---------------------------------------------------------------
     © Copyright Дмитрий Каралис, 1984
     Email: karalis@dk3775.spb.edu
---------------------------------------------------------------

      (повесть 1984 года)



     Я кормил ужином детей и изображал им, как ловят  в  Африке  тигров  для
зоопарков. Машка с Олегом  разевали рты, и я запихивал в них кашу. Вот тогда
и позвонил Крикушин. Это я хорошо помню.
     Дети  обрадовались.  Они подумали, что я  забуду про  ужин.  Но со мною
такие номера не проходят.
     - Я хочу к тебе заехать, - сказал Крикушин. - Дело есть.
     - Ты только тогда и заезжаешь, - сказал я. - Нет чтобы просто так... Ну
заезжай, заезжай...
     Я слышал, как он позвенел ключами от машины и повесил трубку.
     - Сейчас приедет дядя Сережа, - многозначительно предупредил я детей. -
Если вы не успеете все съесть, Степка не станет с вами играть. Он никогда не
играет со слабыми и непослушными детьми.
     Степка -  это  собака.  Если Крикушин  при машине, значит Степка с ним,
решил я. Дети обрадовались еще больше.
     Крикушин приехал через несколько минут и огорчил моих отпрысков. Пса он
оставил внизу, в машине. Сын с дочкой подняли вой, полагая, что я специально
пообещал им  Степку,  чтобы  они очистили  тарелки. Можно подумать,  это мне
надо, чтобы они съели кашу. Хотя,  если  разобраться, мне  тоже надо. И  еще
неизвестно - кому больше. Потому что  здоровые  дети  - награда родителям. И
наоборот.
     -  Если  бы  у тебя  была  выпивка,  тебе следовало бы выпить,  -  тихо
посоветовал  Крикушин, надевая тапочки. - Ты  бы лучше воспринял то,  что  я
тебе сейчас расскажу.
     С выпивкой он попал в точку: ее не было. Я взял из холодильника бутылку
нарзана, и мы пошли в спальню. Ну, спальня - громко сказано.  На самом  деле
это  конура  в  четыре  квадратных  метра, где стоят раскладной диван, стул,
торшер и журнальный столик.  Дети  спят  в два  этажа в гостиной. Гостиная -
это, сами понимаете, тоже условно.
     Я убрал со столика вязанье жены и поставил фужеры и бутылку.
     - Открывай, открывай,  - угрюмо поторопил меня Крикушин и сел напротив.
- Я написал три рассказа, и их напечатали, - помолчав, сказал он.
     - Поздравляю! - обрадовался я. - Наконец-то! А где?..
     Крикушин  поднял  на  меня  глаза.  Сквозь  тревогу  в  них пробивалось
озорство.
     - И они сбылись... Понимаешь? Сбы-лись!..
     - Документальные, что ли? - не понял я. - Очерки?..
     Я не очень  сообразительный человек, и  поэтому не стану описывать, как
Крикушин втолковывал мне, что произошло. Это долго. Лучше я  расскажу  суть.
Своими словами и с небольшой предысторией, чтобы представили, что за человек
Крикушин.
     Надо  сказать,  литературные способности  Крикушина  проявились  еще  в
школе. Я помню, как седая учительница литературы, обожавшая Есенина и Блока,
с волнующими паузами зачитывала притихшему классу его  сочинения на  вольную
тему.
     Крикушин  всегда писал на вольную тему.  В этом смысле он был неудобным
соседом по парте.
     Окончив школу с  золотой  медалью,  он без труда поступил  на факультет
журналистики, где и блистал в числе лучших до третьего курса, но потом вдруг
сник,  потерял интерес к  учебе,  рассорился  с  общественностью  и ушел  из
университета. В армию его не  взяли,  усмотрев в нем какие-то отклонения  от
нормы,  и  Крикушин три  года  присылал мне короткие весточки из  населенных
пунктов  с  неожиданными  и  смешными  названиями, где  неподолгу работал то
фотографом, то бакенщиком, то помощником лесничего, то конюхом. Казалось, он
хочет перепробовать все профессии.
     Несколько  раз  по  его   просьбе  я  высылал  ему  книги  с  мудреными
названиями,  которые   отыскивал  через  знакомого   букиниста.   Среди  них
запомнились Психология  как искусство профессора Шнейдера, в черном  кожаном
переплете, и сочинение господина Краузе  Астральный тонус, изданное два века
назад в Париже. Делал я для него в Публичной библиотеке и копии с журнальных
статей.  Что-то туманное  - концептуальное  понятие  времени,  бесконечность
пространства, квазиплоскости...
     С распухшей  трудовой книжкой и списанной  за непригодностью  из  цирка
собачкой Крикушин появился в Ленинграде и повел жизнь  тихую и задумчивую. В
том,  что  он  пишет, у  меня  не было никаких  сомнений.  В  его  крохотной
комнатушке,  которую он снял в облупившемся,  перекошенном  доме на Лиговке,
стоял бледный отсвет от разложенных повсюду бумаг.
     В  то время  Крикушин, что называется, сидел на хлебе и  воде. Ночью он
сторожил  за восемьдесят  рублей какую-то приостановленную стройку,  а  днем
писал,  рвал  написанное,  снова писал  и ходил  по редакциям с  обтрепанным
портфелем.  Новых  друзей  у него не  появилось, а  со  старыми  он почти не
встречался.  Зазвать  его  на   вечеринки  одноклассников,  которые  мы  еще
продолжали устраивать и  где его, гордость класса, с нетерпением ждали, было
невозможно.  Он  всегда  отговаривался  работой или, пообещав,  не  являлся.
Возможно, он опасался бесцеремонных вопросов более  удачливых  однокашников:
Где устроился? Ах, пишешь?.. Ну и что написал? Где тебя напечатали?..
     А его нигде не печатали...
     По  странному  стечению  обстоятельств в  первом журнале, куда Крикушин
принес рукописи  нескольких  своих  рассказов,  литконсультантом  сидел  его
бывший сокурсник, который успел обзавестись лайковым пиджаком, непроницаемым
взглядом  сквозь дымчатые очки и чувством причастности к литературной элите.
У  него готовилась  к изданию тощая книжица очерков о комсомольской стройке,
где  он  побывал в составе литературного десанта. Зарегистрировав рассказы и
продержав   их   более  месяца,   он   написал  Крикушину,   что   рукописи,
представленные Вами, к сожалению, не заинтересовали редакцию.
     Крикушин перевел дух, озлился и бросился атаковывать столичные журналы.
     Но все как об стенку горох...
     Его творческий запой кончился неожиданно.
     Вернувшись в начале сентября из отпуска, я  зашел  к Крикушину и застал
его  с перепачканными  сажей руками.  Он со  странной  ухмылкой  запихивал в
круглую печку исписанные листы бумаги. На пустом подоконнике синел корочками
новенький  студенческий билет.  Экс-циркач Степка, свернувшись  калачиком на
собранном чемодане, меланхолично смотрел в огонь.
     - Поступил  на  физмат,  -  коротко пояснил Крикушин.  -  Буду  жить  в
общежитии. Как ты думаешь, с собакой разрешат?
     Взгляд у него был вполне осмысленный и движения рук тверды.
     - А это?.. - кивнул я на открытую дверцу печки.
     - А-а-а, - поморщился Крикушин. - Пустое дело. Грехи молодости.
     Поступление Крикушина  на  физмат, практически без  подготовки, меня не
удивило.  С таким же успехом он  мог поступить и в иняз. Пятерки, как в один
голос признавались на выпускном вечере учителя,  ему ставились лишь  потому,
что нет шестерок.
     -  Но почему именно на физмат? - поинтересовался я, озадаченный  крутым
изменением курса. - А как же литература?..
     -  Требуется  проверить  одну  гипотезу,  -  Крикушин  бросил  в  печку
последнюю стопку листов, - имеющую непосредственное отношение к  литературе.
А это - не литература,  - безжалостно  сказал он, закрывая  линейкой горячую
дверцу...
     Первый рассказ Крикушина опубликовала многотиражка. В нем автор поведал
о  судьбе  тихого и  скромного  инженера  - Ивана  Ивановича  Мишкина,  взяв
прообразом  своего   коллегу  Гришкина.   Герой  рассказа   живет  спокойной
размеренной жизнью - ходит  на  работу,  чистит  дома  картошку,  выгуливает
собаку Альму, помогает  жене  стирать белье и  аккуратно  отсылает в Саратов
старушке маме свою квартальную премию. На работе он исполнителен, трудолюбив
и незаметен по  застенчивости  характера. Начальство вспоминает его  фамилию
лишь при составлении колхозных списков и графиков дежурства в дружине.
     Но  вот приходит  день, и  Мишкин оказывается на  высоте.  Ему поручают
расчет сложного узла  для нового прибора,  и  он,  подумав  несколько  дней,
предлагает  удивительное решение - сократить число деталей в конструкции  со
ста семнадцати до пятидесяти шести. Уменьшается вес, повышается надежность.
     Начальство  всплескивает  руками.  О Мишкине говорят  в  столовой  и на
совещаниях,  докладывают  министру.  На  узел  выдается патент, его закупают
разные страны,  а Мишкина назначают  руководителем  группы.  Но  прибавку  к
окладу он все равно отсылает матери, которая одна вырастила его в войну...
     Рассказ прочитали, поздравили молодого литератора с первой публикацией,
позадирались к Гришкину, узнав  его в герое рассказа: Ну что, Гришкин, скоро
патент  получишь? Ха-ха-ха... -  а через несколько дней  Гришкина  вызвали к
начальству и действительно поручили расчет сложного узла.
     -   Нам  не  обязательно  его  усовершенствовать,  как  в  рассказе,  -
дружелюбно улыбнулось начальство, - достаточно уложиться в срок...
     А  еще через неделю  по институту пронесся восторженно-удивленный слух,
что  Гришкин  представил  какие-то  хитрые  чертежи  и в  кабинете  главного
конструктора  идет  совещание,  где  раздаются  громкие  голоса:  Гениально!
Немедленно патентовать! Это надо же!..
     Совпадение,  решили все. Просто  совпадение. Крикушин написал  рассказ.
Гришкина заметили, поручили ему расчет, и он решил не упустить такой случай.
В    принципе,    если   хорошенько    помозговать,   можно    любой    узел
усовершенствовать...
     Чуть позднее Гришкина назначили руководителем группы, и  он  признался,
что  разницу в окладах будет отсылать  маме в Саратов. Им  с женой хватит, а
мать всю жизнь его одна тянула, пусть поживет на старости лет в достатке.
     Вот такие пироги...
     Вскоре Крикушин опубликовал в многотиражке еще один рассказ.
     Вчерашняя  школьница   Наташа   влюбляется   в   своего   сорокалетнего
начальника. Девушка стыдится пришедшего к ней чувства, запрещает себе думать
о женатом  человеке, который  годится ей в  отцы,  дерзит  ему,  сознательно
провоцируя  ответную  грубость,  плачет  по  ночам,  но  продолжает  любить.
Начальник  же   ни  о   чем   не   догадывается,  считает  Наташу   вздорной
девчонкой-акселераткой и пытается  от нее избавиться.  Но на одной вечеринке
пригляделся  к  этой  дикой колючке  с  распускающимися бутонами,  прозрел и
влюбился сам. Следует недельный круиз на белом теплоходе где герои запоздало
объясняются в чувствах, пьют  любовный нектар с  привкусом морского ветра  и
бродят меж сосен по островам. Вернувшись домой, начальник признается во всем
жене. Треск,  грохот  и выставленные  в коридор  чемоданы. Влюбленные  месяц
живут в  пустующей  квартире  холостого приятеля,  начальник  охапками носит
Наташе цветы - они стоят в вазах, банках и  ведре, вся квартира в цветах, но
вот возвращается хозяин,  и наши  герои  расстаются. Начальник,  не выдержав
слез жены, возвращается к семье, потупив взгляд. Наташа увольняется...
     Так все и  получилось в жизни.  Весь  институт с  напряженным интересом
следил за любовной мелодией, разыгрываемой по нотам Крикушина.
     После двух рассказов,  финал которых подтвердился  в жизни, отношение к
Крикушину изменилось. О нем заговорили как о человеке, обладающем непонятным
и загадочным даром. Нашлись люди, вознамерившиеся прибрать Крикушина к рукам
и  использовать.  Они зазывали  его  в  компании,  пытались  щедро  угощать,
всячески  заигрывали  с ним и нашептывали возможные темы новых рассказов - в
надежде, что,  написанные легкой рукой Крикушина, они сбудутся. Но  Крикушин
отнесся к назойливым ухаживаниям более чем прохладно.  А его независимый вид
в  сочетании  с молчаливостью были истолкованы как признак силы,  с  которой
следует обходиться весьма деликатно.
     Молодые  сотрудники стали  позволять  себе дерзкие шуточки:  Погоди,  я
шепну Крикушину, -  весело грозились они в  столовской очереди. - Он напишет
рассказ, где ты ломаешь ногу.
     Наиболее   нервные   и  впечатлительные   натуры   потребовали   ввести
обязательные публичные читки крикушинских произведений. Они волновались, что
в  печать проникнут рассказы  с нежелательными финалами. Предполагалось, что
это будет нечто вроде общественной редколлегии.
     Третий рассказ Крикушина появился в молодежной газете.
     Все  признали  его  феноменальным.  Но еще  более  феноменальными  были
последствия.
     Содержание  рассказа  таково.  В  кабинет  директора  одного  НИИ,  где
проводится  совещание, пробирается молодой  инженер и,  извинившись,  просит
выслушать его  по  очень важному делу. Выслушать именно сейчас, когда  все в
сборе.  Ну  что там у вас? - недовольно  морщится пожилой  руководитель. - И
вообще, кто вы такой?..
     Инженер называет свое никому не известное имя и,  прокашлявшись, просит
директора   уйти   на  пенсию,   уступив   кресло  ему.  Поднимается  ропот.
Присутствующие  воспринимают  это  как глупую  шутку  и  уже  хотят  вывести
молодого  человека под руки, полагая,  что он  под  хмельком  или повредился
головою. Директор жестом останавливает доброхотов. Вы полагаете,  что знаете
больше моего и сможете руководить институтом? - с иронией спрашивает он.
     Парень уверенно  отвечает,  что  да,  знает больше  директора  и сможет
руководить  институтом.  Замена  пойдет  на  пользу  делу.   Он  -  молодой,
эрудированный,  с  чувством  ответственности.  А  директор  закис   в  своем
кабинете, и последний научный труд, прочитанный им, -  собственная статья  в
отраслевом  журнале,   написанная  его   референтом.  Больно   видеть,   как
разваливается  институт, - говорит энергичный  инженер. -  Давайте проверим:
устроим  экзамен  с привлечением специалистов. И если я  окажусь слабее вас,
можете уволить меня и отдать под суд за хулиганство и оскорбление...
     Отступать директору  не к  лицу.  Тем более он  знает, что в  коридорах
шепчутся о  его закоснелости и надвигающемся маразме. Он поднимает брошенную
к  его  ногам  перчатку  и  назначает комиссию.  Хотя  его  свита  ропщет  и
отговаривает, уверяя, что  бродяга не может вызвать гвардейского  офицера на
дуэль.  На  самом  деле  они  боятся и за  свои места. Дай  только волю этим
молодым нахалам...
     Испытательная комиссия  относится  с пристрастием  к претенденту  и  не
может скрыть сочувствия к старому  гвардейцу. Парню предлагают  в уме решать
сложнейшие уравнения, а директору задают откровенно  шутейные вопросы. Вроде
того, сколько лет длилась Семилетняя война.
     Эту сцену Крикушин описал очень смешно.
     Кончается  тем,  что   молодой  инженер  проявляет  себя  эрудитом,   а
изнервничавшийся шеф засыпается. Он путает закон Ома  с теоремой Пифагора, а
из  всех  химических соединений вспомнил два  -  воду  и  спирт. Хотя  и  не
пьяница.  Три дня он переживает  свое поражение и  уходит  на пенсию.  Перед
уходом хлопочет о назначении молодого специалиста своим преемником. Молодым,
как говорится, дорога, старикам - почет.
     Так все в точности и произошло.
     К директору НИИ, где  работал Крикушин, пришел молодой  сотрудник  и  с
дерзкой улыбкой бросил  вызов. Ни он, ни  пожилой директор рассказа в газете
не читали. Один -  за  отсутствием  интереса к  молодежной прессе,  другой -
потому что явился  свергать своего начальника прямо из аэропорта, вернувшись
из долгой командировки.
     Про крикушинский рассказ  оба узнали  позже,  когда дело  было сделано.
Бывший  директор,  по слухам, сказал, что  такого не  бывает. Новый директор
заинтересовался  необычным   совпадением  и  встретился   с  Крикушиным.  Он
предложил  ему подумать  о сотрудничестве.  Имея цели  самые  благородные  -
навести порядок в институте.
     Надо ли говорить, что творилось в те дни в стенах этого солидного НИИ!
     Какая,  к чертовой бабушке, работа, если в информационно-математическом
отделе сидит парень, знающий наперед, что и с  кем случится завтра. Гришкина
он  двинул,  начальника  своего  втравил  в  любовную  историю  с  девчонкой
секретаршей,  а  теперь сместил директора  и  посадил  на  его место  своего
дружка. И все одним росчерком пера!
     Страшный человек...


