---------------------------------------------------------------
© Copyright Игорь Гергенредер
Email: igor.hergenroether@epost.de
Date: 25 Jun 2001
---------------------------------------------------------------
Из книги сказов "Пинской - неизменно Пинской!"
Среди воров выдвинулся свердловский бандит Петр Бородастый. Его
жестокость смущала даже урок. Раньше между ними и делягами-теневиками было
понимание. Деляги платили уркам дань, и те их не трогали. А то даже
оберегали от голодной шпанки.
Но Петр Бородастый раскидал этот мостик по бревнышку. Бросил в лицо
ворам:
- Вы уверены, что вы - волкодавы при овцах, а вы - бараны при стаде
свиней! Щиплете травку, какую они вам оставляют.
То, мол, что дельцы отдают, - только сотая доля их миллионов. Этих
хитрюг надо не припугивать, а до косточек пропекать.
У Бородастого в подчинении банда. Они и начали так делать. Шамеха,
теневик, пролил слез из-за них... У него особнячок на улице Уральских
Партизан. Прямо там и кувыркали. Опрыскают бензином и подожгут, опрыскают и
подожгут... Так постепенно и дожгли до смерти. И хотя оказалось у Шамехи не
столь уж и много, Бородастый стал еще злее мучать теневиков.
Один лишь Пинской живет без стесненья. Он до того удачлив в махинациях,
что от урок ему почет. Играет с ними не только в карты: и свои игры придумал
- с участием красоток. За это принимают его на воровских малинах как
желанного. Сам Петр Бородастый при встрече говорит первый:
- Кого я вижу? Какая радость!
Ну и живет Пинской поживает и летом собирается, как всегда, в Гагру на
месяцок - понаслаждаться морем, вином киндзмараули и хорошо загорелым
прекрасным полом. Тут к нему в дверь - тук-тук... Входит знакомый вор по
кличке Варежка:
- Константин Павлович, я ради вас, считайте, ложусь под пилораму...
- Ну и что ж такого? Я приветствую. Садись выпей водки.
- Спасибо, мне с колбаской...
Выпил Варежка водки, копченую колбасу жует. Два раза спросил Пинского:
он дома один? никто не подслушает? Потом выдал шепотом хриплым и нервным:
- Бородастый хочет вас распушить!
Пинской хоть и жизнерадостный человек, но не наивный. Бородастый ему
нисколько не нравился.
- Что ж, Варежка, твоя весточка свою цену стоит! - достал из кармана
набитый бумажник: в руках вертит, подбрасывает - гостя кинуло в бодрость.
Рассказал... Бородастый говорил в своей банде: я-де всех дельцов
потрошу! А Пинской - какой он ни есть умный да знаменитый - все-таки не
рыжий, чтобы от них отличаться. Примет и он страданья из моих рук. Поеду с
ним в Гагру, и там, вдали от родного Урала, его будет проедать крыса.
Бандиты окружат Пинского, поплывут с ним вроде кататься по морю на
лодке. Возьмут с собой маленькое железное ведерко - в таких дети носят воду
на клумбы. В ведерке будет сидеть крыса. Пинского в лодке свяжут, догола
разденут. Ведерко с крысой откроют и к пояснице к его прижмут. Крыса, ища
выход, станет вгрызаться в живую дрожащую поясницу человека...
В ходе мучений Пинской, мол, откроет все тайники и секреты. Но от
кончины не уклонится - качаясь в лодке на теплых волнах курорта. Разве что
исхитрится умолить Бородастого - тот сжалится и утопит его, не до конца
проеденного крысой.
- Ну как, Константин Павлович, - спрашивает Варежка, - холодно стало
душе?
- О чем разговор? - отвечает Пинской. - Согреем на юге и тело, и душу.
- Так вы... как бы сказать не обидеть... не хотите смыться?
- Не хочу, Варежка! И пойду на затейные игралки - позвал меня
Бородастый.
С этими словами Пинской наградил Варежку бабками и обещал, что ни под
каким видом его не подставит. Отправился по приглашению Бородастого.
