---------------------------------------------------------------
HarryFan SF&F Laboratory: FIDO 2:463/2.5
---------------------------------------------------------------
* 1. ПЕРВОЕ, ПОКА ЕЩЕ НЕ ВЫЯСНЕННОЕ ПОЯВЛЕНИЕ ХРОНОПОВ, ФАМОВ И НАДЕЕК *
(Часть мифологическая)
Однажды фам плясал как стояк, так и коровяк напротив магазина,
набитого хронопами и надейками. Не в пример хронопам надейки тут же вышли
из себя, ибо неусыпно следят за тем, чтобы фамы не плясали стояк и тем
более коровяк, а плясали бы надею, известную и надейкам и хронопам.
Фамы нарочно располагаются перед магазинами, вот и на этот раз фам
плясал как стояк, так и коровяк, чтобы досадить надейкам. Одна из надеек
спустила на пол свою рыбу-флейту (надейки, подобно Морскому Царю, никогда
не расстаются с рыбами-флейтами) и выбежала отчитать фама, выкрикивая на
ходу:
- Фам, давай не пляши стояк и тем более коровяк перед этим магазином.
Фам же продолжал плясать и еще стал смеяться.
Надейка кликнула подруг, а хронопы расположились вокруг - поглядеть,
что будет.
- Фам, - сказали надейки, - давай не пляши стояк и тем более коровяк
перед этим магазином.
Но фам продолжал плясать и смеяться, чтобы побольше насолить
надейкам.
Тогда надейки на фама набросились и его попортили.
Они оставили его на мостовой возле фонарного столба, и фам стоял,
весь в крови и печали.
Через некоторое время хронопы, эти зеленые и влажные фитюльки, тайком
приблизились к нему. Они обступили фама и стали его жалеть, хрумкая:
- Хроноп-хроноп-хроноп...
И фам их понимал, и его одиночество было не таким горьким.
Фамы поют повсюду,
Фамы поют и колышутся:
Коровяк, стояк, надея, стояк.
Фамы пляшут в гостиной
при фонариках и занавесках,
пляшут и распевают:
Коровяк, надея, стояк, стояк.
Стражники с площади! Как это вы позволяете фамам свободно
разгуливать, петь и плясать, - этим фамам, распевающим коровяк, стояк,
пляшущим стояк, надею, стояк, - да как они смеют!
Если бы, скажем, хронопы (эти зеленые, влажные и щетинистые фитюльки)
бродили по улицам, этих бы можно было спровадить приветствием:
"Здрасте-мордасти, хронопы, хронопы!"
Но фамы!
Встреча хронопа и фама на распродаже в магазине "Ла Мондиале".
- Здрасте-мордасти, хроноп, хроноп!
- Здравствуйте, фам! Стояк, коровяк, надея.
- Хроноп, хроноп?
- Хроноп, хроноп.
- Нитку?
- Две. Одну синюю.
Фам уважает хронопа. И поэтому никогда не заговорит, если можно
обойтись без слов, так как боится за хронопа: чего доброго, бдительные
надейки, эти поблескивающие микробы, которые вечно кружат в воздухе,
проникнут в доброе сердце хронопа из-за того, что тот лишний раз раскроет
рот.
- На улице дождь, - говорит хроноп. - Обложной.
- Не бойтесь, отвечает фам. - Мы поедем в моем автомобиле. Чтобы не
замочить нитки.
И сверлит глазами воздух, но не видит ни одной надейки и облегченный
вдох. Ему нравится наблюдать за волнующей радостью хронопа, как он
прижимает к груди обе нитки (одна синяя), с нетерпением ожидая, когда фам
пригласит его в свой автомобиль.
На выходе из Луна-парка хроноп замечает,
что его часы отстают, что часы отстают, что часы!..
Хроноп огорчен, он смотрит на толпу фамов,
текущую вверх по Корьентес в 11.20,
а для него, зеленой и влажной фитюльки, -
еще только 11.15.
Хроноп размышляет: "Поздно. Правда, для фамов
еще позже, чем для меня, -
для фамов на пять минут позже,
и домой они возвратятся позже,
и в постель лягут позже.
Но в моих часах меньше жизни, меньше дома,
меньше постели,
я несчастный и влажный хроноп!"
