OCR: Schreibikus (schreibikus@land.ru)
     Москва, сентябрь 2001г.


     Книга представляет собой сборник очерков о наиболее тяжелых катастрофах
на море  за последние два века. Написанная популярно,  она подробно освещает
такие  темы,  как  борьба  моряков  против  перегрузки  судов,  значение для
безопасности плавания остойчивости судна, опасность  столкновения  судов  на
море,  пожары   и  взрывы   на   судах,  преднамеренные  кораблекрушения   и
таинственные  исчезновения судов  на море.  Кроме  этого,  в книгу  включена
повесть "Тайна "Марии Целесты". 1-е издание вышло в 1978 г. Книга рассчитана
на широкий круг читателей.
     Издательство "Транспорт", 1986

     На протяжении многих веков, с момента зарождения  морского судоходства,
беспощадность    морской    стихии    направляла   человеческую   мысль   на
совершенствование  конструкций  корпуса  судна,   его  механизмов,  приборов
судовождения,  картографии,  а также на изучение гидрографии, метеорологии и
других наук, относящихся к мореплаванию.
     Но и в наше время радио, телеграф и пресса приносят печальные сообщения
о различных катастрофах  на  море. Суда горят, взрываются,  разламываются на
части, сталкиваются, тонут...
     Данные  официальной  статистики  аварийности  мирового торгового  флота
свидетельствуют,  что  ежегодно в  среднем  гибнет  350 --  400 судов, общий
тоннаж  которых  составляет..600 --  800  тыс.  рег.  т. Причины  их  гибели
различны -- от случайного  попадания молнии и до злого  умысла. Но  наиболее
частые  из  них  --  это  действие  морской   стихии,  столкновения,  потеря
остойчивости, посадка на мель, пожары и взрывы на борту.
     На первый взгляд  кажется  странным и нелепым,  что в  век  грандиозных
успехов науки  и техники  судно  может стать жертвой стихии,  столкнуться  в
океане  с  другим судном, опрокинуться, сгореть или выскочить  на  подводные
камни.
     Пояснению обстоятельств, которые привели к  авариям, почему и  как  они
произошли,  и посвящена предлагаемая вниманию читателя книга  Льва Скрягина.
Его  имя знакомо  морякам по его книгам  "История якоря", "По следам морских
катастроф",  "Сокровища  погибших  кораблей",  "Тайна  Летучего  Голландца",
"Книга  о  якорях" и  многочисленным  очеркам  в  журналах  "Вокруг  света",
"Техника  --   молодежи"   и  "Морской   флот".   И  хотя  он   не  является
профессиональным  моряком, но совершил три кругосветных плавания, достаточно
хорошо знаком с эксплуатацией зарубежного торгового флота.
     Книга  представляет собой сборник  очерков о наиболее тяжелых в истории
торгового судоходства катастрофах на море. По  замыслу  автора она  является
своеобразным  продолжением   его  книги   "По  следам   морских  катастроф",
выпущенной издательством "Морской транспорт" в 1961 и 1965 гг.
     Помимо описания  отдельных  случаев  гибели  торговых  судов,  в  книге
рассматриваются их причины  -- перегрузка судов, столкновения, недостаточная
противопожарная безопасность,
     нарушение или незнание правил перевозки морем взрывчатых веществ. Автор
пишет  о  капиталистической системе  страхования,  загадочных  исчезновениях
судов и  их экипажей в  море, об умышленном  уничтожении судов и о некоторых
опасных для мореплавания районах.
     Книга написана на основе  документальных данных. Прочитав  ее, читатель
убедится,  что  морская  стихия  и  в  наше  время  таит  в  себе  опасность
трагических   происшествий.   И    человек   обязан   с    этим   считаться,
противопоставляя  ей, для обеспечения своей безопасности, накопленный веками
опыт и используя все технические достижения в области судоходства.
     Читатель  также  увидит,  что причиной  большинства  морских катастроф,
нашумевших в свое время, оказались не ураганы, рифы и туманы с айсбергами, а
сами люди,  допустившие ошибку или при проектировании и постройке судов, или
при управлении ими.
     В  книге  нет авторского вымысла,  все  имена, названия  судов,  даты и
координаты -- подлинные. Повествование  ведется на основе  таких документов,
как  судебные  дела,  доклады  следственных   комиссий,  рейсовые  донесения
капитанов,  отчеты   экспертов,   разбиравших   ту   или  иную   катастрофу,
статистические отчеты страховых и классификационных обществ.
     Некоторые факты и подробности катастроф заимствованы у  отечественных и
зарубежных  авторов  --  писателей-маринистов  и  исследователей  в  области
аварийности торгового флота  зарубежных стран, работы которых перечислены  в
списке использованной литературы.
     Среди сотен книг и исследований в области истории аварийности торгового
флота,  которые пришлось  проанализировать  автору,  самыми  достоверными  и
точными  можно  считать   те,  которые  принадлежат  перу  таких   известных
исследователей, как Линдсей,  Вильсон, Чаттертон, Локхарт, Лаббок,  Мастерс,
Дэвис, Барнаби, Рашбрук  и Виллиерс. Однако и они  в определении  причин той
или  иной  катастрофы нередко  противоречат друг другу, придерживаясь каждый
своей  точки  зрения.  В  таких  спорных случаях  автор  счел целесообразным
привести в тексте несколько версий причин катастрофы.
     Сами по себе события и факты, с которыми  автору пришлось столкнуться в
своей работе, настолько интересны, впечатляющи, а иной раз почти невероятны,
что  он  не  счел  нужным  в  своем  повествовании  прибегать  к  каким-либо
художественно-литературным средствам. Единственное, что он себе позволил, --
это в  некоторых местах  книги дать  отдельные  сюжетные линии  при описании
событий.
     В  книге  Льва  Скрягина  рассматриваются  десятки   случаев  катастроф
торговых судов  капиталистических  стран. А как  известно, капиталистический
морской транспорт  представляет  собой ту область,  где  с  особой  силой  и
резкостью  выступают основные  противоречия капиталистического строя.  Жажда
наживы,  отчаянная  конкурентная борьба и  сейчас характеризуют деятельность
многих владельцев зарубежных судоходных  компаний.  При  капитализме имеется
широкая  возможность  для  разного  рода  злоупотреблений  и  спекуляций  на
безопасности плавания торговых судов.
     Часто судовладельцы не желают  тратить  денег на  модернизацию и ремонт
старых судов. В современной практике капиталистического  судоходства это  --
обычное  явление.  За последнее  время очевидными  стали тенденции  экономии
средств на подготовке  экипажей судов капиталистических судоходных компаний,
порочность существующих правил эксплуатации судов и изъяны в их конструкции.
Самонадеянность  капитанов  и  их помощников при иногда  весьма невысокой их
квалификации,  грубое  нарушение  ими  Международных  правил  предупреждения
столкновений  судов в  море  (МППСС-72),  правил  перевозки  грузов  морем и
пренебрежительное отношение  к  обучению команд навыкам борьбы за  живучесть
судна нередко приводят к катастрофам с большим числом человеческих жертв.
     Ожесточенная   конкурентная   борьба   между   судоходными   компаниями
заставляет  их  пренебрегать  мерами безопасности  и  требовать от капитанов
судов в любых условиях своевременного прибытия в порт назначения, даже в том
случае,  когда это ставит  под угрозу  жизнь пассажиров.  Ведь судовладельцы
озабочены не столько судьбой пассажиров, сколько размером прибыли.
     В книгу вошли, конечно, не все случаи крупнейших катастроф на море. Это
объясняется тем, что или о них уже рассказывалось в книге "По следам морских
катастроф" или они выходят за рамки выбранной автором темы.
     Не  рассмотрены,  в  частности,   случаи  гибели  судов   в  результате
навигационных  ошибок,  перелома  корпуса,  а  также катастрофы  танкеров  и
военных кораблей. Это автор предполагает сделать в дальнейшем.
     Предлагаемая  книга  представляет  несомненный   интерес   для  моряков
советского торгового флота.  К числу ее достоинств следует  отнести также  и
то,  что  такие  темы,  как история  грузовой марки, Британского  страхового
Ллойда, история Международных  правил  предупреждения столкновения  судов  в
море
     и некоторые другие, в отечественной литературе так подробно публикуются
впервые.
     Надо  заметить,  что  книга  сослужила  бы  плохую  службу  читателю  и
советскому  морскому флоту, если  бы после  ее прочтения у читателя возникло
или обострилось недоверие  к морю, к своей безопасности в качестве пассажира
или члена экипажа судна.
     Человечество страдает в больших масштабах от происшествий на сухопутных
дорогах,  которые происходят  ежедневно  и ежечасно. Сравнительно  редкие же
катастрофы  на море обычно  привлекают внимание общественности вследствие их
необычности, а порою и загадочности.
     Современные суда советского  флота оснащены новейшим  оборудованием,  и
средства их  безопасности, естественно, не могут идти ни в какое сравнение с
судами, о которых рассказывается  в книге.  Однако,  как уже говорилось, и в
наше время аварии  и  даже  катастрофы  на  море  вследствие  разных  причин
случаются нередко.
     Описание  раскрытых  и  нераскрытых  тайн  морских  катастроф не только
вызовет  интерес  у  читателей,  но  и  послужит  поучительным примером  для
моряков.
     Надо сказать,  не все  главы книги  поучительны, например  глава "Тайна
"Марии  Целесты"  проста  занимательна,  но  все  читаются  с неослабевающим
интересом и расширят кругозор тех, кто интересуется морем.
     И  хотя  в  книге  описывается  немало  случаев гибели  торговых  судов
далекого прошлого, которые в наше  время уже забыты, однако их место в книге
вполне   оправдано,  если  вспомнить  высказывание  выдающегося   советского
кораблестроителя  академика А. Н.  Крылова: "Великий математик всех времен и
народов  Ньютон  в одном из  знаменитейших  своих  сочинений  говорит:  "При
изучении  наук  примеры  не менее  поучительны,  нежели правила".  Эти слова
относятся в равной  мере ко всякому  делу,  поэтому  описание бывших аварий,
критический разбор  их причин,  широкое и правдивое о  них оповещение  могут
способствовать предотвращению аварий или,  по крайней  мере,  способствовать
устранению повторения аварий, уже бывших ранее".
     Начальник   штурманской   инспекции   В/О  "Мореплавание"  Министерства
морского флота, капитан дальнего плавания В. X. КАЧАЕВ

     0x01 graphic
     

     Девяносто девять процентов вымысла.
     Впервые  я узнал об  этой истории еще в детстве.  Как-то  мне на  глаза
попалась толстая подшивка старого приключенческого журнала, не то "Всемирный
следопыт",  не  то  "Вокруг  света"  --  теперь уж и не помню. Из  множества
интересных  рассказов  один   навсегда  остался  у  меня  в  памяти.  Смутно
вспоминаю, что назывался  рассказ "Великая тайна океана", или что-то в  этом
роде.  Там говорилось о  загадочном  исчезновении экипажа  парусника.  Начав
читать, я  уже  ни  на минуту не  мог  оторваться  от этой истории. В  конце
прошлого века  один  английский  бриг встретил в Атлантике  корабль  "Святая
Дева", который шел без рулевого. Когда англичане поднялись на  палубу  этого
странного корабля,  выяснилось,  что парусник  необитаем. Единственным живым
существом  на  борту  оказался жалобно мяукавший черный кот. Но  -- странное
дело -- корабль был вполне исправным, и груз его -- цел. В капитанской каюте
на  столе были  разложены  морские карты и навигационные  инструменты.  А на
столе  кают-компании  "Святой Девы" стояли тарелки и кастрюли  с  супом,  из
которой  еще шел пар. Казалось, будто вся команда парусника, решив подшутить
над английскими моряками, куда-то спряталась. Увидев на палубе окровавленный
топор, моряки брига  в смятении вернулись на свой корабль  и  рассказали обо
всем капитану. Через несколько дней таинственный парусник привели в порт.
     Рассказ заканчивался  тем,  что  даже  после длительного  расследования
никто так и не смог  выяснить  причину исчезновения  экипажа  "Святой Девы".
Тайна осталась неразгаданной.
     Шли годы. Время от времени в отечественной и зарубежной литературе  мне
попадались рассказы об этом загадочном происшествии. Разные  авторы называли
корабль по-разному:  "Святая  девственница", "Дева  Мария",  "Святая  Мери",
"Мери Селест", "Мария  Целеста". В одних  рассказах он именовался английским
бригом, в других -- канадской баркентиной, в третьих -- американской шхуной.
И,  как  всегда бывает  в  подобных историях, почти  нигде  не совпадали  ни
фамилия  капитана корабля, ни число  членов экипажа, ни дата,  ни координаты
происшествия.
     Эта романтическая тайна меня очень заинтересовала,  и я стал записывать
в  толстую  тетрадь  все,  что  мне удавалось узнать или  прочитать об  этом
таинственном корабле. Постепенно сведений накопилось так много, что пришлось
начать вторую тетрадь. Когда и она подошла  к  концу,  я понял,  что нелегко
будет пробиться  к истине  сквозь сумятицу своих заметок. Тогда  я взял лист
ватмана и  начертил таблицу.  В  ней  были графы:  "Название корабля",  "Его
характеристика" (тоннаж, длина, ширина, осадка), "Фамилия капитана",  "Груз"
и так далее.
     Вот как выглядели графы моей таблицы спустя десять лет:
     "Груз": "растительное масло, керосин, нефть, спирт, кислота";
     "Единственное живое существо на борту": "жалобно  мяукавший черный кот"
и "радостно лаявшая собака", "попугай в клетке, кричавший: "Пираты! Пираты!"
и "плачущий шестимесячный младенец";
     "Что  нашли  на палубе?":  "окровавленный топор,  сабля  с  запекшимися
пятнами крови, сломанная шпага, пистолет";
     "Что  было  в  кастрюле  (чайнике,  кофейнике)": "теплый  суп,  горячая
картошка, вареная курица, кофе".
     Из-за  последней  рубрики  --  "Куда  делись  люди?"  таблицу  пришлось
переделать  --  не  хватало места.  Чего только  не  было  в  этой "людской"
рубрике!  "Достоверные"  сведения  пестрели  словами  "пираты",  "осьминог",
"мятеж", "афера" и т. д.
     Сведений о  "Марии Целесте" (так в  действительности назывался корабль)
накопилось  больше  чем  достаточно.  Количество  публикаций о  происшествии
наталкивало на  мысль, что в основу всех этих журналистских трюков взят факт
из  жизни,  что нечто подобное и  в  самом  деле когда-то  произошло. Но как
отличить правду от вымысла?
     Нужны были первоисточники. Следовало прочесть все (или почти  все), что
писала английская пресса об этом случае "по свежим следам".
     Такая возможность  мне представилась в 1963 г., во время командировки в
Англию. Оказалось, что  в основу  в свое  время нашумевшей истории с "Марией
Целестой", ставшей в наши дни легендой, легли подлинные события и что далеко
не все в этой легенде вымысел.
     Справочный  отдел библиотеки Британского национального музея в  Лондоне
-- настоящий кладезь библиографии по  истории злополучной бригантины. Вскоре
мне стало ясно, что этому небольшому деревянному суденышку отведено не менее
завидное место в  истории мореплавания, чем флагманскому кораблю  Христофора
Колумба. Оказалось, что за рубежом  тайна "Марии Целесты"  так же популярна,
как у нас тайна Тунгусского метеорита.
     Один из консультантов каталога, который любезно помог мне найти  нужный
ящик с карточками, в шутку заметил:
     "О,  вам предстоит большая работа, сэр! Об этом  судне  написаны  груды
книг, но 99 процентов в них -- вымысел!"
     И, действительно,  поиски  одного  процента  правды  о "Марии  Целесте"
заняли у меня уйму времени. Самыми достоверными материалами оказались отчеты
адмиралтейской  комиссии,   которые  были  опубликованы  всего   лишь  одной
английской газетой "Джибралтар Кроникл" в 1873  г.  Некоторые  подробности я
заимствовал   из  документальных  исследований  английских   и  американских
историков и писателей-маринистов.
     Вернувшись на  Родину, я еще раз  просмотрел свои записи, отбросил  все
досужие  вымыслы  и на основе документальных данных решил  изложить  все  по
порядку.
     Вот с чего началась эта странная история.

     Подгоняемый свежим норд-вестом Северной Атлантики, английский бриг "Дея
Грация" приближался  к  берегам Европы.  Судно совершало плавание  с  грузом
керосина из Нью-Йорка в Геную.
     Точно в полдень  4 декабря 1872 г.  капитан корабля определил по солнцу
свои  координаты  --  38°20' северной  широты  и 17°37' западной долготы. До
Гибралтарского пролива оставалось не менее 400 миль -- два дня плавания.
     Капитан брига Дэвид Морхауз уже  было направился  к себе в каюту, чтобы
сделать отметку на карте, когда услышал возглас впередсмотрящего: "Два румба
слева -- парус!"
     Через несколько минут  стал виден  силуэт  небольшого  корабля. По  его
оснастке можно  было определить, что это бригантина  -- двухмачтовое судно с
прямыми парусами на передней мачте и с косыми, как у шхуны, -- на задней.
     Наблюдая  за незнакомцем в  подзорную трубу,  капитан  Морхауз  обратил
внимание,  что он движется каким-то странным образом, уваливаясь  то в одну,
то в другую сторону и то и дело зарываясь носом в волны океана.
     "Странное судно... Кливер и стаксель поставлены на левый галс, а нижний
фор-марсель --  на правый. Грот-мачта  совсем голая,  -- рассуждал про  себя
капитан  "Деи Грации".  -- К чему  эти ненужные пируэты и  зигзаги? Рулевой,
должно быть, здорово поднабрался. Так они будут идти до Америки три месяца!"
     Суда постепенно сближались. На мачте "Деи Грации" подняли два флага "Е"
и "S". По  международному  двухфлажному своду сигналов они означали  вопрос:
"Как называется  Ваше судно?" Со  встречного корабля ответа  не последовало.
Взяв  подзорную трубу,  Морхауз увидел, что бригантиной никто не управляет и
ее штурвал свободно поворачивается то влево, то вправо.
     "Любопытно,  очень любопытно,  --  бормотал  себе под нос  капитан.  --
Наверное, они все спят".
     Он приказал рулевому взять два румба влево. "Дея Грация" приблизилась к
паруснику на сто метров.
     "Смотрите, смотрите! Так это же судно Бриггса, "Мария Целеста"! Вот это
встреча!" -- радостно закричал капитан Морхауз.
     Но  корабли, следуя противоположными курсами, уже расходились: бриг под
всеми парусами несся  на  восток,  а встреченная бригантина, раскачиваясь из
стороны  в  сторону,  медленно  двигалась в  западном  направлении.  Капитан
Морхауз успел заметить, что палуба бригантины пуста и часть парусов изодрана
в клочья.
     "Это не похоже на Бриггса. У  него всегда полный порядок на судне. Нет!
Там что-то случилось", -- подумал капитан. Он решил  лечь на обратный курс и
выяснить, в чем дело.
     -- К повороту! Готовить шлюпку левого борта к спуску! -- пронеслась над
палубой его команда.
     Бриг,  закончив  поворот, шел  теперь  рядом с  "Марией  Целестой".  Но
по-прежнему на ее палубе никого не было.
     -- Эй,  на  "Целесте"! -- крикнул в медный рупор Морхауз. Слова  гулким
эхом пронеслись над серо-синими волнами океана.
     Подождав с минуту, Морхауз снова поднес рупор к губам:
     -- Алло, Бриггс, откликнись! Что случилось? Тебе нужна помощь?
     Ответа не было. Лишь плеск крутых волн, ударявшихся в борт  корабля,  и
легкий свист  ветра  в  его  туго  натянутых  вантах нарушали величественное
безмолвие  Атлантики.  Радость  встречи  в  море, когда  длительное плавание
кажется таким однообразным и тоскливым,  сменилась тревогой и беспокойством.
Американец  Бенжамин  Бриггс,  капитан  "Марии Целесты",  был старым  другом
Морхауза.  Они  знали  друг  друга   с  детства.  Почти  одновременно  стали
капитанами.  В  один и  тот  же год женились.  Сколько  раз  им  приходилось
встречаться  в разных портах! Как было приятно ему, Морхаузу, придя, бывало,
в Гибралтар или Марсель, увидеть судно Бриггса...
     Голос старшего штурмана Оливера Дево прервал воспоминания капитана:
     -- Сэр, шлюпка  готова к спуску. Я беру  двух гребцов и  отправляюсь на
"Целесту".
     -- Да,  Оливер,  отправляйтесь.  Выясните,  что там у них произошло.  Я
чувствую неладное.  В таком состоянии судно! Нет, на  старину Бриггса это не
похоже.  Эй,  Дево! Скажите там, чтобы они легли в дрейф. Я тоже приведусь к
ветру.
     С каждым  взмахом гибких ясеневых  весел  шлюпка, легко  поднимаясь  на
вершины волн, приближалась  к  бригантине. Дэвид Морхауз стоял у поручней, с
тревогой  глядя  на  истерзанный  корабль  своего  друга.   "Мария  Целеста"
раскачивалась на волнах,  словно  пьяный  матрос,  возвращающийся  утром  из
таверны на свой корабль перед выходом в море.

     Мокрая, блестящая от брызг палуба бригантины была по-прежнему пустынна.
Обрывки  парусов  фок-мачты   ударялись  о  реи  и  мачту,  издавая   треск,
напоминавший щелканье пастушьего кнута.
     Первое,  что бросилось  в  глаза  Оливеру Дево,  когда  он с  одним  из
матросов  взобрался на  палубу "Марии Целесты",  был  открытый  люк носового
трюма. Его  деревянные лючины валялись рядом на палубе  внутренней  стороной
вверх. "Странно,  какому дураку потребовалось их переворачивать?" -- подумал
штурман и заглянул в трюм. Там,  в проходах  между рядами  деревянных бочек,
плескалась  вода. Из отверстия  замерного колодца  у  отливной  помпы торчал
фут-шток.  По нему  можно  было определить уровень попавшей в  трюм воды  --
около метра.
     На палубе  валялись перепутавшиеся снасти, обрывки  манильских  канатов
свисали за борт в воду.
     --  Капитан  Бриггс,  где  вы?  --  крикнул  Дево. -- Кто  есть на этом
корабле, черт подери? Молчание.
     --  Да они  просто издеваются над нами!  Они,  наверное,  спрятались  в
кормовом трюме, -- сказал сопровождавший штурмана матрос.
     Второй  трюм тоже оказался  открытым. Его люковые  крышки  были сложены
нормально -- нижней стороной к палубе. В этом трюме также между рядами бочек
плескалась  вода. Поручив матросу  пересчитать  в  обоих трюмах  бочки, Дево
направился к  кормовой  надстройке, где должна  была находиться  капитанская
каюта. Но  что это? Все окна  кормовой  надстройки были закрыты брезентом  и
заколочены досками.  "Для  чего?  Кому вздумалось их  забить?"  --  удивился
штурман.
     -- Эй! Есть тут живые люди?! -- крикнул Дево, открыв дверь.
     В гулком молчании коридора  в такт качке  хлопала какая-то  неприкрытая
дверь.  Штурман  вошел  в  нее  и  огляделся:  каюта  капитана.  Здесь  было
достаточно  светло  --  свет  проникал  через верхний люк,  непонятно почему
открытый. Палуба, переборки и все  вещи в каюте были влажными. Мебель стояла
на  своих местах, койка --  аккуратно заправлена, одежда --  на  вешалке. На
письменном столе -- несколько свернутых в рулон карт...
     Дево  вышел  в  коридор  и  открыл  дверь соседней  каюты  --  старшего
штурмана. Здесь было сухо. Все  -- на своем месте. На ковре стоял деревянный
ящик с набором плотницкого  инструмента.  Штурману это  показалось странным.
Обычно инструмент находился  в носовом  кубрике,  где живут  матросы,  в том
числе и судовой  плотник. Внимание Дево привлек лежавший  на столе раскрытый
судовой  журнал "Марии  Целесты". Последняя запись  в  нем  относилась к  24
ноября 1872 г. В ней говорилось, что в полдень этого дня судно находилось по
астрономическому определению в точке с координатами 36°57' северной
     широты и 27°20' западной долготы.  Дево  переписал  координаты  в  свою
книжку и вошел в следующее помещение, оказавшееся кают-компанией.
     Все  здесь выглядело  так,  будто  люди  только  что  вышли  отсюда. На
обеденном  столе  были  расставлены тарелки и  чашки,  лежали  ложки, ножи и
вилки.  У иллюминатора стояла  швейная машинка  с  незаконченной  работой --
детской  рубашкой.  На полу  разбросаны  игрушки  (видимо,  капитан  взял  в
плавание жену и ребенка).
     Штурман "Деи Грации"  увидел на  письменном столе грифельную  доску, на
которой судоводители обычно  делали черновые  пометки перед тем, как сделать
запись  в  вахтенном журнале. Оказалось, 25 ноября  1872  г. в 8  часов утра
бригантина находилась в шести милях к зюйд-зюйд-весту от острова Санта-Мария
(один из Азорских островов).
     В  верхнем  ящике стола штурман  нашел  связки писем,  какие-то бумаги,
старые газеты,  две  библии,  готовальню и конверты для писем.  Из  книжного
ящика  он извлек большую  деревянную шкатулку, инкрустированную перламутром.
Она  была незаперта. Здесь хранились  золотые кольца,  браслеты,  медальоны,
ожерелье,  украшенное камнями, названия которых штурман не знал, и множество
безделушек.  В  одном  из  отделений шкатулки  лежала толстая  пачка банкнот
достоинством  в  десять  английских  фунтов  стерлингов каждая. Под ней была
пачка потоньше  --  американские двадцатидолларовые  ассигнации. Оливер Дево
уже было переступил через  комингс  кают-компании, но  вернулся и  подошел к
дивану.
     "Нет, мне это  не  могло  показаться!  -- пробормотал  он.  -- Какое-то
наваждение...  Только что я, выходя отсюда,  дотронулся до этого ящика, и он
мне показался сухим. Но  ведь в каюте все влажное, даже диван, на котором он
лежит..."
     Дево прикоснулся  рукой к крышке объемистого ящика.  Она была  сухой. В
ящике   лежала  украшенная   перламутром   небольшая  гармонь-концертино   с
перламутровыми  кнопками.  Штурман  приподнял  и  передвинул  ящик  на  край
дивана...  "Ага! значит его поставили сюда уже после того, как вода проникла
в  каюту через открытый световой люк,  значит, на "Целесте" кто-то есть", --
решил Дево и быстро зашагал по  коридору на палубу. Здесь по-прежнему никого
не было. Штурман перегнулся через  комингс люка. Там внизу, в трюме, матрос,
стоя по  пояс в  воде,  вслух  пересчитывал бочки.  Дево  подождал, пока  он
закончит.
     -- Ровно одна тысяча семьсот  штук. Одна  бочка  неполная -- не хватает
трети. В них  чистейший ректификат, видимо, коньячный, сэр! Признаюсь, я уже
немного попробовал -- в трюме собачий  холод! От этой проклятой  воды у меня
лязгают зубы, сэр! -- прокричал из трюма матрос.
     "Нет,  на  "Целесте" все  же  кто-то  должен быть", -- подумал про себя
штурман и, крикнув  матросу "Вылезай",  зашагал на бак, к  носовой рубке. Он
открыл  ее дверь, шагнул -- и очутился по щиколотку  в воде. Чертыхаясь, что
промочил ноги, Дево спустился по  трапу вниз  и стал осматривать  помещение,
где жила команда бригантины. На палубе кубрика  плескалась вода. В остальном
же здесь был порядок: рундуки с личными вещами матросов -- на  месте, четыре
койки заправлены, на лине, натянутом у переборки, сушились матросские робы и
зюйдвестки. На  круглом столе  стояла большая красивая  раковина  -- створка
тридакны.  То,  что увидел  в ней  Дево, окончательно сбило  его  с толку. В
раковине лежали  курительные  трубки -- предмет постоянной заботы и гордости
любого матроса. "С трубкой моряк расстается в самом крайнем случае.  Значит,
здесь  произошло  что-то  непредвиденное,  что-то страшное, если  люди столь
поспешно оставили свое судно", -- пришел к выводу штурман "Деи Грации".
     Рядом  с матросским кубриком находился  камбуз.  Там по  залитой  водой
палубе плавали кастрюли, черпаки, миски и  медный  таз. В смежной с камбузом
кладовой Дево обнаружил солидный  запас провизии: огромные окорока, солонину
в дубовых бочках, сушеную рыбу, овощи, муку, несколько голов сыра.
     Штурман прикинул, что всей этой снеди экипажу могло бы смело хватить на
полгода, если не больше.
     У наружной переборки  носовой надстройки, укрепленные канатами,  стояли
липовые  бочки  с  пресной  водой.  Одна  из  них  была немного отодвинута в
сторону, и крепление в ней  ослабло. "Наверное,  ее  сдвинуло  волнами",  --
подумал Дево.
     Прошло уже больше часа. Нужно было возвращаться на "Дею Грацию".

     -- Дево,  вас  смело  можно посылать  за смертью! Должно быть,  неплохо
провели время в гостях  у  Бриггса? Как  он  там? --  услышал  штурман голос
своего капитана, поднимаясь по штормтрапу на палубу брига.
     -- Сэр!  Там  нет  ни одной живой души. Это  невероятно!  Мы  буквально
обшарили все судно...
     -- Как?! На "Целесте" никого нет? Нет Бриггса? -- заволновался Морхауз.
     Они спустились в капитанскую каюту. Дево начал свой доклад.
     -- Кормовой  шлюпки  нет. Яла --  тоже. Поручни у  трапа с левого борта
сняты. В  каюте Бриггса  и в  салоне все залито водой: кому-то потребовалось
зимой открывать световой люк... Последняя запись в журнале "Целесты" сделана
24 ноября. А на аспидной доске, которую я нашел почему-то в салоне, -- 25...
Кстати, сэр, наше место на сегодня?
     -- Широта 38°20', долгота 17°37'. Я сам брал в полдень солнце, Дево, --
ответил Морхауз.
     Рассказав о  результатах  осмотра, штурман достал  из  бокового кармана
записную книжку.
     --  Смотрите, капитан, что теперь получается.  Двадцать четвертого  они
были  в  точке  36°57'  северной  широты  и  27°20'  западной долготы, а  на
следующий  день они взяли пеленг самого восточного мыса Санта-Марии. Значит,
десять дней назад "Целеста" находилась  в шести  милях к зюйд-зюйд-весту  от
острова.
     -- Нет, я определенно ничего не понимаю,  Дево! -- воскликнул  капитан,
нагнувшись над  картой Северной  Атлантики. Выходит, что "Целеста" без людей
прошла в восточном направлении почти четыреста миль, а полтора часа назад мы
встретили ее идущей на запад. Вы же сами видели,  что она шла нам навстречу!
Происходит какая-то неразбериха!
     -- Нужно  полагать, капитан, что по какой-то причине Бриггс  с командой
покинул  свое судно  на шлюпках,  и покинул очень быстро... На "Целесте" нет
секстана,  хронометра и,  кроме  журнала, никаких  судовых документов! Самое
непонятное --  это компас... Он  валяется  разбитым на  корме у штурвала,  а
нактоуз сдвинут с места, по-моему, ломом. Как мог Бриггс уйти  на шлюпке, не
взяв с собой компас?
     -- Да, хорошо, если еще ушли, -- сказал Морхауз, -- а если это  пираты,
Оливер?  Помните, что  в шестьдесят девятом эти негодяи  сделали  с  "Вечным
Жидом"? Тогда они не пощадили даже юнгу...
     -- Капитан, я не думаю, что на "Целесте" побывали пираты. Ведь  для них
судно,  груженное чистым  спиртом, -- настоящий клад!  К тому  же все ценное
оказалось  нетронутым,  даже  деньги  Бриггса и золотые  украшения его жены.
Что-то непохоже на пиратов...
     -- Все равно, Оливер, на "Целесте"  случилось что-то серьезное. Я  знаю
Бриггса, он не станет просто так рисковать
     жизнями жены и двухлетней дочери. С ребенком в шлюпке, да еще при таких
ветрах,  как теперь... Говорил  я ему в Нью-Йорке:  "Не бери с собой жену  в
этот рейс, это не время для прогулок в Италию".
     -- Да, сэр, -- согласился Дево, -- зимняя Атлантика не для женщин, -- и
помолчав, добавил:
     --  Когда я  был в  каюте Бриггса, мне в голову пришла мысль о том, что
"Целеста" вообще несчастливое судно. Вы  помните,  должно  быть, сэр, что  в
шестьдесят  втором,  когда  "Целеста"  совершала  свое  первое  плавание  со
Спенсера  в Уиндзор, ее капитан исчез, исчез  бесследно...  Тогда  так  и не
узнали, куда он делся...
     --  Знаю, Дево, помню эту историю. "Целеста" действительно несчастливый
корабль. Ведь после  этого, если  не  изменяет память, в шестьдесят седьмом,
когда  ее  уже  продали  американцам,  она выскочила  на  камни  возле  мыса
Бретон... Да... зря Бриггс принял командование этой дьявольской бригантиной!
     -- Ну, ничего, сэр!  Я надеюсь, что с  Бриггсом и его людьми  ничего не
случится. До Азор-то -- рукой подать!
     --  Будем надеяться, дорогой Дево, что все кончится хорошо. Может быть,
они уже в Гибралтаре, -- повеселел Морхауз и твердо сказал:
     -- Пусть "Целеста"  будет кораблем хоть самого сатаны! Пусть! Но теперь
это наш приз, милый Оливер. Сколько, вы говорите, там бочек? Тысяча семьсот,
кажется? А? -- капитан вынул  из ящика  стола  лист бумаги, достал из жилета
карандаш и начал считать. -- Так... Это, Дево, не керосин! Это чистый спирт!
Ректификат!  Да  еще судно, и  не  какая-нибудь  рухлядь, а "Мария Целеста",
красавица... после капитального ремонта, с новой медью на днище!
     -- Сэр, на какую долю я могу рассчитывать? -- тихо спросил штурман.
     Морхауз бросил  взгляд на ровные  столбики цифр,  посмотрел  в упор  на
штурмана и, делая ударение на первом слове, ответил:
     --  Если  вы согласитесь  привести  бригантину  в  Гибралтар,  за  мной
двадцать пять процентов от одной пятой стоимости груза и судна.
     -- Да, сэр, но  ведь это же риск! В трюмах полно воды, почти голые реи,
даже компаса нет... -- начал Дево.
     --  Я повторяю:  ваша  доля  -- четверть, двадцать  пять процентов и ни
пенса больше! Если это вас не устраивает, я пошлю второго штурмана.
     -- Хорошо,  сэр!  Я согласен.  Сколько человек вы  мне  можете дать? --
спросил штурман.
     -- Возьмите боцмана и младшего Лорензена.  Вот вам  мой  личный компас,
попросите  у Макдональда секстан,  он у  него исправен и  точнее  вашего. На
"Целесте"  найдите  второй  комплект  парусины,  вооружите фок  и следуйте в
Гибралтар, -- сказал Морхауз.


     Вечером 7 декабря 1872 г. "Дея Грация" отдала якорь на внутреннем рейде
Гибралтара. На следующее утро сюда благополучно прибыла и "Мария Целеста".
     Дево был  восхищен  замечательными  мореходными качествами  бригантины:
судно прекрасно слушалось руля, было легким на ходу и могло очень круто идти
к  ветру.  Однако, как ни  старался штурман "Деи Грации" проникнуть  в тайну
бригантины, выяснить что-либо новое ему не удалось. Перебирая в уме вереницу
самых  странных, почти  невероятных фактов и обстоятельств, предшествовавших
встрече "Деи Грации" с  покинутой людьми бригантиной, штурман не мог сделать
сколько-нибудь логичного заключения. Но тем не  менее он  с нетерпением ждал
момента, когда владелец  "Марии  Целесты"  выложит  Морхаузу вознаграждение.
Штурман мечтал о собственном корабле...
     На следующий день  по прибытии в  Гибралтар капитан "Деи Грации" сделал
официальное   заявление  местным   властям   о  спасении  "Марии   Целесты",
обнаруженной   им  в  океане.  Американский   консул  в   Гибралтаре   через
трансатлантический  подводный  кабель  по телеграфу известил  о  случившемся
владельца   бригантины  и  компанию  в   Нью-Йорке,   в  которой  она   была
застрахована.
     Королевский   юрисконсульт  в  Гибралтаре   Солли   Флуд,   исполнявший
одновременно  обязанности  и главного прокурора города, назначил для разбора
дела специальную  комиссию, куда  вошли  чиновники Адмиралтейства,  капитаны
английских военных кораблей, инженеры-кораблестроители и юристы.
     Капитану Морхаузу предложили в трехдневный срок  представить  подробный
отчет о происшествии. После  того  как  отчет  был вручен Солли Флуду, члены
комиссии осмотрели  бригантину,  ознакомились  с  ее  состоянием,  проверили
показания капитана "Деи Грации") и исследовали записи, сделанные в вахтенном
журнале и на грифельной доске "Марии Целесты".
     Чиновники Адмиралтейства  делали  всевозможные  предположения  о судьбе
команды, капитана Бриггса  и его семьи. Им, как и другим членам следственной
комиссии, казалось, что людей подобрало какое-нибудь судно, шедшее в Америку
или  из  Америки в Европу через  Гибралтар.  Участь экипажа "Марии Целесты",
казалось,  не очень-то волновала  и  самого  председателя комиссии --  Солли
Флуда.
     Прошла неделя, но никаких сведений о капитане Бриггсе не  поступало. 18
и 20 декабря адмиралтейская комиссия выслушала и запротоколировала показания
Оливера Дево и двух моряков "Деи Грации".
     Каждый  день  "дело  "Марии Целесты"  пополнялось  новыми сведениями  и
подробностями о судне, его капитане и членах  экипажа. Вот что было известно
достоверно.
     "Марию Целесту" построили в Новой Шотландии, на острове  Спенсер в 1862
г. Строителем бригантины  был  известный  корабельный  мастер Джошуа  Дэвис.
Водоизмещение судна равнялось 282 т, длина -- 30, ширина -- 7,6 и осадка  --
3,5 м.  Англичане, заказавшие Дэвису бригантину, назвали ее "Амазонкой".  Не
прошло и года, как  это изящное судно  завоевало репутацию отличного ходока.
Стройная,  с  красивыми  обводами,  бригантина  вызывала  зависть  у  многих
английских и американских судовладельцев и капитанов.
     После того как  "Амазонкам из-за навигационной  ошибки села на мель, ее
поставили в сухой док, отремонтировали и продали в Америку. Новому владельцу
не по вкусу пришлось  название  корабля. Возможно, набожность  побудила  его
снять с  судна  носовую фигуру, изображавшую  обнаженную по  пояс женщину  с
луком и стрелой, и назвать бригантину  "Девственницей  Марией".  С  тех  пор
вместо  отчаянной,  лукавой  Амазонки  нос  судна  стала украшать  смиренная
богоматерь.  "Мария  Целеста"  совершила  немало  успешных  переходов  через
Атлантику, завоевав право называться лучшей бригантиной на  северо-восточном
побережье Америки.  После  того как у  нее сменилось  несколько владельцев и
капитанов,  потребовался  капитальный  ремонт. Дубовый  набор бригантины  со
временем расшатался,  изъеденные червем  доски  обшивки пропускали  воду.  В
одном  из  бостонских доков  судну  сделали основательный ремонт -- починили
корпус, усилили форштевень, переделали кормовую надстройку. Бюро судоходства
без колебаний выдало новому  владельцу "Целесты" сертификат  на  годность  к
плаванию с отметкой "судно высшего классам.
     В деле адмиралтейской комиссии  по "Марии  Целесте"  имелись  подробные
сведения и о ее  капитане -- тридцативосьмилетним янки  из штата Массачусетс
--  Бенжамине  Бриггсе.   Это   был   опытный  судоводитель,  имевший  почти
двадцатилетний стаж плавания на парусных судах. Всегда предельно корректный,
пунктуальный и приветливый, американец был хорошо известен  в Гибралтаре. Из
рассказа  капитана "Деи Грации" генеральный прокурор знал, что Бриггс принял
командование бригантиной за десять дней до ее выхода  из Нью-Йорка. До этого
"Марией Целестой" командовал  старший штурман Бриггса -- Альберт  Ричардсон,
уроженец   штата  Мейн,  отчаянный  гонщик-парусник,  совершивший  несколько
рекордно быстрых рейсов на бостонских клиперах в Австралию. Он  был мастером
быстрых переходов и, как гласила молва, "знал секреты всех ветров". Излишнее
лихачество  Ричардсона  не  нравилось  владельцам  "Марии  Целесты",  и  они
назначили   капитаном   Бриггса.   Но   Ричардсон   так   был    влюблен   в
красавицу-бригантину, что предпочел остаться на ней помощникам капитана, чем
совсем расстаться с судном.
     Комиссии  было  известно  и  то,  что   на  борту  спасенной  Морхаузом
бригантины,   помимо   ее  капитана,  Ричардсона,  второго  штурмана   Эндрю
Джиллинга, кока Эдварда Хэда и четырех матросов, находилась жена Бриггса  --
Сара Элизабет Кобб-Бриггс с двухлетней дочерью Софи.
     Прошло больше месяца. О команде "Марии Целесты" по-прежнему не было  ни
слуха   ни  духа.  Дэвид  Морхауз  настойчиво  требовал  положенное  законом
вознаграждение за спасение бригантины. Однако Солли Флуд, видимо, подозревая
во всей этой истории из ряда вон выходящее, не спешил с выводами, а заодно и
с выплатой вознаграждения капитану "Деи Грации".
     Владелец  "Марии Целесты" --  Джеймс Винчестер  -- в прошлом сам плавал
капитаном.  В 1866 г.,  сколотив достаточный  капитал,  он  бросил службу  и
основал  с четырьмя компаньонами, в  прошлом  тоже  капитанами,  акционерное
общество  "Джеймс  Винчестер и компаниям. Флот фирмы  Винчестера  насчитывал
полтора десятка небольших, но быстроходных парусников  -- бригов, бригантин,
баркентин и двухмачтовых  шхун.  Старшим компаньоном Винчестера был Бенжамин
Бриггс, которого он  назначил  капитаном своего лучшего судна. Младшая  дочь
главы фирмы незадолго перед разыгравшимися событиями вышла замуж за штурмана
Альберта Ричардсона.
     В конце января  1873 г. в Гибралтар с  почтовым пароходом  из Нью-Йорка
прибыл Джеймс Винчестер -- владелец "Марии Целесты".
     Этот пожилой, солидной комплекции, с добродушным лицом человек явился в
контору королевского юрисконсульства  в  Гибралтаре  и заявил, что  он готов
выплатить  Морхаузу через местный банк  положенную законом сумму за спасение
его судна.
     К его  удивлению, председатель  комиссии  Флуд  категорически отказался
принять для  передачи Морхаузу  вознаграждение за спасение "Марии Целесты" и
вернуть судно  и груз законному владельцу. Генеральный  прокурор мотивировал
свое решение тем, что следствие еще  не  закончено. Винчестер, уже  нанявший
другого капитана  и  новую  команду в Гибралтаре, хотел уложиться в  срок и,
согласно  контакту,  вовремя  доставить  спирт  на коньячные  заводы  Генуи.
Разозленный  педантичностью  англичан, проклиная  их за волокиту  в  ведении
следствия, глава фирмы заявил председателю комиссии:
     -- Я являюсь гражданином Северных Американских Соединенных Штатов, хотя
по происхождению тоже, как  и вы,  чистокровный англичанин. Если бы я только
знал, по каким  венам у меня течет эта английская кровь, я бы перерезал  их,
чтобы выпустить ее вон.
     Через день  Винчестер отплыл в  Америку  на  первом попавшемся попутном
пароходе.
     Адмиралтейская комиссия, кроме подозрений, не имела никаких улик в том,
что команда брига "Дея Грация" причастна к исчезновению людей обнаруженной в
океане  бригантины.  Никаких оснований  задерживать  "Дею Грацию"  в порту у
Солли Флуда не было. Капитан Морхауз, чувствуя, что получить деньги не такое
уж простое дело, счел благоразумным отплыть в Италию.
     С уходом "Деи Грации"  из  Гибралтара следствие по делу "Марии Целесты"
временно было прекращено.

     -- Капитан Дэвид Морхауз! -- начал  генеральный прокурор Гибралтара. --
За  время  плавания  "Деи  Грации"  в   Италию   я  внимательнейшим  образом
ознакомился с вашим  отчетом, и, признаюсь,  он меня  озадачил.  Ваш  отчет,
капитан,  не  совсем  соответствует  показаниям  экспертов  нашей  комиссии,
осмотревших бригантину после происшествия здесь, в Гибралтаре. Дело об
     стоит гораздо сложнее, чем вы думаете, и я сейчас докажу вам это.
     --  Господин  Оливер Дево!  Я  прошу вас  подойти сюда  и  ответить  на
некоторые вопросы комиссии.
     -- Извольте,  сэр,  --  поднялся со  стула удивленный  и  обеспокоенный
штурман.
     -- Что,  по вашему  мнению,  заставило  капитана Бриггса  оставить свое
судно?
     -- Я  полагаю, сэр, что это -- непреодолимые силы морской стихии. Я  не
вижу  других объективных  причин,  по  которым  "Мария  Целеста"  могла быть
покинута командой.
     -- Допускаете ли  вы,  что шторм мог вынудить капитана "Марии  Целесты"
искать спасение в шлюпке?
     -- Да, сэр, это вполне вероятно.  Во время нашего плавания из Нью-Йорка
два  раза  сила  норд-веста  доходила  до  девяти  баллов по шкале  Бофорта.
Бригантина Бриггса могла  попасть  и в  более жестокий шторм. Я уже  сообщал
комиссии, что почти все паруса фок-мачты  были изодраны в клочья, а в трюмах
-- полно воды.
     -- Хорошо, господин штурман, -- продолжал прокурор, -- теперь ответьте,
не кажется ли вам, что  на "Марии Целесте" вспыхнул мятеж? Не думаете ли вы,
что матросы добрались до груза, вскрыли одну из бочек, перепились и в пьяном
угаре убили офицеров бригантины, Бриггса, его жену и ребенка?
     -- Я не допускаю этого  даже в  мыслях,  сэр! Матросы  любили  капитана
Бриггса,  как  родного  отца.  К  тому  же,  сэр, после  тщательного осмотра
бригантины,  четвертого   декабря,   я   не   нашел   ничего   такого,   что
свидетельствовало бы о насилии и борьбе на "Марии Целесте".
     --  Теперь ответьте  нам, внимательно  ли вы  ознакомились с записями в
вахтенном  журнале  и  на грифельной доске?  Считаете ли вы их подлинными  и
соответствующими действительности?
     -- Да, сэр. Полагаю, что они были  сделаны одним из помощников капитана
"Целесты", -- ответил недоумевающий Дево.
     -- Теперь, капитан, я оглашу  то, чего не  знал, а  может  быть и решил
скрыть, ваш компетентный штурман -- господин Дево.
     Солли  Флуд  надел  очки и  взял  папку, угодливо  раскрытую  на нужной
странице одним из чиновников.
     -- Штурман "Деи Грации" допускает, что шторм явился причиной  тому, что
капитан  Бриггс  с командой  и семьей  оставил  "Марию  Целесту". Между  тем
комиссии  известно, что в последнюю неделю ноября в районе Азорских островов
не отмечалось штормов. Мы это знаем на основании более пятнадцати выписок из
вахтенных  журналов судов, находившихся  в  вышеуказанном районе в указанное
время. Комиссия отвергает шторм как причину оставления командой  судна ввиду
следующего факта. В кают-компании "Марии Целесты" обнаружена швейная машина.
На полированной полке машины  найдена катушка, шпонка и масленка. При шторме
никем не  управляемая бригантина испытывала бы  сильную  бортовую и  килевую
качку,  в  результате  чего  эти предметы соскользнули  бы с  гладкой  полки
швейной машины  и  оказались бы  на  ковре.  Это бы случилось и с тарелками,
стоявшими  на столе  кают-компании.  Однако ни  один из предметов обеденного
сервиза "Марии  Целесты" не  был разбит. Вода в  трюмы  могла  попасть из-за
рассохшихся  досок  н плохо прикрепленных  медных листов обшивки. Течь могла
прекратиться после того, как доски разбухли. Наличие мокрых вещей в салоне и
в каюте капитана может быть объяснено открытыми световыми люками.
     Как вы только что  слышали, запись на  грифельной  доске  не вызывает у
господина Дево каких-либо сомнений,  и он полагает, что она сделана одним из
помощников капитана "Марии Целесты".
     Здесь Флуд  умышленно  сделал паузу и обвел глазами зал.  В наступившей
тишине он, повысив голос, продолжал:
     --  Мы  установили,  что  эта  запись  сделана  не  рукой  Бриггса,  не
Джиллинга,  не  Ричардсона!  Об  этом  свидетельствуют   анализ  почерков  и
письменное  показание  господина  Винчестера,  которому  эта   запись   была
предъявлена. Более того! На этой же самой доске, в самом низу обнаружена еще
одна запись.  Она гласит: "Франциска!  Моя дорогая  и любимая  жена!"  Слова
нацарапаны каким-то острым предметом. Я поясню, господа:
     Франциска -- имя госпожи Ричардсон -- жены помощника капитана "Целесты"
и дочери ее  владельца. Сличение  почерков  показало, что это рука  Альберта
Ричардсона!
     В зале, где сидела комиссия,  раздались восклицания недоумения, начался
шум. Немного подождав, генеральный прокурор продолжал:
     --  Господин  Дево отрицает  вероятность мятежа  и  убийства  на "Марии
Целесте". Он  ссылается на то,  что, якобы, не  обнаружил следов  насилия  и
борьбы. -- При этом  Флуд сделал значительное ударение на  слове "якобы". --
Вот,  господа, эти  следы!  --  Генеральный прокурор  не  торопясь подошел к
массивному  шкафу,  где  хранились текущие судебные  дела, посмотрел в зал с
видом человека,  которому уже давно все известно, и достал  из нижнего ящика
тщательно  упакованный  в парусину продолговатый предмет. Развернув брезент,
прокурор поднял на вытянутой  вверх  руке саблю.  Ее потускневший от времени
эфес,  украшенный эмалевым  гербом Мальтийского ордена,  и сильно  изогнутый
клинок говорили о том, что  эта сабля итальянская. Выждав, пока в зале снова
наступит тишина, Флуд пояснил:
     -- Это страшное  оружие было найдено под кроватью капитана Бриггса.  На
клинке  сабли,  господа, бурые  пятна.  Я уверен,  что это запекшаяся  кровь
несчастных жертв мятежа. Такого же цвета пятна  комиссия обнаружила в разных
местах  на палубе "Целесты"  и на ее поручнях правого борта.  Кроме того, на
этих же поручнях замечено несколько  глубоких  зарубок, сделанных,  по  всей
вероятности, топором...
     Повернувшись в сторону капитана  "Деи Грации", королевский юрисконсульт
добавил:
     --  Итак,  господин  Морхауз,  дело  обстоит  намного сложнее,  чем  вы
думаете...

     Время шло. Сведений о судьбе  экипажа  "Марии Целесты" не  поступало --
океан  продолжал упорно хранить свою  тайну. Слухи о загадочном происшествии
распространялись по  всему  миру.  В  тавернах и  портовых кабачках Америки,
Европы и  Азии пылкая фантазия  моряков, подогретая крепким  грогом, виски и
саки, превратила случай с "Марией Целестой"  в легенду. О "Целесте" говорили
все.
     Тайну бригантины  пытались разгадать и в Америке. Министерство финансов
США  разослало  по  всем восточным  портам страны  специальный циркуляр. Вот
перевод подлинного текста:
     "Министерство  финансов США, 24  марта 1873  года. Сборщикам таможенных
пошлин и  другим  лицам:  Вас просят сообщить Министерству любое дошедшее до
вас  сведение,  которое  поможет  выяснить  обстоятельства,  при которых был
покинут корабль, найденный  брошенным на море  4  числа  прошедшего  декабря
месяца под 38°20' северной широты  и 17°37'  западной долготы и отведенный в
гавань  Гибралтара  британским судном  "Дея  Грация", заявившим  там о своей
находке.  Согласно  вахтенному  журналу   покинутого  судна,  оно  оказалось
американской бригантиной  "Мария  Целеста", шедшей  из Нью-Йорка в Геную под
командой капитана Бриггса.
     Обстоятельства дела  возбуждают  сильное  подозрение, что  капитан, его
жена и ребенок,  а может  быть  и старший  штурман, были  убиты  в состоянии
опьянения  командой,  очевидно,  получившей доступ к  алкоголю,  которым был
нагружен корабль. Полагают,  что судно было брошено командой между 26 ноября
и  4 числом прошедшего  декабря  месяца и  что команда либо погибла на море,
либо, что вероятнее,  была взята  каким-нибудь судном, направляющимся в один
из портов Северной или Южной Америки или же Вест-Индских островов.
     Найденный  покинутый корабль оказался совершенно неповрежденным. Он был
хорошо снабжен  всем необходимым и провиантом, и какой-либо видимой причины,
почему он  был покинут, не имеется. На судне нашли саблю как будто с пятнами
крови  на  клинке  и  такие же пятна  заметили  на палубе  бака. Корабельных
документов и хронометра не оказалось, но почти все вещи капитана, его жены и
ребенка,  а также  и  команды  были  найдены  в  хорошем  состоянии;  книги,
драгоценные  вещи, золотые медальоны и дорогое женское платье были оставлены
нетронутыми в каюте. Вахтенный журнал велся до полудня 24 ноября.
     Министерству известны и многие другие подробности, относящиеся  к этому
таинственному происшествию, и в случае необходимости они могут быть переданы
любому липу, которое обязуется разгадать это дело.
     А. Ричардсон,
     секретарь казначейства".
     Тем временем в Гибралтаре комиссия Адмиралтейства продолжала следствие.
По поручению Флуда корвет "Кондор" отправился на Азорские острова с заданием
обследовать побережье острова Санта-Мария и выяснить  у  местных жителей, не
появились ли там Бриггс и его команда.
     К этому  времени  в  Гибралтар из столицы  Великобритании  прибыли  два
сыщика  Скотланд-Ярда.  Работа  закипела.  Сыщики, вооружившись  лупами,  за
неделю  буквально  обнюхали на "Целесте" каждую щель. Они  подтвердили почти
все,  о чем в свое время сообщал штурман "Деи  Грации", и то, что обнаружила
комиссия Адмиралтейства. Правда, столичные  детективы  установили  несколько
дополнительных фактов, но  и они не позволили сделать какие-либо  конкретные
выводы.
     Сыщики на  тех же основаниях, что  и комиссия  Адмиралтейства, отрицали
вероятность  того,  что  сильный   шторм  побудил  Бриггса  дать  приказ  об
оставлении корабля.  Они  пришли к  выводу,  что  если  бы  бригантина  была
застигнута штормом, то  в носовой надстройке судна все было бы залито водой.
Фактически же вода в ней была только на палубе  кубрика и камбуза. К тому же
на лезвиях матросских бритв, которые хранились на полке в кубрике,  не  было
никаких следов ржавчины от  морской воды. Кроме того, сыщики определили, что
на носовой надстройке, сделанной из тонких сосновых досок, в случае сильного
шторма от ударов волны разошлись бы закрашенные пазы.
     Но все же наиболее  веским аргументом,  отвергающим вероятность шторма,
по  мнению  экспертов  из  Скотланд-Ярда,  был факт, что  катушка,  шпонка и
масленка не  упали с полированной полки швейной машины. К тому же оказалось,
что часы в кают-компании бригантины остановились не потому, что в них попала
вода, как считал Дево, а у них просто кончился завод.
     Оказывается,  никто не обратил  внимания на отсутствие на борту  "Марии
Целесты"  лага  --  прибора для  измерения скорости  судна.  Этим  открытием
сыщики,   как   говорится   "утерли   нос"   морякам,  входившим  в   состав
адмиралтейской комиссии.
     После долгого обследования разбитого компаса и  свернутого нактоуза, на
котором он должен был быть укреплен, сыщикам удалось установить, что оба эти
предмета сломаны с применением человеческой силы.  Причем повреждение самого
компаса носило  характер неумышленный.  Возможно,  кто-то  пытался в  спешке
вынуть его из гнезда нактоуза и уронил на палубу...
     Сыщики  высказались и по поводу  курительных трубок, найденных Оливером
Дево  в  носовом кубрике.  По оставшемуся в них пеплу они установили: трубки
были  набиты  тем  же  табаком, что остался  в кисетах и  рундуках матросов.
Значит, трубки принадлежали морякам "Марии Целесты".
     По развязанным узлам на веревке, крепящей бочки с водой  к мачте, можно
было  предполагать,  что одна из них была сдвинута не волнами, обрушившимися
на бак бригантины, а человеком, по всей вероятности, при попытке отвязать ее
от остальных.
     Отсутствие   на   "Марии   Целесте"   какой-либо   приготовленной  пищи
красноречиво говорило о том, что ее взяли с собой покинувшие корабль люди.
     Во время следствия  никто не задумался, сколько было на "Марии Целесте"
Специальных шлюпок. Поскольку на  парусниках такого тоннажа полагалось иметь
две шлюпки, то все почему-то считали, что команда бригантины ушла в океан на
двух шлюпках. Сыщики выяснили: из Нью-Йорка "Целеста"  вышла в  рейс с одной
шлюпкой. Вторая была сдана в ремонт: при погрузке на нее упал сорвавшийся из
стропа бочонок.
     Один из членов адмиралтейской комиссии, старый капитан-парусник, сделал
предположение,  что  оставление   "Марии  Целесты"   командой  было   как-то
инсценировано. Вот как он рассуждал. В открытом море шлюпку спускают на воду
с подветренной стороны, чтобы волны не разбили ее о борт.  Но ведь на палубе
"Марии Целесты" лежали поручни левого борта. Следовательно, шлюпку  спустили
именно отсюда. В этом-то и была загвоздка!  Зимой в Северной Атлантике  дует
постоянный норд-вест, и идущая  на восток  бригантина  имела ветер с  левого
борта. Если  люди покидали судно в  спешке,  то им некогда было осуществлять
маневр  постановки судна в дрейф. В лучшем случае они могли убрать  парус на
грот-мачте, но ветер все равно дул бригантине в левый борт...
     Вообще следствие  по "Марии Целесте" вскрыло  слишком много  загадочных
обстоятельств и фактов. Некоторые  из них носили странный, почти мистический
характер.
     Как  ни  ломали  голову  члены адмиралтейской  комиссии и какие  только
гипотезы  ни  выдвигали  сыщики  Скотланд-Ярда,   тайна  покинутого  корабля
оставалась тайной.  Вот  основные вопросы, без  решения которых следствие не
могло сдвинуться с места:
     1. Почему трюмы бригантины оказались открытыми?
     2.  Почему  люковые   крышки   первого   трюма   валялись   на   палубе
перевернутыми?
     3. Почему все окна кормовой надстройки были забиты досками и брезентом?
     4. Почему были открыты оба верхних световых люка кормовой надстройки?
     5. Почему  набор  плотницких  инструментов  оказался  в каюте  старшего
штурмана Ричардсона?
     6. Почему были спущены паруса второй мачты бригантины?
     7. Почему на борту бригантины не  оказалось никаких судовых документов,
кроме основного -- вахтенного журнала?
     8. Почему была вскрыта бочка со спиртом?
     9. Почему последняя черновая запись на грифельной доске была сделана не
капитаном или штурманом, а кем-то другим?
     10. Почему Ричардсон написал: "Франциска! Моя дорогая и любимая жена!"?
     11. Почему старинная сабля оказалась под койкой капитана Бриггса?
     12. Почему на поручнях правого борта появились зарубки?
     Итак, двенадцать "почем"! И никто не мог дать вразумительного ответа ни
на один из этих вопросов.
     Королевский юрисконсульт делал попытки  связать все установленные факты
воедино,  представить цельную картину  разыгравшейся в  океане драмы.  Солли
Флуд отстаивал версию,  связанную  с  мятежом на бригантине.  Но  как он  ни
аргументировал  открытыми  трюмами,  початой  бочкой  спирта,  заколоченными
окнами офицерского  помещения,  найденной  саблей, зарубками  на поручнях  и
бурыми пятнами на палубе,  последовательности и логики в его доказательствах
не было. "Что это за мятеж, -- вопрошали в пику ему сыщики, -- если на судне
нет  никаких следов насилия и борьбы, а  все ценности в  салоне остались  на
своих, местах?"
     Версию о  мятеже горячо  поддерживал американский  консул в  Гибралтаре
Горацио Спраг.  Мнение Солли Флуда он изложил в  своем  докладе министерству
финансов. На основании этого доклада полиция всех портов на северо-восточном
побережье  страны получила  негласный приказ тщательно следить за появлением
подозрительных лиц, которые могут оказаться мятежниками с "Марии Целесты".
     Комиссия   Адмиралтейства   с  нетерпением  ждала  результатов  анализа
вещества, взятого с  пятен на сабле, на палубе и на поручнях  бригантины. Но
тут "дюжина почему" неожиданно превратилась в "чертову дюжину".

     Не  видя выхода  из лабиринта противоречивых  фактов,  комиссия  решила
провести осмотр подводной части судна.
     Испанский  водолаз  Рикардо  Портунато  опустился на дно  у  причала  и
обследовал состояние медных  листов,  которыми был  обшит деревянный  корпус
"Марии Целесты". Медь  была почти новая, еще не успевшая потемнеть в морской
воде, но в трех  местах листы неплотно прилегали к  доскам. "Наверное, из-за
этого  корпус  и  пропускает воду", -- решил водолаз.  Других  повреждений в
подводной части Портунато не обнаружил. Форштевень, киль и руль находились в
отличном состоянии.  Это свидетельствовало о том, что бригантина не касалась
днищем мели и не сталкивалась с другим судном.
     Когда водолаз, закончив работу на грунте, поднимался на поверхность, он
бросил взгляд на  доски носовой  обшивки,  которые  как раз находились перед
центральным  иллюминатором его скафандра. В полуметре  выше  уровня  воды по
обшивке шла  двухметровая узкая полоса. Портунато дотронулся  до  нее рукой:
полоса оказалась  надрезом глубиной  в дюйм и шириной немногим более  дюйма.
Ровный  надрез совсем  не походил на случайную  царапину от удара  о причал.
Скорее всего, он был сделан каким-то острым инструментом.
     Водолаз  опять погрузился на  грунт  и  поднялся  у носа  бригантины  с
другого борта:  в полуметре  от  воды  проходил  точно такой  же надрез! Это
показалось водолазу подозрительным, и он доложил о  своем открытии экспертам
адмиралтейской комиссии.
     Почтенные джентльмены  стали  в  тупик.  Откуда появились эти  странные
полосы, для чего и кем они сделаны?
     Лондонские  сыщики  сумели все  же  определить,  что  надрезы  нанесены
примерно три месяца назад, как раз в конце ноября 1872 г.
     Что это? Результат  удара судна  о причальную  стенку? Но любой корабль
швартуется,  естественно, одним  бортом.  Следствие  столкновения  с  другим
кораблем? Но на  форштевне "Марии Целесты" не было даже царапины.  И уж вряд
ли кому из экипажа  вздумалось  бы  разрезать доски обшивки толщиной всего в
полтора дюйма -- это представляло угрозу для прочности корпуса бригантины.
     Круг непонятных фактов и необъяснимых обстоятельств замкнулся. Но  если
в  предыдущих  "двенадцати почему" можно было  что-то предполагать, о чем-то
догадываться, то последняя загадка  вообще  не давала намека на сколь-нибудь
логичное объяснение.
     Солли Флуд  окончательно  потерял голову.  Поняв, что его репутация как
генерального прокурора города подорвана, он ждал результатов анализа  пятен.
Здесь его постигло полное  разочарование, и ему пришлось сожалеть о поспешно
сделанных выводах о роли сабли в драме "Марии Целесты".
     Пятна оказались не кровавыми и к тому же чуть ли не вековой давности. А
пятна на палубе и поручнях правого борта  представляли собой смесь ржавчины,
оливкового масла и какого-то рассола. Эта безобидная смесь вполне могла быть
пролита из какой-нибудь старой железной бочки.
     К  удивлению  комиссии,  логичнее  всего  о "проблеме сабли" высказался
истец -- капитан "Деи  Грации". Как бы  мстя Флуду за проволочку  с выплатой
вознаграждения, Морхауз заявил:
     -- Чтобы правильно ответить  на  этот  вопрос,  надо хорошо знать моего
друга  Бриггса.  У  него была одна  страсть: он  коллекционировал  старинное
оружие. Дом Бриггсов в Брэдфорде напоминает  музей античного  искусства. Там
вы  найдете  уникальную  бронзу,  мрамор,  изумительную коллекцию  старинных
часов, древние монеты, а главное -- оружие. Даже в спальне у него висят латы
средневековых рыцарей...  Я уверен: саблю он взял в рейс специально, чтобы в
Италии точно установить дату  и место ее  изготовления. Вас удивляет, почему
сабля без ножен  лежала  под койкой?  Ее спрятал там Бриггс,  опасаясь,  что
маленькая Софи может случайно порезаться о клинок.
     Комиссия признала это предположение вполне логичным.  Английские сыщики
через  полицейское управление  в Нью-Йорке навели справки о матросах  "Марии
Целесты".  Выяснилось,  что четыре норвежских  моряка  -- Фолькерх Лорензен,
Боас  Лорензен,  Ариан  Харбенз и  Гуттлит Гутшаад  были  матросами  первого
класса, имели хороший  послужной список  и  большой  стаж работы на парусных
судах.
     С тем, что эти моряки не могли устроить на "Марии Целесте" мятеж, Флуду
пришлось согласиться, когда в начале марта 1873 г. на его  имя пришло письмо
от  некоего  Никельсена  из Норвегии. Автор письма обращался  к председателю
следственной  комиссии от  имени  одной матери и двух  жен  матросов экипажа
"Марии Целесты". Родственники норвежских моряков, беспокоясь за судьбу своих
кормильцев, просили главного прокурора объяснить причину их исчезновения.
     Написать  в ответ  что-либо утешительное Флуд не  мог. Хотя в Гибралтар
каждый день приходили десятки судов, никаких сведений об исчезнувшем экипаже
не поступало.  Командир корвета  "Кондор",  посланный  на Азорские  острова,
сообщил,  что жители острова  Санта-Мария  не  видели никаких  пришельцев  и
ничего не знали  о случившемся. Молчала  и  Америка,  где  появления моряков
"Марии Целесты" с нетерпением ждали таможенные власти.
     12 марта 1873 г.  следствие  по делу было  прекращено, а адмиралтейская
комиссия распущена.
     Через два дня  городской суд определил  размер  вознаграждения капитану
"Деи  Грации".  Драма, разыгравшаяся в водах  Северной  Атлантики,  принесла
Дэвиду Морхаузу 1700 фунтов стерлингов.
     15  марта  1873  г.  телеграмма,   переданная   по  трансатлантическому
подводному  кабелю,  известила  в  Нью-Йорке  Джеймса Винчестера о  том, что
"Мария  Целеста" с новым экипажем на борту вышла из  Гибралтара в Геную. Все
личные  вещи семьи Бриггса  и  членов  команды были  переданы  американскому
консулу  в Гибралтаре.  Осенью  того  же года  он отправил их в  Америку для
передачи родственникам пропавших.

     Но  история   "Марии  Целесты"  на   этом  не   кончается.   Загадочное
происшествие у Азорских островов сразу же стало  достоянием газетчиков. Чего
только ни сообщали о "Марии Целесте"! Одна версия  сменяла другую, очередная
гипотеза   противоречила   предыдущей.   Любое   наспех   сработанное  чтиво
преподносилось   читателю   как   достоверные   сведения  и   сопровождалось
комментариями  якобы  морских  специалистов, старых,  просоленных  океанских
волков,  но,  как  правило,  "комментаторами"  были  те  же  самые   писаки,
получившие на лету "консультацию" у какого-нибудь моряка в портовом баре или
кабачке.  В большинстве  опубликованных за 1873 г.  "достоверных"  сообщений
даты события не совпадают, имена и фамилии искажены до неузнаваемости, факты
вымышлены, предположения до смешного наивны.
     Многие  журналисты,   взявшись  за  эту  тему,   даже  не   потрудились
ознакомиться с материалами следственной комиссии в Гибралтаре.
     Подавляющая часть гипотез сводилась к "пиратскому варианту".
     Газеты  утверждали:  "Бригантину  захватили  пираты,  но  увидев   "Дею
Грацию",  обратились  в  бегство,  забрав с  собой экипаж "Целесты".  Разные
версии этой  гипотезы сопровождались пространными историческими выкладками о
корсарах, флибустьерах и прочих морских разбойниках...
     Писали о  вспыхнувшей на борту  "Марии Целесты"  эпидемии  чумы. Ведь в
течение целых  столетий  чума, холера, желтая лихорадка,  дизентерия и цинга
считались  бичом  мореплавателей  всех  стран.  Низкий   уровень  санитарии,
отсутствие нормальных условий для хранения воды и  пищи на парусниках -- все
это приводило  к вспышкам эпидемий, нередко становилось причиной гибели всей
команды корабля.
     По мнению "всезнающих" журналистов, чума на  "Марии Целесте" началась в
матросском кубрике. Капитан Бриггс узнал о болезни и, стремясь уберечь  свою
дочь,  жену,  себя  и офицеров,  запер матросов  в  кубрике. Но  им  удалось
вырваться из заключения, и они, в свою очередь, закрыли капитана  в кормовой
надстройке, заколотив даже окна. В отчаянии  больные матросы вскрыли носовой
трюм и  добрались  до груза. Пытаясь  найти  забвение  в спирте,  истощенные
болезнью  моряки перепились и уснули. Бриггсу с  офицерами удалось выбраться
из  кают через  верхние  световые люки. В спешке  они спустили  единственную
шлюпку, которая потом  погибла  во время шторма.  Оставшиеся  на  бригантине
матросы предпочли,  чтобы  не  мучиться,  покончить  жизнь  самоубийством  и
выбросились за борт.
     Другие сторонники  этой  версии писали, что,  напившись, матросы  убили
капитана и офицеров и, выбросив их тела в море, пытались добраться на шлюпке
до одного из  Азорских  островов. Но  шлюпку  опрокинул  налетевший шквал, и
обессилевшие и измученные страшной болезнью моряки погибли.
     Как всегда, были и просто нелепые гипотезы.  К  таким, например,  можно
отнести  предположение, что люди несчастной бригантины  погибли в схватке  с
еще  неведомым  науке   чудовищем  морских  глубин  "гигантским  кальмаром",
"огромным  осьминогом"  и даже "морским змием".  Авторы этих наивных  версий
сообщали публике, что пятна на палубе, клинке сабли и поручнях бригантины --
не что  иное  как кровь  чудовища, а зарубки на поручнях --  явные следы  от
удара топора, которым Бриггс мужественно рубил исполинские щупальца...
     Американские  газеты,  промышлявшие  подобными небылицами, давали  даже
"подробности" кровавой схватки. Так, первой жертвой неизвестного "агрессора"
подводного царства будто  бы  стала  маленькая Софи, игравшая  с  матерью на
палубе. Потом чудовище увлекло в воду всех находившихся на "Целесте"  людей,
и бригантина, как призрачный "Летучий Голландец", плавала  в океане, пока ее
не заметили с "Деи Грации"...
     Нью-йоркская  "Таймс",  считая,  что читателям  уже наскучили  подобные
штучки, решила покончить с  шумихой вокруг бригантины и заявила, что вся эта
история объясняется очень просто. Оказывается, капитан "Марии  Целесты"  был
душевнобольным  человеком. О  тяжелом расстройстве его психики знали  только
близкие родственники. Оно якобы выражалось в периодических приступах буйного
помешательства,  и в эти минуты Бриггс, не помня себя, был способен  на все.
Однажды во время злополучного плавания  у  капитана начался такой приступ, и
он, вооружившись  старинной  саблей, зарубил всех,  кто находился  на судне,
включая дочь и жену. Когда в его сознании наступило  прояснение и он  понял,
что  произошло,  он выбросил трупы в океан, замел  следы,  уничтожил судовые
документы, забыв  при этом о вахтенном  журнале, и пытался уйти на шлюпке. В
конце  концов Бриггс  погиб от  жажды,  а  шлюпка его была залита волнами  и
затонула...
     Английские   журналисты,   как   представители   консервативной  нации,
публиковали   более   серьезные  гипотезы.  Некоторые  из  них  были  весьма
замысловатыми.
     Когда  газета  "Джибралтар  Кроникл" поведала  читателям  о  замеченных
Рикардо Портунато  непонятных  надрезах на носу  "Марии Целесты", английский
морской журнал "Нотикл Мэгазин" так объяснил их появление.
     Дочь капитана Бриггса Софи была капризным, непослушным ребенком. Целыми
днями она носилась по палубе  бригантины, мешая  матросам  работать. Ребенок
угомонился, когда заметил в море  дельфинов. С этих пор Софи целые дни стала
проводить  на  носу  судна,  наблюдая за  красивыми  прыжками  стремительных
животных.  Тогда Бриггс, видя,  как Софи то и дело свешивается через поручни
за  борт,  и опасаясь,  как бы она не свалилась  в  воду,  приказал  команде
соорудить для  дочери  специальную  площадку  на носу бригантины. Вот почему
плотнику пришлось сделать с каждого борта в носовой части судна пазы.
     Однажды между матросами  "Марии Целесты" разгорелся  спор: кто  быстрее
плавает.  Матросы обратились к капитану с просьбой привести судно в дрейф на
время состязания. Бриггс согласился. Паруса второй мачты были спущены,  а на
первой поставлены таким образом, что бригантина не имела хода. Матросы стали
плавать   наперегонки  вокруг  судна,  а  офицеры   "болели",  наблюдая   за
состязаниями  с  площадки,  построенной  для  Софи.  Перегруженная  площадка
рухнула, и люди оказались в воде. Кто не умел плавать, утонули, а на пловцов
напала стая тигровых акул. Жена капитана Бриггса в это время шила на машинке
в кают-компании. Выбежав на отчаянные крики, она увидела  ужасную картину: в
окрашенной  кровью воде акулы терзали барахтающихся  людей. Не вынеся  горя,
жена капитана бросилась с дочерью за борт...
     На первый  взгляд, гипотеза  вполне правдоподобна. Автор  забыл лишь об
одном. "Мария Целеста" совершала  свое  плавание в ноябре, когда температура
воды  в  Северной  Атлантике никогда  не  превышает  десяти  градусов тепла.
Отчаянные, наверное, матросы были на бригантине!
     Ореол  загадочности  вокруг  "Марии  Целесты" усиливали  многочисленные
самозванцы, выдававшие  себя за  членов ее экипажа.  После раздутой газетами
шумихи  они стали неожиданно  появляться в Гибралтаре,  Лондоне,  Нью-Йорке,
Галифаксе, на острове Ямайка. В одном лишь Нью-Йорке за год объявилось сразу
шесть "очевидцев"  небывалого  происшествия.  Первый  из  них нанес визит  в
редакцию газеты "Гералд Трибюн" и заявил, что он не кто иной, как Эдвард Хэд
-- чудом спасшийся кок с "Марии Целесты".
     Взяв у него пространное  интервью, редакция  выплатила ему колоссальный
гонорар. Складно придуманная  история  "кока"  о  вспыхнувшей  на судне чуме
произвела впечатление на читателей и  вызвала зависть  других газет.  Спустя
несколько дней,  когда  лже-Хэда  и  след простыл,  аферу раскрыла  жившая в
Нью-Йорке жена настоящего кока с "Целесты". Хитрому аферисту удалось обвести
редакторов вокруг пальца благодаря отличной  памяти: он досконально знал все
результаты работы следственной комиссии, регулярно  публиковавшиеся в газете
"Джибралтар Кроникл".
     Не успели  затихнуть страсти, как в разные редакции нью-йоркских  газет
явились,  разумеется  поодиночке,  сразу   пять  "коков".  Видно,  они  были
приезжими и ничего  не  знали  об  опередившем  их "коллеге". "Коки" понесли
такую небылицу, что вскоре очутились (уже все вместе) в полицейском участке.
     Тем временем в Лондоне  появились два взрослых "сына капитана Бриггса".
Но одурачить  английских журналистов  им не  удалось. Все уже знали, что сын
Бриггса живет у своей бабушки в американском городе Брэдфорде и что мальчику
всего семь лет.
     Многие  издатели погрели руки на тайне  покинутой людьми бригантины.  А
вот редакция  одной американской газеты поплатилась  штрафом. Произошло  это
так.
     Газета  напечатала  большую  статью,  начинавшуюся  рассказом о нравах,
царивших в американском торговом флоте. Говорилось, что  капитаны испытывают
большие трудности при наборе экипажа, что им приходится обращаться к услугам
портовых маклеров, а точнее -- к "торговцам  людьми". Беззастенчивые  дельцы
выискивают среди безработных и опустившихся людей  свои  жертвы, дают  им  в
кредит  одежд"  и деньги,  а  потом  продают должников  на первое попавшееся
судно. В некоторых "экстренных" случаях их спаивают, и несчастные приходят в
себя уже на борту судна, далеко от родных берегов.
     Газета утверждала, что  экипаж "Марии Целесты" состоял  именно из таких
случайных людей, едва ли не впервые в жизни вышедших в море. Поэтому, приняв
командование  кораблем,  Бриггс  пытался  нанять  хотя  бы   трех  настоящих
матросов.  В Нью-Йорке нашелся человек, вызвавшийся ему  помочь. Он  выделил
четырех моряков из своего экипажа при условии, что они вернутся на его судно
близ  Азорских островов,  после того как за кормой "Марии Целесты" останется
наиболее трудная часть  перехода из Америки  в Европу.  Капитаном, оказавшим
помощь  Бриггсу,  был,  по  заявлению  газеты, англичанин  Дэвид Морхауз  --
командир брига "Дея Грация". В статье сообщалось, что обоих капитанов видели
за два дня до выхода бригантины в море в одном из ресторанов Манхэттена.
     С  первого  же  дня  плавания "Марии Целесты" атмосфера  на  судне была
омрачена поведением матросов, подписавших кабальный контракт. Эти  случайные
моряки  не  поладили с  теми,  которых  Бриггсу  "одолжил" Морхауз.  Один из
скандалов закончился поножовщиной,  и  капитану  бригантины пришлось связать
виновных в кровопролитии и запереть их в канатном ящике.
     24  ноября  наступил роковой день  -- вырвавшись из плена,  озлобленные
матросы устроили мятеж. Капитан с семьей и два штурмана были зверски  убиты,
и  их  тела  брошены  за  борт.  Четырем  матросам  с  "Деи Грации"  удалось
обезоружить мятежников. Они  решили  не связывать их, а отправить в океан на
шлюпке,  не  дав им ни капли пресной  воды.  Под дулом  пистолетов мятежники
отчалили от борта "Марии Целесты".
     Оставшиеся на ее борту люди Морхауза знали координаты и время рандеву с
"Деей Грацией". Придя в договоренное место, матросы  поставили  бригантину в
дрейф. Вскоре подоспела и "Дея Грация".
     Когда капитан Морхауз выслушал печальный рассказ  четырех матросов,  он
сразу понял, что на "Целесте" можно здорово  подзаработать. Сказав матросам,
что в  их положении выгоднее всего держать язык  за  зубами (ибо в противном
случае им все равно никто не поверит, что они не  были  причастны к мятежу и
убийству), Морхауз объяснил, как  нужно отвечать,  если в Гибралтаре  начнут
спрашивать  о встрече с "Марией Целестой". Решено было представить рапорт  о
том, что бригантину обнаружили в океане без экипажа.
     Полученным   вознаграждением   капитан   брига   обещал   поделиться  с
матросами...
     Дэвид Морхауз  возбудил против незадачливого  редактора газеты судебное
дело и с помощью полученной  из Гибралтара копии своего отчета доказал  свою
непричастность к этой выдуманной  истории. Газета  поплатилась за  выкрутасы
своих  журналистов  круглой  суммой.  Суд  вынес  решение:  "За  причиненный
моральный ущерб, выразившийся в подрыве  репутации и оскорблении капитанской
чести, выплатить господину Дэвиду Морхаузу 5000  долларов".  Таким  образом,
несчастливое судно Бриггса обогатило  Морхауза  не только фунтами английских
стерлингов, но и американскими долларами.
     Затейливо  придуманных  небылиц  о  "Марии  Целесте"  было опубликовано
столько, что обстоятельства и факты действительного происшествия у  Азорских
островов оказались забытыми.
     Истину похоронили под  грудой журналистского вымысла. Говорят, сенсации
не  бывают вечными.  И  хотя  тайна бригантины  так и осталась  нераскрытой,
"целестиада" изрядно надоела читателям.
     О бригантине скоро позабыли...

     В  начале 1884  г.  в  Англии распространились слухи  о том, что  тайна
"Марии  Целесты" раскрыта. Разгадку  этой  интригующей истории дал на  своих
страницах  лондонский альманах  "Корнхилл Мэгэзин"  в  очерке  под названием
"Сообщение  Шебекука  Джефсона".  Повествование  велось  от  лица  одного из
участников драмы, разыгравшейся на "Марии Целесте".
     Поскольку  имени  автора  в  журнале не  было указано, читатели приняли
"Сообщение"  за  редакционный  материал.  Мастерство  и  сила  писательского
вымысла заставили  читателя поверить, что все описанное  произошло на  самом
деле.  Очерк имел в Англии потрясающий успех.  Его перепечатывали газеты,  о
нем говорили всюду. Сначала никто даже и не заметил, что имя капитана "Марии
Целесты", имена его жены, дочери и членов экипажа не совпадают с настоящими.
За  12  лет многие уже  забыли их. А тот, кто и помнил, решил, что анонимный
автор, видимо, щадя чувства родных и близких, умышленно изменил их имена.
     Вот краткий пересказ этого очерка.
     По профессии  доктор  Джефсон был  врачом.  Всю  молодость он  посвятил
борьбе за освобождение  негров в Соединенных Штатах. Он даже написал об этом
брошюру "Вот  твой брат!".  Когда началась гражданская война, он  немедленно
записался добровольцем в  один из  нью-йоркских полков и принимал  участие в
кампании против Южных штатов. В одном из сражений  был тяжело ранен  и, быть
может, погиб  бы,  если  бы не  одна  старая  негритянка, которая  заботливо
ухаживала  за  ним  и  сумела  поставить  его   на  ноги.  Прощаясь  с  ним,
растроганная  старушка   достала  из  какого-то  тайника  странный   амулет,
напоминающий  человеческое ухо, вырезанное  из  черного  как  смоль камня, и
вручила его доктору "на счастье".
     Спустя семь лет доктор Джефсон опасно заболел легкими, и врачи заявили,
что  спасти его может  только морской  воздух.  Поэтому  он  решил совершить
путешествие в Европу и с этой целью снял каюту на " Марии Целесте".
     На корабле были капитан с женой и двухлетней девочкой, десять матросов,
из  них  -- трое негров,  и  еще  два пассажира: молодой  американец,  агент
судовладельческой компании, Гартон и мулат Септимус Горинг.
     Горинг был человеком со всех точек  зрения  необыкновенным.  В лице его
было что-то сатанински отталкивающее, правая рука искалечена:  четыре пальца
были будто отхвачены бритвой. Однако первые же беседы с ним абсолютно меняли
впечатление.  Горинг  был  весьма  любезным  человеком,  образованным  и  не
лишенным  юмора,  был  хорошо  воспитан  и  высказывал  просто  удивительные
познания в штурманском деле. Казалось, он знал все на свете.  Словом, доктор
Джефсон  мог только  поздравить  себя с  таким великолепным  и занимательным
попутчиком.
     Их  каюты разделяла  лишь  тонкая деревянная  переборка.  Однажды утром
доктор  Джефсон едва успел  встать  с  постели, как  его  буквально  оглушил
пистолетный  выстрел. Пуля пронзила  перегородку  как  раз в  том месте, где
минуту назад  находилась его голова. Прежде чем он успел  прийти  в  себя, в
каюту  влетел перепуганный  Горинг и  начал горячо извиняться, объясняя, что
чистил оружие и нечаянно нажал на курок.
     В  тот  же  вечер  в каюту  доктора  примчался  капитан  Д.  Тиббс  и с
неописуемым отчаянием поведал,  что  его жена и  дочурка  внезапно  исчезли.
Команда обыскала все закоулки судна, люди кружили по  всему кораблю, во весь
голос звали исчезнувших, но им отвечали лишь шум моря и хлопанье парусов.
     Капитан  Тиббс закрылся в своей каюте, он  буквально окаменел  от горя.
Командование  пришлось  взять на себя  первому помощнику. А через  несколько
дней капитан покончил с собой, пустив пулю в лоб.
     А судно шло  дальше... Погода была прекрасная,  и пассажиры  в основном
проводили время на палубе.  Во время одной из бесед Джефсон показал  амулет,
полученный им от  негритянки.  Горинг  небрежно подкинул  его на ладони и  с
презрительной  улыбкой хотел  было швырнуть  в  море.  Но  в этот  миг негр,
стоявший  за  штурвалом,  молниеносно подскочил  к  нему,  железной  хваткой
стиснул  плечи и начал что-то возбужденно шептать. Потом  он вынул амулет из
руки остолбеневшего мулата и раболепно преподнес его Джефсону.
     Неожиданно   наступила  тропическая   жара   --   явление,   совершенно
несвойственное  португальским  водам.  Загадка  этого  явления  разъяснилась
вскоре довольно неожиданным образом,  когда вместо  Португалии  на горизонте
появились берега Африки --  корабль сбился  с курса.  Обескураженный штурман
уверял,  что  он ни в чем не виноват: кто-то разладил навигационные приборы,
повредил компас.  Тогда  Джефсон  вспомнил, что  как-то раз, несколько  дней
назад, они с капитаном застали Горинга, склонившегося над прибором.
     Вечером того  же  дня, когда  доктор Джефсон  вышел на палубу,  на него
набросились  Горинг  и  трое матросов-негров,  повалили  на доски  и связали
веревкой.  Такая же участь  постигла  всех  белых матросов.  Потом произошла
сцена, при виде которой у доктора кровь  застыла в жилах: черные заговорщики
сбросили связанных людей за борт. Но когда Горинг собирался  проделать то же
самое с  доктором Джефсоном, негры дружно  запротестовали. Завязался громкий
спор,  из  которого доктор понял,  что его считают особой  неприкосновенной,
поскольку он обладает амулетом.
     Бунтовщики снесли  связанного доктора  в  шлюпку и  погребли  к берегу,
покинув  "Марию Целесту" на волю провидения.  На  берегу их дикими криками и
боем тамтамов приветствовали толпы негров. Потом их привели в деревушку.
     Окружив  Джефсона,  вожди  вошли  с ним  в  храм,  стены  которого были
украшены  циновками и раковинами. В помещении царил полумрак; посреди пустой
комнаты стоял огромный идол из  черного камня: одно ухо у него  было отбито.
Старый  человек отобрал у доктора амулет и приладил его  к голове идола: ухо
пристало так плотно, что трещина была
     еле видна. При виде этого собравшиеся в хижине и во дворе люди радостно
закричали, попадали на землю и начали возносить молитвы своему идолу.
     С  этой минуты  к  доктору  Джефсону начали относиться как  к почетному
пленнику. Ему выделили уютную хижину, кормили вкусно  и обильно, но стоявшая
у входа стража не позволяла ему выходить из хижины.
     Ночью  к  нему пришел  Горинг  и объяснил свое поведение.  Отец его был
белым,  а  мать  --  негритянкой-невольницей.  Когда  отец  умер,   жестокие
плантаторы забили его мать до смерти, а ему  самому отсекли четыре пальца на
правой  руке за  какую-то  ничтожную провинность.  Горинг  поклялся  страшно
отомстить  белым за  свои обиды. За несколько лет до  описываемых  событий в
Соединенных Штатах  произошла целая серия убийств,  раскрыть которые полиция
так и не смогла. Так вот, убийцей был именно Горинг.
     Последним его преступлением было уничтожение команды "Марии Целесты"  и
бегство к племени, с которым он  поддерживал дружеские отношения.  Он мечтал
создать в Африке могучее негритянское государство и начать беспощадную войну
с белыми угнетателями.
     Этим планам несколько помешал амулет Джефсона. История этого  каменного
уха была поистине удивительной.
     Много  веков  назад племя раскололось,  и отделившаяся его часть решила
переселиться  в  другой  район Африки.  Покидая  родную  деревню, отступники
отбили у  идола  одно ухо,  чтобы унести  с собой  хоть  частицу  священного
изваяния.  Но  судьба  оказалась  к  ним  жестокой  --  они  попали  в  руки
работорговцев и были вывезены в Соединенные Штаты.  Таким  образом, каменное
ухо очутилось наконец у негритянской старушки-невольницы,  которая ухаживала
за доктором.
     Негры верили, что  исчезнувшее  ухо вернет  идолу  человек,  присланный
небом, --  вот почему  они пощадили Джефсона, сочтя его полубогом. Горинг не
скрывал, что хочет  стать царьком, и опасался  конкуренции со стороны белого
врача, владевшего амулетом. Поэтому  он решил помочь доктору обрести свободу
и таким образом избавиться от него.
     Под покровом ночной тьмы Джефсона провели на берег, усадили в шлюпку, и
он вышел в море...
     Вскоре  автор  "Сообщения Шебекука Джефсона"  был  найден.  Им оказался
известный на весь мир и весьма уважаемый в Англии писатель Артур Конан Дойль
--  автор  "Приключений  Шерлока  Холмса".  На  страницах  лондонских  газет
человек,  создавший  образ знаменитого сыщика,  заявил,  что он вовсе  и  не
собирается дурачить публику. Конан  Дойль писал, что, ознакомившись с  делом
"Марии  Целесты",  он  задумал  использовать  эту  фабулу для  литературного
произведения  и,  когда  у  него появилось свободное время, привел замысел в
исполнение.  Но  чистосердечное  признание  великого  писателя  разочаровало
читателей  --  настолько они  поверили в неожиданную развязку  удивительного
происшествия.
     Очерк Артура  Конан Дойля  заставил людей вспомнить "Марию  Целесту". О
великой тайне Атлантики снова заговорили газеты.  Снова  в различных уголках
земного  шара   стали  появляться   "моряки  бригантины",  снова  вездесущие
журналисты стали  "находить"  на дне  морских  рундуков  признания очевидцев
драмы,  продиктованные на смертном одре. Снова стали появляться  в редакциях
газет "повара "Марии Целесты" и "дети капитана Бриггса".
     Пищу  кривотолкам дали и  новые  факты, связанные  с дальнейшей судьбой
"Марии  Целесты".  А она была  поистине  странной и необычной. В 1874  г. ее
бывший владелец Винчестер  продал бригантину  с большим для себя убытком. На
следующий  год  "Мария Целеста", находясь с  грузом  леса  близ  Монтевидео,
попала в  ураган и потеряла обе мачты. Ее отремонтировали, и она опять стала
перевозить грузы между портами Центральной Америки и Европы.
     Моряки, как  известно, народ  суеверный,  они не хотели  наниматься  на
корабль  с таким печальным прошлым. Поэтому он переходил из рук в руки, цена
на него падала, пока наконец бригантина не попала к отъявленным мошенникам.
     В начале января 1885 г. "Мария Целеста" под командованием американского
капитана Паркера, идя под всеми  парусами,  близ  острова Гаити выскочила  с
полного хода на рифы Рошелл. Через несколько часов красавица-бригантина была
превращена  океанской зыбью  в  груду  плавающих  щепок. Что  это? Результат
навигационной ошибки? Вскоре страховая компания доказала состав преступления
--  уничтожение  застрахованного  имущества  с  целью  получения  страхового
возмещения.  Факт  сговора судовладельца  с капитаном Паркером подтверждался
представленными суду документами.  За  день до вынесения  приговора  капитан
"Марии Целесты" покончил жизнь самоубийством.
     В  конце  прошлого  и  начале  нынешнего  века  наряду  с  газетными  и
журнальными статьями о злополучном корабле появились и романы. Примеру Конан
Дойля  последовали  английские  писатели-маринисты  --  Барри  Пейн,   Артур
Моррисон, Гарольд Уилкинс и  Лоренс Китинг. Последний в своей книге "Великая
мистификациям ведет  повествование от имени 84-летнего кока бригантины Джона
Пембертона, второго автор якобы разыскал где-то в Шотландии.
     Загадке  "Марии Целесты"  посвятили романы  и американские писатели  --
Джордж  Брайан ("Таинственный корабль") и  Чарльз Фэй  ("Мария Целеста", или
"Одиссея   покинутого  корабля").   Но,   несмотря   на   оригинальность   и
занимательность этих произведений, ни одно из  них не приближает читателя ни
на шаг к порогу великой тайны Атлантики.
     "Но что же все-таки  там могло произойти? --  вправе спросить читатель.
--  Раз нет  ответа,  то какая  версия  может считаться наиболее вероятной и
правдоподобной?".

     В самом  центре  Нью-Йорка,  на острове Манхэттен,  среди  небоскребов,
силуэт которых  напоминает исполинский забор с  неровно обломанными  зубцами
досок, высится красивое здание. Оно называется "Уайтхолл". В нем размещается
главная контора американской судоходной компании "Джеймс  Винчестер  и  К°".
Эту  фирму  возглавлял уже правнук бывшего  владельца  "Марии  Целесты"  Ной
Винчестер. Примерно раз  в  месяц  Ной Винчестер  получал  письмо с просьбой
рассказать  подробнее  об   обстоятельствах  исчезновения   команды   "Марии
Целесты". Такие же письма получал живший в Бредфорде сын капитана Бриггса --
Артур Бриггс.
     Судьба  экипажа  "Марии  Целесты" продолжает  волновать людей и поныне.
Фантазия  не  знает  границ  --  каждый  год рождаются  все  новые версии  и
гипотезы. В основном их можно разделить на две категории.
     Одни  исследователи  убеждены,  что  вся эта  запутанная  история  была
тщательно подготовлена  Бриггсом  и Морхаузом еще до выхода  в  море. Другие
считают,  что  в  последнюю  минуту  Морхауз,  решив, что афера  может  быть
раскрыта,  изменил разработанный план  действия  и  поручил  своему штурману
убить всех, кто находился на борту "Марии  Целесты". Сторонники  этой версии
основывают свою гипотезу на следующих фактах.
     Возникновение тринадцати  "почему" может быть объяснено только тем, что
их  создали умышленно, чтобы  запутать следствие,  сбить с  толку даже самых
квалифицированных сыщиков.
     Вскоре  после  окончания  следствия  в  Гибралтаре из  здания суда была
похищена  часть  следственных  материалов,  включая  судовой  журнал  "Марии
Целесты".
     Спустя  много  лет  стало  известно,  что  многие  из  этих  документов
оказались у  сына капитана "Деи  Грации" -- Гарри Морхауза. Отец его  умер в
1905  г. Сам  Гарри Морхауз был управляющим гостиницы "Элайси"  в Нью-Йорке.
Когда,  еще  в  тридцатых  годах, один  из  американских  морских  историков
обратился к нему с просьбой ознакомиться с документами,  относящимися к делу
"Марии  Целесты", Морхауз младший заявил, что весь семейный архив  погиб при
пожаре.
     Одна  из самых  любопытных  современных версий --  гипотеза  американца
Кобба, племянника Бриггса. Говорят, что Кобб каким-то образом сумел на время
заполучить у сына капитана Морхауза семейный архив и изучить все  материалы,
относящиеся к тайне "Марии Целесты". Кроме того, Кобб детально ознакомился с
материалами следствия по бригантине,  сохранившимися в  архивах  английского
Адмиралтейства.  Версия  Кобба  изложена  в  его  книге  "Розовый  коттэдж",
изданной в Америке в 1940 г. Вот вкратце его гипотеза.
     Причина  трагедии --  груз "Марии Целесты". Тысяча  семьсот  деревянных
бочек со спиртом не были герметично закрытыми. 24 ноября 1872  г. в кормовом
трюме бригантины  произошел взрыв  скопившихся паров спирта.  Взрыв этот был
небольшим, и  деревянные люковые крышки  остались на  месте. Бриггс приказал
проветрить трюм -- матросы сняли люковые крышки. Позже в носовом трюме также
взорвались  пары спирта.  Этот взрыв был  сильнее первого -- люковые крышки,
отброшенные взрывной волной, оказались перевернутыми.
     Бриггс, решив, что через несколько  минут бригантина взлетит на воздух,
дал  команду  немедленно спустить шлюпку. Все  это происходило в  обстановке
наступившей паники. По всей вероятности, первыми в шлюпку сели жена капитана
с дочерью, штурман Ричардсон и  один из  матросов. Бриггс бросился к  себе в
каюту, в спешке собрал судовые документы, взял хронометр и секстан, но забыл
о судовом журнале.  Кок в это время брал на камбузе провизию для шлюпки (вот
почему на "Марии Целесте" не нашли следов приготовленной пищи).
     Вероятно, Бриггс не намеревался совсем покинуть бригантину -- он просто
хотел переждать взрыв на достаточно  безопасном расстоянии. Для этого шлюпке
нужно было отойти на 100 -- 150 м. Но буксирного каната такой длины на
     "Марии Целесты" не оказалось. Второй штурман Джиллинг  с матросом сняли
для этой цели деррик-фал  -- длинную  снасть, которой поднимают косой парус.
Вот почему на грот-мачте "Марии Целесты" парус был спущен. (Более того, Кобб
разыскал  в архивах протокол допроса Дево,  где тот утверждает,  что, готовя
"Марию Целесту" к плаванию в Гибралтар от Азорских  островов, он не нашел на
бригантине деррик-фала и вынужден был основать его заново.)
     Когда отцепили деррик-фал и  все сели в шлюпку, Бриггс вспомнил, что не
взял с  собой компас.  Матрос,  которому это было поручено сделать, в спешке
погнул нактоуз и уронил компас на палубу.
     Шлюпка, быстро отойдя от бригантины примерно на  130 м, удерживалась на
буксире.  "Мария Целеста"  дрейфовала. Сидя  в  шлюпке,  все ждали третьего,
сильного взрыва. Но Бриггс не учел, что его не могло практически  произойти,
потому что оба трюма  уже были  вскрыты  и пары спирта улетучились. Никто не
заметил,  как  ветер  неожиданно  изменил  направление   и  наполнил  паруса
бригантины. "Мария Целеста" быстро  набрала ход,  а  тяжелая,  перегруженная
людьми  шлюпка стояла  на  месте. Деррик-фал  натянулся и лопнул.  Шлюпка не
смогла на веслах догнать бригантину.  "Мария  Целеста"  ушла  на  восток.  А
шлюпку Бриггса поглотил начавшийся шторм...
     0x01 graphic
     
