----------------------------------------------------------------------------
Издание подготовил А. Д. Михайлов
Серия "Литературные памятники", М., "Наука", 1976
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------
^TОТ СОСТАВИТЕЛЯ^U
Средневековая легенда о любви юноши Тристана из Леонуа и королевы
корнуэльской Изольды Белокурой относится к числу наиболее популярных сюжетов
западноевропейской литературы. Возникнув в кельтской народной среде, легенда
вызвала затем многочисленные литературные фиксации, сначала на валлийском
языке, затем на французском, в переработках с которого она вошла во все
основные европейские литературы, не миновав и славянских.
Число литературных памятников, в которых разрабатывается наш сюжет,
очень велико. Не все эти памятники сохранились в равной мере. Лишь в виде
фрагментов знакома нам легенда по кельтским источникам. Совсем утрачены ее
ранние французские обработки. Французские стихотворные романы второй
половины XII в. дошли до нас также далеко не полностью. Однако мы
располагаем рядом иноязычных переводов-переработок этих ранних фиксаций
легенды о Тристане и Изольде. Более поздние версии, значительно менее
оригинальные и самобытные, сохранились гораздо лучше. Но не все они
достаточно глубоко изучены и даже изданы (впрочем, их невысокий литературный
уровень оправдывает в какой-то мере подобное невнимание ученых). Не следует
забывать, что легенда, возникнув в глубоком Средневековье, продолжала
привлекать писателей и поэтов и в Новое время. Не говоря об упоминании
основных персонажей легенды (скажем, у Данте, Боккаччо, Вийона и мн. др.),
ей посвятили свои произведения Август Шлегель, Вальтер Скотт, Фридрих
Рюккерт, Карл Иммерман, Рихард Вагнер, Альджернон Суинберн, Эрнст Хардт и
др. На сюжет легенды собирался написать историческую драму Александр Блок.
Наша книга ставит перед собой задачу проследить развитие легенды от
первых свидетельств о ее существовании - в валлийских памятниках - до
завершающего этапа ее эволюции - накануне и в начале эпохи Возрождения. Мы
сознательно ограничиваемся Средневековьем, ибо нас интересует живое
бытование легенды в породившей ее феодальной среде, гибко и непрерывно
отражающее меняющиеся от века к веку вкусы этой среды, ее этические и
эстетические идеалы, воззрения и предрассудки. То есть нас интересует судьба
легенды в тот период ее существования, когда наличествуют непрерывность и
преемственность в ее развитии. Что касается произведении последующих эпох,
то при всей их талантливости, при всей их значительности для литературы
своего времени, перед нами - именно литературные "перелицовки", то есть либо
стилизации, либо порой очень смелые переосмысления, либо, наконец, не
претендующие на многое пересказы. Многократно изданное на русском языке
изложение легенды, талантливо выполненное в свое время Жозефом Бедье (1900),
не может, конечно, заменить собой конкретные средневековые литературные
памятники (хотя книжка Бедье и выполняет - и довольно успешно - эту задачу
вот уже три четверти века).
Учитывая внушительный общий объем сохранившихся текстов, приходящихся
на средневековый период, а также принимая во внимание их художественную
неравноценность, мы вынуждены были произвести известный отбор. От включения
некоторых памятников мы решили вовсе отказаться, другие представили
небольшими характерными фрагментами. Наиболее полно представлены тексты,
отражающие раннюю стадию развития легенды. Пристальное внимание не могут
также не привлечь те памятники, которые ярко отражают начинающуюся утрату
автохтонности в эволюции нашего сюжета. Поэтому и им уделено достаточное
внимание.
Собранные в нашей книге тексты распадаются на несколько групп.
В первую входят фрагменты валлийских текстов - наиболее ранние
свидетельства о фольклорном существовании легенды о Тристане и Изольде
("Триады острова Британии"), а также ее первые литературные - валлийские же
- обработки.
Вторую группу составляет роман нормандского трувера Беруля и анонимная
поэма "Тристан-юродивый" (так называемая Бернская версия), генетически с ним
связанная, разрабатывающая один из его мотивов. Роман Беруля дошел до нас
лишь в виде довольно большого отрывка, но в его единственной сохранившейся
рукописи текст в ряде мест сильно испорчен. Этот испорченный текст нами
опущен, опущены также некоторые второстепенные эпизоды, о которых подробно
сказано в примечаниях. "Тристан-юродивый" переведен полностью.
Следующая группа текстов также имеет генетическую связь. Фрагменты
стихотворного романа англо-нормандца Тома (или Томаса), переведенные
полностью, но передающие лишь несколько эпизодов когда-то обширнейшего (не
менее 17000 стихотворных строк) произведения, дополнены его прозаической
древненорвежской переработкой, упрощающей детали, но точно передающей
основной сюжетный стержень повествования. Сюда же примыкает приведенный нами
отрывок из большого стихотворного романа Готфрида Страсбургского "Тристан",
отрывок, пересказывающий важный эпизод легенды, который в версии Тома, к
сожалению, утрачен (другой такой же значительный эпизод из романа Готфрида
уже известен русскому читателю {Эпизод с любовным напитком в переводе О.
Румера см. в кн.: "Хрестоматия по зарубежной литературе. Литература Средних
веков". М., Учпедгиз, 1953, стр. 407-413.}).
Особняком стоит маленькая куртуазная новелла ("лэ") талантливой
поэтессы конца XII в. Марии Французской "Жимолость". Это поэтичнейшее
произведение, дающее свою интерпретацию легенды, уже переводилось на русский
язык; мы даем его в новом переводе.
Следующую группу памятников составляют прозаические обработки нашей
легенды, так или иначе восходящие к французскому роману в прозе, возникшему
около 1230 г. Этот роман еще не опубликован полностью, но известен по
большому числу списков (в том числе и Ленинградской Государственной
Публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина). Из него мы приводим ряд
важных эпизодов. Также в виде эпизодов приведены у нас итальянская и
испанская прозаические версии. Итальянская версия вызвала сербскую
переработку (не сохранилась), которая повлияла на белорусскую, известную по
Познанской рукописи (ок. 1580 г.). Этот текст воспроизведен нами полностью,
с пояснением в подстрочных примечаниях непонятных для современного читателя
слов. Завершает этот большой раздел книги французский авантюрный роман Пьера
Сала "Тристан" (начало XVI в.). Он прекрасно показывает, куда привела наш
сюжет почти трехвековая рукописная традиция. Ввиду "этапности" этого
памятника он представлен полностью. К нему примыкают помещенные нами отрывки
из двух печатных обработок легенды. Одна из них - француза Жана Можена -
претендует на известную аристократическую изысканность, другая -
соответствующей немецкой народной книги - не случайно своей задушевной
простотой и бесхитростным повествованием пленила молодого Ф. Энгельса {К.
Маркс и Ф. Энгельс. Из ранних произведений. М., 1956, стр. 350.}.
Следует сказать и о тех памятниках, которые остались за пределами нашей
книги. Основным критерием в данном случае была неоригинальность, вторичность
этих произведений, хотя они могут очень много дать для реконструкции
утраченных частей исходных текстов. Так например, роман Беруля мог бы быть
дополнен стихотворным романом немецкого поэта конца XII в. Эйльхарта фон
Оберга (или Оберге), довольно точно переложившего (ок. 1180 г.) произведение
французского жонглера. Окончание романа Тома могло бы быть реконструировано
с помощью произведений немецких поэтов, завершивших книгу Готфрида, -
Ульриха фон Тюргейма (ок. 1235) и Генриха Фрейбергского (ок. 1300), а также
дополнено английской поэмой "Сэр Тристрем" (конец XIII в.), рядом небольших
французских поэм ("Тристан-менестрель", "Монашество Тристана" и т. д.) и в
частности более пространным вариантом анонимной поэмы "Тристан-юродивый"
(так называемая Оксфордская версия). К роману Готфрида Страсбургского
примыкает его стихотворный чешский перевод, использующий в отдельных своих
частях также книги Эйльхарта фон Оберга и Генриха Фрейбергского.
Своеобразной параллелью публикуемой нами скандинавской балладе могли бы
стать итальянские народные песни XIII и XIV вв., восходящие к французским
источникам и разрабатывающие - довольно неуклюже, но с подкупающим
простодушием - отдельные эпизоды легенды. Серия поздних прозаических
обработок могла бы быть дополнена, скажем, соответствующей исландской сагой
или большим фрагментом из "Смерти Артура" Томаса Мэлори, несомненно самой
значительной из поздних прозаических обработок легенды ("Смерть Артура"
недавно вышла на русском языке в серии "Литературные памятники"). Наконец,
определенный интерес могла бы представить небольшая драма Ганса Сакса -
примечательный памятник немецкой бюргерской литературы эпохи Возрождения.
В заключение не могу не вспомнить с благодарностью о тех, кто своим
заинтересованным вниманием и своими советами помогли мне в выборе этой темы
и ободрили на первых этапах работы. Это Илья Николаевич Голенищев-Кутузов,
Виктор Максимович Жирмунский и Николай Иосифович Конрад.
А. Л. Михайлов
^TТЕКСТЫ^U
^TТРИАДЫ ОСТРОВА БРИТАНИИ^U
Перевод с древневаллийского С. В. Шкунаева
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Три великих мореплавателя Острова Британии: Герайнт {1}, сын Эрбина и
Гвинуйнвин, сын Нава, и Марх, сын Майрхиауна.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Три Покорителя Врагов Острова Британии: Гриедаул Покоритель Врагов, сын
Енвайла Адранна, и Гвайр Храбрейший и Дристан, сын Таллуха.
Три Увенчанных в Битвах Мужа Острова Британии: Дристан, сын Таллуха, и
Хуайль, сын Кау, и Кей {2}, сын Кенира с Прекрасной Бородой. Но один был
увенчан более, чем все эти трое: это был Бедуир {3}, сын Бедраука
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Три Могущественных Свинопаса Острова Британии: Дристан, сын Таллуха,
который пас свиней Марха, сына Майрхиауна, пока пастух ходил просить Ессилт
{4} прийти к нему на свидание. И Артур хотел (получить) одну из этих свиней
или обманом, или силой, но не смог получить ее. И Придери {5}, сын Пуйла,
властелина Аннона {6}, который пас свиней Пендарана Диведа в Глин Ких в
Емлине. И Колл, сын Коллвреви, [который] пас Хенвен, свинью Даллуйра
Даллбена, и она, будучи на сносях, направилась в Пенрин Аустин в Корнуэльсе.
[И там вошла в море]. И в Абер Тароги в Гвент Из Коед она вышла на берег. И
куда бы она ни шла, по суше или по морю, Колл, сын Коллвреви, держал ее за
щетину. И на Пшеничном Поле в Гвенте она разрешилась пшеничным зерном и
пчелой. Оттого это место и самое лучшее для пшеницы и пчел. И оттуда она
направилась в Ллонион в Пембруке и там разрешилась зерном ячменя и пчелой.
Оттуда она направилась к Холму Кивертух в Ерири и там разрешилась волчонком
и орленком. И Колл, сын Коллвреви, отдал орла Бреннаху, Ирландцу с Севера, а
волка отдал Менваеду, сыну <...> {7} из Арлехведа. И они стали [Волком]
Менваеда и Орлом Бреннаха. И оттуда она направилась к Черному Камню в
Лланвайре в Арвоне и там она разрешилась котенком. И Колл, сын Коллвреви,
бросил этого котенка в Менаи. И потом он стал Котом Палуга.
Три могущественных Свинопаса Острова Британии: Придери, сын Пуйла,
Повелителя Аннона, пасший свиней Пендарана Диведа, его приемного отца. И эти
свиньи были семью животными, которых привел Пуйл Правитель Аннона и дал
Пендарану Диведу, своему приемному отцу. И местом, где он обычно держал их,
было Глин Ких в Емлине. И потому он назывался Могущественным Свинопасом, ибо
никто не мог обмануть или осилить его. И второй, Дристан, сын Таллуха,
присматривал за свиньями Марха, сына Майрхиауна, пока свинопас ходил с
посланием к Ессилт. Артур и Марх, Кей и Бедуир были там все четверо, но им
не удалось получить даже поросенка - ни силой, ни обманом, ни воровством. И
третий - Колл, сын Коллвреви, пас свиней Даллуйра Даллбена в Глин Даллуйр в
Корнуэльсе. И одна из свиней зачала, имя ее было Хенвен. И были предсказаны
Острову Британии несчастья от плода ее чрева. Тогда Артур собрал войско
Острова Британии и выступил, чтобы уничтожить ее. И она, будучи на сносях,
отправилась в Пенрин Аустин в Корнуэльсе и там вошла в море, а
Могущественный Свинопас за ней. И на Пшеничном Поле в Гвенте она разрешилась
пшеничным семенем и пчелой. И поэтому с того дня и до сих пор Пшеничное Поле
в Гвенте - это лучшее место для пшеницы и пчел. И в Ллонионе в Пембруке она
разрешилась зерном ячменя и зерном пшеницы. Поэтому и вошел в поговорку
ячмень из Ллониона. На холме Кивертух в Арвоне она разрешилась волчонком и
орленком. Волка получил [М]ергаед, а орла - Бреат, князь с Севера: и им
обоим пришлось плохо от этого. И в Лланвайре в Арвоне под Черной Скалой она
разрешилась котенком, и Могущественный Свинопас сбросил его со Скалы в море.
И сыны Палуга приютили и воспитали его в Моне, на свое несчастье: и это был
Кот Палуга, одно из Трех Великих Несчастий Мона, хотя он и был воспитан там.
Вторым был Доронви и третьим Едвин, король англов. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Три Любовника Острова Британии: Кинан, сын Клидно [с Морвид, дочерью
Уриена], и Касвалаун, сын Бели [с Флур, дочерью Угнаха Карлика], и Дристан,
сын Таллуха [с Ессилт, женой его дяди Марха].
Трижды во времена Артура были возложены тремя Мужами Подавляющие Узы
Всевыносящей Любви на трех самых Прекрасных, Пленительных и Знаменитых
Девушек, какие только были на Острове Британии в то время. Это были узы,
которые Тристан, сын Таллуха, возложил на Ессилт, дочь [Килвануйда] Опоры
Британии; и узы, которые Кинан, сын Клидно Айдина, возложил на Морвид, дочь
Уриена Регедского; и узы, которые Карадауг Сильная Рука, сын Лира Марини,
возложил на Теган Золотогрудую, дочь Нида Щедрая Рука короля Севера. И они
были самыми Прекрасными, Пленительными и Знаменитыми Девушками, какие только
были на Острове Британии в то время.
Три упрямых Мужа: Айдилиг Карлик, и Гвайр Храбрейший, и Дристан.
Три Равных Друг Другу при дворе Артура: Рахайд, сын Морганта, и
Даллдаф, сын Кинин Кофа, и Дристан, сын Марха.
Три Неверных Жены Острова Британии: три дочери Калвануйда Британского:
Ессилт Прекрасноволосая [любовница Тристана], и Пенарван [жена Овайна {8},
сына Уриена], и Бин [жена Фламдуйна]. И одна была более неверной, чем эти
три: это Гвенуйфар {9}, жена Артура, так как она опозорила лучшего человека,
чем любая [из трех других].
^TДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ РЫЦАРЯ ПРИ ДВОРЕ КОРОЛЯ АРТУРА^U
Три Рыцаря Чародея {10} были при дворе Артура: Мену, сын Таргваеда, и
Тристан, сын Таллуха, и Айдилиг Карлик; это потому, что когда им приходилось
нелегко в бою, они могли по желанию принимать любой облик, и тогда никто не
мог победить их.
^TПОВЕСТЬ О ТРИСТАНЕ^U
Перевод с древневаллийского С. В. Шкунаева
(Произведение публикуется полностью.)
В ту пору Тристан, сын Таллуха, и Ессилд, жена Марха, сына Майрхиона,
скрылись в лесу Келидон {1}. С ними были лишь Голуг Хафдид {2}, служанка
Ессилд, и Бах Бихан {3}, паж Тристана, которые захватили с собой пирогов и
вина и приготовили им в лесу ложе из листвы.
Марх, сын Майрхиона, отправился тогда к Артуру и стал обвинять
Тристана в оскорблении его чести и просить о мщении, [говоря, что он, Марх,
сын Майрхиона, двоюродный брат Артура {4} и по родству ближе ему, чем
Тристан - его племянник. "Я сам выступлю со своими людьми, - сказал Артур -
и либо <... {5}> либо защищу твою честь" {6}]. И тогда они направились к
лесу Келидон и окружили его.
Таково было свойство Тристана, что каждый, проливший его кровь,
умирал, а также любой, кого ранил Тристан.
Когда донеслись до Ессилд со всех концов леса шум и голоса, она в
страхе укрылась в объятьях Тристана. Спросил Тристан, отчего она так
взволновалась, и Ессилд ответила, что от страха за него. И сказал Тристан:
Благословенная, забудьте страх, Ессилд,
Нас разлучить, коль вам я другом стал,
Три раза по сто рыцарей не смогут,
Или вождей, закованных в металл.
Встал Тристан и, подняв свой меч, устремился в первый поединок и,
наконец, встретился с Мархом, сыном Майрхиона, который воскликнул: "И ценой
своей жизни хотел бы я убить его!" Но другие его воины сказали: "Позор нам,
если мы нападем на него!" И из трех поединков вышел Тристан невредимым.
Кэ Длинный, который любил Голуг Хафдид, разыскал место, где осталась
Ессилд, и спел такой енглин {7}:
Ессилд, благословенная, сказать,
Позволь тебе, что любишь, словно чайка,
Тристану удалось неволи избежать.
Ессилд. Благословенный Кэ, когда,
Слова твои не ложь,
Прекрасную за то подругу обретешь.
Кэ Длинный: За весть, что слышана тобой,
В награде нет нужды такой,
Голуг Хафдид я предпочту любой.
Ессилд: Коль эта весть из уст твоих,
Мне правду говорит,
Получишь ты Голуг Хафдид.
А Марх, сын Майрхиона, снова придя к Артуру, сокрушался, что не смыл он
оскорбления кровью и не получил удовлетворения, "Лишь один совет могу я дать
тебе, - сказал Артур, - пошли музыкантов, так, чтобы издалека слышал он
звуки их инструментов, и поэтов со стихами в его честь - это пересилит его
гнев и обиду". Так и было сделано. Тристан же созвал к себе музыкантов и
пригоршнями раздал им золота и серебра. Тут выслали к нему главу мира - это
был Гвалхмаи {8}, сын Гуйра. Спел он старинный енглин:
Гвалхмаи: Шумит огромная волна,
В пучине, буйной до предела,
Скажи мне, кто ты, воин смелый?
Тристан: Шумны огонь и гром всегда,
Поодиночке или вместе,
Я в битве как Тристан известен.
Гвалхмаи: Тристан, чьи безупречны нравы,
Твои слова не изменить ни в чем,
Я сам присутствовал при том.
Тристан: Чего для брата не свершил бы брат,
То в день кровавого труда,
Я для Гвалхмаи сделать рад.
Гвалхмаи: Тристан, чьи нравы несравненны,
Не откажись рука держать клинок {9},
Исполнил бы и я что смог.
Тристан: Об этом стал бы я просить,
Чтоб успокоить, а не возбудить,
Кто эти воины вдали?
Гвалхмаи: Тристан, чьи нравы знамениты,
Хоть и не ведая, кто ты,
В лесу Артура люди скрыты.
Тристан: Не стану угрожать и для Артура,
С девятьюстами я сойдусь в бою,
И если встречу смерть, то все ж и сам убью.
Гвалхмаи: Тристан, любезный дамам [знай],
Пока войной ты не пошел на них,
Дороже мир всех ценностей земных.
Тристан: Когда на поясе мой меч,
И правая рука готова к бою,
Близка удача равно к нам обоим.
Гвалхмаи: Тристан, чьи достославны нравы,
И натиск копья сокрушал, как буря,
Единокровного не отвергай Артура.
Тристан: Гвалхмаи, чьи чудесны нравы,
Дождь затопляет сто полей,
Его любовь я встречу равной.
Гвалхмаи: Тристан, чьим нравам нет сравненья,
Дождь покрывает сто дубов,
К Артуру следуй ты без промедленья.
Тристан: Гвалхмаи с нравом противоречивым,
Сто борозд затопляет дождь,
Пойду с тобой, куда ни поведешь.
И вот пришли они к Артуру и Гвалхмаи спел такой енглин:
Гвалхмаи: Артур, известный благородством нравов,
Дождь заливает сто голов,
Со мной Тристан, возрадуйся по праву.
Артур: Гвалхмаи, чьи прекрасны нравы,
Ты не скрывался в битвы час,
Тристана я приветствую у нас.
Но Тристан не проронил ни слова, и Артур спел второй енглин:
Тристан благословенный, войск водитель,
Народ люби свой как себя,
И с ним меня - его вождя.
И опять Тристан не проронил ни слова, и Артур спел третий енглин:
Тристан, о знаменитый воин,
Бери, что лучший брать достоин {10},
И искренне люби меня.
Но и на это ничего не сказал Тристан.
Артур: Тристан прекрасномудрых нравов,
Люби свой род, не принесет он зла,
Кровь среди нас остыть родная не могла.
И тогда сказал Тристан Артуру:
Артур, твои слова я принимаю,
И как вождя приветствую тебя,
Твоим приказам следовать желаю.
Тут Артур примирил его с Мархом, сыном Майрхиона. Но хоть каждого и
уговаривал Артур, никто не хотел оставить Ессилд другому. И вот постановил
Артур: одному она будет принадлежать пока листья зеленеют на деревьях,
другому - все остальное время. Его-то и выбрал Марх, ибо тогда ночи длиннее.
Воскликнула Ессилд, когда сказал ей об этом Артур: "Благословенно будь это
решение и тот, кто его вынес!" И спела она такой енглин:
Три дерева вам я назову,
Весь год они хранят листву,
Плющ, остролист и тис -
Пока мы будем жить
С Тристаном нас никто не сможет разлучить.
^TФРАГМЕНТ ПОЭМЫ О ТРИСТАНЕ^U
Перевод с древневаллийского И. Я. Волевич
(Произведение публикуется полностью.)
Хоть мил мне брег {1}, но вал морской мне страшен.
Он скрыл того, кем был сей мир украшен.
Душа певцов, кумир геройских брашен, -
И благороден был он, и бесстрашен.
5 В нем, что испил отвар из чудной чаши,
Любовный пламень смертью не угашен.
Хоть мил мне брег, мне жуток вал на море.
Как тать ночной, он яр и необорен.
Не хватит слез - души оплакать горе
10 И смыть воспоминанье о позоре {2}.
С рассудком сердце вечно будет в ссоре.
Размыслим же, Кехейк {3}, о договоре.
Весть о беде меня гнетет жестоко.
Краса героев, ты сражен до срока.
15 А мнилось, я не буду одинока
Там, где листки несет струя потока {4}.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Страшись же, карлик {5}, ярый гнев Дрестана
Тебя настигнет поздно или рано.
Я Марха предала тебе нежданно,
Чтоб отомстить Кехейку за обманы.
5 Меня обвел он сладкой ложью низко,
Но злобен ты, я знаю: гибель близко.
^TБеруль^U
^TРОМАН О ТРИСТАНЕ^U
Перевод со старофранцузского Э. Л. Линецкой
Король проклятья карле шлет {1}.
"Как обманул меня урод!
Из-за него терплю позор -
268 Таюсь на дереве, как вор!
Племянник мой им оклеветан.
Повешу горбуна за это!
Он дело черное затеял,
272 Во мне к Изольде злобу сеял,
А я поверил, о глупец!
Но дорого заплатит лжец!
Пусть только попадется в руки -
276 Неслыханные примет муки!
Таких и Сегосон {2} не знал,
Когда его врасплох застал
С женой своею Константин.
280 Могучий этот властелин
Короновал супругу в Риме,
Дарил камнями дорогими,
Почетом, лаской окружил
284 И как потом по ней тужил!"
Тристан давно во тьме исчез
Король с сосны высокой слез.
Себе твердит он, что верна
288 Прекрасная его жена.
Бароны на нее клевещут.
Так пусть изветчики трепещут!
Все видел сам и все проверил,
292 Коварство гнусное измерил.
"Дрожи, Фросин! {8} За эту ложь
Ты от возмездья не уйдешь!
Я так в племяннике моем
296 Теперь уверен, что вдвоем
Оставил бы с моей женою
В укромном, запертом покое.
Томи обоих грех плотской,
300 Была бы нынче не такой
Их встреча здесь наедине!
Пришлось бы поневоле мне
Внимать любовным их признаньям,
304 А не укорам и стенаньям.
Они ни в чем не виноваты,
А я поверил тем проклятым {4}
И вот казню себя за это.
308 Как глупо доверять наветам,
Подозревать, таить тревогу,
Выслеживать, но, слава богу,
Их разговор открыл мне очи.
312 Благословенье этой ночи!
Такое нынче я узнал,
О чем не думал - не гадал.
Чуть до рассвета доживу -
316 Тристана в замок призову,
Отныне вход ему свободный,
Хоть в спальню, хоть куда угодно.
Он жить не будет на чужбине!"
320 Послушайте о злом Фросине.
Он был горбат и видом гнусен,
В гаданьях, в волшебстве искусен,
Следил в ночи за небосклоном,
324 За Люцифером, Орионом {5},
За домами семи планет
Дитя рождалось ли на свет -
Его грядущая судьбина
328 Была открыта для Фросина.
За эти знанья чародей
Душою заплатил своей.
Горбун Фросин стал темен ликом,
332 О гневе короля великом
Прознав по звездам в небесах,
И одолел Фросина страх,
И он немедля в путь пустился,
336 В земле Уэльской притаился.
Его никто сыскать не может,
И короля досада гложет.
Изольда в спальню воротилась,
340 К плечу Бранжьены прислонилась.
Служанка видит, что она
Как лист трепещет, и бледна,
И вопрошает, вся дрожа:
344 "Что приключилось, госпожа?"
В ответ Изольда: "Горе мне!
У водоема на сосне
По вражьему по наущенью
348 Король таился, скрытый тенью.
Бранжьена, быть бы тут беде,
Но отразился он в воде,
И мне всемилостивый бог
352 Тристана упредить помог.
Я не сказала, что сейчас
Король подслушивает нас,
Но рыцарю пеняла, плача,
358 Зачем свиданье мне назначил -
Ужели он Изольде враг?
И мне Тристан ответил так:
Мол, королю всем сердцем предан,
360 Но недругами оклеветан
И умоляет, бога ради,
Его очистить перед дядей.
Тогда сказала я Тристану,
364 Что короля просить не стану,
Пусть больше не зовет меня
Ни ночью, ни при свете дня.
Не знаю, что еще плела,
368 Но слезы горькие лила,
И все на веру взял король".
Бранжьена ей: "Сказать дозволь:
Была ты снискана сегодня
372 Великой милостью господней.
О нас всю правду знает бог,
И от напасти уберег,
И короля он успокоил,
376 И козни тайные расстроил,
И спас тебя из западни.
Пред ним колени преклони.
Всевышнему лишь тот угоден,
380 Кто сердцем чист и благороден".
Тристан увидел Говернала {6}
И все от самого начала
Ему поведал - как спасенье
384 Им даровало провиденье.
А карлик, злобу затая,
Бежал от гнева короля.
Король приходит в свой покой.
388 Изольда в страхе. "Боже мой!
Ты, государь? Один, без слуг?
Какой томит тебя недуг?
Какая на душе досада?"
392 "Вопрос тебе задать мне надо.
Я больше не желаю лжи,
Ты мне всю правду расскажи".
"Пусть грудь мою пронзит стрела -
396 Тебе, король, я не лгала.
Пусть смерть меня постигнет злая -
Тебе ни разу не лгала я".
"Ответь, встречалась ли с Тристаном?"
400 "Не оскорблю тебя обманом:
Да, я нарушила приказ.
Племянник твой в полночный час
Стоял, укрывшись под сосной,
404 И долго говорил со мной.
Да, я видалась с ним в ночи.
Убей меня иль заточи,
Но повторять я не устану -
408 Нет похоти во мне к Тристану.
Пощады, государь, пощады!
Меня сгубить злодеи рады,
Но помыслы мои чисты,
412 Не верь наветам клеветы!
Увы, увы! Ты к ним не глух,
А к правде замыкаешь слух.
Под той сосной Тристан стоял.
416 Он о свиданье умолял,
И ночью я к нему пришла.
О государь, его дела
Забыть Изольде не пристало:
420 Он на смерть бился, дабы стала
Я королевою твоей {7}.
Когда б не карлик-чародей,
Не клевета, не наговоры,
424 Ты сам к нему склонил бы взоры.
Ты государь, владыка мой,
А он племянник твой родной,
И этим сердцу мил и дорог.
428 Но льет отраву лютый ворог,
Наушники бесстыдно лгут -
Пусть их накажет божий суд!
Король, тебя ввели в обман.
432 Меня вечор молил Тристан,
Чтоб заступилась пред тобой,
Но я не тронулась мольбой,
Твердила, не боясь обидеть, -
436 Его, мол, не желаю видеть
И короля просить не стану.
Так говорила я Тристану.
И это все. Мне лгать не тоже.
440 А если ты не веришь, что же,
Убей, вонзи мне в сердце нож,
Но ты безвинную убьешь.
Тристан сбирается в дорогу.
444 Просил помочь хотя б немного, -
И конь, и весь доспех в закладе.
Меня молил он, бога ради.
Поклясться в этом я могу.
448 Убей на месте, если лгу.
Он получил бы от меня
Доспех богатый и коня,
Но я помочь ему не смею,
452 Перед тобой, король, робею.
Гол как сокол племянник твой,
Нет ни монетки {8} за душой,
Уходит он, как нищий путник -
456 Да будет бог ему заступник!
Худого дела нет за ним,
За что же он тобой гоним?"
Король ее словам внимает
460 И королеву обнимает,
Целует ласково в уста:
Он знает, что она чиста
И ночью убедился в этом,
464 Не станет доверять наветам,
Меж ними будет мир и лад.
Тристан достоин всех наград
И будет награжден без меры.
468 Нет больше корнуэльцам веры.
И тут король поведал ей,
Что чернокнижник-чародей
Их встречу тайную предвидел,
472 Что, на сосне высокой сидя,
Как подучил Фросин вечор,
Он слышал весь их разговор.
"Ты был в саду на той сосне?"
476 "Святой Мартин {9} свидетель мне,
Внимал беседе до конца,
Не упустивши ни словца.
Тристан напомнил, как от дани {10}
480 Меня упас в кровавой брани,
И сердце дрогнуло во мне,
Чуть удержался на сосне.
А ты напомнила, по праву,
484 Что влил дракон в него отраву
И что бессонно, неустанно
Ему в пути целила раны.
О помощи молил он тщетно, -
488 Ты отвечала неприветно,
И я слезу пролил, скорбя.
Не целовал Тристан тебя,
Любовных ласк не добивался,
492 И я сидел и улыбался".
"Хвала и слава небесам.
Уверился ты нынче сам,
Что мы с Тристаном невиновны,
496 Что если бы и впрямь греховно
Меня любил племянник твой,
Себя бы выдал с головой.
Ты видел - он мне рук не жал,
500 Уста к устам не прижимал,
В нем любострастья нет ко мне,
Но ты поверил нам вполне
Лишь потому, что этой ночью
504 Увидел истину воочью".
"Все так, - его ответ гласит. -
Бранжьена, бог тебя спаси,
Беги к племяннику с приказом,
508 Пускай ко мне приходит разом,
Да отговоркам не внемли:
Мол, ждать не любят короли".
Бранжьена говорит на это:
512 "Он сжить готов меня со света, -
Решил, бог знает почему,
Что я готовлю смерть ему,
Гнев государев разжигая.
516 Коль от него вернусь живая,
Скажи ему, мой господин,
Нет перед ним за мною вин".
Послушайте-ка мастерицу
520 На выдумки и небылицы!
"Король, его уговори,
Со мной Тристана помири!"
Король в ответ: "Беги быстрей,
524 Он будет впредь к тебе добрей".
Изольде смеха не сдержать.
Меж тем Бранжьена ну бежать,
Несется, мчится, что есть мочи,
528 Обрадовать Тристана хочет.
Ее рассказ торопит он
И слышит - "дядей ты прощен".
Бранжьену он благодарит,
532 Молитву господу творит
За то, что вновь ему возможно
Изольду видеть бестревожно.
Бранжьена говорит: "Сеньер,
536 Вел нынче долгий разговор
Король с твоей Изольдой милой.
Все поросло быльем, что было,
Он снова верит только вам,
540 А не наушникам-врагам.
Звать к королю тебя пришла я.
Его уверила, рыдая,
Что на меня имеешь зуб, -
544 Так будь со мной свиреп и груб,
Накинься на меня, брани
И смертью угрожать начни".
Бранжьене он сжимает руки:
548 Конец мученьям и разлуке!
Вот в расписной покой идут,
Король с Изольдой там их ждут.
Король Тристану: "Подойди же
552 Ко мне, племянник. Ближе, ближе.
Гнев на Бранжьену потуши,
А мной прощен ты от души".
"Мой государь, мой дядя милый,
556 Когда б ты ведал, как изныло
От горя все мое нутро,
Не стал бы говорить добро
О ней, бесстыжей клеветнице.
560 В аду ей место, дьяволице!
Молю, наветчиков гони ты,
Речей поносных, ядовитых
Не слушай впредь: то злые козни
564 Врагов, что жаждут нашей розни.
На королеву не гневись,
Душой к племяннику смягчись
И гнев перемени на милость".
568 Король с Тристаном помирились.
Тристан в покое дяди спит {11},
К Изольде путь ему открыт, -
Он к ней, когда захочет, входит, -
572 Король и бровью не поводит.
Но как, любя, любовь сокрыть?
Ее не спрятать, не зарыть,
Не положить ее под спуд.
576 Друг к другу любящие льнут,
Ведут беседы меж собой,
Подслушать может их любой.
Они врагов не замечают,
580 Едва лишь врозь - уже скучают.
А три барона, три злодея,
Тристана погубить затея,
Дают такое обещанье:
584 На веки-вечные в изгнанье
Его пошлет король, а нет -
Нарушат верности обет,
Вернутся в замки и все трое
588 На короля пойдут войною.
Не раз случалось видеть им
Под деревцом под привитым
В укромном и безлюдном месте
592 Тристана и Изольду вместе.
Нередко застигали их
В постели короля нагих.
Король на лов спешит чем свет,
596 Тристан за ним немедля вслед,
Потом он тайно едет прочь,
С Изольдою проводит ночь.
И сговорились так бароны:
600 "Мы будем тверды, непреклонны,
И пусть король решит тотчас,
Его он выберет иль нас".
И к королю они пошли,
604 И, вставши рядом, повели
Наушники такую речь:
"Король, тебя предостеречь
Велит вассалам долг священный.
608 Узнай про черную измену:
С Изольдой любится Тристан,
И знают все про тот обман.
Не стерпим этого позора!"
612 Король не поднимает взора,
Твердит бессвязные слова,
Клонится долу голова.
"Ты тоже видишь, тоже знаешь,
616 Но признаваться не желаешь,
Готов прикинуться слепым,
Не воздаешь, как должно, им
За вероломное деянье.
620 Пошли племянника в изгнанье,
А если наш совет отринешь,
Ну что ж, ты сам свой жребий вынешь.
Мы в замки от тебя уедем
624 И кликнем клич ко всем соседям,
И разорим войною край.
Мы ждем ответа. Выбирай".
"О добрые мои вассалы,
628 Ужель позором небывалым
Племянник мой меня покрыл?
Поверить этому нет сил.
Вы связаны со мной обетом,
632 Ваш долг - мне помогать советом.