И, сидя за чашечкой кофе в "Ричмонде",
он кропит сухой хлебец своей натуральной слезой.
* 2. ЖИЗНЬ ХРОНОПОВ И ФАМОВ *
Во время путешествий, когда фамам приходится заночевать в чужом
городе, они поступают следующим образом. Один из фамов отправляется в
гостиницу, где с превеликой осторожностью наводит справки о ценах,
качестве простынь и цвете ковров. Другой спешит в комиссариат полиции и
составляет акт о движимом и недвижимом имуществе всех троих, а также опись
содержимого чемоданов. Третий фам отправляется прямиком в местную
больницу, где заносит в блокнот расписание дежурства врачей разных
специальностей.
Покончив с хлопотами, путешественники собираются на главной площади
города, обмениваются наблюдениями и заходят в кафе выпить аперитиву. Но
сначала они берутся за руки и водят хоровод. Этот танец известен под
названием "Фамская радость".
Когда путешествовать отправляются хронопы, все отели переполнены,
поезда уже ушли, дождь как из ведра, а таксисты сперва не берутся везти, а
после заламывают безбожную цену. Но хронопы не унывают, так как твердо
убеждены, что подобное происходит со всеми, и, когда наступает пора спать,
говорят друг дружке: "Дивный город, ах, что за город!" Всю ночь им снится,
будто в городе большой праздник и будто они приглашены. Наутро они
просыпаются в прекрасном настроении, и вот таким манером хронопы и
путешествуют.
Оседлые надейки довольствуются тем, что позволяют путешествовать по
себе вещам и людям, напоминая статуи, на которые во что бы то ни стало
надо пойти поглядеть, потому что сами-то они не придут!
Чтобы сохранить свои воспоминания, фамы обычно бальзамируют их:
уложив воспоминанию волосы и характерные признаки, они пеленают его с ног
до головы в черное покрывало и прислоняют к стене в гостиной с этикеткой,
на которой значится: "Прогулка в Кильмес" или "Фрэнк Синатра".
У хронопов не так: эти рассеянные мягкие существа позволяют
воспоминаниям носиться с веселыми криками по всему дому, и те бегают между
ними, а когда одно из них запутается в ногах, его нежно гладят,
приговаривая: "Смотри не ушибись" или "Осторожней на лестнице". Поэтому в
доме у фамов порядок и тишина, в то время как у хронопов все вверх дном и
постоянно хлопают двери. Соседи вечно жалуются на хронопов, а фамы,
сочувственно кивая, спешат домой, чтобы посмотреть, все ли этикетки на
месте.
У одного фама были стенные часы, которые он каждую неделю заводит с
ПРЕВЕЛИКОЙ ОСТОРОЖНОСТЬЮ. Проходивший мимо хроноп, увидев это, рассмеялся,
отправился домой и соорудил себе часы из артишока, или по-латыни "cynara
scolymus", как еще можно и должно его называть.
Часы-артишок этого хронопа являются весьма своеобразным артишоком,
черенок которого воткнут в отверстие в стене. Бесчисленные лепестки
капустообразного цветка отмечают, который теперь час, а также и все другие
часы, так что хронопу стоит оторвать один лепесток, и он уже знает,
который час. Так как он отрывает их слева направо, каждый лепесток
показывает точное время, а на следующий день хроноп начинает отрывать
лепестки по новому кругу. У самой сердцевины время уже не может
измеряться, но хроноп получает огромное удовольствие от фиолетового
цветочного зародыша: приправив его маслом, уксусом и солью, он съедает его
и вставляет в отверстие новые часы.
Не без труда один из хронопов изобрел жизнемометр. Нечто среднее
между термометром и манометром, картотекой и curriculum vitae.
К примеру, хроноп принимает дома фама, надейку и языковеда. Используя
свое изобретение, он определяет, что фам является инфражизнью, надейка -
паражизнью, а языковед - интержизнью. Что касается самого хронопа, то он
может быть отнесен к слабому проявлению супержизни, но, скорее, в смысле
поэтическом.
