оттенкам высказанных мнений и
отметил бы, что хотя формально по делу был вынесен оправдательный вердикт,
на деле к осужденным хозяйственникам он был обвинительным. Мнения присяжных

(7) , (9), (10) и (11) склонились к оправданию только из-за веры в личное
бескорыстие М. и учиненную над ней расправу милиции, а также по вежливости
к
суждениям "хозяев дома". В защиту же обычных хозяйственников, которые,
конечно же, работают не только ради общественного блага, но и за личную
прибыль (корысть), высказались всего только трое из 11 собравшихся.
Можно сказать, что работу в защиту осужденных хозяйственников мы
начинали при неодобрении большинства правозащитной и демократической
интеллигенции. В 1989 году эта мысль была лишь смутной и неотчетливой
догадкой, спустя годы она представляется мне очевидной.
Особенно внимательно следует переосмыслить суждения по делу двух
ученых-экономистов Найшуля В.А. и Волконского В.А. В застойные годы они оба

в научной среде были известны как свободомыслящие рыночники-либералы.
Профессор Волконский В. был не только моим научным руководителем, но и
участником дискуссионных самиздатских сборников.
По отзыву Чубайса А. идея ваучерной приватизации была вначале
разработана именно Найшулем, а он (Чубайс) только применил ее на практике.
Сегодня, возглавляя частный Институт национальной модели экономики,
Найшуль.
примыкает к партии Гайдара. Что касается Волконского, то вместе с известной

общественной деятельницей Корягиной Т.И. он стал идеологом Республиканской
партии Гдляна, зацикленного на "борьбе с мафией".
Сейчас пик популярности "демократических партий" прошел, но в начале

90-х годов они владели умами миллионов и в немалой степени определяли
решения властей. Как известно, их решения оказались не в пользу
освобождения
"теневой" деловой активности, не в пользу экономического раскрепощения.
Оба просвещенных экономиста-идеолога на нашем обсуждении проголосовали
за оправдание М., но лишь из вежливости и в виде исключения. По тогдашнему
мнению Найшуля, хозяйственник, приумноживший свое достояние за счет
неразрешенной прибыли виновен (и этим уже все сказано). Волконский же в
"теневых" хозяйственниках видел пособников коррумпированной верхушке,
поставщиков "взяток для мафии". Особенно удивительно, что либеральный
профессор-рыночник высказался за сохранение уголовных репрессий к
спекулянтам и одновременно за свободу торговли. В "теневых" хозяйственниках

они увидели не реальных строителей рыночных отношений, а прежде всего
правонарушителей. Как мне видится, рынок они собирались строить через
государство петровского типа, через подавление "теневой" стихии.

Присоединив их голоса к обвиняющей группе, придется считать итогом
нашего первого ОСП вердикт: "Хозяйственники виновны, но заслуживают
снисхождения" со счетом 6 (или даже 8) против 3.
Теперь понятно, почему я наталкивался на такую безнадежную глухоту при
обращениях в защиту амнистии хозяйственников и за пересмотр УК к
демократическим и правозащитным депутатам Верховного Совета РСФСР 1991-го и

последущих годов, и почему только на исходе своего существования (летом
1993
г.) ставший уже антиельцинским "реакционно-коммунистический" Верховный
Совет
как бы втихую и стыдясь, но все-таки уничтожил уголовное наказание лишением

свободы за рыночную торговлю (спекуляцию). И никто, кроме нас, не посмел
его
за это доброе решение благодарить. Коммунисты и демократы, либералы и
правозащитники - сколь звучны эти слова, но судить о них надо только по
делам их.
Сравнивая суждения присяжных 1989 г. с суждениями участников
исследовательских процессов 1996 г., видишь, сколь значительные произошли
перемены в сознании людей, в том числе интеллигентов. Куда-то исчезли
безапелляционные мнения о торговле как исключительно грязном и преступном
деле. Бескорыстие как главный критерий отличия плохого от хорошего уже не
котируется. Зато обвинения во взятках и хищениях теперь вызывают вопросы о
причиненном при этом вреде. Сообщения о следственных подтасовках чаще
вызывают у людей мысли о необходимости оправдательного приговора.
Я считаю, что эти изменения имеют положительный характер, что без
всяких образовательных программ, а просто опытом свободной жизни люди
становятся все более мудрыми присяжными и, наверное, скоро дозреют до того,

чтобы в этой роли заставить слушать себя и судей, и законодателей.
Справка. К сожалению, все обращения и жалобы по этому первому для нас
делу оказались безуспешными. По нему не состоялось ни одного официального
протеста - все обвинения М. до сих пор считаются справедливыми.
К слову сказать, сама М. не проявляла особого интереса к факту своей
нереабилитированности. Присущее ей высокое чувство достоинства и чуткости
не
к своим, а к чужим бедам определило равнодушие к собственному оправданию.
После освобождения она переехала к мужу в Подмосковье, а познакомившись с
нами, сама занялась правозащитой, сначала в рамках Общества ЗОХиЭС, а потом

самостоятельно, перейдя от хозяйственников к защите прав всех заключенных.
В
общественном плане ее реабилитация уже давно и прочно состоялась.
Что касается нас, то спустя 10 лет можно сказать, что дружба с М.
прошла испытание временем. И как всякая истинная дружба обогатила нас всех.

Я не могу знать точно, что именно мы дали М., но нам она дала не только
веру
в справедливость своего дела, но и открытие в правозащите еще более
глубокого пласта: прав и достоинства всех заключенных. Во многом мы ей
обязаны осознанием важности не только защиты экономических свобод человека,

но и защиты общества от ракового роста тюрем и заключенных.
Надеюсь, мое признание поможет читателю понять, поступки какого
человека мы обсуждали (и даже осуждали) на своем первом ОСП. В
подтверждение
я приведу текст своей статьи о первой встрече с М., которая так и осталась
неопубликованной. Пусть он даст возможность почувствовать эмоциональный
накал споров того времени.

"Поездка к настоящему человеку - героине нашего времени"

Утренняя электричка на юг в самый длинный летний день. Я сопровождаю
организатора общественного центра "Тюрьма и воля" Абрамкина В.Ф. в его
встрече с вышедшей недавно из заключения М., в свое время откликнувшейся
письмом-исповедью на статью Яковлева А.М. в "Огоньке". Магнитофон позволит
донести зэковскую правду не только до ученых социологов, но и до массового
читателя, до нас с вами. В этом ни у Валерия, ни у меня нет сомнений.
Основная тема интервью - порядки в женских зонах. Меня же волнует,
прежде всего, несправедливость осуждения людей по "хозяйственным статьям".
В
несправедливости таких обвинений я почему-то уверен априори, до всякого
знакомства с конкретными делами. Сознаю, что пристрастен, хотя сам
хозяйственником никогда не был (не способен), потому что давно пришел к
убеждению: среди сотен тысяч осужденных по хозяйственным статьям УК истинно

виновных не больше, чем среди политзаключенных. За это голосует простая
логика: ведь не могла существовать так долго наша извращенная и
безнравственная система хозяйствования без опоры на страх и репрессии
против
свободного труда и дела.
Деревенского вида улица рабочей слободы, часть бабушкиного дома, с
невероятным трудом и везением отсуженная мужем М. у соседей за год после
его
возвращения из зоны живым, а не погибшим, как уже успели заявить соседи,

торопясь завладеть якобы выморочным имуществом. Старая, дожившая до наших
дней привычка уничтожать в лагерях людей ради завладения
квартирой-комнатой,
неожиданно дала осечку.
Нам повезло застать дома хозяйку и разговорить ее на весь день
воспоминаниями... Уже первые улыбки и расспросы заставили радостно

изумляться даже случайным совпадениям моих с нею основных жизненных дат. И
мне уже 50 лет, и я родился в Харькове, и образование у нас одинаковое
(инженеры-механики), у обоих невостребованное (только я уходил в
экономическую науку, а она - в торговлю). И даже арестованы мы были в один
и
тот же день 23 января 1980 г.
И вот только тут, на пороге лагерного срока, сходство наших жизненных
судеб резко пресеклось, потому что я из тюрьмы ушел домой, а ее крестный
путь и сейчас еще не кончился. Ведь осужденным хозяйственникам было и есть
неизмеримо труднее и страшнее, чем арестованным диссидентам, для которых и
арест не был неожиданностью, и на воле была обеспечена мощная общественная
и
даже мировая поддержка. Уж не говорю о собственном случае, когда в
результате условного осуждения я вернулся к семье, а вот жизнь М. была
разбита страшным сроком и нынешней, может, вечной неустроенностью.
"Нет-нет, я ничего не подозревала, когда в мой магазин нагрянули с
проверкой сотрудники ОБХСС. Правда, когда они потом поехали с обыском на
мою
квартиру и там изъяли коробки фломастеров и две или три немецкие куклы
(потом они были оформлены как хищения), мне тревожно подумалось: "Неужели
меня уволят с работы?" Пригласили поехать подписать акт, но когда я хотела
позвонить маме, чтобы она закрыла газовый обогрев, меня остановили: "Что вы

волнуетесь, через полчаса дома будете".
А растянулись эти полчаса на 8 страшных лет... 18 суток держали меня в
милицейском КПЗ на радость тому чину, который когда-то сам фактически
вымогал у меня взятку да попал вот на непонятливую... Трое суток
помертвевшие от беспокойства родители искали меня по городским моргам,
прежде чем им сообщили о моем аресте. И пошло-поехало... Один следователь,
второй, семь с лишним месяцев в харьковском СИЗО, три с лишним года в
одесском лагере, и еще четыре более тяжелых года в кемеровской колонии-
поселении. И все это ни за что, если не считать преступлением желание
служить людям и неумение подлаживаться под любого начальствующего хама".
Следствие началось обманным арестом, продолжилось длинной цепью
беззастенчивых подлогов-надувательств, а окончилось грандиозным обманом, за

который самому следователю захотелось втайне извиниться перед своей
жертвой.
Только на закрытии дела она узнала, что к обвинениям в хищении
соцсобственности, в обмане покупателей, в злоупотреблении служебным
положением "добрый следователь" добавил еще и страшное обвинение во взятке,

минимальное наказание за которое установлено в 8 каторжных лет. Ему,
видимо,
просто необходимо было обвинить и во взятках, чтобы выполнить план или
указания об усилении борьбы с этим злом. Как он это сделал? - А очень
просто: факт продажи дефицитных импортных колясок своим сотрудницам был
расценен как получение взятки, пусть и в смешном размере 154 руб. 40 коп.,
пусть эти рубли и были отданы людям с торговой базы (и вошли в рыночную
цену
полученных там колясок).
Добросовестность и чистосердечие М. оказались очень удобными для "наших
славных следователей", чтобы отчитаться перед "народом и властями" об
успехах в борьбе со спрутом хозяйственных преступлений.
"Да что говорить, - рассказывает М., - рядом с моими маленькими
"Культоварами" работали большой универмаг, Мебельторг, ресторан. Не хочу
говорить ничего дурного о своих коллегах, но вы сами понимаете, почему для
обвинений выбрали меня. Ну, конечно, я виновата, нарушала правила
социалистической торговли, все хотела сделать свой магазин самым лучшим,
доставала дефицит. Но взятки, хищения, обман? Я ведь и в торговлю пошла,
потому что невмоготу стало пустые бумаги перекладывать, хотелось работать
для людей. А что же получилось? Нет, я не смирилась, все эти годы писала
заявления, требовала справедливого пересмотра, хотя ведь силы не
беспредельны, когда везде отвечают одно и тоже. Да и родители мои (как им
было тяжело, мама так и не дождалась моего освобождения) на свиданиях не
раз
повторяли: " Дочка, брось писать, ты всегда была идеалисткой, хоть сейчас
не
рискуй, а то хуже будет..." Но мне и сейчас нужна справедливость. Знаете,
что самое тяжелое для меня сейчас? Не бытовая неустроенность, не опасливый
холодок в отношениях с родней недавно женившегося сына, не тяжесть
посменной
физической работы на бумажной фабрике, нет... Тяжелее всего соглашаться с

доброжелательными советами руководителей и кадровиков: "Только, ради Бога,
никому ничего о прошлом не рассказывайте, а то знаете, какой у нас народ,
случись что, сразу обвинят". Они, наверное, правы, но скрывать всю жизнь
свое прошлое и нелегкий опыт? Да что же в моей жизни было дурного или
постыдного, что обречена я всю жизнь скрываться? Неужели я виновата лишь в
том, что с другими не случилось такого несчастья?.."
Как хорошо я понимаю эту идеалистку-торговку с ясным умом и
самоотверженным характером, как про себя любуюсь работой ее мысли,
точностью
выносимых оценок. В лагере эту еврейку за фамилию и характер звали Моисеем,

а мне хочется воскликнуть: "В Израиле, может, была бы Голдой Меер, а здесь
вот оказалась заключенной и разнорабочей... Кто виноват в этом?"
Нет, я не чувствую больше сходства со своей героиней, я чувствую больше
вину. Как мы все виновны перед ее идеализмом и желанием действенного добра
людям! Ведь именно мы своим попустительством, а иной раз и бездумной опорой

на государство отправляли в лагеря самых лучших и самоотверженных.
Давайте только представим: не имей М. такой неукротимой жажды делания
добра, не перейди она в торговлю из письменных инженеров, сидела бы в
каком-
нибудь НИИ вроде нас, грешных, выпрашивала бы и доставала у торговцев
дефицитные товары, ничем, конечно, не рискуя, кроме утраты части
выстраданной бездельным сидением зарплаты и, может, даже была бы способной
тут же и поругать этих самых торговцев спекулянтами, ворами и взяточниками,

вызывая на их головы строжайшие кары. Согласитесь, что, уйдя в торговлю от
такого существования, М. выбрала иной, самоотверженный и самостоятельный
путь, позволившей ей хоть на время реализовать свое человеческое
достоинство.
Опять же, именно за это она и была репрессирована безнравственным
обществом, получила свой крест, на котором корчится в безмолвии до сих пор,

а мы своими добрыми советами "скрывать и молчать" лишь зажимаем ее вопящий
о
справедливости рот. Так кто же тут виновный на деле?
И когда же мы услышим и обратим на себя древние пророческие слова:
"Горе вам, книжники и фарисеи!" Да, горе нам, гордым и надменным, ленивым и

послушным рабам великого государства за то, что не слышим и не понимаем,
как
именно от нашего неучастия и идет главное зло поддержки системы страха и
подавления добра. И когда только мы перестанем требовать крови настоящих
людей, хозяйственников и политзаключенных? Когда станем разбираться в себе
самих и поймем, кто рабы и кто герои?
23.06.1989 г.

Дело снабженца Х.
(ОСП 23.10.1992 г.)

Обвинитель Владышевский: Кооператор Х. зимой 1989 г. приобрел на
подмосковной базе 15 т картофеля. Заплатив наличными кладовщице П. не по
10,
а по 15 коп/кг, он тем самым дал ей взятку в размере 750 рублей (поскольку
сумму в размере стоимость картофеля по 10 коп/кг П. внесла в кассу магазина

при базе). Взятка была дана за предоставление кооператору возможности
приобрести картофель в нарушение действующих правил. При этом государству
был причинен ущерб в размере необоснованных выплат базе государственных
дотаций на возмещение убытков в связи с закупкой, хранением и реализацией
этого картофеля по стоимости 22,7 коп/кг. Закупленный таким образом
картофель Х. отправил в Азербайджан, где он был реализован по цене 1
руб/кг,
получив большую наживу, и тем совершил спекуляцию. Суд приговорил Х. к семи

годам лишения свободы.
Защитник Сокирко: Спекуляция раньше относилась к числу преступлений,
причинявших ущерб советской торговле и потребителям. Однако в условиях
перехода к рынку спекуляция перестала считаться общественно опасным

явлением, превратившись в одну из форм предпринимательской деятельности,
разрешенной законом. Совершенная Х. закупка подмосковного картофеля и
перепродажа его в Азербайджане с целью получения прибыли не противоречит
новому закону о предпринимательской деятельности. При этом ни базе, ни
кооперативу, ни гражданам вреда причинено не было, а Х. в торговую операцию

вложил свой труд и деньги. Что касается выделенных государством дотаций на
картофель, то эти деньги уже были переданы базе вне зависимости от того,
кому был продан картофель, тем более что предназначался он именно для
свободной продажи.
Конечно, в действиях кладовщицы П. можно усмотреть состав преступления,
"нарушение правил социалистической торговли", но этот уголовный состав
также
уходит в прошлое. Кроме того, он касается действий именно кладовщицы, а не
Х. И уж никак нельзя считать переплату за картофель по 5 коп/кг - взяткой.

Суждения 9 присяжных

- Не виновен ни в даче взятки, ни в спекуляции.
- К кладовщице понятие взятки не применимо, исков нет, потому натянута
вина в даче взятки. А спекуляция - это начало предпринимательства. Не
виновен.
- Ущерба не было и взятки быть не может. Но о спекуляции я не знаю.
- Была не взятка, а спекуляция, но все равно не виновен.
- Было нарушение правил советской торговли, но только в дикой стране за

это можно сажать.
- За то, что картошку не сгноили, а продали - такие бешеные сроки! Нет
вины.
- Раз не было никому ущерба, значит не виновен.
Вердикт: Не виновен - единогласно.
Обвинения в адрес Х. (и еще точнее - кладовщицы П.) по сути аналогичны
обвинению завмага М., когда повышение государственной цены до рыночной
называлось взяткой или спекуляцией. Однако выводы большинства присяжных в
этих двух процессах оказались противоположными - взамен осуждения со

снисхождением полное оправдание.
Правда, если присмотреться, то можно заметить в словах некоторых
присяжных сомнения. Одна уклонилась от оправдания Х. в спекуляции, другой
говорил о вине в нарушении правил советской торговли, видимо, не в
уголовном
смысле. Но все сомнения потенциальных оппонентов так и не были развернуты в

обсуждении из-за господства сторонников полного оправдания Х.
Видимо, уже действовал фактор времени. За три прошедших года
работающего рынка понятие спекуляции как преступления потеряло власть над
российскими умами. Также прояснилось, что торговцы - не чиновники и не
могут
брать взятки.
Но главная причина заключается, думаю, в резкой смене состава
участников наших судов присяжных: взамен представителей "демократической
интеллигенции" (круг наших личных друзей) пришли активисты Общества и
бывшие
осужденные хозяйственники. Разные вердикты двух обсуждений близких
уголовных
дел прежде всего зафиксировали общественную расколотость, по крайней мере
на
демократическую интеллигенцию и на защитников осужденных хозяйственников,
причем каждая из сторон практически не может воспринимать доводы других.
Например, в данном обсуждении внимание участников даже не привлек довод
обвинения, что государству был причинен ущерб в размере той дотации,
которую
оно платило базе на покрытие убытков от закупки и хранения сверх дешевого
картофеля (по 22,7-10=12,7 коп за кг). Государство дотировало жителей
Подмосковья в покупках дешевого картофеля, а работники базы реализовали его

дальнему потребителю через рыночного перекупщика. Как защитник я понимал
этот довод обвинения, хотя и не мог с ним согласиться, потому что, думаю, в

таких потерях виновато само государство. Если бы оно открыто высказало свое

желание облагодетельствовать жителей Подмосковья (но не Азербайджана), то и

должно было учредить соответствующую систему нормированного распределения
дешевого картофеля именно в Подмосковье. Если же оно провозгласило
свободную
продажу дешевого картофеля, то перекупщики имели полное право скупать его и

отправлять в Азербайджан. А то, что они скупали его прямо с базы, лишь
рационализировало процесс и снижало потери картофеля. Однако подвигнуть
"монолитный" составе присяжных на обсуждение этой темы не удалось.
Справка. В связи с изменением законодательства с Х. было сначала снято
осуждение за спекуляцию, а в январе 1994 г. по жалобе Общества Президиум
Верховного Суда РФ снизил наказание за дачу взятки до 3 лет лишения
свободы,
учитывая хорошее поведение и то, что "на территории РФ в настоящее время не

запрещен вид деятельности и достижение тех результатов, за которые Ходов
дал
взятку", и постановил освободить его из-под стражи немедленно. Что касается

кладовщицы П., то она так и осталась "должностным лицом".

Дело коммерсанта М.
(ОСП 20.05.1994 г.)

Аналогичное дело было проставлено на обсуждение два года спустя.
Коммерсант из Краснодара М. закупал в торговых организациях г. Иваново
ткани
за наличные деньги по цене выше государственной, что было квалифицировано
судом как дача взятки с наказанием в 8 лет лишения свободы.
8 активистов Общества в качестве присяжных заседателей единогласно
высказались за невиновность М., что меня как защитника, конечно,
удовлетворило, но как исследователя особенно радовать не могло, потому что
в
деле, конечно же были проблемы, оставшиеся вне внимания участников. Только
один из них отнесся к оправданию действий М. с сомнением.
Он сказал: "Мы знаем, что ни одна коммерческая сделка не проходила без
наличных денег. Формально в данном деле преступление имело место, т.к.
директор базы, откуда покупалась ткань, есть должностное лицо. Но этого
нельзя сказать о М., поэтому считаю его невиновным. Он должен быть
оправдан".
Если бы этот присяжный был последователен, то ему пришлось бы считать
М. взяткодателем. Он такого вывода не сделал, но его голос подсказал, что в

деле существуют аргументы против М. Ведь торговые ивановские организации,
руководителям которых М. передавал наличные деньги за ткани "сверх
госцены",
лишь формально были частными. На деле они были "карманными" (для
директоров), чтобы можно было продать фабричные ткани якобы по низкой

госцене, а реально по рыночной и присвоить большую часть фабричной прибыли,

тем самым фактически разоряя основное производство (типичная история
большинства акционированных крупных предприятий). Сегодня эта история
больше
похожа на коммерческий подкуп, чем на честный бизнес, но разобраться в ней

не смогли ни официальный суд, ни наш общественный суд присяжных.
Ближе к истине подошли исследовательские суды присяжных по похожему
делу зам. директора госпредприятия Г., анализ которых помещен в конце
данной
главы.
Справка. После ввода в действие нового УК РФ суд пересмотрел дело М.,
переквалифицировал его действие на более мягкую норму, снизил наказание до
3
лет лишения свободы (хотя он отбыл уже 5 лет) и тут же освободил.

Суды и опрос по делам о взятках в связи с ЧПД

Вторым часто встречающимся типом дел о хозяйственных взятках, являлись
обвинения в передаче "руководству наверх" части прибыли от "теневой",
запрещенной частнопредпринимательской деятельности (ЧПД).
Так, бакинский цеховик Ш. (см. главу 3), был обвинен не только в
хищении произведенной им продукции, но и в передаче немалой части прибыли
"наверх", как взятки. В 2 общественных судах по этому делу присяжные
отказались признать его вину во взятках.
Широко известна трагедия - расстрел в 1987 году директора Дзержинской
плодоовощной базы г. Москвы Амбарцумяна М.А., осужденного за прием от своих

подчиненных прибыли, образованной в результате повышения эффективности
работы базы, и за передачу ее части вышестоящим руководителям, что было
квалифицировано судом как получение и дача взяток. Вот как об этом говорит
приговор: "На протяжении более десяти лет в Дзержинской плодоовощной
конторе, крупнейшей в Москве, существовала система получения нетрудовых
доходов путем по лучения взяток заведующими складами-холодильниками с
директоров магазинов за отпуск им плодоовощной продукции с искусственно
заниженной кондицией, а также за отпуск продукции, пользующейся повышенным
спросом у населения, которые в свою очередь давали взятки руководящим
должностным лицам конторы. Директор Амбарцумян... действуя в интересах
заведующих складами, с которыми вступил в преступные отношения, обеспечивал

поступление плодоовощей на склады в количестве, ассортименте и сроки,
выгодные для них, оказывал содействие в реализации неходовой продукции...
за
что заведующие складами давали ему взятки...
Кроме получения взяток, Амбарцумян установил и поддерживал преступные
отношения, основанные на взяточничестве с начальником
Главмосплодоовощпрома... его заместителями, заведующим отдела торговли и

обслуживания населения МГК КПСС, которые, действуя в его интересах,
создавали благоприятные условия для выполнения плана товарооборота конторы,

осуществляли бесперебойное обеспечение конторы плодоовощной продукцией
путем
сверхпланового завоза, переадресовки и первоочередной поставки... за что он

неоднократно давал взятки... Своими действиями он причинил существенный
моральный вред системе советской торговли и снабжения... Его личность
исключительно опасна для общества. Судебная коллегия считает необходимым

назначить ему наказание в виде смертной казни".
Мы не ставили дело Мхитара Адамовича Амбарцумяна на рассмотрение
общественного суда присяжных, ибо преступность расстрела за хорошее
хозяйствование казалась нам очевидной. Зачем обсуждать дело, в котором
единогласность вердикта "Не виновен!" ясна заранее? Но сейчас я склонен
думать по-иному.
Обвинительный приговор по делу Амбарцумяна остается непересмотренным.
Летом 1993 года (за считанные месяцы до окончательного падения советской
власти) на мою жалобу с просьбой о реабилитации член Президиума Верховного
Суда РФ отвечал так): "Квалификация действий Амбарцумяна является
правильной
и ему назначено наказание с учетом того, что он длительное время занимался
взяточничеством, своими действиями способствовал совершению тяжких
преступлений, разлагал возглавляемый им коллектив, насаждал среди
подчиненных дух стяжательства круговой поруки, причинил моральный вред
системе советской торговли и снабжения".
Мне хорошо знакомы эти слова "о моральном вреде системе", за который
надо было расстрелять Амбарцумяна. Они перенесены дословно из приговора,
который, в свою очередь, как часто бывает, списан с обвинительного
заключения, т.е. они сочинены следователем О. - тем самым, который ныне
членствует в Конституционном Суде РФ. В глубине души он, может, давно уже
раскаялся в своем былом рвении "очистить" систему советской торговли,
однако
вида не подает, а слова его продолжают жить и казнить нереабилитированных
хозяйственников.

Мое новое обращение весной 1997 года в Мосгорсуд с предложением о
прекращении уголовного дела против Амбарцумяна и его коллег в связи с
принятием нового УК РФ, по которому они как руководители государственных
предприятий (а не бюджетных учреждений) не могут считаться должностными
лицами и отвечать за должностные преступления, осталось без ответа. Так что

стало ясно: допустить реабилитацию хозяйственников на основании новых
законов в верхах не намерены.
И объяснение тут надо искать не только в лежащем на поверхности факте,
что люди, приговаривавшие хозяйственников к смерти или к зоне, до сих пор
на
высоких постах (в дополнение к упомянутому следователю припомним судью,
приговорившего знаменитого директора Елисеевского магазина Соколова к
расстрелу, который ныне секретарствует в Президиуме Верховного Суда РФ, и
больше вспоминать не будем), а в том, что андроповская идеология
нравственного ригоризма, "очищения социализма от "теневой" мрази" до сих
пор
жива как среди властных структур, так и в среде рафинированной
интеллигенции. В жизни ее представителей встретишь нечасто (на наших
исследовательских судах тем более), но вот на экранах телевизоров -
нередко.
Стоит задержаться взглядом на экране ТВ, крутящем очередной советский
детектив про жадных мафиозных "теневиков" и борющихся с ними бесстрашных и
интеллигентных "чекистов", и вы ощутите на себе весь неистовый запал их
ненависти к проклятым "буржуям". А послушав очередные филиппики депутатов
против "растущей экономической преступности", попробуйте продолжить логику
рассуждений оратора, и вы увидите еще одного потенциального последователя
Пол Пота. Последний ведь тоже вначале не зверем был, а учеником
рафинированной французской элиты, способным педагогом и борцом за
нравственность, а кончил убийством миллионов камбоджийцев, трети своего
народа. Конечно, Пол Потов мало, но много тех, кто готов их слушать, и
потому спор с ними еще очень далек от завершения везде, даже в "коллегиях
присяжных".
Дело директора райбыткомбината М.
(ОСП 30.03.1990 г.)

Отставной подполковник из замполитов М. после выхода на пенсию стал
директором РБК (райбыткомбината) под Одессой, но через очень короткое время

попал под вал андроповских репрессий против хозяйственников и был
арестован.
После нескольких ночных допросов с избиениями стал подписывать все, что
угодно было следователю, и за такое "послушание" был приговорен за взятки и

прочий букет статей к "минимальному" наказанию в 8 лет лишения свободы.
Попав под знаменитую амнистию 1987 года, он освободился через 4 года и стал

искать через нас "правду" и реабилитацию. Помочь М. мы так и не смогли.
Обсуждение дела М. было плохо записано, поэтому я ограничусь выдержками

из интересного выступления обвинителя к.ю.н. Сокольского О.Э.: "К
сожалению,
по многочисленным эпизодам, изложенным в приговоре, трудно составить
картину
происходившего. Вообще любое следствие обычно выявляет лишь фрагменты общей

картины... Так, один юрист на Съезде народных депутататов высказал довольно

глубокую мысль: "Закон дискретен, а действительность непрерывна". Дело не
только в том, что следователь не может всего исследовать, а в том, что он
ориентирован прежде всего на предмет доказывания. Такова уж его функция:
ему
не нужна вся реальность, а нужна только та реальность, которая подпадает
под
статью УК - потому и возникает такая пестрая, лоскутная картина, но если по

этим "лоскутам" попытаться воссоздать истинное целое, то мы увидим, что
весь
этот РБК был обычной "лавочкой", работавшей в своем тесном кругу, где
каждый
получал, конечно, в карман, в основном за счет реализации неучтенки. Так, в

Белоруссии задержали водителя, который реализовывал неучтенные изделия -
значит, кто-то их производил и его послал. Или вот М. получил 400 или 600
рублей от Ц., который тоже получал "слева" - на комбинатские нужды...
В общем, была такая система. И понятно, что если какие-то мастера,
подчиненные получают большие "левые" деньги, выполняют "левые" заказы, то и

начальник, который их обеспечивает и защищает, смешно было бы, если бы он
не
получал. Наверняка он был с ними в сговоре... Существуют неписаные нормы,
сколько надо "отстегивать" директору, но сложность заключается еще и в том,

что судебная практика требует доказательств взятки за конкретное действие.
По этому поводу идут споры, можно ли считать взятками дачу денег за общее
благоприятствование своим подчиненным. И в некоторых случаях суды такие
эпизоды не признавали. Следователи боятся, чтобы дело не забраковали и не
отправили на доследование, потому и начинаются несуразности: фотограф якобы

дал взятку за получение во время зарплаты. Конечно, это нелепость, у него
вся зарплата к выдаче как раз и составляла эти 50 руб. Он, наверное, и
вправду отдал эти полсотни, но просто как причитающуюся директору долю его
дохода. В этом и состоит реальность. Как же ее описать, обозначить?
По существующему закону (как бы критично мы к нему ни относились, но он
существует) упомянутые действия подпадают под понятие преступной
частнопредпринимательской деятельности. Директор М., конечно же, был
соучастником ЧПД, получая свою долю ее доходов. Квалифицировать эти деньги
как взятки нельзя. Поэтому я как обвинитель отказываюсь от обвинения по
всем
эпизодам, по которым происходил дележ доходов. Ему эти эпизоды можно
вменить
только как соучастие в ЧПД своих подчиненных".
После анализа менее значимых пунктов обвинитель подвел итог: "Итак,
суммирую: считаю М. виновным в принятии взятки за выдачу сыну сотрудницы
справки о работе в РБК для поступления в вуз, в приписках зарплаты РБК и в
соучастии в ЧПД своих сотрудников".
Вердикт 13 присяжных: М. не виновен в предъявленных обвинениях, но по
эпизоду выдачи справки он виновен в должностном подлоге.
- 1 присяжный согласился со всеми доводами обвинителя,
- 7 присяжных признали М. виновным в подделке документа в вуз для сына
сотрудницы (квалифицировав его как должностной подлог взамен взятки), не
согласившись со всеми остальными обвинениями,
- 5 присяжных полностью оправдали М., сочтя эпизод с выдачей документа
в вуз недоказанным.
Следовательно, все участники этого общественного суда вместе с
обвинителем не признали официальное обвинение М. во взятках, поскольку
такие
действия директора РБК были только формой его участия в доходах ЧПД
подчиненных, и только 1 присяжный согласился считать ЧПД и приписки
зарплаты
преступлениями.
Дело директора московского кафе Ш.
(ОСП 14.02.1992 г.)

Обвинитель Шпигель сообщил, что Ш., работая в 1980-85 годах директором
кафе "Охотник", неоднократно получала от своих сотрудников взятки деньгами,

продуктами, спиртным, вещами за то, что в их интересах не предпринимала
должных мер по пресечению нарушений правил торговли, за покровительство и
поддержку в работе, за устройство на места, выгодные для извлечения
нетрудовых доходов. В свою очередь Ш. передавала взятки директору треста
кафе и столовых Ч. Эти факты доказываются ее собственными показаниями на
следствии и показаниями сотрудников, их заявлениями в органы. Все
последующие слова Ш. о давлении на нее со стороны следствия не правдивы.
Защитник Владышевский рассказал историю возникновения дела. В 1985 г.
за взятки был арестован директор треста Ч., начали раскрывать "широкую сеть

злоупотреблений". Но большинство дел разваливалось из-за отказа людей быть
свидетелями. Тогда арестовали Ш., к тому времени уже пенсионерку, и
принудили к самооговору. Так же принуждали к оговору всех ее сотрудников,
поставленных перед выбором: сесть самому или оговорить Ш. Играло значение
еще и то обстоятельство, что в бытность директором Ш. жестко наводила
порядок и потому многих восстановила против себя, что вызвало анонимки, а
затем проверки, которые однако не выявляли грубых нарушений.
Следствие насчитало Ш. взяток на 30 тыс. руб., даже не смутившись тем,
что свидетели показывали о передаче сумм в 7 раз меньших. Не выяснено, куда

могли пойти эти деньги, ибо у Ш. ничего ценного не обнаружено. Даже если не

оспаривать факты передачи Ш. денег от подчиненных, квалифицировать их надо
не как взятки, а как систему поборов, или даже сборов на общие нужды.
Нельзя
осуждать человека за вынужденное участие в этой системе, не выяснив его
роли
в ней. Ш. же была осуждена на 8 лет лишения свободы именно из-за того, что
вышла из "системы", став пенсионеркой. Даже ее начальник Ч. был практически

освобожден (на кассации его подвели под амнистию).
Вердикт 15 присяжных: Ш. не виновна принят единогласно.
В позициях присяжных имеются различия.
Большинство (10 присяжных) возмущалось поведением следствия, "заказным
характером" дела, что и определило их вывод о невиновности Ш. Я привожу
суждения оставшихся пятерых, согласивших с фактической стороной обвинения,
но не с его квалификацией как преступления.
2 присяжных говорили о неизбежности поборов в системе:
- Я знаю систему общепита. Чтобы наладить работу кафе, Ш. должна была
давать взятки: за поставку продуктов, ремонт и все остальное. Возможно, и
она что-то имела. Иного выхода у нее не было, тем более перед пенсией. Не
виновна.
- Это было распределение дополнительной прибыли, которая добывалась в
самой уродливой форме вопреки социалистическим принципам. Виновата система.

3 присяжных же эту позицию довели до обвинений всех работников
общепита, по сравнению с которыми Ш. почти не виновна.
- При нашей системе быть совершенно честным нельзя. Ш. должна была
нести деньги тому же Ч., она сама была объектом вымогательства. Но в этой
системе она виновата меньше других, а пострадала сильнее всех. Ведь тогда
надо было сажать всех. То, что Ч. не пошел в колонию, а она там оказалась,
-
профанация правосудия.
- Логика обвинения абсолютно несправедлива. Взяткодатели обвешивают,
разбавляют, но привлекают к уголовной ответственности не их, а Ш...
- Дело заказное. Мы знаем, что все они жулики. Но почему она одна
должна отвечать за всех? Ш. не виновна.
Процитированные суждения содержат ответы на основной вопрос: являются
ли деньги, которые принимала от подчиненных Ш. (если она принимала их)
взяткой или лишь частью общей "теневой" прибыли. Все пятеро единогласно
посчитали, что, конечно, это есть вид дележки "теневой" прибыли,
аналогичной
доходу от ЧПД. При этом трое говорили, что такой "теневой" доход работников

кафе может появиться только в результате жульничества и обмана, а двое
упирали на необходимость для работы иметь директору дополнительные
оборотные
средства. Первые отнеслись к нему как к уголовному преступлению, вторые -
скорее со знаком "плюс". Из этого обстоятельства нетрудно сделать вывод,
что
большая часть присяжных, признавших фактуру, все же настроены больше на

осуждение левых доходов работников и в условиях лучшего следствия способны
были бы не оправдать, а обвинить Ш., но не за взятку, а за причинение
ущерба
посетителям кафе (обман и т.п.).
Справка. Ш. была освобождена по УДО в том же году.
Дело Б. о "взятках с пива"
(ОСП 22.10.1993 г.)

Обвинитель Владышевский: Ставропольский предприниматель Б. в 1992г. был
осужден на 5 лет лишения свободы за неоднократное вымогательство (угрозой
увольнения) взяток с подчиненных ему продавцов пива в зависимости от объема

реализации сверх выручки.
Защитник Сокирко: В 1992 г. кооператив, возглавляемый Б., получил от
города в аренду сеть пивных ларьков. С самого начала Б. попытался
установить
жесткий контроль над продавцами, что, конечно, последних не устраивало.
Конфликтная ситуация разрешилась устройством провокации против Б. Ларьки
требовали ремонта. Продавец К. передал Б. деньги на ремонт своего ларька по

250 руб. с каждой проданной емкости пива, но по совету "покровителей из
органов" сделал это под их контролем, заявив, что Б. вымогает взятку. Б.
был
арестован, но вины своей не признал.

Даже если не оспаривать фактическую сторону обвинения, невозможно
признать в них взятку хотя бы потому, что Б. является не государственным

должностным лицом, а частным предпринимателем, владельцем семейной фирмы,
где ему и членам его семьи принадлежали 90% уставного капитала.
Нелепой выглядит формулировка обвинения, что Б. требовал взятки от
подчиненных сверх полученной ими выручки. Ведь если следовать строго
термину
"выручка", то под ней понимается вся сумма денег, полученная за
реализованное пиво. Если бы Б. получал всю выручку, то не ему, а он из нее
должен был бы платить продавцам зарплату, за поставку пива, налоги,
оставлять средства на развитие и т.д. и т.п. Очевидно, что суд со слов
продавцов под словом "выручка" понимал ту небольшую сумму средств, которую
они раньше платили городу как их владельцу, беря все остальные платы на
себя
самих.
Конечно, в получении фирмой Б. от города в аренду сети пивных ларьков
против воли их реальных владельцев (продавцов) был заложен солидный элемент

государственного произвола, но и в том способе, которым продавцы
восстановили свои традиционные права и независимость через обращение в
органы за расправой и в той бездумности, с которой эти органы произвели эту

расправу, нетрудно увидеть проявление все того же произвола.
Вердикт присяжных: Все 12 признали Б. невиновным, согласившись с
доводами защиты и не увидев в этом деле взятки.
Но обнаружились разные точки зрения на вину Б. в нравственном смысле.
2 из присяжных увидели в нем почти героя, а именно:
Честного человека, способного помешать продавцам пивных ларьков, тесно
связанных с органами внутренних дел, за что его и сожрали самым подлым
образом.
4 присяжных склонились к таким упрекам в адрес Б.:
Как-то надо было договариваться с продавцами. Ничего не нужно было
менять. Если не знал специфики, зачем влез в это дело? Юридически он не
виновен, но по человечески виноват... Если деньги берешь на
производственные
цели, надо это как-то фиксировать в документах. Жаль, что он не сумел сразу

оценить, чем кончится для него обладание таким партийным подарком, как сеть

пивных ларьков, продавцы которых фактически сами были предпринимателями.
Наблюдается такой же эффект, что и в предыдущих процессах над М. и Ш.
При единогласном отторжении официального обвинения Б. во взятках, присяжные

разделились по оценке пивного (теневого во многом) бизнеса, причем в данном

случае преобладало терпимое, даже положительное к нему отношение. Наверное,

потому, что среди присяжных не оказалось потерпевших от пены и недолива. Но

и те и другие присяжные вымогательства взятки в действиях Б. не усмотрели.

Справка. В 1994 году по жалобе Общества Президиум Верховного Суда РФ не
согласился с доводами Ставропольского облсуда, реабилитировал Б., поскольку

он не является должностным лицом и освободил его из заключения. Можно было
бы поздравить не только Б., но и Президиум Верховного Суда РФ, мнение
которого на этот раз совпало с вердиктом участников суда присяжных.

Социологический опрос по делу К. - коммерческого директора завода

Как уже говорилось, 3-4 апреля 1993 г. фонд "Общественное мнение"
провел опрос 996 человек в 15 городах России по выборке, репрезентирующей
взрослое городское население страны - по трем делам осужденных
хозяйственников, в том числе по делу К. со следующей фабулой:

Коммерческий директор государственного завода на основании официального
разрешения продал арендному предприятию 20 т. меди. Сверх записанной в
договоре цены получил от покупателей 4 тыс. руб. наличными. Деньги были
помещены в заводской сейф и предназначались для нужд завода. Осужден на 5
лет лагерей усиленного режима за получение взятки, отбыл половину срока.

Задачей присяжных (респондентов) было выбрать один из 5 предложенных
вариантов. Вот в каких процентных отношениях распределились эти "вердикты":

1. Он виновен, осужден правильно, должен полностью
отбыть срок 7%.
2. Он виновен, осужден правильно, но наказан слишком жестоко, сегодня
должен быть освобожден 19%.
3. Он виновен, но не в том, за что был осужден, его нельзя было лишать
свободы 29%.
4. Он не виновен, осужден неправильно, должен быть освобожден и
реабилитирован 32%.
5. Затрудняюсь ответить 13%.
Подавляющее большинство граждан (61%) считают хозяйственников, как К.,
не виновными во взятках и не заслуживающими лишения свободы.
Только четверть (26%) наших граждан согласились называть такие действия
хозяйственников преступными взятками и лишь незначительная доля (7%)
солидаризировалась с судебными решениями о лишении их свободы. Мы
убеждаемся
в несовместимости решений нынешних российских судов с мнениями и оценками
народа.
Справка. Отбыв в заключении более двух лет, К. был помилован и скоро
вернулся домой.

5 судов по делу о взятке замдиректора
ИСП-1 (16.04.1996 г.)

Как можно было видеть выше, преобладающее большинство присяжных не
признавало вины хозяйственников во взятках, но частично склонялось к
осуждению их по каким-то иным мотивам, в частности, по мотиву причинения
ущерба другим лицам, что, как правило, проходило мимо нашего внимания.
Поэтому было важно проследить ход рассмотрения аналогичного дела,
характер аргументации присяжных в нем с использованием техники многократных

исследовательских судов присяжных.
На обсуждение было представлено дело не известного нам заместителя
директора завода Г. Оно было предложено юристами-исследователями братьями
Похмелкиными. Они же и сыграли в процессе роли представителей сторон.
Большой отчет об этом процессуальном споре в газете "Юридический вестник"
(N"12, июнь 1996 г.) был озаглавлен "И ПОШЕЛ БРАТ НА БРАТА..."
Стенограммы прений сторон и обсуждений дела пятью составами присяжных
приведены в приложении 5.1.
Фабула дела и аргументы обвинителя: Заместитель гендиректора
предприятия получил от знакомого предпринимателя 2 млн. руб. в качестве
благодарности за содействие в законном приобретении от предприятия оптовой
партии хороших холодильников, что является взяткой, поскольку он занимал
должность руководителя государственного предприятия.
Согласно закону должностное положение Г. не вызывает сомнения, а
получение взяток должностным лицом опасно само по себе и вне зависимости от

того, был ли нанесен ущерб данному предприятию или нет. Самое главное -
нельзя допускать развращения должностных лиц.
В основе дачи и получения взятки лежит зависимость, а зависимость от
коммерческих руководителей для простых людей бывает много больше и
тягостнее, чем даже от участкового или судьи. Если не признавать таких как
Г. должностными лицами, рядовые граждане останутся без государственной
защиты от произвола нынешних бизнесменов, от коррупции.

Аргументы защитника: Г. работал в сфере экономике, а не
государственного управления, т.е. в сфере не публичного, а частного права
(неважно, что речь идет о государственном, а не частном предприятии). Г. не

был наделен государственной публичной властью, и потому не является
должностным лицом. Его действия могут быть признаны преступными, но не
потому, что он нарушает наложенные на чиновников ограничения, а только если

будет доказано причинение им существенного вреда гражданам, другим
организациям, государству. Конкретно от действий Г. никому вреда не было,
потому он не виновен.
Мало того, осуждение Г. за взятку общественно опасно, потому что
создает соблазн правоприменительным органам переносить основной удар
репрессий с действительно коррумпированных чиновников на хозяйственных
руководителей, которые на деле не должны нести ответственности за получение

взяток.
Вопросы присяжным:
1. Виновен ли Г. в получении взятки?
2. Если виновен, то заслуживает ли лишения свободы?

Анализ суждений присяжных

Вердикт: Г. оправдан - 5 голосами против 5.
10 присяжных раскололись в ответах на вопрос о вине замдиректора во
взятке на две равные группы (5 против 5) , но в остальном проявили
единодушие:
- обе группы не согласились считать действия Г. тяжелым преступлением,
заслуживающим лишения свободы,
- обе группы не заметили спора сторон о должностном статусе Г. и

дискутировали лишь о балансе пользы-вреда от его работы.
В связи с этим голоса присяжных, согласившихся признать вину Г. во
взятках, не могут быть приняты за адекватное выражение их суждений. На деле

они имели в виду, что Г. виновен в преступлении типа коммерческого подкупа
работников частных фирм. Ведь именно в таком случае нет обязательного
требования статуса должностного лица у "даропринимателя", зато необходимо
доказательство причиненного такими действиями ущерба или обращение к
правосудию "преданной" фирмы.
То ключевое обстоятельство, что основная аргументация сторон о природе
взятки как преступления лишь чиновничьего и властного не была воспринята
присяжными, на мой взгляд, может быть объяснено только тяжелым наследием
самодержавия и "развитого социализма", т.е. тем, что наши граждане не могут

еще представить себе не коррумпированную, а "свою" власть и не видят
разницы
между хозяйственными руководителями, с которыми они могут быть только в
договорных трудовых или иных гражданских отношениях, и представителями
власти, которым они обязаны подчиняться как граждане. До этого сознания нам

всем еще только предстоит дорасти.
Как следует отнестись к выявившимся радикальным различиям оценок?
Осудившие Г. присяжные полностью проигнорировали согласованные
утверждения сторон, что его действия никому не причинили ущерба. Они им не
поверили, рассуждая просто и здраво: раз покупатель заплатил за
холодильники
дополнительные деньги, этот доход должен принадлежать всем, кто произвел
продукцию, - предприятию в целом, а не одному руководителю.
Отказавшиеся от осуждения Г. присяжные ничего не могли возразить этим
соображениям, но упирали больше на то, что "такие способные руководители
приносят фирме и сотрудникам пользы много больше той части дополнительных
доходов, которая была передана им лично". Кроме того, они проявили большую
охоту верить утверждениям сторон, что прямого ущерба никому причинено не
было.
Конечно, если бы перед присяжными было настоящее, а не усеченное до
краткой фабулы дело, если бы они имели возможность докапываться до
жизненных
деталей произошедшего, они смогли бы глубже разобраться в ситуации и
принять
более взвешенное решение... Но таких возможностей у них, к сожалению, не
было.
Зависят ли эти различия взглядов от профессии и иных черт присяжных?
Такой зависимости я не заметил, разве лишь в самом слабом виде можно

сказать, что их причастность к предпринимательству определяет и симпатию к
Г. Можно предположить, что присяжные пришли к следующему выводу:
"Получение дополнительного вознаграждения руководителем предприятия
(любой формы собственности) есть не взятка, а другое правонарушение вроде
коммерческого подкупа".
Однако в конкретизации его мнения разделились:
- 50% посчитали коммерческий подкуп уголовным преступлением, но не
тяжелым и не связанным с лишением свободы,
- 30% могут признать коммерческий подкуп преступлением, только если
будет доказан прямой ущерб предприятию или его клиентам,
- 20% отказались считать коммерческий подкуп уголовным преступлением.
Анализ суждений присяжных в ИСП-2 (5.08.1996 г.)

Вердикт: Г. осужден - 10 голосами против 1.
Хотя по идее повторный суд не должен был отличаться в части прений от
первого, но различия все же были. Проводивший заседание А.В. Похмелкин
(судья) в напутственном слове углубил объяснение юридических понятий,
включая новый термин "коммерческий подкуп", и поставил дополнительный
вопрос
о возможном признании Г. виновным в этом виде преступления (в последующих
ИСП этот вопрос сохранялся). Честно говоря, я ожидал, что осуждение Г. за
коммерческий подкуп будет принято многими присяжными. Однако получилось
совсем иное.
Состав присяжных в этом процессе соответствовал социальной структуре
московского населения, но в нем доминировали среднего и пожилого возраста
женщины (среди них 8 - после 40 лет) со средним образованием и с рабочими
профессиями (5 из 11). Впрочем, лидером обсуждения стала учительница с
высшим образованием (2) , с которой оказались согласны практически все
остальные участники.
В конце обсуждения учительница даже с удивлением отметила, как они,
такие разные по работе, образованию и, видимо, по культурным интересам,
оказались столь солидарными при разрешении поставленных перед ними сложных
жизненных вопросов.
Ведь за исключением одного, все пришли к самому суровому из возможных
вердиктов по делу Г. Если учесть, что мнение единственной 19-летней
присяжной, его оправдавшей, было странно мотивированно (Г., мол, деньги
получил после сделки, а не до, как берут следователи или судьи), то можно
сказать, что вердикт этот и вправду единодушен, хотя радикально расходится
с
вердиктом первого исследовательского суда, столь же единодушно отвергшим
целесообразность лишения Г. свободы.
Если сравнить структуру присяжных в обоих судах, то нетрудно заметить
преобладание в первом суде людей со средне-техническим и высшим
образованием, присутствие "хозяйственников" (прораба и предпринимателя).
Однако не эти различия в социальном статусе присяжных определили столь
кардинальные различия их вердиктов, а скорее особенности их группового
восприятия, с самого начала настроенного враждебно к попытке облегчения
уголовной ответственности хозяйственных руководителей, которые, мол, и так
богаты, и так откупаются от любых наказаний. В доводах присяжной 2 и
поддержавшего ее большинства звучит прежде всего именно этот момент:
"Богатому, выходит, все можно, а завтра он и политикой займется на
взятках".
Об ущербе как признаке коммерческого подкупа здесь ни слова.
Нельзя сослаться и на то, что присяжные, мол, не заметили такую
возможность. В ходе обсуждения старшина неоднократно просил подумать о
вменении Г. коммерческого подкупа, но получал взамен только негативные
ответы типа: "Какая разница, как называть эти "благодарности" - взяткой или

коммерческим подкупом, главное, что взял он незаработанное",
Пожалуй, только 40-летняя уборщица, постаралась разобраться в возможной
вине Г. Сначала она спросила у судьи, не был ли он виновным в перехвате у
кого-то партии холодильников. Судья ответил общим уверением, что, по мнению

следствия, никому вреда Г. не причинил. Для юриста такого заверения было бы

достаточно, но у присяжных свой ход мыслей. У нее появилась иная
обвинительная версия: передав холодильники не в прямую торговлю, а
посреднику, Г. позволил последнему взвинтить цены и нажиться на простых
покупателях... И потому, сделала вывод проницательная уборщица, он "виновен

в получении взятки и заслуживает лишения свободы".
Трудно отказать в убедительности ее версии, хотя сам я вижу здесь
несколько иное, а именно - широко известную схему ограбления госпредприятия

путем поставки его продукции по заниженным ценам знакомым посредникам,
которые в свою очередь реализовывали ее уже по высоким рыночным ценам,
"откатывая" часть полученной бешеной прибыли заводскому руководителю под
видом "благодарности". По такой "схеме" заводская прибыль стала уходить в
личный карман руководителей, позволяя постепенно выкупать предприятия и
становиться их личными владельцами. В этом и заключался один из основных

приемов "первоначального накопления частного капитала" в постсоветской
России". Что касается Г., то ему просто не повезло в самом начале...
Однако вернемся к логике уборщицы (5). Даже в условиях информационного
голода, невольно устроенного сторонами в суде про обстоятельства дела, она
смогла самостоятельно обосновать возможный вред от действий Г., т.е. состав

коммерческого подкупа, но тем не менее проголосовала за квалификацию этих
действий именно как взятки. Почему? Наверное, для строгости.
Надо признать, что слова обвинителя о том, что зависимость наших людей
от хозяйственных руководителей вроде Г. много больше, чем их зависимость от

реальных должностных лиц типа милиционера, нашли прямое подтверждение. В
глазах этого состава присяжных хозяйственный статус Г. не смягчал, а лишь
усугублял степень его виновности, поскольку соединялся с положением богача,

все покупающего за взятки, (т.е. не взяткополучателя, а взяткодателя), что
и
привело их к убеждению, что тут штрафы помочь не могут, что таких как Г.
нужно наказывать только лишением свободы.
Своими словами присяжные встали на точку зрения обвинителя,
отстаивавшего однотипность уголовной ответственности за получение
"подарков"
и государственными, и частными руководителями.
Если в первом суде по данному делу лидирующая группа присяжных сразу
отделила Г. от коррупционеров, доказывая, что вреда от его действий не
было,
а их оппоненты вынуждены были показывать, что такой вред все же есть
(просто
забыв доводы обвинителя о том, что по закону надо наказывать не за "вред",
а
только за то, что "взял") , то во втором суде таких симпатизирующих Г.
присяжных не оказалось, и потому лидировать стали те, кто согласно
традиционному при социализме взгляду не видят разницы между
государственными
и хозяйственными руководителями, потому что и те и другие обладают над ними

чуждой и наглой властью: одни вымогают взятку за прописку, другие за
лечение
ребенка, третьи за работу или дешевый холодильник.
Для этих людей Г. никакая не "договорная сторона", а просто
"начальник", представитель общей коррумпированной и давящей их власти, хуже

милиционера. Доводы же о различии сфер публичного и частного права остались

непонятными абстракциями.
Анализ суждений присяжных в ИСП-З (14.08.1996 г.)

Вердикт: Г. оправдан - 6 голосами против 2.
Процесс вел снова А.В. Похмелкин с участием 8 присяжных. Только 2 из
них признали Г. виновным во взятке и 1 - в коммерческом подкупе, но никто
не
проголосовал за лишение Г. свободы.
Приходится признать, что и этот состав присяжных оказался в большом
недоумении при рассмотрении дела. Ведь осудить можно только за причиненный
вред, но факт причинения Г. кому-либо вреда само обвинение отвергало.
Внутренняя слабость позиции обвинения состояла в том, что, опираясь не на
описание вреда, а лишь на положение закона о должностных лицах, которым
запрещено принимать "подарки", оно вместе с тем и не отрицало, что в своих
выводах присяжные должны опираться не на закон, а на свою совесть и
понимание справедливости. Но как судить по совести, когда ничего не
говорится о причиненном кому-либо вреде? Следуя логике, в такой ситуации у
присяжных вообще нет выбора, кроме оправдания Г., если следовать совести и
не иметь заранее сформировавшегося (предвзятого) отношения к такому типу
людей. Так оно и произошло.
Обвинительный вердикт приняли только трое, из которых двое присяжных не
смогли заставить себя поверить, что вреда Г. не причинил никому, а третья
решила, что не имеет права оправдывать коррупцию ни под каким видом. Еще
один человек высказался за то, что получение денег Г., видимо,
предосудительно, но лишь в моральном плане. Остальные в получении таких
даров коммерческими руководителями не увидели бы ничего плохого, если бы не

пугающая и непонятная им позиция уголовного закона, который осуждает Г.,
соглашаясь при этом, что никому вреда он не причинял. Удивительна речь
присяжного 8 (доцента): он четко сформулировал самую вероятную вину Г., но
запретил себе отдаться своей интуиции, поскольку сторонами на процессе было

сказано: "Ущерба никакого не было" и проголосовал за вердикт: "Не виновен".

Доводы же обвинения о недопустимости платности услуг государственных
лиц присяжные не приняли. Фактически они отвергли не должностное положение
Г., а закон о взятке во имя своего понимания и совести. Таков, на мой
взгляд, основной парадокс данного обсуждения.

Анализ суждений присяжных в ИСП-4 (13.09.1996 г.)

Вердикт: Г. осужден - 6 голосами против 4.
Дискуссия среди серпуховских присяжных была очень живой. Деятельная
бухгалтер (4) высказала солидарность как с ленинской концепцией беспощадной

борьбы со взяточничеством чиновников, так и со взглядом защитника на
неправомерность причисления хозяйственников к должностным лицам,
ответственным за взятки.
Совсем иной взгляд высказал 43-летний слесарь (6), поддержанный
предпринимателем - старшиной. Его слова были лаконичны, но мудры, ибо
вскрывали важную экономическую проблему. Крупные предприятия даже после
акционирования, после перехода в частную собственность сохраняют
монопольные
привычки, продавая свою продукцию только через особо приближенных
посредников по сильно пониженным для них ценам. При этом наносится вред
предприятию, т.к. его продукция продается ниже рыночного уровня, но
субъективно ущерб ощущает потребитель, т.к. продукция продается по цене
выше
государственной.
Фактически это есть обвинение в коммерческом подкупе, но поскольку
судья и ведущий объяснили, что для такого обвинения необходимо иметь
доказательство причиненного вреда, а по данным следствия никому вреда
причинено не было, то и возможности квалифицировать действия Г. как
коммерческий подкуп не стало. Поэтому эти присяжные проголосовали за
признания действий Г. получением взятки, но общественно не опасным и потому

без лишения свободы.
Такое мнение разделило 6 из 10 присяжных, остальные признали Г. даже
невиновным, поверив утверждению организаторов, что вреда никому он не
причинил. К чиновникам же с властными полномочиями его не приравнял никто.

Анализ суждений присяжных в ИСП-5 (14.09.1996 г.)

Вердикт: Г. оправдан - 11 голосами против 2.
Оправдательный вердикт был вынесен до начала обсуждения. 10 из 13
человек письменно ответили "нет" по всем трем вопросам, а в процессе
обсуждения к ним присоединился еще и старшина. Вот их аргументы:
- Если нет вреда, то нет взятки, тем более нет коммерческого подкупа, а
есть лишь естественная благодарность за услугу, карать за которую нельзя.
- Если не было предварительного сговора о холодильниках за
"благодарность", то нет и преступления.
К догадке о причинах такой предпринимательской "благодарности" эти
присяжные не подымались, целиком находясь внутри проблемы: "Была ли тут
вынужденность?"
Только двое присяжных признали вынужденность, причем, если присяжную
(2) волновала усилившаяся в последнее время практика поборов со стороны
работников бывших госслужб по обслуживанию населения, то присяжному (13)
преступным показался сам факт получения зам. директором дополнительных
средств сверх и так немалой зарплаты. ("А что же тогда достанется
рабочему?"). Как мы помним, во втором процессе по этому делу среди
московских рабочих возобладала именно такая точка зрения, что привело к
обвинительному вердикту. Главный спор обвинителя и защитника о том,
является
ли Г. должностным лицом или нет, и эти присяжные не поняли, на него не
отреагировали.
Интересна эволюция мнений предпринимателя-старшины. Вначале он считал
Г. виновным во взятке как очевидного должностного лица (руководителя
государственного предприятия). Потом под влиянием аргументов сторон
посчитал
его виновным в коммерческом подкупе. В ходе же обсуждения склонился на
сторону тех, кто посчитал Г. невиновным в уголовном преступлении, поскольку

прямого вреда не зафиксировано. Однако по совести он все же посчитал, что
вред от действий Г. есть, поскольку они создают на будущее для
"взяткодателя" неоправданные привилегии и будет мешать делу.

Итоги обсуждений присяжными дела Г.

Сопоставляя все 5 обсуждений, прежде всего приходится отметить
необычайно широкий разброс полученных вердиктов, а именно:
1) наполовину оправдательный,
2) единодушно обвинительный и репрессивный,
3) больше оправдательный,
4) больше обвинительный,
5) почти единодушно оправдательный.
Такую неустойчивость можно объяснить трудным пониманием, запутанностью
правовых оценок коррупции в народном сознании и потому случайностью
господствующего настроения. В одном случае люди соглашаются полностью с
обвинением, в другом - с защитой. А суть истинной вины (в коммерческом
подкупе - по моему мнению) у них так и осталась непроясненной (за
исключением большинства присяжных в 4 обсуждении). Говорю это я отнюдь не в

упрек присяжным, потому что в прояснении сути им практически не оказали
необходимого содействия сами стороны. Согласованная позиция сторон: "Г. не
причинил никому ущерб" путала присяжных и отвлекала их от выхода к истине.
Поэтому можно только удивляться, что несмотря на такой жестокий эксперимент

исследователей, опираясь лишь на собственный жизненный опыт и здравый
смысл,
многие присяжные нашли правильный ответ, отказавшись признавать Г.
должностным лицом, но признав за ним вину в нанесении ущерба предприятию
или
потребителям за "благодарность", вместе с тем отказавшись наказывать его
лишением свободы.
Формально суммируя все оценки, можно сказать, что присяжные 3 раза
оправдали и 2 раза осудили Г., причем только в 1 случае высказались за
лишение его свободы (по общей сумме голосов получается, что он оправдан 27
голосами против 25, причем только 12 из них (меньше четверти от общего
числа) высказались за наказание лишением свободы, как это сделал
существующий суд.
И еще один вывод: практически никто из присяжных не осудил Г. за
коммерческий подкуп (только за взятку), хотя по смыслу нового уголовного
закона и по сути лишь в коммерческом подкупе его и можно обвинить. Но это
только формально.
Если же обращать внимание на тон высказанных мнений, то получится, что
лишь 12 присяжных, осудивших Г. (в основном из рабочих), винили его за
получение взятки, и скорее даже не его лично, сколько вообще всех
"начальников" (неважно, в коммерческой или властной организации они
работают), потому для этих рабочих "экономические и политические хозяева"
кажутся господами на одно лицо... У них еще нет представления о свободных
договорных отношениях с такими "господами", они хотят от любых начальников
только одного: "Отдай мне положенное и не вымогай с меня за то, что ты
обязан и так сделать". Всей сутью своего сознания эти люди принадлежат еще
плановому социализму, и именно их стереотипами мышления руководствуются до
сих пор наши судьи.
Другая группа присяжных, осудивших Г. (13 человек), аргументировала
свое решение прежде всего вероятным ущербом потребителям и в еще большей
степени - самому предприятию. Они это сделали по собственному опыту и
разумению даже вопреки утверждению сторон, что ущерба от действий Г. никому

не было. Думаю, они осуждали Г. именно за коммерческий подкуп, но назвать
таким образом поступок Г. решился только 1 человек. Найти объяснение этому
феномену мне сегодня трудно. Остается только верить, что со временем
положение изменится, и мы перестанем называть коммерческий подкуп взяткой,
а
коммерсантов - чиновниками.
Справедливость деления осудивших Г. за взятку на две такие группы
подтверждается их голосованием о виде наказания. Осудившие его
действительно
за взятку (во 2 и 5 судах) высказались однозначно за лишение свободы, а
высказавшиеся на деле за коммерческий подкуп были против лишения его
свободы, т.е. не считали такое преступление таким уж тяжелым, как взятка
государственного деятеля.
Нам остается оценить основные аргументы другой половины присяжных -
тех, кто высказался за оправдание Г. На деле они просты: вред от действий
Г.
не доказан, а переданные ему деньги - естественная благодарность. Как мне
кажется, для большинства этой части присяжных взяточные отношения не
кажутся
ужасно преступными - безотносительно к тому, где служил бы Г. - в
коммерческой структуре, на государственном заводе или в аппарате.
Обобщая, получаем такую структуру оценок присяжными действий Г.:
а) обыкновенные человеческие дела (бизнес) - преступления нет 52%,
б) коммерческий подкуп, который надо наказывать штрафами 25%,
в) взятка, за которую надо сажать 23%.
Итоги исследовательских судов по теме вновь подтверждают выводы ранее
проведенных общественных судов присяжных и социологического опроса по делам

о хозяйственных взятках.

Приложение 5.1. Стенограммы судов по делу о взятке
Г.
ИСП-1 (16.04.1996 г.)

Судья -
к.ю.н. Кореневский Ю.В.
Обвинитель -
к.ю.н. Похмелкин А.В.
Защитник -
к.ю.н. Похмелкин В.В.

Речь обвинителя

В ноябре 1994 г. к заместителю генерального директора государственного
ПО (производственного объединения) Г. обратился знакомый предприниматель с
просьбой оказать содействие в приобретении оптовой партии дешевых
холодильников, выпускаемых ПО в порядке конверсии. Г. отдал распоряжение, и

партия холодильников была продана его знакомому по безналичному расчету,
деньги полностью переведены на расчетный счет объединения. В благодарность
за оказанную услугу предприниматель передал Г. 2 млн. руб.
Но через некоторое время этот предприниматель был задержан по
подозрению в совершении другого преступления и добровольно заявил органам
следствия о даче взятки. Согласно действующему законодательству на
основании
этого добровольного заявления он был освобожден от уголовной
ответственности
за дачу взятки. К уголовной ответственности был привлечен Г. как
взяткополучатель. Он обвиняется в том, что, занимая должность руководителя
государственного предприятия и осуществляя организационно-распорядительные
функции, получил взятку в размере 2 млн. руб. за действия, связанные с
выполнением своих должностных обязанностей.
Такова фабула настоящего дела. Возможно, в моем изложении она
прозвучала слишком лаконично, однако должен заметить, что все сведения,
необходимые для правильного разрешения настоящего дела, я вам сообщил и
готов отвечать на ваши вопросы по конкретизации обстоятельств дела.
Сегодня вам предстоит рассмотреть и принять решение по далеко не
обычному делу. В чем суть проблемы? Согласно действующему законодательству,

к уголовной ответственности за получение взятки может быть привлечен не
любой человек, а лишь лицо, которое занимает определенную должность,
наделено определенными полномочиями и выполняет определенные функции.
Какие?

Я об этом скажу чуть позднее.
Должен заметить, что эта проблема всегда служила камнем преткновения
для органов предварительного следствия, суда и т.д. Далеко не всегда бывает

просто ограничить полномочия должностного лица от обязанностей рядового
работника, служащего, который по закону за получение взятки и иные
должностные преступления к уголовной ответственности привлечен быть не
может.
Если этот вопрос всегда вызывал немалую сложность даже для юристов
самой высокой квалификации, то правомерно ли его ставить перед вами? Перед
людьми, не имеющими специального образования и подготовки? Полагаю, что
вполне правомерно. Получение взятки слишком тяжкое преступление, чтобы
ответственность за него зависела от разных трудноуловимых тонкостей и от
того, сумеют ли юристы в этих тонкостях разобраться. Тем более, что греха
таить, нередко мы впадаем в профессиональный снобизм, витая в высоких
правовых эмпиреях, забывая об элементарном здравом смысле. Именно к вашему
здравому смыслу, к вашему гражданскому пониманию справедливости я и
обращаюсь, поддерживая обвинение по данному преступлению.
Итак, первый и основной вопрос, на который вам предстоит ответить,
заключается в том, можно ли Г. отнести к субъектам ответственности такого
преступления, как получение взятки, иными словами - к должностным лицам?
Перед вами текст примечания к ст.17О УК РФ, где раскрывается понятие
должностного лица. Коротко выделю основные признаки. Во-первых, должностное

лицо - это лицо, которое, извините за тавтологию, занимает должность, пост
в
государственных и общественных учреждениях, организациях и на предприятиях.

На последнем акцентирую ваше внимание особо. Во-вторых, это лицо должно
быть
наделено организационно-распорядительными или
административно-хозяйственными
полномочиями, что в переводе на простой человеческий язык означает, что это

лицо имеет право распоряжаться либо людьми, либо материальными ценностями.
Г., как вы помните, занимал должность заместителя генерального директора
крупного производственного объединения. Наличие у него организационно-
распорядительных полномочий сомнений не вызывает, и думаю, защита это
оспаривать не будет. Обращаю ваше внимание, что деньги он получил не за
красивые глаза, не в качестве подарка на день рождения, а за совершение в
интересах взяткодателя действий, которые входили в круг его должностных
обязанностей.
Сразу хочу предупредить возможные вопросы. Предварительной
договоренности о передаче этих денег не было. Г. деньги не требовал.
Предприниматель дал ему их по своей инициативе. В результате действий Г.,
т.е. продажи партии холодильников этому предпринимателю, никакого ущерба
предприятию причинено не было. Все так, но все это не имеет никакого
значения для квалификации содеянного как получения взятки. Закон исходит из

того, что взятка опасна сама по себе, безотносительно к тому, какие
действия
должностное лицо совершило в интересах взяткодателя. Взятка может быть дана

до совершения этих действий, т.е. носить характер подкупа. Она может быть
дана после совершения этих действий, т.е. носить характер благодарности.
Она
может быть дана за совершение незаконных действий или за совершение вполне

законных действий... Все эти обстоятельства подлежат учету при определении
степени ответственности, назначения меры наказания, но они не влияют на
решение вопроса о виновности. Взятка остается взяткой при наличии тех
признаков, которые указаны в законе.
Перед вами так же текст ст.173 УК, где дается определение понятия
получения взятки. Очень легко понять, что все признаки состава данного
преступления относятся и к Г. Я должен сказать, еще совсем недавно
рассмотрение этого дела не вызвало бы никакой сложности ни у
профессионального суда, ни у суда присяжных. Г. был бы несомненно без
всяких
вопросов осужден, и защите тут оставалось только просить о снисхождении. Но

вот несколько лет назад и среди профессиональных юристов, и в общественном
сознании стало бытовать мнение, что уголовная ответственность за получение
взятки должна применяться только к государственным чиновникам, т.е. к
людям,
находящимся на службе у государства. Согласно этим воззрениям к субъектам
должностных преступлений не могут относиться так называемые хозяйственники,

т.е. руководители предприятий и другие представители административного
персонала всевозможных коммерческих структур, в том числе и
государственных.
Обоснование этой позиции, я думаю, вы услышите от представителя защиты. Я
оставляю за собой право выдвинуть возражения против его конкретных
аргументов в реплике. Сейчас я хотел бы, чтобы вы посмотрели на эту
проблему
в целом.
А почему, собственно, мы должны проводить такое жесткое разграничение
между государственным служащим и хозяйственным руководителем? Давайте
задумаемся над тем, что лежит в основе взятки? Чем она обусловлена и что ее

вызывает? Я полагаю: зависимость. Зависимость рядового человека от того,
кто
наделен хоть какой-то властью и кто, используя эту власть, может либо
облегчить жизнь этого человека, либо ее осложнить. И, простите, кто сказал,

что зависимость человека от хозяйственного руководителя является менее
тягостной и менее обременительной, чем от государственного чиновника? С
государственным служащим мы сталкиваемся, в общем, не каждый день, но мы
каждый день ходим на работу и там зависим от хозяйственного руководителя,
который может уволить, а может повысить зарплату. Мы каждый день

сталкиваемся с коммерческими структурами, которые уже давно накинули нам на

шею ценовую удавку и с каждым днем ее затягивают все туже и туже. Это ведь
тягостная повседневная, постоянная зависимость, которая с каждым днем все
растет. Не секрет, что у нас в стране немало таких финансовых и
промышленных
"тузов", которые ворочают миллиардами, в подчинение которых находятся
десятки тысяч людей, а сотни тысяч - в косвенной зависимости. Эти люди
начинают влиять, а иной раз уже и формировать политику государства. И вот
этих людей предлагают вывести из числа людей, ответственных за самые тяжкие

преступления! Значит, рядовой чиновник местной администрации - должностное
лицо, а вот такой промышленный или финансовый магнат - не должностное лицо?