В переулке, который выходит на макаронную фабрику и выглядит очень
провинциально, стоит пригожий домик с палисадником. За высоким забором, за
крепкими ставнями в этом домике сходилась братва. Сюда и шел Пинской.
Петр Бородастый сидел на цветастых пуховых подушках: они горкой
положены на пол. Дядя внушительных размеров, толстозадый, с толстыми ногами
и руками. Подбородок по-страшному выперт - напоминает колун: дубовые чурбаны
колоть им. Его усеивают прыщи - они мешают бриться, однако Бородастый весьма
старательно выбрит. От этого его карточка еще противнее. Пасть - словно
бритвой по коже полоснули: губ нет. Скулы торчат, нос куцый. А гляделки
такие, что после них глаза гадюки покажутся приятными.
Бандит провел ладонью по своему рту и Пинскому:
- Кого я вижу? Какая радость! - протягивает потную руку. Гость пожал с
культурным видом.
У окна занавешенного - стол, за ним сидят воры. Другие развалились на
полу на ватных одеялах. Варежка виден среди них.
Бородастый говорит Пинскому:
- Завтра утром я тоже качу в Гагру. Погляжу, как отдыхает самый
образованный из подпольных советских миллионеров.
На эти слова банда взгоготнула, как на что-то остроумное.
- А сегодня, - говорит главарь, - я даже не обижусь, г-хи, г-хи, если
ты обыграешь меня в затейные игралки. Ты их придумал - мы их любим и тебя
любим.
Теперь смех раздался не столь громко, но зато с вкрадчивым сипеньем.
Пинской улыбнулся - воспитанный, щегольски одетый мужчина. Выпил с
бандой старки чисто янтарной яркости, запил лимонадом, закусывает. А
Бородастый уставил на него лютые гляделки помойного цвета, тянет из стакана
коньяк и говорит мечтательно:
- Я вижу перрон в лучах рассвета, проводник поднимает флажок не
флажок... эту свою палочку обмотанную, не знаю, как ее зовут...
- Х...! - подсказал глупый вор по кличке Ревун и заржал очень
довольный.
Начитанный вор Прикиндел презрительно скривил на него лицо:
- Ее зовут жезл! Сигнальный жезл!
Бородастый сосет коньяк, не сводит зенок с Пинского:
- Поднимает... как бы это ни звалось - и поезд трогается и спешит к
югу... И едет в спальном вагоне умница, человек именитый... Он думает, какие
ждут его радости...
Банда в хаханьки, пьет и жрет. Пинской - челка набок, бакенбарды, усики
- сидит на венском стуле и накладывает ножичком икру на ломтик сыра.
- Он думает... - изображает мечтательность Бородастый, - что его ждут
нежные, г-хи, персики, созревающие, г-хи, г-хи, арбузики первой свежести...
- Га-га-га! - веселятся бандиты.
Пинской серьезно поглядывает на главаря и произносит:
- Я думаю об одном: как показать Петру Бородастому, выдающемуся из
воров... крепкую любовь!
Главарю понравилась похвала: он подставил стакан, и в него долили
коньяку. В разгар пирушки Пинской поймал взгляд Варежки. Немного позже
Пинскому понадобилось по нужде. Приходит в дощатый нужник, стоящий во дворе.
Снаружи к задней стенке прижался Варежка, шепчет в щель:
- Сейчас начнутся игралки - и Бородастому будет самое удовольствие. Он
вел такой разговор, чтобы вы почуяли нехорошее, чтобы вас прошиб страх. Эге,
мол, к чему Бородастый клонит? Не хочет ли он меня убить?
Вы-де станете в страхе думать: выиграть или проиграть? "Выиграю - а он
еще больше обозлится и точно убьет! Лучше проиграю... А вдруг он наоборот
задумал? Выиграет-де - пощажу. Проиграет - убью!"
Как же быть?..
Для кого игралки, а вам - мученье. Бородастый будет наблюдать и
балдеть. Он-то знает: вам в любом случае - ужасная смерть.