     Теперь страшный человек сидел напротив меня. Я  выпил еще полстаканчика
нарзана и спросил, что Крикушин намерен делать дальше.
     - Я  взял  отпуск, -  ответил он.  - Самое время отдохнуть  и подумать.
Очухаться...
     Попросив не  задавать пока никаких  дополнительных  вопросов,  Крикушин
поинтересовался, нельзя ли ему пожить на нашей семейной даче.
     Я принес ключи и объяснил, где стоят баллоны с газом.
     - Только все между нами, - предупредил Крикушин. - Моя скромная персона
и так уже  привлекает повышенное внимание, - он сдвинул портьеру и осторожно
выглянул  в окно: - Слушай, Кирюха, а ты  не хочешь взять отпуск? Пожили  бы
вместе.
     Я сказал, что  с удовольствием составлю ему компанию,  если мне удастся
договориться  с женой. У нее со следующей  недели  отпуск, и мы всей  семьей
собирались ехать на Юг. Надо найти вескую причину, чтобы остаться. Я заверил
его, что вступлю с ней в переговоры, а потом приеду  его навестить и обрисую
обстановку.
     -  Ну,  вступай...  -  сказал  Крикушин и  укатил  на  своем стареньком
Москвиче, прихватив годовую подписку Веселых картинок моего сына.

     * * *

     На следующий день  я  приехал в нашу хибару  на  Карельском  перешейке,
оставшуюся нам с сестрой от родителей и именуемую дачей.
     Крикушин вытащил на улицу два шезлонга, и мы, усевшись в них, закурили.
Степка  с лаем  гонялся  за  бабочками.  От  поставленного  в тени  деревьев
крикушинского  Москвича  пахло  бензином.   Под   раскидистым   дубом  лежал
темно-зеленый сумрак.
     - Как дела? - спросил Крикушин. - В смысле отпуска?
     - Пока не знаю, - пожал я плечами. - Перебрал все варианты. Единственно
приемлемая  для моей жены причина, по которой я могу не ездить с ними на юг,
это подготовка к экзаменам в аспирантуру. Она меня давно туда толкает.
     - А ты?
     -  А  что я? Тема есть,  но боязно. Экзамены сдавать... И  потом  - все
отрицательные  герои почему-то всегда рвутся в аспирантуру. А положительные,
наоборот, горят  желанием пойти на  производство и  реконструировать  важный
народнохозяйственный объект.
     -  Угу,  -  согласился  Крикушин.  -  И  причем  без остановки  выпуска
продукции.
     Он задумался.
     -  Кирюха! -  неожиданно  сказал он  и посмотрел  на  меня с незнакомым
прищуром. -  Поступай  в аспирантуру!  Поступай! У тебя  должно  получиться!
Скажи жене, что берешь отпуск для подготовки к экзаменам, и приезжай сюда...
     Я выразился  в  том смысле,  что сказать-то недолго,  но  нужен будет и
результат.
     -  Да ты  что, хуже других?  - перестал  щуриться Крикушин. - Чего  там
сдавать-то? Ерунда.
     При  мысли  о  том, что  я  должен  дать  жене  обещание  готовиться  в
аспирантуру,  мне  стало  не по  себе. Я знаю свою натуру.  Взятые  обещания
действуют на меня угнетающе. Пока я их  не выполню,  они давят  на меня, как
рюкзак с  кирпичами. Сто раз  подумаешь, прежде чем  взвалить себе на  плечи
эдакую громадину. Но после ободряющих  слов Крикушина я, можно сказать,  уже
просунул руки в лямки тяжелого рюкзака. - Попробовать можно, - рассудил я, -
до экзаменов почти полгода...
     Меня успокаивала мысль, что если в отпуске я не налягу  на учебники, то
наверстаю потом. Зато отпуск проведу с Крикушиным. Про сбывающиеся  рассказы
мы узнаем не каждый день. И не каждый год. Это поважнее любой аспирантуры...
     В  тот же день  на даче неожиданно  появился  Меркурий.  Это  муж  моей
сестры.  Кажется,  такая  должность называется  свояк.  За  Меркурием прочно
укрепилось прозвище Уникальный. Или Уникальнейший.  В зависимости от степени
потрясения, вызванного его  очередным неординарным поступком. Сколько я знаю
Меркурия,  он жил  действием,  как  герой  приключенческого  романа.  Минуты
затишья  случались у него  лишь после очередной неудачной  аферы, когда он с
понурым видом ходил за женой, уговаривая ее не разводиться. Но и при этом он
умудрялся косить  хитрым  взглядом  куда-то вдаль,  где  ему  виделись новые
беспроигрышные аферы.
     Из его последних дел запомнились  добывание янтаря в штормящей Балтике,
когда  вместо  обещанных  пяти тысяч  он  заработал двустороннее  воспаление
легких,  и попытка хитроумного  обмена, в результате  которого все ближайшие
родственники должны были съехаться  под крышу двухэтажного особняка в центре
города, и  закончившаяся печальной встречей в кабинете у следователя,  после
которой всех нас чуть не лишили права на жилплощадь.
     Меркурий  работал  начальником   проблемной   лаборатории  в   каком-то
серьезном НИИ.  По его  словам, он появлялся  там лишь затем, чтобы надавать
пинков  ленивым  сотрудникам, подкинуть им  свежие идеи и получить зарплату.
Как ни странно,  сотрудники приходили от него в восторг. Я,  поначалу, тоже.
До тех пор, пока  он не потащил меня на  рыбалку, где попросил ассистировать
ему  в  испытании  электронного  устройства  для  вылова  рыбы.  Собственной
конструкции. Меркурий уверял, что стоит провода от этого устройства опустить
в озеро  и включить какое-то гам поле,  как рыбы в потрясающем  темпе начнут
выбрасываться на берег. Нам останется лишь подставлять рюкзаки.
     Для  начала  мы  глотнули с  ним по стакану  какого-то  фантастического
напитка,  изготовленного,   как   он   говорил,  по  старинным  рецептам,  и
перевернулись в лодке. Но это была еще не беда. Ночью оборвалась веревка, на
которой мы развесили  сушиться над костром одежду,  и мы остались при нижнем
белье  и  палатке.  Вру! Еще  остались соломенные шляпы,  ящичек с  катушкой
проводов  и  пять  рюкзаков,  припасенных  для рыбы.  Из  железного  ящичка,
испытание которого Меркурий решил все же провести, меня ударило неизвестного
происхождения  зарядом,  и  я продемонстрировал рыбам,  как они должны  себя
вести  в процессе  отлова.  Только  в  обратном  направлении. Меркурий потом
говорил,  что такого красивого прыжка он  никогда не видел. Но мой пример на
рыб не  подействовал.  Вода в озере шипела  и  булькала,  когда  Меркурий  в
одиночку  продолжил эксперимент, но ни  одна живность не  показалась на  его
поверхности. Может, они там все зарылись в ил, - не знаю.
     Прорезав  в  двух  рюкзаках  дырки  для  ног,  мы надели  их  на  манер
шортов-бананов, нахлобучили шляпы, покидали  в оставшиеся  рюкзаки палатку и
прибор  и,  чертыхаясь,  стали  пробираться  к  железнодорожной  станции  на
последнюю электричку. В этих средневековых нарядах нас и доставила милиция с
Финляндского  вокзала ко мне  домой. К  своей  жене ехать в таком диком виде
Меркурий побоялся. Моя, увидев нас, зарыдала.
     С тех пор я стараюсь держаться от идей Меркурия подальше.
     Он  часто приезжал на дачу и  жил  там  по нескольку дней, разбросав на
столах  чертежи,  бумаги  с  расчетами  и  окурки.  На  этот раз его  приезд
объяснялся потребностью в теплых вещах, оставленных им  зимой  после  лыжных
вылазок с семьею. Он собирался ехать на Камчатку. Селедочный контур далекого
полуострова манил его обилием топазов. По словам одного знакомого, топазовых
глыб там хватит на устройство  дороги  Магадан - Мурманск. Надо только знать
место.  Меркурий знал и ехал с  бригадой  вольных  первопроходцев в  надежде
привезти  пару чемоданов этого полудрагоценного камня. У него была припасена
специальная пила для разделки глыб на элегантные брусочки.
     -  Жена,  правда, против,  -  признался он, -  ремонт  в  квартире надо
делать. Но нам не впервой. А вы чего тут сидите? -  с подозрением оглядел он
нас. - Ждете, что ли, кого?..
     Мы  сказали, что  никого  не ждем, просто взяли  отгулы и  отдыхаем  от
трамвайного грохота.
     - Погода хорошая, - потянулся я. - Может, на пляж сходим?..
     - Да,  погода хорошая,  - эхом откликнулся  Крикушин. -  Может, на пляж
сходим. Искупаемся...
     -   Воздух   замечательный,   -  старательно  изображал  я   прекрасное
ничегонеделанье. - Птички, понимаешь, поют...
     - Да, птички поют, - соглашался Крикушин, листая Веселые картинки.
     -  Смотри,  Кирилл!  -  лукаво  улыбаясь,  погрозил  пальцем  Меркурий.
Очевидно, он  решил, что мы  кого-то ждем. И явно  не мужского  пола. - Жена
узнает - будет тебе на орехи!..
     - Не узнает, - сказал я. - С чего это она узнает?..
     - Ну ладно, - подмигнул он. - Дело молодое. А я поехал. А то, может, со
мной на Камчатку двинете?..
     Горько сожалея, что мы не можем составить ему компанию, я уже взялся за
рюкзак,  чтобы  проводить  Меркурия  до  станции,  но  тут  у калитки плавно
остановилась черная  Волга. Меркурий удивленно присвистнул  и, вспомнив, что
забыл топор, скрылся в доме. Степка зашелся лаем.
     - Нашли все-таки, - недовольно пробормотал Крикушин и пошел к машине.
     Выяснилось,  что  председатель  месткома  и  новый  директор,  которого
Крикушин предсказал в своем рассказе,  совершенно  случайно оказались в этих
краях  и,  заметив  с дороги Крикушина,  решили узнать,  как ему отдыхается.
Крикушин  с независимым видом  поговорил с ними, не приглашая на  участок, и
они уехали.
     - Теперь они от меня не отстанут. Будут просить  новых  предсказаний, -
неосторожно пожаловался Крикушин, возвращаясь и усаживаясь в шезлонг.
     Меркурий  в этот момент неслышно появился  на  крыльце и впился  в  нас
глазами. Его чуткий нос зашевелился.
     Играть дальше роль праздных отдыхающих стало бесполезно.
     Узнав,  что  мой  друг  и  есть  тот  самый  феномен,  о  котором ходят
невероятные слухи, Меркурий взвыл от восторга.
     - Черти! Что  же вы  молчали?!  А  я,  дурак,  чуть  было  не уехал  на
Камчатку!..
     Я сказал, что не понимаю причин, по которым он  вдруг  решил отказаться
от богатейших топазовых россыпей.
     - Да он же без меня пропадет! - воскликнул Меркурий. - Кто ему поможет?
Ты?.. Да  вас  обоих  облапошат и  заставят служить  на задних лапках! Такой
самородок надо беречь, как невесту перед свадьбой. К  нему  надо  приставить
человека железной воли и прозорливого ума!
     Далее из его рассуждений следовало, что он, Меркурий, и есть тот  самый
человек железной воли и прозорливого ума, который сбережет  талант и поможет
его развитию.
     Крикушин,  не  отличавшийся  деловыми  качествами,  с  некоторой  долей
робости и уважения посматривал на  моего свояка. Он знал  Меркурия,  но  еще
больше слышал о нем от меня. До  этого судьба не  сводила  их вместе больше,
чем на  час-другой. Нет,  кажется,  в  восьмом классе  мы  втроем  ходили за
грибами. Меркурий тогда только женился на моей сестре.
     -  Так-так-так...  -  задумался Уникальный. -  Кто  еще  знает  о твоем
таланте? - спросил он Крикушина. - И о том, что ты здесь?
     - О таланте знают все сотрудники института, -  ответил  я за него.  - А
про то, что он здесь, - мы и руководство института. Оно и приезжало.
     - Плохо, - хмыкнул Меркурий. - Как  в песне поется: И знает об этом вся
улица наша, и знает об этом вся наша страна...
     Он  нервно походил по  участку, заглянул зачем-то в колодец  и объявил,
что  ему и мне просто  необходимо сейчас, в трудную для нашего друга минуту,
быть при нем. Мы должны свернуть свои дела в городе и немедленно перебраться
на дачу.