Да они реальной властью обладают гораздо большей, чем официальные деятели
страны. Надо смотреть на вещи реально.
Я, в общем, не против таких людей. Наверное, они способны принести
пользу стране, но ведь совершенно очевидно, что контроль со стороны

государства за их деятельностью должен быть повышен. Да, Г. нельзя отнести
к
таким финансовым или промышленным магнатам, это так. Но вы, принимая
решение, исходя из того, является ли он должностным лицом или нет, должны
иметь в виду не только данный случай, но и любое аналогичное событие.
Внешне действия Г. выглядят довольно невинно. Но сегодня он получил
деньги за то, что отпустил партию товара, и вы сказали, что он невиновен,
потому что не является должностным лицом, а завтра он начнет вымогать
деньги
у работников предприятия. Его нельзя будет привлечь к ответственности за
взятки, потому что вы уже сказали, что он не должностное лицо. Послезавтра
он откажет работникам в выплате зарплаты, начнет крутить эти деньги в целях

извлечения личной наживы, и его нельзя будет привлечь к ответственности за
должностное преступление, потому что вы сказали, что он - не должностное
лицо. Наконец, послепослезавтра он изобьет работника, а его нельзя будет
привлечь к ответственности за превышение служебных полномочий, связанных с
насилием над личностью, - это очень тяжкое преступление, - только потому,
что вы уже сказали, что он - не должностное лицо. Поэтому я вас очень
прошу:
не забывайте, что, принимая решение по данному делу, вы создаете прецедент.

Не признав Г. должностным лицом, вы по существу лишите государство
возможности защищать рядовых граждан от произвола наших нынешних
бизнесменов.
Взятки, с моей точки зрения, есть самая опасная и уродливая форма
протекционизма, а проще говоря - блата. Ну неужели мы в недавние годы не
настрадались от блатных отношений? Неужели нам это надо? Неужели наконец-то

мы не желаем жить в обществе, где все подчиняются установленным правилам,
обеспечивающим каждому равные правовые возможности? А ведь взятка - это не
что иное, как попытка обойти общие правила в угоду себе и в ущерб людям. И
пусть этот ущерб часто не виден невооруженным глазом, пусть он не поддается

денежному выражению, но он всегда присутствует хотя бы в том, что
нормальные
правовые отношения подменяются протекционистскими, блатными, мафиозными. Ну

посмотрите на нашу, так называемую рыночную экономику. Что, разве это есть
цивилизованный рынок, где во главу угла поставлены интересы потребителя и
где царят честность и закон? Да ведь это насквозь коррумпированная среда,
подчиненная только интересам извлечения сиюминутной личной выгоды. Я,
думаю,
сам вопрос для вас звучит риторически.
Конечно, с моей стороны было бы чистой демагогией возлагать на Г.
ответственность за все те безобразия, которые творятся в нашем
демократическом государстве. Более того, я могу признать, что содеянное им
не идет ни в какое сравнение с теми многочисленными безобразиями, которые
творятся в отечественном бизнесе. Но нельзя отрицать и другое: содеянное
Г. - это пусть и не самое опасное, но типичное проявление тотальной
коррупции, которая уже подвела наше общество к критической черте. Если мы
хотим положить конец этому развитию, мы не должны оставлять без внимания ни

один, пусть даже внешне малозначительный случай. Я бы не хотел, чтобы вы
впадали в благодушие по поводу того, что вот Г. никакого вреда вроде не
причинил. Взятка опасна своим развращающим механизмом. Первый раз ее берут,

стыдливо пряча глаза, стесняясь. Второй раз - как само собой разумеющееся,
а
дальше ее начинают уже требовать и вымогать. И ничего уже без взятки не
сделаешь. Она становится, а говоря о нашей современности, уже действительно

стала - нормой жизни.
Тем не менее, если бы я выступал в профессиональном суде, я бы не
настаивал на очень суровом наказании. Я понимаю, что есть преступления
гораздо более опасные, в том числе с получением взяток. И тем не менее
считаю, что Г. заслуживает точной адекватной уголовно-правовой оценки. И
суть этой оценки должна быть сведена к вашему вердикту: "Виновен в
получении
взятки!". У меня все."
Вопросы присяжных к обвинителю и его ответы

- Считались бы взяткой не деньги, а какая-либо работа, услуга?
Ответ: Да, под взяткой понимается оказание любой материальной услуги.
Конечно, более-менее значительной. Если бы дело ограничилось коробкой
конфет
или бутылкой коньяка, никто бы за это уголовное дело не возбуждал. А вот
если за услугу дарят садовый участок или квартиру - то конечно.
- А как смогли доказать, что он получил взятку? Ведь их было двое?
Ответ: Г. сам не отрицал факт получения этих денег. Предпринимателя же
освободили от ответственности за дачу взятки, поскольку он заявил
добровольно.
- Скажите, пожалуйста, вот зачем предпринимателю надо было ускорение

поставок холодильников: они что, были кондиционные? На пределе партии?
Может, он этим кого-то успел опередить? Почему он обратился к Г. за этим?
Ответ: Дело в том, что холодильники эти делались в порядке конверсии, с
использованием качественных материалов и технологий и потому они были
высокого качества, но, конечно, дешевле аналогичной продукции на мировом
рынке.
- Не было ли все это подставкой?
Ответ: Никакой провокации здесь не было. Г. не отрицает факта получения
денег, и никакого злого умысла со стороны взяткодателя (например посадить)
не найдено.
- Это государственное предприятие было ли заинтересовано в расширении
сбыта? Держалось ли оно этими холодильниками в сложный период конверсии?
Ответ: Понимаю смысл вопроса. Предприятию было куда сбывать
холодильники. Хотя нет и данных, что из-за отпуска этой партии
холодильников
традиционные потребители пострадали.
- Как-то все это плавает... Непонятно... Жалко Г.
Ответ: Если жалко Г., то решайте вопрос, исходя из им содеянного.

Речь защитника

Дело, которое вы сегодня рассматриваете, представляет большой
общественный интерес, и обвинитель прав, что еще несколько лет назад оно не

вызвало бы большого сомнения ни у прокуратуры, ни у защиты, ни у суда.
Потому что несколько лет назад мы жили совершенно в другой стране,
совершенно в иной системе отношений, когда фактически у нас был лишь один
хозяин - государство, когда у нас не было даже зачаточных рыночных
отношений. И когда любой руководитель предприятия фактически и юридически
приравнивался к государственному чиновнику. Сегодня совершенно иные
условия.
Мы имеем иное законодательство, иные экономические отношения. И именно с
учетом этих изменений и нужно оценивать данное дело.
Обвинитель точно характеризовал получение взятки как вид преступления,
дал его юридический анализ, привел текст действующих статей Уголовного
кодекса. Он не сказал, пожалуй, лишь об одном обстоятельстве, имеющем самое

важное значение для данного случая. Дело в том, что согласно действующему
уголовному законодательству только то деяние признается преступлением,
которое обладает важнейшим признаком: общественной опасностью. Это
означает,
что деяние должно реально причинить вред или создать угрозу причинения
вреда
каким-то охраняемым уголовным законом отношениям, проще говоря - человеку,
личности, гражданину, обществу, государству. В уголовном законе существует
специальное положение, согласно которому не считается преступлением деяние,

которое хотя формально и подпадает под статью УК, но не имеет признака
общественной опасности и потому считается малозначительным. Это очень
важный
момент, на который я прошу обратить внимание при дальнейшей оценке всех
обстоятельств данного дела и при вынесении вами решения. Давайте же
разберемся: какова реальная общественная опасность получения взятки, с
которой связано установление уголовной ответственности?
Действительно, сам факт получения взятки независимо от того, наступили
ли какие последствия от этого, требует уголовного воздействия. Ст.173 УК не

требует выяснения вреда, который наступает от взятки для других лиц или
организаций, с которыми работает должностное лицо. И это очень важный
момент, если решать вопрос о том, кто должен отвечать за получение взятки.
Дело в том, что сейчас, с точки зрения нашего законодательства, мы имеем
две
очень важные сферы общественных отношений: это сфера публичного права и
сфера частного права. В сфере публичного права действуют люди, наделенные
определенной властью, получившие эту власть в конечном счете от народа,
который избирает высших должностных лиц государства. Эти люди призваны
действовать в общегосударственных интересах. В этой сфере нет места
частному
интересу. И когда государственный или даже местный чиновник, наделенный
такой властью от народа, начинает руководствоваться частным интересом, а не

государственным, не общественным, тогда уже сам этот факт способен
причинить
огромную опасность и зло. Ведь тогда все мы становимся в неравном
положении,
потому что чиновник за взятку может предпочесть одного другому, сделать
существование одного более выгодным за счет интересов другого и т.д. Здесь
сам факт получения вознаграждения действительно представляет огромную
общественную опасность. Именно поэтому взятки караются очень и очень
строго.
Сейчас часто говорят о коррупции как об одном из самых отвратительных и
опасных явлений. Так вот, коррупция - это и есть получение взятки лицом,
наделенным властью. Предметом коррупции являются именно властные
полномочия,
которые использует должностное лицо в своих корыстных интересах. Но есть
другая сфера - отношения частноправовые, регулируемые в основном
гражданским
законодательством. Их субъекты - коммерческие предприятия. Это сфера
гражданского оборота. В отличие от публичного права, где есть лица,
наделенные властью, и лица, вынужденные им подчиняться, в сфере
гражданского
оборота действуют равноправные участники. И нет никакого принципиального
отличия государственного предприятия от частного в этой сфере гражданского
оборота. Других же функций у предприятий разных форм собственности нет. И
не
случайно в ст. 170 определено, что ответственность за должностные
преступления распространяется только на руководителей государственных
предприятий. Руководители негосударственных предприятий сегодня из-под этой

ответственности выведены. И вот здесь наши позиции с обвинителем
расходятся.
Он полагает, что надо распространить уголовную ответственность за такие
деяния и на лиц в частных предприятиях. По моему глубокому убеждению ни
первые, ни вторые принципиально ответственность за получение взятки нести
не
могут. Потому что они не наделены никакой властью. Они сами приняты на
работу собственником. Пусть даже этот собственник - государство. Ведь в
качестве собственника государство равно любому иному собственнику и иного
быть не может. Государство, принимая на работу любого человека, в данном
случае моего подзащитного Г., выполняет те же самые функции, что и любой
частный предприниматель, который принимает на работу к себе менеджера или
какого иного работника. И рассматриваться они должны абсолютно одинаково.
Безусловно, в коммерческой сфере могут совершаться определенные
преступления, но при одном обязательном условии: они должны причинять
конкретный, определенный вред либо собственнику, либо работникам
предприятия, либо третьим лицам. И вот за этот конкретный вред и тот
способ,
которым он причинен, действительно может наступить уголовная
ответственность. Например, используя свое положение, человек присваивает
безвозмездно вверенное чужое имущество, - вопроса нет, наступает уголовная
ответственность за хищение, независимо от того, было ли это на
государственном или частном предприятии. Причиняется вред работникам,
нарушаются его трудовые или иные права - наступает свой вид
ответственности,
опять же вне зависимости от принадлежности предприятия. И потому доводы
обвинителя о том, что в таких отношениях имеется подобная форма
зависимости,
как и в отношениях с государственным чиновником, на мой взгляд, не
выдерживают критики, потому что здесь имеют место лишь зависимости,
основанные на договорных, а не публично правовых отношениях. В рамках
договора, который добровольно заключается лицом с собственником или его

представителем, и должны решаться все вопросы. Если же отношения выходят за

рамки договора и причиняют той или другой стороне вред, то наступает
ответственность, но именно за этот конкретный вред, причиненный конкретному

лицу.
Посмотрим еще раз на ситуацию с этой точки зрения. Обвинитель признал,
что реального вреда никому в данной ситуации причинено не было. Не
пострадало само предприятие, продукция была реализована по привычным ценам.

Не пострадали работники предприятия, а в известном смысле они даже
выиграли,
т.к. убыстрение реализации продукции помогло им быстрее получить свою
зарплату из полученного дохода. Оказались в выигрыше предприниматель,
который приобрел нужные хорошие товары и использовал для поставки
потребителям о которых сейчас напомнил обвинитель. Эти действия Г.
способствовали гражданскому обороту. Кому же причинен вред? Никому. Значит,

оказывается, самое страшное, что Г. получил непредусмотренное никаким
договором вознаграждение, сверх определенного трудовым соглашением оклада.
Но посмотрим, а возразил ли на это собственник, который принимал Г. на
работу? Нет, такой реакции собственника (т.е. предприятия или
контролирующего его госоргана) не было. Вреда в самом факте получения
такого
вознаграждения никто не усмотрел. И если бы не эта пресловутая ст. 170 УК,
которая распространяет ответственность за получение взятки на лицо,
занимающее должность на госпредприятии, никто бы и не подумал Г.
наказывать,
тем более в уголовном порядке. С точки зрения здравого смысла и, если
хотите, с точки зрения общественной морали, здесь не усматривается ничего,
что заслуживало бы уголовной ответственности.
Обвинитель сказал, и этот аргумент приводится часто, что самый факт
получения незаконного вознаграждения оказывает развращающее действие на
само
лицо и его окружение: сегодня мы его не осудили за получение взятки, а
завтра будут совершаться правонарушения против его работников, а потом и
насильственные преступления. Не буду совсем отрицать определенного
стимулирующего воздействия на сознание человека подобных ситуаций. Понятно,

что материальный интерес присущ каждому человеку, и когда он
удовлетворяется
не в тех формах, которые прямо предписаны законом, действительно, некоторое

развращающее влияние на личность оказывается. Но, во-первых, с точки зрения

уголовного закона человек должен отвечать только за то, что он совершил, а
не за то, что может совершить в будущем. Если руководствоваться логикой
обвинителя, то сегодня надо привлекать к ответственности
несовершеннолетнего
ребенка за прогулы школы, поскольку в будущем это может вылиться в более

серьезные нарушения, вплоть до преступлений. Но кто из нас согласится

применять к ребенку такие меры помимо необходимых, конечно, мер
родительского воздействия?
И, во-вторых, давайте все же разберемся. Вот обвинитель говорит о том,
что власть, которой наделен сегодня наш бизнес, та зависимость, которую
испытывают от него наши граждане, именно она служит главной опасностью,
способствующей коррупции в нашей стране, и что именно с ней надо бороться.
Но давайте разберемся, что является главным источником коррупции? Да,
мы все заинтересованы, чтобы рынок в нашей стране был цивилизованным, чтобы

именно интересы потребителя были поставлены во главу угла, чтобы не
существовало монополий на определенные виды деятельности. Так от кого
зависит реальное исправление ситуации? Вот если мы внимательно во всем этом

разберемся, то придем к выводу, что главным источником негативных явлений
служит как раз зависимость предпринимателей от государственных чиновников,
поскольку они вынуждены сегодня получать разрешения, лицензии, всяческие
квоты на различные действия. Такая зависимость сегодня - главный объект
коррупции, именно из-за нее сегодня платят самые большие деньги. Именно она

служит тем коррупционным стимулом, который безусловно действует разлагающе
на все общество. Если мы хотим реально бороться с коррупцией, то главный
акцент борьбы должен быть перенесен именно на это. Необходимо всемерно
сокращать такие государственные функции, освобождать экономику от
коррупционного государственного вмешательства и вместе с тем, конечно, надо

вести решительную, беспощадную уголовно-правовую борьбу с государственными
чиновниками, совершающими такого рода деяния.
Но что произойдет, если мы приравняем хозяйственников к государственным
чиновникам (именно об этом говорит обвинитель)? Неизбежно, как уже было в
нашей стране, главный удар "борьбы с коррупцией" будет обрушен не против
властных коррупционеров, а против хозяйственников. Не случайно вы тут
спрашивали, как удалось раскрыть это преступление... Действительно, если
нам
и удавалось раскрывать факты взяточничества, то они в основном касались
хозяйственников. Стоит посмотреть статистику преступности за всю историю
советского государства, вы увидите, что 95%, если не больше, осужденных за
взятки, - это хозяйственники. И только 5% - государственные чиновники,
причем далеко не самые высокопоставленные. И это вполне понятно.
Правоохранительные органы отчитывались, оправдывались, что они, мол,
борются
с взятками, указывая на конкретные дела. Но даже обвинитель признал, что
степень общественной опасности вот этого деяния не идет в сравнении с
взяткой высокопоставленного государственного чиновника, тем более деятеля.
А
таких среди осужденных мы никогда не увидим и не дождемся, если
ответственность за взятки будет распространена и на них, и на
хозяйственников. Последние станут заложниками "борьбы с взятками", хотя
решающие беды от коррупции связаны отнюдь не с их деятельностью.
При всех этих обстоятельствах, при том, что я как и обвинитель считаю
наше законодательство несовершенным, вы имеете сегодня право и возможность
опереться в своем вердикте на ваше внутреннее убеждение, на вашу совесть,
на
ваше представление о справедливости, наконец, на сам текст уголовного
закона, согласно которому можно человека не признать преступником, даже
если
формально признаки преступления имеют место. Принимая во внимание все эти
обстоятельства, я призываю вас вынести единственно возможный по этому делу
вердикт: "Признать Г. невиновным в получении взятки".

Вопросы присяжных к защитнику и его ответы

- Г. предъявляли еще какие-либо обвинения?
Ответ: Нет, никаких финансовых злоупотреблений и хищений он не
совершал. Только одно получение вознаграждения от предпринимателя. Только
это.
- Почему предприниматель обращался именно к Г.? Он что, не мог получить
такие холодильники в другом месте? Или это был более простой путь?
Ответ: Да, для него было проще договориться со знакомым. Впрочем, это
право любого покупателя: свободно выбирать себе продавца. Согласитесь, что
было бы неправильно навязывать кому бы то ни было продавца. Ему было так
удобнее.
- Я спрашиваю, желая понять. В тот период конверсия только
налаживалась, и не было достаточного выпуска таких холодильников? Наверное,

закупить такую партию было очень сложно? Или нельзя? За что он все же
благодарил?
Ответ: Да, это предприятие в плане конверсии было уникальным в регионе,
выпуская качественные и дешевые холодильники. Такое качество было только у
иностранных холодильников, но за более высокую цену.
- Поясните семейное положение и моральный облик Г.
Ответ: Г. был нормальным производственником, никаких порочащих историй
за ним не числилось. Но должен сказать, что даже если бы он был плохим
семьянином и работником, я все равно считал бы его невиновным.
- Все обвинение построено на чистосердечном признании. А если бы он
сказал, что ничего этого не было, следствие зашло бы в тупик и дела не было

бы?
Ответ: Дело в том, что он признался, не считая себя виновным, поскольку
не был знаком с УК и не считал свои действия преступными.
Диалог сторон ("И пошел брат на брата...")

С большим удовольствием я выделяю нижеследующую часть прений как
замечательный пример спора в суде присяжных. Конечно, такое возможно только

при высоком профессиональном уровне сторон и неподдельной
заинтересованности
судьи, каким в данном случае проявил себя Ю.В. Кореневский. К сожалению,
это
тоже большая редкость. Тем большая ценность этого примера.
Думаю, этот диалог правильнее было бы назвать допросом защитника
обвинителем, на что последний имел и процессуальное право, и силы. Поражает

агрессивность напора А.В Похмелкина, которому можно только позавидовать.
Тем
более что в душе он, конечно же, стоял полностью на позициях защиты Г.,
может, даже больше брата, но взятая на себя роль обвинителя требовала от
профессионала победы и, по-моему, победителем из спора вышел именно он. Это

видно и потому, что он вновь овладел вниманием присяжных и их вопросами.
Однако надо признать, что присяжных, когда они остались одни, победа
обвинения не смутила.
Обвинитель: Вы согласны, что в соответствии с примечанием к ст.170 ныне
действующего УК, Г. является должностным лицом?
Защитник: Да, в соответствии с нынешним УК - является.
Обвинитель: Вы согласны, что в соответствии со ст.173 УК об
ответственности за взятку, все признаки данного состава преступления в
действиях Г. усматриваются?
Защитник: Согласен.
Обвинитель: Я вас правильно понял, что вы призываете присяжных вынести
оправдательный вердикт, несмотря на требования ст.170 и ст.173 УК?
Защитник: Присяжные могут выносить свой вердикт, руководствуясь не
законом, а совестью, но в данном случае есть и правовое основание для
вынесения оправдательного вердикта.

Обвинитель: Вопреки требованиям ст. 170 и ст. 173?
Защитник: Есть ст. 7 УК, согласно которой может не признаваться
преступлением действие, хотя формально и подпадающее под какую-либо статью,

в данном случае, под ст.173, но не содержащее общественной опасности.
Обвинитель: Не являющийся общественно опасным в силу чего?
Защитник: В силу малозначительности.
Обвинитель: Что такое малозначительность?
Защитник: Здесь - отсутствие общественной опасности и какого-либо
вреда.
Обвинитель: Хорошо. Вот вы все время говорите о власти государства. Ну,
а руководитель предприятия - разве он не обладает властными полномочиями в
отношении к подчиненным ему работникам?
Защитник: Здесь речь идет о разных источниках власти.
Обвинитель: Простите, а какое это имеет значение для человека?
Защитник: Простите, а какой человек в данном случае пострадал?
Обвинитель: Хорошо. Я прихожу и даю взятку судье за постановление
совершенно законного приговора - какой человек при этом пострадал?
Защитник: В данном случае это не имеет никакого значения, потому что
подрывается самое главное...
Обвинитель: Нет, какой человек пострадал? Вы ответили вопросом на мой
вопрос. Теперь я жду от вас ответа на мой вопрос: какой человек пострадал?
Ведь деньги даны за вынесение совершенно справедливого приговора. Ведь все-

таки речь должна идти не о том, что пострадал какой-то конкретный человек,
а
что пострадала система отношений?
Защитник: В данном случае, когда речь идет о вынесении приговора за
деньги, страдает авторитет государства и правосудия, это главное.
Применительно же к нашему делу, положение совсем иное...
Обвинитель: Нет, приговор не был обусловлен взяткой. Это была простая
благодарность человека после суда.
Защитник: В данном случае это не имеет значения. Здесь совершенно
другая природа отношений. Я уже говорил об этом в своей защитной речи.
Государственный деятель призван руководствоваться государственными
общественными интересами. Он не должен, не вправе даже в малейшей степени
руководствоваться интересами частного лица. И не может принимать никакого
вознаграждения. А вот в сфере частных отношений, гражданского оборота
частный интерес законно является довлеющим. И поэтому ничего опасного,
ничего преступного, что человек в этой сфере руководствуется частным
интересом, нет.
Обвинитель: Хорошо. Директор завода приглашает к себе рядового
работника и говорит ему: будешь ежемесячно отстегивать мне такую-то сумму
из
своего заработка! Работник отказывается, директор наносит ему побои. Это не

выдуманный пример, он достаточно распространен. Как вы оцениваете такие
действия?
Защитник: Если нанесены побои, то есть специальная статья в УК за такое
преступление - ст.112 УК, хорошо вам известная.
Обвинитель: Какие ею предусмотрены наказания?
Защитник: До 6 месяцев лишения свободы, так же, как за любые побои.
Обвинитель: А, что он вымогал деньги, вообще остается без наказания?
Защитник: Факт вымогательства денег, безусловно, будет учтен как
отягчающее обстоятельство.
Обвинитель: В рамках максимального 6-месячного наказания? Да? Хорошо, а
вот если его признают должностным лицом, то ответственность за превышение
служебных полномочий влечет за собой наказание до 8 лет лишения свободы.
Так
есть ли разница между 6 месяцами и 8 годами?
Судья: Надо бы уточнить вопрос. Ведь речь идет не о том, какое нужно

наказание, а что является преступлением. Если снять побои, а оставить

вымогательство?
Обвинитель: Я тогда поставлю вопрос по-иному. Вот предприятие
распределяет ведомственные квартиры. Масса многодетных семей. А я прихожу и

даю взятку руководителю предприятия. Мне тогда дают квартиру, а более
нуждающимся нет. Это тоже не дача взятки?
Защитник: Это не дача взятки, но, безусловно, злоупотребление своим
положением, нет, своими полномочиями.
Обвинитель: Так есть тогда статья УК, по которому можно привлечь такого
руководителя? Если не признать его должностным лицом?
Защитник: Его нужно, конечно, привлечь, но в законодательстве
существуют пробелы. Да, сейчас к уголовной ответственности привлекать его
нельзя,
Обвинитель: Спасибо, у меня больше вопросов нет.
Продолжение вопросов присяжных к обвинителю и его ответов

- А что все-таки заставило признаться взяткодателя?
Ответ: Его привлекли к ответственности за сокрытие доходов от уплаты
налогов. В процессе расследования он покаялся, что был еще и такой эпизод.
Вот и все.
- И все-таки мне не дает покоя такая ситуация: врач сделал ребенку
операцию и спас его, я просто хочу его отблагодарить, и что, этим могу
погубить?
Ответ: Нет, отблагодарить человека за исполнение им своих
профессиональных обязанностей можно, это не взятка, потому что здесь деньги

даются не за то, что он распорядился своей властью, а за то, что он хорошо
сделал свое дело.
- А здесь разве не та же ситуация?
Ответ: Здесь иное - не профессиональный талант, а наличие положения,
власти, полномочий. Его просто поставили на такую должность и дали
возможность распоряжаться другими людьми, вот за что ему дали деньги...
- Вы меня не поняли, я ведь беру ситуацию не из головы. Ведь врачи
отказываются брать ребенка под свою ответственность, вдруг он умрет под
ножом.
Ответ: Повторяю, дополнительное вознаграждение специалисту за
выполнение его профессиональных обязанностей, не связанных с его
должностным
положением, взяткой не является. И если вы заплатите врачу за хорошо
сделанную операцию, уголовной ответственности он нести не будет. Потому что

при этом он сам работает руками и головой.
Судья: Продолжим мысль. Кто делал операцию, кто рвал зубы - неважно.
Пусть даже министр здравоохранения, но действовал он как лечащий врач, и
потому никакого отношения такие действия к его должностному положению не
имеют. Но если главврач больницы будет брать деньги за помещение в
больницу,
это будет взяткой. Врач может действовать и как врач, и как руководитель
больницы. Это разные его ипостаси.
- А с какой суммы начинается взятка?
Ответ: Законом это не определено и разрешается судом в каждом
конкретном случае. Как раз малозначительность деяния и предполагает малую
сумму подношения. Взяткой принято не считать выражение знаков внимания.
Если
бы там была коробка конфет или хотя бы бутылка вина. Но для вас сейчас
прописных истин нет. Вы сами будете считать, с какой суммы надо подношение
считать взяткой. Решайте сами: малозначительно ли 2 млн. руб. по ценам 1994

года или нет?
- Известна ли стоимость той партии холодильников?
Ответ: Нет, не известна, и значения для дела это не имеет.
- Что есть 2 млн. в сравнении с его зарплатой?
Ответ: Примерно оклад.
- 2 млн. руб. были возвращены?
Ответ: Нет, деньги были потрачены подсудимым на свои нужды, но
возвращать их или нет, решать вам. Если вы его признаете виновным, деньги
будут с него взысканы как неосновательное обогащение.

Напутственное слово судьи

Перед вами ставятся два вопроса:
1. Виновен ли Г. в получении взятки?
2. Если виновен, то заслуживает ли он лишения свободы?
Если вопросы понятны, то кратко напомню позиции сторон. Обвинение и
защита не спорят по фактам. Снимите и вы все вопросы, касающиеся возможной
провокации. Вот как нам дано, так мы и принимаем. Различие же позиций
обвинения и защиты практически состоят в одном: обвинитель считает, что все

руководящие работники государственных предприятий за получение незаконного
вознаграждения несут такую же ответственность (не в смысле наказания, а в
смысле квалификации), как и работники государственного аппарата,
непосредственные представители власти. Защита стоит на иной позиции, она
считает, что ответственность за получение взятки должны нести только
работники властных структур, государственного аппарата: правительство,
судьи, следователи и т.д. Руководители же хозяйственных организаций такой
ответственности нести не должны. Вот основное различие позиций.
Нужно вам оценить еще одно различие в позиции обвинения и защиты -
причиненный вред. Да, конечно, защитник прав, что закон предусматривает
уголовную ответственность лишь за деяния опасные, причиняющие вред
гражданину или обществу, или способные их причинить. Но вот вопрос, что
надо
оценить как вред - только материальные потери или еще и тот вред, о котором

говорил обвинитель, т.е. создание в обществе порядков, когда свое право ты
можешь осуществить только за взятку? Это вам тоже предстоит оценить. Желаю
успеха.

Совещание присяжных

2 (предприниматель): Сама бы я никакие деньги не брала по моральным
причинам, но получение денег Г. взяткой не считаю. Да, по существующему
закону он виновен, но лично я считаю его невиновным. Почему? Здесь была
взятка всего в размере его оклада 2 млн. руб. Огромные деньги? Да это
меньше

стоимости бутылки старого коньяка. И это взятка? Нет, это просто презент,
знак благодарности после сделки.
6 (реставратор): Тут сказали, что лишь рабочие делают холодильники, а
руководитель снимает сливки. Не могу с этим согласиться. Ведь первым
наладить конверсию на таком заводе - большая заслуга руководителя. Мало
кому
удалось это в 1994 году, другие тянут денежки из государства до сих пор. А
это, видимо, толковые люди, и не зря их благодарят. Поскольку взятку он не
вымогал, вреда никому этим не причинил, поскольку общественной опасности

никакой нет, то я считаю, что он не виновен.
Вот когда в нашей стране прекратится дефицит, хороших холодильников
будет завал, не нужно будет товар выпрашивать за взятки-благодарности, а
вести обычные сделки, тогда и законы станут иными. А сейчас - не виновен.
8 (инженер): Считаю его невиновным, потому что взятка его делом
оправдана. Она далась как благодарность. Тем более в то время для него эти
деньги были небольшими. Это для нас они большие, а не для него. Видимо,
руководитель он хороший, потому что я сама работаю в ВПК, знаю, как
загнивает у нас до сих пор наука. Он, видимо, смог поднять завод, стали
выпускать пользующиеся спросом холодильники и вырученные за них деньги
быстрее пошли в оборот, на ту же зарплату рабочим и рост производства. А у
нас другие руководители, и мы зарплату месяцами не получаем уже четвертый
год... Уверена, чем быстрее эти холодильники пошли в магазины, тем скорее
рабочие получили зарплату. Так что от этой сделки завод в целом выиграл, а
не проиграл. Конечно, есть в такой ситуации минусы, но, думаю, плюсов
больше, и я потому не считаю Г. виновным.
Старшина (9-прораб): Думаю примерно также, потому что вымогательства
тут не было и других предпринимателей он не обломил, в том смысле, чтобы
вне
очереди влезть за партией выгодных холодильников. Обвинитель тоже это
признал. Другим предпринимателям он подножку не ставил, взял товар по
заводской цене. По-моему все нормально он сделал, и потому я считаю его
невиновным.
1 (домохозяйка): Не виновен.
3 (безработная): Я думаю иначе. Г. не сам мастерил эти холодильники.
Над ними целый коллектив работал, а он полученные за них средства положил в

карман, не будучи бедным. Раз получал в месяц 2 млн. руб., то не от голода
же брал. Именно потому что такие существуют, в обществе настолько
исказились
понятия о порядочности, что происшедшее кажется нормальным. А это далеко не

так. Если "даритель", непоименованный здесь господин, считает, что произвел

с холодильниками удачную сделку, то пусть и поможет всему заводу сделать
что-то полезное, для всех. Клумбу разобьет, купит вагон с повидлом - но для

всех. Но он отблагодарил лишь одно конкретное лицо. Безусловно Г. здесь
виновен, ручку ему позолотили.
Но, переходя ко второму вопросу, ввиду чудовищного состояния нынешних
мест лишения свободы, сажать туда живого человека просто нельзя. Тут
годится
любое иное альтернативное наказание типа штрафа. Лишать свободы его нельзя.

4 (работник спорта): Согласен, Г. виновен. Если бы он был повыше в
моральном смысле, ему хотелось бы избавиться от этих денег и он нашел бы
способ потратить их на коллектив, а он их присвоил. Но согласен, что
наказывать лишением свободы нельзя, надо штрафом, отстранением от ключевой
должности, оглаской.
7 (врач): Считаю, что была обыкновенная примитивная взятка, а большая
она была или маленькая - не так уж важно. За свою работу руководителем он
получал оклад, а эти деньги принадлежат всей структуре, а не ему одному.
Поэтому он виновен, но, конечно, лишения свободы не заслуживает.
С ними согласились пенсионерка (5) и рабочий (10).
Общий вердикт: Г. не виновен.

Итоговый лист ИСП-1 по делу Г. 16.04.1996 г.
№
Характеристики Голоса
Профессия Воз-
раст Пол Образование Взятка Лишение
свободы
1 Домохозяйка 33 ж ср.техн. нет нет
2 Предприниматель 27 ж ср.ехн. нет нет
3 Безработная 47 ж высшее да нет
4 Работник
спорта 57 м высшее да нет
5 Пенсионерка 60 ж ср.техн. да нет
6 Реставратор 25 ж ср.проф нет нет
7 Врач 48 ж высшее да нет
8 Инженер 53 ж высшее нет нет
9 Прораб 33 м ср.техн. нет нет
10 Рабочий 59 м ср.техн. да нет
Итого: да - 5
нет - 5 да - 0
нет - 10

ИСП-2 (5.08.1996 г.), Москва, м-р "Беляево"

Процесс вел как судья Похмелкин А.В.
На этом и последующих исследовательских процессах присяжным после
показа видеозаписи прений сторон на ИСП-1 задавались следующие вопросы:
1. Виновен ли Г. в получении взятки?
2. Если Г. не виновен во взятке, то виновен ли он в коммерческом
подкупе?
3. Если Г. виновен, то заслуживает ли он лишения свободы?

Совещание присяжных

9, 10, 11 (повар, служащая НИИ, пенсионерка): Одинаковой должна быть
ответственность за взятку, что у хозяйственника, что у других.
2 (учительница): Верно. А то получается, что у кого денег много, тот
может дать любую взятку, и перед ним все двери открыты, а у кого денег нет,

тот и пойти никуда не может. А какая ответственность за это должна быть?
Правильно, уголовная, потому что когда у таких людей денег много, они от
любых штрафов откупятся и дальше пойдут... Как раз здесь нужно лишение
свободы, потому что другое на них не подействует. Потому что рано или
поздно, но такие взятки перейдут в вымогательство у простых людей, которым
как раз взятки давать нечем... А тут в любом случае взятка есть... Если ты
хочешь отблагодарить, если у вас дружеские отношения, то пришел бы к нему
домой, сказал: "Знаешь, я тебе так благодарен". Ну и отпраздновали бы по-
людски. А тут деньги руки жгли...
4 (уборщица): Хитро тот сделал. Если бы узнали об этом через кого-то,
то привлекли бы обоих.
2: Ну, он видимо, хорошо законы знал, раз поспешил с признанием. И все
равно: взял деньги, значит взял. Если бы не хотел этого, то вполне мог
сказать этому знакомому: "Извини, друг, я очень хорошо к тебе отношусь и
очень хотел бы взять твои деньги, но не могу, не имею права." А он взял.
Мне кажется, у нас сейчас в стране такой ком творится, потому что
процветает сплошная система конвертов, взяток, передач, все этим повязано,
абсолютно все. Вся милиция, все МВД, все гаишники. Все кругом повязаны, и
неважно, как это называется, взяткой или нет.
Старшина (8 - учитель): Перед нами главной задачей поставили
определить: была ли у Г. взятка или коммерческий подкуп? Вот что тут
сказать?
1 (пенсионерка): И то и другое есть взятка, т.е. деньги не за работу.

5 (уборщица): Да, это была взятка... И потом, если б не он, люди могли
бы купить холодильники из своих денег по заводской цене, а так коммерсанты
им будут продавать по повышенной цене, с простых людей себе капитал
набирать.
6 (рабочая дома): А в 94 году ведь как холодильников не хватало.
5: Вот-вот, они и наживались. Конечно, виноват он за эту взятку.
3 (учащаяся): Я бы сказала, что это взятка, если бы он деньги взял до

сделки, а после, какая тут взятка?
- Почему? После сделок обычно и "благодарят"...
- А вот обычно и нет. Следователю дают вначале, чтобы дело закрыл, и
судье тоже дают еще до суда. А тут что? Не виновен он ни в чем.
Старшина (8): Нам пытались показать, особенно защита, что коммерческий
подкуп - это одно, а взятка - это другое, что в коммерции существуют другие

отношения. Как бы нам не пропустить этот момент.
2: Я считаю, тут нет никакой разницы. Сегодня этот человек работает в
коммерции, завтра ушел в государственное учреждение, а взятки продолжает
брать, или наоборот. Какой человек есть, таким он и остается. Иван Иванович

остается Иван Ивановичем и, перейдя в другую организацию, не станет Петром
Семеновичем. Просто на более высоком посту он будет брать раз в 10 больше.
Сейчас он взял как благодарность, а потом станет ждать и выжимать ее. Как
вам это понравится?
Старшина (8): В общем разделения на взятку и коммерческий подкуп у нас
не получается, потому что такие действия все равно опасные. И довод
защитника, что нельзя осуждать за будущие последствия, а надо смотреть лишь

на конкретное и вроде бы не опасное действие здесь не работает.
По первым двум вопросам все мнения, кажется, высказали. Ну а по вопросу
лишения свободы будем обсуждать или просто ответим?
2: Считаю, тут нужно лишение свободы, потому что для таких людей
наказания типа штрафов ничего не значат. Чем больше его штрафовать, тем
больше он будет брать взяток, чтобы компенсировать свои потери. (Голоса
согласия...)
9: Да, заплатят и все для них в порядке. Сейчас даже бандитов отпускают
за миллион.
6: Виновен в получении взятки, а вот заслуживает ли лишения свободы, не
знаю. Что? Тогда будет в пользу обвиняемого? Нет, в пользу ему я не хочу,
значит тогда - лишение свободы.
7: Согласна: взятка, лишение свободы.
Старшина: Я тоже считаю, что было получение взятки и виновный
заслуживает лишения свободы. А в целом 10 голосами против 1 мы принимаем.

Вердикт: Г. виновен в получении взятки и заслуживает лишения свободы.

Итоговый лист ИСП-2 по делу Г. 5.08.1996 г.
№
Характеристики Голоса
Профес-
сия Воз-
раст Пол Образо-
вание Взятка КKоммер-
ческий
подкуп Лишение
свободы
1 Пенсионерка 72 ж ср.техн. да нет да
2 Учительница 44 ж высшее да нет да
3 Учащаяся 19 ж среднее нет нет нет
4 Уборщица 45 ж ср.спец. да нет да
5 Уборщица 40 ж среднее да нет да
6 Раб.
дома 53 ж среднее да нет да
7 Домохозяйка 25 ж среднее да нет да
8 Учитель 25 м высшее да нет да
9 Повар 57 ж среднее да нет да
10 Служ.МАИ 46 ж высшее да нет да
11 Пенсионерка 65 ж среднее да нет да
Итого: да - 10
нет - 1 да - 0
нет - 11 да -
10
нет - 1

ИСП-З (14.08.1996 г.), Москва, м-р"Печатники"

Вел процесс судья Похмелкин А.В., используя материалы ИСП-1. После того
как он задал присяжным аналогичные вопросы, началось
Совещание присяжных

1 (педагог): Думаю, мы все понимаем, что это не взятка. И никакого
подкупа тут не было, не было договоренности заранее, сделка была хорошей,
никакого нарушения закона не было, была благодарность. Но в законе
почему-то
это называется взяткой или подкупом. Но говорят же нам: не делал Г. ничего
незаконного. Если бы у него были какие-то сложности в этом плане, например,

не имел он права продавать эту партию... Или если бы он эту партию продал
дороже, а предприятию положил меньшую сумму, - но ведь не было этого.
3 (продавец): Надо еще учитывать и человеческий фактор. Г. мог и на
суде сказать, что этого не было, а на самом деле могло быть. Я вам сейчас
приведу пример. Один директор другому достал товар по дешевке, чтобы второй

директор заработал. Но они заранее оговорили: я тебе сделаю это, а ты мне
даешь определенную сумму за то, что я тебе дал заработать. Потом получилось

так, что продавцы что-то сказали, налоговый инспектор подслушал. Ведь
налоговый инспектор как делает: приходит, девочки продолжают разговаривать
себе за стойкой о том, как мой Иван Николаевич сделал Иван Ивановичу то-то
и
то-то... В общем, и пошло, и пошло... Только недавно у человека срок
кончился.
5 (кассир): Девочки, давайте конкретно, давайте конкретно, чего мы
будем здесь сидеть. Получил ли он взятку или нет?.. Я считаю, что для
взятки
должна быть какая-то договоренность на получение вне очереди или еще что.
Кто только кому чего не дает. Я вообще считаю, что взятка - это когда
просят
сделать незаконное. А тут взятки нет...
Старшина (6-врач): Нам сказали, что если мы сейчас Г. оправдаем, то
надо признать и произвол предприятия, которое кому захочет - продаст, кому
захочет - не продаст. Как оправдывать руководителя, который ведет такую
"продажу" за деньги себе?
5: Это уже другое дело. Это уже взятка...
4 (пенсионерка): Я бы сказала, что немножко взятка все же есть...
7 (бухгалтер): Я, например, понимаю взятку так: прихожу в какую-то
организацию и говорю: "Вы мне вот это сделайте". А мне говорят: "Нельзя!"
Тогда я говорю: "Заплачу!" Вот тогда будет оговорено и это будет взяткой.
Понимаете, взятка, когда плата за что-то, а тут не за что было платить, все

было по закону.

8 (доцент): Насколько я понимаю, когда предприниматель обратился к
этому Г., то сначала тот не был им лично заинтересован, а действовал по
обычному порядку: есть изделия на складе - забирайте, цена утверждена,
плати. Ну а тот перепродал выгодно, обрадовался и решил сделать презент...
Мы должны исходить из этой информации, как из истины, и не сомневаться, что

могло бы быть и что они там думали. Мы исходим из абстрактной задачи,
предложенной заседанию, и не можем себе позволить разные другие ассоциации.

Как может выглядеть эта ситуация?
Если предприятие-монополист одному дает, другому не дает, то его
руководитель обманывает свой коллектив, потому что он должен был назначить
цену такую, чтобы товар на рынке свободно продавался, а не был бы в
дефиците. А если товар у монополиста в дефиците, значит он цену
недостаточную сделал, а сделав малую цену, может начать играть этим товаром

и брать взятки. И тогда состав преступления налицо. Он установил низкую
цену, поэтому к нему все бегают, а он за взятки: "Тому продам, а тому нет"
Проигрывает при этом предприятие, которое не получает денег, которые могло
бы получить. Нет, он обязан был назначить такую цену, чтобы товар свободно
продавался на рынке, тогда нет дефицита, нет вот этого произвольного
распределения. Если он получает мзду за то, что тому дал, а этому - нет, то

состав преступления ясен: он пользуется личными связями, берет деньги себе,

а коллектив обирает. Если же этого явления нет, товар свободно продается,
стоит навалом, и любой человек может прийти и купить его, то тогда нельзя
говорить о взятке. Тогда по-человечески это просто душевная благодарность
человека, который удачно продал партию холодильников. Наверное, он просто
не
жадный. Мы же не должны говорить о людях, что они все стяжатели, нахапал и
затаился. Бывают иные люди, пусть даже мало, которые живут хорошо, продал
удачно, доволен и делаю всем хорошо... Может ли быть такой человек? Немного

таких есть. Он такой, и тогда взятки тут нет.
2 (домохозяйка): Во взятке не виновен.
Старшина: А я считаю, что коммерческий подкуп у него все же был... И
последний вопрос: Заслуживает ли он лишения свободы...
5: Объясните, кто кого тут подкупал?
Старшина: Я считаю, предприниматель подкупил Г. и в этом смысле он
является должностным лицом. Он не виновен во взятке, но виновен в
коммерческом подкупе. Ну не знаю, не будем спорить...
1: Так и говорят: сколько людей, столько мнений.
5: Вот так нас и судят, ни за что. Я считаю, конкретно каждый случай
надо разбирать. И судить по-человечески, а не подводить под общую черту
закона.
Старшина: А не будет общей черты закона, то вы знаете. Лицензии никогда
ни на что не получишь, не заплатив крупной суммы денег. Ясно? Причем за
все.
И как раз те предприятия, которые всю жизнь это медоборудование выпускали.
Я
тут прямо заинтересованное лицо, потому что знаю, отчего мы стали все
нищими. Просто наши должностные лица не заинтересованы, чтобы предприятия
работали, если они не дают им денег.

Вердикт: Г. не виновен ни во взятке, ни в коммерческом подкупе.

Итоговый лист ИСП-3 по делу Г. 14.08.1996 г.
№
Характеристики Голоса
Профес-
сия Воз-
раст Пол Образо-
вание Взятка КKоммерческий
подкуп Лишение
свободы
1 Педагог 35 ж ср.спец. нет нет нет
2 Домохозяйка 30 ж среднее нет нет нет
3 Продавец 21 ж ср.спец. нет нет нет
4 Пенсионер 68 ж среднее да нет нет
5 Kассир 49 ж среднее да нет нет
6 Врач 50 ж высшее нет да нет
7 Бухгалтер 71 ж ср.спец. нет нет нет
8 Доцент 57 м высшее нет нет нет
Итого: да - 2
нет - 6 да - 1
нет - 7 нет -
8
ИСП-4 (13.09.1996 г.), Центр г. Серпухова

После просмотра видеозаписи прений сторон ИСП-1 и разъяснений судья
Зотов А.В. задал вопросы, сформулированные на ИСП-2, после чего началась

Совещание присяжных

4 (бухгалтер): Мы все тут поняли, что по нынешнему закону Г. виновен в
получении взятки, но нас призвали судить по человеческой точке зрения и с
учетом времени и потому я скорее согласна с доводами защитника.
Действительно, громадный вред государству приносят взятки, которые
берут именно госслужащие, которые обладают властью. Вот это и должно сурово

и жестоко наказываться. Давайте вспомним всеми проклинаемого теперь Ленина,

хотя никто не будет отрицать, что он был выдающимся деятелем. На заре
советской власти он утверждал, что самые большие угрозы для государства -
это бюрократия и взятки. И взяточничество у нас идет еще с тех времен, и
никогда не кончалось. Хотя даже в те времена со взяточничеством боролись
беспощадно, вплоть до расстрела. Вспомните спектакль "Кремлевские куранты",

как молодая мама упрашивала за своего мальчика, взявшего взятку, а Ленин
сказал, что не могу этого отменить, потому что если каждого так прощать, то

где мы тогда окажемся. И все-таки это было забыто, и потому коррупция у нас

и сейчас процветает в высших эшелонах.
А вот что касается хозяйственников, то это действительно совершенно
другая сфера деятельности. На государственных и коммерческих предприятиях
все наемные работники, вознаграждение, которые они получают, есть их личное

дело, тем более, если вреда от этого никому нет. Вот если есть вред, то это

понятно, тут надо наказывать. Но если вреда нет, то тут вообще нет предмета

взятки. Это просто дополнительное вознаграждение за взаимовыгодную честную
сделку. Тем более что дали ему деньги не до, а после отпуска товара.
5 (слесарь): Он не виноват, чего тут говорить? Факта сговора не было,
взятки не было.
6 (слесарь): И все же давайте посмотрим: нормально работающее
предприятие, продукция качественная, проблем со сбытом ее нет, и не
нуждается оно ни в каких коммерсантах. И вдруг приходит друг, и ему
предоставляется "право" получить партию холодильников, за что он
"благодарит". Для примера возьмем "Жигули". Отпускная цена им - 7 тыс.
долларов. Посредники продают по 8, 5 тысячи обычным покупателям, а вот
получить машину по цене завода, то к этой кормушке редко кто прорывается.
Только определенные люди, и они "благодарят", естественно... Это уже вошло
в
практику... И деньги, деньги там. Так и с холодильниками...
7 (повар): А я считаю, что он сам и не понимал, что это взятка. Он
признает, что получил денежное вознаграждение, но они оба считали это не
взяткой, а обычной благодарностью за помощь в приобретении холодильников.
8 (наладчик): Взятка, конечно, была, но вот наказание... Думаю, что с
хозяйственников надо брать штраф, а вот государственных чиновников лишать
свободы сразу. Безоговорочно. А взятка была.
Старшина (9-предприниматель): Уважаемый суд, хочу обратить ваше
внимание еще и на такой момент. Я тут долго слушал, потому что меня как
предпринимателя эта ситуация трогает кровно. Есть разница между
хозяйственником на предприятии государственном и на предприятии другой
формы
собственности. Потому что на государственном предприятии собственник -
государство, и те чиновники, которые принимали этого зам. директора на
работу, сами не являются хозяевами. Это не их кровное. Они не хозяева, они
распорядители. Если хозяин имеет какой-то доход за хорошую работу, то они
имеют лишь головную боль, маленькие премии и вот такие благодарности. И
правильно отметил тут наш коллега, что не за что было бы платить деньги,

если бы все имели доступ к этим холодильникам. То есть этот человек платил
деньги не просто так. Предприниматели свои деньги очень даже считают. Если
бы ему не были предоставлены дополнительные возможности, то, естественно,
не
за что было бы и платить. Условия такие ему были предоставлены сотрудником
государственного предприятия. Он не хозяин, он никто, он служащий. В его
служебные обязанности входило занятия сбытом. И пусть тут никто не понес
материального ущерба, но сам факт этой благодарности ставит предпринимателя

и иных партнеров предприятия в неравные условия. И стимулирует
предпринимателей к даче таких благодарностей. Поэтому я лично считаю, что
факт взятки был, как бы там его ни называть. Но, как обращал внимание
судья,
не было ни предварительного сговора, не было вымогательства и много тут
обстоятельств, которые смягчают его вину. А может они действительно не
расценивали эти деньги, как взятку. Если они старые друзья, то это могло
иметь совсем иную форму. Бывает и я просто достаю деньги для знакомого и не

из-за благодарности, а просто потому что ему очень надо. У меня есть - на,
пожалуйста. Бывает и мне друзья дают просто так, раз мне нужно. Но сам
факт,
что это за холодильники, все и объясняет. Считаю, что он виновен, но не
заслуживает лишения свободы.
10 (каменщик): Реализация продукции идет непосредственно по своим
каналам. Одни ему ничего не дают лично, а этот дал, пусть даже после. Вот
теперь я буду думать: зачем делать этим, а не тому, кто меня благодарил?
6: И получается, что теперь он будет знать таксу, которую ему надо
ждать от следующего предпринимателя.
Старшина: Если бы это было на частном заводе, а я был его
руководителем, к факту такой взятки тоже отнесся бы двойственно. Если бы
мой
подчиненный принял такую взятку, я бы не устраивал никакого такого большого

разбирательства, а просто пригласил бы к себе и сказал бы, что понимаю,
тебе
тоже надо жить, ты сделал хорошую сделку, так давай мы тебе будем платить
премию, чтобы ты не принимал денег со стороны и чтобы репутация фирмы при
этом не страдала.
Руководителю государственного предприятия сложнее, у него нет таких
возможностей, ему придется ловчить, чтобы найти средства для таких премий.
Тут тоже все неоднозначно. И все же я считаю, что всякий человек, который
наделен какой-то долей государственной власти, а Г., считаю, такой властью
обладал, потому что завод государственный, а значит немножко и мой, он не
должен пользоваться своим служебным положением. И потому я считаю, что он
виновен, что эти деньги надо было вложить в производство. В конце концов
можно было и поднять цену на холодильники, если предприниматели так платят.

Это закон рынка: если платят больше, значит, можно цену подымать. Спрос
регулирует предложение. А то получается так, что условия очень льготные для

покупателей и они согласны переплачивать больше. Так куда проще: цену

сделать выше, и все уравновесится. Если он готов платить так, то пусть
платит по документам.
Действительно, по большей части, такое в нашей стране практикуется
повсеместно, куда ни глянь, а виновато в этом только несовершенство нашего
законодательства. Руководитель предприятия рад бы заплатить своему
коммерческому директору, но он не имеет такой возможности. Чтобы получить
такую возможность, он должен словчить, что уголовно наказуемо.
1 (домохозяйка): Во взятке виновен, но не надо лишать его свободы.
2 (воспитательница детсада) и 3 (акушерка) ее поддержали.
10 (каменщик): Он не виновен ни в чем, и сажать его не надо. У него
состава преступления как такового нет.

Вердикт: Виновен во взятке, но не заслуживает лишения свободы.

Итоговый лист ИСП-4 по делу Г. 13.09.1996 г.
№
Характеристики Голоса
Профес-
сия Воз-
раст Пол Образо-
вание Взятка Kоммерческий
подкуп Лишение
свободы
1 Домохозяйка 21 ж ср.спец. да нет нет
2 Воспитатель 46 ж ср.спец. да нет нет
3 Акушерка 45 ж ср.спец. да нет нет
4 Бухгалтер 55 ж высшее нет нет нет
5 Слесарь 52 м ср.спец. нет нет нет
6 Слесарь 43 м среднее да нет нет
7 Повар 32 м ср.спец. нет нет нет
8 Наладчик 30 м средее да нет нет
9 Предприним. 30 м ср.спец. да нет нет
10 Kаменщик 34 м среднее нет нет нет
Итого: да - 6
нет - 4 да - 0
нет - 10 да -
0
нет - 10

ИСП-5 (14.09.1996г.), Рабочая слобода г. Серпухова

После просмотра видеозаписи прений сторон ИСП-1 и разъяснений ведущего
Сокирко В.В. задал вопросы, такие же, как на ИСП-2, после чего началось

Совещание присяжных

11 (типографщик): Я считаю, что он не виновен во взятке. Он сам ничего
не требовал, тот принес ему по собственной инициативе. У них заранее даже
разговора об этом не было, поэтому считаю, что он не виновен.
Старшина (10-предприниматель): А обвинение в коммерческом подкупе?
11: Но там же не было договоренности. Так какой же тут подкуп? Тем
более, что холодильники хорошо продал, значит рабочим была зарплата, в
такое
время это хорошо. (Его мнение поддерживают голоса присяжных 9, 3 и других).

- Ну, тут же вреда никому не было... только хорошо...
- Кому бывает вред, когда берут взятку?
- Никогда его не бывает...
- Как не бывает, бывает...
- Сделал врач операцию, просит. Вы должны дать взятку, называется
благодарность.
- Это когда человек просит. А у них и уговора не было..
- Мало ли что? Это равносильно. А если нет, не брал бы и отказался...
Мне, мол, не надо взятки. Я вам сделал, и пожалуйста. Почему не так?.. А
благодарность, я понимаю, бутылкой коньяка врача отблагодарить. Коробка
конфет - вот благодарность, а не это...
- Это если бы один холодильник - то бутылка, а тут ведь целая партия

холодильников... Он взял благодарность...
- А может он этот подарок взял для производства?
Старшина: Простите, простите, я правильно вас понял, что появилось

другое мнение, а именно, что взятка налицо?
- Да, взятка налицо.
- Это уже интереснее. Кто еще поддерживает эту точку зрения, кто сможет
ее аргументировать?
2 (рабочая столовой): Мы сами виноваты. Избаловали их этими взятками.
6 (рабочая): Я вот вчера за теплоколонку заплатила 30 тысяч.
Многие женщины: Да это ты сама виновата, что дала.
- Вот, одна дала, другая взяла, значит обоих судить надо.
- Нет, он говорил, что все платное стало.
- Так тебе надо в Мосгазе все узнать...
- Вот теперь я заинтересуюсь, куда деваться...
- И потом, это уже не взятка, если он говорит, что стало платно и
выписывает квитанцию... А если ты ему дала без квитанции, то это уже
взятка...
3 (сортировщица): Нет, но ведь у этих-то никаких договоренностей не
было, получил он прибыль ну и поделился.
- Нет-нет, а мне кажется, тут была взятка.
- Ну почему себе? Неизвестно, куда он деньги дел, может он для завода
какой-то агрегат купил.
- Да если бы он и ничего для завода не купил, а себе взял, я все равно
не считаю его виновным.
- А мне кажется, что он виноват...
- Да и какая тут взятка, когда прошел срок и не было договоренностей?
Взятка, это когда даешь сразу, еще "до", это взятка, а тут давно срок
прошел...
- Нет, если б он благодарил, то обошелся бы бутылкой, а тут...
- А что ныне в коммерческой организации сделаешь бутылкой?
- Вот так мы рассуждаем и балуем их сами.
- Ведь в организации теперь несут телевизорами. Это что, тоже взятка?
Нет, они дарят предметами роскоши... Организация организации дарит. И в
исполком, и еще куда.
- Это другое, когда организация организации делает подарок.
- А тут коммерческая коммерческой дарит. Ну и что?
- Я считаю, что если заранее сговаривается, это взятка, а так - нет.
- Да, это был подарок, самый настоящий подарок.
1 (военный курсант): Мне кажется, что раз никто в очереди за
холодильниками не стоял, никому ущерба он не причинил, значит, не виноват.
3: Прошло время, он получил прибыль и по своей совести захотел

поблагодарить.
- Да какая у него совесть. Видишь, сам-то он освободился, а этого
подставил... Так что его совесть... А может он и специально так сделал.
- Да, недобросовестность этого коммерсанта просто очевидна.
- Да, вот его и надо было судить. Того, кто давал.
2: Оба они виновны: один давал, другой брал... Ну хорошо, сейчас он сам
принес, а в следующий раз тот уже потребует, раз ему понравится так... Вот
мы и приучаем сами... А из нас они все вытягивают...
3: А я вот благодарна врачу. Я ей уже 15 лет ношу подарки, потому что
благодарна ей за жизнь, потому что вот до сих пор жива. И он может так
чувствовал благодарность, когда хорошие деньги выручил. Почему нет? Я вот
благодарна по гроб жизни, и меня никто не переубедит...
9 (авиатехник): По закону ваши подарки тоже считаются взяткой.
3: Нет, мне один врач в Москве объяснил: "Это учителям нельзя брать, а
нам подарки еще не запрещаются..." Так что не надо запрещать душе
человеческой благодарить. Кто хочет, пусть благодарит, кто нет - его дело.
Никто не имеет права на совесть давить и запретить благодарить...

2: Благодарить - одно, а тут не благодарность... И в школе, и в саду,
везде так... Я остаюсь при своем мнении...
Старшина: Знаете, тут высказано очень много мнений, но хаотично, и я не
знаю, все ли всех услышали. Поэтому я попросил бы говорить не всех вместе,
а
по очереди. Иначе тяжело работать. Тут было высказано, что взятка должна
всегда заранее оговариваться. Но, насколько я понимаю, закон такой сговор
не
считает обязательным. Как было сказано, получение за совершение любых
действий должностным лицом в пользу дающего есть взятка. Хорошо это или
плохо, вопрос об этом не стоит, а нам надо решать сейчас только - была ли у

Г. взятка или нет, и надо ли приравнивать хозяйственных работников к
гослужащим?
Изначально мое мнение было близко к обвинительному. Что раз предприятие
государственное, этот человек обладал реальной властью, а его поступок есть

злоупотребление. Но оно изменилось. Сейчас я скажу так: вряд ли это можно
считать взяткой, потому что закон не рассматривает директора Г. как
государственного служащего. И, пожалуй, к здравому смыслу это ближе, потому

что действительно, как утверждал адвокат, в области хозяйствования должны
быть единые подходы... Пожалуй, я соглашусь и с высказанным мнением, что
это
был не коммерческий подкуп, хотя в своем листе записал именно "виновен в
коммерческом подкупе", потому что мое мнение изменилось под вашим влиянием.

Да, я не совсем правильно понял вначале эту новую статью Уголовного
кодекса.
Это не был коммерческий подкуп, потому что здесь нет никому вреда, и само
предприятие на Г. не жаловалось. Вот если бы предприятие вменило ему иск за

причиненный вред, можно было бы говорить о коммерческом подкупе, но этого
нет.
И все же, думаю, действия Г. наносят вред, потому что могут
способствовать незаконному созданию климата наибольшего благоприятствования

для тех лиц, которые благодарят - когда вдруг возникнут какие-то очереди
или
трудности. Что с этим делать? Думаю, предприятия для этого обладают своими
механизмами. Тот, кто нанимал Г. на работу, вполне может его уволить, как
только убедится, что его поведение вредит предприятию.
13 (рабочий): А я считаю, что виновен. Он за свою работу деньги
получает, а тут вдобавок еще и холодильники продал... И если он директор,
то
почему ему еще должны взятки какие-то давать... А если простой рабочий на
его месте окажется?.. А раз попался - значит отвечай... Да, виновен во
взятке, и наказывать его надо лишением свободы.
- Если так судить, то можно всех через одного сажать... В любой больнице.
- Я же о том и говорю, что мы сами их балуем...
Вердикт: Г. не виновен ни во взятке, ни в коммерческом подкупе.

Итоговый лист ИСП-5 по делу Г. 14.08.1996 г.
№
Характеристики Голоса
Профес-
сия Воз-
раст Пол Образо-
вание Взятка Kоммерческий
подкуп Лишение
свободы
1 Воен.курсант 21 м нез.высш. нет нет нет
2 Рабочая
стол. 56 ж непол.ср. да нет да
3 Сортировщица 58 ж среднее нет нет нет
4 Работник
пит. 36 ж среднее нет нет нет
5 Рабочая 31 ж среднее нет нет нет
6 Рабочая 42 ж среднее нет нет нет
7 Шофер-пенс. 77 м непол.ср. нет нет нет
8 Рабочий 52 м сред.техн. нет нет нет
9 Авиатехник 39 м ср.спец. нет нет нет
10 Предприним. 34 м нез.высш. нет нет нет
11 Типографщик 43 м сред.техн. нет нет нет
12 Рабочая 29 ж среднее нет нет нет
13 Рабочий 31 м ср.спец. да нет да
Итого: да - 2
нет - 11 да - 0
нет - 13 да -
2
нет - 11
Глава 6. Взятки-подарки (основной наказ присяжных: "Не
сажайте зря!")

Конечно, и при социализме за получение взяток сажали не только
хозяйственников, но и чиновников. Мы получали жалобы и от таких осужденных.

Когда наказание им было чрезмерно жестоким, или должностное положение
сомнительным, или весомы иные мотивы, такие люди тоже становились нашими
подзащитными, а их уголовные дела иной раз рассматривались нашими
общественными судами присяжных.

Ниже мы приведем несколько таких ОСП - ИСП, участники которых спорят,

определяя грань между допустимым (по совести) бизнесом госслужащих,
допустимыми "благодарностями" и недопустимой "торговлей властью".
Формально говоря, взятки чиновников и есть коррупция госаппарата, ее
основное юридическое звено. Но коррупция никогда не входила в сферу нашей
правозащиты. Мало того, изначально я был настроен на отторжение этой темы,
поскольку спорил с главным тезисом "андроповцев" о том, что "цеховики" и
прочий "теневой" бизнес есть лишь порождение и причина коррупции
социализма,
и утверждал, что нашей защите подлежат только хозяйственники, несправедливо

осужденные за участие во взятках. Однако жизнь брала свое, и в последние
годы я вынужден был признавать, что в сферу нашей правозащитной
специализации входят обвинения не только в экономических, но и в
должностных
преступлениях. Правда, в последнем случае мы, как правило, спорим не с
квалификацией содеянного, а с неразмерно суровым наказанием. Так что в
главном я с андроповскими "блюстителями чистоты" разошелся еще дальше.

Суды по делам о взятках лиц со спорным должностным
положением

Дело управдома Л.
(ОСП 9.10.1992 г. )

Обвинитель, юрист Лебедев Л. И.: Работая управдомом (начальником
жилищно-эксплуатационного участка), Л. неоднократно вымогала взятки с
граждан за прием на работу, за предоставление комнат в общежитии, прописку
в
них, за содействие в постановке на очередь получения кооперативных квартир
и
т. д. Приговорена к 11 годам лишения свободы с конфискацией имущества.
Ответы на вопросы:
- Нет, она не имела права принимать на работу, но визировала заявления
о приеме.
- Нет, в общежитие она устраивала только тех, кто реально работал.
- Ее семейное положение: престарелые родители, несовершеннолетняя дочь,
сын служит в армии. Наложенные на нее иски погасила.
Защитник Сокирко: Л. несправедливо признана должностным лицом,
обладающим властными полномочиями. Вопросы прописки, предоставления жилья и

тем более кооперативных квартир не могли решаться без руководителей
милиции,
райсовета и прочего начальства, в ряду которых Л. могла играть только
начальную роль сборщика "податей". Следствие и суд не захотели изучать всю
цепь зависимостей, выхватили ее, управдома, как нижнего члена иерархии, на
которого и свалили всю вину за коренные пороки нашей лишь официально
бесплатной, а на деле безнравственно блатной системы распределения, осудив
"на полную катушку".
Кроме того, неправильно осуждать Л. за вымогательство, поскольку в деле
полно эпизодов, когда Л. возвращала взятые средства в связи с отказом людей

от работы или общежития. Фактически это подтверждает существование системы
негласных договорных отношений между ищущими жилье гражданами и управдомом,

как "теневым" посредником в получении этого жилья не через непроходимую
систему "блата", а посредством денег, которые играли в этом случае роль
"частичной цены" приобретаемой жилплощади. Сделка могла состояться, а могла

быть и расторгнутой. Так при "реальном социализме" нелегально
реализовывался
рынок недвижимости, который, по моему мнению, является одним из
необходимейших условий осуществления права человека на нужное ему жилье.

Поэтому считаю:
Л. была не должностным государственным лицом, а лишь участником рынка

недвижимости, преступно запрещенного в нашей стране.
Наконец, нельзя не отметить чрезмерную суровость избранного судом
наказания - тяжелее максимальной кары за намеренное убийство.

Суждения присяжных за вердикт: Виновна

- Она виновна, но не во взятках, а в поборах. Наказана чрезмерно.
- Виновна во взятках. Она занимала положение, имела определенную
власть, визировала заявления. Конечно, она имела соучастников, но никого не

назвала. Наносила большой вред обществу, и сейчас такие действия считаются
большим злом. Но наказана чрезмерно.
- Она брала взятки с людей, у которых нет прописки и работы, а такое
возникало из-за существования обязательной прописки, что и было основным
источником развращения людей. По совести - виновна, но заслуживает
снисхождения.
- Мы сегодня платим за квартиру и прописку не должностному лицу, а
государству, а это большая разница, куда поступают деньги. Аморально брать
деньги с людей за то, что ты обязана делать и так. Виновна, но наказание ей

как женщине и матери надо смягчить.
- При любой системе есть честные и нечестные люди. Виновна, но
заслуживает снисхождения.
(Последнее мнение поддержали еще двое присяжных).

За вердикт: Не виновна

- Приходится проводить линию между совестью и существующим уголовным
кодексом. Поступки Л. аморальны, но это было выгодно бюрократической
верхушке. Виновата не она, а система, которая ее сломала, и судить надо не
ее, а систему. Кодекс надо менять в корне. Она невиновна, как жертва
системы.
- Конечно, она являлась должностным лицом, брала взятки за устройство
на работу и за жилье. Но она предвосхитила сегодняшние отношения получения
квартир за деньги, поэтому сегодня считать ее преступницей нельзя.
- Полностью поддерживаю защиту. Не виновна.
Вердикт: Виновна, но заслуживает снисхождения принят 7 голосами против
3.
Можно считать, что подавляющее большинство участников обсуждения
категорически не приняло основную линию защиты, не пожелало приравнять
поборы за жилплощадь при социализме к оплате услуг современных квартирных
посредников ("риэлторов"). Жилплощадь и тем более работу, по их мнению,
люди
должны получать не за деньги, а бесплатно, как исконное право человека. При

таких представлениях Л. является очевидным должностным лицом и, безусловно,

виновной. Снисхождение ей оказывалось только как матери.
Справка. Л. была освобождена по отбытии половины срока помилованием,
затем последовало судебное решение о снижении срока наказания.
Дело служащей горисполкома М.
(ОСП 20.11.1992 г.)

Обвинитель Сокирко: Работая начальником сметно-договорного отдела
управления капитального строительства (УКС) горисполкома и пользуясь
доверием как высококвалифицированный специалист, М. получала взятки от
председателей ЖСК (жилищно-строительных кооперативов) следующим образом.
По договорам УКС обеспечивал строительство домов ЖСК проектно-сметной
документацией, заключал договора с подрядчиками, осуществлял надзор за
строительством и вводом домов в эксплуатацию. Но поскольку в силу разных
причин подрядчики в ходе строительства заменяли ряд материалов на более
дешевые, не выполняли часть предусмотренных проектом работ и т. п.,
стоимость возведенных домов часто оказывалась значительно меньше проектной,

и потому ЖСК начинали требовать возвращения им неиспользованных в
строительстве сумм. Делать это они могли только опираясь на документы о
фактической стоимости строительства, которыми располагал только УКС, а
конкретно начальник отдела М. Именно за получение таких документов
председатели ЖСК и передали ей 8 взяток на сумму 48 тыс. руб. В 1990 г. суд

приговорил ее к 6 годам лишения свободы. Вина ее несомненна.
3ащитник Лебедев Л. И.: Сама М. отрицала свою вину, утверждала, что не
является должностным лицом и что делала перерасчеты смет в нерабочее время
по просьбам председателей ЖСК, но не получала за это деньги.
Но даже если не принимать во внимание эти утверждения, потому что
кажутся очевидным и ее должностное положение, и факты получения денег от
ЖСК, все равно ее действия нельзя считать преступлением. Ведь нет
доказательств того, что эти перерасчеты смет М. обязана была делать по
долгу
службы, и того, что она это не делала в свое нерабочее время. Известно
также, что сами председатели ЖСК считали эти деньги не взятками, а платой
М.
за ее расчетную работу и даже предлагали ей заключать на это договора (но
она отказывалась). Никакого вымогательства денег в суде не было доказано. А

раз так, то мы должны принять, что председатели ЖСК передавали М. эти суммы

как плату за ее дополнительную работу и, следовательно, признать ее
невиновной в получении взяток.

Суждения присяжных за вердикт: Виновна

- Виновна, была в курсе всех строительных махинаций.
- За взятки надо строго судить. Люди на квартиру всю жизнь копили.
Виновна.
- Не согласна, что М. делала благое дело. Раз она могла это делать для
кооперативов, то почему не делала для всех, т. е. бесплатно. Но наказывать
ее надо было только снятием с должности.