     Семь дюймов, погубившие "Вестрис"
     "Вестрис" был одним из  лайнеров серии "V" английской судоходной  фирмы
"Лампорт энд  Холл", обслуживавших линию Нью-Йорк  -- Буэнос-Айрес. Курсируя
по  этому маршруту,  судно  заходило на остров Барбадос,  в  Рио-де-Жанейро,
Сантос  и Монтевидео.  И хотя на корме  "Вестриса" портом  приписки значился
Ливерпуль, он  фактически  базировался  на Нью-Йорк, так  как  судовладельцы
передали по контракту его эксплуатацию американской фирме "Сандерсон и К°".
     Построенный в Белфасте  в  1912 г.  верфью "Уоркман и Кларк", "Вестрис"
считался счастливым пароходом. Это было двухвинтовое грузопассажирское судно
с  хорошо  развитой  надстройкой  и  вместительными  трюмами.   Его  валовая
вместимость равнялась примерно 12000 рег. т. Пароход, как и однотипные с ним
"Вандайк"  и  "Вольтера, отличался от других  судов своего  класса  хорошими
обводами и особой элегантностью.  Счастливым "Вестрис"  называли потому, что
во время первой мировой войны в одном из рейсов,  когда доставлял из Америки
во Францию  боеприпасы, он был настигнут германским рейдером "Карлсруэ", но,
развив ход в пятнадцать с половиной узлов, в тумане скрылся от противника.
     В  пятницу  9 ноября 1928 г. капитан "Вестриса"  Вильям  Карей  получил
рейсовое задание, которое предписывало закончить  на следующий день погрузку
и в 15 часов  45 минут освободить  причал  No 14 в  Хобокене (Нью-Йорк). Для
капитана  Карея  этот  рейс  на  "Вестрисе"   был  последним:  судовладельцы
назначили его на должность капитана "Вольтера".
     10  ноября в 14  часов трюмы парохода были задраены. "Вестрис"  вышел в
море со 128 пассажирами и экипажем в 197 человек.
     Через двое суток в Атлантике, в точке  координат 37°35' северной широты
и 71°08' западной  долготы, "Вестрис" затонул. Его  гибель,  явившаяся самой
тяжелой  катастрофой 1928 г., стала  событием, из которого в  морских кругах
всех стран были сделаны важные выводы.
     Это  случилось  в одном из  оживленных районов судоходства,  и  хотя  в
спасении парохода принимали участие десятки  судов и береговых радиостанций,
люди оказались бессильны перед стихией.
     Подробности катастрофы, став на другой день достоянием прессы, получили
мировую огласку. Печальный факт, что из 37 женщин  и 12 детей,  находившихся
на борту лайнера, не спасся ни один ребенок и в живых осталось только восемь
женщин,  поначалу  вызвал  в  печати резкие выступления  в  адрес английских
моряков. Еще бы! Из числа  пассажиров спаслось 47%, а из числа экипажа судна
-- 78%.
     Казалось  странным,  что  большой  современный  лайнер,  еще  нестарый,
имевший высший класс Регистра Ллойда и свидетельство на годность к плаванию,
выданное  правительством  США,  затонул   во  время  шторма,  который  легко
выдержали  десятки находившихся в том же  районе судов.  В Англии и США было
назначено официальное расследование. Чтобы выяснить причины этой катастрофы,
суду потребовалось провести сорок заседаний.
     Во  время  следствия,  которое проводилось  в  США,  один  американский
морской  эксперт, анализируя действия капитана "Вестриса",  заявил,  что они
представляют    собой   "сочетание    предельной   глупости    с    вопиющей
безграмотностью".
     Капитан Карей погиб вместе со своим судном, и фактически всю вину судьи
как в Англии, так  и в  США свалили на  него. Из материалов этого  следствия
очевидно,  что  Карей  допустил ряд  ошибок в управлении  судном  перед  его
гибелью.  Но  один  ли  капитан  был так  виновен  в этой  катастрофе? Чтобы
выяснить   это,  остановимся   подробнее   на   некоторых   обстоятельствах,
предшествовавших кораблекрушению. Они выяснились во время расследования.
     10  ноября,  в день  отхода, грузовые  и  угольные  люки  на "Вестрисе"
задраили за 15 минут до того,  как были отданы швартовы.  Помимо пассажиров,
судно приняло на борт около 6000 т генерального груза: несколько  грузовиков
в деревянных клетях,  консервы,  медикаменты, обувь  и  другие  промышленные
товары. Из грузового плана "Вестриса" в его роковом рейсе  видно, что вместо
2769 т  угля  на  судно погрузили  3019  т. Причем из лишних 250 т  80  было
погружено  в верхние  угольные  ямы  вместо нижних. Лишний вес угля уменьшил
высоту надводного борта судна на семь дюймов (17,8 см). В то время  в США не
существовало какого-либо закона  о перегрузке судов, и  судоходная инспекция
Нью-йоркского порта беспрепятственно выпустила пароход в плавание.
     Известно, что при  выходе из  порта "Вестрис" имел  крен  5° на  правый
борт.  Анализ  гидрометеорологических  факторов  свидетельствует,  что  курс
"Вестриса" на остров Барбадос  проходил через  район  пониженного  давления.
Через день плавания погода ухудшилась, а 12  ноября в 2 часа ночи  вахтенный
штурман вынужден был позвать на мостик капитана и доложить ему, что ветер от
норд-оста усиливается,  что судно плохо слушается руля и крен на правый борт
увеличился до 8°.
     В  тот  день утром  подносчики  угля  жаловались, что вода  поступает в
угольную яму на шельтердечной палубе по правому борту и что при работе у них
промокают сапоги. Старший механик Адаме распорядился настелить доски на пути
движения  угольных  тачек.  Боцман и плотник  определили, что  вода в  судно
поступает  с  правого борта  через  неисправный  зольный  эжектор,  угольный
лацпорт,  выкидной патрубок санитарной системы  и через грузовой  полупортик
левого  борта. Она собиралась под  пайолами по правому борту, на который был
крен. Едва успели устранить течь в указанных местах, как капитану доложили о
сильном поступлении воды через полупортик правого борта. В  воскресенье в 14
часов  30  минут судовой  плотник доложил старпому, что  он  не в  состоянии
устранить эту течь и  что вода продолжает поступать. Она  проникла  в нижние
бункера и смочила уголь. Пущенные в ход отливные  насосы работали слабо: они
были засорены мелким углем.
     После полудня воскресенья ветер и волнение увеличились. Волны ударяли в
левую кормовую раковину, из-за чего  судно сильно  рыскало.  Капитан  Карей,
решив переждать шторм, время  от времени  давал ход  правой паровой  машине,
держа руль положенным на левый борт, чтобы приводить к ветру. Но несмотря на
это,  судно дрейфовало под ветер. Казалось странным, почему  капитан, зная о
крене на  правый  борт, не повернул  через фордевинд и  не  поставил судно к
ветру  правой  раковиной.   Этот  маневр  дал  бы  "Вестрису"   определенное
преимущество:  намокший уголь в  правых бункерах, который теперь был намного
тяжелее угля в левых бункерах, оказался бы на наветренном борту, а свободная
поверхность жидкости переместилась бы  на левый борт.  Видимо, капитан Карей
был  уверен  в  том,  что легко  сможет устранить крен,  откатав  балласт из
цистерн правого борта.
     Поступавшая в судно вода находила себе дорогу  в те места,  которые  не
посещались ни  командой, ни  пассажирами,  и  сколько ее скопилось в  нижних
помещениях судна, никто толком не знал.
     "Вестрис"   был   типичным   шельтердечным  судном,   и   его   палуба,
расположенная ниже  шельтердека,  считалась  открытой  штормовой палубой. По
всем правилам того времени она должна была быть водонепроницаемой, т. е. все
имевшиеся  на ней люки и угольные порты должны быть задраены до выхода судна
в  море.  Но  этого  сделано не было.  На  суде  старший  помощник  капитана
"Вестриса" признался, что люк в  поперечном проходе и люк угольного  правого
бункера  на  шельтердечной  палубе он  пытался  задраить  во время  шторма в
воскресенье  11 ноября,  но  не  нашел ни  лючин,  ни брезента. Он  приказал
плотнику  и боцману  сделать необходимые лючины и  достать из  подшкиперской
брезент. Из показаний,  данных  очевидцами  на  суде, выяснилось,  что люк в
поперечном  проходе на  шельтердеке оставался открытым  до 17  часов,  а люк
угольного бункера -- до 20 часов воскресенья.
     Один из пассажиров  "Вестриса",  некий Томас Мэн -- американец из штата
Вайоминг, инженер-строитель  по  профессии,  представил суду  свой  дневник,
который вел во время плавания. Вот как он описывал события, происходившие на
терпящем   бедствие   пароходе:   "В   воскресенье   вечером  судно   начало
раскачиваться как бутылка, брошенная  в море, и с каждым  часом  все  больше
крениться на правый  борт. Пассажиры стали нервничать.  Все стулья и  столы,
привинченные к палубе в салоне по левому борту, были сорваны со своих мест".
     "Вестрис" продолжал дрейфовать под ветер, время от времени подрабатывая
одной  машиной. Капитан Карей так ничего  и не предпринимал, чтобы уменьшить
крен и  прекратить поступление воды через полупортик правого борта.  Видимо,
он не  знал, что  насосы  были  засорены углем  и  не могли  откачивать воду
быстрее, чем она поступала.
     Вечером  11  ноября  дежурный  оператор  Рэй  Мэйерс   на  американской
военно-морской  радиопеленгаторной станции  в  Бэтани-Бич определил по своей
карте, что с полудня пеленг одного из наблюдаемых им судов не изменился.  Он
знал из графика движения  лайнеров, что это был "Вестрис". Оператор понимал:
раз судно во время шторма почти не движется,  с ним что-то случилось. Сдавая
смену, Мэйерс наказал заступившему на вахту оператору внимательно  наблюдать
за радиопеленгом "Вестриса".
     В 19 часов 30 минут воскресенья из-за сильной бортовой  качки в носовом
трюме "Вестриса" сорвало с места три клети с грузовиками (общим весом 15 т).
Клети, раскатившись по настилу трюма, с силой ударили в поперечную переборку
и  правый борт. При этом  пароход получил еще  больший крен и уже больше  на
волнении не выравнивался.
     В  23   часа  вахтенный   механик  доложил   капитану,   что  переборка
машинно-котельного  отделения  пропускает  воду,  которая  в  бункере   бьет
фонтаном, и уровень ее уже подошел почти  к топкам котлов правого борта, что
вода  уже выступила из-под  настила второго  дна  и,  смешавшись  с машинным
маслом и мелким углем, сильно мешает работе машинной команды.
     Теперь крен  судна  превышал  20°  и вода  врывалась  на  палубу  через
бортовые  шпигаты,  которые никто  не  догадался закрыть. Остойчивость судна
уменьшалась с каждой минутой. Но по-прежнему  капитан Карей  не предпринимал
каких-либо решительных мер, чтобы спасти судно. Он начал  действовать лишь в
5  часов  утра  понедельника.  Отданная  им  команда  была чревата  роковыми
последствиями:  он приказал  механикам  откачать  водяной  балласт  из  трех
цистерн  правого  борта.  Грубейшая  ошибка!  Карей  рассчитывал,   что  это
"поднимете  из  воды  накренившийся правый  борт парохода, забыв  о том, что
"Вестрис"  считался  "плавным  судном",  имевшим небольшую  метацентрическую
высоту. Откачивая бал ласт из  нижних цистерн, он уменьшал крен  и вместе  с
ним сильно  уменьшал остойчивость судна. Он так и не  догадался использовать
для устранения крена вес намокшего в правых бункерах угля, поставить пароход
правой раковиной к ветру.
     В  5 часов 30  минут  радист  "Вестриса" принял  сообщение от  парохода
"Вольтер". Последний запрашивал, имеет ли  что-нибудь капитан Карей сообщить
компании в Нью-Йорке. К изумлению офицеров "Вестриса", радист, по приказанию
капитана, передал: "Для сообщения в компанию ничего не имею".
     Уже  через  час крен  судна,  несмотря  на  пустые балластные  цистерны
правого борта, снова начал увеличиваться. Уже  все  лацпорты и  иллюминаторы
пассажирских  кают второго  класса  по  правому борту  оказались  под водой.
Конечно, их задраили, но они не были герметичны.
     Офицеры "Вестриса", поняв, что судно обречено на  гибель,  ждали, когда
Карей прикажет дать в эфир SOS. Но капитан все чего-то ждал.
     Судно  продолжало  крениться и оседать в воду.  Крен  достиг 26°, и уже
трудно было сохранять равновесие при ходьбе по палубе.
     Ночь  на  понедельник  пассажиры  провели  без   сна.  Испуганные,  они
находились в салонах и  смотрели, как  по линолеуму перемещается сорванная с
мест мебель, с треском ударяясь о стенки.
     В  8 часов  30  минут 12 ноября,  в понедельник, на  радиопеленгаторной
станции в Бэтани-Бич Рэй Мэйерс снова заступил на вахту.  Увидя, что за ночь
координаты "Вестриса" почти не изменились, он запросил Карея по радио:
     "Требуется  ли вам помощь?" С  "Вестриса" последовал ответ: "Пока нет".
Но, чувствуя  недоброе, Мэйерс связался по  радио со  спасательной  станцией
береговой охраны на мысе  Мэй и  попросил направить к "Вестрису" катер. В то
время  терпевший бедствие  пароход  находился  в  240  милях  к  востоку  от
Норфолка,  и  спасательному катеру,  чтобы дойти до  "Вестриса",  требовался
почти  день хода  на полной  скорости. Тогда еще никто не  знал,  что в  эти
тяжелые для "Вестриса"  минуты в сорока  милях от  него  находился небольшой
грузовой  пароход "Монтосо",  следовавший из Порто-Рико в Бостон. Если бы на
нем имелась радиостанция, то жертв, возможно, и не было бы.
     Лишь  в  8 часов  37 минут капитан  Карей  решился обратиться  к помощи
радиосвязи. Нет, он и сейчас не послал  SOS! Это был  просто сигнал срочного
вызова станции CQ (мол,  ждите, может передам  и SOS).  Только в  9 часов 56
минут радист "Вестриса"  О'Лахлин, по указанию капитана, послал в эфир  SOS:
"Пароходу  "Вестрис" Лампорт  энд Холл  Лайн  HWNK  широта  37°35' северная,
долгота 71°08' западная нужна немедленная помощь".
     На  призыв  "Вестриса"  о  помощи  откликнулись  58 судов  и  несколько
береговых  станций.  Ближе  всех  к  гибнущему пароходу  в радиусе 200  миль
оказались лайнер фирмы "Гамбург  -- Америка Линие" -- "Берлин", американские
линкор "Вайоминг", стоявший на якоре на Хэмтонском рейде, пароходы "Американ
Шиппер",   "Креол",   "Санта-Барбара",   японский  сухогруз  "Окато-Мару"  и
французский танкер "Мириам".
     Релейная радиостанция в Такертоне на побережье штата Нью-Джерси, приняв
от "Вестриса" сигнал бедствия, перетранслировала его.
     В  10 часов  40 минут Карей получил радиограмму  от  владельцев  судна:
"Немедленно  радируйте, что случилось".  С "Вестриса"  последовал ответ: "Со
вчерашнего  полудня дрейфую  в шторм под  ветер.  За  ночь  крен  достиг  32
градусов. Палуба  правого борта в воде, судно лежит почти на боку, куда-либо
следовать невозможно, волнение от умеренного до сильного".
     Капитан  Карей приказал  пассажирам первого и второго классов собраться
на  шлюпочной  палубе,  а  пассажирам  третьего   класса  --   подняться  на
прогулочную  палубу. Там всем раздали спасательные нагрудники. На "Вестрисе"
имелось  14 шлюпок, которые могли вместить 800  человек. Но спуск  шлюпок на
воду  при  волнении  и образовавшемся  крене представлял  проблему. Посадить
пассажиров  в  шлюпки  правого  борта  с  прогулочной палубы практически  не
представлялось возможным:  они  висели  на талях  на  расстоянии  нескольких
метров от борта. Карей приказал посадить в шлюпки  левого наветренного борта
всех женщин и детей, но  не спускать их на воду до его распоряжения. Капитан
надеялся, что помощь прибудет до того, как судно затонет.
     Шлюпки  под  номерами  4,  6,  8,  10  с  женщинами  и  детьми  висели,
раскачиваясь на  талях,  в трех  --  пяти метрах  от  воды.  Когда  рискнули
спустить шлюпку No 8, набежавшей волной  ее с силой ударило о борт парохода.
В дневнике  Томаса  Мэна есть  об  этом такая  запись:  "В  6  часов  утра в
понедельник  море  неожиданно  стихло, и  мне показалось,  что  судно  снова
выпрямилось.  Но  к 10 часам  крен  опять увеличился, потом капитан приказал
спустить  на воду шлюпки. Я был в шлюпке  No 8, и когда ее спускали на воду,
она ударилась о борт "Вестриса" и почти все из нее вывалились в воду".
     Для  тех, кто  находился в других  шлюпках  левого  борта  и на палубах
парохода,  это  явилось ужасным зрелищем.  С воды  слышались душераздирающие
крики женщин и плач младенцев.
     С палубы в  воду  прыгнули  кочегары  Моррис, Бартон  и Боксхилл.  Они,
жители  острова Барбадос, как и большинство членов команды  "Вестриса", были
отличные пловцы. Им удалось перевернуть  опрокинутую шлюпку на киль и спасти
несколько человек (в  том числе Томаса Мэна). Но большинство людей из шлюпки
No  8  исчезли  в волнах  у борта парохода. Сама шлюпка, корпус  которой был
разбит  ударом  о  борт,  наполнилась  водой  и удерживалась талями  у борта
"Вестриса".
     Второй  спускали  шлюпку No 6, в которой  находились  женщины, дети и 6
матросов. Когда она  коснулась воды и осталось отдать тали, на нее свалилась
сорвавшаяся станина шлюпбалки весом полторы тонны... Почти все в этой шлюпке
были раздавлены или утонули.
     Капитан  Карей  приказал прекратить спуск шлюпок  с наветренного левого
борта  и попытался спустить  шлюпки противоположного  борта.  С  оставшимися
шлюпками  левого  борта дело  обстояло  так. Шлюпку  No 2 (одну из  четырех,
укрепленных на корме судна) не удалось сдвинуть с кильблоков, и она пошла на
дно вместе с пароходом, как и шлюпка No 4, -- ее патентованный гак не смогли
отсоединить от рыма шлюпки. Шлюпка No 14  сама съехала по наклонной палубе в
воду с правого борта, когда крен стал более 45°.
     Положение "Вестриса"  было  критическим, волны  уже  плескались  на его
палубе  с правого борта. Хотя в машинное отделение были посланы все стюарды,
чтобы  ведрами откачивать  воду, топки  котлов левого  борта также  пришлось
погасить: мог произойти взрыв.
     Радиостанция  перешла  на  питание  от  аккумуляторов.  Старший  радист
0'Лахлин держал связь с судами, которые  шли на помощь. Сейчас  ближе всех к
гибнущему  судну был грузовой пароход "Американ Шиппер". Лайнер "Берлин""  в
это  время  находился  дальше от  "Вестриса",  но,  подняв давление  пара до
максимального,   шел   полным   ходом,   несмотря   на   волнение.   Пароход
"Санта-Барбара" сообщал в 10 часов
     20 минут, что сможет прибыть на помощь через 9 часов, -- он находился в
200 милях от "Вестриса".
     Из   Лакенхарета  в  штате   Нью-Джерси  в  воздух  поднялся  дирижабль
"Лос-Анджелес" и тоже взял  курс на место, где тонул "Вестрис". Радиостанция
военно-морской базы в Бруклине сообщила капитану Карею, что на помощь к нему
из  Норфолка полным  ходом идет эсминец "Дэвис".  Адмирал Тэйлор  с  линкора
"Вайоминг" передавал: "Мы подойдем к 21 часу".
     Вот   какие  сообщения  передала  радиостанция   "Вестриса"   утром   в
понедельник, 12 ноября:
     11.04 -- пароходу  "Креола: держите со мной связь. В любой момент может
начаться посадка в шлюпки".
     11.40 -- всем судам: "Чертовски трудно работать при таком крене. Сейчас
садимся в шлюпки".
     12.30 -- всем судам: "Скоро вынуждены будем оставить судно".
     13.07 -- "Вайомингу": "Ждать больше не можем. Покидаем судно".
     13.22 -- всем судам: "Сейчас садимся в шлюпки".
     Крен  продолжал увеличиваться.  Всем  находившимся на  "Вестрисе"  было
ясно, что пароход каждую минуту может опрокинуться на борт.  С  подветренной
стороны  на  воду  спустили  шлюпки  под  номерами 1, 3,  5,  7  и  11.  Они
благополучно отошли от борта.
     Шлюпка No 9 во время спуска из-за неисправных блоков талей вошла в воду
одним  концом, и  почти все, кто в ней был, упали в воду.  Эту шлюпку залило
водой, и вскоре  она перевернулась. На борту  парохода  оставалось около 100
человек.
     В  13 часов 25  минут О'Лахлин  послал в эфир последнее сообщение:  "Мы
оставляем судно. Мы садимся в шлюпки".
     Когда в воду с кормы  парохода сорвалась,  проехав по палубе  на другой
борт, шлюпка No9 14, командование ею принял матрос-рулевой  Лионель Лийкорши
-- негр  с Барбадоса. Он несколько  раз прыгал в воду и втащил в  шлюпку  21
человека.
     В  13 часов 45 минут машинная команда  покинула  свои посты и вышла  на
верхнюю палубу.  Некоторым кочегарам удалось  спуститься  в стоявшие у борта
шлюпки  по талям, другим  пришлось  прыгать  в воду и вплавь  добираться  до
шлюпок.
     В 14 часов 30 минут "Вестрис" окончательно лег на правый борт.
     На "Вестрисе" не было особой паники, команда беспрекословно подчинялась
капитану  и его помощникам. Капитан Карей не терял  выдержки и самообладания
до последней минуты  своей  жизни.  Когда старший стюард  "Вестриса" Альфред
Дункан доложил Карею,  что все уже покинули тонущее  судно и на борту, кроме
них двоих, никого  не осталось, капитан приказал ему прыгать в воду. Старший
стюард  напомнил  Карею  о  нагруднике, но тот отказался надеть его. В  этот
момент судно  опрокидывалось  на борт. "Я потом прыгнул в воду.  --  сообщал
суду Дункан,  -- и полагаю, что  он прыгнул после  меня, но больше я  его не
видел. Последнее, что я слышал от него, -- это "Боже мой! Боже мой, я в этом
не повинен!"  Судно  легло  на  борт,  продержалось так с минуту  и медленно
погрузилось в воду.
     Среди  прыгнувших за борт  было несколько пассажиров: японский  военный
атташе  в Бразилии майор Иноюйи,  американские автогонщики  из Лос-Анджелеса
Баттен и  Девон,  который прыгнул  в воду  с женой. За ними  последовала  их
шотландская овчарка. Они  нашли  спасение  в  шлюпке No 13, которая  всплыла
после  того,  как  пароход  исчез  под  водой.  Помощник  боцмана  Арчибальд
Баннистер  с  неграми-матросами  сумели перевернуть эту  шлюпку и спасти еще
несколько  человек.  Позже  морской  суд  в   Лондоне  отметил  превосходное
поведение и самоотверженность экипажа "Вестриса" и особенно матросов-негров.
13  ноября в  3 часа 15  минут, во  вторник,  к месту разыгравшейся трагедии
подошел  пароход  "Американ  Шиппер".  Его  радиостанция   передала  в  эфир
сообщение:
     "В  3.15  заметил красные фальшфейеры.  Широта  37°19', долгота  70°38'
западная". К рассвету это судно подняло  на борт шлюпки No  1, 3, 5, Ю и 14.
Около 5  часов утра в указанное место прибыл французский танкер "Мириам". Он
спас шлюпки No 7 и 11.
     Позже в спасении  принял  участие  лайнер  "Берлин". Он не мог  поднять
шлюпку "Вестриса", потому  что  в  ней был  вырван  один  подъемный  рым,  а
спустить свою шлюпку из-за  усилившегося волнения не смогли.  Людей пришлось
спасать  с  воды. Тут  произошла еще одна трагедия: на  людей в воде  напали
акулы. Погибло  несколько человек.  Позже  на  борту  лайнера  от  ран  умер
японский майор Иноюйи (акула откусила ему руку).
     В 6  часов утра спущенный  с линкора "Вайоминг"  вельбот спас с  воды 9
человек, которые держались за обломки корабля. Позже "Берлин" поднял на борт
американца из Чикаго Карла Шмидта, который провел  в воде без  нагрудника 22
часа.
     Когда подсчитали число спасенных, выяснилось, что катастрофа "Вестриса"
унесла 159 человеческих жизней.
     Официальное расследование причин катастрофы началось  22 апреля 1929 г.
Оно  проводилось  в  здании  Королевского  общества  инженеров-строителей  в
Лондоне   под  председательством  комиссара  морских  аварий  Батлера  Колла
Эспинала.   Ему   помогали   пять   экспертов  по  вопросам  судостроения  и
мореплавания.  Следственную комиссию  интересовали в  этом деле  даже  самые
незначительные, на первый взгляд, детали и подробности. Например, в судебных
протоколах фигурировала  такая цифра, как  237249  фунтов 15 шиллингов  и  2
пенса  --  стоимость постройки лайнера  в 1912  г.  Расследование катастрофы
выявило  несколько  обстоятельств,  предшествовавших  гибели  судна.  На наш
взгляд, наиболее интересные из них следующие.
     "Вестрис",  завершив  31  октября  1928  г.  предыдущий  рейс  из Южной
Америки,  был  поставлен  в Нью-Йорке  в сухой  док  для  проверки состояния
подводной части  корпуса.  Это было вызвано требованием инспектора  Регистра
Ллойда для продления судну  высшего  класса  "100А1". Суд констатировал, что
лондонский  инспектор,  обследовав "Вестрис",  нашел  его  корпус,  системы,
устройство и все оборудование в хорошем мореходном состоянии.
     В первом пункте перечня причин гибели "Вестриса",  объявленного 31 июля
1929  г. Королевским  юридическим  судом  Великобритании,  черным по  белому
написано: "Перегрузка судна выше его грузовой марки на семь дюймов".
     Оказалось, что  "Вестрис" не первый  раз покидал  Нью-Йорк  с  осадкой,
большей  расчетной.  Так,  управляющему  американской   фирмы  "Сандерсон  и
Компания",  которая   эксплуатировала   лайнер,   представители   британской
судоходной инспекции в мае 1926  г. поставили на вид, что "Вестрис" нарушает
закон  о  грузовой  марке,  принятой  в Англии. Однако  американцы из  этого
никаких  выводов  не  сделали,  и  судно продолжало  выходить  в плавание  с
осадкой, которая превышала предельную.
     Судьи  недоумевали,  почему капитан  Карей,  зная  уже  в  4  часа утра
воскресенья,  что  его судно обречено на гибель, не послал  в эфир SOS. Ведь
ясно,  что  если  бы сигнал бедствия был передан хотя  бы  на рассвете  того
злополучного дня, жертв можно было бы избежать.
     По  традиции  передача  сигнала SOS в эфир -- это исключительное  право
капитана. Карей  не был новичком в морском деле. Достаточно  сказать, что из
своих  59  лет он  36 провел  в море, став  капитаном в 34  года.  Почему он
своевременно  не  послал  призыв о помощи,  теперь  уже  никто,  конечно, не
узнает. Может быть, он, уверенный в хороших мореходных качествах "Вестриса",
надеялся обойтись без посторонней помощи,  а может, следовал букве секретной
инструкции  фирмы  "Лампорт  энд  Холл".  Вот  выдержка  из  нее:  "В случае
бедствия,  если таковое постигнет одно из судов Компании в море, его капитан
должен прежде всего четко оценить степень фактического риска, которому будет
подвержена  жизнь  вверенных  его  командованию людей, и  лотом уже  решать,
оправдан ли будет такой писк. если без посторонней помощи судно будет искать
убежище  в  ближайшем  порту.  И если капитан  сумеет таким образом добиться
успеха,  то  его  действия в этом случае будут засчитаны  ему  в похвалу как
капитану".
     Таков был наказ фирмы "Лампорт энд  Холл" ее капитанам. И лайнеры серии
"V" давали SOS лишь в самые критические моменты. Но капитан Карей, как видно
из обстоятельств катастрофы, не стал искать убежища в ближайшем порту. Более
того,  он  даже  не  послал закодированной  радиограммы на  проходивший мимо
"Вольтер", который принадлежал той же фирме.
     Следующей грубейшей  ошибкой капитана  Карея,  как отметил суд, явилось
неправильное  решение  посадить   всех  женщин   и  детей  в  шлюпки  левого
(наветренного) борта.  Факты  говорили сами  за себя: из всех шлюпок  левого
борта благополучно  была спущена всего  лишь одна (шлюпка  No 14 сорвалась в
воду  сама), в  то время  как из  шлюпок правого борта  только одну,  No  9,
постигло несчастье -- она повисла на талях кормой вниз.
     Вопрос  --  "Откуда  поступала  внутрь  судна  вода?"  --  вызвал среди
экспертов  следственной  комиссии  спор  и  разногласия.  Одни   специалисты
соглашались с тем, что основная течь была через неплотно задраенный полупорт
правого борта.  Известные  английские  кораблестроители  Джон Байлс,  Эдвард
Уайлдинг и  Литтл  высказали предположение,  что основное  поступление  воды
внутрь  парохода  было   через  сломанный  патрубок   диаметром   5   дюймов
санитарно-фекальной  системы.  Такого же мнения придерживался  и  выдающийся
кораблестроитель  Британии  Барнаби. Он  объясняет  это тем, что  трубы этой
системы проходили через помещения  на нижних  палубах, доступ  в которые был
закрыт из-за  погруженного угля  или  из-за  того, что  сами помещения  были
закрыты (например, кладовая для ценных грузов).
     Во время разбора  дела выяснилось, что вскоре после выхода "Вестриса" в
море  в некоторых гальюнах засорились унитазы. В  том рейсе на судне не было
слесаря-водопроводчика,    и     унитазы    было     приказано    прочистить
матросу-рулевому. Тот, не мудрствуя лукаво, спустился в кочегарку и взял там
лом. Через  полчаса он доложил вахтенному штурману,  что "все прочистил". На
самом же деле он пробил в унитазах ломом свинцовые колена: поступавшая через
сломанный  выкидной  патрубок  фекально-санитарной  системы  вода  уходила в
пробитые ломом отверстия и  скапливалась в  нижних  помещениях судна. Именно
этим  и объяснялось,  почему никто на  "Вестрисе"  не смог  точно установить
причину  поступления воды после  того,  как все видимые  на  глаз течи  были
устранены.
     Гибель  "Вестриса" надолго подорвала  репутацию  британского  торгового
флота  в   глазах  американских  граждан.   Владельцы   погибшего   парохода
виновниками несчастья считали руководителей американской фирмы  "Сандерсон и
Компания",  которые перегрузили  н без того валкий  пароход. В знак протеста
фирма  "Лампорт  энд  Холл" сразу после катастрофы сняла  с южноамериканской
линии два парохода -- "Вольтер" и "Вандайк".
     После  детального разбора  обстоятельств  гибели "Вестриса" Королевский
юридический   суд  Великобритании   выдал  ряд   ценных   предупреждений   и
рекомендаций судостроителям всех  стран.  В  основном  это касалось  проблем
остойчивости  и  непотопляемости.   Для  этого  на  новых  судах  необходимо
обеспечить   более  надежно   герметичные  закрытия  люков  и  лацпортов   и
совершенные  водоотливные  средства. Именно  это трагическое происшествие  у
Восточного  побережья Северной Америки, облетевшее в конце 1928 г. весь мир,
ускорило созыв Международной  конференции, которая выработала  пункты нового
морского закона для всех морских держав.

     Всегда на борту
     Тот, кто бывал в морском порту и видел торговые суда, вероятно, обратил
внимание, что  на борту  каждого  из  них нарисованы знаки  -- круг  и рядом
фигура, напоминающая  гребенку.  Они  или приварены  в виде тонких  стальных
полос, или просто накрашены в средней части каждого борта. Эти  знаки моряки
называют  грузовыми  марками.  Горизонтальная  линия, проходящая через центр
круга, и шесть горизонтальных линий "гребенки" указывают  допустимую  осадку
для безопасного плавания в разное время года и при различных условиях.
     На  грузовой марке советского  торгового судна каждая  линия обозначена
буквами русского алфавита Р, С, Л, 3, ЗСА, Т, П  и ТП,  а иностранного судна
-- латинскими буквами. Например, на английском торговом судне  перечисленным
буквам будут соответствовать: L, R, S, W. WNA, Т, F и TF. Что обозначают эти
буквы? Какой их смысл?
     "Р" и  "C", нанесенные над чертой, проходящей через круг, означают, что
грузовую  марку  нанесли  на  борт  судна с  разрешения  и  под  наблюдением
советского   классификационного   общества  "Регистр   Союза  ССР".   Линия,
проходящая  через центр круга,  и  ее продолжение  на "гребенке"  обозначены
буквой  "Л". Это так  называемая "летняя марка".  Она  показывает предельную
осадку судна при плавании летом.
     В  зимнее время  года суда  часто  встречают штормовую  погоду,  бури и
ураганы. Тяжело загруженное судно во время  шторма легко может потерять свой
запас плавучести  за  счет  веса вкатывающейся на палубу воды. Чтобы успешно
бороться со  штормом,  судну  нужно  иметь  большой  запас  плавучести.  Это
достигается увеличенной  высотой  надводного борта  и  меньшей  осадкой.  На
грузовой  марке  есть  ограничительная   черта,  расположенная   под  "Л"  и
обозначенная буквой "З", -- зимняя марка.
     Но и зимой не все районы океанов и морей одинаково опасны для плавания.
Наиболее  "негостеприимна"   Северная   часть  Атлантического  океана.  Этот
наиболее оживленный для судоходства район  Мирового  океана знаменит  своими
сильными штормами, в зимнее время велика опасность  обледенения. Поэтому при
плавании  через  Северную Атлантику судно  должно быть  наиболее облегчено и
осадка его отмечена самой нижней линией "гребенки", обозначена "ЗСА" (зимняя
марка для Северной Атлантики).
     Над летней маркой есть еще несколько линий. Значит, судно  может  иметь
еще большую осадку, чем для плавания летом. Когда же это бывает?
     При  плавании в тропиках  погода обычно благоприятствует  рейсу. В этом
случае судно  может  взять  больше груза, иметь  большую  осадку  и  меньший
надводный борт. Тропическая марка отмечена буквой "Т".
     По  закону  Архимеда   на   погруженное   в  жидкость   тело  действует
выталкивающая сила, равная весу  жидкости, вытесненной телом. Следовательно,
чем  больше  плотность жидкости,  тем больше выталкивающая сила. Это значит,
что  осадка  судна  зависит  и  от плотности  воды.  Моряки  еще  с глубокой
древности заметили, что когда судно с моря заходит в реку, т. е. попадает из
более  плотной  морской  воды в  менее  плотную  пресную  воду,  его  осадка
увеличивается, и наоборот, уменьшается, когда судно из реки выходит в  море.
Значит, если  погрузка происходит в речном порту, а плавание будет проходить
в океане, судно следует посадить чуть глубже,  учитывая, что в  соленой воде
его  осадка немного уменьшится.  На грузовой марке это обозначено  линией  с
буквой "П" (пресная марка). И, наконец, самый верхний зуб "гребенки" помечен
буквами "ТП" --  тропическая пресная марка. Эта линия  показывает допустимую
осадку судна при плавании в тропических реках.
     Форма грузовой марки на всех торговых судах одинакова, а наносят  ее по
международным правилам, являющимся  законом для  всех  морских держав  мира.
Отличие только в буквах. Например, на английским языке марка будет выглядеть
так:  летняя --  S  (Summer), зимняя  --  W  (Winter), зимняя  для  Северной
Атлантики  --  WNA  (Winter North  Atlantic), тропическая  -- Т  (Tropical),
пресная -- F (Fresh) и тропическая пресная -- TF (Tropical Fresh).
     Над чертой, делящей  круг пополам,  нанесены буквы, которые обозначают,
под наблюдением какого классификационного общества нанесена грузовая  марка.
Наиболее  часто  встречаются:  L  --  R  (Lloyd's Register  of  Shipping  --
Судоходный  Регистр  Ллойда,  Великобритания); А --  В  (American  Bureau of
Shipping -- Американское бюро судоходства); R -- I (Registro Italiano Navale
--  Итальянский  морской Регистр); В --  V (Bureau  Veritas -- Бюро Веритас,
Франция), N -- V (De Norske Veritas -- Норвежское бюро Веритас).
     Итак, на первый взгляд  может показаться  -- простая толковая вещь. Все
ясно и логично. Взял, рассчитал,  накрасил на бортах "гребенку с кругом",  и
грузись, и плавай безопасно. И  требуется-то, как говорится, всего ничего --
расчет,  кисть  и  ведро с  краской. Но  к  сожалению,  это  далеко  не так!
Человечество занимается судоходством уже на протяжении многих  веков, а  вот
договориться, чтобы грузовая марка  имелась  на борту  каждого судна, смогло
совсем недавно -- меньше. чем полвека назад. И само возникновение важнейшего
для безопасности мореплавания международного закона о грузовой марке  -- это
история борьбы моряков против перегрузки судов.
     "Клянусь Зевсом и богами Олимпа!"
     Летописи мореплавания сохранили нам  некоторые  отрывочные  сведения  о
том,  что древние  мореходы знали  цену  запаса плавучести  судна и  отлично
понимали  значение высоты надводного борта.  Еще задолго до начала нашей эры
моряки  не раз убеждались  в  том, что жадность судовладельца, стремившегося
загрузить свой корабль как можно  полнее, -- причина  их несчастья на  море.
Поэтому  не удивительно,  что мореходы  издавна  старались ограничить осадку
судна, чтобы иметь на случай непогоды запас плавучести.
     Лет  тридцать назад  французская  подводная археологическая  экспедиция
случайно наткнулась близ Туниса на остов древнеримского затонувшего корабля.
На  нем  нашли  чудом сохранившийся документ двухтысячелетней  давности.  По
смыслу текста он соответствует  современному коносаменту. В  этом уникальном
папирусе на латинском языке приведена клятва шкипера: "Зевсом и всеми богами
Олимпа  клянусь  хранить условия  перевозки свято  и нерушимо и  добавочного
груза на свое судно не принимать..."
     О  том,  как  устанавливали  в  древности предельную  осадку  торгового
корабля,  мы можем  судить  по сохранившемуся до наших дней "Кодексу морских
законов Венеции", который  относится к 1255 г. Оказывается, древние мореходы
Венеции  наносили  на  борта  своих  нефов знаки  в  виде  крестов,  которые
указывали предельную осадку судна. Эти кресты из прибитых железных полос или
просто  выжженные на  досках обшивки и  являлись грузовыми  марками.  Знаком
предельной  осадки  судна  у  древних генуэзцев  служили  прибитые  к  борту
железные  полосы, расположенные горизонтально. Как в  Венеции, так и в Генуе
существовало два вида грузовых марок; для новых судов и  судов,  срок службы
которых  перевалил  за  5 лет. Второй вид  грузовых марок больше ограничивал
осадку   корабля,  нежели  первый.  В  обеих  морских  республиках  древнего
Средиземноморья  злонамеренная  перегрузка судов  сверх установленной  нормы
каралась жестокими штрафами.
     А вот как относились к перегрузке своих судов венецианские дожи в XV в.
Следующий текст  переведен из так называемого  "Декрета Совета дожей Венеции
от  1468 г." : "Одно  время мы не возражали против перегрузки кораблей и эту
порочную практику считали обычным явлением. Но наши корабли теперь принимают
на верхнюю  палубу столько  груза, что  о них  можно сказать, что они как бы
имеют  две и даже три верхних палубы.  Это  создает опасность  не только для
жизни  моряков,  но  и для  груза,  который укладывают  на палубе  огромными
грудами,  из-за чего  он подвергается  порче. Приказано и объявлено  законом
властью Совета дожей, что отныне ни один командир корабля не смеет допускать
погрузку  хлопка или какого-либо иного  груза на палубе от носа до кормы,  и
что вся палуба, кроме  места,  необходимого матросам для их  работы,  должна
быть свободной.  Если  этот  закон  будет  нарушен, командир  корабля  будет
подвергнут  штрафу в размере двухсот дукатов за каждое нарушение и отстранен
от должности до тех пор, пока штраф не будет им уплачен".
     Известно, что после обнародования  этого декрета  дожи учредили в своих
портах должность так называемого  "скрибануса" -- писаря, который обязан был
следить  за правильной погрузкой кораблей и  докладывать совету дожей о всех
случаях перегрузки и приема груза на верхнюю палубу.
     Грузовая марка  существовала  и  у древних мореходов Сардинии. Это  был
круг,  который наносили краской  на  каждом  борту судна. Через центр  круга
проходила горизонтальная полоса, которая и показывала максимально допустимую
осадку.
     В то  время  как  в  Средиземном  море  процветали  итальянские морские
республики, на  севере Европы  приморские  города  северогерманских княжеств
стали объединяться в купеческие  лиги. Наиболее известная из них -- Ганза. В
1241  г.  Любек и Гамбург заключили между собой  соглашение  для  защиты  от
скандинавских  пиратов морского торгового пути, соединяющего Балтийское море
с  Северным.  Купеческие  конторы  Ганзы  появились  в  Висмаре,  Люшеберге,
Ростоке,  Гданьске,  Лондоне.  "Господин  Великий Новгорода,  владея  ключом
главных  торговых путей,  идущих  с востока  и юга,  получил  на европейских
рынках особенно важное  значение. Ганзейские  купцы признавали  новгородский
гостиный двор в городе Висби на  острове Готланд одной из важнейших торговых
контор своей лиги. Все товары, перевозимые на ганзейских кораблях, проходили
с  востока  и  юга  через  Новгород  и  Псков. Сами  новгородцы  плавали  по
Ладожскому  озеру,  Финскому заливу, Балтике и  Северному  морю.  Купеческие
ладьи новгородцев ходили, кроме  немецких городов, в порты Швеции и Дании. В
летопись мирового кораблестроения Ганза вписала свой тип судна -- ганзейский
когг  --  грузовое судно,  рассчитанное  на  движение  только  под парусами.
Прототипом гайзейского когга можно считать средиземноморский неф, с той лишь
разницей,  что вместо рулевого  весла  под кормой у  него был навешенный  на
петлях руль.
     О  существовании закона об  ограничении  осадки  ганзейских  коггов  мы
узнаем  из "Морского кодекса города  Висби от  1288 года". Оказывается, если
становилось известным, что  когг  загружен выше грузовой марки, его владелец
обязан был лишний груз оставить на причале и уплатить сенату штраф в размере
двенадцати марок. Более того, ганзейские корабли периодически  осматривались
на  годность к  плаванию.  Закон  гласил: "Перед погрузкой когг должен  быть
осмотрен представителем сената, он должен быть мореходным как  сверху, так и
снизу и загружен не выше марки". К сожалению, до  нас не дошли сведения, как
эта марка выглядела и  как она наносилась на борт  ганзейских судов. Видимо,
ее  выжигали   на   досках  внешней  обшивки,   так  же  как   и  на  бортах
средиземноморских нефов. Не исключено, что грузовая марка Ганзы представляла
собой отметку внутри трюма, по которую разрешалось укладывать груз.
     Дальнейшее  повествование  о  борьбе  моряков  с  перегрузкой судов,  о
попытках ограничить  осадку и  установить  правила  определения  минимальной
высоты  надводного  борта  судна  требует  небольшого  экскурса   в  историю
кораблестроения.  Коротко  расскажем  об  основных  этапах  этой  истории  и
вспомним давно забытые типы парусных кораблей.
     Корабли без грузовых марок
     Эпоха великих географических открытий  вписала  в историю  судостроения
два  основных  типа  многомачтовых  судов,  способных  совершать  длительные
океанские переходы -- каракку и каравеллу.
     Родословную свою они ведут от судов венецианских и ганзейских купцов --
нефа и когга.
     На  каравеллах  через  океан  в  "страну  пряностей" плавали знаменитые
португальские мореходы Нунью Триштан, Альвизе Кадаместо, Диогу Кан, Фернандо
По, Бартоломео Диаш. Каравеллы были различны  по своим размерам и  оснастке.
Самые  маленькие назывались  "каравеллетами",  большие  --  "каравеллоне", с
косыми  парусами  -- "каравеллы-латинас", с прямыми --  "каравеллы-редондас"
(косой парус у них был только на бизани).
     Обычно  слово  "каравелла"  неотделимо  от  имени  Христофора  Колумба,
стяжавшего  вечную  славу  великим  открытием  Нового  Света.  Заметим,  что
историки до сих пор впадают в ошибку, полагая, что великий генуэзец переплыл
океан "на крошечном утлом суденышке -- скорлупке-каравелле".
     Время  не сохранило  нам ни  чертежей, ни  рисунков  флагманского судна
Колумба "Санта-Мария". "Адмирал Океана-моря" величает "Санта-Марию" не иначе
как  "Нао" -- "большой  корабль".  Вероятнее всего,  что  по  типу это  была
каракка, но никак не каравелла.
     Открытие и завоевание стран Нового Света --  одна из наиболее трагичных
и кровавых страниц мировой истории. Закованные  в латы, изрыгающие  огонь из
кремниевых  ружей,  восседавшие на лошадях, дотоле неведомых в Новом  Свете,
испанские  конкистадоры  внушали  аборигенам  панический  ужас,  грабили  их
нещадно, истребляя сотнями тысяч.
     На Американском материке взорам нищих идальго явились такие  сокровища,
которые им даже не снились. Награбленные золото, серебро,  изумруды, индиго,
табак и  сахар испанцы грузили  на большие  транспортные корабли -- галеоны.
Они  были длиннее каракк  и имели более  стройную форму корпуса и оснастку с
прямыми парусами. На срезанной корме размещалась высокая  и узкая надстройка
в несколько  ярусов с каютами для капитана, офицеров  и  знатных пассажиров.
Водоизмещение  галеонов  обычно  не  превышало  700  т, при этом длина  киля
составляла 30  м,  длина всего судна над водой --  50, ширина -- 15м, высота
борта от киля до верхней палубы --  10 м. Высота грот-мачты достигала  40 м.
Испанцы иногда ударялись  в гигантоманию,  строя галеоны  немыслимых  по тем
временам размеров. Достоверно известно, что испанский галеон "Мадре де Диос"
имел водоизмещение 1600 т, его длина по палубе равнялась 60 м, ширина -- 17,
осадка --  10,5 м.  А  водоизмещение галеона "Сантисима  Тринидат" превышало
2000 т.
     Галеоны так называемого "Золотого флота" были самыми "дорогими" судами,
когда-либо бороздившими моря  и океаны. Как ни парадоксально,  но они были и
самыми   немореходными   кораблями   в  истории  мирового  судостроения   --
громоздкие,  неповоротливые и малоостойчивые. Алчные испанцы, возвращавшиеся
домой  с награбленным  добром, теряли здравый смысл и через меру перегружали
свои суда.  Поэтому неудивительно, что  морские  хроники тех времен  пестрят
сотнями  названий галеонов, которые  не  дошли  до  берегов  Европы. Ведь  в
Испании каких-либо законов об ограничении допустимой осадки  судов просто не
существовало.
     Гибель  "Непобедимой армады" в 1588 г.  и потопление в 1596 г. в гавани
Кадикса  испанского  флота  привели  к  окончательному  падению Испании  как
великой морской державы.
     В борьбу  за владение новыми морскими торговыми путями вступают Англия,
Франция и Голландия.
     До начала  XVII  в.  в этих странах не  существовало  такой  науки, как
кораблестроение. Это было ремесло, переходившее нередко в искусство, секреты
его ревниво охранялись и  передавались от отца к сыну, от мастера к ученику.
Более   пяти   тысячелетий   основные   практические  правила   судостроения
вырабатывались интуитивно, на опыте предшествующих  поколений. Форма корабля
и  элементы  его  конструкции,  из-за  боязни  мастеров  отойти  от  канона,
видоизменялись очень  медленно, никаких  руководств и письменных  правил  по
теории кораблестроения  не существовало. Основные требования, которым должно
отвечать  хорошее  судно,  были сформулированы еще римским философом  Луцием
Аннеем Сенекой:
     "Корабль  хорошим считается,  когда  он остойчив и крепок, быстроходен,
уступчив ветру, послушен рулю".
     Странно и другое: со времени открытия Архимедом  закона плавучести и до
практического  применения его прошло почти  две  тысячи лет. Лишь в 1666  г.
английский  корабел  Антони  Дин,  к несказанному  удивлению всех, определил
осадку судна и прорезал пушечные порты в  бортах  до спуска корабля на воду.
Подобные операции до этого производились лишь после фактического определения
ватерлинии на воде.
     Печатные книги по  кораблестроению  появились  лишь  в  начале XVII  в.
Первая из них -- своего рода теоретическое наставление о строительстве судов
"Livro  de  Lracas de Carpintaria"  --  была  написана в 1616г. португальцем
Мануэлем   Фернандесом,   вторая   --   "Architectura   Navalis"   ("Морская
архитектура")  --  спустя тринадцать лет  немцем  Джозефом Фюрттенбахом. Эти
исследования способствовали  тому,  что в конце XVII в. появилось  несколько
принципиально новых типов военных и торговых кораблей.
     К началу  XVII в. ведущей морской  державой  мира  являлась  Голландия.
Достаточно сказать, что  ее торговый  флот  насчитывал  почти  десять  тысяч
судов. Какие  же корабли  строили голландцы? Назовем  лишь главные их  типы:
галиот, коф, фильва, флейт, буер, эверс, кат, гукор.
     Наиболее распространенное  торговое судно --  флейт -- имело три мачты,
несущие  прямые паруса на фоке и гроте и косой парус  на бизани. Характерная
особенность  флейта  --  закругленная  корма  и  заваленные  внутрь,  как  у
испанских  галеонов, борта.  Заметим,  что такая  форма бортов не  связана с
военными соображениями (затруднить противнику взобраться на корабль во время
абордажа). Причина  другая.  Дело в том, что  портовые пошлины  в те времена
взимались соразмерно  ширине корабля,  и лишь в  1669 г., когда  ввели новую
систему начисления таможенных сборов, палуба флейтов стала значительно шире.
Флейты были очень удобны для плавания вдоль берегов Северной Европы, так как
небольшая осадка позволяла им заходить в устья рек.
     Не менее популярен был люгер --  трехмачтовое судно с косыми парусами и
горизонтальным бушпритом. который мог
     втягиваться   внутрь   корабля.   Сначала   люгеры  использовались  как
рыбопромысловые  и транспортные суда. В конце XVIII в. люгеры -- излюбленные
суда  фламандских  и  французских  контрабандистов,  так называемые  "chasse
maree" (морские охотники). При свежем ветре  их скорость достигала 15 узлов.
Они хорошо  лавировали  и  могли  ходить  очень  круто  к  ветру. Во времена
наполеоновских  войн  люгеры  входили в  состав  военных флотов. Вооруженные
восемью-девятью  небольшими  пушками,   они  использовались   приватирами  и
каперами -- пиратами,  получавшими во  время  войны  от  своих  правительств
патенты на право захвата и уничтожения  торговых кораблей противника. Экипаж
военных люгеров составлял 40 -- 50 человек.
     Корабелы  Средиземноморья обычно предпочитали всем  иным судам  шебеки.
Шебека  -- скорее  всего изобретение  пиратов  берберского побережья Африки.
Легкие,  мелкосидящие,  с  острыми  обводами,  шебеки были, пожалуй,  самыми
красивыми и быстроходными парусниками Европы той поры. Они воплотили в своей
конструкции  элементы португальской каравеллы  и венецианской галеры.  Чтобы
иметь  шанс  уйти  от погони алжирских пиратских шебек под черными парусами,
испанские купцы также вынуждены были строить шебеки.
     До того как парусники были классифицированы (в зависимости от величины,
рода  службы,  артиллерийского  вооружения  и  оснастки),  морские  историки
становились  в тупик при определении их типов.  Еще  бы,  ведь хроники так и
пестрят романтическими названиями, которым воистину нет  числа! Судите сами:
венецианские  трабакколы и  буссы,  греческие  скаффы и  сакалевы,  турецкие
кочермы,  маковны  и  феллуки,  английские  бертоны,  французские  полякры и
баленеры,  сарацинские  гебары,  бесчисленные  маоны,  тариды,  карамуссалы,
биландеры, термы, тартаны, доггеры, шнявы, паландры, марсильяны и  так далее
и тому подобное.
     Заканчивая этот небольшой экскурс в историю кораблестроения,  напомним,
что теория  корабля,  как  научно-прикладная дисциплина,  появилась  лишь  в
середине XVIII в. В 1746 г. был опубликован  труд по  теории кораблестроения
французского ученого Бугера,  три  года  спустя обширное  исследование члена
Петербургской  академии  наук  Леонарда   Эйлера  --  "Наука  морская",  где
разработано учение о плавучести,  остойчивости, введено понятие о метацентре
и его положении  Относительно  центра тяжести, изучены условия сопротивления
воды, вопросы жидкости и поворотливости корабля под парусами.
     Теоретические  работы  Бугера  и  Эйлера внесли  ценный  вклад  в  дело
развития мирового  кораблестроения  и  вооружили  корабельных  дел  мастеров
необходимыми формулами. Но тем не менее человечество крайне нуждалось  еще в
правилах и  законодательствах, которые бы точно определяли предельную осадку
судов  для безопасности их плавания. Ведь  все  торговые суда, о которых  мы
здесь рассказывали, плавали без каких-либо грузовых марок!
     Плавучие гробы "Владычицы морей"
     Сломив в конце XVI в. господство Испании, Голландии и Франции на море и
обогатившись  в  результате  морских  войн,  Англия  стала  ведущей  морской
державой   мира.   Подъем  британского  судоходства   был   тесно  связан  с
промышленным  переворотом  внутри  страны  и  превращением  ее  в сильнейшую
колониальную империю. Торговые суда этой страны поддерживали сообщение почти
со всеми  портами  мира. Достаточно  сказать, что  к  началу  XIX  в. тоннаж
английского  торгового флота насчитывал  около  2 млн.  рег. т, т. е.  почти
половину мирового тоннажа.
     Пожалуй,  нет  необходимости   лишний  раз  повторять  известные  этапы
развития кораблестроения  и  перечислять  открытия  в области  судостроения,
сделанные  в начале XIX в., рассказывать  о  переходе  от использования силы
ветра к энергии пара.
     Но  как  же обстояло  дело у "Владычицы  морей" с проблемой  перегрузки
судов?
     Оказывается,  аварийность в  английском флоте  была вопиющей. У Англии,
так же как и у других морских держав, до  второй половины XVIII в. просто не
было  каких-либо законов  или правил, ограничивающих осадку торговых  судов.
Первое, кстати очень робкое, указание и ограничение осадки английских  судов
в целях  безопасности  плавания относится  лишь  к  1774 г. Оно фигурирует в
Регистровой книге Ллойда  за  указанный год, но каким образом рассчитывалась
минимальная  высота  надводного   борта,  из  этой   краткой  записи  понять
невозможно. Это своего рода напоминание о том, что перегружать судно опасно.
     В  1835  г.  страховое  общество  "Ллойд"  по   настоянию  страховщиков
разработало  и издало  правило, по  которому  минимальная высота  надводного
борта  должна  была  равняться  трем дюймам  на каждый  фут  глубины интрюма
(расстояние  от нижней  кромки подпалубного бимса до  настила второго  дна).
Англичане применяли это правило без учета каких-либо различий типа судна или
его конструкции.
     Вскоре  после этого  ллойдовского правила появилось  еще одно, изданное
"Обществом  Ливерпульских  страховщиков". По  нему  высота  надводного борта
определялась  в  2 1/4 дюйма на каждый  фут  глубины интрюма, если последняя
составляла  Ю -- 12  футов, и  от 3 1/4  до 4  дюймов на каждый  фут глубины
интрюма,  если  она составляла 24 -- 26 футов. Например, при глубине интрюма
12 футов минимальная высота  борта  составляла 2 фута 5 дюймов, при 18 --  4
фута 6 дюймов, при 27 -- 8 футов 9 дюймов. При определении высоты надводного
борта  ливерпульские  страховщики  принимали  во  внимание  тип  судна,  его
размеры, характер надстроек, год постройки, сезон и район плавания.
     Но   этих   правил  оказалось   явно  недостаточно,  чтобы   обеспечить
безопасность плавания грузовых судов. По сравнению со средневековыми купцами
судовладельцы "Владычицы морей"  выглядели просто  варварами!  Аварийность в
английском торговом флоте была катастрофической, и основная  причина тому --
перегрузка  судов. Английский журнал "Нотикл Мэгазин" в  майском выпуске  за
1846  г.  писал:  "Национальное  Общество  спасения на  море из  достоверных
источников  установило,  что  число   ежегодно   гибнущих  британских  судов
составляет 600, стоимость теряемого из-за этого имущества -- два с половиной
миллиона фунтов стерлингов, а число человеческих жертв -- 1560".
     В  1854  г.  в  Англии  были  введены  новые  правила  для  определения
регистровой вместимости судов, разработанные кораблестроителем Мурсомом. Они
наглядно показали, что ранее разработанные страховщиками правила определения
минимальной  высоты  надводного  борта просто  не  соответствовали  здравому
смыслу. Однако со стороны  правительства никаких  шагов  для  урегулирования
вопроса о максимально допустимой  осадке судов сделано не было.  В  те  годы
Англию и Америку потрясла гибель трех пассажирских пароходов.
     Первый, "Сити оф Глазго", принадлежал фирме "Инман лайн". Его построили
в 1850 г.  в Глазго на верфи "Тод и Макгрегор". Это был самый современный по
тому времени пароход с железным корпусом. Две паровые машины общей мощностью
350 л.  с. сообщали вращение гребному валу с шестилопастным винтом. "Сити оф
Глазго"  имел парусное  вооружение  трехмачтового  барка  и отличался особой
элегантностью.  В течение почти четырех лет этот лайнер перевозил эмигрантов
и грузы через Северную  Атлантику.  То, что в  каждом рейсе  он  брал  груза
больше, чем  ему было положено, ни  для кого не являлось секретом. Благодаря
отменным мореходным качествам  он,  как говорится,  всегда "выходил сухим из
воды". Но  однажды,  1  марта  1854 г., он вышел из устья  реки Мерсей  и...
исчез. Исчез с 480 пассажирами на борту.
     Второй  пароход,  "Пасифик",  который  был  еще больше,  чем  "Сити  оф
Глазго",  принадлежал конкурировавшей  американской  фирме "Коллинз  лайн" и
считался отличным ходоком, хотя имел деревянный корпус и  гребные колеса.  В
1851  г.  он  установил  новый  рекорд скорости на переходе  через  Северную
Атлантику, перейдя океан за 9 дней 20  часов и  10 минут. 23 января 1856 г.,
имея  на  борту 141 пассажира и 45 членов экипажа под командованием капитана
Элдриджа,  он вышел  из Ливерпуля в Нью-Йорк. В  порт  назначения пароход не
прибыл. И  лишь через несколько лет  найденная бутылка с запиской поведала о
его судьбе. Оказалось,  что судно затонуло во  время  шторма.  Видимо, малый
запас плавучести не дал ему возможности выстоять против сил стихии.
     Третий  пароход назывался  "Темпест"  (фирма "Энкор лайн"). Его карьера
оказалась недолгой. Построенный в 1856 г., он пропал без  вести после  того,
как 15 февраля 1857 г. вышел из Нью-Йорка. С ним исчезло 150 человек.
     К  сожалению,  эти  случаи были  не единичны. Число  ежегодно тонущих и
пропадающих  без вести судов во второй половине  XIX в. было огромно, и  это
начинало  волновать   общественность  Англии,   которая  обратила   внимание
парламента  на  все  увеличивавшееся  число  человеческих  жертв на море, на
гибель ценного имущества.
     И  вот в  1854  г.  палата общин  рассматривает этот  важный для страны
вопрос  и  проводит  очередной  морской  "билль".  "Каждое  торговое  судно,
плавающее  под британским флагом, обязано иметь для определения  его  осадки
нанесенные на штевнях марки углублениям... И все! Никаких дебатов о мерах по
борьбе  с перегрузкой  судов.  Осадкой  по-прежнему продолжал  распоряжаться
судовладелец.
     Шло  время... "Владычица  морей" резво  наращивала темпы  судостроения,
быстро  увеличивала тоннаж  своего торгового  флота, непрерывно  росло число
пароходов,  которые по своим размерам с каждым годом становились все больше,
и...  все  больше росло число катастроф. Кривая  затонувших и пропавших  без
вести судов неуклонно ползла вверх.
     Немалый  переполох  в  Лондоне,  особенно  среди  страховщиков  Ллойда,
произвела  гибель  нового  пассажирского   парохода,  носящего  имя  столицы
Британии.  "Лондон"  считался  своего  рода  шедевром  кораблестроения  того
времени. По типу он являлся  паровым клипером и был специально спроектирован
для  рейсов  в  Австралию.  По красоте обводов, чистоте  отделки  корпуса  и
изящного рангоута этот красавец в те годы не имел себе равных. Мастера верфи
в  Блэкуолле очень  гордились своим детищем, которое, только  поднявшись  из
колыбели, в обратном  рейсе из Австралии побило все рекорды скорости на этом
океанском  маршруте. "Лондон" был  гордостью не только фирмы "Мони, Уиграм и
сыновья", которая его заказывала, но и всего торгового флота Великобритании.
Поэтому неудивительно,  что "Владычица морей" изумилась, когда  в английский
порт Фальмут вошел  итальянский  барк  "Андрианополь" и его  капитан Кассава
сдал властям порта 19 человек, спасенных с "Лондона".
     Никто  не хотел верить, что великолепный клипер погиб с 244 пассажирами
и членами экипажа на борту.  Причина катастрофы после проведенного следствия
и допроса очевидцев  была установлена: "недостаточная высота надводном борта
ввиду перегрузки".  Да, узкое низкобортное судно с изящными обводами клипера
перегрузили.
     Из рассказа очевидцев катастрофы выяснилось следующее.
     Клипером  командовал австралиец  Джон  Мартин  --  один из опытнейших и
уважаемых капитанов фирмы.
     Последним портом  захода  "Лондона"  в третьем  рейсе  в Австралию  был
Плимут, где судно взяло несколько пассажиров и почту.
     На   борту  клипера  находилось  263  человека.  Пароход  был   сильно,
перегружен.
     9  января, во  вторник, в 8 часов утра,  когда  судно шло под  парами и
парусами,    в   Бискайском   заливе   штормом    были    снесены   бушприт,
форм-брам-стеньга   и   фор-стеньга.   Через   два   часа   судно   потеряло
грот-брам-стеньгу. В 15 часов того  же дня волной смыло спасательную шлюпку.
Клипер продолжал следовать под парами и оставшимися парусами. Капитан Мартин
принял  решение  возвратиться  в Плимут  на ремонт. Когда  судно  находилось
примерно в 100 милях от острова Ушант, волной разбило  баркас,  закрепленный
по правому борту. В среду, Ю января, в  22 часа  30 минут "Лондон" испытывал
тяжелую бортовую качку при сильном юго-западном шторме. Примерно в это время
на его  шкафут обрушилась гигантская волна. Она снесла кожух и люк машинного
отделения вместе с комингсом. В  палубе зияло большое  квадратное отверстие.
Попытки заделать его парусиной ничего не дали. Води залила топки.  Команда и
пассажиры непрерывно работали  на помпах. На следующее утро, в четверг,  в 4
часа 15 минут утра  волнами были выбиты четыре  кормовых иллюминатора  кают,
куда хлынула вода.
     Баркас   правого   борта,   который   попытались   спустить  на   воду,
перевернулся,  и  большинство  находившихся  в нем  людей  утонуло. "Лондон"
погружался все больше и больше.
     Капитан   приказал   механику   Гринхиллу   принять  командование   над
единственной оставшейся  шлюпкой.  Через 20 часов шлюпка, в  которой,  кроме
Гринхилла, находились 15 матросов и 3 пассажира,  была  замечена итальянским
барком.
     Владельцы "Лондона" не смогли  доказать, что их  судно  вышло  в море с
достаточным  запасом плавучести.  Они  заявляли,  что низкий надводный  борт
клипера   компенсировался   двухметровым   глухим   фальшбортом    ("Лондон"
действительно имел такую странную конструкцию).
     Вскоре вину судовладельцев доказало само море. Оно в  буквальном смысле
выбросило доказательство их  вины на  берег -- это была записка, вложенная в
бутылку. Ее нашли на берегу моря у Аурея в Бретани (Франция).
     В записке было  сказано:  "Четверг,  11 января. Корабль  слишком тяжело
нагружен для своих размеров и  слишком валок. Окна  выбиты, и  вода заливает
все.  Было такое большое волнение,  что  унесло  люк  машинного отделения  и
погасило топки, почему нельзя включить  насосы". Тут текст обрывается.  Хотя
текст никем не был подписан, его признали подлинным.
     Английские  морские  историки утверждают,  что  именно  эта  катастрофа
переполнила  чашу терпения здравых умов британской нации:  уж  если "Лондон"
оказался  "плавучим  гробом",  то  нужно  что-то  предпринимать.   Англичане
считают, что это "что-то" первым предпринял Самуэль Плимсоль. Он стал широко
известен  в  Великобритании после  того,  как  сумел  "протащить"  билль  об
ограничении  осадки  судов  через  парламент.  Плимсоля  называют  в  Англии
"изобретателем  грузовой   марки"  (в  виде  диска  с  чертой  и  гребенки),
человеком, "оставившим  о себе память на борту каждого судна".  В этой связи
имя  его  фигурирует в "Энциклопедии Британика". Мы не  ставим под  сомнение
полезную деятельность Плимсоля  и не собираемся лишать его заслуг в том, что
он  действительно добился  в парламенте  принятия столь важного  для моряков
закона. Но  ради справедливости заметим, что диск с горизонтальной чертой за
шесть  столетий до него ввели древние мореходы Сардинии и что не он первым в
Англии поднял вопрос о грузовой марке.
     Английские   историки  не   совсем   справедливо   обошлись  с   другим
соотечественником, который в действительности  первым начал атаку парламента
фактами о  недопустимом  положении дел в торговом судоходстве. Поэтому нужно
вспомнить о человеке,  без труда которого  Самуэль Плимсоль  не попал  бы  в
энциклопедию и не прославился бы как реформатор.
     В  1867  г.  в английской  газете  "Шиппинг  Газетт энд  Ньюкасл  Дейли
Кроннкл"  стали появляться  обзорные  статьи,  обратившие на  себя  внимание
читателя  обстоятельностью  и  отличным  знанием многих проблем, связанных с
судоходством   страны.   В   основном   в  них   говорилось   о   преступных
злоупотреблениях  со  стороны  судовладельцев,  о темных махинациях  в  деле
перевозки грузов морем, о таинственных  исчезновениях в  океане новых судов.
Эти статьи неизменно подписывались инициалами "J. Н.".
     Автором  их  оказался  богатый  судовладелец  и  одновременно  директор
страхового общества  в  Ньюкасле-апон-Тайн Джеймс Холл.  В ноябре 1867  г. в
одной из своих статей он писал: "В результате значительного увеличения числа
случаев  гибели  судов  в  море сумма  страховых  возмещений,  выплачиваемых
судовладельцам, удвоилась по сравнению с тем, что было 20 -- 30 лет назад, и
если раньше страховщики наживали  себе состояния, то  теперь  это дело стало
убыточным...". Джеймс Холл объяснял это тем, что английские  суда  не  имели
достаточно  хороших,  необходимых  мореходных  качеств, что ими  командовали
безграмотные  офицеры  и  что суда были перегружены сверх всякой  нормы.  По
инициативе  Холла торговая  палата  Ньюкасла  направила Управлению  торговли
Великобритании   меморандум,   в   котором   предлагалось  всех   капитанов,
командующих   судами  каботажного   плавания,   подвергать   государственным
экзаменам, таким, какие сдавали капитаны дальнего плавания.
     В октябре 1868 г.  Холл, выступая  в  газете  "Таймс", требовал,  чтобы
каждый случай гибели  британского  судна разбирался  в  морском суде.  Через
месяц  в той же газете  констатировал из ряда вон выходящий  факт: "Мы можем
утверждать,  что число погибших  в  море  британских судов в течение 1867 г.
составило 2090 или почти шесть судов в день".
     В  1869 г.  в палате общин британскою  парламента обсуждался  очередной
билль о  торговом судоходстве. Представители торговой палаты Ньюкасла Холл и
Дэглиш   внесли  на   рассмотрение   законопроект,  в  котором  предлагалось
ограничивать осадку грузовой маркой, которая определялась бы судостроителем,
инспектором Ллойда (или Ливерпульской ассоциации страховщиков) и инспектором
Управления торговли Великобритании.
     Но палата общин  отклонила представленный законопроект, и Холлу  ничего
не оставалось делать,  как заявить: "Удивительным является не то, что гибнет
столь большое количество судов, а то, что оно так мало...".
     В  тот  год  особое  внимание  морских  кругов  Англии  привлек  случай
исчезновения парохода "Сити оф Бостон".  Для  того  времени  это был большой
пароход: валовая вместимость 2278 рег. т, длина 101, ширина 12, высота борта
8,5  м. Паровая  машина  мощностью 600  л.  с. обеспечивала ему  скорость 12
узлов.
     28 января 1870  г.  "Сити оф Бостон", приняв в  Нью-Йорке  на борт  177
человек, под командованием капитана  Халкроу вышел в Ливерпуль. После  этого
судно исчезло.
     В  своем   выступлении  на  годовом  заседании  президент  Королевского
общества кораблестроителей лорд Хэмптон сказал:
     "Огромный пакетбот "Сити оф Бостон" настолько долго задержался в рейсе,
что  сейчас  его следует считать погибшим.  В  течение шести месяцев в  море
погибло не менее  37 пароходов.  Что можно сделать для того, чтобы увеличить
безопасность    плавания?    Катастрофическое    число     гибнущих    судов
свидетельствует, что где-то допущена ошибка:  то ли  в конструкции,  то ли в
погрузке этих судов?... По делу "Сити оф Бостон" мы склонны считать причиной
его гибели перегрузку".
     Замечание  президента  общества  о  перегрузке судна  настолько  задело
Вильяма  Инмана,  владельца исчезнувшего  парохода, что  он пригрозил начать
судебный  процесс  против  лорда  Хэмптона  "за  клевету  в  научных  трудах
Королевского общества".
     Своей точки зрения  королевские  корабелы доказать не смогли,  и судьба
"Сити оф Бостон" оставалась загадкой больше полугода.
     Но вот  на  побережье Корнуэлла  в  Англии  нашли деревянную  шлюпку  с
надписью "Сити  оф  Бостон".  На  одной  из  банок  этого  немого  свидетеля
кораблекрушения  была  сделана  ножом  надпись, из которой  явствовало,  что
пароход затонул в шторм.
     Джеймс Холл твердо считал, что причиной гибели "Сити оф Бостон" явилась
недостаточная  высота   надводного   борта,  и  следовательно,  малый  запас
плавучести.
     В  начале  1870 г. Холл передал свои соображения  о методе  ограничения
осадки  судов  представителями лондонской  торговой  палаты.  Там  они  были
изучены,  приняты  и  переданы  для   дальнейшего   рассмотрения  Управлению
торговли,  которое в  свою очередь не  замедлило  представить их парламенту,
прося  его  палату общин рассмотреть вопрос  о максимально допустимой осадке
судов особо.
     Холл предложил определять минимально допустимую высоту надводного борта
из расчета 1/8 ширины судна, если его длина не превышала  ширину более чем в
пять  раз. Если же длина судна была  больше, то на каждое увеличение  длины,
равное ширине, прибавлять к высоте борта 1/32 ширины судна.
     Автограф на борту
     Поднятым  в  парламенте  вопросом  о  перегрузке  судов заинтересовался
Самуэль Плимсоль -- в то время либерал,  член парламента от  графства Дерби.
Он не  был ни судовладельцем, ни моряком. Плимсоль родился Ю февраля 1824 г.
в Бристоле  в  семье небогатого чиновника. Начав  свою трудовую деятельность
простым клерком, он получил должность управляющего пивоваренным заводом, а к
тридцати годам сумел сделаться угольным купцом.
     В  1868  г.  Плимсоль,  уже  будучи богатым  человеком,  был  избран  в
парламент либералами графства Дерби.
     В 1871  г.  парламент,  обсудив предложения Джеймса  Холла, ограничился
декретом,  по   которому  в  английских  портах  была   учреждена  должность
чиновников, обязанностью которых  было  регистрировать по маркам  углубления
осадку каждого выходившего из порта британского  судна. Фактически англичане
повторили то, что давным-давно сделали древние венецианцы, учредив должность
"скрибануса".  Никакого  ограничения  осадки судна парламентский  декрет  не
предусматривал,  и  судовладелец,  у   которого  жажда  прибыли  по-прежнему
заглушала голос  благоразумия, продолжал  распоряжаться установлением высоты
надводного борта...
     Видимо, Самуэль Плимсоль  уже давно  интересовался деятельностью Холла.
Либерал из графства Дерби не только тщательно изучил собранные Холлом факты,
но  и сумел встретиться с ним.  Известно, что в 1872  г.  Холл  дал почитать
Плимсолю  свои записки о многих злонамеренных  случаях перегрузки британских
судов,  собранные  им  цифры  и  сведения  по  аварийности  торгового  флота
Великобритании.
     На  основании  этих  материалов Плимсоль  в 1873 г.  издал книгу  "Наши
моряки".  В ней  была представлена настолько неприглядная картина тогдашнего
судоходства   в   Англии,   что   общественное   мнение   страны   буквально
всколыхнулось,  и правительство  вынуждено  было  назначить  так  называемую
"Королевскую комиссию по немореходным судам".
     Прошло несколько месяцев, и в своем отчете эта комиссия констатировала,
что не может  разработать каких-либо  универсальных  правил  по  ограничению
осадки  судов  и  что какой-либо  закон относительно  минимально  допустимой
высоты   надводного   борта   был   бы   "злонамеренным   по   отношению   к
судовладельцами.
     Вот еще один из  многих примеров, к чему приводило отсутствие правил по
ограничению осадки судна. Он наглядно  показывает,  что  происходило,  когда
судно грузили "на глазок".
     Парусно-винтовой   пароход   "Ла   Плата"   (1218  рег.  т)  специально
переоборудовали для прокладки подводного кабеля. 26 ноября 1874 г. судно под
командованием капитана Даддена вышло из Вулвича в Рио Гранде-до-Сул, имея на
борту 85 человек, подводный  кабель  длиной 183 мили и оборудование  для его
прокладки по дну моря.
     На второй день плавания погода  стала быстро портиться. 29 ноября судно
встретило  шторм.  Только теперь  стало  ясно,  насколько  "Ла  Плата"  была
перегружена кабелем. Волны переливались по палубе  корабля с  носа до кормы,
паруса  унесло ветром, часть  шлюпок смыло за борт. Когда машинное отделение
оказалось затопленным, судно потеряло управление.
     Чтобы  облегчить  пароход,  большую часть кабеля вытравили  за борт, но
сделали  это  слишком  поздно,  и  к полудню  надежду спасти  судно пришлось
оставить. Приготовили уцелевшие шлюпки к спуску и стали ждать, когда стихнет
волнение. Но стихия продолжала свирепствовать.
     Шлюпки оставили на  палубе,  посадили  в  них людей,  надеясь, что  они
всплывут, когда судно пойдет ко дну. Но когда "Ла Плата" скрылась под водой,
на поверхности океана из трех осталась всего одна шлюпка, в  которой было 15
человек.
     На рассвете следующего дня  шлюпку подобрал парусный корабль "Гаерлох",
и в конце того же дня спасенные были пересажены на пароход, шедший в Лондон.
Через четыре дня голландская шхуна  доставила  в Гибралтар боцмана, старшего
рулевого и  двух матросов "Ла  Платы",  которых она  подобрала  с  разбитого
плота. Из  85 человек, находившихся на борту кабельного судна, погибло 66. И
сколько же было таких просчетов!
     Таблицы для определения высоты борта судна появились в Англии 1874  г.,
когда  Беньямин  Мартелл,  главный  инспектор  по   мореплаванию  страхового
общества  Ллойда, зачитал  в  Королевском  обществе  кораблестроителей  свой
доклад. Одобренные позже  Обществом,  его расчеты получили название "Таблицы
Мартелла".
     Тем временем Самуэль Плимсоль продолжал борьбу за безопасность плавания
торговых судов. Его ярыми противниками оказались представители его же партии
либералов  --  крупные  судовладельцы,  которым  введение  закона  о  нормах
погрузки судов было просто невыгодно с финансовой точки зрения. Парламент не
вынес какого-либо  решения, и  как говорил известный английский дипломат сэр
Джеймс  Макинтош  (1765  -- 1831),  "Палата  общин,  верная  своей  системе,
осталась в мудром умелом бездействии".
     Плимсоль   дал  очень   меткое   определение   в  своей  книге  старым,
немореходным, перегруженным сверх всякой меры судам -- "плавучие гробы".
     Летом 1875 г. Плимсоль внес  в парламент законопроект,  предоставлявший
правительству   широкие  права  наблюдения   над  торговыми  судами.  В  нем
предусматривалось,  что каждое британское  судно, перевозящее  грузы, должно
иметь   указатель    допустимой   осадки,   которая   бы   определялась   не
судовладельцами, а классификационным обществом.
     22 июля 1875 г. дебаты по этому законопроекту затянулись необычно долго
(даже  для Британского парламента).  Плимсоль громил судовладельцев фактами,
которые невозможно было опровергнуть. Он блестяще доказал одному лондонскому
судовладельцу,  что   его  же  (судовладельца)  фирма  из-за  перегрузки  за
последние три  года потеряла десять пароходов и что при  этом погибло  более
ста человек. Плимсоль настаивал  на немедленном принятии законопроекта. Один
из выступивших  членов парламента сказал:  "Принятие нами любого правила для
ограничения осадки, которое могло бы быть приемлемым  для каждого  торгового
судна,  сопряжено с неразрешимыми трудностями". А после него премьер-министр
Беньямин  Дизраэли  в своем заключительном слове  заявил, что представленный
Плимсолем на рассмотрение палатой общин билль должен быть отклонен.
     Плимсоль  потребовал  слова.  Срывающимся голосом, сильно  волнуясь, он
сказал: "Это убийцы-судовладельцы сорвали затянувшимися дебатами утверждение
законопроекта! Секретарь Ллойда заверил как-то  своего знакомого в  том, что
он  не может вспомнить ни одного случая за  последние  тридцать  лет,  когда
судно шло на слом из-за износа. Так сотни  славных парней были  отправлены в
водяную могилу этими подлецами..."
     Председатель  палаты общин  (спикер) прервал  Плимсоля,  призывая его к
порядку. Парламентский зал пытался перекричать оратора. Но сквозь  рев толпы
Плимсоль  во  всю  мощь  своего  голоса крикнул  в  зал:  "Негодяи!" Он даже
погрозил спикеру кулаком. После этого его хватил удар и  он  без чувств упал
на пол.
     За оскорбление палаты двери парламента на неделю оказались для Плимсоля
закрытыми. Позже он вынужден был публично просить у палаты общин извинения.
     Но  скандал  привлек к  парламентским дебатам  внимание  общественности
страны,  и  Плимсоль получил  популярность  среди английских моряков.  Более
того, число сторонников либерала от  графства Дерби в парламенте увеличилось
сразу в несколько раз.  Но лишь 14 августа 1876 г.  после очередных  дебатов
законопроект  о   грузовой  марке,  предложенный   Плимсолем,  наконец,  был
утвержден.
     По принятому законопроекту все английские суда регистровой вместимостью
более  80  т, кроме  судов  прибрежного плавания,  рыболовных  и спортивных,
должны  были  иметь  на обоих бортах  нанесенные палубную  линию  и  круг  с
горизонтальной чертой по  центру,  которая  указывала  допустимую осадку. Но
по-прежнему право устанавливать ее осталось за судовладельцем.
     Известно,  что   один   ливерпульский  судовладелец,   показывая   свое
пренебрежение к  новому закону, накрасил  грузовую марку на...  трубе своего
парохода (мол,  мое  судно,  и что хочу,  то  и  делаю). Насколько нелепым и
бесполезным оказался этот закон,  видно из цифр: лишь за один 1882 г. в море
затонуло 548 британских судов с 3118 моряками на борту.
     Итак, все старания Плимсоля оказались напрасными.
     В  1882 г.  страховая  корпорация  Ллойда, взяв для  расчета  за основу
таблицы  Мартелла,  издала свои  правила для определения минимальной  высоты
надводного  борта.   На   следующий  год  они   были  уточнены  созданным  в
Великобритании  Комитетом по  грузовой  марке.  Казалось, что с.  "плавучими
гробами" Англия, наконец, покончила.  Но эти таблицы стали  применяться лишь
спустя  семь лет, когда  в  1890 г.  Британский  парламент  издал закон,  по
которому  высота  надводного  борта  устанавливалась  не  судовладельцем,  а
государственным  органом. Закон гласил: "Центр этого круга должен находиться
на борту судна на таком  уровне от  палубной  линии, какой будет  установлен
Управлением торговли и который будет обозначать предельную  грузовую линию в
соленой воде, по которую разрешается грузить судно".
     Введение закона о грузовой  марке в Англии лишило многих судовладельцев
прибылей,  извлекаемых  раньше  из  перегрузки  судов  за  счет снижения  их
мореходности.
     Вот любопытный пример.
     Английский  трехмачтовый клипер  "Корноланус"  в 1890 г. возвращался  с
грузом шерсти из Австралии. Хотя в то время уже был  введен закон о грузовой
марке, минимально  допустимая высота  надводного борта клипера  еще не  была
точно определена. Как правило, клипер  за  рейс доставлял в Англию  не менее
1475 т шерсти. На этот раз капитан "Корнолануса" Стил загрузил свое судно по
такую осадку, которая  позволила  ему принять в трюмы  1350 т  шерсти. Судно
благополучно  прибыло в Англию на 73-й  день  -- на две недели  быстрее, чем
обычно. Судовладельцы поздравили капитана с отличным переходом. но попросили
объяснить,  почему  он так мало доставил  в этот раз груза. Стил заявил, что
пока клипер  находится под его  командованием, он  никогда не пойдет  вокруг
мыса Горн, имея на борту хотя бы на тонну больше, чем 1350 т. Стил знал, что
ответом судовладельцев  на его заявление  будет назначение на клипер другого
капитана. Но  в  Англии  уже  стал действовать  закон о  грузовой  марке,  и
установленная  Стилем   для   "Корнолануса"   осадка   точно   совпадала   с
предусмотренной правилами.
     Судовладельцы решили, что  коль судно не может перевозить груза  больше
прежнего, его выгоднее продать. Через несколько дней клипер "Корноланус" был
продан с молотка немецкой фирме.
     Закон  о  грузовой марке  моряки  стали  называть  "законом  Плимсоля".
Фактически  только с  этого  времени вопрос  безопасности  судоходства  стал
регламентироваться   властью   правительства   Великобритании.  И   в  этом,
безусловно, была заслуга Самуэля Плимсоля.  До сих  пор  англичане говорят о
нем, как о человеке,  "оставившем  о себе  добрую  память  на  борту каждого
торгового судна".
     Автор известной в  Англии  книги "Безопасное море"" -- Абелл писал так:
"Хотя  метод,  которым воспользовался  Плимсоль, и не  заслуживает  похвалы,
моряки всех стран называют грузовую марку "диском Плимсоля", ничего не  зная
о Джеймсе Холле".
     Пусть  Плимсоль  поступил нечестно, воспользовавшись материалами Холла,
судить строго его не стоит. Ведь нельзя же отрицать того, что цель,  которую
преследовал   судовладелец  из  Ньюкасла,  была   благородной.   Видимо,  он
чувствовал,  что   Джеймс  Холл,  даже   располагая  множеством   обличающих
материалов, не сможет написать книги и, не  являясь  членом  парламента,  не
сможет участвовать в дебатах. Возможно, что и сам "ограбленный" Джеймс Холл,
увидя  успех  Плимсоля  в его парламентской борьбе, не был к нему  в большой
претензии.
     Среди  моряков  торгового  флота  Англии Самуэль  Плимсоль  пользовался
огромным авторитетом  и  был настолько популярен, что в 1887  г. они избрали
его президентом Союза моряков и кочегаров Великобритании. В  1890 г. он  был
вновь избран в парламент, но отказался  от своего кресла. Он умер в возрасте
74 лет в городе Фолкстоне.
     Когда в  1930  г. в  Лондоне  проходила  Международная  конференция  по
разработке  конвенции о грузовой марке, жители Бристоля, собрав добровольные
пожертвования,  решили  увековечить  память  своего земляка  и воздвигли ему
бронзовый памятник.
     Международный стандарт
     Принятые  в 1890 г. законом Британского парламента Правила  о  грузовой
марке спустя  восемь лет  были  пересмотрены в Англии  с  учетом  некоторого
увеличения высоты  надводного  борта для  судов,  совершавших плавание через
Северную Атлантику зимой. В 1906 г. правила еще раз пересмотрели и изменили,
но  уже в  сторону  уменьшения  высоты  надводного  борта  для новых  судов,
построенных в XX в. Это объяснялось определенными успехами  и  накопленным к
тому  времени опытом судостроения, что привело к появлению более совершенных
с  точки зрения  мореходности  судов.  Правила  о  грузовой  марке  1906  г.
обязывали  все  суда  других стран, заходившие в  британские порты, иметь на
бортах нанесенные  грузовые  марки и соответствующие  свидетельства.  Это, в
свою очередь,  привело  к  тому, что  большинство морских держав последовало
примеру,  поданному Англией, и приняло правило  1906 г.  как закон для своих
торговых флотов.
     Прошло  всего  четыре  года с  момента  принятия  парламентом  Правил о
грузовой марке 1906 г., как  Регистр судоходства Ллойда пришел к мнению, что
эти  правила  следует  пересмотреть.  Оказалось,  что  рассчитанный  по  ним
надводный   борт   новых  грузовых  пароходов   не   соответствовал   нормам
безопасности  плавания: он оказался мал.  В связи с этим в Англии был создан
новый комитет  по грузовой  марке, которому поручили  проверить соответствие
норм правил 1906 г.  применительно к новым судам и подготовить Международную
конференцию, проведение которой наметили на 1915 г.
     До  начала первой мировой войны английский комитет  по  грузовой  марке
успел   выполнить  только  часть   намеченной  программы.  Прежде  всего  он
установил,  что  с  1893 по  1913  г. средний  процент аварий судов мирового
торгового  флота  уменьшился.  Если  за  первое  пятилетие  рассматриваемого
периода он составлял 2,01%, то за второе  -- 1,38%. При этом средний процент
ежегодно тонущих и пропадающих без вести судов с  1893 по 1906 г. (за период
до того момента,  как правила 1906  г. были пересмотрены) составлял 0,30%, а
за период с 1906 по 1913 г. (после пересмотра правил 1906 г.) -- 0,27%.
     Таким образом, было опровергнуто  утверждение, что правила  1906  г. не
удовлетворяли нормам безопасности мореплавания. Выяснилось, что в них просто
не учитывались конструктивные особенности отдельных новых типов судов.
     Какие правила о грузовой марке действовали в те  годы в России?  В 1913
г. Министерство  торговли  и  промышленности утвердило Правила  о  перевозке
лесных материалов и Специальную грузовую марку для судов, перевозящих лесные
грузы. Образцом для их составления по  служили норвежские правила о грузовой
марке 1913 г.
     В 1915 г. грузовая марка общества "Русский Регистр" была нанесена на 16
каспийских судах, классифицированных этим обществом.
     До  1928 г. в  СССР применялись правила  о грузовой марке, идентичные с
английскими  правилами  1906  г.  В  1926  --  1928  гг.  эти  правила  были
пересмотрены,  и с 1928  г. стали действовать Правила определения надводного
борта морских торговых судов и нанесения на них грузовой марки.
     Значительно  позже  грузовая  марка была  введена  в  Испании,  Канаде,
Греции, Аргентине и США.
     Как ни  странно,  но  в  американском  торговом  флоте,  валовой тоннаж
которого на 1913г. насчитывал  почти 3 млн.  рег. т, осадкой судна продолжал
распоряжаться судовладелец.
     Минимально  допустимая  высота  надводного  борта определялась  древним
правилом: 3 -- 3,5 дюйма осадки (7,62 -- 8,89 см) на каждый фут высоты трюма
не зависимо от типа судна.
     Лишь  в  1917  г. Американское бюро судоходства выдвинуло  требование к
судовладельцам об  обязательном  нанесении на  борту судов  грузовой  марки,
положение  которой  определялось  особым  правилом,   которое  не  считалось
обязательным. Только  через три года  это  бюро представило проект правил на
рассмотрение  и одобрение конгресса. Там они рассматривались...  девять лет.
Фактически  это  был  первый в истории  этой  страны  государственный закон,
направленный против перегрузки судов.
     В  20-е  годы  во  многих  портах  стран,  которые  не обязывали  своих
судовладельцев  соблюдать  правила  о   грузовой  марке,   перегрузка  судов
считалась обычным  явлением. Особенно часто  этим  злоупотребляли английские
судовладельцы, грузя  свои  пароходы в  устье  Ла-Платы.  Так,  аргентинская
газета  "Таймс  оф  Арджентина" 27 февраля  1928 г. сообщила: "Едва ли можно
найти британское судно,  выходящее из устья Ла-Платы, которое не нарушало бы
правил о грузовой маркер.
     Обычно  в  случае  перегрузки судна  его администрация,  чтобы обмануть
бдительность недостаточно опытных представителей портовых властей, прибегала
к весьма простому способу:  путем  перекачки водяного  балласта судну давали
небольшой крен с таким расчетом, чтобы грузовая марка, видимая с причала, не
была прикоплена. Некоторые капитаны в этом  деле настолько набили руку,  что
успевали   откатать   водяной   балласт   на  противоположный   борт,   пока
представители администрации порта садились в катер, чтобы осмотреть грузовую
марку противоположного борта.
     Гибель  английского  лайнера  "Вестрис"  ускорила  созыв  Международной
конференции по грузовой марке.  Когда она  закончила свою работу,  в столице
Англии  5  июля  1930 г. собрались  представители более чем  сорока  морских
стран, и, наконец,  Международная конвенция о грузовой марке была подписана.
Постановления  ее  распространялись  на  торговые  суда,  занятые перевозкой
пассажиров и грузов, она содержала специальные  правила для наливных судов и
лесовозов,  предписывая  условия,  при  которых   палубный   груз  леса  мог
перевозиться  в  зимнее и  летнее  время.  Кроме  того,  она предусматривала
порядок  освидетельствования  и  маркировки судов и разработку  сертификатов
грузовой  марки.  И  хотя  позже  некоторые  положения  этой  Конвенции были
пересмотрены, ее основные принципы действуют до сих пор.
     В правилах 1930  г.  всесторонне рассматривался  вопрос  о  необходимой
высоте надводного борта торговых судов с точки зрения безопасности плавания,
с  учетом  запаса  плавучести,  остойчивости,  непотопляемости  и  различных
конструктивных  особенностей  судна.  Вместе  с  тем эти  правила  подходили
дифференцирование к  определению  высоты надводного борта  в зависимости  от
различных факторов, в частности времени года и географической зоны плавания.
     Отступления  от правил Конвенции о грузовой марке (не считая нарушений)
отмечались только во время второй мировой войны. Например,  англичане, когда
у них наблюдалась острая нехватка тоннажа, с 15 августа 1941 г. ввели у себя
так называемые "оборонные правила о грузовой марке". Согласно им разрешалось
грузить суда по их грузовым  маркам для плавания в тропиках вместо их летних
марок  и по маркам для пресной воды в тропиках вместо  марок для  плавания в
тропиках.
     Помимо грузовых марок, предусмотренных  Международной конвенцией,  была
введена грузовая марка для  судов,  плавающих по  Великим  озерам. Она  была
учреждена  в  1935 г.  в США  и  до  сих пор наносится по правилам,  которые
учитывают  пресную  воду,  отсутствие навигации  зимой  и  специфический тип
судов.
     В  наше  время  действует  Международная  конвенция  о грузовой  марке,
подписанная  в Лондоне 5 апреля 1966 г. 54 странами. Ее правила вошли в силу
в  1968  г.  По  ее  положению  все  моря  и   океаны  вследствие  различных
гидрометеорологических  условий плавания подразделяются на  зоны  и сезонные
районы. Причем  под  зонами понимают такие  морские районы,  где круглый год
действует одна грузовая марка -- или летняя, или тропическая.
     В  нашей  стране  действуют,  помимо  грузовых   марок,  назначаемых  в
соответствии  с  Международной  конвенцией  о  грузовой   марке   для  судов
заграничного плавания  валовой  вместимостью  свыше  150 рег. т, специальные
грузовые марки,  назначаемые  в соответствии с Правилами  Регистра  СССР для
плавания в каботаже  в центральной части Каспийского моря,  Черном,  Белом и
Японском морях и вдоль южного побережья Баренцева моря.
     Специальная грузовая  марка также назначается на все  суда  внутреннего
плавания валовой вместимостью от  80  рег. т и выше. Кроме этой марки, у нас
существуют специальные облегченные грузовые марки Регистра СССР, назначаемые
на  те же суда для облегченного плавания в пределах Азовского моря, северной
части Каспийского и заливов Балтийского морей.
     В  некоторых случаях морские суда по особым соглашениям между  странами
получают  для  ограниченного  района  плавания  так называемую  региональную
облегченную  грузовую  марку,  знак  которой  наносится  на  борту  рядом  с
гребенкой международной марки.
     Правила Конвенции о грузовой марке 1966 г. позволяют увеличить загрузку
судов  без  ущерба для их мореходности,  а  это  в  свою очередь значительно
повышает экономичность океанских перевозок.
     0x01 graphic
     

