Сборник воспоминаний бойцов и командиров 3-й
Московской  коммунистической  стрелковой дивизии.
   Сост. Т. К. Некрасов. Изд. 2-е, доп. и испр. М, Моск. рабочий, 1975.

В 1941 году из добровольцев была сформирована 3-я Московская
коммунистическая дивизия. В нее вошли рабочие и служащие, партийные и
хозяйственные работники, инженеры и директора предприятий, писатели и
журналисты, профессора и студенты. Авторы очерков  ветераны дивизии.

(c) Издательство Московский рабочий, 1975 г.


     О ДРУЗЬЯХ-ТОВАРИЩАХ



     О  друзьях-товарищах.  Сборник  воспоминаний  бойцов  и командиров  3-й
Московской коммунистической  стрелковой дивизии.  Сост. Т. К. Некрасов. Изд.
2-е, доп. и испр. М, "Моск. рабочий", 1975.
     208 с.
     В  1941   году   из  добровольцев  была  сформирована   3-я  Московская
коммунистическая  дивизия.  В  нее  вошли  рабочие и служащие,  партийные  и
хозяйственные  работники,  инженеры  и  директора  предприятий,  писатели  и
журналисты, профессора и студенты. Авторы очерков -- ветераны дивизии.

     © Издательство "Московский рабочий", 1975 г.

     О ДРУЗЬЯХ-ТОВАРИЩАХ

     СБОРНИК   ВОСПОМИНАНИЙ    БОЙЦОВ   И    КОМАНДИРОВ    3-Й    МОСКОВСКОЙ
КОММУНИСТИЧЕСКОЙ СТРЕЛКОВОЙ ДИВИЗИИ

     Издание второе, дополненное и исправленное

     МОСКОВСКИЙ РАБОЧИЙ  1975


     СОДЕРЖАНИЕ

     Предисловие К. Бирюков. По зову  партии, по велению сердца В. Ставский.
Автоматчик Павел Бирюков  Н. Анисимов.  Там, где  рождалась гвардия Памятный
день В. Лебедев-Кумач, Московская гвардейская А. Майлов. Под Новой Руссой С.
Григорьев. Танки  пошли в  наступление В.  Ермаков. Фронтовая тетрадь Письмо
писателя А.  Н. Толстого  П. Л. Петрову-Соколовскому  А. Бережной.  Командир
батальона В. Кохась. Маша и Наташа В. Смирнов. Закаленные в  огне М. Биткин.
Шли мы дни и ночи  Т. Некрасов. Фронтовая семья Н. Становое. В бою и в труде
М. Камышев.  Сердце командира М. Клешнин. Главное направление М. Петухов. На
заданной  волне  В последний час  Вперед,  на  Псков! С.  Саркисов. Огонь на
"линии Пантеры" Гвардейцы  получают  награды Л.  Воронков. Разведчик  Степан
Терновой  С. Зеленов.  На  водных  рубежах  Девушки в  шинелях Вспоминает С.
Найденова  Вспоминает Т.  Бурова Вспоминает В. Котова П.  Грибков.  "Говорят
русские"  М. Алексеева.  Клуб  на передовой К.  Князев. Люди станколитовской
закалки М. Берниковский. Бойцы партии Ленина Н. Бубнов. Летописец дивизии

     ПРЕДИСЛОВИЕ

     Во второе издание сборника "О друзьях-товарищах" включены  воспоминания
бойцов,  командиров   и  политработников  дивизии  московских  добровольцев.
Некоторые  ранее опубликованные материалы, по согласованию с их авторами, не
вошли в данную книгу.
     Несколько слов о самой дивизии. Ее формированию предшествовало собрание
актива Московской партийной  организации 13 октября  1941 г., где обсуждался
вопрос о военной  угрозе, нависшей  над Москвой.  В принятой резолюции  было
сказано:  "Перед  лицом  этой  возросшей опасности  партийный актив  считает
необходимым  мобилизовать   всю   Московскую  партийную   организацию,  всех
коммунистов,    комсомольцев    и   всех   трудящихся   Москвы    на   отпор
немецко-фашистским захватчикам, на защиту Москвы, на организацию победы".
     По инициативе Московского городского комитета партии 25 районов столицы
сформировали из  числа  добровольцев  по одному коммунистическому батальону.
Они были сведены  в полки. Так была создана  3-я Московская коммунистическая
дивизия. Командиром  ее  стал  участник  гражданской войны  Н. П.  Анисимов,
комиссаром А. П. Лазарев, начальником политотдела К. А. Бирюков.
     В  дивизию   добровольно   пришли  рабочие  и   служащие,  партийные  и
хозяйственные  работники,  инженеры  и  директора  предприятий,  учащиеся  и
профессора. Среди них были уже награжденные орденами и медалями, люди разных
воинских званий, мужчины и женщины, юноши и девушки, порой целые семьи.
     Коммунисты и комсомольцы составляли 70 процентов личного состава, в том
числе 3173 члена и кандидата в члены  партии, 3564 члена  ВЛКСМ.  Много было
студентов, Отложив книги и  конспекты, они взяли в  руки  оружие и вместе со
всем народом встали на защиту Родины.
     Молодые  воины не  успели  получить  институтских дипломов, но на полях
сражений они заслужили аттестаты мужества и героизма. Они не успели получить
институтских значков, но грудь их украсили боевые ордена и медали.
     За  героизм и мужество, стойкость и  храбрость  личного состава дивизия
была удостоена  почетного  наименования  гвардейской.  Правительство  высоко
оценило боевые дела добровольцев, наградив дивизию орденом Красного Знамени.
     В весеннюю распутицу  и в зимнюю  вьюгу, днем и  ночью, не зная отдыха,
воины  дивизии гнали фашистских захватчиков от  героического Ленинграда,  от
древнего  Пскова.  Прорвав   "линию  Пантеры",  которую  гитлеровцы  считали
неприступной, москвичи участвовали в освобождении Валки, Тарту, Риги, других
городов и сел Прибалтики.
     Двум полкам  дивизии были  присвоены  наименования  Рижских,  а  два --
награждены  орденами.  Первоначально   дивизия  именовалась  3-й  Московской
коммунистической,  потом  она  стала  130-й  стрелковой,  а  затем  --  53-й
гвардейской краснознаменной Московско-Тартуской стрелковой дивизией.
     Четырежды  салютовала столица своим  посланцам.  Четырежды  в  приказах
Верховного  Главнокомандующего  объявлялась  благодарность  личному  составу
дивизии.
     Авторы очерков -- ветераны дивизии. Они хорошо помнят наказ  пламенного
борца против фашизма чехословацкого патриота Юлиуса Фучика:
     "Терпеливо собирайте  свидетельства о  тех, кто пал за себя и за вас...
Пусть же эти люди будут всегда близки  вам,  как  друзья, как родные, как вы
сами!.."
     В книге  повествуется не только о боевых делах московских  добровольцев
на фронтах войны, но и о послевоенной жизни тех, кто сразу после отгремевших
боев, прямо в солдатских гимнастерках и шинелях вернулись на предприятия,  в
учреждения, в вузовские аудитории, кто в мирных  условиях продолжает подвиги
во имя торжества идей коммунизма.

     ПО ЗОВУ ПАРТИИ, ПО ВЕЛЕНИЮ СЕРДЦА

     К БИРЮКОВ, начальник политотдела дивизии

     Шел октябрь 1941  г. Фашисты рвались в глубь нашей страны, приближались
к Москве. Родина  находилась в опасности. По  радио  и в печати передавались
сообщения о том, что положение на Западном направлении фронта ухудшилось.
     Да,  враг приближался к столице, стремясь любой ценой захватить Москву.
Гитлер  бросил в  этом  направлении свои  основные силы --  авиацию,  танки,
артиллерию.  Ожесточенные  бои  шли в 100-- 120  километрах  западнее нашего
дорогого и любимого города.
     На ближних подступах к столице развернулись грандиозные по масштабам  и
не виданные по  темпам  работы  по строительству оборонительных сооружений--
окопов,  рвов,  заполненных  водой,  эскарпов,  дотов,  дзотов,  проволочных
заграждений.
     Тысячи  москвичей --  мужчины  и женщины,  несмотря  на  частые  налеты
вражеской авиации, с раннего утра до поздней ночи пилили лес, делали завалы,
минировали танкопроходимые места, устанавливали "ежи".
     Однако новые оборонительные сооружения были мертвы без  людей. В помощь
Красной Армии требовались дополнительные вооруженные силы.
     И вот 13 октября состоялось собрание партийного актива столицы, которое
приняло  решение:  Москву не сдавать, коммунистам встать на  защиту  родного
города. В  течение  двух-трех  дней  каждый  район,  а  их  было  25, должен
сформировать батальон, вооружить его и отправить на фронт.
     Москвичи,    верные   славным   революционным   традициям   московского
пролетариата,  по  призыву партии, по велению  сердца взялись  за оружие.  В
первых рядах шли коммунисты и комсомольцы.
     "Ляжем костьми,  но не  отступим,  добьемся победы,  чтобы  подступы  к
любимой Москве стали могилой для коричневых бандитов. Верьте в силы великого
русского народа,  в  силы верных  сынов нашей  Родины  и красной  столицы --
Москвы!
     Мы победим потому,  что любим нашу прекрасную  Родину,  нашу столицу --
Москву.  Мы  победим потому,  что в борьбе за  прекрасную жизнь мы презираем
смерть",--  писали  добровольцы  рабочих   батальонов   Коминтерновского   и
Ростокинского районов.
     19  октября  Государственный  Комитет  Обороны принял  постановление  о
введении  осадного  положения  в  Москве  и  прилегающих  к  ней  районах, о
мероприятиях по борьбе с провокаторами, диверсантами и шпионами, засылаемыми
врагом.   К  этому   времени  все   районы   столицы   сформировали  рабочие
коммунистические батальоны  и вооружили их. Батальоны шли на рубежи  первого
боевого участка обороны города.  Им поручили контролировать  Ленинградское и
Волоколамское шоссе и прилегающие к ним районы.
     Батальоны  формировались  исключительно из добровольцев. В них вступило
немало   передовиков   производства  ведущих   московских   предприятий   --
автомобильного завода, "Серпа  и  молота",  Государственного  подшипникового
завода и многих других. Были нередки  случаи, когда в батальоны записывались
целыми коллективами.
     Геологоразведочный  институт  имени  Серго  Орджоникидзе  готовился   к
эвакуации.  На партийно-комсомольском  собрании  секретарь  парткома  И.  Я.
Пантелеев  предложил тем,  кто  решил  добровольцами  записаться в батальон,
выйти  во  двор  для построения. Через  несколько  минут почти все участники
собрания с  боевыми песнями направились  на  сборный  пункт  в  школу  No 89
Краснопресненского района.
     В  Свердловский  батальон   вступила   передовая   бригада  проходчиков
Метростроя в  составе  И. Монеткина,  И. Володина,  А. Зарецкого и других. С
завода "Серп и молот" пришли в Первомайский батальон одни  из лучших рабочих
предприятия -- ударники А. Каменев, Ф. Титов и другие.
     
       
 
Уходили  добровольцы на  войну  (1941
г.).
 


     В коммунистические батальоны записалось немало представителей советской
интеллигенции. Так,  в  батальон Первомайского района  вступили  руководящие
работники  предприятий И. И. Бугоскин, А.  М.  Мунта-ров, А. Э. Рамишвиди, в
батальон Куйбышевского района -- профсоюзные активисты И.  А. Рыбаков, С. Я.
Астахов и другие.
     В те дни поэт Михаил Матусовский о коммунистических  рабочих батальонах
писал:

     Шли  в  Красную Армию  москвичи  -- Веселый и смелый народ. Здесь  были
механики и врачи, Ученый и счетовод.

     Здесь были артисты,  редактора, Связисты и доктора, Здесь были философы
и певцы, Курьеры и мастера.

     Москва  посылала  лучших  людей,  На  смертную  битву  встав,  От  всех
переулков и площадей, От славных своих застав.

     21   октября   1941   г.   первый   боевой   участок  стал  именоваться
Северо-Западной  группой  войск  обороны  столицы.  Рабочие коммунистические
батальоны  были  сведены  в  три  стрелковых  полка.  Из состава  батальонов
сформировали  спецчасти: артиллерийский полк,  разведывательный  и  саперный
батальоны,  батальон  связи,   медико-санитарный  батальон,   истребительный
противотанковый  дивизион,   роту   химической   защиты,  зенитную  батарею,
минометный и пулеметный батальоны, истребительную роту и др.
     В   конце   октября   подразделения   Северо-Западной    группы   войск
преобразовали в 3-ю Московскую коммунистическую стрелковую дивизию. Однако в
первые дни  оружия  не  хватало.  При формировании батальоны получали  самое
различное  оружие --  отечественное, трофейное и даже  учебное.  Большинство
добровольцев  не  имело  достаточной  военной   подготовки.  Но   по   своим
политическим  качествам  все  части  и  подразделения  стояли на чрезвычайно
высоком уровне. Бойцы понимали необходимость  в  кратчайший  срок преодолеть
все препятствия и в совершенстве овладеть боевым мастерством. Учеба шла днем
и ночью. Бойцы знали о  силе врага, о трудностях борьбы с танками в  уличных
боях. Но это еще больше укрепляло боевой дух добровольцев.
     Выйдя  на  свои рубежи,  части  дивизии  возводили  и  совершенствовали
оборонительные  сооружения.  В  то  же  время  неустанно  занимались  боевой
подготовкой. С первых дней начались занятия  по  метанию гранат и бутылок  с
зажигательной смесью, по стрельбе  из винтовок. Приобретались навыки ведения
штыкового  боя.  Сплоченность и  высокая политическая  сознательность сильно
облегчили  организационное  оформление  подразделений,  укрепление  воинской
дисциплины.
     Благодаря помощи Московского  городского комитета  партии,  Московского
Совета  депутатов  трудящихся все  части  получили  новую  военную  технику,
начиная с гранат, винтовок и кончая минометами,  артиллерийскими орудиями. С
огромным  подъемом началась  тактическая учеба взводов,  рот,  батальонов  и
полков.  Особое  внимание  командование  обращало  на  тщательную  отработку
взаимодействия частей в ходе наступления и в активной обороне.

     
       
  
  В  боях  под  Москвой  (1941  г.).



     С выходом на рубежи обороны потребовалась единая военная форма, так как
бойцы  были  одеты  в  то, что  каждый  сумел  достать.  Например,  батальон
Киевского   района  широко  использовал  костюмы  из  реквизита   киностудии
Мосфильм. На бойцах можно  было  видеть кавалерийское обмундирование  времен
1920-- 1927  гг. с  разноцветными нашивками на  груди.  Одни  носили  шапки,
другие буденовки,  третьи  какие-то  шлемы. С  помощью Московского  комитета
партии и партийных организаций предприятий дивизия получила все необходимое.
     Наступившие   морозы   заставили  нас  совершенствовать  оборонительные
сооружения. Окопы и траншеи дополнялись целой системой блиндажей и землянок.
Навыки  строительной  работы у  нас  уже имелись, все делалось  теперь более
четко, грамотно и в короткие сроки.
     В частях  и подразделениях  силами бойцов издавались  "боевые  листки".
Появилось много песен, стихотворений, написанных самими бойцами.
     Вскоре  дивизия  получила  боевое  задание провести разведку  боем.  Мы
тщательно  подготовились,   всесторонне   изучили   передний   край  обороны
противника.
     Разумеется, особенно  много пришлось поработать разведчикам.  18 ноября
1941 г. под  Солнечногорском группа разведчиков во главе с командиром взвода
А. М. Мартьяновым и помощником командира взвода  Н. И.  Сапфирским, выполняя
боевое  задание,  изучала систему  огня  противника  у  деревень Дурыкино  и
Еси-ново,  а  также  в  Солнечногорске.  Они  установили  количество  войск,
подвижных  огневых средств, артиллерии и танков врага. Изучив  передний край
обороны,  интенсивность движения по шоссе, разведчики  отправились дальше. У
деревни  Литвиново они разделились  на группу  прикрытия и  ударную  группу.
Последняя  на  рассвете незаметно  для  фашистов вошла  в Солнечногорск.  На
площади, где стояли танки, немецкий часовой заметил разведчиков и выстрелил.
Но боец С. Смирнов тут же заколол часового штыком.
     Собрав  необходимые сведения, разведчики  возвращались  с  задания.  По
выходе из  города фашисты вновь  заметили  их и  обстреляли.  Соединившись с
группой  прикрытия  у  деревни  Есиново,  бойцы,  отбиваясь  от преследующих
гитлеровцев,  свернули с шоссе и по западному берегу  Клязьмы  спустились  к
водохранилищу.  Разведчики  доставили  ценные сведения о скоплении  танков и
живой силы  неприятеля.  В  ходе  разведки смертью храбрых  погибли бойцы С.
Смирнов и И. Игнатов. Командир взвода А. Мартьянов получил ранение.
     23 ноября 1941 г. два стрелковых батальона, усиленные двумя батальонами
артиллерии  и  противотанковым  истребительным   дивизионом,   провели   под
Солнечногорском  разведку боем.  На  подступах к  городу  при переходе через
полотно  железной  дороги  враг  обстрелял  разведчиков.  Наши  артиллеристы
открыли ответный огонь.  В  этом бою  особую  отвагу  проявили  артиллеристы
батареи Менскевича.  Батарея должна была отвлечь огнем внимание  противника,
чтобы  дать  возможность  ударной  группе ворваться  в Солнечногорск.  После
первых  залпов батареи  вражеская  пехота,  поддержанная  танками, перешла в
атаку.  Между  танками  и  батареей  завязалась  артиллерийская дуэль.  Наши
артиллеристы подбили четыре танка. Командир орудия Ф. Г. Маланин, раненный в
голову и грудь, не  вышел из боя. Он продолжал стрелять прямой наводкой пока
его не сразила пулеметная очередь. Парторг батареи П. Рыжов тоже был ранен в
голову, но не выпустил пулемета из рук.
     Не отступил перед  натиском  врага заряжающий С. А.. Овчинников. Будучи
ранен пулей в плечо, он продолжал  бить фашистов. После боя его нашли убитым
со снарядом в руках.
     Пока  батарея  отбивала  атаку  танков,  ударная  группа  1-го  и  2-го
стрелковых  полков под командованием  Л.  Ф. Зряхова ворвалась  с  севера  в
Солнечногорск. Выполнив боевое задание, группа возвратилась на свои рубежи.
     На   следующий   день   орудийный  расчет   артиллерийского  дивизиона,
приданного стрелковому полку, отражал атаку фашистских танков  и мотопехоты.
Между деревнями Красная Поляна и Федосеево  расчет подбил два  танка и  одну
бронемашину  врага.  Во  время  боя  противник  потеснил  стрелковую  часть.
Орудийный  расчет оказался как бы на "островке", который обошли  гитлеровцы.
Расчет занял круговую оборону.
     Бойцы  не падали духом,  продолжали  вести  бой с превосходящими силами
противника.  Они стреляли  прямой  наводкой. Артиллеристы заставили фашистов
отойти от их переднего края. Этим они помогли стрелковой части занять первую
линию обороны  противника.  В  бою  смертью  храбрых  пали  политрук  Н.  И.
Пропадалов, сержант Ф. Г. Маланин, бойцы С. И. Морозов, Б. С. Ульянов, Г. П.
Сковиков и другие.
     2  декабря  группа  разведчиков  под  командованием  лейтенанта  А.  С.
Веселова  вместе  с   подразделением   танковой  бригады  захватила   четыре
населенных  пункта--  деревни  Федоскино,  Сухаревку,   Заречье,  Озерецкое.
Вначале группа  двигалась под  прикрытием тяжелого  танка,  но его остановил
взрыв  мины.  Возвращаться, не  выполнив  боевой  задачи,  воины  не считали
возможным. Группа Веселова продолжала движение, а танк поддерживал их огнем.
Бойцы ворвались в деревню, где находились фашисты. Они захватили 3 танка, 35
автомашин с боеприпасами, 25 мотоциклов, винтовки, патроны, снаряды и другое
военное имущество.
     В этом бою хорошо проявили себя С.  Калинкин, Д. Годунов, В. Козлов, И.
Моисеев и другие.
     Эти первые боевые эпизоды в районах Наро-Фоминска, Волоколамска, Клина,
Истры показали, что москвичи-добровольцы проявляют отвагу, мужество, что они
свято выполняют  свою клятву  --  не отдать фашистам родную столицу. Рабочие
коммунистические  батальоны,  сведенные  в  3-ю  Московскую коммунистическую
дивизию, сыграли свою роль в обороне Москвы в октябре --  декабре 1941 г. Во
взаимодействии с кадровыми частями они прикрыли  ближние  подступы к городу,
оказали реальную помощь воинам Красной Армии.
     Во  время обороны  дивизия  прошла хорошую  школу  боевой  подготовки и
явилась одним из боевых резервов нашей армии.

     АВТОМАТЧИК ПАВЕЛ БИРЮКОВ

     В. СТАВСКИЙ, писатель

     Павел  Акакиевич Бирюков  перед  войной работал начальником  поезда  на
Московско-Курской железной дороге. В грозные дни октября сорок первого года,
он,  как  и тысячи  москвичей,  добровольно вступил в  ряды  3-й  Московской
коммунистической дивизии. Командовал пулеметным взводом.
     Не один десяток москвичей  П. А. Бирюков научил владеть грозным по тому
времени  оружием  --  пулеметом  "максим".  Но не  только  этими  качествами
отличался Павел Акакиевич. Был он и замечательным автоматчиком.
     Однажды в дивизию московских  добровольцев приехали  гости из соседнего
соединения,  в   котором  проходили  службу  в  основном  посланцы  столицы.
Находились они тогда под Москвой. Соседи соревновались между собой за лучшие
показатели по боевой и  политической подготовке. Гости просили  добровольцев
помочь военными кадрами, которые передали бы им свой боевой опыт.
     В числе других в 1-ю Московскую дивизию был направлен  и П. А. Бирюков.
Провожая его, однополчане давали наказ:
     -- Смотри, Павел, не задерживайся долго. Тут много работы.
     -- Не беспокойтесь,-- ответил он,-- скоро вернусь.
     Но  Бирюков  не вернулся в  полк,  как  обещал. Почему? О  том, как все
произошло, рассказывается в очерке писателя-фронтовика Владимира Ставского.

     * * *

     Какое  чудесное  было то утро! Багровое  солнце медленно  вставало  над
горизонтом. Снег розовел  и искрился  под его  лучами. Крапива-ветер обжигал
лица, рас-качивая звонкие ветви берез и сосен.
     Вслед  за  комбатом и  группой  автоматчиков из  блиндажа вышел  П.  А.
Бирюков. Он прищурил свои серые глаза от солнца, на лицо его, открытое и уже
немолодое, легла улыбка, блеснули зубы -- с правой  стороны  не хватало двух
зубов: они были выбиты пулей в гражданскую войну.
     У Дома Красной Армии были немцы. Их было сотни полторы. На углу фашисты
устанавливали пулеметы. До  них было рукой подать, вот они -- за  деревьями,
на площадке.
     -- Товарищ комбат, немцы! -- шепнул Бирюков.
     -- Где?
     -- Да вот они!
     Бирюков ткнул в сторону стволом автомата и метнулся в кусты, к огромной
сосне. Он крикнул лейтенанту Моспану, командиру взвода автоматчиков:
     -- Товарищ командир, давайте скорее, вон их сколько!
     Десятка два немцев обернулись на крик Бирюкова, вскидывая свои автоматы
и  винтовки. В этот  миг Бирюков, стоя  за сосной и чуть пригнувшись, дал по
ним  длинную очередь. Рядом прогремела очередь  лейтенанта  Моспана. Бирюков
бросился  к  трем   немцам,  которые  уже   установили  пулеметы.  Мелькнули
перекошенные  от  ужаса лица  врагов. Один  фашист  пытался  открыть  огонь.
Бирюков изо всей  силы ударил его прикладом  по плечу, и тот, коротко взвыв,
упал, завертелся на месте. Два других не успели подняться: пули ударили им в
грудь,  и они  легли  трупами на подмосковной земле,  на скрипучем  утреннем
снегу.
     Только сейчас Бирюков оглянулся. Лейтенант Моспан и автоматчики Терехов
и Ермоленко расстреливали  немцев  с  этой короткой, смертельной  дистанции.
Уцелевшие  немцы зигзагами мчались к домикам в  лесу. Комбат взмахнул рукой.
Граната разорвалась чуть впереди  бегущих. Сквозь  дым  Бирюков увидел,  как
падали немцы.

     
  

 
П. А. Бирюков с внучкой (1964 г.).


     -- Бейте без  промаха, бейте, товарищи!--  кричал Бирюков  и встретился
взглядом с тем, кого ударил по плечу. Тот раскрыл было рот.
     -- Молчи!
     Бирюков схватил немца  за ремень, оттащил в сторону, в  овражек, связал
ему руки. Потом деловито подобрал и бросил к блиндажу немецкий автомат.
     Немцы уже скрылись в окопчиках у домиков. Оттуда свистели пули.
     "Тут  дела надолго!"-- -подумал Бирюков и, согнувшись,  побежал за угол
Дома Красной Армии, чтобы захватить еще диски для своего автомата.
     Начальник разведки дивизии встретил его с дружеской улыбкой:
     -- Молодец,  товарищ  Бирюков.  Лихо  действовал.  Теперь надо добивать
врага, вышибать его оттуда, от домиков. Бери бойцов, действуй!
     Десять красноармейцев и автоматчиков тотчас окружили Бирюкова.
     --  Будем действовать  решительно, товарищи!  Не отставать!  Друг друга
выручать,-- торжественно и строго сказал Бирюков, оглядывая соратников.

     -- Не подкачаем!
     -- Давай, давай!
     -- Командуй!
     Из-за угла дома выбежал лейтенант Моспан, Бирюков просиял:
     -- Есть кому командовать. Командир цел-целехонек.
     Бирюков долго рассовывал по карманам и навесил на себя три целых диска,
восемь  гранат  и сумку  с патронами.  Лейтенант  Моспан,  получив задачу от
подполковника, посоветовался с Бирюковым, как надо действовать.
     -- Я бы пошел тремя группами: в лоб и в обход, справа и слева.
     -- Правильное решение. И я так думал! -- сказал лейтенант.
     -- Действуйте, быстро!-- приказал начальник разведки.
     Бирюкову хотелось узнать у лейтенанта, как же это получилось, что немцы
пробрались  в наш тыл,  где  же  была  наша  разведка,  где  же  было боевое
охранение?  Но со стороны фронта  усилился артиллерийский и минометный огонь
врага по нашему переднему краю; там, в окопах, были три наши роты, а немцы у
домиков были в тылу у этих рот.
     "Потом придется разобраться!" -- подумал Бирюков.
     Через мгновение три группы  уже двинулись вперед, к домикам. Слева  шли
два  автоматчика   и  три  красноармейца,  в   центре   лейтенант  Моспан  с
автоматчиком и  с четырьмя  бойцами.  Бирюков с  тремя красноармейцами пошел
справа лесом,  по овражку.  Они  отошли с полсотни  метров.  В воздухе стоял
сплошной вой снарядов и мин,  гремели разрывы. Трещали, падали с шумом ветви
сосен  и  берез. Впереди  и слева взахлеб лаяли  пулеметы и автоматы.  Сбоку
ударила  мина,  взвыли  осколки. Бирюков  оглянулся  на  стон.  Красноармеец
обхватил  левой рукой  правое  плечо, разбитое  осколком,  окровавленное. Он
посмотрел на Бирюкова синими глазами и тихо опустился на снег.
     -- Отведите его назад,--  приказал Бирюков и в  этот миг увидел: на той
стороне  овражка здоровенный  немец устанавливает  на бугорке пулемет. Волна
страшной ярости захлестнула бойца.
     -- Ах фашистская нечисть!
     Бирюков  старательно  прицелился,  опершись  о  ствол  березы,  и  сбил
немецкого пулеметчика.  Ему ясно  было  видно,  как тот скрючился и на  снег
брызнула кровь.
     Скользя и спотыкаясь, Бирюков скатился в овражек, поднялся на бугорок и
вернулся с пулеметом. Он отдал его бойцу:
     -- Идите в Дом Красной Армии.
     Бойцы ушли  назад, Бирюков  проводил  их  взглядом,  в  то же время  не
упуская из виду  ничего вокруг. Лицо его пылало. Ему  было нестерпимо жарко.
Он бросил в рот горстку снега.
     "Покурить бы!" -- подумал он.  И пошел по склону овражка  -- осторожно,
скользя  от  дерева  к  дереву.  Впереди  между деревьями  мелькнуло  что-то
зеленое. Бирюков мгновенно залег в небольшой ровик, изготовился к бою.
     "Вот  как хорошо  выходит!" -- вдруг удивился он и как будто со стороны
увидел себя в ровике на снегу и тех двух фашистов, которые шли прямо на него
с черными  автоматами наготове. Когда они подошли шагов на двадцать, Бирюков
перерезал их короткими очередями -- одного и другого.
     -- Туда вам и дорога!
     Потом  он  быстро  пробежал с полсотни  шагов  вперед.  Домики были уже
слева,  и  окопчики, в которых засели немцы, были  слева.  Теперь  надо было
смотреть еще зорче.  Вон между стволами  побежал немец-- к военному городку.
Неужели заняли военный городок?
     Над ухом  Бирюкова пронзительно свистнули пули. Холодная тошнота страха
вдруг обдала его. Мгновенно обернувшись,  Бирюков увидел немецкого офицера в
очках, стрелявшего в  него, и в тот же миг безотказный ППШ уже ударил жаркой
горстью  пуль  в живот  фашисту. Тот  с  криком упал.  Бирюков перебежал  на
несколько шагов дальше.  Впереди был бугор. Вот сейчас  надо выбежать туда и
ударить по немцам уже с тыла. Тут он услышал, как чей-то голос окрикнул его:
     -- Бирюков, не ходи!
     Вокруг него никого не было. У Бирюкова перехватило дыхание. И тут же он
взял себя в руки.
     -- Да что же  я -- струсил, что ли? Броском на этот  бугорок, большевик
Бирюков!
     Пригнувшись, он метнулся  на бугорок и -- застыл. Там между деревьями и
кустами стояла  группа немцев. Тут  же были  окопчики. Передний немец поднял
винтовку. Рыжий, щетинистый, он смотрел белесыми немигающими глазами.
     -- Рус, сдавайс!
     Стиснув зубы,  Бирюков взмахнул своим автоматом и застрочил.  В  глазах
его  нестерпимо  ярко  мелькали пятна крови  на  истоптанном снегу.  Немцы с
воплями  попрыгали в  окопчики. Заскочив за  ствол  дерева, Бирюков упал  на
колени и стал метать в окопчики гранаты-- одну за другой, припадая и залегая
перед  каждым  взрывом.  Когда  же  из  окопчиков  высовывались  головы,  он
вскидывал автомат и посылал беспощадно меткие очереди...
     Оглянувшись, Бирюков  увидел подбегавших бойцов  7-й роты. Он закричал,
потрясая автоматом:
     -- Я здесь! Сюда, товарищи!
     Через  мгновение в окопчики полетели  десятки  гранат,  черными дымными
клубами встала земля...
     К  Дому Красной Армии  стащили трофеи  -- восемь  пулеметов,  минометы,
винтовки, пистолеты. Привели пятнадцать пленных. Из окопчиков Бирюков привел
еще одного пленного. И со всех ног бросился в овражек. Связанный немец лежал
там, где его оставил  Бирюков. В глазах его был ужас, на лице застыла жалкая
косая улыбка.
     -- Ты пока не бойся, чертова голова. Гут, гут, А Гитлеру будет вот!-- И
Бирюков показал руками, как будет свернута Гитлеру шея.
     Когда он подошел к Дому Красной Армии, товарищи окружили его, и от  них
он узнал, что лейтенант Моспан, раненный  в грудь навылет, скончался. Это он
кричал,  предупреждая   Бирюкова,  за  мгновение   до  смертельной   раны...
Автоматчик Ермоленко ранен в голову. У Бирюкова  дрогнули  губы, он  опустил
голову...

     Он слышал  грохот орудий, треск винтовок  и пулеметов.  Великий бой  за
Москву, за Родину продолжался. На душе у Бирюкова было светло, спокойно. И в
мыслях была стройность и ясность. Он слышал шумное одобрение товарищей.
     Перед  мысленным взором -- удивительно,  сразу! -- стояли  все картины,
все подробности сегодняшнего боя. Да, он, Бирюков, автоматчик 1-й Московской
гвардейской  дивизии, член Коммунистической партии, доброволец гражданской и
Отечественной войн, вел себя в  этом  бою достойно. Его  охватил прилив сил,
ликующий  подъем.  Как  здорово  побили  сегодня  немцев!  И  он, автоматчик
Бирюков,  отлично  уничтожал  немецких  захватчиков.  Но  ведь и все  боевые
друзья, смелые соратники, тоже отлично истребляли  врага. А это значит,  что
начался новый этап борьбы. Начался разгром фашистских  полчищ -- беспощадные
и грозные удары по врагу!
     Примечание  составителя. Весть  о  боевом подвиге П. А. Бирюкова быстро
облетела  воинов 1-й Московской дивизии. Командование  и политотдел в те дни
опубликовали  "Обращение  ко  всем  бойцам,   командирам  и  политработникам
гвардейцам". В нем,  в частности,  говорилось:  "Особенно  отличился  в  бою
своими ратными делами гвардеец коммунист П. А. Бирюков.  Он устроил засаду в
домике.  На  него двигалось  около  40--  50  немцев с  пулеметами.  Бирюков
подпустил врага на 15-- 10 метров и забросал его гранатами. Так он уничтожил
32 фашиста, из них двух офицеров, захватил четыре пулемета  и документы. Это
настоящий гвардеец, герой".
     С   этим  обращением-листовкой  П.  А.   Бирюков  возвратился  к  своим
однополчанам  в  3-ю  Московскую  коммунистическую дивизию.  Документ  лучше
всяких слов говорил о том, как  П. А. Бирюков  передавал свой опыт соседям и
друзьям по оружию.

     ТАМ, ГДЕ РОЖДАЛАСЬ ГВАРДИЯ

     Я. АНИСИМОВ, командир дивизии

     
      
 
Н. П. Анисимов (1943 г.).


   В начале февраля 1942 г. приказом Ставки Верховного Главнокомандования наша
дивизия  была выведена  из состава войск зоны обороны Москвы и направлена на
Северо-Западный фронт. Ей  присвоили  новое  наименование-- 130-я стрелковая
дивизия. Были переименованы и ее полки.
     Разгружались  эшелоны на  станциях  Черный Дор  и  Горо-вастица. Оттуда
части походным порядком двинулись дальше на запад. Миновали  скованный льдом
Селигер. От этого озера  до места назначения было около ста километров. Марш
предстоял нелегкий.

     Редко кому из добровольцев-москвичей довелось раньше преодолевать такое
расстояние в  пешем  строю,  с полной  армейской  выкладкой. Да и погода  не
баловала  бойцов:  зима  выдалась  суровая  --  дух  захватывало от  холода,
обжигало лица встречным  ледяным ветром. Чтобы избежать нападения с воздуха,
приходилось рассредоточиваться, соблюдать маскировку.  На открытой местности
это  было сложным  делом -- снег в полях лежал  глубокий,  достигая  местами
полутора метров.
     Но  люди крепились, не сетовали  на  трудности, упорно  шли вперед. Два
наших  стрелковых  полка, а  с  ними  артиллерийский  дивизион  и  некоторые
отдельные части дивизии в  назначенный срок  вышли на исходный рубеж. Третий
стрелковый полк,  Два артдивизиона  и  другие части запаздывали.  Однако  не
изнурительный  переход был тому причиной.  Эти  подразделения из-за  налетов
вражеской авиации застряли  еще на железной дороге,  а наверстать потерянное
время было не так-то просто.
     Заняв деревни, что лежали к  югу и юго-востоку от Молвотицы, наши части
начали готовиться к наступлению. Для  этого у них оставались считанные часы.
Важно было  ничем не обнаружить сосредоточения наших войск. Поэтому от всего
личного состава  потребовали строго соблюдать  маскировку,  не  выходить  на
передовые позиции вплоть до момента атаки.

     Впереди  наших  частей  располагался   Отдельный  лыжный  батальон  под
командованием капитана Чми-ля. Этот батальон насчитывал около 300 бойцов. На
отдельных   направлениях   действовали   полевые   заставы,   а   промежутки
патрулировали  дозоры.  До  прибытия  нашей дивизии лыжный  батальон,  как и
другие части соединения, в которое он  входил,  не  раз предпринимал попытки
овладеть  отдельными   опорными  пунктами  противника  и  проникнуть  в  его
расположение. Но  успеха эти попытки  не имели. Все  же частые атаки не были
бесполезными для лыжников: они хорошо изучили  оборонительные  сооружения  и
огневые точки фашистов.
     Готовясь к боевым  действиям, командиры частей нашей дивизии установили
контакт с офицерами  лыжного  батальона и получили от них подробные сведения
об оборонительной  и  огневой  системах врага, ознакомились  с местностью, с
подступами к вражеским позициям.
     Что же представлял  собой противник,  с которым  должны были помериться
силами наши  воины, сыны и дочери  Москвы? На участке, где предстояло  вести
наступление,  оборонялось до двух пехотных  полков  123-й  пехотной  дивизии
немцев.  Вместе с ними  действовали Отдельный саперный батальон,  минометный
дивизион и четыре-пять батарей артиллерии.  Это  были  отборные, вышколенные
части, входившие в  состав  16-й немецкой  армии.  С  воздуха их  прикрывала
авиация. Около пяти месяцев занимали они район  Молвотицы.  Этого времени им
было   более  чем  достаточно,   чтобы   создать  там  сильно   укрепленный,
эшелонированный в глубину рубеж.
     Передний  край противника проходил по  рекам Щебериха, Каменка и  Пола.
Селения, разбросанные по берегам этих рек, были превращены в прочные опорные
пункты и узлы сопротивления. Участки,  занятые фашистами, господствовали над
окружающей местностью. Вследствие этого  подступы к своей обороне хорошо ими
просматривались и простреливались, тем не менее враг постарался их укрепить.
     Так, перед фронтом  нашей  дивизии насчитывалось до  35--  45  дзотов с
круговым обстрелом из пулеметов и автоматов. Каменные и большинство  прочных
деревянных зданий,  подвалы и  чердаки фашисты приспособили для наблюдения и
ведения огня. Подступы к селениям и промежутки между  ними прикрывала густая
цепь  проволочных  заграждений,  минные поля и  лесные  завалы.  Вдоль всего
переднего  края и  вокруг  населенных пунктов  были  насыпаны  снежные валы,
залитые  водой  и покрывшиеся толстым слоем  льда. К  ним  вели скрытые ходы
сообщения. Это позволяло обороняющимся свободно маневрировать своими силами.
     Но ни ледяные валы, ни дзоты, ни стройная огневая система, ни численный
перевес, который  удавалось  врагу создавать на угрожаемых  направлениях, не
спасли его от поражения.
     Первоначальный  план  нашего   наступления  предусматривал  фронтальный
прорыв  с одновременным выходом  части  сил в тыл  врага.  Такая  комбинация
помогала замаскировать истинное направление нашего главного удара.
     Принимая это  решение,  мы исходили прежде  всего из того,  что дивизия
действовала  в   неполном  составе.  Командование  армии,  учитывая  сложную
общефронтовую обстановку,  вынуждено  было  вводить  нашу дивизию в  бой  по
частям, не  ожидая  полного  ее  сосредоточения  на  исходном  рубеже.  Да и
артиллерии у  нас не  хватало. Время  было  тяжелое, и командование  армии и
фронта  не  могло  предоставить   нам  достаточного  количества  орудий  для
массированной артиллерийской подготовки.
     Утром 21  февраля  наша  немногочисленная  артиллерия  открыла огонь по
противнику. Обстрел  его  опорных  пунктов  продолжался полтора  часа. После
этого  стрелковый полк  под командованием майора Кузнецова, действовавший на
главном направлении, перешел в атаку. Наступать пришлось по глубокому снегу,
на открытой местности.
     Ареной упорного  боя явилась деревня  Павлово. Гитлеровцы стремились во
что бы то ни стало удержать ее. Сдача ими  этого опорного пункта нарушила бы
целостность их оборонительного рубежа.  Поэтому противник подтянул резервы и
дрался за каждую пядь земли. Сопротивление его становилось все ожесточеннее.

     Снег на  подступах к деревне  почернел от дыма и гари,  от вывороченных
комьев  земли.  Вокруг   с   воем  рвались  мины,  ухали  снаряды,  рассыпая
смертоносные осколки, не  смолкал треск пулеметов, свист  пуль.  А  в хмуром
февральском  небе  кружили  вражеские  самолеты,  обрушивая на головы бойцов
бомбовые удары.
     Но  таков уж  русский человек:  чем труднее  испытания на его пути, тем
упорнее он их преодолевает, добиваясь успеха. Нашим бойцам порой недоставало
воинского умения, но их наступательный дух был необыкновенно высок. Помня  о
том,  что  они  представляют  на фронте  боевую  Московскую коммунистическую
организацию, наши воины проявляли  беззаветную  преданность Родине и народу,
не щадя сил, добивались победы над врагом.
     Мужество, отвага и готовность к самопожертвованию были нормой поведения
солдат и офицеров.
     Младший лейтенант Калинин во главе  группы  солдат  проник  за передний
край обороны немцев и отбил у них орудие. Тотчас же он развернул его и повел
огонь по врагу. Меткими выстрелами Калинин уничтожил гитлеровцев, засевших в
двух  домах. В  разгаре  боя во  2-й стрелковой роте были ранены командир  и
политрук. Помощник командира роты Павлов, вырвавшись вперед, воскликнул: "За
мной! Ура!"  Бойцы устремились в  атаку.  Спустя некоторое время  был тяжело
ранен командир батальона.  Узнав об этом, Павлов возглавил батальон и  повел
его в бой. Воодушевленные примером коммуниста,  солдаты ворвались в  опорный
пункт врага, начали выбивать его автоматчиков из домов.
     Лишь  на  вспомогательном  направлении  дивизии царило  затишье.  Здесь
должен был действовать батальон во главе  с капитаном В.  И. Верстаком,  но,
двигаясь  по  бездорожью,  по  глубокой  снежной целине,  он смог  выйти  на
указанный ему  рубеж лишь к вечеру. Осуществляя сложный маневр среди болот и
глубоких  снегов,  опоздал  занять  исходное  положение  и  лыжный батальон,
которым командовал капитан Чмиль.
     
      
       
И.       И.       Дудченко       (1964
г.).


     Ограниченные  по  фронту  действия  нашей  дивизии  21
февраля  создали у  противника  превратное представление о нашем замысле. Он
вообразил, что усилия  наступающих сосредоточены только на захвате  деревень
Павлово и Сидорово. Стремясь помочь своим атакованным гарнизонам, он  бросил
туда резервы, оголил фланги и даже несколько ослабил другие  опорные пункты.
Это  сказалось на  исходе боевых  действий в  последующие  двое суток.  Бой,
затихший  с  наступлением  темноты,  возобновился утром  22 февраля.  Объект
первого дня  атаки  дважды переходил  из рук в руки. Лишь на  одном  участке
удалось закрепиться нашей стрелковой роте.
     Тяжелое  ранение  получил в сражении  командир полка майор  Кузнецов. С
группой раненых  бойцов его положили в сарае. Фашисты  отчаянной контратакой
потеснили  наших  и  завладели  сараем.  Комиссар  полка  Репин  с  горсткой
храбрецов  бросился на выручку захваченных  гитлеровцами  раненых. Смельчаки
достигли  сарая, но  сильным огнем  артиллерии  и минометов  противника  эта
группа была отрезана от наших войск.
     Комиссар был ранен.  Захватив в плен, немцы бросили Репина в сарай, где
находился майор Кузнецов  с несколькими истекавшими кровью воинами, и живыми
сожгли их.  Когда  бойцы узнали  об  этой жестокой расправе  гитлеровцев над
ранеными, то поклялись отомстить врагу.
     Разведка донесла,  что фашисты отвели часть сил из Новой Руссы, которая
считалась у них наиболее укрепленным опорным пунктом,  находившимся в центре
узла  их  сопротивления. Получив  эти  сведения,  капитан Верстак  со  своим
батальоном повел  энергичное  наступление  на селение  и занял его  окраину.
Вступил  в дело лыжный батальон.  Стремительным ударом  во фланг  немцев  он
прорвался в глубину их обороны и, невзирая на бомбардировку с воздуха, занял
несколько  населенных  пунктов, в том числе селение  Глыбочицы,  С  захватом
этого  селения  коммуникации противника,  ведущие к Новой  Руссе,  оказались
перерезанными.

     Это  был  крупный  успех.  Учтя  создавшуюся  обстановку,  командование
дивизии  внесло коррективы в первоначальный план  наступления.  Прежде всего
решено  было переменить  направление главного  удара, обеспечив захват Новой
Руссы.  Эту  операцию  возложили  на  командира  полка  капитана Довнара.  В
дальнейшем  он должен  был  развивать наступление на  указанный  ему  рубеж,
содействуя  частью  сил нашим  войскам,  решавшим задачу на прежнем  главном
направлении.
     На  место  трагически  погибшего  майора  Кузнецова  встал  капитан  И.
Дудченко.  Ему  приказано  было,  нанося  удар с  юга,  во  взаимодействии с
капитаном Довнаром довершить разгром группировки противника в районе Павлова
и Сидорова и не дать немцам возможности перебросить свои силы к Новой Руссе.
Задача лыжного  батальона  состояла  в  том,  чтобы  закрепиться  в  селении
Глыбочицы, а частью сил наступать на Старое Гучево.
     Наше решение -- изменить направление главного удара -- было рискованным
и   вместе  с  тем  правильным,   продиктованным   требованиями  сложившейся
обстановки. Выполнение операции назначили на  23 февраля. Этот  исторический
для  Советской Армии день,  день ее рождения,  оказался  знаменательным  для
нашей  дивизии.  В труднейших условиях  она  победно  завершила наступление,
нанеся серьезное  поражение  врагу,  опытному  в  военном  деле  и  до зубов
вооруженному.
     Уличные бои в  Новой  Руссе изобиловали  примерами инициативных, смелых
действий  воинов. Многие из  них показали себя как подлинные герои. Каменную
церковь немцы приспособили под наблюдательный  пункт артиллерии, оборудовали
в ней огневые точки. Сильно укрепили они и каменные дома. Не имея под руками
орудий,  бойцы  пускали в ход  гранаты,  расстреливали  пытавшихся  спастись
гитлеровцев из  винтовок.  Пулеметчики, вчерашние студенты  московских вузов
Теннер,  Монахов, Зубарев и Познер, заняв выгодные  позиции,  метко  били по
фашистам, очищали от них улицы.
     
     
 
С. А. Довнар (1942 г.).