Я доверяю вам вполне,
Гордыни ложной нет во мне".
"О государь, зови скорее
636 На помощь карлу-чародея:
Он в тайны многие проник
И по звездам читать привык -
Послушайся его совета".
640 Король согласен и на это.
И вот уже Фросин идет
И королю совет дает.
Еще не слыхано на свете
644 О столь предательском совете!
Он по звездам все числил, числил
И дело страшное замыслил.
Проклятье, племя колдунов,
648 Вам до скончания веков!
"К Артуру-королю пошли
Племянника, да повели
Не мешкать - важное, мол, дело.
652 Рукой подать до Кардуэла {12}.
Дай грамоту ему с собою,
Скрепи печатью восковою -
Чем свет пусть едет в путь недальний.
656 Он спит в твоей опочивальне,
И ты отдай ему приказ
Поближе к ночи, не сейчас.
Чуть первый сон на всех наляжет,
660 Ты выйди вон, но будь на страже.
Король, мое послушай слово:
Я верою клянусь Христовой,
Коль страсть и впрямь Тристана гложет,
664 К Изольде он придет на ложе.
Тебе скажу, про то прознав,
А если буду я неправ,
Готов расстаться с головою.
668 Что надобно, я сам устрою,
Приказ же не забудь отдать
Лишь перед тем, как ляжешь спать".
"Быть по сему", - король ответил.
672 Никто их встречи не заметил.
Послушайте же про затею
Того Фросина-лиходея.
Муки у пекаря купил,
676 Ему четыре заплатил
Денье {13}, потом муку упрятал
За пазуху горбун проклятый.
Настала ночь, кругом темно,
680 Король отужинал давно,
На ложе лег и говорит:
"Ты встань, племянник, до зари
И сразу оседлай коня:
684 Гонцом поскачешь от меня.
Как только будешь в Кардуэле,
Послание о важном деле
Артуру-королю вручи,
688 А как вручишь, назад скачи
И предо мной предстань тотчас".
"Король, исполню твой приказ", -
Так рыцарь говорит в ответ.
692 "Да помни, соберись чем свет".
И вот печаль Тристана точит:
Сказать хоть два словечка хочет
Изольде он, а до нее
696 Недолог путь - длиной с копье.
Он думает: "Я обожду,
Тишком к Изольде подойду, -
У короля не чуток сон".
700 О, как неосторожен он!
Узнайте, что Фросин удумал:
К постелям подошел без шума
И пол меж ними он мукой
704 Усыпал щедрою рукой.
Глубокий след оставит тот,
Кто ночью по полу пройдет.
Тристан как будто скован сном,
708 Но он следит за горбуном:
Он знает, - надо ждать худого
От ненавистника такого.
"Понятен умысел его:
712 Муку он сыплет для того,
Чтоб этой ночью мы следами
Себя изобличили сами.
Но мы не попадем в капкан".
716 А на охоте днем кабан
Ему клыком поранил ногу,
И кровь сочилась понемногу.
Повязки он не наложил
720 И на беду о том забыл.
Тристан лежал без сна и слышал,
Как в полночь встал король и вышел
И как, мукой усыпав пол,
724 Во след за ним горбун ушел.
В покое тьма, свеча погасла,
В светильнике иссякло масло.
Тристан поднялся и - о боже! -
728 К Изольде он прыгнул на ложе.
Как рыцарь был за то наказан!
Внемлите ж моему рассказу.
Беда! Раскрылась рана вновь,
732 На простынях повсюду кровь,
Все ложе выпачкано кровью.
Но ослеплен Тристан любовью,
Изольду обнимает он.
736 Фросин глядит на небосклон
И видит - любящие вместе,
Заране радуется мести
И шепчет королю: "Пойдем,
740 Сейчас застанешь их вдвоем".
Меж тем бароны тут как тут,
Погибели Тристана ждут,
От нетерпения дрожат,
744 За королем в покой спешат.
И слышит рыцарь их шаги,
И понимает - то враги,
Встает и на свою кровать
748 Неслышно прыгает опять.
Но кровь сильнее заструилась,
Мука от крови обагрилась.
Им не спастись теперь! Сорви
752 Изольда простыни в крови,
Все отрицать могли бы оба,
И смолкла бы в бессилье злоба.
Увы! Лишь всемогущий бог
756 Сейчас их вызволить бы мог.
Горбун-Фросин свечу зажег.
Король вступает на порог.
Тристан на все лады храпит,
760 И Перенис {14} как будто спит
Сном праведным в его изножье.
Изольда неподвижна тоже.
Но проступает, словно ржа,
764 Кровь на муке, еще свежа,
Она на простынях, везде.
О боже правый! Быть беде!
Уже не оправдаться им.
768 Гнев короля неумолим.
Он видит этот след кровавый
И родичу грозит расправой.
Тристан на ложе безоружный -
772 Баронам этого и нужно.
Как велико их торжество!
Хватают трое одного,
Изольду и его хуля,
776 Гнев распаляя короля.
Король меж тем глядит на рану
И грозно говорит Тристану:
"Молчи! Пришел твой смертный час!
780 Я уличил обоих вас". -
"Будь милостив, Христом молю!" -
Тристан взывает к королю.
Предатели кричат: "Сеньер,
784 Отмети ему за свой позор!" -
"Я умоляю о пощаде
Не для себя, о милый дядя!
Покорен я своей судьбе
788 И не радею о себе.
Моим злодеям дал бы бой {15},
Когда б не страх перед тобой
И гневом, государь, твоим,
792 Не поздоровилось бы им,
Покинули бы этот свет,
Но на тебя обиды нет.
Пусть ты не прав - я не сужу
796 И жизнь к ногам твоим сложу.
Но королеву пощади,
К ней, неповинной, снизойди.
Пусть вслух произнесет любой
800 Вассал иль домочадец твой,
Что к ней питаю страсть срамную -
Его к ответу призову я
И в поединок с ним вступлю.
804 О, пощади ее, молю!"
Король молчит, не глянув даже.
Веревками бароны вяжут
И королеву и Тристана.
808 О как их злоба неустанна!
Когда бы знал заране рыцарь,
Что в поединке обелиться
Ему бароны не дадут,
812 Не потерпел бы подлых пут,
Скорей бы с жизнью распрощался.
Но он на бога полагался
И знал, что если кто посмеет
816 Скрестить с ним меч, уж он сумеет
Шутя расправиться с любым:
Был меч его непобедим.
Лишь потому все претерпел,
820 Что разжигать он не хотел
Гнев короля еще сильнее.
Но знай Тристан, какой злодеи
Ему замыслили удел,
824 На короля б не посмотрел,
Прикончил бы врагов постылых.
О, почему он не убил их!
И вот приходят в город вести,
828 Что, мол, застиг средь ночи вместе
Король Изольду и Тристана
И, страшным гневом обуянный,
Казнить обоих хочет он.
832 Повсюду плач, повсюду стон.
"Тристан, могучий средь могучих!
Мы льем потоки слез горючих.
Тебя оклеветал Фросин -
836 Во всем виновен он один!
А ты, о королева наша, -
В каком краю видали краше,
И милосердней, и добрей?
840 Сгубил Изольду чародей!
Да будет проклят богом тот,
Кто на злодея набредет
И не отрубит головы.
844 О друг Тристан, увы, увы!
Мы за тобой, как за стеной,
Защиты нет у нас иной.
Когда Морхольт приплыл сюда,
848 Чтоб на чужбине навсегда
Рабами наши дети стали,
Бароны, как один, молчали.
Никто не встал за нас горой,
852 Не вызвал пришлеца на бой.
Лишь ты, Тристан, не отступился,
За нас, за корнуэльцев, бился,
И был Морхольт тобой сражен,
856 Но и тебя изранил он,
И смерть в глаза тебе глядела.
Ужель неправедному делу
Свершиться мы дадим сейчас?"
860 И громок был народный глас,
Сбегался к замку бедный люд,
Но Марк-король от гнева лют,
Он всем грозит, и никому
864 Уже не подойти к нему
И за виновных заступиться.
Восходит на небо денница,
И яму рыть король велит
868 В том месте, где он суд чинит,
И дно в глубокой этой яме
Устлать колючими ветвями,
И бросить в яму тернослив,
872 Боярышником все прикрыв.
Уже глашатаи на сход
Сзывают весь честной народ, -
Таков, де, короля приказ.
876 И вот, не осушая глаз,
Стекается и стар, и млад,
И люди голосят не в лад,
И между всеми не уныл
880 Один лишь гнусный карла был.
Король вещает всенародно:
Сжечь на костре ему угодно
Племянника с женой своей.
884 Все громче стоны, плач сильней.
"Король, преступишь ты завет:
На них вины, быть может, нет,
И должно их судить сперва".
888 Но гневны короля слова:
"Клянусь бессмертным, всемогущим
Создателем всего, что суще,
Кто скажет мне наперекор,
892 Тот будет брошен в сей костер.
Моей не прекословьте воле
И мне не докучайте боле".
Велит король огонь разжечь,
896 Скорей на казнь Тристана влечь -
Пусть первым на костер взойдет.
Отдав приказ, он молча ждет.
Веревками - о стыд и срам! -
900 Был рыцарь связан по рукам.
Напрасна слезная мольба -
Ведут Тристана, как раба.
Изольда ярости полна.
904 "Прекрасный друг, - кричит она, -
Тебя связали, осквернили!
Пускай меня б они казнили,
Лишь ты остался б невредим
908 И отомстил жестоко им!"
Поведаю, сеньеры, ныне
Вам о господней благостыне.
Всех наших чаяний оплот,
912 Он на смерть грешника не шлет:
Склонясь к мольбам простого люда,
Великое свершает чудо.
Ведут Тристана на костер
916 По той тропе, где с давних пор
Часовенка стоит на взгорье.
Абсидою глядится в море.
А берег и высок, и крут,
920 И по обрыву там и тут
Камнями острыми усеян.
Кто прыгнет вниз, сломает шею.
Окно в абсиде словно лал.
924 Его по стеклышку собрал
Монах в давнишние года.
И говорит Тристан тогда:
"Прошу, дозвольте по пути
928 Мне в этот божий дом войти.
Стою у смертного порога,
А в жизни согрешал я много;
Молитву богу вознесу
932 И душу, может быть, спасу.
Вы при мечах, я безоружен,
От горя ослабел, недужен,
А здесь всего одна лишь дверь,
936 Мне не уйти от вас теперь.
Всевышнему я помолюсь,
Покаюсь и тотчас вернусь".
И слышит он такой ответ:
940 "Ну что ж, худого в этом нет".
Вот он свободен от веревок,
В движеньях снова спор и ловок,
Ни мига не теряя зря,
944 Несется мимо алтаря
И из окна, с отвесной кручи
Кидается, затем что лучше
Разбиться на смерть, чем живьем
948 Сгореть при скопище таком.
Но буйный ветер налетает,
Его одежду раздувает,
Несет на камень плоский плавно -
952 Спасен от смерти рыцарь славный.
Тот камень, в память этой были,
"Прыжком Тристана" окрестили.
Молящихся полным-полно, -
956 Все видели прыжок в окно,
И на колени пал народ.
У входа стража ждет-пождет,
Но попусту: спастись помог
960 Тристану милосердный бог.
По берегу бежит песками,
Оглянется, увидит пламя
И мчится как стрела опять.
964 Никто не мог бы так бежать.
Послушайте о Говернале.
Меч опоясал доброй стали,
Сел на коня и во всю мочь
968 Из города умчался прочь:
Замешкайся на миг единый,
Он был бы вместо господина
Бессудно королем сожжен.
972 Тристану сердцем предан он,
И меч его с собою взял
Оруженосец Говернал.
Несется конь во весь опор.
976 Тристан, едва лишь кинул взор.
Признал его и рад сердечно,
Что спас наставника Предвечный.
Зовет его и говорит:
980 "Ты видишь, бог меня хранит,
Но не глядел бы я на свет, -
Со мной Изольды милой нет,
Мне лучше б, скорбному, не жить,
984 Мне голову бы размозжить,
Разбиться бы о те каменья.
Зачем я спасся при паденье?
Из-за меня ей смерть в огне,
988 А без нее нет жизни мне".
И молвит Говернал: "Держись,
На милость бога положись.
Мы в том кустарнике густом,
992 Что окружен широким рвом,
С тобой укроемся, незримы,
А по большой дороге мимо
Народ снует, и всяк тебе
996 Тотчас расскажет о судьбе
Твоей Изольды - королевы.
Я сыном непорочной Девы,
Спасителем клянусь, сеньер,
1000 Коль ждет ее и впрямь костер,
Не спать мне под защитой крова,
Пока не воздадим сурово,
Пока кроваво не отметим
1004 Мы нашим недругам лихим.
А сложишь голову свою,
Пока злодеев не убью,
Постыл мне будет белый свет". -
1008 "Где меч возьму?" - Тристан в ответ. -
"Кто безоружен, тот не воин". -
"Сеньер, ты можешь быть спокоен:
Вот он, твой острый меч". "Клянусь,
1012 Теперь лишь господа боюсь!
Ты мне великую услугу,
Наставник, оказал". - "Кольчугу
Тебе привез я под одеждой". -
1016 "Преисполняюсь я надеждой
И верю, - во время поспеем
И спуску не дадим злодеям:
У них Изольду отобьем
1020 И от костра ее спасем.
Уже свиданья сердце чает".
Ему наставник отвечает:
"Сеньер, тут надобно терпенье.
1024 Ты веруй в помощь Провиденья,
И супостатов уничтожишь,
И головы своей не сложишь.
Коль слепо ринешься ты в бой,
1028 Король расправится с тобой.
Обдумай, рассчитай заране:
Костер обстали горожане,
Живьем возьмут тебя тотчас,
1032 Едва король отдаст приказ,
Не то им всем итти на плаху.
Чего не сделаешь со страху!
Тебя простому люду жаль,
1036 Но о себе сильней печаль,
Всяк милой жизнью дорожит,
Своей погибели бежит".
И рыцарь слезы льет, скорбя.
1040 Он дал бы изрубить себя
За ту, что в Тинтажеле ныне
Горюет о его судьбине,
Но Говерналу внемлет он
1044 И ждет, в унынье погружен.
Изольда в замке смерти просит,
Но вот слуга ей весть приносит,
Что убежал Тристан. "Мой друг,
1048 Тебя Господь упас от мук,
И мне теперь не страшны муки!"
Король велел связать ей руки,
И трое супостатов лютых
1052 Такие наложили путы
И так впились веревки в тело,
Что кровь на коже заблестела.
Но улыбается она:
1056 "Коль жизнь твоя сохранена,
И бог разрушил вражьи ковы,
И ты, Тристан, на воле снова,
Все хорошо и все легко мне.
1060 О злобный чародей, попомни,
Попомните, бароны-каты,
Не за горою час расплаты.
Мучителей мученья ждут -
1064 Они от кары не уйдут!"
А короля, дрожа в испуге,
Меж тем оповещают слуги,
Что стражу рыцарь обманул
1068 И от сожженья ускользнул.
И стал король, как туча, мрачен.
Велит он, яростью охвачен,
Вести Изольду на костер.
1072 Идет она, потупя взор,
И ни слезинки не проронит.
Народ и голосит, и стонет:
"О королева наша! Боже!
1076 Ты всех добрее, всех пригожей!
Тебя веревками связали!
Рыдаем мы в большой печали,
Скорбит душой и стар и млад,
1080 И только ты один и рад,
Бесовский выродок горбатый!
Скорей издох бы ты, проклятый!"
Она перед костром стоит,
1084 В нем жарко тернослив горит,
И тут Динас {16}, сеньер Динана,
Душой и сердцем друг Тристана,
Колени преклонил, моля
1088 Разгневанного короля:
"Тебе, сеньер, служил я верно
И предан был нелицемерно.
Я сенешаль твой много лет,
1092 Но бедняка такого нет,
Нет сиротины и вдовицы,
На ком старался бы нажиться,
Хотя б монетку взял себе.
1096 Внемли, король, моей мольбе:
Ты королеву сжечь спешишь,
Суда над нею не вершишь,
Но отрицает все она,
1100 И не доказана вина.
Тристан из рук твоих ушел.
Он знает здесь и лес, и дол:
Тебя племянник не обидит,
1104 Но он баронов ненавидит, -
Поверь, им всем воздаст сполна,
Сгорит в огне твоя страна.
Неправое творишь ты дело -
1108 Так жди войны в свои пределы.
Случись мне управлять страною,
Я долго думал бы, не скрою,
Пред тем, как наказать сурово
1112 Хотя бы рыцаря простого:
Поостерегся бы, сеньер,
Я сеять смуту и раздор.
Жену столь дивную твою
1116 Тристан добыл тебе в бою:
Коль на костер взойдет она,
Как будет месть его страшна!
За все усердие мое
1120 Дай на поруки мне ее".
Стоят поодаль три злодея,
От страха словно каменея, -
Тристан сведет со всеми счет,
1124 Он, верно, их в засаде ждет.
Плечо Динаса сжав рукой,
Король, клянясь святым Фомой {17},
Твердит, что соблюдет закон, -
1128 Судить Изольду будет он.
Внимает королю Динас,
Потом, не поднимая глаз,
Стоит, вздыхает тяжело
1132 И молвит он, склонив чело:
"Мне хоть богатство посули,
Каким владеют короли,
Чтоб я стоял тут и смотрел
1136 На горестный ее удел,
Тебе отвечу - не согласен.
Я уезжаю восвояси".
В глубокой горести Динас
1140 Покинул короля тотчас.
Ведут Изольду на сожженье.
В народе ропот и смущенье.
Кто плачет, кто кричит, хуля
1144 Предателей и короля.
Стоит она перед толпою,
Одета в узкое, тугое
Из шелка серого блио {18};
1148 Расшито золотом оно;
Густые волосы до пят,
В них золотом шнуры блестят {19}.
Так дивен стан ее и лик,
1152 Что не жалеть ее в тот миг
Мог лишь злодей закоренелый.
О, как впились веревки в тело!
Жил возле замка Лансиен {20}
1156 Проказой страждущий Ивен {21},
Увечный, в струпьях, в черном гное.
Пришел он тоже и с собою
Не меньше сотни приволок
1160 Таких, как он: один без ног,
Другой без рук, а третий скрючен
И, как пузырь, четвертый вспучен.
В трещетки бьют, сипят, гундосят
1164 И скопом милостыню просят.
Хрипит Ивен: "Король, ты ложе
Для королевы для пригожей
Придумал на костре постлать,
1168 За грех великий покарать.
Но быстро плоть огнем займется,
По ветру пепел разнесется,
Терпеть недолго будет боль, -
1172 Ты этого ль хотел, король?
Послушай, что тебе скажу.
Другую кару предложу:
В живых останется, но ей
1176 Той жизни будет смерть милей.
Ее чураться всякий станет,
Пройдет сторонкой и не взглянет.
Мне дальше говорить иль нет?"
1180 И молвит так король в ответ:
"Услугу важную окажешь,
Коль посоветуешь и скажешь,
Какую ей придумать участь,
1184 Чтобы жила всечасно мучась,
Предать какому наказанью,
Чтоб не было конца терзанью,
Чтоб смерть звала к себе весь век.
1188 Скажи, коль знаешь, человек,
И всех ты станешь мне дороже".
И говорит Ивен: "Ну что же,
Короткой будет речь моя.
1192 Взгляни, король, - сам-сто здесь я.
Так будь же ласков к прокаженным
И дай им всем Изольду в жены.
Мы любострастия полны,
1196 Но женами обделены -
Им прокаженные не гожи,
Лохмотья в гное слиплись с кожей.
Изольде был с тобою рай,
1200 Носила шелк и горностай,
В хоромах мраморных жила
И вина сладкие пила.
А коли мы ее возьмем,
1204 Да в наши норы приведем,
Да нашу утварь ей покажем,
Да на тряпье с ней вместе ляжем,
И хлебово в обед дадим,
1208 Что мы с охотою едим,
Что щедрой нам дарят рукою, -
Объедки, кости да помои, -
Тогда, свидетель мне Христос,
1212 Прольет она потоки слез,
Покается в грехе, жалея,
Что поддалась соблазну змея:
Чем жизнь такую годы влечь,
1216 Живой в могилу легче лечь".
И вот, дослушав эти речи,
Встает король и, сгорбив плечи,
В молчанье долго погружен.
1220 Потом идет к Изольде он.
И в голос плачет королева:
"Помилуй, Пресвятая Дева!
Король, сожги меня, убей!"
1224 Но Марк-король не внемлет ей
И прокаженным отдает.
В великой горести народ.
Рыдают люди и вопят,
1228 Зато Ивен безмерно рад.
Он по песчаной по дороге,
Едва передвигая ноги,
Изольду тащит за собой.
1232 Кто с костылем, а кто с клюкой,
Бредет, ликуя, сонм смердящий.
Меж тем Тристан укрылся в чаще.
Вдруг Говернал его зовет:
1236 "Ведет Изольду гнусный сброд!
Мой сын, что будешь делать дале?"
"Из-за тебя мои печали,
Твоя беда из-за меня!
1240 Изольда, ты прекрасней дня,
И вот в руках поганых бьешься
И смерть зовешь - не дозовешься.
Но пусть посмеет гнусный тать
1244 Тебя Тристану не отдать!"
Коня он хлещет, и, горяч,
Несется конь из чащи вскачь.
"Ивен проклятый, берегись,
1248 От королевы отступись,
Не то молись в последний раз".
Ивен, Тристана слыша глас,
Немедля плащ с горба долой.
1252 "За костыли, друзья, и в бой!"
И, на ходу разоблачаясь,
Они, бранясь и отдуваясь
Размахивают костылями,
1256 Грозятся палками, культями.
Срамно Тристану с ними драться,
Невместно до калек касаться,
Но Говернал услышал крик
1260 И как из-под земли возник.
Он палицей взмахнул дубовой,
И пал Ивен, не молвив слова.
Помог Тристану Говернал.
1264 За правую он руку взял
Изольду и подвел к Тристану.
Не верьте низкому обману,
Что рыцарем Ивен убит:
1268 Выдумывать такое - стыд!
Не мог столь достославный рыцарь
Поганой кровью обагриться.
Беруль {22} читал об этом сам,
1272 И правду говорит он вам.
Вот трое трогаются в путь.
Страх не теснит Изольде грудь.
В лес Моруа их путь лежал.
1276 У взгорья делают привал.
Тристана не снедает страх, -
Он словно в замковых стенах.
Отменным лучником он был
1280 И наповал дичину бил.
Похитил Говернал умело
У лесника и лук, и стрелы -
Две оперенные стрелы,
1284 Зубчатые, острей иглы.
Тристан обед промыслить чает,
В лесу косулю примечает
И целится ей в правый бок,
1288 Попал - и крови льется ток.
Назад с добычею приходит,
Не мешкая, шалаш возводит
Из веток, срубленных мечом.
1292 Травой шелковой, мягким мхом
Изольда ложе устилает.
И вот уже костер пылает,
Над мясом Говернал хлопочет,
1296 Состряпать повкуснее хочет,
Но нет ни молока, ни соли.
Меж тем от горьких слез и боли
Устала королева очень,
1300 Смежаются невольно очи.
Ей хочется уснуть спокойно, -
У друга на плече спокойно.
В лесной глуши живут они,
1304 Приходят дни, уходят дни,
Живут безлюдно, как в пустыне.
Я расскажу вам о Фросине.
О короле узнал случайно
1308 Горбун неслыханную тайну.
За это знание, сеньеры,
Он головой заплатит скоро.
Однажды пьяный был Фросин,
1312 И три барона, как один,
Пристали к горбуну: "Открой,
О чем в беседе потайной
У короля с тобой шла речь?" -
1316 "Просил его секрет беречь.
Я слово честное сдержу,
Вам ничего не расскажу.
Вы знаете "Опасный брод"? {24}
1320 Туда Фросин вас поведет,
Где в логе бьется ключ гремучий
И густ боярышник колючий.
Укроюсь с головою в нем
1324 И расскажу ему о том,
Что скрыто ото всех на свете,
Что Марк-король хранит в секрете".
К боярышнику он идет,
1328 Баронов за собой ведет.
Он ростом мал, башка огромна,
Ему кусты - приют укромный,
Видны лишь маковка да глаз.
1332 "Не для сеньеров этот сказ,
А ты, боярышник, послушай:
У Марка не людские уши,
А конские, - торчком торчат".
1336 Все четверо пошли назад.
Король, едва лишь отобедав,
Вел с приближенными беседу,
В руке сжимая меткий лук.
1340 И вот вошли те трое в круг
И говорят ему в упор:
"Нам ведом твой секрет, сеньер"
С улыбкой он: "Как у коня
1344 И вправду уши у меня.
Вам карла разболтал секрет, -
За это понесет ответ".
И в руки меч король берет,
1348 И обезглавлен злой урод.
Все рады: вот он, бездыханный,
Изольды недруг, враг Тристана.
Сеньеры помнят мой рассказ
1352 О том, как бог Тристана Спас,
Когда на камни с горной кручи
Он совершил прыжок летучий,
Как с Говерналом он умчался
1356 И как с Изольдой повстречался.
Таясь от королевской злобы,
Они среди лесной чащобы
Втроем блуждают наугад,
1360 Под кровом веток ночью спят,
Пьют из ручья, едят дичину,
И вот к отшельнику Огрину
Однажды забрели, не чая.
1364 Досталась им судьба лихая,
Но так любовь их утешала,
Что и беда не сокрушала.
Стоят Изольда с паладином
1368 В молчании перед Огрином.
Признав их, речь такую тот,
На посох опершись, ведет:
"Сеньер Тристан, скрывать не буду,
1372 Что ведомо честному люду -
За голову твою в подарок
Пообещал король сто марок {26},
Да и бароны дали слово -
1376 Тристана - мервого ль, живого, -
Предать немедля королю.
Я господом тебя молю -
Покайся рыцарь! Ты грешил,
1380 Но кающийся богу мил".
Тристан отшельнику в ответ:
"Греха в любови нашей нет:
Во всем виновен приворот {27}.
1384 Огнем нас это зелье жжет, -
Поверь, нам не прожить и дня
Мне без нее, ей без меня".
И говорит святой отец:
1388 "Коль божий суд приял мертвец.
Ему помочь никто не может,
А кто грехи, не каясь, множит,
Тот ввергнут заживо во тьму
1392 И нет спасения ему".
Отшельник их за блуд поносит,
Раскаяться умильно просит,
Горячего исполнен тщанья,
1396 Слова Священного Писанья
Читает им обоим вслух,
Дабы окреп недужный дух,
И задает вопрос потом:
1400 "Тристан, каким пойдешь путем?" -
"Я так люблю Изольду, отче,
Что жить в разлуке с ней нет мочи.
Пусть я в лесу блуждаю, нищий,
1404 Пусть желуди мне будут пищей,
Но ежели она - моя,
С Отраном {28} не сменяюсь я.
У нас теперь одна стезя
1408 И разлучиться нам нельзя".
Ломая руки и рыдая,
К ногам Огрина припадая,
Изольда молит о прощенье.
1412 "Не мы виновны в прегрешенье:
Бесовский яд сжигает нас,
Испитый вместе в черный час.
За это много тяжких дней
1416 Живем в изгнанье". Старец ей:
"О дочь моя, к творцу вселенной
С молитвой вознесись смиренной,
Гони врага людского прочь!"
1420 Тристан с Изольдой в ту же ночь
Ушли от старца. Он молил
За них всечасно бога сил.
Чуть день блеснет окрай небес -
1424 Тристан на лов уходит в лес.
Стрелою, наповал разящей
Оленя он уложит в чаще,
Изжарят мясо на костре,
1428 Потом на утренней заре,
Покинув свой ночной приют,
На место новое бредут.
Послушайте, сеньеры, дале:
1432 Везде глашатаи кричали -
И что ни город, ни приход,
Услышав их, скорбел народ -
Мол, с головою распростится,
1436 Кто скроет, где Тристан таится.
Коль есть терпение у вас,
Я быль чудесную припас
Про необыкновенный случай,
1440 Про то, как был Хюсден {29} обучен,
Тристанов пес, проворный, верный,
Понятливости беспримерной.
Ищейки краше и умней
1444 Не видано с начала дней!
Когда Тристан из замка скрылся,
Для пса Хюсдена свет затмился.
Он не хотел ни есть, ни пить.
1448 Ему на шею нацепить
Решили чурку. Пес Хюсден
Скулил и выл за толщей стен,
Слезами плакал, роя землю,
1452 И, горестному вою внемля,
Все были жалости полны.
"Хюсдену просто нет цены!
И чурка, право, ни к чему:
1456 Так худо бедному ему,
Что взбесится, неровен час!
Ну, видывал ли кто из вас,
Признайтесь, хоть бы раз единый
1460 Такую верность господину?
Сказал когда-то Соломон, {30}
Что может положиться он
На дружбу лишь своих борзых,
1464 Ждет верности от них одних.
Хюсден тому примером служит:
Как по хозяину он тужит!
Не ест и с каждым днем слабеет...
1468 Вели, король, снять чурку с шеи!"
Марк молча думает о том,
Что наделен Хюсден умом:
Тристану равного не сыщешь,
1472 Хотя весь Корнуэльс обрыщешь.
А три барона тут как тут,
От короля не отстают:
"Дай волю псу, король, проверь,
1476 Быть может, впрямь скучает зверь,
От господина отлучен,
А, может быть, взбесился он
И, чуть его освободят,
1480 Перекусает всех подряд
И вывалит язык из пасти, -
Не дай нам бог такой напасти!"
И отдает король приказ,
1484 Чтоб челядинцы сей же час
Спустили с привязи Хюсдена.
Тут повскакали все мгновенно
На скамьи, в седла - кто куда,
1488 Вопят: "Взбесился пес! Беда!"
Едва почуяв - кончен плен,
Несется к выходу Хюсден,
Бежит к Тристанову жилищу,
1492 Но тщетно господина ищет.
К нему прикованы все взоры.
Король, и челядь, и сеньеры
Не отстают, спешат за ним.
1496 Тоскою смертною томим,
Хюсден и воет, и визжит,
По следу рыцаря бежит.
За ним весь королевский двор
1500 Проходит путь, что на костер
Тристана вел. А верный пес
Ворчит, уткнувши в землю нос,
И в ту опочивальню мчится,
1504 Где предан был и схвачен рыцарь.
И снова след Хюсден берет,
Из замка вон, вперед, вперед,
За ним валит толпа народу.
1508 Вот он, не замедляя ходу,
Подобен спущенной стреле,
Бежит к часовне на скале.
У входа в божий храм святой
1512 Пес прерывает бег впервой,
Стоит, потом в часовню входит,
Хозяина там не находит.
Алтарь перемахнувши вмиг,
1516 В высокое оконце прыг,
И, не разбившись о каменья,
Пес, не теряя ни мгновенья,
К опушке леса мчится с лаем,
1520 Как будто плетью подгоняем,
Потом скрывается в лесу,
И люди сострадают псу.
Все королю твердят согласно:
1524 "Нам в лес за ним итти опасно,
В такую заведет чащобу,
Что воротиться и не пробуй".
Они назад идут толпою,
1528 А пес Хюсден лесной тропою
Стремглав несется меж древес
И громким лаем будит лес.
Тристан, Изольда, Говернал
1532 В то время сделали привал
И, лай заливистый услыша,
Вскочил Тристан и шепчет: "Тише!
Хюсден нашел мой след и лает".
1536 И он стрелу на лук излагает.
Все трое прячутся в кустах,
Сердца пронизывает страх:
Что, если Марка пес ведет?
1540 Лай приближается, и вот
Хюсден уже у ног Тристана
И радуется несказанно,
Виляет весело хвостом,
1544 И руки лижет, а потом
Бросается к Изольде он,
И Говернал не обойден,
Пес даже и коня лизнул.
1548 И горестно Тристан вздохнул -
Хюсдена жаль ему до слез:
"Зачем нашел нас этот пес?
Опять великая напасть!
1552 Поди, заткни ищейке пасть!
А мы в лесу, таясь, живем,
Преследуемы королем.
Лес, или луг, или овраг -
1156 Везде подстерегает враг,
А схватят - суд и прост и скор:
Повесить или на костер.
Держа Хюсдена при себе,
1560 Бросаем вызов мы судьбе,
Идем навстречу лютой смерти.
Нет выбора у нас, поверьте!
Чтоб не погибнуть всем троим,
1564 Разделаться придется с ним.
Но псу неведома измена, -
Так как же мне убить Хюсдена?
Меж тем не победишь природу:
1568 Заложено в ищейке сроду,
Что нужно лаять, дичь почуя.
Совета вашего хочу я:
Как нам с Хюсденом поступить,
1572 Чтобы себя не погубить?"
"Ищейки лают потому, -
Изольда говорит ему, -
Что и природа их такая,
1576 И люди приучают к лаю.
Уэльсец здесь когда-то жил,
У Марка лесником служил.
Я от людей сама слыхала, -
1580 Оленя ранит он, бывало,
Зверь след кровавый оставляет,
За ним ищейка, но не лает:
Так обучил ее лесник,
1584 И быстро пес к тому привык,
По следу он бежал беззвучен,
Как был хозяином приучен.
О, как бы счастлива была я,
1688 Когда бы отучить от лая
Ты нашего Хюсдена мог!
Попробуй, дай ему урок".
Тристан не сразу отвечает,
1592 В раздумье головой качает,
Потом ей говорит: "Ну что ж,
И вправду твой совет хорош.
Коль мой урок Хюсден усвоит,
1596 Он значит, дорогого стоит.
Начну на этой же неделе,
Попробую Хюсдена в деле.
Мне тяжело его убить,
1600 Но может нас Хюсден сгубить:
Заслыша лай, возьмут врасплох
Поодиночке-ль, всех ли трех,
И страшной каре предадут.
1604 Но мне не в тягость будет труд,
Коль я Хюсдена натаскаю
Охотиться молчком, не лая".
И вот Тристан на зорьке ранней
1608 В лесной глуши оленя ранит.
Зверь, след кровавя, мчится прочь,
Ищейка лает во всю мочь.
Лес потревоженный гудит,
1612 А рыцарь хлещет, не щадит,
Как за провинность, бьет Хюсдена,
И тот глядит недоуменно,
Не смея лаять и бежать.
1616 Тристан велит ему лежать,
По сапогам своим потом
Он бьет размашисто прутом,
И снова лает пес, и снова
1620 Наказан рыцарем сурово.
Еще и месяц не истек,
А псу пошло ученье впрок.
Трава ль кругом иль голый лед,
1624 Пес молча след теперь берет.
Неутомимо зверя гонит,
Но даже звука не проронит.
Как не хвалить такого пса!
1628 Творил он прямо чудеса.
Был хитрый у него обычай:
Загнавши дичь, потом добычу
В лугах забрасывать травой,
1632 В лесах - зеленою листвой,
Подтаскивать сушняк и ветки
Себе для лучшей для заметки,
А после приводить Тристана.
1636 Он помогал им неустанно.
Тристан давно в лесу живет,
И эта жизнь - не сладкий мед.
Его не сыщешь поутру,
1640 Где спать ложился ввечеру:
Он знает - волей короля
Вся корнуэльская земля
Ему теперь как вражий стан.
1644 Вкус хлеба позабыл Тристан,
Хватает мяса им покуда,
Но может дичь уйти отсюда.
Их платье от дождей истлело,
1648 Уже не прикрывает тело,
И любящих долит печаль,
И каждому другого жаль.
Лег на сердце Изольды гнет:
1652 Что, если друг ее клянет?
Тристан душою приуныл:
Быть может, он уже не мил
Своей подруге златокудрой?
1656 Меж тем господней волей мудрой
Их враг, один из трех, сражен.