Во время обеда хроноп с наслаждением слушает сотрапезников,
беседующих, по их мнению, на одну тему, а на самом деле кто в лес, кто по
дрова. Интержизнь пользуется такими отвлеченными понятиями, как дух и
сознание, что для паражизни равносильно звуку дождя, слушать который тоже
дело тонкое. Разумеется, инфражизнь то и дело просит передать ей тертый
сыр, а супержизнь разделывает цыпленка со скоростью сорок два оборота, по
методу Стенли Фитцсиммонса. Покончив со сладким, все прощаются и
отправляются по своим делам, а на столе после жизней остаются лишь
разрозненные кусочки смерти.
Фам богат, и у него есть служанка. Этот фам, использовав один раз
носовой платок, тут же швыряет его в корзину для бумаг. Достает еще один
платок - и туда же. В корзину он отправляет все использованные платки.
А кончаются эти - покупает новую коробку.
Служанка платки не выбрасывает, а сохраняет для себя. Но так как
поведение фама ее коробит, в один прекрасный день, не вытерпев, она
спрашивает: для того ли платки, чтобы их выбрасывать?!
- Дура набитая! - говорит фам. - Зачем спросила! Теперь будешь платки
стирать, а мои деньги будут целее.
Фамы построили завод по производству пожарной кишки и наняли уйму
хронопов для ее скатывания и складирования. Как только хронопы очутились
на месте описываемых событий, их обуяла радость. Кишка выпускалась
красная, синяя, желтая и фиолетовая. Она была прозрачная, так что можно
было видеть, как внутри течет вода, разные пузырьки, а иногда и
какое-нибудь ополоумевшее насекомое. Хронопы испустили восторженный крик и
начали плясать стояк и коровяк, вместо того чтобы работать. Фамы
рассердились и тут же применили пункты 21, 22 и 23 внутреннего распорядка
с целью предотвратить в будущем подобные акты.
Так как фамы весьма рассеяны, хронопы не преминули воспользоваться
первым же благоприятным случаем и, навалив целую гору кишки на грузовик,
отправились в город. Встречая по дороге девочек, они отрезали по доброму
куску синей кишки и тут же его дарили, чтобы девочка могла в ней скакать.
Вскоре на каждом углу можно было любоваться на расчудесные прозрачно-синие
шары: в каждом было по девочке, которая вертелась в нем как белка в
колесе. Родители пытались кишку отнять и приспособить ее для поливки сада,
но хитрюги хронопы заблаговременно кишку прокололи, так что вода вытекала
струйками и кишка для поливки не годилась. В результате родители только
устали, и каждая девочка смогла вернуться на свой угол и там прыгать
сколько душе душе угодно.
Желтой кишкой хронопы украсили разные монументы, а зеленую пустили на
ловушки, по африканскому образцу растянув ее в розариумах, чтобы
любоваться, как из надеек получается куча мала. Вокруг упавших надеек
хронопы плясали как стояк, так и коровяк, а надейки старались их
усовестить, приговаривая:
- Хронические хрычи хронопы! Хряки!
Хронопы, вовсе не желавшие зла надейкам, помогали им подняться и
каждой дарили по куску красной кишки. И надейки спешили домой, чтобы
поскорее осуществить самую розовую мечту: поливать сады зеленые из красной
кишки.
Фамы завод прикрыли. Они устроили банкет со множеством надгробных
речей и официантов, обносивших всех рыбой в обстановке горестных вздохов.
Фамы не пригласили ни одного хронопа, а только надеек, и то лишь тех,
которые не попали в ловушку, так как уловленные надейки не могли
нарадоваться на свою кишку, и фамы на них разобиделись.
Фамы способны на поступки, свидетельствующие об их крайнем
добросердечии: так, например, стоит фаму встретить несчастную надейку,
которая только что грохнулась с кокосовой пальмы, как он грузит ее в
автомобиль и везет к себе домой, где начинает ее кормить и всячески
развлекать, пока надейка не поправится и не решится еще раз вскарабкаться
на кокосовую пальму. После такого поступка фам чувствует себя очень
хорошо, он и в самом деле очень хороший, только ему не приходит в голову,
что через несколько дней надейка снова свалится с пальмы. И в то время как
надейка вторично свалилась, фам в своем клубе в прекрасном расположении
духа думает о своем участливом отношении к несчастной надейке, когда он
нашел ее под пальмой.