     Полку капитана Довнара удалось  быстро овладеть Новой Руссой. Успех был
достигнут прежде всего внезапностью атаки, но во многом способствовало этому
и  то, что  вражеский гарнизон лишился поддержки  извне. Силы противника  на
соседнем участке были скованы стрелковым полком капитана Дудченко и ничем не
смогли помочь своим войскам.
     Радостные  вести  поступали и  с  других  направлений.  Полку  капитана
Дудченко хорошо помогли взаимодействовавшие с  ним  части.  Например,  выход
подразделений полка  капитана  Довнара на фланги  немецкого опорного  пункта
Сидорово поставил  его гарнизон под  угрозу  разгрома.  Паника, возникшая  в
рядах  противника, позволила  капитану  Дудченко со своими бойцами  добиться
решительного успеха.
     Боевое  содружество войск  приносило все  новые и  новые  замечательные
плоды. Полк капитана Довнара, продолжая двигаться на север, атаковал Новое и
Старое Гучево.  Тем временем  с севера  на  одну  из  этих деревень наступал
лыжный  батальон.  Атакованный с  двух  сторон, деморализованный  противник,
бросая оружие, беспорядочно отступил.
     В  итоге  трехдневных боев  наша  дивизия овладела 17 опорными пунктами
противника,  проникла  в  тыл  молвотицкой  группировки,  чем способствовала
нашему  соседу справа  в  захвате  всего  Молвотицкого  узла  сопротивления.
Дивизия, выполнив возложенную на нее задачу, заняла указанный ей рубеж.
     В августе  дивизия  вышла  на  новый участок фронта-- в  район  деревни
Сутоки. Здесь  ей предстояло перерезать узкий коридор  между старорусской  и
демянской  группировками  16-й немецкой  армии и  способствовать  завершению
окружения противника в демянском котле. Задача была трудная. Враг, удерживая
этот  район более  десяти  месяцев, основательно  укрепил господствующие над
болотами высоты, создал минные поля. Здесь  было сосредоточено  много  живой
силы  и техники. Борьба на  этом  участке имела  ту особенность, что быстрое
продвижение  вперед было невозможно  из-за глубоко  эшелонированной  обороны
немцев. Требовалось прогрызать  ее методически, отвоевывая  у врага  метр за
метром.
     Весь месяц  прошел в ожесточенных  боях. По  пояс в грязи  и воде,  под
огнем врага, терпя лишения из-за бездорожья, наши бойцы медленно наступали и
стойко удерживали захваченные позиции. Было подсчитано: за август и сентябрь
наши  подразделения  отразили  в  общей сложности  53  контратаки,  истребив
несколько тысяч гитлеровцев.
     В  конце  сентября   дивизия  по  приказу  командующего   фронтом  была
передислоцирована в  район  Панаевых  горок  и заняла исходное положение для
дальнейших активных действий.
     8  декабря  1942 г.,  когда  дивизия  была  в  боях,  пришло  радостное
сообщение  о  преобразовании ее в 53-ю  гвардейскую  стрелковую. Это явилось
достойной   наградой   славному  коллективу  дивизии,   незадолго  до   того
отметившему первую годовщину ее  образования и проведшему уже много  тяжелых
боев.
     К  тому времени, когда  дивизии было присвоено гвардейское звание, меня
перевели в  другое  соединение. Командиром  дивизии  был назначен  полковник
Михаил  Васильевич Романовский. Гвардейское знамя вручили  дивизии  4 января
1943  г. В тот день полковник Романовский  от  имени товарищей  по оружию --
москвичей  --  дал  гвардейскую  клятву. И эта  клятва,  как мы знаем,  была
выполнена.

     ПАМЯТНЫЙ ДЕНЬ

     В  этот памятный день -- 8 декабря 1942 г.-- посланцы столицы  узнали о
преобразовании нашей 130-й стрелковой дивизии в 53-ю гвардейскую.
     Такой высокой чести, как отмечалось в  сообщении, она была удостоена за
то, что в  боях за  советскую Родину  против  немецких  захватчиков показала
образцы мужества, отваги, дисциплины и организованности.
     В связи с этим знаменательным событием секретарь МК  и МГК ВКП(б) А. С.
Щербаков прислал воинам дивизии приветственную телеграмму.
     "Москвичи,--   говорилось   в  ней,--  сердечно   поздравляют   бойцов,
командиров  и  политработников  с  получением высокого  звания гвардейцев  и
преобразованием дивизии в гвардейскую. Это высокое и почетное звание дивизия
получила  за  стойкость,  мужество,  дисциплину и  организованность  личного
состава,  за отвагу,  героизм,  проявленные  в  боях  с  немецко-фашистскими
захватчиками.
     Ваша  дивизия возникла  из добровольцев-москвичей в суровые октябрьские
дни прошлого года. За это время она прошла славный путь, и москвичи по праву
гордятся  ее боевыми  успехами. Бойцы, командиры  и  политработники! Высокое
звание, которое получила  дивизия, обязывает  воинов-гвардейцев  еще сильнее
наносить    удары    гитлеровской    армии,    еще    беспощаднее    громить
немецко-фашистских захватчиков! В великом, святом деле разгрома врага будьте
в первых рядах нашей доблестной Красной Армии!"

     МОСКОВСКАЯ ГВАРДЕЙСКАЯ

     В. ЛЕБЕДЕВ-КУМАЧ, поэт

     Не гром гремит над тучами Раскатами  могучими --  То наша  сила грозная
встает.

     Идет  краснознаменная, В огне  войны  рожденная, Московская гвардейская
идет.

     С  врагами-супостатами, С  фашистами  проклятыми  Сражалась по-геройски
наша рать,

     Мы люди не  таковские -- Гвардейские,  московские,-- Чтоб  немцу  землю
русскую отдать.

     Недаром кровь народная, Святая, благородная Лилася на зеленую траву --

     В боях не отступали мы, И грудью отстояли мы Родимую, любимую Москву...

     У нас бойцы умелые И офицеры смелые, Сердца у нас в атаке горячи.

     Лавиною      бесстрашною      По-русски,      врукопашную     Бросаются
гвардейцы-москвичи.

     Не гром гремит  над тучами Раскатами  могучими -- То наша сила  грозная
идет.

     Вперед,  краснознаменная, В атаках  закаленная, Московская гвардейская,
вперед!

     ПОД НОВОЙ РУССОЙ

     А. МАЙЛОВ, начальник штаба батальона

     Поэт Михаил Матусовский в одном из своих произведений писал:

     Средь сотен и тысяч бессмертных имен Мы Халина имя храним. Он  вел свою
роту со склона на склон, И рота шагала за ним.

     Он  сердцем  упал на немецкий дзот,  И  грудь его,  как  броня,  Укрыла
друзей, идущих вперед, От вражеского огня.

     Он знал, что даром не  пропадет  Ни кровь, ни солдатский  пот, Он знал,
что Родина эту смерть Бессмертием назовет...

     Анатолий  Халин был нашим однополчанином.  Его жизненный  путь ничем не
отличался от жизненного пути его сверстников. В  детстве он читал много книг
о  русских  богатырях, героях  гражданской войны.  Любил он  ребят  смелых и
решительных, дружил с ними.
     Окончив  семь  классов,  Анатолий  Халин  пришел  на  московский  завод
"Каучук".  Поступил  здесь в  фабрично-заводское  училище и через  некоторое
время  приобрел  специальность.  Трудясь на производстве, он занимался  и  в
аэроклубе.  Одним  из  первых  среди  своих   сверстников  начал  прыгать  с
парашютом.
     
     
        
А.        Е.       Халин        (1942
г.).


         Халин мечтал стать летчиком. Однако состояние здоровья
не позволило ему осуществить задуманное. Все же он во время  призыва в армию
на   действительную  службу  был  зачислен  в   десантные  войска.  Отслужив
положенный  срок,  Анатолий  вернулся  к  мирной  жизни.  Стал  трудиться  в
Научно-исследовательском    институте   резиновой   промышленности.   Прошло
некоторое  время, старшие  товарищи, заметив в  нем  хорошие организаторские
способности,  предложили  его  кандидатуру на должность руководителя  группы
испытаний.
     В группе  работала девушка  по имени Елена. Анатолий  и Елена  дружили,
постепенно   дружба   переросла  в  любовь,   они  поженились.  Но   недолго
продолжалась их супружеская жизнь.
     Немецкие фашисты,  нарушившие мирную жизнь советских  людей,  напали на
нашу  страну.  Они  двигались  на  восток.  Приближались  к  Москве.  Родина
находилась в опасности.
     Как-то поздно вечером  Анатолий  пришел домой  усталый,  взволнованный,
молчаливый.
     -- Что с тобой? -- спросила его Елена.
     --  Ухожу на фронт,-- ответил  он.--  Готовь  вещевой мешок и  две пары
белья.
     Елена прикусила нижнюю губу, молчала. Она знала о том, что как Анатолий
сказал,  так  и  будет.  Он достал из  письменного стола парашютный  значок.
Повертел его в руках.
     -- Десантником будешь? -- спросила Елена.
     --   -   Нет.   Пехотинцем,--   ответил  он.--   Создается   Московская
коммунистическая добровольческая дивизия. Вот и я в ней буду служить.
     -- Как же ты в нее попал? Повестки-то из военкомата не было?
     --   Военкомат  тут  ни  при   чем.  Дивизия  создается  по  инициативе
Московского комитета партии...
     В нашем полку младший лейтенант Халин  командовал ротой автоматчиков. В
дни  боевой  учебы он  прививал бойцам  любовь к  физкультурной  подготовке.
Испытывал  выносливость  автоматчиков на тяжелых  и  длительных маршах, учил
рукопашному бою. Так  было под Москвой. Рота Анатолия Халина вместе со  всей
дивизией  была   переброшена   на   Северо-Западный  фронт.  Мужественные  и
выносливые автоматчики  совершили почти  стокилометровый переход через озеро
Селигер и с марша вступили в бой с гитлеровцами.
     Наступили  бессонные  ночи  и  дни.  Бушевали  метели и бураны.  Стояли
крепкие морозы. Москвичи с тяжелыми боями продвигались вперед, отвоевывали у
врага  один за другим населенные пункты.  Впереди было  большое  село  Новая
Русса. Фашисты  его сильно укрепили:  окружили  колючей проволокой и минными
полями, настроили доты и дзоты.
     В селе было сконцентрировано много  живой силы и техники. Каждый клочок
земли  на  подступах к  Новой Руссе  был пристрелян немцами. С сумерек и  до
рассвета над селом и его подступами висели осветительные ракеты.
     Этот опорный, сильно укрепленный пункт гитлеровцы считали неприступным.
И вот  нашему  полку во взаимодействии  с другими подразделениями предстояло
взять Новую Руссу.  Ночью батальоны  капитана Владимира Ивановича Верстака и
старшего лейтенанта Михаила  Герасимовича Иванова, а также рота автоматчиков
Анатолия Евгеньевича Халина вышли на исходные рубежи.
     Иванову  и  Халину со  своими  подразделениями  предстояло  ползком  по
глубокому снегу переправиться через овраг, добраться до села, расположенного
на  пригорке,  и навязать  фашистам  бой.  Но  глубокий  рыхлый  снег  мешал
продвижению вперед. Гитлеровцы, обнаружив следы  москвичей на снегу, открыли
ураганный пулеметный огонь трассирующими пулями.  А впереди перед селом  был
ледяной вал, сделанный немцами, чтобы нельзя было подойти к Новой Руссе.
     В  воздухе  появились  фашистские  бомбардировщики. Наши  артиллеристы,
прикрывавшие  движение передовых подразделений,  прекратили  огонь, чтобы не
выдать себя. Тем временем воины из батальона Иванова и роты Халина залегли в
глубоком  снегу.  Но след,  оставленный на  снегу,  заметили  неприятельские
наблюдатели. По передовым подразделениям стала бить фашистская артиллерия.
     Доносились стоны тяжелораненых. Казалось,  что вся земля содрогается от
стрельбы.  На  востоке загоралась заря.  Гитлеровцы усилили огонь.  В  рядах
москвичей становилось все меньше и меньше боеспособных воинов. Комбат Иванов
предложил командиру роты  автоматчиков  Халину, не  ожидая приказа, пойти  в
атаку.
     -- Иначе погубим людей,-- сказал он.
     -- Согласен,-- ответил Халин.-- Прикрывайте моих  автоматчиков огнем.--
Анатолий скомандовал своим воинам: -- Рота, за мной!
     По  глубокому  снегу бежали  автоматчики,  они  не  отставали от своего
командира. Перескочили через овраг. Справа застрочил вражеский пулемет.
     Халин, увлекая автоматчиков, бежал по снегу впереди.
     Вдруг  недалеко от  Халина  дала о  себе знать  замаскированная огневая
точка   противника.  Обстановка  сразу  изменилась.  Но  командир   роты  не
растерялся.  Он  бросился  в снег, скрытно  подполз  к  вражескому  дзоту  и
забросал его  связками гранат.  Пулемет умолк. Халинцы,  окрыленные  удачей,
опять поднялись  в  атаку.  Но тут  снова раздалась пулеметная  трескотня из
молчавшего до сих  пор неприятельского дзота.  Ближе всех к  дзоту находился
Халин. Он мгновенно принял решение.
     --  Политрук Чащин,  принимайте командование ротой,-- сказал он,  держа
гранаты в руке. И устремился к вражескому дзоту.
     Это  происходило на глазах  у  всех воинов.  Они замерли  в цепи. Халин
почти вплотную  подбежал  к  дзоту и метнул гранату.  Неприятельский пулемет
умолк. Но и тело отважного командира рухнуло на амбразуру вражеского дзота.
     Политрук Чащин  поднял роту  автоматчиков  и повел  ее  в атаку.  Воины
лавиной устремились на штурм гитлеровских укреплений. На помощь автоматчикам
шли батальоны Иванова и Верстака. Штурмом они овладели крайними домами Новой
Руссы.
     Фашисты,  пытаясь возвратить потерянные  позиции, ежечасно переходили в
контратаки. Однако москвичи не только надежно удерживали отвоеванные у врага
позиции, но и наносили ему новые чувствительные удары. Мужественно  сражался
молодой коммунист Виктор Кохась. О  его подвиге в годы войны свидетельствует
сохранившийся до наших дней архивный документ политотдела дивизии.
     "В  боях  за Новую  Руссу,-- говорится в  нем,-- боец Виктор Михайлович
Кохась  проявил себя  мужественным и  храбрым воином. 22 февраля 1942 г.  он
огнем  своей  винтовки  уничтожил минометный  расчет  противника.  Подполз к
вражескому дзоту и забросал  его гранатами.  Немцы в панике  оставили  дзот.
Были захвачены трофеи: два станковых пулемета, миномет  и много мин. Миномет
сразу же был направлен против фашистов.
     В другом  бою коммунист Кохась уничтожил пулеметный расчет врага. В тот
же день  он  вместе  с  боевыми товарищами  заметил  15 гитлеровцев, которые
пытались  окружить  их  и  взять  в  плен. Храбрецы  не  растерялись. Виктор
Михайлович повел москвичей в атаку на фашистов.
     Кохась принимал  участие  в  боях против  немцев в  четырех  населенных
пунктах. Лично уничтожил десять фашистов. Потом он  был выдвинут на работу в
качестве  секретаря  комсомольской  организации  528-го  стрелкового  полка.
Прекрасно зарекомендовал себя на этом деле".
     Добровольцы-москвичи  дрались  стойко  и  мужественно  и  тогда,  когда
попадали в трудное положение. Батальон, которым командовал капитан Зряхов, в
длительном  бою с  фашистами  израсходовал  все  боеприпасы.  А  фашисты все
наседали.  Они пытались  окружить  добровольцев и  уничтожить  их. Связь  со
штабом полка была прервана. Наступили критические минуты.
     Но  вот через огненное кольцо врага в штаб батальона прорвался адъютант
командира полка Федор Рыженков. Выяснив обстановку, он несколько раз, рискуя
жизнью, проходил через  вражеский заслон.  На выручку батальону срочно  было
послано подкрепление. Фашисты были разбиты и отогнаны.
     Гитлеровцы, озлобленные неудачей, пытались вернуть потерянные  позиции.
С  командного пункта  было отчетливо  видно, как на  передовые позиции наших
воинов шли неприятельские  танки. Ныряя в  воронки от  бомб и снарядов,  они
набирали скорость. Но цепи Добровольцев не дрогнули.

     
     
 
Зиба Ганиева (1942 г.).


     Когда одна фашистская машина была совсем уже близко, помощник командира
взвода Михаил Алексеевич Лыгин  метнул в нее из укрытия связку гранат. Танк,
объятый черным  дымом, замер на месте. Но гитлеровцы не прекратили  атаку. А
через  несколько минут  на  соседнем  участке  воин нашего  полка  Александр
Михайлович Великанов подбил еще одну вражескую машину.
     Раздалась артиллерийская канонада.  Это наши воины прямой наводкой били
по немецким танкам. И ни один из них не ушел с поля боя.
     Многое сделали  политработники  дивизии,  чтобы  сплотить  коллектив  в
дружную боевую семью. В этом была велика роль наших комиссаров.
     Одним  из  первых  комиссаров полка был  активный участник  гражданской
войны Николай Иванович Жур. Его любили и уважали бойцы. Недавно мне довелось
познакомиться  с  архивными  документами,  касающимися  боевой  деятельности
нашего комиссара.  Вот  как, например,  характеризует его  бывший  начальник
штаба полка Владимир Михайлович Павлов:
     "Николай  Иванович  все  время находился  в боевых  порядках  и  личным
примером воодушевлял бойцов, поднимал их на неоднократные атаки, несмотря на
глубокий снег и сильный огонь противника".
     Как-то  раз  фашисты,  собрав   значительные   силы  автоматчиков,  при
поддержке  артиллерии  и минометов, пошли  в  контратаку,  чтобы  возвратить
потерянный ими населенный пункт Великушу. Комиссар Н.  И. Жур  и начштаба В.
М. Павлов в трудной и опасной обстановке повели за собой личный состав полка
и нанесли контрудар врагу.  Фашисты были разбиты и, боясь полного  разгрома,
вынуждены были бежать из этого крупного населенного пункта.
     Тем   временем  советские   воины  сужали  кольцо  окружения  демянской
группировки.  Бои следовали  почти  беспрерывно.  В одной из упорных схваток
комиссар  Н.  И. Жур был  контужен.  Командир  полка  майор С.  А.  Довнар и
работники политотдела рекомендовали Николаю  Ивановичу отправиться в тыловой
госпиталь. Однако он отказался:
     -- Пока  не  разобьем фашистов,-- сказал  Николай Иванович,-- мое место
здесь, на передовой.
     Командир  полка  впоследствии  так отзывался о  комиссаре: "Кропотливой
работой Н. И. Жур помог  мне сплотить личный состав, который в первых да и в
последующих  боях  проявил образцы отваги и геройства.  В боевой  обстановке
Николай   Иванович  умело  проявлял  свои  способности,  обеспечил  активные
героические действия бойцов и командиров полка".
     Все же С. А. Довнару и Н. И. Журу  недолго довелось быть в нашем полку.
Они  были  отправлены  на  лечение  в  госпиталь.  Полком  стал  командовать
начальник   штаба  В.   М.  Павлов.   А  комиссаром  был  назначен   П.   Л.
Петров-Соколовский, удивительно обаятельный человек, драматург по профессии.
Он переписывался с Алексеем Толстым. Письма писателя-патриота комиссар умело
использовал в политической работе.
     Петра Леонтьевича сменил один из первых комсомольцев нашей страны -- П.
И. Тарасов. В годы  гражданской войны Петр Ильич  принимал  участие в работе
подпольной  организации  на  Урале.  По  заданию  партии  находился  в  тылу
белогвардейцев,   распространяя    там    революционные   листовки.    Перед
Отечественной  войной  Тарасов  работал  в политотделе Московского отделения
Ярославской железной дороги. На фронт ушел добровольцем.
     Такими  в  нашем полку  были  политработники.  Такими были и  командиры
подразделений.
     Однажды   посланцы   столицы  вели   ожесточенные  бои   под  Сутоками.
Форсировали  водный  рубеж.  Значительно расширили  захваченный плацдарм.  У
фашистов  осталась узкая полоса, шириной  не  более  двух  километров. Здесь
проходила единственная  дорога, по  которой  гитлеровцы  перебрасывали  свои
войска,  технику  и продовольствие.  Потеря этой  дороги грозила  противнику
гибелью  всей  окруженной  демянской группировки. Фашисты вынуждены были  на
этот участок перебрасывать свежие воинские части, артиллерию и авиацию.
     Ценой  больших  потерь  врагу  удалось  вклиниться  в  боевые   порядки
москвичей, продвинуться вглубь  километров на семь. Нависла угроза окружения
некоторых подразделений.  Гитлеровцы  усилили натиск, прижали наших воинов к
реке  Ловати.  Обстановка  сложилась  тяжелая.  Противником  были   сброшены
провокационные листовки. В  них гитлеровцы сообщали потрясающие  "новости" о
том,  что  якобы  командир  дивизии  Николай  Павлович   Анисимов,  комиссар
Александр Павлович Лазарев  и начальник политотдела Константин Александрович
Бирюков добровольно  сдались  фашистам  в  плен  и призывали  всех москвичей
последовать их примеру, иначе они будут уничтожены.
     Фальшивка быстро  была разоблачена. Анисимов, Лазарев  и  Бирюков  в те
критические  минуты  находились  в  боевых  порядках.  Они  личным  примером
увлекали  воинов  на ратные дела. Политработник М. К. Гордиенко  вспоминает,
что  фашистская листовка возымела обратное  действие.  Добровольцы стали еще
решительнее бить гитлеровцев.
     И опять-таки в  этом  немалая заслуга  К. А. Бирюкова.  "Он,--  пишет в
своих  воспоминаниях  Н. П.  Анисимов,-- был опытным  партийным  работником,
последовательным коммунистом, требовательным к  себе и подчиненным, чутким и
внимательным  товарищем. Константин  Александрович  пользовался  заслуженным
авторитетом и любовью солдат и офицеров. Его часто можно было видеть в самых
опасных  местах  на переднем  крае,  в солдатских окопах,  где решался успех
боя".
     Такую  же высокую оценку деятельности начальника политотдела дал другой
командир  дивизии  московских  добровольцев  --  Михаил  Никитович  Клешнин.
"Бирюков,-- писал он  в деловом отзыве,--  личным примером  увлекал бойцов и
командиров  на штурм  неприятельских  укреплений".  В  бытность  Константина
Александровича   в   дивизии  московских   добровольцев   соединение   стало
гвардейским и краснознаменным.

     ТАНКИ ПОШЛИ В НАСТУПЛЕНИЕ

     С. ГРИГОРЬЕВ, командир танковой роты

     На    пустыре   вблизи   Тушинского   аэродрома    неподвижно    застыл
прибуксированный сюда подбитый вражеский танк. Небольшая группа добровольцев
использовала его как макет для  обучения  метанию  ручных и  противотанковых
гранат и бутылок с зажигательной жидкостью КС.
     Все  мы знали о том, что танки рвут связками гранат.  А как ее сделать?
Оказывается, не так уж  трудно.  Нужны  для этого моток  мягкой  проволоки в
черной изоляции и три гранаты.
     Боец Петров, коренастый, крепкий молодой парень, подошел ко мне:
     --  Разрешите,  товарищ  командир, мне  бросить  первому.  Имею опыт по
финской кампании.
     Залегли за небольшим  ровиком и в  противотанковых щелях.  Крутой дугой
полетела  связка  гранат.  Раздался  сильный  взрыв,  в  результате  порвана
гусеница. Очень скоро все привыкли спокойно сдергивать чеку и, быстро ложась
в  укрытие, бросать гранаты в цель. Бойцы приобретали опыт. Все мы со дня на
день ожидали встречи с вражескими танками.
     Перед командованием нашей  дивизии встал  вопрос  о неотложном создании
собственного танкового подразделения.

     -- Вы, кажется, инженер-механик и имели отношение к танкам? --  спросил
меня комиссар дивизии Лазарев.
     -- Да, технику знаю, но специальной подготовки не имею.
     -- Ничего, все  учимся.  Сдайте отряд  истребителей  заместителю  и, не
теряя  времени,  займитесь формированием танков для  нашей  дивизии. Учтите,
никаких новых машин вы не получите. Разыскивайте покалеченные, выбракованные
ремонтными  базами.  Пускай из  трех  машин  соберется одна,  но  настоящая,
боевая,  способная разить врага. Опирайтесь на  московских коммунистов.  Они
помогут выполнить задание.
     Сразу приступили к делу. Огромный, пустой, холодный цех эвакуированного
завода.   Группа  рабочих,  человек   восемь   --  десять,   копалась  около
изуродованных в  боях танков  разных  типов с  "мертвыми"  моторами.  Кругом
разбросано много различных деталей. Ко мне подошел человек небольшого роста,
суховатый,  с  симпатичным,  но очень усталым  лицом. Я  назвал себя  и цель
своего прибытия.
     --   Манякин  Илья  Семенович,--  сказал  он.--  Раньше  работал  здесь
мастером-испытателем, теперь вот  решили  оживить эти  машины.  Думаем,  что
пригодятся они на фронте.
     -- А ваши товарищи тоже рабочие этого завода?
     -- Да, не все уехали, а мысль одна у всех -- как помочь фронту...
     Начались рабочие будни. Промерзший металл обжигал  пальцы  и от каждого
удара молота звенел,  как колокол.  В углу цеха тлел костер, около  которого
люди отогревали замерзшие  руки  и  позволяли  себе несколько минут  отдыха.
Манякин,  как  хороший  хозяин,  всюду  успевал,  за  всем  смотрел.  То  он
выслушивал  мотор  танка,  как  доктор  больного, то,  вспомнив свою  боевую
юность, годы гражданской войны, сам садился за рычаги.
     
     
  
Танкисты  танкового  батальона  дивизии  В.
Лещинский (слева) и Т. Тарасов (1942 г.).


     Все  готовые  машины  тщательно  испытывались.  С  каждым  днем  работы
становилось  все  больше,  но  прибавлялись  также  и  помощники.   Особенно
выделялся   Владимир  Лещинский,   общительный,  с  характерным  белорусским
акцентом, опытный механик-водитель.
     -- Ну как, оживет этот Т-40? Порядок полный, как зверь на фашиста будет
кидаться. Я сам на нем собираюсь немцев бить,-- ответил он.
     Наступил  день,  когда  в  цехе  выстроилась  колонна  готовых  к  бою,
полностью укомплектованных боезапасом машин,  но  экипажи были не  на  всех.
Вместе  с  Лещинским  и  уже назначенным  политруком  будущей  танковой роты
лейтенантом  Иваном Васильевичем  Мити-ным подошли  мы к одной из  машин, на
которой устанавливался крупнокалиберный пулемет ДШК.
     --  Хорошая машина,  но  с  норовом,-- сказал  стоявший  рядом  пожилой
механик Молотков.-- Интересно, в какие руки попадет?
     -- А если в ваши?
     -- А за чем дело стало? Давно  думаю  об этом. Да и товарищи мои такого
же мнения, сами готовили технику, самим и проверять ее в бою.
     Рабочие переглянулись.
     --  Ну что  же,--  сказал  Манякин,-- видно, нам  надо  быть  с  нашими
машинами, молодняк учить. Ведь техника-то сложная.

     Просто, по-деловому  обсудили  рабочие, кто  пойдет с этими машинами на
фронт, а кто  останется в мастерских продолжать нужное дело: ведь мастерские
по-серьезному стали ремонтной базой для танков.
     Так начала формироваться танковая рота. Политрук рождающейся роты  Иван
Васильевич  Митин   стал   оформлять   список   добровольцев.   С   улыбкой,
располагающей к  нему  даже совсем  незнакомых людей,  бросая иногда  шутку,
острое словцо, он, как магнитом, притягивал к себе будущих воинов.
     Из ворот  завода, грузно  переваливаясь на неровностях снежной  дороги,
гремя  гусеницами,  вышла  колонна машин. Из башен, как жала, торчали стволы
пулеметов  и  скорострельных  пушек,  а  в  открытых  люках виднелись фигуры
стрелков, еще одетых в засаленные ватники и  ушанки. Лица их были суровы  --
им предстояло выдержать новые жестокие испытания в бою.
     Стоял  сильный  мороз,  небо было  затянуто тучами, поднималась  вьюга.
Вместе  с Поскряковым, Пономаревым,  Жуковым  и  Елькиным  мы  добрались  до
небольшой  деревушки, несколько часов назад освобожденной нашими войсками. В
лесочке,  расположенном  рядом  с  деревушкой,  находились  немцы,  которые,
заметив нашу группу, обстреляли  нас из минометов. Это дало нам  возможность
нанести на карте вероятные места вражеских минометных батарей. Добравшись до
полуразрушенного сарая, мы увидели у входа труп женщины. В это время к сараю
подошел пожилой  крестьянин в  старом  полушубке.  За  собой он  вез  санки.
Женщина была его жена, убитая фашистами, они же сожгли дом.
     -- Проклятые,  сколько  людей сгубили! Вот  и  наша семья осталась  без
матери. Горе-то какое!.. Может, помочь вам чем нужно? Все готов сделать.
     Я спросил его о дороге для танков.
     -- Пойдемте со мной, покажу...
     Поздно  вечером,  разведав  подходы  к  переднему  краю,   возвратились
обратно.
     Нас  с Митиным вызвали в  штаб  дивизии. Над  картой  склонился  комдив
Анисимов. Рядом с ним комиссар дивизии Лазарев и другие офицеры.
     -- Доложите о готовности техники и людей к атаке,-- приказал Анисимов.

     Доложил о полной готовности роты к выполнению задания.
     -- Задача следующая: сегодня в ночь танки должны поддержать наступление
пехоты  на  Великушу,  которую,  по  сведениям  разведки,  противник  сильно
укрепил. В бой направьте пять-шесть танков и бронемашину. Для связи возьмите
танкетку. Свяжитесь с батальоном, который пойдет в наступление. Выполняйте.
     Стемнело.  В воздухе морозно.  Под  ногами  скрипел  снег.  Из-за сосен
выползла  большая красная луна. Около  девяти вечера наша артиллерия  начала
обстрел деревни.  Немцы яростно огрызались. Мины рвались  совсем рядом, но у
бойцов пехоты настроение хорошее: ведь вместе с ними в бой идут танки.
     По  дороге,  указанной  крестьянином,  машины  добрались до  небольшого
ельника, откуда до Великуши, хорошо видной с холма, не больше полукилометра.
Продвигаться можно было только по дороге, так как по бокам ее глубокий снег.
Многие  бойцы  сели  на  броню как десант.  С командирами машин условились о
сигналах и связи.
     -- Ну что же, друзья, закурим  перед боем. Видно,  он будет  горячим!--
сказал политрук.-- Драться будем до победы!
     Команда:
     -- По машинам!.. Заводи!..
     Танки  московских рабочих пошли в атаку.  Снежная ухабистая дорога была
хорошо освещена  луной. Сразу у  опушки по броне забарабанили пули. Машины с
грохотом проскочили через  мост и взлетели на гору. Дорога на Великушу  была
преграждена  обледеневшим  снежным  валом.  Водитель  нашего головного танка
Лещинский дал полный газ, машина  зарылась  в снег,  протаранила толстый его
слой  и опять вырвалась на дорогу, но  путь на деревню был прегражден вторым
снежным валом.
     Повторили  маневр,  однако пробить  толщу  снега не  удалось, и  машина
стала.  Все  вокруг было  озарено  желтым светом  пожара, и виднелись фигуры
суетившихся немцев. Бойцы пехоты  залегли  за танками и оттуда вели  обстрел
противника. Кругом рвались  мины. Удар по  броне.  Пулей из противотанкового
ружья пробило башню, разбило плафон. Свет погас.

     От интенсивной  стрельбы заклинило пушку. Мы продолжали бой, стреляя из
пулемета  расчетливо,  только  по  целям.  Метрах в ста от  танка  находился
немецкий дот. Оттуда  непрерывно бил крупнокалиберный пулемет. Дуэль  с  ним
продолжалась до тех пор, пока неприятельский пулемет не замолчал.
     Из-за  небольшого  сугроба, недалеко  от  нас,  выскочило около десятка
фашистов. Аккуратно  прошло  по  ним  перекрестие  прицела  --  пусть  знают
наших!..
     Получили  донесение, что  за снежным  валом,  слева от  нас,  к  оврагу
пробираются  немцы,  видимо,  с целью отрезать  нас от  деревни.  Развернули
пулеметы и прошили вал по всей его высоте. Утром на поле боя было обнаружено
около 30 убитых немцев.
     Тарасов,  приделав к  аккумулятору "аварийку" --  маленькую  переносную
лампочку, взял блокнот, карандаш и написал: "Прошу принять меня кандидатом в
члены партии. Если погибну -- считайте меня  коммунистом. 2 марта 1942 г., 2
часа ночи. Командир танка Тарасов".
     Через политрука Митина наши танкисты быстро узнали об этом заявлении. В
ту ночь еще несколько бойцов пожелали пойти в бой коммунистами.
     Бой продолжался. Слева фашисты стали бить  по  танкам из орудий.  У нас
оставалось  всего  несколько дисков  с  патронами.  Пришли на помощь  бойцы,
лежавшие  у  танков;  они  подтащили патроны  из машин, находившихся позади.
Перегибаясь  через  верхний  люк,  я  принимал  диски  в  машину,  но  вдруг
почувствовал резкий толчок и боль  в плече.  Правая  рука повисла как плеть.
Ранение разрывной пулей.
     Тарасов  финским ножом  разрезал  рукав  моей гимнастерки,  как  мог, в
тесноте перетянул  руку  и  перевязал  рану.  Стрелять  я  не  мог,  и  даже
поменяться  местами  с Тарасовым  из-за тесноты  было невозможно.  Выход был
один: необходимо уйти из машины, чтобы не мешать драться другим. Выбрался из
танка и тут же упал, оглушенный близким  разрывом мины. Придя в себя, пополз
вдоль танков. У машины Митина передал ему командование ротой.
     -- Сделай  все  возможное, чтобы  скорее  добраться к  нашим,  обеспечь
патронами! -- крикнул он мне через люк.

     На пути  встретил комбата Бардюкова, он поручил мне передать в штаб его
донесение, просить поддержки и патронов.
     Под непрерывным обстрелом добрался до моста.  Пули щелкали по настилу и
перилам. В  лощине  послышался  шум  мотора.  Это была  танкетка  Михайлова.
Приказываю ему срочно взять боеприпасы и немедленно  доставить их к машинам,
ведущим бой. Михайлов выполнил задание, танкам удалось вырваться из снежного
плена, с солдатами батальона Бардюкова машины вступили на улицы Великуши.
     Большое мужество  и отвагу проявил  в  этом бою политрук Митин,  бывший
заместитель  председателя Ростокинского  райсовета. Он дрался с  врагом, как
былинный русский богатырь. Его пулемет не  умолкал ни  на минуту,  короткими
очередями  косил он атакующих фашистов,  заставляя их зарываться в снег,  не
давал поднять головы.
     Ведя  бой,  политрук  находил  время  и  силы  для  того,  чтобы  через
приоткрытый люк бросить  несколько вдохновляющих  слов  бойцам,  лежащим  за
танком и ведущим ожесточенную перестрелку  с  наседавшими немцами, и тут же,
ловя в перекрестке прицела врага, цедил сквозь зубы:
     --  Лезешь,  мерзавец,  земли нашей хочешь,  сальца,  молочка?  На вот,
получай! Так будет лучше!
     Вражеский  снаряд  ударил  по   танку,  машина   загорелась,  но  и  из
охваченного  пламенем  танка  политрук Митин продолжал стрелять по  немецким
фашистам. Много их положил он  на поле  боя.  Дорого заплатили  немцы за его
жизнь.
     Несколько дней продолжался  бой за  Великушу.  Этот сильно  укрепленный
оборонительный пункт несколько раз переходил из рук в руки, пока наши  части
не укрепились в нем окончательно.
     Морозная мартовская ночь. Вместе  с  пехотой  бой  вел и броневик  Жени
Елькина,  скромного  московского  парня,  все  благородство  души   которого
раскрылось  в этом бою. Он  получил приказ: вызвать огонь  на  себя с  целью
выявления огневых точек противника.
     Умело маневрируя, Елькин продвигался вдоль линии  обороны немцев. Пушка
и пулемет его броневика ни на минуту не  замолкали, точно дразня противника.
Нервы  немцев  не выдержали,  и все  новые  доты открывали  огонь по машине,
обнаруживая себя.
     От  прямого  попадания  из  крупнокалиберного  пулемета загорелся мотор
броневика. Елькин, не раздумывая, выскочил из машины, сбил своей телогрейкой
пламя  и  тут  же,  под обстрелом, начал приводить в  порядок систему подачи
топлива.  С  товарищами,  продолжавшими  вести  огонь,   он  условился,  что
постукиванием  ключа о броню будет давать знать, что  у него  все в порядке.
Неожиданно стук Елькина прекратился.  Стрелок вылез из машины и увидел,  что
Евгений лежит у переднего  колеса и, с трудом поднимая руку, все-таки стучит
ключом,  хотя и не  по броне,  а  по  протектору колеса. Стрелок поднял  его
голову, чтобы сделать перевязку.
     -- Ну, как себя чувствуешь, командир?
     -- Все в порядке...-- ответил тот, теряя силы.-- Ведите огонь... Ведь я
же вам все время стучу.
     Все  считали,  что Елькин погиб.  Но  вот, когда  уже был  написан этот
очерк, спустя 22 года, мне позвонил  один из фронтовых друзей и сообщил, что
Евгений Елькин остался жив, что после излечения он дрался с немцами до конца
войны, а сейчас работает в одном из институтов Москвы.
     Дивизия освобождала один  населенный  пункт за  другим. Набирала боевой
опыт и  наша родная  танковая рота. На одном  из трудных маршей добровольцев
догнала делегация из столицы, она  доставила на  фронт десяток мощных боевых
машин, это были новые танки КВ.
     Пополнение  танками шло  в ходе  боев и  другими путями. Однажды весной
1942 г.  разведчики узнали, что вблизи Молвотиц, в одном заболоченном озере,
недалеко от берега, затоплено несколько танков Т-26 и  броневых автомобилей,
вооруженных пушками.
     Эти машины  с  полным  боекомплектом были оставлены  нашими частями при
отступлении  в  начале войны.  Операцию  по подъему техники  поручили группе
танкистов  во  главе  с  Манякиным.  Опытный  механик  осторожно  осматривал
наполовину  затопленный  броневик и внутри его заметил  проволочку, идущую к
рычагу  тормоза.  Машины были  заминированы,  малейшая  неосторожность --  и
каждый, кто попытался бы извлечь эту технику, должен был взлететь на воздух.
Опытные саперы обезвредили "сюрпризы", и еще около десяти машин было принято
на вооружение роты.
     Стрелковый полк уже вторые сутки вел бой за деревню Лужки. Танк гвардии
лейтенанта  Бориса Митина-- бывшего студента  МВТУ имени Баумана -- помчался
по ухабистой лесной дороге на помощь нашим бойцам. Танк шел не в ту сторону,
где звучали выстрелы, а правее, к  лесу. Митин  понимал, что в  лоб немца не
возьмешь, надо зайти с фланга, обрушиться, откуда не ждут. Командир немецкой
батареи услышал позади себя рев мотора -- прямо на  него двигался  советский
танк.  После минутной растерянности  офицер приказал развернуть  орудия,  но
было уже поздно. Танк с ходу  налетел  на первую пушку, подмял ее под  себя,
потом под  ним захрустела  вторая, фашисты  в  ужасе  метались,  попадая под
гусеницы.
     --   -    Сделали   из   фашистов   кашу,--   удовлетворенно   произнес
стрелок-радист.
     В этот момент в борт танка ударил снаряд.
     -- Живы, ребята? -- спросил Митин товарищей.
     По  лицу  водителя  Середина  текла  кровь, на  разорванной  телогрейке
лейтенанта виднелось красное пятно.  В  смотровую щель  Митин увидел наконец
пушку, стрелявшую  в них, хотел  развернуть  башню, но  она  была заклинена.
Положение становилось серьезным. К замолкшему танку бежали из укрытия немцы,
что-то громко крича  и,  видимо,  заранее торжествуя, что  сумеют  захватить
живыми советских танкистов.
     -- Нет, не возьмешь! -- сказал Борис.-- Будем драться до конца!
     Экипаж, захватив оружие и сумки с гранатами, быстро выскочил из танка и
залег у  гусениц.  Середин подавал гранаты, тяжелые, чугунные "апельсины", а
Митин из укрытия метко бросал их  здоровой рукой в фашистов, спрятавшихся за
деревьями.
     Больше  двух  часов  шел этот  неравный бой  с  тремя  десятками солдат
противника. Кончались гранаты, на исходе были патроны. Все были ранены, двое
тяжело. И  вот,  когда осталось только две  гранаты, из-за  холма  раздалось
родное громкое "ура!" и рокот мощных танковых моторов. Однополчане пришли на
помощь  и увидели,  что  около  нашей  разбитой  машины  находились  четверо
отважных  гвардейцев, истекающих кровью, а кругом  -- около двадцати  трупов
фашистов,  две раздавленные пушки  и третья беспомощно  стояла с заклиненным
замком...
     Наши  воины  продвигались вперед,  на запад. Сильный бой разгорелся  за
деревню  Козлово.  Один  из  московских  батальонов неожиданно оказался  под
угрозой быть отрезанным; ему необходимо было оставить позиции с тем, чтобы в
тот  же  день  в  более выгодном положении гнать  врага  дальше. Отход войск
прикрывал  танк Т-26  под командованием Тарасова,  ведомый Николаем Жуковым.
Пушечный и пулеметный огонь прижал фашистов  к земле. Завязался ожесточенный
бой с наседающим противником. Тяжелые мины рвались вокруг машины, попаданием
в гусеницу была разбита ведущая звездочка и раскиданы траки.
     --  Кажется,  сели  прочно,--  выяснив  повреждения,   сказал  Жуков.--
Главное, продержаться еще хоть полчаса.
     Пушка  и пулемет продолжали бить по наседающим фашистам. Новый немецкий
снаряд попал в моторную часть. Машина загорелась, но сердца наших гвардейцев
оказались сильнее  огня  и смерти.  Из  дыма, окутавшего  машину,  еще минут
десять строчили пулеметные очереди  и била  пушка.  Потом все  стихло...  Из
открытого люка вырвалось пламя...
     Видевшие эту смертельную схватку с врагом навсегда запомнят подвиг двух
танкистов,  которые  бронею,  волей  и  собственной  жизнью  прикрыли  своих
товарищей, чтобы дать им время для успешного завершения маневра.
     Молча,  стиснув  зубы, садились танкисты в машины,  смело сражались  за
Родину, за счастье советских людей. Все дальше на запад продвигалась дивизия
московских коммунистов  и с  нею вместе наша танковая рота. В ходе  боев она
пополнялась  новыми   боевыми  машинами,   славными  "тридцатьчетверками"  и
танкистами,  закаленными в  схватках  на полях  сражений. Позднее  она  была
преобразована в 1-й гвардейский танковый батальон.

     ФРОНТОВАЯ ТЕТРАДЬ

     В. ЕРМАКОВ, сотрудник дивизионной газеты

     Я в руки беру фронтовую тетрадь... Она на тетрадь не похожа. Но сколько
могла  бы  она рассказать О днях боевых  и хороших! Измята обложка,  пробиты
листы, Но теплится  слово живое. Вот краткая запись:  "Воздвигли мосты..." А
сколько  здесь было героев!  Вот краткая запись: "Февраль озверел -- морозом
все тело сковало..."  А  память  рисует тот бой на заре,  Когда военкома  не
стало.  Вот краткая запись:  "На  сопку идем..."  И  трижды в атаку  ходили,
Проклятую  сопку  изрыли свинцом, Но стяг свой на ней водрузили. Вот краткая
запись:  "Убит политрук..." Его подследила "кукушка".  Он был вместе с  нами
как воин и друг, Смеялся и пел про Катюшу. Вот краткая запись: "Всю  ночь не
уснуть -- Мы слишком  взволнованы,  рады..."  А мне вспоминается праздник  в
лесу, Когда  нам  вручали награды.  Я эту тетрадь  вместе  с  сердцем пронес
Сквозь дни ликованья и бедствий! Так  нежно любимую птицу до слез Носил я за
пазухой в  детстве. И  дорога эта груда страниц, Где каждое слово как порох.
Как в недрах земли, в ней обилье крупиц, Которые ищет геолог.

     ПИСЬМО ПИСАТЕЛЯ А. Н. ТОЛСТОГО П. Л. ПЕТРОВУ-СОКОЛОВСКОМУ

     Драматург  П.  Л. Петров-Соколовский в 3-й Московской  коммунистической
дивизии был комиссаром стрелкового полка.

     Дорогой Петр Леонтьевич, получил сразу два твоих письма с вырезками. От
всего  сердца  радуюсь  за тебя: быть  политработником  в такой части -- это
счастливый жребий  в жизни.  Передай, что кланяюсь каждому  бойцу  и каждому
командиру за верную  любовь к  нашей  Родине, за  непреклонную  ненависть  к
врагу. Желаю вести дальнейший успешный счет снайперской работы.
     Августовские бои очень показательны, хотя еще рано говорить о переломе,
но тенденция истощения  от  перенапряжения сил у  немцев уже наметилась. Это
такой процесс, который  поправить  нельзя. Он  может  только  ухудшаться. Он
может  давать вспышки  подъема, но  вслед за каждой такой вспышкой последует
еще более заметное ухудшение.
     Вся  наша задача сейчас --  в стойкости,  упорстве  сопротивления,  это
основная тактика теперешнего периода войны.
     Ты  видел   когда-нибудь  бокс?  Противник  взял  инициативу  и  бешено
наступает, стараясь ошеломить,  оглушить  и дезорганизовать своего партнера.
Противник не  щадит  своей  морды  и сердца, вместо  лица  у  него  сплошной
кровавый бифштекс, где не разберешь,  где  нос, где рот, глаза заплыли, весь
он в  кровище.  Вот  тогда его партнер,  которого он загоняет в угол, должен
быть  все  хладнокровнее, все упорнее, все расчетливее...  И победа будет за
ним.
     Я видел такой бокс в Лондоне... Бешено наступающий противник -- публика
ему кричит в восторге:
     "Ну-ка,  Билл, наддай, ударь еще, ну-ка посильней!" -- вдруг получил от
партнера двойной  удар в сердце и в  челюсть,  пошатнулся и упал замертво...
Так будет и с немцем.
     ...Скоро, скоро, я в этом твердо уверен, ты сядешь в Барвихе за круглый
стол и я налью тебе чарку. Петя, с победой!
     Пиши.

     Твой Алексей Толстой.
     Август 1942 г.

     КОМАНДИР БАТАЛЬОНА

     Л. БЕРЕЖНОЙ, артиллерист-наводчик

     Огромная разлапистая ель стояла у самой опушки леса. Командир батальона
капитан Владимир Иванович Верстак, укрывшись  под еловыми пушистыми ветвями,
не обнаруживая  себя,  незаметно и  внимательно осматривал передовые позиции
противника.
     ...В то февральское утро на  участке фронта  дивизии держалось затишье.
Над домами ближайшего населенного  пункта поднимались столбы дыма, будто  бы
мир и покой  царили над родными просторами.  Вроде  бы  ничего не стоило вот
так, запросто,  подняться  и  прямо  по  снежной целине  зашагать  к  хорошо
натопленным избам.
     
     
  
Слева  направо:   комиссар  полка   П.   Л.
Петров-Соколовский,  начальник  политотдела  дивизии  К.  А.  Бирюков  и его
помощник по комсомольской работе К. М. Силохин (1942 г.).


