---------------------------------------------------------------
     © Copyright Hodos. SCHAUPROZESSEN (1981)
     © Copyright А.Б.Шашкин(hal@galore.tomsk.ru), перевод с немецкого
---------------------------------------------------------------





     В этой книге я не стану касаться ни истории  сталинизма, ни сталинского
террора  в Восточной Европе.  Я  ограничусь  только  сводным  представлением
показательных процессов против  коммунистов, ликвидации  не оппозиции  из-за
фактического или мнимого  сопротивления  социалистическим  преобразованиям и
советизации,  но  ведущих  партийных  деятелей  на основании  сфабрикованных
обвинений[1]. Эта книга не претендует на теоретический анализ. Ее
цель всего  лишь описать ход чистки в отдельных государствах  -  сателлитах,
показать  связи, исходящие от центрального  руководства,  отметить различия,
коренящиеся  в  истории  и  в  личностях,  которые  многократно  варьировали
единообразие, требуемое всемогущим центральным руководством.
     Международный фон, на котором возникли показательные процессы, подробно
освещен  в  литературе.  Однако  я  считаю необходимым  вкратце указать  три
важнейших    фактора,    вызвавших   партийную   чистку:   холодная   война,
параноидальная  подозрительность  стареющего  Сталина и советско-югославский
конфликт.
     После   Второй  мировой   войны  Советский  Союз  контролировал  Европу
восточнее линии Щецин  - Триест.  Запад,  руководимый  Соединенными Штатами,
ответил на  это "политикой сдерживания", которая,  обостряясь  шаг за шагом,
привела к Холодной  Войне. Отдельные шаги ее  хорошо  известны: американская
поддержка роялистов в греческой гражданской войне 1946 г.; доктрина Трумэна,
обещавшая   каждой   нации,   которой   угрожал   коммунизм,   политическую,
экономическую   и  военную  помощь,   март  1947   г.;  план   Маршалла   по
восстановлению Европы для укрепления сопротивления планам  коммунистического
переворота,  июнь  1947  г.;  решение   о  разделе  Германии  и  о  создании
федеративной  республики, ориентированной на Запад, июнь  1948  г.; создание
Брюссельского союза,  март 1948  г., расширение его до  Североатлантического
пакта, июль 1949 г.
     В  области  разведки,  в  июне  1948  г.  президент  Трумэн  включил  в
компетенцию  новосозданного  ЦРУ  такие  "тайные  операции,  как пропаганда,
экономическая   война,   прямые  превентивные  действия,   включая  саботаж,
подрывные действия,  включая  помощь  подпольному движению сопротивления,  а
также антикоммунистическим элементам  в  странах, находящихся  под угрозой".
(Директива Национального Совета Безопасности NSC 10/2, май 1948 г.).
     "Закрытые операции "  проводились  не  только в  Западной  Европе  (см.
Barnet 1983, s. 140  ff), но и  в странах, занятых Красной Армией, которые в
то время еще не были изолированы от внешнего мира  тотальной сталинизацией и
существовали   тайные   пути  для  финансирования  и   оказания  влияния  на
антикоммунистические партии,  церковь и  антисоветские группы.  (См.  Powers
1980, Kap. 3). В Польше и на Украине в первые послевоенные  годы оказывалась
поддержка  вооруженному  партизанскому  движению,  в  Албании  планировалась
секретная британско-американская  военизированная операция,  которую сорвало
только предательство двойного агента Кима Филби (См.  Bethell 1984). То, что
коммунистические лидеры вербовались западными шпионскими службами, относится
к   болезненным   фантазиям   Сталин,   без   сомнения  усиленной  компанией
дезинформации, опубликованием в западной прессе  такой фальшивой информации,
как,  например,  сообщений  о трениях  в партийном  руководстве  между  т.н.
московской и националистической, ортодоксальной и либеральной фракциями.
     Политика сдерживания привела к тому,  что  Советская империя  оказалась
блокирована,  изолирована экономически и  политически и  окружена  западными
военными  базами.  Сталин  отреагировал   на  это  сдерживание  колонизацией
захваченных государств. Они  превратились в  политическое,  экономическое  и
военное предполье СССР и во всех аспектах хозяйственной жизни им был навязан
советский образец.
     Идеология  была  самым сильным  инструментом этой политики колонизации.
Начальная теория различных национальных путей к социализму была отвергнута и
заменена сталинской концепцией  вынужденного единообразия, причем  советский
опыт годился для любого случая и представлял  единственную правильную модель
и его интересы  являлись абсолютным приматом.  Внешняя  холодная война  была
связана  с  внутренним употреблением  псевдомарксистской  теории "обострения
классовой   борьбы   в  фазе  перехода   от   капитализма   к   социализму".
"Бдительность"  стала  самым важным  призывом,  т.к.  согласно  этой  теории
разбитый, загнанный  в угол классовый враг пользуется любыми  маскировочными
средствами   для   подрыва   народно-демократического   строя   и   саботажа
строительства  социализма.  При   этом  партия  не   составляла  исключения.
Параноидальная недоверчивость  Сталина видела  врагов, проникших в важнейшие
партийно-государственные  органы:  агенты  империализма,  перекрасившиеся  в
коммунистов пытались изнутри ослабить новосозданную  империю. Довольно скоро
враг с партбилетом в кармане был назван  самой большой опасностью. Казалось,
что сопротивление Тито  дало  последнее  доказательство  правильности  этого
патологического  страха  перед предателями и  шпионами.  Он  незамедлительно
привел к показательным процессам.
     Чистки  проводились  и без  Тито,  но  это ускорило  раскол.  Стареющий
диктатор   начал  подозревать  своих  ближайших  сподвижников.   Он  обвинил
Молотова, Ворошилова, Микояна, Берия, маршала Жукова, даже своего преданного
личного секретаря Поскребышева в работе  на британскую разведку  и  приказал
тайной  полиции собрать  против  них обвинительный  материал  (см.  Medvedev
1949c, 153 и  158). Он терроризировал своих покорных придворных,  приказывая
арестовывать  членов  их семей.  Жены главы  государства  Калинина,  личного
секретаря Поскребышева, министра  иностранных дел  Молотова  были брошены  в
тюрьму,  как  "предательницы". Брат  Кагановича застрелился  в  следственной
комнате (см. Medvedev 1973, c.  344). Партийный теоретик  Андрей Жданов умер
при загадочных обстоятельствах. Сталин, который вероятно отдал  приказ о его
смерти,   обвинил  кремлевских  врачей-евреев  в  убийствах  и   сфабриковал
пресловутое  "Дело  врачей", которое  стало  кульминацией его  антисемитской
компании и планировал депортацию советских евреев в Биробиджан в Центральной
Азии   (см.   ibid.  c.   536).   Последствием  ликвидации   Жданова   стало
"Ленинградское дело",  в ходе которого были арестованы  почти все партийные,
комсомольские и советские  руководители города,  директора  заводов, ученые,
преподаватели и профессора. Тысячи были  казнены и среди  них член Политбюро
Вознесенский, секретарь  ЦК  Кузнецов и председатель  Совета Министров РСФСР
Родионов (см. ibid. c. 532).
     Также не было исключением секретная служба, главное орудие террора, под
руководством пресловутого шефа НКВД Лаврентия  Берия.  Она была разделена на
три  части:   Министерство  Внутренних   Дел   под  руководством   Круглова,
Министерство  Государственной  Безопасности во главе  с Абакумовым и  Особое
Управление  личной  охраны  Сталина  во главе  с генералом  Власиком. Вскоре
Абакумов был арестован, а Власика обвинили в том, что  он агент Intelligence
Service.  Даже  сам Берия  попал в немилость. В т.н.  мингрельском деле было
арестовано много его креатур: прелюдия к угрожающей ликвидации (см. ibid. c.
558).
     Стареющий  Сталин  подозревал  каждого. Он не  доверял своим  ближайшим
приспешникам. Как он  мог  доверять  своим  далеким наместникам в  странах -
сателлитах?
     Развитие  Советского  Союза   от  парии   международного  сообщества  в
сверхдержаву,  инсценировка  послевоенных  показательных   процессов   могло
показаться нецелесообразным, т.к. мировая общественность, которая до сих пор
почти  не  обращала  внимания на  внутрисоветские дела,  теперь посвящала им
слишком много  внимания.  Чистки  и  массовые  убийства  также  должны  были
происходить  за  покровом,  скрывавшем  тайные процессы и  тайные  казни.  В
отношении  стран-сателлитов  можно было  не  считаться с  этими  опасениями.
Сталин  позволил   своим   представителям   сначала   ликвидировать  военных
преступников   и   фашистов,   потом  буржуазную   оппозицию   и,   наконец,
социал-демократов. После отхода Тито на очереди оказались сами коммунисты.
     История советско-югославского конфликта хорошо известна (см. Ulam 1971)
и здесь достаточно кратко остановиться на этом. Его корни лежат в том факте,
что  Югославия  единственная  восточно-европейская  страна,  которая  своими
силами  добилась  освобождения  от  немецких  захватчиков,  а  не   получило
освобождение, как милость  из рук  Красной Армии, и провела социалистическую
революцию.
     С   1945   г.   по   июнь   1948  г.   советско-югославские   отношения
характеризуются   растущей  напряженностью  из-за  попыток   Сталина  свести
Югославию до положения покорного государства-сателлита и сопротивления Тито.
Тито  был,  если  это вообще возможно,  более  ревностным  сталинистом,  чем
остальные партийные вожди советского блока.  Он  слепо следовал диктуемой из
Москвы внутри и внешнеполитической  линии и беспрекословно принимал всеобщую
применимость   Советской   модели  и   ведущую  роль  Советского   Союза.  В
Информационном  Бюро коммунистических  партий, этом  инструменте  достижения
единообразия в советской империи, Югославия была самым страстным обвинителем
любого  "уклона" от  сталинской концепции и  социалистическое преобразование
хозяйства было более радикальным, чем в других странах народной демократии.
     Напряженность возникла из-за различий не в  доктринах,  а во мнениях  о
партийно-государственных отношениях.  Впервые после уничтожения оппозиции во
время Большого Террора в 30 - е годы кто-то осмелился противоречить Сталину.
Впервые "социалистичес-кое"  братское государство осмелилось  сопротивляться
советскому контролю над своим хозяйством, своей армией и своей партией.
     Сталина  встревожил   растущий   авторитет   Тито  во   всех   народных
демократиях,   а  также   его  попытки   создать  вместо  пояса   сателлитов
социалистическую федерацию дунайских и балканских государств. Весной 1948 г.
Сталин перешел от скрытой политики  инфильтрации к открытым атакам для того,
чтобы добиться покорности или, если будет необходимо, устранения Тито.
     Борьба за власть маскировалась изощренными теоретическими построениями.
В  ряде   писем  ЦК  КПСС   Сталин  обвинил  Тито  в  отходе  от  правильной
марксистско-ленинской  линии   и  недружественном  отношении   к   советским
"советникам".  Тон  от  письма  к  письму  становился  все  более  резким  и
угрожающим,  упреки  сменились обвинениями в  "бухаринизме"  и  "троцкизме",
самыми   страшными  приговорами  сталинского   словаря[3].  Когда
Югославия  отказалась  подчиниться диктату Сталина,  он попытался  расколоть
партию, однако его маневры привели только к аресту обоих просоветских членов
ЦК - Хебраича и Жуевича.
     Разрыв  стал неизбежен.  Сталин  созвал  особое  заседание  Коминформа,
который в резолюции,  принятой  28  мая 1948  г.  осудил  антимарксистскую и
антисоветскую  политику  Тито и  исключил югославскую партию  из Коминформа.
Анафема заканчивалась призывом к "здоровым элементам" в КПЮ свергнуть Тито и
вернуться в советский лагерь.
     Однако  Тито  не  капитулировал.  Он  стал для Сталина  "врагом  No 1".
Титоизм  заменил  в  сталинской  литургии  троцкизм,  как  грех во плоти. Он
наполнил полинявшую пустую  оболочку картины врага новым содержанием  и стал
призраком  послевоенного  времени, с помощью  которого Сталин обеспечил свое
автократическое  господство над государствами -  сателлитами и  их партиями.
Больше ничто  не мешало фабриковать эрзац-Тито в опробованном кровавом стиле
Большого Террора:  можно было  начинать  восточно-европейские сфабрикованные
процессы.



     Волна  послевоенных  сталинских  процессов  началась  12  мая  1949  г.
закрытым  слушанием дела свергнутого министра  внутренних  дел Албании  Кочи
Дзодзе.   Его   казнь  была  кровавой   кульминацией   советско-югославского
конфликта. Сталин не мог свергнуть или физически ликвидировать Тито, поэтому
вместо него  пришлось умереть Дзодзе. Он был  не выдуманным "титоистом", как
его  последователи  на виселицах в Будапеште,  Праге, Софии  и Бухаресте,  в
застенках  Варшавы и Восточного Берлина, но настоящим титоистом,  доверенным
лицом  Югославии в  албанской компартии. Дзодзе был исключением, с  которого
началось правило.
     Албанцы всегда были и  остаются  исключительным случаем. Они  не  имеют
родственных народов. Это наследники доиндоевропейских племен- иллирийцев. Их
язык нельзя сравнить ни с одним другим.  С тех пор  как они около  3 000 лет
тому  назад, еще до  греков,  проникли  на албанский полуостров, их  история
представляет постоянную борьбу за сохранение самобытности: против господства
Афин и Рима, Византии и турок (см. вводную главу в Skodi 1956 и Pano 1962).
     И   при  коммунизме  Албания   не  отказалась  от   своего   особенного
существования. Сначала она  разорвала  связи с  Югославией, потом с  СССР и,
наконец, с Китаем и объявила полную изоляцию основой  своей независимости. И
сейчас она хочет  быть не участником, но одиноким  третейским судьей мировой
истории. В ней единственной среди социалистических стран атеизм был объявлен
официальной   идеологией,  она  объявила  себя  единственным  представителем
истинного  марксизма-ленинизма,  непреклонным   врагом  всех   "уклонистов".
Албания является исключением и в том отношении, что ее партийное руководство
еще в первой фазе своего господства раскололось на фракции. Это единственная
социалистическая страна, оставшаяся верной сталинизму и не реабилитировавшая
таких своих жертв, как Дзодзе.
     Впервые   пробуждение  албанского   национализма   оказало  влияние  на
политику,   хозяйство   и   культуру  Европы   в   конце   19  -  го   века.
Националистическое  движение  совпало с  прогрессирующим  распадом Османской
империи  и  закалилось в  партизанской войне  против турок.  В 1912 г.  была
провозглашена  независимость   Албании.  В   следующем  году  на  лондонской
конференции великие  державы  наметили границы нового государства: провинция
Косово, в которой проживало около полумиллиона албанцев была передана Сербии
и тем самым было создан очаг напряженности, до сих пор отравляющий отношения
Албании со своим северным соседом.
     Изолированное новое государство вошло в  20 - е столетие самым бедным и
самым отсталым во всей Европе. Его народ грабили чужие державы и собственные
феодалы. Одному из самых могущественных землевладельцев Ахмету Зогу, удалось
провозгласить  себя  королем. Во время его  правления Албания стала  сначала
сателлитом, а после бегства  Зогу  в  1939  г. за  границу колонией  Италии.
Падение  Мусолини  привело  в страну  германский  вермахт. Однако,  во  всех
политических переменах принимал участие только немногочисленный высший слой.
Народ, как  всегда, замкнулся  от иностранного влияния. Только резня мировой
войны,  проникшая в  горные  ущелья,  мобилизовала  крестьян и  пастухов  на
активное       сопротивление       против       фашистских       оккупантов.
Национально-освободительной Армии, руководимой коммунистами, удалось к осени
1944 г. освободить всю страну от оккупантов, собственными силами, без помощи
красноармейцев или югославских партизан. Путь к власти был открыт.
     По  иронии  судьбы  Албанская   Коммунистическая  Партия  была  создана
югославами. Речь идет об  эмигрантских  организациях  межвоенного периода  в
Женеве, Париже и Москве. И в самой Албании возникли коммунистические группы,
которые по большей части находились под руководством молодого учителя Энвера
Ходжи и жестянщика Кочи  Дзодзе. Однако, фракции враждовали друг  с другом и
все попытки  Коминтерна  их объединить ни  к чему  не приводили.  До  Второй
Мировой Войны  Албания оставалась единственным  государством  в  Европе  без
коммунистической партии (см. Pano 1968, c. 26ff и 40 ff ).
     После оккупации Югославии немцами, КПЮ направила в Тирану двух  крупных
партийных функционеров,  Милована Поповича  и Душана Мугоша, которым наконец
удалось  в  ноябре  1941 г.  объединить  фракции в  Коммунистическую  Партию
Албании.  Именно  оба  югослава  составили  список  временного  Центрального
Комитета  с  Энвером  Ходжа  и  Кочи  Дзодзе  во  главе. До конца войны  они
оставались в стране, как "советники" и  сделали албанскую компартию филиалом
югославской, а Албанию - сателлитом Югославии.

     С  момента  установления господства  коммунистов  и до разрыва  Тито со
Сталиным Албания  шаг за шагом соскальзывала в сферу  влияния Югославии. Она
отказалась  от  области Косово, населенной  албанским большинством,  приняла
новую Конституцию, которая была почти дословной копией  югославской, провела
по югославскому  образцу  национализацию  промышленности  и  коллективизацию
сельского хозяйства; в  школах  было введено обязательное изучение сербского
языка,  молодые   технические   и  административные  кадры  получали  высшее
образование в Югославии. И внешняя политика  также была подчинена Югославии.
Под  давлением  Тито  Албания  заняла  резко  антизападную  линию  и закрыла
английскую  и американскую миссии. Изоляция  от  Запада  казалась  Югославии
хорошим средством  для того, чтобы  можно было  осуществлять господство  над
своим  сателлитом  беспрепятственно  от  какого-либо чужого  влияния.  Не  в
последнюю очередь положение Албании, как субсателлита выражалось в том,  что
ее компартия не входила в Коминформа, а была представлена КПЮ.
     Еще  во  время  войны  Югославия  поспешила  создать органы  внутренней
безопасности,   для  того,   чтобы   очистить  партию   от  "уклонистов"   и
"троцкистов".  Их  первой  жертвой  стал  Анастас Луло, который включился  в
движение  молодым  рабочим  и   после  основания   компартии  был   назначен
руководителем  молодежного Союза. Под давлением югославов он был осужден как
"левоуклонист" и  расстрелян. Следующей жертвой стал Лазар  Фундо,  один  из
зачинателей коммунистического движения.  Он провел  30 -е годы в эмиграции в
Москве, однако, разочаровавшись в  сталинских порядках, вернулся  на Родину.
Летом 1944 г. его заманили в ловушку правоверные товарищи и забили до смерти
на  глазах пораженной британской миссии. Третьим  стал Мустафа Джаниши, член
временного Политбюро. его "грех"  состоял  в том,  что он по заданию  партии
заключил соглашение  о  совместной  борьбе  против  фашистов  с  буржуазными
группировками. Югославские "советники"  заставили албанскую партию разорвать
соглашение,  а  Джаниши  исключить  из  партии   Однако,  для   Лири  Джела,
единственной  женщины  в  Центральном  Комитете приговор  показался  слишком
мягким и она, не долго  думая, застрелила его (см. Skendi 1956, c. 85 и 119,
Pano 1968, c, 47ff, Wolff 1970 c. 217 и 234).
     Параллельно  с  обеспечением  своего  политического  влияния  Югославия
пыталась  контролировать  албанскую  экономику.  Конечно,  Тито в  отношении
Албании    был    более    предупредителен,    чем    Сталин    со    своими
восточно-европейскими вассалами. Он позволил передать все фабрики  Албании и
предоставил своим протеже  на очень благоприятных  условиях кредит на  общую
сумму  100  миллионов долларов.  Выгоды для самой отсталой  страны  в Европе
очевидны. Югославия, в отличии от Советского Союза, хотела не грабить своего
сателлита,  но  имела  в отношении Албании  другие  намерения. В  договоре о
Дружбе (июль  1946  г.)  было однозначно выражено: хозяйственные планы стран
должны  координироваться;  обе  валюты  были приравнены  друг  к другу; была
предусмотрена единая  система  цен и таможенный  союз.  К  середине  1948 г.
процесс слияния  экономических систем зашел настолько далеко,  что включение
Албании в НФРЮ казалось неминуемым (см.  Wolff 1970, c. 338ff, Panno 1968 c.
58 ff).
     В соответствии с  глубокими националистическими  традициями албанцы  не
собирались  безропотно подчиняться югославским гегемонистским  планам. Уже в
начале 1944 г. в партии начали  оформляться две  фракции.  На одной  стороне
находились  "умеренные"  или т.н. "интеллектуалы"  под  руководством Сейфулы
Малешова, Нако Спиру и Мехмета  Шеху,  на другой  т.н. "рабочие"  во главе с
министром  внутренних  дел  Кочи  Дзодзе,  которому  подчинялась Сигурими  -
Директорат  государственной  секретной  службы,  контролируемый  югославской
тайной полицией  UDB.  Энвер Ходжа, генеральный секретарь ЦК  КПА,  а  также
премьер   министр,   министр   иностранных  дел   и   обороны  и   Верховный
Главнокомандующий Армией сначала  колебался  между обеими  фракциями, однако
довольно скоро он возглавил крыло, враждебное Дзодзе.
     Сначала споры шли не прямо о доминирующем положении Югославии. Различия
во  мнениях  касались  темпов   социалистических   преобразований.   Однако,
оппозиция  показалась  Дзодзе достаточно  опасной  для того, чтобы в феврале
1946  г.  с  помощью Ходжи отодвинуть "умеренных".  Малешова был выведен  из
Политбюро   и    центрального   Комитета,   его   клика   была    заклеймена
"оппортунистами" и "антиюгославами" (см. Panj 1968 c. 67 f).
     Ходжа пришел  к  убеждению, что  югославы своей поддержкой Дзодзе хотят
развязать  силовую  борьбу  за руководство албанской партией.  Он  попытался
созвать  на  май 1946 г. съезд партии -  однако ему  пришлось  отказаться от
своего  плана давления на Тито: он подготовил  критическую резолюцию о  роли
Югославии  в  войне,  но Политбюро  из  страха  перед  всемогущим  министром
внутренних дел и его тайной полицией отказалось ее обсуждать.
     В конце концов Ходжа обратился  к  Сталину с просьбой об  аудиенции, но
Сталин отказал. В то время Советский Союз  почти не  интересовался албанской
проблемой: он  передал страну Югославии.  Владимир Дедиер в своей  биографии
Тито передает беседу, которая состоялась в 1946 г. у Сталина с Тито:

     "Сталин:  Они (албанские  коммунисты) хотели  бы сюда  приехать, но они
хотели бы не  отпускать Энвера  одного, а послать вместе  с ним Коче Дзодзе,
как известный  контроль.  Мы все  откладываем этот  визит.  Как Вы  думаете:
должны ли мы принять их в Москве? Нам кажется, что необходимости в этом нет.
Если они прибудут  сюда, будет неприятно, как для них самих, так и для  нас.
Было бы лучше, если бы Вы смогли им сами помочь.
     Тито: мы охотно могли бы урегулировать с ними эти вопросы.
     Сталин: хорошо" (Dedijer 1953, c. 264). .

     А  год спустя,  как сообщает Милован Джилас в  своей книге  "Беседы  со
Сталиным"  (1962 г. с. 183), диктатор был более циничным: "У нас нет никаких
особенных  интересов в  Албании. Мы согласны  с тем, что Югославия проглотит
Албанию."  Первое  равнодушное  высказывание  Сталина  можно  было  признать
истинным,  но   его  пресловутый   совет   Джиласу  звучал  уже   откровенно
провокационно. Он был дан  в  момент начала обострения советско-югославского
конфликта. Сталин попытался  обострить силовую борьбу  между Дзодзе, протеже
Тито, и Энвером Ходжа, Генеральным Секретарем, боровшимся за независимость.
     Ходжа почувствовал,  что назрело время перехода в наступление. В первые
месяцы  1947  г. он  во все  более резких  нотах  критиковал  неравноправные
условия  югославско   -   албанского   экономического  договора   и  упрекал
югославских советников в том, что они сознательно хотят затормозить развитие
страны. Отношения  между  обеими странами обострились  еще больше,  когда  в
апреле  1947  г.  в Белград прибыла  албанская  экономическая  делегацию под
руководством  Нако  Спиру  просить  увеличения  помощи  и  нового  торгового
договора.  Югославы  отказались  вести переговоры до тех  пор пока  не будет
решен  вопрос  координации  экономических  планов  обоих  государств.  Ходжа
проинструктировал  Спиру  отклонить  требования  общего  пятилетнего  плана,
который  несомненно  обречет  Албанию  на  роль отсталой аграрной  страны  и
источника сырья и тем самым навсегда прикует к Югославии[4].
     Ввиду сопротивления югославы торопили Дзодзе начать контрнаступление. В
мае  1947  г.  он  приказал  арестовать   ряд  членов   Народного  собрания,
настроенных  против  Югославии  и  среди   них  исключенного  из  партийного
руководства  Малешова.  Они предстали  перед контролируемым  Дзодзе Народным
судом и за  "антигоударственную деятельность"  были приговорены к длительным
срокам тюремного  заключения. В  июне  Тито  обратился  с  резким  письмом к
албанской  партии   и  обвинил   Энвера  Ходжу  в  создании  антиюгославских
настроений и придании албанской политике антиюгославской направленности.
     Однако, письмо Тито оказало прямо противоположное действие: оно усилило
сопротивление югославской опеке.  Политбюро отклонило обвинение. Против было
всего  два голоса:  Дзодзе  и  Панди  Кристо,  шефа  всемогущей  Контрольной
Комиссии,  и охарактеризовало  письмо,  как  недопустимое  вмешательство  во
внутренние дела албанской партии.
     Энвер Ходжа  вторично запросил у Москвы  разрешение на посылку торговой
делегации и на этот раз Сталин сказал "ДА". Ходжа лично возглавил делегацию,
в  состав  которой   также  вошел  Нако  Спиру   и  в  июле  было  подписано
экономическое соглашение. Тот факт, что Москва не проинформировала Югославию
о переговорах  и согласилась оказать Албании поддержку,  в  которой отказала
Югославия,  был  предупреждением Тито,  что Сталин больше не  стоит  за  его
албанской политикой.
     Ответа Тито  не пришлось  долго  ждать.  В ноябре  1947 г.  он направил
албанскому  Центральному Комитету новое письмо и  на  этот раз  избрал своей
мишенью  начальника  Госплана  Нако   Спиру.  Спиру  был  объявлен   главным
ответственным за  "недоразумения", его  "предательское поведение"  отравляет
атмосферу между братскими партиями. На заседании ЦК, на  котором обсуждалось
письмо Тито,  Lpjlpt  обвинил  Спиру  в  "антипартийной,  националистической
деятельности". На следующее  утро Спиру был найден мертвым в своей квартире.
В первой версии речь  шла о несчастном случае во  время  чистки собственного
револьвера; во втором официальном сообщении  говорилось о самоубийстве из-за
"угрызений совести из-за своего предательства", наконец после окончательного
разрыва  с  Тито и посмертной реабилитации  Спиру говорили,  что он был убит
органами  безопасности  Дзодзе,  что, по-видимому соответствует  фактам (см.
Pano 1968 c. 78ff, Wolff 1970, c. 276).
     Больше  Сталин не мог  отмахиваться от  "албанской проблемы". В  начале
1948 г.  в Тирану  устремилось большое  количество "специалистов" из Москвы,
персонал советского посольства  резко возрос.  В это  же  время югославы без
консультации с  Москвой и вопреки протестам  Кремля направили в  Албанию две
армейские  дивизии,   якобы  для  защиты  страны  от  возможного  греческого
вторжения  (см. Джилас 1985, сю 148f). Тито полагал, что  он больше не может
откладывать свой план  югославо-албанского  союза и  поручил  Дзодзе созвать
заседание Пленума ЦК. VIII Пленум проходил в тени штыков югославских дивизий
и  принес в марте последнюю победу  Дзодзе. Энвер Ходжа смог  сохранить свой
пост Генерального Секретаря только благодаря  острой  самокритике, некоторые
из его сторонников  были исключены  из  ЦК  и среди  них  вдова Нако  Спиру,
учившийся в  Москве Мехмет Шеху, начальник  генерального  штаба  и противник
югославской ориентации был освобожден от занимаемого поста  и  Пленум принял
предложение Дзодзе  одобрить  планы объединения экономики и армии  Албании с
Югославией (см. Pano 1968, c. 81f).
     Теперь события быстро сменяли друг друга. В середине июня по соглашению
с советским послом Ходжа приказал закрыть югославское информационное бюро. И
1 июля 1948 г. через месяц после решения Коминформа о "тито и его клике", он
разорвал все экономические связи с Югославией и приказал немедленно  выслать
всех югославских специалистов и советников.
     При полной  политической  и  экономической  поддержке  Советского Союза
Ходжа   выступил  против  своего   соперника.   Дзодзе   попытался  избежать
неизбежного:  смиренно  выступил  с самокритикой, клялся в своей преданности
Советскому  Союзу,  решению   Коминформа  и  дал  задание  секретной  службе
разыскивать  и  арестовывать  "титоистов".  Ничто  не  помогло.  Центральный
Комитет   отменил   решения  VIII  Пленума,  реабилитировал   всех   ведущих
коммунистов, которых Дзодзе удалил  с их постов  и  решил снять Дзодзе с его
поста министра внутренних дел и перевести его в министерство промышленности.
Новым  министром  внутренних   дел  стал  его  бывшая  жертва  Мехмет  Шеху.
Сторонников  Дзодзе быстро сняли со всех  мест в секретной службе и заменили
доверенными людьми Шеху и  агентами советской секретной  полиции. 31 октября
Дзодзе был  снят  со  всех партийных и  государственных постов.  Наконец  22
ноября  по единогласному  решению Съезда  партии  вместе со  своим союзником
Панди Кристо и десятками других сторонников был исключен из коммунистической
партии и арестован. (ebd. c. 83ff).
     Переход секретной службы под контроль советских "советников" радикально
изменил  характер  чистки.  До  сих  пор  в  странах  -  сателлитах, включая
югославский субсателлит Албанию, сфабрикованные процессы были  неизвестны. В
албанском коммунистическом  движении, расколотом  борьбой фракций, архаичная
традиция горцев сводить счеты в виде вендетты, приняла особенно безжалостную
форму, проявившую в уже упомянутом  убийстве  Луло  Фундо и Джаниши. Чистки,
проведенные  после  консолидации  партийного руководства  в борьбе за власть
Ходжа/ Дзодзе, вычистили уклонистов от более  сильной фракционной линии. Они
были  приговорены к тюремному заключению - не за  вымышленные "преступления"
на  основании  признаний  выбитых  пытками,  но  за  фактическое  проявление
антиюгославской ориентации. Убийство Нако Спиру доказывает отсталость тайной
полиции Дзодзе, она  не  овладела  техникой  убийства  через  сфабрикованные
процессы, поэтому ей пришлось прибегнуть к обычному убийству.
     Отстранение  Дзодзе  имело  совершенно  другую природу. Оно должно было
пройти по московскому сценарию, разработанному за несколько месяцев до этого
Сталиным и  Берия. Было недостаточно  просто его  ликвидировать.  Было нужно
титоиста  Дзодзе  превратить  в  титоиста  в  "кавычках", лидер  югославской
ориентации должен был предстать как обычный преступник, предатель  и  орудие
империалистов.  Однако,  главным обвиняемым должен  был стать не Дзодзе,  но
Тито.  В  своей навязанной  роли,  Дзодзе  должен  был  "разоблачить" своего
югославского покровителя, как главного агента западных шпионских служб.
     Но Дзодзе вписывался  в московский сценарий  только  отчасти. Хотя он и
был  человеком Тито в Албании и истинным  титоистом, но Энвер Ходжа подходил
для этой роли еще  больше, ибо его борьба  за  независимость  от иностранной
державы показывало свое родство с корнями советско - югославского конфликта.
Кроме  того  Албания  имела  большой  недостаток: она  находилась далеко  от
Советского  Союза и была окружена двумя враждебными  соседями: Югославией  и
Грецией.  Наконец,  нужно  учесть  незначительность  и  отсталость  Албании:
малочисленность населения,  всего 1.2 миллиона, незначительность территории,
отсутствие   дипломатических   миссий   западных   держав,   почти   никаких
политических и хозяйственных связей  с  остальными  народными демократиями -
неподходящая  кандидатура  на роль подрывного  центра  империалистов  против
социализма.
     Советские "советники" решили поставленную перед ними  задач так хорошо,
насколько это было возможно  в сложившихся условиях. С конца декабря 1948 г.
следствие  по  делу  Дзодзе и  его  группы  шло  день и  ночь.  Следователям
понадобилось четыре месяца для  того, чтобы  сломить  его  сопротивление.  В
марте 1949 г.  МВД наконец смогло сообщить Сталину, что первый обвинительный
протокол подписан.  В конце месяца Ходжу пригласили  в Москву для  получения
инструкций  по  готовящемуся сфабрикованному процессу  (см.  Wolff 1970,  с.
379).
     Процесс  против  "Кочи  Дзодзе  и   его  банды  югославских  агентов  и
саботажников" начался 12  мая 1949 г. за закрытыми дверями6. В обвинительном
акте указывалось, что они вместе с Тито составили заговор с целью  свержения
албанского правительства, убийства вождя партии и включения Албании в состав
Федеративной Народной Республики Югославии. В свою очередь Тито, как звучало
дальше,  получил  задание  от  империалистических   разведывательных   служб
выковать из балканских стран антисоветский блок.
     Дзодзе "признался" в  том,  что еще в 30  -е  годы он был  завербован в
шпионы   монархической  партией,   а  во   время  войны   пошел   служить  в
англо-американскую  шпионскую  сеть.  В  1943  г.  глава  английской военной
миссией сообщил  ему, что  Тито является  его секретным  агентом  и  поручил
установить  связь  с  членом  югославского  Политбюро  Вукомановичем.   Было
заключено секретное соглашение, по которому после  прихода к  власти в обеих
странах, Дзодзе должен был  взять на себя  руководство  албанской  партией и
подчинить ее югославской.
     С помощью Панди Кристо,  начальника  Центральной  Контрольной  Комиссии
Дзодзе занял руководящие посты в партии своими сторонниками и поручил своему
начальнику службы безопасности Варго Митроджори арестовать членов партийного
руководства враждебных Тито. Задачей Ности  Керентии  во главе  госплана был
саботаж албанской экономики и ее интегрирование в югославскую экономику.
     Когда весной 1948 г.  Советский Центральный Комитет  начал  разоблачать
троцкистскую  политику югославской партии,  Тито  якобы  дал Дзодзе  приказ,
немедленно  привести  в  действие  подготовленные  планы  свержения.  Только
благодаря  бдительности  Энвера  Ходжи  и  братской помощи  Сталина  удалось
сорвать этот вредительский план.
     В  июле 1949  г.  короткая заметка  в  прессе сообщила ведикт народного
суда.  Дзодзе был  приговорен  к  смерти,  Панди Кристо  -  к двадцати годам
каторжных  работ,  Керентии Митроджори, заместитель министра  внутренних дел
Баке Колетцки  и руководитель центрального управления  пропаганды Хури  Ноте
были осуждены на большие сроки. В тот же день Дзодзе был повешен.
     В  последовавших  после  этого секретных процессах  были  ликвидированы
сотни истинных и мнимых титоистов.  Непосредственно после этого  последовала
новая  волна  чисток  с  членом  Политбюро  Абуди  Шеху  в   роли   главного
обвиняемого. В течение года все югославское крыло албанской партии оказалось
или  в тюрьмах  или  в  концлагерях Сигурими.  Националистическое крыло  под
руководством  Энвера  Ходжи прочно  держало  контроль  над  партией  в своих
руках[7].  Советские  "советники" еще не знали,  что они  помогли
сесть  в седло новому  варианту  "антитоистского  титоизма",  который  через
десятилетие повернется против них.
     "Мне достаточно пошевелить пальцем и с Тито будет покончено" бахвалился
Сталин в апогее советско-югославского конфликта. Процесс Дзодзе стал заменой
неудавшейся  крупной разборки. Он преследовал тройную цель.  Во-первых:  это
было  предупреждением  потенциальным сомневающимся:  смотрите, такая  судьба
ждет каждого,  кто попытается  отклониться  от единственно правильной линии,
выйти из под нашего диктата, самостоятельно думать! Вторая цель  состояла  в
том,  чтобы  различия  во мнениях  превратить  в  предательство,  саботаж  и
шпионаж,  т.е.  каждого, кто не следовал  безусловно за Сталиным заклеймить,
как  простого  предателя,  и агента  империалистов,  Наконец  он должен  был
"разоблачить  Тито",  "признания", сфабрикованные  под  пытками  должны были
способствовать фальсификации  истории.  Нужно  было  показать,  что  Тито не
только  "объективный" уклонист  от  единственно правильной  линии,  сообщник
антисоветских  сил,  но  и "субъективно"  он  предатель и сознательный агент
империалистов.
     Процесс   Дзодзе  целиком  и  полностью  выполнил  свою  первую   цель:
сторонникам  Тито пришлось расплачиваться  за  свои симпатии смертью - более
убедительного предупреждение не  может быть. Однако до полного осуществления
второй и третьей целей  было далеко: поскольку процесс был  тайным, он  имел
очень незначительную пропагандистскую ценность, а географически-политическая
изоляция Албании  завела его в тупик из которого нельзя было протянуть связи
к другим сателлитам.
     18 мая 1949 г. через шесть дней после начала процесса Дзодзе  в Венгрии
началась  волна арестов. Только успели похоронить тело Дзодзе, как 10 июля в
Болгарии был арестован вождь партии No  2. Сфабрикованные процессы  Райка  и
Костова  должны были  теперь,  после  частично удавшегося албанского  дебюта
стать настоящим началом сталинистской чистки в Восточной Европе.






     София  должна  была стать местом проведения следующего  сфабрикованного
процесса,  поскольку именно  болгарская компартия  поддерживала самые тесные
связи  с  Тито  (после  субсателлита  Албании).  То,  что все-таки  Будапешт
опередил  ее  на три месяца объясняется непредвиденными  задержками, которых
нельзя было избежать даже в строго организованном сталинистком аппарате.
     Федерация двух южнославянских народов  Болгарии  и Югославии в  течение
долгих десятилетий была  мечтой  либералов, социалистов и  коммунистов  (см.
Bell 1986. c.  15ff;  Ulаm 1971,  c. 86ff).  После прихода к власти в  обоих
странах коммунистов, казалось, что  наконец пробил час для этого.  Федерация
также разрешила бы проблему Македонии  - этого маленького славянского народа
со  своим собственным языком  и  культурой,  который после второй балканской
войны в 1913 г. оказался разорванным на болгарскую и югославскую  части и  с
тех  пор оставался яблоком раздора  между  обоими государствами  (cм. Barker
1950, c. 48ff; Wolff 1970, c. 87ff; Lendvai 1969, c. 31ff).  Как Тито, так и
болгарский партийный лидер  Георги Димитров были горячими сторонниками  идеи
федерации.  Однако,  это  соответствовало и планам Сталина, ибо объединенные
Югославия  и Болгария, будучи  в его  сфере влияния  могли  создать  сильный
бастион против традиционного британского влияния на Балканском полуострове.
     Новому  болгарскому  правительству  Отечественного  Фронта  было  всего
несколько  недель, когда  Тито  в  ноябре  1944 г.  направил в Софию  своего
ближайшего  сотрудника  Эдварда Карделя.  Он  предложил  своему  болгарскому
товарищу двухступенчатый план: немедленное объединение  болгарской Пиринской
Македонии с югославской Федеративной Республикой Македония, а также создание
в  Белграде смешанной комиссии для подготовки  объединения обоих государств,
причем Болгария должна была  стать седьмой республикой  нового федеративного
южнославянского союза.
     Болгария  отклонила  предложение  Тито и  выдвинула свой альтернативный
план,  в котором  оба  государства  выступали как  равноправные  партнеры. О
разногласиях  было доложено  Сталину, который выбрал  югославский вариант. В
декабре   1944   г.   болгарская   правительственная  делегация,  снабженная
соответствующими  директивами, должна была отправиться в Белград, но  за два
часа до  отъезда из  Москвы  пришло  указание отменить поездку. Как  позднее
объяснил Сталин Моше  Пияди и  болгарскому  министру внутренних  дел  Антону
Югову, англичане выступили против планов объединения и вместе с американцами
заявили протест министру иностранных  дел Молотову: Южнославянский Союз, как
аргументировали  свою  точку  зрения  западные  державы  "был бы  нарушением
ялтинских соглашений о  послевоенном устройстве  Европы (см.  Ulаm  1971  с.
91ff).
     Планы создания федерации  пришлось отложить, но от них не отказались. В
июне 1947 г.  Димитров объявил в  интервью лондонской  газете "Daily Mail" о
скором заключении  Договора  о Дружбе и взаимной помощи между  Югославией  и
Болгарией,  который "приведет к  более тесному экономическому, культурному и
общему сотрудничеству между обоими государствами" (цит. по  Деведиев, 1962 ,
с. 9). Подробности Тито и Димитров объяснили в Белграде. 2 августа 1947 г. в
словенском  городе  Бледе  состоялось торжественное подписание Договора. Его
экономические  статьи  предусматривали   подготовку   таможенного   Союза  и
координирование экономических  планов  в  обоих  государствах.  В  секретном
приложении, которое было впервые  опубликовано после разрыва Сталина с Тито,
говорилось,  что   Югославия   и   Болгария  готовы  объединиться  в  единое
государство:  Союз  южнославянских народных республик."  В ноябре 1947 г. во
время  церемонии  ратификации  в  Софии   Тито  заявил  совершенно  открыто:
"Сотрудничество  между  обоими  нашими государствами должно  быть  настолько
всеобщим,  настолько  тесным,  что  создание  федерации  станет  всего  лишь
формальностью.  Мы создадим большой и  сильный  Южнославянский Союз, который
сможет противостоять любому натиску ("Правда" 28.11.1947 г.).
     Для  Тито и Димитрова  Союз  был только первым шагом  к  Федерации всех
народных республик. 17 января 1948 г. Димитров заявил на пресс-конференции в
Бухаресте, где он обсуждал с вождем партии Георгиу -  Дежем планы  румыно  -
болгарского  таможенного союза:  " Что  касается  проблемы  Федерации, то  в
Румынии и в Болгарии, Югославии, Албании, в Чехословакии, в Польше, Венгрии,
возможно в Греции, наши народы могут сами принять решение. Именно они  решат
создавать  Федерацию  или Конфедерацию, где и как это должно осуществиться."
("Правда" от 23.01.1948 г.).
     Сталин был взбешен. Он увидел в заявлении Димитрова ядро стратегии Тито
по  созданию  социалистического  блока  независимого  от  СССР и  нарушением
принципа, что важнейшие  решения должны  приниматься им самим.  29  января в
"Правде" появилось необычайно резкое возражение. "Мы опубликовали  заявление
товарища  Димитрова, однако  это не означает,  что  мы разделяем его мнение.
Совсем  наоборот,  мы считаем, что  эти страны не нуждаются  в  навязываемой
федерации  или конфедерации. Единственное,  в  чем  они нуждаются  -  это  в
усилении и защите  своего суверенитета  и  своей  независимости." 10 февраля
Сталин  вызвал вождей  болгарской и югославской  партий.  Тито  благоразумно
остался  дома  и  направил  в  Москву  Карделя  и Джиласа. Димитров  не смог
уклониться от  личной явки  и отправился в советскую столицу в сопровождении
Трайчо  Костова.  Сталин  и  Молотов подвергли  Димитрова  резким  нападкам,
отвергали  все  его объяснения и,  как  сообщает Джилас  (1962,  с.  222ff),
прочитали  ему как первокласснику  лекцию о  правильной ленинской политике в
области  межгосударственных отношений. Они  упрекали  его в том,  что он  не
проинформировал  заранее  советское  руководство  о  планируемом  болгаро  -
румынском  таможенном  союзе  и  приказали  ему  выбросить  из  головы  план
Восточноевропейской  федерации. Однако, для  Сталина смирение Димитрова было
только предлогом  обвинить Тито,  концепцию  которого  он увидел  за планами
Федерации.  Он  также  предъявил  Югославии  и  Болгарии  свое  внезапное  и
противоречивое  требование  незамедлительно создать Союз обоих  государств -
т.е. реализовать проект, который был  приостановлен еще два года тому назад.
Теперь  он  хотел  осуществить  его  для того,  чтобы с помощью  услужливого
Димитрова держать под  контролем упрямого Тито. Смирившийся  Димитров  робко
признал свои  "ошибки" и пообещал придерживаться "правильной линии". Кардель
и  Джилас  вернулись  в Белград  и  сообщили  о трехсторонней конференции  в
Москве.  На  заседании Центрального  Комитета  Компартии Югославии советское
требование  немедленного союза с Болгарией было отклонено  на том основании,
что  для этого необходима длительная кропотливая подготовка.  Советский Союз
ответил  отказом  на предложение  Югославии  заключить  новое  экономическое
соглашение. Это стало началом конфликта Сталин - Тито [9].
     Сталин знал, как ответить  на  югославский вызов своему всемогуществу и
непогрешимости: каждое недовольство нужно подавлять  в зародыше, каждый, кто
ставит под  сомнение приоритет  интересов  Советской  империи,  должен  быть
ликвидирован. Угрозу  федеративного блока  от Польши  на  северо-востоке  до
Болгарии  на  юго-востоке под эгидой Тито и созданного самими народами нужно
было предотвратить  устранением каждого, даже только потенциально независимо
мыслящегo коммунистического лидера. Он  использовал для этого опробованное и
проверенное  средство  в   виде  сфабрикованных  процессов,  жертвы  которых
разоблачались,  как "враги", когда-то это  был Троцкий,  теперь Тито.  В мае
1948  г.,  когда  переписка  между  советским  и  югославским   Центральными
Комитетами уже ясно показала, что Тито не изменит своего мнения, Сталин  дал
задание своему  шефу безопасности Лаврентию Берия выявить всех "титоистов" в
государствах сателлитах и подготовить против них сфабрикованные процессы.
     Югославский субсателлит  Албания,  как уже  упоминалось не  представлял
особой проблемы: бесспорным кандидатом  в жертвы был  Кочи Дзодзе. Однако, в
остальных странах народной демократии среди  партийного  руководства были не
"титоисты", а сталинисты,  которые слепо следовали за своим хозяином. Однако
у  Берия был  опыт  решения таких  проблем: если  "титоистов" нет,  их нужно
сделать.
     Уже в мае 1948  г. в Москве начались поиски  "человека  Тито  в Софии".
Самым лучшим кандидатом конечно был бы 63 - летний Георгий Димитров. Близкая
дружба  и искреннее уважение связывало его с югославским товарищем. Также он
разделял  многие из  воззрений  Тито  и  не  только  относительно  федерации
народных  демократий и  всерьез  воспринял  слова  Сталина,  характеризующие
период перехода от капитализма к социализму, по национальному пути: уважение
специфических  интересов,  особых  исторических  условиях  каждой  страны  в
отличие  от   рабского  копирования  советского  образца.  Димитров  выражал
сомнения в непогрешимости Сталина, однако он не был Тито. Его хребет был уже
сломан долгими тридцатью годами пребывания в Москве, где он, как Генеральный
Секретарь Коминтерна должен был разделять каждый извилистый поворот  линии и
молча  смотреть,  как  его  соратники  и  друзья  один  за  другим бесследно
исчезают.  Он  собственными  глазами  видел  смертельные  последствия  любой
самостоятельной  мысли,  любого  малейшего   следа  неудовольствия  на  лице
Сталина. Он уже в Москве знал,  что его личный телохранитель и  шурин  Вылко
Червенков был  завербован НКВД  и  имел задание следить  за ним.  (см. Wolff
1970, c. 384)[10].
     Учитывая  это,  удивительно,  как  далеко  он  зашел  для  того,  чтобы
продемонстрировать свои  симпатии к  ренегату Тито. В апреле 1948 г.,  когда
советский  Центральный  Комитет  заклеймил  югославов,  как  "троцкистов"  и
"бухаринцев", Димитров все еще  пытался помочь своему другу. Когда поезд,  в
котором  болгарская  делегация  направлялась  в Прагу,  сделала  остановку в
Белграде, в  его салон-вагон  зашел  Джилас. "Мы поздоровались" -  вспоминал
Джилас  (1985,  с.  188),  "Димитров  сказал  мне,  что  услышал  из  письма
советского ЦК и думает, что многое в нем  справедливо. Потом он взял меня за
руку и сказал: "Будь твердым! Будь твердым и все остальное пройдет само!" Он
был чрезвычайно дружелюбен, однако его тон внезапно изменился, когда в вагон
зашли  Червенков и  другие. " 18  июня Тито послал  Димитрову приветственную
телеграмму по случаю его дня  рождения. Восемь дней спустя,  когда заседание
Коминформа  в  Бухаресте  уже шло  полным  ходом и ораторы  один  за  другим
поносили  Югославию,  Димитров ответил провинившимся  :  " Благодарю  Вас за
добрые  пожелания"  (Цит.  по  Джилас  1985,  с.  189  f). Не  случайно, что
болгарская партия послала на заседание Коминформа Червенкова и Костова, а не
Димитров.
     Однако  посадить  Димитрова  на  скамью подсудимых,  как  "титоистского
заговорщика и империалистического агента" для  Сталина было немыслимо. Герой
процесса о поджоге Рейхстага 1933 г.,  давший отпор Герингу перед нацистским
судом,  и  с  тех  пор   чествовавшийся  всеми  антифашистами,   уважавшийся
болгарской  партией,  как мифологический  полубог,  не  мог  предстать перед
коммунистическим  судом. Для того, чтобы  избавиться  от  Димитрова  русские
выбрали более  элегантный способ. В январе 1949 г. от исчез из Софии. Ходили
слухи,  что  он отправился на  аэродром  встретить заместителя  Председателя
Совета   Министров   Советского   Союза    Андрея   Вышинского,   сделавшего
промежуточную посадку на Софийском аэродроме. Он находился в самолете, когда
дверь  за  ним  внезапно  закрылась.  Долгое  время  о  Димитрове  не   было
официальных  сообщений,  пока  в  апреле  в  прессе  не  появилось  короткое
сообщение, о том, что он заболел  и находится на лечении в Советском  Союзе.
Он умер 2 июля 1949 г. в  московском госпитале. Его тело, набальзамированное
теми  же  советскими  специалистами,  которые  сохранили для  будущего  тело
Ленина, было помещено в Мавзолей в Софии (см. Деведиев, 1962, с. 15ff).
     Потенциальными  жертвами  сфабрикованного процесса, которых  вообще мог
брать  в  расчет Берия, были  Васил Коларов,  Антон  Югов  и Трайчо  Костов.
Коларов был ближайшим другом и  соратником Димитрова.  Оба они стояли в 1918
г.  у колыбели  партии, принимали участие в  неудачном восстании  1923 г.  и
вместе бежали в Москву, где они попали в аппарат Коминтерна.  Вскоре Коларов
стал  членом   Исполнительного  Комитета,  а  позднее  возглавил  балканский
секретариат.  После  окончания войны он вернулся  в  Болгарию,  был избран в
Политбюро м занял  пост вице-премьера, а потом  и министра  иностранных дел.
Уже несколько сенильный, 72-х летний москвич с больным сердцем и печенью был
явно неподходящей кандидатурой в жертвы.
     Третий москвич  Вылко Червенков с  самого начала не рассматривался, как
возможная  жертва. В конце концов он  был доверенным лицом советской  тайной
полиции, как в в Москве,  так и  в Софии. Хотя  после своего возвращения  на
Родину он и был избран в Политбюро, однако Берия дал ему указание оставаться
в  тени  своего   знаменитого   шурина  и  ему  пришлось   удовольствоваться
третьестепенным постом  председателя  Государственного Комитета по  вопросам
науки,  искусства и  культуры. Только после удаления Димитрова,  ко  времени
подготовки  сфабрикованных  процессов, его хозяин  позволил ему  подняться к
руководству  партией  и  правительством.  Червенков   с  самого  начала  был
кандидатом Берия, но не на роль жертвы, а помощника.
     Таким  образом  на  роль  исполнителей  главной  роли в  сфабрикованных
процессах подходили  два "местных коммуниста" -  Антон Югов и Трайчо Костов.
Оба  они в течение долгого  времени были лидерами  подпольного движения. При
создании правительства Отечественного Фронта, контролируемого  коммунистами,
Югов занял ключевой пост министра  внутренних дел.  Подчинявшиеся ему органы
государственной  безопасности,  организованные  советскими  "советниками"  и
находящиеся под  надзором агентов МВД, немедленно начали охоту за настоящими
и мнимыми врагами  государства. Кровавая баня была ужасной даже в балканских
масштабах  и  по  жестокости  далеко   превзошла  всех  остальных  советских
сателлитов.  Количество  казненных  по приговору  народных  судов за  первые
четыре  года террора  Югова  оценивается  в 100 000.  Югов был  бы идеальным
кандидатом в  жертвы: массы его  боялись и  ненавидели, тройка москвичей его
презирала и подозревала, что он полностью управляется МВД.
     Однако,  уже  скоро у Берия больше не было сомнений.  Твердый сталинист
Костов, высший руководитель болгарской экономики, сам облегчил ему выбор. Во
время уже упоминавшейся тройной конференции в Москве, на которой обсуждались
вопросы  Федерации, он  прервал обсуждение и  выразил Сталину  сожаления  по
поводу  неравных,  вредных  для  его  страны  пунктов  болгаро  - советского
экономического Договора. Сталин разгневался  на критику, отчитал Костова  за
то, что "второстепенными вопросами " он уводит внимание от ключевой проблемы
внешнеполитических различий и направил  его  к Молотову (см. Джилас 1962, с.
226, Dedijer 1953 c. 321, Devedijev 1975, c 26)".
     Этот внешне незначительный  инцидент  решил  судьбу  Костова. Когда три
месяца  спустя  Сталин  дал Берия  задание  удалить  "титоистов"  из  партий
сателлитов,  он припомнил критические замечания болгарина.  Берия перелистал
досье Костова -  пухлую папку с конфиденциальными сообщениями  Червенкова  и
других  шпиков МВД, внедренных  в  болгарскую партию и нашел в ней  и другие
"антисоветские проступки".  Еще задолго до этой  конференции Костов  выражал
свое  сожаление  тем,  что  Советский  Союз приобретает  болгарский  табак и
розовое масло по более низким ценам, чем они продаются  на Западе. Для того,
чтобы  остановить эту  практику, угрожавшую вытеснением  основных болгарских
экспортных  товаров с западного рынка, Костов дал членам  торговой делегации
указание распространить  действие закона о  валюте как государственной тайне
на Советский Союз. C осени 1947 г. конфиденциальная экономическая информация
должна была утаиваться не только от капиталистического, как это было раньше,
но  и  от советского  торгового партнера  (см.  Devedijev  1962,  c. 23 ff.;
Lendvai 1969, c. 222).
     Тем самым  для Берия  вопрос был  решен: жертву  звали Костов.  Однако,
оставалась  небольшая  проблема:  среди  партийного руководства  Костов  был
основным противником титоистской  концепции южнославянского союза, поскольку
опасался,   что  в   федерации,  как  предполагал  Тито,  Югославия   станет
доминирующим партнером. Димитров не раз пробовал рассеять его подозрения, но
тщетно. Именно, Костова в сопровождении Червенкова болгарская партия послала
в  Бухарест  на проклинающее заседание  Коминформа  и  он использовал каждую
возможность  до своего ареста  и даже  появления  на скамье  подсудимых  для
повторения Сталинской клеветы против Тито.
     Недоверие было взаимным. Тито видел в Костове неудобного противника и в
своей речи 9 апреля 1949 г. за две недели до ареста Костова, попытался самым
гнусным образом ускорить падение своего болгарского коллеги "Во время режима
царя  Бориса Костов был арестован и  вместе  с  группой коммунистов предстал
перед судом. Хотя было известно, что он один  из  ведущих лидеров компартии,
ему одному сохранили жизнь,  а всех остальных  приговорили к смертной казни.
Почему?"  - спросил Тито  и сам ответил на свой вопрос:  "Сегодня у нас есть
доказательства,   что   агенты   известных    капиталистических   государств
превратились в  ряд функционеров некоторых коммунистических партий" (Цит. по
Wolff 1970, с. 386 ff).
     Однако, антититовская  позиция Костова в  глазах Берия  не была  особым
препятствием.   Он   знал  способы  превращения  сталинистов  во  "вражеских
агентов".  Сценарий,  разработанный  в  Москве,  наметил  контуры  грядущего
сфабрикованного  процесса:  Костов должен  был  "признаться" в  том,  что он
принимал участие в титоистском заговоре, целью  которого  был отрыв Болгарии
от  Советского   Союза   и  передача   ее  империалистам  через  образование
южнославянского Союза. Он должен был "разоблачить" Тито, как орудие и шпиона
англо -  американских  разведывательных служб. Разработка  подробностей была
поручена  Червенкову,  Югову  и  группе  советских "советников" и генералов,
усиленной  экспертами по троцкистским  сфабрикованным  процессам.  Они также
получили  задание   составить  список  членов  "банды  Костова",  подлежащих
аресту[12]. Потом его проект был представлен в  Москву, где Берия
и его штаб проверили  список, исправили и  расширили. Окончательная редакция
была утверждена  Сталиным в начале  мая 1949  г. Сразу же после этого должна
была  начаться волна  арестов, однако подготовка  к выборам  в  Национальное
Собрание  спутала сроки. Нетерпеливый  Сталин в конце  месяца вызвал  к себе
Червенкова,  сделал ему выговор, сообщил,  что Венгрия  уже  посадила  своих
титоистов под замок и с большой неохотой дал свое согласие на перенос начала
судебного процесса на 10 июня.
     Трайчо  Костов  родился в  1897  г. Молодым  школьным  учителем он стал
вместе   с    Георгием    Димитровым   одним   из   основателей   Болгарской
Коммунистической Партии, а 1924 г. членом ее Центрального Комитета. В том же
году он был арестован и перенес такие жестокие пытки, что из страха  предать
своих товарищей  он выбросился с  четвертого  этажа полицейского управления.
Попытка самоубийства не удалась,  но он  сломал  обе  ноги и его позвоночник
навсегда остался скрюченным. После своего освобождения в 1929 г. он выехал в
Москву,  где  два  года  работал  в   болгарской  секции  Коминтерна.  После
возвращения  в  Болгарию  он  был  избран  в Политбюро.  Во  время  войны он
организовывал партизанскую борьбу  против  немцев. В апреле 1942 г. вместе с
другими членами ЦК он был арестован военной полицией. Пятеро из них получили
смертные  приговоры,  а  Костов  пожизненное заключение, что позволило  Тито
сделать свои грязные  намеки.  Два  года спустя партизаны освободили  его из
тюрьмы. Он снова включился в работу  и был  назначен Генеральным Секретарем,
на самый высокий пост в партийной иерархии. Только в 1946 г. он передал этот
пост вернувшемуся  из Советского Союза Димитрову.  С  тех пор он оставался в
Болгарии  человеком No  2  и  вообще  считался наследником  стареющего вождя
партии.  Он находился  в зените  своего  могущества, когда  в январе 1949 г.
Димитров  исчез из  Болгарии.  Однако,  в том  же месяце  и  Костов  исчез с
политической арены.
     К  этому времени особая группа  работников госбезопасности под надзором
генералов  МВД готовила сфабрикованный  процесс.  Параллельно  с полицейской
работой  создавались  и  политические  условия  для  его  проведения.  После
удаления  Димитрова  заместителем  великого  отсутствующего по  рекомендации
Сталина  был  назначен Червенков.  Коларов стал  премьер -  министром. Кроме
этого  был  создан   "внутренний   секретариат"  Политбюро,  состоявший   из
Червенкова,   Коларова   и  Югова.  Министр   внутренних  дел  Югов  надежно
контролировался  русскими, его  аппарат безопасности руководился  советскими
"советника-ми"  и был наводнен агентами МВД. 72-х летний Коларов превратился
всего  лишь  в  вывеску,  рупор Червенкова,  который  с  этого  времени стал
самодержцем БКП.
     1949 г. начался с ряда секретных заседаний Центрального Комитета. Перед
ничего не подозревавшими членами ЦК Костов был обвинен в "националистическом
уклоне"  и  его призвали  выступить с "откровенной самокритикой". Однако это
было толька началом  его  Голгофы.  На  заседании  Пленума ЦК 26 и  27 марта
"внутренний секретариат"  предложил резолюцию, в которой Костов  обвинялся в
антисоветской деятельности, поскольку хотел распространить действие закона о
государственной  тайне  и  на  СССР;  он   поощрял  развитие  внутри  партии
националистических тенденций,  нарушал  принципы коллективного руководства и
развернул  фракционную  деятельность, интриговал  против  Димитрова  и  сеял
недоверие между  болгарской и  советской партиями.  Пленум единогласно решил
вывести Костова из Политбюро и снять с постов заместителя Премьер-министра и
председателя Экономического  Совета. Как  в  насмешку, вскоре после этого он
был  назначен  на  совершенно  незначительный  пост  Директора  Национальной
Библиотеки  (см. Деведиев  1962, c. 28f,  Bell 1986,  c.  105: Ulam  1971, c
200)[13].
     Однако, Костов все еще  оставался  членом ЦК и не  в его характере было
сдаваться без борьбы. Костов апеллировал к  Политбюро и даже обратился через
голову болгарской  партии с письмом  в ЦК  КПСС  в Москву, для  того,  чтобы
защитить себя  от  необоснованных  обвинений  в  антисоветской деятельности.
Ответа  он  не  получил.  В  конце  мая  1949  г.  тайные  приготовления   к
сфабрикованному  процессу  закончились  и  Червенков направился к  Сталину и
Берия для того, чтобы обсудить точное проведение процесса, не консультируясь
при этом с Димитровым, лежавшим в  московском  госпитале (см. Деведиев 1962,
с. 34).
     После  своего возвращения  Червенков  созвал  11  июня особое пленарное
заседание Центрального Комитета. "С марта стали известны новые крайне веские
факты антипартийной деятельности Костова" - сказал Коларов.-  Было доказано,
что   он   пытался  систематически  саботировать  коллективизацию  сельского
хозяйства,    подорвать    авторитет    Димитрова,   затормозить    развитие
промышленности и нарушить единство партии. Тяжелый вред, который он причинил
партии  и  болгаро  -  советским отношениям  остался  скрытым  за  ничего не
говорящей словесной самокритикой. Не может быть никаких  сомнений в том, что
проступок Костов близок  к титоизму" -  продолжил Коларов. "Он превратился в
знаменосца  международной реакции  и  примкнул к  жалким  остаткам  разбитой
монархо -  фашисткой клики. Сегодня его имя равнозначно всему, что враждебно
нашей партии." Центральный Комитет единогласно  решил снять Костова со  всех
партийных  и  государственных  постов и исключить его  из  партии (см. Dеwar
1953, c. 180ff).
     Костов на  заседании не присутствовал, поскольку накануне ночью  он был
арестован органами госбезопасности в собственной квартире. Сначала арест был
секретным. Только 20 июня в центральном органе "Работническо Дело" появилось
краткое сообщение  министерства внутренних дел о том, что Трайчо Костов взят
под  стражу за экономический  саботаж и шпионаж  в пользу империалистических
держав.

