---------------------------------------------------------------
© Copyright Алексей Семенов
Официальный сайт романа расположен по адресу http://magnit.hut.ru
Е-мэйл литературного агента maxn@com.psc.ru
Date: 29 Jul 2001
---------------------------------------------------------------
Те учебные заведения,
где работал автор, не имеют
никакого отношения к
гимназии, описанной в
нижеследующем тексте. И тем
более не имеют отношения те
учебные заведения, в
которых автор не работал.
В одном городе жило две сестры - Надежда и Опора, и по
непонятной причине Опора не любила свое имя. Точнее сказать, ей
казалось, что столь громкого имени она не достойна.
Бывают имена, от которых становится весело или светло, или
тепло, или холодно... Когда Опору кто-то звал, она думала, что
зовут кого-то другого, и от этого ей было ни тепло, ни холодно.
Надежда считала, что этого недостаточно, чтобы быть недовольной.
Так продолжалось до тех пор, пока Опора не решила выйти замуж.
Она не слишком любила своего жениха, но зато он носил красивое
имя, а Опора после свадьбы собиралась взять не только фамилию
мужа, но и его имя тоже. Надежда долго отговаривала Опору, однако
все было бесполезно.
Догадайтесь - как звали жениха?
Кто еще не догадался, - тому придется искать ответ самому.
Лучше всего это можно сделать, прочитав текст под названием
"Магнит" хотя бы до половины. Заодно там можно будет узнать ответы
и на другие жизненные вопросы. Например:
- Куда исчезают люди?
- Почему лучше бить в колокола, чем пожирать салаты?
- Кто обезглавил пластмассовый скелет меч-рыбы?
- Что бывает зимой с глухарями?
- И главное - зачем умирают люди?
В особенности следует избегать имен
односложных и тем более таких, которые
близки звукам кашля, отрыжки, икоты,
рвоты... повсеместно считающимися
недопустимыми в обществе. Однако с
прискорбием отмечаю, что имена типа Ур,
Ург, Вург, Бург, Гарт, Пург, Сруут...
по загадочным причинам завораживают и
притягивают многочисленных авторов...
из книги(0)
В детстве Бург мечтал стать дипломатом. Например, консулом в
Уругвае. Для этого пытался учить испанский, читал про Диаса де
Солиса и ему подобных, и в конце концов поступил в ПТУ No22, где
готовили мастеров по ремонту и обслуживанию холодильных установок.
Но мастером так и не стал, с позором отчисленный то ли за кражу в
столовой, то ли за участие в рок-группе "Чертова отдушина", где
играл на бубне.
Вскоре после окончания вечерней школы он шел мимо педаго
гического института и вынужден был туда заглянуть, - естественно в
поисках туалета, - наткнулся в кармане брюк на свои паспорт и
аттестат, перепутал двери, неожиданно для себя оказавшись в
приемной комиссии, подал заявление, поступил и вот уже лет
двадцать прилежно преподавал химию в школе. Теперь к нему
обращались не иначе как "Оскар Александрович", а дети между собой
звали просто "Ника", потому что имя "Оскар" для невзрачного
лысоватого учителя было слишком громким.
Бург носил исключительно серые костюмы, на два размера больше
необходимого, белые, но не слишком умело выглаженные рубашки,
купленные в соответствии с размерами костюма, относительно дорогие
галстуки в тон шторам химического кабинета, и ботинки, обязательно
постукивавшие подковками, отчего его единственного ученики
узнавали по звуку шагов./Не ради ли этого подковки и
предназначались?/
Несколько лет назад его школа чудесным образом превратилась в
гимназию с гуманитарным уклоном. В учебном плане появились такие
дисциплины как "Этические учения Древней Греции/ между прочим, от
эвдемонизма Демокрита до системы Эпикура/, но от химии директор
так и не сумел отделаться, отчего Оскар Александрович, рыцарь
колбы и пробирки, трудился в гимназии до сих пор, наводя страх на
несовершеннолетних гуманитариев. Но мысль стать консулом в какой-
нибудь латиноамериканской стране его еще не покинула. И не могла
покинуть, пока в гимназии были такие ученики как Олег Мохов из
10"Б", сонного вида блондин, всегда одетый в одни и те же черные
водолазку и куртку, обладатель самого громкого плеера в классе. Не
то чтобы сквернослов, не то чтобы двоечник. Виртуозным игроком на
нервах его тоже назвать было нельзя. Но добрых слов за десять лет
он так и не заслужил, регулярно отмечаемый на педсоветах в числе
кандидатов на отчисление. Кандидатский стаж насчитывал уже лет
пять, имея в виду историю с заменой в кабинете литературы
портретов русских классиков на изображения зарубежных поп-звезд,
включая Тину Тернер. Мохов провернул это еще в шестом классе.
Причем, диверсия обнаружилась только через неделю, во время
родительского собрания. Родители оказались бдительнее учительницы
словесности.
Он страстно верил в абсолютный
стандарт праведного и грешного
из книги(1)
Года через два пострадал и химик. Нет, дело не в таблице
Менделеева, в которую вписаны были кое-какие до селе неизвестные
неблагозвучные элементы. Возможно, этим занимался не Мохов. Но
даже если и он - Оскар Александрович, наверно, простил бы его за
такую проказу. Другое дело - псевдонаучная статья, опубликованная
именно Моховым /он сам потом признался/ в Интернете за подписью
"Бург О.А., преподаватель 2-ой гуманитарной гимназии".
Более безграмотного текста трудно было представить. Ущерб,
нанесенный научной репутации Бурга был невелик, - да и какая у
него была научная репутация? - но Мохов Оскара Александровича с
той поры просто бесил. Жутко хотелось ставить ему одни неуды.
Огромные неуды с завитками. День и ночь ставить. Причем каленым
железом на лбу.
Однако не следует думать, что Олег Мохов был такой уж шутник.
Скорее наоборот. Шутником был Лев, его брат-студент, вечерами
пропадающий на репетициях КВН-ов, часами готовый смотреть теле
визионную рекламу, на основе которой и сочинять кубометры своих
шуток. Причем, из них Олегу нравилась только одна единственная:
"Бери от жизни все. Подпись: смерть".
Но эта шутка как раз и не могла пригодиться. Подобным зрителей
рассмешить невозможно. Это почти то же самое что "цитировать
Брайана Ино с Дэвидом Бирном". Легче скорчить гримасу. Тогда
наверняка поймут и оценят. Это вам не публикация в Интернете
научной статьи за подписью "Бург О.А.", тем более что Олег тогда
искренне хотел помочь Нике, изощрялся, пытаясь написать как можно
лучше. Не все удалось. Но издеваться он в любом случае не
собирался. И без него любителей поиздеваться достаточно на этом
свете. И портреты русских классиков он снял вовсе не потому, что
хулиганил. Просто ему кто-то сказал, что изображения умерших людей
плохо влияют на живых. Русские же классики, будто сговорившись,
как назло все давно поумирали, а новые появляться не торопились.
Да что классики... Где взять портреты современных писателей? То ли
дело поп-звезды. С ними-то все в порядке.
Так что ни малейшего желания поиздеваться Олег не испытывал.
Ни тогда, ни сейчас. Но попытки объяснить это были бесполезны.
Даже Лев, старший брат, считал, что Олег всего лишь тяжеловесно
пошутил / тяжеловесно потому, что портреты оказались тяжелые/.
Родители тем более понять Олега не могли. Заключив союз с учите
лями, они начали его перевоспитывать, не понимая, что это не
только больно, но и бесполезно.
Но забыть дорогу в гимназию было не так просто. Выходя утром
из дома, Олег прислушивался к себе - не забыл ли он все еще
дорогу? Понимал что не забыл, глубоко вздыхал и двигался дальше.
Зеркало, висевшее возле гимназического гардероба, было
надтреснуто в двух местах. Трещины получились размашистые, будто
росчерки пера крупного государственного деятеля.
Олег скосил взгляд на зеркало и увидел в нем... Он мог увидеть
в нем все что угодно. Рыцаря в турнирном доспехе для пешего боя.
Невозмутимого бедуина с предостерегающим прищуром. Тщедушного
хакера в мятой футболке. Или даже бронзовый торшер с абажуром,
похожим на кадку для лимонного дерева из кабинета биологии. Все
что угодно, было бы только желание. Сказочный сполох в глазах
сделает свое дело. Рыцарь так рыцарь, при одном непременном
условии - две трещины будут разрезать его зеркальное изображение.
Два дополнительных штриха к портрету. Без них нельзя.
Непотрескавшиеся зеркала лгут. Наиболее правдивы, безусловно, те,
что разбиты вдребезги, но на такую откровенность чаще всего
рассчитывать не приходится.
Отвести взгляд было не так просто. Но все-таки проще, чем
начать жизнь сначала. И Олег отвел, тут же получив удар по затылку
мячиком для игры в большой теннис. Проклятые пятиклашки. Их даже
бить неудобно - приходится все время нагибаться.
Культура давно стала то ли
привилегией, то ли наслаждением, то ли
извращением, то ли алиби.
из книги(2)
Не любил, а точнее не мог нагибаться в гимназии по крайней
мере еще один человек - лет так примерно двадцати восьми,
невидимый для многих из-за своего вечного пребывания в подвале
столяр Шуйский. В сентябре перетаскивал выращенную на даче
картошку и неудачно закинул мешок. Вот уже ноябрь был наготове, а
поясница, как прима-балерина, требовала особого внимания,
капризничала и не терпела, когда о ней забывали хотя бы на минуту.
Работе это не способствовало. Во всяком случае той работе, что
была связана с починкой сломанных стульев, сколачивании
бесчисленных стендов и прочих наглядных пособий. Зато
освобождалось время на то, что, собственно, делало Шуйского не
вполне обычным столяром. Он сочинял песни. Более того - недавно
записал альбом /"Пиши пропало"/, предварительно продав резной
буфет, - рукотворный памятник, издали напоминающий Зимний дворец,
- над которым трудился чуть ли не год. А потом еще год искал
покупателя. За две ночи в студии одной дышащей на ладан частной
радиостанции записал десять песен, в качестве второго гитариста
пригласив местного виртуоза Славу, который обычно в подземном
переходе один в один копировал Джона Маклохлина или, на худой
конец, Эрика Клэптона. Сессионный музыкант обошелся Шуйскому в две
бутылки водки. Если не считать третьей бутылки.
Записи размножили на ста кассетах, что для начала было
неплохо. А по утрам казалось, что просто хорошо.
Размышляя о своем несомненном светлом будущем, Шуйский не
заметил, как в столярку прокрался пронырливый гимназист с красной
повязкой на рукаве и фальцетом позвал автора и исполнителя к
телефону.
- Меня? - смутился Шуйский. Никогда еще ему не звонили в
гимназию. Особенно по телефону.
Смущение было Шуйскому к лицу. Поднявшись на вахту, он, прежде
чем взять телефонную трубку - покосился на потрескавшееся зеркало
и убедился, что действительно - к лицу. Кроме худого
плоховыбритого лица в зеркале уместились выцветший, но в прошлом
определенно синий халат, хорошо сидящий на его спортивной фигуре,
и дворняжка Зинаида, прокравшаяся за спиной у дежурных в
вестибюль, чтобы в который раз погреться у батареи.
Звонил, как ни странно, Слава-гитарист, и голос его был
отчетлив, каким был всегда после трех кружек пива.
- Читал? - спросил Слава таинственно.
- Что - читал? - не понял Шуйский. Ведь он-то не пил с утра
трех кружек пива.
- Газету "Первая молодость" за сегодняшнее число.
- Я что - похож на того, кто читает "Первую мо..." Постой, а
там не про нас?
- Вот именно!.. Слушай: Только что вышедший альбом "Пиши
пропало" автора и исполнителя Шуйского представляется нам
произведением в равной степени изысканным и доходчивым.
Несомненные способности автора проявились здесь в полной мере, что
позволяет надеяться..."
Что за бред... Молодежная газета не могла выражаться таким
допотопным языком. Это было настолько очевидно, что Шуйский громко
рассмеялся. И можно представить, что по этому поводу подумал
гитарный виртуоз.
- Если тебе так хочется - считай, что я поверил устав
смеяться, сказал Шуйский, повесил трубку и довольный тем, что его
не смогли разыграть, быстро спустился в подвал.
А через час заботливый завхоз Смертин подсунул ему принесенную
из гимназической библиотеки "Первую молодость", где Шуйского
действительно хвалили и как раз теми самыми допотопными словами
/"в равной степени изысканным/и/и доходчивым/и/"/"Может быть так и
начинается слава?" - мелькнула в голове дикая мысль, и захотелось
схватить гитару и спеть что-то мажорное. Разумеется, не из своего
репертуара. Но в присутствии пожилого завхоза Шуйский сдержался,
ограничившись радостным восклицанием.
Когда завхоз ушел, статья была перечитана заново. Несомненно
его хвалили. Ожидаемого скрытого издевательства замечено не было.
Что ж, Шуйский был благодарен автору по фамилии Белкин за добрые
слова, хотя то обстоятельство, что статью написал Слава-гитарист,
вероятно подпортило бы Шуйскому настроение. Но вычислять тех, кто
скрывается за газетными псевдонимами, не входило в обязанное
столяра гуманитарной гимназии.
С миру по нитке - мертвому
припарка.
из корзины(3)
Учительская была почти пуста. Многие разбрелись на большой
перемене по своим так называемым лаборантским - пить чай. Возле
окна стоял Леонид Игоревич, физик лет тридцати, недоуменным
взглядом обводя все вокруг. Недоумение появлялось на его лице
всякий раз, когда он переступал порог гимназии. Всем было
известно, что устроился он сюда временно, ожидая, пока освободится
место в одной фирме. Подразумевалась, конечно, престижная фирма...
Прошло уже семь лет. Но Леонид Игоревич по-прежнему вел себя так,
будто завтра, в крайнем случае - послезавтра, он покинет стены
гимназии, чтобы никогда сюда не возвращаться. Особенно это
чувствовали дети. Они на его уроках активно развлекались, благо
гимназия гуманитарная, - а Леонид Игоревич недоумевал. Ему все еще
было странно, что ученики его не слушают, что учебный год начи-
нается первого сентября, а заканчивается в конце мая, а главное не
понятно, почему он до сих пор здесь и каким образом без него
сводят концы с концами престижные фирмы?
Зато Леонида Игоревича любили женщины. Точнее - учительницы
начальных классов. Почему-то исключительно они.
Недоумение физика было прервано рекламой шампуня для париков.
Это только что вошедший преподаватель ОБЖ майор Неволин включил
телевизор. Смотреть его Неволин не собирался, но он ненавидел
тишину. Может быть потому и пошел работать в гимназию? Во всяком
случае, на уроках ОБЖ всегда было шумно, если не сказать, что
грохотала канонада.
На майора с уважением посмотрели сразу три женщины, среди
которых не было ни одной учительницы начальных классов. В первую
очередь это была Ирина Павловна Ежова, математик с двадцатилетним
стажем, более известная как жена-героиня, сменившая пятерых мужей
и уже два месяца как снова свободная.
Не оставила майора без внимания и Полина Андреевна Прыгунова,
филолог одних с Ириной Павловной лет, страстная поклонница М.
Веллера. Ее иногда любил дразнить ныне пребывающий на курсах
повышения квалификации преподаватель информатики Мстислав Валерье
вич Лугин. Лугин как бы невзначай приводил какую-нибудь заранее
подготовленную цитату из Веллера, вроде: "Я побрел найти немного
понимания к московской знакомой", после чего Полина Андреевна
активно злилась и с ее малиновых губ слетали полупристойные
выражения, и это доставляло неслыханное удовольствие не только
Лугину, но и всем присутсвующим.
Третьей женщиной, посмотревшей с уважением на майора Неволина,
была Агнесса Ивановна Иванова, преподавательница французского и,
факультативно, - испанского. Она несколько лет назад целый месяц
работала по обмену в одной из марсельских школ и с тех пор имела
привычку говорить: "А у нас во Франции..." Больше о ней сказать
что-либо сложно.
Итак, три дамы обсуждали личную жизнь преподавательницы
английского Натальи Антоновны Скрябиной, ее возможные перспективы
выйти замуж за - подумать страшно - директора 31-ой школы
Молотова. Из-за щекотливости темы относительная тишина им тоже
мешала, но телевизор они включить, - тем более на полную гром
кость, - не догадались... А еще говорят, что в армии остались одни
солдафоны и нет находчивых людей. Хотя, может быть после ухода в
запас майора Неволина действительно нет...
В общем, большая перемена была в полном разгаре.
Материальные потери неизбежны
из книги(4)
Когда Оскар Александрович начал переводить стрелки на зимнее
время, то никак не мог остановиться. Крутил их, крутил, пока
пальцы не занемели. Лет пять сбросил, но этого было мало. Неплохо
было бы сбросить и лишних килограмм десять-двенадцать. Второй раз
жениться. Нет, вначале первый раз развестись.
Бург сладко зевнул в предвкушении приятных изменений, широким
жестом заказал винегрет - фирменное блюдо гимназической столовой,
- и даже съел его, в отличии от другого фирменного блюда - пиццы,
на которую можно было только смотреть. Но не долго. Даже жена Таня
делала пиццу лучше.
И тут над Оскаром Александровичем нависла хорошо знакомая тень
завуча по воспитательной работе Аллы Евгеньевны Вороновой.
- Питаетесь, - прокуренным голосом вынесла приговор завуч.
- В каком смысле? - растерялся Бург.
- В том смысле, что вам сейчас не салаты надо жрать, Оскар
Александрович, а в колокола бить...
- В какие колокола?
- Во все.
Через минуту разъяснилось - кого надо бить и за что. Исчез
Мохов из 10"Б". Бургу бы обрадоваться, но со вчерашнего дня он
временно исполнял обязанности классного руководителя именно в
10"Б". Допустил такую оплошность и дал согласие, пока болеет Инга
Аркадьевна. И тут же последовал сюрприз в духе Мохова, чей отец
недавно звонил в учительскую, спрашивал - нет ли сына в гимназии?
Видите ли, он дома не ночевал. Алла Евгеньевна ответить ничего
определенного не могла. Да, в общем, и Оскар Александрович тоже.
Химии сегодня по расписанию не было, с классом встретиться еще не
успел, планировал после уроков... Староста 10"Б" Гуреев ответил,
что Мохов сегодня отсутствует.
В голове у Оскара Александровича мелькнула человеконенавист
ническая мыслишка: "Подвесить бы этого Мохова вместо портрета
Менделеева над классной доской, пусть бы потрепыхался полчасика.
Наверняка же сбежал, чтобы ему, Бургу, напакостить. Не случайное
же совпадение?" Но некого было подвешивать хоть вместо портрета
Менделеева, хоть рядом с ним.
И что же теперь ему надо было делать? Вынюхивать у одно
классников, куда могла запропаститься эта гадина Мохов? Лазить по
чердакам и подвалам? Обзванивать больницы и морги? /что наверняка
уже сделали любящие родители/. Впрочем, формальностями Бург
пренебрегать не стал и принялся вынюхивать, лазить и звонить,
хорошо понимая, однако, что занимается пустым делом. Но даже им
надо было заниматься добросовестно.
10"Б" встретил новость веселым гоготаньем. Дескать, "загулял
Моховик" или даже "знали бы где находится - сами бы туда сбежали".
Оскар Александрович такие заявление не воспринимал, в отличии
от Аллы Евгеньевны, которая подслушивала под дверью и как только
раздались первые возгласы - ворвалась в аудиторию и устроила всем
грандиозный разнос...
В городском морге работал телефонный автоответчик, от которого
невозможно было добиться ничего толкового.
На чердаке гимназии и без Мохова было полно всякой гадости, от
заплесневевших портретов членов Политбюро до обезглавленного
пластмассового скелета меч-рыбы. А Мохов не только отсутствовал,
но и никаких следов его обнаружено не было, если только не он
оторвал у рыбы голову.
10"Б" действительно не слишком серьезно отнесся к тому, что их
одноклассник не ночевал дома. Во-первых, кое-кто из десятиклас
сников это делал неоднократно/ например - Егор Бахманов. Поговари
вали, что у него где-то на стороне уже есть годовалый ребенок.
Егор многозначительно не подтверждал, но и не отрицал этого/. Во-
вторых, Олег Мохов был не из тех, к кому можно относиться всерьез.
К его выкрутасам давно привыкли, как привыкли уже к дождливому
лету или безвкусному теплому чаю в гимназической столовой.
Сегодня обсуждались вещи куда более интересные и серьезные -
только что вышедший сборник лучших песен "Сопли-2000" и саундтрек
к фильму "Групповое самоубийство". Нина Печкина "Групповое само
убийство" посмотрела уже трижды и ждала сегодня после гимназии
новую встречу с любимыми героями и композициями. Правда, Толику
Гурееву ни фильм, ни саундтрек к нему не нравились и все смотрели
на него как на развесившего сопли самоубийцу.
Была еще одна тема, по сравнению с которой исчезновение Мохова
было пустячком. Дуся Бахманова - сестра-близнец Егора, кажется,
всерьез увлеклась Ахмедовым из 11"Б", а ведь все были уверены, что
у нее роман с Леонидом Игоревичем, преподавателем физики. /Знал бы
об этом сам физик - с ума бы сошел. Ведь ничего не было. Просто на
новогоднем вечере они вместе танцевали вальс/.
Кроме того, Дусю давно /вторую неделю/ любил Стас Комов, одна
из самых заметных личностей класса. Но Бахманова по непонятным
причинам обходила его стороной. Чем Комов был хуже Ахмедова -
никто понять не мог. Именно эту тему и обсуждали на последних
уроках Стас и его сосед Егор Бахманов / только на уроках, потому
что на переменах было некогда/. Егор обещал Стасу поговорить с
сестрой и направить ее любовные порывы в нужном направлении.
Тише всех, предпочитая ничего не обсуждать, вела себя Юля
Гуляева, что на нее было совсем непохоже. Но мало ли что заставило
ее так вести? Иногда привычная жизнь надоедает, хочется сменить не
только прическу, но и кое-что посущественней. Бывало, даже Егор
Бахманов становился до отвращения примерным и занимал третьи места
на олимпиадах по литературе и английскому. А потом уходил в загул.
Правда его родители, в отличии от некоторых, в гимназию не звонили
и панику по пустякам не поднимали.
В общем, 10"Б" действительно не слишком серьезно отнесся к
тому, что Мохов не ночевал дома.
А Оскара Александровича тем временем уже занесло в подвал, где
пахло всеми цветами радуги, то есть красками, оставшимися от
летнего ремонта. Проводником вызвался быть столяр Шуйский, но не
преуспел, и вскоре следствие благополучно зашло в тупик, в
заключении потревожив мышиное логово. Пришлось Бургу спешно
возвращаться, идти на вахту, чтобы звонить домой и говорить - по
какой причине он задерживается. Но делал это Оскар Александрович
неохотно.
И твой сверкнувший молнией восторг
Стряхнут, как будто пепел с
сигареты.
из книги(5)
Возможно, бегать по дурацким чердакам и подвалам - занятие
более увлекательное, чем общение с женой Таней. Конечно, так было
не всегда. Когда-то Бург по Тане с ума сходил. Время показало, что
не без последствий. Еще до знакомства, когда учился в своем родном
Питере, почти ежедневно видел ее на ближайшей к дому станции
метро, привык к ней и, однажды прибегнув к помощи друзей, узнал
номер ее телефона, запомнил его и до сих пор, спустя двадцать с
лишним лет, мог по памяти повторить эти заветные цифры несмотря на
то, что номер телефона был не танин, а приемной какого-то
"Рыбоконсервного" завода, что означало - розыгрыш друзей удался на
славу. Но расстраиваться было некогда. Он вообще обошелся без
телефона. Дождался ближайшей пятницы и, в привычный час, прямо на
эскалаторе, пригласил ее на танец. Она, разумеется, отказалась.
Танцевать на эскалаторе было ужасно стыдно. Иначе и быть не могло.
Тем не менее это была почти победа, потому что ни с кем другим она
танцевать не стала. Впрочем, больше никто и не приглашал.
Оставалось ждать следующей пятницы, для того чтобы пригласить
Таню на настоящие танцы во Дворец Культуры. Однако, из-за переноса
пятницы на воскресенье, а субботы на понедельник, долгожданный
вечер наступил несколько позже, зато был необыкновенен. Он
проводил Таню домой. Деревья в начале того удивительного мая
казались прозрачны, ветер, утративший недавнюю настойчивость, вел
себя настолько сдержанно, что даже на расстоянии вытянутой руки
было слышно дыхание друг друга. Но нет, никаких вытянутых рук не
требовалось. Были пустые и оттого звонкие разговоры, к полуночи
слегка приглушенные расплывшейся темнотой. Глупости, сказанные в
тот вечер, были не только милы, но просто образцово-показательны.
Ведь не Парменида же им было цитировать? Никто не собирался друг
друга поражать остроумием или красотой, или добропорядочностью.
Оскар чувствовал Таню так, как не чувствовал до этого ни одну
женщину. Все - и легкие, без искусственного головокружения, духи,
и моментальные вспышки ее улыбки, и почти подростковый тембр
голоса, - вели его верной дорогой. Впервые он не подбирал слов, не
следил за своей походкой, а просто говорил и шел. А если замолкал
и останавливался, то никакого объяснения не требовалось. По словам
Тани, она тоже ощущала нечто подобное, хотя к этому добавлялось
еще и чувство защищенности./Кто бы мог подумать./ Так продолжалось
пять месяцев до свадьбы и дня четыре после нее.
Поговорив с женой по телефону, Оскар Александрович порылся в
классном журнале, выписал на бумажку имена-отчества родителей
Мохова и потом им позвонил, поинтересовавшись - не объявлялся ли
сынок? Ответил, впрочем, не отец и тем более не мать, а брат,
чьего имени, понятно, в классном журнале не значилось.
- А, засуетились? - зло сказал брат. - А раньше о чем думали?
Оскар Александрович хотел объяснить, о чем он думал раньше, но
не сделал этого, потому что получилось бы слишком грубо. Грубить
же человеку до того, как узнал его имя - дурной тон, черт возьми.
Выяснив главное, а именно то, что Олег Мохов домой не
возвращался, Бург изобразил помехи на линии и под этим предлогом
не попрощавшись, прекратил разговор.
Мимо вахты шныряли гимназисты, болтая на отвлеченные темы.
Вахтерша Марфа Семеновна кипятила воду на электрической плитке.
/Такое ощущение, что кипятила ее всегда/Шуйский, наморщив лоб,
стучал киянкой по оконной раме. В общем, жизнь кипела, и не только
благодаря электроплитке.
Оскар Александрович взглянул на часы. Пять минут пятого. И тут
же возле гардероба мелькнула зловещая тень Аллы Евгеньевны, отчего
Бург вздрогнул и поспешно скрылся за большим щитом с расписанием
занятий, чтобы оттуда рвануться на второй этаж. По дороге не забыл
заглянуть за огнетушитель - вдруг там и засел злодей Мохов?.. Даже
ладонь просунул, но всего лишь вляпался в заботливо прилепленную
кем-то жвачку. Кем именно? Ясное дело - Моховым.
Брезгливо одернув ладонь, Оскар Александрович с растопыренными
пальцами направился к себе в кабинет - мыть руки. Одновременно
смыл грязь чердака и подвала, уселся верхом на первую парту и,
покачивая ногами, стал думать о том, что занимается ерундой. Все
то, что не имеет непосредственного отношения к Латинской Америке -
только так и называется. В сердцах захотелось выругаться, но каким-
нибудь особенным образом, не затасканными словами.
Несколько лет назад Оскару Александровичу на глаза попался
рассказ с характерным названием "Поганый латинянин". Каждое новое
упоминание имени главного героя отмечалось тем, что оно на одну
букву становилось короче. Первоначально героя звали Иероним Вест,
затем Ероним Вест и так далее, пока не осталась похожая на
игрушечную виселицу для близнецов буква "Т". Потом и ее не стало.
И герой немедленно умер. Но по мере уменьшения количества букв все
красочнее становились прилагаемые к имени эпитеты,
позаимствованные автором из воинских повестей Древней Руси. Такими
награждали в старину в повестях иноземцев. А Иероним Вест как раз
им и являлся. Первоначально он был всего лишь "окаянный", далее -
уже "душегубец", а заканчивалось все заковыристым "иноязычником
диким, змеем мерзким, аспидом свирепым, омраченным тьмой
греховную". И тут же радостно добавлялось "тебя нет".
В голове Оскара Александровича все это запечатлелось и теперь
вот проявилось. Можно было воспользоваться и воскликнуть, благо
аудитория пуста, что-то вроде: "Ехидна, брызжущая ядом!" Он тут же
и воскликнул, после чего немедленно появилась Алла Евгеньевна со
словами: "Вы меня звали?"
Вокруг города большие леса, их ведь
вообще очень много в стране.
из книги(6)
Шуйский продолжал стучать киянкой. Старая рама поддавалась
плохо. Наконец, он установил ее в нужном положении и зафиксировал
гвоздем. Теперь до следующего лета продержится. Продержаться до
очередного лета - вот достойная цель. Для автора и исполнителя,
правда, не слишком впечатляющая. Но Шуйский был скромен. В понятии
"скромность", конечно, есть что-то пресное, что немедленно хочется
подсластить или пересолить. Все равно. Про то, каково быть
знаменитым - сказано достаточно. Но следует заметить - быть
неизвестным не то что некрасиво - просто ужасно. Когда-нибудь где-
нибудь установят обелиск Неизвестному Художнику. И будет там
могила, в которой окажется гроб с двойным дном. Разумеется, в
обоих отделениях пустой. Так сказать, дважды пустой. Потому что
подлинная неизвестность имеет свои строгие правила и она
бессрочна. Срок давности для нее - чудовищная нелепость. Чтобы
быть неизвестным - одной скромности мало. Мало сочинять плохие
песни. Мало издавать их призрачным тиражом. Здесь требуется
вмешательство высших сил, чтобы случай не выбросил тебя на
поверхность. И где гарантия, что песни твои - плохие? Еще не
написана та песня, в которой все, включая возлюбленную автора,
безоговорочно признают абсолютно плохую. Но если такая все-таки
отыщется, то ее точно никто не забудет. Поэтому лучше сочинить что-
нибудь стоящее. Затрат ничуть не больше, а итог приятнее.
Шуйский вспомнил, как на днях ездил с одним знакомым в лес.
Ему, столяру, полезно было появляться изредка в лесу, хотя бы и
поздней осенью. Деревья - даром что из дерева -напоминают деревян
ную мебель. Примерно также, как деревянная мебель напоминает своих
хозяев, приобретая их привычки, то есть скрипит, хлопает, ломается
или, наоборот, твердо стоит на своем.
Знакомый, работавший лесником, повел Шуйского каким-то
оврагом. Где-то вверху пронеслась гусиная стая, поминая на всю
округу индийскую реку Ганг.
Они вышли на песчаный берег ручья, и что-то темное мелькнуло
справа. Шуйский подумал чуть ли не о медведе, но лесник, усмех
нувшись, успокоил. Это был всего лишь глухарь, вовсю клевавший
здесь камешки. "Время собирать..." Кто ж не знает, что птицы их
клюют, куры например... Шуйский, кажется, и о глухарях с рябчиками
читал что-то в детстве. Лесник напомнил ему подробности. Когда
глухари переходят на грубую древесную пищу, они, в качестве
необходимой приправы, клюют гальку, причем обязательно определен
ного размера и твердую, с острыми краями. Понятно, что ими они
перетирают хвою и все остальное.
Шуйский спросил:" А что если подходящих камешков не найдется?"
И лесник, улыбаясь, ответил: "Тогда, несмотря на то, что пищи
кругом полным-полно, они могут умереть от голода".
Шуйский представил - каково это, сдохнуть от голода таким
образом. Напрашивалось еще одно сравнение... Про людей, у которых
есть все, кроме, казалось бы, самой малости, причем несъедобной.
Но он не стал продолжать сравнение, боясь нарваться на
банальность.
Лучше уж бездумно вдыхать запах слежалой листвы, щуриться от
неожиданно блестящей опавшей хвои, ступать по сырой земле,
медленно приближаясь к своей цели.
А цель у них была тогда одна - добраться до избы в глухом
лесу. Там жил девяностолетний старик /чем не жених для вахтерши
Марфы Семеновны?/, который обещал показать - куда упала прямо с
неба "огромная железяка", судя по всему ступень от ракеты или что-
то подобное. Цели они достигли, но деда живым застать не пришлось.
Он умер. У изголовья его кровати лежала блестящая, с заклепками,
трубка /наверняка часть "огромной железяки"/, в этом глухом месте
настолько чужеродная, что могла свалиться только с неба...
Любопытство не позволило деду дожить хотя бы до ста лет.
Последняя поездка в лес запомнилась Шуйскому не только этим. В
ближайшей деревне они договорились с местными, что умершего
заберет завтра с утра тракторист.
И тут Шуйский понял, как глупо он поступил. Надо было сидеть в
подвале и не высовываться. Снимать стружку, вкручивать шурупы,
сверлить и приколачивать. Да мало ли в жизни развлечений? Его же
понесло в лес.
Дело было не в том, что дед не дожил до своего столетия. Хотя
его и было жалко. Шуйского взволновало другое. Деревня, в которой
они оказались, вплоть до мелочей вроде деревянной часовни,
вплотную примыкавшей в пузатому зданию заколоченного промторга,
напомнила ему поселок на Белом озере. Пять лет назад он это место
выбрал сознательно, искренне считая, что именно там его жизнь,
наконец, приобретет смысл. Потому что туда каждое лето приезжала
Алиса - хрупкое и невероятно подвижное создание, ставшее ему
родным как только он впервые на нее взглянул, случайно оказавшись
в тех краях.