     Кофейня на Тауэр-стрит
     Едва  ли  найдется  на свете торговый моряк,  которой не слышал  бы имя
Ллойда.  Те,  кто  связан с  морским транспортом,  наверняка сталкиваются  с
такими  выражениями,  как  "застрахован  у  Ллойда",  "соответствует  классу
Ллойда",  "Ллойдовский агент", "Северогерманский  Ллойда, а выражение "Al at
Lloyd's" (А один  у Ллойда)  уже давно стало в английском литературном языке
синонимом слов "первоклассный, отменный, лучший".
     Что  же  такое  "Ллойд"? Не пытайтесь получить на этот  вопрос точный и
правильный ответ у англичанина, не имеющего  отношения к морскому делу.  Его
толкование вас только запутает.
     Автор однажды задал этот вопрос пяти англичанам -- не морякам и получил
пять различных  ответов: "Бюро  морской  торговли",  "Объединение судоходных
компаний", "Управление морской почты", "Морской страховой Регистр", "Здание,
где ударяют в колокол, когда считают  погибшие корабли". Пять разных ответов
на  один  и  тот  же  вопрос,  и  ни одного  правильного...  Однако упрекать
"сухопутных" англичан в незнании  не стоит, потому что слово "Ллойд" сегодня
обозначает  три совершенно разных по  сфере своей деятельности  организации,
различие которых знают только моряки.
     Lloyd's  (Ллойда,   ллойдовский)   сегодня  --  это  название  всемирно
известной страховой корпорации с  ежегодным доходом  около 700 млн.  ф. ст.,
которая страхует все, начиная с танкера грузоподъемностью в полмиллиона тонн
и  кончая хорошей  погодой  для футбола  и  бородой  известного  киноактера.
Регистр   Ллойд"   (Lloyd's   Register)   --    это   название   крупнейшего
классификационного  общества,  которое  постоянно ведет  надзор примерно  за
одной  третью  судов  мирового торгового  флота.  И,  наконец, слово Lloyd's
является  неотъемлемой  частью  названий   различных   судоходных  компаний.
Например,  итальянская  судоходная  фирма   "Hoyd's  Tristino",  бразильская
судоходная корпорация "Lloyd's Brasilera", бельгийская "Hoyd's Royal" и др.
     Почему   это   имя   фигурирует   в  различных   наименованиях  крупных
организаций, связанных  с судоходством? Как могло случиться, что имя  одного
человека  вошло в  название  и  страховой корпорации,  и  классификационного
общества,  и нескольких судоходных  компаний?  Кто был этот  человек? Чем он
стал знаменит?
     Как  это ни  странно, англичане  до  сих пор  не  знают  даже даты  его
рождения, и им ничего не известно о  его жизни с рождения  до 1688 г. Тем не
менее  две-три незамысловатые  идеи, родившиеся в голове  этого англичанина,
спустя  полторы сотни лет после  его смерти создали ему  всемирно  известную
славу, и  благодарные британцы сумели  в конце прошлого  века  разыскать его
могилу и узнали, что Эдвард Ллойд умер в 1713 г.
     Ллойд   стал  знаменит  после   своей   смерти   как  основатель  самой
могущественной корпорации в мире.
     Мысль о  страховании кораблей  и  перевозимых ими грузов от  опасностей
плавания  впервые  (как заявляет  флорентийский  историк Вилани)  родилась в
Северной  Италии,  в  частности  в Ломбардии, в  1182 г. И,  как  повествуют
хроники  древней  Венеции,  во  Фландрии  в  1310  г.  существовал  "кабинет
страхования", где заморские купцы могли "страховать  свои товары  от морских
опасностей, платя за это установленные проценты".
     В  Англии  страхование судов получило  распространение в  конце XVII в.
Дельцов, которые  за деньги  принимали на себя  риск за  благополучный исход
плавания    купеческого    корабля,   британцы    называли   "Underwriters",
подписчиками,  так  как  они  ставили  свою подпись  под текстом договора  о
страховании судна или груза (или того и другого вместе).
     В  те времена Лондон в морской  торговле уже прочно занял ведущее место
по  сравнению с  другими портами Англии. Достаточно сказать, что  две  трети
всех  ввозимых  морем  на Британские острова  грузов  шло  через  столицу. К
набережной  Темзы причаливали корабли с грузами не только из Европы, но и из
Индии,  Африки и  Америки. Отсутствие быстрой  и надежной связи в те времена
сильно  затрудняло  купцам  заключение  торговых  сделок.  Если  не  считать
официальных  объявлений   по   делам  коммерции,  исходивших   с  подмостков
Лондонской королевской биржи, единственным печатным источником  коммерческой
информации являлась столичная газета  "Лондон Газетт".  Но  этого было  явно
недостаточно для коммерсантов британской столицы, и они получали необходимые
им  сведения  в  деловом общении между  собой. Неофициальные деловые встречи
купцов,  судовладельцев,  кораблестроителей и  моряков  проходили  обычно  в
тавернах и в так называемых "кофейных домах".
     Лондонские кофейни, появившиеся в середине XVII в.,  не совсем отвечали
своему названию. Помимо кофе, в них подавали  ром, джин, виски, пиво,  эль и
чай. В кофейне можно было не только выпить, но и сытно поесть, встретиться с
нужными людьми, поговорить о делах, поспорить, поиграть в кости или в карты,
а главное  -- узнать последние новости, цены на товары и  городские сплетни.
Каждый  содержатель кофейни,  как правило, имел свою постоянную клиентуру и,
чтобы удержать ее  не только хорошим обслуживанием, старался  угодить  своим
гостям  и организовывал  свидания  с интересующими их людьми, играя при этом
роль своего рода "почтового ящика".
     В  "кофейных  домах",  в отличие  от  трактиров и  таверн,  встречались
аристократы,  банкиры,  купцы  и  деловые  люди   столицы.  Кофейни,  больше
походившие на частные  клубы, отличались друг  от  друга своей клиентурой. В
одних  собирались  политики,  журналисты  и  писатели, в  других  --  поэты,
музыканты  и  художники,  в  третьих  --  купцы,  судовладельцы  и  капитаны
кораблей.
     Эдвард Ллойд,  о котором идет наш  рассказ, и  был как раз содержателем
такой кофейни. Она стояла на Тауэр-стрит -- главной людской артерии Лондона,
соединявшей деловой район Хоппинг с набережной Темзы и с лондонским Сити. От
набережной Сен-Кэтрин, куда подходили прибывавшие в столицу корабли, кофейня
Ллойда была первой на пути в  город. Неудивительно поэтому,  что постоянными
посетителями  заведения  являлись морские капитаны, купцы  и  судовладельцы.
Частенько  к Ллойду заглядывали  и страховщики из лондонского Сити. Здесь, в
тепле  и уюте,  за чашкой кофе или за бутылкой рома можно  было узнать самые
последние  заморские новости, цены на товары в колониях, сведения о плавании
судов и случаи кораблекрушений. За той же чашкой кофе устанавливались ставки
на фрахт, заключались сделки, оговаривались условия страховки, подписывались
страховые полисы. Хозяин  кофейни любезно предоставлял своим гостям  бумагу,
чернила и гусиные перья. Если клиентам нужно было срочно  послать письмо или
вызвать   кого-либо   с  корабля,   Ллойд   за   небольшую   плату   посылал
мальчика-рассыльного.
     Ллойд  был  человеком  ловким,  предприимчивым  и  дальнозорким.  Зная,
насколько важна для его клиентов коммерческая и морская информация, он нашел
оригинальный способ  увеличить  число своих посетителей. На  одной  из  стен
кофейни  он стал вывешивать написанные от руки мелкими буквами объявления, в
которых  указывались  даты  ухода и прихода  в  Лондон кораблей,  сведения о
погибших судах, цены на товары, ставки на фрахт, размер страховых  премий  и
даже приметы беглых  матросов. С того, кто хотел эти сведения прочитать,  он
брал по одному пенсу. Чтобы все  время обновлять свои объявления, Ллойд даже
наладил  своего рода "сеть  местных и иностранных  корреспондентов", которые
присылали в кофейню последние сведения о кораблях из главных портов Англии и
Северной Европы.
     Сам  хозяин кофейни на Тауэр-стрит прибегал к  услугам "Лондон Газетт",
публикуя на ее страницах  объявления своих посетителей. По одному из них  мы
узнаем,  что дата,  когда был  открыт "Кофейный  дом Ллойда", приходится  на
время до февраля  1688 г. "Лондон Газетт" от  21 февраля того года сообщает:
"Десятого  числа человек среднего роста,  с  черными  кудрявыми волосами, со
следами оспы  на  лице, В старом коричневом пальто и в черной бобровой шапке
был  замечен  в  краже  пяти  пар  часов"  (далее  идет  подробное  описание
украденных  часов), и  такой  текст:  "Если кто-либо даст  сведения  об этом
человеке господину Эдварду Ллойду в его кофейне на Тауэр-стрит или господину
Эдварду Брэнсби в Дерби, то получит гинею в награду".
     А  вот какое объявление поместил Ллойд  в газете за номером 2495 в 1689
г.:  "От капитана  Джона  Брэдила  бежал  матрос-мавр,  около  двадцати лет,
кривоногий, в светлом пальто, в белом жилете и бриджах. Если кто-либо даст о
нем сведения  в  дом  упомянутого  капитана  на Ротерхит Уолл или в  кофейню
господина  Эдварда Ллойда  на  Тауэр-стрит,  получит  двадцать  шиллингов  и
вознаграждение этих господ".
     Помимо доски объявлений, Ллойд в своей  кофейне ввел еще одно новшество
--  установил помост,  с  которого один из  его  служащих,  имевший  хорошую
дикцию,  читал  вслух  наиболее важные  и  интересные сведения о кораблях  и
последние новости по делам  торговли и мореплавания. Чтобы создать в кофейне
тишину, хозяин звонил в серебряный колокольчик.
     Видя, что заключение сделок на страхование купеческих кораблей приносит
доход несравненно больший, чем прибыль за поданный гостям кофе, Ллойд  начал
и сам подписывать страховые полисы.
     По  его  подсчетам, кораблекрушения и потеря  груза происходили намного
реже,  чем  благоприятный  исход  рейса,  а,  следовательно,  на  полученные
страховые премии  капитал  можно  быстро  увеличить настолько, чтобы  быть в
состоянии в случае неудачи выплатить страховое возмещение. Так Эдвард  Ллойд
стал страховщиком.
     Число клиентов "страховой кофейни" росло с каждым годом,  и скоро в ней
стало  тесно. В начале 1692 г. Ллойд переместил свое заведение с Тауэр-стрит
на угол  Ломбард-стрит и Эбчерч-лэйн, дальше от набережной Темзы, но ближе к
кварталам Сити, туда, где сейчас стоит здание Главного лондонского почтамта.
С переездом  число капитанов и судовладельцев, которые раньше часто хаживали
в кофейню, сильно упало, но зато возросло число купцов и страховщиков.
     Страховые  сделки  на купеческие суда заключались и  в  других кофейных
домах  Лондона, например  у  Гарауэйя,  Джонатана, Джона  и Бэкера,  кофейня
которого существует  и поныне. Наиболее опасным конкурентом Ллойда был Джон.
Но ловкий и хитрый  Эдвард Ллойд сумел отбить  у него клиентуру и переманить
ее к себе. Он придумал еще два оригинальных новшества в своем заведении.
     Первое  из  них  называлось  "аукцион  в  дюйм  свечи".  В  отличие  от
"голландского  аукциона",  где  последняя цена  утверждалась третьим  ударом
молотка, аукцион в кофейне Ллойда проходил при зажженной свече, в которую на
расстоянии одного  дюйма  от верхнего конца  втыкалась игла.  Торговля между
двумя  или  несколькими  купцами длилась,  пока горел первый  дюйм свечи,  и
продаваемая вещь  покупалась за цену, которую выкрикивали до  момента, когда
игла падала в  подсвечник. Продажа у Ллойда "в  дюйм свечи" взятых в морских
сражениях у неприятеля призов -- кораблей, их груза,  лошадей, чая  или кофе
вызвала  живой интерес лондонцев, и вскоре число клиентов в новой кофейне на
Ломбард-стрит опять возросло. Об этих необычных Ллойдовских аукционах писала
даже  столичная  пресса.  В "Лондон  газетт" от 24  октября  1692 г. имеется
объявление "о продаже в кофейном  доме Ллойда  "в дюйм свечи" трех кораблей,
сведения о которых можно было получить на Ломбард-стрит".
     Вторым  новшеством  Ллойда  явилось  издание  в  1696  г.  типографским
способом  газеты.  Она  называлась  "Ллойдз Ньюз" и  печаталась  три раза  в
неделю, на двух  листах размером 10,5  на 5,5 дюйма. По тем временам издание
печатной газеты тиражом несколько сот экземпляров считалось  целым событием,
и учитывая, что в Англии издавалась  всего одна "Лондон газетт", имя Эдварда
Ллойда вскоре стало широко известным по всей стране.
     Кроме первых семи, до нашего времени в Оксфорде сохранились все выпуски
по 76-й  включительно. В 76-м  выпуске Ллойд, имея по  законам  Англии право
печатать  только  коммерческие  сведения   и   объявления,   затронул   один
политический  вопрос и допустил ошибку,  комментируя дебаты в палате лордов.
За это он  был вынужден предстать  перед  судом, где парламент предъявил ему
обвинение в том, что заявление его газеты "необоснованно и ошибочно". Газета
Ллойда  была закрыта,  и  он  опять продолжал вывешивать  у  себя в  кофейне
рукописные объявления.
     Конечно, было бы неправильным  считать, что Эдвард  Ллойд  в Англии был
первым  и самым  главным  страховщиком  купеческих  кораблей  и  их  грузов.
Страховое  дело в этой  стране возникло еще до него,  вскоре  после великого
пожара Лондона в  1666 г. Самыми старыми страховыми фирмами Англии считаются
"Феникс",  основанная  в  1680  г. и  просуществовавшая  чуть  больше  века,
"Дружеское обществом, созданное  в 1684 г., и "Рука  в руке", появившаяся  в
1696 г.
     С  начала  XVIII  в.  страхование морских  судов и грузов  вели, помимо
"Кофейного  дома Ллойда", две фирмы  --  "Ройял эксчендж Эсшуранс" и "Лондон
Эсшуранс".  В  1720 г.  они  стали главенствующими  страховыми организациями
Британии.  Именно это обстоятельство  и толкнуло сотню частных  страховщиков
лондонского Сити  объединиться  в независимый профессиональный синдикат  под
названием "Кофейный дом Ллойда".
     Сам  Эдвард Ллойд  умер в  1713 г., но  его наследники,  хотя н  носили
другую фамилию, оставили название кофейни неизменным.
     По-прежнему  у "Ллойда" встречались капитаны,  арматоры и  страховщики,
чтобы  за  чашкой кофе "полюбовно" договориться об  условиях  принятия риска
очередного плавания корабля. Заведение процветало. В 1734 г. Томас Джеймсон,
тогдашний  владелец  кофейни,  продолжил  издание газеты. Только теперь  она
стала  называться  "Ллойдз  лист"  --  своего   рода   бюллетень   новостей,
относящийся  более   к   мореплаванию,   нежели  к   торговле,  который   из
еженедельного издания вскоре превратился в ежедневное.
     "Юлианы" лондонского Сити
     В 1769 г. по Лондону прошел слух, что некоторые члены корпорации, входя
в  тайный  сговор  со  своими  клиентами,  занимаются  злоупотреблениями.  В
кофейном доме  Ллойда произошел  раскол. Часть честных страховщиков, которые
не были  замешаны в преступных сделках, предложили "уэйтору  кофейни" Томасу
Филдингу основать другой кофейный дом Ллойда.
     Не прошло и года, как новая кофейня по числу выгодных сделок "задавила"
свою прародительницу. Но вместе с тем  "Новый Ллойд" стал быстро терять свою
клиентуру из-за  тесного и неудобного помещения. Тогда по предложению одного
из 79 страховщиков, входивших в объединение, каждый  его член внес в банк по
100 фунтов стерлингов  на строительство нового здания. В 1772 г. страховщики
"Нового  Ллойда"  избрали  комитет, который по  вопросу строительства здания
назначил  комиссию  из пяти  человек.  Но  собранных денег на  постройку  не
хватило,  и страховщики  сняли  в  аренду  пустовавшее помещение  Британской
сельдяной компании.
     В 1774 г. страховщики "Нового кофейного дома Ллойда" переехали в здание
королевской биржи -- в самый центр столицы. Этот переезд состоялся благодаря
стараниям страховщика Джона Юлиуса  Ангерштейна. Этот человек,  родившийся в
России,  немец  по  происхождению, свою карьеру  страховщика начал с 14 лет,
поступив  на  службу  мальчиком-рассыльным к Эндрю  Томпсону  --  тогдашнему
содержателю  кофейни на  Попс Хэд-Алли. Благодаря недюжинному уму, энергии и
родственным связям, он в 25 лет уже стал известен и как знатный купец, и как
страховщик "Кофейного дома Ллойда". Прослужив в объединении шестнадцать лет,
30-летний Ангерштейн стал председателем "Нового Ллойда" и  бессменно занимал
эту должность до 1796  г. Этот немец заслужил право называться "отцом Нового
Ллойда", и имя его в Англии было  настолько популярным, что одно  время всех
его коллег-страховщиков называли не иначе как "юлианами", что тогда являлось
синонимом слова "страховщик".
     С момента переезда "Нового Ллойда" в здание королевской биржи страховая
премия  уже  взималась с клиентов не содержателем  кофейни  ("уэйтером"),  а
специальным  чиновником.  В  1774 г. правительство  Англии запретило "Новому
Ллойду"  страховать человеческую  жизнь  и  заключать страховые сделки  явно
авантюрного  характера. Исключение  в  этом плане составляет  так называемый
"страховой  полис жизни Наполеона  в 1813 году". В 1779 г. "юлианы" ввели  в
обращение  новую  форму  страхового  полиса. Ее  формулировки  и  толкование
условий  принятия Ллойдом  риска  почти без  изменений  сохранены  до нашего
времени.
     10  января  1838 г. "юлианов"  постигло  бедствие: пожар, вспыхнувший в
здании  королевской  биржи, уничтожил ассигнации  на  большую сумму, архив и
множество  ценных бумаг. Наученные горьким опытом, страховщики  Ллойда с тех
пор стали в своей финансовой  деятельности  практиковать вложение капитала в
банк.  Новое здание  королевской биржи строили шесть лет, и оно было открыто
королевой Викторией в 1844 г.
     К середине  прошлого века Ллойду  в  деле  страхования судов  и  грузов
принадлежала  главенствующая роль. С каждым годом  возрастали  его доходы от
получаемых премий --  "Юлианы" процветали.  И  что удивительно, их страховая
деятельность на протяжении  почти двух  столетий ни  разу  не была узаконена
государственной властью. Лишь в 1871 г. Объединение Ллойда актом британского
парламента официально получило право заниматься этим делом  "на свой страх и
риск" и  именоваться  "Страховой  корпорацией Великобритании". С тех  времен
слово  "Ллойд"  в  морских кругах  сделалось  широко известным и популярным.
Создаваемые в те годы  в различных странах судоходные  фирмы стали  к своему
названию  добавлять  "для  солидности" "Ллойд",  хотя  и  не  имели  к  этой
корпорации никакого  отношения, если не считать  ее услуг по  страхованию их
судов.
     "Адмиралтейство торгового флота"
     Сегодняшний  Ллойд -- это не  только страховая корпорация,  это  скорее
международный страховой рынок и крупнейший издательский центр информации  по
морскому  судоходству  и коммерции. На службе у  этой корпорации,  ежегодный
доход  которой  составляет  сотни  миллионов  фунтов  стерлингов,  находится
несколько  тысяч человек.  Помимо страховщиков, агентов  и  маклеров, на нее
работает  огромный  штат чиновников,  машинисток,  радистов,  телеграфистов,
переводчиков, редакторов, корректоров  и счетных работников, которые  каждые
сутки ежечасно из  сотен  контор в различных частях земного шара передают  в
Лондон,  принимают,  сортируют,  обобщают  и  издают  информацию по вопросам
морского транспорта.
     В 1923 г.  лондонские  журналисты задали первому лорду  Адмиралтейства,
известному адмиралу  Давиду Битти вопрос, что,  по  его мнению, представляет
собой  "Ллойд".   Герой   Ютландского  сражения,  не  задумываясь,  ответил:
"Адмиралтейство  торгового  флота".  Его  высказывание  вполне соответствует
действительности.
     Прежде чем  рассказать о многогранной деятельности современного Ллойда,
отметим,   что  актом  парламента  от   1871  г.,  который  дал  объединению
страховщиков право  считать себя "британской корпорацией", Ллойду  вменили в
обязанность  "собирать, обобщать и  издавать  морскую  информацию  по  всему
миру".
     Начнем  рассказ о  сегодняшнем Ллойде  со страхования  морских торговых
судов, поскольку это основная его деятельность и главный источник дохода.
     Удивительно, но факт --  Ллойд сам не страхует и  не  несет юридической
ответственности за действия  своих членов. По уставу корпорации страхованием
судов  и прочего  имущества "под крышей "Ллойда" имеют право заниматься лишь
определенные  лица  --  так   называемые  "страхующие  члены   Ллойда"   или
"подписывающие члены Ллойда" -- частники, ведущие  дело на свой личный страх
и риск, рассчитывая на  свои  личные капиталы в банке в случае необходимости
выплаты страхового возмещения клиенту.
     Любое  страхование у Ллойда, кроме  страхования человеческой жизни,  не
может  быть осуществлено непосредственно с самим  клиентом. Публика при этом
не имеет никакого контакта со страховщиками, страховка оформляется через так
называемых  "брокеров" -- страховых  маклеров, зарегистрированных  в списках
корпорации.
     Страховым  членом  Ллойда, как  говорят  англичане, может  стать  любой
британский подданный,  но при определенных условиях. Эти условия не  просты.
Во-первых, его  кандидатура должна быть выдвинута на тайное  голосование при
наличии письменной  рекомендации  не  менее  чем  пяти  "страхующих  членов"
корпорации. Каждая  новая  кандидатура самым  тщательным образом проверяется
особой  комиссией  в  течение  года,   а  комитет   корпорации  контролирует
коммерческую  деятельность  претендента  на должность  страховщика,  пока не
убедится  в  безукоризненности  его  прошлых  сделок и  честного  выполнения
контрактов с клиентами. Кроме того, кандидат на должность страховщика должен
занимать определенное финансовое положение в обществе, исходя из того, что в
любую минуту должен быть в состоянии принять личный риск  на сумму не  менее
15  тыс. фунтов  стерлингов.  Наконец,  претендент на должность  страховщика
обязан  дать  письменное  обещание  передавать  все  получаемые  от клиентов
страховые премии в премиальный фонд корпорации и в виде контрибуции внести в
этот фонд  определенную сумму по своему избранию. Если  кандидатура одобрена
комитетом  Ллойда,  она выставляется  на "тайное голосование белых и  черных
шаров".
     Лет сто назад, когда стоимость страхуемых судов была в десятки  и сотни
раз  меньше  стоимости современных  судов, один страховщик, даже сам  Эдвард
Ллойд, покрывал риск с несколькими другими страховщиками. Обычно объединения
капитала  десятка  дельцов,   имевших   довольно  прочную  финансовую  базу,
оказывалось достаточным,  чтобы  застраховать судно и его груз. В наше время
стоимость судов, самолетов и заводов  доходит  до десятков миллионов  фунтов
стерлингов, и  современным страховщикам приходится объединяться в синдикаты,
капитал которых мог бы покрыть стоимость застрахованного имущества.
     По  сложившейся  традиции   страхование  у   Ллойда   заключается   при
посредничестве  "брокера"  --  маклера, зарегистрированного в  одной из  220
маклерских  фирм,  одобренных  Ллойдом.  Такая  процедура объясняется  чисто
практическими соображениями: "простому  смертному", не  знающему  страхового
дела, почти  невозможно найти  в огромном зале корпорации  среди тысяч людей
нужного страховщика.  Поэтому, приходя  в  Ллойд,  клиент  вызывает маклера.
Задача  маклера заключается в том, чтобы найти для своего клиента, который в
случае заключения  сделки оплачивает его услуги по счету,  наиболее выгодные
условия  страхования,  и  позже,  если  клиент  в  случае гибели  или  порчи
застрахованного  имущества предъявит  иск, то предъявить его  страховщику на
предмет  выплаты  страхового  возмещения.  По  уставу корпорации  страховщик
Ллойда  обязан  заключать  сделки с маклерами только в  страховом зале, в то
время как маклеры имеют  право контактировать со всеми  фирмами мира и иметь
дело с другими страховыми компаниями.
     Получив заявку на страхование, скажем,  нового судна, маклер выписывает
так называемый "слип": на сложенном по длине стандартном листе  белой бумаги
записывает все  основные  данные о судне и  желательных для клиента условиях
страхования.  С  этим  "слипом"  в  руках  маклер  начинает  в  зале  искать
подходящего  страховщика, в Ллойде их  называют "лидер",  -- такого, который
специализируется  на принятии подобных рисков. Найдя  нужного подписывающего
членам, маклер показывает ему  "слип" и называет величину страховой  премии.
Если  она  не  устраивает  страховщика,  то  маклер ищет другого,  третьего,
четвертого, до тех пор, пока  не найдется такой, который примет условия. Тут
нужно  заметить,  что такая  практика  приводит к  конкуренции между  самими
страховщиками, объединенными в одну  корпорацию, а это  значительно повышает
их деловую активность.
     Итак, если  условия  страхования  подходят,  то  маклер  просит  лидера
письменно  подтвердить  на "слипе"  общую сумму,  на которую  синдикат может
заключить сделку, и процент  своего личного  участия в  риске. Эта процедура
носит  название  "писание  строки". Когда необходимые  маклеру цифры лидером
записаны в "слип",  страховщик  ставит  дату  и свои  инициалы, именуемые  в
Ллойде "лид".  Получив на руки  "лид",  маклер  выходит  в зал  "на  охоту":
разыскивает остальных  членов синдиката и  предлагает  принять на себя часть
риска на  тех же условиях. Так, по строке,  маклер заполняет весь слип, пока
его  сумма  не составит  стоимости  страхования судна.  Таким  образом, риск
распределяется между  определенным  числом отдельных,  независимых  одно  от
другого лиц,  связанных чисто условно в синдикат. Каждый из  них проставляет
ту  сумму, которую  по своему усмотрению считает нужной. При этом  он должен
всегда  помнить,  что она не должна  превышать  суммы на его  личном счете и
стоимости его личного имущества.
     В случае гибели застрахованного судна страховщика нисколько  не волнует
судьба и  финансовое состояние корпорации и тех, кто поставил свои  инициалы
на "слипе",  --  он отвечает только  за самого себя и  выплачивает  лишь  ту
сумму, которую написал своей рукой и против которой поставил две буквы своих
инициалов. Такая  практика  (что смело  можно назвать принципом "моя  хата с
краю") страхования  полностью исключает какой-либо ущерб корпорации в целом,
но может в  любую  минуту полностью  разорить отдельного  страховщика и даже
один из синдикатов Ллойда.
     Именно  поэтому Ллойд без особого урона переносил самые тяжелые удары и
всегда оставался в игре в этой "беспроигрышной лотерее страхования".
     Заполненный "слип"  маклер  передает  в  контору  подписания  страховых
полисов,  где на  его основании  клерки заполняют  стандартную форму полиса,
подписывают ее от имени каждого члена синдиката, принявшего на  себя риск, и
ставят  ллойдовскую печать,  без которой, по  закону Великобритании, ни один
полис этой корпорации не  имеет силы. После этого клиент от брокера получает
окончательно оформленный  полис. Однако по старой традиции, которая возникла
еще  во  времена самого Эдварда Ллойда, страховщики  платят возмещение, если
судно  гибнет  до  того  момента, как  в  конторе  успели  оформить  на него
страховой полис и поставить печать.
     Корпорацией управляет комитет  Ллойда, состоящий из  двенадцати членов,
избранных  тайным голосованием на  четыре года.  Быть переизбранным  в  этот
комитет можно только через  год Практически каждый год три члена  заменяются
вновь  избранными.  Члены комитета сами  избирают своего председателя и  его
заместителя.  Комитет  Ллойда   не  вмешивается  в  ежедневную  деятельность
подписывающих членов, страховщиков, маклеров и агентов. Он отвечает за выбор
достойных   членов  корпорации,   его   задача  --  обеспечить   страхование
посредством частных лиц, имеющих прочную финансовую базу.
     Ежегодно корпорация проводит  финансовую  ревизию деятельности  каждого
страховщика.  Впервые  такая  ревизия была проведена  в 1906  г.  по  общему
пожеланию большинства  членов объединения. Со следующего года, согласно акту
парламента, она стала обязательной. При этом  каждый член  корпорации должен
документально  подтвердить,  что  объем   заключенных  им  сделок  по  сумме
соответствует его финансовому кредо.
     Руководство  комитета  Ллойда  осуществляется  через  главного  клерка,
который  является  старшим  оперативным офицером корпорации. Комитет  Ллойда
фактически один правит этим гигантским рынком страхования, утверждая размеры
премий  и  возмещений, распределяя вырученные  суммы между  страховщиками  и
корпорацией.
     В  наши дни ежегодный доход от  получаемых Ллойдом премий  составляет в
среднем  340 млн. фунтов  стерлингов. Больше половины этой суммы  корпорация
получает от неморского  страхования,  которое было  введено председателем ее
комитета  Катбертом Хитом в 80-х годах прошлого века.  Тогда Ллойд впервые в
своей истории застраховал в Лондоне квартал ювелиров от ограбления и пожара.
К числу курьезных случаев можно  отнести, помимо страхования уже  упомянутой
нами бороды киноактера, полис одного  лондонца, в котором сказано, что Ллойд
принимает на  себя риск  в случае попадания  искусственного спутника Земли в
дом своего клиента.
     Помимо двухтысячного  штата сотрудников, которые ежедневно обрабатывают
в своей лондонской штаб-квартире  "морскую  информацию", в различных уголках
земного шара ее собирают полторы тысячи  ллойдовских агентов  и  подагентов.
Эта  огромная  сеть агентуры весьма оперативно  снабжает  корпорацию  самыми
подробными  сведениями  по  деятельности   портов,  внимательно  следит   за
движением  судов, отмечает  катастрофы и аварии  торговых  судов. Не являясь
страховщиками, но представляя в своем лице  страховую корпорацию, эти агенты
наделены правом  выплачивать судовладельцам страховое возмещение, нанимать и
назначать  по  своему   усмотрению  сурвейеров  для  установления  причин  и
определения размера убытков, понесенных судовладельцами из-за аварии.
     С  недавнего  времени Ллойд  ввел  положение, что  страховое возмещение
выплачивается  лишь  после  обследования  объекта  агентом   или  после  его
письменного  подтверждения.   Агенты  несут  личную  ответственность   перед
комитетом корпорации  за  своевременность  и точность направленной  в Лондон
информации  о движении  судов,  за  свое  решение по  урегулированию спорных
вопросов, возникающих между корпорацией и судовладельцами в случае аварий.
     В Ллойде родилось много форм  документов, которые с годами прочно вошли
в обиход юридической  и коммерческой  практики морского судоходства.  Уже на
протяжении почти двух столетий применяется "Морской страховой  полис Ллойда"
(на  судно  и на груз). Как уже говорилось,  его форма, принятая  в 1779 г.,
порядок изложения условий  и толкование  условий  страхования  остаются  без
изменения, добавились  лишь  параграфы,  в  которых  учитывается развитие  и
совершенствование кораблестроения.
     Моряки  торгового флота хорошо знают форму  "Ллойдовского спасательного
контракта" с ее знаменитой фразой "Без спасения -- нет вознаграждениям  ("No
cure no pay").
     Вся текущая  информация, поступающая в лондонскую штаб-квартиру  Ллойда
от  агентов,  подагентов,   капитанов  и  судовладельцев,  попадает  в   так
называемый "отдел  морской информации" и в центральный вычислительный центр.
Там  она  сортируется,  сверяется,  обобщается  и  поступает  в  "управление
печатных изданий",  откуда рассылается в агентства печати, в радиокорпорацию
Би-Би-Си и на телецентры Англии.
     Ежедневные   издания   Ллойда:    "Ежедневный   Ллойдовский    индекс",
"Ллойдовский  перечень  погрузки"  и газета "Ллойдз  лист".  Газета,  широко
охватывая  положение  дел  морского судоходства, коммерции, морского  права,
фрахтового дела, дает сведения о движении на каждый день примерно 7000 судов
мирового торгового флота  и  подробно  освещает все случаи  гибели и  аварии
судов и самолетов.
     Большую услугу оказывают экономистам  и эксплуатационникам многих стран
мира и еженедельные издания Ллойда:
     "Индекс  судов" с приложениями  и  "Еженедельные  отчеты  по  авариям".
Первое из них дает в  алфавитном  порядке  сведения о  торговых судах  мира,
указывая их тип, регистровую  вместимость (нетто и брутто), владельца, флаг,
класс, классификационное  общество, год  постройки, рейс  и последнее  место
нахождения.  Второе -- информирует о всех случаях кораблекрушений,  аварий и
аварийных происшествий с судами торгового  флота в любой точке земного шара.
Оба  бюллетеня  уже давно  завоевали себе  хорошую  репутацию,  своевременно
публикуя, как правило, только точные, проверенные сведения. Вопросы  морской
юриспруденции  и  морского  права  находят  отражение  в  издаваемом Ллойдом
бюллетене "Ллойд лист ло рипорт".
     С 1961 г. в Ллойде  действует вычислительный  центр, позволивший ввести
новую централизованную систему подсчета. Это намного упростило бухгалтерское
дело  и позволило ежеквартально снабжать страховщиков  и маклеров корпорации
подробными статистическими бюллетенями по страхованию судов.
     Говоря о широкой издательской деятельности  корпорации, нужно, конечно,
упомянуть ее такие ежегодные справочники, как "Морской альманаха, "Календарь
Ллойда" и "Ллойдовский справочник сурвейера", являющиеся настольными книгами
капитанов судов, морагентов и сурвейеров.
     С 1951 г. Ллойд издает свой географический атлас. И хотя в нем всего 20
карт  (в  меркаторской  проекции),  двойной индекс позволяет быстро отыскать
любой порт или портпункт на земном шаре.
     Регистр судоходства Ллойда
     Когда  Эдвард Ллойд  у себя в  кофейне  заключал сделки  на страхование
купеческих  кораблей и  их грузов, он столкнулся с необходимостью вести учет
количества и качества судов"
     с  владельцами  которых  он  имел  дело.  Подробные  сведения  о каждом
страхуемом корабле  он делал лично и хранил как важный справочный  материал.
Продолжатели  Ллойда  поняли,  что  составление   списка  судов   с  точными
характеристиками и описанием  особенностей каждого  из них  влечет за  собой
распределение  их по  классам в  зависимости  от  их  типа,  года постройки,
состояния корпуса, рангоута и такелажа. Такая работа была не под силу одному
человеку, а сводный список застрахованных судов  для страховщика  был крайне
необходим
     И вот  в  1760 г.  в кофейне  Ллойда  на  Ломбард-стрит группа  частных
страховщиков  приступила  к составлению  так называемой "зеленой  книги"  --
первого регистра судов Они  его издали в  1765  г. В  регистр  вошло краткое
описание  нескольких  тысяч  застрахованных в  кофейне  Ллойда  судов Помимо
основных характеристик -- тоннаж, длина, ширина и осадка, -- в книге имелась
характеристика состояния каждого корабля Заглавные гласные буквы английского
алфавита А, Е,  I, О  или U показывали состояние корпуса судна по нисходящей
ступени, а буквы G, М, В --  состояние рангоута, такелажа и прочих устройств
корабля.  Например, G  обозначала  "Good"  --  хорошее,  М -- "Middling"  --
среднее  и  В -- "Bad"  --  плохое состояние. С 1755  г. высший класс оценки
состояния корпуса судна страховщики стали обозначать символом "А1"  (A One).
Вскоре  это  выражение полюбилось англичанам и прочно вошло  в разговорный и
литературный язык, как синоним наилучшего состояния вещи или настроения.
     Чтобы иметь возможность  точно  указывать характеристику каждого судна,
необходимо  было  его  измерить и  обследовать.  Для  этой  цели страховщики
нанимали хорошо знающих морское дело людей. Ими, как правило, были отставные
морские  капитаны.  Так появилась  у  страховщиков Ллойда  особая  должность
сурвейера -- "обследователя кораблей".
     В  1797  г. между  страховщиками  и судовладельцами,  которые,  видимо,
считали  мнение сурвейеров  предвзятым, по поводу "зеленой  книги"  возникли
разногласия, начались споры и пререкания. Дело кончилось тем, что с  1799 г.
арматоры  Англии  стали издавать свой  регистр. Таким образом,  каждое судно
фигурировало одновременно в двух классификационных справочниках.
     Наконец,   в  1834  г.   распри   закончились   полюбовно   учреждением
организации, которая получила название  "Ллойдовский  Регистр  британского и
иностранного   судоходства".   Комитет   этой  организации,   состоявший  из
страховщиков, судовладельцев и купцов,  пришел к  выводу,  что  установление
класса  судов должно решаться  не  мнением отдельных частных  сурвейеров,  а
самим  комитетом  после  тщательного  изучения" сурвейерских  докладов.  Так
появилась  еще одна организация, носящая  имя  Ллойда,  но  никак от него не
зависимая, хотя  до  сих  пор отдельные  члены  комитета Ллойда одновременно
являются членами комитета Регистра судоходства Ллойда.
     Стремление  судовладельцев занести  свои  суда в класс  "А1"  привело к
появлению первых  стандартов  при  постройке судов на  верфях. Это,  в  свою
очередь, заставило комитет задуматься над изданием правил постройки судов. С
быстрым  совершенствованием  методов  судостроения  эти  правила  непрерывно
увеличивались   в  своем   объеме,   их   формулировки   становились   более
развернутыми,  напоминая  технические   инструкции.  По   мере   развития  и
совершенствования  кораблестроения  Регистр  Ллойд"  стал  издавать  правила
постройки  и  требования на качество  материалов для строительства  железных
корпусов, потом стальных, для строительства паровых машин и котлов, дизелей,
паровых турбин, холодильного оборудования и всех Судовых устройств и систем.
     С  1852  г. Регистр  Ллойда  учредил  должность  сурвейера-резидента  в
иностранных портах.  В наши дни  на  службе  Регистра  Ллойда  состоит свыше
полутора  тысяч  сурвейеров,  причем большинство из них работает в различных
портах   земного   шара   и  на   иностранных   верфях.  Как   правило,  это
высококвалифицированные специалисты,  имеющие высшее  образование  и дипломы
кораблестроителей,  морского   инженера-механика  и  других  специальностей,
смежных с судостроением. Национальные комитеты "Британского Регистра Ллойда"
созданы сейчас в 20 странах.
     Нет  необходимости лишний  раз  говорить  о точности  сведений, которые
содержат "Регистровые книги Ллойда". Заметим только, что, если перед классом
судна стоит черный мальтийский крест,  это значит, что проект  судна одобрен
Ллойдом и с момента  закладки киля его  строительство велось под наблюдением
этого  общества. Это  говорит  и о том,  что сталь для  судна была проверена
заводом-изготовителем,  который числится в списке общества, и все поковки  и
литье  также  были  испытаны  и  одобрены  сурвейерами Регистра  Ллойда.  По
окончании строительства судна  и  его  сдаточных испытаний все  сурвейерские
отчеты  проверяются  главным  инженером  управления  и  передаются в комитет
Регистра  Ллойда,  который  присваивает   новому   судну  класс   и   выдает
классификационное свидетельство.
     В  настоящее  время на учете  Регистра Ллойда числится примерно  11 000
торговых судов, вместимость которых около 80 млн.  рег. т  мирового тоннажа.
По  правилам  этого  классификационного   общества  каждое  торговое  судно,
занесенное в его  регистр, подлежит периодическому сурвейерскому осмотру,  а
также осмотру после каждого ремонта из-за износа или повреждений.
     Комитет  Регистра  Ллойда  расположился  в центре Лондона.  Он занимает
огромный комплекс  зданий, сочетающий старинные и  современные строения: дом
No 71  по улице Фенчерч-стрит  и особняки "Хаддон-Хауз"  и "Коронейшн-Хауз",
расположенные  на  углу Ллойдз-авеню  и  Фенчерч-стрит.  Этот  комплекс  был
торжественно открыт в  июне  1972  г. английской королевой Елизаветой П.  На
каждом  этаже  имеются конференц-залы, служебные кабинеты  и  кафетерии  для
служащих. Расположенная в  подвале  столовая  одновременно служит кинозалом.
Все  рабочие  помещения  оборудованы  системой кондиционирования  воздуха  и
самыми совершенными приспособлениями и средствами делопроизводства.
     В   1963    г.   общество    построило   техническую   лабораторию    и
электронно-вычислительный центр.
     Дворец на Лайм-стрит
     Говорят, что два переезда на новые квартиры равносильны пожару. За свою
историю  Ллойду пришлось  пережить один  пожар  и переселиться  в восьмую по
счету квартиру.
     После пожара в 1838  г., через шесть лет,  когда королевская биржа была
восстановлена, "юлианы" вернулись в ее здание. Но с годами корпорация росла,
расширялся  круг  ее  деятельности,  увеличивалось   и  число  ее  служащих.
Помещение, которое занимал Ллойд, снова оказалось мало, и комитет корпорации
принял  решение  строить  новое  здание. Расположенное  в центральной  части
Лондона, на Лиденхолл-стрит, оно было торжественно открыто в августе 1928 г.
королем  Англии  Георгом V.  Но не прошло и  двух десятков лет, как проблема
"перенаселения дома" снова стала вызывать у членов комитета головную боль. С
великим трудом  удалось откупить у  лондонского  Сити  землю и  старые дома,
примыкающие к зданию Ллойда  на  Лиденхолл-стрит  и  Фенчерч-стрит. 6 ноября
1952  г.  был  заложен  новый  комплекс зданий Ллойда,  в  который полностью
входило старое строение на Лиденхолл-стрит.
     14 ноября  1957  г.  состоялось  торжественное открытие  нового  здания
Ллойда.   Новое  здание  представляет  собой   двух-и  пятиэтажный  комплекс
нескольких блоков, один из которых соединяется  переходным мостом-коридором,
проходящим  на  уровне  третьего  этажа  через Лайм-стрит  со старым зданием
"Ллойда"  на  Лидехолл-стрит.  Внешне  этот  комплекс  зданий,  облицованных
светло-серым  портландским камнем, напоминает  Крепость.  На двух из четырех
башен, венчающих углы строения,  сделаны  барельефы,  символизирующие четыре
стихии -- воздух, воду, огонь и землю.
     В  здание Ллойда можно попасть через один из двух главных вестибюлей со
стороны Лайм-стрит и Фенчерч-стрит. Главный страховой зал по высоте занимает
два этажа, его длина более 100 и ширина более 40 м По обеим длинным сторонам
зала проходит галерея с двумя огромными окнами.
     В  восточной  части  комплекса  находится  так  называемая  капитанская
комната с  гостиной. Ее название происходит от названия помещения в бытность
Ллойда в королевской бирже.  Когда-то в капитанской комнате  велись торги по
кораблям. Размеры  этой комнаты составляют  25  на  20  м, и  по площади они
больше, нежели вся кофейня Эдварда Ллойда. Сейчас капитанская комната служит
рестораном, в ней обычно устраивают банкеты.
     Помимо  служебных  залов, контор синдикатов  и множества  кабинетов,  в
здании  Ллойда есть столовая для членов комитета и аппарата его сотрудников,
комнаты отдыха, бары и буфеты, расположенные в подвале под страховым залом.
     Ллойд располагает самым крупным зданием  в Европе, оснащенным  системой
кондиционирования   воздуха.  Да,   здание   штаб-квартиры  Ллойда  поистине
великолепно.  Это  действительно дворец...  Очень остроумно о нем высказался
несколько лет  назад известный  в  Англии  подводный  ас  и  писатель  Дэвид
Мастерс: "Извлекать  белых  кроликов  из  шелкового  цилиндра --  это  трюк,
который ловкий фокусник  на дню может показать  несколько раз Но вот создать
из чашки кофе  такой мраморный  дворец  я  считаю  настоящим чудом,  которое
случается один раз".
     Когда попадаешь во дворец Ллойда, первое, что бросается в глаза на фоне
современнейшей техники  делопроизводства, --  строгое  соблюдение  традиций.
Во-первых,  со  времен  Эдварда  Ллойда  остались   неизмененными   названия
должностей  и  профессий   тех,  кто   служит   корпорации,  --  underwriter
(подписывающий  член), names  (имена),  leader (лидер),  waiter  (официант),
caller (глашатай) и пр.
     До сих пор  все служители корпорации зовутся "уэйторами".  Они одеты  в
длинные малиновые мантии  с черными бархатными воротниками. Любопытно, что в
1804  г. первый лорд британского Адмиралтейства  заявил, что он отказывается
читать и отвечать  на письма, в которых перед подписью стоит слово "уэйтор".
Тогда комитет Ллойда возвел одного из своих  "официантов" в ранг секретаря и
сообщил  Адмиралтейству,  что  через  это  лицо  будет  осуществляться   вся
переписка.
     Интересно в Ллойде  поставлено дело с объявлениями и вызовом маклеров в
главном  зале.  Помост,  с  которого  раньше  в  кофейне  читали  интересные
сообщения,  по  традиции до  сих  пор  зовется  "рострам".  Это  стоящая  на
невысоком  помосте кафедра, облицованная зеленым мрамором  и черным деревом,
имеющая  подходы с трех  сторон. За  ней сидит  caller, одетый  в  малиновую
мантию,  который через микрофон хорошо поставленным сочным баритоном  делает
необходимые объявления. До того как Ллойд  перебрался в новое здание,  голос
этого глашатая звучал в страховом зале почти непрерывно. Обычно над тысячной
толпой раздавались такие слова:
     "Маклера  господина  такого-то   господин  такой-то  просит  подойти  к
рострам". Сейчас  в "Ллойде"  фамилии  маклеров не объявляют.  Каждый из них
имеет свой личный индекс (например, "ах-3", или "ах-17"). Желающий совершить
какую-либо страховую операцию подходит к рострам и просит глашатая  вызвать,
предположим, маклера Джона  Смита. Сидящий за  кафедрой  служитель открывает
справочник и узнает личный индекс нужного  маклера --  в зале на галерее и в
других служебных помещениях слышат названный номер. Если Джон Смит свободен,
он  подходит к  "рострам" и представляется клиенту. Если он занят, допустим,
где-нибудь на галерее в конце зала или  в самом  зале  у "бокса" страховщика
заполнением "слипа" или обсуждением условий страховки, он  подходит к одному
из 72  специальных телефонных дисков, набирает свой индекс и номер бокса или
помещения, где он в данную минуту  находится. Тут же  на  световом  табло  у
глашатая появляются эти данные.
     Говорят, что  глашатай помнит почти все имена  и индексы всех маклеров,
а- маклеры лично знакомы со всеми  страховщиками и  знают,  кто из них какой
синдикат представляет.
     Каждый  страховой синдикат имеет  контору на галерее, но их страховщики
все время находятся в главном зале в "боксах". Под рукой каждого страховщика
всегда телефон  и необходимые справочники,  регистровые книги  и  бюллетени.
Принятие  риска   современными  "юлианами"   на  морские   суда  и  самолеты
осуществляется  в главном  страховом зале,  а  все  прочие виды  страхования
ведутся на галерее.
     Традиции в Ллойде всегда соблюдались настолько ревностно, что иной  раз
дело доходило  почти  до  курьезов.  Например,  если взять стандартную форму
страхового  полиса,  которым  сегодня пользуются  лондонские  страховщики  и
маклеры,  те только  чтение  формулировок его  условий  и  оговорок вызывает
улыбку.
     На полях этого  полиса неизменно ставятся  две латинские буквы S и G, и
самое удивительное, что сейчас в Ллойде вам никто не сможет точно объяснить,
что эти буквы означают. Их значение и смысл с годами оказались  утраченными,
но по традиции их продолжают ставить на полях каждого страхового полиса.
     Смысл  этих букв "юлианы" забыли еще  где-то в конце прошлого  века,  и
когда  нужно было их зачем-то расшифровать, то тогдашний председатель Ллойд"
заявил, что это  сокращение латинского  выражения "Solutas Gratia"  (Солютас
Грация).   Однако    секретарь   комитета   страховщиков   поправил   своего
председателя, уточнив, что S и  G --  это сокращение  итальянского выражения
"Somma Grande" (Сомма Гранде). В 1923 г. страховщик по фамилии Фунд выступил
даже по этому поводу  со статьей, в  которой  пытался доказать, что значение
таинственных букв "Salva Gvardia" (Сальва Гвардиа) -- Армия Спасения. В 1924
г. другой страховщик по фамилии Фори опровергнул эту версию, заявив, что S и
G -- не что  иное, как обозначение денег "Sterling  Gold" (стерлинг голд), а
спустя  четыре  года  новый  председатель  Ллойда заявил, что,  мол,  стыдно
"юлианам"  спорить  по пустякам и что смысл этих двух букв "Ship and  Goods"
(судно  и  груз). Хотя в  50-е годы  нашего столетия "тайна" букв  в  Ллойде
вызвала настоящую дискуссию, значение их определено  точно не было, и до сих
пор так, без всякого смысла, "по традиции", эти две буквы продолжают ставить
на каждом страховом полисе...
     Одной из самых интересных достопримечательностей  дворца на Лайм-стрит,
пожалуй, является "Комната Нельсона". В ней на освещенных стендах, обтянутых
малиновым  бархатом,  хранятся  реликвии  великого  английского  флотоводца:
шпаги, ордена, личные вещи и два огромных серебряных блюда, которыми адмирал
был награжден Ллойдом  В течение  долгих лет комитет  страховщиков собирал и
скупал личные вещи Нельсона, его письма и документы, относящиеся к его жизни
и деятельности.
     В комнате  Нельсона хранятся также ценности, которые  были пожертвованы
"Патриотическому  фонду Ллойда", объявленному им  в 1803  г. в пользу  семей
погибших и раненых моряков торгового  флота во время военных действий. Здесь
также представлены дары офицерам Британского торгового флота, отличившимся в
боях  на море,  и  золотые и  серебряные  медали,  учрежденные  корпорацией:
"Ллойдовская  военная медаль за  храбрость на море" и "Ллойдовская медаль за
мужество, проявленное при спасении на море людей, судов и грузов".
     Первой  медалью,  но  лишь  в исключительных  случаях,  награждаются  и
сотрудники  Ллойда,   оказавшие  особую  услугу  корпорации.  Вторую  медаль
английские  моряки торгового флота  считают одной из  самых  почетных наград
Великобритании.
     Гусиные перья и "Красные книги"
     Каждое утро, кроме праздников и нерабочих дней, к девяти часам, к  двум
главным  вестибюлям Ллойда спешат  около  пяти  тысяч  служащих, чиновников,
страховщиков и  маклеров.  Клерки  в  своих  традиционных черных котелках  и
сюртуках,  в  серых  с  темными  полосками  брюках,  при  "бабочках"   и   с
тросточками-зонтиками, торопливо поднимаются в конторы на третьи и четвертые
этажи зданий. Страховщики и маклеры, одетые в строгие костюмы темного цвета,
входя в  здание, оставляют в гардеробе шляпы, трости и зонты.  На  некоторое
время они  задерживаются  в вестибюле  у  так называемой "доски жертв",  что
стоит перед входом в страховой зал Каждое утро один из "уэйторов" вывешивает
на ней разноцветные листы с  подробностями  морских и авиационных катастроф,
пожарах, наводнениях, ограблениях и других бедствиях, которые могут повлиять
на благосостояние и  даже  изменить судьбу  некоторых  "юлианов". По издавна
заведенной традиции (опять-таки традиции) морские объявления пишутся от руки
каллиграфическим почерком: катастрофы и аварии на море --  на желтых листах,
авиационные катастрофы -- на синих (печатно) и все прочие  бедствия, которые
случились на  земле,  -- на  розовых листах (тоже печатно).  Нередко в  этом
вестибюле слышатся  тяжелые вздохи,  возгласы негодования,  проклятья и даже
случаются  сердечные приступы с  летальным  исходом. Иногда  задают  вопрос:
"Может ли статься так,  что однажды Ллойд по какой-нибудь причине прогорит и
вылетит в трубу?"
     На этот вопрос можно  смело ответить  отрицательно. Сам  Ллойд  едва ли
когда-либо  прогорит.  "Вылететь  в   трубу"  могут  лишь  его  страховщики,
принявшие на себя риск в размере стоимости своего состояния.
     Принцип  морского   страхования  в  капиталистической   стране  с   его
тонкостями   и   особенностями  очень  точно  и  наглядно   дан  современным
аргентинским  писателем  Исидоро  Сэгуэеом  в  его  замечательном   рассказе
"Застрахованное  судно".  Он  пишет:   "Мореплавание  всегда   было  опасным
занятием, и виной тому не только стихия, но и  сами люди. Страховые компании
всегда  остаются в барыше, потому  что размер страховых  премий  зависит  от
степени риска  и средней  величины  убытков.  Судовладелец  получает  фрахт,
который  нередко   больше  стоимости  судна.  Грузовладелец  также  получает
возмещение в случае гибели  груза. Страховщик платит в случае гибели судна и
за груз и за  судно иногда  гораздо  больше,  чем они  стоят,  но  страховые
премии, получаемые страховщиками,  огромны. Данные  статистики подтверждают,
что кораблекрушения происходят реже, чем благоприятный исход рейса".
     Как  бы подчеркивая, что  он действительно  терпит убытки  и оплачивает
сполна возмещения, Ллойд весьма торжественно и,  если так  можно выразиться,
помпезно  обставляет  каждую  регистрацию  погибших  судов.  Именно  в  этой
процедуре  как  нигде  лучше выявляются вековые  традиции.  А  делается  это
следующим образом.
     В центре страхового зала, на специальной конторке лежит большая книга в
черном переплете из свиной кожи. Это "Книга потерь Ллойда". В нее  с 1774 г.
заносятся  все  застрахованные  у Ллойда суда,  которые  погибли. Все записи
делаются исключительно  гусиными перьями. Говорят, что  в  Ллойде  есть даже
должность  мастера  по заточке этих перьев, на  которой до недавнего времени
числился один  80-летний старец, владевший  этим искусством в  совершенстве.
Клерку "при книге" ежегодно требуется 150 перьев.
     Помимо  "Книги погибших  кораблей",  в  Ллойде в  ходу  так  называемые
"Красные книги". В них тем же гусиным пером заносят суда, которые "считаются
пропавшими  без вести".  Это  большого формата  тома  в  красных  сафьяновых
Переплетах. В каждой из них около 200 листов.
     Первую "Красную книгу" начали заполнять в 1873 г. Прошло всего два года
и  два месяца, как все  строки ее  просторных страниц оказались  исписанными
названиями бесследно исчезнувших в  море судов.  В основном это  были  имена
старых   деревянных   парусников,  "плавающих  гробов",   загруженных  сверх
допустимой нормы. Потом записями  заполнилась  вторая,  третья, четвертая...
четырнадцатая книга.
     Если на заполнение первой "Красной книги"  потребовалось всего два года
и два месяца,  то четырнадцатая книга такого  же объема заполнялась четверть
века. Ее начали Ю июля 1929 г. и закончили 22 декабря 1954 г. В эту книгу не
заносились суда,  пропавшие без  вести во время второй мировой войны. На тем
не менее в нее записано 222 судна! Вдумайтесь в это число. Оно означает, что
за  четверть  века  человечестве,  достигнув величайших  успехов  в  науке и
технике,  222 раза расписалось в  своей беспомощности перед морской стихией.
Сейчас заполняют шестнадцатую книгу.
     Эксперты  по  морским авариям и  специалисты-кораблестроители не смогли
установить  причину  гибели  этих судов,  и никто не знает  места,  где  они
погибли...
     Перелистывая  слегка  пожелтевшие  от времени  страницы "Красных книг",
невольно  вспоминаешь строчки из "Зеркала морей" Джозефа Конрада: "Никто  не
возвращается с  исчезнувшего корабля, чтобы поведать нам, сколь ужасной была
его гибель, сколь неожиданной и мучительной стала предсмертная агония людей.
Никто  не расскажет, с какими думами, с какими сожалениями, с какими словами
на устах они умирали".
     Как  и люди, корабли  уходят из  жизни разными  путями. Их естественная
смерть  --  разборка  на металлолом. Таков  удел большинства  построенных  и
отплававших свой  век  судов.  Подобно  людям, которые  их создали,  корабли
нередко становятся жертвой роковых  обстоятельств -- морской  стихии, войны,
злого умысла, ошибок людей.
     С  тех  пор как человек начал овладевать  стихией  моря,  ему  пришлось
познать  горечь  кораблекрушения.  Сколько  судов  погибло  за  всю  историю
мореплавания? Сколько их покоится на дне морей и океанов?
     На эти вопросы  впервые попытались дать ответ американские  океанографы
Терри  и Рехнитцер.  В 1964 г.  они подсчитали по данным мировой статистики,
что ежегодные  потери судов в  середине XIX в.  составляли около  трех тысяч
единиц. Начиная с 1902 г. до наших дней каждый год в среднем погибало до 398
судов.
     Американские ученые,  взяв  в расчет, что мореходством  люди занимаются
уже  более  двух  тысяч лет  и что ежегодная средняя потеря судов всех стран
составляла   500   единиц,  получили   миллион  погибших  кораблей.  Миллион
затонувших кораблей!  Это  значит, что  примерно  на  каждые  40  квадратных
километров дна Мирового океана приходится в среднем одно затонувшее судно.
     Большинство этих судов погибло на скалах и подводных рифах близ берега.
Многие  нашли  свою  могилу  на  огромной  глубине  в  океанских  просторах.
Координаты  места гибели большинства из них известны  страховщикам,  морским
историкам и охотникам за затонувшими сокровищами.
     Но в мировой летописи кораблекрушений есть и краткие записи.  Каждая из
них  начинается  примерно  так:  "Такого-то  числа, месяца  и  года  корабль
такой-то  под командованием капитана такого-то, имея столько-то  человек  на
борту, вышел  из  порта  "N".  И  все...  Далее две роковые  фразы:  "В порт
назначения корабль не пришел. Считается пропавшим без вести".
     Когда звонит колокол
     Если  застрахованное у Ллойда судно  своевременно  не приходит  в  порт
своего  назначения  и  от  него  по  радио  не  поступает никаких  известий,
страховщики  заносят его в список  "Запаздывающие  суда".  С  этого  момента
"Ллойдз лист" в течение недели  публикует  название этого судна под рубрикой
"Суда,  подлежащие  расследованию".  Причем   газета   ставит   название  не
прибывшего в срок  судна  уже  после того, как комитет Ллойда передал  своим
агентам в  местах,  где  проходило  плавание  этого  судна,  соответствующие
запросы  и  получил  от  них  неутешительные  ответы.  По  истечении  недели
страховщики  выжидают  определенный срок,  который  зависит  от  района, где
проходило плавание, и обстоятельств рейса, с надеждой, что судьба пропавшего
судна  прояснится лучшим образом. Но когда  проходят все реальные сроки  для
всяких предположений,  например выход из строя судов радиостанции, изменение
капитаном рейсового задания в силу каких-либо причин, вопрос  об исчезнувшем
судне выносится на обсуждение комитета Ллойда. Если его члены соглашаются во
мнении,  что рассматриваемое судно  следует считать  пропавшим без вести, то
оно  заносится (опять-таки гусиным пером)  в "Красную книгу". Вот тогда-то и
звонит колокол...
     С  этим  колоколом,  ставшим  в  Англии  уже легендой,  связано  немало
интересных историй и в то же время путаницы. Когда  и сколько раз он звонит,
и вообще почему звонит,  в Англии знает не всякий. Автор  этой книги, до тех
пор пока не побывал  в здании  Ллойда, был сбит с  толку  и, точно не  зная,
сколько  ударов соответствует тому или иному событию, допустил грубую ошибку
в  своей первой  книге  о  морских  катастрофах.  Оказывается,  этот колокол
никогда  не  звонит  и  никогда  не  звонил  три раза... Читатель, вероятно,
поймет, как неловко чувствует  себя автор, который одну из глав своей книги,
в   которой  описывается   страховка   судов,  назвал  "После  трех   ударов
колокола"...
     Каждый мальчишка  в  Англии знает, что бронзовый колокол Ллойда зовется
"колоколом Лютина" (во всяком случае так его величают сами "юлианы"). Но что
удивительно, на этом колоколе (его вес около 50  кг, а диаметр  почти 40 см)
вместо "La Lutine" выбиты слова "St.  Jean"! Чтобы объяснить эту несуразицу,
кратко расскажем историю самого "Лютина".
     В  одном из залов  на  галерее здания  Ллойда стоит красивое деревянное
резное кресло.
     На  спинке прибита  медная дощечка с надписью: "Это  кресло  сделано из
деревянного руля  фрегата Его  Королевского Величества  "Ля Лютин",  который
утром  9 октября 1799 г. отплыл с  ярмутского рейда, имея  на борту  большое
количество золота, и  погиб той же ночью у острова Влиланд. Все находившиеся
на судне люди, кроме одного человека, погибли. Руль был поднят с затонувшего
судна в 1859 г., после того как пролежал под водой шестьдесят  лет". За этой
бесстрастной  надписью скрывается один  из  самых  драматических эпизодов  в
истории английского мореплавания.
     Когда-то этот 32-пушечный  фрегат  считался  одним из самых красивых  и
быстроходных судов французского военного флота. В одном из  сражений  он был
захвачен эскадрой английского  адмирала Дункана и приведен в Лондон.  С этих
пор на фрегате стал развеваться британский флаг, и  английские моряка  стали
называть его не "Ля Лютин", а просто "Лютин", опуская французский артикль.
     Ранним  пасмурным  утром 9  октября  1799 г. "Лютин" под  командованием
капитана  Ланселота Скиннера снялся с якоря  и  вышел  из Ярмута  к  берегам
континента.  Спустя  18  часов,  когда  корабль находился  у входа  в  залив
Зейдер-Зе,  начался   сильный  шторм.  Стараясь  избежать   грозившей  судну
опасности быть выброшенным на прибрежные отмели голландского берега, капитан
Скиннер решил  штормовать  в открытом море.  Но все попытки отойти от берега
были напрасны  -- поворот  не удался,  и фрегат сел на мель между  островами
Тершеллинг и Влиланд. Северо-восточный шторм ураганной силы быстро опрокинул
судно, и  оно затонуло на небольшой глубине.  Из двухсот человек  экипажа до
берега добрался один раненый матрос, который умер на пути в Англию.
     Сообщение об  этом  кораблекрушений произвело в  Англии  сенсацию. Ведь
"Лютин"  вез  в  Гамбург золото --  собственность группы  лондонских купцов.
Золотые гинеи, пиастры, луидоры и слитки из благородного металла оценивались
в 1 175000 фунтов стерлингов!
     Гибель такого фрегата --  тяжелый  удар для страховщиков Ллойда. Вскоре
им пришлось выплатить страховое возмещение 900 тыс. фунтов стерлингов.
     Пока в Англии обсуждались  планы подъема сокровища с погибшего фрегата,
слухи  о затонувшем кладе распространились вдоль всего побережья  Голландии.
Воспользовавшись  тем, что  Англия и Голландия  находятся в состоянии войны,
король Голландии объявил "Лютин" своей собственностью.
     Во время сильных отливов борт судна был виден над водой, и проникнуть в
его  трюм не представляло особенного труда.  Полтора  года местные жители  и
рыбаки   Зейдер-Зе   собирали  золотой  урожай.   Поощряя  золотодобытчиков,
правительство  Голландии  разрешило  им оставлять  у  себя  треть  найденных
сокровищ.
     За восемнадцать месяцев с  "Лютина"  было поднято золота на сумму свыше
70 тыс. фунтов стерлингов.
     Но  с каждым месяцем проникать в этот золотой  кладезь  становилось все
труднее:  "Лютин"  оседал  в  мягкий  грунт,  а  сильное  течение непрерывно
заносило его  корпус  песком.  Вскоре  жители островов Тершеллинг и  Влиланд
перестали искать здесь золото.
     О фрегате вспомнили  лишь через  пятнадцать  лет,  когда в Европе  утих
пожар наполеоновских войн. В 1821 г. король Нидерландов Вильгельм 1 утвердил
концессию, по которой.жители острова Тершеллинг  могли заниматься поисками и
подъемом  золота "Лютина", оставляя себе половину найденного. Остальное  они
должны были сдавать государству. Спустя два года Вильгельм подарил концессию
английскому королю Георгу, который в дальнейшем  передал  ее Ллойду. С этого
момента поисками клада в основном занимались англичане. Они предприняли  ряд
серьезных попыток овладеть золотом и за пять лет, с 1855 по 1861 г., подняли
около 40 тыс. фунтов стерлингов.
     В 1859 г., кроме золотых монет и  слитков, были найдены судовой колокол
"Лютина"  и руль. Страховщики Ллойда  решили  увековечить память фрегата: из
досок дубового руля сделали стол и кресло для  председателя общества. Но оно
получилось такое неудобное, что ни  один председатель Ллойда не смог  на нем
сидеть... Позже, в 1896 г.,  колокол, который долгое время стоял под столом,
подвесили  в  центральном зале.  С  этого  момента  в  главном  зале  Ллойда
появилась весьма оригинальная традиция: бой колокола "Лютина".
     Почему  же  на  колоколе  "Лютина"  стоит  название   другого  корабля?
Сотрудники  Ллойда объясняют  это тем, что или колокол на злополучный фрегат
повесили взамен  утерянного или сам  фрегат, который  сначала  назвали  "St.
Jean", переименовали в "La Lutine". Известно,  что  корабль стоял на стапеле
шесть лет и его название  вполне  могли изменить, тем  более  что "La Lutin"
(что, кстати, значит в переводе с французского "эльф" или "домовой")  было у
французских моряков очень популярным: с 1793 по 1806 г.  это название носили
четыре  военных  корабля.  Оно  оказалось  несчастливым:  все четыре корабля
попали в руки англичан.
     С количеством ударов этого  колокола, который все же именуется "колокол
Лютина", страховщики Ллойда больше ста лет назад порешили  так: два удара --
хорошие вести, один удар -- плохие вести или важное объявление.
     Например,  если  застрахованное у  Ллойда  судно было занесено в список
"Запаздывающие суда"  и его  название сдублировано в газетной рубрике "Суда,
подлежащие расследованию", вдруг  нашлось и благополучно плавает, то колокол
звонит два  раза. При  этом глашатай торжественным голосом объявляет новость
Такими  же  двумя ударами колокола  Ллойд  отмечает  важные события в  своей
жизни,   например  посещение   штаб-квартиры  королевой  или  первым  лордом
Адмиралтейства.
     Когда в "Красную книгу" сделана запись о пропавшем  без вести  корабле,
глашатай на  черно-зеленых "рострах" ударяет  один  раз в "колокол Лютина" и
объявляет   примерно   следующее:  "Господа,  внимание!  Теплоход   такой-то
регистровой  вместимостью  столько-то  тонн,  принадлежащий фирме такой-то и
застрахованный у нас, следуя из  такого-то порта, не прибыл  в  место своего
назначения.  С  сегодняшнего дня  это судно  нами  считается  пропавшим  без
вести".
     Услышав это  сообщение, страховщики, поставившие в  свое время инициалы
на  "слипе",  вздыхают,  а  может  быть  чертыхаются,  и  начинают  готовить
документы к выплате судовладельцу страхового возмещения. По  правилам Ллойда
возмещение выплачивается спустя две недели после удара "колокола Лютина".
     Один удар "колокола Лютина" раздается в Ллойде довольно редко, не более
пяти-шести раз в году. Хотя сведения об авариях и катастрофах судов, которые
застрахованы у  Ллойда, поступают  в его штаб-квартиру десятками  н  сотнями
каждый день, колокол безмолвствует. Автор во время  посещения Ллойда спросил
глашатая: "Почему вы не ударяете в "колокол Лютина" каждый раз, когда в море
погибают суда ваших клиентов?"
     -- В таком  случае в этом зале целый день  стоял бы  похоронный звон, и
это бы сильно нервировало наших работников: ведь каждый из них думал бы, что
погибло его судно... --  прозвучали в ответ слова,  произнесенные с чудесной
дикцией. Оказывается,  те,  кого это касается, узнают об  авариях и  случаях
гибели "своих" судов не со слов  глашатая,  а  из радиограмм,  причем весьма
быстро, где-то в течение часа с момента происшествия.
     Но бывают исключения из правил и у Ллойда: иней раз один удар "колокола
Лютина"  раздается  в зале  перед  тем  как  делается  объявление  о  полной
конструктивной гибели какого-нибудь особого, очень  большого судна, например
"Берге Истра", или о катастрофе, унесшей много человеческих  жизней, как  14
апреля 1912 г., когда погиб "Титаник".
     Занося  исчезнувшие  в  безбрежных просторах  океана  суда  в  "Красные
книги",  страховщики Ллойда за сто с лишним лет ошиблись только один раз, во
всех остальных 1250 случаях их "диагноз" -- "считаются пропавшими без вести"
-- оказался точным.
     Теперь  расскажем  о  некоторых случаях исчезновения  застрахованных  у
Ллойда судов, судьба которых до сих пер остается тайной океана.
     16  марта  1928  г.  английский грузовой  теплоход  "Азиатский  принц",
принадлежавший фирме  "Рио  Кэп  лайн", приняв  генгруз  и имея  на борту 48
членов экипажа, вышел из Лос-Анджелеса на Иокогаму.
     6  апреля 1928  г.  на внешнем рейде  Иокогамы  отдал  якоря английский
пароход "Сити оф Истберн". Его капитан сделал  японским  властям заявление о
том,  что  во  время плавания в Тихом океане при ненастной  погоде, севернее
Гавайских  островов  его  радист  принял  SOS,  который передавал английский
танкер  "Бритиш Хассар",  и  что,  поскольку  в сообщении  не  были  указаны
координаты, он не изменил своего курса для оказания помощи.
     Оказалось, что  этот же  SOS 26 марта  1928  г.  был принят несколькими
береговыми японскими радиостанциями и пароходами "Ниагара"  и "Венчура". Это
говорило  о  том,  что  гибнущий  танкер  находился примерно в  400 милях  к
юго-западу  от  Гаваев.  Несмотря на  столь  приблизительные  координаты, на
поиски  с  американской  военно-морской  базы в Перл-Харборе  вышли  эсминцы
"Барнус" и "Ладлоу". Разбив участок океана на квадраты, они в течение десяти
дней  вели  тщательные  поиски.  Но   ни  эсминцы,  ни  посланные   в  океан
гидросамолеты танкера не нашли, и решили, что он переломился во время шторма
и затонул.
     К  немалому  изумлению американских  моряков, в  Перл-Харбор  пришло из
Лондона  сообщение,  что  разыскиваемый  ими  танкер  благополучно  стоит  в
иранском порту Абадан на  реке  Шатт-эль-араб в Персидском  заливе  и что  в
апреле он никак  не мог  оказаться  в Тихом океане.  Вскоре  выяснилось, что
вышедший из  Лос-Анджелеса  16 марта  1928 г. теплоход  "Азиатский  принц" в
Иокогаму  не пришел и что  ллойдовские агенты  не застали  его ни в одном из
азиатских портов, что не вернулся он и в Америку.
     По всей вероятности, SOS был передан с "Азиатского принца". Дело в том,
что  радиопозывные  этих двух судов были  очень похожи: "Бритиш  Хассара" --
GTVR, а "Азиатского принца" -- GTVP: по азбуке морзе буква "Р" обозначается.
-- --., а буква "R": --. Поскольку все принявшие этот SOS радисты  сообщили,
что по их мнению радиосообщение  в районе Гаваев 26  марта было  передано не
профессиональным  радистом, медленно и  с перерывами, то он  мог  перепутать
буквы.
     Дело с исчезновением теплохода начинало принимать  характер сенсации, о
нем  заговорила  пресса. Ведь это был совсем еще новый теплоход вместимостью
6734  рег.  т,  построенный  в Гамбурге по  специальному заказу  англичан, в
соответствии  с требованиями высшего класса  Регистра  Ллойда.  За  два года
плавания,  до последнего злополучного  рейса,  судно  показало исключительно
высокие мореходные качества. Его капитан Дункан считался одним из опытнейших
судоводителей компании.
     Потом стало  известно,  что  в  тот  день, когда  "Ниагара" и "Венчура"
приняли  загадочный  SOS,  в районе Гавайских островов, где  на восьмой день
своего плавания должен был находиться Азиатский принц", не бушевало никакого
шторма. Но судно исчезло. 23 мая 1928 г. "колокол Лютина" ударил один раз, и
через две недели фирма "Рио Кэп лайн" получила 180 тыс. фунтов стерлингов --
сумму, на которую "Ллойд" принял риск
     Спустя три месяца после  исчезновения теплохода  грузовладелец  заявил,
что  на  борту Азиатского принца"  находились слитки золота, оценивавшиеся в
260 тыс. фунтов стерлингов
     Эту новость пресса подала по-разному.  Одни газеты сообщали,  что еще в
порту на борт судна тайно  проникли американские гангстеры. Перебив команду,
они  встретили  в  условном месте  шхуну своих  сообщников. На  нее бандиты,
якобы, перегрузили золото, а "Азиатский принц" пустили ко дну. Другие газеты
писали, что в составе экипажа из 48 человек было 26 китайцев, что они, узнав
о ценном грузе,  убили  офицеров и  привели  теплоход  в один  из  индийских
портов, где скрылись с золотом.
     До сих пор на страницах английской морской печати встречаются все новые
и  новые  версии,  "проливающие свет" на исчезновение  "Азиатского  принца".
Пишут и  о дрейфовавшей в Тихом океане мине времен русско-японской войны, на
которой  подорвался теплоход, и  даже... о  вероятном  попадании метеорита в
судно.  Судьба теплохода  и  его  48 моряков  остается все еще неразгаданной
тайной Тихого океана.
     Вечером  18  октября  1935  г.  радисты  многих  судов, находившихся  в
Северной  Атлантике, приняли срочное сообщение: "58 нордовой,  18 и 30 минут
вестовой... Застигнуты сильным штормом. Просим сообщить координаты ближайших
к нам судов..." Радиограмму передавал английский пароход "Вардалия", который
шел из Англии в Америку.
     На следующее утро судовые радисты услышали непрерывную ритмичную трель:
три  точки...  три  тире...  три точки...  Сообщая свои координаты,  капитан
"Вардалии" просил немедленной помощи.  В  радиограмме,  переданной вслед  за
сигналом  бедствия,  говорилось  о  сильном  крене.  Последняя  фраза  была:
"Пытаемся покинуть судно". Затем в эфире наступило молчание. Спустя 2 часа к
месту бедствия подоспело несколько кораблей, но океан был пуст.
     Поиски не  дали  результатов -- судно длиной 125 м исчезло.  До сих пор
причина его гибели неизвестна Некоторые морские специалисты утверждают,  что
причиной  катастрофы  стали...  коровы  ("Вардалия"  была приспособлена  для
перевозки скота). Считают, что во время  шторма деревянные загоны сломались.
Обезумевшие от качки  животные не могли держаться на ногах и, переместившись
на один борт, сильно накренили судно, что и привело "Вардалию" к гибели.
     Исчезновение  западногерманского  теплохода "Мелани Шульте"  вызвало  в
свое  время в морских кругах Европы и Америки немалую сенсацию. Новое судно,
оборудованное  ВО последнему  слову техники,  два раза  пересекло Атлантику.
Выдержав  несколько сильных  штормов  близ  Ньюфаундленда,  Корабль  показал
высокие  мореходные  качества.  Но  не прошло  и двух  месяцев се дня спуска
теплохода на воду, как стало известно, что он не пришел в порт назначения.
     Приняв  17  декабря 1952 г. в  норвежском порту Нарвик около  10 тыс. т
железной  руды, он вышел  к берегам  США. Курс был проложен на  американский
порт Мобил.
     Капитан  сообщил 21 декабря, что погода не благоприятствовала плаванию.
У  судовладельцев это не вызвало  удивления: они знали нрав  зимней Северной
Атлантики.  Прошло  пять дней, а от  капитана Генриха Родэ не пришло никаких
известий.
     Беспокойство сменилось опасением. Начались поиски. Все тщетно! Теплоход
не  прибыл ни  в  один  из  портов Северной Америки.  Не  вернулся  он  и  в
Норвегию... Вскоре  у западного побережья Шотландии обнаружили  спасательный
круг с надписью "Мелани Шульте Эмден". Спустя некоторое время море выбросило
две деревянные люковые крышки на берег одного из Гебридских островов Потом в
море нашли деревянные обломки судовой радиорубки.
     Что  привело теплоход к  гибели?  Комиссия  экспертов не  могла назвать
причину  катастрофы.  Остается  только  предполагать:  дрейфующая  мина  или
мгновенная потеря остойчивости в результате перемещения руды в трюмах
     Аргентинский  пароход  "Генерал  Сан-Мартин" принимал  более Ю  тыс.  т
груза.  Покинув  28  августа  1954  г.  Буэнос-Айрес,  судно  отправилось  в
чилийский порт Сан-Антонио. По пути капитан зашел в Баия-Бланка.
     Долго  и напрасно  ожидали  "Генерала Сан-Мартина"  в порту назначения.
Причем ни  один из  кораблей, находившихся  в водах, где  проходило плавание
аргентинского судна, не принял  никаких  сигналов бедствия.  Последним,  кто
видел 12 сентября пароход,  был лоцман, который провел корабль через опасный
Магелланов пролив
     Когда  прошли  все  сроки ожидания, правительство Аргентины  послало на
поиски  "Генерала Сан-Мартина"  военные корабли  и  самолеты. Вскоре у  мыса
Рапер обнаружили  огромное пятно разлившейся  на поверхности  моря  нефти  и
плавающие обломки. Однако эксперты не могли утверждать,  что  пятно является
всплывшим топливом, а  обломки -- частями  надстройки именно с  исчезнувшего
парохода.
     С 27  октября  1954 г.  "Генерал Сан-Мартин" стал официально  числиться
пропавшим без  вести.  Его  огромный стальной корпус длиной  в 147  м еще не
найден.
     Но случается, что пропавшие без вести суда случайно обнаруживают на дне
моря спустя многие годы. Вот один пример.
     Последним видел "Ионгалу" смотритель маяка на острове Дент. Это было 22
марта 1911 г., вскоре после того  как  пароход вышел из австралийского порта
Маккей в Таунсвилл. Потом судно бесследно исчезло.
     Почти полвека  судьба парохода и 120 находившихся на  его борту человек
оставалась загадкой.
     Власти австралийского штата  Куинсленд  объявили:  "Любой, кто раскроет
тайну "Ионгалы", получит 1000 фунтов стерлингов награды". За наградой пришли
через... 48 лет.
     В конце  1958 г.  живущий в  Австралии  немецкий эмигрант Георг Конрат,
занимаясь подводной охотой у мыса Боулинг Грин, близ Туансвилла обнаружил на
глубине  35  м  два  затонувших парохода. С одного из  них он поднял судовой
сейф. Ценностей в  нем не оказалось, а пачка документов превратилась в белую
студенистую массу.  Снимок  находки опубликовали австралийские газеты.  Фото
заинтересовало представителя английской  фирмы "Замки  и сейфы Чаба и сына".
Номер  и  снимок сейфа он  послал в  лондонскую  контору своей  фирмы. Через
неделю в Туансвилл пришел ответ:  "Сейф за номером 49825 был изготовлен нами
в мае 1903 г. по заказу фирмы "Армстронг" для парохода "Ионгала".
     Так установили факт и место гибели парохода. После осмотра обнаруженных
судов  водолазами  специалисты пришли  к выводу:  оба  парохода  затонули  в
результате столкновения.
     Тайна  "Ионгалы",  столь  долго занимавшая  воображение  австралийцев и
Ллойда, была раскрыта.
     Ржавый лист судовой обшивки
     В  середине  1909  г.  мир облетела  весть  --  английский пассажирский
пароход "Уарата", совершая свое первое плавание из Австралии в Англию, исчез
у южных берегов Южной Африки со всеми находившимися на нем людьми. Его нашли
через... 50 лет после исчезновения.
     "Уарату"  построили  в Шотландии в 1908  г. по заказу процветавшей в те
годы английской судоходной фирмы "Блю энкор лайн". Это был большой, прочный,
надежный пароход, рассчитанный на дальние океанские  рейсы в  Австралию.  Он
мог принять несколько сот пассажиров и  более десяти тысяч тонн груза. В  те
годы пароход "Уарата" считался одним из самых больших в мире грузовых судов.
     После сдачи заказчику  пароход, успешно выдержав ходовые  испытания  на
мерной миле, совершил первое плавание
     в Австралию. Возвращаясь в Европу,  "Уарата"  взял на  борт в  Аделаиде
6500 т груза: зерно, муку, жиры, кожи и свинец. Зайдя в южноафриканский порт
Дурбан,  он пополнил  запас  угля. Через три  дня  судно, имея на  борту 211
пассажиров  и команду, снялось с  якоря и взяло курс  на Кейптаун. Это  было
вечером  29 июля 1909 г.  После  остановки  в  Кейптауне "Уарата" должен был
следовать в Лондон.  С тех  пор  он исчез... Сначала  думали, что он  просто
задерживается из-за какой-нибудь неисправности  в машине  (радио на "Уарате"
не было). Вспомнили  случай с новозеландским пароходом "Уакайто", у которого
в  1899 г. во время плавания из Англии в Австралию переломился  гребной вал.
Судно  не имело парусов  и, находясь лишь в 180 милях от Кейптауна, случайно
было замечено спустя три с половиной месяца после аварии.
     Проходили дни, недели, прошло  два  месяца, а "Уарата" не давала о себе
знать.  Поиски,  организованные  на третий  месяц,  ничего  не  дали.  Судно
исчезло.
     Последним,   кто  видел  "Уарату",  был  экипаж  английского  грузового
парохода "Клан Макинтайр"; "Уарата" обошел его при выходе из Дурбана.
     Шло время.  Дело начинало принимать  характер сенсации.  Пароход "как в
воду канул". И действительно,  если "Уарата" по каким-либо причинам затонул,
то куда же делись люди? Ведь они могли спастись на шлюпках. На судне было 17
спасательных шлюпок,  рассчитанных  более  чем  на 800  человек,  деревянные
плоты, спасательные круги, около тысячи  пробковых  нагрудников. А  во время
поисков  не  было  обнаружено  ни  одного плавающего  на поверхности  океана
предмета!
     Австралийские  и  английские газеты  того  времени пестрели  различными
предположениями и самыми невероятными "разгадками" тайны. В печати появилось
сообщение капитанов  английских пароходов "Инсизва" и "Тоттенхэм" о том, что
11 августа в районе  порта Ист-Лондон они видели в море  человеческие трупы.
Однако  при  проверке вахтенных  журналов  разница в  координатах этих  двух
пароходов составляла  около  ста  миль.  Вскоре в  Лондон  пришло  еще  одно
сообщение.  Капитан  английского парохода "Харлоу" заявлял, что 27 июля в 17
часов 30 минут, находясь близ  мыса  Гермес (мимо которого должен был пройти
"Уарата"),  он видел нагонявшее его  большое судно, которое упорно следовало
за  ним  в течение  2 часов.  В 19  часов 15 минут  того  же  дня англичанин
отчетливо видел два топовых огня и красный  огонь левого борта этого  судна.
Примерно 35  минут спустя  за кормой  в  ночной дали он  увидел две  сильные
вспышки пламени, взметнувшегося в ночное небо на 300 м. При этом  был слышен
отдаленный  гул. Затем  огни  неизвестного парохода исчезли, и никакое судно
больше  на  горизонте не появлялось Однако смотритель маяка  на мысе  Гермес
заявил,  что не видел в эту  ночь  ни  вспышек, ни  огней второго судна и не
слышал никакого гула.
     С  каждым  днем  пресса  выдавала  читателям  все больше  подробностей,
"проливающих  свет"  на  таинственное  исчезновение  парохода.  Появились  и
поддельные  документы,  повествующие  о  разыгравшейся в море  драме.  Зная,
сколько  романтики  хранит  в  себе  "Почта  Нептуна",  тайной  исчезновения
"Уараты" воспользовались ловкие дельцы.  За короткий  срок на побережье и  в
море были "найдены" и проданы коллекционерам бутылочной почты четыре бутылки
с  записками, якобы написанными в момент гибели  "Уараты". Четыре записки --
четыре различные версии. Даты, координаты  и причины катастрофы противоречат
друг другу. Две записки написаны одним почерком. Ни одна из четырех фамилий,
которыми были подписаны записки, не числилась в списках пассажиров и экипажа
"Уараты".
     На  страницах одной  австралийской  газеты появился рассказ пассажира с
"Уараты" -- Клауда Сойера, директора одной из английских торговых фирм.
     Во время плавания из Аделаиды  в  Дурбан Сойеру показалось, что пароход
как-то странно ведет себя  на волне. По его мнению, плавность бортовой качки
должна   была   свидетельствовать   о  плохой  остойчивости  судна.   Своими
соображениями  Сойер поделился с третьим помощником  капитана "Уараты".  Тот
подтвердил его мнение и по секрету признался, что еще после первого плавания
в  Австралию  хотел  именно из-за  этого списаться с  парохода, но  побоялся
потерять службу  в компании  "Блю энкор  лайн". За несколько дней до прихода
"Уараты"  в Дурбан Сойеру три  ночи подряд снился один и тот же сон:  за ним
гнался  рыцарь,  закованный  в  окровавленные  доспехи,  размахивая  длинным
мечом...  Вспомнив  беседу с третьим  помощником, подсчитав  к тому же,  что
"Уарата"  был  тринадцатым  по  счету судном,  на котором  он  совершал само
деловую поездку за океан,  и считая сон дурным предзнаменованием, Сойер взял
чемодан и сошел на берег  в Дурбане. Через месяц после исчезновения парохода
"загадочный" сон  Сойера  по  телеграфу был  передан  в  Австралию,  Европу,
Америку  -- падкая на сенсацию пресса получила дополнительную пищу. Но тайна
продолжала  оставаться  тайной.  Никто  не  мог  ответить,  что же  все-таки
случилось с пароходом и где он. Волны не выбросили на берег ни спасательного
круга, ни обломка с исчезнувшего парохода.
     15  декабря  1910 г.  в  Лондоне,  в  Вестминстерском соборе  собралась
официальная  комиссия  по расследованию исчезновения "Уараты".  В  ее состав
входили  лорды  Адмиралтейства,  профессора,  опытные   капитаны,  инженеры,
кораблестроители. Рассмотрение чертежей  парохода,  критический  анализ  его
мореходных качеств -- все это  заняло больше года. Но  ответа на вопрос "где
пароход?"  не  было.  Комиссия  подтвердила,  что  "Уарата"  был  построен в
соответствии  с требованиями  высшего класса английского Регистра  Ллойда --
"100А1".  Единственно,  что  могла сообщить  комиссия,  было  предположение:
"Пароход  погиб  во  время шторма 28 июля 1909  г. По всей  вероятности, он,
потеряв остойчивость, перевернулся и затонул".
     Но, несмотря на всю компетентность комиссии, это был не ответ. К такому
предположению  мог прийти  каждый. Раз пароход не объявился ни в одном порту
мира и его  не  нашли в  океане,  естественно,  он затонул. И,  по-видимому,
затонул внезапно, не оставив никаких следов на поверхности океана.
     Дело  об исчезновении парохода "Уарата" было прекращено 22 февраля 1911
г. Репутация фирмы  оказалась подорвана  -- пассажиры  отказывались покупать
билеты на суда компании "Блю энкор лайн". Чтобы не разориться, она вынуждена
была "выйти из игры", распродать  свои пассажирские суда и перевозить только
грузы.
     Шли  годы... Летом 1955  г.  один из пилотов, совершая патрульный облет
побережья  в районе порта Сент-Джонс,  недалеко  от берега,  близ  подводных
рифов, заметил  большую странную тень на  дне  моря. По его  мнению, это был
корпус большого  затонувшего  парохода.  Летчик  сделал  об  этом  сообщение
представителям  печати.  На  следующий день, пролетая по  этой же  трассе  с
журналистами  на  борту,  он  не мог  заметить  видимый  им  накануне силуэт
парохода. Возможно, пилот не сумел вывести самолет на ту же трассу, или море
было не столь гладким и прозрачным, или лучи солнца  освещали дно не под тем
углом, как в первый  раз.  Одним словом,  с воздуха этот таинственный силуэт
никто  уже после не видел. Правда, скептики  не хотели и думать, что это мог
быть "Уарата". Они  говорили,  что  близ  южной оконечности Африки  во время
второй мировой войны немцы и японцы торпедировали немало судов, на дне много
старых корпусов.
     Прошло  еще  три года.  Летом  1958 г.  Ной  Кларк  --  капитан  одного
рыболовного судна, промышляя рыбу в 60 милях на запад от Дурбана, близ устья
реки Умзамби,  обнаружил эхолотом  большое затонувшее  судно.  Место находки
совпало с  местом, где  был замечен с самолета силуэт  парохода (недалеко от
порта  Сент-Джонс). Через  некоторое  время  со  дна моря  удалось с помощью
храпкового   ковша   поднять   ржавый  лист   обшивки  корпуса.  Специалисты
шотландской  судостроительной фирмы  "Барклай  Кэрл",  где  в  1908  г.  был
построен  злополучный  пароход,  тщательно исследовали  эту  находку. Анализ
качества  стали,  толщина  листа,  его  форма,  расположение  отверстий  для
заклепок и форма нескольких сохранившихся в них заклепок свидетельствовали о
том,  что  найденным судном  мог  быть пароход  "Уарата". Именно такие листы
фирма "Барклай Кэрл" ставила на свои суда до начала первой мировой войны.
     Таким  образом,  факт  гибели  судна  был подтвержден,  и  место гибели
установлено.  Теперь  дело за  водолазами  --  они должны помочь  установить
причину гибели парохода. Пока же  организованных экспедиций на  "Уарату"  не
проводилось.  Сильная постоянная  зыбь  у этих  берегов  и стаи  акул мешают
аквалангистам-любителям  проникнуть  на   затонувший  пароход  и   полностью
раскрыть его тайну.
     Медные пуговицы
     Даже  у старых "морских волков" этот корабль  вызывал чувство приятного
изумления. Бывалые, многое видавшие  моряки были восхищены, увидев прибывший
ранним  сентябрьским утром 1921 г.  на рейд датской столицы парусный корабль
"Копенгаген".  Сверкающее краской  и белоснежными парусами,  судно выглядело
великолепно.
     Если говорить точно и выражаться  языком моряков, то это не был корабль
в правильном понимании этого  слова. Копенгаген"  по  типу парусной оснастки
был  барком,  причем  не   обычным  трех-  или  четырехмачтовым  барком,   а
пятимачтовым. Это  значит, что  первые четыре мачты несли  прямые паруса,  а
последняя, пятая,  -- косые.  Такие  суда строили  очень  редко.  Достаточно
сказать, что за всю историю парусного судостроения их было всего шесть.
     В этой шестерке "Копенгаген" был третьим в мире по величине. По площади
парусности  он  уступал  немецкому барку  "Потози", а  по  водоизмещению  --
французскому  "Франс". Построили его  в  Шотландии, на  верфях  "Ромедж  энд
Фергюсон" по особому  заказу Датской Восточно-Азиатской судоходной компании.
Судно  предназначалось  для морской подготовки  будущих  офицеров  торгового
флота Дании.
     "Копенгаген",  стоявший  на  рейде,  вызывал живейший  интерес  жителей
датской столицы. За  первые  две недели стоянки  на его борту побывало более
десяти тысяч человек.
     Капитан  нового парусника  --  принц  Нильс  Брокдорф  -- сам  проводил
экскурсии, объясняя изумленным экскурсантам его устройство. "Дамы и господа,
водоизмещение этого прекрасного  корабля составляет почти 5 тысяч  тонн, его
длина  -- 131 метр, высота  первой  грот-мачты --  65  метров,  площадь всех
поставленных  парусов -- почти 5000  квадратных метров.  Если все эти паруса
снять и положить на  весы, то вес  их составит ровно  8 тонн. Нижние реи  на
мачтах весят по 5 тони, а если всю оснастку судна вытянуть  в одну линию, то
ее длина достигнет почти 30 миль..."
     Но  несмотря на столь  мощное  парусное  вооружение, в корме барка  был
установлен  дизельный  двигатель.  Без  парусов  "Копенгаген"  мог  идти  со
скоростью 6 миль в час.  Дизель был необходим  этому гиганту для преодоления
полосы  штилей  и  при  маневрировании  в  портах. К  тому  же на  нем могли
практиковаться будущие механики торгового флота.
     Несмотря  на  свои  исполинские  размеры,  корабль выглядел  изящным  и
стремительным. Форштевень  был украшен изумительным по красоте бюстом монаха
-- воина Абсалона -- основателя города Копенгагена.
     В октябре того же  1921  г. парусник  вышел  в  свое  первое  океанское
плавание. Приняв в Ньюкасле и Антверпене груз, судно пересекло Атлантический
океан, благополучно  обогнуло мыс Горн и прибыло в Сан-Франциско. Потом  оно
побывало  в  Гонолулу,  Владивостоке, Дальнем,  зашло на  Филиппины,  обошло
вокруг мыса  Доброй Надежды  и вернулось  в  Европу,  совершив  свое  первое
кругосветное  плавание  за   404  дня.  Этот  рейс  подтвердил  превосходные
мореходные  качества  барка: судно  легко  выдержало  ряд сильных штормов  в
океане,  показало  при  легких  бризах  отличный  ход  в  13 узлов,  хорошую
управляемость и остойчивость.
     Не  менее  успешно   проходили  второе,  третье  и  четвертое  плавания
"Копенгагена". Парусник  прошел  сотни  тысяч  морских миль, перевез десятки
тысяч  тонн  цемента,  зерна, леса. Корабль  посетил  Буэнос-Айрес, Бальбоа,
Портланд, Сидней, Бордо, Дурбан, Лондон, Бангкок,  Сингапур, Гамбург и много
других портов.  На "Копенгагене" сменилось уже три капитана, и каждый из них
оставил о  судне отличный отзыв. Корабль вполне оправдал свое назначение  --
после  шести  месяцев плавания кадеты получали  хорошую морскую подготовку и
физическую закалку.
     Прошло семь лет. "Копенгаген" совершал свое десятое  плавание. На  этот
раз барком  командовал капитан  Ганс  Андерсен,  плававший когда-то на  этом
судне старшим помощником капитана. Барк пришел  из Дании  в  Аргентину. Груз
был сдан в Буэнос-Айресе. По плану учебной программы "Копенгаген" должен был
направиться в австралийский порт Аделаиду за пшеницей. Груза для этого рейса
не было.  и капитан  Андерсен, не  желая  терять  времени,  решил  совершить
балластный  пробег  через  южную  часть  Атлантики  и  Индийского  океана  в
Австралию.
     Андерсен намеревался  после выхода из Буэнос-Айреса спуститься  к югу и
идти  в  районе  42-го и 43-го градусов  южной  широты  --  в  зоне действия
штормовых ветров, которые постоянно дуют в районе "ревущих сороковых" широт.
С точки зрения  здравого смысла решение Андерсена как судоводителя парусного
судна было  правильным. Именно таким  маршрутом  ходили  из  Южной Америки в
Австралию клипера  и четырехмачтовые  барки.  К  тому же "Копенгаген" не раз
следовал  этим  путем в Австралию, неделями  гонимый  на  восток  ураганными
ветрами. Даже с наглухо зарифленными парусами он показывал  превосходную для
парусника его класса скорость -- 16 узлов.
     Но  капитан  опасался  --  нет,  не  шторма,  --  айсберги,  гигантские
антарктические  айсберги  тревожили  Андерсена.  Ледяные  глыбы, достигающие
иногда в  длину  нескольких миль, высотой до 50 м над  водой, отколовшись от
вечных  ледников Антарктиды, совершали в этих водах свой  медленный дрейф на
север. Именно айсберги являлись настоящим бичом  судоходства в  этих широтах
(к югу  от 43-го градуса). А проложить  курс севернее этой широты --  значит
лишиться  столь выгодного попутного ветра.  Да кто знает, не встретятся ли и
там айсберги?  Ведь бывали случаи, когда они в  своем дрейфе достигали 40-го
градуса южной широты.
     В полдень 14  декабря 1928 г. "Копенгаген" снялся с якоря, взяв курс на
Австралию. В порт назначения -- Аделаиду -- барк не пришел. Не появился он и
в других портах мира.
     Сначала  думали, что  капитан Андерсен  изменил свое решение и направил
судно в порт Кейптаун.  Предполагали, что кто-то из экипажа мог заболеть  и,
чтобы оказать заболевшему медицинскую помощь, капитан поспешил доставить его
на берег. Но тогда почему  капитан  барка не поставил  об этом в известность
своих судовладельцев  по радио? Ведь радиостанция "Копенгагена" имела радиус
действия в  1200 миль.  Радист судна мог  связаться с  Буэнос-Айресом  или с
другими  судами,  находившимися  в   пределах   действия   радиостанции.  Но
экстренного  сообщения с  борта  парусника передано не  было, и в  Кейптауне
судно  не  появилось.  Хозяевам Восточно-Азиатской  судоходной компании было
известно, что переход "Копенгагена" из Буэнос-Айреса должен был занять 42 --
45 дней. Но прошло два месяца, а в порт назначения барк все еще не прибыл.
     Стали  предполагать,  что  парусник  попал  в  неблагоприятные  условия
плавания,  задерживается  из-за  сильных  штормов,  а  его  радиостанция  по
каким-то причинам вышла из строя.
     В феврале 1929 г.,  когда беспокойство  за судьбу парусника переросло в
тревогу, Восточно-Азиатская  судоходная  компания запросила  капитанов  всех
судов,  которые  вернулись в Европу  из Южной части  Атлантики и  Индийского
океана.  На  этот  запрос  откликнулись  всего два  капитана --  норвежского
парохода  "Вильям Блюмер" и английского -- "Сити оф Окленд".  Первый из  них
передал в  правление  компании,  что 21 декабря 1928  г. его  радист  принял
сообщение с борта "Копенгагена". Андерсен передавал, что на  борту парусника
все в порядке,  экипаж чувствует себя  хорошо и готовится встретить  в  море
рождество.  Передав  привет  команде   "Вильяма  Блюмера",  датский  капитан
сообщил, что "Копенгаген" направляется в Аделаиду, где примет груз пшеницы и
совершит  плавание в  Европу вокруг мыса Горн. Радиосвязь между судами  была
отличной: "Копенгаген" находился всего  в 100 милях  к северу от норвежского
парохода. Эту передачу с борта парусника также приняла радиостанция парохода
"Сити оф Окленд".
     Оказалось,  что  разговор с норвежцем был последней передачей  с  борта
"Копенгагена". После 21 декабря никто в эфире  его позывных уже не слышал...
Компания  каждый  день  посылала  запросы   в  эфир  через   мощные  станции
Буэнос-Айреса, Кейптауна, Фримантла и через радиостанции судов, находившихся
в океане между этими портами. На продолжавшие поступать  из Дании  запросы о
судьбе  "Копенгагена"  капитаны этих судов, вернувшись  в  европейские воды,
заявляли, что за время плавания между Аргентиной и Австралией парусник им не
встречался...
     Капитаны  английского  парохода  "Гораций"  и  немецкого  "Хейдельберг"
сообщили,  что в  конце  декабря в  южной части Атлантического океана, между
42-м  и  43-м   градусами  они  видели   огромные  айсберги.  Это  сообщение
насторожило  Восточно-Азиатскую  компанию. Действительно,  "Копенгаген"  мог
затонуть  в  результате  столкновения  с айсбергом, а  его  команда  ожидает
спасения где-нибудь на заброшенных и необитаемых островах Южной Атлантики!
     Немедленно был  зафрахтован  английский грузовой пароход "Дюкальен". На
нем  установили  сверхмощный  радиопередатчик.  В  состав  экипажа   входила
специальная поисковая партия  датских добровольцев. Капитану  парохода  было
предписано  пройти  от Буэнос-Айреса до Аделаиды по маршруту  "Копенгагена",
при этом  внимательно наблюдать за морем,  а в случае обнаружения каких-либо
подозрительных плавающих предметов поднять их на борт и доставить в Данию.
     Но  напрасно  наблюдали за морем вахтенные  с "Дюкальена", напрасно  до
рези в глазах всматривались они в монотонно катившиеся  валы  океанской зыби
-- никаких плавающих предметов  замечено не  было. После краткой  стоянки  в
Аделаиде пароход,  пополнив  запасы  угля,  пошел  обратно в  сторону  Южной
Америки. Капитан "Дюкальена" должен  был обследовать острова Крозе и острова
Принца  Эдуарда.  Эти крошечные кусочки суши,  лежавшие в  океане  вдали  от
морских дорог,  тогда  были необитаемы. Лишь изредка сюда  заходили китобои,
охотники  на  тюленей и  гидрографы.  На  этих  суровых  островах  англичане
когда-то   построили  несколько   деревянных   строений   --  пристанищ  для
потерпевших  кораблекрушение,  В  примитивно  сооруженных  домиках хранились
запасы провизии и предметы первой необходимости.
     Когда поисковая  партия  с  "Дюкальена"  высадилась  на  этих скалистых
обломках суши, ее встретил  рокот океанского  прибоя,  сквозь  который можно
было  различить  жалобный  крик тысяч  чаек  да  завывание  ветра  в  темных
базальтовых скалах.
     Домики для потерпевших кораблекрушение были закрыты, запасы  нетронуты.
Поисковая партия вернулась в Данию.
     Шло время.  О "Копенгагене"  по-прежнему  не было никаких известий. Его
таинственное  исчезновение  волновало  не  только   Данию,  но  всю  морскую
общественность  Европы  и  Австралии.  Капитаны  английских  и австралийских
судов, совершавших редкие рейсы в водах, где проходило плавание злополучного
барка,  постоянно  следили  за морем  и  даже  заходили на самые  отдаленные
островки.
     Вслед за "Дюкальеном" правительство Дании направило  в  Южную Атлантику
пароход "Мексико". В команде этого судна находились моряки,  которые  раньше
плавали  на  "Копенгагене".  Отлично  зная парусник,  они  могли безошибочно
опознать его обломки.
     "Мексико" начал поиски  с  точки координат,  откуда Андерсен сообщил по
радио  капитану  норвежского  парохода  "Вильям  Блюмер",  что  его  команда
готовится  встретить рождество. Пройдя по маршруту "Копенгагена" вдоль 43-го
градуса южной широты до островов  Принца  Эдуарда  и  не  обнаружив  никаких
плавающих предметов, капитан "Мексико" решил направить свое судно к островам
Тристан-да-Кунья.
     Велико было удивление моряков парохода "Мексико", когда, прибыв на один
из этих  островов, они  среди  жителей встретили протестантского миссионера,
который поведал им, что видел разыскиваемый ими парусник.
     "Это было вечером 21 января. Да, это  был большой пятимачтовый парусный
корабль  с  широкой  белой  полосой  на  корпусе.  По-моему,  судно  терпело
бедствие. Его  передняя  мачта была сломана.  Корабль медленно дрейфовал  на
север к Восточному острову под одним косым парусом, поставленным между носом
и сломанной мачтой...  На его палубе не было  ни одной  живой  души.  Словно
"Летучий Голландец", корабль прошел мимо нас  на расстоянии примерно 3 миль.
По  моим  подсчетам, он приблизился к  соседнему острову на четверть мили. И
поскольку этот остров с той стороны окружают рифы, уходящие в море на милю с
четвертью,  я был уверен,  что он  оказался в  ловушке. В  ту ночь океан был
неспокоен,  буруны  и сильный прибой не позволили нам спустить на  воду наши
утлые  суда и подойти  к кораблю;  оказавшемуся в  столь гиблом месте. Когда
стемнело, парусник скрылся  с наших глаз. С тех пор мы его больше не видели.
Через  несколько дней волны выкатили на  берег нашего острова странный  ящик
длиной около ярда, шириной и высотой примерно 8 дюймов. Это был очень крепко
сколоченный ящик, окрашенный  в серый цвет. Кроме того, мои туземцы нашли на
берегу  несколько  досок,  соединенных  между  собой  в  "ласточкин  хвост".
Примерно через месяц море прибило  к нашему острову плоскодонную парусиновую
лодку длиной около 30 футов".
     Рассказ миссионера взволновал всю команду парохода "Мексико". Ни у кого
не оставалось сомнений, что речь идет о "Копенгагене". В  тот же день моряки
приступили к  обследованию  рифов,  о  которых  рассказывал  миссионер.  Они
осмотрели каждый камень,  каждую скалу. Но  все было тщетно -- они  не нашли
даже щепки. "Если бы такая махина, как "Копенгагена", погибла на этих рифах,
то весь берег Восточного острова  был бы усеян обломками. К тому же на судне
имелся немалый запас горючего для дизеля, которое наверняка всплыло бы после
гибели корабля, и следы нефти можно было бы легко
     обнаружить на  прибрежных камнях", -- рассуждали моряки. Забрав с собой
на борт парохода загадочный  ящик и доски, соединенные в  "ласточкин хвост",
записав  подробно рассказ миссионера, поисковая партия  "Мексико" прекратила
обследование острова Тристан-да-Кунья.
     Когда  пароход  вернулся  в  столицу  Дании,  рассказ  миссионера  стал
"сенсацией номер один"". Его напечатали почти все газеты страны, передали по
радио. Все были уверены, что 21 января 1929 г. "Копенгаген", терпя бедствие,
подходил к островам  Тристан-да-Кунья. Вероятно, его  команда из-за сильного
волнения не смогла спустить  на воду шлюпки  и  высадиться на берег. Правда,
мало  кто  обратил  внимание на  то обстоятельство, что  даже бывшие  моряки
"Копенгагена"  не  смогли  опознать  "крепко  сколоченный  ящик""  и  доски,
скрепленные в "ласточкин  хвост". Почти  никто не задумался  над тем, почему
миссионер не показал плоскодонную парусиновую лодку.
     Через  неделю  датские газеты  поведали  своим  читателям  о  том,  что
опубликованный ими рассказ миссионера был досужей выдумкой и плодом большого
воображения старика.
     Оказалось,  что  21  января  1929   г.   к   островам  Тристан-да-Кунья
действительно подходил парусный корабль. Но  это был не пятимачтовый корабль
со  сломанной  мачтой,  а четырехмачтовый  финский  барк "Понапе". Он  шел с
грузом  леса из Хельсинки в Австралию.  В  полдень  указанного дня "Понапе",
который, кстати, не  терпел  никакого бедствия  и  не  имел продольной белой
полосы  на  борту,  подошел к Восточному острову и отдал якорь  в 6 милях от
него. Почему  капитан  этого судна решил  сделать  остановку близ  островов?
Почему команда не сошла на шлюпке на берег?
     Дело  в  том,  что  многие  парусники,  плавающие  между  Аргентиной  и
Австралией, в ясную погоду  подходили к  этим островам, чтобы  уточнить свое
место на карте. Ведь после Тристан-да-Кунья до самой Австралии им нужно было
пройти  почти  6000 миль.  А  плавание в  зоне  "ревущих  сороковых"  обычно
проходило при очень плохой видимости. Неделями приходилось идти судоводителю
сквозь штормы, дождь, мглу и туман  по счислению,  т.  е.  пользуясь  только
компасом, лагом и  картой. А как известно, длительное плавание  по счислению
--  дело  рискованное.   Судоводитель  не  всегда   может   определить  силу
действующих на его судно течений. Вот  поэтому,  следуя из Буэнос-Айреса или
Монтевидео на восток,  вдоль пустынных  океанских  дорог, капитаны  нередко,
пользуясь  ясным  днем, подходили к острову  Тристан-да-Кунья и сверяли свои
координаты на карте.  Именно  этим объяснялся, казалось, странный на  первый
взгляд заход "Понапе" на острова.
     Когда  это стало известно капитану "Мексико", он вспомнил, что во время
его  беседы  с  миссионером  туземцы  старались  объяснить,  что  все  мачты
виденного ими  парусника были целы и что судно они заметили не вечером, а  в
полдень.
     Все эти противоречивые обстоятельства, рассказ миссионера, таинственный
серый ящик, парусиновая  плоскодонная лодка  создавали  странную  путаницу в
этом  деле. А  вдруг "Копенгаген" все  же подходил  к острову сразу же после
"Понапе"? А если он  затонул, отнесенный течением в сторону острова? Датчане
еще раз зафрахтовали пароход и обследовали острова Тристан-да-Кунья. Но и на
этот раз докопаться до истины не удалось.
     Прошел  почти  год.   За  это   время  по  маршруту,  которым  следовал
"Копенгаген", прошло немало судов. Зная о назначенной датским правительством
награде  тому,  кто обнаружит какие-нибудь предметы с пропавшего  парусника,
капитаны этих судов  внимательно следили за морем. Но за год не было найдено
ни одного обломка.
     Правительство  Дании, не  имея  никаких  сведений о корабле,  назначило
официальную комиссию экспертов.  Как  и водится  в  подобных случаях,  в нее
вошли   самые   опытные    капитаны,   служившие   на   парусных   кораблях,
кораблестроители, профессора, метеорологи, бывшие офицеры "Копенгагена". Все
без  исключения  дали  высокую оценку  мореходным  качествам  "Копенгагена",
прекрасную характеристику его  капитану  и помощникам. Прошли недели  работы
этой комиссии, но  она не  смогла  высказать ни одного сомнения в  отношении
проекта судна.
     Интересно, что комиссия  допросила одного из  практикантов, который  за
день  до  выхода  "Копенгагена"  в последнее  плавание списался  с  судна  в
Буэнос-Айресе по семейным  обстоятельствам. Он  признался,  что  с  тоской в
сердце покидал  корабль, что  перед  тем как  он его  оставил,  на борту был
полный  порядок,  судно было  в  идеальной  готовности  к трудному плаванию,
капитан позаботился о всех мелочах.
     Помимо капитана Андерсена, на борту судна  было пять офицеров,  один из
которых  исполнял  обязанности  радиста,  два механика,  моторист,  плотник,
парусный  мастер,  кок,  пекарь, буфетчик и 45  кадетов -- всего 59 человек.
Причем  все кадеты уже имели  опыт плавания на парусном судне, девяти из них
было присвоено звание матросов первого класса.
     15 октября 1929 г. в Копенгагене проходило последнее заседание комиссии
по расследованию исчезновения барка.
     Президиум  комиссии  --  контр-адмирал Колдт,  капитан  Эгенс,  капитан
Штабель,  капитан третьего  ранга Шульц  -- под председательством профессора
Кукла еще раз просмотрел толстое дело.
     "Последний  день в  Буэнос-Айресе. Барк  на внешнем  рейде,  готовый  к
отходу в Австралию... Принято  698 т песка для балласта, осадка на миделе --
5,21  м...  Водоизмещение судна 5159  т. Метацентрическая высота  91,5 см...
Отличная   остойчивость.  Балласт   размещен   идеально.   Судно   полностью
укомплектовано командой. Радиостанция исправна...".
     Председатель  комиссии  объявляет  решение:  "Означенный  выше  учебный
парусный корабль, пятимачтовый барк "Копенгаген", имея  на борту 59 человек,
совершая очередное плавание из аргентинского порта Буэнос-Айрес в Австралию,
погиб  ввиду  действия  непреодолимых сил стихии  и  непредвиденных  на море
случайностей. При  этом судно потерпело  бедствие настолько  быстро, что его
команда не  смогла ни передать в эфир радиосигнал бедствия SOS, ни  спустить
на воду спасательные шлюпки или плоты".
     Что  же повлекло за собой столь быстрое затопление судна? Почему радист
не  успел  передать   даже   сигнал  бедствия?  Какова  была  причина  такой
непредвиденной и быстрой гибели "Копенгагена"?
     Большинство   специалистов   торгового   флота   Дании   считали,   что
разбушевавшаяся стихия  не  могла явиться  причиной  затопления  корабля.  В
случае неожиданно налетевшего шквала  или урагана "Копенгаген" мог  потерять
мачты, но все равно  остался бы на плаву... В  этом случае хотя бы часть его
команды  смогла бы добраться на шлюпках до ближайших островов.  Если даже во
время шторма судно потеряло все спасательные шлюпки, то, имея запас провизии
и  воды,  команда  могла  оставаться  в  безопасности  на  потерявшем  мачты
паруснике  длительное время.  Не  следует  забывать,  что  "Копенгаген" имел
мощный вспомогательный  двигатель и  мог добраться до  ближайшей  суши. Если
даже его двигатель  вышел из строя, стальное прочное  судно не  должно  было
затонуть.  Течение наверняка прибило бы его к берегу. Поскольку корпус барка
не  был  обнаружен,  специалисты  считали,  что   "непредвиденными  на  море
случайностями" явилось  столкновение  с айсбергом. Да, это вполне  вероятно.
Представьте себе.
     Ночью...  Под  наглухо   зарифленными   парусами,  подгоняемый  сильным
западным штормом с дождем  или снегопадом, "Копенгаген" идет со скоростью 16
узлов. Ни  впередсмотрящие, ни  наблюдавшие за морем с марсовой площадки, ни
вахтенный  помощник  капитана, возможно, не заметили на  таком ходу айсберг,
оказавшийся по курсу судна...
     Возможно, "Копенгаген" постигла  участь  "Титаника".  С полного хода он
врезался  в  плавающую  ледяную  гору,  подводный  выступ которой,  как  зуб
исполинского чудовища, прорезал его корпус ниже ватерлинии. Вода устремилась
в  узкую  длинную  пробоину,  заполняя  одновременно  все  трюмы  барка.  От
столкновения с айсбергом  могли рухнуть все  пять мачт  судна. В  абсолютной
тьме  палуба  корабля  могла  напоминать  чудовищный  лабиринт  из  стальной
паутины... Спуск шлюпок на воду при сильном волнении стал невозможен... Вода
быстро затопила все отсеки судна -- оно скрылось  в волнах  у белой холодной
стены  гигантского  айсберга  через  каких-нибудь 20  минут...  Может  быть,
кому-либо из  команды и удалось вовремя покинуть тонущий корабль и уцепиться
за плавающий обломок или взобраться потом на всплывший спасательный плот. Но
недолго, наверное, смог человек продержаться на открытом плоту среди ледяных
волн разбушевавшейся стихии.
     Именно  так представляли  себе последние  минуты  "Копенгагена"" старые
моряки,  плававшие  на парусниках в этих суровых водах.  Они были согласны с
тем, что именно айсберг  стал причиной гибели этого  прекрасного  корабля, и
разделяли мнение комиссии, расследовавшей это дело.
     Но со временем  все дела  проясняются... Так случилось  и в  загадочной
истории исчезновения "Копенгагена".
     С момента последнего заседания комиссии по расследованию  причин гибели
"Копенгагена"  прошло почти  два года. За  это  время  по-прежнему  не  было
обнаружено  никаких   обломков,   которые   могли  бы  оказаться   остатками
исчезнувшего  корабля. Это обстоятельство еще раз укрепило мнение, что  барк
затонул  на  большой  глубине  в безбрежных  просторах океана  в  результате
столкновения  с айсбергом. Но вот в своей формулировке комиссия ошиблась. То
место  в  заключительном  слове,  где  говорилось:  "его команда  не  смогла
спустить на воду спасательные шлюпки", оказалось ошибочным.
     В  конце  1932  г.   недалеко  от   побережья  Юго-Западной  Африки,  в
раскаленных  песках  пустыни   Намиб  нашли   семь  человеческих   скелетов.
Английская экспедиция ученых  определила, что, судя  по строению черепа, это
были европейцы. На обрывках одежды, сохранившихся на скелетах,  ученые нашли
медные пуговицы с якорями.
     Через  некоторое  время,  когда  пуговицы  были  доставлены  в  Лондон,
специалисты установили по рисунку якоря с  обнесенным  вокруг  него канатом,
что они с формы кадетов торгового флота Дании.
     Выяснилось,  что  местные  жители-африканцы в том же  районе  побережья
нашли разбитую деревянную шлюпку, но название, написанное на ней, они уже не
помнили.
     На  этот  раз  у   владельцев  Восточно-Азиатской  судоходной  компании
сомнений  не  осталось. Ведь  до 1932  г. других катастроф с учебными судами
Дании не отмечалось. Значит,  шлюпка с "Копенгагена" была все же  спущена  и
достигла берега. Может быть, удалось спустить не  одну, а все четыре шлюпки.
Но  они,  наверное,  не  добрались  до берега.  Те, кто  достиг  пустынного,
выжженного солнцем побережья Африки, умерли от жажды  и голода в раскаленных
песках пустыни Намиб.
     И хотя причина исчезновения  "Копенгагена" может быть теперь объяснена,
имя этого великолепного корабля  нашего времени, одного из последних могикан
парусного флота, занесено в "Красную книгу" No 14 Ллойда.
     0x01 graphic
     