Богатый, знатный тот барон
Держал охотничьих собак.
1660 Сеньеры, дело было так.
В ту пору и зимой, и летом
Лес Моруа был под запретом
Для корнуэльцев. Все боятся
1664 В лесу с Тристаном повстречаться:
Поймает - молодцу конец,
Повиснет на суку пришлец,
Расправа будет коротка.
1668 Однажды возле родника
Сидел в затишье Говернал,
А конь расседланный щипал
В лощине той уединенной
1672 Побеги муравы зеленой.
Поодаль в шалаше своем
Спят любящие крепким сном.
Тристан Изольду обнимает.
1676 Из-за нее он принимает
Так много мук, так тяжко страждет!
А Говернал сидит на страже.
Вдруг лай собачий в отдаленье:
1680 Так лают псы, гоня оленя.
А кто ж охотник? Ворог их,
Злодей, один из тех троих,
Вовеки проклятый барон.
1684 И лай все ближе, ближе гон,
Собаки лают все надсадней,
И меж дерев мелькает всадник,
Тристана недруг, лиходей,
1688 Презреннейший из всех людей.
Без челяди, без доезжачих,
Во весь опор за сворой скачет
И шпорит на скаку коня,
1692 Ему бока искровеня.
Вот конь споткнулся, захромал.
К стволу прижался Говернал.
И скачет вновь барон вперед.
1696 Пути назад он не найдет.
Предатель думать позабыл,
Как он Тристана оскорбил,
Но от судьбы не жди пощады,
1700 Глядит из-за своей засады
Отважный Говернал. "На месте
Мне провалиться, если мести
Избегнет этот супостат:
1704 Он в наших бедах виноват".
Все дальше гонят псы оленя.
За ними всадник в исступленье,
Как будто демоном гоним,
1708 Но вырастает перед ним
Вдруг Говернал из-за ствола.
Про черные его дела
Напомнив, меч он воздымает
1712 И вражью голову снимает,
И с нею прочь уходит он.
Олень бежит и длится гон,
А сам охотник под сосною
1716 Лежит, расставшись с головою.
Спешить - честной народ смешить,
А то и голову сложить.
Барон возрадовался рано
1720 Когда король изгнал Тристана.
Гудит округа от молвы:
Барон лишился головы, -
Один из трех виновных в том,
1724 Что Марк Тристану стал врагом.
Дрожа от страха, люд честной
Тот лес обходит стороной:
Тристана встретишь - не уйдешь,
1728 Костей своих не соберешь.
На ложе мягком травяном
Лежит Тристан, окован сном,
Не ведая, что недалече
1732 Валяется, мечем рассечен,
Злоумышлявший на него.
Какое будет торжество!
А Говернал у шалаша
1736 Привязывает, чуть дыша,
Над входом голову барона
К зеленой ветке наклоненной.
Тристан проснулся, поглядел,
1740 От ужаса похолодел:
Враг смотрит на него в упор.
А Говернал ему: "Сеньер,
Ты можешь вновь спокойно лечь:
1744 Своей рукою с вражьих плеч
Я эту голову срубил".
Уж как Тристан доволен был!
О том прознала вся округа,
1748 И всяк трепещет, всяк напуган
И леса, как чумы, бежит:
Тристану лес принадлежит.
Все тропы рыцарю знакомы.
1752 Себе однажды лук "Не промах"
Он так искусно смастерил,
Что хоть какого зверя бил.
Стрелял дичину что ни день.
1756 Лань пробежит или олень -
Стрелу нацелит чуть пониже
И ногу той стрелой пронижет,
А чуть повыше наведет,
1760 И в глаз иль в шею метко бьет.
"Не промах" назван по заслугам
Тот лук. Он стал Тристану другом.
Высоко ль, низко ль цель была,
1764 Впивалась в эту цель стрела.
Так за неделями недели
Они одно лишь мясо ели,
Не то - изгнанникам беда:
1768 Лесная дичь - вся их еда.
В луга, в поля не выходили,
О хлебе думать позабыли,
При том благодарили бога,
1772 Что всякой дичи в чаще много.
Удел изгнанников тяжел.
День Троицын уже прошел,
Настала летняя жара,
1776 А с ней и страдная пора.
Проснувшись на заре росистой
От пенья птицы голосистой,
Берет свой верный меч Тристан,
1780 И лук "Не промах", и колчан,
И, одолев едва дремоту,
Он поспешает на охоту.
Меж тем невзгода к ним грядет.
1784 Никто не знал таких невзгод!
Но любящие не роптали
На горести и на печали.
С тех пор, как лес им домом стал,
1788 Таких мытарств никто не знал,
Никто так крепко не любил
И так безмерно не платил.
Правдивый есть о том рассказ,
1792 Беруль читал его не раз.
Тристан Изольду обнимает,
Жара обоих донимает,
И говорит он королеве {31}:
1796 ". . . . . . . . . . . . . ."
"Друг, где ты был, где пропадал?"
"В густом лесу оленя гнал
И притомился, сбился с ног:
1800 Теперь соснуть бы мне часок".
Под кровом шалаша тенистым
Им ложем мягким и душистым
Трава шелковая была.
1804 Изольда первая легла,
Потом Тристан, не сняв одежды,
И, прежде чем смежились вежды,
Меж королевой и собою
1808 Кладет он лезвие стальное.
Она в рубашке, не нагая -
Ее хранила длань благая.
В день свадьбы, как любви залог,
1812 Ей изумрудный перстенек
Надел король, но в дни печали
Так сильно пальцы исхудали,
Что перстень стал великоват.
1816 И вот как любящие спят: -
Рукою правою Тристан
Изольдин обнимает стан,
А левую у ней под шеей,
1820 Что пуха мягче и нежнее,
Покоит рыцарь осторожно;
Любовь меж них была не ложной.
Лежат, с устами уст не слив,
1824 Их бестревожный сон счастлив.
Все тихо, ветр угомонился.
К Изольде солнца луч пробился,
И к лику белому приник,
1828 И засверкал, как льдинка, лик.
Они вкушают мирный отдых,
Не помышляя о невзгодах.
В лесу безлюдье. Говернал -
1832 Про то я в книге прочитал -
К лесничему свой путь направил
И любящих вдвоем оставил {32}.
И вот, сеньеры, к ним тогда
1836 Пришла великая беда.
В тот день один из лесников
Набрел на их зеленый кров.
Он разглядел в тени густой
1840 Шалаш укромный и простой,
Из молодых ветвей сплетенный.
И вот, смущенный, удивленный,
Подкрался к шалашу лесник,
1844 Узнал обоих в тот же миг
И, не дыша, бежать пустился;
Когда бы рыцарь пробудился,
Схватил бы он свой меч стальной
1848 И голову тому долой.
Бежит лесник знакомой тропкой,
Несется пуще лани робкой.
Сон любящих покоен, тих,
1852 А смерть подстерегает их.
То место, где они лежали,
Две с лишком мили отделяли
От замка Тинтажель. Свой двор
1856 Король держал там с давних пор.
Лесник вбегает в замок смело:
Он знает - из своих пределов
Король племянника изгнал,
1860 И если б кто-нибудь прознал,
Что он вкруг замка бродит где-то,
И королю донес про это,
Тот был бы щедро награжден.
1864 Толпой баронов окружен,
Король на троне восседал.
Баронами был полон зал.
Вы думаете, не проник
1868 В тот королевский зал лесник?
Нет, лесника не задержали,
И вот уже стоит он в зале.
Король в толпе его заметил,
1872 Улыбкой ласковой приветил.
"Иди сюда, пред наши очи.
Я вижу, ты бежал, что мочи -
Точь-в-точь охотник за борзой.
1876 Ты к нам с обидою какой?
Что привело тебя сюда?
Будь это радость иль беда,
Хорошая, дурная ль весть -
1880 Ты расскажи нам все, как есть
И правду выложить изволь". -
"Свой слух склони ко мне, король,
И все поведаю я честно.
1884 У нас тут каждому известно,
Что ты племянника изгнал
И настрого всем приказал,
Что, если он сюда вернется,
1888 Пусть тот, кто на него наткнется,
Живым возьмет его в полон
Иль донесет, где бродит он.
Как лист, от страха весь дрожу.
1892 Но повели - и покажу
Шалаш, где спит спокойным сном
Он с королевою вдвоем".
Король чело нахмурил строго,
1896 В нем гнев великий и тревога,
На лесника он взгляд метнул
И на ухо тому шепнул:
"А где сейчас мы их отыщем?" -
1900 "Лес Моруа им стал жилищем.
Обнявшись, спят они в тиши.
Застигнешь их, но поспеши.
Отмети обоим страшной местью,
1904 Не то предашь себя бесчестью".
Король ему: "Молчи, лесник,
Держи на привязи язык,
А коль сболтнешь, не обессудь,
1908 На висилице кончишь пути.
Я все сказал. Теперь иди,
У Красного Креста пожди,
Где предают земле бродяг.
1912 Молчи, коль ты себе не враг,
И златом щедро одарю.
Я не на ветер говорю.
Ступай, не медли, бога ради".
1916 Вот, помышляя о награде,
Тот у Креста сидит и ждет.
Врагов Тристана проклят род,
Доносчик примет смерть лихую.
1920 Я вам об этом повествую.
Король спешит к себе в покой
И отдает приказ такой:
Пускай коня ему седлают,
1924 При том никак не помышляют
Сопровождать иль ехать вслед.
"Ты шутишь, - слышит он в ответ.
Король без свиты самой малой?
1928 Да это случай небывалый!
Какие ты услышал вести?
Нет, мы с тобой поедем вместе!"
Он гневно им: "Чему дивиться?
1932 Просила красная девица
Словцо-другое молвить мне,
При том сам-друг, наедине.
Я возражений не хочу.
1936 Тут близко, мигом доскачу,
А вас с собою не возьму".
"Нам боязно, - они ему, -
Катона не забудь уроки {33}:
1940 Бессилен воин одинокий". -
"Все знаю и себе не враг.
Но я сказал и будет так".
И, буйным гневом распален,
1944 Меч опоясывает он
И вскакивает на коня:
Изольду, что светлее дня,
Племянник от него увез,
1948 Обиду тяжкую нанес,
И за деянье это злое
Ответить должен головою.
В уме у короля одно -
1952 Убить, а это ль не грешно?
Несется конь во весь опор.
Король твердит: "Пускай, как вор,
На виселице закачаюсь,
1956 Коль с ним за все не рассчитаюсь".
А вот и Крест, под ним лесник.
Король велит ему сей миг
Вести лесной тропою к спящим.
1960 Прохладно и тенисто в чаще.
Король в мече своем уверен -
Уже не раз тот меч проверен,
Не раз он побывал в боях,
1964 Во вражьей рати сеял страх.
Король того не рассчитал,
Что если бы Тристан не спал,
Один из родичей в бою
1968 Сложил бы голову свою.
Но злоба короля долит.
Он щедро леснику сулит
Дать двадцать марок серебра.
1972 Стыд лиходея разобрал.
"Тут близко", - шепчет чуть не плача.
Король с коня, а конь горячий,
Гасконский. "Скакуна держи,
1976 Его за повод привяжи
К зеленой яблоне". И вот
Король за лесником идет,
И цель пути уже пред ним:
1980 Шалаш, густой листвой храним.
Он скидывает плащ богатый.
Огнем горит застежек злато.
Король и статен, и силен.
1984 Меч вынимает из ножон,
Клянясь Тристана порешить
Иль больше самому не жить.
И вот король у шалаша.
1988 Лесник от страха чуть дыша,
С земли не смеет приподняться.
Король велит ему остаться,
А сам в шалаш заходит к ним,
1992 Стоит безмолвен, недвижим,
Со спящих не спуская глаз.
Ужель прольется кровь сейчас?
Она рубашки не сняла,
1996 Раздельны были их тела
И меч меж ними обнаженный.
Стоит король, как пригвожденный,
На меч глядит в раздумье он
2000 И думает, душой смятен:
"Что это значит, боже мой?
Они лежат передо мной,
А я не знаю, как мне быть -
2004 Помиловать или убить.
Они в лесу живут давно,
И знаю твердо я одно, -
Когда б обоих похоть жгла,
2008 Изольда б голая легла,
И меч из смертоносной стали
Между собой бы класть не стали.
Нет, я другое бы узрел
2012 И отомстил бы, не стерпел,
А так мой гнев совсем утих.
Я не убью, не трону их,
Затем что грех большой свершу,
2016 Коль беззащитных порешу,
А если вдруг Тристан проснется,
Кровь одного из нас прольется, -
Пойдет молва, взликует враг.
2020 Нет, лучше поступить мне так:
Проснувшись, пусть поймут мгновенно,
Пусть убедятся несомненно,
Что был король в их шалаше
2024 И жалость испытал в душе,
Что он и все в его стране
Уже простили их вполне.
У ней на пальце, словно жар,
2028 Сверкает изумруд - мой дар.
Я заменю его другим -
Ее подарком дорогим.
Мне из Ирландии родной
2032 Изольда привезла с собой
Из горностая рукавицы.
Луч солнца сквозь листву струится, -
Просвет я ими заложу
2036 И путь лучу загорожу.
Еще возьму Тристанов меч,
Что снял главу Морхольту с плеч".
Король на спящих вновь дивится,
2040 Потом снимает рукавицы,
Просвет в листве он затыкает,
Откуда солнце проникает,
И перстень с пальца тянет он,
2044 И перстень сходит без препон, -
Так сильно пальцы исхудали.
Тристанов меч из доброй стали
С их ложа Марк-король берет,
2048 Взамен меж ними свой кладет
Бесшумной, бережной рукою
И, не нарушив их покоя,
Выходит вон, склонив чело,
2052 Легко садится он в седло,
И, лесника прогнав сурово,
Пускает вскачь коня лихого.
Спят любящие непробудно.
2056 Их спас от смерти случай чудный.
А в Тинтажеле домочадцы
Вкруг Марка-короля теснятся,
Расспрашивают, где он был,
2060 Да с кем он время проводил.
А он им то да се в ответ,
Как лис, запутывает след.
Меж тем на травянистом ложе
2064 Изольду тяжкий сон тревожит.
Кругом как будто темный бор,
И в том бору ее шатер.
Она от страху чуть жива,
2068 Затем что два огромных льва
Грозят ей гибелью ужасной.
Она их молит, но напрасно, -
Все ближе, ближе подползают,
2072 Хватают за руки, терзают.
И стонет, и кричит она,
И видит, пробудясь от сна,
Что на груди у ней сребрится
2076 Из горностая рукавица.
Тристан проснулся, стон услыша,
Лицо багровым жаром пышет,
Он вскакивает, меч хватает
2080 B удивленье застывает:
Он знает, меч в кровавой сече
Зазубринами был отмечен {34},
Теперь зазубрин нет на глади.
2084 На чашку золотую глядя,
Он дядин признает булат.
Меж тем, на перстень бросив взгляд.
Изольда сразу видит: он
2088 На перстень короля сменен,
И говорит в большой печали:
"Тут был король, пока мы спали". -
"Да, - молвит рыцарь ей в ответ. -
2092 Нам оставаться здесь не след;
Мой меч он подменил своим". -
"О рыцарь мой, ты прав, бежим!"
"Душа охвачена тревогой.
2096 Король умчался за подмогой
И приведет большую рать,
Чтоб нас с тобой живыми взять.
Нельзя терять нам ни мгновенья.
2100 Бежим в Уэльс искать спасенья".
Тем временем к ним подскакал
Оруженосец Говернал.
Он видит бледность господина
2104 И спрашивает, в чем причина.
"Наставник, слушай мой рассказ:
Набрел король на спящих нас
И взял мой меч, а свой оставил, -
2108 Недобрый замысел им правил.
С руки Изольды перстень снял,
На перстень свой его сменял;
Такое странное деянье -
2112 Дурное предзнаменованье.
Он был совсем один, не то бы
Его мы не избегли злобы.
Но скоро он назад придет,
2116 С собою войско приведет
И отомстит и ей, и мне -
Обоим полыхать в огне.
Пожрет при всех нас пламень жгучий,
2120 А ветр развеет прах летучий.
У нас один исход - бежать".
У них один исход - бежать.
Холодный страх объемлет их:
2124 Король во гневе злобен, лих.
Сквозь чащу леса без дороги
Бегут, куда несут их ноги,
Дни напролет, не отдыхая,
2128 В краю Уэльском скрыться чая.
О, сколько горестей и зла
Любовь обоим принесла!
Они три года так страдали {36},
2132 Что побледнели, исхудали.
Вы, верно, знаете, что корень
Их злоключений, бед и горя
В любовном зелье колдовском,
2136 Но вам не ведомо о том,
На много ли годов вперед
Рассчитан был тот приворот {36}.
На травах сделан был настой
2140 Изольды матушкой родной,
Чтоб дочка вместе с королем
Напиток испила вдвоем.
В нем было на три года силы.
2144 Но дочери судьба сулила
С Тристаном разделить питье.
Их ждало скорбное житье.
Иванов день {37} к концу идет,
2148 И завтра минет третий год,
Как зелье выпили до дна.
Тристан, чуть пробудясь от сна,
Дичину раздобыть спешит.
2152 Изольда не встает, лежит.
Стрелою ранит он оленя,
И зверя до изнеможенья
Потом преследует стрелок.
2156 А третий год меж тем истек
С тех пор, как жаждой истомлен,
С Изольдой зелье выпил он.
В лесу уже совсем стемнело.
2160 Печаль Тристана одолела,
Стоит и, опершись на лук,
Он думает: "О, сколько мук
Пришлось узнать мне за три года!
2164 Погожий день иль непогода,
День буден, праздник ли какой -
Неведом отдых и покой.
Не в замке нынче я живу,
2168 Мне негде преклонить главу,
Нет больше рыцарских потех,
Отрепья на плечах, не мех.
Я дядю смертно оскорбил, -
2172 Зачем меня он не убил?
Мне при дворе пристало жить,
Пристало с ровнями дружить,
Сыны баронов мне б служили,
2176 Чтоб в рыцари их посвятили.
По разным землям разъезжал бы,
Богатство, славу там стяжал бы.
Что королеве я принес?
2180 Шалаш в лесу да реки слез.
Спала бы на пуховиках,
Ходила бы в шелку, в мехах,
И вот по страдному пути
2184 Из-за меня ей век итти.
Я шлю моленья богу сил,
Чтоб мужество в меня вселил
Как подобает поступить,
2188 Супругу дяде возвратить.
Тому свидетели бароны,
Что взял король Изольду в жены
И что при этом соблюден
2192 Был христианский наш закон".
Тристан, склонивши взор к земле,
Все думает о короле,
О том, что дядю опозорил,
2196 С женою разлучил, рассорил.
Идет в шалаш, уныл и мрачен,
А там Изольда, горько плача,
Слова такие произносит:
2200 "Меня земля напрасно носит:
Как смерд, живешь в лесу, мой друг,
Не окружен толпою слуг,
А все из-за того питья,
2204 Что выпила с тобою я.
Бранжьена виновата в том, -
Не доглядела за питьем.
Я, королева, стала нищей,
2208 Простой шалаш мое жилище.
Пристало жить Изольде в холе,
Служили бы по доброй воле
Ей благородные девицы,
2212 Хотел бы всяк на них жениться:
За ними золота немало
Изольда щедро бы давала,
От благостной ее руки
2216 Ломились бы их сундуки.
Бранжьена жизнь сгубила нашу,
С напитком приворотным чашу
Позволив выпить нам с тобой.
2220 Как мы наказаны судьбой!"
Он ей в ответ: "Прекрасный друг,
О, сколько нам досталось мук!
Одним лишь помыслом живу я:
2224 Чтобы король на мировую
Пойти со мною согласился,
Чтобы душою умягчился
И строгий отдал бы приказ
2228 Ни в чем не виноватить нас.
А кто в Лидане {38} ли, в Дургаме {39}
Дерзнет сказать, что между нами
Любовь нечистая была,
2232 Что нас обоих похоть жгла,
Тот пусть запомнит: в смертный бой
Немедля вступит он со мной.
Когда б король вернул мне дружбу,
2236 Когда бы взял к себе на службу,
Я в грязь лицом бы не ударил,
Как за отца и государя
С его врагами б на смерть бился,
2240 Никто б тогда не покусился
Идти войной на короля.
Узнала б мир его земля.
А буде он тебя оставит,
2244 Меня ж в изгнание отправит,
На службу к фризам {40} поступлю -
Я их угоден королю.
К бретонцам уплыву удалым
2248 С одним лишь верным Говерналом.
Запомни, что сейчас скажу:
Тебе навек принадлежу.
Да разве бы помыслил я
2252 Уехать в дальние края,
Когда б не видел, как страдаешь,
Покоя, отдыха не знаешь,
Со мной лесную жизнь деля.
2256 Ты у супруга - короля
Могла бы в неге и чести
Дни безмятежные вести,
Когда бы мы себе на горе
2260 Не выпили то зелье в море.
Прекрасный друг, не плачь, не сетуй,
Как быть, что делать, посоветуй".
"Кто жизнь греховную отринет,
2264 Того Спаситель не покинет.
Я про отшельника Огрина
Тебе напомню, друг единый:
Он повторял слова Писанья,
2268 Твердил о благе покаянья,
И если ты сейчас готов
Очистить душу от грехов,
Тобою бог руководит.
2272 Пойдем, пойдем немедля в скит,
Испросим у благого старца
Мы помощи и, может статься,
Узнаем счастье и покой".
2276 Тристан, поникнув головой,
Ей молвит: "Свет моих очей,
Коль ты велишь, пойдем скорей
И белым днем или в ночи
2280 Ему мы скажем: "Научи,
И как научишь, так поступим,
Закона больше не преступим". -
"О друг, ты прав, ты прав во всем.
2284 Творцу молитвы вознесем,
Пусть исцелит он наш недуг,
Пусть нас помилует, о друг!"
И вот спешат к той роще дальней,
2288 Где, птиц небесных беспечальней,
Огрин-отшельник обитает.
Святую книгу он читает,
Но, любящих едва заметя,
2292 Зовет к себе и, ликом светел,
Сажает на порог часовни.
"Подобно угольям жаровни,
Палит любовь несчастных вас.
2296 Безумные! Скорее с глаз
Завесу пагубы сорвите
И, горько каясь, в прах падите!" -
"Святой отец, - в ответ Тристан, -
2300 Такой нам, видно, жребии дан.
Нас полымя любви греховной
Пекло и жгло три года ровно.
Но если нынче согласится
2304 Король с Изольдой помириться,
И я ему не нужен буду,
Дорогу в Тинтажель забуду
И у бретонцев, в Лонуа {41} ли
2308 Сокрою все свои печали.
А если гнев на милость сложит,
Остаться при дворе предложит,
Клянусь, я буду службу несть,
2312 Как мне повелевает честь,
И верен буду, и усерден.
Король велик и милосерден {42}.
. . . . . . . . . . . . . . . .
2316 К тебе пришли мы за советом.
Ты только дай нам наставленья,
Исполним все твои веленья".
Внемлите дальше мне, сеньеры.
2320 Изольда, потупляя взоры,
Встает смиренно на колени
И горячи ее моленья:
"Замолви хоть словцо за нас,
2324 Чтоб королевский гнев угас.
От грешной жизни отрекаюсь,
Хотя, святой отец, не каюсь,
Что рыцаря люблю бессрочно
2328 Любовью чистой, непорочной.
Раздельна будет наша плоть,
Свидетелем тому господь".
Отшельник, плача в умиленье,
2332 Шлет господу благодаренье.
"О сколь ты благ, сколь славен, боже,
Твоею милостью я дожил
До дня, когда вот эти двое
2336 Пришли, снедаемы тоскою,
Чтоб я им, грешным, дал совет,
Из мрака вывел бы на свет.
Обоих разуму наставлю,
2340 На путь спасения направлю.
Тристан, в мой скит пришел ты сам, -
Прислушайся ж к моим словам,
И, королева, ты внемли,
2344 Безумья своего не дли.
Коль в любострастии бесчинно
Погрязли женщина с мужчиной,
Но горько каются потом
2348 Они в грехе поганом том,
Господь помилует их души,
На скорбных кару не обрушит.
О, королева и Тристан,
2352 Обман во благо - не обман.
Дабы пристойно срам прикрыть,
Душой придется покривить.
Составим королю посланье.
2356 Начнем с привета, с пожеланья
Владычествовать много лет,
Не зная горестей и бед.
Напишем далее о том,
2360 Что с королевою вдвоем
Влачишь в лесу и дни, и ночи,
Что, ежели король захочет
Вернуть ей милость и почет,
2364 Не поведешь обидам счет,
Пойдешь к нему на службу снова,
Что жизни ты лишишь любого,
Кто стыд и совесть позабудет,
2368 Вас обвинив бесстыдно в блуде:
Пускай тебя сожгут живым,
Коль не разделаешься с ним.
Никто, хоть равный, хоть неравный,
2372 С тобою, рыцарь достославный,
Вовек сразиться не дерзнет.
Ты это знаешь наперед.
Содеять над тобой расправу
2376 Хотел король, но не по праву,
А своевольно, беззаконно:
Простолюдины и бароны
Под клятвой это подтвердят.
2380 Ты на костре, как супостат,
Сгорел бы и постыдно сгинул,
Когда б господь тебя отринул,
Но он к тебе свой взор склонил
2384 И преисполнил дивных сил,
Помог свершить такой прыжок,
Какого бы свершить не мог
Никто из смертных, ни единый
2388 От Рима и до Константины {43}.
Добыл Изольду ты в борьбе,
Но не оставил при себе,
С ней в Корнуэльс приплыл по водам
2392 И королю в супруги отдал,
И в Лансиене этот брак
Был освящен - то знает всяк.
Она лишь потому бежала,
2396 Что ей погибель угрожала.
Ты без промешки и заминки
С любым сразишься в поединке
И ежели в честном бою
2400 Докажешь чистоту свою,
Пусть он, с согласия вассалов,
Вернет с почетом, как пристало,
Прекраснейшую между жен.
2404 И, ежели захочет он,
Ты станешь вновь ему служить,
Его пределы сторожить,
А будешь неугоден - что ж,
2408 За фризским за морем {44} найдешь
Приют у короля другого.
Так мы напишем слово в слово". -
"Ты камень снял с моей души,
2412 Сеньер Огрин, но напиши {45}, -
Мол, мне остерегаться надо,
Затем что щедрую награду
За жизнь мою он обещал.
2416 Но я врагом его не стал,
Он родич мой и государь,
Ему я предан, как и встарь,
Пусть он ответит мне с письмом
2420 И к Красному Кресту потом
Прикажет отнести ту весть
Мне надобно ее прочесть,
И как он скажет, так и будет.
2424 Пока что осторожность нудит
С ним встречи в замке не искать.
К письму я приложу печать,
Своей рукой поставлю vale" {46}.
2428 Еще слова не отзвучали,
Огрин чернила достает
И лист пергамента берет,
Письмо искусно составляет,
2432 Потом печаткою скрепляет,
И молвит рыцарю Огрин:
"Кто отвезет письмо, мой сын?"
"Я сам". - "Тебе нельзя, нет, нет!"
2436 "Святой отец, - Тристан в ответ, -
Я проберусь незримей тени,
Мне все знакомо в Лансиене,
Ты ж королеве дай приют, -
2440 Пускай меня дождется тут.
Как только на дворе стемнеет
И все уснет и онемеет,
Верхом я в замок поскачу
2444 И Говернала прихвачу:
Он всех мирян, всех иереев
И преданнее, и вернее.
У Лансиена спешусь я,
2448 А он постережет коня".
Как только солнце закатилось
И ночь на землю опустилась,
Оруженосец Говернал
2452 Коня Тристану оседлал.
Вот, спешившись в лощине малой,
Коня оставив Говерналу,
В глубокой тьме Тристан шагает,
2456 И ловко стражи избегает,
И преодолевает ров,
Как тень, скользит среди кустов,
И осторожною стопою
2460 Подходит он к окну покоя,
Где спит король на ложе пышном.
Тристан зовет его чуть слышно,
И тот, проснувшись, вопрошает:
2464 "Кто в этот час мой сон смущает?
Ответь мне, назови себя".
"Племянник твой зовет тебя.
Да, это я, Тристан, сеньер.
2468 К окну прокрался, точно вор,
И медлить здесь опасно мне.
Найдешь посланье на окне".
И соскочив немедля с ложа,
2472 Король кричит трикраты: "Боже!
Вернись, Тристан, не дли разлуки!"
Потом письмо берет он в руки.
Тристан скрывается во тьму -
2476 Не доверяет он ему.
Приходит рыцарь к месту встречи.
"Скорей! - оруженосец шепчет. -
Безумец! Жди теперь погони!
2480 Дай бог, чтоб вынесли нас кони!
Одно спасенье - путь в обход".
В лесу заря их застает.
Всю ночь Огрин мольбы возносит,
2484 У господа смиренно просит,
Чтоб длань его не покарала
Ни рыцаря, ни Говернала.
И вот они вернулись в скит.
2488 Огрин Творца благодарит.
А как Изольда другу рада,
О том и говорить не надо.
Проплакала ночь напролет,
2492 Минута ей казалась с год,
Пока при первом свете дня
Тристан не соскочил с коня.
Изольда к рыцарю бежит. . . {47}
2496 И говорит ему она:
"Друг, расскажи нам обо всем:
Ты говорил ли с королем?"
Тогда Тристан поведал им,
2500 Как, вышней силою храним,
Он дяде о письме сказал,
Как трижды тот его позвал,
Как промолчал Тристан в ответ,
2504 Как взял король с окна пакет.
Поет Огрин творцу осанну,
Потом он говорит Тристану,
Что скоро весть к нему придет.
2508 Тристан поближе лук кладет.
Король в тревоге. Ранним-рано
Велит будить он капеллана,
Дает ему письмо читать {48},
2512 И взламывает тот печать,
Читает громко, внятно, гладко,
От первой строчки по порядку,
Что королю племянник пишет.
2516 И слушает король, не дышит.
Исполнен он благоволенья,
И радости, и удивленья:
Изольду он не разлюбил
2520 И потому доволен был.
Велит он звать баронов знатных {49},
Прославленных в деяньях ратных,
И вот, собравши их на сход,
2524 Король такую речь ведет:
"Пришло послание ко мне.
Ему внемлите в тишине.
Я ваш король, а вы вассалы,
2528 И как вассалам; вам пристало
Давать советы сюзерену.
Я жду совета непременно".
И первый говорит Динас:
2532 "Коль что не так скажу сейчас,
Не слушайте меня, сеньеры,
К другому обратите взоры,
И, если мудро скажет он,
2536 Пусть мудрость будет вам закон.
Сего послания не зная -
О чем, да из какого края -
Как сведать, можем мы иль нет
2540 Дать мудрый и благой совет?
Посланье вслух вели прочесть,
И всяк, в ком не уснула честь,
Всю правду скажет, не смолчит,
2544 А молчунам позор и стыд".
Согласны все бароны с ним.
"Послание узнать хотим.
Пусть капеллан прочтет его,
2548 Не опуская ничего".
Вот, исполняя их желанье,
Перед собой держа посланье,
Читает внятно капеллан:
2552 "Племянник короля Тристан
Сеньеру и его баронам
Во первых же строках с поклоном
Шлет пожеланья многих лет.
2556 Король, ты брачный дал обет
И с королевною ирландской
Обвенчан в церкви христианской.
Но кто, скажи, ее добыл,
2560 С драконом в смертный бои вступил,
Не убоясь огня и яда?
Она была моя награда,
Но я тебе ее отдал,
2564 И знают все, и стар и мал,
Что взял Изольду в жены ты,
Но не укрыл от клеветы,
От злых наветчиков не спас.
2568 Я повторю хоть сотни раз, -
С любым сражусь, кто равен мне,
Хоть пеший будь, хоть на коне,
Коль скажет, не боясь ответа,
2572 Что мы не соблюли завета,
Что страстью связаны плотской
Я с нею и она со мной.
А пораженье потерплю
2576 И честь свою не обелю,
Твой суд да будет прав и скор.
Но слать не можно на костер
За то, что, не нарушив долга,
2580 Я был баронами оболган.
Ты в гневе был и был неправ,
Бессудно сжечь нас приказав,
Но - всемогущему хвала! -
2584 Его десница нас спасла,
И королеву и меня,
От страшной кары, от огня.
О милый дядя! Нас казнив,
2588 Как был бы ты несправедлив!
Смертельный я свершил прыжок,
Мне всеблагий и тут помог.
Изольду на позор и муки
2592 Ты прокаженным отдал в руки,
Но я ей волю возвратил,
Лес Моруа нас приютил.
Из-за меня она терпела,
2596 Худого не свершивши дела,
И честь велит мне быть при ней.
С тех пор таимся от людей,
Скрываемся от чуждых глаз,
2600 Затем, что знает твой приказ
Народ по городам и весям:
Обоих сжечь или повесить,
А лес нам даровал спасенье.
2604 Но будь твое соизволенье
Изольде светлоликой вновь
Почет вернуть, вернуть любовь,
Тебя, как ни один вассал,
2608 Я доблестно бы защищал.
А Корнуэльс велишь покинуть
И с глаз твоих навеки сгинуть, -
Пойду на службу к фризам я,
2612 Чтоб разделили нас моря.
Мне боле эта жизнь не в жизнь.
Ты слово твердое скажи -
Изольду примешь ли по чести.
2616 Не то я поплыву с ней вместе
В Ирландию, в ее страну:
Там королю я дочь верну".
"Король, - с поклоном молвит чтец,
2620 На сем посланию конец".
Бароны слышат вызов тот,
Что им Тристан могучий шлет,
Честь королевы защищая,
2624 С любым из них сразиться чая,
И молвят: "Гнев, король, уйми,
Жену свою к себе возьми:
Нет разума у тех людей,
2628 Что худо говорят о ней.
Тристана в Гавуа {50} пошли:
Король заморской той земли
С шотландским королем не дружит;
2632 Пускай ему Тристан послужит
Мечем булатным в деле ратном.
Захочешь - кличь его обратно.
Племянник твой в своем посланье
2636 Тебе поклялся в послушанье.
Ответь, что, мол, без промедленья
Ждешь королеву в Лансиене".
Король немедля капеллану
2640 Велит писать письмо Тристану.
"Берись же за перо. Скорей!
Душа скорбит в разлуке с ней.
Каким терзаниям и бедам.
2644 Я молодость Изольды предал!
Мою печать поставишь ты
И отвезешь до темноты
Письмо к Кресту. Так поспеши!
2648 В конце обоим отпиши
Мои приветствия". Тотчас
Исполнен был его приказ.
А рыцарь не смежает очи.
2652 Идет, торопится средь ночи
К Поляне Белой {51} в темноте.
Висит посланье на Кресте.
Знакомую печать он зрит,
2656 К Огрину поспешает в скит,
И вот уже читает старец
Послание от государя:
Мол, королеву он прощает,
2660 К себе с охотой возвращает,
Условия при этом ставит.
И господа отшельник славит:
Письмо достойно властелина
2664 И доброго христианина.
"Тристан, мой сын, бодрись душой!
Все нынче будет хорошо:
Король ответствует, что рад
2668 Он королеву взять назад,
Бароны станут ей служить,
Но вам не тоже вместе жить.
В другие земли снаряжайся,
2672 Служи и доблестно сражайся
И, может статься, через год
Он в Корнуэльс тебя вернет.
Изольду передай - и в путь:
2676 На третий день, Тристан, отбудь.
Ты знаешь, где Опасный Брод?
Туда со свитой он придет
И назначает вам свиданье.
2680 На том кончается посланье".
И говорит Тристан: "О боже!