     * * *

     Я съездил на работу и взял отпуск. Летом у нас в институте взять отпуск
не проблема.  Трудно осенью,  когда  на  полях области созревают картошка  и
всякие  корнеплоды. Тогда каждый научный работник  на учете. Даже больничный
лист расценивается как дезертирство.
     Жене  я  сказал, что  решил жить на  даче и  готовиться к поступлению в
аспирантуру.
     - Наконец-то!  -  радостно  всплеснула руками  жена.  - Ты  становишься
мужчиной!
     - Нормально,  - сказал я. - У  меня двое детей,  а я только  становлюсь
мужчиной. Нормально...
     - Да  ну  тебя!.. Я же образно. Ты твердо решил  с аспирантурой? Только
держись подальше от Меркурия. Где он сейчас?..
     Я сказал, что, кажется, перепиливает топазовые глыбы на Камчатке. Такая
дистанция  показалась  жене  безопасной.  Она успокоилась  и  даже  не стала
звонить моей сестре - проверять.
     Достав через знакомых билеты на симферопольский поезд, я отправил семью
на юг.
     -  Молодец!  -  похвалил Меркурий.  -  Куда  бы и  мне  свою  сигуранцу
отправить?..
     Он имел в виду  мою сестру  - Ольгу. Способам, к которым она прибегала,
разоблачая  аферы  своего  мужа,  могла бы  позавидовать  не  только  тайная
румынская  полиция,  канувшая в  Лету, но и  легендарный майор Пронин. Самое
удивительное,  что  изощренные  проверки  и  контрпроверки, очные  ставки  и
клятвенные  заверения,  которые  Ольга вырывала из уст  Меркурия,  не давали
ощутимых  результатов.  Раскаявшись  под  тяжестью  неопровержимых  улик   в
содеянном, он на несколько дней затихал, ходил с дочкой в зоопарк и исправно
мыл посуду.  Бдительность жены притуплялась. Она на радостях покупала билеты
в театр  и обещала  знакомым всей семьей прийти в гости.  Но  в  назначенное
время  Меркурий звонил домой по телефону  и  радостным голосом сообщал,  что
напал наконец-то на золотую жилу.  Сегодня  вечером у него состоится деловая
встреча со  священником  одной пригородной церкви, в  которой он  собирается
сорвать  подряд  на  огромную  сумму   по  изготовлению  надписей  и  узоров
светящейся краской. Поэтому  в  театр  он пойти  не  сможет. Нарядившаяся  в
вечернее платье Ольга мигом вскипала от такого вероломства и шипела в трубку
- так, чтобы  не слышала дочка, -  что ей надоела такая безалаберная жизнь и
завтра она подаст на развод.
     Меркурий приходил поздно ночью и, пытаясь обнять еще не заснувшую жену,
обещал  ей с религиозной халтуры норковую  шубу  и французские  духи. Верное
дело, -  убедительно  шептал  он.  -  Священник почти  согласился.  Осталось
получить  разрешение  епархии,  и  можно разводить краски и шить  мешок  для
денег.  Меньше  десяти  тысяч  я со  служителей культа  не  возьму.  Ты меня
знаешь... Жена резко отстранялась, но вскоре уже курила с Меркурием на кухне
и шепотом  наставляла его, как  вести  дальнейшие  переговоры с прижимистыми
церковниками, и прикидывала, какую именно шубу она купит.
     Дело, как  всегда,  кончалось ничем. Меркурий  изводил  массу денег  на
представительские расходы, уверяя жену, что там,  под  куполами, тоже берут,
но не коробками и кульками,  а ящиками и вагонами, и,  проболтавшись неделю,
как бы между прочим сообщал об отказе епархии от модернового  оформления. Но
это  не  беда  -  он  не  терял  времени  даром  и  выведал  местонахождение
заброшенной  часовенки,  где  зарыто золото, и на  двадцать  пять процентов,
полагающихся находчику клада, он купит ей не только шубу, но и Жигули. Ольга
в гневе хватала бумагу и бросалась писать очередное заявление на развод.
     - Пиши, пиши, - задумчиво разглядывая карту, говорил Меркурий. - Только
учти, что с клада бывшим женам алименты не полагаются...
     Заявлений на  развод Меркурий показывал  мне штук  тридцать. Они у него
хранятся в специальной папочке.
     Героический  человек моя сестра.  Как  она еще не рехнулась  от  своего
Меркурия - уму непостижимо.
     Сплавить куда-нибудь жену и полностью развязать  себе руки Меркурию  не
удалось. Он поехал домой  и, к немалому удивлению Ольги, сообщил,  что решил
серьезно взяться за диссертацию. За топазами он не поедет. Ну их в баню, эти
топазы.  Надорвешь   здоровье,  а  потом  еще   посадят.  Ольга,   глядя  на
долгожданное превращение  мужа, чуть  не прослезилась. Меркурий  заявил, что
отпуск  проведет на даче, полностью посвятив  себя диссертации. Это все-таки
престиж и твердый заработок в будущем. Хватит щадить себя! Он будет вставать
с  рассветом, ложиться с закатом, пить ячменный  кофе и делать гимнастику по
системе йогов. Месяц  - и диссертация готова. Пусть Ольга  не волнуется и не
отвлекает  его своими  приездами. Он будет появляться  раз  в  неделю, чтобы
помочь ей по хозяйству и помыться. А ремонт немного подождет.

     * * *

     Приехав на дачу, Меркурий сразу захватил инициативу.
     - Что  такое  люди? -  начал он  краткий  экскурс  в психологию. -  Это
существа,  замкнувшиеся  в  скорлупах  своих  понятий.  Все  заштампованы  и
закомплексованы так  называемым  жизненным опытом.  Большинство предпочитает
иметь  синицу в  руках. И,  боясь ее  потерять,  живут  скучно и  осторожно.
Сковывают свой разум и фантазию сиюсекундными нуждами. Людей вроде  меня,  с
размахом мысли, - единицы. Ну, может быть, десятки...
     Далее следовали примерно следующие рассуждения.
     Люди  врут близким, дальним и самим себе. И  от этого все  беды.  Боясь
потерять  то,   что  имеют,   растяпы  вроде  нас  с  Крикушиным  занимаются
искуснейшим  самообманом.  Они  выбирают  жизненную  философию,  которая  не
повышает кровяного давления.  А  в своих  неудачах  винят  обстоятельства  и
других людей. И  каждый считает себя правым. На Земле пять миллиардов людей,
и  каждый  из них считает, что прав именно он,  а остальные болтаются у него
под ногами и только мешают жить. Это смешно. И печально.
     Вот Крикушин. Природа отвалила ему феноменальный дар. Нет, он, конечно,
в чем-то молодец. Не прохлопал ушами, вовремя усек, что к чему. Но все равно
болван. Потому что мямля. Это сразу видно. Он не знает,  как воспользоваться
своими возможностями. У него нет идеи.
     Дальше. Взять нашего Кирилла. (Это, значит, меня.) Предел его  мечтаний
-  аспирантура,  кандидатская и место столоначальника в дремотном отраслевом
НИИ. Дом - работа, работа - дом...
     Мы молчали. Я  - потому,  что привык к  подобным рассуждениям Меркурия.
Крикушин - скорее всего, из вежливости. Он сдержанно улыбался. А  может, ему
нравилась  полушутливая  беспощадность,  с  которой  Меркурий вскрывал  нашу
сущность.
     Затем Меркурий коротко изложил свою концепцию.
     Первое. Не надо дергаться. Если три сбывшихся  рассказа - не  случайное
совпадение, что маловероятно, то пророческие способности никуда не денутся.
     Второе.   Никаких   контактов  с  официальными  инстанциями.  Полнейшая
конспирация. Абсолютное  отрицание  возможностей  предсказания. Лучше вообще
прикинуться  глухонемым. Только при таких условиях есть  надежда  на свободу
творчества.  Иначе   Крикушин  попадет  в  руки  горе-ученых,  его  обвешают
датчиками  и, промурыжив полгода в  какой-нибудь  клинике без права передач,
приставят  к предсказанию погоды  и  лесных  пожаров в  пустынях  Туркмении.
Восемь  кандидатов наук  станут докторами, два доктора - академиками, а тот,
который  держал провода,  напишет  статью  в  журнал  Знание -  сила.  Таким
образом, Крикушин будет принадлежать не себе, а народному хозяйству.
     Третье  и последнее.  Меркурий готов взять на  себя шефство и опеку над
Крикушиным. Его железная  воля и  свободный ум в сочетании с организаторским
талантом дадут отличные результаты.
     Действовать они будут по  обстановке, привлекая для  консультаций  меня
как ближайшего  друга и соратника.  Никто,  даже  сам  Крикушин, не  в силах
предсказать  возможные  последствия  свалившегося на  нас  счастья.  Поэтому
придется лавировать и прокладывать курс по обстоятельствам.
     Произнеся  тронную  речь,   Меркурий  дал  нам   время  на  обдумывание
предложенного им сценария и, напевая, ушел на кухню варить яйца  вкрутую. Он
дня не мог  прожить без яиц и  поедал их в огромном количестве.  Может быть,
именно  в вареных яйцах  содержится вещество, стимулирующее смелые идеи?  Не
знаю... Меркурий  возил  с собой яйца,  как  сердечник валидол.  Стенки  его
портфеля заросли налипшим желтком, а на дне постоянно хрустела скорлупа.
     -  Деловой мужик, - оценил Крикушин. - Немного резковат в суждениях, но
с ним не пропадешь.
     - Но и горя хватишь,  - хмыкнул я и спохватился :  - Если,  конечно, не
сдерживать.
     -  Лично мне он  понравился, - поглаживая Степку, сказал Крикушин, -  Я
его  таким и представлял.  Берем в компанию. Действительно,  неизвестно, что
ждет впереди. А у него хватка. Плюс интеллект. Хороший парень...
     Разубеждать  друга  в  достоинствах Меркурия  мне  не хотелось. В конце
концов, ему виднее. Он  может  предсказывать  события.  Я же  способен  лишь
высказывать сомнения, глядя на мир из скорлупки своего опыта.
     Но сердце екало...
     Меркурий занял маленькую комнатку за печкой; я разложил надувной матрас
и книги на веранде; Крикушин облюбовал  себе светелку на чердаке, где стояли
скрипучий   диван   и   письменный  стол  с  инвентарной   биркой  какого-то
домоуправления.
     Степка  оставил  за  собой  право  устраиваться  на  ночлег  по  своему
усмотрению.

     * * *

     Меркурий  внимательно  прочитал все три рассказа  Крикушина и деликатно
поинтересовался технической, так сказать, стороной дела. Как ему удается?
     И получил деликатные и скупые ответы.
     Это напоминает настройку телевизора. Сначала  полосы помех, шум, треск,
и  наконец выплывает картина.  Она оживает. Люди думают, говорят и совершают
поступки. Я смотрю маленький  фильм. Затем беру ручку и с  помощью известных
мне  слов и восьми знаков препинания записываю на бумаге увиденное.  Это  не
трудно. Самое сложное - увидеть картину... - пояснил Крикушин.
     -  Да-да-да!.. -  восторженно  зашептал  Меркурий.  -  Я  так  и думал.
Трансформация  гиперполя в  квазиплоскость. Гениально! А если  ты не опишешь
увиденного, оно все равно произойдет?
     Крикушин недоуменно посмотрел на Меркурия.
     - Конечно,  нет...  Ведь мотор  не заработает, если не  подать искру  в
цилиндр?  Или горная лавина -  она  же не сорвется,  если ее не потревожишь.
Верно?..
     Меркурий затряс головой:
     - Верно, верно... Иными словами: если  ты увидишь картину и опишешь ее,
то так оно и случится?
     - Да. Но есть явления, которые я не могу увидеть. Например... Ну вот...
Я бы хотел всеобщего счастья! Но как такое представить? Все идут взявшись за
руки и поют? Так, что ли?.. Пока мне удаются лишь отдельные судьбы, эпизоды,
маленькие зарисовки, - скромно сказал Крикушин.
     -  Прелестно!  - крутанул головой  Меркурий. - Вот она, сила  печатного
слова. Я всегда подозревал, что мысль материальна, а печать - один из этапов
ее материализации. Со всеми вытекающими последствиями!
     Степка с  урчанием наскакивал  на крупного  розового червяка  и  крутил
головой в ожидании диалога.
     Установившаяся тишина  в  комнате  за  печкой  наводила на  мысль,  что
Меркурий генерирует сверхидею.

     * * *

     Шила в мешке не  утаишь.  И на чужой  роток не  накинешь платок.  Конец
нашей конспирации наступил довольно неожиданно.
     Крикушин взял Степку и пошел с ним прогуляться в лес. Когда он подходил
к озеру, из кустов шагнула к нему  девица  в махровом  халате и без обиняков
попросила устроить  ее личную жизнь  с  композитором Эдиком. Дерзко  глядя в
глаза Крикушину, она  поигрывала  пуговкой халата и обещала  расплатиться за
услугу в любое время, хоть  сейчас  - авансом.  Крикушин выдержал нескромный
взгляд и предложил ей совершенно бесплатно новеллу: муж-пьяница, пожизненная
сексуальная  неудовлетворенность   и  добровольное  заточение   в  Печорский
монастырь.
     - Вы бы видели, как она бежала! - рассказывал Крикушин.
     Я  высказал  мнение,  что  ему  следовало  прикинуться  глухонемым  или
иностранцем. В целях конспирации.
     -  Великолепно! -  перебил меня  Меркурий и заметался по веранде. -  На
ловца и зверь бежит. Начинается!..
     Его слова оказались пророческими.
     Вечером бдительный  Степка  лаем поднял из канавы  около нашего  забора
румяного толстячка в джинсах. Толстячок шикал на беснующегося Степку и делал
вид, что оказался в канаве совершенно случайно.
     - Нормально! - прокомментировал Меркурий. - Клиент готов.
     Чуть  позднее мимо дачи на  малой  скорости  проехали  вишневые Жигули.
Пассажиры, высунувшись в окна, таращились на наш домик.
     Сомнений  не возникало:  мы оказались  под наблюдением.  Вокруг  нашего
участка  стали   прохаживаться  люди  с  подчеркнуто  безразличными  лицами.
Потрескивали кусты за забором. Степка метался. Меркурий потирал руки.
     - Готовьтесь,  маэстро!  - подмигивал он Крикушину. - Вас ждут  великие
дела  и  сказочные  гонорары.  Это  обещаю  вам  я,  коммерческий   директор
предприятия, - по его лицу блуждала плутовская улыбка.
     Крикушин равнодушно  слушал Маяк  или  разгадывал  кроссворд  в  старом
журнале Театральная жизнь. К перу и бумаге он не прикасался.
     Я чинил подгнившее крыльцо и пытался представить, чем все это кончится.
     В  леске,  неподалеку от нашего дома,  появились палатки. Всю ночь  там
горели костерки и хлопали автомобильные дверцы.
     Как  поведал нам всезнающий Меркурий,  про Крикушина  уже ходили  самые
фантастические слухи. Его  называли  и каббалистом, способным  предсказывать
судьбы,  и  лицом,  близким к внеземным цивилизациям,  и просто человеком со
связями,  который за соответствующую плату может  устроить  все, от  дачного
участка в  престижном районе до места кладовщика в солидном ресторане; нужно
только передать ему три конверта  - с  деньгами, со своим желанием и  пучком
волос с собственной макушки.