Хронопы, в общем-то, не добросердечны. Они спокойно проходят мимо
самых душераздирающих сцен, например мимо бедной надейки, которая не может
зашнуровать туфлю и стонет, сидя на краю тротуара. Хронопы и не посмотрят
в ее сторону, с интересом провожая взглядом какую-нибудь пушинку. С
подобными субъектами невозможно осуществлять благотворительных
мероприятий, именно поэтому руководство благотворительных обществ - сплошь
фамы, а библиотекаршей там работает надейка. Со своих постов фамы ощутимо
помогают хронопам, которым на это наплевать.
Когда хронопы поют свои любимые песни, они приходят в такое
возбуждение, что частенько попадают под грузовики и велосипеды,
вываливаются из окна и теряют не только то, что у них в карманах, но и
счет дням.
Когда хроноп поет, надейки и фамы сбегаются послушать, хотя и не
понимают, что здесь особенного, и даже несколько задеты. Окруженный
толпой, хроноп воздевает ручки, словно поддерживает солнце, словно небо -
блюдо, а солнце - голова Крестителя, так что песня хронопа как бы
обнаженная Саломея, танцующая для фамов и надеек, которые застыли с
раскрытыми ртами, спрашивая друг у друга - доколе?! Но так как в глубине
души они славные (фамы просто хорошие, а надейки - безобидные дурочки), то
в конце концов они хронопу аплодируют, а тот, придя в себя, удивленно
озирается по сторонам и тоже начинает аплодировать, бедняжка.
Маленький хроноп искал ключ от двери на тумбочке, тумбочку - в
спальне, спальню - в доме, дом - на улице. Тут-то хроноп и зашел в тупик:
какая улица, если нет ключа от двери на улицу!
Один фам сделал открытие, что добродетель - круглый микроб, к тому же
с бесчисленными ножками. Тут же он дал большую ложку добродетели своей
теще. Результат превзошел все ожидания: сеньора прекратила делать
язвительные замечания, основала клуб защиты заблудших альпинистов и по
прошествии каких-нибудь двух месяцев повела себя столь образцово, что
недостатки ее дочери, до этого незаметные, выплыли наружу, произведя на
фама ошеломляющее действие, и ему не оставалось ничего другого, как дать
ложку добродетели жене, которая покинула его в ту же ночь, найдя мужа
слишком мелким и фамоватым, то есть совершенно непохожим на моральные
образцы, проплывавшие во всем блеске в ее воображении.
Фам долго пребывал в меланхолии и в конце концов осушил целый пузырек
добродетели. Но продолжает чувствовать себя столь же одиноко и печально.
Когда он сталкивается на улице с тещей или женой, они издали вежливо
здороваются, но не решаются даже заговорить друг с другом - настолько
велико их совершенство и страх заразиться.
Хроноп решает открыть входную дверь и, сунув руку в карман, вместо
ключа извлекает коробок спичек. Хроноп крайне обеспокоен: если вместо
ключа он находит спички, то не произошло ли самое ужасное - не стало ли в
мире все шиворот-навыворот, и кто знает: если спички находятся там, где
ключ, может случится, что его кошелек набит спичками, а сахарница -
деньгами, а пианино - сахаром, а телефонная книга - нотами, а платяной
шкаф - абонентами, а кровать - костюмами, а вазоны - простынями, а трамваи
- розами, а поля - трамваями! И вот в страшной растерянности хроноп спешит
поглядеть на себя в зеркало, но так как зеркало чуть сдвинуто, то увидел
он подставку для зонтов, что подтверждает самые худшие его предположения,
и он разражается рыданиями, падает на колени и складывает ручки, не зная,
что делать. Соседские фамы прибежали его утешить, а за ними и надейки, но
проходит много часов, прежде чем хроноп успокаивается и соглашается выпить
чашку чаю, которую долго оглядывает и изучает, перед тем как отпить
глоток: чего доброго, чашка чая окажется муравейником или книгой Сэмуэля
Смайлса!..
Надо отметить, что хронопы уклоняются от деторождения, ибо первое,
что делает, появившись на свет, новорожденный хронопчик, он грязно
оскорбляет отца, подсознательно видя в нем средоточие всех несчастий,
которые однажды станут и его несчастьями.