Рассказал Варежка все это и шепчет:
- Все-таки, Константин Павлович, лучше выиграть. Кто выиграл - того
братва уважает. Некоторые замолвят за вас слово, и он облегчит вашу участь.
Пинской сидит в нужнике, помалкивает. Варежка за задней стенкой
спрашивает в щелку:
- Чего решили: выиграть или проиграть?
- Я решил, - говорит Пинской, - проиграть и выиграть!
От этих слов Варежка только носом шмурыгнул. А Пинской воротился в дом,
и начались затейные игралки. Из комнаты, где гуляли, перешли в другую. Она
освещается лампой в мягком абажуре с кистями. Во весь пол ковры, стены в
коврах, у стены - широкая кровать. У ее изголовья на пол положили горку
подушек - для Бородастого. Для Пинского стул поставлен возле кровати в
ногах.
Оба сели - и тут входит полуголая шатенка с высокой прической,
покачивается на высоченных каблуках. Это красивейшая из женщин Ася Чайная
Роза. На ней только чулки, трусики и лифчик, туфли сверкают черным лаком.
Пинской вскочил, воскликнул:
- А-ах! - и сладко целует Асе ручку.
Пиджак скинул - садится на стул в шелковой пестрой рубашке с галстуком.
Бородастый повернулся на своих подушках и с грязным смехом полапал
девушку. Потом он и Пинской расстегнули ширинки, а она встала между ними и
покачивается. Поворачиваясь задом то к одному, то к другому, она медленно
сняла трусики - и у игроков из ширинок выросло по морковине.
Чайная Роза села посередь кровати, полулегла поперек нее. Правую ножку
протянула к Бородастому - стопочкой трогает его рычаг. А левой стопочкой,
пальчиками, играет рычагом Пинского.
Один из компании принес две карты: на одной проколы от иголки образуют
шпалу, на другой - ромб. Эти карты смешали с гладкими картами, без проколов.
Бородастому и Пинскому завязали глаза. Одному, а после другому дали в руки
колоду карт. И каждый карты перебрал и определил кончиками пальцев, на какой
наколота шпала, а на какой - ромб.
Передают колоду Чайной Розе. Она полулежит поперек кровати, красотка
без трусиков, ляжки враскид: томит игроков улыбочкой. Одной ножкой
поглаживает торчун Пинского, второй - Бородастого. И, убрав ножку,
подвигается к Бородастому, белой ручкой треплет и похлопывает стоячий -
оголовок потемнел, от туговизны чуть не лопнет. Девушка говорит ласково:
- Будь, детка, прилежным, реши школьную задачку - получишь пирожное
эклер...
Достает из колоды карту и к оголовку прикладывает. Обжимает карту по
всей шишке. Бородастый сидит на подушках, молчит. Чайная Роза - вторую карту
на залупу... третью...
- Вот мы узнаем, чувствительный носик у детки?
Воры:
- Ха-ха-ха! - и подхватывают карты, которые девушка уже приложила. Пока
все они гладкие, без наколок...
Вдруг Бородастый рычит:
- Есть! Р-рромб!
Ася посмотрела карту на свет, передала ворам. Те глядят: верняк!
Точками проколов изображен ромб.
В чем игра состоит - чтобы память с кончиков пальцев перешла на кончик
стоячего. К нему прикладываются карты, а он должен почувствовать: с наколкой
карта или без? Если с наколкой, то надо определить - ромб нанесен или шпала?
Игра продолжается, и скоро Бородастый распознал шпалу.
- У-угр-ры, у-угр-ры! - разевает безгубую пасть: аж слюни летят. - Мой
кутак в настроении! - сцапал две карты с наколками, то одну, то другую
зажимает меж большим и указательным пальцами.
В пальцах у него страшная сила, и, кроме того, они потные. От их
давления проколы сглаживаются - самая чуткая залупа войдет в заблуждение.
Бородастый сунул две карты в колоду, перетасовал - протягивает
Пинскому:
- А ну, браток, выкажи себя!