     Легкодоступным казалось  все: и изгороди  околицы, и бревенчатый сарай,
одиноко стоящий далеко за выгоном, и черная, прокопченная банька,  сиротливо
прижавшаяся к обрывистому  берегу речки. Но  здравый  рассудок  подсказывал:
враг затаился, враг выжидает.  Поэтому капитан наблюдал. Наблюдал осторожно,
тщательно, терпеливо, как привык наблюдать  за  девятнадцать лет пограничной
службы.
     Не отрывая бинокля от глаз, комбат говорил:
     --  Командиры  рот, не  теряйте  времени. Старайтесь  запомнить  каждую
складку местности, любой подозрительный предмет.
     Чем  внимательнее  вглядывался капитан,  тем яснее  становилась оборона
противника. Вон на взгорке, на самом видном месте, стоит церковь. Вокруг нее
--  дома колхозников.  Но  что это? Почему вдоль  всей окраины  села тянется
необычный сугроб, от которого исходит особо яркий блеск?
     Это  искусственный  снежный вал!  Надо  будет  попросить  артиллеристов
хорошенько "обработать" его, иначе к селу не прорваться.
     Несколько минут спустя Верстак обнаружил еще одну хитрость врага. Вдоль
улиц гитлеровцы поставили ряды кольев,  а на перекладины между ними навесили
снопы необмятого льна. Завеса получилась плотной. Сколько  ни  смотри  -- не
разглядишь, что за ней делается.
     ...Зимний  вечер мягкой  пеленой  застилал деревья. Из глубины леса, из
всех ложбин и  кустарника медленно выползала темнота,  разливаясь и поглощая
все вокруг.
     Комбат  в последний  раз проверял готовность  рот к  наступлению. Строй
людей, одетых в  белые маскхалаты, был почти незаметен на фоне снега. Только
темные силуэты  оружия, будто  подвешенные невидимыми  нитями, колебались  в
воздухе.
     Не  слышно людских  голосов,  не видно огоньков самокруток. В  разрывах
облаков изредка мелькала луна. Временами откуда-то  налетал шалый ветер.  Он
дул то в спину, то в лицо, путался в полах шинелей, поднимал легкую поземку.
     Глубокой ночью батальон вышел  на исходный рубеж. Роты развернулись для
атаки. Впереди  темной  полосой тянулся  заснеженный  кустарник.  Противник,
казалось,  проявлял  удивительную  беспечность. Но едва  группы  разведчиков
стали  приближаться  к  зарослям, как оттуда  послышались дробные автоматные
очереди  и  потянулись  цепочки  красных и зеленых трассирующих пуль.  Такое
зрелище  заставляло каждого необстрелянного солдата поеживаться. Мгновениями
где-то   в  глубине  сознания,   вопреки  рассудку,  рождалось  подсказанное
инстинктом  желание  с  головой зарыться  в  снег,  скрыться  от неотвратимо
надвигающегося кошмара.
     Огонь противника все усиливался. Наступил критический момент. Теперь от
командира батальона, от его  воли и умения зависел успех дела. Надо не медля
ни  секунды принимать  решение. Оно могло  быть  двояким:  либо  предпринять
отчаянный, стремительный  рывок вперед, смять  авангард противника и так  же
быстро, без промедления, прорваться к селу. Либо уклониться от боя, отойти к
лесу и только после новой тщательной разведки повести наступление.
     Было  ясно: противник  узнал  о  готовящемся  наступлении и  предпринял
необходимые меры.
     У него был пристрелян  каждый метр. Полкилометра наступательного боя по
глубокому снегу может очень дорого обойтись.
     И тогда  в роты  устремились  связные  с приказом командира  батальона:
выделив для  прикрытия  небольшие группы, незаметно  для противника  отвести
личный  состав рот к лесу  и подойти к селу с северо-запада, где гитлеровцы,
по всей вероятности, не ожидают удара.
     В роту лейтенанта Веселова направился связной с приказом: форсированным
маршем выйти  к небольшой  деревушке  Бор  и  выбить  оттуда  врага. На  всю
операцию давалось два часа. Если этого не сделать, батальон может  оказаться
между  населенными пунктами, занятыми  противником. Пространство  между ними
простреливалось минометным огнем.
     ...На исходе  томительные часы  долгой зимней ночи. Над зубчатой стеной
леса стало бледнеть  небо. Темнота медленно  отступала в чащу, освобождая из
своих объятий очертания отдельных деревьев.
     Морозное мглистое  утро  батальон  встретил на  марше. Люди шли  тяжело
дыша.  В  размеренных  движениях  заметна  была  большая  усталость.  Комбат
понимал: силы бойцов на исходе. Надо было сделать хотя бы  небольшой привал.
Но пока он размышлял о том, какое принять решение,  к  нему подбежал связной
роты  Веселова. От  усталости  он едва  переводил  дыхание.  Подняв  руку  в
приветствии  к  головному убору,  он  что-то  быстро  проговорил. И в то  же
мгновение будто свежий, бодрящий ветер пронесся над строем. Радостная весть,
скорее  сердцем, чем на слух, была понята  каждым  -- враг  выбит из деревни
Бор.
     Ничто так  не воодушевляет  человека,  как победа.  В одну минуту  люди
преобразились. В  глазах  засветились искорки  радости, плечи  расправились,
усталости как не бывало.
     Тогда, пожалуй, никто не  заметил, какой для комбата это  был радостный
момент. Теперь  не  требовалось никаких призывов к подвигу.  Любой солдат  и
командир был готов к нему.
     И снова, как несколько часов назад, но уже с фланга позиции противника,
роты изготовились  к  атаке. Передовые  цепи стали  быстро  продвигаться  по
снежному полю.
     Казалось, они  вот-вот  достигнут извилистой  реки, на  противоположном
берегу  которой  сразу начинались  улицы  села Дягилево.  Но  в  этот момент
заговорили тщательно замаскированные  огневые точки врага. Вслед за ними над
распластанными на снегу телами бойцов нудно и протяжно завыли мины.
     От бойца  к бойцу стала передаваться команда комбата: используя  каждую
складку местности,  каждый  сугроб, ползком,  небольшими  группами  обходить
дзоты и продвигаться вперед.

     Одна за  другой вражеские  огневые точки  оказывались в  нашем тылу  и,
блокированные, замолкали.
     Когда   рассыпной   строй   наступающих   стал  приближаться   к  реке,
обнаружилась очередная ловушка  противника. С церковной  колокольни во фланг
наступающим  стали  бить пулеметы. Снова  возникло, казалось,  непреодолимое
препятствие.  И  на этот раз выручил опыт комбата, его предусмотрительность.
Благодаря  хорошо организованной  связи  штаб батальона  запросил  поддержку
полковой батареи.
     Один из снарядов ударил в стену колокольни, подняв красноватое  облачко
кирпичной пыли.  Другой угодил  в  купол,  разворотил  ее кровлю  так, будто
обнажил  ребра  неведомого чудовища. Третий  лег  точно в звоннице, разметав
вражеских пулеметчиков. В ту же минуту роты поднялись в атаку.
     Комбат  со связными штаба  батальона продвигался вблизи боевых порядков
так, чтобы постоянно держать  в поле зрения  все роты. Одно  за другим стали
поступать донесения. Первыми ворвались в деревню Дягилево и заняли несколько
домов  роты  лейтенантов  Богданова и  Костырева.  Рота старшего  лейтенанта
Еремина на северо-западной окраине успешно пробивалась к центру села.
     ...Дорога  вела  через низкий мост, который долго находился на ничейной
территории и едва угадывался под толстым слоем снега.
     За  мостом  дорога  круто   забирала  вверх.  По   рыхлому  снегу,  уже
основательно разбитому  множеством ног,  санных полозьев  и колес автомашин,
капитан  вышел на небольшую площадь, в центре которой  стояла  церковь.  Она
изнутри  была  еще охвачена  багровыми  всполохами пламени  и чадила смрадом
горящей масляной краски.
     Вокруг  церкви, на площади,  было еще не менее двух десятков  вражеских
солдат.
     Дома  с чердачными  оконцами,  прорезанными  на самом верху  фронтонов,
одноглазо вглядывались  в  хмурую  заснеженную даль.  И  простенькие  ограды
дворов, и крынка с  отбитым краем, должно  быть, с  лета  забытая на колышке
плетня,  и  сани  с  поднятыми  оглоблями--  все  будто  сошли  с  картинки,
врезавшейся в память с дней далекого детства.
     
     
 
Капитан  В.  И.  Верстак  и  лейтенант А. С.
Веселов в Новой Руссе у трофейного оружия (1942 г.).


     К  полудню населенный пункт  был  очищен от  гитлеровцев. В штаб прибыл
лейтенант Скрипник.  Он обо  всем доложил. Может  быть,  даже подробнее, чем
положено  по  уставу.  Об одной только "мелочи" забыл сказать  Скрипник.  На
участке, где наступала его рота,  немцев  не выбили с  кладбища. Зацепившись
там, они в любой час могли начать наступление.
     Ошибка дала  себя знать, когда, создав значительный перевес сил, немцы,
смяв  передовой  заслон  роты  Скрипника,  перешли в  атаку  и стали  быстро
продвигаться, занимая один дом за другим.
     В то  время  как в центре  села атакующие  вели  интенсивный  огонь,  с
флангов  задами  дворов  устремились  небольшие  группы  автоматчиков.   Они
старались проникнуть как можно  дальше,  чтобы потом, начав обстрел, создать
впечатление полного окружения батальона.
     Взглянув в  окно,  Владимир Иванович увидел, как в небольшом промежутке
между постройками соседнего двора промелькнуло несколько  серо-зеленых фигур
вражеских солдат. Они шли молча, крадучись.
     В   следующий  момент  раздался  громкий  стук  чьих-то  ног  по  полу.
Оглянувшись, Владимир Иванович  увидел лейтенанта Скрипника,  метнувшегося к
двери.  Рука  лейтенанта  уже  коснулась  дверной  ручки,  когда  у  комбата
вырвалось непроизвольное: "Стой!"
     Но   было  поздно.  Дверь  распахнулась,  и  в  тот  же  миг  Скрипник,
отдернувшись назад,  всем своим длинным телом грохнулся на пол и замер. Пуля
угодила в висок лейтенанту.
     --  Остаетесь  за  меня!--  на  ходу  крикнул комбат  начальнику штаба,
выбегая на улицу.
     Всего  в  нескольких  метрах от порога  стоял немецкий  автоматчик и со
спокойной деловитостью менял диск.
     Комбат выстрелил почти  не целясь. Пистолетный выстрел показался звуком
детской  хлопушки, но  автоматчик, выронив  оружие  и ухватившись за  грудь,
медленно опустился на снег. Верстак взял автомат убитого.
     Слева из-за сарая показались несколько красноармейцев.  Они, прижимаясь
к стене и низко пригибаясь, отходили, отстреливаясь.
     -- За мной! -- крикнул капитан, бросаясь бегом к отступающим.
     Те, подчиняясь властной команде Верстака, побежали за ним.
     От  дома  к   дому  стремительными  перебежками  начала   продвигаться,
расстреливая  в упор шедших в открытую  и уверенных в своих  силах вражеских
солдат, небольшая горстка красноармейцев.
     Прошло всего несколько минут напряженного боя, и обстановка стала резко
меняться. Фашисты, понеся большие потери, перешли к обороне.
     Чутьем опытного командира Владимир  Иванович уловил:  первый  успех  и,
пожалуй,  самая  легкая  часть этого  сражения  кончилась.  Наступил  период
состязания с  врагом в хитрости,  ловкости,  умении безошибочно  и мгновенно
оценивать обстановку, стремясь выйти из нее победителем.
     После очередной перебежки, выглянув из-за угла дома,  Владимир Иванович
увидел, как на  середину  улицы выбежал немецкий  офицер. Он остановился  и,
явно  бравируя   своей  храбростью,  стал  выкрикивать   что-то,  размахивая
пистолетом.
     Оттолкнувшись от стены, комбат выскочил на улицу и, прошив храбрящегося
гитлеровца длинной автоматной очередью, крикнул: "За Родину! Вперед!"
     Не успел Владимир Иванович сделать и двух шагов, как на нем пулями были
порваны  полы  и  рукава  шинели.  Сквозь  дыры в маскхалате  свисали клочья
шинели. Не менее десятка пуль изрешетили  одежду комбата, не сделав ни одной
царапины на теле. Такое редко случается на войне.
     ...К концу дня деревня была полностью в  наших  руках.  Немцы,  потеряв
больше батальона, а вместе с ним и надежду отбить Дягилево, отступили.

     МАША И НАТАША

     Б. КОХАСЬ, комсорг полка

     Наташа Ковшова  и Маша Поливанова -- наши  однополчанки. Их жизнь ничем
не отличалась  от  тысячи  жизней  их сверстниц  до войны. Девушки  окончили
среднюю  школу.  Поступили  на  работу.  Жизнь  была  интересная.  Днем  они
трудились на службе, а  по  вечерам  учились  на подготовительном  отделении
Московского авиационного института имени Орджоникидзе.
     Наступил июнь сорок первого года. Девушки в свободное от работы и учебы
время любили отправляться  в загородные прогулки.  Воскресное  утро двадцать
второго числа было радостным  и  веселым.  Ярко светило солнце.  Дул  легкий
ветерок...  Потом  погода стала  постепенно меняться. Появились тучи.  Планы
подружек изменились. Они не поехали в пригородный лес, не  пошли в городской
парк,  а готовили уроки дома.  Стрелка  часов приближалась к двенадцати.  По
радио  прозвучали  позывные. Вскоре всем стало  известно о том, что немецкие
фашисты вероломно напали на нашу страну. Родина оказалась в опасности.

     Столичная партийная организация  поднимала москвичей на защиту  родного
города.  Ковшова  и  Поливанова  добровольно  вступили  в  нашу  только  что
формировавшуюся дивизию.
     Подразделение, в котором служили Наташа Ковшова и Маша Поливанова, было
направлено  на   Можайское  шоссе.  Там  москвичи  сооружали  оборонительные
укрепления.  Затем их  перебросили на  Волоколамское направление.  Ковшова и
Поливанова зарекомендовали себя образцовыми бойцами.
     Однажды  при тусклом  свете коптилки,  сидя  в  землянке, они  писали в
красноармейскую газету заметку.
     "Этот  день  останется  самым  дорогим  и  памятным  в нашей жизни. Мы,
советские девушки-снайперы, вместе с бойцами батальона приняли присягу.
     Каждый воин клялся в своей верности Родине и готовности защищать ее, не
щадя своей  жизни. Преодолевая все на своем пути, пойдем мы, москвичи, в бой
с фашистскими разбойниками. Мы не только отгоним врага от столицы, мы сметем
с  лица  земли  коричневых гадов,  осмелившихся переступить  наши  священные
границы".
     Маша  и  Наташа  думали  о  создании  снайперской  группы в  батальоне.
Командир полка Станислав Александрович Довнар одобрил их инициативу. Ковшова
и  Поливанова учили меткой  стрельбе  однополчан.  Популярность  их  росла с
каждым днем.  О своем стремлении скорее принять участие в ратном деле Наташа
писала своей матери, Нине Дмитриевне, в письмах.
     Из письма к матери от 18 ноября 1941 г.
     "Мама моя милая!.. Мне кажется, что как только наша часть пойдет в бой,
так  и покатится обратно поганая фашистская свора. Уж очень все мы ненавидим
гадов, а поэтому будем бить и бить их так, как били в 1917, 1918, 1919 годах
наши отцы и матери..."
     * * *
     Из письма к матери от 8 декабря 1941 г.
     "...Мы сейчас на Волоколамском направлении.  Настроение  замечательное,
самочувствие отличное. Верю в нашу большую и радостную победу; верю, что моя
хорошая мамочка вспомнит свою боевую молодость и не станет сердиться на свою
дочурку за  то,  что  она добровольно пошла  на защиту нашей горячо любимой,
самой замечательной в мире, родной Москвы.
     Будь здорова  и спокойна, мне ведь  теперь 21 год. Я -- человек  вполне
взрослый...  А я, твой "солдатеночек"-снайпер, постараюсь бить фашистов так,
чтобы долго помнили, проклятые, чтобы бежали и не оглядывались.
     Наташа".
     * * *
     Прошло несколько дней. Наташа в декабре 1941 г. писала своей бабушке:
     "...Знай, что твоя Наталка  никогда не уронит  чести  нашей  семьи и не
опозорит ее  славного  боевого прошлого. Никогда не  сверну с  дороги  перед
лицом  опасности и  буду бить гадов в упор, буду посылать пулю за пулей в их
скверные головы, начиненные  безумными  мыслями  о  господстве над  нами  --
свободным, гордым и смелым народом.
     Буду бить их до конца, до полной  большой и радостной  победы... Много,
много  трудностей  придется  преодолеть,  чтобы  восстановить  все  то,  что
разрушено дикими варварами, нагло ворвавшимися на нашу родную землю..."
     Февраль  1942  г.  Этот месяц  был самым  значительным  в жизни  Наташи
Ковшовой. О том, что ее волновало в те дни, она 3 февраля писала родным:
     "...Сообщаю вам радостную весть -- меня скоро примут кандидатом в члены
ВКП(б).  Уже  три  рекомендации у меня  есть. Сегодня буду писать заявление.
Звание кандидата ВКП(б) оправдаю в бою. Буду такой же большевичкой, как мама
и Надя...
     ...Очень прошу вас,  не забывайте меня и пишите чаще. Каждое письмо как
кусочек родного дома. Не пугайтесь, если нет долго писем от меня. Это значит
некогда или почта виновата.
     Наташа".

     * * *
     В феврале  того  же 1942  г. наша дивизия  прибыла  на  Северо-Западный
фронт.  Посланцы столицы  с  марша вступили в бой с фашистами западнее озера
Селигер. Наташа Ковшова 25 февраля писала родным:
     "Всего  три  дня  в  бою,  а  уже  так много-много успели.  Каждый  бой
оканчивается  нашей  победой... Мы заняли уже шесть  населенных пунктов  и в
каждом захватили большие и важные  трофеи: противотанковые  пушки, пулеметы,
автоматы, целые склады боеприпасов  и  провианта, лошади,  повозки,  машины,
велосипеды и много-много всего.
     Бойцы   и   командиры   показали   себя   с   самой   лучшей   стороны.
Девушки-санитарки -- настоящие героини. Под градом пуль, под разрывами мин и
снарядов они идут вместе с бойцами,  перевязывают раненых, вытаскивают их из
самого огня.
     Мы  с  Машей все  время находимся  вместе. Она хорошая  подруга, с  ней
хорошо в бою; она не бросит в беде..."
     Снайперы Наташа  Ковшова  и Маша Поливанова  с  каждым днем увеличивали
счет истребленных фашистов.  Наташа Ковшова  с поля боя  под деревней Гучево
вынесла раненого старшего лейтенанта Михаила Герасимовича Иванова. У деревни
Великуша   обе   подруги   были  ранены.  Подлечившись  в  медсанбате,   они
возвратились в строй. В одном из боев получил тяжелое ранение командир полка
майор Станислав  Александрович  Довнар.  Наташа  вытащила его с  поля боя  и
сопровождала в санитарном поезде до Москвы.
     Маша Поливанова скучала без подруги.  23  марта  1942  г. она отправила
письмо Наташиной матери, Нине Дмитриевне, в котором писала:
     "Когда  мы с Наташей читаем ваши  письма, то  я всегда  Вас сравниваю с
Ниловной из романа М. Горького  "Мать". Да, Вы являетесь  такой  же матерью.
Нам, фронтовикам, здесь приятно чувствовать заботу матери.
     Вам,  как бывшей партизанке,  жизнь фронтовая знакома, и  вот, когда мы
читаем эти письма, Вы  мне  становитесь  настолько близки, как будто Вы не в
Бугуруслане, а здесь вместе с нами. Ваша теплота писем, ласка, забота о нас,
фронтовых девушках, заставляет нас еще больше ненавидеть проклятых фашистов,
еще дружнее громить врага..."

     * * *

     Наступила весна 1942  г. На фронт возвратилась  Наташа Ковшова. Девушки
снова вместе. О своих удачах они регулярно сообщали родным и близким. Но вот
опять несчастье: Наташа Ковшова снова ранена. Ее хотели отправить в глубокий
тыл, но она наотрез отказалась. Стала лечиться в медсанбате.
     О том, как все  это произошло,  рассказывается  в письме от 9 июня 1942
г.:
     "...Дела идут хорошо. Раны мои зажили...
     Скоро думаю выписаться  в часть. Вы обо мне не беспокойтесь, я чувствую
себя  хорошо,   только  скучаю   от   ничегонеделания.   Боюсь,  что   после
окончательного  выздоровления  меня не будут пускать на  передовую. Приезжал
навестить  комбат  и  заявил  мне:  "Теперь  меня  не  проведете  --  дальше
командного пункта я вас не пущу".
     Вот еще не было печали! Я ведь  сюда приехала не  под кустами сидеть, а
фрицев бить! Но я уверена, что снова смогу пойти в бой, чтобы бить проклятых
бешеных псов, мстить им за родную советскую землю, за кровь советских людей,
за слезы и муки женщин и детей и гнать, гнать их до тех  пор, пока им бежать
будет  некуда,  и  там  придавить  их, чтобы  раз  и  навсегда  покончить  с
фашистской нечистью..."

     * * *

     Прошло только восемь  дней, а сколько  событий произошло в  части,  где
служили Наташа и Маша. Полк тогда вел ожесточенные бои на границе Маревского
и Старорусского  районов. Об  этом  рассказывается в  письме Наташи Ковшовой
родным от 17 июня 1942 г.:
     "...Снова  у  себя в батальоне,  где встретили меня тепло  и  радостно.
Только одно удручает: никуда меня  наш комбат не пускает и винтовку не дает.
Говорит: "Пока рана совсем не зарастет, я вас никуда не пущу,
     
      
  
руппа  комсомольцев  с Наташей  Ковшовой  и
Машей Поливановой (1942 г.).


     а будете  возражать,  отправлю опять в медсанбат и скажу,  чтобы раньше
срока не выписывали". Слышишь, как громко! Ну, это,  конечно,  все шутки!  В
первом же бою я буду опять на своем месте.
     Правда,  за бой 20 мая я получила самый строгий выговор от  комбата. Он
перед боем указал мне точку, из которой я должна стрелять, а я посмотрела --
оттуда ничего не  видно, и со своим учеником Борисом Геросевичем выдвинулась
вперед. Смотрю, уже наши танки пошли на деревню, за ними  штурмующая группа.
Ну, я вижу, что мне больше дела будет в деревне, и туда.
     ...Мне  удалось  подстрелить пять фашистских автоматчиков. А потом меня
позвал замкомбата. Ну а дальше комбат так  рассказывает: "Вы у нее спросите,
что  она  там  только ни делала: на  танк лазила, прикладом по нему стучала,
раненая  раненых  перевязывала, и  спрашивается,  для чего? Ведь  это  не ее
снайперское дело. А результат? Вышел из строя нужный человек!"

     Он,  конечно,  уж  очень  преувеличивает.  Просто  меня,  замкомбата  и
комиссара   ранило  одной  миной,  когда  мы  собирались  двигаться  вперед.
Комиссара я  отправила со  связным,  а сама осталась  одна  с  замкомбата  в
каменном доме. Тащить я его никак не могла, так как ранена была в обе руки и
обе ноги. Причем левая рука сразу повисла как плеть, и ни туда и ни сюда. Но
правая действовала, а поэтому я ему немножко помогла.
     Я никогда не забуду этих минут, проведенных с глазу на глаз с умирающим
(он  умер очень скоро, даже  вывезти  его не  успели). Все время  он кричал:
"Наташа, Наташа,  я умираю..."  Я  затащила  его в  комнату каменного  дома,
подложила под голову  шапку. "Мне душно,  Наташа,  сними с груди камень".  Я
расстегнула воротник шинели, распустила пояс. "Теперь лучше мне! Возьми меня
за руку, Наташа, я сейчас умру!" Он помолчал минуту, затем тихо  сказал: "Ты
передай всем, что умер я,  как настоящий москвич-большевик! Отомсти за  нас,
Наташа!"
     Он замолчал  и больше не  говорил ни слова до  тех пор, пока не  пришел
адъютант комбата и не отправил меня на перевязку. Хотели меня из  медсанбата
направить в полевой госпиталь, да я не поехала,  потому что это значит почти
наверняка, что загонят в тыл, а потом в свою часть вряд ли попадешь. Поэтому
я лечилась в роте выздоравливающих, а оттуда выписалась досрочно...
     Левая рука работает почти нормально, только значительно слабее  правой,
но это скоро пройдет.
     Сегодня  на  нас  заполняли  характеристики  для получения  снайперских
значков,  которые скоро выдадут. Ну, пока всего хорошего. Спасибо за хорошую
помощь в тылу. Постараемся не подкачать на фронте.
     Наташа".
     * * *
     Июль  1942 г. Идут  ожесточенные  бои  на  новгородской земле. О  своем
участии в них Наташа сообщает своей бабушке в письме от 30 июля 1942 г.:
     "Спасибо  тебе  за  замечательные,  теплые, ласковые  письма,..  Каждая
строчка письма --  это кусочек нежности  и любви,  прилетающей издалека, мне
бесконечно радостен и дорог. Я  жива, здорова, весела, как всегда. Ненависть
моя к проклятому фашистскому зверью все растет с каждым днем, с каждым боем.
Несмотря  на  временные его  успехи на юге, растет  уверенность  в скором  и
полном разгроме этого подлейшего отродья. Мы с Машенькой  ходим "на  охоту".
Мне удалось сбить еще шесть гадов,  а Машеньке -- пять. Вся наша снайперская
группа за месяц уничтожила 245 фрицев. Командование нами очень довольно..."

     * * *

     Это письмо было последним. То, о чем подруги не успели сообщить родным,
зафиксировано в наградном листе.
     14 августа 1942 г.  полк вел наступательные бои севернее реки Робья. На
один  из  ответственных участков, где  противник  особенно мешал продвижению
нашего подразделения,  была выдвинута  лучшая снайперская пара  -- Ковшова и
Поливанова. Они уложили в тот  день 40 вражеских солдат. В ходе боя вышел из
строя командир снайперской группы. Командование приняла Наташа Ковшова.
     В это  время немцы пошли в контратаку. Хладнокровно,  не открывая себя,
снайперы  подпустили  фашистов  на близкое  расстояние и  по команде  Наташи
открыли   меткий  губительный  огонь.  Контратака  захлебнулась.   По  месту
расположения  снайперов  противник  открыл бешеный  минометный огонь.  Затем
фашисты снова пошли в атаку.
     Другие снайперы, воодушевленные мужеством  девушек, не  отступали ни на
шаг. Группа их редела, но они вели меткий огонь по врагу. Маша и Наташа были
ранены. Вскоре  в  живых остались  трое: Наташа Ковшова,  Маша  Поливанова и
снайпер Новиков. Но стрелять могли только Ковшова и  Поливанова. Несмотря на
раны, они продолжали вести меткий снайперский огонь. Патроны были на исходе.
Ковшова  была  вторично ранена.  Немцы  кричали:  "Рус,  сдавайс!"  "Русские
девушки живыми не сдаются!"  -- отвечала Наташа и выпустила последнюю пулю в
офицера.
     Вторично  была  ранена Поливанова.  У девушек осталось четыре  гранаты.
Ведя  огонь из автоматов, фашисты подползали все ближе. Девушки поцеловались
и  приготовили гранаты.  Они  теряли  последние  силы,  а  немцы  прекратили
стрельбу, решив захватить их живыми.
     Когда фашисты подползли совсем близко и наклонились  над  девушками, те
неожиданно приподнялись. Раздались два взрыва. Еще около десятка врагов было
уничтожено.
     Так погибли Наташа Ковшова и Маша Поливанова.

     * * *

     Советское  правительство  высоко  оценило   подвиг  Н.  Ковшовой  и  М.
Поливановой, присвоив им звание Героя Советского Союза.
     Поэт Михаил Матусовский посвятил подвигу подруг такие стихи:
     Немало героев взрастила война, Но мы  называем двух, И  нам никогда  не
забыть имена  Отважных  московских подруг. Немало  певцы  посвятили строк Их
подвигам  и  делам.  Походную  жизнь  и солдатский  паек Делили они пополам.
Шагать до  победы  всегда  вдвоем  Давали они зарок. Когда Поливанова видела
цель, Ковшова -- спускала курок. Вдвоем они шли по дороге прямой, Мечтали  о
счастье своем, Вдвоем они письма писали домой, И встретили смерть вдвоем.
     * * *
     "...Отомстите за мою доченьку,-- писала Наташина мать,  Нина Дмитриевна
Ковшова, воинам нашего полка.-- Я гордилась  подвигами своей дочери Наташи и
ее подруги  Маши  Поливановой".  Она просила помочь  ей  усыновить  воина, у
которого нет близких и которому она могла бы быть матерью.
     Эти строки читались  в  каждом  взводе,  в  каждой  роте.  Снайпер Петр
Конаков сообщил Нине Дмитриевне, что он достойно мстит фашистам за Наташу  и
что уже убил 53 гитлеровца. В конце письма он сказал женщине, которую раньше
не видел, что будет гордиться, если она усыновит его. Вскоре пришел ответ:

     "Дорогой  сынок!  Благодарю  тебя  за то,  что  ты хочешь заменить  мне
погибшую в борьбе с врагом, любимую дочь мою Нату. Благодарю тебя за то, что
ты  мстишь  за нее врагу, что винтовка, выпавшая  из  рук Наты, снова  разит
врага...  Будь  достойным братом Наты. Как бы я хотела  быть рядом  с тобой,
когда ты выходишь на боевой рубеж!
     Пусть глаз твой будет зорким, как  у сокола. "Никогда не давайся в лапы
врага на поруганье,--  так  завещала я  своей Нате, провожая ее  на фронт.--
Сражайся до последнего вздоха, но не дай врагу торжествовать над собой".
     Ты знаешь,  как выполнила  Ната  мой  наказ.  А ведь  она  была  только
маленькой  девушкой  с   мужественным  сердцем  настоящей   большевички.  Не
забывайте о ней и Машеньке; мстите за них и  помните, что  победа над врагом
была их страстной мечтой. Эту мечту вы должны осуществить, и это будет самым
лучшим памятником Нате и Маше. Обнимаю тебя,  сынок. Будь счастлив! Жду тебя
с победой.
     Твоя мама".

     * * *

     Память  о   славных  легендарных  героинях  Наташе   Ковшовой  и   Маше
Поливановой не меркнет. Их именами названы улицы в городах и селах. Их имена
носят  рыболовецкие траулеры,  бороздящие  океанские  воды.  Их имена  стали
бессмертны. Бессмертны и те строки, которые они писали на полях сражений,  в
солдатских окопах, в трудные минуты своей жизни.

     ЗАКАЛЕННЫЕ В ОГНЕ

     В. СМИРНОВ, заместитель командира артиллерийского полка

     Николай Андрюничев  окончил  артиллерийское  училище и  был направлен в
запасной полк. Он  участвовал в формировании маршевых рот,  отправляя их  на
фронт.

     Однажды  Андрюничев  сопровождал  такую  роту  в нашу дивизию, затем он
должен был  возвратиться в  полк, но сделать ему это не пришлось. Андрюничев
оказался в одной из наших батарей, которая отбивала атаки фашистов. Вышел из
строя командир батареи, и Николай заменил его.
     Вскоре штаб полка  получил  тревожную радиограмму от Николая: "Окружены
немцами. Живыми в плен врагу сдаваться не будем. Вызываем огонь на себя".
     Командир полка Н. Ф. Пономарев сказал:
     --  Будем  спасать  Андрюничева  и  его  батарейцев.  Начальнику  штаба
дивизиона Борису Абрамову
     было приказано  составить  расчеты  согласно радиограмме.  Лицо  Бориса
побледнело.  В  полку  все  знали,  что  он  был другом  Николая. Они вместе
учились.
     -- Не могу,-- волнуясь, говорил Абрамов,-- открыть огонь по Николаю...
     -- Другого выхода нет, Борис,-- успокаивал его я. Артиллеристы  открыли
беглый огонь. Случилось
     так, что осколки снарядов не задели наших артиллеристов.
     Андрюничев  вместе  с  батарейцами,  снаряжением  и   аппаратурой   под
прикрытием огня, короткими перебежками и ползком, кустарниками и по открытой
местности  пробрался  к   своим.  А  связист  Федор  Зименко  притащил  даже
неприятельского раненого офицера.
     Радостна была встреча артиллеристов. Борис Абрамов и Николай Андрюничев
крепко обнялись и расцеловались, довольные, что видят друг друга здоровыми и
невредимыми.
     Адыгеец  Осман  Омаров,  служа ординарцем у командира  1-го  дивизиона,
проявил себя смелым  и решительным воином. Как-то во  время боя был  перебит
кабель и выведены из строя телефоны, а связь в  эти критические минуты нужна
была как воздух.
     Что делать? Омаров, получив разрешение командира, выпрыгнул из  траншеи
и стрелой помчался  полем,  туда,  где  были протянуты  телефонные  провода.
Фашисты, заметив  смельчака, усилили минометно-пулеметный  огонь, а  Омаров,
пригибаясь к земле, все бежал и бежал. Фигура адыгейца уже потонула в клубах
дыма и пыли, образовавшейся от разрыва снарядов.
     Прошло  некоторое время. Стрельба утихла. Дымовая завеса  рассеялась, С
наблюдательного пункта командиры заметили Омарова. Он, срастив концы кабеля,
побежал назад. Фашисты, увидев его, возобновили огонь.  Осман снова исчез из
виду. И вдруг раздался радостный голос телефониста. Связь была налажена.
     Командиры батарей получили распоряжения. В стан  врага полетели снаряды
москвичей. Огневые точки врага были подавлены.  Но Омаров  не вернулся.  Его
нашли вечером в воронке от снаряда.
     Так   ценой  своей  жизни   адыгеец   Осман  Омаров   обеспечил   связь
артиллеристам.

     * * *

     Герои!  Их было много. Вот,  например, командир взвода  разведки Михаил
Торбан.  Выполняя  боевое  задание,  он  с  помощью  перископа  наблюдал  за
противником. Заметил, как фашисты,  переползая от одного  бугорка к другому,
приближались к  боевым порядкам  москвичей. По сигналу  Торбана  однополчане
произвели беглый артиллерийский огонь по гитлеровцам и разбили их.
     Михаил,  пристроившись за насыпью у траншеи, продолжал вести наблюдение
за неприятелем. Разведчику удалось засечь несколько вражеских огневых точек:
пушек  и пулеметов, готовившихся к стрельбе по боевым порядкам добровольцев.
Артиллеристы   благодаря   бдительности   наблюдателя    разрушили   замыслы
гитлеровцев. Их орудия были разбиты нашими артиллеристами.
     В  одном из боев разгорелась артиллерийская  дуэль. Клубился  пороховой
дым,  виднелись  огневые  вспышки.  Вдруг  перед  глазами  командира  взвода
разведки  взметнулось  пламя.  В его лицо  ударил горячий  воздух. В  глазах
Торбана потемнело, и он упал на дно траншеи. Врачи спасли Михаилу жизнь,  но
зрение вернуть не удалось.
     После госпиталя  он поступил  в  юридический институт  и  окончил  его.
Сейчас работает в Москве адвокатом.

     * * *

     В  боях под  Демянском и Старой  Руссой московские артиллеристы покрыли
себя  неувядаемой славой Полк  стал именоваться: 123-й гвардейский. На смену
выбывшим из  строя воинам приходило новое  пополнение.  И оно  свято хранило
боевые  традиции  посланцев  столицы.  Илья  Евсин  прибыл  в  наш  полк  из
подмосковного  профессионально-технического  училища  No  2,   где  приобрел
профессию помощника машиниста.
     Из-под  Демянска  начался боевой  путь Евсина. Как-то наш  полк попал в
окружение. Надо было прорываться. По приказу командира дивизиона капитана А.
С.  Барсегяна Илья Евсин был направлен  с пехотной разведкой вперед. Из мест
сосредоточения противника  воины  сообщали  о  поведении врага. Помогало  им
вести разведку и местное население.
     Артиллерист  Илья  Евсин вспоминал  позднее:  "Мне  удалось  установить
местонахождение  неприятельского станкового пулемета. Он стоял между берез в
тридцати метрах от меня. Фашист вел огонь по наступавшей пехоте. Я решил его
уничтожить.
     Снял с  пояса гранату-лимонку. Встал  во весь рост. Зубами сорвал чеку,
сделал несколько шагов вперед. Бросил  гранату.  Фашист  огня не  прекращал.
Метнул вторую... Открыл стрельбу из своего автомата. Стрельба  прекратилась.
Помчался  к  пулеметной  точке.  Вижу  двух  гитлеровцев  убитых,  а  одного
раненого. У пулемета было много лент с патронами, лежали хлеб, сало, фляги с
водкой. Подошел капитан А. С. Барсегян.  Он крепко  меня  обнял, поцеловал и
сказал:
     -- Большое тебе спасибо, мой друг. Ты сделал важное дело".
     В  тот же  день  о  подвиге рядового Евсина было  рассказано в  "боевом
листке".

     * * *

     В  нашем полку служили два брата -- Дмитрий и Иосиф  Юдины. Они  всегда
действовали смело и решительно. Дмитрий был ординарцем. Однажды артиллеристы
оказались в  окружении. Уже больше суток они не  ели горячей пищи.  Командир
полка Н. Ф. Пономарев обратился к работникам штаба с вопросом:

     -- Кто может доставить пищу отрезанным артиллеристам?
     -- Я,-- отозвался Дмитрий Юдин.
     Взвалив  термос  на спину,  Юдин скрылся в лесу. Там  он  наткнулся  на
сторожку  лесника  и  услышал немецкую речь. Все же  Дмитрий  обходным путем
пробрался к своим и накормил горячей пищей. А затем вместе с ними участвовал
в бою с фашистами.

     * * *

     Письма,  письма,  письма... Их  множество. Они рассказывают о том,  как
закалялись в огне наши артиллеристы.  Письма однополчан идут со всех  концов
нашей  необъятной страны: с Крайнего Севера и из солнечной  Средней Азии, из
Прибалтики и с Дальнего Востока.
     Под одним из них  стоит  подпись бывшего  командира 2-й  батареи  Ф. Д.
Липатникова.  Помню  этого  отважного  воина.  Великая  Отечественная  война
застала Федора Дмитриевича в литовском городе Каунасе.
     Прибыв  в нашу дивизию, он  был назначен  командиром  батареи. В те дни
кровопролитные бои шли на новгородской земле.
     ...Однажды  во  время боя один  из  батальонов вырвался далеко  вперед;
завеса  артиллерийского   и   пулеметного   огня   отсекла   его  от  других
подразделений. В  огневом кольце  отбивались  стрелки от  наседавшего врага.
Связь с  батальоном  прекратилась.  И  тут Липатников решил  пойти к пехоте,
наладить связь. Он шел, казалось, на верную смерть, но, как  поется в песне,
"смелого пуля боится, смелого штык не берет".
     Липатников прошел  к пехоте. По  полученным от него координатам открыли
огонь   батареи,  уничтожив  орудие   и   два  пулемета   врага,   разгромив
контратакующую пехоту. Батальон снова пошел в наступление.
     Как-то раз  Федор  Липатников получил  известие, что  при  форсировании
Днепра  погиб  его брат Алексей. Изменился в  лице Федор.  Казалось, потерял
самообладание.  Но  только на минуту.  "Ну, гады, поплатитесь  своей  черной
кровью",-- только и сказал. А Липатников слов на ветер не бросал.

     В  одном из  боев батарея Липатникова поддерживала роту на  центральном
участке  прорыва.  Бой  был  исключительно  тяжелым.  Противник  использовал
минометы и артиллерию, а затем ввел танки и самоходные орудия.
     -- Проложить артогнем путь пехоте,-- гласил приказ командования.
     Батарейцы  насмерть стояли  у пушек. Легкораненые  оставались  в строю.
Федор  Дмитриевич  в критические  минуты находился в самом пекле боя.  Воины
подожгли два вражеских танка, разбили  батарею и несколько пулеметов. В  это
время  выбыл  из  строя командир стрелковой роты. Не раздумывая,  Липатников
заменил  его. Тринадцать осколков  вонзилось в  тело Липатникова,  но  Федор
Дмитриевич выжил. И после госпиталя снова продолжал сражаться с ненавистными
захватчиками. Таким был этот храбрый и мужественный человек.
     Сейчас майор  запаса  Ф.  Д.  Липатников  трудится  старшим  лаборантом
Днепропетровского химико-технологического института.
     Старшина  на  фронте для  солдат  --  отец  родной. Вовремя  накормить,
напоить людей, достать фураж лошадям --  его забота. Расторопным должен быть
старшина и бойцом не последним. Таким и был Александр Васильевич Дергалин.
     ...Стояла  морозная ночь. Дул сильный ветер. Доставить  горячую пищу на
поле  боя  было  непросто:  в  небе  то  и  дело  вспыхивали  неприятельские
осветительные ракеты, строчили пулеметы, рвались мины.
     Где находилась батарея Липатникова, Дергалин  точно не знал. Телефонная
связь нарушилась: провод перебит, оборванные  концы занесла метель. Дергалин
с тремя  бойцами  шел  почти  наугад.  Сквозь ночной полумрак  они  заметили
силуэты людей.
     -- Хлопцы, где наши артиллеристы?
     В ответ раздалась команда на немецком  языке, застрочили неприятельские
автоматы  и  пулеметы.  Пришлось  принять  неравный  бой.  Отстреливались из
автоматов, в ход пошли ручные гранаты. За  это время пища замерзла. Но  и за
нее благодарили батарейцы  старшину  и  солдат,  когда  те  доставили  ее  в
подразделение.
     Дергалин  был  хорошим организатором, смелым и  находчивым.  Случалось,
нечем  было  кормить лошадей,  а  только  на них перетаскивали пушки. В  эти
критические минуты Александр Васильевич доставал сено буквально  под носом у
фашистов. О нем так и говорили: "Из-под земли достанет, а положение спасет".
Старшиной гордились солдаты и командиры.
     -- Вот такого бы нам,-- говорили часто воины других подразделений.

     * * *

     Начальником  штаба  артдивизиона, а  затем  его  командиром  был  Борис
Абрамов  --  человек  большой отваги. Он умел владеть  собой в самой сложной
боевой обстановке.
     ...Был такой случай. Однажды ранним морозным  утром наши  разведчики  и
местные  проводники отправились  на  разведку.  Заметив их, фашисты  открыли
огонь. Разведчики приняли бой. Дали сигнал своим артиллеристам об опасности.
На головы гитлеровцев полетели снаряды. Не выдержав натиска, фашисты бежали.
На  огневых позициях  они  оставили две  исправные  пушки с большим  запасом
снарядов к ним. Борис Абрамов  приказал развернуть орудия и прямой  наводкой
бить по убегающим вражеским солдатам.
     На выручку разбитым неприятельским подразделениям подошли подкрепления.
Наши воины  продвинулись несколько вперед и закрепились  на высоте.  Фашисты
лощинами и  оврагами стали их окружать. И кто  знает, чем  бы все это  могло
кончиться, если бы не умелые  действия Бориса Абрамова и  мужество солдат  и
командиров стрелковых подразделений, которые спасли положение.
     Воины заняли  круговую оборону.  Артиллеристы стреляли прямой наводкой.
От губительного огня  немало гитлеровцев нашло  свою  смерть. Окружение было
прорвано.

     * * *

     В  одном  из боев начальник  штаба  артдивизиона  майор М.  С.  Романов
заменил убитого командира. Он вспоминает: "Дело было весной. Из-за распутицы
и бездорожья наши тылы отстали; не хватало продуктов питания, на исходе были
боеприпасы... Дорога была каждая минута, чтобы не упустить инициативу в бою.
Каждый  артиллерист  понимал это  и  работал  за  двоих. Организовали  живую
цепочку, по которой шло все необходимое от складов до огневых позиций. Почти
четыре километра  на  своих плечах носили  воины снаряды. Люди выбивались из
сил, валились  с ног. И  комиссар, и  старшина, и  даже повар  становились к
орудиям, заменяя вышедших из строя.
     Фашисты  ожесточенно  наседали.   Дело  порой  доходило  до  рукопашных
схваток. Но воины не уступили врагу завоеванных позиций".

     * * *

     Иван Сыромятников в семнадцать мальчишеских лет пошел в армию в суровом
сорок   втором   году.  Его   сначала   направили   в   Куйбышев  на   курсы
радиотелеграфистов.  Молодой  воин успешно их окончил и с  новым пополнением
был направлен  на  фронт.  Дивизия московских добровольцев  находилась  в то
время  на  старорусской  земле.   Сюда  и   прибыл  комсомолец  радист  Иван
Сыромятников. Он был зачислен в артиллерийский полк. С рацией за плечами ему
часто приходилось идти в цепях наступающих стрелковых подразделений.
     Однажды около деревни Козлово он находился в засаде. Стемнело. Из штаба
полка поступила срочная радиограмма. Надо было ее принять и  записать. Чтобы
не выдать врагу место засады, воины тщательно замаскировались в окопах около
кустарника.  Они  находились  в  семидесяти  метрах  от   фашистов,  которые
готовились  к   контратаке.   Молодой   радист   Сыромятников   информировал
командование по рации о положении дел.
     Вскоре  гитлеровцы стали  короткими перебежками  приближаться  к  месту
расположения  добровольцев.  Воины,  находившиеся  в  засаде,  встретили  их
ружейно-автоматным и пулеметным  огнем. По приказу командира  радист  вызвал
подкрепление. В ожесточенной схватке фашисты были разбиты и отброшены.

     А  однажды произошел  такой  случай.  Аккумулятор, на котором  работала
рация, сел, а запасной пробила пуля. Связь со штабом полка была прервана.
     Командир  дивизии  И.  И.  Бурлакин требовал  от командира полка Ф.  Б.
Чернусских данные о судьбе батальона капитана Меняйлова. Тем временем радист
Иван   Сыромятников,   в   распоряжение   которого   попала   неприятельская
радиоаппаратура,  из  сухих   элементов  монтировал  батарею.  И  вот  рация
заработала.
     Однако  со штабом  полка  и  дивизии  Ивану  Сыромятникову связаться не
удалось. Дело в  том, что к этому времени все радисты дивизии стали работать
на другой заданной им волне.
     Комсомолец Сыромятников искал в эфире своих. Кое-кто из радистов считал
эту затею детской забавой. И вдруг Иван в  эфире услыхал знакомый  ему голос
комдива. Сыромятников  не  выдержал и  стал  говорить открытым  текстом, что
строго запрещалось.
     -- Иван Иванович, я -- "Медаль". Я -- это батальон Меняйлова.
     Комдив  Бурлакин с целью  конспирации не  отозвался радисту. Но  тут же
было отдано распоряжение: проверить, что означает "Медаль". Это был позывной
батальона, который  попал в окружение.  На  его  выручку  ринулись остальные
подразделения  полка Ф.  Б.  Чернусских. Гитлеровцы были  разбиты, и в  этом
немалая заслуга скромного труженика войны Ивана Сыромятникова.
     Войну он закончил в Восточной Пруссии. На  его  груди  к  этому времени
сияли орден Красной Звезды и восемь медалей.
     Многие воины после войны возвратились к мирному  труду. Сыромятников до
1948 г. продолжал службу в рядах Советской Армии. Затем, уволившись в запас,
приехал в родной город Ульяновск.
     Сейчас коммунист  Иван  Яковлевич  Сыромятников  работает  инженером на
заводе автозапдеталей. Он возглавляет на  предприятии  первичную организацию
общества  "Знание".  Ему   часто  приходится  выступать  перед  молодежью  с
рассказами о боевых традициях однополчан.
     Таких людей в нашей дивизии было много, и о них можно  было бы написать
не одну книгу.

     ШЛИ МЫ ДНИ И НОЧИ

     М. БИТКИН, командир автороты

     У подъезда большого дома стоял "Запорожец". Его владелец долго  возился
с  машиной:  она  не заводилась.  Подошел мужчина средних  лет. Из-под кепки
виднелись серебристые волосы.
     -- Что, браток, не ладится? -- спросил он.
     -- Не пойму, в чем дело,-- ответил тот.
     Подошедший проверил  свечи,  систему подачи топлива, включил зажигание.
Мотор зарокотал. Владелец машины в недоумении  посматривал на благодетеля. А
тот, как бы не замечая, сказал:
     -- На войне, под огнем врага, не такие неполадки приходилось устранять.
     Автомобилисты -- скромные труженики войны  --  совершали свои рейсы под
неприятельскими  обстрелами   и  бомбежками.  На   передовые   позиции   они
перебрасывали     стрелковые    подразделения,    доставляли     боеприпасы,
продовольствие.  Но в любых,  даже самых  сложных фронтовых  ситуациях,  как
поется в песне, "баранку не бросал шофер".
     ...Морозным  декабрьским  утром  сорок  первого  года в  районе деревни
Красная  Поляна посланцы столицы нанесли гитлеровцам сильный внезапный удар.
А было это так. Фашисты, опьяненные успехами первых месяцев войны, вели себя
беспечно:  пьянствовали,  спали,  порой  даже  в  ночное время  не усиливали
караулы.   Этим  обстоятельством  и  воспользовались  наши  бойцы,  совершив
внезапный налет на гарнизон врага. Охваченные паникой оккупанты из блиндажей
и  крестьянских  изб  выскакивали  на  улицу,  бежали в  поле,  попадали  на
заминированные участки. Немало погибло фашистов в то роковое для них  раннее
морозное утро.
     
     
  
Фронтовые  друзья.  Слева  направо:  М.  И.
Биткин,  П.  Г. Костюков, В.  Н.  Брагин, В. М. Носов,  Н.  В.  Крылов (1970
г.).


     Однажды  автомобилисты  доставляли передовым  стрелковым подразделениям
грузы.  И вдруг  произошло  непредвиденное.  Головная  автомашина, груженная
боеприпасами, двигалась  по  старому  деревянному  мосту.  Мост, не выдержав
большого груза,  обвалился.  Машина села на  дифер.  Пять  шоферов с помощью
буксира вытащили грузовик. Боеприпасы были доставлены на передовую.
     В  одном из боев  зажигательная пуля попала в автомашину,  которую  вел
Петр Глазунов.
     Пламя подступало к кузову.  А  в нем находились снаряды. Чтобы избежать
катастрофы,  Глазунов  снял с себя телогрейку и  стал сбивать  ею пламя.  На
выручку  подоспели шоферы с  других машин и батарейцы. Общими усилиями пожар
был ликвидирован. Доставленные орудийным расчетам снаряды полетели на головы
гитлеровцев.
     Наступил февраль сорок второго  года. Автомобилисты вели  машины  через
озеро  Селигер.  Шофер Иван Забабурин не  рассмотрел покрытую  тонким  льдом
воронку, пробитую вражеским снарядом. Машина пошла под лед.  Забабурин успел
выскочить.
     Надо было спасать и машину и боеприпасы. Иван несколько раз  бросался в
студеную воду с тросом в руках. Прицепил его  к машине. Затем шоферы сделали
вертлюг из колеса от телеги. Вращали его с помощью  ваги. Машину вытащили на
поверхность...