     Почему утонул "Корабль Адмиралов"
     Было время,  когда линейный 108-пушечный  корабль  1  ранга Британского
королевского флота  "Ройял  Джордж" англичане называли "кораблем  знаменитых
адмиралов".  Спущенный  на  воду  в  1747  г.,  он  олицетворял  собой  мощь
британского флота, был исключительно прочным, красивым  и  быстрым кораблем.
На  его   стеньгах   развевались  штандарты,  стяги  и   вымпелы  выдающихся
флотоводцев Великобритании  --  адмиралов Ансона, Боскауэна, Хаука, Роднея и
Хоува.  Как  флагман  он участвовал  во  многих  морских сражениях,  не  раз
одерживая  блестящие  победы.  В одном из  поединков он ядрами  своих  пушек
отправил на дно французский 70-пушечный линейный корабль "Сюперб", в  другом
-- прижал к берегу и поджег 64-пушечжый "Солейл Рояль".
     Прослужив,  как  говорится,  "верой  и  правдой"  своему королю  три  с
половиной десятка лет, "Ройял Джордж" -- этот старый, видавший виды "морской
волк",  -- затонул, стоя на якоре в тихой гавани, среди ясного  дня. Он унес
на морское дно почти тысячу человек -- корабль скрылся под водой так быстро,
что ни один из  трехсот кораблей портсмутской эскадры не успел даже спустить
на воду вельбота. Вот как это произошло.
     В   последних  числах  августа  1782  г.  "Ройял  Джордж"  под   флагом
контр-адмирала  Ричарда  Кемпенфельда прибыл  на  Спидхедский  рейд и поднял
сигнал, что  ему необходимы мелкий ремонт,  вода,  ром  и провизия.  Корабль
направлялся  в Средиземное море,  где  должен  был  встретиться с английской
эскадрой.  Требовалось перебрать малый кингстон правого борта,  пропускавший
воду.  Такая  работа, как правило,  производилась на плаву  при  кренговании
судовыми средствами. Неисправный кингстон находился на метр ниже уровня воды
в  средней  части  корпуса, и, чтобы накренить корабль  до  нужного градуса,
требовалось выдвинуть все  орудия левого  борта  в пушечные порты, а  орудия
правого борта откатить внутрь, к диаметральной линии судна.
     Кренгование стоявшего  на якоре "Ройял  Джорджа" начали  рано утром  29
августа при полном штиле. Правый борт полностью обнажился до скулы, при этом
пушечные  порты  левого  борта  оставались  открытыми  и  нижние  косяки  их
находились в 5 -- 10  см от  уровня  воды. Высота борта корабля на миделе от
киля  до  фальшборта  верхней палубы составляла 19  м,  осадка  --  8м. Пока
корабельные  плотники  со  шлюпки перебирали  кингстон, к  флагману  подошли
лихтер  и шлюп. Первый доставил "Ройял Джорджу"  запас рома в бочках, второй
-- провизию и воду.
     В это время на  борту  корабля находилось, помимо  900 членов  экипажа,
около 300 гостей,  в основном женщины и дети, которым разрешено было прибыть
на борт, чтобы  перед  дальним  плаванием повидаться  со  своими  мужьями  и
отцами.  На  корабле было и  человек  150  незваных  гостей --  проститутки,
менялы,  шулера, торгаши  и  прочие  "береговые акулы",  которые никогда  не
замедляли появиться  на  английских военных кораблях, уходящих в море, чтобы
заполучить пару золотых монет из аванса, полученного командой.
     Пока перегружали на "Ройял Джордж" ром и провизию, большинство матросов
и  гостей находились  на двух нижних  палубах.  Контр-адмирал Кемпенфельд  в
своей каюте на корме писал приказ.
     Кингстон вскоре починили,  но корабль  не  выпрямили. Случайно один  из
корабельных  плотников  заметил, что крен  корабля слегка увеличился  и вода
тоненькими  струйками  стала вливаться через нижние косяки открытых пушечных
портов на  нижнюю  палубу левого борта.  То ли  Это  произошло  от того, что
корабль накренился, когда с левого борта поднимали  бочки с  ромом, то ли от
того, что матросы катили эти  бочки по палубе накренившегося борта.  Плотник
прибежал на шканцы и доложил старшему вахтенному офицеру, что вода поступает
через открытые нижние порты и  скапливается по  левому борту  нижний палубы.
Корабельный  плотник  просил  офицера  дать  немедленную  команду  выровнять
корабль. Но старший  вахтенный офицер,  назначенный на "Ройял Джордж"  всего
пару месяцев назад, услышав это, прорычал: "Убирайся  со шканцев и занимайся
на палубе своим делом!" Плотник скатился с офицерского трапа и побежал снова
на нижнюю палубу. Там он увидел все ту же  картину: вода лилась через  порты
внутрь  корабля.  Она  уже  доходила до  колен.  Понимая  опасность, плотник
побежал вновь  на шканцы, где увидел  третьего лейтенанта корабля. Он уже не
говорил, а почти кричал офицеру:
     "Простите, сэр! Но  корабль  в  опасности!  Ему грозит гибель!"  Третий
лейтенант обошелся с  плотником более  любезно: он успокоил  его и предложил
оставить шканцы,  куда  рядовым матросам вход  был заказан. Лейтенант понял,
что дело  принимает  серьезный  оборот. Однако  он не  хотел  показать,  что
действует по его  совету. Как только плотник ушел,  он приказал  рассыльному
вызвать барабанщика на палубу и дать сигнал к выпрямлению корабля.
     Команда,   услышав   барабанную  дробь,  побежала  строиться  к   своим
орудиям... И  то ли из-за того,  что  большинство матросов бежало по левому,
нижнему  борту,  то  ли из-за  неожиданно налетевшего  порыва ветра,  "Ройял
Джордж" накренился еще больше и черпнул воды всеми портами нижнего дека.
     "Ройял Джордж"  начал валиться на бок. По мере увеличения  крена,  все,
что на  его трех палубах не было  закреплено, стало сдвигаться,  катиться  и
ползти на левый борт. Спустя буквально полминуты, когда крен превысил 45°, в
сторону  левого борта  начало скатываться  и то, что  было плохо закреплено:
дубовые станки тяжеленных  бронзовых пушек,  огромные  ядра, бочки с  водой,
уксусом и ромом. Палубы "Ройял Джорджа" огласились криками, женскими воплями
и плачем детей, повсюду слышался треск и грохот. Инстинктивно люди бросились
на высокий, правый борт  корабля, но лишь немногие сумели доползти по быстро
кренившимся палубам, по которым  вниз  с грохотом рушились  одно  за  другим
орудия и ящики, до поручней борта.
     Очевидцы,  а  их были  тысячи,  потом  свидетельствовали,  что  все это
произошло  в течение одной, от  силы --  полутора  минут. Тремя  высоченными
мачтами "Ройял  Джордж" лег на воду  и в  течение следующей  минуты затонул.
Погружаясь  на дно,  он увлек  с  собой  ошвартованный  по его левому  борту
ромовый лихтер "Ларк".
     По официальному отчету Британского Адмиралтейства, цифры которого, надо
полагать, были  занижены,  эта  катастрофа  унесла  900 человеческих жизней,
включая жизнь контр-адмирала  Кемпенфельда. Спаслись  те,  кто  смог  быстро
выбраться  из  помещений, расположенных по  левому борту корабля, на палубы,
добраться  до  фальшборта  правого  борта  и  перелезть   на  оказавшийся  в
горизонтальном  положении  борт.  Спаслось всего 200  --  300  человек.  При
погружении корабль снова  принял вертикальное положение и лег на грунт килем
и вновь, уже под водой, повалился на 30° на левый  борт. Над водой  остались
три  торчавших  под углом стеньги "Ройял Джорджа". Благодаря этому некоторые
из спрыгнувших с правого борта  при погружении корабля смогли  найти на  них
спасение. Среди спасенных была только одна женщина и один мальчик.
     Так  бесславно, по глупости одного офицера, закончилась карьера боевого
корабля-ветерана, "корабля знаменитых адмиралов". Эта чудовищная  катастрофа
стала черным днем не только для Портсмута, главной базы Королевского  флота,
но  и  для всей Англии.  Лорды  Адмиралтейства должны  были объяснить народу
страны, почему за две минуты погибло почти 1000 человек.
     Небезынтересно отметить,  что известный  русский  мореплаватель  В.  М.
Головнин в 1821 г., будучи флота капитан-командором. перевел на русский язык
книгу английского адмирала Дункена "Описание примечательных кораблекрушений"
и в разделе, касающемся гибели "Ройял Джорджа", заметил:
     "Из  описания  видно,   что  это  несчастное  и  до  того   неслыханное
происшествие  случилось  от  крайнего  небрежения и беспечности корабельного
командира и офицеров. Но  должно  признаться, что на многих военных кораблях
не обращают надлежащего  внимания и не принимают  нужной осторожности, когда
порты нижнего дека бывают открыты.  Я часто видал,  что когда корабль  стоит
при  течении  на якоре всем  лагом к ветру, и нижние порты подняты, тогда на
палубе  иногда нет ни одного человека. На военных кораблях так  много людей,
что стыдно не иметь часовых  у портов, когда они  открыты. Надобно поставить
за непременное правило, чтобы под парусами или на якоре в свежий ветер иметь
по человеку у каждого  порта, а в  тихий по одному человеку у двух портов, и
люди эти отнюдь  не  смели бы отходить от  своих постов.  Скажут,  что такие
случаи могут  быть  весьма  редки; правда, что они очень  необыкновенны,  но
затем когда уже случатся, то какие бывают последствия?"
     В чем же крылась причина гибели "Ройял Джорджа"? Хотя об этом  из  ряда
вон выходящем  инциденте написаны десятки книг и статей,  сейчас, спустя два
столетия, едва ли можно выявить досконально все обстоятельства и подробности
происшествия.   Английские  авторы,   писавшие   о   катастрофе,  во  многом
противоречат друг  другу. Например, толком никто не знает, в какое время дня
произошла эта трагедия.  Одни считают, что рано утром перед подъемом  флага,
другие  --  во  время  обеда. Первые  объясняют причину,  почему корабль  не
выпрямили сразу же после исправления кингстона, следующим образом.
     Когда, после сообщения плотника о грозившей опасности, вахтенный офицер
сказал  командиру  корабля,  что корабль  пора  спрямлять,  последний  якобы
ответил: "Ничего, сейчас без четверти восемь, спрямим корабль одновременно с
подъемом флага и брам-реев. Прикажите расставить команду по орудиями.
     В те времена на  кораблях, стоящих  на рейде,  на ночь  одновременно со
спуском  флага спускались брам-реи, а утром снова поднимались одновременно с
подъемом  флага  и ставились  в горизонтальное  положение.  Видимо, командир
"Ройял Джорджа" хотел этот  обычный маневр дополнить и эффектным спрямлением
корабля. Таким образом, время было  упущено, а когда команда, разбегаясь  по
местам,  бежала  по  тому  борту,  на  который  корабль  был накренен,  крен
увеличился еще больше и открытые пушечные порты  ушли  под  воду... А  может
быть в эту минуту налетел порыв ветра, что увеличило крен. Кто знает?
     Другие английские источники сообщают, что все это происходило не утром,
а днем, во время обеда.  Тем не  менее, независимо от времени  дня, наиболее
распространенная версия о причинах катастрофы -- это та, что корабль черпнул
открытыми пушечными портами воду и потерял остойчивость.
     Наиболее  подробное описание версии о потере остойчивости можно найти в
изданном в Англии четырехтомнике под названием "Море", который был составлен
Ф. Уимпером.  Эта  же  версия положена в основу поэмы  Каупера "Toll for the
brave".
     Существует  и другая  версия гибели "Ройял  Джорджа" (ее  следовало  бы
считать первой, так как  она  появилась  сразу же после катастрофы). Это так
называемая  версия о "сухой гнили", и авторами ее  являются  члены трибунала
британского  адмиралтейского суда,  разбиравшие  обстоятельства  катастрофы.
Коротко она сводится к следующему.
     Стоявший на  якоре  "Ройял  Джордж"  не мог затонуть по причине  потери
остойчивости, вызванной попавшей в открытые порты водой, так как стоял носом
к  бризу  и  крен его на  левый борт  составлял  всего  7°, чего было вполне
достаточно, чтобы оголить неисправный  кингстон.  Корабль  за  35  лет своей
службы настолько было  охвачен "сухой гнилью", что его корпус потерял всякую
прочность ив  тот злополучный день 29 августа на Спитхедском рейде из  днища
корабля выпал  огромный кусок -- в образовавшуюся пробоину, площадь  которой
составляла  почти  треть площади подводной  части  корпуса, хлынула  вода  и
корабль камнем пошел ко дну.
     Самая последняя фраза  приговора трибунала  по "Ройял Джорджу"  гласит:
"Это   подтверждается   точными   фактами,   которые   у   членов  трибунала
адмиралтейского суда не вызывают спора или сомнения".
     Данное  трибуналом  объяснение   "теории   сухой   гнили"   снимало   с
командования  корабля,  эскадры, флота и самого Адмиралтейства обвинения  по
поводу  катастрофы  -- происшествия, при учитываемых  обстоятельствах,  даже
скандального. При этом  вина  как  бы  перекладывалась на  головы  тех,  кто
отвечал за состояние корпуса  корабля и качество его последнего ремонта,  т.
е.  на гражданских чиновников, которые руководили докованием "Ройял Джорджа"
на частной верфи, Хотя эта версия являлась выводом солидной комиссии и  была
обнародована  как  "Заключение  трибунала   адмиралтейского   суда",  моряки
Королевского флота  Англии  в нее не  верили. Во-первых, с кораблей эскадры,
стоявших  вокруг "Ройял Джорджа",  видели,  как  он  повалился на  бок и лег
мачтами на воду. Этого наверняка бы не  произошло, если бы одна третья часть
днища корабля (пускай даже где-то слева, у  скулы) отвалилась, упала на дно,
-- в этом случае корабль затонул бы прямо, без крена. Конечно, "сухая гниль"
в корпусе  "корабля адмиралов" имелась, так же  как  в  корпусах  почти всех
английских военных  кораблей того  времени,  но  не в  такой степени,  чтобы
"часть днища  выпала".  Этому  наверняка должны  были предшествовать сильные
течи  корабля  задолго до  его гибели. Известно, что "Ройял Джордж"  не  раз
садился  на мель, и если уж "сухая гниль" была  столь сильно распространена,
то "огромный кусок  днища" отвалился  бы  именно при одном из  таких касаний
грунта.
     Одним из  самых веских аргументов,  ставящих  под сомнение  эту версию,
является хотя бы факт, что адмиралтейство провело осмотр корпуса затонувшего
корабля лишь  спустя четверть века. Это говорит  о том, что водолазы увидели
бы  "огромный  кусок днища" на  своем  должном  месте.  В  1817  г., проведя
подводное обследование, власти  Портсмутского порта сообщили: "Корабль лежит
на  грунте носом на  вест-зюйд-вест с  большим креном  на левый борт. Корпус
корабля во многих местах изъеден червями и сильно оброс водорослями".
     А вот  как  объясняет  причину  гибели  "корабля  адмиралов"  известный
английский   кораблестроитель   К.   Барнаби  --   почетный   вице-президент
Королевского общества кораблестроителей. Он соглашается, что  корабль  стоял
на якоре носом к возможному направлению бриза, и допускает, что был накренен
всего на 7°,  этого  было  вполне достаточно,  чтобы  со  шлюпки  можно было
починить  кингстон.  Барнаби  утверждает,  что   корабль   затонул,  получив
дополнительный крен  из-за неожиданно налетевшего ветра. Но самым интересным
был вывод его исследования: гибель "Ройял Джорджа" произошла из-за того, что
он был  накренен именно на левый борт  и  что он бы  не затонул, если бы его
кренговали на правый борт. Объясняет он это следующим образом.
     Скорость  ветра при его неожиданных порывах  может возрастать  вдвое по
сравнению с его  средней скоростью. В связи с вращением Земли против часовой
стрелки  и незначительного трения  воздуха в верхних  слоях атмосферы порывы
ветра   отклоняются   на   несколько  градусов  против  часовой  стрелки  от
первоначального угла. Опытные яхтсмены знают, утверждает  он, что при порыве
ветра,  действующего  на  паруса   яхты,  идущей   левым  галсом,  его  сила
прилагается спереди, а на яхту, идущую правым галсом, -- ближе к траверзу. В
случае с "Ройял Джорджем" при порыве ветра корабль еще  больше наклонился на
левый борт.
     В своей  книге "Некоторые  кораблекрушения и  их причины"  К.  Барнаби,
описывая гибель  "Ройял Джорджа",  приводит аналогичный  случай. Он говорит,
что в двадцатые годы ему  довелось быть в  Бразилии  и однажды он на катере,
пересекая бухту  Рио-де-Жанейро, заметил  бразильский пассажирский  пароход,
который  грузили  через  бортовые порты. На следующее  утро он  увидел  лишь
верхушки мачт  парохода, торчавшие из воды. Судно должно  было отойти  в тот
день, и  все его офицеры и команда проводили на берегу свой последний вечер.
Погрузка угля в те годы  в  Рио проводилась бригадами португальских рабочих.
Они грузили уголь, как им было приказано, до тех пор, пока открытые бортовые
порты не стали почти  вровень  с  водой. Волна от  проходившего  мимо  судна
оказалась достаточной, чтобы качнуть этот пароход так, что он зачерпнул
     воду  угольными  портами, нижние кромки которых  оказались под водой, и
судно затонуло.
     Но  вернемся к затонувшему "Ройял Джорджу".  Он лежал на глубине  19 м.
Первые  водолазные работы на нем англичане провели в 1839 -- 1840  гг. Тогда
подняли семь бронзовых пушек общим весом 15 т, десятки чугунных  ядер, около
10 т меди, много дерева, посуду, человеческие черепа и кости.
     Позже на поверхность извлекли корабельный  колокол, который повесили на
колокольню портовой церкви  Портсмута. Особый интерес для искателей  морских
реликвий  представляла флагманская  каюта  корабля.  Оттуда  достали большое
серебряное  блюдо  и  ложку,  глиняную  трубку,  корабельную печать.  винную
бутылку, чашку,  пистолет, серебряную пряжку от ботинка, кусок адмиральского
палаша, медаль и  даже золотое кольцо, снятое со скелета адмирала, погибшего
на боевом корабле, но не в бою.
     Казалось бы, на  этом  рассказ  о "корабле знаменитых  адмиралов" можно
было бы и закончить. Но...
     В 1840 г. подняли  с затонувшего корабля ствол старинной пушки. Отлитый
из мягкого  железа с  набитыми на  него 33 металлическими обручами, он  явно
относился к более ранней эпохе и не мог быть с "Ройял Джорджа". Потом на дне
бухты  обнаружили еще несколько  таких  же  стволов и один ствол  из бронзы,
который  совсем не  похож  на те,  что  поднимали  ранее. Дальнейшие  поиски
привели  к  тому, что  рядом с  "кораблем  знаменитых  адмиралов" обнаружили
полуразвалившийся - и затянутый илом корпус старинного  затонувшего корабля.
Тут-то историки и вспомнили еще об одной драме на Спидхедском рейде, которая
произошла задолго до гибели "Ройял Джорджа". Найденным на дне бухты кораблем
оказался  "Мери Роз", построенный  в 1536  г.,  -- один из  самых больших  и
мощных военных  кораблей английского короля Генриха VIII. Тогда этот корабль
по  своему  типу  являлся новинкой:  при водоизмещении  700 т  он  имел  три
сплошных палубы, на которых была установлена  мощная по тому времени осадная
артиллерия  -- 39 больших  орудий  и 53  малых, предназначенных  для ведения
морского боя.
     Но, пожалуй, самым интересным оказалось то, что "Мери Роз"" погиб также
без   боя,  в  гавани,  на   виду  всей  английской  эскадры,  из-за  потери
остойчивости.   Поднятые    историками   архивы   напомнили   уже    забытые
обстоятельства гибели "Меря Роз".
     11  июля  1545  г. английский король Генрих  VIII прибыл из  Лондона  в
Портсмут  для   смотра  своей  эскадры,  которая  готовилась  дать  сражение
французскому флоту,  приближавшемуся  к берегам Британии. Осмотрев  корабли,
король остался очень доволен кораблем "Мери Роз", который только что вошел в
строй  после  значительной  переделки,  и  его  капитаном  Джорджем  Кэйрви.
Известно,  что  Генрих VIII присвоил ему звание вице-адмирала и, сняв с себя
золотую боцманскую дудку  на золотой цепи -- знак отличия власти Высочайшего
Лорда Адмирала,  -- повесил ее на  шею Кэйрви. Во время торжественного обеда
на  борту  флагмана  "Грейт  Генри"  королю  доложили,  что  флот  французов
приближается  к Соленту.  Генрих VIII  приказал  своим  адмиралам выходить в
море, а сам съехал на берег.
     Как  только по команде  вновь испеченного вице-адмирала  на  "Мери Роз"
поставили брамселя,  корабль неожиданно  начал  крениться на борт, потом лег
плашмя  на воду мачтами и через  две минуты затонул. Известно,  что при этом
море было спокойным и  дул умеренный зюйд-вест. Из 700 находившихся на борту
моряков  и  солдат морской  пехоты спаслось всего 40.  Видимо,  92 пушек для
этого корабля оказалось многовато, и в  погоне за увеличением артиллерийской
мощи "Мэри Роз" король забыл  о значении метацентрической высоты. Потом уже,
спустя  два  века, определили,  что  на этом  корабле нижние кромки пушечных
портов нижней палубы находились всего  в 16 дюймах от уровня воды. Вероятно,
когда  корабль  начал  крениться,  часть  пушек  одного  из  бортов  была не
закреплена и они съехали одновременно на противоположный борт, что и привело
к опрокидыванию судна.
     С тех пор как на  затонувшем "Ройял Джордже" стали проводить водолазные
работы, которые ведутся и поныне, английским подводным археологам приходится
ломать голову: какая из находок относится к "кораблю  знаменитых адмиралов",
а какая  -- к "Мери Роз". С середины прошлого века Спидхедский рейд сделался
своего рода "водолазным полигоном". Здесь  испытывались и совершенствовались
различные системы  подводных колоколов,  водолазных скафандров  и  подъемных
приспособлений.  Началось с подводной охоты за  бронзовыми пушками кораблей,
представлявшими  раньше немалую  ценность,  а  позже,  с развитием подводной
археологии, когда "сувениры  моря" вошли в моду, водолазы не брезговали даже
кусками дерева и человеческими костями...
     До  сих  пор на дне  Спидхэдского рейда покоятся останки двух кораблей,
трагическая гибель которых красноречиво свидетельствует об огромном значении
понятия "остойчивость кораблям.
     Мимоза Нуармутье
     Легендарный  "Титаник",  стяжавший  себе  мрачную   славу   в   истории
судоходства  трагической  гибелью  полутора  тысяч человек, считался  в свое
время самым большим пароходом в мире. Его водоизмещение составляло 66 000 т,
длина 268 м, ширина 33 м, высота борта 36 м.
     Пароход, о  котором пойдет  речь,  вполне можно  было бы  перевезти  на
"Титанике",  поставив   поперек  палубы:   его   длина  была  меньше  ширины
"Титаника"...  Назывался этот  пароход "Сен-Филибер".  Водоизмещение  189 т,
длина 32,1 м, ширина 6 и высота борта 2,61 м.
     "Сен-Филибер"  --  этот  пигмей в печальном  реестре  летописей морских
катастроф  -- унес  15  июня 1931 г. на  морское дно полтысячи человек,  что
составляет одну треть жертв "Титаника".
     "Сен-Филибер"  построили  в 1923 г. на  верфях Сен-Назера во Франции по
заказу "Нантского общества судоходства". Это  было  экскурсионно-прогулочное
судно озерного типа.  Тупоносое, почти плоскодонное, с одной трубой  и одной
мачтой.  Почти  от бака до самой кормы  его главная палуба была занята двумя
пассажирскими салонами первого и второго классов. Над салонами была еще одна
открытая палуба со скамейками для экскурсантов. Хотя мощность паровой машины
"Сен-Филибера" составляла всего 23 л. с., его  труба возвышалась над палубой
на 8 м.  Это вместе  с  высоко расположенной,  походившей на будку кассирши,
рулевой рубкой делало пароход похожим на буксир.
     Несмотря  на  свои  скромные  размеры  и  тоннаж,  "Сен-Филибер""  имел
свидетельство на перевозку 500 пассажиров.  Как могло случиться, что  такому
небольшому по размерам судну выдали такое свидетельство? На этот вопрос вряд
ли кто теперь сможет дать ответ. Во Франции до сих пор стараются умалчивать,
об этом  скорбном происшествии, поскольку эта  катастрофа  --  одна из самых
мрачных страниц в  истории судоходства страны. Владельцам пароходства хорошо
было  известно, что когда "Сен-Филибер"  отваливал  от причала  и  пассажиры
собирались на одном  борту, чтобы  видеть провожающих,  крен парохода в  эту
сторону достигал почти 10°. Но поскольку "Сен-Филибер" в основном  плавал по
реке, власти классификационного общества "Бюро Веритас" с этим мирились.
     Восемь лет "Сен-Филибер" обслуживал регулярную  пассажирскую линию Нант
-- Сен-Назер.
     Однажды летом 1931 г. дирекция одной ткацкой фабрики Нанта обратилась к
владельцам "Сен-Филибера" с просьбой нанять  пароход на воскресенье  15 июня
для экскурсии  на Нуармутье --  большой живописный остров,  расположенный  в
Бискайском заливе  в 15 милях от устья Луары,  что славился  своими дубовыми
рощами и мимозами. "Нантское общество судоходства" согласилось снять на один
день пароход с линии и продало дирекции фабрики 500 билетов.
     Воскресное  утро  15  июня  1931  г.  не  обещало  экскурсантам  ясного
солнечного  дня.  Это  была  та  погода,  которую французы  называют "четыре
времени года за день".
     Перед рассветом моросил мелкий дождь, потом он кончился, и задул ровный
юго-восточный бриз, который согнал в сторону залива  облака и дал,  наконец,
солнцу возможность порадовать обитателей Нанта.
     Несмотря на ранний час, на речной пассажирской пристани собралось около
трех тысяч человек провожающих. Семьи ткачей пришли проводить своих близких,
отправлявшихся  в интересную поездку. Среди шума  и веселья толпы то  и дело
слышались   наказы:   "Привезите  мимозу!"   "Не   забудьте  мимозу,  мимозу
Нуармутье!"
     Ровно в 7 часов  убрали сходню, и  "Сен-Филибер"  отошел  от  пристани.
Через  три с  половиной  часа  хода пароход  в Сен-Назере  сделал  небольшую
остановку  и  снова двинулся  вниз  по  реке.  Ветер, дувший от  юго-запада,
перешел к  югу и усилился. Пароход еще не вышел в залив, а его уже качало на
крутых мутных волнах Лауры. У многих экскурсантов началась морская болезнь.
     Наконец, через два часа, судно привалилось к  деревянному пирсу острова
Нуармутье. Пассажиры, взяв с собой корзины с припасами и одеяла, отправились
на  пикник в дубовые рощи Нуармутье  за мимозой. Прошло  часа три. К полудню
южный  ветер  усилился,  и  капитан  "Сен-Филибера"  Олив  поспешил  выйти в
обратный рейс.
     Около тридцати  пассажиров, которые укачались  по  пути из  Сен-Назера,
предпочли остаться на острове. Они решили дождаться отлива и по узкой дамбе,
которая соединяла остров с материком, добраться домой пешком.
     Когда  пароход отошел от пирса, ветер задувал уже  с запада. Со стороны
Биская  он гнал к устью  реки "барашки". Погода ухудшалась с  каждым  часом.
Едва  пароход вышел  из-за прикрытия острова, ветер обрушился  на его  левый
борт. Через фальшборт в окна салонов летела белая пена, сорванная с верхушек
волн.
     Пароход раскачивался все сильнее и сильнее.  Из-за  небольшой осадки  и
высокой палубной настройки "Сен-Филибер"  дрейфовал под ветер. Все труднее и
труднее  было удерживать его  на  курсе,  хотя паровая  машина  работала  на
предельных оборотах.
     Расстояние  от северной оконечности Нуармутье до мыса Сен-Жильда, что у
южного  края  эстуария  Луары,  сравнительно  небольшое.  Обогнув  этот мыс,
"Сен-Филибер" имел бы  ветер с кормы  и,  подгоняемый  им, быстро бы вошел в
устье реки. Но, огибая Сен-Жильду, пароход подставил ветру весь левый борт и
накренился  еще сильнее.  Большая  волна  выбила  несколько стекол  в салоне
первого класса. Находившиеся там пассажиры испугались  и бросились из салона
на  палубу  подветренного  борта.  Этого  оказалось  достаточно,  чтобы  уже
накренившийся  на правый  борт  пароход накренился еще  больше и не смог уже
выпрямиться.
     "Сен-Филибер"  лег на воду бортом  и был  накрыт набежавшей волной.  Он
исчез под  водой меньше чем  за  минуту... Там, где только что был пароход с
500 пассажирами, гуляли волны и дул ветер.
     Позже, во  время  разбора  причин катастрофы,  наблюдатель спасательной
станции на мысе Сен-Жильда сообщил: "Я наблюдал за  судном в  бинокль. Когда
оно подошло к бую  отмели  Шателье, я на мгновение отвел взгляд в сторону. Я
подчеркиваю, только на мгновение) И когда  опять  посмотрел на то же  место,
парохода там  уже не было. Этот участок залива был пустынен, видны были одни
волны. Я подумал сначала, что пароход скрылся в пене брызг, но на самом деле
он уже исчез в волнах...".
     "Сен-Филибер"  пошел ко  дну  между буями "L-2"  и "L-3",  ограждающими
отмель  Шателье   у  мыса  Сен-Жильда,  примерно   в  8  милях  юго-западнее
Сен-Назера.  Хотя помощь прибыла  через полчаса, спасли  всего семь человек.
Лоцманский бот вытащил  из воды  шесть человек, которые плавали, ухватившись
за деревянную скамейку, смытую с палубы парохода. Позже шедший из Сен-Назера
буксир снял с буя "L-2" еще одного человека.
     Весь  вечер и всю  ночь в Нанте у здания  судоходного общества бушевала
толпа людей. Родственники погибших  требовали  от  судовладельцев  ответа за
гибель своих жен, отцов, детей. Почему выпустили речной пароход в Бискайский
залив?  Почему на  судне не было  ни  спасательных  шлюпок,  ни спасательных
кругов? Почему капитан Олив вышел в обратный рейс? Где 500 пассажиров?
     Хозяева  "Нантской  судоходной компании" не  могли ответить на все  эти
"почему"  и "где"".  Не мог дать на  них ответа  и  сам  министр судоходства
Франции.  Единственное, что  он  мог сделать, это  официально объявить,  что
"Сен-Филибер"  был  опрокинут  шквалом  и  что  число  жертв  составило  342
человека. Но это была ложь.
     На  ткацкой фабрике Нанта  подсчет оказался точнее. Выяснилось, что  на
пароходе  было  продано  ровно  500 билетов  и  что  на  острове осталось 28
человек.  На  детей  меньше   семи  лет  билетов  не  брали,  а  большинство
экскурсантов  отправилось  на  остров с  детьми.  Это  вскоре  подтвердилось
горьким фактом:
     Через три дня течение Биская прибило  к берегам островов Олерон и Фэ, а
также  к  мысу  Сен-Жильда  около  ста  детских  трупов.  Потом  море  стало
выбрасывать на побережье трупы женщин и мужчин.
     Через несколько месяцев,  когда волнения в Нанте и в Сен-Назере стихли,
министерство судоходства Франции внесло в свой отчет поправку: оно сообщило,
что число  жертв катастрофы составило 462 человека. Эта цифра была  получена
из  подсчета  проданных билетов (500),  числа  команды  парохода (7),  числа
оставшихся на острове экскурсантов (28) и  числа спасенных  (7). Но и это не
были точные цифры жертв.
     Еще  много  дней после  катастрофы ветер и  течения Биская  приносили к
берегам  Франции  венки  и  веточки  мимозы,  которой  так  славится  остров
Нуармутье...  Говорят, что  те, кто  находил их у моря,  отвозили в  Нант на
братскую могилу жертв злополучного "Сен-Филибера".
     "Молочный рейс"
     Плавание из шотландского  порта Странраер через  пролив  Норт  Чэннел в
порт  Северной  Ирландии Ларн английские  моряки в  шутку называют "молочным
рейсом". На этой  линии действительно по утрам перевозят  молоко, и  маршрут
протяженностью  всего в 35 миль  является самым коротким морским путем между
Шотландией и Северной Ирландией.
     Едва  ли кто на Британских островах в начале 1953 г. мог  предполагать,
что именно на этой "молочной линии" произойдет  катастрофа, которая по своей
парадоксальности в хрониках кораблекрушений займет место рядом с "Титаником"
и "Вестрисом".
     Но случилось так, что почти новый, специально спроектированный для этой
линии морской паром, выполняя очередной рейс, послал в эфир призыв о помощи.
На SOS откликнулись  береговые спасательные станции  и суда,  находившиеся в
это время рядом в море. Держа с паромом прямую связь по радио, они поспешили
на помощь. Но попытки спасти паром оказались безуспешными: его искали 4 часа
и не  нашли, он уже лежал на дне, унеся с собой большинство находившихся  на
его борту людей. Это судно было рассчитано на перевозку 1500 человек, но, на
счастье,  в тот злополучный рейс на  нем было всего 127 пассажиров. Спаслось
43  человека. Если бы паром  отправился  в  то плавание  с полным комплектом
пассажиров,  то его катастрофа наверняка повторила бы  драму "Титаника". Что
это было за судно и почему оно погибло?
     С  конца  прошлого века сообщение между Шотландией и Северной Ирландией
поддерживалось морскими железнодорожными и автомобильными паромами. Погибшая
в 1953 г. "Принцесса Виктория" являлась  четвертым по счету паромом, носящим
это название. Первый из них, паровой колесный паром, построили в  Домбартоне
в  1890  г.  Через   три  десятка  лет  его  сменил  трехвинтовой  турбоход,
проплававший благополучно на этом маршруте  почти двадцать лет. Третий паром
имел недолгую жизнь: в  начале второй мировой войны  его переделали в минный
заградитель,  а в 1940  г.  он затонул, подорвавшись на  своей же  мине близ
Хамбера. "Принцесса Виктория", о которой идет речь, была построена в 1947 г.
в Шотландии судостроительной фирмой "Дэнни и братья". По типу судно являлось
морским  пассажирско-автомобильным  паромом.  Его  регистровая   вместимость
равнялась 2694 т, длина 92,4 м, ширина 14,9, осадка '3,9 м. Два дизеля фирмы
"Зульцер"  приводили в.  движение  два  винта диаметром 2,66 м,  обеспечивая
скорость 19  узлов. Судно могло принять  1515 пассажиров, 51  члена экипажа,
груз  и  автомобили.  Паром  являлся  собственностью  Транспортной  комиссии
Великобритании и эксплуатировался Управлением государственных железных дорог
страны.
     31  января  1953 г. "Принцесса  Виктория" должна была  по графику выйти
утром в очередной  рейс. Большинство  пассажиров прибыло в Странраер  ночным
поездом из  Лондона.  К  утру погода резко  ухудшилась:  над  морем  неслись
свинцовые  облака  и   ветер   срывал   верхушки   волн.   За  два  часа  до
предусмотренного  расписанием  отхода  судна  его  капитан  Джеймс  Фергусон
получил от метеорологов прогноз погоды. В нем  говорилось, что близ Малина и
Лок-Райана,  на  пути  следования  "Принцессы  Виктории",  ожидается  шторм,
который потом перейдет в  норд-вест от умеренного до сильного.  Поскольку по
заведенной  на линии Странраер --  Ларн  традиции паромы никогда не нарушали
расписание  из-за погоды,  капитан Фергусон даже не подумал о том, что  рейс
можно отложить. Тем более что в  этот раз судно было даже недогружено: всего
127  пассажиров и 44  т груза  -- чай, обувь  и мануфактура.  Если  бы  даже
Фергусон  и  решил  "переждать  погоду",  то  это  выглядело  бы  для  фирмы
просто-напросто  несолидно. К тому же среди  его пассажиров  были два  члена
парламента    Северной   Ирландии   и    сорок   специалистов    авиационной
промышленности, которые торопились в Белфаст.
     В 7  часов 45 минут  "Принцесса Виктория", дав отходной гудок, отвалила
от причала. Помимо пассажиров, на ее борту находилось 49 членов экипажа. Так
начался этот роковой для парома рейс...
     Прошло ровно два часа, и радиостанции  ближайших портов и  находившихся
поблизости  судов   услышали  в   эфире  сигнал  срочности  ТТТ:  "Принцесса
Виктория".   Дрейфую  близ   устья  Лох-Райна.  Судно   неуправляемо.  Нужна
немедленная помощь буксира". Это казалось странным, потому что еще в 9 часов
40 минут  паром  видели с берега,  когда  он медленно шел навстречу ветру на
север. *
     Принятое  сообщение   тут  же  передали   на   спасательную  станцию  в
Портпатрике.  Но  ни  там, ни в Странраере  буксиров не оказалось. Спасатели
обратились  по радио  к судовладельцам,  чьи  конторы  были  расположены  по
берегам  реки  Клайд. Но  и у них  не было  ни одного буксира: все они в это
время находились в заливе Дугласа. Командование Королевского военно-морского
флота  Шотландии,  получив  тревожное  сообщение,  отдало  приказ  командиру
эсминца "Контест", который стоял под  парами в Гриноке,  немедленно выйти на
помощь.
     Ближе всех к  "Принцессе Виктории" в море, у горла залива  Килбраннана,
находилось  спасательное  судно  "Салведа".  Оно, приняв  сообщение  парома,
изменило курс и направилось на помощь.
     При нормальной погоде "Контест" мог бы дойти до "Принцессы Виктории" за
час,  но  сейчас  из-за  сильного волнения  ему  пришлось  сбавить ход  ниже
среднего.  Он  мог  прибыть  только к  13  часам.  Вынуждена  была уменьшить
скорость и "Сальведа".
     В  Ю  часов  32 минуты в эфире раздался сигнал  бедствия "SOS  SOS SOS.
"Принцесса Виктория" четыре мили к северо-западу от Корсуолла. Автомобильная
палуба  затоплена,  сильный крен на  правый борт, нужна немедленная  помощь,
судно неуправляемо".
     Что  же в  это  время происходило на  пароме?  Почему судно передало по
радио призыв о помощи?
     Выйдя  из  залива  Лох-Райан  в  открытое  море,  "Принцесса  Виктория"
встретила  противный  северный ветер, скорость которого  достигала 75 --  80
миль в час. Пока судно шло на север, волны разбивались  о нос парома. Но как
только паром лег на новый курс, их удары пришлись в корму.
     От своей предшественницы "Принцесса  Виктория"  отличалась  новинкой  в
конструкции  кормовых  ворот  и грузовой  палубы.  Ворота  были  сделаны  на
шарнирах и состояли из двух створок высотой 1,67 м при ширине  4,2 м. Каждая
створка при открывании  складывалась пополам. Под ударами волн в корму судна
правые стойки ворот прогнулись внутрь и перекосились: закрыть их после этого
оказалось невозможно. Видя, что вода начинает заливать автомобильную палубу,
капитан  Фергусон  решил  вернуться  в залив  Лох-Райан, ведя  судно  кормой
вперед.  При свирепствовавшем шторме это  было  возможно  только  с  помощью
носового руля, которым был оборудован паром. Но для этого на баке нужно было
освободить   чеку,   крепившую   баллер.  В  это   время  судно   испытывало
стремительную килевую  качку,  и  посланные  на  бак  боцман  и два  матроса
подвергались большому риску  оказаться за бортом.  Они не сумели выбить чеку
баллера  носового руля,  и капитан,  оставя попытку  вернуться в  порт своим
ходом, стал ждать буксира.
     Через  несколько  минут  кормовые  ворота  парома  под  действием  волн
раскрылись  почти  полностью,  и  вода  хлынула на автомобильную  палубу.  В
конструкции  автомобильной палубы этого судна  тоже имелась  одна "новинка":
число штормовых шпигатов  и их размер были  уменьшены  до минимума (потом мы
объясним, почему  это было сделано). Вода, не успевая стекать через шпигаты,
метровым слоем перекатывалась по палубе.  Она  собралась по правому борту, и
судно получило крен в 10°.
     Дело приняло серьезный оборот,  и капитан Фергусон был вынужден послать
в  эфир SOS.  После Ю часов утра вода с автомобильной палубы через  пожарную
дверь стала проникать в пассажирский носовой салон.
     "Принцесса Виктория"  могла  бы  остаться  на плаву,  если  бы  залитой
оказалась  только автомобильная палуба, во всяком случае, судно продержалось
бы  на  плаву гораздо  больше времени. Затопление  же сразу  двух  помещений
обрекало паром на гибель из-за потери остойчивости. Видимо, капитан Фергусон
не оценил,  насколько  важно  было  обеспечить водонепроницаемость  пожарных
дверей и не дать воде проникнуть в помещение
     салона.  Проходили  минуты --  вода  продолжала  заливать автомобильную
палубу и салон. Попытку  отливать воду ведрами быстро оставили, понадеявшись
на помощь спасателей.
     В 10  часов 45 минут Фергусон передал в эфир еще один SOS, сообщив, что
"Принцесса Виктория"  находится у входа в  Лох-Райан. Сразу  же  после  этой
передачи он  объявил пассажирам, что скоро подойдет помощь,  и  попросил  их
собраться на прогулочной палубе "Б" (над затопленной палубой),  где  команда
раздала им спасательные нагрудники.
     Крен  парома на правый  борт  продолжал быстро увеличиваться, людям уже
трудно  было передвигаться по наклонным палубам. На прогулочной палубе вдоль
левого борта натянули леера. Пассажиры были спокойны, они знали, что судовой
радист  Давид Бродфут  поддерживает  постоянную  связь с  берегом  и судами,
которые подойдут на помощь с минуты на минуту.
     В  10  часов 54  минуты  радиостанция  "Принцессы Виктории"  неожиданно
передала:  "SOS,  теперь нам  необходима немедленная помощь". На этот сигнал
бедствия со спасательной станции в Портпатрике в море вышел моторный бот. Он
вышел только  сейчас, спустя полчаса после первого SOS "Принцессы Виктории".
Оказалось, что его команда  ушла  на городской  стадион смотреть  футбольный
матч, и чтобы собрать ее, на  стадионе сделали объявление. Лишь после  этого
незадачливые спасатели-болельщики бросились к месту своей службы.
     Непотопляемый и не опрокидывающийся  ни на какой волне спасательный бот
без  труда  преодолел  шторм  и подошел  к  указанному  месту.  Но терпящего
бедствие судна нигде  не было видно. Спасатели вызывали "Принцессу Викторию"
на радиотелефонной частоте бедствия,  но она не откликалась: радиотелефонной
станции на ней не было.
     В 11 часов с парома последовала радиограмма: "Принцесса Виктория". Наше
место  в  четырех  милях  к северо-западу от  Корсуолла.  Нужна  немедленная
помощь".  Прибывшие  эсминец  "Контест"  и спасательное судно  "Сальведа"  в
указанном   месте  судна  не  нашли.  Или  паром  уже  затонул,  или  место,
обозначенное в его  сигнале бедствия, было  указано неверно.  Но не прошло и
полчаса, как в эфире снова пронесся SOS "Принцессы Виктории" и опять капитан
Фергусон повторил  место, где бедствовало его судно. Во всяком случае,  в 11
часов   25   минут  было  принято  сообщение:   "SOS  "Принцесса   Виктория"
приблизительно  в  пяти милях к западу-северо-западу от  Корсуолла".  Спустя
десять  минут  Фергусон  повторил  это сообщение, добавив: "Кардек затоплен,
очень  сильный  крен на правый борт,  судно неуправляемо, нужна  немедленная
помощь".
     Шторм в проливе Норт Чаннел продолжал крепчать, ветер  достиг почти  12
баллов  по шкале Бофорта, налетали снежные шквалы, видимость  почти пропала.
Тщетно три корабля вели поиск гибнущего парома в районе Корсуолла.
     Спасатели  не  знали, что в это  время  крен парома достиг уже 35°, что
шлюпки  правого борта почти касались воды, что  пассажиры  уже  стояли не на
палубе, а на стенке надстройки спардека...
     Капитаны ведущих поиск кораблей считали, что паром погиб, но в 12 часов
52 минуты радиостанция снова вышла в эфир:
     "Положение критическое. Машинное отделение правого борта затоплено".
     Три  корабля  продолжали   свой  поиск.  Весть  о  бедствии  "Принцессы
Виктории" уже облетела  всю Англию: местные радиостанции Би-Би-Си передавали
в эфир, как идет спасение парома.
     В 13 часов 08 минут капитан Фергусон сообщил по радио:
     "Сейчас остановились. Паром лежит на боку. Готовимся покинуть судно"; в
13 часов 15 минут: "Готовимся оставить судно".
     Вот  что происходило  в  эти  минуты  на пароме.  Крен  на  правый борт
достигал 45°,  и шлюпки правого борта спустить было  уже невозможно. А всего
на пароме имелось шесть 26-футовых металлических спасательных шлюпок, по три
с каждого борта,  которые могли вместить 330 человек. При  создавшемся крене
спускать шлюпки левого борта было рискованно для жизни  людей, но у капитана
Фергусона не было другого выхода. Видимо, поняв,  что помощи ждать нечего, и
зная,  что судно в любую  минуту  может перевернуться вверх килем, он  отдал
команду спускать шлюпки.
     В шлюпке No 4 разместили женщин и детей, но как только она оказалась на
воде, набежавшая  волна ударила ее  о борт парома  с такой силой, что  почти
всех,  кто в  ней находился, выбросило в  море... Можно  было сделать и так:
посадить людей в шлюпки с таким расчетом, что когда паром пойдет ко дну, эти
шлюпки (с  отданными заранее талями)  останутся плавать на воде. Но  капитан
знал, что прежде чем затонуть,  паром наверняка перевернется вверх килем,  и
шлюпки, ничем не удерживаемые на кильблоках, завалятся на палубу. Оставалось
только надеяться, что в момент погружения  "Принцессы Виктории" с ее верхней
палубы  всплывут  тридцать   спасательных   скамей  (на   1140   человек)  и
спасательные круги.
     Позже,  во время расследования  катастрофы, эксперты высказали  мнение,
что капитану  Фергусону (который  погиб) следовало  спустить шлюпки  намного
раньше. И  хотя это  мнение было в принципе  правильным, в отчете  следствия
указывалось: "Условия погоды были столь жестоки, что попытка спустить шлюпки
оказалась  бы  катастрофической". Если это  так,  то все спасательные шлюпки
"Принцессы Виктории", одобренные министерством транспорта Великобритании при
последнем инспекторском  осмотре в  мае  1952  г., вообще не соответствовали
своему назначению как спасательные.
     "Принцесса  Виктория" опрокинулась  и  пошла ко дну раньше чем  прибыли
суда, казалось бы,  хорошо организованной и налаженной  спасательной  службы
Великобритании. Почему это произошло?
     В  тот   момент,  когда  "Принцессу   Викторию"  тщетно  разыскивали  у
Лох-Райана  и  Корсулла,  Фергусон, к удивлению всех, в  13 часов  54 минуты
передал в эфир: "По определению наше место  пять миль восточное Коплендского
входа в Белфаст-Лоу".
     Оказалось, что  и  сам капитан не  знал  координаты своего  судна.  Его
искали у  берегов Шотландии,  а  оно в это время тонуло  у  берега  Северной
Ирландии.  Получилось, что  с  момента  подачи  первого сигнала  тревоги  до
сигнала,  переданного в 13  часов 54 минуты,  "Принцесса  Виктория" прошла и
продрейфовала  через  весь  пролив Норт  Чэннел и  оказалась  поблизости  от
Белфаста. Если бы только Фергусон в одной из своих  радиограмм упомянул, что
судно движется в этом направлении, людей наверняка бы спасли...
     Этот  сигнал  с парома приняли  несколько  судов  прибрежного плавания,
укрывшиеся от непогоды  в Белфаст-Лоу. На судах "Орчи", "Пасс оф Драмочтер",
"Лэйирсмур"  и рыболовном  траулере "Ист Коатс" радисты  прослушивали  эфир.
Капитаны всех этих  судов  знали,  что на спасение парома уже  вышли эсминец
"Контест", спасатель  "Сальведа"  и моторный  бот из Портпатрика.  В час дня
радиостанция Би-Би-Си  дала новое место "Принцессы Виктории" и сообщила, что
требуется  дополнительная  помощь  находившихся  поблизости  от  Белфаст-Лоу
судов. Тотчас же все четыре названные судна вышли в море. Изменили свой курс
и  три  судна,  искавшие  паром у  Корсуолла, -- они направились к побережью
Северной Ирландии.
     В  13  часов  58 минут идущие  на  помощь  суда  приняли  с  "Принцессы
Виктории"  последнее  сообщение: "Судно  лежит  на боку. Машинное  отделение
затоплено.  Мы  покидаем  судно".  После  этого  связь  по радио  с  паромом
прекратилась.  Прибыв  по "указанному  адресу", спасатели  и  тут  не  нашли
"Принцессу  Викторию".  На  экранах  индикаторов  радиолокационных   станций
эсминца "Контест" и спасательного судна "Сальведа" никаких  эхо-сигналов  от
судов  в  этом районе не  появилось,  в море не было  видно  ни спасательных
шлюпок,  ни плававших на  воде обломков.  Все говорило за  то, что  Фергусон
опять  неверно  дал  место. И лишь только тогда  когда судно  "Орчи"  прошло
несколько миль сначала на  север и  потом на северо-северо-восток, спасатели
наконец узнали точное место,  но,  увы,  уже место  гибели парома.  На  воде
плавали  обломки,  спасательные  круги, скамьи,  перевернутые  шлюпки. Драма
разыгралась менее чем в пяти милях к северо-северо-востоку от острова Мью.
     "Орчи" сообщил место гибели парома капитану спасательного бота, который
спустили  на воду  со  слипа  в Донахади  в 13 часов  40  минут. Этот  бот в
основном и спас  почти  всех, кто  сумел  остаться  на воде после  того, как
"Принцесса Виктория" затонула. Двадцать девять человек оказалось в шлюпке No
6, один в  шлюпке  No 5, один -- на спасательной скамье. Их нашли в 15 часов
30  минут -- спустя полтора часа после гибели  парома. Потом подошел эсминец
"Контест" и спас шесть человек со шлюпки No 2 и еще двух с плававших скамей.
Траулер "Ист Коатс" спас одного человека и поднял на борт шесть трупов.  Еще
двоих  со скамьей сняли запоздалые спасатели бота из  Портпатрика. Последней
прибыла "Сальведа" -- судно, которое первым приняло  сигнал SOS. Она подошла
к месту трагедии, когда поиски уже были прекращены.
     Всего спасли  43 человека  -- 33 пассажира и 10 членов  экипажа.  Среди
спасенных не было ни капитана Фергусона, ни радиста Бродфута. Таким образом,
из 176 человек, находившихся на  борту  парома, погибло  133.  При  этом  не
спаслись ни одна женщина и ни один ребенок.
     Многие  месяцы пресса Англии комментировала трагедию  в  Норт  Чэннеле.
Общественность страны требовала ответа на вопрос "Почему погиб паром?". Ведь
он  был спущен со стапеля одной из лучших шотландских судостроительных фирм,
которая специализировалась в проектировании и строительстве морских паромов,
его  строительство  велось  под наблюдением  Регистра  Ллойда и  британского
министерства  транспорта.  Проект   парома   отвечал  последним  техническим
требованиям по обеспечению безопасности человеческой  жизни на  море. Судном
командовал дипломированный капитан дальнего  плавания, имевший большой  опыт
плавания и отличный послужной список.
     Ответ  на  вопрос "Почему  погиб паром?" должно было  дать  официальное
расследование катастрофы, которое велось в Белфасте с 1 марта по 9 мая  1953
г.  Оно  проходило   под   председательством  судьи   Кэмпбелла,  известного
специалиста   по  разбору  морских  аварий.  Ему  помогали  три  технических
консультанта, один из которых, Робб, был Профессором университета в Глазго.
     Вывод следственной комиссии гласил: "Морской паром "Принцесса Виктория"
погиб из-за утраты своих мореходных качеств, что было вызвано:
     1) порочной  конструкцией  кормовых  ворот, которые не  выдержали напор
волн и, таким образом, вода проникла на автомобильную палубу;
     2) неэффективностью водоотливных средств, которые  не смогли  устранить
собравшуюся на верхней палубе воду, что вызвало крен на правый борт, привело
к потере остойчивости и опрокидыванию судна и его затоплению".
     Расследование  показало,  что  новая  конструкция шарнирных  створчатых
ворот  не была  одобрена  ни классификационным  обществом, ни  министерством
транспорта. В ходе дела выяснилось, что еще  в ноябре 1951 г. правая створка
кормовых ворот "Принцессы Виктории" была повреждена во время шторма и ворота
закрыть не смогли. Позже их отремонтировали, но конструкцию не изменили.
     Кроме  того, эксперты с удивлением увидели, что на рабочих строительных
чертежах  "Принцессы Виктории"  отсутствовали  штормовые шпигаты  для  стока
попавшей на автомобильную палубу воды. Оказалось, что владельцы судна решили
их не  делать,  чтобы  в  будущем  не  иметь  нареканий  и жалоб  со стороны
владельцев автомашин --  ведь морская вода, попадая через  штормовые шпигаты
на палубу, могла испортить никелировку лимузинов.
     Но  тем  не  менее, несмотря на  такое отступление  от норм обеспечения
безопасности судна, "Принцесса Виктория"  получила свидетельство на годность
к Плаванию.
     После трагической гибели английского  парома, этого жестокого урока,  в
Великобритании стали больше заботиться  о безопасности плавания пассажирских
судов в  целом  и, в  частности,  об  обеспечении надежности  кормовых ворот
паромов и совершенствовании шлюпочного устройства.
     Из этой катастрофы сделало вывод и Королевское спасательное общество --
оно стало оборудовать свои суда не только радиотелефонными установками, но и
радиостанциями для связи с береговой базой.
     Со стапеля на дно
     Мореходные качества судна
     Плавучесть,  остойчивость,  непотопляемость,  ходкость,  управляемость,
плавность  и  малые амплитуды качки  --  суть  мореходные  качества корабля.
Первые три  из них  имеют первостепенное значение для безопасности  плавания
любого  судна.  Теряя  плавучесть, корабль  тонет, утратив остойчивость,  он
опрокидывается  на  бок  или переворачивается вверх килем  и, уже не  будучи
непотопляемым, теряет плавучесть...
     На протяжении всей истории судостроения менялся облик корабля,  менялся
материал, из  которого делали корабли, -- на смену  дереву пришло железо,  а
затем -- сталь. Менялись средства, приводившие  суда в движение,  -- весла и
паруса  заменяли паровыми  машинами,  потом паровыми  турбинами  и дизелями,
газовыми турбинами и атомными энергетическими установками.
     В  непрерывной  эволюции  судостроения   не  оставалась  неизменной   и
архитектура  корабля.  Она  изменялась при  появлении новых видов  парусного
вооружения,  типов двигателей,  материалов.  И  нередко,  меняя  архитектуру
корабля,  судостроители  сталкивались с проявлением таких  свойств судна,  о
которых ранее ничего не знали. Иногда эти новые, неведомые кораблестроителям
свойства  приводили к трагедии -- суда тонули, иной раз унося с собой экипаж
и пассажиров. Но  кораблестроители  в конце концов  осваивались с новыми для
них  явлениями,  доискивались  до  их причин,  находили  правильные решения,
позволявшие избегать  роковых  последствий  из-за  изменений  в  конструкции
корабля. Наибольшее число ошибок, допущенных кораблестроителями, относится к
остойчивости  судна  --   его   способности  возвращаться  в  первоначальное
положение после прекращения действия силы, наклонявшей его.
     В  этой главе мы уже рассказали о гибели кораблей "Ройял Джордж", "Мери
Роз", "Сен-Филибер"  и  "Принцесса  Виктория". Они пошли на дно из-за потери
остойчивости.
     История  судостроения  и  летописи  катастроф  на   море  оставили  нам
множество  почти  невероятных  случаев,  связанных  с  ошибками  в  расчетах
остойчивости кораблей. И  иногда  такие ошибки  приводили  к тому, что судно
погибало в первом же плавании и даже шло ко дну прямо со стапеля.
     Вот  несколько таких  случаев, которые вошли в историю судостроения как
классические.
     Цена королевской прихоти
     К началу XVII  в.  Швеция была бедной страной:  ее  суровая  природа  и
скудная  почва,  требующая  упорного  труда,  приносили  небольшие   доходы.
Шведский король Густав II Адольф видел, что  на Балтике развилась оживленная
торговля  хлебом,  шедшим в Англию и  Голландию из Польши и мелких  немецких
княжеств, лежавших к востоку от Эльбы. И подобно  тому, как  некогда  предки
шведов викинги -- морские разбойники -- грабили берега Европы, так и  теперь
шведское дворянство, превратившись в сплоченную и  дисциплинированную армию,
готовилось силой урвать для себя долю барышей от этой торговли, захватив все
побережье  Балтийского  моря. В те  годы при шведском  дворе  говорили,  что
другие государства ведут войну, когда у них много денег,  а Швеция воюет для
того, чтобы добыть  деньги. Воспользовавшись "смутным  временем" Московского
государства, шведы захватили Ладожскую область, устья Невы и Нарвы, у Польши
--  Лифляндию, а также получили право  сбора  пошлин в  Данциге, близ  устья
Вислы.  В  руках  Швеции  вместе  с  ранее принадлежавшей  ей  Финляндией  и
Эстляндией оказалось все северо-восточное побережье Балтийского моря.
     Уже шел  десятый год  Тридцатилетней  войны, и теперь  Густав II Адольф
захотел  получить  и южное побережье Балтики -- Померанию, завладеть устьями
больших  восточноевропейских  рек и собирать  торговые  пошлины.  Для  этого
шведскому  королю  потребовался  мощный  военный  флот.  Шведы нещадно стали
вырубать свои дубовые  рощи.  Густав II  Адольф приказал  главному строителю
королевской  верфи  голландцу  Хибертсону  заложить  кили  четырех  огромных
кораблей.
     И вот в  конце  1627 г.  на воду спустили  флагманский корабль  "Ваза",
названный так в честь  династии Густава II Адольфа. По тому времени это  был
очень  большой  корабль, длиной 53, шириной 12 и высотой борта 14 м, имевший
три  сплошные  палубы.  От прочих  шведских  кораблей  он  отличался  особой
прочностью. Достаточно сказать, что толщина его шпангоутов достигала 45,7 см
и на его постройку ушло 40 акров дубового леса.
     Весна  и  лето 1628 г. ушли на достройку и отделку судна. Король  решил
потрясти своих противников не только мощью своего флагманского корабля, но и
его  роскошью.  Поэтому  над  отделкой   "Ваза"   трудились  лучшие  мастера
европейских верфей и самые искусные резчики по дереву.
     Форштевень  корабля   украшало   четырехметровое  резное   позолоченное
изображение льва с открытой пастью, готового к прыжку, корма с позолоченными
балконами  и  галереями  была  богато украшена резными фигурами  греческих и
римских богов и мифических героев, борта разрисованы сотнями орнаментов.
     По  замыслу короля "Ваза"" должен был иметь вооружение, состоящее из 64
орудий:  48 -- 24-фунтовых; 8 -- 3-фунтовых; 2  -- однофунтовых и 6  мортир.
Все  пушки были отлиты  из бронзы,  весили почти 80 т и  располагались в три
яруса по каждому борту на палубах.
     Хотя в те времена еще не существовало  писаных  основ  теории  корабля,
корабелы  королевской верфи,  произведя немудреные расчеты  на основе своего
предыдущего  опыта  и интуиции,  пришли  к  выводу, что корабль,  отвечающий
требованиям его величества,  будет иметь  слишком высоко расположенный центр
тяжести.  Чтобы  обладать достаточной при таком  числе орудий остойчивостью,
корабль  должен  был бы  быть  на  два  метра  шире.  Но Густав II Адольф не
послушал строителей корабля, и число орудий осталось прежним.
     Флагман был готов  к  испытаниям Ю  августа  1628  г. Тот памятный день
пришелся  на  воскресенье.  Стояла  тихая  ясная  погода,  над  заливом  дул
юго-восточный  бриз,  и море было  спокойным. Время  близилось к  полудню, в
церквах столицы кончилась заутреня, и толпы  народа  повалили  на набережную
Кастельхольмена, чтобы  проводить новый корабль в первое  плавание.  Пестрая
ликующая толпа заполнила набережную. Стокгольмцы увидели во всем королевском
великолепии "Ваза", сверкающий на  солнце позолотой резных украшений, яркими
красками и  бронзовым блеском  начищенных пушек. По раскатанному  на причале
ковру,  в  окружении пышной  свиты,  на  корабль поднялся  король.  Заиграла
музыка. Густав  II Адольф остался доволен  мощью и отделкой своего флагмана.
Осмотрев  корабль,  он сошел  на берег и приказал капитану Сефрингу  Хансену
выходить в море...
     Выбрав якорь и отдав швартовы, "Ваза" с  поставленными топселями отошел
от причала. Потом корабль, расправя белоснежный наряд  новых парусов, плавно
двинулся  в сторону  острова  Беккхольмен.  По обычаю того  времени  корабль
произвел  из всех своих пушек салют  двумя залпами.  В ответ раздались залпы
береговых  батарей и крики  "Виват! Виват! Бог  хранит короля!"  На какое-то
мгновение корабль окутался густыми клубами порохового дыма. Когда дым унесло
ветром,  стоявшие на набережной  люди  замерли  от  неожиданного зрелища  --
внезапно корабль  стал крениться на левый  борт и  лег мачтами  на воду. Над
толпой  пронеслись крики ужаса...  Не  прошло и  минуты,  как  на месте, где
только  что был  корабль, виднелись лишь верхние стеньги с развевающимися на
ветру  парусами, штандартами и длинными цветными вымпелами.  Через несколько
секунд и они скрылись в свинцовых волнах Балтики, а в водовороте закружились
какие-то бочки, доски и вынырнувшие люди...
     Что же произошло? Произошла простая,  не  столь  уж редкая в  летописях
кораблекрушений  вещь.  Внезапно налетевший  порыв  ветра  накренил корабль,
который не смог больше выпрямиться.  Шкоты парусов, чтобы "вытряхнуть из них
ветер", вовремя отдать не успели. Вода  хлынула  в открытые  пушечные  порты
нижней палубы, которые до начала крена находились  всего в  одном  метре  от
уровня воды. Корабль накренился еще больше, и тут, видимо, с верхнего, более
высокого борта, стали срываться  пушки. Наполнившись  водой, "Ваза" пошел ко
дну. По  свидетельству очевидцев,  корабль "с поднятыми парусами, флагами на
мачтах и всем, что находилось на борту, затонул в течение нескольких минут".
Погружаясь, он снова принял вертикальное положение и,  сев на грунт, как это
потом выяснили, снова повалился на бок (это было острокилевое судно).
     С  "Вазой" утонуло  более  400  человек,  из них  тридцать  королевских
придворных. Гибель корабля повергла в траур  весь  Стокгольм. Среди немногих
спасшихся оказался  капитан  Хансен.  Взбешенный катастрофой  своего  нового
флагмана,  Густав II Адольф приказал его тотчас взять под  стражу и  предать
суду.
     Архивы свидетельствуют,  что  королевский суд не  вынес  обвинительного
приговора, и концы, как говорится, ушли в воду. Дело было  прекращено так же
внезапно,  как   внезапно   затонул  корабль.  Ведь  король  сам   установил
конструктивные размеры корабля, а по его  приказу подготовка к спуску велась
в лихорадочной спешке.
     Только  в  1961 г. после сложных  подводных  работ "Ваза"  был введен в
специально построенный для него  сухой  док.  Сейчас "Ваза" после тщательной
реставрации превращен в  единственный в  своем роде  музей, где около 20 000
экспонатов. До сих  пор этот злополучный  корабль  считается самым крупным и
наиболее хорошо сохранившимся за всю историю подводной археологии.
     Просчет "Александра Стефана"
     Небольшая частная  верфь в Шотландии "Александр Стефан и  сыновьям, что
стоит  на  берегах  Клайда  близ  Глазго,  не  может  соперничать  с  такими
гигантскими  судостроительными  заводами, как "Джон Браун"  или "Харланд энд
Волф" в Ирландии, которые располагают крытыми стапелями длиной свыше 400 м.
     В  сравнении  с   любым   современным  судостроительным  заводом  верфь
Александра  Стефана выглядит как  один цех. Но тем не менее  это  солидное и
весьма уважаемое шотландцами предприятие,  со своими традициями и правилами.
У многих поколений моряков корабли, спущенные со стапелей  верфи  "Александр
Стефан и сыновья", оставили хорошую память.  Среди  сотен  построенных судов
было  немало превосходных шхун, барков,  баркентин,  пассажирских  лайнеров,
эсминцев и крейсеров.
     Несколько  лет  назад  автору  довелось в составе  советской  делегации
судостроителей  посетить  некоторые  верфи Великобритании, в том числе верфь
"Александр Стефан и сыновья".
     Хозяин предприятия, молодой энергичный инженер Александр Стефан, не без
гордости  рассказывал  нашим специалистам  историю своих  предков, "начавших
дело в Линтхаузе" более двухсот лет назад. Он подчеркнул, что  на их верфи в
60-е  годы прошлого  века  было построено  шесть чайных  клиперов,  один  из
которых, "Вествард Хо", даже соперничал с  такими выдающимися "гончими", как
"Фермопиллы" и "Катти Сарк".
     -- Хотя сейчас дело идет на убыль и по  заказам мы не можем выдерживать
конкуренцию со стороны других верфей, наши суда считаются  "счастливыми", --
закончил молодой Стефан.
     Когда его спросили: "А были ли в истории верфи "несчастливые" корабли?"
-- шотландец ответил, что, не беря в расчет военные корабли, погибшие в бою,
его дед построил два судна,  судьба  которых оказалась злополучной.  "Это --
"Нордж",  на  котором  утонуло  в  1904 г.  несколько сот человек  у острова
Роколл, и  "Дафнэ",  едва не разоривший нашу  верфь",  -- продолжал Стефан и
показал нам несколько фотографий.
     Сейчас приходится только сожалеть, что тогда я не попросил  у владельца
"Линтхауза" копии этих снимков... В огромном, шикарно изданном томе "История
верфи  "Александр  Стефан и  сыновья",  которую  он мне  подарил перед  моим
отъездом из Англии, этих снимков, конечно, не оказалось.
     На первом снимке  был изображен стоящий  на  стапеле грузовой  пароход,
окруженный  толпой людей.  На втором  --  этот  же  пароход уже  на середине
спусковой  дорожки,  на  третьем --  он на воде, видна ликующая толпа  и уже
пустой  стапель. На четвертой фотографии показан тот же пароход,  лежащий на
боку, и  на  последнем,  пятом,  снимке  видна  только  вода  и  часть днища
парохода.
     Рассказ  Александра  Стефана о  гибели  парохода  "Дафнэ"  я  подкрепил
фактами  и  цифрами, взятыми из английской морской  периодики того времени и
книги К. Барнаби "Некоторые кораблекрушения и их причины". Вот что произошло
на берегах Клайда в 1883 г.
     "Дафнэ" -- небольшой железный пароход вместимостью около 460 рег. т  --
строился верфью по заказу фирмы "Глазго и Лондондери стим пакет компани" для
перевозки  скота.  Во  вторник, 3 июля,  к началу  большой  воды, состоялась
традиционная церемония крещения  судна.  Выбили  подпоры, и  судно  сошло со
стапеля  в  воды Клайда. Спуск был произведен должным образом: пароход ровно
вошел в воду, и якоря не дали ему разогнаться. Этот спуск можно было бы даже
назвать красивым.
     "Дафнэ" уже свободно  плавал на  воде, когда собравшуюся толпу зрителей
охватило сначала удивление, а потом ужас: пароход накренился на 10° на левый
борт, потом слегка выпрямился и еще  больше накренился, почти  до  45°. Вода
хлынула на  палубу... Примерно  минуты  через две судно  опрокинулось  вверх
килем. К  несчастью,  в этот момент  на  его палубе находилось  195  рабочих
верфи.  К  месту,  где  плавал перевернувшийся "Дафнэ", устремились с берега
лодки и плоты. Но они смогли спасти только тех, кто удержался на поверхности
воды. В живых остался 71 человек.
     В те  годы на этой  верфи практиковался такой обычай:  всем, кто строил
судно,  разрешалось присутствовать  на  его  борту  при  спуске  корабля  со
стапеля. Поэтому  на  "Дафнэ"  поднялись  котельщики,  клепальщики, слесари,
такелажники, маляры, плотники и другие рабочие.
     Необычайность  происшествия  и  большое  число  жертв  этой  катастрофы
потрясли не только Шотландию, но и всю Англию. Государственный секретарь сэр
Вильям  Вернон Хэркорт  назначил официальное расследование.  Он  обратился к
одному из выдающихся кораблестроителей Англии сэру Эдварду  Риду с просьбой,
чтобы тот высказал свое мнение о причине несчастья.
     Пароход через три недели подняли и  28 июля в доке провели испытания на
остойчивость. Рид  выяснил,  что  во  время  спуска  на  воду  "Дафнэ"  имел
метацентрическую высоту  всего 10,16  см (4  дюйма).  Расчеты показали,  что
плечо восстанавливающего момента было равно всего 1/16 дюйма при крене в 10°
и лишь 3/4 дюйма при 20°. Он стал отрицательным при крене менее 50°. Судно с
такой  остойчивостью нельзя было спускать,  тем более с  людьми и множеством
тяжелых незакрепленных предметов в корпусе и на верхней палубе.
     Проектировщики не сочли  нужным вычислить кривую остойчивости для судна
при спуске со  стапеля. Это объяснялось тем, что  "Дафнэ"  строился по очень
детальной спецификации,  подготовленной самим главным инженером верфи. А тот
заявил, что судно будет иметь очень большой  запас остойчивости, достаточный
для перевозки скота  без  принятия в  трюм балласта. Главный инженер признал
факт, что  он  не  рассчитывал  остойчивость парохода, а  лишь установил его
главные размеры исходя  из  опыта строительства  верфью  подобных  судов.  А
дальше произошло вот что.
     Главный  инженер  запроектировал   на  "Дафнэ"  судовые  устройства  по
аналогии с пароходом "Брайар"",  записав  в  спецификации  "подобно  как  на
"Брайаре". Строители  поняли эту фразу  буквально,  не  догадавшись,  что он
имеет в виду не  размер, а  тип. "Брайар" был значительно больше "Дафнэ"), и
излишний вес таких устройств, как якорное, швартовное и  рулевое,  привел  к
уменьшению остойчивости судна.
     Отметим еще  один любопытный факт. Во  время следствия по  делу "Дафнэ"
известный  английский  кораблестроитель  Джон  Байлс   выступал  в  качестве
свидетеля.  Он рассказал о том, что произошло незадолго перед  этим во время
спуска парохода  "Хаммониа" соседней фирмой "Джей энд Джи Томсон". Когда это
судно было спущено, оно накренилось на правый борт,  потом почти вернулось в
первоначальное положение и  после третьего размаха качки накренилось на угол
от 40  до 50°. В  этом состоянии пароход отбуксировали в док-бассейн завода,
где он сел  на грунт. Когда воду  откачали,  пароход снова вывели  на воду и
поставили  на  ровный   киль,  устранив  крен.  Испытание  его  остойчивости
показало, что он был спущен примерно с 8 дюймами  положительной остойчивости
-- этого было вполне достаточно при предыдущих спусках подобных судов. Тогда
вычислили полную кривую остойчивости этого парохода для  спуска  и  получили
удивительную вещь... Оказалось, что остойчивость  была максимальной при 33°,
исчезала примерно при 53°.
     Джон Байлс, видимо, защищая своего коллегу, тогда признался, что всегда
считал, что если есть остойчивость, скажем, при 90°, то  при возрастающих до
этой величины углах остойчивость будет положительной.
     Теперь причина катастрофы  с "Дафнэ"  стала понятна. Из-за очень  малой
начальной  остойчивости,  под  действием  ветра и  течения  реки,  даже  при
небольшом крене судна незакрепленные тяжелые предметы на палубе сдвинулись с
места и создали такой кренящий момент,  что край главной  палубы  судна ушел
под  воду.  На  "Дафнэ" большие  квадратные отверстия  в  палубе  оставались
открытыми для установки котлов. Этого оказалось достаточно...
     Катастрофа "Дафнэ"  насторожила кораблестроителей  Шотландии. Они стали
намного внимательнее рассматривать необходимую остойчивость при спуске судов
на  воду,  а  в отдельных случаях при спуске  со  стапеля суда  обеспечивают
временным балластом. А  на  верфи Стефана с тех пор особое внимание обращают
на  заделку всех отверстий в нижней части бортов, на  надежное  крепление на
готовом к спуску судне всех тяжелых предметов, судовых устройств, при спуске
разрешают подниматься на  судно  только тем, кто выполняет  там  работу  при
отдаче удерживающих якорей и крепит концы.
     "Принчипесса Иоланта" и другие
     В 1905  г. миллионер сенатор Пьяджо из Генуи заказал судоверфи "Сочьета
Эзерчицье Бачини"  два  пассажирских парохода  для  перевозки  эмигрантов из
Италии в Южную Америку. В начале этого века  эмиграция из деревень и городов
Италии безземельных крестьян и безработных  непрерывно увеличивалась, и дело
сулило  немалую  прибыль.  Новые  пароходы  должны   были  войти  в   состав
пассажирского  флота  итальянской судоходной  фирмы  "Навигационэ  дженерале
итальяна", созданной в 1881 г. Каждое из судов должно было иметь вместимость
свыше 12 тыс. рег. т, длину  149 м,  ширину 17, при глубине  трюма 11,2 м. В
качестве   главного  двигателя  решено   было  установить  по  две   паровых
вертикальных  машины  тройного  расширения мощностью  около  10 000  л.  с.,
обеспечивающие скорость 18,5 узла.
     Каждый  пароход  рассчитывался  на  перевозку  180  пассажиров  первого
класса,  200 -- второго  класса и 1100  палубных  пассажиров. Экипаж каждого
судна -- 240 человек. При крейсерской скорости 17 узлов пароходы должны были
ходить из Генуи в Буэнос-Айрес за 15 дней.
     К середине сентября 1907 г. первый из пароходов, который решили назвать
"Принчипесса Иоланта", был  почти полностью закончен  постройкой и  стоял на
стапеле  судоверфи  на  реке Тригозо, между Генуей  и  Специей.  На нем  уже
установили  паровые  котлы  и  машины,  поставили  дымовые  трубы  и  мачты,
настелили палубу.
     Традиционные "крестины" корабля и его спуск со стапеля  назначили на 22
сентября.  Поскольку  итальянская пресса  очень  широко рекламировала  новый
пароход  как лучший лайнер страны с  "совершенными  механизмами и роскошными
салонами",  интерес к новому  кораблю был  огромен. В день спуска  на  верфь
прибыло множество гостей, званых  и незваных. Для судостроительной верфи это
был большой праздник...
     У  головной части стапеля, украшенной национальными флагами, лентами  и
гирляндами  живых  цветов,  на  специально  сооруженной платформе  собрались
руководство верфи  и самые почетные гости  --  сенаторы, епископы, банкиры и
другие из числа "сильных мира сего".
     Время близилось  к  полудню. Церемония  "крестин" была назначена на  12
часов дня. Наконец, когда  закончились все торжественные речи  и "крестная",
произнеся: "Я нарекаю тебя "Принчипессой  Иолантой" и желаю тебе счастливого
плавания",  разбила ловким  ударом  о  форштевень  бутылку  игристого  асти,
корабль медленно двинулся к воде.
     "Принчипееса  Иоланта"  разрезала  своей кормой  гладь реки  и навсегда
покинула стапель, оркестр  заиграл национальный гимн, над верфью  пронеслось
многогласное  "Вива!",  прерываемое пароходными  гудками, сиренами  и звоном
колоколов.  Зрелище было  поистине  великолепным:  красавец-пароход, сияющий
белизной  двухъярусной   спардечной  надстройки,  украшенный   разноцветными
флагами, на фоне темных гористых берегов реки Тригозо. Кончился разбег судна
со  стапеля,  остановленный мертвой  хваткой двух адмиралтейских  якорей,  и
корма, ушедшая было в воду по фальшборт юта, медленно поднялась, судно стало
на ровный киль.
     Но  не  прошло  и  нескольких секунд, как "Принчипесса  Иоланта" начала
крениться на левый борт. Неприятное чувство  тревоги охватило собравшихся на
берегу,  ликующие  крики   замерли,  оркестр  смолк,  и   наступила  тишина,
нарушаемая теперь лишь жужжанием цикад и пением птиц.
     Да,  люди не хотели верить своим глазам:  пароход кренился все больше и
больше. Через  минуты  полторы-две  крен достиг 40°, после чего  судно стало
валиться   намного   быстрее.  Теперь  уже  вода   подошла  к  ряду   нижних
иллюминаторов, к грузовым  и угольным  портам  главной палубы.  Некоторые из
этих отверстий почему-то  остались открытыми -- вода хлынула внутрь парохода
десятком  каскадов.  Еще  через  минуту  "Принчипесса Иоланта" легла  своими
огромными  трубами на  воду.  Сотни флагов  расцвечивания,  натянутых  между
мачтами  парохода,  уже не трепетали на  ветру -- они полоскались  в воде. В
таком положении лайнер  стал  погружаться.  Глубина реки  не  позволила  ему
сделать "поворот оверкиль", и он лег  на грунт боком.  На  поверхности  реки
виднелась лишь часть его борта, выступавшая на полтора метра над водой.
     Впечатление  от  увиденного оказалось  настолько  сильным, что публика,
толпившаяся  у  стапеля,  бросилась  прочь.  Большинству  все  это  казалось
кошмаром,  каким-то страшным сном, наваждением. Кораблестроители  застыли на
месте, многие рабочие верфи, что строили пароход, рыдали от досады. В чем же
крылась причина  катастрофы? Выяснилось,  что  причиной  катастрофы  явилась
всего-навсего ошибка в расчете остойчивости лайнера.
     "Принчипессу Иоланту"  быстро  подняли,  и владельцы, получив страховое
возмещение,  продали  ее корпус  на  металлолом.  Верфь  "Сочьета  Эзерчицье
Бачини"   была   закрыта  почтя  полгода:  правительство   Италии  запретило
продолжать постройку  на ней  однотипного  парохода "Принчипесса  Мафальда".
Тригозским корабелам  пришлось пересматривать весь  проект  сенатора Пьяджо.
Поняв свою ошибку,  они заново пересчитали для второго судна остойчивость, в
результате  чего увеличили  балласт  и снизили высоту спардечной  надстройки
судна на 60 см.  И тем не менее "Принчипесса  Мафальда" получилась валкой. В
течение 19 лет эксплуатации на линии Генуя -- Южная Америка  моряки называли
ее не иначе как "пьяная балерина".
     Этот лайнер  также оказался  несчастливым: 25 октября 1927 г., когда он
находился  в точке  координат  17°01'  южной  широты  и  на  37°47' западной
долготы,  на  нем  переломился  левый гребной вал,  и в  котельное отделение
попала вода. После взрыва котлов он затонул, унеся на дно 314 человек.
     Конечно, "рейс"  судна  "со стапеля -- на  дно" в истории  судостроения
явление весьма редкое. И почему-то чаще всего подобные казусы  происходили и
происходят  на итальянских верфях. Повторение трагедии "Принчипессы Иоланты"
случилось в  Неаполе в самом начале 1952 г.  Теплоход "Пио  Риеджи Гамбини",
сойдя  со  стапеля,  через минуту  сделал  "поворот  оверкиль". На  счастье,
рабочие, находившиеся на его борту, успели (кроме  одного) прыгнуть в воду и
спастись вплавь.
     Чашка кофе
     29  января  1895   г.  в  3  часа  дня  лайнер  "Эльба",  принадлежащий
судоходному обществу Северогерманский  Ллойд,  отошел от пассажирского пирса
Бременхафена и взял курс на Нью-Йорк согласно расписанию.
     На борту судна, помимо  срочного груза и почты, находились 354 человека
-- 50 пассажиров первого и второго классов, 149 пассажиров палубного класса,
155  членов  экипажа и  два  лоцмана:  немецкий  -- для проводки по Везеру и
английский,  который должен был  ввести  "Эльбу"  в  доки Саутгемптона,  там
лайнер должен был принять на борт остальных пассажиров и почту на Америку.
     На линиях Северной Атлантики "Эльба", как и ее сестры и братья  "Вера",
"Фульда",   "Эмс"  и  "Эйдер",  считалась  весьма  популярным  у  пассажиров
лайнером. Она была вместительна (4510 рег. т), комфортабельна и быстроходна.
Ее построили в 1881  г. в  Англии на верфи "Джон Элдер и  компания". "Эльба"
имела мощную паровую  машину, которая позволяла  развивать ход до 17,5 узла.
Длина парохода составляла 127,5 м, ширина -- 13,6 и высота борта -- 10,6 м.
     В  этом рейсе  через Атлантику, который  по счету  был 168-м,  лайнером
командовал  один  из  опытнейших  судоводителей  Северогерманского   Ллойда,
45-летний капитан Курт Госсель.
     Вечером   29   января   "Эльба"   благополучно  обошла   плавучий  маяк
"Боркумрифф",  спустя 5 часов миновала плавучий маяк "Хаак". Потом,  обогнув
мыс Хук-Ван-Холланд, она взяла курс на Ла-Манш.
     Зима 1895/96 г. в Северной  Европе выдалась необычной -- частые штормы,
снежные бури и сильные морозы.  Ночь застала "Эль6у" в  Северном  море.  Дул
ледяной северо-восточный ветер, температура воздуха упала  до  минус семи по
Цельсию.  На  бортах  и палубах лайнера, везде,  куда попадали брызги  волн,
образовывалась  ледяная  корка. Ночь  была  темной,  но ясной.  "Эль6а"  шла
шестнадцатиузловым  ходом, время  от  времени  подавая белые  ракеты: лайнер
предупреждал многочисленные рыбацкие  суда о  своем  присутствии в их районе
лова.
     В 4 часа утра на вахту заступил третий штурман Штольберг.
     На ходовом мостике лайнера находились также старший помощник капитана и
два впередсмотрящих.
     В 5 часов 30 минут впередсмотрящий заметил по левому борту чуть впереди
траверза топовый  и зеленый бортовой огни встречного парохода. Расстояние до
него составляло не более 2 миль.
     Встречный  пароход  находился  слева  по  носу  "Эльбы" и  должен  был,
согласно  правилам плавания,  уступить  ей  дорогу.  Третий штурман  лайнера
быстро определил,  что  пеленг  на  это судно не  меняется. Было ясно: курсы
обоих судов пересекаются.
     Суда продолжали сближаться, расстояние между ними сократилось уже в два
раза, но встречный пароход продолжал следовать прежним курсом...
     У немцев создалось впечатление, что незнакомец упорно не хочет уступить
дорогу, что-то выжидая и, видимо, рассчитывая, что это должен сделав вопреки
правилам,  лайнер.  И   хотя  расстояние   между  сближавшимися  судами  уже
сократилось  до  полумили,  пеленг  на  зеленый  огонь  встречного  парохода
по-прежнему не менялся.
     Третий  штурман   проделал  терпеливо  ждать.  Он  не  мог   себе  даже
представить, что с незнакомого судна могли не  заметить  130-метровую махину
лайнера со множеством светящихся  иллюминаторов и с ярко  горевшими ходовыми
огнями.
     "Неужели  этот  нахал  надеется,  что  мы изменим  курс  и  уступим ему
дорогу?"  --  думал   про  себя  Штольберг,  вспоминая  формулировку  статьи
Международных  правил  плавания.  Напряжение  нарастало.   Старший  помощник
капитана  приказал матросу  дать в воздух  белую  ракету.  Но,  к  изумлению
немцев, незнакомец продолжал  следовать прежним курсом. Нужны  были железные
нервы,  чтобы  вести лайнер  тем же курсом.  На мостике  "Эльбы" уже  начали
прикидывать, куда отвернуть, чтобы пропустить нахального незнакомца.
     В это время  с правого борта  "Эльбы" появилось  несколько белых  огней
рыбацких  судов, и немцы поняли, что если им изменить курс вправо, то значит
по меньшей мере лишить  рыбаков  сетей. Встречному пароходу  нужно было чуть
взять  вправо, чтобы пройти  у "Эльбы"  по корме. Но он этого не сделал даже
тогда,  когда  лайнер дал предупредительный гудок...  Незнакомец неотвратимо
надвигался  на "Эльбу" из темноты. Уже  без труда можно  было различить, что
это был обычный угольщик, тонн на пятьсот, не более, с узкой длинной трубой,
с  двумя  мачтами,  с небольшой  надстройкой  и  двумя  трюмами,  затянутыми
брезентом. Старший  штурман "Эльбы" сорвал  с переборки  рупор, выскочил  на
левое крыло мостика и крикнул: "Чего вы, собственно говоря, добиваетесь, вы,
там?!".
     На  верхнем открытом ходовом  мостике незнакомого парохода метнулась  в
сторону от  рулевого  колеса  фигура человека в тулупе.  Он  замахал руками,
перегнулся через поручни и стал  кричать вниз на палубу что-то по-английски.
На палубу угольщика  выскочил откуда-то  другой  человек  и  закричал  (тоже
по-английски): "Право на борт!" Было видно, что рулевой в тулупе лихорадочно
завертел штурвал...
     Старший штурман  "Эльбы" бросился  к  тумбе машинного телеграфа, рванул
его ручки на "Стоп" и потом на "Полный назад".
     Неизвестное судно  уже  начало валиться  вправо, но, имея  значительный
ход, ударило форштевнем  в левый  борт "Эльбы"  почти под прямым углом. Удар
пришелся чуть позади  машинного отделения. Прямой форштевень угольщика вошел
на 3  м в  корпус "Эльбы"  и, поскольку в  момент  столкновения  лайнер имел
большой  ход,  нос  ударившего парохода  силой  инерции  хода лайнера  резко
рвануло влево. При  этом угольщик, выходя  из  пробоины,  выломал  несколько
шпангоутов   и   сорвал  обшивку,  затем  ударился  своим  правым  бортом  в
проносившийся мимо борт "Эльбы" и остался  недвижимым, раскачиваемый с борта
на борт свежим норд-остом.
     "Эльба" пронеслась по инерции несколько сот метров и тоже остановилась.
В ее борту зияла  пробоина высотой 5  и шириной 7 м. На  2,5 м она была ниже
ватерлинии.  Форштевень  угольщика  повредил   поперечную   переборку  между
машинным отделением  и кормовым трюмом. Водой  заполнялись  одновременно два
отсека. Лайнер начал быстро крениться на левый борт.
     Капитан "Эльбы"  Курт  Госсель был разбужен у себя в каюте звуком удара
столкнувшихся судов.  Почти не одеваясь, он  выскочил из каюты, прибежал  на
мостик  и  взял  командование  лайнером в  свои  руки.  Третьему штурману он
приказал  осмотреть  полученные  повреждения и доложить  обстановку. Старший
помощник  получил приказание разбудить пассажиров, подать  визуальный сигнал
бедствия и приготовить все шлюпки к спуску на воду.
     Узнав  о величине и характере пробоины, капитан Госсель передал команду
в машинное отделение "Средний ход впереди. При  этом он положил руль лайнера
на левый борт. Этим маневром он пытался  уменьшить давление воды на пробитый
борт и снизить поступление воды внутрь корпуса.
     Это была последняя команда, которую выполнила машинная команда "Эльбы".
Через 5 минут после этого все машинисты, кочегары и  механики вынуждены были
покинуть свои посты. Вода залила динамо-машины, произошло короткое замыкание
электросети: "Эльба" погрузилась в темноту...
     После  этого капитан  Госсель  отдал  свою  последнюю в жизни  команду:
"Спустить на воду шлюпки!"
     Стюарды бегали по проходам  и коридорам лайнера, стучали в двери  кают,
будили и поднимали на ноги спавших пассажиров. Им некогда каждому объяснять,
что судно тонет и что нужно как можно быстрее выходить на верхнюю палубу. Со
сна пассажиры  не сразу могли осознать грозившую им опасность. Одни начинали
церемонно одеваться, складывать свои чемоданы, другие, выскочив в чем попало
на мороз, снова бежали вниз одеться.
     Спустить  на  воду  шлюпки  оказалось  почти  невозможным  делом:  тали
обледенели  на  морозе,  и их оставалось только рубить  топором. Лишь три из
имевшихся на борту  "Эльбы" десяти шлюпок сумели  спустить на  воду. Сильной
волной была разбита о борт парохода первая шлюпка.  Все  пассажиры,  которые
находились   в  ней,  упали  в  ледяную  воду   и  погибли.   Вторая  шлюпка
перевернулась вверх  килем,  едва  коснувшись  воды. Все  ее пассажиры также
погибли.
     Первые   15   минут   после  столкновения   на   "Эльбе"  поддерживался
относительный порядок. Но  когда пассажиры  поняли,  что шлюпки спустить  не
успеют, началась паника.  Драма  длилась всего 25  минут.  Спущенная на воду
третья шлюпка едва успела пройти на веслах  100 м, как "Эльба"  опрокинулась
на  левый  борт  и  кормой пошла  ко  дну. Спасшиеся в этой шлюпке отчетливо
видели  на  уходившем  под воду мостике фигуру капитана Госселя с факелом  в
руке. Капитан погиб  со  своим кораблем...  Свинцовые волны  Северного  моря
скрыли   от  людских  глаз   страшные   сцены  отчаяния   и  ужаса,  которые
разыгрывались  в чреве парохода...  В  темноте ночи ледяной норд-ост гнал  к
берегам Европы  обледенелые  трупы  людей,  обломки кораблекрушения  и  одну
шлюпку, в которой были люди.  Полуодетым, оцепеневшим от мороза, непрестанно
заливаемым волнами людям некому  было помочь.  Пароход,  погубивший  "Эльбу"
почти со всеми ее пассажирами, скрылся в ночи.
     В  этой  шлюпке  находилось  19 человек:  Анна  Бекер --  пассажирка из
Бремена,  которую вытащили из  воды, когда "Эльба" скрылась в  волнах,  трое
пассажиров  мужчин,  старший  механик  Ньюссел,  третий  штурман  Штольберг,
лоцман-англичанин  Гринхам и двенадцать немецких матросов. Все они  были  на
грани  смерти от холода и истощения сил, когда в  11  часов утра их случайно
заметил Вильям  Райт  --  капитан английского рыбацкого смака "Уайлдфлауэр".
Спасенные были доставлены в порт Лоуэстов на восточном побережье Англии.
     Необычный характер  столкновения,  потопление первоклассного  немецкого
лайнера и  гибель  335 человек  всколыхнули всю  Северную  Европу.  Рассказы
очевидцев катастрофы казались страшной фантазией.
     В  Времерхафене  морское  ведомство  торгового  флота  Германии  начало
расследование. Непосредственные очевидцы начала и конца катастрофы -- третий
штурман  "Эльбы",   матрос   Зиберт,  который  нес  вахту   впередсмотрящим,
английский лоцман  Гринхам и  другие  члены экипажа  погибшего  лайнера  под
присягой дали свои показания. Ждать пришлось недолго. Вскоре выяснилось, что
"Эльбу" протаранил английский грузовой пароход "Крати"  водоизмещением всего
475 т.
     По  требованию  германских  властей   Британское  адмиралтейство  также
вынуждено было  начать расследование катастрофы. Не  прошло и недели, как на
свет выплыли  такие факты, что репутация моряков английского торгового флота
оказалась сильно подмоченной.
     Вот коротко  то,  к  чему  сводились  показания, взятые  под присягой у
команды "Крати".
     В  23 часа 23 января 1895  г.  этот пароход под командованием  капитана
Гордона с командой 12 человек и с грузом угля вышел из Роттердама в Абердин.
Судно шло со скоростью 9 узлов, которая для его  паровой машины мощностью 73
л. с. была почти предельной.
     После 4 часов  утра на вахту "Крати"  заступил штурман Крэг.  Пробыв на
мостике полтора часа, он вместе с впередсмотрящим спустился сварить кофе. На
мостике  остался один рулевой. Он поднял от холода воротник  тулупа и правил
по  компасу,  мечтая о чашке  горячего кофе.  Из оцепенения рулевого "Крати"
вывел крик  старпома "Эльбы". Матрос оторвал от компаса глаза и увидел перед
собой длинный, освещенный множеством иллюминаторов борт двухтрубного лайнера
с  четырьмя мачтами. Это  оказалось  для него настолько неожиданным,  что он
бросил  штурвал и стал  звать на помощь  штурмана.  Последний,  выскочив  на
палубу  и тоже толком не понимая,  что происходит,  отдал рулевому  команду:
"Право на борт!". Едва "Крати" послушался руля, как суда столкнулись.
     Удар  был настолько сильным,  что  на мостике  угольщика  никто не смог
устоять на ногах. Рулевого с такой силой бросило на штурвальное  колесо, что
оно сломалось, а он с рукоятью в  руке бросился по трапу  вниз, на палубу...
Один матрос, спавший в каюте на баке, получил сильное ранение.
     В  результате  удара  форпик угольщика  начал  пропускать  воду.  После
осмотра повреждений стало очевидным, что пробоина в носу не опасна.
     Капитан Гордон заявил на  суде, что  в  тот момент он  был убежден, что
судно,  с которым он столкнулся, благополучно продолжает свой рейс. Он  даже
не пытался выяснить, нужна  ли  его  помощь. Он изменил курс на Мааслунс для
постановки судна в сухой док для ремонта.
     Несмотря на такие вопиющие факты,  выявившиеся при разборе  катастрофы,
Британское   адмиралтейство  пыталось  возложить  часть   вины  на  "Эльбу".
Англичане  заявили,  что вахтенный штурман  виновен  в  том,  что ничего  не
предпринял, видя неизбежность столкновения судов.
     Долго шел спор  по выяснению доли вины  погибшего лайнера. И до сих пор
неизвестно, как этот вопрос был окончательно решен. Ясным  и  неопровержимым
остался  факт:  причиной  столкновения  явилось  безответственное  поведение
штурмана "Крати"  Крэга. Он и капитан Гордон предстали перед судом. Они были
лишены  судоводительских  дипломов  и получили  сроки тюремного  заключения.
Пренебрежение  к исполнению своих служебных  обязанностей  и к долгу оказать
гибнущим на море людям  помощь со  стороны  этих двух офицеров долгое  время
вредило репутации английских моряков.
     Долгие  годы моряки  северных  портов  Европы  вспоминали  чашку  кофе,
стоившую 335 человеческих жизней и прекрасного корабля.
     Кровавое кораблекрушение
     Было еще  темно, когда Оскар Хендерсон -- капитан английского парусного
корабля  "Кромантишир"  поднялся  на палубу.  Судно  приближалось  к  району
острова  Сейбл. Над  океаном опустился  туман, с  северо-востока шла  крутая
зыбь. Еще накануне вечером Хендерсон приказал вахтенному штурману  разбудить
его, если видимость ухудшится. Так оно  и случилось -- "Кромантишир" попал в
туман, которым почти всегда окутан  коварный Сейбл, этот легендарный "Остров
призраков". Капитана  беспокоила  не  столько близость его  опасных песчаных
отмелей, сколько вероятность столкновения здесь с другим судном.
     Судно  шло  правым  галсом,  без  верхних  парусов  и  с   зарифленными
брамселями.  Отданный с кормы лаг показывал скорость 5 --  6 узлов. Каждые 2
минуты  с  носовой части  корабля раздавался  протяжный,  чуть  приглушенный
туманом звук туманного горна.
     Вахту  нес молодой третий штурман  Александр  Стюарт. Он слушал рассказ
капитана б трудностях плавания в  тумане,  об опасностях  "Кладбища Северной
Атлантики"  и  подробности недавнего  столкновения у  Сейбла  двух  немецких
пакетботов.
     -- Интересно, Стюарт,  --  говорил  Хендерсон, -- то, что оба  парохода
принадлежали одной компании. Один  из них, "Гейзер",  имел вместимость около
двух тысяч тонн, а второй -- "Трингвалла"  был на полтысячи больше. Капитаны
Моллер  и Ламб хорошо знали друг друга  и, говорят, были даже друзьями. Один
другого заметил сквозь туман уже перед  самым столкновением. Они успели дать
машинам "Стоп", но инерция была  слишком велика -- ведь  шли полным ходом...
Моллер положил руль на правый борт, а Ламб -- на левый, ну, как сговорились,
черт подери! "Трингвалла"  носом  вошла в правый борт "Гейзера"  под  прямым
углом чуть  позади  грота. Пароход оказался  почти  разрезанным пополам.  Он
продержался  на плаву всего 7 минут...  Смогли  спустить три шлюпки, одна из
них, кажется,  перевернулась. С "Гейзером" ушло на  дно  более ста  душ. Это
было на вахте старпома, Моллер ушел спать  за 2 часа до столкновения. Ламб в
это  время спал, вахту там тоже нес старпом. Да,  если бы тогда  не  прочная
таранная переборка  "Трингваллы", было бы дело!  Ведь судно Ламба тоже стало
тонуть,  а  у  него на  борту, помимо  команды, находилось  почти  полтысячи
человек. Немцам еще здорово повезло, что в тот день "Трингвалла" повстречала
в
     Утром  2  июля 1898 г.  "Ла Бургонь" вышла  из Нью-Йорка  в Гавр. На ее
борту находились:  191  пассажир  первого  класса,  125  пассажиров  второго
класса, 281 -- третьего  класса и 128  членов экипажа -- всего 725  человек.
Среди  пассажиров  был  известный  русский  борец  Юсупов,   который   после
выступления в Америке возвращался в Европу.
     Вечером 3 июля на подходе к острову Сейбл судно попало в густой  туман.
Всю  ночь на 4 июля лайнер шел в  тумане полным ходом, неся ходовые  огни  и
подавая  туманные  сигналы  паровым  гудком.  Сейчас  уже  никто  не  сможет
объяснить,  почему  "Ла  Бургонь"  шла  в  этом,  столь  оживленном,  районе
судоходства  на большой скорости и почему она оказалась на 160 миль севернее
трассы,  рекомендованной  для судов,  идущих  на восток.  Фактически пароход
оказался на трассе, рекомендованной для парусных судов, совершавших плавание
из Европы в  Америку.  Пароходом  командовал опытный и весьма  уважаемый  на
французском флоте капитан Делонкль. Он пришел на службу в  "Компани женераль
трансатлантик" в 1894 г. лейтенантом  военного флота,  участвовал  в морских
кампаниях  Франции  в качестве  флагманского  адъютанта  адмирала Баррера. В
сорок четыре года он имел  отличнейшую репутацию, орден  Почетного  Легиона,
отличался  огромной  энергией, выдержкой, знанием морского  дела  и  высокой
культурой.  На "Ла Бургони" Делонкль  совершал свой второй рейс, а  до этого
командовал лайнерами "Ла Шампань" и "Нормандия". Но почему  он проявил столь
большую неосторожность в этом плавании, ответить трудно.
     С рассветом 4 июля туман стал густым,  как молоко,  и впередсмотрящие с
бака и фор-марса уже  в 30  м  не могли  ничего  различить. Но "Ла Бургонь",
окутанная туманом, словно саваном, неслась  17-узловым ходом навстречу своей
гибели. Мерно  раздавался гулкий стук машины, и каждые 2  минуты уносились в
туман протяжные гудки парохода.
     Около 5  часов утра  впередсмотрящий с марса "Ла  Бургони" услышал звук
туманного горна парусного  судна.  Матрос тут же доложил  об  этом на мостик
вахтенному штурману. Все последующее произошло настолько быстро, что штурман
Делинж не успел  даже что-либо предпринять, чтобы разойтись с судном, сигнал
с которого  был услышан вблизи прямо по  курсу. Увидев выступившие из тумана
паруса,  он положил  руль лево на борт и дал машине  сигнал "Товсь". Но суда
столкнулись  раньше,  чем  "Ла  Бургонь"  успела  отвернуть  в  сторону  или
застопорить свою машину. Лайнер успел дать только гудок.
     Позже  командор  фирмы "Компани  женераль трансатлантик" Аубер в  своем
рапорте на имя морского министра Франции писал:
     "Нет  никакого сомнения, что барк вышел из тумана тотчас же после того,
как на "Ла Бургони"  услышали  звук его туманного  горна. Неожиданность  его
появления и  явилась  главной причиной столкновения, хотя  на лайнере и были
тотчас же приняты  меры  избежать  его:  руль положен  "Лево на  борт"  и  в
машинное  отделение передан  телеграфом  сигнал "Товсь".  Но все последующее
произошло настолько быстро, что не представилось никакой возможности сделать
какой-либо маневр. Принятые вахтенным  штурманом меры  предосторожности ясно
свидетельствуют  о  надлежащем  внимании  его,  но,  к  сожалению,  избежать
столкновения было невозможно".
     Бушпритом "Кромантишира" на ходовом мостике  лайнера были убиты штурман
Дюрон, впередсмотрящий на крыле мостика и рулевой. Несший вахту Делинж сумел
через  обломки разрушенного  мостика добраться до уцелевшей  тумбы машинного
телеграфа и перевести его рукоятки на "Стоп".
     В пробоину корпуса "Ла Бургони" устремилась вода. Она вливалась рекой в
котельное отделение парохода. Один из  кочегаров бросился наверх доложить об
этом  капитану, а когда  вернулся,  то отделение уже  было  заполнено водой.
Часть  системы  паропроводов  оказалась  порванной,  и нескольких  кочегаров
обварило паром.
     От удара  при столкновении на палубу "Кромантишира" рухнули фор-стеньга
и грота-брам-стеньга. При  падении они  увлекли с  собой два  рея и  порвали
часть такелажа. Потеряв  бом-утлегарь, утлегарь  и бушприт со всеми носовыми
парусами,  барк  перестал  слушаться  руля.  Людям,  находившимся  на  борту
"Кромантишира", не было причинено никаких повреждений, никто не получил даже
царапины, и хотя в носовой части корабля появилась течь, вода  залила только
форпик. Благодаря  водонепроницаемости  таранной переборки барк  остался  на
плаву.
     До   "Кромантишира"   доносились   сначала  продолжительные,  а   потом
прерывающиеся (из-за поврежденного паропровода) низкие гудки парохода.
     Потом донеслось несколько выстрелов ракетниц, и сквозь уже рассеявшийся
туман  можно было увидеть красные вспышки ракет. Капитан барка дал несколько
гудков туманным  горном  и послал  в  небо  несколько сигнальных  ракет.  Но
раздавшиеся  в  ответ гудки  парохода теперь едва можно было различить,  они
удалялись в сторону. Пароход уходил...
     Минуты  через  три  после удара  на  разрушенном мостике  "Ла  Бургони"
появился  капитан  Делонкль и  вся  палубная  команда  из кубриков  высыпала
наверх. Матросы  получили приказ откачивать  воду ручными помпами. Но лайнер
уже  имел  крен  на  правый  борт, и,  зная  характер  повреждений, Делонкль
понимал,  что судно  спасти  невозможно.  Тем  не  менее он решил попытаться
выбросить лайнер  на песчаные  отмели Сейбла,  до которого  было примерно 60
миль.  Капитан  перевел  ручки  машинного телеграфа  с  положения  "Стоп" на
"Полный  вперед", приказал  править по  компасу  курсом "Норд 10  градусов к
осту". Несмотря  на  сильные  разрушения в корпусе, перебитые  паропроводы и
панику  в  котельном  отделении,  машина лайнера заработала,  и "Ла Бургонь"
рванулась вперед.  Механики доложили на мостик, что топки второго котельного
отделения будут залиты  водой  через 10 минут. На  самом деле  это случилось
через  5  минут.  Судно  ушло. С каждой  минутой правый борт его  оседал все
глубже. Вода  начинала  заливать  пароход  через пробоины,  еще  только  что
находившиеся  выше ватерлинии. Когда она залила  топки, котельное  отделение
наполнилось едким угольным дымом.
     Машина "Ла Бургони" остановилась, винт парохода перестал вращаться.
     В наступившей тишине, прерываемой теперь лишь шипением вырывающегося из
машины пара, на палубах "Ла Бургони" раздались крики...
     Во  время  столкновения  "Ла  Бургони"  произошел  удивительный,  почти
невероятный случай с кочегаром Жозефом Одраном. Кочегару следовало заступить
на  вахту  в  6  часов утра.  За час  до  этого, в момент  столкновения, его
выкинуло из койки на палубу  каюты. Не зная, что произошло, кочегар бросился
в машинное  отделение.  Из пробоины хлестала  вода,  громко звонил  машинный
телеграф, к которому  никто не подходил. Одран  быстро сориентировался: если
не задраить двери  водонепроницаемых  отсеков, судно  погибнет.  Когда Жозеф
Одран задраил двери отсеков,  то увидел, что все из машинного  отделения  по
трапам  побежали  наверх.  Старший  механик  крикнул  ему: "Беги  на палубу.
Спасайся, если сможешь! Судно пойдет ко дну через десять минут!" -- и вместе
со вторым механиком побежал по решетчатым трапам наверх. Одран -- за ними.
     В это время  в  машинное отделение сверху  через  большой световой  люк
рухнула дымовая труба. Она разбила часть машины и сбила все трапы, раздавила
старшего  и второго механиков.  Одрану  сделалось  жутко:  выход  наверх был
отрезан,  снизу подступала вода. Крен парохода непрерывно увеличивался. "Как
выбраться отсюда? -- думал несчастный кочегар. -- Ведь через пару минут  эта
адская клетка станет моим гробом".
     В машине стоял страшный шум. Смешанный с  паром горячий  воздух обжигал
легкие. Каскады воды  бурлили среди поломанных механизмов. Выхода  наверх не
было.  Выбраться через пробоину  и вынырнуть  у борта? Это отпадало: слишком
большой напор воды... В самую последнюю минуту  счастливая мысль осенила уже
почти потерявшего  надежду кочегара  --  вентилятор! Ведь  внутри  него есть
скобтрап и по нему  можно выбраться на палубу!  Напрягая все силы, по пояс в
масляной воде, Одран пробрался к трубе вентилятора и  через 2 минуты был уже
на палубе.
     Если  Жозефу Одрану было  страшно  в  машине,  то увиденное  на  палубе
привело его в  ужас... Вся палуба "Ла Бургони"  была забита людьми. Внизу во
всех коридорах и проходах толпились испуганные  пассажиры, пытаясь  выйти из
заливаемых помещений. Над всем этим хаосом  слышался протяжный вой гудка "Ла
Бургони"...  Единственная уцелевшая  шлюпка правого борта  была переполнена.
Пять шлюпок другого борта завалились из-за крена на палубу.
     Одран прыгнул за борт и  доплыл до шлюпки.  В ней уже  сидело  более 50
человек. Кочегар  сумел залезть  в  нее. Потом в  эту  шлюпку стали залезать
другие пловцы, их было много... Шлюпка перевернулась. Одран снова оказался в
воде. Через час его подобрала шлюпка "Кромантишира".
     Когда  машина  "Ла  Бургони"  стала,  капитан  Делонкль  приказал  всем
офицерам явиться  на  мостик.  Отдав  команду  спасать  на шлюпках  в первую
очередь женщин и детей, Делонкль пожал всем офицерам руку, попрощался с ними
и остался на мостике один среди обломков.
     Матросы начали снимать со спасательных вельботов брезенты,  и пассажиры
бросились занимать в шлюпках места. На лайнере было всего  10 гребных судов,
из которых шлюпки  No 1, 3, 5 были разбиты в момент  удара. Семь оставшихся,
конечно, не могли вместить всех пассажиров и команду лайнера.
     С момента столкновения прошло всего 5 -- 7 минут, а на палубе  парохода
уже творилось что-то  невообразимое.  И  не  случайно это  кораблекрушение в
летописи  морских катастроф  вошло  под  такими  названиями,  как  "кровавое
кораблекрушение" и "Варфоломеевское утро".
     Хроники свидетельствуют,  что на борту "Ла  Бургони"  среди  пассажиров
находилась  часть команды одного  австрийского  парохода,  который  потерпел
крушение у берегов Америки. Пережив одно крушение и  спасшись  просто чудом,
эти люди, вновь вкусив всю  прелесть  жизни,  снова  предстали перед  фактом
неминуемой  гибели.   Проснувшийся   в   них  звериный  инстинкт   лишил  их
человеческого облика. В тот  момент,  когда одни  помогали женщинам  сесть в
шлюпки,  поддерживали  стариков   и  передавали  над   головами   младенцев,
австрийские моряки револьверами и ножами прокладывали себе дорогу к шлюпкам.
Их примеру последовали  итальянские  эмигранты,  которые  составляли большую
часть обитателей третьего класса. На палубе заблестели лезвия ножей...
     Второй штурман руководил спуском одной из шлюпок левого борта. Он  смог
посадить в нее женщин  и детей. Шлюпка находилась у борта, и глаголь-гаки ее
талей  еще  не были отсоединены, когда  с палубы  по тросам стали спускаться
итальянцы.   Невзирая   на   мольбу   и  крики   матерей   и   плач   детей,
мужчины-эмигранты,  стараясь  спасти  свою  жизнь, потопили  шлюпку: хрупкое
суденышко не  выдержало  веса  людей и наполнилось водой -- матери  с детьми
оказались в воде. То  же  самое произошло  и со второй шлюпкой, которую  уже
спустили на воду.
     Австрийцы  пробивались  сквозь  обезумевшую толпу  к  большому  катеру,
который был  закреплен на кильблоках по  левому борту  на носовой палубе. Не
зная,  как его нужно спустить, они столкнули его в воду и  начали прыгать за
борт.
     Один  из офицеров "Ла Бургони"  с трудом  разместил  в одной из  шлюпок
левого  борта  группу женщин и детей.  Он надеялся, что  матросы позаботятся
спустить эту шлюпку на воду, и занялся посадкой женщин в другую шлюпку. Но в
шлюпке,  где  сидели женщины, заело  блок  кормовых талей, и  она  с сильным
наклоном на нос так и осталась висеть, раскачиваясь на талях.
     Лайнер продолжал валиться на правый борт, вода уже подступала к главной
палубе.  Из  помещений  третьего  класса  на  шлюпочную палубу толпой  лезли
охваченные страхом полуодетые эмигранты. Попытки  офицеров  лайнера сдержать
их натиск  не имели успеха.  Офицеров уже никто не признавал, повсюду царили
анархия и беспорядок. В носовой  части  парохода, где  матросы раздавали  из
большого ящика спасательные нагрудники, шли непрерывные драки, люди вырывали
друг у друга эти, ставшие на вес золота,  предметы,  отбегали  в сторону и в
спешке надевали их на себя. Матросам "Ла Бургони" было не до объяснений, как
правильно надевать и завязывать нагрудники. Позже выяснилось, что именно это
многим пассажирам стоило жизни. Она завязали нагрудники слишком  низко -- на
талии,  вместо того чтобы закрепить  их  ремнями на уровне  груди.  Позже, в
местах, где  затонула "Ла  Бургонь",  нашли  десятки трупов, которые плавали
вверх ногами...
     В одной из  шлюпок,  которая висела  у  борта на талях, стоял  какой-то
человек с безумным  взглядом.  Когда  кто-нибудь из пассажиров приближался к
шлюпке, он  грозил  им длинным  кухонным ножом. Этот  человек  сошел  с ума.
Рулевому Девалю удалось подкрасться к нему сзади и оглушить ударом нагеля по
затылку. Лишь после этого лейтенант Пишан начал спускать эту шлюпку на воду.
В нее уже сели пассажиры, и она стала отходить от борта тонущего лайнера. Но
в  эту минуту пароход резко накренился  на правый борт -- и рухнула кормовая
дымовая  труба.  Сначала  она упала  на  еще не спущенную  шлюпку,  а  потом
провалилась  через  световой  люк  в  машинное  отделение.  Цепной  оттяжкой
падающей трубы перерезало пополам  одну женщину -- жену пассажира по фамилии
Арчард. Он сам с двумя своими детьми видел эту ужасную картину из шлюпки, на
которую упала труба. Арчарда выбросило  в  воду, дети его утонули. Он доплыл
до  плота  и попытался на  него  взобраться. На  него  посыпались  проклятья
матросов  "Ла Бургони",  и  он  слышал,  как один  из  офицеров (им оказался
четвертый механик парохода) крикнул:
     "Черт с пассажирами!  Пусть  сами спасаются. Будь у меня пистолет, я бы
их всех перестрелял!"
     Позже,  во  время  судебного  разбирательства  катастрофы,  миру  стали
известны многие жуткие подробности этой трагедии.
     Женщин и детей австрийцы и итальянцы  оттеснили от остававшихся  еще на
борту парохода шлюпок. Эти шлюпки были последним шансом спастись. Матросы из
команды  "Ла  Бургони"  "не   уступали"   австрийским  морякам:   они  силой
вытаскивали  пассажиров  из  шлюпок,  толкали  их  обратно  на   палубу  или
сталкивали  за борт. Позже пассажир по имени  Мак-Кеоун на суде сообщил, что
на его глазах  итальянцы зарезали  трех или четырех женщин, которые пытались
сесть в  шлюпки,  и их тела ногами  столкнули  в  воду.  А  пассажир  Чарльз
Дуттвейлер -- пекарь из  Германии --  демонстрировал на  суде  ножевые раны,
выше левого уха и на лбу, нанесенные ему кем-то из команды "Ла Бургони".
     Финал драмы был уже близок --  и с минуты на минуту "Ла Бургонь" должна
была  опрокинуться  на правый  борт.  Ни  водонепроницаемые отсеки  лайнера,
большая  часть  дверей  в которых  была  закрыта,  ни  продольные  переборки
котельных отделений, делящие их на  две части, не спасли  лайнер от  гибели.
Его запас плавучести и остойчивости был на исходе...
     До самой последней минуты на лайнере шла  отчаянная  борьба за жизнь...
Те,  кому  не  нашлось места  в  шлюпках, столпились  на палубе под  ходовым
мостиком   вокруг   капитана  парохода.  Делонкль  ободрял  этих  несчастных
советами, как нужно прыгать за борт, если судно начнет опрокидываться. Среди
этого беспорядка и  ужаса  он был  бессилен  сделать что-либо  другое.  Этот
человек, возвращения которого на берегу ждали жена и пятеро детей, не имея в
душе никакой  надежды на спасение, сохранял самообладание  до самого  конца.
Рядом с капитаном стоял пассажир, жену которого задавили в  свалке у шлюпки,
и  держал  на  руках  двух  голых кричащих младенцев. На дрожавших от холода
детей кто-то набросил снятый со своих плеч плед.
     В это время рядом  с  ходовым мостиком  матросы предпринимали последние
попытки исправить сломанное  устройство шлюпочных  талей и спустить  на воду
последнюю шлюпку. Чтобы исправить неполадку, нужно было всем выйти из нее на
палубу. Но,  несмотря на  объяснения и уговоры капитана и офицеров, ни  один
человек в  этой шлюпке  не  двинулся с места: рядом  стояла  толпа,  готовая
каждую секунду броситься на штурм освободившейся шлюпки. Так никто  из нее и
не вылез на палубу, никто не захотел оставить кому-то другому с таким трудом
доставшееся место. Эта шлюпка пошла на дно вместе с пароходом...
     В течение еще долгих месяцев и даже лет о драме у  острова Сейбл писала
почти   вся  мировая   пресса.   Это  событие  затмило   в   печати  события
испано-американской войны, даже такие, как  взрыв броненосца "Мэйн", падение
Сантьяго и  разгром эскадры  адмирала Серверы. Американская газета "Нью-Йорк
Мэйл энд Экспресс" через два дня после  гибели  "Ла Бургони" констатировала:
"Каков  бы  ни  был приговор  суда в отношении  управления лайнером, как  до
столкновения,  так  и после, факт останется фактом:  в  истории трагедий  на
море, сохранившихся в памяти человечества, подобного еще не было".
     А нью-йоркская "Таймс" вышла тогда под таким заголовком:
     "Это был французский корабль, и с  него спаслась лишь  одна женщина". К
великому  позору фирмы  "Компани  женераль трансатлантик"  это  был факт. Из
двухсот  женщин,  пятидесяти  грудных младенцев  и  тридцати  детей постарше
спаслась  только одна женщина. Ее звали  Виктория Лакассе,  она ехала на "Ла
Бургони"  с  мужем  в каюте  второго  класса.  В  ту ночь  Виктория  Лакассе
проснулась от звуков туманных гудков.  Одевшись,  она села  в  кресло, потом
снова легла  на койку. В  момент столкновения ее  выбросило на  ковер каюты.
Выбежав с  мужем  из  каюты  на  палубу,  они  увидели  толпу  пассажиров  с
перекошенными  от  страха  лицами.  Полуголые  люди  в  тумане  походили  на
приведения.  Супруги  Лакассе,  чтобы  не  оказаться  раздавленными  толпой,
спрятались под трапом ходового мостика.
     Через Ю минут после удара крен "Ла Бургони" достиг критического уровня.
Уже невозможно было стоять на палубе.  Несколько человек скатились с  левого
борта  на правый через  весь  спардек  между  ходовым мостиком и  помещением
первого класса и упали в воду...
     Вот как рассказывала Виктория Лакассе:
     "Мы решили перебежать из-под трапа на другой, более высокий борт. Судно
вдруг начало сильно крениться. Сначала мы взобрались в  шлюпку, где уже было
много  людей. Они никак не могли справиться с талями, и мы снова  вылезли на
палубу  и  побежали к корме,  где  были  закреплены деревянные  спасательные
плоты.  Едва  мы успели добраться  туда, как  пароход стал резко валиться на
борт. Нас  сбросило  в  воду недалеко  от плота. Мы вместе поплыли к нему. Я
была почти уже  без сознания, когда меня туда втащили.  Со всех  сторон плот
окружали барахтавшиеся в воде люди. Взобраться на него смогли около двадцати
из них. Пароход погружался кормой. Его нос  поднялся над водой. Корпус судна
уходил  под воду  со страшным  шипением. Когда  вода  уже  совсем  стала его
заливать, яростный водоворот подхватил сотни людей, живых и мертвых, увлекая
их   тела  вниз.  Сила  водоворота  возрастала.  К  этому  водовороту  стало
притягивать  и наш  плот. Но в эту  минуту  он ударился о  какой-то  большой
плававший  обломок  и  направление  его  движения изменилось. и  вскоре  нас
отнесло от  опасности  в сторону. Воздух вокруг нас  был наполнен  криками о
помощи... Многие начинали плыть к плоту, но, увидя,  что  на  нем нет места,
оставляли свои  попытки и исчезали в  волнах. Потом туман рассеялся и солнце
осветило место  происходившей драмы.  Теперь  рядом  с  нами  плавали только
обломки  корабля, три плота и  одна шлюпка, перевернутая вверх килем. За нее
держались  человек тридцать. Две другие шлюпки были далеко на горизонте.  На
шлюпку. где  находились женщины, рухнула  пароходная труба.  Все эти женщины
погибли. Другая шлюпка  была  перегружена настолько, что сорвалась с талей в
воду... Через 2 часа  мы увидели  парус. Это был  тот самый корабль, который
потопил  нас.  С  парусника принимали спасшихся.  Нам на плот бросили  трос,
который мы закрепили.  Но из-за зыби он лопнул, так же как  второй и третий,
которые нам  бросали.  Потом нам подали прочный толстый трос.  Изможденные и
еле  живые,  промокшие  до нитки, мы были взяты на корабль  "Кромантишир". У
него был поврежден нос. Спустя 4 часа лайнер фирмы "Эллан лайн" -- "Грешиан"
снял с корабля всех спасшихся и  взял его на буксир.  6  июля  мы прибыли  в
Галифакс. Позже я узнала, что  была единственной женщиной из числа спасшихся
с "Ла Бургони"...
     Перед тем  как  лайнер  опрокинулся, капитан  Делонкль, второй  штурман
Дюпон и  рулевой Деваль поднялись на  разрушенный мостик. Вода уже подошла к
их ногам. Жизнь парохода исчислялась теперь секундами.
     Делонкль схватил линь малого аварийного гудка  и потянул: над пароходом
раздался пронзительный гудок, он  пронесся над покрытым туманом  океаном как
крик агонии. Потом волны зыби скрыли ходовой мостик лайнера.
     Вот  как  описывал  последние  минуты  "Ла  Бургони"  один из спасшихся
пассажиров -- швейцарец Найффелер:
     "Раздался какой-то  громкий треск, и  корабль, опрокидываясь на  правый
борт, стал быстро  уходить  кормой в  воду.  Десятки  людей,  оставшиеся  на
палубах,  стали прыгать  за  борт по  мере  того, как  пароход  погружался с
шипением,  окутанный  паром.  Оказавшись в  воде,  люди  плыли к  шлюпкам и,
залезая в них, топили их..."
     Среди  плававших обломков  люди  боролись за жизнь. В большинстве такие
поединки кончались в  пользу смерти: над  скрытым туманом  морем  раздавался
последний крик, и человек исчезал в волнах. Так погиб русский борец  Юсупов.
Он не умел плавать. Если же человеку  удавалось ухватиться  за  спасательный
круг, доску  или плававший  обломок, это была мучительная и упорная  борьба.
Рулевой Деваль при погружении судна попал в водоворот и был увлечен под воду
на глубину, как он говорил, около 20 м. Он считал себя погибшим, но каким-то
чудом смог вынырнуть на поверхность и залезть на днище перевернутой шлюпки.
     Борьба  за место в шлюпках и на плотах продолжалась еще несколько часов
после погружения "Ла Бургони".
     Оказавшиеся в  воде люди подплывали  к  шлюпкам  и пытались найти в них
спасение.  Но их безжалостно  били по  голове веслами и  отпорными  крюками;
ударяли  по  ухватившимся за  планширь  шлюпки  пальцам.  Одному  пассажиру.
итальянцу  по  имени  Мехелини  Секондо,  все же  удалось  залезть с воды  в
переполненную шлюпку. Но те, кто уже находился в  них, с яростью набросились
на  него  с  отпорными  крюками.  Секондо,  получив  несколько  ударов,  был
буквально залит кровью  с головы по  пояс. Но  он обладал недюжинной  силой,
хотя и был мал ростом. Из воды  он поднял обломок весла и стал отбиваться от
своих врагов. Дело кончилось тем, что он этим обломком убил пять человек...
     Первые  две шлюпки "Ла Бургони",  которыми командовали матросы Жандро и
Ле Корр, были спасены "Кромантиширом"  около 6 часов утра, когда туман почти
рассеялся. Капитан английского корабля писал в своем отчете: "Мы увидели две
шлюпки под  французским флагом, которые  гребли  к  нам. Мы просигналили  им
подойти к правому борту и узнали  от них, что погибший пароход назывался "Ла
Бургонь", что он шел из Нью-Йорка в Гавр. Когда мы подошли ближе, повсюду на
воде виднелись люди, которые цеплялись за плававшие обломки".
     По  мере  того  как  на  палубу  корабля  стали  прибывать  израненные,
искалеченные  спасшиеся,  начала  вырисовываться   страшная  картина  гибели
парохода. Хендерсон принял  на борт спасенных,  выбросив около 30 т груза за
борт.  В  полдень  того  же  дня  к  борту  "Кромантишира"  подошел  пароход
"Грешиан", который  направлялся из Глазго в Нью-Йорк. "Кромантишир" пришлось
взять  на буксир, без носовых парусов он был неуправляем,  а в первом  трюме
уровень воды достигал 2,5 м.
     Когда капитан  Хендерсон произвел  подсчет спасшихся с "Ла Бургони", то
получил следующие  цифры: 59 пассажиров (включая единственную женщину) и 105
членов экипажа. Всего 164 человека. Напомним, что на лайнере в момент выхода
из Нью-Йорка было 725  человек:  597 пассажиров и 128 членов  экипажа. Таким
образом, число жертв этой катастрофы составляет 561  человек: 538 пассажиров
и 23 члена экипажа. (Различные историки указывают число погибших по-разному:
597, 565 и 546 человек).
     Сразу же  после  того,  как  пароход  "Грешиан" прибыл в  Галифакс,  по
разбору катастрофы было назначено следствие.  Показания очевидцев установили
факты многих убийств на борту лайнера до его погружения и после -- на плотах
и в шлюпках. Виновные в  убийстве австрийские моряки и итальянские эмигранты
под  конвоем  были  отправлены  во Францию.  Не в  лучшем  свете выглядели и
спасшиеся  члены  команды  "Ла  Бургони".  Сравнение   цифр  числа  погибших
пассажиров  и моряков лайнера -- 538 и 23 -- говорило не в пользу последних.
Допрос свидетелей  позволил установить личности  и  тех  членов  команды "Ла
Бургони",  которые  также совершили  зверские убийства на  борту.  Так,  суд
обвинил трех матросов
     палубной команды  в том, что они ударили нагелем по  голове кочегара Ле
Жульена и сбросили его в воду,  когда он пытался сесть в шлюпку раньше  них.
Спасшиеся пассажиры лайнера -- американский  священник Август Пурги, француз
Шарль  Лиебра  и  американец  Христофер Брунен  заявили  суду:  "Французские
матросы, спасая свою шкуру, как звери, набрасывались на беззащитных женщин и
отгоняли их от шлюпок". В ответ на это представитель фирмы "Компани женераль
трансатлантик"  в Нью-Йорке  Поль  Фагуэт  ответил:  "Мы не верим,  что  это
обвинение  справедливо".  Но  ему пришлось  замолчать, когда судьи попросили
объяснить, где же  двести  женщин,  пятьдесят  грудных  младенцев и тридцать
детей.
     Единственное,   что   в   какой-то  мере  реабилитировало   французских
судовладельцев  в   глазах  мировой  общественности,  был  факт  гибели  при
исполнении служебных обязанностей всех (кроме одного) офицеров лайнера. Этим
одним  оказался  штурман  Делинж.  В  его  адрес  не  последовало  ни одного
нарекания со  стороны очевидцев  катастрофы.  Делинж признал факт,  что  "Ла
Бургонь" в течение всей ночи  шла  в  тумане  полным ходом, неся включенными
ходовые  огни и все время подавая гудки. Но ответственность за это полностью
лежала на капитане Делонкле, который погиб вместе со своим судном.
     25  сентября 1898  г. в  Галифаксе с капитана  "Кромантишира" полностью
были сняты все обвинения.
     Черная пятница Канады
     Часы показывали 1 час 15 минут ночи,  когда капитан Кендалл поднялся на
ходовой  мостик.  Начиналось воскресенье 29  мая  1914 г. Впереди, слева  от
лайнера, раскинулась  освещенная  яркой луной застывшая гладь залива Святого
Лаврентия.  Была холодная тихая ночь.  По правому берегу  появлялись и снова
исчезали огоньки приморских поселков и деревень провинции Квебек.
     -- Подходим к  мысу Фатер, -- задумчиво произнес Кендалл, когда заметил
впереди по курсу  огни лоцманского  судна. В его жизни с этим названием было
связано одно происшествие, о котором он вспоминал с чувством гордости и в то
же время с каким-то непонятным для самого себя беспокойством.
     В  1910  г.,  когда   он  командовал  канадским  пассажирским  лайнером
"Монроз", в Лондоне  было раскрыто уголовное преступление, привлекшее к себе
внимание всей Англии.
     А дело было так...
     Некий  Хоули Гарвей  Криппен,  врач-дантист,  убил  свою  жену, топором
изрубил  ее  тело на куски и зарыл их в подвале  своего особняка,  что стоял
близ    кладбища    в    Хайгейте.   Убийца   задумал   бежать   со    своей
служанкой-любовницей Этель  Ле  Ниве  в Канаду. Через четыре дня в Ливерпуле
они  погрузились на борт лайнера "Монроз", предъявив полиции паспорта на имя
господина Робинсона и его сына. Этель Ле Ниве была переодета и загримирована
под  юношу.  Тогда капитану эта  пара пассажиров показалась  подозрительной,
особенно юноша с женской фигурой.
     Кендалл понял, что под именем господина Робинсона скрывается убийца: он
узнал  его по фотографиям, расклеенным по всем  городам  Англии. На  лайнере
была  радиостанция,  и  капитан  дал  в  лондонскую  контору   Скотланд-Ярда
сообщение.
     Дальнейшее   развитие  событий   в   этом   происшествии   походило  на
классический детектив. Лондонский сыщик Вальтер Дью сел на  ночной экспресс,
следующим утром уже был на быстроходном лайнере, который в Атлантике обогнал
"Монроз",  и остановился у мыса Фатер. Через несколько  часов  к мысу  Фатер
подошел, чтобы взять лоцмана, "Монроз". На его  борт поднялся Вальтер Дью --
личность  "господина  Робинсона"  была   установлена,  и  убийца  арестован.
Закованного в  наручники Криппена  отправили на  рейсовом пароходе в Англию,
где он был осужден в соответствии с законом страны и приговорен к повешению.
Перед тем  как  спуститься  по трапу  "Монроза"  в катер,  убийца  бросил на
Кендалла  пристальный, полный ненависти взгляд и  произнес: "Ты выдал  меня,
капитан,  и  ты  тяжело  пострадаешь за  это  вот на этом  самом месте. Будь
проклят!"
     Тогда история с  Криппеном явилась настоящей сенсацией 1910 г.  как для
Англии,  так и для Канады. Еще  бы! --  ничего не подозревающий  преступник,
находясь за тридевять земель  от Лондона, считал себя в полной безопасности,
как  вдруг на  Святом Лаврентии  видит перед  собой дуло  револьвера  в руке
сыщика Скотланд-Ярда. Пресса захлебывалась от восторга:
     "Вездесущий Скотланд-Ярд  поджидал убийцу за океаном",  "Беспроволочный
телеграф загоняет Криппена в ловушку, поставленную  за  3000 миль", "Капитан
Кендалл  вызывает агентов  Скотланд-Ярда в  Лондоне прямо из  своей  каюты с
другого конца Атлантики". Ведь  радио тогда считалось чем-то слишком сложным
и  почти  безнадежным для понимания, а тут  вдруг при  его помощи  задержали
убийцу.
     Да,  это была  сенсация, создавшая неплохую рекламу  капитану Кендаллу,
чья служебная  карьера, впрочем, в этом  и  не нуждалась. Уроженец пригорода
Ливерпуля,  потомственный  моряк,  с  дипломом  морского  колледжа,  Кендалл
довольно  скоро  получил  в командование большой  трехмачтовый  барк,  потом
другой, третий и, наконец, грузовой пароход "Ратения".
     Потом   был   "Монроз".   И  возможно,   это   происшествие  с  арестом
дантиста-убийцы,  сделавшее   Кендалла  чуть  ли  не  национальным   героем,
многочисленные портреты в  газетах и  статьи о безупречной  службе послужили
толчком  к его дальнейшему продвижению по службе. В  сорок  один год он стал
капитаном "Эмпреес оф  Айрленд" --  самого большого и  лучшего лайнера фирмы
"Кэнедиан пасифик стимшип компани".
     Сейчас,   подходя   к   мысу  Фатер,  он  стоял  на  мостике  огромного
двухтрубного парохода водоизмещением в  20 000 т, длиной  167, шириной 20 м.
Этот  гигант имел пять палуб,  где могли разместиться с комфортом почти  две
тысячи   человек,  и  паровую  машину  мощностью  18  500  л.   с.,  которая
обеспечивала скорость  в 20 узлов. Лайнер  совершал регулярные  рейсы  через
Атлантику   и  имел  отличную   репутацию  среди  постоянных  клиентов.   На
комфортабельном  лайнере, помимо  шикарных  кают и просторных  салонов, были
даже поле для крикета и яма с песком для забавы детей.
     Кендалл был  доволен своей судьбой и очень  гордился новым назначением.
Но  каждый  раз,  когда капитан  подходил к рейду  мыса Фатер,  в  его  душу
вселялось  какое-то  странное  чувство  беспокойства.  В  такие  минуты  ему
слышались слова Криппена, сказанные им тогда у трапа: "Ты тяжело пострадаешь
на этом самом месте".
     Впереди,  чуть  справа  уже  отчетливо виднелись  огни  двух  небольших
пароходов.  Кендалл знал, что одно из них "Леди Эвелин" -- правительственный
почтовый пакетбот, который должен  был принять с лайнера почту из Монреаля и
Квебека  и  доставить на  судно  последнюю партию  государственных депеш для
Англии. Вторым  была "Юрека", она  должна  была принять  с  борта его  судна
Камилля  Берние  -- лоцмана,  который  сейчас  стоял  рядом с  Кендаллом  на
мостике.
     В 1 час 30 минут Кендалл передал машинным телеграфом механикам "Стоп"".
"Леди  Эвелин" подошла  к  борту  "Эмпреес оф Айрленд".  Лоцман, пожав  руку
капитану и  пожелав ему благополучного плавания через океан, сошел по  трапу
вниз. чтобы на пакетботе добраться до "Юреки".
     Перегрузка  почты  закончилась, матросы  сбросили  швартовные  концы на
палубу "Леди Эвелин".
     Для  капитана  Кендалла  этот  рейс был  не  совсем обычным. Во-первых,
помимо  важных правительственных  пакетов, два дня назад в  Монреале на борт
"Эмпреес  оф Айрленд"  погрузили несколько тонн серебряных слитков,  которые
оценивались в миллион канадских долларов. Во-вторых,  что омрачало Кендалла,
в  первом и  втором классах было  слишком  много  "тузов" --  представителей
высшей  аристократии. Кендалл знал, что эта  капризная  публика всегда имеет
массу  претензий к экипажу судна и требует присутствия  капитана в салоне за
столом, его личного  внимания и  заботы. В  салон  нужно  было  являться при
полном параде и убивать вечера за коктейлями в беседах на модные темы дня, а
этого капитан не любил.
     Под ходовым мостиком, на пяти палубах лайнера жил своеобразный плавучий
город с населением  почти полторы тысячи человек: 420 членов  экипажа и 1057
пассажиров,  из которых  87  -- первого, 253  --  второго и 717  -- третьего
класса. Среди них было 310 женщин и 41 ребенок.
     В одной из кают первого класса отдыхал в кресле сэр Генри Сетон-Карр --
член  палаты  лордов   Британского  парламента,   известный  в  те   времена
путешественник,  охотник и писатель. Сорок пять  из своих 62 лет он провел в
путешествиях и  скитаниях по дебрям Южной Америки  и  Центральной Африки, за
что  в 1902 г. был удостоен  рыцарского звания.  Рядом с ним,  также в каюте
первого класса, размещалась чета Ирвингов. Лоренс Ирвинг --  сын выдающегося
английского  актера Генри Ирвинга -- был  актером  не менее талантливым, чем
его  отец. Поставленная им в  Канаде  мелодрама  "Тайфун" имела  грандиозный
успех.  Актер  должен  был  возвращаться  домой  на  лайнере  "Теутоник", но
предпочел более комфортабельное судно и поменял билеты.  За ним  последовала
вея его труппа.
     На борту  лайнера находилась и Этель  Патон --  "королевам аристократов
канадского   города   Шербрук,   красавица,   жена  одного   из   богатейших
мануфактурщиков в Канаде.
     Среди прочих знаменитостей были  известный английский журналист Леонард
Пальмер -- редактор журнала  "Лондон  Фэйненшиал Ньюоз", профессор Каннингам
-- директор сельскохозяйственного колледжа в Манитобе, адвокат  Госселин  из
Монреаля  и Давид  Рисе  --  канадский  предводитель  "Армии  Спасения".  Он
возглавлял  делегацию  из  176  представителей  этой организации  от  города
Торонто на Международную конференцию членов "Армии Спасения" в Лондоне.
     Менее  известная и более скромная  публика ехала  в третьем  классе  на
самых нижних  палубах. Под  ними  в котельном отделении парохода  трудился с
лопатой  обнаженный  по пояс  Тэд  Фитчет  -- известный  английский  боксер.
Обливаясь потом, он  кидал  в ненасытные пасти топок  уголь и проклинал свою
судьбу. Его звезда закатилась, когда "Черный Аллен" свел с ним бой  на ничью
в   Монреале.   Потом   начались   первые    поражения,   пошли   нокауты...
Профессиональный боксер пытался стать тренером, но для этого в Канаде ему не
хватало  популярности. Чтобы добраться  до родного  Брэдфорда в Англии,  ему
пришлось  на  рейс  наняться  кочегаром.  Штивая уголь,  Тэд  Фитчет думал о
победах на рингах Англии своего старшего  брата Вильяма  Фитчета -- чемпиона
страны,  который  уверенно  шел  к  спортивной  славе.  Тэд  дал себе  слово
вернуться осенью в Монреаль и показать канадцам, что он  тоже достоин титула
чемпиона.
     Через  переборку котельного отделения парохода у паровых машин суетился
с  масленкой Фрэнк  Тауэр --  вторая  знаменитость  пароходного  "чрева"  --
человек, который чудом избежал два года  назад гибели на "Титанике".  Он был
там смазчиком,  и когда вода  огромным каскадом стала врываться  в  машинное
отделение, Тауэра  сбило  с  ног,  закружило  потоком и  прижало  к  решетке
ограждения  трапа. Он  собрал последние  силы  и  вырвался из этого  ада  на
палубу, а когда "Титаник" стал погружаться, прыгнул с  палубы в ледяную воду
и  вплавь добрался до  одной из  шлюпок. Теперь он работал  на  "Эмпресс  оф
Айрпенд", и называли его не иначе как "счастливчик Тауэр".
     Судно продолжало идти по заливу Святого  Лаврентия  восемнадцатиузловым
ходом. На его палубах слышалось мерное  постукивание паровых машин, журчание
воды перед острым форштевнем и гудение огромных труб.
     Около 2  часов ночи внезапно  со  стороны  побережья  Квебека на  залив
опустился редкий  белесый  туман.  Видимость ухудшилась.  Кендалл,  приказав
старшему  штурману  Эдварду  Джонсу сбавить ход  до 15  узлов  и внимательно
следить за горизонтом, спустился к себе в каюту.
     Пароход приближался к  мысу Нок-Пойнт, что расположен  в семи  милях  в
сторону  океана  от мыса  Фатер. Буй  с газовым фонарем,  ограждавший отмель
этого мыса, то исчезал, то снова появлялся в тумане. Чувствуя, что видимость
резко ухудшается, Джонс послал матроса за капитаном.
     Едва Кендалл  вошел в штурманскую рубку,  как с фок-мачты раздался звон
колокола и с  "вороньего  гнезда" послышался  крик впередсмотрящего  матроса
первого класса Джона  Кэррола: "Полтора румба справа  по  носу  вижу топовые
огни парохода".
     Капитан взял ночной бинокль -- расстояние между судами составляло около
6 миль. Он  приказал  изменить курс судна  на 26 ° вправо с таким  расчетом,
чтобы встречное судно было у него в 3 -- 4 румбах слева по носу.
     Когда расстояние между двумя судами сократилось  примерно до 2 миль,  с
правого берега залива стала наползать уже  более густая пелена  тумана. Было
видно, что она ляжет  на воду как  раз между идущими  навстречу  друг  другу
судами.
     Кендалл передал машине "Полный задний ход" и дал три коротких гудка.  В
ответ  из  тумана  послышался один длинный  гудок (позже,  на  суде  Кендалл
сказал, что их было два). Его подал норвежский пароход  "Сторстад",  который
шел навстречу, в Монреаль. Это грузовое судно валовой вместимостью 6028 рег.
т было  зафрахтовано канадской фирмой "Доминион коал  компани" и с грузом 11
000 т угля сейчас подходило к мысу Фатер, чтобы взять лоцмана для следования
вверх  по реке. Вахту нес старший  помощник  капитана Альфред Тофтенес.  Сам
капитан, Томас Андерсон,  в эту минуту находился  у  себя  в  каюте с женой.
Старпом  имел  указание  вызвать  капитана  немедленно  на  мостик в  случае
ухудшения  видимости.  Но  Тофтенес выполнил  это  указание слишком  поздно.
Нагнувшись  над  переговорной  трубкой,  он  крикнул  в  капитанскую  каюту:
"Господин капитан! Видимость  резко  снижается. Огни мыса Фатер скрываются в
тумане". Он даже не  побеспокоился сообщить капитану, что  за пеленой тумана
идет встречное судно, с которым нужно разойтись!
     Капитан Андерсон  прибежал на мостик. В тумане,  уже  совсем близко, он
увидел, кроме  топовых, зеленый отличительный  огонь правого борта  большого
лайнера.
     В  это  время  на   "Эмпресс  оф  Айрленд"   капитан  Кендалл  приказал
застопорить  работавшие  на  задний  ход машины  и дал  один длинный  гудок,
показывая  этим, что руль его судна положен на  правый борт. Прошло всего  2
минуты,  и  Кендалла  охватил  ужас:  с правого  борта  из  тумана  на  него
надвигались  красный  и  зеленый огни  парохода.  Расстояние между судами не
превышало  ста  метров.  Капитан Кендалл  положил  руль на левый  борт и дал
машине полный ход вперед. Но уйти с дороги неизвестного парохода Кендаллу не
удалось...
     Прямой  форштевень "Сторстада" ударил  под  углом 35° спереди  в правый
борт  лайнера, войдя в  корпус почти на 5 м. Удар  пришелся  в  4  м  позади
водонепроницаемой переборки, разделявшей котельное отделение парохода на два
отсека. В момент удара появился сноп искр и был слышен сильный металлический
скрежет. Инерция "Сторстада"  была значительна, и  его носовая оконечность с
усиленным  набором шпангоутов для плавания во льдах произвела очень  большие
разрушения в  борту канадского лайнера. Правый  становой  якорь норвежца при
этом сыграл роль консервного ножа. Он как бы вскрыл и разрезал на протяжении
нескольких  метров  обшивку лайнера. Подводная часть  форштевня  "Сторстада"
вошла внутрь продольной угольной ямы парохода, а верхняя его часть над водой
произвела  страшные разрушения жилых  помещений  второго  класса.  Несколько
человек на борту лайнера в этот момент было раздавлено...
     Как только суда столкнулись, капитан Кендалл выбежал на крыло  ходового
мостика, схватил рупор и закричал в сторону "Сторстада": "Не отходите назад!
Дайте полный  пар  на  передний ход!  Работайте  ходом вперед".  Он  отлично
представлял себе величину пробоины и знал, что если норвежец выдернет из нее
нос, вода быстро затопит  пароход. С  ходового  мостика  "Сторстада" капитан
Андерсон, сложив рупором ладони, кричал: "Моя машина работает на задний ход!
Ничего не могу сделать!"
     Через минуту, вторую нос  норвежского парохода со  скрежетом выдернулся
из пробоины, и суда расцепились:
     "Сторстад" отошел назад, а "Эмпресс оф Айрленд", подхваченная  течением
реки, была отнесена от места столкновения на полмили.
     Площадь пробоины в борту лайнера составляла 350 квадратных футов (более
30  м2).  Каждую секунду  внутрь парохода  вливалось  около  300 т воды.  Из
открытых дверей угольной ямы она хлестала в оба котельных отделения. Система
автоматического закрывания дверей  водонепроницаемых переборок не сработала.
Механики успели  закрыть  лишь  одну  дверь: вода имела  свободный доступ  в
корпус судна.  В  котельном отделении она  скапливалась под котлами и  через
открытые  двери сильным  потоком устремлялась в машинное отделение,  затопив
все коридоры и проходы нижней палубы. Приняв тысячи  тонн  воды в помещения,
расположенные со стороны пробитого борта, пароход стал быстро крениться.
     Что происходило в  эти минуты в гигантском чреве парохода, можно судить
из  описаний  очевидцев катастрофы.  Канадец  Джон Боулер, пассажир третьего
класса, писал:
     "За  несколько  секунд  до столкновения  я  случайно открыл иллюминатор
каюты и застыл от ужаса -- из тумана на борт надвигался черный нос какого-то
парохода. Он  вошел  в борт где-то  рядом с моей каютой.  Я  быстро оделся и
выбежал из каюты в коридор, где едва не был сбит с ног бежавшей толпой. Если
бы  я  не обладал достаточной физической  силой,  я  бы  никогда  оттуда  не
выбрался".  А  вот  как  описывает  свое впечатление профессор Каннинган: "Я
лежал в каюте и дремал. Удар  мне  показался не очень  сильным. Потом что-то
затрещало. Переборка под моей ладонью, когда я до нее дотронулся, вылезая из
койки, казалось, гнулась. Она издавала скрипящий звук. Я выскочил  из каюты.
Пока я добирался до  трапа, палуба буквально  уходила  из-под ног.  Я слышал
оглушительный рев вливавшейся где-то воды".
     Показания  очевидцев свидетельствуют, что  капитан Кендалл  проявил  во
время  катастрофы  выдержку и  сделал  все от него  зависящее,  чтобы спасти
людей. Пассажир Томас Смарт в своих воспоминаниях сообщает, что он проснулся
от шума и криков, оделся и выбежал на шлюпочную  палубу.  Там он слышал, как
Кендалл,  перегнувшись через поручни,  кричал команде:  "Эй,  на  палубе! Не
теряйте  голову!  Спокойнее!"  Немного  позже, как сообщает  Смарт,  капитан
приказал своим офицерам: "Нельзя  терять ни минуты! Действуйте быстро) Пусть
стюарды  пробегут  по  коридорам и  разбудят  пассажиров.  Если  двери  кают
заперты, взламывайте.  Выводите пассажиров наверх.  Помните,  что  женщин  с
детьми -- в первую очередь!"
     Капитан Кендалл хорошо знал  лоцию  Святого  Лаврентия и решил посадить
тонущее  судно на мель  у ближайшего мыса Нок-Пойнт. С мостика он позвонил в
машинное  отделение старшему механику Вильяму Сэмпсону: "Ради бога! Выжми из
нее все,  что можешь! Попробуем  выброситься на мель".  Сэмпсон ответил, что
вода  заливает машинное отделение и паропровод правого двигателя перебит при
столкновении.  После этого Кендалл  отдал  команду: "Приготовиться  покинуть
судно" и сказал старшему помощнику: "Проследите  за  тем, чтобы радисты дали
SOS  на мыс Фатер". Потом он сам побежал на правый борт  шлюпочной  палубы и
начал  отдавать  винтовые  стопоры  шлюпбалок,   чтобы  можно  было  быстрее
освободить закрепленные на кильблоках шлюпки. Капитан успел отдать стопоры у
шлюпок No 1, 3, 5 и 7.
     Чтобы читатель мог яснее представить себе, что происходило в эти минуты
на  тонущем  лайнере, приведем  цитату  из  воспоминаний Джеймса  Гранта  --
врача-хирурга  лайнера: "Катастрофа  была  настолько внезапной,  что десятки
пассажиров  так и остались на своих  койках, а другие оказались пленниками в
своих каютах,  словно мыши в западне, -- пассажиры  провели на  судне  всего
один  день и  еще не успели  ознакомиться с расположением его  помещений.  В
панике многие не смогли даже найти выход из коридоров на верхние палубы. Это
в  основном и  явилось причиной того,  что число жертв  катастрофы оказалось
столь ужасным".
     Судовой врач  дал точное объяснение такого большого числа  жертв. Позже
было подсчитано, что из 717 пассажиров  нижних палуб около 600 человек так и
не смогли выбраться из лабиринта бесчисленных проходов, коридоров, тупиков и
трапов наверх:  лайнер, заливаемый  водой, начал тонуть и  опрокидываться на
борт.  Одни погибли,  даже  не успев проснуться, другие  стали жертвой своей
медлительности: долго одевались или складывали в  чемоданы свои вещи; третьи
оказались сбитыми с  ног и раздавленными бежавшей  толпой сразу же по выходе
из кают. Многие пассажиры не смогли открыть изнутри двери своих кают, потому
что дверные  стойки перекосились из-за крена судна, и им пришлось спасаться,
вылезая в иллюминаторы.
     Врач Джеймс Грант  проснулся,  вывалившись  из  койки (он  спал в своем
кабинете)  на ковер  каюты. Он писал:  "В  это  время погас  свет.  До  меня
доносились ужасные крики людей и шум  хлеставшей  где-то  воды. Кое-как  мне
удалось выбраться из своего кабинета  в коридор.  Но  дальше идти я не  мог,
потому что палуба теперь стала почти отвесна. Ползти тоже не удалось, и  я с
трудом  дотянулся  до  открытого  иллюминатора.  Высунув наружу голову,  я к
изумлению своему видел, что на борту парохода стояла толпа  людей, как будто
бы под их  ногами был не борт,  а палуба. Из иллюминатора меня  вытащил один
англичанин. Его фамилия была Дарлинг".
     Начальник  судовой  радиостанции   Рональд  Фергусон   за  5  минут  до
столкновения  ушел  из радиорубки в  свою  каюту. Почувствовав удар в борт и
сотрясение  под  ногами  палубы,  Фергусон выглянул  в иллюминатор и  увидел
вблизи борт парохода. Он быстро вернулся в рубку, где сидел  его помощник --
второй радист  Эдвард Балфорд. Передатчик был включен, и Фергусон  несколько
раз подряд  отстучал ключом  сигнал вызова всех  станций "CQ" потом "MPL" --
позывные "Эмпресс  оф Айрленд" и  текст: "В нас кто-то врезался,  готовьтесь
принять SOS". Он передавал медленно, так как знал, что  в это время суток на
береговых  радиостанциях  дежурили  молодые  неопытные  радисты:  им  всегда
доставались ночные  вахты.  Передавая сигнал "CQ", Фергусон как  бы расчищал
эфир для  SOS, который уже примут  поднятые на ноги  старшие радисты. В  это
время в радиорубку вбежал старший помощник
     и  крикнул: "Срочно SOS  на  мыс  Фатер!"  Через 8  минут после  первой
посылки  в эфир сигнала  "CQ" на связь с Фергусоном вышел девятнадцатилетний
дежурный радист  станции  на мысе  Фатер Кроуфорд  Лесли.  Приняв  с  судна:
"Страшный крен.  Держите  со мной  связь",  Лесли разбудил своего начальника
Билля Уайтсайда. Тот запросил Фертусона: "0'кей,  старина, где  вы?" В ответ
последовало:  "Двадцать  миль  позади Римуски". Уайтсайд  продолжал: "0'кей,
высылаю  "Юреку" с мыса  Фатер  и "Леди  Эвелин" из  Римуски  вам на помощь.
Сколько миль,  вы говорите?"  И только  Фергусон хотел повторить "двадцать",
как  напряжение в сети упало и  на  лайнере погас  свет.  Вода  уже затопила
помещение динамомашин. Радиостанция действовала всего 8 минут...
     Уайтсайд по телефону связался с причалом, где стоял пароход "Юрека". Он
под парами ждал лоцмана, которого должен был доставить на подходивший с моря
"Сторстад".  Услышав ошеломляющую новость, капитан "Юреки"  Беланджер снялся
со швартовов. До места столкновения было всего 2 мили.
     Второй пароход -- "Леди Эвелин", доставив с "Эмпресс оф Айрленд" почту,
стоял  у  пирса  в  Римуски.  Его  капитан  Полнот,  услышав  по  телефону о
случившемся, приказал рубить швартовы и тут же вышел на помощь.
     Радиостанция мыса  Фатер тем временем продолжала ретранслировать в эфир
сигнал бедствия с расчетом, что он будет принят другими судами, находящимися
поблизости.  Но  эти  сигналы   некому  было  принять:  суда,  оборудованные
радиостанциями, были еще  редкостью. Не имел  радио и  "Сторстад". А что  же
происходило в это время с ним?
     Когда  столкнувшиеся пароходы  расцепились,  норвежец, имея задний ход,
скрылся в  тумане.  С  погибающего  судна  слышали его хриплый гудок  где-то
рядом, в одной миле.  На мостик  парохода поднялась жена капитана Андерсена.
Она принесла из каюты меховую шубу и накинула ее на плечи супругу.
     -- Кажется, мы тонем? -- плача спросила она мужа.
     -- Возможно, -- спокойно ответил капитан.  --  Но успокойся и только не
плачь.
     Через  несколько  минут  офицеры  доложили капитану,  что носовая часть
парохода  повреждена, но не очень сильно,  что форпик заполняется  водой, но
таранная переборка держит воду.
     С  мостика  "Сторстада" слышали многоголосые крики и призывы  о помощи,
доносившиеся из тумана.
     "Сначала  я не  могла  понять,  что  это значило, -- рассказывала  жена
капитана позже, --  это походило на один протяжный стон".  Андерсон приказал
подвахте  палубной  команды спустить на воду  все четыре  шлюпки  и идти  на
помощь утопающим.
     На   борту  "Эмпресс  оф  Айрленд"   имелось  36  спасательных  шлюпок,
рассчитанных  на 1860  человек.  На  верхней  палубе  находилось также около
десятка  деревянных   спасательных  плотов.  Но  они  столь   надежно   были
прикреплены к  палубе, что  все попытки  отдать  их ржавые талрепы  остались
тщетны. Спуск на воду  шлюпок  был возможен только в течение первых Ю минут,
потому, что быстро увеличивающийся крен уже исключал возможность сделать это
без риска  покалечить людей. Всего удачно было  спущено шесть шлюпок, тех, у
которых капитан своевременно освободил стопоры. Спуск первой по счету шлюпки
окончился трагично:  она сорвалась со  шлюпбалки вниз, и все, кто в нее сел,
оглушенные ударом, оказались в воде.
     Из-за  сильного крена все шлюпки левого борта сошли со своих кильблоков
и завалились на  палубу,  грозя каждую  минуту сорваться на  противоположный
борт. Так оно  и  случилось со шлюпкой No 6 -- она  сорвалась и по наклонной
палубе скатилась  на правый борт  в стоявшую у  поручней  толпу:  пятнадцать
человек, в том числе штурман Стид, были раздавлены.
     Пассажиры спасались по-разному. Одним жизнь досталась ценой невероятных
усилий и  мучений от  долгого  пребывания  в ледяной  воде,  другие попали в
шлюпку, даже не  замочив  ног.  Так,  например,  было с "королевой" Шербрука
Этель Патон. В ее каюту постучал стюард:
     --  Мадам, если  вы  хотите  спасти  вашу жизнь,  пожалуйста,  наденьте
спасательный нагрудник и выходите на шлюпочную палубу.
     -- Успею ли я спасти что-либо из своих вещей? -- спросила Патон.
     -- Нет, мадам!  --  последовал ответ.  -- Нет, если хотите  спасти свою
жизнь.
     Она зевнула  и подала  стюарду спасательный нагрудник, словно  это было
манто. Потом она надела на  пальцы свои бриллиантовые  кольца, взяла шубу  и
сумочку,  где  лежали маникюрные принадлежности и  лорнет. Выйдя на  палубу,
Патон  увидела,  что поручни уже  ушли в  воду,  и  прямо с  палубы тонущего
лайнера она  вошла в шлюпку. Она  улыбнулась офицеру,  который  подал  ей из
шлюпки руку...
     Аристократку Шербрука доставили на борт  "Сторстада". На другой день из
Римуски она дала своему брату -- управляющему железной дороги -- телеграмму.
Тот не замедлил прислать за ней специальный поезд.
     А вот какой оказалась судьба  драматического актера Ирвинга.  Сразу  же
после столкновения  он  выбежал  из  каюты,  чтобы узнать, что случилось.  В
коридоре  он встретил  своего знакомого  Эббота  -- владельца  галантерейной
лавки в Торонто.
     -- Что, корабль тонет? -- спросил актер.
     -- Похоже на то, -- ответил Эббот.
     Канадец  из  Торонто  так  описывает  последние  минуты  жизни  Лоренса
Ирвинга: "Он вел себя, как будто бы играл на сцене  свою обычную трагедийную
роль. И эту игру наблюдал только один зритель (Эббот имеет в виду  себя.  --
Л. С.). "Милая, спеши! Нельзя терять времени!" --  сказал Ирвинг своей жене,
когда мы вошли с ним  в  его каюту. Госпожа Ирвинг заплакала, а он  полез на
шкаф за  спасательным  нагрудником. В  эту  секунду пароход сильно  и  резко
повалился на борт,  и Ирвинга отбросило к  двери  каюты.  Он сильно ударился
лицом об  острый край дверного косяка -- из рассеченной скулы хлынула кровь.
С  госпожой  Ирвинг  случилась истерика.  "Не волнуйся, дорогая", --  сказал
актер,  снимая ее руки со своих плеч  и надевая на нее нагрудник.  Потом  он
взял ее на руки и понес по трапу на верхнюю палубу. Я  спросил, нужна ли ему
моя  помощь.  Ирвинг  улыбнулся  и  ответил:  "Позаботься  сначала  о  себе,
старина!"
     -- Да сохранит вас обоих бог! --  сказал я  и прыгнул за борт. В воде я
уцепился за плавающую скамью. На накренившейся и уходившей под воду палубе я
видел две обнявшиеся фигуры. Лоренс Ирвинг целовал свою жену".
     Позже тело  актера было  найдено  в  воде.  В правой его  руке  мертвой
хваткой был зажат цветной лоскут -- кусок ночного халата жены.
     "Эмпресс оф Айрленд" продержалась на плаву  17 минут. Шесть ее шлюпок и
четыре  со  "Сторстада" могли принять лишь  небольшую часть  находившихся на
лайнере людей.
     Вот  что происходило на  ее  борту в последние минуты катастрофы. Судно
продолжало валиться на  правый борт.  Те, кто сумел выбраться наверх, теперь
поднимались  все выше и выше  по кренившейся палубе, потом  перелезали через
поручни и переходили  на оголившейся левый борт. Многие, не сумев удержаться
на нем, съезжали в воду, в давке проваливались в открытые иллюминаторы кают.
     Старший стюард лайнера Август  Гаад,  который плавал на нем бессменно с
момента "крестин", с трудом пробрался по накренившейся палубе на мостик. Там
стоял, держа рупор в руке, капитан Кендалл.
     -- Да, приближается, кажется, конец, сэр, -- сказал старший стюард.
     -- Именно,  и ужасный к тому же!  -- ответил капитан. Август Гаад знал,
что имел в виду капитан: каждую минуту мог произойти взрыв котлов.
     Это случилось, когда  две  огромные трубы "Эмпресс  оф  Айрленд"  легли
плашмя на воду. Взрыв котлов  в  секунды окончил агонию  тех, кто боролся за
жизнь в холодной воде  или остался запертым  в  заливаемых  водой машинном и
котельных  отделениях  парохода. Более  десяти машинистов и  кочегаров  были
обварены  перегретым паром.  Эта  участь  постигла и  Тэда Фитчета,  бывшего
чемпиона  Квебека  по боксу. Вырвавшись  на  свободу,  пар, находившийся под
очень  высоким  давлением,  выбросил на поверхность воды из  нутра  парохода
массу обломков  железа и дерева. При  этом искавшие спасения  в  воде  люди,
несмотря на холодную воду, или  были обожжены паром, или получили ранения от
разлетевшихся  обломков.   От   взрыва   котлов   лежавший  на  боку  лайнер
содрогнулся,  словно в предсмертной судороге. Поднялась  высокая волна,  она
перевернула две перегруженных  шлюпки и  захлестнула  барахтавшихся  в  воде
людей.
     Пассажир Джон Блэк из Оттавы, оказавшийся  в воде, позже писал: "Ко мне
приближалась   переполненная   людьми   шлюпка.   Она,   идя   вдоль   борта
погружавшегося лайнера, была от меня в нескольких ярдах. Вдруг сверху на нее
упала сорвавшаяся с палубы огромная железная рубка. От страха я закрыл глаза
и  стал  молиться.  Когда я снова посмотрел, то  вместо  шлюпки и  полусотни
человек, сидевших в ней, я увидел в воде несколько деревянных обломков". Эта
рубка рухнула из-за взрыва котлов.
     Многих из тех, кто еще мог держаться на борту лайнера, взрывом сбросило
в  воду.  Среди них оказался  и капитан Кендалл. И то,  что он не  последним
оставил  свое судно,  не было его виной. В  воде, ухватившись за  деревянную
решетку люка, он смотрел на свой тонущий корабль. В эту минуту ему предстало
лицо Криппена и почудился его голос: "Ты  выдал меня, капитан,  и ты  тяжело
пострадаешь за это на этом самом месте. Будь проклят!"
     Позже Кендалла и радиста Фергусона  подобрала  шлюпка  с "Леди Эвелин".
Когда эта  шлюпка  подошла  к  берегу,  чтобы  высадить  спасенных,  капитан
Кендалл,  приняв над нею  командование,  пошел на  поиски  плававших в  воде
людей. Через час он высадил на площадку трапа "Сторстада" около 50 спасенных
и еще  раз отправился искать тех, в ком еще  теплилась жизнь.  Температура в
заливе не  превышала 5° по  Цельсию, и поэтому  люди, не выдерживая  холода,
быстро погибали.
     Позже,  в  своем  отчете Кендалл  писал:  "Большинство из  плававших  в
нагрудниках, к кому  я подходил на шлюпке, были уже  мертвы. Я сам  проверял
их, чтобы точно определить, теплится ли в них жизнь".
     Когда  лайнер  исчез  с  поверхности  воды,  среди  плававших  обломков
осталось  несколько сот человек. Течение мощной реки  отнесло их  в  сторону
моря.
     "Когда корабль  тонул, мне казалось,  что это  тонет селение,  внезапно
залитое водой, все жители которого  вдруг поплыли... Жутко было  смотреть на
эти  лица,  то  исчезающие, то снова появляющиеся  над водой", -- так  писал
очевидец катастрофы англичанин Грин.
     Те, у кого  не было спасательного  нагрудника,  попав в воду, старались
ухватиться за какой-нибудь плавающий предмет --  деревянную скамейку, весло,
ящик, шезлонг, доску. Молодому стюарду Биллю Хью пришлось почти час провести
в холодной воде без  спасательного нагрудника. Наконец он увидел, что к нему
подошла  шлюпка, и ухватился за  ее планширь. Но один  из сидевших в  шлюпке
пассажиров, взяв стюарда за  подбородок,  с силой оттолкнул его. Сидевший на
руле шлюпки  матрос поднялся с места и сказал:  "Я здесь  командир! В шлюпке
есть  место. Убийца! Ты не стоишь того, чтобы жить!" Ударом кулака в челюсть
он швырнул пассажира в воду и протянул  утопавшему весло. Оцепеневшего, едва
живого стюарда втащили в шлюпку, и она двинулась в сторону "Сторстада".
     После катастрофы семилетняя девочка Грейс Ханнаган -- дочь музыканта --
рассказывала журналистам: "Я только  сначала испугалась,  когда увидела, что
все  кругом  испугались.  Потом  я   стала  погружаться  глубоко-глубоко.  Я
держалась руками за  черную веревку.  Потом я снова была над водой  и  долго
смотрела вокруг и увидела перед  собой свет.  Потом  я посмотрела еще  раз и
увидела маму и папу.  Они  плавали  в  воде. (Она рассказывала  это в вагоне
поезда).  Сейчас  их  нет  в  поезде.  Они  едут  на  другом. Я  опять стала
погружаться  и  проглотила много соленой невкусной воды. Потом я  опять была
над  водой  и  опять увидела свет,  очень близко. Дядя  протянул мне доску и
крикнул,  чтобы я  держалась за  нее. Я  отпустила  "Сторстада",  и  поэтому
капитан  Андерсон  вынужден  был просить  у  полиции  Квебека обеспечения ее
безопасности.
     Вообще   пресса   уделяла   внимание   мелочам,    которые   не   имели
непосредственного отношения  к  делу.  Особая статья  в  газетах посвящалась
судовой  кошке Эмме, которая не  один  десяток раз пересекла  на "Эмпресс оф
Айрленд"  Атлантику, но  28  мая, ровно за  пять  минут до  отхода  лайнера,
спустилась  по трапу и осталась  сидеть на причале, оставив пятерых котят на
лайнере... Ну и,  конечно,  канадская печать не  могла забыть дела об аресте
Криппена и о его "пророчестве".
     Английский   еженедельник   "Иллюстрэйтед   Лондон  Ньюз",  посвятивший
столкновению на Святом Лаврентии специальный выпуск, обратился  к известному
писателю-маринисту Джозефу Конраду с просьбой  объяснить и прокомментировать
эту катастрофу.  Но  великий  певец моря и большой знаток  кораблей, капитан
дальнего плавания  Конрад не смог дать читателям точного  ответа  на вопрос,
почему  столкнулись  пароходы,  настолько  запутанным оказалось  это дело. В
своей статье "Урок столкновения", посвященной катастрофе, Конрад писал: "Мне
думается,  что  оскорбленные боги моря никогда не дремлют и до тех пор, пока
человек будет плавать по морям, они будут брать свои жертвы".
     Спустя  несколько  недель  после  трагического  происшествия  в  Канаду
приехал  читать  литературные  лекции  Артур Конан Дойль. Когда монреальские
журналисты спросили:
     "Кто виновен в столкновении?" -- писатель, создавший  образ знаменитого
разгадывателя тайн Шерлока Холмса, ответил:
     "Я не знаю".
     Не   знал  ответа  на  этот  вопрос  и  судья  лорд  Мерсей,  под  чьим
председательством  проходило  разбирательство   по   делу   о   столкновении
пароходов.
     Сразу  же  после  гибели  лайнера  29  мая  капитан  Кендалл,  закончив
спасательную операцию на шлюпке, поднялся на борт "Сторстада", где состоялся
такой разговор.
     -- Вы капитан этого судна? -- спросил Кендалл.
     -- Да, -- ответил Андерсон.
     -- Вы потопили мой корабль! Вы шли полным ходом в  тумане! -- продолжал
канадец.
     --  Я не шел полным  ходом, -- отрезал  Андерсон. -- Это вы  шли полным
ходом!
     -- Нет. не шел!  -- вскричал капитан "Эмпресс оф Айрленд". -- Если бы я
шел, вы бы меня никогда не ударили.
     Сказав это, Кендалл ушел с  мостика в штурманскую рубку. с ним случился
нервный припадок.
     На суде, прежде чем оба капитана  дали свои показания, были подвергнуты
допросу 59  свидетелей.  Их показания заняли  612 страниц протокола. Капитан
Кендалл  сообщил суду, что,  когда  расстояние между пароходами составляло 6
миль,  он  изменил  курс  судна  на  26°  вправо, рассчитывая  разойтись  со
встречным  судном  левым  бортом.   Старший  помощник  "Сторстада"  Тофтенес
подтвердил  это, сказав, что видел, как  топовые огни "Эмпресс  оф  Айрленд"
вошли в створ. Однако он  заметил, что расстояние между судами составляло не
шесть,  а две мили и  что после этого суда  потеряли  друг друга  из вида  в
тумане.
     Отвечая на вопросы, капитаны утверждали следующее:
     Андерсон:  "До того как на воду лег туман, "Эмпресе  оф  Айрленд"  была
видна за две  мили с левой скулы "Сторстада". Мы  видели ее  правый  зеленый
огонь".
     Кендалл: "Когда  опустился  туман,  я дал машине  полный  задний  ход и
соответствующие  гудки  и  остановил  судно.  Я  посмотрел  вниз  на воду  и
убедился, что судно не имело хода".
     Андерсон:  "Эмпресс  оф Айрленд"  была  видна  сквозь туман на  близком
расстоянии с левой скулы  "Сторстада". Был виден ее зеленый огонь, она имела
значительный передний ход".
     Кендалл: "В момент столкновения мое судно не имело хода".
     При разборке катастрофы ни одна из сторон не могла подтвердить действия
капитанов и штурманов записями в вахтенных журналах, поскольку эти записи не
велись и не были сделаны позже. Ни одна из сторон  не могла доказать, что ее
судно сделало поворот в  ту или  иную сторону и  подало  при этом столько-то
гудков.  И только через несколько  заседаний судебной  комиссии  в  процессе
накалившихся дебатов и взаимных обвинений выяснилось следующее.
     После  того  как   упал  туман,  Тофтенес  приказал  третьему  штурману
"Сторстада" Джекобу Саксе "положить руль немного влево" и дал машине "Стоп".
Норвежец объяснил свои действия тем, что  старался уйти от встречного судна,
которое,   как  ему  показалось,  будет  расходиться  левым  бортом.  Потом,
опасаясь, что "Сторстад"  потеряет управляемость и  будет развернут течением
лагом, Тофтенес дал "малый вперед", так как судно не слушалось руля. (Причем
он и третий штурман присягнули перед судом, что пароход не слушался руля). В
итоге Саксе признался, что он взял у рулевого штурвал и положил руль лево на
борт. Однако третий штурман категорически отрицал, что именно это привело  к
столкновению. Он  добавил, что только после  этого капитан Андерсон появился
на мостике  и увидел  перед носом судна  ярко освещенный иллюминаторами борт
"Эмпресс  оф Айрленд". Андерсон  обвинял Кендалла в  том,  что тот остановил
лайнер перед носом его парохода и изменил  курс на  зюйд в сторону берега, в
то время как с норда было больше места для расхождения.
     После этого слово дали, как свидетелю катастрофы,  госпоже  Андерсон --
жене капитана "Сторстада". Она  заявила, что когда вскоре после столкновения
капитан  Кендалл  поднялся к  ним  на  борт,  он был пьян. На это  заявление
последовало официальное  опровержение капитана Уэлша как капитана-наставника
фирмы, которой принадлежала "Эмпресс оф Айрленд": "Капитан  Кендалл  никогда
не употреблял и не употребляет никаких спиртных напитков".
     Не   помогло  норвежцам  и   заявление,  сделанное   вторым   штурманом
"Сторстада"   Эйнером   Реннертцем,  что  жена  капитана   Андерсена  отдала
доставленным  на  борт  спасенным  всю  свою  одежду и изрезала  все судовые
скатерти и шторы, чтобы хоть как-то одеть замерзших людей. Суд отметил,  что
это  был  с  ее  стороны  благородный  поступок,  не  имеющий   отношения  к
столкновению.
     Председатель суда  лорд Мерсей объявил, что старший  помощник  капитана
"Сторстада" Тофтенес повинен в том, что при ухудшении видимости не вызвал на
мостик  капитана и что  без всяких видимых на  то оснований изменил в тумане
курс  судна. В то  же время  Мерсей  заметил  в  своей речи:  "Было бы более
благоразумным со стороны капитана Кендалла уступить дорогу "Сторстаду".
     На  суде капитан Андерсон отрицал, что  по  его вине  пробоина  в борту
"Эмпресс оф Айрленд" оказалась открытой для доступа воды. Теперь он заявлял,
что когда суда столкнулись, он дал машине передний ход с целью  удержать нос
своего  парохода  в пробоине.  Норвежец  заявил, что  судно  Кендалла,  имея
передний ход, развернуло "Сторстад" таким образом, что его нос выдернулся из
пробоины и форштевень даже загнулся в левую сторону.
     Поведение всего  экипажа лайнера во время его гибели, ставшее известным
суду  после  опроса  свидетелей, вызвало общее одобрение.  Вот  как  об этом
высказался  один  из многих  свидетелей, пассажир  первого класса англичанин
Смарт: "Дисциплина на судне после столкновения была великолепной. Я  никогда
до  этого не слышал, чтобы люди  обращались друг  к другу с такой нежностью,
как во время этого бедствия".
     Хотя заместитель министра  юстиции Канады Ньюкомб официально заявил  на
суде: "Причина  катастрофы --  избыток предосторожности  со стороны капитана
Кендалла",  виновным  был  признан  старший  помощник  капитана  "Сторстада"
Тофтенес. Его лишили судоводительских прав на два года.
     Что же касается самого "Сторстада", то канадцы его просто конфисковали.
Но  через  несколько  месяцев  владельцы  парохода  --  фирма "А/С  Маритим"
выкупила  его  за 175 000  канадских долларов и вновь  назначила Андерсена и
Тофтенеса на прежние должности.
     Долгие  годы после этой катастрофы оставались нерешенными два  вопроса.
Первый:   чья  сторона  должна  возместить  убытки?   Второй:  кому  первому
оплачивать иск  --  родственникам погибших (0,5 млн. канадских долларов) или
судовладельцу (2,4 млн. канадских долларов).
     Норвегия   категорически   отказалась   платить  по  каким-либо  искам,
поскольку  в   результате   проведенного   там  официального   расследования
"Сторстад" был признан  судом невиновным.  Спасшиеся с "Эмпресс  оф Айрленд"
пассажиры не  получили  от судовладельцев ни цента  за  погибшее имущество и
ценности. Для  выплаты  пособия  сиротам,  вдовам  и  близким  родственникам
погибших в Лондоне и Саутгемптоне был создан фонд пожертвований.
     Сразу же после  катастрофы,  буквально на следующий день,  к  погибшему
лайнеру  потянулись  со всех  концов  Америки  и  Европы искатели затонувших
сокровищ. Они нашли его лежавшим на глубине 19 саженей (40,5 м) в 4 милях от
поселка Сен-Люс, в 5 милях к  востоку  от мыса Фатер. Однако попытки извлечь
из корпуса затонувшего  лайнера серебряные слитки и ценности, принадлежавшие
пассажирам, ни к чему  не  привели.  Более  того, эти  попытки  стоили жизни
нескольким водолазам, которые заблудились  и порвали свои воздушные шланги в
подводных лабиринтах лайнера.
     Серьезная  попытка поднять  ценности  была сделана  через 50  лет после
катастрофы. Летом 1964 г. группа канадских аквалангистов-любителей в составе
геолога Поля Форние, торговца Фернарда Бергерона и Анрэ-Менарда -- служащего
из  Оттавы,   который   был   руководителем   группы,  заключила  договор  с
краеведческим  музеем города Римуски  и  организовала  на  затонувший лайнер
подводную экспедицию.
     Они  подняли  судовой  колокол, несколько навигационных  инструментов и
бронзовую табличку с надписью "Только для пассажиров первого класса".
     Сейчас  на  Святом Лаврентии  место,  где  на  дне  лежит  "Эмпресс  оф
Айрленд",  обозначено красным светящимся буем. У шоссе между  поселками мыса
Фатер  и  Римуски, близ  местечка Метис-Бич,  есть кладбище, где  похоронены
жертвы  катастрофы,  а   в  городе  Торонто,  на  кладбище  в  Мон-Плезенте,
воздвигнут памятник: гранитный обелиск, увенчанный крестом и короной. С 1914
г.  каждую  "черную пятницу" сюда  приходят  представители "Армии  Спасения"
почтить память погибших.
     Столкновение "Эмпресс оф Айрленд" со  "Сторстадом"  -- не  первый и  не
последний случай в истории судоходства на  Святом Лаврентии. Сложные условия
плавания,  небрежное  судовождение  и нарушение  правил  не  раз приводили к
столкновению,  результатом  которого являлась  гибель одного  из  судов. Вот
наиболее тяжелые случаи таких столкновений.
     20 мая 1889 г. столкнулись,  следуя  полным ходом  в тумане, английские
лайнеры "Синтия" (2182 рег. т) и  "Полинижиан" (3983 рег. т). Первый из  них
пошел ко дну через 5 минут. Имелись человеческие жертвы.
     18 августа 1921 г. в результате столкновения затонул канадский грузовой
пароход "Канэдиан Рекрут" (2403 рег. т).
     18  октября  1927  г.  такая  же участь  постигла  итальянский  пароход
"Вулкано" (5398  рег. т), который шел с  грузом зерна  из Квебека. Это судно
затонуло близ мыса Фатер, там, где лежит "Эмпресс оф Айрленд".
     16 июня  1935  г. флагман фирмы "Канэдиан пасифик стимшип  лайн" лайнер
"Эмпресс  оф Бритн" при выходе из залива Святого Лаврентия  налетел в тумане
на  английский грузовой пароход "Кафиристан".  Удар пришелся в носовую часть
парохода. Было убито несколько  моряков, на пароходе  возник пожар.  Судно с
трудом удалось спасти.
     Одно из тяжелых столкновений на Святом Лаврентии произошло 20 июля 1963
г. В 20 милях к востоку  от  Квебека, во  время густого  тумана  столкнулись
пароходы  "Тритоника"  (12  863 рег. т) и  "Руно  Хэд" (6100 рег. т). Первое
судно пошло ко дну почти мгновенно.
     Проходивший  мимо  английский  пароход  "Айриш Уиллон" спас  с  воды 10
человек и "Руно Хэд" -- 6. Вместе с судном погибли 22 человека.
     Дамоклов меч столкновения
     Не  будет  ошибкой  сказать,   что  злой  рок  столкновения  преследует
судоводителей на  море,  вероятно, с тех легендарных времен, как Сиракузский
тиран Дионисий подвесил  на конском волосе меч над головой Дамокла.  Моряки,
находясь в плавании, так  же как и Дамокл, подвергаются постоянному риску --
риску столкновения с другим судном.
     Иногда можно услышать: "Как  же суда могли  столкнуться? Ведь  в океане
столько места!" Да,  поистине,  просторы  морей и океанов  необозримы, и там
хватает места для расхождения  огромных эскадр,  но в  отличие от сухопутных
дорог морские пути не размечены линиями для движения в определенную сторону.
Почти всегда курсы  идущих в разных направлениях судов пересекаются. Поэтому
кораблям  нередко приходится изменять курс и уступать друг  другу дорогу. И,
как  это  ни парадоксально,  человечество, занимаясь судоходством уже  почти
более пяти  тысячелетий,  впервые удосужилось придумать  и узаконить  единые
международные правила  предупреждения столкновений судов в море лишь в конце
прошлого  столетия. Во  всяком случае, ни законы древнейших цивилизаций,  ни
летописи, ни морские кодексы далекого прошлого не содержат даже и намеков на
существование  у  древних  каких-либо  правил,  которые  регламентировали бы
расхождение  двух судов при их сближении. И если в исторических  хрониках мы
можем  встретить   фактическое  свидетельствование   об  ограничении  осадки
торговых судов и  даже  об их страховании, то едва  ли кто-либо из историков
будет   утверждать,  что   имелись   писаные   правила   для  предупреждения
столкновений судов в море.
     Дошедшие до нашего  времени источники по истории раннего  средневековья
позволяют нам сделать вывод о том,  что тот сложный комплекс морских  правил
плавания,  который  мы  сегодня  именуем  МППСС  --   Международные  правила
предупреждения столкновений  судов  в море,  во  времена  расцвета  Ганзы  и
морских итальянских республик сводился  всего лишь к одной  фразе -- девизу:
"Если  столкновение неизбежно,  ударяй  другого первым".  Этот  своего  рода
неписаный  закон сегодня нам кажется нелепым и просто жестоким. Однако, если
мы задумаемся и попытаемся вникнуть в его сущность с  точки зрения времени и
условий, то обнаружим, что это правило было не лишено логики.
     Древние  гребно-парусные  галеры  были  снабжены  таранами  и  не имели
деления корпуса  на отсеки, и  если таран одной из них пробивал борт другой,
то последняя оказывалась обреченной на гибель. Поэтому кормчий каждой галеры
прежде  всего  заботился о  том, чтобы в  случае неизбежного столкновения не
подставить под удар другого судна свой борт. Если два судна  начинали опасно
сближаться,  каждый  из капитанов стремился поставить свой  корабль носом по
отношению  к другому.  И  если  эти  суда  и  сталкивались,  то  удар обычно
получался  скользящим:  даже  поломав  друг  другу  весла о  тараны,  галеры
оставались на плаву.
     Таким  образом,  кажущееся  на  первый  взгляд  жестоким,  это  правило
исключало  путаницу в маневрировании при  неизбежном столкновении,  чего,  к
сожалению,  нельзя  сказать  о  сложных  современных  правилах.  Два  идущих
навстречу   Друг   Другу  под  острым  углом  судна  зачастую  в  результате
маневрирования оказываются  на  момент столкновения под прямым углом  друг к
другу. В этом случае одно или  другое судно, судоводители которого ошиблись,
применяя (или не соблюдая) Международные правила предупреждения столкновения
судов  в  море и  подставляя  под удар  форштевня  свой  борт, как  правило,
оказывается  на дне. Читатель сможет в этом убедиться на фактах,  приводимых
ниже.
     Правила  для  расхождения  встречающихся  в  море судов  вырабатывались
постепенно, увеличиваясь в своем числе и нередко изменяясь.
     Первое записанное на бумагу  правило относится к 1635 г. Оно содержится
в "Морских трактатах", составленных англичанином Вильямом Монсоном,  который
приводит инструкцию для капитанов кораблей при совместном плавании.
     В инструкциях для совместного плавания, составленных графом английского
княжества Уорвик в 1645 г., сказано:
     "Капитан   не   смеет  забирать  ветер  у   адмирала".   Это   правило,
распространившееся  вскоре по всем морским странам  Европы, выражало  своего
рода морской этикет: младший в чине  не должен был обходить корабль старшего
с наветренного борта.
     В  1780 г. в  Англии появились  "Инструкции для плавания", составленные
адмиралом лордом  Хаувом. В  них  мы  находим следующее  правило:  "Корабль,
идущий  правым  галсом,  всегда  должен держаться круче  к  ветру.  Корабль,
находящийся на левом галсе, должен привестись к ветру как днем, так и ночью,
чтобы предотвратить несчастье. При повороте оверштаг в ночное время корабли,
идущие  сзади и с  подветра,  должны  поворачивать первыми и  приводиться  к
ветру, пока их адмиралы не займут место впереди".
     В книге "Система морской тактики", появившейся в  Англии в 1797 г., уже
встречается правило о судах,  курсы которых  пересекаются.  "Корабль, идущий
правым галсом, должен держаться  на ветер, а  тот, что идет левым галсом, --
уваливаться под ветер".
     Впервые  правила  для  безопасного  расхождения  паровых   судов   были
разработаны  в  1840  г.  английской маячной  и  лоцмейстерской  корпорацией
"Тринити  Хауз".  Одно из  них  гласило:  "Когда  два паровых  судна, идущие
противоположными  курсами,  неизбежно   должны  сблизиться  настолько,  что,
продолжая  следовать прежним  курсом,  возникнет опасность  их столкновения,
каждое судно должно положить румпель  налево  так, чтобы оставить друг друга
по левому борту".
     В этих  правилах говорилось и об обгоне  одного  парового судна другим:
"Паровое   судно,  обгоняющее  другое  на  узком  фарватере,  всегда  должно
оставлять судно, которое оно обгоняет, по левому борту".
     Правила  "Тринити  Хауз",  утвержденные законом по  судоходству 1846 г.
Британским   парламентом,  предусматривали,   что  все  суда,  идущие  узким
фарватером, обязаны держаться его правой стороны.
     В  1854 г. в Англии особым парламентским актом было узаконено правило о
том, что  все суда,  как парусные, так и паровые, при  следовании встречными
курсами  должны  были расходиться левыми  бортами,  а придерживаться  правой
стороны фарватера обязаны были только паровые суда.
     Шло время... К середине XIX  в.  человечество уже  располагало огромным
флотом военных и  торговых судов,  среди них было  много паровых. На морских
дорогах судам становилось тесно, а  в таких оживленных местах, как подходы к
морских портам Северной  Европы, Ла-Манш, Северное море, Балтика, Гибралтар,
восточное побережье Северной Америки, они нередко создавали пробки. Особенно
тяжело приходилось судоводителям  во время плавания в этих местах ночью и во
время  тумана.  В  те  годы в мире  не  существовало  каких-либо  правил  об
обязательном несении огней, и суда плавали в основном без них. Только в 1852
г. Британское адмиралтейство ввело правило, которое обязывало все английские
и иностранные суда, приближавшиеся на 20 миль к берегам Британских островов,
в  ночное  время  нести  ходовые  огни  (топовые  и отличительные бортовые).
Согласно  этому  правилу  все   убытки  в  случае  столкновения  возмещались
владельцами того судна, которое не несло указанных огней.
     Сейчас нам кажется просто нелепым, что  при  плавании  в тумане суда не
подавали никаких звуковых сигналов,  и мы с удивлением узнаем,  что правила,
обязывающие судоводителей подавать сигналы туманным горном и паровым гудком,
появились лишь в 1858 г. Но  опять-таки эти правила, как и правило об огнях,
относились  только к судам, плававшим  под британским флагом, и не  являлись
законом для  судов  других  стран,  если  они шли более чем в  20  милях  от
британского берега.
     Несмотря на  значительные успехи в кораблестроении, середину  XIX в. мы
можем сравнивать  с мрачным  периодом  средневековья в истории человечества.
Подтверждение этому -- морские хроники европейских стран и Северной Америки,
всякого рода  "летописи кораблекрушений" и  "описания  катастроф  на  море",
насыщенные  необычнейшими случаями  столкновения  судов. Часто погибали  оба
столкнувшихся судна. Огромно было и число человеческих жертв.  Вот несколько
примеров.
     14  июня 1849 г.  американский  эмигрантский  бриг  "Чарльз  Бартлетт",
вместимостью около 400 рег.  т, снялся с рейда  Даунс  (Англия), взяв курс к
берегам Америки. На судне находилось  163 пассажира и 14 членов экипажа, 450
т  генерального  груза. 27 июня  в тумане,  когда  бриг  находился  в  точке
координат  50°49'  северной широты и  29°30'  западной  долготы, в  половине
четвертого  пополудни  на  него  с полного хода налетел  английский  паровой
фрегат  "Европа". Буквально вынырнувшее из тумана судно шло со  скоростью 12
узлов. Своим форштевнем оно ударило бриг  в  левый борт  между мачтами почти
под прямым углом.
     В это время большинство пассажиров "Чарльза  Бартлетта"  находилось  на
верхней палубе, и в момент столкновения многие  были убиты. Бриг продержался
на плаву всего 4 минуты. Но капитан (он  же владелец судна)  Чарльз Бартлетт
успел  перепрыгнуть на  палубу "Европы",  бросив на произвол судьбы судно  и
пассажиров. Английские моряки  смогли  спасти лишь 42 человека. "Европа", не
получив  каких-либо серьезных повреждений, дошла до порта. Спустя десять лет
она таким же образом у мыса Рас отправила на дно пакетбот "Арабия".
     Немецкий  парусный корабль "Фаворит",  вместимостью около  450 рег.  т,
имея  на борту 191 пассажира,  направлялся из Бремена в Балтимор. 29  апреля
1854  г.  во  время  сильного ливня  при  западном  штормовом  ветре у  мыса
Старт-Пойнт на него с  полного хода  налетел  американский корабль "Хеспер",
направлявшийся из Чарлстона в Антверпен. Удар, так же как и в первом случае,
пришелся под прямым углом  в борт, и судно стало быстро  погружаться в воду.
Капитан "Фаворита" Хоегман, старший помощник  и четыре  матроса перепрыгнули
на борт американского корабля. Число жертв этой катастрофы -- 201 человек.
     27 сентября 1854 г. столкнулись в тумане  американский колесный пароход
"Арктика (2850 рег. т) и  французский паровой бриг "Веста". Это произошло  в
65 милях к юго-западу  от мыса Рас,  когда  скорость первого  составляла  12
узлов, а второго -- 8. "Арктик" получил пробоину от форштевня и две пробоины
от лапы якоря брига в 20 м от носа по правому борту. Капитан Люсс предпринял
попытку выбросить тонущий корабль на  мель  у  мыса Рас, куда  было 5  часов
хода, но из этого  ничего не получилось, так как через  полчаса  вода залила
топки  котлов.  На  "Весте",  которая  кое-как добралась до Сен-Джонса, один
человек  был убит в  момент удара  и двенадцать  было раздавлено  толпой при
спуске  шлюпок.  С  тонущего  "Арктика"  спаслось  59  человек, погибло  322
человека, в том числе жена и дети владельца судна.
     Вероятно, в  некоторых из приведенных  выше случаев судоводители, видя,
что   столкновение  неизбежно,  руководствовались,  не   мудрствуя   лукаво,
старинным испытанным правилом "ударяй другого  первым". При этом они, должно
быть, рассуждали,  что лучше  потерять бушприт  и помять форштевень "о чужие
ребра", чем подставить незнакомцу борт.
     Мы привели как пример  лишь несколько столкновений, но подобных случаев
отмечались  сотни. Достаточно  сказать,  что лишь по  официальной статистике
Британского адмиралтейства с 1854 по 1864 г. на мировых морских дорогах было
зарегистрировано ни  много ни  мало,  как 2344  столкновения торговых судов.
Большая  часть  из  них  произошла  на  "морских перекрестках"  в  Ла-Манше,
Северном море, у Гибралтара и на подходах к восточным портам США.
     Говорят, что  статистика -- это  наука учета фактов,  выраженных языком
конкретных  цифр. Факты по  числу погибших  в результате  столкновения судов
оказались столь жестоко убедительными, что люди задумались о создании единых
правил, которые смогли бы предотвратить столкновения на море.
     В  1863  г. Франция  и  Англия  выработали  общие  правила  (для  своих
судоводителей), которые предусматривали многие случаи, когда существует риск
столкновения  двух сближающихся судов.  Эти правила предусматривали действия
судоводителей двух судов с механическими двигателями, идущих прямо или почти
прямо  друг  на  друга,  пересекающимися  курсами,  при  сближении  судна  с
механическим двигателем с парусным  судном, при обгоне одним судном другого.
Небезынтересно  отметить,  что еще тогда  в Правила была  внесена статья  об
отступлении от правил для избежания непосредственной опасности.
     Кроме  того. Правила  1863 г. указывали  средства, благодаря которым  в
любое время  дня или ночи или в  условиях  плохой видимости  можно  отличить
суда, лишенные  возможности управляться, от  управляемых судов.  В  принятых
Правилах   перечислялись   звуковые   сигналы,  которыми   судам   следовало
пользоваться  при  различных обстоятельствах, а также сигналы, подаваемые  в
случае бедствия.
     Спустя  год,  в 1864  г., подобные  правила были  разработаны Северными
Соединенными Штатами.  Итак, немногим более ста лет назад  только три страны
ввели  обязательные  правила, способствовавшие  предотвращению  столкновений
судов на море. Безусловно, это  в  какой-то мере  уменьшило число аварий, но
газеты  и  телеграф  по-прежнему потрясали мир сенсационными  сообщениями  о
новых трагедиях на море из-за столкновений.
     Вот еще несколько примеров.
     24 января 1870 г. близ Иокогамы столкнулись американский паровой корвет
"Онеида"  (1032  рег.  т) и  пассажирский лайнер  "Бомбей"  (1186  рег.  т),
принадлежавший английской  судоходной фирме "Пи энд O". Первое судно, следуя
под парами и парусами 12-узловым  ходом, при  расхождении нарушило  правила,
пытаясь пересечь курс  парохода.  Это привело к  тому,  что  "Бомбей"  своим
форштевнем ударил  корвет позади бизань-мачты, разрушив  его борт, несколько
шлюпок и рулевое устройство. "Онеида" продержалась на воде всего 10 минут. И
хотя столкновение произошло в 5  милях от берега, корабль спасти не удалось.
Из 176 человек его команды погибло 115.
     В начале  1873 г. в Северной Атлантике произошло  столкновение, которое
унесло в два раза  больше  человеческих жизней. Французский лайнер "Виль  дю
Гавр" (5 100  рег. т) темной ясной ночью  22  ноября,  идя 13-узловым ходом,
оказался перед форштевнем английского железного клипера "Лох Ирн" (1200 рег.
т).  В момент удара на  французском  пароходе рухнули  грот- и бизань-мачты,
убив несколько  человек  и разрушив две шлюпки.  Судно пошло ко дну через 12
минут.  "Лох Ирн" сумел  спасти  61  пассажира и  26  моряков, остальные 226
погибли.  На  другой  день  спасенные  были переданы  на  борт американского
корабля "Тримантейн".
     "Лох  Ирн",  имея сильные повреждения носовой части  корпуса, пропускал
воду.  28 ноября команда  вынуждена была его оставить  и искать спасения  на
шлюпках, которые через несколько дней были замечены кораблем "Бритиш Куин".
     Через два  года Америка снова была потрясена  столкновением двух судов.
Американский  колесный  пароход "Пасифик", имея на  борту  238  человек, под
командованием капитана Хоуэлла, следовал из Виктории (Британская Колумбия) в
Сан-Франциско.  4 ноября  1875  г. близ  мыса Флаттери в 8 часов  вечера при
ясной видимости на него налетел американский парусный корабль  "Орфей".  Его
капитан Сойер,  зная, что нанес встречному судну  смертельную  рану, не стал
спасать  людей и ушел прочь. Об этом столкновении, может быть, никогда никто
и  не  узнал  бы,  если бы через  четыре дня американский таможенный пароход
"Оливер  Вудкотт"  не заметил  в  океане плот,  на  котором  был человек. Им
оказался Нил 0'Хэли -- рулевой "Пасифика". Он был единственным, кто уцелел с
"Пасифика" после столкновения.  Он  рассказал, что из-за крена на левый борт
команда  парохода  не  смогла спустить  шлюпки правого  борта,  что  в  пяти
шлюпках, которые были закреплены позади гребных колес, не было весел, что  в
одной из брошенных на воду шлюпок пытались спастись 15 женщин и 6 мужчин, но
на  нее  рухнула  дымовая  труба  и  все  погибли. Вскоре начался  шторм,  и
"Пасифик", продержавшись около часа на плаву, скрылся под водой.
     Бросивший  в беде людей капитан "Орфея"  повел  свой корабль к  острову
Ванкувер и  ошибочно принял маяк на мысе Бил за маяк  мыса Флаттери. "Орфей"
выскочил на мель у залива Барклая и был разбит штормом.
     Правила  для  предупреждения столкновения  судов  1863  г.  имели  одну
особенность, о которой есть смысл рассказать подробнее, потому что они, хотя
и изменяясь, действовали до начала нашего столетия.
     Каждый  судоводитель  знает,  что  по-английски  "Starboard"   означает
"правый борт", a "Port"  --  "левый  борт". Английская  фраза в  современных
МППСС "Each shall alter course to starboard" -- "Каждый должен изменить курс
вправо" в Правилах 1863 г. звучала как "The helms of both ships to be put to
port" --  "Румпели обоих должны  быть положены на  левый  борт".  Первая  из
формулировок  попала в современные  правила только в 1929  г. после  решения
Международной конференции по  охране  человеческой жизни  на  море,  которое
вошло  в  силу с 1 января 1933 г. До  этого времени как в  военном, так и  в
торговом флоте Англии команды,  подаваемые рулевому, относились к  положению
не  пера руля, как это понимается  сегодня, а к положению румпеля  и привода
руля.
     Достоверно  известно,  что  за  несколько   секунд  (точно  за  46)  до
столкновения с айсбергом 14  апреля 1912  г.  "Титаник" пытался разойтись  с
ним, отвернув влево. Но команда, которая прозвучала в ту трагическую ночь на
мостике "непотопляемого исполина"  была "Hard a starboard" (право на  борт).
Причем это  не  являлось ошибкой вахтенного штурмана  --  он хотел отвернуть
именно  влево:  эта  команда в  те  годы понималась  как  "лево  на  борт" и
относилась к румпелю, а  не к перу руля. Штурвал вращали вправо, а перо руля
отклонялось влево, и судно поворачивало влево.
     В торговом  флоте Франции, которая в 1863 г. договорилась с  Англией  о
применении единых Правил для предупреждения  столкновений судов,  английской
команде "Port", что подавалась для поворота вправо, соответствовала  команда
"Tribord", что в переводе на русский следует выразить как "правый борт". Эта
французская  команда  давалась  на руль  в тех  случаях,  когда судно хотели
отвернуть вправо.
     В прошлом веке США,  Австралия и  Канада следовали английской  практике
подачи команд на руль,  а большинство других стран пользовались французскими
терминами. В странах Скандинавии применялись как те, так и другие команды, в
зависимости от вкуса  капитана  судна.  К  этому следует  добавить,  что  на
большинстве парусных судов румпель был  расположен  позади вертикальной  оси
руля,  т.  е.  на  корме у  самого  гакаборта.  На  судах  с  таким  рулевым
устройством для того, чтобы повернуть нос вправо, давали английскую  команду
"Port", хотя и штурвал и румпель при этом вращались  и двигались в... правую
сторону.
     На большинстве французских  парусных судов цепи румпеля проходили таким
образом, что при вращении штурвала влево нос судна уваливался вправо. Так же
было и на пароходах, где румпель располагался впереди вертикальной оси руля:
штурвал при вращении в  левую сторону перекладывал  руль  на  правый борт, и
наоборот.
     Все это создавало  невероятную путаницу и нередко приводило к печальным
результатам -- суда сталкивались из-за неправильно  понятой команды на руль.
Вот характерный случай.
     20 февраля 1884 г. на Темзе произошло столкновение английского учебного
судна  "Лондон  скулборд"  с   французским  судном  "Ларднер".  Суд  признал
виновником  катастрофы  английского лоцмана,  который  проводил  "Ларднер" в
Лондон.
     Лоцман   хотел  повернуть  судно   влево  и  дал  рулевому  команду  на
французском языке "Tribord", зная, что она обозначает "правый борт". Он имел
в виду, что она будет понята как "румпель вправо".
     Однако француз-рулевой  исполнил ее  по-французски, т.  е. положил перо
руля на правый борт, -- "Ларднер" отвернул вправо вместо влево.
     Подобных  злоключений  отмечалось   великое  множество,  и  теперь  нам
остается  только недоумевать,  почему  так  долго  не могли покончить с этой
путаницей.  Требовалась-то всего  одна простая  и ясная фраза: "Все  команды
рулевому должны  пониматься  следующим  образом: слова  "правый  руль",  или
"Starboard",  должны означать "положить руль  судна вправо",  а слова "левый
руль", или "Port", --  "положить руль судна влево". Эти фразы были добавлены
в 1929 г. решением Международной конференции по охране человеческой жизни на
море.
     Однако в США это решение не было принято, пока не произошла  катастрофа
с  их  лайнером  "Мохаук". И  опять причина гибели  этого  судна  крылась  в
путанице с рулем и румпелем. Вот как это произошло.
     Американский  пассажирский турбоход "Мохаук"  (5896  рег.  т)  вышел из
Нью-Йорка  морозным вечером 24 января  1935  г. На  его  борту находилось 53
пассажира,  110 членов  экипажа  и  генеральный  груз.  Лайнером  командовал
капитан  Джозеф Вуд. В  21 час 30 минут  того же дня, находясь в  4 милях от
поселка  Си-Гирт  на  побережье  штата  Нью-Джерси,  "Мохаук"  столкнулся  с
норвежским грузовым пароходом "Талисман", которым командовал капитан Уфнг. В
борту лайнера образовалась большая подводная пробоина, и он стал тонуть.
     Выбросить судно на мель не удалось, так как машинное отделение уже было
заполнено  водой и турбоход сильно накренился на борт. Через час он пошел ко
дну. Шлюпочные тали были схвачены морозом, и поэтому удалось спустить только
часть спасательных шлюпок,  которые позже были спасены лайнером "Алгонкин" и
пароходом "Лимон". С "Мохауком" утонуло 45 человек, из них 15 пассажиров.
     Следствие всю вину за столкновение возложило на американского капитана.
Оказалось, что незадолго перед тем как  суда столкнулись, на "Мохауке" вышел
из строя телемотор рулевого  устройства и  управление с  механического  руля
пришлось перенести  на  ручной аварийный  штурвал,  установленный  на  корме
лайнера.  На  индикаторе этого  штурвала  имелись  две  бронзовые  таблички,
привинченные  слева  и  справа. На  одной из  них было  выгравировано  слово
"Port", на другой --  "Starboard". Когда с мостика капитан Вуд  дал  команду
"Лево руль", рулевой, руководствуясь табличками, стал поворачивать в сторону
таблички  с надписью "Starboard", что  была слева, если смотреть  с  кормы в
нос.  А  таблички  указывали  положение  не пера  руля,  а румпеля.  Отдавая
команду, капитан "Мохаука" имел в виду, что она относится к  перу руля, а не
к румпелю. Так же  это понимал и рулевой,  но его сбили с  толку таблички, и
когда он повернул штурвал влево, "Мохаук" вместо влево повернул вправо.
     Этот  трагический  инцидент побудил  Конгресс  США обязать  департамент
торгового флота дать указание всем капитанам официально перейти с команд "на
румпель"  на команды "на  руль".  Лишь  после  этого  старые обозначения  на
табличках  рулевого  устройства  американских  судов  были заменены  новыми,
которые показывали положение пера руля.
     Но вернемся к  Правилам 1863  г.,  которые в  течение  десяти лет  были
приняты  тридцатью   странами   и  действовали   до   1907  г.  Хотя  в  них
предусматривались почти все  случаи, когда возникала  опасность столкновения
двух сближающихся судов, формулировки их статей были сложными и путаными. Но
главное, в них не  были регламентированы  порядок плавания в тумане, несение
огней  во время стоянки на якоре, применение  визуальных сигналов бедствия и
пр.  Жизнь сама вносила  в эти Правила коррективы и дополнения. Увы, каждому
дополнению предшествовало  какое-нибудь  тяжелое  столкновение,  связанное с
большим  числом  человеческих  жертв. Тогда  начинали  собираться  комиссии,
проводились симпозиумы, шли  заседания ученых обществ и институтов,  которые
предлагали внести в Правила очередную поправку или дополнение.
     Поистине это выглядело так, как сказано  в русской поговорке: "Гром  не
грянет -- мужик не перекрестится".
     Например,   только  после   трагической  гибели   английского   клипера
"Нортфлит" в 1873 г. у мыса Дэнджнес, когда погибло более 300 человек, стали
применять для подачи сигнала бедствия ракеты и фальшфейеры красного цвета.
     А правило  об обязательном  несении  штаговых огней во время стоянки на
якоре было внесено в Правила 1863 г. в 1880 г., спустя год после трагической
гибели  французского   парохода  "Бизантин".   Он  затонул   при   следующих
обстоятельствах.  18  декабря  1878  г.  "Бизантин" -- пассажирский  пароход
водоизмещением около 1000  т направлялся из Марселя в Стамбул, имея на борту
260 пассажиров. Ища убежище от  шторма в порту Лампсаки, судно ночью вошло в
гавань,  чтобы стать  на  якорь.  Там  уже стоял на  двух  якорях английский
пароход  "Ренальдо"  (1660  рег. т). Он не  нес  штаговых огней,  и  капитан
"Бизантина", не  заметив  его, оказался  в  опасной от  него близости. Силой
шторма  французский пароход навалило на форштевень стоявшего на якоре судна.
Через  5 минут  суда  расцепились. Получивший  пробоину  "Бизантин" затонул.
Погибло  150 человек.  Некоторые  пассажиры успели  перепрыгнуть  с тонущего
парохода на палубу "Ренальдо", несколько человек спаслись на шлюпках.
     Последние два  десятилетия  XIX и  начало  XX  в.  охарактеризовались в
истории мирового судоходства бурным развитием  паровых машин и применением в
судостроении  стали.  Но,   к  сожалению,   с  увеличением  числа  пароходов
увеличилось   и  число  их  столкновений.  В  1882   г.  Госдепартамент  США
опубликовал  число  погибших  на   море  судов  мирового  торгового   флота.
Оказывается, только в  течение  1881  г. погибло  2193  судна,  из  них  205
затонуло в результате столкновений.
     Остановимся подробнее на наиболее тяжелых случаях столкновений.
     24 ноября 1880  г. около Специи  французский пароход "Онкл Джозеф" (823
рег.  т), направлявшийся под командованием  капитана  Лакома в  Марсель, был
потоплен налетевшим на него ночью итальянским пароходом "Ортилья" (1853 рег.
т), который  шел полным  ходом. "Онкл Джозеф"  продержался на плаву всего  8
минут,  спаслись лишь те,  кто успел перебраться на палубу другого парохода.
Число жертв этой катастрофы -- 215 человек, причина -- нарушение правил.
     1 апреля  1882  г. английский почтово-пассажирский лайнер "Доуро" (2846
рег.  т),  направляясь  из  Бразилии  после  стоянки в Лиссабоне, снялся  на
Саутгемптон. Судном командовал капитан Кемп. На борту находилось 135 человек
пассажиров и членов экипажа. Поздно вечером, когда "Доуро" вышел на  траверз
мыса  Финистерре, на  него  налетел с полного хода испанский пароход "Учичас
Бат", который совершая  рейс из  Ла Коруньи в Гавану.  Не прошло и получаса,
как  оба судна лежали на  дне.  Большинство людей  нашло  спасение  на  семи
спущенных  шлюпках, которые подобрал подошедший испанский пароход "Идальго".
Он спас 112 человек с "Доуро" и 32 с "Учичас Бата". На первом из них погибло
23, а на втором -- 36 человек.
     18  января  1883  г. из  Гамбурга  в  Америку  вышел под  командованием
капитана Хансена  лайнер "Цимбрия"  (3037  рег. т) принадлежавший германской
судоходной фирме "Гамбург -- Америка линие". На его борту было 402 эмигранта
из России,  Венгрии, Австрии  и  Пруссии.  Кроме  них, на  судне  находилось
несколько  французов  и  американских  индейцев.  Команда  состояла  из  120
немецких моряков.
     На следующее  утро,  когда  судно  подошло к  острову Бор-кум,  на море
опустился  густой  туман. Неожиданно  откуда-то  слева послышался пароходный
гудок, направление на который определить на "Цимбрии" не могли. Через 2 -- 3
минуты  за  пеленой тумана  на расстоянии  50  м увидели  пароход.  Это  был
"Султан" фирмы "Гуль -- Гамбург лайн". Он с полного хода ударил в левый борт
лайнера чуть  впереди  фок-мачты.  Вскоре суда расцепились и  потеряли  друг
друга из вида в тумане. "Цимбрия" быстро погружалась с креном на левый борт.
На воду спустили семь шлюпок и для спасения бросили с борта на воду стеньги.
Однако судно затонуло  так  быстро,  что спаслись только 65 человек. Погибло
457, из  них  72 женщины и 87 детей. "Султан", полузатопленный,  добрался до
ближайшего порта.
     После этой  катастрофы  прошло чуть более года, и у  восточных  берегов
Северной Америки опять произошло страшное столкновение.
     В 1884 г. английский пассажирский пароход "Стейт оф Флорида" (3138 рег.
т),  имея на  борту 167  человек, включая экипаж, под командованием капитана
Сандлера  совершал плавание  из Нью-Йорка  в Глазго, 18  апреля, когда судно
находилось  где-то в  точке координат  47°  северной широты  и  34° западной
долготы, выдалась ясная темная ночь. Пароход шел со скоростью 11,5  узла при
умеренном ветре и  спокойном море, неся положенные  ходовые  огни. Навстречу
пароходу  приближался  английский  трехмачтовый  барк  "Понема",  также неся
установленные  правилами  огни.  То  ли  судоводители  не  сумели  правильно
сориентироваться,  то ли  не обратили должного внимания  на огни друг друга,
этого никто так и не узнал. Суда столкнулись. Форштевень "Понемы" врезался в
борт парохода позади переборки машинно-котельного отделения. Два вельбота на
палубе были разбиты ударом. С борта парохода сумели  спустить четыре шлюпки,
из которых одна опрокинулась, коснувшись  воды. Через несколько минут утонул
"Стейт  оф Флорида",  за  ним  --  "Понема". С  первым  судном  погибло  123
человека, со  вторым  -- 12. Из 15 членов его экипажа спаслись лишь  капитан
Хэйбурн и два матроса.
     Прошло три  месяца,  и  подобное  столкновение  повторилось  близ  мыса
Виллано. 21 июля 1884 г.  испанский пароход "Гиен" (1843 рег. т),  следуя из
Ла Коруньи  в Гавану, столкнулся в тумане с английским  пароходом "Лэксхэм".
Оба судна затонули  почти одновременно.  Испанский пароход  "Санто  Доминго"
спас 45 человек с "Гиена" и 11 человек с английского судна.
     Подобных  случаев столкновений, которые приводили к  гибели сразу  двух
судов, в те годы отмечалось немало. Мы привели наиболее характерные.
     Получившее  широкую огласку в  мировой печати столкновение "Цимбрии"  с
"Султаном"   повлекло  за   собой   очередной   пересмотр  Правил   1863  г.
Представители  морских  кругов  Англии,  Франции,  Германии,  США,  Бельгии,
Норвегии, Дании и других стран собрались в 1884 г. на конференцию и, обсудив
положения отдельных статей, значительно дополнили Правила, принятые  вначале
только  двумя  первыми  из названных  стран. Именно эта конференция  внесла,
наконец,  ясность в толкование  правил  о несении  огней  и  подаче звуковых
сигналов.
     Шло время... И хотя действовали правила для предупреждения столкновения
судов, ставшие  теперь  уже международными, и  хотя  судоводители  проявляли
определенную  осторожность,  суда  продолжали  сталкиваться,  и  по-прежнему
многие столкновения приводили к гибели судов и большим человеческим жертвам.
Вот наиболее трагическое  из них -- оно  произошло  из-за нарушения правил о
несении огней во время стоянки на якоре.
     19  ноября  1887 г.  голландский  лайнер "Схолтен"  (2589 рег.  т)  под
командованием капитана Таата совершал плавание из Роттердама в  Нью-Йорк. На
борту судна было 156  эмигрантов  и  54 члена экипажа. Около 10 часов вечера
"Схолтен" находился в 4 милях от Дувра. Над морем висела дымка тумана, из-за
которой   с  борта   голландского  лайнера  не  разглядели   стоявший   близ
адмиралтейского пирса на  якоре без огней английский угольщик  "Роза  Мери".
"Схолтен", не успев отвернуть, ударился своей правой скулой о его форштевень
и получил  подводную  пробоину  шириной 3  м.  Попытки  откачать  воду  были
безрезультатны:  лайнер  затонул  через  20  минут.  Из-за  сильного крена и
дифферента на нос шлюпки спустить  не  смогли. Хотя пассажирам  своевременно
раздали спасательные жилеты, утонуло 132 человека.
     В  конце прошлого века в мировом  торговом флоте еще  было много  чисто
парусных судов. Некоторые судовладельцы считали, что на океанских линиях для
перевозки  навалочных грузов  --  зерна, селитры,  сахара-сырца  и угля -- с
выгодой можно использовать большие трех-  и четырехмачтовые корабли и барки.
Стальные корпуса этих судов вмещали 2000 -- 3000 т груза, отсутствие паровых
машин позволяло  сэкономить полезную емкость судна и сократить экипаж на две
трети.  Тяжелые,  плохо управляемые,  стальные парусники-левиафаны вписали в
летопись морских  катастроф  немало мрачных страниц.  Когда  листаешь ветхие
страницы хроники столкновений  судов конца прошлого века, невольно рождается
мысль  о  какой-то  непримиримой  вражде  уходивших  со  сцены парусников  к
пароходам; начинает казаться, что  парусники словно мстили  новым пришельцам
--  пароходам.  Вот  самые  тяжелые  случаи столкновения  парусных  судов  с
пароходами.
     18 декабря 1887 г. английский пассажирский пароход "Капанда" (1095 рег.
т), приняв на борт более 270  пассажиров, под командованием капитана Массона
вышел из Плимута в  австралийский порт Фримантл. 20 января  1888 г. в 3 часа
25 минут ночи, когда судно  находилось у берегов Бразилии, вахтенный штурман
увидел, что "Капанда" опасно сближается с парусным судном,  которое  шло без
огней,  неся все  паруса.  Суда  должны были  неминуемо столкнуться,  причем
большая опасность угрожала  неизвестному паруснику. Однако он резко  положил
руль на борт  и, почти выходя  из ветра, со всего  хода  ударил форштевнем в
правый борт парохода  под прямым углом. Корпус "Капанды" фактически оказался
разрубленным в  районе фок-мачты. Некоторое мгновение оба  судна  находились
сцепленными, но из-за инерции хода "Капанды" они разъединились, и через 3 --
4 минуты пароход разломился и обе его половины скрылись под водой.
     Несколько  матросов  и семеро  эмигрантов успели перепрыгнуть  с палубы
тонущего  парохода на борт  парусника.  Им оказался  английский трехмачтовый
стальной барк "Ада  Мельмор"  (591  рсг. т) из  Белфаста.  Под командованием
капитана Леплликана он шел из Кокумбы  в  Англию с  грузом марганцевой руды.
Спущенная с  борта  "Ады  Мельмор" шлюпка подобрала  с воды  шесть  человек.
Погибло 303 человека.
     Через пять дней 16 спасенных передали на встретившийся французский барк
"Улус", который доставил  их в Сан-Сальвадор (Баию). Имея большие разрушения
носовой части, "Ада Мельмор" взяла курс на Расифе (Псрнамбуко). Но 28 января
из-за  сильной течи экипажу  пришлось  покинуть  барк и  искать спасения  на
шлюпках. Через  несколько  дней  экипаж "Ады Мельмор",  за  исключением двух
умерших, высадился в порту Масейо.
     4  ноября 1888 г., во время сильного ливня,  в 2  часа  ночи, близ мыса
Сент-Катринс  острова Уайт  норвежский  трех  мачтовый  барк "Нор",  которым
командовал капитан Бьенусс, с полного  хода ударил в правый борт английского
грузового парохода "Сэксмундхэм" (2486 рег. т). Пароход тут же начал тонуть.
Англичане  успели  спустить  на  воду одну  спасательную шлюпку и  гичку, на
которых спаслось  15 человек. Норвежцы  не стали спасать оставшиеся на  воде
шлюпки, так как  им пришлось самим  покинуть  свое  судно,  которое получило
сильное повреждение в корпусе.
     Полузатопленный  "Нор" оказался выброшенным  на  берег в  районе  банки
Шинглс.
     Спустя  двое  суток  такая же судьба постигла  английский  пассажирский
пароход  "Нант"  (1473 рег.  т).  6 ноября  1888  г., когда  он,  следуя  из
Ливерпуля в Гавр, находился в 40  милях к  ост-зюйд-осту от мыса Лизард,  на
него налетел  немецкий  трехмачтовый барк  "Теодор Рюгер". И  опять удар был
настолько  сильным, что пароход затонул через 3 -- 4  минуты.  Три  человека
успели  перебраться с "Нанта" на  палубу барка. С  воды удалось  спасти лишь
одного человека, остальные погибли с пароходом.
     4 июля 1898 г. близ острова Сейбл английский барк "Кромантишир" потопил
французский лайнер "Ла Бургонь"  (подробно  это  столкновение описывается  в
главе "Кровавое кораблекрушением).
     Вечером  11  февраля 1907 г.  американский колесный  пароход "Ларчмонд"
(1606 рег.  т), имея на борту около двухсот пассажиров и членов экипажа, под
командованием капитана Мак-Вея, снялся из  порта Провидено (штат Род-Айленд)
на  Нью-Йорк.  Около  полуночи  рулевой заметил шхуну, которая  шла  опасным
курсом.  "Ларчмонд"  отвернул, стараясь  избежать столкновения.  Шхуна также
изменила  свой курс, но суда столкнулись.  Пароход получил  пробоину в левом
борту впереди мидель-шпангоута и стал  тонуть. Спустили на воду шесть шлюпок
и  два  плота. Столкновение  произошло в  видимости маяка  Сэнди-Хук.  Из-за
мороза в шлюпках  погибло около ста человек.  Через несколько часов пришлось
покинуть и шхуну ("Гарри Нолтон", капитан -- Хэли).
     Следующей  жертвой  столкновения  с  парусным  судном  стал  английский
грузовой  пароход  "Скерриуор"  (3371  рег.  т).  Он был  потоплен  немецким
пятимачтовым барком  -- шхуной "Джей Си Виннен" (3166 рег. т) близ Гастингса
15 мая 1910 г.
     Пароход затонул с 22 членами экипажа. Он пошел ко дну настолько быстро,
что спастись смог только один человек.
     В марте 1912 г. в Английском Канале четырехмачтовый  барк "Писагва"  --
из серии знаменитых  парусников "Летающие П" немецкого владельца  Фердинанда
Лейеша -- отправил  на  дно английский пассажирский лайнер "Оушеанна".  Барк
шел  из Вальпараисо в Гамбург  с грузом  селитры.  В Ла-Манше,  недалеко  от
Дьеппа,  во время  тумана он ударил  "Оушеанну"  в борт.  Скорость парусника
составляла 8  узлов.  На борту  лайнера  находилось около тысячи пассажиров,
направляющихся из Лондона в Бомбей. На счастье, человеческих жертв  не было,
но  лайнер затонул  во время его буксировки в порт.  Вместе с "Оушеанной" на
дно ушел ценный груз -- несколько бочонков серебра стоимостью в один миллион
долларов.
     "Писагву",   получившую   повреждение   носовой   части,   с  огромными
трудностями привели в Дувр.
     В конце  августа 1928 г.  "Пассат" едва  не  разорил  своего владельца,
потопив  в Ла-Манше французский пароход "Дафнэ". Барк, загруженный рельсами,
следовал  из Куксхафсна  в  Вальпараисо.  Суда столкнулись в  тумане у  мыса
Данджнесс   под  прямым  углом:  "Дафнэ"  фактически  был   разрезан  острым
форштевнем на  две  части.  Он скрылся в волнах Английского Канала  через  6
минут.  "Пассат", сильно поврежденный, в течение почти года ремонтировался в
Роттердаме.
     20  июля  1929 г. злополучный  барк  еще  раз столкнулся  с пароходом в
Ла-Манше и получил в борту еще более  сильные повреждения. Ходили слухи, что
это столкновение было местью владельцев утопленного им "Дафнэ".
     Рассказывая о столкновении между пароходами и  парусными судами, нельзя
не  упомянуть  один  поистине парадоксальный  случай  столкновения,  который
произошел из-за путаницы в якорных огнях.
     В конце 1897 г., закончив переход из Южной Америки в Европу, на рейде у
мыса Данджнесс отдал якорь французский пятимачтовый барк "Франс"  -- один из
шести построенных за всю историю судостроения пятимачтовых барков. В те годы
он являлся  одним  из  самых  больших парусных  судов  в  мире,  его дедвейт
превышал 6000 т, длина -- почти  110  м, а  общая  площадь всех поставленных
парусов -- 451О квадратных метров.
     В ожидании  буксира,  который  должен  был  провести этого  пятикрылого
левиафана в Дюнкерк под выгрузку, "Франс" стоял на якоре на  рейде Данджнесе
вместе с другими судами. Барк нес предусмотренный правилами якорный огонь на
штаге. Капитан "Франса", желая  как бы подчеркнуть гигантские размеры своего
судна, приказал  зажечь "на всякий  случай" еще  один огонь  --  гакабортный
(правилами это не предусматривалось).
     Неожиданно по правому борту с парусника заметили бортовые отличительные
и  топовые огни корабля. Казалось, что незнакомец целил в середину их борта.
Это  был  английский крейсер "Бленхейм",  входивший  с моря. Его командир --
капитан  Форгард  не  предполагал,  что парусное  судно  может  иметь  такую
огромную длину. Ему  показалось, что на рейде стоят... два рыбацких судна, и
он решил "пройти между ними"...
     Крики  французов  на  палубе и  темный силуэт  гигантских  мачт корабля
позволили англичанину  понять  допущенную  им ошибку. Но  было уже поздно...
Лишь  благодаря  тому, что "Бленхейм" прекрасно слушался руля, удар оказался
скользящим, это спасло барк от потопления. Корабль ударил "Франса"  в правый
борт, близ кормы. Были снесены релинги.  сорвана обшивка, часть шпангоутов и
капитанская каюта, в которой, к счастью, никого не было.
     Адмиралтейский  суд  признал,  что  в  столкновении виновен был капитан
"Франса". Ему не положено было  при стоянке на якоре  нести  второй огонь на
корме. Командира "Блейнхейма" оправдали.
     С  увеличением числа  пароходов и  усилением конкурентной  борьбы между
судоходными  монополиями  разгорелась ожесточенная  борьба  за символический
приз скорости  "Голубую  ленту  Северной Атлантики".  Капитаны  пассажирских
лайнеров, принадлежавших таким  ведущим судоходным  компаниям, как "Кунард",
"Уайт Стар", "Гапаг" и "Женераль трансатлантик", держали в тумане чудовищную
скорость, которая никак не увязывалась с формулировкой правил предупреждения
столкновения  судов  об  умеренном  ходе  в условиях ограниченной видимости.
Судовладельцы  требовали от своих капитанов своевременного и точного прихода
в порт: пароходных магнатов больше всего  интересовал  размер  получаемых от
своих  судов  прибылей.  В  те  годы  капитаны трансатлантических  лайнеров,
попадая  во время  рейса в условия ограниченной видимости,  снижали скорость
чисто  символически  на  1  --  2  узла, чтобы иметь возможность  на  случай
каких-либо   неприятностей   сделать   в   вахтенном   журнале   запись   "о
предупредительных   мерах".   Таким   образом,    судоводителям   оставалось
успокаивать  себя  тем,  что,  следуя на большой  скорости  в тумане,  можно
быстрее выйти из полосы тумана. Нет необходимости лишний раз говорить о том,
к каким тяжелым последствиям это приводило.
     В  связи  с  резко  увеличившимся числом пароходов  на морских  дорогах
началась "толчея". Не только  на линиях Северной Атлантики, но на подходах к
оживленным  портам  происходило  множество столкновений. Вот  еще  несколько
примеров наиболее тяжелых по своим последствиям столкновений судов.
     21 июня  1895 г. итальянский пассажирский пароход "Мария Пи" (722  рег.
т),  имея на борту  около двухсот  пассажиров и членов экипажа, при входе  в
залив Специя ночью столкнулся с итальянским пароходом "Ортигла". Нос второго
судна вошел в корпус "Марии Пи" на 6 м, и она затонула через 3 минуты. Утром
с  плавающих обломков  утонувшего  парохода  сняли  42  человека,  остальные
погибли.
     30  апреля  1896  г.  пароход  "Он  Уо"  (1354  рсг. т),  принадлежащий
"Индо-Китайской  судоходной компании", около  Вусунга столкнулся с пароходом
"Нью-Гуанг". "Он Уо" пошел ко дну, унося с собой более 250 пассажиров.
     10 сентября 1900 г.  в заливе  Кардиган  столкнулись английский пароход
"Гордон Касл" (2045 рег. т)  и немецкий -- "Шторммарн" (588 рег. т). Погибли
оба судна. Первое из них затонуло со всей командой.
     В  1903 г. тяжелое  по  своим последствиям  столкновение произошло близ
Марселя.  7 июня  французский  пассажирский пароход  "Ливан"  (2308  рег. т)
направлялся  из Марселя  в Бастию, имея на борту  240  пассажиров и команду.
Вскоре после полудня, в  3 кабельтовых от берега, он столкнулся  с пароходом
"Инсулэйр", принадлежавшим той же судоходной компании, и стал тонуть.
     При  погружении на нем взорвались  паровые котлы, судно  легло  на  дно
через 6 минут. Погибло 150 человек.
     23  января 1909  г., в  5 часов  30 минут  утра, в 175 милях к  югу  от
острова Нантакет,  недалеко  от Нью-йоркской гавани, произошло  столкновение
между английскими лайнерами "Рипаблик" (15378 рег. т) и "Флорида" (5068 рег.
т). На  борту первого лайнера, который шел из Нью-Йорка в Средиземное  море,
находились  461  пассажир  и  около  300 членов  экипажа, на  борту второго,
который следовал из Неаполя в Нью-Йорк, --  около 800  эмигрантов -- жителей
Мессины,  лишившихся после  землетрясения  жилья  и  решивших перебраться  в
Америку.
     Оба судна шли в тумане на большой скорости и  заметили друг друга очень
поздно. Через пробоину в левом борту в "Рипаблик" стала поступать вода. Было
затоплено машинное отделение, прекратилась подача электроэнергии, но судовой
радист  Джек Бинс  успел аварийным передатчиком  послать  в  эфир  призыв  о
помощи.  Пока к гибнущему лайнеру  шли находившиеся поблизости пароходы, его
пассажиры  были приняты  на борт  "Флориды",  которая тоже  получила сильные
повреждения.  Спустя  1 час  20  минут к  месту столкновения подошел  лайнер
"Балтик" и эвакуировал на свой борт более тысячи человек. "Рипаблик" затонул
на  глубине 96 м при попытке его буксировать, а "Флорида" с трудом добралась
до Нью-Йорка.  Лишь  благодаря радио удалось избежать  больших  человеческих
жертв: в момент удара на "Флориде" было убито четыре, на  "Рипаблике" -- два
человека.
     В  том же 1909  г.  14 ноября,  на рассвете, в  проливе Рео столкнулись
французский почтовый пароход  "Ла  Сейн" (2379 рег. т), принадлежавший фирме
"Мессажери маритим", и лайнер "Онда".  Первое  судно, на борту которого было
162 человека, затонуло через 2 минуты. С  "Онды" быстро спустили  шлюпки, но
на плававших напала стая акул -- погибло более ста человек.
     Почти  аналогичный случай произошел  спустя два  года.  Летом  1911  г.
французский  пассажирский пароход  "Эмир" (1291 рег.  т),  имея на борту 113
человек, направлялся из Гибралтара в Оран. 9 августа в 4 часа утра, во время
тумана,  когда судно  находилось  в 5  милях  от  Тарифа,  на  него  налетел
английский  пароход "Сильвертон" (2682 рег. т),  следовавший  из Ньюпорта  в
Торонто. "Эмир" пошел ко дну настолько быстро, что шлюпки, спущенные на воду
с "Сильвертона", смогли спасти всего 27 человек.
     Возможно, что Правила, выработанные представителями  морских  держав на
Вашингтонской конференции 1889 г., дополненные в 1894 г. и ставшие законом в
1897  г., не претерпели  бы существенных изменений еще много лет, не случись
катастрофы с "Титаником".  Когда в апреле 1912 г. стало известно, что в одну
ночь дно Северной Атлантики" мыса Рас  стало братской  могилой  для полутора
тысяч человек,  потрясенный мир пришел к окончательному выводу -- необходимо
предпринять  такие  серьезные  меры,  чтобы  впредь  не  допустить  подобных
трагедий  на море. Именно "Титаника  и побудил  людей  (впервые  в  истории)
регламентировать комплекс вопросов о безопасности человеческой жизни на море
международной конвенцией.
     Основные положения вопросов Конвенции по  охране человеческой жизни  на
море  были выработаны  на  Международной  конференции, которая  проходила  в
Лондоне  с  ноября 1913 г.  по  февраль  1914 г.  Протоколы этой конференции
безоговорочно  подписываются почти  всеми  морскими  державами. Но  еще, как
говорится,  не успели высохнуть чернила на листах протоколов Конвенции,  как
мир опять был потрясен чудовищной катастрофой.
     Ночью  29  мая  1914  г.  английский  лайнер  "Эмпресс  оф  Айрленд"  и
норвежский   пароход  "Сторстад"   опасно  сближаются  в  тумане  на  Святом
Лаврентии, их  судоводители опять  нарушают ППСС -- первое судно тонет через
17 минут. Опять число человеческих жертв превышает тысячу.
     Первая  мировая  война  прервала  ратифицирование Конвенции  по  охране
человеческой жизни на море,  и  ППСС  остались  такими же, как  они были  до
гибели "Титаника".  (Действовали правила 1897  г., слегка дополненные в 1907
г.) К началу работы  Второй международной конференции по охране человеческой
жизни  на море, которая началась  16 апреля 1929 г. в Лондоне, как во время,
так и  после войны  имелись  многочисленные случаи столкновений  судов. И до
того, как  новая  Конвенция  была ратифицирована, на морском  дне  оказались
десятки первоклассных лайнеров.
     Так, например,  в 1914 г.  Британское  адмиралтейство  забрало под свой
флаг  для  использования в  качестве  военного  транспорта  лайнер "Сарния",
скорость которого  превышала 20 узлов.  29 октября  1915  г., ночью,  у мыса
Хэллес,  "Сарния",  нарушив  ППСС, столкнулась  с минным  тральщиком "Хайт".
Лайнер затонул, унеся на морское дно 150 солдат.
     Такая же судьба  постигла английский лайнер "Отранто" (12  124 рег. т),
также  переделанный во  вспомогательное военное  судно. Он, совершая рейс из
Америки  в Европу, 16 октября  1918 г. у берегов Ислея столкнулся с лайнером
фирмы "Пи энд 0" "Кашмир" (8841 рег. т). Из 431 погибших при этой катастрофе
351 человек были британскими военнослужащими.
     Не менее трагичной была  гибель английского лайнера "Египет" (7941 рег.
т) в 1922 г.  Этот  лайнер,  имея на борту  338  человек, под  командованием
капитана Коллнера шел из Лондона в Бомбей. 19 мая в 7 часов вечера у острова
Ушант судно попало в густой туман. Машина парохода была застопорена, и судно
легло  в  дрейф.  Где-то  впереди  траверза  с   мостика  "Египта"  услышали
пароходный  гудок, но не смогли точно  определить направление на него. После
этого  с  левого  борта  в  тумане  увидели  силуэт  быстро  приближавшегося
парохода, который через  15 секунд своим форштевнем ударил  "Египет"  в борт
между двумя дымовыми  трубами. Пробитое судно продержалось на плаву менее 20
минут. Быстро возникший крен затруднял спуск шлюпок на воду. Среди индийской
команды лайнера началась паника, которая передалась английским офицерам. Это
стоило жизни 15 пассажирам и 72 членам экипажа.
     Виновником столкновения оказался небольшой французский грузовой пароход
"Сена"  (1388  рег.  т),  направлявшийся  из  Палиса  в  Гавр.  Повреждения,
полученные этим пароходом,  были незначительны.  Подобрав  с воды  тех, кого
можно  было  спасти,  он  благополучно  добрался  до  Бреста.  "Египет"   же
погрузился на  глубину 123 м,  вместе с ним  на дно ушел груз  серебряных  и
золотых  слитков  да  сумму   свыше   миллиона  фунтов  стерлингов.  (Поиски
затонувшего  парохода заняли больше года, а  подъем  части ценности --  пять
лет).
     Говоря  о столкновении судов, нельзя обойти молчанием одну немаловажную
особенность. Оказывается,  характер разрушения  борта  от  удара  форштевнем
другого судна изменялся в зависимости  от архитектуры судна, а точнее  -- от
формы форштевня судов.  Наклонный  и изогнутый форштевень, например фрегатов
или  клиперов, при  столкновении, благодаря  наклону  вперед,  как  правило,
пробивал  надводную   часть  борта   другого   судна.  Разрушение  утлегаря,
бом-утлегаря и  бушприта  снижало силу удара. Наклонные форштевни  были и на
первых пароходах. При регистровом обмере стальных пароходов в расчет входили
величины, характеризующие  длину  судна как по палубе, так и по  ватерлинии.
Разница между этими  величинами  нередко  составляла 5  -- 10  м, а портовые
сборы  взимались и за эти  несколько  метров  длины судна над  водой.  Это и
привело  к  появлению  отвесных  прямых  форштевней.   Нос   грузового   или
пассажирского парохода, построенного в самом конце прошлого века, напоминает
по форме старинный утюг.  Эти-то  "утюги" и были основным орудием потопления
тысяч  других "утюгов",  мода на которые  была вплоть  до 30-х  годов нашего
столетия.  Прямой  отвесный  форштевень,  словно  адский  колун,  входил при
столкновении   в  борт  другого  судна,  пробивая  его  одинаково  как  выше
ватерлинии, так  и  ниже уровня  воды.  Поэтому  период  с 1890 по  1940  г.
ознаменовался многими  случаями  гибели судов в  результате  полученных  при
столкновении подводных  пробоин. Англичане  говорят, что гибель  "Эмпресс оф
Айрленд"  навела их кораблестроителя Спаннера на мысль  изменить конструкцию
форштевня  и создать  так называемый "мягкий нос". Эта идея нашла применение
не  сразу:  потребовалось время,  чтобы  классификационные  общества  издали
правило,  по  которому  длина  судна  выше  ватерлинии  не  учитывалась  при
регистровом обмере.
     В 60-е годы  судостроители ударились  в другую крайность  -- "бульбовый
нос  Юркевича", примененный  на "Нормандии" еще  в начале 30-х годов. В наши
дни  он увеличился  по размерам в  десятки  раз,  и  теперь подводная  часть
форштевней  многих  судов  по  форме и  размерам не  уступает дирижаблю 20-х
годов.  Но задумаемся  на  минуту --  в случае столкновения  огромный  бульб
сделает и огромную подводную  пробоину круглой формы, если учесть чудовищные
размеры современных супертанкеров.
     Период  в  истории  торгового  мореплавания  между   второй  и  третьей
международными   конвенциями   по   охране   человеческой   жизни   на  море
охарактеризовался  заметным уменьшением числа столкновений.  Об этом говорят
цифры официальных  документов.  И  если их число  снизилось в  европейских и
американских водах, то этого  нельзя сказать о  таких  "далеких" морях,  как
Китайское, Японское и Желтое. На этой  морской  "периферии", видимо,  частые
нарушения ППСС приводили по-прежнему к  тяжелым последствиям. Вот  несколько
примеров гибели по этой причине китайских и японских судов.
     12  августа  1930  г.  китайский пароход "Тонган"  (1141  рег.  т)  при
столкновении  близ Шантунга с  другим  китайским пароходом "Лвенхсинг" (1562
рег. т) затонул, унеся с собой на дно 77 человек.
     Спустя три года, ночью 10 июля 1933 г., почти в том же  месте китайский
пароход "Тунан" (1482 рег. т), направлявшийся с  пассажирами и ценным грузом
в   Шанхай,  столкнулся  с   японским  пароходом  "Чошун  Мару"  (4026  рег.
т).Китайское  судно затонуло.  Спасено было 89  человек, погибло 168. Ценный
груз  (серебро   в  слитках)  парохода,  оценивавшийся  в  полтора  миллиона
американских долларов, спасти не смогли.
     Три  минуты потребовалось  на то, чтобы японский теплоход "Мидори Мару"
(1724 рег. т) отправился 3  июля 1935 г.  на дно после столкновения в ночном
тумане с японским пароходом "Сенсан-Мару" близ Дзизо-Сали.  Число жертв этой
катастрофы превысило сто человек.
     Одно из самых жутких столкновений в  этих водах  произошло в 1949 г.  в
проливе  Бонхам. Китайский пароход "Тай Пинг", построенный в  1921  г., имел
вместимость  2493  рег. т, длину 91,4 м, ширину --  13 и высоту борта -- 7м.
Пароход  совершал  специальный рейс  из  Шанхая  в  Киилунг.  На  его  борту
находились более 1600 человек и ценный груз.
     27  января 1949  г.  во  время тумана  в проливе Бонхам,  что  севернее
острова Чусан, "Тай Пинг"  на полном  ходу столкнулся с китайским  пароходом
"Киен  Юан",  который  шел с грузом  угля из Киилунга в Шанхай.  Это  судно,
построенное  в 1919 г., было  на  333 рег. т  меньше  и на 15 м короче.  Оно
затонуло  после столкновения почти  мгновенно. "Тай Пинг" пошел ко дну через
15  минут.  Подошедший  к месту  драмы  австралийский  эскадренный миноносец
"Уаррамунга"  смог  спасти всего  35 человек.  Число  жертв  этой катастрофы
превысило число жертв на "Титанике".
     С  момента своего зарождения  в 1863 г. до  настоящего  времени,  когда
действуют новые МППСС-72, правила стали незыблемым законом для моряков всего
мира, они служат мерилом при выяснении виновного в столкновении, определения
и отнесения убытков, понесенных той или иной стороной.
     Казалось бы, быстрое  распространение в 50-е годы нашего века в мировом
торговом флоте такого надежного прибора, как радиолокатор, должно было резко
уменьшить число столкновений на море,  но на самом деле получилось наоборот,
их  число,  как это ни странно, увеличилось. Правда, это отмечалось недолго,
пока  судоводители  осваивали непривычный им прибор. Первые радиолокаторы не
показывали относительное движение встречного судна,  обозначенного на экране
индикатора светящейся точкой, и, чтобы определить направление его движения и
скорость,  требовалось  провести  довольно сложный  расчет, с чем далеко  не
всегда судоводители могли справиться,  и  радиолокатор нередко оказывался  в
таких случаях  бесполезным.  Более  того,  иногда радиолокатор не  только не
помогал  судоводителям  избежать  опасного  сближения  судов, но  и создавал
ситуацию, при которой суда сталкивались. В  связи с этим появилось выражение
"радиолокационные  столкновениям,  а вернее  сказать, -- "столкновения из-за
неумения правильно использовать радиолокатора.
     Просматривая  судебные  дела по некоторым столкновениям судов, невольно
убеждаешься в  том, что  эти суда  наверняка не столкнулись бы,  если бы  их
судоводители целиком не полагались на радиолокаторы, а следовали бы правилам
и  мудрости  хорошей морской  практики.  Убедительным  примером  этой  мысли
является столкновение "Андреа Дориа" со "Стокгольмом" в 1956 г.
     Напомним    читателю    о    некоторых    наиболее   тяжелых    случаях
"радиолокационных столкновений".
     1957 г.  18 июня близ острова Ушант во время  густого тумана в  23 часа
танкер греческого  судовладельца А.  Онасиса "Стони  Пойнт" (10506  рег. т),
направлявшийся с грузом нефти из Сидона в Антверпен, столкнулся  с греческим
теплоходом  "Иоанне", груженным  поташем. Пламя охватило оба судна.  В  огне
погибли 14 моряков, многие получили тяжелые ожоги. Танкер выгорел полностью,
"Иоанис" удалось отбуксировать в Брест.
     1960 г. 14 декабря  в проливе  Босфор греческий  танкер "Уорлд Хармони"
(20  992  рег.  т), следовавший в  балласте  в  Новороссийск,  столкнулся  с
югославским танкером "Петар Зораник", который шел с нефтью и с бензином. Оба
судна, загоревшись,  были снесены  течением и  ветром  на стоявший  на якоре
турецкий  пассажирский  пароход  "Тарсус". Все три судна сгорели. Погибло 52
человека, многие получили сильные ожоги.
     1962 г.  7 января, в 6 милях  к  юго-востоку от Дувра, во время густого
тумана, югославский пароход "Сабак" (2811 рег. т), направлявшийся из Плосе в
Роттердам с грузом бокситов, столкнулся с  английским  теплоходом  "Дориштон
Касл"  (6223  рег.  т). Югославское судно,  получив в  левом борту пробоину,
затонуло через 5  минут. Шлюпки, спущенные с английского теплохода и с  трех
подошедших на помощь судов, из 33 человек экипажа спасли только пятерых.
     За  последние годы  морские державы  предприняли целый ряд мероприятий,
направленных на борьбу со столкновениями судов. Так, например, в  оживленных
местах  судоходства были обставлены буями  и вехами  фарватеры  для движения
судов  в  различных  направлениях.  Практика  показала,  что  в  узкостях  с
интенсивным   движением   морского   транспорта,   где   были    установлены
рекомендованные фарватеры, столкновения отмечались значительно реже.
     Каждый  год  на суда торгового  флота все  больше  и  больше  поступает
совершенных радиолокационных станций, показывающих векторы истинных курсов и
скорости  видимых  на  экране  индикатора  судов.  Быстро  расширяется  сеть
береговых радиолокационных станций для проводки судов на  подходах к крупным
портам,  в устьях рек и на морских каналах. Для  проводки  судов в  узкостях
используются  вертолеты,  оборудованные радиолокаторами.  Разрабатываются  и
создаются экспериментальные системы светящихся указателей движения судов для
сигнализирования  встречным   судам  об   изменении   своего  движения   при
расхождении. Такие системы предусматривают на лобовой  стенке надстройки или
на  мачте большие щиты с вспыхивающими ярким  светом стрелками показывающими
направление поворота судна.
     Многие  судостроительные   фирмы   Японии,   ФРГ   и  США   разработали
оригинальные  системы  для   аварийной  остановки  судов  большого  тоннажа:
раскрывающиеся двухслойные рули и "подводные парашюты торможения".
     Конечно,  появление  в  мировом  торговом  флоте  всех этих новшеств  и
особенно различных  новых  электронных  систем безопасного  судовождения  во
многом  облегчает  задачу  судоводителя,  оказавшегося в  обстановке  плохой
видимости, и, естественно, уменьшает число столкновений на море. Однако суда
все еще  продолжают  таранить  друг друга,  и  "дамоклов  меч  столкновения"
по-прежнему продолжает висеть  над головами моряков.  И  чаще  всего конский
волос, на котором он подвешен, рвется в тумане.
     0x01 graphic
     