За вердикт: Не виновна

- Всем известно, что творится в наших исполкомах и следственных
органах. Если исходить из самого худшего, М. все знала и брала деньги не за

работу, а за прохождение подписи. Но не делай она этого, для ЖСК было бы
еще

хуже. Исходя из того, что она делала для себя и что для ЖСК, перевешивает
добро от ее действий, потому считаю ее невиновной.
- Думаю, что виновна не она, а председатели ЖСК, которые подписывали
акты приемки дома заниженной стоимости, что потом приходилось переделывать
с
кровью. М. же выполняла только технические расчеты в пользу ЖСК.
- Кому причинен ущерб от ее действий? Ведь в итоге - одна польза.
Преступные действия приемной комиссии, завысившей реальную работу,
исправляются якобы преступными действиями М., которая помогает ЖСК вернуть
свои деньги, несмотря на то, что она работник исполкома. Не виновна.
- Не виновна, потому что нет убедительных доказательств.
- Она жертва системы. Не виновна.
- Не виновна, потому что она получила деньги за дополнительную работу.
(Еще одна присяжная присоединилась к последнему мнению).
Вердикт: Не виновна - принят 7 голосами против 3, причем только 2

высказались за лишение свободы.
По сравнению с предыдущим общественным судом по делу Л. здесь
неожиданно получен оправдательный вердикт, хотя должностное положение М.
кажется более очевидным. Основанием для оправдания М. у 3 присяжных
послужил

факт производимых ею дополнительных расчетов как вида работы, за которые
полагалась оплата, еще для 2 - отсутствие ущерба, вернее, наличие пользы
для
ЖСК, которые получали через ее содействие возможность вернуть свои деньги.
Их же оппоненты среди присяжных посчитали, что М. должна была помогать
возвращению денег всем ЖСК, а она это делала лишь для избранных, вернее,

тех, кто ей платил, значит и вина ее несомненна.
Было высказано и мнение, что источник бед не М., а система монопольного

строительства, когда у клиентов почти нет рычагов воздействия на
недобросовестных подрядчиков, и потому приходится рассчитывать лишь на
заинтересованное содействие госслужащих.
Понятно, что трое присяжных, принявшие линию защиты получения М. денег
за дополнительную работу, фактически отвергли ее должностное положение при
исполнении этих действий. Остальные же четверо присяжных оправдали ее уже
как чиновника ссылкой на пользу ее действий и на общую порочность
существующей государственной системы.
И вот в позиции этих присяжных, оправдывающих получение взяток
чиновниками, заключалась основная новость и трудность для нас как
правозащитников. То ли люди отказываются считать взяточничество чиновников
преступлением (потому что оно, мол, приносит пользу взяткодателям), то ли
просто жалеют, считая наказание лишением свободы несоразмерно жестоким для
таких, как М.
Справка. Приговор М. не был изменен, но она освободилась раньше срока
благодаря помилованию Президента Украины и УДО.

Дело врача М.
(ОСП 20.05.1992 г.)

Обвинитель Владышевский: Работая участковым врачом-терапевтом одной
ленинградской поликлиники, М. за взятки выдавал фиктивные листы
нетрудоспособности здоровым людям, которые нуждались в освобождении от
работы по каким-либо причинам, при этом совершал должностные подлоги и
пособничал хищению взяткодателями государственных и общественных денежных
средств (получение ими незаслуженной оплаты больничных листов). Взятки
выдавались в виде подношений спиртными напитками, фруктами и т. п.
М. составил 40 подложных больничных листов для 16 человек. В связи с
тем, что он уже однажды был осужден за подобные деяния, Ленгорсуд
приговорил
его к 8 годам лишения свободы.
Защитник Сокирко: Я не отрицаю, что врач М., когда выписывал больничные
листы, являлся должностным лицом. Не буду я сейчас приводить доказательства

М., что вменяемых ему эпизодов не было. Даже если считать эти факты
установленными, я думаю, что осуждение М. нельзя считать справедливым и
законным. Ведь столь суровое наказание вынесено не важному коррупционеру, а

обыкновенному участковому врачу, который шел навстречу просьбам людей об
освобождении от работы, наверняка даже полагая в душе, что отдохнуть
человеку или справиться спокойно с какой-то жизненной задачей будет полезно

для его здоровья. Я не спорю, что допущенное М. нарушение инструкции и
самоуправство не могут быть терпимы в государственном здравоохранении, но
ведь наказывать можно и проще - простым отрешением от должности, которая
связана с выдачей больничных листов, в административном порядке и, конечно,

без лишения свободы.
Закон считает взятки страшными преступлениями, от которых гибнут
страны, но водку и фрукты для врача нельзя считать такими взятками,
коррупцией, и потому содеянное М. никак нельзя признать уголовным
преступлением.

Суждения 7 присяжных

- Нельзя было наказывать М. тюрьмой, надо только лишить его права быть
врачом. Тут надо вести речь об огрехах воспитания, а не о взятках.
- Я считаю М. виновным в должностном подлоге, но не во взятках.
- Думаю, что обвинение фальсифицировано следствием, вряд ли у М. выдача
таких бюллетеней была практикой, а не исключением. Не виновен.
- На фоне ужасных взяток на высоком уровне это не взятки. Тут нет
уголовно наказуемых действий, и М. не должен сидеть.
(Еще трое присяжных отрицали доказанность обвинений).
Вердикт: Не виновен - принят 6 голосами против 1, посчитавшего М.
виновным не во взятке, а в должностном подлоге и без лишения свободы.
Можно сказать, что оправдательный вердикт присяжных по этому делу был
практически единодушным. Участников обсуждения поразила тяжесть
определенного судом наказания за рядовые в целом прегрешения. Их удивление
было бы сродни тому, как если бы рядового инспектора ГАИ посадили на много
лет за обычные поборы с водителей на дорогах. Отсюда настойчивый мотив о
вероятности фальсифицированного следствия, в смысле заданности расправы над

этим человеком. Мне кажется, что догадки присяжных по этому делу весьма
правдоподобны, потому что характер у М. даже в зоне был действительно
весьма
ершист.
Справка. Дело М. в нашем Обществе проходило по второму списку
осужденных, т. е. не хозяйственников, но наказанных несправедливо жестоко.

Жалобы наши постоянно отклонялись ввиду юридической правомочности приговора

с точки зрения судей. Последний раз письменно мне отвечал зам. председателя

Верховного Суда РФ Меркушов А.Е. примерно так: "Ваши утверждения, что М.
получал подарки за способствование выздоровлению граждан, опровергаются
материалами дела. Оснований к опротестованию судебных решений не имеется".
Думаю, что мне повезло на личном приеме по поводу этого последнего
отказа, потому что принял меня сам Председатель Верховного Суда РФ Лебедев
В. М. Рассказ о враче, который чересчур тесно дружил со своими пациентами
и,
конечно, виноват (но ведь не на 8 лет), его, видимо, по-человечески тронул.

Подытоживая сказанное, он неожиданно показал на кадык, спросив с усмешкой:
"Закладывал врач, да?", и пообещал еще раз посмотреть дело. Потом мы
получили известие из Президиума Верховного Суда РФ о том, что врачу М.
применили ст. 43 УК о назначении наказания ниже низшего предела, снизив его

с 8 до 6 лет лишения свободы. Довольно скоро М. вернулся домой, а мы могли
сделать вывод: в данном случае Верховный Суд РФ в лице его Председателя и
Президиума согласились с мнениями наших присяжных по делу "о взятках"
участкового врача. К сожалению, так бывает не всегда.

Дело лесничего И.
(ОСП 20.05.1992 г.)

Обвинитель Владышевский: Работая лесничим Волховского лесхоза, И.
потребовал от гражданина К., обратившегося к нему за выделением участка
леса
под вырубку и заранее оплатившего в банке стоимость этого леса,
дополнительную плату якобы за то, чтобы вырубка шла не на болоте и недалеко

от дороги. Считая эти требования незаконными, К. обратился за помощью в
милицию. При передаче взятки заранее помеченными купюрами (500 тыс. руб.)
лесничий И. был задержан с поличным. Впоследствии И. объяснял получение
этих
денег необходимостью изыскания средств на нужды лесничества (новые машины,
спецодежда и др.). Суд не посчитался с этими доводами, но учитывая семейное

положение И. (двое несовершеннолетних детей), дал лишь 3 года лишения
свободы.
Защитник Сокирко: И. как лесничий считается должностным лицом. Но в
данном эпизоде он не распоряжался властью над лесом, а выступал как
менеджер
государственного предприятия (лесничества), торгуясь с гражданином К. за
близость выделяемого лесного участка к дороге на пользу К. и лесничеству.
Ведь в принципе цены лесных участков должны быть разными, из которых К.
оплатил лишь самую меньшую (замыкающую) цену наименее удобного участка. К
сожалению, следователи, судьи и, возможно, даже деятели Минлесхоза,
устанавливающие эти цены, не знакомились с азами экономики даже в
упрощенном
марксистском варианте, а иначе знали бы, что цена земли, в том числе под
лесом, включает в себя и дифференциальную ренту второго рода, зависимую от
близости этой земли к транспортным путям и рынкам сбыта, и что извлечение
этой ренты для пользы лесничества является первейшей обязанностью его
управителя и не должна доставаться только потребителям леса по случаю или
даже по блату.
Если сегодня плата вырубщиков леса не предусматривает дифференциации в
зависимости от близости к дороге предоставляемых участков, то это есть
крупный недостаток в нынешнем государственном лесопользовании, исправление
которого даже в масштабах отдельных лесхозов должно приветствоваться и
поощряться, поскольку оно не только помогает выжить лесхозам и лесу, но и
соответствует принципам справедливости. Правоприменительные же органы в
данном случае из-за своего экономического невежества взяли сторону
доносчика
и халявщика К.
Представляется также противоправным игнорирование обвинением доводов
И., что дополнительные средства, которые он требовал от К., предназначались

для нужд лесничества, а не для себя лично. Он был молодым руководителем и
нередко использовал даже средства своей семьи для дела, поскольку интересы
хозяйства для него были на первом плане. Считаю, что И. заслуживает полного

оправдания.

Суждения присяжных за вердикт: Виновен

- Я работал на "шабашках" и понимаю, что такие ситуации возможны. Если
б не было вымогательства, то никто бы его не посадил. Заслуживает
снисхождения.
- Он виновен, но заслуживает снисхождения.
- С юридической точки зрения факт взятки доказан, ведь лесничий - это
должностное лицо. Но вымогательства здесь не было. К. мог договориться с
И.,
но предпочел обратиться к властям. Можно понять и И., который столкнулся с
неразвитостью материальной базы своего лесничества, с необходимостью
перераспределения прибыли в пользу хозяйства. Этот случай есть производная
нашего несовершенного законодательства, отсутствия земельного кадастра, что

не дает возможности государству получать причитающуюся ренту, что и
толкнуло
И. на совершение правонарушения. Кроме того надо учесть личность И., перед
этим прошедшего афганскую войну. Он совершил преступление, но по вине
государства. Виновен, но заслуживает снисхождения.
- Вина есть, но небольшая и вполне достаточно было бы условного
наказания.
За вердикт: Не виновен

- Думаю, что никакого вымогательства не было. Эту версию
"потерпевшему" К. подсказали в РУОПЕ.
- Считаю, что никаких взяток не было. Как молодой специалист И. просто
не сумел правильно оформить договор на вырубку леса, а может, инструкции
устарели. Для К. участок вдали от дороги стал бы гораздо дороже.
- Незнание, как правильно оформить выгодный хозяйству контракт, не
является уголовной виной.
- Здесь был договор, а не взятка.
- Мне кажется, что осуждения заслуживает не лесничий, а скорее К.
- Вымогательства не было, он не виновен.
- Я вижу тут вину государства, а со стороны К. - провокацию. И. только
начинал работать, и ему надо было помогать.
- Существенна отрицательная характеристика "потерпевшего" К. Суд не
пожелал разобраться в сути конфликта. Очень важны показания двух
свидетелей,
что И. тратил на хозяйство даже личные деньги. Во взятках не виновен.
Вердикт: Не виновен - принят 8 голосами против 4, посчитавших И.
виновным, но заслуживающим снисхождения.
Из 8 присяжных, оправдавших И., трое прямо поддержали основной аргумент
защиты, что здесь была не взятка, а попытка договорных отношений, а пятеро

свое решение аргументировали бескорыстием И. и недобросовестностью К.
Из 4 присяжных, осудивших И., один (как ни странно, отрекомендовавшийся
бывалым шабашником, т. е. участником "теневых" договорных отношений) увидел

главную его вину в вымогательстве, а трое признали, что полученные И.
деньги
были незаконной взяткой (небольшой и без вымогательства), причем один их
них
даже возложил вину за это на государство.

Но самое главное, что все 12 присяжных, вне зависимости от того,
считали они его виновным или не считали, единодушно проголосовали за
снисхождение И., т.е. за освобождение его от наказания лишением свободы.
Справка. Наши жалобы по этому делу были безуспешными.
И. был освобожден из заключения лишь по УДО.

Выводы по 4 ОСП о взятках для законодателей

Из 18 присяжных, оправдавших управдома Л., служащую горисполкома М. и
лесничего И., только 8 согласились с линией защиты, утверждавшей, что
инкриминируемые действия носили не властный, а экономический характер, и
потому не могут считаться должностными преступлениями. Другими словами,
поступки подсудимых нельзя считать взятками.
Большая же часть в своем оправдании ссылалсь на незначительность
правонарушений или даже на приносимую людям пользу. По-видимому, им было бы

более приемлемо старое российское законодательство, подразделявшее взятку
на
два вида: "мздоимство", т. е. принятие чиновниками денег за действия,
осуществляемые без нарушения своих обязанностей, и общественно более
опасное
"лихоимство", когда чиновник принимает деньги за действия, противные
обязанностям службы. Мздоимство наказывалось штрафами и отрешением от
службы, а лихоимство - арестами и ссылкой.
Кстати, участковый врач М. был оправдан присяжными именно потому, что
они отказались признать его вину во взятке как в "лихоимстве".

4 "заказных" суда по делу о взятке налогового инспектора
П.
ИСП-1 (4.06.1996 г.)

Эти исследовательские процессы проводились по инициативе депутата Гос.
Думы РФ Похмелкина В.В. Ему как законодателю было интересно знать, связаны
ли оправдательные (или "снисходительные" - т.е. без лишения свободы)
вердикты присяжных по делам о получении взяток хозяйственными
руководителями
с их положением или тут действует общий протест людей против негуманности
наших наказаний, и потому к осужденным за взятки чиновникам (т.е. лицам с
несомненным должностным положением) они проявят такое же снисхождение.
Заказ
был выполнен, стенограммы см. в приложении 6.1.
Фабула дела и аргументы обвинителя Кузьминой А.И.: Налоговый инспектор
П. согласился снизить размер выявленных у фирмы недоимок почти в 30 раз за
вознаграждение в 1 млн. руб. По заявлению директора фирмы факт передачи

денег был произведен под контролем милиции и зафиксирован с непреложностью.

Вина инспектора П. представляется совершенно несомненной как с позиции
закона, так и по человеческой совести. Неуплата налогов - одно из
постыднейших преступлений, ибо только на налогах держатся государство и
социальная помощь детям, больным и престарелым. П. был поставлен от
государства следить за поступлением налогов и предал свои обязанности за
личную корысть, согласился быть подкупленным. Не наказывать такие
преступления невозможно.
Аргументы защитника Сокирко В.В.: Не по формальному закону, а по
человеческой совести проступок П. не может быть назван преступлением,
заслуживающим лишения свободы, потому что он не совершил ничего необычного
для этой среды. В нынешних условиях, когда государство установило
непосильные налоги, предприниматели могут экономически выжить, только ища
обходные пути, включая сговоры с инспекторами. В таких условиях
"упорствующие в честности" инспектора обречены в конечном счете на
остракизм
со стороны коллег и выживание их из среды. П. был молодым и совсем не самым

худшим. Он долго держался, а его первый проступок был фактически
вынужденным. Он заслуживает, может, увольнения со службы, но не лишения
свободы.
Принять суровое решение - значит выразить уверенность, что уголовными
наказаниями можно исправить нынешнюю ситуацию в государстве и вообще
разрешить все проблемы. Отказавшись судить П. как уголовника, присяжные
могут побудить власти и общество к реальным, действенным шагам по изживанию

причин появления таких проступков.
Судья Похмелкин А.В. систематизировал и обобщил аргументы сторон и
сообщил, что по договоренности с представителями обвинения и защиты на
рассмотрение выносятся 2 вопроса:
1. Виновен ли П. в получении взятки?
2. Если он виновен, то заслуживает ли лишения свободы?
Прежде чем обсуждать мнения присяжных во всех четырех ИСП, мне кажется
полезным вдуматься в аргументы сторон и попытаться уяснить, перед каким
выбором были поставлены присяжные. И вообще есть ли у защитника моральное
право призывать присяжных к осуждению не подсудимого, а государственной
системы?
Судья верно подчеркнул, что в главном стороны проявили себя не столько
противниками, сколько единомышленниками. Оба согласились, что взятка
налогового инспектора имела место быть, и что она является злом, как с

государственной, так и с человеческой точки зрения. Оба они не хотели бы
очень жестокого наказания для молодого инспектора, и в то же время оба
признают несовершенство порядков в стране и желательность их изменений.
Однако акценты в своих оценках стороны сделали разные и потому просили
у присяжных противоположных решений. Обвинитель считает необходимым
признать
П. виновным и заслуживающим лишения свободы (пусть минимального), а
защитник
просит признать П. невиновным в уголовном преступлении, а его проступок
наказать только увольнением со службы.
Эти различия оправдывались аргументами защиты по двум направлениям:
а) Чья вина больше - самого П. или сложившейся системы?
б) Что лучше для общества - осудить и наказать П. как единственного
виновника или осудить прежде всего государственную систему, чтобы быстрее
ее
изменить, а П. освободить от сурового наказания?
Конечно, эти вопросы принадлежат к разряду вечных проблем, ибо почти
нет преступников, вина которых не была бы обусловлена какими-то жизненными
условиями, как и нет идеальных государств, которых не надо совершенствовать

и изменять. Однако по общему правилу такая "жизненная обусловленность" не
мешает суду все же судить и наказывать именно человека, преступившего закон

по своей воле, оставляя за скобками несовершенство (виновность)
государства.
Обвинитель в своей реплике именно это и советовала присяжным, прося их
подумать, что будет, если они оправдают виновного и тем самым разрешат и
всем людям преступное поведение. Сама обвинитель, видимо, предполагала
неизбежным следствием оправдания П. только рост преступности: "Будем тогда
все брать взятки, гулять, насильничать", и страна (государство и люди)
погибнут в хаосе. Задача же изменения государственной системы,
провоцирующей
такие преступления, по мнению профессионального обвинителя, должна
разрешаться не в суде, а иными, прежде всего законодательными путями. Если
довести эту логику до предела, то в ситуации, когда судят человека,
нарушившего нереальный и потому несправедливый закон, присяжные должны его
осудить, а уж потом в качестве избирателей выбрать таких законодателей,
которые изменили бы неверные законы и порядки. Как именно и когда - это уже

вне рамок суда.
Защитник советовал иное. Делая акцент на долге присяжных судить не по
закону, а по совести и тем самым стимулировать законодателей к исправлению
законов и правил нашей общественной жизни, он говорил о вопиющей
несправедливости уголовного осуждения (тем более лишения свободы) молодого
инспектора, если он поступает как все. Он говорил о долге - проголосовать
прежде всего против нынешнего закона и порядков, а не против случайно
попавшего на скамью подсудимых человека. Однако и защитник оставил за
скобками описание, как именно оправдательный вердикт суда присяжных на деле

может помочь изменению несправедливых законов и порядков.
Кроме того, защитник не смог внятно возразить главному доводу
обвинителя: публичное оправдание преступления (даже если сегодня их
совершают очень многие или даже большинство граждан) еще больше ускоряет
рост массы преступлений, общественный разлад и гибель, как бы стимулирует
переход болезни общества в открытую, последнюю стадию.
Если бы наше общество было здоровым и получение взятки должностным
лицом было исключением, то аргументы обвинителя были бы безупречными:
зараженную часть тела надо изолировать и лечить, чтобы не заражать
остальное. Но когда общество больно во многих своих членах, то изолировать

только один из них, оставив без внимания излечение остальных, не найдя
общую
и главную болезнь организма, значит на деле самообманываться и привести
весь
организм в конце концов к гибели. Наконец, если устраниться от всех
действий, как по изоляции одного зараженного органа, так и по излечению
всего организма, значит идти к общей смерти еще быстрее. Думаю, эта
аналогия
справедлива.
Таким образом, коренное различие в позициях обвинителя и защитника
заключается в оценке массовости правонарушений и справедливости закона, т.
е. в диагнозе глубины и опасности общественной болезни. Ведь очевидно, что
закон должен выражать общую норму поведения, которой согласны следовать
подавляющее большинство людей страны, как в пространстве, так во времени.
Если большинство не может следовать правилу, даже хорошему (допустим
иноземному), то эта норма не должна считаться действующим законом в
демократической стране, потому что нельзя сажать или казнить всех (или хотя

бы немалую часть граждан)... Допустим, очень плохо пьянствовать, но если
выпивкой злоупотребляет большинство, бесполезно вводить "сухой закон" и

сажать всех за его нарушения. Лечить пьянство надо по-иному. (То же самое,
на мой взгляд, относится к наказаниям за аборты, наркотики, взятки).
Как именно тут лечить, надо думать. Может, через обсуждения в
парламенте, через опросы и референдумы, как только выяснится, что зазор
между существующими законами и вердиктами присяжных - не случайность, а
факт.
Анализ суждений присяжных

К сожалению, в социологическом аспекте состав данного суда присяжных
нельзя считать представительным, он сильно отличается от средней структуры
москвичей и, тем более, населения России. В нем почти не оказалось
пенсионеров и рабочих. Всего один присяжный был в возрасте свыше 50 лет, и
еще два - свыше 40 лет. Остальные 7 присяжных - до 31 года. Можно сказать,
что здесь действовал суд по преимуществу молодых и образованных. Возможно,
это позволило им лучше понять друг друга.

Большинство присяжных (6 из 10) согласились с обвинением и защитой
частично, остановившись на вердикте: Виновен, но не должен сидеть. Пара
согласившихся с обвинением и пара согласившихся с защитой присяжных лишь
подчеркнули весомость позиции центра.
Впрочем, надо признать, что суммарный итог мнений тяготеет больше к
осуждению. Двое присяжных говорили, что не вредно инспектору посидеть пару
годков, но в итоге они проголосовали все же за иные меры наказания. А с
другой стороны, из двух оправдавших П. присяжных позицию защитника отразил
только один человек, доводы второго присяжного были совсем иными.
Такой вердикт в наибольшей степени удовлетворил участников этого
исследовательского процесса, потому что и обвинитель добился осуждения
виновного, и защитник - освобождения от лишения свободы.
Какой же общий смысл итогового вердикта присяжных?
Я его толкую так: "Чиновников, берущих взятки, надо осуждать, но нельзя
сажать - сегодня это неправильно и бесчеловечно".
В самой конструкции этого ответа заложены противоречие и компромисс. С
одной стороны, чиновник виновен в тяжком уголовном преступлении, которое не

может быть терпимо, а с другой стороны - он не заслуживает настоящего
уголовного наказания. Не легализуя получение взяток, большинство присяжных
фактически отказало государству в надежде исправить это зло средствами
уголовного наказания. Проблема таким ответом обнажена, на мой взгляд,
наилучшим образом, хотя сам я как защитник отстаивал более радикальную
позицию.
Разберем аргументацию присяжных.
Молодой предприниматель (3), по собственным его словам, не встал ни на
сторону обвинения, ни на сторону защиты, потому что выработал собственную
точку зрения. Он вообще не признал, что тут была взятка. Принятые П. деньги

он решил называть словом "подарки", не увидев в них ничего незаконного и
записав их в один ряд с "подарком" хирургу и знакомой девушке. Возможное
должностное правонарушение инспектора П. он увидел только в сокрытии им
недоимок предприятия. Доводы судьи и сторон на него не подействовали,
абсолютное одиночество среди других присяжных его не смутило. Наверное, эта

его мысль есть плод давних самоубеждений, родившийся в результате многих
лет

таких "подарков" и понятной потребности называть себя (даже наедине с
собой)
не преступным взяткодателем, а щедрым "дарителем". Возможные же
преступления
в такой картине мира доставались лишь на долю одариваемого чиновника, да и
то в основном перед "совестью".
Как раз та твердость и безапелляционность, с которой было высказана эта
точка зрения, говорит о правильности нашей догадки, что эта мысль ему
дорога
и иной (опасной для него) трактовки он просто не допустит. Мне кажется, что

в этом эпизоде исследователей посетила редкая удача увидеть, что на деле
думает о себе молодой менеджер, успешно действующий в нашей, во многом
весьма коррумпированной государственной системе. Это произошло благодаря
внутренней честности этого предпринимателя (ведь он дал слово судить по
совести) и благодаря доверительной обстановке на наших судах присяжных
(несмотря на присутствие юристов и записывающей аппаратуры). О редкости
этого момента свидетельствует и тот факт, что в последующих трех
обсуждениях
данного дела присяжными (включая предпринимателей) больше ни разу таких
признаний мы не слышали.
По настоящему же аргументы защиты по вопросу виновности П. поддержал
лишь один человек за все 4 обсуждения - начинающая учительница (8), да и то

не сразу, а лишь в ходе обсуждения (она была единственной, кто изменил свою

первоначальную точку зрения, но не принимая мнения большинства, а напротив,

оттолкнувшись от него, возможно, из чувства противоречия). По ее словам,
инспектора "поставили в ситуацию, в которой мы все находимся", и нельзя
взваливать на одного человека вину "всей громады". Она пришла к выводу, что

отрицать уголовную вину инспектора надо в качестве вызова несправедливому
государству, на котором лежит основная часть вины.

Почему ее не поддержали? Конечно, никто из присяжных не захотел брать
на себя функцию адвоката государства, считая необходимым коренное изменение

существующей системы, порождающей взяточничество. Но предложенное
защитником
юридическое оправдание П. в качестве протеста вызвало отторжение. Наиболее
ярко это неприятие выразила старшина: "Менять законы надо, но одновременно
борясь с неисполнением законов, потому что, как говорили: "Закон суров, но
он закон". Следует радоваться, что чувство законопослушания у большинства
наших сограждан присутствует, но... Впрочем был в конце обсуждения момент,
когда и присяжная (8) сначала завоевывать на свою сторону единомышленников
среди молодых, подошедших с ее помощью к мысли о необходимости радикальных
перемен в государстве, а для этого (вот резвость молодой мысли!) "надо
взять
власть в свои руки". Дело на этот раз кончилось общим смехом...
Теперь рассмотрим доводы противной стороны, т. е. присяжных,
поддержавших линию обвинения на лишение П. свободы. Они тоже очень разные,
но серьезного внимания, на мой взгляд, заслуживают прежде всего аргументы
19-летнего студента. С резкостью молодости он отверг доводы защиты о
желании
П. помочь предприятию избежать непосильных налогов, о его трудном
материальном положении и др. Иных мотивов, кроме личной корысти, у П. он не

увидел (или не поверил в них).
Довод присяжной (6) против лишения П. Свободы: "Если всех взяточников
сажать, то полстраны надо посадить" он парировал с такой же уверенностью:
"А

не надо сажать всех. Надо посадить первого" (остальные, мол, испугаются). К

великому сожалению, такие убеждения о всесильной воспитательной роли
суровых
репрессий продолжают хранить не только молодые люди, но и многие наши
правоохранители с опытом службы и столь же детским восприятием мира. К его
доводам и мыслям в целом склонялись еще двое присяжных, так что присяжного
(10) можно считать выразителем мыслей части наших граждан.
Наиболее экстравагантными являются доводы еще одного молодого педагога
(9). Например, он отстаивал правомерность разорения государственными
налогами мелких полезных фирм, чтобы "у государства появилась возможность
"достать" налогами крупные фирмы и тем обогатить общество"... ну и так
далее. Думаю, нет смысла их пересказывать. Полезнее констатировать, что
активная часть нашего народа, а следовательно, и присяжных может состоять и

из таких "высокоумных интеллигентов-апологетов государства", слава Богу, в
небольшом числе, но в определенных условиях они, видимо, смогут взять верх
и
сильно исказить реальную картину собственных суждений присяжных. Опасность
взаимодействия таких людей с рядовыми гражданами - это проблема не только
работы коллегии присяжных, но и всего общества в целом.
Ярким и интересным мне показался эпизод спора между предпринимателем
(3) и молодой портной (4), которая, возражая против его "концепции подарков

вместо взяток" произнесла горячую филиппику против системы любых подарков в

защиту любимой мечты всех рабочих: "Честно работаешь, нормально получаешь и

тебя за твои трудовые должны обслужить на высшем уровне" - при этом со
ссылкой на западные страны (своеобразная мечта о возвращении
цивилизованного
социализма). В западных странах действительно обслуживают не за подарки, а
за деньги, но совсем не обязательно по высшему уровню, а лишь по уровню

твоих денег. Понимание этого даже к молодым приходит с трудом. Впрочем,
трудно не признать итоговую правоту портной в споре с приспосабливающимся к

власти предпринимателем, ее тягу к чистоте и равенству отношений, правоту
протеста против приспособленчества любых мастей.
А теперь надо особо отметить основания, по которым большинство
присяжных не захотело согласиться ни с защитой, ни с обвинением.
Как уже говорилось, хотя линию защитника кроме присяжной (8) никто не
поддержал, большинство эту проблему услышало и, думаю, согласилось с
необходимостью коренного изменения существующей системы, чтобы не надо было

сажать за взятки всех, но предложенное защитником юридическое оправдание П.

в качестве протеста показалось неприемлемой экстравагантностью. Для них
было
более приемлемым освобождение П. как стрелочника от тяжелого уголовного
наказания. И в общем-то сам по себе я не могу не признать их правоты.
Вторым
аргументом для отказа лишать П. свободы у присяжных стало мнение, что
инспектор не столь виновен, чтобы сидеть вместе с настоящими уголовниками,
а
третьим и, может, важнейшим стал довод об ужасных (нечеловеческих) условиях

содержания заключенных в современных "зонах".
Все доводы можно объединить в один: "Инспектор П. - один из нас,
грешных граждан, и свою вину он должен отбывать среди нас, а не вне
общества". Это и есть главный итог суда и главный совет присяжных нашей

правоприменительной системе, стоящей на противоположной - сажательной
позиции.
Анализ суждений присяжных в ИСП-2 (14.08.1996 г.)

Вердикт: присяжные осудили П. с лишением свободы - 8 голосами против 1.
Несмотря на практически полное единодушие вердикта и крайнюю краткость
обсуждения, оно отличалось большим драматизмом. Мы увидели, как в стиле
блицкрига произошел почти полный разгром и подавление присяжных, мнения
которых, на мой взгляд, разделяются большинством граждан России и
обусловили
решение предыдущего ИСП. Как это произошло? Конечно, к тому были
предпосылки.
Во-первых, в отличие от предыдущего обсуждения, где довлела молодежь с
высшим образованием, в этом процессе преобладали пожилые люди со средним
образованием. Наверное, потому здесь не оказалось ни одного голоса в
поддержку экстравагантной защиты.
Во-вторых, на присяжных, возможно, повлияло то обстоятельство, что
именно в данном обсуждении судья-исследователь провел эксперимент, заменив
видеозапись выступлений сторон своим расширенным изложением их аргументов в

напутственном слове. Доводы защиты в этом изложении почему-то оказались
менее убедительными (такой эксперимент по этому делу был один).
Но главное, среди присяжных оказалось два убежденных лидера
обвинительного характера (7 и 8), которые, захватив инициативу в
обсуждении,
ее практически не выпускали. Из-за единства по первому вопросу ("Инспектор
виновен во взятке") среди присяжных не возникло даже первичного обмена
мнениями. Если бы такое произошло и на втором вопросе о мере наказания, то
просто не о чем было бы и говорить.
Единодушие однако было нарушено репликой присяжной (5): "А я считаю,
что нет... Достаточно наказания штрафом... " Она тут же была поддержана
присяжными (1) и (4): "Его надо просто снять с должности", а в конце
выяснилось, что такого мнения придерживалась и старшина (6). Но набор очков

этим вариантом решения был прерван страстным выступлением доцента (8), по
эмоциональности и накалу намного обвинительнее прокурора.
Его филиппики против "подлого изменника П., виновника всех бед", были
уместно поддержанны замечаниями пожилого бухгалтера. Советую ознакомиться с

ними в приложении, чтобы кожей ощутить этот напор, поток, лаву
революционной
демагогии: "Всех их надо судить железной рукой. " Эта речь - яркая
апологетика государства, неважно какого (фашистского, коммунистического,
демократического) и его жестокости (карать максимально суровым способом и
вне зависимости от условий - пусть у виновного хоть 10 детей).
После такой лавины слов, сопротивление "гуманистов" было раздавлено. На
своей позиции удержалась одна присяжная (5), хотя и для нее преображение
доцента (видимо, ее доброго соседа по дому) было шоком. Последняя ее
реплика
в споре, уже в общем молчании после подведения итогов: "Ну давайте тогда
друг друга сажать. Ну что ты говоришь?!" - мне кажется достойной христовых
слов: "Пусть бросит камень лишь тот, кто без греха!" и вселяет надежду, что

в нашей стране самая рафинированная и утонченная демагогия "исправителей"
через "каленое железо" больше не пройдет. Всегда найдутся люди, которые
скажут: "Ну что ты говоришь?" - и схватят за руку.

Анализ суждений присяжных в ИСП-3(13.09.1996 г.)

Вердикт: П. виновен, но не заслуживает лишения свободы -
Практически все признали несомненность его вины в уголовном
преступлении взятки. Только присяжная (3) сказала "нет", но, видимо, просто

по жалости к молодому человеку, а не по идейным основаниям, как делали в
первом процессе предприниматель и молодая учительница. Логика защитника о
необходимости протестного голосования никого не задела. Зато всех трогала
судьба конкретного молодого человека, и они говорили о нежелательности
лишения П. свободы.
Ход мыслей большинства нарушил в конце обсуждения только старшина-
предприниматель. Доводы его были очень близки аргументам обвинителя.
Аргументы защитника он слышал, согласился с ними в части непосильных
налогов
иных претензий к государству, но, по его мнению, это никак не связано с
ответственностью инспектора, наказание которого лишением свободы, хотя бы
небольшим, все же необходимо.
Доводы старшины увлекли за собой присяжного (6). У меня создалось
впечатление, что они могли бы переубедить остальных. Думаю, что если бы он
был более настойчив, то мог бы увлечь за собой и других. И тогда был бы
шанс

репрессивного вердикта. Но даже такая внушаемость не зачеркивает, на мой
взгляд, главное: в душе большинство присяжных против лишения свободы и
чиновников.

Анализ суждений присяжных в ИСП-4 (14.09.1996 г.)

Вердикт серпуховских рабочих (9 из 11) присяжных был единодушно
либеральным к молодому налоговому инспектору: П. виновен во взятке, но его
не надо лишать свободы - 10 голосами против 1.
Точку зрения обвинения до конца отстаивал только курсант (1), хотя
вначале ее приверженцев было больше. Судя по заполненным опросным листам,
эту точку зрения разделили еще активный типографщик (11), молчащий рабочий
(13), а главное, старшина, который в дискуссии активно оппонировал точке
зрения большинства. Таким образом, группа сторонников "строгих мер" на деле

составляла больше трети состава, но в ходе обсуждения уменьшилась до одного

курсанта. И еще одна интересная деталь: если большинство, нежелающее сажать

молодого инспектора, состояло сплошь из рабочих, то единственные нерабочие
присяжные в этой коллегии (предприниматель и курсант) показали себя
сторонниками строгих "мер".
Их доводы понятны. Безнаказанность взяток налоговых работников ведет к
полному обнищанию и так нищих бюджетников, с одной стороны, и к полному
беспределу обогащающихся чиновников, с другой стороны. Спорить с этим
трудно.
А большинство свое "прощающее П. " решение аргументировало следующим
образом:
- Нельзя на такие ответственные должности ставить людей с малыми
окладами и тем самым подвергать их непреодолимым соблазнам.
- Основной виновник - директор, который вел крайне некрасивую игру,
соблазнил инспектора, а потом подставил его.
- Инспектор молод, не опасен для общества, ему надо дать шанс.
- Все мы грешны, так почему одного надо наказывать за всех?
- Инспектор не столь опасен, как уголовник, а наши тюрьмы столь ужасны
и так портят попадающих в них, что применять лишение свободы надо только к
действительным уголовникам.
Подведя итог всех четырех обсуждений присяжными дела П., видим, что из
40 присяжных только 3 (меньше десятой части) не осудили его за взятку, но,
с
другой стороны, только 13, т. е. меньше трети присяжных согласились с
наказанием его лишением свободы.
Думаю, уже сегодня из этого результата мы и власти должны делать
выводы, ибо страна нуждается в уменьшении уголовных репрессий против своих
граждан, даже грешных, хотя бы для того, чтобы люди выжили и наконец-то
перестали быть взяточниками и расхитителями.

Наказ присяжных законодателям

Доводы защиты о необходимости изменения законов неожиданно привели

старшину присяжных к принятию оригинального "Частного определения суда" в
адрес властей с пожеланиями законодательных и иных изменений. В советское
время такие определения принимались судом в адрес различных виновных
ведомств, сейчас присяжные попытались наполнить эту старую форму новым
содержанием. Признать эту попытку удачной мне трудно.
Сформулированные наспех выводы о желательности "дифференциации
наказаний и их снижения для маловиновных людей особенно по экономическим и

должностным преступлениям" - слишком общи для законодателей, хотя и
небезынтересны (сочнее звучит формула присяжной (3): "Надо лучше защитить
нижние слои заключенных, а не только тех, у кого деньги").
Полезнее для них должен быть анализ вердиктов присяжных. Но этому
посвящена вся книга. А с другой стороны, инициатива серпуховских присяжных
свидетельствует о том, что сама идея влияния судов присяжных на
законотворчество депутатов им легла на душу и может быть воспринята в
качестве важного требования к кандидатам в депутаты на выборах. Надо только

суметь "раскрутить" их идею.
Ответ заказчику-законодателю

Сформулируем ответ на вопрос законодателя - депутата Госдумы РФ В.В.
Похмелкина о различии между взятками хозяйственникам и чиновникам по мнению

современных российских присяжных. Он звучит так:
Хотя присяжные по-разному отнеслись к признанию вины за взятки
хозяйственного руководителя Г. и чиновника П., но отказались от лишения
свободы их обоих.
Основная причина нежелания присяжных представителей народа лишать
свободы осужденных за получение взяток заключается не в разном их отношении

к должностному положению хозяйственных руководителей или несомненных
чиновников, а в их убеждении, что люди, повинные во взятках, принадлежат не

к уголовникам, а к таким же людям, как и они, и что в наших местах лишения
свободы созданы недостойные для них (и нас) условия.
Этот вывод подтверждается суммированием итогов голосования 5 присяжных
в 5 обсуждениях дела о взятке коммерческого директора Г. и присяжных в 4
обсуждениях дела о взятке налогового инспектора П. Директора Г. осудили
меньше половины присяжных, а наказать его лишением свободы согласились
меньше четверти. В то же время инспектора П. осудили за взятку 92%, почти
все, а на лишение его свободы согласились только меньше трети. (Кстати,
если
устранить из подсчета вторые ИСП по этим делам, где возобладали
экстремистско-обвинительные настроения, то картина будет еще более
впечатляющей: против лишения свободы коммерсанта Г. выступили 95%
присяжных,
а инспектора П. - 84%). Как можно осмыслить эти опытные данные в свете не
раз провозглашаемой от имени народа и во имя его борьбы с коррупцией?
В согласии с наказом серпуховских присяжных и вердиктами думаю, что
вывод должен быть один: "борьба с коррупцией" не должна бить по
маловиновным
людям, потому наказания за должностные и экономические преступления должны
быть снижены до наказаний без лишения свободы. Мне представляется, что
осуществление такого наказа приведет не к вседозволенности, а, напротив,
поможет борьбе со взятками. Этому будут способствовать следующие

обстоятельства:
Поскольку сегодня в коррупционные (взяточнические) отношения с
чиновниками и милицией вовлечено чуть не большинство населения, а всех
посадить нельзя, то как раз снижение жестокости наказаний позволит резко
повысить раскрываемость этих преступлений и неотвратимость наказаний, т. е.

их действенность. Когда осуждают одного из сотни виновных, он чувствует не
столько свою вину, сколько несправедливость своей несчастной судьбы и

склонен не столько к исправлению стиля жизни, сколько к жалению себя самого

и поиску более "удачливых вариантов", тем более находясь в руках
коррумпированной правоприменительной системы.

Мягко наказанные (штрафами и увольнениями) люди будут оставаться жить
среди нас, у них не будет чувства глубокой несправедливости и своим
примером
перенесения наложенных на них тягот они будут прекрасным жизненным примером

для остальных, еще не впавших во взяточный соблазн. Власть, осознавшая
масштабы и причины коррупционного бедствия, пойдет на радикальные изменения

своего аппаратного строительства, т. е.:
- сокращение полномочий государственного аппарата и чиновников, чтоб
меньше возникало поводов вымогать взятки,
- больше свободы людям и саморегулирования их отношений,
- повышение пожизненных привилегий чиновников при строгом их отборе,
- возложение на чиновников только законных обязанностей, не

противоречащих правам граждан, чтобы работа их была уважаемой и ценимой.
Этот список полезных мер, конечно, далеко не полон, но двигаться по
пути его исполнения можно только переломив нынешнюю тенденцию правового и
морального беспредела, что собственно и говорят государству наши присяжные,

предлагая начинать прежде всего с прекращения репрессий против собственного

народа. На итоговое решение присяжных о нежелательности длительного лишения

свободы изобличенного во взятке налогового инспектора повлияло их
убеждение:
"Взятка инспектора - слишком малое преступление, чтобы калечить
человека, помещая его в нынешние российские застенки".

Мировой аспект

Явление устойчивой потребности присяжных смягчать назначаемые

официальным законом и судами наказаний, а точнее, заменять лишение свободы
иными, менее суровыми наказаниями, отмечается не только нами, но носит,
убежден, мировой характер (см., например, отзыв известного юриста С.А.
Пашина в приложении к главе 8).

Мы живем в эпоху государственного упорядочения жизни на всей планете
Земля. И почти во всех странах государства находятся в стадии агрессивного
вторжения в частную жизнь семей и общин, можно даже сказать - экспансии под

благовидными предлогами защиты человека. Но лукавая и чрезмерная эта защита

оборачивается целым букетом известных с древних времен общественных
(имперских) заболеваний. Одно из этих заболеваний: нарастание
государственных репрессий против "плохих людей" якобы во благо "хороших"
взамен традиционных, известных с древности механизмов человеческой и
родовой
самозащиты. И необходимо уже сейчас начинать противостояние тревожной
тенденции утраты людьми и общинами энергии самозащиты при экспансии
"отеческой" силы государства.
Нас может морально поддержать знание, что мы не одиноки, что
спасительное сопротивление государственному насилию имеет давнюю и славную
традицию. Либеральные концепции нового времени своими корнями уходят в
библейскую древность противостояния репрессивному правосудию первых
государств.
На меня произвело большое впечатление чтение книги Ховарда Зера
"Восстановительное правосудие: новый взгляд на преступление и наказание"
(пер. с анг., М., 1998 г.), в которой не только описан опыт современного
восстановления в жизни Америки общинного, примирительного правосудия взамен

ныне господствующей карательно-государственной системы, но и указаны ее
исторические корни в изначальной общинной традиции. По понятным причинам из

всего разнообразия форм общинного правосудия автор выбрал для анализа
только
принципы, изложенные в Библии, а именно понятия: Шалом и Завет (в очень
вольном и приблизительном переводе они означают "справедливый мир,
задуманный Богом" и "договор народа с Богом". И потому целью библейского
правосудия является исправление несправедливости, восстановление прав
потерпевших и гармонии мира. Эти цели явно не совпадают с главной целью
государственного правосудия: единообразно и сурово наказать нарушителя
государственных законов. Это удобнее всего делать именно лишением свободы,
хотя восстановлению справедливости в мире такие кары не способствуют. Тем
не
менее библейское правосудие не отвергает государственные суды тогдашних
деспотий Вавилова или Рима, а предлагает относиться к ним как к необходимой

альтернативе, если у людей не хватит воли судить себя самих по совести, по-

божески. Мало того, единообразие государственных законов и судебных решений

необходимо в мире людей, которые пока еще не могут относиться к чужим людям

как к членам своей общины. Правосудие Христа провозгласило этот идеал, но
до
его осуществления еще далеко, и потому существование глобальной морали и
международных стандартов правосудия является необходимым остовом мировой
цивилизации.
И в этом смысле суд присяжных является признанной формой соединения
общинного, библейского суда по совести и государственной судебной машины.
Эта форма замечательна своим развитием, когда по мере взросления мирового
человечества, совесть присяжных будет приобретать все большее и большее
значение, смягчая и очеловечивая государственное карательное правосудие.

Приложение 6.1. Стенограммы судов по делу о взятке
налогового инспектора
ИСП-1 (4.06.1996 г.)

Судья - к.ю.н. Похмелкин А.В.
Обвинитель - доцент, к.ю.н. Кузьмина
Защитник - Сокирко В.В.

Судья (после приведения участников к присяге): Обстоятельства дела
таковы. Работая налоговым инспектором в Татарстане, П. в 1993 г.
осуществлял
проверку хозяйственной деятельности фирмы "Медтехника", в ходе которой он
выявил укрытие от налогообложения части прибыли фирмы, в связи с чем
государству полагалось доплатить 24 млн. руб. налогов. Однако директор
фирмы
предложил П. снизить размер выявленных им недоимок за вознаграждение, и тот

с таким предложением согласился. Он составил новый акт проверки, в котором
размер укрытой от налогов прибыли указал только в размере 880 тыс. руб., а
директор фирмы вручил ему в своем кабинете 1 млн. руб. Однако сразу после
получения этой суммы П. был задержан милицией, поскольку директор
предварительно сообщил об этом милиции. Переданные П. деньги были
предварительно помечены, так что факт передачи взятки был установлен
непреложно. Такова фабула дела. А теперь слово обвинителю.
Речь обвинителя

Господа присяжные, ваша честь! Подсудимый по данному делу П. был
государственным инспектором, занимал должностное положение. Он получил
взятку за сокрытие прибыли от налогообложения, был пойман с поличным, сразу

признался, за что получил деньги, изложив все сопутствующие этому
обстоятельства, и ни разу не оспорил этих показаний на следствии. Это же
подтверждали и все свидетели событий, показывая, какие шли разговоры и
переговоры. Сначала П. предлагали автомобиль, телевизор, он держался, но
потом пошел на какое-то смягчение и не устоял. Тогда ему было 29 лет, он
собирался жениться и, по его рассказам, очень нуждался, чтобы обновить
гардероб себе и невесте.
Надо признать, что обычно судебное разбирательство происходит
совершенно иначе, чем сегодняшнее заседание. Там делается все, чтобы
присяжные могли почувствовать, как все происходило на самом деле. Для этого

надо самим смотреть в глаза человеку, увидеть тот стыд, который подсудимый
испытывает, рассказывая публично о том, что произошло. Надо видеть и
взяткодателя, передававшего деньги инспектору, который то ли вынужденно так

поступил, то ли ему выгодно это было, ну не знаю... Однако в данном случае
и
так все обстоятельства дела установлены совершенно бесспорно. Ни у кого нет

сомнений, что деньги были переданы человеку, который обладал определенными
властными полномочиями. Вы ведь, наверное, и сами знаете, что может сделать

налоговый инспектор. Фирму он проверил добросовестно, ни в чем не
сомневался, точно установил сумму недоимок - 24 млн. руб. (для 1993 г. это
были большие деньги). Но в результате переговоров П. согласился за деньги
снизить размер налоговых недоимок. Но К., директор фирмы, за день до
передачи этих денег подал заявление в МВД о том, что у него вымогают
взятку.
Следствие действительно вменяло П., что он взятку вымогал, что он обладал
особо ответственным должностным положением. Я не поддерживаю этих
квалифицирующих признаков, потому что для установления вымогательства надо
доказать, что человек угрожал совершить действия, которые он не обязан
совершить по долгу службы, а требования взяткодателя должны быть законными,

правомерными. Здесь же просьбы руководителя фирмы никак нельзя признать
законными. У него была прибыль, он ее скрыл от налогообложения и, потому ее

недополучили государство, общество, граждане. Поэтому здесь вымогательства
нет.
У П. были, конечно, большие властные полномочия, но они не выходили за
пределы полномочий обычных должностных лиц, которым только и можно вменять
такого рода преступления. Да, у него было право проводить проверки,
составлять акты, взыскивать на их основании средства и даже в иных случаях
возбуждать уголовное дело, но особо ответственного положения он все же не
занимал, был обычным налоговым инспектором. Однако дело в том, что сейчас
законодатель позволяет ставить перед присяжными три вопроса. Два из них
касаются установления события преступления, но третьим вопросом
законодатель
предлагает присяжным ответить: "Виновен ли подсудимый по мнению присяжных?"

Законодатель как бы спрашивает вас: "Готовы ли вы обвинить человека в
том, что он совершил?" Уже когда вы установили, что это преступление им
совершено, что оно наказуемо, что была у него умышленная цель и т. д. И тем

не менее вас спрашивают: "А готовы ли вы этого человека упрекнуть в том,
что
он совершил? Даже если он виноват по закону, а виновен ли он по праву, по
совести, по справедливости?" Надо задуматься: "А готовы ли вы осудить этого

человека от имени государства?" Ну не уплатили люди налоги, утаили свою
прибыль... Как вообще общество должно к этому относиться? Как?

Мы иногда раздражены нашим налоговым законодательством. Мы вообще можем
с раздражением относиться к нашему государству, которое очень мало
заботится
о личности. Но вы, наверное, знаете, что в других странах, например в США,
уклонение от уплаты налогов есть одно из самых постыдных преступлений,
наряду например, с государственной изменой или изнасилованием. Потому что
государство и существует в основном за счет налогов. Все программы в
отношении неимущих, безработных, беспомощных, неспособных жить без
обязательной поддержки во многом строятся только на том, что люди или
организации своевременно платят налоги. И такие государства благоденствуют,

где взимаются достаточно серьезные налоги, где они постоянно поступают в
казну. Например, в Швеции большие налоги, в Штатах они достаточно велики.

Там привычка платить налоги просто входит в культуру населения.
И вот П. был поставлен государством наблюдать за поступлением налогов и
содействовать тому, чтобы люди, не уплатившие налоги, выплачивали их и
штрафные санкции за опоздания. Но П. не из-за каких-либо идейных убеждений
или потому что ему не нравилось наше налоговое законодательство, а просто,
чтобы получить к своему окладу еще и дополнительные деньги (которые,
кстати,
тоже можно считать укрытыми от налогов), нарушает свой служебный долг,
позорит всю налоговую службу. Он действует так, как по нашему предположению

действует очень много чиновников, но таких дел просто мало доходит до суда.

И подумайте: если вы скажете, что он не виновен, то он выйдет на свободу и
скажет всем: "Делайте все, как я - за это ведь не наказывают, присяжные нам

симпатизируют".
Кстати, это один из очень распространенных доводов против суда
присяжных. Его противники говорят, что в общем-то наш народ понимает, что
все люди дают и передают взятки и потому снисходительно относятся к
взяткодателям, взяткополучателям, насильникам, убийцам. и т. д.. Такие люди

считают, что такой суд выбирают преступники, потому что присяжные идут на
поводу у них.
Но, с другой стороны, мы должны подумать о том, что человек не может
быть средством. Мы не можем сказать, что П. должен быть избран для
наказания, чтобы воспитывать народ, чтобы другим было неповадно. Нет, вы
просто взвесьте все эти обстоятельства и подумайте еще раз, должны ли вы от

имени государства сказать, что вы осуждаете таких государственных
чиновников, когда они с целью личного обогащения пренебрегают своим долгом.

Не знаю, дают ли сейчас налоговые инспектора клятву, но вот работники
прокуратуры и следователи дают клятву быть безупречными, соблюдать свой
долг, исполнять закон. Для того этот человек и был поставлен, чтобы был
неподкупным и не позволял другим укрывать налоги. Но П. нарушил свой долг,
был подкуплен. Сейчас ему наверняка стыдно. Если бы вы увидели его лицо,
когда его допрашивают и как он воспринимает то презрение, с которым о нем
говорят, наверное, все это вызвало бы у вас много эмоций, думаю, больше
обвинительных, чем оправдательных.
Но во всяком случае я призываю, я убеждена в том, что этот человек
должен быть осужден вами. По закону наказание назначает судья, но вы ему
можете обозначить рамки своим решением о том, насколько опасным вы считаете

данное преступление. Я не стало бы возражать, если бы П. назначили
наказание
ниже низшего предела. Потому что главное, чтобы этот человек был осужден от

имени государства. Я прошу вас признать, что он виновен в получении взятки
в
особо крупном размере. У меня все.
Судья: Спасибо. Должен несколько уточнить позицию обвинителя, который в
своем выступлении несколько вышел за рамки того дела, которое вынесено
сегодня на ваше рассмотрение. Я прошу вас не учитывать то обстоятельство,
что перед передачей денег П. взяткодатель заявил в органы следствия о
вымогательстве взятки. Эти обстоятельства остаются за рамками нашего
рассмотрения, поэтому забудьте об этом. При своем обсуждении вы не должны
на
это опираться. Для нас очень важно, чтобы вы дали оценку самого факта
получения инспектором денег за попустительство неплательщику налогов.
Обстоятельства же задержания и изобличения я прошу вас во внимание не
принимать. Так, пожалуйста, вопросы через меня.

Вопросы присяжных и ответы обвинителя

- Если бы П. просто помог фирме уйти от налогов из симпатии к ней без
денег, это не было бы взяткой, но все же считалось бы уголовным
преступлением?
Ответ: Да, если будут установлены корыстные мотивы таких действий, то
такое преступление называется злоупотреблением служебным положением, и
наказание за него полагается меньшее.
- Какую зарплату получал П.?
Судья: Думаю, что чиновник его уровня в то время получил эквивалент 200
долларов... Но давайте с согласия обвинения не будем заострять вопрос на
размере взятки. Для нас этот вопрос сейчас вторичен. Давайте решим главный
вопрос: виновен ли П. в получении взятки?
Защитник: Как обвинитель считает: П. совершил тяжкое уголовное
преступление или это скорее должностной проступок типа тех, которые
совершают инспектора ГАИ, занимающиеся поборами на дорогах?
Ответ: Конечно, я считаю, что П. совершил тяжкое уголовное преступление
как по закону, так по совести. Неужели мы должны платить взятки, чтобы
возбуждали дела в отношении насильников или их прекращали? А ведь все это
рядом положенные вещи. Если чиновники с такими властными полномочиями будут

их применять не по праву, а как им заплатили, наша жизнь станет очень
страшной.
Защитник: Хотел бы еще раз уточнить вопрос. Я сравнил действия
налогового инспектора не с решениями следователя, который действительно
обладает страшными властными полномочиями, а с поборами инспекторов ГАИ или

ревизоров на транспорте, что, согласитесь, носит более массовый характер и
расценивается в основном не как преступление, а как должностной проступок,
достойный лишь дисциплинарных взысканий. По мнению обвинителя, действия П.
попадают в разряд действий следователей, или высших должностных лиц, или в
разряд массовых проступков мелких чиновников?
Судья: Обвинитель уже ответил на этот вопрос: он рядоположил
совершенное П. с преступлениями подкупленных следователей или высших
должностных лиц. Но у меня также есть уточняющий вопрос: вы считаете П.
заслуживающим лишения свободы?
Ответ: Да.

Речь защитника

Уважаемые председательствующий и присяжные! По мнению защиты данное
дело хотя и кажется простым и очевидным, на деле - неоднозначно и очень
ответственно для человеческой совести. Действительно, защита не оспаривает
фабулу происшедшего и должностное положение подсудимого. Мы признаем, что

если судить по формальным признакам, то совершенное инспектором П. надо
квалифицировать как крупную взятку, которая по ныне существующему закону
считается тяжким преступлением и карается лишением свободы от 8 до 15 лет.
Но вы присягнули здесь разбирать судебное дело прежде всего по своей
совести. И именно к вашему пониманию справедливости я сейчас обращаюсь.
Прошу посмотреть на это дело с содержательной точки зрения. Тогда, как
мне кажется, придется признать, что П. не совершал ничего особенного,
выходящего за рамки привычного. А привычное для общества нельзя считать
опасным преступлением против него. П. просто хотел поступать как все, не
желая никому вреда и потому он не совершал уголовного преступления, т. е.
действия, имеющего существенную общественную опасность. Поэтому я считаю,
что он совершил только серьезный должностной проступок, который надо
наказывать вплоть до увольнения от службы, но не уголовное преступление,
которое надо карать лишением свободы.
Прежде всего отметим, что П. проводил самую обыкновенную проверку фирмы
"Медтехника", когда установил, что по закону она не доплатила государству
24
млн. руб. Директор фирмы сообщил, что платить налоги ему просто нечем из-за

неплатежей партнеров, из-за отсутствия средств на расчетном счету. После
этого и пошел у них уговор о возможности снижения неподъемной суммы налогов

в обмен на 1 млн. руб. Этих деталей никто не оспаривает, в них нет ничего
удивительного. Это обычная история.
По сообщениям прессы, по выводам специалистов бизнес у нас обложен
такими непомерными налогами, что он должен или закрыться, или работать в
тени, т. е. уклоняться от налогов. Это признают все, распространяется целая

литература с описанием приемов уклонения от налогов. Вдумайтесь в ситуацию:

наше расточительное государство установило столь высокие налоги, что
выдержать их рядовому производству невозможно. Но вместо того, чтобы
снижать
свои расходы, делать налоги посильными, а свои требования - справедливыми и

законными, государство еще сильнее закручивает налоговый пресс, что больно
бьет не только по предпринимателям, вынужденным искать обходные пути, но и
по налоговым работникам, через которых, собственно, эти пути и ищутся. Что
же может сделать в данной ситуации налоговый инспектор? Он может:
- Твердокаменно вытребовать всю непомерную сумму и тем самым закрыть
неплохо работающую и полезную фирму, нанести тем самым реальный вред не
только обществу, государству, да и самой налоговой инспекции, которая
просто
не получит с этой фирмы никаких налогов. Такой инспектор будет поступать
"правильно, но нехорошо", и если он не дурак, то будет справедливо мучиться

этим. В конце концов он уйдет сам или ему помогут уйти со службы. В наших
условиях это так. Да, я соглашусь: в наших неправовых условиях, но они
таковы.
- Инспектор может негласно, даже незаконно занять более "гибкую
позицию", насчитав фирме меньшую, посильную для нее сумму налогов. В
выигрыше окажутся и предприниматель, и общество, и даже государство с
налоговой службой, поскольку оно получит все же какие-то реальные налоги.
Но
при этом сам инспектор формально будет нарушать свои должностные
обязанности
и поставит себя под угрозу увольнения или уголовных наказаний, ничего не
имея взамен. Но идеалистов - бессребреников в чиновной среде не любят,
потому что "те, кто не берет" есть "странные и опасные люди". Они способны
в

любой момент упрекнуть своих "нечистых коллег", а может и выдать их
правосудию. В таком варианте инспектору тоже рано или поздно придется уйти,

чтобы не быть подставленным.
- Наконец, инспектор может помочь предпринимателю в выживании и считать
себя даже правым, ибо он никому вреда нанести не желал, поступил как бы по
справедливости, но не бескорыстно, а с платой "за риск". Этим он укрепит не

только свое материальное, но и карьерное положение, ибо станет поступать,
как "все", сможет "помогать нужным людям" и т. п. К сожалению, такая
ситуация в стране развивается, потому мы и говорим, что коррупция в нашей
стране растет. Но она растет не потому, что провинившихся инспекторов мало
наказывают. Она растет объективно, потому что государство выдвигает
несправедливые требования, что бьет по всем сразу и понуждает к
правонарушениям как предпринимателей, так и налоговиков. И потому обвинить
инспектора именем государства в уголовным преступлении, т. е. в действиях,
которые ставят человека вне рамок общества, я бы считал фарисейством и
несправедливостью. Надеюсь, что вы с этим согласитесь.
Прошу особо обратить внимание на возраст подсудимого. Ему было 29 лет в

момент совершения этого правонарушения. Три года после окончания института
он проработал в налоговой инспекции, имел только положительные
характеристики, ранее ни в чем предосудительном замечен не был, никаких
проступков не совершал и, видимо, как-то держался против соблазнов и дурных

примеров. Свое "грехопадение" он объяснил на следствии тяжелым материальным

положением и потребностью обновить гардероб свой и невесты, чтобы устроить
наконец-то свадьбу. Следствие такое упрощенное объяснение вполне
удовлетворило. Мне кажется, что основными были тут иные мотивы, но, думаю,
что и это объяснение нельзя принимать лишь негативно при вынесении вами
решения, ибо и тут основную вину за такую ситуацию должно принять на себя
государство.
Ведь если государство поручает человеку сбор налогов, в ходе которого
его будут вечно одолевать соблазнительными предложениями, то оно обязано
обеспечить ему хотя бы сносное материальное положение - просто в целях
личной и государственной безопасности. Подумайте, сами: инспектор не может
устроить свадьбу, потому что у него тяжелое материальное положение. И он
должен вечно чувствовать свою жизненную никчемность: "Все предприниматели,
да и многие его коллеги вот так зарабатывают и ему так советуют, а он вот
такой идиот-чистюля, не может поступить "как мужчина", ну и так далее"...
Это все равно как голодного поставить на охрану продуктов, а потом судить
за
поедание их толики. Но это фарисейство. Нельзя чиновника держать
впроголодь,
если всерьез требовать от него, чтобы он удерживался от "кормления
поборами", как издавна велось на Руси. Поэтому я прошу вас признать, что в
такой ситуации действия подсудимого надо считать продиктованными
объективной
необходимостью, а не уголовным умыслом.
Вспомните, что все мы грешны и совершаем самые разные проступки: то

пытаясь проехать зайцем, то стараясь увильнуть от налога, то стараясь
умаслить постового или ревизора подарками или даже деньгами. Вспомним, что
это, к сожалению, не исключительная, а общая ситуация. И никто из нас не
может сказать, что он ни в чем не бывал виновным, что всегда был чист как
стеклышко в подобных поступках. И потому если сегодня все такие
правонарушения квалифицировать как преступления, то придется сажать всех,

так что и охранять нас станет некому. Ну скажите, зачем изолировать от нас
человека, если он поступает так же, как и мы? Не правильнее ли подумать,
как
измениться всем нам вместе, не сажая друг друга в тюрьмы? Так что вопрос
стоит не в том, что П. виновен, а как установить грань, за которой вина
становится не проступком, а серьезным уголовным преступлением. Поэтому я
настаиваю на том, чтобы вы всерьез взвесили первый проступок этого молодого

человека и его судьбу и признали, что он совершил не уголовное
преступление,
а лишь проступок, который должен наказываться в дисциплинарном порядке,
вплоть до увольнения со службы в крайнем случае. Кстати, это было бы
гораздо
действеннее, чем сажать чиновника, а потом его вновь принимать на ту же
государственную службу, что сегодняшний УК дозволяет. И еще. Подсудимого
обвиняют в очень серьезном преступлении, которое карается предельными

сроками лишения свободы. Чем объясняют столь жесткие санкции?
Вы уже слышали от обвинителя: опасность подрыва авторитета
государственной власти, опасность коррупции власти, когда за деньги можно
именем государства творить насилия, лишать свободы, посылать людей на
смерть. У государства есть такие права и, конечно, когда его представители
будут такие действия делать за деньги, это будет очень страшно. Но мы с
вами
видим, какой коррозии в жизни подверглось это объяснение, сколь далеко оно
от реальности, когда за настоящую коррупцию властные лица не несут вообще
никакой ответственности, а вот обыкновенных мелких служащих за их проступки

осуждают, как за взятки, на большие сроки, хотя на деле их надо было только

уволить с государственной службы - и все.
Давайте задумаемся: ведь содержание человека под стражей для
государства является очень тяжелым бременем, а для самого заключенного
является предельно тяжелым испытанием. Считается, что после 5 -8 лет
лишения
свободы человек не может вылечиться ни в физическом, ни в моральном
отношении. Он уже навсегда искалечен. Понятно, что иногда общество
вынуждено
идти на длительные сроки лишения свободы, ибо нет других способов
обезопаситься от трудноисправимых убийц, насильников, воров, мошенников и
т.
п. Но зачем сажать туда людей, вот так оступившихся, если гораздо дешевле
избавить от них госаппарат простым увольнением, я лично не понимаю. Считаю
такую практику глубоким заблуждением нашего общества и призываю вас
задуматься, когда будете принимая свое решение.
Надо сказать, что в прежнем уголовном законодательстве России таких
безумных наказаний за взятки не было. Вот в моих руках УК РСФСР, принятый
в1926 году на основе дореволюционного кодекса и переизданный с изменениями
в
1950 г., т. е. действовавший в самое суровое сталинское время. Однако
ст.117
его гласит, что получение взятки должностным лицом карается лишением
свободы
только до 2 лет, и лишь при отягчающих обстоятельствах срок повышается. Я
думаю, вы не можете не согласиться, что до революции и во время Сталина
взяток и коррупции в государственном аппарате было меньше. А вот наказания
за взятки оставались небольшими, видимо, потому что для реального очищения
госаппарата от нечестных чиновников страшные расстрелы были менее
эффективны, чем постоянный отбор кадров через изгнание нестойких и
нечестных.
Существует простая связь: чем большие сроки в УК предусмотрены за

взятки, тем больше во взяточных делах туфты и тем сильнее оказывается
коррупция.
Убежден: в любом случае лишение свободы крайне неэффективно в делах о
коррупции, оно не должно подменять реальное очищение государственного
аппарата от слабых людей путем их увольнений.
Исходя из всего этого, я прошу вас признать подсудимого невиновным в

уголовном преступлении и в любом случае не лишать его свободы.

Вопросы присяжных к защитнику и ответы судьи

- Скажите, если признать подсудимого виновным, то его осудят не меньше
чем на 8 лет? Других вариантов нет?
Судья: Поясняю. Исходя из обстоятельств дела и сложившейся судебной
практики, в случае признания П. виновным ему на деле назначили бы не
максимальное наказание, а где-то 3-7 лет лишения свободы.
- Вы говорили, что из-за налогов предприятие попадало на грань
разорения. А как же тогда объяснить поведение директора фирмы, который сам
уговаривает инспектора об облегчении недоимок и сам же на него доносит?
Судья: Я вас просил: все обстоятельства, о которых говорил прокурор, во
внимание не принимать.
- А может, человека специально подставили?
- Да какая разница, почему...
Судья: Достаточно. Мы это исключаем. Исходим из того, что П. предложили
деньги за то, чтобы он указал уменьшенную сумму недоимок, и он на это
согласился. Все версии, связанные с провокацией взятки и с тем, что его
"подставили", мы исключаем. Вопросы еще есть? Нет вопросов, спасибо.
Представитель обвинения собирается воспользоваться правом реплики?
Пожалуйста.

Реплика обвинителя

Хочу сказать, что очень интересное выступление моего процессуального
противника подошло бы, если бы сейчас судили директора фирмы К. за
уклонение
от уплаты налогов. Но ведь судили совсем другого человека, который, как тут

точно заметили, не выступал в роли благодетеля фирмы. Эта фирма его так не
воспринимала. И что бы произошло, если бы у этой фирмы действительно не
было
бы денег на счету и не хватило бы даже миллиона ему платить. Он ведь
поступал не из каких-то высоких убеждений, что, мол, государство установило

чрезмерно жестокие налоги, или что у него неправильная налоговая политика,
и
потому он, рискуя своею жизнью и свободой, шел на спасение этой фирмы. Нет,

он делал это только для своего личного обогащения. Потом он придумал версию

свадьбы, нашел способ распорядиться деньгами, этими тысячами долларов. И
дело тут не в высоких соображениях и что государство нас на такие поступки
толкает. В конце концов, всех преступников на что-то как-то толкает
государство. Наверное, и алкоголиков, и наркоманов. И потому мы должны
решить: по каким законам мы будем жить в этом обществе? По какому-то праву?

И если наши принципы не всегда воплощаются абсолютным образом, то мы не
должны тогда говорить: "Все берут! Ну, все берут, все дают. Давайте гулять,

никого не судить, не привлекать и не осуждать!" Так давайте над этим
поразмышляем.
И вот, может быть, и от вашего решения будет зависить, как мы будем
дальше жить. И сможем ли мы обратиться к государственному чиновнику с
требованием: "Защитите наши права!" или: "Прекратите это безобразие!" Или
мы
при этом должны думать, сколько мы должны заплатить, чтобы прекратить это
безобразие или чтобы наше право было защищено. Думаю, что именно это
главный
вопрос, который сейчас вы должны решить. Спасибо.
Ответная реплика защитника

Думаю, был неправильно понят. Когда я призвал вас признать П.
невиновным в уголовном преступлении, то это не было оправданием его
серьезного проступка или тем более отрицанием всех законов. Как раз
напротив, я только попытался сказать, что если возлагать надежды в
устроении
нашей жизни лишь на уголовные кары, то в нашем государстве никогда мы не
наведем порядка в законах и в системе их исполнения. В той же самой
налоговой системе не наведем порядка, не поймем, в чем она неправильна: то
ли налоги непомерны, то ли не с тех и не так берут. Если мы будем думать,
что стоит всех наказать и все станет в порядке, то этим только загоним
болезнь вглубь вместо того, чтобы систему исправить. Упование на строгие
наказания по-настоящему общественно опасно. И я очень надеюсь, что вы
учтете
эту сторону дела в своем разбирательстве, выясняя, насколько здесь виновен
конкретный слабый человек, который безусловно заслуживает дисциплинарного

взыскания, и насколько вина здесь лежит на государстве. Или вы скажете:
"Давайте его посадим, будет пример другим, и этим все исправится". Со
спокойной совестью разойдетесь в уверенности, что думать больше не о чем.
Очень надеюсь, что вы так не решите.

Напутственное слово судьи

Я очень прошу вас вникать не столько в конкретно-юридические детали
дела, сколько попытаться разобраться в социально-правовой природе
взяточничества, понять, в чем опасность этого преступления, в чем его суть,

что вызывает его к жизни и какой вред оно причиняет.
Уголовная ответственность за получение взятки непосредственно
обусловлена необходимостью обеспечить нормальную работу государственного

аппарата. Функции, которые осуществляет государство в обществе, в
обобщенном
виде можно свести к управлению и контролю. Осуществляет эти функции
государство через своих представителей: работников госаппарата, служащих,
чиновников и т. д. Но дело не в их названии. Эти лица объединяет то, что
они
выступают от имени государства в целом или конкретного государственного
органа и реализуют частицу властно-представительных полномочий,
делегированных им государством. И, конечно, государство кровно
заинтересовано в том, чтобы они выполняли свои обязанности в строгом
соответствии с установленными им правилами, без какого-либо влияния извне.
Тем более, если это влияние осуществляется в форме подкупа. Сегодня не
модно
цитировать Ленина, но я позволю себе привести одно его высказывание: "Где
есть взятка, там нет политики". Там происходит полное разложение аппарата
управления. Там государство просто не в состоянии нормально осуществлять
свои функции.
У этого вопроса есть вторая сторона, о которой говорил обвинитель.
Продажный чиновник наносит существенный удар по авторитету государства. Оно

лишается уважения и доверия со стороны своих граждан. Ну а сами граждане
разве не страдают от продажности чиновников? Конечно, страдают. Ведь
чиновники наживаются именно за их счет.
Кроме того, все мы с вами как граждане тоже заинтересованы, чтобы
управленческие функции выполнялись надлежащим образом, чтобы чиновник делал

все положенное не потому, что ему заплатили, а по долгу службы обществу.
Кроме того, взятка разлагает не только государственный аппарат, а всех в
целом, ибо нормальный правовой порядок заменяется чиновничьим произволом,
нормальные правовые отношения - протекционистскими, коррумпированными,
мафиозными отношениями. При этом начинают преуспевать не те, кто этого
действительно заслуживают, а те, кому хватает цинизма, денег и
изворотливости подкупить или подкупиться, кто озабочен личной властью,
доходами, положением. Иными словами, происходит нарушение фундаментального
принципа жизнедеятельности государства - равенство граждан перед законом.
Такова в общем виде природа взятки, таковы ее вредные последствия. Об этом
говорил представитель обвинения.
Что противопоставил защитник? - Далеко нетрадиционный подход к
проблеме. Подход, который может многих шокировать и даже вызвать глухое
раздражение. И тем не менее я прошу вас отнестись к доводам защиты с
максимальным вниманием и максимальным уважением, тем более что они могут
помочь преодолеть довольно прочные стереотипы, укоренившиеся в массовом
сознании.
Защита солидарна с обвинением в том, что характеристика взятки всегда
должна соотноситься с выполняемыми государственными функциями. Но при этом
защита ставит вопрос: "А о каком государстве и о каких функциях идет речь?"