     Костов был доставлен  в главное  управление  госбезопасности  и  брошен
связанным по рукам  и ногам в подземную камеру. Сразу же начались пытки. Уже
в  первую  ночь через воздушный клапан в камеру была пущена  ледяная вода  и
Костову  пригрозили,  что его  утопят, если  он  немедленно не признается  в
шпионской деятельности. Это было только начало. Допросы длились день и ночь,
прерываемые только самыми жестокими  пытками, которые могли выдумать офицеры
госбезопасности под  руководством, надзором и личном участии "советников" из
МВД[14].  Костов держался  четыре месяца, но  в  октябре 1949  г.
физическое и психическое  давление сломило его  сопротивление и он  подписал
первый протокол с признаниями.
     Вместе с Костовым  было арестовано около  200 человек, высших партийных
функционеров  и  государственных  чиновников, имевших  служебные  или личные
контакты  с   Костовым,  участвовавших   в   партийных  или  государственных
переговорах  с  Югославией,  готовивших  или  ведших  торговые переговоры  с
Советским Союзом. Их пытали до  тех пор, пока они не давали  своего согласия
признать  свое  участие  в  титоистском заговоре,  как  сообщников  Костова,
предписанную им московским сценарием. Из этих 200 режиссеры  выбрали десяток
самых покорных и достаточно представительных и,  как только Костов сломался,
начали их готовить к показательному процессу.
     Техника  этой  заключительной стадии полицейской  фазы расследования  я
подробно   опишу   в   главе   о   процессе   Райка.  Софийское   управление
госбезопасности, как  и за  три  месяца до  этого ее будапештский эквивалент
превратилась в дом отдыха для выхаживания и оздоровления полумертвых жертв и
восстановления их  подорванных  идеалов. Начался  предпоследний  акт пьесы -
использование второй лжи, после того,  как заключенные выполнили свою первую
задачу. Отобранные для  большого показательного процесса получали заверения,
о  том,  что  партия знает  всю  правду и  суд  вынесет приговор только  для
видимoсти. К тем,  кто  сумеет безошибочно и  убедительно повторить наизусть
выученные признания будут подходить умеренно и как только схлынет волна, они
будут награждены прощением. Внешне Костов также участвовал в ритуале обмана,
но он играл по собственным правилам, которые открылись довольно скоро.
     На  последней стадии  подготовку  нужно  было  вынести  из  подвалов  и
застенков  герметически  закрытых  камер  госбезопасности и  секретных  вилл
советского МВД в открытый  мир. В конце 1949 г. Червенков проинформировал ЦК
о  ходе   следствия   и  поручил  21  члену  организовать   шесть   комиссий
экономических  экспертов  с  четко очерченной  задачей  подкрепить  общие  и
голословные    обвинения    в   "экономическом   саботаже"   профессионально
подобранными  фактами.  В  ноябре  обвинительный  акт  был  проверен  Берия,
утвержден и представлен ЦК.  Особая комиссия  ЦГ по согласованию  с  Москвой
вынесла  приговоры  и  выбрала  вместе  с  Генеральным  прокурором  Димитром
Георгиевым шесть членов Верховного Суда во главе с его Председателем Борисом
Лозановым.  Судьи  должны  были задавать свои  вопросы и фиксировать  ответы
обвиняемых  строго  в соответствии  с  полученными инструкциями.  21  ноября
обвинительный акт  был  опубликован  в газетах. Сфабрикованный процесс можно
было начинать.

     "Процесс No 1891/1949  против изменников Родины, шпионов и саботажников
группы  Трайчо Костова"  проходил с 7 по 14  декабря 1949 г. в Большом  зале
Центрального Дома Народной Армии.  Милиция установила кордон для того, чтобы
держать  любопытных  вдали  от  здания,  заполненного   сотрудниками  тайной
полиции,    советскими   наблюдателями,    отечественными   и   иностранными
журналистами, надежными  делегатами  от заводов  и колхозов.  Заседания суда
транслировались по радио.[ 15]
     Рядом с Костовым  сидели десять  обвиняемых. Это были  министр финансов
Иван  Стефанов. С 20-х годов он  жил в изгнании, сначала в Берлине и Париже,
позднее в Советском  Союзе.  К своему несчастью  он  был отдаленно  связан с
болгарским коммунистом Христианом  Раковским, который в  1938 г.  в  большом
показательном  троцкистском  процессе  против  Бухарина  был   приговорен  к
смертной  казни.  В  1929  г.  Стефанов  вернулся в  Болгарию  и стал членом
Центрального  Комитета. Далее шли два члена  ЦК: Никола  Павлов, заместитель
министра  строительства и Васил Ивановски, начальник управления  пропаганды.
Пятеро  обвиняемых занимали  крупные  экономические  посты в  правительстве:
Никола Начев, заместитель председателя Экономического Совета; Борис Андронов
Христов, торговый  атташе  в московском посольстве;  Цончо Стефанов  Цончев,
управляющий Национальным Банком; Иван  Славов Гевренов,  начальник  отдела в
министерстве  промышленности  и  Иван  Георгиев  Тутов, начальник сектора  в
министерстве торговли. Двое остальных обвиняемых выполняли в  сфабрикованном
процессе  особую   роль:   Илья  Иванов   Баязалиев,   секретарь   профсоюза
строительных рабочих во время войны был  политкомиссаром болгарских партизан
и взаимодействовал с  партизанской  армией  Тито; и македонец Благой  Иванов
Хаджи Панцов  в 1947 г. был послан Тито в Софию советником посольства, после
начала  конфликта со  Сталиным  он перешел на сторону Коминформа и теперь по
инструкциям советского посла и софийского резидента МВД должен был выступить
с пропагандистским разоблачением Тито, как орудия "империалистов".
     Во время процесса факты были превращены в  свою противоположность, лица
"перевернулись": изменивший Тито Хаджи - Панцов превратился в тайного агента
Югославии, друг Тито Димитров  в его врага, преданные, испытанные коммунисты
в  шпиков фашистской  полиции. Признания "выбитые" из  обвиняемых, послужили
прежде всего для  "доказательства" роли  югославских лидеров  Тито, Карделя,
Джиласа  и  Ранковича как  англо - американских марионеток; "разоблачить" их
заговор вместе с Костовым и его  бандой, направленный  на свержение народной
демократии в Болгарии и ее отрыв от Советского Союза.
     Сценарий процесса Костова представлял собой ограниченную узкими рамками
копию процесса Райка в Венгрии, который был поставлен за три месяца до этого
на  будапештской   сцене.   Он  концентрировался   исключительно  на   обоих
южнославянских  народах, в  отличие от венгерского процесса  с  его  гораздо
более широким  радиусом захвата и  открыто  преследуемой  целью  втянуть все
остальные страны - сателлиты в цепочку сфабрикованных процессов.
     В Софии, как и в Будапеште, сначала нужно было втоптать в грязь престиж
главных   обвиняемых.   Костов   был    объявлен   троцкистом,   предателем,
"левосектантом", который с 1930 г. сотрудничал  с жертвами советской  чистки
Бела Куном и Валицким, а  в 1944 г.  он был завербован болгарской фашистской
полицией.  В  обвинительном  Акте утверждалось, что в  1944 г.  он вступил в
связь  с полковником Бэйли  и генералом  Дональдом Ридом Хитом, американским
послом   и  одновременно   агентом  Intelligence  Service   и   американских
разведывательных служб.  Вскоре после этого англо - американцы передали роль
руководителя шпионской сети югославам, а  Костову было поручено организовать
заговор  с  целью включения  болгарской  Македонии  в Югославию,  а Болгарии
седьмой   республикой  в   титоистский  южнославянский  Союз,   саботировать
экономические  и  политические отношения  с  Советским  Союзом  и  свергнуть
Димитрова, а если понадобится, то и убить.
     Различия в венгерском и болгарском процессах,  небольшие масштабы  дела
Костова,  его  ограниченность  собственно  титоистско  -  империалистическим
заговором   протим   Болгарии  объясняется   различным  историческим  фоном:
болгарские  коммунисты в межвоенный период  меньше контактировали с Западом,
чем их венгерские, чехословацкие, немецкие  и польские товарищи ; убежище от
преследований и тюрем за  нелегальную  политическую  деятельность, участие в
составе интербригад  в гражданской войне в Испании они нашли не в Англии или
Франции, а в  Советском Союзе, где они понимали язык и где смогли включить в
руководство   Коминтерна   непропорционально   большой    контингент   своих
соотечественников.  Во  время   Второй  мировой  войны  в  Лондоне  не  было
болгарского правительства в изгнании  и никакие эмигрантские  организации не
скрывались в Швейцарии. Болгарские товарищи боролись не в рядах французского
Сопротивления, но бок о бок с югославскими партизанами.
     Фигура  Димитрова  также  была  важным  фактором,  обусловившим отличие
болгарского процесса  от  венгерского и всех последующих. Его дружба с Тито,
его поддержка идеи создания  балканской конфедерации вызвали  непредвиденную
задержку начала  процесса  Костова.  Только благодаря его вывозу в Советский
Союз  в  январе  1949  г.  появилась  влзможность  начать  подготовку  этого
процесса, в то  время  как  приготовления  к  процессу Райка уже шли  полным
ходом.  Димитров  до  последнего  отказывался   помочь  ложными  обвинениями
свергнуть Костова . Он  знал, что скоро умрет и поэтому отказ уже не мог ему
повредить. Письмо,  которое было  найдено незадолго до процесса в котором он
предупреждал  партию  от  Костова несомненно было фальшивкой МВД. Болгарский
процесс,  который по  плану  должен был предшествовать венгерскому, пришлось
сдвинуть, в  результате  чего  образовался  тупик, из  которого нельзя  было
протянуть никаких нитей в империю  сателлитов. Однако,  самое резкое отличие
состояло в  драматическом  отказе  Костова  на  открытом  процессе от  своих
показаний  сделанных во  время предварительного следствия.  "Я  признаю себя
виновным ", -  так начал он свое выступление, - "в неправильном  отношении к
Советскому  Союзу,  которое  проявлялось в спекулятивных методах  торговли с
СССР, в засекречивании цен при сделках с капиталистическими государствами, а
также в моем указании использовать  закон о защите  государственной тайны, в
либеральном  отношении  к  антисоветским высказываниям, произносимым в  моем
присутствии. Повторяю: я признаю себя виновным в националистическом уклоне в
отношении Советского Союза,  которое заслуживает самого сурового осуждения".
(Цит. по Der ProzeЯ .... 1951, 74f). Он продолжал обличать  свое либеральное
отношение  к  антисоветским высказываниям,  произносимым в его присутствии и
добавил, что несправедливо критиковал Димитрова, чем подрывал его авторитет.
Однако,  эти "признания"  были  явным отклонением  от текста,  предписанного
судьями и нервно-встревоженный Председатель суда Лозанов  попытался  вернуть
обвиняемого на правильный  путь: "Костов,  согласно обвинительному  акту,  с
которым Вас ознакомили, Вы обвиняетесь за преступления, совершенные в апреле
и мае  1942 г. Какие объяснения Вы можете дать?".  Ответ Костова был подобен
грому с  ясного  неба. "Я  как раз собирался  это сделать. Я не признаю себя
виновным в том,  что  капитулировал перед фашистской полицией, в  том, что я
был завербован английской секретной службой и в заговорщической деятельности
вместе  с  кликой Тито.  Я не  подтверждаю эти показания сделанные во  время
предварительного следствия".  (Цит. по ibid. c. 76f). Поскольку он продолжал
отказываться  от  одного  пункта  обвинения  за  другим,  Председатель  суда
распорядился прервать его  выступление, вывести Костова из зала заседания  и
продолжить  заседание суда с оглашением  протоколов  признаний,  выбитых  из
Костова в тюрьме госбезопасности.
     Когда 14  декабря 1949 г.  11  обвиняемым  было предоставлено последнее
слово,  Костов снова отказался  следовать положениям сценария МВД.  "В своем
последнем слове  перед  глубокоуважаемым судом" - начал он, "я  считаю своим
сознательным  долгом  заявить Суду и тем самым и  болгарской общественности,
что я никогда не находился на службе английских шпионских служб, никогда  не
участвовал в заговорщических планах Тито и его клики, что всегда испытывал к
Советскому Союзу уважение и почтение". (Цит. по ibid. c. 639). Костова снова
прервали и охрана силой усадила его на скамью подсудимых.
     Этот отказ остался исключением. Слушание  дела шло предписанным ходом с
"признаниями" остальных десяти обвиняемых. 51 "свидетель" также сделали свои
заранее  зазубренные  показания.  Частично  это  были  осужденные фашистские
преступники,  которых  поманили  обещанием  освобождения  за  их  обвиняющие
показания. Частично коммунисты, сломленные пытками, извлеченные  из тюремных
камер, в которых  они дожидались своих  сфабрикованных  процессов  и которые
надеялись  послушанием смягчить свой приговор. Далее были зачитаны тщательно
"политизированые"   офицерами   госбезопасности   отчеты    шести   комиссий
экономических  экспертов  по  саботажной  деятельности  обвиняемых.  Наконец
пришел  через "защитников" отобранных  органами  безопасности, роли  которых
были срежиссированы  тайной  полицией и которые только повторяли  обвинения,
выдвинутые  против своих подзащитных. Например,  защитник Костова, известный
др.  Любен  Дукменджиев  в  своей  проклинающей  речи  ни  одним  словом  не
обмолвился о том, что его клиент отказался от своих "признаний".
     14 декабря суд огласил приговор, заранее  вынесенный Сталиным,  Берия и
Червенковым: Костов - смертная казнь через повешение, Иван Стефанов и Павлов
- пожизненное заключению, Начев, Цончо Цончев,  Иван Славов, Иван Георгиев и
Благой  Иванов Хаджи Панчов - к  15 лет каторжных работ, Бориса  Андронова и
Васила Атанасова - к 12 лет, Илью Баязалиева к 8 лет.
     Через день после вынесения приговора Червенков посетил Костова в камере
смертников,  заверил его,  в том, что  болгарские и советские товарищи точно
знают, что он не может быть ни шпионом, ни преступником и апеллировал к  его
верности коммунистической партии  и предложил  отозвать свой отказ: позорный
приговор послужит только для международного рабочего движения,  а  жизнь ему
будет сохранена. До сих пор неизвестно, почему Костов не  устоял  перед этим
натиском.   Болгарские   власти  опубликовали   факсимиле   его  прошения  о
помиловании в Президиум  Национального Собрания с собственноручной подписью.
"Я признаю все обвинения, выдвинутые против меня судом и подтверждаю целиком
и полностью свои показания, сделанные во время предварительного следствия...
Я искренне сожалею о своем поведении, которое можно объяснить только крайним
нервным  напряжением  и  прошу Вас ...  отменить  вынесенный мне  приговор и
заменить  его пожизненным  строгим тюремным заключением" (Цит.  по  ibid. c.
653).
     На следующий  день,  16  декабря 1949  г. президиум  отклонил  прошение
Костова   о  помиловании,  как  необоснованное.   Приговор  был  приведен  в
исполнение в этот же вечер.

     Одиннадцать  жертв   были  только  видимой  верхушкой  айсберга.  После
главного  процесса   состоялся  долгий  ряд  секретных  процессов  над   200
обвиняемыми от ведущих  партийных функционеров и государственных деятелей до
незначительных сотрудников  македонских и болгаро  -югославских организаций.
Сотни  других членов партии, единственным  грехом которых  было то, что  они
были   коллегами,   друзьями   или   родственниками   осужденных   были    в
административном  порядке  интернированы  в лагерях.  Только  из  49  членов
Центрального Комитета 17 попали под жернова процесса. (см. Brzezinski, 1962,
c. 115).
     Из ведущих  функционеров, бесследно исчезнувших и  осужденных  в тайных
процессах,  как  "шпики   фашисткой  полиции,  империалистические  агенты  и
титоисткие  заговорщики"  здесь   достаточно  дать  только  представительную
выборку: член Политбюро профессор Петко Кунин, министр промышленности Георги
Ганев,  директор  управления  госбезопасности;  Иван  Масларов, оргсекретарь
Центрального  Комитета; полковники госбезопасности Стефан Богданов и  Никола
Задгорски; руководитель  военной  разведки генерал Петр Вранчев; командующий
пограничной стражей генерал Глев Главинчев; Любомир Кайраков, Йордан Божилов
и Стефан Тончев, министры электрификации, внешней торговли, почт, телеграфов
и телефонов; далее пять заместителей министров иностранных дел, транспорта и
внутренней торговли. (см. Деведиев 1962, c 48 ff).
     Червенков  попытался  использовать  собственную динамику  лавинообразно
нараставшей   волны   репрессий   для   того,   чтобы   посредством   нового
сфабрикованного  процесса  избавиться от своих  потенциальных  соперников  в
руководстве  партии. Жертвами  такого процесса могли стать Добри  Терпешев и
Антон  Югов.  В обвинительном материале недостатка  не было.  На допросах во
время  подготовки процесса  Костова,  как и  всех  остальных  сфабрикованных
процессов в государствах - сателлитах, составлялись протоколы на всех лиц, с
которыми "заговорщики" находились в каких-либо отношениях: личных, служебных
или  партийных. И  это,  естественно  означало,  учитывая  высокое положение
допрашиваемых, так  сказать полную обвинительную картотеку на  всех  ведущих
членов  партии,  деятелей  государственного  аппарата   и  военных,  которая
бдительно и всегда готовая к использованию, хранилась в бронированных сейфах
госбезопасности.
     Во  время   войны  Добри   Терпешев   был  Верховный  Главнокомандующим
болгарской партизанской  армией.  Он был избран в Центральный  Комитет  и  в
Политбюро, а к началу процесса Костова стал заместителем премьер - министра.
Антoн  Югов,  oрудие  Берия  в   тайной  полиции,  сыграл  основную  роль  в
организации  процесса  Костова.  Он   руководил  комиссией  госбезопасности,
которая вместе  с  МВД и Червенковым составляла список жертв  и  производила
аресты.  Хотя в конце июля ему и  пришлось  сменить пост министра внутренних
дел на  пост заместителя  премьер-  министра,  он  остался  членом правящего
"внутреннего секретариата".
     Червенков начал атаку на Терпешева  и  Югова на закрытом заседании ЦК 6
января  1950  г.  Он  обвинил их  в "недостатке  пролетарской  бдительности,
слепоте в  отношении предательской антисоветской деятельности Костова и  его
банды". Поскольку они долгое время терпели в своих рядах  изменников, сказал
Червенков,  они объективно  также  несут  вину  за  эти  преступления.  Речь
Червенкова недвусмысленно  призывала  организовать новый процесс.  Однако, в
этот  критический момент  вмешался Сталин. Для  него сфабрикованные процессы
были полезным инструментом, но время, место, масштаб  и жертв мог определять
только он.  Защищающая  рука  Сталина спасла  жизнь Терпешеву и  Югову.  Они
отделались  только  льстивой самокритикой: Терпешев  был  выведен из состава
Политбюро, оба они потеряли свои должности заместителей премьер - министра и
были перемещены  на  незначительные  государственные посты.  (см.  Devedjiev
1962, c, 53ff, Bell 1986, c. 108: Wolff 1970, c. 389).
     Болгарская  чистка  выполнила  свои  задачи  процессом  Костова,  волну
арестов  можно было остановить. Арена сталинистких концептуальных  процессов
была  перенесена из  Южной Европы  в Центральную и  Восточную: из  Албании и
Болгарии в Венгрию, Чехословакию, Восточную Германию и Польшу.



     Процесс Райка в  Венгрии был первым "чистым" сфабрикованным процессом в
Восточной Европе после войны. Этим Сталин создал учебный пример для изучения
которого  еще малоопытные в  этом  вопросе  офицеры безопасности  всех стран
восточного блока  направлялись в Будапешт.  Здесь впервые  было создано дело
Ноэля  Фильда, вербовщика  всех коммунистов, искавших убежища на Западе  для
американских шпионских  служб, связующего звена между  империалистическими и
титоистскими подрывными элементами коммунистических партий Восточной Европы.
Связи с Фильдом стали причиной казней и арестов сотен коммунистов в Венгрии,
Восточной Германии и  Чехословакии, еще тысячи были ликвидированы за то, что
их друзья,  родственники  или коллеги были  связаны  с Фильдом.  Дело Фильда
представляло  собой начало сфабрикованного  процесса в Будапеште, бросившего
отсюда зловещую тень на Прагу,  Варшаву и Восточный Берлин.  С  помощью дела
Фильда   удалось   посредством   сфабрикованных   процессов  избавиться   от
арестованного  Гомулки  и  свергнутых партийных  лидеров Восточной  Германии
Пауля  Мерккера и Франца  Далема.  Однако, на  этот  раз  пришло  время  для
палачей.  27 ноября 1952  г. в Праге был вынесен приговор по делу Сланского,
через четыре месяца 5  марта 1953 г. умер  Сталин,  а уже в  декабре Берия и
Абакумов, шефы советского МВД, были приговорены к  смертной казни, по иронии
судьбы, как английские шпионы, в таком же сфабрикованном процессе. Ульбрихту
в  ГДР  и Беруту  в Польше пришлось начать отступление. Лавина  дела Фильда,
начавшаяся в  Будапеште, была остановлена, после этого затихли и смертельные
серии послевоенных сфабрикованных процессов.[16]
     Материала о ключевой фигуре  Ноэле Фильде опубликовано мало, непонятное
упущение, ибо захватывающая история его  жизни протекала в  самый волнующий,
самый  мрачный  и  полный  надежд  период  всемирной  истории.  Поэтому  для
понимания  его  роли в  сфабрикованных  процессах полезно  привести  краткую
биографию[17].
     Фильд  родился  в Лондоне  23  января  1904  г.  Его  отец, др. Герберт
Хэвиленд Фильд, всемирно известный биолог, происходил из старой американской
квакерской семьи, мать была англичанка. Детство и  юность Ноэль Фильд провел
в  Цюрихе,  где  его  отец   руководил   международным   институтом  научной
библиографии.   После   начала  первой   мировой  войны  др.  Фильд,  верный
религиозно-гуманистическим       традициям      квакерства,      организовал
продовольственную помощь для голодающих беженцев  Европы, а после заключение
перемирия  президент  Вильсон назначил  его американским членом  комиссии по
подготовке мирной конференции.  Служить  миру  и  помогать  преследуемым для
молодого Ноэля Фильда было не абстрактной идеей, он вырос на этих идеалах.
     После смерти отца  в 1921  г. семья переехала в Америку.  Ноэль  изучал
политические науки в элитарном Гарвардском Университете в Бостоне. В 1926 г.
он   поступил   на  службу   в  Государственный   департамент  (американское
министерство  иностранных  дел)  в  западноевропейский  отдел, в  котором он
занимался прежде всего Лигой Наций. Годом  раньше он женился на Герте Физер,
своей  подруге  по  Швейцарии.  Она оставалась  его преданной  спутницей  на
протяжении всей его волнующе трагической жизни.
     Дальнейшая  карьера  Ноэля  Фильда  на  государственной службе  едва ли
достойна внимания.  В  1930  г. он перешел с дипломатической  службы на пост
главного советника по экономическим вопросам в Западной Европе; в 1936 г. он
был направлен  в отдел  разоружения Секретариата  Лиги  Наций в Женеве и два
года спустя стал главным комиссаром Лиги Наций по репатриации иностранцев из
Испании,  кровоточащей гражданской войной. В 1940 г. он подал в  отставку со
своего  поста  в Лиге Наций,  возмущенный неспособностью  этой международной
организации  противостоять  фашистской агрессии. Тем самым он  оборвал  свою
карьеру на службе американскому правительству.
     Идя  по стопам  своего  отца, но  в  обратной последовательности, Ноэль
перешел из Лиги Наций  на социальную работу.  В  конце 1940 г он и его  жена
Герта  вошли  в руководство марсельского  бюро  Unitarian  Service Committee
(USC),  а  два года  спустя,  после оккупации вишистской  Франции германским
Вермахтом,  Фильды  взяли  на  себя руководство европейским  центром  USC  в
нейтральной  Швейцарии  (Женева).  В  рамках ограниченных возможностей  этой
гуманитарной   организации,   созданной  унитариями,  прогрессивной  группой
американских  протестантов, для помощи  людям, которым угрожала  опасность в
Европе,  оккупированной  немцами,  Ноэль  Фильд и  его  жена  вели  воистину
героическую  борьбу  за спасение  гонимых.  Они  сумели  спасти  от  голода,
концлагерей и смерти сотни людей.
     После  окончания  войны, средства USC  были  истощены.  Для  облегчения
положения    разрушенной    Европы    самоотверженной     работы     частной
благотворительной  организации было  совершенно недостаточно.  USC  пришлось
ограничить свою деятельность. Европейское Центральное  бюро  было в  1947 г.
закрыто. Фильду  было предложено место  в  Бостоне,  в  американской штаб  -
квартире  унитариев, но он  отказался  и  остался  в  Европе. Он надеялся  с
помощью спасенных  им людей,  многие  из которых заняли руководящие  посты в
восточно-европейских   государствах,    получить    место   в   каком-нибудь
университете или исследовательском институте. Коммунисты были ему благодарны
и готовы  помочь, однако советские оккупационные власти, от которых зависело
окончательное  решение,   подозрительно   настроенные   против  американцев,
отказали ему. Ноэль Фильд выехал из Восточного  Берлина в Прагу,  а потом  в
Варшаву, побывал  в Париже, потом в начале мая 1949 г. вернулся в  Прагу. 12
мая 1949  г. он исчез из Палласт отеля. Его  жена Герта в это  время была  в
Женеве.  В  августе  она  прилетела  в  Прагу для  того,  чтобы  узнать, что
случилось   с   ее  мужем.  25  августа   она  тоже   бесследно  исчезла  из
Палласт-отеля.
     За несколько  дней  до этого младший брат Ноэля Герман  Фильд  встретил
Герту в Праге, так же  в связи с поисками  пропавшего. Он улетел ни с  чем в
Варшаву для того, чтобы  обратиться за помощью к старым друзьям,  но тщетно.
Тогда 22 августа он направился в аэропорт для того, чтобы вернуться в Прагу,
но  в чешскую  столицу  он  не  попал. На  борту  самолета не было ни одного
пассажира  с  таким именем. Герман, преуспевающий  лондонский архитектор, до
1939 г. практически не интересовался политикой. Его позиция изменилась после
расчленения    Чехословакии.   Небольшая    либеральная    благотворительная
организация  British  Trust,  в  которой  работала  его  вторая  жена,  Кэт,
предложила ему поехать  в Краков  в Южной Польше для  того, чтобы  облегчить
путь  в  Англию  политическим беженцам из  захваченной  Чехословакии.  После
оккупации Польши германским Вермахтом,  его краткое вмешательство  в мировую
историю закончилось. Через  десять  лет  его  снова позвала  история,  чтобы
бесследно исчезнуть в ее водоворотах.
     Во время гражданской войны в  Испании Ноэль и Герта Фильд познакомились
с одной германской семьей. Отец, др. Глазер, работал врачом в  интербригаде.
При возвращении остатков бригады заболела его дочь Эрика, которой тогда было
17 лет. Ее  перевозили из больницы в больницу и она отстала от  родителей. В
лагере  беженцев на  франко-испанской  границе Фильд  снова встретил Эрику и
решил взять ее с собой в Швейцарию. Он обращался с опекаемым ребенком, как с
собственной  дочерью.  Уже в Университете  Эрика включилась в антифашистское
движение, участвовала в подпольной деятельности группы немецких эмигрантов и
через нее познакомилась с членами венгерской эмигрантской организации. После
войны она переехала в американскую оккупационную зону  и  начала работать во
франкфуртском отделении  УСС.  Два года  спустя  она  оставила  американскую
службу,  вступила  в  коммунистическую  партию  Германии  и  стала  работать
секретарем  депутата  компартии  в Гессенском ландтаге,  а также  редактором
партийной газеты. Вскоре после этого она  познакомилась с Робертом Валлахом,
капитаном американской  оккупационной армии.  Они полюбили друг друга и т.к.
эти тесные отношения  не понравились  партии, Эрика  в конце 1947 г.  решила
выйти  из КПГ и стать женой Роберта Валлаха. Они жили в Париже,  т. к. Эрике
из-за  ее  коммунистического  прошлого,  несмотря  на  брак  с  американским
гражданином  был запрещен въезд в Соединенные  Штаты.  Когда  она  узнала  в
Париже об исчезновении трех Фильдов, то решила в конце лета 1950 г. вылететь
в Восточный Берлин и 1939 г. попробовать там через своих старых товарищей по
партии узнать  о судьбе исчезнувших. 26 августа она была арестована на улице
и также бесследно исчезла.
     Однако вернемся к  Ноэлю Фильду,  этому "агенту  американской шпионской
службы,  связному  между   империалистами   и  их  агентами,  внедренными  в
восточно-европейские компартии", как звучало на сфабрикованном процессе. Кем
же он на самом деле? Сентиментальным откровенным идеалистом - несомненно да,
хорошим  человеком, в полном смысле этого,  к сожалению  старомодного слова.
Справедливость, чувство ответственности,  готовность  прийти  на помощь были
для него  не пустыми фразами, которые  он пытался использовать для карьеры -
они составляли смысл и цель его жизни. В оценке его характера мысли друзей и
врагов совпадали, однако, относительно его политической роли они расходятся.
Был ли он коммунистом? Несомненно да, и при этом не имеет значения  был ли у
него  в  кармане   билет  члена  американской,  германской  или  швейцарской
компартии. Также праздно спрашивать когда именно он превратился  из молодого
сочувствующего в  30-е годы в убежденного коммуниста.  Самое  позднее  после
крушения Испанской Республики и победы фашизма Франко в его образе мыслей не
может быть сомнений. Как  руководитель Unitаrian Servive Commitee, он считал
своей  основной  задачей  помогать  беженцам  антифашистам  и  прежде  всего
коммунистам,  деятельность, за  которую  Фильд  и  спасенные  им  люди  были
вынуждены  расплачиваться  в  параноидальных  процессах Сталина  виселицами,
тюрьмами   м  ГУЛАГом.  Из  этого  и  нужно  исходить  при  анализе  каждого
сфабрикованного процесса.
     Был ли  Фильд агентом?  А  может быть даже двойным агентом советских  и
американских   шпионских  служб?   Американская   журналистка  Флора  Льюис,
руководитель парижского бюро New York Times  написала единственную  книгу  о
"Человеке, который исчез (The Man  Who Disappered)", как звучало название ее
английского  издания.   Она  изучила   бесчисленные  сообщения,  говорила  с
десятками людей, знавших Фильда и выразила их мнение о том, что Фильд еще  в
1933 г. в Америке  был завербован  советской секретной службой  и  с тех пор
время  от  времени получал в высшей  степени конспиративные,  но  однозначно
шпионские  задания. Однако, источники Флоры  Льюис  в  этом отношении крайне
подозрительны:  она  опирается   на   высказывания   сомнительных  в   своей
объективности  коронных агентов  Комиссии по расследованию  антиамериканской
деятельности Дж. Б. Мэттьюса, завзятого  разоблачителя Вайттакера Чамберса и
прежде  всего на  высказывания Гедды Массинг, немецкой эмигрантки, которая в
течение  многих лет  выполняла  услуги  курьера для советских шпионов  и  во
времена охоты на ведьм МакКарти стремилась улучшить свое прошлое фабрикацией
длинного списка мнимых "советских шпионов".
     Неопределенная  оценка Фильда  усиливается тем,  что западные секретные
службы   собрали  о  нем  толстые  досье,  однако  до  сегодняшнего  времени
отказываются их открыть. Ни  американская ЦРУ, преемница УСС, ни британская,
ни западногерманская или швейцарская  секретная  служба, как и их  восточные
коллеги не дают ни какой информации.
     Но реальность была гораздо менее авантюрной. В 30- годы  Фильд входил в
дружеский  кружок  американских правительственных чиновников, которые со все
растущей симпатией относились  к Советскому Союзу как единственной  державе,
способной предотвратить победу фашизма в развязанной им мировой войне. Почти
все  эти "преждевременные антифашисты",  как  их называли  в  эру  МакКарти,
оказались  в  списках  профессиональных  разоблачителей,  подобных  Мэтьюзу,
Чамберсу и Массинг,  как красные  и  даже  как советские агенты. Само  собой
разумеется, что  Фильд также в них  был, но то,  что ФБР никогда не обвиняло
его   какой-либо   "антиамериканской  деятельности",   говорит   как  о  его
незначительной   роли,  так  и   о   сомнительной   ценности  доказательств,
приведенных Флорой Льюис.
     В нейтральной Швейцарии свободно действовали настоящие агенты советских
шпионских  служб.  Самой   известной  была  группа,  руководимая  венгерским
коммунистом Шандором Радо, радиосообщения которого о немецкой военной машине
содержали крайне  ценную  информацию:  например  точную  дату  нападения  на
Советский Союз[18].
     Фильд,  заботящийся о коммунистических беженцах, русских  совершенно не
интересовал. Если бы они потребовали от него информацию о фашизме, он бы дал
ее  в  силу  своих  убеждений, но  вербовать его в  агенты  было  совершенно
бессмысленно[19].
     Также   маловероятны   его  связи  с   американской   разведкой.  Фильд
познакомился  с Аленом  Даллесом,  уполномоченным Управления  Стратегических
Служб по  Европе,  еще  в  1929  г.  во  время  Вашингтонской  и  Лондонской
конференций  по  разоружению  и позднее приветствовал случай  возобновить  в
Берне  во  время  войны  старое   знакомство   и   расширить  взаимополезное
сотрудничество по  борьбе с  Гитлером. Однако, предположение, что Фильд  был
агентом УСС, могло родиться только в болезненной фантазии  мира послевоенной
сталинской стратегии. Оно было построено, как сеть в которую должны попадать
жертвы сфабрикованных процессов.
     Но может быть это было не только порождением мира  болезненных фантазий
палачей? В своей книге  "Sprengsatz. Die Operationen Splinter Faktor" (1975)
английский  журналист  Стюарт  Стивен выдвигает  теорию,  что  длительная  и
кровавая  волна  послевоенных показательных  процессов  в  Восточной  Европе
является  целенаправленной  провокацией  американского ЦРУ, в которой  Ноэль
Фильд сыграл главную роль. Стивен рассуждает:
     Внезапно  сотрудничество с Фильдом во время войны предстало для Даллеса
в   совершенно  ином  свете.  Он  узнал,  что  использовался  Фильдом,   что
уполномоченный USC по Европе был не простым врагом Гитлера, а хитрым скрытым
коммунистом, который злоупотребил  его доверием и скомпрометировал его перед
Вашингтоном, поскольку сделал  УСС сообщником  коммунистов.  Даллес  не  мог
простить  Фильду   этот  позор  и  поклялся  отомстить.  Случай  для   этого
представился  в 1948 г. К  этому времени  Даллес был  уже директором ЦРУ. Он
разработал  план  под  кодовым  названием  "Sрlinter  Factor",   посредством
которого хотел  вбить клин  между  Москвой  и  ее  сателлитами в руководстве
восточно-европейских компартий и  тем самым расколоть  монолитный  советский
блок. Орудием для этого послужил его двойной агент Юзеф Святло, руководитель
польских  органов безопасности. Святло должен был убедить Сталина в том, что
Ноэль  Фильд  является  резидентом  американской разведки  и  имеет  задание
внедрить  своих  доверенных людей,  в  т.ч.  Райка,  Сланского,  Гомулку,  в
руководство восточноевропейских партий.
     По мнению Стивена именно эта коварная  дезинформация  послужила толчком
для организации серии показательных процессов  в Сталинской империи.  По его
мнению   Святло   был  руководимым   Даллесом  разоблачителем,  а  Фильд   -
суперагентом, обреченным  на смерть.  Это  операцией  Даллес хотел отомстить
Фильду и уничтожить его вместе с Советской империей.
     То, что Фильд был орудием ЦРУ, пусть даже  неосознанно, также относится
к  области  фантазий  Стивена,  как  и  мнимая  решающая  роль  Даллеса  при
развязывании  сфабрикованных  процессов.  Несомненно,   была   компания   по
дезинформации  противника, возможно  именно  для этих целей и использовалась
операция "Splinter Factor". В этой связи  можно упомянуть речь американского
госссекретаря Джона Фостера Даллеса, брата Алена, в начале 1949 г, в которой
он говорил об тайной акции по свержению правящих  кругов  в странах народной
демократии. Сообщение о ней, появившееся в швейцарской газете "Die Tat" было
триумфально включено в венгерский  обвинительный акт против Райка.  Во мраке
шпионского мира не исключено, что  Святло был двойным агентом:  в конце 1953
г.  он ушел на  Запад  и сообщил в  своем выступлении по  "Свободной Европе"
ужасные подробности сталинистской чистки в Польше.
     Однако  утверждение, что ЦРУ  удалось  таким маневром обмануть Сталина,
направить его подозрительность против разоблаченных "изменников" и тем самым
начать  кровавую  баню в Восточной  Европе,  фальсифицируют  не  только роль
Фильда.  Мнимое  нашептывание  Святло  о  "измене  Фильда"  может предложить
совершенно  другую интерпретацию истории возникновения не  только  процессов
чистки, но и книги Стивена. Возможно, некий действующий или бывший сотрудник
восточноевропейских  служб  безопасности  нашептал эту теорию  неопытному  в
коммунистической  преисподней  журналисту  для  того,  чтобы  очиститься  от
собственных преступлений, переложить часть  вины на американцев и еще больше
затуманить  эту трагическую главу послевоенной  истории  Восточной Европы, о
которой до сих пор еще не сказана вся правда.



     Как  начался процесс  Райка?  Попытка  объяснения,  сделанная  Стюартом
Стивеном, а  именно, что эту лавину вызвала хитрая  американская провокация,
как   уже  объяснялось,  совершенно   неправдоподобна.  Однако,  из  кругов,
допрашивавших  офицеров венгерской службы госбезопасности AVH, участвовавших
в процессе, просочилась другая  версия[20]. В соответствии с ней,
тогдашний венгерский посланник в Швейцарии, Йожеф Сал (Jozsef Szal), получил
от  одного из  эмигрировавших соотечественников сообщение о  том, что  Тибор
Соньи (Tibor  Szony),  который  во  время  войны  был  руководителем  группы
венгерских   коммунистов,   нашедших   себе   убежище   в   Швейцарии,   при
посредничестве Ноэля Фильда вступил  в связь с  Аленом Даллесом, европейским
уполномоченным  американской  секретной  службы УСС, и  крайне  доверительно
передал  его в  Будапешт Габору Петеру  (Gabor Peter).  C  1947 г. Соньи был
членом ЦК  и, будучи начальником кадрового управления, держал  в руках самый
важный рычаг власти: именно он решал кем занимать освободившиеся руководящие
посты в партийном и государственном аппарате. Генерал-лейтенант Габор Петер,
начальник  AVH,  передал  эту информацию  в  советский  МВД. Сначала русские
отнеслись к ней скептически, но потом в дело  вмешался Генеральный Секретарь
венгерского ЦК Матиаш Ракоши (Matyas Rakosi) и  обратился к Берия с просьбой
провести расследование. Наконец  МВД согласилось. 11 мая 1949  г. Фильд  был
арестован в Праге  и передан в  Будапешт. Семь  дней  спусти,  18  мая,  был
арестован и Соньи. "Признания"  Соньи, выжатые во время следствия, привели к
аресту Райка и всех других обвиняемых в этом сфабрикованном процессе.
     Эта  версия  AVH  вполне  правдоподобна.  Однако, она  содержит  только
небольшую часть правды.  Связь Соньи  с Фильдом  была известна  партии еще с
1945 г., когда он со своей группой вернулся из Швейцарии и дал исчерпывающий
отчет о  своей  деятельности  в эмиграции. Янош Кадар смог рассказать другую
небольшую  часть истории.  В  августе  1948  г. Кадар был в верхнем  эшелоне
партийной иерархии:  член  Центрального  Комитета  и  Политбюро,  но  о  его
фактическом  влиянии  лучше  всего  говорит  довольно   незначительный  пост
секретаря партийного комитета Большого Будапешта. Он не входил во внутренний
круг, состоявший из  Ракоши, Эрне Гере (Erno Gere),  Михала  Фаркаша (Mihaly
Farkas),  Йожефа  Реваи  (Jozsef  Revai),  первоначально также и Ласло Райка
(Laszlo  Rajk).  Первые  четверо   прибыли  из   Москвы,  были  проверенными
функционерами Коминтерна и,  возможно  исключая  Реваи, доверенными агентами
советской   тайной  полиции.   Райка,  испанского  ветерана  и  руководителя
антифашистского  движения сопротивления в Венгрии,  они восприняли с большим
недоверием и только как необходимое  зло, поскольку  на вершине власти нужно
было демонстрировать "местные кадры".
     В своей биографии Яноша Кадара Ласло  Дьярко  (Laszlo Gyarko) описывает
одно из воскресений в августе 1948 г.

     Ракоши пригласил Кадара к себе домой, где уже находились Гере, Фаркаш и
Реваи. Кадар сразу  заметил отсутствие Райка, хотя тот официально и входил в
высшее партийное руководство.
     "Только  позднее  я вспомнил  -  рассказывал  Кадар, -  что  эти четыре
человека регулярно обсуждали  все важнейшие вопросы перед тем,  как выносить
их на Политбюро. Вскоре  мне стало ясно, почему не было Райка. Михал  Фаркаш
доложил о том, что согласно сообщениям госбезопасности Райк предположительно
является агентом американской секретной  службы.  Я был  настолько потрясен,
что в первый момент у меня слова застряли в горле. Я смог только выдавить из
себя, что это совершенно невозможно."
     Фаркаш аргументировал это  тем,  что информация получена  из  надежного
источника   в   Швейцарии.   Кадар  протестовал.   Гере  и  Реваи   молчали.
Немногословный  Ракоши  закончил  дискуссию  замечанием,  что  при  подобном
подозрении,  даже  если  оно не совсем  бесспорно,  Райк не может оставаться
Министром  внутренних  дел.   Ему   придется   взять  на   себя  руководство
Министерством иностранных дел, а Кадару - возглавить министерство внутренних
дел.
     " Я сразу понял - вспоминал Кадар, - что Ракоши и его группа уже решили
этот вопрос без меня. Также  мне  стало  ясно,  почему Ракоши пригласил меня
позднее остальных.  Реваи был очень бледен. Полагаю,  что  я  тоже" (Gyarko,
1982, с. 180 ff).

     Несомненно,   здесь   идет   речь   об  сообщении  из  Швейцарии,   уже
упоминавшемся в предыдущей  версии AVH. То, что в одном случае оно относится
к Соньи, а в другом к Райку,  вероятно можно объяснить политикой дозирования
информации Фаркаша в отношении различных собеседников. Однако, не может быть
сомнения  в том,  что  в  действительности  соответствующее  сообщение  (или
сообщения) было  составлено  в  Москве.  "Доказательства"  подобного  рода в
практике  секретных   служб  не  новость.  Пожалуй  самый  известный  пример
представляет собой осуждение  заместителя наркома обороны Маршала Советского
Союза Тухачевского в  1937 г., когда по приказу Сталина живший в эмиграции в
Париже двойной агент Скоблин передал руководству германской секретной службе
фальшивку НКВД  о мнимом  заговоре  Тухачевского с гитлеровским  Генеральным
Штабом. Начальник SD Хайдрих развернул этот материал в толстое досье и в мае
1937  г.  с  помощью двух  арестованных  агентов НКВД  и при  посредничестве
президента Чехословакии Бенеша вернул в руки Сталину. Через несколько недель
Тухачевский  был  арестован  и  расстрелян  (см.  Conquest  1971,  c. 300ff,
Medvedev 1973, c. 332ff). Другой известной фальшивкой НКВД является  письмо,
адресованное  Сланскому,  в  котором  Генеральному  Секретарю  Чехословацкой
Компартии предлагается помощь  при побеге. Это  письмо попало в руки органов
безопасности настолько "своевременно", что послужил достаточным обоснованием
ареста Сланского (см. Глава 7, стр. 133).

     На заседании Коминформа 28 июля  1948 г., на котором  было объявлено  о
"превра-щении   Югославии  в   колонию   империалистических  держав",   член
советского Политбюро Андрей Жданов сообщил ошеломленным делегатам о том, что
советские  органы безопасности  располагают неопровержимыми доказательствами
того,  что  Тито  является  империалистическим  агентом.  Точная  хронология
подготовки сфабрикованных процессов погребена в архивах КПСС и МВД.  Однако,
почти не вызывает сомнения,  что  заявление Жданова не было пустой фразой, и
что   Берия   начал   организовывать   "разоблачение"   Тито   и  ликвидацию
потенциальных "титоистов" во всех государствах-сателлитах по приказу Сталина
самое позднее в мае 1948 г.
     Общие  указания  по режиссуре  пришли  из  Москвы:  найти  "титоистских
заговорщиков"   во    главе   партийной   иерархии,   которые   по   заданию
империалистических     разведывательных    служб     планируют     свержение
социалистического   строя.   Категории   "подозревае-мых"    устанавливались
Сталиным: вернувшиеся  в  страну из изгнания на Западе, интеровцы (участники
гражданской  войны  в   Испании),  руководители   национального  подпольного
движения,  "космополиты" (еврейские интеллектуалы), короче  все  руководящие
работники, которые не прибыли в страну из Москвы, и которых советские органы
безопасности если не завербовали, то хотя бы проверили.
     Однако,   при   конкретизации   процесса,   который   необходимо   было
подготовить,   для  Берия  начались  трудности:  он  поневоле  был  вынужден
сотрудничать не только с местными  органами безопасности  и резидентами МВД,
но и отдельными партийными лидерами. Здесь он  столкнулся  с сопротивлением,
которого  в  Москве  не   ожидали.  Одно  дело  в   принципе  соглашаться  с
необходимостью террора и совсем другое назвать изменником и передать палачам
собственных товарищей, друзей,  соратников  по борьбе. Оправдывать  террор в
Советском  Союзе  было  гораздо  легче,   чем  помогать  развязывать  его  в
собственном доме.
     В Польше  и Румынии Берут и Георгиу-Деж попробовали с некоторым успехом
обойти  приказ из  Москвы  для того,  чтобы  спасти себя  и  свою  клику.  В
Чехословакии   президент   Готтвальд   сопротивлялся    первым   требованиям
организовать процесс. Только совместный нажим из Москвы, Будапешта и Варшавы
вынудил  его изменить  свою позицию и все-таки  два года спустя  он медлил с
арестом Сланского. В Болгарии на пути рабского выполнения директив МВД стоял
огромный престиж  Димитрова и только после его  устранения можно было начать
чистку.
     В  Венгрии,   однако,  Берия   встретил  помощников,  готовых  на  все.
Услужливость  Матиаша Ракоши была  известна и опробована. Эрне Гере и  Михал
Фаркаш,   два   других   члена   внутреннего   триумвирата   были   агентами
МВД[22].   А   еще   были  фракционная   борьба,   идеологические
разногласия и примитивная грызня за власть.
     Ракоши хотел быть венгерским  Сталиным. Это был умный человек, жаждущий
власти,  хитрый  и  лишенный  всяких  моральных  принципов.  Гере был  очень
талантливый   хороший   экономист  и  резкий  "полицейский",  как  во  время
гражданской  войны в Испании, где он был политкомиссаром Коминтерна, так и в
Будапеште  на  службе  у  Берия.  Фаркаш,  которому в  Центральном  Комитете
подчинялись армия, полиция и  служба безопасности,  был  самым бесцветным из
этой  тройки, воплощенный бюрократ.  Жестокость и  жажда  власти сделали его
добровольным сотрудником МВД.
     Именно Ракоши, в мае, самое позднее в июне 1948 г. был вызван в Москву,
для того, чтобы вместе с Берия подготовить  процесс в Будапеште.  Роли  были
распределены следующим образом: Райк - глава заговора, Тибор Соньи - связник
с Фильдом  и американской  шпионской службой,  а  Лазар Бранков  - связник с
Тито.
     Ласло Райк, родился  в  1908 г. В 1930 г. во время учебы в Будапештском
университете вступил в нелегальную коммунистическую партию. После исключения
из Университета он работал строителем, и стал руководителем коммунистической
фракции  профсоюза  строительных рабочих.  После начала гражданской войны  в
Испании он  прибыл в  Мадрид и стал  партийным секретарем в батальоне Ракоши
Интербригады. После падения  республики  он был интернирован  в  Сен-Сипрен,
Гуре и Верне. Он бежал из французских лагерей, в 1941 г. вернулся в Венгрию,
стал лидером подпольного коммунистического движения, секретарем нелегального
Центрального Комитета компартии  и организовал антифашистское  сопротивление
против венгерских квислингов.  В декабре 1944 г. его  арестовали "Скрещенные
стрелы"  (венгерские нацисты)  и  передали гестапо.  После  освобождения  из
тюрьмы вблизи Мюнхена Райк в  мае  1945 г. вернулся в Венгрию и был избран в
Центральный Комитет и  Политбюро. В 1946  г. он занял ключевой пост министра
внутренних дел.
     Райк был для Сталина идеальной мишенью: как испанский ветеран и местный
коммунист, он относился сразу к двум категориям "подозрительных". Для Ракоши
это  тоже  был  идеальный  выбор  главного  врага.  Нет,  дело  было   не  в
политических  разногласиях. Райк  был  стопроцентным  сталинистом,  искренне
преданным Советскому Союзу.  Как  министр  внутренних дел  он  запрещал одну
буржуазную оппозиционную партию за другой, а их лидерам приходилось выбирать
между  тюрьмой на  Родине  и изгнанием  на  Западе.  Именно он  и его служба
безопасности   организовали   процесс   против   кардинала  Миндсенти,   чем
основательно подорвали влияние  католической церкви.  Но  это не делало  его
надежным  партнером  для  Ракоши.  Прежде всего  Райк  был  идеалистом, даже
фанатиком   коммунистической   идеи,   а   не  хладнокровно   рассчитывающим
интриганом. Прирожденный лидер, стройный, высокий с приятной  внешностью, он
несомненно был самым популярным и уважаемым человеком в партии, прежде всего
среди молодежи, а также в кругах левой демократии и интеллектуалов. Его сила
притяжения отчасти объяснялась  и тем, что  на фоне Ракоши, Гере  и Реваи он
был единственным неевреем в высшем руководстве.  Ракоши видел в Райке самого
опасного конкурента в своем стремлении к неограниченной власти над аппаратом
подавления.
     После  возвращения  из  Москвы  Ракоши вместе с Фаркашем начал компанию
против  Райка[23]. На  заседании Политбюро Райка подвергли резкой
критике  за  то,  что   он   приказал  распустить  партийную  организацию  в
министерстве  внутренних  дел. Райку  пришлось  выступить  с  самокритикой и
восстановить  партийную  организацию.  В  начале  июля  было  созвано  новое
заседание Политбюро, на котором Эрне Гере обвинил министра внутренних  дел в
том, что он создал в Будапеште, в казармах Радецкого, особую группу полиции,
вооруженную самым  современным  оружием и подчиненную  непосредственно  ему.
"Для  чего нужна  эта особая  группа?  - спрашивал  Гере, - может  быть  для
планируемого  военного путча?"  Райк возмутился  и  заявил,  что специальное
подразделение было создано по согласованию с советской военной комендатурой.
После  этого всплыло фальшивое швейцарское письмо. Через два месяца Райк был
смещен с постов министров внутренних и иностранных дел. Политическая полиция
была  реорганизована   и   подчинена  комиссии  по  безопасности  в  составе
Центрального Комитета, в  которую кроме тройки вошел и  начальник  AVH Габор
Петер.
     Для того, чтобы Райк чувствовал себя в  безопасности, он  не только был
оставлен членом ЦК и Политбюро, но в начале 1949 г. был назначен Генеральным
Секретарем  Национального  Народного Фронта.  Еще в  апреле  его имя  стояло
четвертым в  списке кандидатов на парламентских "выборах" и 16 мая  он стоял
на почетной трибун  вместе  с "москвичами" на  празднике по поводу победы на
выборах. 29 мая Ракоши пригласил его на обед, а вечером этого же  дня он был
арестован.[24]
     В списке преступников, тщательно  подготовленном  Ракоши и  товарищами,
стояли  фамилии  друзей и коллег  Райка  из министерства  внутренних  дел  и
полиции,  соратников  по  интербригаде  и  венгерскому подпольному движению,
частично даже друзья его друзей.
     Используя   удобный  случай  в   "райкисты"  были  зачислены  и   левые
социал-демократы. Хотя они и сотрудничали с коммунистами, но были критически
настроены  к  Советскому  Союзу,  поэтому  их  считали "троцкистами"  и  они
подлежали ликвидации.  Самым выдающимся из них был Пал Юстус (Pal Justus). С
конца 20-х годов он входил в  крайнее левое крыло  партии. В  1932 г. он был
арестован  полицией Хорти и  был вынужден эмигрировать во Францию. В 1936 г.
он вернулся в Венгрию  и  во время войны  стал  инициатором создания единого
фронта с нелегальной компартией. После освобождения Венг-рии он стал ведущим
теоретиком  социалистов  и  выступал за  слияние  обеих  рабочих  партий.  В
признание  его  заслуг,  коммунисты  предоставили  ему  место  в Центральном
Комитете объединенной Венгерской Рабочей Партии. Юстус  идеально подходил  к
схеме Сталина :  не только как  левый  социал-демократ, и как находившийся в
изгнании на Западе, но и как интеллектуал и еврей.
     Особую категорию составили  антинемецкие  старшие  офицеры армии Хорти,
которые  на  последней  стадии  войны  включились в движение  сопротивления,
руководимое коммунистами, или  в советском плену приняли антифашистский курс
коммунистов. После освобождения Венгрии они вступили в новую демократическую
армию  и заняли  в  ней высокие посты. Самым значительным из них был генерал
Дьердь Пальффи (Gyorgy Palffi). В начале 40-х годов он вступил в нелегальную
коммунистическую партию, организовывал военное сопротивление немцам и в 1945
г. стал  начальником  военнополитического  управления  министерства обороны.
Довольно скоро начались  разногласия между  военной контрразведкой и службой
безопасности.  Теперь начальнику  AVH  Габору  Петеру  представился  удобный
случай избавиться от своего конкурента.
     Тибор Соньи был таким же идеальным кандидатом в жертвы, как и Райк. Как
начальник   управления   кадров  партийного  Центра,  каждое  назначение  на
ответственные посты во всем партийно-государственном  аппарате  должно  было
быть им предложено  или  одобрено. Советское  МВД настороженно относилось  к
Соньи из-за его связей с Ноэлем Фильдом, благодаря чему он идеально подходил
для роли резидента американской разведки.
     Тибор Соньи родился в Будапеште в 1903 г. Еще учеником средней школы он
вступил в социалистическое  молодежное движение. После  свержения  Советской
Республики  в 1919  г. он  эмигрировал  в  Вену,  где изучал  психиатрию  на
медицинском  факультете университета. В 1930  г.  он вернулся  в Будапешт  и
вступил в  нелегальную коммунистическую партию.  Однако, из-за угрозы ареста
ему снова  пришлось  бежать  в  Вену и  там он  по  указанию  Коминтерна был
назначен   связным  между  нелегальной   Венгерской   компартией  и  группой
коммунистов, эмигрировавших  на Запад. После  вступления  Гитлера, он  через
Прагу  бежал  в  Цюрих,  где,  как  и  в  Вене,  работал  в  университетской
психиатрической клинике.  В марте 1945 г.  он вернулся  в  Венгрию. Это  был
прилежный и усердный аппаратчик, лишенный чувства юмора. В сентябре  1947 г.
он  был  избран  в ЦК партии и ему доверили руководство управлением кадрами.
Для Ракоши и AVH  Соньи был золотой жилой,  ибо  был основным представителем
коммунистов, вернувшихся на Родины  из западной эмиграции.  Вместе  с ним  в
расставленные  сети попала группа  возвращенцев из Швейцарии в количестве 14
человек.
     Лазар Бранков был таким же агентом Тито, как Соньи американцев. Он стал
членом  коммунистической  партии   Югославии  еще   в  юности   и  во  время
освободительной войны был  старшим  офицером  партизанской  армии. В 1945 г.
Тито  назначил  его руководителем  югославской  военной миссии  в Венгрии, а
позднее он стал советником посольства в Будапеште. Под давлением советских и
венгерских  органов  безопасности  он в  сентябре  1948  г. присоединился  к
резолюции  Коминформа  и  тем  самым  стал важным  козырем  в  международной
пропагандистской кампании против Тито. На процессе он должен был разоблачить
связи Югославии  не только  в  венгерскими,  но и  румынскими,  польскими  и
болгарскими "изменниками".
     Ракоши представил  на рассмотрение Берия  и Сталину расширенный  список
жертв  и  получил их  одобрение.  Следующим шагом  было  образование  особой
секретной комиссии  в которую  вошли начальник AVH Габор Петер  и его  самые
доверенные сотрудники: полковники Эрне Сюч (Erno Szucs) и Дьюла Дечи  (Gyula
Decsi).  У  них  было  задание  приспособить  общие директивы  из  Москвы  к
венгерским  условиям и в  общих  чертах наметить  перекрестные  связи  между
такими  лицами, как  Райк, Соньи, Пальффи, Юстус и  Бранков.  Комиссия  была
ответственна с  одной стороны  перед  Ракоши,  а  с другой  перед  генералом
Федором Белкиным,  начальником  Управления  "Юго-Восточная Европа" советской
службы безопасности, со штаб квартирой в г. Бадене у Вены.
     Белкин и два его генерала  - Лихачев и Макаров  в  начале мая  1949  г.
прибыли  в  Будапешт  и  давали   своим  венгерским  коллегам   "советы"  по
организации  процесса.  Они находились в Венгрии  в  течение всего  процесса
Райка  и  принимали  вместе  с  группой  высших  офицеров  советской  службы
безопасности  активное  решающее участие в допросах, пытках  и  формулировке
"признаний", выжатых пытками.
     По  указанию  Белкина  аресты  были  отложены  до  получения  последних
указаний Сталина. В  марте  1949  г. Индржи Веселы, начальник  чехословацкой
службы  безопасности получил от  Белкина указание  отправить в Женеву  Ноэлю
Фильду письмо с  приглашением посетить Чехословакию для обсуждения вопросов,
связанных  с его  переездом  в Прагу и с его новым полем деятельности. 5 мая
Фильд  прибыл  в  Прагу. В  это же  время в  чехословацкой столице  оказался
полковник AVH Эрне Сюч и  попросил своего чехословацкого  коллегу арестовать
американца и передать его венгерской службе безопасности.  Однако, Веселы не
спешил  выполнять эту  просьбу  и понадобилось личное вмешательство генерала
Белкина  и беседа с  президентом Готтвальдом,  чтобы 11  мая был  произведен
арест  Фильда (подробности  см. Pelikan 1971,  c. 70ff). "Если  и у генерала
Белкина есть подозрения и он поддерживает просьбу об аресте, делай так,  как
они хотят" - пришлось сказать  Готтвальду Веселому.  На следующий день Ноэль
Фильд уже был брошен  в подвал секретной виллы на Розовом холме в Будапеште,
конфискованной советским МВД.
     17 мая Габор  Петер, Сюч и Дечи созвали заседание  руководства AVH,  на
котором  Петер  сообщил,  что  советские  и венгерские  органы  безопасности
раскрыли ужасный заговор империалистов и их наймита Тито, который должен был
привести  к  свержению  социализма.  Личности  шпионов  и  заговорщиков  уже
установлены и аресты должны начаться в  самое ближайшее  время. Задача AVH с
помощью советских "советников и инструкторов" выяснить подробности  заговора
и добыть у преступников признания в их постыдной деятельности.
     В ночь  на 18 мая Тибор  Соньи  и  первые члены группы возвращенцев  из
Швейцарии были арестованы. Допросы по делу Райка начались.