В разлуке с милой горе сгложет,
Но так назначено судьбой:
2684 Лишенья знала ты со мной,
Теперь конец твоим лишеньям.
Расстанемся, но в утешенье
Свою любовь тебе оставлю,
2688 С твоей в изгнанье путь направлю.
И с чужедальней стороны,
Хоть в мирны дни, хоть в дни войны,
Тебе я весточку подам.
2692 Молю, припав к твоим стопам,
И ты откликнись, дорогая".
И говорит она, вздыхая:
"Оставь при мне, мой друг бесценный,
2696 Охотничьего пса Хюсдена.
Он будет в неге жить и холе,
Не зная устали и боли.
Как только на него взгляну
2700 Тебя, о друг мой, вспомяну,
Увижу, точно наяву,
И сердцем сразу оживу,
Как будто ты прислал мне весть.
2704 Хюсден так сытно будет есть,
Так сладко в мягкой спать постели,
Как не случалось псам доселе.
Тристан, вот перстень мой: огнем
2708 Горит зеленый яспис {52} в нем.
Его, Тристан, дарю тебе;
В лихой, в счастливой ли судьбе,
Ты перстень с пальца не снимай
2712 И, милый друг мой, твердо знай:
Коль принесет гонец мне вести,
Но этот не покажет перстень,
Я буду знать, что тот посланец
2716 Не от тебя, а самозванец.
Но только перстень он покажет,
Тотчас исполню все, что скажет,
Легко то будет или трудно,
2720 Разумно или безрассудно.
Любовью нашей я клянусь,
Что всем на свете поступлюсь.
Возьми мой перстень, а взамен
2724 Пусть делит верный твой Хюсден
Со мною о тебе печаль". -
"Он твой. Мне ничего не жаль;
Отдать тебе, что хочешь, рад". -
2728 "Тристан, благодарю стократ".
И перстень с ясписом снимает,
Ему на палец надевает,
И, о разлуке памятуя,
2732 Уста сливают в поцелуе {53}.
Меж тем спешит отшельник в Мон {54},
И в Моне накупает он,
Не прижимаясь, не считая,
2736 И соболя, и горностая,
Атласных тканей и шелковых,
Полотен белых и пунцовых,
И иноходца в дивной сбруе
2740 Берет отшельник не торгуясь.
Он за наличные и в долг
Берет меха, атлас и шелк,
Чтоб королеву нарядить.
2744 Временем оповестить
Велит король весь люд честной,
Что помирился он с женой,
Что он желает ей добра
2748 И с нею встретился вчера
В том месте, где Опасный Брод.
Валом-валил туда народ,
Съезжался и сбирался там
2752 Цвет знатных рыцарей и дам.
Изольду крепко все любили,
Лишь четверо {55} не рады были,
Но божий суд настигнет их,
2756 Накажет он всех четверых.
Двоих баронов меч сразит,
А третьего стрела пронзит.
Под палкою за свой донос
2760 Лесник издохнет, точно пес,
Избитый Перинисом верным.
Очистится земля от скверны.
Расплаты не избегнуть им, -
2764 К злодеям бог неумолим.
В тот день, сеньеры, тьма народу
К Опасному спешила Броду.
При Марке все его вассалы.
2768 Шатры - багряны, сини, алы -
Украсили зеленый луг.
Тристан с Изольдою сам-друг,
Тристан с Изольдой подскакали,
2772 У межевого камня встали.
Под низ кольчугу он надел:
Им поневоле страх владел,
Что втайне месть король лелеет.
2776 Шатрами луг пред ним алеет,
Знакомые он видит лица.
И говорит Изольде рыцарь:
"Отныне стал Хюсден твоим.
2780 Пусть будет он тобой любим,
Как был любим до этих пор.
Взгляни, к нам едет твой сеньер,
И с глазу на глаз мы сейчас,
2784 Прекрасный друг, в последний раз.
Король, бароны, вот они.
К Тристану слух свой преклони.
Господним именем молю:
2788 Коль я гонца к тебе пришлю,
Ты сразу же или с оттяжкой,
Но все исполни, как ни тяжко,
Что скажет он наедине".
2792 "Тристан, ты можешь верить мне.
Коль твой гонец мне слово скажет,
При этом перстня не покажет,
Я буду знать, что тот посланец -
2796 Бесстыжий лжец и самозванец.
Но если он твой перстень вынет,
Ни рвы, ни стены, ни твердыни
Мне не препоны, не указ:
2800 Клянусь, все сделаю тотчас.
Доколе я живу, дотоле
Священна мне Тристана воля".
Изольду рыцарь к сердцу жмет.
2804 "Да будет бог тебе оплот!"
И, благоумия полна,
Так говорит ему она:
"Теперь мое послушай слово.
2808 Совет отшельника святого
Нам, как стрела, вонзился в грудь,
И королю меня вернуть
Решился ты, я это знаю.
2812 Ты прав, но богом заклинаю,
Живи поблизости, пока
Не будешь знать наверняка,
Как принята супругом я.
2816 То молит милая твоя -
Ужель откажешь ей в мольбе?
Лесник Орри приют тебе
Даст в бедной хижине своей.
2820 Немало провели ночей
Мы в ней на самодельном ложе... {56}
А три барона, три злодея
Найдут в лесу конец лихой:
2824 Иx кости порастут травой.
Пусть ад предателей поглотит!
Но нынче всю меня колотит,
Когда о них я помышляю.
2828 Мой друг, тебя я умоляю -
Таись и жди, как хитрый лис,
И будет часто Перенис
К тебе из замка прибегать.
2832 Пускай господня благодать,
Друг милый, над тобой прострется.
Ты будешь знать, как мне живется
От преданного нам пажа".
2836 Тристан ей молвит: "Госпожа,
Тот распростится с головою,
Кто оскорбит тебя хулою,
Тебе обиду нанесет". -
2840 "Ты снял с души тяжелый гнет,
Я вновь счастлива, вновь спокойна,
Благодарю, мой друг достойный".
Все ближе королевский двор.
2844 Приветствий громогласен хор.
Король, осанист, горделив,
Подъехал, всех опередив,
За ним Динас, что из Динана:
2848 Он друг Изольды и Тристана.
Тристан ее коня ведет,
Как подобает, отдает
Учтивый королю поклон
2852 И, выпрямившись, молвит он:
"Король, перед тобою та,
Чья несравненна красота.
Изольду нежную твою
2856 Тебе, король, я отдаю,
Пусть все твои мой слышат глас:
Клянусь, что не было меж нас
Между Изольдою и мной
2860 Любви нечистой и срамной.
Чтоб оправдаться мне вполне,
Хоть пеший, хоть бы на коне,
С любым сражусь, и длань творца
2864 Да не помилует лжеца.
Но если обелен я буду,
Наветчикам придется худо ... {57}
Вели - я при тебе останусь,
2868 Вели - с тобой навек расстанусь".
Сказал - и молча ждал ответа.
Андрет {58}, Николя сын, на это:
"Король, дабы враги робели,
2872 Оставь Тристана в Тинтажеле".
Такое слово молвил он,
И Марк душою умягчен.
С Тристаном в сторону тотчас
2876 От отъезжает, а Динас
При королеве остается.
В нем сердце преданное бьется.
Ликует он и веселится,
2880 И дивный плащ из багряницы
Изольде скинуть помогает.
А стройный стан ей облегает
Из шелка длинное блио.
2884 На ней как вылито оно.
Отшельник на ее уборы
Потратился не зря, сеньеры:
Как ей к лицу наряд богатый!
2888 Сверкают кудри, точно злато,
И точно изумруды очи {59}.
Рой рыцарей вокруг хлопочет.
В печали три клеветника:
2892 Спаслися птицы из силка!
За старое берутся снова.
"Король, послушай наше слово.
Ты королеву сам изгнал,
2896 Великий грех за ней признал
И вот сегодня обеляешь
И с нею вместе поселяешь
Тристана в Тинтажеле ты.
2900 Вам не избегнуть клеветы!
Пусть Корнуэльс Тристан покинет,
А год с его изгнанья минет,
И ты уверишься, что ей
2904 Племянник твой не шлет вестей -
К себе опять его возьмешь". -
"Бароны, ваш совет хорош.
Тристана в дальний край отправлю,
2908 От злой молвы себя избавлю".
Бароны веселы и рады:
Им только этого и надо.
Услышав короля приказ,
2912 Тристан собрался в путь тотчас.
Проститься он с Изольдой хочет.
Они глядят друг другу в очи,
И видит это весь народ,
2916 И стыд огнем ей щеки жжет.
А скорбь час от часу тяжеле:
Не жить Тристану в Тинтажеле!
Король Тристана вопрошает,
2920 Куда стопы он обращает,
И хочет одарить богато -
Пусть, мол, возьмет меха и злато.
Ответ Тристана был суров:
2924 "И не возьму твоих даров -
Окажет мне и честь, и дружбу
Король, к кому пойду на службу".
И многошумною толпой
2928 Бароны на берег морской
Тристана провожают в путь,
И, руку положив на грудь,
Изольда вслед глядит в тоске,
2932 Пока он виден вдалеке.
Вот проводили, распростились
И восвояси воротились.
Остался лишь один Динас.
2936 Обнявши рыцаря не раз,
Его он в замок свой зовет.
И, поразмыслив, молвит тот:
"Ты знаешь, по какой причине
2940 Отсюда уезжаю ныне.
Коль с просьбою большой иль малой
К тебе пришлю я Говернала,
Ее исполнить поклянись".
2944 Вновь семикратно обнялись.
Дал клятву рыцарю Динас.
Та клятва тверже, чем алмаз.
Докажет он Тристану вскоре,
2948 Что верен в радости и в горе.
Столь ярого исполнен рвенья,
Что даже короля веленья
Его бы не поколебали.
2952 Разъехались в большой печали.
Меж тем в лачуге лесника
Король известий ждал, пока
Барон Динас не появился -
2956 Тогда лишь в замок воротился.
Черна дорога от людей,
Мужчин, и женщин, и детей.
Четыре тысячи их тут, -
2960 Все пляшут, гомонят, поют,
Все ликования полны:
Тристан с Изольдой прощены.
С утра звонят колокола.
2964 А между тем молва прошла,
Что изгнан рыцарь на чужбину.
Но гонят люди прочь кручину,
Так рады, что Изольда с ними.
2968 Дома шелками дорогими
Разубраны. Всяк нынче весел.
Кто победней, ковры повесил.
Устлали тростником дороги,
2972 Где королевы ступят ноги.
Вот в монастырь она идет,
А монастырь лансьенский тот
Святому посвящен Самсону {60}.
2976 С ней челядинцы и бароны.
У монастырских у ворот
Изольду сам епископ ждет.
Он в облачении богатом.
2980 При нем монахи и аббаты.
К монастырю она подходит.
Епископ в храм Изольду вводит,
У алтаря стоит он с ней.
2984 Ее наряд небес синей.
Динас, барон средь всех почтенный,
Ей подает покров бесценный.
В сто марок серебра он встал.
2988 Златыми нитями сверкал.
Хоть обыщи весь белый свет,
Нигде такого больше нет,
Да и не видывали встарь.
2902 Он королевой на алтарь
Возложен и как жар горит.
Был из него нарамник сшит.
В нем редко службу служат ныне -
2996 Оберегают как святыню.
Народ Изольду окружает,
До Тинтажеля провожает.
Король любому гостю рад:
3000 Столы под яствами трещат,
Нет в замке запертых дверей -
Всяк приходи и ешь и пей.
Все королеву привечают,
3004 И чествуют, и величают, -
Ее не величали так
И в день, когда вступала в брак.
Оруженосцев Марк призвал,
3008 И двадцать лучших он избрал,
И в рыцари их посвятил,
И сто рабов освободил.
Меж тем Тристан в лесу густом,
3012 Где каждый куст ему знаком,
Тропой заросшей, чуть приметной
Подъехал к хижине заветной -
Лесник в той хижине живет.
3016 Тристана он в подвал ведет,
Еду туда ему приносит,
Что знает, обо всем доносит.
Охотник добрый был Орри.
3020 Лес обходил он до зари,
И всякий раз, что ни капкан -
Там кабаниха иль кабан.
Немало у Орри добычи -
3024 Косуль, оленей, всякой дичи.
При этом он и тароват,
С подручными делиться рад.
Тристану шлет через пажа
3028 Все время вести госпожа.
Теперь рассказ я поведу
О тех, кому гореть в аду:
Повинны лишь они в разладе
3032 Между племянником и дядей.
Еще и месяц не истек -
Сзывает на охоту рог:
Марк едет со своим двором,
3036 И три предателя при нем.
В лесу пожар недавно был.
Король коня остановил,
Глядит на паль и лаю внемлет.
3040 Наветчики меж тем не дремлют.
"Король, послушай нашу речь.
Хотим тебя предостеречь.
Над королевою расправу
3044 Не по суду и не по праву -
По прихоти ты учинил,
Потом по прихоти простил.
А мы, король, твои бароны,
3048 Хотим, как требуют законы,
Чтоб божий суд она прошла
И доказала, что бела,
К Тристану страсти не питала
3052 И честь твою не запятнала.
А испугается суда -
Пусть уезжает навсегда".
Ланиты короля в огне.
3056 "Как опостылели вы мне,
О корнуэльские сеньеры!
Опять наветы, наговоры!
Чего вам надо? Не того ли,
3060 Чтоб подчинился вашей воле
И королеву обесславил,
Ее в Ирландию отправил?
Всех вызывал Тристан сразиться,
3064 Хотел за честь Изольды биться,
Но труса праздновали вы,
Поднять не смели головы.
Он изгнан, а теперь изгнать я
3068 Изольду должен? Шлю проклятья
Я вашим языкам растленным!
Мой лук, клянусь святым Этьеном {61},
Стрелою жаждет вас пронзить!
3072 Довольно яд мне в уши лить!
Пусть вас живьем пожрет земля!
Вы прогневили короля,
И кара будет по вине.
3076 Святой Тремор {62} свидетель мне,
Я в понедельник говорю -
Во вторник встретите зарю,
Моля смиренно о прощенье".
3080 Бароны в трепете, в смущенье,
Они бегут, не чуя ног,
А Марк им вслед: "Накажет бог
Злодеев, что меня позорят!
3084 Хлебните, супостаты, горя!
Того на помощь призову,
Кто вас истопчет, как траву!"
Баронов гонит лютый страх.
3088 И пешие, не на конях,
Себя не помня от тревоги,
В болотистом, заросшем логе
Решились дух перевести.
3092 "Как быть? Как жизнь теперь спасти?
Между собою говорят.
- Тристан воротится назад
И нас без жалости погубит,
3096 Огнем пожжет, мечом зарубит,
По капле выжмет кровь из тела.
Нет, если уж такое дело,
Должны мы Марку обещать
3100 Его покой не возмущать".
Спешат назад к той самой пали,
Откуда в ужасе бежали.
Грозовой тучи Марк темнее,
3104 Сквозь зубы он честит злодеев:
Мол, если б слуги были с ним,
Пришлось бы плохо всем троим,
Не ускользнул бы ни один,
3108 Узнали б, кто здесь властелин.
А те ему в ответ: "Сеньер,
Твой лик суров и мрачен взор,
Но гневаться тебе не след
3112 За простодушный наш совет:
Мы исполняли долг вассала,
Как совесть нам повелевала.
Кто, напустив смиренный вид,
3116 Недобрый умысел таит,
Тому и впрямь прощенья нет.
Мы ж только подали совет -
Как дальше быть, ты сам решай,
3120 Но милости нас не лишай.
Мы доброго тебе хотим".
Король не отвечает им.
Стоит, на лук облокотясь,
3124 Потом, от них отворотись,
Он говорит: "И все, и вся
Слыхали здесь, как поклялся
Племянник, что моя жена
3128 Ни в чем пред богом не грешна.
Я сыт обманом и хулой.
Ступайте с глаз моих долой!
В Шотландии приют ищите,
3132 В краю заморском, где хотите,
Подальше от моей земли!
Такой удар мне нанесли!
Весь год тревожить будет рана:
3136 Я из-за вас изгнал Тристана!"
Деноален, и Гондоин,
И Гвенелон, все, как один,
Хотят итти на мировую,
3140 Но гневен Марк и ни в какую.
Бароны, яростью пылая
И напугать его желая,
Твердят, исполнены гордыни, -
3144 Уедут, мол, в свои твердыни,
Что высятся по скалам голым
За неприступным частоколом.
Они войной ему грозят.
3148 Охоте он уже не рад.
Не ждет собак и доезжачих
И в Тинтажель галопом скачет.
Там, спешившись, никем не встречен,
3152 Он в замок входит, незамечен.
Глядит Изольда - он без слуг,
И тяжкий меч берет из рук,
И до земли пред королем
3156 Она склоняется потом.
Он королеву поднимает,
Ее за плечи обнимает,
Она к нему возводит очи
3160 И видит - грозен, озабочен
И полон Марк жестокой злобы.
Изольда думает: "Должно быть,
Он друга моего застиг".
3164 Едва подумала - и вмиг
Остановился жизни ток,
Вся кровь отхлынула от щек,
Похолодев, ослабло тело
3168 И королева обомлела:
Стал белый свет черней черна,
Перед глазами пелена... {63}
Он на руки ее берет,
3172 Целует нежно, к сердцу жмет
И, чуть она в себя пришла,
Он к ней: "Ты чем занемогла?"
"Сеньер, меня снедает страх".
3176 "Твой страх да обратится в прах,
Гони тревогу, будь спокойна".
И вот она опять спокойна,
Румянец на щеках горит.
3180 "Сеньер, - Изольда говорит, -
Не в прок пошла тебе охота,
Но ведь охота не забота:
Ты близко к сердцу не бери,
3184 Что упустили дичь псари".
В ответ смеется государь:
"Не доезжачий и не псарь, -
Во всем повинны трое злыдней,
3188 Что подколодных змей ехидней.
Я их прощал по доброте,
Но неуемны в клевете.
Мне больше слушать невтерпеж
3192 Поклепы, ябеды и ложь!
Я из-за них изгнал Тристана,
Но продолжают неустанно
Бароны козни злые строить.
3196 Придется мне их успокоить:
Попляшут у меня они,
На виселице кончив дни!"
Изольда, усмиряя гнев,
3200 Сидит, как будто онемев,
И думает, потупя взор:
"То милость божья, что сеньер
Изветчиков не хочет слушать, -
3204 Да будут прокляты их души!
И как земля злодеев носит!"
Потом негромко произносит:
"Опять меня порочат? Что ж!
3208 Живуча в этом мире ложь!
Защитник у меня один -
Ты, мой супруг и господин,
В твоих руках судьба моя.
3212 Но знает вышний судия,
Что оклеветана я ими,
Недоброхотами моими,
И он, благий, воздаст сурово
3216 За все их происки и ковы!"
Король Изольде: "Слушай дале:
В свои владенья ускакали,
Пылая гневом, эти трое".
3220 "Из-за чего?" - "Скажу, не скрою:
Из-за тебя". - "Но объясни,
Что надо им?" - "Твердят они,
Что не снята с тебя вина
3224 В грехе с Тристаном, что должна
Ты суд пройти ..." - "А если "да"
Скажу на это?" - "Ну, тогда ...
Тогда с повинной к нам придут".
3228 "Так назначай же божий суд!" -
"Когда? Сегодня?" - "Как ты скор!)
"Зачем же медлить?" "Мой сеньер,
Молю, не отвергай совета.
3232 Им надо сжить меня со света:
Пусть оправдаюсь, пусть пройду
Искус суровый по суду -
Но что баронам суд господний?
3236 Язык прикусят на сегодня,
А завтра снова ожидай -
Изольду, мол, суду предай!
Будь я хоть ангела невинней,
3240 Мне нет защиты на чужбине!
Но перед небом я чиста,
Так что мне ложь и клевета!
Хотят суда - пойду на суд,
3244 Все испытания снесу -
Да будет правды торжество!
Я требую лишь одного:
Пускай присутствуют при том
3248 Король Артур со всем двором.
Уж если обеленной выйду,
Они-то не дадут в обиду,
Когда какой-нибудь барон,
3252 Будь сакс, будь корнуэльсец он,
Начнет точить поклепов яд -
Они его не пощадят!
Хочу, чтоб прибыли сюда
3256 Король Артур ко дню суда
С племянником своим Говеном {64},
Столь доблестным и несравненным,
Кей-сенешаль {65}, и Жирофлет {66},
3260 И, рыцарства прекрасный цвет,
Сто из артуровых вассалов.
Тогда, как я тебе сказала,
Они, увидя божий суд,
3264 По свету правду разнесут,
Лгать корнуэльцам не позволят,
Изветчикам не помирволят.
Назначь же срок, сеньер, заране,
3268 И пусть на Белой на Поляне
Сберется стар, сберется млад,
Кто нищ и гол, и кто богат,
Не то утратят все именье.
3272 Тем временем без промедленья
С известьем этим я пошлю
Гонца к Артуру-королю.
Исполнен чувств высоких он
3276 И рыцарство - его закон:
Со всем двором на суд прибудет".
Король в ответ: "Пусть так и будет".
И весть глашатаи несут,
3280 Что через две недели - суд.
И вести три барона рады:
Ждут приговора, как награды.
И слух разносится везде,
3284 Когда назначен суд и где,
И что король Артур прибудет
Смотреть, как королеву судят,
И рыцари его при нем.
3288 К Тристану между тем тайком
Изольда спешно шлет пажа.
"Скажи ему, что госпожа
Из-за него сейчас страдает
3292 И от него лишь ожидает
Изольда помощи по праву.
Вблизи Поляны переправу
И топь он знает, что народом
3296 Не зря Худым зовется Бродом.
По этой топи от реки
Людьми проложены мостки.
Пусть в день суда Тристан с рассвета,
3300 Придет туда, переодетый,
Весь в рубище, как прокаженный;
Пусть чашку тянет униженно
Не премини ему сказать -
3304 Пусть эту чашку привязать
К себе веревкой не забудет,
Да и клюку пусть раздобудет.
Отказа прокаженным нет:
3308 Немало соберет монет.
Пусть серебро прибережет,
И мне подарит в свой черед
В час тайной встречи те монеты".
3312 Паж Перинис в ответ на это:
"О госпожа моя, тотчас
Исполнен будет твой приказ" {67}.
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Чуть на небе зардел рассвет,
3616 Садится, в рубище одет,
Тристан у брода, духом весел.
На шею кружку он навесил,
Веревкой обвязав сперва.
3620 Под ним зеленая трава,
А перед ним болото, грязь.
Сидит, не скорчась, не скривясь,
Широк в плечах, по виду хват,
3624 Не карла ростом, не горбат,
Но шрамами весь изукрашен
И на лицо отменно страшен.
Чуть по дороге кто проходит,
3628 Тотчас он жалобу заводит:
"Судьба мне мачеха, не мать!
Уж лучше бы в гробу лежать,
Чем у прохожих корку хлеба
3632 Выпрашивать во имя неба.
Не пожелаю и врагу!"
Кидает всяк ему деньгу.
Так ловко вымогает он,
3636 Как будто смалу приучен
Пройдохой быть и обиралой.
Идет ли челядинец малый,
Гонец бежит ли чей-нибудь -
3640 Тристан, главу склонив на грудь
И причитает, и гундосит,
И получает то, что просит.
А если кто осыплет бранью,
3644 И плутом обзовет, и дрянью,
Тристан в ответ промолвят тихо:
"Дай бог тебе не ведать лиха".
Иной рычит, - мол, петля плачет
3648 По тем, кто люд простой дурачит -
А он и бровью не ведет
И за ругателем бредет,
Не отступает, провожая,
3652 Пока не снимет урожая,
Да и обильного к тому ж.
Монетку ль бросит знатный муж -
Тристан поклоны бьет вельможе:
3656 Утробу, дескать, пламя гложет,
И пересох от жажды рот.
Теперь он хоть глоток хлебнет,
А то и жить не стало мочи.
3660 Простак, внимая, слезы точит
И в мыслях нет, что все - обман,
Что перед ним сидит Тристан.
Подходит, подъезжает к броду
3664 Все больше всякого народу.
Оруженосцы во всю прыть
Мчат, чтобы первыми прибыть,
Шатры раскинуть побыстрее.
3668 А те шатры цветов пестрее.
Коль знатен и богат сеньер,
Отдельный у него шатер.
Кто на коне, кто пешим ходом,
3672 Но всякий мнется перед бродом.
Ступают кони в грязь с опаской,
Барахтаются в жиже вязкой, -
Где ж всадникам тут усидеть?
3676 Тристану весело глядеть.
"Пришпорьте! - им кричит, смеясь.
- Лицом не упадите в грязь!
Эй, шпорьте, не жалея сил!"
3680 Кто ноги в тине увязил,
Тот вылезает без сапог
И рад, что голову сберег.
А если кто совсем застрянет,
3684 Тристан бедняге руку тянет
И помогает, но без толку:
Толкает глубже втихомолку,
Твердя: "Хвала и слава богу,
3688 Что оказал тебе подмогу,
Но за мое благодеянье
Пусть щедрым будет подаянье:
Изгваздался, вам помогая,
3692 Одежка мне нужна другая".
Лишь для того он мелет вздор,
Чтоб радостью зажегся взор
Изольды золотоволосой,
3696 Когда пройдет мимо откоса.
У брода шум стоит великий.
Разносятся далеко крики
Застрявших в зыбкой той трясине,
3700 По маковку в грязи и тине.
Кому беда, кому потеха.
Меж тем король Артур приехал
И рыцари его при нем,
3704 С кем он за Круглым за столом
Как равный с равными сидит.
Остановился и глядит
На брод худой, на переправу.
3708 А кони у вельмож на славу,
И новый дорогой доспех,
И на щитах гербы у всех.
Кто в бархате, а кто в шелку.
3712 Заводят игры на скаку.
Тристан Артура узнает
И сразу голос подает:
"Ты на меня взгляни, король:
3716 На мне отрепье, голь да моль,
Весь в струпьях, немочью изъеден,
А скорбный мой родитель беден.
Ты в серое одет сукно -
3720 Из Ратисбоны, знать, оно {68}.
Рубаха белая видна
Из реймского из полотна {69},
И телом ты и бел, и гладок.
3724 Чулки натянуты без складок,
Они из тонкой, тонкой сетки
И зелены, как лист на ветке.
Поверх из теплой шерсти гетры.
3728 Меня ж пронизывают ветры,
Я запаршивел, бос и наг,
И если впрямь ты сердцем благ,
Мне шерстяные гетры те
3732 Отдашь в великой доброте".
Король растроганно внимает,
И гетры паж с него снимает,
И вот, довольный, ублаженный,
3736 Их надевает прокаженный,
И милостыню клянчит снова,
И за обновою обнова
Ложится возле бедняка,
3740 Да все полотна и шелка.
Пестрит дарами бугорок.
Вот Марк-король, осанист, строг.
Неспешно проезжает мимо,
3744 И громко прокаженный мнимый
Вздыхает, охает, кричит,
Своей трещоткою трещит,
Пеняет хрипло на страданья,
3748 Вымаливает подаянье.
"Подай мне, Марк-король, хоть малость!"
И короля объемлет жалость,
И вот уже снимает он
3752 Подбитый мехом капюшон.
"От холода терпел ты много -
Надень мой капюшон, небого". -
"Сеньер, спасибо, - тот в ответ, -
3756 Я добротой твоей согрет".
И дар за пазуху сует.
"Скажи, где твой отец живет?" -
"Уэльсец он, благий король,
3760 Из Карлеона {70}". - "А давно ль
Ты меж людей изгой? "Сеньер,
Три года протекло с тех пор,
Как злой недуг меня сгубил.
3764 Красавицу я полюбил:
Через нее и стал недужен,
Всем страшен, никому не нужен,
Через нее изнемогаю,
3768 Трещоткою народ пугаю,
Брожу с протянутой рукой". -
"Мне правду-истину открой:
Она-то как занемогла?" -
3772 Что ж тут гадать? Переняла
От своего от господина.
У нас троих удел единый.
Зато прекрасней, чем она,
3776 На целом свете лишь одна".
"А кто ж?" - "Изольда. Но, ей-ей,
Моя подруга схожа с ней".
Смеется Марк на эту речь.
3780 Тем временем, гарцуя встречь,
К нему король Артур спешит.
И оба рады от души.
Тот об Изольде вопрошает.
3784 "Тропой лесною поспешает, -
Барон Андрет ее ведет.
Но как ей перебраться вброд?"
Ждут короли, что будет дале.
3788 А к переправе подскакали
Три ворога меж тем. "Послушай, -
Кричат Тристану, - где тут суше?
Где лучше брод?" - "Повсюду грязь,
3792 Тот молвит, к ним оборотясь, -
Вот только там не столь уж вязко".
Клюкою тычет, как указкой,
Туда, где самая трясина:
3796 "Там бутовище, а не тина".
Коней пускают вброд бароны,
Как указал им прокаженный,
И липкой грязи вволю там, -
3800 По самое седло коням.
И бултыхнулись три злодея,
А он, как бы о них радея,
Кричит, орет с бугра: "Сеньеры,
3804 Сильней, сильней вонзайте шпоры!
Да ну же, бог вас разрази!
Вам, что ли, нравится в грязи?"
Все глубже вязнут скакуны.
3808 Бароны ужаса полны:
Ни кочки, ни куста кругом.
А на откосе на крутом
Весь рыцарский собрался стан.
3812 Послушайте, как врет Тристан.
"Пожитки на седло кидайте!
В грязи утопнуть им не дайте!
Плащи, плащи вам надо скинуть!
3816 Рукой гребите, чтобы не сгинуть!
Я видел сам - здесь без труда
Кто шел туда, а кто сюда,
И бодрою к тому ж походкой".
3820 И ну трещать своей трещоткой,
И кружкою при том бренчать,
Давать советы и кричать.
На берегу на супротивном
3824 Изольда в одеянье дивном
Глядит на ворогов в грязище,
На друга в облаченье нищем,
И спешивается она,
3828 Спокойной радости полна.
Людьми облеплен косогор.
И короли, и весь их двор
Следят за этими тремя,
3832 Как падают они плашмя,
Встают и вновь бредут, скользя.
Орет калека: "Так нельзя:
Уже и королева тут,
3836 Пора начать над нею суд,
Вам, что ж, послушать неохота, -
Так по душе пришлось болото?"
Шумит, гудит от смеха склон.
3840 Меж тем Деноалену он:
"Тебя, сеньор, уж так мне жалко,
Держись-ка за мою за палку".
И палкой тычет, и тычок
3844 Того опять сшибает с ног.
Теперь барон как грязи ком,
Лишь волосы торчат торчком.
А прокаженный вновь заводит:
3848 "Ох, силушка моя уходит!
Недуг Акрийский {71} виноват,
Что ноги быстрые болят,
Что ноют днем и ночью кости,
3852 Что руки белые в коросте!"
При королеве был Динас.
Тристана он узнал тотчас,
Ей незаметно подмигнул,
3856 Потом на Брод Худой взглянул
И увидал, возвеселясь,
Трех ворогов, попавших в грязь.
С трудом те одолели брод,
3860 С них грязь потоками течет.
Отмоются не так-то скоро!
На них глазеют с косогора,
Они ж до нитки все снимают,
3864 Одежду грязную сменяют.
Я про Динаса расскажу.
Он поглядел на госпожу
И говорит: "Ты в шелк одета -
3868 Как перейдешь болото это?
Наряд бесценный - вот беда! -
Испорчен будет навсегда.
Такую грязь не отскребешь, -
3872 Мне эта мысль как острый нож".
Мигнув ему, она смеется:
Отважное в ней сердце бьется,
К тому ж и разумом она
3876 И хитростью наделена.
Чуть ниже, там, где терн растет,
Динас легко на берег тот
Переправляется с Андретом,
3880 Она ж по-прежнему на этом.
Стоит теперь, как перст одна,
И через реку всем видна.
Обращены все взоры к ней
3884 И рыцарей и королей.
И, зная это, к иноходцу
Она подходит и берется
Подвязывать к лукам чепрак,
8888 Да так умело, споро так,
Что даже конюх наторелый
И тот ловчее бы не сделал!
Потом и тебенькам {72} черед:
3892 Их под седло она сует.
И вот уже с коня сняла
Ремень нагрудный, удила,
И, сжавши хлыст одной рукой,
3896 Чуть приподняв подол другой,
Ведет коня спокойно к броду,
Дает хлыста - тот входит в воду.
И в удивление пришли
3900 И рыцари, и короли,
И восхищаются согласно
Изольдой храброй и прекрасной.
Из шелка был ее наряд, -
3904 Таким торгует лишь Багдад, -
Блио, и плащ, и шлейф по краю
Обшиты мехом горностая;
В кудрях златой сверкает венчик;
3908 Ложатся кудри ей на плечи,
Златою нитью перевиты;
Белы и розовы ланиты -
Как вешний день она цветет.
3912 Изольда нищего зовет:
"Иди скорей сюда! Есть дело".
"О госпожа, - он ей несмело, -
Прости, что прекословить смею,
3916 Но я тебя не разумею".
"Боюсь испачкаться в грязи.
Ты на себе перевези
Меня на берег тот". - "О Боже,
3920 Такое счастье мне не тоже!
Взгляни, владычица: я грязен,
Горбун, урод и весь в проказе".
Она в ответ: "Что из того?
3924 Недуга злого твоего,
Не бойся, я не перейму".
А он ей: "Сердцу моему
Сладка, отрадна речь такая".
3928 К Изольде он идет, хромая.
"Ты страшен! Отверни личину
И поскорей подставь мне спину.
Ты будешь конь, я верховой".
3932 Смеясь, он к ней встает спиной,
И вот она верхом на нем,
И короли со всем двором
Глядят, как хромля, спотыкаясь,
3936 Притворно охая, шатаясь,
Ее несет он через реку.
Она сидит, обняв калеку,
Ногами сжав ему бока
3940 И улыбается слегка.
И все кричат: "Дивитесь, люди" {73}
. . . . . . . . . . . . . . . .
И не привидится во сне,
3944 Чтоб прокаженный на спине
Нес королеву! Он убогий,
Едва переставляет ноги,
Давайте ближе подойдем -
3948 Вдруг упадут они вдвоем!
И к берегу спешат бароны {74},
. . . . . . . . . . . . . . .
И сам король Артур идет,
3952 А вслед за ним валит народ.
Прекрасной ношей нагруженный,
Бредет, качаясь, прокаженный,
Уже у цели он, и вот
3956 Изольда на ноги встает.
Он руку тянет, просит мзды
За тяжкие свои труды.
Король Артур взывает к ней:
3960 "Будь, королева, пощедрей!
Он заслужил". Она в ответ:
"К нему быть щедрой? Нет и нет!
Он выклянчил уже немало -
3964 Наестся нынче до отвала!
Суму он сунул под тряпье,
Но я нащупала ее:
Король, полно там всякой снеди,
3968 Не так уж этот нищий беден.
Не корки, а хлеба в суме,
К тому ж одет-обут к зиме.
Пять эстерлинов {75} он за гетры,
3972 Возьмет - за твой подарок щедрый,
А капюшон тот меховой,
Что дал ему властитель мой,
Нетрудно будет променять
3976 Хоть на осла, хоть на кровать.
Людей стрижет он, как овец,
Бесстыжий этот молодец.
Но пусть зарубит на носу, -
3980 Не дам бездельнику ни су!"
Смеются громко короли.
Коня Изольде подвели.
Все на Поляну поспешают
3984 И на скаку мечи скрещают.
Чуть скрылись - и Тристан тотчас
Пошел туда, где ждал Динас.
Тот был уже давно готов,
3988 Взнуздал кастильских скакунов {76},
Взял два щита и два копья
И для него и для себя.