     "Амазонка" спешит на запад
     К середине прошлого века английские верфи уже достаточно хорошо освоили
технологию  железного  судостроения.  Клепаные металлические  корпуса  судов
стали  вытеснять  громоздкие деревянные  сооружения, гребные  колеса  начали
заменять  винтом.   Преимущество  железных  винтовых   пароходов   оказалось
очевидным.  Одна  из  самых  больших  судоходных  фирм  Англии  "Пи  энд  О"
("Пенисуллар  энд  Ориентал лайн"),  построив  в  1842  г. железный  пароход
"Паша", практически уже не возвращалась к деревянному судостроению, а с 1851
г.,  когда со стапелей в воду сошел ее железный  винтовой пароход  "Шанхай",
уже  оборудовала свои суда только  гребными винтами. Поэтому  казалось более
чем странным, что  другая  крупная судоходная фирма  Англии "Роял Мэйл  стим
пакет компани" в 1850 г. заказала на верфях  в Блэкуолле огромный пароход из
дерева с гребными колесами.
     Новое судно  сошло со стапеля  28  июня  1851  г.  и получило  название
"Амазонка".  Длина деревянного  корпуса составляла 91м, наибольшая ширина --
12,5 м. Судно  снабдили  паровой машиной мощностью 80 л. с. В те годы  такая
мощность  считалась  вполне  приемлемой,  и, конечно, помимо паровой машины,
судно имело полное парусное вооружение.
     Английская   печать   назвала  "Амазонку"   самым   большим  деревянным
пароходом, когда-либо построенным в Британии: ее вместимость составляла 2256
рег. т. По классу этот пароход относился к пассажирским пакетботам "люкс".
     Фирма "Роял  Мэйл  стим пакет компани"  построила свой новый пароход из
дерева не  потому,  что  пожалела денег. Ее заказ  был  тщательно  продуман:
судовладельцы    знали,   что   Британское    адмиралтейство   относится   с
предубеждением к железным  корпусам  и гребным винтам. Добиться  же права на
перевозку правительственной  почты и солдат  колониальной армии или получить
государственную  субсидию  можно  было,   только  предложив  в  распоряжение
Адмиралтейства  деревянное  судно с гребными колесами. Такова была в те годы
политика  морских лордов -- они традиционно не хотели  верить во  все новое,
что появлялось на флоте.
     "Амазонка"  во всех  отношениях  удовлетворяла  Адмиралтейство  и  была
зачислена в состав резервного флота как войсковой транспорт.
     После  ходовых  испытаний  судно  должно  было  отправиться  в  срочное
океанское плавание в Вест-Индию и к Панамскому перешейку. Капитаном парохода
назначили Вильяма Саймонса, который имел богатый опыт  плавания в  Карибском
море  и был хорошо знаком  со знаменитыми  Вест-Индскими ураганами.  Команда
"Амазонки" была набрана Адмиралтейством  из лучших военных моряков,  имевших
опыт работы на паровых судах.
     2  января 1852 г., в пятницу, в  3 часа 30  минут "Амазонка",  имея  на
борту почту, ценный груз особого назначения, одного лорда Адмиралтейства, 50
пассажиров и 110 членов экипажа, вышла из Саутгемптона. У мыса Портланд-Билл
судно  встретило юго-западный шторм.  Паровую  машину  пришлось запустить на
полную  мощность.  Через  несколько  часов   такой   работы  начали  греться
подшипники,  и  их  время  от  времени  приходилось охлаждать,  останавливая
машину.
     Сменившиеся  с  вахты  машинисты  и  кочегары  рассказывали  на  палубе
матросам  о  неполадках  в машине  из-за перегревшихся подшипников.  В  свою
очередь,  матросы  доверительно  передавали  эту  "профессиональную   тайну"
пассажирам, а те, ничего не смысля в устройстве паровых машин, стали думать,
что эти таинственные подшипники, о которых так много говорят, "каждую минуту
могут вспыхнуть".
     В те годы паровые двигатели были новинкой  техники, "чудом  века",  они
внушали людям больше страха, нежели восхищения. Одна только мысль о том, что
внутри деревянного судна день и ночь в огромных топках горят  костры, уже не
давала пассажирам пароходов спокойно спать. Перед  паровой машиной трепетали
и пассажиры "Амазонки".
     Поскольку  гревшиеся  подшипники можно было охладить только  остановкой
паровой  машины,  каждая  такая  остановка  вызывала  у  пассажиров  большую
тревогу. То и дело они посылали к капитану Саймонсу своих делегатов, которые
требовали возвращения в  порт "для исправления  подшипников".  Если  капитан
имел все права бесцеремонно расправиться  с  подобными делегатами от команды
своего   судна  и   даже  наказать  "смутьянов"  линьками,   обвинив  их   в
подстрекательстве к мятежу, то  с  делегатами от  пассажиров он вынужден был
обращаться вежливо. Саймонс принимал их у себя в каюте, терпеливо выслушивал
и на все их опасения отвечал: "Корабль столь же безопасен, как и ваш дом. Ну
и что  из того,  что в машине  греется то один, то другой подшипник? Все это
чепуха! Возвращаться из-за такого пустяка --  никогда!  "Амазонка" спешит на
запад!"  Саймонс  действительно  считал  это  недоразумение  с  подшипниками
чепухой.
     В  результате  длительных  и  бесплодных  объяснений  с  делегатами  от
пассажиров бронзовая физиономия морского волка начинала  наливаться  кровью,
капитан  вставал со своего  кресла и ревел: "Корабль  идет  своим курсом,  и
точка! Прошу вас, господа, оставить меня в покое!"
     Юго-западный шторм тем  временем не  унимался, и  "Амазонка", неся лишь
штормовые паруса и,  продвигаясь вперед переменными галсами, шла под парами.
Машина с перегревшимися подшипниками работала без остановки  уже 36 часов. К
вечеру  3  января  пароход  почти  достиг  Бискайского  залива,   где  шторм
свирепствовал с еще  большей силой. Тяжелые  волны  разбивались о форштевень
корабля,  их  брызги долетали  до  верхушки  трубы. Время от  времени  самые
большие волны всей своей тяжестью вкатывались на носовую  палубу корабля и с
шипением, белым  бурлящим потоком уходили в сторону кормы. В снастях свистел
ветер, "Амазонка", зарываясь своими огромными колесами в волны, медленно шла
навстречу шторму.
     Около 3  часов утра, в воскресенье, 4 января второй штурман  "Амазонки"
Трюуик, который нес ночную вахту на открытом ходовом  мостике между кожухами
гребных колес, отошел за трубу "перевести дух" после обрушившейся на пароход
большой волны. Завязывая крепче штерты своей зюйдвестки, моряк увидел то, от
чего сердце бешено застучало. Из светового люка машинного отделения, что был
за дымовой  трубой,  вырывались оранжевые  языки  пламени.  Штурман подозвал
вахтенного  матроса  и  послал  его  выяснить,  что  случилось в  машине,  и
немедленно разбудить капитана.
     Прибежавший на мостик капитан Саймонс объявил по судну пожарную тревогу
и приказал закрыть все двери салонов и коридоров,  чтобы  пассажиры не вышли
на палубу. В машине ничего нельзя было разглядеть: черный едкий дым заполнил
весь машинный отсек корабля. Где-то внутри полыхало пламя. Четвертый механик
Стон  хотел  остановить  машину,  но  из-за  огня  и  дыма  не  мог  к   ней
приблизиться.  Когда из  каюты прибежал старший  механик, пламя уже охватило
всю машину. Все, кто находился в машинном отделении,  вынуждены  были искать
спасения на палубе.
     Штормовой  ветер быстро раздул пламя, вспыхнувшее  в  глубине парохода.
Через  каких-нибудь  10  минут оно  перекинулось  из машинного  отделения на
палубу и  охватило смоленый  такелаж судна.  Где-то внизу  от нагрева  стали
рваться бочки с машинным маслом, их содержимое разливалось по нижней палубе,
давая обильную пищу огню.
     В салонах, куда  заперли пассажиров, больше невозможно было оставаться:
их  переборки  и  палуба под ногами сильно нагрелись, помещения  заполнялись
дымом.  Когда  пассажиры, выломав  двери,  выскочили  на верхнюю палубу,  их
охватил страх и чувство  обреченности. Огонь оказался проворнее людей:  пока
команда "Амазонки"  готовила к запуску пожарную машину  и подключала рукава,
пламя охватило еще несколько внутренних  помещений  корабля.  Не все  смогли
пробиться сквозь огненную завесу и  клубы дыма. Несколько человек из команды
корабля, получив ожоги и наглотавшись дыма, скатились с крутых трапов вниз и
погибли  в огне.  Пассажиры бегали по  кораблю,  умоляя  офицеров что-нибудь
сделать и избавить их от мучительной смерти в огне.
     Между  кожухами гребных  колес  встала огненная  стена.  Она  разделила
корабль на  две части, при  этом большинство  команды  осталось  на  баке, а
офицеры и  пассажиры -- на  юте.  Несколько матросов от  страха  забились  в
кубрик и  ожидали там  смерти. На корме офицеры пытались тушить пожар, качая
пожарные помпы  и черпая  ведрами  воду  за  бортом. Их  усилия  можно  было
сравнить  разве  лишь с  попыткой залить костер чайными ложками  воды. Страх
людей  сгореть  заживо  творил  на  "Амазонке"  невероятные  вещи: смельчаки
обернулись паникерами, тихие и скромные  стали вести себя  агрессивно, умные
потеряли  рассудок,  обожатели женщин  сбивали с ног оказавшихся на их  пути
матерей с грудными младенцами на руках.
     Видя, что попытки сладить с огнем  ни к  чему не приводят и что  паника
начинает превращать команду отборных матросов в неуправляемое стадо, капитан
Саймонс  решил  попробовать  спасти   хотя  бы  женщин  с  детьми.  Как  уже
говорилось, паровую  машину  "Амазонки"  не  смогли  остановить,  и  корабль
продолжал продвигаться против ветра, сильно раскачиваясь на штормовой волне.
Но судно  еще слушалось руля и  его можно  было повернуть.  Капитан приказал
поставить  "Амазонку" по  ветру, так чтобы пламя  относило в нос судна. Руль
положили на борт, и  корабль,  наполовину объятый огнем, начал поворачивать,
сильно  накренясь, едва не зачерпнув воду фальшбортом. Потом он выпрямился и
еще быстрее понесся по ветру -- языки пламени потянулись к баку.
     Путь для  спасения тех, кто остался в носовой части судна, был отрезан.
Ветер срывал  верхушки волн  и захлестывал  их  на зревшую палубу,  ее доски
шипели, и идущий от них пар смешивался с черным дымом.
     На  "Амазонке" было  всего  девять  шлюпок,  из них  только  четыре  --
спасательные. Но как спустить на воду шлюпки, если судно имеет ход? Скорость
судна  достигала  13 узлов, и, значит, нужно было вывалить шлюпку  за борт с
таким расчетом, чтобы  она  оказалась  над  водой, не касаясь  днищем  воды.
Остальное зависело от умения и ловкости  команды. Нужно было отдать кормовые
тали и почти в  эту  же секунду -- носовые, почти одновременно. Если первыми
будут  отданы носовые  тали  или если они будут отданы  хотя бы  на  секунду
раньше, чем шлюпка окажется  на воде, она наверняка погибнет: ее перевернет,
закрутит в волнах и разобьет в щепки о борт судна.
     Капитан,  видимо,  понимал,  что при  такой  панике,  какая  царила  на
охваченной пламенем "Амазонке", сложный маневр по спуску шлюпок невозможен.
     -- Шлюпки не спускать! Ждите, пока корабль остановится сам, -- объяснил
он своим помощникам. -- Машина станет, когда в котлах упадет уровень воды.
     Саймонс,  хотя и считался  лихим  моряком, в  паровых котлах и  машинах
ничего  не смыслил,  да от него никто  и не требовал таких  знаний. Капитану
"Амазонки" было даже невдомек, что котлы судна могут взорваться, как  только
в них  не будет воды. Капитан не знал, что старший механик, который  погиб в
самом начале пожара, поставил котлы на режим автоматического  питания водой,
и, таким образом,  его надежды на остановку паровой машины были напрасны. Он
просто не  знал, что  гребные колеса  "Амазонки" будут вращаться до тех пор,
пока в котлах есть давление пара.
     Огонь  в  трюме судна  надвигался  на  корму, где столпились пассажиры.
Большинство из них были в ночных рубашках  или наполовину одеты. Найдя здесь
временное  спасение от  огня,  люди  замерзали  от ледяных  брызг  волн. Два
баркаса,  укрепленные на  кожухах  гребных колес, сгорели: шансы на спасение
уменьшились. Осталось всего семь шлюпок, и мест в них было меньше, чем людей
на  борту.  Кто-то должен  был  остаться на гибнущем судне. Но  кто? "Почему
именно я, а не кто-либо другой? Чем он лучше  меня? Почему он, а не я должен
занять место в шлюпке? Я тоже имею  на это право -- рассуждали те, кто стоял
в ожидании своей участи на корме пылающего парохода.
     Когда пассажиры увидели, что самые большие и надежные спасательные суда
--  баркасы  -- сгорели, они  перешли к действиям. "К черту  капитана  с его
запретом! Спускай  шлюпки! Ведь сгорим заживо!" --  ревела толпа, кинувшаяся
спускать шлюпки на воду.
     Оттолкнув слабых  в  сторону,  сильные  пробились к  борту,  где стояли
шлюпки. Но что  с ними делать? Как их спустить? -- этого пассажиры не знали.
Надвигавшееся  пламя  пожара отгоняло их к кормовым поручням.  В спешке  они
пытались развязать и перерезать найтовы, удерживающие  шлюпки на кильблоках,
срывали себе  ногти, ломали пальцы. На "Амазонке" начиналось самое страшное,
чего  можно было ожидать, -- буйство и приступы  сумасшествия. Потерявшие от
ужаса рассудок, люди кидались друг на друга, бросались за борт.
     Теперь   единственным   хозяином   на    "Амазонке"    стал    инстинкт
самосохранения. Это  он командовал  людьми и распределял места в  оставшихся
шлюпках. Ни Саймонс, ни его старший помощник Роберте, ни команда парохода не
в  силах  были  что-либо  сделать  с  обезумевшими  пассажирами.  Они  силой
захватили две шлюпки, вывалили их за борт и перерубили топором тали: одна за
другой  перевернувшиеся  вверх килем шлюпки вместе с двумя десятками людей в
каждой скрылись в волнах за кормой судна.
     Наконец,   когда   паровая  машина,   видимо,   от  повреждения  огнем,
остановилась, с "Амазонки" спустили на талях пять оставшихся шлюпок. Капитан
Саймонс,  как потом  стало  известно,  даже не пытался спастись и остался на
корабле.
     Первая из пяти шлюпок -- баркас -- был спущен под командование штурмана
Нильсона. В  ней находилось  15  человек, еще 6 человек пересадили  из самой
маленькой шлюпки, взяв  ее на буксир.  Нильсон повернул к горевшему кораблю,
оттуда  доносились крики о помощи: несколько человек, включая капитана,  все
еще  оставались  на  его  борту.  Но пустую шлюпку  волной навалило на корму
баркаса и сорвало его руль. Теперь, чтобы  удержать баркас без  руля носом к
волне, Нильсон  вынужден  был  сделать  из мачты,  запасных  весел  и паруса
плавучий якорь. На это потребовалось время,  и он  уже не  успел спасти тех,
кто оставался на "Амазонке".  Люди из шлюпки Нильсона видели, как из средней
части  парохода в  ночное небо взвился огненный язык пламени, и над бушующим
океаном пронесся гул взрыва. Одна за другой упали за борт мачты, над волнами
полетели снопы искр. Это взорвался порох. Его хранили на корабле для зарядки
коронад, которыми  была  вооружена  "Амазонка" на случай нападения  пиратов,
тогда еще свирепствовавших у европейских берегов Атлантики. И, видимо, этого
запаса пороха оказалось достаточно, чтобы кончить агонию "Амазонки". Корабль
с шипением погрузился в пучину. Он затонул  в 110 милях на  юго-юго-запад от
островов Силли.
     Здесь-то и произошло событие, о котором позже писали все газеты Англии.
Люди, находившиеся в  баркасе Нильсона, на суде клятвенно заявили, что перед
тем   как  "Амазонкам  взорвалась,  между  ней  и  их  баркасом  прошел  под
зарифленными  парусами  неизвестный   трехмачтовый  барк.  Расстояние  между
горевшим  пароходом и  баркасом не превышало 400 м, и, конечно,  на барке не
могли  не увидеть пожара и  наверняка видели и баркас Нильсона. Но этот барк
не остановился. На нем почему-то зажгли белый  фальшфейер, и судно скрылось.
Это   было   бесчеловечным   поступком,  преступлением.  Неоказание   помощи
погибающим  на  море  расценивается  моряками  как  одно  из  самых  тяжелых
злодеяний. Но принадлежность этого барка так и осталась невыясненной.
     Нильсон  переждал шторм  на  плавучем якоре, потом  поставил  паруса  и
направил шлюпку на восток, в сторону берегов Франции. Чтобы не закоченеть от
январского  ветра и брызг волн, люди в баркасе все время сменяли  друг друга
на  веслах. На четвертый день  с рассветом волнение поднялось снова и паруса
пришлось убрать. Через три  часа  после этого на  горизонте заметили  судно.
После двух часов отчаянной  работы всеми веслами баркас приблизился к судну.
Это был английский бриг "Марсден", который доставил спасшихся в Плимут.
     Во  второй шлюпке -- катере, -- который спустили с "Амазонки", спаслось
16 человек.  Их принял на  борт голландский галиот. На другой день голландцы
нашли в  море еще одну шлюпку "Амазонки".  В ней было восемь мужчин  и  одна
женщина.
     15  января  в  Плимут  пришел другой  голландский галиот, который  спас
баркас,  спущенный   с  "Амазонки"   последним.  Им   командовал   лейтенант
британского   королевского  военного   флота   Гриллс,   бывший   пассажиром
"Амазонки". В носовой  части этого баркаса  была пробоина, которую  заделали
одеждой  пассажиров.  Пятая из спущенных на воду  шлюпок исчезла в океане, и
следов ее не нашли.
     Из  162  человек,  которые  вышли  в  плавание на  "Амазонке",  в живых
осталось  58.  Из  них семеро умерло позже  на  берегу, а  от  пережитого 11
человек сошли с ума.
     Эксперты  Британского  адмиралтейства,  разбирая  катастрофу,  выразили
мнение, что пожар в машинном отделении  "Амазонки" произошел не  от  нагрева
подшипников, а  от загорания обмуровки парового котла. В те  годы асбест еще
не применяли, и котлы облицовывали войлоком.
     Гибель "Амазонки" явилась  жестоким уроком для  лордов  Адмиралтейства,
которые  не  хотели признавать,  насколько большую  опасность  таило в  себе
совмещение деревянного  корпуса корабля  с паровой машиной. И именно то, что
во время  пожара "Амазонки" на ходу судна  не могли спустить на воду шлюпки,
заставило искать новые решения в проектировании шлюпочного устройства. Тогда
на  флоте  появились  приспособления,  позволявшие   разобщать  глаголь-гаки
кормовых  и носовых талей одновременно,  и,  усовершенствованные позже,  эти
приспособления упростили спуск шлюпок на воду.
     Признание Генри Макдональда
     Клипер  "Коспатрик" был  выдающимся парусным кораблем  своего времени и
входил в сотню лучших "гончих  псов океана". Его построил в 1856 г.  крупный
английский судовладелец Дункан  Дунбар на своей  верфи  в  бирманском  порту
Модлнейн. Корабль сооружали из тика по образцу и подобию знаменитых фрегатов
Блэкуолла. После спуска на воду его вместимость оказалась равной 1119 рег. т
при длине 58 м, ширине 10,3 и осадке 7,3 м.
     Завоевав  славу отличного  ходока, "Коспатрик"  получил  Привилегию  на
перевозку  правительственных грузов и войск из Англии в  Индию. В 1863 г. он
вместе с  клиперами "Твид"  и  "Ассайя"  прокладывал  подводный  телеграфный
кабель в Персидском  заливе.  После  смерти  Дункана  Дунбара  в 1870 г. его
огромный флот парусных  кораблей был  распродан  на аукционе, и  "Коспатрик"
стал  собственностью  английской  фирмы  "Шоу,  Сэвилл  и  компания".  Новые
владельцы клипера  приспособили судно для  перевозки эмигрантов из Англии  и
Северной Ирландии в Австралию и на Новую Зеландию.
     11  сентября  1874 г.  "Коспатрик"  вышел  из  устья  Темзы  к  берегам
Антиподов (Новая Зеландия). В порт назначения -- Окленд на Новой Зеландии --
судно не пришло, и в конце 1874 г. в  Англии стало известно, что оно сгорело
на переходе  в океане и что из  475  человек, находившихся на его  борту,  в
живых осталось всего трое -- второй штурман Генри Макдональд и два матроса.
     Мы предложим  вниманию  читателя  подробные  обстоятельства  катастрофы
"Коспатрика",  изложенные  на  основе  описаний  англичан  --   Макдональда,
капитана  н  писателя Фрэнка  Шоу,  кораблестроителя  Барнаби и историков --
Бэйзила Лаббока и Антри де Нусанна.
     "Коспатрик"  вышел  из Грейвсенда  на Темзе 11  сентября  1874  г.  под
командованием капитана Элмсли. Помимо  42 членов  экипажа, на его борту было
433 пассажира, в основном эмигранты: 181  мужчина, 125 женщин, 127 детей, из
которых 16 -- младенцы до года.
     В  те  годы эмигрантов  чаще всего перевозили через океан  на  парусных
судах  и  размещали их  под укрытием верхней палубы на твиндеках трюмов, а в
немногочисленных каютах ехали именитые  и богатые пассажиры. На "Коспатрике"
твиндеки двух трюмов  занимали женщины  с детьми и двух --  мужчины. Команда
располагалась  на  баке  корабля  в кубриках.  Каюты  капитана,  офицеров  и
нескольких  богатых  пассажиров  (их  было на  клипере всего  четверо)  были
расположены на юте.
     На "Коспатрике",  как  и на других  парусных кораблях  Англии,  правила
противопожарной   безопасности  соблюдались  очень  строго  и   пунктуально.
Во-первых, команде  и  пассажи  рам  в  ночное  время запрещалось  курить  и
пользоваться открытым огнем. С заходом солнца каждый трюм и каждый его трап,
ведущий на верхнюю палубу,  освещался закрытым фонарем типа  "летучая мышь",
от  которого  нельзя  было  прикурить.  Каждую  ночь  пассажирские  твиндеки
"Коспатрика"  регулярно  патрулировались  караульными  из числа  пассажиров,
которых  назначал  капитан. На  судне  нельзя  было  не  только пользоваться
свечами, но даже хранить их в личных вещах. На случай возникновения пожара в
носовой  части  корабля  была установлена  стационарная пожарная  машина  --
своего  рода новинка  техники, а в разных  местах на  палубе были  разложены
пожарные  рукава  и  ведра.  С  точки  зрения  противопожарной  безопасности
"Коспатрик" считался вполне безопасным пассажирским кораблем.
     Жизнь  на  "Коспатрик",  после  того как  он  покинул берега  Туманного
Альбиона,  едва ли чем  отличалась от  жизни на  сотне  других  эмигрантских
судов.  Обитатели его трюмов  страдали  от  приступов морской болезни,  пока
клипер шел Английским Каналом  и Бискайским заливом, сбивались, словно овцы,
на нарах в сырых и  душных  твиндеках во время холода и непогоды.  В погожие
дни  все пассажиры вылезали на палубу клипера, наслаждаясь  солнцем  и видом
океана.  Люди  знакомились, пели, флиртовали,  мечтали, иногда  ссорились  и
снова мирились -- одним словом,  делали то,  что делает большая  часть  рода
человеческого на земле.
     Два  первых месяца  плавания  клипера  прошли  вполне благополучно,  во
всяком  случае Генри Макдональд, повествуя о событии, не отметил что-либо из
ряда  вон  выходящего  во время  плавания "Коспатрика"  от  Темзы  до  южной
оконечности Африки. Единственное,  что  он заметил,  -- это  время,. которое
потребовалось "Коспатрику", чтобы  дойти до  мыса Игольного --  два  месяца.
Конечно, это неплохое время перехода для  парусного  судна, но клипер в годы
своей славы покрывал это расстояние и за полтора месяца.
     16 ноября  "Коспатрик",  миновав  Африку,  резво  шел бейдевинд  левого
галса, держа курс  зюйд-ост. Клипер должен  был скоро начать  заключительную
часть  своего большого плавания -- войти в зону  действия  "Бравых Вестов" в
сороковых широтах, где его средняя суточная скорость составляла бы 300 миль.
Вечером пассажиры на  палубе "Коспатрика" устроили концерт.  Каждый показал,
что умел:  песню,  пляску,  игру на губных гармошках, гитарах  и мандолинах.
Было шумно и весело. Спать разошлись поздно.
     Второй штурман Макдональд стоял вахту  с 8 часов вечера до полуночи. За
15 минут до  сдачи  вахты он  обошел пассажирские твиндеки, чтобы убедиться,
все  ли там  в порядке. Такой  осмотр  издавна  был  заведен  на  клипере  и
выполнялся  при  любых  обстоятельствах.  Сдав вахту, он спустился к себе  в
каюту  отдыхать  и  почти  было уснул,  как услышал  истошные крики: "Пожар,
пожар!" Это случилось,  когда клипер  достиг точки координат  37° 15'  южной
широты и 12°15' восточной долготы.
     У трапа, ведущего на верхнюю палубу,  штурман  столкнулся  с  капитаном
Элмсли,  который  тоже  незадолго  до этого  спустился  с  палубы  в  каюту.
Последний приказал  Макдональду немедленно доложить, что произошло. Из шахты
форпика клубами  валил  густой дым.  На баке  судна  уже командовал  старший
помощник капитана, который  заступил в полночь на  вахту: матросы  запускали
пожарную машину  и  раскатывали по  палубе рукава.  Горела  подшкиперская --
помещение,  где  хранились  запасные  паруса, тросы, пакля, шведская  смола,
деготь, краски,  олифа. Дверь  подшкиперской была заперта на  замок.  Никто,
включая  самого  Макдональда, не  мог  тогда  понять,  почему начался пожар.
Предполагали, что в подшкиперской произошло самовозгорание одного из горючих
материалов.
     Капитан Элмсли  начал  предпринимать маневр,  который  при  создавшейся
ситуации являлся единственно правильным, чтобы предотвратить распространение
огня  по  кораблю.  Он  отдал команду  сделать  поворот  через  фордевинд  и
поставить клипер кормой к ветру так, чтобы  пламя  и дым относило с бака. Но
дувший весь день свежий северо-восточный ветер к ночи, как  говорят  моряки,
скис,  и  клипер, не повернув  через  фордевинд,  снова  привелся  к  ветру.
Макдональд считал, что поворот  не получился  из-за ошибки рулевого, который
слишком рано стал перекладывать руль на другой борт.
     Когда, наконец, запустили пожарную машину, то поняли, что проку  от нее
почти  никакого:  ее  качали изо  всех сил,  но вода в рукава  поступала без
давления и не в достаточном объеме. В это время в океане шла сильная зыбь  и
из-за  бортовой  качки  всасывающий  патрубок  пожарной  машины  то  и  дело
оголялся: труба засасывала  с  водой  воздух.  Поршни пожарных насосов после
долгого  лежания  на палубе под тропическим  солнцем  рассохлись... Хваленая
пожарная машина не помогла...
     Вдруг над баком  в небо взметнулись языки пламени. Во мраке тропической
ночи они казались настолько зловещими, что вселяли страх даже в самые смелые
сердца. Безбрежный  океан и горящий клипер -- движущийся деревянный островок
площадью  около  пятисот  квадратных  метров,  на котором  около  полутысячи
человеческих душ. Страх и паника  охватила корабль  быстрее огня. Пассажиры,
почти все полуодетые, с криками и воплями бросились из трюмов на палубу.
     Прошло каких-нибудь десять или пятнадцать минут, и команда "Коспатрика"
уже вынуждена  была  отступить перед пламенем. Языки  огня стали  длиннее  и
жарче. Они  уже угрожали парусам фок-мачты. Видя это, Элмсли  приказал взять
фор-марсель  на  гитовы  (подобрать  его к  рею).  Вся  палуба клипера  была
заполнена пассажирами,  матросам приходилось с трудом  протискиваться сквозь
людскую  толпу на  бак  тушить пожар. Кому-то  из пассажиров показалось, что
моряки что-то затевают и ищут на  носу  корабля спасение. Тогда толпа  стала
останавливать матросов, не давая тем возможности тушить огонь и работать под
мачтами  со  снастями.  Между  моряками  и пассажирами начались  пререкания,
доходившие до драки.
     Тем  временем  "Коспатрик"  продолжал  медленно  идти  бейдевинд левого
галса,  дым пожара  заволакивал  палубу.  Люди  натыкались  друг  на  друга,
чертыхались, кашляли от дыма, а те, кто оказался  перед  фок-мачтой,  падали
без чувств от удушья. На корабле царили хаос и полная неразбериха.
     Капитан Элмсли,  упустив драгоценные минуты,  когда  пожар еще не успел
разгореться,  дал  фору  панике,  потерял над толпой  власть и контроль  над
создавшейся ситуацией. Он, опытный капитан, отлично знал, что на корабле его
власть  никем   не  ограничена,  что  в   море  он  единственный  никому  не
подчиняющийся  хозяин  клипера,  но  не сумел  использовать свое  положение.
Роковая его ошибка  заключалась в том,  что  на клипере  не было  выработано
единого  плана  действий  по  тушению  пожара.  Старший  помощник с  группой
матросов понапрасну  бился  над пожарной  машиной,  третий  штурман  пытался
манипулировать парусами, чтобы привести судно кормой  к ветру, одни пытались
раскатать по палубе кошму, другие искали ведра.
     Тем  временем огонь, видимо,  найдя  себе  новую пищу  в помещении ниже
подшкиперской, уже  гудел  и  вихрился  над  баком клипера.  Завоевав  часть
палубы, он полз по кораблю в сторону кормы...
     Макдональд с помощью боцмана организовал живую цепь для  передачи ведер
с водой. Это на какое-то время задержало распространение огня, но ненадолго.
Клипер все еще  не  сделал  поворот  через  фордевинд и при  каждой  попытке
повернуть продолжал  приводиться  к  ветру  и снова  шел  бейдевинд. Видимо,
забыли, что фор-марсель был взят на гитовы и центр парусности переместился в
сторону кормы. В панике никто  из команды "Коспатрика" не  догадался  отдать
шкоты кормовых парусов, чтобы удержать судно  в нужном положении. Макдональд
старался убедить капитана дать разрешение  спустить на воду одну из шлюпок и
с  ее  помощью  оттащить  нос  корабля  через линию ветра так,  чтобы  судно
оказалось  в положении  бакштаг. Но  Элмсли находился в каком-то оцепенении.
Казалось,  до  него  не  доходит,  что  горит  его  корабль   и  что  судьба
"Коспатрика"  решается  именно  в эти  минуты. Выслушав Макдональда,  он  не
принял его  совета и приказал не спускать  ни одну из шлюпок без его личного
разрешения.
     Уже  прогорела  деревянная  переборка,  отделявшая  форпик  от носового
трюма, и огонь получил новую пищу -- груз ящиков  с мануфактурой. Теперь дым
валил   из   прохода  трапа,  ведущего   из  носового  твиндека  на  палубу.
Одновременно  с  этим   огонь,  охватив  смоляные  тросы  стоячего  такелажа
фок-мачты,  устремился наверх к парусам. Теперь тушение  огня водой из ведер
не могло спасти клипер, который так и не повернул* от ветра...
     Люди  отступили  перед  огнем:  вместе с  этим  их  шансы  на  спасение
уменьшились ровно в три раза и то  лишь при  условии,  если немедленно будут
спущены на воду шлюпки. Почему именно в три раза? По числу мест в шлюпках. А
шлюпок  на  "Коспатрике" было всего семь: капитанская гичка,  подвешенная за
кормой,  два баркаса,  два  яла  и два вельбота.  Причем  последние не имели
шлюпбалок  -- они  лежали на палубе  около фок-мачты, вверх днищем.  Все эти
суда могли вместить чуть больше 150 человек.
     Неожиданно  пламя  выхлестнуло  из  носового  трюма:  лючины  вместе  с
брезентом  оказались сорванными  с  комингсов  люка.  Огонь тут  же  охватил
палубу, фальшборт  и два  вельбота. Толпа людей бросилась  на корму, пытаясь
силой занять места в уцелевших шлюпках.
     Среди пассажиров началось буйство и припадки  сумасшествия. Многие были
сбиты  с  ног  и  раздавлены   бегущей  толпой.  Большинство  эмигрантов  на
"Коспатрике" погрузилось на судно, приехав  в Лондон из глухих деревень. Они
никогда в жизни не видели ранее ни моря, ни корабля,  и, наверняка, никто из
них не представлял себе, что такое пожар в море, где от огня нет спасения...
     Капитан  Элмсли так и не осознал трагизм ситуации. Казалось, он все еще
на что-то надеялся.  И  не он,  а Макдональд отдал команду спускать  на воду
уцелевшие шлюпки.
     Пока Макдональд с матросами готовил на шканцах  к спуску баркас правого
борта, эмигранты заполнили  висевшую  на корме  гичку и спустили ее на воду.
Эта длинная и  узкая  шлюпка, переполненная людьми,  уже  почти готова  была
отойти от  клипера, но в нее стали прыгать с борта -- гичка  опрокинулась  и
пошла  ко дну... Потом эмигранты захватили катер правого борта, что висел на
талях около  бизань-мачты.  Он был полностью  заполнен людьми, но сверху все
лезли  и лезли  другие.  Кто-то из  пассажиров  в панике  перерубил  топором
носовые  тали, и катер с грудой  тел рухнул носом в воду: около восьмидесяти
человек утонуло.
     Крики утопающих  заглушал рев пламени. Потом за борт корабля с  треском
рухнула  пылавшая  фок-мачта.   Падая,  она  задавила  несколько  человек  и
проломила палубу. Это  дало приток  воздуха в трюм: пламя в  нем разгорелось
еще больше. Огонь перекинулся  на грот-мачту. Ее паруса вспыхивали  и тут же
сгорали  один  за  другим,  снизу  вверх.  Пылавшее  как  факел  судно мерно
раскачивалось на океанской зыби.
     По  охваченной  огнем палубе клипера  метались люди, они  проваливались
сквозь прогоревшие тиковые доски в трюм, откуда, как из преисподней, не было
выхода.  Огонь уже  отвоевал  у  людей  большую часть  палубы,  и  последним
убежищем  оставались  теперь  шканцы  и  ют   корабля.  Под  шлюпбалками  на
кильблоках у бизань-мачты оставались два баркаса и катер.  Макдональд пишет,
что в  это  время старший помощник  капитана  с пистолетом  в  руке прижался
спиной к борту катера и  крикнул: "Прочь  от шлюпки! Я пристрелю любого, кто
подойдет к ней!"
     Пока  матросы снимали с катера найтовы, подкравшийся огонь  охватил нос
шлюпки -- он задымился и обуглился. Увидя это, старший помощник решил искать
спасения на  баркасе,  который стоял за этим  катером, в  сторону  кормы. Но
пробиться  к  баркасу  офицер  не смог:  перед  ним  была  озверевшая  толпа
эмигрантов, которая на руках подняла баркас и вывалила его с  палубы за борт
на  талях,  и прежде чем  он  коснулся  воды,  в  него  залезло около сорока
человек. В  замешательстве  сразу не смогли отдать тали, и баркас  некоторое
время стоял у борта клипера. В нем и оказались старший помощник  капитана  и
второй штурман. Получилось так, что оба офицера заняли место в шлюпке раньше
пассажиров, оставя на гибнувшем корабле  женщин с детьми. На суде Макдональд
заявил, что его туда просто столкнули с палубы.
     Английский  капитан   Фрэнк  Шоу,  комментируя   этот  случай  в  своей
поучительной книге "Знаменитые кораблекрушениям, отмечает, что это произошло
в тот  момент,  когда  еще не  поздно  было срубить бизань-мачту и разобрать
доски кормовой  палубы.  Из  мачты, стеньг, реев  и  досок палубы можно было
связать большой  плот.  Это  могли бы сделать  и эмигранты  еще до того, как
огонь охватил кормовую часть клипера.
     В итоге из семи шлюпок от  борта пылавшего  судна отошла всего одна  --
баркас правого  борта, который  сидел в  воде по планширь. Командование этим
баркасом взял на себя Макдональд.
     Огонь перекинулся  на  последнюю, третью мачту корабля, она, как  и две
предыдущие,  когда  прогорели ванты и тросы  стоячего  такелажа,  рухнула за
борт,  проломив  палубу  и  разрушив поручни.  Макдональд, который видел эту
сцену из баркаса, писал об этом так: "Мы буквально глохли от криков тех, кто
остался  на  корабле. Но помочь им мы  ничем не могли. В воде при  отблесках
пламени  пожара мы  видели акул. Люди  предпочитали оставаться  на  горевшем
корабле..."
     Когда  наступил рассвет,  с  баркаса  заметили  недалеко от  дымящегося
корпуса "Коспатрика" пустой катер с обуглившимся  носом.  Видимо, его успели
столкнуть  с борта. Около тридцати человек, которые нашли убежище на упавшей
за борт  грот-мачте,  перебрались  в  этот  катер.  Макдональд,  распределив
поровну людей  на  баркасе и катере, пересел на последний. В  катере второго
штурмана  было  42  человека,  в  баркасе,  командование которым  Макдональд
возложил на штурмана по фамилии Романик, -- 39. Ни в одной из шлюпок не было
ни глотка  воды,  ни  крошки  хлеба.  Баркас был снабжен  веслами,  мачтой и
парусами. В катере же имелось всего одно весло.
     Несколько  человек,  которым  повезло  попасть в шлюпки, имели  сильные
ожоги и ранения, их начинала мучить жажда.
     "Коспатрик" продолжал горсть.  Его агония длилась почти трое  суток, и,
как это ни удивительно,  на нем еще находились живые люди.  Каким-то образом
огонь миновал два или три места, где от него можно было  спастись. Некоторые
из уцелевших эмигрантов,  доведенные  пережитым  до  сумасшествия  и мучимые
жаждой, бросались  в  тлевший  трюм корабля, другие, завидя шлюпки,  которые
стояли поблизости, прыгали за борт и пытались плыть к ним.
     Катер и баркас находились у "Коспатрика" более двух суток -- до полудня
19 ноября. Макдональд надеялся, что вид  горящего корабля привлечет внимание
какого-нибудь проходящего мимо судна, но на горизонте не появилось ни дымка,
ни паруса.
     Когда "Коспатрик", выгоревший почти полностью, стал погружаться в воду,
Макдональд видел, как с его кормы прыгнуло несколько человек. Капитан Элмсли
на  руках поднес  свою жену к поручням, бросил ее в  воду и  прыгнул за борт
сам. После  этого над  морем  послышалось шипение  заливаемого  водой  огня.
Корабль повалился на бок и исчез навсегда  под водой в клубах пара.  Замерли
последние   крики  тонущих,  и   на  поверхности  океана  остались   плавать
обуглившиеся мачты и обломки клипера.
     Шлюпки держались вместе до ночи 21 ноября. В темноте Макдональд слышал,
как в баркасе началась страшная ругань, а потом и драка. Течение разъединило
суда, и с катера баркас больше не видели.
     Положение Макдональда и его 41  спутника практически  было безнадежным:
кроме одного весла, в  катере не было ничего, даже  компаса. Впрочем, теперь
уже никакой навигационный прибор  не смог бы  помочь: ни  глотка воды и  400
миль до ближайшего берега...
     22  ноября за борт катера упал один из эмигрантов  -- его никто не стал
спасать... В течение следующих двух суток умерло 15 человек, имевших ожоги и
ранения. Потом трое сошли с ума и, как писал Макдональд, "умерли  в страшных
мучениях". Видимо, отправиться на тот свет помог им сам командир катера,  но
за это его  никто  не мог осудить: сумасшедшие  представляли  опасность  для
остальных.
     24 ноября после затишья поднялось волнение и было  утеряно единственное
весло.  Волны беспрестанно заливали катер.  В тот  день  умерло  Ю  человек.
Наступило самое страшное, что предвидел Макдональд, --  людоедство. Инстинкт
жизни оказался сильнее морали, убеждений и религии.
     25 ноября шторм перешел в  штиль. Целый день неистово жгло солнце. Один
за другим умирали люди. К ночи того дня в катере осталось в живых 8 человек,
которые теперь уже  походили  на зверей. Как сообщает  Макдональд,  это  был
самый страшный из всех дней. Обезумевшие от отчаянии люди начинали бросаться
друг  на друга...  Ночью заметили парус.  Неизвестное  судно приблизилось  к
катеру метров на сто и прошло мимо. На нем, видимо, не слышали слабых криков
погибающих,  хотя  Макдональд считает, что  с  парусника  видели его  катер.
Отчаянию несчастных  не было границ, и один из  них бросился за борт,  чтобы
вплавь догнать уходивший  корабль. Можно  вообразить,  какое жуткое  зрелище
представляла шлюпка "Коспатрика". Семеро заросших, едва прикрытых лохмотьями
людоедов с волчьим блеском в глазах среди безбрежного океана.
     27 ноября  над  шлюпкой  пронесся  тропический  ливень. Он принес людям
облегчение,  смыв с их тел соль. Но у  них  не было ничего под рукой, во что
можно было бы собрать воду, а мысль о том, чтобы расстелить в катере  одежду
и потом  ее выжать, им не пришла в голову.  В тот день умерли еще двое. Один
труп  оставшиеся смогли перевалить через борт катера в воду, но  на второй у
них уже не было сил.  В живых осталось пятеро:  один пассажир, двое матросов
первого класса,  матрос  второго  класса  и  Макдональд. Трое решились  пить
морскую воду, что  привело  к  сумасшествию.  Первым  стал проявлять буйство
пассажир.  Двое других впали в апатию и стали  бредить. Когда настала  ночь,
сошедший с ума пассажир впился зубами в  ногу спавшего Макдональда. От  боли
штурман проснулся  и,  вскочив на ноги,  увидел,  как ему сперва показалась,
видение  --  на  шлюпку надвигался парусный корабль.  Это действительно  был
корабль,  заметивший  их  в  океане. Он  назывался  "Бритиш  Скептр"  и  под
командованием капитана Джанка шел в Лондон.
     Люди в катере были настолько слабы, что не могли удержать поданный им с
палубы  фалинь. С  корабля  спустили вельбот,  команда которого  перегрузила
несчастных на борт корабля. Через несколько часов  после этого, уже на борту
скончались  пассажир и матрос второго класса. В живых остались  Макдональд и
матросы первого класса Льюис и Каттер.  Выяснилось, что за восемь дней катер
продрейфовал  от места,  где сгорел "Коспатрик", до места  встречи с "Бритиш
Скептр" 140 миль. О второй шлюпке никаких сведений не было, и можно считать,
что она погибла или перевернулась в результате вспыхнувшей на ней драки.
     Драма  "Коспатрика"  не прошла  бесследно: с  тех пор  все спасательные
шлюпки стали  снабжать  неприкосновенным  запасом  воды и провизии,  которые
хранили на самом судне и переносили в шлюпки только в последнюю минуту.
     Факелы в океане
     "Всепожирающее  пламя, непроницаемый дым, треск горящих частей корабля,
крик,   вопль   отчаяния,  жалостные  стоны,  громкий  плач,  тихие  мольбы,
воссылаемые к богу, припадки  сумасшествия и даже самое бешенство -- все это
было временно прерываемо пушечными выстрелами и свистом ядер. Такое  явление
могло  поколебать  твердость  самых неустрашимых мореходцев и привести их  в
содроганием,  -- так описывал гибель от пожара английского линейного корабля
"Принц Джордж" в апреле  1788 г. очевидец катастрофы  корабельный  священник
Шарп.
     С  самых древних  времен  пожар на корабле, особенно в  открытом  море,
вдали  от берегов, был одним из самых  тяжелых бедствий, с каким приходилось
сталкиваться морякам.  В  большинстве  случаев начавшийся на  парусном судне
пожар, как  правило, кончался гибелью судна и многочисленными  человеческими
жертвами.  В море  отступать перед огнем  некуда, каждый клочок  корабельной
палубы,  отнятый   огнем,  уменьшает  и  без  того  небольшую  площадь,  где
сосредоточено множество людей.
     Во  времена  парусного  флота,  когда  корабли  строили  из дерева,  их
такелаж, прописанный смолой, паруса и сам корпус судна при соприкосновении с
огнем мгновенно загорались, пламя  в течение нескольких минут охватывало все
судно, и обычно борьба людей с огнем оказывалась бесполезной. Люди, если это
им  удавалось,  покидали  обреченное   судно,  уходя  в  море  на   шлюпках.
Разрушительное действие  пожаров на море времен  деревянного кораблестроения
достигало  колоссальных размеров. Достаточно  сказать, что только  Англия за
четыре  года  (1796  --  1799)  из-за  пожаров  потеряла шесть первоклассных
линейных  кораблей и  около двух тысяч моряков, а один пожар, вспыхнувший 17
марта 1800 г. на  110-пушечном  британском корабле "Королева Шарлотта", унес
почти 700 человеческих жизней.
     Появление  в начале прошлого  века паровых  судов еще  больше увеличило
число  случаев  гибели судов  от пожаров.  Первые паровые машины и  котлы на
морских судах  были далеки от совершенства. Примитивная конструкция котлов и
небрежное  обращение с  ними являлись  наиболее распространенными  причинами
судовых  пожаров.   Разрушительное   действие   судовых  пожаров   в   эпоху
парусно-парового флота было  не меньшим, чем во времена парусного флота.  По
официальной  статистике  США,  за  период  1816  -- 1838 гг. при  авариях  с
пароходами  погибло более 2000  человек.  Число потерянных пароходов за этот
период составило 260, из них 99 погибло от взрывов паровых котлов. Только за
один  1832  г.  в  Америке  в  результате  взрывов  и  пожаров  погибло  14%
находившихся в эксплуатации пароходов.
     Прежде   чем  перейти  к  описанию  случаев   пожаров   на  современных
пассажирских судах, расскажем  о наиболее тяжелых катастрофах из-за огня  на
море в прошлом веке. Вот краткая хроника этих трагичных происшествий.
     1840 г., 13 января. На  американском  колесном  пароходе  "Лексингтон",
совершавшем   срочные  почтово-пассажирские  рейсы  в  заливе   Лонг-Айленд,
загорелась  деревянная  обмуровка  парового  котла.  Пожар,  быстро  охватив
котельное  и машинное отделения судна, перекинулся на пассажирскую палубу. В
панике  забыли остановить паровую машину: судно, пылавшее от носа  до кормы,
шло полным ходом. Из 120  находившихся на  нем человек пассажиров  и команды
спаслись только трое.
     1848  г.,  24  августа.  Из  Ливерпуля  в  Нью-Йорк вышел  американский
парусный корабль "Оушн Монарк" (1300 рег.  т). На  его борту  находилось 322
эмигранта  и 42 члена экипажа. После полудня того же  дня, когда судно  едва
вышло из устья Мерсея, в  кормовом твиндеке вспыхнул пожар.  Пламя заставило
людей искать спасения в  носовой части корабля --  на вантах фок-мачты  и на
бушприте, который под тяжестью сотни человек рухнул в воду.
     Подошедшие  к месту  трагедии бразильский фрегат  "Альфонсов, который в
это время проходил ходовые испытания  под парами, американский пакетбот "Нью
Уорлд" и яхта "Королева Океанам спасли 186 человек, остальные 178 погибли.
     1858  г.,  13 сентября. Железный парусно-колесный пассажирский  пароход
"Австрия"  совершал  очередной  рейс  из  Гамбурга  в  Нью-Йорк.  Это судно,
построенное  год назад, считалось лучшим лайнером  немецкой судоходной фирмы
"Гапаг".  Из-за  неосторожного  обращения  с  огнем при смолении  палубы  на
пароходе  вспыхнул  пожар, который унес 471 человеческую  жизнь;  на шлюпках
удалось спастись лишь 67.
     1862  г.,  27  июля.  Вспыхнул пожар  на борту  американского колесного
парохода  "Голден  Гейт", который  совершал  плавание  из Сан-Франциско. Это
произошло,  когда  судно  находилось в 3 милях  от  Мансанильо  у  побережья
Мексики. Капитан,  поняв, что пожар погасить не удастся, дал пароходу полный
ход и направил его  к берегу. Судно не успело пройти и  2 миль, как  от огня
рухнула  верхняя  спардечная  палуба:  из  338 пассажиров  и  членов экипажа
погибло 258 человек.
     1865 г., 21 апреля. Американский колесный пароход "Султана"  (1719 рег.
т),  рассчитанный на перевозку 276 пассажиров по  реке  Миссисипи,  вышел из
порта Виксбург, имея на борту 2394 человека: 85 членов  экипажа,  70 каютных
пассажиров и 2239 солдат Северных штатов, которые попали к южанам в  плен. В
это время война между  Севером и Югом  почти закончилась,  и пленных  решили
отпустить домой. С этим  огромным лживым грузом" пароход зашел в Мемфис, где
принял на борт  50 свиней и 100 баррелей сахару. Около 3  часов  ночи, когда
судно  находилось в  8  милях  выше  Мемфиса,  произошел взрыв  котла. Трубы
парохода рухнули  за  борт, и  его деревянный корпус  охватило пламя.  Через
несколько минут  пиллерсы верхней палубы прогорели, и она под тяжестью людей
рухнула.  Эта  катастрофа  унесла  1653 человеческие  жизни. Число спасшихся
составило 741. В летописях пожаров на море это самая тяжелая катастрофа.
     1874  г. В хронику  морских катастроф  вписаны три  страшных пожара  на
судах в морс: 11  сентября  почти со  всеми  находившимися  на  борту людьми
сгорел  пароход  "Калькутта"; в  ноябре  --  клипер  "Коспатрик"  и почтовый
пароход "Япония", с которого спаслось 9 человек.
     1890 г., 25  декабря. Английский колесный  пароход "Шанхай"  (3000 рег.
т),  принадлежавший Китайской судоходной компании,  загорелся по неизвестной
причине во время плавания по реке Янцзыцзян  из  Шанхая  в  Ханькоу. В  огне
погибло более 200 человек.
     1892  г., 14 января. Вспыхнувший пожар на английском пароходе "Нанчоу",
принадлежащем той же компании, унес свыше 500 человеческих жизней.
     Начало  нашего  века ознаменовалось  двумя колоссальными пожарами.  Это
пожар 30 июня 1900 г. в  Нью-йоркском порту, охвативший в течение нескольких
минут пять  немецких  лайнеров,  и  гибель  от  огня  американского парохода
"Генерал Слокам" (о первом пожаре мы расскажем позже).
     15 июня 1904 г. в 10 часов утра экскурсионный колесный пароход "Генерал
Споками,  приняв на борт в Нью-Йорке почти полторы тысячи пассажиров, отошел
в очередной рейс на остров Лонг-Айленд. Судно шло по  Ист-Ривер со скоростью
15 узлов.  Когда пароход проходил траверз 97-й улицы  Нью-Йорка,  в одном из
судовых  помещений обнаружили  пламя. При попытке ликвидировать  очаг пожара
шланг лопнул.  "Генерал  Спокам"  продолжал идти по  реке, не уменьшая хода.
Встречный ветер  быстро раздул  огонь, и  вскоре пламя охватило  85-метровую
главную  палубу  парохода. На судне  начались  страшная суматоха  и  паника.
Многие пассажиры в поисках спасения от огня  бросились  на  верхнюю  палубу,
другие прыгали за борт, пытаясь  спастись  вплавь. Когда,  наконец,  капитан
парохода  сообразил  направить  горящее  судно  к берегу,  оно село носом на
банку,  под  кормой  же  осталось  4  м  глубины.  В   это  время  пиллерсы,
поддерживающие верхнюю палубу, не выдержали веса собравшихся на ней людей, и
она рухнула. Люди упали на  пылавшую главную палубу, некоторые из них, попав
в воду,  утонули. По официальным данным расследования этого  бедствия, погиб
1021 человек.
     После этой  чудовищной  катастрофы  проходит более  четверти  века.  За
истекшее время непрерывно совершенствуются средства противопожарной техники,
а  вопросы  безопасности  пассажирских  судов неоднократно  регламентируются
морскими  конвенциями  и в национальном, и  в международном масштабах.  Суда
строят  уже  в строгом соответствии с правилами и требованиями Международной
конвенции  по охране  человеческой жизни на море.  На лайнерах устанавливают
системы  термостатических  оповещателей,  термическую  сигнализацию, системы
дымовых каналов и целый ряд  других автоматических систем, сигнализирующих о
наличии очагов пожара. Помимо  водо- и  паротушения,  теперь  уже  применяют
угле-     и     щелочно-кислотное     тушение,     различные      химикалии,
воздушно-механическую  пену,  инертные  газы  и  прочес.  Конечно,  все  это
способствовало  уменьшению  числа  пожаров,  но  не  устраняло полностью  их
опасность на судах. И  по-прежнему  телеграф, радио и газеты оповещают мир о
чудовищных случаях пожаров на пассажирских лайнерах в море и в порту.
     1932 г...  Мир потрясен известием, что во время своего первого плавания
в  Индийском  океане  в  мае пламя  уничтожает  лучший  лайнер Франции "Жорж
Филиппар". И хотя опять были жертвы, Франция восхищена беспримерным подвигом
экипажа танкера "Советская нефть".  После сдачи груза  во Владивостоке танки
советского  теплохода  не  были  дегазированы, и, хотя  судно  находилось  в
пожарном отношении небезопасным, капитан А. М. Алексеев  направил "Советскую
нефтью к месту разразившейся катастрофы и  спас 437 человек. Еще слова "Жорж
Филиппар" и  "Советская нефть" мелькают  на страницах зарубежной  прессы,  а
Европа потрясена еще одним пожаром на борту пассажирского лайнера.
     В ночь  с  3 на 4 января 1933 г.  на  переходе  из Бордо  в  Гавр пламя
охватывает  гигантское пассажирское судно  "Ла Атлантик", третье по величине
во Франции. На счастье, в момент возникновения  пожара на его борту не  было
пассажиров. Судно шло для постановки в док. Через 2 часа с момента появления
огня  в  одной из  закрытых  кают лайнер превратился  в  гигантский пылающий
костер.  Из  250  членов  экипажа, находившихся  на  его борту, при  попытке
ликвидировать пожар в огне погибло 19 моряков.
     Наступает   1934  г.   Американцы   широко   рекламируют   свой   новый
турбоэлектроход  "Морро   Касл"  как  самое  безопасное,  оборудованное   по
последнему слову техники пассажирское судно,  которое  "практически не может
гореть".  Но  в один  из рейсов из  Гаваны в  Нью-Йорк сбываются сумасшедшие
мечты  главного  радиста лайнера  Джорджа Роджерса  --  вора и  пироманьяка,
который поджигает его одновременно в двух местах. Проходит всего 20 минут, и
"самый безопасный в мире лайнера превращен в груду металла. В  огне  погибло
136 человек...
     Разбирая случаи пожаров на пассажирских судах, построенных в 30-е годы,
убеждаешься, что причиной их гибели с большим числом человеческих жертв было
быстрое распространение огня. Планировка пассажирских лайнеров,  построенных
до   начала   второй   мировой   войны,   рассчитывалась   на   максимальное
удовлетворение запросов богатых пассажиров.
     На   крупных  трансатлантических  судах   того  времени   были  широкие
внутренние коридоры, носившие громкие названия улиц, длиной до 150 м. На них
располагались филиалы самых модных магазинов и  салонов  Парижа,  Лондона  и
Берлина, парикмахерские,  фотоателье.  Огромные  обеденные  салоны по высоте
охватывали нередко  четыре  палубы. Стремление  каждой  судоходной  компании
затмить  конкурентов  привело  к  чрезвычайному  развитию  показной  роскоши
отделки  пассажирских  помещений.  Театры,  рестораны, бары,  курительные  и
музыкальные  салоны и люксы  отделывались  в стилях ампир, барокко, эмпайер,
людовиков, тюдоров и пр. На лайнерах зачастую можно было встретить  огромные
вестибюли   дворцового  типа,  вычурные,  как  в   замках,  камины,  широкие
лестничные проходы, отделанные  дубом  и орехом. Одним словом, архитектура и
отделка  лайнеров довоенной постройки не  уступали  первоклассным гостиницам
европейских  столиц.  Материалы,  которые  шли  на  отделку  этих  роскошных
помещений, были далеко не безопасны в пожарном отношении.
     "Ну  хорошо, -- вправе  заметить читатель,  -- так  горели пассажирские
суда раньше.  Они были несовершенны.  Но ведь  и  сейчас пожары  на море  не
прекращаются!"
     Что   ж,   такая  реплика   вполне  уместна.  Заглянем  в   официальные
статистические таблицы аварийности мирового флота и посмотрим, что произошло
в 60-е -- 70-е годы.
     22 декабря  1964  г. греческий  лайнер "Лакония",  имея  на  борту  653
пассажира и  428 членов  экипажа, совершал  очередное круизное плавание близ
острова Мадейра. Вечером по неизвестной причине в закрытом помещении судовой
парикмахерской возник пожар. Несмотря на отчаянные  попытки, судно спасти не
удалось, в огне погибло более 150 человек.
     12 ноября 1965 г. американский лайнер "Ярмут Касл",  имея на  борту 600
пассажиров и экипаж, загорелся (опятьтаки по  неизвестной причине) во  время
плавания  из Майами в Нассау.  Погибло  92 человека и 400 получили серьезные
ожоги. Полностью выгорев, на третьи сутки лайнер затонул.
     12  апреля 1966 г. норвежский  лайнер  "Викинг Принцесса, имея на борту
496 человек,  после серии  загадочных взрывов в машинном  отделении оказался
охваченным пламенем. Хотя пассажиров и экипаж удалось спасти, судно погибло.
     8 января 1971 г. французский лайнер  "Антиллы", имея на борту около 700
человек,  сел  на  камни  в  архипелаге  острова  Гренада в Карибском  море.
Топливные танки теплохода  оказались  пробитыми,  и на  судне возник  пожар.
Английский лайнер  "Куин Элизабет"  подобрал  с  воды пассажиров  и  экипаж.
Севшее на мель судно сгорело.
     19  июля  1971 г. итальянский  лайнер  "Фульвия",  имея  на  борту  450
пассажиров и экипаж, совершал очередное плавание по маршруту Генуя -- Малага
--  Мадейра -- Канарские острова.  В  4 часа 30  минут утра лайнер передал в
эфир 808. В сигнале бедствия сообщалось, что после серии взрывов в  машинном
отделении  пожар  охватил  пассажирские  палубы.  Людям удалось спастись  на
шлюпках.  После очередной серии  взрывов охваченный огнем  лайнер  скрылся в
морской пучине.
     27 августа 1971 г. греческий морской паром "Элленна", имея на борту 497
пассажиров  и 97 моряков, заканчивал очередной рейс  из  Патраса в Анкону. В
результате  взрыва неисправного  газового  баллона на  судне начался  пожар,
который превратил судно в груду исковерканного металла.  При этом погибло 50
человек и более 100 получили ожоги...
     Таковы  факты.  В  связи  с ними  небезосновательно  и тревожно  звучат
пророческие слова крупнейшего английского эксперта по морским  пожарам Р. Ф.
Сербатта,   сказанные  им   в  1954  г.  на  страницах  лондонского  журнала
"Шипбиядинг энд Шиппинг  Рекорд": "Можно предполагать, что в течение каждого
года одно из 100 находящихся в эксплуатации пассажирских судов сгорит".
     В настоящее время, по сведениям крупнейшей в мире страховой  корпорации
Ллойда, пожары  на судах мирового торгового флота в среднем составляют  лишь
5%  всех  аварий морских судов,  однако число  случаев полной конструктивной
гибели, причиной которой явился пожар или взрыв, составляет более  10% числа
погибших судов в результате всех видов аварий.
     Каковы основные  или, скажем,  наиболее характерные причины  пожаров на
морских судах в наше время?
     Причины эти самые разнообразные: от самовозгорания груза и злого умысла
до самой элементарной небрежности со стороны экипажа  или пассажиров  судна.
Практика  показывает,  что  причины  возникновения  пожаров,  которые   были
потушены до  того,  как  они достигли  значительных размеров,  в большинстве
случаев  устанавливаются. Когда же  пожар  наносит  значительные повреждения
судну, причину удастся установить очень редко.
     Немало  пожаров на  пассажирских  судах  происходило из-за включенных и
оставленных без присмотра электронагревательных приборов.
     На  современных  грузовых судах наиболее  опасными в пожарном отношении
являются  машинно-котельные отделения судов, работающих  на  жидком топливе.
Характерная особенность пожаров в этих помещениях -- быстрое распространение
пламени.  Несмотря на  поддерживаемую чистоту,  здесь  всегда  имеются места
хранения остатков смазки, топлива, обтирочного материала и других предметов,
способных быстро загораться в случае появления открытого огня.
     Один из самых сильных  пожаров в  машинном отделении судна произошел  в
1947  г. на  английском  четырехвинтовом  пассажирском  лайнере  "Рейна  Дел
Пасифико". Это судно вместимостью 17 702 рег.  т было построено в 1931 г. по
заказу фирмы "Пасифик стим  навигейшн компании и  до  второй  мировой  войны
совершало  регулярные рейсы  между  Ливерпулем  и  Западным побережьем Южной
Америки. После  модернизации пассажирских помещений в  сентябре  1947  г. на
верфи "Харланд энд Волф" лайнер  вышел на ходовые испытания. Из-за перегрева
поршня второго  цилиндра  крайний левый  двигатель  отключили.  Когда  после
устранения неполадки двигатель снова запустили, в его картере и одновременно
в картерах остальных трех двигателей произошел взрыв паров масла. И  хотя 57
из 80 предохранительных лючков было сорвано,  взрывом были убиты 25 и ранены
21  человек,  находившихся в  это  время в  машине. Следствие  показало, что
причиной взрыва в картерах явились пары перегретого смазочного масла.
     Успешный  исход  борьбы с пожаром на  судне во многом зависит от четкой
работы главной  машины, вспомогательных механизмов, в  том числе и  пожарных
насосов. Выход же из строя самого машинно-котельного отделения уже исключает
подачу воды под  давлением в системы водяного и химического пожаротушения, а
также  применение  пара и в  некоторых случаях ряда других средств. Приведем
несколько  примеров,  когда начавшийся  в  машинно-котельном отделении пожар
явился причиной гибели пассажирского судна.
     Английский военный транспорт "Эмпайр Уиндраш" -- бывший немецкий лайнер
"Монте Роза" -- был построен  в  1930 г. Валовая вместимость его 14 651 рег.
т,  длина  152,7  м,  ширина 19,  высота  борта 11,5  м. Судно имело  четыре
сплошные палубы, дизели общей мощностью 15 720 л. с. сообщали судну скорость
20 узлов. После  окончания  второй  мировой войны  "Монте  Роза"  попала  по
репарации  к  англичанам  и,  пройдя  модернизацию, была  введена  в  состав
вспомогательного флота британского  министерства транспорта. В марте 1954 г.
транспорт  с  1276  пассажирами  на  борту  и экипажем 222 человека совершал
очередной рейс.
     28  марта судно  вышло в Средиземное море.  Когда  лайнер  находился  в
районе Алжирского берега,  в 6 часов 17 минут в машинном отделении произошел
взрыв, в  результате  которого  возник  сильный  пожар. В огне  погибли  три
механика  и электрик,  не  успевшие выбраться  из  машинного отделения. Хотя
командование  судна  через 2 минуты объявило  пожарную  тревогу и немедленно
приняло  решительные меры по  ликвидации  пожара,  тушение огня не привело к
успеху.  Машинное отделение  оказалось  заполненным  густым  едким  дымом. В
суматохе никто не  мог найти дымовые маски,  а без них про-" никнуть в  него
было невозможно. Все средства водяного тушения оказались сконцентрированными
в одном  месте,  и вовремя направить  воду в машинное  отделение  не успели.
Через 10 -- 15 минут пожар перекинулся на пассажирские палубы. Предотвратить
распространение огня  в  районе  пассажирских помещений  также  не  удалось:
пожарный   инвентарь  и   оборудование  были  устаревшей  конструкции   и  в
недостаточном количестве. Капитану  "Эмпайр  Уиндраш" ничего  не оставалось,
как  в 6  часов  45  минут начать  эвакуацию  пассажиров  с  горящего судна.
Состояние  моря и отличная  видимость благоприятствовали спуску спасательных
шлюпок. Все  находившиеся на  борту  лайнера  люди,  за  исключением четырех
членов машинной команды, погибших в огне, были размещены в 22 шлюпках.
     Для  спасения  людей  были также использованы  автоматические  надувные
плоты,  которые  случайно  оказались  на  борту  транспорта  для  проведения
экспериментов.  Это был первый  случай практического  использования надувных
плотов,  которые  в  настоящее  время  получили  широкое  распространение  в
торговых  флотах многих стран.  Вскоре  все 22 шлюпки были  подняты на  борт
подошедшими на помощь судами.
     В  течение нескольких часов покинутый  пылающий  лайнер, не  имея хода,
дрейфовал под  ветер. Повреждения от огня  были значительными,  вся  средняя
надстройка выгорела полностью,  судно получило крен на  правый борт.  Судно,
взятое на буксир, неожиданно затонуло 30 марта недалеко от побережья Алжира.
     Фактически  следствие по пожару на "Эмпайр Уиндраш" не проводилось, так
как судно  затонуло. В результате  опроса свидетелей  эксперты,  разбиравшие
дело,  пришли  к  мнению,  что  причиной  взрыва в машинном  отделении  была
лопнувшая труба  газового коллектора  одного  из главных  двигателей.  Кроме
того,  выяснилось,  что в  противопожарном  отношении  устройство  машинного
отделения  "Эмпайр Уиндраш"  не соответствовало современным нормам, несмотря
на его модернизацию.
     Говоря о пожарах, начавшихся в машинно-котельных отделениях,  нельзя не
упомянуть  о  пожаре на норвежском лайнере  "Скаубрин". Это  судно,  имея на
борту 1081 пассажира (в том числе 300 детей до 12 лет и 23 грудных младенца)
и  208  членов  экипажа, направлялось  в Австралию. 31 марта 1958 г.,  когда
"Скаубрин" находился в Индийском океане, в машинном отделении по неизвестной
причине вспыхнул  пожар. Несмотря  на  принятые меры, огонь ликвидировать не
удалось,  и  через  полчаса пламя  перекинулось на  пассажирские  помещения.
Командование   судна,  поняв,  что  пожар   потушить  не   удастся,  приняло
решительные меры  по  эвакуации  людей. В течение 45 минут  были спущены все
шлюпки, в которых спаслись  пассажиры и команда.  Через 2  часа шлюпки  были
подобраны подошедшим на помощь австралийским пароходом.
     Другой  пожар, начавшийся в машинно-котельном  отделении и приведший  к
гибели пассажирского судна, произошел на  итальянском лайнере "Бианка Чи" во
время стоянки в бухте Сент-Джорджес.
     Четырехпалубный теплоход  "Бианка Чи"  вместимостью 18  427 рег. т  был
построен в 1949  г. Его длина 181м, ширина  23 и осадка  7,3 м. Судно  могло
принять около 1000 пассажиров.
     Утром  22 октября 1961 г. в  момент пуска  двигателей  в воздухопроводе
левого  дизеля  по  неизвестной  причине  произошел  взрыв.  Это  привело  к
воспламенению топливных танков и последующим взрывам в  машинном  отделении.
Несмотря   на    попытки   команды   ликвидировать   пожар,    пламя   стало
распространяться за  пределы машинного  отделения.  Лайнер  стоял  на  якоре
слишком далеко  от мола, чтобы с огнем  можно было бороться с  берега. Из-за
нехватки судовых противопожарных средств после 48 часов безуспешной борьбы с
пламенем лайнер  затонул.  В  огне  погибли  4  человека,  более 20 получили
серьезные ожоги. Командованию  лайнера удалось вовремя эвакуировать на берег
670 человек.
     Сгорели в порту
     В  субботу, 30 июня  1900  г.  в Нью-Йорке у пирса немецкой  судоходной
компании  "Нордейчер  Ллойд"  в  Хобокене  стояло  сразу  пять  пассажирских
лайнеров:  "Саале",  "Бремен",  "Мэйн",  "Фоениша" и "Кайзер  Вильгельм  дер
Гроссе".
     С  борта первого  из них  шла выгрузка хлопка.  Когда  грузчики подняли
стропами из трюма десяток кип, одна из них вспыхнула. В тот день в Нью-Йорке
стояла очень ветреная погода, и  деревянный  склад на пирсе загорелся. Потом
пламя охватило  штабель с  ящиками  виски, переметнулось на другой склад, на
третий.  Ровно через Ю минут пламя распространилось  на 500  м по всей длине
пирса и перекинулось на стоявшие вдоль него лайнеры.
     На "Саале" перерубили швартовы, судно, подхваченное течением реки, было
снесено  на  мель, где сгорело.  "Мэйн", на борту  которого  находилось  150
человек, сгорел у причала. Людей  спасти не успели. Буксиры  оттащили его от
пирса на  середину  реки. На  "Бременем, когда  вспыхнул  склад,  находилась
экскурсия школьников, многие из  них погибли в огне. На этих  трех  лайнерах
сгорело  около 200  человек, а  на борту  "Кайзера Вильгельма  дер  Гроссе",
который  отошел  от пирса без помощи буксира, погибло около 300  пассажиров.
Общий убыток от пожара, который начался из-за одной вспыхнувшей кипы хлопка,
исчислялся в 2 млн. фунтов стерлингов по курсу того времени.
     Пожары  на  суднах  в порту очень часто не только заканчивались гибелью
самих судов  и разрушением  от  огня складов, но  и  приносили  колоссальные
косвенные убытки,  вызванные  тем, что  причал,  склады  и даже  часть порта
оказывались  выведенными  из эксплуатации  на  долгие месяцы,  а иногда и на
многие годы.
     Французский лайнер "Париж" был спущен на  воду в Сен-Назере в  1914 г.,
но из-за войны  его  постройка была закончена лишь  в 1921 г. В то время это
было одно из  самых крупных пассажирских судов французского торгового флота:
валовая вместимость 34 570 рег. т, длина 224 м, ширина 26, высота борта  18,
осадка 9,6  м.  Паровые  турбины  мощностью  45000  л. с. обеспечивали судну
скорость  22  узла.  По комфортабельности  пассажирских  помещений и красоте
отделки  ни  одно  судно  постройки 20-х  годов  не  могло  конкурировать  с
"Парижем".
     Огромный центральный салон  служил театром. На других палубах  были еще
два больших салона, несколько  кафе, ресторанов, библиотека и гимнастический
зал.  На  прогулочной палубе специальное  резиновое  покрытие смягчало шаги.
Лайнер мог перевозить более тысячи пассажиров.
     Команда и обслуживающий персонал насчитывали 670 человек.
     В апреле 1939  г.  "Парижа стоял в Гавре  под погрузкой  экспонатов для
Международной Нью-йоркской выставки.
     18 апреля в 22 часа накануне отхода на судне вспыхнул пожар. Его первые
признаки  были  замечены  в  хлебопекарне. Вскоре  обнаружился  второй  очаг
пожара:  горела  судовая парикмахерская, расположенная двумя палубами  выше.
Спустя  несколько минут был обнаружен третий очаг  пожара --  горел один  из
салонов верхней палубы.
     Пожарный инвентарь  на судне  был неисправен и устаревшей  конструкции,
регулярного  патрулирования  не было, никто из  команды  не  знал  пожарного
расписания.  Капитан  лайнера  узнал  о пожаре лишь  через  3 часа после его
начала. Во время пожара на "Париже" царил полный беспорядок: борьбой с огнем
руководило 13 человек, но единого командования не  было. Механики парохода в
5  часов  утра  самовольно  покинули  судно.  Они были  уверены,  что  пожар
ликвидирован и работа пожарных генераторов уже не нужна.
     В  течение 7 часов  на  судно  бессистемно  лили потоки  воды, которая,
скапливалась в  помещениях верхних палуб, создавала опасный  крен. В тушении
пожара  приняли участие все пожарные  команды  порта и города,  однако пламя
продолжало  бушевать  на всех  палубах.  В  огне  погибли начальник  судовой
пожарной охраны и несколько членов экипажа. Пожар удалось ликвидировать лишь
к  8  часам утра,  но  к  этому времени  судно уже потеряло остойчивость  и,
опрокинувшись  на левый  борт,  затонуло,  закрыв  выход  из  порта  лайнеру
"Нормандия".  Чтобы  пропустить  этот  гигант,  у "Парижа"  пришлось срезать
мачты.  Как  только  "Париж"  затонул,  вся  гавань  Гавра  покрылась  слоем
всплывшей бункерной нефти.  Это  сильно загрязнило акваторию порта и создало
серьезную угрозу пожара для всех стоявших з это время в Гавре судов.
     Немедленно   началось  расследование   причин  гибели  "Парижа".  После
затопления   лайнера  определить   точную  причину  пожара  оказалось  почти
невозможно. Однако возникновение пожара одновременно в трех различных местах
было неоспоримым доказательством злого умысла.
     После  окончания второй мировой войны  ";Париж" был  поднят  и пущен на
слом.
     Еще один сильный  пожар в порту произошел  в  1942  г. в  Нью-Йорке  на
третьем в мире по величине лайнере "Нормандия".
     Турбоэлектроход  "Нормандия" был построен  в 1935 г. в Сен-Назере  и до
постройки английского  лайнера "Куин  Элизабет"  считался вторым  в мире  по
величине пассажирским  судном: валовая вместимость 83 423 рег. т (на 2188  т
меньше  "Куин  Мэри"), длина 313,7 м,  ширина  35,9, средняя осадка 11,2  м.
Четыре паровые  турбины  по 47600  л.  с.  позволяли  "Нормандии" пересекать
Атлантический океан со средней скоростью 31,2 узла. Лайнер имел 11 палуб, из
которых  7  были   сплошными.   Судно,   помимо   1285  человек  команды   и
обслуживающего персонала, могло принять на борт 1972 пассажиров. "Нормандия"
до  сих  пор  считается  непревзойденной  по  комфортабельности,  красоте  и
изяществу  отделки  внутренних  помещений.  Достаточно  сказать,  что  длина
застекленной  прогулочной  палубы  составляла  290  м.   На  судне  было  11
пассажирских  лифтов,   11  подъемников  для   груза  и  11  для  автомашин.
"Нормандия" была гордостью Франции.
     С 1935  по 1938 г. "Нормандия", совершая трансатлантические рейсы, была
обладательницей  символического   приза  скорости  "Голубой  ленты  Северной
Атлантики". В начале второй мировой войны "Нормандия", за которой уже начали
охотиться немецкие  подводные лодки, нашла  убежище  в Нью-Йорке. В  декабре
1941 г. она  была  передана  правительству  США,  которое  решило переделать
лайнер  в военный  транспорт.  В феврале 1942 г. работы по  переоборудованию
подходили к концу, и судно должно было выйти из порта через пять дней.
     9 февраля в 14 часов 30 минут один  из рабочих, находившихся на главной
палубе, крикнул: "Пожар!" В огромном центральном салоне, где устанавливались
нары  для  американских солдат, пылала  куча капковых  спасательных  поясов,
которые не успели распределить по помещениям судна. Противопожарные средства
на корабле  еще  не  были, подготовлены,  ликвидировать пожар  не удалось, и
пламя быстро распространилось по главной палубе.
     Все  вентиляторы,  двери, иллюминаторы  и  лацпорты  были  открыты  для
просушки  свежей  краски.  Сильный  северо-западный ветер усиливал  горение.
Вскоре рабочие и команда вынуждены были покинуть главную палубу. За 15 минут
огонь  перекинулся с главной на  прогулочную и шлюпочные палубы. Спустя  час
корабль превратился в огромный пылающий костер.  Американцы использовали для
тушения  все пожарные команды  Нью-Йорка  и портовые пожарные  суда,  однако
лайнер  горел  весь день и всю ночь.  На  верхних  палубах скопились десятки
тысяч  тонн воды, и в 2  часа 45  минут судно,  потеряв  остойчивость, резко
накренилось и легло на борт у пирса.
     Постройка   "Нормандии"   обошлась  французам  в  65   млн.   долларов,
переоборудование  его  в  военный  транспорт  стоило  20  млн.  долларов,  а
стоимость по подъему из воды -- 8 млн. долларов.
     Проведенное американцами расследование  не  установило  точной  причины
появления  огня.  Мнения  экспертов  по   этому   вопросу   разошлись.  Одни
предполагали, что пожар возник случайно  от искры при резке одной из  колонн
центрального  салона. Другие приписывали  причину  пожара  диверсии немецких
агентов разведки. Факт диверсии подтвердили  после окончания второй  мировой
войны.
     Из послевоенных пожаров наиболее трагичны были следующие.
     В 1946 г.  очень сильный пожар случился в  Ливерпуле  на борту  "Эмпайр
Уэйвни" -- бывшем  немецком пассажирском судне "Милуоки", построенном в 1929
г. Его валовая вместимость была  равна  16 624  рег. т, длина  175,3, ширина
22,2, осадка 8,8 м. Два дизеля общей мощностью 14 230  л. с. сообщали  судну
скорость  16  узлов. Пассажирские  помещения  судна  были рассчитаны на 1070
человек.
     В конце апреля 1946 г. работы  по переоборудованию  "Эймпайр Уэйвни" на
судоремонтной  верфи в Ливерпуле  подходили к концу. Пожарная охрана лайнера
возлагалась и на командование судна и на портовую пожарную службу.
     1  марта  в 7 часов  28  минут  пожарный  патруль,  проходя по коридору
шлюпочной  палубы, заметил, что из  одной каюты вырывается язык  пламени. На
судне еще не  успел прозвучать  сигнал  пожарной тревоги, а несколько кают и
часть  коридора шлюпочной  палубы уже  были охвачены огнем.  Через несколько
минут пламя  перекинулось на нижние  палубы судна. Быстрому  распространению
огня "помогли" сквозняки, созданные специально  для быстрой просушки  свежей
краски. Двери противопожарных переборок были открыты,  так  как на судне еще
не закончился  монтаж  электропроводки. Вырывавшиеся из  средней  надстройки
огненные языки доходили до клотиков мачт.
     Пожар  начали  тушить с  помощью  переносных  химических огнетушителей.
Попытки наладить тушение водой,  включить насосы и соединить шланги не  дали
положительных результатов.
     В  момент начала пожара на судне  было всего четыре пожарных насоса, из
которых два оказались неисправными. Соединительные гайки шлангов были разных
конструкций:  при постройке  немцы  снабдили  судно  гайками  типа  "Рот", а
американцы, начавшие переоборудование лайнера в 1945 г., заменили часть этих
гаек винтовыми и, не доведя работу до конца, передали  судно англичанам. Для
команды  и  пожарной партии  было полной неожиданностью, что на одном шланге
оказались разные гайки.
     Позже  выяснилось,  что  на  "Эмпайр  Уэйвни" ни  разу  не  проводились
пожарные тревоги  и  учения. Хотя  во время ремонта от судна на  причал были
проложены специальные,  на случай пожара, шланги, но они не были соединены с
гидрантами   --  портовые  власти  запрещали  ими  пользоваться.  Переносных
химических огнетушителей оказалось недостаточно для ликвидации очага пожара,
и,  когда  на  помощь  прибыли  портовые пожарные, все палубы  лайнера  были
охвачены  огнем. Пожар тушили 25 насосами с берега, тремя мощными мониторами
и  шлангами  двух  пожарных  судов.   Все  эти  средства  не  дали  видимого
результата: лайнер продолжал гореть, набирая в свой корпус  сотни тонн воды.
В 11 часов 45 минут из-за опасения, что лайнер может потерять остойчивость и
лечь  на  борт,  была  прекращена  работа всех  насосов.  Пожар  стих  через
несколько часов,  когда все помещения лайнера выгорели, а судно  легло левым
бортом на причал. Убытки от пожара -- 2 млн. фунтов стерлингов.
     При  расследовании  оказалось,  что  это  был  пятый  пожар  с  момента
постановки  "Эмпайр  Уэйвни"  на  переоборудование  в  Ливерпуле. Первые два
пожара  в  январе  1946  г.  возникли по  неизвестной  причине в  раздевалке
рабочих.  Оба  пожара были  быстро ликвидированы переносными огнетушителями.
Третий пожар возник на судне по неустановленной  причине 8 февраля 1946 г. в
одной из кают.  При  этом огнем было уничтожено  6,  сильно  повреждено  3 и
частично  -- 13  кают первого класса. Четвертый  пожар начался 24  февраля в
раздевалке рабочих. После пожара капитан лайнера в одном из железных шкафов,
где хранилась рабочая  одежда,  нашел сделанный из газеты факел, смоченный в
олифе.  Казались  подозрительными   и  следующие  обстоятельства:  первый  и
четвертый пожары возникли в железном шкафу, где не было ни
     электрической  проводки,  ни одежды; третий  пожар  начался  в закрытой
каюте,  где не было  ни деревянной мебели, ни матрацев, ни  штор, ни ковров;
чрезвычайно быстрое  распространение  пламени  с верхних  палуб  на  нижние;
показания вахтенного у трапа о  том,  что вскоре после начала пожара с судна
ушли трое незнакомых (вахтенному) рабочих, которые,  в отличие от других, не
несли  свой инструмент. Большинство экспертов  и капитан сгоревшего  лайнера
высказались за то, что причиной гибели судна явился умышленный поджог.
     Следует добавить,  что  этому поджогу  предшествовал  пожар  на  другом
английском крупнотоннажном  лайнере. 8 сентября 1945 г. в  английском  порту
Бирроу-ин-Фернесс на судоремонтных  верфях возник  пожар на лайнере "Эмпресс
оф  Раша",  построенном в  1913 г. в Шотландии. Валовая вместимость судна 16
810 рег. т, длина  178, ширина 20,7  м.  Это изящное трехтрубное судно могло
развивать  скорость до 21,2 узла.  В результате пожара лайнер был уничтожен.
Причина пожара осталась невыясненной.
     Как уже говорилось,  причиной гибели  судна от  пожара  может оказаться
самая  что  ни  на  есть элементарная  небрежность  со стороны  команды  или
пассажиров. Весьма  наглядным примером этого может служить гибель канадского
пассажирского парохода "Нороник". Он был построен в 1913 г. в соответствии с
требованиями высшего класса  Ллойда для  пассажирских судов при  плавании по
Великим  озерам. Валовая  вместимость  судна 6905 рег. т, длина 110,  ширина
15,8, высота борта 7,6 м.
     В 18 часов 16 сентября 1949 г. "Нороник", имея на борту 524 пассажира и
171  члена  экипажа,  ошвартовался у причала  в Торонто, где он  должен  был
простоять  сутки.  К  23  часам часть  пассажиров-туристов,  закончив осмотр
достопримечательностей города,  возвратилась на судно. Было уволено на берег
на всю ночь 99 процентов  команды.  Капитан парохода  также был на берегу. В
полночь на вахте находилось всего 15 человек.
     В 1 час 15 минут один из пассажиров, проходя по главной палубе, заметил
дым, выходивший из-под двери бельевой кладовой. Он позвал дежурного офицера,
с  которым они взломали дверь  кладовой. Как только дверь открыли,  огромный
язык пламени вырвался из кладовой в коридор.
     Пассажир,  крича  "пожар!", побежал  по  коридору.  Этого  было  вполне
достаточно,  чтобы на судне  началась  паника.  Разбуженные  пассажиры стали
собираться   у  охваченной  пламенем  кладовой.  Очаг   пожара  своевременно
ликвидировать  не удалось, и  пламя охватило  часть коридора.  Пока  прибыла
городская  пожарная команда, огонь  перекинулся с главной на верхние палубы.
Никто  из  команды  не  позаботился  дать  сигнал пожарной  тревоги.  Многие
пассажиры  узнали о  пожаре только  тогда, когда огонь преградил им выход из
кают. Сотни людей в панике  метались по четырем  палубам парохода в  поисках
выходов, ведущих к пассажирскому трапу на берег.
     Люди,  заблудившись  в  помещениях судна,  попали в  сильно задымленные
коридоры  и  погибли  от  удушья.  Оставшаяся  на  борту  парохода   команда
растерялась  и  не  смогла  наладить  организованную  эвакуацию  пассажиров.
Несмотря  на  то, что судно было  ошвартовано бортом у причала,  136 человек
стали жертвами этого пожара.
     К утру от "Нороника" остался обгоревший дымящийся остов.  Хотя кладовая
была  полностью  уничтожена  огнем,  экспертам  удалось  установить  причину
пожара.  Это  был  электрический утюг,  оставленный  включенным  в  запертом
помещении. Старая  планировка судна и  роскошная  отделка  явились  причиной
чрезвычайно быстрого распространения пожара.
     Небезынтересно заметить, что принадлежавший этой же компании однотипный
с "Нороником" пароход "Хамоник" сгорел 17 июля 1945 г., а 14 августа 1950 г.
компания  потеряла  в результате пожара  третье серийное  судно  --  пароход
"Квебек".   Оба  эти   парохода  были   также  построены  в  1913  г.  и  не
соответствовали современным требованиям.
     Курение не раз оказывалось причиной пожаров на пассажирских судах.
     Канадский  лайнер  "Эмпресс  оф  Кэнада"  был  построен в  1928 г., его
валовая вместимость  20  022 рег.  т,  длина 183,  ширина 23 м. Судно  имело
паровые турбины общей мощностью 18 000 л. с. и  могло  развивать скорость 18
узлов-Лайнер  отличался  особой  комфортабельностью  пассажирских помещений.
Преобладали  пассажирские  каюты  "люкс",  рассчитанные   на  577   человек.
Туристский  и  третий классы могли вместить 988 человек. Центральный салон с
балконом для  оркестра был рассчитан на  300 мест.  Кроме этого,  на лайнере
были большой курительный  салон, большой  зал, гимнастический  зал, открытый
бассейн для плавания, несколько пассажирских лифтов.
     В январе  1953  г.  "Эмпресс  оф  Кэнада" находился на  модернизации  в
док-бассейне Ливерпульского порта.
     Пожарная бригада Ливерпульского порта  получила по телефону сообщение о
том, что  на "Эмпресс  оф Кэнада"  вспыхнул пожар 23  января  в 16  часов 17
минут. Портовые  пожарные  прибыли  к месту происшествия менее  чем через  3
минуты после вызова. В  момент возникновения  пожара на судне находилось 290
портовых ремонтных рабочих.  Система пожарной сигнализации  не работала, и о
пожаре  на  судне  узнали и вызвали  пожарных  спустя  40  минут  после  его
возникновения, когда пламя уже распространилось по кормовым помещениям палуб
"В" и "С". Судовая пожарная магистраль не была под давлением, и находившаяся
на судне команда своевременно не подключила ее  к  береговым гидрантам. Лишь
через  30 минут после  обнаружения пожара удалось  пустить  судовые пожарные
насосы.   Огнезащитные  двери   на   судне   остались   открытыми.  Быстрому
распространению  огня   способствовали   взрывавшиеся   баллоны   со  сжатым
кислородом, расставленные для работы в различных помещениях судна.
     Спустя час после  обнаружения пожара  почти все помещения были охвачены
огнем.  Во  время тушения  между командованием  судна и  портовыми пожарными
властями не было никакого взаимодействия.  Никто не  обратил внимания на то,
что неограниченное расходование воды может привести к нарушению остойчивости
судна. В 18 часов 20 минут на горящий лайнер было направлено 30 мощных струй
воды.  На  борту  находилось   более   30   пожарных,   которые  работали  в
респираторных  масках.  В 19 часов  45  минут  работали уже 40  насосов.  Со
стороны акватории док-бассейна на лайнер направили  мощный монитор портового
пожарного судна.
     Набрав сотни  тонн воды, судно  получило крен на левый борт. Лишь после
этого портовые пожарные власти догадались прорезать в борту отверстия, чтобы
выпустить принятую судном  воду.  В 20 часов  15  минут из-за  явной  угрозы
опрокидывания  судна  прекратили  работу насосов.  Но было  уже поздно: крен
Продолжал увеличиваться,  и в 20 часов 35 минут судно,  приняв около  2400 т
воды,  накренилось  в сторону причала  на 17,5°. Серьезных  попыток откачать
воду предпринято  не  было. К  этому  времени  все  пять палуб лайнера  были
охвачены огнем.
     В 21 час 20 минут, когда крен судна составлял 19,5°, возобновили работу
30 насосов. Лайнер продолжал валиться на левый борт, и  в 23 часа  45  минут
крен  достиг  21°. В 1  час 30 минут,  спустя  9  часов  после возникновения
пожара, судно потеряло остойчивость и легло левым бортом на грунт.
     В  течение  нескольких часов выступающие  над водой  помещения  правого
борта продолжали гореть. В  это  время  в топливных танках находилось 1200 т
нефти, которая разлилась  по акватории  бассейна  и создала угрозу пожара  в
порту.
     В  результате  расследования  было  установлено,  что  причиной  пожара
явилось курение.  Эксперты высказали предположение, что пожар начался  из-за
непогашенной сигареты, оставленной одним из рабочих  в каюте. Следствием был
отмечен ряд серьезных недостатков в обеспечении противопожарной безопасности
лайнера во время проведения ремонтных работ.
     Решающим  фактором  в  случае  пожара на  "Эмпресс  оф  Кэнада"  явился
промежуток  времени между моментами возникновения  пожара и его обнаружения.
По показаниям дежурного  лифтера с  элеватора, вблизи которого стояло судно,
он  заметил  пламя  в  иллюминаторах  кают  в  15  часов  30   минут.  Люди,
находившиеся на судне, заметили пожар в 16 часов Ю минут. Прямые и косвенные
убытки  в  результате гибели судна  и выхода  причала из  эксплуатации  были
определены в 4 -- 6 млн. фунтов стерлингов.
     Не  прошло и  трех  месяцев после пожара  на "Эмпресс  оф  Кэнада", как
иностранная морская пресса дала сообщение об  аналогичном  случае  с датским
теплоходом "Кронпринц Фредерика.
     Этот теплоход был построен  в 1941  г. Его валовая вместимость --  3895
рег.  т, длина 107,8, ширина  15,2, высота  борта 7,9  м.  Судно  имело  две
сплошные  палубы.  Это  было  двухвинтовое быстроходное судно,  отличавшееся
красивыми обводами корпуса и комфортабельностью пассажирских помещений.
     Пожар  на судне  был  обнаружен в  одной из пассажирских  кают  первого
класса  во  время  очередной  стоянки  лайнера  в  английском порту  Гарвич.
Командование судна не  считало  возникший пожары серьезным, надеясь,  что он
будет скоро  ликвидирован.  Однако все попытки потушить пожар  не увенчались
успехом,  и через  45  минут третья часть  лайнера  была в  огне. На тушение
пожара   были  мобилизованы  все  пожарные  средства   порта   и   применено
водотушение. Но ни командование судна, ни руководство пожарной охраны  порта
не придали значения отсутствию точных данных об остойчивости лайнера.
     Безрассудное заливание судна водой привело к повышению центра  тяжести,
не говоря уже о том, что спустя 3 часа после обнаружения пожара лайнер пылал
от носа  до  кормы. Вода, скопившаяся  в помещениях верхних палуб, создавала
крен  на  правый борт, но тушение  пожара водой  продолжалось. Вскоре начали
лопаться швартовные концы, "Кронпринц Фредерик" опрокинулся на правый борт и
затонул у причала.
     По  сообщениям  некоторых  английских журналов,  предполагаемая причина
пожара на "Кронпринце Фредерике" -- оставленная в каюте горящая сигарета.
     Но особенно трудно погасить пожар на судне, когда оно находится в сухом
доке. В этом случае успешное тушение пожара во многом зависит от возможности
быстро  проникнуть на  горящее судно, подать со стенки  дока шланги. Все это
требует четкой организации со стороны портовых властей. Хотя  никаких задач,
связанных  с  плавучестью  и  остойчивостью,  решать не  приходится,  судно,
находящееся в сухом доке, с точки зрения успешной борьбы с огнем -- наиболее
сложный и трудный  объект. К числу классических случаев пожаров на  судах во
время  докования  можно  отнести  пожар  на английском  лайнере  "Монарк  оф
Бермуда".
     Этот турбоэлектроход был построен в 1933 г., его валовая вместимость 22
500 рег. т, длина 173,7, ширина 23,8 м.
     Судно было построено на высший  класс английского  Ллойда и  имело пять
сплошных палуб. Мощность главной энергетической  установки составляла 42 000
л. с., скорость 22 узла.
     В  апреле  1947 г. "Монарк оф  Бермуда" был поставлен  в  сухой  док  в
английском  порту Хэрбурн-на-Тайне для  переоборудования. Спустя три недели,
когда работы по переделке судна были в разгаре, на нем вспыхнул  пожар. Пока
удалось провести на  борт судна шланги, подключить их к береговым гидрантам,
почти  весь лайнер  охватило огнем, причем огонь полыхал сразу  на всех пяти
палубах. 150 пожарных из трех городов в течение двух суток тщетно боролись с
огнем,  хотя фактически  судно  было уничтожено  за  первые 8 часов  пожара.
Официальных  данных  расследования  по  этому  делу  опубликовано  не  было.
Английские газеты  сообщали,  что  причина  пожара  на  "Монарк  оф Бермуда"
осталась невыясненной.
     Заканчивая рассказ о пожарах, отметим, что даже при современной технике
по определению  и тушению очагов пожара на  судах  и действии строгих правил
международных конвенций из-за  огня  все еще  гибнут  каждый  год  40 --  50
современных торговых судов -- пассажирских лайнеров, сухогрузов и танкеров.
     0x01 graphic
     