Гляделки свирепые так и щупают человека. Потребует замены карт? Но тот
сидит с убитым видом. Странно при этом видеть, как круто торчит палка.
Чайная Роза стала прикладывать карты. Пинской:
- Есть! Шпала... нет, извиняюсь, ромб.
Глядят: на карте - ни шпалы, ни ромба.
Игрок и дальше ошибается. Так и не распознал ни разу. Полнейший
проигрыш. Бородастый огреб огромную ставку, усмехается:
- Что это, Костюша, ты нынче какой-то непохожий? Будто что-то в тебя
пробралось и внутри грызет?
Банда разразилась мрачным хиханцом. Пинской вяленько улыбается, весь
бледный, челка к мокрому лбу прилипла. Бородастый все это видит и взрыкивает
от счастья.
- А ну, Костя, выпей своей старки - обострись! На отжиманцах
отыграешься!
Переходят к игре под названием "отжиманцы". Акробатика - ни в каком
цирке не осилят. Посреди комнаты постлали круглую белую скатерку: диаметром
менее метра. Усыпали ее равномерно бумажными деньгами. Тут один из компании
хлопнул в ладоши - и по этому хлопку, покрикивая: "Отжиманцы!", "Отжиманцы!"
- Бородастый и Пинской разделись догола.
Ася Чайная Роза, статная шатеночка ослепительной прелести, как
взвизгнет:
- Отжи-жи-жи-и!.. Отжима-а-анцы! - хлопц-хлопц-хлопц в ладошки. Скинула
чулки, лифчик и танцует голенькая, вертит белыми мячиками тугими.
Бородастый стоит, хряк: ножищи толстые. Зад поздоровее, чем у иной
бабищи: две пудовые тыквы. Пушка задрала ствол в потолок. Уложил Асю
навзничь - так, чтобы ее окорочок был вплоть к краю скатерки. Улегся на
белое тело, кутак задвинул в гнездо, а Чайная Роза - ножками, ручками -
плотно обхвати напарника.
Компания орет:
- В гору-ууу!!!
Бородастый уперся в ковер ладонями и пальцами ног - поднатужился дядя.
И отжался вместе с девушкой. Ее спинка и попочка ковра не касаются. Держится
она на весу благодаря своим ручкам-ножкам - и дядиному тормозу. Бородастый
морщит красную морду от усилия и переставляет ладони помаленьку вправо.
Перемещается со своей ношей дюйм за дюймом... И вот ее зад - над скатеркой,
усыпанной деньгами.
Компания сгрудилась вокруг пары - не наглядятся на цирк.
- Давай, отец! - хрипят.
Бородастый стал сгибать руки в локтях - опускаться с голенькой. Ее
булочки легли на ассигнации. Она воскликнула звонко:
- Прижалась! Возноси-и!
Он отжался - попочка отделилась от скатерки. Несколько ассигнаций
отпали от окорочков, но одна бумажка держится. Ревун кинулся на четвереньки,
протянул руку и двумя пальцами взял ее за краешек:
- Трешница!
Бородастый повторил приспуск и отжимку - на заду девушки опять
удержалась трешка. Больше у него сил не хватило - настала очередь
Пинского...
Суть игры в том, кто больше денег поднимет при помощи девушки? Ты
можешь отжаться десять раз, и каждый раз на окорочке будет по рублю. А
другой отожмется разок, и - четвертная! Он выиграл.
Пинской всех посрамлял. Никто не мог, как он, достигнуть шести отжимок.
К тому же, везло ему на крупность прилипших купюр.
Было! А нынче? Вид у него - словно человек чует боком острие финки.
Секунда - и скользнет нож как в масло. В таком чувстве - и игра?..
А фигура у него - залюбуешься. Гимнаст! И рычаг торчит вверх, почти
вплотную к плоскому надпашью. Если на лицо не глядеть - победитель!