     * * *

     Вскоре на нашу дачу началось паломничество...
     Крикушин затаился в  своей светелке.  На правах коммерческого директора
переговоры  вел  Меркурий. Я присутствовал как член наблюдательного совета и
старался придать своему лицу значительное выражение.
     Первыми заявились  трое мужчин в элегантных костюмах. Но переговоры вел
один - пожилой брюнет с поседевшей щеточкой усов.
     Желаний, как  в  сказке,  было  три.  По  числу  лиц,  чьи интересы  он
представлял, включая самого себя.
     Сославшись на  интимный характер  устремлений, усатый гражданин изложил
только свое.
     Блестя  глазами  и  стараясь  сдерживать  эмоции,  он  просил  написать
любовный  рассказ про него и популярную певицу. Лучше, конечно, повесть.  Но
можно и  рассказ. Там  должно  быть  кругосветное  путешествие  с заездом на
Канарские острова, банкет для всех друзей на Мадагаскаре и посещение родного
селения, где певица дает  концерт, посвященный своему  возлюбленному Илико -
так звали просителя. Но это не все. На каждой странице должен присутствовать
секс. Как в порнографическом журнале. Вот они в спальне, вот в голубой ванне
фешенебельной  гостиницы, вот на  корабле... Такому темпераменту можно  было
только позавидовать. И  пожалеть неплохую, в общем-то, певицу,  если по воле
Крикушина толстячку с волосатыми руками удастся наладить с ней контакт.
     - Нормально, - выслушав заявку, оценил Меркурий. - А вы с ней знакомы?
     -  Нет, - признался Илико. - Сначала надо знакомить. Все за мой счет. И
вам сделаю хорошо...
     Меркурий  стоял, низко опустив голову.  Он  задержал дыхание, чтобы  не
рассмеяться. Я  делал вид, что разглядываю вершину дерева за его спиной. Мне
хотелось заржать от восторга.
     Меркурий перевел наконец дыхание и пообещал довести до сведения маэстро
основу  сюжета. Маэстро сейчас очень  занят работой,  но  Меркурий попробует
уговорить его  взяться  за  эту  искрометную  вещь.  Гарантии  не  дает,  но
попробует. В случае удачи секс придется сократить. Из цензурных соображений.
Может быть, свести его в печатном варианте до двух-трех невинных поцелуев, а
когда события начнут разворачиваться в жизни, - не теряться и брать свое.
     - А если не получится? - огорчился Илико.
     Меркурий развел руками.
     Слушание двух других желаний было отложено до вечера.
     Проводив гостя,  Меркурий  небрежно  бросил на стол  пятидесятирублевую
купюру, свежую, как майская листва.
     Это за то, чтобы я не забыл изложить сюжет маэстро....
     Мы с ним загоготали.

     * * *

     Крикушин  отнесся  к  нашей  инициативе  скептически.  Более  того - он
выразил неудовольствие по поводу ухваченного Меркурием аванса.
     Я почувствовал себя виноватым.
     Получалось, что мы собираемся захомутать Крикушина, греться в лучах его
славы и кормиться за его счет. Он этого не сказал. Это я так подумал.
     Меркурий рассудил иначе.
     -  У  тебя  есть  долги?  -  напрямик спросил он  Крикушина,  когда  мы
расселись, чтобы обсудить создавшееся положение.
     Вопрос попал в больное место. Крикушин замялся.
     - Есть, - неохотно признался он. - Ну и что?..
     - Много? - давил Меркурий.
     Крикушин,  смущаясь,  назвал цифру.  Это  были не  рубли с  трамвайными
копейками. Меркурий присвистнул.
     - И как ты думаешь отдавать? Я чисто по-дружески спрашиваю.
     Крикушин сказал, что  осенью собирается взять  отпуск  за  свой счет  и
съездить на халтуру.  Он мастерски  клал любые печки и вновь вошедшие в моду
камины.
     - Перезайму, в конце концов. Как-нибудь выкручусь...
     - Идиот... -  беззлобно выругался Меркурий и отодвинул от себя чашку. -
Я удивляюсь: что за поколение  в коротких штанишках плетется вслед за нами и
брякает ночными горшками? Вы уже прожили по четверти века, а все как дети...
     Меркурий разносил в пух и прах нашу непрактичность, подводя Крикушина к
мысли, что бескорыстные  упражнения в литературе - хорошо,  но платные - еще
лучше.
     Я соблюдал нейтралитет. То есть попросту молчал.
     Крикушин рассеянно крутил на пальце сушку с маком.
     - Надо быть идиотом, чтобы упустить такой случай! -  гремел Меркурий. -
Ты  сам не знаешь  себе цены!  Талант  -  не то слово. Ты гений!! Феномен!!!
Неопознанное  явление  природы! Тебе надо  платить  как  космонавту  и  даже
больше. По сто рублей за запятую.
     Из его рассуждений следовало, что Крикушину просто  необходимо отобрать
несколько  сюжетов  из  тех, которые предложат  просители,  оплодотворить их
своей таинственной энергией и, получив  щедрые гонорары,  раздать долги. Для
начала.
     -  У  меня  может  не  получиться,  -  колебался  Крикушин.  -  Они там
напридумывают...
     - Отредактируем. Подправим, - убеждал Меркурий.
     -  А почему ты решил, - Крикушин с хрустом сломал сушку, - что  удастся
раздать долги?
     -  Я в этом уверен! -  воскликнул Меркурий и перешел на шепот: - Прости
меня, но знать, что ждет человека в жизни... Это охо-хо! Это тебе не прогноз
погоды. А уметь подтолкнуть события к развязке - это охо-хо в квадрате!..
     -  Но  это не честно,  -  помолчав,  сказал  Крикушин.  - Какое  я имею
право...  Нет, если браться, то только за сюжеты, приносящие людям пользу, а
не выгоду.
     Меркурий сказал,  что  именно  такие  сюжеты он и имеет в виду.  Только
приносящие пользу.
     - А не посадят? - усомнился я в юридической чистоте затеи.
     - По какой статье? - удивленно поднял плечи  Меркурий. - Мошенничество?
Но  мы  не собираемся  злоупотреблять доверием граждан:  все гонорары только
после исполнения желаний. А авансы, - он кивнул на зеленую бумажку, прижатую
сахарницей, - всем  писателям положены. Взятка тоже не  подходит. Наш уникум
не должностное лицо. И потом, - покровительственно взглянул на нас Меркурий,
-  я  не  допущу, чтобы маэстро  занимался такой  прозой,  как  деньги.  Его
призвание - творчество.  Все финансовые дела и всю ответственность я беру на
себя. Взаимоотношения с прессой тоже.
     Крикушин побродил  по веранде, потрогал остывающий чайник и сказал, что
попробовать, конечно, можно. Но только попробовать. Раздать долги и баста.
     - Естественно, - успокоил его Меркурий. - Только разомнем перо и мозги.
Зарываться   не  будем.  Твоим  способностям   мы  найдем  более   достойное
применение.
     Какое именно, он не сказал.

     * * *

     Сюжет с  певицей,  который  мы тут же, за столом, пересказали, Крикушин
забраковал.
     - Чушь собачья, - заявил он. - Все будет  совсем не  так. Пока не знаю,
как именно, но не так. Я не допущу, чтобы мою любимую певицу тискал какой-то
паучок.
     Меркурий вернул огорченному Илико деньги.
     - Маэстро занят африканскими  делами, - объяснил он. - Там сейчас самые
горячие точки на планете.
     Следующим за  помощью  обратился  маленький человек  с бледным лицом  и
бегающими глазами. Он напоминал мышонка.
     Мышонок  просил безотлагательно написать что угодно - рассказ, повесть,
юмореску, басню, стишок, - лишь бы  они пускали по ложному следу ОБХСС,  уже
заинтересовавшийся  его персоной. Он принес  с собой список фактов,  которые
Крикушин  должен был  опровергнуть. Свернутый в  трубочку  листок  с фактами
помещался у него в ноздре.
     -  Иначе  мне  тюрьма,  -  горестно  шептал  он.   -   Закроют  лет  на
пятнадцать...  Одного уже  взяли, второй на  подписке, третий  в бегах... Не
сегодня-завтра ко мне придут. Отдам все, что угодно, только напишите. Ведь я
же хороший, - неожиданно захныкал он. -  В детстве  марки собирал. Собачка у
меня была Жулька...
     - Дети есть? - внимательно разглядывая  нервного человека,  осведомился
Крикушин. И прикрыл глаза.
     - Есть, - размазывая по лицу слезы, кивнул страдалец. - Они ни о чем не
догадываются.  Знают, что я  неудачник и за сто рублей работаю во вторсырье.
Брюки мне со стипендии подарили, - он судорожно всхлипнул, - губную гармошку
на Новый год...
     - Может, лучше  о детях подумать?  - открыл глаза Крикушин. - Чтобы они
никогда не узнали, какой у них отец? Якобы  вы отправляетесь со спецзаданием
на пятнадцать лет за границу? Они будут вами гордиться.
     Усталый человек перестал плакать и обвел нас непонимающим взглядом.
     - При чем здесь дети? - воскликнул он. - Дети-то при чем? Мне же тюрьма
грозит, а не детям!..
     Крикушин выпроводил  его, посоветовав идти с  повинной и беречь  губную
гармошку - в ней он найдет единственную утеху.
     -  Да! - потрясенно хмыкнул Меркурий, когда страдалец  ушел, получив от
нас обещание сохранить  его  визит в  тайне. - Представляю,  сколько  бы  он
отвалил за уклонение от отсидки...
     - А в принципе, ты бы мог его спасти? - осторожно спросил я Крикушина.
     -  В  принципе - да! - не колеблясь,  ответил  он. И  нагородил длинное
предложение   из   медицинско-математических   терминов.   Меркурий   только
восхищенно  крякнул.  -  Но  он  послезавтра   пойдет  с  повинной  и  сдаст
наворованное. Польза?.. Польза!
     Веселенький талант прорезался у моего друга,  -  подумал я. - Захочет -
от тюрьмы спасет. Захочет - посадит...

     * * *

     На  следующее утро к нам явился  молоденький милиционер.  Он беспокойно
озирался и одергивал  новенький  китель. Меркурий вышел из дома с физической
энциклопедией  под  мышкой  и  приветствовал его красивым кивком. На нос  он
нацепил очки в металлической оправе.
     -  Кирилл,  ты не  помнишь, чему равна  постоянная Планка? Без нее я не
могу посчитать эффект Доплера, а мне нужно готовить доклад к симпозиуму...
     Крикушин на память назвал константу  и, сев  в шезлонг, беспечно подпер
голову ладонью.
     -  Благодарю,  благодарю,  -  Меркурий вернулся в дом и, поправив очки,
устроился у окошка.
     Из   разговора  выяснилось,   что   милиционера  прислало   начальство.
Разузнать, что происходит  на  нашей даче. Почему толпится  народ,  и кто мы
такие.
     Проверив наши документы, милиционер извинился. Оказалось, что его зовут
Гриша. Он недавно работает в милиции и еще плохо знает свой участок.
     - Я  сразу после демоби... - начал объяснять он, но тут Степка встал на
передние лапы  и, дрыгая  в воздухе задними, с рычанием двинулся  на него. -
...би-би... - забибикал милиционер, отступая, - ...бибилизации...
     - Цирковая собака! - гордо представил я Степку.
     - Понятно,  - недоверчиво  проговорил Гриша.  - А что  народ  толпится?
Костры по  ночам жгут. Ажиотаж,  понимаешь, как за  туалетной бумагой. Из-за
пса, что ли?..
     Проклиная удравшего Меркурия,  я объяснил,  что наш друг - писатель, он
проводит здесь свой отпуск. Может  быть, это его поклонники? Вчера приходили
трое за автографами... Мы этих людей не знаем, спрашивайте у них.
     - Писатель? - переспросил Гриша и строго  посмотрел на Крикушина. - А в
удостоверении записано - инженер.
     - Он и есть инженер, - кивнул я. - Инженер человеческих душ.
     - Химичите вы что-то, ребята, - запутался Гриша.
     Я стал объяснять и запутал Гришу еще больше.
     - Все ясно,  -  махнул он рукой. - Стенгазетчик.  Будущий  писатель. Но
работает инженером. - На прощание он пожелал Крикушину творческих успехов. И
попросил вести себя так, чтобы все было, как в танковых войсках.
     - Да-да, я прослежу,  -  пообещал Меркурий, выходя из дома с папкой, на
которой красным фломастером было выведено: Глава I. - Я буду здесь вплоть до
отъезда на симпозиум...
     -  Теперь  все  ясно, - улыбнулся  Гриша, открывая  калитку. -  А  то я
спрашиваю: почему живете  в палатках около дачного поселка? А они пугаются и
говорят: культурно отдыхаем.  Я же  их  не гоню... Сразу бы признались,  что
поклонники. Автографы, так сказать...
     После   ухода  милиционера  Гриши  мы  решили  направить   Меркурия  на
переговоры с обитателями палаточного городка.
     - Мне только корреспондентов не хватает, - невесело пошутил Крикушин. -
Чтобы они спрашивали о дальнейших творческих планах.
     Меркурий  вернулся  через   пару  часов.  От  него  попахивало  хорошим
коньяком. Закурив длинную коричневую сигарету, он доложил обстановку.
     Во-первых,  он организовал  инициативную группу.  Затем  провел  выборы
председателя, а тот назначил себе  двух заместителей. Заместители  составили
список желающих  пообщаться  с Крикушиным и  поведать ему о  своих жизненных
невзгодах. После составления списка,  как сказал Меркурий, сразу стало тихо.
Сказалось уважение народа к очередям.
     Дальнейшие переговоры он вел непосредственно с председателем. Его звали
Михаилом   Арнольдовичем.  Меркурий  выдвинул  следующие  условия:  глубокая
конспирация, никаких палаток и костров - лагерь должен  исчезнуть.  Два часа
на сборы.  Все контакты на нейтральной территории. Можно в лесу. Но лучше  в
лодке,  на  озере.  В  оговоренное время Меркурий  берет  напрокат  лодку  и
отплывает от берега.  К  нему забирается  Михаил Арнольдович и докладывает о
возможном кандидате в герои литературного произведения. Меркурий выслушивает
наброски  сюжетов и  доводит  их до сведения... хм... одного  человека. Этот
человек сам решает вопрос о возможности написания  рассказа.  Если сюжет его
заинтересует, он пригласит будущего героя на собеседование.
     Вопрос   о   вознаграждении  будет   рассматриваться  индивидуально,  в
зависимости  от особенностей  сюжета. Ставок,  понятно, на такие  деликатные
услуги не установлено.
     В  случае  нарушения  условий  конспирации  мы  прерываем  все  связи с
инициативной группой и переезжаем в другой город.
     После исчерпывающего доклада состоялись короткие прения.
     Крикушин  поблагодарил Меркурия  за  участие  в его судьбе  и  попросил
тщательнее  отбирать  сюжеты. С тем, чтобы  не  тратить нервную  энергию  на
дураков и авантюристов. Он также предостерег Меркурия от увлечения деньгами.
     -  Не в  них счастье, -  сказал он, теребя Степку за ухо.  - Достаточно
выйти на  сумму долгов. А  что останется, пойдет в общий котел. Писать явные
небылицы,  даже за  большие деньги, я не намерен. От литературы должна  быть
польза! Польза, а не выгода!..
     Затем высказался я.
     Я тоже одобрил основные принципы взаимоотношений с инициативной группой
и выразил надежду, что у нас будет порядок, как в танковых войсках. Как учил
милиционер Гриша.
     Меркурий уверил, что так и будет.
     - Втроем и батьку веселей бить, - напомнил он.
     Отправившись вечером на разведку, я обнаружил на месте недавнего лагеря
залитые  головешки  и  пустые консервные банки. Степка  с фырканьем  обнюхал
стоянку и пустил струйку на колышек от палки.