     Столкновение в проливе Тэ-Нарроус
     Несмотря  на  звучное  название  --   "Монблана,   это   был  ничем  не
примечательный грузовой  пароход, типичный  для своего  времени  "трампа  --
клепаное судно  трехостровного типа с четырьмя трюмами,  деревянным  ходовым
мостиком, с высокой тонкой трубой, двумя мачтами, вооруженными стрелами. Его
построил  какой-то  небогатый  судовладелец  на  английской  верфи  Рейлтона
Диксона в  Миддлсборо в 1899 г. Регистровый тоннаж "Монблана" составлял 3121
т, длина равнялась 97,5 м, ширина -- 13,6, осадка -- 4,6 м.
     Когда  началась  первая  мировая  война,  "Монблана купила  французская
судоходная   фирма   "Компани   женераль   трансатлантик".   По   требованию
Адмиралтейства, которое  в  военное время имело право распоряжаться торговым
флотом страны,  владельцы  кое-как подлатали старые, изъеденные солью ржавые
борта  парохода, установили на его баке  четырехдюймовую  пушку  и покрасили
судно   в  шаровый   цвет  --  "Монблана  стал  вспомогательным  транспортом
военно-морского флота Франции.
     Вечером 5 декабря 1917 г. "Монблана, под командованием капитана Айма Ле
Медэка, прибыл  из  Нью-Йорка  на внешний  рейд Галифакса. С охранявшей рейд
канонерской лодки азбукой Морзе просигналили пароходу приказ  отдать якорь и
принять  на борт офицера связи. Прибывший через несколько минут на "Монблана
лейтенант Фриман заявил капитану:
     "Если с моего корабля не  последует каких-либо дополнительных сигналов,
вы сможете сняться  с якоря и войти в гавань, как только позволит видимость.
Я полагаю, это будет в 7 часов 15 минут утра". Лейтенант  сообщил  Ле Медэку
номер, который наутро  должен был быть набран  флажным  сигналом и поднят на
фалах фок-мачты.
     Тем же вечером, 5 декабря 1917 г., в 6  милях от  "Монблана"  в  гавани
Галифакса  стоял с  грузом, готовый  к выходу  в  море,  норвежский грузовой
пароход  "Имо". Он был немного больше  "Монблана" и длиннее. Его спустили на
воду в 1889 г. в Ирландии со стапелей верфи "Харланд энд Волф".
     В тот холодный зимний  вечер капитан Хаакан Фром не успел вывести "Имо"
из гавани, потому что баржа с углем подошла к его борту не в 3 часа дня, как
это было договорено с  властями порта, а только в б часов, когда над заливом
опустились сумерки и ворота бонового противолодочного заграждения бухты были
уже  закрыты.  Разгневанный норвежец  проклинал  нерасторопность  канадцев и
чертыхался у себя в  каюте. Его успокаивало лишь  то, что на борту его судна
был лоцман Вильям Хэйс, который с рассветом выведет его из гавани в открытое
море...
     Наступило утро четверга 6 декабря 1917  г., оставшееся в памяти жителей
Канады до сих пор, как дата величайшей трагедии Галифакса.
     Оно  выдалось  на редкость  ясным,  но морозным.  Галифакс  просыпался,
начиная  свой  напряженный трудовой  день  военного  времени. С 7 часов утра
третий помощник  капитана  "Монблана" штурман  Левек с  мостика  наблюдал  в
бинокль  за канонерской  лодкой  в ожидании дополнительных  приказов военных
властей.  Вскоре с ее борта яркие  вспышки фонаря Морзе сообщили:  "Монблан,
Монблан, Монблан. Поднимите на фалах ваш номер и следуйте в гавань  Бедфорд,
где получите дальнейшие указания командования".
     Капитан Ле Медэк приказал  выбирать  якорь и протянул третьему штурману
записку с номером, которую получил накануне от лейтенанта Фримана: "Наберите
этот  номер  флагами Международного  двухфлажного свода сигналов и поднимите
его на  фалах".  Выполнив приказание,  Левек встал у  машинного телеграфа, а
вахтенный  матрос,  протерев стекла  ходового мостика,  занял  свое  место у
штурвала. Когда из машины сообщили о полной готовности, лоцман дал  команду:
"Средний  вперед!" Капитан перевел  ее тут  же на французский язык, звякнули
звонки  машинного  телеграфа,  и  "Монблана  двинулся по  фарватеру в гавань
Бедфорд.
     Примерно  в это же время в гавани  разводил пары  "Имо". Лоцман  Вильям
Хэйе стоял на  ходовом мостике  парохода  и молча  слушал  ворчание капитана
Фрома, что ему не удалось  выйти из гавани накануне  вечером. "Имо" снялся с
якоря в 8 часов 10 минут утра. Лоцман, время от времени  отдавая команды  на
руль,  уверенно  вел  судно  между  стоявшими на рейде  судами. Он  приказал
увеличить  ход,  и когда "Имо"  подошел к проливу  Тэ-Нарроус, ход судна был
равен 7 узлам. Войдя в пролив, Хэйс заметил  впереди по курсу судно. Это был
американский грузовой пароход.
     Путь между  островом Макнаб и мысом Плезант  был закрыт минным полем, в
котором имелся только один фарватер.
     В это  время  "Монблана со скоростью 4 узла (Британское  адмиралтейство
ограничило  скорость  движения  судов  в гавани  пятью узлами) приближался к
боновому  заграждению с противолодочными сетями. Боны тянулись от мыса Айвез
до волнолома Нового морского вокзала. На сигнальной мачте вокзала был поднят
знак, что проход разрешен. "Монблана  прошел между раскачивающимся на волнах
буем и буксиром, тянувшим плавучую секцию бона.
     Лоцман  "Монблана" Фрэнсис  Маккей твердо помнил, что в  соответствии с
Правилами предупреждения столкновения судов в море он должен направить судно
вправо, в сторону берега Дартмута. Через 15 минут он вывел судно в восточные
ворота сетевого заграждения гавани, которое шло от острова Джордж. Видимость
была  отличной. Это  позволило  лоцману  уверенно  вести судно по  береговым
ориентирам, которые он знал как свои пять пальцев. До гавани Бедфорд остался
самый легкий отрезок пути...
     "Монблан"  прошел в полкабельтова от стоявшего на фарватере английского
крейсера "Хайфлайер",  который прибыл в Галифакс 1 декабря. Капитан Ле Медэк
первый,  как  этого требовал  обычай, отсалютовал ему флагом. В начале войны
близ  Рио-де-Оро  этот  корабль  потопил  немецкий  вспомогательный  крейсер
"Кайзер Вильгельм дер Гроссе" (бывший лайнер).
     Вскоре лоцман Маккей заметил пароход,  выходивший  из излучины пролива.
Это был "Имо". До встречного судна было примерно три четверти мили. Оно  шло
курсом,  который  пересекал  курс  "Монблана".  С  французского  парохода  в
направлении двух румбов с левой скулы ясно видели правый борт норвежца. Было
ясно,  что  он  правит  в  сторону  берега  Дартмута.  "Кажется, этот дурень
намеревается пересечь нам  курс,_ проворчал Маккей. -- Какого дьявола  он не
идет  на свою  сторону фарватера,  лучше  дать  ему  гудок".  Капитан кивнул
головой.  "Монблан" дал  один короткий гудок,  означающий, что судно  меняет
курс  вправо. В целях  предосторожности  Маккей  хотел  еще  больше  отвести
пароход вправо и передал  Вниз телеграфом  снизить скорость до минимума.  Не
успел  еще стихнуть  звук  гудка  "Монблана", как  "Имо",  перебивая его,  в
нарушение всех правил, дал  два  коротких гудка, которые означали "Я изменяю
свой курс влево".
     Лоцман  и капитан "Монблана" были убеждены, что встречное судно возьмет
вправо  и приблизится к средней линии фарватера в соответствии с требованием
Правил. Теперь же на "Монблан", который был  в 40 м от набережной  Дартмута,
буквально лезло встречное и, к тому же, более  крупное судно. "Монблан" стал
поворачивать вправо, а "Имо" -- влево. Суда быстро сближались...
     У  капитана  Ле  Медэка  теперь  остался  один  выход,  чтобы  избежать
столкновения,  -- отвернуть  влево  и  пропустить  "Имо" по  правому  борту.
Расстояние  между  пароходами  составляло  уже  каких-нибудь  50  м.  Маккей
схватился за  шнур и дал  два коротких  гудка.  Одновременно капитан, тут же
понявший маневр лоцмана, крикнул рулевому: "Лево на борт!"  Хотя машина была
остановлена, судно, глубоко сидевшее в воде, продолжало двигаться по инерции
и послушалось  руля. "Монблан"  медленно отвернул от  берега, и оба парохода
оказались  параллельно  друг  другу  правыми  бортами  на расстоянии  15  м.
Казалось, опасность столкновения миновала.
     Но тут  произошло непредвиденное. Как только "Монблан" отвернул влево и
стал расходиться с норвежцем правым бортом,  "Имо"  дал три коротких  гудка,
давая понять,  что его машина пущена на задний ход. "Монблан"  сделал то  же
самое:  дал реверс  на задний  ход и  три  коротких  гудка. Оба  судна стали
отходить  кормой  вперед. Но руль "Имо" оставался положенным  на левый борт,
что, при работающей полным задним ходом машине,  отвело его  нос вправо -- в
борт  "Монблана". Пытаясь избежать удара, Ле  Медэк  положил руль на  правый
борт так, чтобы отвести нос своего  судна  влево. Через несколько секунд нос
норвежца с силой ударил в правый борт "Монблана" в районе первого трюма. Те,
кто находился на мостике "Монблана" в момент  удара,  от  ужаса  застыли  на
месте. Их лица были белы,  глаза широко  раскрыты. Несмотря  на мороз, по их
спинам струился холодный пот.  Только  экипаж  "Монблана",  лоцман  Маккей и
командование морского  штаба в Галифаксе знали о той секретной партии груза,
которая была на борту французского парохода.
     "Мы набиты взрывчаткой"
     Еще каких-нибудь шесть-семь часов назад Ле Медэк и лоцман Маккей сидели
в капитанской каюте, пили кофе и мирно беседовали. "Я очень сожалею, дорогой
мой лоцман, что не могу вам предложить бутылку "Мартеля". Сами понимаете, по
законам военного времени спиртные напитки запрещены на наших судах". "О,  не
беспокойтесь, капитан, -- отвечал лоцман, -- ерунда, у вас отличный кофе".
     Капитан  рассказывал:  "Так вот, господин  Маккей, 25  ноября, когда  я
привел  "Монблана  в  Нью-Йорк  и  поставил  его  к  причалу  на  Ист-Ривер,
американские  военные  власти  приказали  мне  пропустить  на  судно  партию
плотников.  День  и  ночь  они  обшивали трюмы  толстыми досками. Ни  одного
железного  гвоздя -- все медные! А через  час  в конторе агент  фирмы сказал
мне: "Боюсь, капитан, что это взрывчатка " притом очень большая  партия. При
нормальных  условиях  мы  не стали  бы  использовать "Монблан" для перевозки
такого груза, но сейчас идет война, у нас не хватает судов, и другого выхода
нет". Через  два дня они начали  нас грузить. Специальная партия  стивидоров
работала медленно и очень осторожно. Их ботинки были  обернуты материей. Мне
приказали погасить топки  котлов, а у команды отобрали все спички, трубки  и
сигареты. Курить разрешалось только на берегу".
     Капитан продолжал: "В четырех трюмах у нас находятся бочки с  жидкой  и
сухой пикриновой кислотой. Вы знаете, что такое ТНТ? Так вот, разрушительная
сила этой штуки гораздо выше, чем ТНТ".
     Фрэнсис Маккей, шотландец по  происхождению, проработавший  лоцманом 24
года  и не имевший ни  одной аварии, слушал  капитана  с  большим вниманием.
Время от времени  ему становилось жутко.  Ни  разу он еще не проводил суда с
таким адским грузом.
     --  Твиндеки третьего и четвертого трюмов  забиты бочками  и  железными
ящиками тринитротолуола,  рядом уложены ящики с пороховым  хлопком... Мы уже
готовы были выйти в море, когда из  Франции  в Нью-Йорк пришла телеграмма. В
ней говорилось  о  дополнительной  партии  груза, которую, во  что бы  то ни
стало,  должен  принять "Монблан". Ле Медэк показал руками в сторону носа  и
кормы.
     --  Вы заметили  у меня  на палубах четыре  ряда железных  бочек -- это
бензол  --  новый  супергазолин   для  броневиков  и  танков.  Впрочем,  вот
коносамент.
     Слегка  дрожащей  рукой лоцман взял  несколько  листов  с  машинописным
текстом: "2300  тонн  пикриновой кислоты, 200  тонн тринитротолуола, 35 тонн
бензола, 10 тони порохового хлопка" Порт назначения -- Бордо".
     -- Как видите, дорогой лоцман, мм набиты взрывчаткой! Но это не все, --
продолжал  Ле  Медэк.  --  Второй  удар  меня  ждал  в  кабинете  начальника
Управления  британского военно-морского флота в Нью-Йорке. Там мне сообщили,
что  "Монблан" не  войдет  в состав конвоя,  комплектующегося  в  гавани. Им
хорошо известно, что трехцилиндровая паровая машина при спокойном море может
дать только 9,5  узла, а на длительном переходе через штормовую Атлантику --
в среднем не превысит 7,5 узла. Эти господа  мне объяснили, что безопасность
конвоя в  основном  зависит от  скорости его движения, и судну, загруженному
взрывчаткой,  чтобы  не отстать  от конвоя,  нужно  следовать  со  скоростью
минимум 13 узлов. Перегруженный "Монблан"  был бы  помехой для этого конвоя.
Мне приказали следовать в  Галифакс,  отдать якорь в гавани  Бэдфорд и ждать
здесь  формирования  другого  английского конвоя.  "Монблан"  войдет  в  его
состав, если, опять-таки, его скорость не  будет конвою помехой. В противном
случае придется следовать в одиночку. Как вы думаете, лоцман, они уже начали
формировать второй конвой?
     -- Пожалуй,  да, --  ответил Маккей. -- Сейчас в порту уже примерно 150
судов. Из них много военных кораблей.
     Ле  Медэк  пожелал лоцману  спокойной ночи, поднялся с мягкого  кресла,
давая понять шотландцу, что беседа окончена. В  отведенный  ему каюте Маккей
до утри не сомкнул глаз.
     "Приказываю покинуть судно!"
     Когда суда столкнулись, форштевень "Имо", разворотив борт, вошел на 3 м
в  глубь трюма. От  удара несколько бочек,  закрепленных на носовой палубе в
четыре яруса, оказались вскрытыми. Их содержимое потекло на палубу и оттуда,
сквозь  зиявшую  пробоину, на твиндек,  где была уложена пикриновая кислота.
Машина  "Имо"  уже  почти  минуту работала на  задний ход, и нос норвежца со
скрежетом  и  снопом  искр  от  трения  металла   выдернулся  из   пробоины.
Разлившийся  бензол  вспыхнул  --  бак  "Монблана"  охватило  пламя.  Каждое
мгновение мог  произойти взрыв адского  груза. Капитан  Ле  Медэк  и  лоцман
Маккей поняли, что всем находящимся на "Монблане" и тысячам людей  на берегу
грозит смерть. Как предотвратить надвигающуюся с каждой секундой катастрофу?
     Над баком парохода поднялся столб черного дыма высотой  100 м. Зловещие
языки  пламени в утреннем рассвете то и дело меняли свой цвет: из  оранжевых
они становились синими и голубыми,  потом снова оранжевыми, исчезая в клубах
черного дыма. Гигантский костер разрастался  с  каждой  минутой. От  нагрева
взрывались  железные бочки с бензолом,  кусочки  раскаленного металла дождем
осыпали  палубу.  Погасить  пожар ручными огнетушителями, которые имелись на
"Монблане",  команда не  смогла.  Единственное место на носовой  палубе  для
подключения пожарных рукавов к гидрантам  находилось впереди  первого трюма,
но  путь  туда сразу же был отрезан огненной завесой. Нельзя  было отдать  и
якорь...
     "Открыть кингстоны! Затопить судно!"  -- пронеслась  в  голове капитана
мысль. Но, хорошо зная свой старый потрепанный пароход, он тут же представил
себе эти  насквозь проржавевшие клапаны приема забортной  воды и понял, что,
даже с помощью кувалды, их смогут  открыть только  минут через пятнадцать, а
на затопление двух носовых  трюмов ушло бы минут  сорок. Видя,  что пожар не
погасить, матросы  и кочегары "Монблана", сбивая друг друга с ног, бросились
на верхнюю палубу спардека и начали спускать на воду шлюпки.
     Капитан Ле Медэк, едва сдерживая дрожь в ногах, повернулся к вахтенному
штурману, чтобы дать приказ спустить шлюпки  и оставить  судно. В эту минуту
лоцман сказал:  "Немедленно дайте в  машину команду сообщить пароходу  самый
полный вперед!". Маккей  понимал, что  это  единственный шанс  предотвратить
или,  в  крайнем  случае,  замедлить  на  несколько  минут  катастрофу.   Он
рассчитывал, что при полном ходе  судна  вода каскадом устремится в пробитый
борт и зальет взрывчатку.
     Лоцман  предвидел,  что произойдет, если  "Монблана взорвется  в  этом,
самом узком месте пролива  Тэ-Нарроус,  разделяющем  город  на две части. Он
надеялся,  что капитан сам догадается развернуть судно  в  сторону открытого
моря,  посадить  команду  в шлюпки,  а  "Монблана с пущенной  на полный  ход
машиной направить в океан, подальше от города.
     -  Но   капитан  Ле  Медэк  и  виду  не   показал,  что  слышал  фразу,
произнесенную  лоцманом.  Обращаясь  к  штурману,  Жану  Плотину,  он  отдал
команду: "Приказываю покинуть судно!"  Но  и без его  приказа  обе  шлюпки с
сидевшей в них  командой уже стояли у бортов  под  штормтрапами.  Лоцману не
оставалось ничего  другого, как последовать  за  капитаном. Матросы с  диким
неистовством навалились на весла, и шлюпки устремились к берегу Дартмута.
     Брошенный на произвол судьбы "Монблана -- этот исполинский брандер -- с
поднимавшимся  в  ясное  голубое  небо  черным  шлейфом  дыма,  подхваченный
приливным течением, стал дрейфовать к пирсам Ричмонда.
     На набережных города по обеим  сторонам пролива собрались толпы народа.
Сотни  людей выглядывали из окон домов, с крыш домов. Ведь пароходы горят не
так уж часто!
     С  крейсера  "Хайфлайер" видели,  что команда покинула горящее судно, и
послали  к  "Монблану" вельбот.  Командир крейсера рассчитывал закрепить  на
корме парохода буксир и оттащить горевшее судно, чтобы оно не подожгло пирс.
Об опасности, которую  представлял "Монблан", на крейсере не  знали. Но было
уже поздно: пароход носом навалился на деревянный пирс No 6 и поджег стоящий
на его краю склад.
     О  дьявольском грузе "Монблана" в Галифаксе  знали только три человека:
контр-адмирал Чандарс, старший офицер  штаба Вайятт и  старший  офицер связи
капитан-лейтенант   Мюррей.   В  момент  столкновения   пароходов  последний
находился  на  буксире  "Хилфорт".  Увидя, что "Монблана  загорелся,  он дал
буксиру самый  полный  ход  и направил его  к ближайшему пирсу.  Спрыгнув на
берег,  капитан-лейтенант  побежал  в  диспетчерскую. На  ходу  он остановил
какого-то  матроса и приказал ему объявить всем вокруг, чтобы все  бежали из
порта.
     "Бегите,   бегите  все!  Бегите  прочь!  Начальник   сказал,   что  это
дьявольское судно  загружено взрывчаткой,  оно  сейчас взорвется!" -- кричал
матрос.
     Команда вельбота с  крейсера "Хайфлайер", по-прежнему ничего не зная об
опасности, уже закрепила  трос на корме  "Монблана" и передала его  конец на
буксирный  пароход "Стэлла Марис".  Еще  каких-нибудь  полчаса  --  и судьба
Галифакса  сложилась бы по-иному. Его жители просто услышали  бы  со стороны
океана звук сильного взрыва.
     Но все  обернулось  иначе:  "Монблана  взорвался  в  тот  момент, когда
"Стелла Марис" выбрал втугую  с его кормы буксир и начал оттаскивать в море.
Часы на башне ратуши показывали 9 часов 6 минут утра.
     Ад
     Большинство  специалистов-пиротехников  сходится  во  мнении,   что  до
появления  атомной бомбы  взрыв,  который  произошел  6 декабря  1917  г.  в
Галифаксе,  является  самым  сильным  взрывом,  который   когда-либо   знало
человечество. Он обернулся для Галифакса подлинной катастрофой.
     Чтобы  читатель  имел  возможность  нагляднее представить себе  масштаб
этого  взрыва, приведем выдержку  из  записи в  вахтенном  журнале,  которую
сделал утром того  дня капитан английского лайнера "Акадиан" Кампбелл, когда
его судно находились в океане в 15 милях от входа в Галифакскую бухту.
     "Сегодня утром, 6 декабря 1917 года, в 9 часов 06 минут, на горизонте в
стороне  залива  я  увидел  зарево,  которое  казалось  ярче  солнца.  Через
несколько секунд над Галифаксом взметнулся гигантский столб дыма, увенчанный
яркими языками пламени. Эти языки сразу же исчезли в серо-черных клубах дыма
и  через несколько мгновений снова  появились  в небе в  виде многочисленных
вспышек.  Над  городом медленно  вздымался черный  гриб дыма. Потом  до  нас
донесся звук двух,  последовавших один за другим, глухих раскатов взрыва. По
определению секстаном высота этого черного гриба составила более 2  миль. Он
висел над городом неподвижно в течение 15 минута.
     Смертельный  груз  "Монблана",  размещенный впереди  и  позади  средней
надстройки  и  машинного  отделения,  детонировал  почти  мгновенно: сначала
взорвались  первый и  второй  трюмы, затем  -- третий  и четвертый.  Пароход
разлетелся на сотни тысяч кусков.
     Взрывная волна была направлена по всей  картушке  компаса.  О силе этой
волны  можно судить хотя бы  по  следующим  фактам. Стальной кусок шпангоута
"Монблана" весом около 100 кг нашли в лесу  в 12 милях  от  города. Веретено
станового якоря, которое  весило  около  полутонны,  перелетело через пролив
Норт-Арм и упало  в лесу в 2  милях от  места взрыва. Четырехдюймовую пушку,
которая стояла на баке "Монблана",  нашли с расплавленным наполовину стволом
на дне озера Албро, расположенного в 1 миле за Дартмутом.
     Все  каменные здания, не  говоря уже о  деревянных домах,  стоявших  по
обоим берегам пролива  Тз-Нарроус, в  Дартмуте  и Ричмонде,  почти полностью
оказались  снесенными  с  лица  земли. На всех  домах, которые находились на
расстоянии  500  м,  были  сорваны крыши.  Телеграфные столбы  переломились,
словно спички, сотни деревьев  вывернуло с корнем, мосты обрушились, рухнули
водонапорные башни, заводские кирпичные трубы.
     Особенно  пострадала  северная  часть  Галифакса  --  Ричмонд --  район
города,  расположенный на  склоне холма.  Там рухнуло здание протестантского
приюта сирот, похоронив заживо под своими каменными обломками его и без того
несчастных  обитателей.  Было разрушено  три  школы: из 500  учеников  живых
осталось только 11. Больше всего жертв  отмечалось  в местах скопления людей
-- на заводах, фабриках и в конторах.
     Например,  почти  никто не  уцелел на  текстильной  фабрике,  а в  цехе
литейного  завода, что стоял недалеко от пирса No 6, из 75 человек спаслось,
получив тяжелые ранения, всего 6. Погибло несколько сот рабочих, собравшихся
на крыше сахарного завода "Акадиа", чтобы посмотреть пожар "Монблана".
     Огромное число  жертв в Галифаксе объяснялось тем,  что когда загорелся
пароход,  люди хотели  посмотреть на это зрелище -- они стали  собираться на
набережных, на  крышах, холмах.  Те, кто был в  это время дома,  смотрели на
пролив в окна. Горевший пароход привлек массу людей.
     Кроме  крупных  зданий  --  заводов,  фабрик,  церквей, складов,  взрыв
полностью разрушил 1600 и сильно  повредил 1200 жилых  домов. Едва  ли можно
было найти тогда в городе целое оконное стекло.
     От  действия  взрывной  волны  вылетели   окна  даже  в  городе  Труро,
расположенном в 30 милях от Галифакса.
     В  течение  нескольких минут после взрыва оба берега пролива Тэ-Нарроус
были  окутаны  черным  дымом  и  пылью.  На  город  падали  не  только куски
разорвавшегося парохода, но и  огромные обломки скал со дна пролива, камни и
кирпичи   домов.  Из  стоявших  в  гавани   судов   погибла  дюжина  крупных
транспортов, а десятки пароходов и военных  кораблей  получили очень сильные
повреждения.  Ошвартованный  у  пирса No 8  большой новый  пароход  "Курака"
оказался полузатопленным и выброшенным на другой берег пролива. Из 45 членов
его  экипажа  в живых осталось  только  8.  Стоявший  под его  прикрытием по
отношению  к "Монблану" транспорт  "Каление остался  без  спардека,  трубы и
мачт.  На  крейсере  "Хайфлайер"  взрывной волной  разворотило бронированный
борт, снесло рубки, трубы, мачты  и все баркасы. Более 20 человек из команды
крейсера  были  убиты  и   более   100  человек   ранены.   Крейсер  "Найоб"
водоизмещением 11'000 т выбросило на берег словно  щепку.  Стоявший в  сухом
доке норвежский пароход "Ховланд" был почти полностью разрушен.
     Когда  взрывная  волна   утратила   свою  силу,  в  проливе  Тэ-Нарроус
образовалась придонная волна высотой около 5 м. Она Сорвала с якорей и бочек
десятки судов. Ею был подхвачен и "Имо". С частично снесенным спардеком, без
трубы  и с погнутыми мачтами,  он был  выброшен  на  берег.  На нем  погибли
капитан Фром, лоцман Хэйс и 5 матросов.
     Берега  Ричмонда  и Дартмута  на  протяжении  мили были сплошь усеяны и
завалены буксирами, баржами, шхунами, катерами и лодками.
     По воде плавала масса обломков и трупов -- людей и лошадей.
     На  загроможденные  обломками  улицы  города  упала  искрящаяся паутина
проводов. Из-за развалившихся угольных печей и плит повсюду начались пожары.
Произошла  удивительная  вещь  -- в округе  в радиусе 60 миль  в церквах  от
взрывной волны зазвонили колокола. Их звон был как бы панихидой по погибшему
городу.
     Жители  вначале  не  знали,  что произошло. По городу прошел слух,  что
взрыв  был  результатом  действий   немецких  диверсантов,  высадившихся   у
Галифакса с подводных лодок. Поговаривали о налете вражеских дирижаблей.
     По  официальным  данным канадской и американской печати, в городе  было
убито 1963 человека, более 2 тысяч пропало без вести, раненых  около 9 тысяч
человек,  500  лишилось зрения  от  разлетевшихся в  окнах стекол, 25  тысяч
осталось  без крова.  Фактически число  жертв  было значительно больше. Одна
канадская   газета  того  времени   сообщает:  "Только  фирма   галифакского
гробовщика  Мак-Гилливрея изготовила  3200 могильных  надгробных надписей за
три дня". С  рассветом  7  декабря над Галифаксом ударили  морозы и  начался
снежный буран, а  через сутки со стороны  Атлантики на  город налетел шторм,
один из самых сильных за последние 20 лет.
     Спасение раненых и заваленных рухнувшими зданиями началось почти  сразу
же после  взрыва. Командование  флотом выделило несколько особых отрядов для
проведения спасательных работ. Уцелевшие здания были превращены во временные
госпитали и морги.
     Снежный буран  затруднял  работу спасательных партий, развалины занесло
снегом, поэтому вытащить  из-под обломков удалось не всех. Пожары бушевали в
городе несколько дней. Первые дни  отмечались случаи грабежей и мародерства,
злодеи  обыскивали и грабили  трупы,  забирались в брошенные лавки и склады.
Был нарушен "сухой закон".
     Снежный буран сменился через день оттепелью с дождем.  Люди утопали  по
колено в грязи не мощеных улиц города.
     Когда  мир узнал о катастрофе, в Галифакс направили помощь: из  Бостона
прибыл  специальный  железнодорожный  состав с медикаментами  и  продуктами,
потом  еще  один состав, оборудованный  под госпиталь,  с  ним  приехали  30
врачей-хирургов,  окулистов и 100  сестер милосердия. Из Нью-Йорка доставили
10 000 теплых одеял, медикаменты, продукты. Потом в Галифакс стали прибывать
пароходы с грузом одежды, стройматериалов, цемента, гвоздей.
     Во многих странах  мира проводился  сбор пожертвований в пользу жителей
разрушенного города. В итоге Галифакс  получил 30 млн. долларов. Но для того
чтобы полностью залечить свои тяжелые  раны, городу  потребовалось несколько
лет.
     Суд
     Еще н6  успели в  городе затушить  все пожары и  еще не  были извлечены
из-под обломков  зданий  все  трупы, как  население Галифакса  потребовало у
губернатора выдать им виновников катастрофы.
     13  декабря  1917  г.  в  уцелевшем  здании  городского  суда  началось
расследование  причин  катастрофы. Председателем судебной комиссии назначили
Артура Драйздейла -- верховного судью Канады.
     В комиссию вошли  представители  Британского  адмиралтейства,  капитаны
кораблей, известные в городе инженеры и юристы.
     Суду ясно,  что  причиной катастрофы  явилось столкновение пароходов  в
проливе  Тэ-Нарроус.  Вначале  допросили  капитана  взорвавшегося  парохода.
Напомним, что команда "Монблана" высадилась в одной  миле от горевшего судна
на побережье Дартмута и залегла в лесу.
     Весь экипаж  "Монблана" спасся, кроме одного  матроса, который в момент
взрыва получил смертельное ранение осколком в спину.
     При  допросе  капитан  Ле   Медэк  детально  охарактеризовал   погрузку
взрывчатки в Нью-Йорке, объяснил причины прибытия  в Галифакс и рассказал об
инструкциях, которые он получил  накануне перед входом  в бухту.  Он доложил
суду, какие он давал гудки и какие делал маневры, потом рассказал, при каких
обстоятельствах  суда  столкнулись  (они  совпадают  с  теми,  которые  нами
изложены выше).
     С норвежской стороны показания давал старший штурман  (капитан и лоцман
"Имо" были убиты  при взрыве).  Согласно норвежской версии, "Имо"  входил  в
пролив со скоростью не более 5 узлов  и отошел влево от оси фарватера, чтобы
разойтись  с американским  грузовым  пароходом,  который  шел  им навстречу.
Норвежские  моряки  заявили,  что  "Монблана  сам  подставил  свой борт  под
форштевень "Имо".
     На второй день допроса  капитан  Лс  Медэк повторил свои  показания,  а
лоцман Маккей под присягой полностью подтвердил все, что заявил Ле Медэк.
     После того как лоцман закончил рассказ о столкновении, Ле Медэку задали
вопрос: "Что произошло потом?" Капитан ответил: "Когда я увидел пламя и дым,
я посчитал, что судно взлетит на воздух немедленно. Невозможно было что-либо
предпринять, чтобы  погасить пожар, и, чтобы  зря не рисковать жизнью сорока
человек, я отдал команду покинуть судно".
     Защитник  "Имо"  шел  на  всяческие  ухищрения,  чтобы  сбить  с  толку
французов, доказать их вину и отстоять норвежцев.
     У Ле  Медэка не было почти никаких шансов выиграть дело по той причине,
что он  был  капитаном французского  судна, а  в то время в  Канаде очень не
любили  французов.  Это объясняется одним  политическим конфликтом  в  самом
начале  войны.  Многие канадские французы, особенно  из провинции Квебек, не
хотели воевать на стороне  Англии. В провинции Квебек  по этому поводу  были
даже волнения. Слова "французский канадец" в те дни звучали как "изменник".
     Для жителей Галифакса было более чем достаточно,  что судно, погубившее
их город, носило трехцветный флаг...
     Французского  капитана  пытались  сбить  с  толку,  запутать в  его  же
показаниях  о  сигналах,  которые  давал "Монблан". Но  Ле  Медэк  оставался
спокойным. Газета "Галифакс Геральд" отмечала:  "...на все вопросы судей  он
давал прямые ответы, его глаза все время смотрели в глаза спрашивающего". --
Ваше  судно  несло  на  мачте  красный  флаг  или  какой-то  другой  сигнал,
обозначавший, что оно имеет на борту взрывоопасный груз?
     -- Нет сэр.
     -- Почему нет?
     --  Потому что красный флаг  согласно Международным  правилам означает,
что на судно грузят взрывчатку и что
     оно находится в процессе погрузки или выгрузки опасного груза. Нигде  в
Правилах не сказано,  что флаг должен быть поднят, когда судно на ходу, и  я
полагал тогда,  что особенно во время войны  было бы предпочтительным, чтобы
никто не знал о моем грузе.
     Версия норвежцев сводилась к следующему. Прежде чем "Имо" мог вернуться
на  свою  сторону  фарватера,  впереди  показался буксир  "Стелла  Мариек  с
баржами. Он резал  им  нос,  и, таким образом, они продолжали  движение близ
берега Дартмута.  Когда "Имо"  дал один  короткий гудок, "Монблана вовсе  не
находился близ берега  Дартмута, а был на  оси  фарватера и резал нос "Имо",
который, находясь  на  траверзе "Стелла Марис"  против  пирса No 9, дал  три
гудка и пустил машину на задний ход.
     В это время расстояние между судами составляло половину -- три четверти
мили.  С  машиной, работающей на задний ход, "Имо" носом повернул  вправо, в
сторону  Галифакса,  и  с этого времени  до  столкновения его  нос  даже  не
поворачивался в сторону Дартмута.
     Перед  столкновением норвежское  судно не  двигалось.  Потом последовал
один гудок "Монблана". "Имо"  ответил одним гудком,  так как его нос валился
вправо.
     К этому  моменту "Монблан" намного вылез на середину фарватера, но, тем
не менее, суда все же могли разойтись левыми бортами.
     Потом французское судно дало  два гудка  и  повалилось влево, подставив
свой  борт   под  форштевень   "Имо",  который  немедля   дал  три  гудка  и
среверсировал машину, но было уже поздно.
     Суд  проходил в  обстановке шпиономании.  В  каждом действии и  маневре
французских  и норвежских  моряков судьи пытались найти злой умысел. Лоцмана
Маккея  пытались  чуть ли не силой  заставить  отречься от  показаний.  Была
сделана попытка  уличить его  в пьянстве.  Но  местный шериф отрицал  это, а
председатель  лоцманской   ассоциации  Канады  заявил,  что  Фрэнсис  Маккей
является одним из лучших лоцманов ассоциации.
     По  поводу  красного флага на мачте "Монблана" мнения  судей разошлись.
Большинство  считало, что  в  условиях  военного времени этот  флаг  был  бы
равносилен самоубийству: дать знать немецким агентам о грузе.
     Через несколько дней  следствия выяснилось, что "Имо"  вообще  не  имел
официального  разрешения на  выход в  море.  Капитан судна мог  получить его
только у капитана третьего
     ранга Фредерика Виятта, который отвечал за движение судов на внутреннем
рейде.  И вообще  Виятт считал, что никакой  опасности столкновения  судов в
проливе Тэ-Нарроус никогда не отмечалось. На суде он обосновывал свое мнение
тем фактом, что в этом  проливе неоднократно расходились лайнеры "Олимпик" и
"Мавритания".
     4 февраля  1918 г. верховный  судья  Канады  Драйздейл  объявил решение
суда. В тринадцати  пространных пунктах  вся вина была  свалена на  капитана
"Монблана"  и его  лоцмана.  В постановлении  говорилось, что  они  нарушили
Правила предупреждения столкновения судов в  море. Суд  требовал  уголовного
наказания  лоцмана, рекомендовал  французским  властям  лишить  капитана  Ле
Медэка судоводительских прав и судить его по законам его страны.
     Ле  Медэк, Маккей и  капитан третьего ранга Виятт, которого обвинили  в
том,  что  он поздно предупредил жителей  города  о возможном  взрыве,  были
арестованы.
     Удивительно, что никому  из  судей не пришла в голову  мысль обвинить в
галифакской   катастрофе   Британское  адмиралтейство,  которое   фактически
приказало  судну,  набитому  взрывчаткой, войти  в  пролив, проходящий через
город,  и  бросить  якорь  в  бухте  Бедфорд,  где  оно  должно  было  ждать
формирования  конвоя.  Бросается в  глаза  парадоксальный  факт: судно,  уже
принявшее  груз  (причем  огромную  партию  взрывчатых  веществ),  заставили
следовать  в залив,  забитый  судами.  Почему-то никому  не пришло в  голову
отдать  приказ  ожидать  конвоя  на  внешнем  рейде  Галифакса  под  охраной
канонерских лодок.  Если  бы даже "Монблан" получил в борт  торпеду немецкой
подводной лодки, то город не пострадал бы.  Однако  об этом на суде  не было
сказано ни слова.
     В марте 1918 г. дело снова слушалось в Верховном суде  Канады. Синдикат
капитанов дальнего плавания Франции подал прошение  морскому министру страны
о защите капитана Ле Медэка. Через год он и лоцман Маккей были освобождены и
обоим вернули судоводительские права.
     Позже  международный суд,  разбиравший  иски  двух судоходных компаний,
решил, что в столкновении виновны оба судна в равной степени,
     В  начале  1918  г.  злополучный  пароход  "Имо"  был  снят  с  мели  и
отбуксирован в Нью-Йорк на ремонт. Потом его переименовали в "Гивернорен". В
1921 г.  во  время рейса  из Норвегии  в Антарктику  он выскочил на камни  и
погиб.
     Капитан  Ле Медэк  служил в  фирме "Компании женераль трансатлантик" до
1922 г. В 1931 г. французское правительство, как бы подчеркивая невиновность
своего флага  в  столкновении "Монблана" и "Имо", в связи с уходом на пенсию
наградило бывшего  капитана  парохода, погубившего  город, орденом Почетного
Легиона.