Если речь идет о демократическом обществе, где основная и святая задача
государства - обеспечение прав и свобод граждан, то все сказанное
обвинителем об общественной опасности взяточничества есть безусловная
правда. Ну а если государство держит человека в тотальной зависимости, если

функции нормального управления и контроля трансформируются в подавление и
вымогательство? Что, мы и в этом случае будем заинтересованы с вами, чтобы
такие функции осуществлялись таким образом?
Схему доводов защиты в полемике с обвинением я попытаюсь вам
представить так: "Вы говорите: где есть взятки, там нет политики. А нужна
ли
нам такая политика, которая подавляет и репрессирует людей? Вы говорите,
что
при этом нормальный правовой порядок заменяется чиновничьим произволом, но
в
нашей стране чиновный произвол, к сожалению, и есть "нормальный порядок".
Поэтому не взятка порождает произвол, а наоборот, произвол порождает
взятку.
Что касается юридического равенства, то в нашей стране граждане были равны
только в одном: в своем бесправии перед государством. И если у кого-то есть

возможность купить у чиновника хоть маленькую толику свободы, то это не
вина
того, кто покупает таким образом свою свободу и независимость. Это скорее
общая беда нашего общества. Оправдывает ли представитель защиты взятку как
таковую? Ну, конечно же, нет. Он прекрасно понимает ненормальность этого
явления. Но он еще больше понимает ненормальность порядков в нашей стране,

которые неизбежно порождают взятку как следствие постоянной и повсеместной
зависимости человека от государства.

Защитник обращает ваше внимание на лицемерность позиции государства.
Преследуя отдельных и притом далеко не самых опасных и высокопоставленных,
оно создает как бы иллюзию борьбы со злом, успокаивает общественное мнение
вместо того, чтобы кардинально менять порядок, при котором одни имеют все
возможности вымогать взятки, а другие вынуждены их давать. Притом, по
мнению
защиты, осудить П. - значит поддаться этому обману, пойти на поводу у
лицемерной политики государства.

Чтобы вам стала до конца понятна позиция защиты (а я подробно
останавливаюсь на ней, потому что это, действительно, очень нетрадиционный
подход), я предложил бы вам рассмотреть такую метафору. По мнению защиты
наше общество - это тюрьма, а чиновники в нем - это тюремщики. Тюремщики
разные. Одни из них относятся к исполнению своих обязанностей со
сладострастным садизмом, получая от этого удовольствие, Другие искренне
считают, что делают полезное дело, следя за каждым нашим шагом, не давая и
шага ступить за пределы зоны. Третьи относятся ко всему безразлично. Ну, а
четвертые готовы за деньги способствовать нам в получении толики свободы в
рамках возможного. Конечно, было бы лучше, если бы он это делал не за
деньги, а иначе, выражая свой протест против тоталитарной системы более
конструктивным способом. Но он такой, какой есть, и делает это именно так.
И
вот почему-то из всех перечисленных групп чиновников мы выбираем именно
последнего и говорим ему: "Ты самый плохой, от тебя наибольший вред", хотя

именно от его действий пусть за деньги человек может получить толику его
естественной свободы.
И обвинитель, и защитник проецировали свои доводы на конкретные
обстоятельства данного дела. Речь идет об очень больном для всех нас
вопросе: налоги. Значимость налоговых поступлений в бюджет, а
следовательно,
значимость деятельности налоговых органов для всех нас очевидна.
Недобросовестность налоговых служб или их попустительство неплательщикам
налогов бьет по каждому из нас вне зависимости от того, где мы работаем: в
бюджетной или внебюджетной сфере. Все социальные программы школ,
здравоохранения, культуры, образования, экологии и другие невозможны без
регулярных и серьезных поступлений в бюджет. Попустительство неплательщикам

налогов не в последнюю очередь вызывает и разительное социальное расслоение

нашего общества, когда кучке богатых людей, состояния которых сравнимы лишь

с капиталами западных магнатов, противостоит огромный отряд людей,
находящихся за гранью бедности.
Но вот на что обращает ваше внимание защитник: государство
устанавливает заведомо непосильные налоги. Это понимают сейчас практически
все, начиная от премьер-министра, и, что интересно, не стесняются об этом
говорить даже так: "Любое предприятие, если оно законопослушно будет
выплачивать все налоги, разорится." О чем это говорит? О том, что
государство сознательно идет на то, что предприятие будет прятать свои
доходы от налогов. И как в таких условиях работать рядовому налоговому
инспектору?
Ведь вы понимаете: чтобы государственный служащий работал хорошо и
квалифицированно, он должен сознавать значимость, нужность своей работы для

общества. Он же сейчас понимает совсем иное, а именно, что государство
практически программирует неуплату налогов, что это двойной стандарт,
лицемерные правила игры, установленной государством. И кому в таких
условиях
нужна его добросовестность, его скрупулезность, его следование законам?
Никому это не нужно, от этих качеств будет только вред всем. И вот он
приходит на предприятие, где работают хорошие люди, делают полезное дело, и

обнаруживает значительные недоимки. Ему предлагают за деньги скрыть
недоимки. Ну бывает, ну не платят, а тут попались. И ведь не самые злостные

неплательщики попадаются, а чаще, может, самые неискушенные и честные. И
вот
он соглашается с предложенным и скрывает их недоимки. Что это?
Преступление?
Проступок? Просто человеческая слабость? Однозначно на этот вопрос отвечать

трудно, но вам на него придется отвечать именно однозначно.
И я прошу вас: задумайтесь еще вот над чем. Я тут довольно много,
боюсь, даже допуская перекос, говорил в пользу обвиняемого. Но всегда ли
нам
надо о чиновнике, этом винтике государственной системы, говорить лишь как о

фигуре страдательной? Разве мало мы в своей обычной жизни наблюдали сытых,
самодовольных, абсолютно ни о чем не думающих, кроме собственного блага,
чинуш, которые сидят у нас по самым различным конторам, а конторы эти
плодятся не по дням, а по часам? Каким был инспектор П.?
Давайте подумаем еще вот о чем. И обвинитель, и защитник солидарны в
том, что порядки, которые существуют в стране и позволяют чиновникам
вымогать у нас взятки, надо менять и менять кардинальным образом. Надо
ослаблять зависимость человека от государства, от чиновничьего произвола и
воли чиновничьего усмотрения. Но сами-то чиновники разве заинтересованы в
изменении существующих порядков? Готов ли чиновник отдать вот эту частицу
власти, тем более когда она служит средством пополнения его собственного
бюджета?
Обвинитель утверждает, что, оправдав П., вы тем самым покажете пример
безнаказанности другим мздоимцам и оправдаете порядки, которые позволяют
чиновникам брать взятки. Позиция защитника прямо противоположна. Он
считает,
что только оправдание П. сможет стать вызовом этим порядкам. Только в том
случае, если государство услышит голос присяжных, которые скажут: дело не в

конкретном подсудимом, дело в системе, только в этом случае можно вынудить
государство на коренные изменения.
Перед вами очень сложный с моральной и психологической сторон вопрос и
вам предстоит дать на него ответ.
По договоренности с представителями обвинения и защиты на ваше
рассмотрение выносятся два вопроса:
1. Виновен ли П. в получении взятки?
2. Если он виновен, то заслуживает ли лишения свободы?
Совещание присяжных

Старшина (1- переводчик): Давайте я начну. Считаю, что этот человек
виновен, поскольку весь пейзаж здесь ясен. Но вместе с тем он заслуживает
снисхождения и не должен сидеть в тюрьме. Тут нужно другое. Тем более, мне

кажется, что крупного размера взятки здесь все же не было. Что же касается
аргументов защитника, то если согласиться с ним и протестовать против
неправильных порядков в обществе путем оправдания взяточников, то это будет

не тот путь. Мне кажется правильным, как говорили раньше: "Закон суров, но
он - закон". Улучшение законов должно идти параллельно борьбе со взятками и

иными преступлениями.
3 (предприниматель): В прениях мы слышали два мнения, а я выскажу
третье. Мне не нравится слово "взятка". Взятку не всегда дают деньгами, ее

иногда дают ценным подарком. Но остановимся на слове "подарок". Подарок
врачу после удачной операции, это наша благодарность за проделанный труд.
Но
ведь и ее можно расценить тоже как какую-то взятку. Другой пример: некто
ухаживает за девушкой и делает ей ценный подарок. Вопрос, к чему обяжет ее
этот подарок, принять его или не принять - это вопрос ее личной чести. Так
что, если остановиться на слове "подарок" и отвлечься от того, принял
человек этот подарок или нет, то это больше вопрос личной порядочности и
убеждений. Например, никто не может запретить мне свои собственные деньги
дать любому из здесь присутствующих в виде подарка. А что я думаю о том,
как
может сказаться этот подарок на моем будущем, каким благом - это мое личное

дело. Я любому могу подарок дать. И нельзя осудить никого из нас за то, что

такой подарок принял. Если выкинуть мотивы, почему он этот подарок принял,
оставить их за рамками обсуждения, то что он, собственно, совершил
неправомочного? П. совершил единственную вещь: скрыл ту недоимку, которую
имело данное предприятие. В этом я и вижу его всего лишь должностное
преступление (правонарушение? - В.С.). Тем более мы знаем, что никто его с
пистолетом эту взятку брать не заставлял. По моему мнению, он не виновен в
принятии взятки - это его личное дело, и он не заслуживает уголовного
наказания. Он может быть снят с работы, его могут заставить вернуть
принятые
деньги, есть масса вариантов других наказаний, но не уголовных. Итак, он не

виновен во взятке и не подлежит уголовной ответственности.
4 (портная): По поводу подарка я возражаю: благодарность
благодарностью, но у нас, как правило, благодарность идет вперед - не за
операцию, а до операции. А вы знаете, честно говоря, что не все люди умеют

этот подарок дать. Многим просто тяжело через себя переступить, чтобы
сунуть, понимаете? Надо просто поменять вообще систему. В других странах,
не
хочу говорить за все, но там человек получает зарплату, приходит, платит за

операцию или прием, и его должны на высшем уровне обслужить. И не за какие-

то там подарки и не за то, что кто-то больше принес, понимаете, в чем тут
дело? Нет, тут всю систему надо менять.
А прикрываться воспитанием государства и его порядков - это глупо.
Когда человек брал взятку, он знал, на что шел, что если его поймают за
руку, он сядет. Ему и надо показать, что он сядет. Вопрос только один: на
сколько?.. Опять же: если ты слабый - не ходи в эту систему. Ты знаешь,
сколько там платят, ты знаешь, что там есть искушения, зачем ты туда идешь?

Работай в другом месте. Тебя ж туда никто не тянул. Ну, вы меня извините,
конечно... Человека надо научить, и не надо показательное выступление из
него делать. Я считаю, что человек виновен. Но я бы ему не назначала
лишение
свободы, ну пару лет, не больше, потому что после 4 лет там люди просто
деградируют. А то, что он виновен - это однозначно.
5 (студентка): Я тоже считаю, что взятку П. никак нельзя называть
подарком. Когда мы даем хирургу, мы это даем за его труд, за операцию. А в
данном деле деньги дали за то, что он не имел права делать, за то, что он
нарушал закон. Поэтому эти деньги - взятка. И потому он, конечно, виновен в

уголовном преступлении, но единственно, что я считаю, что его не стоит
лишать свободы, изолировать от общества, а вполне достаточно назначить
условное наказание. Я согласна с предыдущей присяжной. П. прекрасно знал,
на
что шел, он знал, что за такое преступление предусмотрено уголовное
наказание, а никакое не дисциплинарное. Почему нужно условное наказание?
Чтобы в следующий раз такое не совершал, чтобы было неповадно. Если сейчас
ему условно дадут, допустим, 4 года, то он будет прекрасно знать, что в
следующий раз ему дадут не меньше такого срока и обязательно и этот срок
добавят. Именно, чтоб было неповадно. Но сейчас его не нужно лишать
свободы.
Он не нуждается в изоляции от общества...
Нет-нет, есть люди, которые нуждаются в изоляции: всякие бандиты или
которые без конца воруют... Наше общество больное, у нас много разных
пьяниц, они с малолетства нуждаются в лечении, а иначе начинают убивать
друг
друга. Есть уголовники, которые должны сидеть. На мой взгляд, именно
уголовники должны сидеть. А такие люди, как П., думаю, что если бы мы
смогли
с ним поговорить непосредственно, то убедились бы, что он не из
уголовников,
а просто оступившийся человек. Как та девчонка, которая провозила наркотики

просто потому, что ее попросили об этом, она даже не понимала, что это
преступление, а оказалось - 9 лет. Ей, конечно, ниже низшего дали, 3 года,
но все равно... Да, незнание законов не освобождает от ответственности, но
такая девчонка не должна сидеть с уголовниками. Когда судим человека, то
должны думать: калечить его или нет?
2 (кассир): Мне вообще не нравится этот принцип: незнание законов не
освобождает от ответственности. Вы понимаете, мы изучаем физику, химию,
астрономию, физиологию, все изучаем, что нам и не нужно будет. Но почему в
школе не введено уголовное и гражданское право? Не в 1-м, так в 8-м или 9-м

классах?
5: Раз в школе не учим Уголовный кодекс, то приходится учить его

опытным путем. Потому и нужно условное наказание на первый раз, чтобы
прочувствовал и почитал. Если ты нарушаешь и нарушаешь, то посадить надо
надолго, а если просто не знал, то вот получи вначале условное наказание.
4: Да знал он все...
5: П., конечно, знал, но ведь не уголовник он. И помните, что всем нам
невыгодно таких людей содержать в тюрьме. Может, лучше назначить ему
работу,
и половину зарплаты от него отнимать: 4 года поживи в нищете, на картошке,
в
следующий раз не будешь брать взятку. Да у нас сейчас просто нет правильной

тюремной системы. Люди содержатся в звериных условиях.
2: Нет, вы скажите, он-то ведь все знал, и про срок минимум в 8 лет
знал, почему же он на это шел? Да, я тоже не хочу его сажать в тюрьму, но
не
понимаю, почему он, зная неминуемый срок, если попадется, все же шел на
это...
5: Вы согласны его содержать в тюрьме? Я - нет, а содержим.
9: Давайте тогда никого не будем сажать.
5: Ну почему, я так не утверждала, что никого сажать нельзя. Разные
есть дела. Один убил свою жену, а другой - вот такой.
4: А может, она его так допекла...
5: Допекла - разведись, но не имеешь права убивать.
2: П. надо, конечно, наказывать. Уголовное это преступление или не
уголовное, но он виновен. Это не врач, который взял деньги за операцию,
правильно? У него конкретная служба, и он знает, что если он возьмет, то
это
будет взятка по конкретной статье с большими сроками. Он делал это не по
незнанию, а сознательно. И делал не ради доброго дела, а чтобы получить за
это деньги. Если бы ему не предложили этот миллион, он бы отказался
выполнять такую просьбу, как отказывался до этого. Ну зачем он пошел на эту

службу? Но заслуживает ли он снисхождения? Нет, пожалуй, лишения свободы он

все же не заслуживает, лучше применить экономические наказания.
6 (инженер): Скажу коротко. Он виновен, но в изоляции от общества не
нуждается. И еще я считаю, что он человек молодой, и его совратил директор
фирмы, поведение которого мне совсем непонятно. Сначала уговаривает
инспектора на сокрытие недоимок, а потом сам же на него доносит. Он же сам
полностью разоряет свою фирму. Зачем он это делает? А может П. все же
подставили?
Старшина: Нам уже сказали, это не надо обсуждать...
- А если это влияет на дело?
7 (студентка): Считаю, он виновен, но не заслуживает уголовного
наказания.
8 (педагог): Тут говорили, что он знал, на что шел. Мы все знаем, что
если убьем человека, то будем наказаны. Но тем не менее очень многие в
нашей
стране этому знанию не придают значения. И это относится не только к
преступникам, которые убивают, но также к другим людям, которые не
исполняют
какие-то экономические или должностные свои обязанности. И этот вопрос
очень
сложен.
К нам обращаются сейчас не просто как к общественному мнению, нет, мы
говорим о судьбе конкретного человека, но... в рамках всего государства.
Этого человека действительно поставили в трудную ситуацию, но в которой и
мы
все с вами находимся. Если государству необходимо получить налоги, то оно
должно поставить предприятия в такие условия, чтобы они могли их платить. А

на конкретного человека нельзя взваливать решение всей громады проблем,
применяя такой суровый закон. Я считаю, что законы должны применяться
посильно к конкретному человеку, а не висеть непреодолимой громадой,
гробящей людей. Считаю, что здесь надо судить не человека, а государство.
Считаю, что он не виновен в уголовном преступлении.
4: Ну это вообще...
3: Вы, значит, считаете, как и я, что взятка не есть уголовное
преступление. Такое получение денег есть просто сделка с совестью.
5: Но это противоречит нашему уголовному закону.
3: А я руководствуюсь не уголовной статьей, а совестью.
9 (педагог): Как я понял мнение защиты, деяние этого человека нельзя
рассматривать как уголовное преступление, а лишь как серьезный служебный

проступок. Я же хочу сейчас высказаться в пользу целесообразности действий
государства. Вот защита утверждала, что непосильные налоги ни одно
предприятие не сможет выдержать, если будет честно их выплачивать, ничего
не
укрывая. Но дело в том, что если посмотреть мировую статистику, то 70%
предприятий все-таки становятся банкротами. Успешные действия на рынке
ведут
очень немногие. Какая бы фирма ни была полезной, всегда есть риск, что она
обанкротится.

Во-вторых, если брать западные страны, то ежегодно налоговая полиция
шерстит (приводит к закрытию) 5-7% фирм. Защита утверждала, что налоговый

инспектор хотел помочь государству, чтобы и государство получило какую-то
сумму, и фирма осталась бы целой. Если фирма разорилась и налогов нет,
никому от этого, мол, не будет хорошо. Я считаю, что, напротив, государству

это выгодно, если фирма разорится. Потому что тогда налоговая инспекция
сможет заняться остальными фирмами, в результате получит больше денег, чем
до разорения маломощных предприятий. Я вот вижу такую зависимость: чем
больше банкротов, тем выгоднее государству. Зачем ему нянчиться с
неудачниками?
Старшина: От кого же оно тогда получит налоги? Как ему жить?
9: Ну, это в общем риск...
3: Какой тут риск, если берут по 90 копеек с рубля...
9: Да, еще я хотел возразить по поводу сравнения с "подарком". Считаю
справедливым выражение, что каждый из нас не должен зависеть от доброты
другого. Если мне сейчас предложит, допустим, кто-то деньги, то я спокойно
их возьму и не буду за это ничего должен. И хирург может брать деньги, он
может брать подарки и делать это абсолютно спокойно, ведь он не должностное

лицо, не налоговый инспектор. Считаю П. виновным в уголовном преступлении,
он заслуживает лишения свободы.
10 (студент): Я тоже считаю, что он безусловно виновен и заслуживает
лишения свободы. Конечно, не 8 лет, меньше, 2-3 года, но заслуживает. На
самом деле во всем обвинять систему просто не имеет смысла, потому что
этими
доводами можно оправдать еще действия предприятия, если оно не могло
платить
налоги, но не действия налогового инспектора. Его примерно 200-долларовая
зарплата в 1993 году была совсем не маленькой.
4: Да уж, нельзя сказать, что ему на хлебушек не хватало...
10: Поэтому какой-то нуждой ему оправдывать свои действия не стоит.
Понятно, что каждый стремится иметь как можно больше денег, они никому не
мешают. Он хотел получить только собственную выгоду и ни о каком его
желании
помочь предприятию здесь не стоит и говорить.
Что касается подарков, то закон неплохо определяет должностное лицо,
как лицо, имеющее какую-то власть. В данном случае он имел власть, мог что-

то сделать и что-то не сделать. Поэтому считаю, что на данной должности,
занимаясь таким делом, он действительно виноват. Тем более что знал, на что

идет. Для общества я считаю желательно наказывать таких людей. И не
условно,
а по-настоящему, потому что тогда многие могут рассчитывать: если
попадешься, то на первый раз простят, в следующий раз буду умнее, не
попадусь. Это же положение можно применить и к тем же инспекторам ГАИ. Что,

нам легко от них живется? Не думаю.
2: Инспектора ГАИ? Да они там все взяточники.
10: Я о том и говорю.
2: Нет, но я обо всех говорю. Однако если ты на работе находишься и

попался, ты чиновник, и тебя надо судить. Или ты умей так брать, чтобы не
попадаться... Ты же знаешь, на что ты идешь! Тот же инспектор ГАИ. Но вот
почему его не сажают? Его только снимают с работы и все, за взяточничество.

10: Конечно, их тоже надо сажать.
6: Ну, знаете, если всех взяточников сжать, то полстраны надо посадить.
Кто останется?
10: А не надо сажать всех. Надо посадить первого.

6: Нет, нельзя всех сажать, надо менять систему. Иначе что ж, все

предприятия закрывать?
4: И пускай. Наказывать надо любого. Пускай все эти предприятия
лопаются. И пускай. Я вообще за критические меры. Вот когда они все лопнут,

и мы ничего производить не сможем, может, тогда кто-то в правительстве и
зачешется как-нибудь поменять систему.
8: Но вы же понимаете, что никто из правительства не зачешется, потому
что все у них уже в банках швейцарских запрятано. Они чесаться не будут,
чесаться будем как раз мы. Будет не хватать нам и нашим детям.
4: Это все ясно, но и оправдывать - не метод.
8: Это не метод, но это какая-то возможность показать.
4: Мы просто пытаемся как-то эту ситуацию сгладить, идем на какие-то
компромиссы, хотя эти компромиссы только оттягивают нашу эволюцию, просто
оттягивают. Нам нужны радикальные меры.
8: Для радикальных мер надо ситуацию менять в корне, брать власть в
свои руки.
4: А вообще пора бы этим заняться...
3: М-да, это будет подстрекательство и бунт...

8: Как раз перед выборами (общий смех).

9: Я еще хотел вспомнить один исторический факт. Вот тут говорили, что
в тюрьме должны сидеть только уголовники. Но если сегодня судья позволил
себе цитировать Ленина, то думаю, будет вполне уместно процитировать

Свердлова. Он ведь половину своей жизни просидел в тюрьмах и как-то в
письме
написал: "Каждый порядочный человек должен хотя бы месяц просидеть в
тюрьме,
ибо именно тюрьма формирует настоящего человека".
2: Правильно, но ведь у нас-то закон какой - от 8 до 15. Этому
инспектору, может, и следовало отсидеть года 2, но ведь ему дадут самое
меньшее 5 лет, он оттуда выйдет вообще идиотом. Человека уже вообще не
будет
советского, ну, нормального... Нет, в общем, уголовного наказания он не
заслуживает. Экономического, какого иного, но не уголовного...
4: А вообще уголовников содержать не так дорого, как вы думаете.
Зарплату им платить дороже.
2: А там нет работы сейчас..
4: Нет. А вы видели, что они там едят? Я сама была на колонии-поселении
и ела то, что им там дают. Знаете, как они там живут? Это вообще... У меня
пачка сигарет стоит дороже, чем то, что там едят неделю.
Старшина: Все. Подводим итоги. Окончательный вердикт: П. виновен, но
заслуживает снисхождения, т. е. наказания без лишения свободы.
Это мнение большинства, причем 2 считают, что он не виновен в уголовном
преступлении, зато 2 считают П. не только виновным, но и заслуживающим
лишения свободы с некоторым снисхождением.
Судья: Это действительно так, что большинство из вас проголосовало за
наказание подсудимому без лишения свободы?
Старшина: Мы можем еще раз проголосовать.
Судья: Пожалуйста, если это нетрудно. Кто за то, что П. не заслуживает
лишения свободы? (происходит голосование поднятием рук...). Так. А двое за
лишение свободы. Со снисхождением. Понятно.
Спасибо. Я благодарю вас за участие. Всего хорошего.

Итоговый лист ИСП-1 по делу П. 4.06. 1996 г.
№
Характеристики Голоса
Профессия Воз-
раст Пол Образо-
вание Взятка Лишение
свободы
1 Переводчик 47 ж высшее да нет
2 Kонтролер-кассир 49 ж среднее да нет
3 Предприниматель 31 м высшее нет нет
4 Портная
24 ж среднее да да
5 Студентка
21 ж неп. высшее да нет
6 Инженер
55 ж высшее да нет
7 Студентка
21 ж неп. высшее да нет
8 Педагог 24 ж неп.
высшее нет нет
9 Педагог 27 м неп.
высшее да нет
10 Студент 19 м неп.
высшее да да
Итого: да - 8
нет - 2 да -
2
нет - 8
Совещание присяжных в ИСП-2 (14.08.1996 г.)

Процесс вел А.В. Похмелкин, используя материалы предыдущего процесса.
Присяжным были заданы те же вопросы.
7 (бухгалтер): Я сразу скажу - виновен в получении взятки.
8 (доцент): Считаю, так все мы думаем. Абсолютно.
Старшина (6-врач): Значит, мы все тут согласны, что этот налоговый
инспектор виновен во взятке. Взял - взял. И все... Какие тут мнения?
7: А что тут обсуждать?
Старшина: Взятка была - в этом мы единодушны. Ну а по 2-му вопросу:
заслуживает ли он лишения свободы? Или, может, нужен штраф или еще как?
7: Раз виновен во взятке, то, конечно, лишение свободы.

3 (продавец): Согласна.
5 (кассир): А я считаю, что нет.

7: Как же это так? Взял взятку, причинил государству вред. И нет?
5: Есть же и другие наказания? Штрафы и иное.
7: Какие штрафы, когда наше государство недополучает миллионные суммы.
И злоупотреблял своим положением. Но, это дело ваше. Нет, я считаю только
лишение свободы...
1 (педагог): Его надо просто снять с должности...
4 (пенсионерка): А тогда он просто на другое место уйдет, вот и все...
2 (домохозяйка): Да ведь он помог этому предприятию, что ж тут...
1: И еще неизвестно, куда эти деньги пойдут, непонятно. Я хочу только
сказать, что никто нас так не обманывает, как государство.
8 (доцент): Можно мне высказаться?
Старшина: Каждый из нас имеет право на слово.

Разворот дискуссии в сторону осуждения

8: Я считаю, что этот вопрос совершенно принципиальный и решать его
надо однозначно. Человек пошел на эту работу, хотя и понимал, что налоговая

политика может быть неверной, но он взялся работать на это государство. Это

как сапер идет на минное поле, сознавая, что может подорваться. Так и он
все
сознавал... А ведь государство может держаться только на совершенно
неподкупных чиновниках. Любое государство. И нет более страшного
преступления, неважно, где он работает, чем чиновник, сидящий на зарплате и

получающий взятку, нарушая свои служебные обязанности. Никакое государство
-
ни фашистское, ни коммунистическое, не сможет при этом держаться. Тем более

демократическое государство в нынешних условиях разрухи. Не на кого будет
государству опереться, если будет хоть один прецедент, что такого чиновника

не наказали за взятку самым жестоким образом. Я вот считаю, что надо его
посадить по самому максимальному сроку, чтобы другим было неповадно брать
взятки. Иначе все обрушится... Здесь надо судить совершенно безжалостно.
Иначе исчезнет государство, опора нации.
7: Недополучают налоги, не платится зарплата...
8: Не только налоги и заработная плата. Чиновник, который служит
государству, есть гвоздь, на котором мы все сидим, все государство. Нет
страшнее преступления, чем чиновник, берущий взятку. Его надо наказывать
предельно жестко, конечно, в пределах закона... Чтобы все, кто берет,
знали:
вот я иду собирать налоги или вышибалой каким, я должен это все делать по-
настоящему, на 100%, не поступаясь долгом своим, потому что я взялся его
выполнять. Если же этого не делать, то это будет предательством Родины. Он
шел и знал, на что идет. Его же не мобилизовали, как молодого солдата, он
сам пошел...
7: Не только себя, но и нас всех предал вместе с собой...
8: Он именно Родину предает, и в этом корень всего зла сидит, потому
что никого не наказывают. Поэтому все и идет так беспардонно. Это очень
принципиальный вопрос. Его надо жесточайшим образом наказать, посадить и
без
исключения это проводить в жизнь. И неважно, если у него там 10 детей, да
что угодно. Не ходи на эту работу. Социально он самый опасный...
2: Да, он обокрал государство, а оно нас как?
8: Законы несправедливые, но он взялся выполнять работу контролера и
должен ее выполнять. А законы менять надо через выборы, выступая в печати,
еще как угодно. Это не его дело...
Старшина: Я тоже считаю, что предлагаемый защитой метод протеста против
государства оправданием взяток в суде - это не метод.
2: Но он ведь помог предприятию.
1: Да нет, он прежде всего себе помог, за деньги все делал.
2: Да все равно эти деньги уйдут не на зарплату...
8: Это уже другое дело. За это уже надо другого судить, который
собранные деньги украл.. Их всех надо судить железной рукой. И этого,
конечно, тоже. Ведь он должен быть, как часовой на посту. А представляете,
часовой за деньги оружие со склада продает...
Старшина: Но давайте уточним наши ответы на второй вопрос. У меня
получилось: 3 - нет, и 5- да.
Присяжные 1, 2, 3, 8, 9: Заслуживает лишения свободы...
5: Ох, ну не является он социально опасным, ведь не убил же никого, не
ограбил... А у нас законы такие...
3: Как не ограбил? Ограбил, конечно.
5: Я считаю, ему надо определить наказание экономическое, заплатить 250
минимальных размеров, чтобы помнил всю оставшуюся жизнь... Но лишения
свободы он не заслуживает. Все. Что человек получает, если его лишают
свободы? И он, и государство ничего хорошего не получает.
7: Чтобы не терять свободу, не надо делать чего не следует.
Присяжные 4, 9 и старшина высказываются за лишение свободы, причем
старшина высказывает мнение, что в законе следовало бы предусмотреть более
мягкое наказание типа штрафа, но раз сегодня закон таков, то...
Старшина: Итак, подводя итоги обсуждения суда присяжных по делу П., мы
считаем, что он виновен в получении взятки и заслуживает лишения свободы.
Последнее решено 8 против 1. Приглашаем судью.
5: Да тогда надо весь Советский Союз посадить.
7: Все правильно, все правильно.
8: Ты ничего не понимаешь...
5: Да что ты такое говоришь? Это тогда мы все социально опасные. Нет ни
одного человека в стране, который бы или не дал или не взял бы взятку... Ну

давай тогда друг друга сажать... Ну что ты говоришь...

Итоговый лист по делу П. ИСП-2 14. 08. 1996 г.
№
Характеристики Голоса
Профессия Воз-
раст Пол Образо-
вание Взятка Лишение
свободы
1 Педагог 35 ж ср.
спец. да да
2 Домохозяйка 30 ж среднее да да
3 Продавец 27 ж ср.
спец. да да
4 Пенсионер 68 ж среднее да да
5 КKассир 49 ж среднее да нет
6 Врач 50 ж высшее да да
7 Бухгалтер 71 ж ср.
спец. да да
8 Доцент 57 м высшее да да
9 Рабочий
КKИП 59 м среднее да да
Итого: да -
9
нет - 0 да - 8
нет - 1
Совещание присяжных в ИСП-3 (13.09.1996 г.), (центр г. Серпухова)

После просмотра видеозаписи прений сторон ИСП-1 и разъяснений судья

Зотов А.В. задала те же вопросы, после чего началось совещание присяжных.
4 (бухгалтер): Само собой тут взятка. Было ли при этом вымогательство
или нет, неважно. П. государственный чиновник, тем более налоговый
инспектор. Но учитывая, что он молод, преступление совершил впервые, что он

мелкая сошка в сравнении с настоящими взяточниками, его сразу сажать, да
еще
на 8 лет, не надо. Вот выгнать из налоговой службы навсегда - я обеими
руками "за".
1 (домохозяйка): Виноват во взятке. Он просто ждал, когда дадут больше.
Терпел, терпел, да и не удержался... Сажать его, может, не стоит, но
наказания
он, конечно, заслуживает.
2 (воспитатель детсада): Состав преступления налицо, но сажать не надо.
3 (акушерка): А я считаю, что это не взятка. Он просто соблазнился на
эти деньги, это была просто его ошибка, а не преступление. Я так считаю.
5 (слесарь): Нет, в тюрьму его не надо. Взятка была, раз с поличным
взяли, но, думаю, тут все было подстроено, его спровоцировали.
4: Да, конечно, тут все было подстроено. Кому-то нужны были большие

взятки, вот и подставили неумелого.
6 (слесарь): Виновен во взятке.
7 (повар): Поскольку он работал в правоохранительных органах, то не мог
не понимать, что берет взятку и потому виновен. Но т. к. можно считать, что

взятку ему навязывали, а также то, что он и материально необеспечен,
жениться собрался, а в душе, видимо, мягкий человек, то и пожалел этих
предпринимателей, потому и пошел на это. Думаю, что он все же заслуживает

снисхождения, и потому наказание ему должно быть назначено без лишения
свободы.
8 (наладчик): Во взятке виновен, но по-человечески его жалко и потому
свободы лишать не надо.
10 (каменщик): Человеку была предоставлена такая власть, и он должен
был пользоваться ею для народа, а он воспользовался для наживы, в своих
целях. Так что во взятке он виновен, а как наказывать, лишать ли свободы -
это сложно. Может, правда, там только хуже станет.
Старшина (9-предприниматель): Теперь скажу свое мнение. По любому
праву, хоть уголовному, хоть по-простому, но он, конечно, виновен. Он
государственное должностное лицо, нарушил свои должностные инструкции, свои

обязанности. Директор фирмы, который ему эту взятку предлагал, с моральной
точки зрения тоже выглядит не очень...
6: Инспектору предложили деньги. И он тоже мог бы заявить на директора,
и тогда при передаче денег забрали бы директора, а не его. Он же об этом не

думал, а только выбирал телевизор, холодильник или миллион.
4: У них уже были деньги помечены, значит заранее обдумано, чтобы его
подставить. Я уверена, что директор дал взятку более высокому лицу.
6: Ему подсовывали то телевизор, то холодильник, времени было много.
Если бы помнил о долге, он мог бы поступить аналогичным образом, сообщив в
органы на взяткодателя.
Старшина: Да элементарно было бы привлечь к ответственности
предпринимателя, если бы инспектор сам обратился в органы. Ясно, что он об
этом не думал, а элементарно купился. Его устроил миллион. А как его
потратить, можно придумать двадцать способов: жениться, потратить на
любовницу, уехать в путешествие, да мало ли... Он же выбрал самый наивный
способ объяснения.
Что касается наказания, я считаю, что 8 лет лишения свободы это много,
но наказать его все же надо. Нельзя такое оставлять без наказания, потому
что тогда... А если каждый инспектор будет брать по миллиону, то где же мы
будем? В государстве, у которого нет денег и которое никому не может
помочь,
раз нет налоговых поступлений? А с другой стороны, я, как и защитник, не
оправдываю наше государство, потому что наши налоги такие, что
предпринимателям выплачивать их и работать честно совершенно невозможно.
Да, я за осуждение его на лишение свободы. Неуплата налогов в
нормальном государстве подобно воровству, а налоговый инспектор решил тут
получить свою долю и на этом погорел. Однако подведем итоги. Вердикт: П.
виновен во взятке (9 из 10), но не заслуживает лишения свободы (8 из 10).
Итоговый лист ИСП-3 по делу П. 1З. 09. 1996 г.
№
Характеристики Голоса
Профессия Воз-
раст Пол Образо-
вание Взятка Лишение
свободы
1 Домохозяйка 21 ж средне да нет
2 Воспитатель 46 ж ср.
спец. да нет
3 Акушерка 45 ж ср.
спец. нет нет
4 Бухгалтер 55 ж высшее да нет
5 Слесарь 52 м ср.
спец. да нет
6 Слесарь 43 м среднее да да
7 Повар З2 м ср.
спец. да нет
8 Наладчик 30 м среднее да нет
9 Предприниматель
30 м ср. спец. да да
10 К
КKаменщик 34 м среднее да нет
Итого: да
- 9
нет - 1 да - 2
нет - 8
Совещание присяжных в ИСП-4 (14.09.1996 г.), Рабочая слобода г.
Серпухова

После просмотра видеозаписи прений сторон ИСП-1 и разъяснений ведущий
Сокирко В.В. задал аналогичные вопросы, после чего началось совещание
присяжных.
8 (рабочий): В получении взятки П. виновен однозначно, а вот уголовной
ответственности его подвергать нельзя. Почему? Во-первых, у нас
несовершенное общество. В каком плане? Если назначают человека на такую
ответственную работу, его надо материально обеспечить. Если бы он был
хорошо
обеспечен, то взятку бы не взял.
Второе. Он был вынужден взять взятку. Почему? Как нам стало известно из
дела, деньги были помечены, заранее зафиксированы в органах. Значит
директор
фирмы был заинтересован, чтобы вручить ему эту взятку. Почему? Во-первых,
но
это, конечно, только мое мнение, он преследовал цель автоматически снять с
себя неуплату налога, который как бы стал спорным. Во-вторых, он себя
оправдывал в глазах своего коллектива. Так что думаю, что его вынудили
взять
взятку. Таковы мои главные доводы.
11 (рабочий типографии): Ну а если бы эти деньги были не помечены, он
их взял бы (а деньги эти большие тогда были), потом второй раз он бы и так
взял. И если каждый так будет, то что?..
8: А я поясняю, что государство наше несовершенное. Если бы П. платили
в месяц миллион двести, то он бы не взял этот миллион. Ну не будем наших
высоких политиков брать, а возьмем, к примеру, другие государства. Там раз
ставят человека на ответственную работу, ему соответственно платят.
3 (сортировщица): Он ведь не брал вначале, когда холодильник давали...
11: Значит мало ему казалось холодильника...
3: А тут у него сильная нужда возникла, свадьба, молодой парень, а они
вот и воспользовались его нуждой и принудили к взятке...
8: Конечно, взятка у него была, но наказывать его надо не уголовным
способом, не лишением свободы.
3: Да, надо ему дать условный срок за то, что взял. И все.
11: Нет, условно, это уже не наказание...

8: И еще я добавлю: он ущерба обществу не нанес. Коллективу этого
предприятия вреда тоже не причинил.
1 и 11: Как вред не нанес? - Нанес...
8: А давайте выясним. Ведь они скрыли 24 миллиона, из которых ему
отдали только миллион, значит остальные 23 миллиона остались у директора

предприятия? Значит судить надо прежде всего директора этого предприятия.
Он
ведь скрыл от государства, не заплатил 23 млн. руб. налога.
11: Вот-вот. Что получается тогда у государства? Один не отдал 23
миллиона, другой, сколько же их набирается? А вот тут раскрыли одного, и
правильно, надо другого тоже...
3: Надо директора судить, чтобы другому было неповадно скрывать...
11: Так директора-то вот не судили.
Старшина (10-предприниматель): Насколько я понимаю, директора бы
судили, если бы взятка состоялась, а вскрылась бы потом... Налоговые органы

имеют право сами проверять дела повторно, даже требовать возбуждения
уголовного дела, они могли найти и привлечь к ответственности и директора,
и
налогового инспектора, который помогает укрыть недоимки. Другое дело, что
нечасто на такое идут, а чаще решается по-иному: просто делятся между
собой,
и все...
3: И так всюду и везде.
Старшина: Ну сказать, что так всюду и везде, нельзя, но что такая
практика существует - это не для кого, пожалуй, не секрет. Кстати, здесь не

был указан такой интересный момент, что если П. дать условный срок, то он
может стать и реальным в случае совершения еще одного преступления.
3: Если человек этим никогда не занимался, то он после случившегося
никогда этим больше и не займется. Ведь его уже не один раз на это
наталкивали, он всегда отказывался, а тут вот так сошлось. Свадьба нужна,
молодой... Отказывался, отказывался, а может, рядом все берут, вот он и
подумал: "Дай и я возьму, ничего не будет". Поэтому сразу его посадить за
решетку - это будет ошибкой.
2 (рабочая): Конечно, он виновен...
3: Да, он виновен. Захотел жениться, у него своя была мечта, а тут его
подтолкнули...
Старшина: Насколько понимаю, у всех высказавшихся мнение такое: он
совершил уголовное преступление, но меру наказания ему надо избрать, не
связанную с лишением свободы, а какую-то другую. Есть другие мнения?
5 (рабочая): Да, наказывать его надо не лишением свободы.
1 (военный курсант): Я считаю, что лишение свободы здесь должно быть,
потому что он укрывал фирму от уплаты налогов, она не заплатила в бюджет 23

миллиона рублей. От этого начинают страдать бюджетники, пенсионеры,
инвалиды. И если так поступает одна фирма, другая, в государственном
бюджете
образуется дыра, и от этого бюджетникам не платят. И это надо сразу

пресекать. Нет, что говорить, огромные дома, особняки у директоров - это
опять же упущения в работе налоговой полиции. Они должны следить за
декларациями о доходах. Ведь ясно, что там какие-то "левые" доходы. Потому
что какой-нибудь директор трехэтажный особняк, как на К. стоит, за счет
своей зарплаты не построит. Да пусть 20 млн. у него зарплата будет, но один

кирпич сейчас сколько стоит и столько же стоит его положить.
8: Да не обходят директора законов, на все у них бумажки есть, и ни
одна налоговая инспекция ничего с ними сделать не может.
1: И директора тоже, но обсуждаем мы сейчас инспектора. И если
налоговая инспекция будет брать взятки, то где же тогда в бюджете будут
деньги, и что тогда будут платить бюджетникам?
11: Один миллион возьмет, другой возьмет. Они будут жить, а мы?
1: Да, они буду жить, а остальные? У нас большая страна, в ней пусть 5
тысяч фирм, и если из них половина будет скрывать налоги, то
государственному бюджету будет не хватать. Бюджетные организации - это
военные, милиция, пенсионеры. Они будут недополучать, значит государство
наше будет плохим из-за этого все время. Так и есть. Это надо пресекать
сразу, тут же и на корню рубить. Я так считаю.
3: Тогда у меня такой вопрос, не касающий этого дела. Вы на корню
рубили, когда ваше военное училище заставили голосовать за Ельцина?
1: А я сам не за Ельцина голосовал.
- Рубили вы на корню и ничего не порубили... А как же он будет рубить
свое начальство? На корню?
- Да нет, никто не заставлял голосовать.
- Как не было? И заставляли, и собирали, не надо. Я спрашивала, нам
рассказали все. И не надо, что у вас только проводили собрание, что надо
голосовать за Ельцина, проводили еще.., не надо...
- Да нет, там и за Зюганова собирали агитировать, не только за
Ельцина... В актовом зале собирали все курсы и выступали сторонники
Зюганова
и других. Я сам там был...
- Да я так, не надо только говорить, что начальство готовы рубить. Не
так это просто против начальства, а ведь именно с руководителей надо
начинать судить, которые этим занимаются, а уж потом на таких вот наседать.

11: Ну если бы он с этого директора недоимки взял, ему бы за то ничего
не было, он бы ничего бы не потерял.
8: Да, платили бы ему лимон двести, он бы и не взял.
11: Да мы не знаем, какая у него зарплата была.
1: У налоговиков зарплата одна из самых высоких.
8: А всегда предлагают больше, чем ты получаешь. Но если бы государство
было совершенное, не было бы многих преступлений.
3: Все это вымышленное, и сажают человека за нужду.
11: Ну если так подходить, то всем всегда что-то не хватает.
3: Вот вы, например. Когда идешь с производства, что-то лежит, берешь,
а когда такого нет, как у него, тогда что?
11: Ну, это...
3: Ну вот, а судим мы одного. Ну почему надо одного наказывать за то,
что делают все? Ведь все это делаем. Мы-то хватаем...
2: Ну и что...
11: Ну тогда как жить? Тогда всех надо судить, да? Я не пойму...
3: Правильно, надо начинать с руководства, а мы почему-то с рядовых
начинаем... Я и говорю, что ему надо дать условно, а по-настоящему начинать

сверху.
2: Тем более, что подставили его, конечно.
8: Конечно, подставили, деньги были мечеными, значит взятка готовилась.
Это не просто так. Ему б, конечно, надо было сообщить в органы.
3: А он, видно, побоялся разговоров.
11: Да, если бы деньги не были мечеными, он бы их взял с этой фирмы,
потом с другой, ну и поехало бы...

3: Да почему надо считать, что он взял бы дальше, нет, почему? Вот мне

сейчас дали пряник, я сыта и завтра его уже не возьму. Зачем так, а? А
может, он только раз взял бы, сделал бы свадьбу и с женой жизнь коротал бы.

11: А почему он тогда миллион взял? Когда ему телевизор давали, а ему
деньги нужны, он мог бы сказать, отдай мне его деньгами, пятьсот тысяч и
все? Нет, ему побольше хотелось.
3: Говорят же, на свадьбу ему деньги были нужны, а не холодильник,
который надо еще идти продавать.
8: Но ведь никто не говорит, что он не виновен. Он виновен однозначно и
использовал свое служебное положение, никто его не оправдывает, все верно.
Но он, если разбираться, большой опасности не представляет. Такого ущерба,
как от, грубо выражаясь, бандита, от него не было. Он не является социально

опасным для общества. Еще пользу принесет.
Старшина: Ну, это еще большой вопрос...
11: Ущерб он уже принес. 23 млн. руб. в бюджете нет.
3: Этот ущерб не он принес, а директор в первую очередь. А получилось,
что он осужден, а как раз директор в стороне...
2: Так и бывает, только стрелочников судят...
11: Почему ж в стороне? Теперь он заплатит, раз вскрылось.
3: А если б не вскрылось? Так эти 23 млн. у него и остались бы? Этого
за миллион судим, а тот с 23 в стороне? А другой уже и 43 взял.
11: Это каждого можно так и так оправдать.
1: Тогда можно и самого директора оправдать. Сегодня у его фирмы дела
плохо идут, он дал взятку, все замялось, а потому все у него
стабилизировалось, нормально живет. За что ж тогда директора судить, когда
он взятки дает? У него ведь тоже работники, он им зарплату платит.
8: Но это понятно, а вот вопрос, почему у этого директора все
планомерно проходило, подготовлено. Он уже написал заявление и начал с
инспектором говорить... сообщил в органы, вот что...
Старшина: Дело могло быть и иначе. Он мог договариваться по-настоящему,
но что-то стало известно, он испугался, а назад уже хода нет, вот и донес.
Может, он просто смалодушничал, это очень возможный вариант. Почему
директор
сделал это, конечно, вопрос для всех интересный, но дело не в том...
У всех нас свои сложности в жизни, непростых ситуаций полно. Тут
собрались не пятнадцатилетние дети. Но понимаете, рассмотрение дел, которые

мы сейчас проводим, - это одна из наших возможностей повлиять на
законодательство и поэтому надо рассматривать судьбу этого человека. Да,
понятно, несунов много, много там и других всяких непростых ситуаций, даже
не трогая политики. Многое у нас сейчас меняется - это да... Но нам надо
сейчас смотреть, откуда такая ситуация появилась, и что тут можно сделать,
чтобы дальше было по-иному?
3: Мы должны спасать общество.
11: Мы не можем этого сделать, от нас ничего не зависит.
3: Ну, мы должны как-то способствовать... Чтобы смотреть без ошибок,
которые допускает суд, смотреть дело со стороны своей жизни... Вот
представить себя на этом месте. Взял бы я или не взял? Столкнули бы меня
или
не столкнули? Смог бы я устоять или нет? Вот о чем речь идет.
2: Да платили бы побольше, никто бы и не брал взятки...
6: Ну да, опять во всем государство виновато... В общем считаю, что он
виновен, но не лишать свободы.
3: Умышленно он это взял или случайно, преступник он или просто
ошибочный товарищ. И что судим мы сейчас рядового, кто послабее, вот в чем
беда общества. Директор толкает, а работник отвечает.
1: У сильного всегда бессильный виноват.
3: Вся беда в обществе что там, где карман, там и правда.
11: Но ведь и он тоже хорош. Сообщил бы сразу в органы, что ему взятку
предлагают, сидел бы директор... Могло бы такое быть?
3: Это уж дело случая. Вот не хочешь в яму попасть, а в нее и падаешь.
Вот попал у него такой момент, человек задумался, собрался жениться, все
нужно, а его тут постоянно на это подталкивают, раз отказался, два, а на
третий махнул рукой, дай попробую, семье хорошо будет... а может он больше
никогда такого не сделает... Это жизнь...
Старшина: Но вы понимаете, есть тут большая опасность всю
ответственность размазать. Вот водитель, который нечаянно осуществляет
наезд
и убивает человека, его тем не менее судят за совершение преступления,
пусть
он его сделал невольно, и это доказано. Вот мы собственно говоря и смотрим
сейчас, является ли этот поступок уголовным преступлением, и если является,

то какое нужно наказание...
3: В том-то и дело, что мы на это дело должны смотреть не с точки
зрения судьи, а со своей точки зрения, как мы, народ, оцениваем свое
будущее. Как мы, со своей стороны, наказали бы этого человека, случайно он
так поступил или не случайно, могли бы мы сами такое совершить или нет,

сможем защитить или не сможем... О том и речь идет, что надо не со стороны
судьи смотреть. Судья, у нее протокол, у нее папки, у нее законы, как и
везде. Как у врача: сделал укол и все, а пойдет ли он человеку на пользу
или
нет, неважно. Общество должно к этому подойти со своей точки зрения.
Старшина: Так вот, с позиции общества, все-таки...
3: Вот мы и должны посмотреть, как бы мы сами вели себя в таком случае,
как бы каждый из нас поступил. Вот я сама лично в такой нужде была, я бы
взяла, даже не задумалась бы. Я тогда в таком состоянии была, если бы мне
дали, сразу бы схватила, а уж на второй день я бы даже не понимала, что мне

делать. Но такой момент был, я бы схватила.
Старшина: Вы бы схватили, но моменты бывают разные...
3: Разные... А вот он отказывался, а потом не устоял...
2: Да нет, ему холодильник давали, он не брал, какая у него нужда
такая?
3: Да это же случайность. На холодильнике не сработало, а потом вдруг
деньги, а я вот должен жениться, понимаете, это ж момент...
Старшина: Если говорить о степени его нужды, то, как говорит один мой
друг: "У всех есть проблемы: одному хлеба не хватает, у другого жемчуг
слишком мелкий... " Так вот, вопрос: в каком он был положении, голодал ли
он, и насколько ему была нужна эта сумма... Ну понятно, раз он этого хотел,

раз сделал, то считал, что она ему нужна. Вы понимаете, что сейчас мы
призваны соотнести и соизмерить его действия с действиями других людей,
понимаете. И выяснить, насколько это опасно и как это пресекать. Потому что

все пришли, как я понимаю, к выводу, что все-таки поощрять это не нужно.
3: Конечно, не нужно, но это не значит сажать за решетку. Когда за
убийство дают 5 лет, а ему отвесят 12, как это делается по закону

8: Да, за убийство 5, а за хищение и взятку - 10.
3: Вот речь о чем идет, что наши законы неправильные, и поэтому народ
должен эти законы посмотреть по-своему, высказать свое мнение. Убивают - 5
лет, буханку хлеба взял - тоже 5 лет. Вот о том и речь, что мы в наше время

должны помочь измениться этим нашим законам. Помочь судам и людям, которых
судят. Мы должны помочь своим мнением о том, правильно они или неправильно
делают.
Старшина: Эта ваша мысль интересна. В принципе мы можем также вынести
частное определение в адрес законодателя с предложениями по каким-то
статьям
уменьшить сроки, по каким-то увеличить. Если хотите, у нас есть такая
возможность, мы можем это сделать. Но сейчас нам нужно все-таки решить, как

мы все вместе будем относиться к действиям инспектора. Поясню. У нас в этом

вопросе сложилась несколько парадоксальная ситуация. С одной стороны, мы
говорим, что он виновен в уголовном преступлении, но наказывать его надо не

заключением, а по-иному. Но это ведь и надо аргументировать, потому что
иначе это можно принять, как наши эмоции и симпатии. Какие есть у всех еще
аргументы? Почему мы избираем для этого преступления более мягкое
наказание?
3: Потому что мы посмотрели и увидели, что П., во-первых, работал всего
три года, работал добросовестно, ему дважды предлагали взятки, он
отказывался. И тут П. подталкивают, отмечают деньги и все такое. Его просто

натолкнули на это дело. Вот и все.
1: Взятку он брал осознанно? Он же прекрасно понимал все. Как инспектор
он не мог не знать, что ему за это будет, если его поймают. Он обязательно
знал, какая у него будет ответственность.
3: Вполне мог не знать, если видел, как другие берут и все им сходит. А
о законе, значит, он просто не подумал... Если бы он умышленно все делал,
то
он бы с первого раза ухватил бы и телевизор, и холодильник, и деньги, а он
два раза не брал.
Старшина: Вы сами подтверждаете, что он думал: брать ему или не брать.
И удерживался от соблазна, пока предложение ему шло небольшое...
3: Да не нужны были ему вещи, а предложили нужные к моменту деньги, он
не устоял, соблазнился.
8: Если человека ставить на работу, связанную с такой ответственностью,
у него должна быть и соответствующая зарплата. Это самый главный аргумент,
как мне кажется. Он сам знает, что брать нельзя, но берет - почему? Потому
что заставляет жизнь, когда проблемы надо решать.
11: Директора сейчас вот строят себе одну дачу, вторую, третью... Их
что, тоже жизнь заставляет?
8: Ну и о чем это говорит? Только о несовершенстве наших законов и
государства.
11: У директора какой дом, а теперь он еще больше строит.
2: Вот государству и надо было бы его спросить: откуда ты берешь такие
деньги? От рабочих небось? А так они все растут и растут.
3: Вот никто же не посадил коммерческого директора, что у нас двоих
выгнал из дома и взял себе этот дом. Никто его не посадил...
1: Хватит, давайте конкретно.
Старшина: Ну ладно, все, кто хотел, высказались. Давайте подводить
итоги. У нас есть два мнения. Одно, что П. виновен в уголовном преступлении

взятки и должен быть наказан лишением свободы. А второе мнение, что это
уголовное преступление, но наказывать надо без лишения свободы. Но прежде я

выскажу свое мнение.
Мне приходилось иметь дело с налоговой инспекцией, приходилось
руководить торгово-коммерческой организацией. Ситуацию эту, не могу
сказать,
что очень хорошо, но представляю изнутри. Да, наверное, я бы согласился
(это
очень существенно), и что его подтолкнули, и что существует практика
предложения взяток за передергивание своих инспекторских решений по
взиманию
недоимок. Существуют и другие виды нарушений в сфере отношений
предпринимателей с налоговой инспекцией. Честно говоря, мне очень хочется
присоединиться к той точке зрения, что за такие проступки надо лишать
свободы. Почему? Потому что укрываются от уплаты очень большие налоги.
Известная по стране статистика за прошлый год показывает колоссальную
цифру,
не меньше трети всех налогов, которые должны были собрать по стране, это по

самым скромным оценкам специалистов. Безусловно, что от таких действий в
первую очередь страдают пенсионеры, детские дома, медицина, педагоги. И
опять же страдают и те органы, которые судят, лишают свободы, взимают
налоги, администрация и иные. Мы не можем установить хорошую зарплату этим
людям, которые не производят материальных ценностей, не торгуют, т. к. им
запрещено заниматься коммерцией, потому что они государственные служащие.
И все же я не поддержу решение, что П. надо лишить свободы, потому что,
во-первых, он рядовой работник, а не руководитель службы или хотя бы отдела

службы. Я хорошо представляю величину налоговой службы по нашему городу,
она
одна занимает целый этаж из четырех в том доме, который вы все знаете. Это
очень большая служба, и там много рядовых работников, у которых, конечно,
степень влияния на ситуацию крайне незначительна. Но плохо другое, если эта

практика взяток за налоги будет распространена, то каждый рядовой работник
сможет брать взятки и из бюджета уйдут колоссальные суммы. И бороться с
этим, конечно, надо. Но вот данный конкретный случай, что налоговый
инспектор проработал три года, был пойман за руку впервые и наказать его
поэтому можно по-всякому. А задача наша иная: чтобы деньги были в бюджете и

чтобы государство богатело.
И, наконец, самое существенное в этой ситуации, что налоги
действительно огромны и платить их надо своевременно, причем живыми
реальными деньгами. Зачастую сами коммерсанты поставлены в условия, как и в

случае с этой фирмой, когда они вольно или невольно кредитуют те
организации, которые пользуются их услугами или продукцией, а вовремя не
платят. Таким образом продукция от фирм идет, а денег, в том числе и на
уплату налогов - нет. В таких условиях директор фирмы очень зависим от
сложившейся ситуации. Его тоже положение крайне трудное. Тем не менее,
конечно, это никого не извиняет. Просто я хочу подчеркнуть, что в
неприятной
ситуации очень трудно избежать искушений, и поэтому я бы не стал
категорически лишать свободы за первый проступок, хотя, еще раз
подчеркиваю,
на мой взгляд, надо наказывать лишением свободы за такие действия, потому
что если налоговая инспекция не будет следить за сбором налогов, то
директора будут злоупотреблять, недоплачивать в бюджет, а налоговая
инспекция будет только собирать взятки, и это будет полнейшим безобразием,
прямым путем к коррупции и разложению.
Таким образом, я высказал свое мнение. Если все высказались, давайте
подводить итоги. Итак, наш вердикт понятен: все 11 присяжных считают, что
инспектор П. виновен в получении взятки и 10 против 1 считают, что
наказывать его надо без лишения свободы.
А теперь предлагаю вынести частное определение в адрес законодателей...

Итоговый лист по делу П. ИСП-4 14. 09. 1996 г.
№
Характеристики Голоса
Профессия Воз-
раст Пол Образо-
вание Взятка Лишение
свободы
1 Воен. курсант 21 м нез.
высш. да да
2 Рабочая стол 56 ж нез.
средн. да нет
3 Сортировщица 58 ж среднее да нет
4 Работник
питания 36 ж среднее да нет
5 Рабочая 31 ж среднее да нет
6 Рабочая 42 ж среднее да нет
8 Рабочий 52 м сред.
техн. да нет
10 Предприниматель 34 м нез.
высш. да нет
11 Типографщик 43 м сред. техн.
да нет
12 Рабочая 29 ж среднее да нет
13 Рабочий 31 м ср.
спец. да нет
Итого: да - 11
нет - 0 да -
1
нет - 10

Составление наказа присяжных заседателей из г. Серпухова российским
законодателям

3: Неправильно, когда за убийство и за кусок хлеба дают один и тот же
срок. Есть же разница, когда забирают человеческую жизнь или кусок хлеба.
Старшина: Нам надо формулировать как-то более конкретно и четко.
8: Наказания за убийства должны быть больше, чем за другие
преступления.
3: Желаем судам внимательно подходить к наказаниям.
8: Ну это только пожелание, потому что суды исполняют и должны
исполнять закон. Каким он будет, такие будут и наказания. С пожеланиями
можно только в Верховный суд обращаться...
Старшина: Вопрос ко всем: нам надо усилить ответственность за тяжкие
преступления насильственного свойства? Мы этого добиваемся или мы
предлагаем
смягчить ответственность за должностные и экономические преступления? Какие

мнения?
8: Конечно, усилить.
3: Правильно, а за должностные и экономические смягчить.
Старшина: Как показало дело П., нижние границы наказаний желательно
снизить до мер без лишения свободы, но что касается максимальных мер, то я
не вижу причины их снижать. Если речь идет об очень крупных суммах, типа
миллионов долларов, или об ущемлении интересов пенсионеров и прочих
неимущих, то кары за это должны быть очень жесткие. На мой взгляд, так я бы

оставил прежний максимальный срок за взятку... Конечно, важно, чтобы она
была доказана.
3: Скажите, а вы в наших тюрьмах бывали? Или родственники ваши там
были?
Старшина: К счастью или к несчастью, но ни в каком качестве еще не
приходилось.
3: Нет, это я для чего говорю. Кто там сидит? Наполовину сидит молодежь
за мелкие кражи или драки, даже невиновные, а вот мафия, которая их
толкает,
она туда не попадает, остается на свободе и сколачивает все новые и новые
шайки. Вот что губит, а не малые сроки...
Старшина: Да, но это уже вопрос, как совершается наше правосудие и как
его улучшать. Может, больше должно быть судов присяжных, может, по иному
должна работать милиция, но это другое. Нам сейчас надо дать свои
предложения по уголовному закону.
3: Надо, чтобы были лучше защищены все нижние слои заключенных, а не
только те, у кого деньги есть...
Старшина: То есть, чтобы была большая дифференциация наказаний и
смягчены наказания для маловиновных людей, особенно по экономическим и
должностным преступлениям?
Присяжные: Да...
Старшина: Есть другие мнения и дополнения? Нет? Принимается.
№
Характеристики Голоса
Профессия Воз-
раст Пол Образо-
вание Взятка Лишение
свободы
1 Воен. курсант 21 м нез.
высш. да да
2 Рабочая стол 56 ж нез.
средн. да нет
3 Сортировщица 58 ж среднее да нет
4 Работник
питания 36 ж среднее да нет
5 Рабочая 31 ж среднее да нет
6 Рабочая 42 ж среднее да нет
8 Рабочий 52 м сред.
техн. да нет
10 Предприниматель 34 м нез.
высш. да нет
11 Типографщик 43 м сред. техн.
да нет
12 Рабочая 29 ж среднее да нет
13 Рабочий 31 м ср.
спец.
да нет
Итого: да -
11
нет - 0 да - 1
нет - 10
Глава 7. Иные грани экономической свободы (присяжные
опережают законодателей)

Предыдущие четыре главы были посвящены разграничению присяжными
общественно полезных деловых и служебных действий (области экономической
свободы) и таких извечных преступлений, как мошенничество, хищение
присвоением, подкуп, взятки. Не будет преувеличением считать, что от того,
как власти будут проводить границы этих областей, зависит в целом тип
общества. При чрезмерной "строгости" законов и судебных решений сфера
свободного предпринимательства может быть сужена практически до нуля (как
при советской власти). При излишнем "раскручивании гаек" и всепрощенчестве
расцветают хаос и беспредел мошенников (как в постсоветское время). И лишь
при правильном, совестливом разграничении допустимого и недопустимого
возможно развитие в России гражданского общества.
Однако с экономической свободой граничат не только описанные
преступления. Уголовный кодекс РСФСР содержал такие прямые запреты на
свободную экономическую деятельность, как:

- частное предпринимательство и коммерческое посредничество - ст. 153,
- спекуляция (частная торговля по свободным ценам) - ст. 154,
- нарушение правил валютных операций (свобода валютных об менов) - ст.
88,
- сокрытие доходов от налогообложения - ст. 162-2 УК,
- занятие запрещенным промыслом - ст. 162.
За исключением спекуляции эти составы довольно редко использовались в
правоприменительной практике последних десятилетий - на два порядка меньше,

чем обвинения в хищениях и взятках, потому на общественный суд присяжных мы

выносили их крайне редко, так что в данной главе мы можем привести не более

одного - двух примеров на раздел. Причем обвинениями по ст. 153 УК мы
просто
не занимались, поскольку на практике они были вытеснены обвинениями в
хищении (выше об этом уже говорилось).
Особняком стоят дела о вымогательстве, которые изначально мы считали
несоприкосновенными с нормальным бизнесом, но под влиянием жизни были
вынуждены смягчить категоричность своего мнения.

Иной вид вымогательства (скорее политического) представлен в историко-
литературном заочном процессе по делу знаменитого гражданина Козьмы Минина
(им завершается глава), но к защите экономических свобод он имеет лишь
самое
общее отношение и помещен скорее в экспериментальном порядке.
Значение и судьба перечисленных в главе запретов различна. Часть их
следовало вычеркнуть из Уголовного кодекса уже в самом начале перехода
общества к рыночной экономике (что и произошло, но с запозданием со ст. 154

и 88 но не получилось со ст. 162), часть - сохраниться в пересмотренном
виде
(например, сокрытие доходов от налогообложения). Мнения присяжных по этим
поводам, конечно, должны учитываться правозащитниками и законодателями.
К сожалению, международное законодательство в области экономических
свобод крайне скудно, если не сказать, что отсутствует совсем. О глубоких
причинах этого феномена можно лишь строить догадки, но опираться на
международный авторитет в этой области сейчас почти невозможно. В 1992 году

мы попытались изменить ситуацию, составив собственный проект документа под
названием "Декларация экономических свобод человека" и представив его в
международные органы (через известного правозащитника В.И. Бахмина он был
передан на Хельсинское совещание стран ОБСЕ, а через секретаря Партии
экономической свободы И.М. Хакамаду передан в МИД РФ). В своих частных
поездках на Запад мы также старались привлечь внимание к проекту
влиятельных
правозащитников. Но все эти попытки окончились неудачей, натыкаясь на
глухое
неприятие. Единственное исключение случилось на правозащитной конференции в

Варшаве 1998 года, когда соединенным правозащитникам Белоруссии, Украины и
России удалось официально провести резолюцию в защиту предпринимателей и
экономических свобод. Соответствующие документы приводятся в приложении к
настоящей главе 7.1.
Понятно, что в книге упомянуты далеко не все грани между желанной
экономической свободой и областью недопустимого. Ведь мы имеем дело с
бесконечно сложной системой, разобраться в которой под силу только народу в

целом. Но делать выводы по всей проведенной работе мы имеем право, поэтому
и
позволили себе составить итоговую таблицу по всем проведенным Обществом
ЗОХиЭС судам присяжных, поместив ее в начале книги и обозначив интегральным

именем "Сумма", конечно, в надежде на будущих продолжателей. В последнем
приложении к данной главе приводится справка для потенциальных
исследователей о материалах, которыми располагает архив Общества ЗОХиЭС.

Суды по делам о спекуляции

Понятие спекуляции как тяжелого экономического преступления (до 1993
года за него полагалось до 10 лет лишения свободы) появилось в России
только
в годы революции, когда знаменитой ВЧК была вменена обязанность
расстреливать не только за контрреволюцию и саботаж, но и за спекуляцию и
взятки. Кстати, еще веком раньше, в годы Великой французской революции
злейшими врагами народа, достойными гильотины, были объявлены не только
роялисты, но и спекулянты. Такая же история случалась и в других
революциях.
А ведь спекуляция по смыслу самого слова - "скупка и перепродажа товаров
или
иных предметов с целью наживы", не означает ничего иного, кроме как
торговлю
по свободным ценам, основу рынка. Исторический опыт свидетельствует: именно

революционеры, радикальные приверженцы политических свобод, оказываются
злейшими гонителями свобод экономических.
Эту тенденцию подтвердила и новейшая история нашей перестройки. Объявив
свободу трудовым коллективам переизбирать директоров, новым кооператорам -
вести свободную торговлю, обновляющаяся власть вместе с тем принимала Указ
о
"борьбе с экономическим саботажем" и что еще интереснее - Закон СССР "Об
усилении борьбы со спекуляцией..." в замену ст. 154 УК РСФСР (видимо,
кооператоров этот закон не касался). Кстати, аналогичная ситуация случилась

и в Чехословакии после "бархатной революции" 1989 года, когда начало
президентского правления диссидента Вацлава Гавела ознаменовалось указом об

усилении борьбы со спекуляцией. Правда, довольно скоро он был забыт, и
рынок
в Чехословакии обрел правовые основы для своего нормального
функционирования.
В России процесс такого вразумления власти протекал труднее. Первым
важнейшей корректировке упомянутый Закон СССР подвергся в пору его подгонки

под требования практики. Опытные правоприменители истолковали его таким
образом, что под уголовный запрет попадала перепродажа не всех, а только
товаров, закупленных в государственных организациях, что освободило от
уголовной ответственности большинство частных торговцев. Парадоксально, но
именно по закону об "усилении борьбы со спекуляцией" из мест лишения
свободы
вышла большая часть людей, осужденных за спекуляцию.
Приход к власти радикальных Ельцина и Гайдара ознаменовался все тем же
парадоксом: с одной стороны, в начале 1992 г. был принят Указ Президента РФ

"О свободе торговли", а с другой стороны, чуть позже подтверждено действие
Закона СССР "Об усилении ...". И никакие наши призывы и советы юристов не
помогали. Только в 1993 г. Верховный Совет РСФСР, вняв голосу разума, изъял

из УК РСФСР состав о спекуляции, отправив в небытие этот революционный
пережиток и оставив ее историю правозащитникам в поучение.
Дело ленинградского фарцовщика В.
(ОСП 18.11.1990 г.)

Обвинитель Пациорковский В.В.: В 1986 г. В. купил две пары импортных
кроссовок у Т. и перепродал их около универмага "Гостиный двор" М. и О.,
получив наживу 140 руб., что подтвержается всеми этими лицами, а также
сотрудниками ОБХСС, производившими задержание. В. не имел официального
источника средств существования, неоднократно судим, в том числе за
спекуляцию, считал себя жертвой политических репрессий. Официальный суд
посчитал, что В. как особо опасный рецидивист должен провести 9 лет в
колонии особого режима.
Обвинение считает этот приговор слишком суровым, но поскольку суд имел
дело с явно запущенным, неработающим человеком, то в рамках действующих
законов он и не мог вынести иного решения. Впрочем, кассационный суд,
исходя
из незначительности сделки, все же смягчил назначенное наказание до 6 лет
лишения свободы и без признания В. особо опасным рецидивистом.
Защитник Сокирко В.В.: Сам В. отрицал факт спекуляции, объясняя
получение кроссовок у Т. возвратом части долга, остальные же показания
считал провокацией КГБ, который его давно преследует за знакомство с
иностранцами и за то, что он рассказывал им всю правду о нашей стране.
Наказан он безумно жестоко, несмотря на просьбы к суду жены с ребенком. В
любом случае В. должен быть признан невиновным, потому что нельзя считать
преступлением мелкую рыночную торговлю (перепродажу с целью извлечения
торговой прибыли). Даже последний Закон СССР 1990 г. "Об усилении борьбы со

спекуляцией..." трактует последнюю только как перепродажу товаров,
закупленных в госмагазинах по государственным ценам.

Суждения 11 присяжных

- В. невиновен. Наш УК слишком несовершенен, если предусматривает кары
таким безобидным людям.
- Спекуляция, видимо, была, но В. не виновен.
- Спекуляция не доказана.
- Продажа была, но это не преступление. Спекулянтами я считаю только
крупных перекупщиков.
- Спекуляция - не преступление.
- Спекуляцией можно считать только крупные сделки по сговору с
магазинными боссами. В. не виновен и должен получить компенсацию за
потерянные годы.
- Не виновен, а спекуляцию можно наказывать только штрафами.
- Надо совершенствовать УК, чтобы наказывать только крупных
спекулянтов.
- Не виновен (три голоса).
Вердикт: В. не виновен, а мелкая спекуляция - не преступление.
Единодушие оправдательного вердикта как бы затушевало саму возможность
спора, поскольку среди участников обсуждения на деле были и сторонники того

воззрения, что спекуляция все же является преступлением, но только в
крупном
размере. Трое участника говорили это прямо. Еще трое, наверное, могли
поддержать такое мнение.
Поразительно, что свободная торговля под вывеской "новых кооперативов"
уже разлилась по стране широким потоком, в обсуждении принимали участие не
простые граждане, а активные члены нашего Общества, и вот даже они еще
считали "крупную спекуляцию" уголовным преступлением.
Справка. В. как и многие другие "спекулянты" был освобожден из зоны в
1991 году по горбачевскому Закону "Об усилении борьбы со спекуляцией".