     * * *

     Мы зажили  относительно спокойно. Хождения вокруг участка прекратились.
Я привез  из города пишущую  машинку Москва, взятую в прокате,  и  две пачки
бумаги - на  тот случай, если Крикушин впадет в азарт и возьмется, например,
за роман.
     Каждое утро Меркурий ходил на озеро  и,  вернувшись, передавал наброски
возможных сюжетов. Крикушин их безжалостно браковал.
     Боже  мой! О чем мечтали люди! Большинство желаний не выходило за рамки
квартирно-служебного благополучия.
     Характерно, что если речь шла о пятикомнатной квартире с фонтанчиком  в
прихожей и видом на залив, то проситель обитал вовсе не в рабочем общежитии,
на кровати  с дзинькающей сеткой.  Мечтающие  о вишневом  форде-мустанге или
жемчужных  тонов мерседесе  не давились по утрам в автобусах, а разъезжали в
приличных отечественных автомобилях. Крикушин специально интересовался.
     Что удивительно - никто не просил  послать его в  край вечной мерзлоты,
чтобы  найти  грандиозные запасы  полезных  ископаемых.  Не  обнаружилось  и
добровольцев положить свою жизнь  на  поиски лекарств против рака, не говоря
уже о более возвышенных и гуманных стремлениях.
     Мы допускали, что люди понимают  предел возможного и, не замахиваясь на
всеобщее благополучие, желают  достичь благополучия  личного. Поправить свои
дела, заплатив определенную сумму.
     Иногда мы ходили на пляж  все вместе. Крикушин заплывал далеко за буйки
и подолгу лежал на спине, блаженно улыбаясь.
     - За меня волноваться не надо,  - успокаивал он нас. - Я плаваю хорошо.
- И добавлял, усмехнувшись: - Суждено сгореть, так не утонешь...
     Меркурий,  надев  темные  очки и панамку, шептался  в  лодке с  крупным
Михаилом  Арнольдовичем  О  председателе  инициативной  группы  он  отзывало
однозначно:
     - Мужик что надо! Хватка как у бульдога.
     Сюжет  самого Михаила Арнольдовича оставался тайной  даже для Меркурия.
На его  ревностные  расспросы  о планах на  будущее  председатель  уклончиво
отвечал,  что  сейчас  они   подвергаются  переосмысливанию.  Первоначальную
задумку он считал бредом.  Mихаил Арнольдович оставлял впечатление думающего
человека. Только неизвестно о чем.
     Крикушин  капризничал.  Сюжеты  представлялись   ему  неинтересными,  а
будущие действующие лица - жуликами.
     -  Да  это не жулики,  -  заступался за них  Меркурий.  -  Обыкновенные
авто-мото-бабо-любители... Замысла  жизни не имеют и  хватают,  что поближе:
дачи,  квартиры,  должности,  икру, книги...  Я  же вам  объяснял:  людей  с
размахом  мысли  -  единицы.  Наши  клиенты  не  жулики,  а  продукт  полной
электрификации - когда всем все до лампочки...


     Несмотря на организацию инициативной группы, случался и самотек.
     Однажды  к  нам  приплелся глуховатый старичок с  розовыми  щечками. Он
просил пропечатать статью, чтобы они там попрыгали.
     - Что  вы  хотите? - прокричал ему в пушистое  ухо Меркурий. - Что надо
написать?..
     -  Ну,  это...  -  загнусавил  старичок, торопливо  доставая  бумаги  с
фиолетовыми  печатями. -  Чтобы  меня,  значит,  избрали, а  Подпального  из
председателей домкома турнули... У него собака ходит без намордника и  дочка
с мужем развелась. А еще он...
     - Мы пишем только некрологи! - сложив руки рупором, гаркнул Меркурий. -
Не-кро-ло-ги!.. Хотите заказать? Рубль штука. Завтра будет готово!..
     Дед испуганно отдернулся, поморгал кроличьими глазками и молча потрусил
к калитке.

     * * *

     Крикушин выбрал наконец подходящий сюжет.
     Мы напряглись в ожидании.
     Сюжет предполагал возвращение блудного мужа  к  законной жене  и детям.
Муж,  которого  звали  Эдуард   Сергеевич,   работал  директором  мебельного
магазина.  Выслушав его  увядшую  жену и  просмотрев  зачем-то  два  альбома
семейных  фотографий, Крикушин взялся загнать гуляку-мужа в семейное стойло.
До этого не  помогали  никакие увещевания  жены и общественных  организаций.
Статный  Эдуард  Сергеевич  кутил  напропалую   с  красавицей  Элеонорой  из
парфюмерного и обещал ей, по  слухам, в качестве  свадебного подарка машину,
дачу и новую обстановку из внелимитных поставок югославской фирмы.
     - Прибежит  как миленький! - пообещал Крикушин его некрасивой  жене.  -
Будет целовать вам руки, а ночью заплачет над кроватками детей. Хотите?
     Женщина  соглашалась  на  возвращение  и  в упрощенном варианте  -  без
поцелуев  и  слез,  лишь  бы  вернулся.  И  выразила  сомнение,  что  Эдуард
Сергеевич, человек гордый  и властный, будет целовать ей руки.  Но  Крикушин
был неумолим:
     - Я его, гада!.. На колени встанет, волосы на себе рвать будет! Ведь вы
же добрый человек! - сверкал он глазами. - Красавица!..
     Женщина устало улыбнулась.
     - Была... То-то и оно,  что была. Потому и пошла за него замуж. А  будь
дурнушкой, жила бы сейчас спокойно, без дерготни... Детей жалко.
     Три  дня  Крикушин  спускался  со  второго  этажа  только  затем, чтобы
перекусить и погулять со Степкой. Верный пес угрюмо лежал под лестницей, чуя
озабоченность хозяина.  Мы  с Меркурием  прислушивались  к  тишине наверху и
ходили на  цыпочках. Меркурий, уверенный в  успехе, съездил  в город и через
приятеля в журналистском ведомстве вышел на редакторов  нескольких  районных
газет, которые обещали поддержать молодого автора публикациями.
     Несколько  раз приходила нетерпеливо ожидающая своей участи заказчица и
интересовалась продвижением рассказа. На  нас она смотрела с уважением,  как
на  ассистентов  великого  хирурга.  Каждый  раз она напоминала свой адрес и
фамилию.  Очевидно, ее беспокоило, чтобы муж по  ошибке не забрел  к другой.
Меркурий  не  выдержал и  посоветовал  ей ждать дома, чтобы вернувшийся в ее
отсутствие муж не ушел обратно. Дама опрометью бросилась к вокзалу.
     На четвертый день  мы проснулись от  стрекота  машинки, и через полчаса
Крикушин  спустился  вниз  с  двумя  экземплярами  отпечатанного без  единой
помарки рассказа.
     Меркурий умчался с ними в город.
     В  субботнем  номере  районной  газеты вышел  рассказ  Сомнения,  герой
которого, посомневавшись в  правильности  разгульной жизни,  возвращается  в
семью. Надо ли говорить, что он сильно  смахивал на Эдуарда  Сергеевича?.. А
покинутая им жена вскоре  упала перед  Крикушиным на колени и, вышвыривая из
сумочки деньги, радостно стонала:
     - Демон вы мой! Пришел! Вернулся! Приполз! Руки целовал! Над кроватками
плакал! Все,  как вы обещали! Чем же вас еще отблагодарить?  Милый!  Я снова
счастлива!..
     У меня по спине бегали мурашки.
     Бледный Крикушин пытался поднять с полу грузную даму.
     Меркурий сопел и собирал разлетевшиеся по полу деньги.
     Степка лаял в потолок.

     * * *

     Молва об успешном взнуздании строптивого жеребца мигом распространилась
среди  членов очереди. Члены заволновались. К нам на участок вновь зачастили
беспокойные ходоки, предлагавшие сюжеты в одной упаковке с деньгами.
     Меркурию  пришлось  сделать строгое внушение председателю жаждущих. Это
дало  свои результаты.  Вдоль  нашего забора стали  прохаживаться люди.  Они
деликатно, но твердо следили за соблюдением очереди.
     Меркурий торжествовал. Дела пошли. И пошли с  его помощью - этого никто
не отрицал.
     За неделю  Крикушин  написал еще два рассказа. Коротеньких и сбывшихся.
Благодаря  стараниям Меркурия  они вышли на  литстраничках районных газет  в
один день.  Меркурий привез пахнущие типографской краской номера и вручил их
нетерпеливо  ожидающим клиентам. Вид у него был  такой, словно он награждает
орденами. Буквально на  следующий день оба награжденных примчались на дачу и
с восторженными улыбками подтвердили, что события, описанные в  рассказах, в
точности сбылись.
     Тучный  мужчина, понравившийся  Крикушину на собеседовании и получивший
продвижение по службе,  идиотически таращил глаза, удивленно вскидывал плечи
и рассказывал, как все произошло:
     - Сижу себе на работе, пью крепкий чай, и  вдруг вызывают к  директору.
Ну, я  причесался  культурненько и  пошел.  А самого  уже  колотит. Прихожу,
сажусь.  Директор  улыбается,  спрашивает  про  семью,  работу.  Я  трясусь,
рассказываю.  Он  помолчал и говорит: Хотите  представителем нашей фирмы  за
границей?  Мы  к  вам  давно  приглядываемся.  И  слово  в  слово  повторяет
написанное. Газетка-то  ваша у  меня на коленях  лежала, я  туда заглядывал.
Дорогой вы мой, - он жалобно посмотрел на Крикушина, - а это не розыгрыш? Он
не передумает?..
     -  Фирма  бедная, но честная, - успокоил Меркурий и  пощелкал карманным
калькулятором.  -  Приступим,  так  сказать,  к  неофициальной  части  наших
отношений...
     Все заказчики безропотно отдали деньги  и, как  говорится, не отходя от
кассы,  попросили написать  новые сбывающиеся произведения. Пусть даже  и по
повышенным ставкам.
     Будущий  представитель   нашей  индустрии  за  рубежом  мечтал   теперь
образумить сына и  выдать  дочку замуж за приличного человека. С  его  слов,
молодежь  устраивала  на  даче  разухабистые  пикники,  где  жгла  костры  и
танцевала  ночью  в  купальниках. Что,  несомненно,  должно  было  кончиться
грехопадением.
     - Вразумить можно, - пообещал Меркурий. - Для начала мы ликвидируем сам
очаг  разврата.  Отдадим дачу  детскому  саду, а  детей отправим  на  завод,
подсобниками.  Хотите?..  -  Он  достал ручку,  словно  собираясь  набросать
заготовку сюжета.
     -  Что  вы!  Что  вы!  -  замахал  руками  представитель.  -  Не  стоит
беспокоиться. Мы уж лучше сами...

     * * *

     Денег было много. Такой суммы я никогда не  держал в руках. Но  ее  все
равно не хватало, чтобы полностью отдать долги Крикушина. И он рассудил так.
Пятьсот  рублей  идут  в  общий  котел  -  на общие  интересы,  а  остальные
откладываются  до  лучших  времен.  Если  подвернется интересный  сюжет,  он
напишет рассказ, появятся деньги и можно будет расплатиться со всеми долгами
сразу. Чего мелочиться... Правильно?
     Я сказал, что не правильно. Зачем нам пятьсот рублей?  В нашем кошельке
еще  тьма хозяйственных  денег,  на  которые мы  спокойно  доживем  до конца
отпуска.  Сто  рублей  семнадцать  копеек,  если  быть  точным.  Это раз.  А
во-вторых, лучше отвезти появившиеся  деньги кредиторам. Не дай бог, украдут
или потеряем...
     Меркурий снисходительно взглянул в мою сторону.
     - Это все комплексы. В тебе заговорил  экономист. Шире надо смотреть на
вещи! Теперь, даже  если мы потеряем  эти  паршивые деньги, то  на следующий
день найдем вдвое  больше. Лучше  с умным потерять, чем с дураком  найти!  Я
подберу такой сюжетик, что  хватит на небольшую комнату. В том смысле, чтобы
оклеить ее червонцами...
     Крикушин неуверенно пожал плечами.
     - Кирилл,  чего  возить  по  частям?  Болтаться  туда-сюда.  Деньги  мы
запрячем, не волнуйся...
     Но  я  волновался. Я опасался не утраты  литературно-провидческого дара
Крикушина - в нем  я был  теперь  убежден, а Меркурия. Один черт мог  знать,
какая авантюра придет ему в голову после очередного яйца вкрутую.  И поэтому
заставил Крикушина собраться и  повез его раздавать долги. Но пятьсот рублей
на общий котел он все же оставил. Их взял Меркурий.
     - Всякое может случиться, - туманно пояснил он.
     Вечером мы  жарили  на костре шашлыки  и чокались шампанским  в  банках
из-под датского  пива.  Крикушин  улыбался  и  кряхтел, как  после разгрузки
пульмановского  вагона.  Рассказы,  похоже,  дались  ему  нелегко.  Меркурий
ликовал по поводу  блистательного начала. Впереди, как он считал, предстояли
грандиозные дела.
     -  А нас-то с Кирюхой не забудешь? -  захмелев, спросил он. -  Напишешь
что-нибудь подходящее? А? - и захохотал. - Я человек уникальный, мне и сюжет
должен быть соответствующий... - Он все же влез со своей персоной, хотя мы с
самого начала договорились с ним не дергать Крикушина нашими делами. Захочет
- сам предложит написать.
     - Обязательно, - серьезно  пообещал Крикушин. - Только все  продумайте,
чтобы  не  давать  потом  опровержения.  И  расскажите  мне для  контрольной
прокрутки. Этого типа, - он задиристо подмигнул мне, - я знаю  с детства. Он
для  меня  не  загадка,  хотя  и  бывают  всплески...  А  вот  ты,  Меркурий
Уникальный...  Ты   какой-то  неуловимый.  Так  что  выбери  сначала  сам  и
предлагай...
     И Меркурий тут же  предложил  Превращение  в  человека-амфибию.  Как  в
романе Беляева. Только чтобы еще летать уметь...
     Мы с Крикушиным грохнули смехом.
     Меркурий, похоже, обиделся.