Именно поэтому хронопы приглашают к своим женам фамов, которые
завсегда готовы, будучи существами крайне похотливыми. Помимо всего
прочего, фамы полагают, что таким манером они сведут на нет моральное
превосходство хронопов, но глубоко ошибаются, так как хронопы воспитывают
детей на свой лад и в течение каких-нибудь двух-трех недель лишают их
всякого фамоподобия.
Одна надейка верила в существование физиономических групп, то есть
людей плосконосых, рыбомордых, толстощеких, унылоглазых, бровастолицых,
научновзглядных, парикмахероидных и т.д. Решив, окончательно их
классифицировать, она начала с того, что завела большие списки своих
знакомых и разделила их на вышеуказанные группы. Сперва она занялась
первой группой, состоявшей из восьми плосконосых, и с удивлением
обнаружила, что на самом деле эти парни подразделяются на три подгруппы, а
именно: на усато-плосконосых, на боксеро-плосконосых и на
министерско-плосокносых - соответственно 3, 3 и 2 плосконосых. Не успела
она выделить подгруппы (а делала она это в ресторане
"Паулиста-де-Сан-Мартин", где собрала всех с большим трудом и с не меньшим
количеством охлажденного кофе с ромом), как убедилась, что первая
подгруппа тоже неоднородна: двое усато-плосконосых принадлежали к типу
тапиров, в то время как последнего со всей определенностью можно было
отнести к плосконосому японского типа. Отведя его в сторону с помощью
доброго бутерброда с анчоусами и рубленными яйцами, она занялась двумя
тапиро-усато-плосконосыми и уже начала было вписывать этот вид в свою
научную тетрадь, как неожиданно один из тапиро- посмотрел несколько вбок,
а второй тапиро- несколько в другой бок, вледствии чего надейка и все
присутствующие с удивлением обнаружили: в то время как первый тапиро-,
безусловно, являлся брахицефало-плосконосым, второй плосконосый обладал
черепом, куда более приспособленным для того, чтобы вешать на него шляпу,
нежели оную нахлобучивать. В результате распался и этот вид, а об
остальных и говорить нечего, так как остальные перешли от охлажденного
кофе с ромом к высокоградусной тростниковой водке, и если в чем-то и
походили друг на друга на этом уровне, так это в твердой решимости
продолжать пить на счет надейки.
ИЗДЕРЖКИ ОБЩЕСТВЕННЫХ СЛУЖБ
Судите сами, что получается, когда полагаешься на хронопов. Не успели
одного из них назначить Генеральным Директором Радиовещания, как этот
хроноп созвал переводчиков с улицы Сан-Мартин и велел им перевести все
тексты, объявления и песни на румынский язык, не столь уж и популярный в
аргентинских кругах.
В восемь утра фамы начали включать свои приемники, горя желанием
послушать последние известия, а также рекламу "Гениоля" и "Масла для
жарки, которое самой высшей марки".
И стали все это слушать, но на румынском языке, так что поняли только
марку продукта. Крайне удивленные, фамы начали трясти свои приемники, но
передачи продолжали идти на румынском, даже танго "Этой ночью я напьюсь",
а телефон Генеральной Дирекции Радиовещания обслуживала сеньорита, которая
на гневные жалобы отвечала по-румынски, что еще больше усилило неописуемый
переполох.
Как только Наиверховное Правительство узнало об этом, оно приказало
расстрелять хронопа, который так бессовестно надругался над родными
традициями. К несчастью, взвод был сформирован из хронопов-новобранцев:
вместо того чтобы стрелять по Генеральному экс-Директору, они пальнули по
толпе, собравшейся на Площади Мая, да так прицельно, что сразили шестерых
морских офицеров и одного фармацевта. Привели взвод фамов: хроноп был
надлежащим образом расстрелян, а на его место назначили известного автора
фольклорных песен и очерка о сером веществе. Этот фам вернул родной язык
радиотелефонии, но вышло так, что фамы успели потерять к этому делу
всяческое доверие и почти не включали своих радиоприемников. Многие фамы,
по природе свое пессимисты, накупили словарей и пособий по изучению
румынского языка, а также жизнеописания короля Кароля и госпожи Лупеску.