Тристан с Динансом облачились,
3992 Неузнаваемы явились.
Лицо завесой белой скрыв,
Назад учтиво отступив,
Динас возле коня стоит.
3996 Могуч его скакун и сыт.
Бель Жоеор {77}, Тристанов конь,
Резвей, быстрее, чем огонь.
Он черной саржей весь покрыт,
4000 Седло черно и черен щит,
Завесой черной - нет чернее, -
Тристан укрыл лицо и шею,
А на копье значок тот самый,
4004 Что дан ему Прекрасной дамой.
За поясом у них мечи,
Под ними кони горячи,
Среди холмов долиной едут,
4008 Между собой ведут беседу.
Пред ними Белая Поляна.
Узрев Динаса и Тристана,
Ровен отважный вопросил, -
4012 Племянник он Артура был:
"Кто, Жирофлет, вот эти двое?
Их вид так важен и достоин!" -
"Тот, в черном, наводящий страх {78}, -
4016 Из Черных, что живут в горах,
А в белом с блещущим щитом,
По облику мне незнаком.
В них дух нечистый, не иначе".
4020 Те по Поляне Белой скачут.
Их копья высоко подъяты,
Щиты в руках могучих сжаты.
Они с доспехами слились,
4024 Как будто в них и родились.
Марк и Артур склоняют слух
К речам неспешным этих двух:
Для них, мол, Корнуэльс - чужбина,
4028 Их край - просторная равнина.
И многие на них глядят,
Они же взорами скользят,
Глазами неустанно бродят,
4032 Но тех, кто нужен, не находят.
Изольда с верною Бранжьеной
Обоих признают мгновенно.
А между тем Андрет верхом,
4036 С высоко поднятым копьем,
Летит к Тристану, словно ветер,
Ему в лицо попасть он метит.
Тристан Андрета признает,
4040 И охнуть не успел народ,
Как выбит из седла барон.
Он ранен в руку, побежден,
Лежит, бессилен и унижен,
4044 У ног Изольды неподвижен.
Увидел Говернал в тот миг,
Что едет от шатров лесник, -
Тот, что задумал, низкий тать,
4048 Тристана спящего предать.
К врагу он мчится, как стрела,
Предатель видит - смерть пришла,
Похолодел, дрожит со страху.
4052 Его пронзает сталь с размаху,
И, прежде, чем пришел священник,
Дух испустил лесник-изменник.
И, в простоте нелицемерной,
4056 Изольда, радуясь безмерно,
Смеется, скрытая покровом.
Меж тем, насупившись сурово,
Собрались Жирофлет, Ивен,
4060 Толас, Корис, Синглор {79}, Ровен.
И говорит Говен: "Сеньеры,
Как быть? Смолчать, потупив взоры?
Я думаю, нечистый дух
4064 Стоит на страже этих двух,
Но пусть хоть сотнями хранимы,
Убит один из наших ими:
Долг рыцаря - отметить врагам".
4068 Король Говену: "Был бы нам
Отважный подвиг сей по нраву".
Но, одолевши переправу,
Уже на берегу другом
4072 Тристан и Говернал вдвоем.
Решив, что духи эти двое,
Все их оставили в покое.
Артур с Изольдой едет рядом,
4076 И путь ему - одна отрада {80}.
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Расселись все бок о бок, в ряд.
4184 Поодаль короли сидят:
Меж них, обоим сжавши руки,
Изольда в ожиданье муки.
Лежат на драгоценной ткани
4188 Святые мощи, и в охране
Говен в изглавье зорко бдит.
Артур с Изольдою сидит
И первый слово молвил он:
4192 "Прекраснейшая среди жен,
Клянись, Изольда, пред мощами,
Что не было вовек меж вами,
Между Тристаном и тобой
4196 Любови грешной и срамной".
И, к небу обративши взоры,
Изольда говорит: "Сеньеры,
Внемлите клятве все округ,
4200 Внемли и ты, о мой супруг!
О боже, сущего создатель,
Святой Гиларий {81}, мой предстатель,
Услышана да буду вами!
4204 Я чудотворными мощами
Клянусь - меж бедер у меня
В ночи ль, средь белого ли дня
Лишь двое были: первый тот,
4208 Кто нес меня по топи вброд -
Тот жалкий нищий прокаженный -
Да Марк-король, кому я в жены
На веки вечные дана.
4212 Вся правда господу видна:
Да, нищего я обнимала... {82}
. . . . . . . . . . . . . . . .
И это клятвенное слово
4216 Я подтвердить сейчас готова".
И слышит это стар и млад.
Все крестятся и говорит:
"Помилуй королеву, Боже!
4220 Нет, так солгать никто не может!
Тот нехристь или лютый зверь,
Кто не поверит ей теперь.
Оправдана Изольда нами,
4224 Поклявшися перед мощами
При королях, при всем народе,
Что были у нее меж бедер
Лишь двое - прокаженный тот,
4228 Который нес по грязи вброд
Изольду в девять поутру,
Да Марк-король, ее супруг.
Пусть ад ее врагов пожрет!"
4232 Король Артур тогда встает
И Марку слово говорит,
И речь его как гром гремит,
"Король, господен правый суд
4236 Сейчас мы все узрели тут.
Изольда пред тобой безвинна,
И коль наветов яд змеиный
Бароны лить начнут опять,
4240 Клянусь, всем трем не сдобровать!
Не будет мною пощажен
Ни Гондоин, ни Гвенелон,
И ты, Деноален-злодей,
4244 Заплатишь головой своей!
Где б ни был я - стрелой примчусь,
С клеветниками расплачусь!"
И Марк ему в ответ: "Сеньер,
4248 Благодарю". Доволен двор:
Нелюбы эти трое всем.
В отъезд сбираясь между тем,
Артур отважный и премудрый
4252 Изольде молвит златокудрой:
"Ко мне, сеньера, слух склони,
Суровым взором не казни,
Тебе служить до гроба рад,
4256 И пусть твои враги дрожат!
По праву преданного друга
Просил я твоего супруга
Клеветникам не верить впредь,
4260 Наветы гнусные презреть".
"С тобою я во всем согласен", -
Так молвил Марк, и восвояси
Они уехали затем:
4264 Марк в Корнуэльс, Артур в Дархем.
Тристан в лесу недолго прожил
И в Корнуэльс уехал тоже.
Марк в Тинтажеле мир вкушает -
4268 Он всем соседям страх внушает,
И вот охотится, пирует.
Изольда с ним, но все горюет
И предана любви былой.
4272 Меж тем, взыскуя мести злой,
Три лиходея, не смирясь,
Плетут коварных козней вязь.
Алчбою к золоту томим
4276 Приходит наговорщик к ним
И молвит: "Если я совру,
Как пес паршивый пусть умру.
За королеву посейчас
4280 Лютует Марк-король на вас.
Накиньте петлю мне на шею,
Коль вам, сеньеры, не сумею
Тристана показать тайком,
4284 Когда с Изольдой он вдвоем.
Тристан, как сам Ренар, хитер {83}:
Едва со всею свитой в бор
Король на лов уедет дальний -
4288 Уж он в его опочивальне.
В окно, что справа, киньте взгляд,
И пусть меня поглотит ад,
Коль не увидите воочью
4292 Его - на зорьке или ночью.
Сжимает лук одной рукой
И держит две стрелы в другой.
При нем и меч". - "С чего ты взял?"
4296 "В окно увидел и признал". -
"Кого?" - "Я говорю - Тристана". -
"Когда?" - "Да нынче, ранним-рано".
"И он пришел один?" - "Вдвоем:
4300 Наставник Говернал при нем". -
"А где ж их кров?" - "В горах живут".
"Им, верно, дал Динас приют". -
"Должно быть, так". - "Ну, все равно.
4304 Как нам увидеть их?" - "В окно.
Но только за услугу эту
Вы дайте мне сперва монету". -
"А много ль?" - "Марку серебра".
4308 "Платить, пока идет игра?
Нет, погоди. Ты ловок больно!
Мы обещаем - и довольно.
Когда Тристана впрямь захватим,
4312 Не скаредно тебе заплатим".
И шепчет душегуб лукавый:
"Есть в спальне королевской справа
Оконце, скрытое ковром.
4316 А в садике под тем окном
Течет ручей. Его откос
Высоким шпажником порос.
С зарей пусть кто-нибудь из вас
4320 Шмыгнет в тот сад - да чтоб припас
И взять с собою не забыл
Сук подлинней, да заострил
Конец того сука заране.
4324 Пусть он перед оконцем встанет,
Суком ковер тихонько сдвинет
И взором горницу окинет,
И сам тогда он убедится,
4328 В силке ли знатная та птица.
Пусть не боится ничего:
Из спальни не видать его.
Три утра пусть постережет,
4332 И если вам язык мой лжет,
Пускай его отрежет нож".
Бароны говорят: "Ну что ж,
Заплатим. Наше слово свято".
4336 Ушел бесстыжий соглядатай.
Бароны судят и рядят,
Кто первый проберется в сад
И, притаившись под окном,
4340 Застигнет любящих вдвоем.
И вот решают - для почина
Отправить первым Гондоина.
Как радуются эти трое,
4344 Тристану западню устроя!
Меж тем, Изольда в Тинтажеле,
Не ведая о черном деле,
К Тристану Периниса шлет:
4348 "Пусть на заре ко мне придет:
Король ночует в Сен-Любене" {84}.
И мчится паж быстрей оленя,
Несет Тристану эту весть.
4352 Конец у всякой были есть.
Тристан, поднявшись до рассвета,
Покуда тьмой земля одета,
Собрался в путь, ему не новый,
4356 Что вел по заросли терновой.
Там, где кусты прорезал луг,
Чуть замедляет шаг и вдруг,
Сквозь ветви бросив взгляд орлиный,
4360 Зрит вероломца Гондоина,
И для удара меч заносит.
"О боже правый, - рыцарь просит, -
Пусть враг мой ближе подойдет".
4364 Но в сторону уходит тот.
Он и для стрел недосягаем.
Бессильной яростью сжигаем,
Стоит Тристан, но в этот миг
4368 Пред ним Деноален возник.
Тот был не пеший, а верхом
На иноходце вороном,
При нем два кровных пса борзых.
4372 Науськивал он громко их
На вепря, что среди кустов
Укрылся от свирепых псов.
А те ворчат и зубы щерят,
4376 Но им не взять сегодня зверя:
Уйдет добыча, а взамен
Умрет сейчас Деноален
От раны, да такой, что тут
4380 И чудодеи не спасут.
Тристану плащ теперь помеха.
Его он скинул, чуть подъехал
К терновой заросли барон.
4384 Прыжок - и рыцарь, разъярен,
Глазам злодея предстает.
От ужаса немея, тот
Пытается бежать. Напрасно!
4388 Он наземь падает безгласно,
Не вскрикнув: "Ранен я тобой!"
Склонясь над мертвой головой,
Волос врага две длинных пряди
4392 Срезает рыцарь. Как отраден
Изольде будет этот знак,
Что обезглавлен лютый враг!
Он хочет время наверстать,
4396 Чуть не бежит, но мысли вспять
Обращены. "Куда так рано
Шел Гондоин через поляну
Какое вновь замыслил дело?
4400 Увы! Судьба не порадела,
Чтоб нынче, как Деноален,
Он превратился в прах и тлен!"
Деноалена обезглавив
4404 И бога восхвалив, восславив,
Тристан вложил в ножны свой меч,
И плащ, что прежде сбросил с плеч,
Надел, и капюшон накинул,
4408 Ствол дерева на труп надвинул
И поспешил к Изольде милой.
Послушайте, что дальше было.
Покуда рыцарь был в пути,
4412 К оконцу спальни подойти
Успел барон. Он глянул вниз -
Был в горнице лишь Перинис.
Пол густо устлан тростником.
4416 Бранжьена верная потом
Явилась, расчесавши косы
Изольде золотоволосой
И гребень все еще держа.
4420 За нею следом - госпожа.
Ждет за окном злодей в тревоге,
И вот уж рыцарь на пороге.
При нем его бессменный друг -
4424 Без промаха разящий лук,
И две стрелы в руке одной,
Две пряди длинные в другой.
С плеч сбрасывает плащ Тристан -
4428 Высок и прям прекрасный стан.
Изольда рыцаря встречает,
Поклоном низким привечает,
В оконце смотрит мимолетом
4432 И за оконным переплетом
Зрит чью-то голову она,
И гневом грудь ее полна.
Но разум ей недаром дан.
4436 "Ты видишь, - говорит Тристан, -
Твой враг моей рукой убит:
Деноален ни меч, ни щит
Уже не купит, не продаст".
4440 "Спокойней станет нам, бог даст, -
Она ему. - Но лук взведи,
Как он натянут, погляди".
Лук взводит рыцарь, удивляясь,
4444 О короле меж тем справляясь,
Изольда ж отвечает так:
[Мол, западню готовит враг.] {85}
Коль жив останется злодей,
4448 Он Марку-королю и ей
Войну кровавую объявит.
Но от беды господь избавит, -
Падет их ворог, бездыхан.
4452 "Еще раз лук взведи, Тристан,
Проверь, туга ли тетива".
Такие говорит слова,
Как будто ей шутить охота:
4456 "Я вижу здесь дурное что-то".
И рыцарь, на догадку скор,
Немедля вверх бросает взор,
Глядит, недвижный и сторожкий,
4460 И видит - голова в окошке,
И Гондоина узнает,
И Сыну божьему он шлет
Моленье, ужасом объятый:
4464 "Дай в цель попасть стрелой пернатой!
За нас приявший смерть лихую,
Тебя, Спаситель наш, молю я!
Безвинных погубить затеяв,
4468 Один из гнусных трех злодеев
Вон там стоит. О боже правый,
Дай твари отомстить лукавой!
Пусть он стоит не шевелясь".
4472 И меткая стрела взвилась,
Могучей послана десницей.
Уже она не отклонится:
Пронзает Гондоину око
4476 И в мозг вонзается глубоко,
В полете быстром так легка,
Что ласточку и мотылька
Обогнала бы та стрела!
4480 Как в мягкий плод, она вошла
Злодею в голову, и он,
Тристаном наповал сражен.
Лежит недвижен, онемев,
4434 Сказать пред смертью не успев:
"Я ранен! Мне грехи, о боже... {86}
^TТРИСТАН-ЮРОДИВЫЙ^U
Перевод со старофранцузского Н. Я. Рыковой
(Произведение публикуется полностью.)
Здесь начинается рассказ о Тристане {1}
Тристану к милой нет пути.
Подальше должен он уйти
От гнева Марка-короля {2}.
Грозит ему беда большая:
5 Король решился, не взирая
Уже на близкое родство,
Схватить и умертвить его.
Племянник первый изменил -
Он королеву соблазнил.
10 И с сердцем, горем сокрушенным,
Воззвал король к своим баронам,
Собрал он их и весь свой двор,
Сказал, как жжет его позор,
Как гибнет честь его от ран,
15 Что гнусно ей нанес Тристан.
И говорит он им: "Сеньеры,
Что скажете? Ведь мне позора
Не искупить, покуда я
Пред ним бессилен, как дитя.
20 А он, мятежный и преступный,
В стране какой-то недоступной
И неизвестной мне таится,
Суда и казни не боится.
Давно, клянусь святым Оде,
25 Я не бывал в такой беде... {3}
Святой Самсон из Корнуэльса {4}
Порукой вам: кто без обмана
Мне скажет, где найти Тристана,
Кто мне Тристана приведет,
30 Тех и любовь и дружба ждет".
Бароны Марка окружают,
Найти Тристана обещают.
Но сенешаль Динас {5} печален,
Он в сердце жалостью ужален
35 И вот гонца к Тристану шлет,
Чтоб и узнал и понял тот,
Что Марк смирить не хочет гнева
И за бесчестье королевы
Ему сулит он смерть лихую.
40 В недобрый час Тристан, ликуя,
Любовь-обманщицу познал
И зависти добычей стал.
Он не обрадовался вести,
Что Марк упорно жаждет мести:
45 Земли ему не увидать,
Откуда должен был бежать.
Вздыхает он, тоской томим,
Что милой нет Изольды с ним.
А хоть и есть Изольда {6} - все же
50 Не та, что всех ему дороже.
Так что же делать, как стараться
С любимой снова повстречаться,
Когда нельзя ему туда?
"О господи! Что за беда! -
55 Воскликнул он, - какой напасти
Я жертвой стал от этой страсти,
Не сетуя и не кляня
Ее, разящую меня!
Но как же я стремиться смею
60 К тому, что мне всего милее?
Ведь я бежал. Живу в разлуке
С ней, что такие терпит муки
И гнет, и горький стыд такой.
Увы, мне выпал жребий злой,
65 И тщетно я борюсь с судьбой,
И я в беде, и я в ответе
За ту, что всех светлей на свете.
Утратит пусть ее любовь,
Терзаться станет вновь и вновь
70 Кто, жалкий, усомнится в ней.
Любовь, ведь ты всего сильней!
Так прогони ж мою недолю:
Покорную влюбленной воле
Моей Изольду мне верни.
75 Пусть бог мои пустые дни
Продлит до этого мгновенья!
Она дала мне исцеленье.
Господь! Пускай же будет снова
Она свободна и здорова!
80 Чего от бога мне желать?
Лишь весточку бы ей послать
Да знать, что волею святой
Господь дарует ей покой!
А высшей было бы наградой -
85 И больше ничего не надо, -
Чтоб с той, которую зову,
Я повстречался наяву!
Увы, как мало значу я!
Тоска с ума сведет меня
90 И страх за ту, с кем нет мне встречи
И чьей я не услышу речи.
Так ночью темною и днем
Я в мыслях только об одном.
Так что же будет? Неужели,
95 О господи, я в самом деле
Умру, не повидав любимой,
Лечившей так неутомимо
Ту рану страшную мою,
Что мне Морхольт нанес в бою,
100 Чтоб вновь окрепнувшая сила
Островитян освободила {7}
От подати ужасной их
Чудовищу пещер ночных?
Боюсь сурового суда
105 Ее, за то, что к ней, туда
Я не спешу, презрев запреты,
Хотя б тайком, переодетый.
Раз мне иначе с ней не быть,
Велю себя остричь, обрить.
110 Не то любой, корысти ради,
Меня узнавши, выдаст дяде.
Должны совсем другими стать
Одежда и лицо - вся стать,
Чтоб мне скитаться не пришлось
115 Весь век с моей любимой врозь".
И вот, не медля ни мгновенья,
Оставил он свои владенья
И к стороне пошел закатной
Без шлема, без кольчуги ратной.
120 И ночью он идет, и днем,
И вот на берегу морском
Стоит почти совсем без сил.
Как много он переносил
Из-за возлюбленной своей,
125 Безумнейший из всех людей!
Себя Тантрисом {8} он назвал.
Когда морской кипучий вал
Его принес на берег милый.
Для всех безумец он постылый:
130 Лицо в царапинах, он рвет
Свою одежду, встречных бьет.
Он срезал кудри золотые.
На судне моряки лихие
Юродивым его считали,
135 Но в сердце скорбном не читали.
В руке дубину держит он.
Идет. Летят со всех сторон
Насмешки, камни, ругань злая,
Но он идет, не замедляя
140 Нисколько шага мимо, мимо
Всего и всех - к своей любимой.
И все Тристану нипочем,
Он не жалеет ни о чем.
Одно лишь хуже всяких бед:
145 Изольды нет, Изольды нет.
Но скоро быть иной поре.
Шута ль не примут при дворе?
Забавный и смешной юрод,
До королевы он дойдет.
150 Как он гадал, так и случилось:
Вот дверь последняя открылась,
Пред королем Тристан стоит,
Являя самый жалкий вид.
В лохмотьях, стриженый - о нем
155 "Дурак - все скажут - дураком".
Чего любовь не совершает!
И Марк Тристана вопрошает:
"Как звать" - "Пик_у_". - "А сын ты чей?"
"Из храбрых мой отец мужей".
160 "А мать?" - "Я от морской коровы {9}.
Привел с собой сестру, готова
Брюнгильда {10} вам во всем служить.
А я с Изольдой стану жить". -
"А что ж ты сделаешь тогда?" -
165 "Я уведу ее туда,
За облака, в мой светлый дом,
Средь роз и лилий заживем
Мы там подальше от твоих
Людей, король, валлийцев злых.
170 Господь их да предаст позору!
Но я не кончил разговора:
Вели Бранжьене принести
Того напитка, что в пути
Тристану подала она,
175 И мы на горе, допьяна
С Изольдой напились твоей.
Спроси Изольду. Если ж ей
Рассказ мой кажется обманом,
Так он ведь - сон, и в этом странном,
180 Бреду всю ночь томился я.
Не все ты знаешь про меня.
Взгляни в лицо мне - и поймешь:
Ведь на Тантриса я похож?
Боль от ударов я знавал,
185 Как стрелы я тростник метал,
Кореньями питался в чаще,
Лежал на мху с Изольдой спящей ".
Я больше рассказать бы мог..."
"Нет, лучше отдохни, дружок,
190 Неровен час, начнет меня
Сердить такая болтовня!"
"Вас мои речи рассердили?
А мне ваш гнев - что горстка пыли".
Тут рыцари промеж собой:
195 "Его слова - не бред пустой" -
"А помнится вам страшный час,
Когда, король, нашли вы нас
В том шалаше, где под ветвями
Мой острый меч лежал меж нами?
200 Я сделал вид, что погружен
Полдневным зноем в мирный сон.
Погожий май тогда стоял,
И солнца ясный луч играл
На розовых ее щеках.
205 По воле божьей вышло так.
Король свои перчатки в наш
Убогий положил шалаш,
Ушел. Но хватит: ведь она -
Я знаю - помнить все должна".
210 Марк на нее глядит. Склонила
Изольда голову, накрыла
Ее плащом и говорит:
"Дурак, господь да поразит
Тех моряков, что мне на горе
215 Тебя не выбросили в море".
Но отвечает ей Тристан:
"Удар ваш злой напрасно дан.
Когда бы, госпожа моя,
Вы точно ведали, кто я,
220 Наедине меня узнали, -
Замки бы вас не удержали
И властный голос короля.
Храню доныне перстень я,
Который получил от вас
225 В наш горький, наш последний час!
Я прожил столько дней постылых!
Тот день проклятый породил их.
За все, что мог перестрадать я,
Откройте мне свои объятья,
230 Целуйте друга все нежней
Во мраке горницы своей,
Утешьте же его скорей.
Не то мне жить - немного дней.
Идер, тот, кем убит медведь {12},
235 Был меньше вынужден терпеть
Из-за Артуровой жены {13}.
Вы милосердней быть должны,
Вот из Британии {14} бежал я,
По всей Испании блуждал я,
240 И где томлюсь в изгнанье я, -
Не ведали мои друзья.
Но нынче - позади скитанья.
Нам снова пробил час свиданья.
Безумцем я пришел сюда,
245 Чтоб вам не причинить вреда.
Но натерпевшийся не в меру,
Утратил в счастье наше веру".
Бароны слушали, молчали.
Один другому шепчет в зале:
250 "Побиться об заклад могу -
Король поверит дураку".
Но Марк на выезд кличет их:
Спускать он хочет птиц своих.
Линяли соколы, и вот -
255 Давно уж не было охот.
Зал пуст - ни короля, ни свиты.
Лишь на скамье - Тристан забытый.
Изольда - в комнате своей,
Где даже пол из янтарей.
260 Зовет она свою девицу.
"Ну как? Тут есть чему дивиться!
Юродивого ты слыхала?
Горячка б на него напала!
Так горько речь он вел, так странно
265 И про меня, и про Тристана,
Который мне доныне мил!
Увы! Как он меня срамил.
Я то бледнею, то краснею,
Ступай, зови его скорее!"
270 Тристан лишь этого и ждал,
Но речь такую услыхал:
"Вас королева для беседы
Зовет к себе. Про ваши беды
С три короба вы наболтали
275 И словно желчью обдавали.
Рука бы добрая нашлась
Веревку затянуть на вас!"
"Бранжьена, зря ты судишь так:
Не самый я большой дурак".
280 "Какой же черт поведал тут
Вам, сударь, как меня зовут?"
"Давно я знаю ваше имя,
Клянусь я головой с моими
Кудрями бывшими, - она
285 Рассудка нынче лишена
Лишь из-за вас. Просите ж, дева,
Чтоб воздала мне королева
Хотя б за четверть испытаний,
За половину всех страданий".
290 И глубоко вздохнул Тристан.
Но тут юрода стройный стан,
Изящность ног его и рук
Заметила Бранжьена вдруг
Все в нем приятно, соразмерно,
295 И ей подумалось: наверно
Не без ума юродство это,
А бешенства там вовсе нету.
"Страдал ты, рыцарь, все терпя,
Пусть бог благословит тебя,
300 Но от лихой молвы храня
И королеву и меня.
Прости, что дерзкой я была,
И не держи на сердце зла".
"Мне не за что на вас сердиться".
305 Тогда промолвила девица:
"Так будь же добрым без обмана
И не изображай Тристана".
"Я сам бы этого хотел,
Но тот напиток овладел
310 Так властно всей моей душой.
Что мыслью я живу одной -
Служить любви. Молю творца,
Чтоб до благого он конца
Довел меня. Но зелье злое
315 Навек рассудка и покоя
Меня лишило в жизни бренной.
О, как ошиблась ты, Бранжьена!
Из разных трав не для того
Тогда готовили его.
320 Пьянит, как прежде, нас питье,
И гибну я из-за нее.
Ведь я - Тристан, на горе нам".
Бранжьена тут к его ногам,
Признавши наконец, упала,
325 Молить о милосердье стала,
Но он, подняв ее, тотчас
Целует много, много раз.
Он просит у нее тревожно
Помочь ему как только можно,
330 А в чем помочь - известно ей,
И надо действовать быстрей.
Взяв за руку, его в покой
Ведет Бранжьена за собой.
Изольда только увидала -
335 От гнева вся затрепетала,
Злясь на него и негодуя
На болтовню его пустую.
Учтиво, без подобострастья
Изольде он желает счастья:
340 "Да охранит отец небесный
Вас, госпожа, с Бранжьеной честной.
Ведь госпожа меня спасет,
Когда любимым назовет.
"Друг" и "подруга" не слова!
345 Любовь по-прежнему жива.
Но как ни натерпелся я, -
Совсем не жалко ей меня.
И голод я, и жажду знал,
На жестких ложах ночевал,
350 Душой и сердцем истомился,
Но перед ней не провинился.
Господь наш в некую пору
Был добрым кравчим на пиру:
Сухим увидя в чашах дно,
355 Он воду превратил в вино {16}.
Так пусть же, сняв безумье разам,.
Вернет он мне мой прежний разум!"
Ни слова та не отвечает,
И вот Бранжьена к ней взывает:
360 "Как приняли вы, госпожа,
Того, кто верно вам служа,
Всех полюбивших превзошел,
Но только скорбь и боль нашел?
Рукой его коснитесь шеи:
365 Остригся он, чтоб поскорее,
Хоть как юрод, добраться к вам.
Ведь это же Тристан, он сам!"
"Нет! Вспомнить лишь, каким он был,
Когда на берег наш сходил!
370 В нем низкое коварство есть.
Тристан мою позорить честь
Не стал бы, похваляясь в зале,
Где все его сейчас слыхали".
"Нет, госпожа, я сделал так,
375 Чтоб всех оставить в дураках
И, обманув вниманье дяди,
Проникнуть к вам в таком наряде".
"Как мне загадку разгадать?"
"Позвольте мне еще сказать:
380 Забыт ли вами Гамарьен {16}?
Изольду он в позорный плен,
Горя желаньем, уводил.
Кто вас тогда освободил?"
"Тристан, Тристан своим мечом
385 В уборе пышном боевом".
И тут поверил он, что вновь
Вернет себе ее любовь.
А большего ему не надо,
Затем, что большей нет награды.
390 "Но я не схож ли с тем, кто вас
Один от Гамарьена спас,
И не подобен ли тому,
Кто руку отрубил ему?"
"Конечно, вы мужчина тоже,
395 Но на Тристана не похожи".
"Увы! Тем хуже для меня,
Но вашим был арфистом я,
Взгрустнулось как-то, и ко мне вы
Зашли, Изольда-королева...
400 Послушайте меня еще:
Когда я ранен был в плечо
Морхольтом страшным, то не вы ли
Меня лелеяли, лечили?
И поднят вами лишь одной
405 Я был без помощи иной,
Когда (все это подтвердят)
Меня свалил драконий яд.
Затем, велев мне в ванну лечь,
Взялись вы мой почистить меч,
410 Зазубрину на нем нашли,
И вам тотчас же принесли
Лоскут, чья пышная парча
Осколок этого меча
Хранила. Вы же приложили
415 Его к мечу и все открыли.
И ненависть ко мне зажглась
Тогда, возлюбленная, в вас.
И вы, от ярости дрожа,
Двумя руками меч держа,
420 Метнулись на меня, но разом
Я успокоил вас рассказом
О волоске о золотом {17},
Что погубил меня потом.
Беду же - правду вам сказать -
425 Наворожила ваша мать.
Мне вас торжественно вручили,
Корабль отлично снарядили.
Три дня на парусах мы шли,
Но ветер стих, и налегли
430 На весла мы. Я греб со всеми.
Полуденное было время.
Жара, хотелось пить, - и вот
Бранжьена быстрая идет
В трюм за прохладным кувшином.
435 Ошиблась - и не тем питьем
Вмиг наполняет кубок мой.
Его прозрачною струей
Упился я, прогнав усталость,
Чудесным нам тогда казалось
440 Все то, что помните и вы.
Зачем мы встретились? Увы!"
"Пришлось вам много почитать,
Чтоб здесь у нас изображать
Тристана, бог его спаси.
445 С позором ноги уноси,
Пока не исчерпал вранья!"
"Напомнить вам, как прыгнул я
Из той часовни? Уводили
Вас прокаженные, решили,
450 Нассорившись и набранясь,
Избрать того, кто первый вас
Возьмет и насладится вами
В лесу, под темными ветвями.
А я тогда в засаде ждал.
455 Со мною был лишь Горвенал,
Должны вы знать его, конечно,
Ведь он прославлен мной навечно.
Не нападал я на больных,
Но Горвенал отделал их
460 Дубинкой, бог его храни,
И вмиг рассеялись они.
А мы в лесу скрываться стали
И слез немало проливали.
Отшельник жив еще, Огрин?
465 Нам другом был лишь он один".
"Я не отвечу ничего,
И нет вам дела до него:
Достоин, кроток он и благ,
А вы - вреднейший из бродяг.
470 Чего хотите в деле странном
Добиться ложью и обманом?
Вот задержать я вас велю,
На суд представлю королю".
"Вам плохо, госпожа, придется,
475 Когда он в деле разберется.
Достоин, говорят, награды,
Кто послужил любви, как надо,
А речи ваши - весь почет,
Что друга от Изольды ждет?
480 Я верил в милую, но нет:
Погас теперь последний свет".
"Кто ж вас обидел, сударь мой?"
"Я вижу, что отвергнут той,
Кем был любим, и буду вновь! -
485 Господь храни мою любовь.
Ну, а сейчас скажу вам так:
Чудна повадка у собак.
Хюсден, мой пес, не пил, не ел,
Когда на привязи сидел.
490 Чуть не взбесился он, три дня
Промучившись из-за меня,
Но был отпущен, слава богу,
И вмиг нашел ко мне дорогу.
Скажите мне, где он сейчас?"
495 "Со мной, могу заверить вас.
Отдам Хюсдена лишь тому я,
Кого люблю, о ком тоскую,
С кем буду счастлива опять".
"Пускай Изольда показать
500 Велит мне моего Хюсдена,
Чтоб он узнал меня мгновенно".
"Городите вы сущий вздор.
Ну что вы для него? С тех пор,
Как нет Тристана моего,
505 Не подпускает никого
К себе Хюсден, и зубы скаля,
Скулит от горя и печали.
Что ж, пусть он будет приведен".
Вот пес отвязан. Слышит он:
510 Хозяин сам его зовет.
Из рук Бранжьены мигом рвет
Он поводок, к Тристану мчится,
Визжит, у ног его кружится
И мордой тычется в колени,
515 И руки лижет в умиленье.
Никто доныне не видал,
Чтоб пес так бурно ликовал,
Хюсдена пожалеет всякий.
Но этой радостью собаки
520 Изольда странно смущена:
Похож теперь на колдуна
Юрод-обманщик в платье старом.
Тристан же псу: "Жив бог, недаром
Я, видно, воспитал Хюсдена:
525 Твое-то сердце - неизменно,
Ты ласковей со мною был,
Чем та, кого я так любил.
Лжецом она меня считает.
Так пусть теперь сама признает
530 То, что дала мне второпях,
Когда прощались мы в слезах, -
Вот этот перстень золотой.
Везде, всегда он был со мной.
Как с нею, говорил с ним я,
535 Совета доброго прося,
Грозил, не получив ответа,
Снять и разбить его за это,
Потом рыдал, как исступленный,
Целуя изумруд зеленый".
540 Изольда перстень узнает,
Теперь и пса она поймет -
И лай счастливый, и смятенье,
Пред нею милый, нет сомненья,
"Ах, горе мне, ах, доля злая, -
545 Твердит она. - С ума сошла я;
Как, злое сердце, смело ты
К тому, о ком болело ты,
Дороги сразу не найти?
Прости, властитель мой, прости!"
550 Вот на руках его лежит
Она без чувств, а он спешит
И жизнь и свет вернуть прекрасной,
Целуя ей бессчетно, страстно
Лицо, глаза и нежный рот.
555 "Тристан, одно меня гнетет,
Ты так страдал из-за меня!
Дочь королей, способна я
По-королевски награждать.
Бранжьена, чем ему воздать?"
560 "Без шуток, госпожа, сначала
Оденем гостя, как пристало.
Изольда - вы, а он - Тристан".
Да, долг велик, но малый дан
Ей выбор - как сквитаться с ним.
565 "Чем друга мы вознаградим,
Бранжьена?" - "Нынче время есть
Все сделать, как велит вам честь,
Пока король не возвратится!"
"Пусть так его потешат птицы,
570 Чтоб он с неделю там гулял" {18}.
И тут же, втайне, в тишине,
С Изольдой вновь наедине
Тристан под пологом алькова
Подругу обнимает снова.
^TТома^U
^TРОМАН О ТРИСТАНЕ^U
Перевод со старофранцузского Ю. Б. Корнеева
(Произведение публикуется полностью.)
Держа в объятьях королеву, {1}
"Здесь не найдут нас", - думал он.
Но карликом был приведен
Король под сень дерев зеленых,
5 Чтоб уличить в грехе влюбленных.
Во сне застали их, и все же
Спаслись они по воле божьей.
Промолвил карлику король:
"Тут подождать меня изволь.
10 Я во дворец к себе пойду,
Сюда баронов приведу -
Пусть убедятся в их вине
И сжечь дадут виновных мне".
Слетел с Тристана сон, но вид
15 Он сделал, будто крепко спит.
Когда ж король в кустах пропал,
Тристан вскочил и прошептал:
"Изольда, пробудитесь вмиг:
Со мною вас супруг застиг.
20 Он из дворца взглянуть на нас
Вассалов приведет сейчас,
И по суду за прегрешенье
Мы будем преданы сожженью.
Но если я успею скрыться,
25 За жизнь вам можно не страшиться:
Наказывать вас нет причины
[Коль с вами не было мужчины.
Чтоб вас спасти, уеду я,
Изгнанник, в чуждые края.] {2}
Меня там не услады ждут -
Опасности и ратный труд.
30 Я так страдаю от разлуки
Что не знавал сильнее муки.
Я всей душою вас люблю
И помнить обо мне молю.