     Когда взорвался пароход
     До сих пор жители Бомбея в разговоре, когда речь  идет  о  каких-нибудь
событиях  прошлого,  употребляют выражения  "когда  взорвался  пароход", "до
взрыва" и "после взрыва". Это -- память о печальных событиях апрельских дней
военного  сорок  четвертого года,  когда  чудовищный  взрыв  разрушил  часть
города.  И сейчас еще в  восточной части Бомбея на  улицах и  в  порту видны
следы былых разрушений.
     Старожилы рассказывают, что в  тот злополучный день за городом,  с  той
стороны  полуострова,  где  Малабарские  Холмы, на полу своей  хижины  сидел
старый сапожник-индиец...  Вдруг  крыша хижины  дрогнула,  и  у  ног старика
воткнулся в землю, как ему показалось, кирпич. Старик  схватился за "кирпич"
и обжег  руку. Это был  раскаленный слиток золота весом 22 кг,  один из 155,
которые были рассеяны взрывом, когда  на  воздух взлетел английский  пароход
"Форт  Стайкин". Позже,  узнав в  чем  дело, честный  сапожник  сдал  слиток
портовым властям. Остальные слитки не были найдены.
     -- Что там  золотой  слиток!  -- скажут вам  индийцы. Трехтонный  якорь
взорвавшегося парохода рухнул на судно, которое стояло  в километре от места
взрыва...
     Вот что этим событиям предшествовало.
     Английский грузовой пароход "Форт Стайкин", построенный в Канаде в 1942
г., -- транспортное судно  военного времени -- имел вместимость  чуть больше
7000 рег.  т, длину 140 и ширину 19 м,  паровую машину в 500 л. с. На  судне
были  установлены  два  12-фунтовых  орудия  и  несколько  пулеметов системы
"Эрликон" для защиты от немецких сумбарин и самолетов.
     24 февраля 1944 г. "Форт Стайкин", имея  на борту военный груз, покинул
английский порт Биркенхед, вышел в Атлантику, благополучно избежал  встреч с
немецкими  подводными  лодками,  обогнул   Африку  и  30   марта   прибыл  в
пакистанский порт  Карачи.  Здесь с парохода выгрузили  несколько самолетов,
которые  перевозили  на  палубе  разобранными,  и  кое-какое   вооружение  с
боеприпасами.
     Через  несколько дней  в  чрево  "Форта  Стайкина"  погрузили  8700 кип
пенджабского  хлопка, каучук,  серу и другие  грузы, в том числе 155 слитков
золота весом  по 22  кг  на  сумму 5 миллионов долларов.  После этого  судно
снялось с  якоря и взяло курс на Бомбей,  где в 11 часов 30 минут  12 апреля
ошвартовалось у пирса No 1  в приливном док-бассейне "Виктория-Док". Капитан
парохода,  взяв портфель с документами, отправился в  управление  порта, где
предъявил  секретные документы.  Из них явствовало, что судно необходимо как
можно скорее разгрузить -- на его борту находились, помимо названного груза,
1395 т сильных взрывчатых веществ и 300 т тринитротолуола.
     Несмотря на срочность и  важность  документов, предъявленных  капитаном
"Форта Стайкина",  выгрузку взрывчатки начали лишь  через день,  14  апреля.
Рано  утром докеры  стали выгружать тринитротолуол и боеприпасы из твиндеков
трюма No 2 и кипы хлопка со дна того же трюма, уложенные под взрывчаткой.
     Монотонный грохот  паровых  лебедок  на  палубе  раздавался все утро до
полудня,  пока  в  порту  не  наступило время  обеденного  перерыва.  Работы
приостановились. В трюмах парохода еще оставался  смертоносный груз: и ТНТ и
1370 т боеприпасов, уложенных в трюмах No 2 и 4.
     Работы возобновились  в  13 часов  30  минут. Вскоре один из  индийских
докеров, работавших в трюме No 2, заметил  дым, поднимавшийся из щели  между
двумя штабелями кип. Он сообщил об этом своему бригадиру, и тот бросился  на
капитанский мостик с криком  "Пожар!"  Команда  судна  стала  раскатывать по
палубе пожарные  рукава.  Вахтенный помощник  капитана  бросился  на  причал
звонить по телефону.
     Диспетчер пожарной охраны порта получил оповещение о пожаре в 14  часов
16 минут. Он направил к "Форту Стайкину" всего две машины, которые прибыли к
первому пирсу  через  7 минут.  Тут  приехал полковник Сандлерс, англичанин,
начальник противопожарной службы Бомбейского порта. Капитан парохода сообщил
полковнику, что беглый осмотр верхних штабелей кип не дает основания считать
загорание в трюме No 2 диверсией. Моряк считал, что произошло самовозгорание
одной из кип хлопка.
     Портовые пожарные  взяли дело в свои руки. В  люк открытого  трюма  они
направили две  мощные струи воды. При этом они  даже не  спросили докеров, в
каком месте трюма находятся горевшие кипы  хлопка. Поэтому вода,  видимо, не
достигала  цели,  хоть  трюм  постепенно  наполнялся  водой.  Горевшие  кипы
всплывали  со  дна трюма  под твиндек, на котором  были уложены боеприпасы и
ТНТ...
     Прошло  уже  более  получаса, а  пожар  не был потушен. Тогда  Сандлерс
вызвал еще восемь пожарных машин, которые прибыли к  горевшему судну через Ю
минут.
     К 15 часам на левом  борту "Форта  Стайкина" появилось большое вишневое
пятно: очаг  пожара  был  расположен  в  задней, кормовой  части  трюма.  Но
добраться теперь туда можно было только с внешней стороны, разрезав обшивку.
Срочно  требовался  газорезочный  аппарат. В  порту имелся всего один  такой
аппарат, но он был неисправен, а починить его не смогли.
     Пожар в трюме "Форта Стайкина" не унимался. Казалось, что вода, которая
врывалась в люк мощными струями, только разжигала огонь в чреве парохода.
     Полковник Сандлерс  стоял на  залитой  водой  палубе  горящего  судна и
решал, пожалуй,  самую трудную  и, как  оказалось,  последнюю  в своей жизни
задачу.
     Драгоценное время истекало... Самым правильным решением было бы вывести
горящее судно  на  внешний  рейд (пока не наступило время  отлива).  Следует
учесть, что "Форт Стайкин" стоял  в  приливо-отливном док-бассейне, шлюзовые
ворота  которого открывались только  при  большой воде.  Правда, для  вывода
"Форта Стайкина"  из док-бассейна  потребовались  бы  буксиры,  так  как его
паровая машина  была  частично  разобрана. Тем  не  менее  судно можно  было
вывести  из дока буксирами, пока позволяла  вода. Ведь  оно было ошвартовано
почти напротив шлюзовых ворот дока! Но драгоценное время уже было упущено...
     Оставалось два  выхода: продолжать  попытки тушить  пожар или  затопить
пароход в доке у стенки.
     Собравшиеся на борту "Форта Стайкина" начальники различных  служб порта
только выдвигали свои  идеи  и давали  капитану  советы,  от которых у  него
голова шла  кругом.  Тут уж  нужен  был  не  совет,  а приказ  о немедленном
затоплении  парохода.  Но  такой  приказ  так  и не  был отдан...  Полковник
Сандлерс побоялся рискнуть. Он приказал продолжать тушение огня.
     В 15 часов 45 минут  синий дым,  валивший из  трюма  "Форта  Стайкина",
сделался вдруг черным. Потом из люка взвилось до клотиков мачт яркое пламя и
снова исчезло.
     В 15  часов 50 минут команда парохода покинула свое судно и побежала  к
воротам порта. Моряки лучше Сандлерса понимали, что  "Форт Стайкин"  вот-вот
взорвется.  Борта  парохода уже  светились вишневым  цветом, вдоль  всей его
ватерлинии  с  воды  поднимался  пар.  Над док-бассейном, где  стояло судно,
повисло темное облако дыма.
     Тем временем работы в порту шли своим чередом, на рейде сновали катера,
буксиры тащили лихтеры, слышался грохот лебедок. Весть о грозившей опасности
еще не успела распространиться среди портового  люда. Пожар "Форта Стайкина"
не привлекал к себе особого  внимания индийских докеров: в те годы пожары на
судах  с  грузом  хлопка  были весьма  часты  в  Бомбейском  порту. Пожарные
по-прежнему лили в трюм парохода воду...
     16 часов 06 минут
     Работавшие  на  полях в  20  милях  от  города крестьяне  с  удивлением
почувствовали  неожиданный  мощный  порыв  горячего  ветра. Через  несколько
секунд до их ушей донесся со стороны города сильный гул.
     "Форт  Стайкин" взорвался  в 16 часов Об  минут.  На какое-то мгновение
пароход  исчез  в клубах  дыма  и  пламени.  Стальные  останки половины  его
корпуса, обломки паровой машины, ящики с грузом, кипы хлопка, золотые слитки
и  искромсанные тела людей  взлетели на  высоту 300 м и  упали  на город.  В
бетонном теле пирса, у которого был ошвартован пароход, напротив его второго
трюма образовалась огромная воронка.  Восемнадцать  пожарных  машин сдуло  с
пирса,  словно  крошки  хлеба  со  стола.  Пожарные, находившиеся  на  борту
парохода  и  на пирсе, исчезли. Позже нашли  лишь их  металлические пожарные
каски.
     О  силе  взрыва можно судить  хотя бы  по тому,  что  некоторые обломки
парохода пролетели по воздуху  почти километр, один  из паровых котлов судна
оказался на улице города в 900 м от места взрыва.
     Никто не  мог  объяснить,  почему  после взрыва  кормовая часть  "Форта
Стайкина"  уцелела,  погрузившись на грунт док-бассейна. В  четвертом  трюме
этой части парохода оставалось 800 т взрывчатых веществ...
     Второй взрыв последовал в 16 часов  33 минуты. Очевидцы утверждают, что
он был  сильнее  первого.  Достаточно  сказать,  что корма  "Форта Стайкина"
вместе с 12-фунтовой пушкой, которая была укреплена на юте, перелетела через
склады высотой 14 м и упала на дорогу в 200 м за воротами порта.
     После второго взрыва в бетонном пирсе появилась вторая воронка.
     Последствия  этих  двух  взрывов  были ужасны.  Около  тридцати  судов,
находившихся в док-бассейнах "Виктория" и соседнем  "Принц", было уничтожено
и выведено из строя.
     Ошвартованный по  корме  "Форта  Стайкина" английский грузовой  пароход
"Джапаланда"  вместимостью почти  4000  рег. т взрывом  выбросило  на  крышу
склада.
     Как  после   первого,  так   и   после  второго   взрыва  по  акватории
дока-бассейна и по внешнему рейду прокатились две гигантские волны. При этом
швартовные концы  судов обрывались,  как  нитки, а  тяжело  груженные  суда,
словно  щепки,  било о бетонные пирсы и причалы.  Загорелись 12  судов, а 18
торговых  и  3  военных судна были затоплены  или сильно  повреждены.  Общий
регистровый тоннаж поврежденных судов составил более 50 000 т.
     Взрывами разрушило более пятидесяти портовых складов, хранившееся в них
зерно,  множество  боеприпасов,  военной  техники  было  разбросано  по всей
территории порта. Разлетевшиеся  горевшие кипы хлопка и  раскаленные осколки
вызвали многочисленные пожары.  В дыму слышались взрывы -- рвались склады со
снарядами... Все это происходило в полумиле от города.
     Упавшие  на деревянные дома Бомбея горящие кипы хлопка вызвали пожары в
самом городе.
     Раздуваемый свежим муссоном,  пожар в  порту распространялся на север к
центру  города.  Бомбею  грозила  смертельная опасность.  Вечером зарево над
погибшим портом  было  видно  с моря  за 75 миль. Всю ночь со  стороны порта
доносились  взрывы  и  грохот  рушившихся  зданий.  Пожарная  служба  города
оказалась бессильной ликвидировать этот адский костер.
     Чтобы спасти город от огня,  решено было сделать между портом и городом
"мертвую  зону"  шириной  в  500  м.  В  создавшейся  обстановке  это   было
единственно правильное решение. На эту работу бросили несколько тысяч солдат
и моряков военно-морского флота; им помогали добровольцы из  числа уцелевших
моряков торгового флота. За первую  ночь из пылающего порта  удалось вывезти
1500 т взрывчатых веществ.
     Битва за  Бомбей  длилась три дня и три ночи. Город был  спасен от огня
благодаря тому, что в  "мертвой полосе" шириной  500  м взорвали все здания,
которые  могли дать пищу огню. Последние очаги  пожара догорели к 1 мая 1944
г.
     Число жертв бомбейской катастрофы неизвестно, так  же как точно не было
известно и число жителей  этого огромного перенаселенного города. Тогда были
учтены только  те  жертвы,  которые зарегистрировали морги  и  больницы.  По
официальным данным --  1500  убитых  и более 3000  раненых. Сколько  человек
пропало без вести, никто не знает.
     Порт  пришлось  отстроить  заново, восстановить 6 миль железной дороги,
электрическую и телефонную сеть. Сумма нанесенного взрывом  "Форта Стайкина"
ущерба не была точно подсчитана. Ориентировочно ее принимают в 1,5 миллиарда
американских долларов. Бомбейский порт был закрыт до 28 октября 1944 г.
     Какова была причина пожара  на "Форте Стайкине"? Почему в течение почти
двух часов пожар на пароходе не могли потушить?
     Назначенная  правительством страны  особая комиссия  по  разбору причин
катастрофы не смогла точно установить  причину  возникновения пожара.  По ее
мнению,  появление огня могло  быть вызвано или самовозгоранием  хлопка  или
брошенным в трюме окурком  сигареты Поскольку пожарные не знали точно место,
где  лежали в трюме горевшие кипы хлопка, они лили воду,  в грузовой люк, но
струи воды не достигали цели.
     Конечно, сейчас,  спустя  более четырех десятков  лет,  мы можем только
удивляться, почему для тушения этого пожара не применили инертные газы. Но в
те годы  этот  радикальный способ  борьбы с  пожарами на  судах еще не нашел
широкого распространения.
     Читатель  вправе  спросить: "Почему в трюм не послали  людей, чтобы они
определили место  очага пожара?" Но  следует учесть,  что  пожар  на морских
судах, как правило, сопровождается  очень быстрым  повышением  температуры в
помещении,  где он начался. Поэтому  уже спустя несколько минут после начала
пожара в трюм "Форта Стайкина" спуститься было  просто невозможно. Для этого
необходим был защитный асбестовый  костюм  с дыхательным  прибором, которого
под рукой не оказалось. Не нашлось также в  порту и исправного  аппарата для
резки  металла. Если бы  такой аппарат был, то, прорезав, внешний  борт выше
ватерлинии, пожар наверняка смогли бы потушить.
     Причиной   взрыва   парохода   явилось   нарушение   элементарных  норм
предосторожности при погрузке "Форта Стайкина". Ни в коем случае нельзя было
грузить  в  один  трюм тринитротолуол,  боеприпасы и  хлопок,  который,  как
известно, занимает второе после угля место по вероятности самовоспламенения.
     Роковой ошибкой со стороны администрации  Бомбейского порта явилось то,
что  она  поставила  взрывоопасное  судно  в  док-бассейне,  забитом другими
судами, причем  в  порту, который фактически  слит с городом  в одно  целое.
Такое  судно,  как "Форт Стайкин", нужно  было разгружать  на  внешнем рейде
вдали от порта.
     Поставив  "Форт  Стайкин"  под  выгрузку среди  десятков  других судов,
портовые  власти Бомбея даже не позаботились  оповестить о необходимых мерах
безопасности  их экипажи  и  портовых  рабочих.  На клотике фок-мачты  этого
парохода  по международным  правилам должен  был быть  поднят красный  флаг,
обозначающий по однофлажному коду сигналов "Имею на борту опасный груз".
     При тушении пожара на пароходе "Форт Стайкин" не было централизованного
руководства действиями пожарных бригад.
     Начальник  противопожарной  службы  не  имел  полномочий  для  принятия
решения по выводу судна из дока или его затоплению у пирса.
     Ни капитан  порта, ни командующий военно-морским флотом Индии  не  были
поставлены в известность, что  судно необходимо или вывести из дока на рейд,
или  затопить у  причала;  согласно действовавшим  во время  войны  правилам
каждый из них имел на это право.
     Кроме  того,  второй взрыв  на борту злосчастного  парохода  можно было
предотвратить,  если  бы  после  возникновения  пожара  в  трюме  No 2  были
немедленно задраены расположенные за надстройкой в  корме люки трюмов No 4 и
5. Однако это  не было сделано, и хлопок  в кормовых трюмах загорелся. Из-за
этого  боеприпасы,   которые   были   уложены   на  твиндеках,   нагревшись,
взорвались...
     И,  наконец,  роковую  роль  в  этой  истории  сыграла  нерешительность
начальника  противопожарной службы Бомбейского порта  полковника  Сандлерса.
Если  бы он, видя, что пароход невозможно  вывести на рейд, взял  бы на себя
ответственность и приказал затопить "Форт Стайкин" у пирса, то катастрофы не
произошло бы.
     Эхо бомбейской катастрофы
     Взрывы  "Монблана"  в  Галифаксе  и "Форта  Стайкина" в  Бомбее  --  не
единственные в истории мореплавания.
     Хроники  мирового судоходства, особенно в период последних двух мировых
войн,  буквально пестрят случаями гибели пароходов с грузом пороха, динамита
и других взрывчатых веществ во время стоянки в порту или на переходе в море.
Оставляя явные случаи диверсий  и саботажа в стороне, упомянем о  нескольких
взрывах,  причину  которых смогли выяснить. Все  они произошли только  из-за
нарушения элементарных правил обращения с взрывоопасными веществами и потери
бдительности.
     12 августа 1876 г. в море близ мыса Финистерре раздался чудовищной силы
взрыв. По многочисленным обломкам корабля и предметам, выброшенным на берег,
установили,  что  взорвался деревянный парусный корабль  "Грейт  Куинс-ленд"
(1794 рег.  т). Этот великолепный  корабль  шел под  командованием  капитана
Холдена  из  Лондона  в Мельбурн. На борту судна, помимо экипажа, находилось
569 пассажиров, которые все погибли.
     Выяснилось, что судовой коносамент  включал не только генеральный груз,
но и большую партию пороха, черного и патентованного.
     Проведенные в  Англии  опыты  с  сортами пороха, которые были на  борту
"Грейт  Куинсленда", показали, что патентованный порох имел  примеси  и  был
взрывоопасным для хранения. Ошибка химиков привела к катастрофе.
     7  марта 1896 г., опять-таки из-за неосторожного обращения  с  порохом,
взлетел на воздух английский грузовой пароход "Матади" (2683 рег.  т). Взрыв
произошел во время выгрузки в западноафриканском порту Бома.
     7  марта 1913 г.  в  Балтиморе во время  погрузки  динамита взлетел  на
воздух английский грузовой пароход "Аллум Чайн" (1768 рег. т).
     3  декабря 1917  г. после  взрыва в трюме  затонул  английский грузовой
пароход "Лаутаро" (3476 рег. т). Судно направлялось из Сен-Назера в Мурманск
с грузом военного снаряжения.
     5  января  1931 г.  в  4  милях  от Коломбо,  на  норвежском  теплоходе
"Триколор"  (6200  рег.  т), который  шел  из  Европы  в  Иокогаму с  грузом
химикалиев  и  динамита, произошел  взрыв. Охваченное пламенем судно исчезло
под водой  через 5 минут. Французский  лайнер "Портос" смог спасти только 36
человек.
     1  января 1941 г. после сильного взрыва боеприпасов близ Орана  затонул
американский  пароход "Артур  Мидалтон" (7176  рег. т). При этом погибло  70
человек.
     3  мая 1941 г. во время выгрузки в порту  Триполи взорвался итальянский
теплоход "Бирмания" (6300 рег. т), на борту которого также были боеприпасы.
     28  марта  1943 г. в Неаполе взлетел  на  воздух  итальянский  теплоход
"Катарина Коста" (8060 рег. т), на борту которого находились боеприпасы.
     16  июля  1943  г.  во  время  погрузки, взрывчатых  веществ  в  Алжире
произошел взрыв на норвежском пароходе  "Бджорг-хауг" (2000 рег.  т).  Судно
переломилось пополам и затонуло.
     17 июля 1944 г. в заливе Сан-Франциско во время погрузки боеприпасов на
мелкие куски разлетелись американский турбоход "Квино Виктори" (7608 рег. т)
и пароход "И. А. Брайан" (7212 рег. т). Погибло 300 человек.
     10  ноября 1944  г. на американском пароходе "Маунт Худ", который стоял
на якоре  в гавани Зиадлер острова Манус в  группе  островов Адмиралтейства,
произошел взрыв боеприпасов. Погибло 373 человека.
     3  декабря  1948 г. в результате взрыва снарядов на  китайском пароходе
"Кианжия" погибло более 1000 человек.
     23 августа 1949  г. на острове Тайвань, в порту Каохсиунг, в результате
пожара  во  время  выгрузки боеприпасов взорвался и затонул  пароход  "Чайна
Виктор" (3283 рег. т). Взрыв произвел сильные разрушения в порту. Было убито
более 500 человек.
     19 июня  1950 г. в  Красном море в результате взрыва  538  т взрывчатых
веществ затонул  английский грузовой пароход "Индиан Энтерпрайз"  (7319 рег.
т). Из 73 членов экипажа парохода спасся один человек. Взрыв произошел из-за
пожара, причина которого -- самовозгорание груза.
     К числу  наиболее тяжких случаев взрыва боеприпасов за последние 25 лет
следует   отнести  катастрофу  близ  острова  Окинава  17  апреля  1958   г.
Американские  водолазы проводили  судоподъемные работы  на пароходе  "Кэнада
Виктори"  (7608  рег. т),  который был  отправлен на  дно 27 апреля 1945  г.
японским летчиком-смертником камикадзе. Тогда с пароходом погибло 43 моряка.
     Спустя  тринадцать лет, когда  водолазы, чтобы получить доступ к грузу,
произвели на  затонувшем  судне  подводный  взрыв,  произошла катастрофа  --
детонация боеприпасов, которыми, как оказалось, был загружен пароход "Кэнада
Виктори".

     "Джонни, у тебя есть шанс!"
     Он уже было собрался выехать  из дому  в редакцию газеты, как  зазвонил
телефон.  Знакомый  женский  голос  взволнованно  сообщил:  "Джонни,  срочно
приезжай! У  нас в  порту загорелся пароход. Дыму,  как  на войне!  Сделаешь
отличный репортаж. У тебя есть шанс! Мчись!"
     Для молодого фоторепортера Джона Клинтона это было приятное  сообщение.
Он давно мечтал  стать  автором сенсации.  Но в  маленьком  портовом городке
Техас-Сити на  берегу  Мексиканского залива их не было. Какие события вообще
могли быть  в  этой  глуши, если  население составляло  всего  семнадцать  с
половиной тысяч человек!
     Фоторепортажи о разводах и автомобильных происшествиях уже не волновали
жителей  городка. Последнее  ограбление  городского  банка  досталось другим
репортерам...
     Через 20 минут старенький довоенный "Понтиак" уже затормозил у пирса No
0. Протиснувшись сквозь толпу зевак,  молодой  репортер увидел серую громаду
парохода. К разочарованию Клинтона, это не был роскошный туристский теплоход
и  из  его иллюминаторов не  высовывались  молоденькие пассажирки с  криками
"Спасите!" У пирса стоял обычный  "либерти" -- американское детище  военного
времени -- 135-метровый грузовик в 10 тыс. т с паровой машиной мощностью 2,5
тыс.  л.  с.  На  корме  парохода  лениво  полоскался  на  ветру трехцветный
французский  флаг.  Название  --  "Гранкан", порт  приписки --  Марсель.  Из
четвертого трюма судна валил густой белый дым.
     Шарль де Желлябон, капитан парохода, не отрывая пристального взгляда от
открытого люка, нехотя отвечал на вопросы репортера.
     -- Да, уже пятый день  под погрузкой. Принимаем удобрение  -- аммиачную
селитру. Чистый, безобидный  груз. Уже  погрузили  2300  т.  На твиндеках --
арахисовые орехи,  сезаль  и фрезерные  станки. Должны  сняться на Дюнкерк и
Бордо, как только закончим погрузку и отремонтируем машину. Думаю, что пожар
скоро потушим...
     Ничего больше не добившись  у угрюмого французского капитана,  Клинтон,
сделав на  всякий случай два его портретных снимка, побежал с верхней палубы
к  трюму.  Здесь,  среди  матросов,  грузчиков и пожарных ему удалось узнать
кое-какие подробности.
     Грузчики  приступили к  работе в  8  часов  утра.  Когда сняли  люковые
крышки,   увидели  струю  дыма,   пробивавшуюся  между  бортом  и   штабелем
100-фунтовых мешков с удобрением. Сначала стали лить воду из кружек и ведер.
Потом  принесли  содо-кислотные  огнетушители.  Но  от этого дым повалил еще
сильнее. Кто-то догадался раскатать  по палубе пожарные  шланги,  но старший
помощник капитана запретил подключить их к судовой  пожарной магистрали: "Не
смейте этого делать! Вы испортите груз!" Он приказал задраить трюм и пустить
в него пар.  Это было  в 8  часов  20 минут. Через  несколько  минут люковые
крышки были сорваны и из трюма показались зловещие оранжевые  языки пламени.
Вот и все, что удалось услышать и увидеть на пароходе Клинтону.
     В  свой репортерский блокнот  журналист  записал: "Гранкан" -- либерти,
бывший "Бенжамин Р. Кертис", построен в ноябре 1942 г. верфью Джошуа Хэнди в
Саннивэйл штата  Калифорния, 7176 рег. т,  135 м -- длина,  17,6 --  ширина,
10,5 м -- глубина трюма..."
     На палубе  "Гранкана"  уже невозможно  было  оставаться. Сильный жар  и
едкий дым заставили  людей покинуть  горящий пароход. На его борту  остались
лишь капитан и 27  из 50  городских пожарных. Из нескольких брандспойтов они
лили  воду   на  раскаленные  крышки  люков.  Вода  не  долетала  до  трюма,
превращаясь у люков в пар".
     На  пирсе,  напротив горящего  "Гранкана",  собрались моряки  с  других
судов,  свободные  от  работы  докеры, стивидоры,  рабочие  порта, несколько
крановщиков и  чиновников управления порта.  Полицейские  пытались разогнать
толпу, потому что она путала шланги и вообще мешала работе пожарных. Но люди
не  расходились...  Каждый  пытался дать  совет  или  рассказать аналогичный
случай.
     Сделав еще три-четыре снимка собравшейся толпы на фоне окутанного дымом
парохода,  Клинтон  поспешил к своей  машине. Он  торопился  сдать  снимки и
сделать репортаж о происшествии в порту в дневной выпуск газеты. В 9 часов Ю
минут его автомобиль развернулся  и,  шурша недавно  смененными  покрышками,
выехал из ворот порта в город.
     В эту минуту Джону  Клинтону  не могла прийти в голову дерзкая  мысль о
том, что сделанный им репортаж и семнадцать снимков будут помещены на первых
полосах почти  всех центральных  газет  страны и что его материал никогда не
будет опубликован в "Техас-Сити Дейли".
     Да. Произошло именно так: снимки  Клинтона  стали в Америке  "сенсацией
номер один 1947". Этого бы не случилось, если бы его машина выехала из ворот
порта хотя бы на минуту позже...
     Граната в десять тысяч тонн
     Ровно  через 2 минуты,  когда  машина  Клинтона уже мчалась  по  улицам
города, над пирсом, где был ошвартован "Гранкан", в весеннее небо взметнулся
гигантский язык оранжево-коричневого пламени.
     Оглушительный, неслыханный доселе в этих краях грохот эхом пронесся над
застывшими водами залива Галвестон. "Гранкан", как исполинская граната весом
Ю тыс.  т., разорвался на мелкие куски, наполнив воздух гудением  и  визгом.
Конечно, слова "мелкие куски" следует понимать" учитывая  величину парохода.
Многие  части корабля весом в  тонну позже была найдены  от  места взрыва  в
радиусе  2 миль... Двухтонный кусок  паровой машины, пролетев  одну милю  по
воздуху, упал  на проезжавший по центральной площади  города автомобиль. Как
подкошенные, рухнули портовые бетонные склады и 10-метровые нефтяные  вышки,
стоявшие  на  другом  берегу залива. Находившиеся у борта горевшего парохода
четыре пожарные  машины перелетели через  пирс  и упали  в воду. Стоявшие  у
противоположного пирса  американские пароходы "Хайфлайер" и "Вильсон  Киин",
несмотря  на  то   что  от  взорвавшегося   "Гранкана"  их  отделял  длинный
железобетонный склад, оказались сорванными со швартовов  и  получили сильные
повреждения.
     Вода  у пирса, где только что  еще стоял пароход, как будто испарилась,
обнажив дно залива.  Через несколько секунд  высокая волна хлынула на берега
бухты.  Загруженная  нефтью  50-метровая  баржа,   ошвартованная   по   носу
"Гранкана", как  щепка, была выброшена на пирс  и  опустилась в  70 м от его
края на  крыши  стоявших в ряд легковых  машин,  раздавив  их,  как  куриные
яйца...  В  других  местах,  на  служебных  стоянках,  волной   накрыло  600
автомашин.
     Сила  взрыва была чудовищна. Раскаленные металлические куски  парохода,
части  его  паровой  машины  и  котлов, его  груз --  изуродованные  взрывом
фрезерные  станки весом более  тонны,  сотни пылающих кип сезаля -- все  это
взлетело в воздух и  опустилось на город и залив  в радиусе 2  миль.  Тысячи
мертвых чаек камнем  упали на землю.  Два спортивных самолета, пролетавших в
это время над городом, были сбиты воздушной волной и погибли  в заливе.  Над
Техас-Сити повис гигантский черный гриб.
     Роберт  Моррис, рабочий  химического завода,  в  момент взрыва  ехал по
территории порта в открытом "виллисе". Машину подняло  в воздух на несколько
метров  и  опустило на  залитый водой пирс.  Вода  смягчила  удар  и  спасла
водителя от раскаленных газов взрыва.
     Большинство  находившихся в порту людей  было  убито.  Многие  получили
тяжелые ранения. Рабочий Фрэнк Тейлор находился  в  момент  взрыва в  складе
инструмента.  На него обрушилась крыша. Очевидцы рассказывали, что он,  весь
окровавленный,  вылез  из-под обломков здания,  побежал по пирсу и прыгнул в
воду.   В   состоянии  шока  он  переплыл  залив   Галвестон   и   вылез  на
противоположный  берег  у своего  дома.  Увидев,  что его жена и  дети убиты
взрывом, Тейлор схватил валявшийся под ногами молоток  и  начал  лихорадочно
прибивать доски разбитого жилища. Он сошел с ума.
     Сотни  домов на другом  берегу залива были разрушены полностью. Взрывом
выбило  все  стекла в  домах, которые находились на расстоянии  25  миль  от
"Гранкана". Взрыв  "десятитысячетонной  гранаты"  зафиксировали сейсмографы,
находившиеся в тысяче  миль от Техас-Сити.  Специалисты подсчитали, что сила
взрыва была равна силе пяти 25-тонных, самых мощных авиационных бомб.
     Гибель города
     Чудовищный взрыв, прогремевший над заливом Галвестон в 9 часов 12 минут
16 апреля  1947 г.,  был лишь  прелюдией к катастрофе Техас-Сити  --  города
химии на юге США.
     Опустившиеся после взрыва на город раскаленные осколки металла, горящие
кипы сезаля явились причиной сотен очагов пожара. Одно за другим с быстротой
цепной реакции  вспыхивали нефте-  и  бензохранилища  шести  нефтеперегонных
американских компаний. Из лопнувших в результате взрыва  нефтепроводов текла
нефть... Она воспламенялась при первом попадании раскаленного куска металла.
Горели склады, горели дома, целые  улицы. Район порта оказался отрезанным от
города огненной стеной. Тушить пожары было некому: 27 из  50 пожарных города
погибли при взрыве. В городе началась паника. Никто не знал, что произошло.
     В районе порта на новом химическом комбинате "Монсанто" в момент взрыва
"Гранкана" из 450 рабочих утренней  смены  было  убито  154 человека. Двести
человек  было  тяжело  ранено.  На  этом комбинате  загорелся главный  склад
химикатов. Горела  сера...  Ее удушливые  пары  относило  утренним бризом  в
сторону города -- многие жители были отравлены сернистым газом...
     Одна за другой в пылающий и окутанный дымом  Техас-Сити стали прибывать
пожарные  команды из близлежащих городов  -- Хьюстона, Веласко, Хай Айленда,
Галвестона. Однако и они помочь не могли -- то и дело вспыхивали новые очаги
пожара.  Городская   радиостанция   бездействовала.  По  задымленным  улицам
Техас-Сити, осторожно  пробираясь  между  трупами и  обломками,  курсировали
полицейские  машины. Их  громкоговорители указывали обезумевшим  от  дыма  и
страха жителям наиболее безопасные пути эвакуации.
     В  одной  из школ  города, как  и во  всех других  школах Техас-Сити, в
момент, когда прогремел взрыв,  шли обычные  занятия. Взрывной волной выбило
все стекла в  стене школьного здания,  обращенной к порту. Очень много детей
получили  ранения от осколков стекла.  Многие  из них потеряли зрение. Ветер
относил  ядовитые пары горящей серы на школу. Среди детей началась паника, и
кто знает, чем бы это  кончилось, если бы  один из учителей физподготовки не
объявил тревогу.  Он проводил неоднократно с учениками  игру "в войну", учил
их, что следует  сделать  для срочной  эвакуации людей  из дома,  в  которой
попала бомба. Объявленная тревога  и  спасла ребят. Они  быстро разбились на
отряды,  сделали  перекличку  и  строем  направились к выходу  из  школьного
здания. Но по каким-то причинам дверь, к которой они направлялись, оказалась
запертой. Казалось,  ребята  разбегутся  и станут искать  спасения, кто  где
может. Пары серы уже изрядно заполнили здание. Но идущий впереди, поняв, что
дверь  заперта,  согласно  правилам  игры, поднял  вверх  правую  руку.  Это
означало изменение строем направления движения.  "Отряды" вышли через другие
двери; 900 школьников были спасены.
     На  спасение Техас-Сити командование  армии США бросило  полк солдат из
расположенного поблизости форта Крокер.  Солдаты  вели спасательные  работы,
вытаскивали из-под  обломков  рухнувших  зданий покалеченных жителей.  Позже
командир форта Крокер генерал-майор Уэйндрайт в своем интервью с газетчиками
заметил:  "За свою  тридцатипятилетнюю  военную  службу  я  не видел большей
трагедии, чем в Техас-Сити".
     Исполинский пожар  неистовствовал, и, поскольку попытки его погасить ни
к чему не  приводили,  мэр  города обратился  к  губернатору штата  Техас  с
просьбой направить  все автомашины химического тушения на помощь гибнущему в
огне Техас-Сити.  Это было  исполнено, и, казалось, победа над огнем близка.
Но в  1  час  Ю  минут ночи, когда уже удалось ликвидировать основные  очаги
пожара,  над  заливом Галвестон один за другим взметнулись в черное небо два
кровавых языка пламени, снова над городом прогремели взрывы.  Это взорвались
пароходы "Хайфлаер" и "Вильсон Киин".
     Как выяснилось  позже, прикрытые  от  взорвавшегося "Гранкана"  большим
железобетонным складом,  оба судна,  получив сильные повреждения, были сразу
же  охвачены пламенем.  Дело  в  том, что взрывной  волной  сорвало  люковые
закрытия,   а   дождь  раскаленных  осколков  воспламенил   груз.  В  трюмах
"Хайфлайера" было тоже  "безобидное" удобрение -- аммиачная селитра и 2 тыс.
т серы.  "Вильсон Киин", однотипный  с "Гранканом", имел в трюме около 300 т
селитры и генгруз. Те, кого миновали осколки, бросились  тушить  пожары.  Но
люди не  смогли  противостоять сильному  жару  и ядовитым  парам  серы:  они
покинули свои пароходы и  перебрались на шлюпках на другую сторону залива за
несколько минут до взрыва.
     Хотя  эти  взрывы  по  своей  силе были  слабее первого,  они разрушили
расположенные на пирсе железобетонные  склады. Упавшие на землю  раскаленные
осколки  от этих двух пароходов стали причиной новых пожаров. При этом почти
полностью  оказались  разрушенными   нефтяные   склады  компаний  "Хамбл"  и
"Ричардсон".
     Напряженная  борьба  с  огнем длилась  более  трех  суток.  На рассвете
четвертого дня, когда  пламя было потушено и дым пожарища рассеялся, в лучах
мирного  весеннего солнца более одной трети  города лежало в тлевших руинах.
Три четверти всех  химических  предприятий  было  уничтожено  тремя взрывами
"безобидного удобрения" и огнем.
     На улицах Техас-Сити, в его порту и в водах залива нашли полторы тысячи
трупов. Несколько  сот  человек  пропало  без  вести,  и  тела  их  не  были
обнаружены.  Три  с  половиной  тысячи тяжело  раненых...  Пятнадцать  тысяч
человек осталось без крова.
     Материальный  ущерб, нанесенный катастрофой,  исчислялся  почти  сотней
миллионов долларов.
     Что  же явилось  причиной столь  неожиданного и  непредвиденного взрыва
"безобидного груза"?
     "За нарушение правил уличного движения"
     Во время описываемых событий в  Техас-Сити  школа, из которой благодаря
военной игре  спаслось 900  детей,  была превращена во временный морг.  Сюда
свозили неопознанные трупы,  подобранные солдатами  на  улицах и извлеченные
из-под обломков рухнувших зданий.  Врачи,  следователи и полиция  опознавали
жертвы. После пожара под рукой не было ни листа бумаги. Основные сведения  о
жертвах  и их приметы пришлось писать  на  бланках  полицейского  городского
управления.
     По иронии  судьбы  к  каждому  трупу  веревочкой  привязывали  номерной
картонный  жетон  с типографской  надписью  "За  нарушение  правил  уличного
движения".
     Один  из прибывших журналистов нью-йоркской газеты  мрачно заметил:  "В
таком случае  уж лучше бы взяли бланки у пожарных -- "За курение  -- штраф".
Именно эта реплика  натолкнула  следователей Федерального бюро расследований
США  пойти сразу  же  по  правильному  пути и  начать дело, как  говорят,  с
первопричины.
     Следствие по  взрыву "Гранкана" осложнялось тем, что очевидцы пожара на
теплоходе, кроме репортера Клинтона, погибли, и сам объект возникшего пожара
был уничтожен.
     Назначенной сенатом США комиссии все же удалось установить следующее.
     1.  Фабрики,  выпускавшие  удобрение  в  стофунтовых  бумажных  мешках,
нарушили  элементарные нормы  противопожарной безопасности.  Тара для  этого
вещества должна быть только металлической.
     2. Портовые  власти  Техас-Сити  разрешали грузчикам  во  время работ в
трюмах пароходов курить. Они курили и во время погрузки аммиачной  селитры в
трюме "Гранкана".
     3.  Ни капитан  парохода "Гранкан", ни администрация  порта  не  знали,
каким  колоссальным  взрывным потенциалом обладает нитрат аммония (аммиачная
селитра).
     4. Ни руководивший тушением пожара в  трюме "Гранкана" старший помощник
капитана, ни руководство пожарной охраны "Техас-Сити  не  знали,  что тушить
аммиачную селитру следовало только водой, и причем большим о.бъемом воды.
     5. Причиной  пожара  на  "Гранкане", вероятнее  всего, следует  считать
брошенный  грузчиками  в  трюме  окурок,  а  причиной  взрыва --  преступное
действие безграмотного в этом деле старшего помощника капитана -- применение
паротушения.
     Казалось бы,  катастрофа  в Техас-Сити  должна  была  заставить морские
круги многих стран обратить самое серьезное  внимание на  свойства аммиачной
селитры как груза  и пересмотреть  правила его  хранения,  транспортировки и
перевозки морем. Печальный опыт показал,  что это  опаснейший  груз, который
можно поставить в ряд  с такими взрывчатыми веществами, как порох,  динамит,
пироксилин, нитроглицерин, гремучая вата, сернистый углерод, сернистый эфир.
     Да, к сожалению, в тот  памятный для американцев день -- 16 апреля 1947
г.  --  ни офицеры "Гранкана", ни пожарные  специалисты  порта Техас-Сити не
задумались  о химических  свойствах  "безобидного  груза"  -- удобрения  для
фермерских  полей.  Возможно,  они просто  не знали, что  аммиачная  селитра
(NН4NОз)   получается   нейтрализацией   азотной  кислоты  аммиаком,  что  с
различными  горючими  веществами  она  образует  взрывчатые  смеси,  носящие
название  аммоналов,  которые  применяются  в  военном  деле,  а  также  для
промышленных взрывных работ...
     Взрыв нитрата  аммония на "Гранкане" не  был первым  в истории морского
судоходства. В хрониках  кораблекрушений и аварий торгового флота мы находим
случай взрыва аммиачной селитры до начала второй мировой войны.
     Чилийский  грузовой  пароход "Будете" (4300  рег. т)  с  грузом нитрата
аммония, леса, рогатого  скота и почты  совершал плавание  из Вальпараисо  в
Нью-Йорк. Когда  судно  находилось  близ  Атико,  на  его  борту  взорвалось
несколько сот тонн аммиачной  селитры.  Больше половины пассажиров и команды
парохода  погибли.  Повреждения  были  настолько  серьезными,  что  "Будете"
затонул во время буксировки в порт.
     Говоря  о взрывах химических веществ  на судах,  следует  сказать,  что
история  торгового мореплавания последних полутора столетий весьма  насыщена
подобными печальными происшествиями.  К этому привели или  незнание моряками
свойств химического вещества, или их явное пренебрежение к его потенциальной
опасности. Лишь  постепенно,  шаг за  шагом,  получая горькие  уроки, моряки
познавали свойство, нрав и капризы новых видов химической продукции. Другими
словами, моряки учились на печальном опыте своих коллег.
     Когда  в  начале прошлого века появились  первые пароходы  и увеличился
спрос на уголь, едва ли  кому из моряков  могла прийти в голову мысль о том,
что это  безобидное топливо может взрываться  при  определенных условиях его
хранения в  трюме. Это просто казалось невероятным! Впервые  в  это поверили
французские моряки, когда  23  января 1848 г. от взрыва угольной пыли  погиб
пароход "Кувье".
     Долгие годы ни в Европе, ни в  Америке не могли точно объяснить причины
самовозгорания угля, сена, хлопка и другого, на  первый взгляд, "безобидного
груза". С  развитием химии увеличивался и ассортимент  химических продуктов.
Их  приходилось  перевозить как по суше,  так и морем. И вот, уже в наш век,
хроники  торгового  судоходства  стали  постепенно  заполняться  записями  о
"таинственных  взрывах"  аммиачной   селитры,  натриевой  селитры,   карбида
кальция.
     Эхо техасской катастрофы
     Казалось  бы, надо  сделать  необходимые выводы из печального урока  на
берегах Мексиканского залива. Но нет, прошло всего четыре месяца, и подобная
катастрофа едва не постигла французский порт Брест.
     28  июля 1947  г. днем, в  половине первого, на  американском  пароходе
"Оушн  Либерти", который следовал  из Балтимора в Антверпен, вспыхнул пожар.
Это случилось во время стоянки парохода в порту Брест.  В трюмах этого судна
находилось  более  7 тыс. т различного  груза, в том числе  3309 т аммиачной
селитры. Судно было почти полностью охвачено пламенем, когда портовые власти
в  1 час  45 минут распорядились отбуксировать его в открытое море. Сначала,
правда, его пытались затопить. Но проржавевшие кингстоны открыть не удалось.
Когда  "Оушн  Либерти"  оттянули  на  полмили от  ближайших  к нему портовых
сооружений, он взлетел на  воздух. Из  команды  парохода,  которая,  кстати,
ничего  не подозревала, продолжая  тушить пожар, не спасся  ни один человек.
Несмотря на  то что взрыв  произошел на  значительном удалении  от берега, в
городе было убито  более 100 человек и многие  получили увечья.  Упавшие  на
порт  раскаленные осколки парохода  и  груза  вызвали многочисленные пожары.
Ущерб,  нанесенный взрывом портовым сооружениям,  исчислялся в 3 млн. фунтов
стерлингов.  Единственное, что  осталось  от "Оушн  Либерти", --  это  кусок
кормы.
     Комиссией, разбиравшей это дело, было установлено, что  взрыв произошел
по той же  причине,  что  и на "Гранкане";  при  тушении  аммиачной  селитры
применили пар...
     Второе  эхо  техасской  катастрофы  прогремело  через  девять  дней,  9
августа,  на  другом конце  земного  шара, вдали от Мексиканского  залива  и
Бреста. Взрыв "безобидного груза" произошел  в Австралии, в  порту Мельбурн.
Английский пароход  "Махиа", грузоподъемностью более 10 тыс. т, готовился  к
рейсу на Англию. Во время грузовых работ в трюме No 3 по неизвестной причине
один за другим,  с  промежутком  в секунду,  произошло  четыре взрыва. Груз,
уложенный на твиндеках и верхней  палубе, был выброшен на несколько десятков
метров  вверх. Через несколько минут в трюме  No  5  произошел пятый,  самый
сильный взрыв, и судно было почти полностью разрушено. Расположенные в 150 м
от парохода  береговые  склады  загорелись. Лишь через  б часов их с  трудом
удалось потушить силами всех пожарных команд города.
     Этот  взрыв  унес еще несколько десятков человеческих жизней. Убытки от
пожара  были  колоссальные. Эксперты считали, что  взрывы  в трюме  парохода
"Махиа"  произошли  из-за  пожара.  Одна  из  бочек  с  "безобидным  грузом"
протекала, а возникшая во время погрузки при ударе одной из железных бочек о
металлическую переборку искра воспламенила разлившуюся в трюме жидкость.
     Почему произошел  взрыв,  оставалось также загадкой. Единственное,  что
было известно: на судне, помимо прочего груза, находилось 40 т хлоратов.
     0x01 graphic
     
     Месть капитана Беррутэ
     Едва  ли кто из  морских историков  возьмет сейчас  на.  себя  смелость
назвать точную причину потопления в 1873 г.  английского клипера "Нортфлит".
Гибель  этого  корабля,  в   свое  время  потрясшая  Европу,  для  историков
судоходства  остается  загадкой,  и  ее  по  праву  можно  отнести  к  числу
необычайных  происшествий  на  море. Этот  случай -- классический пример так
называемого  преднамеренного,  заранее продуманного кораблекрушения.  До сих
пор  гибель "Нортфлита" фигурирует  во многих антологиях  морских катастроф,
издаваемых за  рубежом.  Однако  ни в  одном  из  существующих описаний этой
катастрофы на разных языках не дано каких-либо объяснений причин, побудивших
испанского капитана Беррутэ решиться на столь тяжелое преступление.
     Вот краткие обстоятельства этого необычайного случая из истории морских
катастроф.
     Клипер  "Нортфлит" построили в  1853  г.  по заказу  хорошо известной в
Англии  судоходной фирмы "Джон  Паттон  и Компания". Это было  очень изящное
трехмачтовое судно вместимостью 951 рег. т, длиной около 60 м, шириной более
Юм  при  глубине трюма 7  м.  "Нортфлит",  в  основном, эксплуатировался  на
австралийской линии и относился к числу так называемых "шерстяных клиперов".
За 20  лет он, окупив  свою постройку  чуть  ли не  два  десятка раз, прочно
завоевал репутацию очень мореходного и быстрого на ходу судна.
     В   самом  начале   1873   г.  капитан  "Нортфлита"  Оатс   получил  от
судовладельцев  задание на очередной рейс в Австралию  за  шерстью. На  пути
туда корабль  должен был доставить на остров Тасмания, в порт Хобарт, партию
железнодорожных рабочих с семьями, рельсы и кое-какой генеральный груз.
     Приняв  в  свои трюмы  пассажиров,  340  т рельсов  и 260  т  генгруза,
"Нортфлит" 17 января 1873 г. снялся из Лондона, взяв курс на выход из Канала
в  Атлантический  океан.  В этом рейсе клипером командовал старший  помощник
капитана Ноуэлз (капитан "Нортфлита" был вызван в Скотланд-Ярд как свидетель
по  одному  уголовному делу).  Владельцы  без  всяких  колебаний  и сомнений
передали командование  кораблем Ноуэлзу, который не раз ходил в Австралию  и
имел капитанский диплом.
     Погода  не  благоприятствовала плаванию "Нортфлита":  сильный  западный
ветер, дувший с океана в  Ла-Манш,  не  давал возможности  выйти на просторы
Атлантики. Корабль  вынужден был сначала отдать якорь на  рейде Доунс, потом
--  у  мыса  Норт-Форленд. 21  января "Нортфлит",  попав  в зимний  циклон в
Английском Канале,  смог  достичь только Маргета. Он, как и две сотни других
парусников,  ожидал изменения  ветра  на  рейде в 2,5 милях  от  маяка  мыса
Данджнесс.
     К вечеру 22 января  ветер, наконец, стих и море успокоилось. "Нортфлит"
стоял на якоре, его капитан рассчитывал с рассветом сняться и направиться на
запад  в  океан.  Около 10 часов вечера  пассажиры  "Нортфлита"  отправились
спать.  Наступила  тихая и  ясная, но холодная ночь. Корабль мирно стоял  на
неподвижной водной глади.
     У руля на  кормовом люке дремал, укутавшись в тулуп, дежурный матрос. В
23  часа он прошел  на бак к  колоколу и  отбил склянки.  Слева, со  стороны
штагового огня, до его уха донесся перезвон десятков колоколов других судов.
Потом матрос возвратился на корму, снова сел на люк и продолжал дремать.
     Через несколько минут ему послышался шум паровой машины приближавшегося
парохода. Он открыл глаза и не поверил в то, что увидел. С правого  борта на
клипер надвигались огни парохода. Он шел  очень быстро, и расстояние до него
не превышало  сотни метров.  Матрос  протер глаза.  Но темная масса парохода
продолжала приближаться с неумолимой быстротой.  От ужаса матрос закричал. И
в тот  момент,  когда  выбежавший  на  этот крик  капитан Ноуэлз был уже  на
палубе, раздался страшнейший удар.
     Пароход ударил форштевнем почти  точно в середину борта  "Нортфлита", в
район главного трюма за грот-мачтой. Когда стихли треск ломающегося дерева и
скрежет металла, послышался стук паровой машины, которая отрабатывала задний
ход.  Форштевень парохода со  скрипом  выдернулся  из  борта "Нортфлита",  и
незнакомец, погасив все свои огни  и сделав  поворот, скрылся в ночи  так же
неожиданно, как и появился.
     Вместе с  командой  на  борту "Нортфлита" в  ту  минуту находилось  379
человек.
     Капитан Ноуэлз, которому было ясно, что клипер  вот-вот затонет, первым
делом  приказал спускать шлюпки и  зажечь на палубе  газовые  фонари.  Чтобы
привлечь внимание стоявших поблизости судов, он стал стрелять из ракетницы и
жечь  фальшфейеры.  Эти  сигналы  на некоторых  стоявших  на рейде  кораблях
приняли  за вызов лоцмана  судном,  на других -- за  приветственные  сигналы
пришедшего  на  рейд  судна.  В   то  время  еще.  не  существовало  особого
визуального сигнала  бедствия  -~  красных  ракет и огней.  Поэтому на белые
ракеты  "Нортфлита"  из  двухсот  судов, стоявших вокруг,  откликнулись лишь
лоцманский  куттер  "Принцесса", лоцманский куттер No 3  и колесные  буксиры
"Сити оф  Лондон" и "Мери".  Последний стоял на якоре почти  рядом и, быстро
подняв пары, подошел на помощь.
     Клипер  погружался, тяжелые рельсы тянули  его  ко дну, и  хотя команда
усиленно  откачивала воду  из  трюмов, помпы  не справлялись  с  вливавшейся
внутрь корабля водой. Приказ  капитана  посадить  в шлюпки в  первую очередь
женщин и детей вызвал у некоторых пассажиров-мужчин  не то что недовольство,
а  настоящий  гнев  и бешенство. Позже один из  очевидцев катастрофы  писал:
"Озверевшая толпа  перепуганных  и  потерявших  рассудок  людей  металась по
палубе от одной шлюпки к другой, сметая все на своем пути, ее бег походил на
движение стада бизонов".
     Едва  была  отдана команда  спустить две кормовые  шлюпки с женщинами и
детьми, как в них  сверху по талям бросились, как обезьяны, мужчины. Их было
много...  Переполненные шлюпки, зачерпнув бортом, пошли на дно, и почти все,
кто в них находился,  погибли в ледяной  воде.  Видя,  что озверевшая  толпа
рабочих готова захватить две другие,  уже висевшие на талях,  шлюпки, Ноуэлз
открыл стрельбу из револьвера. Ему помог некий Самуэль Бранд --  пассажир, у
которого  оказался с собой пистолет. Стрельба заставила толпу отказаться  от
попыток  захватить шлюпки, и она бросилась на бак клипера, но там  шлюпок не
было.
     Те, кто видел тонущий "Нортфлит" с других  судов, говорили, что  издали
клипер  с плясавшими  отблесками зажженных  на  палубе  фонарей и  с  толпой
метавшихся полуголых людей  походил на рисунки Густава Дорэ,  иллюстрирующие
ад Данте. Эта драма  происходила на  забитом  судами рейде почти  при полном
штиле. Ночная мгла  усугубила катастрофу, поскольку в темноте издали  трудно
было  понять,  что с кораблем случилась беда. Многие вахтенные стоявших в ту
ночь у Данджнесса судов  решили, что это какое-то судно зажгло свои палубные
огни, чтобы принять с подошедшего лихтера груз.
     На "Нортфлите" имелась одна сигнальная пушка. Но когда Ноуэлз приказал,
рассчитывая звуком выстрела привлечь внимание других судов, из нее стрелять,
заряд пороха поджечь не смогли -- запальное отверстие было забито ржавчиной.
Одно паровое  судно,  стоявшее в 100 м от "Нортфлита",  в это время, видимо,
ничего не  поняв, снялось с якоря и пошло на запад. Его команда  не ведала о
том,  что  рядом  гибнут  люди.  Другим  ближайшим  к  "Нортфлиту"  кораблем
оказался, как выяснилось  потом, клипер "Корона", который  стоял  на якоре в
300  м. Но на помощь он  не подошел. Оказалось, что его вахтенный  на палубе
спал и не видел происходившего.
     "Нортфлит" продержался на плаву всего 20 минут.  На месте великолепного
корабля  плавали  обломки,  бочки,  решетки и  барахтавшиеся в холодной воде
люди.  Подошедший к месту трагедии буксир "Сити оф Лондон" за 200 м вынужден
был остановить вращение своих гребных колес, чтобы не убить  и не покалечить
ими плававших в воде  людей. "Это было то же самое,  что идти в  темноте  по
комнате, где  на полу лежат куриные  яйца",  -- писал  в  своем отчете позже
капитан буксира. Он спас  с воды 34 человека, буксир  "Мери" -- 30  человек,
куттер "Принцесса" и лоцманский  куттер No  3  -- 22  человека  -- всего  86
человек. Остальные 293 человека, включая капитана и всех  офицеров  корабля,
утонули.
     Итак, "Нортфлит"  лежал  на дне рейда,  а протаранивший его  незнакомец
скрылся в ночи, погасив огни.
     Английское  управление  торговли,  начав  тут  же  расследование  этого
небывалого происшествия, объявило награду в  100  фунтов  стерлингов  любому
лицу,  кто  укажет пароход, потопивший "Нортфлит". Через  неделю в испанском
порту Кадис британский консул получил письменное заявление  от Самуэля Белла
и Джеймса Гудъива --  английских подданных, которые  только что высадились с
испанского парохода "Мурильо". В их заявлении подробно рассказывалось о том,
как они погрузились  на это судно  в Антверпене, как начался рейс, как они у
Дувра  высадили  лоцмана  и как  пароход пошел в сторону Данджнесса. В самый
момент удара оба англичанина находились в каюте. Почувствовав сильный толчок
и услышав  крики, они  выбежали  на палубу. Оба  видели, как "Мурильо",  дав
задний ход,  выдернул  свой  нос из  борта  неизвестного парусного  корабля,
стоявшего на якоре, погасил  свои  огни и  ушел в сторону открытого моря.  В
заявлении говорилось, что они просили  капитана парохода Беррутэ  остановить
судно,  спустить на  воду шлюпки и  оказать  тонущему  паруснику помощь.  Но
испанский капитан выгнал их из своей каюты...
     Вмешательство  британского консула  в  Кадисе привело к тому,  что  над
командой парохода "Мурильо"  назначили суд, а на судно наложили арест. Но на
этом  суде  никто не мог доказать,  что "Мурильо" налетел  и потопил  именно
"Нортфлит", хотя нос парохода был поврежден и  всем было очевидно, что судно
во  что-то  врезалось.  Заявление,  поданное   англичанами,  суд   отказался
рассматривать, признав его предвзятым. Арест с парохода был снят.
     Прошло  восемь месяцев,  и 22 сентября  1873  г.  "Мурильо" оказался  в
английском порту Дувр.
     Решением адмиралтейского суда Великобритании он был там  задержан и его
команда  арестована.  Под  давлением  общественности  страны  над  испанским
пароходом был снова назначен суд. В числе спасенных  с "Нортфлита"  оказался
лоцман  корпорации  "Тринити  хауз"  Джордж Брак, боцман  судна  Джон Истер,
несколько матросов и пассажиров, которые выступили как свидетели.
     На основании решения суда "Мурильо" продали с молотка, капитан Беррутэ,
который так ни в чем  и не признался,  лишился капитанского звания и получил
пять лет каторги, а его офицеры -- чуть  меньший срок. И до сих пор никто не
может  точно  утверждать,  что именно  произошло между капитаном "Нортфлита"
Оатсом и капитаном Беррутэ. Большинство английских историков флота полагает,
что это была месть.  Вероятнее всего, дело было  связано  с тем, что капитан
Оатс выступал  в качестве  свидетеля по уголовному делу некоего Тичборна,  в
котором был замешан, видимо, и испанец. Но это лишь предположение.
     О  "Нортфлите"  снова  заговорили спустя  24  года  после  его  гибели.
Некоторые  исследователи  пришли  к  заключению,  что  столкновение  у  мыса
Данджнесс в 1873 г. носило чисто случайный характер. Они пришли к этой мысли
после того, как у того же Данджнесса произошел почти  аналогичный (на первый
взгляд) случай (о нем мы уже упоминали).
     В 1890 г. в  Англии, на верфях Хэндерсона в Патрике, по  заказу Франции
построили гигантский стальной пятимачтовый барк, который назвали "Франс". Он
имел дедвейт 6200 т, длину 109,6 м, ширину 14,8 и высоту борта 7,8 м.
     В  истории  мирового судостроения было  построено всего шесть  стальных
барков  с  пятью мачтами:  "Франс",  немецкие  "Мария  Рикмерс"  (1890  г.),
"Потоси" (1895 г.) и "Р. Ц. Рикмерс" (1906 г.), французский "Франс-II" (1911
г.) и датский "Копенгаген" (1921 г.).
     Во  время  первого рейса из Англии в Рио-де-Жанейро с грузом угля барку
"Франс"  не  хватило  одного  дня, чтобы  установить  новый рекорд  скорости
парусного судна на этой линии (32 суток). На обратном рейсе "Франс" с полным
грузом  чилийской селитры  после 79-дневного перехода встал на якорь у  мыса
Данджнесс.  Барк ожидал  буксир, который  должен  был  отбуксировать  его  в
Дюнкерк для разгрузки.
     Стояла ясная темная ночь 25  января 1897  г. Вахтенный "Франса" увидел,
что какое-то судно быстро приближается со стороны океана и правит прямо им в
борт.  На  палубе барка  стали  жечь  фальшфейеры.  Заметив  их,  корабль  в
последнюю  минуту  изменил  свой  курс  и  дал  задний  ход. Но столкновения
избежать не удалось, барк  получил в правый борт у кормы, сильный скользящий
удар.  Обшивка  была   содрана,  выломано  несколько  шпангоутов,  разрушена
капитанская каюта,  снесены шлюпка и  поручни. На счастье, дело обошлось без
человеческих жертв. Только быстро  включенные водоотливные насосы и  вовремя
заведенный под пробоину пластырь спасли "Франс" от затопления.
     Налетевшим на него  кораблем  оказался  английский крейсер  "Бленхейм".
Дело  о столкновении  слушалось  в  адмиралтейском  суде.  Командир крейсера
заявил,  что  при приближении  к своему якорному  месту на рейде  Данджнесса
увидел там стоящие на якоре два  судна и, не предполагая, что парусник может
иметь такие большие размеры, хотел провести свой корабль... между ними.
     Выяснилось, что капитан "Франса"  по своей инициативе, дабы подчеркнуть
размеры  своего  барка, зажег,  помимо  штагового  огня,  еще  и гакабортный
(правила  тех лет этого не предусматривали). Это и сбило с  толку  командира
крейсера,  который шел 13-узловым  ходом.  Суд  снял  обвинения  с  капитана
Форгарда, и вся ответственность за столкновение была возложена на французов.
     После этого происшествия  испанцы пытались доказать, что нечто подобное
произошло   с  капитаном  Беррутэ,  который,  якобы,   видя  штаговый  огонь
"Нортфлита",  прошел с другой его стороны. Однако эту версию скоро оставили,
и гибель "Нортфлита" навсегда вошла в  летопись морских катастроф как пример
"преднамеренного кораблекрушения".
     Но эта драма не прошла бесследно для безопасности мореплавания:  в  том
же 1873 г.  в Англии Управление торговли ввело  новые правила  о  применении
терпящими бедствие судами красных ракет и фальшфейеров. Вскоре это  правило,
войдя в свод правил предупреждения столкновений судов, стало международным.
     Страховое возмещение
     В  половине пятого утра 3  января 1933 г.  вахтенный помощник  капитана
французского лайнера  "Ла  Атлантик"  совершал  очередной  патрульный  обход
судна. На палубе "Б", в центральном салоне первого класса он увидел молодого
стюарда,   который   усердно  подметал  крытую  линолеумом  палубу.  Офицеру
показалось,  что  в  помещении  салона  полно пыли,  которую,  как он  решил
поначалу,   поднял   своей  метлой  стюард.  Он  с  руганью  набросился   на
растерявшегося парня:
     --  Ну  что ты  здесь  пылишь?  Поднял целую завесу! Что, тебя  еще  не
научили обращаться с метлой?
     Стюард  перестал мести  и с недоумением уставился  на офицера. Он повел
носом, потянул воздух и ответил: "Простите, господин офицер, но это не пыль,
это же дым".
     Они оба, офицер и стюард, выбежали  из салона в  коридор правого борта.
Из  двух смежных, закрытых  на  ключ кают первого класса,  где были  сложены
матрацы,  сквозь щели дверей  пробивался  светлый  серый дым.  Офицер  нажал
кнопку  автоматического  сигнала  звонков  пожарной  тревоги  и бросился  на
верхние  палубы искать капитана. Второй  штурман  на  мостике выключил общую
систему   вентиляции   судна   и  нажал   кнопку   закрытия   автоматических
противопожарных дверей.
     Это случилось на борту третьего по величине во Франции и двенадцатого в
мире лайнера, который за несколько часов до этого, 3 января 1933 г. вышел из
Бордо  в  свой  необычный рейс. Необычный потому, что  на его борту,  вместо
положенных 1200 пассажиров  и 670  членов экипажа, находилось всего лишь 229
моряков перегонной команды. "Ла Атлантик" следовал в
     Гавр,  где должен был  стать в  сухой  док для  очистки подводной части
корпуса.
     Когда  аварийная  пожарная  партия,   возглавляемая  первым  помощником
капитана  Гастоном, прибыла  на  палубу "Е", огонь из  двух смежных  кают  у
центрального салона уже распространился дальше. Как  уже говорилось,  каюты,
из которых вначале  валил светлый  едкий дым,  были  заперты на ключ. Гастон
послал матроса за ключами на ходовой мостик. Прошло всего несколько минут, а
из-за  дыма  и жара к  каютам уже  невозможно  было подойти. Хотя на лайнере
имелась  система  пожаротушения, четыре  группы насосов  водяного  тушения и
система углекислотного  тушения, растерявшиеся  офицеры  корабля  не  успели
применить ни один из них. Пока матрос бегал за ключами, дым заполнил проходы
и  коридоры  по  всей  палубе "Е",  а  пламя,  вырвавшись  из  кают,  начало
распространяться  по судну. На перекрестках коридоров и проходов  палубы "Е"
бушевали огненные вихри, окутанные серым дымом.
     Капитан лайнера Шофс, видя, с  какой  быстротой распространяется огонь,
пожалел,  что  Ю минут  назад  приказал  радисту  дать в правление  компании
радиограмму: "На  борту  ночью  вспыхнул  пожар. Необходимые  меры  приняты.
Следую  в Шербур". Всем, кто находился в эту минуту на горящей палубе, стало
ясно,  что  своими силами  огонь не  одолеть. Требовалась немедленная помощь
спасателей, и  капитан  Шофс  снова  направился на верхнюю  палубу в судовую
радиостанцию. Когда он  подошел к лифту, на судне погас свет. Капитан ощупью
шел по задымленным коридорам, ища трап. Наконец с закрытыми глазами он начал
подниматься наверх. Нужно было преодолеть пять  палуб. Голова его кружилась,
глаза слезились. Кое-как добравшись  до  палубы  мостика, теряя  сознание от
удушья, капитан успел крикнуть радисту: "Пошлите SOS".
     Услышал  звонки  пожарной  тревоги,  старший   механик  лайнера  Сенсир
проснулся и быстро  надел комбинезон. Через минуту, пробегая по коридору, он
споткнулся о  лежащее  на палубе  тело.  Это был  старший  помощник капитана
Гастон,  который  в  задымленном  коридоре потерял сознание. Сенсир  положил
старпома  на диван в  своей каюте и привел его в чувство, но не прошло  и 10
минут, как выход из каюты был  отрезан огнем. Единственным  путем к спасению
оказался иллюминатор в борту, на высоте 18 м от уровня воды.
     Сигнал  бедствия  был  передан в  эфир  несколько раз.  Радист не успел
настроиться на международную  частоту бедствия  и работал где-то в районе ее
диапазона.  Слабые  сигналы SOS были приняты  радистами военно-морских баз в
Шербуре и в Бресте.  Радисты  ретранслировали сигнал бедствия несколько раз.
На  призыв  о помощи  откликнулись английский пароход "Форт Касл" и немецкие
пароходы "Рур" и "Аллегро".
     Придя в сознание, капитан Шофс увидел, что пламя уже достигло шлюпочной
палубы. Поняв,  что дальнейшие попытки погасить огонь ни к чему не приведут,
он  приказал экипажу покинуть судно.  Но эта команда  не дошла до  машинного
отделения лайнера.  Там, внизу, даже и  не знали о  пожаре,  и  когда  перед
спуском  шлюпок  на  воду вниз передали уменьшить  ход, вахтенные механик  и
мотористы, были крайне удивлены: "Что, уже Гавр? Как, неужели подходим?"

     Огонь  уже бушевал  по  всему  лайнеру, и оставалось всего две  шлюпки,
которых он еще не коснулся. Хотя пламя полыхало в двух метрах от них, первую
шлюпку  спустили на воду  вполне удачно,  но  при  спуске второй лопнули  ее
носовые тали (видимо, их коснулся огонь),  и шлюпка в вертикальном положении
повисла вдоль борта, у воды.  Моряки  сбросили с палубы несколько деревянных
плотов-скамеек.
     Машинная  команда узнала о пожаре лишь  тогда, когда прекратилась связь
между мостиком и машинным  отделением. В  панике мотористы  и  механики, ища
выхода на верхние палубы, бросились наверх и, попадая в задымленные коридоры
и проходы, теряли сознание. Так в дыму задохнулось 19 человек.
     Когда наконец  подошла  помощь, гигантское  судно было почти  полностью
охвачено  огнем по  всей своей 227-метровой длине.  Горели одновременно  все
девять  палуб  лайнера.  Плавучий   палас-отель  с  его  шикарными  люксами,
ресторанами,  салонами,   теннисными   кортами,  плавательными   бассейнами,
кинотеатром и  церковью представлял  собой  адский костер. Следует добавить,
что еще  до того, как заметили пожар, когда  лайнер вышел на траверз острова
Ушант,  в  Английском Канале задул юго-восточный  шторм. И,  конечно,  столь
быстрое распространение огня по кораблю объясняется действием сильного ветра
и тем, что часть иллюминаторов в пустых каютах оставалась открытой.
     Горело   все   --   каюты,   салоны,   коридоры,    горела   знаменитая
"Рю-де-Атлантик" лайнера --  своего рода улица,  на которой были расположены
киоски самых модных парижских магазинов и салонов.
     Первым на помощь подошел  голландский  пароход  "Ахилдес", затем "Рур",
"Аллегро" и "Форт  Касл",  но  спущенные  с этих судов шлюпки из-за сильного
жара  не смогли приблизиться к лайнеру  и  на сотню  метров. Членам  экипажа
"Атлантика",  которым  не досталось  места  в единственной спущенной на воду
шлюпке, пришлось прыгать за  борт и спасаться вплавь -- плоты-скамьи отнесло
от судна  штормом. Первым в воду прыгнул судовой врач Жулемье, через полчаса
его  спасла  шлюпка с "Ахиллеса". Последним покинул судно капитан Шофс,  его
подобрали в шлюпку с воды...
     Все  еще  горевшее, окутанное  густым белым дымом, оставленное  людьми,
исполинское судно с  застопоренными машинами начало дрейфовать под  ветер на
северо-запад,  к берегам Англии. Скорость  его  движения составляла  около 3
миль в час.
     К  утру  4  января горящий призрак находился в 2  милях от  английского
острова  Уайт,  где тысячи его  обитателей  собрались  на прибрежных  утесах
посмотреть на столь впечатляющее зрелище -- "дрейфующий по морю костер".
     Смотрители маяков Портланд Билл  и  Уэймаут  отчетливо видели в бинокли
вырисовывающийся из предрассветного мрака  дымящийся  корпус  судна с  тремя
большими  черно-желтыми  трубами, фок-мачта лайнера лежала поперек палубы. В
одних местах корпус судна остался серым, в других он  стал рыжим или черным.
Над морем вокруг корабля клубился пар, из сотен открытых иллюминаторов валил
густой серый дым. "Атлантика дрейфовал, имея крен 15° на левый борт.
     Английское Адмиралтейство опасалось, что дрейфующий и  все еще горевший
лайнер станет  причиной  пожаров на кораблях, стоявших на рейде в Соленте, и
поэтому  обратилось  к французским властям с ультимативным требованием любым
способом  остановить дрейф этого гигантского "брандера". Последним ничего не
оставалось, как потопить опасное судно, расстреляв его из орудий. Эту задачу
возложили  на капитана вспомогательного  крейсера "Поллукс". Когда "Поллукс"
подошел  к  "Атлантику",   чтобы  выполнить  свою  печальную  миссию,  ветер
неожиданно изменил  направление:  "Ла  Атлантика  стал  дрейфовать  в другую
сторону, и опасность поджога судов миновала.
     На этом,  казалось бы, можно и закончить  рассказ о  трагической гибели
лайнера  "Ла Атлантик". Но события только начинали  разворачиваться. Корпус,
хотя и полностью  выгоревшего лайнера представлял собой лакомый кусочек  для
фирм,  занимающихся  спасением, буксировкой  и сдачей судов  на  металлолом.
Шутка ли  сказать: 227  м  длина, 30 м ширина, четыре паровые  турбины общей
мощностью 45 тыс. л. с... Сотни тонн стали и  цветных металлов.  Поэтому  не
удивительно,  что  "Атлантик"  оказался  желанным призом. С  двух  сторон  к
брошенному исполину устремились одновременно шесть
     буксиров.  Из  Бреста  и  Шербура  на  полном  ходу  вышли  французские
спасатели  "Минотавр",  "Абейл-24"  и  "Ираиза".  Но  первыми к  "Атлантику"
подошли голландские буксиры фирмы "Л. Смит  и К0"  -- "Вите Зее",
"Роде Зее", "Лаувер Зее". Они обошли несколько раз вокруг все еще дымящегося
корпуса лайнера и остались ждать в дрейфе до утра -- до  "лакомого  кусочка"
было не дотронуться, он шипел в полном смысле этого слова.
     Ночью  над Ла-Маншем пронесся шквал дождя, а  утром на  воду  спустился
туман.  Когда  он  рассеялся,  у останков  "Атлантика" уже были  французские
спасатели из  Бреста.  Вскоре  шесть  капитанов-спасателей увидели, что  "их
полку  прибыло":  подошли  буксиры  --  английский  "Мастодонт"  и  немецкий
"Самсон". Тут голландский буксир "Роде Зее" приблизился к  еще теплому борту
и  забросил  на палубу линь,  как  бы символизируя этим свое право на  приз.
Чтобы  не  остаться  не  у  дел и  показать  свое  участие в деле  спасения,
французский  буксир "Ираиза" также подошел  к  борту лайнера и начал  в  его
иллюминатор лить  воду (вот, мол, я тушил пожар).  После этого "Минотавр"  и
"Абейл-24" почти одновременно подошли к корме "Атлантика" и забросили на его
ют  по  линю,  подняли  по  ним  шкентеля  с мусингами,  по  которым матросы
поднялись  на  палубу.  Потом  случилось так,  что  в 13 часов,  к изумлению
голландцев и  англичан, на флагштоке сгоревшего лайнера взвился  трехцветный
французский флаг, а с  кормовых кнехтов лайнера  на "Минотавр" и  "Абейл-24"
было подано два стальных троса.
     Буксировка  приза  началась.  Но  не  прошло  и  10  минут, как  лайнер
остановился. Французы решили, что он сел на мель. Но оказалось, что пока они
заводили буксирные концы на корму, голландские буксиры "Витте Зее" и "Лаувер
Зее" подошли с носа и сделали то же самое. Вспомогательный крейсер "Поллукс"
поднял на фалах сигнал, чтобы голландцы отошли, но последние не обратили  на
него никакого  внимания. Более того, их  третий спасатель "Роде Зее"  развил
ход до  максимума и, как ни в  чем не бывало, прошел между  кормой лайнера и
двумя  французскими буксирами  -- оба троса  оказались перерезанными  винтом
буксира... Тогда "Абейл-24"  также с полного хода бросился на натянутый трос
голландца. Но капитан  последнего дал полный задний ход и пропустил француза
по  носу.  Теперь "в упряжке" остались  один  француз и с другого конца  два
голландца. Французский буксир  "Ираиза" направился к носу "Атлантика". Зыбью
его  отнесло на буксирный  трос  голландцев. Французы,  не  долго думая, его
переруби
     ли. Во  время  этого  маневра "Ираизу" зыбью навалило  кормой  на  борт
"Атлантика", и, получив  сильное повреждение, француз  удалился  "зализывать
раны" в Шербур.
     5  января, в 21 час к борту "Атлантика"  на французском буксире "Рамье"
вместе с пятнадцатью членами своего экипажа прибыл капитан  Шофс. Как только
капитан  со  своей  абордажной  партией  перебрался  на  борт своего  судна,
голландские моряки,  находившиеся на  лайнере, приняли  буксирный  конец  от
немецкого спасателя "Самсон" и закрепили его на  кормовых кнехтах.  Несмотря
на яростный  протест капитана Шофса,  немцы  начали буксировку.  Тогда  Шофс
обратился  за помощью  к  "Поллуксу": последний не замедлил  перерезать трос
немецкого   буксира.   Теперь    среди   "спасателей"   снова   установилось
относительное  равновесие.  Заметим,  что все  это происходило  в обстановке
довольно крепкого ветра и сильной зыби, которая шла со стороны океана. И вот
небольшой просчет в маневре  капитана  Пичардема -- и "Абейл-24"  прижало  к
борту "Атлантика". При этом одному французскому офицеру раздробило обе ноги.
Несчастный  случай отрезвил  алчных  капитанов,  и  они  прекратили  склоку,
устроили совещание, на котором  был  разработан план  совместных действий. 7
января "Атлантик" общими усилиями был отбуксирован в Шербур.
     Когда страховщики поднялись на борт лайнера, они видели жуткую картину:
все пассажирские помещения, находившиеся на спардеке от палубы "А" до палубы
"Е", выгорели  дотла, а металл обоих бортов прогорел почти насквозь до самой
ватерлинии.  Все  перекрытия  в  салонах  обрушились,  внутри  лайнера  было
обнаружено девятнадцать трупов,  из  которых  удалось  опознать только  два.
Паровые турбины лайнера получили сравнительно небольшие повреждения  и, если
бы  корпус  остался   цел,  их  имело  бы  смысл  восстановить.  Демонтаж  и
последующий  ремонт  с установкой  их  на  каком-либо другом  судне не имели
смысла с финансовой точки зрения.
     На следующий  день  после того как  сгоревший "Ла  Атлантика  привели в
Шербур, французский коммерческий суд департамента Сены назначил следственную
комиссию для  установления  причины  пожара  и  урегулирования  спора  между
владельцами, страховщиками и спасателями.
     Поскольку внутренние  помещения лайнера  выгорели  дотла  и  в  корпусе
фактически не  осталось ни одной целой деревянной вещи, эксперты по вопросам
пожаров на судах зашли в тупик. Они не могли утверждать что-либо конкретное.
Французская  пресса  терялась  в  догадках:  газета  "Пари  Мач",  например,
относила это происшествие к числу "непредвиденных на море
     случайностей",  считая,  что дело случая,  а "Пти Паризьен" утверждала,
что "Ла Атлантик" подожгли умышленно сами же владельцы.
     "Зачем  такой солидной  фирме как  "Компани  навигасьен  Сюд  Атлантик"
лишать  себя своего лучшего  судна? -- не соглашалась "Пари Мач".  Ведь  его
киль  был  заложен  в самом  конце  1928 г.,  и лайнер успел  сделать  всего
несколько  рейсов  через океан  и  еще не  принес  ощутимых  прибылей  своим
хозяевам".
     Что  бы там ни было, но  страховщики категорически отказались выплатить
владельцам полную сумму, на которую  был застрахован  "Ла Атлантик",  -- 350
млн. франков.
     Суд определил размер страхового возмещения в 170 млн. франков.
     Каким  образом  страховщики  доказали  при разборе  дела  о пожаре  акт
диверсии, нам  неизвестно. Французская печать тогда об этом умолчала. Однако
некоторые обозреватели  и  комментаторы  английской морской  печати  в своих
статьях по  пожару "Ла Атлантика" еще до  начала войны утверждали, что "дело
не обошлось без участия самих владельцев лайнера".
     Вообще, поиски причины этого странного пожара следует начинать не с той
штормовой  ночи 3 января 1933  г., а с момента, когда  правительство Франции
отказалось  продлить  судоходной  фирме  "Мессажери  Маритим"  концессию  на
перевозку почты  на линии Европа -- Южная  Америка.  После окончания  первой
мировой  войны эта концессия досталась  вновь созданной компании "Навигасьен
Сюд Атлантик", флот которой был собран из случайно уцелевших торговых судов.
Чтобы  выполнить  свои   обязательства,  фирма  решила   построить  огромный
четырехвинтовой  турбоход,  который  смог  бы   выдерживать   конкуренцию  с
пассажирскими лайнерами  других  стран.  После  первой  мироны  и  войны  на
южноамериканской  линии,  которая считалась  весьма  прибыльной, вели  между
собой  ожесточенную  борьбу  в  основном  три  судоходных  компании  Англии,
Германии и Италии -- "Роял Мейл лайн", "Гапаг" и "Италия линиа".
     Первую компанию представляли лайнеры -- люкс "Алькантара" (22  000 рег.
т) и "Астариас" (22 000 рег. т),  вторую  -- "Кап Анкона"  (27 000 рег. т) и
третью  -- "Аугустус" (30  400 рег. т). который в 1927 г. был  самым большим
пассажирским судном мире.
     По всем расчетам фирмы "Компани навигасьен Сюд Атлантик" их новое судно
валовой вместимостью свыше 42 000 рег. т, имевшее еще более шикарную отделку
салонов и кают, должно было затмить конкурентов и переманить  основной поток
пассажиров.  Но  этого  не  произошло:  "Атлантик" оказался  тихоходом.  Его
расчетная крейсерская скорость должна была составлять 21 узел, но фактически
он  не мог дать более 19 узлов и, выходя  из  Бордо  или Шербура с одним  из
перечисленных выше лайнеров, достигал берегов Южной Америки на полтора суток
позже. С  каждым очередным  рейсом  на  его  борту  оказывалось все меньше и
меньше пассажиров, и дело  кончилось тем, что этот плавучий палас-отель стал
совершать  балластные  пробеги через океан,  принося  своим  владельцам одни
убытки.  Фактически те, кто  проектировал этот лайнер  для  южноамериканской
линии,  недостаточно  хорошо изучили  конъюнктуру и  спрос  на  пассажирские
места.
     Владельцы  "Атлантика"  наверняка остались бы  в  игре,  заказав на эти
деньги  два лайнера по 22 000  рег. т, но более  быстроходных, со скоростью,
скажем, узла 23  -- 24. "Ла Атлантик" же был построен  с расчетом на то, что
основную прибыль владельцам  будут  приносить  488  мест  "люкса"  и первого
класса (второй класс мог принять только 88 пассажиров,  а третий  -- 662). И
хотя "Атлантик" к  моменту своей гибели занимал  двенадцатое место в мире по
регистровой вместимости, он в последние свои рейсы через океан  брал на борт
десяток,  другой  пассажиров  класса  "люкс",  человек  50 второго класса  и
Человек 300  -- 350 третьего класса. Богатые дельцы и коммерсанты заказывали
билеты на более быстроходные лайнеры.
     Попытка,  предпринятая  владельцами   поставить  "Атлантик"   на  линии
Северной  Атлантики,  еще  больше  подорвала  авторитет  этого  судна. Лавры
первенства -- знаменитый  приз Атлантики за лучшую скорость "Голубая  Лента"
-- делили  между собой такие ветераны, как  английская  "Мавритания"  (32000
рег. т), немецкие "рысаки" "Бремен" и однотипная с ним "Европа" (51 700 рег.
т), итальянский "Рекс"  (51 100  рег. т).  Первое  судно,  которое англичане
называли  "старой  доброй леди  Атлантики",  в  течение  двадцати  двух  лет
удерживало  рекорд скорости.  Ее  паровые турбины  мощностью  78  000 л.  с.
обеспечивали  максимальную   скорость   27   узлов.   "Бремен"  и  "Европа",
оборудованные турбинами по 12 000 л. с., регулярно ходили  со скоростью 27,5
узла.  Такую  же скорость имел красавец  "Рекс", хотя в  его  турбинах  было
мощности на  Ю 000 л.  с. больше. "Атлантику" со своими  19 узлами на линиях
Северной Атлантики, как говорится, нечего было делать.
     И вот финал  -- преднамеренный поджог судна, акт по законам всех времен
и  народов  преступный --  уничтожение  собственного же  имущества  в  целях
получения   страхового   возмещения.   О   том,   что   это   был    поджог,
свидетельствовало следующее.
     1.  Пожар  произошел  во  время  рейса,  когда  на  лайнере  находилось
минимальное количество людей. Это давало поджигателям надежду, что дым будет
замечен не сразу и пожар успеет разгореться.
     2. Пожар  вспыхнул одновременно в двух  смежных  каютах, где  хранились
запасные матрацы, причем каюты были заперты на ключ.
     3.  Пожар начался перед рассветом, в тот момент, когда лайнер находился
в море, вдали от берегов.
     4. Через  несколько  минут после начала  пожара в каютах изменился цвет
дыма:  вместо  светло-серого  он  сделался  почти  черным  (что  говорило  о
присутствии каких-то химических веществ).
     5.  Столь быстрое распространение  огня, по мнению экспертов,  не могло
иметь место (даже при открытых иллюминаторах), если бы горели только матрацы
и деревянная отделка переборок кают.
     Учитывая  изложенное,  можно предположить, что перед выходом лайнера из
порта  в каюты первого класса  на  палубе "Е" был помещен какой-то  прибор с
часовым механизмом, который сработал в наиболее подходящее  для поджигателей
время. Матрацы и, видимо, ковры в каютах были смочены быстровоспламеняющимся
составом.  Вероятно,  те, кто задумал  уничтожить судно,  в расчет приняли и
штормовую ветреную погоду.
     Но хотя  в буквальном смысле  судно выгорело  полностью, "не  выгорело"
полностью  дело.  Владельцы  от  страховщиков  смогли  получить лишь  только
половину  того,  на что  рассчитывали. На вырученные  деньги  фирма "Компани
навигасьен Сюд  Атлантик" построила турбоход "Пастер" (29 253 рег. т).  Этот
лайнер уже имел скорость 25 узлов. Но по иронии судьбы он не сделал тогда ни
одного  коммерческого  рейса:  война отложила  его первый рейс  из  Бордо 14
сентября 1939 г;  на неопределенный срок. В 1940 г. "Пастер" нашел убежище в
канадском  порту  Галифакс,  где  был  переоборудован  союзниками  в военный
транспорт.  Владельцы получили его назад лишь после  окончания войны. В 1950
г. "Пастер" был продан Западной Германии, которая использовала его на разных
линиях, включая линии Северной Атлантики.

     "Самый безопасный лайнер"
     Тому, кто  входил в здание судоходной фирмы "Уорд лайн" в Нью-Йорке  на
Пятой Авеню и  покупал  билет на лайнер, кассир с  улыбкой  вручал небольшую
брошюру.  Она начиналась словами:  "Наши  лайнеры "Морро Касл"  и  "Ориентэ"
оборудованы  самыми  совершенными  средствами,  обеспечивающими Вашу  личную
безопасность во время морского путешествия. Это самые современные передающие
и   принимающие  радиостанции,   радиопеленгаторы,   автоматические  датчики
сигналов  тревоги, системы  определения  очагов пожара,  новейшие химические
средства  автоматического  тушения огня,  гирокомпасы Сперри, авторулевые  и
многие другие приборы,  которые  Вы  сможете  увидеть  своими  глазами.  Оба
лайнера построены по последнему слову американской техники и являются самыми
безопасными кораблями в мире".
     Купив  билет и  пробежав  глазами  первую страницу  брошюры,  пассажир,
выходя из шикарного холла "У  орд  лайн" на  улицу,  оставлял  за стеклянной
дверью  остатки сомнения в своей личной  безопасности в  предстоящем морском
путешествии.  Лайнеры  этой компании  слыли  отличными  судами:  просторные,
быстроходные,    комфортабельные    и    красивые.   В   те   мрачные    для
капиталистического мира 30-е годы американская фирма "Уорд лайн", с огромным
трудом   выдерживая  жестокую   конкуренцию  со  стороны  других  судоходных
компаний,  сделала  отчаянную попытку "остаться в игре", заказав за  бешеные
деньги плавучий палас-отель --  "Морро Касл" -- роскошный лайнер, отвечавший
самым изысканным  вкусам  магнатов Уолл-стрита, привыкших  путешествовать  с
комфортом.
     Это судно являлось последним криком американской моды, науки и техники.
Достаточно  сказать,   что  его  турбоэлектрическая  установка  обеспечивала
экономичный ход  в 25  узлов. "Морро Касл" без особых  усилий мог отобрать у
немецких лайнеров "Бремен" и  "Европа" приз -- "Голубую Ленту Атлантики". Но
владельцы  "Уорд лайн" делали иного рода ставку на свое новое детище. Лайнер
поставили на так  называемую  "пьяную линию" -- Нью-Йорк  -- Гавана.  В годы
"сухого закона" это  было  более чем выгодно.  Романтика знойной  Кубы с  ее
чарующими ритмами румбы и ла-конги, а главное -- почти с бесплатными ромом и
женщинами привлекала тысячи
     американцев,  которым  "сухой закон" оказался в тягость.  Янки  толпами
рвались в "Ла  Тропикану" -- знаменитое кабаре под пальмами, и в  три тысячи
баров, которые насчитывала тогда Гавана.
     С  января  1930  г.   до  осени  1934  г.   "Морро   Касл"  сделал  173
сверхприбыльных  рейса  на  Кубу.  Каждую субботу  пополудни он, нагруженный
тысячью  "нелюбителей  выпить",  покидал Нью-йоркскую гавань, брал  курс  на
Гавану  и ровно через  два дня плавания и 36 часов стоянки в кубинском порту
снова возвращался в Нью-Йорк,  швартуясь  к  пирсу в следующую субботу  рано
утром.  Такой  график движения  за четыре года ни разу не  был нарушен  даже
знаменитыми  вест-индскими  ураганами  --  истинным  бичом   мореплавания  в
Карибском море.
     Лайнером  командовал  опытнейший  капитан фирмы "Уорд  лайн"  -- Роберт
Уилмотт, верой и правдой прослуживший ее владельцам три десятка лет.
     Странная смерть капитана Уилмотта
     Вечер 7 сентября 1934 г., "Морро Касл" заканчивает 174-й рейс Гавана --
Нью-Йорк. Через  5 часов его вахтенный штурман на  траверзе плавучего  маяка
"Амброз" ляжет  на  новый  курс  и, пробившись сквозь  пароходную  толчею на
Ист-Ривер,  подаст швартовы  на пирсе No 13 компании "Уорд лайн". Таможенный
досмотр,  традиционное  объявление  по судовой  трансляции  --  "Допейте или
оставьте в ваших каютах ром" -- и толпа осоловелых пассажиров снова окунется
в чрево "Города желтого дьявола".
     Никто не знает, о  чем думал капитан Уилмотт, подставив  свое загорелое
лицо  ветру, стоя на правом крыле  ходового мостика. Может быть, он  думал о
жене и детях, которых через  5 часов  увидит на пирсе. Сейчас Уилмотта ждали
пассажиры. Они уже давно собрались в салоне, предвкушая начало "капитанского
банкета"  в честь окончания веселого плавания. Такова  была  традиция  фирмы
"Уорд лайн".
     Снизу  на  ходовой  мостик  доносились музыка, пение и смех  обитателей
"люксов" и первого класса,  собравшихся в салоне палубы "А".  Уилмотт  знал,
что ровно в 7  часов пассажирский помощник  объявит  начало  праздника,  над
столиками взлетят разноцветные шары, змеями взовьются ленты серпантина.
     Но Уилмотт не  оказал чести  пассажирам своим присутствием  в салоне за
капитанским столом.
     --  Вахтенный!  Пусть на  банкете  объявят,  что  капитан себя  неважно
чувствует  и  приносит  свои  искренние  извинения.  Ужин  подать  в  каюту.
Позвоните мне,  когда будем на траверзе  "Скотланда", --  это были последние
слова   Роберта   Уилмотта.  Через   час  судовой  врач  Де  Витт  Ван  Зейл
констатировал  его смерть. Капитан  был  найден  полураздетым в  ванне.  Его
форменная тужурка валялась  на ковре. Судороги  свели его  посиневшее  лицо,
голова беспомощно свисала на грудь.
     --  Капитан  мертв. Явные признаки отравления каким-то сильным ядом, --
сказал врач, захлопывая свой докторский чемодан.
     -- Он  ужинал,  но  посуды  в  каюте нет,  --  заявил  стюард,  который
обслуживал капитана.  -- Примерно  час назад  я  принес  сюда поднос  с  его
ужином,  но не успел убрать его. Из наших сюда никто,  кроме меня,  не смеет
заходить.
     Известие  о  смерти капитана  разнеслось  по  кораблю. Смолкла  музыка,
исчезли смех  и улыбки на  лицах. Банкет отменили, и пассажиры, разговаривая
вполголоса,  стали расходиться по своим каютам. Нет, нельзя сказать, что эта
смерть выбила  из  колеи  пассажиров. Для большинства из них, которые  и  не
знали в лицо Уилмотта, это известие просто было неприятным.
     --  Никто не вечен  на этом грешном  свете, --  рассуждали  они. -- Это
может случиться с каждым из нас. Выпьем за помин капитанской души в каюте.
     И люди  продолжали пить в каютах. Они знали,  что наутро в силу вступит
"сухой закон".
     Согласно  существующим морским правилам  в должность капитана  заступил
старший помощник. Это был  Уильям Уормс --  опытный и бывалый моряк. Первое,
что он сделал, -- отдал  последнюю дань уважения своему капитану -- приказал
вахтенному  штурману  приспустить  кормовой  флаг.  Затем,  дав  радиограмму
владельцам судна в Нью-Йорк, вступил в свои новые обязанности.
     Наступила ночь. Снизу, из чрева плавучего города  на мостик  доносились
гул паровых турбин и  вой электромоторов.  Несмотря  на траур,  в салонах  и
барах  лайнера  оставались  посетители.  В  основном  это  были  закоренелые
пьяницы. Стюардам приходилось буквально разносить их на руках по каютам.
     Уормс решил оставаться на мостике до прихода судна в порт. Он знал, что
в  полученном  по  радио  прогнозе  погоды "Морро  Касл" войдет  близ  маяка
"Скотланд" в полосу 8-балльного шторма, встретит со стороны материка два-три
сильных  шквала.  Но это его не  беспокоило:  он  хорошо  изучил  прекрасные
мореходные  качества  лайнера и считал, что ему  будет труднее втиснуться  в
узкую, забитую судами Ист-Ривер и ошвартовать корабль к пирсу, чем выдержать
шторм, даже сильный. Но нового  капитана и это обстоятельство не должно было
волновать:  за 37  лет, проведенных в  море, он занимал все должности --  от
юнги до капитана. К тому же он имел диплом лоцмана Нью-йоркской гавани.
     "Морро Касл", разрезая кованым форштевнем волны, окутанный белой пеной,
мчался  сквозь  темно-серую  пелену  дождя  в  родной  порт.  Судовые   часы
показывали 2 часа 30 минут ночи...
     "Я всю жизнь тушил пожары"
     Он всю  жизнь тушил пожары.  Для Джона  Кемпфа это  было профессией. Он
работал  пожарным  в  Нью-Йорке.  За свои  63  года он сотни раз  вступал  в
единоборство  с  огнем,  когда  в  его  родном  городе   горели  кинотеатры,
универсальные  магазины,  портовые склады,  дома...  После  45  лет  честной
службы, проведенной  в  ночных  дежурствах, срочных выездах в  дым и  пламя,
профсоюз пожарных  Нью-Йорка наградил  Кемпфа бесплатным  билетом  на "Морро
Касл" -- самый безопасный и комфортабельный корабль в  мире, как значилось в
рекламном проспекте. Для старика это был своего рода бенефис перед уходом на
заслуженную пенсию.
     В 2 часа 30 минут  ночи Джон  Кемпф проснулся от запаха гари. Мгновенно
одевшись, Кемпф  выскочил в  коридор.  Едкий  черный дым резал глаза. Горела
судовая   библиотека.   Металлический   шкаф,   где   хранились   письменные
принадлежности  и  бумага, был  охвачен  каким-то странным голубым пламенем.
Кемпф  сорвал висевший на  переборке  углекислотный  огнетушитель,  отвернул
клапан и направил струю пены в приоткрытую дверь шкафа.
     Пламя  ухнуло, изменило  цвет,  выхлестнуло из шкафа,  опалив пожарному
брови. Кемпф  бросил  огнетушитель и,  прикрывая  платком  лицо,  кинулся на
поиски ближайшего  гидранта Рядом  с библиотекой сквозь  черную завесу  дыма
пробивались оранжевые  языки пламени: они лизали  дверь соседнего помещения.
Пожарный  раскатал шланг и открутил вентиль гидранта Но на резиновую дорожку
коридора вместо  мощной струг  упало несколько  ржавых  капель...  Напора  в
магистрали не было Выругавшись, старик  принялся  барабанить по дверям кают.
Он будил сонных обитателей второго класса. Пробежав  добрую сотню  метров по
коридору и  едва  не отбив  кулак о  двери  кают,  Кемпф бросился на  нижнюю
палубу, чтобы оттуда спуститься в машину и сказать механикам, что необходимо
подключить  пожарные  помпы  и  дать  давление в  магистраль.  С недоумением
ветеран  огневых баталий  увидел, что  коридор  нижней  палубы  также  объят
пламенем. Это противоречило здравому смыслу, противоречило профессиональному
опыту  пожарных  дел  мастера Кемпфа.  Огонь  всегда распространяется  снизу
вверх, а здесь на корабле он почти мгновенно устремился вниз.
     "Я всю жизнь  тушил пожары, но такого еще не  видел! Огонь идет вниз...
дым необычный" -- подумал пожарный и вспомнил свою одну из последних схваток
с заклятым врагом на химическом заводе в Бруклине.
     Прошли минуты.  Царившая на "Морро Касл"  ночная тишина уже  нарушилась
душераздирающими  криками.  Люди, задыхаясь от дыма, выскакивали в коридоры,
натыкались друг на друга, падали и безумели от ужаса. Тем временем обитатели
кают,  куда  дым еще  не  дошел, продолжали  спать. А когда  по всем палубам
лайнера  раздались сигналы  пожарной тревоги,  было  уже  поздно -- коридоры
охватило пламя.  Выход из кают был отрезан огненной завесой. Для большинства
пассажиров,  которые  не  прожили на  корабле  и недели, помещения лайнера с
множеством дверей, проходов и трапов  были лабиринтом Древнего Крита. Именно
поэтому все, кто успел  покинуть свои каюты,  невольно  оказались в салонах,
окна и иллюминаторы которых выходили в носовую часть лайнера.
     Огонь продолжал преследовать тех, кто оказался загнанным в салоны палуб
"А", "В" и "С". Единственный шанс спастись -- разбить  окна и выпрыгнуть  на
палубу  перед надстройкой  корабля. И люди разбивали стульями толстые стекла
квадратных иллюминаторов салонов, прыгали вниз на тиковую палубу. Ломая себе
ноги и  руки, они  корчились от боли, стонали, ругались. Следующие падали на
них. Но это,  казалось, было лучше, чем сгореть заживо в бушующем пламени...
Таким  образом,  почти все передние  иллюминаторы были  выбиты. "Морро Касл"
продолжал мчаться 20-узловым  ходом. Коридоры обоих  бортов лайнера походили
на аэродинамическую трубу. Через  20 минут  после начала пожара пламя гудело
по всему кораблю, словно вырываясь из сопла паяльной лампы.
     Джон  Кемпф, так и  не пробившись сквозь  огонь  к машинному отделению,
отрешенно взирал на происходящее. Он понял, что судно обречено...
     Катастрофа
     К сожалению, этого не понимали ни на мостике, ни в  машинном отделении.
По  непонятным   причинам  хваленая  система  определения  очагов  пожара  и
автоматическая  система  тушения огня не сработали.  Хотя капитан Уормс  был
тотчас оповещен о пожаре,  он  не  представлял,  что может  произойти  нечто
серьезное.  Он думал  о предстоящих трудностях швартовки  в тесной гавани  и
вполне был уверен, что пожар будет ликвидирован.
     Первые  полчаса пожара Уормс находился в состоянии какого-то  странного
оцепенения,  и лишь выход из строя авторулевого отрезвил его. Только  сейчас
он догадался изменить курс и отвернуть от ветра.
     В судебном  отчете  по делу  о пожаре  на "Морро  Касл",  которое позже
слушалось  в  Нью-Йорке, отмечалось, что  поведение  капитана  Уормса и  его
помощников  напоминало  действия  трагедийных  актеров,  создававших  своими
действиями  панику и  замешательство. Было  странным и  то, что вызванный по
телефону из своей каюты старший механик Эббот на мостик не явился. Не видели
его  и в машинном отделении. Оказалось,  что он  в  эти минуты организовывал
спуск спасательной шлюпки по правому борту. В ней его (хотя и  со  сломанной
рукой)  и увидели журналисты,  когда через несколько  часов  шлюпка достигла
берега.
     Вызванный  капитаном боцман  лайнера еще не протрезвел  после попойки в
Гаване, едва держался на ногах, не понимая, что творится вокруг.
     По непонятным причинам Уормс никого не выделил из  своих помощников для
руководства  тушением  пожара.  Огонь  пытались  погасить сами пассажиры.  В
панике  они  раскатывали  шланги,  открывали  гидранты и лили в дым воду. Но
огонь  наступал,  --  людям  приходилось  искать  спасения.  Таким  образом,
оказались открытыми почти все гидранты, и хотя механики уже включили насосы,
давления в  главной  пожарной  магистрали  почти не было. Тушить  пожар было
нечем.  А  тем временем с ходового мостика вниз,  сквозь  семь  палуб, Уормс
машинным  телеграфом   передавал  механикам  команды.  Согласно  заведенному
порядку их заносили в машинный журнал так же, как это делают и теперь.
     Приведем выписку из журнала машинного отделения  "Морро Касл". Вот  что
буквально "вытворял" капитан Уормс:
     3.10 -- "Полный вперед правой" (машиной);
     3.10,5 -- "Малый вперед правой";
     3.13 -- "Полный вперед правой, левая -- стоп";
     3.14 -- "Полный вперед левой";
     3.18 -- "Полный назад правой";
     3.19 -- "Полный вперед правой";
     3.19,5 -- "Средний вперед левой";
     3.21 -- "Средний назад правой".
     В течение  Ю  минут  "Морро  Касл"  беспрестанно  менял курс,  описывал
зигзаги, выходил на циркуляцию, крутился на месте... и ветер превратил пожар
в гигантский бушующий костер.
     После  последней команды  ("средний назад  правой") механики остановили
обе   турбоэлектрические   установки:   встали   дизель-генераторы,   лайнер
погрузился  в темноту...  Машинное  отделение  наполнилось  дымом.  Там  уже
невозможно  было  оставаться.  Механики,  мотористы,  электрики  и  смазчики
покинули свои  посты. Но  немногим из  них удалось найти спасение на верхних
палубах корабля. Позже один из мотористов "Морро Касл" писал: "Я, сменившись
в  полночь с вахты, прилег на диван в дежурной каюте младших механиков. Меня
разбудили крики о помощи. Проснувшись, я  почувствовал в каюте дым. Я открыл
дверь и увидел, что все кругом горит. Три раза я пытался подняться наверх по
трапу,  и три раза меня  стаскивали за ноги  те, кто,  как звери, дрались  в
узком  проходе, ведущем на шлюпочную палубу. С  левого борта пламя бушевало,
по-моему,  сильнее. Там почему-то оказалось  много женщин. Я видел, как  они
погибали  в  огне.  Пробраться  к  ним  не  было  никакой возможности  из-за
страшного жара от огня...".
     "Моя рация уже дымится..."
     Как только  по судну  раздался сигнал  пожарной тревоги,  третий радист
лайнера Чарльз Мики прибежал в каюту начальника судовой радиостанции Джорджа
Роджерса и его помощника Джорджа Алагна. Оба крепко спали. Услышав сообщение
о пожаре, Роджерс спокойным, твердым голосом произнес:
     -- Немедленно возвращайтесь на свой пост! Я сейчас оденусь и приду.
     Второго  радиста  он послал на  мостик узнать  капитанское  решение  по
поводу подачи в  эфир  сигнала  бедствия.  Издавна  на  море  подача  SOS --
прерогатива командира судна, и только он один имеет на это право.
     Роджерс  сел к  передатчику  и включил  усиление.  Минуты  через  три в
радиорубку вбежал Алагна: "Они там на мостике как с ума посходили! Суетятся,
и никто не хочет меня слушать" -- сказал он.
     Роджерс включил  приемник. Четкая  морзянка парохода  "Андреа Лакенбак"
запрашивала береговую станцию: "Вы что-нибудь знаете о горящем судне у маяка
"Скотланд?"
     Последовал ответ "Нет. Ничего не слышали".
     Роджерс положил руку на  ключ и простучал: "Да, это горит "Морро Касл".
Я ожидаю приказа с мостика дать SOS".
     Но приказа все не  было. Алагна второй раз побежал к капитану. Роджерс,
не  дожидаясь его  возвращения,  в  3 часа 15 минут,  чтобы "очистить эфир",
послал сигнал экстренного сообщения CQ и KGOV -- радиопозывные "Морро Касл".
     Через 4 минуты после этого рация обесточилась и на  судне погас свет --
это дизель-генераторы прекратили свою работу.
     Роджерс, не  теряя ни  минуты, включил аварийный передатчик и  приказал
помощнику: "Снова беги на мостик и не возвращайся без разрешения на SOS".
     --  Возьму-ка я  свою фуражку, --  сказал второй  радист, а  то Уормс в
трансе, и, должно быть, забыл, кто я есть на корабле.
     Пламя уже окружало радиорубку, приближаясь к мостику, окутанному дымом.
Задыхаясь от кашля, Алагна кричал на ухо Уормсу:
     -- Капитан! Послушайте! Что  же  насчет SOS? Роджерс там  уже погибает.
Радиорубка горит! Он долго не продержится! Что нам делать?
     -- Есть ли еще возможность передать  SOS? -- спросил Уормс, не  отрывая
глаз от толпы мечущихся на палубе людей.
     -- Да!
     -- Так передавайте быстрее!
     -- Наши координаты, капитан?
     -- 20 миль к югу от маяка "Скотланд", примерно в 8 милях от берега.
     Эта фраза была сказана Уормсом ровно через 15 минут после того, как ему
доложили, что пожар погасить нельзя...
     Наконец,  добившись ответа, Алагна побежал в  радиорубку.  И хотя рубка
находилась  неподалеку  от  ходового  мостика,  он не  успел: языки  пламени
преграждали  путь  к  двери со всех  сторон.  Сквозь огненную  завесу Алагна
прокричал в открытый иллюминатор рубки:
     -- Джордж! Давай SOS! 20 миль южнее  "Скотланда". Роджерс, закрыв  лицо
левой ладонью,  застучал ключом  --в  эфир  с антенны "Морро Касл"  полетели
непрерывные, как трели, три точки, три тире, три точки -- SOS, SOS, SOS.
     Он  не  успел  передать  сообщение  до конца. В  радиорубке  взорвались
запасные кислотные аккумуляторы.  Рубка наполнилась едкими парами. Задыхаясь
от  серных паров и почти теряя сознание, радист нашел в себе силы дотянуться
до ключа и передать координаты и сообщение о разыгравшейся в море трагедии.
     В 3 часа 26 минут вахтенный радист находившегося поблизости английского
лайнера "Монарк оф  Бермуда" отстучал принятое через наушники сообщение: "CQ
SOS,  20 миль  южнее  маяка "Скотланд". Больше передавать не могу. Подо мною
пламя. Немедленно окажите помощь SOS. Моя рация уже дымится".
     Алагна  каким-то  чудом пробрался  в  горящую рубку.  Роджерс  был  без
сознания.  Его голова,  закрытая  ладонями, свисала  на  аппарат.  На палубе
радиорубки пузырилась  кислота, она  прожигала подошвы  ботинок.  Но  Джордж
Роджерс,  видимо, уже не чувствовал боли. Когда  Алагна  стал  его трясти за
плечи, он тихо сказал:
     -- Сходи на мостик и спроси, будут ли еще какие у капитана приказания.
     --  Ты  с ума сошел!  Все горит! Бежим! -- закричал помощник начальника
радиостанции.  И  только  тогда,  когда Алагна сказал, что Уормс дал команду
покинуть судно, Роджерс согласился оставить свой  пост.  Бежать он не мог --
ноги  его  от  ожогов  покрылись пузырями.  Все же Алагна  сумел  выволочить
Роджерса из горящей радиорубки.
     Потом  оба  радиста  пробрались  через сгоревший наполовину мостик и по
правому  трапу спустились на главную  палубу.  Оттуда  единственным  путем к
спасению оставался путь на  бак. Там  уже  было тесно: почти  все  офицеры и
матросы  "Морро Касл"  нашли  там спасение. Среди  них был и капитан  Уормс.
Широко  открытыми  глазами  он  смотрел  на  гигантский  костер,  в  который
превратилась надстройка лайнера, и тихо непрерывно повторял:
     -- Скажите, это что: правда или я брежу...
     Негодяи и герой
     На  следующий день 8  сентября  1934  г. центральные газеты  США  вышли
экстренными выпусками -- в  центре внимания  были  события прошедшей ночи на
борту "Морро Касл". В  глаза бросалась  набранная  жирным шрифтом  последняя
радиограмма  Роджерса.  Именно  ей  были  обязаны   своим  спасением   сотни
пассажиров  "самого  безопасного  в  мире  лайнера".  Ниже  радиограммы  шли
интервью, полученные репортерами  от тех, кто первыми добрались до берега  с
плавучего ада.
     Здесь было и интервью, взятое у матроса Лероя Кесли.  Он  рассказывал о
беспомощных  пассажирах,  которые   в  задымленных  лабиринтах  лайнера  ему
"напоминали  вереницу слепых,  в  отчаянии  ищущих  двери".  Кесли  объяснил
журналистам,  почему на многих  шлюпках  при спуске с  "Морро Касл"  заедало
тали, рассказывал, как  еще  имевший ход  лайнер буксировал шлюпки за собой,
как совсем  рядом с  ним в воду  с шипением падали огромные  куски  толстого
стекла  лопнувших  от  жары   иллюминаторов   салонов,  как  они   рассекали
находившихся в шлюпке людей пополам... Матрос позже писал о пожаре так:
     "Из шлюпки я увидел страшное зрелище. Горящее судно продолжало уходить.
Его  черный  корпус  был  охвачен оранжевым пламенем пожара. Женщины и дети,
тесно прижавшись  друг к другу,  стояли - на его корме. До нас донесся крик,
жалобный и  полный  отчаяния... Этот крик, похожий на стон умирающего, будет
слышаться мне до самой смерти. Я смог уловить лишь одно слово -- "прощайте".
     Очевидцы катастрофы из числа пассажиров писали, что для тех из них, кто
нашел убежище на  корме корабля,  не  было шансов покинуть горящее  судно на
шлюпках. Спастись могли только те, кто без страха смотрел вниз, где в десяти
метрах ниже бурлила холодная вода бушующего океана.
     Позже,  во  время  следствия, выяснилось, что  около 20  человек сумели
спастись с горевшего лайнера  вплавь,  преодолев 8  морских  миль  бушующего
моря.  Судовому  юнге-кубинцу,  которому  было  16  лет,   это  удалось  без
спасательного жилета.
     Многие свидетели катастрофы  обвиняли капитана  Уормса  и  его экипаж в
трусости. Вот что писал сын знаменитого  американского  хирурга  Фелпса:  "Я
плавал под кормой лайнера,  держась за свисавший с борта  канат. Над головой
горела краска.  Она пузырилась, издавая  какой-то  странный  хлюпающий звук.
Падавшие  ее куски обжигали  шею  и плечи. То  и дело в  темноте раздавались
всплески  от  падающих в  воду людей. Потом неожиданно я увидел спасательную
шлюпку. Она быстро удалялась от  борта лайнера. Вокруг  нее в темноте белели
лица И протянутые  руки, слышались мольбы о помощи. Но шлюпка проплыла прямо
по  головам  тонущих людей.  В ней  было  всего  человек восемь  или  десять
матросов и один  офицер  с шевронами на рукавах".  Это была шлюпка, которую,
как потом выяснилось, спустили по приказу старшего механика Эббота, постыдно
бросившего свой корабль на произвол судьбы...
     К рассвету 8 сентября на уже  полностью выгоревшем и все  еще дымящемся
лайнере осталась небольшая группа экипажа во  главе с капитаном Уормсом. Тут
были и Роджерс со своим заместителем -- вторым радистом Джорджем Алагна.
     Чтобы прекратить дрейф судна под ветер, отдали правый становой якорь, и
когда  к  "Морро  Касл"  подошло  спасательное судно  ВМФ  США  "Тампа",  то
буксировку пришлось оставить: брашпиль был обесточен, спуститься же в цепной
ящик, чтобы  отдать жвакагалс якорной цепи, оказалось  невозможным. Только к
13 часам оставшиеся на лайнере смогли перепилить ножовкой  звено якорь-цепи.
Капитан третьего  ранга Роуз приказал завести на бак  лайнера буксир,  чтобы
доставить сгоревшее судно в Нью-Йорк.  Но  к вечеру погода резко ухудшилась,
начался северо-западный шторм. Через некоторое время буксирный трос лопнул и
намотался  на  винт  "Тампы".  Оставшийся без  привязи  "Морро  Касл"  начал
дрейфовать  под ветер, пока не  оказался снесенным на мель у побережья штата
Нью-Джерси, в  трех десятках метров от пляжа парка отдыха  Эшбари-Парк.  Это
произошло в субботу, в 8 часов вечера, когда в Эшбари было много народу.
     Весть  о  трагедии  уже облетела Нью-Йорк и его пригороды, а  последние
известия, переданные по радио, привлекли  к этому  необычному зрелищу тысячи
людей.  Предприимчивые владельцы  извлекли из этого  немалую выгоду  --  они
установили плату за вход в парк в размере 25 центов.
     На следующее  утро в Эшбари-Парке собралось  350 тысяч американцев, все
шоссе и  проселочные дороги были забиты  автомашинами. Говорят,  что  такого
интереса  не  вызывали  ни  один аттракцион,  ни одно мероприятие  в истории
массовых зрелищ США. Владельцы  парка учредили тариф в размере Ю долларов за
право  попасть на борт все еще тлевшего  лайнера. Любителям  острых ощущений
выдавали респираторные маски, фонари и пожарные сапоги, чтобы они "без риска
для  жизни"  могли получить  удовольствие,  посетив  "аттракцион  ужаса"  --
сгоревший  "Морро  Касл".  Губернатор  штата  Нью-Джерси  уже  строил  планы
превратить остов лайнера в постоянно действующий "аттракцион ужаса".
     Но фирма "У орд лайн"  ответила  категорическим отказом. Она  предпочла
продать выгоревший корпус "Морро  Касл", постройка которого в свое время  ей
обошлась в 5 млн. долларов, за 33  605 долларов одной  балтиморской фирме на
металлолом.
     Следствием  по делу  "Морро Касл",  проведенным экспертами Департамента
торговли  США,  которые опубликовали 12 томов этого  дела,  было установлено
следующее:  первые  три шлюпки, спущенные с  горящего корабля, могли принять
более  200  пассажиров. Этими шлюпками должны  были  управлять  12  моряков.
Фактически  же в них  оказалось всего 103 человека, из которых  92  являлись
членами экипажа. Всем достоверно было известно, что  лайнер вышел из Гаваны,
имея на борту 318 пассажиров и 231 члена экипажа, что из 134 погибших -- 103
пассажира.
     Америка  была  потрясена  трусостью, бездарностью  Уормса  и  подлостью
Эббота.
     Помимо  погибших,  сотни   людей,  получив  тяжелые   ожоги,   остались
инвалидами на всю жизнь...
     Новоявленный  капитан  "Морро  Касл"  Уормс  лишился  судоводительского
диплома  и получил  два года тюрьмы. У  Эббота  отобрали  диплом механика  и
приговорили его  к четырем годам заключения. Впервые в истории американского
судоходства  суд  вынес  приговор  косвенному  виновнику  пожара,  человеку,
который  не находился  на корабле. Им  оказался  вице-президент  "Уорд лайн"
Генри Кабоду. Он получил год условного заключения и выплатил штраф в размере
5 тыс. долларов.  По искам пострадавших владельцы "Морро Касл" выплатили 890
тыс. долларов.
     Но в этой трагичной  истории  были и герои-моряки "Монарк оф  Бермуда",
пароходов "Сити оф  Савана" и  "Андреа  Лакенбах",  буксира  "Тампа", катера
"Парамонт", которые спасли около четырехсот человек.
     И,  конечно,  главным героем описываемых событий  стал Джордж  Роджерс.
Скажем  прямо, он  сделался сенсацией и  национальным героем страны.  В  его
честь мэры штатов Нью-Йорк и Нью-Джерси дали роскошные банкеты. Конгресс США
наградил Роджерса золотой медалью "За храбрость".
     На  родине  героя --  в  небольшом городке штата Нью-Джерси --  Байонне
состоялся  по  этому  случаю  парад гарнизона  штата и полиции. В  Голливуде
начинали думать о сценарии фильма "Я спасу  вас, люди!".  Роджерс с триумфом
прокатился по  многим штатам,  где  выступал  перед  американской публикой с
рассказами о драме "Морро Касл".
     Больше года длился этот триумф. Но, как говорили о нем, Роджерс, будучи
по  природе своей скромным и  застенчивым,  видимо, устал  от  журналистов и
кинорежиссеров.  В 1936  г.  он бросил морскую службу  и  поселился  в своем
родном  городе.  Там   ему  с   радостью  предложили   должность  начальника
радиомастерской в Управлении городской полиции. На этом,  собственно говоря,
можно было бы и закончить эту историю. Но... прошло 19 лет, и Джордж Роджерс
снова стал сенсацией "номер один".
     Оборотная сторона медали
     Жарким июльским летом 1953 г. на одной  из тихих авеню  сонного городка
Байонн  было совершено уголовное преступление  --  зверски  убиты  83-летний
наборщик   типографии  Вильям  Хаммел  и  его  приемная   дочь  Эдит.  Следы
преступления  привели сыщиков полиции к дому,  в  котором жил  бывший радист
"Морро  Касл"  Джордж  Роджерс. Герой Америки попал  в  следственную  камеру
тюрьмы. После 3 часов и 20 минут совещания  члены жюри признали его виновным
в убийстве и приговорили к пожизненному заключению.
     Газеты  опубликовали полный  послужной  список "радиогероя", в  котором
числилось не одно тяжелое преступление.
     Следствие  установило,   что   Джордж  Роджерс  --   бывший   сотрудник
американской  полиции -- опаснейшая для общества личность, убийца,  аферист,
вор и пироманьяк. Приведем ряд выдержек из биографии  "национального героя",
составленной следователями штатов Нью-Йорк и Нью-Джерси.
     "Он является преступником, творившим всяческие  злодеяния  в течение 20
лет. Наделенный  недюжинным  умом,  он  был  крупным  аферистом и  блестящим
экспертом  по подтасовке  фактов  для  достижения  своих целей.  Несмотря на
длинный  перечень преступлений,  он  долгие годы  оставался незапятнанным. С
детских  лет  Роджерс читал  научные  книги  и  почти  все научно-популярные
журналы,  издаваемые  в  Нью-Йорке.  Прекрасно зная  химию, электричество  и
радиотехнику, он не раз  экспериментировал с  бомбами замедленного действия,
всякого рода  "адскими машинами", кислотами и газами. Известно, что он часто
заявлял своим друзьям: "Я обожаю пожары!"
     С  12 лет он уже привлекался полицией за ложь и воровство, был судим за
кражу радиоприемника в Окленде, но его взяла на поруки бабушка.
     Окончив техническое училище в Сан-Франциско  в 1917 г., Роджерс  служил
радистом  в военно-морском флоте  США. В 1923  г. его  уволили со  службы за
кражу радиолами. Роджерс неоднократно оказывался очевидцем крупных взрывов и
пожаров, причины которых так и остались невыясненными,
     например,  взрыва базы военно-морского флота  США в Ньюпорте в 1920 г.,
большого пожара здания радио  компании на Гринвич-стрит, в  Нью-Йорке в 1929
г., пожара на "Морро Касл" в  1934 г., пожара в своей собственной мастерской
в доме в 1935 г. (при этом он получил 1175 долларов страхового возмещения) и
так далее".
     16  марта 1938  г. Роджерс был арестован  полицией за то, что умышленно
подорвал  самодельной  бомбой  своего  близкого  друга,  лейтенанта  полиции
Висента Доила.  Покушение  на убийство было не случайным. Выяснилось, что не
один раз Роджерс  за бутылкой виски  говорил Дойлу: "Да, в мире, кроме меня,
никто  не знает и никогда не узнает истинную причину гибели "Морро Касл".  Я
один знаю, что его погубила авторучка, представлявшая собой бомбу..."
     Полицейский  насторожился, ему вспомнились постоянные увлечения бывшего
радиста химией. В архивах  своего управления он нашел старое дело  Роджерса,
где тот фигурировал как очевидец различных взрывов и пожаров. В свою очередь
Роджерс  понял,  что  он   раскрыт.  Однажды  Доил,  который  был  страстным
охотником, получил на  почте  посылку. Эта  была самодельная грелка, которую
можно было  использовать зимой  для  согревания рук.  К посылке  прилагалось
письмо: "Дорогой Висент!  Это тебе  грелка для охоты.  Она может работать от
батарейки и от сети. Для проверки включи в сеть".
     И  Доил  включил  ее  в  сеть... Произошел взрыв. Лейтенанту раздробило
бедро и оторвало три пальца на левой кисти.
     Виновность Роджерса была доказана. Национальный герой попал в тюрьму.
     Дело приняло  скандальный характер. Американцы не хотели опозориться на
весь мир,  и вскоре, благодаря  старанию  влиятельных  друзей Роджерса, дело
замяли,  а тюрьму  в 1942  г. заменили  военной  службой  в  торговом флоте.
Роджерс  опять  стал судовым радистом.  После  окончания войны он вернулся в
Байонн, где открыл частную радиомастерскую.
     И вот убийство Хаммелов. Мотив убийства -- долг в 7500 долларов...
     Во время следствия неожиданно  стали  выползать на свет факты,  которые
потрясли  не только  обитателей  Байонна,  но  и  все  штаты. Оказалось, что
национальному  герою теперь  приписывалось  отравление  капитана  Уилмотта и
поджог "Морро Касл".
     Во  время  разбора  дела,  проанализировав  целый  ряд   обстоятельств,
предшествовавших пожару, опросив свидетелей и очевидцев, эксперты воссоздали
картину катастрофы "Морро
     Касл".  За  час  до  выхода лайнера из  Гаваны капитан  Уилмотт,  увидя
начальника радиостанции несущим две бутылки с какими-то химикатами, приказал
ему бросить их за борт.
     Полиции стало известно, что у Уилмотта  и Роджерса издавна имелись свои
личные  счеты.  Факт  отравления капитана, хотя  его  труп  во  время пожара
сгорел, не вызывал у экспертов сомнения, хотя здесь прямых улик и не было.
     Эксперты  по вопросам  судостроения  и  химии высказали  весьма  веские
доводы, что Роджерс поджег судно с помощью бомб замедленного действия в двух
или  трех  местах.  Он отключил  автоматическую систему  пожароопределения и
пустил газолин из цистерны аварийного  дизель-генератора с верхней палубы на
нижние. Вот почему пламя распространялось  сверху  вниз. Он также учел место
хранения   сигнальных   фальшфейеров  и   ракет.  Этим  объяснялось  быстрое
распространение  огня  на шлюпочной  палубе.  Схема  поджога  была продумана
профессионально, со знанием дела...
     В начале января 1958 г. корреспондент "Нью-Йорк  Тайме" брал в тюрьме у
Роджерса интервью.
     --  Вы  подожгли  "Морро Касл"? --  был  задан  прямой  вопрос.  На это
последовал ответ:
     -- А  как  насчет  того, чтобы пересмотреть мое дело?  Если  оно  будет
пересмотрено, я расскажу все.
     Но  это  дело  более  никогда  не  пересматривалось: 10  января 1958 г.
пироманьяк скончался в тюрьме от инфаркта миокарда...