     Берия и Ракоши арестом  Соньи начали подготовку  процесса Райка. В ночь
на 18 мая 1949 г. Соньи был вытащен из постели, брошен  со связанными руками
в автомобиль  и  доставлен  доверенными агентами на секретную виллу  МВД  на
Розовом Холме к Габору Петеру. Около  начальника  AVH сидели его заместитель
полковник Эрне Сюч и генерал-лейтенант Белкин со своим переводчиком.
     Эта  команда только внешне выглядела  смешанной  венгерско-русской, ибо
Петер еще в венгерском  подпольном движении  был завербован советской тайной
полицией, а Сюч в эмиграции находился в Москве, где и закончил школу НКВД.
     МВД  установило не  только  схему  концепции чистки  в  Венгрии,  но  и
контролировало весь ход процесса: "советники указывали офицерам AVH кого они
должны  пытать  и какие  признания  они  должны  выбить,  допрашивали  через
переводчика основных заключенных, вносили в переведенные протоколы  допросов
изменения, дополнения,  подчеркивания.  Они  составляли  обвинительные акты,
репетировали  вместе  с основными  обвиняемыми и  "свидетелями"  их роли  на
процессе,  дирижировали и наблюдали за  инсценировкой открытых слушаний. Они
определяли кого приговорить к смерти, а кого к длительным срокам заключения.
С  начала  и до  конца МВД был учителем,  а  AVH,  Ракоши и товарищи  только
учениками и ассистентами.
     Соньи  был  хорошим выбором,  благодарным началом для AVH. Его связи  в
военные годы с Ноэлем Фильдом делали его подозрительным не только  в  глазах
следователей. Он сам начал в себе сомневаться, когда приказали доставить  из
соседней  комнаты  Фильда,  арестованного  за  неделю до  этого  в  Праге  и
доставленного в Будапешт и американец признался в наличии контактов с Аленом
Даллесом,  уполномоченным  секретной  службы  УСС  в  Швейцарии. Если  Фильд
работал  на  главного американского шпиона,  то  из этого можно было сделать
вывод,  что  и его, Соньи,  могли как-нибудь  использовать...  Соньи был уже
сломан,  когда  его  начали  бить резиновой дубинкой по подошвам, для  того,
чтобы  выбить  из него  признание в связи  с  Даллесом,  с  которым он лично
никогда не встречался[ 25]. Причем бить его начали не  для  того,
чтобы получить  признание,  для этого еще придет  время, а для  того,  чтобы
наглядно  ему  продемонстрировать, что  он  больше  не  член ЦК и  начальник
управления кадров, а подлый преступник, изменник и шпион, отданный на гнев и
милость венгерской и советской служб безопасности.
     Соньи был идеальным началом еще и  потому, что он мог быть  использован
как  первая  петля  в гигантской  сети, которую еще предстояло сплести.  Его
заставили написать длинный список с именами и характеристиками 14 человек из
его  швейцарской группы,  а также с  именами всех товарищей,  которые  после
войны  вернулись  с Запада  и  были  распределены через  управление кадров в
партийный и  государственный аппарат. Подобный  список был  уже готов: имена
венгерских коммунистов,  получавших во время войны поддержку от Фильда и его
организации. Список  подписал Михал  Фаркаш, как приказ об арест и в течение
следующих  недель  подвалы штаб-квартиры  AVH  на улице Андраши  заполнились
"западниками",  которых   на   допросах   писали  бесконечные  биографии   и
признавались в том, что  являются  "членами банды  Соньи". Их связи во время
пребывания на Западе стали "шпионскими контактами" с американской разведкой,
французским Deuxieme Bureau или британской  Intelligence Service. "Шпионский
материал" поставляла их  область работы.  Фамилии  их друзей, сотрудников  и
начальников, названные на  первых дoпросaх, просевались сквозь сито комиссии
безопасности   и   если   они   подходили   под  ту   или   иную   категорию
"подозрительных",  следовал  приказ  об  аресте.  После этого  вся процедура
повторялась заново. Так, поначалу еще неопределенный "Заговор для  свержения
народной демократии" постепенно принимал все более четкие контуры.
     Постоянно расширяя концентрические круги, вытянутые  из Соньи и Фильда,
AVH преследовало только одну цель:  обвинить  Райка. Через неделю ежедневных
побоев  Соньи  уже принял логику,  что  косвенная  "связь"  с Даллесом через
Фильда  политически  дoлжна  рассматриваться  как  непосредственный контакт.
Когда  26  мая  его  привели  на очную ставку  с  Белой Сасом (Bela  Szasz),
вернувшимся  из Аргентины,  это был  уже  внутренне  сломанный человек, хотя
внешне он выглядел почти нетронутым  (см.  Szasz,  1986 s.  22ff). Семь дней
спустя это  был  уже  обломок  человека:  впалый  старческий  череп,  глаза,
бегающие в  страхе,  ноги,  которые  едва могли носить его  скрюченное тело.
Начались серьезные пытки, для того, чтобы заставить его "разоблачить" Райка,
как американского шпиона и главу "титоистского" заговора.
     Вынудить Соньи признать, что  его контакты с Фильдом являются шпионской
связью было  сравнительно просто. Однако в отношении Райка дело было гораздо
сложнее: лично  они были едва знакомы. AVH схватилось за  единственную точку
соприкосновения:   Соньи  был  начальником  управления  кадров  ЦК,  которое
направляло друзей и соратников Райка на руководящие  посты. Однако, несмотря
на все физические пытки, несмотря на арест его жены Аннушки, находившейся на
последних  месяцах беременности, Соньи до  конца отказывался "признаться"  в
том, что по заданию Фильда завербовал Райка на службу американской разведке.
     Эта  стойкость оказалась  не  только бесплодной,  но и  довольно  скоро
ненужной, ибо уже чeрeз двенадцать дней после Соньи был  арестован сам Райк.
Здесь   AVH  помогло  не  так  извращенно  выраженное  чувство  долга,   ибо
психические и  физические пытки смогли  вынудить Райка обвинить  себя в том,
что он был  шпиком фашисткой полиции, шпионом Deuxiem Bureau и  американской
разведки  и  наконец  доверенным человеком  Тито,  который хотел  с  помощью
военного путча захватить власть, убить вождей  коммунистов  Ракоши, Гере,  и
Фаркаша и ввести в Венгрии капитализм.
     Одновременно   с   допросами   Райка,  проводимыми  русскими  Белкиным,
Лихачевым и  Макаровым,  начальником  AVH  Петером и его заместителем Сючем,
начали  пытать генерала Дьердя  Пальффи  и советника югославского посольства
Лазара  Бранкова. Цель была задана в Москве  и  Будапеште  еще перед началом
арестов. Пальффи отвели  роль агента югославской  разведки и  орудия Райка в
подготовке   военного   путча.  Бранков,   который  до   своего  ареста  был
контролируемым  AVH пропагандистом  в  антититовской  кампании,  должен  был
подписать  протокол, что  он является венгерской рукой югославского министра
внутренних дел Ранковича, который  передавал задания Райку и его контролером
в заговоре.  Также в  соответствии с заданной схемой Райк, Палльфи и Бранков
должны  были  предстать  не  преступниками  одиночками,  но главарями широко
разветвленной банды заговорщиков.
     Для того, что бы разместить  всех арестованных: испанских  ветеранов  и
подпольщиков,   высоких   чиновников   из   министерства   внутренних   дел,
министерства   обороны   и  полиции,   офицеров   армии   и   контрразведки,
руководителей  организации  югославского  меньшинства,   государственных   и
партийных  функционеров,  которые  до  конфликта  с  Коминформом  занимались
югославским  вопросом,  понадобилось срочно строить новые подземные камеры -
одиночки. Здесь приведем только две отдельных судьбы:
     Иштвана  Штолта  заманили  в  Советскую  оккупационную  зону  Германии,
арестовали и  переправили  в Венгрию.  В  Будапештском  университете  он был
другом и товарищем Райка, но позднее из-за "уклона" его исключили  из партии
и теперь он должен был подтвердить "троцкизм" Райка. Другой старый коммунист
Йожеф Кaлчич вернулся нa Рoдину с Запада.  Он участвовал в гражданской войне
в  Испании,  после  ее окончания  бежал  в Бельгию и  там во  время немецкой
оккупации  стал  легендарным  героем движения  сопротивления.  Ракоши  лично
обратился к  руководству бельгийской партии с просьбой помочь вернуть его на
Родину: там преданные товарищи нужнее. После возвращения Калчич получил  чин
полковника и высокий  пост  в  министерстве внутренних  дел. Через несколько
месяцев он оказался в подвале AVH.
     Аресты  этих  "райкистов"   получили  собственную  динамику,   а  потом
"признания", выдавленные под пытками, обвиняли не только их сокамерников, но
и тех коммунистов, которые еще  оставались на свободе и  аресты которых были
запланированы  AVH.  Вопреки  программе в  протоколах  совершенно неожиданно
всплывали новые имена, которые приходилось вносить в списки на ликвидацию. В
отличие  от  заранее  расписанных ролей  Соньи, Райка,  Палльфи  и  Бранкова
функции  этой  почти  необозримой  массы  заключенных,  количество которых к
середине июля превысило 300 были еще неопределенны.
     Так же  пока  было не ясно,  какое  место  в  общей  концепции заговора
отвести "группе троцкистов" вокруг левого социалиста  Пала Юстаса или  члена
ЦК  Андраша  Салаи,  отвечавшего  за связи с  югославской  партией.  Поэтому
пришлось сначала сконцентрировать допросы  на биографии заключенных.  Только
потом   начиналась   "политизация":   резиновыми  дубинками  и   прикладами,
бессонницей,  холодом  и  голодом,  рафинированными  методами  физических  и
психических пыток заключенные превращались в шпиков полиции Хорти; служебные
и  личные связи с Райком, Соньи, Палльфи или Бранковым,  а также официальные
контакты  с  некогда  дружественной  Югославией  превратились  в  участие  в
заговоре и шпионаж  в  пользу  Тито  и  империалистов;  каждый  политический
поступок в их прошлом фальсифицировался в преступление.
     Кровавый и жестокий процесс превращения коммунистов, преданных партии в
изменников с обширным набором грехов, длился  разное  время в зависимости от
характера  и стойкости жертвы. Однако почти все сдались. Немногие исключения
не слишком огорчали режиссеров: таких просто не доводили до суда, а не долго
думая  изолировали   в  одном  из   многих   лагерей  для   интернированных,
подведомственных  AVH.  Палачи из пыточных  команд  получили  строгий приказ
заботиться  о  том,  чтобы  подследственные  оставались  живыми.  Но  были и
неудачи: много заключенных  было  забито до  смерти или умерло от сердечного
приступа до того, как можно было  представить  перед  открытым или одним  из
многочисленных тайных слушаний. Так например, Андраш Хаваш, поэт и писатель,
культурный атташе  венгерского  посольства в Париже был вызван на Родину для
доклада и арестован. От пыток  он сошел с  ума  и  его  бросили в  одиночную
камеру.  Расстроенная  душа  Хаваша  доставляла   немало   развлечения   его
охранникам, которые любили пинать его, пока однажды не запинали до смерти.
     Вторая  и последняя  фазы началась только в середине  августа 1949 г. К
этому  времени AVH уже располагало  по меньшей мере "частичными признаниями"
заключенных, предназначенных для большого процесса. Почему они признавались,
ясно из мемуаров выживших. Здесь мы не будем подробно  анализировать технику
выжимания признаний. Пытки  от собственных товарищей разрушали не  только их
тела, но и  души.  Они  чувствовали  себя виновными,  поскольку так  сказала
партия,  а  партия  всегда  была  права.  Они должны  были  по  крайней мере
отказаться от приказа коммунистической бдительности, т.к.  они не знали всех
названных  партией преступников  и  шпионов. Тому, кто начинал  признаваться
остановки уже не было. Извращенная "логика" допрашивавших, садистские  пытки
приводили ко  все более резким, еще более "политизированным" формулировкам в
протоколах допросов, пока жертвы, забытые партией, изолированные от внешнего
мира, превращенные в безвольных марионеток не начинали обвинять себя и своих
сокамерников.
     В  середине  августа  в  подвалах  AVH  наступила пауза. Все  протоколы
переводились  на  русский  язык,  проверялись  смешанной  группой  советских
советников и AVH, вырабатывались новые направления допросов  для того, чтобы
привести  полученные  признания  в  соответствие  с общим  планом  процесса.
Протоколы  служили  основанием для принятия решения кого  вывести на главный
процесс, а кого судить в многочисленных тайных процессах. Теперь  задача AVH
состояла в том, чтобы из отдельных, слабо связанных друг с другом и зачастую
противоречивых мозаичных камней протоколов допросов построить общую картину.
     Новая фаза потребовала  новых методов. Пытки  сделали свое дело. Теперь
отношение допрашивавших к  своим жертвам покоилось не на терроре и  насилии,
нo  на  лицемерной  и лживой "общности интересов": мы  знаем, что Вы хороший
коммунист, партия нуждается в Вашей помощи  для  того, что разоблачить своих
врагов. Речь идет  не  о Вас, а о международном  коммунистическом  движении.
Угрозы  палачей  чередовались  с  обещаниями:  как  только Вы  сформулируете
протокол требуемым нами образом, партия сумеет оценить Ваше содействие и уже
вскоре   после   вынесения   формального   приговора  обеспечит  Вам   новое
существование.
     Самой  важной  задачей  этой фазы было убедить  Ласло  Райка  "лояльно"
сотрудничать  с  режиссерами сфабрикованного  процесса. Ракоши  доверил  это
задание новому  министру внутренних дел  Яношу Кадару, старому другу  Райка.
Кадар  разговаривал  с  Райком  с  глаза   на  глаз  в  одной  из  комнат  в
штаб-квартире  AVH.   Он  предложил  своему   бывшему  товарищу   прекратить
сопротивление  и оказать партии услугу признанием, которое показало бы всему
миру,   что   Тито  является   агентом  империализма   и   хочет   свергнуть
социалистический строй в Венгрии. Товарищ  Ракоши и Политбюро,  так  говорил
Кадар, точно знают, что Райк  не виновен  и требуют от него принести  партии
эту последнюю  жертву. Здесь  речь  идет только  о  политической,  моральной
жертве:  жизнь  ему будет  сохранена.  Хотя  его и  придется  приговорить  к
смертной казни, для того, чтобы придать убедительность этому признанию, этот
приговор не будет приведен в  исполнение.  Он  просто  исчезнет, скроется со
своей женой и  сыном на  вилле в Советском  Союзе, а  позднее  снова  станет
уважаемым членом партии, но уже под другим именем.
     Возможно Кадар и  поверил в эту сказку,  рассказанную Ракоши, но то что
Райк действительно надеялся таким образом спасти свою жизнь, сомнительно. Во
всяком  случае  он  пообещал  Кадару,  как  последнее  доказательство  своей
фанатической преданности партии, взять на себя роль шпика фашистской полиции
и титоистского убийцы и заговорщика. (Разговор  Райк -  Кадар был записан на
пленку.   Ракоши  распорядился  проиграть  его  в  1956   г.,  незадолго  до
венгерского  восстания  на   заседании  ЦК  для  того,  чтобы  разделить   с
руководством партии вину за процесс Райка.[26] )
     Подобная  тактика использовалась  и  в отношении других заключенных, но
теперь Белкиным и его советскими  коллегами, Габором Петером и  сотрудниками
AVH. Пытки  внезапно  прекратились,  кормить  стали  лучше  а палачи  начали
заверять своих жертв в том, что партия знает правду и взывать к их партийной
совести и  убеждать  помочь  разоблачить Тито. Каждому  давалось  одинаковое
обещание: политический процесс  без казни,  но  с  вынесением  приговора,  а
впоследствии возможность новой  свободной жизни. Примером служил Кaрл Радек,
кoторый  в Московском процессе 1937 г. зa свое  добровольное  сотрудничество
получил мягкую кару: всего 10 лет, которые он якобы отбывал в деревне где-то
на Урале. Возможно, жертвы в Будапеште были  бы настроены более скептически,
если  бы  они знали,  что "уральская деревня" на  самом деле  была  штрафным
лагерем в Сибири, в котором Радека через два  года после вынесения приговора
забили до  смерти. Полковник полиции Бела Коронди, например, бывший командир
группы  партизан,  действовавшей  против  немцев  получил на  процессе  роль
организатора по приказу Пальффи особого подразделения полиции для  поддержки
планируемого военного путча.  За несколько недель до расстрела он  рассказал
одному  из своих  сокамерников, что Габор Петер  обещал ему пять - шесть лет
заключения в спокойном трудовом лагере.
     Жертвы поверили  обещаниям.  Всего несколько месяцев  назад их  жестоко
пытали  и  теперь  они  ухватились  за  внезапно предоставленную возможность
доказать свою  преданность  партии  и  приняли  предложенный  им моральный и
психический  выход из преисподней: если  партия  может  превратить  честного
коммуниста в отвратительного преступника,  она  же может  вернуть им  жизнь.
Прежние  протоколы  уже заклеймили  их  отбросами  общества. Их  судьба была
решена, а их жизни, так или иначе, были в руках партии.
     Очень много было споров о том, насколько сами следователи были убеждены
в виновности своих жертв и обоснованности "выжатых" признаний. Для советских
режиссеров  и их венгерских ассистентов,  вопрос  юридической виновности или
невиновности  своих  жертв,   естественно,   не  имел   никакого   значения.
Учитывалась только их полезность, как политического пропагандистского оружия
против Запада и Тито. Беседа Кадара с Райком наглядное подтверждение этому.
     Иначе   обстояло  дело  с  двумя  группами  сотрудников  AVH,   которые
допрашивали основную массу арестованных.  Сначала  они целиком  и  полностью
поверили заявлению Петера о раскрытии подготовки заговора, и что  они должны
всеми  средствами выбить  его подробности из закоренелых  и  хитрых  врагов.
Однако, чем больше они общались со своими подследственными, чем лучше они их
узнавали,  тем   более   противоречивыми   и  непонятными   были  директивы,
приходившие от советских "советников"  и  венгерского начальства: оставить в
покое признавшихся преступников, внезапно  забыть  признания в  соучастии  и
придать новое направление протоколам  тем  больше появлялось сомнений в вине
допрашиваемых.  Некоторые  офицеры  AVH  уже  после  первой  недели допросов
обратились  с  заявлением  дать  им другие  задания;  некоторые даже  решили
покинуть  AVH. А полковник, допрашивавший Райка. даже совершил самоубийство,
т.к. он  не  смог совместить материалы  следствия  со  своим сознанием  (см.
Кoрacsi 1979, с. 39). Самое позднее к началу второй фазы допросов даже самые
тупые следователи  уже  не могли больше верить в сотканную  ими самими ткань
лжи.   Они  превратились  из   элитных  коммунистов  и  "кулаков   диктатуры
пролетариата"  в  циничный  реквизит лживого,  но для их  карьеры  полезного
спектакля.  Возвышенная  гордая  задача разоблачения  преступников сменилась
постыдной  ролью  загонщиков невиновных  жертв в  возможно  хорошем душевном
состоянии на открытое слушание и оттуда на виселицу.
     Подвальные  камеры  превратились  в  санаторий,  в  котором  охранники,
выполнявшие функции санитаров, три раза  в день подавали изысканные блюда  с
превосходной кухни AVH, раздавали сигареты и книги, местные обитатели смогли
написать письма  своим  семьям (вообще  первые  признаки жизни). По  вечерам
охрана,  для того, чтобы не тревожить сон  обитателей  камер, одевала мягкие
тапочки.  Врачи   ежедневно   проверяли  состояние  их  здоровье,  раздавали
медикаменты и витамины, залечивали  раны и  приводили в порядок кожу и кости
исхудавших пациентов. для того, чтобы можно определить: вернулись к ним силы
или еще нет.  В  светлых  кабинетах верхних  этажей в течение дня  жертвы  и
дружелюбно настроенные  палачи  за  кофе  и  булочками дружно  согласовывали
заключительные протоколы.
     В последних  числах  августа каждому из  обвиняемых в большом  процессе
были выданы  его показания, вопросы председателя народного суда  и ответы на
них,  для того, чтобы они выучили все это наизусть. Потом начались репетиции
с  советскими  советниками  в роли  режиссеров,  на  которых  под  контролем
Белкина,  Лихачева,  Макарова   и  их  помощников  следователь   играл  роль
председателя  суда и  давал  обвиняемым точные  указания, когда  они  должны
говорить,  а когда  молчать, на каких  словах нужно делать  особые ударения.
Точно  предписывались положение тела и  выражение  лиц. Репетировались очные
ставки.
     Еще  раз  агенты тайной полиции отправились  в квартиры обвиняемых.  На
этот раз для того, чтобы найти в их гардеробе хороший  костюм, пару  обуви и
подходящий галстук,  для того,  чтобы слушание дела походило  на праздничное
представление. Если товарищи  по  партии забыли  их  дома  (как  произошло с
Райком  и Соньи,  жены  которых  были арестованы, а дети  под чужими именами
отданы государственные  приюты) приходилось  подбирать все это  в  гардеробе
AVH.
     Наконец,  Ракоши,  Фаркаш  и  Гере  предоставили   и  аппарату  юстиции
возможность сыграть  свою  роль.  Государственная прокуратура и ее президент
др. Дьюла Алапи, будапештский  народный  суд  и  его председатель  др. Петер
Янко, были превращены в  простых  марионеток[27].  Хотя  Алапи  и
подписал обвинительный акт, он был составлен Ракоши и следственными органами
МВД  -  AVH и одобрен  Сталиным и  Берия.  Сам Государственный прокурор смог
прочитать его  только перед  самим процессом. За  несколько  дней  до начала
слушания дела Алапи, Янко и четырех народных судей вызвали в  ЦК партии, где
им  вручили сценарий  процесса с  их вопросами  и ответами  обвиняемых.  Они
получили задание внимательно проштудировать  текст и во  время слушания дела
ни коим образом от  него не  отклоняться  и как только обвиняемый  попробует
отойти от текста или даже отказаться от своих признаний, председатель обязан
немедленно прервать и отложить заседание.
     Ракоши  дал  министерству юстиции  задание  составить список доверенных
адвокатов,  которым можно  было  бы  поручить  защиту обвиняемых. Список был
тщательно проверен AVH. Она выбрала  из него  восемь самых надежных и  самых
услужливых,  которых накануне начала процесса Алапи вызвал в Государственную
прокуратуру и передал тексты их ролей. Они смогли только мельком  пролистать
обвинительный акт, а познакомиться  со своими клиентами им довелось всего за
несколько минут до начала слушания в присутствии сотрудников AVH. "Сиделки",
которые  в  течение последних недель  готовили обвиняемых к  процессу,  дали
своим  подопечным  инструкции:   на   вопрос   "защитников"   о   смягчающих
обстоятельствах - указывать на полное чистосердечное признание.
     Не менее  цинично  и грубо, чем с  юстицией, обошлись и со свидетелями.
Свидетелей  защиты не было совсем. Свидетелями обвинения  были исключительно
заключенные,  которых,  как  и  обвиняемых,  заблаговременно  подготовили  к
слушаниям и  которым  пришлось  свои будущие показания заучивать наизусть  в
камерах  на  улице  Андраши. Из общего количества двадцати свидетелей пятеро
были бывшими офицерами полиции Хорти,  которые  должны были подтвердить, что
Ласло Райк и Андраш  Шалаи  в течение многих лет были полицейскими агентами.
AVH  извлекла  часть  их  из  отставки,  а  часть  из  тюрем  и лагерей  для
интернированных. С  ними у следователей  было гораздо меньше  хлопот,  чем с
обвиняемыми:  понадобилось всего несколько пощечин, а душераздирающий эффект
изолированных камер -  одиночек и обещания следователей  освободить их сразу
же  после  слушания,  помогли  направить  их  память  в нужном  направлении,
продиктованном  следователями.   В  открытом  процессе  они  бодро  изложили
тщательно заученную ложь  и потом терпеливо  ожидали, когда  же  их  наконец
выпустят  из  зала  суда  домой   на  честно  заслуженную  свободу.  Однако,
большинство из  них за  преследования и пытки коммунистов получили  в тайных
процессах длительные сроки тюремного заключения. [28.]
     Остальные пятнадцать свидетелей  были выбраны AVH из рядов арестованных
-  самых  послушных и доверенных  коммунистов, которым  можно было  доверить
после  месячных  пыток  и подписания  протоколов выполнение  дополнительного
задания: набросить своим товарищам веревку на шею. Очевидно их заверили, что
партия  особенно оценит их услугу. Однако, награды они тоже не дождались. Во
время секретного процесса, который прошел после открытого главного процесса,
почти все  свидетели-коммунисты были приговорены к пожизненному  заключению.
Один из них, др. Андраш Колман, покончил собой.  Трое  остальных свидетелей,
статс -  секретари  др. Эндре Себеньи и Андраш Виляьи, а  также Дешо  Немет,
начальник Генерального Штаба пограничной  стражи и военный атташе в  Москве,
получили смертные приговоры и были повешены.
     Утром 16 сентября  1948 г.,  в пятницу, в актовом зале Здания профсоюза
металлистов  начался  сфабрикованный  процесс  "Слушание дела Ласло  Райка и
остальных".



     Перед  Народным  судом предстали восемь  обвиняемых: Ласло Райк, Дьердь
Палффи, Тибор Соньи, Андраш Шалаи, Бела  Коронди, Пал Юстус, Лазар Бранкович
и  Милан  Огненович.  Речь  шла  о  сфабрикованном   сталинистком  процессе,
собственные законы  которого поставили юстицию с ног на голову: сначала были
определены  политические  цели, которым  должен  был служить  процесс, потом
производился отбор обвиняемых, которыми можно  было пожертвовать, как самыми
подходящими  кандидатурами для достижения поставленных целей  и только потом
фабриковалось  преступление, которое  соответствовало бы и заданным  целям и
жизненному пути жертв.
     В  обвинении, составленном тройкой Ракоши - Фаркаш - Гере, переведенном
на русский язык и потом снова на венгерский, объяснялся характер процесса:

     " Этот процесс  имеет международное значение. Однако приговор выносится
не только обвиняемым, поднявшим свои  руки против  государственного  порядка
нашей народной республики, против  больших достижений нашей демократии, но в
тоже время и  тем, кто в своей  заговорщической деятельности  стали орудием,
марионетками,  управляемыми   иностранными   врагами  трудового  венгерского
народа,  строящего  социализм. Это не только Райк и его соучастники, сидящие
на  скамье  подсудимых,  но  и  их  иностранные  господа, империалистические
подстрекатели в Белграде и Вашингтоне. Своеобразие этого процесса, состоит в
том, что в роли посредника и передатчика приказов иностранных империалистов,
штурмового  отряда империализма  выступили Тито и его банда, которая сегодня
поработила доблестные народы Югославии и узурпировала власть.
     Правда состоит в то, что венгерский народный суд  вынося свой  приговор
Ласло  Райку и  его  преступной банде,  в  политическом  и  моральном смысле
выносит приговор предателям  Югославии,  банде преступников Тито, Ранковича,
Карделя, Джилласа  ...  Мы  разоблачаем их двуличие, их  коварство и интриги
против  демократии и социализма, их преступные планы и деяния. Этот  процесс
разоблачил  людей  Тито,  как  помощников  американского  империализма,  как
простых агентов империалистических шпионских служб.
     Из материалов слушаний  явно следует, что американские шпионские службы
еще во  время войны против Гитлера готовились к борьбе против сил социализма
и демократии,  используя вероломную тактику  раскола  революционных  рабочих
партий. За Ранковичем видны  тени Даллеса  и Фильда... Суть их тайных планов
была изложена Джоном Фостером Даллесом в номере швейцарской газеты "Die Tat"
от 26 апреля  1948  г.  следующим  образом:  "Запад  пытается воздействовать
прежде  всего  на  кадры и элиту  правящих  классов  народных  демократий  и
результаты, достигнутые в этом направлении превзошли все ожидания."
     Американские и английские  шпионские  службы купили  людей  Тито еще во
время войны с Гитлером для того,  чтобы помешать национальному и социальному
освобождению народов Юго  -  Восточной Европы, изолировать Советский  Союз и
подготовить  Третью  Мировую  войну.  Поэтому  государственный  переворот  в
Венгрии,  спланированный  людьми  Тито  и  который  должна  была  произвести
шпионская  банда Райка, нельзя  понять без учета  их связей с международными
планами  американского империализма."  (Laszlo  Rajk  und  Komplicen vor dem
Volksgericht 1949, с. 313 ff).

     "Признания"   и   "показания  свидетелей"   преследовали   основную   и
единственную  цель:   одеть   в   плоть  и   кровь  призрак  "титоистско   -
империалистического заговора". Для этого прежде всего нужно было втоптать  в
грязь  политическое  прошлое  жертв  процесса, лишить  их партийного нимба и
превратить  их  многолетнюю  борьбу  за  социалистическую революцию в службу
фашистской реакции.
     Ласло Райк, еще совсем недавно легендарный герой подпольного движения и
гражданской войны в Испании, теперь оказался предателем с  ранней молодости.
Он признался в том,  что с 1931 г. был полицейским шпиком, будучи студентом,
он  выдавал  полиции  своих   коммунистических  товарищей,  как  профсоюзный
функционер, он должен был выдавать полиции бастующих строителей. И в Испанию
ему  пришлось  ехать по заданию  полиции для того,  чтобы следить за бойцами
венгерского батальона. После окончания гражданской  войны  он во французских
лагерях  для   интернированных   передавал  Deuxieme  Bureau   информацию  о
коммунистах. Ноэль Фильд попытался завербовать его,  как полицейского шпика,
известного  даже  в  Вашингтоне, на службу американской  разведке. С помощью
некоего майора гестапо, он через Германию вернулся в Венгрию, где немедленно
явился  к  шефу  политической  полиции  Хорти  и получил  задание  расколоть
нелегальное  движение  сопротивления.  В октябре 1944  г.  он  был арестован
военной контрразведкой, однако, т.к. он очевидно работал на полицию, его без
приговора выслали  в Германию, откуда он после  окончания войны  вернулся  в
освобожденную  Венгрию.  Далее,  Райк признался  в том,  что  в  августе или
сентябре 1945 г. к  нему обратился сотрудник американской  военной миссии  и
предложил:

     "пойти на службу американской  разведке.  Естественно,  я согласился...
Независимо от американских шпионских служб уже в 1945 г. я установил связь с
югославскими  шпионскими  органами,  а  именно  с   Бранковичем   (тогдашним
руководителем югославской  военной миссии). Весной 1946 г. он попросил меня,
как министра  внутренних  дел,  передавать  ему  информацию  о  политическом
положении  в Венгрии,  особенно о  вопросах, представляющих  государственную
тайну...
     Когда летом 1947 г. я  приехал на отдых в Югославию, то через несколько
дней  я  встретился  в Аббацио  с  Ранковичем  (министром  внутренних  дел).
Ранкович сказал мне, что он прибыл в Аббацио  по прямому указанию Тито  для,
того,  чтобы  сообщить  мне  следующее:  я не  должен  в  будущем  совершать
политических поступков, которые в каком-либо отношении поддерживали политику
Тито  в Венгрии,  для того,  чтобы  меня не разоблачили.  В  будущем я  буду
получать   дальнейшие  задания  и  указания  от  Тито  или  назначенного  им
связника."

     Круг замкнулся. Путь  полицейского  шпика через службу во французской и
американской разведке был "доказан".
     Аналогично была превращена в свою противоположность и жизнь  уважаемого
в партии коммуниста Андраши Шалаи, который боролся в  подполье. Он признался
в том, что уже в 15 лет стал полицейским шпиком и выдал десятки товарищей. А
в 1943 г. он был завербован начальником тюрьмы Шаторальяугельи, куда бросили
после ареста.

     "В январе 1944 г.  я сообщил ему о  том, что (политические) заключенные
готовят побег.  Он  принял меры,  в  результате которых попытка  побега была
предотвращена. Никто не смог вырваться и уйти. Побег был утоплен в крови: 54
человек были убиты во время побега, еще 10 человек были приговорены к смерти
военно-полевым судом.  Это было  результатом  моей  деятельности  в  полиции
Хорти.
     С югославскими шпионскими  службами я вступил в контакт весной 1946  г.
при посредничестве  майора Смилянича, в то время  бывшего членом югославской
военной  миссии  в нашей стране.  Смилянич и его люди получили  информацию о
моем предательском поведении в тюрьме и угрожали передать ее как венгерским,
так и югославским  органам, если я  не буду  выполнять  их задания" (Ebd. S.
277ff).

     И остальные  обвиняемые  были  превращены в  извергов. Дьердь  Пальффи,
организатор коммунистических  партизанских групп, "признался"  в том, что  с
ранней молодости восхищался  фашизмом и эти убеждения облегчили ему  путь  в
военную  разведку Югославии  и  в ряды  титоисткого  заговора.  Тибор  Соньи
добавил, что ему пришлось в Швейцарии сначала продать себя и своих товарищей
за несколько  сот франков  Ноэлю Фильду и Алену  Даллесу а  потом перейти  в
распоряжение Югославии и Райка.  Пал Юстус заявил, что  еще в 1932 г. он был
завербован для того, чтобы выдавать левосоциалистических  и коммунистических
товарищей, а после освобождения он перешел на службу  французской, а позднее
югославской политической полиции с целью организовать троцкистский заговор и
осуществить свержение правительства. В обвинительном акте указывалось:

     " Ласло  Райк и его приспешники ... возвели  скрытность и вероломство в
систему, действуя не как открытые враги, но в тени,  проникая  в руководящую
партию нашей  народной демократии и  в наш  республиканский  государственный
аппарат  перед  тем, как  перейти в наступление.  Мы противостоим льстивым и
коварным змеям, врагу более опасному и  ненавистному, чем какой-либо враг до
этого. (Ebd. S.313ff)."

     Такая  же тактика фабрикования извергов была использована и в отношении
югославского руководства. Конечно, Тито и его товарищей нельзя было посадить
на скамью подсудимых  и пыткам выбить из них  признания. Эту задачу пришлось
возложить на Райка и его "банду заговорщиков". Югославы - интеровцы  Кошта -
Надь, Милич и Вукоманович уже в 1939 г. в лагерях для интернированных Vernet
и Gur стали агентами Deuxieme Bureau и гестапо, заявил Райк и продолжил, что
осенью  1946  г.  он  узнал от  американского  дипломата  в  Будапеште,  что
американская шпионская  сеть в Юго-Восточной и Центральной Европе передается
Югославии.  И летом 1947  г. в Аббаци "мне впервые стало ясно, что не только
Ранкович, Вукманович, Милич  и другие, которые были  в Испании, "находятся в
связи с американскими шпионскими службами, но и сам Тито" (Ebd. S.64)."
     Враждебное поведение Тито,  Карделя,  Джиласа  и Ранковича в  отношении
Советского Союза  началось не после резолюции Коминформа,  а гораздо раньше.
Уже во время войны  империалистам удалось поставить их себе на службу. Стало
очевидно, что югославские планы  переворота  для Балкан и Центральной Европы
были  разработаны  не  Тито, Карделем, Ранковичем и Джиласом,  которые  были
только   исполнителями   этих  планов.   Вдохновителями  были   англичане  и
американцы, империалистические разведывательные  службы... Руководимый  Тито
югославский   режим  является  простым   орудием  для   достижения  англо  -
американких целей." (Ebd. S.144).
     Тибор Соньи  завершил картину своим признанием в том, что шеф УСС Аллен
Даллес еще в 1944  г. в Швейцарии познакомил его с  югославскими шпионами на
службе американской разведки.

     "Совместные  планы  американских  империалистов и  Тито против  свободы
народов   и  мира  -  не  новость.  Эти  планы  являются  следствием  пакта,
заключенного  Тито  с  империалистами уже в  1944 г.  Разработчиками планов,
организаторами и руководителями были поджигатели войны из империалистической
Америки и Тито, Кардель, Ранкович и Джилас, которые были  полностью согласны
с первыми и были с ними заодно. (Ebd. S.366).

     Излишне здесь  останавливаться на подробностях  судебного дела  "против
Ласло   Райка  и   других   за   преступления,  направленные  на   свержение
демократического государственного строя." Основная функция процесса состояла
в   разоблачении  Tито,  который,  как  сказал   Райк   в   своем   коротком
заключительном слове, "идет по следам  Гитлера" (Ebd. S. 363). Эта цель была
достигнута, фантастическая ткань лжи об отдельных преступлениях была простым
довеском, необходимым для организации псевдозаконного процесса с произвольно
изменяемым  содержанием и заменяемыми обвиняемыми.  Тито и его клика рука об
руку  с американцами  дали своим  агентам,  замаскированным под коммунистов,
задание путем  заговора свергнуть  с  помощью военного  путча правительство,
убить  любимых  вождей  Ракоши,  Гере  и  Фаркаша  и снова  ввести  в стране
капитализм.  Каждый  из   восьми  обвиняемых   признался   в  возмутительных
подробностях своей роли в заговоре и планах свержения и убийства.
     Единственная неувязка произошла, когда Соньи не узнал на показанной ему
фотографии  своего резидента Аллена Далласа (см. прим.  25).  И единственный
след  сомнения  в правдоподобности  ужасных  сказок  можно  услышать в одном
предложении из  последнего слова Райка. "Я  целиком  и полностью  согласен с
большинством высказываний господина народного адвоката и упоминаю здесь не о
мелких  вопросах,  которые и так  не имеют  значения, но о главном" (Ebd. S.
360). Это заявление  Райка о  своей  невиновности,  которое он  контрабандой
протащил  в  признание  своей  вины,  по  видимому  не  задело  бдительности
советско-венгерских режиссеров сфабрикованного процесса.
     Детали процесса Райка потому  были произвольными, а его обвиняемые были
настолько заменяемыми, что  он  должен был служить образцом,  который Сталин
хотел  в различных  вариациях  копировать  в своей  империи  сателлитов. Эта
функция  процесса  стала  ясна после  оглашения  "признаний",  Так, Пальффи,
например,  заявил  о том, что его югославский резидент часто упоминал о том,
что     Тито      развернул     скоординированный      план,     аналогичный
шпионско-заговорщической  деятельности во всех странах народной  демократии.
Мне это  известно потому, что назвал  государства  -  участники  планируемой
Балканской федерации:  Венгрия,  Болгария, Албания и,  как ведущая  держава,
Югославия.  Я  слышал,  что упоминалась  и  Польша, которая по американскому
плану должна была стать следующей  страной, в которой произойдет  переворот.
Естественно, между  Польшей и Венгрией  не будет пропущена  и Чехословакия."
(Ebd. S. 128). И Бранков признался:

     "Этот план хотели осуществить не только в Венгрии, но и других соседних
государствах. Ранкович упоминал о том, и для Румынии существовал такой план,
но  его  не  удалось  выполнить полностью. Он  называл  тогдашнего  министра
юстиции Патраскану, который тогда стоял на линии Тито и  хотел осуществить в
Румынии  его  планы. Однако,  центральное  руководство  румынской  компартии
заблаговременно   удалило  Патраскану.   Он  сказал,  что   и   там   работа
продолжается.  Я вспомнил, что тогда  в Польше произошло падение Гомулки, на
которого  были большие надежды, что он сумеет претворить в жизнь мысли Тито.
Было  мнение,  что  именно  Гомулке  может  удасться  эта  акция в  польской
коммунистической   партии.   Однако,   как  известно,  Гомулке  не   удалось
осуществить свои замыслы.  .. И  в Болгарии  был такой же план... В  Албании
была произведена первая большая  попытка  свергнуть албанское правительство,
однако, она не удалась. (Ebd. S. 155f).

     Тибор Соньи ответил дал на вопрос народных судей о том: организовали ли
американцы  во время войны  в Швейцарии  группы из граждан других государств
для переброски через границу и выполнения шпионских заданий.

     "  У  меня  была  конкретная  информация  о  том, что  подобная  тайная
организация   было   создана   американским   разведывательным   Центром   в
Чехословакии. Узнал  я  об  этом  от Персона Павликса... В  отношении других
стран  у  меня есть  информация о подобной  группе в Германии. Я знал только
одно  имя, Политцер...  Потом я  узнал, что  и в  Польше  были такие группы,
однако  имен  я  не  знаю.  Кроме  того,  во  всех  странах,  в  которых при
посредничестве  Фильда были созданы отделения благотворительной  организации
унитариев, эти органы  стали  прикрытием  для  американских секретных служб"
(Ebd. S. 202).

     Ноэль Фильд не сел на скамью подсудимых ни в открытом главном процессе,
ни в последующих тайных процессах, Его  даже не  вызывали  в суд в  качестве
свидетеля.  Он  остался  в изолированной  каторжной тюрьме AVH в  Будапеште,
призрак, которому сохранили жизнь, исходный  пункт сфабрикованного американо
-  титоистского  заговора, который  после  процесса Райка  должен  был  быть
разоблачен в Праге, Варшаве и Восточном Берлине.
     Слушания  длились неделю. Приговор был оглашен 24 октября. Естественно,
он был готов уже в начале процесса и утвержден Сталиным. Незадолго до начала
заседаний его  вручили председателю суда. Ласло  Райк, Тибор Соньи и  Андраш
Шалаи были приговорены к смертной казни через повешение, Лазар Бранков и Пал
Юстус  к пожизненному заключению, Милан Огненович к девяти  годам  каторжной
тюрьмы, Дьердь Пальффи и Бела Коронди  были переданы  военному суду, который
приговорил обоих к смертной казни.
     Райк,  Соньи и  Шалаи  были повешены 15 октября 1949  г.  Райк  шел  на
виселицу с высоко  поднятой  головой  со  словами:  "Да здравствуют  Партия,
Сталин и Ракоши!". Шалаи громко  клялся  в своей невиновности.  Соньи кричал
дрожащим  голосом  Михалу Фаркашу  и  Габору  Петеру,  которые  наблюдали за
казнью,  что они обманщики. 24 октября были расстреляны Пальффи и Коронди  и
два  офицера,  приговоренные  вместе  с  ними  к смертной казни  в  закрытом
процессе : Деше Немет и Отто Хорват.
     Семь трупов  были  упакованы в  мешки и  зарыты  в лесу  в окрестностях
Будапешта.   Шесть   лет  спустя,   перед   торжественным   перезахоронением
реабилитированных жертв, сотрудники  госбезопасности с большим  трудом нашли
место, где они пытались скрыть останки своих жертв.
     После  окончания   открытых  слушаний  завершился  только  первый  этап
сфабрикованных процессов. Генерал Белкин  вернулся  в свою штаб - квартиру в
Баден -  у  - Вены, однако  "советники" из МВД остались  и  вместе со своими
венгерскими помощниками готовили закрытые процecсы против сотeн "райкиcтов".
Жeртвы, разделенные  на группы  по  дюжине  обвиняемых,  готовились к  своим
процессам также как и для  открытых слушаний. С марта до конца 1950 г. перед
народным судом представала одна  группа обвиняемых за другой: "швейцарская",
французская",  "английская",  "югославская", "работников МВД", "троцкистов",
"солдат",  "полицейских", "нелегалов", "испанцев" и т.д. В большинстве групп
выбирались  один  или два  обвиняемых,  которые приговаривались  к  смертной
казни.  Если  избранные жертвы  не  подходили  ни  к  одной  из  групп,  они
представали   перед   судом  по   одиночке  или   объединялись  с  подобными
исключительными случаями. Остальные  сотни "райкистов", которые были сочтены
незначительными  или в отношении  которых были сoмнения, в  том, что они  по
рaзным причинам не произнесут заранне заученный сценарий, без приговора суда
были брошены в тайные лагеря для  интернированных  Кистарга  и  Реш в полную
изоляцию от внешнего мира.
     Почему режиссеры  тайных  процессов бросали свои  жертвы  за  решетку в
изоляцию  за  показания,  обвиняющие себя,  если  никто и никогда  так и  не
услышал  их "признаний"?  Тайные  процессы в  послевоенной  Восточной Европе
служили  фундаментом  для   открытых  слушаний.  Во  время   процесса  Райка
"преступления" главных  обвиняемых  должны  были  служить  "доказательством"
преступлений Тито, а у  сотен жертв  тайных процессов  в свою  очередь  была
задача  создать фальшивые  "исторические факты" титоистской  и  американской
подрывной  деятельности  для  истории коммунистического движения.  Секретные
процессы  являлись подпорками  главного процесса  и  поставляли в  партийные
архивы документальное  подтверждение  глубины и  широты раскрытого заговора.
Больше не было  пропагандисткой  и  политической  необходимости  в  открытых
процессах:  длинной  цепочки исчезнувших  было достаточно,  для того,  чтобы
продолжать террор.
     После окончания серии  тайных процессов,  "дело Райка" по существу было
завершено. Генералы  МВД  Лихачев и Макаров выехали в Прагу  для того, чтобы
ускорить медленное протекание "Дела Сланского" (См.  Kaplan 1986,  S.  130).
Однако, значительная часть советской команды осталась в Венгрии и руководила
второй фазой сталинистской чистки.
     На  этот  раз первыми  жертвами стали социал-демократы.  Летом  1950 г.
собственные  законы  сфабрикованных  процессов  бросили  в  тюрьмы  AVH  как
правооппортунистов,  так и левых попутчиков. В тюрьмах оказались около 4 000
социал-демократов  во  главе  с  Арпадом  Сакашицом,  главой  государства  и
Председателем  Объединенной  Венгерской  Партии Трудящихся. Вечером  в  день
ареста Ракоши  пригласил его на  трапезу. Роскошный ужин  уже заканчивался и
Сакашиц  хотел  прощаться,  когда  Ракоши сказал  ему: "  Не  уходи,  Арпад,
настоящий  конец  еще впереди"  и  сунул  ему  в руку листок с  машинописным
текстом, в  котором Арпад с  удивлением  прочитал свое признание. Оказалось,
что он был агентом полиции  Хорти,  гестапо,  британской секретной службы  и
лейбористской партии. "Если ты подпишешь это, тебя ждет судьбы Золтана Тилди
(Президента оппозиционной  партии мелких  сельских хозяев,  который к  этому
времени уже находился  под домашним арестом), если нет  - то  судьба Райка".
Когда Сакашиц начал протестовать, Ракоши вызвал начальника AVH Габора Петера
и двух  его  офицеров и  показал на Сакашица: "Товарищ генерал, заберите эту
мразь  с собой!" (Цит. по Molnаr  1971, S.  23F; Palоczy  - Hоrvath 1959, S.
248).
     Среди прочих  были арестованы Анна  Кеттли, довоенная  руководительница
партии;  Иштван  Рис,  министр  юстиции и  член  ЦК;  Дьердь  Марошаи,  член
Политбюро  и   ревностный  попутчик  сталинистов.   Однако,  в   отличие  от
сфабрикованных  процессов против коммунистов в этих тайных процессах не было
вынесено ни одного смертного  приговора, а то,  что Иштвана  Риса до  смерти
замучили в следственной тюрьме, было просто "несчастным случаем".
     Здесь режиссерам  не  нужно  было так утруждать себя выбором жертв, как
при  процессе  Райка.  Они  просто  арестовали  всех  социал-демократических
лидеров,  как до-,  так и послевоенного  времени. Во  время  допросов они не
утруждали  себя  проверкой "признаний",  сделанных  их  подследственными,  а
просто диктовали  в  протокол,  имена, которые  измученные  социал-демократы
называли, как своих империалистических кoнтактов:  генерал Гей -  Люссак  из
Deuxiem Bureau,  полковник Бойль - Мариотт  из  британской секретной службы,
полковник Уолт Уитмен из ЦРУ...
     "Мягкие" приговоры были уравновешены массовыми  убийствами генералов, в
ходе которых были ликвидированы опытные довоенные армейские офицеры, которые
во   время  немецкoй   оккупации  включились   в  коммунистическое  движение
сопротивления и после освобождения страны честно служили новому режиму. С 20
мая  по 24 июля  1950 г.  было  арестовано  18 генералов, 7  из которых были
приговорены к  смерти.  Среди них  были  начальник Генерального  Штаба Ласло
Шольц, Генеральный инспектор армии Ласло  Куттьи и генералы Ильи, Белезнай и
Порффи.  Одому  из  убитых,  генералу  Кальману  Реваи,  начальнику  военной
академии,  за  восемь  месяцев  до  казни  пришлось  комaндовaть  солдатами,
расстреливавшими во дворе военной тюрьмы на улице Конти его друга и товарища
Дьердя Пальффи. [29]
     В  апреле 1951  г. подошла очередь  "местных коммунистов",  руководящих
деятелей подпольного  движения и антифашистского  сопротивления, которые  не
строили  планов на  будущее в далекой Москве, но ежедневно  ставили на карту
свои  жизни за дело партии  в своей стране. Янош Кадар всего за полтора года
до  этого назначенный министром внутренних дел и  членом Политбюро, которому
Ракоши доверил задание  склонить  своего  друга Райка ложными  обещаниями  к
"признанию", сам  стал  теперь  соучастником  "преступной группы"  в которую
также входили Ференц Донат, заместитель министра сельского  хозяйства, Дьюла
Калаи,  министр иностранных  дел и стaрые  коммунисты  Геза  Лосоньи,  Шандо
Харасти и Силард Уйхельи. В камерах AVH их сначала обвинили в "антипартийной
деятельности  "  во  время  войны.  В  1943  г.  после  роспуска  Коминтерна
нелегальная  венгерская  компартия  также самораспустилась и возродилась под
новым  именем  Партии Мира,  требовавшимся  антифашистским народным фронтом.
Восемь  лет  спустя заключенных обвинили  в  том, что  роспуском  партии они
нанесли  серьезный  ущерб коммунистическому движению, подорвали  руководящую
роль  компартии и ослабили сопротивление  немецким  оккупантам. Однако скоро
пытки  придали  допросам  новое  направление. Первоначальные обвинения  были
заменены  на  участие  в  антисоветском,  троцкистско  -  националистическом
заговоре:  сначала во  время войны -  против московской руководящей  группы;
позднее -  на свержение "москвичей" с  Ракоши во  главе партии и  создание в
Венгрии  титоистского режима.  Кадару выпала особая честь:  его  пытал лично
полковник Владимир  Фаркаш, сын члена тройки  Михала Фаркаша. Фаркаш вырывал
ему ногти, для развлечения мочился ему а рот. [30]
     В  закрытых процессах Уйхельи был  приговорен  к смерти, которую однако
позднее  заменили  на пожизненные  каторжные  работы; Кадар был приговорен к
пожизненному, а  Калаи  и  Лосончи  к 15 -ти летнему  тюремному  заключению.
Шандор Цольд,  преемник Кадара в  руководстве министерства  внутренних  дел,
один  из  самых мужественных борцов нелегальной компартии не стал дожидаться
своего ареста.  После того как на заседании ЦК Ракоши  заявил,  что во время
войны  он  тесно  сотрудничал с "троцкисткими националистами" и даже  теперь
входи  в круг  их друзей, Цольд застрелил  свою  жену, двух маленьких детей,
тещу и себя.
     К  1952 г. террор охватил все  правительственные ведомства и  партийные
организации.   Это  оказалось  слишком  даже  для  полковника   Эрне   Сюча,
заместителя  начальника  госбезопасности  Петера  Габора.   Он  решил  лично
обратиться к  Сталину  с  просьбой  остановить волну  арестов, ибо  выход их
из-под контроля угрожал разрушить саму партию.  Его коллеги в  МВД пообещали
отправить Сталину  конфиденциальное сообщение.  После возвращения в Будапешт
Сюч был сразу же арестован, допрошен смешанной советско-венгерской группой и
повешен, как шпион. Его брат, Миклош Сюч, перед войной эмигрировал в Англию.
После  освобождения  он был  назначен  советником посольства,  но  во  время
арестов "райкистов"  его  вызвали  в Будапешт  и  арестовали,  поскольку ему
отвели  роль  обвиняемого  в  тайном процессе  против  "английской  группы".
Однако, после вмешательства брата его освободили без процесса - единственный
известный случай в  расследования AVH. После изменнической поездки в  Москву
полковника  AVH Миклош Сюч снова был  арестован. Теперь от  него потребовали
"разоблачить" своего брата, как  агента британской Intеlligеnce  Service. Он
снова  не предстал перед судом,  но  был замучен до  смерти коллегами своего
брата во время допроса (Szasz 1986, S. 276 ff, Ignotus 1959, S. 89) 31.
     В  конце 1952 г.  наступила новая  волна  чисток  - вслед  за процессом
Сланского  по "разоблачению"  сионистских агентов. Были  арестованы  десятки
руководящих коммунистов  еврейского  происхождения. Самым видным из  них был
член  ЦК Иштван Сирми, директор  радио.  Однако,  член Политбюро Золтан Ваш,
предназначеный  на  роль главного  обвиняемого,  в  большом  запланированном
антисемитском  процессе, остался на свободе. Конечно,  за ним следили день и
ночь. После свержения Советской Республики Ваш  был  одним  из руководителей
молодежного   коммунистического  движения.  В  1924  г.  его  приговорили  к
пожизненному тюремному заключению, а  в  1940 г. в  результате вмешательства
советского  правительства он вместе с Ракоши  выехал в  СССР. После войны он
занял высокий пост в промышленности.
     Тени  угрожающего ареста сгустились  после  задержания  тридцати восьми
ведущих  врачей  -  в  рабском  подражании   арестам   "еврейских  врачей  -
вредителей" в Советском Союзе. Среди арестованных были глав врачи престижных
клиник ЦК и AVH др. Бенедек  и др.  Балинт, окулист Иштван Абви,  хирург др.
Килимко, руководитель  исследовательского отдела  в  Национальном  институте
здравоохранения др. Секач и много  других.  Фикция сионисткого заговора была
подкреплена арестом Лайоша Штокля,  руководителя  Союза  венгерских  евреев,
контролируемого  коммунистами   и   уполномоченного  американской  еврейской
благотворительной организации "Joint Distribution Commitee.
     Смерть Сталина  и освобождение врачей -  евреев  в СССР  сделало  планы
антисемитского  процесса  неактуальными. Наблюдение  за Золтаном  Вашем было
снято, дело  против  врачей  прекращено. Для  Сирмаи  этот поворот произошел
слишком  поздно:   он   был  уже   приговорен  к  тюремному   заключению   и
реабилитирован только через два  года. Еврейская тройка в руководстве партии
Ракоши - Гере - Фаркаш осталась не задетой чисткой, но их  орудие  начальник
AVH  Габор Петер,  тоже  еврейского происхождения  попал  в собственную сеть
террора.
     В конце декабря 1952 г.  Сталин лично вызвал Ракоши и сообщил ему,  что
советский   министр  государственной  безопасности  Абакумов  и  его  "банда
сионистских  агентов" арестована.  Одним из арестованных был  Федор  Белкин,
генерал  МВД, организовавший  в Венгрии процесс  Райка.  По  словам  Сталина
Белкин  признался в том, что  он  завербовал  Габора Петера в свою шпионскую
сеть на службу британско-сионистских кругов.
     Петер  был арестован  под  Новый  1953 Год.  вместе  с  другими членами
сионистской  банды  такими  старшими офицерами AVH, как  бывший  заместитель
Петера Дьюла Дечи,  назначенный к этому времени  министром юстиции полковник
Мартон  Карольи  и подполковник Эрвин  Фалади. Также была  арестована и жена
Петера Йолаи  Шимон. Для того,  чтобы  заставить ее  дать  показания  против
своего  мужа к ней применили средневековую пытку  колесованием (см.  Kopacsi
1979, S. 34).  Во время обыска в его доме были обнаружены старые фотографии,
на которых  он  был снят вмeстe с Аленом Даллесом. Они были сделаны во время
его  пребывания в  Швейцарии,  когда велись переговоры о высылке  венгерских
военных  преступников. Теперь эти  фотографии  были использованы  в качестве
доказательства его связей с американским УСС и его преемником ЦРУ.
     Смерть Сталина и арест  Берия спасли жизнь Петеру и арестованным вместе
с  ним.  Протоколы "признаний" Петера  внезапно были  изменены:  обвинение в
"сионистско-американском   шпионаже"   снято   и  заменено   на   агентурную
деятельность в  пользу британской Intelligence Service.  К этому  добавилось
дополнительное обвинение в том, что будучи  на нелегальном положении он стал
шпиком фашистской полиции  - в  точности следуя ведущей лини  проходившего в
это время в Москве тайного процесса против  Берия. Клика Ракоши, загнанная в
угол компанией  десталинизации, проводимой Хрущевым, и растущим влиянием его
протеже  Имре  Надя,  находила  все  новые  обвинения,  которые  приходилось
постоянно изменять в соответствии с текущим моментом. Наконец 12  марта 1954
г. Габор  Петер был приговорен народным судом "за нарушения социалистической
законности, преступления  против демократического  государственного порядка"
как агент  Берия  к  пожизненной  каторге.  Другие  участники  его  процесса
получили длительные сроки тюремного заключения.
     Хотя на  этот раз  обвинение  соответствовало  истине, это была  только
небольшая часть  правды.  Они также были  "политизированы", как  и обвинения
против  жертв Петера. Вина  Сталина  и  клики  Ракоши, дававших  ему задания
остались  за  кадром.  Имена  повешенных  и   расстрелянных  жертв  остались
неназванными.  Это  был  последний  сталинистский сфабрикованный  процесс  в
Венгрии, единственный таковой, не  только по форме,  но  и по содержанию. Он
стал  символом  конца  кровавого  периода  и предвестником  нового,  который
освободил через полгода оставшихся из тюрьмы и снял обвинения с мертвых.
     Габор Петер провел в  тюрьме всего шесть  лет  и сейчас  мирно живет на
пенсии в  Будапеште, помилованный своей  бывшей  жертвой Кадаром, как символ
постсталинской  законности  в  реально  существующем социализме. Сегодня все
сталинистские сфабрикованные процессы относятся в Венгрии к запретной теме и
надежно погребены в партийных архивах.