Чайная Роза встала с ковра. Бородастый:
- Кралечка! Не подвела! - и ну лапать окорочки. - Хваткие они у тя,
притягательные... правильно гордишься.
Лапал, лапал - и вдруг:
- Что делаю-то? Руки у меня вспотели, и я ее - мокрыми руками... У нее
теперь ж... липкая.
К такой, мол, конечно, с полсотни налипнет. Нет, так негоже. Надо
попудрить.
Вмиг создалась напряженность. Слышно, как маятник в тишине отсчитывает
секунды. Бородастый, Чайная Роза и вся банда глядят на Пинского: будет
протест? Но он мнется пришибленно, без нужды трогает стоячий и не возражает.
Чайная Роза чуть не плюнула.
Принесли пудреницу и так окорочки напудрили - банный лист не пристанет.
Пинской забил забубенный в расселину, отжался, как положено, с девушкой на
тормозе. Переместился с ней - чтобы ее зад оказался над скатеркой. Четыре
раза опустил и вознес - ни рублевки на пудреных окорочках не задержалось.
Полный выигрыш Петра Бородастого! Банда в пляс:
- Отцу нашему, Бородочке, - сла-а-ва!!!
Все видали его махинации, но к ним - без внимания. Ведь Пинской
проглотил! Петр взял характером. Обхезался перед ним ловкий умник. И воры
ширяют его локтями, а Ревун даже ущипнул за ляжку, как бабу. Кто за себя не
пытается на дыбки встать, того урки не считают за человека.
Что Пинской вздыбится - этого Бородастый боялся и ожидал. Думал: коли
будет так - пускай проиграю! Тем слаще потешу душеньку в Гагре, когда крыса
станет проедать победителя... Но к нему будет сочувствие у братвы, и она не
даст отмерить все желательные мученья.
Потому Бородастый и сбивал Пинского перед игрой. Строил расчет на
сомнении и страхе. И, как видим, оказался прав. Его душит восторг, и он
кричит:
- Все бабки, какие у Кости выиграл, - на гульбу!
Воры побежали за марочным коньяком. Выдержанный высшего качества
ящиками прут. Чайную Розу искупали в нем. Черная и красная икра по всему
дому разбросаны. А сколько хрусталя разбито!..
Наутро Пинской, Бородастый и окружение валят на вокзал. В десять
пятнадцать отправляется на юг скорый поезд. Смотрят - время у них еще есть.
Пинской позвал в ресторан вокзала. Пьют вино, а он покорно говорит главарю:
- Я вижу, Петр, ты что-то стал меня не очень любить. А я так хочу
угодить тебе! Пожалуйста, убей за мой счет "белого медведя"!
У Бородастого зенки, как у тухлой селедки, помоями политой. Сальной
лапой взлохматил Пинскому челку:
- Угожда-ашь? Пра-а-вильно! - Из безгубой пасти от радости язык
вылазит. Перегаром разит - конь скопытится. - Умница ты из умниц и еще боле
умнеешь, Костюша, г-хи, г-хи... - хвать из рук Пинского пивную кружку. А в
ней водка пополам с шампанским - "белый медведь".
Бородастый влил в себя всю кружку. До этого он сколько ни пил, а был в
памяти. Но "белый медведь" - зверь полярной ночи. Его убить - это подвиг с
накладкой.
Пошли к поезду, а главарь, как дурачок, хихикает, не желает в вагон
садиться. Тычется по перрону туда-сюда, пристает к пассажирам. Бандиты его
насилу уламывают. Пинской говорит:
- Петр, поезд без нас уйдет! Смотри - проводник уже поднимает свой...
как называется-то?
Ревун брякни:
- Х...!
Бородастый как загогочет и к проводнику:
- Свой х... поднял в руке? Отниму-уу!
Бандиты еле-еле оттащили - сунули проводнику на лапу, чтоб не шумел. На
ходу уже подсадили в тамбур пьяного. В купе развезло и Пинского -
приваливается к Петру и бормочет ему в ухо:
- Зачем ты отнимал у проводника х...? Ты мог его сломать! Если б ты его
сломал - поезд бы не поехал.