Алиса Медникова перешла на пятый курс иняза и мечтала стать
переводчицей. Бабушка, к которой она каждое лето приезжала в
поселок, очень ею гордилась. Шуйский тоже стал гордиться. Бывает,
что в любовь перерастает дружба, а в его случае это была именно
гордость - за то, что ходит по земле и плескается в Белом озере
большеглазая длинноногая Алиса.
Они встречались дважды в сутки - днем и ночью, и все никак не
могли надоесть друг другу. Весь день и вся ночь - это безнадежно
мало...
Как можно забыть холодное высокое небо, теплый мох, прохладную
озерную воду, переполненную лунным светом?.. Этого света в воде
было так много, что озеро выходило из берегов. Счастье их не
оставляло никаких пустот, заполняя все. Они купались в нем как
могли. Уже видно было дно, но достигнуть его они не умели. Берега
тоже были недосягаемы.
На их стороне был переполненный земляникой лес, костер,
печеная картошка. Затейливая тень от деревянной часовни спасала их
от солнца. Солнце освещало им путь. Путь приводил их к бабушке
Алисы, и та долго возилась возле печи, а они, вытащив из чулана
коромысло, смеясь и брызгаясь носили воду, таскали за вихры
сорняки...
Ближе к осени Алиса уехала в Москву. Он отправился к ней через
месяц и там, в Москве, все продолжилось. Только тени там были
проще и длиннее, а вместо земляничной поляны имелась Красная
площадь.
Вообще-то Москва была не так хороша, как выглядела издалека,
но то что именно в ней училась Алиса - делало этот город
столичным.
Потом они на некоторое время расстались, чтобы встретиться в
зимние каникулы...
Так прошел год, за который многое решилось. Алиса закончила
университет с одной четверкой, ей подвернулась возможность
поработать в Голландии.
Еще зимой, когда Шуйский вновь, скопив деньги, приехал в
Москву, - выяснилось, что счастье не может быть беспрерывным.
Оказалось, что одинаково любя ночное купание в Белом озере, они по-
разному относятся к ночным клубам и прочему в этом же духе.
Алиса была вся в работе и, боясь потерять найденное недавно
место в хорошей фирме, пользуясь каникулами большую часть времени
проводила в офисе. Это слегка задевало Шуйского, который, приехав
на неделю, рассчитывал быть с Алисой день и ночь, как летом.
Впервые ему пришла мысль, что они, в общем-то, разные люди. Он
сочинял песни, искал вдохновения, причем чаще всего в тех местах,
где, по ее же словам, делать было нечего. Раза два они поругались
Внешне это было почти незаметно, но появилась внутренняя насторо
женность. И самое главное - впереди их ждала неопределенность. У
каждого в отдельности все шло как надо, но совместная жизнь
переводчицы, уезжающей в Голландию и столяра-самоучки, мечтающего
стать профессиональным артистом в России, оказалась под угрозой.
Оба прилагали усилия, чтобы вернуть утраченное настроение, но
для этого Алисе надо было, по крайней мере, вернуть полученный
диплом и отправиться на Белое озеро. Да и то вряд ли бы это
помогло.
То есть, кроме любви, у них, в сущности, не было ничего
общего. Вроде бы не так мало. Но Шуйскому стало казаться, что если
так будет продолжаться - вместе им не быть. Однажды закравшись,
мысль уже не отпускала. Проклятый здравый смысл... И не только
свой, но и друзей.
Так ничего и не решив окончательно, они дотянули до прощания в
аэропорту, где все напоминало кадры из мелодраматического фильма.
Они говорили те слова, которые принято произносить в таких
случаях. А сами думали, что могут больше и не увидеться.
Потом произошла какая-то неувязка с адресом. Едва завязавшаяся
переписка - прервалась.
Прошло пять лет, за которые Шуйский из жаждущего новых
впечатлений молодца превратился в субъекта, которому лучше бы
сидеть в подвале и не высовываться.
В настоящее время геральдически
правильный лев сохранился на гербах
следующих государств:
Бельгии, Нидерландов, Норвегии,
Швеции, Финляндии /золотой/, Испании,
Люксембурга /красный/, Дании /синие
львята/, Великобритании /золотые
львята/...
Среди государств Азии два - Индия и
Шри-Ланка... имеют своей главной
эмблемой львов... У Индии - это
историко-религиозный памятник, капитель
колонны эпохи Ашоки в местечке Сарнап
... являющемся одним из древнейших
памятников буддизма.
из книги(7)
Оля Баритончик влюбилась в Льва Мохова раз и навсегда.
Завистливые подруги утверждали, что так не бывает. Она тоже
думала, что не бывает, но от Льва отказываться не собиралась. На
сцене он выглядел замечательно, в кавээновских разминках часто
выходил к микрофону и его в меру остроумные ответы вызывали в зале
такой же умеренный смех. Оля изо всех сил старалась смеяться
громче остальных. Ничем другим она не могла показать свою любовь.
Чем менее остроумны были ответы Льва, тем шумнее вела себя Оля.
Однажды, когда ее избранник уже стал капитаном, она даже крикнула:
"Браво!", что Львом Моховым ошибочно было принято за
издевательство. Было видно, как он нахмурился, глядя в ее сторону,
после чего Оля целую ночь проплакала, а наутро не явилась в
институт на первую пару. Ко второй паре слезы высохли.
Мечты ее были также как и ее Лева - красивы. То она предста
вляла, как ее избранник прямо на КВН-е, во время музыкального
конкурса спускается в зал и приглашает ее на сцену, и у Оли
открываются широкие перспективы - то ли быть на подтанцовках, то
ли на подпевках. Но она все никак не может выбрать. То и другое
так привлекательно, что с ума можно сойти. Но сходить с ума на
виду умеют, наверно, только настоящие кавээнщики. Оля же, к
сожалению, к их числу пока не принадлежала. Впрочем, она и себе -
как выражались раньше в романах - уже не принадлежала, что делало
ее беззащитной и восприимчивой к любой боли. Лев Мохов, сам не
подозревая, нес полную ответственность за это безобразие /все
слова с окончанием на "е" Лев любил произносить так, что
получалось "безобразие", "растение", "длинношее" и даже "ее". Но в
дальнейшем об этом ни слова/.
Но однажды на дискотеке в клубе "Дэнс Сяопин"/где накануне
каких-то выборов один из кандидатов выкупил все столики специально
для студенческого актива, Мохов больно наступил Оле на ногу. Вышло
это почти случайно. Оля лишь слегка подставила ногу. Да и сама
поклонница Льва Мохова оказалась в ночном клубе случайно, ни к
какому активу не принадлежавшая. Одна из тех самых завистливых
подруг мыла тарелки в домашних условиях и сломала мизинец на левой
руке, и вынуждена была уступить свой пригласительный билет Оле
Баритончик. Ну а дальше все пошло как надо. В нужном месте
подвернулся Лев Мохов, который был настолько неловок, что наступил
Оле на ногу и чуть было не сломал и ей палец, но уже на левой
ноге. Если бы Оля вдруг влюбилась не в высокого красавца Льва
Мохова, а, например, в лысого неприметного Оскара Александровича
Бурга, и его бы случайно занесло в ту удивительную ночь в клуб
"Дэнс Сяопин", то Оскар Александрович непременно бы сломал палец
бедной Оле Баритончик своим подкованным каблуком. А так все
закончилось относительно благополучно. Мохов извинялся, Оля
краснела. Потом это им надоело и они стали пить пиво и оно быстро
сгладило острые углы.
Оля не верила своему счастью, а Лев тоже не верил, - в то, что
Оля интересна и тем более красива. Ему надо было некоторое время,
чтобы придти к этой неожиданной мысли. Он долго плутал, но все же
пришел. Правда случилось это не в ту ночь, а через три или четыре
дня, когда стало ясно, что кандидат, выкупивший столики в "Дэнс
Сяопине", с треском выборы проиграл.
И Лев с горя поцеловал Олю в липкие / от конфеты "Люкс"/ губы.
Время шло, а Олег Мохов все не находился. И первоначальная
досада, некоторая обеспокоенность и другие не слишком внятные
чувства тех, кто Олега знал, стали сменяться самой настоящей
тревогой. Родители, конечно, тревогу забили сразу, но, как
глубокомысленно изрек участковый инспектор Хромов, "родители - в
таких делах лица заинтересованные", и потому обращать на них
внимания не стоит. В любом хорошем деле нужна выдержка. Неужели им
еще трех дней не потерпеть? А потом уж заявлять, что пропал
человек... К заинтересованным лицам Хромов относился холодно.
Три дня - это действительно не так много, но участковый не
принимал в расчет шестнадцати лет и восьми месяцев, прожитых
Олегом Моховым до дня исчезновения. За три дня родителям
предстояло прожить эти самые шестнадцать с лишним лет заново. А
это было почти невыносимо. Ждать они не собирались. Отец,
Александр Кириллович, забросив свои инженерные дела, обзванивал
всех, кто имел хоть какое-нибудь отношение к младшему сыну, затем
садился в специально одолженные соседские "Жигули" и объезжал те
места, куда дозвониться не мог. Потом возвращался домой, пил
теплый чай, и все начиналось заново.
Мама, Александра Николаевна, в это время смотрела видео. Не из-
за бессердечия, конечно. Просто на кассетах был ее сын, снятый еще
тогда, когда он и не думал исчезать. Но вряд ли Александре
Николаевне было от этого легче. Точнее сказать, ей было тяжелее,
но комментарии здесь неуместны, иначе психоаналитиков придется
отгонять поганой метлой, а поганые метлы нынче в цене.
Пока Александра Николаевна смотрела на сына, Лев перебирал
гимназические тетради брата, зная по собственному опыту, что
обложки тетрадей - лучшее место для беглых записей.
Записной книжки нет никогда, а тетрадей - сколько угодно.
Поэтому он бы не удивился, обнаружив там какой-нибудь неизвестный
пока номер телефона или еще что-то в этом роде.
Олег, действительно, к тетрадям относился без старомодной
аккуратности, и некоторые обложки скорее напоминали Розеттский
камень. Но вряд ли это означало что-то важное. Просто, Олег таким
образом заполнял паузы между учительскими объяснениями. Младший
брат с раннего детства отличался умиляющей некоторых странностью,
и фантазии его иногда приобретали форму неведомых знаков.
Года полтора назад Олег познакомился с неким лохматым челове
ком, которого все знали как Финалгон / по-аруански "фин" означает
"швед"; "ал" - "из"; "гон" - "долина"/. Финалгон закончил среднюю
школу милиции, но запланированная карьера ему не удалась. У
Финалгона обнаружилась патологическая нелюбовь к написанию
всяческих документов. Все свидетельские показания умещались в одну-
две строчки, что вызывало закономерный ропот у начальства, в конце
концов материализовавшийся в приказ об увольнении. Финалгон
перешел на работу в магазин "Посуда", продавцом. Досуг же / в
магазине еще не додумались до сверхурочных, до ночных дежурств и
командировок на Северный Кавказ/ Финалгон решил занять играми.
Начинал с компьютерных, но затем перешел на живых людей. Футбол
его, по каким-то причинам, не устраивал, и Финалгон стал
обыгрывать сюжеты книг, по преимуществу принадлежащих жанру
фэнтези. Это напоминало ему среднюю школу милиции.
Из спинки скамейки, взятой в детском саду напротив, Финалгон
выстругал деревянный меч. Из своей коллекции пивных пробок
соорудил подобие кольчуги. Пивные же банки безжалостной рукой были
превращены в шлем. Возможно поэтому Финалгон смахивал на
"приблизительного воина с подсознанием в руке".
Вокруг постепенно собралась группа единомышленников обоего
пола - от четырнадцати до шестидесяти лет включительно. В едино
мышленники не мог не попасть и Олег Мохов. В нем быстро
обнаружился талант сочинителя, что было очень кстати, помня
взаимоотношения Финалгона с письменной речью.
Пожалуй, это была самая безобидная забава Олега. Уже раза три
он собирал рюкзак и уезжал с Финалгоном и другими на день-два в
какой-нибудь лес, где жил чуждой большинству людей жизнью, бегал
между деревьев, изображая волков, леших, королевских шутов. Его
убивали, ранили, женили, приносили в жертву, после чего он
возвращался к обычной жизни, и о ролевых играх напоминали
ненадолго приклеивавшиеся к нему прозвища вроде последнего -
"Шорох".
Нельзя сказать, что новое увлечение слишком повлияло на Олега.
Его некоторая странность была при нем и до того, да и надолго
погружаться в придуманный мир он не собирался, хорошо понимая -
где настоящий вымысел, а где всего лишь реальная жизнь.
Когда Лев всерьез стал беспокоиться об Олеге, то первым делом
съездил к Финалгону. Выпускник средней школы милиции, кажется, был
сильно огорчен исчезновением. Похоже что не притворялся и,
используя старые связи, не дожидаясь специальной просьбы, начал
собственные поиски, при этом подняв на ноги почти всех своих
подопечных - от Черного Короля до Рыжего Шута.
Теперь вот Лев перебирал тетради, пытаясь прочитать
остроконечный почерк брата, очень похожий на его собственный.
Иногда попадались занятные тексты. Например, набросок реферата про
слонов или стихотворное поздравление одноклассницам на 8-ое марта,
или легенда, сочиненная по просьбе Финалгона для одной из
прошлогодних игр. Вот этот текст / можно было бы, конечно,
привести поздравление одноклассницам, тем более что оно короче, но
там проскользнуло несколько нецензурных словечек/.
Прежде всех был Всевидящий, но не было вокруг никого и ничего.
И мог Он смотреть лишь внутрь Себя.
Однажды узрел Он свет. И вспыхнули звезды, с тех пор послушные
Его воле. Тем завершился первый день творения.
На второй день Всевидящий погасил все звезды. С того времени
не проходит и дня, чтобы звезды не рождались и не умирали, отчего
первые люди прозвали Всевидящего Укротителем звезд.
Но слишком долго не было на Земле первых людей. Возможно
оттого не было, что Земли еще не существовало. А появилась Земля,
когда Всевидящий единственный раз на мгновение закрыл глаза, устав
от себя самого.
Затем Всевидящий создал Семерых Бессмертных, волею
Первосоздателя по очереди посланных на Землю.
Первым умер первый Бессмертный. Так появился воздух. Вторым
умер третий Бессмертный. Так появилась вода. Третьим умер седьмой
Бессмертный. Так появилось Новое Ничто, еще ничтожнее старого.
Вслед за этим возникли бабочки и от них - люди, а затем
антилопы и иные твари Всевидящего.
... И жили на Земле первые люди - Они. Ходили Они едва слышно,
подобно тому, как летали бабочки. Но рассказы об Их доблести
звучали повсюду. Рыба сама приходила Им в руки. Олени искали
встречи с охотниками. Лес внимал Их песням. Они в ответ тоже
слушали песни леса...
За тысячу лет устал Всевидящий от всего земного. Густой туман
окутал Землю. Так исчез прежний мир.
Пришла в движение Земля. Загорелся воздух. Так умер второй
бессмертный. И исторгла Земля то, что вначале казалось водой. Но
ее было так много и она была так солона, что это могли быть только
слезы пятого Бессмертного, оплакивающего участь первого, третьего,
седьмого и второго.
И мир стал меньше в четыре раза. Однако гладкое Серебряное
море, напоминающее зеркало без рукояти, возникшее там, где привыч
но было видеть Золотые поля, многократно отразило его.
Рассказывают, что рыбаки из Их числа вознамерились отправиться
на озеро, что со дня основания Земли сверкало на Западе. Они
попрощались со своими женами, вытащили на берег лодки, спустили
их, развернув весла, но остались на месте.
Так обнаружилось, что там, где было озеро - вырос мертвый лес,
и рыба в нем была тоже мертвая.
А на Севере громко дышала Неведомая вода, перебивая дыхание
всего живого.
На Юге воздух тем временем еще горел. Дым подымался все выше,
но не рассеивался, а превращался в то, что вначале казалось
горами.
Позднее, когда Они попытались подняться еще выше, это подтвер
дилось. Люди увидели настоящие горы, устрашающе неприступные. И Им
казалось, что Бледный хребет с каждой ночью становится ближе
звездам.
И тогда задумались бабочки, люди и антилопы - зачем посланы на
Землю четвертый и шестой Бессмертные ? Задумались и первоначально
устрашились.
В новом мире было сумрачно и одиноко, словно неведомый Великан
вдохнул в себя залпом весь воздух и его огромная рука вырвала с
корнем все окрестные сосны. Так и Они, чьи взгляды с тех пор
устремлены назад, туда, где все было на своих местах. Прошлое
окрасилось яркими цветами. Мир и покой навечно поселились в нем.
Настоящее было меньше, бледнее и больнее. К нему трудно было
привыкнуть, подобно тому, как трудно привыкнуть к своей
собственной смерти.
И приходилось только надеяться на оставшихся в живых
Бессмертных. Бояться их и все же надеяться вернуться. Потому что
Они еще не ко всему привыкли в прежнем мире. По-настоящему умирать
можно только тогда, когда привык ко всему на свете.
Прочитав текст, Лев подумал, что лет через десять из Олега
получится неплохой литератор. Вот почувствует жизнь, забудет
Всевидящего и Бессмертных, и станет писать о любви, маньяках,
природе. В общем, об окружа ющем мире. Непременно напишет и о том,
как однажды потерялся.
Пробираясь среди домишек из досок
и рифленого железа, похоже, в любой
момент готовых рухнуть и рассыпаться на
куски...
из книги(8)
Прежде чем попасть в мастерскую Шуйского, надо было пройти
темным коридором, обязательно натыкаясь при этом на всевозможные
полезные в хозяйстве вещи: на широкие лопаты для чистки снега,
достоинство которых прежде всего в том, что при падении они издают
шум гораздо меньший, чем лопаты обыкновенные; на грабли, ценные
тем, что в темноте с помощью одного движения ноги их легко
отличить от лопат; наконец, любители остренького, если им по каким-
то причинам не подходили грабли, могли наткнуться и на лом. Лом
стоял в некотором отдалении, как аристократ, и падал только при
самых исключительных случаях, которых, впрочем, в последнее время
становилось все больше.
Но имелись в подвале и такие места, куда люди, включая
Шуйского, предпочитали не ходить вообще. Если пройти по коридору
дальше, не поддавшись искушению заглянуть на огонек в столярную
мастерскую, то непременно упрешься в груду списанных парт. Но
плотно прижавшись к сырой стене, наиболее настойчивые пройдут еще
несколько шагов. Потом, вроде бы, следует повернуть налево, в
другой ...Э-э ... в другой коридор, где гуляет такой сквозняк,
что, по слухам, немедленно гаснет не только спичка или свеча, но и
электрический фонарик.
Куда ведет этот второй коридор - в точности не знал никто.
Версий же было множество. Среди них преобладали исторические,
учитывая то, что здание гимназии было построено в конце
девятнадцатого века и в нем поочередно размещались купеческий дом,
губернская чрезвычайная комиссия, интернат, госпиталь для солдат и
офицеров вермахта и средняя школа No99.
Говорили даже, что под гимназией начинается / а может -
заканчивается/ подземный ход. Правда, понять - куда он в таком
случае ведет - было непросто. Поверившим в само существование
подземного хода выбирать приходилось из заброшенной каменоломни,
полуразрушенной крепости и, конечно же, из старого городского
кладбища. В свое время об этом говорили так много, что не было
возможности слухи проверить. Все время тратилось на болтовню.
Кроме того, людей смущало отсутствие разговоров о спрятанных
кладах. Точнее, разговоры заводились, но толку от этого было мало.
Странное дело, слухи о кладах упорно не приживались, а охотников
просто так прогуляться под землей и достигнуть, наконец, заветного
места назначения - кладбища, было меньше, чем один. Постепенно о
подземном ходе стали забывать. Процесс шел быстро, возможно
потому, что был естественен. Никто не был заинтересован в том,
чтобы о подземном ходе забыли навсегда. Тем более, если его не
было вообще.
Людей интересовали вещи куда более актуальные - повышение цен
на электроэнергию, фактическое двоеженство одного высокопо
ставленного городского чиновника, строительство бензоколонки на
территории детского парка... Не говоря уже о избирательной системе
в США. Тут не до подземных ходов. Вот если бы высокопоставленный
чиновник тайно пробирался под землей от одной жены к другой -
тогда другое дело. Но скрываться он не собирался. Иначе бы его
популярность резко пошла на убыль. В общем, о подземном ходе
благополучно забыли, так и не выяснив - есть ли он вообще.
Даже Шуйский не проявлял никакого интереса. Лазить по темным
пыльным, продуваемым сквозняками коридорам было не так увлекатель
но, как сочинять и записывать песни. Тем более, что Шуйский ко
всяким будто бы таинственным вещам относился равнодушно. Так что
после известия об исчезновении Олега Мохова до определенного
момента о подземном ходе даже не вспоминали. Помог случай. Шуйский
сидел на верстаке и подбирал рифму к слову "крот".
Aрод...род...рот...оборот...огород.., пока в голову не пришло
слово "ход" Не самая лучшая рифма, но для столярки подойдет, тем
более что по смыслу неплохо. Крот - подземный ход... Вот тут-то
Шуйский вспомнил о том, что могло быть у него под боком и обругал
себя предпоследними словами / последние берег на крайний случай/.
Судя по тому, как отзывались об исчезнувшем ученике педагоги,
Мохов мог сделать и такую глупость тоже . На поверхности земли он
уже примелькался, всем наскучил. Почему бы, если такое дело, не
углубиться? В памяти Шуйского всплыла позавчерашняя сцена с
приглашением его к телефону, когда в столярке появился гимназист с
красной повязкой на рукаве. Не Мохов ли?
Надо сказать, Шуйский, пребывая на другом уровне, в подполье,
практически в другой реальности, гимназистов в лицо знал плохо,
так что вопрос неудивителен. Пришлось выяснять - как выглядел
пропавший. И не он ли дежурил позавчера? Оказалось, что он, и это
вызвало у Шуйского чувства, которые некоторые бы назвали
противоречивыми. Но и тогда желающих поверить в то, что Мохова
надо искать за грудой списанных парт в гимназическом подвале
нашлось немного. Физрук Юрий Павлович решительно отказывался
верить в существование подземного хода. Но ему было простительно.
В прошлом он занимался греблей, был рулевым и комплекцию имел
соответствующую, миниатюрную, весил килограмм пятьдесят. И однажды
с ним случилось недоразумение. Уже после того, как он покинул
большой спорт, он честно приобрел боязнь замкнутого пространства.
Тогда Юрий Павлович, проявив недопустимую в его положении
неловкость, прямо на уроке застрял в шведской стенке, но и в этом
виде на похороненную в кремлевской стене персону походил мало.
Собственно, такой задачи Юрий Павлович перед собой и не ставил, и
это немного утешало. Однако, если отбросить на время
всеразъедающую иронию, то следует сказать -физрук испытал тогда
самые гадкие чувства, - беспомощности, растерянности и, конечно,
жуткого стыда перед застывшими от изумления учениками, которые от
неожиданности даже засмеяться не могли. Но Юрий Павлович, как
настоящий спортсмен, призвал на помощь все резервы своего
организма, вырвался из капкана и, представив все произошедшее
шуткой, довел урок до конца. Но неприятный осадок остался
навсегда. В общем, он считал, что Мохов как человек хотя бы
отчасти разумный, в подземный ход не полезет, следовательно и нет
никакого хода. Логика физрука поражала своей стройностью.
Директор гимназии Мирослав Афанасьевич Ходунов не верил в
существование подземного хода по другой причине - исключительно по
служебной необходимости. Во вверенном ему учебном заведении такого
безобразного излишества просто не могло быть. В уставе гимназии,
утвержденном городской администрацией с первого раза, подземный
ход не упоминался даже косвенно и, следовательно, вера Мирослава
Афанасьевича имела документальную основу.
Оскар Александрович тоже вначале не воспринял предположение
Шуйского всерьез. Но затем, в течении какого-то получаса, проникся
этой новой идеей и стал ее твердым сторонником. Может быть потому,
что человеку, даже если он Бург, обязательно надо во что-нибудь
верить. Иначе его жизнь пуста и бессмысленна. Подземный ход, в
таком случае, не самый плохой объект для приложения своей веры.
- Ну что, пошарим в подвале? - спросил Шуйский, хотя все было
уже давно решено.
Шел восьмой час вечера. И сам Шуйский, и Оскар Александрович
успели сбегать домой - поужинать, запаслись фонариками и вернулись
в гимназию уже тогда, когда ночной сторож Леха, широко зевая,
закрывал двери на ночь.
Никто кроме самих участников поисковой экспедиции о предсто
ящем походе не знал. Оба не спешили делиться этим даже с родными,
чтобы не выглядеть окончательными дураками. Сами до сих пор до
конца не верили в то, что ход существует. Но даже если бы Оскар
@лександрович решился рассказать жене о том, что собирается делать
вечером - она бы никогда не поверила. Не то чтобы Бург часто давал
повод ему не верить. Просто срабатывало традиционное мышление. Вся
мировая литература основана на супружеских изменах, а сюжеты, если
литературоведы не врут, в книгу попадают обычно из жизни. Иногда
происходит и обратный процесс, что тоже Татьяну Михайловну Бург не
радовало. В общем, в последние часа два Оскар Александрович был
молчалив и сосредоточен, на Мохова уже не злился и воспринимал его
несколько отвлеченно, как будто бы в самом деле тот был
литературный персонаж. После чего и Оскар Александрович
автоматически мог стать с ним в один ряд. Настоящий О.А. Бург , в
таком случае, превращался всего-навсего в прототип, а подземный
ход должен был искать опять-таки литературный герой. Но это было
бы уже слишком. Ничего подобного Бургу в голову придти не могло.
Так что отрешенность преподавателя химии проще было бы объяснить
нервной усталостью. Но еще лучше - совсем ничего не объяснять.
Шуйский же воспринимал все как маленькое приключение. Выдался
свободный вечер - почему бы не занять его таким образом? По
телевизору сплошные повторы. В гитаре лопнула четвертая струна.
Подходящей книги или хотя бы подруги в нужный момент не нашлось...
Имело смысл попробовать что-нибудь необычное. Некоторые
предпочитают извилистые ущелья Анд, но это как-нибудь в следующий
раз.
До наваленных друг на друга парт добрались сравнительно
быстро. В подвале по-прежнему был устойчивый запах краски, да не
одной. Никакой сквозняк не мог одолеть его. Наверно, он и не
пытался.
В ход пошли карманные фонарики, выделявшие избранные места
подвала. Избранное - не значит лучшее. Иначе не попадались бы на
глаза, потревоженные расплывчатым светом, предметы отвратительного
вида, а именно испоганенная неведомым усердным хулиганом огромная
репродукция Саврасова "Грачи прилетели"; одинокая крышка рояля,
пробитая чем-то, что было размером с человеческую голову;
внушительной величины глобус с глубоким кратером на месте
Северного полюса... Куда только смотрела противопожарная
инспекция? Наверно, у нее не было хотя бы одного плохенького
карманного фонарика, чтобы высветить все это безобразие.
Первым шел Шуйский. Прижавшись спиной к стенке, продвигался он
медленно, боясь обрушить всю груду парт и остаться здесь навсегда.
Слегка игривое настроение, в котором он пребывал несмотря на
серьезность задуманного дела, незаметно сменилось неосознанной
тревогой.
Что-то похожее почувствовал и Оскар Александрович. Ему,
человеку в общем-то не слишком впечатлительному и уж во всяком
случае - без поэтических фантазий, - показалось, что он находится
в каком-то средневековом подземелье, в котором вот-вот начнут
твориться необъяснимо ужасные вещи. У Бурга даже дыхание пере
хватило. А тут еще, пытаясь переложить фонарик из руки в руку,
Оскар Александрович выронил его на каменный пол, и стало в два
раза темнее.
- Что случилось? - почему-то прошептал Шуйский.
- Да вот... уронил... Сейчас подниму...
- Осторожнее, лучше не нагибайтесь. Вы все тут опрокинете.
Из-за больной поясницы он сам не нагибался и других этого
удовольствия лишал.
И немедленно раздался какой-то зловещий скрип, после которого
у Бурга отпало всякое желание не то что нагибаться, но и вообще
двигаться. Он даже закрыл глаза, в попытке уйти внутрь себя,
подальше от этих скрипов.
- Что это было? - немного придя в себя, спросил Оскар
Александрович.
- Может быть сквозняк дверь открыл? - неуверенно ответил
Шуйский.
- Какую дверь?
- Откуда я знаю.
Правильнее было бы повернуть обратно, но как-то неудобно было
друг перед другом. Все-таки не клад искали, а человека. И при
первом скрипе готовы бежать прочь как младшие школьники.
Шуйский художественно изобразил на своем лице бодрую улыбку,
но цели своей не достиг - Оскар Александрович ее не увидел. Тогда
столяр произнес как можно тверже:
- Пойдемте быстрее, а то я, кажется, программу не на ту неделю
посмотрел. Сегодня же "Спартак" играет... Вроде бы...
Но нет, не чувствовалось в его голосе нужной твердости.
Пройдя опасный участок, они оказались на перепутье. Коридор
раздваивался. Выбирать приходилось между западом и востоком. Над
ними, судя по всему, располагался кабинет математики. Значит тот
коридор, что вел налево, проходил под кабинетами географии, химии
и учительской, и, если раньше не заканчивался, то еще и под
спортзалом. Как раз по направлению к кладбищу, до которого,
правда, было километра три.
Шуйского мучительно влекло именно в этом направлении. А Оскара
Александровича уже никуда не влекло / чтобы добраться до дома,
надо было вновь протискиваться между парт и в любую секунду
ожидать нового зловещего скрипа/.
Сквозняк усиливался. Темнота сгущалась, хотя, казалось бы,
некуда было больше. Свет карманного фонарика стал выхватывать у
темноты какие-то жалкие крупицы действительности, вроде
искореженной ржавой вешалки или помятого ведра... Но и они
выглядели здесь значительно. Казалось, они специально были
расположены таким образом, чтобы вызывать отвращение. Наступить на
такое ведро было все равно что босиком наступить на ужа. Не то
чтобы опасно, а просто противно.
И тут произошло то, чего ни Шуйский, ни Бург никак не
ожидали...
Спинка у табуретки есть. Только она
очень далеко.
из корзины(9)
Оля Баритончик видеть не могла, как мучается ее Лев от того
что брата до сих пор не нашли. Пыталась отвлечь, и все неудачно,
кроме раздражения в друге ничего не вызывая. Ее неуместные шуточки
резали слух. Слова утешения проходили мимо, как будто они
находились на чужой волне. И от этого ей самой хотелось плакать во
весь голос. И она плакала, вынуждая Льва суетиться в поисках
стакана воды. Стакан находился, Оля немного успокаивалась. Лев
садился в кресло и мрачно перелистывал какую-то толстую книгу,
слегка похожую на телефонный справочник. Оля садилась у ног и
растерянно смотрела на Льва, на книгу, на потолок... Так было до
тех пор, пока не зазвонил телефон.
Лев поднял трубку и вступил в разговор, от которого Оле стало
совсем грустно.
- Ты же знаешь - что у меня произошло, - сказал Лев Мохов
своему однокурснику Прохорову и, нетерпеливо выслушав ответ,
продолжил: - Нет, никак не могу. Играйте без меня. Капитанский
конкурс я сочинил, пускай кто-нибудь выйдет и прочтет. Хотя бы
ты... Что значит - "нужен не только текст, но и весь я"? Вот выйди
и изобрази всего меня.
Вечером должен был проходить полуфинал первенства города, где
выступала и его команда технического института. Шансы пробиться в
финал были велики, но шутить сейчас казалось делом немыслимым.
- Заезжай, я тебе текст капитанского передам... - продолжал
Лев. - Прямо сейчас... подожди, он же у меня в папке... Да, точно.
Как что никуда ехать не надо. Папка в общаге, в 23-ей комнате на
тумбочке у Боброва... Добавь от себя пару-тройку шуток и -
порядок...
Но тут в разговор включился еще один человек, после чего Лев о
капитанском конкурсе уже не вспоминал. Еще бы, трубку взял некто
Боб. Боб, оказывается, общался с Олегом в день исчезновения.
Причем, часа в три дня. Получается, брат приходил в 23-ю комнату
общежития и ждал там Льва какое-то время, знал, что тот должен
туда прибежать на репетицию сразу же после института. Но не дождал
ся. Лев в тот день вообще в общежитии не появился. А Боб в тот же
вечер загулял, у себя не ночевал два дня, про исчезновение Олега
до последнего но слышал и только пять минут назад объявился.
Лев расспросил Боба - не хотел ли Олег передать ему что-
нибудь? Нет, не хотел. Собственно, Боб ушел из комнаты раньше. Так
что Олег оставался один...
Лев почувствовал, что здесь может быть какая-то зацепка. Да
что Лев, даже Оля, сидя у его ног, почувствовала.
Первым, на кого я обратил внимание,
был капитан Блэнд. Его считают одним из
самых блестящих офицеров британской
армии. По-моему, он к тому же и самый
глупый; вероятно, это необходимо для
каких-то стратегических целей.
из книги(10)
Ни Шуйский, ни Бург никак не ожидали, что тишину нарушит
человеческий голос, хотя искали здесь именно человека. Голос
ворвался в подвал внезапно, слегка искаженный эхом и полностью
преображенный страхом. Их обоюдным страхом, многократно увели
ченным едкой темнотой.
Бесспорно, это был человеческий голос, но усиленный каким-то
странным завываньем. Будь у Шуйского прическа покороче - волосы на
голове непременно бы дыбом встали.
Оскар Александрович в очередной раз подумал, что педагогика -
наука невероятно сложная и полная тайн, и зря жена Таня без конца
называет его бездельником. Бездельники не бродят по темным
подвалам с одним фонариком на двоих.