     Процесс Райка начался  не в  Венгрии, а в  Чехословакии с  ареста Ноэля
Фильда  в Праге  и  высылке  его в Будапешт  в  начале  мая 1949 г.  Процесс
Сланского  же  начался не в Чехословакии,  а  в Венгрии  с  высылки  Гезы  и
Шарлотты Павликов в Будапешт в конце мая 1949 г.  Через месяц чета  Павликов
вернулась в Прагу вместе с толстыми протоколами своих "признаний", выбитых в
тюрьме AVH.
     Это скромное  начало  быстро выросло  в  лавину,  которая погребала под
собой все больше и больше руководящих функционеров чехословацкой партии. Под
названием  "процесс  Сланского"  скрывается  самая  жестокая  кровавая баня,
которую сталинизм устроил  в государствах сателлитах.  Механика  венгерского
образцового   процесса  была  рабски  скопирована  -  частично   московскими
"советниками" и "инструкторами", частично теми же самыми людьми МВД, которые
уже провели "процесс Райка".
     При  всей схожести драматургии результаты были  различны. Процесс Райка
длился с середины мая 1949  г. до конца ноября 1950 г.,  когда были вынесены
последние   приговоры   в   сопутствующих   тайных  процессах.   Последующие
сфабрикованные  процессы против  коммунистов были  уже не  частью раскрытого
"большого заговора",  а  изолированными  политическими  судами  сталинисткой
системы.  В  отличие  от  18 месяцев  "дела Райка"  с  его  пятью  смертными
приговорами  в  главном  процессе  и  почти 40  повешенными,  растрелянными,
доведеными  до  самоубийства  и замученными  до  смерти  во  время  побочных
процессов, "дело  Сланского"  длилось пять  с  половиной лет. Этот последний
процесс состоялся в ноябре 1954 г., когда после  смерти Сталина прошло более
полутора лет.  Только в  главном процессе  были приговорены к смертной казни
одиннадцать  коммунистов,  а  всего с 1948 г.  по  1952 г. было вынесено 253
смертных приговора  из  которых  178  были  приведены  в  исполнение.  После
основных  слушаний более 35  000 человек  получили высокие  сроки  тюремного
заключения, 22 000 без  приговора суда были брошены в  рабочие  лагеря  (см.
Skilling 1977). Различия в объеме террора можно объяснить различиями истории
обоих государств. До  войны Венгрия  была полуфашистской аграрной страной  с
многочисленной, но слабой нелегальной  коммунистической  партией, в то время
как в  промышленно  развитой  демократической  Чехословакии  компартия после
прихода к  власти Гитлера наряду с французской была  самой большой легальной
партией в Европе. Она  дала самый  большой контингент  бойцов  интербригад в
Испании, а после оккупации значительная  часть коммунистических кадров нашла
спасение во Франции, а потом в Лондоне, резиденции правительства в изгнании.
Поэтому в параноидальной картине мира Сталина они  характеризовались большим
количеством "подозрительных" и "ненадежных".
     Процесс Сланского отличался от  своего  образца  не только размахом.  В
Венгрии "процесс Райка" с самого начала и до конца был тщательно оберегаемой
монополией тройки  Ракоши -  Фаркаш - Гере.  В  Чехословакии  как  пережитки
демократичеких  традиций, так  и размах и  длительность сталинистской чистки
потребовали  расширить  круг  посвященных и ответственных.  Во  главе  стоял
"москвич" Клемент  Готтвальд, президент республики. Однако около  него  были
его зять  Алексей Чепичка, Генеральный Секретарь, а позднее и главная жертва
Рудольф  Сланский,  а также  его преемник  Антонин Новотны, далее  премьер -
министр  Антонин Запотоцкий и его  заместитель Вильям  Широкий, оба министра
госбезопасности  Ладислав  Копржива и Кароль  Вачилек,  которые, находясь на
руководящих постах,  подготовили  и провели сфабрикованный процесс. Они дали
органам  госбезопасности  указания  какие  именно  "признания"   они  должны
получить методами пыток,  участвовали в формулировке  обвинительного акта  и
предписывали судам, какие приговоры они должны выносить.
     Существенные  различия были и  в содержании  сфабрикованных  процессов.
"Дело Райка в Венгрии целиком и полностью проходило под знаком антититовской
пропаганды,  хотя уже были заметны  слабые предвестники сионизма. Например в
вопросах  председателя суда  Тибору  Соньи и Андрашу Шалаи  о их сионистских
связях.  Однако  в  Чехословакии  основная  тяжесть  обвинения  сместилась с
титоизма  и  империализма  на "буржуазный национализм" и "сионизм".  Допросы
приняли резко антисемитскую направленность. Так уже 14  обвиняемых открытого
главного процесса были выбраны  соответствующим образом: одиннадцать  из них
были  евреями. В  обвинительном заключении у  каждой из  одиннадцати фамилий
стояла пометка: "еврейского происхождения". Антисемитский поворот был сделан
по  указанию  московских  "советников".  В  июне 1951 г. они  приказали двум
офицерам чехословацкой госбезопасности Доубеку и Кошталю  придать следствию,
ведшемуся  против Сланского, связь с  сионизмом и  в меморандуме  президенту
Готтвальду  и  министру  госбезопасности   Копрживе  обратить   внимани   на
"еврейско-националистические"  аспекты  мнимого   заговора.   Постсталинский
антисемитизм нужно было импортировать из Советского Союза в Чехословакию.
     Сталинские    преследования   евреев   имели   как   внешне,    так   и
внутриполитические причины.  Сначала Советский Союз  еще поддерживал хорошие
отношения  с образованным в  1948 г. государством Израиль, однако вскоре его
симпатии переместились на арабскую  сторону. Одновременно с этим, сначала  в
Советском  Союзе,  а  потом и  в странах-сателлитах  началась  антисемитская
травля,  замаскированная под компанию против "космополитизма". Шаг за  шагом
евреи лишались права  поддерживать свои культурные традиции.  Было запрещено
преподавание еврейского языка,  издание газет, журналов  и книг на еврейском
языке. Закрывались  еврейские  театры.  В 1950  - 1952 гг.  Сталин  приказал
арестовать  и  ликвидировать членов, основанного  во время  войны еврейского
антифашистского комитета,  потом  приказал приговорить к смертной  казни  24
выдающихся   еврейских   писателей   и   деятеля   искусства.   Кульминацией
антисемитского     террора     стал     сфабрикованный    процесс     против
"врачей-вредителей"   и  депортация  советских   евреев   в  дальневосточный
Биробиджан.   Однако,  после  смерти  Сталина  этим  планам  не   было  дано
осуществиться. Чехословакия,  которая за три  года  до этого  по указанию из
Москвы стала основным поставщиком оружия для войны за независимость Израиля,
должна  было помочь проведению  сталинского  "решения еврейского вопроса"  в
странах народной демократии и процесс  Сланского  стал исходной  точкой  для
этого.
     Антисемитский фактор послужил причиной ареста коммунистов,  вернувшихся
в Чехословакию из московской эмиграции. В Венгрии особы "москвичей" еще были
священны  и  неприкосновенны  и  их нельзя  было тревожить. Так Ракоши своим
острым  чутьем  на  различные  уклоны  уже   в  1948  г.   заметил  признаки
"националистического  уклона"  у  Имре  Надя, тогдашнего  министра сельского
хозяйства, который критиковал проводимую насильно  коллективизацию, во время
которой  у  мелких фермеров  отнималась  земля,  полученная ими незадолго до
этого  в  ходе аграрной реформы.  Однако, когда  Ракоши  запросил  в  Москве
разрешения включить  Имре Надя как жертву в процесс  Райка,  Сталин  ответил
отказом - политики из советской эмиграции были неприкасаемы.
     Через  два года  в Чехословакии жертвы антисемитской травли были лишены
этой защиты:  еврейское  происхождение  перевешивало "московскую эмиграцию".
Московские  советники больше  не мешали отправлять на виселицу  таких людей,
как Бедржих  Геминдер,  испытанный работник аппарата Коминтерна  или Бедржих
Рейчин,  начальник  Отдела  пропаганды  московского  радио  и  политкомиссар
чехословацкой  бригады,  созданной  в  Советском  Союзе.  Также  под  колеса
следствия попали и неевреи, когда-то эмигрировавшие в СССР, а теперь ставшие
"подозрительными",   как   например   генерал   Людвик   Свобода,   командир
чехословацкого  армейского  корпуса  в  Советском  Союзе,  со звездой "Героя
Советского Союза" на груди или Мария Швермова, член партийного руководства в
московском изгнании.
     Самой  выдающейся  жертвой  среди  "московских   евреев"  был   Рудольф
Сланский. В  возрасте 20  лет он стал одним из  основателей коммунистической
партии и  вскоре стал вторым человеком в ЦК после Готтвальда. Сразу же после
мюнхенского  сговора он  бежал в Советский Союз и сыграл в последние военные
годы  руководящую  роль в организации партизанской  борьбы в Словакии. После
освобождения  он, как доверенное  лицо Сталина, стал Генеральным  Секретарем
партии. Сталинист - доктринер, лишенный чувства юмора, в первой фазе террора
он был добровольным орудием Берия и помогал ему разоблачать своих товарищей,
как "врагов  партии"  и  выдавать  их  органам  госбезопасности. К 50  -  ой
годовщине его рождения Готтвальд послал ему телеграмму:

     "Дорогой  товарищ! Вместе со всей нашей партией шлю тебе большевистский
привет по случаю  пятидесятой годовщины со  дня твоего  рождения... В  самых
передовых  рядах  классовых  битв  ты  всегда  последовательно  борешься  за
проведение  большевистской  линии  против  оппортунистических  уклонистов  и
вредителей... верный  идеям  Ленина  и  Сталина...Вся  наша  партия  и  весь
трудовой народ приветствует  тебя, как своего верного сына и  борца, который
посвятил  свою жизнь трудовому народу,  Советскому Союзу и великому Сталину.
(цит. по Slanska 1969. c. 16f).

     Эта приветственная телеграмма датирована 31 июля 1951 г. В тот же самый
день в Ружинской тюрьме советские "учителя" и  их помощники усердно выбивали
из заключенных показания против Сланского.

     Ко времени начала открытых слушаний процесса Райка, с его "признания" о
чехословацких   связях,   "дело   Сланского"    пошло   уже   полным   ходом
[32]. Оно началось, как и в Венгрии с "швейцарской  группы (см. о
"фильдовской" начальной фазе Kaplan 1986, c. 129ff; Pelikan 1970, c. 80 ff).
28 мая 1949 г.  через десять  дней  после первых арестов в Венгрии полковник
AVH  Эрне  Сюч поспешил из Будапешта  в  Прагу и  потребовал задержания четы
Павликов:  из   "признаний   Соньи"  следовало,  что  они  являются  членами
троцкисткой группы, связными с американским шпионом Ноэлем Фильдом.
     После  Октябрьской революции  Гейза  Павлик сражался  в  рядах  Красной
Армии, участвовал  в неудавшейся венгерской коммуне 1919  г.  и в межвоенный
период работал в словацкой компартии. После мюнхенского сговора он  со своей
женой  Шарлоттой бежал в Швейцарию, где входил в состав группы чехословацких
эмигрантов, которым оказывал финансовую помощь Ноэль Фильд.
     Вернувшись  на освобожденную Родину, он помог  создать пражский  филиал
благотворительной  организации   Unitarian   Service  Committe,  руководимой
Фильдом, а  позднее  стал  директором  государственного туристического  бюро
CEDOK.
     В  будапештской  камере пыток  офицеры AVH и советского  МВД  за четыре
недели непрерывных допросов выжали из Павлика, Фильда  и арестованных членов
"венгерской   швейцарской   группы"   имена   60   выдающихся  чехословацких
коммунистов,        которые,         якобы,        принимали         участие
"титоистско-империалистическом  шпионаже  и заговоре". Когда  по  требованию
чехословацких  органов  безопасности чета Павликов  была передана 30 июня  в
пражскую  тюрьму,  Готтвальд и Слански  приказали создать партийную комиссию
под   руководством  начальника   управления  кадрами   Копрживы,  начальника
госбезопасности Веселого и его  заместителя Карела Шваба. Комиссия приказала
арестовать  Рудольфа Фейгля, высокого чиновника в министерстве информации  и
его спутницу жизни Власту Веселу. Вместе с ними были арестованы также Алиция
Когнова,  которая  служила  в  Испании врачом в  Интербригаде, Карел Маркус,
начальник  секции в  министерстве  внешней торговли, Милан Рейман, начальник
Главка  и  шесть  других  коммунистических  функционеров.  В  тайный процесс
"группы Фильда", однако, были включены только одиннадцать обвиняемых: Рейман
и  Весела  избежали  пыток,   поскольку   совершили  в  следственной  тюрьме
самоубийство.  Гейза  Павлик  за  шпионаж  был  приговорен  к   пожизненному
тюремному заключению, другие обвиняемые получили длительные сроки.
     Комиссия   изучила   остальные   имена   "подозрительных",   сообщенные
венгерской AVH - в основном "лондонцев", которые смогли уйти с помощью Ноэля
Фильда из Парижа или  с помощью  его брата Германа  и его благотворительного
Czech Refugee Trust Fund через  Польшу в Англию. Все они стали функционерами
госбезопасности и ЦК партии (см об этих допросах London 1970, c. 28ff, Loebl
1978, c. 54ff). и  пришли  к выводу,  что веских причин для арестов нет. Тем
самым Чехословацкая чистка казалась остановленной.
     Сталина  и   Берия   эта  "аполитическая"  законность  не   устраивала:
сфабрикованный процесс  должен был  состояться и "чехословацкий Райк" должен
быть найден. Для Матиаша Ракоци  затишье в Праге означало катастрофу. Если в
Чехословакии не будет  раскрыт заговор, "признания" Райка, Соньи, Бранкова и
Пальффи окажутся фальшивкой  и клеветническими сказками  о подстрекательской
деятельности  Тито  в странах  народных демократий.  и  весь  процесс  Райка
окажется  чистой  иллюзией.  Сталин, от  которого естественно не  скрывалось
бедственное положение его марионетки, требовал найти в Чехословакии заговор.
     Уже в начале августа 1949 г. полковник AVH Эрне  Сюч снова оправился  в
Прагу  и  предложил  своему  коллеге  Карелу Швабу  доверить  руководство  и
координирование  следствием  против  врагов партии  советским  товарищам.  3
сентября  Ракоши   направил  напоминающее,  даже  скорее  угрожающее  письмо
Готтвальду:  чехословацкая  партия  засорена  преступниками,  даже  министру
внутренних дел Носеку и министру иностранных дел Клементису нельзя доверять.
Нужно сделать решающий шаг. Он писал:

     "Две  недели назад начались слушания  Дела группы обвиняемых в процессе
Райка. Обвинительный  акт будет опубликован на этой неделе.  В связи  с этим
возникают трудности: если включить в  эту  группу шпионов, которые  попали в
Венгрию  из  Англии,  то  в  процессе прозвучат  десятки чехословацких имен,
которые Тебе известны. Все эти лица без исключения находятся на свободе. Для
чехословацкой   общественности   эта   часть   процесса   будет   совершенно
неожиданной.  Можно  ожидать, что  в этом  случае круг названных  лиц  будет
протестовать против того, что будет говориться на процессе и тем самым будет
создан фронт с титоистами" (Цит. по Pelikan, 1970, c. 86).

     7 cентября Готтвальд  отправил Шваба в Будапешт, где Ракоши и советский
генерал  Белкин  потребовали арестовать  подозрительных.  12 сентября Веселы
выехал  по просьбе  польского президента  Берута в Варшаву.  Там  полковники
госбезопасности Розаньски и Святло  сообщили ему показания  польской "группы
Фильда"  при этом  министр внутренних  дел Радкевич,  Генеральный  Секретарь
Замбровский и  начальник  госбезопасности  Берман  настаивали на  энергичных
действиях (еbd. c. 87) [33].
     Давление  из Будапешта и Варшавы достигло своей  цели.  Сразу же  после
процесса Райка Готтвальд  попросил  Сталина  направить в Чехословакию  своих
советников  чтобы они  помогли  органам  безопасности разоблачить врагов.  В
октябре 1949 г.  в  Прагу приехали  советские  генерал  Макаров  и  Лихачев,
которые  по  указанию Белкина уже  провели допросы в  Будапеште.  Вскоре  их
сменила вторая группа МВД во главе с генералом Владимиром Боярским и наконец
группа генерала Бещанова (ebd. c. 90 и 114).
     С  прибытием  московских "советников" и "инструкторов" первая медленная
фаза чистки быстро закончилась. С этого момента строго повторялась  механика
венгерского  образцового  процесса  и  была  открыта дорога для  террора.  С
сентября по  декабрь 1949 г. был  арестован ряд  "лондонцев", "троцкистов" и
интернационалистов, которые во время гражданской войны сражались бригаде им.
Димитрова.  Самыми  известными  из  них были  заместитель  министра  внeшней
торговли Евжен Лебль и главный редактор партийной  газеты "Rude Pravo" Вилем
Новы.
     Поиски "чехословацкого Райка" потребовали в последующие годы все больше
и   больше  высокопоставленных  жертв,   которые  были   арестованы.  Теперь
концентрические круги террора все  глубже  и глубже проникали  в руководящие
слои партии и  государства.  Тюрьмы Панкрац,  Колодес,  Леопольдова,  камеры
Ружика и самой страшной из них камеры пыток вблизи Праги, называемой "Дача",
заполнились  тысячами  коммунистов.  Были  арестованы  заместители  министра
иностранных  дел  Вавро  Гайду,   "лондонец",  и  Артур  Лондон,  отягчающим
обстоятельством для которого  было не только  участие  в интербригаде,  но и
участие  во  французском  движении  сопротивления, а  также  то,  что  после
освобождения  из концлагеря Маутхаузен он лечился в Швейцарии от туберкулеза
за счет Ноэля  Фильда. Также были  арестованы  дипломаты Павел Каван,  Карел
Дифек  и  Эдуард  Голдштюкер, потом  Мария Швермова, вдова партизана-героя и
член  президиум партии, а  также  "лондонец" Отто  Шлинг, член президиума  и
партийный секретарь Брно.
     Категории   "западников",   "местных   коммунистов",   "троцкистов"   и
"испанцев",  установленные  Сталиным  для   Венгрии   и  Чехословакии   были
значительно расширены.  Сюда  вошли  словацкий  "буржуазный  национализм"  -
обвинение,  по  которому  были  арестованы  почти  все  словацкие  партийные
руководители,  в том  числе Густав  Гусак,  Ладислав Новомейски, Йожеф Вало,
Иван Хорват  с министром иностранных дел и членом ЦК  Владимиром Клементисом
во  главе.  За  ними  последовали "военная группа" с  генералами Буландером,
Новаком,  Копольдом,   Громадкой,   Бедржихом  Рейчином   (сначала  он   был
начальником  разведки, а  потом заместителем  министра обороны)  и  Людвиком
Свободой, "Героем Советского Союза", и группа бывших социал-демократов: в их
массовом сфабрикованном процессе с более 600 обвиняемыми др. Милада Горакова
и трое соучастников были приговорены к смерти и казнены. В заключении пришла
очередь   следователей:  была   арестована  верхушка  госбезопасности,   как
например,  ветеран  Испании  Освальд  Завосдкий,  оба  заместителя  министра
внутренних дел Йожеф Павел и Оскар Валеш, а также десятки офицеров  во главе
со  своим  могущественным шефом  Карелом  Швабом. Все  они  с  точки  зрения
московских  "советников"  или  как "интеровцы", или как "лондонцы",  или как
евреи,   подозревались   в  том,   что  саботировали   уже   ведущиеся   или
запланированные расследования. Также  был  арестован начальник контрразведки
Степан  Рлацек,  который  незадолго до  этого  приказал  расстрелять  своего
коллегу Конечного, как  империалистического  агента (о  первой  фазе  чисток
1950/51 г. см. Pelikan 1970, c. 90ff).
     В 1950  и  1951 гг.  Сталин снова и снова  требовал  провести  "Большой
Сфабрикованный Процесс", однако  его приходилось постоянно откладывать, т.к.
среди сотен арестованных ни один не подходил на роль "чехословацкого Райка".
До  сих  пор  это  были  второстепенные  фигуры,  не  хватало   центрального
символического  лица. Также представленный список главных  обвиняемых: Артур
Лондон,  Клементис,  Лебль,   Шингл   и   Швермова   в  Москве   был  сочтен
недостаточным.  Весной  1951  г.  московские  "советники" получили от  Берия
указание:  титоистско-троцкистское основное направление  обвинений дополнить
иудейско-сионистским  и  распространить расследование на партийную верхушку.
[34].
     К этому  времени за руководство  допросами и лавинообразно нарастающими
арестами  целиком  и  полностью  отвечали  "советники"  и  "инструкторы". Их
орудием  стали  не  только пользующиеся  самой  дурной  славой  руководители
следственного  управления  министерства  безопасности  Доубек,  Когоутек   и
Коштал.  Президент  Республики  Клемент  Готтвальд  и  министр  безопасности
Копржива также  были готовы стать безоговорочно добровольными соучастниками,
политически  обосновывая  и оправдывая  все  желания  Берия. По его  приказу
московские "советники" дали своим чехословацким  коллегам задание выбить  из
арестованных  показания  против  Генерального  Секретаря   ЦК  КПЧ  Рудольфа
Сланского, который  до  сих  пор  был вне  подозрений.  В  августе Готтвальд
получил фальшивые  показания,  в  сентябре за "ошибочную кадровую  политику"
Сланский  был  смещен  со  своего  поста  и  назначен  заместителем  премьер
министра. [35]  После этого допросы  с пристрастием усилились и в
ноябре Готтвальд получил от "советников" новейшую версию, в которой Сланский
уже фигурировал как "сионистский преступник и глава загoворa.
     Гoттвальд  колебалcя. Сланский  был  eгo старым  другом  eще  сo врeмен
моcковской эмиграции,  и  его лучшей  опорой партийном руководстве.. Однако,
Сталин  не  выносил  промедлений.  11  ноября  он направил  в  Прагу  своего
заместителя  Анастаса  Микояна  с  личным поручением  добиться  немедленного
ареста Сланского. Но Готтвальд продолжал  колебаться. Теперь Сталин вмешался
сам. В  телефонном  разговоре  он дал понять  Готтвальду, что настаивает  на
немедленном  аресте  Сланского.  В   это  же   время   московские  советники
представили фальшивое  письмо, якобы найденное у  арестованного  агента  ЦРУ
Каудера. Адресату этого  письма, которым по "неопровержимым доказательствам"
мог   быть  только  Сланский,   предлагалась  помощь  для  ухода  на  Запад.
[36].  Теперь Готтвальд понял,  что  у него  больше нет выбора  и
известил Микояна, о том, что желание Сталина будет выполнено. 23 ноября 1951
г.  шеф  "советников"  Владимир  Боярский  получил  его  согласие  на  арест
Сланского. Наконец-то "чехословацкий Райк" был найден.
     Вскоре   после  этого   был   арестован   ряд   членов   партийного   и
государственного аппарата еврейского происхождения,  находившихся до сих пор
на  свободе: бывший агент  Коминтерна и начальник  международного отдела  ЦК
Бедржих Геминдер,  заместитель  министра внешней торговли Рудольф Марголиус,
начальник  хозяйственного управления  канцелярии президента  Людвик Ферейка,
заеститель  министра  финансов  Отто  Фишль  и  внешнеполитический  редактор
партийной  газеты  "Rude  Pravo"  Андре  Симоне.  Вместе с уже  арестованным
генералом Рейчином,  Артуром  Лондоном, Евженом Леблем, Вавру  Гайду и  Отто
Шлингом   теперь  были  собраны   все   одиннадцать  обвиняемых   еврейского
происхождения  процесса Сланского.  Из сотен  высокопоставленных жертв к ним
были добавлены  заместитель генерального секретаря КД Йожеф  Франк,  министр
иностранных дел Клементис и начальник службы безопасности Шваб.
     "Московские" инструкторы ликовали.  Когда полковник Когоутек потребовал
от Лебля показаний против Сланского, он утешал своего подследственного:

     "Он  заверил меня,  что перед  показаниями мне  не надо  бояться. Очень
скоро Сланского арестуют, что для меня будет очень выгодно, т.к. я больше не
буду  главным   обвиняемым.  Тюрьмы   буквально   кишат  членами  Политбюро,
министрами и членами ЦК. Заместитель министра больше не представляет особого
интереса" (Loebl/Pokorny 1968, c. 40).

     Через несколько дней после своего  ареста Сланский попробовал совершить
самоубийство, однако эта попытка не удалась. С ним обходились самым жестоким
образом. Когда он уже не мог стоять, его приковывали к стене. Тридцать  дней
он  сопротивлялся  как  нажиму  советско-чехословацких следователей,  так  и
"дружеским" уговорам  нового  министра  госбезопасности, который  приходил к
нему  в  камеру  и требовал "в интересах  партии"  сделать признание. Однако
потом это сопротивление было сломлено и он подписал протокол, продиктованный
следователем.
     Теперь следственной группе потребовалось еще  полгода  для того,  чтобы
заново сформулировать  сотни  протоколов, поставить  Сланского,  как  "главу
заговора"   в  центр  обвинения  и  согласовать  оформленные  таким  образом
показания  обвиняемых друг с  другом. В августе ударная  фаза  закончилась и
началась фаза  соучастников, разработанная  во время "процесса Райка". Пытки
прекратились, началась откормка обвиняемых 13, внимательные врачи заботились
об  измученных,  дружелюбные  следователи  обещали   своим  жертвам   мягкие
приговоры  и   добивались  совместными   усилиями  наилучшего   согласования
протоколов вопросов и  ответов, которые потом переводились на русский язык и
утверждались Сталиным  и должны были заучиваться наизусть. В  конце  августа
главный  "советник"  генерал  Бещаснов  предложил  Готтвальду  сценарий,  на
основании  которого  комиссия  ЦК подготовила Обвинительный акт. Комиссия  в
составе зятя Готтвальда Чепички, министра госбезопасности Бачилека, министра
информации  Копецкого,  секретаря  ЦК Новотного  и  министра юстиции  Райса,
доверила в октябре Йожефу Урвалеку как государственному обвинителю подобрать
членов  суда  и защитников,  передать  им протоколы  вопросов  и  ответов  и
определить  после беседы с Бещановым и Готтвальдом приговоры (о роли юстиции
см. Rfhlan 1986, c. 203 ff; Pelikan 1970, c. 272ff).
     Венгерский образец был  превзойден. В то время  как  в  Будапеште Кадар
посетил  в тюрьме только Райка и обещал ему за  демонстрацию верности партии
сохранить   жизнь,   за   несколько   дней   до   начала  процесса   министр
госбезопасности  Бачилек  собрал  всех  обвиняемых  в  канцелярии  ружинской
тюрьмы, где воззвал к их  коммунистической сознательности и предлагал мягкие
приговоры, если они  правильно  повторят перед судом  свои  протоколы.  (см.
London 1970, c. 275). 38 Также было  введено и другое новшество: генеральная
репетиция процесса со следователями в  роли судей, записывалась на магнитную
ленту  на  тот  невероятный  случай,  если  обвиняемый  откажется  от  своих
"признаний".  Магнитная запись была  проиграна перед  Готтвальдом и  членами
президиума   партии  -   даже  для   сталинизма  беспримерно   циничный  акт
сфабрикованного "правосудия" (см. об этом Pelikan 1970, c. 121).



     "Процесс  против   руководства   антигосударственного  заговорщического
Центра с  Рудольфом Сланским во  главе" начался 20  ноября  и закончился  27
ноября 1952  г. 14 обвиняемых были ведущими  коммунистами, которые  на полях
гражданской  войны в Испании и  Второй мировой войны, в фашистских тюрьмах и
концлагерях,  в рядах  партизан  во  Франции  и  Словакии, рисковали  своими
жизнями ради идеалов революционного рабочего  движения. Вся их жизнь, все их
поступки,   по   образцу   "процесса   Райка"   были   превращены   в   свою
противоположность.  В большом зале суда  на  Панкраце они  признались  перед
своими  судьями,  перед  тщательно отобранной  публикой  и перед  миллионами
чехословаков, следившими за ходом процесса по радио в том,  что еще с ранней
молодости они были империалистическими шпионами, троцкистскими заговорщиками
и агентами  титоистского, сионистского  и  буржуазно  -  националистического
заговора, направленного  на  свержение  народно-демократического  порядка  и
убийство Готтвальда.
     Подробности "преступлений"  имели  второстепенное  значение.  Как  и  в
венгерском процессе каждый контакт с Западом или Югославией систематически и
произвольно  превращался  в шпионские  связи.  Отличие  от Венгрии  состояло
только  в историческом  фоне  и прежде всего  в  том, что после вступления в
Прагу Гитлера многие коммунистические функционеры  нашли  убежище в Лондоне,
где  под  руководством  бывшего  президента  государства  Эдуарда  Бенеша  и
министра Руперта Рипки  было создано правительство в изгнании. Это позволило
заклеймить Фрейку, Клементиса,  Гайду,  Лебля,  Шлинга и  Симоне, как орудие
Бенеша, "старых агентов Запада". "Все эти продажные креатуры Бенеша и Рипки,
завербованные  иностранными шпионскими службами, устремилась после  войны из
Лондона  в  освобожденную  Чехословакию,  для   того,  чтобы  действовать  в
интересах  западных  империалистов"   -   так   обвинительный  акт   передал
высказывания Клементиса (см. ProzeЯ ... 1953, c. 13).  В соответствии с этим
в  процессе  Сланского английская  шпионская  служба сыграла более  заметную
роль, чем в сфабрикованных процессах в других странах народной демократии.
     Роль  центрального злодея на  этот  раз  была  поручена левому депутату
лейбористу Конни Циллиакусу. В обвинительном акте было сказано:

     "Т. к. империалисты предписывают в своих поджигательских планах большое
значение ликвидации народно  - демократической  системы в Чехословакии,  они
доверили эту  важную  миссию  своему доверенному человеку, члену английского
парламента  и  мастеру лжи и провокаций Конни Циллиакусу,  одному  из  самых
опытных агентов британской  шпионской  службы Intelligence  Service... После
установления связи  с главой заговора  Сланским  он поддерживал и  руководил
подрывной деятельностью заговорщиков" (с. 45).

     И   Сланский   дополнил:   "    Конни   Циллиакус   как   представитель
американо-английских  правящих кругов  и  Intelligence  Service  этой связью
преследовал   намерением  империалистов  оторвать  Чехословакию  из   лагеря
народной демократии и от Советского Союза. (с. 46).
     В  соответствии  с советским  сценарием, Циллиакус,  наряду  с Фильдом,
должен  был стать вторым  мостом к  последующим  сфабрикованным  процессам в
других странах - сателлитах. Сланский заявил в рамках обвинительного акта:

     "Такие  цели  правящие  круги  империалистов  преследовали не  только в
Чехословакии,  но  и   в  других  странах   народной  демократии...  Поэтому
Циллиакус,  как  империалистический агент,  специализировался  на  подрывной
деятельности именно  в этой стране, в которой предстал перед общественностью
в маске  левого социал-демократа, для  того,  чтобы  скрыть  свои враждебные
цели...    Поэтому,   например,   он   поддерживал   постоянные    связи   с
империалистическим агентом Гомулкой" (с. 49).

     Далее, Ноэль Фильд  служил  трамплином для волны сталинского террора  в
Чехословакии, однако здесь он находился в  тени своего брата Германа Фильда,
который в рамках британской  благотворительной организации Trust Fund  помог
сотням преследуемым бежать через  Польшу  в  Англию и  во время  их изгнания
оказывал им финансовую поддержку. В обвинительном акте об  этом было сказано
следующее:

     " Trust Fund, важная организация американо-английских шпионских  служб,
осуществляла   свою   деятельность  под  прикрытием   помощи   чехословацким
беженцам...  Здесь  из рядов беженцев  набиралась агентура, которая потом  с
помощью Trust Fund  переправлялась из  Кракова в  Лондон. Этой деятельностью
руководили Герман  Фильд, позднее  его брат Ноэль Фильд, ближайший сотрудник
Алена Даллеса, руководителя американской шпионской организации УСС. .. Шлинг
заявил  об этом  следующее:  Trust  Fund  в действительности  был  шпионской
организацией, в которой совпадали  интересы англо  - американских  шпионских
служб и клики Бенеша" (с. 9)

     При  выборе  беженцев   братья  Фильд   якобы  руководствовались  двумя
критериями:  во-первых  они должны быть  левыми, во-вторых:  евреями (см. с.
10).   Так  была  построена  связь  между   давно  известным  троцкистко   -
империалистическим  врагом  и  новым врагом - евреями. В  процессе Сланского
антисемитизм занял центральное место  и  все разделы обвинения были снабжены
соответствующими указаниями. Типичный пример:  "Свидетель  показал: Сланский
родился  в   еврейской  семье.  Он  стал  большой  надеждой  евреев   внутри
коммунистической   партии"   (с.  11).   Всегда   подчеркивалось   еврейское
происхождение  "преступника".  Например:  "троцкист  и  еврейский буржуазный
националист Бедржих  Геминдер", "Андре  Симон - настоящее имя которого  Отто
Кац и  который  является международным  шпионом,  сионистом  и  троцкистом",
"Ганус  Ломски   -  настоящее   имя  Габриэль   Либен",  "Сланский  и  Фишль
организовали под прикрытием выезда евреев в Израиль  нелегальное  бегство из
Чехословакии   значительного  количества   капиталистических  и   враждебных
элементов" (с. 36).
     Однако   обвинительный  акт  не  ограничивался   простым   напоминанием
обвиняемым  их еврейского происхождения. Он неоднократно указывал на контуры
конспиративного  "мирового   еврейства".  "Сланский,  Геминдер  и  остальные
преступники   поддерживали   и  с   особым   вниманием   защищали  подрывную
деятельность сионистов - этой передовой агентуры американского империализма"
(с.  42). И сам Геминдер добавил:  "Сионистские органы  образуют  выдвинутую
вперед позицию  американского  империализма  в борьбе  против стран народной
демократии и Советского Союза" (с.  42f). Сам Израиль  стал  мишенью  атаки:
"Правительство Бен  Гуриона  превратило Израиль  в  американскую  колонию  и
безоговорочно  поддерживает  вредительские планы  американских  поджигателей
войны, которые сделали из Израиля плацдарм для наступления на СССР" (с. 43).
Кроме этого Израиль установил прямые связи с "заговорщиками".  В  конце 1951
г. в Праге  был  арестован  израильтянин  Мордехай Орен  - левый  социалист,
который  объезжавшего  с  полудипломатической миссией государства-сателлиты,
для  того, чтобы привлечь симпатии  к  Израилю,  как показал "свидетель"  на
главном процессе, есть прямые  связи между Сланским и  израильской шпионской
службой.  В обвинительном акте  приводились и  другие "доказательства".  Так
якобы американский  шпион  Егуд  Авриэль, бывший  раннее  послом  Израиля  в
Чехословакии,  а  также  сотрудники посольства Феликс и Шалон под прикрытием
дипломатических   паспортов   поддерживали   шпионские   связи  с  Бедржихом
Геминдером  и  Отто  Фишлем. "После основания государства Израиль американцы
использовали его дипломатов в качестве  своих шпионов и организовывали с  их
помощью и участием  заговорщиков  ряд акций,  которые принесли  значительный
вред Чехословакии" (с. 43).
     На  фоне английского  и американского  империализма  и  их  израильских
"лакеев"   титоизм   играл   в  процессе   Сланского  подчиненную   роль.  В
обвинительном  акте говорилось о "фашистской  клике  Тито" (с. 50),  которой
служили  обвиняемые. Так Сланский сказал, что в мае  1948 г. он встречался в
Праге с одним  из основных  сотрудников Тито  -  Моше Пияди, для того, чтобы
усилить контрреволюционную  деятельность в Чехословакии. Однако, в  процессе
Сланского, в отличие от венгерского образца, Югославия явно отошла на задний
план.  В  обвинительном  акте  о  ней  говорилось  только   в  заключении  и
сравнительно кратко  - как  обязательное упражнение, как  послесловие  к уже
закончившемуся периоду.
     27  ноября 1952 г. были вынесены уже заранее готовые приговоры: Лондон,
Лебль  и  Гайду  получили  пожизненную каторгу, Сланский, Геминдер,  Фрейка,
Франк,  Клементис,  Райчин,  Шваб, Марголиус,  Фишль, Шлинг  и Симоне - были
приговорены к смертной казни. 3 декабря палач привел приговор в  исполнение.
Трупы кремировали, пепел собрали  в  мешки, вывезли на  грузовике  далеко за
ворота  Праги и водитель высыпал его на обледенелое шоссе. (см. Kaplan 1978,
c. 212).

     Вынесение      приговоров       "руководству      "антигосударственного
заговорщического Центра" еще далеко не завершило процесс Сланского.  Главный
процесс был только "центром", теперь пришла очередь периферии. Сотни высоких
партийных и государственных функционеров и офицеров госбезопасности и армии,
десятки  свидетелей  главного  процесса  были  ликвидированы  в  последующих
процессах за связь с  "заговорщическим центром", тысячи "мелких" коммунистов
были     осуждены      за      фиктивный     "шпионаж"      и     "саботаж",
"буржуазно-националистические"   и  "сионистские"  преступления   в   тайных
ускоренных процессах или изолированы в концентрационных лагерях. Большинству
из них пришлось  ждать рассмотрения своих дел в тюремных камерах  от двух до
трех лет. Им приходилось подписывать  новые и новые обвинительные протоколы,
чтобы они  совпадали с актуальной политической линей. Команда "инструкторов"
советского  генерала  Бещанова  и  офицеры   чехословацкой  госбезопасности,
получившие после процесса Сланского повышения  и награды, тщательно готовили
новые процессы.
     Во время этой  фазы  мук и  страданий пришло известие о смерти Сталина.
Диктатор умер  5  марта 1953 г., а уже 4 апреля  в Москве были освобождены и
реабилитированы   арестованные   "врачи-вредители".   Статья    в   "Правде"
разоблачила антисемитский харктер запланированного сфабрикованного процесса.
26  июня   Хрущев   приказал  арестовать   Берия   и  в  последующие  месяцы
террористический аппарат  министерства  внутренних дел (МВД) и  министерства
госбезопасности (МГБ) был разрушен,  а  его  руководители  арестованы.  Была
освобождена и реабилитирована первая  группа  переживших сталинские чистки в
лагерях  и  тюрьмах,  авангард  тех  сотен  тысяч,  которых  еще  предстояло
освободить  из  ГУЛАГа в эру Хрущева. 1953 г. закончился  в  Советском Союзе
казнью Берия и шести его помощников, состоявшейся 23  декабря. Вскоре  после
этого  были   расстреляны   арестованные  еще  в   конце  1952  г.   министр
госбезопасности Абакумов В. С. и его помощники, среди которых был  и генерал
Белкин,  отличившийся  в  сфабрикованных  процессах  в  Будапеште.  Началась
десталинизация.
     Однако в Чехословакии начавшаяся оттепель не ощущалась. 14 мая 1953 г.,
через  несколько недель  после смерти своего  учителя,  умер  Готтвальд,  но
наследовал ему не Хрущев.  Его  преемник Антонин Запотоцкий  и  сплотившаяся
вокруг  него  группа внутреннего  руководства: Новотны,  Чепичка,  Копецкий,
Бачилек  сохранили курс террора. Они  хотели и  смогли  остановить волну  из
Москву  уже  по той  простой причине,  что лично  были  глубоко  замешаны  в
подготовке и проведении сфабрикованных процессов.
     Первый  побочный процесс состоялся  в  мае 1953 г.  Группа дипломатов и
высоких   чиновников   министерства   иностранных  дел  были  приговорены  к
длительным  срокам  каторжных  работ. Главными  обвиняемыми  были  профессор
Эдуард Гольдштюкер,  посол  в Израиле и  Швеции,  Карел  Дифек,  посланник в
Турции и Павел Кавас, советник посольства в Лондоне. За процессом дипломатов
с сентября 1953  г. по январь  1954 г.  последовали  шесть  тайных процессов
высоких чиновников  министерства внутренних дел, в которых испанский ветеран
Освальд  Заводский,  начальник  управления  безопасности,  был приговорен  к
смертной  казни,   Йожеф   Павел,   командир  батальона   им.   Димитрова  в
интербригаде,  ставший заместителем  министра внутренних  дел - к  25  годам
каторжных  работ; восемь других  обвиняемых  были приговорены  к  длительным
срокам тюремного заключения. В  январе 1954  г. подошла очередь шести тайных
процессов  военной группы с генералами Дрнецем, Дргачем, а  также  испанским
ветераном  Громадкой  и  Антонином Свободой  во главе. В этом же месяце  был
вынесен приговор тем высоким  партийным функционерам, для которых не нашлось
роли  в главном  процессе,  но  которые,  однако  поддерживали  связи  с уже
осужденными.  Прокурор  потребовал  для  главной обвиняемой Марии  Швермовой
смертной казни, однако суд удовлетворился  пожизненной каторгой. Разумеется,
решение  о  мягком  "приговоре"  уже за  две недели до  этого  было  принято
Политическим Секретариатом  ЦК партии (о побочных процессах в отдельности м.
Pelikan  1970,  c. 131ff). 40  В феврале 1954  г.  состоялось слушание  дела
"Большого  Троцкистского Совета". В ход пошел второй эшелон коммунистических
функционеров, которые  в камерах пыток превратились в троцкистов  и  которые
теперь были приговорены к пожизненной каторге. Один из  них, больной Олдржих
Черны,  вскоре  после этого  умер в тюрьме,  после  того,  как  врач  службы
безопасности решил, что он не нуждается в лечении.
     Теперь  предстояло   провести  большой  показательный  процесс   против
руководства  Словацкой  компартии.  Подготовка  к  нему  длилась более года,
поскольку получение  "признаний" затянулось из-за того, что  смерть  Сталина
усилила сопротивление заключенных и снизило жестокость следователей. Процесс
против  "словацкого буржуазного национализма" удалось организовать  только в
апреле  1954  г.  Прежнюю  практику  больше  нельзя  был  использовать,  ибо
руководителям   следствия   приходилось  просить  министра   госбезопасности
Бачилека  фабриковать  обвинения. Только  потом  выбивались  соответствующие
"признания".  Бачилек  выдвинул против  руководителей словацких  коммунистов
обвинения в  том, что по  заданию Сланского и империалистов  они должны были
углубить заговор для того, чтобы оторвать Словакию от Чехии,  а  также вбить
клин между ЧССР и СССР. Однако, главный  обвиняемый, Густав Гусак, оставался
непреклонен и во  время слушания дела отказался признать свою вину. Несмотря
на это он уже заранее был приговорен к пожизненной каторге.
     В  июле  и  в  августе  перед  судом  предстали  "экономисты":  ведущие
экономические эксперты партии обвинялись  в "саботировании социалистического
строительства".  Самым  известным  из них был Йозеф  Смрковски,  заместитель
министра сельского хозяйства. "Экономисты"  были последней  группой,  против
которой  был организован процесс. В последующие дни перед  судом представали
только "единицы", а именно те  коммунисты, которые не вписывались ни в  одну
группу. Частично, они как Вилем Новы  уже пять лет находились в следственной
тюрьме. В десятках отдельных процессов  они были быстро осуждены как шпионы,
саботажники и враги государства. Заключением этой  серии стал процесс против
др.  Отраты,  экономиста, который  собственно  должен  был  быть  осужден  в
процессе "экономистов", но из-за болезни смог предстать перед судом только в
ноябре.
     После  смерти  Сталина и  казни  Берия  часть  советских "инструкторов"
вернулась в Москву.  Оставшиеся в Праге были парализованы поворотом в Кремле
и  доверили руководство сфабрикованным  процессом  Каролю  Бачилеку.  Однако
министр госбезопасности видел,  что развитие событий  в соседних странах  от
месяца к месяцу осложняет его задачу.
     В   Советском   Союзе  за  самокритикой   планов  антисемитской  травли
последовал пересмотр конфликта с Тито.  Весной  1954 г. специальная комиссия
партии  пришла  к  выводу,  что  Югославия  является  не  "военно-фашистской
диктатурой", а социалистическим государством. В октябре в "Правде" появилась
статья,  посвященная   10-летию   освобождения  Югославии,   причем  в   ней
подчеркивалось  "братство  по крови  народов  социалистической  Югославии  и
Советского  Союза".  Весной 1954 г.  в  Польше началась  чистка  сталинского
террористического  аппарата.  За   арестом   печально   известного   садиста
полковника Розаньского  вскоре последовало  расследование  деятельности  его
шефа  Анатоля  Фейгина,  а  потом  и  заместителя  министра  госбезопасности
Ромковского;  наконец  со  своего  поста  был смещен  и  министр Радкевич. В
сентябре 1954 г.  Гомулка  был без шума освобожден  из  тюрьмы  и  вышли  на
свободу Герман Фильд и заключенные из его группы.
     Однако самый сильный удар по чехословацким организаторам сфабрикованных
процессов  был нанесен из  южной братской страны  Венгрии [43]. В
июле  1954  г.  "группа преступников"  в составе Яноша Кадара, Гезы Лосончи,
Дьюлы  Калаи и  Ференца  Доната было  полностью  реабилитирована,  пересмотр
сфабрикованных  процессов   ускорился.  В   августе  из  тюрем   устремились
пережившие  "Процесс Райка". 3 октября ЦК открыто объявил приговор "ошибочно
обвиненных товарищей  в процессе Райка" не имеющим  силу.  Наконец в  ноябре
Ноэль и Герта Фильд были освобождены и полностью реабилитированы. Сталинская
концепция  "проникновения в ряды коммунистических  партий империалистических
агентов и титоистских  заговорщиков", разработанная для образцового процесса
в Будапеште была объявлена лживой, незаконной провокацией.
     Чехословацкие  сфабрикованные  процессы  начались в Венгрии  и  там  же
закончились пять  лет спустя. Приговор против  др. Оутраты 2 ноября  1954 г.
был заключительным актом. Профессор не дожил до своей  реабилитации и умер в
1962 г. как последняя смертельная жертва чехословацкого сталинизма.



     Сталинисткая  чистка  в Восточной  Европе  до  мельчайших  подробностей
диктовалась  из  Москвы.  Точно  предписывалось место,  время,  содержание и
жертвы.  Однако все  равно  случались отклонения.  Видимый  монолит  русской
империи имел трещины, которые  не мог замазать  даже террористичский аппарат
Берия. В Венгрии и Чехословакии все шло  в соответствии  с предписаниями,  в
Болгарии  неудача с отказом Костова от своих признаний  не  смогла  нарушить
общий московский план.  Однако в ГДР и Польше  действовали раличные факторы,
которые будут представлены ниже, в результате действия которых  предписанную
схему к моменту смерти Сталина пришлось почти полностью уничтожить.
     Румыния также  стала  особенным  случаем,  хотя и по  совершенно другим
причинам. Фракционная  борьба внутри партии позволила хитроумному  интригану
Георге Георгиу-Дежу манипулировать  своим учителем  и  акции  по ликвидации,
предписанные   из  Москвы,   использовать   для   укрепления  своей  власти.
Георгиу-Деж  дальше развил  сталинскую  практику фальсификации  признаний  и
сфальсифицировал сам сфабрикованный процесс.
     В 1948 г. Сталин и Берия приказали своим сателлитам начать инсценировки
сфабрикованных  процессов против "титоистских  заговорщиков". Гергиу-Деж  не
стал тянуть с приготовлениями и приказал арестовать Лукрециу Патраскану. Тем
самым он ликвидировал своего собственного  конкурента в борьбе за власть.  В
1953  г. из  Москвы пришло  указание распространить  чистку  на "сионистских
агентов"  и  снова Георгиу-Деж не передоверил выполнение приказа  московским
"советникам", и  сам нашел жертву,  Василе Луку,  и тем самым  избавился  от
последней и  самой опасной для него конкурирующей фракции. Ему удалось смысл
и  цели  сталинской  концепции   сфабрикованных  процессов,  как  инстумента
обеспечения  единовластия Москвы в Советской империи превратить в инструмент
обеспечения собственного  единовластия в Румынии. Т. к.  обе  цели внешне не
противоречили друг другу, Сталин и Берия предоставили ему свободу  действий.
Румыния  стала единственным советским вассалом, в котором концепция исходила
из Москвы, но сценарий и  расределение ролей определял местный сталинистский
вождь.
     Довоеная  история  каждой  восточно-европейской коммунистической партии
отмечена фракционной  борьбой, однако самая  слабая из них, румынская,  была
расколота   сильнее  всех.  Ее   члены  рекрутировались  преимущественно  из
угнетаемого  венгерского, еврейского, украинского  и болгарского меньшинств,
обстоятельство, благодаря которому  в партийном руководстве наблюдался явный
перевес  "чужаков" над "румынами"[45]. К  этническим разногласиям
добавлялись идеологические. Набор вождей один за другим решениями Коминтерна
клеймился,  как  право-   или  левоуклонисты,  националисты,   оппортунисты,
троцкисты или ревизионисты. Партийный  теоретик Александру Доброджану, Черея
и заместитель  руководителя  румынской  секции Коминтерна Марцел Паукер, оба
еврейского происхождения, в 1937 г. были казнены  Сталиным в  сфабрикованном
троцкистком процессе.
     С середины  30-х годов в румынской партии  можно различить три фракции.
"Тюремная группа" во  главе  с  Георгиу-Дежем  состояла  преимущественно  из
рабочих,  которые  в  краткий кровавый  период  движения  во время  мирового
экономического  кризиса проявили себя лидерами  стачек.  Большей частью  они
недавно  примкнули  к  партии  и  скоро  были  арестованы  и  приговорены  к
длительным срокам тюремного заклбчения.
     Партийное руководство из  старых коммунистов,  назначенное Коминтерном,
образовывало  вторую группу,  которая  в  свою  очередь  разделилась  на две
фракции.  Большая  нашла спасение  от волны  арестов  в  Советском  Союзе  и
образовало заграничное руководство, которое  обычно  называлось  "Бюро". Оно
состояло  преимущественно из  таких "чужаков",  как  "еврейка"  Анна Паукер,
"венгр"  Василе Лука и "украинец" Эмил Боднарас;  "румыны" были представлены
Константином Парвулеску и  Теогари  Джоржеску. Меньшая  руководящая  фракция
осталась  в  Румынии.  В  это  внутреннее  руководство  входили  Генеральный
Секретарь  партии  Стефан  Форис  и  члены  ЦК  Ремус   Коффлер  и  Лукрециу
Патраскану.
     Именно эта третья фрация на заключительной стадии войны, когда  Красная
Армия приблизилась к румынской границе, подготавливала из подполья свержение
режима Антонеску [44]. Форис и Коффлер, два "чужака" организовали
антифашисткое левое крыло в рядах венгерского меньшинства и мелких крестьян;
"румын"  Патраскану,  уважаемый  адвокат,  сын известного писателя,  сплотил
вокруг себя группу университетских профессоров, студентов и  интеллектуалов,
и  ему  удалось  из  распущенных  диктатурой  Антонеску  буржуазных  партий,
социал-демократов и  коммунистов  организовать  оппозиционый  Патриотический
фронт, который потребовал немедленного выхода Румынии из войны.
     Московское "Бюро"  могло себе позволить в  большей  или меньшей степени
игнорировать  обреченную   на  бездеятельность  "тюремную   группу",   но  к
деятельности  фракции   Коффлера  -  Патраскану  оно  относилось  с  большим
недоверием.  Два  его  самых влиятельных  члена, Анна Паукер и Василе  Лука,
считали, что  Румынию должны привести к капитуляции  только действия Красной
Армии,   а    союзы   с   "реакционными    кругами"   неизбежно   затормозят
социалистические преобразования.  "Тюремная группа" не  доверяла ни  фракции
Патраскану, ни  фракции Паукер:  с одной  стороны  у них вызывал  подозрение
демократизм и интеллектуализм, а с другой, они не  были готовы слепо принять
претензии на руководство московского "Бюро".
     В  марте 1944  г.  НКВД  поручило  московскому  "Бюро"  отправить Эмила
Боднараса,  Константина Парвулеску  и  Иосифа Рангета  в Румынию  с заданием
подготовить  коммунистическую  партию  к  вступлению  советских  войск.  Три
эмиссара сначала связались с  Патраскану и заверили его в  поддержке Москвой
его усилий по созданию широкого оппозиционного фронта для борьбы с Гитлером.
Потом они  обратились к третьей фракции  и 4  апреля провели в  тюрьме Таргу
Джиу тайную партийную конференцию с заключенными товарищами. Эта конференция
стала началом пути  Георгиу-Дежа к единоличной власти  (см. Lеndvаi 1968, c.
301ff).