Дело челночницы В.
(ОСП 15.О3.1991 г.)

Докладчик - Сокирко В.В., присяжные - 9 москвичей.
Доводы обвинения. В июне 1990 г. Кущевский райнарсуд Краснодарского
края осудил домохозяйку В. за скупку в г. Тбилиси женских костюмов на сумму

2120 руб. за три поездки и перепродажу их с извлечением 1075 руб. наживы
как

за спекуляцию в особо крупных размерах повторно и приговорил ее к 5 годам
лишения свободы с конфискацией имущества. "Закон суров, но это закон".
Доводы защиты. Преступной является сама ст. 154 УК РСФСР, карающая
частную розничную торговлю как за спекуляцию. Но даже в рамках этой статьи
обвинение несостоятельно, ибо неверно исчислен размер караемой "наживы".
Ведь из размера выручки В. надо вычесть ее путевые и трудовые издержки при
перевозке костюмов из Закавказья на Кубань. Если учесть эти расходы, то
"нетрудовой наживы" просто не будет. В приговоре не установлено, но,
видимо,
В. покупала костюмы не в госмагазинах, а у кооператоров, и тогда она должна

быть освобождена даже по Закону "Об усилении борьбы со спекуляцией...".
Наконец, надо учесть тяжелейшие материальные условия, которые вынудили В.
преодолеть страх перед запрещенной вольной торговлей: в ее доме случился
пожар, и она вдвоем с несовершеннолетним сыном бились над его ремонтом. А
теперь в связи с арестом матери Олег в полуразрушенном доме остался один.
Вердикт: В. не виновна - 8 голосами против 1.
Лишь один присяжный (художник), согласившись с чрезмерной жестокостью
приговора и необходимостью освобождения В. из-за ситуации с сыном, не счел
возможным оправдать ее по следующим причинам: законы надо выполнять, какие
бы они ни были, иначе будет царить анархия, и оправдание спекуляции идет
вразрез с господствующим народным мнением: "Спекулянты народ обирают, из-за

них магазины пусты".
Справка. В. вернулась к сыну в этом же 1991 г., а еще через два года из
УК РСФСР было исключено преступление под названием "спекуляция".
Прошло почти пять лет существования в стране кооперативной свободной
торговли, прежде чем в мыслях людей, а потом и законодателей окончательно
утвердилось, что это не преступление. Такова страшная сила инерции
человеческого сознания, а юридического - тем более.

Суд и опрос по делам "валютчиков"

Эта категория дел (обмен иностранной валюты и драгметаллов на рубли) в
нашем Обществе считалась четвертым крупным видом антирыночных репрессий,
предусмотренных советским уголовным законодательством. Со времени
знаменитого дела "валютчиков" Рокотова и Файбишенко, расстрелянных по
приказу Хрущева вне всякого закона ("закон" о смертной казни за нарушение
правил валютных операций был принят уже после вынесения обоим "валютчикам"
смертного приговора), обмены иностранной валюты считались крайне серьезным
преступлением, и хотя про иные расстрелы я не слышал, но приговоры со
сроками в 13 лет лишения свободы по валютной статье 88 УК РСФСР наших
подзащитных видел своими глазами.
В отличие от ранее обсужденных видов уголовных репрессий против
"рыночников", жестокость и несправедливость суровых кар по ст. 88 УК среди
правозащитников никогда не ставилась под сомнение. Поэтому мы такие дела
практически и не ставили на обсуждение общественного суда присяжных как
бесспорные. Исключением стали только два дела. В первом случае москвич Т.
сам настаивал на общественном обсуждении своего уголовного дела, а второй
случай связан с опросом общественного мнения, когда на обсуждение горожан
России было предоставлены фабулы дел расхитителя, взяточника, а для
сравнения - валютчика Х.
Дело московского продавца серебром Т.
(ОСП 23.04.1993 г.)

Обвинитель Владышевский: В 1982 г. Т. получил от родственников
несколько пластин технического серебра и пытался сбыть их, но был задержан
и
получил за это 5 лет лишения свободы. Закон им был нарушен, а наказан Т. по

ст. 88 УК не очень сурово.
Защитник Сокирко: Сам Т. оспаривает факт попытки сбыта серебра,
утверждая, что передал некоторое его количество ранее незнакомому лицу для
определения пробы под денежный залог. Но даже если оставить в стороне это
объяснение, защита считает противоречащим человеческой совести приравнение
преступлению нормального желания людей обменять свои рубли на нечто более
весомое - иностранную валюту или драгметаллы. Поэтому в любом случае Т.,

который как раз и пытался удовлетворить такую человеческую потребность, по
совести должен быть признан невиновным.

Суждения 19 присяжных

18 человек против 1 проголосовали за невиновность Т. в преступлении по
ст. 88 УК РСФСР, причем более трети из них говорили о преступности самой
этой статьи, карающей людей за обыкновенные рыночные действия, кстати, к
тому времени уже легализованные. Единственный оппонент говорил, что пока
этот закон существует, его нельзя нарушать.

Дело московского студента-валютчика Х.
(4.04.1993 г.)

Дело Х. было поставлено нами на опрос общественного мнения в следующей
форме:
Студент купил у иностранца на улице 70 долларов и был осужден за
валютные операции на 7 лет ИТУ усиленного режима, отбыл половину срока.
995 представителей российских горожан выбрали следующие варианты
ответов:
1.Он виновен, осужден правильно, должен полностью отбыть срок 53 чел.
2.Он виновен, осужден правильно, но наказан слишком жестоко. Сегодня
должен быть освобожден 107 чел.
3.Он виновен, но не в том, за что был осужден, его нельзя было лишать
свободы 168 чел.
4.Он невиновен, осужден неправильно, должен быть освобожден и
реабилитирован 556 чел.
5.Затрудняюсь ответить 111 чел.
Содержательные ответы по делу дали 884 человека, из них только 160,
т.е. 18%, сказали "Да. Х. виновен в нарушениях правил валютных операций"
причем большинство их высказалось за наказание со снисхождением. Остальные
82% посчитали, что в этом преступлении Х. не виновен и его нельзя было
лишать свободы. А большая часть этих людей (556, т.е.63% от числа
содержательно ответивших) вообще посчитали, что студент-валютчик должен
быть
не только освобожден, но и реабилитирован.
Справка. Т. был освобожден еще до нашего обсуждения, а Х. был помилован
в том же 1993 году.
В стране был официально разрешен свободный обмен иностранной валюты в
обменных пунктах и существование грозной ст. 88 в УК все больше становилось

анахронизмом. Тем не менее правоприменительные органы регулярно возбуждали
и
доводили до лишения свободы ежегодно около трех десятков дел по этой
статье.
Летом 1994 года действовавшая уже на основе новой Конституции
Государственная Дума РФ в лице руководства Комитета по законодательству
попыталась исключить из УК РСФСР одиозную 88-ю статью вместе с главой
"Хищения социалистической собственности", но не удалось. Группа депутатов
от
Демократической партии России подняла крик о том, что "российские капиталы
вывозятся за границу, и потому ст. 88 отменять нельзя" И хотя она никакого
отношения к вывозу капитала не имела, а демагогичность таких требований
была
очевидна, депутаты оставили действовать валютную статью-пугало еще на два с

половиной года.
Только с января 1997 года, со вступлением в силу УК РФ, наказания за
обмен валют были наконец-то отменены. Многолетнее несоответствие уголовного

закона и народной совести в этой части наконец-то ликвидировано. Правда, в
УК остался запрет на свободную продажу драгоценных металлов в техническом
виде, но уже не из-за нарушения правил валютных операций, а ввиду
существования государственной монополии на добычу и сбыт этих металлов.
Интересная деталь: за несколько месяцев до вступления в действие нового
УК, легализирующего валютные обмены, из Мосгорсуда продолжали поступать
распоряжения о продлении практики осуждения людей по этой издыхающей
статье.
На встрече с правозащитниками одна из районных судей г. Москвы искренно
негодовала на ошибку законодателей, позволяющую "уводить от ответственности

людей, которые меняют отечественную валюту на иностранную даже в больших
количествах". Для этого весьма опытного юриста обмен валют так и остался в
памяти чем-то сродни "измене родине"...
И тут не следует даже усмехаться. Ведь эта судья и единодушные с ней
коллеги выросли как специалисты в атмосфере постоянного судилища, когда
"измена родине" и "обмен валюты" стояли рядом и наказывались почти равным
способом - смертной казнью. Граждане, получающие зарплату в валюте, для
них,
наверное, до сих пор сродни "наймитам империализма". С этим живут и сейчас.

Дела налоговые

С древнейших времен уклонение подданных от уплаты налогов считается
одним из самых злостных преступлений, которые необходимо наказывать, если

государство надеется выжить. Так что само существование такого состава в
уголовном законе нельзя расценивать, как притеснение экономической свободы
граждан, а напротив, надо принимать как необходимое условие
сосуществования.
Но как и в случаях с хищениями, проблемой является установление меры
наказания за это преступление. У самого государства существует трудно
подавляемый соблазн так поднимать уровень собираемых налогов и усиливать
кары за уклонение от них, что сама возможность частного предпринимательства

и гражданской жизни будет раздавлена, а подданные смогут выживать только
под
"крылом бандитов". В истории не раз случались такие драматичные сюжеты.
Достаточно вспомнить хотя бы допетровскую Россию, податное население
которой
под гнетом царевых податей "добровольно" отказывалось от воли, уходя в
"крепость" под новых дворян (потомков опричников Грозного и прародителей
сегодняшних "новых русских"). Так, налоги XVII века превратили великий
народ, превозмогший Польшу и завоевавший Сибирь, в пыль под петровскими
сапогами, а потом в униженных крепостных последующих столетий. Историческая

цена подобной "налоговой ошибки" необычайно высока.
К сожалению, сегодня история отчасти повторяется. Налоги и поборы с
предпринимателей непомерно велики, что отбрасывает их основную часть в
число
"уклонистов"-неплательщиков и даже под власть криминала. И усиление кар не
сможет помочь исправлению ситуации, а только загонит общество в угол
очередной крепости социализма.
К счастью, пока наша правоприменительная практика не отличается
массовостью и жестокостью уголовных наказаний в налоговой сфере, но думаю,
связано это с тем, что предпринимателей "пока достают" по иным статьям и
иными способами. Тем не менее возможность развернуть репрессии на этом
"фронте" у правоприменителей всегда имеется (как "бронепоезд на запасном
пути"), и потому мнения присяжных о подобных обвинениях очень важны.
Косвенным образом юристы и присяжные высказывались по этой теме в главе 6 в

исследовательском процессе по делу налогового инспектора П., а ниже мы
приводим описание более раннего общественного суда присяжных по трагичному
делу предпринимателя Ш. из Нижегородской области, осужденного в декабре
1993г. по ст. 162-2 УК РСФСР "Сокрытие доходов (прибыли) или иных объектов
налогообложения" на 3 года лишения свободы.

Дело Ш. о сокрытии доходов от налогов
(ОСП 25.11.1994 г.)

Обвинитель Владышевский: Ген.директор ТОО "Ока" Ш., главный бухгалтер
Р. и старший товаровед О. в течение 1992-93 гг. умышленно совершали грубые
нарушения правил бухгалтерского учета, не вели правильный счет реализуемых
товаров, не оприходовали всю денежную выручку в кассе, указывали заниженные

цены реализации товаров и т.п. В результате такой практики ТОО недоплатило
налогов на сумму 14 млн. руб., что является сокрытием в особо крупных
размерах и потому квалифицируется по ч.2 ст. 162-2 УК РСФСР,
предусматривающей наказание до 5 лет лишения свободы. Несмотря на отрицание

вины подсудимыми, все эти обстоятельства документально подтверждены актами
налоговых проверок, показаниями свидетелей, иными доказательствами. 3 года
лишения свободы являются средним сроком для такого предосудительного с
точки
зрения цивилизованных стран преступления. Сотрудники и подельщики Ш.
получили условные наказания.
Защитник Сокирко: Мы считаем противоправным квалификацию действий Ш. и
его сотрудников уголовным преступлением. Ведь термин "сокрытие"
предполагает
наличие у предпринимателя заведомого умысла на обман налоговых органов. В
данном же случае никаких действий по специальному введению в заблуждение
налоговых органов следствие не доказывало. От налоговой инспекции никто не
скрывал факты. Именно по документам фирмы она установила все нарушения и
недостатки в бухгалтерском и ином учете, но вместо традиционных требований
исправления этих ошибок и выплат всех недоимок и штрафов, акты налоговой
инспекции вдруг оказались в правоприменительных органах и стали основой
возбуждения уголовного дела против Ш. и его коллег. "Органы" сразу повели
себя "жестко", начав с ареста руководителя фирмы и его деловых бумаг, что
тут же дезорганизовало и прекратило работу, сделало невозможным даже
текущие
налоговые выплаты, привело к большим убыткам не только владельцев и
работников фирмы, но и государственный бюджет, поскольку фирма была лишена
возможности выплатить недоимки. Абсурдность такой ситуации представляется
очевидной, если не принимать во внимание заявления Ш., что с ним
расправились недоброжелатели. На суде Ш. неоднократно выражал желание
расплатиться с недоимками, если его и фирму освободят. Но этим заявлениям
никто не внял. Кстати, суд, вынося решение о большом сроке наказания Ш.,
несмотря на его семейное положение, безупречный трудовой путь, общественную

активность (он был руководителем местного союза предпринимателей), сослался

лишь на представленную следствием отрицательную характеристику Ш.,
поскольку
тот, видите ли, высказывал "крайне негативное отношение к налоговой службе
и
МВД".
Но вам предстоит оценивать действия не суда, а предпринимателя Ш.
Убежден, что в его действиях не было уголовного преступления, и он не
заслуживает такого наказания.

Суждения присяжных за вердикт: Не виновен

- Как предприниматель считаю, что сегодня платить налоги полностью не
надо, и не только потому, что они слишком высокие, но и потому, что
государство не выполняет своих обязанностей по охране и обеспечению
нормальных условий предпринимательства. Налоги следует платить только
целевые, например, через независимые профсоюзы. Как практик уверен, что
любого директора фирмы можно посадить по ст. 162-2. Не может руководитель
всерьез отвечать за вопросы учета, это забота грамотного бухгалтера, тем
более в условиях постоянного изменения налогового законодательства. И если
в
работе бухгалтера присутствует небрежность, то за это нельзя осуждать, тем
более сажать руководителя. Что касается умышленного сокрытия доходов то,
конечно, у Ш. такого не было. Ведь когда скрывают доходы, то перекидывают
средства на другие счета.
- Налоговые претензии к фирме Ш. появились в самом начале ее
возникновения. А ведь известно, что в первый год работы следует вообще
освобождать фирму от налогов, как это было с новыми кооперативами. Считаю
Ш.
невиновным.
- Если бы я была предпринимателем и не хотела бы платить налоги, то
нашла бы способ, как это скрыть. В действиях Ш. не видно умысла. Тут были
либо элементарная халатность, либо какие-то иные цели, например, получение
свободных наличных денег, так необходимых в предпринимательской работе.
- У нас такие высокие ставки, что если исправно платить налоги, любой
бизнес обречен на провал. Государство должно их снизить, это будет выгодно
и
бизнесу, и государству. Может, у Ш. и был умысел, но считаю его невиновным.

- Думаю, что умысла у него не было, потому что укрываться от уплаты
налогов можно по-иному. Не исключаю, что в его деле присутствуют
политические мотивы. Не виновен.
- Согласен. Тут присутствует бухгалтерская халатность, когда делают,
как повелось, не заботясь тем, как надо отчитываться.
- Всю жизнь нас приучали ловчить ради выживания, обманывать и воровать.
И сейчас: как жить, если 80% дохода надо отдать налогами? Умышленно или
нет,
но человек хотел сделать, как лучше. Не исключено, что Ш. поставили
подножку
по политическим мотивам, потому и закончился этот наезд таким жестоким
сроком. Нарушение у него, конечно было, но не уголовного характера.
- Не могу считать его виновным с христианских позиций. У нас можно
посадить любого.
(Еще семь присяжных, не приводя собственных аргументов, признали Ш.
невиновным в уклонении от уплаты налогов, а в его действиях увидели лишь
халатность к бухучету.)

За вердикт: Виновен

- Я поддерживаю точку зрения обвинителя: надо платить налоги
государству. Надо играть по правилам, иначе у нас никогда не будет порядка.

Что касается умысла, то главное - факт был, а незнание закона не
освобождает
от ответственности. Ш. виновен в уголовном преступлении, но думаю, что
сумму
ему насчитали не совсем верно, и наказания он заслуживает без лишения
свободы.
- Конечно, налоговые органы часто провоцируют нарушения, завышают раз
меры утаенных от налогообложения сумм. Или искусственно создают очереди по
сдаче отчетов, а потом собирают штрафы, значительную часть которых забирают

на свое содержание. Также понятно, что в деле Ш. много неясного или прямо
неверного. Так, продавцы-надомники, не входившие в штат фирмы, и не должны
считаться ее работниками, а просто покупателями. Есть и иные детали,
которые
должны исключить из обвинения значительную часть якобы сокрытой прибыли.
Тем не менее нельзя говорить, что налоги платить не надо. Считаю,
сокрытие доходов было, но наказание по первому разу должно быть без лишения

свободы.
- Я тоже думаю, что намерения платить налоги по правилам у него не
было, потому он виновен в нарушении закона, но заслуживает снисхождения.
- Считаю неправомерной постановку вопроса об отказе платить налоги,
даже в нашем государстве. Также неправомерно требование доказывать умысел.
Ни в одной стране не принято его доказывать, нигде так не лезут в мысли
человека. По действующему закону уклонение от уплаты налогов налицо. Но
приговор, конечно, слабый, и потому высказаться о виновности человека мне в

таком положении затруднительно.
Вердикт: Ш. признан невиновным - 15 голосами против 4, причем и
последние высказались за наказание со снисхождением.

Анализ суждений присяжных

Сознание людей категорически не приемлет уголовные кары за неуплату
налогов. Ни у кого не возникло и тени негодования против неплательщика
налогов как средств для детей, стариков, инвалидов, общих нужд. В головах
наших людей эта связь почти целиком отсутствует, вытесненная уверенностью,
что государство забирает деньги прежде всего для самого себя. Может, потому

и уголовные дела такого рода пока редки в практике.
Среди большинства, не признавшего виновность Ш. в уголовном
преступлении, 4 радикалов прямо заявили, что считают справедливым не
платить
налоги "такому грабительскому государству", потому что "иначе не выжить", а

кроме того "государство не исполняет должным образом свои обязанности."
Однако гораздо большее число людей (11 из 15) пришло к выводу о
невиновности Ш. на другом основании, а именно, что у него не было
осознанного умысла на сокрытие доходов, и потому его можно упрекнуть в
неуплате налогов, но не в намеренном сокрытии налогооблагаемых доходов,
т.е.
не в уголовном преступлении. Думаю, эти люди по-человечески понимают
желание
предпринимателей "минимизировать доходы", если это дозволяется законным
путем или хотя бы не возбраняется законом и традицией, но они уверены, что
Ш. совсем не собирался намеренно нарушать уголовный закон, рискуя свободой
и
собственностью. "Он - как мы". Ну как, к примеру, обычный водитель,
стремясь
заплатить инспектору ГАИ штраф на месте взамен выматывающей душу процедуры
возвращения отнятого водительского удостоверения, не задумывается над тем,
что его действие может быть квалифицировано как взятка должностному лицу,

наказываемая многолетним лишением свободы. Так вот, с точки зрения
большинства людей такой водитель и такой предприниматель - не уголовные
преступники. Они - как мы.
В итоге мы должны признать, что большинству не свойственны ни

убеждение, что налоги платить государству, даже плохому, не надо, ни
убеждение, что неуплата налогов является постыдным уголовным преступлением.

Большинство понимает, что платить налоги надо, но с пониманием относится к
тем, что старается этому государству платить поменьше. Сторонников 1-го и
2-
го убеждений нашлось не более чем по 20% (и, кстати, не нашлось ни одного,
кто одобрил бы наказание за это лишением свободы).
Я думаю, главная причина такого умонастроения большинства заключается в

том, что они сами так поступают всю жизнь: относятся к налогам как к
неизбежному злу, и считают, что всемерное снижение уплачиваемых налогов
является не постыдным делом, а напротив, проявлением некоторой "похвальной
умелости". Под этим кроется изначально негативное отношение к государству и

к его требованиям, которые большинству кажутся заведомо расточительными,
несправедливыми. Причем, если приверженцы 2-го мнения все-таки считают наше

государство не совсем плохим, а сторонники 1-го мнения считают, что можно
путем неуплаты налогов заставить наше государство измениться и начинать
жить
для людей, то у центристского большинства присяжных таких надежды на
поворот
к людям нынешнего или будущего российского государства просто нет, потому
что они веками приучены к тому, что без государства нельзя, а хорошим оно
быть не может.
Кстати, у меня лично похожее умонастроение. От трусливой ненависти к
своему государству (да, пожалуй, и к любому иному) я, конечно, не избавлюсь

до конца своих дней. Эти чувства, видимо, можно снять только со шкурой где-

нибудь в третьем поколении. И с такой врожденной недоброжелательностью
граждан к государству и к Москве следует считаться, не настаивая на
тотальных репрессиях за налоговые прегрешения своих подданных.

Послесудебная трагедия предпринимателя Ш.

Наши жалобы не привели ни к каким положительным результатам на уровне
правоприменительных органов Нижегородской области. До Верховного Суда дело
практически и не дошло, так как по отбытии половины назначенного 3-летнего
срока Ш. получил законное право просить об условно-досрочном освобождении.
Но вместо вести об освобождении Ш. по УДО мы получили сообщение вначале
о его "плохом поведении", что сделало "невозможным" условно-досрочное
освобождение, потом о переводе его в другую колонию на психиатрическое
излечение, и наконец от сына пришло известие, что отец на этом "излечении"
был забит до смерти уголовниками. Как сообщила администрация колонии, по
факту этой смерти было возбуждено уголовное дело, но результаты его так и
остались нам неизвестными. Можно только догадываться, что эти "уголовники"
как-то были наказаны, а втайне потом и вознаграждены.
В нашей памяти история предпринимателя Ш. стала примером доведенной до
конца и с непонятной целью расправы. Отметим особо: произошел этот случай в

"прогрессивнейшей" Нижегородской области Б. Немцова, а дело против Ш. вела
молодая и прогрессивная прокурор, интервью с которой было опубликовано в
"Российской газете". На вопрос о судьбе Ш. она сообщила, что, да,
обвиненный
ею предприниматель погиб в зоне, но ни малейшего сожаления по поводу
загубленной жизни у нее даже не возникло. Еще бы, ведь она служит правовому

перевоспитанию России, а издержки или щепки в большой рубке всегда "летят".

Дела о неразрешенном предпринимательстве

В старом УК РСФСР существовала ст. 162, которая карала штрафами и
лишением свободы до 4 лет так называемое "занятие запрещенным промыслом"
(если в отношении его имелось специальное запрещение, если он велся с
использованием наемного труда или в крупных размерах). Фактически эта норма

была разновидностью уголовных санкций против свободы частного
предпринимательства, и мы всегда считали, что ее необходимо исключить из
закона при переходе к рыночной экономике. Ведь право на свободную
экономическую деятельность является одним из основополагающих
конституционных прав граждан, ограничение которых возможно лишь как
необходимость и на уровне федерального законодательства. Если законодатель
считает, что какие-то виды предпринимательства должны быть запрещены, то
пусть он эти запреты и устанавливает через специальные нормы уголовного или

административного закона (например, запрет производства наркотиков, оружия,

содержание публичных домов, непрофессиональное врачевание и т.п.), но не
дает исполнительной власти право запретить что угодно под страхом
уголовного
наказания.
Однако соображения эти носили скорее теоретический характер, потому
реальных судебных процессов по ст. 162 было мало (слишком малы были
предусмотренные по ней санкции), мы не имели соответствующих жалоб и нам
просто нечего было ставить на обсуждение присяжных. Поэтому в качестве
примера в данном разделе мы можем привести только более позднее и весьма
спорное для правозащиты дело об издании порнографической газеты как вида
запрещенной предпринимательской деятельности.
Наши ожидания, что в новом УК РФ статья об уголовном наказании за
запрещенный промысел будет устранена, не оправдались. Напротив, она была
расширена и ужесточена. Ныне ст. 171 УК РФ предусматривает наказание за
незаконное предпринимательство уже до 5 лет лишения свободы. Причем
современный уголовный закон расширил область запрета, включив в нее
добропорядочный, но незарегистрированный (т.е. не получивший чиновничьего
разрешения) бизнес.
Таков очередной парадокс наших реформ. К счастью, про состоявшиеся
суровые приговоры по статье 171 УК РФ я еще не слышал.

ОСП по делу издателя К.
1.04.1994 г., (о границах издательской и экономической свобод)

К нам это дело попало в 1993 году по инициативе группы друзей К.,
арестованного издателя эротической газеты "ЕЩЕ" К., которые обращались ко
многим правозащитным организациям за поддержкой в борьбе за свободу прессы.

Обвинитель Сокирко: В марте 1993 г. предприниматель К. зарегистрировал
в Минпечати РФ газету "ЕЩЕ" со следующей тематикой: "Культура и этика
половой жизни, проблемы семьи и брака, профилактика СПИДа, эротика в
литературе и искусстве", заключил договора с главным редактором этой
газеты,
проживавшим в Латвии, и с полиграфическим предприятием в Таганроге,
организовав изготовление и распространение 6 номеров газеты "ЕЩЕ".
Две искусствоведческие экспертизы, проведенные по постановлению
следствия, эти номера газеты признали порнографическими изданиями. Эксперты

определили, что конкретные публикации этой газеты "возбуждают примитивные
сексуальные инстинкты, не преследуя при этом художественно-просветительские

цели, оказывают отрицательное влияние на нравственную обстановку в
обществе,
особенно на подростков и лиц с неуравновешенной психикой".
Дело было начато с изъятия части тиража газеты, непристойных фотографий
и ареста К. в октябре 1993 г. на трое суток. Издание газеты было
приостановлено Минпечатью, но в декабре 1993 г. им же вновь разрешено.
После
этого К. выпустил еще 3 номера газеты такого же характера. В связи с
продолжением преступной деятельности мера пресечения к К. была изменена на
содержание под стражей, правомерность которого подтверждена районным судом
г. Москвы. Такова фабула данного дела.
Ознакомившись с номером газеты " ЕЩЕ ", я сам убедился: это откровенная
порнография. Убежден, что нельзя идти по пути ничем не ограниченной свободы

распространения таких изданий. Наши улицы и общественные места становятся
все более непристойными. Это мешает нормальной жизни, особенно молодых.
Я думаю, что действия органов правопорядка были адекватны этой
ситуации: ведь они обязаны пресекать деятельность, нарушающую уголовный
закон. Согласно ст. 228 УК РСФСР изготовление или сбыт порнографических
предметов считается преступлением, караемым до 3 лет лишения свободы.
Комментарий к этой ст. УК разъясняет, что объектом преступления является
нравственное здоровье населения, и что пресечение обращения
порнографических
изданий предусматривается Женевской конвенцией от 12.10.1923 г., которую
подписал и СССР. С субъективной стороны данное преступление предполагает
наличие у виновного прямого умысла и цели ознакомления с порнографическими
предметами других граждан. Все эти признаки были усмотрены в действиях К.,
поэтому в отношении его и было возбуждено уголовное дело, а потом
произведен
и арест в связи с продолжением распространения порнографии.
Но должен признать, что ситуация для обвинения осложнена принятием
Закона РФ "О средствах массовой информации", разрешившим выпуск эротических

печатных изданий (эксплуатирующих интерес читателей к сексу). Поэтому
Министерство информации и печати отменило свое первое распоряжение о
приостановке выпуска газеты "ЕЩЕ", что К., видимо, воспринял как
легализацию
порнографии в своем издании, в то время как это было лишь подтверждением
права издавать не порнографическую, а эротическую (т.е. разрешенную
законом)
газету. Ведь и в этом законе упомянута уголовная ответственность за
допущенные при издании правонарушения согласно действующему УК. Так что
позицию следствия и прокуратуры считаю верной. Думаю, что последняя ошибка
К. состоит в том, что после возбуждения против него уголовного дела он не
прекратил издание.
Вместе с тем я считаю, что К. не заслуживает сурового наказания, если
суд вынесет обвинительное решение. Мнение общества и законодателей по этому

вопросу еще твердо не сложилось, граница между разрешенной эротикой и
порнографией очерчена довольно условно, а то и спорно, и поэтому хотя я и
уверен, что К. знал, что распространяет именно порнографию, но он мог
ошибаться в своей оценке отношения к этому государственных органов. Потому
я
считаю, что К. не заслуживает лишения свободы, если прекратит
распространение такой газеты.

Вопросы защитника и ответы обвинителя

- Почему в сложившейся ситуации прокуратура не разъяснила К. о
возможных для него последствиях продолжения издания газеты после снятия
запрета Минпечати?
Ответ: Прокуратура не толкует законы, а обязана обеспечить их
исполнение путем направления соответствующих обвинительных материалов в
суд.
К. знал, что против него возбуждено дело, и оно продолжается. Он почему-то

решил, что правом разрешения его дела обладает не суд, а Минпечати. Он
ошибся.
- Известны ли вам нормативные акты, определяющие порнографию? По каким
критериям вы сами считаете газету "ЕЩЕ" порнографической?
Ответ: Мне такие акты неизвестны, а мое личное мнение о газете "ЕЩЕ"
базируется на знакомстве с ее номером и на собственном убеждении.
Защитник, журналист Московцев В.С.: Считаю, что уголовное дело по ст.
228 УК РСФСР против издателя газеты "ЕЩЕ" К. было возбуждено неправомерно.
Хотя такая статья и существует в действующем УК, но она давно уже изжила
себя. Законом РФ "О средствах массовой информации" были разрешены
эротические издания. Критерии отличия эротики от порнографии в законе не
сформулированы, да их и не существует на деле. Газета "ЕЩЕ" была
зарегистрирована в соответствии с этим законом. Для создания представления
о
характере содержания этой газеты, в службу регистрации периодических
изданий
Министерства информации и печати были переданы номера газеты, вышедшие
ранее
в Риге. Никаких замечаний и пожеланий службой не было высказано.
Органы правопорядка однозначно определили деятельность по изданию
газеты "ЕЩЕ" преступной. Поэтому Минпечати сначала приняло решение о
приостановлении выпуска газеты. Однако потом само признало незаконность
этого решения, поскольку согласно Закону "О средствах массовой информации"
газета может быть закрытой только по решению суда и неоднократных
предупреждений со стороны министерства, а этого не было.
В то же время обеспокоенный К. сам обратился к прокурору г. Москвы с
просьбой объяснить: вправе ли его ТОО продолжать издание газеты "ЕЩЕ",
когда
против него лично как директора предприятия возбуждено уголовное дело по
ст.
228 УК РФ. Но прокуратура устранилась от ответа, переправив его письмо в
Минпечати с поручением дать ответ по существу и сообщить результаты.

Поэтому, получив из Минпечати ответ с разрешением продолжать выпуск "ЕЩЕ",
К. с полным правом считал, что одновременно он получил и ответ на свой
вопрос от прокуратуры г. Москвы, и потому счел себя вправе продолжать.
Подчеркиваю, пока действовал запрет Минпечати, К. не принимал участие в
выпуске газе ты и возобновил его, когда запрет был снят. Ведь договорные
обязательства перед партнерами требовали его личной подписи.
Кроме того, как издатель газеты К. не должен подпадать под уголовную
ответственность, поскольку по Закону "О средствах массовой информации"
ответственность за содержание газеты должен нести ее редактор. Издатель же
отвечает за производство газеты. К продаже газет на улицах он тоже не имел
отношения. Он продавал газету оптом, распространял ее по подписке.
В законе об уголовном преследовании за изготовление и распространение
порнографических предметов нет признаков, характеризующих порнографию, а
под
определение, данное в Комментариях к УК РСФСР, подпадает любая разрешенная

эротическая литература. В быту порнография стала символом плохого,
безотносительно к сексу. Но человека нельзя привлекать к уголовной
ответственности и тем более сажать неизвестно за что. Он должен знать, что
именно он преступил.
Да, газета "ЕЩЕ" признана порнографической заключениями государственных
экспертных комиссий. Но что собой представляют эти комиссии? Как указано в
заключении, эксперты имеют большой стаж работы, т.е. они уже давно получают

деньги за то, что дают такие заключения по поручению следствия, хотя
специалистами по эротическому искусству, по сексологии не являются (у нас
таких специалистов не готовили и не готовят). Конечно, есть много людей,
которые в частном порядке многие годы серьезно занимаются этими проблемами,

но их к экспертизе не привлекали.
Заключения комиссий страдают формализмом, не учитывают, что в
общественной жизни происходят изменения, постоянно ведется поиск истины:
что
плохо и что хорошо. Такой поиск и проявлялся в подборе публикаций "ЕЩЕ".
Нельзя знакомить людей только с прекрасным, это будет все тот же
соцреализм.
Человек должен быть подготовлен к реальной жизни, в т.ч. и в области секса.

Это вопрос эстетической концепции развития общества. И такой всесторонний
подход согласуется с нравственными концепциями многих религиозных течений,
особенно восточных. Кроме того надо добавить, что экспертные заключения не

соответствуют общественному отношению к проблеме освещения сексуальных
вопросов в прессе. Об этом можно судить по большому потоку публикаций в
прессе в защиту К. и газеты "ЕЩЕ".
Наконец, должен отметить, что решение о заключении К. под стражу было
принято, несмотря на его плохое здоровье (у него удалено 2/3 желудка), что
обострило его болезнь и, видимо, способно необратимо сказаться на его
здоровье в будущем.

Вопросы присяжных защитнику Московцеву и его ответы:

- Вы сказали, что ст. 228 УК в ее нынешней редакции устарела, в ней
отсутствуют критерии отличия порнографии от эротики. Но каков тогда должен
быть закон по вашему мнению?
Ответ: На мой взгляд, проблема заключается не в запрете и наказании. В
истории есть много примеров, когда запреты и уголовные наказания приводили
к
противоположным результатам. Вспомним, хотя бы историю "сухого закона" в
США. Да, необходимо регламентировать места и условия распространения
изданий, эксплуатирующих интерес читателя к сексу. Законом РФ "О средствах
массовой информации" такие ограничения предусмотрены, но они не совершенны
и

не выполняются в основном по вине местной администрации. Издатель "ЕЩЕ"
обращался по этому вопросу в мэрию Москвы, префектуры административных
округов, но никаких мер по организации мест продажи эротических изданий не
было предпринято.
Кроме того, необходимо продолжение законодательной работы. Надо
доработать Закон РФ "О средствах массовой информации" в части конкретизации

категорий изданий, эксплуатирующих интерес читателей к сексу, градации мест

продажи и иных условий распространения (установления возрастного ценза
покупателей изданий различной категории и др.). Необходимо изменить
редакцию
ст. 228 УК на вариант, предусматривающий уголовную ответственность за
нарушение правил таких изданий со штрафными санкциями и лишением свободы
лишь при повторных нарушениях.
- Можно ли ждать от издателей эротических изданий законодательных
предложений в этой области?

Ответ: Конечно. Мы обратились в Госдуму РФ в связи с делом К. В свою
очередь Дума привлекала нас для консультаций. С газетой сотрудничали очень
квалифицированные специалисты и авторитетные люди.
- Как вы расцениваете расхожее мнение, что издатели эротической и
порнографической литературы зарабатывают огромные деньги?
Ответ: Деньги зарабатывались. Какой предприниматель не ставит перед
собой такую задачу? Но газета была сравнительно недорогой. Из заработанных
средств производились пожертвования - на издание религиозной литературы,
благотворительным организациям.
Защитник Владышевский: К. обратился в наше Общество за содействием еще
в ноябре прошлого года, когда уголовное дело было возбуждено, а он еще
находился на свободе. В прокуратуру г. Москвы было направлено обращение
Общества о неправомерности возбуждения уголовного дела до разрешения
вопроса
гражданско-правовым путем в соответствии с Законом "О средствах массовой
информации", указывалось также на необходимость проведения экспертизы на
предмет соответствия газеты заявленной при регистрации тематике.
Прокуратура
ответила, обойдя вниманием Закон "О средствах массовой информации", что
обвинение К. предъявлено на основе собранных доказательств и что по делу
проводится дополнительная экспертиза (ее заключение и явилось основанием
повторного ареста К.). Было также подготовлено ходатайство Общества в
райнарсуд об отмене К. меры пресечения содержанием под стражей со
следующими
доводами:
Принятие Закона РФ "О средствах массовой информации" ограничило
порядок, условия и сферу применения ст. 228 УК РСФСР. К. старался быть
законопослушным и не его вина, если между различными законами (старыми и
новыми) возникают противоречия. Ответственность в таком случае должна
лежать
на Минпечати, которая разрешала издание этой газеты, имея у себя всю
необходимую информацию о характере ее материалов.
Признание деятельности К. преступлением основано на выводах
искусствоведческих экспертиз. Но эти выводы строились на субъективных
вкусах
экспертов и не должны служить основанием для заключения К. под стражу, тем
более что он обвиняется в нетяжелом преступлении. У следствия нет
возможности посадить человека лишь по мотивам опасности вмененного
преступления. Следствие и обвиняет К. в продолжении преступной
деятельности.
Сам он ее таковой не считал, действуя на основе разрешения Минпечати. Для
пресечения издания "ЕЩЕ" не было нужды заключать К. под стражу, он не
пытался скрыться от следствия. Достаточно было наложить арест на расчетный
счет его предприятия. На деле заключение К. под стражу было по сути не
мерой
пресечения, а наказанием его за продолжение разрешенного Минпечати издания,

хотя прерогатива наказания принадлежит суду.
Считаю, что К. необходимо включить в наш Список жертв экономических
репрессий. Он издавал газету. Ее довольно большой тираж раскупался, значит
потребность общества в ней была немалой. Просветительство в сфере секса
необходимо, а уж дело выбора каждого: покупать эту газету или нет.

Суждения присяжных за вердикт: Не виновен

- До этого обсуждения я к газете "ЕЩЕ" была настроена крайне
отрицательно. Сейчас каюсь. У меня, например, она не вызывает нездорового
полового интереса. Это дело эстетических вкусов каждого. Только наше
государство берет на себя роль надзирателя. Лично я не считаю эту газету

порнографической, хотя это и неважно. Спрос рождает предложение. С
хозяйственной точки зрения К. - предприниматель. Ведь тульские оружейники
не
будут виноваты, если из произведенного ими оружия выстрелит бандит.
Из дела так и не видно, что К. кто-то серьезно предупреждал. Но если он
и знал, чем все это чревато и продолжал, значит сидел в нем "чертик
несогласия" (не думаю, что тут играла роль корыстная заинтересованность),
значит он вел свою линию "гражданского неповиновения", как ее ведут люди

сейчас по отношению к ст. 88 (нарушение правил валютных операций). Считаю
К.
невиновным и считаю необходимым включить его в Основной список подзащитных
Общества.
- Присоединяюсь к предыдущему мнению: К. не виновен.
- Меня как присяжного не может не насторожить следующий аспект:
непонятно, в чем, собственно, К. обвиняют? - В чисто хозяйственной и
административной деятельности? В добросовестном исполнении своих
обязанностей?Будучи издателем, а не редактором, он в тираж газету не
подписывал. И кто обязывает бизнесмена, организовавшего производство
продукции, отвечать за ее качество? Он и не принимал участие в производстве

порнографии.
Экспертные заключения просто абсурдны. Чего стоит одно утверждение о
пагубных последствиях газеты "ЕЩЕ" для лиц с неуравновешенной психикой! А
блестящие предметы на полке в магазине не опасны для таких? А если говорить

об извращении, то это слово скорее следует отнести к сознанию экспертов,
чем
к публикациям газеты "ЕЩЕ". Только в их воображении произведения искусства
(изображения женского тела) становятся порнографическими предметами. К. не
виновен.
- Ужесточение порядка распространения эротики уже есть. С нынешнего дня
введен запрет на торговлю такими изданиями в метро. Но я присоединяюсь к
мнению, что дело К. чисто хозяйственное, он не виновен и подлежит нашей
защите.
- Обвинение нелепо. Этот человек никому вреда не наносил. Наше Общество
должно ему помочь.
- В инкриминируемом деянии К. не виновен. Газета порнографической не
является. Обществу надо включить его в Основной список подзащитных.

За вердикт: Виновен, но заслуживает снисхождения

- Позвольте подойти к вопросу не с юридической, а с философской
стороны. Есть зло. Оно содержит разрушительную энергию. А именно то, что
возбуждает подростков, провоцирует изнасилования, снижает деторождаемость.
В
Швеции ранее была вседозволенность. Однако из-за сокращения деторождаемости

такую продукцию стали регламентировать. Понятно, что коммерческие стимулы
способствуют распространению безнравственности. Им все равно. Но нам
необходимо бороться за регламентацию распространения развращающей
продукции.
Факт преступления был. К. виновен, но заслуживает снисхождения.
- Считаю, что сексуальные отношения должны быть скрыты от посторонних
глаз. Без интима разрушается любовь. Публикуемые в газете объявления о
контактах с откровенными фото - это потворство разврату. Газета явно
порнографическая. Факт преступления был, К.. виновен. Хотя он и заслуживает

снисхождения, но не знаю, чем Общество может ему помочь.
- К., конечно, виновен по ст. 228 УК. Дело это очень черное - газета
порнографическая. Конечно, она может печататься, раз есть любители, но
необходимо принять регламентирующий порядок ее распространения и обеспечить

введение его в жизнь. К. заслуживает снисхождения.
- Как правило, нормальным людям порнография не нужна. Она интересна
больным, стареющим, подросткам. К. виновен, хотя и заслуживает
снисхождение.
Но Обществу этим делом лучше не заниматься.
Вердикт: К. признан невиновным - 6 голосами против 4, которые признали
его виновным, но заслуживающим снисхождения. Мнения членов Общества по
вопросу отнесения К. к основному или дополнительному спискам подзащитных
разделились. Поэтому вопрос был вынесен на правление Общества, где
большинством голосов К. включили в дополнительный список.
Прежде всего отметим, что этот суд в наибольшей степени был близок к
"производственному совету" правозащитников. Почти все его участники были
активистами Общества. Мало того, никто не спорил по основному вопросу: все,

включая обвинителя, согласились, что К. не заслуживает лишения свободы,

основная вина за ситуацию лежит на недостатках законодательства. Так что в
вопросе защиты К. участники не спорили друг с другом (правда, двое выразили

сомнение в необходимости участия Общества в этом деле).
Но зато ожесточенный и принципиальный спор возник о виновности К., а
фактически о допустимости свободного распространения порнографической (или
эротической) газеты. От этого, конечно, должен был зависеть и характер
защиты: то ли К. является жертвой гонителей свободы прессы и
предпринимательства, то ли он виновен, но наказан слишком жестоко.

Оценим основные доводы участников "за":
- газета "ЕЩЕ" - не порнографическая, но это и неважно, это дело вкуса,
- вреда от К. никому не было,
- К. удовлетворял спрос и боролся за свободу предпринимательства,
и доводы "против":
- это явная порнография, а открытость в сексе вредит любовным чувствам,
- порнография вредна подросткам, а через них - обществу, провоцирует
насилия, снижает деторождаемость, - надо регламентировать распространение
порнографии.
Нетрудно видеть, что оценки участников по первым двум пунктам прямо
противоположны: "порнографично - не порнографично", "вредно - не вредно" и
давались участникам с немалым напряжением.
Оправдателям "ЕЩЕ" в протесте против государственных запретов на
свободу прессы и бизнеса приходилось как бы защищать то, что до недавнего
времени считалось постыдным (как неприличности в уборных или мат). А с
другой стороны, противникам "ЕЩЕ" приходилось преодолевать себя, выступая
на
стороне машины государственного насилия.

К сожалению, участники обсуждения не проявили воли к взаимопониманию,
спор длился недолго и не привел к интегральной точке зрения, хотя
возможность для этого была. Она видна хотя бы в предложении "противников"
не
запрещать полностью торговлю порнографией (как это требовал тогдашний УК
РСФСР), а лишь ограничить ее. Такое предложение должно было успокоить
борцов
за свободу прессы и за нравственность. Но этого не случилось.
Правозащитники не смогли выработать общую точку зрения даже в рамках
суда присяжных. Но, возможно, обычные присяжные как люди не ангажированные,

смогли бы добиться взаимопонимания и общих предложений с большим успехом.
Справка. Не сразу, но К. был освобожден еще до суда, а сам суд
определил ему условную меру наказания. С другой стороны, и законодатель
сделал некоторую коррекцию. Хотя в новом УК РФ сохранилось уголовное
наказание за порнографию, но сформулирован этот состав более осторожно.
Теперь наказывается не любое изготовление и распространение порнографии, а
лишь "незаконное распространение" (отсылка к специальному закону, в котором

прописывается понятие предмета порнографии, места продажи и иные
ограничения
распространение). Можно считать, что мысли участников ОСП в данной сфере
были как-то угаданы судьями и законодателями.

Дела о вымогательстве

Вымогательство (как, впрочем, мошенничество и иные составы хищений) мы
никогда не считали "своей областью", т.е. уголовными составами,
характерными
для осужденных хозяйственников, но под влиянием жизни были вынуждены
изменить свое мнение. В условиях слабости правоприменительной власти даже
порядочные предприниматели зачастую бывали вынуждены приниматься за
насилие,
например, при выколачивании своих денег из недобросовестных должников, что
квалифицировалось как вымогательство.
Нам приходилось нередко встречаться с сомнительными и пограничными
ситуациями и обсуждать их на ОСП. Ниже описаны два примера.

Дело гаражного директора Б.

(ОСП 16.02.1991 г.)

Обвинитель Шеремет Н.Г.: Краснодарский крайсуд в 1985 г. осудил
директора Сочинского филиала комбината гаражно-технического обслуживания Б.

к 10 годам лишения свободы за вымогательство взяток при найме людей на
работу и за мошенническую продажу гаражному кооперативу бетонных плит,
доставшихся ему бесплатно.
Защитник Сокирко: По сообщению адвоката дело было возбуждено после
того, как Б. обратился в милицию с просьбой защитить его от угроз насилия и

вымогательства работников его филиала, бывших уголовников, но в результате
дело против этих людей было обращено против самого Б. Его обвинили во
взятках и мошенничестве.
Как бы то ни было, квалифицировать вмененные Б. поборы с рабочих как
преступления нет оснований. На деле это было, видимо, формой участия
директора Б. в "левых" заработках своих подчиненных. Также нельзя считать
преступлением и полезное использование брошенных по бесхозности
строительных
плит.
Обсуждение дела 12 участниками
К сожалению, ход обсуждения остался не записанным, но известно, что

мнения участников радикально разошлись. Связано это было с тем, что в нем
приняли участие известный юрист к.ю.н. Ю.А. Кастанов и четверо его коллег.
Они заняли жестко обвинительную позицию, а семеро других участников (члены
Общества), согласившись с доводами защиты в том, что Б. был подвергнут
шантажу и вымогательству, признали его невиновным. Содержательный диалог в
этом собрании не состоялся.
Вердикт: Б. не виновен - 7 голосами против 5.

Дело московского коммерсанта Н.
(ОСП 23.12.1994 г.)

Обвинитель Владышевский: Как руководитель частного предприятия "Камон",
Н. в марте 1993 г. передал по договору ген.директору ТОО "Сораг" Б.

финансовые средства (1500 долл. и 1145 тыс. руб.) в виде кредита. Не
получив
вовремя эти средства обратно, Н. вступил в преступный сговор с братьями Ч.
об истребовании долга с процентами с Б. противозаконными способами. С этой
целью он сначала сам угрожал Б. и его отцу и оскорблял их личное
достоинство. Затем уже совместно с братьями Ч. подсудимый угрожал Б. и его
отцу нанесением тяжких повреждений и убийством.
Кроме того, Н. вместе с братьями Ч. вымогал у потерпевших
дополнительные деньги, сначала 60 млн. руб., потом более реальные 8 млн.
руб., угрожая тяжкими повреждениями и убийствами. В октябре 1993 г. Б.
вернул Н. 1500 долл. и 3 млн. руб., но Н. с братьями Ч. вновь настаивал на
передаче 10 тыс. долл. или 4,5 млн. руб. При передаче очередной порции
средств от Б. подсудимые были задержаны. Н. обвиняется в вымогательстве и
превышении полномочий.
Защитник Сокирко: Сами подсудимые отрицали применение угроз и тем более
какого-либо насилия к Б., указывая, что тому нет никаких доказательств,
кроме показаний лично заинтересованного Б. и его отца, а также их
собственных первоначальных показаний, данных под незаконным давлением. Но в

любом случае тут нельзя говорить о вымогательстве, поскольку речь идет лишь

о настойчивом истребовании Н. своих собственных средств с заемщика согласно

договору. Правда, внешне этот договор выглядит грабительским: "Сораг" брал
у
"Каммона" кредит на один месяц - май под бешеные 110%, а в случае задержки
обязывался платить по 0,5% от этой суммы в день. Однако надо вспомнить, что

эти огромные проценты в 1993 году были вызваны гигантской инфляцией - до
30%
в месяц. Именно потому и был взят Б. добровольно кредит под такие условия.
И
когда он вернул взятые деньги, но не через месяц, а через 5, то, конечно,
это были уже совсем иные деньги, и Н. правомерно ставил вопрос о выплате и
пени, что подняло сумму долга до 60 млн. руб. (так они обесценились).
Можно было бы вменить Н. самоуправство, т.е. попытку добиться
исполнения своего права с нарушением установленного законом порядка
ругательствами и угрозами. Однако надо принять во внимание чудовищную
ситуацию в стране, когда через суд или иные правоприменительные органы
нельзя было добиться возврата своих денег, и когда множество людей были
просто вынуждены прибегать ко всяческим "разборкам". Для людей типа Н. это
оказывалось практической необходимостью из-за слабости судебной власти. Во
всяком случае сам факт, что сел в тюрьму не заемщик, не вернувший вовремя
деньги, а обманутый кредитор, показывает абсурдность и общественную
опасность сложившейся в стране ситуации.
Наконец, надо признать также, что нет оснований считать, что угрозы,
которые, возможно, и допускал Н. по отношению к Б., тот действительно
воспринимал серьезно, а не как обычную брань. Любой здравомыслящий должник
понимает, что когда кредитор допускает крепкие выражения и даже угрозы в
его
адрес, он это делает не с целью их реализации, а только, чтобы добиться
возврата своих денег (иначе с кого он тогда сможет их получить?). За все
встречи реально Б. никто не тронул, но ему, видно, надоело слушать
перебранки, вот он и позвал знакомую милицию, а та и рада посадить. Это
вполне возможный вариант. Убежден, что Н. не совершал никакого уголовного
преступления, а сам стал жертвой сегодняшней ситуации в стране.

Суждения 8 присяжных

- Н. не виновен в рэкете, ибо как можно вымогать свое? Неправильно
считать его угрозы реальными, раз они преследовали только одну цель -

возврат своих денег. Но в общем он должен был бы знать, что сейчас, если
хочешь быть порядочным, бизнесом заниматься нельзя.
- Здесь не было насильственных действий. Н. не виновен.
- Мы в диком положении. Государство за законами не следит и людям не
помогает. Н. не виновен.
- Органы сами хуже рэкета, а здесь рэкета и не было. Если бы Н. был
настоящим рэкетиром, то должник не рискнул бы в милицию бежать. Н. не
виновен.
- Я считаю, что все дело вызвано непорядочностью должника Б. Нет
никаких доказательств реальности угроз в его адрес. Н. не виновен.
- Обвинения не доказаны, а кроме того, если обстановка вынуждает к
использованию силовых приемов в общении с непорядочными людьми, я не могу
за
это обвинять человека.
- Перед законом, думаю, он не виновен, но все-таки виновен перед
исполнением божеских заповедей.
Вердикт: все 8 участников признали - Н. не виновен.
Мнение присяжных в данном деле оказалось единодушным не только по
вердикту, но и по аргументам. Только две женщины указали на вину Н. в
нравственном смысле. Но все они согласились с доводами защиты, что реальных

угроз для Б. тут не было, хотя, если вдуматься, довод этот не может быть
верным. Ведь к возврату денег Б. могли привести не пустые, а лишь реальные
угрозы, которые бы он мог воспринимать серьезно, для этого Н. и прихватывал

с собой на переговоры двух братьев Ч. Но присяжные употребляют слово
"нереальные" не с точки зрения Б., а с точки зрения самого Н., хотя это и
противоречит традиционному толкованию этого вида преступления.
Ситуация, когда все присяжные вслед за защитником не видят в подобных
методах выколачивания долгов уголовного преступления, подводит нас всех к
возможности оправдания самосуда или "бандитских судов" и требует
незамедлительных решений: либо заставить правоприменительные органы
защищать
права кредиторов лучше, чем это делают бандиты, либо разрешить им это
делать
собственными кулаками и прочими конечностями.
Справка. В 1995 г. московский райсуд приговорил предпринимателя Н. за
самоуправство при получении своих денег и за вымогательство пени с них к 3
годам лишения свободы (ниже низшего). Поскольку к тому времени он
практически отбыл половину этого срока, то через несколько месяцев был
освобожден из СИЗО по УДО.

Неоконченный заочный суд присяжных по "делу Козьмы
Минина"

Желание поставить на суд современных граждан деяния наших знаменитых
правителей типа Александра Невского возникло у меня очень давно. Ведь так
разительно не совпадает их иконный облик с реальными делами. Нам так часто
ставят этих людей в пример для подражания, что необходимо разобраться, что
было хорошо и что плохо в их делах. В отличие от протестантских стран, где
воспитательные образцы черпались почти исключительно из Библии, в России
было важным прежде всего "отеческое предание", а государство многие века
воспевало прежде всего своих "героев". Задача общественного переосмысления
деяний наших исторических персонажей, на мой взгляд, имеет большую
актуальность.
Мои смутные "мечтания" перевела в разряд реального "проекта" публикация
"Российской газеты" от 4.11.1995 г. статьи В. Иванова о К. Минине в рубрике

"Дни воинской славы". Мне она показалась столь возмутительной, что я решил
не ограничиваться изложением своих возражений, а попытался привлечь
знакомых, начиная с д.ю.н. Оболонского А.В, к организации "общественного
суда над К. Мининым" (не смущаясь внешней похожестью такого обсуждения на
школьные суды над Евгением Онегиным).
К сожалению, привлечь к участию осторожного ученого юриста не удалось,
за нехваткой времени сорвался и план постановки этой фабулы в конце 1996 г.

на последнем исследовательском суде присяжных (по теме "вымогательства").

Теперь у меня осталась только одна возможность: изложить начало обсуждения
этого "дела" в книге в качестве примера заочного общественного суда
присяжных, решение которого может быть отложено до отзывов ее будущих
читателей. И таким многоточием (вместо точки) завершить всю работу.
Обвинитель Сокирко, правозащитник: Уважаемые присяжные читатели!
Обращаюсь к вам с просьбой дать оценку действий Кузьмы Захарьевича Минина
Сухорука, нижегородского торговца мясом и рыбой, земского старосты и
начальника судных дел у посадских людей, прозванного в российской истории
"великим гражданином" в один из ключевых моментов российской истории начала

XVII века, конца Великой смуты, а также исторических и правовых последствий

этих действий для нашей страны.
В описании этих событий я буду опираться как на известные исторические

источники, так на сведения в статье Владислава Иванова в "РГ" под
названием:
"Денег, как и теперь, не было. И тогда Кузьма Минин сказал: "Заложим жен и
детей наших, но спасем Русскую землю" В чем же состоят эти события по
описанию В. Иванова?
В 1612 году, когда Кремль в Москве заняли поляки, по призыву патриарха
Гермогена в Поволжье было собрано второе земское ополчение, которое в конце

концов и освободило Москву. Решающую роль в сборе средств и организации
ополчения сыграл нижегородец Кузьма Минин Сухорук. На сходках горожан он
добился принятия решения о сборе средств во что бы то ни стало, хотя, как
выяснилось позже, выполнять эти решения никто не желал.
Тогда Минин со своими подручными захватил в заложники жен и детей
нижегородских купцов и выставил их на продажу. Пришлось отцам семейств
выкупать своих домочадцев.
В результате ополчение под воинским водительством Д. Пожарского и
финансовым руководством К. Минина было собрано и выступило в поход. Москва
была освобождена от поляков 15 октября (7 ноября по новому стилю) 1612 г.,
а
в феврале следующего года Земский Собор избрал на царство Михаила Романова,

утвердив основы царской России, правопреемником которой были поочередно
Российская империя, СССР и нынешняя Российская Федерация.
В. Иванов следует давней традиции возвеличивания этого события, называя
его подвигом, а К. Минина - "великим гражданином". Самим названием своей
статьи он подчеркивает желательность следования Минину в его методах сбора
средств на восстановление российского самодержавия, рекомендует этот метод
для России конца ХХ века ("теперь, когда денег снова нет", закладывать жен
и
детей).
Убежден, что действия Минина нельзя ставить в пример как гражданский
подвиг, напротив, их надо осудить по следующим основаниям:
1. В призыве Минина "закладывать жен и детей наших" ради получения
денежных средств на ополчение содержится противоправный призыв к гражданам
передавать в заложники своих жен и детей, посягая на их права и свободы, на

их здоровье и саму жизнь. Таким образом К. Минин готовил условия для
совершения массовых преступлений (насильственных продаж в рабство свободных

людей), и потому такие действия должны быть квалифицированы по ст. 30, 206
ч.3 ныне действующего УК РФ как покушение на захват заложников.
2. К. Минин не только призывал, но в сговоре с подчиненными ему
вооруженными людьми сам захватывал жен и детей состоятельных граждан и

выставлял их на продажу в холопы, что должно быть квалифицировано просто по

ст. 206 ч.3 УК РФ как "захват или удержание лица в качестве заложника ... в

целях понуждения государства, организации или гражданина совершить или
воздержаться от совершения какого-либо действия как условия освобождения
заложника, ...если они совершены организованной группой - наказывается
лишением свободы на срок от 8 до 20 лет."
3. Действия К. Минина можно квалифицировать также и по ст. 163 УК РФ ч.
3, как банальное вымогательство, т.е. как "требование передачи чужого
имущества или права на имущество, или совершения других действий
имущественного характера под угрозой применения насилия ... совершенное
организованной группой в целях получения имущества в крупном размере,
наказывается лишением свободы от 7 до 15 лет с конфискацией имущества.
4. Кроме того К. Минин был выборным должностным лицом, обладал
властными полномочиями и потому должен отвечать также по ст. 286 УК РФ ч. 3

"Превышение должностных полномочий", так как "совершение должностным лицом
действий, явно выходящих за пределы его полномочий и повлекшим существенное

нарушение прав и законных интересов граждан ... с применением насилия или
угроз его применения, с причинением тяжких последствий, наказывается
лишением свободы от трех до десяти лет с лишением права занимать
определенные должности на срок до 3 лет".
Трудно представить, чтобы самовольный массовый арест жен и детей
состоятельных граждан города не сопровождался преодолением сопротивления со

стороны жертв, актами насилия и репрессий со стороны подручных гражданина
Минина.
5. В действиях К. Минина присутствует и такое правонарушение, как
служебный подлог по ст. 292 УК РФ, т.е. заведомо ложное искажение смысла
принимаемых народными сходами решений, что прямо следует из
вышеприведенного
описания. На этих сходах предложение К. Минина понималось всеми как
обещание
жертвовать на организацию ополчения свое имущество, а преступный пассаж об
отдаче в залог своих семей воспринимался гражданами лишь как полемическое
преувеличение, потому-то никто и не стал против этих слов возражать. Минин
же это народное молчание превратно истолковал как позволение ему взамен
распоряжения собственной семьей (как известно, своих близких он не
закладывал) самовольно захватывать и продавать в холопы чужие семьи.
6. Считаю справедливым и обвинение К. Минина по ст. 285 УК РФ за
"злоупотребление должностными полномочиями... если оно совершено из
корыстной или иной личной заинтересованности и причинило существенный вред
охраняемым законом правам и интересам граждан".
Определенную сложность для доказательства таких обвинений составляет
установление корыстной или иной личной заинтересованности К. Минина в
совершении вменяемых действий. О существовании такого мотива
свидетельствуют
следующие обстоятельства. Организация похода за освобождение Москвы
послужила карьерному росту К. Минина. Из продавца мяса и рыбы и земского
старосты он стал сначала хозяйственным руководителем всероссийского
ополчения, затем виднейшим деятелем Земского Собора 1613 г., утвердившего
М.
Романова на царство. Потом по грамоте нового царя он стал думским
дворянином
(членом правительства) со многими вотчинами (и сопутствующими им доходами),

а под конец жизни - опекуном Москвы при отлучке царя, его уполномоченным в
деле усмирения ранее свободных поволжских народов. Как известно, он умер в
1616 г. в "казанских местах" по случаю восстания татар и черемис" (см.
"Энциклопедический словарь "Брокгауз и Ефрон" С.-Пб., 1896 г., т.19,
с.350).
При рассмотрении данного дела следует учесть характеристику К. Минина,
составленную историком Н.И. Костомаровым: "по свидетельствам современников
К. Минин был человеком тонким и хитрым, с крепкой волей, крутого нрава,
пользовавшийся всеми средствами для достижения цели и игравшим сначала роль

театрального пророка, а потом диктатора с крутыми и жестокими мерами" (там
же). Представляется, что такая характеристика должна побудить присяжных к
определению более тяжелого срока наказания (естественно, условно) за
совершение преступлений.
Основным тяжким общественно вредным последствием преступлений К. Минина
следует считать установление в России на долгие годы неправового
самодержавного, а потом и тоталитарного государства взамен
вырабатывавшегося
в те годы конституционного строя (например, известной "конституции" боярина

М. Салтыкова). Подавив права и свободы граждан Нижнего Новгорода, К. Минин
создал воинскую силу, которая подавила потом права и свободы граждан по
всей
России.
На мой взгляд, нравственное преступление совершил и журналист В.
Иванов, призывая граждан нынешней России в правительственной газете
следовать примеру преступных действий Минина.
Предвидя возможное возражение защиты о некорректности применения
современных правовых норм к действиям участников давних исторических
событий
я должен обратить внимание присяжных на два обстоятельства.
Минин виновен и по правовым нормам своего времени, ибо и тогда никому
не разрешалось извращать волю народных сходов, захватывать заложников,

продавать в рабство свободных людей и т.д. и т.п.
Но еще важнее то обстоятельство, что сегодня его действия ставятся в

пример и образец для подражания нашим современникам. И потому именно
нынешние присяжные должны дать им оценку согласно своей совести и пониманию

справедливости. Ведь, может, именно потому заложничество в России и стало
бичом времени, что нашими национальными героями до сих пор представляют К.
Минина и ему подобных. И если сегодня всем понятно, почему для человечества

важно запомнить навсегда оценки и уроки Нюрнбергского процесса над
нацистами, то надеюсь, что и мы поймем важность правовых оценок важнейших
исторических событий в России, чтобы ни у кого не возникал соблазн
ссылаться
на преступления как на "подвиг в дни воинской славы", как это проделал В.
Иванов. Без таких оценок мы будем обречены на появление последователей
Минина и повторение прежних национальных несчастий.
Защитник и отчасти подсудимый (журналист В. Иванов):
Да, денег, как и теперь, не было, и тогда Козьма Минин сказал: "Заложим
жен и детей наших, но спасем Русскую землю!"
"Москвичи уже привыкли видеть на Красной площади перед Покровским
собором монументальную скульптуру освободителей столицы, на гранитном
постаменте которой бронзовыми буквами начертано посвящение: "Гражданину
Минину и князю Пожарскому благодарная Россия, лето 1818 г."
25 октября 1612 года через Никитские и Спасские ворота входило в Кремль
народное ополчение, возглавляемое Мининым и Пожарским. Сооружение памятника

в честь этого события русской истории (кстати, он был первой монументальной

скульптурой, установленной в столице) явилось данью памяти отважным русским

патриотам. "Может быть, - писал по этому поводу В.Г. Белинский, - время
сокрушит эту бронзу, но священные имена не исчезнут в океане вечности...
Они
будут всегда воспламенять любовь к Родине в сердцах своих потомков."
Мы знаем, что Минин и Пожарский спасли Москву от нашествия чужеземцев,
по учебникам знакомы с их освободительным походом, но сегодня мало кому
известно, что пришлось сделать для того, чтобы поднять народ на
освобождение
столицы от поляков. К счастью, историки восстановили и бережно сохраняют
все
подробности этого подвига, совершенного почти 4 века назад в тяжелый для
Российского государства период, получивший позже название Смутного времени.

Известно, что земскому ополчению, которое возглавили Минин и Пожарский,
предшествовала попытка освобождения столицы, вошедшая в историю как первое
земское ополчение. Во главе национально-религиозной оппозиции в то время
становится патриарх Гермоген. Обращаясь к русским людям, он призывал встать

сообща на защиту Церкви и Отечества. Его призывы сыграли главную роль в
создании первого земского ополчения. Однако этому ополчению было суждено
потерпеть неудачу.
Но сама идея движения не была задавлена. К этому времени, как
свидетельствуют историки, относится и выступление перед народом выборного
нижегородского старосты Кузьмы Захарыча Минина по прозвищу Сухорук. Вот как

повествует об этом Н.И. Костомаров в своем известном исследовании "Русская
история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей": "Стали нижегородцы
думать:
кого избрать им в предводители, кто бы в ратном деле был искусен и прежде
не
объявлялся в измене. По совету Минина все остановились на стольнике князе
Дмитрии Михайловиче Пожарском..."
В причесанных исторических трактатах недавнего прошлого даже для
описания событий далекого прошлого предпочитали пользоваться двумя
красками:
если герой, то и все должно соответствовать этому образу. Но для жизни не
подходит эта скудная палитра. Что требовалось для организации похода? -
люди
и деньги. Людей было достаточно, да и денег у жителей Нижнего Новгорода
имелось в достатке. Казалось, оставалось только собрать средства и
сформировать полки.
Но когда зашла речь о том, чтобы сделать раскладку средств по
населению, последовал ответ: "А у нас денег нет". Один божился, что товары
ушли на Каспий, другой клялся, что казна его в Архангельске, у третьего
приказчики уехали в Сибирь. И денег не дали.
Но Кузьма Минин великолепно знал своих сограждан, когда бросил клич:
"Заложим жен и детей наших, но спасем Русскую землю!" Тогда никто не
выступил против. А раз так, то Минин с выборными людьми взял силой и
выставил на продажу в холопы жен и детей всех состоятельных граждан города.

Главам семейств ничего не оставалось делать, как идти на огороды,
выкапывать
кубышки с запрятанными деньгами и выкупать собственные семьи.
25 октября все кремлевские ворота стояли настежь отворенными: русские
войска входили в Кремль, предшествуемые крестным ходом, впереди которого
шел
архимандрит Дионисий, а из Кремля вышел ему навстречу элассонский
архиепископ Арсений с Владимирской Богородицей в руках. Поляки побросали
оружие..."

Начало заочного обсуждение присяжных - три письма из ИТУ:

1. "Я согласен с обвинителем, что нашим "горе-реформаторам" надо не
ссылаться на исторические примеры, а почаще заглядывать в действующие
Конституцию, Закон и глаза народа. Но его основной тезис, что историческим
событиям и личностям надо дать современную правовую, этическую и
историческую оценку, считаю неверным и даже опасным для нашего общества,
заблудившегося между Марксом, Кантом и Христом.
Прежде всего вспомним, что "навести порядок" в русской истории для нужд
текущего момента уже пытались многие и много раз. Что из этого происходило,

мы все видели. И потому нам тоже не следует этого делать, тем более
вооружаясь шкалой духовных ценностей ХХ века, его нормами права и морали.
Навряд ли мы сможем мудрее или правильнее распределить почет и осуждение,
чем это сделали в веках Православие и память Народа Русского. Ведь не
историки Костомаров и Иванов и даже не гениальный Карамзин, а русский
грешный и святой, страдающий и святой народ прозвал К. Минина - Почетным,
Александра - Святым, Ярослава - Мудрым, Святополка - Окаянным, Алексея -

Тишайшим, а Ивана - Грозным. Каждому - свое. По делам и заслугам их.
Да, из своего "просвещенного далека" мы можем разобрать по косточкам
каждого из них и дать каждому "правильную" (на наш взгляд) правовую,
нравственную и историческую оценку. Но установим ли истину? Не запутаемся
ли
в фактах, документах, свидетельствах? В своих и чужих пристрастиях? А какой

пример мы дадим этим современникам и потомкам?
Ведь сейчас Россию если еще и продолжают уважать, то лишь за ее великую
и славную историю (современную Россию в лучшем случае жалеют). И не
появится
ли у кого-нибудь соблазн подвергнуть переоценке дела и других Мужей
Русских?
Например, установить "историческую истину", назвав Святого Благоверного
князя Александра Невского "изменником Родине в военное время" за униженный
поклон хану? За выступление против родного брата, восставшего против
монголо-татар? Или называть его "пособником грабителей" за помощь сборщикам

дани и за кары противящимся этому? И так далее? Ведь были и такие
трагические страницы в светлой биографии Александра...
А другие исторические личности? Их плюсы и минусы? Их поступки и дела
государственные? Кто измерит их жизнь и дела для Веры Православной на Руси?