Сразу после этого Оскар Александрович великодушно подумал, что
профессия столяра - тоже требует определенных усилий, и многие
тайны столярного дела до сих пор не раскрыты.
А странный голос тем временем все завывал, сопровождаемый
какими-то дополнительными звуками.
Шуйский подался вперед, наткнулся-таки на пустое ведро, замер
и, внезапно пораженный открытием, произнес:
- Господи... Так это же я...
- В каком смысле? - не понял Бург.
- Это же я пою.
- То есть как?
- Это мой голос. И я им пою.
- Так это песня? - стал догадываться Оскар Александрович. -
Никогда бы не подумал.
- Вот именно. Песня. Из альбома "Пиши пропало" Но почему она
звучит здесь?
Шуйский направил фонарик на стены, на потолок и высветил
неприметное отверстие, которое вполне могло быть вентиляционным.
Так и есть, оттуда и доносилась песня.
- Может быть, это ночной сторож наверху слушает, - предположил
Бург
- Наверно. В учительской. Но почему меня? Есть столько других
исполнителей. Элвис Пресли, Джон Леннон. Миша Кабардинский,
наконец... Почему я?
Чтобы не говорили, но растерянность Шуйского была куда
предпочтительнее его же страха.
До сих пор Шуйский мало задумывался о своем слушателе. Как
говорил один его знакомый: "Он был по другую сторону барабанной
перепонки". Надо было опуститься ниже уровня земли, чтобы услышать
себя со стороны.
Шуйский еще не решил - хороша ли его песня, уместна ли? Вроде
бы нехороша. Во всяком случае - в его исполнении. Но не все так
просто. Не исключено, что он не дорос до понимания своих собствен
ных песен. Допустим, альбом "Пиши пропало" опередил свое время.
Или он, Шуйский, позорно отстал от времени, позволив своему
подсознанию вырваться вперед. Отсюда волна непонимания.
Оскар Александрович был озабочен совсем другим. И не скрывал
этого.
- А нельзя ли искать быстрее? А то жена ночевать не пустит, -
сказал он решительно. Откуда только такая решительность взялась?
- Что ж, это можно.
И Шуйский возвысил свой голос. Больше не таясь, он звал Олега
Мохова, и прирученное эхо, находящееся на подхвате, разносило это
имя, а заодно и фамилию, по всему подземелью. Так, наверно, и
рождаются новые песни. Один музыкальный критик назвал нечто
похожее "овеществленной импровизацией". Только что ничего не было.
Точнее, были беспомощность, разочарование, назойливо жал правый
ботинок, жалостливо цокали подковки Бурга. Давила гнусная
подвальная сырость. В ушах звенело. Необъяснимый страх еще до
конца не выветрился. И вот уже в черном, слегка разбавленном
бледным светом воздухе, возникает новая песня, слова которой полны
неподдельной искренности. Их немного. Всего два - "Олег Мохов",
зато и возможности сфальшивить ограничены. Слова означают -
"давай, находись быстрее, и мы тут же уберемся отсюда. Мы здесь
лишние. Мы еще не заржавели, как ведро или вешалка. Мы еще не
списаны, как парты. Здесь так сыро, что перестаешь быть добрым. И
так противно, что забываешь жалеть самого себя. Все, надоело.
Выходи. В мире есть столько разных мест, предназначенных для того,
чтобы валять дурака, что глупо делать это в неприспособленных
помещениях". Вот что такое "Олег Мохов" в исполнении Шуйского.
Мелодия неопределенна. Музыкальные темы не повторяются. На
подпевках не лишенный необходимого слуха Бург. Его слегка
простуженный голос даже приятен. Ритм поддерживается звуками,
доносящимися из вентиляционного отверстия. И, главное, оба
чувствуют, что Мохов где-то поблизости. То есть, выбранное
музыкальное направление верно. И значит, рано или поздно придет
признание.
"Буди ми другъ."Онъ же рече:
"Такъ отворю". И подаста руку межъ
собою"
из книги(11)
- Сама посуди, - говорил Лев Оле очевидные вещи. - С чего бы
Олег просто так пошел в общагу? Значит, что-то случилось.
Родителям по телефону ничего не сказал, ждал меня. Зачем? Ясно,
только мне мог объяснить, что произошло. Заметь, записки никакой
не оставил, вечера дожидаться не стал. Какой из этого вывод?
- Какой? - захлопала глазами Оля.
- А такой... Что-то случилось в гимназии или сразу после нее.
И Олег, не заходя домой, бежит в общагу. Это ближе, чем до дома. И
ждет меня, хочет что-то спросить или передать. Если что-нибудь
случилось раньше, накануне, например, то он бы дома мне все
рассказал. Утром мы виделись.
- Понимаю.
- Теперь вопрос - что могло случиться? Ты Олега почти не
знаешь, но будь уверена - он иногда такие штуки вытворял...
Однажды в пятом классе подвешенный к потолку шест в спортзале
медом намазал.
- Зачем?
- Чтобы ладони во время эстафеты не скользили. Ну, про
портреты я тебе, кажется, говорил.
- И что же?
- А то, что он кого хочешь обидеть может. Но чтобы его обидеть
- надо было постараться. И если кто обидел - это не могли не
заметить.
- Может быть, он сам себя обидел, - глубокомысленно произнесла
Оля.
- Ага... Сам себя по щекам отхлестал...
- Ну почему же... Мало ли...
- Который сейчас час? Восемь? Так, гимназия уже закрыта. Все
наши на КВН-е. С его одноклассниками надо встретиться.
- А ты знаешь, где они живут?
- По крайней мере, знаю, где живет один. Я ему однажды чуть
морду не набил.
И Лев мечтательно закрыл глаза.
Дверь отворил сам Комов, - коренастый брюнет в спортивном
костюме с ярко-красным тяжелым полотенцем на плечах. Самбист /о
чем Лев не знал/, почти отличник. Но известен был больше тем, что
снимался в эпизодической роли в молодежном сериале "Последний
звонок", играл жестокого предводителя фанатской группировки.
- Я пройду? - бесцеремонно спросил Лев, не потрудившись
поздороваться.
Комов от неожиданности пропустил. Вслед за Львом в квартиру
шмыгнула и Оля Баритончик.
- Родители дома? - задал самый важный вопрос непрошеный гость,
заглядывая в комнату.
- В театре. А что случилось?
- Ты разве не знаешь?
- Насчет Олега, что ли? Я-то здесь причем?
Вот это мы сейчас и узнаем.
Руки Льва потянулись к ярко-красному тяжелому полотенцу,
которое все еще висело на шее Комова...
Примерно полгода назад между старшим из братьев Моховых и
Олегом Комовым произошла первая стычка, причина которой была более
чем серьезна. Комов обвинил Льва в плагиате. По городу прокатилась
информация, что будто бы КВН-щики вовсю использовали
интернетовские анекдоты, слегка их переделывая. В сущности, так
оно и было, но Лев тут оказался совершенно ни при чем. Просто
Комов таким образом сводил счеты с Олегом, с которым нередко
ссорился в гимназии. Надо заметить, что придумать повод для ссоры
Олегу труда не составляло.
Кое-кто с радостью поверил, что Лев с друзьями занимается
плагиатом, Комов все сделал умело / почти отличник/, использовал
газетку "Первая молодость", которая печатала все подряд. При этом
сам остался несколько в стороне.
Впрочем, вычислить Комова было легко. Лев помчался в гимназию
выяснять отношения и непременно бы выяснил, если бы не физрук Юрий
Павлович. До драки не дошло, хотя и Лев, и Стас оказались в
учительской... Через три дня в "Первой молодости" появилось
опровержение предыдущей статьи. Скандал вроде бы утих. Но, вполне
возможно, Комов не успокоился...
Итак, руки Льва потянулись к полотенцу, но тут в Комове
проснулся самбист, и через секунду кавээновский капитан уже лежал
на полу, уткнувшись лицом в йеменский ковер желто-коричневого
ворса. Кто бы знал, как это унизительно - быть поверженным каким-
то паршивым Комовым /почти отличником/, не добившись ровным счетом
ничего.
Но тут произошел важный поворот в истории, ко Льву Мохову
присоединился и сам Комов. Места на йеменским ковре хватало. Это
означало, что в бой был пущен засадный полк, то есть Оля
Баритончик, в чьих руках воинственно блестела лакированная маска
сомалийского колдуна, только что снятая со стенки. Именно
деревянной маской перепуганная Оля приложилась к затылку Комова, в
робкой надежде сравнять счет.
Два поверженных мужчины, а над ними хрупкая девичья фигурка -
эта картина впечатляла.
Через пятнадцать минут все трое относительно мирно сидели за
журнальным столиком, на котором кроме наполненных ароматным кофе
чашек имелись еще несколько сортов печенья, фрукты и прочее.
- А то может быть водки выпьем? - предложил Комов, потирая
ушибленный затылок.
- Ты с ума сошел, - прорычал Лев.
- А что такого? Я же не самогон предлагаю. Или студенты водки
уже не пьют?
- Нет, не пьют, - грозно сказал Лев. - Им не достается.
Гимназисты все выпивают.
Оля, очевидно опасаясь того, что перемирие прервется с первым
сорокоградусным глотком, вызывая огонь на себя храбро предложила
выпить водку одна, за троих.
Лев нахмурился и ее инициативы не одобрил.
- Как хотите, - удивленно пожал плечами Комов. - В этом доме
от водки еще никто не отказывался.
Как бы то ни было, боевые действия не возобновлялись. Более
того - начался обмен мнениями. Обмен с доплатой, если считать
качественный кофе.
Оля, благодаря которой и было достигнуто равновесие, молча
поглощала хурму. Говорил, в основном, Комов. Он по-прежнему
утверждал, что никакого отношения к исчезновению Олега не имеет
- Он в последнее время как-то притих. Может быть, надоело
дурака валять?
- Допустим, - нехотя произнес Лев. - Но в гимназии ты не один
учишься. Плюс учителя. Ни с кем из них стычек не было?
- Стычек? - задумался Комов. - Вроде бы нет. Правда есть в
нашем классе некая дама...
- Кто такая?
- Да так, дура одна.
- А поподробнее?
Что мог сказать Комов о Юле Гуляевой? Немногое... Собственно,
он уже ее охарактеризовал. Если еще точнее - красивая дура.
Лев, глядя на выражение лица Комова, подумал: "Не потому ли ты
так говоришь, что ей на тебя наплевать?" и проникся
преждевременной симпатией к этой самой Юле Гуляевой.
Сердце в трауре вижу, и зверь
Заползает в охрипшую грудь.
Черным выкрасить красную дверь
Умоляю себя: "Не забудь!.."
из песни(12)
Устав звать Олега Мохова. Шуйский затих. Уже минут двадцать
они бродили по подвалу, добрались, наконец, до металлической
двери, к сожалению - крепко-накрепко закрытой. Никакого замка,
однако, видно не было. Даже замочной скважины. Зато щели между
дверью и кирпичной стеной были широкие, хотя и не настолько, чтобы
протиснуться через одну из них.
- Кажется, с той стороны прижато, - вслух подумал Шуйский.
- Навалимся, что ли? - тоскливо предложил Бург. От минутного
всплеска его активности и следа не осталось. Да и какие в этой
темноте следы?
- Навалимся, - отозвался Шуйский.
Но дверь не поддалась. Как будто это была стена, обыкновенная
металлическая стена, к которой можно прижаться, по которой можно
провести рукой, ногой или даже любопытным носом, но сдвинуть ее с
места - затруднительно. Да что там - затруднительно... Есть двери
в форме стен, а есть стены в форме дверей. Есть люди в форме
военных и военные в форме людей... Но не об этом речь. Они
потолкались у дверей минут пять, погремели, потыкали фонариком во
все щели и слегка успокоились. Посовещавшись же - решили
возвращаться. Похоже, их миссии сегодня не суждено закончиться
успешно.
Но сделав несколько шагов в обратном направлении, Шуйский
наступил на что-то мягкое. Подумалось - не на дохлую ли крысу?
Спешно убрав ногу, он направил фонарик вниз и обнаружил, что это
не крыса и тем более не мышь. Под ногами лежал шарф, причем - был
он, кажется, весь в крови, и отступившее чувство опасности
немедленно вернулось.
- Что случилось? - вновь перешел на шепот Оскар Александрович.
- Шарф...Весь в крови...
Шуйский осторожно нагнулся, помня о больной пояснице... На
шарфе виднелись какие-то буквы. Вглядевшись получше, он прочел
"Спор... Спор?.. А-а. "Спартак". Ну конечно же, "Спартак" Москва.
Обычный красно-белый шарф, а кровь только померещилась.
Шуйский мысленно обозвал себя подходящими словами и взял
находку в руки.
- Вы не помните, носил ли этот Мохов шарф? - спросил он.
- Кажется, носил, - неуверенно произнес Оскар Александрович.
Все стало ясно. Надо было быстро подниматься наверх и сообщать
кому следует о находке.
Они безболезненно добрались до поворота, свернули направо.
Вновь предстояло боком двигаться мимо нагромождения парт. Угроза
оказаться под завалом была не меньше, чем в первый раз / проклятые
высокие потолки со сводами, позволяющие составлять парты почти до
небес. Интересно, кто и, главное, каким образом вознес парты на
такую небывалую высоту?/
Но двигались они все же быстрее, чем полчаса назад. Несколько
метров - и они вырвались на свободу, как будто вернулись из
древнего мира в новую эру, где жизнь, может быть, и не лучше, но
как-то привычнее.
Ночной сторож куда-то запропастился. Наверно, все еще слушал
музыку, развалившись в учительской на диване, в качестве
колыбельной выбрав почему-то альбом Шуйского. Но сторож мало
интересовал обоих: им нужен был директор гимназии Ходунов.
- Мирослав Афанасьевич? - взволновано спросил Бург, схватив
телефонную трубку, но еще не набрав номер.
Шуйский ненавязчиво напомнил Бургу правила пользования
телефонным аппаратом.
- Ну конечно же...
Оскар Александрович догадывался, что именно ответит ему
директор. Ведь в вверенном тому учебном заведении / образователь
ном учреждении/ "подземных ходов не числится".
Предчувствия Бурга не обманули. Ходунов поднял крик, причем
такой, что на шум прибежал ночной сторож Леха, кулаками протирая
глаза.
- Война?! - закричал он испуганно.
- Да нет... - махнул рукой Шуйский. - Это наш директор по
телефону разговаривает.
- А где он? - спросил сторож, оглядываясь.
- На том конце провода - вздохнул Шуйский, сочувственно
поглядев на покрасневшего Оскара Александровича.
Но как ни кричал директор, ему пришлось согласиться, что
находка шарфа кое-что значит. После некоторой заминки было решено
обратиться в службу спасения, организованную в городе несколько
месяцев назад. Точнее, в городе одновременно появилось сразу две,
а то и три одноименные службы, отчего люди точно не знали - куда
звонить. Но это было все-таки лучше, чем жить вообще без службы
спасения.
Оскар Александрович позвонил почти наугад, и вскоре в гимназии
воцарилось некоторое оживление, плохо сказавшееся на настроении
ночного сторожа Лехи, между прочим - внука вахтерши Марфы
Семеновны. По искаженному лицу Лехи было понятно, что он твердо
знает - спать ему сегодня никто не даст.
Первым в гимназию приехал директор. Он до такой степени был
мрачен, что на первом этаже пришлось включить дополнительное
освещение.
Через несколько минут появился завхоз Смертин и завуч по
воспитательной работе Алла Евгеньевна Воронина. Оскар Александро
вич совсем скис. В последнее время вид Аллы Евгеньевны пробуждал в
нем нехорошие чувства,
Через час на "Жигулях" первой модели примчалась служба спасе
ния. Из машины вышли три молодых парня в спортивных куртках.
- Это у вас обезьяна в дымоход залезла? - спросил один из
парней.
- Какая обезьяна? - выпучил глаза директор.
- У нас, у нас... - неожиданно подтвердил Оскар Александрович.
- То есть не совсем обезьяна и не совсем в дымоход... Но, в общем
вы не ошиблись.
- Ну тогда показывайте...
Пока спускались в подвал, Шуйский успел спросить Бурга:
- Причем здесь обезьяна?
- Я где-то читал, что служба спасения охотнее выезжает на
помощь животным, чем людям. Вот и решил перестраховаться...
- А вы больше газет читайте... Уж не в "Первой ли молодости"
такую ахинею пишут?
- Да, кажется там.
- Понятно.
Тут Шуйский подумал, что положительную рецензию на его альбом
тоже "Первая молодость" опубликовала.
Тем временем все, включая Аллу Евгеньевну и ночного сторожа
Леху, спустились в подвал, для разминки наступив несколько раз на
грабли, но избежав серьезных потерь.
- Ну и где тут у вас дымоход? - грозно спросил один из
спасателей.
- Я хотел бы кое-что объяснить, - раздался шепот Оскара
Александровича.
После пятиминутной заминки спасатели, наконец, принялись за
дело.
- Если речь идет о жизни человека - наши услуги бесплатны, -
уточнили они. - Но если в подвале все-таки обязьяна...
На этот раз Мирослав Афанасьевич застонал. А Алла Евгеньевна
сжала ладонь Бурга таким образом, что у химика выступили слезы.
Или это была серная кислота?
Нагромождение парт привело спасателей в замешательство. С
подобным препятствием они еще не сталкивались.
- Вы правы, наше учебное заведение ни на что не похоже, - не к
месту сказал директор.
Через минуту спасатели взяли свои слова обратно. Похожие
препятствие встречалось им во время экспедиции на Памир.
Когда тема Памира была исчерпана, Мирослав Афанасьевич занялся
завхозом Смертиным. Как тот допустил, чтобы в подвале элитарного
образовательного учреждения хранилась в таком количестве рухлядь?!
- Но Мирослав Афанасьевич, - обиженно ответил завхоз. - Я же
неоднократно просил вас выписать грузовик. Вы обещали, но...
- У нас не было свободных денег. - Директор не любил обиженных
ответов завхоза.
- Еще бы, - вступила в разговор Алла Евгеньевна. - Все свобод
ные деньги идут на уплату штрафов пожарникам. Они каждый год
спускаются в подвал, ужасаются, грозятся закрыть гимназию...
- Но ведь еще ни разу не закрыли, - гордо ответил директор.
- Кстати о пожарниках, - в темноте послышался хриплый голос
ночного сторожа Лехи. - Ни у кого не найдется закурить?..
Через полчаса, без обнадеживающих вестей, вернулись спасатели.
- Ничего не получилось, - сказал главный из них. - Там стоит
такая дверь, что ее ничем не подцепишь. Нужен сварочный аппарат
или двести грамм тротила. А еще лучше - пятьсот.
- Так везите сварочный аппарат! - закричал директор. Мысль о
тротиле вдохновить его не смогла.
- Ну что вы... Мы служба молодая. Этого добра у нас еще нет.
- Мирослав Афанасьевич, - предложила Алла Евгеньевна. - Надо
звонить родителям.
- Мохова?
- Зачем их раньше времени с места срывать? Кому-нибудь из тех,
у кого есть сварочный аппарат.
- Вы правы, Алла Евгеньевна...
Но была уже ночь. Требовалась некоторая настойчивость, чтобы
выудить из ноябрьской тьмы сварочный аппарат со сварщиком в прида
чу. Наконец, директор нашел то, что искал. Обещали подвезти все
необходимое к семи утра.
Следующие полтора часа добровольцы, то есть Шуйский, Бург,
завхоз Смертин и ночной сторож Леха разбирали завалы парт. Надо
было хотя бы слегка расчистить дорогу для сварщика. Но и это
требовало нешуточного напряжения сил. Практический результат был
достигнут сразу. Обнаружился потерянный фонарик Бурга. Это вселяло
надежду... Правда Щуйский как человек творческий, чувствовал, что
своими руками разрушает Тайну. Миф. Словно возникла необходимость
по-быстренькому разобрать пирамиду Хеопса. Но в то же время Тайна
не спешила поддаваться, может быть потому, что подлинные Тайны не
материальны.
Шуйскому казалось, что эти гигантские завалы парт - дело
нечеловеческих рук. Будто бы сама природа была причастна к
гигантскому сооружению. Да и не парты это в действительности, а
списанное время... Но это было бы тоже слишком..
Наконец, слегка расчистив проход, добровольцы выдохлись
окончательно. Решено было отправиться по домам / разумеется, кроме
бедного сторожа Лехи/, а с утра снова приняться за работу.
Под утро сны переходят все допустимые границы. Вместо того
чтобы витать в облаках, вы, еще не проснувшись, опускаетесь на
землю. Причем, во сне земля никогда не бывает круглой. Может быть,
поэтому там так неуютно.
Шуйский мог пересказать свой последний сон во всех подробно
стях, что случалось с ним крайне редко. Мог, но пересказывать
никому не собирался. Проявить свой дурной вкус возможность и без
того представится.
Но оттого, что ни с кем он сном своим делиться не хотел, сон
не спешил отпускать его, словно бы требуя толкования. Но, как
говорят, нет ничего опаснее, чем толкование снов. Пока не будет
растолкована явь, опасность будет сохраняться.
И все же немного о сне Шуйского. Первым делом в окне
показались пальцы. Они были такие большие, что Шуйский подумал,
будто находится у кого-то в ладонях. Затем раздался выстрел.
Как он понял немного позднее, в действительности это били в
эфире куранты. Впечатление выстрела было полным, тем более что
кисть его левой руки сделалась красной от крови.
Он быстро вскочил и ринулся в ванную комнату, но воды в кране
не было. Он и забыл, что воду должны были дать лишь в шесть часов
утра.
Пришлось самому - кому же еще? - перевязывать руку белой
тряпицей. Тряпица же походила на белое облако и все не
поддавалась, не слушалась правой его руки, стремилась расплыться и
раствориться в пространстве; и так продолжалось долго, - как ему
казалось, - пока на помощь не пришли собственные зубы. Вдвоем,
правая рука и зубы, - они быстро справились, и Шуйский был
премного благодарен им за это.
После перевязки раздался еще один выстрел. Он в страхе взгля
нул на правую руку, но, к счастью, ничего нового на ней не
обнаружил. Те же бледные пальцы гладили полотенце времен
культурной революции, избавляя его тело от ужаса, словно от влаги.
Как Шуйский понял немного спустя, выстрелом был звонок в
дверь. Но тогда он не знал, что это так, и весь терялся в
догадках. Осторожно выглянув в прихожую, он увидал незнакомого
человека в черном пальто с поднятым воротником.
Шуйский замер от ужаса, готовый бежать от него и из дома - в
оконную щель. Но не сделал этого, вдруг узнав в незнакомце
собственное пальто, которое определил по обглоданным молью
рукавам. Удивительно, как он, весь облепленный страхом, смог
разглядеть в полумраке прихожей какие-то там рукава?
Немного успокоившись, Шуйский пришел к выводу, что выстрелов
никаких не было и что он немного болен, но все скоро пройдет. О
своей окровавленной руке он не подумал. Этому, наверно, помешал
третий выстрел. Он, было, решил, что это опять куранты, но затем
все же склонился к тому, что скорее всего его беспокоит звонок в
дверь; и был прав.
На пороге стоял ожидаемый им, но вдруг забытый Олег Мохов,
который во сне выглядел как слегка помолодевший Оскар Александро
вич Бург.
Мохов улыбался. На шее его болтался красно-белый шарф. "Я
заглядывал тебе в окно, - все еще улыбаясь сказал он. - Но почти
ничего не было видно. Я пытался протереть окно, но..." "Так вот
откуда пальцы," - облегченно вздохнул Шуйский.
- Но отчего ты сразу не позвонил в дверь?
"А?" - загадочно произнес Олег Мохов, одновременно сделавшись
серьезным.
"Будешь чай?" - "А что у тебя с рукой?"
Мохов участливо взял руку Шуйского в свою. Тот похолодел от
ужаса - рука Мохова была .. зелена, как щавель.
"Это у меня так," - в который раз улыбнулся Мохов, заглядывая
в печальные глаза Шуйского,
"Чаю что-то не хочется, поставь что-нибудь послушать".
Шуйский зарядил первую попавшуюся кассету, и висящие на стене
колонки выплеснули на них изумительной красоты чехард-рок, и оба
начали переглядываться, забыв обо всем на свете.
Мрачность звуков, отягощенная гнетущей атмосферой, меняли
Шуйского в лице.
На третьей песне из правой колонки, той, что висела у окна,
вылетела кривая турецкая сабля и начала летать по комнате, в любой
момент готовая безжалостно полоснуть.
Оба застыли, боясь вздохнуть. Шуйский успел разглядеть эту
зловещую саблю. Особенно запомнилась ему рукоять, покрытая
драгоценными камнями, названия которых было незнакомо и не будет
знакомо ему никогда.
Несмотря на то, что ни Шуйский, ни Мохов не дышали, сабля
приближалась к ним.
Оба начали прощаться с жизнью. И тут из левой колонки выр
валась алебарда. Ее Шуйский увидел краем глаза. Она тоже приня
лась, подобно пламени, танцевать по комнате. Шуйский соображал что
достанется ему: алебарда или сабля? Ему почему-то хотелось, чтобы
сабля. Наверное, потому что алебарда отдаленно напоминала топор
палача, а удар сабли давал возможность, как будто, пасть на поле
боя.
Окончательно выбрав саблю, он вдруг услышал скрежет. "Ну и
крепкая шея у Мохова", - пришло ему на ум, и он почтил память
десятиклассника вставанием. Ему было уже все равно, он не
собирался ждать и дышал свободно. Но, оказывается, Шуйский
поспешил расстаться с жизнью. Скрежет на самом деле означал, что
сабля и алебарда скрестились в бою. Бой был насмерть, и о нем не
расскажешь даже русским языком. Шуйскому запомнился лишь озорной
блеск турецкой сабли и чахоточный отсвет алебарды; ее
принадлежность к какой-либо стране он так и не определил./Немец
кая? итальянская? Восьмиугольное древко, искусная гравировка,
кривой клинок/. Позднее - уже проснувшись, он установил - сколько
длилось это зрелище. Выяснил по продолжительности звучания
кассеты, на которой записаны были восемь песен чехард-рока. То
есть, в трехминутный сон вместилось сорокаминутное представление.
Как только музыка закончилась, сабля и алебарда исчезли, но
Шуйский с Моховым долго еще приходили в себя, на грани яви и сна.
"Ну знаешь", - выдохнул наконец Мохов и заскрипел сапогами,
уходя, оставив вместо себя шарф. А Шуйский изо всех сил старался
остаться, безуспешно пытаясь выяснить - отчего же взялась на его
руке кровь? Чтобы понять это, он принялся разглядывать прочные
узоры ковра на полу и вдруг вспомнил, что забыл отключить
магнитофон от сети. И слава Богу, что забыл.
На этом сон обрывался окончательно.
Подсчитано, что на земле одновременно, в лучшие ночи, видится
до двухсот миллионов снов. Это гигантская энергия, и страшно
подумать, если она будет использована... Неважно, в каких целях.
Поезд отправляется со станции
В нужном тебе направлении,
Но цена билета в никуда
Стала больше ровно на доллар.
из песни(13)
Пока некоторые лазили по подвалам, вызывали службу спасения и
надрывались, перетаскивая парты, Лев Мохов вел почти мирную беседу
с Комовым, пил крепкий кофе и звонил однокласснице Олега Юле
Гуляевой.
Разговор с Юлей получился какой-то странный, но другого и быть
не могло. На что он рассчитывал? На то, что Юля, которую он
никогда не видел, - разве что на общей фотографии класса, -
немедленно расскажет о том, что же произошло у нее с Олегом? Глупо
было бы надеяться... Но Юля трубки не бросила, а начала что-то
лепетать.
"Неужели действительно дура?", - мелькнуло у Льва в голове.
Окончательно убедиться он в этом не успел, Юля сказала, что очень
занята. Наверно, по телевизору кончился блок рекламы и возникла
насущная необходимость смотреть какой-нибудь фильм дальше. Юлю
можно было понять.
Напоследок Лев проводил до дома Олю Баритончик и, прежде чем
отправить на лифте на десятый этаж, оделил ее минутным поцелуем.
Затем помчался на остановку, заскочив в автобус в самый последний
момент. Других автобусов до утра не предвиделось.
Дома Льва ждала напряженная тишина. Отец и мать сидели на
кухне и доедали холодный ужин.
- Ничего? - спросил отец.
- Пока нет...
Лев намеревался тут же отправиться спать, тем более что начи
нала болеть голова, но раздался телефонный звонок на мотив менуэта
Боккерини. Звонил кавэнщик Прохоров, тот самый, что должен был
заменить Льва в капитанском конкурсе,
- Ну как, Прохор, сыграли? - без особого интереса спросил Лев.
- Проиграли...
- Как же это вам удалось?.. Хотя можешь не объяснять... Потом
расскажешь.
- Если тебе будет интересно - расскажу... Я только хотел
спросить - что это ты за странный текст капитанского конкурса мне
подсунул?
- Знаешь, некогда сейчас объясняться. Взял бы и написал лучше.
- Брат не нашелся?
- Нет.
- Сочувствую... Но согласись, текст был все-таки странный. Ты
только скажи - от имени кого это письмо написано?
- Какое письмо?
- Ну текст капитанского... Какая разница?
- Ничего не понимаю. При чем здесь письмо? Там же про рыбный
хор. Окуни, плотва, два ерша... Они поют, а их никто не слышит.
- Какие два ерша?.. - Кажется, Прохоров удивился всерьез.
- Ну как же... Да ты что там со сцены-то читал? - слегка
повысил голос Лев.
- Как - что? То, что ты написал. Про автостоп... мол, ждал, не
дождался, сообщи родителям... Я так и не понял - в чем тут юмор,
но раз ты сочинял - рискнул прочитать со сцены. Добавил про
шампунь.. Помнишь?
- Помню.
- И еще вставил про электричество. Про то, что Чубайс сидит в
каждой электрической розетке. На злобу дня... В общем, зал
реагировал вяло, жюри не оценило и мы продули...
Лев схватился левой рукой за голову. Кто бы мог подумать, что
Прохор полный идиот? Правда иногда так бывает. Живет человек,
живет. Медленно, но верно получает высшее образование. И только
тогда, когда выходит читать на сцену чужой текст, появляется
возможность убедиться в том, кто он на самом деле.
- Слушай, Прохор. Бросай все и давай ко мне. Только захвати
подлинник текста!
- Да ты что? Сейчас уже полвторого ночи!
- Я тебе говорю - быстро ко мне! Дело срочное. Ты понял? Или
до тебя не доходит?
Кажется, до Прохорова в этот раз дошло. Отчасти.
В начале третьего на тесной кухне квартиры Моховых сидели
четыре человека, один из которых был сам Прохоров, почесывающий
свою жиденькую накрашенную чем-то фиолетовым бороденку. Он принес
письмо, написанное рукой Олега. Прохоров только сейчас понял - чей
текст он читал переполненному залу. Почерки братьев Моховых,
действительно, походили друг на друга. Но содержание перепутать
было практически невозможно. Но еще пять тысяч лет назад было
доказано, что для человека нет ничего невозможного.
Итак, Олег Мохов, не дождавшись старшего брата в 23-ей комнате
общежития, написал Льву записку, и в ней сообщил, что на несколько
дней должен уехать в Москву. Так надо, чтобы доказать кое-кому -
на что он способен. Родители пусть не беспокоятся, и так далее. А
потом вложил записку в папку брата. Но Лев в общежитие не зашел,
записки не прочитал. Зато Прохоров прочитал, со сцены.
Жюри было право. Текст действительно не изобиловал остроумными
шутками, что, впрочем, не слишком огорчило семью Моховых.
Когда к семи утра на первом этаже гуманитарной гимназии
собрались завхоз Смертин, химик Бург и столяр Шуйский, ночной
сторож Леха предложил всем сесть.
- Некогда, - хмуро ответил завхоз. Но Леха настаивал, ссылаясь
на важность информации, которую всем предстояло услышать.
Лицо его озаряла загадочная улыбка посвященного. Так что
пришлось садиться на длинную низкую скамейку, какие обычно ставят
в спортзалах, отчего, в случае необходимости, сидящие легко могут
своими коленками чесать свои же уши.
- Полчаса назад звонил шеф, - торжественно объявил Леха. - И
сказал, что Олег Мохов нашелся.
- Где?! - Все немедленно вскочили, опрокинув скамейку. Все-
таки не каждое утро находится Мохов...
- Вроде бы в Москве... Как говорится, подробности в вечерних
новостях.
- Ну и ну... - удивился Оскар Александрович. - Никогда бы не
подумал, что подземный ход прорыт до Москвы.
- Причем здесь подземный ход? - ответил Леха директорским
голосом. - Нет никакого хода. И не было. - И уже своим голосом
добавил: - Так что зря мы, братцы, надрывались. Хоть обратно парты
составляй... Шучу, шучу...
Однако ж и дурацкие бывают шуточки у ночных сторожей.
- Так ты про все шутишь или только про парты? - попытался
уточнить Шуйский.
- Только про парты. Все остальное - правда. Если директор не
врет.
Леха хотел поклясться на чем-нибудь подходящем, но ничего на
глаза не попалось.
- Я бы по такому случаю что-нибудь выпил, - предложил завхоз
Смертин. - Может быть даже водку.
- У меня сегодня четыре урока, - ответил Бург.
- Вот я и говорю - может быть даже водку.
Так называемые совершенномудрые
должны учиться, чтобы стать
совершенномудрыми и, следовательно, уже
из того факта, что они учатся, нетрудно
понять, что они не являются
совершенномудрыми...
из книги(14)
Лев на первую пару не пошел, но на этот раз у него была
уважительная причина. В гуманитарной гимназии на перемене он
должен был встретиться с одноклассницей Олега Юлей Гуляевой. Лев
подозревал, что именно из-за нее брат рванул в Москву.