     * * *

     Однажды  к нам забрел пятилетний  мальчуган. Он искал залетевшую на наш
участок стрелу, пущенную им из пластмассового лука.
     Крикушин   помог  найти   ее  и  продемонстрировал  мальчику   цирковые
способности Степки. Они разговорились. Мальчик жил в конце  нашей улицы. Его
звали Женька.
     - А где твои родители? - поинтересовался  Крикушин. - Они не будут тебя
искать?  -  Он  прилаживал  к дереву  мишень, чтобы  показать, как  стреляют
настоящие индейцы.
     - Нет, - помотал  головой  Женька, - не  будут. Бабушка дома,  мама  на
работе,  а папа  в  командировке...  -  Он помолчал,  глядя исподлобья,  как
Крикушин привязывает тряпичного чертика к стволу, и надутым  голосом сказал:
- Папа давно в командировке. Он  уехал, когда я был  еще малышом. И  все  не
едет. Вы не знаете, почему он не едет?..
     - Приедет, - Крикушин  погладил его по  мягким желтым  волосам и взял в
руки лук.
     - Честное слово? - обрадованно приподнялся на носочках мальчик.
     Крикушин, натянувший  было тетиву  и  прищуривший  глаз, опустил  лук и
внимательно посмотрел на Женьку.
     - Честное индейское слово! - заверил он и спустил тетиву.
     Индейцы стреляли неплохо. Женька запрыгал со стрелой в руках.
     - А помоги мне написать папе письмо, - попросил  он, настрелявшись. - А
то я не все буквы знаю. Папа у меня летчик, - гордо добавил он.
     Крикушин принес  лист бумаги, и они сели  писать письмо.  Женька  писал
отцу, что соскучился  по  нему и  учится плавать. Еще  он  написал, что тоже
будет  летчиком,  и  просил папу скорее  приезжать из командировки. Потом он
приложил загорелую  ладошку  к  обратной стороне листа,  и Крикушин обвел ее
контур.
     Они запечатали письмо в конверт.
     - А адрес ты знаешь? - спросил Крикушин.
     Мальчик растерянно помотал головой.
     - Моему папе. Летчику! - встрепенулся он.
     - Так не дойдет, - улыбнулся Крикушин.
     - Пойдем к нам!  - Женька ухватил его  за палец.  -  Бабушка, наверное,
знает. Пойдем, пойдем, - потянул он.
     Они ушли,  прихватив  с собой Степку, важно вышагивающего  со стрелой в
зубах.
     Вернувшись, Крикушин отказался от чая и поднялся  в светелку. С веранды
было слышно, как он завел будильник и лег на скрипучий диван.
     Женька  стал  приходить к нам каждый  день. Наш дикий участок, заросший
высокой травой, в которой  прятались  остатки  цветов,  посаженных  еще моей
матерью, приводил его в восторг. Он с  криками носился за Степкой, заставлял
его приносить стрелу и  подолгу качался на качелях, подвешенных между  двумя
старыми березами. Устав от беготни, он бомбил нас вопросами.
     Как-то вечером, когда Меркурий потащился на станцию телефонировать жене
о своих успехах в  работе над  диссертацией и примерном поведении, Крикушин,
попросив у меня сигарету, рассказал мне историю Женькиного отца.
     Отец мальчика действительно был летчиком. Он погиб несколько  лет назад
в  автомобильной  катастрофе.  Вместе с  ним в  машине  ехала  старая добрая
знакомая, как принято  теперь говорить. Она отделалась переломом  ноги,  что
ли... Как установила экспертиза, оба были в подпитии. Они оставили палатку в
лесу и мчались в деревенский магазин. Тут и влетели под  трактор...  Супруге
он сказал, что едет с друзьями на рыбалку.
     Все это поведала Крикушину словоохотливая Женькина бабушка.
     -  А  я  пообещал  пацану, что папа скоро вернется, - растерянно подвел
итог Крикушин. - Что теперь делать?..
     Что делать, я не знал.
     Неотправленное письмо Крикушин носил в кармане.

     * * *

     После  того  как  Крикушин  пообещал  написать  про   нас  с  Меркурием
сбывающиеся рассказы, я стал испытывать беспокойство. Ну, беспокойство - это
мягко сказано.  Точнее - я  заволновался.  Еще точнее - потерял  покой. Меня
смущали предрешенность моего будущего  состояния после написания рассказа  и
неопределенность собственных желаний.
     Ну хорошо, рассуждал  я,  Крикушин  выслушает  мой  сюжет,  прищурится,
кивнет головой и напишет про меня рассказ. Кто после этого  будет руководить
моими  поступками? Если я, допустим,  напрошусь в  кандидаты наук? Я  сам?..
Черта лысого, извиняюсь за выражение. Я знаю свою лень и несобранность. Или,
может быть, стечение обстоятельств?..
     В таком случае  можно не готовиться  к экзаменам, а лечь на диван,  как
Емеля-дурачок на печь, и ждать, когда диван подвезет к столу ученого совета,
где тебя поздравят с присуждением ученой степени кандидата наук.  Чертовщина
какая-то...
     Кроме того,  у  меня было  туго  с  желаниями.  Хотя я и  пробовал, как
Меркурий, есть вареные яйца. Дальше  дачи на  берегу  Черного моря и покупки
обещанных детям  велосипедов моя  фантазия  не распространялась.  Ну,  может
быть, еще  машина.  И,  кстати,  как  я  могу строить планы  на  будущее, не
посоветовавшись  с  женой?..  Я,   например,  выберу   себе  карьеру  шофера
международных линий,  а  она  приедет  и  скажет, что  мечтала  видеть  меня
академиком.
     И даже преимущество в заработке ее не обрадует.
     На  сон  грядущий  я  пытался  вообразить  себя  то  директором  нашего
института,  то  известным киноактером в  толпе  поклонников, то  покорителем
далеких  планет на  трапе  звездолета.  И каждый  раз  картина получалась до
обидного куцая и нелепая.
     С открытием лекарств от рака  выходило не лучше.  Я,  конечно, желал бы
человечеству избавиться от этого недуга. Но  самому заниматься  кропотливыми
исследованиями,  сидеть  над  пробирками  и таращиться до  рези  в глазах  в
окуляры микроскопа  мне почему-то  не  хотелось. Да  и нереальным  казалось,
чтобы я заслужил Нобелевскую премию.
     Получалось,  что  мой   смех  над  меркантильными  желаниями   клиентов
Крикушина оказался преждевременным.
     Тогда я решил зайти с другого конца.
     Пусть  я, как герой  рассказа, и вся моя семья, просто будут счастливы.
Пусть Крикушин сочинит что угодно, но в конце скажет: они были счастливы.
     Но и тут не все оказалось просто.
     Для начала следовало определить: что такое счастье?
     В потрепанной книге В  мире мудрых мыслей, валявшейся  на даче, я нашел
разнокалиберные афоризмы -  от толстовского  Счастье - это удовольствие  без
раскаяния до длинной выписки из какого-то программно-официального документа.
     Тогда  я взял лист бумаги и попробовал составить нечто  вроде пожелания
самому себе.  Получилось  следующее: интересная  работа -  крепкая  семья  -
здоровые дети - материальное благополучие - верные друзья.
     Написав рецепт  своего  счастья, я тут  же заметил его ущербность.  Все
пропорции были приблизительны и  не давали четкого представления, что именно
и в каком количестве сыпать в склянку с этикеткой Счастье. И я махнул на это
дело рукой,  сделав успокоительный  для  себя вывод,  что  никаких формул  и
рецептов счастья в  природе  не существует. Попробуйте сами составить список
атрибутов вашего  счастья. Не  благополучия,  а  именно  счастья. И тогда мы
поговорим.
     На  ум приходила  житейская мудрость:  счастье  как здоровье, пока  оно
есть, его не замечаешь...

     * * *

     Похоже, что после посулов Крикушина  Меркурий тоже спал беспокойно. Но,
в отличие от меня, идей у него хватало.
     Каждое утро он просыпался с новым вариантом своей будущей жизни. То ему
виделось командование каким-то особым батальоном тяжелых пулеметов, то тихий
островок в Индийском океане, где он в  шортах и панаме проводит исследования
в  собственной лаборатории.  Однажды он  представил  себя  шахом  восточного
княжества, а Ольгу возвел в ранг любимой жены. Я отсоветовал, мотивируя тем,
что в мусульманских странах сухой закон и,  кроме  того,  сомнительно, чтобы
моя сестра позволила ему такую аморалку.
     - Это  точно,  - печально  согласился Меркурий. - Последние волосы  мне
вырвет и  бумагу  в ООН накатает. Ты ее  пробивные способности знаешь. Да  и
дочка...  Может,  мне лучше  организовать экспедицию  и найти, наконец,  эту
Атлантиду? Пропустит твой друг такой вариант, а?..
     Два сюжета, нетерпеливо представленные Меркурием, Крикушин  забраковал,
как несбыточные.  Первый предполагал кругосветное  путешествие на  воздушном
шаре и пожизненное председательство в клубе путешественников. Второй... Даже
и говорить неловко.
     Меркурия бросало.
     -  Решено! - твердо заявлял он за ужином. - Буду Штирлицем! - Но тут же
спохватывался:  - Нет-нет-нет. Мне же блокировку надо придумать. Премия мира
ждет...
     Меркурий  надеялся  покончить  с  гонкой  вооружений  созданием  особой
блокировки  всех  ядерных  носителей.  Эта  блокировка  в  виде  специальных
радиореле устанавливалась бы  комиссией ООН  на всех  ракетах и самолетах  и
должна  была бы посылать демаскирующие сигналы в случае приведения техники в
боевое положение. Если бы опломбированное реле попытались вывести из  строя,
оно издавало  бы  радиовопль. Организационные трудности Меркурий намеревался
снять с помощью Крикушина.
     - Как  там  с доброй  волей правительств? - с  надеждой смотрел на него
Меркурий. - Можешь подсобить?..
     - С удовольствием бы, - вздыхал Крикушин, - но мне такой масштаб не под
силу.
     -  Придется  самому выступить  в  Совете  безопасности,  -  цыкал зубом
Меркурий.  -  Произнесу  маленький спич  минут  на  сорок,  потом напою всех
армянским коньяком и порядок!


     Временами  я  чувствовал  себя  лишним.  Меркурий  подбирает  сюжеты  и
заключает договора.  Крикушин  пишет. А что делаю  я? Хожу в  магазин?  Варю
Меркурию яйца?..
     Я понял,  что  пора  взяться за английский - экзамены  не за горами.  Я
изготовил карточки со словами и стал пополнять свой словарный запас. Утром и
вечером.

     * * *

     На общем фоне личных желаний порадовал бескорыстием дед, заявившийся  к
нам поутру  в ватнике и с четвертинкой водки.  Он приехал  издалека. От него
пахло костром и лесом.
     - Это нам не в диковинку,  -  лукаво  улыбался он, по-хозяйски  наливая
пахучую  жидкость  в  граненую стопку,  принесенную с собой.  -  Такие  люди
издревле на  Руси  водились.  Заговорить там кого  или утешить...  А  вот, к
примеру, Бубнова с должности снять -  слабо?..  Озеро  спасти могешь?.. - Он
водил по нашим сонным лицам глазами, не зная, кто главный.
     Дед не на шутку печалился,  что в озере, на  берегу которого стояла его
избушка, исчезла рыба.  Много лет назад рыбу  в озере потравили, намереваясь
разводить  в  нем  культурные   породы  -  линя  и  карпа.  Видимо,   ученые
перестарались  и  бухнули  с вертолетов порошку больше, чем положено,  - три
года вода  в  озере до самого дна светилась ядовитой химической  голубизной.
Когда же  цвет  восстановился  и  в камышах вновь  появились  утки, приехала
комиссия на машинах. Несколько дней веселая бригада жила у  деда в  избушке,
парилась  ночью в  бане,  грохотала  в озере и  предлагала  деду  работу  по
совместительству.
     - Чтобы я,  старый, им, значит, баню топил и лодки держал, - возмущенно
рассказывал он. - Мы, говорят, тебе сто рублей  платить будем и матерьяльную
помощь окажем. Хрен им в нос, а не баня!.. Так я им и сказал.
     Озеро  почему-то  было  признано  комиссией  непригодным для культурной
рыбы,  и дед  собственными усилиями  взялся за восстановление,  так сказать,
рыбных запасов. Он укрепил на тачке большой молочный  бидон и стал  возить в
нем мальков с тихого озерца за пять километров.
     - Со старухой, правда, - признался дед. - Одному мне невмочь...
     Когда поплавок впервые за много лет упруго и стремительно ушел под воду
и дед  вытащил  окунишку  размером с ладонь,  он  заплакал и напился пьяным,
решив, что дело  свое сделал. Туристы и  тихие рыболовы, обходившие  недавно
озеро стороной, вновь появились  на его берегах,  и по ночам, выходя к воде,
дед радовался редким огонькам костров и прислушивался к всплескам набирающей
силу рыбной молоди.
     Но  вскоре,  пригибая  к земле  траву  и  обдувая деда теплым рокочущим
ветром, на полянку рядом с домом опустился вертолет с пузатыми цистернами, и
дед  узнал  от крепких  ребят в кожаных куртках, что озеро вновь  собираются
готовить  под  культурное  рыболовство.  Чуть  не  плача,  старик  рассказал
вертолетчикам  недавнюю историю  озера, но  те, сочувственно  выслушав  его,
сослались   на  распоряжение  большого  хозяйственного  начальника  Бубнова,
который,  как они знали,  собрался в  короткий срок увеличить рыбные  запасы
края до невиданных размеров. Дед в запальчивости пообещал объявить голодовку
в знак  протеста против издевательства  над  природой,  но парни,  улыбаясь,
похлопали  его  по  спине  и   посоветовали  не   спешить  с  таким  опасным
мероприятием, потому что травля  начнется только  осенью. И улетели, купив у
него трех кур.
     - Ни хрена у  них с  карпом не выйдет, - убежденно доказывал нам дед. -
Карп тепло любит. А в нашем озере вода родниковая, ледяная. Да разве Бубнову
про  то известно?  Он наше озеро небось только на карте и видел. Так вы это,
хлопцы... Подсобите старику... Загубит Бубнов озеро.
     Узнав, что дальше  сельсовета дед со своей бедой не обращался, Крикушин
умылся и  тут же написал возмущенное письмо  в газету, весьма  художественно
изобразив борьбу истинного  защитника  природы  с  головотяпами от  науки. В
письме  делался намек, что административное рвение некоторых граждан уместно
использовать при  рытье канав и котлованов, но  никак не в  деликатном  деле
преобразования природы.
     - Я этому Бубнову! Сушить его, колотить!..  - радостно блестел  глазами
старик,  убирая письмо  в  шапку. - А  вы,  хлопцы,  осенью  приезжайте.  За
грибками сведу, порыбачим...
     После  его ухода мы обнаружили под  столом  холщовый мешок с маленькими
пупырчатыми огурцами и еще одну четвертинку.