И не забудем ли, кто именно ее защитил? Кто отправил бронированных
"миссионеров" на дно Чудского озера обращать в католичество раков? Ведь для

папства, получившего главенство над всем христианским миром (после падения
Константинополя и Флорентийской унии) только Русь оставалась бельмом на

глазу. Московское княжество, а позже царство было единственным
государством,
исповедующим православие. И западная церковь никогда не могла смириться с
этим, даже после разгрома Невским крестоносцев. В правление Грозного
возобновилось дипломатическое наступление Ватикана. В начале XVII века его
притязания были близки к осуществлению. Ведь трудами Грозного Русь стала
единым государством, и не было отдельных княжеств и князей-правителей,
способных своей властью и авторитетом сплотить народ в противостоянии
полякам. Царская династия Рюриковичей закончилась в Угличском саду.
Правления Годунова (по народной молве - убийцы царевича), Шуйского,
Лжедмитрия привели народ в такую смуту и разброд мнений, что Шуйскому
пришлось даже извлечь останки царевича на обозрение народу... Какое же это
было страшное время для народа, привыкшего видеть в царской власти власть

самого Бога! Но смута не утихла. И вот уже поляки заняли огромную часть
государства и саму Москву. Примеряли царский престол под польского короля
Владислава!
Вот где была бы действительная гибель Руси, ее православия и векового
уклада жизни! Это было бы страшнее татарского ига, ибо татары не
интересовались духовными ценностями покоренного народа. Но нам трудно это
принять, ибо мы утратили полноту понимания, что именно значили для русского

народа Православная Вера, Святость Земли Русской! А ведь именно на этом
сущностном фоне и родился клич Минина.
Не было в этих словах демагогии. Ведь под Русской Землей понималась
Святая православная Русь! И мы не знаем, и никогда не узнаем, была ли у К.
Минина иная возможность сделать то, что он сделал. В смуте и распрях, в
безвластии (отсюда и неординарность получения денег и средств) и
разногласиях военноначальников Минину и Пожарскому удалось собрать
ополчение. Хотя и немногочисленное, но оно было собрано и реально двинулось

на Москву- двинулось за Веру, воевать Отчизну для себя и потомков. И они
взяли Москву и изгнали врага. И сам русский народ избрал себе на престол
Православного Царя, сам восстановил государство и Самодержавную Власть, чем

и спас от духовного порабощения Православную душу...
"Заложим жен и детей наших, но спасем..."
Перед этими людьми, перед этим народом должны почтительно смолкнуть
историки и моралисты (да и мы все), оставив за этим народом священное право

самому назвать имена своих героев и возвеличить их. Наше же дело хранить
эти
святыни, чтить и уважать своих предков, их дела и решения, даже если нам
они
и представляются ошибочными.
А давать свои оценки мы обязаны тем, кто их еще не получил. Тем, кто
под разными личинами прячет свое "отрепство". Тем, кто, упражняя свой
больной мозг, из платоновских идей вырабатывал доктрину коммунизма, а потом

обрушил это философское извращение на Русскую Землю. Тем, кто этой
чудовищной идеологией гнал веру и православие, срубал купола и головы,

вытравляя все русское из душ. Тем, кто в последнее столетие натворил такое,

что за всю историю государства не смогли сотворить с нами все враги
внешние.
И все россияне должны знать, кто их так изувечил... "За державу обидно!"
2. "Живя в настоящем, сложно судить об идеалах того времени. Ведь много
непонятного происходит и в нынешней России: Афган, "Белый дом", Чечня, где

одних судят за отказ участвовать в бессмысленной бойне, других же,
совершивших уголовные преступления, амнистируют... Страдает доведенная до
развала экономика столь богатого ресурсами государства. И в первую очередь
страдают в нищете простые люди.
Сопоставляя эти свои собственные наблюдения и доводы В.С. (обвинителя),
до боли в сердце обидно, что на протяжении столетий класс имущих все свои
политические проблемы решает за счет простого люда (детей, стариков,
женщин). Хотелось бы, чтобы правительство отвлеклось от политических дрязг
и
наконец обратило внимание на народ, его жизнь и человеческое достоинство.
Не
хотелось бы, чтобы спустя время уже наши потомки осудили и нас... как и
Минина, нарушившего 6 статей нашего Уголовного кодекса. Доводы В.С.
поддерживаем."
3. "Материалы о К. Минине тут все понимают по-разному. Мне же очень
жаль, что историю России нам по-настоящему никто не преподавал. И о каком
же
цивилизованном обществе мы можем сейчас говорить, когда не знаем историю
своей Родины.
Однозначно скажу, что метод Минина - "захват заложников" нельзя
оправдать, он преступен. Только звери могут торговать своими женами и

детьми, да и то хищники. И думаю, что просто стечение обстоятельств
выкинуло
Минина на пьедестал народного героя. Да еще и девиз многих: "Победителей не

судят!" Хотя ведь ясно, что хитрость и коварство, а также жажда власти были

его помощниками.
Сегодня его метод очень прогрессирует: чего стоит только пример войны в
Чечне. Но там мы хоть называем таких (или стараемся называть) бандитами.
Также было и в Чили, когда к власти пришла фашистская хунта Пиночета. Но
жизнь все расставила по своим местам. В любых условиях метод захвата
заложников - это варварство, и никакими благими целями его оправдать
нельзя.
Особенно захват женщин и детей, такое открытое посягательство на
человеческую жизнь".
(Надеюсь, продолжение обсуждения последует).

Приложение 7.1. К разработке международного договора о
защите экономических свобод (проект, доклад и резолюция)

1. Проект "Декларация экономических свобод человека"

Объединенные Нации (государства СБСЕ)
- учитывая несомненные преимущества, которые в ХХ веке показала
свободная рыночная экономика, а также историческое поражение, которое
потерпела тоталитарная экономика в странах так называемого "реального
социализма",
- признавая, что главным правовым основанием рынка является
экономическая свобода личности, без которой не могут быть обеспечены
конкуренция и эффективное функционирование рыночного механизма по развитию
производительных способностей и удовлетворению потребностей свободных
людей,
- развивая положение Декларации прав человека от 1948 года, особенно ее
ст. 17 о праве каждого на свободное владение и распоряжение собственностью,

а также положения Документа конференции от 11 апреля 1990 года в Бонне об
экономическом сотрудничестве в Европе, в котором представители государств
на
конференции по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ) согласились,
что
- наша международная и внутренняя политика будет иметь задачей развитие
свободного течения торговли, капитала, инвестиций и получения прибыли в
свободно конвертируемой валюте,
- мы будем стараться достичь или развить свободную и дееспособную
рыночную экономику, в которой цены основаны на спросе и предложении,
- гарантируются полное признание и защита всех видов собственности,

включая частную собственность и право граждан владеть и использовать ее,
равно как и право на интеллектуальную собственность. Экономическая свобода
личности включает в себя право покупать, продавать или же использовать
собственность,
- если частная собственность национализируется, то собственнику
гарантируется право на быструю, справедливую и эффективную компенсацию,
договорились:
принять следующую "Декларацию экономических свобод человека" и
обеспечить контроль за ее соблюдением, а именно:
1. Каждый человек от рождения имеет естественное и неотчуждаемое право
владеть и свободно распоряжаться частной или долей коллективной
собственности, полученной своим трудом или талантами или переданной ему в
дар или по наследству, если это не нарушает прав других людей.
2. Это право включает в себя:
- свободу извлекать из своей собственности (включая свои таланты)
прибыли и преимущества и присваивать их,
- свободу дарить свою собственность другому лицу или организации или
передавать по наследству,
- свободу продавать или отдавать собственность внаем или аренду без
ограничения цены и вида валюты.
3. Лишение человека его собственности возможно лишь по решению
независимого суда в случае нарушения им прав других лиц или организаций. В
исключительных случаях, когда у государства возникает настоятельная
потребность национализировать частную собственность и ему не удается
договориться с владельцем о ее покупке за рыночную цену, их спор может быть

разрешен только в независимом суде.
4. Каждый гражданин имеет неотъемлемое право пользоваться
национализированной (государственной) собственностью, если это
использование

не наносит ущерба нации или другим лицам.

Преследование государством за такое использование его собственности не
допускается. Государству не дозволяется присваивать себе право тотального
контроля над национализированной собственностью, лишая частных лиц права
использовать ее в вышеописанных рамках. Оно также не имеет права объявлять
частных лиц, занимающихся производством и торговлей, должностными лицами,
на
этом основании ограничивать их экономическую свободу и преследовать их
полезную деятельность.
5. Каждый человек имеет право производить любую продукцию или услуги,
создавать свои предприятия в рамках демократических законов без всяких на
то
специальных разрешений, и никто не вправе ему в этом препятствовать.
6. Каждый человек имеет право продавать или покупать любые товары по
любой цене любому лицу или организации за исключением тех товаров,
производители или владельцы которых обуславливают их продажу особыми
условиями, на реализацию которых в демократических странах наложены особые
ограничения.
7. Никто не вправе запрещать человеку использование при продаже или
покупке валюту любой страны или вести прямые бартерные сделки и иные
рыночные операции.
8. Каждый человек имеет право вступать в любые деловые отношения с
иностранными партнерами, рассчитывая на минимальные, лишь демократическим
законом установленные ограничения типа таможенных пошлин или запретов.
9. Каждый гражданин обязан платить приемлемые, неразорительные налоги и
пользоваться за это защитой и услугами государства. Никто не вправе
накладывать на гражданина налоги без согласия его самого или демократически

избранных его представителей. В случае нарушения государством этого
принципа
граждане вправе проводить кампании по отказу от уплаты налогов.
10. Каждый человек в своих деловых отношениях с государством, другими
лицами и организациями имеет право защищать свои интересы в независимом
суде, включая суд присяжных.
11. Данная Декларация вступает в силу с момента подписания. Ее
исполнение гарантируется на территории подписавшихся стран.
12. В случае нарушения положений данной Декларации граждане вправе
обращаться в Международный суд, который будет создан из представителей
стран, подписавших Декларацию, в течение полугода после ее подписания.
Июль 1992 г., г. Хельсинки

2. Доклад "Экономическая свобода как неотъемлемая часть естественных
прав человека и условие осуществления "социальных и экономических прав"
(представлен В.В. Сокирко в письменном виде делегатам Международной
конференции по правам человека, Варшава, октябрь 1998 г.)

Предварение. Благодарю организаторов Конференции за приглашение и
возможность принять участие в дискуссии о судьбе и целях мирового движения
за права человека. Не скрою, немалую роль в решении приехать на эту
Конференцию сыграла не только оказанная мне честь со стороны польских
правозащитников, стойкостью и смелостью которых в 60-80 годы мы в бывшем
СССР привыкли восхищаться, но и сам дух этого приглашения к спорам и
размышлениям, к поиску новых путей.
Я надеюсь, что не совсем традиционное направление правозащитной работы
нашего Общества защиты осужденных хозяйственников и экономических свобод и
идей, на которые оно опирается, позволит посмотреть на проблему прав
человека с неожиданной для многих точки зрения.
Но прежде чем давать свои ответы на вопросы типа "Нуждается ли Всеобщая
декларация прав человека в изменениях и в чем именно?", я должен в
нескольких словах представить истоки и практику нашей работы.
Начало спора. Свое идейное начало мы датируем 1978 годом, когда в
московском самиздате появились дискуссионные сборники "В защиту
экономических свобод". До 1981 года вышло 11 выпусков, прежде чем это
издание было прекращено, в немалой степени - по причине властных репрессий.

Так, материалы 6 первых выпусков в 1980 году были официально осуждены
Мосгорсудом как клевета на советский общественный и государственный строй,
экономику и науку социализма и т.п. Ныне это судебное решение отменено, но
до широкой общественной реабилитации идей защиты экономических свобод в
России еще далеко.
Во всяком случае уже 20 лет назад в рамках правозащитного движения
Москвы была отчетливо понята настоятельная потребность дополнения
традиционной защиты прав человека (свободы совести, печати, союзов,
демонстраций и др.) защитой экономической свободы личности, т.е. свободы
дела, торговли, предпринимательства - жизненных ценностей людей малого и
среднего бизнеса (буржуазии), главной опоры развитого гражданского
демократического общества, задавленных при тоталитарном социализме
уголовными запретами частного предпринимательства, так называемой
спекуляции, посредничества, валютных обменов и т.п. Но надо признать, что
наши выводы уже тогда были отвергнуты большинством участников правозащиты,
а
приравнение политзаключенных и несправедливо осужденных хозяйственников
воспринимались как вид морального святотатства. Уже в те годы нам пришлось
убедиться, что даже демократически и оппозиционно настроенные люди
соглашались скорее не с нами, а с властями, которые приравнивали
спекулянтов
и "цеховиков" к страшным "теневикам", мафии.
Мы все помним, как в эти же годы правозащитники Польши осознали и
блестяще разрешили проблему соединения правозащиты с массовым рабочим
движением свободных профсоюзов. Аналогичные, но неудачные попытки по
созданию свободных профсоюзов предпринимались и у нас при поддержке
Московской Хельсинской группы. Но вот о реальных попытках соединения
правозащиты с движением угнетенных частников, хозяев, торговцев и
предпринимателей я, к сожалению, даже не слышал. И было бы очень интересно

обменяться мнениями, почему такое, казалось бы, естественное базовое
соединение не происходило и не происходит до сих пор (по крайней мере у
нас).
Неудачи. Что же касается нашей группы, то она возобновила свою работу
уже в годы "перестройки" как Общество защиты осужденных хозяйственников и
экономических свобод, но теперь с упором не на теорию, а на практическую
защиту осужденных деловых людей, правовую помощь тем предпринимателям и
торговцам, рыночная работа которых была квалифицирована социалистическим
государством как уголовные преступления. К сожалению, такая квалификация
работы рыночников была свойственна не только старым работникам советских
правоохранительных органов, но и пришедшим во власть "демократам",
способным
провозглашать свободную торговлю и одновременно увеличивать тюремные сроки
за спекуляцию, т.е. за свободу торговли. Или провозглашать приватизацию
госпредприятий и усаживать на тюремные нары "цеховиков", т.е. людей,
которые
на этих госпредприятиях занимались частным предпринимательством, т.е.
начинали приватизацию снизу, естественно и эффективно.
С великим изумлением мы убеждались в казалось бы невозможном: так
называемая рыночная реформа в России сопровождалась не реабилитацией или
хотя бы амнистией загнанных в тень частников, а напротив, требованиями
усиления против них государственных репрессий. Как разъяснил мне по
телефону
один из кремлевских чиновников: "Мы в стране капитализм строим, в Америке
таким, как ваши, по 40 лет дают, а вы об их освобождении тут говорите..."
Только позже пришло осознание, что в эти годы бывшие коммунистические и
комсомольские чиновники просто перестраивали свои технологии властвования
над людьми и прежде всего над людьми дела, успешно меняя коммунистическую
фразеологию на демократические заклинания, на умения манипулировать
выборными процедурами и запугивать общественность мафией и уголовниками.
Впрочем, сила последних и вправду росла, но главным образом благодаря
прямому сращиванию их с самой властью.
К сожалению, сопротивление этим процессам было незначительным и не
могло их остановить. И все же в целом наша работа была небесполезной, хотя
оценки ей можно давать самые разные - от положительных до глубоко
пессимистичных. С одной стороны, мы смогли помочь многим сотням осужденных
хозяйственников на территории не только России, но и иных бывших советских
республик. Из семисот с лишних дел подзащитных, ныне находящихся в нашем
архиве, более половины тех, по которым удалось добиться снижение наказания
или, гораздо реже, реабилитации. Еще более значительным успехом можно
считать очищение Уголовного кодекса от многих антипредпринимательских
статей
и частичную экономическую амнистию 1994 года. Эти законодательные акты,
которых мы добивались долгие годы, помогли обрести свободу еще большему
числу людей.
Однако, с другой стороны, нам (и гражданам в целом) не удалось главное:
изменить характер идущих в России процессов и существенно уменьшить
парализующее бизнес своекорыстное давление власти. Декларированная
Конституцией РФ 1993 г. свобода экономической деятельности на практике
остается скорее фразой, чем реальной гарантией. И в этом основная причина
сегодняшних бед: люди свободного дела не могут и не имеют возможности
эффективно работать на рынок, обогащая себя и страну. Большинство из них до

сих пор вынуждено оставаться в тени от удушающих налогов и учета, вне
официального закона и право защитной поддержки, надеясь лишь на сделки с
коррумпированной властью.

У нас в России эта неудача проявилась очень ярко, но думаю, подобное
может случиться и в других странах, где, получив гласность и иные
политические права, правозащитники и демократы не умеют или даже не сознают

необходимость защиты свободы дела для миллионов людей "третьего сословия".
Почему так происходит?
Отсутствие традиции опоры на естественное право.

Если говорить в целом, то корни лежат, на мой взгляд, в глубоких
этических предрассудках людей, в их вечном желании опереться на помощь и
силу государства - и не только в переживших тоталитаризм, но и в странах с
давними демократическими традициями. Ведь любое, даже либеральное
государство стремится из слуги народа стать его опекуном.
Применительно к правозащитному движению России эта черта ярко
проявляется в стойкой традиции в своих обращениях прибегать не к аргументам

естественного (с опорой на мораль) права, а к авторитету государственного
закона или межгосударственных соглашений, т.е. к аргументам так называемого

позитивного права. Нетрудно понять, почему сложилась столь прочная
традиция.
В годы холодной войны и зарождения правозащитного движения, обращение к
нормам международных договоров типа Хельсинских соглашений, признанных
самой
властью и подкрепленных контролем со стороны независимых и противостоящих
ей
иностранных партнеров, были самым сильным и действенным средством во все 20

лет советской правозащиты. И здесь ни в какое сравнение не могли идти
попытки опоры на понятия обычной справедливости, на мнения простых людей,
тем более что они были сами во многом носителями советских предрассудков.
Ситуация изменилась коренным образом в годы перестройки, когда власть
сама стала клясться правами человека, международными договорами и сама
стала
"лучшим другом" западных правительств, а официальное право, утратив
риторику
"соцзаконности", на деле сохранило репрессивную судебную (и внесудебную)
практику. Все ссылки правозащиты на позитивное право теперь потеряли
прежнюю
силу и авторитет, а традиции обращения к аргументам обычной совести из-за
отсутствия суда присяжных так и не появились до сих пор.
Мы убеждены, что только обращение правозащитников к авторитету
естественного права, к мнениям присяжных, способных и обязанных
корректировать и даже устранять в конкретных делах несправедливость
бессовестных законов и иных властных установлений (от появления последних

никто и никогда не будет застрахован и в будущем). Только это соединит
правозащиту с народом и даст ей национальную почву.
Глубинное противоречие Декларации ООН 1948 г.
Другим важным фактором правозащитной слабости является, по-моему,
противоречивость нашей главной идейной опоры - Всеобщей Декларация прав
человека ООН 1948 года, которая несет на себе печать глубинного компромисса

либеральных и коммунистических стран - членов ООН, признаки очевидного
крена

в сторону обеспечения так называемых социальных и экономических прав при
практическом игнорировании защиты экономических свобод. Именно это
обстоятельство заслуживает сегодня самого серьезного обсуждения.
Ниже я буду опираться на доводы Мориса Крэнстона из его книги "Права

человека", опубликованной в 1975 году в Париже и частично перепечатанной в
нашем "самиздатском" сборнике 1979 года "ЗЭС-7". Вот вкратце эти аргументы.

Всеобщая Декларация прав человека ООН 1948 г. вобрала в себя основные
ценности, выработанные либералами эпохи Просвещения конца XVIII столетия,
деятелями американской и французской революций. Из 30 статей Декларации 21
статья как раз и формулирует традиционные естественные права человека в их
классическом выражении, включая знаменитые "свободу, равенство, братство",
а
именно, право на жизнь и семью, свободу передвижения, право владеть
имуществом, равенство перед законом, право на справедливый суд, на
неприкосновенность личности и жилища, свободу совести и убеждений, слова и
собраний, право политического убежища. И здесь все понятно.
Но вот в последней трети статей Декларации перечислены "новые" права
иной природы: право на социальное обеспечение, на всеобщее образование, на
равную оплату труда, на отдых и оплачиваемый отпуск, на "жизненный уровень,

который необходим для поддержания здоровья человека и его семьи", что
следует отождествить с бесплатным распределением государством жизненных
средств среди нуждающихся.
Уже сами составители Декларации отмечали разницу между новыми и
традиционными правами человека. Поэтому в протоколах заседаний Комиссии ООН

перечисленные в первых 20 статьях нормы названы "политическими и
гражданскими правами", а новые права названы "экономическими и
социальными".
И такое терминологическое разделение существует до сих пор.
Включение новых прав в Декларацию было значительным дипломатическим
успехом коммунистических стран-членов ООН (а потом и стран третьего мира).
По мнению М. Крэнстона (далее М.К.) такое разбавление естественных прав
человека "новыми" в корне подорвало само дело защиты прав человека в ООН.
Ведь если традиционные, т.е. политические и гражданские права обладают
естественной универсальностью и могут быть выполнимы в любой стране мира
при

соответствующей политической воле ее властей, закреплении их в национальном

законодательстве и действенном контроле за выполнением со стороны
учрежденного должным образом Международного суда, то "социальные и
экономические права" на всяческие пособия и гарантии не могут быть
обеспечены таким простым способом, поскольку их выполнение зависит не
столько от воли правительств, сколько от экономических возможностей,
благосостояния самой страны. Ведь "нельзя говорить, что я обязан что-то
сделать, если я физически не могу это сделать. Так, в настоящее время
абсолютно нереально и долго еще будет нереально обеспечивать всех людей на
свете оплачиваемыми отпусками... Поскольку политические и гражданские права

по большей части нарушаются в форме правительственного вмешательства в дела

отдельных лиц, требуемые законодательные акты должны оказывать сдерживающее

влияние на исполнительные органы правительства. В этом случае дело обстоит
несравненно проще, чем когда речь идет о "праве на труд", "праве на
социальное обеспечение" и т.д. Чтобы осуществить социальное обеспечение,
правительству недостаточно одобрить необходимые законы, оно должно иметь в
своем распоряжении крупные средства, а в настоящее время многие
правительства ими не располагают. Правительство Индии, например, просто не
имеет ресурсов, чтобы обеспечить "жизненный уровень, который необходим для
поддержания здоровья и благосостояния более чем 400-миллионного населения

страны, не говоря уже об оплачиваемых отпусках" - (М.К.).
Сведение в одной Декларации подобных утопических для большинства стран

пожеланий и естественных прав человека, нарушать которые нельзя ни в каких
случаях, как раз и привело к тому, что "вся дискуссия в ООН о реальном
механизме обеспечения естественных прав перешла в туманную область
утопических пожеланий экономических и социальных прав, что очень выгодно
как
раз тем государствам, которые грубо попирают политические и гражданские
права людей, но зато имеют в своих законодательствах необеспеченные
положения об улучшении благосостояния народа... Типичный пример - отношение

к этому вопросу Советского Союза" - (М.К.).
Приоритетность права собственности и экономических свобод.
Эту аргументацию следует дополнить выявлением прямого противоречия

между условиями реализации социальных и экономических прав и защиты
экономических свобод человека, которые очевидно относятся к корпусу
гражданских прав, хотя в тексте Всеобщей Декларации ООН они прямо не
упоминаются, но подразумеваются ст. 17 о праве человека владеть своим
имуществом.
Ведь, чтобы обеспечить повышенное выполнение социальных и экономических
прав, правительствам бедных стран необходимо получить дополнительные
средства от зарабатывающих и владеющих имуществом людей в виде новых
налогов
или даже прямых конфискаций и иных мероприятий социалистического характера,

т.е. путем нарушения ст. 17 Декларации. Последнее ведет к разорению
состоятельных граждан, снижению так называемой налогооблагаемой базы,
оскудению государственной казны и, как следствие, к сокращению социальных
пособий. Уяснение такой простой зависимости ведет к необходимости повысить
безусловность исполнения ст. 17 до классического уровня "защиты частной
собственности как священной и неприкосновенной" и связанных с нею
экономических свобод человека. Без этого практически невозможно устойчиво
повышать планку выполнения социальных и экономических прав.
На наш взгляд, эта дилемма должна быть разрешена в пользу
первоочередного исполнения именно ст. 17 как краеугольного естественного
права человека, по важности следующего сразу за правом на жизнь и прямо из
него вытекающего.
"Право собственности есть логическое следствие прав на жизнь: если
человек имеет право на выживание, он имеет право оставлять себе имущество и

еду, необходимые для этого. Некоторые мыслители, например, св. Фома
Аквинский, утверждают, что право на жизнь, поскольку оно предваряет право
на
собственность, позволяет голодному воровать, дабы выжить. Они также
говорят,
что нельзя считать воровством (т.е. незаконным присвоением), если голодный
берет принадлежащий другому кусок хлеба. Философ Локк с этим не согласен:
он
считает, что хотя сытый обязан дать хлеб голодному, голодный не имеет права

брать его по своей воле. Эта разница, по-видимому, отражает различие между
средневековой и современной христианской этикой. Любой человек имеет право
на собственность, которую он приобрел честно и законно, за исключением той
доли, которая законно взыскивается с него в виде налога правительством, под

властью которого он находится" - (М.К.).
Но тут же М.К. справедливо поправляется: "Оговорка насчет налогов
создает предлог для всякого рода обмана и грабежа. Какой-нибудь "левый"
режим, буквально грабящий человека, может оправдываться тем, что он всего
лишь взыскивает налоги. Обычно говорят, что налоги законны только тогда,
когда они добровольны; но как можно назвать добровольными гигантские
налоги,
существующие в некоторых государствах всеобщего благосостояния в ХХ веке,
налоги, которые часто выплачиваются лишь из боязни жестоких наказаний,
налагаемых на неплательщиков? Где кончаются налоги и где начинается
конфискация? Трудно представить, каким образом люди могут быть свободными,
если они лишены права владеть имуществом и полностью отданы на милость
какого-нибудь хозяина или коммунистического правительства, которые должны
обеспечить их всем необходимым для жизни. В этом смысле собственность
неотделима от свободы."
К этим сильным аргументам М.К. следует добавить следующее:
прокоммунистическая (социалистическая) линия на ущемление прав
собственности
и экономических свобод ради обеспечения экономических и социальных прав не
выдерживает критики и со стороны реализуемости именно этих прав. Ведь
сегодня большинством авторитетных экономистов мира признано, что между
уровнем обеспечения экономической свободы граждан и уровнем развитости
экономики и материального богатства страны (а значит и возможностями
реализации социальных и экономических прав) существует прямая зависимость.
И
недаром государствами всеобщего благосостояния с наивысшими нормами
социальных и иных выплат в ХХ веке стали не коммунистические государства, а

именно западные страны свободной рыночной экономики. И это понятно: чтобы
иметь возможность что-то распределять, надо "это" предварительно заработать

в условиях достаточно жесткой мировой конкуренции. Успешно же зарабатывать
могут только свободные (по крайней мере, экономически) люди. Вот и выходит,

что именно для реального исполнения социальных и экономических прав бедных
необходимо прежде всего обеспечить права на собственность и экономическую
свободу граждан, способных зарабатывать стране необходимые для этого
средства. Хотя бы для этого выполнение ст.17 Всеобщей Декларации и всех
иных
гражданских прав должно быть первочередным и обязательным в сравнении с

выполнением социальных и экономических прав, перечисленных в последней
трети
этой Декларации.
Наши предложения: В связи с вышеизложенным мы предлагаем мировому
правозащитному движению добиваться не только большей практической
осуществимости норм Всеобщей Декларации прав человека 1948 г. (например,
учреждением специального Международного Суда по правам человека), но и
серьезной корректировки или хотя бы уточнения смысла ее основного
содержания, а именно:
- исключения из текста Всеобщей Декларации статей 22-27, излагающих не
естественные гражданские и политические права человека, а так называемые
социальные и экономические права, исполнение которых не может быть признано

безусловной необходимостью в каждой стране, или, по крайней мере,
предварением их текста пояснением, что речь идет именно не о требованиях, а

лишь о пожеланиях исполнять по возможности эти второочередные права, -
расширением текста Всеобщей Декларации изложением норм, защищающих основные

экономические свободы человека прямо или в виде особого документа в
приложении.
В этой связи мы предлагаем вашему вниманию разработанный в 1992 году в

нашем Обществе проект "Декларации экономических свобод человека", который в

том же году был принят учредительным съездом Партии экономической свободы
России в качестве программного документа, но, к сожалению, так и не стал
предметом широкого обсуждения. При его составлении мы использовали свой
опыт
наблюдения за основными типами репрессий, которым подвергались люди в нашей

стране за свободную экономическую деятельность и стремились к тому, чтобы
статьи международной Декларации делали бы невозможными хотя бы такие
репрессии. Среди этих предлагаемых норм - запрет на принудительную
национализацию частной собственности, кроме как по решению независимого
суда, право на суд присяжных в спорах с государством, право человека на
использование национальной собственностью, не ущемляющее прав других,
свобода предпринимательства без каких-либо специальных разрешений, право на

свободную торговлю по любым ценам и в любой валюте и с любыми партнерами,
включая иностранных, наконец, право платить только неразорительные налоги и

таможенные пошлины и только с добровольного согласия самих граждан или их
демократически избранных представителей.
Конечно, список желательных для международной фиксации норм в этом
проекте далеко не полон. Так, с моей нынешней точки зрения, незаслуженно
отсутствует в нем старая норма о праве на коммерческую тайну, в том числе
от
государства, о праве предпринимателей отказываться от обязательного учета
своих операций у налоговиков при условии уплаты фиксированных налоговых
платежей и др. Без всяких сомнений, данный проект открыт и для иных
предложений. Важно понять, что надо разворачивать такое обсуждение, чтобы
исправить опасный крен в правозащитном движении, который заключается в
умалении защиты гражданских прав - экономических свобод человека - от
государства и в преувеличении роли так называемых социальных и
экономических
прав человека, когда они обеспечиваются лишь усилением налогового бремени и

иных ущемлений государством экономической свободы.
Заключение. Уверен, что произошедшая в 1998 году в России финансовая
катастрофа в немалой степени произошла еще и потому, что с самого начала
наша общественность, податливая на социалистические иллюзии и мифы о
криминальности почти всякого дела, была безучастна к защите реального, т.е.

производительного и торгового малого и среднего бизнеса от все
усиливающегося давления со стороны государственных чиновников и
правоприменительных органов - во имя якобы социальных и экономических прав
людей, а на деле - ради своих своекорыстных интересов. В России
относительно
защищенным оказался только крупный финансовый капитал - и чаще всего
благодаря своим тесным, частью прямо коррупционным связям с властными
структурами. В результате великая и природно богатая страна была
разворована
и разорена, оказалась в безнадежных долгах, как внешних, так и внутренних.
Не следует обольщаться, что подобные кризисные явления не способны
поразить и иные страны, включая самые благополучные на сегодняшний день.
Ведь во всех странах существуют государственные чиновники, кровно
заинтересованные в увеличении своих полномочий по части распределения
средств, отнятых у состоятельных граждан якобы во имя увеличения социальных

и экономических прав бедняков и создания всеобщего благоденствия и т.п..
Везде есть правоохранительные органы, заинтересованные в росте мифов о
преступных угрозах ради выбивания из граждан новых поборов на свое
содержание, везде есть законодатели, также заинтересованные повышать налоги

и тем самым загонять деловых людей в тень. А значит, везде есть опасность
возрождения тоталитарного социализма через существенное ущемление права
человека на собственность и выстраиваемую своим трудом и талантом жизнь.
Упомянутый М.К. заочный спор средневекового мыслителя Фомы Аквинского с
его оправданием голодного, когда он грабит богатого (прямо или через
государство), и мыслителя нового времени Джона Локка, который такое право
отвергал, хотя и признавал моральную обязанность богатых добровольно
помогать бедным, продолжается.
Сторонники социальных и экономических прав всех бедных на безбедность
утверждают обязанность государства ущемлять естественные прав граждан на
частную собственность и экономические свободы. Их либеральные противники, к

числу которых я себя отношу, им противоречат, утверждая, что для бедных же
будет лучше, если естественное право человека на собственность и
экономическую свободу будут защищены в первую очередь.
Я считаю, что правозащитникам во всех странах обязательно придется
делать свой выбор в этом споре. И лучше его сделать сейчас.

З. Резолюция "О нарушении экономических прав и свобод"
3-й Международной конференции по права человека, Варшава, 15.10.1998 г.

Участники 3-й Международной конференции по правам человека, обсудив
практику реализации экономических и социальных прав и свобод в Беларуси,
Украине и России и исходя из того, что экономические свободы человека

(свобода предпринимательства торговли, передвижения капиталов и рабочей
силы, доступ к материальным и информационным ресурсам и др.) являются
неотъемлемой частью основных прав человека, согласились с тем, что:
- защита социальных и экономических прав и свобод человека сегодня
являются для Беларуси, Украины и России актуальной проблемой,
- ущемление социальных и экономических прав и свобод приводит к
развитию теневой экономики,
- дискриминационная политика этих государств в отношении частного
бизнеса, ограничивающая свободу предпринимательства, прав граждан на
самостоятельную экономическую деятельность, поощряет произвол чиновников в
отношении негосударственных предприятий, а также формирует в общественном
мнении отрицательный образ предпринимателя.
и пришли к следующему выводу:
массовое подавление социальных и экономических прав и свобод в
Беларуси, Украине и России со стороны этих государств оправдывает широкое
ненасильственное сопротивление со стороны предпринимателей вплоть до
организации забастовок и демонстраций протеста.
Участники 3-й Международной конференции по правам человека считают, что
для поддержки борьбы предпринимателей за свои права необходимо оказать им
всемерную правовую и информационную помощь, придавая их стихийным
требованиям общественно корректные формы, отвечающие принципам
цивилизованного гражданского общества, и отмечают, что необходимо внести
изменения в основные международные правовые документы, в которых ныне
отсутствует развернутое понятие экономической свободы как неотъемлемой
части
основных прав человека.

Глава 8. Учитесь слушать присяжных (формы и приемы
работы)

Если мы с доверием отнеслись к тезису А.Ф. Кони о сугубой значимости
суждений присяжных для законодателя и граждан, то встает вопрос: "А каким
образом добывать такую информацию? И какой именно исследовательской
процедурой воспользоваться? Какие есть для этого варианты?" Попробуем
вначале ответить на последний вопрос.

Возможные формы суда присяжных

Реальные суды присяжных в будущем, видимо, станут важным источником
значимой информации. Их преимущества:
- профессиональная организация судебных процессов,
- когда суд присяжных утвердится в стране, исследователи смогут
получать для анализа большое число вердиктов, что повысит надежность
выводов,
- для исследователей этот источник информации крайне дешев, почти
бесплатен, не требует специальных затрат.
Однако у реального СП с точки зрения исследователей есть и крупные
недостатки:
- законом до сих пор охраняется тайна совещаний присяжных и потому
самое интересное: мотивы и логика суждений присяжных остаются недоступными
для анализа. Надеяться можно только на будущее изменение законодательства,
- уголовно-процессуальный закон по необходимости детально
регламентирует процедуру работы суда присяжных. Это не дает возможности
варьировать вопросы присяжным в исследовательских целях и т.д., что
является
уже в принципе очень большим препятствием, ибо в реальном суде присяжных
председательствующий судья не имеет права ставить себе какие-либо
посторонние цели, кроме целей, записанных в законе,
- на рассмотрение реального суда присяжных нельзя ставить искусственно
измененное или даже целиком сконструированное в исследовательских целях
уголовное дело, что также бывает крайне важно, особенно для законодателей,
предлагающих ввод новых уголовных норм в новых жизненных ситуациях,
- присяжных в реальных судах отбирают методом случайной выборки (причем
достаточно не строго), что делает вероятным искажение структуры
представляемого населения и, соответственно, получение вердикта, не
соответствующего мнению подавляющей части народа.
Сегодня реальный суд присяжных не может стать основной базой
исследований мнений присяжных. Чтобы изменить это положение, надо
законодательно обеспечить доступ исследователей к видеозаписям совещаний
присяжных.

Игровые (учебные) суды присяжных

Как правило, такие процессы по кругу самых типичных уголовных дел
проводятся в юридических учебных заведениях. Из своей среды слушатели
выделяют "судей", "обвинителей" и "защитников", оставляя остальным роль
присяжных.
Проведение "учебных СП" было популярным в юридических вузах в 1992-94
гг. (период принятия законодателем решений о восстановлении в России суда
присяжных). Имелось в виду, что такие занятия не только подготовят
студентов
и специалистов к специфике работы с присяжными, но и подтолкнут сам
многотрудный процесс устроения в России суда присяжных.
Подобные юридические игры неоднократно проводились телевидением с
упором на соревновательность и зрелищность. Думается, что свою
положительную
роль эти занятия сыграли, ознакомив с идеей суда присяжных как широкий круг

практикующих юристов, так и все общество и обеспечив ему стойкий
положительный имидж. Педагогическую функцию суда присяжных, важность
которой
отмечал А.Ф. Кони, они исполняли неплохо, особенно в части отработки

юристами процедурных вопросов.
Однако сам учебный характер таких занятий практически полностью
блокирует их исследовательскую сторону, т.е. возможность получения в ходе
их
проведения значимой информации о том, как следует разрешать поставленное
дело с точки зрения народной совести. Это и понятно, ведь роль присяжных
исполняют сами учащиеся-юристы, ориентированные на разрешение дела не по
совести и с учетом своего жизненного опыта, а по имеющимся нормам права.
Поэтому решениям учебных судов присяжных не придается никакого значения,
что
совершенно справедливо. Из этого правила можно в принципе сделать только
одно исключение, если в качестве присяжных будут выступать
квалифицированные
судьи (юристы). Без сомнения, решения такой судебной коллегии будет иметь
значение, но не как решение представителей народа, а как решение особой
разновидности "коронного суда", лишь использующего процедуру суда
присяжных.
Кстати, именно эта черта (присяжные состоят из юристов) сильно
ограничивает и педагогическую роль таких процессов. Как уже отмечалось
выше,
юристам, действительно желающим потренироваться в работе с присяжными и
понять, как можно их убеждать, необходимо выступать перед настоящими людьми

из народа, а не перед юристами.
Если же мы студентов-юристов переведем в разряд публики, а в число
присяжных будем включать только приглашаемых неюристов, то получим совсем
другую форму экспериментального судебного процесса, а именно - общественный

или исследовательский суд присяжных. Но прежде чем описывать эти ключевые
для нас формы, надо сказать несколько слов еще об одной "игре".

Литературно-исторические суды присяжных

Да, я имею в виду часто упоминаемую в воспоминаниях школьные или
студенческие инсценировки судов над литературными или историческими
героями.
При всей условности и даже театральности подобных мероприятий, устраиваемых

обычно простыми учащимися (не юристами), они по своей сути были гораздо
ближе к духу суда присяжных, чем вышеописанные учебные процессы,
озабоченные
в основном проработкой процедур этого суда.
Два обстоятельства обеспечивали содержательность таких школьных судов:
- участие в составе присяжных только не юристов, ориентированных на
разрешение вопросов по совести, а не по одному лишь формальному праву,
- постановка на обсуждение пусть в игровой форме, но жизненной
проблемы.
При всей условности обстоятельств жизни литературных и исторических
героев сама их известность предполагает, что участники обсуждений уже как
бы
впитали их жизни в свой мир, примерили к своим обстоятельствам, не раз
ставили себя на их место и как бы в своей душе "судили их". Литературный же

суд только позволял им вынести эту духовную работу на общее обсуждение,
исправить в чем-то, в чем-то убедить других и попытаться прийти к общему
мнению - в той важной проблеме, которая на деле обозначена именами
"подсудимых героев". А юридическая форма суда присяжных позволяет
организовать, структурировать эту работу. Причем, уверен, что не
возбраняется эту сторону действия исполнять на высоком юридическом уровне.
Лично я отношусь к судам над литературными и историческими героями
достаточно серьезно и очень сожалею, что сегодня о них ничего не слышно.
Для
педагогов и правозащитников это отличный инструмент развития у людей
правосознания.
Общественные суды присяжных (ОСП)

В отличие от учебных процессов ОСП организуются, как правило, не
юристами и потому их участниками (судьей, сторонами и что важнее -
присяжными) являются, как правило, обычные граждане. Именно поэтому о таких

мероприятиях с большей уверенностью можно утверждать, что это суд
представителей народа. ОСП собирается не для тренировки юристов, а прежде
всего, чтобы разрешить дело по существу, используя юридически выверенные

процедуры. Именно поэтому его можно считать первой (неразвитой) формой
исследовательского суда. Опишем кратко, как проходили ОСП в нашем Обществе:

Как правило, в штаб-квартире Общества (хотя помещения бывали самые
разные) организатор старался собрать не меньше 12 человек из числа
знакомых,
на рассмотрение которых выносилось уголовное дело одного из наших
подзащитных. Время заседания укладывалось в 2 часа.
По установочной части приговора (или иного документа) обвинитель (мы
старались, чтобы им был кто-нибудь из сочувствующих юристов или, в крайнем
случае - организатор), докладывал фабулу дела, потом он отвечал на вопросы.

Затем слово брал защитник, обычно, излагая аргументы Общества и также
отвечая на вопросы. Практически всегда обвинитель и защитник не спорили о
доказанности фактической стороны дела, хотя очень часто она была довольно
сомнительной. Но без знакомства с материалами дела, без свидетелей и за
короткое время нельзя надеяться на объективное понимание правоты той или
иной стороны, а самое главное, что это и не нужно, потому что главной
линией
защиты по нашим делам было оспаривание не фактов, а квалификации действий
подсудимого. Например, мы считали какие-то действия частным
предпринимательством, а приговор и обвинитель их квалифицировали как
хищение. На примере такого конкретного дела мы выясняли судьбу не одного
конкретного предпринимателя, а более общую правовую проблему: считать ли
вменяемые ему действия преступлением или предпринимательством?
Конечно, приветствовался обмен репликами между "сторонами", после чего
прения считались законченными.
Обычно из-за дефицита юристов (только 3 раза у нас выступали
профессионалы в роли судьи) судейские обязанности брал на себя активист
Общества, сводя их к чисто распорядительным функциям. После окончания
прений
он объявлял присяжным заранее согласованные со "сторонами" вопросы и
передавал функции председательствующего избранному присяжными старшине.
В отличие от реального суда здесь ход обсуждения был открытым и по
возможности стенографировался с последующей распечаткой, но не допускалось
чье-либо вмешательство в его ход. Обычно после дискуссии и выявления
непримиримых точек зрения все присяжные по предложению старшины высказывали

по очереди свои выводы. Старшина высказывался последним и подводил итоговый

вердикт. Только после этого участники, исполнявшие функции сторон и судьи,
возвращали себе право голоса и могли спорить дальше, как говорится, уже "в
послесудебном порядке".
Достоинства ОСП:
Практическая бесплатность работы всех участников, не считая небольшой
оплаты организатора. Юристы же, играющие роли судьи, обвинителя и
защитника,
а также сами присяжные выполняли свои важные функции лишь по "велению
гражданского долга". Такая дешевизна делает возможным проведение ОСП любой
правозащитной организацией, любой активной группой граждан.
Общественный характер таких заседаний позволяет привлекать к обсуждению
представителей средств массовой информации и общественных организаций, тем
самым увеличивая степень воздействия на общественное сознание, а через них
-
на сознание юристов и законодателей.
Организаторы таких обсуждений (правозащитники) получают возможность
сверить свои предложения и позиции по любым делам с мнением граждан и
укрепить веру в правильность своей работы.
Однако бесплатность обуславливает и негативные свойства ОСП:
Хронический дефицит юристов, согласных бесплатно участвовать в качестве
сторон, что снижает уровень обсуждения и вымывает из него ту необходимую
степень процессуальной строгости, которая обеспечивает плодотворную работу
присяжных и получение значимых результатов. Это обстоятельство дает
моральную возможность оппонентам правозащиты (например, из
правоприменительных органов) игнорировать полученные выводы.
Принцип бесплатности участия присяжных в общественных судах

ограничивает и круг привлекаемых в число присяжных граждан. Фактически
организаторы могут опереться только на узкий круг своих близких знакомых,
на
активистов Общества или даже на его подзащитных и их родственников, которые

в принципе не могут считаться независимыми и беспристрастными при разборе
дел, подобных тем, по которым они сами пострадали. Это в еще большей
степени
ставит под сомнение объективность результатов в общественных судах
присяжных. Надо сказать, что в своей работе эту опасность мы прекрасно
понимали и потому старались зазывать на такие мероприятия не членов нашего
Общества. Но надо признать: далеко не всегда нам удавалось обеспечить
участие незнакомых и потому не зависимых от нас людей.
Итак: общественный суд присяжных без сомнения позволяет получать
сведения о степени несовпадения народного правосознания с действующей
судебной и обвинительной практикой. ОСП можно использовать в качестве
начальной базы исследований, но лишь по необходимости и при безденежности.

Опросные суды присяжных

Сознание узости доступного нам круга потенциальных присяжных заставляло
нас в 1992-95 гг. расширять этот круг за счет прихода в "чужие" аудитории.
Убедить незнакомых людей, собравшихся для иных целей, потратить часы на
рассмотрение уголовного дела мы не могли, потому упор был сделан на еще
большее упрощение процедуры представления судебного материала. Доводом за
такое упрощение служило следующее: раз по уголовно-процессуальному праву в
кассационном и надзорном судах позволяется прения сторон заменить лишь

сообщением судьи-докладчика, то почему такой порядок нельзя использовать и
в
нашем случае?
Конечно, для представления в чужих аудиториях мы выбирали простые, но
наиболее важные и спорные для разрешения дела, по которым заранее
составлялся так называемый "информационный лист". В нем последовательно

излагались: краткие данные о подсудимом, о фабуле дела, доводы обвинения,
доводы защиты, вопросы к присутствующим, которые заранее соглашались играть

роль присяжных и, что особенно важно - заранее подготовленные варианты
ответов, дающие возможность узнать мнение аудитории не только по вопросу о
виновности и снисхождении в случае признания вины, но отношение к
правильности юридической квалификации содеянного, к целесообразности
лишения

свободы в случае признания вины. Такие информационные листы с вариантами
ответов позволили "работать" с многочисленной аудиторией и потому стали
непременным элементом и для иных форм "опросных судов присяжных".
Если в "общественном суде присяжных", довольно малочисленном по
составу, мы могли записать дискуссию присяжных, анализируя потом оттенки
разных мнений, то в больших чужих аудиториях сделать это практически
невозможно, и потому мы решили, что слушателям следует предлагать более
разнообразные варианты ответов, чем это практикуется в реальных судах
присяжных с их лишь "да или нет".
Может, именно поэтому такая форма подачи материала практически
исключала споры между участниками этих слушаний. Организатор становился
ведущим, зачитывая перед собравшимися информационный лист и последовательно

отвечая на их вопросы после каждой его части: фабулы дела, аргументов
обвинения и защиты. В этих вопросах участники частично уже определяли свои
суждения и иной раз даже начинали спорить с аргументами той или иной
стороны. Так что когда вопросы участников заканчивались, наступало время им

"определяться", а ведущему - записывать итоги голосований по заранее
сформулированным ответам.
К сожалению, сил на широкий разворот такой работы не было, хотя до сих
пор убежден - это хороший метод получения большого количества оценок, а
кроме того - прекрасный способ правозащитной работы с любой аудиторией и
даже способ правовой пропаганды. Думаю, у него есть будущее.

Заочные суды присяжных (3СП)

Изобретателем этого способа можно считать главного редактора нашего
сборника (журнала) "3ЭК" С.Л. Сломянскую, которая предложила печатать
информационные листы наших подзащитных так, чтобы читатели могли заполнить
опросный лист, вырезать его из сборника и прислать в редакцию.
За три года (1993-1996) вышло 10 сборников "3ЭК", в каждом из которых
печатались по три информационных опросных листа по делам осужденных
хозяйственников под общим заголовком "Заочный суд присяжных" составителем
части их была Н.П. Шеремет. К нам пришли сотни откликов. Частично эти
сведения помещены в нашей "Сумме" под аббревиатурой "ЗСП".
Подавляющее большинство откликов пришло от заключенных или уже
освободившихся хозяйственников, усердных читателей сборников "ЗЭК". И,
конечно, почти все их оценки были оправдательного свойства. Вердикты
"виновен" встречались очень редко. Читателей, откликнувшихся на опросные
анкеты "ЗЭК", нельзя считать типичными представителями российского народа,
и
потому, к сожалению, по их ответам нельзя делать выводы о соответствии
народной совести нынешним судебным решениям. Оценки эти, без сомнения,
имеют
лишь ограниченное значение, как мнения заинтересованной публики в суде
(друзей и родственников осужденных или даже их самих).
Мне кажется, что повторение подобных попыток в других, менее
специальных, изданиях способно дать более представительные результаты, но

все равно они будут находиться под сомнением. Ведь в такой форме "суда
присяжных" не организатор-исследователь набирает состав присяжных, еще не
знающих о деле, а сам читатель решает, стоит ли ему становиться присяжным в

деле, которое уже стало известно. В такой ситуации "читательской воли", в
любом издании среди откликов будут преобладать мнения людей, протестующих и

не согласных с нынешними судебными решениями. Остальным же (согласным) для
отклика нет достаточного стимула. Такой недостаток заочного суда присяжных
вряд ли можно преодолеть, поэтому его ценность как исследовательской формы
ниже тех форм СП, где люди согласились стать присяжными до того, как им
стала известна суть дела.

Телевизионный суд присяжных
(ТСП - проект 1996 г.)

Еще большим влиянием на сознание людей обладает телевидение. Поэтому я
остаюсь горячим сторонником проведения телевизионных судов присяжных.
Думаю,
они смогли бы потеснить сегодняшние "ток-шоу" часто по надуманным темам, и

были бы не только полезнее, но и драматичнее их, особенно если к их

вердиктам станет прислушиваться и судебная власть (имею в виду не решение
конкретных дел, а рекомендации по вопросам судебной практики).
Как мне видится такой телевизионный суд присяжных?
В телестудии собираются 12 присяжных, 5 юристов (два обвинителя, два
защитника, один судья) при одном ведущем. Состав вполне традиционен, если
не
считать удвоенного числа юристов, поскольку на них возлагается большая
ответственность за представление аргументов сторон и за последующий анализ
суждений присяжных и вытекающих из них предложений (а может, и отзывов
телезрителей). Возможен вариант, когда со стороны обвинения и защиты
действуют в паре профессиональный юрист и правозащитник.
Никаких других участников в таком телевизионном суде быть не должно.
Отбор присяжных для такого заседания должен быть проведен особенно
тщательно, видимо, за телекадром, но с извещением телезрителей об основных
социологических характеристиках отобранных присяжных. Присяжные должны быть

набраны методом случайной выборки (например, по телефонной книге) и по
структуре соответствовать основной структуре российского населения.
Конечно, судья должен принять присягу от присяжных и объяснить им,
какую пользу их решение принесет правосудию. Особую роль в таком суде
должен
играть телеведущий, которому надо на время прений полностью подчиниться
главенству судьи, за исключением техники съемок, а при обсуждении присяжных

стать как бы их старшиной (но без права решающего голоса). После объявления

вердикта присяжных судья не только его утверждает, но и обсуждает значение
суждений присяжных, выводы из них в кругу своих коллег-юристов, с учетом
мнений телезрителей, которые к тому времени уже поступят, если речь идет о
передаче в прямом эфире. На мой взгляд, эта передача должна идти именно в
прямом эфире для создания у телезрителей чувства полной достоверности.
Конечно, фабулу дела можно излагать и средствами кинохроники, выступления
сторон должны быть динамичны и понятны. Итоговый анализ специалистов должен

давать глубокие рекомендации для власть имущих (да и для граждан) по
разрешению вскрытых проблем.
Каждый из присяжных ТСП должен напряженно работать, ведущий должен
стимулировать их активность и даже споры. Публики же в студии быть не
должно, она должна быть слита со всей страной, наблюдающей в своих домах за

этим судом по телевизору. Такая форма СП сможет соединить преимущества
общественного (исследовательского) и опросного судов присяжных и стать
массовой школой правового обучения граждан и юристов.
Примечание 1999 г. Сегодня мой проект ТСП можно считать устаревшим,
поскольку аналогичные программы уже реализованы ТВ, и даже не на одном
канале. Но моих надежд эти передачи никак не оправдывают. Почему?
Реализованные "телесуды" кажутся инсценировкой из-за недолжного набора
присяжных. Взамен случайных и потому настоящих представителей народа там
заседают друзья и знакомые, представители околотелевизионных тусовок,
которые никак не представляют рядовых граждан и которым практически
невозможно принести клятву в таком суде всерьез, а не "понарошку". Так что,

к сожалению, я не могу считать свой проект осуществленным.

Социологический опрос как самый представительный "суд присяжных"

В практике нашего Общества мы лишь один раз смогли обратиться к услугам
профессиональных социологов, но этот единственный опыт оказался удачным.
Мысль об обращении к социологической службе опросов общественного
мнения зародилась в начале 1993 года в вышеописанных попытках создать более

широкие "опросные суды присяжных" и тем укрепить доказательность своих
предложений законодательной и судебной власти. К тому времени у нас уже
имелся опыт создания информационных листов и вариантных вопросов, а для
обращения к социологам не хватало только денег.
Симпатии людей нам помогли. Сотрудники известного социологического
фонда "Общественное мнение" согласились обслужить нас по самой низкой
ставке. Подготовка к исполнению заказа заняла немного времени, и 3 апреля
1993 года работники фонда опросили 996 респондентов из 15 крупных городов
России по трем самым типичным делам наших подзащитных. Поясню, почему мы
так
высоко ценим эту работу. Дело в том, что попытки обращения ко все более
широкому кругу граждан приводили к углублению односторонности и
пристрастности тех, кто откликался на наши обращения - просто потому, что
несогласные с нами люди игнорировали эти призывы. Мы никак не могли
заставить привлечь к обсуждению и высказыванию несогласных с нами.
Обращение к профессиональным социологам перевернуло эту тупиковую
ситуацию и поставило ее с головы на ноги. Потому что социологи уже обладали

выверенным с научной точки зрения составом народных представителей,
гарантированно представляющим все городское население России (т.е. его
большую часть). И эти представители (респонденты) были просто обязаны (за
умеренное вознаграждение) добросовестно и по своему убеждению отвечать на
все задаваемые им вопросы. Потому их ответы можно считать соответствующими
тем мнениям, которые бытуют в нашем народе, выраженным с наибольшей
степенью
точности и достоверности, которая только возможна в настоящее время.
Представительность социологического опроса гораздо выше, чем даже у
реального суда присяжных, где решения принимают только 12 случайно попавшие

на скамью присяжных граждан.
Более высокую степень представительности можно получить только на
правильно организованном всенародном референдуме, но очевидно, что вряд ли
когда-нибудь удастся превратить в присяжных весь народ, слишком это дорого
и

непрактично. Хотя говорю я об этом с большим сожалением. Ведь вопросы
уголовного права для жизни людей столь важны, что на деле было бы гораздо
практичнее разрешать основные спорные вопросы уголовного права на
референдумах, чем вечно отдавать свои жизни страху тюрьмы, власти
формальных
схем юристов-законников и демагогичной риторике депутатов.
Убежден, что в будущем Россия придет к тому, чтобы основополагающим
конституционным законом заставить федеральных и местных законодателей
учитывать результаты предварительно проводимых социологических опросов, в
том числе и в области уголовного права. Пока же мы можем их к этому только
призывать.
У социологического опроса общественного мнения по избранным судебным
делам, есть, на мой взгляд, только два понятных недостатка:
- он все же требует приличных средств (профессионалы не могут работать
иначе),
- он исключает возможность углубления присяжных в суть дела и проблемы
(они вынуждены удовлетвориться только выдаваемой им краткой информацией),
исключает вопросы и обмен мнениями присяжных в дискуссии, наконец,
исключает
запись и изучение аргументации, с помощью которой присяжные приходят к
своему решению.
Поэтому, признавая принципиальную важность обращения правозащитников и
иных исследователей народного правосознания к социологическим методам
опроса, необходимо признавать их ограниченную роль. Социологический опрос -

это не столько средство поиска и исследований, сколько средство проверки,
утверждения и народной оценки результатов, ранее полученных в более
традиционных формах реального, общественного или усовершенствованного
участием профессионалов "исследовательского суда присяжных".

Исследовательский суд присяжных (ИСП) и "фокус-группы"

ИСП есть усовершенствованный общественный суд присяжных, недостатки
которого были описаны выше. Поэтому, как только в 1996 году у нас появилось

время и годовая финансовая поддержка института "Открытое общество", мы
приступили к созданию исследовательского суда присяжных, обеспечив три
главных отличия "новых" ИСП от "старых" ОСП:
- участие высокопрофессиональных юристов-исследователей,
- участие за умеренную плату незнакомых граждан в роли присяжных,
- постоянную видео- и аудиозапись с последующими публикациями.
Таким образом были "расшиты" главные недостатки наших прежних
"общественных процессов" при относительно небольших затратах и сохранении
практически неограниченной свободы исследователя. По моему мнению, это
оптимальная форма исследования народного правосознания для всех юристов и
правозащитников, и потому проведенным в 1996 году с ее использованием
"судам
присяжных" я придаю значение примера, достойного тиражирования иными
исследователями. Хотя понимаю, как много в нашей работе было недостатков и
ошибок, которые, я надеюсь, простятся.
В ходе проведения наших исследовательских судов и наработки первых
приемов я получил неожиданный отзыв от известного социолога С.А.
Белановского: "Витя, ваши исследовательские суды есть разновидность "фокус-

групп" и подарил свою книгу "Метод "фокус-групп" (1996 г.) с изложением
основ богатого опыта западных (а теперь уже и отечественных) социологов в
деле глубокого исследования мнений людей по заранее выбранной теме.
Отзыв С.А. Белановского и его книга меня обрадовали, во-первых, потому
что они как бы ввели наши "дикорастущие разработки" в общий контекст (мне
кажется уместным сравнение нас с группой "окруженцев", вдруг увидевших, что

кроме них есть еще главные силы и есть возможность с ними соединиться). А
во-вторых, рекомендации, изложенные в книге С.А. Белановского, которая, как

я надеюсь, будет широко известной, во многом подготовят юристов и
правозащитников к усовершенствованию приемов исследовательских судов,
которые, как мне кажется, будут иметь самостоятельное значение, хотя бы в
виду некоторых очень существенных отличий наших "судов" от традиционных
"фокус-групп". Например, у нас нет такой ключевой фигуры, как модератор
(ведущий), есть необходимость соблюдения ряда юридических процедур и т.п.
Но, конечно, будущие исследователи сами разберутся, в чем им следует
учесть наш опыт (его методическому описанию посвящена последующая часть
главы), а в чем правильнее воспользоваться отработанным методом "фокус-
групп".

Подготовка ИСП
Союз правозащитника и юриста

Для начала исследования нужна рабочая пара, чаще всего - конструктивный
спор правозащитника и юриста. Вспомним, что "вначале было Слово, и Слово
было Бог" - имея в виду, что все начинается со жгучей, общественно важной
Идеи. Эта Идея и потребность ее проверить должна овладеть если не массами,
то хотя бы двумя разными людьми, состоящими в рабочей дружбе и
противостоянии одновременно (как говорил нелюбимый нами марксизм - в
"диалектическом единстве"). В любом суде присяжных есть две главные
стороны:
обвинения и защиты, значит и для успешного его начала надо иметь энергию
спора исследователей - правозащитника и юриста. (А иначе что будем
спрашивать у присяжных?)
Инициатива постановки проблемы обычно исходит от правозащитника,
стоящего вне системы окостеневших правовых представлений, и потому более
восприимчивого к назревшим несоответствиям ее реальной жизни. Но выявить
эту
проблему правозащитник может только в виде собственной догадки на обыденном

языке, поэтому его коллеге-юристу приходится брать на себя роль оппозиции и

юридически правильно сформулировать тему, подобрать подходящее "дело" и
задать присяжным такие вопросы, из ответов на которые можно было бы
получить
разрешение спора.
Хочу подчеркнуть: плодотворные споры возможны только, если в главном
правозащитник и юрист будут единомышленниками. Без этого нельзя надеяться
на

взаимопонимание и эффективную работу. А с другой стороны, к правозащитникам

по доброй воле приходят чаще всего юристы, ориентированные на приоритет
естественного права ("суда совести"). Так было и у нас, когда к нам
приходили профессионалы, которые были убеждены в необходимости очищения

советского уголовного законодательства от антирыночных и
антипредпринимательских норм. Однако и для них вставал вопрос: а согласна
ли
с их убеждениями и в какой степени народная совесть? Одобряют ли люди,
например, наказания торговцев за так называемую спекуляцию, менял - за
обмены инвалюты на рубли и т.п.?
А дальше шли и более сложные проблемы... Например, как отличить
зловредную коррупцию от "теневой" коммерции, неучтенное
предпринимательство - от хищений, опасное преступление - от прощаемого
проступка? На эти вопросы мы тогда только начинали получать первые ответы.
При этом были не только основными экспериментаторами в ИСП, но и первыми
потребителями-аналитиками полученного информативного продукта.
Впрочем, так часто и бывает в пионерных исследованиях, когда широкого
пользователя информации еще нет, сами вопросы еще не висят в воздухе, и
задавать их просто некому. Я только надеюсь, что идея ИСП овладеет гораздо
большим числом жаждущих истины, тогда можно будет рассчитывать на создание
Наблюдательного совета исследователей, озабоченного в постоянном
функционировании, финансировании ИСП, совершенствовании его процедуры.
Конечно же, вначале нужны хотя бы самые скромные средства на оплату
участия присяжных, потому что если правозащитники и даже юристы еще могут
работать на исследовательском интересе, то присяжные, привлеченные к работе

лишь на энтузиазме, становятся заинтересованной публикой, а
профессиональный
исследовательский суд превращается в общественные слушания.
Место проведения

При выборе места проведения ИСП приходится учитывать разные мнения и
пожелания. Юристы обычно считают, что для создания рабочей атмосферы,
ответственной работы присяжных крайне желательно проводить заседания ИСП в
строгой обстановке государственного учреждения, похожей на официальный суд,

в крайнем случае - в учебной аудитории. Для правозащитников, всегда
ограниченных в своих средствах, крайне важно приблизить место проведения
ИСП
к проживанию основной массы присяжных участников. Поэтому я настаивал на
проведении ИСП в обычной квартире посреди жилого массива. Итак, учреждение
или квартира? У нас этот спор был решен в пользу частной квартиры. Почему?
Наша практика показала, что серьезность работы граждан, согласившихся
быть присяжными, обеспечивается не типом зала заседаний, а прежде всего
авторитетностью участников и серьезностью поставленных ими задач, т.е.
верой
в дело, которую внушают присяжным организаторы.
Нетрудно представить ситуацию, когда организаторы обеспечат для
заседания ИСП зал судебных заседаний в реальном суде, но если при этом они
будут подчеркивать игровой, учебный характер проводимого заседания, то
присяжные будут относиться к своей задаче лишь с напускной серьезностью.
Да,
этот эффект мы неоднократно замечаем в реальных судах, когда грубость и
издевательский тон судьи, скука и угодливая бессловесность народных
заседателей, очевидные ляпы и косноязычие сторон, звуки телефонных
переговоров из судейской комнаты во время составления приговора, не могут
не
вызывать усмешки у присутствующих и усиливать ощущение не правосудия, а
циничного спектакля. На наших же заседаниях в жилой квартире такого

неуважения и фальши никогда не было.
Рекомендации социологов, работающих с "фокус-группами", также
склоняются к использованию или специально оборудованных помещений
(например,
со второй комнатой, где скрыто находятся наблюдатели), или, что более
часто,
обычных квартир. Наиболее важно при этом обеспечить изолированность
помещения от посторонних помех и комфортность работы участников.
Кстати, вспомним входящий в широкий обиход обычай создавать самые
важные государственные документы не в официальных учреждениях, а небольшими

группами экспертов в комфорте и изоляции загородных государственных дач.
Важнейшим аргументом в пользу выбора квартиры для проведения ИСП - ее
близость к потенциальным присяжным в соседних квартирах и жилых соседних
домах. Понятно, что людям прийти на 2-3 вечерних часа в соседний дом
гораздо
легче, чем ехать через всю Москву в какое-то учреждение. Преодолеть эти
дополнительные усилия и время присяжных можно ростом обещанного
вознаграждения, что, в свою очередь, способно сильно исказить структуру
привлеченных присяжных (придут лишь нуждающиеся в приработке) и мотивы их
решений (не по совести, а как надо).
Конечно, выбор для ИСП частной квартиры не обязателен. Если, например,
есть возможность использования какого-либо просторного помещения типа зала
совещаний РЭУ или бывшего "красного уголка" в "спальном микрорайоне" - то в

добрый час. В нашей практике "общественных судов присяжных" в 1989-1995 гг.

было четыре случая проведения таких обсуждений в учрежденческих помещениях,

а в 1996 г. для судов присяжных мы использовали дважды частные квартиры
наших друзей, один раз - редакцию подмосковной газеты.

Помещение

По нашему опыту оптимальным является просторная многокомнатная
квартира, в которой задействованы, как правило, три комнаты. В самой
большой
комнате, конечно, должны проходить слушания и одновременно находиться до 20

человек. Поэтому площадь "зала заседаний" должна быть не менее 18 м2, иначе

чрезмерная скученность, конечно же, будет стеснять обсуждение.
В двух небольших комнатах желательно размещать юристов, уходящих на
отдых в начале обсуждения дела присяжными, а во второй комнате рядом с
прихожей - следует поместить секретаря-организатора, который встречает и
записывает приходящих, отвечает на телефонные звонки, осуществляет
обслуживающие функции.
Конечно, эти комнаты, особенно большую, желательно в наибольшей мере
преобразовать в подобие "зала судебного заседания", чтобы подчеркнуть
серьезность предстоящего действия. По возможности выносится лишняя мебель,
заменяется на достаточное количество стульев, убираются чрезмерно домашние
приметы на стенах (семейные фото или картины) или завешиваются юридического

свойства материалами (у нас для этого были изготовлены специальные плакаты
типа "памятки присяжным").
Такая работу с убранством помещения желательно проводить не только ради
создания торжественности для собравшихся участников, а имея в виду еще и
крайне важный момент видеосъемки заседания, что предопределяет в дальнейшем

многократный показ этого заседания самым разным людям. Причем надо
учитывать, что если собравшиеся довольно быстро втягиваются в ход
обсуждения
и перестают замечать окружающие их зримые детали домашнего быта, то видео
зрителям, особенно, когда они знакомятся только с частью заснятого
заседания, приметы домашнего быта могут очень мешать. Я лично это
обстоятельство уяснил только, когда сам увидел, как на видеопленке не
вяжутся серьезные вещи, толкуемые очень серьезными юристами, с навязчивым
фоном полированного одежного шкафа. В последующем мы торцевую стену с этим
шкафом за спиной судьи стали закрывать тремя цветными (белый, синий,
красный) полотнищами, образовавшими цвета российского флага и тем
относительно удачно решили проблему.
Заранее следует подумать о возможности постоянного проветривания
помещения, но в то же время, чтобы участники не попадали на сквозняки -
ведь
одних очень тревожат шансы простыть, а других тревожит духота. Надо, чтобы
возможные взаимонеудовольствия не портили настроение участников.
Обеспечить изоляцию "зала заседаний" от ненужных шумовых раздражений -
одна из важных обязанностей секретаря. Для этого хозяева квартиры заранее
договариваются с членами семьи об их отсутствии, заранее уносится или
выключается телефон, все переговоры с неожиданными визитерами проводятся
лишь секретарем.

Оборудование

В исследовательском суде присяжных очень большую роль играют аудио- и

видеозаписи, которые надо вести постоянно, чтобы они дублировали друг друга

и позволили впоследствии составить детальную расшифровку обсуждения,
письменную стенограмму - основной документ для научного анализа.
Кроме того, качественная видеозапись позволяет повторять процессы перед

разными составами присяжных, повторяя эксперименты и тем самым накапливать
доказательность получаемых результатов.
Для работы с техникой крайне желательно участие в процессе специального
оператора: следить за сменой кассет, вести непрерывную видеосъемку. При
этом
работа оператора должна быть хорошо подготовлена до заседания, чтобы во
время его проведения не создавать никаких задержек и помех. Ведь просто
недопустимо просить прервать процесс из-за неполадок в работе аппаратуры.
Крайне желательна стационарная установка аппаратов, чтобы провода
питания не мешали участникам. Обычно мы старались использовать естественное

освещение и для этого располагали участников заседания таким образом, чтобы

судья со сторонами располагались у торца стола в глубине комнаты, а
видеооператор с камерой - у противоположного конца стола рядом с окном.
Диктофон же располагался на столе в кругу присяжных, ближе к судье.
Поскольку дневное освещение меняется, появляются нежелательные блики, надо
иметь возможность быстро затемнить окно и включить верхний искусственный
свет.
Если проводится повторное заседание ИСП, то необходимо обеспечить
взаимодействие ведущего с видеомагнитофоном, на котором поставлена кассета
на нужном месте и все готово к ее включению. Видеозапись для повторного
процесса необходимо готовить заранее, чтобы не тратить время на перемотку
ненужных кусков и нудные поиски начала очередного выступления.

Питание

Квартира есть квартира, и в ней невозможно принимать людей без
предложения "Не хотите ли чай - кофе?" Однако темп и характер обсуждения в
данном случае столь серьезны, что как раз от такой "хлебосольности" следует

отказаться.
В этом не очень важном вопросе уже давно существуют простые и ясные
рекомендации. Очень хорошо, если участников деловых совещаний не будут
отвлекать жажда или желание что-то проглотить, но процесс питания не должен

ни в коем случае мешать ходу совещания. И потому домашнее хлебосольство тут

недопустимо. Вернее, оно уместно на кухне или после окончания заседания.
Как правило, за длинным столом, вокруг которого располагаются
присяжные, мы еще до заседания ставили наряду с бумагой и карандашами
чашки,
бутылки с простой и сладкой газировкой и тарелки с мелким печеньем,
орехами,
карамелью без оберток (чтоб тихо взяли, в рот бросили и забыли) и чтобы
этого добра хватило до конца заседания. Только с таким питанием - процесс
общего размышления не затрудняется, а может, даже и улучшается.
А вот от чая - кофе, бутербродов, фруктов и всего прочего лучше
отказаться, ибо все это начинает быть заметным, сильно отвлекает, а значит
мешает.

Техника набора присяжных

Набор потенциальных участников исследовательского суда присяжных
является одним из самых трудных, психологически напряженных этапов в
проведении всей работы.
Примерно такой же оценки придерживаются и социологи, проводящие "фокус-
группы" и резонно полагающие, что эту часть работы надо поручать
профессиональным агентствам, работники которых умеют обходить квартиры и
склонять граждан к согласию. И это совершенно справедливо, потому что тут
нужно весьма специфическое умение без комплексов и легко заговаривать с
незнакомыми и часто раздраженными неожиданным вмешательством людьми. Однако

услуги таких агентств стоят немало, поэтому часто за эту работу приходится
браться самим, как и было у нас в 1996 году. Из того "опыта" я и попытаюсь
выудить советы.
Сразу стоит предупредить коллег о безнадежности попыток набора
участников путем объявления в средствах массовой информации или расклейки
объявлений. Газеты не попадают в этот микрорайон, радио люди не слышат,
мимо
объявлений большинство пробегает, даже если они расклеены на автобусных
остановках или прямо на подъездных дверях - слишком непонятное и
непривычное
приглашение им приходится читать. Во всяком случае из наших надежд на такие

объявления ничего не получилось. На десятки расклеенных объявлений
последовал лишь один звонок заинтересовавшегося жителя, который, однако,
выяснив, что речь идет о достаточно скромном вознаграждении (видимо, он
искал работу), быстро повесил трубку. Так что у нас не осталось иного
выхода, кроме обхода квартир соседних домов.
Идти лучше вдвоем: солиднее и помочь друг другу в объяснениях можно.
Примерно так, как раньше парами ходили агитаторы, что для жильцов привычнее

и вызывает больше доверия.
Мы заранее разрабатывали примерный текст устного объявления и
разграфленные листы бумаги с номерами обхаживаемых квартир - для записи
согласившихся. Заранее были обговорены условия нашего предложения и сумма
вознаграждения. Последняя, кстати, была относительно невелика: 20 тысяч
неденоминированных рублей за 2-3 часа работы.
Социологи, организующие "фокус-группы", предлагают обещать набираемым
участникам вознаграждение в размере 10 долларов, т.е. в 2,5 раза большее.
При этом надо учесть, что участники в "фокус-группе" обычно работают по 4
часа и еще им приходится, как правило, добираться на транспорте до места.
Но

в тот момент мы этой рекомендации не знали и при определении суммы
ориентировались на следующие соображения:
- все же главным стимулом к согласию участвовать в нашем процессе
должен быть интерес человека к исполнению своего будущего гражданского
долга,
- предлагаемая оплата должна быть в районе средней ставки и даже чуть
выше, чтобы человеку не обидно было оторвать время от своего отдыха и чтобы

он чувствовал значимость мероприятия, на которое его приглашают (по
принципу: "Зря деньги платить не будут!"), но в то же время, чтобы эти
деньги не стали единственным стимулом участия. 10 тыс. руб. - часовая
ставка
служащего с месячным окладом 2 млн. рублей, что было выше среднего
заработка
даже по Москве. И практика показала, что в этой оценке мы не ошиблись. В
сочетании с общим интересом к мероприятию она удовлетворяла всех
участников.