Хотя и считалось, что Олег нашелся, но это ведь было не совсем
так. С тех пор, как Олег вышел из общежития, его никто не видел.
Допустим, он действительно автостопом поехал в Москву. Но зачем?
Что он хочет в этой самой Москве доказать? А вдруг ему вздумается
снять, как когда-то портреты, кремлевские звезды? Страшно
подумать. Тем более страшно, что звезды уже давно надо бы
заменить.
Прояснить ситуацию могла Юля Гуляева, если, конечно, Комов не
врал.
Что ж, Юля и в правду была хороша, Лев это сразу оценил, глядя
на ее стройную фигуру, изящно полускрытую белой кофточкой и не
слишком строгой юбкой какого-то вызывающе черного цвета.
По сравнению с Юлей, Оля Баритончик выглядела как... Но нет,
это сравнение было бы оскорбительно для загнанного пони.
Разговор не предполагался долгим. Десятиминутная перемена
обязывала задавать только главные вопросы. Но выяснилось, что было
бы неплохо отправить эти вопросы Юле заранее в отпечатанном виде.
В таком случае она могла бы отвечать не задумываясь над каждым
словом по минуте. А может, она таким образом рассчитывала опоздать
на урок или того хуже - пропустить его?
Лев уже и забыл те времена, когда из-за него десятиклассницы
пропускали уроки. Все-таки ему давно исполнился двадцать один год.
Но он, кажется, вспоминать те времена и не собирался, потому что
слова Комова, к сожалению, подтверждались. С первых минут общения
Юля не спешила проявлять свой ум, возможно - берегла его для урока
французского языка. В общем, Олег нашел настоящую красавицу.
А в том, что Юля имеет прямое отношение к отъезду Олега в
Москву, Лев теперь не сомневался. Юля это отрицала не слишком
долго.
- Но почему ты сразу, когда его начали искать, не сказала?! -
спросил Лев как можно громче, чтобы заглушить звонок на урок.
- Да все как-то некогда было, - ответила Юля, зевая. К тому
времени она уже процедила сквозь свои белоснежные зубы - куда
именно собирался отправиться Олег. На центральное телевидение. Как
это было похоже на Олега. Если в Москву, то сразу на центральное
телевидение. В последние годы там расплодилось такое количество
викторин и игр, что создавалось впечатление - люди перестали
работать, сконцентрировавшись на отгадывании. Они отгадывали
слова, мысли, будущее, прошлое, запахи, времена года... Тем и
жили. И вот Олег тоже не устоял. Капризная Юля временно отвергла
его ухаживания. По крайней мере до тех пор, пока Олег не
прославится на всю страну.
Уже несколько месяцев стремительно набирал популярность
конкурс "Силы Поднебесные". Он несколько отличался от других, в то
же время учитывая почти всеобщее увлечение восточной экзотикой.
Буддизм уже поднадоел, к нему обращались даже ленивые. От даосизма
кое-кто впал в спячку. Благодаря кришнаитским песнопениям звенело
в ушах. А вот конфуцианство пока что не было должным образом
освоено. За это и ухватились прозорливые организаторы "Сил
Поднебесных", пригласив в качестве спонсора ЗАО "Самовар".
Суть конкурса заключалась в том, что надо было проявить пять
качеств человеколюбия, названных когда-то великим Кун-цзы в беседе
с Цзы-чжаном, а именно почтительность, обходительность,
правдивость, сметливость и доброту. Поочередно. За лучшее
проявление почтительности в предлагаемых условиях участник игры
получал калькулятор, за обходительность - электрочайник, за
правдивость - утюг, за сметливость телевизор или видеоплеер, по
четным и нечетным неделям. Ну а за доброту предлагался автомобиль,
причем не китайский, а японский. Однако, автомобиль пока никто в
"Силах Поднебесных" не выигрывал, срезаясь еще на дальних
подступах, чаще всего на правдивости.
Из сказанного следует, что одних энциклопедических знаний
участникам игры было недостаточно. Требовалось и кое-что еще.
Каждая четвертая игра транслировалась в прямом эфире. Именно в
ней, по словам Юли, и намеревался участвовать Олег. Причем, заявки
отправлялись заранее, предварительный отбор проходил далеко не
всякий, так что надежды не то что победить, но даже пробиться на
телевидение казались призрачными. Тем более что Олег отправился в
столицу безо всякого приглашения. Но именно это и побудило Олега
рискнуть. Пусть Юля Гуляева знает на что он ради нее идет.
Правда, Юля в такие тонкости вникать не собиралась. Капризно
произнеся: "Если Олег сегодня не победит - я о нем забуду
окончательно", она не прощаясь прошествовала в класс, оставив
после себя приторный запах духов.
"Я надеюсь, Олег тоже о тебе забудет", - нежно подумал Лев. Он
не верил, что брат пробьется сегодня на телевидение, и это его
беспокоило. Он пытался предугадать дальнейшие действия Олега.
Разумеется, ничего хорошего ожидать не приходилось.
Просто так, ни с чем брат вернуться не мог. Не исключено, что
потерпев неудачу в Москве, Олег поедет куда-нибудь еще. Например,
на космодром.
Можно было бы, конечно, кинуться на вокзал, чтобы сесть на
ближайший поезд до Москвы. Но поезд отправлялся только после обеда
и успеть к вечеру добраться до Останкино было невозможно.
Использовать автостоп тоже несерьезно. Имелся более надежный
способ, специально для таких случаев изобретенный предусмотри
тельным человечеством. Надо было позвонить в Москву двоюродной
сестре Алине, дочери тети Нади. Вот кто был в силах повлиять на
Олега. Пожалуй сильнее, чем Лев. Хотя бы потому, что с Алиной Олег
общался довольно редко и ее слова могли оказаться более весомыми.
С Алиной не далее как вчера по телефону уже разговаривал отец,
Александр Кириллович, когда обзванивал всех родных и знакомых. Об
Олеге она ничего сообщить не могла, что не удивительно. Он мог еще
до Москвы и не добраться, а если и добрался - не обязательно
остановился у нее. Другое дело - сейчас, когда кое-что прояснилось
и известно где Олега искать. Наверно, Олег уже крутится вокруг
Останкинской башни. Самое время Алине с ее десятилетним
педагогическим стажем бросать все дела и отправляться на встречу с
двоюродным братом.
Как ни странно, план начинал срабатывать. Алина обещала
сделать все что нужно и оставалось ждать ее ответного звонка. Он
последовал около семи вечера. Внятным четко поставленным
учительским голосом Алина рассказала, что только что видела Олега,
общалась с ним минут десять, но уговорить вернуться домой его не
смогла. Точнее, он сказал, что немедленно вернется, как только
победит в "Силах Поднебесных", надо лишь решить проблему доставки
автомобиля, который он получит как победитель.
"Где Олег сейчас?" - спросила Александра Николаевна, еле
сдерживая слезы. - "Сказал, что пошел на съемку передачи", -
ответила Алина. - "Его допустили до участия в игре?" - "Не знаю.
Но он так сказал... Я постараюсь снова с ним встретиться и может
быть тогда..."
Семье Моховых ничего не оставалось, как только в восемь вечера
включить 10-ый канал, где после 15-минутного блока рекламы и
объявлений должна была начаться в прямом эфире игра "Силы
Поднебесные".
На экране возникла заставка - три затейливых иероглифа
непонятного значения, затем ослепительно желтая студия и
говорливый человек с восточным типом лица, который звал себя
"Ван", но в действительности был Русланом Каравановым, родом то ли
из Набережных Челнов, то ли из Уфы. Ван бодро напомнил всем
правила игры, скороговоркой вставляя информацию о спонсорах и
мудрые изречения Сюнь-цзы, Янь Юаня или даже Фань Чи. Звучало это
примерно так: "Не будем отступать от традиций и прежде чем
приступить к состязанию, упомянем электронный адрес и телефоны
наших спонсоров... Ибо, как сказал Янь Юань: "На то, что не
соответствует ритуалу, нельзя смотреть".
Тем временем Моховы не могли дождаться, когда начнется игра.
Несмотря на то, что и без того было ясно, что Олег в желтой студии
появиться не может.
Наконец, так называемый Ван стал приглашать в студию
участников - огромного дядечку с плохо замаскированной лысиной;
улыбающегося студента, похожего на молодого Боба Марли; тучную
домохозяйку с одышкой; отставного военного с рыжими усами. Пятым и
последним участником была какая-то длинноногая девица. Моховы,
несмотря на то, что надежды увидеть Олега вроде бы не было
никакой, разочарованно откинулись на спинку дивана. И тут Ван
пригласил пятого участника, потому что длинноногая и не совсем
типичная китаянка была всего лишь ассистенткой.
Так в студии "Сил Поднебесных", на 10-ом канале, в прямом
эфире появился Олег Мохов, которого в последнее время искали все -
от ночного сторожа до директора. Разве что милиция не искала.
Глаза у Олега сверкали, он заметно волновался, и если его
родители прильнули к экрану, стараясь это волнение разделить, то
Лев встал с дивана и вышел из комнаты. Свой братский долг он
выполнил. Не хватало еще переживать, глядя на эти дурацкие "Силы
Поднебесные". Теперь, когда окончательно стало ясно, что младший
брат жив-здоров, можно было вволю на него позлиться. Они оба этого
заслужили. Жаль только, что до Москвы было не дотянуться рукой,
сжатой в кулак.
Лев включил магнитофон, чтобы заглушить противный голос Вана,
который беспрерывно что-то выкрикивал, комментировал, лишь иногда
великодушно позволяя игрокам вставить несколько слов
О том, как идет игра, Лев знать не мог потому что не желал
этого знать, предпочитая слушать энергичную музыку. Слишком много
он потерял энергии ... Таким образом до него с запозданием дошло,
что первым в "Силах Поднебесных" отсеялся военный вместе со своими
рыжими усами, а калькулятор достался дядечке с лысиной, самому
почтительному из игроков, показавшему себя знатоком китайских
поговорок.
Электрочайник за обходительность заработал веселый студент, а
среди проигравших были домохозяйка и недавний счастливый обла
датель калькулятора. Причем обходительность, которую следовало
проявить во втором туре, понималась организаторами своеобразно.
Надо было в буквальном смысле обходить всех собравшихся, а точно -
оббегать как в слаломе, из-за чего контрольный норматив смогли
выполнить лишь самые молодые - студент и десятиклассник, то есть
Олег Мохов.
По законам жанра стоило бы нагнетать атмосферу до последнего,
рассказывая, как они противостояли друг другу. Но полноценного
противостояния не получилось. Олег легко заработал утюг, без
запинки ответив на шесть исторических вопросов. Студент отстал на
два балла, позорно перепутав последовательность двух династий -
Суй и Сун, и оба участника прошли в следующий тур, где Олег
вчистую проиграл, очевидно растратив свою несомненную сметливость
на подступах к Останкино.
Это означало, что студент стал обладателем телевизора, но
особой доброты так и не обнаружил, отчего вожделенный автомобиль
опять не обрел хозяина.
Камера в последний раз остановилась на смущенном Олеге с
утюгом, вызвав среди заинтересованных зрителей, в первую очередь
среди его родителей, некоторое замешательство. Можно ли считать
Олега проигравшим? Достаточно ли утюга, чтобы вернуть сына обратно
домой? Получение утюга как способ вернуться домой. Этот тезис
требовал дополнительного осмысления. Ответа оставалось ждать не
долго.
Кроме Льва на планете Земля был по крайней мере еще один
человек, кто не смотрел "Силы Поднебесные". И этим человеком была
Юля Гуляева, которая в последний момент предпочла переключиться на
сериал "Жаркая любовь".
Например, мальчик мешает старшему
брату... Внушительно сделанное
замечание часто является вполне
достаточным для того, чтобы призвать к
порядку расшалившегося ребенка.
из книги(15)
В равных позициях зачастую
возникает необходимость пойти на те или
иные ослабления
из книги(16)
Первым умер первый Бессмертный. Так появился воздух. Вторым
умер третий Бессмертный. Так появилась вода. Четвертый Бессмертный
почесал левым мизинцем за правым ухом.
Так в родительском доме вновь появился Олег Мохов.
Возможно, это произошло по другой причине, что совершенно не
имело никакого значения. Достаточно того, что Олег вернулся, держа
под мышкой коробку с утюгом.
После возвращения Олега, сопровождавшегося восклицаниями
родителей и угрюмым молчанием старшего брата, мама - Александра
Николаевна - засуетилась на кухне, а отец - Александр Кириллович
отправился на балкон рубить мясо. Лев же, подойдя к брату, наконец
нарушил свое молчание, сказав:
- Надеюсь, когда в следующий раз будешь убегать из дома,
записку напишешь посмешнее, чтобы Прохору не было стыдно перед
переполненным залом.
Олег ничего не понял, но на всякий случай пообещал так и
сделать.
- Кстати, звонила какая-то Юля, - добавил Лев.
- Гуляева?
- Возможно. Говорила, что ты был бесподобен...
- Серьезно?
Олег засиял так, что старшему брату стало совестно. Никакая
Юля сюда не звонила. Просто Лев решил позлиться на Олега чуть
позднее, тем более что перед этим целые сутки думал о младшем
брате исключительно плохо. Выяснилось, что думать о младших
братьях исключительно плохо не так уж и сложно. Это даже доставило
ему удовольствие. Но всему свое время. Сейчас от всех требовалось
лишь одно - проявлять внимание, чтобы человек быстрее почувствовал
себя дома, даже если это гимназия.
То есть, например, Оскар Александрович, вместо того чтобы
высказать возвращенцу все, что тот действительно заслужил, должен
был изображать доброго дядю. Должен был, но изображать не стал,
воспользовавшись неожиданным выздоровлением классного руководителя
10"Б" Инги Аркадьевны. А тут еще осенние каникулы подоспели, что
позволило Олегу Мохову не мелькать перед глазами Бурга.
Прежде чем отправиться на каникулы, в гимназии провели
плановый педсовет, где Мирослав Афанасьевич в очередной раз
проявил свои самые замечательные педагогические способности, а
именно - умение воспроизводить без бумажки учебные показатели по
всем классам. Директор этим своим качеством справедливо гордился,
так же как и умением без запинки проводить пресс-конференции, за
что в прошлом году был признан учителем года в области.
Пока директор говорил о "проценте успеваемости", учителя тоже
даром время не теряли.
Физик, Леонид Игоревич, довольно громко перешептывался с двумя
учительницами начальных классов, и это давало возможность сидящей
за соседней партой француженке Агнессе Ивановне выяснить для себя
кое-какие вопросы. Ей раньше казалось что Леонид Игоревич сильно
увлечен Дарьей Константиновной /2"А"/ но, оказывается, Мария
Владимировна /1"В"/ пользовалась куда большим вниманием физика. В
каком-то смысле педсовет - незаменимая вещь.
Филолог Полина Андреевна Прыгунова по быстренькому заполняла
классные журналы. Два месяца ей было лень это делать, а когда не
лень - журналов не было на месте. У классных журналов особенная
судьба - они живут какой-то отдельной бурной жизнью, независимо от
учителей и учеников, то появляясь, то исчезая.
Поэтому неудивительно, что Полина Андреевна заполняла журнал в
спешке, иногда путаясь в фамилиях и названиях тем, выставляя
двойки отличникам и наоборот... Но это неизбежные издержки
нелегкого учительского труда.
Майор Неволин тем временем читал "Спорт-Экспресс", положив его
на колени. Математик Ирина Павловна Ежова ловко орудовала пилочкой
для ногтей. Наталья Анатольевна Скрябина совершенно открыто читала
в подлиннике Генри Миллера, что косвенно подтверждало слух о том,
что она готовится выйти замуж за директора 31-ой школы ...
В общем, все были при деле. Внимательно директора слушала
только Алла Евгеньевна. Показатели успеваемости она сравнивала с
успехами в области воспитания, очень сожалея, что сама пока не
может похвастаться точными цифрами, показывающими уровень воспи
танности гимназистов. Но в ближайшее время ей обещали достать
универсальные тесты, которые бы объяснили все...
Оскар Александрович пристроился за последней партой,
насторожившись в ожидании разговора об Олеге Мохове. Но никакого
разговора не планировалось. Все, независимо от того, чем они
занимались в данную минуту, делали вид, что ничего не случилось.
Собственно, это почти соответствовало действительности. Каждый
день в школах, гимназиях и лицеях что-нибудь случается, жизнь
кипит и обжигает. Воспринимать невинную поездку на центральное
телевидение как чрезвычайное происшествие - глупо. Глупостей же и
без того совершено предостаточно. Очередная окончательно бы
нарушила равновесие. Проще обо всем забыть, в том числе о до конца
не разобранном нагромождении списанной мебели в подвале и о
железной двери, за которой неизвестно что скрывается. Кстати,
откуда в подвале оказался красно-белый шарф? И об этом тоже можно
забыть, усевшись за последнюю парту. Сидеть и не высовываться -
этому Оскар Александрович за сорок лет жизни почти научился. Хотя
лежать и не высовываться было бы приятнее.
Фига - лучший подарок
из газеты(17)
Олег поджидал Юлю Гуляеву у ступеней Дома Культуры имени
Мясникова. Три раз в неделю Юля занималась шейпингом, из-за чего
четыре раза в неделю была весела и непринужденна. Она едва терпела
этот самый шейпинг, но страх растолстеть был еще сильнее
Если бы Олег знал все эти тонкости, он бы встречал Юлю где-
нибудь в другом месте и, разумеется, в другое время. Но он этого
не знал и как только стройная Юлина фигурка появилась в широко
распахнутых кем-то дверях, Олег как бы невзначай пошел наперерез,
под мышкой держа завоеванный утюг.
- А, это ты, - традиционно зевнула Юля.
- Привет. - Олег напрягся, тщательно подбирая нужные слова. -
Не ожидал тебя здесь встретить.
- Да? А что это у тебя?
- Это? Утюг. Кстати, дарю...
- Обычно мне дарят цветы.
- Вот как... Не знал. Я-то обычно красивым девушкам утюги
дарю... И часто тебе дарят цветы?
- Последний раз - сегодня днем. - Юля вспомнила, как после
школы ее поджидал Лев Мохов с нелепыми розовыми гвоздиками.
- Понятно, - вздохнул Олег. - Между прочим, я сдержал
обещание.
- Какое обещание?
- Ну как же... Ты же смотрела "Силы Поднебесные".
Юля их как раз не смотрела, но признаваться не спешила. С
какой стати выставлять себя лишний раз дурой?
- Ну допустим.. - ответила она.
- Я и говорю - я сдержал обещание.
- Знаешь что... - Юля наморщила лоб. - Мне надо идти.
Встретимся в школе.
- Так у нас же каникулы.
- Вот после каникул и встретимся.
И Юля, взмахнув рукой, стала сбегать со ступенек, оставляя
Олега в недоумении. Как же так? Она же сама говорила, что он был
бесподобен.
Но неожиданно Юля остановилась и, повернувшись, сделала
несколько шагов навстречу Олегу, протягивая руку и произнося при
этом:
- Да, совсем забыла свой утюг.
В Печинске-Горшечинске был Петухан
Куриханыч, да переведен в Суму-
Зареченску, теперь там Заплетай
Расплетаич.
из книги(18)
Шуйскому предложили выступить в ДК имени Мясникова с "почти
сольным концертом". - "Что значит - "почти"?" - спросил он. - "Это
значит, что с тобой будут выступать мастер разговорного жанра
Синюхин и жонглер Благонравов".
Шуйский обещал подумать. Он и сам не знал - готов ли он давать
сольные концерты, даже с Синюхиным в нагрузку. Одно дело сбряцать
где-нибудь на кухне или в лесу среди искусанных комарами друзей, и
совсем другое - выйти на большую сцену, где обычно проводятся
городские КВН-ы и торжественные заседания общественности ко дню
Крещения Господня.
Так ничего и не решив, Шуйский пришел на работу. Каникулы его
не касались. Наоборот, это было самое напряженное время -надо
обойти все классы, проверить мебель, стенды, доски, кое-что
отнести в подвал для ремонта; с этого и начал день, сунув в карман
халата молоток, отвертку, коробок шурупов и гвоздей. Ему и самому
было противно от своей добросовестности. Временами он пытался
работать спустя рукава, но это не слишком-то получалось.
Он, конечно, мог бы, пока нет завхоза Смертина, запереться в
мастерской и завалиться спать, но спать не хотелось. И значит,
приходилось трудиться всерьез, потому что когда в его руки попадал
столярный инструмент, он становился серьезным человеком. К тому же
слишком унизительно бить молотком не в полную силу или небрежно
вкручивать шурупы. При этом он не думал о тех, кто будет
пользоваться починенной мебелью. Он работал не для них и не для
завхоза, и тем более не для себя. Он работал для своего
спокойствия. В данном случае это приносило пользу, но вообще-то
было далеко не всегда хорошо.
Возможно, именно его Спокойствие не давало ему возможности
написать по-настоящему хорошие песни, без оглядки на кого бы то ни
было. Не исключено, что Спокойствие мешало ему петь в полный голос
там, где бы ему хотелось. Бесспорно, что его Спокойствие
действовало заодно со Спокойствием других людей, и это часто был
неравный союз. Ну и, конечно, именно благодаря своему Спокойствию
он расстался с Алисой, жить с которой было безумно трудно, а без
нее стало отвратительно спокойно.
Шуйский умел свое Спокойствие нарушать, но все время
возвращался к Нему, тихо себя ненавидя. Он пытался назвать вещи
своими именами в песнях, но по той же причине ему это по-настоя
щему не удавалось. Песни были слишком гладкими и не могли оставить
на теле ни одной занозы. И если для мебели, например для резного
буфета, это было замечательно, то слова и музыка требовали чего-то
другого. До этого надо, конечно, еще дойти. А пока от Шуйского
надо было не так уж и много - перетащить с третьего и второго
этажей в мастерскую несколько стульев. Между прочим, это были
учительские стулья, наиболее расшатанные, подобно учительским
нервам.
Спустившись в подвал, Шуйский услышал какой-то шорох. Причем
как раз там, где возвышались неразобранные еще парты.
Первая мысль была о крысах, но вообще-то это не слишком на них
похоже. Они шуршали на других частотах.
Шуйский быстро занес в мастерскую стулья, схватил с верстака
фонарик и, включив его, приблизился к тому месту, где доносился
шорох.
- Эй, есть тут кто-нибудь?! - спросил он довольно громко.
Ответа не последовало, и тогда Шуйский, попридержав дыхание,
осторожно стал продвигаться дальше, пока не достиг поворота.
Повращав фонариком, словно ложкой в стакане с черничным соком,
он увидел не вешалку и не ведро, и не шарф, а человеческую фигуру,
вжавшуюся в стену. Осветив лицо, нетрудно было узнать в этом
человеке Олега Мохова.
Олег, жмурясь, отделился от стены и со словами: "А, это вы.. "
прикрыл ладонью свое лицо. Шуйский грозно спросил:
- Что тебе здесь надо?
- Да так... - Олег как будто бы впервые над этим задумался. -
Просто хожу... Гуляю.
- Не нагулялся?
У Шуйского возникло непреодолимое желание проучить Мохова, но
он все никак не мог решить - как именно. И поэтому вступил в
разговор, который немного растерянный Олег поддержал. По его
словам, в подвале он в первый раз и проник сюда потому, что слышал
- как его здесь искали.
- А если бы тебя искали на дне морском? - спросил Шуйский.
Ответа не последовало. Но молчать Олег тоже не собирался,
произнеся:
- А здесь, в общем, уютно.
- Как ты сюда попал?!
- Как и все. Из-под лестницы. А вы разве не зна... - Тут
видимо Олег понял, что проговорился и попытался , что называется,
разговор замять. Но было поздно.
- Так значит, есть еще один ход... Здорово. Вот откуда шорохи
и все такое...
Чтобы избавить себя от неприятного ощущения того, что он
проболтался, Олег не нашел ничего лучшего, чем добавить:
- Конечно, есть. Но об этом все и так знают.
Все или не все, но Шуйский в первый же день после каникул
проверил и убедился, что наиболее отъявленные курильщики из числа
гимназистов действительно проникали в подвал из-под боковой
лестницы, ранее служившей черным ходом. Там, оказывается, была
прикрытая металлическим щитом узкая щель, способная пропустить
через себя если не верблюда, то хотя бы средней упитанности
гимназиста. Щель, разумеется, замуровали. Но это было после
каникул, а пока что Шуйский твердо сказал:
- Вот что, Мохов. Я тебе не отец, не мать, не директор, но
советую сюда больше не лазить. А то однажды так потеряешься, что
даже твоего красно-белого шарфа не найдут. Понял?
- Понял, - хмуро ответил Олег. - Но причем здесь красно-белый
шарф? Я же болельщик "Динамо".
- Ну тогда твоего "Динамо" здесь не найдут... Свободен.
Олег молча включил свой фонарик, прошмыгнул рядом с Шуйским и
исчез за поворотом.
"Уши бы ему надрать, - подумал Шуйский. - Левое по часовой
стрелке покрутить, а правое - против..."
Что же касается Олега, то он уже в ту минуту знал, что хотя бы
раз еще спустится под землю. Слишком уж его заинтересовала до сих
пор не открытая железная дверь. После возвращения он наслушался
разговоров на эту тему, в том числе и о том - куда мог подземный
ход вести.
Железную дверь, судя по всему, открыть ему было не по силам,
но почему бы, в таком случае, не проникнуть туда другим путем, с
противоположной стороны... И никакой двери открывать не надо.
История с Юлей сильно расстроила Олега. Но его немного обна
деживало то, что Юля утюг все же взяла. Значит, надежда еще была,
и его нашумевшая поездка в Москву даром не прошла. Знай он, что
Юля просто пожалела утюг, побоялась, что Олег его выкинет, он бы
совсем раскис. А так он по-прежнему строил планы, не теряя надежду
очаровать капризную Юлю. Чем именно?
Время показало, что телевидение - не всегда наилучший помощник
в подобных делах. А что, если... Под землей его уже ошибочно
пытались искать, тем самым наведя его на нужную мысль. Кроме того,
это означало, что второй раз его искать под землей точно не будут.
Олег принялся мечтать о том, как он с победой вернется на
поверхность земли, как отбросит свои сомнения Юля... Но для начала
имело смысл подготовиться. В книгах, прежде чем отправляться в
экспедицию, участники серьезно изучают местность, расспрашивают
старожилов. Кого он был вправе назвать старожилом? Разве что Марфу
Семеновну, престарелую вахтершу, чуть ли не весь двадцатый век
прожившую. Вот кто мог знать - куда ведет подземный ход. В
развалины крепости? На старое кладбище? Куда?
Любопытно, что в религиях
гиндукушских племен и сегодня
существуют добрые невидимые духи рачи -
покровительницы. Это же слово,
произошедшее от санскритского RАКS -
"защищать", обозначает и амулеты.
Зирништрами были многие низшие боги
вроде фоморов, и этим же словом венды
называли свои священные знамена.
из книги(19)
В первый же учебный день после каникул Олег подошел к Марфе
Семеновне, одарил ее, любительницу чая, шоколадкой, и принялся
осторожно расспрашивать. Выяснилось, что старушка не против
поговорить, но вовсе не о подземном ходе.
Марфа Семеновна загадочно прищурилась. За, наверное, девя
ностолетнюю жизнь, она таким образом прищуривалась десятки тысяч
раз и научилась это делать в совершенстве.
- Слушай, что я тебе расскажу, - произнесла она таинственно.
Олег, для того, чтобы показать полное свое внимание, раскрыл
рот. Что ж, история, которую он услышал, стоила его раскрытого
рта. Марфа Семеновна пояснила, что лет двадцать назад, когда
гимназии в этих стенах еще не было, но зато была 99-ая средняя
школа, она, Марфа Семеновна, привычно несла свою трудовую вахту,
давала звонки, дежурила у телефона... Но вот однажды в школе стали
твориться странные вещи. За одну ночь почернело знамя пионерской
дружины. Вечером еще видели его как обычно - красным, стоявшим в
пионерской комнате вместе с горном, барабаном и отрядными
знаменами. А с утра пионервожатая открыла дверь, вошла, включила
свет и упала в обморок.
Вначале подумали, что кто-то знамя перекрасил или подпалил. Но
нет, выяснилось, что следов перекраски или воздействия огня не
обнаружено. Предполагали, что знамя просто подменили, кое-кого за
это наказали выговорами, в культтоварах купили новое полотнище и
успокоились.
Через месяц в пионерской комнате обнаружилось еще одно черное
знамя. Это была уже не просто провокация, а диверсия. Но в милицию
или куда-либо еще обращаться не спешили, боясь вынести сор из
избы. И вообще, о случившимся знало всего несколько человек,
отчего тайна с каждым днем становилась все взрывоопаснее.
Черные знамена, по словам Марфы Семеновны, директор, сорвав с
древка, запер в своем сейфе, но прежде внимательно разглядел.
Вместо ленинского профиля на первом из них была, если присмотреть
ся, изображена треугольная звезда.
Олег позднее вычитал в справочнике, что такая звезда обо
значает. Оказывается, это библейский знак "всевидящее око", символ
Промысла, судьбы.
На втором знамени едва можно было разглядеть семиконечную
звезду /символ древних цивилизаций? знак, подобный тому, что есть
на английских орденах Сент-Джорджа и Сент-Майкла? Или, быть может,
австралийская o звезда?/
Тем временем в культтоварах купили еще одно красное знамя.
Пионервожатая уехала на лечение в Алупку. Директор /им тогда был
ныне покойный заслуженный учитель и одновременно почетный чекист
Климов/ самостоятельно пытался разобраться в происходящем.
Подозревал всех подряд, включая Марфу Семеновну. Но страх того,
что о случившимся узнают все, мешал директору проводить полноцен
ное расследование.
Те немногие, кто знал о происшествии, поклялись молчать. Для
этой цели директор использовал полное собрание сочинений Ленина
/четвертое издание/, сложив тома один на другой почти до потолка.
На них и поклялись.
А на следующий день третье по счету пионерское знамя исчезло,
причем прямо из кабинета директора. А на месте его было оставлено
зловещее черное, с едва заметной тринадцатиконечной звездой.
Как сказано в справочниках - тринадцатилучевой звезды не
существует. Олег проверил и потом сообщил об этом Марфе Семеновне,
но та по-прежнему настаивала на тринадцатиконечной звезде. То, что
ее будто бы не существовало, произвело на Олега нехорошее
впечатление. Он поинтересовался - чем вся эта история закончилась?
- Да ни чем, - ответила Марфа Семеновна. - Купили четвертое
знамя. Оно, наверно, и до сих пор где-нибудь в кладовке хранится.
- Значит, черных знамен больше не появлялось?
- Нет. И без того было страшно. Куда еще...
- А что с ними стало?
- Вот этого не знаю.
- У кого бы спросить?
- Да у кого же спросишь? Пионервожатая теперь банкирша и живет
в Америке. Прежний директор давно помер, но кем он на том свете -
этого не знаю... Если только у нынешнего директора спросить?
- А он-то откуда знает, кем прежний директор на том свете
работает?.. Кстати, Мирослав Афанасьевич в этой школе уже был?
- А как же. Историю вел. Помнится, помогал Климову ленинские
тома в стопку складывать, когда мы клятву приносили.
Олег поблагодарил Марфу Семеновну за все, поднял с пола сумку,
набросил куртку и пошел домой, то есть туда, где не было никаких
знамен, ни красных, ни черных. А о подземном ходе решил
переспросить завтра.
Некоторые же из них - nomina sunt
odiosa /не будем называть имен/ -
остаются слепыми еще и теперь просто
потому, что не хотят видеть. С этим,
конечно, бороться не приходится,
из книги(20)
Второй день после каникул прошел бестолково. Гимназия попала
под веерное отключение света, что несколько затруднило учебный
процесс. По крайней мере на сутки. Одного фонарика, который принес
из столярки Шуйский, на всю гимназию не хватило. В конце концов
пришлось гимназистов распускать по домам, вызвав у детей
неумеренный восторг. Как известно, восторг - дело тонкое. Кто-то
пребывает на седьмом небе, а кто-то, по той же причине, места себе
не находит.
Оскар Александрович, например, безделья не терпел. Темнота, по
его мнению, предназначена исключительно для сна, а если спать не
хочется, темнота теряет смысл. Такое количество бессмысленной
темноты его бесило.
Впрочем, не всех учителей отсутствие света слишком расстроило.
В сущности, учитель от ученика мало чем отличается. Он тоже
готовит уроки, опаздывает на них, стоит у доски, тайком погляды
вает во время занятий в окно и с нетерпением ждет каникул.
Заработная плата учителей, в общем-то, символична, как
символичны те отметки, что получают ученики.
Вернувшись с курсов повышения квалификации, учитель информа
тики Мстислав Валерьевич Лугин, не дожидаясь, когда дадут свет,
едва ли не на ощупь отыскал в учительской филолога Полину
Андреевну Прыгунову. Дурное предчувствие Полину Андреевну не
обмануло. Лугин снова принялся дразниться, беззастенчиво цитируя
любимого ею Веллера. По пути к Прыгуновой наткнувшись на острый
угол стола, Лугин произнес:
- Ушибившись о бесполезные крайности, решил попытать счастья в
золотой середине.
Собственно, Прыгунова Веллера, в отличии от Лугина, наизусть
не знала и под этой маркой ей можно было подсунуть любую
косноязычную фразу. Но Мстислав Валерьевич всегда был честен и
отсебятины не позволял.
На этот раз Полина Андреевна, вопреки традиции, огрызаться не
стала, а, выражаясь словами ее любимого автора "заплакала над
трудностью жизни и неперспективностью мужа".
Тут же в учительскую ворвалась завуч по воспитательной работе.
Алла Евгеньевна торжественно сообщила, что в кабинете истории
состоится внеочередной педсовет при свечах. Как это было
романтично.
Изредка доносились короткие вскрики
- мертвые добивали раненых.