А колеса учащенно постукивают на стыках, поезд летит по бескрайней
России. Сутки сменяются сутками - Бородастый пьет без просыху. Распирает
балдежка Петра: у него в руках - виднейший подпольный миллионер.
Проследовали Армавир. Урки кайфуют в вагоне-ресторане. За окнами -
пейзажи Кавказа. Бородастый опрокидывает рюмку за рюмкой, жрет чахохбили,
порыгивает. Огромный выпирающий подбородок - ну, колун и колун! - залит
соусом. Прыщи лоснятся и выглядят еще отвратительнее. Бандит глядит на
Пинского с ухмылом:
- Думаешь о курорте, о загорелой молодочке... а надо думать, г-хи,
г-хи, о лодочке...
Урки знают суть намека - посмеиваются. А Пинской - ниже травы, тише
воды. Куда лоск и ум делись? Знай кивает с подобострастьем.
Но притом думает вот о чем. Скоро поезд побежит по черноморскому
берегу. А там, от Туапсе до Сухуми, - владения кавказских мужеложцев. Курорт
лепится к курорту: и на каждом полустанке жопники караулят приезжих...
Раньше насиловали. Местные менты, прокуроры - купленные. Да многие из
них и сами обожают мужчину в позе раком. В этой связи стало столько случаев,
до того насильники обнаглели: средь бела дня за первый же куст заведут и
отдрают - и хоть осипни от крика. Тогда вмешался преступный мир Центральной
России. Под угрозой большого кровопролития был принят уговор: к мужчинам
силу не применять. Вдувать только по согласию, а его записывать на
магнитофон.
Если кавказец пошел на уговор, он его держит железно и трепетно.
Отзвучали жалобные мужские крики. Но чувства жопников, конечно, не остыли.
Голодные стаи рыскают от станции к станции: чтобы соблазнить курортника,
несут с собой выпивку, фрукты. И прут магнитофоны*.
Пинской думает об этом не сказать чтобы с сочувствием. Услужливо сыплет
хиханьку на подначки Бородастого. А колеса постукивают на стыках - скорый
мчится по побережью. Все ближе конец пути - Гагра. Блекнут дневные краски
юга, настает вечер.
Бородастый высказывает Пинскому уже без всякого стеснения:
- Что, сучка, чуешь нехорошее? Угождай - не теряй дорогое время.
Банда:
- Ха-ха-ха!
Пинской поеживается и объясняет с виноватым видом:
- Да я вот все думаю - чем угодить...
Главарь в рык:
- Ну, пр-ридумал?
Пинской помялся, как девочка, и с ужимкой вякает:
- Могу... в туалет проводить тебя...
Хохот громыхнул на весь вагон-ресторан. И вот уже урки смотрят на
дельца как на последнюю падаль. До чего изговнялся от страха! Экая пакость.
А недавно встречали его почти с поклоном...
Главарь наслаждается: плюнул на два пальца, пригладил Пинскому челку:
- Веди-и!..
Пошли вдвоем в нужник. И хотя Бородастый пьян, воры не опасаются, что
спутник ему что-нибудь сделает. Если б он посмел в нынешнем положении - весь
Закон встал бы против него. Всюду найдут: с живого будут кожу сдирать
узенькими лентами. И он это знает.
Ввалился Петр в нужник - Пинской за ним. Глянул на часы: через две
минуты - станция. Бородастый икает, сопит, усмехается:
- Ну-у... сымешь с меня брюки?
Спутник говорит:
- Немного позже. - Его рука в кармане, а там - кастет. Бандюгу кастетом
- бамц в висок. И - с хорошим размахом - по лбу.
Петр в отключке привалился к стенке, бряк на задницу. Поезд тем
временем встал. Пинской выждал, когда он тронется, опустил окно. Он обладал
силой гимнаста - и хотя и с немалым напряжением, но поднял Бородастого и
сбросил на придорожные кусты. Тут же выпрыгнул и сам: поезд еще не набрал
скорость.