Обход квартир

Мы начинали обход квартир подъезда с верхних этажей, постепенно
спускаясь вниз. Для убыстрения на очередной лестничной площадке желательно
сразу расходиться в разные ее концы, чтобы каждому приходилось звонить
одновременно сразу в две квартиры. Одновременно объяснять суть дела двум
хозяевам вполне посильно, причем все видят, что обходят всех.
Но, конечно, очень часто хозяев не было, или нам не открывали двери,
или не хотели говорить по старости, или просто по не желанию. Тогда ставишь

на этой квартире крест и объясняешься с соседними хозяевами или даже
присоединяешься к застрявшему в объяснениях партнеру.
Что мы говорили? Как правило, в ответ на вопрос за дверью: "Кто там?" -
мы отвечали: "Живем в соседнем доме, сейчас обходим всех и просим выслушать

наше предложение". Если на такую фразу двери не открывались, то продолжать
разговор было бесполезно: человек столь боится или неконтактен, что от
участия обязательно откажется. Однако многие из таких неоткрывающих людей
"нет" говорят не сразу, а начинают расспрашивать. Вот тут следует отвечать
покороче и даже прощаться, потому что опыт показывает: будет через дверь
идти нелегкий и бесполезный разговор.
Если же дверь открывается и ты видишь нормальное вопрошающее лицо, то
представляешься: "Мы ходим по поручению института "Открытое общество",
которое проводит опросы граждан по правовым темам на пару часов у нас на
квартире за плату 20 тысяч. Не сможете ли принять участие?"
Хотя мы в целом обошли в своем районе около 500 квартир, эта фразу так
и не стала канонической, она как-то варьировалась, но в целом смысл ее стал

именно таким: не вдаваться в детали, а сразу же и очень коротко
представиться научными сотрудниками, которые собирают аудиторию за деньги и

на небольшое время.
Говорить это надо, потому что в очень многих случаях человеку и его
семье ничего не нужно, только, чтобы "не ходили тут разные" - и с такими мы

сразу прощаемся: "Извините, до свидания". Именно им нужно вначале давать
самую нужную информацию в самой короткой форме, чтобы не раздражать не
желающих с тобой разговаривать. И не надо ему знать ни о каком
правозащитном
Обществе или суде присяжных. Ему надо услышать только главное: предлагается

платный опрос учеными-юристами. Если нет (не хочу или не могу), то
простите.
Если ему не подходит время (час и день) заседаний, то извините тоже.
Наконец с третьими, которые интересуются и могут, разговор может
завязаться более обстоятельный и тут не жалко отвечать на все вопросы,
включая о сути суда присяжных или даже о нынешних безобразиях. Ведь обычно
именно такие заинтересованные расспросы кончаются согласием прийти и
сообщением всех своих координат и параметров: а именно: Ф.И.О., возраст,
образование, профессия, телефон, номер квартиры - т.е. все необходимое для
заведения карточки (и ничего лишнего). Конечно, бывает, что человек не
может
приходить в одни дни, но может в другие, не может летом, но может зимой -
все это следует помечать на листе. Тут же предлагаем подумать, может,
кто-то
еще из его семьи согласится принять участие - мы рады записать еще одного
участника, предупреждая, что речь идет не об одноразовом приглашении, что
через квартал можем его вновь пригласить.
Конечно, сразу объявлялись возрастные и профессиональные ограничения.
Мы приглашали в участники людей от 18 до 70 лет, а в профессиональном
разрезе не приглашали только юристов, работников правоприменительных
органов
ввиду их особого статуса.
Конечно, обязательно говорили о вознаграждении за участие, хотя люди,
как правило, стесняются этого вопроса, принимая сообщение о деньгах как
нечто неважное и необязательное, хотя на деле (это понятно) никто от денег
не отказывается: если не для себя, то для семьи.
Успешно ли идет такая работа? Могу сказать, что из двух домов мы смогли
записать в участники ИСП чуть больше 100 человек. Однако реально приходила
только половина записавшихся. Так что после обхода 500 квартир на деле мы
смогли довести до участия в течение года на 6 ИСП всего около 60 человек.
Такую статистику "неэффективности" надо представлять, готовясь к
проведению работы. Конечно, если надо провести только один процесс,
достаточно добиться согласия 20-30 человек, чтобы быть уверенным, что в
конечном итоге 10-12 человек точно придут. Если же речь идет о планах
устраивать периодические заседания ИСП с меняющимися присяжными, то
желательно найти не менее сотни реальных участников, т.е. записать в
первоначальные списки около 200 фамилий согласившихся, а для этого обойти
около тысячи квартир. Конечно, это немалый труд (мы, например, не могли
заставить себя обойти за один вечер больше одного дома), но зато большой
список согласившихся позволяет организаторам чувствовать себя много
увереннее. Если кто-то из намеченных участников вдруг отменяет свой приход,

есть большой список телефонов, по которому можно обратиться к другим и
найти
подмену. Так что сил на обходы жалеть не следует, чтобы потом в организации

ИСП было спокойнее.
Как правило, после обхода квартир вся записанная на черновых листах
информация должна быть аккуратно переписана в карты присяжных. Алфавитная
совокупность таких карт составляет картотеку участников - основной массив,
с
которым постоянно работает секретарь ИСП. В карте (анкете) участника должно

хватить место не только для основных его данных и координат, но и для
пометок о возможностях прихода или уже о проведенных с его участием
заседаниях.
Секретарь ИСП несет полную ответственность за обеспечение явки
достаточного числа присяжных к назначенному времени заседания. Без
сомнения,
это время должно выбираться с учетом возможностей присяжных участников.
Наиболее приемлемым вариантом для работающего большинства является один из
будничных вечеров (кроме пятничного, конечно). Поскольку юристы и иные
приезжие участники ИСП заинтересованы вернуться домой не очень поздно, а
работающие жители не могут прибыть с дневной работы раньше 17 часов, обычно

выбирался компромиссный момент начала заседания - 18 часов.

Техника обеспечения явки участников

Практика показывает, что секретарю необходимо за день до заседания
дозвониться не менее чем втрое большему числу участников, чем реально нужно

для заседания, чтобы выяснить возможность их прихода. Обычно около трети
этих людей прийти не смогут по каким-то не зависящим от них причинам.
Какая-
то часть оставляет свой приход под вопросом.
Нельзя успокаиваться, прежде чем твердое согласие прийти не дадут в
полтора раза большее число участников, чем реально нужно. Потому что даже
твердо обещавшие могут не явиться по неожиданным причинам (транспорт,
задержки на работе и т.п.). Нас к такому "избытку приглашений" приучил
горький опыт неявки даже твердо обещавших быть людей.
Таким образом мы рекомендуем: если речь идет о созыве коллегии
присяжных из 12 человек, секретарю ИСП следует за день до заседания
обзвонить 30-40 потенциальных участников по данным своей картотеки и
получить твердое согласие прийти не менее чем у 18-20 человек. Кроме того в

день заседания за пару часов до его начала секретарю следует еще раз
уточнить по телефону явку согласившихся и при обнаружении новых отказов
попытаться найти замену из числа ранее неоповещенных потенциальных
участников по картотеке.
Не следует удивляться детальности моих советов. У секретаря
исследовательского суда присяжных задача много сложнее, чем у секретаря в
официальном суде, приглашения которого подтверждены официальными повестками

об исполнении гражданского долга. Рядовой гражданин, конечно, отнесется к
такой повестке ответственнее, он перестроит свои планы, чтобы прийти в
реальный суд. ИСП, конечно, таким статусом обязательности не обладает, он
является делом сугубо добровольным. Поэтому сильно перестраивать свою
меняющуюся жизнь даже под уже данное согласие обычный гражданин не будет. И

если перед концом работы его вдруг позовут приятели пить пиво, мы не должны

негодовать на его неявку, а лучше заранее быть готовыми и к такому
варианту.
Очень полезно секретарю иметь "про запас" некоторое количество
участников, которые могут прийти как бы "на подмену". Но в общем-то такие

люди уже неизбежно становятся знакомыми, и их качество независимого

участника начинает размываться. Потому созданием "резерва участников"
следует пользоваться очень осторожно и редко, чтобы не снизить
достоверность
проводимых исследований.
Дополнительная сложность работы секретаря ИСП состоит и в том, что
психологически очень трудно приглашать людей на роль запасных присяжных.
Они
ведь приходят не по долгу и не только из-за денег, а больше из интереса, а
тут их как бы оставляют за бортом. В нашем случае эта трудность по согласию

с юристами была преодолена тем, что в случае явки участников больше 12
человек они также принимали участие в заседании (т.е. коллегия могла иметь
переменный состав - от 7 до 15 присяжных участников).

Действия секретаря по оптимизации состава участников

При выборе приглашаемых к заседанию секретарь ИСП обязан заботиться не

только об их количестве, но, как говорится, и об их "качестве", имея в виду

главным образом их независимость, взаимонезависимость и представительность.

Независимость участников обеспечивается прежде всего тем, что секретарь
ИСП приглашает к участию только лиц, занесенных в картотеку путем обхода
квартир (случайная выборка) и удерживается от приглашения своих знакомых.
Кроме того, если в картотеку занесены члены семей или близкие знакомые,
то их следует приглашать лишь на разные суды, не допуская, чтобы на
суждения
присяжных кроме обстоятельств самого дела влияли ранее сложившиеся
дружеские
или, напротив, родственно-неприязненные отношения (например, отцы - дети,
предпочитающие противоречить друг другу). Состав присяжных надо избавить от

подобных подводных камней, а для этого он должен состоять из незнакомых или

малознакомых друг с другом людей - т.е. обладать взаимонезависимостью. К
сожалению, в 1996 г. мы не сразу поняли важность этого обстоятельства, не
придавали ему существенного значения, поскольку на результаты проводимых
процессов такие вещи зримо не сказывались. Однако можно предвидеть и иные
случаи, поэтому забывать данное условие не следует.
Но еще большие трудности вызывает обеспечение представительности

коллегии присяжных, подразумевая под этим хотя бы грубое соответствие
структуры собравшихся структуре российского населения. Коллегия присяжных
должна в идеале отражать структуру народа, только тогда можно говорить о
том, что вынесенный в итоге обсуждения вердикт соответствует голосу
народной
совести.
Как мы пытались обеспечить такое соответствие?
Во-первых, от социологов получили признанную структуру городского
населения России (а потом и Москвы) по таким параметрам, как 1) пол, 2)

возраст, 3) тип образования, 4) тип профессии, а потом пересчитали ее на 12

присяжных в коллегии. После округления получился следующий состав, который
может считаться в наибольшей степени соответствующим структуре горожан
России (Москвы) и, следовательно, наиболее представительным:
по полу: 7 женщин и 5 мужчин,
по возрасту: 3 молодых - до 30 лет, 6 средних - до 55 лет, 3 пожилых -
свыше 55 лет,
по образованию: 4 - высшего, 7 - среднего и средне-технического, 3 -
незаконченного среднего образования,
по профессии: 2 специалиста с высшим образованием, 2 специалиста без
высшего образования, 3 рабочих, 1 предприниматель или руководитель, 1
безработный или домохозяйка, 3 пенсионера.
Трудная задача набора в коллегию присяжных именно такого состава людей
зависит целиком от искусства секретаря ИСП, в руках которого находятся
данные о том, сколько он может на данное число зазвать по его картотеке
молодых и пенсионеров, инженеров и рабочих, женщин и мужчин, и от его
интуиции - кем кого заменить в случае неявки, чтобы не сильно исказить
желательную структуру... К сожалению, у нас в этом деле было больше неудач,

чем успехов. Структурно выверенных составов присяжных нам удалось собрать
немного. Но в утешение можно сказать, что при повторении таких процессов в
иных составах присяжных секретарь может несколько поправить допущенный
структурный сдвиг, включив в новый состав больше людей, которых не
доставало
раньше. Тем самым в интегральном виде, структурный состав присяжных по
этому
делу значительно улучшится. Да и теория вероятности говорит о том же: чем
больше таких обсуждений мы проведем, тем более точно состав их участников
совпадет с общей структурой населения даже без особых к тому усилий.

Подготовка юристов к ИСП

Тему исследования, конкретное уголовное дело для разбирательства
присяжными и дату заседания организаторы ИСП определяют заранее. По нашему
опыту за этот этап работы отвечает юрист-исследователь. Процесс конкретной
подготовки им начинается с извещения юристов не менее, чем за 2 недели до
начала заседания.
Без сомнения, при приглашении юристов должны быть учтены их внутренние
склонности к исполнению роли судьи, обвинителя, защитника применительно к

данному делу. Ведь от точности подбора юристов зависят активность присяжных

и успех исследования.
Особое значение для успеха данного дела имеет подготовленность юриста к
исполнению роли судьи, поскольку в дополнение к обычным функциям судьи в
нашем процессе добавляются две важные роли: быть представителем
исследователя в ИСП (типа медиатора в "фокус-группе") и дать правильные
наставления старшине присяжных перед началом их заседания, чтобы уже
старшина смог осуществить самые необходимые функции медиатора в "фокус-
группе", каковой является жюри присяжных. При ведении процесса судья должен

быть главным исследователем, а в напутственном слове присяжным он
оказывается еще и единственным их наставником.
Одновременно юристы должны получить необходимые для их подготовки
материалы, а именно:
1) копию приговора или обвинительного заключения, назначенного к
рассмотрению дела,
2) фабулу основного рассматриваемого эпизода, составленную юристом-
исследователем,
3) опросный лист (вопросы, предлагаемые к разрешению присяжными).
В связи с тем, что исследовательский процесс ограничен по времени парой
часов и посвящен рассмотрению одной крупной правовой проблемы, из приговора

выделяется лишь один наиболее значительный эпизод.
По опыту оказалось целесообразным составление юристом-исследователем
специального краткого документа на основе установочной части приговора, в
котором были бы изложены все необходимые сведения и убрана излишняя
информация. Поскольку у нас на рассмотрение присяжных выносились не
спорность фактической стороны дела, а вопросы квалификации вмененных
подсудимым действий, крайне важно было заранее устранить возможные споры
обвинителя и защитника о фактах путем создания такого согласованного
документа (мы называли его "фабула дела").
Но это не значит, что юристы могут ограничиваться знакомством только с
этим кратким документом, нет, они обязаны знакомиться с имеющимися
материалами, чтобы иметь возможность полнее отвечать на вопросы присяжных.
Дело в том, что хотя юристы и могут построить свои выступления,
опираясь только на краткие сведения, изложенные в фабуле, однако самим
присяжным, как правило, этих сведений оказывается мало. Они пытаются
достроить сухую информацию фабулы до понятной им конкретной картины,
опираясь на собственный опыт оценки подобных ситуаций. Только таким образом

они могут понять и рассудить дело согласно своей совести. Для этого им
нужны
самые разные сведения, почерпнуть которые можно только из приговора и всех
иных доступных материалов дела или даже писем. Если же таких сведений нет,
присяжным приходится лишь гадать и принимать приблизительные решения на
основе собственных предположений. Поэтому хорошие присяжные бывают
достаточно настойчивыми в своих расспросах.
Наконец, важной частью подготовительных материалов является опросный
лист. В его вопросах исследователи резюмируют основную правовую проблему,
стараясь ее изложить, не злоупотребляя юридической терминологией, а скорее
в
терминах суда совести, например: "Виновен ли по совести?" и "Заслуживает ли

снисхождения?" Вопросы должны быть как можно более лаконичными, простыми,
однозначно понимаемыми.
Но, с другой стороны, цели исследования, на наш взгляд, делают
желательным детализацию вопросов, приближая их к возможным вариантам
ответов. Чем детальнее будут варианты, тем больше информации мы сможем
извлечь.
Нетрудно предвидеть, что в будущем, по мере развития исследовательских
процессов и желания увеличить количество извлекаемой из них информации, в
опросный лист будет включаться все большее число все более детализированных

вопросов, например, об отношении присяжных к аргументам сторон и т.п.
Умению ставить вопросы присяжным в исследовательских судах надо учиться
у профессиональных социологов, работающих в сфере опросов общественного
мнения. Главное при этом - добиться ясности изложения основной проблемы,
что
достигается далеко не всегда.
Например, нам не сразу стала понятной недостаточность вопроса к
присяжным: "Виновен ли подсудимый по совести?", потому что вина может быть
разной: в хищении, взятке, ином уголовном преступлении, в каком-либо
служебном проступке, гражданском правонарушении. Поскольку во всех наших
делах ключевым моментом оказывалось различие в квалификации действий
подсудимых, мы пришли к выводу о желательности задавать присяжным не один,
а
по крайней мере два вопроса о вине (вина в уголовном преступлении или в
гражданском правонарушении), что помогало присяжным определиться, особенно
тем, которые ощущали подсудимых виновными, но не в уголовном преступлении.
Аналогичным образом мы пришли к мысли о желательности взамен
традиционного вопроса о снисхождении задавать присяжным более определенный
вопрос: о желательности наказания виновного лишением свободы. Такая новация

в традиционном вопросе позволяла перепроверить отношение присяжных к
действиям подсудимого. Если они признавали его вину в уголовном
преступлении
и тем не менее объявляли о нежелательности наказания лишением свободы,
значит, с точки зрения присяжных, вина и опасность подсудимого все же не
достаточны, чтобы причислить его к уголовным преступникам, "которые в
принципе должны сидеть". И напротив, если присяжный считает, что подсудимый

заслуживает лишения свободы, хотя виновен лишь в гражданском
правонарушении,
то значит присяжный неправильно понял суть первого вопроса, когда отказался

признать подсудимого виновным в уголовном преступлении.
Можно считать, что опросный лист есть не только основной план
исследования, но и план обязательной части выступлений сторон.
Перед самим процессом полезно проведение распорядительного заседания
для разрешения согласования
- окончательного варианта опросного листа,
- что из материалов дела подлежит обязательному исключению при
рассмотрения на суде.
Конечно, в таком распорядительном заседании стороны совсем не должны
раскрывать все свои аргументы, чтобы не терять фактора неожиданности в
прениях, хотя возможен и вариант, когда в целях исследования стороны
намеренно знакомят друг друга со своими соображениями, чтобы взаимно
стимулировать себя на поиск более глубоких доводов.
Распорядительное заседание должно обсуждать и цели исследования,
особенности общения с присяжными, понятия, которые им должны быть
объяснены,
и т.п. Желательно такое заседание устраивать загодя, чтобы у сторон и судьи

было время для окончательного принятия решений. Время нужно также для
разделения функций и согласования позиций юристов с правозащитниками, если
они также участвуют в процессе.

Проведение судебного заседания

Ведущей фигурой в этот день является без сомнения судья, как по
официальной роли его в любом суде присяжных, так и по особой его роли в
суде
исследовательском. Однако прежде чем приступить к описанию этой ведущей

роли, следует обрисовать функции иных обязательных участников в этот день.

Действия секретаря и оператора в день заседания

В этот день главной задачей секретаря является контроль за явкой
присяжных по телефону, и в случае отказа - своевременное приглашение
запасных кандидатов. Присяжные должны приходить не позже, чем за полчаса до

начала заседания. За своевременную явку юристов и правозащитников отвечает
юрист-исследователь.
Подготовку помещения, питания, канцпринадлежностей, опросных листов,
оборудования видео- и аудиозаписи целесообразно вести оператору (или
техническому помощнику секретаря) так, чтобы за час до начала заседания все

было готово и не создавало помех для общения участников.
Кандидатов в присяжные встречает секретарь, проводя с ними краткую
беседу по выложенным из картотеки их личным карточкам, в которых еще раз
уточняются данные и ставятся пометки об участии в данном процессе и о
присвоении присяжному на время этого заседания нагрудного номера.
Такие номера весьма полезны как в процессе обсуждения присяжными своих
решений и для записи их мнений, так как и при расшифровке видеозаписи.
Кроме
того, номера сразу как бы реализуют обязательство анонимности участия
присяжных в данном процессе. Это условие объясняется секретарем в момент
вручения номера, что помогает откровенности и ответственности высказываний
присяжных.
Кроме того, следует рекомендовать секретарю тут же по ведомости
расплатиться с участниками, а не ожидать конца заседания. Так и удобнее (не

надо толпиться всем после окончания), а главное, повышает настроение
участников оказанным доверием и уважением к предстоящей работе. При выдаче
денег до заседания они успеют придать работе стимулирующий эффект.
После оформления будущий присяжный проходит в зал (комнату) заседания и

занимает одно из свободных мест, где ему рекомендуют при желании
воспользоваться газировкой - печеньем еще до начала - для пришедших прямо с

работы это бывает удобно.
Особо секретарь записывает пришедших гостей (не присяжных), которых не
должно быть много во избежании тесноты. Сидят гости отдельно, как бы вне
круга присяжных. Последние же у нас сидели за общим длинным столом, один
конец которого занимал судья, с сидевшими по бокам обвинителем и
защитником,
а за вторым концом размещался оператор с видеокамерой.
Еще одна рекомендация - для оператора. Когда за столом собрались
практически все участники с нагрудными номерами, следует заснять каждого из

них так, чтобы было видно лицо и номер (запомнить видеопленкой). Потому что

потом, когда камера будет установлена на штативе стационарно, у большей
части участников номера на груди не всегда видны и при расшифровке их слов
возможна неопределенность. Идентификации присяжных помогает также
составление письменного плана расположения участников.
Когда собралось намеченное число присяжных, секретарь объявляет об этом
юристам-участникам и передает судье карточки присутствующих граждан, а
также
размноженные в нужном числе опросные листы.
С этого момента активная роль секретаря заканчивается, он (она) только
принимает запоздавших (если присяга еще не принята, судья даже может
разрешить запоздавшему принять участие в процессе) и охраняет зал заседаний

от неожиданных посетителей и звонков. Хозяином же заседания становится
судья.
Вступительное слово судьи

Понятно, что любой юрист, согласившийся играть роль судьи в ИСП, будет
руководствоваться прежде всего нормами гл. 37 "Особенности разбирательства
дела судом присяжных" ныне действующего УПК РСФСР, но специфика
исследовательского суда неизбежно заставляет менять часть традиционной
процедуры.
Довольно скоро мы отказались от попыток предварять начало заседание
вступительным словом организатора, поясняющим условность предстоящего
заседания. Гораздо естественнее это вступление звучит в устах судьи.
После приветствия судья сообщает собравшимся, что они приглашены к
участию в юридическом исследовании (правоведческом эксперименте),
результаты
которого будут доводиться до сведения российских властей.
Момент этот чрезвычайно важен, ибо именно он окончательно "заводит"
людей, определяет всю серьезность и общественную значимость предстоящей
работы. Хотя приглашенные уже были "разогреты" торжественностью обстановки
и
полученной оплатой, но окончательное понимание серьезности предстоящего
обсуждения приходит именно при обращении к ним авторитетного юриста.
Нам в этом отношении было легко. Слова председательствующего о том, что
мнениями присяжных будут интересоваться высокие власти, легко
подтверждалось
самим фактом участия в наших заседаниях представителей Минюста,
Генпрокуратуры, Госдумы РФ, юристов с учеными степенями...
Однако опыт проведения исследовательских судов в г. Серпухове уже в
отсутствии "юридических генералов" показал, что серьезность миссии
присяжных
может быть передана присяжным и обычными организаторами, даже
правозащитниками, если они сами верят в собственную миссию.

Далее судья поясняет цели исследования примерно следующим образом -
ниже я опираюсь на реальные тексты, которые произносились юристами в
должности судьи на наших процессах:
"Мы хотели бы узнать, насколько нынешняя судебная практика принимается,
одобряется общественным мнением, народным правосознанием. Вот вы как
представители народа, согласны ли с решением, которое принял по данному
конкретному делу суд, или у вас своя позиция? Это важно для законодателя,
это важно и для высших судебных инстанций страны..."
Тут же судья поясняет, что на обсуждение будет поставлено уже
состоявшееся уголовное дело, причем о сути его расскажут обвинитель и
защитник, но спора у них об основных фактических обстоятельствах по делу не

будет. Спор будет касаться другого, а именно квалификации содеянного:
"Виновен ли подсудимый в преступлении? Можно ли его действия
расценивать как преступление? Заслуживает ли он за это соответствующего
наказания? Иными словами, как вы, члены нашего общества, смотрите на то,
что
те или иные деяния считаются преступными? Может, с вашей точки зрения это
неверно. И наоборот, может, какие-то действия заслуживают криминализации,
но
законодателем это упущено".
Таким образом, присяжным сразу объясняют основное отличие
исследовательского процесса, в котором им предстоит участвовать, от
обычного
официального суда присяжных. Если в последнем основной задачей присяжных
является установление достоверности доказательств вины, то в
исследовательском процессе основным вопросом становится оценка
установленных
фактов человеческой совестью вне квалификации, предусмотренной существующим

уголовным законом.
Если же, к примеру, в исследовательском процессе под эксперимент
ставится существенное изменение процедуры рассмотрения дела (например, иное

число присяжных), то судья может во вступлении отметить, что исследование

также преследует и цель совершенствования уголовно-процессуального права.

Опрос присяжных, присяга, выборы старшины

В официальных судах отбору присяжных придается очень большое значение:
проводятся такие процедуры, как безмотивный отвод определенного числа
присяжных сторонами, отбор их по жребию и т.п. Эта усложненность имеет
целью
исключение возможного любого давления на присяжных во имя обеспечения их
реальной независимости.
В исследовательском суде, конечно, опасности злонамеренного влияния
исключены, ведь у сторон нет никаких личных интересов в деле, кроме
исследовательских. Тем более нет побочных интересов у секретаря суда, При
подборе присяжных он руководствуется только намерением достичь
максимального
приближения структуры будущего жюри присяжных к общей структуре населения.
Поэтому опрос присяжных в процессе заседания судья проводит в основном
для некоторого знакомства и проверки работы секретаря. На наших заседаниях
не было, но вполне допустимо участие сторон в опросе кандидатов в
присяжных,
чтобы отвести некоторую часть приглашенных из-за их профессиональной или
иной пристрастности. Но делать это надо чрезвычайно бережно, чтобы, с одной

стороны, не обидеть людей, а с другой стороны, чтобы не обеднить обсуждение

присяжных недопущением в их среду людей с резко определенными мнениями (я
не
имею в виду сейчас запрет на участие юристов). Мы на такие удаления не
решались, ценя участие каждого пришедшего, если он удовлетворял формальным

критериям. Закончив опрос и согласившись вместе со сторонами считать
опрошенных присяжными, судья приводит их к присяге, что, собственно, и
делает их присяжными.
Присяга считается центральным ритуалом суда присяжных. Не меньшее
значение она имеет и для участников исследовательского процесса. Наши
юристы
использовали текст присяги, который ныне официально зафиксирован в
Уголовно-
процессуальном кодексе РСФСР, а именно:
"Клянусь исполнять свои обязанности честно и беспристрастно, принимать
во внимание все рассмотренные в суде доказательства, доводы, обстоятельства

дела и ничего, кроме них, разрешать дело по своему внутреннему убеждению и
совести, как подобает свободному гражданину и справедливому человеку".
Конечно, для исследовательского суда присяжных может быть придуман и
иной, особый текст присяги, но, на мой взгляд, и этот официальный текст
вполне годится, уместно подчеркивая обязанность судить честно,
беспристрастно, справедливо, свободно, наконец, по внутреннему убеждению и
совести. А всеобщность и отработанность этого текста увеличивает значимость

происходящего.
Однако, как мне кажется, после зачтения текста присяги судье следует
дать краткое пояснение, выделяющее основной стержень присяги: тщательно
разбираться во всех существенных обстоятельствах дела на пределе своих
возможностей и судить о деле только по своей собственной совести, а не по
чьим-то мнениям и толкованиям существующих законов и правил. Эту мысль
судья
будет еще повторять в своем напутственном слове, что и правильно, потому в
исследовательском суде особенно важно настраивать присяжных на
самостоятельную работу своей совести, предупреждать их от формальных ссылок

на существующие законы. Значение присяги можно сравнить с лейтмотивом в
музыке, который должен звучать в словах судьи (а на совещании присяжных - в

словах старшины) постоянно.
По УПК РСФСР выборы присяжными старшины большинством голосов проводятся
до принятия присяги, в совещательной комнате и без чьего-либо участия. В
наших ИСП старшина, как правило, избирался после принятия присяги прямо на
месте, после пояснения судьи и при молчании сторон. Делалось это для
экономии времени и с учетом того, что у сторон нет личной
заинтересованности

влиять на итоги избрания. И, думаю, это правильно.
Представляется, что судья должен некоторое время уделять описанию
желательных качеств старшины, чтобы присяжные, с одной стороны, могли свой
выбор делать более осознанно, а с другой, чтобы они начинали готовить и
себя
к предстоящему совещанию. Что же должен разъяснить судья?
Основные обязанности старшины - руководство ходом совещания и запись
его результатов - легко поясняются сопоставлением их с обязанностями
председателя и секретаря обычного собрания, исполняемыми одновременно:
давать слово по очереди всем желающим, держать регламент, не допускать обид

и давлений, устраивать голосование и записывать результаты.
Как правило, такие обязанности знакомы большинству присяжных, не пугают
их, поэтому кандидатуры согласных находятся довольно быстро. Тем не менее
судье следует в своем предвыборном наставлении предусмотреть, что если
желающие на роль старшины сразу не найдутся, им следует избрать зрелого
человека, трудоспособного возраста с богатым жизненным опытом. Эта
рекомендация сужает круг претендентов на роль старшины и помогает быстрее
провести его выборы.

Думаю, в ИСП судье следует дополнительно пояснить, что на старшину во
время совещания присяжных возлагается большая ответственность за успех
всего
процесса и за то, чтобы их общее решение действительно соответствовало
народной совести. Поэтому старшина обязан обеспечить возможность каждому
присяжному высказать свободно свои суждения и аргументы и попытаться
убедить

других в своей правоте. И только поняв, что единогласного решения добиться
от коллег нельзя, ему придется переходить к итоговому голосованию. Это
пояснение судьи поможет избрать старшиной наиболее терпимого человека,
способного дать простор для конструктивной дискуссии и нахождения наиболее
справедливого решения.
Но, конечно, судье эти соображения следует выдвигать в самом общем
виде, имея в виду, что ему придется их разворачивать еще раз и более
детально в своем напутственном слове перед началом совещания присяжных.

Прения сторон

Присягой и выборами старшины присяжных заканчивается предварительная
часть исследовательского судебного процесса, после которой судья переходит
к
непосредственному рассмотрению конкретного дела.
Спорным является вопрос: должен ли судья сам зачитывать фабулу дела
(обвинения), как это происходит в ныне действующем российском суде, или ее
должен излагать обвинитель?
Преимуществом первого варианта является то, что судья более объективно

представит фабулу дела, чем обвинитель и что в противном случае обвинитель
получает дополнительные преимущества. Это обстоятельство имеет большое
значение в ИСП нашего типа, где практически нет исследования фактических
доказательств, нет показаний подсудимых, свидетелей и т.п. Весь рассказ о
фактической стороне дела как бы отдается обвинителю и его интерпретации
событий.
Но, к сожалению, изложение фабулы дела судьей еще хуже. Оно не столько
прибавляет объективности процессу, сколько втягивает судью в изложение
аргументов обвинения и тем самым лишает его равновесной позиции
независимого
арбитра между двумя сторонами. Дело в том, что фабула дела естественным
образом излагается прежде всего стороной обвинения (в обычном суде -
обвинительным заключением). Даже защитник, начиная свою речь, вынужден
изложить прежде всего хотя бы кратко доводы обвинения. А без этого вначале
просто нет предмета спора.
Конечно, перед присяжными должна встать объективная картина событий. Но
никакой судья не способен ее изобразить в тех деталях и даже противоречиях,

в которых она встает перед присяжными в рассказах подсудимых, свидетелей,
сторон.
Вторым доводом за изложение фабулы судьей является та особенность ИСП,
что в нем рассматривается не столько реальное преступление как таковое,
сколько правовая проблема на специально выделенном примере. Поэтому, мол,
надо объективно изложить рассматриваемое дело, дать поочередно слово
обвинителю и защитнику для изложения каждым своего видения произошедшего и
с
запретом обоим сильно отклоняться от фабулы, изложенной судьей.
Но в нашей практике такого рода опыты, на мой взгляд, дали скорее
негативный результат, потому что присяжные превращались в разновидность
неких "простонародных экспертов по задаваемым правовым проблемам",
обобщенным и потому для них непонятным. Чтобы рассудить конкретный случай
по
своему жизненному разумению (опыту) и совести, им не хватало конкретных
деталей.
Считаю правильным дело излагать дважды, с двух точек зрения - обвинения
и защиты.
Пусть эти рассказы будут разными и даже спорят друг с другом и в
деталях и в оценках, потому что именно при выслушивании об одном и том же с

разных позиций у присяжных появляется как бы стереоскопичность зрения, а в
голове складывается объемное (живое) видение события.
Однако при таком подходе судье и сторонам в процессе следует особенно
заботиться о балансе не только в аргументах, но прежде всего в описании
рассматриваемых событий. Говоря образно, надо чтобы оба глаза (обвиняющий и

защищающий) были как бы в одной "весовой категории", чтобы присяжные не
скривились на одну сторону.
У обвинителя при этом существует естественное преимущество. Он начинает
объяснение первым, и потому его слова для присяжных оказываются наиболее
весомыми. Именно его присяжные больше всего расспрашивают, у него гораздо
больше шансов навязать присяжным свою точку зрения, чем у защитника.
Выяснив
все детали у обвинителя и уверившись в правоте его взгляда, некоторым
присяжным уже не хочется слушать защитника, и делают они это лишь из
вежливости.
Если обвинитель может пользоваться естественным вниманием присяжных при
объяснении дела, то защитнику этого внимания надо добиваться. В противном
случае он рискует остаться без заинтересованных и уточняющих вопросов
присяжных, и это будет свидетельствовать, что ему не удалось показать
присяжным свою точку зрения, хотя бы на время вырвав их из-под власти
мнений
обвинителя, и что, следовательно, поражение защиты в таком процессе во
многом предопределено. (Впрочем, подобная слабость защиты еще далеко не
автоматически определяет в итоге обвинительный вердикт присяжных).
У защитника есть преимущество: его аргументы являются последними. Но

действует это преимущество не само по себе, а лишь, если защитник сможет им

воспользоваться, если по убедительности он окажется, по крайней мере, не
слабее обвинителя. Ему надо заранее спрогнозировать выступление обвинителя,

чтобы подготовить свои возражения, говорить без повторов, но с изложением
новых подробностей, которые позволяют увидеть картину произошедшего совсем
иной.
Обвинитель и защитник в ИСП представляют не только себя. Например, если
рассматривается уголовное дело, по которому уже имеется неотмененное
судебное решение, то обвинитель обязан отстаивать прежде всего правоту
такого решения, поскольку с ним соглашается вся нынешняя
правоприменительная
система. Но он может предложить присяжным и иной вариант обвинительного
вердикта, если надеется, что кому-то из присяжных он окажется близким.
Единственно, что не может себе позволить обвинитель в исследовательском
процессе (хотя нынешний УПК ему такое разрешает) - это отказаться от
обвинения. Потому что испытанию в исследовательском процессе подвергается
не
столько обвинитель, сколько официальная позиция приговора.
В аналогичном положении находится в исследовательском процессе
защитник, которому также следует отстаивать господствующие системы доводов
в
аналогичных делах, т.е. вводить их в режим испытаний. Но, конечно, стороны
должны искать и новые системы аргументов, которые могут подействовать на
присяжных. Кстати, при анализе суждений присяжных важно уловить, какие
именно аргументы сторон были восприняты.
Излагая системы правовых аргументов, стороны должны говорить понятным
для присяжных языком и строить свою аргументацию не на отсылках к статьям
законов или постановлений Верховного Суда, а на соображениях
справедливости.
Иначе присяжные или не поймут их и будут судить о деле лишь по собственным
соображениям, или, что еще хуже, начнут свое решение подгонять под те нормы

права, о которых они услышали в процессе, заглушая собственное чувство
справедливости. А в результате мы получим искаженное решение и неудачу
исследования. Судье следует пресекать поползновения любого из участников
процесса злоупотреблять юридической терминологией, он должен подчеркивать
неуместность такой аргументации в суде присяжных.
Из всего сказанного становится очевидной сложность задач юристов в
исследовательском процессе, где им приходится на примере конкретного дела
ставить перед присяжными трудные правовые проблемы, но излагать их не
юридическим языком. Однако, с другой стороны, работа эта необычайно
полезна,
потому что только благодаря ей можно проверять наши законы на соответствие
человеческой совести. Аналогичным образом обвинитель и защитник должны
отнестись и к вопросу о снисхождении.
Вопросы сторон друг к другу. Еще один практический совет сторонам в
судебных прениях, а именно - надо быть активнее в дискуссии. Обвинителю и
защитнику необходимо ценить и как можно шире использовать возможность
задавать трудные вопросы друг другу, тем самым заставляя их раскрывать свои

слабые стороны и будя мысль присяжных. Такая тактика много продуктивнее,
чем
ожидание возможности возразить оппоненту в ответной реплике, тем более что
обмен репликами не играет, как правило, большой роли в формировании у
присяжных стойкого мнения о содеянном.

Напутственное слово судьи

Оно произносится сразу после завершения прений, обычно занимает 10-15
минут и имеет большое значение. В нем судья анализирует и подводит итог
рассмотрению фабулы дела и аргументов сторон и дает наставления присяжным и

их старшине в организации предстоящей работы. Можно сказать, что это есть
последнее слово правовой культуры в данном деле перед тем, как передать его

в руки высшего суда - суда совести присягнувших ей граждан. Устами судьи
юристы как бы говорят присяжным: вот что мы смогли выяснить по данному
делу,
вот в чем заключается проблема, а теперь вы решайте, что является истиной и

справедливостью.
Первая часть напутственного слова судьи должна систематизировать
основные аргументы обвинения и защиты, выстраивая их по предлагаемым
вопросам, так, чтобы присяжным был облегчен выбор варианта ответов.
Специфика исследовательского процесса требует от судьи не только четкого
выделения и систематизации главных аргументов сторон, но и их определенного

"улучшения". С одной стороны, судья, как исследователь должен сосредоточить

внимание присяжных на разрешении основной правовой проблемы, которой
посвящен данный процесс. А с другой стороны, судья должен еще в большей
степени вычистить аргументы сторон от непонятной присяжным юридической
терминологии и ссылок на непреложность права. Он обязан перевести аргументы

права на язык человеческой справедливости, которым будут пользоваться
присяжные.
И, конечно же, судье совершенно непозволительно высказывать свое
предпочтение какой-либо из сторон и тем самым оказывать незаконное влияние
на мнение присяжных. Ведь в их глазах мнение судьи олицетворяет сам Закон в

его идеальном смысле (т.е. как нечто безошибочное), и если оно склонилось в

одну сторону, то многие присяжные решат поддержать его как правильное,
вопреки собственным предпочтениям.
Так что в первой части своей речи судья-исследователь должен проявить
мощь интеллекта. В противном случае присяжные могут не понять смысла
аргументов сторон, что в определенной мере равносильно неудаче процесса.
Завершает судья эту часть своего напутственного слова передачей присяжным
(или одному старшине) опросного листа.
Не менее важна и вторая часть напутственного слова судьи, в которой он
дает свои последние наставления присяжным и их старшине о порядке их
совещания. Оберегая независимость присяжных, ныне действующий УПК
практически никак не регулирует эти наставления, что, по нашему мнению, не
совсем правильно.
Выше уже говорилось, что с точки зрения социологов совещание присяжных
является разновидностью "фокус-группы" за одним существенным отличием: в
его
работе не может принимать прямое участие исследователь в качестве
модератора
(ведущего). И потому так важны последние наставления судьи, каким правилам
следует подчинять ход совещания присяжных и как следует его проводить.
Думаю, что следует подумать и о создании специальной памятки, которую бы
судья передавал присяжным после своей речи, и в которой должно быть
примерно
следующее содержание.
Первая обязанность каждого присяжного: "Спросить себя в тихой
сосредоточенности и по чистой совести, какое впечатление произвели на него
данные против подсудимого и доводы защиты".
Эти слова из старинного напутствия французским присяжным следует
вспоминать и нашим присяжным, продумывая свои ответы. Но, кстати, в ряде
ИСП
обязанность присяжных выносить суждения по делу после совместного
обсуждения
мы дополнили просьбой дать предварительные письменные ответы до открытия
совещания.
Если будущие исследователи решатся использовать такой прием, то судья
должен сказать об этом и обязать старшину собирать ответы без оглашения и
комментариев. Обосновывая просьбу, следует подчеркнуть, что она исходит из
исследовательских целей, что письменные ответы не считаются окончательными
и
вердикт будет определяться только по голосам, поданым присяжными в конце
обсуждения путем открытого голосования. Каждый присяжный должен уяснить,
что
записанное им в опросном листе первоначальное мнение никак не стесняет его
в
принятии окончательного решения. Напротив, если в процессе обсуждения он
поймет правоту другого мнения, то обязан по совести согласиться и
проголосовать за него.
"Подать голос по совести!" - этому присягали присяжные, и потому они

обязаны жертвовать своим самолюбием или желанием настаивать на ранее
заявленном мнении. К сожалению, обязанность давать ответы по опросному
листу
до общего решения затрудняют многих присяжных, наверное, потому, что они в
жизни привыкли не к самостоятельным трудным решениям, а к подражанию или к
согласию с большинством. Процедура же письменных ответов заставляет их
принимать все-таки самостоятельные решения, что им нелегко. Но эту
трудность
я не считаю недостатком, тем более что у таких присяжных есть возможность
присоединиться к большинству в процессе и после обсуждения.
Вторая важнейшая обязанность присяжных и особенно старшины состоит в
стремлении путем дискуссии прийти к единогласному решению: только когда все

попытки окажутся бессильными, приходится отвечать на вопрос по большинству.

Понятно, что трудно достичь единогласия в среде присяжных: ведь сколько
людей, столько мнений. Но, во-первых, надо добиваться не единства
аргументов, а лишь единства ответа - решения, а во-вторых, речь ведь идет
об
очень важном предмете. И если каждый присяжный действительно убежден в
правильности своего ответа и как нормальный гражданин сострадает бедам
людей, то он будет стараться доказывать справедливость именно своего
решения.
К сожалению, в исследовательском процессе, где присяжные реально не
видят ни подсудимого, ни потерпевших, их стимул отстоять свой вариант
ответа
в качестве общего решения ослаблен, и потому дискуссия проводится часто
слишком кратко, может, даже слишком хладнокровно и поверхностно. Для
преодоления такой опасности судья в своем напутственном слове должен с
особым вниманием отметить долг присяжных бороться за принятие всеми
справедливого решения, не оставляя без внимания и опровержения ни одного
неправильного ответа. И с еще большим тщанием судья должен наставлять в
этом
старшину.
Третьей обязанностью присяжных является соблюдение правил упорядоченной
дискуссии, подчинение распоряжениям избранного ими старшины.
Обязанностью старшины является также выявление разных точек зрения,
обеспечение их приверженцам равных возможностей убедить друг друга и прийти

к одному решению. Старшина как глава коллегии не имеет права давать
предпочтение какой-то одной точке зрения, и потому ему рекомендуется свое
мнение высказывать последним. В заключение упомяну еще две рекомендации,
которые следует дать присяжным.
В ходе совещания присяжные имеют право через своего старшину обратиться
к судье с просьбой пояснить им то или иное обстоятельство дела или закона,
но присяжным лучше свести такие обращения к минимуму, помня, что судить
данное дело они должны не по существующим законам и суждениям юристам, а по

своему жизненному разумению и совести.
Присяжным исследовательского суда надо помнить, что все их высказывания
будут фиксироваться и анализироваться, потому, с одной стороны, надо
говорить ясно и четко, не перебивая друг друга, а с другой - с максимальной

откровенностью, ибо организаторы гарантируют анонимность всех участников.

Распорядок совещания присяжных

Старшина в начале совещания еще раз оглашает вопросы судьи и предлагает
коллегам активно высказываться. Как правило, в хорошем и спорном процессе
этих слов оказывается вполне достаточно, чтобы с ходу завязывалась
дискуссия, которую только надо держать в необходимых рамках, например,
чтобы
люди говорили не все сразу, а по очереди, чтобы не затевались сепаратные
переговоры, которые прекращают общую дискуссию, а совещание превращают в
гудящую толпу. К сожалению, такие ситуации возникали и у нас.
Не помню случая, когда не находился хотя бы один присяжный, желающий

высказаться первым. Если же такое когда-нибудь случится, старшина обязан
побудить высказываться, начиная с первого попавшегося (или по номерам),
прямо обращаясь к его долгу. Также на старшине лежит обязанность настаивать

на аргументированности выступлений, потому что только аргументы дают почву
для дискуссии.
После выступления первого присяжного старшина должен предложить
высказаться прежде всего тем, кто имеет противоположное, или хотя бы иное
мнение, стремясь быстрее начать главную дискуссию, начать испытание на
истинность основных аргументов "за" и "против".
Важно следить за балансом выступающих. Хорошо, когда завязывается
интересный и открытый спор между двумя присяжными, но недопустимо, если он
идет долго и только между ними. Долг старшины уловить момент, когда суть
доводов обоих спорщиков уже уяснена, ничего нового они уже не высказывают
или их аргументы начинают уходить далеко в сторону, в описание каких-либо
далеких примеров или даже в подобие свары, и решительно прекратить такой
спор, дав слово другим присяжным.
Старшин обязан:
- постоянно возвращать присяжных к основным вопросам,
- дать высказаться всем желающим,
- дать возможность каждому желающему высказать все основные аргументы,
которые он считает важными для решения вопросов суда и остальным обозначить

свои возражения,
- не затягивать дискуссию до общей усталости, ибо это притупляет
ответственность и ясность сознания присяжных и может привести даже к
искажению результатов при итоговом голосовании.
Конечно, старшина может увлечься и превысить свою власть, активно
поддерживать ту или иную точку зрения. Тогда присяжные должны одернуть
своего руководителя, напомнив ему обязанность "не давить", а давать равный
простор разным точкам зрения. Но и присяжные будут неправы, если
настойчивое
приглашение старшины к дискуссии и спору будет воспринимать как "давеж". В
практике наших процессов такие случаи также бывали.
Когда дискуссия исчерпала себя, наступает последний этап совещания:
итоговое голосование присяжных. В существующем УПК РСФСР предусмотрено
отдельное голосование присяжных по каждому из заданных судьей вопросов.
Мы в практике общественных, а потом и исследовательских процессов
пришли к целесообразности другого порядка: каждый присяжный высказывается
сразу по всем вопросам, приводя свои основные аргументы, а старшина в это
время записывает его ответы в сводном опросном листе, а именно в той
строке,
которая помечена номером этого присяжного. Естественно, свои ответы
старшина
заносит последним, после чего приступает к суммированию разных ответов и к
определению общих результатов, от которых впрямую и зависит окончательный
вердикт присяжных.
Введение такого порядка голосования связано со спецификой
исследовательского процесса, когда очень важно наиболее полно и правильно
зафиксировать итоговые суждения присяжных, а это лучше делать по всем
вопросам сразу, опрашивая присяжных по кругу. Кроме того, в
исследовательских процессах важно выяснить мнение каждого присяжного
отдельно, потому что в последующем анализе оно будет соотноситься с
социологическими параметрами присяжного.
Подведением итогов голосования и приглашением в зал заседания судьи и
иных юристов фактически заканчивается совещание присяжных. Старшина
оглашает
результаты голосования по заполненному сводному опросному листу и
произносит
итоговый вердикт. Если большинство проголосовало за обвинение, то старшина
объявляет судье: "Виновен и заслуживает наказания лишением свободы" или
"Виновен, но не заслуживает лишения свободы".
Если большинство проголосовало за невиновность подсудимого в уголовном
преступлении, но признало его вину в гражданском правонарушении, то
старшина
объявляет: "Подсудимый виновен только в гражданском правонарушении".
Если же большинство не признает за ним и гражданской вины, то итоговый

вердикт присяжных наиболее краток: "Подсудимый не виновен".
Выслушав вердикт, приняв от старшины заполненный им сводный опросный
лист и заполненные присяжными предварительные опросные листы, судья благо
дарит присяжных за проделанную ими работу и закрывает заседание. Нужды в
принятии своего особого решения у судьи в исследовательском процессе нет.
Анализ результатов и техника повторных ИСП

В официальном суде за вердиктом присяжных следует большая работа

юристов по составлению приговора, оформлению протокола суда, составлению
кассационных жалоб и протестов, решений по ним и т.д. и т.п. В
исследовательском процессе после вердикта присяжных начинается работа
обработки и анализа полученных результатов.

Создание письменной записи (стенограммы) ИСП

В отличие от обычного суда, где запись совещания присяжных никто не
ведет, а запись судебных прений ведется лишь кратко и по указанию судьи,
исследовательский процесс нуждается в полной записи, особенно на первых
этапах работы, когда еще нет понятных критериев, какая именно информация из

сказанного никогда не понадобится исследователям. Полезным может оказаться
буквально все: речи судьи и сторон (ибо они оказывают существенное влияние
на присяжных), характер задаваемых присяжными вопросов, все споры присяжных

между собой. Конечно, записью проведения таких повторяющихся операций, как
опрос и приведение присяжных к присяге, мы жертвовали, как излишней.
Для анализа бывает весьма полезным упорядочение стенограммы, например,
соединение реплик конкретного присяжного в единый пакет или объединение их
по группам единомышленников. В книге приведены, как правило, упорядоченные
стенограммы, причем при сильном сокращении мы называли их "записи".
Основой для составления стенограммы служит прежде всего аудиозапись, а
в дополнение к ней очень полезной оказывается видеозапись в виду ее лучшего

качества, и что еще важнее: для расшифровки реплик присяжных на их
совещаниях и особенно для понимания, кому именно они принадлежат, бывает
просто незаменимой именно видеозапись, где звук соединен с изображением
говорящего.
Составлением таблицы "Итоговый лист" начинается первый анализ
результатов исследовательского процесса. В ней по строкам размещаются
данные
по присяжным в порядке возрастания их номеров в процессе, а по столбцам -
их
характеристики (профессия, возраст, пол, образование) и однозначные ответы
(голоса) на вопросы судьи ("да" или "нет").Подытоживание столбцов с
ответами
фактически определяет вердикт присяжных и степень его единогласия.
Агрегирование столбцов с данными о социальном положении присяжных

проводится более сложным образом, а именно: по числу основных групп данных
в
каждом из столбцов. Так, если в столбце "Пол" структура из 2 групп наиболее

очевидна, то структура других характеристик сложнее.
В столбце "образование" анализ идет формально по 4 группам: начальное,
среднее, средне-специальное или техническое, высшее. Но поскольку в жизни
начальное образование почти никто не указывает, а градации среднего никто
особенно не различает, достаточным оказывается суммирование лишь по 2
группам: со средним и высшим образованием.
В столбце "Возраст" социологи, как правило, выделяют группы молодых (до
25 или, в нашем случае - до 3О лет), люди среднего (основного
работоспособного) возраста и люди пожилого возраста - свыше 55 лет.
Наконец, самый интересный столбец "Профессия" социологи обычно
разделяют на 10 групп, которые нам приходится укрупнять в 5-6 групп. В
результате такого подытоживания можно получить данные об основной
социологической структуре данного состава присяжных и возможность
сопоставить ее со средней структурой городского населения России, что
позволяет понять, насколько проведенный ИСП был представителен и сколь
уверенно его вердикты можно отождествлять с предпочтениями большинства
наших
горожан.
Первый правовой анализ позиций сторон и позиций присяжных лучше
проводить юристам - участникам процесса: ведь именно они обладают
наибольшей
квалификацией, они ставили проблему, проводили исследование и
заинтересованы
в осмыслении полученных результатов.
1) Прежде всего следует выделить основные аргументы сторон, опираясь
вначале на анализ судьи в напутственном слове.
2) Желательно проанализировать поочередно высказывания каждого из
присяжных, выделяя его основную аргументацию и степень влияния на его
решение доводов обвинения или защиты.
3) Желательно выяснить число присяжных, поддержавших те или иные
основные доводы, чтобы понять их распространенность. При детальном анализе
бывает интересным поиск связи доводов присяжных с их характеристиками,
особенно такими, как возраст и профессия.
4) Очень важно выявить степень совпадения (или, напротив, противоречия)
аргументов и мнений присяжных ныне действующим законам и установлениям
судебной практики и назвать хотя бы предположительные причины таких
явлений.
В этом - центральный пункт анализа.
5) Если в процессе анализа выясняются важные противоречия между
вердиктами присяжных и существующими правовыми нормами, т.е. уясняется
необходимость корректировки последних или иные общественно важные выводы,
то
надо ставить вопрос о продолжении исследований на серии процессов, а потом
и
силами иных организаций, чтобы максимально исключить влияние случайности.

Проведение повторных исследовательских процессов

Социологи, работающие с "фокус-группами", рекомендуют проведение не
менее 4-10 опросов "фокус-групп" по каждой из исследуемых проблем. Видимо,
этот совет справедлив и для ИСП. Понятно, что проведение каждого процесса
стоит немалых сил и затрат, но они необходимы, если всерьез надеяться на
признание полученных результатов не игрой случая, а отражением объективной
реальности.
Рекомендацию о проведении не меньше 4-10 ИСП по проблеме можно понимать
так: если три исследования дают один и тот же вердикт, то достаточно
проведения еще одного контрольного процесса с таким же итогом, чтобы иметь
право утверждать: мы имеем дело с устойчиво существующим явлением
общественного сознания. Если же мы будем получать разные результаты, то
необходимо проведения не менее 10 ИСП, чтобы понять, в какой именно
пропорции разделяются мнения сограждан по исследуемой правовой проблеме.
Однако, если исследователям не хватило сил для проведения достаточного
числа ИСП, то это обстоятельство не должно компрометировать полученные
результаты. Такое положение лишь обязывает исследователей указывать на
предварительность полученных результатов, а аналитиков - к осторожности при

формулировке выводов. Нам, к примеру, сил хватило на проведение лишь на 5
ИСП по двум наиболее проблемным делам.

Практические рекомендации

Технически возможны разные варианты. Вариант проведения повторных
процессов по тому же делу, но с новыми участниками и новыми присяжными мы
не
использовали по организационным и финансовым причинам: ведь юристы стоят
дорого. Кроме того участие в суде других юристов (или даже тех же юристов,
но с измененными аргументами, что неизбежно: ведь человеку очень трудно не
пытаться улучшить свои доводы) меняет ситуацию, увеличивает фактор
случайности и разброс получаемых вердиктов.
В качестве основного способа проведения повторных ИСП мы приняли
использование видеозаписи судебных прений первого суда. Таким способом
достигается, с одной стороны, удешевление процесса (работу юристов можно по

видео показывать перед новыми составами присяжных много раз), а с другой
стороны, мы достигали наибольшей точности в повторении перед присяжными
аргументов сторон (что очень важно), в-третьих, у присяжных повторного суда

создавалось достаточно возможностей для вхождения в суть конкретного дела и

более глубокое ощущения участия в настоящем суде, что также важно.
Техника проведения повторных видеопроцессов состояла в следующем:
Первые процедуры (вступительного слова, приведения к присяге, избрания
старшины и др.) судья проводит как обычно. Потом он объясняет суть
поставленного на рассмотрение дела и объявляет, что с выступлениями сторон
присяжным придется знакомиться по видеозаписи предыдущего суда.
После заслушивания речи обвинителя, видеомагнитофон останавливается, а
судья отвечает на вопросы присяжных с позиций обвинителя (о чем постоянно
им
надо напоминать такими словами, как, например: "Да, обвинитель считает,
что...)
Аналогично демонстрируется выступление защитника, после окончания
которого судье приходится отвечать теперь на вопросы к защите, предваряя
свои ответы словами: "По мнению защитника, дело состоит в том..." Наконец
судья переходит к собственному напутственному слову, отвечает на последние
вопросы и отпускает присяжных на совещание.
В наших повторных процессах мы опускали показ вопросов и ответов сторон
на первом суде, мотивируя это тем, что надо отвечать на вопросы уже новых
присяжных. Но такой порядок резко усложняет задачи судьи, которому
приходится исполнять одному три роли при ответах на вопросы. Я считаю это
обстоятельство недостатком и думаю, что поправить его можно демонстрацией в

повторном суде не только самих выступлений обвинителя и защитника, но и их
ответов на вопросы первого состава присяжных. При этом будет, конечно,
удлинено время демонстрации, но для присяжных будут лучше разъяснено само
дело с разных сторон, будет разрешена часть их вопросов. На те же немногие
вопросы, которые останутся для них неразъясненными, ответ придется давать
все же судье.
И, наконец, последнее. Даже если в руках исследователей нет
видеоаппаратуры, думаю, не следует отказываться от предложенной нами схемы
проведения повторных процессов. Придется только демонстрацию видеозаписи
заменить чтением стенограмм выступлений сторон, включая их ответы на
вопросы.

Предпосылки анализа суждений присяжных

В любом эксперименте важно не только зафиксировать результаты, но и
осмыслить их в рамках избранной теории, ибо только после этого у нас будет
полезное знание, а не хаотическая груда пусть и верных, но неиспользуемых в

жизни данных. Ясность понимания причинно-следственных связей позволяет
надеяться на правильность основанных на полученном знании выводов и
действий, ибо, как давно известно: "теория есть руководство к действию".
В нашем случае осмысление выводов оказалось труднее самого исследования
хотя бы потому, что никакой теории зависимости права от народного сознания
и
совести я не знаю (возможно, по невежеству) и просто опирался на следующие
утверждения, как на аксиомы:
- Право есть письменное и систематизированное изложение правил людского
общежития, а народная совесть, нравственность есть главный критерий
истинности законов и судебной практики этого народа.
- Вердикты присяжных подвержены случайностям, разброс мнений и решений
велик, и потому о наиболее верном решении народа по делу и тем более по
типу
дел можно говорить только после проведения серии судов присяжных.
- Мнения народа по уголовным делам меняются во времени быстрее законов
и судебной практики и потому последние необходимо постоянно корректировать
проведением новых исследований.
- Присяжные заседатели в исследовательских судах есть законные
представители народа при рассмотрении конкретных дел, и потому их вердикты
надо расценивать как уроки официальным судьям и законодателям.
За этими начальными посылками у меня лично последовал сам анализ,
содержащийся во всех предыдущих главах книги. Обобщить его с методической
точки зрения я сейчас не в состоянии. Но, как мне кажется, такая работа уже

началась в первых отзывах юристов и других ученых, помещенных в приложении
8.2.
Приложение 8.1. Предложения ОЗОХиЭС по проекту УПК
РФ

(принятого Госдумой РФ в первом чтении в 1997 году)
в части расширения сферы действия судов присяжных

Пояснительная записка

Какова основная задача реформы власти в наше время и в нашей стране? Ее
формула проста: начать жить честно, по средствам и дать возможность людям
богатеть самим и обогащать страну. Но задача не нова. Люди моего, ныне уже
пожилого поколения начинали решать ее еще под водительством КПСС в
застойные
70-80-е годы. (Правда, еще раньше, в пору моей молодости, Хрущев брал все
на
себя, внушая уверенность скорой жизни при изобилии коммунизма и при его
личном руководстве.) Сместившие Хрущева "прагматики" стали решать
вышеуказанную задачу, но безуспешно. И оказалось, что почти всю
сознательную
жизнь мы прожили при самых разных экономических реформах, начиная с
"преобразований Косыгина", кончая нынешними.
Думаю, Хрущев - последний искренний и в этом смысле "честный" лидер в
нашей стране. Он верил в свою способность осчастливить страну и умел
заставить руководящую номенклатуру работать на поставленную им цель. Если
бы
Хрущев не был коммунистическим романтиком и хоть частично был бы схож с
мудрым Дэн Сяопином, сумевшим в миллиардном Китае заставить свою КПК взамен

руководства всем, дать людям экономическую самостоятельность, у нас не было

бы более чем двадцатилетнего экономического застоя и нынешнего провала.
Но повзрослеть Хрущев не успел, он был свергнут номенклатурой, которая
реально и продолжает править нами до сих пор, исходя уже из своих
собственных ценностей, в число которых, к сожалению, не входят ни
честность,
ни жизнь по средствам, ни богатство людей и страны. И кто бы ни становился
во главе страны, как бы искренне он ни верил в собственную честность и
силы,
на деле он является заложником своей номенклатурной команды, кого бы он ни
набрал в нее, потому что иной по типу правящей команды в стране нет и быть
не может. Президент Ельцин в этом отношении мало чем отличен от генсека
Брежнева, который тоже много раз менял своих помощников.
Сегодня потеряны романтические надежды на приход к власти новых лидеров
через демократические выборы. Наша элита так успешно овладела приемами

воздействия на избирателей, а потом и на законодателей, что теперь никаких
особых опасностей для ее господства выборы не представляют.
Впрочем, никто особо и не посягает на власть существующей номенклатуры.
Пусть она будет, но пусть по-настоящему начинает работать на выздоровление
экономики и процветание людей. Только как и кто ее может к тому понудить?
Если нечестность (показуха) и нежелание жить по средствам - в родовой
памяти
нашей элиты? В эпоху застоя она изворачивалась и шиковала за счет роста
товарного дефицита, в перестройку и демократизацию она освоила жульничество

инфляции, прощаемых кредитов и фальшивых авизовок, теперь вот нагло не
оплачивает долги за выполненную работу. В любой стране такое невозможно,
ибо
грозит немедленным судом и наказанием. В сегодняшней же России стало
реальностью, потому что нет у нас такого воспитателя элиты - как "суда

скорого и правового" (замечательное определение из манифеста императора
Александра П., который именно устроением новых судов, включая суд
присяжных,
начал в России эпоху реформ). Что и говорить, качества министров и
помощников Президента имеют очень большое значение, но для настоящего
правового порядка имеет значение прежде всего продвинутость страны на пути
полновластия суда присяжных.
Но глупо надеяться, что наши исполнительные власти вдруг сами станут
укреплять на свою шею независимую судебную власть и что профессиональные
судьи сами станут отстаивать свою подчиненность вердиктам присяжных.
Подчинить судебную власть присяжным могут только сами граждане своими
требованиями. Но как трудно представить, что главным политическим
требованием избирателей станет устроение судов присяжных, т.е. взваливание
на себя немалой гражданской обязанности... Нам до такого ой как далеко.

И потому я вынужден надеяться лишь на осознание этих проблем гражданами
во времени и, главным образом, в провинции, где влияние людей на местную
власть и суды сказывается непосредственнее. Суды в российской глубинке уже
сейчас во многом действуют, сообразуясь с народной совестью, чаще решаются
действовать не в согласии с юридическими стереотипами высших судебных
инстанций, а по собственному пониманию. Если бы у них было право сослаться
на непреложность решений суда присяжных, то воспитывающее решение
провинциальных судов возросло бы многократно.
С другой стороны, федеральной власти гораздо проще пойти на судебные
реформы именно на местах, им сподручнее отдать контроль за судами, а через
них за местными властями присяжным гражданам, своим непосредственным
избирателям. Укрепив власть народа над своеволием местных властей, начав
наводить правовой порядок на местах, федеральная власть укрепит и свое
положение в целом. Ну а решив задачу порядка на местах, поднакопив сил и
опыта, у власти и народа хватит сил такие преобразования провести на
региональном уровне, а потом уж и в самом Центре.
Завершая книгу об исследовательских аспектах судов присяжных, о
технологиях извлечения из них уроков для законодателей и юристов, нельзя не

рассказать о поданных нами в Государственную Думу РФ предложениях по
расширению сферы действия официальных судов присяжных. Ведь мы стремимся не

только к росту числа самодеятельных ОСП или ИСП, но и к повсеместности
действительных судов присяжных, которые бы наряду со своими прямыми
задачами
были наделены исследовательскими функциями в помощь законодателям.
Сегодня суд присяжных действует лишь в нескольких областных судах (в
качестве эксперимента) и лишь по делам об особо тяжких убийствах. Мы же
убеждены, что суды присяжных должны действовать и показывать пример (быть
прецедентами) не только по всем видам уголовных (а возможно, гражданских и
арбитражных) дел, но и при разрешении вопросов о помещении под арест
подследственных или, напротив, вопросов об условно-досрочном освобождении
от

назначенного судом наказания, т.е. везде, где речь идет о существенном
ограничении прав и свобод человека.
Авторы проекта судебной реформы 1993 года полагали, что суд присяжных
должен внедряться в России сверху, подобно судебной реформе 1863 года,
введенной царским манифестом. Отсюда и план внедрения СП: сначала на
областном уровне, а потом уже и на районном (нижнем) уровне. Сегодня можно
констатировать, что таким надеждам не суждено было сбыться: судебная
реформа
явно захлебнулась под влиянием реакции опомнившихся профессионалов судебной

да и прочей власти. Россия уже дважды получала уроки неудачных правовых
реформ именно из-за того, что за их основу принимала путь проведения сверху

и, мне кажется, у нас нет права вновь наступать на те же грабли.
Осуществлять строительство судов присяжных на местном уровне по мере
созревания условий легче. От центральных же властей в таком случае нужно
сегодня только одно: разрешение ввода судов присяжных на региональном и
местном уровнях по желанию населения этих территорий.
Формально добиться такого расширения можно, только изменив действующее
судебное законодательство, в частности, Уголовно-процессуальный кодекс,
проект которого застрял в Государственной Думе. Наши предложения по
корректировке этого проекта застряли там же. Ниже мы их приводим, хотя
уверены: сегодня они не получат поддержки, не будут приняты, а значит
задача
получения законодательного разрешения на строительство судов присяжных
снизу
вновь передвинется на очередное будущее. Но это не должно нас смущать. У
сторонников правовой реформы останется больше времени для работы на низовом

уровне судов присяжных, которых могут организовывать сами граждане и
правозащитники.
Ч.1 ст.6 "Задачи уголовного процесса" предлагаем дополнить такой важной
задачей, как "вынесение судебных решений в соответствии с народной
совестью,
законом (и опытом судебной практики, выраженной в предыдущих судебных
постановлениях)".
В противном случае в законе не будет отмечено, что, во-первых,
вынесение правильного судебного решения является центральной важнейшей
задачей уголовного процесса, во-вторых, не будет определено, что судебное
решение должно быть вынесено в соответствии с народной совестью и законом,
и
именно в такой последовательности, потому что закон хотя и разрабатывается
народными избранниками, но далеко не всегда соответствует народной совести,

да еще с учетом всех обстоятельств конкретного дела.
Наиболее ясным и понятным образом это требование выполняется судом
присяжных, где коллегия присяжных выносит вердикт по совести, а
председательствующий оформляет это решение в соответствии с законом. В суде

с участием народных заседателей, по-видимому, роль выносящих вердикт по
совести должны исполнять народные заседатели, и потому, на мой взгляд, их
мнение в приговоре должно фиксироваться особо. Наконец, в суде
профессиональных судей роль вынесения вердикта по совести (по внутреннему
убеждению) должны исполнять сами судьи, принимая решение и ориентируясь на
сумму прецедентов вердиктов судов присяжных по такого рода делам.
В ч.3 ст.9 о праве обвиняемого на рассмотрение его дела судом с
участием присяжных заседателей необходимо фразу "в случаях, предусмотренных

настоящим Кодексом" заменить на слова "во всех случаях и по правилам,
предусмотренным настоящим Кодексом, включая дела, подсудные мировому суду".

Это уточнение необходимо для реального введения в жизнь суда присяжных
и действительного осуществления правовой реформы в нашей стране. Жизнь
показала, что если УПК РФ не сделает исполнение права обвиняемого на суд
присяжных обязательным, то Россия такого суда иметь не будет. Главную
трудность ввода суда присяжных, связанную с финансированием, можно
разрешать
включением (частичным или полным) этих расходов в процессуальные издержки,
которые обязаны будут выплачивать подсудимые.
Ст.11 "Неприкосновенность личности" очень важна и в связи с

распространенностью недозволенных способов дознания (побои, иные пытки) ее
необходимо существенно дополнить, а именно:
ч.2 необходимо дополнить следующим: "В случае, если в течение 48 часов
будет принято судебное решение о применении к лицу содержания под стражей
как меры пресечения его в качестве обвиняемого или подозреваемого, оно
имеет
право ходатайствовать о пересмотре этого решения судом присяжных в порядке

апелляции по месту задержания в течение месяца по правилам глав 40
Кодекса".
В ст.20 "Оценка доказательств по внутреннему убеждению" в списке лиц,
имеющих право на такую оценку, по моему мнению, следует оставить только
присяжных и народных заседателей, а также судей, когда они принимают
решения
без последних, поскольку оценка "по внутреннему убеждению" аналогична
оценке
"по совести" и потому право на нее надо оставить только представителям
народа.
Профессиональным же юристам следует в оценках ориентироваться прежде
всего на указания закона, на прецеденты и постановления вышестоящих судов,
а
в случаях неустранимых противоречий применять принцип презумпции
невиновности. Если же профессионалы в своих решениях будут ориентироваться

на свои "внутренние убеждения", то о презумпции невиновности на практике
придется забыть.
Аналогичные изменения необходимо произвести и в иных статьях проекта,
где упоминается об оценках доказательств участниками уголовного процесса
"по
внутреннему убеждению".
Ч.5 ст.34, в которой устанавливается право обвиняемого ходатайствовать
о рассмотрении его дела судом присяжных, только если он обвиняется в особо
тяжких преступлениях, по которым предусмотрено наказание свыше 15 лет
лишения свободы (т.е. за тяжкие убийства), должна быть, несомненно,
изменена
так, чтобы обеспечить реальное обеспечение права граждан на суд присяжных.
В связи с этим я предлагаю следующую формулировку ч.5 ст.34: "По
ходатайству обвиняемого его дело должно рассматриваться судом присяжных в
составе не менее одного судьи и не менее 6 присяжных заседателей и при
условии возмещения части дополнительных судебных расходов. Если другие
обвиняемые по этому же делу ходатайствуют о рассмотрении их дела только

профессиональными судьями, в таком случае дело может рассматриваться судом
присяжных, но в отношении обвиняемых, отказавшихся от присяжных, последние
вердикт не выносят, а судебные решения по ним принимают только участвующие
в
процессе судья или коллегия из трех судей".
В ч.2 ст.35 "Полномочия суда" по отношению к действиям на досудебной
стадии процесса неправильно упоминаются полномочия не суда, а судьи,
неоправданно ограничивая возможности использовать, например, суд присяжных.

Поэтому в тексте ч.2 ст.35 слово "судья" следует заменить словом "суд".

Из ст.44 "Защитник" следует устранить понятие адвоката как
профессионального и потому особо привилегированного защитника. Авторитет
адвокатов зиждется на их профессиональных умениях и не нуждается в особом
выделении в УПК. Процессуальный закон должен знать только слово "защитник".