из книги(21)
Мы внезапно ощущаем неудовлетворен
ность историей. Нам хотелось бы прор
ваться сквозь нее к той точке, которая
предшествует ей и возвышается над ней.
из книги(22)
Марфа Семеновна дежурила через день, поэтому Олегу пришлось
ждать целых двое суток, чтобы вторично задать ей вопрос о
подземном ходе./Жаль что нельзя было слушать при свечах, потому
что свет уже дали/.
Старушка оживилась, залила из ковшика чайник и, не глядя,
натренированным движением поставила его на электроплитку.
Олег приготовился слушать рассказ про подземный ход, и
совершенно напрасно. Марфа Семеновна, конечно, молчать не умела,
но говорить на заданную тему, видимо, тоже была не в состоянии. Ее
все время заносило куда-то в сторону. Рассказы были по своему
познавательны и не лишены некоторой интриги, как в прошлый раз,
когда речь зашла о знаменах. Но толку, похоже, от них было
немного.
В этот раз Олегу пришлось выслушать кое-что из истории второй
мировой войны. Оказывается, Марфа Семеновна имела педагогическое
образование и в мирное время учительствовала, причем сперва в
начальных классах /физику Леониду Игоревичу стоило бы насторо
житься/...Когда же в городе явились фашисты, то в здании нынешней
гуманитарной гимназии был устроен госпиталь для солдат и офицеров
вермахта.
Все шло как положено. Война не разбирала и уносила всех
подряд, и лучших, и худших. И тех кто ни то, ни се. Но кое-кого
придерживала и, прежде чем попасть на тот свет, люди оказывались в
госпитале. Это было что-то вроде КПП, где не всякого пропускали
дальше, и приходилось поворачивать обратно и продолжать жить.
Марфа потому об этом знала, что работала в госпитале сани
таркой, особо ценной из-за знания немецкого языка. Тут Олег
прервал рассказ вахтерши, спросив:
- Так вы и немецкий знаете?
- Знала, - ответила Марфа Семеновна скромно. - Как ушла на
пенсию в пятьдесят пять лет, так на следующий день и забыла.
- А-а, понятно...
Так вот, лежал тогда в госпитале офицер по фамилии Рифф,
Генрих Рифф. Ранение у него было средней тяжести - его в лесу рысь
покусала.
До войны Рифф работал искусствоведом, о чем его начальство
неожиданно вспомнило. Выяснилось, что искусствоведы во время войны
ценятся не меньше, чем, например, саперы. Особенно, когда началась
распродажа древних икон, фарфора и прочих предметов искусства,
стоимость которых была не слишком ясна.
Многие офицеры норовили скупить все это по дешевке, что кое-
кого из начальства настораживало. Третий Рейх многое терял от
такой неопределенности. Но тут подвернулся лейтенант Рифф,
укушенный рысью. Ему предстояло упорядочить распродажу.
И Генрих Рифф впервые за долгие месяцы почувствовал себя
нужным обществу и со слезами поведал об этом первому попавшемуся
человеку, то есть Марфе Семеновне. Вдохновленный вниманием
начальства, лейтенант быстро встал на ноги и, счастливый, покинул
госпиталь. Но не надолго.
Спустя несколько дней его вновь доставили туда на носилках.
Бледное остроносое лицо искусствоведа было искажено страшной
гримасой, которая в действительности могла быть и улыбкой. Ни
одной раны, впрочем, на теле лейтенанта не обнаружилось.
На следующий день Риффа посетил начальник полиции безопасности
гауптштурмфюрер СС Марш / Марфа Семеновна выразила уверенность что
его звали именно так/. Марш общался с Риффом примерно полчаса.
Разговор велся, видимо, важный. Марфа Семеновна сделала такой
вывод не только потому, что никого и близко не подпускали. Просто
накануне в город привезли очередную партию картин, старинной посу
ды и прочего, по слухам - из самого Петергофа.
В ту ночь Марфа Семеновна дежурила и дальнейшие события прои
сходили у нее на глазах.
Ровно в полночь до того неподвижный Рифф неожиданно вскочил.
Происходило это, несмотря на то, что госпиталь был переполнен, в
одноместной палате, примерно там, где сейчас находится кабинет
английского языка.
Марфа Семеновна как раз проходила мимо с ночным горшком в
руках и краем глаза увидела все это, успела отскочить, присела за
накрытый наволочкой бачок с питьевой водой и замерла.
Рифф, облаченный в халат, вышел в коридор. Глаза его сверкали,
и безумия в них хватило бы на целый взвод. Уверенной походкой
лейтенант направился к лестнице и быстро стал по ней спускаться.
Марфа Семеновна вслед за ним, не выпуская горшок из рук.
Так они оказались в подвале, который лейтенант открыл в два
счета. Там, в полной темноте, лейтенант кое-какое время еще
двигался, пока не ударился о выступ стены. И тут же вспыхнул
фонарик, и голос, весьма похожий на голос гауптштурмфюрера Марша
спросил: "Это вы, лейтенант?" Рифф признался.
Марфа Семеновна, прижавшись к горшку, растворилась в
подвальной темноте неподалеку, не понимая, зачем это ей все нужно.
Олег внимательно слушал рассказ, и когда речь зашла о подвале,
подумал, что Марш попал туда не иначе как через подземный ход.
Впрочем, Марфа Семеновна этого не утверждала. Зато утверждала
другое - фонарик осветил не очень больших размеров ящик. Открыв
его, человек, с которым вел беседу лейтенант Рифф, извлек какой-то
широкий рулон и размотал его. "Оно", - сказал Рифф.
Они еще некоторое время что-то рассматривали, гремели посудой,
разворачивали тряпки, похожие на полотнища знамен /не те ли это
знамена, что позднее, при таинственных обстоятельствах будут
появляться в пионерской комнате?/. Рифф давал кое-какие советы,
откладывая некоторые вещи в сторону.
Потом вдруг человек, говоривший голосом гауптштурмфюрера
Lарша, замолк, нагнулся, схватил и высоко приподнял ящик и
аккуратно опустил его на голову лейтенанту Риффу, /сыграл в ящик/.
Лейтенант издал глухой стон, сделал несколько шагов в сторону и
рухнул на каменные плиты, совсем рядом с тем местом, где стояла
Марфа Семеновна.
Человек, ударивший Риффа, подошел к упавшему и, воспользо
вавшись ножом, сделал невозможным дальнейшие искусствоведческие
исследования.
Затем, так и не заметив Марфу Семеновну, убийца вернулся к
картинам, сложил их в убийственный ящик и поволок его в глубь
подвала.
По законам жанра лейтенант Генрих Рифф должен бы умереть у
Марфы Семеновны на руках, прежде открыв ей какую-нибудь зловещую
тайну. Но закон этот опять не сработал, Марфа Семеновна не стала
проверять - жив ли еще лейтенант, а в страхе бежала из подвала. И
не только из подвала, но и из города, даже ночной горшок из рук не
выпуская / пальцы сжались так, что разжать их никто был не в
силах/. Каким-то чудом, а точнее благодаря своему не совсем
нормальному виду, она беспрепятственно миновала немецкий
патруль... Какое-то время скрывалась у одной бабки на хуторе, куда
случайно набрела. Бабка помогла разжать пальцы, напоив слабым
раствором мухомора. Затем Марфа Семеновна оказалась в партизанском
отряде.
Уже после войны ее наградили медалью "За отвагу". Имелось в
виду, конечно же, отважное убийство лейтенанта Риффа, потому что
по официальной версии, фашистов - убила его она... И за голову
Марфы Семеновны обещана была даже награда - тысяча марок.
Олег, взглянув на голову Марфы Семеновны, прикинул - сколько
это будет в долларах и рублях.
Прекрасен и сам принцип простоты,
называемый по имени его родоначальника
средневекового философа Вильяма Оккама
/1285-1349/ "бритвой Оккама". Его суть
выражают "крылатой" фразой В. Оккама:
"Не множить сущностей без
необходимости".
из книги(23)
Все языки пламени были для Шуйского иностранными. Все, кроме
одного. Он знал это, но никак не мог этот один единственный
отыскать. Устав высматривать, пытался даже определить наощупь, но
не хватило терпения. Он был обречен на неудачу потому, что пламя
играло, а он все делал всерьез. Правда, в таких случаях есть
верный способ избежать неудачи - не рассчитывая на победу, просто
постараться не проиграть. А для этого унять огонь. Но прежде
прокипятить на нем воду, заварить чай, и не дав ему остыть,
попытаться почувствовать огонь изнутри. Пусть он второй раз там и
потухнет. Это будет маленькое торжество.
Огонь старше воды, но, тем не менее, быстрее ее. Однако, огня
в мире меньше и он не умеет замерзать. Даже человек умеет, а огонь
- нет. За миллиарды лет он научился разве что исчезать или тлеть,
но это не совсем одно и тоже. Зато он лучше остальных хранит
тайны. Однако, искусственно выведен целый вид предательских огней.
Они умеют нарушать темноту тогда, когда этого делать не следует.
Человек- самое распространенное существо, в котором огонь и
вода объединяются. Он почти целиком состоит из воды. Но если
бросить настоящего человека в настоящий огонь, то пламя, даже если
оно будет состоять из понятных этому человеку языков, вряд ли
можно потушить. Что ж, вода умеет превращаться в пар и в лед, и в
человека...
Итак, не найдя в пламени своего языка, Шуйский отвернулся,
уставившись в стену, минуту смотрел на свою безобразно неподвижную
тень и наконец понял - в чем дело.
Вновь повернувшись к огню, он, глядя на пляшущие языки
пламени, начал понимать огонь, читая его с помощью всеобщего языка
жестов. При желании он мог переговариваться с огнем. Но не делал
этого.
Он бы с удовольствием поменял свою комнату с печным отоплением
на что-нибудь поприличнее. И тогда прощай - печной огонь и
здравствуй - горячая вода. Но деньги не любили его и лишь в
исключительных случаях его находили.
Шуйский иногда задумывался над тем - почему это так? Ответ был
всегда один - он не умел их тратить. И деньги мстили ему, обходя
стороной. Давно уже было можно обменяться комнатами с каким-нибудь
пьяницей, разумеется с доплатой. Но как только Шуйский с
превеликим трудом добывал более-менее значительную сумму -
находилась тысяча причин потратить их иначе. В результате потом и
верные деньги шли мимо. Зарплату либо задерживали, либо, уже
полученную, могли вытащить в переполненном автобусе.
Написание текстов и музыки Шуйский понимал как компенсацию за
отсутствующие удобства и, вероятно, был в этом не прав. Никакая
это была не компенсация. Просто деньги бывают разные. Те, что он
пытался зарабатывать, предназначались не для него. Но это лишь
означало, что где-то на белом свете есть другие деньги, его. И
заработав их, он потратит их не по пустякам. И не исключено, что
когда-нибудь зарабатывать он будет как раз песнями. Надо лишь
научиться писать то, что ценилось бы не дешевле чем резной буфет.
Иначе игра не стоит затраченных нот. Пока этого не будет - все
языки пламени по-прежнему будут казаться для него иностранными.
18/VI 1919 г.
Дали депеши по Чека? Массовые
обыски по Москве подготовляются? Надо
непременно, после Питера, ввести их
повсюду и неоднократно.
Что вышло на деле с магнитом для
поиска оружия?
/Ленин Дзержинскому на заседании
Совета обороны/
... Работают усердно. Магнито -
слабое средство для поисков.
Испытывали. Собираемся использовать его
для того, чтобы добровольно сдавали
оружие под опасением, что магнит все
найдет.
/ответ Ф.Э. Дзержинского/
из книги(24)
Прошли еще одни сутки, а это означало, что Олега Мохова ожидал
очередной рассказ Марфы Семеновны. Олег уже подозревал, что
рассказ будет не совсем про подземный ход. Однако это все равно
приблизит его к нужному ответу.
Марфа Семеновна разлила по чашкам чай, предварительно отключив
телефон. А то некоторым может придти в голову дурная мысль
позвонить в гимназию.
В этот раз речь зашла о том времени, когда в здании, где они
сейчас безмятежно пили чай "Кент", располагалась губернская
Чрезвычайная Комиссия
Марфа Семеновна имела к ЧК прямое отношение. Ее дедушка служил
там истопником, и маленькая внучка приходила сюда едва ли не
ежедневно, топила печки, помогала согревать чекистов. Занятие это
ей нравилось, тем более что дяди в кожанках и шинелях, бывало,
подкармливали Марфушку, выделяя то сахар, то хлеб. И она была
благодарна этим злым людям, которые, в перерывах между допросами и
обысками находили время и для нее.
О том, что это злые люди, Марфушка впервые узнала от своего
дедушки. Это он объяснил, чем они здесь занимаются и что означают
глухие звуки, доносящиеся из подвала.
/При этих словах Олег вздрогнул. Значит, в подвале еще и
расстреливали/.
Но Марфушка быстро привыкла к зловеще-деловой обстановке, в
которой так часто оказывалась. Только однажды ее напугал один
усатый латыш, заявив, что она обязательно будет жить при комму
низме. Никогда до этого ей не было так страшно, но к счастью,
латыш соврал, при настоящем коммунизме ей жить так и не довелось.
И вряд ли уже доведется. /Марфа Семеновна многократно пере
крестилась, закатив глаза/.
В феврале, когда страшные морозы сменились оттепелью, среди
чекистов появился некто Янис Грубиньш / в отличии от того, первого
латыша, Марфа Семеновна его называла поляком/. Был он человек
веселый и влюбленный в свое дело. Вместе с ним в ГубЧК прибыл
большой фанерный чемодан с ручкой, обмотанной старым сиреневым
полотенцем. По утверждению Грубиньша, это был Магнит, способный
находить все, что попрятали буржуи, уходя из города или зата
ившись. /Причем не только металлическое оружие, но и драгоценные
камни, и даже, ради интереса, бумажные ассигнации./
Целыми днями Грубиньш таскался со своим Магнитом по городу и к
вечеру возвращался измотанный, но счастливый, нежно поглаживая
чемодан.
Однажды Грубиньш угостил Марфушку экспроприированным леденцом
и спросил - согласиться ли она выйти за него замуж, когда
вырастет? Марфушка подумала и отказалась, вызвав у Грубинь ша
настолько громкий смех, что из своего кабинета выскочил испуганный
чекист Котлов /ну и память у Марфы Семеновны/ с раскаленной
кочергой. Котлов как раз тогда допрашивал известного в городе
профессора Борисоглебского.
Так вот, как-то раз Грубиньш вернулся раньше обычного и
потащил свой чемодан в подвал /Марфушка с ужасом подумала, что
Магнит не оправдал доверия и его несут на расстрел/. Однако
дедушка объяснил, что чекист заинтересовался сокровищами купца
Бессмертнова, бывшего владельца этого дома. Судьба купца в то
время была неизвестна, его дом передали ГУбЧК, но по городу ходили
упорные слухи о спрятанных где-то здесь сокровищах. Чекисты,
конечно, прежде чем въехать в дом - проверили все что можно,
простучали все стены, пол и потолки, залезли в каждую печную
трубу, обшарили, разумеется, и подвал, но безрезультатно. И вот
прибыл Грубиньш со своим Магнитом...
Марфушке страшно хотелось посмотреть на этот самый Магнит.
Какой он? Ей казалось, что пушистый и с большими глазами. Он,
непременно, с хорошим нюхом, однако кусается / иначе бы его не
держали взаперти/, но это все из-за того, что он очень насчастный.
Сама Марфушка, наверно, и дня бы, скрюченная в три погибели, в
чемодане не выдержала. А Магнит ничего, держался, причем вел себя
смирно и не лаял /мяукал? хрюкал?/
Целую неделю Грубиньш спускался в подвал со своим чемоданом.
Целую неделю следила Марфушка за тем, как несут ее любимый Магнит
вниз. Следить было небезопасно, но она выбрала удобное место -
каморку, где свалены были поленья, готовые к растопке /там сейчас
находится вход в гимназическую столовую/.
На восьмой день Грубиньш исчез. Точнее сказать - накануне днем
спустился в подвал, а вот поднялся ли обратно? Марфушка этого не
видела, дедушка увел ее домой. На тот день пришлась Власьевская
оттепель /"Прольет Власий маслица на дороги, зиме пора убирать
ноги"/. Власий считается покровителем скота, а Магнит, несомненно,
был скотиной умной и терпеливой, и Марфушка в день трижды молилась
за его благополучие. Но, наверно, трех раз было мало, потому что,
притаившись в каморке, она дождалась лишь чекиста Котлова, который
вынес из подвала куртку Яниса Грубиньша и его же фанерный чемодан.
Куртку Котлов нацепил тут же, в коридоре, а чемодан оставил возле
своего кабинета.
Марфушка выскользнула из каморки, подбежала к заветному
чемодану и открыла его. То, что она увидела - поразило ее. Чемодан
был пуст. А это означало, что Магнит тоже расстреляли.
Она долго водила рукой по пожелтевшей газете, лежавшей в
чемодане - пыталась почувствовать еще не исчезнувшее тепло
Магнита, как будто даже нащупала его шерстинку... Но воскрешать
расстрелянных она тогда еще не умела. Да и сейчас еще не умеет.
Больше Марфушка в здание ГубЧК не ходила, до тех самых пор,
пока туда не переехала школа-интернат, в которой она вначале
училась, а потом работала.
Олег выслушал Марфу Семеновну внимательно, но подумал о том,
что в этой истории ему чего-то не достает. Да, конечно же. Знамен.
И это существенно.
Когда падает манна с неба,
насыщайся и не задавай вопросов.
из книги(25)
Юле Гуляевой в Кафе "Скиф" почти понравилось. Она никогда
здесь не бывала, тем более с парнем, который на несколько лет ее
старше.
Лев Мохов привел сюда Юлю не случайно. Место было проверенное,
он сюда всех своих подружек водил. Одна экзотическая скифская
кухня чего стоила. Кроме того, по праздникам кавээновская команда
выступала в "Скифе" с представлениями. Причем публика,
разгоряченная спиртным, принимала всякую шутку или пантомиму
лучше, чем на играх. Так что было здесь Льву приятно, только
репертуар местных музыкантов не вписывался в его представления о
том, что надо слушать нормальному человеку. Однако, это означало,
что подружкам предлагаемые песни не могли не прийтись по душе.
Верная примета. У женщин, по мнению Льва, слуховая система
подключена несколько иначе. Хорошую музыку им предложишь -
скривятся, не побоявшись выглядеть некрасивыми. А вот то, отчего у
него уши вянут, приводит их в восторг.
Лев заметил, что такое случается даже в тех случаях, когда
девушка разделяет с ним литературные вкусы. Или им обоим могут
нравиться одни и те же фильмы, но звуковая дорожка все равно будет
казаться или ему, или ей ужасной. Лев давно с этим смирился и даже
стал пользоваться таким положением вещей. Когда хотел избавиться
от надоевшей подружки - бесконечно водил ее на концерты любимой
группы, заставлял слушать любимую музыку. Иногда это срабатывало.
Прежде чем пригласить Юлю в "Скиф", Лев еще раз спросил себя -
вправе ли он это делать? Олег из-за нее из кожи вон лезет.
Поразмыслив решил, что вправе. Вот если бы Юля ему не нравилась -
другое дело. Тем более что Олегу она была не пара.
Впечатлительному брату только такой капризной красотки не хватало.
Чем быстрее она его отвергнет, тем Олегу же лучше. Что же касается
его, Льва, то с капризами Юли он совладает.
Опыт есть. Ну а Юлина наивность, переходящая в глупость, была
даже заманчива. В последнее время с девушками ему не везло. Одни
норовили учить его жить, другие пока этого не делали, но едва ли
не каждую встречу приходилось убеждать себя, что избранница
красива. Так было, например, с Олей Баритончик. Его уже не
устраивало, что красота подруги не ослепительна. /Чем успешнее
выступала его команда, тем больше не устраивало/. В то же время
слишком искушенные красавицы с какого-то момента отпугивали его.
Таким образом, Юля Гуляева отвечала всем его сегодняшним
требованиям. Поэтому он не мог не пригласить ее в "Скиф" и, угощая
легким коктейлем, шептал ей первое, что приходило в голову, не
притворяясь высоколобым интеллектуалом. И завсегдатаем
увеселительных заведений с тонким вкусом не притворяясь.
Не те пока в кармане деньги.
Юле, как было сказано, нравилось в кафе "Скиф" почти все.
Разве что Лев был ей не слишком интересен. Ей было, конечно,
приятно получить такое приглашение и для общего развития - придти
сюда. Некоторые реплики Льва были и на ее вкус - остроумны. По
крайней мере, она догадывалась, что он шутит. Коктейль был неплох,
хотя и слишком слаб. Музыка же просто восхитительна. Одна песня
про "Любовный параллелепипед" чего стоит. Но хотелось бы ей
продолжить знакомство со Львом? Она сомневалась... Лев явно не был
мужчиной ее мечты. Ее не вводило в заблуждение то, что с нею
кавээновский капитан. Это не профессия. Перспективы неопределенны.
То есть то же самое, что и у многих ее одноклассников, не считая
самых богатых. В таком случае уж лучше дружить с кем-нибудь из
них. Все равно же баловство... Подругам и так уже есть о чем
рассказать.
Впрочем, она еще ничего не решила. Пока что все шло нормально.
Танцы, легкий сигаретный дым, его теплое дыхание. Ведь Юля не
знала, что возле кафе второй час их поджидает Оля Баритончик. Да
не одна, а с кавказской овчаркой, которую она вознамерилась на Юлю
Гуляеву натравить.
"Это вам не театр!" - говорили
пренебрежительно цирковые артисты.
из книги(26)
Четвертую встречу с Олегом Марфа Семеновна посвятила купцу
Бессмертнову, который и построил сто с лишним лет назад здание
нынешней гимназии.
Олег не ждал рассказа про подземный ход. Быть может, он уже не
хотел о нем ничего слышать /правда, видеть еще хотел/. Зато купец
Бессмертнов его заранее интересовал.
Марфа Семеновна помнила его смутно, потому что видела лишь в
раннем детстве. Дедушка ее работал у купца истопником и однажды
чуть не спалил дом. И все из-за маленькой Марфушки, которую он
решил побаловать на Пасху и привел, трехлетнюю, вместо церкви
поглядеть на то, "как люди живут". Но Марфушке, наверно, не
понравилось, как они живут и она начала капризничать. Дедушка
совсем с ней замучился, про обязанности свои забыл и по своей
оплошности позволил огню из огромной изразцовой печки перекинуться
на сушившийся рядом марфушкин платок. /На месте изразцовой печки
находится сейчас учительская. Размеры совпадают/.
В общем, огню марфушкиного платка показалось мало и он
перекинулся на скатерть, на занавески...
Все это заинтересовало Марфушку и она, наконец, угомонилась и
даже смогла улыбнуться. Правда, дедушка этого, к сожалению, не
заметил. Он, почему-то, был происшедшим явно недоволен и попытался
потушить огненную красоту.
Олег неожиданно подумал, что сгори тогда, еще до революции,
купеческий дом - может быть и чекистам потом некуда было въезжать.
И тогда бы ЧК тоже не было. Из чего следует, что подрастающих
строителей коммунизма негде было бы потом воспитывать и советская
власть могла бы обойти их город стороной, не говоря уж о войсках
вермахта с их госпиталями. Конечно, Олег размечтался. Тем более
что в таком случае он бы сам не учился в гуманитарной гимназии. И
Юля Гуляева бы не училась.
А пожар потушили. Усилий одного дедушки оказалось мало и на
его зов сбежался весь дом, в том числе и сам купец первой гильдии
Иван Бессмертнов, довольно щуплый человек, видом скорее напоми
навший какого-нибудь кабинетного ученого. Бессмертнов и по
характеру мало походил на купцов из пьес Островского. Вместо того,
чтобы из дедушки весь дух вытряхнуть и прогнать в три шеи, он,
отдышавшись после тушения пожара, сказал дедушке, чтобы тот в
следующий раз, когда что-нибудь загорится, звал на помощь сразу, а
не тянул до последнего...
Да, странный был купец. Говорили, что в начале века, как и кое-
кто другой из его сословия, увлекался революционными идеями и уже
было пожертвовал социал-демократам огромную сумму. Вроде бы
революционеры и своего казначея купцу прислали. Но Бессмертнов в
последний день передумал. С деньгами теми, правда, расстался, но
пожертвовал их не на революцию, а на цирк, который приехал
накануне в их город.
Цирк-шапито Самсона Алмазова действительно был неплох. Обе
щанного слона, правда, не было, но зато имелись медведь, волк,
лиса и заяц, что в сумме и составляло одного слона. Да и акробаты
творили чудеса, после которых чувствительные дамы падали в
обморок. Но тут на арену выходил клоун Купидон. И дамы оживали,
чтобы посмеяться в соответствии со стоимостью входного билета.
Однако, Иван Бессмертнов обратил особое внимание на фокусника
по имени Ата-Вальпа /естественно, названного в честь вождя инков/.
По взмаху его руки исчезали и медведь, и волк, и лиса, и заяц. Не
говоря уже о головокружительных акробатах и о клоуне Купидоне.
Ненадолго исчезла и одна впечатлительная дама из прежних
бессмертновских знакомых. В общем, Бессмертвов получил безмерное
наслаждение.
Социал-демократы были оскорблены выбором купца /с этого
мгновения - самодура-купчины/. Ладно бы пожертвовал деньги эсерам
или анархистам. Но цирку-шапито? Наверно, с момента поражения
декабрьского вооруженного восстания социал-демократы не испытывали
подобного унижения.
Далее события развивались таким образом, что о них сложно
сказать не соврав. Многое происходило без свидетелей, а бесспорно
лучший свидетель - Марфа Семеновна еще даже не родилась. Дедушка
же ее не был так вездесущ.
Но можно предположить, что социал-демократы не долго терпели
унижение, решив экспроприировать то, что Бессмертнов еще не успел
пожертвовать какому-нибудь зоопарку.
А купец целыми днями пропадал в цирке, пробовал управляться
ходулями и имел некоторый успех, во всяком случае, шею не сломал.
Кормил с руки волка, защекотал страусиным пером до истерики
акробатку Изабеллу Капулетти/ в миру - Грущу Шубину/.
Но больше всего Бессмертвова интересовало, несомненно, уди
вительное искусство Ата-Вальпы. Сам Ата-Вальпа, облаченный во все
белое, был неразговорчив до немоты, беспрестанно курил трубку, вид
имел болезненный. Худое лицо было, например, неестественно желтым,
Купидон утверждал, что такой цвет лица он приобрел в джунглях
Амазонки, где его научили многим своим секретам местные колдуны.
Но кто ж мог это проверить?
Был у Ата-Вальпы любимый номер - зажигать на арене огонь, а
потом доставать из огня всякую всячину. Это вам не каштаны из огня
таскать. На глазах у изумленных зрителей однажды он вытянул из
огня за хвост живого удава. Всего без исключения. Однако избежать
скандала не удалось. В завершении своего выступления Ата-Вальпа
стал жонглировать знаменами.
/Олег, естественно, насторожился/. Кое-кого из городского
начальства, присутствующего на представлении, смутила раскраска
знамен. /Олег привстал/. Дело было на Троицу и кому-то пригрези
лось, что знаки на черных знаменах - зловещие / какие именно знаки
- Марфа Семеновна не знала/. Сыграл свою роль и донос, полученный
накануне полицией. Аноним любезно сообщал, что в цирке шапито
действует опасная секта. Между прочим, язык анонимки был
подозрительно похож на язык передовицы подпольной социал-
демократической газеты "Безбожная искра".
Словом, местные власти потребовали от Самсона Алмазова, и его
цирка-шапито немедленно покинуть пределы губернии.
Сам же Ата-Вальпа провел ночь в полицейском участке, где
фокусы отказался показывать наотрез, а утром был освобожден под
поручительство Ивана Бессмертнова.
Тем же вечером Бессмертнов пригласил к себе домой на
прощальный ужин десятипудового хозяина цирка Самсона Алмазова,
Изабеллу Капулетти, Ата-Вальпу... Жандармский полковник Коршунов-
Зуйков дармовым ужином тоже не пренебрег. Из животных
присутствовал только заяц.
Дедушка Марфы Семеновны был тогда в доме, хотя летом печи
топили крайне редко.
Под утро гости покинули гостеприимный дом /зала, где проходило
застолье, располагалась примерно там, где сейчас компьютерный
класс/. В это время и случился налет.
Как известно, в те далекие времена социал-демократы спали
исключительно днем.
На первом этаже "Анти-Дюрингом" Энгельса разбито было окно, и
в дом влезли трое разгоряченных борцов за счастье всего
человечества.
Дедушка Марфы Семеновны находился неподалеку, на кухне, и
чуткое его ухо уловило непредусмотренный шум. Он самонадеянно
выскочил в коридор и немедленно наткнулся на револьвер, наведенный
улыбающимся революционером прямо в левый глаз.
В общем, дедушку стукнули по макушке рукоятью, и он на
некоторое время "выпал из активной жизни". О дальнейших событиях
дедушке потом рассказала кухарка Матрена.
Революционеры беспрепятственно поднялись в спальню
Бессмертнова и потребовали у того денег. Купец особого желания
отдать деньги не проявил. Тогда один из революционеров вытащил из-
за пазухи бомбу и привязал ее к ручке кровати.
Кстати, дедушка запомнил одного из революционеров, того
самого, кто тукнул его рукоятью револьвера. Им был будущий чекист
Котлов.
Один из экспроприаторов пошел по комнатам - самостоятельно
добывать для партии ценности. Это и сыграло решающую роль. Силы
уравнялись. С одной стороны два большевика, а с другой - Иван
Бессмертнов, который, оказывается, был не совсем один, хотя сам
того не ведал.
В самую ответственную минуту из-за двери выскочил дрессиро
ванный заяц /как в анекдоте/, позабытый подгулявшими циркачами. В
азарте он прыгнул на голову предводителя налетчиков и забарабанил
тому по голове. Надо сказать, что в лапах совершенно трезвого
зайца был взятый с тумбочки труд Платона /сочинение, перевод и
объяснения проф. Карпова, изд.2-ое, испр. и дополн. СПб, 1863-
1879/.
Появление агрессивного зайца настолько поразило революционера,
что он на некоторое время стал безопасен. Второго /им был Котлов/,
тоже слегка опешившего, обезоружил сам Иван Бессмертнов.
Когда на шум прибежал третий экспроприатор - в него даже не
пришлось стрелять. Бессмертнов воспользовался канделябром, причем
успев выбрать тот, что не так жалко.
Через полчаса примчалась полиция.
- А что стало с зайцем? - спросил Олег с тревогой.
- Дедушка говорил, что когда подоспела полиция - заяц
испугался содеянного и убежал в подвал.
- Опять в подвал... А дальше?
- Зайца так и не нашли.
Олег задал еще вопрос о черных знаменах Ата-Вальпы, но о них
Марфа Семеновна ничего сказать не могла. Может быть это не так
плохо, потому что Олегу к завтрашнему уроку надо было перевести
три страницы немецкого текста.
Точка 11 /сюань-ли/ симметричная,
находится на пересечении горизонтальной
линии, проведенной по верхнему краю
уха, и линии, отстоящей на 1,5 см сзади
от границы волосистой части головы на
виске.
из книги(27)
Сцена, разыгравшаяся возле кафе "Скиф" в тот слякотный
ноябрьский вечер вышла запоминающаяся и описана, в частности, в
передовой статье "Оскорблена и покусана" газеты "Первая моло
дость". Автор, впрочем, дал волю фантазии, утверждая, что покусала
Юлю Гуляеву непосредственно Оля Баритончик, не прибегая к
посредничеству кавказской овчарки. В известном смысле это было
именно так, но слишком образные выражения, по всей видимости, в
передовице претендующей на объективность газеты не всегда уместны.
Многие неподготовленные читатели восприняли это как описание с
натуры, причем натурализм вышел какой-то людоедский. Последствием
такого художественного преувеличения явились слухи, мгновенно
распространившиеся по городу. Будто бы существует студенческая
секта последователей то ли графа Дракулы, то ли императора Жана
Беделя Бокассы. "Либо только пьют, либо еще и закусывают..." А Оля
Баритончик в этой секте жрица. Любви, не иначе. /Наверно, со
времен Ата-Вальпы сектанты город не посещали/.
Про любовь, конечно, правильно догадались, а вот все остальное
стоило бы перепроверить. Жаль, что делать это, как всегда -
некогда.
В действительности все случилось возле кафе "Скиф" более-менее
мирно, вполне цивилизованно, если не сказать - по-домашнему. Когда
на пороге возникли Лев и Юля, томно взявшиеся за руки, из
тополиной тени выскользнула Оля Баритончик и, шепнув что-то
потаенное своему четвероногому другу по имени Колхаун, отпустила
поводок. Намордник предусмотрительно был снят чуть ранее.
Колхаун одним прыжком отделил зерна от плевел, в смысле Льва
от Юли, уложив их в две несоприкасающиеся лужи и молча поставил
обе передние лапы на груди десятиклассницы. И, разумеется, отворил
пасть.
Из сказанного следует, что ничего непоправимого не произошло.
Сцена укладывается в пределы разумного и может быть рекомендована
для прочтения детям младшего школьного возраста. Позднее Юле не
пришлось даже прибегать к пластической операции. Все ограничилось
стандартным лечением - перевязки, уколы, апельсины-мандарины...
Хотя приятного все же мало. Ревность вообще штука противная,
особенно молодежная. Изучена она до сих пор недостаточно. Это
особенно касается девушек первых курсов высших учебных заведений.
Что у них на уме? В какую крайность они могут впасть в любой
момент? Какой верный друг окажется с сложную минуту под рукой?
Хорошо если Колхаун. А вдруг что-нибудь посущественней? /см.
энциклопедию "Холодное и огнестрельное оружие" под редакцией
Миротворцева/.