     В одном из боев произошел такой случай.  Наши солдаты очищали дороги от
снежных  заносов.  В  лощине  заметили  неприятельскую  семитонку; она  была
завалена снегом. Ее откопали, проверили. Машина оказалась  исправной и  даже
заправленной бензином. Шоферы вывели ее на дорогу, а потом пригнали к складу
с боеприпасами. Грузовик принес немалую пользу нашим воинам.
     В Маревском, Демянском, Старорусском, Поддор-ском районах, пожалуй,  не
найдется  населенного  пункта, где  бы  не побывали  наши  водители.  Трижды
форсировали  многоводную  Ловать. И не  раз пришлось "купаться"  в  студеной
воде, порой вместе с машинами.
     Как-то в  весеннюю распутицу личный состав полка ощущал острую нужду  в
продуктах питания. Надо было искать  выход из затруднительного положения. По
разрешению  командира небольшая  группа бойцов  отправилась в неприятельский
тыл.
     Группа   преследовала   две  цели:  разведать  силы  противника  и,  по
возможности,  добыть продукты  питания.  У  деревни  Красное  Ефремово  наши
добровольцы темной ночью перешли  линию фронта. В соответствии  с данными им
указаниями установили связь с местными партизанами.
     Вскоре   организовали   засаду.   На   лесной   опушке   они   заметили
неприятельского возницу.  Как потом выяснилось,  он  вез на офицерскую кухню
продукты. Заметив наших бойцов, ездовой открыл стрельбу из автомата. Пытался
вызвать  подкрепление  и ускользнуть. Не  вышло.  Фашист,  сраженный  пулей,
свалился с повозки. Все продукты попали в руки бойцов и партизан...
     Однажды  под населенным  пунктом  Лисьи  Горки  завязался сильный  бой.
Оккупанты подожгли дом, в котором находились  мирные жители. Слышались крики
женщин и детей. И кто знает,  чем  все это могло кончиться, если бы не  наши
шоферы. Они бросались в охваченный пламенем дом. На руках вытаскивали людей.
     Наши воины водили машины "по путям-дорогам фронтовым" в сильные  морозы
и метели, в жаркие дни и в проливные дожди.

     Вспоминаю весеннюю распутицу. Неизвестно, кто кого вытаскивал из грязи:
машины  водителей  или  наоборот.  Все   это  происходило  под  непрерывными
артиллерийскими обстрелами или бомбежками с воздуха.
     Василий Брагин никогда не забудет хмурую, дождливую осень сорок второго
года. Над одним из  наших подразделений нависла угроза вражеского окружения.
По рации мне сообщили, что на исходе боеприпасы, кончаются продукты питания.
Шофер Брагин решил пробраться к однополчанам, оказавшимся в беде.
     Василий, не  обращая внимания  на  бомбежку и  артиллерийскую стрельбу,
повел  машину.  Уже поздно вечером,  не включая фар, Брагин добрался к месту
назначения. Выгрузив снаряды и продукты, он забрал раненых и  той же дорогой
двинулся обратно.
     Сохранились  пожелтевшие  от  давности красноармейские  газеты.  В  них
печатались заметки и репортажи о будничных боевых делах фронтовых шоферов.
     Запомнился мне  рассказ о смелых действиях Владимира Махоткина. Получив
задание,  он на автомашине двинулся на  передовую. Это  было  темной  ночью.
Рокот  мотора  грузовика  услышали фашисты.  Они  открыли минометный  огонь.
Маневрируя  между  разрывами, Владимир мчался вперед.  И вдруг пошел сильный
дождь.  На  глинистой  дороге  машина буксовала,  а потом  совсем  застряла.
Махоткин  и  сопровождавшие его  бойцы  рубили ветки  и жерди.  Клали их под
колеса. Так  они  и  продвигались.  А  недалеко от передовой  попали в  зону
сильного вражеского  огня. Осколками снарядов  были пробиты  борта  и дверки
кабины. К счастью,  никто не пострадал. Владимир  боевое  задание выполнил с
честью.
     Да,  наши шоферы работали днями и ночами.  Нельзя  не  отметить  добрым
словом  Дмитрия  Купри-кова.  Сейчас он  водит  легковую  машину  по  улицам
Ленинграда. А  мне вспоминается  октябрь сорок первого  года.  Это  были дни
формирования нашей дивизии.
     Старший командир спросил Куприкова:
     -- Ваша гражданская специальность?
     -- Шофер,-- ответил он.
     -- В армии служили?
     -- Так точно. Был старшим механиком, водил танк.
     -- Колес у нас пока нет.
     И  Куприков  временно  был зачислен  бойцом  стрелковой  роты.  В  этом
подразделении оказалось еще несколько бывших танкистов. Из них создали взвод
истребителей танков.  Находились  они  на огневых рубежах с противотанковыми
гранатами и бутылками с горючей смесью.
     Прошло некоторое  время.  В дивизию  прибыли  автомашины. Куприков стал
шофером.  Он,  как  и  его  боевые друзья, исколесил  немало военных  дорог.
Однажды  вражеский  снаряд  в  машине Дмитрия  разбил  радиатор  и  повредил
баллоны. Нелегко было  устранить  неполадки в полевых условиях. И все  же он
справился с этим. Сел за  руль. Завел машину.  В этот момент  раздался взрыв
неприятельского снаряда недалеко от сарая, в котором находились наши раненые
воины. Сарай  охватило  пламя. Куприков, не  раздумывая, бросился  на помощь
однополчанам. На своих плечах он вынес четырех раненых из  пожара и укрыл их
в воронке, вырытой авиабомбой.
     Фронтовая жизнь  шоферов полна всяких неожиданностей. Однажды во  время
бомбежки была повреждена машина Дмитрия Куприкова. Шофер быстро нашел  выход
из трудного  положения. Свой грузовик Куприков прицепил на  буксир к  машине
Ивана Кислых. В кузовах  разместил раненых.  Тронулись,  но уехали недалеко.
Поношенный мотор тянул слабо. Раненым пришлось потесниться в грузовике Ивана
Кислых. Грузовик Куприкова остался ожидать "скорую помощь".
     Пришел  трактор-тягач.  Машина  Дмитрия  Куприкова  была  доставлена  в
мастерскую.  Там ее починили, и на ней Куприков снова доставлял на передовую
позицию  воинов,  боеприпасы,  продукты  питания,  на  обратном  пути увозил
раненых.
     Таковы были будни фронтовых шоферов. О каждом из них можно рассказывать
много и  интересно. Вот,  например, Николай Крылов.  На  войне его настоящую
фамилию  почти никто  не  знал. Звали его  Чайкой. Это  прозвище имеет  свою
историю.
     У  Николая был хороший голос. В минуты досуга, хотя их  на войне бывает
немного,  он выступал перед шоферами, исполняя песенку, в которой есть такие
слова:  "Чайка  смело  пролетела над  седой волной..."  Исполнение нравилось
всем.  Стоило  Крылову  появиться  в  окружении  шоферов,  как  они  просили
исполнить "Чайку".
     Так его  и  прозвали Чайкой. Кого  послать в трудный  рейс?  Чайку. Кто
успешно выполнил боевое  задание?  Чайка.  Да и  сам  шофер  привык  к этому
прозвищу. Даже  на  недавней  встрече  ветеранов  дивизии  в Москве  Крылова
обступила группа его боевых друзей. Каждый протягивал ему руку и говорил:
     -- Здорово, Чайка! Как поживаешь?
     Все  послевоенные  годы  Николай  Крылов  работал  шофером  в столичных
автохозяйствах. Когда здоровье его  стало  сдавать, он по совету врачей стал
работать диспетчером  одного из  таксомоторных парков  Москвы.  Ведет  среди
молодежи   военно-патриотическую  работу,  выступает  с  воспоминаниями.   А
вспомнить есть что.
     Боевой путь Крылова в  годы  Великой Отечественной войны начался у стен
Москвы, а  закончился в Прибалтике. Не  раз смотрел смерти  в глаза, не  раз
попадал под вражеские бомбежки  и артиллерийские  обстрелы,  не  раз бывал в
сложнейших ситуациях, но всегда с честью выходил из них.
     Однажды по  заданию  командования Крылов доставил  наших разведчиков  к
переднему  краю.  Он должен был дождаться, когда они возвратятся  с  боевого
задания, и привезти их в штаб. В небольшом лесочке  Крылов замаскировал свою
машину.  В  одиночестве  он  провел  несколько  часов,   ожидая  возвращения
разведчиков.
     На опушке леса были видны  взрывы неприятельских  снарядов. Над головой
жужжали  пули.  Послышался  рокот  моторов.  Гул  нарастал.  В  300   метрах
показались вражеские танки.
     Что мог сделать с ними один шофер с винтовкой? Крылов томительно ожидал
разведчиков, а  их все не было.  Наконец  они появились. Заняли свои места в
кузове. Проехали метров 500. Путь им преградили  два наших воина, охранявших
склад с военным имуществом. Под обстрелом противника  имущество склада шофер
перевез в безопасное место.
     В один из рейсов Николай попал в зону вражеского огня. В его машине был
пробит  капот, повреждено зажигание. Машина вышла из  строя, а на передовой,
как  воздух,  нужны  были снаряды. Подвернулась медсанбатовская  автомашина.
Шофер ее выручил Крылова запасными деталями.
     Но  вести  машину было нелегко.  Кругом болотистая местность.  Водители
подкладывали под колеса ветки и жерди, а то и свои шинели.
     Так  самоотверженно наши  фронтовые шоферы в годы Великой Отечественной
войны помогали москвичам-добровольцам громить фашистских захватчиков.
     Многие из них и сейчас работают на автотранспорте.


     ФРОНТОВАЯ СЕМЬЯ

     Т. НЕКРАСОВ, гвардии старший лейтенант

     В зале погас свет. На экране один за другим мелькали кинокадры. И вдруг
сидевший с однополчанами Мна-цакан Сардарович Садояк заметно заволновался.
     -- Что случилось? -- спросил кто-то.
     -- Как что? Показывают-то меня...
     Да, это был Мнацакан -- ветеран нашей дивизии. Его запечатлел на пленку
однополчанин кинооператор Семен Галадж в тот момент,  когда Садоян  во главе
группы  добровольцев ринулся в  атаку на врага...  Это было  в  начале марта
сорок второго года на новгородской земле, в Маревском районе.
     До последнего времени М. С. Садоян  не знал о вышедшем фильме, о боевом
пути  посланцев столицы, да и с ветеранами он  не был связан.  Его разыскали
пионеры-следопыты и пригласили на традиционную встречу...
     Кто же такой Садоян? Он армянин  по национальности.  Учился в Москве, в
Институте народного  хозяйства имени Г. В. Плеханова. Когда началась  война,
Мнацакан, отложив учебники и конспекты, взял в руки оружие.
     
      
  
Участники   обороны  Москвы  в  пригородном
колхозе "Россия".  Сидят (слева  направо):  А.  Майлов, Т.  Некрасов,  Герой
Советского Союза И. Румянцев,  Герой Социалистического Труда  Т. Барышев, К.
Бирюков. Стоят: К. Силохин, Н. Бондарков,  Герой Советского Союза А. Шуваев,
В.  Петров,  Герой  Социалистического  Труда Ф.  Шалугин,  М.  Портнов (1958
г.).


     В  числе добровольцев-москвичей  Мнацакан Садоян попал  на новгородскую
землю. Бои  там  носили  ожесточенный  характер. Населенный  пункт  Великуша
несколько раз переходил из рук в руки... Началась очередная контратака наших
добровольцев. В  числе  храбрецов,  идущих  впереди,  был  Мнацакан  Садоян.
Фашисты не выдержали натиска москвичей и отступили. Этот момент и запечатлел
оператор кинохроники.
     В  этой  боевой  операции,  перешедшей в рукопашную схватку,  был ранен
Садоян.  Его отправили в тыл.  Около  города Осташкова  на санитарный  поезд
налетели гитлеровские  воздушные  разбойники. Вагоны,  в  которых находились
больные, заполыхали. Мнацакан чудом остался живым.
     После госпиталя он снова на передовой. Его назначили командиром орудия.
Мужественному  воину  не раз  приходилось прикрывать  наступающие стрелковые
подразделения. Однажды огневую точку  Мнацакана засекли враги. Они вывели из
строя  почти  весь орудийный  расчет. В строю  остался лишь командир орудия.
Садояну пришлось быть и подносчиком  снарядов, и заряжающим, и наводчиком. А
фашисты совсем уже близко. Они хотели живым схватить стойкого  артиллериста.
Но не тут-то было! Он стрелял по противнику прямой наводкой...
     На  войне Мнацакан  Садоян вступил в ряды Коммунистической  партии. Был
избран парторгом батареи.
     Воевал он и в Подмосковье, и на новгородской земле, в Крыму, в Румынии,
Венгрии,  Чехословакии,  а закончил  свой  боевой путь,  участвуя в разгроме
японской Квантунской армии.
     После победы над  врагами  М.  С.  Садоян  прямо  в  солдатской  шинели
возвратился в  тот  институт,  из которого уходил  на фронт.  Окончил  его и
трудился долгое время в Москве.
     Дивизию  московских  добровольцев  с  полным  основанием можно  назвать
многонациональной. Здесь были представители почти всех советских республик.
     Хочется подробнее рассказать о Николае Васильевиче Бондаркове.
     В их семье  хранится пожелтевший  от времени клочок  исписанной бумаги.
Записка была нацарапана наспех в бою.  Однополчанин сообщал жене Бондаркова,
Надежде Алексеевне, о том, что ее  муж умер после контузии.  Но храбрый воин
не умер. Он, как говорится, воскрес  из мертвых. Интересно сложилась жизнь у
этого человека.
     Н.  В.  Бондарков-- активный участник гражданской и Отечественной войн.
Бывший красногвардеец, а  потом  слушатель курсов красных командиров первого
выпуска,  он участвовал во многих сражениях за Советскую  власть.  Он воевал
против деникинцев и бело-поляков, врангелевцев и махновцев.
     На всю жизнь остался в его памяти случай, происшедший в августе 1920 г.
Прославленная  бригада  Г. И. Котовского,  где  служил  Бондарков,  окружила
белогвардейцев,  засевших  в  селе  Радзивиллы.  И  вдруг  батарея,  которой
командовал   Николай   Васильевич,   была   неожиданно  атакована  вражеским
эскадроном.
     Завязалась рукопашная  схватка Бондаркова  с  белогвардейским офицером.
Победителем вышел молодой советский командир. Он обезоружил штабс-капитана и
доставил его в штаб бригады. Передал и  саблю, отобранную у  офицера. Спустя
несколько часов комбриг Котовский наградил отважного командира этим трофеем.

     Сабля  оказалась  весьма  редким  экземпляром  восточного   оружия.  По
заключению  специалистов,  она  была  изготовлена  не  менее  800 лет назад.
Позднее эту реликвию Бондарков передал в дар Историческому музею в Москве.
     После  нападения фашистских полчищ  на нашу  страну  Бондарков  в числе
первых  по  зову  партии и  по  велению  сердца  вступил добровольно в  нашу
дивизию.
     Однажды  командование  приказало  Бондаркову  доставить  на   поле  боя
боеприпасы.  Несмотря  на  обстрел, Николай Васильевич  со своими  друзьями,
умело  маскируясь, пробрался  на автомашинах к переднему краю. Задание  было
выполнено.  На обратном  пути воины попали в  зону  неприятельского  огня  и
заняли  оборону. В  схватке с  фашистами Бондарков  опять был  ранен, но  не
оставил поля боя.  Маленькая группа бойцов действовала смело  и  решительно.
Противник  обрушил на гвардейцев  шквал артиллерийского огня.  Земля  горела
кругом. Николай Васильевич,  находившийся на краю воронки, вырытой снарядом,
был сбит взрывной волной авиабомбы и засыпан землей.
     Все считали его погибшим. Но воины  из  соседней  части отрыли его.  Он
находился в тяжелом состоянии, однако врачи спасли ему жизнь.
     После войны Бондарков стал активистом совета ветеранов дивизии. Николай
Васильевич разыскивал однополчан, с которыми громил фашистов на войне. И ему
многое удалось сделать. Как-то вечером он пришел на квартиру ко мне. В руках
держал объемистую папку. Потом  вынул из  нее пачку  фотоснимков.  Показывая
один из них, Николай Васильевич спросил;
     -- Узнаете?
     На фотографии, несколько потускневшей  от  давности,-- мужчина, который
полулежал на  кровати. Не сразу вспомнился этот человек, одетый по-домашнему
в пижаму. Ведь прошло-то так много лет!..
     -- Это наш однополчанин, эстонец Герман Пап-пель.
     Сразу  вспомнились   боевые  и  мирные   дела   этого  удивительного  и
мужественного  человека.   Он  в  октябре  сорок  первого  года  по  заданию
Бауманского  райкома  партии  столицы  сформировал рабочий  коммунистический
батальон из числа добровольцев.

     Позднее  Паппель   участвовал  в  освобождении  от  оккупантов   родной
эстонской  земли.  Был  тяжело   ранен  в  обе  ноги.  Из  госпиталя  Герман
возвратился в свою часть и  стал ее командиром. Когда же понадобился опытный
офицер для  выполнения особо важного задания,  выбор  пал на Паппеля. Он был
назначен командиром отряда особого назначения. Ему было поручено готовить из
числа эстонцев партизанские кадры и перебрасывать их в тыл врага.
     В боях на родной эстонской  земле он вторично был ранен. И снова  прямо
из госпиталя  явился на передовую.  Его  отряд  громил  вражеские гарнизоны,
взрывал мосты и железнодорожные составы.
     Перед  войной   Герман   Паппель  работал  слесарем   паровозного  депо
Москва-Сортировочная  Московско-Рязанской   железной  дороги.  После   войны
находился на ответственной партийной работе в Эстонии.
     Раны,  полученные на полях  сражений, дали о себе знать. Паппель тяжело
заболел.  Парализованный и лишенный дара речи, он слег  в  постель, но в его
груди билось сердце советского человека, мужественного коммуниста.
     Десять лет Герман  не разговаривал, не вставал  с постели, но продолжал
работать.  Он делал переводы  произведений  эстонских писателей  на  русский
язык, а русских -- на эстонский.
     Жизнь Германа Паппеля напоминает жизнь замечательного писателя  Николая
Островского.  Он,   так  же  как   и  Островский,  начал  свою  литературную
деятельность, будучи прикованным к постели тяжелой болезнью.
     Как-то, когда здоровье Паппеля немного  улучшилось, он  поехал в  Сочи,
посетил  на  берегу  Черного  моря  дом,  в  котором  жил  и  творил Николай
Островский. Возвратясь  домой, Герман  написал  на  эстонском  языке большую
статью о любимом писателе советской молодежи.
     Затем  Герман Паппель начал  работать  над документально-художественным
произведением  "Дорога  к бессмертию" --  о  героях нашей дивизии, ветераном
которой  он был. Однако внезапная смерть оборвала жизнь этого  мужественного
человека. Книга осталась незавершенной.

     
     
   
Ветеран  дивизии  московских  добровольцев
капитан  Иван  Иванович Кулагин  --  один  из тех,  кто  с  боями  прошел от
Подмосковья до Прибалтики. О славном  боевом пути  однополчан он рассказывал
Маршалу Советского Союза С. М. Буденному.


     Коллективную повесть  продолжают  писать те, кто находится до сих пор в
строю. Ветераны дивизии присылают в свой совет много писем, по которым можно
писать увлекательные книги о смелых и мужественных москвичах.
     Вот  письмо бывшего командира батальона  Дмитрия Филипповича Бурыма. Он
рассказывает о том, как немецкий  разведчик, шедший  за  советским "языком",
сам оказался в ловушке.
     Это произошло в один из холодных и дождливых майских дней 1942 г.
     Батальон Д.  Ф.  Бурыма  держал оборону на  участке деревень Лунево  --
Ожееды  на  Новгородщине. Отправляясь  в окопы,  наши  бойцы  брали с  собой
немецкие трофейные шинели, которые использовали как подстилку или укрывались
ими от дождя.
     На  этом  участке  фашисты  несколько  раз  пытались  захватить  нашего
"языка",  но все безрезультатно.  Тогда  оккупанты решили  провести разведку
боем.  На  передовые позиции они двинули три танка.  Москвичи  встретили  их
артиллерийским огнем.
     Открылся  люк.  Из танка выпрыгнул гитлеровец.  От  испуга  он  потерял
ориентировку. Тут же недалеко находился наш воин, на которого была наброшена
немецкая шинель. Неприятельский танкист заметил "своего",  бросился к нему и
"попался на крючок".
     Наши  воины  действовали  смело,  дружно,  мужественно,  часто  шли  на
самопожертвование. Об этом свидетельствуют сохранившиеся архивные документы.
В одном из них говорится, что  23 февраля 1942 г. в бою под деревней Павлово
"пулеметчик коммунист Дмитрий  Окороков  во время  атаки подполз вплотную  к
фашистскому доту и  бил по  нему  из "максима". А  когда  кончились патроны,
Окороков решительно  бросился к  амбразуре  вражеского  дзота, закрыл  своим
телом огонь немецкого пулемета".
     Посланцы столицы сражались с  врагом  как  единая фронтовая семья. Но о
подвигах некоторых хочется рассказать особо.
     ...Цыден Балданович Балдано родился и вырос в поселке Агинском в бедной
крестьянской  семье,  рано познал  трудовую  жизнь. Он был  в  числе  первых
бурятских  комсомольцев. Еще в начале  двадцатых  годов  Цыден находился  на
комсомольской  работе. В  годы гражданской войны принимал активное участие в
разгроме семеновских  банд, восстанавливал  Советскую власть в  родном краю,
вовлекал молодежь в ряды комсомола.
     Позднее Цыден Балдано переехал в Москву. Учился. Получил  специальность
преподавателя истории.
     Когда  началась  война,  учитель-коммунист   вместе  с   женой   Софьей
Зиновьевной и шестнадцатилетним сыном Вадимом  отправились в райком партии с
просьбой добровольно отправить  их на фронт. Семья  Балдано была зачислена в
формировавшийся Коммунистический батальон, вошедший в состав нашей дивизии.
     Цыден  Балданович вырос от рядового  бойца до комиссара того батальона,
которым  командовал осетин коммунист  В. Н. Казиев --  смелый и мужественный
воин.
     Комиссар   Балдано  участвовал   во   многих  боевых  операциях,  водил
добровольцев на  штурм  неприятельских укреплений под  Сидоровом, Великушей,
Ожеедами и другими большими и малыми опорными пунктами оккупантов.
     Цыден Балданович несколько  раз был ранен. Но по выздоровлении он опять
возвращался в строй. Вместе с мужем находилась и его жена, Софья Зиновьевна,
своей отвагой и мужеством удивляя  многих. В батальоне она была и писарем, и
телефонисткой, а в нужную минуту становилась санитаркой.
     Отличился  в боях и их сын, Вадим. Он по заданию  командования ходил  в
тылы  врага  и  оттуда корректировал огонь наших  артиллеристов.  Вадим  был
опытным разведчиком  и  связистом. Возвратясь к мирной  жизни, он  продолжил
учебу,    стал    конструктором.    Работает    сейчас     в    одном     из
научно-исследовательских   институтов   столицы.   Впрочем,   таких   смелых
подростков, как Вадим Балдано, в нашей дивизии было немало.
     Разведчика Федю Качармина однополчане называли  Орленком,  а начальника
политотдела дивизии К. А. Бирюкова -- его отцом. Дружба у них завязалась еще
в предвоенные годы.
     Тогда Константин  Александрович был  помощником директора  ремесленного
училища в  Москве,  куда  только  что  прибыл  Качармин из  рязанского  села
Ягодное,  что в  Сараевском  районе. Бирюков долго  беседовал  с подростком,
интересовался его  жизнью.  Узнал, что отец Феди  был участником гражданской
войны, воевал против белогвардейцев.
     Говорили  долго.  Федя понравился Бирюкову. На  очередном комсомольском
собрании Константин Александрович  выдвинул  кандидатуру  Качармина в состав
комитета  комсомола. Его поддержали.  Так Федор  Качармин стал комсомольским
вожаком училища.
     А когда  фашистские  захватчики  напали  на  нашу  страну, Бирюков  был
призван на курсы переподготовки  политработников, затем назначен начальником
политотдела нашей  дивизии. Федя  бросился к нему: хочу на фронт, но Бирюков
сказал:
     -- Не хватало еще, чтобы дети воевали. Справимся и без вас.
     Качармин  настаивал.  Почти  всю ночь  он  не  давал  спать  начальнику
политотдела. И под утро тот сдался.
     
     
 
Семья Балдано: Цыден Балданович Балдано, его
жена Софья Зиновьевна и сын Вадим (1941 г.).


     Федор  был   зачислен  бойцом  разведроты,  которой  командовал   Герой
Советского Союза Николай Михайлович Берендеев.
     Однажды в  составе  взвода разведчиков Качармин перешел линию фронта  и
направился  к  Клину.  Данные  собрали  важные.  Но  как их доставить в штаб
дивизии? Вызвался это сделать Качармин.
     Ночью  по  дороге  к линии фронта  двигались неприятельские  грузовики,
которые  везли  бочки  с  бензином.  На  рытвинах   машины   замедляли  ход.
Воспользовавшись  этим,  Качармин  под покровом  темноты вскочил  в  кузов и
пристроился  там  между бочек.  Недалеко от передовой неприятельская колонна
остановилась. Прозябшие шоферы побежали в крестьянский дом. А Федя Качармин,
выскочив из кузова, скрылся в заснеженном лесу. Утопая по колено в сугробах,
он  шел  к  передовой. Удачно перебрался  через линию фронта и  на  попутной
машине доехал до штаба дивизии. Доложил о результатах разведки.
     Наступил февраль сорок второго года.  Наши воины прошли по заснеженному
Селигеру. С марша вступили  в бой.  А  в это  время  Федя Качармин  вместе с
другими  разведчиками   ходил  по  вражеским  тылам.  Начальник  политотдела
постоянно  интересовался  его  смелой  и  опасной  работой.  Как-то  Бирюков
повстречал взвод недалеко от  передовой. Разведчики только что  возвратились
из вражеского  тыла.  Вид  у  них  был  усталый.  Неважно выглядел  и  Федор
Качармин. Константин Александрович, подбадривая его, сказал:
     -- Так вот ты какой стал, настоящий воин!
     А через несколько дней Качармин написал заявление: "Прошу принять  меня
в ряды Коммунистической партии. Хочу бить фашистов коммунистом".
     На открытом партийном собрании Федора единогласно приняли  кандидатом в
члены партии.  И  тут  парткомиссия оказалась в  затруднительном  положении.
Качармину шел семнадцатый год. Устав  партии нарушен. Об этом узнал Бирюков.
Доложил члену Военного совета армии.
     -- Пусть воюет кандидатом, а в  члены партии  его придется принимать не
через три  месяца,  как положено  во фронтовой обстановке,  а по  достижении
восемнадцатилетнего возраста,-- сказал генерал.
     Так и  решили. Федору Качармину был вручен  партийный документ, который
он хранил у самого сердца. Спустя несколько дней, находясь в тылу врага,  на
боевом  задании,  Федор  Качармин  был  ранен  в  обе ноги. Друзья  на  себе
перетащили его через линию  фронта. Обстоятельства  сложились так, что юному
разведчику пришлось надолго разлучиться с однополчанами.
     После      войны       Федор       Дорофеевич       был      директором
профессионально-технического  училища  No  31,  того  самого, из которого он
подростком уходил на войну. Теперь Ф. Д. Качармин работает в Государственном
комитете Совета Министров  СССР по профессионально-техническому образованию.
Готовит  достойное  пополнение  рабочего  класса  нашей  страны.  Его  грудь
украшают боевые ордена и медали.
     И снова  хочется возвратиться к  семьям фронтовиков. О каждой из  них в
отдельности  можно  написать  увлекательную  повесть. Взять  хотя  бы  семью
Мстиславских... Первые  месяцы войны.  Отец поздно  вечером пришел  с работы
домой и  сказал,  что  он добровольно уходит на фронт. Это решение  не  было
неожиданностью  для  жены Марии Соломоновны и  ее двух  дочерей -- студенток
московских вузов -- Зины и Люды. Они прекрасно понимали, что иначе поступить
в этот  грозный час  нельзя. Жена  ответила, что и она, и Зина,  и Люда тоже
добровольно  запрещались в  рабочий  Коммунистический батальон Пролетарского
района.
     ...Вспоминается  бой  в  районе Молвотиц.  На пункт первой  медицинской
помощи  ворвались  фашисты.  Они  перебили  всех  раненых,  а  врача  М.  С.
Мстиславскую забрали  в плен.  А  несколько  позднее в одном из ожесточенных
боев недалеко от Ловати трагически оборвалась  жизнь Зины  Мстиславской. Три
ее боевых товарища, раненных в этой схватке, были брошены гитлеровцами в тот
же лагерь военнопленных, где томилась Мария Соломоновна. От них она узнала о
гибели на поле боя любимой дочери.
     Мария   Соломоновна   решила  бежать  из  концлагеря.   Побег   помогли
осуществить  псковские  партизаны.  Мстиславская  вступила  в  местный отряд
народных мстителей. Работала врачом. Одновременно вела разведку расположения
вражеских гарнизонов. Добывала для партизан продукты питания.
     Сейчас  М. С.  Мстиславская является энтузиасткой военно-патриотической
работы, а другая ее дочь, Людмила, работает юристом.
     Среди  добровольцев нашей дивизии были  и такие семьи фронтовиков,  как
пулеметчики отец и сын Лебедевы; сандружинницы мать  и дочь Гладковы;  бойцы
муж, жена и сын Монжале; отец и сын Фельдманы; муж и  жена Базыльниковы; два
брата Брусиловские. Некоторые из них, сражаясь под знаменами дивизии, прошли
путь  от  Москвы до Восточной  Пруссии, имеют по нескольку правительственных
наград.
     Отрадно  и   то,  что  многие  бывшие  фронтовики   возвратились  в  те
производственные коллективы, откуда уходили на войну.
     С мукомольного  комбината  имени А.  Д. Цюрупы в  нашу дивизию вступило
много добровольцев, в том числе Федор Васильевич Веденьев. На разных фронтах
сражались его  четыре брата  -- Никон,  Максим, Анисим,  Петр и сестра Миля.
Федор Веденьев после разгрома  врага вернулся на родной комбинат.  Грудь его
украшали боевые награды, Возвратясь в коллектив цюруповцев, Федор Васильевич
стал трудиться с еще большей энергией. И его труд по достоинству был отмечен
Советским  правительством:  Веденьев  за  успехи  в  мирном труде  награжден
орденом Ленина.
     Многие  бывшие наши однополчане после окончания  Великой  Отечественной
войны работают в  различных областях  народного хозяйства, добиваясь немалых
успехов.   Лучшие   удостоены  звания   ударника  коммунистического   труда,
правительственных  наград. Но  и в мирном труде  ветераны продолжают  высоко
держать честь 3-й Московской коммунистической гвардейской дивизии.

     В БОЮ И В ТРУДЕ

     Н. СТАНОВОВ, комиссар разведроты

     Трижды  после   ранений   пришлось   мне   возвращаться   в   различные
подразделения своей дивизии,  но  большее  время  я  находился  в  отдельной
разведроте.  Полюбил этих ребят, знал их  боевые  качества. О каждом  из них
можно  рассказывать без конца. Люди  большой отваги, умеющие рисковать собой
ради друзей, всегда были готовы отдать, если потребуется, жизнь за Родину.
     Кто в дивизии не знал Евгения Бусалова! Он ходил на самые опасные дела.
Евгений любил читать книги о героях и их подвигах.  До войны, дома, вечерами
просиживал он на старом диване и с затаенным дыханием слушал рассказы отца и
матери о смелых и храбрых людях, боровшихся за Советскую власть. В детстве с
увлечением играл в военные игры с ребятами. Иногда Евгений приходил домой  с
разбитым  носом,  синяком  под  глазом  и с  разорванными  штанами.  За это,
конечно, получал нагоняй от родителей.
     После окончания школы наступили годы учебы в Московском государственном
экономическом институте имени Кржижановского. Как-то летним днем он гостил у
родственников  в селе  Полянка. Плыли облака  по небу.  Ярко светило солнце.
Тихий ветерок покачивал ветки, повисшие над головой в саду... Он задремал. И
вдруг  раздался голос  матери: "Женя,  война началась!"  На  следующий  день
Евгений Бусалов отправился  в Октябрьский  райвоенкомат Москвы с  заявлением
добровольно направить его на фронт.
     Вскоре  он был  назначен помощником командира  батальона по боепитанию.
Евгений  жил рядом с  разведчиками в доме близ Химкинского речного  вокзала.
Хорошо  знал  их нужды, обеспечивал вооружением и обмундированием.  Дел, как
говорится,  было  по  горло.  Но  Евгений  Бусалов  не переставал  думать  о
разведке. Каждый  день  перед  воинами дивизии  ставились все новые  сложные
задачи.  Это   требовало  дополнительных  знаний  о  противнике.  Нужен  был
неприятельский "язык", и Евгений просил командира отпустить его в разведку.
     -- Вы пока  выполняйте свои обязанности,-- спокойно сказал командир,  а
затем, повернувшись к начальнику штаба, спросил: -- Кого же лучше послать?--
И сам за него ответил: -- Может, Берендеева?
     Возражений не было.
     -- А  вас, товарищ Бусалов, прошу помочь ему в формировании группы и ее
снаряжении.
     Бусалов вместе с Николаем Берендеевым отбирал людей, вооружал их, ходил
на тренировки и даже вел с разведчиками наблюдения. Враг располагал сильными
и  хорошо  скрытыми  огневыми средствами,  зарыл в  землю танки,  пристрелял
расположенные  перед  ним  места  возможного подхода. Саперы в течение  двух
ночей разминировали необходимый участок,  прорезали проволочные заграждения.
Особенно тщательно  изучался дзот в районе Молвотиц,  где и должен быть взят
"язык".
     Евгений  Федорович   вместе  с   саперами  приближался  к  проволочному
заграждению.  Раньше  других заметил  подвешенные  пустые  консервные банки,
которые при прикосновении к проволоке издавали шум. Разведчики ликвидировали
и  это препятствие. Прошло еще двое суток  упорного  изучения  противника  и
дзота.
     В ту ночь, когда предстояло действовать разведчикам, луна как по заказу
спряталась  за  тучи,  и  Берендеев  первым,  а за  ним  группы  нападения и
прикрытия ползком двинулись  к фашистскому  логову. Расстояние до дзота  все
сокращалось,  слышались голоса фашистов; кто-то напевал непонятную  мелодию,
где-то за дзотом  была слышна губная  гармошка. Настало  время  для  броска.
Вспыхнула сигнальная ракета, и наша  артиллерия открыла заградительный огонь
с тем, чтобы не допустить  подкрепления фашистов  к блокируемому  дзоту. Тем
временем группа Берендеева  захватила и уже держала гитлеровца, запихнув ему
кляп в рот, чтобы не кричал.
     Разведчики,  пригибаясь,  побежали  назад.  Наконец-то  свои   траншеи,
объятия друзей.  Немец, уже без платка во рту,во  всю глотку кричал: "Гитлер
капут!" Фашисты стреляли из  всех видов оружия  по  нашему  переднему  краю.
Неприятельского  "языка" допрашивали  в штабе дивизии.  Переводчик  прочитал
неотправленное письмо, изъятое  у вражеского солдата, которое он писал своей
жене. "Мороз такой, что нельзя высунуться. Русские бьются геройски. Мы несем
большие потери. Хотим домой. Победы пока не видно..."
     Полученные  сведения  от  "языка" помогли  нашему командованию  успешно
осуществить боевую операцию по разгрому врага.
     В районе Большое Врагово посланцы столицы почти два месяца находились в
обороне.  Командованию  срочно  требовался  вражеский "язык". Капитан Е.  Ф.
Бусалов   по  настоятельным   его   просьбам  получил  разрешение  командира
возглавить   разведчиков.  Это   были   проверенные   в  боях  коммунисты  и
комсомольцы, почти все они удостоены высоких  правительственных  наград,  их
знали не только в дивизии, о них писали в газетах.
     
     
  
Бывшие   бойцы-однополчане.  Сидят   (слева
направо):  доктор биологических наук  М. В. Алексеева,  доктор геолого-минер
алогических наук И. Я. Пантелеев, доктор геолого-минералогических наук В. М.
Григорьев,   доктор  экономических  наук   Е.  Ф.  Бусалов;  стоят:   доктор
геолого-минералогических      наук      Ф.      В.      Котлов,     кандидат
геолого-минералогических  наук  М.  М.  Максимов,  полковник  запаса  И.  М.
Становое (1973 г.).


     Бусалов  много  думал о том, как  выполнить  поставленную  задачу. Днем
тренировался  с  разведчиками,  создавая приближенную обстановку, в  которой
предстояло  действовать,  а  ночью у переднего края  уточнял  и сверял время
смены  фашистских  постов.  Разведчики  рассматривали  порядок   блокировки,
соблюдение маскировки и, наконец, возможную обстановку при встрече с врагом.
Накануне  разведчики отошли  в свой  тыл  и окончательно  отработали порядок
взятия "языка". Решили,  что  не  стоит блокировать  дзот, на  который ранее
совершались безуспешные налеты воинов соседней части. Бусалов возразил:
     -- Вот и хорошо! Там нас в ближайшее время не ждут.
     Последние наблюдения убедили, что смену постов фашисты производят в час
ночи. Это время избрали  для штурма. Оставалось несколько  часов для отдыха.
Но  разведчикам не  спалось.  С  приближением действий  возрастала  тревога.
Бусалов  еще раз позвонил к артиллеристам,  окончательно  согласовал сигналы
взаимодействия. Зашел к командирам рот, которым заранее был отдан приказ при
необходимости помочь разведчикам. Евгений Федорович предупредил  разведчиков
о  дружных  действиях,  подбадривал  их.  Веяло  ночной  прохладой.  Изредка
слышались   автоматные   выстрелы,   орудийные  залпы,   но   больше   всего
неприятностей  доставляли  вспыхивающие  осветительные  ракеты   противника.
Бусалов  видел  спокойные,  уверенные  лица  своих  друзей.   И  вот  группа
двинулась.  Вражеский  дзот,  ощетинившись  тремя  пулеметами,  торчащими из
амбразур,  молчал. Группа прикрытия расположилась вокруг.  Невдалеке рвались
советские мины, преграждавшие путь  врагу, блокированному в дзоте. Осторожно
вползли в неприятельскую траншею. Незаметно  прошли в тыл противника.  Вдруг
послышался громкий смех: гитлеровцы  чувствовали себя в полной безопасности.
Подойдя ближе к дзоту, Бусалов по-немецки крикнул:
     -- Солдаты, выходите и сдавайтесь!
     Наступила тишина. Из  дзота никто не  выходил.  Команда повторилась. Из
двери показалась  рука с пистолетом, а затем  на мгновенье высунулась голова
гитлеровца в каске.
     Бусалов  выстрелил,  и  враг  упал.  На  следующую   команду  никто  не
отозвался.  Бусалов бросил в дзот  гранату. Один  за другим стали появляться
солдаты: кто  ползком с белым  платком в зубах, кто с поднятыми руками. Один
высоченный  фашист  бросился  бежать,  но  разведчик  сразил его  автоматной
очередью. Три гитлеровца стояли с поднятыми руками. По команде: "Вперед!" --
они, выбравшись из траншеи, двинулись под конвоем в сторону переднего края.
     Всполошившись, гитлеровцы открыли  беспорядочную стрельбу. Двух пленных
разведчики  повели  вперед  и быстро  скрылись  из виду.  Третьего  фашиста,
раненного осколком гранаты в ногу,  взвалил  на плечи Бусалов.  Ноги вязли в
болоте.  Покидали силы. Это заметил гитлеровец и здоровой  ногой  специально
цеплялся за кочки и кусты, препятствуя  ходьбе. Затем внезапно  левой  рукой
схватил  Бусалова  за  горло, а  правой вцепился в автомат, висевший  на его
груди. Началась  схватка. Сбросив  врага  с  плеч  в болотную грязь, Евгений
вырвал  из рук фашиста свой  автомат,  ударил  его по  голове, и тот потерял
сознание. Отдышавшись, Бусалов вновь взвалил  гитлеровца на плечи. Нести его
было трудно. Но  в этот  момент  подоспели однополчане. Они помогли дотащить
"языка" до штаба.
     ...Вскоре  Бусалов был  назначен  помощником  начальника штаба полка по
разведке.  Дни  и ночи он нахолился  на  переднем крае.  Длительная  оборона
вынуждала   разведчиков   активизировать  свои  действия.   Велась   широкая
пропагандистская  работа. С помощью репродукторов, установленных на переднем
крае, солдат противника убеждали переходить на нашу сторону.
     Такая  пропаганда  велась  и с  неприятельской  стороны. Врагу  удалось
сманить на свою  сторону  одного бойца, пришедшего  в  нашу дивизию с  новым
пополнением. Это был сын  бывшего  кулака. Через несколько  дней  гитлеровцы
разбросали листовки, рассказывающие о  "красивой жизни" перебежчика, и звали
советских  воинов  последовать его  примеру. Возникла  мысль воспользоваться
"любезным"   приглашением   гитлеровцев.  Бусалов   доложил  командиру,  что
разведчики якобы хотят "сдаваться" в плен.
     , -- А  что, и на этот риск тоже есть добровольцы? -- спросил командир,
улыбаясь.
     -- Есть! -- весело ответил Евгений Федорович.
     Замысел хранили  в тайне.  Бусалов отобрал для выполнения задания самых
опытных, решительных  и смелых. Затея  требовала исключительной выдержки. На
такое могли решиться лишь по-настоящему мужественные, исключительно отважные
люди. Бусалову, как  он ни  просил, идти "сдаваться"  в плен не разрешили, а
поручили общее руководство операцией.  И он проводил многократные репетиции,
испытывая различные варианты.
     В ночь  на 7 июля 1942 г.  группа  Бусалова  (ее тогда называли группой
обеспечения) двинулась в лесок,  расположенный  неподалеку от  деревни Малое
Врагово в нейтральной зоне.  Начало светать. Левее  группы капитана Бусалова
появились  наши  разведчики:  политрук  Николай   Поруков,   бывший  студент
Московского института химического машиностроения  Евгений Лиэллуп  и молодой
новгородец  Виктор  Лихачев.  В  поднятых руках  они  держали  белые платки,
прикрывавшие гранаты-лимонки. Оглядываясь назад, они создавали видимость как
бы боязни  своих.  Прошли мелкий  кустарник и  оказались на открытой поляне.
Видно было,  как  фашисты  у  своего дзота настороженно  смотрели в  сторону
приближавшихся русских "перебежчиков". Один из  них даже махал рукой. К нему
подошли  еще  два гитлеровца.  Когда  до  немецкого дзота  оставалось  около
тридцати метров, с нашей стороны открыли пулеметную стрельбу по "убегающим".
Так   было  предусмотрено,   чтобы   гитлеровцы  не  разгадали  задуманного.
Разведчики   тут  же  залегли,  а  затем  ползком,  изредка   приподнимаясь,
приближались к фашистам. Осталось двадцать, пятнадцать метров...
     Виктор Лихачев бросил в гитлеровцев  гранату. Показалось  еще несколько
фашистов.  Полетели  гранаты  Николая  Порукова.  В  этот  момент  раздалась
автоматная очередь фашиста, и Женя Лиэллуп присел на колени. Истекая кровью,
он бросил в траншею две гранаты. Послышались крики раненых фашистов.
     Выскочила  из  засады  группа  Бусалова.  Николай  Поруков  уже  был  в
неприятельском  дзоте,  захватил сумки  с документами  и  оружие. Силы  были
неравны.  Капитан  Бусалов отдал команду отходить с захваченным  "языком"  и
трофеями.  По сигналу красной ракеты заговорили  наши минометы и артиллерия.
Снаряды падали на заранее пристрелянные позиции противника. Гитлеровцы из-за
опушки  леса также открыли  ураганный огонь  из всех видов  оружия.  Рвались
мины, осколки летели над головами разведчиков. Наступили критические минуты,
пришлось залечь  в траншеях противника и  вести  ответный пулеметный  огонь.
Гитлеровцы попытались  окружить наших воинов,  но  разведчики  не  дрогнули.
Много фашистов полегло в этом бою; один лишь Евгений Лиэллуп истребил девять
гитлеровцев,  столько  же  уничтожил  и  Бусалов.  В  этой неравной  схватке
вторично был ранен  Лиэллуп; несколько  царапин  от осколков  мин  получил и
Евгений Федорович.
     ...Совсем юной пришла  в  разведку  бывшая  московская школьница  Ирина
Магадзе. Она также находилась в этой сложной  обстановке. Ирина, не страшась
обстрела, перевязывала раненых в  траншее. Борясь за жизнь Евгения Лиэллупа,
Магадзе  предприняла  все возможное, чтобы спасти разведчика,  но  силы  его
слабели. На  руках этой мужественной девушки Женя произнес последние  слова:
"Друзья мои, отомстите за меня".
     
     
   
Разведчица    Ирина    Магадзе    (Митина)
рассказывает  на  митинге   о   том,  как  ходила   по  тылам   врага  (1942
г.).


     Операция  была проведена успешно. Наши разведчики, уничтожившие не один
десяток гитлеровских захватчиков,  принесли с собой  три пулемета, несколько
автоматов и другое имущество. Особенно ценной оказалась неприятельская карта
с  нанесенными  на  нее   опорными  пунктами  и  запасными   оборонительными
сооружениями...
     Евгений  Федорович  Бусалов  после  войны  еще  долго  служил  в  рядах
Советской  Армии. В  1953 г. он защитил кандидатскую диссертацию, а в 1969-м
-- докторскую.  Теперь Евгений Федорович Бусалов на преподавательской работе
в Московском инженерно-экономическом институте,  но  он находит  время и для
военно-патриотического воспитания молодежи.
     То же  самое можно сказать  и о В.  М.  Григорьеве. Перед войной был он
студентом  Московского геологоразведочного института. Добровольно  вступил в
ряды нашей  дивизии. В боевой обстановке вырос от рядового до майора. Сейчас
он доктор геолого-минералогических наук. Знают его как  ученого не только  в
нашей стране, но и за рубежом.
     Питомцем того же  института является и М. М. Максимов. В дивизии он был
рядовым  бойцом-разведчиком. После войны стал разведывать  земные  недра. За
открытие  полезных  ископаемых он награжден орденами Ленина и "Знак Почета".
Сейчас он лауреат Государственной премии,  кандидат геолого-минералогических
наук.
     Нельзя не  сказать теплого  слова о Б. М.  Митине  и И.  И. Магадзе. На
войне  они были разведчиками.  Полюбили  друг друга, поженились. После войны
продолжили учебу. Сейчас  Борис  Михайлович -- доктор  физико-математических
наук, а Ирина Ивановна -- кандидат педагогических наук.
     Список наших  однополчан, связавших свою жизнь с наукой, можно  было бы
продолжить. Как в  годы  Великой  Отечественной войны  они  сражались против
фашистских захватчиков, так же  по-боевому  трудятся  в  мирные  дни  бывшие
воины. Остается только пожелать  молодежи учиться на примерах людей старшего
поколения, свято хранить славные боевые традиции советского народа.