В связи с этим с.2 ст.44 следует изложить следующим образом:
"Защитником может быть любое совершеннолетнее лицо, имеющее от
подозреваемого или обвиняемого доверенность на ведение его дела".
Такое изменение особенно необходимо сделать сейчас в связи с ростом
числа судебных дел и огромной нехваткой профессиональных адвокатов,
непосильной дороговизной их услуг. Максимальное расширение круга
независимых
лиц, которые по желанию обвиняемых могут взять на себя функции защиты,
способно снизить уровень монополизации адвокатского дела, существенно
улучшить правовое положение обвиняемых и материальное положение их семей.
В ч.1 ст.104 следует записать, что судебное рассмотрение о применении
меры пресечения должно быть публичным и состязательным, как и любое иное
судебное заседание.
Ст.104 необходимо дополнить специальной частью, предусматривающей право
арестованного обжаловать первое судебное решение о правомерности содержания

его под стражей в суде присяжных, заседание которого по разрешению данной

жалобы должно произойти не позже месяца после начала задержания.
В случае подтверждения судом присяжных правомерности содержания
обвиняемого под стражей решения о продлении сроков такого содержания должны

приниматься органами прокуратуры, а именно: областным прокурором - до 6
месяцев, до полутора лет - Генеральным прокурором РФ.
Согласно уже вышеописанной концепции о необходимости рассмотрения жалоб
на законность и обоснованность первого судебного решения о заключении под
стражу именно судами присяжных в течение месяца после задержания, текст
ст.130 подлежит коренной переработке. Он должен состоять из ссылок на
наиболее упрощенные процедуры проведения судов присяжных, приведенных в
главе 40 настоящего Кодекса, но при соблюдении основных принципов:
публичности, состязательности, окончательности вердикта присяжных
заседателей, а также обеспечения присяжным права избирать конкретный вид
меры пресечения обвиняемому: содержание под стражей, домашний арест,
приемлемый для обвиняемого или его поручителей, денежный залог или подписка

о невыезде.
Целиком поддерживаю изложенные в ст.245 такие нововведения, как право
обвиняемого или его защитника при ознакомлении с материалами дела
копировать
их с помощью технических средств, а также обязанность следователя
обеспечить
конституционное право любого обвиняемого на рассмотрение его дела судом
присяжных, даже если против этого возражают подельщики.
Мы считаем, что должна быть принципиально расширена подсудность
уголовных дел суду присяжных, в связи с чем ст.370 следует изложить в
следующей редакции: "Суду присяжных подсудны все уголовные дела, по которым

хотя бы один из подсудимых заявил ходатайство о рассмотрении таким судом".
В связи с необходимостью всемерного удешевления суда присяжных (что
позволит обеспечить более быстрое его внедрение в нынешних сложных
экономических условиях страны) считаем необходимым допущение к работе суда
присяжных в сокращенном составе. Поэтому в ст.371 следует слова "судьи и
двенадцати присяжных заседателей" заменить следующим:
"Судьи и коллегии из не менее шести присяжных заседателей, за
исключением дел, указанных в ч.2 ст.372".
Соответственно, в ч.3 ст.372 должно быть назначено к вызову в судебное
заседание не менее 10 (а не 20, как ныне) присяжных заседателей.
Также в этой части необходимо предусмотреть случай, когда по делам об
особо тяжких преступлениях, по которым предусмотрены наказания свыше 15
лет,
часть обвиняемых ходатайствует о рассмотрении дела судом присяжных, а
часть - за рассмотрение коллегией из трех профессиональных судей. Поэтому
предлагаем дополнить эту часть следующим:
"Если по делу об особо тяжком преступлении, за которое законом
предусмотрено наказание, связанное с пожизненным лишением свободы или
смертной казнью, между обвиняемыми нет единства в ходатайствах о желаемом
ими виде судопроизводства, дело должно рассматриваться судом присяжных в
составе 12 присяжных и трех профессиональных судей".
Также представляется малоосуществимым требование в ч.1 ст.373 о том,
что "одно и тоже лицо не может участвовать в течение года в качестве
присяжного заседателя более одного раза". Нам же представляется
целесообразным отвлекать граждан на исполнение должности присяжного
заседателя, как и народных заседателей на срок до двух недель, задействуя
их
в разных уголовных процессах, в связи с этим последнее предложение этой
части следует изложить так:
"одно и тоже лицо не может участвовать в судебных заседаниях в качестве
присяжного заседателя более двух недель в два года или одного раза по
длительным делам".
Также в тексте этой статьи следует пояснить, каким именно образом будет
производиться отбор кандидатов в присяжные путем случайной выборки. Проще и

правильнее записать:
"Зачисление в кандидаты присяжных помощник судьи производит в
алфавитном порядке из находящегося в суде общего списка граждан,
проживающих
в регионе".
Ч.1 ст.373 целесообразно дополнить указанием об общих ограничениях,
препятствующих исполнению гражданином обязанностей присяжного, а именно -
отсутствие постоянной прописки (местожительства) в данном регионе, возраст
-
младше 25 и старше 70 лет, обладание юридическим образованием или стажем
юридической работы. Это позволит снизить необходимость отбора присяжных на
последующих этапах формирования коллегии присяжных заседателей.
В связи с предложенным выше возможным сокращением числа присяжных
заседателей вдвое подлежат изменению и ст.374, а именно: в ч.4 взамен
"менее
двадцати" надо поставить "менее десяти", в. ч.6 взамен "каждая сторона
может
заявить по два немотивированных отвода" надо поставить "не менее одного
немотивированного отвода".Аналогичные цифровые изменения следует произвести

и в ст.375.
Изложенная в ст.378 присяга присяжных мне кажется более длинной и
выспренней, чем ныне принятая. Очень неудобно удлинение требуемого ответа
присяжных "Я клянусь в этом" вместо короткого и естественного "Клянусь".
В ч.2 ст.379 следует исключить упоминание о праве присяжных просить у
председательствующего разъяснения норм закона, относящихся к делу. Конечно,

такие вопросы со стороны присяжных возможны, но поощрять их к превращению
судебного заседания в правовой ликбез нельзя, ибо это будет прямо отвлекать

присяжных от вынесения вердикта по "внутреннему убеждению и совести" и даже

дезориентировать их.
По моему убеждению изложенные в ст.381 пределы компетенции присяжных

заседателей надо сильно расширить, отдав на их разрешение не только
изложенные в ч.1 ст.346 вопросы 1, 2, 4 и о снисхождении, но и первую часть

вопроса 3 ("Является ли это деяние преступлением?), вопросы 5 ("Имеются ли
обстоятельства, смягчающие или отягчающие его ответственность?"), 6
("подлежит ли подсудимый наказанию за совершенное им преступление?), 7
(только переформулировав его так: "Заслуживает ли подсудимый лишения

свободы?"), потому что ответы на эти вопросы требуют не столько правовой
культуры и юридических знаний судьи, сколько жизненного опыта и голоса
совести присяжных заседателей.
Также мне представляется неестественным и неудобным разделение процесса
с участием присяжных на две части: сначала по вопросам, которые должны
разрешаться вердиктом присяжных и только по ним, а потом уже по вопросам,
которые будут разрешаться судьей, вызванное желанием максимально огородить
присяжных от якобы излишней для них информации. Поэтому я бы предложил из
ст.383 и последующих убрать требование исследовать и обсуждать при
присяжных
только те обстоятельства, которые касаются вопросов, на которые должны
отвечать присяжные.
Изложенный в ч.1 ст.387 список основных вопросов присяжных следует
расширить в соответствии с предложенными изменениями ст.381.
По моему мнению, вердикты присяжных и их аргументация имеют очень
большое методическое значение для правоприменителей и законодателей и
потому
принцип тайны совещательной комнаты присяжных заседателей не должен
становиться препятствием для аудио- и видеозаписи происходящего в
совещательной комнате при обязательной подписке исследователей об
анонимности результатов исследования и обеспечения тайны совещательной
комнаты. В связи с этим текст ст.389 следует дополнить следующим:
"С разрешения присяжных и судьи исследователи могут проводить аудио- и
видеозапись совещания присяжных при обеспечении анонимности результатов
исследования и обеспечения тайны совещательной комнаты, о чем у
исследователей берется соответствующая подписка".
В связи с ранее предлагаемыми изменениями в ч.1 ст.391 следует
исключить предложение: "Оправдательный вердикт считается принятым, если за
отрицательный ответ на любой из поставленных в нем трех основных вопросов
проголосовали шесть и более присяжных заседателей".
Изложенные в ч.3 ст.392 права присяжных на уточнение вопросов и
особенно на разрешение сомнений по поводу фактических обстоятельств дела с
последующим возобновлением судебного следствия, как способные сильно
усложнить и удорожить суд присяжных, надо либо совсем исключить из Кодекса,

либо оставить как редкое исключение по преступлениям, по которым возможно
применение смертной казни.
Крайне важным является положение о том, что оправдательный вердикт
присяжных является окончательным и не подлежит отмене ни при каких
обстоятельствах, иначе присяжные, принимая свое решение, будут
ориентироваться не на голос своей совести, а на прогноз того, какое решение

пройдет через вышестоящие судебные инстанции. Тем самым дух независимого
суда присяжных будет уничтожен. В связи с этим ч.3 ст.394 надо дополнить
следующим:
"Оправдательный вердикт присяжных опротестованию не подлежит и является
окончательным решением".
По моему мнению, правовые последствия признания присяжными подсудимого,
заслуживающего снисхождения либо особого снисхождения, должны быть
скорректированы в сторону снижения назначаемых при этом наказаний.
Изложенное в ст.397 правило, что вердикт присяжных о снисхождении для
осужденного влечет за собой обязанность судьи отказаться от смертной казни
или пожизненного заключения либо назначить наказание не выше двух третей от

максимально возможного срока наказания (т.е. даже больше среднего
наказания)
представляется явно недостаточным. На деле вердикт присяжных о снисхождении

означает их желание ограничиться минимальным наказанием, предусмотренным
законом.
Что касается наказания, связанного с вердиктом присяжных об особом

снисхождении, то нам представляется также очевидным, что в таком случае суд

должен вынести наказание, не связанное с лишением свободы. В связи с этим
мы
и предлагали выше взамен вопроса об особом снисхождении задавать присяжным
лишь вопрос: "Заслуживает ли подсудимый лишения свободы?"
Поэтому мы предлагаем взамен последнего предложения ч.2 ст.397 ввести
слова: "При вердикте присяжных заседателей о том, что подсудимый
заслуживает
снисхождения, назначаемое наказание не может превышать минимальный срок
лишения свободы, предусмотренный санкцией соответствующей статьи УК РФ".
Также предлагаем исключить ч.3 ст.397, если в качестве обязательного
вопроса присяжным будет: "Заслуживает ли подсудимый лишения свободы?" или
заменить ее следующим:
"Если подсудимый признан заслуживающим особого снисхождения, судья
назначает ему наказание без лишения свободы, условно или с отсрочкой
исполнения".
Следует согласиться с исходящей из Генпрокуратуры РФ поправкой, а
именно дополнением ст.434 частью следующего содержания:
"Установленные пунктами "а" и "б" частями 1 и 2 настоящей статьи
правомочия суда кассационной инстанции не распространяются на
пересматриваемые в кассационном порядке дела, рассмотренные с участием
присяжных заседателей".
Вызвано это тем, что такие действия кассационной инстанции влекут за
собой установление новых обстоятельств, которые могли бы повлиять на
вердикт
присяжных заседателей, что без нового рассмотрения дела судом присяжных
представляется недопустимым.
Необходимо исключить ч.2 ст.444 об условиях отмены оправдательного
вердикта присяжных ввиду его явного противоречия принципу окончательности
оправдательного решения присяжных.
Кроме того, считаем, что в данном Кодексе неоправданно обойдены
вниманием чрезвычайно важные процедуры судебных решений по вопросам,
связанным с исполнением наказаний, например, с установлением судом
оснований
полагать, что для своего исправления осужденный не нуждается в полном
отбывании наказания лишением свободы и заслуживает условно-досрочного
освобождения.
Нынешняя процедура разрешения такого ходатайства осужденного одним
судьей и лишь по рекомендации администрации ИТУ не обеспечивает

состязательности сторон в суде (смешно говорить о состязании заключенного и

его начальника) и объективности судебного рассмотрения (достаточно сказать,

что несколько мелких нарушений режима, вроде незастегнутого воротничка,
отмеченных администрацией, сегодня гарантируют отказное решение
профессионального судьи об УДО и тем санкционируют произвол
административных
рекомендаций. Считаем, что именно в разрешении таких дел о степени
исправления осужденного решающее слово должно оставаться за интуицией и
совестью присяжных, а не за юридическими познаниями профессионального
судьи.
В связи с этим предлагаем ввести дополнительную ст.459-1 "Рассмотрение
ходатайств об условно-досрочном освобождении осужденного" следующего
содержания:
"(1) Вопрос об условно-досрочном освобождении рассматривается судом
присяжных по месту отбывания наказания осужденного по его ходатайству и по
правилам главы 40 настоящего Кодекса.
(2) В судебном заседании обязаны принимать участие прокурор и
представитель администрации ИТУ, в котором отбывает наказание осужденный -
с
одной стороны, сам осужденный и его доверенный попечитель - с другой
стороны. В суд по ходатайству сторон могут быть вызваны также свидетели
поведения осужденного и представители его семьи.
(3) Доверенным попечителем признается авторитетное лицо, как правило,
член местной попечительской организации, который имеет доверенность
осужденного и не менее полугода наблюдал за его жизнью и поступками.
(4) Рассмотрение начинается заслушиванием объяснения осужденного,
обратившегося с ходатайством, после чего исследуются представленные
материалы и выслушиваются участники и вызванные лица. По ходатайству сторон

суд вызывает в заседание свидетелей.
(5) Положительный вердикт присяжных считается окончательным и
опротестованию не подлежит. Осужденный по его желанию подлежит освобождению

в зале суда.
(6) В случае отказа суда в условно-досрочном освобождении повторное
ходатайство об этом может быть возбуждено не ранее, чем через год."

Приложение 8.2. Отзывы юристов и ученых

Помещенные ниже отзывы на работу общественных и исследовательских судов
присяжных хотя и носят дружественный характер, особенно со стороны
участников ИСП, но представляют иную (т.е. отличную от правозащитников)
точку зрения.
Первой среди них была работа А.В. Похмелкина, выполненная еще в 1992
году по материалам первых двух десятков наших ОСП и сыгравшая большую роль
в
их совершенствовании. Думаю, в постсоветское время это было первое
исследование профессиональным юристом суждений и решений российских
присяжных. Вместе с тем в ней ярко выразилось и общее негативное отношение
российских юристов (даже демократически настроенных) к возможности
присяжных
"давать уроки правоприменителям и законодателям". По их мнению, институт
присяжных по самой своей природе предназначен только для разрешения
вопросов
факта, а не оценки деяний, и что судов присяжных надзорной инстанции нет и
не может быть ни в одной системе правосудия. Правда, сам А.В. Похмелкин
смог
преодолеть этот стойкий стереотип юридического сознания и принять
активнейшее участие в создании наших исследовательских судов присяжных.
Проведенный социологом Л.М. Яковлевой в 1993 году анализ результатов
опросов общественного мнения по трем делам осужденных хозяйственников и

живой отзыв французского политолога Ф.Г. Жила, побывавшего на одном из
наших
исследовательских судов присяжных в 1996 году, интересны как два разных
взгляда объективных наблюдателей нашей работы и возникающих в ней проблем.
Но еще более значителен для нас отзыв известного деятеля российской
судебной реформы и сторонника судов присяжных в современной России к.ю.н.
Пашина С.А., ознакомившегося с первыми результатами исследовательских судов

присяжных. По его мнению, изначальная установка на то, чтобы видеть в
вердиктах участников ИСП "глас народа" и "урок законодателям" не имеет
строго научного обоснования, что понятным образом дискредитирует всю
работу.
Такое, по его выражению "пессимистическое заключение" подкрепляется пятью
доводами (весьма спорными с моей точки зрения) и сопровождается советом
обратить внимание на "парадоксальный" для устроителей результат: "Научную и

практическую ценность приобретают не вердикты нерационально сформированных
коллегий присяжных заседателей, а мнения экспертов, перед ними выступающих,

умственные упражнения сторон".
Хотя и трудно, но удержусь от возражений, понимая, что в книге много
материала, чтобы читатель мог сам развеять сомнения в нерепрезентативности
вердиктов присяжных или в их праве давать уроки законодателям.
Думаю, что позиция С.А. Пашина присуща многим профессиональным юристам,
видящим в суде присяжных только инструмент для оценки аргументов сторон,
для
установления "истинности факта" и совершенствования квалификации юристов.
Что касается самих решений, то с этой точки зрения они должны оставаться
все
же за профессиональными судьями и законодателями. Если довести эту мысль до

конца, то "Глас Божий" звучит, конечно, не в косноязычных словах присяжных,

а в чеканных формулах профессионалов.
Впрочем, другого нельзя было и ожидать от большинства российских
юристов. И меня эти несогласия даже радуют. Просто замечательно, что это
расхождение обозначилось уже сейчас, в самом начале становления российских
судов присяжных и их исследовательских функций. У наших сторонников и
оппонентов впереди еще много времени, чтобы научиться лучше понимать друг
друга и сотрудничать.
К.ю.н. Похмелкин А.В.
(руководитель Института психолого-правовых исследований)

Исследование феномена общественного суда присяжных

С октября 1989 г. Общество защиты осужденных хозяйственников и
экономических свобод проводит так называемые общественные суды присяжных,
на
которых разбираются конкретные уголовные дела в отношении лиц, обратившихся

в Общество за содействием в реабилитации либо в изменении судебных решений,

вступивших в законную силу.
Общественный суд присяжных задуман, с одной стороны, как наиболее
оптимальная форма независимой общественной экспертизы судебных решений по
уголовным делам об экономических преступлениях, позволяющая на основе
группового анализа объективно и всесторонне разобраться в обстоятельствах
дела, с другой стороны - как конкретная помощь осужденному в обосновании
неправосудности судебных решений и необходимости их пересмотра.
Разбирательство в общественном суде присяжных происходит на основе
копий судебных документов и жалоб осужденного. Участники стараются
придерживаться процедуры суда присяжных, принятой в англосаксонской системе

правосудия, естественно, корректируя ее с учетом своих возможностей.
Заседание проводится по следующей схеме: председательствующий открывает
его, объявляет о том, какое дело выносится на рассмотрение, разъясняет
порядок разбирательства, права и обязанности присяжных; участник,
исполняющий обязанности прокурора, обосновывает позицию, изложенную в
приговоре суда, с ответной речью выступает защитник, после чего присяжные
обсуждают обстоятельства дела и выносят свой вердикт. Помимо того, что
перед
присяжными ставятся традиционные вопросы (имело ли место инкриминируемое
деяние, виновен ли подсудимый в его совершении, заслуживает ли
снисхождения), их просят ответить на вопрос о справедливости действующих
законов об уголовной ответственности за экономические преступления и о
необходимости изменения этих законов.
Проведение общественных судов присяжных представляет собой достаточно
длительный и интересный социальный эксперимент, результаты которого могут
быть учтены и использованы в ходе осуществления судебно-правовой реформы.
Этот интерес представляется тем более значительным, что предметом
рассмотрения служат уголовные дела об экономических преступлениях, а
приведение соответствующего законодательства и практики его применения в
соответствие с задачами перехода к рыночной экономике является одной из
ключевых проблем современной уголовной политики. Выносимые общественными
присяжными вердикты и высказываемые ими в ходе обсуждения мнения без
большой
натяжки можно рассматривать как своеобразный сколок общественного сознания,

в определенной мере отражающий уровень правовой культуры если не всего
общества, то определенной его части.
Данными соображениями обусловлена необходимость настоящего
исследования, которое ставит перед собой и две конкретные задачи:
а) определение уровня и причин несоответствия вердиктов общественного
суда присяжных официальным судебным решениям,
б) выявление недостатков в организации и проведении общественных судов
присяжных с логико-юридической и психологической точки зрения, а также
формулирование предложений по их устранению. Отдельная проблема заключается

в определении степени репрезентативности полученных результатов.
Для изучения были представлены материалы 22 заседаний в отношении 23
человек, из которых 16 были обвинены в хищении, 4 - в получении взятки, 2 -

в спекуляции.
По 19 делам ОСП вынес оправдательный приговор, в 3 делах признали
подсудимых виновными, причем в 2 - по тем же основаниям, по каким они были
осуждены фактически. Таким образом, по 86% дел позиция ОСП кардинально
разошлась с официальными судебными решениями. Вместе с тем только в 5
случаях оправдательный вердикт присяжных был единогласным. Около 20%
голосов
присяжных (почти каждый пятый) были солидарны с реальным приговором суда.
В отношении 6 осужденных после рассмотрения их дел ОСП судебные решения
были опротестованы и пересмотрены в порядке надзора: 2 человека полностью
реабилитированы, 2 снижено наказание, в отношении еще 2 существенно
изменена
квалификация совершенного преступления с соответствующим смягчением
наказания.
Равный количественный состав присяжных при разбирательстве дел не
выдерживается: он колеблется в пределах 8-18 человек. Но половина от общего

числа дел рассмотрена с традиционным числом присяжных - 12.
Какого-либо принципа в подборе присяжных нет. Члены Общества приглашают
для участия в разбирательстве дела своих знакомых, знакомых своих знакомых
и
т.д. В общей сложности функции общественных присяжных выполняли примерно 60

человек, из них около половины - постоянные члены Общества ЗОХиЭС.
Подавляющее большинство присяжных - люди зрелого возраста с высоким
уровнем образования. С определенной долей условности их можно отнести к
своеобразному "среднему классу" советского общества. Логично предположить,
что в недалеком будущем формирование коллегий присяжных станет проводиться
за счет представителей этой группы.
Как правило, роли председательствующего, обвинителя и защитника в ОСП
исполняют люди, не имеющие юридического образования и соответствующего
профессионального опыта. Лишь в двух случаях председательствующий,
обвинитель и защитник были представлены профессиональными юристами -
сотрудниками научно-исследовательских институтов. Еще дважды один из них
выполнял функции обвинителя при председательствующем и защитнике
непрофессионалах.
Отмеченная особенность безусловно сказывалась на качестве, а возможно -
и на результатах разбирательства. Вместе с тем отсутствие профессиональных
юристов давало возможность другим участникам чувствовать себя более
раскованно и высказывать свое мнение без оглядки на авторитет, что с
исследовательской точки зрения представляется несомненной ценностью.
Анализ позиций общественных присяжных
Стенограммы обсуждений обстоятельств дела общественными присяжными дают
богатый материал для изучения вопроса о механизме формирования их
внутреннего убеждения. Более того, высказываемые ими суждения не только
позволяют судить о том, с каких позиций они оценивают конкретное уголовное
дело, но и в определенной степени дают представление об отношении массового

сознания к серьезным государственно-правовым проблемам.
1. Прежде всего необходимо отметить общее критическое отношение
присяжных к существовавшему в стране общественному строю и, главным
образом,
к его экономической системе. В то же время мало кого из них можно отнести к

числу диссидентов, "борцов против режима". Скорее, указанное отношение
следует охарактеризовать как вполне лояльную критику, вызванную не столько
тем, что прежняя система подавляла экономические свободы личности, сколько
ее очевидной неэффективностью по сравнению с западной экономической
моделью.
Характерно, что многие высказывания наряду с критикой тоталитарной системы
обнаруживали стереотипы сознания, порожденные и закрепленные этой системой.

Среди них - отношение к торговле как к виду хозяйственной деятельности:
- "Не понимаю, почему такой талантливый человек пошел работать в
торговлю",
- к большим личным доходам, безотносительно к способу их получения:
"Виновен в получении большой зарплаты",
- к теневой экономике, "которая рвется к власти и скоро все скупит".
Подобные настроения не стали доминирующими в коллегиях общественных
присяжных, но, принимая во внимание их распространенность, приходится
считаться с их опасностью для экономической и правовой реформы. Тем более
их

необходимо учитывать при повсеместном введении суда присяжных.
Одновременно надо заметить, что идеологические догмы и стереотипы
сознания, сформировавшиеся под воздействием тоталитарной системы,
определяют
позицию человека далеко не в каждом случае. Так, при почти всеобщем
предубеждении против "теневой" экономики общественные присяжные единогласно

оправдали "цеховика", занимавшегося производством и сбытом неучтенной
продукции. Само участие в разборе конкретной ситуации способствовало
преодолению стойких стереотипов массового сознания. Это подтверждает точку
зрения, согласно которой суды присяжных - одна из наиболее действенных форм

гражданского и правового воспитания членов общества.
2. Если в оценке тоталитарной системы общественные присяжные были
практически единодушны, то их мнения по поводу необходимости соблюдения
официальных законов системы во многом разошлись. Отбрасывая крайние
суждения, можно отметить, что здесь столкнулись две позиции, имеющие
примерно равное число сторонников. Первая заключается в том, что надо
добиваться отмены несправедливых законов, но пока они действуют, их
необходимо соблюдать, в противном случае наступает полная анархия. Вторая

позиция основывается на праве человека не соблюдать несправедливые,
противоестественные законы, ущемляющие его экономические и политические
свободы. Примечательно, что сторонники и той и другой точкек зрения
ссылались на принципы правового государства, понимаемые, однако,
по-разному.
Одни говорят: "Если мы строим правовое государство, то должны добиваться
исполнения законов". Другие: "Есть естественные законы и есть механические
законы правительственных распоряжений. Правое государство прежде всего
гарантирует права и свободы человека". Таким образом общественные присяжные

в ходе обсуждения вполне логично пришли к осознанию "вечного" противоречия
между естественным правом и правом, выраженным в государственных
законодательных актах."
3. Отмеченные выше позиции во многом предопределяют и отношение
общественных присяжных к действиям осужденных за экономические
преступления.
Утверждению, что хозяйственник, нарушивший несправедливые законы, должен
быть оправдан, противостоит довольно характерное высказывание: "Законы
несправедливы, но, нарушая их, ты начинаешь жить лучше как бы за счет
других".
Нередко мнение присяжного определялось формулой: "Виноват не человек,
виновата система", но гораздо чаще общественные присяжные пытались
разобраться в том, причинили ли действия осужденного кому-либо конкретный
вред либо свелись к формальному нарушению регламентаций хозяйственной
деятельности. Практически все присяжные, независимо от вопроса о виновности

осужденного, высказывались за то, что он заслуживает снисхождения, т.к.
существовавшая экономическая система лишала его возможности нормально
работать. Иными словами, эта система рассматривалась в качестве основания
если не полной реабилитации, то значительного смягчения ответственности. В
то же время общественные присяжные довольно часто высказывались за
необходимость разграничения "тех, кто занимался предпринимательством" и
тех,
"кто просто украл", хотя более или менее определенных критериев такого
разграничения им сформулировать не удалось.
4. Размежевание происходило и по вопросу о том, "должен ли применяться
уголовный закон, если он устарел и не соответствует современным реалиям.
Большинство присяжных находились в растерянности, но все же чаще
высказывались "по совести" за вынесение оправдательного вердикта. Правда,
еще в большей растерянности по этому поводу находятся сегодня представители

официальной юстиции, которым право судить "по совести" не дано, и для
которых уголовный закон традиционно имеет примат над всеми другими, служит
основным, если не единственным ориентиром в их деятельности. Эта
раздвоенность массового и профессионального правосознания представляется
чрезвычайно опасной. В состоянии такой раздвоенности общество долго
пребывать не может, иначе - полная утрата правовых и моральных критериев,
окончательное разложение системы уголовной юстиции. Бессмысленно при этом
увещевать и воспитывать юристов, требуя от них верности Конституции и
"законам совести". Необходимо в кратчайший срок привести уголовное
законодательство в соответствие с изменившимися общественными отношениями и

законодательными актами, составляющими правовую базу рыночной реформы.
Интересны некоторые суждения общественных присяжных, отражающие их
понимание уголовно-правовых норм, и то, какими, по их мнению, эти нормы
должны быть:
"Нельзя говорить о хищении, если никто не понес ущерб".
"К уголовной ответственности надо привлекать только спекулянтов,
вступающих в сговор с работниками торговли, остальных наказывать не нужно".

"Взятка - это когда деньги берет высокопоставленный чиновник, у
хозяйственников же - не взятки, а подарки, комиссионные".
"Если он откупался от чиновников, чтобы не мешали нормально работать,
его нельзя судить за взятки".
Образное и точное определение природы общественной опасности
преступления дала участница ОСП, психолог по специальности: "Суть
преступления в разрушении чего-то в окружающей действительности, в живых
людях, в пространстве".
Это определение мало чем расходится с общепринятым в теории уголовного
права, рассматривающим преступление как деяние, причиняющее вред охраняемым

уголовным законом общественным отношениям.
5. Полное единодушие проявили общественные присяжные в оценке
действующих уголовно-правовых санкций за экономические преступления как
бессмысленно жестоких. Ни по одному делу ни один из присяжных не выразил
своего согласия с приговором суда в части назначенного осужденному
наказания, которое колебалось в пределах от 7 до 15 лет лишения свободы. По

мнению подавляющего большинства общественных присяжных ответственность за
экономические преступления должна ограничиваться санкциями имущественного
характера. Даже делая коррекцию на особенности социального состава
присяжных, следует отметить, что приведенные данные могут поставить под
сомнение бытующее представление о стойкой репрессивности массового сознания

в советском обществе. С другой стороны, вполне обоснованно отмечается, что
репрессивность массового сознания имеет в большей степени отвлеченный
характер и направлено на абстрактного преступника, на преступность вообще.
По отношению к конкретному человеку оно нередко сменяется подчас даже
излишне либеральным отношением. Кроме того, вполне вероятно, что и в данном

случае проявляется облагораживающее, "цивилизующее" влияние на человека
процедуры объективного судебного разбирательства, пусть и в игровой, а не
реальной форме. В любом случае версия о том, что суды присяжных могут
оказаться более репрессивными, чем профессиональные суды, указанными выше
данными не подтверждаются.
6. Столь же единодушны общественные присяжные в своем резко негатив ном
отношении к официальной юстиции. Конкретно это проявляется в том, что

нередко голословные доводы, изложенные в жалобах осужденного, целиком
принимаются на веру, в то время, как более-менее аргументированные выводы
судебного приговора отвергаются без малейшего обоснования. Речь идет даже
не
об извращенном понимании презумпции невиновности, а о стойком, заданном
предубеждении против всего, что исходит из официальной юстиции.
Нет смысла отрицать, что противоправные органы во многом заслуживают
такое отношение. Но совершенно очевидно, что сложившееся положение чревато
самыми тяжелыми последствиями, не говоря уже о том, что в условиях
враждебности значительной части общества органам уголовной юстиции система
правосудия, включающая в себя суды присяжных, нормально функционировать не
может.

Отрицательное отношение к правоприменительным органам в ряде случаев
сочетается у присяжных с проявлением презумпции виновности: "А может, она
еще что-то сделала и еще больше украла, а мы ее оправдаем..." Это
причудливое сочетание свидетельствует о том, что негативная оценка
общественными присяжными деятельности официальной юстиции не столько
основана на ясном понимании ее коренных пороков, сколько является
следствием
присущего люмпенизированному обществу глобального и неосознаваемого
недовольства, готового выплеснуться на любой подходящий объект
(партаппарат,
мафия, "теневая" экономика... жидомассоны и т.д.)
Проблемы организации ОСП
Абстрагируясь от условности судов присяжных, проводимых Обществом
ЗОХиЭС, необходимо отметить две их принципиальных особенности.
Во-первых, это суды, где нет судебного следствия, непосредственного
исследования доказательств. По существу присяжные проверяют обоснованность
судебных решений, вступивших в законную силу, что всегда и везде относится
к
исключительной компетенции профессиональных юристов. Судов присяжных
надзорной инстанции нет и не может быть ни в одной системе правосудия.
Во-вторых, общественные суды присяжных в большинстве случаев разрешают
вопросы права, а не вопросы факта, в то время как институт присяжных по
самой своей природе предназначен только для разрешения вопросов факта.
В такой ситуации, строго говоря, надо признать явную некорректность
выносимых общественными присяжными вердиктов и безосновательность претензий

руководителей Общества ЗОХиЭС на социальную значимость этих вердиктов, и
тем
более на то, чтобы рассматривать их в качестве очевидного свидетельства
судебной ошибки официального правосудия.

Однако столь однозначно отрицательная оценка деятельности ОСП будет
несправедливой. Не говоря уже о том, что они являются эффективной школой
экономико-правовых знаний, своеобразной формой подготовки людей к участию в

осуществлении правосудия, за ними нельзя отрицать и другого бесспорного
значения. ОСП в той или иной мере отражают общественное мнение об уголовной

политике в сфере регулирования ответственности за экономические
преступления
и, независимо от обоснованности выносимых вердиктов, позволяют выявить
существенные проблемы и крупные недостатки в практике работы
правоприменительных органов.
К сожалению, указанное значение во многом снижается в результате
необъективности, проявляемой организаторами при разборе конкретного дела.
Эта необъективность, вполне вероятно, не всегда осознается, но она
изначально задана характером деятельности Общества, члены которого по чисто

этическим соображениям не могут превращаться из защитников осужденных
хозяйственников в обвинителей. И само по себе проведение ОСП, претендующего

на объективность, ставит организаторов в двусмысленное положение, поскольку

они рискуют тем, что виновность их подзащитного будет подтверждена
общественным вердиктом. Эта двусмысленность, видимо, преодолевается
тенденциозным подходом к разбирательству дела, что в свою очередь лишает
его
результаты репрезентативности.
Очевидно, что организаторам необходимо развести задачи, которые они
ставят перед ОСП: получить объективную, независимую оценку действий
осужденного хозяйственника и одновременно использовать итоги
разбирательства
в интересах его защиты. Эти задачи совместимы только в том случае, если
организацию ОСП возьмут на себя люди, не связанные с Обществом, а члены
Общества ограничат свое участие в них функциями защиты.
Нельзя не коснуться еще одного этического момента, который не
учитывается организаторами. ОСП есть имитация реального суда, иными
словами - игра в суд. По мнению же психологов нельзя играть "в суд",
"болезнь", "смерть", т.е. во все значимое для судьбы человека, иначе в
сознании человека происходит девальвация наиболее важных ценностей (театр и

художественный кинематограф не в счет, там происходит эстетико-философское
осмысление реальности). ОСП не могут вызвать никаких нареканий как
разновидность деловой игры, проводимой в исследовательских целях при ясно
осознаваемой условности судебной процедуры, обезличенности или анонимности
"подсудимого". Когда же речь идет об игре в суд над конкретным человеком
(пусть даже и в целях его реабилитации - но тогда, какой это суд?), это
выглядит далеко не безупречно.
Отмеченная выше необъективность проводимых ОСП проявляется прежде всего
в том, что при разборе дела практически не представлена позиция обвинения,
которая нашла отражение в обвинительном приговоре. Во многих ОСП все
ограничивается тем, что излагаются основные положения приговора, причем
нередко это делается с изрядной долей критики. Даже когда роль обвинителя
берет на себя один из участников, он исполняет ее чисто формально, а то и
вольно или невольно "скатывается" на позицию защиты. В определенной степени

исключение составляют случаи, когда функции обвинителей выполнялись
профессиональными юристами, но и тогда ощущается, что они сами не убеждены
в
правильности позиции, которую пытаются отстаивать.
Организация ОСП страдает не только от тенденциозности, но и от
несоблюдения элементарных процедурных правил, гарантирующих полноту и
всесторонность разбирательства. Первые заседания ОСП даже отдаленно не
напоминали реальный судебный процесс, а носили характер сумбурного, плохо
организованного обсуждения. В дальнейшем процедура оттачивалась, но, строго

говоря, правилам суда присяжных более или менее соответствуют лишь два
заседания, проведенные под председательством профессионального юриста, хотя

и им в напутственном слове была допущена заметная тенденциозность. Поэтому
по идее практически каждый вердикт таких судов мог бы быть отменен
"кассационной инстанцией" в силу допущенных процессуальных нарушений.
К числу примеров отступлений от процедурных правил укажем следующее:
- один из участников заседания выступает в трех лицах:
председательствующего, обвинителя и защитника,
- прения сторон как таковые не проводятся, а зачитываются выдержки из
приговора и жалоб осужденного,
- присяжные начинают обсуждения в прениях до их полного окончания и
"удаления в совещательную комнату",
- обвинитель и защитник участвуют в обсуждении наравне с присяжными,
- присяжным не разъясняются их права, обязанности и задачи.
Как отмеченные, так и иные просчеты в организации и проведении
заседаний ОСП в большинстве случаев вызваны объективными причинами и
связаны

с недостаточной помощью, которая оказывается Обществу профессиональными

юристами, хотя это могло бы принести обоюдную просьбу. Тем не менее
организаторам необходимо тщательно продумать процедуру, которая, с одной
стороны, соответствовала бы реальной судебной процедуре, а с другой -
учитывала специфику, условность и возможности общественного суда присяжных.

Типовой моделью разбирательства дела ОСП может служить следующее:
Председательствующий открывает заседание, объявляет дело, выносимое на
рассмотрение, представляет участников заседания, разъясняет право их
отвода,
порядок разбирательства, права, обязанности и задачи присяжных, после чего
предоставляет слово обвинителю.
Обвинитель излагает суть обвинения, придерживаясь обстоятельств,
изложенных в приговоре, но делает это в свободной доступной форме, а затем

приводит доказательства, на которых основано обвинение. В свою очередь
защитник со ссылкой на обстоятельства, содержащиеся в приговоре и жалобах
осужденного, воспроизводит фактическую сторону дела с позиции защиты.
На данной стадии обвинитель и защитник не анализируют доказательства,
не формулируют своих окончательных выводов, стараются прямо не возражать
друг другу, а вводят присяжных в курс дела. Это своеобразный аналог
судебного следствия, а точнее - подведение его итогов представителями
процессуальных сторон. Обвинитель и защитник могут задавать вопросы друг
другу, отвечают на вопросы председательствующего и присяжных. Если
фактические обстоятельства, установленные приговором, очевидны и никем не
оспариваются, то данная стадия разбирательства может быть существенно
сокращена и сведена к уточнению сути и содержания обвинения.
В прениях представители сторон формулируют и обосновывают свою
окончательную позицию. Здесь вопросы уже не задаются, председательствующий
лишь может предложить обвинителю и защитнику уточнить свои выводы.
В качестве аналога последнего слова подсудимого может использоваться
удачно найденная организаторами форма: защитник приводит выдержки из жалоб
осужденного или его родственников с просьбой о пересмотре дела. Необходимо
только, чтобы эти выдержки относились к существу разбирательства. В
противном случае председательствующий обязан прервать выступающего и
предложить ему высказываться по вопросам, непосредственно связанным с
данным
делом.
Напутственное слово председательствующего, совещание присяжных,
оглашение вердикта, закрытие заседания.
Едва ли не решающим для успешного проведения ОСП является то, насколько
участник, выступающий обвинителем, хорошо выполнит свои функции. Он должен
полностью вжиться в роль, выглядеть убежденным сторонником позиции,
изложенной в приговоре, независимо от своего личного мнения. Обвинитель
связан позицией приговора (это непременное условие всестороннего анализа
дела), но ничем не связан в своей аргументации. Его задача состоит в том,
чтобы выстроить перед присяжными всю систему доводов, в соответствии с

которыми действия подсудимого считаются преступными и с точки зрения
определенных положений теории уголовного права, и с точки зрения судебной
практики. Если позиция приговора в чем-то явно уязвима, обвинитель может
выдвинуть альтернативные предложения, но так, чтобы при этом не
дискредитировать приговор. Безусловно, эти требования нелегко выполнить,
даже если функции обвинителя будет выполнять квалифицированный юрист.
Выводы.Подводя итоги и анализируя причины расхождения вердиктов ОСП с
официальными судебными решениями, проще всего было бы отнести их за счет
необъективности участников, их неопытности, а также недостатков в
организации заседаний. В определенной мере так оно и есть, но главное,
думается, в ином.
Ведь довольно часто в ходе совещания большинство общественных присяжных
фактически признавали за осужденным вину в уголовно-наказуемом деянии, но
тем не менее высказывались за его оправдание. Определяющим здесь служила
резко негативная реакция на жестокость как конкретного наказания,
назначенного осужденному, так и в целом законодательства об ответственности

за экономические преступления. Необходимо еще раз подчеркнуть, что подобная

реакция проявлялась при разбирательстве каждого дела и была абсолютно
единодушной. Таким образом в сознании по крайней мере какой-то части
общества наметилось принципиальное изменение по отношению к тому, что
следует считать экономическим преступлением, и как оно должно наказываться.

Это, пожалуй, главный итог проведенного изучения. К сказанному можно
добавить следующее:
1) Общественные присяжные в отличие от профессиональных судей,
чувствуют себя гораздо более раскованными в обращении с уголовным законом,
который для них - не догма. Общественное сознание вообще более мобильно,
динамично в сравнении с профессиональным сознанием юристов, которое по
своей
природе более консервативно и помимо общих предрассудков, заражено еще и
чисто "цеховыми". В принципе это нормальное противоречие, но в наших
условиях оно может вылиться в уродливую форму, вызвать, с одной стороны,
полный правовой нигилизм, а с другой - резкое неприятие профессиональным
юридическим корпусом - идей демократической правовой реформы. Задача же
заключается в том, чтобы постепенно добиваться сближения позиций на базе
этой реформы.
2) Нельзя не признать, что общественные присяжные в большей части
стараются глубже разобраться в природе действий, совершенных осужденным,
чем
это делается органами официальной юстиции. Если для первых отнюдь не
безразличен общий социально-экономический контекст, то вторые чаще
ограничиваются формальным соотнесением деяния с признаками состава
преступления, закрепленного в законе. В общем-то следователи, прокуроры и
судьи делают именно то, что должны делать. Проблема, однако, состоит в том,

что, не разобравшись в социально-экономической природе деяния, трудно дать
ему и правильную уголовно-правовую оценку.
3) Если профессиональный юрист при оценке действий обвиняемого или
подсудимого, как правило, отталкивается от буквы закона, то общественного
присяжного больше интересует то, какой вред причинили эти действия, кому
именно и в чем он конкретно выразился. В этом - здравый смысл "народного
правосознания", благодаря которому суды присяжных и заняли свое место в
системе правосудия.
4) Общественные присяжные придают очень большое значение личности
человека, привлеченного к уголовной ответственности. В неменьшей степени
это
свойственно и официальной юстиции. Причем проявляется это не только при
назначении той или иной меры наказания, но нередко сказывается и на решении

вопроса о виновности и невиновности. Разница, однако, заключается в том,
что
официальная юстиция гораздо чаще концентрирует внимание на отрицательных
качествах личности, используя их в качестве факторов, усиливающих
наказание.
Общественный присяжный ориентирован на выявление положительных начал в
человеке. В этой связи можно отметить, что существующий в нашем правосудии
примат личности над деянием при введении суда присяжных сменит свою
направленность.
5) Материалы заседаний ОСП по указанным выше причинам дают довольно
скудную информацию для анализа позиции обвинения. Вместе с тем даже эта
информация позволяет предположить, что с введением суда присяжных
обвинительная власть встанет перед такими проблемами, о каких ранее и не
подозревала. Достаточно сказать, что во всех случаях, когда роль обвинителя

в ОСП исполняли вполне квалифицированные юристы, им не удалось добиться
вынесения обвинительного вердикта. Предстоящая судебно-правовая реформа
потребует от обвинительной власти кардинального изменения системы
подготовки
своих кадров. Такая подготовка в обязательном порядке должна включать в
себя
практику проведения деловых игр, моделирующих заседания суда присяжных.

Опыт проведения ОСП нуждается в дальнейшем изучении и популяризации, а
сама деятельность Общества в указанном направлении - в расширении и
совершенствовании. Представляется крайне интересным, в частности,
организация совместной деловой игры членов Общества ЗОХиЭС со слушателями
Института повышения квалификации прокуратуры России.
Сегодня было бы преувеличением считать проведенные ОСП полигоном
судебно-правовой реформы, но они могут им стать, если привлекут большее
внимание к себе со стороны юридической общественности.
Март 1992 г.

Социолог Яковлева Л.М.

(аналитик Фонда "Общественное мнение")

3-4 апреля 1993 г. в 15 городах России Фонд "Общественное мнение" по
заказу ОЗОХиЭС провел опрос населения по трем типичным с точки зрения
заказчика ситуациям осужденных хозяйственников.
Были опрошены 996 человек по выборке, репрезентирующей взрослое
городское население страны. Опрос проводился в технике формализованного
интервью дома у респондента. В качестве вопросов респондентам предлагались
конкретные ситуации, и его (респондента) задачей было выбрать тот ответ-
подсказку, с которой он согласен в большей степени.
Надо отметить, что хотя все три ситуации были связаны с уголовными
делами хозяйственников, реакция населения на решения суда по каждому
конкретному случаю была не вполне одинаковой. И хотя все трое осужденных с
точки зрения опрошенных сегодня должны быть бесспорно освобождены, степень

личной вины каждого в глазах населения неодинакова.
Менее всего виновным признан студент, купивший на улице у иностранца
70$ (5% опрошенных считают, что он осужден правильно и должен полностью
отбыть назначенный ему срок лишения свободы, а 56%, напротив, полагают, что

его необходимо освободить и реабилитировать). Эта история представляется
нелепой большинству опрошенных, так как пункты по обмену валюты сегодня
можно видеть почти на каждом углу, а за курсом доллара к рублю (по данным
опросов Фонда "Общественное мнение") следит сегодня почти все население
России.
Вина человека, продавшего арендному предприятию непригодную для завода
медь, представляется респондентам несколько более очевидной (7% считают,
что
он должен отсидеть до конца срок, а 32% высказываются за его освобождение и

реабилитацию). Мотивы опрошенных мы определить не можем, однако вероятно,
что здесь решающим оказалось то, что продавалось так называемое
"государственное" сырье, а человек, его продавший, занимал официальную
должность, пусть и небольшую.
Скорее всего этот же фактор определил отношение опрошенных к делу
совхозного бригадира, реализовавшего пропадающие яблоки. Одно дело -
частное
лицо, приобретшее валюту у другого частного лица, другое дело - должностные

лица, в той или иной мере пользующиеся служебным положением.
А теперь о самом интересном. При анализе результатов опросов
общественного мнения исследователи пользуются таблицами, в которых
респонденты разделяются на группы в зависимости от заданного условия

(например пол, возраст, образование и т.д.). Если ответы на какой-либо
вопрос приблизительно одинаковы в разных группах опрошенных, значит
общественное мнение по этой проблеме на данный момент стабилизировалось.
Если же мужчины, и женщины, и пожилые, и молодые, и горожане, и сельские
жители отвечают на вопрос совершенно по-разному, значит общественного
мнения
по этому вопросу еще нет.
В описываемом опросе практически во всех группах населения (и по полу,
и по возрасту, и по образованию, и по доходу), разница в ответах
минимальная. Разница в ответах на вопросы заметна только у респондентов,
относящихся к разным группам по роду деятельности. Так, различного ранга
руководители государственных предприятий, как правило, чаще других выбирают

концепцию "он виновен, но не в том, за что был осужден, его нельзя лишать
свободы." Предприниматели чуть больше других осуждают совхозного бригадира,

но по двум другим ситуациям высказываться категорически за освобождение и
реабилитацию. Учащиеся особенно категоричны в случае со студентом, впрочем,

и в других ситуациях они не видят вины осужденных.
Для рабочих нелепой оказывается история с медью. Очевидно, что люди,
работающие непосредственно на производстве, знают, какой необходимостью это

могло быть вызвано. У специалистов с высшим образованием довольно ровное
распределение ответов на вопросы. То же наблюдается также у пенсионеров и
служащих без высшего образования.
Особенно интересна позиция группы сотрудников правоохранительных
органов. Эти люди гораздо реже остальных считают, что наши осужденные
должны
полностью отбыть наказание, они чаще других говорят, что наказание не
соответствует вине, однако к реабилитации не призывают. Скорее всего знание

существующего законодательства обязывает их признать виновными героев наших

историй, но здравый смысл диктует необходимость их освобождения.
Конечно, сегодня такие истории большинству людей представляются
нелепыми. По-видимому, люди в первую очередь руководствуются здесь не
знанием законов, а собственным чувством справедливости (совести). Насколько

правовое сознание России стало сегодня более просвещенным, чем пять лет
назад, можно только гадать. А можно и исследовать, в том числе и при помощи

опросов общественного мнения.
1993 г.

Французский политолог Жила Ф.Г.
(доктор политических наук, Париж)

Я с большим удовольствием ознакомился с работой исследовательского суда
присяжных (ИСП) 4.06.96 г. в Москве на правах иностранного наблюдателя. Я
считаю проведенный эксперимент во многом удачным положительным и
перспективным.
Очень понравилось, что мероприятие хорошо организовано, все присяжные
сразу понимают серьезность их участия в этом эксперименте. Я ожидал больше
неформальности и недисциплинированности от присяжных, а оказывается, все
они
очень правильно воспринимают роль своих должностей, потому что организаторы

успели создать обстановку серьезности. Наверное, присяжных впечатляют такие

факты, как:
- висит российский флаг за судьей,

- все получили денежное пособие за присутствие,
- судья, прокурор, адвокат являются опытными юристами,
- процесс снимался видеокамерой.
Несомненно, эти факторы положительно влияют на поведение присяжных, а
созданная обстановка совпадает с целями организаторов мероприятия. Также
убедительным оказывается процесс принятия решения. Участники обсуждения
независимы от организаторов. Присяжные очень стараются убеждать друг друга,

повлиять на конечное решение, но весь процесс проходит демократично.
Несмотря на эту в целом положительную оценку, будет полезным высказать и

некоторую критику, чтобы улучшить это мероприятия, хотя, возможно, и сами
организаторы сознают эти недостатки.
Недостаточна репрезентативность в подборе участников эксперимента. Так,
в мероприятии 4.06.96 г. участвовали 10 присяжных, в том числе 3 мужчин и 7

женщин, 6 молодых и 4 зрелых лица, 5 человек с высшим образованием и 3 со
средним. Эти цифры не соответствуют структуре российского населения.
Тем не менее мы замечаем, что и с таким набором присяжных можно все-
таки работать: дискуссия между присяжными имеет смысл. И хотя эта группа
присяжных не точно отражала русское общество (достаточно сказать, что все -

москвичи и, кроме того, из одного района города), она кристаллизует
различные слои и мнения российского общества. Весьма показательна дискуссия

о понятии "взятки" между одним предпринимателем и одной пенсионеркой:
подарок это или преступление?
Представление фактов судьей, прокурором и защитником иногда не
соответствует требованиям объективности. Понятно, что все организаторы, в
том числе и прокурор этого мероприятия, хотят, чтобы в российском обществе
более гуманно относились к некоторым преступлениям. Поэтому иногда

чувствуется, что прокурор и судья чуть-чуть (слишком) мягко представляют
аргументы за суровое наказание подсудимого. Такое представление, видимо,
влияет на присяжных, которые чувствуют, что даже обвинитель считает, что
совершенное преступление вызывает у него снисходительность. Думаю, что
позиции обвинителя и защитника должны быть более твердыми для того, чтобы
этот суд еще более полно мог отразить реальность мнений.
В процессе, на котором я присутствовал, судья и обвинитель были
профессиональными юристами, а защитник - экономистом. Мне объяснили, что
обычно только юристы играют все процессуальные роли. Так и должно быть,
потому что "асимметрия компетенций" между защитником и обвинителем сразу
чувствуется и может отрицательно повлиять на поведении присяжных.
В заключение я благодарю за приглашение, поддерживаю и поздравляю
организаторов этого мероприятия за удачный проект и перспективный
эксперимент. Хотя я не юрист, но знаком с российской системой правосудия. Я

занимаюсь исследованиями российской криминальной политики и знаю недостатки

судебной системы России, разницу между юридическим и общественным
определениями понятия "преступления". Я считаю необходимыми и очень
полезными такие инициативы и дискуссии вокруг них.
1996 г.
К.ю.н. Пашин С.А.
(в 1992-95 годы - руководитель отдела судебной реформы ГПУ при
Президенте РФ, ныне - судья Мосгорсуда)

Первые 4 дела, рассмотренные исследовательским судом присяжных,
безусловно, содержат в себе серьезные правовые проблемы, точно выделенные
устроителями мероприятий. Участие в проекте депутатов Государственной Думы
и
экспертов, работающих с ее комитетами и комиссиями, повышает ценность
исследовательских результатов и, кроме того, позволяет надеяться на их
использование в законотворческом процессе.
Особенностью данного проекта выступает применение суда присяжных как
исследовательского механизма; большая же часть заседаний неофициальных
судов
присяжных, о которых мне известно, носила имитационный характер.
Соответственно, процедуры, использованные при рассмотрении уголовных дел,
далеки от какой-либо реальной юридической практики. В частности,
установление фактических обстоятельств дела здесь упразднено, хотя, судя по

вопросам, которые ставят некоторые присяжные заседатели, они нуждались в
уточнении тех или иных фактов, проверке возникших у них догадок. Как
следствие, не обсуждается и вопрос о допустимости доказательств. По сути,
эксплуатируется лишь одно из свойств суда присяжных, редко проявляющееся в
развитых странах: возможность так называемой нулификации ("nullification"),

т.е. предотвращения присяжными применения закона к данному конкретному
случаю и безмотивного оправдания подсудимого, очевидно нарушившего
юридическую норму.
От традиционных социологических опросов ИСП отличаются тем, что
"респонденты", во-первых, принимают коллективное решение, а во-вторых,
предварительно выслушивают мнения сторон и председательствующего. Из
исследовательского, а не имитационного статуса мероприятий вытекает
неправомерность их оценки с точки зрения соблюдения законодательства о суде

присяжных, что, однако, не исключает критики в рамках предложенного
устроителями замысла. И тут важно определить границы употребления
получаемых
в подобной игровой форме результатов. Изначальная установка и последующие
выводы организаторов заседаний ИСП, видящих в вердиктах последних "глас
народа", выражение общественного мнения и урок законодателям, по-моему, не
имеют строго научного основания. Данное пессимистическое заключение
подкрепляется следующими доводами.
Во-первых, вердикт суда присяжных выражает волю народа не в
теоретической, а в ее практической энергии. Оправдание подсудимого само по
себе актуально лишь в рамках данного дела, здесь и теперь. Перенесение
выводов присяжных заседателей, к которым они пришли по одному делу, на все
население методологически ошибочно. Совсем не случайно известный судебный
деятель А.Ф. Кони утверждал, что лишь систематически повторяющиеся
многочисленные оправдательные вердикты по однородным делам могут
рассматриваться как проявления народного правового чувства.
Во-вторых, решение суда присяжных в принципе способно дать срез
общественного мнения населения только данной местности. Правовые оценки
должностных и хозяйственных нарушений, полученные, например, от городских и

сельских присяжных заседателей, могут весьма отличаться. Поэтому, кстати,
американские психологи, консультирующие стороны, начинают с социологических

исследований населения местности, откуда будут призваны присяжные
заседатели.
В-третьих, лишь 2-е заседание суда присяжных проходило с участием лиц,
"избранных согласно рекомендациям социологов", так до конца и не
выполненным. Случайный подбор присяжных заседателей, среди которых, к тому
же встречаются студенты и другие юные особы, не достигшие минимального для
судей 25-летнего возраста, ставит под сомнение возможность интерпретации
получаемых результатов, кроме как в качестве вердикта, вынесенного данным
составом заседателей; никаких гарантий солидарности с их решением других
составов присяжных заседателей нет. К сожалению, видимо, по причине
организационных трудностей не производится отбор присяжных заседателей с
участием сторон, в результате чего в состав суда попадают люди с
невыясненными предубеждениями и даже явно предубежденные.
В-четвертых, выступления экспертов (обвинение, защита, судья) носят,
по-видимому, спонтанный, импровизированный характер, т.е. не являются
частью
исследовательского механизма. Если эксперты вольны выбирать аргументацию и
психологические приемы воздействия на аудиторию, а не придерживаются
стандартных, заранее определенных правил поведения и высказываний, их
активность служит мощным неучтенным фактором, влияющим на содержание
вердикта.
В-пятых, устроители не разработали механизма рефлексии полученных
результатов, хотя в этом вопросе, несомненно, могут и должны сыграть свое

слово эксперты - юристы и социальные психологи, специализирующиеся на
проблемах коммуникации и принятия решений малыми группами.
Что касается либеральных взглядов присяжных заседателей относительно
мер наказания, то известно и многократно подтверждено исследованиями, что в

нормальных условиях представители народа склонны требовать интенсивной кары

для лиц, совершивших насильственные, а не корыстные преступления; они
склонны мягче относиться к людям, имеющим средний общественный статус
("полезным членам общества"), нежели к бродягам, безработным, опустившимся
гражданам. Разумеется, эта закономерность проявляется не во всех местностях

и не в каждом составе присяжных заседателей (случайное попадание на скамью
присяжных лиц, пострадавших от финансовых мошенничеств, вынужденных в
недавнем прошлом дать взятку вымогателю, способно резко изменить содержание

вердикта по вопросу о наказании. Вот, кстати, почему важно наладить отбор
кандидатов в присяжные заседатели ad hoc, исключив необъективность
представителей населения.

Благородное начинание, предпринятое руководством Общества ЗОХиЭС,

нуждается, таким образом, в более тщательной научной проработке, надежном
организационном обеспечении, корректной интерпретации результатов. Полагаю,

что в имеющемся виде заседания ИСП дают парадоксальный, не планировавшийся
устроителями результат: научную и практическую ценность приобретают не
вердикты нерационально сформированных коллегий присяжных заседателей, а
мнения экспертов, перед ними выступающих. Присутствие на дебатах
посторонних
лиц, наделенных "властью" разрешить дело, придает прениям пикантность,
служит катализатором для умственных упражнений сторон, вынуждает их
оттачивать аргументы. Определенное значение для указанных целей имеют и
вопросы присяжных заседателей, адресованные судье и сторонам.
25.11.1996 г.

К.ю.н. В.В. Похмелкин
(член Комитета по законодательству Государственной Думы РФ)

И сама идея проекта, и форма ее реализации представляются мне очень
интересными. К сожалению, мы пока не располагаем апробированным механизмом
изучения и учета общественного мнения в законотворческой деятельности и
правовой политике в целом. Поэтому любые исследования, дающие представления

об уровне массового правосознания, об отношении людей к закону и практике
его применения, заслуживают нашего самого пристального внимания. Что
касается первых результатов проводимого эксперимента, то они с очевидностью

развенчивают некоторые мифы, прочно укоренившиеся в профессиональной
юридической среде.
Во-первых, это миф о неспособности людей, не имеющих специального
образования и специальной подготовки, разобраться в сложных правовых
вопросах. Скорее наоборот. По моим наблюдениям, они могут дать фору
некоторым профессиональным юристам. Там, где мы подчас механически
оперируем
готовыми юридическими формулами, не вникая в их социальный смысл, присяжные

стараются вникнуть и в суть закона, и в суть совершенного деяния,
разобраться в том, какой вред оно причиняет, и в чем этот вред может
выражаться. Кстати, именно таким подходом руководствовались авторы проекта
Уголовного кодекса, пытаясь конкретизировать понятие общественной опасности

преступления как в общей части Кодекса, так и применительно к отдельным
видам уголовно-наказуемых деяний.
Во-вторых, это миф о репрессивности массового сознания. Многие политики
и представители правоприменительных ведомств не устают повторять, что люди
требуют решительных мер в борьбе с преступностью, сводя это только к
ужесточению уголовного наказания. Проект нового Уголовного кодекса
неоднократно подвергался критике по поводу якобы недостаточно суровых
санкций за экономические преступления. А вот подавляющее большинство
присяжных полагает, что экономические преступления должны влечь за собой
санкции, главным образом, имущественного характера. Обращает на себя
внимание и такая интересная деталь. Часто, вынося оправдательный вердикт,
присяжные выражают моральное порицание содеянному, но полагают, что такие
действия требуют не уголовного наказания, а иных мер правового воздействия.

Для нас это урок более разумного и более нравственного подхода к проблемам
уголовной политики.

1996 г.

К.ю.н. Сидоренко Е.Н.
(заместитель министра юстиции РФ)

Начинание института "Открытое общество" и "Общества защиты осужденных
хозяйственников" заслуживает внимания и поддержки.
Интересна сама идея: в форме импровизированного суда присяжных изучить
общественное мнение по сложной и важной для законодательства и
правоприменительной практики проблеме ответственности за экономические
преступления. "Пропуская" материалы конкретных уголовных дел через "суд
присяжных", авторы проекта вполне обоснованно рассчитывают получить
представление о том, как общественное сознание оценивает процессы,
происходящие в экономике, как оно формулирует понятие допустимого,
общественно полезного и общественно опасного в действиях субъектов
экономических отношений.
Конечно, форма, используемая участниками проекта, далека от реального
суда присяжных. Скорее она напоминает процедуру рассмотрения дела в порядке

надзора. Но, принимая во внимание заявленные исследовательские цели, ее
следует признать вполне удачной. Организация обсуждения дела максимально
подчинена тому, чтобы точно и объективно выявить взгляды участников, их
позиции, критерии, которыми они руководствуются. При этом получается, что
присяжные оценивают не только совершенное деяние, но и закон,
устанавливающий его наказуемость. И отмахиваться от такой оценки, какой бы

нелицеприятной она ни была, нельзя. Эффективно будут работать только такие
законы, которые принимает и одобряет большинство членов общества.
Нельзя не обратить внимание на то, что многие вердикты присяжных
разительно расходятся с официально постановленными приговорами. По крайней
мере над этим стоит задуматься. Не получается ли так, что критерии и
установки, которыми руководствуется профессиональный суд, не соответствуют
происходящим в обществе изменениям, а вот массовое сознание реагирует на
них
более чутко?
1996 г.

К.ю.н. Кореневский
(научный сотрудник Института прокуратуры РФ)

Первые впечатления о проекте "Исследовательский суд присяжных" вселяют
надежду. Надежду на то, что суд присяжных займет достойное место в нашей
правовой и общественной жизни. Присяжные, состав которых в данном случае
определяется в полном смысле (если пользоваться терминологией закона)
методом случайной выборки, в своих вердиктах проявляют здравый смысл и
чувство справедливости. Они доискиваются до сути дела, руководствуясь не
формальными признаками, а пытаясь понять подлинную природу совершенного
деяния. Им не присущи конформизм, безусловная вера в любую официальную
бумагу, любое официальное мнение, вера, которая воспитывалась в нас
десятилетиями и которая давила на двух народных заседателей в традиционном
советском суде. Может быть, это один из лучших путей формирования
гражданского самосознания, которого нам так не хватает.
Представляют интерес вырабатываемые присяжными оценки преступности или
непреступности тех или иных действий, сравнительной тяжести преступлений.
Эти оценки далеко не всегда совпадают с действующим уголовным
законодательством и судебной практикой. Их не худо бы знать законодателям,
высшим судебным и прокурорским инстанциям. Достаточно строго, например,
относясь к взяточникам из числа представителей власти, так называемых
публичных должностных лиц, присяжные оказываются гораздо терпимее к
руководителям предприятий, в том числе и государственных, получающих пусть
даже и незаконное вознаграждение за совершение той или иной сделки.
Присяжные отказываются признавать виновными в воровстве тех, кто получил
доход за счет неразрешенного использования чужого имущества, но на само это

имущество не посягал и никакого ущерба собственнику не причинил. К
сожалению, следователи, прокуроры и судьи это учитывают далеко не всегда.
1996 г.

Анкудинов О.Т.
(заместитель начальника управления Генпрокуратуры РФ, старший советник
юстиции)

Я отдаю себе отчет в том, что этот проект уязвим для критики, начиная с
сомнений в репрезентативности выводов, кончая прямыми упреками в
тенденциозности. Действительно, главным исполнителем проекта является
правозащитная организация, основной целью которой заявлено содействие
реабилитации необоснованно осужденных хозяйственников. Однако многолетний
опыт их работы показал, что защита осужденных хозяйственников гармонично
увязывается с объективной правовой позицией, с пониманием, что субъекты
хозяйственных отношений нуждаются в защите не только от государственного
произвола, но и от жуликов самых различных мастей. Вполне возможно, что
этому способствовала многолетняя практика проведения этой организацией
"общественных судов присяжных", прислушивание к доводам простых людей.
Известно, что именно Общество ЗОХиЭС было одним из активных инициаторов
включения в проект Уголовного кодекса РФ ряда новых статей,
предусматривающих наказуемость ряда экономических правонарушений, и, кстати

говоря, не во всем нашли поддержку. Власти проявляют недопустимый
либерализм
по отношению к строителям всевозможных "финансовых пирамид", к злостным
неплательщикам долгов и иным деятелям, приносящим вред громадной массе
людей
и дискредитирующих саму идею цивилизованного рынка, хотя и здесь положение
может измениться.

1996 г.

Популярность: 23, Last-modified: Fri, 08 Dec 2000 17:32:03 GmT

Данные о подсудимых, представленные присяжным	Дата, вид, число судов присяж- ных	Голоса присяжных о вине подсудимых				Данные о пересмотрах переговоров и смягчении
Данные о подсудимых, представленные присяжным	Дата, вид, число судов присяж- ных	Ви- новны	Вина ус- ловна	Не ви- нов- ны	Всего	Данные о пересмотрах переговоров и смягчении
Данные о подсудимых	СП	Да	Услов	Нет	Всего	Пересмотры
"ККK главе 1. ""Дела организаторов финансовых пирамид"" А. 2 дела о мошенничестве по ст.147 УKК РСФСР (в 1993 г. правоприменители не возбуждали такие дела, но в 1996 г. суды стали выносить обвинительные приговоры)"
+ С.и М.-руководители ваучерного фонда, Подмосковье	28.10.94 ОСП 27.11.96 ИСП	4 5	- 6	7 4	11 15	Следствие прекращено
+ В.-предприниматель (товарные кредиты), Москва, 5 лет л.с.	20.01.95 ОСП	4	8	-	12
Итого по разд елу : ОСП 2 ИСП 1 Всего 3		8 5 13	8 6 14	7 4 11	23 15 38	На 1 суде оправданы, на 2 процессах осуждены без л.с.
"K главе 2 ""Обналичиватели авизо"" Б.3 дела о соучастии в мошенничестве по ст.147 УKК РСФСР"
"Н.- работник банка, Волгоград, суд переква- лифицировал на ""злоупотребление"", 4 года"	17.12.95 ОСП	-	1	11	12	Амнистирована, отбыла 2 года
+ О.- предприниматель, Л.- работник банка, Тула, 10 и 9 лет	17.02.95 ОСП	2	-	8	10	О. умер в ИТУ, Л. суд снизили срок до 8 лет
+П.- предприниматель и др., Москва, 5 лет	3.10.96 ИСП	6	7	-	13	Освобожден из СИЗО
Итого по разд елу: ОСП 2 ИСП 1 Всего 3		2 6 8	1 7 8	19 - 19	22 13 35	На 2 процессах оправданы, на 1 - осуждены

№	Характеристики				Голоса
№	Профес- сия	Воз- раст	Пол	Образование	Вина в мошен- ничестве	Гражд. нару- шение	Лишение свободы
1	Бухгалтер	57	ж	высшее	нет	да	нет
2	Продавец	42	ж	среднее	да	нет	да
3	Рабочий	59	м	сред.техн.	да	нет	да
4	Педагог	36	ж	ср.спец.	да	нет	да
5	Охранник	35	м	сред.техн.	да	нет	нет
6	Охранник	36	м	ср.спец.	нет	да	нет
7	Педагог	34	ж	высшее	да	нет	нет
8	Продавец	27	ж	ср.спец.	нет	да	нет
9	Безработная	46	ж	высшее	да	нет	нет
10	Пенсионер	63	м	сред.техн.	да	нет	нет
11	Пенсионер	58	ж	сред.техн.	да	нет	да
12	Портная	24	ж	среднее	да	нет	нет
13	Домохозяйка	45	ж	н.высшее	да	нет	да
14	Инж.-геолог	46	ж	высшее	нет	да	нет
15	Геолог	48	м	высшее	да	нет	нет
Итого					да - 11 нет - 4	да - 4 нет - 11	да - 5 нет - 10

Род занятий подзащитных	Регион	Время ареста	Источник авизо	Сумма хищения млн. руб	Срок по приго- вору	Изменен- ный срок
Чеченский пред- приниматель КK.	КKиров- ская обл.	март 1992 г.	неустановлен- ные чеченцы	20	8 лет	7 лет
Предпринима- тели Б. и Н.	Удмур- тия	июль 1992 г.	неустановлен- ные москвичи	256	9 лет 10 лет	6 лет
Эколог Р.	С.-Пб.	октябрь 1992 г.	неустановленный дагестанец	160	8 лет	4 года
Предпринима- тель О. и сотруд- ник банка Л.	Тула	октябрь 1992 г.	неустановленный ингуш в Москве	375	10 лет 9 лет	9 лет 8 лет
Сотрудник банка Т.	Уфа	октябрь 1992 г.	неустановленный кабардинец	196	дело закрыто
Сотрудники банка Н. и О.	Волго- град	октябрь 1992 г.	неустановленный кавказец	883	4 года 2 года	амнисти- рованы
Чеченские пред- приним. Г. и П.	Тверь	ноябрь 1992 г.	"неустановленный ""Руслан"""	1500	8 лет 8 лет	6 лет 6 лет
Предприни- матель А.	Тверь	декабрь 1992 г.	неустановлен- ные лица	416	4 года	2,5 года
Чеченский пред-приниматель Т.	Москва	начало 1993 г.	неустановлен- ные чеченцы	ок.3000	"	"
Бухгалтер Д. и предприним. И.	Москва	март 1993 г.	неустановлен- ные лица	606	7 лет 7 лет	досрочно освобожд.
Предприни- матель З.	Тюмень	май 1994 г.	"скрывшийся ""Соколинский"""	1156	8 лет	7 лет
Предпринима- тель П. и др.	Москва	окт. 1992 г.	скрывшиеся чеченец и ингуш	380	5 лет

Возрастные группы	Структура опрошенных в 1993 г., %	Доля осудивших за хищение в 1993 г., %	Структура присяжных в 1996 г., %	Доля осудивших за хищение в 1996 г., %
Молодежь до 30 (25) лет	16	40	18	33
Средний возраст до 54 л.ет	56	37	66	32
Пожилые, 55 лет и выше	28	38	16	30
ИТОГО:	100	37	100	32

Группы профессий	Структура опрошенных в 1993 г., %	Доля осудивших за хищение в 1993 г., %	Структура присяжных в 1996 г., %	Доля осудивших за хищение в 1996 г., %
Специалисты с высш. обр.	8,7	42	14	28
Специалисты без высш. обр.	18,8	30	14	14
Рабочие	23	42	38	42
Студенты (учащиеся)	8,4	36	4	0
Служащие СА, МВД	2,3	35	2	100
Пенсионеры	23,3	40	14	14
Руководители, предприниматели	6,1	35	10	40
Домохозяйки (безработные)	9,4	20	4	0
ИТОГО:	100	38	100	32

Группы образования	Структура опрошенных в 1993 г., %	Доля осудивших за хищение в 1993 г., %	Структура присяжных в 1996 г., %	Доля осудивших за хищение в 1996 г., %
Высшее	18	39	24	36
Среднее (техн., спец.)	82	37	76	31
ИТОГО:	100	38	100	32

№	Характеристики				Голоса
№	Профессия	Воз- раст	Пол	Образование	Хищение	Гражданское нарушение	Лишение свободы
1	Военный курсант	21	м	среднее	да	нет	да
2	Рабочая столовой	56	ж	неп.ср.	нет	да	нет
3	Сортировщица	58	ж	среднее	нет	да	нет
4	Работник питания	36	ж	среднее	да	нет	да
5	Рабочая	31	ж	среднее	да	нет	да
6	Рабочая	42	ж	среднее	да	нет	да
8	Рабочий	52	м	ср.техн.	ла	нет	да
9	Авиатехник	39	м	ср.спец.	да	нет	да
10	Предприниматель	34	м	нез.выс.	нет	да	нет
11	Типографщик	43	м	ср.техн.	да	нет	да
12	Рабочая	29	ж	среднее	да	нет	да
13	Рабочий	31	м	ср.спец.	да	нет	да
Итого:					да - 9 нет - 3	да - 3 нет - 9	да - 9 нет - 3