Пусть и вдали останусь мил
Я той, кому здесь дорог был.
35 Пришла минута расставанья.
Мне дайте поцелуй прощанья".
Его Изольда не целует,
А лишь глядит, как он тоскует,
Сама рыдает безутешно
40 И говорит: "Мой друг сердечный,
Нам этот день не позабыть,
Печаль разлуки не избыть.
Страшнее в мире нет несчастья.
Так не терзалась отродясь я.
45 Коль вас не будет, друг, со мной,
Не в радость мне и свет дневной.
Томят мне сердце скорбь и грусть
При мысли, что я вас лишусь.
Но будем мы в любви верны,
50 Хоть плотски и разлучены.
Вот перстень мой, ее залог.
. . . . . . . . . . . . . . . .
Не расставайтесь с ним, дружок".
Сто раз на дню меняет он {3},
То духом бодр, то удручен,
55 Решенье, принятое им,
И мыслит, ревностью томим:
"Изольда, друг мой, до чего же
У вас со мной судьба несхожа!
Моя любовь, раз вы далеко,
60 Меня лишь мучает жестоко.
В унынье провожу я дни,
Для вас забав полны они.
Мне лишь печали суждены,
Вы ж радостью упоены.
65 Я лишь мечтать могу о вас,
А вам приходится сейчас
Супругу-старцу разрешать
Утехи брачные вкушать.
Я вашей плоти вожделею,
70 Но ах! - король владеет ею.
Принадлежите вы вполне
Теперь ему, как прежде - мне.
И не желаю я чужого,
Коль скоро короля седого
75 Изольда другу предпочла.
Мне в мире лишь она мила,
Но ей не хочется отнюдь
Меня утешить чем-нибудь,
Из-за чего я все сильней
80 Боюсь любовь утратить к ней.
Боязнь моя - не страх пустой,
Затем что нравлюсь я другой.
Будь меньше в той любви и пыла,
Мне жить без милой легче б было,
85 Но близ соперницы ее
Растет желание мое.
А коль несбыточно оно,
Смириться мне пора давно
И поступать, как мир наш весь:
90 Идти туда, где выход есть.
Зачем в теченье многих лет
Не знать утех, себе ж во вред?
Зачем любовью к той гореть,
Кто мне воздаст лишь горем впредь?
95 Любовь мне стоит стольких слез,
Так много жертв я ей принес,
Что вправе про нее забыть.
Какой расчет вотще любить?
Стал чужд Изольде прежний друг.
100 Она переменилась вдруг.
Но боже правый, царь вселенной,
Откуда эта перемена?
Как позабыть могла она
Того, чья жизнь ей отдана;
105 В себе то чувство подавить,
Которого мне не избыть?
Когда б я к ней остыл - о том
Она б проведала чутьем,
Как встарь, и я мог угадать,
110 Добра иль зла от ней мне ждать.
Мне сердце шепчет, что она
Любимому душой верна,
А коль желание его
Несбыточно - что из того?
115 За это предпочесть другую
Изольде, право, не могу я.
Мы с ней друг в друга так вросли,
Так много мук перенесли,
Что в грех я не поставлю ей
120 Несбыточность мечты своей.
Когда бы милая могла,
Она б не делала мне зла.
А коль не по своей вине
Она чинит обиду мне,
125 Не стану я ее винить
И сам обиду ей чинить.
Изольда, будь что будь, вреда
Мне не захочет никогда.
Нет, милой не отвергнут я,
130 Не предана любовь моя:
Уже давно, будь это так,
Мне сердце подало бы знак.
Но хоть она чужда измены,
В ней страсть хладеет постепенно.
135 Я сердцем чувствую, что мил
Ей меньше, чем когда-то был.
Она и медлит оттого
Утешить друга своего.
- Утешить? В чем? - В моей тоске.
140 - Где? - За морями, вдалеке.
- Откуда знать ей, где я ныне?
- Пускай поищет на чужбине.
- Зачем? - Затем, что я ей друг.
- Но может наложить супруг
145 На эти поиски запрет.
- У ней искать охоты нет.
Жить с мужем любо стало милой,
А про меня она забыла.
Я не корю ее за это:
150 Меня ей помнить смысла нету.
Она прекрасна, как всегда;
Ее натуре грусть чужда;
Она довольна королем
И не вздыхает о другом.
155 Ей столько муж утех дает,
Что прежний друг на ум нейдет.
Супруг ей столько ласк дарит,
Что я Изольдою забыт.
Что для нее моя любовь,
160 Когда она при муже вновь?
Решенье правильно такое,
Когда немыслимо другое;
Довольствуйся тем, что дано,
Коль лучшего не суждено.
165 Раз выбора нет у нее,
Она хоть так берет свое
И ублажает короля,
С ним наслаждения деля,
Привыкнет к ним она затем,
170 И буду я забыт совсем.
К чему страдать, коль это так,
И не вернуть ее никак,
И ласки мужние вполне
Заменят ей любовь ко мне?
175 Но неужели человек
Страсть ценит ниже брачных нег
И может ради наслажденья
Все прошлое предать забвенью?
Зачем он думает порой
180 Со злобой о любви былой
И ненавидит что есть сил
Все, чем когда-то дорожил?
А ведь чинить ущерб и вред
Тому, что ты любил, не след.
185 Коль больше чувства нет в груди,
Возьми и просто отойди.
В любви и в ненависти тож
Знать меру подобает все ж.
Всем нам случается порою
190 Творить и доброе, и злое,
Но помнить лишь добро уместно,
А злом за зло платить бесчестно.
И злы, и добры мы: одно
Другое искупать должно.
195 Нам чересчур любить негоже
И слишком ненавидеть - тоже.
Нельзя добро позабывать,
Как и потачку злу давать;
Грех за добро квитаться злом
200 И отвечать на зло добром.
За то, что я Изольде был
Когда-то несказанно мил,
По гроб я ненавистью к ней
Не оскверню души своей,
205 Пусть даже думать о Тристане
Она и втайне перестанет.
Не след мне к ней любовь хранить,
Не след и ненависть таить,
А надо тою же монетой
210 Воздать за равнодушье это.
Пусть ведает она, что здесь
Ей у меня замена есть
И что с другой утешусь я,
Как с мужем милая моя.
215 Но чем ей это доказать?
Одним - себе супругу взять.
Изольда тем обелена,
Что в браке состоит она:
Законным мужем наречен
220 Ей тот, кто ею предпочтен.
Расстаться с ним она не властна,
Хотя бы и желала страстно.
Со мной не так - хочу с женою
Я жить, чтоб милой стать ровнею:
225 Коль я к венцу пойду с девицей,
Изольда разом убедится,
Что мне супружество мое
Поможет позабыть ее,
Как ради мужа позабыт
230 Был ею тот, кто здесь скорбит.
Так поступлю я не со зла,
А потому, что предпочла
Она мою любовь презреть,
Чтоб муж ласкал ее и впредь".
235 Тристан в тревоге и сомненье.
Страшится он принять решенье,
Жениться или нет - не знает.
Лишь тем себя он извиняет,
Что положить пора ему
240 Конец мученью своему
И в брак с девицею вступить,
Чтобы Изольду позабыть,
Как ради мужа - так он мнит -
Тристан был ею позабыт.
245 Он не затем возьмет жену,
Чтоб ставить в грех или вину
Любимой жажду ласки мужней.
Уловок рыцарю не нужно:
Изольды Белорукой он
250 Красой и именем пленен.
Зовись не так, она б навряд
Красой его прельстила взгляд;
Будь некрасива, он, ей-ей,
Не вспомнил бы, как имя ей.
255 Вот две причины, почему
Жениться хочется ему.
Он должен стать супругом девы,
Чтоб вникнуть в душу королевы
И вызнать, почему и как
260 От бед сердечных лечит брак.
Поймет он на себе самом,
Что у Изольды с королем
И можно ль от любви к другой
Избавиться, живя с женой.
265 Так мыслит свесть он с милой счеты
За все печали и заботы,
Хотя лишь усугубит их
Употребленье средств таких.
Себя он жаждет исцелить
270 И все ж недуг стремится длить.
Желает брачных он услад,
Раз не вернуть любви назад.
Краса и имя прежней милой -
Вот что в другой его пленило.
275 За два достоинства он к ней
И тянется душою всей:
Когда б ее иначе звали,
Он воспылал бы к ней едва ли;
Не приглянулась бы она
280 Тристану, будь собой дурна.
За имя и за красоту,
Что отличает деву ту,
И возмечтал вступить в закон
С Изольдой Белорукой он.
285 Послушайте о вещи странной -
О том, как мы непостоянны.
Нет в людях твердости несколько.
Они изменчивы настолько,
Что склонность к злу от века в них
290 Сильней намерений благих.
Так свыкся человек со злом.
Что путает его с добром,
Так низко пал, так измельчился,
Что благородству разучился;
295 Таким стал жалким, грубым, лживым,
Что не умеет быть учтивым.
Исполнен злобой он до гроба,
Хоть страждет сам от этой злобы,
И примиряется со злом,
300 Нося его в себе самом.
Тому на зло восстать не в мочь,
Другой добра искать охоч
И жизнь в погоне этой тщетной
Растрачивает неприметно,
305 Толкаемый к делам дурным
Благим намереньем своим.
Мы, алча новизны, подчас
Теряем то, что есть у нас,
Но ищем худа от добра,
310 Хоть нам уняться бы пора.
Мы часто жаждем то иметь,
Чем лучше б ближнему владеть,
И рады даром то отдать,
Чем он мечтал бы обладать.
315 Благам, какие нам даны,
Не понимаем мы цены:
Ведь человек не дорожит
Тем, что ему принадлежит.
Своим не удовлетворен,
320 Чужого вечно хочет он,
Прельщаясь им лишь потому,
Что не дано оно ему.
Так новизна слепит его,
Что он не ценит своего,
325 А мнит, что лучшего добьется,
И сам в накладе остается.
Отнюдь не грех отринуть зло,
Пока оно не возросло,
И от пустых затей отречься:
330 Дурных обычаев беречься
И злу в себе не потакать
Не значит новизны искать.
Но многих тем она прельщает,
Что им сулит и обещает
335 Блага, которых нет у них,
Хоть ждет всегда людей таких,
Гонящихся за новизной,
Расплата дорогой ценой.
Таков у женщин нрав обычно:
340 Гнушаясь тем, что им привычно,
Они мечтают об одном -
Как бы поставить на своем.
Но я черню их без причины,
Затем, что склонны и мужчины
345 Отнюдь не меньше нежных дам
Давать простор своим страстям
И добывать путем любым
То, что желанно стало им.
Тот в милой мнит удвоить пыл
350 И ей становится не мил;
Другой порвать намерен с ней
И нравится ей все сильней;
Отметить ей третий втайне жаждет
И сам от этой мести страждет;
355 Решил четвертый страсть избыть
И начал пламенней любить.
Забыть Изольду мнит Тристан
И мыслит, скорбью обуян,
Второй Изольде мужем стать
360 Чтобы по первой не страдать,
Хоть не храни он к ней любовь,
Вовек бы не влюбился вновь.
Он встарь Изольду так любил,
Что и теперь к ней не остыл,
365 Но раз уж не вернуть ее,
Смирил желание свое.
Будь с ним Изольда-королева,
Он бы презрел Изольду-деву.
Им движет чувство, что не схоже
370 С любовью и враждою тоже:
Будь то любовь, не мог бы он
В Изольду-деву быть влюблен
В ущерб той, прежней, что далече;
Нет и о ненависти речи,
375 Коль лишь из чувства к королеве
Он воспылал любовью к деве.
Он ненавидеть, коли так,
Не может первую никак:
Будь полон к ней Тристан враждой,
380 Он не посватался б к другой;
А если б впрямь ее любил,
К второй бы холоден пребыл.
Любовь измучила его,
И доведен он до того,
385 Что ей идет наперекор,
Чтоб не страдать, как до сих пор.
Но бегством от скорбен былых
Лишь пуще обостряет их.
Случалось это уж не раз:
390 Когда кого-нибудь из нас
Любовь в отчаянье ввергает,
К таким он средствам прибегает
В надежде исцелить недуг,
Что много больше терпит мук -
395 От страсти, что кипит в груди,
Совета доброго не жди.
Я убедиться мог стократ,
Что люди, коль они хотят
Того, чего им не дадут,
400 На меры крайние идут,
С досады делая такое,
Что боль их умножает вдвое
И от печалей не целит,
А только новые сулит.
405 Тут дело не в любви одной,
И не один тут гнев виной.
Нет, нашим сердцем движет здесь
Любви и ненависти смесь.
Коль человек к тому стремится,
410 Чего не в силах он добиться,
Чинит любым поступком он
Себе же самому урон.
Вот и решил Тристан с тоски
Своим желаньям вопреки,
415 Чтобы Изольду позабыть,
С другой Изольдой в брак вступить.
Он столько ласк ей расточает,
Ее родных так привечает,
Что разрешают наконец
420 Ему идти с ней под венец.
Назначен срок, и день пришел.
Тристан друзей своих привел,
И герцог со своими там.
Готово все. Разубран храм.
425 С Изольдой под венцом Тристан,
И мессу служит капеллан,
Супружеством их сочетая,
Как церковь требует святая.
Оттуда все пошли на пир,
430 А после начался турнир
Еще невиданный досель:
Метанье острых дротов в цель,
На копьях бой, и фехтованье,
И всяческие состязанья,
435 Какие у людей в заводе
На празднествах, такого вроде.
В забавах день прошел, и вот
Постель молодоженов ждет.
Легла Изольда-дева спать.
440 Тристана стали раздевать,
Но слишком узок для него
В запястье был рукав блио {4},
И с пальца перстень соскочил -
Тот, что на память получил
445 От милой он в саду, когда
Они расстались на года.
Тристан на перстень посмотрел,
Все разом вспомнил и прозрел.
Он убивается, крушится,
450 Не знает сам, на что решиться,
И не ликует от сознанья,
Что все его сбылись желанья,
А лишь корит себя с тоской
За неразумный шаг такой.
455 Он браку своему не рад,
Ему сейчас не до услад;
Расстроен, удручен, убит,
На перстень мрачно он глядит
И вспоминает сад плодовый,
460 Прощанье с милою и слово,
Что он ей дал, сбираясь в путь,
И вздох ему вздымает грудь.
Он мыслит: "Что ж я сделал, право?
Мой брак мне вовсе не по нраву,
465 А между тем мой долг прямой -
Возлечь с законною женой.
Гнушаться ею мне не след -
Навеки нас связал обет.
Как поступил я неразумно,
470 Когда по прихоти бездумной
Ее родню стал торопить
Позволить нам в закон вступить!
Зачем не вспомнил я о милой,
Когда безумье побудило
475 Меня свою любовь презреть?
Но как нам быть с женою впредь?
Супругою наречена
На людях в церкви мне она,
И сумасбродству равнозначно
480 Отказывать ей в ласке брачной.
Немалый грех, нет, преступленье
К ней выказать пренебреженье;
Но ей и вправду мужем стать
Не значит ли себя предать?
485 Я ту Изольду так любил,
Что с этою мне брак постыл.
Пред этой я в таком долгу,
Что той быть верен не могу;
Однако, прилепясь к жене,
490 Неверней стану я вдвойне.
Я изменю былой подруге,
Коль разделю любовь супруги;
А если от жены уйду,
Зло сотворю и в грех впаду.
495 Нельзя бежать мне от жены -
Навек мы соединены,
Но и взойти на ложе нег
Я с нею не решусь вовек.
Так я сроднился с королевой,
500 Что мне возлечь невместно с девой;
Так связан с девою, что уз
По гроб расторгнуть не решусь.
Нельзя Изольду мне предать,
Нельзя супругу покидать,
505 Нельзя ни ею пренебречь,
Ни с нею для утех возлечь.
Я, полюбив ее телесно,
Изольду обману бесчестно;
А верность милой сохраню -
510 Жене законной изменю;
Я ж не могу ей изменить,
Равно как милой вред чинить.
Не знаю сам, из них какой
Солгать велит мне долг мужской,
515 Но вынужден признаться в том,
Что был с обеими лжецом.
Я сделался так близок деве,
Что стал неверен королеве;
Влюблен так страстно в королеву,
520 Что ввел в обман заране деву.
Их и себя сбил с толку я.
Им лишь во вред любовь моя.
Обеим я принес печаль,
И мне равно обеих жаль.
525 Обеих я собой пленил,
Обеим низко изменил:
Нарушил я непоправимо
И слово, данное любимой,
И клятву, данную жене.
530 Хоть раз быть честным надо мне.
Коль изменил я королеве,
Мой долг - остаться верным деве,
Но я, хоть с ней обязан быть,
Не властен первую забыть.
535 Не знаю я, что делать дале,
Томлюсь от страха и печали.
Мне тяжко быть с женой своей,
Но тяжелей - расстаться с ней.
Что бы ни ожидало нас,
540 Я должен с ней возлечь сейчас.
Я так теперь с Изольдой квит,
Что сам с пути всем этим сбит,
И, счеты вновь с ней тщась свести,
Совсем уже собьюсь с пути.
545 Я выхода не нахожу,
Как ни сужу и ни ряжу.
Коль будет мной жена пригрета,
Прогневает Изольду это;
Коль не познаю я жену,
550 Вменится это мне в вину
И ею, и ее родней,
В которой, брезгуя женой,
Я злобу пробужу большую,
И богом, ибо согрешу я.
555 Мне все равно держать ответ,
Возлягу я с женой иль нет,
Хотя - признаюсь, не тая, -
Второе предпочел бы я,
Затем что был бы только рад
560 Не знать супружеских услад.
Что я ни делай, ей чутье
Подскажет: любят не ее.
Нетрудно догадаться ей,
Что я к другой влекусь сильней
565 И мне лишь та, а не жена
Сейчас желанна и нужна.
В жене любовь я остужу,
Коль ей в утехах откажу.
И ненависть в нее вселю
570 Тем, что союз наш не скреплю
Так, как природа нам велит.
Людей пренебреженье злит:
Кто нас желает, те нам милы;
Кто не желает, те постылы.
575 Где пыл угас, там нет любви -
Лишь ненависть кипит в крови.
Итак, сулит одни напасти
Мне воздержание от страсти.
В глазах жены из-за него я
580 Бесчестием себя покрою
И навсегда лишусь плодов
Всех воинских своих трудов.
Презреньем воспылать жена
За немощность ко мне должна.
585 Заставит холодность к супруге
Забыть про все мои заслуги,
И той, кто влюблена в меня
Была до нынешнего дня,
Я стану мерзок и постыл,
590 Ее не разделивши пыл:
Ведь для влюбленных, как известно,
Залог любви - союз телесный,
А коль не любы нам услады,
То, значит, и любви не надо.
595 Но ненависть жены моей
Мне, право же, любви нужней.
В обман я ввел себя и всех.
На мне пред королевой грех.
Я ею встарь был так любим,
600 Но вожделениям своим
И прихотям, и воле злой
Дал столько власти над собой,
Что с девою знакомство свел
И с нею под венец пошел,
605 Решив любимой изменить,
Хоть верность должен ей хранить,
И обману ее вдвойне,
На деле мужем став жене.
Боюсь, я спор с собой веду
610 В надежде, что предлог найду
Любовь к Изольде той предать
И близость с этой оправдать.
Мне надобен предлог такой,
Чтоб вправе быть возлечь с другой.
615 Но раз жива Изольда - грех
Ей лгать, чтобы вкусить утех.
Клятвопреступник низкий тот,
Кто с милой ложь пускает в ход.
Я ж той солгал, кого люблю,
620 И грех по гроб не искуплю.
Теперь любимую свою
Во всем я правой признаю
И наказанье потому
С раскаяньем в душе приму:
625 Возлечь с женою поспешу,
Но наслаждений не вкушу,
А горшей пытки и врагу
Едва ли пожелать могу.
Всю ночь терзать меня я сам
630 Любви и ненависти дам:
Коль жажду я жены своей,
Отказ от нег - всех мук страшней;
А коль не надо мне услад,
Лежать с супругой - сущий ад.
635 Будь ненависть то иль любовь,
Страдать я буду вновь и вновь,
И это мне епитимья
За зло, что втайне сделал я.
Узнав о ней, простит вину
640 Мне та, кого люблю одну".
Тристан к жене идет на ложе,
Целует в губы, в щеки тоже,
Вздыхает и поближе жмется,
Но равнодушен остается.
645 Не хочет он жены своей,
Не хочет и уйти от ней.
Мечтой к Изольде устремлен,
С собой не в силах сладить он:
Любовь к прекрасной королеве
650 В нем гасит вожделенье к деве.
Как ни ласкает он ее,
Природа не берет свое.
Любовь и совесть не велят
Ему с женой вкусить услад.
655 Природе он бы уступил,
Когда б Изольду не любил:
Желанье без любви в сто раз
Слабей любви, воскресшей в нас.
Не будь другая им любима,
660 Жену познал бы он, вестимо.
Тристан всю прелесть девы видит.
Свою любовь он ненавидит:
Ведь лишь из-за нее одной
Не насладиться им с женой.
665 И все ж любви покорен он,
Хотя, растерян, удручен,
В смятении, тоске, испуге
Не знает, что сказать супруге
И как личиной благовидной
670 Прикрыть от нег отказ постыдный.
Он, перебарывая стыд,
Отречься сам себе велит
От ласк, которых восхотел,
Но так вкусить и не посмел,
675 И говорит жене: "Родная,
Не обижайся заклинаю
На то, что вам хочу открыть
И что прошу от всех таить.
Одну лишь вас, свою жену,
680 Я в это посвятить дерзну.
Разбередил я правый бок,
Когда сегодня с вами лег:
Там язва у меня была
И до сих пор не заросла.
685 Перетрудился я, и вот
Мне боль покою не дает.
Так тело все она палит,
Так от нее нутро горит
И так я выбился из сил,
690 Что мой любовный пыл остыл.
В беспамятство, взалкав услад,
Три раза я впадал подряд
И был подолгу недвижим.
С утехами повременим,
695 Но не сердитесь: мы потом,
Коль захотим, свое возьмем".
"Мне ваш недуг, - она в ответ, -
На свете всех страшнее бед,
И я охотно подожду
700 С тем, что имели вы в виду".
Меж тем Изольда без Тристана
Печалуется непрестанно,
И ночью думает и днем
Лишь о возлюбленном своем,
705 И ничего, и никого
Так не желает, как его.
Он в мире всех дороже ей,
И нет у ней о нем вестей.
Она не знает, жив ли он
710 И где скитаться принужден,
И нужно ей, чтоб скорбь унять,
Хоть что-нибудь о нем узнать.
Тристан - в Бретани; ей же мнится,
Он мог в Испании зажиться,
715 Где великана встарь убил,
Чей дядя, исполин Оргил, {5}
Приплыв из Африки далекой,
За краем край громит жестоко.
Оргил могуч, неустрашим,
720 Всегда сразиться рад с любым,
Тех ранил, тех поубивал
И бороды им посбривал,
А из бород, чтоб всех страшить,
Себе надумал шубу сшить.
725 Он слышал, что меж королей
Король Артур других славней,
Везде отвагой знаменит,
Ни разу в битве не разбит
И все, кто с ним ни вел войну,
730 Или мертвы, или в плену.
Гонца Оргил, прознав о том,
К Артуру снарядил с письмом,
Что дорогую шубу шьет
Себе он ныне из бород,
785 Которые в чужих краях
Булатом посбривал в боях
У всех, кто драться с ним дерзал,
Будь то король или вассал.
Выходит шуба хоть куда,
740 Да нехватает - вот беда! -
Клока волос на бахрому,
И подобает потому
Артуру, коль уж первым тот
Среди всех королей слывет,
745 Сбрить тотчас волосы с лица
И переслать через гонца,
А он, Оргил, по дружбе, их
Нашьет поверх бород других.
"Как властелинов властелин,
750 Клянусь, - прибавил исполин, -
Коль ты простишься с бородой,
Ей оказать почет большой:
Я повеление швецам
Отделать ею шубу дам.
755 А если не простишься с ней,
Знай, против бороды твоей
Ту шубу ставлю я свою,
Что разгромлю тебя в бою,
И бороду тебе обрею,
760 И шубу сохранить сумею".
Когда Артур услышал это,
От гнева он не взвидел света
И наглецу послал отказ,
Воскликнув, что милей в сто раз
765 Ему в сраженье кровь пролить,
Чем бороду трусливо сбрить.
Когда услышал великан,
Какой ответ Артуром дан,
Он с войском на его владенья
770 Свершил немедля нападенье.
Противники в свой час и срок,
Друг другу предъявив залог:
Тот - бороду, а этот - шубу,
Схватились с яростью сугубой.
775 До поздней ночи шла резня,
А на заре второго дня
Оргилу голову срубил
И шубу у него отбил
Король Артур, лихой боец.
780 Так нехристю пришел конец...
О нем не празднословья ради
Я вспомнил - приходился дядей
Другому великану он,
А тот Тристаном был сражен.
785 Жил император и король
В стране испанской, где дотоль
Тристан со славой подвизался,
И великан намеревался
Отнять у короля того
790 Седую бороду его.
Король врагу отказ послал,
Но ни один его вассал
Не вызвал дерзкого на бой -
Боязнь внушал силач такой.
795 Король скорбел душою всей
О трусости своих людей,
Проникся жалостью Тристан,
И был им бой пришельцу дан.
Жестокой оказалась схватка.
800 Обоим в ней пришлось не сладко.
Остался жив Тристан с трудом
И тяжко ранен был мечом,
Чем грусть и страх в друзей вселил,
Но все же он врага сразил.
805 Вот потому-то и не знала
Изольда, что с Тристаном стало:
Распространяет зависть вести
Лишь о делах, что нам не к чести,
Тогда как о благом деянье
810 Старается хранить молчанье.
Недаром так мудрец один
В старинной книге рек {6}: "Мой сын,
Отрадней без друзей остаться,
Чем с теми, кто завистлив, знаться,
815 И лучше жить, как нелюдим,
Чем с теми, кем ты нелюбим".
Старается завистник скрыть
То, что нам к чести может быть;
Когда ж за нами знает грех,
820 Об этом извещает всех.
Да, лучше избегать людей,
Чем ложных заводить друзей.
Они же у Тристана есть.
Двор Марка ими полон весь,
825 И нет из них ни у кого
Любви к племяннику его.
Они о нем всегда готовы
Изольде насказать дурного,
О слухе ж, для Тристана лестном,
830 Молчат с намереньем бесчестным:
О друге, мнят они, должна
Одно худое знать она.
Изольда в горнице сидит,
И песня с уст ее летит
835 О том, как смерти предан был
Гурун {7} за даму, что любил
Без памяти, душою всей;
Как сердце жертвы граф-злодей
Велел к столу жены подать;
840 И сколько ей пришлось страдать,
Когда она узнала вдруг,
Что мертв ее сердечный друг.
Поет Изольда и с тоской
Проводит по струнам рукой.
845 Мотив печален, нежен тон,
И вторит песне арфы звон.
Тут входит, пение прервав,
Кариад_о_, богатый граф,
Чей лен обширен, замки прочны.
850 Он прибыл ко двору нарочно,
Любви Изольды вожделея,
Однако был отвергнут ею
И снова взялся за свое,
С тех пор как скрылся друг ее.
855 Не преуспел он все равно,
Хоть при дворе и жил давно,
А уж Изольда обращала
Вниманья на него так мало,
Что в дар у ней хотя б пустяк
860 Не мог он выпросить никак,
И все ж любовь покинуть двор
Ему мешала до сих пор.
Был этот рыцарь родовит,
Хорош собой и горд на вид,
865 Одна беда - себе похвал
На поле чести не стяжал,
Предпочитая делу речи
И женские покои - сече.
Услышав пенье, молвил гость:
870 "Рассказывали вам, небось,
Что кто-то должен умереть,
Коль вздумалось сове запеть:
Напев ее - о смерти весть.
А вам внимая, можно счесть,
875 Что свойственно сове порой
Смерть возвещать себе самой".
Она в ответ: "Не лжете вы:
Смерть возвещает песнь совы,
Но схож с совой лишь тот, чье пенье
880 Вселяет в ближних спасенье,
И с нею не меня, а вас
Сравнить уместней бы сейчас,
Коли судить по тем вестям,
Что разносить так любо вам.
885 Людей не хочется отнюдь,
Порадовать вам чем-нибудь,
Зато у вас, убеждена я,
Для всех в запасе весть дурная.
Вы - как тот самый лежебок,
890 Что в гроб еще при жизни лег
И поднимался лишь затем,
Чтоб делать злое вся и всем.
Не лень из дома выходить
Вам лишь тогда, когда пустить
895 Свой злой язык угодно в ход
И знаете вы наперед
Дурную весть о человеке.
От вас не слышала вовеки
Хорошего я ни о ком -
900 Будь он вам другом иль врагом.
Черните вы дела другие,
Помалкивая о своих".
Он ей: "Не знаю, что вас злит,
Но тот глупец, в кого вселит
905 Смятение ваш гнев бесплодный.
Вы или я с совою сходны,
Сулит иль нет мне смерть она,
Но ею вам принесена
Дурная весть из дальних стран:
910 Для вас погиб ваш друг Тристан.
Вы выбирать свободны вновь -
Презрел он прежнюю любовь,
И на чужбине вас забыл,
И в брак с девицею вступил.
915 Ее отец - бретонский герцог".
Изольда молвит с болью в сердце:
"Поете вы сове под стать,
Тристана тщась оклеветать!
Но с этою зловещей птицей
920 И я, даст бог, смогу сравниться.
Вы принесли мне весть плохую,
И вам такой же отплачу я,
Как бы ни бились вы, клянусь,
Вовек я вами не пленюсь.
925 И к вам, и к вашим ухищреньям
По гроб прониклась я презреньем.
Когда б звалась я вашей милой,
За выбор свой мне б стыдно было.
Нет, лучше я лишусь Тристана,
930 Чем вашею подругой стану,
И знайте: ваша злая весть
Вам может только зло принесть".
Пришла Изольда в ярый гнев.
Кариадо же, не посмев
935 Ни затевать бесцельный спор,
Ни продолжать с ней разговор,
Ее покинул второпях,
И королева, вся в слезах,
Осталась размышлять, бедняжка,
940 Над вестью, для нее столь тяжкой...
И речь о жизни их былой {8},
О радостях любви большой,
О днях беды, тревог, забот
Пред статуей Тристан ведет.
945 Ее целует, если рад;
Поносит, если в нем кипят
Мучительные подозренья,
Что милая в душе забвенью
Его давно уж предала,
950 Иль друга нового нашла,
Иль возомнила, будто он
В другую женщину влюблен.
От этих вечных тяжких дум
Приходит вздор ему на ум.
955 Он вздорный страх избыть не может -
Кариадо его тревожит.
Вдруг стал Изольде граф милей?
Всегда красавчик этот с ней,
Всегда ей льстит и служит рьяно,
960 Всегда чернит его, Тристана.
Вдруг ей пришлось, пока он здесь,
Тем обойтись, что рядом есть?
Вдруг, раз нельзя быть вместе им,
Она утешилась с другим?
965 Когда он мнит, что позабыт,
Вид статуи его гневит.
Он к ней не обращает взор,
С ней не вступает в разговор,
Зато ведет к Бранжьене речь:
970 "Красавица, как пренебречь
Могла моя Изольда мною,
Ее любившим всей душою?"
Но чуть он злость излил, как вновь
Над нею верх берет любовь.
975 Глядит на руку милой он
И видит перстень, что вручен
Ему на память ею был,
Когда разлуки час пробил;
И думает про обещанье,
980 Полученное в миг прощанья;
И слезы льет, прося прощенья
За низменные подозренья;
И понимает, поостыв,
Как в гневе был несправедлив.
985 Затем им статуя отлита,
Чтобы все то, что в сердце скрыто,
Пред нею тайно изливать,
С ней горевать и ликовать:
Он может не таить лишь тут
990 Желания, что в нем живут.
Так и терзается Тристан:
То верит милой, то обман
Припишет ей и страждет сам,
Как я сейчас поведал вам.
995 Любовь - вот то, что день за днем
Сомненья порождает в нем.
Соперника, не будь влюблен,
Не стал бы так бояться он:
Боязнь живет в нем потому,
1000 Что милая люба ему.
Он ревновать бы вряд ли стал,
Когда б к другой любовь питал;
Но может ли не ревновать
Ту, что боится потерять?
1005 Боится ж он затем, что к ней
Любовь таит в душе своей.
Ведь то, к чему нас не влечет,
Не принимаем мы в расчет;
Не страшно потерять нам то,
1010 Что мы ни ставим ни во что.
Всем четырем, о ком для вас
Веду я ныне свой рассказ,
Не в радость их любовь была -
Она лишь скорбь им принесла.
1015 Страшится Марк, что неверна
Ему в душе его жена,
Что ей его племянник мил,
А он, ее супруг, постыл.
Недаром короля тоска
1020 Так мучает исподтишка.
Жену он любит и желает,
Но этим только утомляет.
Она лишь плотью с ним, чего,
Конечно, мало для него.
1025 Другой ее душой владеет:
И Марк от горя холодеет,
Прочтя в глазах супруги вдруг,
Как люб досель ей прежний друг.
Изольде вовсе не нужны
1030 Блага, что королем даны,
А тех, что ей всего нужней,
Нет и не может быть у ней.
Жить грустно Марку, но вдвойне
Грустнее жить его жене,
1035 Тристана ей не позабыть
И надо при супруге быть;
Ей ни от Марка не уйти,
Ни радость с ним не обрести.
У ней в разладе дух и плоть,
1040 И боль его не побороть.
С Тристаном видеться к тому же
Она не может из-за мужа.
Любви, покуда Марк в живых,
Не будет никогда у них,
1045 Хоть для обоих быть вдвоем
Всего желанней в мире сем.
Они друг друга любят, но
Вкушать любовь им не дано.
Двойную муку должен впредь
1050 Тристан за страсть свою терпеть.
Жить с тою, с кем вступил в закон,
Не хочет и не может он,
Но с ней и рвать ему не след -
Прав у него на это нет.
1055 Тристану ласк ее не надо -
В них не находит он отрады
И вовсе бы гнушался ими,
Будь у жены другое имя.
Они Тристану ни к чему,
1060 И он страдает потому,
Что для него разлука с милой
Стократ страшнее, чем могила.
Так платит он двойною мукой
За брак с Изольдой Белорукой,
1065 Но за любовь обречена
Терпеть страданья и она:
Назвав ее женой своей,
Тристан утех не дарит ей.
Она не делит неги с ним,
1070 Хоть ею только он любим.
Он в мире ей желанней всех,
Но не вкушает с ней утех.
Не то с Изольдою другою:
Марк наслаждается с женою,
1075 Но, несмотря на весь свой пыл,
Ей, как и в старину, немил {9}.
Любить Тристана без услад.
. . . . . . . . . . . . . . . .
Она их от супруга ждет,
Но в нем лишь холодность растет.
1080 Когда добиться своего
Она желает от него,
Хранит он равнодушный вид,
Хоть от жены и не бежит.
Сказать я, право не сумею,
1085 Кому из четверых больнее
И кто сильней влюблен из них -
Я мук не испытал таких.
Судьею в этом может быть
Лишь тот, кому пришлось любить.
1090 Решит он лучше и быстрей,
Чья глубже страсть и боль острей.
Владеет плотски Марк женой,
Вкушает неги в миг любой,
Но втайне страхом уязвлен -
1095 Вдруг ей Тристан милей, чем он.
Во всем Изольда как жена
Покорна мужу быть должна.
Она телесно с королем,
Но радости ей мало в том:
1100 Супруг Изольдой не любим,
А лишь как повелитель чтим.