     Беспощадность морской стихии  постоянно, на  протяжении тысячелетий,  с
момента зарождения морского  судоходства  направляла  человеческую мысль  на
обеспечение безопасности плавания на море. Сегодня, несмотря на значительный
прогресс в судостроении, беспрерывное совершенствование  конструкций судов и
методов судовождения, оснащение судов  новейшим оборудованием и современными
средствами борьбы за живучесть, в море продолжают гибнуть суда.
     Посадки судов  на мель, столкновения, пожары и взрывы,  гибель  судов в
море в результате потери остойчивости -- вот основные виды  кораблекрушений.
Согласно  статистическим  данным,  публикуемым  Ллойдом,  за  последние  три
столетия в среднем в год погибает 271 судно. Если учесть случаи гибели судов
во время войн,  то  это  число будет  в  среднем равно 398  судам  в год. За
последние 150  лет в мирные  годы  погибло более 40  000 торговых  судов.  С
учетом же военных лет -- почти 60 000 судов.
     Как известно,  Ллойд  ведет  учет статистики  аварий  и случаев  гибели
торговых судов  вместимостью  не  менее  100  рег. т. Если  взять  суда чуть
меньшего тоннажа, то ежегодное число  кораблекрушений составляет где-то 500,
и,  таким образом,  мы можем утверждать,  что  за последние два  тысячелетия
человечество   потеряло  один  миллион  торговых  судов.  Эту  цифру   легче
представить  так:  на  протяжении 2000 лет  люди  каждые четверть века топят
сразу все находящиеся в эксплуатации торговые  суда.  А по  данным Ллойда, в
наши дни эксплуатируется около 40 000 торговых судов.
     Каковы основные причины гибели судов?
     Оставляя так называемые  "непреодолимые силы морской  стихии" (ураганы,
штормы,   туманы,  плавающие  льды   и  пр.)  в  стороне   и  вдумавшись   в
обстоятельства гибели судов, описанных в этой книге, невольно можно прийти к
выводу,  что подавляющее  большинство  катастроф на море произошло  по  вине
самих людей, из-за их ошибок.
     Результатом  ошибок  человека  в  сфере  судостроения  и   мореплавания
оказывались:  неправильные инженерные решения в проектировании судна (ошибки
в расчете его мореходных качеств) и в технологии его постройки, неправильная
погрузка  и  балластировка, перегрузка судна,  нарушение элементарных правил
при  перевозке опасных грузов,  нарушение норм  эксплуатации, несоблюдение и
нарушение   правил  предупреждения   столкновений  судов  в   море,   потеря
бдительности,   эксплуатация   заведомо   непригодных  для  плавания  судов,
эксплуатация  судов,   укомплектованных  неквалифицированными  капитанами  и
экипажами, использование  во  время  плавания устаревших  и  неточных карт и
других навигационных пособий.
     Причины  гибели  торговых  судов  в  наше  время  весьма  разнообразны,
многочисленны  и  нередко необычны, буквально  от неправильно употребленного
слова в команде и брошенного на судне окурка  сигареты до нападения на судно
меч-рыбы и попадания в танкер молнии.
     Современная  наука  и морская  экспертиза  позволяют  точно  установить
причину большинства происходящих на море катастроф и сделать соответствующие
выводы.  Однако  нередко в  бездну  океана  вместе  с судном уходит  и тайна
трагедии  погибшего корабля. В таких случаях люди склонны отнести катастрофу
к  "непреодолимым силам морской стихии" и  всяческим "непредвиденным на море
случайностям".
     Может  быть, в  страшном  исходе  происшествия с  судном  действительно
повинна роковая случайность? Может быть, и  правда неодолимой оказалась мощь
разгневанной стихии?
     Нет,   во   многих  морских  катастрофах,   причины  которых   остались
невыясненными, объяснение следует искать все-таки в деянии самих людей.
     В  современной  статистике  аварий  и   гибели  судов  на  море,  среди
многочисленных параграфов и разделов видов и причин происшествий с торговыми
судами есть одна неофициальная рубрика -- "задуманные кораблекрушения", или,
точнее,  "преднамеренные   случаи   уничтожения   судов".   О  ней  западная
капиталистическая пресса старается умалчивать, и точное число попавших в эту
рубрику судов остается неизвестным.
     Примером таких "задуманных кораблекрушений" являются описанные уже нами
гибель  клипера "Нортфлит", умышленный  поджог пироманьяком  лайнера  "Морро
Касл"  и  Поджог  владельцами  своего  лайнера  "Ла  Атлантик".  Вот  случаи
уничтожения своего судна владельцем  и заполняет  эту  неофициальную рубрику
статистики аварий и гибели судов в наши дни.
     Сегодня капиталистической морской транспорт представляет собой ту сферу
производства,  где  с  особой  силой  и  резкостью выступают основные  черты
противоречий  капиталистического строя.  Жажда наживы,  погоня за  прибылью,
стремление  переманить  к  себе пассажиров,  отчаянная  конкурентная  борьба
характеризуют  многих владельцев  зарубежных  судоходных  компаний.  История
мореплавания знает немало случаев, когда  в результате далеко не спортивного
соперничества некоторые предприниматели-судовладельцы, чувствуя  приближение
финансовой катастрофы, шли на такое крайнее средство, как уничтожение своего
же имущества с целью получить страховое возмещение и таким образом "остаться
в   игре".   За  последние   полвека  отмечалось  множество  случаев,  когда
судовладельцы под угрозой банкротства  страховали свои суда на очень высокую
сумму.  Предметом страхования, как правило,  являлись (да и поныне являются)
старые  тихоходные,  приносящие  убыток океанские лайнеры, которые давно уже
должны были пойти  на  металлолом, но  их  владельцы  решили выжать  из  них
последние барыши. Эти "плавучие гробы", слегка подновленные и перекрашенные,
были поставлены на круизные рейсы, которые, как известно, приносят арматорам
в несколько раз больше прибыли, нежели перевозка обычного груза.
     Затопление  судна  на большой глубине или умышленный поджог его  -- вот
два основных  для  авантюристов  способа  уничтожить судно и  замести  следы
преступления. Иногда поджог  судна  проводился даже в тот  момент, когда  на
судне находились пассажиры...
     В истории капиталистического торгового флота  наибольшее число поджогов
падает на  начало 30-х  годов,  период  экономической депрессии  и кризисных
явлений   в  капиталистическом  обществе.  Именно  в   те  годы  английские,
французские и немецкие страховые  компании понесли  значительные  финансовые
потери  из-за огромных выплаченных  сумм  страховых  возмещений.  Достаточно
сказать,  что только торговый флот  Франции в те  годы не  досчитался доброй
дюжины крупных  пассажирских лайнеров -- "Поль Лека", "Ла  Мартин",  "Азия",
"Лафайет", "Жорж Филиппа?", "Ла Атлантик", "Париж" и других.
     Перед началом  второй мировой войны  число  случаев  пожаров  на  судах
мирового  торгового флота,  по  официальным данным  Ассоциации ливерпульских
страховщиков,  составило  в   среднем  за  год  530.  И   возможность  путем
умышленного поджога получить  значительные  суммы страхового возмещения  для
отдельных судовладельцев  оказывалась "оздоровительной  мерой"  по  борьбе с
кризисом.
     Падкая  до  сенсации  зарубежная  пресса   "с  негодованием"  писала  о
таинственных  пожарах  и взрывах на крупных  лайнерах,  не  всегда  указывая
истинную  причину пожара.  Например, лишь в течение  1930  г.  в  результате
умышленного  поджога  сгорело четыре  лайнера общим водоизмещением почти 100
000 т. В  феврале 1930  г. на немецком лайнере "Мюнхен" валовой вместимостью
13  500  рег. т во время стоянки в Нью-Йорке,  после серии сильных  взрывов,
возник  пожар. Лайнер  затонул при тушении  водой и  сел  на  грунт.  Спустя
несколько дней после этого случая произошел пожар на другом немецком лайнере
"Европа" валовой  вместимостью  свыше 40  000  рег.  т. Пожар  возник  перед
спуском судна со стапеля в  Гамбурге. Все помещения лайнера  выгорели дотла.
Позже судно было фактически отстроено заново. В  июне 1930 г. вспыхнул пожар
на  английском лайнере "Бермуда" вместимостью 19 000 рег. т, который стоял в
порту Гамильтон  острова Бермуда. Через несколько часов судно было полностью
уничтожено огнем и затонуло у причала. Этот лайнер был построен в конце 1927
г. Его стоимость в то  время была  около 1 млн. фунтов стерлингов. Страховая
премия, полученная владельцами судна, составила 660 000 фунтов стерлингов.
     10  декабря 1930  г. во  время  стоянки в  английском порту Блайт перед
сдачей на  слом  сгорел  английский лайнер  "Эмпресс  оф  Скотланд"  валовой
вместимостью  25 160 рег. т. Судно было построено в 1905 г.  и до  появления
"Мавритании" считалось самым крупным в мире. Следствие показало, что  лайнер
подожгли намеренно, с целью получения страхового Возмещения.
     К числу умышленных поджогов  можно также отнести и  диверсионный акт со
стороны агентуры конкурирующих судоходных компаний или воюющих стран.
     Другим, не  менее  надежным способом избавиться от  приносящего  убытки
корабля  и ничего при  этом не потерять,  является его затопление на большой
глубине или посадка на рифы где-нибудь в отдаленном районе.
     Английский писатель и поэт Редьярд Киплинг, писал:
     "Что за судами я правил!
     Гниль. И на щели -- щель!
     Как было приказано, точно,
     Я топил и сажал их на мель".
     Эти строки взяты из его  поэмы  "Мери Глостер". В ней  описывается, как
лежащий на смертном одре  сэр  Глостер --  миллионер-судовладелец,  оставляя
своему сыну, хлыщу и бездельнику, посмертное завещание, рассказывает, с чего
он  начал  богатеть: с  умышленного уничтожения старых  застрахованных судов
своих хозяев.
     Вот   любопытный   случай   из   рубрики  "задуманные  кораблекрушения"
сравнительно недавнего прошлого.
     В конце 1960 г. в управление  порта Сиэтл  (США)  и в местное отделение
страхового  общества поступило  сообщение,  что  недалеко  в заливе затонуло
рыболовецкое судно "Кейп Дуглас". Как заявил его капитан, спасшийся вместе с
механиком на шлюпке, судно ночью столкнулось с  каким-то предметом, получило
большую пробоину и быстро пошло ко дну.
     Страховое   общество  поручило   расследование   этого  случая   своему
инспектору, который в первую  очередь попытался  уточнить  место катастрофы.
Самолет сделал  несколько кругов  над заливом  и обнаружил большое  нефтяное
пятно. Глубина моря достигала здесь почти 200 м. Гидролокатор определил, что
на дне находится судно, по своим очертаниям очень похожее на "Кейп Дуглас".
     Для уточнения причин гибели судна спасательная компания решила вытащить
судно  на более мелкое место. В воду  опустили стальной трос, концы которого
были закреплены на  мощном буксире и спасательном корабле. Оба судна пошли к
месту аварии, волоча трос  по грунту. Вскоре "Кейп Дуглас" был как бы пойман
гигантским лассо. Операция длилась  9  дней. "Кейп  Дуглас" переместился под
водой  на расстоянии около 5  миль и очутился на  30-метровой глубине. Здесь
судно подняли плавучим  краном. Оказалось, что  в машинном  отделении открыт
кингстон забортной  воды,  в результате чего было неопровержимо установлено,
что "Кейп Дуглас" потопили умышленно.
     Одновременно  выяснилось,  что  капитан  судна,  он  же  его  владелец,
находился  в  тяжелом  финансовом положении  и  надеялся,  потопив  корабль,
"получить  страховку"  и   купить  новое   судно.  Механику,  согласившемуся
подтвердить его версию гибели корабля, капитан обещал 3'000 долларов.
     Суд, рассмотрев, дело, приговорил капитана к пяти годам лишения свободы
и к денежному штрафу в размере 3'000 долларов.
     Интересно, что  страховому обществу  расследование  гибели судна  "Кейп
Дуглас"  обошлось  в  35'000  долларов,  в  то  время  как страховая  оценка
последнего составляла  всего  8'000. Если страховое общество  идет  на такие
расходы,  это  значит, что  подобные случаи часты.  Страховщик  показал свою
готовность идти на большие расходы для раскрытия истины.
     В  августе  1963 г. в  Италии  была  вскрыта  афера,  авторами  которой
оказались крупные судовладельцы.  По их приказу были преднамеренно затоплены
13 принадлежащих  им же судов. Ларчик столь  непонятных действий  открывался
просто:
     пароходы были  застрахованы на  довольно кругленькую сумму.  За  10 лет
предприимчивые мошенники от хитроумно организованных потоплений получили 350
млн. лир.
     И  поныне телеграф, радио и газеты продолжают  оповещать человечество о
новых таинственных взрывах,  раздающихся в океане.  Они происходят на  борту
лайнеров,  принадлежащих капиталистическому  миру,  миру алчности  и наживы,
миру, о  котором очень точно сказал французский писатель  Жан Фревиль. В его
романе "Без гроша" есть такие строчки:
     "Нынче только один в мире господин -- деньги... Все покупается: совесть
человеческая...  любовь...   власть...  счастье...  знаменитость...  Повсюду
обман,  надувательство,  всякие  махинации,  мошенничество...  Или  ты  овца
стриженая,   или  сам  других  стрижешь.   Или   тебя   обманывают,  или  ты
обманываешь... Так все  идет. Подделывают вина... устраивают пожары, пускают
ко дну пароходы  со  всем  их  экипажем,  чтобы  получить  страховку.  Всюду
фальшь... Китайский  фарфор  фабрикуют  в  Лиеште,  а восточные  ковры --  в
Париже...".
     0x01 graphic
     

     Дюны Верджинии Дэйр
     Посмотрите внимательно  на береговую линию восточного побережья  США, и
вы увидите, что  от мыса  Генри на юг,  до мыса  Фир берег защищен от океана
узкой  косой.  Восточный  выступ  ее  носит  название  мыса  Гаттерас.   Его
координаты: 35° 14' северной широты и 75° 31' западной долготы.  Сама  коса,
представляющая   собой  длинную   цепь  низменных  песчаных   островов,   на
американских морских  картах называется  "Внешние  Отмели",  а  жители штата
Северная  Каролина, побережье которого  она защищает  со стороны  Атлантики,
именуют  ее не  иначе как "Дюны  Верджинии Дэйр". Ширина  этой косы в разных
местах колеблется от 100 м до 2 миль. Атлантика расчленила ее  на  несколько
островов, из которых наиболее крупные -- Гаттерас, Води, Окракок и Портсмут.
     Внешние отмели  беспрестанно  меняют свою  форму,  становясь  в  разных
местах  то уже, то шире. Случается,  что  океан  неожиданно промывает в косе
новые проливы,  замывая песком старые. Постоянными проливами между островами
Внешних  Отмелей  являются  Орегон-Инлет,  Гаттерас-Инлет,  Окракок-Инлет  и
Бофорт-Инлет.
     На первый взгляд может показаться,  что  американцам  здорово  повезло:
значительная часть восточного побережья  с удобными заливами Албемарл-Саунд,
Керритак-Саунд и Пемлико-Саунд надежно защищена  от свирепых  волн Атлантики
спасительной  косой протяженностью  в несколько  сот миль. На самом деле это
далеко не  так: район Дюн Верджинии Дэйр  с  мысами  Гаттерас, Лукаут и  Фир
представляет  собой одно  из  самых  "гиблых  мест"  на  карте земного шара.
Бесчисленные  мели, частые штормы, зыбь,  туманы, течения  и так  называемые
"южная  мгла"  и "парение  Гольфстрима" делают  плавание близ  этих  берегов
трудным и опасным.
     От  мыса  Гаттерас  на  12  миль  в сторону океана,  почти  до  границы
континентального шельфа, выступают обширные мели. На 3 мили к юго-востоку от
мыса простирается отмель Гаттерас с глубинами менее 5 м. За ней,  в  сторону
открытого океана в том  же направлении идет мель  Даймонд, состоящая из двух
частей  --  Интер-Даймонд  с  глубинами  2  м  и Аутер-Даймонд  с наименьшей
глубиной 1 м.
     Мимо мыса Гаттерас на север проходит постоянное течение Гольфстрим. Его
средняя скорость в этом  месте около  70 миль в сутки.  На мелях Даймонд  он
сталкивается с Североатлантическим течением, и если наступает шторм, волны в
этом месте,  сталкиваясь  друг  с  другом, вздымают в воздух  на три десятка
метров брызги и морскую пену, смешанные с песком  и ракушками. Такое явление
наблюдается только здесь.
     Между западной границей Гольфстрима и Дюнами  Верджинии Дэйр  действуют
приливо-отливные  течения,  имеющие скорость до 0,5 узла.  Вблизи  входов  в
проливы между островами приливные течения в основном идут с моря к берегу, а
отливные -- от берега и достигают скорости 1 узла. В проливах  скорость этих
течений возрастает  до 3  -- 4 узлов, а во  время сильных  западных ветров в
малую воду -- до 5 узлов.
     В  лоции района мыса Гаттерас особо подчеркивается, что  при плавании в
тумане  здесь  надлежит  соблюдать большую  осторожность, так как  трудность
учета Гольфстрима и течения вблизи отмелей, имеющего большую скорость, может
вызвать  значительную  ошибку  в  счислении.  Поэтому  при  подходе  к  мысу
Гаттерас,  когда  у  судоводителя нет уверенности  в  точном местонахождении
судна, ему рекомендуется стать на якорь на глубинах не менее 50 м.
     Не меньшую опасность для плавания представляет собой район мыса Лукаут.
Этот  мыс,  находящийся  на  34°  35'  северной  широты  и 36°32/
западной долготы, внешне похож на Гаттерас:  такая же длинная песчаная коса,
окаймленная отмелью. К югу от него на 8 миль простирается отмель Кейп-Лукаут
с  группой опасных банок с глубинами от 0,5  до 6  м.  При волнении над ними
образуются  буруны. Само английское название этого мыса, что можно перевести
на  русский  язык   "мыс-берегись",  как  бы  напоминает   судоводителям  об
опасности, которая его здесь подстерегает.
     Предупреждение для мореплавателей выражено и в названии  самого  южного
мыса  этого  "гиблого  места".  "Фир"  переводится  на  русский язык  словом
"страх".  Этот мыс  находится примерно в 4 милях от прохода Корнкейк-Инлет и
представляет  собой  узкую  низменную   песчаную  оконечность  заболоченного
острова Смит, который ограничивает с восточной стороны вход в реку Кейп-Фир.
От мыса  на 18 миль  в юго-восточном направлении простирается узкая отмель с
глубинами менее Ю м,  на которой лежит группа  банок с глубинами от 0,3 до б
м.  Мористая кромка  отмели  носит название Фрайинг-Пан. Слова  "frying-pan"
можно  перевести  как "кипящая  сковорода".  Свое  название она  получила не
случайно: так сильна во время шторма толчея волн и бурунов.
     Так же опасны для мореплавателей банка Плат и отмели Уимбе и Ройал-Шол.
     Район Дюн Верджинии Дэйр знаменит своими изменчивыми ветрами.  В период
с ноября  по  апрель  они,  как  правило,  переходят  в  штормы.  Их  начало
невозможно  предсказать заранее. Нередко среди бела дня ровный  юго-западный
бриз неожиданно переходит в  северный или в  северо-западный ветер ураганной
силы.  Он  поднимает   с  дюн  песок,  который  закрывает  солнце.  Начинает
посвистывать осока. Холодный ветер клонит к песку прибрежные дубки, акации и
карликовые сосны. Ветер вздымает тонны песка, ракушки и даже гальку. Все это
летит по воздуху, выбивая  в окнах стекла,  засыпая сады  и  огороды. В  это
время на дюны начинает свою атаку неугомонная Атлантика...
     Ураганы   --  явление  здесь  обычное,  особенно  зимой.   Американские
гидрологи определили, что даже во время 8-балльного шторма высота волны близ
Гаттераса  в среднем составляет около  13 м. Насколько сложны в этом  районе
гидрометеорологические условия плавания, свидетельствует следующий пример.
     7 октября  1954 г.  в  100  милях к  северо-востоку  от  мыса  Гаттерас
затонул, с  грузом руды американский теплоход "Мормаккайт" вместимостью 6000
рег.  т.  Метеорологи  определили, что в  момент гибели судна  ветер  дул от
северо-северо-востока со скоростью 18 м/с. Скорость течения на северо-восток
составляла около 2 узлов, скорость ветра  относительно воды -- 19 -- 20 м/с.
В океане шла длинная  зыбьот тропического  циклона,  находившегося  в  1'300
милях к  юго-востоку; высота ее составляла 3,4 м, период -- около 13 секунд.
В  это же время от другого тропического циклона  с юга распространялась зыбь
высотой 1 -- 1,5м с периодом около 17 секунд. И хотя сила ветра не превышала
8  баллов,  встречались волны высотой 13 -- 15 м. Одна  из них и.  накренила
"Мормаккайт" так,  что руда в его трюмах  сместилась на  один борт, и судно,
потеряв остойчивость, опрокинулось.
     О силе здешних штормов можно судить хотя бы  по тому, что плавучий маяк
"Даймонд-Шоалз"  --  современное   цельносварное  судно  с  мощным   якорным
устройством -- ограждающий  мель с востока и стоящий в  13 милях мористее от
восточной  кромки  отмели,  несколько раз  срывало  с  мертвых  якорей  и...
перебрасывало через Дюны Верджинии Дэйр в залив Памлико.
     Один из самых сильных в истории  коварного Гаттераса штормов  отмечен в
сентябре  1944 г.: скорость ветра  достигала  110  миль  в  час.  В  журнале
гидрометеостанции  мыса   Гаттерас  появилась  лаконичная,  но  убедительная
запись: "Каких-либо данных записать не можем -- все приборы унесло ветром".
     Следует  заметить,  что  у этих  берегов  почти  нет  надежных  якорных
стоянок. Гаванями, более-менее  пригодными для стоянки судов, являются бухта
Лукаут Байт, проход Бофорт-Инлет и устье реки Кейп-Фир.
     Когда на мыс Гаттерас приходит лето и непогода стихает, моряки и рыбаки
все равно не испытывают облегчения, потому что здесь начинает господствовать
10-метровая зыбь.
     Как правило,  она  идет против устойчивого  северо-западного  ветра,  с
Гольфстримом.
     Не меньше чем причудливость течений, штормы и зыбь, беспокоит моряков у
этих  берегов  "южная  мгла".  Это   особое   состояние  атмосферы,  которое
выражается  в том,  что даже  в  хорошую погоду и  при  ясном небе  горизонт
закрывается  мглой, значительно  ухудшающей  видимость огней. Это  мало  еще
изученное явление наблюдается перед северо-восточными ветрами и  после южных
штормовых ветров.  Имеются сведения,  что во время "южной  мглы" усиливается
снос судов в сторону берега...
     Южная граница Дюн Верджинии Дэйр граничит с так называемым "дьявольским
треугольником" -- районом Атлантики между Флоридой,  Бермудскими островами и
островами Вьерж, который  до сих пор  является загадкой для  метеорологов  и
гидрографов.
     У мысов  Фир  и  Гаттерас  шторм,  как  и  зыбь,  начинаются совершенно
внезапно,  и  поэтому не случайно, что этот  район  вполне заслуженно моряки
назвали "южным кладбищем Атлантики".
     Южное кладбище Атлантики
     Первыми  с этим  гиблым  местом познакомились  испанские  конкистадоры,
устремившиеся после  плавания  Колумба  к  берегам Нового  Света  на  поиски
легендарной  страны  золота Эльдорадо.  Идя  на  юг  вдоль восточного берега
Северной  Америки,  испанцы  узнали  о  существовании мощного  течения.  Они
избегали  с  ним  встречи, предпочитая  идти сначала вдоль  западного берега
Африки  до широты Канарских  островов, потом  пересекать  океан  с  попутным
потоком экваториального  течения  и  выходить  прямо к  берегам  Вест-Индии.
Гольфстрим испанцы  использовали на  обратном пути, следуя  в его потоке  от
берегов Флориды.
     Как  правило,  первая земля континента  Северной Америки,  которую  они
видели,  была  мыс  Гаттерас.  Отсюда  же  их  корабли,  возвращаясь  домой,
отворачивали на  восток,  выходя на просторы  Атлантики. Почти два века  все
сведения о Гольфстриме испанцы держали в секрете, как профессиональную тайну
мореплавания.
     Далеко не  всем  кораблям  конкистадоров  удалось  благополучно достичь
обетованных  берегов родной  Кастилии!  Не  сразу  они постигли  премудрость
мощного  Гольфстрима  и изменчивых  ветров,  не  сразу  нанесли они на  свои
"портуланы" коварную песчаную косу и прилегающие к ней отмели. На протяжении
более чем четырех столетий здесь гибли корабли...
     По сведениям американских историков, канувшая в лету Армада насчитывала
более  3000  судов,   причем  точно  установлены   названия,  места  и  даты
кораблекрушений  2200 из них.  В ненасытных  дюнах  песчаной косы  одинаково
быстро  исчезали  и  изящные  каравеллы   португальцев,  и  тяжелые  галеоны
испанцев,  и мощные корабли  Вест-Индской  компании,  и  стальные  океанские
пароходы нашего столетия.
     Район  северо-восточного побережья  Америки от мыса  Генри до  мыса Фир
является  самым большим  морским кладбищем  на  земном шаре.  В  его мрачном
реестре  можно встретить  корабли  с  одним и тем же  названием,  однотипные
корабли,  корабли самого различного класса и назначения --  от броненосца до
тральщика, корабли под флагами всех морских держав мира...
     Время  от времени постоянно перемещающиеся  пески  Дюн  Верджинии  Дэйр
обнажают свои жертвы -- на  свет  появляются остовы погибших  здесь столетия
назад английских  нефов, французских  полякр, американских клиперов и  шхун,
немецких четырехмачтовых барков.  Здесь повсюду из песка торчат  мачты и реи
парусников, виднеются  ржавые"  проеденные  насквозь  солью  борта  и  трубы
пароходов, эсминцев и подводных лодок последней мировой войны.
     Остается  рассказать  подробнее о  наиболее  тяжелых  кораблекрушениях,
которые свидетельствуют о неукротимом нраве этого "пожирателя кораблей".
     1750 г., 18 августа. Ураган разметал испанскую эскадру "золотого флота"
под командованием дона Хуана Мануэля де Бониллы.  Все  семнадцать галеонов с
ценным грузом были выброшены на дюны. Из 2500 моряков спастись удалось 73.
     1837  г.  На отмелях мыса Лукаут гибнет  со всей командой  американский
барк "Мехико", а в прибрежных дюнах острова Окракок, у подножья башни маяка,
исчезает  английский  парусно-колесный  пароход  "Хоум",  направлявшийся  из
Нью-Йорка в Чарльстон. Число жертв второй катастрофы превышает 100 человек.
     1850  г.,  24  июля.  На  мели Даймонд  во  время шторма  находят  свое
последнее  пристанище бриги "Маргет", "Океан", "Беллэ", "Мери Эллен" и шхуна
"Рейсер". Большая часть их экипажей гибнет.
     1862 г., 30  декабря.  Во  время шторма, в двух милях от  мыса Гаттерас
тонет   ведомый  на   буксире  "Монитор"  --   корабль,  ставший  прототипом
последующих броненосцев. Тот самый  "Монитор", который во время  гражданской
войны  в   Северных  Американских  Штатах   вышел  победителем  из  дуэли  с
"Мэримаком" --  броненосной  батареей конфедератов. Шторм погубил победителя
легендарного поединка  на Хемптонскрм рейде. Буксиру  удалось  спасти  менее
половины команды.
     1871  г.,  27  января.  Во время  тумана близ  Чикамакомико  английский
пароход  "Кенсингтон"  сталкивается   с   американским  трехмачтовым  барком
"Темплар". Оба судна идут ко дну, унося с собой более 150 человек.
     1877  г.,  24  ноября.  Во  время  шторма   близ  мыса  Гаттерас  тонет
американский паровой фрегат "Гурон". Число жертв превышает 100 человек.
     1878  г., 31 января.  Во время шторма у  северной части Внешних Отмелей
американский пароход "Метрополис"  выносит  на прибрежные  дюны. В  неравной
борьбе погибают 85 человек. Спастись удается лишь троим.
     1889 г., 23  -- 24 октября. Во время  сильного  шторма в цепкие объятия
Дюн  Верджинии Дэйр попадает сразу  шесть американских шхун. Лишь  немногим,
самым сильным пловцам удается выбраться на сушу.
     1890  г.,  1 октября. Английский  грузовой пароход  "Гленрат", следуя с
лесом из  Южной  Америки в  Антверпен,  близ  мыса  Лукаут,  со  всего  хода
ударяется о  затонувшее  здесь  ранее судно  и  идет  ко дну.  Часть экипажа
гибнет.
     1899 г.,  16 --  18 августа. Над Гаттерасом  проносится ураган страшной
разрушительной  силы. Застигнутые близ Дюн Верджинии Дэйр суда пытаются уйти
в открытое море, но тщетно.  В зыбучих песках Внешних  Отмелей находят  свою
могилу шесть больших шхун и баркентина "Присцилла". Очень много человеческих
жертв.
     1919   г.,   30  июля.  Английский  грузовой   пароход  "Клан  Горден",
направляясь с грузом нефти в бочках  из Нью-Йорка в Дайрен, во  время шторма
опрокидывается вверх килем в 140 милях к юго-востоку от мыса Гаттерас.
     1924  г.,  12  марта. Шторм у Гаттераса  застает врасплох  американский
грузовой пароход  "Сантьяго".  Волны срывают брезент и лючины второго трюма.
Пароход,  набрав  воды,  идет ко  дну,  унося  с  собой 25  человек экипажа.
Десятерым удается спастись на шлюпке.
     1936 г., 26 декабря. Греческий грузовой пароход "Маунт Дирфис",  следуя
с  грузом хромовой руды, оказывается у мыса  Фир на мели Фрайинг-Пан. Спустя
полтора часа зыбь переламывает корпус судна пополам. Часть экипажа гибнет.
     1951  г., 5 октября. Американский грузовой  теплоход  "Саутерн  Айлз" с
грузом железной  руды из-за сильного волнения переламывается  на две части в
250 милях  к  юго-западу  от  мыса  Гаттерас. Лишь  семерым  морякам удается
спастись на шлюпке.
     Нет необходимости продолжать эту мрачную хронику. Добавим, что  один из
самых  сильных  штормов  за  последнюю  четверть нашего  века  пронесся  над
Гаттерасом в 1952 г. Он произвел массу  разрушений на берегу и вынес на косу
Внешних Отмелей три современных грузовых теплохода -- американский "Саутерн"
и панамские "Миджет" и "Омар Бабун",
     "Кладбищенский реестр" Гаттераса значительно пополнился  во  время двух
последних  мировых войн за счет торговых судов, потопленных кайзеровскими  и
фашистскими подводными лодками Германии.  Летом 1918  г.  немецкие субмарины
отправили  в  этом районе  на  дно  десять  судов: четыре грузовых парохода,
танкер,  барк,  шхуну  и  плавучий  маяк  "Даймонд-Шолз".   Танкер   "Мирло"
подорвался на одной из поставленных ими мин.
     Когда началась вторая мировая  война,  власти военно-морского флота США
не удосужились  предпринять хотя бы самых  элементарных  мер по охране этого
важного для морских коммуникаций района. За этот просчет им самим и особенно
союзникам пришлось поплатиться дорогой ценой.
     С самого начала 1942 г. "волчьи стаи" нацистских подводных лодок начали
"охоту"  за  военными  транспортами   американцев  и  союзников  близ  мысов
Гаттерас, Лукаут и Фир. Как правило, свою добычу лодки подстерегали ночью, а
днем  лежали на грунте на перископной  глубине близ Внешних Отмелей. Фашисты
чувствовали здесь  себя  не хуже американцев  на курортах  Флориды:  экипажи
немецких  лодок загорали  на  песке,  купались и даже  устраивали спортивные
соревнования на дюнах... За первые пять месяцев 1942 г.  немцы  отправили на
морское дно почти полсотни крупных транспортов.
     Командование  военно-морского флота США спохватилось лишь  тогда, когда
одна  из  немецких  лодок  среди бела  дня всплыла на поверхность и из пушки
расстреляла плавучий маяк "Даймонд-Шолз".
     Жителей  побережья  штата Северная  Каролина охватил ужас. Американская
пресса вопила о "терроре немецких субмарин", предсказывая  высадку немецкого
десанта на восточный берег Штатов...
     В  мае 1942  г.  служба  береговой  охраны США  заминировала подходы  к
Внешним  Отмелям  со  стороны   океана,  поставив  2635  мин.  На  борьбу  с
субмаринами  американцы  бросили сотню  охотников  за  подводными  лодками и
установили патрулирование  прибрежных вод гидросамолетами. Тем не менее итог
подводной войны  у  ворот "южного кладбища Атлантики" говорит  не  в  пользу
американцев. С января 1942 г. до окончания войны германские субмарины сумели
потопить  31 танкер, 42 транспорта, два пассажирских судна, не считая мелких
судов. В этот  список, к сожалению, попали  и  советский  грузовой  теплоход
"Ашхабад"  (капитан А. П. Яскевич), торпедированный 29  апреля 1942 г.  близ
мыса Лукаут. Его команда была полностью спасена.
     Специалисты американской  противолодочной  обороны  не  смогли сквитать
счет.  Они  потопили всего лишь  три немецкие лодки: 14 апреля 1942 г. --  у
мыса Нэгз "U-85", 9 мая 1942 г. -- у мыса Лукаут "U-352" и 7 июня 1942 г. --
у мыса Гаттерас "U-701".
     Адмирал Коллинз свидетельствует
     Моряки, которым часто приходится  проходить мимо Гаттераса, знают, что,
кроме  волнения,  зыби, туманов и многочисленных отмелей, этот  район океана
таит  еще  одну  трудность  для  судовождения.  Это  "парение  Гольфстрима".
Наблюдается оно во  время шторма. Вода теплых  поверхностных  струй  мощного
течения  начинает  выделять  испарения, которые,  стелясь по волнам, снижают
видимость, как при густом тумане.
     В  феврале  1958  г. злополучное  сочетание шторма,  породившего  очень
сильное волнение, снежной бури и "парения Гольфстрима", не  только привело к
гибели  итальянского грузового  парохода "Бонитас",  но  и явилось  причиной
того,  что вовремя подошедшие спасатели не смогли помочь людям. Вот как  это
произошло.
     Итальянский грузовой пароход  "Бонитас", валовой вместимостью 5656 рег.
т,  длиной 120  м,  совершал плавание  из  бразильского  порта  Маракайбо  в
Балтимор с грузом марганцевой руды. 17 февраля на подходах к Гаттерасу судно
встретило  сильное  волнение.  В  результате  чрезмерного перегиба на  волне
корпуса пароход  получил несколько трещин  в шпангоутах и  обшивке  в районе
первого  и  второго  трюмов.  Судно  начало  пропускать   воду   и  медленно
погружаться носом...
     Вот как описывает дальнейшие события этого печального происшествия  его
очевидец, американский контр-адмирал в отставке Дейл Коллинз.
     "В  это время теплоход "Президент Эдамс", которым  я командовал, следуя
из Нью-Йорка в Панаму,  был застигнут у Гаттераса тем же штормом. Около двух
часов  пополудни  18  февраля  мы  получили  от  капитана "Бонитаса"  Марини
следующую просьбу о  помощи:  "XXX  DEI  CDU Бонитас.  Все суда, находящиеся
поблизости, просим немедленно подойти на помощь, течь в трюмах. Запеленгуйте
наш  радиосигнал,  поскольку  в наших координатах  сомневаемся. Капитан.  По
определению   наше   место   широта   34°03/  северной,   долгота
74°00/ западной..."
     Определение  по  карте  показало, что "Бонитас"  находился в 25 милях к
западу  от  "Эдамса".  (Позже  выяснилось,  что  в  тот  момент  наше  судно
находилось к "Бонитасу" ближе всех других.)
     Наш план действий  нам был вполне ясен: идти немедленно на помощь. В 14
часов 10 минут "Эдамс" изменил курс на западный и пошел в сторону полученных
координат. Перед этим мы шли на юг 19-узловым ходом, имея ветер и волнение с
правого борта. На новом  курсе ветер  и  волнение  оказались  почти прямо по
носу, и  судно,  испытывая  сильную килевую качку,  стало  зарываться носом.
Волны,  не  разбиваясь,  вкатывались  на  носовую  палубу.   Чтобы  избежать
повреждений,  пришлось  уменьшить  ход   до  12  узлов.  Пройдя  в  западном
направлении  в  течение   двух   часов,  нам  удалось   взять  ясный  сигнал
радиопеленга "Бонитаса". Однако  этот радиопеленг, показывал,  что "Бонитас"
находится   с   противоположной  стороны   линии  нашего   курса.  Вслед  за
радиопеленгом последовал сигнал бедствия 808, в котором давались координаты:
"182142 1МТ SOS от Бонитаса. Судно  тонет, больше и больше. Готовы покинуть.
Место 34°00' северной, 72° 40' западной. Капитан".
     Новые координаты согласовывались  с  данными  радиопеленга.  Но в  этом
случае "Бонитас"  оказывался  примерно  в  67  милях  к  востоку  от  места,
сообщенного им ранее, и приблизительно на 165 миль южнее мыса Гаттерас.
     Два часа очень нужного нам времени мы потеряли из-за того, что шли не в
ту сторону. Успеем ли мы вообще?
     Мы тут же изменили курс и пошли к новому месту, указанному "Бонитасом".
На  этом восточном  курсе ветер и  волнение пришлись  с кормы.  Теперь стало
возможным  увеличить  ход  до 20 узлов, хотя высокие попутные волны вызывали
сильную бортовую качку и  рысканье.  В 17  часов мы установили с "Бонитасом"
радиосвязь.
     Далее происходило следующее.
     17.26 --  "Президент  Эдамс"  известил итальянцев, что  подойдет к  ним
примерно через три часа.
     17.45 -- американский лайнер получил еще одно сообщение:
     "Президенту Эдамс" от "Бонитаса": "Торопитесь, торопитесь".
     18.13 -- Коллинз передал капитану Марини: "Видим на локаторе сигнал, но
не знаем, вы ли это, сообщим через 10 -- 15 минут".
     После этого между Двумя судами состоялся обмен радиограммами:
     "Президент Эдамс": "Видите ли вы другое судно?"
     "Бонитас": "Нет, нет".
     "Президент Эдамс": "Судно на локаторе -- не вы. Дайте радиопеленг".
     "Бонитас": "Пожалуйста, вы видите нас на локаторе?"
     "Президент Эдамс": "Да, думаем, что на локаторе это вы, в 20 милях".
     "Бонитас": "Пожалуйста, торопитесь".
     19.53  -- "Президент Эдамс" передал  в  эфир: "Мы видим  ваши  сигналы.
Сейчас мы в 9 милях от вас".
     Потом  американский лайнер  запросил "Бонитас", намерен ли  он спускать
свои шлюпки и сколько человек на борту.
     Капитан  Марини  ответил,  что   экипаж  состоит  из  27  человек,  что
использовать при таком  волнении  шлюпки очень трудно. Через несколько минут
он  уточнил, что  весь  экипаж  сядет  в шлюпку  левого  борта,  и  попросил
американцев включить прожектор.
     20.28 -- "Бонитас" передал: "Наша шлюпка очень трудно идет на воду".
     20.45 -- итальянский радист отстучал: "Возможно можете спустить на воду
вашу  шлюпку,  потому что  нет возможно, нет  возможно,  можете вы  спустить
на..."
     Это  было   последнее  сообщение,   переданное  радиостанцией  тонущего
парохода. Связь по радио с "Бонитасом" прекратилась.
     Когда  было  получено  это последнее  сообщение,  "Эдамс"  и  "Бонитас"
находились друг от друга в четырех милях. Теперь, когда "Эдамс" сбавил ход и
уже подходил к "Бонитасу", волны, казалось, стали еще больше. Было ясно, что
при  данных условиях спускать на  воду какие-либо шлюпки будет очень опасно.
Учитывая высокое волнение и  темноту ночи, на лайнере подготовили "Бонитасу"
запрос, сможет  ли он продержаться до рассвета.  Но  это  сообщение осталось
неотправленным:
     ровно в 21.00 стал виден  полностью освещенный  огнем, но уже покинутый
людьми "Бонитас". Он был слева по носу на расстоянии одной мили от "Эдамса".
     Неожиданно волнение резко увеличилось, ветер нес горизонтально слепящие
заряды снега. Они  смешивались  с подхваченными ветром испарениями океана  и
скрывали горизонт.
     Чтобы шлюпка  "Бонитаса" смогла  заметить  американское  судно, на  нем
включили палубное освещение  и прожекторы. С  каждого  борта  были  вывалены
штормтрапы, грузовые сетки и концы. Моряки "Эдамса", пригибаясь от  ветра  к
обледенелой  палубе,  готовы были на баке и  на юте принять  шлюпку на борт.
Скорость уменьшили до  минимальной так, чтобы сохранить управляемость. Судно
неистово раскачивалось на волнении.
     Палубный  груз в  виде  труб и машинного  оборудования  начал "играть":
ослабли  цепные найтовы.  Это движение  палубного  груза  делало  трудным  и
опасным нахождение людей у релингов для подъема шлюпки.
     "Эдамс" находился  у  "Бонитаса" с  подветра.  Был  виден свет  красных
ракет,  которые подавали из  шлюпки,  ее несло  в  сторону от лайнера. И как
вообще эта  шлюпка могла выстоять такое страшное волнение? Она то вздымалась
на самый гребень волны, то вновь низвергалась в бездну среди двух валов...
     Сильное волнение  не позволяло увидеть на локаторе "Эдамса"  эхо-сигнал
от шлюпки: на четырехмильной шкале экрана были только помехи от волн.
     Неожиданно  сквозь клубившиеся  над водой  испарения и летевший  снег с
"Эдамса"  заметили  шлюпку  "Бонитаса".  Двадцать семь  человек  в оранжевых
спасательных  жилетах,  сидевших в ней, неистово  гребли... Казалось, что  в
такой кипящей воде шлюпка  вот-вот перевернется.  Топливо, смазочное масло и
рыбий  жир, что  лили  за борт  американцы,  -- ничего  не  помогало:  ветер
ураганной  силы и  непрерывно срывавшиеся  гребни волн разносили  масло,  не
давая его пленке накрыть их.
     В этот драматический и напряженный момент шлюпка находилась от "Эдамса"
примерно в 200 футах по  правому борту. Мучительно больно было  смотреть  на
измученных людей, борющихся за  свою жизнь. Многие  пассажиры, не стесняясь,
плакали,  команда  криком вдохновляла тех,  кто был  в  шлюпке. На мгновение
показалось, что шлюпка точно  подойдет  к борту судна. Потом, когда  до  нее
оставалось  примерно  100 футов  от борта "Эдамса",  из-за огромных  волн он
тяжело накренился на борт и немного отошел от  шлюпки в сторону, волны снова
отнесли ее от судна, и, несмотря на сверхчеловеческие усилия гребцов, шлюпка
скрылась из вида за крутящимся занавесом снега и испарений моря.
     В это время доложили, что "Бонитас" продолжает  дрейфовать на "Эдамс" и
что  он  находится  на  расстоянии менее  чем  800 ярдов. Суда  должны  были
столкнуться через Ю минут, если мы не  изменили бы курс. Дали машине лайнера
полный ход  вперед  и отошли  от места, где в темноте боролись за свою жизнь
люди.  Позже  капитан  Марини  говорил,  что  после  того  как  эта  попытка
провалилась, все они считали себя погибшими. Они больше не надеялись увидеть
огни спасателей еще раз, а некоторые из них оставили свое намерение остаться
на этом свете.
     "Эдамс"  быстро отходил от тонущего "Бонитаса"  и  сделал широкий  круг
вправо. Их курс был  проложен с таким расчетом,  чтобы вернуться  на  то  же
место  на  безопасном расстоянии  от  "Бонитаса" и  попытаться пересечь курс
шлюпке, которая еще дрейфовала по ветру. "Эдамс" сильно раскачивало  с борта
на борт,  и управлять им  было очень трудно.  Примерно через полчаса с судна
заметили белую вспышку.  Это капитан  Марини пускал  уже белые ракеты, когда
кончились красные.
     На "Эдамсе" решили принять  шлюпку на  борт при  любых обстоятельствах.
Машине дали полный  задний ход, и судно стало  приближаться  к шлюпке.  Идти
полным задним  ходом  во время сильного  попутного волнения  с точки  зрения
хорошей  морской практики, конечно, не является  правильным маневром. Но тем
не менее срочность ситуации оправдывала риск.
     Шлюпку  ударило  о  правый борт лайнера примерно в 50  футах от  кормы.
Сверху  на  нее  полетели различные концы,  но  прежде  чем  их  успели  там
закрепить, шлюпку стало относить  в корму  -- под  винт  и  руль. Неожиданно
"Эдамс" снова сильно накренился под действием огромной волны на правый борт.
Волна, ударившаяся  о  борт,  обрушились на  почти полностью  залитую  водой
шлюпку  и  перевернула  ее.  На счастье, винт перед этим успели  остановить.
Теперь   под  кормой  плавало  27  человек.  За   борт  немедленно  полетели
спасательные круги и концы.
     Многие  сумели за  них  ухватиться,  но  волнение их отнесло  от борта.
Некоторые пытались удержаться за руль и  лопасти винта, когда  они оголялись
из-под  воды. Старпом Шэй, командовавший аварийной  партией, начал  спускать
дежурную  шлюпку. При таком  волнении это было весьма опасным делом.  Шлюпка
едва не  переломилась  пополам,  когда, перед  тем как коснуться  воды, в ее
днище ударила  волна.  Шлюпка направилась в сторону кормы, чтобы подобрать с
воды плававших, но кроме двоих, которые сами сумели  подняться по концам  на
корму, и еще одного, запутавшегося в  сетке у борта, всех отнесло от судна в
сторону.
     Джиовани Барбара -- кочегара "Бонитаса"  -- нашли висевшим вниз головой
на сетке, погружавшимся в  воду с каждым  перевалом судна на борт при качке.
Его взяли в шлюпку и позже  доставили на борт.  Искать со шлюпки людей среди
яростных волн было бесполезным делом. Команда шлюпки поднялась  на судно  по
штормтрапам и сетям. Шлюпку  пришлось бросить, поскольку  при. таком сильном
волнении ее невозможно было подвести под тали.
     С  кормы вытащили еще  двух  человек.  Первым  из них оказался  капитан
Марини.  Ему  удалось  удержаться  за швартовный конец. Вторым  был Альфонсо
Контесси -- юнга. Был еще  один человек  -- высокого роста  и плотный. Позже
узнали,  что это  был  стармех. Его вытянули  почти до поручней, и когда уже
протягивали к нему руки, он громко вздохнул и отпустил конец. Он упал в воду
и исчез..." Трое спасенных были ужасно измождены и наглотались соленой воды.
     Когда шлюпка перевернулась, к  месту драмы подошел американский военный
корабль  "Хартли".  Всю ночь вместе  с "Эдамсом" корабли  вели поиск  людей.
Позже к ним  подключился катер береговой охраны США  "Чачала",  два  военных
корабля и несколько торговых судов.
     Вскоре после  полуночи  18 февраля "Бонитас"  исчез  с экрана  локатора
"Эдамса". После  того как капитан  Марини оставил его, он держался на  плаву
еще пять часов.
     "Эдамс"  совместно с  военными кораблями  продолжал поиски  19 февраля.
Волнение не утихало, хотя снегопад и выделение паров с воды прекратились. На
волнах плавало множество обломков с "Бонитаса". В Ю часов утра "Эдамс" нашел
два трупа  в нагрудниках, плававших лицом вниз. Но, имея  всего одну рабочую
шлюпку,  капитан не рискнул  спустить ее, чтобы поднять  тела на борт. Катер
береговой охраны нашел остальные трупы. Примерно в 5 часов вечера 19 февраля
радио американского эсминца "Лестер" сообщило, что он спас старпома и одного
машиниста с "Бонитаса". Оба были живы, пробыв в воде 16 часов. Они держались
в воде за перевернутую шлюпку. Итак, спасено 5, погибли 22.
     Колонисты-разбойники, клады и маяки
     Первыми, кому  удалось обосноваться на  землях  за мысом Гаттерас, были
англичане. Впервые они высадились на мыс в 1584 г. Это произошло после того,
как одному из приближенных к английскому двору -- сэру Уолтеру Рэйли удалось
уговорить королеву Елизавету I послать к Гаттерасу экспедицию. В состав этой
экспедиции входило два военных галеона, которыми командовали Филипп Амадас и
Артур Барлоу. Обследовав Внешние Отмели и посетив заливы Памлико, Албемарл и
остров Роанок, англичане через два месяца вернулись
     в устье Темзы, привезя с собой двух индейцев, картофель и табак.
     На следующий год  Уолтер Рэйли, твердо решив основать на острове Роанок
колонию,  послал  к  Гаттерасу  своего  сводного  брата  Ричарда  Гринвилла,
которому поручил командование пятью кораблями.  В августе 1585 г. экспедиция
высадилась на острове Роанок  близ  южного  входа в  залив  Албемарл.  Здесь
поселилось  108  человек,  в  основном  промотавшиеся  дворяне   и  искатели
приключений, мечтавшие обрести в  Новом Свете богатство и  славу. В  истории
освоения Северной Америки эта была первая английская колония.
     Экспедиция  Ричарда  Гринвилла  была организована из  рук вон  плохо: у
колонистов  не оказалось даже  достаточного  запаса продовольствия. К  весне
следующего года голод довел  англичан до крайности, и еще неизвестно, чем бы
закончилась эта авантюра, если  бы не английский "королевский пират" Фрэнсис
Дрейк.  Его флотилия  после  очередного  грабительского набега на  испанские
колонии  в  Южной  Америке в  1586 г.  случайно  зашла в залив Албемарл  для
ремонта кораблей.  Оставшихся в  живых колонистов Дрейк великодушно  взял на
свои корабли и доставил их к берегам Туманного Альбиона.
     Буквально  на  следующий день после  ухода  из залива Албемарл кораблей
Дрейка  к  острову Роанок  прибыли  суда  Гринвилла  с припасами,  посланные
Уолтером  Рэйли. Застав  колонию опустевшей,  Гринвилл,  чтобы  сохранить за
своим братом  владение, оставил в  ней пятнадцать человек. Позже выяснилось,
что они были убиты индейцами.
     В начале  1587 г.  Рэйли повторил попытку  основать колонию  близ  мыса
Гаттерас.  В июле  того года  в  залив  Албемарл на трех английских кораблях
прибыло  полторы  сотни колонистов.  Свой  новый  лагерь  англичане  назвали
Верджинией.  Здесь 18 августа  1587 г.  жена одного из переселенцев Элеонора
Дэйр родила дочь. Ребенка назвали в  честь  основной колонии Верджинией. Это
был  первый европеец,  родившийся в Новом  Свете. Отсюда и  название Внешних
Отмелей -- "Дюны Верджинии Дэйр".
     Прошло несколько  месяцев,  опять запасы провизии  подошли  к  концу, и
губернатор  колонии Джон Уайт -- дед Верджинии Дэйр -- отправился на корабле
в Англию за помощью.
     Сражение  англичан  в Ла-Манше  с  Непобедимой  Армадой  задержало  его
возвращение на  остров Роанок до  августа 1590 г. Когда Джон Уайт,  наконец,
прибыл в залив Албемарл, он застал поселок колонистов покинутым.
     Известно, что  перед  тем  как  покинуть  остров,  Уайт  договорился  с
колонистами, что  если они по каким-либо причинам  вынуждены будут  покинуть
Роанок и перебраться в другое
     место,  то  на  одном  дереве  вырежут  название  своего  нового  места
жительства,  а если  вынуждены  будут оставить остров  из-за притеснения  со
стороны индейцев,  то  дополнительно  на дереве под  названием нового  места
колонии они вырежут крест.
     Джон Уайт  нашел на указанном дереве вырезанное ножом  слово "Кроатан".
Он  полагал,  что это  не  что  иное  как название  нового  места  поселения
оставшихся на Роаноке колонистов. Но где был расположен этот "Кроатан", Джон
Уайт не знал  и, несмотря  на длительные  поиски, следов колонистов найти не
удалось. С тех пор "Кроатан" и судьба исчезнувшей колонии остаются загадкой.
Это одна из тайн Гаттераса, которую тщетно  пытается  разрешить  уже не одно
поколение европейских и американских историков.
     Окончательно обосноваться  на  острове Роанок англичане смогли только в
1663  г., спустя  56  лет после  основания колонии в  Джеймстауне --  первой
постоянной колонии Великобритании в Новом Свете.
     На  острове  Роанок  англичане  разводили  скот,  рыбачили,  занимались
сельским хозяйством, вываривали из выброшенных  на  отмели китов ворвань. Но
главным  промыслом колонистов на Гаттерасе  стал грабеж потерпевших крушение
кораблей.  Они кормились их  запасами,  из  их  обломков  строили себе дома,
согревались  добытым из  корабельных трюмов  ромом  и  набивали свои сундуки
ценностями, взятыми с завязнувших в песках кораблей. Колония Роанок с каждым
годом   процветала.   Число  жителей  колонии  быстро,  увеличивалось:  ведь
потерпевшие  кораблекрушение  вынуждены  были  оставаться  в  этих  краях  и
начинать новую жизнь.  Американцы говорят,  что большинство семейств жителей
штата Северная Каролина ведет свой род от потомков потерпевших  на Гаттерасе
кораблекрушение.  До сих пор там  можно встретить  дом, амбары  и  заборы из
тика, красного дерева, ореха и даже палисандрового дерева.
     Грабеж  кораблей стал  традиционным  промыслом  жителей мыса  Гаттерас.
Особой алчностью в этом занятии отличались обитатели острова Окракок. Жители
материка о  них  говорили,  что  если по  дороге  на  кладбище  они  слышали
призывный  клич  "Судно на дюнах!", то тут же  бросали гроб с покойником  на
полдороги и бежали к месту кораблекрушения.
     До 1678 г. на этих далеких берегах не существовало каких-либо законов о
выброшенном на берег имуществе. Оно  просто становилось достоянием того, кто
сумел захватить его. Так было, пока губернатор  Северной Каролины не учредил
особую должность "смотрителя  за морским имуществом", в обязанность которого
вменялось  "находить,  регистрировать  и  хранить  все  выброшенные на берег
корабли,  амбру и прочие  дары  моря".  Но что мог сделать этот  чиновник со
своей немногочисленной службой, если при кораблекрушении жители превращались
в алчную толпу грабителей и мародеров? Английская корона иной раз  вынуждена
была посылать  к Гаттерасу эскадры вооруженных  кораблей  для  охраны ценных
грузов севших  на мель испанских галеонов "золотого" и "серебряного" флотов.
Многие колонисты, сколотив немалое состояние на грабеже обреченных кораблей,
подались в Англию, и весть о легкой наживе, доступной у коварного Гаттераса,
облетела мир.  На Дюны Верджинии Дэйр,  как  на "землю обетованную", со всех
концов  Нового и Старого Света стали стекаться гонимые и отверженные: беглые
матросы с "кораблей ее Величества", преступники, жертвы религиозных гонений.
     А число кораблекрушений с каждым годом росло. Прямыми виновниками этого
были  сами же колонисты. Во  времена Рэйли и Уайта Внешние Отмели были густо
покрыты лесами дуба, сосны  и кедра,  которые  не  позволяли песчаным  дюнам
беспрепятственно кочевать вдоль  внешней  кромки косы. Но колонисты вырубили
значительную часть этих лесов, а нередко возникавшие  по вине людей пожары и
стада домашних свиней погубили оставшуюся часть старых деревьев и молодняк.
     К концу XVII в, деревья в районе  Гаттераса можно было  пересчитать  по
пальцам.  Так  зыбучие  пески  оказались  полновластными  хозяевами  Внешних
Отмелей.
     Где-то в начале XVIII в., а может быть и раньше, эти места приглянулись
пиратам,  и  район  мыса  Гаттерас,  с  его удобными  протоками и  лагунами,
скрытыми   от  океана  песчаными  дюнами,   стал   вотчиной  таких   королей
"джентльменов удачи", как Эдвард Тич, известный в истории под кличкой Черная
Борода, Калико  Джек, настоящее имя  которого было Джон Ракхам, Стэда Бонэ и
женщины-пиратки Энн Бонэ  -- той самой,  которая одно  время была любовницей
Калико  Джека.  Предание  гласит,  что  когда  этот  "некоронованный  король
Карибского моря"  попал  в  сети,  расставленные английским  флотом,  и  был
возведен в Порт-Ройяле на эшафот, она,  прощаясь с ним под  петлей, сказала:
"Если  бы ты  сражался как мужчина, то сейчас бы не болтался на виселице как
собака".
     Здесь,  на  острове  Роанок,  Эдвард  Тич  ремонтировал  свои  корабли,
устраивал дикие оргии и зарывал свои клады. Делал он это весьма оригинальным
образом: вернувшись  с моря на  остров, Тич уходил с одним из неполюбившихся
ему
     матросов  в глубь  острова. Вожак  пиратов нес две  переметных  сумы  с
драгоценными камнями  (камни  были  его  слабостью),  а матрос  тащил  более
тяжелый мешок с золотом и лопату. Черная Борода  выбирал  подходящее место и
приказывал  матросу копать яму.  Матрос начинал  рыть, а вожак,  устроившись
поудобнее, раскуривал трубку. Когда матрос, закончив работу, вылезал из ямы,
Тич  стрелял  ему в затылок из пистолета.  Бросив  в  яму  драгоценную ношу.
Черная Борода сталкивал туда  же и труп  матроса. Закопав яму, пират замечал
место  клада по выбранным ориентирам и возвращался на свой корабль. Если его
шайка осторожно спрашивала, куда делся его спутник, вожак неизменно отвечал:
"завяз в болоте".
     Смерть настигла Тича в ноябре  1718 г. близ мыса Гаттерас.  Бриг Черной
Бороды оказался запертым в заливе  Памлико английским королевским шлюпом. Во
время  жестокой  абордажной  схватки  Тич  вышел на  поединок  с  командиром
карательной экспедиции Джорджем Мейнардом. Пирату не  повезло: его  пистолет
дал  осечку,  а  сабля  его  сломалась.  Лейтенант Мейнард одолел  Тича  и в
устрашение  другим пиратам повесил  его голову под бушпритом своего  фрегата
как ' носовую фигуру.
     После  Эдварда  Тича  у  Гаттераса  частенько  пировали и другие, менее
известные "рыцари черепа и костей".
     И в наше время пиратские  клады Гаттераса,  как  магнит,  притягивают к
себе кладоискателей и охотников за  погибшими  сокровищами.  Они приезжают в
Северную  Каролину  испытать  счастье  --  порыться  в  песке.  И  некоторые
действительно среди обломков погребенных в дюнах кораблей  находят золотые и
серебряные  монеты трехсотлетней  давности.  Хотя сейчас потомки потерпевших
кораблекрушение уже не владеют искусством управлять на прибое вельботом и им
уже не доводится слышать удары молотка с аукциона по распродаже выброшенного
морем  имущества, здесь  трудно  встретить  дом, в котором не  хранились  бы
реликвии былых кораблекрушений.
     Тем из  приезжих,  кому  не  довелось  найти  в песке  золотые  монеты,
остается   довольствоваться  морскими  раковинами.  Но  больше  всего  здесь
наживаются  содержатели  пансионатов, кемпингов  и мотелей в  Верджиниа-Бич,
Окракоке, Китти-Хаук, Эйвоне и Коралайна-Бич.
     Почти каждое  лето  на  Дюнах  Верджинии  Дэйр  разбивают  свои  лагеря
экспедиции подводных археологов и  охотников за затонувшими  ценностями: они
здесь  ищут  останки  флагманского  корабля  экспедиции  Ричарда  Гринвилля,
который сел на мель и.. исчез, в песках в проливе Окракок в июне 1585 г.,
     когда колонисты пытались первый раз высадиться на остров Роанок. -
     До сих  пор тщетно ведутся поиски и галеонов испанской эскадры, которой
командовал  дон  Хуан  Мануэль де  Бонилла. Как уже говорилось,  эту эскадру
разметал ураган  1750 г., и  многие корабли  нашли свою  могилу  на  Внешних
Отмелях. Испанские хроники свидетельствуют, что особенно много сокровищ было
погружено на  галеон "Нуэстра де  Солидад", затонувший близ пролива Топсель.
Много лет экспедиции ищут след испанского галеона, которым  командовал Лукас
Васкес де Айллон. Известно, что этот корабль сокровищ затонул близ мыса Фир.
     Не  дали  пока каких-либо утешительных  результатов  и поиски  замытого
песком  американского   парусно-колесного  парохода   "Сентрал  Америка".  В
сентябре  1857  г.  это  судно,  направляясь  из  Гаваны  в  Нью-Йорк,  было
застигнуто  близ Гаттераса жестоким  штормом.  Оно затонуло  на  20-метровой
глубине, унеся на морское дно 423 пассажира и около трех тонн золота...
     Говоря о  жертвах  коварного  Гаттераса, следует заметить,  что  здесь,
вероятно,   погибло   бы  значительно  меньше   судов,  если  бы  американцы
своевременно оградили эти гиблые отмели маяками и навигационными знаками. Но
лишь в 1794 г. американский конгресс издал указ о постройке маяка на острове
Окракок, чтобы он указывал кораблям безопасный путь через пролив, носящий то
же название. В 1823 г. его заменили вторым, более совершенным по конструкции
маяком. Третий по  счету маяк построили в  1870 г.  непосредственно на  мысе
Гаттерас. До сих пор он считается самым высоким из всех американских маяков.
(В его маячной башне 268 ступеней.) Его огонь установлен на высоте 208 футов
от уровня моря и виден за 23 морских мили.
     Оградить внешние отмели, прилегающие непосредственно к мысу  Гаттерас с
востока, плавучим маяком оказывалось нелегкой задачей:  первый плавучий маяк
"Мыс Гаттерас" погиб во время шторма в августе 1827 г.; такая  же  участь 31
декабря 1862 г. постигла и плавучий маяк "Фрайингпан Шолз" ограждавший мели,
носящие это название.
     В  1966  г.  плавучий  маяк  "Даймонд-Шолз"  заменили  так   называемой
"Техасской  башней" -- платформой с вышкой установленной на стальных  сваях,
вбитых  в  морское дно  на 55 м. Этот маяк,  дальность видимости которого 20
морских миль, обслуживают  четыре  смотрителя.  Когда близ  мыса  начинается
сезон штормов, они переводят аппаратуру маяка на автоматический режим работы
и съезжают на берег.
     Уже  более  ста лет  на  Дюнах  Верджинии Дэйр  действует  спасательная
служба. Сейчас  ее станции оснащены самым современным оборудованием, включая
радиолокаторы и  вертолеты.  Сотни  людей, попавших в  беду  у  этих опасных
берегов, обязаны своим спасением этим станциям.
     В  наши  дни  район Гаттераса --  это  одно  из  достопримечательных  и
романтичных   мест   США.   Одних   прельщают   клады   и   реликвии   былых
кораблекрушений, другие  пытаются  найти  следы  первой  на  территории  США
колонии  и разгадать тайну  слова  "кроатан". Тысячи  американцев каждый год
приезжают  на  мыс Гаттерас, чтобы  посетить археологический музей  Рэйли  и
дом-музей  братьев Райт.  Именно  здесь,  на  Внешних  Отмелях близ местечка
Китти-Хаук с холма Килл Дэвилл 17 декабря 1903 г. человек впервые поднялся в
воздух.  И хотя  полет Орвил-ла Райта  длился  всего 12  секунд,  это  место
считается  колыбелью  воздухоплавания.  Уильбур  и  Орвилл Райт  не случайно
избрали дюны Внешних Отмелей  для эксперимента, который  они готовили с 1900
г. Сильный встречный ветер, дующий с океана, обеспечил им успех. В память об
этом событии здесь воздвигнут обелиск, который виден с моря за много миль.

     Соболь, сабля или песок?
     Остров  Сейбл... Вечно окутанный туманами, овеянный морскими легендами.
Долгие годы я собирал о нем все, даже самые незначительные сведения, которые
удалось  встретить,  рылся  в  древних  лоциях, картах, старинных  книгах по
истории  географических  открытий,  мореплаванию   и  путешествиям.  И  хотя
побывать на  этом острове я, безусловно,  не  смог, но увидеть его,  хотя  и
мельком, мне все же довелось.
     ...Произошло это случайно, когда летом  1966 г. мне  пришлось лететь из
Мурманска на Кубу. Наш самолет, минуя южное побережье Гренландии, должен был
пролететь  над Сейблом, перед тем как изменить курс на юг и выйти на трассу,
идущую вдоль  восточного побережья  Канады  и  США  -- до Гаваны. Я попросил
летчиков показать мне этот остров. Командир лайнера  ТУ-114  -- сорокалетний
ветеран воздушного  флота, любезный и симпатичный человек, пригласил  меня к
себе в кабину, когда мы приближались к Сейблу.  Стоял ясный солнечный  день,
и, на мое счастье, под самолетом не было облаков.
     Сквозь  широкие квадратные  иллюминаторы кабины с  высоты восьми  тысяч
метров я увидел  в застывшей синеве океана  остров --  узкую  песчаную косу,
напоминающую  турецкий  ятаган. Вдоль  ее  южного берега отчетливо виднелась
широкая  белая  полоса прибоя. В  правой  части  острова блеснуло на  солнце
продолговатое  озеро,  металлические  крыши  пяти-шести  строений и  десяток
алюминиевых  домиков,  похожих на ангары.  В  бинокль  можно было  различить
радиомачту, два маяка ажурной конструкции и стоявший на земле вертолет.
     Через  5  минут Сейбл остался позади, и под крылом самолета по-прежнему
виднелись лишь причудливо игравшие на солнце блики  волн Северной Атлантики.
Так состоялось мое очное знакомство с "Островом тысячи погибших кораблей".
     Сейбл без ошибки можно назвать самым удивительным, самым таинственным и
самым  коварным  островом  из  всех  когда-либо  нанесенных  людьми на карту
земного  шара.  На протяжении почти  пяти столетий  вселял он страх и ужас в
сердца  мореплавателей  и, наконец,  снискал себе  в  истории  столь мрачную
славу,  что  его  стали  называть "островом  кораблекрушений",  "пожирателем
кораблей", "смертоносной  саблей",  "островом  тысячи погибших  кораблей"  и
"островом призраков".
     До  сих  пор никто точно  не знает,  кто открыл  этот злополучный кусок
суши,  проклятый не  одним  поколением мореходов. Норвежцы  утверждают,  что
первыми  наткнулись  на него  викинги,  еще  до Колумба  ходившие океаном  в
Северную Америку.  Французы  считают,  что  первооткрывателями  Сейбла  были
рыбаки  Нормандии и Бретани,  которые в самом начале XVI  в.  уже промышляли
треску и палтус на Ньюфаундлендских  Отмелях.  Наконец,  англичане,  которые
после французов присовокупили  остров к  своим некогда  обширным  владениям,
заявляют, что  остров открыли их китобои,  осевшие на  берегах Нова-Скотии и
Ньюфаундленда.  Некоторые британские географы,  говоря об этом, ссылаются на
само название острова:
     первое  значение слова "sable" в английском языке -- "соболь". Странно,
почему его  так назвали. Ведь  соболи  на этом  острове никогда не водились.
Может быть  потому, что изображение острова  на карте напоминает  прыгающего
соболя?  Некоторые  лингвисты-этимологи склонны  видеть  в названии  острова
своего  рода историческую  ошибку.  Они полагают,  что  когда-то  остров  на
английских картах писался  "sabre" и что  какой-то картограф по ошибке букву
"r" заменил буквой "l". При этом они
     в качестве аналогичного примера исторической ошибки -- курьеза приводят
слово "зенит" -- "zenit", которое когда-то в древности, при том же значении,
писалось  как  "zemt".  Говорят, что переписчик  древней латинской  книги по
невнимательности,  не разобрав фигуру буквы "m",  превратил ее  в "ni". Если
это действительно так,  то название "sable",  что в переводе на русский язык
означает  "сабля", как нельзя лучше подходит к этому, действительно похожему
на  ятаган, острову. Второе значение слова "sable"  (с поэтическим оттенком)
--  это "черный", "мрачный", "печальный", "страшный". Может быть, английские
географы прошлого, назвав остров этим именем, и имели в виду эпитеты второго
значения слова "sable"? Тогда это вполне объяснимо и логично.
     Большинство современных географов и историков нашего  времени  сходится
во мнении, что Сейбл открыл  французский  путешественник Лери, совершивший в
1508 г. плавание из Европы на "Землю бретонцев" -- полуостров, который позже
англичане нарекли Акадией и  еще позже --  Нова-Скотией  (Новой Шотландией).
Возможно, что сторонники этой версии  правы. Мореплаватель Лери  дал  новому
острову французское название  "sable", точно  передающее  характер  острова.
Ведь по-французски слово "sable" означает песок!
     Но кто знает,  может  быть, еще до путешествия Лери  первооткрывателями
коварного   острова   случайно   оказались   португальские   или   испанские
конкистадоры, познав здесь  горечь  кораблекрушения...  Во всяком  случае на
древних картах Педро  Райнеля -- известного  португальского географа  начала
XVI в. --  остров Сейбл именуется  Санта Круз  -- Святой  Крест. Расскажем о
самом острове.
     Северное кладбище Атлантики
     Пожалуй,  самое  удивительное  то,  что  Сейбл все время движется.  Это
кочующий  остров,  беспрестанно   меняющий  свои   размеры,  конфигурацию  и
координаты. На картах  XVI  столетия, изданных  во Франции, Англии и Италии,
длина его  варьируется от 150  до 200 миль,  а  уже  в  1633  г. голландский
географ Иоханн Ласт, описывая Сейбл в своем атласе, сообщает:
     "...остров  имеет в окружности  около  сорока  миль, море здесь бурно и
мелководно,  гаваней нет, остров  получил дурную славу, как место постоянных
кораблекрушений".
     Сейбл  расположен  в  110  милях   к  юго-востоку  от  Галифакса,  близ
материковой отмели, как раз в том районе, где
     теплый Гольфстрим встречается с холодным Лабрадорским  течением.  Это и
привело к образованию гигантской отмели  из песка, гальки и раковин, которая
когда-то  простиралась в виде серпа до мыса Код. Геологи считают, что  Сейбл
-- не что иное, как выступившая из-под воды вершина этого серпа.
     Вытянувшийся с востока на запад на 24 мили, Сейбл не превышает в ширину
одной мили. Поверхность острова  занята двумя  почти параллельными песчаными
грядами, которые тянутся  вдоль острова и под воздействием ветра формируются
в  дюны  и  холмы,  постоянно  меняющие  свое  положение  и  форму.  Местами
поверхность острова  покрыта  травянистой  растительностью. Наиболее высокая
точка  острова  --  холмы  Риггинг-Хилз высотой  34 м.  В четырех  милях  от
западной  оконечности   острова  расположено  полусоленое  озеро  Уоллас   с
глубинами 1,5 -- 4 м. Океанские волны проникают в него,  перекатываясь через
дюны.
     Западная оконечность  острова под непрерывным действием течений и  волн
Атлантики  постепенно  размывается и  исчезает,  а  восточная  --  наоборот,
намывается  и  увеличивается.  С каждым  годом  у  восточного  края  острова
образуются  новые  песчаные  отмели,  и  остров,  таким образом,  непрерывно
перемещается  на  восток,  постепенно  удаляясь   от  берегов   Нова-Скотии.
Подсчитано, что  за  последние  двести лет Сейбл "прошагал" по  океану почти
десять морских миль. Известна даже скорость его перемещения: 1/8 мили (около
230 м) в год.
     В прошлом веке ученые предполагали, что раз остров удаляется от берега,
перемещаясь  в  сторону большей  глубины, то он должен  через несколько  лет
совсем  исчезнуть  с поверхности  океана.  Но  этого  не  случилось.  Скорее
наоборот:  по  сравнению  с  прошлым  столетием  Сейбл  увеличился  в  своих
размерах. Последние измерения  показали, что  сейчас он на две мили длиннее,
чем 75 лет назад.
     Сейбл стоит на океанской судоходной трассе через Северную Атлантику  --
самом оживленном  и  напряженном морском пути  в мире  и представляет  собой
большую опасность  для  кораблей. Поскольку высота Сейбла над уровнем океана
не превышает 34 м, с моря он почти неприметен. Только в погожие дни с палубы
судна можно различить на горизонте узкую песчаную полоску этого острова.
     Канадские  рыбаки  утверждают,  что  прибрежные  пески острова,  словно
хамелеоны,  приспосабливают свой цвет к цвету океана. Как часто в этих водах
сбитые  с  толку  капитаны  шли сквозь остров, ведя свои  корабли  на верную
гибель!
     Опасности   поджидают  мореплавателей,  в  основном,   у  восточного  и
западного мысов  острова.  От мыса Ист-Пойнт на  3,5 мили  на  северо-восток
тянется осыхающая песчаная коса, над которой при штормах наблюдаются буруны.
От  мыса  Уэст-Пойнт  такая же осыхающая  коса простирается  на две  мили на
северо-запад, а на запад-северо-запад от нее на 19  миль простирается отмель
Уэст-Бар.  В   районе  северной  кромки  этой  отмели  в  штормовую   погоду
наблюдается волнение,  направленное против  ветра. Границы и  рельеф  отмели
Уэст-Бар постоянно изменяются.
     Параллельно северному  берегу  острова, на  расстоянии 4 кабельтовых от
него,  местами простираются песчаные гряды с малыми  глубинами, над которыми
во время шторма свирепствуют буруны.
     Погода в районе  Сейбла  очень  неустойчива,  а условия  плавания  близ
острова одни из самых трудных. Густые туманы успешно  соперничают с туманами
Ла-Манша, а жестокие штормы -- здесь обычное явление.  В сентябре и  октябре
семибалльные ветры гудят над  Сейблом, почти  не стихая, а зимние, еще более
сильные штормы,  бушующие с ноября  по  март,  скрывают  остров из  вида  то
ливневыми дождями, то  снежными  вьюгами.  Попробуйте  разглядеть  с мостика
судна песчаный серп  во время шторма за  пеленой  дождя, когда вокруг пляшут
пятнадцатиметровые волны!
     Вокруг  острова постоянно кипит белая пена бурунов,  и только летом,  в
июле,  когда  неистовство океана  стихает, к острову (только к  его северной
стороне) можно подойти на шлюпке.
     Шторму  на  Сейбле обычно  предшествует необычайно ослепительный восход
солнца. Но бог весть откуда появившаяся дымка свинцовых облаков заволакивает
солнце,  небо темнеет почти до черноты,  и вот уже в дюнах  тонко  засвистел
ветер. Он крепчает, начинает завывать и срывать с верхушек дюн песок и гонит
его  через  остров в  океан... Из-за  этого секущего песка на острове нет ни
одного дерева и даже кустов.  Лишь  в долине между двумя  грядами дюн растет
чахлая трава и дикий горох.
     Приливное течение у Сейбла идет на север со  скоростью 1 -- 1,5 узла, а
отливное, направленное  на юг, проходит  через отмели  восточной и  западной
оконечностей острова со скоростью до  2 узлов. Причем эти течения обманчивы:
под влиянием ветра их скорость и направление изменяются.
     Главная  опасность,  которая  подстерегает  у  Сейбла  моряков, --  это
зыбучие пески его  отмели. Это  своего  рода "трясина океана", которую можно
наблюдать лишь  на Гудвинских  Песках  и  близ  Гаттераса.  Пески  коварного
острова буквально поглощают попавшие в их объятия корабли.
     Достоверно  известно,  что  оказавшиеся  на  отмелях   Сейбла  пароходы
водоизмещением в 5000  т, длиной 100 --  120  м полностью исчезали с глаз  в
течение   двух-трех  месяцев.  Моряки  окрестили  этот  остров  "пожирателем
кораблей".
     Однажды в конце  прошлого века свидетелем  того, как в песках Сейбла на
глазах   исчезают   корабли,   оказался   известный   американский   ученый,
изобретатель телефона  Александр Грэхем  Белл. Его  потрясла разыгравшаяся 4
июля 1898  г. близ Сейбла драма,  когда в  результате  столкновения  затонул
французский  пароход "Ла Бургонь". Ученый считал, что часть людей с парохода
добралась  до  Сейбла,  ожидает  там  помощи.  Белл  на  свои  личные деньги
организовал  спасательную  экспедицию,  прибыл  на  остров  и тщательно  его
обследовал. К  его огорчению, спасшихся после катастрофы там не оказалось. В
ожидании парохода  Белл прожил на острове  несколько недель. Ученый оказался
очевидцем погребения огромного американского четырехмачтового барка "Крофтон
Холл". В июле  1898 г.  Белл писал: "Барк  сел  на мель в апреле этого года.
Великолепное судно казалось невредимым,  если не считать, что его  корпус  в
середине треснул. Сегодня пески поглотили жертву полностью".
     История  Сейбла  --  это сплошная  летопись человеческих  трагедий, это
непрерывная  цепь  событий,  связанных исключительно с  кораблекрушениями  и
всякого  рода  преступлениями.  По  сохранившимся  на  спасательной  станции
острова документам смотритель маяка Джонсон  наносил на  карту места и  даты
гибели судов с  1800  г. Подсчитав число навечно увязнувших в песках острова
судов вы получите, что  каждые два года здесь терпело крушение в среднем три
судна.  А  что было до 1800 г.? Исторические документы в виде многочисленных
томов  "Летописей  кораблекрушений",  различные  морские  хроники  и  другие
источники позволяют  нам судить, что еще до начала  XIX в. Сейбл представлял
собой  гигантское кладбище Северной Атлантики и,  пожалуй,  не  меньшее, чем
"Пожиратель кораблей Сэр Гудвин".
     Здесь,  под  многометровой  толщей  песка  покоятся  острогрудые  челны
отважных  викингов, неуклюжие  каракки  и галеоны  испанцев  и португальцев,
гулеты рыбаков  Бретани,  прочные  сосновые  корабли  нантакетских китобоев,
английские шмаки, куттеры из Гуля, тяжелые трехмачтовые корабли
     Вест-Индской компании, изящные американские клиперы... Вся эта канувшая
в Лету армада кораблей придавлена тяжелыми корпусами пароходов.
     Движущийся и все время  меняющий  свою  форму  Сейбл с  времен  древних
викингов был  постоянен  только  в  одном:  в  своей  непримиримой  вражде к
проходившим мимо него кораблям.
     Причина, почему суда оказались у берегов опасного острова, были разные:
одни корабли наткнулись  на него, заблудившись в  тумане, других  вынесло на
его отмели  течение,  третьи  не  заметили  его  в  пелене дождя и, наконец,
большая  часть  кораблей  нашла  здесь свое  последнее пристанище  во  время
шторма.
     О силе штормов  близ Сейбла можно судить  хотя  бы по такому  факту.  В
августе 1926  г.  у  острова  в  один  день  погибли  две американские шхуны
"Сильвиа Мошер" и "Сэди Никл".  Первая  опрокинулась на отмели,  и ее экипаж
погиб.  Вторую волнением перебросило через  косу  острова с одного  края  на
другой,  где  она также опрокинулась и была позже замыта песком. Вообще 1926
г. оказался несчастливым для  моряков и весьма  "урожайным"  для "пожирателя
кораблей".  В годовое меню  Сейбла,  помимо двух шхун, попало  два парохода:
канадский "Лабрадор" и английский "Гарольд Каспер".
     Первый  оказался в  цепких  объятиях  острова,  заблудившись в  тумане.
Второй,  следуя  из Англии в Нью-Йорк с грузом  угля, 11 февраля штормом был
вынесен на отмели Сейбла и тоже завяз в песках.
     После  каждого  шторма  Сейбл  до  неузнаваемости  меняет  рельеф своей
береговой линии. Лет сто назад длительные штормы промыли в северной  стороне
Сейбла протоку:  внутри  острова  образовалась  большая  внутренняя  гавань,
которая в  течение  долгих  лет  служила убежищем для  рыбаков.  Но  однажды
очередной сильный  шторм  закрыл вход  в  бухту,  и  в  ней, как  в ловушке,
остались навечно  две американские шхуны. Со  временем эта закрывшаяся бухта
превратилась во внутреннее  пресно-соленое  озеро длиной 7 миль.  Называется
оно Уоллас. Сейчас оно служит для посадки гидросамолетов, которые доставляют
на остров почту и продукты.
     Иногда, после особенно сильных и  длительных штормов, песчаные отмели и
дюны   острова,  переместившись  под  действием  океанских  волн,  открывают
человеческому  взору  останки кораблей,  исчезнувших  столетия  назад.  Так,
четверть века назад из зыбучих песков "воскрес" прочный корпус из индийского
тика  американского клипера, который пропал без вести сто лет назад.  Прошло
три месяца, и над корпусом воскресшего корабля выросли дюны высотой 30 м...
     Сейбл -- один из самых "добросовестных" и щедрых поставщиков уникальных
экспонатов в несуществующий музей  романтических реликвий прошлого. Нынешние
обитатели  острова после  сильного  ветра  находят  в  дюнах  ржавые  якоря,
мушкеты, сабли, абордажные  крючья и множество  старинных монет... В 1963 г.
маячный смотритель обнаружил в  песке человеческий скелет, бронзовую  пряжку
от сапога, дуло от мушкета, несколько пуль и дюжину золотых дублонов чеканки
1760 г. Позже нашли  плотную  пачку  банкнот -- английских фунтов стерлингов
середины прошлого  века  --  на сумму десять тысяч. Рядом  валялся старинный
сапог,  из  которого высыпались  кости-Золотые  монеты  здесь  не  редкость.
Морские хроники прошлого указывают названия и дату гибели кораблей, на борту
которых имелось золото в виде слитков и монет.
     Подсчет показывает, что стоимость покоящихся  в песках Сейбла ценностей
составляет по современному курсу п®чти 2 млн. фунтов стерлингов. И это, если
учитывать  только суда,  о которых сохранились сведения, что в момент гибели
на борту был ценный груз.
     Робинзоны-каторжане и всадники-спасатели
     Первыми поселенцами Сейбла  были потерпевшие  кораблекрушение:  для них
этот скудный кусок  суши,  став  причиной несчастья, становился убежищем. Из
обломков разбросанных по кладбищу судов несчастные устраивали себе жилище. К
своему удивлению, первые  робинзоны увидели  в долине  острова  коров.  Этих
животных оставил  там француз Лери в 1508  г., когда впервые  посетил Сейбл.
Животные расплодились и  одичали. Потерпевшие бедствия моряки могли питаться
и морскими котиками, для которых здешние песчаные отмели до сих пор являются
излюбленным лежбищем. Полусоленое  озеро острова изобиловало рыбой, и на его
берегах гнездились морские птицы.
     Трагедия  попавших на Сейбл  моряков усугублялась тем, что  им неоткуда
было  ждать помощи:  корабли избегали подходить  к страшному  острову,  даже
когда  видели  над  ним  дым  сигнальных  костров.  На  что  они  могли  еще
рассчитывать? На  чужую трагедию?  На  то,  что  очередное обреченное  судно
принесет  им  в своих обломках предметы первой необходимости  и, главное! --
несколько фунтов поваренной соли? Да, наверное, и на это.
     Иногда   Сейбл  оказывался   вотчиной  пиратов  Северной   Атлантики...
Вероятно,  "джентльмены удачи"  зарывали  здесь  свои клады, жгли  на  дюнах
острова  ложные огни, чтобы заманить в ловушку корабли купцов. Сколько здесь
было совершено преступлений и сколько Сейбл укрыл  преступников -- останется
навсегда  тайной.  До  сих  пор  многие  суеверные  жители  Ньюфаундленда  и
Нова-Скотии считают Сейбл проклятым богом местом и обиталищем злых  духов  и
призраков. Они так его и называют "The Ghost Island -- остров призраков".
     В  конце XVI в.  Сейбл неожиданно стал островом-каторгой.  В 1598 г. на
нем появилось 48 уголовных преступников. Их  высадили с французского корабля
маркиза  Де Ла Роша, который намеревался основать  на  Ново-Скотии  колонию.
После  сильного и длительного северо-западного шторма в океане  корабль  дал
течь. Так  и не  добравшись  до цели, Де  Ла Рош повернул  обратно к берегам
Европы.  Завидя остров, маркиз не  придумал  ничего  другого,  как  высадить
"лишний груз" на Сейбл. Чтобы каторжане не умерли с голоду, он оставил им 50
овец. О несчастных вспомнили лишь спустя семь лет. Видимо, угрызения совести
побудили короля Франции подписать им помилование. Летом 1605 г. посланный на
Сейбл   корабль  доставил   в   Шербур  одиннадцать   заросших,   потерявших
человеческий облик, одетых в овечьи шкуры людей. Остальные, не вы неся столь
тяжких невзгод, погибли.  Удивительно, но пятеро из  вернувшихся  на  родину
попросили  короля   разрешить  им  вернуться  на  Сейбл.  Король  не  только
согласился,  но  приказал  снабдить  их  всем необходимым. Так  образовалась
небольшая французская  колония. И когда  в  1635 г. из Коннектикута в Англию
возвращался  один из кораблей и потерпел на Сейбле крушение, его экипаж  был
спасен и доставлен на американский материк этими французскими робинзонами.
     Шли годы. До Европы  все  чаще стали доходить вести  о  слишком  частых
кораблекрушениях  возле  острова  Сейбл.  Мореплаватели  требовали  у  своих
правительств  постройки  на  острове  маяка и  спасательной  станции. Но  ни
Франция, владевшая в то  время  Сейблом и потерявшая здесь  в  1746  г.  два
корабля  экспедиции Анвиля, ни Англия -- "владычица морей", ни Голландия, --
никто  не  хотел возиться со столь крошечной  территорией...  и если  бы  не
случай,  --  кто  знает, сколько  бы  еще  Сейбл  оставался, как  говорится,
"впотьмах".
     В начале  1800 г.  у  рыбаков Нова-Скотии  английские власти обнаружили
ценные  вещи:  золотые монеты и  безделушки, географические  карты с  гербом
герцога  Йоркского,  книги  из  его  личной  библиотеки  и даже его  мебель.
Простодушные рыбаки называли эти вещи "штуками с Сейбла". Оказалось, что они
меняли их на рыбу у поселенцев "острова Песков". Это насторожило англичан. К
тому  же из  Нова-Скотии в Лондон  не пришел корабль  "Фрэнсис". Ведь на нем
перевозились личные вещи герцога Йоркского!
     Английское  адмиралтейство  предположило, что  после  гибели "Фрэнсиса"
находившиеся на  его  борту  люди добрались  до  Сейбла, но были  убиты  его
робинзонами. И  вот  на  остров  снарядили  карательную  экспедицию.  Однако
выяснилось, что людей с погибшего корабля никто не убивал. Все  они погибли,
и  островитяне ничем  не  смогли им  помочь  --  на  острове  не  было  даже
спасательной шлюпки.
     Не прошло  и года после гибели "Фрэнсиса",  как в  зыбучих песках погиб
английский корабль "Принцесса Амелия". Из более чем двухсот человек команды,
офицеров и солдат никто  не спасся.  Подошедший на помощь другой  английский
корабль  также завяз в песках острова, и все,  кто на  нем  находились, тоже
погибли. Три потерянных  на Сейбле  корабля и решили дело: англичане наконец
поставили  маяк  и создали  спасательную  станцию  на  опасном  острове.  Ее
служителям   вменялось    в   обязанность   оказывать   помощь   потерпевшим
кораблекрушение и спасать имущество от морских грабителей. А в самой  Англии
в это время были вывешены объявления,  запрещавшие кому бы то ни было, кроме
спасателей, под страхом  смерти селиться  на острове  без правительственного
разрешения.
     То что в 1802 г. громко называлось "спасательная станция", представляло
собой  крепко  сбитый сарай, метрах  в  ста-пятидесяти  от берега.  В нем на
деревянных  полозьях  стоял обычный  китобойный  вельбот.  Рядом  находилась
конюшня --  нет,  скакунов сюда специально  не привозили! Лошади  здесь жили
задолго  до этого.  И их сейчас  на  острове около трехсот.  Никто толком не
знает,  откуда  они здесь  появились.  Согласно  одной  версии,  это потомки
кавалерийских  лошадей,  которые  пришли  на  остров с  одного  французского
корабля, погибшего на отмелях Сейбла в конце XVIII в.  По  другой версии, их
привез  на остров некий Томас  Хэнкок  -- дядя знаменитого  Джона Хэнкока --
известного американского патриота времен войны за независимость.
     Лошади Сейбла скорее напоминают крупных пони, нежели лошадей. Они очень
дики, выносливы,  живут  табуном, питаясь осокой, диким горохом  и какими-то
цветами, которые растут только на Сейбле.
     Ежедневно четыре спасателя объезжали остров вдоль полосы прибоя, следуя
с  его разных  сторон  навстречу  друг  другу. Они искали в  тумане  паруса,
смотрели, не выбросил ли  океан обломки корабля. Вот  они заметили гибнувшее
близ  острова  судно...  Дозорные  галопом мчатся  к  сараю  и бьют тревогу.
Дежурные гребцы впрягают  в упряжку четырех пони, те волоком тащат вельбот к
воде.  Искусно преодолев первые три  волны прибоя, гребцы устремляются туда,
где  терпит  бедствие корабль.  Тем временем  остальные  спасатели,  включая
смотрителя маяка, уже скачут к месту происшествия по суше.
     Потом с  гибнущего корабля перебрасывают на остров  канат:  только  так
можно было вырвать из пасти Сейбла попавших в беду людей.
     До  сих  пор  в  английских  лоциях,  описывающих   район  Нова-Скотии,
сохраняется немаловажное  примечание:  "Если  судно  окажется на  мели  близ
острова  Сейбл,  команде  следует оставаться  на  борту  до  тех  пор,  пока
спасательная станция не окажет помощь.  Практика показывает, что все попытки
спастись на шлюпках судна неизменно оканчивались человеческими жертвами".
     В летописи кораблекрушений зарегистрировано всего восемь судов, которым
удалось выбраться из цепких объятий Сейбла и избежать гибели.
     История  острова  Сейбл знает  только  один-единственный  случай, когда
помощь спасателей не понадобилась.
     Это произошло  в  1846  г.  Американская  рыболовная  шхуна  "Арно" под
командованием  капитана Хиггинса  промышляла  рыбу  близ  "острова  Песков".
Шквал,  неожиданно  налетевший  ночью, сорвал  большинство парусов и едва не
опрокинул  судно. На рассвете  капитан  понял,  что течение  и ветер занесли
"Арно" на  отмели  Сейбла. Надежда  оставалась только на  якоря.  Их отдали,
вытравив с каждого  клюза по 100 саженей каната. К полудню норд-вест перешел
в девятибалльный  шторм. Океан кипел над отмелями, как  вода  в котле. Шхуну
несло  к  смертоносным  бурунам.  Хиггинс,  не  рассчитывая  на  зоркость  и
бдительность спасателей Сейбла,  решил испытать  судьбу.  Чтобы на  судне не
возникла паника, он запер команду в трюме. Двух бывалых матросов он поставил
на  баке у каждого борта и, чтобы их не смыло за борт, привязал к  поручням.
Сам  Хиггинс вцепился в штурвал.  Шхуна с  невероятной  быстротой  неслась к
берегу.  Привязанные  матросы лили из бочонков в воду рыбий жир. Ветер  гнал
его  перед  носом судна в  сторону острова.  Этот  древний и надежный способ
сглаживать гребни волн  нередко  применяли и до  сих  пор применяют  моряки,
когда нужно сбить гребни волны.  Буруны перебросили шхуну через песчаный бар
острова, и она оказалась в безопасности, у подножья окатываемых прибоем дюн.
Все люди. спаслись, но шхуна погибла -- на следующий день ее разбил шторм, и
обломки "Арно" скрылись в песчаном чреве Сейбла.
     В 1852 г. на острове построили новое, более крупное здание спасательной
станции,  а деревянный  вельбот  заменили  новым  --  железным.  В  1893  г.
соорудили новое  здание,  но  сильный  шторм  за  одну  ночь разрушил его до
основания -- пришлось строить заново и надежнее.
     Хуже  дело обстояло  на Сейбле с маяками. С 1802 г. деревянное строение
единственной маячной башни стояло в средней части острова. В 1873 г., когда,
несмотря на многочисленные ремонты  и  укрепления, башня маяка  окончательно
обветшала,  маяк  заменили  двумя  новыми с железной  ажурной  конструкцией.
Восточный маяк благополучно прослужил около ста лет, а вот западный пришлось
заменять шесть раз:  ненасытный Сейбл "проглотил"  шесть своих  маяков. Люди
знали,  что остров упорно ползет на восток, оставляя  свой западный "хвост",
где  стоял маяк,  под водой,  но просто не успевали переносить его на другое
место. Так и пришлось  с континента шесть  раз доставлять  новые конструкции
маячных башен.
     Сейбл сегодня
     По-прежнему мимо острова каждый день проходят  сотни торговых судов над
флагами стран всей планеты.  Капитаны, прокладывая на картах курс, стараются
разминуться с островом на значительном расстоянии. И  хотя в  наши дни Сейбл
уже  не  представляет такой опасности, как раньше, моряки  к нему  не  любят
приближаться. А вдруг?
     Два   маяка,   стоящие   на  каждом  крае  острова,  посылают   в  ночь
предупредительные лучи. Их свет при ясной погоде  виден за 16  морских миль.
Круглые сутки в эфире слышатся четкие предупредительные сигналы  радиомаяка.
Именно   благодаря  ему  кораблекрушения   у  берегов   острова   фактически
прекратились. Последнюю жертву -- большой  американский пароход "Манхассент"
-- остров проглотил в 1947 г.
     Сейчас Сейбл принадлежит Канаде. Он по-прежнему обитаем: его  население
обычно  составляет 15 --  20 человек. Это  специалисты  и рабочие канадского
департамента транспорта, обслуживающие гидрометеоцентр острова, радиостанцию
и  маяки.  В  их   обязанность  также   входит   спасение  людей  в   случае
кораблекрушения  и  оказание  им  помощи.  Для этого они прошли  специальную
подготовку,  и  в  их  распоряжении  имеются самые  современные спасательные
средства.   Канадские  специалисты  живут  на  острове  со  своими  семьями.
Управляющий  островом  и   начальник  радиомаяка  занимают  два  двухэтажных
коттеджа,   остальные   размещены   в   так   называемых    "караванах"   --
домиках-вагончиках. Эти жилища проектировались с таким расчетом, чтобы могли
противостоять разрушающему действию секущего песка.
     На  Сейбле построена  электростанция,  работающая от дизель-генератора.
Несколько  лет  назад  здесь построили  большой  склад,  кузницу,  столярную
мастерскую, общежитие для потерпевших кораблекрушение  (на случай,  если оно
случится) и ангар, где стоят на рельсах, в любую минуту готовые  к спуску на
воду,  металлические  вельботы.  Этим судам  не страшны  никакие  волны, они
непотопляемы  и настолько остойчивы, что  практически не могут опрокинуться.
Но если это и  случится,  то залитое водой судно устроено таким образом, что
оно снова встает на ровный киль.
     Из   старых  строений  на   Сейбле  сохранилось   лишь   здание  старой
спасательной станции, своего  рода  достопримечательность  острова.  Станция
сооружена из  выброшенных океаном на остров корабельных мачт, стеньг и реев.
К стенам этого здания прибиты "именные доски"  с названиями судов. Эти доски
тоже  прибило  к острову.  Это  --  как  бы оставшиеся паспорта былых  жертв
"пожирателя кораблей".
     До сих  пор на Сейбле  живет стадо из  трехсот диких пони.  На тех, что
приручены, смотрители каждый день объезжают побережье острова. Они  смотрят,
не  прибило  ли к отмелям  яхту или  рыбацкое судно, не валяется ли на песке
бутылка  или пластмассовый  конверт  с  запиской, --  для  изучения  морских
течений. Объездчики острова часто встречают в песке любопытнейшие находки. У
каждой семьи, живущей на Сейбле, таким образом, создалась неплохая коллекция
морских реликвий. По-прежнему в песке находят старинные золотые монеты.
     Современные робинзоны Сейбла научились  разводить на острове огороды  и
даже сады. Основная проблема  --  это уберечь растения  от секущих песков. У
них есть  собаки, кошки  и  куры. Если позволяет пог6да,Что, кстати,  бывает
весьма  редко,  жители острова  купаются  и выходят  на вельботах в океан на
рыбалку.
     Каждую субботу обитатели  острова Сейбл собираются поочередно в  домике
одной   из  семей,   настраивают   радиотелефонную   станцию  на  материк  и
разговаривают со своими родственниками, живущими в Канаде и США.
     Хотя  департамент  транспорта  Канады,  в  чье  ведение  входит  Сейбл,
постарался  создать максимум  бытовых удобств для его жителей, работа  у них
нелегкая и опасная. Метеорологические  условия здесь настолько суровы, что у
людей  часто наступает нервное  перенапряжение. Длительные  штормы ураганной
силы нередко не дают жителям острова выйти из укрытия  строений неделями. Но
не  это  они  считают  самым трудным в своем  пребывании на острове.  Вопрос
упирается в  другое,  скорее психологическое, а не физическое, напряжение. И
действительно,  жить  на  отдаленном, вечно  окутанном  туманом и  терзаемом
штормом острове нелегко. Но еще труднее все время  сознавать, что  ты живешь
не на обычном острове, а на острове-кладбище. То и дело попадающиеся в песке
человеческие черепа и  кости заставляют жителей острова  вспоминать, что под
ногами у них покоятся останки десятков тысяч жертв кораблекрушений. Кому это
приятно?
     Именно постоянные  думы  о  человеческих трагедиях прошлого  здесь,  на
Сейбле,  нередко  приводят  к  нервным  расстройствам.  Лет  тридцать  назад
маячного смотрителя  пришлось отправить на материк. Во  время несения  вахты
его  неизменно  преследовали  призраки   шхуны   "Сильвиа   Мошер",  которая
трагически погибла в бурунах прибоя острова в августе 1926 г. Старый маячный
смотритель оказался тогда очевидцем этой  драмы. Вместе с  другими  жителями
острова он  сделал  все возможное, чтобы спасти тех людей, но они погибли на
его глазах. И вот с тех пор каждую ночь ему стали видеться страшные картины:
матросы шхуны  один за другим прыгают через фальшборт в кипящие  волны, идут
по грудь в воде и протягивают к нему руки...
     Да, борьба со стихией и оказание помощи людям, потерпевшим поражение  в
схватке  с "пожирателем кораблей",  -- работа  не  легкая.  Но в  наше время
спасатели Сейбла, имеющие в своем распоряжении мощную радиостанцию, вельботы
и вертолет,  не только  могут помочь людям у берегов острова, но  и выйти на
помощь в океан.
     Сейчас  большую  помощь  погибающим в море может оказать  имеющийся  на
Сейбле вертолет. Как  жаль, что этот замечательный аппарат был изобретен так
поздно! Сколько человеческих жизней он помог бы спасти у Сейбла!
     Будь  в 1935  г.  на Сейбле вертолет,  не  было  бы  драмы с норвежским
пароходом "Спек", что 14 февраля того года  вышел с грузом угля из  Глазго в
Бостон; 26  февраля радиостанция острова приняла в эфире  едва  улавливаемый
сигнал бедствия  SOS.  В нем  сообщалось,  что  судно, получив  пробоину  от
плавающей льдины, тонет во время шторма совсем рядом с Сейблом. Посланные  к
месту разыгравшейся  трагедии вельботы  не успели оказать  норвежцам помощь.
Опоздали   и  корабли,  получившие  ретранслированный  сигнал  бедствия   со
"Спека"... Так со всем экипажем погибло большое судно.
     В  наше  время великий "пожиратель кораблей" практически обезврежен.  С
1947 г. по сей день не отмечено ни одного случая гибели в его зыбучих песках
крупного судна. Но по-прежнему  зорко вглядываются  в туман моряки,  проходя
мимо  опасного острова.  Ни  на  минуту  не смолкает  грозное предупреждение
радиомаяка:  "Вы  проходите  близ   острова  Сейбл   --   кладбища  Северной
Атлантики".

     ЛЕВ НИКОЛАЕВИЧ СКРЯГИН ТАЙНЫ МОРСКИХ КАТАСТРОФ
     Художественный  редактор  В. П.  Ачканов  Технический  редактор  Н.  Б.
Усанова Корректор М. В. Деянова
     ИБ No 841
     Сдано в  набор 07.06.85.  Подписано в печать 24.10.85.  Т-20950. Формат
84Х108'/з2. Бум.  тип. No 2. Гарнитура "Таймс". Высокая печать. Усл. печ. л.
19,32.  Усл. кр.-отт. 19,85. Уч.-изд. л. 23,13. Тираж 250000 экз. Заказ 611.
Цена 75 коп. Изд. No 1-5-0/11 No 3865.
     Ордена   "Знак  Почета"   издательство  "Транспорт",   103064,  Москва,
Басманный туп., 6а
     Ленинградская  типография No2 2 головное  предприятие ордена  Трудового
Красного Знамени Ленинградского объединения "Техническая  книга" им. Евгении
Соколовой  Союзполиграфпрома  при Государственном  комитете  СССР  по  делам
издательств, полиграфии  и  книжной  торговли. 198052,  г. Ленинград,  Л-52,
Измайловский проспект, 29.
     Рецензент А. П.  Яскевич Заведующий редакцией И. В. Макаров Редактор С.
В. Приградова Художник Ю. Г. Макаров
     Переиздание выполняется по многочисленным заявкам книготорговцев.
     В  анналы   истории  это  преступление  вошло  по  еще  одной  причине:
криминалистами  был  сделан  еще   один  шаг  по  идентификации  трупов  (Ю.
Торвальдс. "Век  криминалистики" изд. "Прогресс" 1991 г.). Берусь обеспечить
Интернет-библиотеки и этой книгой. Schreibikus.



Популярность: 15, Last-modified: Tue, 17 Sep 2002 12:04:38 GmT