     * * *

     Развитие нашей деятельности  не ускользнуло от недремлющего  ока Гриши.
Он вновь пришел к нам. На этот раз он был хмур.
     Меркурий  усадил  его на  скамейку в тени  деревьев и  повел задушевную
беседу, начав с погоды. Вскоре он совершенно бескорыстно  пообещал  устроить
Гришу  на  юридический  факультет для продолжения успешно  начатой  карьеры.
Некоторое время Гриша  сидел,  зачумленный  радужными перспективами, которые
рисовал ему Меркурий. Тот сыпал на участкового фамилии декана, профессоров и
просто  почетных  работников  юстиции, с которыми, как выяснилось, он был на
совершенно  короткой  ноге.  Все это сулило  Грише небывалый  успех на почве
сыскного дела. Но вскоре Гриша очухался и вспомнил о цели своего визита.
     -  Тут какую-то ерунду про  вас говорят, - смущенно улыбнулся он. - Что
ваш друг пишет рассказы, которые потом сбываются. Это правда?..
     Ненатурально рассмеявшись, Меркурий позвал меня.
     -  Ты только послушай,  что  про  нас болтают. И это в наш век  твердых
материалистических  позиций!  -  Он  тут  же  объяснил   Грише,   что  людям
свойственна  тяга  ко  всякого  рода  волшебствам и они  выдают желаемое  за
действительное.  В принципе, настоящая литература всегда  реалистична.  Даже
когда  она  относится  к  фантастическому  жанру. Взять, к примеру,  Золотой
ключик. Все понимают, что деревянного мальчика Буратино быть не может, но он
с детства живет в нашем сознании. Что это такое? Фантастический реализм! Или
Отцы и дети писателя Тургенева. Живого человека Базарова не  было, а в школе
его изучают. Опять же Му-му вышеупомянутого автора. Или Катерина - луч света
в  темном  царстве.  Живой  трагический  образ. Многие  плачут. А  над  чем,
спрашивается?..
     - Скажу тебе по секрету, - понизил голос Меркурий, - люди  просто хотят
попасть  в  герои  литературного произведения. Хотят,  чтобы их  заметили  и
написали про них. Описали их нелегкие судьбы. Понимаешь?.. А все остальное -
выбрось из головы. Стой на твердых позициях материализма. Тебе в университет
поступать.
     На  прощание  Крикушин  подарил  Грише  новогоднюю  открытку  со  своим
автографом.  Волга впадает  в  Черное море. Ура! - написал он и  расписался.
Гриша прочитал и задумался.
     - Частично, конечно, - пояснил Крикушин. -  Через канал Волго  - Дон. А
так, вообще, в Каспийское...
     Гриша обрадованно закивал и попросил дописать про канал.
     На этот раз Степка вел себя смирно.

     * * *

     Как-то  утром к нашей  даче  подъехала  уже знакомая  нам черная Волга.
Меркурий  на всякий случай спрятал свой научный дневник в холодную  печку  и
вымыл руки.
     Директор крикушинского института на пару с председателем месткома вновь
решили  проведать   своего  сотрудника   в  передать  горячие   приветы   от
сослуживцев. К приветам прилагался большой пластиковый мешок с гостинцами.
     - Нет-нет! - взглянув на шуршащий пакет, твердо отказался Крикушин. - Я
на заказ не записывался... Спасибо.
     - Это же чисто символически, - ласково уговаривал месткомовец, прижимая
к животу презент. - От всей души, так сказать...
     Крикушин молча  и пристально глянул общественнику  в переносицу,  и тот
поспешно бухнул пакет в багажник и гулко хлопнул крышкой.
     Запоздало затрещали  кусты. Тревожно  залаял  Степка. Меркурий,  махнув
через канаву, пошел успокаивать патруль инициативной группы.
     Крикушин повел гостей к дому.
     - Хорошо у вас тут, - вертел головой директор. - Лес. Воздух. Цветы вот
разные...
     -  Да, славные  цветочки,  - кашлянул сзади месткомовец.  Он походил на
поросеночка  из  детской сказки:  румяный  толстячок  в  розовой  рубашке  с
короткими рукавами. - И собачка какая... Кто же ей хвостик отрубил?..
     Степка рыкнул на протянутую к нему руку, и поросеночек ускорил шаг.
     -  Он запаха  духов не  любит,  -  пояснил  Крикушин  и указал рукой на
скамейку: - Садитесь...
     Гости  сели.  Крикушин  молчал.  Степка,   чихнув,  устроился   в  тени
шиповника.
     - Может, чаю? - предложил я. - Или кофе?
     -  Нет-нет,  спасибо,  - кивнул директор,  предсказанный  Крикушиным  в
рассказе. - Мы ненадолго...
     - Слушаю вас, - сказал Крикушин, дав мне знак остаться. - Вы, наверное,
по какому-нибудь делу?
     - Да как вам сказать, - начал директор.  - Ждем мы вас. - Он закурил  и
сунул спичку в коробок. - Питаем, так сказать, надежды...
     -  Н-да! -  подтвердил  толстячок. - Штатное расписание пересматриваем.
Оклады будем увеличивать. Жизнь не стоит на месте...
     -  Должность  вот новую  ввели,  -  продолжил директор.  - Инспектор по
производственным отношениям. Кабинет готовим...
     Крикушин молчал.
     - Сиди да твори. Путевки  будут. Материальная помощь, если потребуется.
В обиду не дадим, - пообещал поросеночек.
     - Занятно, - сказал Крикушин.
     Директор  ослабил  узел  галстука  и  пожаловался,  что   его  полезные
начинания вязнут в рутине, которую развело  прежнее  руководство. Он  бы рад
избавиться от  балласта,  но старые  бездельники держатся дружно и мастерски
владеют искусством интриги.
     - Такие интриганы! - кивнул месткомовец. - Просто ужас!.. Не знаем, что
делать.
     Директор с надеждой смотрел на своего крестного отца.
     - Может, ваши способности могли бы помочь делу?..
     -  Не  знаю,  -  пожал плечами  Крикушин.  -  А  вообще,  меня  смущает
незаслуженное   внимание   к   моим   способностям.   Весьма    скромным   и
проблематичным...
     - Это точно! - едва подойдя, влез в разговор Меркурий. -  Не исключено,
что мы  имеем  дело с временным  всплеском сенсорной  активности. Сейчас она
есть, а завтра -  как отрубит. Мировой  практике такие случаи известны. Один
чудак,  например,  мог  останавливать  взглядом  часы  и крутить  стрелки  в
обратную сторону. Может, помните? А потом так обессилел, что не  мог поднять
стакана с пепси-колой. Не говоря уже о часах...
     Гости посмотрели  на него с подозрением. По-моему, они хотели спросить:
А ты кто такой? Но не решились.
     Разговор потух.
     -  Вы подумайте,  - попросил  директор,  пожимая Крикушину руку. - Ждем
вас...
     -  Надо  что-то делать... - озабоченно закивал толстячок.  - Надо-надо.
Подумайте.
     Крикушин обещал подумать.
     После  их отъезда Меркурий напомнил Крикушину про невеселую перспективу
с датчиками.
     - Окрутят  тебя,  обвешают,  -  предостерег  он.  - А то еще  упекут  в
больницу  на обследование. Не подписывайся ты на такое дело. Скажи - пропали
способности...
     Датчиков, судя по всему, Крикушин остерегался.
     В  тот день он отказался  слушать текущие  сюжеты  и  ушел с  Женькой и
Степкой на озеро. А перед уходом заявил, что ему надоели субпространственные
сдвиги и еще что-то. Хочется покоя и тишины. Все-таки отпуск...
     ...Крикушин вернулся поздно.  Он поднялся к себе в  светелку и принялся
листать томик русских народных сказок. Сказки ему дала Женькина мама.
     Ее звали Наташей.

     * * *

     Покоя и тишины не получалось.
     На  следующий день нас посетили цыгане. Цыган, как  я понял,  волновало
одно:  не окажет  ли таинственный  хиромант, о котором шушукаются  в городе,
конкуренции   свободному  профсоюзу   вокзальных  гадалок?   Главари   этого
подпольного  синдиката  и приезжали.  Они  не  прискакали  верхом,  а  мягко
подкатили на зеленых Жигулях седьмой модели.
     Главный  цыган был одет  в  бархатный  малиновый  пиджак и  джинсы. Под
пиджаком  виднелась  футболка с  эмблемой  калифорнийского университета.  От
смуглых   пальцев  исходило  бриллиантовое  сияние.   Цыганского  начальника
сопровождали двое рослых  парней в сапожках на высоких каблуках. На их лицах
мрачно сверкали  темные очки  с не отклеенными от  стекол мушками  фирменных
этикеток.
     - О-о-о! - пропел Меркурий, с хорошим произношением прочитав надпись на
футболке  главного  цыгана, мужчины лет  сорока  с  властными  движениями  и
взглядом. - В каком году заканчивали? - по-английски же спросил он. И тут же
перевел, кивнув на живот цыгана: - Я говорю, в  каком  году диплом  получал?
Какой факультет?..
     - Нет, нет, - повел ладонью цыган. - Я там не учился.
     - А где ты учился? - с любопытством спросил Меркурий.
     Цыган улыбнулся и показал обойму золотых зубов.
     - Жизнь, жизнь учила...
     - А что надо-то? Зачем приехал? - зевая, спросил Меркурий. И,  доставая
расческу из нагрудного кармана, слегка потянул красную книжицу удостоверения
добровольной пожарной дружины. Мне стало понятно, почему он надел пиджак.
     Цыган снова улыбнулся. На этот раз несколько сдержаннее.
     - Погадать мне, что ли, хочешь? - продолжал  Меркурий. - Так я тебе сам
погадаю...
     - Паспорта при себе? - неизвестно зачем проговорил я строгим голосом.
     Цыган улыбнулся  так широко,  что  стали  видны коренные зубы. Они тоже
были из золота.
     -  Что ты, начальник, - возвращая  на  поднос  сигару, сказал он.  -  Я
просто так, с визитом дружбы...
     -  Молодец,  молодец, - барином отозвался Меркурий,  поднимаясь. - Будь
здоров. Понадобишься - найду...
     Торопливо похлопав дверцами машины, они укатили.
     Крикушина этот визит разозлил.
     - Докатился, - с едкой иронией сказал  он, выходя из дома. - Скоро меня
зачислят в  табор и установят  план  дневной выручки. Кому  рассказик?  Кому
повесть? - базарным голосом затянул он. -  Подходи, налетай! Все, что будет,
расскажу-напишу. Тьфу!.. - Он  схватил подвернувшиеся ему грабли и ахнул ими
о ствол березы. Повертев оставшуюся в  руках палку, он отбросил ее и пошел к
качелям, на веревки которых Женька успел напривязывать разноцветных флажков.
     Вечером того же дня Крикушин сказал, что решил взять творческий отпуск.
Отпуск в отпуске. Он, оказывается, пообещал Женьке рыбалку. Возможно, с ними
поедет и  Наташа. Маленькая  разрядка на  выходные.  Сейчас должна  ловиться
плотва.
     - Понятно, - усмехнулся Меркурий. - Плотва, так плотва...
     Крикушин  взял в  прокате две палатки, накопал  червей и отбыл на своем
Москвиче,  прихватив  Степку.  Провиантом  он пренебрег.  За  питание  в  их
компании отвечала Наташа.
     В  отсутствие Крикушина  Меркурий съездил в город  и привез три сюжета.
Как он объяснил, его хорошим знакомым срочно требовалась помощь.
     Необходимо было срочно вернуть ушедшего мужа (Ну, это тебе раз плюнуть,
- сказал Меркурий), устроить подающего надежды скрипача в престижный оркестр
и  помочь  защитить  диссертацию  молодому  соискателю.  Соискатель опасался
недоброжелателей, засевших в ученом совете.
     Крикушин понуро слушал и вяло отказывался:
     - Желания нет, Меркурий. Нет желания. Ты же знаешь формулу успеха: надо
знать, мочь, уметь, хотеть. Не хочу... Не лежит душа. Нет настроя. Пообещаю,
а не получится...
     Он все же взялся, вздыхая и кряхтя, и - схалтурил. Это мы потом узнали.
Скрипач попал  совсем не  в  тот оркестр. Муж и не подумал  возвращаться.  А
соискатель ученой  степени  во  время защиты  неожиданно  отложил  указку  и
признался, что ему глубоко наплевать на излагаемый им вопрос, потому что его
давняя мечта - стать аквалангистом.
     Знакомые обиделись на  Меркурия. Покинутой жене он пытался  втолковать,
что  сбой получился по  ее же вине. Она сообщила,  что  муж ушел к блондинке
Вере,  а на самом деле Вера  давно не  блондинка,  а шатенка.  Из-за этого и
сбой. Надо было  давать точные данные... Нет, маэстро ничего переделывать не
будет.