     СЕРДЦЕ КОМАНДИРА

     М. КАМЫШЕВ, помощник начальника штаба полка

     Видавший виды "газик" привез нас в село Молвотицы,  где размещался штаб
нашей  дивизии. Здесь мы без задержки получили предписание. Маленькие желтые
листки  определяли  место нашей дальнейшей военной  службы. Майор, вручавший
документы, пожал руку, проговорил:
     --  Полком, в который вы назначаетесь, командует майор Пшеничный. Очень
душевный человек. Впрочем, вы, наверное, слышали о нем...
     И верно, о Пшеничном добрая слава шла в дивизии.
     Накатанная дорога круто свернула влево. Демянское шоссе побежало дальше
через  пригорок.  Стоявшая на  повороте указка "Пшеничный" нацеливала  своим
острием в лес.
     Пшеничного  на  месте  не  было,  и  дежурный  провел  нас  к  землянке
начальника штаба. Постучали. Из-за дощатой  двери,  сколоченной из снарядных
ящиков, послышался хрипловатый басок:
     -- Кто там? Войдите!
     Человек, лежавший  на  топчане,  спустил ноги  на  пол  и  приподнялся.
Пышные, как  у Тараса Бульбы, усы придавали лицу суровое выражение, а из-под
кустистых  бровей  смотрели  приветливые глаза.  Выслушав рапорт,  начальник
штаба шагнул навстречу, протянул руку:
     -- Военинженер первого ранга Ершов Борис Павлович. Хорошо, что прибыли,
батенька мой...
     За ужином Борис Павлович рассказывал о жизни полка, его боевых походах,
об обстановке на  участке  фронта.  Расспрашивая меня, он говорил и  о себе.
Ершов--  московский профессор.  Когда-то  встречался  с  Владимиром  Ильичем
Лениным.
     --  Химик  я, батенька мой. Химик.-- Раскрыв схему обороны полка, Ершов
начал было  комментировать ее, а потом предложил: -- Не  хотите ли пройти на
местность? Так-то, пожалуй, будет полезней.
     Мы шагали  по лесной опушке, где  проходил передний край обороны полка.
Там за  полянами, в развалинах деревень Черная и Лунево притаился враг. Полк
держал оборону на довольно широком фронте, а людей было мало.
     Когда вернулись на командный пункт, Петр Митро-фанович Пшеничный ожидал
нас в своей землянке.
     Он сидел,  склонившись над  крупномасштабной картой. Над столом  горела
электрическая   лампочка,   питавшаяся  от  автомобильного  аккумулятора.  В
раскаленной   докрасна   печке   потрескивали  дрова,   а   из   старенького
радиоприемника доносились слова полюбившейся фронтовикам песни:
     Бьется в тесной печурке огонь...
     Петр Митрофанович не слышал,  как мы вошли.  Лишь голос Ершова заставил
его  вздрогнуть и приподняться. Знакомство было коротким. Говорил  Пшеничный
неторопливо.  На  его  лице  с крупными правильными  чертами  лежала  печать
озабоченности. Подозвав к столу, Петр Митрофанович подвинул карту и сказал:
     -- Вот тут,  на участке нашего 2-го батальона, сейчас сосредоточивается
сводный  отряд дивизии. В его составе будет действовать и рота нашего полка.
На  рассвете  отряд  атакует  противника в  деревне  Черной,  захватывает  и
удерживает ее до прихода десантников, действующих в  тылу врага. Ваша задача
обеспечивать связь нашей роты с командиром сводного отряда и штабом полка.
     Формально сводный  отряд  не подчинялся Пшеничному, но он действовал на
участке  полка. Петр Митро-фанович не удержался. Поздней  ночью он пришел  в
расположение отряда. Нашел командира своей роты, дал ему несколько советов и
пошел к бойцам. Многих он  знал по имени и отчеству. Бойцы, увидев командира
полка, почувствовали себя более уверенно.
     Нашлось время и для шутки-прибаутки. Потом кто-то между прочим заметил,
что  пора бы подзаправиться чем-нибудь горяченьким, и Петр  Митрофанович тут
же послал адъютанта поторопить тыловиков.
     Командир нашего полка  временами  представлялся загадочным, непонятным.
На первых  порах казался замкнутым,  молчаливым, даже  суровым.  Однажды  он
перевел  в  стрелки  повара, не  подготовившего  ко времени  завтрак воинам,
сказав при этом:
     -- Пусть испытает, каково нести службу на пустой желудок.
     Пшеничный  без  колебания  отправил  в   штрафную  роту  сержанта,   не
выполнившего приказание. Петр Митрофанович  многое знал о  подчиненных, а  о
себе  ничего  не  рассказывал.  А  говорить  ему  было  что.  Но  однажды он
разоткровенничался.
     Мы,  штабные офицеры,  сидели  возле землянки командира полка, и он  не
торопясь,   немногословно  рассказывал  о   своей  нелегко  прожитой  жизни.
Оказывается,  он  участвовал в первой мировой и  гражданской  войнах. Прошел
путь от солдата до комиссара и командира дивизии.
     В конце тридцатых годов демобилизовался и перешел на работу в оборонную
промышленность. Перед Отечественной войной был начальником главка в одном из
народных комиссариатов Союза ССР. В октябре  сорок  первого года добровольно
вступил  в 3-й полк  московских рабочих и начал службу помощником начальника
штаба полка.

     Большая  партийная  и государственная работа  умудрила и  обогатила его
жизненным   опытом.   Так   вот   откуда   такая   выдержка,   хладнокровная
рассудительность  и  распорядительность!  Даже в  самые напряженные  моменты
Пшеничный  не  горячился,  не  шумел,   и  это  спокойствие  и   уверенность
передавались окружавшим его людям.
     Разошлись мы чуть ли  не  в полночь,  а перед  рассветом отправились на
наблюдательный пункт. Возле штабной землянки нас ожидала одетая по-походному
машинистка Лида Божевская. Она давно просилась на передовую, в бой.
     -- На передовой вам не место,-- ответил ей Петр Митрофанович.
     Когда начало светать, сводный отряд рванулся в атаку. С наблюдательного
пункта хорошо было видно, как воины добрались до окраинных развалин деревни.
     И  там завязался  бой с превосходящими силами врага. Москвичи залегли в
воронках от снарядов, коченея от болотной сырости и холода.
     Над головами солдат свистели пули. Это строчили фашистские пулеметчики.
Наши артиллеристы и минометчики отвечали огнем.
     Бой приобрел  упорнейший  характер.  Гитлеровцы, скрыто  подтянувшие  к
высотке танки,  вкопали  их в  землю, открыли по атакующим шквальный  огонь.
Наши  воины  замедлили  свое  движение  и  залегли.  Пшеничный   выскочил  с
наблюдательного пункта и побежал  по скату высоты к залегшим воинам.  Вокруг
него фонтанами дыбилась земля, шипели осколки, свистели пули, а он, высокий,
даже не пригибаясь, все бежал и бежал.  В окопе он заметил Божевскую. Сурово
посмотрел на нее.
     -- Я не могла оставаться  там, когда  все здесь, не  могла,-- объясняла
она.
     -- Здесь вам делать нечего,-- сурово сказал Пшеничный.
     -- Почему же нечего? А вот...-- И Лида указала рукой на раненого бойца.
     В этот момент из лощинки донесся тревожный голос:
     -- Сестру сюда! Сестру!.. Скорей!..

     -- Ну вот, слышите! -- крикнула Лида и,  шагнув из окопа, обернулась:--
А вы говорите, нечего...
     Лида Божевская в том бою  за высоту  была тяжело ранена. Узнав об этом,
Пшеничный нахмурился:
     --  Какая  же  упрямая!  А   действовала  ведь  так,  как  подсказывало
комсомольское сердце. Представьте ее к награде. Обязательно представьте.
     В  землянке  было  тесно  и  душно.  Коммунисты  штаба, собравшиеся  на
партийное собрание, сидели и  полулежали кто где мог  пристроиться. Дрожащее
пламя коптилки освещало хмурые, озабоченные лица. В те августовские дни 1942
г, с фронтов приходили нерадостные вести.  Особенно тяжелые бои развернулись
в междуречье Дона и Волги. Вся  страна напрягала силы,  чтобы остановить там
яростный натиск врага.
     Вот-вот   должна   была   начаться   передача   очередного    сообщения
Совинформбюро, и Пшеничный  предложил послушать его перед  началом собрания.
Все повернулись к радиоприемнику.
     -- Говорит Москва!..
     И сразу будто приблизилась  к старорусским лесам родная столица. Москва
сообщала суровую правду:  наши войска  вели оборонительные  бои  с  крупными
силами  танков и  пехоты противника,  переправившимися  на левый берег Дона.
Обстановка на этом участке осложнилась...
     Пшеничный выключил приемник, а люди сидели не шелохнувшись. Потом после
короткой  официальной процедуры избранный  председателем  офицер штаба Антон
Рыбкин предоставил слово командиру полка.  В напряженной тишине глухо звучал
его голос:
     -- Вы только  что  слышали о том,  что делается на  фронтах. Вся страна
помогает защитникам города на Волге. И мы должны им помочь. Скоро  наш  полк
будет  введен в  бой. Мы  должны во  что бы то ни стало  выполнить  задачу--
соединиться с войсками, наступающими с севера,  полностью отрезать демянскую
группировку,  не  дать врагу возможности  снять  с нашего участка ни  одного
солдата...
     
     
      
П.       М.       Пшеничный       (1942
г.).


         После   партийного   собрания   состоялось   совещание
политработников полка. Петр Митрофанович очень ценил  их благородную работу.
Кто-кто, а он-то хорошо знал ее и, помнится, не раз повторял:
     -- Кто  сам не  горит -- никого зажечь не может.-- Этой короткой фразой
Петр Митрофанович подчеркивал и значение и смысл политической работы.
     Будучи человеком  дела, Пшеничный не любил пустословия. И то совещание,
как, впрочем, и все другие, было коротким. Пшеничный объяснил боевую задачу,
обратил внимание на  то,  что предстоят большие  трудности  и к ним  следует
подготовить весь личный состав.

     Бои,  которые развернулись  на  реке  Робье, были тяжким испытанием для
наших добровольцев.  Труднейший ночной марш  из  деревни Сутоки на  передний
край. Кругом болота. После  дождей  лесные и проселочные дороги окончательно
раскисли,  и  чем  дальше  двигались  бойцы,  тем  труднее  им  становилось.
Автомобили  не   прошли.  Застревали  орудия,  повозки   с  боеприпасами   и
продовольствием. Утопая  по  колено в болотной  жиже,  люди  пытались помочь
выбившимся из сил лошадям. Но тщетно.
     Пушки  и повозки пришлось оставить.  Воины брали с повозок груз и несли
его  на  плечах.  Вытянувшись  цепочкой,  брели  батальоны. То тут,  то  там
появлялась  знакомая  всем  фигура  Пшеничного.  Теплым словом,  а  главное,
примером выдержки, бодрости и выносливости он поднимал дух бойцов.
     К  утру  полк  достиг  берега  реки  Робьи. На  берегу  реки, в  стенке
обрывистого  берега,  было  выкопано  несколько  небольших  ниш.   В  них  и
разместился штаб  полка.  Неподалеку  в  углубленной  и  усовершенствованной
воронке  с  перекрытием в  один накат находился  наблюдательный  пункт. Петр
Митрофанович был озабоченным и хмурым. И было отчего.
     Обстановка складывалась  крайне  неблагоприятно.  Гитлеровцы  сидели  в
глубине  леса,  укрываясь за  валами,  сооруженными  из  бревен,  засыпанных
грунтом. Даже снайперы-"кукушки", располагавшиеся на  деревьях, прикрывались
стальными  щитками.  По всему  переднему  краю  были устроены  проволочные и
минные заграждения.
     Вражеская  оборона была  очень  крепким орешком.  Разрушить  укрепления
гитлеровцев можно было только стрельбой прямой наводкой, а орудия оставались
в тылу и могли вести огонь по площадям только с  закрытых  позиций.  В нашем
распоряжении находились лишь батальонные  минометы,  но  и  их  нельзя  было
эффективно использовать  в  лесистой местности.  Приходилось рассчитывать на
высокий боевой порыв, дерзость и внезапность действий.
     Обнадеживало еще и то,  что до дороги Бяково  -- Омычкино, которую  нам
нужно  было  перерезать,  оставалось  не  больше  300-- 500  метров. Значит,
отчаянный бросок, решительный натиск -- и задача может быть выполнена. После
короткой  артиллерийской   подготовки  батальоны  ринулись  в   атаку.  Цепи
покатились было вперед, но, натолкнувшись на  стену огня, залегли. Поднимать
людей   в   новую  атаку  против  неподавленных  огневых  точек  врага  было
бессмысленно, и Пшеничный отдал командирам батальонов короткий приказ:
     -- Окопаться!
     По цепи передал команду:
     --  Меняем  тактику.   Будем  продвигаться  вперед  редкими,  короткими
рывками.
     Несколько раз в течение дня бойцы  резкими бросками продвигались вперед
на 10-- 15 метров и вновь окапывались.
     Третьи сутки Петр Митрофанович не спал. Может быть, еще никогда на него
не  сваливалось  столько  забот  и  хлопот.  Из-за   бездорожья  и  хлеб,  и
боеприпасы, и все  необходимое для боя люди  переносили  на  плечах. Раненых
выносили  на  носилках.  Тропки,  что  были  проложены  в  свой  тыл,  часто
обстреливались врагом.
     Тяжкими,   изнурительными  были   эти  бои,   о  которых  в  сообщениях
Совинформбюро говорилось  всего несколько слов:  "На  Северо-Западном фронте
шли  бои  местного  значения".  А  какого  громадного напряжения моральных и
физических сил требовали они!
     Петр  Митрофанович  заметно осунулся  и,  казалось, больше  ссутулился,
словно от тяжести легшей на его плечи трудной боевой задачи.
     В те  неспокойные дни и  еще более тревожные  ночи Петр Митрофанович не
раз выходил на передний край. Советовался с командирами и бойцами о том, как
лучше провести боевую операцию...
     Офицеры штаба собрались  на наблюдательном пункте. На переднем крае шла
перестрелка. В небо с нашего переднего края взлетели две зеленые ракеты, Они
наделали большой переполох у врага. Решив, что  начинается очередная  атака,
гитлеровцы открыли беспорядочный огонь, обнаружив свои боевые точки.
     Посоветовавшись с Петром Митрофановичем, мы решили утром  сами побывать
на переднем крае. Вместе  с нами пошли мой  помощник по  шифровальной работе
капитан Анисимов и уполномоченный  контрразведки  старший лейтенант  Леонов.
Пройдя  по  берегу Робьи, мы  очутились в овражке,  где  находились  позиции
минометчиков.  Отсюда  на  передний  край  вел  неглубокий  ход   сообщения.
Двигаться по нему можно было лишь согнувшись.
     Метрах в двухстах  от берега среди молодых  берез и сосен зияла большая
воронка,  вырытая  авиабомбой.  В  ней  находилась промежуточная  телефонная
станция. Здесь решили  передохнуть. Я присел  рядом с Петром Митрофановичем.
Напротив  --  Анисимов  и  Леонов.  Достав кисет  с  табаком, командир полка
проговорил:
     -- А день-то какой! И войны будто нет...
     Необыкновенно голубое  небо излучало столько света и  тепла,  что  даже
тени  казались  прозрачными. И  тишина  стояла на  переднем  крае такая, что
слышно было, как где-то рядом, в траве, весело и беззаботно трещит кузнечик.
     -- А ведь правда, красота!-- снова проговорил Петр Митрофанович, кивком
показывая на стройные сосны, на кудрявые березы.
     И  в  этих нескольких словах,  и в тоне,  каким они были сказаны, легко
угадывалась любовь к Родине, к жизни, ко всему прекрасному.  После небольшой
паузы он добавил:
     --  Когда  тяжелая дорога  остается  позади  --  становится  и  легко и
радостно... Я часто думаю о том, какая после победы красивая жизнь будет!
     Полный  жизнеутверждающих  мыслей и непоколебимой веры в нашу  грядущую
победу,  Петр  Мит-рофанович и не  думал, что это будет его последняя фраза.
Протянув мне кисет, он стал скручивать папиросу.
     Где-то неподалеку ухнул выстрел. Встревоженная  птичка метнулась ввысь,
а на краю воронки раздался треск. Дрогнули большие, сильные руки Пшеничного,
и из полусогнутой бумажки просыпался табак. Качнулась вниз голова, и сползла
на висок пилотка. Враз отяжелевшие веки закрыли глаза, и губы проронили  два
слова:
     -- Ну вот...
     Все случилось так внезапно и быстро, что в эти секунды никто не понял и
даже не подумал, что могло произойти самое страшное.
     -- Петр Митрофанович!.. Петр Митрофанович!..
     Но ответа не было. Только еще раз качнулась голова, упала пилотка, и мы
увидели, что на посеребренном виске зияет крохотная, будто от дробинки, рана
и из нее сочится тоненькая струйка крови.

     Когда говорят -- солдат-герой, называют меру  его подвига: подбил танк,
уничтожил столько-то  врагов.  А где та мера, которой можно измерить героизм
командира?
     Петр Митрофанович погиб смертью героя. Служба командира -- повседневное
горение, повседневный подвиг. Каждый день  и час он несет на  себе громадную
ответственность  перед Родиной  и партией,  перед народом, перед всеми теми,
кого ведет в бой, перед своей собственной совестью.
     Командир  полка погиб,  но мы, его  однополчане,  всегда  будем помнить
простого русского человека, коммуниста Петра Митрофановича Пшеничного.

     ГЛАВНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ

     М. КЛЕШНИН, командир дивизии

     Дивизией московских добровольцев мне  пришлось  командовать всего около
четырех месяцев.
     Февраль  1943 года...  Враг продолжает терзать  советскую землю.  В  ту
морозную  зиму положение  на нашем фронте было  особенно тяжелым. Но бойцы и
командиры 53-й гвардейской  дивизии были настроены оптимистически.  Невзгоды
не  смогли  поколебать  боевого  духа  наших  воинов.  Они  понимали  и  всю
ответственность,  лежащую   на  них:  ведь  дивизия  являлась   головной  на
Северо-Западном фронте.
     Именно в те дни впервые услышал я гордые, непреклонные слова: "Там, где
наступают  москвичи,--   -враг   не  устоит".  А  нам   как  раз  предстояло
наступление.
     Остановлюсь  на  событиях,  предшествовавших  моему  прибытию   в  53-ю
дивизию. В  то время  я исполнял  обязанности заместителя командующего  11-й
армией Северо-Западного фронта.
     В  январе  1943  г.  перед одной  из дивизий  этой  армии  командование
поставило  задачу прорвать  оборону противника. Наши полки прорвались, но на
очень узком участке. И едва вклинились в  расположение фашистских войск, как
немцы отрезали  и окружили наши прорвавшиеся части. Командир  дивизии вскоре
был ранен,  начальник  штаба  тоже  вышел из  строя,  и командование группой
прорыва мне, как представителю армии, пришлось взять на себя.
     Красноармейцы  и  командиры в  окружении дрались храбро. Но  силы  были
далеко не равны. Ряды наши таяли. Кончились боеприпасы. Наступил день, когда
кончилось продовольствие... Танкисты все же помогли нам вырваться...
     Генерал-лейтенант  П. А.  Курочкин, когда я ему  доложил о прибытии, не
скрыл удивления:
     -- Как? А мы думали, что  ты погиб. Ну, коли жив, срочно  отправляйся к
командующему фронтом  Маршалу Советского Союза  Тимошенко.  Он интересовался
тобой.

     
     
        
М.       Н.       Клешнин       (1943
г.).

         Сбрил я быстро бороду, надел вместо полушубка мундир и
ужаснулся: до чего же он  стал  велик  мне -- висел как  на  вешалке. Однако
раздумывать было некогда. Сел в старенькую "эмку" и сказал шоферу, чтоб  вез
на командный пункт фронта.
     Дорога  пролегала  по  знаменитому  Валдаю.   В   топких  местах  лежал
деревянный настил, и мы ехали по нему, как по звонким клавишам. На душе было
неспокойно.  Зачем  вызывает маршал  Тимошенко? На  командный  пункт  фронта
прибыли около часу ночи.  Командующий принял сразу. Отодвинув от себя карту,
он минуту-другую всматривался в меня, а потом сокрушенно произнес:
     -- Ну и исхудали же вы, батенька. А в дороге-то, наверное, и перемерзли
изрядно. Давайте-ка прежде всего чаем погреемся...
     В блиндаже маршала было  тоже прохладно.  Он сидел в бурке. Но  от  его
простого  человеческого  сочувствия на  сердце  потеплело. Душевная  тревога
рассеялась. Командующий принял по-отечески, говорил запросто.
     На   крепко   сбитом  столе  появились   нехитрые   атрибуты  походного
солдатского чая. За чаем С. К. Тимошенко расспрашивал о ходе боевых действий
на  участке  11-й  армии,  интересовался  настроением солдат  и  командиров,
выслушал  мое мнение о  причинах  неудач в прорыве фронта противника. Уже  в
четвертом часу ночи он сказал:
     -- Ну,  давайте  отдохнем часика два,  а потом поговорим о  вашем новом
назначении.
     Ровно  в  шесть утра дежурный разбудил меня и пригласил к командующему.
На этот раз Семен Константинович нашел нужным  ознакомить меня с обстановкой
на других участках Северо-Западного фронта.  Потом расспросил о моей семье и
в  заключение  разговора  предложил принять командование дивизией московских
добровольцев. При этом он дал ей отличную боевую характеристику.
     Я и раньше знал об этой дивизии и ее первом командире Николае Павловиче
Анисимове, человеке  вдумчивом,  хорошо  разбирающемся в  вопросах  военного
искусства. Это  на его долю выпала нелегкая,  но почетная задача в  короткий
срок создать из добровольцев монолитное боевое соединение.
     Приступить к командованию такой дивизией я согласился с радостью.
     Тут же получил предписание.  Когда  садился  в машину, заметил  большой
сверток, лежавший на заднем сиденье.
     -- Это Маршал Советского Союза распорядился, чтоб вас одели потеплее,--
сказал адъютант.-- Тут полушубок, валенки, шапка...
     Может быть, это и не такой  уж значительный  факт, но все же проявление
простой, казалось бы  обыденной, человечности  тронуло  меня.  Ведь  недаром
говорят  в народе: "Дружеское слово три зимы греет".  Доброе слово и вовремя
оказанная  дружеская  поддержка со стороны старших  товарищей  придают новые
силы. Эту старую истину никогда не надо забывать всем нам, и особенно тем, у
кого есть подчиненные.
     Итак, с новым предписанием в тот же день явился я в штаб армии, получил
от командующего  армией  необходимые указания и на следующий день, то есть 2
февраля, прибыл в штаб дивизии.
     Соединение  в тот  момент с переднего края обороны форсированным маршем
было переброшено  в  район Березовец -- Извоз --  Стречно. Здесь в предельно
сжатые сроки нам и предстояло подготовиться к наступательным боям.
     В день прибытия познакомился я со штабом, с командным составом. На утро
следующего дня назначили строевой смотр дивизии. Впечатление сложилось очень
хорошее. Чувствовалась  товарищеская спайка,  знание бойцами  и  командирами
друг друга, патриотизм и беспредельная любовь к своей части. И внешне каждый
воин выглядел бодро, подтянуто. Во всем чувствовалась дисциплина.
     Каждый знал, что задача им дана  нелегкая. В предстоящем наступательном
бою дивизии отводилось место в центре  боевого порядка армии, в  направлении
главного удара. Ставилась задача прорвать долговременную оборону противника.
А надо сказать, что свою оборону противник совершенствовал более года.
     Перед  фронтом нашей части  опорные пункты и  узлы  сопротивления  были
возведены на редкость основательно. Полосу обороны немецких фашистов надежно
прикрывали также  минные поля,  проволочные заграждения  в  несколько рядов,
лесные  и  каменные завалы. Такую оборону,  казалось,  надо было  прогрызать
буквально метр за метром.
     Мы знали,  что опорные пункты врага  связаны  между  собой  траншеями и
ходами сообщения  с тылом.  Телефонная связь у  них была доведена до каждого
взвода. Их подразделения были усилены артиллерией и минометами. В тылу  враг
держал сильные резервы.
     Да, мы представляли  себе, какие трудности ожидают нас при наступлении.
Но  это не страшило воинов. Пусть немецкие фашисты имеют пока преимущество в
технике. Но у них нет и никогда  не будет преимущества в главном: в людях, в
готовности советских воинов во  что бы то ни стало одолеть врага, разгромить
немецко-фашистских захватчиков.
     Подготовка  к  наступлению  потребовала  от  офицеров  штаба   дивизии,
командиров полков большого напряжения сил, организованности и умения.  И они
справились с этой задачей.
     Штаб дивизии в то время  возглавлял  полковник Е. И. Зелик,  в  прошлом
начальник   пограничного   отряда,   человек   спокойный,    уравновешенный,
пунктуальный.  Делал он  все без шума.  В обращении  с  людьми был мягок, но
требователен.  Сам отличался большой работоспособностью. Я  знал,  что  если
распоряжение отдано, то за выполнение  его  беспокоиться  нечего  и вторично
напоминать излишне.
     Хорошими  организаторами  были  командиры  полков  Ефанов,  Чернусских,
командующий  артиллерией Синотов, заместитель  по тылу Нестеренко, начальник
инженерной  службы  Котлов  и другие.  Кропотливую  воспитательную  работу в
частях  и   подразделениях  неустанно  проводили  политработники  Анцелович,
Тарасов,  Ибрагимов,  вожак комсомольцев  дивизии Силохин,  старый коммунист
Фельдман. Они все время находились среди воинов, стараясь довести до каждого
боевой приказ, разъяснить задачу.
     
     
  
А. П. Лазарев (1965 г.).


    А как не сказать доброго слова о комиссаре дивизии А. П. Лазареве!  К
полковнику  Лазареву в  трудную минуту шли за советом и рядовые и командиры.
Он покорял своей душевностью, подлинно человеческим тактом, умением понять с
полуслова,  разобраться в сложной  ситуации.  Ныне он генерал-майор  запаса,
проживает в Свердловске. Его фронтовые друзья до сих пор советуются с ним по
своим житейским делам...
     Но вот подготовка к наступлению закончилась. Дивизия пополнилась людьми
и   техникой.  Подошли  артиллерийские  подразделения,  предназначенные  для
поддержки наступления.  И  15 февраля утром  после короткого артиллерийского
удара дивизия перешла в наступление.
     Оборону противника прорвали с ходу. Но опорными пунктами Стречно, Извоз
овладели лишь на второй день. На линию Кукуй -- Березовец вышли 17 февраля.
     Бой  был  неимоверно тяжелым. Контратаки со  стороны фашистов следовали
одна  за другой. Они  непрерывно  подтягивали людские резервы  и технику и с
ходу бросали в бой.
     Не  буду   описывать  всего  хода  сражений.  Скажу  одно:   по  оценке
командования, дивизия  свою задачу выполнила успешно, за что была награждена
орденом Красного Знамени. Войска Северо-Западного  фронта к концу февраля --
началу марта демянскую группировку противника ликвидировали полностью.
     Как уже говорилось, дивизия состояла  из москвичей-добровольцев. Было в
ней  много  и  молодежи,  но основной  костяк составляли не  раз проверенные
жизнью  коммунисты.  Я уже  упоминал имена старых  большевиков  Анцеловича и
Ибрагимова. В самые напряженные дни боев они всегда находились там, где было
особенно  тяжело  и  смертельно опасно.  С  именем Анцеловича, в  частности,
связан такой эпизод.
     В  результате   тяжелых   боев   один  из  батальонов   понес  особенно
чувствительные потери. Дело  могло обернуться  потерей  захваченных позиций.
Мой разговор  с  комбатом об этом по телефону слышал Анцелович. Он понял всю
опасность  положения  и попросил разрешения направиться  в  этот батальон. Я
колебался.  Что он может  изменить?  Жаль  терять каждого  человека.  А ведь
передо мной  был член партии с 1905 г. В ряды добровольцев он пришел с поста
министра лесного хозяйства. Но Анцелович, видимо, понял мои мысли и тихо, но
настойчиво сказал:
     -- Я должен пойти обязательно...
     Пришлось уступить просьбе старого коммуниста. Прибыв в батальон, он под
огнем поговорил почти с каждым из бойцов,  подбодрил, укрепил их веру в свои
силы... А потом  по  телефону он  докладывал мне  обстановку.  Слово  и дело
коммунистов дивизии вдохновляли воинов на боевые подвиги.
     Знаменательным  событием для  дивизии было  получение письма  от группы
большевиков в самый разгар февральских боев. С задушевными  словами привета,
зовущими на полный разгром врага, обратились тогда  к нам ветераны ленинской
партии: Е. Д.  Стасова, 3. Я. Литвин-Седой, И. И. Чернышов, М. С. Сойфер, П.
И. Воеводин, всего более 30 человек.
     Я  помню  тот  торжественный  момент,  когда  в  канун  25-й  годовщины
Советской Армии и Военно-Морского Флота  перед строем зачитали письмо старых
большевиков и из их уст мы услышали высокую оценку наших боевых дел.
     "С  большим  партийным удовлетворением,--  писали  старые большевики,--
узнали  мы,  что  дивизия показала  образцы мужества,  отваги,  дисциплины и
организованности.
     Нас  чрезвычайно  обрадовало,  что  дивизия  нанесла   огромные  потери
фашистским  войскам и своими  сокрушительными ударами уничтожила много живой
силы и техники противника..."

     Далее ветераны партии сообщали в своем письме, что они собрали свыше 80
тысяч  рублей на строительство тяжелого  танка,  просили присвоить  ему  имя
"Старый большевик".
     Да,  наша  молодежь  была  зримым  примером  живой  связи  легендарного
поколения  старых большевиков  с героической  советской молодежью.  Молодежь
показала в те дни, что она  достойна своих героических отцов,  завоевавших в
борьбе с  царизмом новую жизнь. Эту новую жизнь --  Советскую  власть -- она
отстаивала в борьбе с фашизмом.
     Теперь та молодежь, что сражалась  с немецко-фашистскими захватчиками в
годы Великой  Отечественной  войны,  вступила  в почтенный  возраст. Бойцы и
командиры  дивизии  часто  встречаются   друг  с  другом.  Порой  собирается
несколько сот  человек. Многие приходят с детьми, а иногда на руках видишь и
внуков. Мы смотрим на новое, молодое поколение и думаем: пусть они не узнают
разрушительной силы войны. Но если придется вновь отстаивать свою отчизну от
сумасбродных  империалистов,  мы  знаем,  что  наша  молодежь  не  уступит в
мужестве своим отцам и  дедам, будет достойна славных боевых  традиций нашей
партии, нашего великого советского народа.

     НА ЗАДАННОЙ ВОЛНЕ

     М. ПЕТУХОВ, командир радиовзвода

     Наш радиовзвод,  как и вся дивизия, начал свой боевой путь под Москвой.
Вспоминаю одну из холодных зимних ночей. Свирепствовала пурга. В небе гудели
немецкие  самолеты.  Прожекторы  бороздили  темное  небо.  Доносились  залпы
артиллерийской канонады.
     В  эту тревожную  ночь  мы получили  боевое  задание --  в прифронтовой
полосе установить связь командного пункта полка со  штабом дивизии и другими
подразделениями. Раций  тогда у  нас еще не было. Связисты, взяв необходимые
инструменты, приступили к работе.

     Они  лазили  по  обледеневшим  столбам, натягивали  провода.  Это  было
нелегким  делом.   Ведь  провода-то  были  жесткие  и  не  всегда  слушались
скрюченных от холода пальцев. Связисты передвигались вперед, утопая по  пояс
в снегу. И вдруг раздался тревожный голос:
     -- Мы на минном поле!
     Обходя опасное место,  связисты шли все  дальше  и  дальше. Связь  была
установлена раньше назначенного срока.
     Но особенно тяжело  пришлось нам на новгородской земле. К тому времени,
правда,  у  нас  уже  появились  рации.  В  эфир  полетели первые сигналы  и
радиограммы.
     Однажды под деревней Бутылкино нас накрыла вражеская авиация.  Повозка,
в которой  находилось  оборудование, взрывной  волной  была  опрокинута.  Но
связисты с радиостанциями успели отбежать. Однако случилось так, что  там их
завалило обломками разрушенного деревянного дома.
     Все  же аппаратура  не  была  повреждена. Наш  полк развертывал  боевые
действия за деревню Черную. Три дня и три ночи без сна и отдыха шло сражение
за этот  населенный пункт.  Глубокий,  почерневший  от порохового  дыма снег
вместе с мерзлой землей был вскопан взрывами снарядов.
     Сделанный  бойцами  из  еловых  веток  шалаш  замело  снегом,  и он  не
выделялся на общем фоне леса. Неприятельские мины рвались поблизости.
     Произошло непредвиденное. Вражеским осколком  перебило антенну на нашей
рации.  Василий Агафонов,  рискуя  жизнью,  выбрался  из  шалаша,  а  потом,
прижавшись к снегу, соединил ее. Аппарат заработал. Но ненадолго.
     Очередным  осколком  повредило  упаковку батарей.  Питание станции было
нарушено. Станция вновь  вышла из строя. Радисты не растерялись.  Они быстро
произвели  пересоединение  элементов батареи. В эфир снова пошли  сигналы на
заданной волне.
     Гитлеровцам удалось засечь нашу радиостанцию. Они обрушили на наш шалаш
шквал трассирующего пулеметного огня. Сидеть уже было нельзя. Стали работать
лежа.

     Усиливалась   вьюга.  Холод  пробирал  до   костей.  Но  радиосвязь  не
прерывалась.   С  переднего   края  поступило   сообщение:  ранило  радиста.
Требовалась ему замена. Как быть? Людей не хватало. Ждать резервного радиста
из тыла не было времени.
     -- Разрешите, я пойду? -- сказал Алексей Ким.
     --   Разрешаю,--   ответил   ему,--   но  только   не  идти,  а  ползти
по-пластунски. Видите, стрельба какая. Берегите себя и технику.
     Алексей Ким  уполз.  А через  час  мы  уже услышали его голос в  эфире.
Радист сообщил, что добрался благополучно,  и доложил обстановку на переднем
крае.
     Наш полк держал  оборону  на большом  участке между  деревнями Черная и
Ожееды.  Погода была неустойчивая.  Ночью сильные морозы, а  днем  оттепель,
текли  ручьи.  Наступавшая  весна заставила менять  валенки на  сапоги.  Вот
тут-то  я  и  почувствовал свой недостаток.  Дело в том, что я  носил  сорок
восьмой  размер обуви.  Нужно  было делать  их,  как  говорится, по  особому
заказу.   Отправился  в   Молвотицы,  где   располагались  тылы   московских
добровольцев.  Там меня  выручили:  были  изготовлены  специальные  колодки,
подобран материал и сшиты сапоги.
     Мое  возвращение  в часть  совпало  с началом  боевых  действий  против
фашистов, засевших в селе Кор-неве -- сильно укрепленном неприятелем пункте.
С радиостанциями мы прибыли в 1-й батальон, который должен был начать  штурм
вражеских укреплений.
     Светила луна.  Было  прохладно.  На  полях  уже  растаял снег.  Радисты
Тимофей Яночкин, Николай Богров  и Алексей  Борцов двинулись  с наступавшими
подразделениями.  Василий  Агафонов,  Федор  Филаткин  и  Василий  Барабанов
остались на командном пункте полка.
     Началась артиллерийская  канонада.  Бой  длился  всю  ночь.  Гитлеровцы
огрызались. Где-то недалеко от нас разорвался крупнокалиберный снаряд. Земля
заходила под ногами. В ушах шумело.
     В  атаку пошла наша пехота.  Она заняла несколько прилегающих к деревне
высот. Лишь на рассвете бой утих. Наступил отдых.
     Это было в  канун 1  Мая 1942 г. Василий Агафонов завел разговор о том,
как справляли этот всенародный  праздник в  мирное время. Мы вспоминали нашу
совместную учебу в московском  техникуме, производственную практику в городе
Козельске, одну девушку, из-за которой чуть-чуть не поссорились.
     Мы выпили в честь праздника...
     Утро  было солнечное.  В  небе  на  большой  высоте кружился  вражеский
самолет-разведчик. Группа радистов во главе с Иваном Леоновым отправилась во
2-й батальон.
     Гитлеровцы,  обозленные  вчерашней  потерей  высот,  решив вернуть  их,
пустили в ход авиацию и артиллерию.
     Вновь  начала  содрогаться  земля. Опять  все горело кругом. Но радисты
продолжали  свой  путь. Вдруг  они  напоролись  на  вражеских  автоматчиков,
просочившихся в лес, где располагался батальон.
     Гитлеровцы  обстреляли  радистов. Те,  укрывшись за деревьями, ответили
огнем. Схватка была  недолгой, но жаркой. Подоспевшие  красноармейцы помогли
окончательно добить фашистов.
     Радисты, идя дальше  по лесной  дороге, заметили блиндаж. Зашли в него.
Там  оказались   два  москвича   телефониста.   Они  пытались   связаться  с
подразделением,  но,  очевидно, провода были  перебиты снарядами. Тогда один
телефонист направился к выходу,  чтобы исправить  линию.  Однако  он тут  же
возвратился обратно. Он был встревожен.
     -- Что с тобой? -- спросил его телефонист Баскаков.
     -- В соседнем блиндаже немцы,-- ответил он.
     -- Действовать без паники,-- предупредил Леонов.
     Связисты тихо вышли  из блиндажа. Отползли метров на сорок и  засели  в
большой  воронке  от авиабомбы.  Среди немцев  начался галдеж:  видимо,  они
заметили наших бойцов.
     И  через некоторое  время  немцы  стали  окружать нас плотным  кольцом.
Дорога была каждая минута. Малейшая неосторожность грозила гибелью.
     Решили с боем  вырываться  из вражеской осады. Чтобы не досталась врагу
аппаратура радиостанции, Леонов уничтожил ее. Бросили дымовую шашку и под ее
прикрытием побежали к густым кустарникам, расположенным на склоне оврага.

     Часть  фашистов  все-таки  успела перерезать  дорогу,  но,  испугавшись
рукопашной схватки, в панике разбежалась...
     Однажды  в часы нашего  "досуга" гитлеровцы устроили огневой налет. Был
тяжело ранен любимец радистов Алексей Ким. Он кореец  по национальности. Его
мужеством и отвагой гордились однополчане. И  вдруг на  его глазах появились
слезы.
     -- Тебе больно? -- спросил кто-то из бойцов.
     -- Больно, но  не  от ран,-- ответил он.--  Мне тяжело  расставаться  с
родным полком, друзьями и товарищами.
     Спустя  несколько дней и я был ранен. Лечился в  госпитале. Возвращаясь
на фронт, заехал  в Ростов (Ярославский), где находился на излечении Алексей
Ким. Мы крепко расцеловались. Долго беседовали.
     -- Что думаешь делать после выхода из госпиталя? -- спросил я его.
     -- Поеду на фронт,-- ответил он,-- добивать гитлеровцев.
     Ким свое слово сдержал.
     Хочу рассказать о Михаиле Разумове. Он перед войной работал в Наркомате
связи, в нашем полку командовал взводом. Телефонисты любили и уважали своего
командира.
     Однажды  он  находился  на  командном  пункте  батальона. Разорвавшимся
снарядом был  убит  комбат. Командир  взвода  связи  Разумов принял на  себя
командование. Повел воинов в атаку. Они ворвались в окопы врага. Сильный бой
затем  разгорелся  за деревню  Островню, которую немцы превратили  в хороший
укрепленный пункт. Атаки повторялись одна за другой. Ряды москвичей таяли. В
атаку  пошли  связисты.  С  криком  "ура" Разумов  со своими бойцами  первым
ворвался в Островню и закрепился там.
     Когда понадобился опытный  офицер для выдвижения на должность командира
роты связи, выбор пал на Михаила Разумова.
     На новой должности его  организаторские способности, мужество и  отвага
проявились еще больше.
     
     
  
Бывший  командир  взвода  радиосвязи М.  П.
Петухов  беседует  с сержантом  А.  Р. Мартыновым, рядовыми связистами В. Н.
Козловым, Ю. П. Беляевым и В. А. Ардашовым (1965 г.).


     Наш полк наступал на  деревню Черную. Вместе с передовыми цепями бойцов
шли   телефонисты  Петрова  и   Лагузин.  Они   тащили  провода,   аппараты.
Передвигались под вражескими пулями и снарядами.
     Под  сильным  огнем бойцы вынуждены  были  окопаться.  Среди  москвичей
появились  раненые. Телефонные провода  оказались перебитыми неприятельскими
снарядами. Телефонист Лагузин под  огнем врага выносил  раненых с поля боя в
укрытие,  а Петрова  перевязывала  им  раны.  Когда раненые  были  вынесены,
телефонист Петрова срастила провода и восстановила связь.
     Разведчики  нашего  полка отправились блокировать немецкий дзот,  чтобы
достать "языка". Пошел с ними и Михаил Разумов.
     Воздух   был  прозрачный  и  сухой.   С  наступлением  темноты   погода
изменилась. На землю  опустился туман.  Я в  это время находился у  рации  с
наушниками. В эфире слышалось множество сигналов.
     Вместе  с Михаилом Разумовым находился и связист  Василий Агафонов.  На
этот  раз  на  рации  он  работал  без  кодировки  и  сообщил, что  началось
продвижение наших разведчиков к намеченному  дзоту. Я  спросил у Агафонова о
том, как он меня слышит.
     -- Хорошо,-- ответил он.
     -- Говори громче.
     -- Не могу. От дзота нахожусь в тридцати метрах. Немцы могут услышать.
     Наступила пауза. В этот  момент заработала наша артиллерия,  гитлеровцы
ответили огнем. В расположении разведчиков  падали  неприятельские мины.  На
позывные наши радисты-разведчики не отвечали. Затем послышался в эфире голос
Василия Агафонова:
     -- Нас накрыли фашистские мины. Михаил Разумов убит, я ранен.
     Так  погиб  при  выполнении  боевого   задания  один  из  лучших  наших
связистов. Разумова похоронили с воинскими почестями. Однополчане  поклялись
партии и народу  отомстить врагу за гибель  боевого друга, и  слово свое они
сдержали.
     Никогда не забуду битву  под Новый год. Бушевала метель. На нашем  пути
оказалась трехрядная проволочная изгородь. Подступы к ней простреливались из
пулеметов.
     Противник рассчитывал  здесь задержать  продвижение москвичей.  Но  вот
появился советский тяжелый танк.  Он  и  открыл дорогу добровольцам. Радисты
вместе  с   пехотинцами  ворвались  во  вражеские  блиндажи.  Перепугавшиеся
насмерть гитлеровцы от внезапного удара бежали. На столах оставили недопитый
шнапс, кофе и недоеденную пищу.
     В  разных  условиях  приходилось  работать связистам.  Чаще  всего  они
располагались  в  воронках  или в наспех отрытых окопчиках.  Отсюда связисты
передавали  заявки  на  командный  пункт   полка  с  просьбой  дать  огонька
артиллерией или "катюшами".
     Вспоминаю  свой  последний бой на  реке  Робье.  Я и Василий Агафонов с
рацией окопались  тогда  на  склоне прибрежной  горы.  У  нас несколько  раз
перебивало антенну.  Но мы ее исправляли под свист осколков и жужжание пуль.
Река  напоминала кипящий котел.  Словно  град, падали в  воду осколки. Плыли
трупы  и  обрывки  одежды. Вдруг  рядом  разорвался  вражеский  снаряд.  Нас
оглушило, засыпало песком. В этот момент раздалась команда,  и полк двинулся
на штурм немцев. Я хотел вскочить, но со стоном упал.
     До медсанбата  дотащили меня  радисты  Тимофей Яночкин,  бывший студент
второго курса Московского  института связи,  и Федор  Филаткин,  конструктор
столичного машиностроительного завода. Здесь я и простился с друзьями.
     Недавно  я  повстречал бывших  однополчан:  Василия  Агафонова,  Федора
Филаткина, Василия  Барабанова,  Николая  Богрова, Алексея  Кима  и  других.
Спросил у них о том, как живут, чем занимаются. Они чуть  ли не в один голос
ответили:
     -- Работаем  на волне, заданной Программой нашей партии, во имя счастья
людей.

     В  ПОСЛЕДНИЙ  ЧАС1:  ЛИКВИДАЦИЯ  УКРЕПЛЕННОГО  ПЛАЦДАРМА  ПРОТИВНИКА В
РАЙОНЕ ДЕМЯНСКА

     "Сообщения Советского информбюро", т. 4. М., 1944, стр. 152.

     В  сентябре  1941 года немецко-фашистским  войскам  удалось  прорваться
юго-восточнее  озера  Ильмень  и  занять  силами  16-й немецкой армии  район
Залучье--  Лычково--  Демянск  и далее  на восток до  берегов  озер  Велье и
Селигер. В течение  последующих  17 месяцев  противник  упорно  и настойчиво
стремился удерживать за собой  захваченный плацдарм и превратил его в мощный
укрепленный район,  назвав его  "Демянской  крепостью".  Немцы  рассчитывали
использовать  этот укрепленный район  для  развертывания удара на  важнейшие
коммуникации  Северной группы наших войск. За это  же  время указанный район
неоднократно был ареной ожесточенных боев, в которых перемалывались немецкие
дивизии.
     На  днях  войска  Северо-Западного  фронта  под  командованием  маршала
Тимошенко перешли в наступление против 16-й немецкой армии. В ходе боев наши
войска, прорвав  на  ряде  участков  сильно укрепленную  полосу  противника,
создали  реальную  угрозу  двойного  окружения   немецко-фашистских   войск.
Противник, почувствовав опасность окружения, начал под  ударами  наших войск
поспешное отступление на запад.
     За 8 дней боев наши войска, неотступно преследуя противника, освободили
302 населенных пункта, в том числе город Демянск и  районные центры Лычково,
Залучье.  Очищена  от  противника  территория  площадью  в  2350  квадратных
километров.
     За восемь дней боев наши войска захватили в плен 3000 немецких солдат и
офицеров.

     За это же  время взяты следующие трофеи: самолетов-- 78,  танков -- 97,
орудий разного калибра -- 289, пулеметов -- 711, а  также большое количество
боеприпасов и много другого военного имущества.
     Противник оставил на поле боя более 8000 трупов.
     / марта 1943 г.

     ВПЕРЕД, НА ПСКОВ!

     Листовка командования  и политотдела  53-й  гвардейской Краснознаменной
дивизии.

     Товарищи бойцы, сержанты и офицеры!
     Славные гвардейцы!
     Перед нами древний русский  город Псков -- крупный народнохозяйственный
центр на северо-западе СССР и важный узел железных и шоссейных дорог.
     Более 700  лет тому  назад на льду Чудского  озера русские богатыри  во
главе   с  Александром  Невским   наголову  разбили  немецких  псов-рыцарей,
пытавшихся поработить русский народ.
     В 1918 г. в боях под Псковом и Нарвой  родилась Красная Армия,  которая
разгромила тогда хваленые немецкие войска.
     Ныне,  спустя  26  лет,  могучая  Красная  Армия  снова  бьет  немецких
захватчиков на псковских землях.
     Гвардейцы!
     На Ленинградском фронте будем  драться, как герои-ленинградцы. Помните:
родная Москва послала нас на помощь великому городу Ленина.
     В  боях  за  Псков покажем образцы гвардейской  беззаветной  храбрости,
высокой  организованности, дисциплины, стойкости, мужества,  находчивости  и
воинского умения бить врага.
     Освободим родной Псков  от немецкой неволи. Это будет делом пашей чести
и народной славы.
     Взятие Пскова открывает путь к освобождению Советской Прибалтики.
     Верные сыны Родины,  доблестные гвардейцы!  Освобождая  Псков, заслужим
высокую благодарность Родины и умножим свою гвардейскую славу.
     Гвардейцы-краснознаменцы, вперед, на Псков!