Не нужно в мире никого
Ей кроме друга своего,
А тот женился на чужбине,
1105 Но верится ей даже ныне,
Что введена она в обман
И любит лишь ее Тристан.
Тот впрямь Изольды вожделеет,
Но ею плотски Марк владеет,
1110 И, с милой разлучен навек,
Тристан живет, не зная нег -
До них с другой он не охоч.
С женою спать ему не в мочь:
Не в силах он любовь предать,
1115 Чтобы желанью выход дать.
Изольде Белорукой, той,
Кого Тристан назвал женой,
На свете муж всего милей,
Но телом он - не сердцем с ней.
1120 Вот пусть и судят те меж вами,
Кто влюблены бывали сами
И муки натерпелись всласть,
Чья боль острей и глубже страсть.
Жена с Тристаном делит ложе
1125 И девой остается все же.
Супруг услад ей не дарит,
Хотя и не чинит обид.
Не просит у Изольды он
Того, чего хотят от жен.
1130 Я не берусь вам дать ответ,
В охоту ей так жить иль нет,
Но знаю, что когда б ее
Гнело подобное житье,
Она б созналась в том друзьям.
1135 Случилось, что на праздник в храм
Тристан и Каэрдин вдвоем
Поехать собрались верхом.
Взял на молитву в храм святой
Тристан свою жену с собой.
1140 Он поскакал от друга слева,
А тот, держа поводья девы,
С сестрой и зятем стал шутить,
И бросили они следить,
Беседою увлечены,
1145 Куда несут их скакуны.
Конь Каэрдина вдруг споткнулся,
Скакун Изольды с ним столкнулся,
Встал на дыбы, и потому
Пришлось ей шпоры дать ему.
1150 На них она так налегла,
Что, налегая, задрала
До лядвий на себе подол.
От боли конь в галоп пошел.
Но поскользнулся на ходу
1155 В какой-то луже иль пруду.
Копытами, упасть боясь,
Уперся он с разгона в грязь,
И на наездницу вода
Струей плеснула из пруда.
1160 И так как платье задралось,
Когда ей шпоры дать пришлось,
Коснулся вдруг холодный ток
Ее нагих до лядвий ног.
1165 Изольда вскрикнула, но крик
Сменился смехом в тот же миг,
Притом столь сильным, что едва ли
И в церкви вы б его сдержали.
На сестрино веселье глядя,
Счел Каэрдин, что шутки ради
1170 Сказал ей что-нибудь дурное,
Не в меру глупое и злое.
А так как рыцарь был учтив,
Разумен, честен, справедлив,
Его пугала мысль, что он
1175 Невежей может быть сочтен.
И вот, стыдясь за промах свой,
Поставил он вопрос такой:
"Ответьте, по какой причине,
Сестра, вы так смешливы ныне.
1180 Коль промолчите, веры вам
Я больше уж ни в чем не дам;
А коль солжете и сумею
Я ваш обман раскрыть позднее,
Не ждите, хоть вы мне родня,
1185 Любви и дружбы от меня".
Смекнув, что коль она смолчит,
Брат будет на нее сердит,
Изольда молвила ему:
"Смеялась я сейчас тому,
1190 Что здесь со мной произошло.
Вот что мне вдруг на ум взбрело:
Коснулась ног моих вода
Там, где мужчина никогда
Не прикасался к ним рукой;
1195 Тристан - как и любой другой.
Брат, вам проговорилась я..."
И в Англию, чтоб непременно {10}
Узреть Изольду и Бранжьену,
Тристан и Каэрдин тайком
1200 Отправились морским путем.
Отягощать расчета нету
Подробностями повесть эту.
Сказать о главном важно мне.
Всласть поскитались полстране
1205 Тристан и смелый Каэрдин
И в замок прибыли один,
Где Марк был должен ночевать.
Узнав, откуда поезд ждать,
Тристан и Каэрдин двору
1210 Навстречу вышли ввечеру.
Сперва предстал глазам друзей
Король со свитою своей.
Когда же мимо он промчался,
Двор королевы показался.
1215 Оставив спутников с конями,
Друзья пошли к дороге сами
И забрались на дуб густой,
Стоявший близ дороги той.
Оттуда видеть все могли
1220 Они, незримые с земли.
Вот потянулись мимо них
Псари, ведущие борзых,
И гончих, и лягавых псов;
Толпа гонцов и поваров;
1225 Обоз на вьючных лошадях;
Сокольники на скакунах,
И каждый ехал с ловчей птицей
На прочной левой рукавице.
Наряден, люден, пышен двор,
1230 И Каэрдин не сводит взор
С чудес, открывшихся ему,
Хоть удивляется тому,
Что он не видит королевы
И с ней Бранжьены, милой девы.
1235 За слугами явились прачки
И те служанки-здоровячки,
Которые одежду шьют,
Постели стелют, пол метут,
Стирают пыль, смывают грязь,
1240 Работы черной не боясь.
Тут шепчет Каэрдин: "Они!"
"Нет! - говорит Тристан. - Нишкни!
Служанки это, люд придворный,
Но занятый работой черной".
1245 Вот следом спальники валят,
И рыцари, за рядом ряд,
И юноши, чей знатный род
Права на рыцарство дает.
Их песни звонки, горды лица.
1250 А вот и юные девицы
Из родовитейших семей
Различных стран и областей.
Их нежных песен сладок звук.
При каждой - мил-сердечный друг,
1255 Боец учтивый и лихой.
Идут они рука с рукой
И рассуждают по [пути],
Как надлежит себя [вести],
Когда воспламенен [навек]
1260 Любовью чистой че[ловек.]
Вдруг шепчет Каэрдин:["гляди!]
Узнал я ту, что впереди.
Изольда это, несомненно.
Но где же все-таки Бранжьена? {11}.
1265 Бранжьена, вне себя от гнева, {12}
Пошла туда, где королева
В слезах печалилась одна
О том, с кем вновь разлучена,
И молвит: "Смерть моя настала!
1270 Не в добрый час я вас узнала,
Вам верной сделалась слугой,
Для вас забыла край родной,
Взять на себя ваш грех решилась
И девства из-за вас лишилась.
1275 Чем только за мою любовь
Не обещали вновь и вновь
Воздать мне вы с Тристаном вместе -
Пошли господь ему бесчестье
И раньше времени могилу! -
1280 А что от вас я получила?
Кем в лес была я, как не вами,
На смерть отправлена с рабами
И потому жива осталась,
Что в них - не в вас проснулась жалость?
1285 Мне ваша дружба больше зла,
Чем вся их злоба, принесла.
Несчастная, зачем я снова
После предательства такого,
Поверив напускным слезам,
1290 Простила ваш проступок вам
Вместо того, чтоб умертвить
Ту, кто меня велел убить?
. . . . . . . . . . . . . .
Не унялись вы и сейчас:
Мне с Каэрдином из-за вас
1295 И ваших происков опять
Пришлось позор и срам принять.
Какою низостью подруге
Вы отплатили за услуги!
Такой ли, госпожа моя,
1300 Ждала от вас награды я?
Ваш друг искал себе собрата
По непотребству и разврату,
И вы с охотою всегдашней
Меня втянули в эти шашни,
1305 За прихоть заплатив его
Ценой паденья моего.
Вы погубили честь мою,
И я вас больше не люблю.
Не пожалели вы похвал,
1310 Чтоб Каэрдин мне дорог стал:
Мол, доблестнее человека
На свете не было от века;
Никто сравниться в мире целом
Не может с рыцарем столь смелым.
1315 А он - первейший трус из всех,
Кто надевал хоть раз доспех.
Забыл он, что такое стыд,
Коль от Кариадо бежит:
Кто тыл хлыщу такому кажет,
1320 Тот всех отсель до Рима гаже.
Давно ли ремесло Рише {13}
Облюбовали вы в душе
И научились восхвалять
Мерзавцев, чтобы уловлять
1325 Несчастных девушек в силок?
За что мне - покарай вас бог! -
Подсунули вы негодяя?
Пленяла храбрецов всегда я
И отвечала всем отказом,
1330 А с трусом потеряла разум!
Виновны в этом вы одна,
Но с вами я сочтусь сполна
И другу вашему воздам.
Изольда, объявляю вам:
1335 Врагом для вас и для Тристана
За свой позор теперь я стану".
Смутил Изольду ярый гнев
Той, что среди придворных дев
О ней пеклась всего нежней
1340 И ей была других верней.
Хоть в гнев лишь ненависть и страсть
Заставили Бранжьену впасть,
Изольду так она задела,
Что та внутри похолодела.
1345 Боязнь ей дважды сердце сжала -
Два перед ней вопроса встало:
Как снять с себя такие вины
И кто порочит Каэрдина?
Она вздохнула: "Лучше б было,
1350 Чтобы взяла меня могила!
Одно дурное слышать мне
Приходится в чужой стране.
Тристан, будь проклят навсегда!
Твоя любовь - моя беда.
1355 Меня завез ты в этот край,
А я здесь каждый день страдай!
Из-за тебя я с мужем в ссоре,
И все мне тут желают горя -
Кто откровенно, кто тайком.
1360 Но для меня печаль не в том:
Я все стерпела б несомненно,
Не разлюби меня Бранжьена;
Но в полном нахожусь унынье,
Раз и она мне враг отныне.
1365 За все, чем мне грозит она,
Лишь на тебе, Тристан, вина.
Твое знакомство принесло
Мне только вред, ущерб и зло.
Меня ты разлучил с родней,
1370 Рассорил тут со всей страной
И, чтобы вовсе доконать,
Задумал у меня отнять
Бранжьену, без которой здесь
Мне одиночества не снесть.
1375 Подруги в мире нет вернее,
И виноваты в том, что с нею
Врагами сделались мы вдруг,
Лишь ты и Каэрдин, твой друг.
Ее ты верность испытал,
1380 А потому и возмечтал
Найти слугу жене своей,
Изольде Белорукой, в ней.
Предательство ты совершаешь
Тем, что меня ее лишаешь.
1385 Бранжьена, разве ты забыла,
Как мать моя тебя просила
Мне быть опорою во всем?
Что делать - мне в краю чужом
Без друга, без родной души?
1390 Итак, с решеньем не спеши.
А коль его ты приняла,
Не будь хотя б со мною зла
В расчете на меня одну
За свой отъезд свалить вину.
1395 И c Каэрдином, так и быть,
Тебя готова отпустить,
Но знай: всему Тристан причиной
Воздай, господь, ему кручиной!"
Бранжьена не смогла смолчать
1400 И так ей стала отвечать:
"Коварны вы, коль без зазренья
Мне приписали помышленья.
Которых у меня и нет.
Тристана вам чернить не след
1405 На вас, а не на нем лежит
За ваши непотребства стыд.
Вы зло творите потому,
Что склонны всей душой к нему,
И на Тристане нет вины
1410 За то, в чем сами вы грешны:
Не будь его, наверно б мил
Похуже кто-нибудь вам был.
Но что мне, право, до него?
Печалюсь я лишь оттого,
1415 Что снова удалось на срам
Меня обречь по злобе вам.
Позор терплю я из-за вас,
Но помните - в последний раз,
И злом за зло воздам вдвойне,
1420 Коль мужа вы искали мне,
Ваш долг был в том, чтобы женой
Меня назвал боец честной;
Но, верной службы не ценя,
Вы трусу отдали меня".
1425 Изольда ей: "Благодарю я
От всей души за речь такую,
Но только знай: тебе вреда
Я не хотела никогда.
Предательство тут ни при чем:
1430 О счастье я пеклась твоем.
Отважный герцог Каэрдин
Не трус, а истый паладин.
Пуститься в страхе наутек
Он от Кариадо не мог.
1435 Измыслить вздор столь неподобный
Одни завистники способны.
Клевещут на него они,
И нас с Тристаном не вини,
Что мы сгубили честь твою.
1440 Бранжьена, клятву я даю,
Что ты поверила лжецам.
Весь здешний двор враждебен нам,
И нашему с тобой разладу
Бароны будут только рады.
1445 Я в их глазах совсем паду,
Коль и в тебе врага найду.
Кто сохранит ко мне почтенье,
Коль даже ты полна презренья?
Никто не губит нас верней,
1450 Чем самый близкий из друзей:
Он выдаст наш любой секрет,
Коль в нем любви к нам больше нет.
Ты знаешь все мои дела.
Коль хочешь, будь со мною зла,
1455 Но если о делах моих, -
А ты мне помогала в них, -
Сказать посмеешь королю,
Тебя навек я разлюблю.
Поверь, бессмыслен наш раздор -
1460 У нас причины нет для ссор.
Твоя обида - блажь пустая.
Тебе желала не вреда я,
А чести, радости и благ.
Поэтому не злобься так.
1465 Тебе расчета нет, к тому же,
Ронять меня во мненье мужа.
Себе лишь вред ты сотворишь
Тем, что меня оговоришь.
Конечно, низкий люд придворный
1470 Одобрит твой донос позорный,
И у завистников вельмож
Себе поддержку ты найдешь.
Зато осудят повсеместно
Тебя все те, чье сердце честно,
1475 И ты, лишась любви моей,
Не станешь королю милей.
Пусть даже я подвергнусь казни -
Не снищешь ты его приязни.
Любовь ко мне его томит.
1480 Ее ничто не умалит.
Ему моя желанна плоть,
И эту страсть не побороть.
Того, кто был мне дан в мужья,
Мои проступки злят - не я.
1485 Меня, как грек мой ни велик,
Он не разлюбит ни на миг.
До смерти никакой ценой
Не разлучить его со мной.
Он не возвысит никогда
1490 Того, кто хочет мне вреда,
И обретет в нем лишь врага
Меня порочащий слуга.
Какой для мужа моего
Прок от доноса твоего?
1495 Чем облегчишь ему ты месть,
Пытаясь мне ущерб нанесть?
Что хочешь ты ему открыть?
Да, приходил поговорить
Мой друг Тристан ко мне тайком.
1500 И что особенного в том?
И королю какой урон?
И разве выгадает он,
Коль с ним у нас пойдет разлад?"
Бранжьена ей: "Вы год назад
1505 Клялись блюсти его запрет
И не вести с дружком бесед,
Но, видя только звук пустой
В запрете том и клятве той,
Их преступили дерзновенно,
1510 Бессовестно и откровенно,
Как только случай улучили.
Ко лжи себя вы приучили,
И сколько б ни клялись не лгать,
Возьметесь за свое опять.
1515 Вы с юности привыкли к блуду.
Все ваши слабости - отсюда.
Вам сладок грех, а потому
И предаетесь вы ему.
Коня к узде не приневолить,
1520 Коль жеребенком слишком холить;
И в женщине, коль с юных дней
Провинности спускают ей,
До смерти силы никакие
Не сломят склонности дурные.
1525 Вам в молодости все прощалось,
Любой разврат сходил за шалость,
И сделался за долгий срок
Привычкою для вас порок.
Вы не погрязли бы в грехах,
1530 Когда б вас муж держал в руках.
Но он вам потакал не раз,
Вот удержу и нет на вас.
Пока вы не уличены,
Король не взыщет с вас вины,
1535 Но, от меня про все узнав,
Вам отомстит и будет прав!
Так сильно сбились вы с пути,
Так разучились честь блюсти,
Впадали в блуд так многократно,
1540 Что вам дороги нет обратно.
Пусть Марк узнает обо всем
И вас накажет поделом.
Терпел он долго свой позор,
За что его бранит весь двор,
1545 А ныне заклеймят вам лоб
И напрочь нос отрежут и, чтоб
На горе ближним и друзьям
Все видели ваш стыд и срам.
Получите вы по заслугам:
1550 Над родичами и супругом
Нельзя глумиться без конца.
Блудить, уродом став с лица,
Вы заречетесь наперед.
У вас лишь на одно расчет -
1555 На то, что будет муж и впредь
Покорно ваш разврат терпеть.
К вам добр он слишком - оттого
Вы и позорите его.
Так горячо вас любит он,
1560 Что вам мирволить принужден;
А если б меньше вас любил,
Куда б построже с вами был.
Вот что, Изольда, вам скажу я:
Творите низость вы большую,
1565 Когда, себе на срам и стыд,
С тем, кто и любит вас, и чтит,
Обходитесь за это так,
Как будто он ваш лютый враг.
Когда б он вами был любим,
1570 Вы не глумились бы над ним".
Бранжьене, покраснев от гнева,
В ответ сказала королева:
"Не в меру строгий ты судья,
Но суд твой презираю я!
1575 Ты смеешь говорить со мною,
Как с потаскухою дрянною.
Что ж, жизнь моя и впрямь греховна,
Но я тех дел, в каких виновна,
Одна свершить бы не могла -
1580 В них ты советчицей была.
Не стала б без тебя сама
Я от Тристана без ума,
И не сошлись бы в одночасье
Мы с ним без твоего согласья.
1585 Любви и всех ее отрад,
Разлук, свиданий и услад,
Дней радости и дней печали,
Не будь тебя, мы б не познали.
Тобою все - я, и Тристан,
1590 И муж мой введены в обман.
Без хитростей твоих сто раз
Король уже застиг бы нас,
Но ты лгала ему, бесовка,
Так беззастенчиво и ловко,
1595 Что этим гнев его смиряла
И нас в безумствах поощряла.
Меня виновней ты вдвойне:
Тебя приставили ко мне
Не для того, чтоб вред чинить;
1600 Ты ж хочешь мне в вину вменить
Зло, коему сама причиной.
Пусть на костре я в муках сгину,
Коль дам себя изобличать
И буду про тебя молчать.
1605 Итак, коль нам король отметит,
Тебе он первой не простит
И будет прав, тебя казня.
Прошу, не злобься на меня,
С доносом к Марку не ходи
1610 И нас обеих пощади",
Бранжьена ей: "Не пощажу
И королю все расскажу,
А там уж дальше поглядим,
Кто прав, кто виноват пред ним!" -
1615 И поклялась, разъярена,
Что к королю идет она.
Пришла в великом гневе этом
Бранжьена к королю с изветом
И говорит: "Не худо б вам
1620 Внять, государь, моим словам,
(Смекнуть она уже успела,
Как с Марком браться ей за дело)
И слух прошу вас к ним склонить.
Должна я верность вам хранить,
1625 Во всем служить и помогать
И вашу честь оберегать;
А если кто чинит ей вред,
Об этом мне молчать не след.
Я вам и раньше б все сказала,
1630 Знай я тогда то, что узнала.
О вашей речь идет жене.
Грешней, чем встарь, она вдвойне,
И безрассудней, и шальнее,
И коль не присмотреть за нею,
1635 Такое натворит, пожалуй,
Чего покамест не свершала,
Но так ей нужно взять свое,
Чтоб не застигли вы ее.
Все пуще нрав ее меня
1640 Страшит и злит день ото дня.
Она, чтоб своего добиться,
На все пойдет, на все решится,
И я просить явилась вас -
Не выпускать ее из глаз.
1645 Вам помнить надо б для порядка
Присловье: "Падко там, где сладко:
Кошель не спрятал - тут и вор;
Не запер дверь - жена во двор".
Мы с вами прежде маху дали:
1650 Вы зря жену подозревали,
А я напрасно стерегла.
Она хитро нас обвела
И, чтобы дело затемнить,
Сумела кости подменить,
1655 Так и не пожелав метнуть.
Теперь Изольду обмануть
Настал черед и нам двоим:
Метнуть мы кости не дадим
В тот миг, когда всего сильней
1660 Их бросить захотелось ей.
Жену приструньте, и с пути
Изольда не дерзнет сойти.
По праву, Марк, винят вас в том.
Что вы потатчик ей во всем,
1665 Коль оставляете жену
С ее вздыхателем одну.
Король, я глупость сотворила,
Что правду сгоряча открыла -
За это на меня, увы,
1670 Обиду затаите вы.
И не пытайтесь делать вид,
Что сказанное вас дивит:
Не скроете вы стыд и страх,
Хоть держите себя в руках.
1675 Известно вам давным-давно
Все то, что мной донесено".
Бранжьены слушая рассказ,
Марк спрашивал себя не раз,
Откуда ей известны стали
1680 Заветные его печали,
Сомненья, ревность и старанья
От ближних скрыть свои страданья.
Бранжьене удался обман.
Марк, полагая, что Тристан
1685 К его жене проник опять,
Всю правду попросил сказать
И клятву дал, что об извете
Не будет знать никто на свете.
Бранжьена хитрая сказала:
1690 "Пусть ждет меня, король, опала,
Я все ж открою вам сполна
То, что замыслила жена.
Ошиблись мы, сочтя, что был
Ей смелый ваш племянник мил:
1695 Она увлечена другим.
Тристан - бедняк в сравненье с ним.
Он граф Кариадо зовется
И вечно вкруг Изольды вьется
Да так упорно, что вот-вот
1700 Она уступит и падет.
Так тешит лесть изольдин нрав,
Что может близок стать ей граф,
Хотя досель - клянусь душой! -
Был с ней не ближе, чем со мной.
1705 Пусть не сегодня, пусть с трудом,
Но граф поставит на своем.
Находчив он, собой хорош,
И с ней водой не разольешь,
И я не знаю, как случилось,
1710 Что королева не прельстилась
Им до сегодняшнего дня.
Дивите вы, король, меня,
Давая графу доступ к ней
По странной слабости своей.
1715 Внушал вам страх племянник встарь,
Но он не люб ей, государь.
Дались в обман мы с вами вместе,
Я в этом вам ручаюсь честью.
Изольда, получив нежданно
1720 Весть о прибытии Тристана
Сюда, в английские пределы,
Кариадо его велела
Найти и умертвить в бою,
Но спас он бегством жизнь свою.
1725 Мне неизвестно, для чего
Нужна Изольде смерть его,
Но знаю, что не мил ей он,
Коль ею смерти обречен.
Не дай господь, чтоб он погиб!
1730 Где вы еще сыскать могли б
Вассала, равного ему
По доблести и по уму?"
Услышав это сообщенье,
Король совсем пришел в смятенье,
1735 Не ведая, что делать дале.
Тут разговор они прервали -
Он в тягость им обоим стал,
И Марк наказ Бранжьене дал:
"Как поступить - тебе видней.
1740 Я постараюсь лишь, чтоб с ней
Кариадо бывать не мог -
Ушлю его на долгий срок.
Ты ж за Изольдой надзирай
И ни за что не дозволяй
1745 Мужчинам в горницу ее
Входить в отсутствие твое.
Я под присмотр жену свою
Тебе отныне отдаю!"
Живет Изольда взаперти:
1750 Никто не смеет к ней войти,
Никто с ней не ведет бесед,
Коль в горнице Бранжьены нет.
Тристан и Каэрдин с тоской
Уходят вглубь страны чужой.
1755 Изольда грусть в душе таит,
Бранжьену гложут страх и стыд.
Король, печалью удручен,
Скорбит, что впал в ошибку он.
Кариадо снедает злость,
1760 Что до сих пор не удалось
Ему Изольду покорить,
Но Марку он глаза раскрыть
Не хочет на ее обман.
Тем временем решил Тристан,
1765 Что бегство - низость, что сперва
Узнать он должен, какова
Судьба Изольды и Бранжьены.
Назад он повернул мгновенно,
За Каэрдина помолился
1770 И другу честью поручился
Все, что угодно, перенесть,
Но привезти о милых весть.
Тристана страсть палит огнем.
Он нарядился бедняком:
1775 Надел лохмотья для того,
Чтоб не узнал никто его;
Лицо намазал соком трав,
Распухший вид себе придав;
Обрызгал кисти и ступни
1780 Зеленой краской, чтоб они
Издалека могли сойти
За прокаженные культи;
Запасся чашкою щербатой
Из древесины суковатой
1785 (Ему когда-то в дар она
Была Изольдою дана)
И, срезав толстый сук с дубка,
Трещотку сделал из сука.
Затем дошел он до дворца
1790 И стал бродить вокруг крыльца
В надежде, что услышит вдруг
О милой новости от слуг.
Под стук трещотки подаянья
Он просит в тщетном ожиданье
1795 Отрадных для себя вестей.
Был праздник там в один из дней,
И Марк пошел с женой пригожей
Послушать мессу в церкви божьей.
Король туда свой двор ведет,
1800 Изольда вслед за ним идет.
Тристан - вдогонку, но Тристана
Ей не узнать - одет он странно.
А нищий тащится за нею,
Стучит трещоткою своею
1805 И молит дать ему хоть грош,
Но этим лишь смешит вельмож,
И стражу, и дворцовых слуг,
Замкнувших королеву в круг.
Тот рвет наряд его убогий,
1810 Тот норовит столкнуть с дороги,
Тот грубо потчует пинком,
А он идет своим путем
И, на обидчиков не глядя,
Гнусаво просит Христа ради,
1815 Но жалости ни у кого
Не вызывает стон его.
Стуча трещоткою упрямо,
Он добирается до храма.
Изольда взором раздраженным
1820 Тайком следит за прокаженным -
С чего это он дерзок так? -
Но, видя чашку, что бедняк
Протягивает ей рукой,
Смекает вдруг, кто он такой.
1825 По гибкости и мощи стана -
Она в нем узнает Тристана;
О муже вспомнив, цепенеет
Так, что от страха то бледнеет,
То рдеет у нее лицо;
1830 И порывается кольцо
С мизинца левого стянуть,
Чтоб в чашку нищему швырнуть.
Бранжьена поднимает взор,
На пришлеца глядит в упор
1835 И видит, разгадав обман.
Что этот нищеброд - Тристан.
Кричит она что силы есть,
Чтоб он не смел к баронам лезть,
Его велит в три шеи гнать,
1840 А не к здоровым подпускать,
И молвит, вне себя от гнева:
"Святой вы стали, королева,
Коль вам не жаль таких даров
На хворых и на бедняков!
1845 Кольцо отдать охота вам,
Но сделать это я не дам.
Дарить не надо то, о чем
Жалеть приходится потом,
А о кольце, не минет час,
1850 Вы пожалеете сто раз".
Бранжьена стражу созвала,
И та Тристана прогнала.
Чтоб попрошайничать не смел
У церкви он, покуда цел.
1855 Мня, что из сердца изгнан вон
Изольдой и Бранжьеной он,
Тристан совсем пришел в унынье.
Чем жить и как ему отныне?
Чуть вспомнит он, что позабыт,
1860 Как взор его слеза мутит.
Зачем любви своей злосчастной
Он отдал молодость напрасно?
Зачем терзался, ревновал,
Опасности претерпевал,
1865 В изгнанье шел, нужду терпел,
Обманывался и скорбел?
В дворцовом здании одном,
Заброшенном и нежилом,
Под лестницей гнилой, впотьмах {15}.
1870 Тристан уселся весь в слезах,
Грустя о жизни безотрадной
И о судьбе своей нескладной.
Столь мало спал он, ел и пил,
Что у него нет больше сил;
1875 А так как горе и беда,
Утрата и печаль всегда
Телесную усталость множат,
Он встать без помощи не может.
Тем временем Изольда втайне
1880 Себя корит с тоскою крайней,
Что не приветила того,
Кто в мире ей милей всего.
Она не знает, как ей быть,
Не может слезы подавить
1885 И жизнь клянет, моля судьбину
Ей поскорей послать кончину.
Отслушав мессу наконец,
Король вернулся во дворец,
И шел до темноты ночной
1890 Там пир веселый и честной.
Изольда лишь была грустна.
Ночь оказалась холодна,
И так как в комнатке своей
Продрог привратник до костей,
1895 Супруге он без долгих слов
Велел спроворить малость дров.
В пустое зданье та пошла -
Под лестницей там собрала
Она изрядный их запас,
1900 Но было так темно в тот час,
Что ей Тристан, который спал,
Случайно под руку попал.
К одежде из косматой шкуры
Она притронулась, и сдуру
1905 Сочла, что бес сюда проник,
И подняла истошный крик,
И к мужу в страхе понеслась,
Ума почти совсем решась.
Вошел привратник раздраженный
1910 В то зданье со свечой зажженной
И видит: кто-то перед ним,
Как труп, простерся недвижим.
Украдкой он перекрестился,
Приблизился и убедился,
1915 Что там лежит не дьявол злобный,
А человек, другим подобный.
Смекнув, что тот в ознобе бьется,
Спросил он, как пришлец зовется,
Зачем явился и к кому.
1920 Тристан доверился ему,
Назвался и не без труда
Поведал, как попал сюда.
Привратник этим был польщен,
И пожалел Тристана он.
1925 Как ни тяжел был мнимый нищий,
Он снес его к себе в жилище,
Где уложил в постель, обмыл,
И напоил, и накормил,
А после поспешил тайком
1930 Изольде доложить о том,
Что здесь Тристан и что смиренно
Он ждет прощенья от Бранжьены.
Зовет Бранжьену королева:
"От твоего страдая гнева,
1935 Тристан прощенья попросил
Он болен и лежит без сил.
Ступай к нему, утешь его,
Иль он умрет скорей всего,
А с ним, насколько помню я,
1940 Когда-то были вы друзья.
Прошу, открой ему одно:
Из-за чего и как давно
Решила ты, что он твой враг".
Бранжьена ей: "Как бы не так!
1945 Пусть от меня добра не ждет.
Чем он быстрее в гроб сойдет,
Тем лучше для меня и вас.
Ваш грех свалить я в этот раз
Вам не позволю на Бранжьену -
1950 Не стану поощрять измену.
Вы мне твердили издавна,
Что я всему виной одна:
Мол, вас на блуд я подбивала
Тем, что так ловко покрывала.
1955 "Тому, кто сделать зло помог,
Воздается злом в свой час и срок.
Я помогала вам блудить,
За это и должна платить.
Меня б вы, будь вам честь знакома,
1960 Вознаградили по-другому,
С ничтожным трусом не свели
И на позор не обрекли".
Изольда ей: "Оставим спор.
Мной не заслужен твой укор:
1965 От гнева сходишь ты с ума,
А я и так казнюсь сама.
Прошу тебя, меня прости
И все ж Тристана навести.
Судить, он прав или неправ,
1970 Нельзя, с ним не потолковав".
Она Бранжьену так просила,
Ласкала и превозносила,
Что та к Тристану вниз пошла,
Как на него ни зла была.
1975 Лежал он, слабый, бледный, тощий,
Не человек - живые мощи -
Так истомил его недуг.
Когда вошла Бранжьена вдруг,
Больной вздохнул и зарыдал,
1980 И умолять тихонько стал
Сказать по правде, почему
Кипит в ней ненависть к нему.
Когда ж ответ был ею дан,
Уверил клятвенно Тристан,
1985 Что Каэрдин оговорен,
Но что вернется к Марку он,
И лжец, Кариадо урок
Получит, коль поможет бог.
Бранжьена, вняв словам таким,
1990 Охотно помирилась с ним,
И поднялись рука с рукою
Они в изольдины покои,
Где, милой встречен, как дотоль,
Тристан забыл недуг и боль,
1995 А утром, ночь пробыв у ней,
Ушел дорогою своей.
Тристан шаги туда направил,
Где он племянника оставил {16},
И с ним, чуть ветер посвежел,
2000 В Бретань на судне полетел
К жене, Изольде Белорукой,
Повергнутой в тоску разлукой.
Любовь вошла ей в кровь и плоть.
Поэтому не побороть
2005 Супруге бедной скорбь и страх.
Что ищет муж в чужих краях?
Уж не к сопернице ль туда
Бежит он из дому всегда?
Тристан исчез, но мысль о нем
2010 Изольду точит день за днем:
У королевы нет вестей
О том, кто всех дороже ей.
Она себе за столько мук,
Что принял мил-сердечный друг,
2015 За горе, коим вновь и вновь
Он искапает к ней любовь,
За скорбь его, тоску, терзанья
Изобретает наказанье.
Коль скоро страждет он, должна
2020 Терпеть страданья и она.
Коль слезы, пот и кровь он лил
За то, что с ней любовь делил,
Пусть за него она прольет
Кровь, пот и слезы в свой черед.
2025 Своей красой пренебрегая
И плоть на пытку обрекая
С суровостью необычайной,
Придумала Изольда тайно
На тело голое надеть
2030 И не снимать без нужды впредь
(Кто с нею в верности сравнится!)
Из грубой шерсти власяницу.
Лишь для того, чтоб с мужем спать,
Она ее решалась снять,
2035 От девушек своих таясь,
И перед богом поклялась,
Что будет в ней ходить, пока
Весть не получит от дружка.
Вот так она, храня молчанье,
2040 И предавалась покаянью,
Чтобы с Тристаном скорбь делить,
И боль терпеть, и слезы лить.
Но раз, когда к ней во дворец
С виолою забрел игрец,
2045 Она ему открылась с горя,
И он, простившись с нею вскоре,
Дал слово про ее мученья
Снести Тристану сообщенье.
Тристан, узнав про участь той,
2050 Кому был предан всей душой,
Стал хмур и мрачен, потому,
Что не до радости ему,
Пока он лаской или силой
Не снимет власяницу с милой.
2055 Но чтоб помочь Изольде в горе,
Плыть надо в Англию за море.
Склонять он Каэрдина стал,
Чтоб тот его сопровождал,
И отбыл, получив согласье,
2060 Искать с ним на чужбине счастья.
Они, наряд переменив
И лица ловко зачернив,
Чтоб Марк не вызнал ничего,
Явились ко двору его,
2065 И челядь новости друзьям
Охотно выболтала там.
Еще невиданный дотоль
Дал праздник как-то раз король.
На пир все рыцари сошлись,
2070 А после пира начались
Потехи, игры и забавы.
В них преуспел Тристан на славу.
В прыжке валлийском и в другом,
Что вавелейским мы зовем {17},
2075 В уменье, дрот метать и трость,
Щит пробивать копьем насквозь,
Дробить броню мечом стальным
Никто не мог тягаться с ним.
Ему ровнею был один
2080 Бесстрашный герцог Каэрдин.
Узнал их некий старый друг,
И он на случай, если вдруг
Марк все поймет и пришлецов
Велит схватить в конце концов,
2085 Двух легких на ногу коней
Припас украдкой для гостей.
От рук их два вельможи пали.
Кариадо второго звали,
И Каэрдин его убил
2090 За то, что очернен им был:
Граф утверждал, что с ним в бою
Спас герцог бегством жизнь свою.
Вот так Тристан и оправдал
Ту клятву, что Бранжьене дал.
2095 Затем, вскочив на скакунов,
Друзья помчались к морю вновь.
Летят они, припав к коням,
Погоня скачет по пятам,
Но беглецам всеправый бог
2100 Уйти от недругов помог.
Они успели в лес свернуть
И корнуэльцев обмануть,
Петляя по дремучей чаще,
Следы копыт от глаз таящей.
2105 Так, заплатив отмщенью дань,
Вернулись рыцари в Бретань.
Не скрою, господа, от вас:
Свой затянувшийся рассказ
Я очищаю от всего,
2110 Что лишь запутало б его.
Предупреждаю вас заране:
Толкуют разно о Тристане.
Всяк, кто с судьбой его знаком,
Повествование о нем
2115 Ведет на свой особый лад,
В чем убеждался я стократ.
Кто б сочинять о нем ни стал,
Я всех слыхал и всех читал,
Но вольно, что ни говори,
2120 У нас обходятся с Брери {18},
Который хронику оставил
О тех, кто Англиею правил.
Она точна и беспристрастна,
И нахожу я, что напрасно
2125 Ее расцвечивают вздором
О карлике, в бою с которым {19}
Пал Каэрдин за то, что он
Его женой был увлечен.
Про то, как при смерти Тристан,
2130 От яда мучаясь и ран,
С трудом собрал остаток сил
И Говернала попросил
К нему Изольду привезти,
Не стоит также речь вести.
2135 Вам доказать Том_а_ готов,
Что это выдумка глупцов.