Румынский язык вопреки бешенству Наиверховного Правительства вошел в моду,
и к могиле хронопа тайно стекались делегации, окроплявшие ее слезами и
визитными карточками, на которых упоминались известнейшие фамилии
Бухареста, города филателистов и покушений.
Надейка построила себе дом и повесила у входа доску, на которой
значилось:
КТО БЫ НИ ВОШЕЛ В ЭТОТ ДОМ - ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!
Фам построил дом и вызывающие не повесил никаких досок.
Хроноп построил дом и, как водится у хронопов, повесил у портика
разные доски, купленные готовыми или специально заказанные. Доски были
прилажены так, что читались по порядку. Первая гласила:
КТО БЫ НИ ВОШЕЛ В ЭТОТ ДОМ - ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!
Вторая гласила:
ДОМ-ТО МАЛЕНЬКИЙ, ЗАТО СЕРДЦЕ БОЛЬШОЕ.
Третья гласила:
НЕПРОШЕНАЯ ПЕРСОНА - ПРИЯТНЕЕ ГАЗОНА!
Четвертая гласила:
ХОТЬ В КАРМАНЕ НИ ГРОША, НО ЗАТО ПОЕТ ДУША!
Пятая гласила:
ЭТА ДОСКА АННУЛИРУЕТ ВСЕ ПРЕДЫДУЩИЕ. ПШЕЛ ВОН, СОБАКА!
Один из практикующих хронопов открывает врачебную консультацию на
улице Сантьяго-дель-Эстро. Тут же является больной и начинает жаловаться,
сколько у него болячек, как он не может спать ночью и кушать днем.
- Купите большой букет роз, - советует хроноп.
Пациент смотрит на него, как на сумасшедшего, убегает, но,
поразмыслив, букет покупает и тут же вылечивается. Он мчится к хронопу и
сверх платы за рецепт дарит ему от нежных чувств красивый букет роз. Не
успел он уйти, как хроноп падает на пол, у него болит и там, и здесь, он
не может спать ночью и кушать днем.
Однажды хроноп чистил на балконе зубы. Охваченный неописуемым
восторгом при виде восходящего солнца и прекрасных, легко скользящих по
небу облаков, он с сатанинской силой сжал тюбик, отчего зубная паста
начала выдавливаться длинной розовой лентой. Уложив на щетку чуть ли не
целую гору, хроноп, заметил, что в тюбике остается еще какое-то количество
пасты, начал его трясти, так что розовые хлопья полетели с балкона на
улицу, где группа фамов как раз собрались потолковать о местных новостях.
Розовая паста шлепалась на шляпы фамов, в то время как наверху счастливый
хроноп, напевая, радостно драил зубы. Фамы возмутились невиданным
небрежением хронопа и решили направить делегацию, которая бы
незамедлительно вынесла ему порицание. Делегация, составленная из трех
фамов, тут же поднялась к хронопу и сделала ему следующее внушение:
- Хроноп, ты испортил наши шляпы, так что готовь деньги.
И вслед за этим, еще многозначительнее:
- Хроноп, не следовало бы так расточать зубную пасту!!!
Три хронопа и фам объединились в спелеологическом смысле с целью
обнаружения подземных ключей одного из источников. Добравшись до провала,
ведущего в подземелье, хроноп, поддерживаемый коллегами, начинает спуск;
на спине у него большой пакет, в котором находятся его излюбленные
бутерброды (с сыром). Два хронопа-кабестана постепенно его спускают, а фам
заносит в большую тетрадь все экспедиционные подробности. Вскоре от
хронопа приходит первая весть, она ужасна - в результате ошибки ему
положили бутерброды с ветчиной! Хроноп дергает за веревку и настаивает на
подъеме. Хронопы-кабестаны в замешательстве советуются, а фам поднимается
во весь свой ужасный рост и говорит "НЕТ!" с такой яростью, что хроноп,
выпустив из рук веревку, спешит его успокоить. Что и делают, когда
приходит новое сообщение, связанное с тем, что хроноп плюхнулся в один из
ключей, откуда информирует, что дело дрянь: прерывая сообщение руганью и
слезами, он кричит, что все бутерброды оказались с ветчиной и, сколько он
их ни изучает, среди бутербродов с ветчиной нет ни одного с сыром.