     Георгиу-Деж рано понял  на собственной жизни силу манипуляций.  Молодым
слесарем  он  был  организатором  забастовки  железнодорожников в  пригороде
Бухареста  -  Гривите в 1933 г.  Через две недели  после его ареста  рабочие
захватили здание железнодорожных мастерских.  Были вызваны солдаты,  которые
штурмовали  здание  и  стреляли  в забастовщиков.  Руководители  стачки были
арестованы, однако  коммунистическая пропаганда  сделала легендарным  героем
Гривиты  именно Георгиу-Дежа, несмотря  на то, что на  заключительной стадии
трагедии  он  находился  в  тюрьме   и  не  играл  никакой  роли.  Партийное
руководство выдвинуло  его  вперед,  поскольку ошибочно сочло податливым его
хитрый расчетливый характер.
     В последующие годы Георгиу-Деж  завоевал  место  в  группе  вернувшихся
руководящих коммунистов. На тайной конференции эмиссаров  московского "Бюро"
с заключенными  тюрьмы  Таргу Джиу в апреле 1944  г. он  увидел, что подошло
время занять место  во  главе партии  и заявил посланцу НКВД Боднарасу,  что
Форис  -  агент-провокатор и полицейский  шпик. За  время  своей  эмиграции,
начавшейся в  1931 г.  Боднарас понял  достаточно,  для  того, чтобы всерьез
принять это  заявление. По его предложению конференция приняла решение снять
Фориса  с его  поста  и  назначить Генеральным  Секретарем  коммунистической
партии  Георгиу-Дежа.  После  захвата  власти  в конце  1944  г.  Форис  был
арестован  и два  года спустя  убит без  судебного  разбирательства.  Первый
конкурент был вычищен. Его ликвидация  не была  выполнением приказа  Сталина
или Берия - это было делом Георгиу-Дежа.
     После  превращения  Румынии  в  страну-сателлит, за фасадом единства  в
партийном руководстве  тлела фракционная борьба. Георгиу-Деж был Генеральным
Секретарем  партии,  его  товарищи по  заключению  входили  в  состав  ЦК  и
Политбюро,   но   в  кабинете  они   занимали   сравнительно  второстепенные
хозяйственные позиции. Настоящая власть  была  в руках  бывшего  московского
"Бюро". Боднарас, Джордеску и Пинтилии Боднаренко занимали под контролем МВД
ключевые  позиции  в армии, полиции безопасности и  министерстве  внутренних
дел.  Ана Паукер и Василе Лука контролировали министерства иностранных дел и
финансов  и диктовали при прямой поддержке  Сталина  через головы  "местных"
коммунистов Политбюро важнейшие решения.
     Третья фракция после  убийства Фориса была расколота.  Его  друг  Ремус
Коффлер хотя и оставался еще на свободе, но больше не избирался в ЦК и исчез
с  политической сцены. И Патраскану остался изолированным. Только  уважение,
испытываемое  к  нему  румынской  общественностью,  его  популярность  среди
интеллектуалов,   студентов   и   партнеров  по   демократической   коалиции
переходного периода помешали Георгиу-Дежу немедленно убрать с дороги и этого
конкурента. В конце  концов именно Патраскану, как представитель коммунистов
в  Патриотическом  Фронте  добился  свержения  Антонеску,  как  единственный
представитель компартии  занял в первом послевоенном кабинете пост  министра
юстиции, и был единственным коммунистом  в румынской делегации по заключению
перемирия. В те годы на массовых собраниях самым  популярным лозунгом партии
был :"Всю власть Патраскану!"
     Георгиу-Деж с самого начала относился к Патраскану с большим недоверием
и нашел  в  лице  Аны  Паукер,  Луки и  их  московской фракции  добровольных
союзников  в этой  борьбе. Изысканность  Патраскану,  его  не  догматический
интеллектуализм обе фракции принимали за буржуазную заносчивость, его тесное
сотрудничество  с  лидерами  демократических  партий в  подполье и  в рамках
коалиционного  правительства  породили  в  них  подозрения  в  том,  что  он
заразился идеологией классового врага.
     На  основании  этого  недоверия, хотя  Патраскану  и  избрали на Первой
Национальной партийной  конференции в  новый  ЦК, в Политбюро он  больше  не
попал  [45].  В  июле  1946  г.  Георгиу-Деж  в своем  письме  ЦК
критиковал "шовинистическую"  позицию  Патраскану:  накануне,  на  одном  из
массовых  собраний  Союза венгерского меньщинства,  он остановил процессию с
красно-бело-зеленым знаменем впереди и сказал, что в Румынии на первом месте
всегда должно быть румынское знамя и только после  него - другие. В нападках
Георгиу-Дежа на  шовинизм  уже слыщались отзвуки обвинения в  "антисоветской
деятельности".
     Однако "проблема Патраскану"  казалась  решенной  путем ограничения его
влияния в  партии. Он сохранил свой ключевой пост министра юстиции и показал
себя  на  нем  истинным  сталинистким  функционером. Инсценированный процесс
против  лидера   оппозиции  Маню  и   восемнадцати  других   oбвиняeмых   из
Национальной  Крестьянской  Партии был  только  видимой  верхущкой  террора.
Количество арестованных фактических  и мнимых врагов режима в течение первых
четырех   лет   оценивается  в  75  000.  Несомненно,  министр  юстиции  был
архитектором  кровавого  террора,  даже в  его  вспомогательной  роли  около
органов безопасности министра внутренних дел Джорджеску, контролируемых МВД.
     Румыния  приняла непосредственное участие  в  конфликте  Сталин - Тито,
который начался с Бухарестской пресс-конференции Димитрова в январе 1948 г.,
описанной  во  2  - ой  Главе. Советский  Союз резко  отреагировал на  планы
создания федерации под руководством Тито. 10 февраля Сталин отчитал в Москве
униженного  Димитрова,  и  одновременно  передал через Ану Паукер  румынской
компартии дружеский совет  дистанционироваться от Югославии. Спустя два дня,
12  февраля,  румынские   власти  отовсюду  убрать   портреты  Тито.  Вскоре
требования Москвы ужесточились: румынская партия должна  была  очиститься от
"националистических и шовинистических" элементов.
     Георгиу-Деж   чрезвычайно   быстро   сориентировался    в   сложившейся
обстановке.  Он  точно  знал,  насколько  подозрительно  и  надменно  тройка
"москвичей" Паукер  - Лука - Джорджеску  относится к  румынской фракции.  Он
также   знал,   что  должен  немедленно   продемонстрировать   Москве   свою
преданность, пока его самого и его группу не обвинили в "титоизме".
     Патраскану   был   идеальной   жертвой   для   начинающейся  охоты   на
"антисоветские тенденции". Он был политически изолирован, потерял свою базу,
как внутри  партии,  так и среди интеллектуалов,  а после отказа от политики
союза с демократическими  буржуазными партиями это стало его  виной. Он  был
"румыном" и бельмом в  глазу у фракции "москвичей". Поэтому Георгиу-Дежу  не
составило труда убедить Паукер, а через  нее и Сталина в том, что Патраскану
нужно ликвидировать.
     Удар  был  нанесен  22   февраля  1948  г.  на  учредительном  Когрессе
объединенной   Румынской  Рабочей   Партии,  образованной  путем  поглощения
социал-демократов. Джорджеску обвинил Патраскану в том, что он находится под
влиянием буржуазии и является распространителем буржуазной идеологии, в том,
что он  переоценил силы реакции и  тем самым капитулировал  перед  классовым
врагом и его  западными сообщниками. Во время обвинений Патраскану находился
на  подиуме.  По предложению Джорджеску Конгресс вывел  Патраскану из  ЦК  и
одновременно снял с поста министра юстиции.
     Чем сильнее обострялся  конфликт Тито-Сталин, тем более важным казалось
Георгиу-Дежу отвести от себя подозрения  своего московского учителя. Когда в
мае 1948  г. Берия дал  МВД  задание выявить в странах  народной  демократии
"титоистов", положение Георгиу-Дежа облегчилось. В отличие от  других  стран
народной  демократии, в  Румынии жертва была уже открыто названа и больше не
надо было проводить дополнительного расследования. Берия и Сталин  позволили
себя убедить и дали согласие на арест Патраскану.
     Вскоре  после этого, 10 июня состоялся  Пленум ЦК Рабочей партии  и для
того,  чтобы  дать  политичекое  оправдание   готовящемуся   сфабрикованному
процессу, на  нем снова  выступил  "москвич"  - на этот раз  Василе Лука, за
спиной которого стоял Георгиу-Деж. "Позиция Патраскану - это типичный пример
отказа от политики классовой борьбы против эксплуататоров и сотрудничества с
эксплуатируемыми массами" - звучало в заключительной резолюции  ЦК.  Сначала
Патраскану вопреки линии  партии  настаивал на сотрудничестве  с буржуазией,
позднее  он  выступал  за  союз  со  всем крестьянством, включая кулаков. Он
пытался сфальсифицировать  историю героической  борьбы  румынского  рабочего
класса и опубликовать клеветническую статью  о  недостаточном влиянии партии
на  рабочий  класс.  Он  приписывал  руководящую  роль  не пролетариату,  но
буржуазии  и  проводил   политику  примирения  с  реакционерами  и  крупными
землевладельцами,  его  линия  национализма и щовинизма  противоречит учению
Ленина -  Сталина  по национальному  вопросу.  "Тем  самым  Патраскану  стал
выразителем  идеологии и интересов  буржуазии  внутри  нашей партии.  Партия
решительно  отвергает контрреволюционные теории,  инспирированные  классовым
врагом" (Цит. по Ionescu 1976, с. 9).
     К моменту открытия  Пленума  полицейское  расследование  "вредительской
деятельности   арестованного   Патраскану"   службой   госбезопасности   под
руководством советников из МВД уже шло полным ходом.  Однако  сначала оно не
имело конкретного направления, как это было  принято в аналогичных случаях в
других  странах Восточной  Европы.  Конкретизация  пришла позднее. Поспешный
арест  произошел  за  два  месяца  до  отлучительной конференции  Коминформа
(которая  состоялась в "вычищенном"  Бухарeстe)  и обвинeния отражали только
состояниe конфликта Сталин - Тито в том видe, в  каком  он нашел отражение в
еще не опубликованной переписке между советским  и югославским ЦК. Обвинения
Патраскану в том, что  он проводит "националистически-шовинистическую линию"
и  особенно  нападки на его мнимую  политику  союза  со  всем крестьянством,
включая кулаков, уже представляли недвусмысленную связь с "титоизмом".
     Однако Берия очень скоро исправил эти временные шатания и МВД  получило
задание координировать "румынский  сектор" с  обширной сталинской  чисткой в
других   странах-сателлитах  и  вести  расследование  в  новом  направлении,
предписанном Москвой. Сценарий,  который  предстояло создать, точно следовал
схеме  разработанной  для  Болгарии  и  Венгрии.  Патраскану больше  не  мог
оставаться простым политическим  уклонистом: его нужно было разобласить  как
полицейского  шпика,   не   одиночкой,  но  главой   банды   заговорщиков  с
югославскими и империалистическими связями.
     Для  "доказательства" предательской роли Патраскану был арестован Ремус
Коффлер, друг и  товарищ по  подполью Стефана  Фориса, бывшего  Генерального
Секретаря партии, которого Георгиу-Деж в 1944 г. объявил "полицеским шпиком"
и  спустя два года приказал убить. Коффлер вместе с  Форисом якобы  являлись
агентами   Сигуранцы,  монархо-фашистской  полиции,  и  в   1944  г.   якобы
завербовали  и Патраскану  на  эту службу. Патраскану с этого времени  выдал
много  товарищей:  например Джоржеску и  Иона Георге Маурера, защитника  Аны
Паукер в процессе коммунистов 1936 г.
     Кроме  Коффлера   в   "банду  заговорщиков   Патраскану",  составленную
советско-румынской  службой  безопасности  входили  функционеры  организации
югославского  национального меньшинства  и  политически периферийная  группа
интелектуалов.  В нее  входили экономист и философ  Белу Зильбер, музыкант и
фольклорист   Гарри   Браунер,   художница   Лена   Константе  и  архитектор
Кольманович.  Бывший  консул  в  Париже   Торосян  якобы  обеспечивал  связь
Патраскану  с  западными шпионскими службами: сначала с французской Deuxieme
Bureau,  потом с  английской  Intelligence Service. Югославские  функционеры
были  превращены  в   "титоистских  агентов"  и  сделаны  ответственными  за
предполагаемые  контакты  между  Тито  и  Патраскану.  И  наконец  в  "банду
заговорщиков"  был  включен  и Ион Мочони-Стирчея, бывший командир дворцовой
гвардии, который  сыграл выдающуюся роль при аресте Антонеску. Он должен был
"доказать" сотрудничество  Патраскану  с монархо -  фашистами. (см.  Ionеscu
1976. с. 155).
     Проведение  сфабрикованного процесса  Патраскану  было запланировано на
весну  1950 г., когда Берия неожиданной  дал  указание отложить его. Причины
этого до сих пор не  ясны. В Бухаресте ходили слухи, что Патраскану не может
предстать перед судом,  поскольку после  пыток  у него произошло психическое
расстройство.  Но более  вероятно,  что  сразу же  после  процессов  Райка и
Костова,  в  рамках  которых,  были  арестованы  сотни ведущих  партийных  и
правительственных  функционеров,  простая  их копия  в  Бухаресте показалась
советским   режиссерам   явно  недостаточной.  Вероятнее  всего  они  хотели
расширить  размах  чистки  и  поймать  в свои  сети  "местных  коммунистов",
"румынскую фракцию" вокруг Георгиу - Дежа.
     Одновременно с  этим Паукер и Лука  начали  компанию  внутри партийного
руководства против примерно  300 румынских  волонтеров  интербригад во время
гражданской войны в Испании. Многие из них заняли ответственные посты, в том
числе в ЦК и в Политбюро, так например Петре Борила, начальник политического
директората армии; Леонте Рауту, начальник управления агитации и  пропаганды
и идеологический шеф партии; Вальтер Роман, министр почт и телеграфа. Георге
Василичи, железнодорожник,  который вместе с Георгеу-Дежем руководил стачкой
в  Гривите  и  после  захвата власти был избран  в ЦК, находился в  особенно
уязвимом  положении. После  своего  освобождения  из  тюрьмы  он  направился
Испанию, годы  войны  провел  в  Франции  и  после возвращения  стал  другом
Патраскану.  Для  Берия  и Паукер  "испанцы" были "потенциальными шпионами",
которых нужно включить в сфабрикованный процесс. Почему их не тронули до сих
пор непонятно.  Гораздо  позднее,  в 1961 г.,  Борила и  Роман заявили,  что
только  сопротивление  Георгиу-Дежа  спасло  их  от  ареста.  (см.  Протокол
заседания ЦК  от 28.11.1961 г., цит. по Ionеscu 1976, c.53). Это утверждение
выглядит  правдоподобным: Георгиу-Деж  защищал их  для того, чтобы  защитить
себя и свою фракцию.
     Расширение "дела  Патраскану"  можно было предотвратить,  если бы  ему,
большому  манипулятору  удалось  расколоть фракцию  московского  "Бюро".  Не
только ставшие  мишенью для  нападок  Борила  и Рауту, но и министр  обороны
Боднарас   и   шеф  службы   госбезопасности  Боднаренко   присоединились  к
Георгиу-Дежу и тем самым изолировали в партийном руководстве тройку Паукер -
Лука - Джорджеску. К тому времени, когда Сталин начал относиться с  растущим
недоверием  к  партийным  лидерам  еврейского  происхождения,  связь  дочери
раввина Паукер  с советским диктатором, когда-то тесная, заметно  ослабла. В
мае  1950 г. Берия еще раз потребовал отложить процесс Патраскану для  того,
чтобы с помощью  румынской торйки  расширить  списко жертв. Однако время для
этого  оказалось неблагоприятным: московское "бюро" распалось,  влияние  его
ядра сильно ослабло. И  когда  в мае 1951 г. партия отмечала 30-ую годовщину
со  дня  своего  основания, Георгиу-Деж  при  поддержке  Сталина  не  только
номинально, но и фактически обладал всей  полнотой власти. Год спустя, в мае
1952  г.,  началась  ликвидации фракции  Паукер - Лука - Джорджеску.  Теперь
стало известно, что арестованный Лука будет включен в большой сфабрикованный
процесс  как  член  или даже глава  заговора Патраскану,  как это  произошло
несколькими месяцами раннее в Праге со Сланским. Однако этого не произошло и
группа Патраскану  не была расширена  по  причинам,  которые  я  сообщу  при
изложении процесса Луки.
     С  решением  ограничиться  первоначальным  составом  группы  Патраскану
пропадали  мысл  и цель  открытого  процесса.  По  сравнению  с  венгерским,
болгарским  и  чехословацким   процессами   румынский  был   гораздо   менее
представительным. Он не вносил в сталинскую концепцию терорра новых аспектов
и Георгиу-Деж всегда мог сослаться на то,  что  "титоизм"  в Румынии арестом
Патраскану был ликвидирован  раньше, чем  во  всех других  странах  народной
демократии.
     Начало  процесса  снова  задерживалось:  на этот  раз из-за  медленного
осторожного отстранения от власти тройки Паукер - Лука - Джорджеску, которое
длилось с февраля до  сентября 1952 г. Позднее растущие  слухи  из  Москвы о
телесном упадке  Сталина и  идущей  за  кулисами  борьбы за власть заставили
Георгиу-Дежа занять  выжидательную  позицию.  Наконец смерть Сталина,  казнь
Берия,  нормализация  советско-югославских  отношений, ставшая  заметной уже
летом компания  десталинизации Хрущева и его  давление на  сателлиты с  тем,
чтобы и  они провели  ревизию  сфабрикованных процессов и реабилитировали их
жертв,  поставили  румынское  руководство  в   совершенно  новое  положение.
Опрометчиво  начатое  "дело   Патраскану"   нужно  было  как  можно  быстрее
закончить.
     В   мае  1948   г.  Георгиу-Деж,  опережая  Берия  приказал  арестовать
Патраскану для того, чтобы отвести от себя подозрения в  "титоизме". Теперь,
почти  шесть лет  спустя, опережая Хрущева, убийством Патраскану он спасался
от реабилитации коммуниста, который во время десталинизации мог угрожать его
власти.
     В марте 1954 г.  обвинительный  акт был готов. Теперь  в  нем  не  было
больше "признаний" обвиняемых  в  связях с "Тито и  его  кликой".  Секретный
процесс  против  Патраскану и  восьми  его  соучастников проходил с 6  по 14
апреля  1954  г.  перед Бухарестским  военным  судом  под  председательством
полковника  Илие Моизеску. По  новой детитоизированой  версии Патраскану был
главой группы шпионов и  заговорщиков. При посредничестве  Фориса и Коффлера
он якобы во время войны поступил на  службу фашистской  Сигуранцы и  выдавал
полиции ведущих коммунистов.  Его шпионская деятельность, скрытая от партии,
позволила империалистической  шпионской  организации завербовать его  в свои
агенты,  для того,  чтобы  внутри  ЦК  национально-шовинистической политикой
подорвать   единство   партии  и   помочь   буржуазии   и  крупным  феодалам
землевладельцам  вернуть себе власть. Георге  Татареску,  бывший лидер левых
либералов  был  извлечен  из  своей  тюремной  камеры  для того,  чтобы  как
"свидетель" произнести свой  заранее написанный и тщательно заученный текст:
во  время парижской мирной конференции в июле 1946 г. Патраскану получил  от
западной шпионской  агентуры задание оторвать Румынию от Советского  Союза и
перевести ее в империалистический лагерь. Обвиняемый,  полностью  сломленный
после  шести лет  тюремного  заключения и пыток,  во время  показаний  этого
"свидетеля"  внезапно  выбился  из  своей роли  сознавшегося  преступника  и
прервал Татареску. Один из присутствовавших  на суде  очедцев так изложил  в
эмигрантском журнале "Vocea Libertati" выступление Патраскану: "Если  против
меня, коммуниста. для того, чтобы доказать, что я не коммунист, выставляются
такие  отбросы  истории,  то  это доказывает  только  то,  как  глубоко пала
румынская партия,  если в таком позорном  процессе отсутствуют даже малейшие
доказательства и приходится  обращаться к услугам такого низкого свидетеля".
(цит. по Ionescu 1976, с. 156).
     Гневно-отчаявшееся выступление  Патраскану конечно не изменило зараннее
предписанного  Георгиу-Дежем  и  его  Политбюро хода процесса.  Военный  суд
признал всех обвиняемых виновными и  приговорил Лукрециу Патраскану и Ремуса
Коффлера  к смертной  казни.  Обвиняемые  Белу  Зильбер,  А. Стефанеску и Е.
Кальмановичи  - к пожизненным каторжным  работам,  Иона Мосони-Стирчея и  Х.
Торосяна к 15 годам, а Гарри  Браунера и Лену Константе к 12 годам тюремного
заключения.
     Поспешный  арест  Патраскану  только обострил  скрытое напряжение между
фракциями Георгиу-Дежа и Паукер[46] Речь шла, несмотря на поздние
оправдания и официальные сообщения не  о "правильной" политической  линии  и
даже  не  о  первой  попытки освободиться от советского  влияния, как  часто
утверждается  в  западной   литературе,  давая   ретроспективный  анализ  из
совершенно другой ситуации. Между  обеими  сталинистскими  фракциями не было
идеологических разногласий - их и не могло быть в государстве-сателлите, где
все решения принимались как минимум московскими "советниками" на месте, но в
основном в Москве.
     Георгиу-Деж, если это возможно, был еще большим сталинистом, чем Паукер
или Лука. На бухаресткой конференции  Коминформа  в июле 1948 г. он  получил
почетное задание  составить обличительное  заключение против Тито. В  ноябре
1949 г.  на последнем заседании Коминформа он был самым яростным выступающим
против  югославской партии, которая, по  его словам, "попала в руки  убийц и
шпионов".  В  последующие  годы он выслал  почти все  сербское и  хорватское
нацменьшинства,  как "агентов Тито"  в отдаленные районы. Он  стоял во главе
насильственной  коллективизации  во  время  которой  80  000  крестьян  были
повешены  или арестованы  как  "саботажники" и еще больше было без приговора
суда брошено в концлагерь.
     В  его  интригах  речь  шла только  о том, чтобы вычистить  секретариат
Политбюро  от  трех его  соперников:  Аны  Паукер,  Василе  Луки  и  Теогари
Джорджеску и обеспечить единовластие над  партией.  Венгерское происхождение
Луки  и  еврейское  Паукер  несомненно  были   счастливым  случаем,  который
Георгиу-Деж мог демагогически использовать в свою пользу в борьбе за власть.
Однако  то, что во время московской эмиграции  все трое  поддерживали тесные
личные связи  со  Сталиным, Молотовым и Берия  было препятствием, которое до
процесса  Сланского казалось  непреодолимым. Только когда в Праге бывшие  до
сих  пор  "неприкасаемыми"  "москвичи"  Сланский,  Геминдер  и  Рейчин  были
принесены в жертву, этот барьер упал  и  в Бухаресте. Теперь Георгиу-Деж мог
объявить  "венгерский  национализм"  Луки  румынским   аналогом  "словацкого
национализма"  Клементиса,  а Ану  Паукер потенциальным агентов  сионизма  в
Румынии.
     Однако было примечательное  различие.  В Праге Сталин и Берия заставили
Готтвальда  арестовать "словацких националистов" и "сионистских  агентов"; в
Бухаресте  Георгиу-Дежу,  мастеру манипуляций  удалось  опредить  Сталина  и
Берия,  так  же  как  и  в  случае  Патраскану.  Он использовал  новую  фазу
сталинских  ликвидаций,  как  предлог  для  того, чтобы  в  Москве  провести
сфабрикованный  процесс  против  Луки   и  осуществить  свержение  Паукер  и
Джорджеску  и  т.  о.  использовать  советского  господина  как  орудин  для
достижения неограниченной власти.
     Сейчас  очень  трудно  восстановить  без  легенд  и  фальсификаций  ход
событий,  приведших к ликвидации московской  группы,  которым после  1953 г.
Георгиу-Деж давал новые объяснения. Сначала он утверждал, что этим он провел
десталинизацию  румынской  партии  еще до смерти Сталина,  однако позднее он
заявил,  что восстановил независимость партии и государства от "чужого" т.е.
советского, венгерского  и еврейского  влияния. (см. Ionescu 1976, c. 213ff,
Lendvаi 1968, с. 310ff).
     Вторая  фаза  чистки в  действительно  не  имела  ничего  общего  ни  с
десталинизацией, ни с "десоветизацией"  . Георгиу-Деж очень тщательно  начал
борьбу за власть. После того, как ему удалось, как уже говорилось, расколоть
московскую  группу и  тем самым изолировать в партии тройку  Паукер - Луку -
Джорджеску,  он  летом 1950  г.  осмелился нанести  первый удар. 23  июня он
опубликовал  в  газете  Коминформа  "За  прочный  мир"  статью  об  ошибках,
сделанных при приеме новых членов партии: товарищ, ответственный за массовую
агитацию, Паукер не была названа по  имени,  однако почти каждый знал  о ком
шла  речь,  способствовал проникновению  в  партию  почти 200  000  классово
чуждых,   морально   коррумпированных   элементов,   карьеристов,  фашистов,
буржуазных  националистов  и  эксплуататоров  и тем  самым  причинил  партии
большой вред.
     Вскоре был нанесен  новый удар, последовавший за проводимой в Советском
Союзе  кампанией  против космополитизма, национализма и  сионизма: чистка  и
аресты  в организациях  венгерских  и  еврейских  меньшинств.  Василе  Лука,
трансильванец по имени Ласло  Лукач, совсем еще недавно, как Президент Союза
венгерского  народа открыто  обвинял Патраскану  в антивенгерском  шовинизме
теперь  сам  стал  выразителем  венгерских  националистических  тенденций  и
Георгиу-Деж  поручил  своему протеже Александру  Могиоросу  присматривать за
Лукой.  Охота на сионистов началась еще в 1949 г. и  прежде  всего затронула
Еврейский Демократический Комитет. На следующий год были  арестованы десятки
еврейских  лидеров, включая  родственников Аны  Паукер,  которые  еще совсем
недавно   из-за   связи   со   всемогущим   секретарем  Политбюро  считались
неприкасаемыми.
     Паукер и  Лука, вынужденные  постепенно перейти  к  обороне, попытались
мобилизовать своих  старых друзей  по аппарату Коминтерна и НКВД и  обвинили
Георгиу-Дежа в  том, что  он скрытый титоист, который пытается за сталинским
фасадом   проводить  антисоветскую  линию.  Еще   год-два  тому   назад  это
разоблачение могло привести Генерального  Секретаря на скамью подсудимых, но
в  1950/1951 гг. Паукер и Лука стали новыми подозрительными и путь к Сталину
был  для  них закрыт. Георгиу-Деж тоже  обратился в Москву и  обвинил тройку
Паукер  -  Луку -  Джорджеску  во  фракционной  деятельности  и  в  саботаже
социалистического преобразования румынского хозяйства.
     Не может быть  сомнений в  том, что Сталин решил  сделать победитедем в
этой борьбе  Георгиу-Дежа. Без всесторонней поддержки  он не оставил бы свою
осторожную тактику  обессиливания  и не  перешел  бы  в  прямую  атаку.  При
разоблачении   изолированного   интеллектуала   Патраскану   не    возникала
необходимость   разоблачить  врага,   проникшего  в  партийную  верхушку   и
Георгиу-Деж во  время  предложил Москве трех выдающихся кандидатов в жертвы.
Однако Молотов пришел на помощь Ане Паукер, а Берия защитил Джорджеску. Хотя
их и сняли  со всех постов, они спаслись  от физической  ликвидации.  Василе
Лука был оставлен на произвол ритуала сфабрикованных процессов.
     Открытая  атака  против тройки началась 29 февраля  1952  г.  через три
месяца после  ареста Сланского  в Праге.  [47]  На  заседании  ЦК
Георгиу-Деж  обвинил  Министерство  Финансов  и Национальный Банк,  которыми
руководил Лука, в серьезных ошибках при планировании экономического развития
Румынии. Лука не принял во внимание предостережение Центрального Комитета  и
проводил в контролируемых  им организациях  политику, подрывавшую  диктатуру
пролетариата. Паукер  и Джорджеску  также  подверглись  резкой  критике. Они
заняли примирительную  позицию  в  отношении Луки, вследствие чего классовые
враги  получили возможность  занять важные экономические позиции и создались
препятствия   для   своевременного   устранения  вреда.  Лука   выступил   с
самокритикой и признался в том, что проводил правоуклонистскую политику, что
он  осознал только  сегодня  и  пообещал  исправить  свои  ошибки  и  строго
придерживаться линии партии.
     Однако   ЦК,   полностью   контролируемый   Георгиу-Дежем,   этим    не
удовлетворился.   и  повторил  обвинения   в  циркулярном  письме  партийным
организациям. Тем самым  широкая  партийная общественность была поставлена в
известность  о  разрыве  с  Лукой,  Паукер  и  Джорджеску  и  психологически
готовилась атмосфера для сфабрикованного процесса. Потом ЦК принял решение о
создании особой комиссии для расследования деятельности обвиняемых. Когла 13
марта тройку пригласили на заседание комиссии, Лука при поддержке Джорджеску
и Паукер отказался  от самокритики. Он понял, что компромисс с Георгиу-Дежем
больше не возможен  и  попытался оказать  сопротивление.  Однако,  уже  было
слишком поздно. Пленум  ЦК,  созванный  26 мая  1952 г. принял решение снять
Луку с поста министра  финансов, а Джорджеску - с  поста министра внутренних
дел. В  своем  заявлении  ЦК  обвинил  Луку  в том,  что  своим  отказом  от
самокритики, признания  своих проступков он  поставил себя вне партии; своим
ожесточившимся   поведением   перед    комиссией    по   расследованию    он
противопоставил  себя  партийному  руководству  и   пытался  его  расколоть,
поскольку    хотел   и    других    членов    ЦК    перетянуть    на    свою
правооппортунистическую  позицию.  Комиссия по расследованию констатировала,
что  он  саботировал денежную реформу,  подрывает коллективизацию  сельского
хозяйства и  защищает  пережитки  капиталистической рыночной  экономики.  ЦК
единогласно  решил  исключить  Луку  из  партии и  одновременно передать его
"дело" в Центральную Комиссию Партийного Контроля.
     Решение ЦК  также  содержало резкую критику двух  других членов тройки.
Как Паукер, так и Джорджеску отошли от правильной ленинско-сталинской  линии
партии; этот уклон связан с их аристократичесиким образом жизни и отрывом от
масс.  Ана  Паукер  была  выведена  из  секретариата  и  Политбюро.  Однако,
учитывая, что она признала некоторые свои ошибки, ее оставили в Оргбюро и во
главе  Министерства  иностранных дел. Джорджеску  также обвинялся в том, что
его    примиренческое     отношение    к    Луке     является     выражением
правооппортунистической   идеологии,   что   его   недостаток   пролетарской
бдительности позволил врагам социализма и спекулянтам безнаказанно проводить
свою подрывную работу. В наказание Джорджеску был выведен из Политбюро и ЦК.
     Когда именно был арестован Василе Лука мы больше  не сможем установить.
Во всяком случае арест  произошел до следующего заседания  ЦК, состоявшегося
29  июня,  когда Георгиу-Деж  расширил  список  грехов до степени  уголовных
преступлений  и   тем   самым  показал   основное  направление  планируемого
сфабрикованного  процесса: Лука саботировал развитие тяжелой промышленности,
способствовал  проникновению в  финансовый и  банковский аппарат  враждебных
элементов,  десятки тысяч кулаков оформил середняками и тем  самым обеспечил
для  них освобождение  от  налогов  и  открыл  двери  для  капиталистической
торговли и спекуляции. С арестом Луки Георгиу-Деж наконец пожертвовал видным
деятелем и бросил в  восточно-европейскую  сеть  Сталина  большую  румынскую
рыбу.
     Лука  еще молодым столяром  в 1919 г. участвовол в Венгерской Советской
Республике, потом бежал  в Румынию и там стал однним  из основателей партии.
Он всегда избирался в  ЦК, в общей  сложности провел десять лет  в различных
тюрьмах, пока в 1940 г. не сумел эмигрировать в Москву. Там, вместе с Паукер
он вошел в заграничное руководство партии.
     В  тюрьме  директората  госбезопасности  жизненный  путь  Луки  получил
совершенно другую окраску. Ему пришлось подписать протокол, в соответствии с
которым он уже в 1929 г. поступил  на службу  монархической Сигуранцы и  как
платный полицейский  агент получил задание  поддерживать изменническую клику
троцкиста Марселя Паукера.  С тех пор  он  никогда  не прекращал фракционную
борьбу против ленинскойй линии партии, особенно во время войны, когда вместе
с изменником  и агентом  Сигуранцы Стефаном  Форисом  интеисифицировал  свою
предательскую  и вредительскую деятельность. После освобождения страны он на
службе  своих  империалистических  господ  саботировал развитие  экономики и
пытался вернуть капитализм в Румынию.
     Вместе с Лукой были арестованы  его заместитель в министерстве финансов
Александру Якоб, а также два высоких партийных  функционера: Иван Солимос  и
Думитру  Черничикс  (см. Friecke  1974, с.  45). Они  должны  были вместе  с
томившейся  уже  три  года  в следственной тюрьме "группой Патраскану" стать
обвиняемыми для "румынского процесса Сланского".
     В  то  время,  как в камерах директората  госбезопасности шли допросы с
пристрастием  Луки и членов  его группы,  продолжался процесс отстранения от
власти Аны Паукер. Целенаправлено распространяемые  слухи позволяли думать о
том, что она переводит свои деньги в швейцарские банки и что она через своих
родственников в Израиле связана с западными шпионскими службами. 5 июня 1952
г. ее сняли  с поста министра иностранных дел, 12 сентября она потеряла свой
последний пост в государственном аппарате  - заместителя председателя Совета
Министров, а вскоре  была выведена и из Оргбюро партии. Однако в тюрьму  она
не попала -  могучая рука Сталина  спасла ее  от последнего низвержения. Она
исчезла  для широкой общественности, стала никем. Ее смерть в 1960 г. прошла
незамеченной.
     Георгиу  -  Деж  никогда  не  связыывал  "дело  Паукер" с антиеврейской
охотой, бушевавшей в это время в советском блоке: обвинения в "сионизме"  ни
разу не  выдвигались. В отличии от Чехословакии, в  которой  кровавая чистка
партии  от евреев  достигла  своей  кульминации,  преемником Паукер  и новым
министром  иностранных  дел  был назначен Симон  Бугличи,  также  еврейского
происхождения. Иосиф  Кишиневчи,  бессарабский  еврей, после падения  Паукер
попал  в  Политбюро  и даже самый могущественный внутренний орган партии,  а
Леонте  Рауту,  другой  "бессарабец"   остался  руководителем   агитации   и
пропаганды  ЦК и идеологическим вождем партии. (о антисемитском  аспекте см.
Ionescu 1976, c. 213; Lendvai 1972, c. 289 ff).
     Допросы  с  пристрастием  Луки  и  его  "группы  заговорщиков"  еще  не
закончились, когда в марте 1953 г. умер Сталин. После его смерти Георгиу-Деж
отказался  от плана  проведения большого  сфабрикованного  процесса. "Группа
Патраскану" снова была отделена от "группы Луки" и в марте 1954 г. предстала
перед военным  судом.  Об этом процессе уже сообщалось. Через шесть месяцев,
10 октября подошда очередь  Луки. Это было время, когда в Венгрии пережившие
сталинскую чистку устремились из  тюрем на свободу  и  появились  требования
открытой  реабилитации.  Райка  и других казненных. В отличии от венгерского
Ракоши  в  Румынии убийца  прочно  держал  власть.  Освобождение  и  готовая
реабилитация   Луки   означали  свержение  Георгиу-Дежа.   Для  того,  чтобы
политически выжить у него не было пути назад. Процесс должен был состояться,
конечно бе  сенсаций,  в  полной  тишине,  не  для  того,  чтобы  приобрести
политический капитал, а для того чтобы скрыть проблему Луки.
     В  секретном процессе военный суд вынес Луке смертный приговор, который
после  прошения о  помиловании  был заменен на  пожизненное заключение.  Его
соучастники получили до 25 лет каторжных работ. Лука умер в тюрьме в 1960 г.
в возрасте 62 лет.
     "Как только Паукер, Лука и Джорджеску были исключены из партии, Румыния
освободилась от свинцовой гири сталинизма,"-  сказал Георгиу - Деж в октябре
1961 г. "Мы уже тогда десталинизировали нашу партию, мы больше не  совершали
больших несправедливостей и никого  не  реабилитировали посмертно." (Цит. по
Scinteia от 07.12.1961).
     Георгиу- Деж  умер в марте 1969  г. Через полгода после его смерти была
создана  специальная комиссия для  расследования  сфабрикованных  процессов.
Казненные Форис, Патраскану, Кофлер, умерший в тюрьме Лука, а также выжившие
были полностью  реабилитированы партией и  Верховным  Судом. "Все обвинения,
выдвинутые  против  них, были  необоснованы и  во время  расследования  были
признаны грубой фальсификацией" - констатировал ЦК в 1969 г.

     . ГЛАВА 10 ПРЕРВАННЫЕ СФАБРИКОВАННЫЕ ПРОЦЕССЫ В ВОСТОЧНОЙ ГЕРМАНИИ

     19 сентября 1949 г. Тибор Соньи на  Будапештском процессе Райка заявил,
что Фильд и Югославия  поддерживали в Швейцарии преступные связи не только с
венгерской,  но и  с другими эмигрантскими группами, в  т. ч. и с  "немецкой
троцкистской группой  под руководством Политцер". В конце своих показаний он
отвечал на вопросы прокурора о группах, которые американцы перебросили через
границу со шпионскими заданиями. "Что касается других стран, то информация о
подобной группе у  меня есть только в отношении Германии". "Кто входит в эту
группу?"  "Я  знаю  только одно  имя,  Политцер."  "Это  та  самая  фройляйн
Политцер, о которой  Вы уже упоминали?" "Да" (Цит. по  Laszlo Rajk, 1949, c.
183 и 202).
     Это  было  первое  открытое  указание   на  место  проведения  будущего
сфабрикованного процесса  - Восточный  Берлин.  Вместе  с  тем  это показало
насколько  проблематично положение Восточной Германии в сталинской концепции
чистки,  поскольку  среди  руководства  групп  немецких  эмигрантов не  было
женщины с фамилией Политцер. О  том, что Соньи мог ошибиться не могло быть и
речи.  Каждое  слово, которое  должно  было  быть произнесено,  каждое  имя,
которое должен был произнести Соньи, тщательно отбиралось. Соньи поддерживал
с  немецкими  эмигрантами тесные,  часто  дружеские  связи.  Длинный  список
фамилий, составленный  Соньи и  Фильдом под  пытками,  в  течение нескольких
месяцев находился в руках МВД в Будапеште, Москве  и  Восточном Берлине. То,
что Соньи  не смог его  использовать во время открытых заседаний  говорит  о
том,  что Сталин и Берия  осенью 1948 г. не были уверены в том, как им вести
себя в разделенной на две части Германии.
     Организация  КПГ в Швейцарии  в  годы войны  относилась к  числу  самых
значительных и самых больших  эмигрантских  групп.  Уже в первые годы  после
прихода Гитлера к  власти она насчитывала несколько тысяч членов и это число
постоянно  росло  с разгромом эмигрантских центров  в Вене, Праге, Париже  и
Марселе.  Расширение  сферы  влияния фашисткой  власти  очень скоро  сделало
нейтральную    Швейцарию    самым   важным   опорным    пунктом    немецкого
коммунистического эмигрантского движения в Западной Европе  [49].
Отсюда поддерживались контакты с подпольными коммунистическими организациями
на территории  третьего Рейха, переправлялись через границу листовки, газеты
и пропагандистские  материалы, поддерживалась связь  с парижским заграничным
секретариатом, руководимым Францем Далемом, Пайлем Берцем и Паулем Меркером.
После волны арестов в Париже и захвата Марселя в  ноябре 1942 г. Паулю Берцу
удалось  нелегально  перейти швейцарскую границу для того, чтобы  возглавить
группу эмигрантов.
     Одной из важнейших задач швейцарской группы между 1940 г. и концом 1942
г.  было установление связей с руководством эмиграции в еще неокуппированной
вишистской Франции.  Она использовала для  этого  супружескую  пару  Ноэля и
Герту Фильдов и их благотворительную организацию Unitarian  Service Commitee
(USC)  в  Марселе.  Фильд  еще в  1940  г. в  Цюрихе  познакомился  с  Бруно
Гольдхаммером, членом руководства  группы коммунистов;  год  спустя он помог
швейцарской  партии  установить  связь  с Марией  Вайтерер  в  Марселе.  Это
знакомство потом  привело его  к Паулю Меркеру, Паулю  Берцу,  Лексу  Энде и
Вилли  Крайкаммеру, руководству  южнофранцузского иностранного секретариата.
Связным между  Фильдами и центрами КПГ  в Марселе  и Цюрихе был Лео  Бауэр в
Женеве,  где USC  держала свое  бюро.  Швейцарское руководство КПГ  сообщило
Фильду  имена  немецких  коммунистов  которые  находились  в южнофранцузских
лагерях  и  USC  снабжала   их  потом   одеждой  и  продовольствием.   Сотни
интернированных  должны благодарить  Фильда  за свое здоровье и даже  жизнь.
Фильды  принимали  участие и в партийной  работе. Его положение американца -
руководителя международной благотворительной организации в Женеве  и Марселе
позволяло  ему до  оккупации вишистской Франции беспрепятственно  пересекать
границу и поэтому он мог оказывать необходимые курьерские услуги руководству
групп швейцарских и южно-француских эмигрантов. Фильд помогал партии также и
потому, что  он в рамках USC финансово поддерживал распространение программы
помощи беженцам на коммунистов-эмигрантов.
     Контакты между Фильдами и  немецкими эмигрантами, как уже  упоминалось,
осуществлялись через Лео Бауэра в  Женеве.  Один эпизод,  показавшийся тогда
незначительным,  позднее  получил роковое  значение.  Осенью  1942 г.  Фильд
связал Лео Бауэра с  Робертом Декстером, директором филиала USC в Лиссабоне.
Декстер,  одновременно  бывший  сотрудником  американской   разведывательной
службы УСС, предложил  Бауэру передавать  УСС политическую  и  экономическую
информацию о  нацистской Германии.  В качестве  ответной услуги он  пообещал
оказывать  немецким  антифашистам  финансовую  помощь.  Сотрудничество,  как
объяснил  он Бауэру, послужило бы общим  целям ускорить падение Гитлеровской
Германии.  Однако  эта  встреча  не  имела продолжения.  Вскоре после второй
беседы с Декстером Бауэр  был арестован  швейцарской полицией и это оборвало
его связи с УСС.
     После оккупации  Южной  Франции  марсельское бюро USC пришлось закрыть,
однако  Фильд  продолжал   помогать  своим  германским  друзьям  через  свое
женевское бюро  и незадолго до  окончания войны сумел оказать  им  последнюю
услугу.  Он  использовал  свое  знакомство  с  Аланом  Даллесом,  директором
отделения УСС в  Берне для  того,  чтобы включить  в  формируемую УСС группу
побольше коммунистов.  Эта группа была направлена в Германию для того, чтобы
заменить антифашистами распадающуюся нацистскую администрацию.
     После  войны  Фильд часто бывал в Германии  и навещал своих знакомых по
Франции и Швейцарии. Отчасти для того, чтобы выяснить возможность открытия в
советской  оккупационной зоне филиала своей организации, отчасти  для  того,
чтобы  попросить помочь ему  устроиться в университет или  исследовательский
институт.  Однако  товарищи, в распоряжение  которых во  время  войны  Фильд
великодушно предоставил все имеющиеся у  него средства, не  захотели  или не
смогли  ему помочь.  Он исчез из Германии и вернулся в  Восточный  Берлин из
Будапешта как угрожающая тень процесса.
     Когда Тибор Соньи во время процесса Райка давал  показания о германской
группе, завербованной  Фильдом,  на  службу  американской  разведки, один из
периферийных  членов   этой  группы   уже   сидел   в  камере   будапештской
штаб-квартиры AVH. Речь  идет не о  загадочной фройляйн Политцер, а о Иболье
Штайнбергер, венгерской  жене Берндта  Штайнбергера.  Этот молодой  немецкий
студент-экономист,  входивший в эмигрантскую организацию КПГ  в Швейцарии  и
там через своих венгерских товарищей познакомился с Ибольей. После войны они
вдвоем вернулись в Лейпциг, где Штайнбергер закончил свою учебу. Весной 1949
г. его жена вместе с четырехлетним  сыном поехала  в Венгрию навестить своих
родителей. Так получилось, что последнюю ночь перед возвращением она провела
в квартире Андраша Кальмана, который именно в эту ночь был арестован службой
госбезопасности. Через несколько часов полицейские вернулись , приказали  ей
одеться и увели ее с собой.
     Несмотря на  длительные допросы  фройляйн Штайнбергер не смогла сделать
никаких разоблачений. Ее политическая роль была настолько незначительна, что
московские "советники" дали  венгерским органам госбезопасности  указание не
включать  ее в секретный  процесс против венгерской "швейцарской" группы и в
конце концов  ее  в административном порядке без  судебного  разбирательства
бросили  в лагерь Кистарча  и  там  интеринировали.  Ее  дело  было передано
восточно-берлинскому МВД. 9 июня 1949 г. Берндт Штайнбергер был арестован  и
доставлен в  русскую  следственную  тюрьму  Хохеншонхаузен.  Он стал  первой
жертвой  чистки,  которая  должна   была  привести   к  восточно-германскому
сфабрикованному процессу. (см. Mitteilungsblatter des Informationsburos West
от 9.4 до 3.12.1956).
     В момент ее ареста еще не было Германской Демократической Республики и,
следовательно, никакой службы госбезопасности.  Функции политической полиции
выполняло  управление  внутренних  дел  Советской  военной  администрации  в
Германии, заграничная резидентура МВД,  под  руководством генерал-полковника
Серова,  принимавшего  участие  в чистках  еще  в  30-е  годы.  Политический
комиссариат  народной  полиции,  т.н.  К5,   руководимый  своими  советскими
коллегами  до  основания  ГДР  7  октября  1949  г.   по  существу  выполнял
вспомогательную роль.  Параллельно с ним политическое карательной правосудие
находилось в руках советского военного трибунала, который,  разумеется играл
только формальную  роль  и  строго  выполнял указания  МВД. После  основания
государства изменилось и вскоре было  создано министерство  госбезопасности,
вышедшее из К5, однако "особые  случаи" по-прежнему оставались в ведении МВД
и Советского Военного Трибунала,  так что SSD и аппарат юстиции ГДР не вышел
из роли подручных (о системе юстиции в SBZ и ГДР см. Fricke 1979, kap. 2, c.
109ff).
     "Заговор титоистских  агентов"  конечно  был  таким  "особым  случаем".
Арестованный МВД  Штайнбергер  дополнил список немецких  "шпионских  групп",
начатый Соньи и Фильдом. Подготовка к  проведению "немецкого процесса Райка"
началась.
     В отличие  от  сфабрикованных процессов  в Софии и Будапеште германский
вариант в мае 1948 г. еще  не  планировался. Причины этого очевидны: к этому
времени еще  функционировал Союзный Контрольный Совет для всей Германии, еще
предстояло  осуществить  валютную реформу и  блокаду  Берлина,  политическое
будущее Германии -  нейтралитет  или  участие  в блоках - все  еще  не  было
определено.  Судьба советской оккупационной зоны,  а вместе  с ней и  судьба
коммунистических  лидеров  Социалистической  Единой  Партии Германии  (СЕПГ)
могла рассматриваться  в Москве только с геополитической,  а не  полицейской
точки зрения. В отличие от стран народной демократии советская оккупационная
зона была не сателлитом, управляемым из далекой Москвы, ее правитель сидел в
Берлине,  в Карлсхорсте. Лидеры СЕПГ напрямую  получали приказы от советской
военной  администрации,   их   абсолютная   покорность  была   так   сказать
административно  обеспечена,  не   нужно   было   добиваться   послушания  и
повиновения путем юридических построений.
     Однако история сталинских чисток развивалась по собственной динамике. В
октябре 1948 г. картина  Германии выглядела уже совершенно иначе: разделение
произошло  как факт, советско-американское  противостояние привело  к началу
холодной   войны.   Процесс    Райка   поставил   Ноэля   Фильда   в   центр
титоистско-империалистического  заговора  против  Советской  империи и волна
ликвидаций, связанных с Фильдом, по требованию  Берия, хотя  и медленно,  но
неотвратимо  приближалась к Берлину. С другой стороны создание двух немецких
государств  поставило  на пути Берия  непреодолимое препятствие:  разделение
наложило на него путы и ему  пришлось ограничиться  только восточной частью.
Это  противоречие поневоле привело к  компромиссному решению,  определявшему
характер, охват и глубину первой фазы сталинской чистки в ГДР.
     После ареста  Штайнбергера генерал-полковник Серов направил  в сентябре
1949  г.  Ульбрихту  две  директивы.  В  первой  было приказано создать  при
Центральной Комиссии Партийного Контроля (ЦКПК)  подкомиссию, которая должна
была расследовать связи немецких коммунистов с Фильдов  во время швейцарской
эмиграции.  Вторая директива предписывала  Центральному  Управлению  Кадрами
СЕПГ снять с  важных партийных и государственных постов определенные  группы
лиц. К ним относились товарищи, которые провели долгое  время в западном или
югославском  плену, или эмигрировали в  западные страны и поэтому могли быть
завербованы империалистами или титоистами (см. Stern/ 1957, c. 113ff). Серов
также   передал  Ульбрихту  составленный  по  протоколам  Фильда,   Соньи  и
Штайнбергера.   список  немецких   эмигрантов,   вернувшихся   с   Запада  и
подозреваемых в шпионаже.
     Особая подкомиссия ЦКПК под председательством Герты Геффке, доверенного
лица МВД,  опросила десятки средних и высших функционеров.  Всем им пришлось
писать длинные отчеты  о своих связях с Фильдом - по  сравнению с публичными
"признаниями" процесса Райка  - детская задачка. Большинство  пыталось более
или менее  откровенно найти золотую середину, требуемую партией, выступили с
самокритикой, что не сумели вовремя разглядеть истинную  сущность  Фильда  и
заверяли в том, что эти контакты служили исключительно интересам партии.
     Однако было три исключения. Мария Вайтерер осталась стойкой  и написала
о Ноэле и  Герте  Фильд: "Я знала их как  честных и искренних людей  и  я не
думаю,  что  их восхищение Советским  Союзом  было  лживым.  Я лично  всегда
чувствовала глубокую благодарность  и уважение к обоим этим людям." (Цит. по
Вrandt  1983,  c.  187f).  У  Хайнса  Бергманна,  старого  функционера  КПГ,
политический  инстинкт  по-видимому  был  лучше, чем у  его интеллектуальных
товарищей  из  бывшей  швейцарской  эмиграции:  после беседы  в подкомиссии,
похожей на допрос в полиции,  он бежал в Западный Берлин. Пауль Берц в конце
концов выбрал другой выход. Как  старый  и опытный коммунист, член ЦК КПГ  и
заграничного  руководства   в  Париже,  он  был   фактическим  руководителем
швейцарской партийной группой и поэтому в первую очередь отвечал за контакты
с Фильдом. Он  не  стал ожидать выводов подкомиссии и  совершил самоубийство
(см. ebd. c 188f).
     Параллельно  и в  тесном  сотрудничестве  с  партийной подкомиссией шло
тайное  расследование  советского МВД  и  его восточно-германских помощников
SSD.   Протоколы   подкомиссии   Геффке   передавались   в   МВД;  показания
редактировались в нужном духе и из почти трех  дюжин опрошенных были выбраны
жертвы  для   сфабрикованного  процесса.  "Группу  агентов"  тайная  полиция
формировала более  или менее случайно.  Эрика  Валлах о  судьбе которой  уже
рассказано  в  Главе 3, в июне 1950  г. решила начать розыски своих приемных
родителей, бесследно исчезнувших  из Праги.  Она позвонила  из Парижа своему
старому  другу Лео Бауэру, который к  этому времени  стал главным редактором
Восточно-германского радио  (оправдывающий автопортрет см. в Kruger 1963, c.
73ff). Разговор  был  прослушан  и МВД  потребовало  от  него написать Эрике
письмо  с  приглашением  посетить  Восточный  Берлин.  Бауэр  под  давлением
зловещего тона своего  допроса в ЦКПК согласился. Он очень хорошо  знал, что
ожидает Эрику, но решил, что для доказательства своей преданности партии это
не слишком высокая цена (см.  Brandt  1983, c. 190 ff).  Для МВД предстоящий
приезд Эрики Валлах был неожиданным подарком судьбы. Она должна была, как ее
приемный  отец  в  Будапеште,  стать краеугольным камнем  немецкого варианта
агентурного сценария  (см.  потрясающее описание  ее  переживаний  в Wallach
1969).
     Одновременно с этим Москва распорядилась начать политическую подготовку
восточно-германского сфабрикованного процесса. На 3-м Съезде  СЕПГ,  который
состоялся 20 - 24 июня 1950 г.  президент государства Вильгельм Пик в  своем
отчетном  докладе сказал:  "Процесс  Райка дал неопровержимые доказательства
того, что  Аллен Даллес и  его  помощники  доверяли  агентам,  завербованным
Фильдом, политические задания и что Фильд занимался подобной деятельностью и
в  группе  немецких  эмигрантов.   Задача  состоит  в  том,  чтобы  повысить
бдительность  партии и искоренить троцкистскую агентуру  в наших  рядах".  В
решениях Съезда  партии было сказано: "Процесс  Райка в Венгрии и Костова  в
Болгарии дали неопровержимые доказательства того,  что клика Тито по заданию
и   за   деньги  англо-американского   империализма   развернула   во   всех
демократических и миролюбивых странах разветвленную агентурную сеть, которая
должна  была  обеспечить поджигателей  войны  грязным  инструментом"  (Neues
Deutschland от 21.7.1950).
     24  августа  1950  г.  ЦК СЕПГ  принял обширное постановление  о связях
бывшей германской политической  эмиграции с  руководителем Unitarian Service
Cоmmitee  Ноэлем  Фильдом  (перепечатано  в  Fricke  1971,  c.  153ff).  Оно
представляло  собой  отредактированные  в  МВД и  переведенные  на партийный
жаргон результаты работы особой подкомиссии ЦКПК: каждый контакт с Фильдом и
USC  теперь   становился  доказательством  сотрудничества   с   американской
разведывательной  службой.  Коммунистические  функционеры,  находившиеся   в
эмиграции,  обвинялись  в  поддержке  классового  врага;  недостаток  у  них
бдительности позволил  американским  шпионам  внедриться в  ряды эмиграции и
получать ценную партийную информацию. Одиннадцать допрошенных были названы в
постановлении по имени.  Четверо из них: Бруно Фурман, Ханс Тойбнер, Вальтер
Белинг и Вольфганг  Лангхофф  были сняты со  всех  постов, семь остальных  -
Бруно  Гольдхаммер,  Вилли  Крайкемайер,  Пауль  Меркер,  Лекс  Энде,  Мария
Вайтерер, "умерший  к этому времени" Пауль Берц и "разоблаченный теперь, как
долголетний американский агент" Лео Бауэр были исключены из партии.
     Бауэр, Гольдхаммер  и  Крайкемайер  не  могли  прочитать постановление.
Накануне  они были арестованы и  доставлены  в новопостроенную  политическую
следственную  тюрьму  SSD  на  Шуманнштрассе  в  Берлине,  куда  теперь  был
доставлен  допрашивавшийся  почти  год  в  русской  тюрьме  Штайнбергер.  На
следующий день к ним присоединился Фриц Шперлинг. При Гитлере он сначала был
в концлагере, потом эмигрировал в Париж и в Швейцарию. В середине 1945 г. он
вернулся в Баварию и там стал членом секретариата президиума КПГ и тем самым
одним   из   самых   влиятельных    людей    в    партии.   Для   пополнения
восточно-германской  группы  Фильда  МВД потребовался представитель западной
зоны.   Оно   дало  Ульбрихту  поручение  вызвать  Шперлинга  по   предлогом
переговоров в  ЦК  в  Восточный  Берлин.  Шперлинг  приехал и 24 август  был
арестован. Два  дня  спустя Эрика Валлах приземлилась на  западно-берлинском
аэродроме Темпельхоф.  Она позвонила Лео Бауэру  и когда на  звонок никто не
ответил, она  поехала в  ЦК  СЕПГ в  Восточный  Берлин  в надежде что-нибудь
узнать о судьбе своих приемных родителей и была арестована прямо на улице. В
тот же день сотрудники SSD арестовали Гитту  Бауэр, сестру Лео Бауэра, т. к.
ее сестра Хильде Дубро случайно присутствовала при  аресте, они и ее забрали
с собой (см. Wallach 1969,  c. 18ff; Bauer 1956, c. 409; Deutscheland Archiv
N3/1971, c. 277ff).
     Здесь стоит упомянуть, что Курт Мюллер, начальник Шперлинга и второй по
влиянию  человек в верхушке  КПГ уже 22  марта 1950 г. был  вызван  в ГДР  и
арестован. Ему была  оказана  сомнительная честь стать первым узником  новой
следственной тюрьмы  SSD на Шуманнштрассе.  В  Веймарской Республике он  был
руководителем коммунистической  молодежной  организации.  В  1931 г.  партия
направила его в Москву для того, чтобы там в германской секции Коминтерна он
закончил свое  обучение. Ему повезло: в  годы,  когда  в  сталинских чистках
погибли  или  бесследно  исчезли десятки  функционеров  Коминтерна,  Мюллера
только выслали  в Горький. Весной  1934 г. он получил разрешение вернуться в
Германию с  заданием  связаться  с коммунистическим подпольем.  Однако,  его
нелегальная деятельность длилась всего несколько месяцев. В  сентябре он был
арестован гестапо и провел одиннадцать лет в концлагере. В 1950 г. советская
служба безопасности раскопала старые тома троцкистского Центра в Коминтерне,
встретила там имя Мюллера и выбрала его в жертву "немецкого  процесса Райка"
(о Мюллере см. Der Spigel от 3.1.1957, с. 30ff).
     Мюллер и  "фильдисты" стали  ядром "группы  агентов". Их допросы должны
были забросить сеть, в которую фигура  за  фигурой должна  была  попасть вся
"банда   заговорщиков".   Бауэр,  Гольдхаммер,   Крайкемайер,   Шперлинг   и
Штайнбергер    были    сравнительно   малозначительными    коммунистическими
функционерами,   однако  благодаря  своим  связям,они   были  многообещающим
исходным  материалом  для  большой охоты на  "немецкого Райка". Эрике Валлах
была  определена центральная роль американского резидента, которая, как и ее
приемный  отец  Ноэль  Фильд,  находясь  на  заднем   плане,   заманивала  в
империалистическую ловушку своих жертв. Пауль Меркер, самый видный коммунист
получил  партийный выговор. Это сравнительно  мягкое  наказание  объясняется
тем,  что  МВД  еще  не  добилось  от  Бауэра  и  его  товарищей  достаточно
убедительного  материала  для  того,  чтобы   можно  было  арестовать  члена
Секретариата ЦК и Политбюро. МВД оставило его  как резерв на следующий раз и
его  просто  выслали  в провинциальный городок, где  он зарабатывал себе  на
жизнь, работая кельнером.
     Почему Мария Вайтерер и Лекс Энде  были избавлены от ареста можно будет
выяснить только после  изучения архивов службы безопасности. Мария Вайтерер,
которая  после  возвращения на  Родину из  эмиграции  стала референтом ЦК по
женскому  вопросу,  а  позднее  членом  руководства  Демократического  Союза
Женщин,  после  долгих мытарств смогла получить  небольшое место бухгалтера.
Лекс  Энде,  ставший после  войны главным редактором центрального партийного
органа "Neues  Deutschland" был  выслан  в  одну из  нижнесаксонсих урановых
шахт,  где  уже через несколько месяцев  умер  от тяжелых условий каторжного
труда. Он стал после Берца второй смертельной жертвой чистки.