Стоит отметить, что Олю Баритончик едва задержали на месте
проишествия. Наряд милиции, вызванный швейцаром, облаченным в
скифское одеяние, еле с разъяренной Олей совладал. Не кусалась,
так царапалась.
Кстати, несколько необычное одеяние швейцара тоже сыграло в
этой истории определенную роль. Пока Лев Мохов барахтался в луже,
уклоняясь от набегавших волн и силясь понять - что произошло,
грозный скифский швейцар выскочил на улицу, и Колхаун, никогда не
видевший такого чуда, забыл про Юлю Гуляеву. Челюсти от удивления
разжались, язык высунулся, глаза замигали. А швейцарский скиф тем
временем, не сходя с места, по мобильному телефону вызвал милицию.
Имел право.
Никогда Лев не чувствовал себя так паршиво. Хоть лежи в этой
луже всю оставшуюся жизнь, искупая грехи. Но как бы этого не
хотелось, необходимо было вскакивать на ноги и бежать на помощь
окровавленной и испуганной Юле. Да и Оле тоже стоило бы помочь.
Она будто бы задалась целью доказать, что не только Юля может
претендовать на звание недалекой девушки. Что ж, в таком случае
она с заданием успешно справилась. А что касается "ослепительной
красоты", то с этим справился Колхаун.
Началось изматывающее душу расследование, которое после статьи
в "Первой молодости" приобрело общественную значимость.
В голове у Льва без конца крутилась сумасшедшая карусель из
собачьих зубов, острых олиных ногтей, юлиных слез и экзотических
скифских блюд, приготовленных прямо на костре во внутреннем дворе.
А тут еще наяву искаженное лицо брата Олега, который до сих пор,
кажется, не мог поверить в происходящее. И слава Богу, а то бы он,
пока Лев спал, влил бы старшему брату от безысходности в ухо
какого-нибудь яда. Пива, например, потому что Олег терпеть не мог
пива.
Родители Льва и Олега опять оказались в самом пекле. Вроде бы
оба сына теперь на месте, а покоя нет. Александр Кириллович,
вместо того чтобы поговорить с сыновьями по-мужски, выбрал самый
легкий путь - записался на старости лет в тяжелоатлетический клуб
"Лира", лишь бы пореже дома бывать. Самоустранился, предоставив
разбираться жене.
Александра Николаевна могла, конечно, постараться конфликт
уладить. Но нервы были уже не те.
Говорят, от имени человека многое зависит. Будто бы даже имя
определяет характер и чуть ли не внешность. Сложно сказать. Можно
только гадать что было бы - не поменяй Александра Николаевна во
время регистрации брака вместе с фамилией и имя тоже. Звалась
Опора, а стала - Александра, Саша. Есть, все-таки, разница. Сестра
Надежда, что жила в столичном городе Москве с мужем Лаврентием и
дочкой Алиной, до сих пор к новому имени не привыкла и, бывало,
называла сестру ласково - Опорка.
Нет, при нынешнем имени не было сил у Александры Николаевны в
одиночку восстановить благополучие семьи. Муж израсходовал все
свои моральные силы, когда искал Олега. И теперь вот расслабился.
Лев сделался какой-то дурной /от подруг, что ли, это на него
снизошло?/ Ну а Олег всегда такой был, только называлось это
раньше по-другому /"талантливый мальчик", например/.
Увы, при нынешнем имени не было у Александры Николаевны
никаких шансов. Поэтому она решила, ни с кем не посоветовавшись,
имя свое вернуть обратно. Хватит, побыла Александрой - дай и
другим побыть. Но в ЗАГСе ее озадачили. Если имя она сменила
вместе с фамилией, то и обратный процесс должен быть таким же. Все
в одной связке. Александра Николаевна ужаснулась. Это что
получается - с мужем, что ли, разводиться? То есть, меняя Алек
сандру на Опору, она приближалась к Надежде, но при этом должна
поменять и любовь, Любовь? Нет, она этого не желала...
Был еще один человек, кто имел право проклинать все на свете
из-за истории возле кафе "Скиф". Нет, речь не о маме Юли Гуляевой.
И не о папе. Родители ее пока ни кого не проклинали, потому что
вся их энергия уходила на поддержку дочери. Проклятья откладыва
лись на десерт. Другое дело - Оскар Александрович Бург. Вот кому
был позволителен праведный гнев. Еще бы, классная руководительница
10"Б" Инга Аркадьевна на осенних каникулах снова простудилась
/участвовала в ноябрьской демонстрации/ и надо было временно ее
заменить. У Бурга имелся уже опыт. Это-то его и пугало.
Но Мирослав Афанасьевич с Аллой Евгеньевной проявили чудеса
красноречия, подкрепленные плохо скрытыми угрозами. И Оскар
Александрович сдался, надеясь, что в ближайшее время Олег Мохов
затаится. Разумеется, это будет затишье перед бурей, но она вовсе
не обязана грянуть так скоро. У бурь тоже есть своя очередность,
свой внутренний ритм. Если они случаются слишком часто - возникает
фальшь, а это плохо отражается на зеркалах, в которых и так
слишком много лишнего. И Бург принял предложение заменить Ингу
Аркадьевну. Тут-то как раз и приключилась история с Юлей Гуляевой,
которая тоже имела несчастье учиться в 10"Б" /клеймо 10"Бург"/
После проишествия Бурга вызвала к себе завуч Алла Евгеньевна
и, исключив из своего репертуара доброе слово, отчитала химика:
- Что же это у вас, Оскар Александрович, так ужасно поставлена
воспитательная работа?!
- Помилуйте, - от удивления раскрыл рот Бург. - Я же только
вчера после уроков класс принял. Когда я мог успеть?
- Другие успевают. - Алла Евгеньевна закурила что-то забо
ристое, отчего у химика, привыкшего вроде бы ко всяким мерзостным
испарениям, заслезились глаза и голова пошла кругом. - Другие
успевают... Кстати, дайте-ка мне план воспитательной работы.
Предусмотрели ли вы индивидуальную работу с Гуляевой? Нет?!.
Не долго думая, Алла Евгеньевна вскочила и, приняв позу
большевистского комиссара, начала металлическим голосом диктовать
то, что Оскар Александрович обязан был задним числом занести в
план воспитательной работы. Чтобы всем было ясно, как он проводил
"индивидуальную воспитательную работу согласно плана", все в
соответствии с должностными обязанностями и, следовательно, гимна
зия снимает с себя ответственность. Нельзя же забывать и о роди
телях, и об инструкторах по обучению собак, в конце концов. Пусть
с них и спрашивают. И с журналистов, естественно.
Стало ясно, что если бы гуманитарной гимназии доверили
воспитательную работу среди кавказских овчарок, порядок на улицах
города, особенно в районе кафе "Скиф", был бы обеспечен.
- А теперь катитесь к черту, - неожиданно добродушно пред
ложила Бургу Алла Евгеньевна. - Устала я от вас.
И Оскар Александрович , почти благодарный завучу за помощь и
неожиданное доброе слово, покинул помещение.
Когда в твоей реке обмелеет русло,
Когда твои пажи погибнут на чужой
войне,
Когда даже солнце покажется слишком
тусклым,
Может быть, в этот день ты придешь
ко мне.
из песни(28)
Пока другие разрывались между собакой и человеком, Шуйский
неделю наслаждался славой и поздними вечерами подумывал сменить
работу, найдя такую, которая бы соответствовала его нынешней
популярности. Это был рецидив его шумного концерта в ДК имени
Мясникова, где он выступил вместе с мастером разговорного жанра
Синюхиным и жонглером Благонравовым.
Синюхин, дородный краснолицый и громкий, начал первым,
прочитав опешившим зрителям "Песню о Буревестнике". Зрители явно
этого не ожидали. "В гневе грома, - чуткий демон, - он давно
усталость слышит, он уверен, что не скроют тучи солнца, - нет, не
скроют." У многих возникло чувство, что они провалились в какую-то
другую реальность. Обрадовались далеко не все.
Потом на сцену вытолкнули Шуйского. Он так и не решил, имеет
ли он право петь? За него это определил гитарный виртуоз Слава,
призвав на помощь жонглера Благонравова, без усилий которого
Шуйский бы на сцене не появился. Жонглер был болен ветрянкой и его
зеленое пятнистое лицо - нечто среднее между маскировочной
раскраской и полотном художника Буткевича - волновало.
Страх заразиться подтолкнул не переболевшего в детстве
ветрянкой Шуйского к микрофону, где, как было сказано, его ждал
шумный успех, особенно объяснимый на фоне выступления мастера
разговорного жанра.
Правда, в середине первой песни на сцену вновь выскочил
Синюхин - решил исполнить что-то на бис. Так на глазах у изумлен
ной публики родился дуэт, авангардное звучание которого смогло
удовлетворить ценителей всего нетрадиционного.
Наконец, усилиями пожарника Бабаяна, Синюхина удалось затащить
за кулисы, и последующие песни Шуйский исполнял либо в одиночку,
либо под аккомпанемент виртуоза Славы.
Позднее, - спустя неделю, - Шуйскому показали любительскую
видеосъемку концерта, и желание сменить работу на более
соответствующую его нынешней популярности, у него быстро
улетучилось. Он узнал о себе много нового. Взять хотя бы это его
манеру чесать за ухом и без конца дергать головой. Кроме того, его
неприятно поразила непонятно откуда взявшаяся митяевская
интонация, с которой он исполнял некоторые свои песни. Шуйский
ужаснулся. Откуда это взялось? Он ли это? Может быть это жонглер
Благонравов? Или пожарник Бабаян? Внимательно пригляделся и
прислушался - ничего подобного, это он, Шуйский , худой,
плоховыбритый, в выцветшей водолазке и черных джинсах, тот, кто
вчера еще беззастенчиво наслаждался славой.
Но если вернуться к концерту, то Шуйский после второй песни
пришел в себя, и даже разглядел в далеко не переполненном зале
знакомые лица. В общем, он контролировал ситуацию, и голос его
начинал дрожать только тогда, когда он объявлял новую песню. И с
первым аккордом все приходило в норму.
Как выяснилось после просмотра видеосъемки - пел он, мягко
говоря, неважно, но сам, к концу своего выступления, был почти
счастлив. Он не ощущал тогда своей ущербности, и хорошо, что не
ощущал. А то бы упал в обморок, и это могли принять за сценическую
позу. Себя он таким образом потешил и стал причиной аплодисментов,
не слишком продолжительных, но достаточно громких. Однако позднее
Шуйский подумал, что аплодисменты предназначались, выходящему на
сцену жонглеру Благонравову, не без изящества покрытому зеленкой.
Он потребовал у Шуйского гитару, и в зале решили, что он тоже
будет петь и насторожились. Но нет, он начал ею жонглировать,
расстроив и гитару и Шуйского. Умный виртуоз Слава вовремя убежал,
свой инструмент из рук не выпуская.
Короче говоря, первое выступление прошло успешно. Люди,
правда, не плакали и цветов не дарили, как будто знали, что на них
у Шуйского аллергия. И то что его спустя неделю от собственного
выступления всего передернуло - даже неплохо. Зазнаваться надо
постепенно. А самое главное - он не заразился ветрянкой. Нет, это
был очевидный успех.
Второй раз просматривая видеозапись концерта в ДК и второй раз
ужасаясь, Шуйский неожиданно увидел то, что заставило его
зажмуриться. Он остановил пленку и, прежде чем перемотать ее
обратно, медленно прошелся по комнате.
Следовало успокоиться. Ему могло и показаться. Ведь такое
случалось с ним многократно. Сколько раз он некрасиво вздрагивал,
когда встречал большеглазую длинноногую девушку, может быть не
слишком на Алису похожую, но своим появлением способную в два раза
ускорить биение его издерганного сердца. Наверное, и теперь был
тот же случай. Он сел к экрану почти вплотную и принялся смотреть
заново.
У той, что напомнила ему Алису, были короткостриженные волосы
пепельного цвета / а не черные длинные/, изящные, едва заметные
очки / Алиса на зрение никогда не жаловалась/... Но беспокойство
не проходило. Несмотря на то, что видеокамера, снимая зал, почти
ни на ком не останавливалась и девушку, что его взволновала,
показала лишь однажды, Шуйский никак не мог унять волнение.
Пять лет - достаточный срок, чтобы убедиться в своей неве
роятной бездарности. И дело не в том, что он пишет плохие песни.
Eсли бы они были так уж плохи - он бы догадался. Просто он без
дарно упустил то, что ему по праву принадлежало. И упустил не мало
- Белое озеро, земляничные поляны, день, ночь. И даже то, что
находится между днем и ночью - Москва, тоже было уже почти его.
Точнее сказать, все это принадлежало им двоим, а они друг другу.
Но подобное не достается даром. Пять лет назад казалось, что
цена слишком велика. Если любовь заставляет тебя меняться, а ты
собою прежним дорожишь - кому такая любовь нужна? Кроме того -
действительно ли все это богатство по праву?
И что же? Теперь нет ни Алисы, ни прежней жизни, а есть
подвал, из которого все реже хочется выходить на свет. Точнее,
намечается прямая дорожка - из подвала на сцену и обратно. И нет
ничего промежуточного. Но ни из подвала, ни со сцены людей толком
не разглядеть. Его песни не настолько живы, чтобы заменить ему
Алису. Эта не самая оригинальная мысль пришла Шуйскому в голову не
в первый раз, но, пожалуй, впервые он не хотел ее прогонять.
Я маску не замечаю, настолько
привык, что совершенно спокойно могу
ходить в ней даже по улице.
из журнала(29)
Если жена Татьяна вряд ли могла помочь Оскару Александровичу
Бургу, то дочь его - другое дело. Звали ее - Екатерина, Екатерина
Бург, Екатеринбург. После возвращения одному уральскому городу
исторического названия одноклассники дочку прозвали "Свердловск",
что было не столько остроумно, сколько обидно. Но слава Богу, те
времена прошли, теперь Екатерина училась в медицинском институте,
где о Свердловске больше никто не упоминал, и она вновь
превратилась в "Екатеринбург". Дочь неуловимо напоминала Оскару
Александровичу прежнюю Таню, еще до замужества. Внешне вроде бы
Катя была похожа на отца, то есть красавицей ее мог назвать не
всякий. Но разве в этом дело? От прежней Тани был легкий характер,
хорошо скрываемое ребячество и звонкий голос, пробивающий любую
стену, любую броню.
Поэтому Оскар Александрович дочь свою обожал, но с тех пор как
Катя поступила в медицинский в Санкт-Петербурге, видел ее не
часто. Но когда дочь все-таки приезжала /иногда случалось, что на
выходные/, Оскар Александрович преображался и домой возвращался с
удвоенной скоростью, бегом, несмотря на неизбежную встречу с женой
и свистки разгневанных милиционеров.
На этот раз дочь приехала как никогда вовремя. Бург, заму
ченный последними событиями, наконец-то получил возможность излить
душу и был утешен. Катя как будущий медик провела с отцом бесплат
ный сеанс психотерапии, после чего удалилась, но вскоре вернулась
с билетами в цирк, полученными, правда, не совсем бесплатно.
- Папа, когда ты в последний раз был в цирке? - спросила
дочка. Оскар Александрович надолго задумался, но вспомнить так и
не смог.
- Вот и отлично, - поставила диагноз Катя. - Одевайся немед
ленно в самое лучшее и пойдем. Бург вздрогнул.
Цирк удивил Оскара Александровича. Клоуны, например, отбывали
номер. Они изображали корриду, но вместо быка на арену вышла
ленивая овца. Клоунам было где развернуться, но они предпочли
пустое кривляние и столетней давности репризы. Закончилось тем,
что на арене все уснули, включая овцу. Накрылись красной тряпкой и
захрапели. Оскар Александрович едва к ним не присоединился. Но тут
под куполом закружилось что-то невероятно легкое и белое. Ангел?
Может быть и так, только в обличье девушки-подростка. Зазвучала
такая музыка, от которой Оскару Александровичу сделалось спокойно,
и мысль о том, что летать под куполом, наверное, опасно - так ему
и не пришла. Он смотрел, запрокинув голову, на хрупкую фигурку
вверху, с каждым новым ее угловатым движением все больше приходя в
себя. Напоследок он подумал, что этот ангел мог бы учиться в
гуманитарной гимназии / не в техническом же лицее?/. Не исключено
что в 10"Б".
Ему, конечно, стало грустно. Но эта грусть на некоторое время
вытеснила ту растерянность и злобу, которой он был переполнен. На
час, на два, но вытеснила.
На следующий день Бург явился в гимназию за сорок минут до
начала занятий, разбудил ночного сторожа Леху, взял ключи от
спортзала и войдя туда - повесил на брусья пиджак. А сам, тяжело
дыша, полез по канату наверх, что означало - посещение цирка не
прошло для него бесследно. Правда, на легкого белого ангела он
мало походил. И не только потому, что рубашка у него была синяя, в
клетку, а не белая, как всегда.
И все же, главное, конечно, самоощущение. А оно у Оскара
Александровича было с утра особенное, и чем выше он забирался, тем
особенней.
Таким вот и застала своего классного руководителя Нина Печкина
из 10"Б". Будучи поклонницей фильма "Групповое самоубийство",
увидев Оскара Александровича/Нику/ на шестиметровой высоте - она
подумала о худшем. Боясь ускорить развязку, Нина все-таки рискнула
спросить:
- Что с вами, Оскар Александрович?
Бург привычно вздрогнул, но сразу же нашелся что ответить:
- Это я лампочку меняю. Перегорела, понимаешь.
- Понимаю, - сказала Нина, с удивлением глядя на потолок.
Никаких лампочек поблизости не было.
Тем временем Бург не без труда спустился вниз. Ноги его
дрожали, но на лице проступала улыбка. Если на свет посмотреть.
Убедившись в том, что ничего интересного больше не ожидается,
Нина Печкина пошла в раздевалку, а Оскар Александрович направился
к себе в лаборантскую. Серый пиджак его так и остался одиноко
висеть на брусьях.
У 10"Б" история с Юлей Гуляевой вызвала интерес. Даже нево
змутимый Егор Бахманов был в какой-то мере заинтригован. Правда,
его больше интересовала собака. Егор считал себя собачьим
знатоком, посещал соответствующие выставки и его сильно волновало
- что будет с той кавказской овчаркой, покусавшей Гуляеву. А вот
сестра-близнец Егора Дуся озабочена была совсем другим.
Действительно ли в городе активно действует секта каннибалов? Нина
Печкина, ссылаясь на сюжет "Группового самоубийства", была в этом
абсолютно уверена. А вот Дуся еще сомневалась. Ведь брат
утверждал, что кусал Гуляеву не человек, а собака. Об этом Дуся
Бахманова Нине и сказала. Но та отреагировала немедленно:
- Ну и что? Значит в эту секту и собак принимают.
Тогда Дуся решила обратиться к Ахмедову из 11"Б", но тут же
вспомнила, что порвала с ним вчера навсегда. Как не вовремя это
произошло. Нет чтобы протянуть еще день-другой. Ахмедов-то уж
точно объяснил бы ей что к чему. Но ничего не поделаешь. Теперь
приходилось рассчитывать только на свою сообразительность. И Дуся
бесстрашно пошла на мозговой штурм, с гневом отвергнув помощь
Стаса Комова.
Возрос в классе интерес и к личности Олега Мохова как
активного участника всей этой драмы. Похоже, одноклассники просто
устали видеть в нем только шутника. Роль же страстного и, главное,
неудачливого поклонника была нова. Лучшая мужская роль недели. Кто
получил женскую /апельсинами и мандаринами/ - и так понятно. Хотя
возможно, что возросшее внимание к Олегу было связано с возникшим
интересом женской части класса к его брату Льву. Что это за Лев,
вокруг которого кипят такие страсти? Дуся Бахманова, вовремя
вспомнив об окончательном разрыве с Ахмедовым, подумывала даже о
том, чтобы посмотреть издали на Льва Мохова. Всего лишь
посмотреть.
Но тут, беспардонно прервав все разговоры и размышления,
явилась завуч по учебной части Галина Ивановна с сообщением, что
физрук Юрий Павлович заболел французской болезнью и, поэтому
сейчас у 10 "Б" вместо физ.культуры будет урок французского.
Если вам кто-нибудь скажет, что не
смог выдержать потому что это свыше его
сил, - не верьте. Человеку дается ровно
столько, сколько он может снести.
из книги(30)
Шуйский пересматривал запись своего концерта в ДК имени
Мясникова два раза за вечер, пока его за этим постыдным занятием
не застал виртуоз Слава.
Увидев такое, Слава, в дальнейшем именуемый просто Виртуоз,
полез в письменный стол за градусником, но передумал и решил сразу
звонить в службу спасения. Действительно, человек пропадал на
глазах. Но Шуйский сказал, что "это бесполезно, у них все равно
нет сварочного аппарата".
Аргумент был убедительный, и Виртуозу пришлось смириться.
Шуйский понимал, что ведет себя глупо, но вместо того чтобы
спрятать кассету подальше или того лучше - записать на нее матч
"Рома" : "Лацио", он, в припадке откровенности, проговорился об
Алисе. Так только, в двух словах, даже имени ее не называя.
Но Виртуозу и этого было довольно. С некоторых пор он почему-
то взял Шуйского под покровительство, например, выталкивал того на
сцену или сочинил хвалебную статью в "Первую молодость"... Как он
мог пройти мимо пепельной блондинки? Тем более что он ее, кажется,
знал...
- Ты серьезно? - не поверил Шуйский.
- Дай-ка еще посмотреть... Ну конечно. Это же Алиса Сереброва.
Неужели Шуйский все эти пять лет ждал, что кто-нибудь придет к
нему и скажет, показывая все равно на кого: "Ну конечно, это же
Алиса..."
Первая мысль была такая: "И что теперь? Что принято в подобных
случаях делать? Кричать от радости? Сдержанно молчать и цедить
сквозь зубы что-то вроде "я всегда знал"...
То что первая мысль была именно такая - почти ужаснуло его. А
в правду ли он любит Алису? Мало ли что в подобных случаях
принято. Ему что - требуются образцы поведения? А не провести ли
интерактивное шоу? Как скажет большинство - так и будет.
Но был ведь еще Виртуоз - выразитель общественного мнения,
немного охрипший голос народа, знающий не только семь нот, но и
Алису в придачу.
Тут вдруг Шуйский опять преобразился. А что если это все-таки
не она? Фамилия-то другая. Тем более что в этом городе Алиса
никогда не бывала. Это не Москва и не Амстердам. И тем более не
поселок на Белом озере.
- Ты знаешь, по-моему это даже не совпадение, - сказал Шуйский
и испытал неожиданную легкость.
- Ну, это легко проверить.
Выяснилось, что Алиса Сереброва - известная в городе
тележурналистка. Пожалуй, лишь Шуйский ее не знал, потому что
местное телевидение не выносил с детства. Оно напоминало ему
местное радио. Такое же допотопное и неповоротливое, с заразным
клеймом провинциализма. Если долго слушать или смотреть - можно
потерять вкус.
- Нет, это не она, - узнав про телевидение, совсем уж свободно
вздохнул Шуйский.
- И все-таки ты должен ее увидеть, - не отставал Виртуоз.
- Зачем?
- Ну как же... Что-то ее на твой концерт занесло... Послушай,
- встрепенулся Виртуоз. - Если тебе все равно, то мне - нет. Вдруг
- нас покажут по телевизору. Ты понимаешь, как это мне поможет? Я
же буфеты делать не умею...
Такие слова не убедили Шуйского. Но тут он подумал, что пока с
этой "ненастоящей Алисой" не поговорит - будет, сам того не желая,
считать ее настоящей. И потому он согласился.
Виртуоз, для которого в последнее время открывались все двери,
договорился, что историческая встреча произойдет завтра. Сразу
после вечернего эфира, в половину девятого возле телецентра.
- Я буду неподалеку, - успокаивал он Шуйского. - Если что -
кричи...
Шуйский впервые за несколько дней улыбнулся и обещал следовать
инструкции.
Вечер был необыкновенно теплым, будто на календаре середина
сентября, а не ноября. Впрочем, Шуйский в календарь давно не
заглядывал и это тепло его не удивляло. Тем более что тело охва
тила нервная дрожь, которую он ничем не мог подавить. Задерживал
дыхание. Жевал резинку. Бесполезно.
Неожиданно в дверях появилась Алиса и, увидев Шуйского,
произнесла:
- Здравствуй. Мне сказали, что ты хотел меня видеть.
Нечего говорить, что это была настоящая Алиса. Сильно
изменившаяся, но все же она. Притом, что Шуйский, идя навстречу,
допускал это, потрясение было сильным. Он был готов признаться,
что ненастоящим является он. Его устраивала абсурдность признания.
В такой ситуации его устраивало все что угодно.
- Может быть зайдем куда-нибудь? - наконец предложил Шуйский,
еле шевеля губами.
- Если только ненадолго... У меня машина. Садись.
Они сели в серую "девятку" и, обрызгав Виртуоза, выползшего .
из-за кустов, поехали в ближайшее кафе "Бристоль", расположенное в
метрах двухстах от телецентра.
Не подымая глаз, а значит - не наслаждаясь Алисой, Шуйский
лишь уставился в чашку с остывающим кофе, при этом узнавая ужасные
вещи. Оказывается, Алиса готова была пять лет назад остаться в
России. Если бы он нашел тогда нужные слова, хотя бы прямо в
аэропорту... Почему от слов зависит так много? Они же почти ничего
не стоят... Возможно как раз поэтому. Если человек не готов
расстаться с тем, что ничего не стоит - значит от него лишний раз
вообще ничего не дождешься. Ни цветов, ни денег, ни ласки.
В общем, Алиса улетела и проработала в Голландии около года.
Переписка их прервалась, но, возвратившись в Москву, она еще о нем
помнила. Но он не объявился. И она вышла замуж, превратившись из
Медниковой в Сереброву. Муж имел отношение к телевидению и устроил
ее работать поближе к себе.
Далее в рассказе Алисы следовало темное место. То ли она мужа
бросила, то ли он ее. Но разрыв состоялся, а тут как раз
подвернулась длительная командировка, причем не в Амстердам, а в
город, где жил Шуйский. /Шуйский, услышав, похолодел. . Значит,
она сюда приехала из-за него/. У местного губернатора рейтинг
тогда был 2% и он выписал из Москвы команду журналистов./ В
результате губернатор в выборах победил, а Алиса на
третьестепенные роли в Москву возвращаться не захотела. К тому
времени она Шуйского видела в городе несколько раз и не могла себе
представить, будто он не знает, что она здесь. Фигура она теперь
заметная, почти ежедневно мелькает по телевизору. Тогда-то Алиса
окончательно решила, что Шуйского для нее больше не существует.
- Однако, на мой концерт ты все-таки пришла, - подал голос
Шуйский, наконец-то оторвав свой взгляд от уже ледяного кофе.
- Я пришла смотреть не на тебя, - резко оборвала его Алиса.
- А на кого?
- На моего нынешнего мужа Эдуарда Синюхина.
- Что?! Синюхина?! - Более дикой новости Шуйский не слышал за
всю свою жизнь.
- Да. Что ты так удивляешься? Ведь ты его совсем не знаешь.
- Он уверен, что не скроют тучи солнца?.. Нет, не скроют...
- Замолчи. Эдик стал моим мужем не потому, что хорошо читает
со сцены.
- Тем более что читает он... не слишком хорошо.
- Я сейчас уйду... Он просто очень надежный человек. Таких
сейчас почти не осталось. Мне с ним спокойно. Можно сказать, я
счастлива.
- Как мы когда-то?
- Нет, совсем по-другому. Не знаю, как сказать... У нас был
романтизм, а тут - реализм. Критический реализм... Я в нем
уверена. Кроме того, Эдик работает на телевидении - читает
утренние новости. Так что не считай его неудачником. Неудачник
не мог бы...
- Читать утренние новости?
- Не мог бы стать моим мужем.
Шуйский по-прежнему не пришел в себя от сногсшибательного
сообщения. От этого он стал излишне ироничен и хотел было спросить
Алису - она принципиально выходит замуж только за телевизионщиков?
Но не успел этого сделать, как Алиса поднялась из-за стола и
твердо сказала:
- Все. Мне пора. - И, видя порыв Шуйского: - За себя я заплачу
сама. До дома подвезти не могу, - знала где он живет!? - Мне в
другую сторону. Прощай.
И, схватив с вешалки пальто, она вышла. "Эдик..." Шуйский в
отчаянии перевернул все еще полную чашку кофе на блюдце, вокруг
которого быстро образовалось коричневое пятно. Подбежавшая
официантка долго думать не стала и замахнулась на хулигана красной
папкой, из которой вылетело меню, покружилось немного и улеглось в
кофейную лужицу...
Будучи одной из форм проявления
возвышенного, ГЕРОИЧЕСКОЕ тесно связано
с трагическим,
из книги(31)
Колхаун первое время не мог ничего понять. Исполнил все как
требовалось, но вместо похвалы - удостоился сомнительного
удовольствия. Хозяйка куда-то исчезла, а на него коварно накинули
сетку и как он не сопротивлялся - нацепили намордник и впихнули во
что-то металлическое, где пахло так - как обычно пахнет в лифте.
Он даже вначале подумал, что это действительно лифт. Но вместо
того чтобы взлететь, он опустился - на грязный вонючий пол. А
потом почувствовал, что едет, но не вверх, а вперед или назад. И
тем не менее Колхаун все сделал правильно, лишнего себе не
позволил. Или люди теперь так благодарят? О том, что его хозяйка
могла быть не совсем права, он подумать не мог. Хозяйки не умеют
быть неправыми. Весь его жизненный опыт доказывал это.
Потом, когда его куда-то привезли, появился отвратительный
тип, от которого несло кошатиной, спиртом и колбасой. Вначале тип
лишь приоткрыл дверцу и поглядел на притворившегося смирным
Колхауна. Увидев намордник и совсем осмелев, тип схватился за
ошейник. Как будто бы не за что больше вокруг было подержаться. Но
этого ему показалось мало и он куда-то поволок Колхауна. Но
Колхауну эта бесцеремонность не слишком понравилась, что и было
тотчас подтверждено рычанием. В ответ раздались ругательства.
Колхаун уже давно заметил, что люди могут ругаться куда
изощреннее, чем собаки. Да что там собаки, даже кошки в этом
уступают людям. Это было для Колхауна неприятно, но так как его
хозяйка никогда не ругалась, он ее считал не совсем человеком, тем
самым проявляя к ней невиданное уважение.
Вслед за ругательствами последовали пинки, которые Колхаун
снести уж никак не мог и не долго думая, стал вертеться на месте и
вскоре освободился от дурного общества пахнущего всякой там
кошатиной невоспитанного типа. Кругом слышались крики других
людей, но на них Колхаун внимания обращать не стал, а все сделал
так, как его долгие месяцы в парке учила хозяйка - взял один
барьер, другой... Сзади по-прежнему ругались по-человечьи, что
только заставило Колхауна бежать быстрее - подальше от этих запа
хов и шумов.
Через день, проплутав по городу, Колхаун подбежал к своему
дому и улегся на том самом месте, где всегда ставил машину отец
хозяйки. Улегся и стал ждать, пока не дождался.
Колхаун мог, конечно, погибнуть под колесами, незамеченный
озабоченным отцом Оли Баритончик. Но предпочел этого не делать,
своевременно отскочил, и когда отец хозяйки вышел из машины -
доверчиво уткнулся тому в колено носом. Если бы не намордник, он
бы сделал это с еще большим воодушевлением.
В этот же день в семье Баритончик был праздник. Отец Оли,
кажется, нашел нужный подход к нужным людям, которые обещали
поработать со следствием. Стоило это недешево, но торговаться едва
ли имело смысл. После публикации в газете ставки удвоились, что
естественно. Не исключено, что статья вышла заведомо скандальной
не случайно. Публикуя измышления, "Первая молодость" как бы
предлагала - "мы можем написать так, но можем и иначе.
Ответственности за публикации редакция все равно нести не
собирается, поэтому мы готовы на немедленное опровержение по
двойному тарифу".
Отец Оли так и понял, и судиться не стал, оплатив статью под
названием "Не оскорблена и не покусана", в которой, для
надежности, опровергался сам факт проишествия возле кафе "Скиф".
Автор статьи был, разумеется, тот же, что написал предыдущую
"Оскорблена и покусана" и опровергая первую публикацию, как будто
бы, перестарался. В опровержении ставилось под сомнение само
существование кафе "Скиф", что могло вызвать еще одно опроверже
ние, теперь уже со стороны владельцев кафе. Хотя газета, - если до
этого дойдет, - только выигрывала. Опровержение опровержения
оценивалось по четырехкратному тарифу. Зато никаких затрат на
судебные издержки, не говоря уж об экономии времени и сбережении
нервов.
Таким образом, стало ясно, что Оля Баритончик выйдет на
свободу завтра-послезавтра и общественное мнение будет должным
образом подготовлено. Поэтому повод для праздника имелся
существенный, и старый добрый Колхаун подоспел вовремя. По такому
случаю отложили даже его усыпление. Пускай порадуется напоследок.
Он, однако, ясно подчеркивает, что
это лишь идеи, еще не окончательно
сформулированные, но которые, возможно,
могут быть реализованы в будущем.
Главное - это вопрос о сотрудничестве.
из книги(32)
Отца братьев Моховых Александра Кирилловича с позором
исключили из тяжелоатлетического клуба "Лира". За неуплату. Он не
осилил и вступительного взноса. Случилось это весьма кстати,
потому что супруга Александра Николаевна уже ходила в ЗАГС,
выясняла правила возвращения себе прежнего имени. Таким образом,
пока Александр Кириллович искал новый повод проводить вечера за
пределами дома, он вынужден был вовремя возвращаться с работы. А
чтобы не сидеть на кухне дураком, уставившимся в окно, Александр
Кириллович, - хотел он того или нет, - должен был проявлять к жене
дежурное внимание. И о детях не забывать. В начале он озадачил
Олега странной просьбой - взглянуть на дневник успеваемости. Сын с
удивлением посмотрел на отца. Дневники в десятом классе уже не
велись.