     * * *

     В то утро мы пили на веранде  кофе и слушали наставительные рассуждения
Меркурия о мужской независимости.
     -  Нет,  я  никогда не позволяю жене совать нос в мои дела,  - Меркурий
покуривал Кент и стряхивал  пепел в банку из-под  селедки.  - Как  только  я
чувствую,  что  меня хотят  взять  на  поводок, я...  - Неожиданно  Меркурий
притушил сигарету, сунул  ее  в  пачку и стал засовывать  пачку в  карман: -
Атас! - прошипел он. - Сигуранца нагрянула...
     От калитки к дому решительно шла Ольга.
     Меркурий схватил с буфета бумаги и калькулятор, я раскрыл экономический
журнал, Крикушин, не допив кофе, взлетел в свою светелку и  принялся стучать
на машинке.
     - Салют!.. - рассеянно кивнул жене  Меркурий. Он уже бормотал латинские
названия  физических величин  и азартно нажимал  клавиши калькулятора. - Как
дела?
     - Собирайся!.. - вместо приветствия буркнула Ольга и прошла в дом.
     - Что ты сказала?..
     Походив по дому, Ольга вышла на веранду.
     - Я сказала, чтобы ты собирался! - Ольга привезла Меркурию  ультиматум:
либо он немедленно едет  домой  и ремонтирует квартиру,  либо она  подает на
развод. - Хватит делать  из меня  дуру!  -  Она цепким взглядом  пересчитала
пыльные бутылки в углу. - Какую ты здесь пишешь диссертацию?
     Меркурий напрягся спиной и стал торопливо рыться в бумагах.
     - Обыкновенную! Где-то я лямбду потерял, черт возьми...
     - Не смеши людей! - Ольга  выхватила у Меркурия лист, пробежала по нему
глазами  и  ткнула  пальцем:  -  Посмотри,  что у тебя  написано.  Последняя
фраза!..
     - На  схеме  приведены  основные  узлы спектрофлуориметра,  -  прочитал
Меркурий и пожал плечами: - Ну и что?..
     - А точку карандашом видишь? Вот эту!
     - Ну? Точка как точка...
     -  Так  это  я  поставила! У  тебя  за две недели ни одной  строчки  не
прибавилось! Так ты пишешь диссертацию?
     -  Да я  всю  неделю  с зубом мучился!  -  Меркурий обиженно порылся  в
карманах и  вытащил затертую пачку  таблеток.  -  Видишь,  анальгин!  Третья
пачка!
     Ольга   с   интересом   взглянула   на   протянутые   ей   вещественные
доказательства, и Меркурий попытался перейти в наступление:
     -  А  то  сразу  обвинять: Точку  карандашом поставила, Ни  строчки  не
прибавилось! Нечего  рыться  в  моих бумагах. Поставишь  точку, а из-за  нее
объект  взлетит на  воздух! Проверять  меня  вздумала...  Встаю  с восходом,
ложусь с закатом. Ребята подтвердят...
     - Подтвердят,  - язвительно кивнула  Ольга. - Особенно Кирилл. Он  весь
отпуск  один  и  тот  же  журнал  читает.  Что,  Кирюша,  интересная  статья
попалась?..
     Смущенный промашкой, я попытался  пустить  пыль  в глаза  экономической
терминологией.
     -  Ладно, ладно. Это ты будешь  своей  жене объяснять,  - пугнула  меня
Ольга и потащила  Меркурия в комнаты: -  А что за  женщина к тебе приходила?
Только не ври, я все знаю!..
     - Почему ко мне? -  громко сопротивлялся Меркурий. - Заходила  какая-то
бабешка, страшная как смертный грех, спрашивала, не сдается ли дача...
     - И чтобы ответить нет, ты пригласил этот смертный грех в дом  на целый
час?
     - Так это совсем другое дело!  Это счетчик проверять  приходили.  Целый
час фазу искали, - Меркурий закуривал и пытался выскользнуть на веранду.
     - А на какие шиши вы здесь курите американские сигареты?
     - Кирилл угостил...
     - Ах, Кирилл!.. Ему прибавили зарплату, и он стал получать как министр?
Я не знаю, что вы тут затеяли, - голос Ольги дрогнул, - но если ты сейчас же
не поедешь со мной... Я сама сообщу куда следует!..
     Я подхватил  ведра и припустил за водой. За мной вышел Крикушин. Следом
за ним выскочил Степка, точно ему поддали пинка...
     Из открытого окна еще  долго доносились бубнеж Меркурия и  резкий голос
Ольги.
     Наконец дверь  распахнулась, и Ольга с гордо вскинутой головой зашагала
к калитке. За ней покорно шел Меркурий с портфелем и чемоданом.
     Ольга  открыла  калитку,  пропустила  в  нее  мужа  и только тогда сухо
кивнула  нам:  До  свидания.  Меркурий  обернулся, что-то хотел сказать,  но
получил тычок зонтиком.
     Калитка захлопнулась.
     Мы с Крикушиным приуныли.
     Но не прошло и пяти минут, как Меркурий под радостный лай Степки влетел
на участок.  Тяжело дыша  и  озираясь,  он велел мне  встретиться с Михаилом
Арнольдовичем  и  предупредить его,  что фирма  уходит  в  подполье.  Списки
уничтожить. Язык  держать  за  зубами. Если  вызовут, твердить  одно:  знать
ничего не знаем, ведать не ведаем.
     Крикушину  Меркурий  посоветовал  выходить на  работу, но ни  за  какие
коврижки   не   соглашаться   на   эксперименты  со  своими   феноменальными
способностями. Лучше всего сказать, что наступил творческий кризис.
     -  Ну, пока, -  обнял  нас Меркурий. - Я бы мог  запросто  остаться, да
отношения  с женой портить не хочу. Звоните. Буду дома! - Он сунул Крикушину
сложенную вдвое пачку денег и помчался к станции.
     И мы пошли собирать вещи.
     Перед  отъездом  я  встретился  с  похудевшим  от  ежедневных  заплывов
Михаилом Арнольдовичем и передал ему указания Меркурия о подполье. Тот не на
шутку перепугался.

     * * *

     Я бродил по пустой квартире, зубрил от нечего делать английские слова и
по вечерам смотрел  телевизор. Несколько раз я вызывал на  переговоры  жену.
Дети  рвали  у  нее  трубку. За  тысячи километров  пробивались  ко  мне  их
возбужденные голоса.  Они хвастались пойманными крабами и ябедничали друг на
друга. Жена говорила, что соскучилась.
     Крикушин вышел на работу, но в должность инспектора по производственным
отношениям,  к которой его  усердно  подталкивали  новый  директор  и старый
месткомовец,  вступать  не спешил. Кабинет,  отделанный  финской фанерой,  и
шальной  оклад, обещанный его  владельцу,  оставались невостребованными.  От
перехода в профессионалы Крикушин отказывался. Зачем? Его  вполне устраивает
нынешняя работа.
     Между тем весть о возвращении Крикушина из отпуска быстро разнеслась по
институту. На него почему-то стали  смотреть как на злого демона. Шептались,
что директор уже  заготовил список,  а Крикушин согласно  этому списку будет
инспирировать  своими  рассказами  увольнение  не пришедшихся к новому двору
сотрудников.
     Крикушин же клялся мне, что и в мыслях не  держал ничего подобного. Да,
беседовали с директором, строили планы, но не такие же...
     Тем  не  менее  началась  паника.  Многие  уволились.  На  директора  и
Крикушина  посыпались анонимки. Их называли нечистой  парой и приписывали им
деспотические  намерения. Писали, что институт  парализован страхом, годовой
план научных исследований под угрозой, никто не хочет работать, пятилетку не
выполнят...
     Грязи  и  мути   поднялось  предостаточно.   Любая   реплика  Крикушина
передавалась из уст в уста с многозначительными комментариями и домыслами, а
текущие  беды  и   потрясения,  неминуемые   в  большом   коллективе,  стали
толковаться,   как   следствие  его   зловредной   деятельности.   Растрата,
обнаруженная  в  институтской кассе,  и женитьба седовласого  Никифорова  на
студентке-практикантке Лялечке немедленно были отнесены на его  счет, так же
как  и пожар на  даче Зябликова,  унесший, помимо мебели и  самого строения,
тридцать восемь банок огурцов домашней засолки.
     Крикушин грустил.  Несколько раз он заходил  ко мне с Наташей.  Мы пили
кофе, и жена, вернувшаяся уже с Юга, с интересом поглядывала на нее.
     - Вот увидишь - они поженятся, - безапелляционно заявила она. - Я вижу,
как она на него смотрит. Вот увидишь...


     Меркурий  в  то время находился  под надзором жены:  Ольга заменила ему
домашний арест ссылкой в деревню. Она отложила ремонт квартиры, взяла отгулы
и  увезла взрывоопасного мужа и дочку под Лугу.  Меркурий бродил  в сосновых
борах, глотал свои яйца и  слал нам фантастические телеграммы. А однажды ему
удалось добраться  до телефона, и он попросил, чтобы Крикушин срочно устроил
ему поездку в Ленинград - хотя бы на сутки.
     - Только не  завтра, - хрипела трубка. - Завтра  мы с дочкой собираемся
подняться на воздушном шаре. Есть грандиозное предложение!..
     Крикушин  отнесся к его просьбе рассеянно. Он прищурился, глядя куда-то
в себя, и помотал головой.
     - Ничего не выйдет...
     Мне  показалось, он не хочет спешить с возвращением напичканного идеями
Меркурия.

     * * *

     Неожиданно Крикушин пропал.
     В его отделе коротко отвечали, что Крикушина  нет, и  вешали трубку.  Я
звонил ему несколько дней подряд.
     Секретарь  директора,  на  которую  я  вышел  через  справочное,  долго
выясняла, кто я, по какому вопросу мне нужен  товарищ  Крикушин,  и  наконец
шепотом призналась, что со вчерашнего дня он у них больше не работает.
     Вечером я поехал к нему домой.
     Резкие   звонки,   которыми  я  атаковал  его  квартиру,  заставили  бы
поморщиться покойника. Я звонил нашим старинным  кодом: два тире, три точки.
Дай-дай за-ку-рить! Тишина. Не лаял и Степка.
     Тогда я спустился к автомату и набрал номер Наташи.
     - А  кто ее спрашивает? - удивленно поинтересовалась какая-то женщина -
наверное, мать.
     Я назвался хорошим знакомым.
     - Если  вы  действительно  хороший знакомый, -  дрогнул голос, - то  вы
должны знать, что Наташа... Наташа уехала...
     - Куда?
     - В Лынд... Ланд... В Карелию...
     - А сын? Женя?..
     - И его... увезла...
     Я извинился и повесил рыдающую трубку.

     * * *

     Вернувшись  из деревни  и  узнав об  исчезновении  Крикушина,  Меркурий
стукнул себя кулаком в лоб.
     - Идиот!.. -  застонал он. - Мне надо было плюнуть на все ультиматумы и
не отходить  от  него  ни на шаг. Как  чувствовал, что  без меня все  пойдет
прахом! Эх, идиот!..
     Досталось и мне.
     Припомнив,  что рассказы  про  нас  с  ним  Крикушин так и не  написал,
Меркурий выматерил заочно и его.
     -  Сбагрил  меня в  ссылку и наломал здесь дров, - распалялся  он.  - Я
знаю,  это  он  специально  подстроил. Это ему  белобрысая напела.  Как  ее?
Наташа! Она! Она! Женщины до добра не доведут. Только я придумал грандиозную
идею, а он - на тебе! Ухватился за юбку - и в Карелию...
     - Ты думаешь, они уехали вместе?
     - Уверен!
     Я задумался.
     -  Слушай,  -  Меркурий  настороженно  посмотрел на  меня. -  А  может,
конкуренты перехватили?..
     Я пожал плечами.
     - Черт,  некогда мне им сейчас заниматься, а то  бы я его из-под  земли
достал. Идея тут одна  проклюнулась...  Расскажу -  не  поверишь!  Ну ладно,
потом. В общем, разыскивай друга, и выходите на меня...

     * * *

     Я  сдал экзамены,  и  меня зачислили  в  аспирантуру. Перед Ноябрьскими
состоялось посвящение  в  аспиранты. Я сидел  рядом  с  крупной  улыбающейся
девицей с факультета энергетики и  пытался сообразить, счастлив ли я? Но так
и не сообразил.
     Выйдя из института, я позвонил Меркурию.
     - А у нас новости, - обрадовал он. - Крикушин приехал. Он у меня.
     Мы встретились около Дома книги. Крикушин был одет в брезентовую куртку
на меховой подкладке. За спиной  у него  болтался рюкзак для покупок. Что-то
незнакомое пробивалось в его улыбке.
     Меркурий суетился с расспросами. Крикушин сказал, что вспоминать ничего
не  хочет.  Он приехал за  подарками для Наташи и  Женьки и  привез рукопись
лесных рассказов в издательство. Может, возьмут. Еще  ему нужно  встретиться
со своим  последним кредитором и отдать  долг. Деньги он заработал в бригаде
лесорубов. Хорошие парни. Они выделили ему  делянку, и он по выходным рубил.
Машину  он   продал.  Зачем  там  машина,   если  егерю  полагается  конь?..
Ленинградская квартира? Там живет его бывшая жена со своим ребенком...
     - Ну, ты доволен?  - спросил меня Крикушин,  имея в виду аспирантуру. И
улыбнулся.
     Я кивнул.
     -  Такие у нас  с  тобой открывались возможности... - горестно вздохнул
Меркурий и  с откровенной  надеждой посмотрел на Крикушина. Тот сделал  вид,
что не слышит.
     На  следующий день  мы поехали  к деду,  на  озеро.  Поездку  предложил
Крикушин.  Ему хотелось выяснить, чем кончилась борьба старика со всемогущим
головотяпом Бубновым. И кончилась ли она... Меркурий от экскурсии отказался:
ему должны были принести гонконгские белила для оконных переплетов.
     - Хлопцы, хлопцы... - засуетился дед и расплакался.
     Выяснилось, что письмо  в газету возымело свое действие. Озеро оставили
в  покое.  У Бубнова  вскрылись  хозяйственные  нарушения, его судили, и  он
получил три  года  строек народного хозяйства. Намек на использование бойких
граждан при рытье канав и котлованов приняли к сведению  - дед возил Бубнову
передачу и застал его с лопатой в руках. Они душевно побеседовали.
     -  Старуха-то моя умерла, - сказал дед  и повел нас свежей  тропинкой к
холмику с крестом. - Еще в августе...

     * * *

     Я учусь в аспирантуре и по вечерам, когда засыпают дети, пытаюсь писать
на  кухне диссертацию. Жена говорит, что, если бы не ее подталкивание,  я бы
так и ходил в инженерах. Я  соглашаюсь, хотя у меня есть смутное подозрение,
что она здесь ни при чем.
     Меркурий   отремонтировал   наконец-то  квартиру.   Шалит   он   теперь
значительно  реже  и,  заходя  ко мне,  сокрушенно  вздыхает,  вспоминая  то
фантастическое лето.
     - Да, такие возможности  открывались... Ну ничего, получу первую партию
жемчуга, и мы к нему съездим. Может, еще одумается.
     Он установил у себя дома стеллаж  с  аквариумами и  пытается выращивать
жемчуг с  помощью электричества. Вода в  аквариумах бурлит, счетчик крутится
как  сумасшедший,  но  Ольга терпит  - Меркурий обещает  запатентовать  свою
технологию  во всех развитых  странах  и  свозить их с дочкой в кругосветное
путешествие.
     Последнее время письма от Крикушина приходят совсем редко. У него много
хлопот со своим лесом, и мне кажется, они ждут прибавления в семье.
     Женька готовится  в  школу  и  утверждает,  что  его  папа  раньше  был
летчиком, а теперь вернулся из командировки и стал охотником.
     Степка  жив-здоров  и  иногда удивляет  карельских лаек  своим  умением
ходить на передних лапах...

     1984г. Ленинград-Зеленогорск




Популярность: 4, Last-modified: Thu, 07 Nov 2002 10:49:35 GmT