Бородастый очнулся в траве под деревьями, куда его откатил спутник. В
башке от боли треск; все перемешалось-спуталось. Слышит голос Пинского:
- Петр, ты живой? А ведь с верхней полки упал!
Кругом темно: уже наступила ночь. Туша лежит - ничего не понимает.
- Где мы?
- В поезде. Но он не может ехать. Ты бросился на проводника, вырвал у
него... ну, то, что он поднимает... х...! И сломал! Ему нечего поднять. Ты
хоть помнишь, как отнимал у проводника это самое?
Петр вспомнил: и бросался, и отнимал...
- По пьянке это... а я не хотел. Ехать надо! Чего теперь-то?
Пинской сует ему в пасть горлышко фляжки, а в ней - "белый медведь".
- На-ка попей, пока проводник новый х... достанет.
Бородастый пососал, отрубился. Пинской стащил с него брюки. А между
деревьями мелькает луч фонарика: подходит стая мужеложцев. Осветили: вот это
да-аа! какой товар выставлен! Два эдаких толстенных окорока - еще и жестким
волосом поросли.
Стая вмиг впала в страшную нервность. К Пинскому:
- Та-а-ргуешь, друг?
- Никогда! Приятель попросил снять с него брюки - я снял. Больше
ничего.
- А зачэм он просил? Он хочэт?
Пинской видит при стае магнитофон "Романтика", который так любили
туристы и геологи.
- Спросите - не немой: ответит!
Жопники включили маг, треплют Бородастого по загривку, а по заду жадно
- хлоп-хлоп-хлоп!.. У всех наружу торчат.
- Дарагой, хароший, нэ малчи!
А он мычит и только ветры пускает. Жопники в экстазе. Гляди, начнут
друг через дружку прыгать. Один прилег к Петру на траву, сует ему в ладонь
залупу:
- Хочешь рукой попробовать - попробуй! Что скажешь?
Бородастый руку сжал:
- А-а... нашелся х...! Не бойся, я его ломать не буду. Давай поехали!
В ту же секунду ему и вперли. Какая понеслась дрючка! Один вздрогнул -
его уже очередной оттолкнул и влупляет...
А все вопли, мыки-рыки Бородастого - то, мол, от удовольствия.
Пинской стоит в сторонке, наблюдает ажиотаж и поджидает банду. Знает -
она, спохватившись, сорвала стоп-кран и мчится вдоль линии назад. Главарь,
живой или мертвый, должен быть вблизи насыпи. И Пинской не успел уйти
далеко...
Несутся бандиты, на бегу представляют процесс пыток... Кусты трещат,
топот - будто от табуна.
Как открылось им зрелище многолюдное - впору заржать. Луна озарила
перекошенные лица урок, финки сверкают. Но и у кавказцев ножи, а не
прутики. Очередь к Бородастому собралась такая - на каждого урку придется по
дюжине.
Бандиты беснуются: как вырвать поруганного? Их к нему не подпускают, и
поругание идет полным ходом. Самый старший жопник, пожилой, с золотыми
зубами, потребовал от банды минуту молчания. Как врубит "Романтику" на
предельную громкость!
Вот они: явственные слова главаря... К тому же, различимо, что голос
довольный.
Языки и прикусились. Стоят воры ошалелые, баранами зырят, как с их
паханом занимаются... Но, наконец, маленько очухались, стали
переглядываться. Виден в глазах вопрос: что это значит?..
А значит оно то, что вместо Петра Бородастого есть гадственный
петюнчик. Все его прошлое теперь - противная харкотина. Ни у одного вора не
может к нему быть ничего, кроме презрения. Ни один не сядет на тот стул, на
котором сидел петюнчик.
Выходит из-за дерева Пинской:
- Эй, Варежка, ты где? А ну вспомни! Говорил я тебе насчет игры с этим
козлищей, что я проиграю и выиграю?
Варежка:
- Вот так та-ак! Вон оно к чему было... Конечно, помню. Замечательная у
вас тонкость мысли, Константин Павлович!