Затем Александр Кириллович попросил Льва показать зачетку...
То есть, начал с пустяков, но через день разошелся и, поговорив
прежде с женой, решился провести семейный совет, правда сам на
него не явился. Слишком велика была боязнь неудачи. А вдруг при
мирение не состоится? Лучше уж неопределенность...
Семейный совет все-таки собрался на следующий день. К этому
времени стало известно, что Оля Баритончик на свободе, а Юля
Гуляева выписывается из больницы. Эти новости немного успокоили
братьев и с ними стало можно разговаривать.
Александра Николаевна, покопавшись в виниловых залежах,
отыскала пластинку с какой-то умиротворяющей музыкой своей
молодости. Ей почему-то казалось, что такая музыка нравится всем.
Александр Кириллович, усадив все семейство за стол, сам
остался на ногах и разразился речью. Он думал, что чем больше он
скажет проникновенных слов / всю ночь готовился, тезисы речи
лежали в правом рукаве пиджака/, тем безоблачнее будет у всех
дальнейшая жизнь. И действительно, вроде бы к тому шло...
Лев и Олег рук пожимать друг другу, конечно, не стали, но хотя
бы перекинулись двумя-тремя фразами, в которых не чувствовалось
скрытой неприязни. Можно сказать , примирение состоялось.
Настроение Александра Кирилловича поднялось до невиданных
высот, тем более что были сэкономлены деньги в клубе "Лира". Кто
бы знал, как он ненавидел тяжелую атлетику с ее тренажерными
залами, потом, болью в мышцах и прочими прелестями. От металли
ческого грохота в ушах он еще до сих пор не опомнился, хотя ходил
в клуб всего несколько дней... Оказывается, мог вообще не ходить.
Лучше бы приложил усилия и записал туда сыновей. Или хотя бы
младшего. Чтобы был при деле. Когда невыносимо болят мышцы и пот
заливает глаза - меньше желания отколоть какую-нибудь дурость. И в
Москву тяжелоатлеты ездят исключительно организованно, командой.
Между прочим, почти то же самое пришло в голову и Льву. Но при
нынешних обстоятельствах он говорить об этом не осмеливался.
Прежде надо выдержать некоторое время, непременно публично
покаятся и быть может тогда...
Особых угрызений совести из-за брата Лев не испытывал. Другое
дело Юля и Оля. Перед ними он был страшно виноват и растрачивать
свое раскаяние по мелочам не собирался. Все оно предназначалось
исключительно Юле Гуляевой и Оле Баритончик.
Юле он для начала направил послание. Сочинял его шесть
академических часов, закончив только на лекции по истории отече
ства. Слова подбирались трудно. Из-под гелевого пера привычно
вылетали шутки, которые он тут же перечеркивал. Кэвээновский опыт
здесь был явно неуместен.
Наконец, он дошел до точки, послание свое приколов к букету
цветов. Их чудесное название он забыл сразу при выходе из
магазина.
К Юле его не пустили, а когда он полез в окно третьего этажа,
то едва не сорвался вниз. Удержавшись в последний момент, букет он
все-таки выронил. Цветы и письмо упали на крышу "скорой помощи",
которая немедленно умчалась. Пришлось слезать и, выблазнив у
дежурной сестры чистый листок, писать письмо заново. Получилось
более искренно...
Что касается Оли, то здесь помимо чувства вины возникло еще
одно чувство, название которого определить удалось не сразу.
Прежде вспомнилась бурная сцена в квартире у Стаса Комова.
Йеменский ковер. Сомалийская маска в олиных руках. Не случайно все
это. Выходит, есть в Оле что-то воинственное, говоря громко. Она
умеет бороться за свое счастье... Было непривычно думать, что он,
Лев Мохов, составляет чье-то счастье, за которое еще и борются.
Ему сделалось неудобно. Но он не спешил от этого неудобства избав
ляться. Впервые за время знакомства он думал об Оле в тот момент,
когда ее рядом не было. Мысли были разные, но большей частью
касались будущего, что опять-таки было необычно. Ни о каком
будущем, связанным с Олей, совсем недавно он и помыслить не мог.
Когда Лев узнал, что Олю освободили, то немедленно позвонил ей
домой, нарвавшись, правда, на недовольный возглас ее отца. И так
несколько раз. И только наутро ему заплетающимся голосом ответили,
что Оля здесь больше не живет. Этого еще не хватало. Лишь позднее
выяснилось, что произошло. Вернувшись, Оля узнала, что ее Колхауна
больше нет на свете. Родители проявили инициативу и все-таки
усыпили верного пса. Ничего более ужасного она и представить себя
не могла. Причем ужасно было все, от начала до конца.
Предательство Льва, предательство родителей, да и свое собственное
тоже. Если бы не она, Колхаун не гнил бы сейчас в земле, а
резвился в парке у реки. Он единственный был ни в чем не виноват.
Поэтому и погиб.
Найти Олю оказалось несложно. Естественно, она была в
общежитии у однокурсниц. Когда Лев вошел в комнату, подруги
немедленно поднялись и молча вышли. Оля сидела в верхней одежде на
кровати, откинувшись на измятую подушку. Глаза были полузакрыты.
- Я пришел, - произнес Лев, и это было самое глупое, что он
мог сказать.
- Гаденыш, - ответила Оля, поворачивая голову. Лев счастливо
улыбнулся.
Пусть с актрисами дружат актеры, а
с монахинями - монахи,
из газеты(33)
Когда Лев заявил, что собирается на Оле Баритончик жениться,
Олег почувствовал, что больше злиться на брата не в состоянии. И
рад бы, но сил нет. Тогда-то и состоялся разговор, в который
братья уместили все на свете.
Вначале речь шла о пустяках. Затем о главном. Или наоборот,
потому что никто не мог бы им внятно объяснить - где что.
Олег неуклюже поздравил Льва с правильным выбором. Лев, тяжело
вздохнув, в ответ попросил прощения.
Но так как тема была по-прежнему скользкая, а там где скользко
- посыпают солью, - правильнее было бы, чтобы не бередить рану,
обойти эту тему стороной... В общем, сам собой разговор зашел о
гимназии, которую Лев тоже когда-то заканчивал. Поиронизировали
над Оскаром Александровичем. Упомянута была и Марфа Семеновна.
- Занятная старушка, - вспомнил Лев. - Знает кучу историй. По-
моему, сама их придумывает.
- Ты уверен?
- Про знамена она тебе тоже рассказывала?
- Да. И совсем недавно.
- И ты поверил?
- Не знаю...
Олег неожиданно почувствовал, что если беседа продолжится -они
вновь поссорятся. Несмотря на то, что он ответил "не знаю", Марфе
Семеновне Олег верил. Точнее сказать, узнав, что другие не
принимают ее всерьез, поверил окончательно. Раз другим не понять -
значит остается он. Олег всегда хотел понимать всех. И тех, кто
его обижал, и тех, кого он сам с удовольствием мог обидеть. Всех.
А особенно таких как Марфа Семеновна - безобидных и красноречивых
одновременно. Возможно потому, что сам многих довел до слез и в
довершении всего был несколько косноязычен. Наверно оттого и
сочинял всякие небылицы про Бессмертных. На бумаге любая глупость
может быть оправдана художественностью.
Но сейчас Олег не склонен был думать о том, во что многие
просто не верят. Улегшись на диван и закрыв глаза, он немедленно
вернулся ко вчерашней встрече с Юлей Гуляевой; к встрече, которой
могло не быть. С некоторых пор Юлиными родителями он воспринимался
исключительно как брат "того самого Льва". Тем самым, Юлин отец
как бы приобретал неотъемлемое право спускать его с лестницы в
любое время дня и ночи. И правом своим намеревался
воспользоваться, для убедительности вооружившись электрический
мухобойкой. Направляясь к Гуляевым, Олег предполагал что-то по
добное.
Но тут случилось непредвиденное - в прихожей появилась Юля и
установила худой мир. Более того, позволила Олегу пройти в ее
комнату. От неожиданности он чуть было не отказался.
Лицо Юли не слишком-то и изменилось, а значит - пo-прежнему
было прекрасным. Те две полоски пластыря - над левой бровью и на
правой щеке - ничуть не портили картины.
В комнате Юля, ничего не говоря, протянула Олегу коробку. Ту
самую, в которой лежал знаменитый утюг. И Олег немедленно
почувствовал тупую боль как раз в том самом месте, где у всех
нормальных людей имеется сердце.
Дальше события разворачивались так: Юля протягивала ему утюг,
а он его с возмущением отталкивал. Все это сопровождалось
возгласами, причем после каждого на пороге комнаты появлялся Юлин
отец. Дочь тут же вытесняла его в прихожую, и все начиналось
заново. Потом утюг, конечно, упал и что-то в нем хрустнуло. И тут
же конфликт был улажен. Олег согласился взять утюг, но не
насовсем, а лишь для того чтобы исправить. Юля вынуждена была
согласиться на такой компромисс, тем самым позволив Олегу считать
себя победителем. Он и спустя сутки так считал. Его неоправданный
оптимизм внушал уважение.
Каждое честное слово... Нет, каждое четное число Олег видел в
гимназии Марфу Семеновну, издалека с ней здоровался, но проходил
мимо, не решаясь заговорить. И был прав, потому что очередная
беседа должна была оказаться решающей. Убежденный в том, что во
всем есть смысл, он обязан был для себя решить -какой смысл скрыт
в рассказах Марфы Семеновны. В чем мораль этор басни? Потому что
если нет морали, то и басни нет. Ничего нет. А этого быть не
может. В мире слишком много всего, чтобы в этом сомневаться.
Значит должна быть и мораль, уяснив которую cлeдyeт перейти к
следующему этапу. К действию. С прискорбием можно отметить, что
Олег был человек действия. Именно среди таких людей, как правило,
заводятся отрицательные персонажи, которым на месте не сидится.
Они ищут. Им, собственно, все равно что искать / но не все равно,
кого любить/. Важнее всего - убедить себя в том, что искать
необходимо / находить не обязательно/. На этом основана жизнь
доброй половины революционеров, панков и святых отцов. Самых
искренних из них.
Олег был как раз человек невыносимо искренний. Такие своими
действиями мешают общему движению, выходят на встречную полосу...
Хорошо если навстречу одновременно летит подобный же. Тогда он
тоже может выскочить на встречную полосу и столкновения не
произойдет.
Без труда убедив себя в том, что все рассказанное Марфой
Семеновной - чистая правда, Олег наконец пришел к заключению:
прежнего директора 99-ой школы, а ныне - гуманитарной гимназии
попросту убрали. Появление черных знамен взамен красных обыкно
венным хулиганством быть не могло / в хулиганстве нет особого
смысла/ . Значит, это была попытка снять или довести до инфаркта
директора. Не пионерскую же вожатую? Вроде бы убедительно.
Теперь о том, кому это было выгодно. Прежде всего тому, кто
пришел старому директору на смену. Значит, Мирославу Афанасьевичу
Ходунову. Что о нем известно? Что он был один из немногих, кто был
посвящен в строго засекреченную историю со знаменами.
Совпадение?.. Кроме того, он историк. Интересуется эмблематикой, о
чем сам неоднократно на уроках проговаривался, можно вообразить,
как он решает сделаться директором престижной школы и придумывает
беспроигрышную комбинацию. Бьет в самое больное место, прекрасно
понимая, что администрация школы сделает все возможное, чтобы
высокое начальство об этом не узнало. Болезнь загоняется внутрь. И
чем абсурднее произошедшее, тем лучше. Это вам не на портретах
пионеров-героев рожки и усики подрисовывать. Красные знамена
подмениваются черными, причем с таинственными звездами. Число
лучей растет... Идеологическая диверсия.
Фантазия Олега Мохова работала в полную силу, но несколько
звеньев во всей цепочке были еще непонятны.
То что с назначением Ходунова на пост директора подмены знамен
прекратились - работает на его версию. Но откуда взялись черные
знамена? Он что - их сам сшил? Или обнаружил в подвале? Куда они
делись потом?
Но было еще кое-что, что вдохновляло Олега. Мирослав
Афанасьевич упорно не признавал существование подземного хода. Не
он ли способствовал нагромождению парт в подвале? Чтобы затруднить
туда доступ. А теперь сваливает все на завхоза. Прикидывается. Ему
легче ежегодно платить пожарникам штраф, чем раз и навсегда
расчистить завал. О чем это говорит? Значит, в подвале до сих пор
есть то, что составляет тайну. Причем, это невозможно перепрятать
или ликвидировать. Иначе бы за двадцать лет Ходунов это сделал.
Где же кроется тайна? Допустим, за железной дверью, которую
никому не открыть. Вряд ли и он, Олег, ее откроет. Но он и без
того уже решил - как действовать дальше. Проникнуть в подземный
ход с другой стороны. Именно для этого он и обязан в пятый раз
поговорить с Марфой Семеновной. Четыре раза она умело уклонялась
от прямого ответа. Но настал срок... Олег это чувствовал.
Снова были слегка протекающий ковшик с водой, старомодный
чайник, электроплитка с проводом, обмотанным потрепанной
изолентой. Заполненные чаем граненые стаканы, сжатые ладонями,
издали напоминали фальшивые драгоценности.
Марфа Семеновна покопалась в небольшом сейфе, прикрученном к
полу, и извлекла из него главное богатство - пол-литровую банку
сахарного песка. Прежде чем засыпать в стакан ложек пять-шесть -
таинственно подмигнула Олегу. Что она имела в виду - он не понял,
но подумал о том, как должно быть противно пить такой приторный
напиток. Один из бывших одноклассников Олега, некто Родион, имел
дурную привычку постоянно шутить. То есть, практически все, что он
произносил, он преподносил как шутку. С ним невозможно было
серьезно общаться. К шутке он сводил все, начиная с теоремы
Пифагора и заканчивая Освенцимом.
Вначале это еще можно было переносить. Но потом даже Олег, не
самый серьезный человек в классе, - пресытился таким количеством
бессмысленного юмора.
Слова и вещи, побывавшие в распоряжении Родиона, моментально
теряли свою ценность. Он словно бы подчеркивал, что единственную
ценность имеет он сам, судья всему. Собственно, любая его фраза
могла быть расценена как приговор. И когда Родион переехал в
другой город, в классе вздохнули спокойно... Как должно быть
противно пить приторный налиток.
Сделав глоток, Марфа Семеновна счастливо прикрыла глаза и
произнесла:
- Я вижу - тебе на земле места мало. Что же ты забыл под
землей?
Не отвечать же, что он с радостью бы полез под воду, но
плавать не умеет. Он бы и на стенку полез - да только боль не
слишком острая. С такой на стенку не лезут, а вот под землей с ней
- самое место. Причем, с душой все в порядке, душа, можно сказать,
не болит. Болит голеностоп / повреждение получено по случаю, в
давке у гимназического гардероба/, ну и немного ноет сердце. И
будет по-прежнему ныть, пока Юля не возьмет обратно утюг, который,
кстати, добрый сосед дядя Шура обещал к завтрашнему дню исправить.
Таким образом, Олегу оставалось одно - отвечать, что он увле
кается изучением прошлого и подземелье его интересует с истори
ческой точки зрения/. Эта точка самая болевая. Не сравнить с
солнечным сплетением/.
- Никак ты хочешь пойти по стопам Мирослава Афанасьевича? -
всплеснула руками Марфа Семеновна, при этом едва не ошпарив Олега
кипятком.
- В общем-то да... - немного смутился Олег, имея в виду свои
скандальные подозрения.
Действительно, он был бы непрочь пойти по стопам Мирослава
Афанасьевича и узнать тайну подземелья.
- Ах вон оно что... - покачала головой Марфа Семеновна.
- Тогда тебе лучше с директором и поговорить. А меня - старую
дуру наслушаешься, пойдешь, чего доброго, по моим стопам и
вахтером станешь. /Но ведь не козленком же.../
Такого ответа Олег никак не ожидал. Он уже привык к разго
ворчивости Марфы Семеновны и приготовился к длительному рассказу,
поудобнее уселся на неудобную скамейку, вообразил спинку и под
локотники... А старушка уперлась и ничего вспоминать не хочет.
Какой из этого вывод? Марфа Семеновна тоже что-то скрывает. Не
случайно она всегда уклонялась от интересующей его темы и углу
блялась в историю. Хорошо что до сотворения мира не дошла / Это
еще раньше сделал за нее сам Олег. Прежде всех был Всевидящий...
Затем Всевидящий создал Семерых Бессмертных. / Стоп...
Бессмертнов. Купец Бессмертнов?! А вдруг он один из тех
Бессмертных, кто не умер. Только какой он по счету? Четвертый?
Шестой?
Тут до Олега дошло, что ничего глупее быть не может. Про
Семерых Бессмертных он сам и придумал. Причем, когда придумывал,
про купца ничего не знал. Не стоит все-таки слишком часто путать
свой вымысел с чужой явью. Последствия слишком предсказуемы. И все-
таки любопытное совпадение. Правда, еще любопытнее могло быть -
если бы на земле совпадений не было. На что был бы похож наш мир
без однофамильцев, двойников, без плагиата, в конце концов?
Позднее Олег напишет фантастический рассказ, действие которого
будет происходить на планете, где нет ни этих самых двойников, ни
однофамильцев... Все в одном экземпляре и ни на что вокруг не
похоже. Все настолько своеобразно, что никому непонятно. Каждый
понимает только себя. Деревья настолько разные, что нельзя
догадаться - деревья ли это вообще? Может быть это камни? Или
птицы? И каждый лист на том, что, быть может, является деревом -
сам по себе и ничего не напоминает. И каждый звук - новый. Не
успеешь привыкнуть к одному - сразу в ушах звучит что-то другое.
То есть невозможно существование языка. Короче - Ад. И только в
небе одни и те же звезды, планеты, в том числе и Земля. Каждую
секунду одни и те же и чем-то одинаковы.
В общем, рассказ получится настолько чудовищным, что Олег
сожгет его. Причем прямо в духовке газовой плиты, едва не устроив
пожар. Это лишний раз докажет, что рассказ был и в правду
чудовищен.
- Может быть еще чайку? - прервала размышления Олега Марфа
Семеновна. - Что значит - "расскажите еще что-нибудь"? Рассказать-
то можно, только тебе-то обязательно давай про подземелье. А про
это я ничего не знаю.
После последних слов Марфа Семеновна опять выразительно
подмигнула.
Храня убогое молчанье
Над сумраком гниющих вод,
Он жег костры в ночи печальной
И полз бессмысленно вперед.
Его встречали горделиво
Арбитры брошенных дорог.
Преображались груши в сливы,
И ветер выл свой монолог.
из песни(34)
На следующий день в жизни Олега Мохова произошла крупная
неприятность. Если не сказать - небольшая трагедия. Добрый сосед
дядя Шура, в десятом поколении электрик / со времен Лжедмитриев,
наверно/ вместо того чтобы починить Юлин утюг - пропил его.
Точнее, вначале, исполнив долг, честно починил, а потом не
сдержался и предательски пропил. /Наверно, пропил его час/.
Причем, скрывать он этого не собирался, с вызовом заявив, что "так
было надо" и "иначе он не мог поступить". Мол, "требовала Душа".
Олег впервые пожалел, что душа вообще существует. Не будь ее - все
было бы на месте.
Если бы только дядя Шура знал - какое значение имел этот утюг
для Олега... Так вот, если бы знал - все равно пропил.
Когда Олег услышал об утрате, он не мог и слова произнести.
Будто сосед неведомым образом и словами его завладел и тоже про
пил.
Олег с отвращением представил, как кто-то, - непременно жирный
и скользкий, - гладит сейчас Юлиным утюгом, - не сгущая краски
допустим, что пододеяльники, - и руки у этого мерзкого существа
даже не отсохнут.
Он думал о злосчастном утюге так, как будто это было по
крайней мере сердце Юли Гуляевой, доверенное ему на время. И он не
сберег. Силы Поднебесные! Олег почувствовал себя злым, расте
рянным, лживым, бесцеремонным и непочтительным одновременно. / Не
об этих ли качествах собирался, но к досаде своей не успел сказать
Цзы-Чжан самому Кун-Цзы?/
Добрый сосед дядя Шура был уверен в своей правоте настолько,
что спросил - не хочет ли Олег починить что-нибудь еще? Но Олег,
ни на секунду не забывая, что он теперь злой и бесцеремонный,
ответил со всей возможной грубостью, тем самым дядю Шуру огорчив.
- Не ожидал... - покачал дядя Шура головой. - Я ведь тебя вот
таким помню...
И показал свой обмотанный грязным бинтом кривой мизинец. Олег
себя таким, хоть убейте, не помнил. И очень сомневался, что это
вообще могло быть.
- Вы меня с кем-то путаете, - сказал он как можно резче. - С
мизинцем, наверное.
- Возможно, - неожиданно быстро согласился дядя Шура. Похоже
что он надеялся получить взаймы до десяти рублей включительно, но
просчитался.
Однако этот просчет не мог вернуть утюг. Не удалось даже
узнать в чью именно собственность утюг перешел. То, что новый
хозяин -существо жирное и скользкое, было несомненно. Но как по
таким распространенным приметам отыскать то что надо? Легче купить
новый утюг. Правда, копия всегда хуже оригинала. /Утюг,
завоеванный в Москве, несомненно был оригинален/. Кроме того, Олег
не хотел занимать деньги у родителей, а своих в нужном количестве
просто не имелось. Нет, ничто не держало его на земле.
Вот если бы раскрыть тайну подземелья, найти какой-нибудь клад
или что-то в этом роде... Тогда бы Олег знал, как поступить. Во
всяком случае, ни тайну, ни клад он бы дяде Шуре не доверил.
Успокоенный своей прозорливостью, Олег перешел к
заключительному этапу подготовки, в который включил покупку банки
тушенки и буханки хлеба. В термосе заварил чай... Спуск был
назначен на воскресное утро.
Главное, надо было определиться с местом спуска. Их было два.
Все изучив, Олег установил, что особое внимание следует обратить
на люк в непосредственной близости от полуразрушенной крепости,
которая находилась в метрах трехстах от здания гимназии. Олег
помнил, что, по слухам, подземный ход начинался под крепостью. В
младших классах сам с друзьями несколько раз залезал в этот люк.
Но не в поисках чего-либо, а просто потому, что там одно время
находился их детский штаб. Глубоко они не забирались, но, судя по
всему, труба внизу была направлена как раз в сторону гимназии.
Люк был лишь слегка прикрыт деревянным щитом. /Крышку,
естественно, умные люди давно сдали на металлолом/.
Был и другой вариант. Недалеко от реки в стародавние времена
когда-то стояла каменоломня, про которую тоже в свое время
рассказывали много историй. Позднее на этом месте построили завод
"Красный подпольщик" / слово "подпольщик" Олега заинтриговало/. В
последние годы "Красный подпольщик" подвергся ускоренному
разворовыванию. В заводоуправлении теперь был зал игровых
автоматов, в одном из цехов устроили гаражи, а часть территории
осталась просто заброшенной. Причем как раз та часть, где когда-то
была каменоломня. Олег проверил. Его внимание привлекло место,
облюбованное бомжами. Это был довольно вместительный подвал под
зданием полуразвалившегося склада. В подвале, будто бы, имелся
какой-то лаз, с которого Олег и собирался начать обследование
подземелья. Но один из бомжей накануне рискнул туда залезть
первым. И ему слегка придавило ногу. По его словам - передвигаться
там невозможно. Олег поверил. Ему почему-то казалось, что
бездомные лгут гораздо реже тех, у кого есть дом. Не то чтобы он
хорошо знал бездомных. Просто он отлично знал всех остальных, в
том числе и себя. Теперь он все время помнил, что с некоторых пор
является злым, растерянным, лживым, бесцеремонным и непочтительным
одновременно. Из чего следует, что все, кто на него не похож,
должны быть по меньшей мере честны.
Таким образом Олег решил спуститься в люк у крепости, тем
более что это было ближе к гимназии.
Надолго пропадать он не собирался и первый спуск решил сделать
пробным. Но предчувствие было такое, что повезет уже в этот раз.
Вдохновляло, что это был, в сущности, не его выбор. Могло ли быть
совпадением то, что еще недавно многие решили искать его, Олега
Мохова, под землей? По мнению Олега - это был если не перст
судьбы, то хотя бы легкий кивок в нужном направлении. Главное -
воспользоваться подсказкой, написать родителям записку и - вперед.
В смысле, вниз.
Внизу было нехорошо. Мало того что его встретили ненасытная
темнота и пресытившаяся вонь, эти две драконьи головы... Так была
еще и ужасная теснота, которую не победить ни электрическим
светом, ни респиратором.
Вообще-то теснота - это такая богиня любви, но если при
задуматься - и ненависти тоже. Причем, ненависти в значительно
большей степени. По-настоящему ненавидеть издали невозможно.
Особенно самого себя.
Олег боялся, что будет к тому же жарко. Но вонь перебивала
жару. Резиновые сапоги были тесны /дополнительный сюрприз богини
ненависти/. Гниющие воды слабо плескались.
Lucke f = 1/ пустое место; 2/
отверстие; 3/ пробел/ в знаниях/; 4/
пропуск /в тексте/; 5/ воен. прорыв,
брешь.
из книги(35)
Через минуту он забыл, зачем он здесь. Вероятно потому, что
никогда этого не знал. Дальнейший путь он проделал, бездумно
передвигая ноги. Ему не было ни страшно, ни противно. Казалось,
его вообще не было. И так до тех пор, пока не раздался какой-то
металлический шум справа. Повращав фонариком, Олег обнаружил, что
справа имеется дверь. Не та ли самая?!
Он дотронулся до двери рукой и, как ожидалось, она не под
далась. Но ему и не имело смысла ее открывать. Следовало осмот
реться. Но глядеть было, в сущности, не на что. Тем более что
дальше проход суживался настолько, что едва хватало места трубе.
Немного закружилась голова, и Олег прислонился спиной к двери,
которая неожиданно поддалась. Раздался скрежет, и Олег оказался в
слабоосвещенном коридоре, ничем не напоминающем подвал гумани
тарной гимназии. Пройдя по коридору, он наткнулся еще на одну
дверь, на этот раз полуприкрытую.
Фонарик был уже не нужен. Помещение освещал дневной свет,
проникавший из узкого длинного окошка под потолком. Всюду лежали
какие-то ящики. При виде них Олег почему-то подумал о сокровищах,
которые награбили, но не успели вывезти фашисты. Не хватало только
скелета искусствоведа Генриха Риффа.
Или это были ценности купца Бессмертнова, реквизированные
чекистами? Тогда где-то поблизости обязан лежать череп следопыта
Яниса Грубиньша с пулевым отверстием в затылке.
Но пока Олег искал скелеты и черепа, в комнате появился вполне
живой человек / по крайней мере, на первый взгляд/. Одет он был в
красно-синий спортивный костюм , с плечами в два раза шире плеч
Олега.
- А это еще что такое? - спросил вошедший, скрестив руки на
груди.
- Ящики, - растерянно пролепетал Олег.
- Я про тебя спрашиваю...
- Я тут мимо проходил...
- Эй, мужики! - крикнул человек в спортивном костюме, и на зов
явились еще двое - такие же огромные и спортивные. Они быстро
объяснили Олегу, что он попал в тяжелоатлетический клуб "Лира".
Они, конечно, умели объяснять быстро, но до них никак не доходило,
что Олег не вор и его нисколько не интересуют дорогостоящие
тренажеры, завезенные в клуб накануне и пока что не распакованные.
Им по неведомой причине хотелось думать об Олеге плохо. И не
только думать, но и применять при этом свою нерастраченную силу.
Когда стало окончательно понятно, что тяжелоатлеты не отступа
ют от однажды принятого решения, Олег, воспользовавшись своей
относительной миниатюрностью, шмыгнул в коридор и бегом достиг той
двери, к которой он так неосмотрительно прислонился.
Обратный путь он проделал в два раза быстрее, то и дело
ударяясь о выступы, обрызгивая себя грязью и совсем не замечая ни
вони, ни прочих прелестей подземного мира. Олег сам на время стал
его частью - такой же отталкивающей, но все-таки имеющей право
быть.
Тепло, как в слове "смех".
из газеты(36)
Известие о том, что кавээновская команда Льва Мохова все-таки
будет выступать в финале городского первенства - нисколько Льва не
удивило. Он знал, что подана апелляция, а в таких случаях все
зависит от правильно составленного текста. В прошлом году команда
сельхозучилища, проиграв четыре игры подряд, на одних только
апелляциях дошла до финала. Им всегда было за что зацепиться. Чаще
всего цеплялись за плагиат, которого в каждой игре хватало с
избытком. Раньше этого стеснялись, но те времена давно прошли. Как
доблесть, правда, плагиат еще не воспринимался, но все шло к тому.
Зрителям было все равно или нет... Кое-кому из зрителей было даже
приятно слышать проверенные временем шутки, с которыми они
чувствовали как-то увереннее, во всяком случае смеялись в
привычных, хорошо изученных местах... За плагиат уже не
наказывали, но пока что не поощряли, а обнаружив что-то до боли
знакомое в выступлениях соперников - не возмущались, а
аплодировали, чтобы потом без задержки подать апелляцию. После
ожесточенных пятичасовых споров апелляция непременно
удовлетворялась.
То есть, Лев понял, что черная полоса в жизни закончилась. В
моде снова светлые тона. В честь этого, подзаняв денег, он
пригласил свою невесту в ночной клуб "Дэнс Сяопин", тот самый, где
они познакомились. Оле было странно принимать такое приглашение.
Но она еще не успела разлюбить Льва / теперь было поздно/ и сердце
подсказывало ей соглашаться, хотя бы на правах невесты. Опять-
таки, китайская кухня, слегка разбавленная русской водкой. Нет,
предложение принимать надо было обязательно.
Они не пожалели, что пришли в "Дэнс Сяопин". То, что не было
вкусно - было смешно. И наоборот. Правда, когда раскрасневшаяся
Оля скинула длинный жакет и осталась в короткой юбке и синей
маечке, он с удивлением обнаружил на плече у своей невесты
специфическую наколку, которую ей успели сделать в КПЗ. Всего
четыре слова: "На воле мне больно". Больно?.. Что ж, так оно и
есть.
Два часа... Именно столько понадобилось Оскару Александровичу
Бургу, чтобы отодрать подковки со своих ботинок и написать
заявление об уходе из гимназии. В своем заявлении он коротко /
всего на трех листах/ описал свою жизнь в прозе, начиная с того
момента, когда был изгнан из ПТУ No22, закончил вечернюю школу и
случайно забрел в приемную комиссию пединститута. Документ
получился сильнее "Силезских ткачей" Гейне. Особенно впечатляла
сквозная испанская тема. Оскар Александрович не стал скрывать, что
всю жизнь мечтал представлять родную страну в Латинской Америке /
но все время опасался румынских пограничников ?/ Дожил до сорока с
лишним лет. И что?..
Известие о скором уходе Бурга мгновенно распространилось по
гимназии. Особенно поражен был физик Леонид Игоревич. Ведь это же
он устроился сюда временно, это же он ждет, пока освободится место
в престижной фирме... А уходит почему-то химик. Недоразумение.
Ошибка природы.
Зато Ирина Павловна /жена-героиня/ Оскара Александровича
поняла и без задних мыслей пожелала ему удачи. Дело в том, что у
нее намечался очередной брак, а идею соблазнить химика она давно
оставила. В этом смысле Бург был совершенно безнадежен.
- Если вы серьезно решили уйти, то необходим прощальный
банкет, - заметил преподаватель информатики Лугин. /Мстислав
Валерьевич лишь недавно изобрел новый компьютерный вирус и пока не
привык к своему новому прозвищу - Вирус/.
- Я готов, - с прискорбием вздохнул Оскар Александрович,
подсчитывая в уме - во сколько ему обойдется прощание с любимой
гимназией.
История - это лживая байка о
событиях, которых никогда не
существовало, рассказанная тем, кто
никогда при этом не присутствовал.
из книги(37)
Подземные похождения Олега Мохова имеют непосредственное
отношение к сборнику молодых авторов "Двадцать одно", изданному
при участии фонда "21 век" и редакции газеты "Первая молодость".
Именно в этом сборнике /толщиной с мизинец трехлетнего ребенка/
впервые был опубликован рассказ Олега Мохова "Ландыш". Вот первый
вариант этого рассказа.
ЛАНДЫШ
Все началось с таинственных историй Марии Сафроновны Г., ко
торая, несмотря на свой неприличный возраст, была еще бодра, по
крайней мере - ворочала языком. Этим ее умением я и собирался
воспользоваться. Меня ужасно интересовало все, что связано с
подвалом циркового училища. В училище я поступил два года назад,
но ниже первого этажа еще ни разу не опускался. Были основания
предполагать, что в подвале меня ждет много интересного.
Рассказы Марии Сафроновны подтвердили предположения. Я бы даже
сказал - они натолкнули на одну занятную мысль.
Меня заинтересовала личность директора нашего циркового
училища Святослава Афиногеновича Ходакова-Алмазова / в прошлом -
клоуна по прозвищу Ландыш/. Дело в том, что директором он стал при
весьма странных обстоятельствах Мария Сафроновна рассказала, что в
свое время из кабинета прежнего директора стали пропадать дипломы,
вымпелы и призы, полученные выпускниками. Более того, вместо
пропавших вещей появились другие, внешне напоминавшие старые, но
черного цвета, со зловещими знаками, непонятно что означающими.