     ОГОНЬ НА "ЛИНИИ ПАНТЕРЫ"

     С. САРКИСОВ, парторг штаба полка

     Июльская  ночь  1944  г.  Мы  с  офицером разведки старшим  лейтенантом
Новожиловым  провожали  за  переднюю  линию  наших  окопов  саперную  группу
разграждения и разведчиков.
     На  западном  берегу реки  Великой  затаился  враг.  Впереди  последнее
прибежище гитлеровских захватчиков на подступах к Советской Прибалтике.
     Фашистские генералы судорожно цеплялись за каждый метр русской земли.
     Здесь на реке  Великой  ими был создан  оборонительный рубеж, названный
"линией Пантеры".
     Гряду  возвышенностей Пушкинских гор по западному берегу реки противник
оборудовал системой одетых в железо и бетон пулеметно-артиллерийских огневых
точек. Они соединялись между собой траншеями полного  профиля с козырьками и
перекрытиями  из  рельсов. Стоявшие в обороне  эсэсовцы  знали, что  их ждет
суровая расплата, и делали  все  возможное,  чтобы рубеж стал  неприступным.
Крутые берега  реки эскарпированы, а  там,  где  они проходимы  для  танков,
заминированы. Весь  передний  край  опутывала  стальная  паутина проволочных
заграждений на  расстоянии 60-- 70 метров от первой траншеи, а  на  обратных
скатах  высот   были   оборудованы  укрытия.  Каждый  из   блиндажей   укрыт
пятью-шестью накатами бревен.
     Лесными завалами  и  минными полями  прикрывались  подступы ко второй и
третьей линиям траншей.  Целый год трубил Геббельс  о  неприступности "линии
Пантеры" -- последнего фашистского оплота на псковской земле, преграждавшего
путь в Советскую Прибалтику.
     ...Через  несколько  часов   напряженного  ожидания  вернулась   группа
разведчиков  гвардии лейтенанта Собакаря  и  доложила о готовности проходов.
Гвардейцы   части,  которой  командовал   офицер  Борисов,  приготовились  к
решительному штурму.
     Рассвет  17 июля  был потрясен  мощными  артиллерийскими залпами. После
пятнадцатиминутной  артиллерийской  подготовки  вслед   за   огневым   валом
гвардейская  пехота обрушилась на гитлеровцев, ворвалась  в первую траншею и
захватила основные пулеметно-артиллерийские огневые точки.
     Противник   был  ошеломлен  такой  внезапностью.  Он   рассчитывал   на
длительную  артподготовку и  отвел свои передовые  подразделения в  укрытия.
Воины   роты   гвардии   старшего  лейтенанта  Важенина,   действовавшие  на
направлении  батальона Косенко,  прокладывали себе  дорогу  гранатами  через
первую траншею "линии Пантеры".
     Гвардейцы действовали по  суворовскому принципу:  "Каждый солдат должен
знать свой маневр".  Отделение комсомольца  Денисова, стремительно преодолев
первую  траншею,  вслед за  отступающими  эсэсовцами  ворвалось  во  вторую.
Сержант Денисов  понимал, что  малейшая нерешительность может свести на  нет
весь  успех.   Гитлеровцы,   опомнившись,   могут   уничтожить  прорвавшееся
отделение.  Он  быстро оценил обстановку и решил в первую очередь  захватить
пулеметную точку врага.
     Оставив во второй траншее ручной пулемет для прикрытия, он с остальными
солдатами  отделения  преследовал эсэсовцев. Выйдя в  тыл  пулеметной точки,
Денисов внезапно повернул отделение, и гвардейцы по ходу сообщения ворвались
в дзот.
     Красноармеец Алексей Тихонов бросился по  команде сержанта  в  немецкий
блиндаж. 19  гитлеровцев искали  там спасения от  орудийного огня. Появление
Тихонова  было  таким неожиданным, что большинство фашистов подняло  руки, а
те, кто  пытался оказать  сопротивление,  были уложены автоматными очередями
гвардейца. К этому моменту подоспела еще группа солдат взвода.
     Бесстрашно  вели  бой  Череменин,  Мокрушин и Леонович из  роты гвардии
лейтенанта  Штельмаха. Выйдя  в тыл опорного  пункта  гитлеровцев, гвардейцы
уничтожили большую группу эсэсовцев, которая готовилась к контратаке.
     ...За  первую  позицию еще  кипел  горячий  бой.  В  прорыв  устремился
передовой отряд на танках и самоходно-артиллерийских установках.

     К исходу  третьего дня наступления гвардейцы  уже вели  бой  у  границы
Советской Латвии  на плацдарме реки Синей. Когда была отбита вторая яростная
контратака  врага,  в  роту  гвардии старшего  лейтенанта  Куркоткина прибыл
связной и передал листовку.
     Из  рук в руки пошел маленький  листок.  Лица бойцов, уставших от  боя,
светились улыбками. Это  был  приказ  Верховного Главнокомандующего  войскам
3-го Прибалтийского фронта от 19 июля 1944 г.
     "Войска  3-го   Прибалтийского  фронта,--   говорилось   в   приказе,--
форсировав  реку Великую, прорвали  сильно  укрепленную, развитую в  глубину
оборону  немцев южнее  города  Острова  и  за  два  дня наступательных  боев
продвинулись вперед  до 40 километров,  расширив прорыв  до 70 километров по
фронту...
     ...Сегодня, 19 июля, в  22  часа столица  нашей Родины  Москва от имени
Родины салютует доблестным войскам 3-го Прибалтийского фронта, форсировавшим
реку  Великую и прорвавшим оборону немцев, двадцатью артиллерийскими залпами
из двухсот двадцати четырех орудий".
     ...На отвоеванной у врага земле грянуло гвардейское "ура".

     ГВАРДЕЙЦЫ ПОЛУЧАЮТ НАГРАДЫ

     22 июля  1944 г. в гости к  гвардейцам  прибыла  из Москвы делегация от
советских  и партийных организаций. Ее возглавляла  заместитель председателя
Исполкома Моссовета Н. М.  Шахова. Делегаты привезли приветствие Московского
комитета   партии,   постановление   Исполкома   Моссовета   о   награждении
воинов-добровольцев дивизии медалью "За оборону Москвы" и наградные знаки. В
тот  же день во  всех подразделениях зачитывалось  приветствие МГК ВКП(б). В
нем говорилось:
     Московский городской комитет ВКП(б) поздравляет личный состав  части --
участников обороны столицы с получением почетной награды: медали "За оборону
Москвы".
     Москвичи знают  и помнят, что в  дни, когда Красная Армия... разгромила
немецких захватчиков и отстояла Москву,  в числе активных защитников столицы
были и вы, добровольцы рабочих батальонов, ныне славные гвардейцы.
     Мы уверены, что в победоносном наступлении, которое сейчас осуществляет
Красная Армия, вы покажете новые образцы стойкости, отваги и мужества.
     Со своей стороны мы, москвичи,  сделаем все для того, чтобы и впредь не
остаться в долгу перед Родиной,  будем еще больше  давать боевой техники для
Красной Армии, обеспечивать ее всем необходимым для победы.  От  души желаем
вам, товарищи, новых боевых успехов, новых побед.
     Да здравствуют наши славные гвардейцы!
     Да здравствует доблестная Красная Армия!.."
     Стоял теплый  день  26  июля 1944 г,  Дул легкий ветерок, шевеля листья
деревьев.  На лесной  поляне выстроились  московские  добровольцы-гвардейцы.
Перед  ними  заместитель  председателя  Исполкома  Моссовета  Н.  М.  Шахова
зачитала  постановление Исполкома Моссовета о  вручении медалей  "За оборону
Москвы".

     ПОСТАНОВЛЕНИЕ
     Исполнительного Комитета Московского Совета депутатов трудящихся No 85
     14 июля 1944  г. О  вручении  медали  "За  оборону  Москвы"  участникам
обороны города.
     На основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 1 мая 1944 г. и
Положения  о медали "За оборону Москвы" Исполнительный  Комитет  Московского
Совета депутатов трудящихся постановляет:
     От  имени  Президиума Верховного Совета  Союза ССР  вручить  медаль "За
оборону Москвы" офицерам, сержантскому и рядовому составу Н-ской гвардейской
краснознаменной  стрелковой  части,   подшефной   Моссовету  (по  списку,  в
соответствии с Положением о медали "За оборону Москвы").
     Председатель  Исполнительного  Комитета  Московского  Совета  депутатов
трудящихся
     В. ПРОНИН
     Секретарь  Исполнительного   Комитета   Московского   Совета  депутатов
трудящихся
     П. МАЙОРОВ

     РАЗВЕДЧИК СТЕПАН ТЕРНОВОЙ

     А. ВОРОНКОВ, командир стрелкового отделения

     Неприветлива, хмура в потемках сосна, Топь готова всосать с головой. По
нехоженым тропам две ночи без сна Шел разведчик Степан Терновой.

     У  разведчика око -- за  несколько глаз, Ухо  слышит за  много  ушей. И
Степан Терновой, возвращаясь, не раз Полз у самых немецких траншей.

     Перед дзотом лужайка  --  смертельный ковер. Нет! Для этого надо уметь:
Подползти к пулеметному рылу в упор, Встретить взглядом холодную смерть.

     Залпы  грянули  громом.  Кивнув головой, Пушки вновь командир  наводил.
Ведь недаром гвардеец Степан Терновой В этот день на разведку ходил.

     Латвия, 1944 г.

     НА ВОДНЫХ РУБЕЖАХ

     С. ЗЕЛЕНОВ, заместитель командира саперного батальона

     Это  было  в  октябре  1942 г.  Между  нашими  и  фашистскими  войсками
протекала  неширокая  река  Робья, заросшая по берегам кустарником.  В лесу,
километрах в трех от передовой, стояли  замаскированные наши тяжелые  танки.
Им  предстояло  выбить  врага  с  занимаемых  позиций.  Форсировать  хотя  и
неширокую,  но  быстроводную  и  глубокую  реку  без  переправы  невозможно.
Требовалось срочно построить  мост  --  прочный,  надежный,  чтобы  выдержал
мчащиеся на всем ходу тяжелые танки.
     В сумерки, скрытые от  неприятельских наблюдателей, на разведку вышли к
реке дивизионный инженер Федор Котлов, командир  саперного батальона Алексей
Паршин, его заместитель по политчасти  Федор Бахирев, командиры  рот старшие
лейтенанты Захар  Черко-вер и Григорий Цулукидзе. С  ними несколько  солдат.
Осмотрели оба  берега,  выбрали наиболее удобное для переправы место. Ширина
реки-- двадцать метров, глубина -- три. Старший лейтенант Черковер, плотный,
рослый брюнет, тут же  начал  прикидывать  в уме, сколько понадобится бревен
для сооружения трех опорных ряжей и для настила.
     -- Около трехсот,-- сказал он.
     
     
   
Слева   направо:   саперы  Д.  Мусин,   А.
Барановский,    И.    Детинкин,    В.    Арбузов,    В.    Тумаркин    (1942
г.).


     Всю ночь и весь день в дремучем сосновом бору визжали пилы, с треском и
глухим стоном падали  на землю деревья-исполины и непрерывно стучали топоры.
Лишь  изредка,  когда  среди  дня  в  небе  появлялась  "рама"  --  немецкий
разведчик, лес замирал  на несколько минут, затем снова  оживал,  наполнялся
прежними  шумами.  Цулукидзе хлопотал  возле  бывших студентов  авиационного
института.  А саперы, один  под стать  другому  -- молодые, рослые, сильные,
сбросив бушлаты, продолжали валить  деревья; перекидываясь  шутками, очищали
стволы от ветвей, вытаскивали их на поляну.
     На  небольшой поляне под неумолчный  перестук топоров сооружались срубы
ряжей.  Шесть  метров  в длину,  три  в ширину. Старший  лейтенант  Черковер
спокойно,  без   суеты   руководил   плотниками.   В  этом  не  было  ничего
удивительного. Саперный батальон такое задание получал не впервые. А состоял
он  в  основном из  москвичей-добровольцев --  вчерашних студентов, рабочих,
служащих,  партийных  и комсомольских работников. Многие  не держали  раньше
топора в руках. Но это были люди удивительно выносливые и сильные духом.
     Ночь  подкралась  незаметно. Сплошная облачность затянула  небо. В лесу
пахло дождем  и  хвоей. Слышалось негромкое: "Раз-два, взяли", да  понукание
лошадей.
     Подошел Виктор Барабанов-- студент экономического института. С ним пять
таких  же крепких,  одинакового  роста  парней -- парторг  Владимир  Зайцев,
Александр Токарев, Валентин Григорьев, Антон Михеев и Иван Чернов.
     Взяли  на плечо шестиметровой длины бревно и ушли в темноту.  За ними с
такой же  тяжелой ношей следуют  --  тоже один  к  одному  -- комсорг Виктор
Хло-питько, Федор Карнаухов, Иван Рябов, Федор Дрянов и Ибрагим Мустафин.  И
снова подходили и подходили люди. Они уносили бревно за бревном.
     В сторонке ожидали своей очереди повозочные. Здоровенный,  усатый,  лет
сорока, Николай  Федорович  Алферов что-то  доставал  из  кармана и с ладони
подкармливал своего гнедого, запряженного в передок. Наконец дошел и до него
черед. Укрепил  со старшиной Василием Жихаревым кряж, похлопал по лошадиному
крупу.
     --  Н-но, милый! Сейчас  выберемся  в  поле,  а  там  каких-нибудь  три
километра туда да три обратно. Придется поработать.
     В  поле время  от времени взвивались в темноту  немецкие  осветительные
ракеты. При  каждой вспышке  Алферов натягивал вожжи, останавливал гнедого и
тогда видел  впереди тех,  кто  нес  бревна  на  плечах.  Они  стояли  будто
вкопанные,  чтобы противник  не  заметил  движения  на  нашей  стороне и  не
разгадал замысла. Ракета гасла,  становилось еще темней, и саперы продолжали
свою  нелегкую работу. Одно дело строить в  спокойной  обстановке,  днем,  с
применением техники, и совсем другое  --  ночью, под  носом у противника, на
"ничейной" полосе.
     Вся  сложность  была  в  том,   как  установить  ряжи,  связать  их  на
трехметровой глубине  и укрепить в нужном положении. Командир  взвода Сергей
Тихонов,  рядовые Александр  Беззубов,  Минабутдинов,  Николай  Барон и Петр
Шашков, прекрасные пловцы, наиболее сильные и  рослые,  раздевшись,  в одних
ботинках вошли в ледяную воду и, преодолевая быстрое течение, повели  бревна
в предназначенное место. И так, пока одни, стуча зубами, пытались  согреться
на берегу, другие укладывали следующее звено  ряжа, третьи готовились им  на
смену...
     Заморосил  дождь,  тихий  и нудный. Доставка  леса осложнялась.  Темно,
скользко. Люди,  усталые, мокрые, еле передвигали облепленные  комьями глины
ноги, с трудом удерживали на плечах потяжелевшие, скользкие от дождя бревна.
Лошади  на бездорожье  тоже  выбивались  из  сил, на колеса налипала  грязь,
иногда они увязали по ступицу.
     Вспыхивали и  гасли немецкие ракеты. Неожиданно шлепнулась среди поля и
с сухим треском  разорвалась мина. Потом ближе  к  берегу -- другая, третья.
Разноголосо запели осколки. Падали  раненые и убитые.  С  тяжелой ношей  при
взрыве не присядешь, не укроешься.  И саперы шли во весь рост, все подносили
и подносили к переправе лес.
     Значит, немцы заметили. От переправы до переднего края противника всего
150 метров.  В тихую  ночь слышимость  усиливается. А тут стук,  всплески на
воде, приглушенные голоса, фырканье лошадей.
     Взрывы на поляне участились, несколько мин упало в воду, одна угодила в
строительный  лес,  разбросав уложенные в определенном порядке  бревна.  Кто
находился в реке, при каждом взрыве, прячась от осколков, погружался в воду.
В  небе  непрерывно  висели  осветительные  ракеты.  Пользуясь  этим, саперы
ускорили  возведение  ряжей. Старший лейтенант Цулукидзе  еле успевал давать
нужные указания.  Медицинские сестры Мария Фищева и Вера Котова перевязывали
раненых. Тех, кто не мог уже работать, отправляли в лазарет.
     Смерть носилась над поляной  и над рекой, вздымалась огненными снопами,
визжала осколками.  А  людям было не до нее. В  промежутках  между разрывами
слышались даже шутки, Из  воды вылезли продрогшие Барон,  Беззубов и Шашков,
быстро,  стуча  от  дрожи зубами, оделись.  Тут  появился  Михеев  со своими
друзьями.  Сбросили  в указанное место  тяжелое  бревно.  Вымокшие на дожде,
разгоряченные. Пар так и валил от них.
     -- Пойдемте с нами,-- пригласил Карнаухов окоченевших саперов.
     -- Сразу жарко станет,-- добавил Рябов. Им ответил Беззубов:
     -- Запарились? Нырните разок -- враз освежитесь.
     На рассвете дождь  перестал.  Облачность  поднялась,  в  ней  появились
разводы.  Немцы ослабили  огонь.  Над водой  торчал  только  один  полностью
выведенный  ряж.  У   людей  появился  опыт,   два   других  "колодца"  опор
закладывались быстрей, уверенней.  Уже просматривались  на "поляне  смерти",
как прозвали ее саперы, подносчики леса, лошади, повозки. Замполит Бахирев и
медсестра  Котова  ушли  с  группой  саперов  подобрать  до  наступления дня
погибших товарищей.
     Наша артиллерия открыла ответный  огонь. Несколько огневых  точек врага
было подавлено.
     Когда  были возведены все  три  ряжа и  саперы  готовили настил, ранило
командира роты Цулукидзе.
     Срочно вызвали  из  лесу старшего лейтенанта Чер-ковера.  Он без  суеты
продолжал  руководить  постройкой моста. К вечеру повозочный  Алферов привез
два последних бревна. Поправив здоровенной,  черной от  сосновой смолы рукой
усы, он достал что-то из кармана, поднес к морде гнедого.
     -- Подкрепись, милый,-- говорит он коню.-- Не  обижайся. Помучил я тебя
здорово,  но  поработал ты  на славу.  Вот преодолеем  "поляну смерти" --  и
отдыхай.
     Ночью  снова висели  в небе ракеты и рвались у  переправы мины.  Настил
моста уже был готов. Делали спуски к берегам. Два раза мины попадали в мост,
саперы  быстро  исправляли  повреждения. На берегу помогал  отбирать  нужные
бревна раненный в  ногу рядовой  Александр Беззубов.  Он  отказался  уйти от
товарищей в лазарет, пока не закончится стройка. И когда третья мина угодила
в  мост, коммунист  Беззубов,  превозмогая  боль,  бросился в воду  и  помог
друзьям заменить перебитую балку.
     Старший лейтенант Черковер стоял рядом с комбатом Паршиным.
     -- Еще четверть часа,-- сказал  старший лейтенант,-- и танки могут...--
Он не  договорил: осколок мины ранил его. Черковер не упал, лишь поддерживал
руками  перебитую  челюсть.  Сквозь пальцы струилась  кровь.  Сестра  Фищева
наложила повязку.
     --  Срочно  в лазарет,--  приказал  Паршин.  Старший  лейтенант показал
руками, что ничего
     особенного  не случилось,  и  продолжал  жестами  руководить окончанием
стройки. Уложили последние бревна, укрепили.
     Вскоре  ударила по переднему  краю  противника  наша артиллерия,  а  на
рассвете с лязгом и ревом поползли через реку Робью тяжелые танки. И пошла в
наступление пехота...
     Таких  переправ  наши саперы  сооружали немало  на своем  боевом  пути.
Делались они по расчетам дивизионного  инженера Федора Васильевича  Котлова,
ныне  доктора  геолого-минералогических  наук.  Среднего  роста, черный, как
цыган, подтянутый и подвижный,  он  появлялся всегда там,  где был  наиболее
нужен...
     Весна  задержала  продвижение  нашей  дивизии  у реки Ловать.  Строевые
части, штаб  дивизии  и  саперный  батальон  перешли реку по  льду. Началось
половодье. Все базы,  склады -- весь второй эшелон остался на другом берегу.
Через Ловать надо  переправлять  боеприпасы, питание, фураж. Часть продуктов
успели перебросить  по льду  и  по воде, образовавшейся поверх льда. А  вода
прибывала,  лед трескался, поднимался вверх. Появились разводы. Ждать, когда
пройдет ледоход, не было никакой возможности.
     И тут нашлись смекалистые люди. Повозочные Черенков, Конкин, Гаврилкиы,
саперы Барабанов, Савин по своей инициативе подвезли из лесу бревна и начали
их спускать в разводья между льдинами. К  ним присоединились рядовые Василий
Смородин,  Хвостов, Яковлев, Бочаров. Одни  пилили  лес,  другие  подвозили,
третьи работали на реке.
     Вскоре  Барабанов,  Савин, Карнаухов, Рябов и  Хло-питько  взвалили  на
плечи мешки с продуктами и стали перебираться по плавающим скользким бревнам
на  льдины. Когда  до  берега оставалось  метров  пятнадцать, лед  тронулся.
Солдаты прыгали с одной движущейся льдины на  другую, кто-то  поскользнулся,
упал в воду и тут же с помощью товарищей снова выбрался на льдину.
     До противоположного берега добрались все.
     Через несколько  дней  Ловать  очистилась  ото льда. Началась  весенняя
распутица, бездорожье. От складов до берега куда ни глянь -- вода. Все грузы
пришлось перевозить по этому  "озеру" на повозках. Вода скрыла много воронок
от  бомб и  снарядов.  Часто  лошади с  гружеными повозками попадали  в  эти
воронки, и немало было хлопот, чтобы вытащить их оттуда.
     Старшина  Жихарев взял  на себя  роль  конного "разведчика воронок". Он
ехал  впереди  обоза и как только попадал в воронку,  обоз  останавливался и
ждал, когда Жихарев  выплывет  и  укажет  путь  в объезд. В  каждой  воронке
старшина  устанавливал шест. У реки грузы  переносили на паром, собранный из
трех лодок, и снабжение боевых частей стало понемногу налаживаться...
     На  подступах  к  Риге на  берегу  небольшой речки противник создал ряд
оборонительных сооружений в надежде задержать продвижение  нашей гвардейской
дивизии.  Позиция  для  фашистов  была  чрезвычайно выгодной. С  высотки над
речкой с их стороны хорошо просматривалась и сама речка, и подступы к ней.
     С  нашей же  стороны  метров  на  300  была  ровная местность.  С  ходу
форсировать  речку не удалось. Течение воды  быстрое, глубина полтора метра.
Перекинуть через  речку  мост  на  глазах  противника,  занимающего выгодную
высоту, тоже казалось невозможным.
     Командир  взвода  Федор Мармажов и командир отделения Валентин  Лазарев
предложили сделать  мост в лесу, к моменту штурма перенести его на  плечах к
речке и быстро установить на заранее вбитые сваи.
     Саперы Мерзанур  Давлетхаиов, Алексей  Кудинов,  Сергей Евтюшкин,  Иван
Нитрусов, Петр  Сасов, Иван Поманов, Николай  Мошев, Петр Черкулаев, парторг
взвода Муштаба Ащербеков во главе с Валентином Лазаревым быстро заготовили в
лесу нужный материал  для  опор и через открытую поляну понесли его к речке.
Немцы  тут же заметили их, открыли  бешеную стрельбу. Саперы залегли. К  ним
для прикрытия прибыло отделение автоматчиков.
     Лазарев вновь поднял людей ставить опоры. Несколько попыток забить сваи
оказались безуспешными.
     Время  атаки  приближалось.  Поскольку  речка была  неширокая,  Лазарев
принял  решение:  доставить готовый  мост к речке на руках, саперам войти  в
воду  и, удерживая его  на плечах,  пропустить  пехоту через  мост.  По  его
команде саперы пробрались в.  лес,  подняли мостик  и, пригнувшись  под  его
тяжестью, понесли к речке. Немцы открыли по ним минометный огонь. Саперы шли
не останавливаясь. Одна мина попала в мост и разметала его.
     
      
 
Секретарь  ВЦСПС К.  И. Николаева беседует с
воинами дивизии (1943 г.).


     Лазарев собрал  уцелевших  бойцов и опять повел их в  лощину за  лесом.
Сколотили второй мостик,  подняли  на плечи.  Нести стало  куда тяжелей, чем
первый: людей осталось меньше, да и усталость сказывалась. Не успели  саперы
снять с плеч мостик, как и его разбили немцы прямым попаданием. Саперы чудом
остались невредимы. Они сделали третий штурмовой мостик.
     Старший сержант Муштаба Ащербеков выдвинулся с приданными автоматчиками
вперед,  чтобы  отвлечь огонь противника на себя.  И пока  шла  перестрелка,
саперы донесли мост до места  переправы, вошли в воду, мост держали на своих
плечах.  И сразу же был  дан  сигнал к атаке.  Пехота устремилась  на другую
сторону речки. Немцы открыли сильный огонь по переправе. Но было уже поздно.
     Красноармейцы ворвались в расположение противника. А пехота все  бежала
по живому  мостику, он раскачивался из стороны  в сторону, удерживать его на
плечах было неимоверно  трудно.  Вода  подступала  саперам  к  горлу.  Чтобы
подбодрить саперов, в воду спустился командир взвода старший лейтенант Федор
Мармажов. Саперы,  выбиваясь  из  сил, терпеливо держали  на себе мост, ноги
вязли  в дне реки. Но удалявшееся  мощное  русское "ура" говорило о том, что
саперы трудились  не  напрасно. Пехота  выбила противника  с его  позиций  и
продолжала преследование врага...
     Советские  войска сражались  на территории Латвии.  Дивизия  московских
добровольцев преследовала отступающие гитлеровские части.
     Целые  минные поля оставили фашисты  после  отхода.  Саперный батальон,
которым  командовал  уже капитан  Геннадий  Зубарев, продолжал  прокладывать
дорогу наступающим. Ночью Зубарев отобрал 19 лучших саперов  и  отправился с
ними в глубокую разведку к реке. Надо было отыскать переправу или брод.
     До подхода наступающих оставались считанные часы. Саперы вышли к старой
мельничной  плотине.  Зубареву показалось  подозрительным,  что она не  была
взорвана. Лейтенант Владимир Штин, минеры Николай Тренин, Несыпов и Корчагин
"прощупали" плотину и нашли под ней мощные фугасы.
     Немцы  с  другой  стороны реки  заметили наших бойцов и открыли по  ним
огонь. Саперы  продолжали  разминировать  плотину,  чтобы сохранить  ее  как
готовую  переправу и дорогу на  Ригу. Коммунисты Ивличев,  Орлов  и Кизилов,
комсомольцы Александр Яндовский и Новоструев вытащили из-под плотины большие
связки взрывчатки. Остальные саперы вели ответный огонь по врагу.
     Плотина была  спасена.  Танки, пехота, артиллерия устремились вперед. В
ночь  с  12 на 13 октября 1944  г.  наши  войска  взяли правобережную  часть
столицы Советской Латвии. Враг, отступая, разрушил все мосты. Ширина Даугавы
-- 400 метров. Пехоту  сравнительно быстро переправили  на паромах. За  ночь
без особых трудностей переправилась на другой берег вся дивизия.
     Гвардейский корпус, в который входила и наша  Коммунистическая дивизия,
продолжал   ожесточенные   бои,  очищая  Прибалтику   от  немецко-фашистских
оккупантов. Дивизия вышла к Балтийскому морю.

     ДЕВУШКИ В ШИНЕЛЯХ

     Вспоминает С. НАЙДЕНОВА, санинструктор

     До  войны  Лида Алферова  работала помощником  счетовода  в  московской
гостинице  "Европа".   Без  отрыва  от  производства  занималась  на  курсах
сандру-жинниц. Она,  как  и  многие ее сверстницы,  мечтала  о  будущем:  ей
хотелось стать экономистом. Война нарушила эти планы.
     ...Фашисты остервенело рвались в глубь  страны, приближаясь  к  Москве.
Столичная  партийная  организация  поднимала  москвичей  на  защиту  родного
города. Тысячи коммунистов и беспартийных  подавали заявления об отправке их
на фронт.
     Октябрьский  пасмурный  день сорок первого  года. В Дом крестьянина  на
Трубной  площади,   где  формировался  рабочий   коммунистический   батальон
Коминтерновского  района  столицы, пришла  Лида  Алферова. Она просилась  на
фронт.
     Ее зачислили сандружинницей добровольческого батальона. С подругами она
сооружала  оборонительные рубежи на подступах  к  Москве,  оказывала  помощь
раненым во время бомбежек и артиллерийских обстрелов.
     После разгрома  гитлеровцев под  Москвой  3-я  коммунистическая дивизия
была переброшена на Северо-Западный фронт, где в то время шли кровопролитные
бои. Лида  с  санитарной сумкой все  время находилась  в солдатских  окопах.
Часто,  бывало,  приведет раненого с передовой  в  медицинский пункт и снова
идет, где бой.
     Рискуя  собой,  она ползла  туда,  откуда  доносились стоны  истекавших
кровью бойцов.  Положив одного или двух  на волокуши, девушка  упорно тащила
непосильный груз.
     
      
    
Работники   медсанбата   дивизии    (1944
г.).


     Так было под Новой Руссой и Павловом, Сидоро-вом и Великушей  -- везде,
где воевали посланцы столицы.
     ...Однажды  поступил тревожный сигнал:  в прорубь  попал боец.  Лида по
команде дежурного  батальона помчалась к  месту  происшествия.  Долго она не
возвращалась.  "Уж  не  оказалась  ли  она  сама  в непоправимой  беде?"  --
беспокоились на пункте первой помощи. Но ничего страшного не произошло.
     Одежда на  бойце была  мокрая, ее  сковало льдом У бойца зуб на  зуб не
попадал.  Пришлось Лиде в шалаше  сушить  обмундирование  и за  пострадавшим
присматривать.
     В одном  из  боев  вражеская пуля подкараулила Лиду.  Ранение оказалось
тяжелым.  Алферова  попала в медсанбат, но  эвакуироваться  в  глубокий  тыл
наотрез отказалась. Поправившись, она вернулась на передовую.
     Так  она с солдатами  и  прошла всю  войну.  Разгромив  фашистов,  Лида
возвратилась к мирной жизни. Стала трудиться в  одном из управлений Госбанка
СССР.  Без  отрыва  от  производства  окончила  вечерний техникум,  а  потом
поступила в институт. Теперь Алферова-Николаева -- экономист.
     Таких девушек в нашем  батальоне было много. Аля  Берг  перед уходом на
фронт училась в Московском институте стали. Война  заставила ее отложить  на
время  учебники, а  на  военную  форму повесить санитарную  сумку. Аля стала
санинструктором пулеметной роты.
     Она была  храброй и  бесстрашной.  Однажды морозной  февральской  ночью
сорок  второго года Аля  одной  из первых  ворвалась  в  сильно  укрепленный
вражеский  опорный пункт  Великуша.  Дело  доходило  до  рукопашных схваток.
Деревня  несколько раз переходила из  рук  в руки. И все это время Аля  Берг
находилась в боевых порядках.
     То там,  то  здесь раздавались стоны  раненых, а  кругом рвались  мины,
артиллерийские снаряды,  строчили автоматы и пулеметы. А вчерашняя студентка
будто  не замечала этого. Она, презирая смерть, бросалась то к  одному, то к
другому однополчанину.  Под  Великушей  Аля спасла жизнь не  одному  десятку
посланцев столицы. В  разгар боя  осколок ранил отважную  комсомолку.  Бойцы
взяли на руки своего замечательного боевого товарища, отнесли на медицинский
пункт первой помощи. Но спасти жизнь ей, к сожалению, не удалось.
     За  гибель  мужественной комсомолки мстили врагу  бойцы, мстили  боевые
подруги. Одной из них была Валя  Боначева. Она  рано лишилась родных. Вместе
со своим малолетним братишкой воспитывалась в  детском доме. Окончив среднюю
школу, Валя работала  на  Ростокинском  полиграфическом комбинате.  Здесь ее
застала Отечественная  война.  Боначева ходила и в  райком  комсомола,  и  в
райвоенкомат, просясь добровольцем на фронт.
     Вале  отказывали, успокаивая, что люди нужны и в  тылу. А  ей  хотелось
быть  там,  где  советские люди  с  оружием  в  руках громили гитлеровцев. С
октября  сорок первого года началась у  Валентины походная солдатская жизнь.
Служила она в нашем батальоне.
     
      
  
Сандружинницы  И.  Волкова, В. Гуляева,  В.
Гришина (1942 г.).


     Любое задание было ей по  плечу. Как-то она вывела на дорогу нескольких
раненых. Им тяжело было идти. А  проходившие автомашины  не останавливались:
шоферы торопились по своим делам. Тогда Валя выходила  на середину дороги  и
останавливала машины. Не ожидая разрешения водителя, давала  команду,  чтобы
раненые  занимали  места  в  кузове.  Начнет  шофер  возражать,  а  Боначева
по-фронтовому ему внушает:
     --  Чертова голова,  ведь  это  же  наши.  На  поле  боя пострадали.  В
медсанбат их надо, да поскорее.
     Шоферу ничего не оставалось, как выйти из кабины  и помогать в погрузке
раненых.
     Валя Боначева была назначена почтальоном полка.  В пургу и метель,  под
проливным дождем и под вражескими бомбежками она пробиралась днем и ночью на
передовые позиции. Там, в солдатских окопах,  она вручала солдатам письма от
родных  и близких. Сколько душевной радости  Валя доставляла однополчанам  в
трудной и сложной боевой обстановке!
     Однажды ранним  майским утром, где-то  под  Ожеедами, Валя  попала  под
вражеский  артиллерийский  обстрел.  Была  ранена. Ранеными  оказались  и ее
боевые  друзья.  Подошла  автомашина, чтобы  отвезти в  медсанбат.  Санитары
хотели отправить Валю одной из первых, но она запротестовала:
     -- Меня потом, сначала везите их.-- Она с трудам подняла руку и указала
на истекавших кровью однополчан.
     Это были последние  слова нашей дорогой боевой  подруги.  Прошло  много
лет,  а  мне  не хочется верить,  что  этой молодой голубоглазой девушки нет
среди нас...
     О каждой из наших бывших  однополчанок  можно бы написать увлекательную
повесть.
     ...Старая  большевичка, участница гражданской войны, Августа  Федоровна
Карлович,  несмотря на свое больное сердце, отправилась  на  фронт.  В нашем
батальоне   Августа   Федоровна   стала  санинструктором.   Молодые  девушки
поражались ее работоспособности.
     Она  получала и получает  десятки писем от  тех,  кому спасла жизнь  на
фронте.
     Сейчас нашей однополчанке уже  более семидесяти  лет, а она до сих  пор
активная  общественница,  возглавляет  партийную  организацию  участка   при
жилищ-но-эксплуатационной конторе.
     Вот  такие замечательные девушки  и женщины воевали в нашем  батальоне.
Всех нас  сроднила фронтовая дружба. Мы  свято чтим память о тех, кто сложил
свои головы в битвах с фашистскими захватчиками.

     Вспоминает Т. БУРОВА, заместитель командира медсанбата по политчасти

     Раздался  телефонный  звонок. Я  взяла трубку и  услышала взволнованный
женский голос:
     -- Таня, это ты? Неужели не узнаешь меня?
     -- Нет. Не припомню. Кто со мной говорит?
     -- Катя Никитина! Вспомни Сутоки, войну...
     --  Катюша,  милая!  Да  ты  ли  это?  Сколько  лет...  Откуда?  Какими
судьбами?..
     И снова мне вспомнились грозные дни, когда москвичи и москвички по зову
партии, по велению сердца поднимались на защиту родного города, годы, когда,
не щадя жизни,  в  жестоких,  кровопролитных боях  мои однополчане  пронесли
овеянные славой знамена от стен Московского Кремля до Восточной Пруссии.
     Много лет прошло  с тех пор, но  никого  я не забыла из  своих отважных
подруг. Не забыла я и Катю Никитину.
     Она  уходила  на фронт из  финотдела  Свердловского  райисполкома,  где
работала  бухгалтером.  Как  и  сотни ее  сверстниц, участвовала  в  обороне
столицы. Воевала  с  врагом  на  новгородской земле.  На  берегу реки  Робья
осколок  вражеского  снаряда  настиг  девушку,  и она  выбыла из  санроты по
ранению. Подлечившись в госпитале, Катя вынуждена была отправиться в тыл.
     Не забыть двух подруг -- Веру Кочетову и Машу Тюпич. Одна из  них  была
проходчицей  Метростроя,  другая  --  студенткой. Фронтовая  жизнь  сроднила
девушек.  Не  перечесть сражений, в которых  они участвовали. Боевые подруги
спасли жизнь не  одному воину.  Под бесконечными обстрелами  и бомбежками, в
жару и стужу сандружинницы  выносили с поля боя  раненых.  Однажды произошел
такой случай. Фашисты  обрушили артиллерийский огонь на хуторок,  только что
занятый  одним  из наших  подразделений.  Вражеский снаряд  попал  в дом,  в
котором находились местные жители. Послышались стоны, плач и  крики. Подруги
устремились  туда. Раздался  взрыв очередного  снаряда.  Вера упала, истекая
кровью. Маша поспешила ей на помощь.
     --  Скорее беги туда,--  показала Вера  на  разрушенный  дом,-- там  ты
нужнее, А я сама...
     Ловко,  проворно Маша  Тюпич  накладывала  повязки  пострадавшим мирным
жителям. Она уверенно действовала  и на  передовой.  Кругом рвались  мины, а
она, будто не обращая на них внимания, делала свое дело.
     
      
    
Т.    Бурова   и   М.    Злотина    (1943
г.).


     Однополчане  никогда не  забудут бессмертного подвига Ани Зуйковой. Это
было в  деревне  Бутылкино, что недалеко от Демянска. Наши воины только  что
выбили отсюда гитлеровцев  и закрепились на  новых рубежах. Фашисты, пытаясь
вернуть  потерянные  позиции, перешли  в контратаку.  На Бутылкино  полетели
мины. Дом, где находились наши автоматчики, загорелся. И кто знает, что было
бы с ними,  если бы не Аня Зуйкова  и  ее боевые  подруги.  Они  бросились в
объятое  пламенем  и дымом помещение  и  на  своих плечах вынесли раненых из
огня. Многих из них пришлось вытаскивать из-под обломков. Были спасены все.
     Клаве  Болкуновой  только исполнилось восемнадцать, когда она оказалась
на поле  брани. Худенькая, хрупкая девушка в перерывах  между  боями  любила
петь, танцевать. "Хохотушка" -- ласково называли ее солдаты. И откуда у этой
нежной, слабой  на  вид  девушки бралось  столько сил: она  спасла  жизнь не
одному десятку раненых москвичей.
     А  Саша  Калекина?!  Ранение  в голову.  Подруги  отправили  девушку  в
госпиталь.  Подлечившись там,  она  вернулась на фронт  и  оказывала  помощь
раненым до дня победы.

     На медицинском пункте  часто не  хватало  крови для  вливания  раненым.
Среди  однополчан  появились доноры. Одной из них  была  Лена  Семенова.  На
фронте она  была пулеметчицей. Метко из  "максима" косила врагов.  Но и сама
была ранена на  поле брани. Поправившись, она работала  медицинской сестрой.
Одновременно стала донором. Сорок раз она давала свою кровь раненым воинам.
     Война невозможна без жертв. Не всех боевых подруг досчитались мы, дожив
до  великого дня  победы.  Нельзя  не  вспомнить  Люсю  Топорову,  девушку с
длинными  косами.  Перед   войной   она  окончила  архитектурно-строительный
институт   и   курсы  медицинских  сестер.   В   нашем   полку   Люся   была
санинструктором.
     Как-то в  перерыве между  боями мы  разговорились, разоткровенничались.
Рассказывая  об институте, Люся частенько  называла имя своего  однокурсника
Юры. Мы поняли: она любит его. Спросили, где Юра сейчас. Люся не знала...
     Позднее на военной дороге  мы были свидетелями  радостного события.  Во
время одного перехода Люся вдруг остановилась, побледнела. Мы подошли к ней.
Оказалось, что среди саперов, строивших дорогу, она узнала Юру. Он руководил
работами. Вскоре мы  остановились на привал. Саперы пришли к нам. Люся и Юра
стояли лицом  к  лицу,  держали  друг  друга  за  руки  и  что-то  бессвязно
говорили... Потом мы снова двинулись к передовой. Юра крикнул вслед:
     -- Береги себя, Люся! Я разыщу тебя!
     Спустя  несколько  дней  мы  опять были в  бою.  Кругом  рвались  мины,
строчили пулеметы. Среди  медицинских работников оказался комсорг полка Петя
Толстопятов.  Он организовал  оборону. Фашисты,  неся потери, наступали.  Мы
отходили  на  заранее   подготовленные  оборонительные  рубежи.   Среди  нас
находилась и Топорова. Вела она себя мужественно.
     Противник предпринял новую контратаку. Силы были  неравны. Мы  получили
приказ вывозить раненых. И тут случилось несчастье.  Часть людей, с которыми
была и  Люся Топорова, попала в  окружение. Наши  славные подруги  стойко  и
храбро  оборонялись.  Словно  взбешенные  псы, фашисты ворвались в  блиндаж.
Думали они, что здесь укрывались командиры и  солдаты, а увидели перед собой
девушек-сандружинниц.
     Негодяи не  посчитались с этим.  Они хватали  за  руки  сандружинниц  и
вытаскивали их на улицу. Люся Топорова не сдалась врагу. Она сумела постоять
за свою честь, за честь  московских добровольцев. Последнюю пулю, оставшуюся
в пистолете, она пустила себе в сердце.
     Как не вспомнить сейчас о врачах нашего полка!
     Елизавета  Петровна  Базыльникова  на  фронт   пошла  вместе  с  мужем,
Александром  Михайловичем.  Жена работала в медсанбате, а муж был комиссаром
батальона.
     Старший политрук Базыльников не один раз водил воинов в атаку на врага.
Немало истребил он  немецких фашистов. В одной из схваток с врагом Александр
Михайлович  пал  геройской  смертью. Елизавета  Петровна  тяжело  переживала
утрату  любимого человека,  но  самообладания  не потеряла.  Дни и  ночи она
проводила возле раненых, оказывая им необходимую помощь.
     Однополчане  по  праву  гордятся подвигами  другого врача --  Елизаветы
Ивановны Комаевой.  Трудно сосчитать,  скольким  воинам спасла  она  жизнь и
сколько  людей благодаря ей  вернулось  в ряды участников  великой  битвы  с
немецкими фашистами.
     Как-то  в медпункт поступил  тяжелораненый лейтенант Саенко. Он потерял
много  крови. Жизнь командира  висела на  волоске. Нужно было срочно сделать
вливание  крови.  Но  ее  на медицинском пункте  не  было.  Тогда  Елизавета
Ивановна отдала свою кровь. И вот она полилась по венам офицера. А вскоре на
его щеках появился румянец.
     Татьяна Александровна Заровная только перед  уходом  на  фронт получила
диплом об окончании института, стала хирургом.
     
     
  
Бывшие  сандружинницы. Слева направо: Т. А.
Бигашева, 3. И. Полковникова, Е. И, Красавцева (1971 г.).


     По нескольку суток молодой врач не уходила из перевязочной, боролась за
жизнь каждого воина.  Вспоминаю  такой случай.  Поздно  ночью  поток раненых
прекратился. Заровная решила  отдохнуть, прилегла. Только закрыла глаза, как
в медпункт вошла местная жительница,

     --  Доктор,  помогите, пожалуйста,--  просила она.-- В землянке женщина
рожает. Ей плохо. На вас вся надежда.
     Татьяна Александровна никогда не принимала родов. Но что  делать? Взяла
санитарную сумку, необходимый медицинский  инструмент и отправилась в ночь с
просительницей.  Спустя некоторое время Заровная возвратилась  радостная: на
свет появился новый человек, мальчик.
     Санитарной ротой  командовала  врач  полка  Ася Рувимовна Беркович. Уже
тогда годы и военная  обстановка посеребрили ей  волосы.  Это был Человек  с
большой буквы. Как самая заботливая мать, она с душевной теплотой относилась
к подчиненным и к раненым воинам.  За плечами этой скромной труженицы многие
годы безупречной работы в медицинских учреждениях.
     Еще   в  гражданскую   войну,  когда  оголтелые  контрреволюционеры   и
белогвардейцы всех  мастей терзали молодую Советскую страну,  Ася  Рувимовна
была санитаркой и познала все тяготы и невзгоды походной и окопной жизни.
     Вот такие замечательные люди были в нашей санитарной роте.
     Такими  же знали  на  войне однополчане врачей Александру  Степановну и
Христину Андреевну  Поповых,  хирургическую сестру --  родственницу  первого
космонавта Юрия  Гагарина  -- Лиду Гагарину, санинструкторов  Дусю Урищенко,
Катю Миронову, Машу Чуркину и многих, многих других.
     ...Темная,   дождливая   ночь.   В   небе   вспыхивают   неприятельские
осветительные  ракеты. Жужжат  трассирующие пули.  Измотанные  боями солдаты
переходят  на  новые рубежи,  тащат на своих плечах  оружие. Ноги  вязнут  в
грязи. И вдруг, откуда ни возьмись, рядом вырастает сандружинница:
     -- Давай помогу.
     Кому из фронтовиков не знакома такая картина!
     Однажды во время  решающего боя  на  главном направлении умолк пулемет.
Фашистская пуля сразила пулеметчика.  Вышли из строя и подносчики  патронов.
Катя  Киричанская  бросилась  на  выручку.  Неподалеку  от  "максима" лежали
раненые. Рядом находились и гитлеровцы. Они приблизились, видимо намереваясь
захватить оружие  и  добить  раненых.  Но  не  тут-то  было. Катя  мгновенно
бросилась к пулемету. Уничтожив фашистов, она перенесла раненых в безопасное
место.
     Храбро и мужественно  вели  себя в боевой обстановке сандружинницы Гита
Свердлова,  Леля Бессонова,  Аня Выборнова, Шура Исаева, Таня Мамаева,  Валя
Сафонова и многие другие. С поля боя под огнем  врага они выносили раненых и
оружие.  Оставшиеся у них боеприпасы передавали тем, у кого  недоставало. На
передовой собирали патроны и доставляли их стрелкам и пулеметчикам.
     На традиционных встречах,  которые  организует  совет  ветеранов  нашей
дивизии, всегда присутствует много бывалых фронтовичек. Среди них выделяется
Нина Соловей. На ее груди много  орденских планок.  Награды она заслужила  в
трудной  и  опасной  борьбе  с  немецкими  фашистами.  Она  была  снайпером,
винтовкой с  оптическим  прицелом  уложила не  один десяток фашистов. Дважды
была  ранена.  Подлечится --  и  снова  на передовую. Меж деревень  Малая  и
Большая Стрешня Нина  Соловей  была ранена  в  третий  раз,  в  плечо. Рукав
наполнился кровью. Рука  одеревенела. Да и сама-то она вся окоченела. Однако
своего боевого поста Нина не оставила до тех пор, пока не пришла  смена. Вот
так бывшая московская спортсменка, лыжница и  альпинистка сражалась на войне
против гитлеровцев.

     
     
 
Е. М. Валяева  (1942 г.).


    О мужестве и отваге Лизы Валяевой знали воины всей добровольческой дивизии.
Лиза командовала  минометным расчетом. В  жаркой схватке с  врагом в "долине
смерти"  были тяжело  ранены  бойцы  ее расчета.  Валяева  осталась одна.  С
командного пункта полка поступило приказание открыть огонь.
     -- Есть открыть огонь,-- отвечала Лиза. Работала она и за подносчика, и
за наводчика, и  за заряжающего, и за командира. "Огонь!" -- командовала она
сама себе. И мины летели на головы гитлеровцев.
     Наступление  фашистов  захлебнулось.  Валяева,  усталая, с закопченными
руками и  лицом, упала на  землю.  Отдохнув  немного,  Лиза  снова  посылала
смертоносные гостинцы в стан противника. Но вот по приказу командира Валяева
стала  отходить  в глубину леса. Там она заметила немецкую повозку  и решила
завладеть ею. И тут же она услышала:
     -- Рус баба, сдавайся!
     --  Так и жди! -- задорно ответила она и метким  выстрелом  из винтовки
сразила фашиста.