     В ближайшие месяцы заключенным  пришлось  на  собственной  шкуре узнать
стандартные   рецепты   МВД,  опробованные   в   будапештской   и  софийской
следственных  тюрьмах.  Почти непрерывные  ночные допросы  с  использованием
известных  методов физических и  психических пыток шаг  за шагом  вели их  к
крушению.  Теперь и  речи не  было о  недостатке бдительности,  о каких-либо
хитроумных   политическо  -  идеологических  отклонениях;   их   нужно  было
заклеймить, как шпионов и преступников.
     Мюллеру  пришлось  признаться  в  том, что он уже с  1931 г.  вместе  с
"троцкистским преступником" пресловутым Федотовым,  готовил террористические
планы  убийства Молотова и других советских вождей. Для удлинения списка его
грехов МВД использовало тайную встречу  со  Львом Седовым, сыном Троцкого, с
которым  Мюллер   якобы  обсуждал  вопросы   координирования   антисоветской
деятельность в  Париже в 1934  г.  перед своим возвращением  в Германию. Для
периода  после  освобождения  его  следователи  указали   новую   роль.  Они
превратили  Мюллера в  агента британской  Intelligence  Service,  на  службе
которой он  должен был подрывать руководство председателя западно-германской
компартии  Макса Реймана, а позднее должен был препятствовать разоблачению и
обличению  преступной  клики  Тито  в  западно-германской   коммунистической
печати.
     Эти последние  преступления образовали связующее звено между Мюллером и
"фильдовскими  жертвами".  Эрика Валлах,  Лео Бауэр  и товарищи должны  были
признаться  в  том,  что во время эмиграции они были  завербованы Фильдом  в
агенты американских шпионских служб с  заданием создать в Германии  в рамках
обширного  титоистско-империалистического  заговора агентурную сеть, изнутри
разлагать КПГ и  СЕПГ, способствовать  проведению  проамериканской политики,
направленной против Советского Союза.
     Время  от  времени  пытки  сменялись   благожелательными   беседами   с
лицемерным участием к трагической судьбе своих жертв. Следователи обещали им
прощение и снисхождение в обмен на полное признание. Для того, чтобы придать
этому   маневру  с  обменом  больше   веса,  Эрих   Мильх,   статс-секретарь
министерства  госбезопасности, посетил своего  старого товарища Лео Бауэра и
воззвал  к его преданности  партии.  Эрику Валах, которой,  как она  позднее
писала,  определили  роль "супер Маты Хари", поскольку она своим  искусством
любви  заманивала коммунистов на службу американцев посетил не только Мильх,
но  даже сам  шеф  МВД. После  этого был сервирован роскошный ужин  во время
которого он пообещал ей немедленное освобождение как только она укажет имена
агентурной сети (см. Wаllach 1968, c. 115ff).
     Основная  концепция  представляла  собой  копию  будапештского образца,
приспособленную к  местным условиям. Она следовала тексту сценария Берия, на
этот  раз переведенному не на венгерский, а на немецкий язык.  Однако были и
отличия,   исказившие   исходную   концепцию,   обусловленные  специфическим
положением Восточной Германии.
     К моменту  арестов ГДР  было всего несколько месяцев и она находилась в
переходном состоянии от советского военного  управления к  стране-сателлиту.
Это особое положение ГДР в Советской империи в ходе допросов становилось все
яснее. В  отличие от  народных демократий,  в которых следствие вели местные
органы  госбезопасности, а московские "советники" действовали большей частью
в тени, роль  SSD  ограничивалась положением  вспомогательной  полиции.  МВД
допрашивало  и  пытало  своих  жертв  в   советской  следственной  тюрьме  в
Карлсхорсте, но  и в местах  заключения SSD часто допросы проводили русские,
которые не позволяли своим немецким подчиненным действовать самостоятельно.
     Однако  решающим фактором  было  существование Федеративной Республики,
разделение   Германии.   Двойная  цель   сталинского   террора:   подавление
потенциальной  оппозиции против советской  гегемонии  и  исключение  кадров,
"зараженных" западным влиянием путем чистки партии и  ареста "группы Фильда"
была  достигнута,  но в  Москве  царила неуверенность допустим  ли  открытый
сфабрикованный процесс в  условиях разделения Германии  с внешнеполитической
точки  зрения.  Промедление Сталина и наложенные этим путы  на МВД объясняют
тот факт,  что в отличии от схемы, применявшейся  в народных демократиях, за
первыми арестами  не  последовали  дальнейшие,  концентрически расширяющиеся
волны арестов, что были названы по имени только  сравнительно второстепенные
партийные функционеры. Это также  объясняет, почему  в  заявлении  ЦК  от 24
августа 1950 г. не было названо имя Франца Далема.
     Далем  превосходно подходил  к сталинской  категории  "подозрительных".
Перед вступлением в  КПГ он был членом Независимой  социалистической партии,
объявленной "троцкистской", сражался во время гражданской  войны в Испании в
Интербригаде,  вместе с Меркером  руководил заграничной  организацией КПГ  в
Париже, был освобожден из концлагеря Маутхаузен американцами, еще со времени
эмиграции он был тесно связан с арестованным Крайкеайером и высланным Лексом
Энде;  он был знаком и с Эрикой Валлах. Далем  был  бы  для Берия  идеальным
немецким  Райком,  главным обвиняемым  восточно-германского  сфабрикованного
процесса Однако  его  не тронули и даже не назвали, поскольку в  Москве  еще
обсуждали размах и глубину сфабрикованного процесса.
     "Группа Фильда",  арестованная в  августе и рассматриваемая  только как
начало не только не увеличилась, но даже  уменьшилась до пяти человек: Вилли
Крайкемайер  умер  в  следственной  тюрьме при  до  сих  пор  не  выясненных
обстоятельствах   -    как    "жертва    холодной   войны",    как   позднее
лицемерно-помпезно  писал  Далем его  вдове,  однако фактически, как  жертва
сталинских следователей. Гитта Бауэр сначала  была допрошена, но скоро о ней
забыли.  Политически  она не имела значения,  у нее не было никаких связей с
Фильдом. Она провела  в тюрьме почти  три с  половиной года, после чего была
освобождена без приговора суда.
     Оставшуюся небольшую группу из пяти "фильдистов" готовили к своей роли.
Статс-секретарь  Мильке заверил в  начале 1951  г.  Лео  Бауэра в  том,  что
процесс состоится, Эрика  Валлах так же, еще летом того же года имела в виду
"большой немецкий процесс".  К этому времени протоколы допросов были готовы.
Они содержали признания в сотрудничестве с американской шпионской службой.
     Летом  1951 г.  Сталин  внезапно решил  отказаться  от плана "немецкого
процесса  Райка". Лео  Бауэр  (1956, c.  412ff) указывал позднее как причину
этого "большую глупость следователей и их неспособность своевременно сломить
сопротивление некоторых узников" -  разумеется прежде  всего  он имел в виду
себя и  выдавить необходимые  признания.  Другие хронисты  предполагали, что
известная оппозиция против  Ульбрихта  внутри  СЕПГ препятствовала  принятию
ясного решения. Оба этих объяснения не убедительны. Физические и психические
методы пыток тайной  полиции Сталина, как в  Москве, так и в Тиране,  Софии,
Будапеште и Праге,  а  также  в Восточном  Берлине  в  решающей  фазе всегда
приводили к успеху; если время не ждало, требовалось от  8 до 10 недель, как
в Будапеште,  если время  позволяло,  от 6  до  9 месяцев,  как  в Восточном
Берлине.   Так  же   мало   убедителен  аргумент  о  некоем  внутрипартийном
сопротивлении. Этот процесс был запланирован не Ульбрихтом,  а Сталиным, и в
СЕПГ,  как впрочем и в других странах-сателлитах, происходило только то, что
планировала Москва.
     Решение Сталина отказаться от немецкого сфабрикованного процесса, можно
объяснить только разделением Германии. Не в последнюю очередь это разделение
имело следующие последствия. Большая часть немецких коммунистов, бежавших от
гитлеровского  террора в Швейцарию или во Францию,  после войны вернулись  в
западные  зоны  и играли там важную роль в политической и  культурной жизни.
Можно было  конечно заманить  одного  Франца Шперлинга, но выманить  десятки
бывших эмигрантов, которые поддерживали связи с Фильдом и получали поддержку
от  USC было  невозможно.  В связи  с этим можно вспомнить письмо  Ракоши, в
котором предупреждало о соответствующих трудностях. (см. с. 130).
     Для  Восточного Берлина эти трудности были еще  острее, чем за два года
до этого в Будапеште. Процесс в ГДР со всеми  его  сфабрикованными схемами и
искажениями фактов  привел бы  к тому, что друзья  и  товарищи обвиняемых  в
Федеративной  Республике  отчаявшись, выступили  бы  против  обвинения.  Они
разорвали  бы   всю  паутину  лжи  и  сделали  бы  это  с   гораздо  большим
пропагандистским   эффектом,   чем   это  было   возможно  в   Чехословакии.
Следовательно  такой процесс стал  бы  бумерангом. Он не  мог  и должен  был
состояться.
     После московского  запрещения процесса нужно было выходить быстро и  по
возможности  без  лишнего шума из создавшейся неловкой  ситуации.  Атмосфера
внезапно  изменилась,  давление  ослабло. Летом  1952  г.  заключенные  были
переданы  советским  органам.  В  сентябре   после  более,  чем  двухлетнего
пребывания в  тюрьме  им  был  предъявлен  ордер  на  арест, а их дела  были
переданы в советский  военный трибунал. О группе Фильда или "шпионской сети"
больше не было ни слова. Лео Бауэр и Эрика вместе,  а Штейнбергер, Шперлинг,
Мюллер и Гольдхаммер по отдельности  были  осуждены по 58  статье советского
уголовного  кодекса  за  шпионаж,  пропаганду  и  агитацию против Советского
Союза,  организацию  контрреволюционных происков и  поддержку  международной
буржуазии.  Большинство закрытых процессов  прошли в  декабре  1952  г.  Лео
Бауэру и Эрике Валлах трибунал вынес приговор: расстрелять. Шперлинг, Мюллер
и Гольдхаммер были приговорены к 25 годам каторжных работ. Штайнбергер еще в
ноябре 1950 г.  был  заочно приговорен в Москве к 15 годам трудовых лагерей.
Оба смертных приговора через полгода были заменены на 25  и 15 лет каторжных
работ.  Осужденные  о  судьбе и  процессах которых общественность  ничего не
узнала,  исчезли в  советском  ГУЛАГе. Первая  фаза  преждевременно начатого
процесса закончилась  в  глубокой тишине.  (см.  Bauer 1956, c. 416, Wallach
1969, c. 227ff; Brandt 1983, c. 202 ff).
     Летом  1951  г.  был  составлен  план немецкого  процесса Райка,  но не
немецкого  сфабрикованного процесса.  Центр  тяжести  сталинских  подозрений
постепенно   переместился    с   "титоистов"   на   коммунистов   еврейского
происхождения.  Отъявленными злодеями теперь стали не Даллес  и Ранкович,  а
Моргентау   и  Бен  Гурион,  главным  врагом  стала   сионистская   агентура
американского  империализма", которая  засылалась в страны молодой  народной
демократии  троцкистов, шпионов и диверсантов. Этот сдвиг, его причины и его
влияние на сталинские ликвидации рассматривался в Главе 8.
     Одновременно  с  кровавой  чисткой в Чехословакии  МВД начало  работу в
Восточной Германии  для того,  чтобы  закончить  начатой  на  новой  основе.
Первоначальные границы  пражской  конструкции были  разрушены,  Тито и Фильд
сведены до роли побочных членов всеобъемлющего заговора. МВД получило полную
свободу арестовывать любого коммуниста под предлогом "сионизма", "троцкизма"
и  "буржуазного национализма".  В  процессе  консолидации  ФРГ  и тем  самым
закрепления разделения  Германии, а также обострения холодной войны возникли
сомнения, а  нужно  ли  при ударе по  руководству  СЕПГ учитывать настроение
западной   общественности   и   критически   настроенных  западно-германских
коммунистов.
     После   июльского  решения   Москвы   допросы   в   восточно-берлинской
следственной тюрьме приняли новое направление. От уже сломленных заключенных
требовались  показания  против  всех их друзей  и  соратников  по  партии  и
особенно против исключенного  из СЕПГ Пауля Меркера и члена Политбюро Франца
Далема.  Не  пощадили  даже  всемогущего  Генерального  Секретаря   Вальтера
Ульбрихта.  (см. Bauer  1956, c. 414). Новая  серия  протоколов должна  была
стать  концом длительного  откладывания закрытых процессов Бауэра и  других.
Берия  хотел  еще  до исчезновения группы  Фильда  в ГУЛАГе  иметь  в  руках
возможно более  полный  обвинительный материал  против германских  партийных
функционеров.
     Проект нового  сценария  был  составлен  в  Москве  в середине 1952 г.:
теперь Меркеру выпала  роль руководителя группы сионистских агентов, которую
американская шпионская служба завербовала за десять лет до этого в эмиграции
в  Мексике,  для  того,  чтобы  внедрить в руководящую  верхушку  германской
партии. Связь с  группой Фильда осуществлял Фриц Шперлинг, в время  как Курт
Мюллер составлял "троцкистскую" компоненту заговора.
     В сентябре 1952  г. по  указанию Берия "германский сектор" вымышленного
восточно- европейского  заговора был включен в протоколы жертв чехословацкой
чистки,  особенно подробно  в показания Андре Симоне,  который, как и Меркер
часть своей эмиграции провел в Мексике. 21 ноября пришел сигнал из Праги: во
время  "процесса Сланского" обвиняемый  Бедржих Геминдер заявил о  "немецком
троцкисте Меркере" с которым он и Сланский находились в конспиративной связи
с  1948 г., а  на  следующий день  Артур Лондон "разоблачил своего немецкого
сообщника Меркера". как "троцкиста" и помощника" Ноэля Фильда.
     Еще в сентябре чехословацкие органы госбезопасности передали протоколы,
обвиняющие  Меркера,  своим восточно-германским коллегам  и  Ульбрихт создал
особую  комиссию  ЦК,  которая  в  сотрудничестве   с  МВД  и  SSD  перевела
"преступления" еще находившегося на свободе Меркера на партийный  жаргон. 20
сентября  1952  г.  ЦК опубликовал  свое  Постановление "Об уроках  процесса
против  заговорщического Центра  Сланского" (цит. по Fricke 1971, c. 166ff).
Там  было  сказано:  "Разоблачение  сионизма,  как  агентуры   американского
империализма в то же время разоблачило враждебную роль агента Пауля Меркера"
(ebd. c. 170). Во  время своей эмиграции в Мексике он при помощи преступника
Андре  Симоне  превратил журнал  "Freies  Deutschland" в сионистский  орган,
который  представлял   интересы  еврейского  монополистического  капитала  и
требовал возмещения евреям. Он отказался от правильной марксистско-ленинской
теории  национального вопроса  в пользу  мелкобуржуазных  оппортунистических
представлений и рассматривал евреев в Германии как национальное меньшинство,
а сионизм, как национальное движение и после  своего возвращения из  Мексики
он попытался поставить товарищей еврейского происхождения с помощью подарков
американского    Joint    Distribution    Commitee    в    зависимость    от
империалистических шпионов. Агент  Меркер был субъектом финансовой олигархии
США,   врагом  Советского  Союза,  находившимся  на  той  же  идеологической
платформе,  что  и   Тито,  этот  фашистский  палач  народов  Югославии  (об
антисемитской охоте на ведьм см также Brandt 1967, c. 160ff).
     Кроме  Меркера  в  Постановлении  ЦК  также  были  заклеймены  как  его
сообщники,  его товарищи по  мексиканской  эмиграции: Александр  Абуш, после
ставший  Генеральным  Секретарем Культурного  Союза, Эрих  Юнгманн,  главный
редактор органа СЕПГ "Volkswacht"  и др. Лео  Цукерманн,  статс-секретарь  и
начальник канцелярии президента  Вильгельма Пика, позднее ставший директором
Института  Юридических  Наук.  В  заключение  не  были  забыты  имена  Фрица
Шперлинга  и  Курта Мюллера,  первого, как  платного  шпиона  американцев  в
Швейцарии,  который позднее в Западной  Германии  предоставил  империалистам
широкий круг людей для вербовки, последнего,  как  вредителя, который, как в
30-е годы, так и в послевоенное время занимался троцкистской деятельностью и
с 1947 г. был завербован английской секретной  службой Intelligence Service.
Особенно зловеще  звучали  строки  постановления там, где не было названо ни
одного  имени.  Такие формулировки, как "Меркер и  его сообщники" или угрозы
раскрыть "капитулянтское поведение" Парижского эмигрантского руководства КПГ
во время  начала второй  мировой войны (цит. по  Fricke 1971, c. 172 и  174)
оставляли  широко открытыми двери для  новых "преступников и шпионов". Хотя,
например имя Франца Далема и осталось неназванным, однако для того, кто умел
читать  между  строк,  нетрудно  было узнать  намек на  друга Меркера и  его
соратников по руководству эмиграцией.
     В  момент  опубликования  Постановления  ЦК  Пауль  Меркер  уже  неделю
находился в следственной тюрьме. Он был арестован через несколько дней после
оглашения "признаний" на процессе  Сланского. Абуш  и Юнгманн, конечно  были
сняты со всех  постов, но  не арестованы.  Лео Цукерманн не стал  дожидаться
развития событий и в поисках спасения бежал на запад.
     Допрос Меркера был начат следственной группой МВД/SSD в ноябре 1952  г.
Наконец  пришло  время  поставить  сфабрикованный процесс на немецкой сцене,
поэтому обвинения  должны  были  достигнуть  пражского уровня  антисемитских
гонений.  Для подготовки  ареста "сионистской  группы"  Контрольная Комиссия
распорядилась произвести проверку  кадровых личных дел "товарищей еврейского
происхождения"   и  прежде   всего  членов  руководства   Объединения   лиц,
преследовавшихся  нацистским  режимом (VVN)  и передала  партийные документы
SSD. Однако и  на этот раз  раздел  Германии  и  открытая граница с Западным
Берлином  стали тормозом  для сталинского террора. Вслед  за др. Цукерманном
для того, чтобы избежать  ожидавшегося ареста ушли на Запад руководители VVN
из Восточного Берлина, Лейпцига,  Дрездена  и Эрфурта. Их  побеги  поставили
перед МВД такую же проблему,  как и за два года до этого: недосягаемость для
их власти беженцев.
     После ареста Меркера Ульбрихт начал настойчиво  просить Москву включить
в германский сфабрикованный процесс  Франца Далема (см. Stеrn 1957, с. 130).
Как уже  упоминалось, Берия еще в 1950 г. считал, что идеальная жертва - это
Далем.  Новый толчок  к сфабрикованному процессу показался Ульбрихту удобным
случаем для того, что бы избавиться от своего соперника  в руководстве СЕПГ.
Силовая напряженность между ними обоими, различия  в характере  и истории  -
холодный  аппаратчик Ульбрихт,  во  время  войны  находившийся в  Москве,  и
выживший в годы террора только благодаря своим тесным связям с НКВД; Далем -
во время  гражданской войны в  Испании, был  посланцем Коминтерна,  он чудом
избежал смерти  в  концлагере  Маутхаузен, после того,  как  полиция  Петэна
передала  его   гестапо.  Все   эти  обстоятельства  в   послевоенное  время
обострились  из-за  политических разногласий в анализе  положения в Западной
Германии  и в  оценке  политики КПГ. До сих пор  Далема  защищала  поддержка
Сталина,  считавшего   полезным  разжигать  напряженность  между  Далемом  и
Ульбрихтом. для того, чтобы было удобнее  держать последнего в узде. Однако,
в начале 1953 г.  старый,  больной Сталин больше не был надежной опорой и не
мог  остановить  собственную  динамику  процесса  ликвидации  и   Берия  дал
Ульбрихту  полную  свободу  сводить  счеты.  Далем  был  утвержден  на  роль
"немецкого Сланского".
     Еще в феврале 1953 г. на заседании ЦК  Ульбрихт резко напал на Далема и
потребовал  от него  выступить  с  самокритикой по  поводу мнимых "ошибок  в
руководстве парижской эмиграции,  в  частности  за  ошибочную  оценку  пакта
Гитлер-Сталин". Однако этого Ульбрихту было мало.  Он  настоял на том, чтобы
Политбюро признало  объяснения Далема "абсолютно недостаточными"  и поручило
Центральной   Комиссии   Партийного  Контроля   проверить  всю  политическую
деятельность за  послевоенный  период.  Результаты были  изложены  на  новом
заседании ЦК 14 мая 1953 г. (цит. по Frickе 1971, c. 192ff).  В соответствии
с  ними Далем проявил полную  слепоту в отношении попыток империалистических
агентов внедриться в партию, оказал поддержку усилиям агента Меркера создать
для Ноэля  Фильда место в Чехословакии; долгое  время защищал  "капитулянта"
Лекса Энде от исключения из  СЕПГ и создал для югославского агента" Норберта
Куглера  ответственный  пост  в экономике ГДР. "В связи  с ошибками товарища
Далема при начале Второй Мировой Войны,  эту слепоту нельзя  считать простой
случайностью" - было сказано в новом Постановлении ЦК (цит. по ebd. c. 200).
Далема сняли с его постов, исключили из  ЦК  и тем самым из Политбюро. "ЦКПК
было  поручено  продолжить  расследование  "  - так  гибельно  звучал  конец
Постановления ЦК (цит. по ebd.) явное указание  на то, что теперь было нужно
ожидать ареста Далема.
     Однако  уже  было  слишком поздно. Постановление о Далеме было  принято
через  два  месяца  после  смерти   Сталина,  после  реабилитации  в  Москве
врачей-вредителей и тем самым окончания  антисемитской компании, и в  начале
борьбы в советском руководстве за  наследство  мертвого диктатора и всего за
43 для  до ареста  Берия. В  Чехословакии  работавшая  автоматика  построила
конструкцию о террористических волнах чисток еще за неделю до  этого, однако
в  ГДР  подготовка  нового  сфабрикованного  процесса  находилась  т.  с. на
эмбриональной стадии. Машина террора внезапно была  остановлена. Хотя  Пауль
Меркер и остался в следственной тюрьме, его следователи из МВД и SSD  знали,
что  они  зашли  в  тупик. Продолжения быть не  могло и  создание "немецкого
Сланского",  пришлось прекратить, как и  создание "немецкого Райка" за два с
половиной  года  до  этого.  Второй  и  последний  восточно   -   германский
сфабрикованный процесс не состоялся.
     Позднее СЕПГ хвалилась, что  она приложила все  усилия  для того, чтобы
оказать успешное  сопротивление проведению  Процесса Райка и Ульбрихт, самый
влиятельный агент Берия  и наместник  Сталина в Восточной Германии  лгал  на
5-ом  съезде  партии, что "определенные  агенты  Берия не  смогли  причинить
вреда, поскольку  их  не впустили в ГДР" (цит. по Friecke 1971, c. 102).  Он
сделал все от  него  зависящее, для  того, чтобы  следовать чехословацкому и
венгерскому образцам и  не его вина, в том, что его очередь  подошла слишком
поздно,  в  том, что "только" Вилли Крайкемайер был  замучен до  смерти, что
"только"  Паулю  Берцу  и Лексу  Энде пришлось умереть, что "только"  дюжине
немецких  коммунистов, которым была предназначена судьба Райка и  Сланского,
пришлось  пройти  через  шестилетний  ад восточногерманских тюрем  и рабочих
лагерей  советского  ГУЛАГа,  в  том,  что  двухступенчатый план сталинского
сфабрикованного  процесса  рухнул   из-за  разделения  Германии  и  нехватки
времени.
     Упоминание в  этой  главе  сравнительно  небольшого количества  имен не
означает,  что  сталинская  чистка  ограничивалась  только  кандидатами  для
возможного  сфабрикованного   процесса.  Сотни  коммунистов   при   малейших
подозрениях  в  "западных  связях" арестовывались,  исключались  из партии и
снимались со своих постов.  Советские органы не рассматривали их как "особые
случаи" и передавали восточно-германским органам госбезопасности. Их допросы
не  связывались  с  "титоистско-фильдистским заговором",  аресты, допросы  с
пристрастием и судебные  процессы  проходили  в тайне, имена не  назывались.
Однако,  они также  были  жертвами  сталинской  чистки,  как и  их товарищи,
выбранные для большого сфабрикованного процесса.
     След этих безымянных стал видим  только  много лет спустя, когда в 1956
г.  завуалированные  объяснения  и  скрытые  указания   в  партийной  прессе
заговорили   о   "незаконно   обвиненных   товарищах",   о   "несправедливых
приговорах",  о  "злоупотреблениях  органов  безопасности",  которые  сейчас
исправлены. Официально речь шла о 11 896 заключенных, которые при пересмотре
их дел были освобождены  из  каторжных  тюрем  и рабочих  лагерей (см Fricke
1971, c. 100). Сколько  из  них в прошлом  были членами партии не  известно.
Только количество  попавших в сеть чистки в связи с делом Фильда оценивается
более, чем в 300 человек (см. Lewis 1965, c. 186). Для многих "несправедливо
арестованных" коммунистов  исправление  ошибок  пришло  слишком  поздно,  их
карьеры были разбиты,  их семейная жизнь была разрушена, часть из них умерла
в каторжных тюрьмах.

     Ульбрихт  должен  быть  чрезвычайно  благодарен  Берия  за  то, что  он
отстранил его от проведения проблематичного  процесса  "немецкого Райка". По
приказу  из Москвы  он только подготовил и начал сфабрикованный  процесс, но
вынесение приговоров ему пришлось передать советским  органам, следовательно
и обязанность их пересмотра лежала не на нем.
     В  пересмотр  восточно-европейских  сфабрикованных  процессов,  начатых
кампанией десталинизации Хрущева  в Венгрии уже в конце осени 1954 г. привел
к освобождению и реабилитации Ноэля Фильда и отмене приговоров, вынесенных в
процессе  Райка.   В   собственной   стране   мельницы   мололи   медленнее.
Восточно-германские жертвы Эрика  Валлах,  Курт  Мюллер,  Лео  Бауэр,  Бруно
Гольдхаммер, Фриц Шперлинг и Бернд Штейнбергер только год спустя, в середине
сентября  1955 г. были  доставлены с  Москву из  ГУЛАГа, где  их  дела  были
пересмотрены,  а  приговоры  отменены. В  октябре  они снова появились,  как
свободные люди в Восточном Берлине и Ульбрихту пришлось смириться с тем, что
Эрика Валлах, Бауэр и Мюллер предпочли жизнь на Западе пребыванию в ГДР.
     "Ожидать от Ульбрихта проведения  десталинизации это то же  самое,  что
поручить Гиммлеру проведение  денафикации"  - метко писал Альфред Канторович
(цит. по Fricke 1971, c. 100). Только в апреле 1956 г. была создана комиссия
по пересмотру дел бывших членов  партии, для того, чтобы  "восстановить их в
правах". Только  почти  через  два  года  после  реабилитации  Ноэля  Фильда
Ульбрихт  смог  решиться отметить постановление ЦК партии августа  1950 г. о
связях  эмигрантов с Запада  с  Фильдом  и  реабилитировать  немецких  жертв
оставшихся в ГДР. Бауэр и Мюллер оставались "преступниками". К этому времени
был  освобожден  Пауль  Меркер  и,   как  гласило  официальное   объявление:
"провинности,  лежавшие в основе обвинений, по своей сути имели политический
характер,  который  не оправдывает  судебное  преследование (цит.  по Fricke
1971, c. 238). Франц Далем был полностью реабилитирован и  снова вошел в ЦК,
но в Политбюро он, конечно, не попал.
     Положение Ульбрихта оставалось непоколебимым. Эрих Мильке, который  еще
в 1951 г. по заданию  Берия готовил  жертв сталинской чистки к их процессам,
четыре  года  спустя  входе  ульбрихтовской  десталинизации  был повышен  из
статс-секретарей в министры госбезопасности, а в 1971 г. избран в Политбюро.
К этому времени все обстоятельства дела были забыты. "Партийное  руководство
СЕПГ,  поддержанное представителями советских оккупационных властей, оказало
сопротивление усилиям Л.  П. Берия провести  такие  процессы  в  ГДР" - было
сказано в официальной "Gеschichte  der deutschen Arbeitersbewegung (1966, т.
7, с. 227). Сталинские чистки были вычеркнуты из истории Восточной Германии.

     . ГЛАВА 11 ПОЛЬСКИЙ ПУТЬ К СФАБРИКОВАННЫМ ПРОЦЕССАМ

     "Против польских  коммунистов сфабрикованных процессов не было" - писал
Збигнев Бжезинский в своем  образцовом  труде,  переведенным на все западные
языки "Советский блок".(1962, с.  117).  и его высказывание было повторено в
большей  части политической  литературы. Но оно не соответствовало фактам. В
Польше  проходили  многочисленные сфабрикованные процессы, но их кульминация
не была большим  процессом Гомулки. Польша была не исключением, а вариантом,
единственным особым случаем.
     Польша  была  единственным государством-сателлитом,  в  котором  чистка
началась со свержения Генерального Секретаря ЦК партии. Это было отклонением
от   общего  плана,   предписанного  Берия:   начинать   со  второстепенного
руководящего  слоя  партии и потом расширять террор  вверх  и вниз для того,
чтобы в  сеть  арестов  попадали  все более и более обширные круги. При этом
самое высокое  руководство оставалось нетронутым,  как  наместники Советской
империи Ракоши, Червенков, Ульбрихт, Готтвальд, Георгиу-Деж и даже Димитров.
     В  случае  Владислава Гомулки  пришлось  изменить основную  тактическую
линию. В начале  лета 1948 г. в зените советско-югославского  противостояния
Сталин решил, что Гомулка представляет для  него непосредственную опасность.
Конечно,  Гомулка  был не  Тито и  не ставил  вопрос о советской гегемонии в
Восточной  Европе, но у  него  было свое,  особое мнение  о  месте  Польши в
империи  сателлитов.   Его   ликвидация   стала   для   Сталина   неизбежной
необходимостью, но  в то же  время  и источником непредвиденных  трудностей.
Удар  по нему  разбередил старые раны, нанесенные  историей польской  нации,
которые не миновали и компартию. Однако разбуженные этим силы не были учтены
в Москве.
     Лидеры  польской  партии  отреагировали  на   указание  Москвы   крайне
сдержанно. Они осознавали, что последует за этим приказом. Но в то же время,
поскольку  они  хотели  сохранить  свои  жизни,  нужно  было  его  смягчить.
Проволочки, затяжки и тихий саботаж  длились  пять кровавых  лет, после чего
смерть  Сталина  освободила  их  от необходимости отдать Гомулку  под  суд и
вынесения смертного приговора. Однако за  его  спасение  пришлось  заплатить
слишком  высокую цену. Сотни коммунистов были пожертвованы чистке, брошены в
тюрьмы, замучены  до  смерти  на основании ложных  обвинений,  в открытых  и
закрытых сфабрикованных процессах приговорены к смертной казни или тюремному
заключению. Польскому  руководству удалось  избежать  главного  процесса, но
вместо этого пришлось инсценировать эрзац-процессы.
     На специфический характер  польской чистки  нанесли  свой отпечаток два
трагических наследия истории.  С  момента  своего  возникновения  как  нации
полякам пришлось постоянно бороться за свою  независимость против русских на
востоке и  немцев на западе.  В конце 18-го века она исчезла с карты  и была
разделена между  Россией, Пруссией и  Австрией. Ее возрождение после  Первой
мировой войны было достигнуто в войне с молодым советским государством. Пакт
Гитлер-Сталин 1939 г. снова определил ее будущее на шесть кровавых лет.
     Фашистский геноцид в оккупированных Германией западных областях ни коим
образом   не  смягчил   традиционную   русофобию.  В  восточных  провинциях,
оккупированных  Советским  Союзом  полмиллиона  поляков  были  ликвидированы
своими  новыми  господами,  как  "шпионы"  или  "буржуазные  эксплуататоры",
арестованы  и  депортированы.  Печально  известно  массовое  убийство 4  100
офицеров в Катыни. Поляки  не забыли и того, что  в  августе 1944  г. Сталин
остановил  продвижение Красной Армии у ворот Варшавы  и два месяца смотрел в
бездействии, как  немцы топили в крови 150 000 поляков, как гражданских лиц,
так и бойцов восстания, организованного лондонским правительством.
     После  поражения гитлеровской  Германии  восточные области Польши  были
аннексированы Советским Союзом. В качестве компенсации  Польше были переданы
германские области к  востоку от линии Одер-Нейссе. Однако подарок на западе
не   смог  погасить  столетнюю  ненависть  к  русскому   соседу.   Поскольку
коммунистический  режим, созданный восточным  "заклятым врагом", нуждался по
меньшей  мере  в  пассивной  поддержке   масс,   он   должен  был  учитывать
националистические  антирусские   настроения  народа.  Он  должен  был  идти
"польским путем".
     Лозунг  "патриотизм и независимость"  был  выдвинут  Коминтерном  после
немецкого нaпaдения на Советский Союз и в первое время после окончания войны
они    оставались    составной    частью    обязательной   пропаганды   всех
коммунистических партий.  [51]. Германский, венгерский, румынский
пути  к   социализму  временно  заменили  старое   требование  обязательного
повсеместного внедрения советского образца.
     В Польше  положение было особенно тяжелым. Как левые  социалисты  перед
Первой  мировой  войной,  так  и  коммунисты  после  1918 г.  настаивали  на
присоединении  к революционной  России.  Возрождение независимой  Польши  по
словам   лидера  социал-демократов  Розы  Люксембург   было   для  них  было
"буржуазной  иллюзией".  Еще  в  1920  г.  польская  компартия  поддерживала
наступление Красной Армии  на  Варшаву.  Под давлением  Ленина она,  правда,
отказалась от  "люксембургизма", однако ее отношение к независимости было  и
дальше  двусмысленным.  (см.  об  этом  Dziewanowski  1976,  c.  33ff).  Они
выступали за передачу большинства  восточных областей, населенных белорусами
и украинцами, Советскому Союзу, а когда  Коминтерн для  усиления КПГ,  этого
"ближайшего звена на цепи  мировой революции",  потребовал передачи западных
областей  Веймарской  Республике,  польская  компартия рабски выполнила  это
указание Москвы (см. ebd. c. 88ff). Только после прихода  к власти Гитлера и
также  по  приказу  из  Москвы партия попыталась  снять  антинациональный  и
просоветский лозунг.
     Сразу  же  после  окончания  Второй  мировой  войны Гомулка  объявил  о
"польском пути" к социализму.  Внешне эти слова никоим образом не отличались
от лозунгов  других  партий,  однако  за ними  скрывалось  совершенно другое
содержание. В  условиях глубоко  укоренившихся в Польше антирусских традиций
эта максима Гомулки была не просто тактическим лозунгом текущего момента, но
долгосрочной политикой,  личным  убеждением. Он не протестовал, подобно Тито
против  включения Польши  в  Советскую  Империю, однако в отличие  от  своих
коллег сателлитов (и естественно также от Сталина) он был убежден в том, что
советские  цели  легче  всего можно достичь,  если  не  копировать советские
методы. Именно  эта  ересь  и  стала  мишенью  для сталинской  чистки, время
которой совпало  с появлением гораздо более опасной ереси Тито.  По правилам
сталинского механизма террора требовалась быстрая молниеносная акция.
     Однако на этот раз планы  Сталина и Берия были  расстроены историческим
наследием как нации, так и самой коммунистической партии.
     Для  большевиков  польская  партия  всегда  была  бельмом в  глазу, они
рассматривали  западную  "братскую." партию как ненадежный  балласт.  Внутри
Коминтерна  слово  "польский"  было  равнозначно  отсутствию  дисциплины   и
отклонениям   всякого  вида.  Уже   при   основании   партии   Ленин   начал
идеологическую борьбу с  "люксембургизмом", а при Сталине это привело ко все
более  угрожающей  охоте на ведьм. В 1924 г. Коминтерн приказал сменить  все
польское  партийное руководство  за "правый  оппортунизм"; два  года  спустя
новый ЦК был  объявлен "капитулянтом перед фашизмом Пилсудского". Потом было
гибельное обвинение в "троцкизме". Сначала утверждалось, что лидеры польской
компартии находятся под влиянием троцкистских преступников, позднее они сами
были заклеймены  ка  троцкисты. В годы Большого  Террора было  ликвидировано
почти   все  руководство  партии:   "правые   оппортунисты",  "центристы"  и
левоуклонисты следовали  друг за другом. За пять лет с 1933 г. по 1938 г.  в
Москву  были  вызваны  и  ликвидированы  почти  все  значительные  партийные
функционеры,  среди  которых   были  двенадцать  членов  ЦК,  большая  часть
коммунистических   интеллектуалов  и  сотни   партийных  активистов.  Только
немногие  счастливцы, которые находились  в это время в польских тюрьмах или
имели  особо тесные  связи с  НКВД смогли уцелеть в этой мясорубке. Польская
Коммунистическая   партия  доживала  последние  дни.  Официальный   смертный
приговор был вынесен в конце 1938 г. в виде решения Коминтерна о ее роспуске
(cм. ebd. 146ff).
     Немногие выжившие не  забыли ни травли,  ни массовых  убийств.  Ужасные
воспоминания  об  этих событиях оказали  решающее влияние на ход  сталинской
чистки и показательные процессы послевоенного времени.
     Национальная травма выбрала Гомулку на роль жертвы чистки, но партийная
травма  спасла ему жизнь (см.  об этом хорошую биографию  Bеthell, 1971). Он
был  одним  из немногих счастливцев отбывавших во время московской  кровавой
бани  наказание  в  польской тюрьме. В хаосе немецкого вторжения в  сентябре
1939  г. он  смог  бежать  и  пробраться  в советскую  оккупационную  зону и
устроиться  служащим на бумажную фабрику  во Львове.  Ему  повезло и на этот
раз:  НКВД не интересовалось  мелким профсоюзным  функционером и  секретарем
незначительной  партийной  организации. Когда Гитлер  захватил  всю  Польшу,
Гомулка остался во Львове. Больше не было  польской партии в  которую он мог
бы вступить, а единственное движение сопротивления,  Армия Крайова созданная
лондонским правительством, было по меньшей мере таким  же антирусским, как и
антинемецким.  В 1942 г.  Сталин решил  забросить  на территорию  Польши  на
парашютах несколько доверенных агентов НКВД и поручить им организовать новую
коммунистическую  партию  (см.  Ulam  1952, c.  149ff;  Dziewanowski 1976 c.
161ff; Bethell  1971  c.  65ff). Группой руководили  Марцел  Новотко,  Павел
Финдер  и Болеслав Молоец.  Финдер  вспомнил  о верном  партийном  работнике
Гомулке, нашел его и назначил секретарем Варшавского Комитета новой Польской
Рабочей  Партии  (ППР). Поскольку  почти  все  старые  вожди были  казнены в
Москве,  Гомулке  было нетрудно пробиться в  верхушку партийной иерархии. Он
был избран в ЦК, а в ноябре 1943  г. после убийства Финдера  гестапо и казни
Новотко  и  Молойца  своими  собственными  товарищами,  назначен Генеральным
Секретарем ППР.  Гомулка не был выбором Сталина и  Берия. Однако,  поскольку
только Новотко и Финдер знали пароль для связи с Москвой, назначение Гомулки
произошло  в  краткий  период   отсутствия  связи  между  польской  партией,
действующей в подполье и их московскими дирижерами.
     Убийство Новотки -  это одно из самых темных пятен в  истории подполья,
которое и  позднее  оказывало  влияние  на  ход чистки. [52] НКВД
поручил  ему  установить   связь   с  гестапо   и  выдавать   немцам  членов
конкурирующей организации Сопротивления  -  Армии Крайовой -  управляемой из
Лондона.  Молоец,  третий  член  руководства  группы,  посланной из  Москвы,
обнаружил эти контакты. Он решил,  что Новотко - предатель и приказал своему
брату  Зигмунду  убить  его.  Партийный  суд признал  Молойца  и  его  брата
виновными и приговорил их к смертной казни.
     Связь  с  гестапо  была  позорной  тактикой  обеих  сторон  - не только
коммунистов.  Армия  Крайова  тоже  выдавала оккупантам  своих  политических
противников.  После войны тысячи офицеров АК были  ликвидированы,  поскольку
они мнимо или реально сотрудничали с гитлеровской полицией. Однако, в тайные
контактах с гестапо были замешаны многие коммунисты и это сделала их удобной
мишенью сталинских чисток, скрывавших роль НКВД в этой "грязной войне".
     Как противовес АК  Гомулка  поручил  своему  другу Мариану Спыхальскому
организовать  Гвардию Людову.  Спыхальский  стал коммунистом в 1931 г. После
начала войны он сбежал  вместе с Гомулкой во Львов и вернулся вместе с ним в
Варшаву. Гвардия Людова Спыхальского выросла в Армию  Людову и стала военным
органом подпольной партии.
     В конце 1943 г. в Варшаве появился Болеслав  Берут, доверенный  человек
Сталина.  Он также пережил время Большого  Террора  в польской тюрьме. После
начала войны он ушел в Советский Союз и  благодаря своим  хорошим  связям  с
НКВД  быстро  занял высокий пост  в Коминтерне.  Для  московского партийного
руководства это был идеальный преемник Новотки. Он сразу же был избран в ЦК,
но прибыл  слишком поздно для того,  чтобы сместить Гомулку и занять  высший
партийный пост.
     Для  того,  чтобы  был  понятен ход  послевоенной чистки  нужно  кратко
изложить историю польской компартии. Когда в начале  1944  г.  Красная Армия
приблизилась к границе  Польше, в Варшаве была создана Крайова Рада Народова
с  Берутом  в роли  президента. Параллельно  с варшавской  тройкой  Берут  -
Гомулка  - Спыхальски в  Москве  был  создан  Союз  Польских  Патриотов  под
руководством доверенных агентов НКВД Якуба Бермана и Станислава Радкевича. В
марте в Москву прибыла делегация КРН во главе со Спыхальским для того, чтобы
координировать политику варшавского и московского  центров. 21  июля,  когда
немцев  выбили  из  Люблина,  туда прибыли  обе фракции  и создали  Польский
Комитет  Национального Освобождения,  который  31 декабря провозгласил  себя
временным правительством. Берут был избран президентом, Радкевич - министром
общественной  безопасности,  Берман  -   заместителем  премьер-министра.  Он
отвечал   в  Политбюро  за  все  вопросы,  связанные   с   безопасностью,  и
контролировал   Urz(d  Bezpiecze(stwa   (Bezpieki()   новосозданную   службу
госбезопасности.  Спыхальски  занял  пост  начальника  Генштаба,  а  позднее
заместителя министра обороны в ранге генерала. Центральная власть оставалась
в руках Гомулки. Он был не только Генеральным Секретарем ЦК Польской Рабочей
Партии  (ППР),  но  и  заместителем  премьер-министра и  министром по  делам
территорий, возвращенных у Третьего  Райха. Из  этих  руководящих  кадров  и
рекрутировались жертвы и преступники последующих сфабрикованных процессов.
     3  июня 1949 г. Гомулка выступил на заседании ЦК по вопросe объединения
двух рабочих  партий. В докладе  (см. Bethell 1971,  c. 176ff;  Dziewanowski
1976, c.  209; Ulam 1952, c.  164ff) речь  шла  об ошибках  коммунистической
партии  в  довоенный  период,  ее  сектанстве  и  колеблющемся  отношении  к
национальной  независимости.  Коммунисты   должны   учиться   патриотизму  у
Социалистической Партии, подчеркнул  он и бескомпромиссно идти  по польскому
пути к социализму.
     Патриотизм и польский путь  были хорошо известны ЦК; с момента  захвата
власти они составляли становой хребет политики партии. Когда Гомулка заверял
своих  земляков в  том, что  советизация Польши,  коллективизация  сельского
хозяйства,  однопартийная  диктатура  -  это  только  провокационные  слухи,
распускаемые  врагами, он повторял  только  ходовые  лозунги  всех  народных
демократий, санкционированные Сталиным.
     3 июня конфликт Сталин-Тито приблизился к своей кульминации.  Постоянно
обостряющийся тон  переписки между  советским  и  югославским ЦК  был  ясным
предупреждением всем  "братским  партиям",  что  идти к  социализму  особым,
национальным путем чревато последствиями. После того, как речь Гомулки стала
известна в Москве,  Берут получил  от Сталина и Берия указание ликвидировать
Гомулку.  То,  что  во   время  чтения   доклада   приветствовалось  бурными
аплодисментами,   уже  через   несколько   дней   было   Политбюро   назвало
"сознательной ревизией ленинской оценки истории нашей партии".
     Недоверие к Гомулке возникло у Сталина  еще  при  основании Коминформа.
Гомулка был  единственным видным коммунистом,  выступившим  против  создания
международного инструмента с доминированием  СССР.  Только срочно  созванное
заседание  Политбюро  убедило  его  принять   московское   предложение.   На
учредительном собрании  Коминформа 22  сентября 1947 г.  в  польском городке
Шклярска Поремба Гомулка снова выступил  с особым мнением и открыто отклонил
резолюцию,  требовавшую   скорейшего  проведения  коллективизации  сельского
хозяйства  во  всех  странах  народной демократии.  Предложение  Гомулки  не
прошло, но  Сталин  не  забыл  единственного  сателлита,  осмелившегося  ему
возражать. Гомулка настаивал на  своем, "польском" пути. Его  отклонение  не
было ни антисталинским, ни либеральным или националистическим. Он не  ставил
под сомнение генеральную линию Сталина, но считал, что обескровленное войной
польское  хозяйство  не  сможет   вынести  потрясений  коллективизации.   Он
оставался  убежденным в том, что советский  образец  нужно  применять крайне
осторожно,  что  традиционную  русофобию  нужно  преодолевать успокаивающими
методами, а не гонениями  "на отсталые массы"  (об учредительной конференции
см. Bethell 1971 с. 170ff). Гомулка  слишком долго упорствовал в своей точке
зрения  и когда весной 1948 г. из-за  открытого  неповиновения Тито возникла
концепция восточно -  европейских чисток, Берия не  нужно было искать жертву
для  польского  сфабрикованного  процесса:  мишенью атаки  стал  Генеральный
Секретарь ПОРП.
     Вскоре после доклада 3  июня Берут созвал особое заседание Политбюро на
котором выступил с  резкими  нападками на Гомулку. Отстранение его от власти
шло шаг за шагом, хотя и непонятным для Берия дилетантским образом (см. ebd.
c. 178ff; Ulam 1952 c. 165ff). После первой атаки и отказа Гомулки выступить
с   самокритикой,  сталинский   сценарий   требовал   немедленного   ареста.
Следственные органы  располагали хорошо  опробованными способами превращения
"ошибок" в  преступления.  Однако  польская дeйcтвитeльнoсть  отвергла  этот
путь. Два  "москвича" в высшем руководстве, Берман и Радкевич, ответственные
в партийно-государственном аппарате за вопросы безопасности,  не  испытывали
большого желания  поддерживать Берута  против Гомулки,  на  стороне которого
было большинство  ЦК.  Однако,  самым  сильным тормозом оказалась  партийная
травма. Все они,  как  "гомулкинцы", так и "москвичи"  еще помнили  массовую
резню 30-х годов, физическую ликвидацию  почти всего  руководящего  слоя. Из
немногих выживших в этой  мясорубке министр безопасности  Радкевич потерял в
брата, его сестра исчезла в ГУЛАГе и смогла освободиться только после войны.
Стефан Станевски,  начальник управления печати ЦК, провел  1938 - 1940 гг. в
штрафном  рабочем лагере  на  Колыме.  Член ЦК  Францишек  Мазур  в  течении
нескольких  лет  страдал  от  последствий жестоких  истязаний  в  московской
следственной  тюрьме и сибирском  ГУЛАГе. Да и  сам Берут  хотя и  уцелел во
время  террора,  видел,  как многие  его  друзья  стали  жертвами,  и  часто
спрашивал  о  них  у  Сталина,  пока  Берия  не посоветовал  ему  больше  не
беспокоить  товарища  Сталина,  если  его волнует  собственная  судьба  (см.
Toranska 1987, c. 146).
     Именно партийная травма  была причиной  того,  что летом  1948 г. Берут
осмелился  отклонить  советское  требование  немедленного  ареста Гомулки  и
попробовать  путем  обещаний примирить  Сталина  с политическим отстранением
Гомулки. И свои обещания он выполнял в типичной сталинской манере. В июле он
нейтрализовал фракцию Гомулки  угрозами, что дальнейшее упорство в "польском
пути" приведет к  разрыву с Советским  Союзом. В  августе  Гомулка  оказался
изолированным и начал осторожную, взвешенную самокритику. Однако для Сталина
эти  уступки  были  недостаточны  и  он  дал  польскому  Политбюро  указание
подготовить резолюцию о "правооппортунистическом националистическом уклоне".
В этой  резолюции  Гомулка  обвинялся  в  том, что  во  время войны  пытался
установить  союз  с  правым  крылом  социалистов,  уклонялся  от  проведения
коллективизации,  проводил  политику  поддержки  кулака   в  ущерб   мелкому
трудовому крестьянству и недостаточно решительно осудил преступления Тито. 2
сентября Гомулка капитулировал и признал эту резолюцию.
     Берут не хотел  идти дальше и сначала это ему удавалось. В  тот же день
он триумфально заявил:  "Товарищи, что я могу сказать  о  речи и самокритике
товарища Гомулки? Политбюро  пришло к выводу, что эта самокритика достаточна
и удовлетворительна." (цит. по  Bethell 1971, c. 192). Казалось, что на этом
дело  Гомулки и  закончится:  3 сентября он был  смещен с поста Генерального
Секретаря ЦК партии  и выведен из Политбюро.  Некоторые его друзья, например
Беньковский  и  Лога-Совиньский также  были  выведены из  руководства и  ЦК,
"очищенный  от  гомулкинцев"  единогласно  избрал Берута  новым  Генеральным
Секретарем.  В  январе  1949 г.  Гомулка  лишился  поста министра  по  делам
новоприобретенных территорий,  ему  пришлось отказаться от поста заместителя
примьер-министра  и  занять   незначительную   должность  в  государственном
управлении  страхования.  Хотя  его  и оставили  в ЦК, но относились, как  к
прокаженному - конченному человеку без власти и влияния.
     После процесса Рака  в Венгрии Беруту пришлось сделать еще один шаг. По
указанию из Москвы он созвал 11 октября Пленум ЦК. Шпионская истерия придала
новым  обвинениям  против  Гомулки  зловещий  подтекст:  отсутствие  у  него
бдительности   позволило   империалистическим  агентам  проникнуть   в   его
министерство; его политическая линия  имеет выраженный титоистский характер;
даже намекали на то, что во войны он был замешан в убийстве Новотки. Гомулка
был  исключен из  ЦК и  через  несколько месяцев был вынужден отказаться  от
своей  последней, так незначительной государственной должности.  Он вернулся
на курорт Криница; забытый и покинутый всеми  друзьями и врагами, под надзор
службы госбезопасности, но все еще на свободе.
     Одновременно с атакой на Гомулку Берут открыл три фронта чистки. Первый
был аналогом дела Фильда, организованного в Венгрии, второй был направлен на
окружение главных объектов и охватил жертвы, которые на пути к нему остались
на  свободе;  третий копировал  антисемитскую компанию,  начатую по  приказу
Сталина    в    странах-сателлитах    и    направленную     на    ликвидацию
коммунистов-евреев.   Они   должны   били   слиться   в   большом   польском
сфабрикованном процессе.
     Четыре  направления  ударов  чистки  расходились  и  сходились  взаимно
усиливая  друг  друга.  Для  того,  чтобы наглядно представить  эту сложную,
переплетающуюся  картину, нужно  отказаться  от  представления политического
свержения  Гомулки  в хронологическом порядке  и отделить переплетенные нити
террора друг от друга.
     Сначала  обратимся к линии  Фильда. Постепенное отстранение  Гомулки от
власти  находилось еще в самом начале - с поста Генерального Секретаря ЦК он
был снят, но еще оставался терпимым  членом ЦК, когда в июне 1949 г. генерал
МВД Белкин дал  венгерским следователям  и  их московским советникам задание
выбить  из арестованных кандидатов в  жертвы  процесса Райка показания  о их
связях  с  польскими  товарищами.  Через месяц  Ракоши  направил  в  Варшаву
заместителя  начальника службы  безопасности Эрне  Сюча со  списком польских
членов группы Фильда. Список содержал имена  двенадцати коммунистов, которые
во время войны находились в эмиграции на западе и прежде всего в Швейцарии и
тех,   кто  по  показаниям  Соньи,  Фильда  и  других  арестованных   членов
швейцарской группы,  полученным  под пытками,  обвинялись  в том,  что  были
завербованы Фильдом на службу американской разведке. Венгры потребовали всех
их  немедленно арестовать. Берут передал  список для изучения в Х, секретный
отдел Безпеки, польской службы госбезопасности.
     Х отделом руководили полковник  Анатоль Фейгин  и три  его заместителя:
Юзеф  Святло, Хенрик  Пясецки и  Казимеж Михалак.  В их  компетенцию  входил
надзор за  руководящими партийными кадрами  и борьба  с  империалистическими
шпионами  и  внедрившимися  в партию  троцкистами.  Политически за  Х  отдел
отвечал заместитель министра безопасности Роман Ромковски, который благодаря
давним связям Фейгина и его коллег с НКВД имел прямой выход на Москву, часто
даже через голову Берута и  Бермана. Однако в сущности  контроль находился в
руках  московских  "советников"   и  прежде  всего  генерала  МВД  Лялина  и
прикомандированного  к  Х  отделу  полковника Николашкина.  Эта  секция была
главным инструментом сталинской чистки в Польше.
     В  сентябре  1949 г. Х отдел арестовал коммунистов, указанных венграми,
как  "империалистических  агентов". Самым  видным  из  одиннадцати жертв был
полковник др. Леон Гецов. Будучи делегатом Международного Красного Креста от
польской  армии,  он  постоянно  поддерживал  контакты  с  Фильдом,  который
предложил  ему свою  помощь  в восстановлении разрушенной страны.  Вместе  с
Гецовым была арестована его жена и ряд "фильдистов": др. Ян Лис с женой, др.
Ежи Кава,  Тоня Лехтман,  Ежи  Новицки,  Януш  Соколовски,  Шимон  Якубович,
Паулина Борн и Хенрик Хельд.
     Группа скоро  была дополнена  двенадцатым  членом:  Анной  Дурач. После
освобождения  из  концлагеря  она  прошла  с  помощью  Фильда курс лечения в
Швейцарии и, вернувшись в 1946  г.  в Варшаву,  стала секретаршей начальника
службы  безопасности  Якуба  Бермана. В феврале 1949  г. в Варшаве  появился
Ноэль Фильд и разыскал Анну Дурач. Он хотел обратиться через нее к Берману с
просьбой  помочь  связаться со своей старой знакомой  П.  Ф.  Юдин,  которая
теперь была  советским делегатом  в Коминформе, для  того,  чтобы  разрушить
стену  недоверия  с  которой  он столкнулся в  восточно-европейских странах.
Берман  его  не  принял и поручил  Дурач передать  американцу,  что он может
передать письмо для  Юдин  и  как  только придет  ответ его уведомят. Венгры
потребовали   арестовать  Дурач,  однако  Берман  попробовал   ее  защитить,
поскольку опасался, что ее судьба станет предвестником его собственной. Но и
всемогущий  начальник польской безопасности не  смог  спасти Дурач. вмешался
лично Сталин и потребовал у Берута немедленно ее арестовать.
     Счастливый      случай      помог     Безпеке      округлить     группу
"титоистско-империалисти-ческих шпионов". Летом 1949 г. Герман Фильд написал
письмо  своим польским знакомым  Меле Грановской и Хелене  Циркус и попросил
помочь ему при оформлении въездной  визы.  Он хотел заняться поисками своего
бесследно исчезнувшего брата  Ноэля. Обе женщины передали письма в Безпеку и
получили задание заманить Германа Фильда в  Варшаву. В середине августа  тот
прибыл  в польскую столицу, однако не смог получить там  никакой информации.
22 августа он прибыл в Варшавский аэропорт для того, чтобы вернуться в Прагу
и возможно там что-нибудь узнать.  Его арестовал прямо  в здании аэровокзала
Юзеф Святло, заместитель начальника  Х отдела (см. Swialo  1955; Lеwis 1965,
с. 167).
     В первую  неделю после ареста "группу Фильда" допрашивали  день и ночь,
однако даже пытки не смогли выбить из  них показания  о связях с  заговором,
охватывающим  всю  империю  сателлитов.  В начале сентября Святло  выехал  в
Будапешт  и допросил там  Ноэля Фильда, Соньи, а  также  двух  других членов
швейцарской  группы Вадьи и Кальмана. К этому времени, незадолго  до  начала
процесса  Райка, уже все заключенные были сломлены и поэтому  повторили  для
Святло свои выбитые "признания" в том, что являются шпионами и знают, что их
польские  товарищи  по швейцарской и французской  эмиграции  также  являются
американскими агентами. Однако они не смогли привести никаких подробностей и
Святло  пришлось  возвращаться  с   пустыми  руками  -   советско-венгерские
следователи явно не позаботились о подготовке своих  подопечных  к польскому
допрос.
     Расследование   в   Варшаве   год   тянулось   безрезультатно.   Группу
следователей  Х  отдела возглавляли  Фейгин, Святло  и  их жестокий помощник
Каскевич и самый  большой среди  них садист Юзеф Розаньски, однако над всеми
ними  возвышался  находившийся  в  тени московский  "советник"  -  полковник
Солдатов. Герман Фильд  находился в  камере  Х отдела,  предназначенной  для
особых заключенных  в пригороде Варшавы Медзешине, остальные - в мокотовской
тюрьме. Полковник Гецов умер  под  пытками, Анна Дурач попробовала совершить
самоубийство, перерезав  себе артерии, Тоня  Лехтманн была повешена на своих
волосах  и  была близка  к тому,  чтобы лишиться  рассудка.  Однако  выбитые
признания   не  удовлетворили  Безпеку,  связей  с   Фильдом  для  них  было
недостаточно,    они    хотели     построить    связь     между     "группой
титоистско-империалистических   агентов"  и   Гомулкой   -  метод  прекрасно
оправдавший  себя  в Венгрии  и Чехословакии.  Однако  в Польше они зашли  в
тупик: ни  Герман Фильд,  ни другие "фильдисты" не имели никаких контактов с
Гомулкой.  Просто не было никаких связей, которые под пытками можно  было бы
превратить в заговор [54].
     После трех  лет  бесплодных  допросов  Берия  решил попробовать  другой
вариант. В ноябре 1952 г. он дал Берману указание направить в Прагу Святло и
его начальника, заместителя министра  госбезопасности Ромковского с заданием
допросить Сланского и чету  Павликов из чехословацкой "швейцарской" группы и
установить  наличие  связей  между  Фильдом,  чехословацкими  обвиняемыми  и
Гомулкой.  Однако  посланцы Безпеки вернулись из Праги,  как и  тремя годами
ранее из Будапешта с очень небольшим количеством конкретных показаний. После
этого   польскую  группу  Фильда   прекратили  пытать,  хотя  и  оставили  в
следственной тюрьме, как резерв для возможного использования в будущем.

     Оставим  хронику   оказавшейся  временно  бесплодной  линии  Фильда   и
обратимся теперь к следующему направлению террора:  маневрам вокруг Гомулки,
тесно переплетенных с общей тактикой чистки Берия.
     До ноября  1949 г.  сталинское руководство польской партии надеялось на
то, что сможет ограничиться  только отстранением Гомулки от власти. Однако к
этому  времени  положение  в империи сателлитов  резко  изменилось:  в Софии
проходил  процесс  Костова,  в  Румынии  был  арестован  Патраскану,   а   в
Чехословакии   и   Германии  службы   госбезопасности  начали  подготовку  к
расширению   "швейцарской   группы   агентов"   Ноэля   Фильда,    т.е.    к
крупномасштабной охоте  за империалистическими шпионами. Особенно угрожающим
был процесс Райка в  Венгрии, на котором Гомулку открыто  назвали  человеком
Тито в Польше (см. Laszlо Rajk 1949, c. 128 и 156). [55].
     Берут оказался в щекотливой ситуации. С одной стороны, для того,  чтобы
спасти  польское  партийное руководство от  второго сталинского уничтожения,
ему надо было  не допустить ареста  Гомулки,  с другой  стороны, он  не  мог
больше  препятствовать  ликвидации   сравнительно  малозначительной  "группы
Фильда", не рискнув вызвать гнев Сталина. Он должен был пожертвовать хотя бы
одним второстепенным партийным лидером.
     На  эту роль  был  выбран  Мариан  Спыхальски,  друг и  боевой  товарищ
Гомулки.   Сначала   он  был  одним  из   выдающихся  лидеров   вооруженного
коммунистического  подпольного  движения  против  немецких  оккупантов  и  в
послевоенное время сыграл решающую роль в "полонизации" офицерского корпуса,
верхушка  которого состояла преимущественно  из советских офицеров, одетых в
польскую  форму. Смена караула  происходила  при полном  понимании  Сталина,
однако то, что в 1945/46 гг. было советской политикой, в 1948 г. клеймилось,
как  антисоветчина.  МВД  настаивало  на  его  аресте,  но  Берут  и  Берман
попытались замедлить неизбежное. Сначала  они сместили  Спыхальского с поста
министра  обороны  в  министры  строительства, потом в  городское управление
Вроцлава  и дали Х  отделу  Безпеки задание  провести расследование.  Однако
сначала  было  нужно сделать некоторые приготовления (см. Bethell  1971,  c.
203ff; Ulam 1952,  c. 183ff). В конце осени 1948 г.  служба  госбезопасности
арестовала Альфреда  Ярошевича и Влодзимежа Леховича, двух боевых  товарищей
Спыхальского по движению сопротивления, которые после  войны  заняли  по его
рекомендации  посты  в правительстве.  Теперь  их  обвинили  в  том, что они
находились на службе Второго отдела, контрразведки  довоенной армии  и по ее
заданию  внедрились   в   нелегальную  партию  для  того,  чтобы  вместе  со
Спыхальским осуществлять тактику саботажа и шпионажа.
     В действительности оба они с 20 - х годов были агентами советского НКВД
и попали  в контрразведку по  заданию своего  русского  начальства. Во время
войны НКВД связало их со Спыхальским, который мог использовать их информацию
из  вражеского  лагеря  в интересах  вооруженного сопротивления (см. Swiatlo
1955).
     После  ареста  Ярошевича  и Леховича Берут  и Берман  получили желанное
средство   давления.   Сначала  Спыхальского   вынудили   присоединиться   к
политическим нападкам на своего друга Гомулку, позднее,  на антигомулковском
Пленуме в ноябре 1949 г. он сам стал мишенью атаки. Во время войны он  занял
снисходительную  позицию  в отношении коллаборационистов  и агентов  второго
отдела, сказал Берут. "Кто несет  главную вину за  такое  положение? Товарищ
Спыхальски, ибо он был начальником секретной службы Гвардии Людовой. Товарищ
Гомулка, ибо он был секретарем  партии и именно  с  ним согласовывал товарищ
Спыхальски свои различные шаги. (Цит по Bеthell 1971, c. 203).
     Спыхальский оказался под сильным давлением. Против него использовали не
только фальшивые обвинения Леховича и Ярошевича, но и  членов его семьи. Его
брат Юзеф, старший офицер довоенной армии, был направлен в Польшу лондонским
правительством  и  до убийства  гестапо командовал  краковским  сектором АК.
Спыхальский поддерживал  связь  со  своим братом  и пытался  с  его  помощью
координировать  действия  "реакционной" Армии  Крайовой  и  коммунистической
Гвардии Людовой против общего немецкого врага.  На Пленуме он сделал попытку
спастись,  возложив  вину на "правооппортунистические отклонения"  Гомулки и
выступил с униженной самокритикой: "Я  допустил ошибки, товарищи. Я виновен,
очень виновен." (Цит. по ebd. c. 204).
     Однако  Берия  было нужно не смирение  Спыхальского, а его  голова. Для
этого был  использован арест двух старших  офицеров  Армии Людовой Мечислава
Вацека  и Петра Манкевича, которых  обвинили в  том,  что они  были агентами
гестапо. И в этом случае правда была перевернута: оба они установили контакт
с немцами по прямому приказанию подпольной партии для  того,  чтобы получать
информацию.  В  следственной  тюрьме  контрразведки эти факты  извратили; их
пытали для того, чтобы они "призна-лись" в том, что  Спыхальский поручил  им
выдавать гестапо своих товарищей.
     Потом в тюрьму попала Гедда Бартошек. Во  время войны до ареста гестапо
она  была  адъютантом  Спыхальского. После  войны она училась  в  Варшавской
Художественной Академии. Теперь ее обвинили в  том, что  она сотрудничала  с
нацистами и в концлагере была  шпиком  гестапо. Пытки поставили ее  на грань
помешательства: она начала рисовать наброски, на которых она сама в униформе
гестапо  избивала узников  концлагеря. Рисунки были  приобщены  к  делу  как
"доказательства" ее вины. Ее расстроенная душа  охотно соглашалась  со всеми
предъявленными ей обвинениями.  А  когда через несколько лет ее  освободили,
она отказывалась  признать  свою невиновность и  для того, чтобы  она начала
воспринимать реальность, ее пришлось лечить в психиатрической клинике. ((см.
Lewis 1959, c. 33).
     Cеть вокруг Спыхальского окончательно захлопнулась весной 1950 г. после
ареста  генерала  Станислава  Татара.  Во  время войны  он  был  начальником
Генерального Штаба  при  лондонском правительстве  в изгнании, а  в  1947 г.
решил вместе  с другими старшими офицерами вернуться в Польшу. Их  приняли в
Войско Польско и они  честно служили коммунистическому режиму. Теперь Татару
и почти  трем дюжинам генералов был предъявлен  счет. Ох обвинили в том, что
они по заданию британской Intеlligence Service организовали  заговор  против
народной  Польши. Основная цель  их допросов была  выжать из них  показания,
которые  бы  "разоблачили"   Спыхальского,  в  через  него  и  Гомулку,  как
участников "заговора".
     В мае  1950  г. Берия  направил Беруту и Берману  через  генерала Ивана
Александровича  Серова, уполномоченного МВД по Польше  с резиденцией в Киеве
"конфиденциальное  сообщение"   о   раскрытии  заговора  с  целью  похищения
Спыхальского  и  переброски  его на  Запад,  и  посоветовал  его  немедленно
арестовать, дабы этому воспрепятствовать.
     Спыхальски  был арестован в своей квартире  полковником  Безпеки Святло
(см. Swiаtlo 1955; Bethell 1971, c. 217) и подвергнут жестоким пыткам. Через
несколько недель, ослабленный побоями, бессонницей и голодом он уже с трудом
мог стоять на ногах. Ему приходилось отдавать честь каждому охраннику только
для того, чтобы не забывал, что он больше не  генерал, а обычный преступник.
Однако, для того,  чтобы следователи смогли убедить его  "признаться" в том,
что  он "объективно"  служил  контрреволюционному заговору и  был сообщником
Татара и Intelligence  Service, понадобилось  несколько месяцев, после  чего
Спыхальски подписал требуемое от него признание  в том, что  был  завербован
британской  разведывательной   службой   с   заданием   помогать  агентам  и
саботажникам  проникать  в  коммунистическое  движение сопротивления.  После
разгрома  Гитлера  он должен был выполнять  аналогичное  задание в отношении
народной армии социалистической Польши.
     Следствие  против генерала  Татара  и  офицеров  довоенной  армии  вела
Информация,  военная  контрразведка,  в тесном  сотрудничестве  с  Х отделом
Безпеки. Методы Информации, если это возможно, были еще более жестокими, чем
у  ее  гражданской  родственной  организации.  Сотни  старших   офицеров  на
основании выдуманных  обвинений в шпионской деятельности  были приговорены к
длительным  срокам   тюремного  заключения,   почти   50  получили  смертные
приговоры,  неизвестно  сколько  было  расстреляно  и  замучено  до  смерти.
Информация    номинально    подчинялась   министру    обороны    Константину
Рокоссовскому,  советскому   маршал,   превращенного  в  поляка,  однако  ее
начальник,  советский  полковник   Дмитрий  Вознесенский  вместе   со  своим
заместителем  Антонием Скулбашевским  держали  в  своих  руках  все  военные
аспекты  аппарата  террора.  Сначала они очистили  военную контрразведку  от
сотрудников  еврейского происхождения,  а  потом наводнили  всю  организацию
советскими   агентами.   Однако  советский  контроль   шел  еще   выше:  над
Вознесенским стояла  расплывчатая фигура  Семена Давыдова  начальника  всего
контингента  московских "советников",  прикомандированных к  польской армии,
партийному   и  государственному  аппарату;  Давыдов  же  со  своей  стороны
контролировался советской военной контрразведкой Смерш.
     Арест Татара  открыл путь  к организации  требуемого Сталиным процесса.
Процесс против Татара и  его "банды шпионов" начался 31 июня 1951 г. В своих
заранее заученных  показания девять  главных обвиняемых "признались" в  том,
что по  заданию  англо- американских империалистов они  готовили вооруженный
путч  для свержения правительства и передавали  иностранным  шпионам военные
секреты.
     Большинство  обвиняемых  не  были коммунистами,  однако  главной  целью
процесса было  прежде  всего  разоблачение  преступников в "коммунистической
маске". Для того, чтобы обвиняемых можно было  использовать  для  подготовки
запланированного   процесса    Гомулки,   режиссеры   заставили   нескольких
арестованных  коммунистов выступить  свидетелями, которые  в  соответствии с
полученными указаниями  обличали в  первую очередь не Татара и остальных, но
"шпионов  и  преступников,  проникших в армейское и  партийное руководство".
Характерным  было  пропагандистское   оформление.  Процесс  состоялся  перед
общественностью,  хотя  и  тщательно подобранной службой госбезопасности. Та
часть  процесса,  которая была  направлена  против  Гомулки  и  Спыхальского
передавалась по радио, для того,  чтобы  подготовить народ и членов партии к
будущему разоблачению "главарей заговора, стоящих за спиной Татара".
     После  первого  дня  процесса  уже  не было сомнений кто  является  его
главной мишенью. Татар  "признался" в том, что Спыхальский принял  в Гвардию
Людову своего  брата  Юзефа и  тем  самым хотел  внедрить в коммунистическое
подполье одного из  руководителей  реакционной  Армии  Крайовой.  После его,
Татара,  возвращения в Польшу  по указанию  империалистов  была организована
конспиративная встреча Спыхальского с двумя агентами британской Intеlligence
Service,  полковниками  Пикенсом   и  Перкин-сом,  на   которой  обсуждались
подробности военного заговора.
     Согласно сценарию Спыхальский главным свидетелем процесса. Он признался
в том, что во время войны находился в связи с одним из обвиняемых, генералом
Франтишеком Херманном и после окончания войны предложил Гомулке предоставить
тому  командный  пост  в  новой  народной  армии.  На   вопрос  председателя
трибунала, говорил ли он  Гомулке, что Херман был начальником  контрразведки
Армии  Крайовой, Спыхальский ответил: "Да, я говорил об  этом Гомулке и он с
этим  согласился" (Цит.  по  Bethell  1971,  c.  178).  Позднее  Спыхальский
"признался"  в том, что при посредничестве Хермана  он готовил встречу между
Гомулкой  и  Яном  Жепецким,  командиром  ультраправой группы сопротивления,
виновным в многочисленных террактах против коммунистического режима. Генерал
Херман подтвердил это признание и добавил, что  Гомулка заверил главаря этих
бандитов в свободе от наказания.
     В заключении процесса с  обвинительной  речью  выступил государственный
обвинитель и указал на истинную мишень сфабрикованного процесса.