Прежний директор / в прошлом укротилель тигров по прозвищу Заяц/,
опасаясь огласки, никому про эти превращение не говорил, что,
очевидно, не пошло на пользу его здоровью. Кошмары стали
преследовать его каждую среду и субботу. Первый инфаркт случился с
директором после подмены переходящего красного знамени вечным
черным. На полотнище был изображен всем хорошо известный "Веселый
Роджер", только вместо человеческого черепа вышит был коровий.
Все закончилось уходом еще не старого директора на заслуженный
отдых по состоянию здоровья и назначением на престижный
директорский пост Святослава Афиногеновича Ходакова-Алмазова,
больше известного в определенных кругах как клоун Ландыш.
С тех пор ни дипломы, ни вымпелы, ни тем более переходящие
знамена больше не пропадали. И это заставило меня думать, что
Ландыш был не только хороший клоун, но и отличный фокусник. Как
администратор он себя ничем не проявил, но в одном был тверд и
решителен - в подвал циркового училища старался никого не допу
скать, ссылаясь на царивший там беспорядок.
Когда я узнал все это, то понял - надо срочно спускаться вниз.
Мария Сафроновна, сама того не ведая, подсказала мне - как
можно в подвал циркового училища проникнуть. Убежден, что она
решила уберечь меня от новых впечатлений и старательно
заговаривала зубы. Но когда я спросил ее: "Правда ли, что в подвал
можно попасть через развалины старой крепости?" она стала слишком
рьяно это отрицать.
Следуя закону Марьяна Тудора /"чем холоднее купленное вами в
феврале мороженое, тем теплее будет в этом году август"/, я
поступил вопреки совету и за два дня облазил все развалины,
вооружившись саперной лопаткой. Но ничего не обнаружил, зато
привлек к себе внимание одного явно бездомного старика, в бороде
которого еще с лета застряли колючки репея, а говоря проще -
Arctium tomertosum Mill - или лопуха паутинистого. Мы
разговорились и старик посоветовал заглянуть в ближайший люк. Я
заглянул, и мне открылся новый мир. Вначале он произвел
отталкивающее впечатление. Но чем дальше я проникал, тем
удивительнее было все то, что я видел и чувствовал.
Во-первых, подземелье было освещено непонятно откуда взявшимся
светом. Во-вторых, воздух был чист, и сквозняк приятно щекотал
легкие. Кроме того, там было просторно, как будто я шел по
безлюдной станции метро. Никогда бы не подумал, что такое может
быть. А ведь совсем недавно я вообще не верил в существование
подземных городов.
Пройдя метров триста, я наткнулся на железную дверь, которая
вначале не поддалась, но как только я отошел от нее на несколько
шагов, сама приоткрылась...
Я попал в хорошо освещенную дневным светом комнату, в центре
которой стояла груда длинных ящиков. Следуя закону Деметрио
Кальтаджироне /"если вы поднялись на крышу самого высокого здания
- попробуйте подпрыгнуть"/, я, достав перочинный нож, постарался
один из ящиков приоткрыть.
За этим занятием меня и застали три непонятно как появившиеся
головореза, которые без обязательного в подобном случае
вступительного слова, набросились на меня.
К счастью, в последний момент я заметил, что за моей спиной
что-то происходит и успел забежать за ящики, обрушив их в сторону
нападавших. Двоих довольно сильно придавило, а третий успел отско
чить. Однако оступился, и я помог ему продолжить падение. Потом
немного его приподнял и уронил снова.
Я уже узнал в тех, кто на меня напал - студентов выпускного
курса нашего училища, троих силачей-отличников, способных зубами
сдвигать с места груженые самосвалы. Победа над ними равнялась не
одному, а трем подвигам, и я начинал собой гордиться. Тем более
что все трое постоянно крутились вокруг нашего директора и кое-кем
справедливо воспринимались как его телохранители. Стало быть, я
шел верным путем.
Прежде чем заглянуть в спасительные ящики, я решил выяснить,
каким образом проникли в комнату силачи-отличники /Медведев,
Волков и Зайцев соответственно/. При внимательном рассмотрении
обнаружилась едва заметная дверца, отворив которую я увидел
удивительную картину. Точнее говоря, картин было много, и все
удивительные. Причем, все развешены по стенам, так что возникло
полное ощущение того, что я проник в музей.
Были здесь и скульптуры. Во всяком случае - одна... Но нет,
приглядевшись, я обнаружил, что это не скульптура, а живой
Святослав Афиногенович Ходаков-Алмазов, и он смотрит на меня и
ухмыляется.
Мы тоже разговорились.
Не скажу, что директор был доволен тем, что я открыл его
тайну. Но раз уж я сюда попал, он счел возможным сам провести
экскурсию по подпольному музею. Из экскурсии я узнал подлинную
историю здания, в котором сейчас размещалось цирковое училище.
Когда-то здесь жил представитель древнего дворянского рода
Кащеевых, весьма экстравагантный, но все еще богатый человек.
После третьей русской революции он исчез, а в здание въехал
губернский исполнительный комитет. Позднее там разместился детский
дом, а в годы Великой Отечественной войны - гестапо.
Причем, и при Кащееве, и при большевиках, и при фашистах в
подвале происходили интересные вещи - куда более интересные, чем
наверху.
Как выяснилось позднее, первым свои богатства спрятал Кащеев,
замуровав их в стене. Затем та же участь постигла и часть рекви
зированных большевиками ценностей. О их местонахождении знал за
меститель Председателя губисполкома, но обвиненный в сотрудни
честве с белогвардейским атаманом Хохлом-Хохламовичем, он был
расстрелян. Место захоронения как зампредседателя губисполкома,
так и спрятанных им сокровищ долгое время оставалось неизвестно.
Третья партия ценностей появилась в подвале, когда в город
пришли фашисты. Часть награбленного им удалось вывезти в Германию,
но многое они вынуждены были оставить, скрыв все это в том же
подвале. Таким образом, примерно в одном месте в разное время было
спрятано три клада, обнаружить которые смогли только случайно.
В восьмидесятые годы начался ремонт здания циркового училища,
и замдиректора по хозяйственной части Ходаков-Алмазов /Ландыш/
наткнулся на ценности, замурованные гестаповцами наиболее
поспешно. О том, что произошло дальше, я давно догадался.
Коварство Ландыша было несомненно.
Директор останавливался у каждой картины ровно на шестьдесят
секунд, умудряясь рассказать о ней все что можно.
По левую руку висели какие-то восточные пейзажи, находящиеся,
по словам директора, между двумя уровнями / третьим - мяопинь,
означающим мастерское произведение, и четвертым - нэнпинь
/изделием ремесленников/. Их ценность была в том, что работы
относились к семнадцатому веку, а в Россию попали после подписания
Нанкинского договора. Автор, разумеется, предпочел остаться
неизвестным.
Заканчивалась выставка авторской копией картины "Грачи при
летели". Чудеса.
Улучив момент, я спросил директора о черных дипломах, вым
пелах, призах и черном знамени с коровьим черепом... Ходаков-
Алмазов /Ландыш/ первый раз сделался серьезен и пристально на меня
взглянул.
- Я их действительно подменил, но создал их не я, - ответил он
необычайно тихо. Можно сказать, прошептал.
В это время в соседней комнате раздался шум, и в зал пооче
редно вползли силачи-отличники - Лисицын, Волков и Медведев
соответственно.
Именно тогда Ходаков-Алмазов /Ландыш/ и предложил мне стать
его телохранителем.
Следуя закону Йосикацу Окано /"если вас под страхом смерти
заставляют признать то, что земля круглая - признавайте"/, я
согласился.
Редактор сборника "Двадцать одно" Нечаев, по совместительству
являвшийся и редактором "Первой молодости", пролистав рассказ
Олега Мохова, поинтересовался - зачем Ходаков-Алмазов держал в
подвале картины? У него там что - подпольная галерея была? А если
так - что же он ее так плохо охранял? И еще - что было в тех
длинных ящиках, которые главный герой обрушил на незадачливых
телохранителей? И кто сделал черные вымпелы и прочее?
Олег слегка призадумался и для начала неосторожно ответил, что
в длинных ящиках были длинные ножи / вариант - короткоствольные
орудия/. Он знал, что редактор коллекционирует длинные ножи и
пошутил. Ответ понравился. Поговорили, разумеется, и о галерее, и
об охранниках, и о вымпелах.
Редактор по-дружески посоветовал заменить цирковое училище
артиллерийским, а Ходакова-Алмазова сделать бывшим комбатом по
прозвищу Глушитель. Олег без радости согласился, настояв лишь,
чтобы комбата по-прежнему звали Ландыш. Он хорошо знал, какую роль
играет смена имен. Несмотря на то, что его мама, в девичестве
Опора Ростова, это тщательно скрывала. Фамилии, имена и прозвища
менять, конечно, можно и нужно. Но это не должно причинять боль.
Кроме того, редактор посоветовал, чтобы в кабинете над столом
у Ландыша висел образ Трехдюймовки с нимбом /очевидно вместо
Святой Троицы/. Пришлось согласиться. Боли это не причинило.
Вместо картин Ландыш стал коллекционировать оружие, в том
числе и то, что осталось со времен войны с фашистами. Ну и,
конечно, со времен революции. Особое место занимали экспонаты,
которыми пользовались еще большевики-экспроприаторы начала
двадцатого века. Комбат Ландыш знал свое дело куда лучше клоуна
Ландыша. Олег думал, что идет на компромисс, а в действительности
он сам не знал куда шел.
Он боялся показаться умнее всех и
поэтому выглядел дураком.
из газеты(38)
Сообщение Виртуоза застало Шуйского врасплох. Это была
сенсация. Виртуоз утверждал, что сто экземпляров "Пиши пропало"
проданы и требуется допечатка тиража. Кассет двадцать-тридцать.
Бесспорный успех, которого Шуйский ожидать не мог. Правда,
недоброжелатели говорили, будто кассеты покупали потому, что они
были дешевле чистых. Но недоброжелатели всегда так говорят.
Священное братство недоброжелателей только на разнице розничных и
оптовых цен и держится. Собственно, появление недоброжелателей и
является первым признаком успеха. Второй признак - поклонницы, что
было неплохо, не окажись первой поклонницей Алла Евгеньевна -
завуч по воспитательной работе. Невероятно, но однажды, рискуя
наступить на грабли, она явилась в столярку, чего никогда раньше в
одиночку не делала. Можно сказать, сошла с небес под землю.
Шуйский такого поворота ожидать не мог и в растерянности
предложил Алле Евгеньевне присесть на стул, покрытый незастывшим
лаком. Но завуч вовремя это заметила. То есть голову не потеряла,
что Шуйского немного успокоило. Он уже собирался отделаться
дежурным автографом, но вдруг оказалось, что произошла ошибка.
Алла Евгеньевна в число его поклонников не входит и вообще с его
творчеством мало знакома. А пришла потому, что собирается устроить
в подвале /там, где сейчас парты навалены/ комнату для
психологической разгрузки и хочет ее соответственно обставить.
Мебель покупать слишком дорого, не мог бы он за умеренную плату..
О чем речь? Конечно. Во всяком случае это интереснее, чем
чинить расшатанные стулья. Когда-то такими нетворческими делами
занимались сами дети на уроках труда. Когда это было?
Да если бы Шуйскому предложили подковать таракана из гимнази
ческой столовой - он, наверное, все равно согласился. На какие
только жертвы не пойдешь от радости за то, что Алла Евгеньевна не
твоя поклонница.
Вот если бы Алла Евгеньевна работа на телевидении и звали ее
Алиса... Шуйский помрачнел. В семьдесят седьмой раз он дал себе
слово не думать об Алисе, у которой своя жизнь, свой Эдик, свое
будущее. Но нет. Он слишком беззаботно жил последние пять лет.
Женщин, заменявших ему Алису было так много, что он, как поется,
забыл их имена. Он дал им одно имя на всех - Феба, и когда
приходила очередь - одинаково ухаживал за ними и в конце концов
одинаково расставался. Ни у одной из них бабушка не жила в поселке
на берегу Белого озера.
Эй, учитель, нас оставь одних!
из песни(39)
Как уже говорилось, уход химика не слишком взволновал 10"Б".
Их скорее потряс сенсационный переход барабанщика группы "Фокус" в
группу "Покус", ну и, конечно, введение повременной оплаты за
пользование телефоном. Возникли некоторые опасения за местное
фидо. Впрочем, Егор Бахманов уже давно утверждал, что не только
фидо, но и Интернет - это вчерашний день /приглушенный звук web-
сайтской истории, которой нет печальнее на свете/. Кое-кто с ним
соглашался. В сущности, Интернет - это подзорная труба, скрещенная
с печатной машинкой. И почтальон на велосипеде все равно живее.
Тем более, глядя на велосипед - глаза не испортишь. Да никому и в
голову не придет целыми днями и ночами просиживать перед
почтальоном, вооружившись подзорной трубой и печатной машинкой. А
если придет, то ему после этого и в "Спортлото" не помогут.
Об Оскаре Александровиче, таким образом, было просто некогда
говорить. К тому же химик он был плохой, в смысле - хороший. То
есть, на уроках не слишком мешал жить. Но подобных химиков по
статистике, по всему миру наберется миллион. Наверняка среди них
будут даже Бурги. Так что посыпать голову мелко накрошенным мелом
было рано...
Лучше радоваться жизни. Например тому, что любимый фильм Нины
Печкиной "Групповое самоубийство" на фестивале в Сан-Суси получил
главный приз в категории "За лучшее групповое самоубийство". Нина,
в отличии от некоторых, всегда верила в справедливость. У Нины
слезы выступили от счастья, словно это ее наградили. Хотя, если
вдуматься, так оно и было. Именно ее. Нет на земле человека
преданнее этому фильму. Лишь по недоразумению она родилась в
России и поэтому не стала звездой большого экрана. Другой случай
она упускать не собиралась. Даже если этому будут препятствовать
история, география, французский, английский, русский, немецкий,
испанский и шведский /факультативно/, математика, физика,
информатика, ну и, конечно, обжигающее ОБЖ... Она преодолеет все.
Тем более что учиться всегда поздно. В какое бы время не взяла в
руки учебник - тут же хочется спать. Когда учебник в руках - на
часах стрелки моментально прыгают на три ночи. Далее идет
разделительная полоса, по одну сторону которой жаворонки, а по
другую - совы. Причем, и те и другие спят. Разделительная полоса
глубоко вспахана кошмарными сновидениями и на ней вот-вот появятся
первые ростки чего-то неведомого...
Перемена заканчивалась и на последней парте Стас Комов, до
того молча сидевший, с презрением отшвырнул тяжелый словарь
иностранных слов, пояснив всем присутствующим:
- Дрянной словарь.
- Почему? - без интереса спросила Дуся Бахманова.
- Там нет даже слова "козлы".
- Но разве это иностранное слово?
- Конечно. Ведь все иностранцы - козлы.
Спорить было бессмысленно. Да что там... Даже звонок на урок
зазвонил как-то бессмысленно и на него никто не отреагировал.
И все же истинная трагедия Фауста
заключается не в том, что он продал
душу дьяволу. Настоящая трагедия в том,
что нет никакого дьявола, чтобы купить
вашу душу. Просто нет покупателя.
из книги(40)
Олег Мохов какое-то время передвигался по гимназии вполне
спокойно. Сочинив за один дождливый вечер рассказ "Ландыш", он еще
не успел его куда-нибудь отдать. Это означало, что Мирославу
Афанасьевичу не за что было зацепиться. Как известно, быть прото
типом некрасиво. Однако в мире столько некрасивого, что с этим
иногда можно смириться.
Но не долго длилось спокойствие Олега. Редактору сборника
"Двадцать одно" приспичило издать книгу к 70-летнему юбилею газеты
"Первая молодость" /Прежнее название - "Комсомольская юность"/.
Поэтому сроки издания были просто фантастические. Годами молодых
авторов не издавали, а тут собери и издай за неделю. Олега
рекомендовал редактору "Первой молодости" Нечаеву никто иной как
Финалгон. Олега отыскали прямо в гимназии, вызвав с урока
биологии. Если бы вызвали с английского, он, скорее всего,
печататься отказался. Выходит, в "Первой молодости" засели знатоки
, можно сказать - бортинженеры человеческих душ. Из более-менее
готовых вещей у Олега был только "Ландыш".
Дальнейшая история известна. Первая редакция, вторая...
Сборник, сфабрикованный за неделю, получился разношерстным.
Отдельные клоки шерсти просто отваливались на ходу. Однако, опеча
ток могло быть и больше. Зато иллюстрации вышли превосходно. Их
позаимствовали из "Жюстины" маркиза де Сада. На весь полученный
гонорар Олег купил шоколадку "Иван да Марья", а на следующий день
имел неосторожность принести сборник в гимназию. Одноклассникам,
правда, показывать его было бесполезно. Особенно Юле Гуляевой.
Утюг-то он пока не вернул...
Таким образом, потенциальным читателем могла быть только Марфа
Семеновна, как раз в этот день дежурившая. Она действительно
проявила к изданию некоторый интерес, деловито обслюнила палец и
начала перелистывать, особенно внимательно разглядывая картинки.
Затем попросила дать почитать.
На следующий день, войдя в гимназию, Олег немедленно столк
нулся с ночным сторожем Лехой, который к этому времени обычно уже
сменялся. Так было и в этот раз, свой пост он сдал вахтеру, но
специально ждал Мохова. В руках сторож держал сборник "Двадцать
одно". Внимание Лехи привлекли, конечно, не картинки, а рассказ
"Ландыш", о чем он и поведал автору, отведя его за руку в угол
поукромней. На всякий случай уточнил:
- Ты писал?
- Я. А что такое?
- Да так, ничего... Хочешь, я тебе расскажу - как было на
самом деле?
В тот день учеба прошла мимо Олега Мохова.
Если верить внуку Марфы Семеновны, подбрасывал черные знамена
в пионерскую комнату именно он, Леха. Ему тогда было десять лет,
учился он в четвертом классе, исправно посещал пионерские
мероприятия, ненавидел сбор металлолома, но обожал сбор
макулатуры. Из-за нее и случился у Лехи конфликт со старшей
пионервожатой Аленой. Пионеры, в надежде занять первое место в
сборе макулатуры, раздобыли где-то подписку журнала "Наука и
жизнь" за 1975-1980 гг. Целое богатство, которое любознательный
четвероклассник Леха никак не мог погубить. Ему было жалко терять
такое сокровище и он выкрал обреченные журналы из сарая, целую
кипу, но был схвачен оказавшейся неподалеку пионервожатой Аленой.
Далее последовал вызов на совет отряда и на совет дружины.
Алена была непримирима и случилось самое страшное, что может
случиться в этой жизни - Леху исключили из пионеров. После чего
все на свете потеряло смысл. Все, кроме мести.
Вначале он хотел пакостить по мелочам, как это уже случилось с
учительницей биологии. Рассердившись на что-то, он отколол от
скелета пластмассовой меч-рыбы голову. Скелет до сих пор валяется
на чердаке. Но потом Леха подумал, что месть должна быть изощрен
ной, как в любимых лехиных романах Луиса Аристида Йегроса.
И Леха начал действовать, готовя операцию под кодовым назва
нием "ЧЗП". Самолично сшил из старых подкладок пальто несколько
знамен, определенным образом расположив на них таинственные звез
ды. В точности как у не слишком известного, но очень любимого
Йегроса. Затем, воспользовавшись служебным положением своей
бабушки Марфы Семеновны, которая ни о чем не догадывалась, он
блестяще операцию провел, с удивлением обнаружив, что взрослые,
включая директора, здорово испугалась. Леха почувствовал себя
сильным, можно сказать - всемогущим. И закончившуюся было операцию
- продолжил. Теперь уже не только для того, чтобы отомстить
пионервожатой.
Потом подкладки от старых пальто закончились, и Леха перестал
пугать взрослых, тем более что среди них оказалась и его бабушка.
А он ее уважал и стремился быть на нее похожим.
- А как же директор? - не без растерянности спросил Олег
Мохов, впрочем не слишком веря в только что услышанное.
- Какой именно?
- Мирослав Афанасьевич.
- Он тут вообще ни при чем.
- А подвал?
- Что - подвал? Ты имеешь в виду сокровища купца Бессмертнова?
- Не только.
- Да нет в подвале никаких сокровищ. Ты что - серьезно в это
веришь?
- Но ведь Марфа Семеновна говорила...
- Говорила... Врать она так и не научилась. Значит - сокровища
были, но с тех пор столько лет прошло. Она все эти истории про
лейтенанта Риффа и про магнит рассказывала, когда я в первом
классе учился. Так что у меня было время проверить... Кстати, ты
был в нашем краеведческом музее?
- Сто раз.
- Синий зал помнишь?
- Ну...
- Там не написано, но бабушка рассказывала, что почти все
картины в зале когда-то висели здесь, в доме купца Бессмертного.
Может быть это как раз те сокровища. Не знаю...
Олег уже не раз слышал про то, что на свете сколько угодно
сложных вопросов, но не бывает сложных ответов. Все ответы - про
сты. На этом построена жизнь, которая бы не выдержала двойной
нагрузки.
С другой стороны, одними простыми ответами не обойтись. Иначе
будет слишком легко. Нужен весомый баласт, чтобы не перевернуться.
Нужны страшные тайны, чтобы не чувствовать себя всезнающим и
всемогущим. Таким, например, как продюсер группы "Фокус"
Аметистов, который даже космический мусор может сделать звездой.
Для него нет ничего невозможного. И это первый признак его скорого
падения / в пределах человеческой жизни/. Для него нет вопросов.
Олег поморщился. Слова Лехи не убедили его, но сомнения,
конечно, появились. Припомнилась история про чекистов. Латыш /он
забыл фамилию/ с чемоданом. Внутри чемодана магнит, наводящий
страх на всех, кроме маленькой Марфушки. Никто его не видел, но
его либо боятся, либо любят. При том, что его, скорее всего, нет
вообще. Не существуя - магнит притягивает. А если еще точнее -
будь он на самом деле, никто бы на него и внимания не обратил.
Невидаль какая. Ведь нет таких магнитов, притягивающих драгоценные
камни и бумажные деньги. Неправда при ближайшем рассмотрении
моментально бы обнаружилась.
Зато отсутствие чего-либо создает загадку. Показать голого
короля вполне возможно. Но если под королевской мантией ничего
нет... Пустота притягивает сильнее всего. Это воронка. Это бездна.
От нее кружится голова, перехватывает дыхание, будится воображение
/почти все признаки любви и ненависти/.
То есть подлинный магнит тот, что не существует. А тот, что
притягивает железки - жалкая пародия, заменитель для начисто
лишенных разума и дыхания. Воображения.
Если чего-то нет, значит это что-то куда-то исчезло. Об этом
лучше всех знали древние китайцы. Современные знают намного
меньше. Подразумевается, что если нет вещи как таковой, то должно
существовать хотя бы название. Потому что если нет названия - это
даже не бездна. Ничто не вдохновляет и воображение разбудить не
способно. В Ничто невозможно упасть. К Нему нет возможности
приблизиться.
И наоборот, имея название, хотя бы самое общее, можно очень
многое восстановить. Силы, смысл, что угодно.
Олег пожал Лехе руку и, опережая его, вышел из гимназии. Ему
еще многое предстояло в этой жизни назвать заново. Потому что
вспоминать он не любил.
Обход с угла с 7-й горизонтали на 8-ю, под-готовленный созданием
основной позиции, после чего возникает выбор из следующих
продолжений:
1. Немедленный обход
2. Игра на мат посредством нарушения контакта
3. Комбинация с выигрышем темпа
из книги (41)
Отвальную Оскара Александровича первоначально предполагалось
провести в гимназической столовой. Но герой торжества
воспротивился. Его смущали не только вполне безобидные тараканы,
но и совсем небезобидные воспоминания о том, что именно в этой
столовой за много лет он съел не один пуд пирожков и винегрета /о
пицце говорить больно/. И наконец-то пресытился. Возможно потому и
уходит, что пресытился. Причина убедительная. Хоть в заявление об
уходе заноси.
Застолье устроили в кабинете химии. Жена Бурга Татьяна весь
предыдущий вечер провела на кухне - делала альтернативные пирожки,
пиццу, салаты. Делала и про себя ругалась. Вообще-то поступок мужа
возмутить ее не мог по простой причине. Она давно была возмущена
самим фактом существования Оскара Александровича. К этому нечего
было прибавить. Так что ругалась она по привычке. Но что
характерно - при своем отношении к мужу, еду готовила если не
хорошо, то хотя бы регулярно. А регулярность - это уже хорошо.
Завхоз Смертин привез на своем "москвиче" три ящика водки.
Ребята из 10"Б" - Гуреев и Комов - помогли их до кабинета химии
дотащить.
Майор Неволин выразил обоснованное сомнение - хватит ли этого?
- На первое время - хватит, - успокоила преподавателя ОБЖ
Агнесса Ивановна, слегка злоупотребляя французским акцентом.
Наталья Анатольевна Скрябина принесла из кабинета английского
магнитофон. Но подходящих кассет под рукой не оказалось и пришлось
поставить кассету с курсом английского языка /уроки 5-12/. Потом
кто-то сбегал в кабинет МХК - принес записи Грига /танец Троллей и
прочее/. Стало еще веселее.
С опозданием появилась Полина Андреевна Прыгунова, и Мстислав
Валерьевич, как бы между прочим, произнес что-то вроде:
- Демократизм студенческой жизни укрепил опоздание в систему.
Но на этот раз Полина Андреевна почему-то должным образом не
отреагировала, чем сильно смутила преподавателя информатики. Он
даже штрафную /одиннадцатиметровую/ рюмку забыл налить.
Оскар Александрович первые полчаса был возбужден, все думал о
том - хватит ли салатов? Но потом как-то успокоился. Салатов было
достаточно. И значит сами собой стали приходить мысли о том, что
будет тогда, когда он заберет трудовую книжку. Он, конечно, в
последние дни думал об этом постоянно. И никаких страхов у него не
было. Только волнение. Предстартовое. Оно было не такое, как в те
дни, когда пропал Олег Мохов. Нынешнее волнение чем-то напоминало
вдохновение, пробуждало фантазию. Оскар Александрович и глаза
прикрыл, чтобы ничего не видеть.
Сидящий рядом Мстислав Валерьевич попросил химика передать ему
соленых грибов, но Бург оставил просьбу без внимания. И Мстислав
Валерьевич правильно понял состояние Оскара Александровича и тут
же отреагировал. Правда, в свойственной ему манере:
- По утверждению Диогена Лаэртского, Демокрит ослепил себя,
чтобы ничто не отвлекало его от философских размышлений.
Произнеся это, Мстислав Валерьевич предложил выпить за прек
расных дам. А жена-героиня Ирина Павловна, накануне поссорившаяся
со своим очередным избранником, произнесла тост "за уродливых
мужиков". Но Наталья Анатольевна с гневом это отвергла... В общем,
каждый выпил за свое.
Мстислав Валерьевич на минуту вышел, а вернулся, помахивая
листом бумаги. Сделав таинственное лицо, он сказал:
- Прошу внимания. Точнее говоря - требую! Только что по
электронной почте пришло сообщение от Мирослава Афанасьевича. Он
просит благородное собрание извинить за свое отсутствие, желает
Оскару Александровичу успехов на новом поприще и выражает надежду,
что больше таких уродов как Оскар... - Тут Мстислав Валерьевич
поперхнулся, громко проклиная себя за то, что не прочел письмо
заранее, когда распечатывал на принтере.
Оскар Александрович изобразил широкую улыбку, всем видом
показывая, что смутить его нельзя ничем. Но улыбка быстро сошла, и
чтобы заполнить паузу, Бург произнес:
- Узнаю стиль Мохова.
Пожалуй, в этот раз Мстиславу Валерьевичу чувство юмора
изменило. Можно было бы и догадаться, что посылая от имени
директора подобное письмо, он навлекает на Олега Мохова новые
неприятности. Как будто ему будет мало тех, что возникнут, когда
Мирославу Афанасьевичу попадется на глаза сборник "Двадцать одно"
с рассказом "Ландыш".
Около месяца Оскар Александрович был просто беззаботным
безработным, а третьего января сбылась его мечта. Один его
одноклассник устроил Бурга в магазин аудио-видео продукции с го
ворящим названием "МОНТЕ-ВИДЕО". Причем не продавцом, а старшим
продавцом. Вот где пригодилось то, что он когда-то самостоятельно
пытался изучать испанский.
Попав в "МОНТЕ-ВИДЕО", он почувствовал себя почти дома.
Нет, совсем не зря старина Диас де Солис открыл Уругвай.
Перед глазами перестали мелькать бесконечные дети. Вместо них
были, в основном, степенные и денежные покупатели. И если
попадался какой-нибудь отщепенец-подросток, к старшему продавцу он
обращался с почтением, не то что к учителю.
Но самое главное - жена Татьяна постепенно стала менять свое
отношение к Оскару Александровичу. Уже не так сильно грубила. И в
слово "кормилец", обращенное к мужу, вкладывала куда меньше
иронии, чем раньше. Чем меньше иронии, тем больше жизни. Правда,
закон имеет отношение только к семейству Бургов.
Примени подобный закон, например, к Шуйскому - получилось бы
что-то несуразное. Шуйский нуждался не в этом. Серьезность его бы
не спасла. Как не спасло бы и разнузданное веселье. Его вообще не
нужно было спасать. Ему надо было лишь слегка настроить гитару.
Немного подредактировать написанные уже тексты. Забыть Алису.
Выиграть в лотерею, а если получиться - заработать немного денег.
Выбрать из пяти предложенных вариантов самую подходящую Музу. И
ждать. Если ничего не произойдет - начинать все заново. В том же
порядке. И так до тех пор, пока кто-нибудь не догадается заплатить
ему за все старания /форма оплаты - любая/.
А до тех пор Шуйский предпочитал проводить время в столярке,
лишь иногда выбираясь наружу.
В одну из таких вылазок, когда он покупал в ближайшем магазине
кефир и крекеры, его внимание привлекла стройная девушка из
отдела, где продавались дорогие вина. Он подошел ближе, сделал
вид, что интересуется, допустим, "мартини". И тут его взгляд упал
на только что подошедшую покупательницу, - не столь стройную, но
обладающую каким-то непонятным магнетизмом.
"Ну и ну", - подумал он, в трех словах выражая все свои силь
ные чувства. Повторил все это вслух. Никогда ему еще не случалось
знакомиться в магазинах с покупательницами. Раньше он предпочитал
продавщиц.
И все же Шуйский рискнул заговорить, в любую секунду готовый
услышать в ответ что-нибудь неприятное. Но не услышал. Более того,
через некоторое время выяснилось, что у его новой знакомой на
берегу Белого озера живет прабабушка.
из газеты "Первая молодость":
Второго марта 2001г в 17.48 по московскому времени на рынке в
районе магазина "Монте-Видео" при попытке сбыть саблю в позоло
ченных ножнах сержантом Солодовым В.И. был задержан гр-н Смертин
А.Н., работающий заместителем директора по хозяйственной части в
гуманитарной гимназии No.2.
Установлено, что сабля является частью считавшейся безвоз
вратно утраченной коллекции купца Бессмертнова.
ПРИМЕЧАНИЯ
0 Анджей Сапковский, Nomen est Omen /имя есть знамение/
1 Пол Джонсон, "Современность"
2 Ромен Гари, "Ночь будет спокойной"
3. Из неопубликованного в газете "Первая молодость"
4 Яков Нейштадт, "По следам дебютных катастроф"
5 Александр Мирвис, "Выход в закрытый космос"
6 Амброджио Контарини, "Путешествие в Персию"
7 В.В. Похлебкин, "Международная символика и эмблематика"
8 Сальман Рушди, "Волосок Пророка"
9 Из неопубликованного в газете "Первая молодость"
10 Г.К. Честертон, "Перстень прелюбодеев"
11 Из "Повести временных лет"
12 Джеггер-Ричард, "Окрась все в черное"
13 Дж. Пэйдж - Р. Плант - Дж. П. Джонс, "Праздничный день"
14 Ван Чун /27 - 97 /104 г.н.э.
15 /сост. А.А. Демзер, М.Л. Дзюба/ "Домоводство"
16 Э.Ласкер из кн. Б.С. Вайнштейна "Мыслитель"
17 "Первая молодость", 2000 г, No2
18 сб. А.М.Смирнова, "Петухан Куриханыч", русские нар. сказки
19 Александр Снисаренко, "Третий пояс мудрости"
20 А.А. Алехин, "Междуродные шахматные турниры в Нью-Йорке
1924-1927"
21 Сергей Салмин, "Река с одним берегом"
22 Карл Ясперс, "Смысл и назначение истории"
23 В.М.Чиганашкин, "Красота физики"
24 В.И. Ленин и ВЧК, сборник документов 1917 - 1922
25 Пэйшенс Уэрт, из кн. Фрэнка Эдвардса "Странные люди"
26 Марк Алданов, "Истоки"
27 В.А.Иванченко, "Секреты вашей бодрости"
28 Майк Науменко, "В этот день"
29 Владислав Третьяк, "Наука и жизнь" 1975, "Ожидание
неожиданного"
30 Абрам Терц, "Голос из хора"
31 /под общ.ред. А.А.Беляева/ Эстетика.Словарь
32 Запись заключительной беседы Риббентропа с Молотовым 13
ноября 1940 г/ СССР-Германия 1939-1941 /
33 "Первая молодость". 2000, N.3
34 Александр Гуницкий, "Креол"
35 Немецко-русский словарь
36 "Первая молодость", 2000, N.23
37 Фрэнсис Сантаяна
38 "Первая молодость", 2000, N.40
39 Роджер Уотерс, "Еще один кирпич в стене, ч.2"
40 Ромен Гари, "Обещание на рассвете"
41 А.И.Нимцович, "Моя система"
Популярность: 6, Last-modified: Sun, 29 Jul 2001 16:26:07 GmT