У хронопов почти никогда не бывает детей, но, если такое случается,
отцы теряют голову и происходят вещи из ряда вон выходящие. К примеру, у
хронопа рождается сын - сейчас же на родителя нисходит благодать, он
убежден, что сын его - громоотвод всего прекрасного и в жилах его течет
чуть ли не полный курс химии, то тут, то там перемежаемый островками
изящных искусств, поэзии и градостроительства. Естественно, хроноп не
может смотреть на свое чадо иначе, как низко склонившись перед ним и
произнося слова, исполненные почтительного уважения.
Сын же, как водится, старательно его ненавидит. Когда он достигает
школьного возраста, отец записывает его в первый класс, и ребенок
рад-радехонек среди себе подобных маленьких хронопов, фамов и надеек. Но
по мере того как время близится к полудню, он начинает хныкать, так как
знает, что у входа его наверняка ждет отец: завидя свое чадо, он всплеснет
руками и начнет нести всякое-разное, вроде того:
- Здрасте-мордасти, хроноп, хроноп, самый лучший, самый росленький,
самый румяный, самый дотошный, самый почтительный, самый прилежный из
детей!
Вследствие чего стоящие у ограды фамы-юниоры и надейки-юниорки станут
прыскать в кулак, а маленький хроноп тяжело возненавидит папашу и
непременно между первым причастием и военной службой сотворит ему
какую-нибудь пакость. Но хронопы не очень-то сокрушаются, потому что сами
ненавидели своих отцов и даже склонны полагать, что ненависть эта - другое
имя свободы или бесконечного мира.
НАКЛЕИВАЙТЕ МАРКУ В ПРАВОМ ВЕРХНЕМ УГЛУ
Фам и хроноп - большие друзья. Однажды они вместе пришли на почту,
чтобы отправить письма женам, которые стараниями "Кука и сына"
путешествуют по Норвегии. Фам наклеивает свои марки тщательно, легко
постукивая по ним, чтобы они лучше приклеились; хроноп, же, испустив
ужасающий вопль и переполошив почтовых служащих, с безграничным гневом
объявляет, что марки выполнены в отвратительно дурном вкусе и что его
никогда не заставят надругаться над супружеской любовью столь жалким
способом. Фам смущен, так как свои марки он уже приклеил, но, будучи
близким другом хронопа, он берет его сторону и отваживается заявить, что
да - вид на марке в 20 сентаво довольно-таки вульгарен и затаскан, а на
марке в один песо напоминает по цвету осадок со дна винной бочки. Но и это
не успокаивает хронопа, он продолжает размахивать письмом и клеймить
позором почтовых служащих, оторопело взирающих на него. Выходит
управляющий, и через каких-нибудь двадцать секунд хроноп оказывается на
улице с письмом в руке и превеликой задумчивостью во взоре. Фам, успевший
потихоньку сунуть свое письмо в почтовый ящик, успокаивает его:
- По счастью, наши жены путешествуют вместе, и я в своем письме
написал, что у тебя все в порядке, так что твоя жена все узнает от моей.
Надейки, живущие одна в Рамос-Мехиа, а другая в Виедеме, обменялись
следующими телеграммами:
ЗАБЫЛА ТЫ КАНАРЕЕЧНУЮ СЕПИЮ. ДУРА. ИНЕС.
САМА ДУРА. У МЕНЯ ЗАПАСНАЯ. ЭММА.
Три телеграммы хронопов:
НЕОЖИДАННО ОШИБШИСЬ ПОЕЗДОМ ВМЕСТО 7.12 ВЫЕХАЛ 8.24 НАХОЖУСЬ СТРАННОМ
МЕСТЕ. ПОДОЗРИТЕЛЬНЫЕ ЛИЧНОСТИ ПЕРЕСЧИТЫВАЮТ ПОЧТОВЫЕ МАРКИ. МЕСТО КРАЙНЕ
МРАЧНОЕ. НЕ ДУМАЮ ЧТО ПРИМУТ ТЕЛЕГРАММУ. ВОЗМОЖНО ЗАБОЛЕВАНИЕ. ГОВОРИЛ
НАДО БЫЛО ЗАХВАТИТЬ ГРЕЛКУ. ЧУВСТВУЮ УПАДОК СИЛ. ЖДИ ОБРАТНЫМ ПОЕЗДОМ.