     "Подлая    деятельность   этих   шпионов    и    саботажников   вызвана
праворадикальной  националистической политикой,  орудием которой стал Мариан
Спыхальский. Нет  никаких  сомнений в  том, что  империалисты  и  лондонская
эмигрантская  клика  положились  на  правое крыло Польской  Социалистической
Партии, на гомулкизм и спыхальскизм в надежде, что  Польша также упадет в их
руки, как титоистская Югославия" (Цит. по ebd. c. 218).

     Приговор  был  вынесен  13  августа 1951 г.  Генералы  Татар,  Херман и
Кирхмайер были  приговорены  к пожизненным  каторжным работам, генерал  Юзеф
Куропеска, военного атташе  в  Лондоне, к смертной казни через повешение, но
после  вмешательства  Берута, этот  приговор также  заменили  на пожизненные
каторжные работы; остальные обвиняемые  получили длительные сроки  тюремного
заключения. Эта  "мягкость" приговора  была быстро  исправлена в последующих
закрытых процессах. В "деле девятнадцати", как оно было названо, перед судом
предстали 99  обвиняемых, 19  из  которых были приговорены к смертной казни.
Речь  шла о группе  генералов  и старших  офицеров Армии Крайовой, многим из
которых пришлось выступить "свидетелями" в процессе Татара,  для того, чтобы
сделать фальшивые разоблачения  своих коллег. Девятнадцать провели  в камере
смертников  три года и были казнены только  после  смерти Сталина  для того,
чтобы замести следы сфабрикованного процесса (см. Checinski 1982, c. 56).
     Спыхальский  был  одним из  немногих свидетелей, которые  не  предстали
перед  этим закрытым судом. Его пощадили, поскольку планировали использовать
для подготовки процесса против Гомулки.
     14 августа, на следующий день после вынесения приговора Татару "Trybuna
Ludu",  центральный  орган партии опубликовала  передовую статью, в  которой
ясно  подчеркивались  грядущие  события.  "Группа  шпионов  в  своей  подлой
деятельности  получала  поддержку  и  поощрение  от  правонационалистической
группы  Гомулки,  который  через  Спыхальского был непосредственно связан  с
деятельностью уклонистов" (Цит. по Bethell 1971, c. 222).

     Генералы,   арестованные   органами  военной  безопасности,   были   не
единственными обвиняемыми, готовившимися в камере пыток к  процессу Гомулки.
Уже  в  сентябре  1949 г.  Безпека  арестовала  Чеслава Дубеля,  заместитель
Гомулки  в  министерстве  по  делам  возвращенных  территорий,  как  "агента
гестапо".  Выжатые  из  него  признания были  использованы для политического
отстранения  Гомулки  от власти, но он остался в  тюрьме,  как потенциальный
свидетель для его физической ликвидации.
     Следующей  жертвой  стал  Богуслав  Грынкевич, многолетний  агент НКВД,
который  во  время  войны  организовал  внутри нелегальной  коммунистической
партии секретную группу, которая имела задание выдавать гестапо бойцов Армии
Крайовой. Его группа напала в Варшаве на дом, в котором хранился архив Армии
Крайовой . Дел коммунистов  были  переданы Гомулке  и Спыхальскому,  которые
обменивали их на бойцов АК. Теперь Безпека пытала Грынкевича для того, чтобы
он "признался" в том, что сотрудничал с гестапо по заданию Гомулки.
     Потом был арестован генерал Карчиньски, сторонник Гомулки в руководстве
министерства госбезопасности.  Он  должен был  показать, что  во время войны
отряд  Гвардии  Людовей, которым он  командовал, получил приказ  расстрелять
группу  партизан  - евреев.  Вскоре  за  ним  последовали старшие  армейские
офицеры Вилконски  и Войнар - оба  бывшие  командиры  подразделений польской
армии,  направленных в  старые районы восточной Германии  с приказом Гомулки
расстреливать каждого мародера. Безпека хотела добиться от них "признания" в
том, что Гомулка использовал их для "анти - советских провокаций".
     Вскоре после этого московские советники из МВД приказали своим польским
коллегам арестовать Александра Ковальского. Перед войной он получил в Москве
воeнноe oбразoвание, вo время  немецкой оккупации был послан в  Польшу и там
избран в ЦК партии. В  тюрьме  Безпеки следователи насильно ему вдалбливали,
что  Гомулка  в   1943  г.   был  замешан  в  убийстве  Новотки,  тогдашнего
Генерального Секретаря партии,  а также выдал его преемника Финдера гестапо.
Когда  Ковальский  отказался   подписать  протокол  с  ложными  показаниями,
московские "советники"  распорядились  провести  т.  н. "усиленный  допрос".
Пытки свели его с ума:  его  пришлось перевести в  психиатрическую больницу,
где он вскоре и умер.
     Такие   же   ложные  показания   планировалось   получить  от   Вацлава
Добжиньского,  подполковника  Безпеки.  К  его несчастью, Новотко длительное
время  скрывался  в его доме. Теперь коллеги из Х  отдела хотели получить от
него  "показания",  что Гомулка  допускал  прием в партию агентов гестапо  и
принимал участие  в убийстве Новотки. Добжиньски  был  офицером безопасности
старой  школы  и не  хотел  верить в  политическую  целесообразность  ложных
обвинений.  Он отказался дать  требуемые  показания и был замучен до  смерти
капитаном Каджором, одним из самых жестоких следователей [56].
     На  этой  стадии  сталинская  чистка  получила  третье  направление   -
антисемитское. Теперь стояло в центре террора.
     Из трех с половиной миллионов евреев, живших в довоенной Польше, только
пятьдесят тысяч пережили  на своей  родине или  в немецких лагерях  массовое
уничтожение, около ста двадцати тысяч вернулись из Советского Союза, где они
нашли убежище  от  Гитлера.  После  войны евреи  занимали  непропорционально
большое  количество  руководящих  постов в партии и государстве. Иларий Минц
отвечал  за  экономику,   Берман   и  Радкевич  за   госбезопасность,  Роман
Замбровский  за  администрацию, Зигмунт  Модзелевски  за  внешнюю  политику.
Начальник  Безпеки  Ромковский  также  был еврей, как и начальник  Х  отдела
полковник Фейгин и оба его заместителя Святло и Пясецки.
     Это  была  не  уникальная  ситуация. И в Венгрии  на руководящих постах
преобладали  евреи.  В  обеих  странах  глубоко  укоренившиеся антисемитские
предрассудки широких слоев населения поощрялись и разжигались полуфашисткими
довоенными режимами. С ростом дискриминации росли симпатии еврейских рабочих
и интеллектуалов к коммунистам, как  единственной  партии, которая (исключая
полуторалетний период пакта Гитлер - Сталин) бескомпромиссно боролась против
готовящегося  окончательного  решения еврейского вопроса.  И именно  Красная
Армия  в  последнюю минуту спасла жизни  незначительным  остаткам еврейского
населения.
     Антисемитская   волна   сталинской   чистки   в   послевоенной   Польше
предвосхитила ликвидацию еврейских  кадров в ЧССР  и  Венгрии. Уже сразу  же
после войны стали мишенью  евреи, занимавшие  руководящие посты в армии. Для
Сталина это была группа подозрительных в особенно чувствительном месте.
     Прежде всего  под прямое советское  руководство  перешли органы военной
безопасности  -  Информация, которые были очищены  от  евреев.  Потом пришла
очередь  и  самой  армии. Ее  чистка  от  евреев началась в  1950  г.  после
назначения  советского  маршала  Рокоссовского   министром  обороны  Польши.
Первыми жертвами стали  коммунисты  политработники, потом евреев  убрали  из
военного  суда.  В  заключение  московские  "советники"   стали  вызывать  в
министерство  обороны армейских  командиров, которым  прямо говорили, что их
увольняют  для того,  чтобы освободить  место для "национальных  кадров". (В
категорию  "национальных  кадров" конечно попали  и  советские командиры  во
главе польских армий.)
     В начале 1952 г. Информация арестовала  Леона Фершта, который во  время
немецкой оккупации находился на  связи с "агентом гестапо" Ярошевичем. Фершт
был  членом ЦК  довоенной  партии и после освобождения  ему доверили высокий
пост  в  военной  контрразведке.  Его   арест  стал  началом  большой  волны
антисемитских  гонений.  11  ноября  были  арестованы 14  старших офицеров -
коммунистов отдела контрразведки Генерального Штаба,  все  евреи и почти все
ветераны  Испании.  Во  время  арестов были осложнения. Полковник  Станислав
Бельски,  когда  за  ним пришли, совершил самоубийство. Полковник Ян Герхард
попробовал  оказать  сопротивление и был  застрелен (см. Checinski 1982,  c.
85). Их всех обвинили в организации шпионажа внутри  контрразведки в  пользу
империалистических держав.
     Роль "главы  заговора  " была предназначена  генералу  Вацлаву  Комару,
начальнику контрразведки. Комар был ветераном коммунистического движения. Он
вступил в партию еще в ранней молодости и сражался в Испании в интербригаде.
Это был  крепкий  человек,  которого нелегко было сломать. Когда следователь
обвинил его  в организации шпионской сети, он ответил, что никакая сеть  ему
не  нужна, потому что и так  через  его руки проходят  все  военные секреты.
После  месяца  пыток он  начал  называть в  числе  своих  "агентов"  высоких
партийных функционеров, в т. ч. Франтишека Мазура и Зигмунта Модзелевского и
пригрозил разоблачить их, как своих агентов на открытом процессе.
     Его   фиктивные   разоблачения  высоких   сообщников  расстроили  планы
Информации. Протоколы допросов были направлены Беруту, обвинения должны были
расследоваться партийным  руководством.  Политбюро  объявило о случившемся и
создало комиссию по проверке заподозренных товарищей. Работа  этой комиссии,
созданной  в  результате   этих  открыто   провокационно  -   фантастических
признаний, затянулась до разрушения  аппарата  террора после смерти Сталина.
Комар в 1955 г. был  выпущен на свободу  без приговора  суда и вместе с  ним
вышли на свободу  два испанских ветерана  полковники Ледер и Флато (см. ebd.
с. 79ff).
     (Вознесенcкий  и  Скулбашевский,  одиозные   руководители   Информации,
которым были доверены подготовка  и проведение процессов, в 1954 г,  еще  до
освобождения Комара, были вызваны в Советский Союз, арестованы и приговорены
к длительным срокам тюремного заключения.)

     Когда в начале 1953  г. полковник  Безпеки Святло  снова  направился  в
Прагу  для   сбора   доказательств  против  Гомулки,  один   старший  офицер
чехословацкой безопасности  спросил  его:  "Когда  Вы  покончите  со  своими
евреями?" (Swiatlo 1955).
     Чехословацкие коллеги были не очень хорошо информированы: чистка партии
от  евреев  к этому времени уже шла  полным ходом. Еще в конце 1951  г.  все
партийные организации получили приказ отказывать в  приеме  в  партию  лицам
еврейского  происхождения  и   не   переводить   евреев   -  коммунистов   в
номенклатуру. (см. Checinski 1982, c. 41). В течение всего периода с 1952 г.
до начала 1953 г. Сталин постоянно усиливал давление на Берута  с тем, чтобы
он вывел  евреев из партийного руководства.  Генерал  МВД  Серов  потребовал
соорудить   в  бывших   восточно   -   прусских   Мазурах   концлагерь   для
"космополитов", как звучало  условное наименование  для евреев  и московский
"советник"   при   министерстве  юстиции   поручил   Мечиславу   Метковскому
доверенному  человеку  НКВД в ЦК  задание  построить  новую тюрьму  с особым
крылом для партийного руководства. "Мы  должны были строить  ее  для себя  и
каждый  из нас чувствовал, что он строит свою камеру - одиночку" - вспоминал
Сташеввски (цит. по Toranska 1987, c. 147).
     Нет никаких сомнений в том, что Сталин с конца 1952 г. хотел объединить
ликвидацию  Гомулки  с  большим антисемитско - антисионистким  показательным
процессом, с "польским процессом Сланского" с  Якубом  Берманом в роли главы
империалистического  заговора. Берман попал под  подозрение  еще в  1949 г.,
после встречи в Варшаве с  Ноэлем  Фильдом. Недоверие к нему  возросло после
того  как  Берман  попытался  спасти  свою  секретаршу  Анну  Дурач.   Потом
добавилось переселение его брата  Адольфа в 1950  г. в Израиль. Перед войной
он был членом левой сионистской группы, во  время немецкой оккупации он  был
членом  руководства еврейского национального комитета  и  секретарем Зеготы,
Совета помощи евреям, связанному  с  АК.  Не помогло и  то, что  именно Якуб
Берман  приказал  арестовать  почти   всех  членов  Зеготы.  В   Мокотовской
следственной  тюрьме в  1952 г.  были  возобновлены  прерванные допросы Анны
Дурач и других членов группы Фильда. Теперь следователи хотели выбить из них
показания,   обвиняющие   Бермана   и  других   лидеров   партии  еврейского
происхождения в  антипартийной деятельности. В 1949 г. Сталин потребовал  от
Берута только отстранения Бермана, спустя три года он потребовал арестовать.
Берут пообещал расследовать это дело, однако не  предпринимал никаких мер  и
держал начальника  своей  службы  безопасности  на  его  месте, пока  смерть
Сталина не сняла давление и не спасла Бермана от судьбы Сланского.
     Наконец мы  вернемся  к  первому генеральному  направлению  террора - к
ликвидации Гомулки. К середине 1951  г. все уже было готово: предназначенный
в  соучастники  Спыхальский  был   сломлен  и  в  распоряжении  следователей
находились толстые папки с обвинительными материалами. В конце  июля генерал
Серов  передал Беруту конфиденциальное сообщение о том, что живущий в Польши
Гомулка  готовится  к  побегу  на  Запад,  Одновременно  вмешался  Сталин  и
потребовал  немедленно  арестовать Гомулку.  У Берута  не  было  выбора  и 1
августа 1951 г. полковник  Безпеки  Святло  арестовал Гомулку и  доставил  в
Варшаву.
     Теперь  Берия  мог с уверенностью  перейти  следующей  главе  сценария:
сломить и осудить. Польские помощники режиссера однако не  могли действовать
строго по  сценарию. травма  московской кровавой бани  и  постоянно растущий
страх за свои собственные жизни оказался сильнее давления МВД.
     После  1  августа  польское  партийное руководство  начало  новый раунд
политики  проволочек:  на  этот  раз  для  того,  чтобы  помешать проведению
процесса Гомулки. Берут и Берман изворачивались  изо  всех сил, искали  один
предлог за другим  в надежде, что чудо спасет их и они не  попадут  вместе с
Гомулкой            на            скамью             подсудимых            в
"троцкистско-буржуазно-националистически-сионистском"         сфабрикованном
процессе.  Так прошло почти два  года  и потом свершилось чудо: умер Сталин.
Берут,  Берман,  Минц, Радкевич,  Ромковский и  Замбровский-сталинское  ядро
партии пережили своего  учителя  . Они спасли свои шкуры, потому что Гомулка
остался жив.
     Гомулку  не  бросили  в  темное  и  сырое подземелье,  но  доставили  в
Медзешин, на виллу, принадлежавшую Х  отделу Безпеки. Конечно, на окнах были
решетки, но комната была просторная, его хорошо кормили и он мог даже читать
теоретический орган  партии  Problemy.  Полковник  Святло,  ушедший на запад
заместитель начальника  Х отдела,  говорил позднее по радиостанции Свободная
Европа, что в течение первых трех месяцев никто из лидеров партии и офицеров
Безпеки  не хотел  говорить с Гомулкой и никто его не  допрашивал.  Только в
конце  октября  заместитель  министра  безопасности Ромковски и  начальник Х
отдела Фейгин поручили Святло начать допросы.
     События известны до декабря 1953 г., момента бегства  Святло, однако, в
течение   двух  с  половиной   лет  он  был  свидетелем  в   высшей  степени
неортодоксального  отхода  от  обычной сталинской техники.  В  течение всего
этого  времени допросы  Гомулки  заняли  в общей  сложности всего  15 полных
рабочих дней. Он не подвергался никакому физическому давлению и тем более не
пытался.  Его "признания"  не выходили  за рамки того, что  он  был вынужден
сказать  в своей самокритике  перед  Пленумом ЦК.  Когда  его  ознакомили  с
показаниями,  выбитыми  из Спыхальского и  других заключенных,  он  отвергал
фальсифицированные   обвинения   и   в  свою   очередь   обвинял  Берута   в
сотрудничестве  с нацистами во время войны. (см. Swiatlo 1955; Bethell 1971,
c. 222ff).
     Много легенд  ходило  и до сих пор ходит  в Польше, много предположений
высказывалось  в  западной  литературе  по  вопросу  почему  же  Гомулка  не
признался так же как Райк и Сланский? Почему в Польше истерия сфабрикованных
процессов не получила своего  завершения? Подчеркивали его особую стойкость,
указывали на его скромный  и безупречный образ жизни, в котором нельзя  было
найти  зацепки  для  оказания  давления   со  стороны  службы  безопасности.
Предполагали,  что он знал  много темных пятен в  прошлом своих обвинителей,
которые боялись, что он их обнародует на открытом процессе.
     Все эти  предположения отходят от сути проблемы. Если бы Гомулку пытали
также как Райка, Сланского  и других жертв террора, то бы он вел себя  точно
также  как они  и признался  бы  во  всех,  приписываемых ему преступлениях.
Мнимый страх перед отказом от показаний или встречными обвинениями также был
невероятен,  учитывая опыт процесса Костова в Болгарии. Сталинские режиссеры
знали, как им выходить из подобных ситуаций.
     Бжезинский утверждает в своем капитальном труде  Der Sowjetblock (1962,
c. 117),  что  слабость польской партии позволила  Беруту избежать  процесса
Гомулки, убедив  Сталина  в  том, что кровавая чистка подорвет  и  без  того
ненадежное  положение  коммунистов  и  помешает  консолидации  власти.  Этот
аргумент убедителен не более  остальных, ибо венгерская и  румынская  партии
были по  меньшей мере таким же слабыми, как и  польская, однако  несмотря на
это не пощадили ни Райка и Кадара, ни Патраскану и Луку.
     Польские  сталинцы  не  сломили Гомулку  потому  что  и не  хотели  его
сломать. Они защищали его жизнь для того, чтобы спасти свои собственные (См.
Switlo 1955; Bethell 1971, c. 227; Checinski 1982, c. 74) 57. Берут запретил
Безпеке пытать  Гомулку, потому что он  хорошо знал, что  физические мучения
были  единственным  методом   для  того,  чтобы   заставить   признаться   в
преступлениях,  которые  он не совершал.  Берман и его аппарат  безопасности
целиком и полностью  поддерживали эту тактику проволочек.  До ареста Гомулки
они  чувствовали  себя  достаточно  уверенно  для  того, чтобы  пожертвовать
Спыхальским, Гецовым и группой Фильда,  как и всеми теми товарищами, которых
они  сочли возможным  отдать на заклание  ненасытному Молоху ярости чистки и
доставить  подтверждение  безумной  идеи о партии,  наводненной  шпионами  и
предателями, выдвинутой Москвой. Они без всяких колебаний мучили своих жертв
до  смерти, доводили  их  до  помешательства  или самоубийства,  долгие годы
держали  в  тюрьмах без  приговора суда  только  для  того,  чтобы  возможно
когда-нибудь использовать их  против других жертв. Они составляли  фальшивые
протоколы,  инсценировали  открытые и закрытые процессы  с заранее известным
приговором, подписывали приказы о казни невиновных.
     Берут и его тайная полиция точно знали какие методы нужно  использовать
для получения "признаний".  В большом  белом здании  Управления  Безпеки  на
улице  Кошиковой в  Варшаве под  камерой пыток  находилась комната,  которую
назвали  "дансинг": ее пол  электрически  разогревался и потом  туда бросали
босых  заключенных.   Другая  камера  была  оборудована  электрошоком,  а  в
"холодильнике"  голых  узников  обливали  ледяной водой.  Эти  прогрессивные
методы чередовались со старомодными: выдергиванием ногтей, отбиванием почек,
подвешиванием женщин за  волосы  и  непрерывными побоями  и  пинками.  Также
придумывались самые  унизительные забавы для  того, чтобы потушить в узниках
последнюю искру человеческого. Самая излюбленная шутка состояла в том, чтобы
заставлять  узников  вставать на четвереньки и лаять  по  собачьи (см. Lеwis
1959, c. 32).
     Все эти методы были опробованы и признаны безошибочными.  Гомулка также
бы  не устоял  перед  ними,  но  его пощадили  и оставили на вилле. Польские
коммунисты   охраняли  его   для  того,  чтобы  самим  не   пасть   жертвами
приближающегося второго сталинского уничтожения.
     Нельзя ответить  на вопрос  как им удалось так долго и успешно защищать
Гомулку. Открытие секретных партийных  архивов вряд ли  сможет пролить свет,
поскольку конспиративные переговоры, которые спасли Гомулке жизнь, наверняка
не  фиксировались.  Несомненно,  что  Сталин и Берия торопили,  неоднократно
настаивали и дажее угрожали Беруту,  чтобы он наконец  закончил подготовку к
процессу Гомулки.  Известно  также,  что  Берут после  каждого вмешательства
Сталина  послушно  обвинял  свою  службу  безопасности в промедлении.  После
каждого окрика из  Москвы из Варшавы приходил смиренно-уклончивый ответ, что
нужно заполнить  несколько  пробелов в  доказательствах  и потом  немедленно
состоится процесс.
     Общественность узнала об аресте Гомулки только через три  месяца, когда
Trybuna Ludu (от  1.11.1951 г.) сообщила о том, что проводится расследование
"в  связи с  антигосударственной  деятельностью,  ставшей известной во время
процесса Татара и других". Однако на секретной вилле в Медзешине следователи
прилагали   не  слишком  много   усилий  для  расследования  этой  известной
деятельности самого  Гомулки. Внешне партийные  лидеры  делали все для  того
чтобы убедить  Советский Союз  в том,  что дело уже  выяснено и  закрыто. На
партийных семинарах и профсоюзных собраниях, в  речах и газетных статьях, на
страницах  книг  о  Гомулке  и  Спыхальском  говорилось  так,  как-будто они
совершили  самые отвратительные преступления.  "Сегодня совершенно ясно, что
лицемерие, нелояльность  к  партии, оппортунизм,  враждебность к  Советскому
Союзу и строительству социализма в Польше связывают Гомулку и Спыхальского с
агентами империализма в Белграде и Будапеште" - писал Берут (Цит. по Bethell
1971, c. 232). На них снова  возложили ответственность за убийство Новотки и
Финдера  во  время  немецкой  оккупации. Их  объявили  шпионами  иностранной
державы,  которые  своей подлой  деятельностью  готовили  свержение народной
власти.  За  кулисами   Берут   тайком  саботировал  превращение  Гомулки  в
преступника,  однако  открыто он  заявлял:  "Основой  враждебного  поведения
Гомулки  и  его группы  стало его  националистическое недоверие к СССР,  его
попытки  вести  Польшу по  другому пути  строительства  социализма.  Гомулка
скатился  в лагерь империализма и пошел по стопам Тито и  его банды шпионов"
(Цит. по ebd. c. 233).

     После смерти Сталина 5  марта  1953 г.  советское давление  ослабло,  а
потом  совершенно  исчезло.  Положение  Берута,  Бермана и Безпека зеркально
изменилось.  До  сих пор  они не могли осудить  Гомулку  из-за опасности для
самих  себя;  теперь  по тем же самым основаниям с  него  нельзя было  снять
обвинения. Поэтому они в типично сталинской манере без шума начали связывать
еще  свободные нити.  В мае 1953 г. они приказали расстрелять  19 генералов,
приговоренных  к  смертной казни  на закрытом  процессе  и инсценировали ряд
открытых процессов для  того,  чтобы  замести следы.  Эта серия  началась  с
осуждения  таких  партийных функционеров, как Пайор, Ойжиньски и Ненатовски,
которых, как  "свидетелей"  в  прошлые  годы  таскали с  одного процесса  на
другой,  для того, чтобы они своими фальшивыми "признаниями" обвиняли других
более значительных обвиняемых. Теперь они  должны были обвинять самих себя и
повторять  свои  выбитые  "признания"; однако  с  одним  исключением:  имена
Гомулки и  Спыхальского больше не упоминались. Цепочка закончилась в 1955 г.
процессом против Ярошевича и Леховича; и здесь режиссеры внимательно следили
за тем, чтобы Гомулка и Спыхальский, которые  уже несколько лет фигурировали
в протоколах, как их "заказчики", были вычеркнуты из заученных "признаний".
     Эти  поздние  процессы  получили  большую  известность.  Их  цель  была
запугать либеральные элементы в партии  и показать  им,  что хотя  Сталин  и
умер, сталинизм - живет. Некоммунистам такого подтверждения не понадобилось.
Однако  в  сентябре  1953  г. состоялся процесс против  епископа  Качмарека,
которого обвинили  в том, что он  является "американским шпионом"  и  вскоре
после  этого  были   арестованы   кардинал  Вышински  и  сотни  католических
священников.
     Однако,  десталинизацию,  начатую  Хрущевым,  нельзя  было остановить у
границ   Польши.   Берут   не   знал,   что   ему   делать    с    выжившими
жертвами-коммунистами: с  Гомулкой и  Спыхальским, со  старшими  офицерами и
партийными  функционерами,  с  "фильдистами"  и  их  "американским  мастером
шпионажа" Херманом Фильдом. Они снова надеялись на чудо из Москвы.
     Весной  1954  г.  польское  Политбюро  под  давлением  Хрущева  создало
комиссию для пересмотра политических процессов против  коммунистов. В случае
"группы  Фильда" решение оказалось поразительно простым - пришло чудо, но не
из  Москвы,  а  из Будапешта,  где в августе  были аннулированы  обвинения и
приговоры  против  Ноэля Фильда  и его  венгерских "агентов". 25 октября был
освобожден Херман Фильд. Марковска, член следственной  комиссии,  извинилась
перед   ним  от  имени   польского  прави   тельства  за   причиненную   ему
несправедливость, вручила ему 50 000  долларов, как компенсацию и  проводила
его  в Варшавский аэропорт, где его арестовали более  пяти лет тому назад. К
этому времени были освобождены из тюрьмы и восстановлены в партии Анна Дурач
и выжившие одиннадцать "фильдистов".
     В конце 1954 г. из  тюрем  были  выпущены на свободу оставшиеся в живых
жертвы  процессов  Татара  и  Комара,  осужденные  "агенты"  и  арестованные
"свидетели"  - сначала поодиночке, потом  потоком. Однако судьба  Гомулки  и
Спыхальского все еще оставалась нерешенной.  Третий  Пленум Польской Рабочей
Партии, в январе 1955 г.  признал,  что "много  невиновных было арестовано и
брошено в тюрьмы"  и  что "происходили  случаи позорных  незаконных  методов
следствия" (Цит. по  Dziewanowski  1976,  c.  256).  Однако, когда некоторые
члены  ЦК  захотели  узнать  правду  о  Гомулке,  Берут  ответил  уклончиво.
Партийная  комиссия по  расследованию злоупотреблений  службы безопасности в
этом случае еще  не  пришло ни к  какому выводу,  сказал  он. Однако к этому
времени Гомулка уже был на свободе. В декабре 1954 г. его перевели из тюрьмы
в госпиталь и после основательного медицинского обследования тихо отпустили.
     Спыхальскому пришлось ждать своего освобождения дольше. Велись споры  о
том  нужно  ли  отдавать  его  под  суд.  Некоторые члены  Политбюро  хотели
переложить  решение  этой  задачи на  Москву. Еще  в феврале  1956 г.  Берут
советовался с Хрущевым, но советский руководитель сказал, что решение должна
принимать польская  партия. В марте  1956  г. Политбюро окончательно  решило
выпустить Спыхальского на свободу.
     Гомулке пришлось  ждать  своей реабилитации еще полгода. Он  уже не был
больше   "империалистическим   агентом",  но  оставался  "националистическим
правоуклонистом, который  отошел от правильной марксистско-ленинской линии".
В  июне  1956 г.  в  Познани  произошло  восстание.  Этот первый вооруженный
протест рабочих  против своих угнетателей открыл Гомулке путь к политической
жизни. 5 августа он был восстановлен в партии.
     "Польский  октябрь"  снова  привел  его  спустя  два месяца на  вершину
власти. В Польше были  беспорядки и поднявшийся  из небытия Гомулка  казался
надеждой всем и каждому. В глазах народа  он был жертвой  "польского  пути",
патриотом,   прилагавшим   усилия  для  того,  чтобы  оказать  сопротивление
руссификации.  Для партии он  был единственной альтернативой обанкротившейся
руководящей клике.
     История признала  правоту за партией,  а не  за  народом.  Гомулка  был
избран Генеральным Секретарем, Спыхальский стал  министром обороны, а  Комар
получил  пост  командира  частей  безопасности.  Бывшие  "империалистические
агенты" спасли  партию  от  ярости  масс.  Народ  тщетно  надеялся  на новый
"польский  путь"  к  свободе.  Именно  вышедшая  из  тюрем старая  партийная
сталинская  гвардия  предотвратила   распад  польской  КП  и   под   угрозой
вооруженной  русской  интервенции шаг за шагом вернула волнующуюся страну  в
сферу советского влияния.
     Круг замкнулся.



     Современность всегда является  результатом  истории, но только одним из
возможных результатов.  Сталинизм не  был  неизбежным  следствием ленинизма.
Развитие большевистской  революции  имело  и другие  альтернативы и  если бы
победила  альтернатива  Бухарина,  то  наверняка советский  тип  социализма,
несмотря на его царистско-аристократические полуфеодальные предпосылки,  шел
бы по  совершенно другому  пути (об альтернативе Бухарина  см.  Cohеn 1985).
[58
     ]   И   Хрущев   своим   процессом   десталинизации  (и   ревизии
сфабрикованных процессов) открыл перед Восточной Европой новые альтернативы.
В   начальном   периоде   страны   сателлиты  педантично   следовали  курсу,
проложенному  Советским Союзом, однако потом  они  начали искать собственный
путь. Польша, Венгрия и Чехословакия при отходе от сталинизму рискнули пойти
на  решительный  разрыв  со  сталинизмом  и  вскоре  показали  осуществление
гуманного  социализма,  в  то время  как  Румыния,  Болгария  и  ГДР  начали
отступление и  пытаясь "преодолеть" свое сталинское прошлое, в сущности  его
возвращали.
     Тем не менее под  давлением  Хрущева тем же самым  сталинистам, которые
организовывали  лживые,  выбитые  посредством  жестокого террора  приговоры,
пришлось   их  пересматривать.  Это  основное  противоречие  характеризовало
процессы пересмотра  во всех восточно европейских  странах и его можно  было
решить только новым давлением, раньше или позже,  медленным или быстрым. Все
вожди  сателлиты  были  вынуждены  объявить  процессы   против   коммунистов
аннулированными, их  казненных  жертв  невиновными,  а выживших  - полностью
реабилитировать.  Начало   было  положено  в  Венгрии  в  сентябре  1954  г.
Возмущение,     вызванное     будапештскими     разоблачениями,     побудило
коллег-сателлитов Ракоши сделать паузу, однако остановить процесс они уже не
могли. В  апреле 1956 г. своих жертв тихо реабилитировали болгары, в июле за
ними  последовала  ГДР, а в августе  Польша. Народное восстание  польского и
венгерского  октября снова прервало этот процесс, который  смог продолжиться
только через несколько лет. В сентябре 1965 г. Румыния  тихо реабилитировала
своих  жертв.   В  Чехословакии  в  августе  1963  г.  произошло   частичное
разоблачение    сфабрикованных    процессов,    однако   только   устранение
руководителей, ответственных за их организацию и попытка построить социализм
с человеческим лицом в апреле 1968 г. позволили обнаружить всю правду.
     Сфабрикованные  процессы были не  только неразрывной частью сталинизма,
но в то же время и самым грубым его выражением, поэтому они  стали  исходным
пунктом  кристаллизации  борьбы за  десталинизацию.  Райк, Костов. Сланский,
Гомулка, Меркер,  Лука и их товарищи все  были сталинистами,  хотя Учитель и
отвел  им роль уклонистов, и оппозиционеров. Десталинизация придала им новую
роль  и превратила  их  в символы  гуманного  социализма,  освобожденного от
террора,  подавления   и  лжи.  Ложно   обвиненные  теперь  превратились   в
обвинителей.
     Помощники  режиссеров   сфабрикованных  процессов,   пережившие  смерть
Сталина, осознавали опасность,  которую  нес для них  пересмотр  приговоров,
требуемый Хрущевым. В Румынии, ГДР и Болгарии удалось провести  реабилитацию
как   чисто  внутренние  дела:   за   закрытыми   дверями   и  без   участия
общественности. Они переложили всю вину на Берия и  объявили,  что после его
казни  и кратких  сообщений о  реабилитации  жертв,  стыдливо  появившихся в
партийной  прессе,  "социалистическая  законность"  восстановлена.  Людей во
второй раз принесли в жертву. В Румынии Георгиу-Деж снял с себя обвинения  в
терроре  тем,  что  обвинил  в  них  посмертно  освобожденного  от уголовных
обвинений  Луку.  В  Болгарии прошлое  Костова  было  просто  вычеркнуто  из
истории. В предисловии к его речам  и статьям, опубликованным  в 1978  г. ни
словом  не  упоминалось,  ни  о  его  свержении,  ни  о  его  казни.  В  ГДР
сфабрикованные  процессы  были  объявлены  лживой  пропагандой,  как  сказал
Ульбрихт: "Агенты Берия не смогли причинить нам никакого вреда."
     Совсем по другому  развивались события в  Польше. Здесь к власти пришли
жертвы чистки, которые  свергли  организаторов  сфабрикованных процессов,  и
героем антисталинского стремления  к справедливому миру оказался Гомулка. Но
его  возвращение  было  пассивной  победой.  Он  в  бездействии ожидал, пока
могучий поток народного  восстания в октябре 1956 г.  не  вынес его во главу
нации, как символ  человечного,  польского социализма, и  остался тем, кем и
был   всегда:   авторитарным,  прилежным,  добросовестным,   интеллектуально
ограниченным  партийным  аппаратчиком.  Громадное  доверие  народа  он  смог
использовать  только  для  того,  чтобы  восстановить  репрессивный   режим,
соответствующий  послесталинскому  Советскому  Союзу.  Гомулка,  эта  жертва
сталинского  террора  не оправдал  надежд.  Он  оказался фальшивым  символом
лучшего мира.  Студенческие волнения мая 1968 г., которые  имели своей целью
осуществление   социалистических  идеалов,  состоялись  уже  против  него  и
восстание  голодных,  эксплуатируемых  рабочих  верфей  в  декабре  1970  г.
поставило точку  на его  карьере. Десять  лет  спустя  в  1980  г.  в начале
движения Солидарности  о реальном политике  Гомулке забыли, однако легенда о
нем,  родившаяся  в  годы  антисталинсокй  борьбы  за   его  освобождение  и
реабилитацию стала  источником  новых призывов. "В  известном  смысле все мы
дети  октября  1956  г., когда Гомулка вернулся  к  власти" -  говорил  Адам
Михник,  влиятельный  теоретик  Солидарности,  однажды  в  интервью  газете.
"Современность  - это  часть  процесса,  начавшегося  в  1956  г.,  процесса
антитоталитарного  самоуправления  общества,  который является  единственным
путем к демократическому будущему".  В Венгрии ужасы правды о сфабрикованных
процессах  послужили  самым  сильным  толчком  к революции  октября 1956 г..
Десталинизация началась,  как  и  вообще  в  странах-сателлитах  с  давления
Москвы,  когда  Хрущев в июне 1953 г. вызвал к себе  Ракоши  и потребовал от
него  вернуть в  Политбюро Имре  Надя, выведенного из  руководства  во время
процесса Райка "за правооппортунизм" и  назначить  его  премьер-министром. В
1954  г.  ему пришлось  также  под давлением Москвы  выпустить  из тюрьмы  и
реабилитировать Яноша, Кадара и их товарищей. Два месяца спустя  процесс был
назван "провокацией Берия".
     В начале  борьба  за десталинизация  была очень  неравной. Клика Ракоши
держала в своих руках партийный аппарат  и тайную полицию, Надь  оставался в
руководстве  изолированным, несмотря  на его огромную популярность у народа,
который поддерживал предложенные им реформы. Только реабилитация коммунистов
привела  к  решительному  перелому  внутри   партии.  Рассказы  выживших   о
перенесенном  ужасе превратились  в  беглый  огонь по  партии  и  требования
наказать  убийц  и  возвращения   к  преданным  и  коррумпированным  идеалам
социализма.
     Восстание  вспыхнуло 23 октября 1956 г., но фактически оно началось уже
6 октября с торжественного перезахоронения Райка и его товарищей, на котором
200 000 человек  отдали  последние почести казненным, но,  прежде всего, это
был демонстрация за свержение преступной системы. Только единицы еще помнили
сталиниста Райка, как тот единственный демонстрант, который прошептал: "Если
бы он сейчас  жил,  то приказал бы  стрелять в людей".  Казненный Райк  стал
символом национальной свободы и социальной справедливости.
     Именно выжившие жертвы сфабрикованных процессов сплотились  вокруг Имре
Надя  и инспирировали или организовали  венгерскую  революцию, - "троцкисты"
Кадар, Каллаи,  Донат, Лосончи,  Харашти, Уйдели; "райкисты" - Адам, Хелтаи,
Мод, Сас и  Юлия Райк,  вдова казненного.  Только на конечной стадии,  когда
элементарное  насилие  перехлестнуло руководящую фигуру Имре  Надя, их  пути
разошлись. Одна группа во главе с Кадаром примкнула к русским, другую группу
русские  отвергли и  отдали под  суд.  Так Лосончи,  который  смог  выжить в
сталинском лагере,  был убит  в  послесталинской следственной тюрьме. Третья
группа погрязла в беззаконии. Хелтаи и Сасу удалось уйти на Запад. Адам  был
арестован и во второй раз брошен в тюрьму, как американский агент.
     Роль  жертв  сталинских сфабрикованных  процессов до  сих пор  осталась
живой  в  символической фигуре Райка.  Режим  Кадара  знает,  почему  вместо
честного  анализа официальная  историческая наука отделывается фразами  типа
"нарушения  социалистической законности" и "культ личности".  Символ остался
живым не только в абстрактном, но и в конкретном смысле: молодой Ласло Райк,
сын казненного, является одним из выдающихся представителей новой оппозиции,
для которой социализм означает не только много гуляша.
     В  Чехословакии  сфабрикованные  процессы  нанесли  на  историю  страны
решающий  отпечаток фазы  десталинизации через пражскую весну до сегодняшних
дней. Сопротивление политике реабилитации, навязываемой Хрущевым, здесь было
особенно упорным.  Хотя Готвальд и  умер  уже через две  недели после смерти
своего кремлевского  Учителя, организаторы сфабрикованных процессов Новотны,
Запотоцкий, Чепичка, Бачилек, Копецкий сохранили власть и  саботировали курс
ревизии, исходящий из Москвы. Выжившие жертвы медленно выпускались из тюрем,
в которых они оставались еще долгое  время после смерти Сталина, а  комиссии
по пересмотру приговоров находились под постоянным  давлением убийц, которые
стремились  не допустить  реабилитации  своих жертв.  Еще в сентябре 1957 г.
казнь Сланского была признана "оправданной" и тем самым цинично сделала  его
самого  ответственным за  свою собственную судьбу. В 1963 г.  с него  и  его
товарищей правда  сняли  уголовные обвинения,  но  оставили "политические  и
идеологические ошибки". Полная реабилитация произошла только после свержения
Новотного и его клики в апреле 1968 г.
     История  "пражской  весны"  известна  довольно  хорошо,  поэтому  можно
ограничиться  только  кратким  ее  наброском.  Возвращение  жертв  процессов
Сланского  в  политическую  жизнь  стало  своеобразным  мостом  к  свободным
демократическим  традициям  довоенной  партии, разрушенным в  годы  террора.
Реабилитированные стали  точками кристаллизации движения, подержанного  всем
народом, в  котором  слились  надежды  на  десталинизацию. Именно Смрковски,
Свобода, Гусак,  Павел,  Голдштюкер и  их  товарищи, подготовившие свержение
клики  Новотного,  поддерживаемой  Хрущевым и Брежневым, привели на  вершину
партийной  власти Дубчека и его группу, руки которых были не замараны кровью
и разделили  с ними власть. Вместе с Дубчеком они  стали  жертвами советской
интервенции 20 августа 1968 г.
     В  отличие от  Венгрии  в  Чехословакии  единицы  перебежали  в  лагерь
русских.   Кроме   "буржуазного   националиста"    Гусака    и   политически
незначительного "фильдиста" Вилема Нового все бывшие жертвы выступили против
ввода  советских  войск  и  остались  верными  идеалам  "пражской  весны". В
гнетущей  атмосфере  наших  дней они  стали никем  - осужденными на забвение
внутренней  эмиграции  или  (как  это  было  уже  однажды   перед  Гитлером)
принуждены к внешней  эмиграции. Несмотря  на  это они остались  влиятельным
политическим  фактором.  Сталинист  Сланский   не  мог  после  своей  смерти
подняться,  как  символ  свободы, но  пережившие  показательные  процессы не
нуждались  в  политических истолкованиях.  Двойные жертвы  террористического
подавления сталинского времени и  "нормализованного"  подавления эры  Гусака
персонифицировали  непрерывность  второй  лжи  и сохранили  надежду на новую
"пражскую весну"
     Сталинские сфабрикованные процессы никоим образом не относятся только к
прошлому: в Албании, Китае и Камбодже они продолжались до наших дней. Однако
в  Восточной  Европе это глава  истории  партии,  закрытая 30  лет назад. Из
средства подавления  оппозиции в  руках Сталина они  выродились  в  средство
подавления самой партии.  "Коллективное руководство" Советского Союза больше
не  хотело дрожать  за свои собственные жизни  и  желало допускать произвола
нового единоличного вождя. В странах-сателлитах  тоже не хотели возвращаться
к   практике   террора  против  собственных  товарищей;  неосталинизм,   как
показывает пример Румынии, возможен и без сфабрикованных процессов.
     Поэтому значение этих  процессов для современности  состоит не только в
том,  что они могут повториться. Напротив:  польское  восстание,  венгерская
революция и  пражская  весна, которые  неразрывно  связывают  сфабрикованные
процессы с современностью, как и их  бывшие жертвы Кадар и Гусак,  уже давно
принадлежат  истории  и  это  относится  не  только   к  Польше,  Венгрии  и
Чехословакии.  Однако  основания  для  того,  чтобы  призрак  сфабрикованных
процессов, несмотря  на  все  усилия  правителей нельзя стереть  из сознания
народов  Восточной  Европы, лежит глубже. Жертвы  террора остаются важнейшим
фактором,  поскольку радикальный  разрыв  со сталинизмом был сделан  или под
внутренним или  под внешним давлением,  ибо "реально существующий социализм"
вырос из сталинизма и не может избавиться от его наследия.
     Толчок к десталинизации в Советском Союзе захлебнулся. Как только казнь
Берия  устранила опасность  террора и постоянной  угрозы для  жизни  большая
часть выживших  работников аппарата, созданного Сталиным,  сплотилась вокруг
Хрущева. Однако когда он попытался осуществить принципиальные изменения, они
его свергли.
     Казалось,  что Горбачев начал с того места, где  потерпел  крах Хрущев.
Преобразование советского общества получило новое измерение, оно вернулось к
началу сталинского периода, они  хотели отказаться от заглушенного  наследия
шестидесятилетнего   периода  ошибочного  пути  и   снова   связать  жестоко
разорванную нить между поздним Лениным и казенным Бухариным.
     Теперь судьба Восточной Европы зависела от нее самой.