     * * *

     Отгремели  сражения  Великой  Отечественной войны.  Годы боев  сроднили
всех.  Жалко было расставаться. Но каждого из нас ждал мирный  труд. И  наши
военачальники, провожая  нас в запас,  надеялись,  что все  мы высоко  будем
держать честь  воинов-гвардейцев  в  мирном труде. Наказ  наших командиров и
политработников ветераны свято выполняют. По существу говоря, они продолжают
подвиг в мирном труде.
     Вот  бывшая фронтовичка  Гита  Свердлова.  Все  послевоенные  годы  она
работала  сменным контрольным мастером  на  заводе  "Серп и  молот",  откуда
уходила на фронт. Отличилась в мирном труде. К ее боевым наградам прибавился
орден "Знак Почета".
     Так же трудилась на заводе "Шарикоподшипник" бывшая сандружинница Клава
Комиссарова.  Возглавляемая  ею смена  всегда перевыполняла производственные
задания. До  конца  своей жизни Комиссарова  была  неутомимым пропагандистом
боевых традиций московских добровольцев.
     Многие  бывшие  студентки,  которым война помешала в учебе, теперь  уже
далеко шагнули  в науке.  Мария  Тюпич стала кандидатом сельскохозяйственных
наук.  За  успехи  в развитии  животноводства она  награждена  орденом "Знак
Почета".  Мария Злотина стала доктором философских наук, работает в Киевском
государственном университете.
     Врач Елизавета Петровна Базыльникова не рассталась с любимой профессией
и  в мирное время.  Теперь  она заслуженный врач Российской  Федерации. Наша
однополчанка  Христина  Андреевна  Попова  работала в  медсанбате  хирургом.
Сейчас  она  -- хирург  высшей категории. За успехи в труде награждена двумя
медалями.  Так же как  и в годы  войны, они все  свои  знания, энергию, опыт
отдают нашим советским людям.
     Телефонный разговор, с которого я начала статью, помог узнать о  судьбе
еще одной нашей боевой подруги. Е. Никитина  работает в средней школе No 374
заведующей учебной частью. "Наша Катюша", как однополчане звали ее на войне,
воспитывает   подрастающее   поколение  на   боевых   традициях   московских
добровольцев, готовит достойную смену строителей коммунизма.
     Остается  только гордиться  подвигами отважных в  годы  войны и  в  дни
мирного труда и пожелать им новых успехов.

     Вспоминает В. КОТОВА, санинструктор

     
     
 
В. Я. Котова (1941 г.).


 Мой отец -- Яков Никанорович -- был военным  моряком-балтийцем. В грозные дни
Октября  семнадцатого  года  он  вместе  с  другими  революционными моряками
принимал  участие  в   свержении  Временного  правительства  и  установлении
Советской власти в нашей стране.
     Мне не раз приходилось слышать увлекательные рассказы отца о мужестве и
героизме людей его поколения.

     Я училась  тогда  в средней  школе.  Окончив ее,  по  совету  родителей
поступила на курсы медицинских сестер. Но недолго пришлось учиться. Началась
Отечественная война. Тогда мне отец сказал:
     -- Ну, дочка, нашему  поколению  довелось совершать революцию в октябре
1917 года,  а  вашему  предстоит  отстаивать  наши завоевания от  фашистских
захватчиков.
     Как  и тысячи других девушек-комсомолок, я добровольно  попросилась  на
фронт. Меня  записали в истребительный  батальон. Размещался он  в одном  из
домов на Таганке. Там мы занимались боевой подготовкой.
     Никто  тогда еще не знал, когда нас направят на фронт. А гитлеровцы все
приближались и приближались к столице.
     Мне  очень хотелось  поскорее быть на передовой. Но самовольно  сделать
этого нельзя. Искала подходящий случай.
     Через  несколько  дней  в расположении  нашего батальона  появились два
молодых солдата. У них за плечами были автоматы, а на ремнях -- по запасному
Диску  и по две  гранаты.  Нетрудно было  догадаться, что  они  с передовой.
Увидев меня, один из них засмеялся:
     -- Эй, ты, девчонка-тыловичка! Не пора ли на фронт?
     Я подошла к солдатам. Стала расспрашивать: кто они? Откуда?
     Оказалось, что они -- добровольцы  из  3-й  Московской коммунистической
дивизии. Стала  настойчиво просить взять меня с собой. Они пожимали плечами,
дескать,  не  от них  это  зависит.  А  по  секрету  сказали,  что  их  штаб
размещается в  Химкинском  речном  вокзале  и данный  вопрос  надо  решать с
командирами.   Пошла  я   на  хитрость.   Обратилась   к   начальнику  штаба
истребительного  батальона  И.  К.  Попову  за  увольнительной:  хочу,  мол,
навестить родных.
     Увольнительную  получила. Но вместо поездки домой  отправилась в Химки.
Нашла начальника штаба одного из полков, рассказала о цели  своего  приезда.
Он осмотрел меня с ног до головы. Стояла я перед ним  маленькая, в  длинной,
не по росту, шинели, в больших, не по размеру, сапогах.
     Я говорила ему:
     -- Возьмите меня в свой полк,  буду оказывать  помощь раненым, выносить
их с поля боя.
     -- Что  вы сможете  перевязывать раненых,  в  этом  я  не сомневаюсь,--
улыбаясь,  говорил начальник штаба.-- А вот как будете их вытаскивать с поля
боя? У вас силенок-то не хватит. Ребенок...
     --  О нет, нет,  вы не  смотрите,  что  я маленькая  и  худенькая.  Мне
восемнадцать лет. Я сильная.-- Я сжала кулаки,  чтобы показать свою силу, но
рукава у шинели были такие длинные, что рук моих почти не было видно.
     Начальник штаба рассмеялся. Потом утешил:
     --  Ну, уж если сильная, то возьму вас в полк. А сейчас отправляйтесь в
истребительный батальон и получите там направление -- перевод к нам.
     Я  по-военному откозыряла,  повернулась и  вышла за  дверь.  Словно  на
крыльях неслась на Таганку. Встретилась с начальником штаба  батальона И. К.
Поповым. Рассказала все по порядку. Тот стал уговаривать:

     -- Зачем вам туда? Наш батальон  особого назначения. Скоро нас направят
в тыл врага, будем партизанить.
     Но я  все-таки  настояла на  своем.  Быстро  уложила  в  вещевой  мешок
котелок, ложку, мыло, зубную  щетку.  Так я стала  бойцом дивизии московских
добровольцев.
     А спустя некоторое время в дивизионной  газете появилась такая заметка.
Фронтовой журналист писал:
     "Тридцать "юнкерсов" рыли бомбами узкий овраг.
     -- Санитара!
     Девушка  со  знаками  санинструктора  бросилась  на голос.  Осколки  ее
миновали.   Мало   перевязочного   материала   в   сумке.  Вера   использует
индивидуальные пакеты бойцов.
     Подразделение  шло  в  бой.  Вокруг  рвались  снаряды  и  мины.  Падали
срубленные сосны. Бойцы залегли в воронках и траншеях. Санитарка Вера бегала
по изуродованной земле. Перевязывала, успокаивала.
     --  Вера,-- кричали  ей,--  пережди  огневой налет!  Нет, не  могла она
ждать, когда рядом раненые.
     Рискуя жизнью, она оказывала помощь".
     И так  поступали  все  наши  девушки-санитары. Они  не  ждали  ни конца
артиллерийского налета, ни особых  приказов  командира. Все дорожили  каждой
секундой, боролись за жизнь каждого бойца.

     * * *

     Служила  в  нашей дивизии  дочь  профессионального революционера Н.  И.
Подвойского  --  Лида  Подвойская.  Интересная  жизнь  у  этой  мужественной
женщины.   Она,   как   и   все   мы,   перед   войной   училась,   работала
слесарем-лекальщиком на автомобильном заводе; там вступила в комсомол.
     На  заводе Лида была ударницей  и  общественницей.  Потом она училась в
медицинском институте,  но  закончить его  не удалось.  Началась война. Дочь
заявила родным:
     -- Ухожу на фронт.
     Провожая Лиду на битву с фашистами, отец ей сказал:
     -- Будь  смелым и отважным  воином. Учись  боево му  мастерству у самых
лучших бойцов и командиров.
     
      
  
Н.  И.  Подвойский  с дочерью  Лидой  (1942
г.).


     Лида   Подвойская  работала   в  нашем  медсанбате.  Затем  командовала
санитарным взводом лыжного батальона Ходила по тылам врага. Не  раз смотрела
смерти в глаза.
     Вспоминаю бой под деревней  Сутоки на новгородской земле.  Здесь  нашим
воинам  предстояло перерезать узкий коридор между  старорусской и  демянской
неприятельскими группировками.
     Это   было  трудное   дело.  Гитлеровцы  основательно   укрепились   на
господствующих  над болотами высотах, замаскировали  подступы  к ним.  Здесь
враг  сосредоточил  большое  количество  живой силы, артиллерии и минометов.
Оборона противника была очень крепкой.
     Лида  Подвойская   вместе  с  другими   медицинскими   работниками  под
артиллерийскими  обстрелами и бомбежками, не  зная усталости, спасала  жизнь
наших воинов, подвергаясь ежеминутно смертельной опасности.
     Н. И.  Подвойский постоянно следил за ратными делами дочери и ее боевых
друзей, регулярно присылал  на фронт теплые,  задушевные письма. Подбадривая
воинов, он писал:
     "Москва, как и вся страна, делает сейчас все для победы над врагом".
     И хотя письма были адресованы Лиде, они переходили из рук в руки многих
воинов.  Каждый  старался  во   всем   подражать  дочери   профессионального
революционера,  каждый старался выполнять наказы наших отцов, людей старшего
поколения.
     Вот как  воевала  дочь кронштадтского  моряка, участника штурма Зимнего
дворца Галина Киевская.
     Галя окончила среднюю школу в Москве, поступила в юридический институт.
И  вдруг...  война.  Киевская добровольно вступила в  ряды нашей дивизии.  О
первых боях, в которых участвовала, она писала домой:
     "Вот  уже пятые сутки идут непрерывные бои, наши все время продвигаются
вперед и занимают населенные пункты, но потери огромные. Многих из товарищей
и  друзей уже нет в  живых. Нет моего близкого боевого друга. Гады зверски с
ним расправились. Мерзавцы сожгли его".
     Галя вместе с воинами храбро сражалась с гитлеровцами.  Она была тяжело
ранена, попала в  госпиталь. Ей хотелось быстрее  на передовую.  Медицинская
комиссия  признала ее непригодной  к  несению военной службы.  Галя пошла на
хитрость.  Скрыв заключение комиссии от командования, вновь  направилась  на
фронт.
     Комсомольцы батальона избрали  Киевскую  своим вожаком.  Она в  составе
усиленного взвода  разведчиков отправилась  на боевое задание. Им предстояло
выбить  гитлеровцев  из  одного  населенного  пункта,  перерезать  дорогу  и
удержать ее до прихода стрелкового батальона.
     Что делать?  Бойцы скрытно прорыли траншеи в  снегу.  Внезапным  ударом
ошеломили  гитлеровцев, заставив их отступить,  но  фашисты  вновь  пошли  в
атаку.  Разгорелся  жестокий бой. В живых  остались  командир группы  и Галя
Киевская. Будучи раненными, они  отстреливались. Вот убит командир. Киевская
теряла сознание. Потом она, словно во сне, услышала дружное "ура!".
     Галя Киевская до сих пор хранит пробитый на  войне комсомольский  билет
-- свидетель жестоких боев. Отважная девушка прошла боевой путь от Москвы до
Берлина. Она награждена тремя орденами и многими медалями. После войны Г. Д.
Киевская   окончила   юридический  институт,   избиралась   народным  судьей
Москворецкого района, работала в городской коллегии адвокатов. Ведет большую
общественную работу.

     * * *

     В  деревне Павлово Маревского района  Новгородской области  на братской
могиле установлен  мраморный обелиск. На  нем золотыми буквами  выведено имя
Анны Федоровны Жидковой. С первых дней  Великой Отечественной войны она ушла
на фронт.
     -- Почему  вы,  доцент кафедры  философии,--  спрашивали ее,--  сменили
научную работу на полную лишений и трудностей жизнь бойца?
     -- У нас теперь одна философия,-- отвечала она,-- бить врага.
     В одном из писем сестре Анна Федоровна писала: "...Уже приняла присягу,
одета по форме и изучаю оружие всех видов. Обожаю пулемет... Состою в боевом
расчете. Несу вместе с  другими службу  у своих спаренных пулеметов. Живу  в
землянке... По стрельбе имею оценку "отлично".
     В  многотиражной  газете  "На  защите  Москвы" появляются ее  заметки и
очерки о фронтовой жизни.
     Тяжелый  ноябрь  1941  г. "Правда"  опубликовала  обращение  защитников
Москвы. Этот  важный  документ  подписала в  числе  лучших  бойцов  и  А. Ф.
Жидкова. А в декабре того же года она сообщала своей подруге:
     "Так много хочется сказать и  не знаю, с чего начать, и времени мало --
скоро  надо идти на  дежурство к пулемету...  Я счастлива, что влилась в эти
дни  в  народную  гущу.  Люблю  я   людей,  наш  советский   народ.  Сколько
преданности, беззаветной любви к Родине у наших людей!.."
     Спустя  некоторое  время   Жидкову   назначили   старшим   инструктором
политотдела дивизии по пропаганде, присвоив звание старшего политрука. В это
новое дело Анна Федоровна вложила не  только свои  знания и опыт,  но и свою
большевистскую душу.
     Дивизия готовилась  к предстоящим зимним боям. Был  сформирован  лыжный
батальон. Комиссаром  его назначили А. Ф. Жидкову.  Бойцы всегда чувствовали
присутствие заботливого, внимательного комиссара.
     В  феврале  1942 г. дивизия вышла на исходный рубеж. Предстояли тяжелые
бои.  Накануне  Анна  Федоровна  послала  родным письмо, где писала: "Велики
народные страдания и тяжело идти по земле и селам, изуродованным и опаленным
фашистской сволочью. Воочию  видишь  все, что читали в  газетах  о  народных
страданиях..."
     И  вот  22  февраля  разгорелся  бой  за  деревню  Павлове.  Разведчики
установили,  что гитлеровцы  вокруг  деревни  вырубили  лес  и кустарник для
кругового обзора,  подготовились к долговременной обороне.  Ополченцы знали,
что  каждый  метр,  каждый  холмик на подступах к Павлово хорошо  пристрелян
минометами и артиллерией. Глубокий снег мешал наступлению. Плотный вражеский
огонь не позволял поднять  голову. Но  наши воины упорно ползли вперед. Анна
Федоровна находилась  среди наступающих. Неожиданно услышала стон и увидела,
как повалилась на бок пулеметчица Дуся Бондаренко.
     Жидкова заняла ее место. Под прикрытием  огня пулемета наши  продолжали
наступать.
     Фашисты перешли в контратаку. Анна, теряя последние  силы, собрала  всю
свою  волю,  все   умение.  На  фоне  горящей  деревни  отчетливо  виднелись
гитлеровцы. И она косила их меткими  очередями. Враг дрогнул, стал отходить.
Но вражеская пуля оборвала жизнь отважной коммунистки.
     За проявленное мужество,  стойкость  и  отвагу  Анна  Федоровна Жидкова
посмертно была награждена орденом Красного Знамени.

     * * *

     Маша  Сидорина  в   дивизию  пришла   из   Московского  энергетического
института. Первое боевое крещение приняла "в белоснежных полях под Москвой".
Затем воевала на новгородской земле.
     Однажды  она  по  глубокому  снегу.,  рискуя жизнью,  побежала  на стон
истекающего кровью  бойца.  Под  осколками падающих  мин  сняла  с  раненого
шинель, положила на нее политрука, перевязала раны и ползком потащила  его к
оврагу. Маша  окончательно  выбилась из  сил. Это  заметил пришедший  в себя
политрук. Он ее  просил оставить  его  на этом месте, а самой  уйти из  зоны
обстрела.
     -- Что вы! Разве так можно комсомолке поступать?!
     Под пулеметным и минометным огнем противника Сидорина дотащила раненого
до оврага. Жизнь политрука была спасена.
     Бой  за  безымянную высоту  не  утихал:  он  длился  день и  всю  ночь.
Осколками  мины  был  ранен  в  обе  ноги  командир  роты.  Офицер  попросил
санинструктора  помочь. Маша Сидорина быстро перевязала командиру  раны.  Но
идти он не мог. Силы его ослабли. Он терял сознание.
     Маша быстро  расстелила  плащ-палатку. На  нее положила лейтенанта.  По
рыхлому и глубокому  снегу тащить его было нелегко. Все же Сидорина боролась
за жизнь командира, отдыхала и снова тащила.
     Так метр за метром она продвигалась вперед. Маша привстала, пытаясь, по
просьбе командира, поставить его на  ноги. Но в этот момент фашистская  пуля
обожгла грудь молодой девушки.
     Сидорина  упала. Потом  с трудом приподнялась и снова  пыталась поднять
раненого. Но гитлеровский разбойник пустил очередную пулю  в голову девушки.
Маша замертво  упала на снег. Однополчане отплатили фашистам за гибель нашей
комсомолки.

     * * *

     Таких смелых и мужественных девушек в нашей дивизии было немало.
     Комсомолка    Алла    Агеева    еще   до    войны    слыла    известной
спортсменкой-стрелком. В нашей дивизии она командовала взводом автоматчиков.
В перерывах между боями и трудными переходами лейтенант Агеева  использовала
каждую минуту, чтобы подготовить отличных  стрелков своего взвода. Все воины
уважали своего командира.
     ...Жаркий бой разгорелся за деревню Бутылкино. Алла повела свой взвод в
атаку  на  врага. Была ранена,  но  не оставила  поля  боя. Из  строя  выбыл
командир роты. Агеева заменила  его. И во главе автоматчиков выбила фашистов
из очередной сильно укрепленной траншеи.
     ...Шура  Морозова  была  телефонисткой. Как-то  во время  ее  дежурства
прямым попаданием снаряда был разрушен узел  связи. Шуру засыпало землей. Со
всеми  подразделениями  связь  была  прервана. Но эта  мужественная  девушка
выбралась из-под  завала, устранила неполадки  в аппарате, срастила провода,
связалась  с командиром  дивизии.  Были  приняты срочные меры,  и связь была
восстановлена. А Морозова продолжала оставаться на боевом посту.
     Нашей однополчанкой была и Лида Гагарина -- двоюродная сестра первого в
мире космонавта Юрия  Гагарина. Ей было семнадцать лет, когда, окончив учебу
в  средней  школе,  она пошла в больницу имени Боткина  на курсы медицинских
сестер.  Успешно  окончила  их  и  стала  здесь  же  работать  по  избранной
специальности.
     Случилось так, что  в  больницу приехал  представитель  нашей  дивизии,
чтобы подобрать  пополнение для  медсанбата.  Первой  согласилась Лида.  Она
работала старшей медицинской сестрой в операционной. Вместе с хирургом А. С.
Поповой они порой сутками не прекращали работу, боролись за жизнь раненых.
     Однажды  наш   медсанбат,  размещенный  в  деревне  Козлово,  подвергся
артиллерийскому  налету. Загорелся дом, в  котором находились  тяжелораненые
бойцы. Лида  Гагарина вместе  с другими медицинскими работниками бросилась в
объятый пламенем дом и на своих руках выносила раненых в безопасное место.
     Не одному  десятку  людей  эта  девушка  спасла жизнь  в годину суровых
испытаний. Лида  Гагарина  за  боевые  подвиги на фронте  получила несколько
правительственных    наград.    Сейчас    она    --    старший    техник   в
Научно-исследовательском институте промышленных зданий и сооружений.

     * * *

     По  призыву  партии и  по  велению  сердца  Софья Дмитриевна  Найденова
добровольно ушла на фронт.
     Стояла  суровая зима. Леса, поля  и овраги  были  завалены снегом. Наши
воины  вели  бои на новгородской  земле. Найденова находилась в первых рядах
наступающих. Услышав  стон  раненого  бойца,  она, подвергая себя опасности,
бросилась на  помощь. Кругом  жужжали  пули,  рвались  снаряды  и  мины.  Но
Найденова, не обращая  на это внимания, приближалась к раненому. Взяла его и
потащила  в  безопасное место.  Их  заметил  гитлеровский автоматчик. Открыл
огонь. Еще  одна пуля  обожгла  тело бойца.  Он стонал. Ему было  неимоверно
больно.
     Как  быть?  Найденова нашла  выход.  Она  зарывалась  в глубокий  снег,
ползком  тащила  бойца, истекавшего  кровью.  Так  ей  удалось  скрыться  от
фашистского автоматчика и спасти жизнь воину.  Многие бывшие фронтовики и по
сей день благодарят Софью Дмитриевну за то, что она вынесла их с поля боя.

     * * *

     Хочется  мне добрым  словом  помянуть  свою однополчанку санинструктора
Марию  Фищеву.  Под  артиллерийским  обстрелом,  подвергая себя  смертельной
опасности,  Фищева  находилась   на  поле  боя,  там,  где  нужно   было  ее
присутствие.  Только за  один день под огнем противника она спасла жизнь  30
бойцам и командирам саперного батальона.
     Не могу не сказать о ратных делах военфельдшера нашего батальона  Ольги
Хреновой.  Со своими подругами она отправилась  на кухню. Проверяла  чистоту
котлов, качество продуктов,  закладку пищи. Потом она  уходила  в  землянки,
интересовалась их санитарным состоянием.
     Иногда  создавалось  мнение,  что  Ольга   Хренова  просто-напросто  не
отдыхает,  не спит. Бойцы  видели ее в боевых  порядках  рано утром и поздно
ночью.   То   она  на  медицинском   пункте  оказывала  помощь  раненым,  то
эвакуировала их в тыловой госпиталь, а то под диктовку больного бойца писала
письмо его родным.
     Наши  девушки  были в дивизии во  всех подразделениях.  Соня  Кулешова,
например, была разведчицей.  Она вместе с другими  воинами ходила и по тылам
врага, и за "языком". Однажды у лесной опушки в траншее разведчики захватили
в плен нескольких фашистов.
     Одного  к штабу  полка  вела  Соня.  Пленный  озирался, видимо, выбирал
подходящий  момент,   чтобы  наброситься  на  разведчицу,  задушить   ее   и
ускользнуть. Но  не тут-то было! Кулешова  каждый раз показывала  гитлеровцу
пистолет, и он покорно следовал туда, куда ему было указано.
     Только в  штабе полка противник узнал,  что  взяла  его в плен  русская
женщина.  А женщине  той было  неполных  девятнадцать лет. На  ее груди сиял
комсомольский значок. Потом к нему прибавился орден Красного Знамени.

     
     
      
М.      В.       Владимирова      (1965
г.).


     Наши боевые подруги  и в  дни мирного труда продолжают
подвиги  во  имя  торжества коммунизма.  Недавно  нашей однополчанке  М.  В.
Владимировой за Успехи в здравоохранении был вручен орден Ленина.
     Другая   наша   однополчанка   --   сандружинница,   бывшая   студентка
Сельскохозяйственной  академии имени  К. А. Тимирязева  -- М.  В.  Алексеева
стала  доктором  биологических  наук.  Многие  бывшие  сан-дружинницы сейчас
защитили кандидатские диссертации.
     Приятно отметить,  что несколько  лет назад в  Москве в  Доме дружбы  с
народами зарубежных  стран нашей однополчанке Анне  Кузнецовой была  вручена
высшая награда Международного Комитета  Красного Креста --  медаль  "Флорене
Найтингейл",
     Этой  медалью  награждаются только  отличившиеся  медицинские  сестры и
добровольцы Красного Креста за самоотверженность при оказании помощи раненым
или  больным  в  боевых условиях и при стихийных бедствиях. И вот эта медаль
вручена нашей Анне.  125 человек  вынесла она  с  поля  боя.  И  по сей день
продолжает работать старшей медицинской сестрой.

     "ГОВОРЯТ РУССКИЕ"

     П. ГРИБКОВ, старший инструктор политотдела дивизии

     Не раз в ночную пору  на фронте летели из мощных репродукторов слова на
русском языке:
     --  Внимание!  Внимание! Начинаем  радиопередачу для  войск противника.
Товарищи, будьте бдительны!
     После  этого  включались  усилители  звука,  и пластинка  разносила  по
переднему краю фронта немецкую народную песню.
     Обычная,  редкая,  методическая  ночная стрельба  немцев  в  эти минуты
прекращалась. Солдаты слушали музыку.
     Баритон нашего  диктора  Михаила  Мебеля  на  прекрасном немецком языке
возвещал:
     -- Внимание!  Внимание!  Слушайте  правду  о  положении  на фронтах,  о
международной обстановке. Мы расскажем вам  о  том,  что  скрывают от солдат
ваши офицеры, о чем молчат ваши газеты, вся фашистская пресса.
     Попеременно   М.  Мебель   и  Г.  Хромушина   читают  тексты  передачи,
составленные работниками политотдела.

     Голос  Гали Хромушиной звучал  в  эфире  звонко, отчетливо.  Она  еще в
детстве  научилась  говорить   по-французски  и  по-немецки.  В  школе  и  в
Московском  институте  философии и  литературы  она  совершенствовала знание
языков и стала свободно владеть уже тремя языками -- французским, немецким и
английским.
     В дивизии Галя  была сначала медицинской сестрой в 3-м полку.  Проявила
исключительную смелость и отвагу, вынесла с поля боя десятки раненых  бойцов
и командиров.
     Когда стало известно о знании ею немецкого языка, она была переведена в
политотдел дивизии для работы среди войск противника. В последующем такие же
функции она исполняла в политотделе армии и Политуправлении Северо-Западного
фронта...
     Несколько минут немцы слушают, не открывая  огня. Солдаты  хотели знать
правду о войне.
     Как правило, через пять -- семь, иногда десять минут противник открывал
огонь,  сначала  слабый,  затем  все  усиливающийся.  Часто  в  стрельбу  из
автоматов и пулеметов включались минометы, артиллерия ближнего  действия,  а
иногда и тяжелые гаубичные орудия.
     Озлобленное  радиопередачей немецкое  командование  бросало  порою свои
подразделения  в  наступление. Зная такую повадку  врага,  наши части всегда
были готовы к отражению их.
     Многие немецкие солдаты, взятые  в  плен, говорили нам, что они  охотно
слушали радиопередачи русских. Как только заговорит радио русских, по окопам
и ходам сообщения  солдаты передавали: "Тихо, слушайте, говорят русские". И,
пока не появлялись офицеры, внимательно слушали, не открывали огня.
     Несколько раз мы  привлекали к участию в радиопередаче захваченных нами
немецких "языков" или перебежчиков.
     Особенно хорошо помог в работе один ефрейтор, перебежавший к нам в ночь
под новый, 1942 год. По его показаниям, он вместе с группой младших офицеров
был на новогодней  елке в деревне. Напившись пьяными, офицеры заспорили, кто
более метко  стреляет  из пистолета.  Для  решения  спора стали  стрелять  в
игрушки, висевшие на елке. Один  офицер, обер-лейтенант, выпустил всю обойму
-- и ни единого  попадания. После него стрелял ефрейтор -- все пули попали в
цель. Старший лейтенант дал ефрейтору пощечину. Ефрейтор не выдержал  обиды,
дал  офицеру ответную  оплеуху и выскочил из избы. Зная, что ему не избежать
военного трибунала или все  равно  он будет  при удобном  случае  пристрелен
офицером,  ефрейтор перебежал  на нашу  сторону. Он просил что угодно  с ним
сделать, только  не расстреливать. Он  готов помочь  нам,  чем только может.
Выяснилось,  что он из семьи мелкого  торговца и, конечно, не  симпатизирует
большевикам и  Советам, но  надеется,  что  его,  может быть, большевики  не
расстреляют, а  там, в своей части,  ему смерти не миновать.  Несколько дней
спустя  мы решили проверить перебежчика на деле. С группой наших разведчиков
направили  его  на вылазку  за  "языком". Вылазка  удалась, "язык" был взят,
немец показал себя хорошо. Его использовали еще в нескольких вылазках.
     Однажды  мы  привлекли этого  ефрейтора к  участию в  радиопередаче для
немецких   войск.  Он  рассказывал,   как   относятся  у   нас   к  немецким
военнопленным,  обращался к  солдатам и  сержантам своей  роты и  батальона,
многих назвал  по  именам и  фамилиям,  предлагал перейти  на нашу  сторону.
Вскоре действительно отделение немцев во  главе с командиром  во  время  боя
добровольно сдалось в плен. Они  объяснили, что поверили  ефрейтору и потому
сдались.
     Весной  1942 г. мы  доверили  этому ефрейтору ответственное  поручение.
Снабдили его  хорошим  обмундированием,  соответствующим  его  званию,  дали
солидную сумму немецких марок и переправили за линию фронта с заданием.
     Ожидали мы возвращения  ефрейтора через две-три недели, но его долго не
было.  Вернулся он  через два  месяца.  Задание  выполнил  и  привел с собою
несколько десятков немецких солдат. Переход на нашу сторону был совершен так
же, как и первой группой, во время наступления нашей дивизии.
     Ефрейтор был направлен затем во фронтовой лагерь военнопленных. Там  он
вместе  с другими  военнопленными  подписал обращение к немецким  солдатам и
офицерам  с  призывом  включиться  в  борьбу  за  прекращение несправедливой
немецко-фашистской захватнической войны.
     В радиопередачах для  противника  мы  использовали  большой фактический
материал, добытый  из показаний  военнопленных  и  захваченных  у противника
документов (приказы, распоряжения, письма, фотографии и т. п.).
     На этом материале мы устраивали  радиопередачи для  гитлеровских войск,
составляли  листовки на  немецком языке, переправляли их через линию фронта.
Для этой цели использовали наших разведчиков и партизан.
     С  партизанскими  отрядами,  действовавшими  в  тылу  врага,  мы  имели
постоянную  и активную связь. Эта связь была необходима и для  осуществления
совместных операций по разложению войск противника, а также для работы среди
советских людей, находящихся на временно оккупированной врагом территории.
     Однажды   в   районе  села  Молвотицы   наши  зенитки  сбили   немецкий
транспортный самолет Ю-52. Пилот и штурман  выбросились из горящего самолета
на парашютах и приземлились в расположении нашей дивизии. Штурман, австриец,
быстро  дал нужные  нам  показания. Пилот,  из немецких фашистов,  вел  себя
нагло, категорически отказывался отвечать  на наши вопросы. Обращались мы  с
ним корректно,  не  оскорбляли его  воинского  и  национального достоинства.
Несколько бесед с ним не дали никакого результата.
     Тогда  мы  сделали так.  По  изъятым у  пилота  документам,  письмам  и
фотографиям, по показаниям штурмана и  имеющимся  у разведотдела  материалам
изучи-ли историю и дислокацию его части, составили подробное представление о
его  командирах,  о  немецких  подразделениях,  расположенных  против  нашей
дивизии.
     Все эти сведения самым внимательным образом были изучены нашим диктором
и переводчиком Мишей  Мебелем. Одели  мы Мишу в форму немецкого  ефрейтора и
втолкнули в  предбанник как захваченного в плен немца. В бане сидел  пленный
офицер-пилот. Их разделяла стена и запертая, со щелями, дверь.
     
      
 
Политработники нашей дивизии: в первом  ряду
(слева направо): И. Бендерский, В.  Матвеев; во втором ряду: С. Каракулькин,
И. Мелицев,  И.  Никулин, А. Кузьмин, А.  Полетаев;  стоят:  К. Халецкий, А.
Бурякова, И. Лихарев, С. Куприков, С. Павлов (1944 г.).


     Миша имел задание строго выполнять все уставные требования гитлеровской
армии  в  обращении  между командирами и  подчиненными и никоим  образом  не
вступать в разговоры с офицером.
     Несколько раз  офицера водили на допрос. Он проходил мимо  "ефрейтора",
нехотя отвечая на приветствия.
     Около  двух  суток  фашистский  летчик  не  вступал  с  "ефрейтором"  в
разговоры. Наконец  не  выдержал, спросил, нет ли  закурить. В ответ получил
несколько  сигарет, какие  выдавались  сержантскому составу  в  гитлеровской
армии.
     Затем офицер стал  расспрашивать  "ефрейтора": из какой он части, где и
как  попал в плен,  откуда он  родом, есть ли  семья, как  с ним  обращаются
советские комиссары, какими  сведениями интересуются, бьют ли, чем угрожают,
какая  судьба  ожидает  военнопленных. "Ефрейтор"  отвечал  на  все вопросы,
каждый раз  вытягиваясь  в струнку перед офицером,  зная, что  тот все видит
через щели двери.
     Около  четырех  суток  Миша  Мебель  искусно  выполнял  роль  немецкого
ефрейтора  и  разведал очень многое,  что  интересовало  наше  командование.
Получив эти материалы, мы легко могли выяснить у этого, вначале надменного и
наглого, а теперь "шелкового" фашиста все нужные нам сведения.
     Эти   сведения  послужили   хорошим  материалом   в   наших   очередных
радиопередачах для войск противника.
     Освобождая от немецких захватчиков деревню  Ожееды,  наши части взяли в
плен врача -- начальника медицинской службы немецкой дивизии.
     По   приказу   этого   изверга   уничтожались   не   только   советские
военнопленные,  но и  тяжелораненые немецкие солдаты и младшие командиры, не
способные  к отступлению.  Так, в  освобожденной  нами  деревне он  приказал
снести в избы  всех  тяжелораненых немецких солдат. Затем  окна и двери были
заколочены, избы облиты бензином и сожжены.
     На допросах мы спрашивали  этого холеного немца:  как же  он, человек с
университетским  образованием,  такой гуманной профессии, как врач,  мог так
зверски поступить -- сжечь своих же соотечественников? Он отвечал:
     -- Для  войны они  уже  бесполезны;  для  армии, для фронта они  только
обуза; самое разумное решение -- их уничтожить.
     Перед  нами было  звериное лицо  фашистского захватчика, его людоедская
философия.
     Используя фактические  материалы,  раскрывающие  звериное  лицо  врага,
захватнический  характер  войны против Советского  Союза  и других  народов,
говоря  правду  о положении на  фронтах,  в немецком  тылу, мы содействовали
разложению войск противника, его поражению в несправедливой войне.
     Эти же  материалы  помогали  нам в воспитании советского  патриотизма и
интернационализма   среди   своих   войск,   поднимали   моральный   дух   и
наступательный порыв частей и подразделений нашей дивизии.

     КЛУБ НА ПЕРЕДОВОЙ

     М. АЛЕКСЕЕВА, начальник дивизионного клуба

     Разве на войне было время для отдыха? Само понятие "клуб" такое мирное,
что как-то не вяжется с представлением о фронте... И все же клуб был!
     Командир   дивизии  и  начальник  политотдела  требовали  пропаганды  в
художественной  форме  боевых традиций,  политического воспитания,  передачи
боевого опыта бывалых воинов.
     В  составе клуба  были дивизионный оркестр, самодеятельная агитбригада,
кинорадиотехники,  художники,  библиотека. Но, конечно,  не  было привычного
здания. Не  к  нам приходили,  а мы шли в батальоны и полки,  где можно было
собрать людей.
     Чаще  всего   сценой   служила  выровненная  земля,   занавесом--   две
плащ-палатки.  На болотистой почве для  танцев подкладывали  широкую фанеру.
Лишь в  редкие недели, когда дивизию выводили на отдых, "сценой" служили две
рядом составленные грузовые автомашины с откинутыми бортами.
     Мои славные товарищи! Вы помните,  как было нелегко? Казалось бы, время
для подготовки программы могло найтись в период наступательного боя дивизии,
но тогда  все работали  санитарами  в  медсанбате  или  грузили  боеприпасы.
Кончался бой -- и почти сразу надо было давать концерты.
     Помню, в конце марта 1943 г. дивизия вела тяжелый бой за рекой Ловатью.
Машины  по  реке  ходить  не могли. По  разбитому и тающему льду агитбригада
переносила на  носилках раненых. Кларнетист-саксофонист Иван Григорьев вынес
с  поля боя 20 раненых с оружием и перевез через реку 150 человек. Музыканты
оркестра  помогали  саперному батальону готовить в  лесу мост и возвращались
уже в темноте.  Дорога, разбитая  машинами,  подтаяла,  шли по липкой глине,
проваливались в воронки, спешили к переправе.
     Вот и река!  Увы...  Вместо  крепкого  льда перед нами темная блестящая
вода. А  мы стоим мокрые  на берегу, и  с льдинами уплывала  наша надежда на
от-дых и тепло...
     Пришлось переночевать, не разжигая огня, в  пустых землянках, вырытых в
крутом берегу. Лишь в середине следующего дня переправа была налажена,  и мы
добрались до своих. А через два часа, переодевшись  и  поев горячего впервые
за последние два дня, отправились с концертом для раненых в медсанбат. И так
бывало нередко...
     Член   агитбригады    Тамара    Бенедиктова   была   постановщиком    и
исполнительницей  самых   разнообразных  танцев  и  превосходной  комической
артисткой. Надо было  видеть, как она исполняла рассказы Чехова,  отрывки из
оперетт,   чтобы  почувствовать,  как  ее  любили  зрители.  Однажды  Тамара
исполняла  роль зубного  врача в скетче "Одна минутка". Посетитель  с зубной
болью страдал на табуретке, а она болтала у телефона. Хохотали красноармейцы
и командиры, хохочем все мы  за плащ-палаткой. Вышла на  сцену  "медсестра",
взглянула  на нее,  да  как  расхохочется  вместе со всеми... А она  стоит с
рассеянным лицом  и,  спустив на  нос очки, невозмутимо ждет  реплики.  Спас
спектакль кто-то из-за сцены, подав реплику сквозь смех.
     А настоящая  специальность Тамары -- операционная сестра. В тяжелые бои
при наступлении на Извоз-Березовец почти две недели с редким отдыхом для сна
работала Тамара  в медсанбате. Во время артналета падали перебитые снарядами
деревья,  шатались   палатки,  летели  осколки,  и  раненые,  не  выходя  из
перевязочной,   получали  вторичные  ранения.  Но   врачи  продолжали   свое
мужественное  дело, и рядом с ними  в роли операционной  сестры  стояла наша
Тамара...  Подавали  на  стол, снимали  и  шинировали  раненых  музыканты Б.
Гульпенко и И. Хабаров.
     Незадачливую "медсестру"  в  том  скетче  играла  наша  маленькая  Зина
Андреанова, бывшая ученица балетного техникума. Боевая  жизнь Зины  началась
под Москвой санинструктором в дивизионной разведке.  Ей было тогда  18  лет.
Однажды, выполняя задание в районе Крюково, разведка вышла к деревушке,  где
сражалась  рота другой дивизии с прорвавшимися  танками, и приняла участие в
бою. На Зине  был зеленый  ватник, ярко видный на белом снегу. Девушка сняла
ватник,  чтобы  незаметнее подбираться  к раненым. В этом походе Зина сильно
отморозила ноги и вернулась в дивизию только после госпиталя.
     Гвардии  сержант Виталий Наройченко  пришел  в клуб  из госпиталя.  Его
знала  вся  дивизия   по  ярко  созданному  сатирическому  образу   Гитлера.
Бесноватый фюрер выскакивал на сцену в  фуражке с высокой  тульей, картонным
топором за поясом и "пел" частушки на мотив "Чарли Чаплина", "Барон  фон дер
Пшик"  или "Мой костер". Содержание их все  время менялось  в соответствии с
военными событиями, как, например: "Лишился Старой Руссы, с досадой рву свой
ус я, войска свои  от бегства не в силах удержать"; "Побили  морду мигом мне
русские под Ригой, страшней всего на свете нам русские штыки".
     Интересно,  что в  апрельские  дни 1945  г.  Наройченко пел: "И Гитлера
куплеты  последний  раз пою". Не  знали,  но чувствовали,  что  конец  войны
близок.
     Наройченко смастерил куклы  Гитлера и Геббельса и разыгрывал сценки  по
тексту  П.  Листопадова, остро  высмеивая  фюрера и  прославляя  силу и мощь
Красной Армии.
     Виталий  Наройченко был  человеком  большой  души. Он был неистощим  на
выдумки и часто находил выход из, казалось бы, безнадежного положения.
     Однажды  в  клубе  случилось  ЧП.  Начальник  политотдела  поручил  нам
привезти  почтовые  открытки  и  конверты.   Задание  простое,  но...   была
распутица.  Все базы с продовольствием,  артснабжением и  т.  д. отстали  от
передовых частей  километров на 25. Молодой музыкант,  выполнявший  задание,
возвращаясь, сел на попутную машину, которую тянул трактор, заснул и потерял
мешок...
     Пока мы обсуждали что  делать, Наройченко потихоньку доложился старшине
и  ушел. По  сплошной  болотине,  где  только ни  остановись, ноги  медленно
погружались  в  холодную, вязкую жижу, он  прошел в один конец около  восьми
километров, подвязав сапоги за ушки к поясу. Нашел мешок и принес его. Слово
"вымокший" не точно отражало его вид,  ибо он был, кроме того, "выземленный"
и  "оглиненный"  с  ног  до  головы.  К  утру задание было выполнено.  Бойцы
получили возможность написать письма родным.
     Руководителем агитбригады был  гвардии  лейтенант  П. Т. Листопадов. Он
сражался на Северо-Западном фронте  в качестве командира взвода  радиосвязи.
Умело  и бесстрашно  устанавливая  связь между  командным  пунктом  полка  и
ротами, обеспечивал управление боем.
     Мастер   художественного   слова   П.   Листопадов  был   организатором
агитбригады,  режиссером, конферансье  и  актером.  Особенно  удавались  ему
комические  роли в сценках из  Чехова и скетчах. Листопадов писал  монтажи к
памятным  датам дивизии;  сочинял  куплеты и  частушки, исполнявшиеся  сразу
после боя, причем для каждого полка были свои куплеты, где упоминались имена
отличившихся бойцов и командиров.
     Большую  роль   в  работе  клуба  играл  дивизионный  оркестр.  Вначале
капельмейстером служил доброволец, известный музыкант  и  композитор  Виктор
Кнушевицкий.  Под  его  руководством  оркестр  не  только исполнял  марши  и
строевые песни, но и готовил программы для пения и танцев.
     Трубач-саксофонист  А.  Бафталовский  пришел  в оркестр из  полка,  где
служил  снайпером и имел на счету одиннадцать фашистов. В  боевой обстановке
был смел и решителен.  Во время  налета  вражеской  авиации на  расположение
управления тыла дивизии разбросал с горящей машины ящики с продуктами, вынес
из-под  интенсивного пулеметного огня с самолетов  четырех раненых, во время
перевязки одного из раненых сам был контужен, но остался в строю.
     Художник Ю. Авдеев служил связистом батальона. В бою за деревню Павлово
он  десять раз исправлял линию связи под огнем противника.  В бою  за Лунево
был  ранен,  но  не ушел  в  санчасть,  а  продолжал  обеспечивать связь для
командира полка.
     Вместе с членом  Московского общества художников  П. И.  Шолоховым  они
выполняли самую разнообразную работу. Писали на флажках призывы: "Вперед, за
Родину!",  с которыми воины  шли в атаку на врага; расписывали  борта машин.
Рисовали плакаты  для  оформления  дорог и полян при  проведении митингов на
праздниках.

     Очень  важной  и трудной  работой  было  рисовать  портреты.  Художники
работали в землянках штаба батальона, куда вызывали лучших воинов.  Зачастую
потолок сотрясался от разрывов, сыпался песок или капал дождь;  рисовали при
тусклом  свете  из  маленького оконца  или коптилки из сплющенной гильзы. За
полтора  года  было  написано  около 300 фронтовых портретов. Часть  из  них
находилась  в  Москве на  выставках  в Историческом музее  и в Третьяковской
галерее.
     Две  кинопередвижки  клуба  были  смонтированы   на  полуторках.  Чтобы
показать кино в  полку, шоферы Я. Белов  и В.  Закревский  проявляли  чудеса
изобретательности, добираясь по бездорожью без поломок. В весеннюю распутицу
киноаппарат переставляли на телегу.  Но как-то лошадь не справилась с  такой
тяжестью.  Тогда командование 161-го  стрелкового  полка  выделило несколько
солдат, и,  подхватив телегу,  они дотащили  установку поближе к  передовой.
Кинорадиотехниками работали  В.  Чуркин  и А.  Дряпак. Сеансы  давали поздно
вечером   на  полянке  в  лесу,  куда  группами   приводили  бойцов.  Иногда
раздавалось: "Во-о-оздух!",  предупреждая о  приближении немецкого самолета.
Свет поспешно выключали...
     Стремясь перехитрить немцев, ребята решили показывать  кино днем. И для
этого из еловых веток  сплетали в  лесу навесы,  где  бойцы  могли  смотреть
кинофильмы.
     Машину  А. Дряпака  часто использовали для  звуковой передачи на войска
противника. Немцы  стреляли на  звук из орудий  и минометов. Под селом Малое
Врагово  из-за  сильного обстрела был  выведен из  строя  почти весь  состав
группы,  но  благодаря  выдержке  и   мужеству  наших  людей  передача  была
обеспечена до  конца.  Из-под огня  вывезли  раненых, аппаратуру  и пробитую
автомашину. Когда на участке Цесис --  Си-гулда  пехота  сделала  в  течение
суток  70-километровый  марш-бросок,  киномашины выезжали  вперед  к  местам
кратковременного   отдыха   полков,   передавали  сводки   Совинформбюро   и
проигрывали пластинки на радиоле. Заслышав музыку, люди шли бодрее. Здесь же
вблизи  развалин  старинного  замка, недалеко  от моста через реку Гауя, где
только что сняли немецкую засаду,  поставили оркестр, и он играл  марш, пока
не прошли  все  полки. Три  музыканта  держали  круговую  оборону на  случай
внезапного нападения.
     Клуб был организацией, живо откликающейся на все задания политотдела.
     В конце 1943 года, когда дивизия стояла в обороне,  командование решило
встретить  Новый  год,  вызвав из  полков по  нескольку человек. На  высоком
берегу Ло-вати,  недалеко  от Краснодубья,  вырыли  большую  землянку. Нашли
елку. Старшина музвзвода, мастер по починке духовых инструментов Петя Петров
вырезал  из  консервных  банок  и  скрепил  настоящую  выпуклую пятиконечную
звезду. Надели  ее на верхушку  елки, и  она  поблескивала золотыми гранями.
Игрушки сделали  из бумаги  и марли,  используя  для  раскраски марганцовку,
риваноль и т. п.
     Без  пяти двенадцать включили радио. Затаив  дыхание, слушали негромкий
душевный голос  Михаила Ивановича Калинина, пожелавшего всем  нам  успеха  в
наступающем Новом году. В двенадцать часов внезапно погасили свет, а на елке
зажглись лампочки от ручных фонариков, смонтированные В. Чуркиным.
     Тихо сидели бойцы, уносясь  мыслями  в родной дом.  На минуту забылось,
что сидишь  глубоко зарытый в землю, а  кругом  снег, мороз и  настороженная
тишина, изредка  прерываемая трескотней немецких автоматов. А потом смотрели
концерт и пели песни...
     По  заданию   политотдела  работники  клуба  подготовили  для   корпуса
альбом-отчет  "Партийно-политическая работа  в боях". В качестве  документов
были вложены подлинные "боевые листки" и листки-"мол-нии", которые писали во
время боя комсорги и парторги рот.
     Частенько приходилось  нам  брать  оружие  в  руки.  В  боях  за  Тарту
наступление дивизии было стремительным. Музыканты, в  том  числе и 20-летний
Саша Комаров, работали на подвозке боеприпасов; группа  из восьми  человек в
течение  трех  дней  нагрузила  150  трехтонных машин  снарядами,  минами  и
гранатами.
     Тылы,  подтягиваясь вплотную к боевым порядкам пехоты, перебазировались
в лес  Пириварике  на  шоссе  Выру  --  Антсла.  Разгружались в определенном
порядке  по  краям поляны, прижимаясь  к  лесу.  Замаскировав  киномашину, в
девять часов утра  я  отправилась с Листопадовым на командный пункт дивизии.
Увидев, что над лесом начали кружиться немецкие самолеты, побежали обратно к
себе. Глядим --  вместо  солнечной полянки,  заросшей малиной,-- вздыбленная
земля, воронки, пыль и дым, обломки машин, трупы.
     Баянист Г.  А. Филимонов,  стоя вместе  с завскладом на горящей машине,
сбрасывал загорающиеся ящики со снарядами.  Им  удалось предотвратить  взрыв
склада. Раненный, с ожогами руки, Филимонов перевязался  и, погрузив снаряды
на  уцелевшую машину,  повел ее  на передний  край  по  дороге,  на  которую
просачивались немцы.
     Музыкант П. Харин, перевозивший снаряды, вытащил раненых музыкантов  А.
Румянцева и А. Заводова, но сам был ранен, закрыв собою командира. В. Чуркин
и В.  Закревский, проявив мужество и отвагу, вывели киномашину из зоны огня,
и спасли ее вместе с аппаратурой. Бомбежка и обстрел продолжались весь день.
К вечеру весь наличный состав клуба был поставлен как взвод автоматчиков  на
охрану управления тыла дивизии. На следующий день налеты продолжались. Много
машин автороты  оказались разбитыми. На киномашине  были  вывезены секретные
документы.
     8 мая 1945 г. дивизия пошла в наступление на последний  крупный опорный
пункт фашистов на Балтике-- город-порт Лиепая. Привычно маскируясь, двигался
и клуб по лесной  дороге. В три часа дня начальник политотдела остановил нас
и на мой вопрос:  "Что  случилось?"  --  шепотом сказал: "Война  кончена.  В
Лиепае и вообще. Только ты не говори никому". Вернулась к своим ребятам и на
их молчаливые  взгляды сказала шепотом: "Война кончена. Только  вы никому не
говорите". И вот все молчат,  и ждут, и сидят вокруг  радиоприемников. Вот и
двенадцать ночи,  но передают песни.  И наконец,  в 2 часа 15  минут  9  мая
услышали: "Война  кончена". Так просто. Сердце  наполнилось  такой радостью,
что нет слов...
     