Пинской бросает банде:
- Помните мои слова - я думаю, дескать, о том, как показать Бородастому
крепкую любовь? Вот ему ее и показывают!
Варежка так и покатился в ржачке. Другие опомнились от ужаса - и на всю
окрестность:
- Хо-хо-хо-оо!!!
Одни жопники на это - ноль внимания. Захвачены своим.
Прикиндел, начитанный вор, выражает Пинскому:
- Вы, Константин Павлович, провели игру, которой нет примера в мировой
истории. Разрешите от имени всех...
Тут глупый вор Ревун рванул на груди рубашку:
- А-а-а! Так это он подстроил? Р-режь его, братва!
Крики пресек голос небрежный и строгий, какой может быть только у
умнейшего из подпольных миллионеров:
- Дайте ему в морду!
Варежка и Прикиндел съездили Ревуна по карточке.
- Вот кто виноват! - Пинской показал на него пальцем. - А ну вспомним,
как один бывший человек в пьяной приятности говорил про перрон, про
отъезд... про то, как проводник поднимает - что?
Ревун выплюнул изо рта кровь и, как и раньше, орет:
- Х...!
- Вот, вот, - брезгливо морщится Пинской. - Ты это слово крикнул, и оно
застряло в башке бывшего человека. За то его теперь и любят.
Банда сбилась в гурт, хавает умную мысль. Варежка принес от жопников
"Романтику", снова включил запись...
- Из-за одного дурака, - говорит Пинской, - с каждым из вас могло и
может случиться то же.
Воры всхрапели, хвать Ревуна:
- Отрезать язык!
Распластали на земле, на грудь наступили коленом. У кого-то перчатка
нашлась - рукой в перчатке потянули язык из пасти... лезвие финки от него
уже в сантиметре... Пинской:
- Стоп! Что он напоследок-то скажет?
Ревун во все горло:
- Братва! Вы меня хуже наказываете, чем Бородастый наказан!
Несправедливо...
Шепотки побежали. Кто-то задумался: а и в самом-то деле? Прикиндел с
Варежкой пошептались и:
- Уважим, Константин Павлович?
- А почему бы и нет?
Ревуна подняли с земли, встряхнули, отряхнули и передали жопникам. Те -
благодарить...
Еле от них оторвались. Пинской взошел на первый попавшийся пригорок и
говорит ворам:
- Ревун решил - лучше быть козликом, чем безъязыким! Мы пошли ему
навстречу. Но остается другая забота. Каждый из вас боится, чтобы и его не
подвел язык. Что же - отрезать его себе? Конечно же, нет - если мы обратимся
к мысли. Мысль говорит нам: надо взять и записать, как называется то, что
поднимает в руке проводник.
- Сигнальный жезл! - подсказал Прикиндел.
- Нет! Сигнальный жезл - у мента-регулировщика. А у проводника -
флажок, как поначалу и сказал ваш бывший главарь, но его сбили. Флажок в
свернутом виде! - Пинской достал из бумажника химический карандаш в медном
футлярчике и бросил ворам: - Записывайте!
Урки слюнявили карандаш и записывали на клочках бумаги: "Не х..., а
флажок".
Позднее, когда они попадались, эти клочки находили у них зашитыми под
подкладку пиджака или в ворот рубашки. Из бандитов жестоко выбивали суть
пароля. Но одни молчали - хоть убей! А другие врали какую-то чушь про
игралки, перрон и магнитофон "Романтика", пытаясь заморочить следствие.
Слова: "Не х..., а флажок" - так и остались загадкой для уголовного
розыска.
*Известный в шестидесятые годы переносной магнитофон "Романтика" весил
шесть килограммов (Прим. автора).
Сказ "Тонкость мысли" следует третьим, после сказа "Карликовый хобот
по-тюменски", в книге "Пинской - неизменно Пинской!" (1989-93).
Популярность: 12, Last-modified: Sun, 01 Jul 2001 13:11:29 GmT