     1. Югославия не включена в эту книгу. Чистка партии от "коминформистов"
- коммунистов, которые в конфликте  с Коминформом встали  на сторону Сталина
или  или просто  позволили себе высказать сомнение  в правильности разрыва с
Советским Союзом относится к  другой категории тоталитарного коммунизма. Она
подавляла в  принципе  "честную",  а  не  искуственно  созданную  оппозицию,
преследовала  и бросала  в тюрьмы настоящих, а  не  придуманных шпионов,  но
сфабрикованных процессессов там не было.
     Это не означает, что чистки Тито были гуманнее или справедливее, чисток
Сталина.  Обе  видные  жертвы,  члены  Политбюро  Гебранч  и  Жуйович,  были
арестованы  вскоре   после   разрыва.   Гебранч   совершил   самоубийство  в
следственной  тюрьме.  Жуйович  провел два с  половиной года в тюрьме и  был
особожден только в сентябре  1950  г.,  после того, как он пересмотрел  свои
просоветские взгляды.  С 1948 г. до ликвидации  лагерей  для интернированных
около  12 000 "коминоформистов"  были посланы в Голы Оток (ранее необитаемый
остров  в  северной  части  Адриатического  моря) на принудительные  работы.
Многие из них были арестованы просто потому, что в частных беседах позволили
себе  сдедать  критические замечания или  слушали радиопередачи  на коротких
волнах  из  стран  Коминформа.  В  каторжном   лагере  они  были   полностью
изолированы от внешнего мира и  многие из них умерли от жестокого обращения.
Тысячи остальных, хотя и избежали интернирования, были уволены или лечились,
как больные, их семьи  были разбиты, женщин заставляли разводиться со своими
"преступными"  мужьями,  на детей  окзывалось давление,  чтобы они  публично
заклеймили своих родителей, как врагов.
     Несмотря на  формальное  сходство,  содержание  и  сущность  титоисткой
чистки отличались от сталинской.  Разрыв Тито с Советским Союзом  не  только
закрыл  для Сталина путь в  Югославию, но и прервал  путь Тито в сталинизм и
тем самым в сталинскую практику сфабрикованных процессов.
     2.  Микояна объявили "турецким  агентом", а  писателей Илью Эренбурга и
Алексея Толстого - "международными шпионами" (Medvedev 1949, c. 157).
     3. Дословный текст обмена письмами  резолюции  Коминформа  напечатаны в
The Soviet - Yugoslav Dispute. Text of the Published Correspondence. London,
Royal Institute of International Affairs, 1948.
     4.  О  растущем напряжении в  югославско-албанских отношениях см.  Pano
1968, c. 68ff; Scеndi  196  c. 313f;  Wolff 1970, c. 275ff; Lеndvai 1969, c.
187ff).
     5. О несколько односторонней трактовке  югославского вклада в албанскую
экономику говорится в Белой книге югославского министерства иностранных дел,
Белград 1949. См. также Scendi 1956, c. 229ff; Dedier 1979, c. 171ff; Djilas
1985, c. 145f).
     6. Процесс Дзодзе документирован  только  отрывочно. Протоколы процесса
до  наших  дней  остались  секретными.  Следующее  изложение  составлено  по
отрывочным  указаниям  в  литературе, сообщениям  в албанской  и югославской
прессе, а также доверительной информации югославских коммунистов.
     7.  В  первой  фазе  чистки,  последовашей  за  процессом  Дзодзе  были
ликвидированы  14 из  31  члена Центрального Комитета  и 32 из 109 депутатов
Народного Собрания. В последовавшей вскоре за этим второй фазе ряд армейских
командиров,  в  том  числе  Абдул  Шеху,  были  обвинены  в   "антисоветской
деятельности"  и  растреляны.  См.  Pano  1968, c.  93. Дальше  Белая  Книга
югославского Министерства Иностранных Дел цитирует сообщения албанских газет
из Тираны, Дурреса и Кукеса о процессах против "титоистских шпионов".
     8. Дзодзе - это единственная  видная  жертва чисток в Восточной Европе,
которая до сих пор еще - не реабилитирована.
     И после смерти  Сталина  чистки в Албании  продолжались. Каждый поворот
политики Ходжи чисто сталинским образом требовал  своих жертв. Жертвой долго
тлевшего конфликта с  Хрущевым стал заместитель премьер-министра Тук Йокова,
ликвидированный  в 1955 г., как  "шпион".  Спустя  два года состоялась серия
сфабрикованных процессов против "советстких  агентов" во главе  с секретарем
Центрального Комитета Лири Белишовой. Вместе с ней были ликвидированы ее муж
Машо Комо, вице-адмирал Сейко и Президент Контрольной Комиссии Кочо Ташко.
     После разрыва  с  Китаем  пришла  очередь для другой  категории  козлов
отпущения:  "преступной группы  путчистов  и китайских агентов" с  министром
обороны  и членом Политбюро Бекиром Баллуку  в  роли  главного  обвиняемого.
Вместе с ним были расстреляны генералы Петрит Дюмэ, Хито Цако, Рахман Пелаку
и   Халим   Рамохита.   Сразу   же   после   армии   была  проведена  чистка
государственного и  партийного  аппарата, в  ходе которой были ликвидированы
заместитель  премьер-министра  Абдил Келлези,  министр  промышленности  Коцо
Теодоси и министр торговли Кицо Нгьела.
     До  сих  пор самой  видной  жертвой  был  Мехмет Шеху,  один  из  самый
ближайших соратников Ходжи и его вероятный  наследник. Он был убит в 1982 г.
В  первых сообщениях говорилось о "несчастном  случае", однако скоро он  был
объявлен опаснейшим преступником,  состоявшим в одно и то же время на службе
у  Америки, Великобритании, Югославии и Советского Союза. После его убийства
десятки  партийных  и  государственных лидеров  были арестованы и осуждены в
сфабрикованных  процессах, в т. ч. вдова Шеху Фикре и ряд его родственников,
министр оборогы Кадри Хесбю и министр иностранных дел Нести Насе.
     9.  О планах создания  федерации смотри прежде всего Devediev 1962; его
книго лучшее исследование этого периода. См. также Wolff 1970.
     10.  К  началу своей  московской эмиграции  Червенков закончил академию
ОГПУ (Bell 1986, c. 42). Во время большого террора Димитров, его шурин, спас
его от  тюрьмы.  В мемуарах  Благоя Попова, публикованных  на  Западе (1981)
говорилось о  тысячах  арестованных и осужденных  болгарских эмигрантах.  По
меньшй мере 600  из  них  погибли в  годы террора,  часть  была расстреляна,
другие  умерли  в  лагерях.  Жертвами  стало  почти  все   "левосектантское"
руководство довоенной партии: Искров, Василев Бойко, Павлов Енчо  и  Ламбрев
(Bell, 1986, c. 49f).
     11.  Bell  (1986, c. 104) описывает  рассвирепевшего  Сталина,  который
подбежал к Костову, сорвал с  него очки,  накричал, пристально глядя  ему  в
глаза, что он лжец, и, ругаясь, выбежал из Конференц-зала.
     12. МВД приказало болгарской полиции безопасности для подготовки ареста
Костова задержать ведущего коммунистического экономиста  Кирилла  Славова  и
выбить  из   него   показания,   которые  бы  послужили  "доказательствами",
необходимыми  для   организации  процесса  Костова.  Однако  Славов  умер  в
следственной тюрьме под  пытками, не подписав никаких протоколов (Bell 1986,
c. 104).
     13.   Обвинения  были  повторены  в   статье  опубликованной  в  газете
Коминформа  "За  прочный  мир"  от  15  мая  1949  г.,  подписанной  Василом
Коларовым.
     14. По Bеll (1986, c.  106) допросы проводили лично  бериевский министр
госбезопасности В. С. Абакумов и советский посол М. Бодров.
     15. Обвинительный Акт, ход процесса и приговор содержатся в официальных
протоколах  заседаний суда  "Der ProzeЯ  gegen  Traitscho Kostow  und  seine
Gruppe, (Ost) - Berlin  1951. См. также Devedijev  1962, c. 34ff и Ulam 1971
c. 214f.
     16. Тень  связи с Фильдом упала и в некоммунистический  мир. В Австрии,
ФРГ, Франции  и Швейцарии  коммунисты исключались  из партии за то,  что  во
время  войны  они  контактировали  с  четой  Фильдов  или  с  "фильдистами",
осужденными в  Восточной Европе. В конце 1949 г. испанская партия в изгнании
заклеймила  как  предателя члена  ЦК  Хесуса Монсона,  который  позднее  был
арестован полицией Франко и умер в тюрьме.
     Эта   волна  достигла  даже  Соединенных   Штатов.  Так  Джон  Лаутнер,
руководитель   службы   безопасности   нью-йоркской   организации  подвергся
жестокому обращению и допросам и был исключен из партии .  Во время войны он
работал в Италии и  Югославии  на американскую разведывательную службу  УСС.
Вождь   венгерской   компартии   Ракоши  сообщил  руководству   американской
"братской" партии, что он входит в шпионскую сеть Фильда и был агентом ФБР.
     Западным  "фильдистам"  повезло  в  том  отношении,  что  они жили  вне
пределов зоны советского влияния. Они лишились только  членства в партии, но
сохранили свободу и жизни.
     17.  При  этом  я опираюсь на превосходную книгу Florа Lewis "Bаuer  im
rоten Spiele" (1965).
     18.  После окончания войны  Радо  был  вызван в Москву и  арестован. Он
вернулся в  Венгрию только в  конце 50 -  х годов.  Впрочем  такая-же судьба
постигла польского  коммуниста Леопольда  Треппера.  Легендарный организатор
антигитлеровской  группы сопротивления  "Красная  капелла" в  конце  1944 г.
вылетел вместе с Шандором Радо на одном самолете в  Москву, был  арестован и
приговорен  к  15   годам   тюремного  заключения.  10  лет  спуся   он  был
реабилитирован и освобожден.
     19. Несомненно,  советские  агенты были  заинтересованны  в том,  чтобы
установить   связь   с  Фильдом  и  использовать  его  положение  сначала  в
американском госдепартаменте, а позднее в Лиге наций в своих целях. Несмотря
на  то,  что его имя часто  упоминалось как лже- так  и  возможно  истинными
свидетелями  перед  пресловутой Комиссией по  расследованию антиамериканской
деятельности, для ареста  этого было недостаточно. Установлено, что в 1936 -
1937 гг.  советские  агенты  Игнатий Райсс,  Вальтер  Кривицкий  и  Владимир
Соколов вступили в контакт с Фильдом, однако, вскоре они прервали эту связь,
потому то решили,  что он является "романтиком и идеалистом" непригодным для
их целей (Lewis 1965, c. 78ff). Историк  Карл Каплан, который смог заглянуть
в чехословацкие тайны  архивы, подтверждает, что советская шпионская  служба
отказалась  от  вербовки   Фильда:   связники   охарактеризовали   его   как
"прогрессивнного американского  интеллектуала, поклонника Советского  Союза,
но политически наивного мечтателя" (Kaplan 1978 c. 144).
     Против вербовки говорят  и  другие  соображения. Советская разведка как
правило  воздерживалась  от  вербовки  лиц, которые  не  скрывали,  что  они
коммунисты или сочуствующие, а в симпатия Фильда не было сомнений. Еще более
весомым  кажется то  обстоятельство, что все сотрудники,  контактировавшие с
Фильдом стали в 30-е  годы  жертвами сталинского террора. Кривицкий  бежал в
США  и  через  год был там убит  советскими агентами.  Райс был застрелен  в
Швейцарии в 1936  г.,  как  "троцкистский  изменник".  Соколин  тоже ушел  к
американцам. После  1937  г.  новым  агентам Берия  уже  на  этом  основании
приходилось сторониться Фильда.
     20.  Эта  и  две последующие  главы о венгерской чистке  в значительной
степени основаны на собственном опыте и сообщениях  жертв и коммунистических
функционеров.
     21. Карл Каплана описывает в своей книге другой вариант предистории. По
ней копия письма, которое Ноэль Фильд в конце войны написал Даллесу, в  1948
г. всплыла в Бадене-у-Вены, в  штаб-квартире МВД. Генерал Белкин направил их
Готвальду в  Прагу и  Ракоши в  Будапешт. В  тексте письма  не  было никаких
указаний на шпионскую деятельность и оно только подтверждало давно известный
факт сотрудничества обоих людей во время войны. Готвальд положил  письмо под
сукно, однако Ракоши использовал его как дополнительное "доказательство" для
ареста Соньи и "швейцарской группы", как первого этапа процесса Райка.
     22. Их связи с советскими органами госбезопасности восходят ко временам
московской эмиграции. Роль Фаркаша как доверенного человека НКВД была хорошо
известна в эмигрантских  кругах. Во время гражданской  войны  в Испании Гере
был  советником  Коминтерна  под  именем  Педро   и  имел  от  НКВД  задание
организовать массовую ликвидацию троцкистов. См. также Broue/Temine 1968, c.
274, 270 и 474.
     23. Очень неполное и  осторожное описание кампании содержится в статье,
непечатанной  в  теоретическом  органе  партии  Tarsadalmi  Szelme,  5/1983,
Будапешт.
     24. Райк и его жена Юлия провели воскресенье 29 мая  на Балатоне. Утром
в понедельник Райк поехал в Бударешт. После обеда Ракоши весь вечер звонил в
летний дом,  чтобы  узнать вернулся ли  он. Райк был арестован вскоре особым
подразделением AVH. Юлия неделю  находилась  под домашним арестом, а потом и
она была доставлена в Главное управление AVH в Будапеште. Их четырехмесячный
сын был отобран у бабушки и под чужим именем отдан в государственный детский
дом.
     25. Одна и небольших ошибск сфабрикованного процесса произошла во время
допроса Соньи. Председатель суда показал ему фотографии. Первую,  Фильда, он
узнал сразу, а на вопрос о второй ответил: "Я не знаю." Председатель: "Вы не
узнаете в мужчине Алена Далеса?" Соньи: "Да, я  узнаю  его. Тогда  у него не
было очков". Председатель: "Он  не носит очки, это мешает Вам." Соньи: "Да."
(Laszlo Rajk... 1949, c. 198).
     26. Конечно Кадар отрицал свою роль, но в факте этой беседы нет никаких
сомнений. Она потверждается очевидцами, примавшими  участие в  заседании ЦК.
Поручение данное Кадару  полностью  соответствует  общей практике сталинских
процессов. Так в Болгарии  Червенков, в Чехсловакии  Бачилек, а в ГДР Мильке
выполняли аналогичное задание.
     Юлия  Райк, вдова казненного, рассказывала  Палачи-Хорвату, что в  1954
г., еще до этого заседания ЦК, Кадар пришел к ней и просил у нее прощения за
то, что  уговорил Райка  подписать  ложные  признания.  "Я  прощаю тебя",  -
сказала она, - "но сможешь ли  там сам  себя  простить?" (Palaczy  - Horvath
1959, c. 272).
     27.  Через  несколько лет Янко тоже  был  арестован  и  забит до смерти
следователями AVH.
     28. Цинизм режиссеров ясно проявился в случае свидетеля  Лайоша Бокора,
полковника хортистской полиции,  который должен был сказать, что еще в  1932
г.  узнал о вербовке  Райка в шпики.  Утром,  перед началом процесса  Райка,
генерал  МВД  Белкин  спросил у этого свидетеля, нужна ли ему  машина, чтобы
после  показаний  доставить   его  домой.  Когда  Бокор  отказался,   Белкин
улыбнулся: "Вы  предпочитаете идти пешком. Желаю Вам счастью. Передайте  мое
почтение  Вашей жене. После дачи показаний Бокара  вернули в камеру и вскоре
приговорили к 10 годам тюремного заключения. Домой он так и  не вернулся - в
1950 г. он умер в тюрьме Вач от сердечного приступа.
     29.   Об   арестах,  допросах   и  процессе   социал-демократов  смотри
превосходные мемуары  социалиста писателя и журналиста  Pal  Ignotus (1959).
Некторые подробности чистки генералов приведены в смелой книге Gyorge  Szasz
(1984, c. 309) - одном из многих томов, излагающих биографию Пальффи.
     30. В Венгрии до сих пор процесс Кадара относится к  запретным темам. В
авторизованной биографии Gyurko  (1982, c. 190ff) имеются  только мимолетные
указания на  его арест и  тюремное заключение и  ни словом не упоминается об
обвинениях  и  допросах.  В  книге бывшего  премьер-министра  Andras Hugedus
(1986), вышедшей на  Западе приводятся до  сих пор  неизвестные  подробности
подоплеке процессов Кадара и Габора.
     Интересны тaкжe  тюремные мемуары  Kalai (1997) и не только  тем, что в
них есть, но и тем, о чем и сегодня нужно молчать.
     31. Это похоже на дешевый роман, но происходило на самом деле: в штаб -
квартире  AVH  на  улице  Андраши  была  специальная комната в которой  тела
забитых  до смерти  растворялись в  смеси  кислот и спукались в канализацию.
Некий сослуживец полковника Сюча присутствовал  на его допросе и поспешил  к
Ракоши с просьбой положить коней жестоким пыткам. Ракоши казался возмущенным
и пообещал  немедленно вмешаться  по телефону.  Когда этот офицер вернулся в
Управление, его  арестовали и  так  избили, что  он  долго не мог стоять  на
ногах,  а потом бросили в тюрьму. Растворенные останки полковника Сюча и его
брата исчезли в канализации.
     По частной версии бывшего полковника  AVH Дьюлы Дечи,  распространяемой
также  проффесиональными журналами, Эрне  Сюч сам  виноват  в  своей судьбе,
постигшей  его из-за письма Сталину, согласованного  с  советским  генералом
Белкиным и подписанным начальником  AVH  Габором Петером. Также Дечи заявил,
что  Райк  свою последнюю ночь  в  камере смертников провел вместе с Сючем и
советским генералом  Белкиным и  когда  его повели на виселицу,  все трое  с
плачем распрoщались. Эти  "позднeйшие" открытия представляют интерес  только
потому, что они печатаются в серьезных венгерских журналах (ср. Historia, No
5 - 6, Budapеst 1986). Их авторы манипулируют фактами с целью обелить  AVH и
советские органы  госбезопасности и представить  инициатором террора Ракоши.
Версия  AVH,  изложенная  в  Главе 4  о предыстории процесса Райка  очевидно
преследует ту же цель.
     32. В  отличие  от  всех  других  стран-сателлитов  доклады Комисии  по
расследованию   сталинских   политических  процессов   в  Чехословакии  были
переправлены  на   Запад  эмигрировавшим  историком  Иржи  Пеликаном  и  там
опубликованы.
     Два других произведения с ценными  дополнениями  к  докладу, написанные
Капланом вышли на Западе. Историк Каплан был членом внутрипартийной комиссии
Пиллера   и  тем  самым  получил  возможность  изучить  секретные  документы
партийного архива и опросить как участников, так и выживших жертв.
     Эти  три  работы  предлагают  глубокий  взгляд в  основание и  механику
сфабрикованных  процессов.  Подробности  также  можно  найти  в  публикациях
свободной  чехословацкой  прессы  во  время  Пражской  весны. Мемуары Lоndon
(1970), Loebl (1978), Oren(1960), Slаnskа (1969) и Slingova (1968), а  также
информация,  собранная в  доверительных  беседах с жертвами явились основным
источником для написания двух глав о чистках в Чехословакии.
     33. Факт оказания  давления на Готвальда со стороны Польши  по указанию
Сталина  был   подтвержден  в  выступлении  по   радио  полковника  польской
безопасности Юзефа Святло, перешедшего на Запад.
     34.  Об антисемитском повороте чисток см. Kаplan 1986, c. 202;  Lendvai
1972, c. 21ff; Pejto 1972, c. 294; Oren 1960.
     35.  Характерным для соотношения сил было то, что тескт  т.н. "критики"
Сланского,  с которой выступил Готвальд  на сентябрьском  заседании ЦК,  был
почти  дословно  взят  из доклада московских советников Галкина  и  Езикова.
Доклад, содержавший "признания", выбитые  в тюрьме, был переведен на чешский
язык  полковником безопасности Доубеком  и  передан министру госбезопасности
Копрживе,  который  и  вручил  его  Готвальду,  как  основу  речи.  Лестница
руководства  с советниками МВД наверху и партией внизу здесь видна  особенно
ясно. Ср. Pelikan 1970, c. 115ff).
     36. О  фальсифицированном  письме "Великому  кормчему" см.  Kaplan 1986
c.203. Похожий трюк сыграл свою роль и при аресте Отто Шлинга, когда офицеры
безопасности  подложили  в  его  квартиру   фальшивое  письмо,  адресованное
"американскому  агенту"  Воске.  Затем оно  было  обнаружено  при  обыске  и
использовано  как  предлог  для ареста Шлинга (Pelikan 1970, c. 103f; Kaplan
1986, c.  196). Роль фальшивого письма в процессе Райка уже описана  в Главе
4.
     37. По  Loebl/Pokorny 1968, c.  52f.  А. Лондон вспоминает черный кофе.
ультрафиолетовое  облучение  и  инъекции  кальция  и  повторил  свои   слова
следователю: "Это напоминает мне, как моя бабушка шпиговала  рождественского
гуся." (1970, с. 268).
     38. Глубокий цинизм  партийных вождей  нашел выражение в рассказе Карла
Бачилека  Каплану  о  посещении  тюрьмы."Мое  посещение  прошло  гладко",  -
улыбаясь  вспоминал  министр   госбезопасности.  "Когда  я  вошел  в  камеру
Новомеского  (приговоренного  к  10 годам  каторжных  работ,  как  словацкий
буржуазный националист) он закричал: Мой бедный Карл, и ты тоже? Он подумал,
что  подошла  моя очередь. Я  заказал для  нас пирожные и вино  и мы с ним в
камере вспоминали времена нашей общей борьбы в  Словацком восстании" (Kaplan
1978, c. 122).
     39. Таким было официальное  название протоколов  заседания суда (1953),
откуда взята цитата для этой главы. Значительную часть этих протоколов также
цитируют London (1970, c. 282ff), Loebl/Pokorny (1968, c. 87ff).
     40.  Несмотря  на  то, что  Чехословакия  отошла  от  позднесталинского
антисемитизма, СССР, евреи и здесь оставались "избранным народом"  чистки. В
процессе против  "сионистского  национализма"  ведущие коммунисты  словацкой
партии  во  главе  с  членом  ЦК  Колломаном Мошковичем  были приговорены  к
длительным срокам тюремного заключения.
     41.  И  другие  заключенные во время  следствия  подписали под  пытками
обличающие  их  признания  и потом  отказывались от  них. Павел, Тауссигова,
Швермова и Смрковски не не предстали перед судом в главный период чистки, т.
к. режиссеры  процесса опасались,  что  они не будут  повторять в  зале суда
текст, тщательно заученный на генеральной репетиции (Pelikan 1970, c. 139).
     42.   Десталинизация  в  Чехословакии  и  Венгрии   имела  для  Хрущева
совершенно  различную  степень  срочности.  Форсированная  индустриализация,
нереальные  задачи пятилетнего плана и коллективизация  при Ракоши привели в
аграрной Венгрии к разрушительным последствиям. И без  того низкий жизненный
уровень  рабочих  и  служащих за  три года  (1950 - 1952)  снизился на 20 %,
крестяне  голодали.   Для   того,  чтобы   предотвратить   экономическую   и
политическую катастрофу, Президиум  ЦК  КПСС  уже  21 июня 1953  г. вызвал в
Москву Ракоши и Гере, а также критиковашего их Ракоши Надя. Маленков, Хрущев
и Молотов обвинили Ракоши  в  том, что он  своими волюнтаристскими  методами
привел Венгрию  на  край  экономического  краха,  что  может  легко  вызвать
восстание, как это произошло за неделю  до этого в  Восточном Берлине. Берия
даже  обвинил  венгерское  руководство в  том, что оно "еврейский  раб"  - в
Венгрии   уже  было  много  королей,  но  ни  одного  еврейского.  Советские
руководители потребовали  отставки Ракоши  с поста премьер-министра,  вывода
Фаркаша из Политбюро  и немедленного исправления  ошибок. Так начался подъем
их нового протеже Имре Надя и его (принята ЦК уже 29 июня 1953 г.) программы
десталинизации.
     В  высокоразвитой  не  оккупированной советскими  войсками Чехословакии
экономическая  разруха,  снижение  уровня жизни  и  общее  настроение  массы
беспартийного населения было не  таким  угрожающим, как в Венгрии. Советское
руководство, напуганное берлинским восстанием,  после которого самой большой
заботой стало  обеспечение стабильности в  государствах-сателлитах, не имело
возражений  против   наследников   Готвальда.  Оно  позволило   Новотному  и
Запотоцкому  следовать  сталинским   курсом,  с  единственным  косметическим
исправлением  - прекращением восхваления  Сталина. В  своих мемуарах  Хрущев
писал:  "Когда я  узнал  о повышении Новотного (в Генеральные  Секретари) он
был, собственно говоря мне не известен....Когда я узнал  его поближе, он мне
очень  понравился. До сих  пор  я считаю его  хорошим,  стойким коммунистом,
преданным делу рабочего класса". Потом он  лицемерно  добавил: "Кроме  того,
тогда  у нас не было намерения оказывать давления на другие социалистические
страны.  Так  было  и в  случае  чехословацкой партии".  (Tallbott 1971,  c.
369ff).
     В  отличие от Венгрии, Москва не оказывала на Чехословакию давления для
того, чтобы остановить машину террора. Единственной  уступкой сталинистского
партийного  руководства  была реабилитация бывшего  министра обороны Людвика
Свободы в июне 1954 г. и только по личному желанию Хрущева.
     43. О влиянии  национальных меньшинств на развитие  Румынской компартии
см. King  1980 c. 27ff; Fischer-Galati 1970, c. 73ff; Lendvai  1968; Iоnescu
1976,  c.  2ff.  Исследование  Ионеску,  впервые  опубликованное  в 1964  г.
является  самой лучшей и  основательно документированной  работой-источником
как о довоенном, так и и сталинском периодах.
     44. О подготовке и проведении путча против Антонеску см. Fischer-Galati
1970, c. 70ff;  King 1980,  c. 39ff; Ionescu 1976, c. 83ff; и из перспективы
холодной войны Markham 1949.
     45.  Свержение,  арест  и  сфабрикованный процесс  против Патраскану  в
западной  литературе  документированы  с  большими лакунами. В  единственной
истории  румынской  компартии  на  английском  языке King  (1980),  как и  в
монографии Fischer-Galati  (1970) этому факту отведено  два предложения. Оба
автора  приняли  официальные обвинения за чистую  монету и  охарактеризовали
Патраскану  "как  националиста,  в оппозиции  сталинскому  империализму".  В
обширных трудах Brzеzinski  (1962) и Ulam (1952) его имя только упоминается.
Исключением  снова является  Ионеску, посвятивщий Патраскану короткую  главу
(1976,  с.  151ff). Следующий  анализ кроме  его  работы,  из которой  взята
цитата,   опирается  на  доверительную  информацию,   полученную  от  бывших
румынских коммунистов.
     46. О чистке фракции Лука/Паукер см.Fischеr-Gаlati 1976,  с. 17ff; King
1980, c. 92ff; Wоllf 1970, c. 467ff); Ionescu 1976, c. 208ff.)
     47.   Отдельные   фазы  ступенчатой   ликвидации   московской   фракции
документированы  у  Ionescu  (1976, c.  213ff).  Смотрите  таже  сообщение о
заседании Центрального Комитета в партийной газете Scinteia от 3.07.1952.
     48. На  апрельском заседании Центрального  Комитета  Чаушеску  возложил
ответственность  за первую  фазу сталинской чистки на своего предшественника
Георгиу-Дежа  и его министра внутренних  дел  Драгичи; Патраскану,  Коффлер,
Форис и  товарищи были  политически  реабилитированы. Вскоре после этого, 18
сентября произошла их  юридическая  реабилитация Верховным Судом. В мае 1968
г. в новом постановлении ЦК стало известно,  что приговор суда против Луки и
других отменен, однако осталась их "политическая вина". Смотри также Lendvai
1968, c. 349ff; Fricke 1971, c. 46.
     49.  Глава о ГДР опирается  в  значительной  степени  на  доверительную
информацию, полученную  от жертв  восточно-германской чистки. О деятельности
группы немецких эмигрантов в Швейцарии  смотри Brаndt  u.  a. 1983, c. 85ff.
Тщательно подготовленная  книга содержит  ценную  информацию о  первой  фазе
чистки.  С  коммунистической  точки  зрения  этот вопрос  рассматривается  в
Teubner 1978.
     50. Brzezinski (1962, c. 112ff) полагает, что сфабрикованые процессы не
удалось организовать из-за слабости восточно-германской партии. Это довольно
неубедительный аргумент,  учитывая  тотальную зависимость ГДР от  Советского
Союза.  Ближе  к  истине  его  замечание,  что  никто  не  хотел  оскорблять
подозрением определенные левые  круги в  Западной  Германии (ebd.  c.  118).
Неудовлетворительным также является аргумент Лео Бауэра (1956, с. 412f), что
ложные признания не увидели свет из-за "глупости и неумения следователей", а
также его стойкости под пытками. Эти утверждения противоречат всему опыту, в
т.  ч.  и  его  собственному.  Более  убедительным является  обстоятельство,
приведенное  в Brаndt u. a. (1983, c. 201) , что сфабрикованные процессы  не
состоялись  из-за  того,  что  запланированное  время совпало  с  последними
советскими предложениями о единой нейтрализованной Германии и поэтому  могло
произвести на Запад отрицательное впечатление.
     51.  В  первые  послевоеные  годы  как  в  Советском  Союзе,  так  и  в
странах-сателлитах теоретики сталинизма  подчеркивали необходимость перехода
к  социализму  в Востчной  Европе  с учетом  национальных особенностей, а не
подражая  советскому  образцу.  Газета  Коминформа   "За  прочный   мир"  от
15.12.1947  г.  процитировала   Димитрова:  "Болгария   будет  не  Советской
республикой, а  народной, в которой функция управления будет  осуществляться
подавляющим большинством  населения. В этой  республике не  будет  диктатуры
пролетариата."  Почти  дословно  пободные  заявления  делались  почти  всеми
другими коммунистическими лидерами.
     52.  О  судьбе Новотного  и Молойца, как и  многих  подробностях чисток
сообщается   в  разоблачениях  Юзефа   Святло,  полковника  польской  службы
госбезопасности, Безпеки, бежавшего в декабре 1953 г. в Западный Берлин. Его
выступления  по радио  "Свободная Европа" содержат  бесценную  доверительную
информацию о  механизме  сталинского террора.  Однако, каждый материал нужно
критически  взвешивать для  того,  чтобы  отделить  факты  от  пропаганды  и
дезинформации,   инспирированных   западными   спецслужбами   и  искажениями
сталинистскоко  полицеского  мышления. Смотрите  мимеографическую распечатку
его  радиовыступлений "За кулисами Безпеки и  партии" "Архив радио Свободная
Европа",  Мюнхен  1953/54,  на  польском, а  также  на английском и немецком
языках.
     53. О  функционировании и  организации Х отдела смотри  Swiаtlо  1955 и
Checinski  1982.  Автор последней, чрезвычайно информированный  работы,  был
старшим офицером польской военной контрразведки, а теперь живет в Израиле.
     После  Святло "допросы фильдистов"  происходили под надзором  советника
МВД Солдатова. При этом нужно отметить, что офицеры МВД  часто  использовали
псевдонимы и в отношении своих братских организаций. Джилас  сообщал о своей
встрече в Будапеште  с советским послом Пушкиным, которого он несколько  лет
до этого  знал  в Белграде,  как подполковника  Тимофева. Пушкин  был  тогда
советским резидентом в Югославии (Djilas 1985, c. 85ff).
     54. Святло  и Фейгину  пришлось предложить Беруту состряпать  фальшивые
доказательства для того, чтобы  можно было  протянуть связь между Гомулкой и
арестованными "фильдистами".  Однако  Берут отказался (Bronska-Pampuch 1958,
c. 197).  Антисемитский поворот в допросах группы Фильда исчерпывающе описан
в Chtcinski 1982, c. 79ff.
     55. Характерным для  тактики проволочек  польского руководства является
то, что в польском  издании Доклада о процессе  по распоряжению Бермана были
удалены высказывания  против Гомулки.  (см.  интервью с  Романом Верфелем  в
Toranska 1987, c. 112).
     56.  Об  упомянутом  здесь  аресте  сообщается  в выступлениях  Святло.
Учитывая  пребывание   Дубеля   в   концлагере,  его   хотели  превратить  в
гестаповского шпика (Bronska-Pampuch 1951, c. 197).
     57.  Берман  вероятно  сказал  правду, когда  утверждал,  что  за  свое
спасение  он должен благодарить Берута. В  1949 г. в будапештских протоколах
Фильда упоминалось  письмо, направленное мне, и его знакомство  с  товарищем
Анной Дурач. Об этом обстоятельстве узнали Сталин  и Берия и с этого времени
они  начали обвинять меня  перед Берутом в  том, что  я  шпион  и  изменник.
Товарищ Берут в  течение нескольких лет самоотверженно защищал меня  от этих
клеветнических обвинений. Если бы товарищ Берут не выступил в мою защиту, то
теперь без сомнения пришлось бы эксгумировать мои останки." (Из речи Бермана
перед ЦК. Цит. по Njwe Drogi, октябрь 1956.).
     Через  много  лет  Президент Республиуи Эдвард Охаб  также  подтвердил:
"Именно Берут спас Гомулке жизнь, несмотря на все давление Сталина и Берия."
(цит. по газете  Polytika от 30 ноября  1981). Джевановски также  приходит к
выводу, что партии удалось спасти  от уничтожения бывшего подпольного лидера
(1976, с. 257).



     Абакумов  В.С. (1894 - 1954): Советский политик. После службы в  тайной
полиции в  1942  г. cтал начальником  СМЕРШ, военной контрразведки, 1946  г.
министр государственной безопасности, потом министр внутренних дел. В  конце
1952  г., был  обвинен Сталиным в саботаже  на  процессе  "еврейских  врачей
-вредителей" и арестован. После смерти Сталина был выпущен Берия на свободу,
после свержения Берия был снова арестован, приговорен к смерти и казнен.
     Aczel  Gyorgy (1917 -  ):  Жертва  чистки  в  Венгрии.  С  1935 г. член
компартии, после 1945  г. секретарь обкома.  В 1949 г.  арестован  во  время
процесса Райка  и  осужден.  После 1954  г.  член  ЦК  и Политбюро,  близкий
соратник   Кадара  и  ответственный  за  проведение  либеральной  культурной
политики. С марта 1985 г. отошел в тень.
     Alapi  Gyula (? - 1982). Венгерский юрист. В  сталинских сфабрикованных
процессах был Генеральным прокурором. После свержения Ракоши ушел на пенсию.
В 1962 г. исключен из партии, умер обеспеченным пенсионером.
     Antonescu Ion (1882 - 1946). Румынский политик. После  службы офицером,
в  1933 г. начальник Генерального  штаба,  1937  г. военный министр, 1940 г.
установил  фашистскую военную диктатуру.  В 1944 г. свергнут демократической
коалицией, арестован и в мае 1946 г. приговорен к смертной казни.
     Bacilеk Karol (1896 - 1972): Чехословацкий политик, с 1921 г. член КПЧ,
окончил  московскую  школу им. Ленина. 1938  г. эмиграция в СССР. Участие  в
словацком  восстании.  После 1945  .  председатель Словацкого  Национального
Совета. 1952 г. министр госбезопасности и  член Политбюро. В 1965 г. за свою
деятельность  в сфабрикованых сталинских процессах снят  со  всех постов.  В
1968 исключен из партии.
     Bauer Leo (1912 - 1968): Жертва чистки  в Восточной Германии. С 1932 г.
член  КПГ,  после 1933 через  Прагу и  Францию бежал в  Швейцарию.  Участник
движения  Сопротивления.  После 1945 председатель фракции  КПГ в  Гессенском
Ландтаге, с 1947 г. главный  редактор Восточноберлинского Deutschlandsenden.
В 1950 г. арестован, приговорен к смертной казни, которую заменили на 25 лет
рабочего лагеря в  советском  ГУЛАГе. 1955 г. освобождение  и  возвращение в
ФРГ.  Член  СДПГ, главный  редактор  журнала Neue  Gesellschaft  и  советник
федерального канцлера Вилли Брандта.
     Bеnes   Eduard  (1884  -   1948).  Чехословацкий   политик,  основатель
республики,  до  1935   г.  министр   иностранных  дел,  после  -  президент
государства. Во время второй мировой  войны глава лондонского правительства.
С  1945  г.  снова президент государства. Отставка  после  коммунистического
путча в 1948 г.
     Берия Л. П. (1899 - 1953). Советский политик. С 1918 г. служба в тайной
полиции,  начальник  грузинского  и  закавказского  ОГПУ,  потом  перевод  в
партийный аппарат. С 1934 г. член ЦК. 1938 г.  преемник казненного шефа НКВД
Ежова. Во  время  войны  член государственного  комитета  обороны. В 1945  г
маршал. С1946 г. заместитель председателя Совета Министров и член Политбюро.
После смерти Сталина смещен  со всех  постов, арестован, в  декабре 1953  г.
приговорен к смерти и казнен.
     Bеrman Jakub  (1901  - 1984).  Польский политик. С  1924 г. член ПКП, с
1928  г. в ЦК. После 1938 г. эмиграция в СССР, начальник политической секции
Коминтерна и член  руководства  организации  польских  эмигрантов.  1946  г.
возвращение в Польшу. В Политбюро отвечал за идеологию, культуру, пропаганду
и  госбезопасность.  В 1956 г.  из-за своей  роли в  сталинском  терроре был
выведен из  ЦК и Политбюро, в 1957  г. исключен из партии. Дo пeнсии  (1969)
был лектором в книжном издaтельстве.
     Bierut  Bоleslaw (1882 - 1956). Польский политик. С 1919 г. член ПКП, с
1925 г. член ЦК. Закончил  школу Коминтерна в СССР, потом выполнял поручения
Коминтерна в ЧСР,  Болгарии и  Австрии. 1935 г.  арестован в Польше. 1939 г.
эмиграция  в СССР. 1943 возвращение в Польшу. Руководящие посты в подпольной
компартии.  После  1945  г.  президент  республики, с  1948  г.  Генеральный
Секретарь ЦК. Умер в Москве при до сих пор еще невыясненных обстоятельствах.
     Белкин   Федор   (?   -    ?).   Советский   генерал.   Как   начальник
восточно-европейской секции  МВД  руководил  чистками в станах-сателлитах. В
кoнце 1952 г. арестoван вместе с Абакумовым и в закрытом процессе приговорен
к смертной  казни. По  неподтвержденным сообщениям помилован  и  в  1955  г.
выпущен на свободу.
     Brankov Lazar (1912 - ?).  Югослав, жертва чистки в Венгрии. С юности в
компартии, во  время  освободительной войны -  партизанский командир.  После
1945   г.  руководитель  югославской   военной  миссии   в   Венгрии,  потом
дипломатический  пост в  посольстве в Будапеште, одновременно резидент UDB в
Венгрии.  После 1948  г. МВД  отвело ему  роль антитовского пропагандиста. В
1949 г. арестован  и в процессе Райка  приговорен  к  пожизненным  каторжным
работам. В 1956 г. освобожден и реабилитирован.
     Ceausescu  Nikolae  (1918 -  ?).  Румынский  политик..С  1932  г.  член
компартии.  Секретарь коммунистического  молодежного движения. 1945 генерал.
1948 избран  в  ЦК,  1954  в  Политбюро 1965  преемник Георгиу-Дежа во главе
государства и партии.
     (epicka  Alexej  (1910  -  ?). Чехословацкий политик.  С  1929 г.  член
компартии.  Во время  немецкой окуппации  арестован.  После  1945 г. министр
внешней торговли, юстиции и обороны. С 1951 г. член ЦК, с 1954 г.  Женат  на
дочери Готвальда. В  1956 г.  за "ошибки" снят  со своего поста. В  1963  г.
исключен из партии, как ответственный за сфабрикованные процессы.
     Хрущев Н. С. (1894 - 1975).  Советский политик. С 1918 г. член  партии,
участник  гражданской войны, горняк, окончил  Промышленную  Академию. 1931 -
1937  секретарь  московского горкома,  1938  - 1945  г. Первый секретарь  ЦК
КП(б)У. 1939 г. член  Политбюро. После  смерти Сталина Генеральный секретарь
ЦК  КПСС,   с   1958   г.   Председатель   Совета  министров.  Его  политика
десталинизации достигла своей кульминации на ХХ съезде партии в его закрытом
докладе о терроре. Свергнут в 1964 г. Умер на пенсии.
     Clementis  Vladimir (1902 - 1952). Жертва чистки в Чехословакии. С 1924
г. член партии, с 1935 г. депутат от партии, 1939  г. эмигрировал  в Лoндон.
Послe 1945 г. замeститель министра  иностранных дел, 1949 г. член ЦК. В 1951
г.   арестован,   приговорен   к  смерти  и   казнен.   1963  г.   посмертно
реабилитирован.
     Dahlem Franz (1892 - ?).  Жертва чистки в Восточной Германии. С 1918 г.
член партии, 1928 г. член ЦК, в 1928 г. избран  в Политбюро.  Во гражданской
войны в  Испании  политкомиссар  Интербригады. 1939 -  1941  интернирован во
Франции, потом брошен в концлагерь Маутхаузен. 1946 г. член правления КПГ, с
1950 г.  в  ЦК и  Политбюро СЕПГ.  1953 г.  снят  со  всех постов.  1956  г.
реабилитирован,  1957  возвращен  в  ЦК,  но руководящих  постов  больше  не
занимал.
     Decsi Gуula (?  -?). Венгерский политик. Учился в Духовной Семинарии. С
1943  г. член партии.  После 1945  г.  заместитель  начальника AVH,  1952 г.
министр  юстиции. 1953 г. из-за участия в сфабрикованных процессах арестован
и осужден. В 1959 г. амнистирован.
     Димитров  Георгий  (1882  -  1949). Болгарский политик.  С  1903  г.  в
революционном  движении.  1918  г.  член  - основатель  БКП.  С  1923  г.  в
московской  эмиграции, член ЦК БКП. Как член  Исполкома Коминтерна, выполнял
поручения  в  Голландии,  Австрии  Франции и  Германии.  В  1933  г.  сыграл
выдающуюся роль в процессе о поджоге Рейхстага и был освобожден. 1935 - 1943
г. Генеральный Секретарь Коминтерна, с 1945 г. Генеральный Секретарь ЦК БКП.
Умер в Москве.
     Djilas  Milovan (1911 - ). Югославский политик. С 1927 г. член  партии,
1937 член ЦК и Политбюро,  1942  г.  партизанский командир и член Верховного
Военного  штаба.  После 1945  г. шеф идеологии, министр культуры. 1954 г. за
критическую  статью  исключен  из  партии.  Несколько  раз  арестовывался  и
приговаривался к длительным срокам тюремного  заключения. Живет в  Белграде.
Свои книги мог напечатать только на Западе.
     Donath Ferenz  (1913 - 1986).  Жертва чистки  в Венгрии. С 1934 г. член
партии,  1936 г. один из организаторов антифашистского Мартовского Фронта. С
1943  г. член руководства скрыто коммунистической Партии Мира. После 1945 г.
занимал важные партийные  и  государственные  посты. В  1951  г  арестован и
осужден, в  1954 г. реабилитирован.  Во  время революции  1956  г. ближайший
соратник  Имре Надя. Осужден в  процессе Надя.  1960 г. амнистирован.  Потом
работал  в  научных  организациях и  до самой  смерти  играл важную  роль  в
демократической оппозиции.
     Doubek Bohumil (? - ?). Офицер чехословацкой госбезопасности. Начальник
следственного отдела. В 1955 г. из-за своей роли в сфабрикованных  процессах
был  арестован  и приговорен  к  9  годам  тюремного  заключения.  В 1958 г.
амнистирован и назначен директором Государственного Туристического Бюро.
     Dub(ek Alexander (1921  - ).  Чехословацкий политик.  С  1938  г.  член
партии.  Во время войны  участник Словaцкoго Национального  Восстания. После
1945 г. занимал различные партийные и государственные посты в Словакии. 1955
- 1958 г. партшкола в Москве. С 1958 г.  член ЦК. В 1962 г. назначен  Первым
Секретарем ЦК КПС, 1968 г. - КПЧ. После советской интервенции 1968 г снят со
всех постов  и назначен послом  в Турцию. В 1970  г.  выведен из ЦК, а потом
исключен из партии. Работал служащим на лесном предприятии в Словакии, выйдя
на пенсию, жил в Братиславе.
     Dulles  Allen  W. (1893 - 1968).  Американский  политик. После недолгой
дипломатической  службы  в Швейцарии  до  войны, вошел  в  юридическую фирму
своего  брата  Фостера,  который позднее стал  Госсекретарем.  1942-1945  г.
резидент  секретной службы УСС в Берне. 1953-1961 гг. Директор ЦРУ. Отставка
из-за неудачного вторжения на Кубу в заливе Кочинос.
     Duracz Anna  (1923  - 1971). Жертва  чистки  в Польше. Во время войны в
коммунистическом  подполье.   1943  г.   арестована  гестапо  и   брошена  в
концлагерь. После 1945  г.  секретарь Якуба  Бермана. В 1949  г. арестована,
1954 г. освобождена  и  реабилитирована.  В 1968  г  во  время антисемитской
компании эмигрировала в Швецию, и потом в Израиль.
     Farka( Mihaly (1901 - 1965). Венгерский политик. С 1921 г. член партии,
сначала чехословацкой, потом венгерской.  1925 г.  арестован и осужден. 1929
эмиграция  в СССР, работа  в  руководстве  Коммунистического  Интернационала
Молодежи и был членом  руководства венгеркой партии в изгнании.  После  1945
вместе с  Ракоши  и  Гере самый  влиятельный  венгерский политик. Член ЦК  и
Политбюро. 1948 - 1953 г. министр обороны. В 1954 г. выведен из Политбюро, в
1955  из  ЦК  и  в  1956  г.  из  партии.  В  1956 г.  из-за  своей  роли  в
сфабрикованных  процессах  арестован  и  осужден.  1959 г. амнистирован.  До
пенсии работал лектором в издательстве.
     Fejgin Anatol (?  - ?).  Офицер  польской госбезопасности.  Начальник Х
отдела Безпеки. В 1955 г. из-за своей роли в сталинском терроре исключен  из
партии, арестован  и  в 1957  г. в зарытом процессе  приговорен к  12  годам
каторжных работ.
     Field  Herman (1910  -  ).  Американец,  жертва  чистки  в  Польше. Его
биографию см. на  с. 60. После освобождения из тюрьмы  вернулся в США. Живет
около Бостона и работает архитектором.
     Field Noel H.  (1904 - 1972). Американец, жертва чистки в  Венгрии. См.
его  биографию  на с.  58  -  65. Вместе со  своей  женой Гертой в  1954  г.
освобожден из тюрьмы и реабилитирован. Он решил остаться в Венгрии и работал
лектором и переводчиком.
     Fischl Otto (1902 - 1952). Жертва чистки в Чехословакии. С 1928 г. член
партии.  После 1945  г.  в секретариате  ЦК,  1946 -  1948  гг.  заместитель
министра  финансов,  1949  -  1951 г.  посол  в  ГДР, в  1951  г. арестован,
приговорен к смерти и казнен. 1963 . посмертно реабилитирован.
     Frank Josef (1909 - 1952). Жертва чистки в Чехословакии. С 1930 г. член
партии. В 1939  г. арестован гестапо и брошен в концлагерь Бухенвальд. После
1945  г. член ЦК и Политбюро, 1948 заместитель Генерального  Секретаря, 1951
г.  арестован,  приговорен  к   смерти  и   казнен.  В  1963  г.   посмертно
реабилитирован.
     Frejka  Ludvik (1904 - 1952). Жертва чистки в Чехословакии. 1922 - 1939
гг. занимал  различные  высокие партийные посты. 1939 . эмиграция в  Англии.
После 1945 г. член ЦК, член Плановой Комиссии. 1951 г. арестован, приговорен
к смерти и казнен. 1963 г. посмертно реабилитирован.
     Gecow  Leon (1911  - 1952). Жертва  чистки  в Польше. С  молодости член
партии. 1939 г. эмигрировал  в  СССР,  офицер  Красной Армии. После 1945  г.
занимал  высокие посты  в Министерстве  обороны. 1949 г. арестован. Погиб  в
следственной тюрьме, якобы самоубийство.
     Geminder Bedrich (1901 - 1951). Жертва  чистки в Чехословакии. С 1921 .
член партии. Работа  в аппарате Коминтерна в Москве. После 1945 г. начальник
международной секции  секретариата партии. В 1951 г. арестован, приговорен к
смерти и казнен. 1963 г. посмертно реабилитирован.
     Gere  Erno (1891 - 1980). Венгерский политический деятель. С 1918  член
партии,  1919  г. бежал  в  Вену,  1922  г. возвращение в  Венгрию,  арест и
осуждение на 15 лет тюремного заключения. Однако два года спустя был передан
Москве.  С   1924  г.  советник  Коминтерна  во  Франции  и  Бельгии,  потом
уполномоченный  НКВД во  время гражданской  войны в Испании.  Во время  2-ой
мировой войны  член руководства венгерской партией в Москве. После 1945 г. в
высшем  партийном руководстве.  В Политбюро отвечал за вопросы  экономики  и
безопасности.  Октябрь  1956  г.  побег в  СССР. После возвращения в 1962 г.
из-за  его  роли  в сфабрикованных процессах был исключен из партии, работал
переводчиком.
     Gheorgiu  -  Dej  Gheorghe (1901 -  1965).  Румынский  политик. См. его
биографию на  с.  152.  После 1953 г. ему  удалось уклониться от  проведения
десталинизации  и  остаться  Генеральным Секретарем  ЦК  партии,  премьер  -
министром  и главой государства. Только в 1968 г. после его смерти, Чаушеску
критиковал его "за злоупотребления и беззаконие".
     Gomulka Wladislaw (1905 - 1982). Жертва чистки в  Польше. См. биографию
на с. 213. После 1956 г. проводил консервативный курс и был ответственным за
компании против евреев и интеллектуалов. Рабочее восстание вынудило его уйти
в отставку с поста Генерального Секретаря (1970), а потом и из ЦК (1971).
     Gottwald   Klement  (1896  -  1953).  Чехословацкий  политик.  Один  из
основателей КПЧ,  с 1925  г.  член  ЦК  и  Политбюро, с  1928 г. Генеральный
Секретарь.  1928  -  1943 гг. в  руководстве Коминтерна. 1939 г. эмиграция в
СССР. После 1945 г. премьер-министр, с 1948 г. глава государства.
     Hothy  Miklos  (1868  -  1957). Венгерский  политик. Во время Советской
Республики во главе контрреволюционной национальной армии. Сторонник  тесной
дружбы  с Италией и  Германией. После  путча "Скрещенных стрел"  в  1944  г.
арестован гестапо  и интернирован  в Верхней Баварии. С 1948 г. в изгнании в
Португалии.
     Hoxha  Enver  (1901 -  1985).  албанский  политик.  Учеба  во  Франции,
вступление в компартию. В 1936 г. возвращение, работа учителем. 1941 г. один
из  основателей  КПА,  1943  г.  Генеральный Секретарь,  1948  г.  разрыв  с
Югославией,  1961  г. с  СССР,  1974  с  Китаем.  До  своей смерти  сохранил
сталинскую систему.
     Husak  Gustav (1913 - ). Жертва  чистки в Чехословакии.  С 1933 г. член
компартии. Во время  оккупации  в  подпольном  руководстве  партии. Один  из
организаторов  Словацкого  Восстания.  После  1945  г.  член  ЦК  и  депутат
парламента. 1951 г арестован  и приговорен  пожизненным  каторжным  работам.
1960  г.  освобожден,  1963  реабилитирован.  Работал   в  исследовательском
институте. 1968 г. заместитель  премьер-министра, снова вошел  в ЦК. 1968 г.
перешел на советскую сторону. 1969 - 1987 г. Первый секретарь ЦК.
     Югов Антон (1904 -?). Болгарский политик. См. его биографию  на с. 41 -
55.  1950 г. перевод  из министерства внутренних дел в  министерство тяжелой
промышленности.   1956   г.   политически   реабилитирован,   до   1962   г.
премьер-министр. 1962 г. за  "нарушения социалистической законности" выведен
из ЦК и снят со всех государственных постов, 1965 г. исключен из партии.
     Justus Pal  (1905 - 1965).  Жертва чистки в Венгрии. Его  биографию см.
стр. 72.  После  реабилитации  в  1956  г.  работал лектором в  литературном
издательстве.
     Kadar Janos (1912 - ). Венгерский политик. С  1931 г. член компартии, с
1943  г.  член ЦК, один из основателей скрытокоммунистической  Партии  Мира.
После 1945 г.  в Политбюро,  1948 - 1950 гг. министр внутренних дел. 1951 г.
арестован  и осужден. 1954  г. реабилитирован, секретарь окружного  комитета
партии  в  Будапeште.  1956  г.  снова   в  Политбюро.  В  октябре  1956  г.
присоединился  к  революции,  однако  потом  перешел  на  сторону  советских
интервентов.  После  подавления  восстания  проводил,  как  глава  партии  и
государства жестокие репрессии. С 1961 г. проводит курс настающих либерально
- демократических и политических реформ.
     Kallai Gyula (1910 -?). Жертва чистки в Венгрии. С 1931 г. член партии,
журналист, 1936 г. один из основателей левокрестьянского Мартовского Фронта,
1944 г. Фронта независимости. В 1945 г. избран в ЦК, 1945 - 1951 г.  министр
иностранных дел.  1951 г.  арестован  и  осужден,  1954  г.  реабилитирован,
работал в  руководящих культурно -  политических органах.  После  подавления
революции избран в ЦК и занимал высокие государственные посты.
     Kardelj  Edvard (1910  - 1979). Югославский политик.  Член  компартии с
1928 г., окончил  партийную школу в Москве. 1941 г. организатор партизанской
войны  в Словении,  член Высшего военного  Совета.  После  1945  г.  в  ЦК и
Политбюро,  близкий  соратник Тито,  вице  -  президент  правительства.  Был
ведущим теоретиком титоизма.
     Kethly Anna (1889  - 1976). Жертва чистки в Венгрии. В  довоенное время
член  руководства СДП. После 1945  г.  вице-президент Парламента. Противница
объединения  СДП  с компартией.  1950  г. арестована.  Из-за  международного
протеста была брошена в тюрьму без приговора. 1954 г. амнистирована,  однако
не реабилитирована.  1956 г. государственный министр в правительстве Надя. В
ноябре 1956 г. эмиграция в Лондон, где и умерла.
     Komаr Waclaw (1909  - 1972). Жертва  чистки в Польше. См. его биографию
на  стр.  232f. После реабилитациии  в 1956 г.  командир армейского  корпуса
внутренней безопасности. В 1959  г. под советским  давлением смещен  с этого
поста и переведен из армии в министерство внутренних дел.
     Kоpriva  Ladislav  (1897 -?). Чехословацкий  политик. Член компартии  с
1921  г. Во  время  войны  в  концлагере  Дахау.  После  1945  г.  начальник
управления  кадров ЦК. 1950 - 1952 гг. министр госбезопасности, 1952 -  1954
гг.  заместитель  министра  внутренних  дел.  После  этого  занимал  высокие
государственные посты. В 1963 г. из-за своей роли в сфабрикованных процессах
исключен из партии.
     Kоrondy Bela  (1914 - 1949). Жертва чистки в Венгрии.  Служба офицером.
Во время войны  участник вооруженного движения сопротивления.  После 1945 г.
вступил  в   партию,  высокие  посты  в   министерстве  обороны,  позднее  в
министерстве  внутренних  дел. В 1949 г. арестован,  приговорен  к  смерти и
казнен. 1956 г. посмертно реабилитирован.
     Костов  Трайчо (1897 -  1949). Жертва чистки в Болгарии.  Его биографию
см. на c. 44ff. 1956 г. посмертно реабилитирован.
     Kun  Bela  (1886  - 1937). Венгерский  политик. В 1918  г.  вернулся из
русского плена. Один  из основателей компартии и вождь Советской Республики.
После 1919 г. эмиграция в  СССР, член президиума  Коминтерна и представитель
Венгрии в  его Исполнительном  Комитете. В 1937 г. во время Большого Террора
арестован Сталиным и казнен. В 1958 г. посмертно реабилитирован.
     Lechowicz  W.  Wlodzimerz (1911 - ?).  Жертва  чистки  в Польше.  Перед
войной  один  из виднейших  членов Демократической  партии.  После  1945  г.
попутчик коммунистов, депутат ДП  и министр торговли. В 1948 г. арестован, в
1955 г. приговорен к 15  годам тюремного заключения, год спустя освобожден и
реабилитировaн. Пoсле этого работал в руководстве ДП и журналистом.
     Loebl Evzen (1907 - 1987). Жертва чистки в Чехословакии. Член компартии
с 1934 г. 1939 - 1945  г. экономический советник лондонского  правительства.
После 1945 г. заместитель министра торговли. 1949  г. арестован,  в  1952 г.
приговорен  к  пожизненным  каторжным  работам,  в  1960   г.  освобожден  и
реабилитирован.  Начальник  Государственного  Банка  в  Братиславе.  1968 г.
эмиграция в США, профессор в Visar College.
     London Artur  (1915 - 1985). Жертва  чистки в  Чехословакии.  В 1949 г.
арестован и осужден в  процессе Сланского. После освобождения и реабилитации
в 1956 г. переехал в Париж, где и умер в 1968 г.
     Losonczy Geza (1917  - 1957).  Жертва чистки в  Венгрии. 1936  г. лидер
антифашистского  Мартовского Фронта, 1939 г. вступил в компартию. После 1945
г. статс-секретарь в министерстве народного образования. В 1951 г. арестован
и  осужден. После реабилитации  в  1954 г.  Главный  редактор  газеты Magyar
Nemzet. Во  время  революции  1956  г. статс-секретарь  в правительстве Имре
Надя.  Вместе  с  Надем был  арестован советскими  органами,  в следственной
тюрьме в Румынии объявил голодовку и умер, несмотря на искуственное питание.
     Luka Vasile (1898 - 1959). Жертва чистки в Румынии. Его  биографию  см.
на  с. 116.  Умер  в  тюрьме.  В 1968  г.  реабилитирован юридически,  но не
политически.
     Margolius Rudolf (1913 - 1952). Жертва чистки в Чехословакии. Во  время
войны за  коммунистическую деятельность был брошен  в концлагерь Маутхаузен.
После 1945 г. заместитель министра внешней торговли. В  1951  г.  арестован,
приговорен к смерти и казнен. В 1963 г. посмертно реабилитирован.
     Mаrosаy Gyorgy (1908 -). Жертва чистки в Венгрии. 1943 - 1947 гг. лидер
левого  крыла  социал  - демократов.  В  1948  г.  заместитель  Генерального
Секретаря  Объединенной  КП - СП.  В 1950 г. арестован, осужден.  В 1956  г.
реабилитирован, снова  в ЦК  и  Политбюро,  заместитель премьер -  министра.
После подавления революции 1956 г.  секретарь Будапештского горкома.  В 1962
г.  за  "раскольническую  деятельность  и  левый  уклон"  выведен  из  ЦК  и
Политбюро. В 1965 г. исключен из партии. В 1972 г. снова вступил в партию.
     Mеrker Paul (1894 - 1969). Восточно германский политик. Член КПГ с 1920
г.  1926 - 1946 г. член ЦК КПГ.  В  1930 г. за "сектантский уклон"  попал  в
немилость.  После  1933  г.  член  земельного  руководства  нелегальной КПГ.
Эмиграция во Францию и Мексику. 1946  г. возвращение в Германию. 1946 - 1950
гг. член  ЦК и Политбюро  СЕПГ.  В  1950 г.  исключен из  СЕПГ  за  связь  с
американским  агентом".  1952  -   1956  г.  в  заключении.  Политически  не
реабилитирован.
     Miеlke Eriсh  (1907 - ?). Политический  деятель ГДР. Член КПГ с 1925 г.
1933  г.  эмиграция в Бельгию. 1936 г.  политкомиссар в гражданской войне  в
Испании.  После  интернирования  во Франции -  эмиграция  в  СССР.  1945  г.
возвращение  в  Берлин,  организовал  политическую   полицию  ГДР.  1950  г.
статс-секретарь   в    министерстве   госбезопасности.   1957   г.   министр
госбезопасности.
     Микоян  Анастас (1895 -  1978).  Советский  политический  деятель. Член
фракции большевиков с 1915 г. С 1925 г. в ЦК, с 1935 г. в Политбюро. 1926  -
1955 гг.  возглавлял различные министерства. После смерти Сталина примкнул к
Хрущеву,  в 1955 г. стал заместителем председателя Совета Министров, 1964 г.
Глава государства. 1965 г. на пенсии.
     Молотов  В.  М. (1890  -  1986).  Советский политический  деятель. Член
фракции большевиков с 1906 г. С 1921 г. в ЦК, 1925 г. в Политбюро. Ближайший
соратник   Сталина.  1930  г.   председатель  Совнаркома.  1937   г.  нарком
иностранных дел. после смерти Сталина в оппозиции к Хрущеву. 1957 г. снят  с
партийных  и государственных постов и назначен  послом  в  Монголию. 1964 г.
исключен из  партии.  Жил пенсионером в Подмосковье. 1984 г.  восстановлен в
партии.
     Muller Kurt (1903 -  1960). Германский политический деятель. Член КПГ с
1920 г. с 1929 г. президиума ЦК. 1931 г. работа в КИМе в Москве. 1934 - 1945
гг.  заключение в концлагере Заксенхаузен. 1945  г. заместитель председатель
ганноверского  отделения КПГ. ,  1949 г.  член Бундестага, 1950 г. поездка в
ГДР, и  задержание как троцкистского агента. 1955  г. освобожден. после чего
вернулся в ФРГ.
     Nagy Imre  (1896 - 1958).  Венгерский  политический  деятель. В  1921г.
вернулся  из  русского  плена, участвовал  в  движении  сельскохозяйственных
рабочих.  1926   г.   эмиграция   в   СССР,   исследовательская   работа   в
сельскохозяйственном  институте и  венгерском партийном  руководстве.  После
1945 . министр распределения земли и министр внутренних дел. 1949 - 1951 гг.
из-за  "правого уклона  исключен  из  ЦК и  Политбюро.  1952  г. заместитель
премьер-министра, 1953  г. премьер-министр.  1955 г. снят со  всех постов  и
исключен из  партии. 1956 г.  восстановлен  в  партии.  Во  время  революции
премьер-министр. После ввода советских войск арестован советскими органами и
депортирован в Румынию. В 1958 г. в закрытом  процесс в Будапеште приговорен
к смерти и казнен.
     Novotny Antonin (1904 1975).  Чехословацкий политический деятель.  Член
КПЧ  с 1921 г. Во время войны брошен гестапо  в концлагерь Маутхаузен. После
1945 г. член ЦК и Политбюро. 1953  г.  Генеральный секретарь ЦК  партии, как
наследник Готвальда.  1957  г.  президент  республики. В 1968 г. из-за своей
роли в сфабрикованных процессах снят со всех постов и исключен из партии.
     Pallfy Gyorgy  (1909 - 1949). Жертва чистки  в  Венгрии.  Его биографию
смотри  на  с.  78.   1956   г.  посмертно  реабилитирован   и  торжественно
перезахоронен вместе с генералами, расстрелянными во время чистки.
     Patrascany  Lucretiu  (1900 -  1954).  Жертва  чистки  в  Румынии.  Его
биографию см. на стр. 151. 1968 г. посмертно реабилитирован.
     Pauker Ana (1893 - 1960)  Жертва чистки в  Румынии. Еe биографию см. на
стр. 166f. . Политически не реабилитирована.
     Pavlik  Gejza  (1884  - 1964), Жертва  чистки в  Чехословакии.  1919 г.
участие в пролетарской  революции в  Венгрии.  Партийная работа  в Словакии.
1039  г. эмиграция  в  Бельгию, Францию и Швейцарию. После 1945 г.  директор
государственного  Бюро  путешествий. 1949 г. арестован  и осужден.  1956  г.
освобожден и реабилитирован.
     Peter Gabor (1911 - ?). Венгерский политический деятель. Член компартии
с 1931 г. В  подполье отвечал за вопросы безопасности и входил в руководство
скрыто-коммунистической  Партии  Мира.  После 1945  в  ЦК,  начальник службы
госбезопасности  AVH.  1953  г.  арестован.  1957  г.  из-за  своей  роли  в
сфабрикованных процессах приговорен к пожизненным каторжным работам. 1959 г.
амнистирован, работал библиотекарем.
     Piek Wilhelm (1876 -  1960). Политический деятель ГДР. Член СДПГ с 1895
г. 1918 г. один из основателей КПГ и член  ЦК. С  1928  г. в  Исполнительном
Комитете Коминтерна. 1933 г. эмиграция  в СССР. 1935 г. во  главе партийного
руководства партии  в изгнании. 1936  г.  начальник Балканского секретариата
Коминтерна.  После 1945 г. председатель  КПГ в советской оккупационной зоне.
1946 - 1954 гг. председатель СЕПГ, 1949 г. президент ГДР.
     Pijаdе Mosa (1890 - 1957). Югославский политический деятель. 1921 г. за
коммунистическую  деятельность приговорен к 20 годам каторжных работ.  После
освобождения в 1941 г. руководитель партизанской  войны в  Черногории. После
1945 г. в ЦК и Политбюро, входил в ближайшее окружение Тито.
     Radkiewicz Stanislaw  (1903 -  ?).  Польский политический  деятель.  Во
время  войны  в СССР,  после  1945 г. член ЦК  и Политбюро, 1945 -  1954  г.
министр госбезопасности. 1955  г. выведен из Политбюро и назначен  министром
сельского хозяйства. 1957 г.  за свою роль в сталинском терроре  исключен из
ЦК и  партии. 1960 снова принят в  партию,  Генеральный  директор управления
государственными резервами. 1968 вышел на пенсию.
     Rajk Laszlo (1909 - 1949). Жертва чистки  в Венгрии. Его  биографию см.
на с.  70f. В 1955  г.  посмертно  реабилитирован и в  1956 г.  торжественно
перезахоронен.
     Rakosi Matуas  (1892 - 1971). Венгерский политический деятель. 1918  г.
вернулся  из русского плена, был одним из основателей компартии, в Советской
Республике -  министр торговли.  1919 г. эмиграция в  СССР. 1924  г. снова в
Венгрии, арестован, 1926 г. приговорен к 8 годам тюремного заключения,  1935
г.  во  втором  процессе приговорен у пожизненным каторжным работам. 1940 г.
передан  СССР в обмен  на знамя венгерской освободительной борьбы  1848-1849
гг.  Вождь  венгерской  партии  в  изгнании.  С  1945  г.  во главе партии и
государства.  1953 г.  под  давлением  Хрущева  отставка с  поста  премьер -
министра,  июль  1956  г. и Генерального Секретаря. После  вспышки восстания
бегство в  СССР.  Возвращение в  Венгрию  откладывал. 1962  г.  исключен  из
партии. Умер в Горьком. Его останки в 1971 г. были вывезены в Венгрию.
     Rankovic  Alexandar  (1909 -  1982). Югославский политический  деятель.
Член  компартии  с  1928  г. 1940  г.  в ЦК и Политбюро. 1941  г.  арестован
гестапо,  однако  освобожден  партизанами.  Входил в  Верховный  Штаб  Армии
освободительной войны. С 1945 г. министр  внутренних  дел,  начальник службы
безопасности и  вице- президент  Республики.  В  1964 г.  за злоупотребление
властью снят со своего поста и в 1966 г. исключен из партии.
     Reicin Bedrich (1911  -  1952).  Жертва  чистки  в  Чехословакии.  Член
компартии с  1929  г.  С  1936  г.  в ЦК.  1938 г.  эмиграция в СССР, офицер
чехословацкой  бригады. После  1945  г.  начальник военной  контрразведки  и
заместитель министра обороны.  1951 г.  арестован,  приговорен  к  смерти  и
казнен. 1968 г. посмертно реабилитирован.
     Revai Jozsef  (1898  - 1959). Венгерский политический деятель.  1918 г.
один из основателей  компартии. После пaдения Советской Республики эмиграция
в  ЧСР,  член ЦК  в изгнании. 1930 г.  возвращение  в Венгрию и арест. После
трехлетних каторжных работ эмиграция  в СССР, член  Исполкома Коминтерна.  С
1945 г. член ЦК и Политбюро, главный редактор  центральной партийной газеты,
в  партийном руководстве отвечал  ща вопросы культуры.  1953  г. выведен  из
Политбюро. После  поражения революции из-за плохого состояния здоровья  ушел
из активной политической жизни.
     Rozаnski Jacek (? -  ?). Польский  политический деятель. В компартии  с
1935  г.,  завербован  НКВД.  1939 г. эмиграция  в в  СССР.  После  1945  г.
начальник  Следственного управления органов госбезопасности. За свою  роль в
сталинском терроре в 1955 г. приговорен  к 5, а в 1957 г. во втором процессе
к 15 годам тюремного заключения, однако в 1960 г. амнистирован.
     Серов И. А.  (1905 -  ?). Советский  политический деятель.  Как генерал
НКВД принимал  активное участие в проведении сталинских чисток  на  Украине.
После  1945 г. резидент МВД в  Польше  и  Восточной Германии.  После  смерти
Сталина  был  вызван  в  СССР  и  назначен  начальником  КГБ.  1956 г. после
подавления венгерской революции - руководитель террора  в Венгрии. С 1959 г.
начальник советской военной контрразведки.
     Shehu  Mehmet  (1913 -  1982).  Жертва  чистки  в  Албании.  Офицерское
образование в Неаполе, арестован  за  коммунистическую деятельность. 1936 г.
участие в  гражданской  войне в  Испании.  Интернирован во Франции. 1942  г.
возвращение  в Албанию, один из  основателей компартии и вождь  партизанской
войны.  После   1945  г.  закончил  Военную  академию  в  Москве,  Начальник
Генерального Штаба. 1948 г. министр  внутренних дел.1954 г. премьер-министр.
1982 г. обвинен Ходжей в шпионаже и предательстве, самоубийство.
     Simont  Andre (1895 - 1952). Жертва чистки в Чехословакии. 1922 г. член
германской  компартии,  1936  г.  чехословацкой   компартии.   В  германской
компартии Главный редактор  издательства Международной Рабочей Помощи.  1939
г. эмиграция в Англию, 1942 г.  в Мексику. После  1945 г. внешнеполитический
редактор партийной газеты Rude Pravo. 1952 г. арестован, приговорен к смерти
и казнен. 1963 г. посмертно реабилитирован.
     Slаnsky  Rudоlf (1901 -  1953). Жертва  чистки в Чехословакии, казнен в
1953  г.  Нго  биографию  см. на  с.  127f.  1963  г.  посмертно  юридически
реабилитирован, 1968 г. политически.
     Sling Otto (1912 - 1952). Жертва чистки в Чехословакии. Член  компартии
с 1930 г. Участие в гражданской войне в Испании. 1938 г. эмиграция в Лондон.
После 1945 г.  член ЦК, первый секретарь областного комитета в Брно. 1950 г.
арестован, приговорен к смерти и казнен. 1968 г. посмертно реабилитирован.
     Spychalski  Marian  (1906  - 1980). Жертва чистки  в  Польше.  См.  его
биографию на  стр. 214.  После реабилитации в  1956  г. член ЦК и Политбюро.
1956 -  1968 г. министр  обороны, с  1963 г.  Маршал Польши, 1968 - 1970  г.
глава  государства.  1970 г.  из-за рабочего восстания в Гданьске смещен  со
своих партийных и государственных постов.
     Svab Karel  (1904 - 1952). Жертва чистки в Чехословакии. Член компартии
с 1930 г.  1938  г.  брошен гестапо в концлагерь Заксенхаузен. После 1945 г.
начальник службы безопасности и заместитель министра внутренних дел. 1951 г.
арестован, приговорен к смерти и казнен. 1968 г. реабилитирован посмертно.
     Swiatlo Iosef (1905 - ?). Польский политический деятель. Член компартии
с 1930-х годов. С 1945 г. в аппарате службы безопасности. 1949 г. полковник,
заместитель  начальника Х  - управления. В декабре  1953 г. ушел  на Запад и
сообщил в выступлении по радио Свободная Европа  подробности о  деятельности
органов госбезопасности. Скрылся в США.
     Szakasits Arpad (1888  - 1965).  Жертва чистки  в Венгрии. С  1903 г. в
Социал-Демократической партии, во  время Советской Республики в Комиссариате
внутренних дел, аресты в 1920 и 1922 г. С 1925 г. член руководства, в с 1938
г. Генеральный  Секретарь  СДП, 1944 г. один из  основателей антифашистского
Фронта Независимости. После 1945  г.  заместитель премьер-министра, 1948  г.
Председатель Объединенной Рабочей Партии. 1949 г. Глава государства, 1950 г.
арестован  и  осужден.  1956 г.  реабилитирован.  После  революции  1956  г.
Председатель Союза Журналистов и Президент Всемирного Союза Венгров.
     Szalai Andras (1917 - 1949). Жертва чистки в Венгрии. См. его биографию
на с. 103f. 1955 г. посмертно реабилитирован.
     Szonyi Tibor (1903 -  1949). Жертва чистки в Венгрии. Его биографию см.
на с. 73. 1955 г. посметрно реабилитирован.
     Tatarescu Gheorghe (1886 - 1955). Румынский политический деятель. Лидер
партии Либералов. В  довоенный период  дважды  был премьер-министром. 1945 -
1947 гг. министр иностранных дел.  1949 г. арестован и осужден. Амнистирован
незадолго до своей смерти.
     Червенков Вылко (1900 - ?). Болгарский политический деятель. После 1956
г. постепенно смещался со  своих постов,  1961 г. выведен из ЦК и Политбюро,
1962 г. исключен из партии.
     Тухачевский  М. Н.  (1893 -  1937). Советский  Маршалл.  Офицер царской
армии,  1917  г.  примкнул   к  большевикам,  Главнокомандующий  в  польской
кампании, 1925 г. начальник Штаба Красной Армии. 1931 г. заместитель наркома
обороны. В 1937  г. во время Большого террора приговорен Сталиным к смерти и
казнен.
     Ulbricht Walter (1893 - 1973). Германский политический деятель. 1919 г.
один из  основателей КПГ, с 1923  г.  в ЦК. 1924 г. в  Исполкоме Коминтерна,
1936 г. политкомиссар в гражданской войне в Испании. 1933 -  1945 г. в СССР,
руководитель  партии в  изгнании, представитель КПГ в Коминтерне. После 1945
г. в Берлине, возрождение копартии, после основания ГДР во главе СЕПГ,  1949
-  1960  г.  также  заместитель  премьер-министра, с  1960  г.  Председатель
Государственного  Совета. Под  давление  Брежнева  был  вынужден в  1971  г.
передать партийное руководство Хонеккеру.
     Vаc  Zoltan  (1903  -  1980).  Венгерский  политический  деятель.  Член
компартии с 1919 г., арестовывался  в 1921 и 1925 гг. После 16 лет каторжных
работ передан вместе с  Ракоши  советскому  правительству,  член руководства
партии в изгнании. С 1945 г.  в  ЦК и Политбюро, занимал руководящие посты в
экономике,  включая  председателя  Планового  Комитета. 1953 г. исключен  из
Политбюро,  был  близок  к аресту в подготовленном антисемитском процессе. В
1956  г. примкнул к Имре  Надю. был вместе с ним депортирован  в Румынию, но
без обвинения. После возвращения в 1958 г. был исключен из партии. Его книги
смогли выйти в Венгрии только после основательной цензуры.
     Xoхe Koci (1911 - 1949). Жертва чистки в Албании. См. его  биографию на
с. 25f. До сих пор не реабилитирован.
     Zambrowski Roman (1909 - 1977). Польский политический  деятель. 1941 г.
эмиграция в СССР, 1945 г. в ЦК, 1948 - 1954 гг. член Государственного Совета
и  министр  Госконтроля.  1963  г.  за  "ревизионизм" выведен  из партийного
руководства. В 1968 г. во время антисемитской компании исключен из партии.
     Zapotocky Antonin  (1894 -  1957).  Чехословацктй политический деятель.
Член компартии  с 1920  г. 1922  г.  в ЦК  и  Политбюро,  1922  -  1925  гг.
Генеральный Секретарь и представитель компартии в Коминтерне, 1939 г. брошен
гестапо  в  концлагерь  Ораниенбург.  После  1945  г.   председатель  совета
профсоюзов,  1948  -  1953 гг.  премьер -  министр, потом  до  самой  смерти
Президент Республики.
     Zilliacus Konni  (1894 - 1967).  Британский  политический деятель. Член
секретариата  Лиги  наций.  С  1945  г.  депутат  от  Лейбористской  партии,
принадлежал   к  ее   левому  крылу  и  поддерживал   контакты  с   лидерами
восточно-европейских коммунистов.
     Zold  Sador  (1913 - 1951). Жертва  чистки в Венгрии.  Член компартии с
1932 г., 1936 г. один из  лидеров антифашистского  Мартовского фронта. После
1945  г.  в  ЦК  и  Политбюро.  1950 г.  министр  внутренних  дел.  Совершил
самоубийство, для того, чтобы избежать ареста.









Популярность: 23, Last-modified: Sun, 22 Oct 2000 08:50:15 GmT