     
  
Фронтовая агитбригада. В первом ряду (слева
направо):  Т. Бенедиктова, О. Басина,  М. Алексеева, П. Малышев, Н. Куценко,
Е. Зенькова; стоят: В. Лебедев,  В. Наройченко, В. Зайцев, П. Листопадов, И.
Хабаров, Г. Филимонов (1944 г.).


     ...Прошло  много лет.  Для  многих  участников  агитбригады дивизионная
самодеятельность явилась  хорошей  школой. Вернувшись  к мирному труду,  они
получили образование и стали специалистами своего дела.
     Т. И. Бенедиктова работает заведующей кафедрой  физвоспитания в Рижском
университете. Работает режиссером театра в Ростове-на-Дону П. Т. Листопадов.
После тяжкой контузии нашел в себе  мужество вернуться к  активному труду Ю.
К. Авдеев и работает Директором Музея-усадьбы А. П. Чехова, В. А. Лебедев --
артист  Московской  филармонии. Дирижерами  симфонических  и  джаз-оркестров
стали А. П. Бафталовский, Д.  А. Шапиро, а П. Е. Малышев -- модельер  одного
из  рижских театров. Другие вернулись к довоенной специальности или получили
новую.  Но всех  нас  объединяет  фронтовая дружба,  и  все  мы  --  горячие
пропагандисты мирной политики Советского Союза.

     ЛЮДИ СТАНКОЛИТОВСКОЙ ЗАКАЛКИ

     Л. КНЯЗЕВ, военный корреспондент

     Бывает так, что какое-то событие, вторгаясь в жизнь человека, обостряет
его  сознание, и  далекое прошлое  неожиданно оживает  в его памяти с самыми
мельчайшими   подробностями.  Таким   событием   для   Ивана  Александровича
Никольского,  всколыхнувшим  всю  его  жизнь,  явился  праздничный  вечер  в
Колонном  зале  Дома   союзов,   посвященный   30-летию   столичного  завода
"Станколит". На торжество собрались и те, кто давал первую плавку, и те, кто
выпускал  фронтовую продукцию в годы минувшей  войны,  и те, кто приумножает
славу знаменитого литейщика  в  наши дни. Молодость и зрелость соединились в
одном потоке, олицетворяя живую связь поколений.
     Среди     участников     торжества     находилось     немало     бывших
воинов-станколитовцев,  с   оружием  в   руках   сражавшихся  за   честь   и
независимость  Родины.  Дорогим гостем  являлся  и  Никольский.  На  лацкане
костюма ветерана  поблескивали  орден Отечественной войны I степени и боевые
медали. Темные  очки  скрывали его глаза. Он не видел  блеска  люстр, сияния
огней, счастливых и радостных лиц гостей, не видел помолодевших в этот вечер
глаз его друзей-однополчан и товарищей по работе. Но Иван Александрович всем
сердцем  чувствовал  большую  взволнованность  окружавших его  людей,  таких
дорогих  и близких  ему.  Его  связывали  с каждым  нераздельные узы боевого
братства  и  товарищества.  К  нему  все  время подходили знакомые,  друзья,
обменивались рукопожатиями, интересовались здоровьем.
     Смех, шутки,  горячие разговоры доносились со всех  сторон. И  конечно,
звенели песни -- непременные спутницы подобных вечеров.
     На торжественном собрании говорили об  успехах коллектива, говорили и о
тех, кто ушел на фронт в трудные годы войны и не вернулся, кто мог бы быть в
этот радостный день среди собравшихся, но, до конца выполнив свой долг перед
Родиной, только незримо присутствовал в зале. И песня, взволновавшая сердце,
и торжества, и встречи с друзьями -- все настраивало Ивана Александровича на
воспоминания о  минувших  днях.  Давние  впечатления  ожили,  наполнили  его
тревогой незабываемых военных лет...
     Партия призвала пополнить  ряды  защитников  Москвы.  Коммунисты, как и
всегда, встали в  первые  ряды  бойцов.  Партийное  бюро завода  "Станколит"
напоминало в те дни боевой штаб.  Сюда шли  все, кто с оружием в руках готов
был драться с врагом.
     Пришел в партбюро и электрик Кузьма Ильич Ровнов. По состоянию здоровья
он  не был годен  к  военной  службе, но просил записать  его  добровольцем.
Нельзя  иначе. В год  смерти  В. И. Ленина Ровнов вступил  в комсомол. Тогда
юноша  дал клятву: по-ленински служить Родине, народу. В 1930 г. он уже член
партии. Где бы Кузьма Ильич ни работал, он высоко держал честь коммуниста. И
теперь  его  место  на  переднем  крае.  Рядом  с  ним  оказались  и  старые
производственники:  коммунисты Михаил Фролов, Федор Кокин, Евгений  Бенцман,
Михаил Андреев, Анатолий Ярлов. Атаковали  партийное  бюро  комсомольцы Ваня
Поляков, Юра Князев, Василий  Ажирков, Сергей Дугов и многие  другие. У Вани
Фоничкина на одной руке  не  было нескольких  пальцев.  Его никак не  хотели
брать.  Дело  дошло до слез.  Ваня настойчиво просил отправить его вместе со
всеми.  И  он  добился  своего. Все ребята  подобрались дружные,  с  крепкой
станколитовской закалкой.
     Записался добровольцем и он,  Никольский. У него имелась бронь. Он  мог
бы не  идти на  фронт, и  никто его не стал бы  укорять  за  это. Но совесть
подсказывала:  нельзя  уходить  от трудных  путей, выбирай наиболее  сложное
испытание.
     В середине  октября Коммунистический батальон, куда входил и пулеметный
взвод, целиком сформированный из станколитовцев, отправился на строительство
оборонительных  рубежей.   Дни   проходили  в   большом  напряжении.  Копали
противотанковые рвы,  ставили "ежи", оборудовали огневые точки. Одновременно
учили  и учились.  Но то,  на  что  в  обычных условиях  требовались месяцы,
осваивалось теперь  в  недели. Ежедневно  несли боевое  дежурство  у огневых
точек.

     Как-то  навестил  участок  обороны  генерал.  Он  похвалил  за   умелую
организацию  обороны. И в приказе по части  взвод отметили как лучший. Здесь
же на оборонительном рубеже станколитовцы приняли военную присягу...
     Нить воспоминаний  раскручивалась  с лихорадочной быстротой. Никольский
как бы  снова совершал путешествие в  огневую молодость. Ожидали отправки на
фронт. Бесконечный  вопрос командирам:  скоро ли?  Наконец  объявили:  едем!
Стоял  завьюженный  февраль. Прощание с родными  и  близкими  у Савеловского
вокзала. Иван Александрович  снова как бы ощущал  горячее  дыхание  невесты,
видел ее то грустные, то улыбающиеся светло-синие глаза, вспоминал ее слова:
"Береги  себя! Что бы с тобой  ни  случилось --  жду, жду тебя!" Что  он мог
тогда сказать ей? Беречь себя!  У него в кармане лежало  извещение о  смерти
старшего брата,  ушедшего еще раньше него в народное ополчение. Ненависть  к
гитлеровцам кипела в нем.
     Рядом прощался  со своими ребятами  и женой Михаил Фролов. У  него было
трое мальчиков  и девочка.  Девочку он держал  на  одной  руке, мальчика  --
самого  младшего -- на другой. А  двое старших вцепились ему в полы шинели и
ни на  шаг не  отходили. Девочка,  ласкаясь к отцу,  все говорила: "Папа, ты
убьешь  фашистов?"  Михаил лишь  крепче  прижимался к  ней  щекой и  плотнее
стискивал  зубы,  чтобы сдержать  душившие его  слезы. Как ему  было  трудно
расставаться с ребятами! Но что делать? Счастье их было в его руках.
     Через несколько дней часть прибыла в район боев. Начался тяжелый путь к
переднему краю. Оружие и технику несли на руках по глубокому снегу. Голодный
паек. Проходили по местам, где недавно гремели бои. Страшно было смотреть на
сожженные  деревни, в  которых одиноко  маячили  печные  трубы, на  плачущих
женщин и исхудалых  ребятишек, копошившихся в развалинах  домов.  Невыносимо
больно  было  видеть  изуродованные  обстрелами  леса,   срезанные  верхушки
деревьев, расщепленные стволы сосен и берез.
     Марш  совершили  длительный,  но отдых  был коротким,  всего  несколько
ночных часов. К утру заняли исходный рубеж для наступления. Впереди почти на
километр  простиралось  покрытое  глубоким  снегом поле, за  ним --  деревня
Дубровка, в  которой  укрепился враг. Нужно было внезапно  атаковать врага и
овладеть  опорным  пунктом. Пулеметчиков придали  стрелковой  роте,  которой
командовал  в то время лейтенант  Бар-дуков. Никольский  с особым  уважением
вспоминал этого замечательного офицера. До начала боев он командовал взводом
станколитовцев. Его любили солдаты. Любили за мужество, за личный  пример во
всем. Никто так далеко и метко не бросал гранаты, никто так точно не поражал
цели из винтовки, как он.
     И вот  в  утренней  тишине  послышалась команда: "Вперед!" Трудно Ивану
Александровичу представить сейчас цельную картину  первого боя. Вспоминались
лишь  отдельные, разрозненные  эпизоды, но и  они ярко говорили  о  том, как
мужественно боролись за каждую пядь земли бойцы Коммунистического взвода.
     Некоторое время  двигались тихо.  Это была  жуткая тишина. С  той  и  с
другой стороны ни одного выстрела. И вдруг все переменилось. Заговорили наши
пулеметы.  Стреляя на  ходу, бойцы перебежками продвигались  вперед. Оборона
гитлеровцев  ощетинилась яростным огнем.  Противник  прижал роту.  Создалось
трудное  положение.  В  это время  смертельно ранило  командира  пулеметного
отделения  сержанта  Василия  Ажир-кова.  К нему  бросились  на  помощь  его
товарищи. Собрав последние  силы, Ажирков приказал  усилить  огонь по дзоту,
который  прикрывал оборону  немцев на правом фланге и мешал продвижению роты
вперед.  На руках  друзей Василий скончался.  Никольский  взял  в свои  руки
командование отделением. Огонь по вражескому  дзоту  был  усилен.  Но он  не
достигал  цели.  Дзот огрызался. Бойцы  ни  на  метр не  могли  продвинуться
вперед.
     -- Разрешите, я его гранатами заставлю замолчать?-- обратился Фролов  к
командиру роты.
     Михаил рисковал жизнью. Подходы к дзоту  открытые. Только совсем близко
от  него проходила небольшая  лощина.  Но медлить дальше тоже  было  нельзя.
Фролов настойчиво повторил свою просьбу.
     -- Действуй! -- сказал командир. Он приказал еще более усилить огонь по
противнику.
     Энергично  разгребая  снег руками, Фролов пополз  к  дзоту. С  тревогой
солдаты  наблюдали  за  каждым  движением Михаила.  Он, кажется,  совершенно
сливался  со  снегом. Почти у самой лощины  противник обнаружил его.  Вокруг
взвихрились фонтанчики снега.  Вдруг  Михаил откинул руку и замер.  Кажется,
все,   погиб.  Гитлеровцы  прекратили  огонь  по  нему.   Но  тут  произошло
неожиданное. Фролов быстро вскочил  и сделал резкий бросок вперед. Теперь он
уже  был  в  лощине  и совсем  близко  от  дзота.  Он  обманул  гитлеровцев,
прикинувшись убитым. Но  что-то  медлил  Михаил.  Или  это  так казалось  от
томительного ожидания? И  вот  одна,  другая  полетели гранаты  в  амбразуру
дзота. Огневая точка  противника была подавлена.  Подразделение использовало
этот момент, сделало стремительный бросок  вперед  и  выбило  гитлеровцев из
опорного пункта...
     В сознании возникали новые  и новые картины сурового героизма товарищей
по оружию.  Как  забыть Ваню Полякова? Он был  самым молодым  во взводе. Все
называли  его   почему-то  Иваном  Ивановичем.   По-видимому,  этим   хотели
подчеркнуть его молодость и  в то же время большое уважение к нему. Нравился
ом бойцам за  веселый  характер,  бесстрашие  и  какое-то чистое,  юношеское
простодушие.  Ваня  выполнял  обязанности  подносчика  патронов.  Действовал
решительно  и  инициативно.  Как бы трудно  ни  складывалась  обстановка, он
вовремя  доставлял патроны в отделение. И  вот  Ваню ранило.  Кровь  обильно
стекала по лицу.  Ну,  думали, отвоевался наш герой. Перевязали его, а затем
предложили пробираться в тыл. Ваня наотрез отказался это сделать.
     -- Пока не выбьем фашистов из деревни,-- сказал он решительно,-- никуда
не уйду отсюда.
     Так Ванюша и оставался до конца боя со взводом.
     А Юра Князев? Замечательно действовал этот  рослый красивый  паренек из
модельного цеха. Он был  первым  номером  у пулемета. Юра  не раз  вступал в
поединок с вражескими огневыми точками. Противник приспособил один из сараев
под огневую точку и из  него обстреливал наступавших. Это не ускользнуло  от
зорких глаз Юры. Он пустил по сараю очередь зажигательных пуль и поджег его.
Когда гитлеровцы побежали из сарая, их настигли меткие очереди пулемета Юры.

     Первый бой!  Он оставил в памяти особенно яркий след. Ему, Никольскому,
как  и  другим  его однополчанам,  пришлось затем участвовать  во многих, не
менее  трудных  схватках.  Но не было  уже  такого  живого  восприятия  всех
деталей. Именно  в первом бою каждый по-особому  проверял  себя на выдержку,
волю, мужество.
     Раздумывая  о прошлом, Иван Александрович снова  и снова как бы  слышал
грохот взрывов,  стоны  раненых,  видел бросающихся в  атаку солдат,  потоки
людей и машин на фронтовых дорогах.  И опять  мысли возвращались к товарищам
по взводу, с которыми его навеки сроднила военная судьба.
     После боя за Дубровку Никольский попадает в отделение сержанта  Михаила
Андреева.  Они давно знали  друг друга --  чуть  не с  начала  пуска завода.
Андреев  был  мастером формовочного участка, уважаемым человеком на  заводе.
Хотя на нем и  была теперь солдатская  шинель, он во  сне и  наяву мечтал  о
возвращении в  родной цех,  к дорогому ему  делу. Но партия поставила сейчас
коммуниста Андреева на другой участок, где он был нужнее всего. И вот он уже
сержант, командир пулеметного отделения. Всплыл в памяти один примечательный
эпизод. Отделению  приказали срочно помочь одному из соседних подразделений,
где  создалась  очень  трудная  обстановка.  Как  выполнить  задачу  быстро?
Наиболее безопасный путь  лежал через  лес. Но этот путь был слишком долгим.
Могли  запоздать  с  помощью.  Андреев,  что  называется,  перед самым носом
противника совершает дерзкий маневр, выходит во фланг обороны гитлеровцев  и
открывает неожиданный огонь. Никольский был в отделении Андреева  за первого
номера.  Он  слышал четкие  команды  Андреева  и посылал  разящие очереди по
растерявшимся  гитлеровцам. Вражеские солдаты,  испугавшись обхода, покинули
траншею и хотели укрыться за стоявшим поодаль  сараем. Но и там их настигали
пули.  А  в  это   время  наше  атакующее  подразделение  усилило  нажим  на
противника. Фашисты заметались, а затем начали отступать.
     
     
 
Слева направо: начальник политотдела дивизии
полковник И. Л. Никулин, заместитель заведующего Военным отделом  МГК ВКП(б)
А. В, Рябинин,  командир  дивизии  гвардии  генерал-майор  И.  И,  Бурлакин,
секретарь  партбюро  Исполкома Моссовета  Т.  И.  Бакаева,  начальник  штаба
дивизии   гвардии   полковник   Е.   И.   Зелик  и   стахановец  Московского
машиностроительного завода К. Я. Брыкин (1943 г,).


     Никольский  посылал  очередь  за  очередью.  Захваченный  боем,  он  не
заметил, что немцы обнаружили их пулемет и стали  вести огонь по нему. Вдруг
что-то  резко  ударило  в  правое  плечо.  Рука  безжизненно  повисла.  Иван
Александрович  от  потери  крови  стал  терять сознание. Уже в медсанбате он
узнал, что и этот опорный пункт взяли наши.
     Рассказывали потом, что в этих боях смело действовал станколитовец Яков
Желтый, В одном  из  домов закрепилась  большая группа  гитлеровцев. Офицеры
Бардуков, Антонов и рядовой Желтый стремительно ворвались в этот дом,  часть
вражеских солдат уничтожили на месте, а часть разоружили  и взяли в  плен. В
ночном бою  за деревню Великуши Яков Желтый снова отличился.  Бойцы уже были
близко от населенного пункта. Сильный  огневой заслон остановил их. Головной
танк гитлеровцы подбили. Казалось, что атака захлебнулась. Среди наступавших
был и Желтый. Трудно  себя в этот  момент оторвать от земли. Но он превозмог
страх, быстро  вскочил  и крикнул: "Вперед, за  мной!" Солдаты  словно ждали
этого возгласа. С криком "ура" они бросились к траншеям противника.

     В дальнейшем судьба разбросала станколитовцев на разные боевые участки.
Но куда  бы они ни  попали  - всюду гордо  несли имя бойца Коммунистического
взвода.
     Ожила  в памяти  Ивана Александровича недавняя  встреча  бывших  бойцов
этого взвода.  О многом поведали  друг другу  друзья  по оружию. Яков Желтый
после выздоровления попал в разведку. Несколько раз пробирался в тылы врага,
выполняя самые  рискованные задания. За мужественные действия в разведке его
наградили орденом Красного Знамени.
     И он, Никольский, не кончил войну  с первым ранением. Подлечился  --  и
снова  в бой. Одна из  схваток  закончилась  для него большой трагедией. Его
пулеметчики  (а он  уже  в это время командовал взводом) непрерывно отражали
атаку  за  атакой, отрезая  вражескую  пехоту от  танков. Пулеметные расчеты
редели. В одном из них уже некому было заменить первый номер. Никольский сам
ложится  за  пулемет. Отбивается очередная  атака. Гитлеровцы снова лезут. И
вот вражеская пуля попадает прямо в прицельную стойку. И сразу его придавило
темнотой. Он еще несколько  секунд  нажимал  на  гашетку  пулемета,  посылая
тяжелые  очереди  по  врагу.  Но  адская  боль  в  глазах,  давящая  чернота
обессилили его.
     В госпитале стало известно, что надежды на  возвращение зрения нет. Что
делать? Где найти силы, чтобы не растеряться перед такой бедой? И Никольский
говорил сам себе: крепись, не падай духом, не ослабляй воли! Не забывай, что
у  тебя  много друзей. Тревожило  только  одно:  будет ли  с ним Мария,  его
невеста, с  которой он мечтал  построить свою жизнь? Не отступится ли она от
него?
     Мария оказалась не из  тех, которые не умеют ждать. Она полюбила  Ивана
серьезно и навсегда. Вместе с друзьями из заводского коллектива она помогала
Ивану  Александровичу.  Несчастье  не вывело Никольского  из  строя:  солдат
переднего края, Иван Александрович напряженно работает и учится.
     Вот  так, с полным накалом работают и другие бывшие  бойцы  пулеметного
взвода.  В день  большого  торжества  завода Кузьме Ильичу  Ровнову  вручили
значок  "Отличник   социалистического  соревнования   РСФСР".  За  мужество,
проявленное  в  борьбе  с гитлеровцами,  Кузьма  Ильич  получил  медаль  "За
отвагу",  а за  самоотверженную  работу на заводе  -- медаль  "За доблестный
труд". Это символично.
     А Яков Желтый? После вторичного тяжелого ранения он уже не мог воевать.
После войны он поступил в институт и успешно закончил его.
     А  многие  так  и  не  вернулись  с  войны. Они погибли как  герои,  не
отступили перед лицом смерти. Их  подвиги  не  забыты. Герои живут в славных
делах  коллектива.  "Мы  со  "Станколита"!"  -- с  гордостью  говорили бойцы
Коммунистического  взвода. И сейчас слово "станколитовец" произносится всюду
с большим уважением. За последние 10  лет завод удвоил выпуск продукции. Все
передовое,  что   известно  в  литейной  технике,  впервые   осваивается  на
"Станколите".
     На  территории  завода  поставлен  монумент  в  честь  рабочих  завода,
погибших  в  годы Великой Отечественной войны. Шумят стройные  тополя  около
монумента, шепчут  легенды  о  годах  минувших,  о  смелых  и  гордых людях,
отдавших  свою жизнь за счастье народа, за светлое будущее  отчизны. И время
бессильно  стереть память о героях. Заводские ребята проходят мимо монумента
и дают  мысленную  клятву:  всей своей жизнью,  всеми делами  своими служить
Родине так, как служили ей воины герои.

     БОЙЦЫ ПАРТИИ ЛЕНИНА

     М. Берниковский, подполковник в отставке

     Огромный  зрительный  зал  переполнен.  Здесь  собрались  ветераны  3-й
Московской  коммунистической  дивизии.  В президиуме  --  убеленные  сединой
генералы  и  офицеры, давно  ушедшие в  запас  и  отставку,  и  совсем  юные
сержанты,  привезшие  ветеранам привет  от  нынешнего  поколения вооруженных
защитников   Родины.  Среди   почетных   гостей  --  сотрудники   посольства
Монгольской  Народной  Республики  в  Москве.  Выступают  ораторы. Их слова,
простые  и  жесткие,  гулко падают  в  зал,  который  встречает их  дружными
аплодисментами. На трибуну поднимается  гость и друг из Монгольской Народной
Республики. Ему дружно рукоплещут ветераны.
     В  одном ряду со мной сидит бывший рядовой дивизии, а  ныне  профессор,
доктор   физико-технических   наук  Александр   Гаврилович  Шафигуллин.  Мне
показалось, что он особенно горячо аплодирует товарищу из Монголии, и улыбка
не сходит с  его лица. "Почему так радуется профессор,--  думаю я,-- ведь он
не  был в  дивизии тогда,  когда монголы привезли  туда знамя  и  полушубки.
Просто,  очевидно,  ему так  же, как и всем нам, приятно, что дружба  наша с
монголами так крепка, так тепла и что так  сильно бушуют аплодисменты в этом
зале в честь чистой и бескорыстной дружбы".
     Александр Гаврилович улыбается  той же  широкой  и приятной улыбкой,  с
которой  всегда встречал  нас, когда мы, отстояв  положенные  часы на посту,
приходили в  небольшой домик и, поставив  в  пирамиду винтовки  и  сняв свои
полушубки,  ушанки,  рукавицы,  подходили  к  нему  с  пустыми  мисками.  Он
мгновенно опускал свой черпак в бак, вмазанный в кирпичную плиту, и наполнял
вкусно пахнущими щами наши миски.
     -- Грейтесь, друзья, ешьте на здоровье...
     Я сижу в зале, заседание уже  закончилось, и говор плещется по рядам, а
одна думка не оставляет меня: может быть, мне приснились те далекие дни 1941
г., когда у нас кашеварил Александр Гаврилович? Может быть, и не было у  нас
повара Шафигуллина?..  Да  нет  же, был он  у  нас, именно  он и  был у  нас
поваром, только седины тогда не было еще на его висках. Нашу группу сразу же
после   7  ноября  1941  г.  привезли  на  полуторке  в  какой-то  крохотный
подмосковный поселок. Он  стоял на развилке  двух важных в военном отношении
шоссе. Здесь были заминированы мосты и полосы  шоссе, которые мы должны были
взорвать, если наши последние танки отойдут отсюда к Москве...
     Когда дивизионный инженер с  группой офицеров обошел все заминированные
объекты, расписался  на какой-то бумаге и уехал,  мы  вспомнили  о  том, что
неплохо бы после долгой езды на  открытой  полуторке  и хождения по объектам
чего-нибудь перекусить.  В  домике, в котором  мы  поселились,  были сложены
привезенные  нами  же  пара мешков  картошки,  несколько кочанов  капусты  и
несколько килограммов соленой рыбы,
     -- Товарищи, а кто умеет готовить? -- спросил старший команды.
     Наступило  тягостное  молчание, от чего голод наш  дал знать о себе еще
сильнее.
     --  Ну  что ж,  тогда будете  готовить  по очереди,-- решительно сказал
старший.-- - Кто первый возьмется за дело?
     И тогда вперед вышел Александр Гаврилович Шафигуллин и тихо сказал:
     -- Давайте я попробую.
     Через  некоторое  время все  мы с огромным  удовольствием  съели первый
обед,  приготовленный Шафигул-линым. Его судьба  была  решена. Так  кандидат
физико-технических  наук стал  нашим  кашеваром,  а  мы, догадываясь, что он
удручен своими новыми обязанностями, помогали ему как могли.
     Однако  Александр  Гаврилович оказался не только искусным поваром, но и
отличным товарищем. Частенько, отстояв свое время на посту и отведав вкусных
шафигуллинских щей  или каши, мы с интересом слушали его  беседы, причем  не
только  о  физике,  знатоком  которой  был  наш  друг,  но  и о  литературе,
искусстве,  этике,  морали.  А однажды,  разыскивая  что-то  нужное ему  для
приготовления очередного обеда, Шафигуллин наткнулся на покинутую владельцем
библиотеку  и  притащил десятка полтора увесистых томов. И  часто потом мы в
свободную  минуту  слушали  в  его  исполнении  отрывки  из   художественных
произведений.  Особенно хорошо  он  читал  "Витязя  в  тигровой шкуре"  Шота
Руставели, А где-то  неподалеку  грохотал  и гремел фронт, все приближаясь и
приближаясь...
     В один из морозных декабрьских дней, когда артиллерийская канонада была
особенно  сильной  и  по  нашей   дороге  прошли  к  фронту  пушки,   танки,
бронетранспортеры,   за  нами  также  пришла  автомашина.  Поварская  миссия
Шафигуллина кончилась, и нам суждено было расстаться с ним на долгие годы.
     И вот спустя  много лет  он сидит подле  меня в  зале  Вдруг  рывком он
встает,  протягивает вперед руки с кем-то здоровается, заключает  в объятия.
Да, сомнения нет: это монгольские товарищи, только что сидевшие в президиуме
торжественного заседания, восторженно приветствуют  моего однополчанина. Они
усаживаются рядом и начинают оживленно беседовать между собой. Я покидаю их,
чтобы не мешать...
     Когда  монголы уехали,  Шафигуллин рассказал мне, что  это  были его...
студенты из Улан-Батора и встреча с ними доставила ему большую радость.
     Оказывается, в 1942 г.  А. Г. Шафигуллин  был отозван из армии  и через
некоторое  время направлен  в Монгольскую  Народную Республику. В ее столице
ему выпала честь  создавать первый в республике университет.  6 октября 1942
г. в  одном  из клубов Улан-Батора  состоялось  его открытие.  На  торжества
пришли и первые студенты,  и многочисленные представители общественности,  а
руководители республики товарищи  Чой-балсан и Цеденбал тепло приветствовали
собравшихся.
     Было  нечто  знаменательное  в  том, что,  когда  3-я  Коммунистическая
дивизия вела бои с  фашистскими захватчиками на западе, ее боец  в это время
далеко  на  востоке  помогал братскому  монгольскому  народу в развитии  его
национальной культуры.
     Вернувшись  из Монголии,  Александр  Гаврилович через  некоторое  время
защитил  докторскую диссертацию, стал проректором Казанского университета. В
последние  годы он заведовал кафедрой физики в Московском высшем техническом
училище  имени  Баумана. В настоящее  время  -- начальник  кафедры в Военной
ордена Ленина краснознаменной академии бронетанковых войск.

     Мы сидим  в  комнате, глядящей  своими  широкими  окнами  на просторный
Ленинский  проспект.  Там,  внизу,  проносятся   автомобили  и  троллейбусы,
движется поток  пешеходов.  Медленно  опускаются  сумерки,  и  на  проспекте
вспыхивают огни.

     Зажигает свет в  своей комнате и Аркадий Лаврович Сидоров.  Свет падает
на его  лицо,  на  стол, стены,  на  стеллажи с книгами, прорывается  сквозь
приоткрытую дверь в коридор, где также стеллажи с книгами.
     Шумит, говорит за окнами проспект, в зелени листьев отражается свет,  а
Аркадий  Лаврович  неторопливо,  чуть прищурив  глаза,  рассказывает  о  той
тяжелой зиме,  когда он и его боевые друзья под градом вражеских пуль ползли
по снегу, чтобы ринуться на врага, потеснить, опрокинуть его.
     Третьему  полку московских добровольцев было  приказано выбить фашистов
из деревни.  Задача была  не  простой. Гитлеровцы  опоясали  деревню большим
снежным   валом.  Политый  водой  и  крепко  схваченный  морозом,  этот  вал
представлял серьезную преграду на пути наших бойцов.
     Вот и сигнал атаки. Но бойцы едва продвигаются  вперед -- очень сильный
пулеметный  и ружейный  огонь  противника.  Стоило  только  подняться  нашим
воинам, как  сразу же залаяли пулеметы противника, открыли стрельбу немецкие
минометы. Цепь наступающих заметно поредела.
     -- Ложись! -- крикнул Сидоров.-- Жди сигнала! Нужно было выждать. Пусть
зайдет солнце, пусть
     хоть  немного стемнеет. Тогда будет меньше жертв,  тогда  противник  не
сможет вести по  наступающим  прицельный  огонь, тогда  воины преодолеют эти
несколько сотен метров  и  окажутся  у снежного вала. Они  хорошо  помнят, в
каких местах будут штурмовать его.
     Когда  стемнело, сигнал  поднял  воинов. Они  дружно рванулись  вперед.
Короткие  перебежки, автоматный и  пулеметный огонь на  ходу. Вот  наконец и
вал.  В  стаи врага полетели гранаты. Вот первые воины полка уже ворвались в
деревню. Победа, да, первая победа одержана, первая боевая задача выполнена!
     Фашисты,  оставив  деревню,  открыли  по  ней огонь,  повесили  над ней
осветительные ракеты.
     -- Но мы захватили немецкие блиндажи, они еще теплые были,-- замечает с
чуть   заметной  улыбкой  Сидоров,--  и  выбить  нас  из  деревни  уже  было
невозможно.

     Но что делать дальше?  Этот вопрос  обсуждали командиры,  собравшись  в
лесу,  неподалеку  от  деревни И  тут  старший политрук Сидоров,  замещавший
полкового комиссара Я. Ф. Богомолкина, сказал:
     -- Товарищи, зачем нам останавливаться? Ближайшая  деревня -- Сидорово.
В ней немцы сейчас готовятся к  контратаке. Давайте возьмем  и эту деревню и
сорвем их контратаку.
     Предложение Сидорова единодушно поддержали  Гитлеровцы не  ждали удара.
Отойдя  в панике из деревни,  побросав там  лошадей, несколько орудий и свои
склады, они перегруппировались и  готовились  вернуть потерянную деревню. Но
воины  3-го  полка  московских  рабочих  опередили их:  могучей лавиной  они
атаковали Сидорово и овладели им.  Однако, взяв деревню, они оказались почти
окруженными  немцами. Бойцам нужно было хоть немного передохнуть. Но как это
можно было организовать в пылающей деревне, да еще под непрерывным обстрелом
врага?
     Заняли четыре  несгоревших дома, чтобы в них  обогреть людей. Поставили
пулеметы  на  наиболее важных участках, на окраинах деревни выставили боевое
охранение.  Послали  связных,  чтобы  доложить  командиру  полка обстановку.
Вскоре пришло подкрепление, и москвичи прочно закрепились на новом рубеже.
     -- Мы очень измотались в беспрерывном  двухсуточном  бою, но были горды
тем,  что годовщину Советской Армии ознаменовали  пусть  небольшой, по очень
важной для  нас  победой  --  освобождением  от  оккупантов двух  населенных
пунктов на новгородской земле.
     Затем  были  бои, и еще  бои, мужал  в них  старший  политрук  Сидоров,
обогащался опытом политработы, мужали, вооружались боевым опытом и бойцы...
     На пути полка  был  укрепленный район противника. Он прикрывал  крупный
населенный  пункт,  откуда  дорога  вела  в  Молвотицы.  Нужно  было  выбить
гитлеровцев из этого населенного пункта. Но  дорогу  наступающим преграждали
снежный  вал, доты  и  дзоты, ожесточенный  вражеский  огонь  из всех  видов
оружия...
     Цепь воинов-москвичей залегла на  снегу. Населенный пункт от нее в 80--
100 метрах. Заместитель комиссара полка Сидоров и начальник штаба полка

     майор  Кореченков  находились  в  цепи.  Бойцы  ползут  по  снегу,   но
продвигаются  очень медленно -- минометный огонь врага не дает им подняться.
Вот  все ближе и ближе деревня. На какое-то мгновение умолкает  перестрелка,
стихает шум боя.
     Бойцы вскочили на. ноги и  побежали к снежному  валу. Впереди атакующих
были Сидоров и Кореченков. Вокруг  падают вражеские мины, длинными очередями
хлещут пулеметы из немецких дотов и дзотов... Осколок  мины вонзился в грудь
майору  Кореченкову. Он упал. Через мгновение-другое вся  цепь  залегла. Под
непрерывным огнем пробирался Сидоров к раненому  боевому другу.  Он добрался
до  него,  ухватился  за  его  полушубок  и  потащил  назад, в  ложбину,  не
простреливаемую врагом.
     Атака захлебнулась. Лежа в  снегу,  наши солдаты  вели огонь  по врагу.
Сидоров понимал,  что бойцам  сейчас  не  поможешь  словом,  им нужна  более
существенная помощь.  И он, передав раненого санитару, направился на огневые
позиции артиллеристов: необходима была их поддержка. Полк вновь подымается в
атаку.  На этот раз артиллеристы в течение двадцати  минут поддерживают  его
своим метким и сильным огнем. И пехотинцы врываются  на окраину деревни. Они
дымится от пожаров, тени немцев мечутся по улице, вокруг беспорядок и хаос.
     Стрельба идет  почти в упор. Ранен командир роты, падает еще один боец.
Перестрелка  усиливается.  Командир  пулеметной роты Кривошеее  развертывает
несколько расчетов здесь  же, у  крайних  домов, остальные  бойцы залегают в
снегу.
     Сидоров ползет  вперед,  увлекает  воинов  за  собой. Нельзя  оставлять
деревню врагу! Надо немедленно атаковать гитлеровских бандитов!
     -- За Родину, вперед! -- кричит старший политрук и чувствует, как кровь
горячей струей наполняет его левый сапог. Он делает рывок вперед, проползает
еще  метр-другой,  но  новый  осколок  попадает  в правую ногу.  Он пытается
выпустить в сторону врага хотя бы  еще  одну автоматную  очередь,  но  в это
время сильный удар в спину, оглушительный звон в ушах --  и автомат выпадает
из рук, он теряет сознание.
     Очнулся  Сидоров  на  салазках   от  скрипа   полозьев  по  промерзшему
утоптанному снегу. В медсанбате врачи, осмотрев его сказали, что ему повезло
-  трижды ранен  в одном бою,  но  не  смертельно, будет жить  и,  возможно,
вернется в строй.
     И  Сидоров  вернулся  в  свой  полк!  Но  недолго  пришлось  ему  здесь
оставаться.  Пришел   приказ  о   назначении   его  заместителем  начальника
политотдела  дивизии.  За  образцовую  постановку  партийно-пропагандистской
работы в полку инструктору по  пропаганде старшему политруку А. Л.  Сидорову
объявлена в приказе по дивизии благодарность. За  проявленную в  боях личную
храбрость,  неоднократное  участие в атаках и  отличное исполнение в  боевой
обстановке обязанностей заместителя комиссара полка он был награжден орденом
Красной Звезды.
     В  политотделе  уже хорошо знали Сидорова  и были рады его прибытию. Он
быстро  познакомился  с  работниками  отдела и  все свои  знания, весь  опыт
отдавал улучшению политработы в частях и подразделениях.
     В те дни многие научные учреждения через центральные органы разыскивали
ученых, покинувших Москву и ушедших на фронт, Когда отыскался след Сидорова,
из Москвы пошла телеграмма в штаб  фронта, а  затем в  дивизию. Сидоров  был
отозван  в распоряжение Главного политического управления  Советской  Армии.
Здесь его  назначили на работу  в Комиссию  по истории Великой Отечественной
войны. Спустя  некоторое время ему  предложили возобновить  сотрудничество в
редакции исторического журнала, поручили заведование кафедрой истории СССР в
Московском  государственном  университете.  Одновременно  Сидоров  продолжал
работу над докторской диссертацией...
     И вот докторская диссертация успешно защищена. Преподавательская работа
продолжается. Кафедрой в МГУ он руководил до 1953 г., хотя уже в 1948 г. его
назначают  проректором  Московского  университета  по  гуманитарным  наукам.
Сидоров -- заместитель директора Института истории Академии наук СССР. После
смерти известного  ученого академика Б.  Грекова  директором этого института
назначают  Сидорова.  В  течение шести лет  он  возглавляет  институт, ведет
большую научную, административную, преподавательскую и литературную  работу.
Тяжелая  болезнь  --  инфаркт  миокарда  --  заставляет   его   просить   об
освобождении от какой бы то ни было административной работы в  институте. Он
остается старшим научным сотрудником.  Аркадий  Лаврович редактирует  журнал
"Исторические  записки",  он  член  главных   редакций   Большой   советской
энциклопедии,  Исторической  энциклопедии,  "Истории  Великой  Отечественной
войны". Дважды он участвовал  в работе международных конгрессов историков --
в Стокгольме и Риме.
     Воины, профессора, доктора наук, коммунисты, пламенные патриоты Сидоров
и Шафигуллин оставили научные труды, обучили, вырастили сотни и тысячи своих
учеников,  ставших  доблестными  строителями   коммунизма   и  его   верными
защитниками.
     Дело,  которому  отдали  жизнь  эти   славные   бойцы   партии  Ленина,
торжествует.

     ЛЕТОПИСЕЦ ДИВИЗИИ

     Н. БУБНОВ, полковник в отставке

     На обороте титульного листа этого сборника стоят слова: "Составитель Т.
К.  Некрасов".  Да,  составитель  на  войне был  пулеметчиком.  Частенько он
шутливо докладывал  на  встречах ветеранов:  "Пулеметчик  Некрасов  прибыл!"
Пожалуй, это и все, что он говорил  о себе. Только  один раз я  слышал, как,
выступая в  школе-интернате, Тимофей Карпович  показал  ребятам искалеченный
комсомольский   значок,  в  который  попал   осколок   снаряда   и,  изменив
направление, прошел мимо его сердца.
     Он много писал о боевых  друзьях, но почти  ничего о себе.  Его энергии
хватало на описание боевой биографии своей дивизии, многих воинских подвигов
и будничных дел столицы.
     
     
 
На снимке (слева направо):  начальник отдела
контрразведки дивизии гвардии  майор  Ф. И.  Еременко, заместитель командира
157-го  стрелкового  полка  по  политчасти  гвардии  майор  М.   М.  Абрамов
заместитель командира 161-го стрелкового полка гвардии майор С. М. Куприков,
начальник политотдела  дивизии гвардии полковник В. И.  Пилюгин, заместитель
командира 58-го отдельного саперного батальона по политчасти гвардии капитан
С. Д.  Голунов, заместитель командира 159-го стрелкового полка по политчасти
гвардии майор Ф. В. Бахирев (1944 г.).


     Когда Тимофей Карпович поднимался  на  трибуну или шел в президиум,  он
заметно  прихрамывал  из-за  протеза.  Участники  встреч  с ветеранами воины
понимали что перед ними  выступает человек, защищавший Родину А он, улыбаясь
и  немного  смущаясь,  начинал опять  же  говорить  не  о  себе,  а о  своих
друзьях-товарищах.
     Военная  биография  Тимофея Карповича  Некрасова типична  и  во  многом
поучительна. На фронт он отправился добровольцем.  Человеку мирного труда  в
дни войны пришлось лечь за пулемет. А стрелки  и пулеметчики, как  известно,
занимали позиции на переднем крае,  были на виду у врага, находились  в зоне
смертельного огня.
     Как обычно бывало  в боевой  обстановке, враг стремился  артиллерийским
огнем  подавить  пулеметы,  чтобы  атаковать наши позиции.  Под  губительный
массированный огонь артиллерии и попал пулеметчик Некрасов во время боев под
Оршей, близ автострады Москва -- Минск.

     Случилось так, что Т. К. Некрасов был ранен осколками снаряда и засыпан
землей.  Полуживым  его откопали  санитары и  вместе с другими ранеными  под
огнем доставили в медсанбат. Там  Некрасову  несколько раз переливали кровь,
ампутировали ногу, а затем делали одну операцию за другой, спасая его жизнь.
Все мучения поборол мужественный воин. Победила выносливость организма, воля
к жизни, стремление возвратиться в строй и вновь бить врага.
     Тимофей  Карпович посвятил свою послевоенную  общественную деятельность
прославлению подвигов; друзей и товарищей. Сам же был предельно скромен,  не
допускал и грана хвастовства.
     Как-то  после  выступления в  демянской  средней школе  ребята окружили
наших ветеранов, и  один из  школьников  обратился  к  Тимофею  Карповичу  с
вопросом:
     -- Вам,  наверное,  тяжело ездить  по стране,  ведь у вас  протез  и вы
инвалид!
     --  Что  вы,  что вы,  ребята! Какой же я инвалид, разве вот только  по
бумагам!
     По дороге из школы Тимофей Карпович сказал своим товарищам;
     -- Не люблю, когда меня  называют  инвалидом. Это меня обижает. Разве я
работаю  меньше других здоровых людей?! -- Затем какое-то время он был угрюм
и неразговорчив...
     Его скромности можно было позавидовать. Он не отмалчивался на собраниях
и встречах, не отказывался от заданий и  поручений, никогда не  ссылался  на
свой недуг. Он не успел сделать всего  задуманного, но сделал  главное: стал
летописцем 3-й Московской коммунистической дивизии.
     Как-то  спросили Тимофея Карповича, каким  образом ему удалось отыскать
фото, на котором  наш однополчанин  красноармеец  Майлов снят вместе с М. И.
Калининым.
     -- О,  это  длинная история и к  тому же трудная,  но  зато  получилась
хорошая журналистская находка,-- отвечал Тимофей Карпович.
     Действительно,  редкостное  фото  удалось разыскать  через 25 лет после
войны. Для этого нужны были и желание и настойчивость.

     Эти качества Т. К.  Некрасов проявил при состявлении данного  сборника.
Нелегко создать такую к составленную  из  выступлений многих авторов, да еще
так, чтобы  с  наибольшей  полнотой отразить подвиги  воинов  целой дивизии,
прошедшей славный боевой путь в годы войны.
     Не  берусь утверждать,  что  Тимофей Карпович  знал по имени и отчеству
всех  ветеранов своей  дивизии но наверняка  знал  большинство  из  них.  Он
показывал пример  крепкой боевой  дружбы, образец чуткого  отношения к своим
соратникам  и их  семьям. Он вникал  в житейские дела  ветеранов,  стараясь,
чтобы никто и ничто не было забыто  из фронтовых  дел его родной дивизии. Ей
он  посвятил  свои усилия и свою энергию. Ветераны дивизии, родные и близкие
павших  воинов благодарны  Т. Н. Некрасову и сохраняют  глубокое уважение  к
своему неутомимому летописцу.
     Он  был  всегда очень  занят.  Как-то  на  квартире  Тимофея  Карповича
пришлось  слушать   его   бесконечные  телефонные   разговоры  и  удивляться
долготерпению  и  выдержке, желанию участливым разговором и добрыми советами
помочь каждому, кто ему  звонил. Когда он находился в Москве, то телефон был
его первым помощником.
     Как  секретарю  партбюро,  мне  многое было известно о  трудовых буднях
Тимофея  Карповича. Он был  членом партбюро и руководил одним  из внештатных
отделов райкома ДОСААФ. По необходимости  пришлось участвовать в составлении
списка газетных статей, написанных им в послевоенное время. Статей оказалось
несколько сот! В журналистской деятельности Тимофей Карпович все  же отдавал
предпочтение теме боевых подвигов советских людей.
     Неутомимый летописец боевой славы мог бы писать больше, но его увлекало
непосредственное  общение   с  рабочими   и  колхозниками,  с   молодежью  и
школьниками, особенно тех районов, где пролегал  боевой путь родной дивизии.
Он  много ездил  по  стране, получал  огромное количество  писем  от красных
следопытов,  от  пионерских  дружин,  не  говоря  уже о  письмах  от  боевых
товарищей.
     Его   знали   во  многих  школах  Москвы,  Вольска,  Валдая,  Демянска,
Новосокольников,  Великих  Лук и других городов  и сел. Юным друзьям Тимофей
Карпович  посылал  документы  и  фото  для  школьных  музеев  боевой  славы,
разыскивал  и сообщал  фамилии  героев,  дравшихся  с  врагом в том или ином
пункте, давал советы юным следопытам в их поисках.
     Особенно хорошо  знали Тимофея Карповича в 3-й  спецшколе, где когда-то
размещался штаб  3-й  Московской коммунистической дивизии. Пионеры присвоили
Т. К.  Некрасову звание почетного  члена своего отряда. По  его инициативе в
школе выступали многие ветераны войны.
     По  себе  знаю,  какую настойчивость  приходилось ему проявлять,  чтобы
"вытащить"  в  школу скромных и уже  пожилых участников войны. Но перед  ним
было   трудно  устоять,  каждый  чувствовал,   как  любит  Тимофей  Карпович
спецшколу, место рождения своей дивизии.
     В  каждом большом и малом  деле проявлялась  настойчивость в  характере
Тимофея Карповича.
     Много, очень много ездил по стране Тимофей  Карпович. И по местам боев,
и на  встречи ветеранов, и по путевкам издательства "Правда".  Как-то говорю
ему:  "Поедем за грибами в твои любимые  манихинские леса".-- "Нет, говорит,
не могу, зашился немного", хотя он очень любил ходить  по грибы.  Однажды по
пути из командировки остановил свой "разойдись", как он называл "Запорожец",
приспособленный для ручного управления, где-то за  Калугой  в хорошем лесу и
уж  отвел  душу  --  набрал грибов. Даже  отдыхал он  как  бы попутно, между
большими и малыми заботами.
     Впечатление  о  жизни  Тимофея  Карповича  такое,  что  он  находился в
постоянном  движении  и  расходовал  свои  силы  без  меры. Человек  он  был
впечатлительный,  и  поездки   по  стране  не   кончались   лишь  физической
усталостью. Душой и сердцем переживал он виденное и слышанное.
     Вот  таким  был  наш  общий  друг  и боевой  товарищ  Тимофей  Карпович
Некрасов. На  всю жизнь сохранится в сердцах добрая  память  о нем у  многих
ветеранов Великой Отечественной войны.


     О ДРУЗЬЯХ-ТОВАРИЩАХ

     Заведующей редакцией К. Кувшинов Редактор К. Вахонин Художник В. Иванов
Художественный редактор А.  Беднарский  Технический  редактор  Н.  Червякова
Корректор  3.   Кулемина  Ордена  Трудового  Красного  Знамени  издательство
"Московский рабочий" Москва, ул. Куйбышева,  21. Л51423. Сдано в набор 28/У1
1974 г. Подписано к  печати  "15/ХГ 1974 г. Формат бумаги 84  X 1087з2. Усл.
печ. л.  10,92. Уч-изд. л.  10,42. Тираж  75 000. Цена  43  коп. Зак.  3650.
Ордена Ленина типография  "Красный пролетарий", Москва,  Краснопролетарская,
16

Популярность: 8, Last-modified: Tue, 05 Jun 2007 21:57:14 GmT