АРТУРО.
НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ. ЧЕТЫРЕ ПЕСО ШЕСТЬДЕСЯТ ИЛИ НИЧЕГО. ЕСЛИ СКОСТЯТ
БЕРИ ДВЕ ПАРЫ ОДНУ ГЛАДКУЮ ДРУГУЮ В ПОЛОСКУ.
НАШЕЛ ТЕТЮ ЭСТЕР СЛЕЗАХ. ЧЕРЕПАХА БОЛЬНА. ВОЗМОЖНО ЯДОВИТЫЙ КОРЕНЬ
ИЛИ ПРОТУХШИЙ СЫР. ЧЕРЕПАХИ НЕЖНЫЕ. ГЛУПЫЕ НЕМНОГО. НЕ МОГУТ РАЗЛИЧАТЬ.
ЖАЛЬ.
Хроноп, бредущий в пустыне, сталкивается нос к носу со львом. Имеет
место следующая беседа.
Л_е_в: Я тебя съем.
Х_р_о_н_о_п: (в большом унынии, но с достоинством): Ну что ж...
Л_е_в: Дудки! Хватит разыгрывать из себя жертву! Со мной это не
пройдет. Давай плачь или дерись, одно из двух! На нытиков у меня нет
аппетита, пошевеливайся, я жду! Онемел, что ли?!
Хроноп онемел, а лев в затруднении. Внезапно его осеняет.
Л_е_в: Вот что, у меня в левой лапе заноза - очень больно! Вытащи
занозу, и я тебя прощу.
Хроноп занозу вытаскивает, и лев удаляется, недовольно ворча:
- Спасибо, Андрокл...
Орел, как молния с неба, падает на хронопа, гуляющего по главной
улице Тиногасты, припирает его к гранитной стене и надменно говорит.
О_р_е_л: Только скажи, что я не красивый!
Х_р_о_н_о_п: Вы самое красивое пернатое, я таких и не видел никогда.
О_р_е_л: Валяй еще что-нибудь.
Х_р_о_н_о_п: Вы красивее, чем райская птица.
О_р_е_л: А попробуй сказать, что я не летаю высоко.
Х_р_о_н_о_п: Вы летаете на головокружительной высоте, к тому же вы
целиком сверхзвуковой и космический.
О_р_е_л: А попробуй сказать, что я плохо пахну.
Х_р_о_н_о_п: Вы пахните лучше, чем целый литр одеколона "Жан-Мари
Фарина".
О_р_е_л: Вот мерзость! Места не найдешь, куда долбануть!
Посреди луга хроноп видит одинокий цветок. Сперва он хочет его
сорвать, но решает, что это неуместная жестокость, опускается на колени и
весело играет с цветком: гладит лепестки, дует на него, так что тот
пляшет, потом жужжит, как пчела, нюхает его, а под конец ложится под
цветком и засыпает, окруженный безмятежным покоем.
Цветок в замешательстве: "Да он настоящий цветок!.."
Фам идет по лесу и, хотя не испытывает нужды в дровах, жадно
поглядывает на деревья. Деревья в ужасе, потому что знают привычки фамов и
рассчитывают на худшее. Среди них высится красавец эвкалипт. Фам, увидев
его, испускает радостный крик, а также пляшет вокруг озадаченного
эвкалипта как стояк, так и коровяк, приговаривая:
- Антисептические листья, здоровье зимой, очень гигиенично.
Он достает топор и ничтоже сумняшеся вонзает его эвкалипту в живот.
Смертельно раненный эвкалипт стонет, и деревья слышат, как он говорит,
перемежая слова вздохами:
- Подумать только, этот безумец мог обойтись таблетками Вальда!
Черепахи - большие поклонницы скорости, так оно всегда и бывает.
Надейки знают об этом, но не обращают внимания.
Фамы знают и насмехаются.
Хронопы знают, и каждый раз, встречая черепаху, достают коробочку с
цветными мелками и рисуют на черепаховом панцире ласточку.
Популярность: 20, Last-modified: Mon, 22 Jun 1998 15:32:43 GmT