Был Говернал известен всем
И ненавистен Марку тем,
Что много раз сумел принесть
2140 Влюбленным друг от друга весть.
Король прислужникам своим
Давно велел следить за ним.
Ужели был он так хитер,
Что ввел в обман весь людный двор,
2145 Купцом заморским нарядясь?
Ужель затея удалась
И не смогли ни Марк, ни знать
В нем Говернала распознать?
Ужели ноги он унес
2150 И королеву впрямь увез?
Кто гиль подобную плетет,
Тот ложь за правду выдает.
С людьми столь малого ума
Не склонен в спор вступать Тома.
2155 Решит, кто прав - они иль я,
Ваш разум, лучший наш судья.
Сумев погони избежать,
Тристан и Каэрдин опять
В Бретань отправились к друзьям,
2160 И зажили привольно там,
И ездили травить зверей
В лес, к рубежу земли своей.
Весь край бретонский видел в них
Пример для рыцарей честных
2165 И возносил их до небес.
Они, с утра уехав в лес,
Там в гроте потайном скрывались
И статуями любовались.
Им статуи заменой были
2170 Тех женщин, что они любили,
А шумный день и свет дневной -
Лекарством от тоски ночной.
Они с охоты как-то раз
Спешили в предвечерний час,
2175 Усталых обогнали слуг
И Ланды Белые сам-друг
Пересекать вдоль моря стали,
А справа волны грохотали.
Вдруг всадник к ним несется вскачь.
2180 Соловый конь его горяч,
Богат доспех, прекрасен вид:
Щит золотой глаза слепит,
И цвета герб на нем того же,
Копье с флажком на древке - тоже.
2185 Щитом прикрыв плечо и грудь,
Друзьям он преграждает путь.
Росл этот рыцарь, лих, силен,
Во многих битвах закален,
Но не видали до того
2190 Тристан и Каэрдин его.
Да кто же это наконец?
Друзей приветствует пришлец.
Тристан с поклоном в свой черед
Вопрос учтиво задает:
2195 "Кто вы такой? Как вас зовут?
Что вам понадобилось тут?"
Тот молвит: "В здешней стороне
Тристан Влюбленный нужен мне.
Не скажете ль, где замок здесь
2200 У этого барона есть?"
Тристан в ответ: "Зачем он вам?
Коль вы к Тристану по делам,
Я в гости вас прошу к нему.
Его искать вам ни к чему:
2205 Здесь, перед вами, он сейчас.
Что сделать я могу для вас?"
Пришлец ему: "Готов сказать.
Меня Тристаном Малым звать.
Бретонец родом я и складом.
2210 Мой лен - с Испанским морем {20} рядом,
И там я в замке жил с женою,
Любимой больше жизни мною.
Позавчера ее разбойно
Увез насильник недостойный
2215 Эстульт л'Оргил дель Кастельфер {21}.
Меня сильней он не в пример,
И в замке у него она
Терпеть позор принуждена.
Я так страдаю без нее,
2220 Что в тягость ныне мне житье.
Душа моя полна печали.
Не знаю я, что делать дале.
Постыл мне стал весь божий свет.
Зачем живу я, если нет
2225 Со мной отрады прежних дней -
Жены возлюбленной моей?
Слыхал присловье я когда-то:
Тому, кого лишили злата,
Не дороги и медяки.
2230 С ума схожу я от тоски,
Вот к вам прибегнуть и решил.
Вы полны мужества и сил.
Ваш нрав неколебим и прям.
Меж рыцарей нет равных вам.
2235 К тому ж, никто не смог затмить
Вас и в умении любить.
Поэтому прошу я вас
Мне пособить в столь трудный час,
Эстульта победить в бою
2240 И вызволить жену мою,
А я за это, жив покуда,
Вассалом верным вам пребуду".
Тристан ему: "Урок врагу
Я дать, мой друг, вам помогу.
2245 Поедем ночевать ко мне,
А бой начнем при первом дне".
Но привела в негодованье
Пришельца мысль об ожиданье.
Он молвил: "Я дался в обман,
2250 Поверив, будто вы - Тристан.
Не внял бы жалобам моим
Он с равнодушием таким:
Любовь изведав, знает он,
Что значит ждать, когда влюблен.
2255 Тристан, мою услышав речь,
Взялся б немедленно за меч,
А не умножил бы оттяжкой
Мою печаль и страх мой тяжкий.
Как вас ни прозывают, друг,
2260 Не знали вы любовных мук.
Меня, будь чувство дружбы в вас,
Вы пожалели б сей же час.
Того, кто не любил дотоль,
Не трогает чужая боль.
2265 Вы не любили никогда,
Вот скорбь моя вам и чужда,
Иначе б вы, ручаюсь в том,
Уже неслись на бой с врагом.
Прощайте, друг! Бог вам судья!
2270 Искать Тристана еду я.
Мне нужен он, и никого
Вновь не приму я за него.
Зачем я жизнь влачу досель,
Утратив смысл ее и цель?
2275 Стократ отрадней умереть,
Чем жить без радостей и впредь.
Что буду делать я, о боже,
Без той, кто мне всех благ дороже?
Тут задержал Тристан другой
2280 Тристана Малого рукой
И, видя, как печален тот,
Ему промолвил в свой черед:
"Постойте! Вашим вняв словам,
Я помогу сегодня ж вам,
2285 Так прозвище мое велит
И будет недруг ваш разбит.
Прошу вас задержаться тут,
Пока доспех мне подадут".
Тристан для боя снарядился,
2290 С Тристаном Малым в путь пустился,
И вывела в конце концов
Тропинка к лесу двух бойцов,
А в том лесу Эстульт-злодей
Жил в замке с жертвою своей.
2295 Там рыцари, достигнув цели,
В засаду на опушке сели.
Эстульт был лют, могуч и смел.
К тому ж, шесть братьев он имел,
Свирепых сильных и лихих,
2300 Но рыцари сразили их.
Два брата ехали его
Домой с турнира одного.
Тристан с соратником своим,
Внезапно бросив вызов им,
2305 Обоих уложили вмиг.
Был краток бой, но громок крик {23}...
Тогда Эстульт, их старший брат,
Из замка выехал сам-пят
И, преисполнясь пылом бранным,
2310 В галоп помчался к двум Тристанам,
Но те не дрогнули отнюдь,
Сошлись с врагами грудь на грудь
И в долгом яростном бою
Сражались так за честь свою,
2315 Что рухнули на дерн примятый
Эстультовы четыре брата.
Однако друг Тристана пал,
Тристану же Эстульт вогнал
В незащищенный правый бок
2320 Свой ядом смазанный клинок,
За что, собрав остаток сил,
Тристан насильника сразил.
Семь братьев умерли от ран,
Пал Малым прозванный Тристан,
2325 Увечье получил второй.
От жгучей боли чуть живой,
Потерей крови изнурен,
С трудом домой добрался он,
Велел себя перевязать
2330 И лучших лекарей созвать.
Толпой сбежались лекаря,
Но их труды пропали зря:
Никто не распознал состава
Проникшей в плоть и кровь отравы
2335 И не сумел, насобирав
В лесу густом целебных трав,
Сварить для пластыря отвар,
Который быстро сбил бы жар
И вытянул бы яд наружу.
2340 Час от часу Тристану хуже:
Разносится по телу яд,
И отстает, за шматом шмат,
Гнилое мясо от костей,
И с каждым днем лицо синей.
2345 Он потерял былую силу
И видит, что сойдет в могилу,
Коль не удастся никому
В несчастии помочь ему.
Лечить же этот род недуга
2350 Умеет лишь его подруга.
Когда б Изольда с ним была,
Она б его спасти могла.
Но вместе им, увы, не быть:
Ему за море не доплыть,
2355 И сверх того, там меж вельмож
Врагов его не перечтешь;
Изольду ж увезти сюда
Муж не позволит никогда.
Недуг Тристану смерть сулит,
2360 И сердце у него болит.
Яд так силен, что от страданья
Тристан почти что без сознанья.
Теряя голову от мук,
Он шлет за Каэрдином слуг,
2365 Чтоб посоветоваться с ним,
Как с другом искренним своим.
Когда ж явился Каэрдин,
Тристан остался с ним один,
Чтоб не слыхал никто, о чем
2370 Речь поведут они вдвоем.
Всем этим в страх приведена
Была Тристанова жена:
Вдруг муж решил покинуть свет
И дать монашеский обет?
2375 Изольда встала за стеной
Покоя, где лежал больной,
И, приложившись ухом к ней,
Прислушалась к речам друзей.
Друзья же были у стены
2380 Держать совет принуждены:
Оперся на нее Тристан,
Чуть приподняв с постели стан,
А Каэрдин сидел в ногах,
И со слезами на глазах
2385 Они скорбели молчаливо
О том, что дружбе их счастливой
Так быстро наступил конец.
До самой глубины сердец
Обоим жаль друг друга было.
2390 Обоим горе взор слепило,
А мысль, что, может быть, сейчас
Они сошлись в последний раз,
Усугубляла их кручину.
Тристан промолвил Каэрдину.
2395 "Мой друг, склоните слух ко мне.
Живу я здесь в чужой стране,
Где лишь один вы у меня
И сотоварищ, и родня.
Лишь в вас одном я находил
2400 Источник радостей и сил.
Мне в том краю, где рос я с детства,
Сыскали б от недуга средство,
Но тут его я не достану,
И скоро смерть придет Тристану.
2405 Здесь неизвестно средство то
И не спасет меня никто.
Способна мне помочь одна
Изольда, Маркова жена,
Но королеве нужно, друг,
2410 Сперва узнать про мой недуг,
А с кем послать ей весть такую -
Придумать, право, не могу я.
К тому ж, она, хоть с юных лет
Во врачебстве ей равных нет,
2415 Меня излечит лишь тогда,
Когда пожалует сюда.
Вот если б я нашел посла,
Через которого б дошла
К ней о моем недуге весть,
2420 Она уже была бы здесь.
Проведав, как болею я,
В Бретань любимая моя
Приехала б издалека -
Так в ней любовь ко мне крепка!
2425 Боясь, что доживаю век,
Я, сотоварищ, к вам прибег,
Прошу вас вспомнить нашу дружбу
И сослужить мне эту службу.
Вы в верности мне поклялись,
2430 Когда с Бранжьеною сошлись,
За то, что вам была она
Моей Изольдой отдана.
Теперь я сам даю вам слово,
Что коль помочь вы мне готовы,
2430 У вас до окончанья дней
Не будет ленника верней".
Тристан так плакал и грустил,
Что в Каэрдине пробудил
Желанье пособить ему,
2440 И герцог другу своему
Ответил так: "Забудьте грусть.
Я быть послом от вас берусь.
Чтоб от недуга вас спасти,
Согласен я на все пойти.
2445 Я головой рискнуть не прочь,
Коль этим вам могу помочь.
Я там, где речь о вас идет,
Пущу любые средства в ход
Без страха, устали, унынья
2450 И все что скажете вы ныне,
Исполню, жизни не щадя
И долг свой дружеский блюдя.
Втолкуйте мне, что передать,
А я вас не заставлю ждать".
2455 Тристан ему: "Сердечно вас
Благодарю. Вот мой наказ.
Возьмите этот перстень - он
Возлюбленною мне вручен,
Плывите к ней, и во дворец,
2460 Одевшись как простой купец,
С шелками добрыми явитесь,
И королеве ухитритесь
Свой перстень показать тайком.
Он ей так хорошо знаком,
2465 Что случай выберет она
И с вами встретится одна.
Скажите, что душою всей
Я здравствовать желаю ей,
Но, душу ей сполна отдав,
2470 Быть не могу телесно здрав.
Коль с нею не увижусь вновь я,
Меня погубит нездоровье.
Не выздоровлю я вполне,
Пока не скажет "Здравствуй!" мне
2475 Та, от кого я, мысля здраво,
Здоровья ждать имею право.
Она должна сюда приплыть,
Чтобы недуг мой исцелить,
А коль не приплывет, кончину
2480 Я встретить в муках не премину.
Внушите ей, что без нее
Мне в этом мире не житье.
Поведайте про мой недуг,
Про то, как стражду я от мук,
2485 И постарайтесь при свиданье
В ней пробудить воспоминанья
О радостях, что день и ночь
Я встарь делить с ней был охоч;
О бедах, встреченных вдвоем;
2490 О чувстве пылком и святом!
О том, как я спасен был милой
От раны, что меня томила;
О зелье, что себе на горе
С Изольдой мы вкусили в море.
2495 От зелья этого все зло!
Оно на смерть нас обрекло.
Погибель - вот удел того,
Кто выпьет хоть глоток его.
Пускай Изольда вспомнит вновь,
2500 Чего мне стоила любовь.
Из-за нее весь Марков двор
Следит за мною с давних пор,
А сам король, моя родня.
Услал в изгнание меня;
2505 Из-за нее я так страдал,
Что еле жив и духом пал;
И все, ж ее ничья вражда
В нас не потушит никогда.
Она всех недругов сильней.
2510 Чем больше ими перед ней
Препон различных воздвигалось,
Тем меньше это удавалось.
Нас можно плотски разлучить.
Но от любви - не излечить.
2515 Напомните про сад плодовый,
Где, дав мне этот перстень, слово
Взяла с меня любовь моя,
Что верен ей останусь я,
И подтвердите, что поныне
2520 Не воспылал я на чужбине
Любовью к женщине иной;
Что даже со своей женой,
Сестрою вашей, не возлег,
Дабы не нарушать зарок;
2525 Что так она и будет девой
До самой смерти королевы.
Пускай Изольда, если мил
Я ей сейчас, как прежде был,
Сюда немедля приплывет.
2530 Все, что меж нами есть, - не в счет,
Коль мне на милую не след
Рассчитывать в годину бед;
Коль с тем, сколь хворь моя сильна,
Не посчитается она;
2535 Коль ей расчет в столь грозный час
Важней любви, связавшей нас.
Мне, коль ее не будет здесь,
Придется с жизнью счеты свесть,
И я изменницею ту,
2540 Кем брошен при смерти, сочту.
Вы не должны мне, друг, пенять:
Вас в путь-дорогу подгонять
Я лишь болезнью принужден.
Бранжьене также мой поклон.
2545 Пусть знает, что я очень плох,
Что если не поможет бог,
От боли я ума решусь
И жизни в цвете лет лишусь.
Спешите что есть сил, мой друг,
2550 Коль не хотите, чтоб недуг
Успел Тристана в гроб свести,
Пока вы медлите в пути.
Срок в сорок дней я вам даю,
Но если милую мою
2555 Вы привезете, знать о том
Должны, мой друг, лишь мы вдвоем.
Вы скажете сестре своей,
Чтоб не проснулась ревность в ней
Что это из чужой земли
2360 Вы знахарку мне привезли.
Пусть мой корабль, что в путь готов,
Несет две смены парусов:
Коль приплывете вы назад
С той, кто одна способна яд
2565 Из тела моего изгнать,
Велите белые поднять;
О том же, что надежды нет,
Мне возвестит их черный цвет {24}.
Сказал я все, что нужно было.
2570 Бог да хранит вас, друг мой милый!"
Слезами оба залились
И на прощанье обнялись,
И Каэрдин сбираться в путь
Пошел, не мешкая отнюдь.
2575 Как только ветер посвежел,
Он выбрать якоря велел,
Встал у руля и вышел вскоре
Под всеми парусами в море.
Уверенно взрезая волны,
2580 Идет корабль, товаров полный.
Везут вассалы Каэрдина
Из Пуату хмельные вина,
Из Тура лучшую посуду,
Испанских птиц и шелка груду,
2585 Чтоб мог, прикинувшись купцом,
Добиться Каэрдин тайком
Свиданья с тою, без кого
Погибнет в муках друг его.
Корабль по вспененным волнам
2590 Бежит к английским берегам.
Но целых двадцать дней прошли {25},
Покуда он достиг земли
И об Изольде наконец
Смог что-нибудь узнать гонец.
2595 Опасно женщину гневить:
Ее довольно уязвить,
Чтоб разом ревность в ней зажглась
И стала ненавистью страсть.
Непостоянностью она
2600 С весенним ветерком сходна.
Чем глубже было чувство в ней,
Тем неприязнь потом сильней.
Не удержать себя в узде
Ей ни в любви, ни во вражде.
2605 Но я сказал лишь к слову это.
Вернемся к нашему предмету.
Разобрала, припав к стене,
Тристанова жена вполне,
Чт_о_ другу говорил супруг,
2610 И гнев объял Изольду вдруг.
Она, выходит, не мила
Тому, с кем под венец пошла.
Муж ею так любим, а он
Другою женщиной пленен.
2615 Вот почему и не нужны
Ему объятия жены.
Не выдаст, нет, она того,
Что все узнала про него,
Но выждет случай и отметит.
2620 К тому, кто был ей люб, кипит
В ней только ненависть теперь.
Когда открылась в спальне дверь,
Изольда, затаив обиду,
Вошла к Тристану, и для виду
2625 С доброжелательством двойным
Взялась ухаживать за ним,
И, как влюбленная - на друга,
Не пожалела на супруга
Ни пылких ласк, ни добрых слов,
2630 Меж тем как зрел в ней злобный ков.
Она, вкруг ложа хлопоча,
Расспрашивала про врача -
Когда ж ее отважный браг
Вернется с лекарем назад?
2635 Так, неусыпна и нежна,
Больного холила она,
Хотя ему беды большой
Тайком желала всей душой.
А Каэрдин все дальше плыл
2640 И к королеве так спешил,
Что паруса спустил лишь в месте,
Где мог о ней услышать вести.
Он в устье Темзы спозаранку {26}
Корабль поставил на стоянку,
2645 Перегрузил товары в лодку,
Вверх по реке поднялся ходко
На судне крохотном своем
И встал под Лондонским мостом,
Где кипы шелка вынул сразу
2650 И развернул их для показу.
Обширен Лондон и хорош.
В крещеном мире не найдешь
Второго города такого -
Столь людного и столь большого.
2655 Богата тамошняя знать,
Себя умеет показать.
В стране английской места нету
Прекрасней и важней, чем это.
Туда по Темзе многоводной
2660 Торговый люд и мореходный
Добро из разных стран везет.
Хитер и ловок там народ.
Вот где без спутников, один,
И очутился Каэрдин
2665 С шелками, птицами, вином -
Он толк в товаре знал таком.
Взял герцог кречета с собой,
Взял кубок с дивною резьбой,
Взял тонкий шелк расцветки яркой
2670 И королю отнес подарки,
И Марк услышал от него,
Что он приехал для того,
Чтоб, свой товар сбыв людям честным,
Позапастись товаром местным,
2675 И просит, чтобы в этом он
Был волен и не утеснен
Придворными и приставами,
Равно как прочими властями.
Король при всем дворе сказал,
2680 Что под защиту гостя взял,
И к королеве во дворец
Пошел довольный лжекупец.
Он показал ей свой товар
И преподнес застежку в дар.
2685 Из золота застежка та
Была искусно отлита.
"А как блестит!.. Сравнить прошу
С тем, что на пальце я ношу, -
Изольде молвил гость нежданно
2690 И перстень показал Тристана. -
Не видывал, ручаюсь вам,
Я чище золота и сам.
Нет, как мой перстень ни хорош,
Застежка много лучше все ж".
2695 Тут королева поняла,
Кого судьба к ней привела.
С купцом, как полотно, бледна,
В сторонку отошла она,
Боясь, что повод к подозреньям
2700 Придворным даст своим волненьем,
И для отвода глаз словчила -
Погромче у купца спросила,
Как много перстень стоить может
И что еще он ей предложит.
2705 Сказал Изольде Каэрдин,
Когда остался с ней один:
"Узнайте, госпожа моя,
Что от Тристана прибыл я.
Наисердечнейший поклон
2710 С любовью неизменной он
Шлет вам, своей подруге милой,
Без коей жизнь ему постыла.
Он мне, прощаясь, дал наказ
Увидеть непременно вас
2715 И передать, что с ним беда,
Что не избудет никогда
Он тяжкий свой недуг без той,
К кому привязан всей душой.
Он был в сражении с врагом
2720 Пронзен отравленным клинком,
И кто б ни пользовал его,
Нет помощи ни от кого.
Не мил ему стал белый свет.
На нем живого места нет.
2725 От скорби и безмерных мук
Слабеет что ни день ваш друг.
Он сообщает, что от хвори
Без вас простится с жизнью вскоре,
И поручил вас умолять
2730 Его в беде не оставлять.
Тем чувством пылким и святым,
Которым связаны вы с ним,
Он заклинает вас прибыть,
Покуда не успел сгубить
2735 Его во цвете лет и сил
Яд, коим меч отравлен был.
Напомнить также он велел,
Что с вами горести терпел
И с вами радости вкушал;
2740 Что из-за вас его лишал
Король не раз любви своей;
Что он - изгнанник с юных дней
И платится в чужом краю
Лишеньями за страсть свою;
2745 Что некогда, в прощальный миг.
Когда вас Марк вдвоем застиг,
Вы, покидая сад плодовый,
В придачу к перстню дали слово
Быть верной другу своему.
2750 Так помогите же ему!
Коль вы не сжалитесь над ним,
Вам не видать его живым.
Без вас ему уже не встать,
И долг ваш - помощь другу дать,
2755 Пока он дух не испустил.
Вот что он вам сказать просил,
И этот перстень от Тристана -
Порука, что здесь нет обмана".
Изольда, выслушав посланье,
2760 Пришла в испуг и содроганье.
Век не было ей никого
Так жаль, как друга своего.
Что делать ей - она не знала
И, голову теряя, стала
2765 Держать с Бранжьеною совет -
Поехать к милому иль нет.
Порассказав про бой и рану,
Про яд, попавший в кровь Тристану,
Про хворь, которая вот-вот
2770 Его до срока в гроб сведет,
Про то, как он, страшась кончины,
Прислал за нею Каэрдина,
Изольда молвила Бранжьене:
"Какое мне принять решенье?"
2775 Вот так она, за целый час
Не осушив ни разу глаз,
С наперсницею совещалась,
И сердце им томила жалость
К тому, кто в муках и тоске
2780 Ждет исцеленья вдалеке.
Как только стало ясно им,
Что долг Изольды - быть с больным,
Она дала посланцу знать,
Что с ним намерена бежать
2785 И к берегам Бретани плыть,
Дабы Тристана исцелить.
Собралась королева в путь
И, царедворцам дав уснуть,
Прокралась к двери потайной
2790 В стене дворцовой, над рекой.
Через нее она потом
Спустилась к Темзе прямиком,
Привратников не разбудив,
И лодка, так как был прилив,
2795 Под самый берег подплыла.
В нее Изольда и вошла.
На весла Каэрдин налег,
Поставил парус, и поток
Донес их вмиг до корабля.
2800 Встал Герцог у его руля,
Велел Изольду взять на борт,
Не мешкая, покинул порт,
И ветры судно повлекли
Вдоль берегов чужой земли.
2805 Остались сзади Уиссан {27},
Булонь с Трепором и Фекан {28}.
Вот и Нормандская страна
Уже давно обойдена
Корабль, качаемый волнами,
2810 Идет под всеми парусами.
Довольны путники собой:
Успех ниспослан им судьбой.
Тристан недугом изнурен.
С постели встать не в силах он.
2815 Ничем его не излечить:
Не могут зелья боль смягчить,
Старанья лекарей напрасны.
Он встречи с милой жаждет страстно,
Ни ночью темною, ни днем
2820 Не мысля ни о чем ином.
Надеждой на приезд ее
Существование свое
Он силится продлить чуть-чуть,
Хоть чует: смерти не минуть.
2825 На берег моря то и дело
Он челядь шлет, чтоб та глядела,
Не видно ль паруса вдали,
Иль требует, чтоб отнесли
Его постель туда, к волнам:
2830 Увидеть он желает сам,
Нейдет ли судно и каков
Цвет корабельных парусов.
Не надобно, опричь того,
Ему на свете ничего.
2835 Нет у него других забот -
Одною этой он живет.
Одну услышать жаждет весть -
Что наконец Изольда здесь.
Но иногда он с полпути
2840 Велит себя назад нести:
Уж если нет на судне милой
И свой обет она забыла,
Пускай он лучше от других
Узнает о вестях плохих.
2845 Прихода корабля он ждет,
Но страх, что не прибудет тот,
В Тристане так порой силен,
Что дольше ждать страшится он.
Своей боязнью и тоской
2850 Он часто делится с женой,
Но ей, чтоб выведать сполна
Всю правду не могла она,
Толкует лишь о Каэрдине.
Я рассказать намерен ныне
2855 Вам о беде столь беспримерной,
Что состраданием, наверно,
Она исполнит тех из вас,
Кому любить пришлось хоть раз.
Изольда доплыла туда,
2860 Где ждал Тристан ее всегда.
Матросы, радуясь заране,
Вели корабль к родной Бретани,
И берег впереди вставал.
Вдруг в паруса ударил шквал,
2865 Их до отказа натянул
И судно бортом развернул.
Взять рифы тщатся мореходы,
Но им мешает непогода.
Крепчает ветер, волны гонит,
2870 В нежданном мраке солнце тонет,
Вскипает хлябь, грохочет гром,
Валы вздымаются кругом,
Из туч тяжелых хлещет дождь,
Булини {29} рвутся, снасти тож,
2875 И паруса в клочки летят.
Корабль несется наугад.
Разбило лодку на куски -
Ее спустили моряки,
Завидев берег, а затем
2880 Забыли про нее совсем.
Теперь корабль кренится так.
Что самый опытный моряк -
И тот уже без сил лежит,
С ног ураганным ветром сбит.
2885 Все стонут, мечутся, рыдают
И смерти в страхе ожидают.
Изольда восклицает: "Горе!
Мне бог пошлет кончину вскоре,
И без возврата в бездну кану
2890 Я прежде, чем узрю Тристана.
Не жалко с жизнью мне расстаться,
Но страшно с ним не повидаться.
Мой друг, коль я пойду на дно,
Вам больше встать не суждено.
2895 Вас без того недуг грызет,
А смерть моя так потрясет,
Что вы уйдете вслед за мной.
Судьба - не я тому виной.
Я, будь на то господня воля,
2900 Вас исцелила бы от боли,
Но мне затем сейчас и больно,
Что множу я ее невольно.
Со страхом о своей кончине
Я мыслю лишь по той причине,
2905 Что, умерев сейчас, не дам
От смерти ускользнуть и вам.
Бог да простит, но мне она
Скорей желанна, чем страшна.
Несчастье в том, что весть о ней
2910 Прервет теченье ваших дней.
Любовь сроднила нас во всем,
И мы живем один в другом:
Боль ваша - это боль моя;
Умрете вы, коль сгину я.
2915 Нет, даже в смерти мы не врозь:
Раз в море гибнуть мне пришлось,
Вы, видно, утонули тоже,
Меня искать поехав все же.
Да, чую я, что вы на дне,
2920 А значит, смерть пришла и мне.
Мечтала встретить смертный час
Я, друг, в объятиях у вас
И подле вас в гробу лежать.
Пусть этому и не бывать,
2925 Но коль я в море утону,
Где раньше вы пошли ко дну,
Нас, может быть, случится здесь
Одной и той же рыбе съесть,
И эта рыба, друг мой милый,
2930 Нам станет общею могилой;
К тому же, может быть и так,
Что выловит ее рыбак,
И нас обоих в ней найдут,
И погребенью предадут.
2935 - Но это вздор! - А впрочем, нет:
Все может тот, кем создан свет.
- С чего б вам, друг, идти на дно?
Знать этого мне не дано,
Но коль вы живы, и творец
2940 Здесь мне одной пошлет конец,
Меня утешит мысль о том,
Что не расскажут вам о нем
И до естественной кончины
Вы проживете без кручины,
2945 Надеясь, что в свой час и срок
Меня опять вернет вам бог.
Избудете вы свой недуг,
Что мне всего важней, мой друг.
Сильнее я хочу сейчас
2950 Здоровья вам, чем видеть вас,
И лишь затем, что вас люблю,
Творца спасти меня молю.
Не смерть страшна мне, коль господь
От мук избавит вашу плоть,
2955 А то, что без меня с другой
Сойдется друг мой дорогой:
Я вами избранной жене
Не стала б доверять вполне.
Покажет время, кто был прав,
2960 Но я бы, друга потеряв,
За ним последовала вскоре.
Теряю разум я от горя
И если медлю умереть,
То лишь затем, чтоб вас узреть.
2965 Дай бог, чтоб вам я пособила
Иль вместе мы сошли в могилу!"
Вот так Изольда горевала,
Покуда буря бушевала,
А от нее пять дней невзгоды
2970 Претерпевали мореходы.
Когда ж утихла злость пучин,
Повеселевший Каэрдин
Поставить паруса велел,
И был их цвет не черен - бел.
2975 Корабль взрезал за валом вал,
И ветер паруса вздувал,
Так поднятые, чтоб как след
Был виден с берега их цвет,
О чем Тристан в прощальный час
2980 Дал сотоварищу наказ.
Уже бретонская земля
Была заметна с корабля,
Как вдруг над ширью вод морских
Ударил зной и ветер стих.
2985 Корабль замедлил разом ход.
Скорей стоит он, чем идет.
Вплавь не добраться до земли,
А лодку волны унесли,
И ждут матросы в нетерпенье
2990 Хотя бы признака волненья.
Клянут они свое бессилье:
Им суши не достичь при штиле.
Туда-сюда, вперед-назад
Корабль течения влачат,
2995 Но до земли недальний путь
Не сокращается отнюдь.
Изольда чуть с ума не сходит.
Глаз с берега она не сводит,
Однако, хоть ей невтерпеж,
3000 Пешком по волнам не пойдешь;
Корабль же обречен стоять,
Покуда ветры будут спать.
Изольду мучит ожиданье:
Ей нужно к другу на свиданье,
3005 А судно там же, где дотоль.
Тристан терпеть не в силах боль.
Он королеву ожидает
И то стенает, то рыдает,
То поникает головой,
3010 От мук и скорби чуть живой.
Тут, жаждой мщения полна,
Идет к нему его жена
И объявляет: "Мой супруг,
Вернулся Каэрдин, ваш друг.
3015 Он к вам плывет на корабле,
И хоть тому пристать к земле
Мешает этот штиль проклятый,
Я опознала судно брата.
Дай бог, чтоб вам такая весть
3020 Могла спасение принесть!"
Тристан супруге шепчет с дрожью:
"А нет ли тут ошибки все же
И помните ли вы, каков
Цвет корабельных парусов?"
3025 Та молвит: "Тут ошибки нет.
У парусов же черный цвет.
Сполна пришлось их развернуть,
Чтоб судно сдвинуть хоть чуть-чуть".
Стал полотна Тристан белей:
3030 Нет вести для него страшней.
Он лег лицом к стене и рек:
"Изольда, да простит вам бог!
В несчастье милою забыт,
Любовью к милой я убит.
3035 Погибнуть лучше от недуга,
Чем дни влачить без вас, подруга.
Меня, живого, вам не жаль,
Но вызовет у вас печаль
Безвременная смерть моя,
3040 И этим утешаюсь я".
"Изольда!.." трижды вскрикнул он
И погрузился в вечный сон.
Весь замок оглашают вдруг
Стенанья рыцарей и слуг.
3045 Они, не в силах скорбь унять,
Спешат с постели тело снять
И труп кладут на шелк цветной
Под пышный воздух парчевой.
Зной между тем ослаб чуть-чуть,
3050 И ветер снова начал дуть,
И паруса взвились опять,
И смог корабль к земле пристать.
Изольда на берег спустилась
И видит: что-то здесь случилось.
3055 Плач отовсюду раздается,
Заупокойный звон несется.
Она спросила у людей,
Кто расстается с жизнью сей,
И ей сказал один старик:
3060 "Нас, госпожа, удар постиг.
И непомерно он тяжел:
Сегодня в лучший мир ушел
Тристан, смельчак из смельчаков,
Щит страждущих и бедняков.
3065 Так щедр и жалостлив он был,
Что весь наш край его любил.
Он рану получил в бою
И, вот, окончил жизнь свою.
Беды, страшней, чем смерть его,
3070 Нет для народа моего".
Изольда скорбные слова
Дослушала, дыша едва,
И с непокрытой головою
Пошла, одна перед толпою,
3075 В тот замок, где почил Тристан.
На дивный лик ее и стан
Дивился весь бретонский люд -
Кто это появился тут?
Она добралась наконец
3080 До места, где лежал мертвец,
И восскорбела так о нем,
К востоку обратясь лицом:
"Раз, милый друг, вас больше нет,
Изольде дольше жить не след.
3085 Любовь ко мне убила вас,
Меня же скорбь убьет сейчас,
Затем, что излечить, мой друг,
Я не сумела ваш недуг.
Без вас мне не прожить и дня:
3090 Не будет счастья для меня.
Я бурею пощажена,
Но лишь затем сюда она
Мне помешала в срок прибыть,
Чтобы верней меня сгубить!
3095 Не задержи нас буря в море,
Я исцелила б вас от хвори,
И повели б мы меж собой
Беседу о любви былой,
О горестях и злоключеньях,
3100 О радостях и наслажденьях,
Которые, всему на зло,
Нам наше чувство принесло,
И я бы стала вас опять
Ласкать, лобзать и обнимать.
3105 Коль не смогла я вас спасти,
Мне с вами надлежит уйти.
Коль не поспела в этот раз
С противоядием для вас
Я в срок, как много лет назад,
3110 Пусть смерть в меня прольет свой яд.
Из-за меня вас нету боле,
Но разделю я вашу долю,
Раз вам подругою была".
Она к Тристану прилегла,
3115 Любимого поцеловала,
В объятьях сжала, как бывало,
Лицо к лицу, уста к устам,
И смерть ее настигла там:
Скорбя по другу своему,
3120 Ушла она вослед ему {30}.
Тристан погиб затем, что в срок
Изольдой быть спасен не мог.
Тристан любовью к ней сражен,
Изольда - тем, что умер он {31}.
3125 Тома все досказал как след
И шлет признательный привет
Всем, кто любил и вожделел,
Вкушал блаженство и скорбел,
Безумствовал и ревновал;
3130 Всем, кто стихам его внимал.
Не каждому я угодил,
Но сил и рвенья не щадил
И вел правдиво свой рассказ,
В чем с первых строк заверил вас.
3135 Я изложил в стихах его
Для красоты и для того,
Чтоб без особого труда
Влюбленные могли всегда
В нем для себя пример найти
3140 И утешенье обрести,
Когда им в том нужда придет,
От тех несчастий и невзгод,
Мучений, горестей, обид,
Какие нам любовь сулит.
^TГотфрид Страсбургский^U
^TТРИСТАН^U
Перевод со средневерхненемецкого К.П. Богатырева
[Грот любви]
И поскакали все втроем {1}
16680 По долам и лесам верхом.
Два дня, две ночи путь тяжелый
Их вел через леса и долы.
Там у подножья диких скал
Тристан пещеру разыскал,
16685 К которой раз счастливый случай
Его привел сквозь лес дремучий,
Где он охотился тогда
И бог весть как забрел туда.
Пещера высотою с гору
16690 Была в языческую пору
Здесь выбита в одной скале,
Когда еще на сей земле,
Позднее Коринею {2} данной,
Хозяйничали великаны.
16695 Любви здесь таинству они
Платили дань в былые дни.
В таких пещерах в эти годы
Железом обшивали своды.
Их окрестил один голант {3}:
16700 "La fossiur'a la gent amant",
Что переводится дословно
На наш язык как "грот любовный".
И, как гласит преданье, тут
Тристан сыскал себе приют.
16705 Был грот и светел и широк {4},
И кругл {5}, и гладок, и высок {6}.
Сверкали стены белизной {7}
И подпирали свод собой.
Его корона замыкала
16710 Из благородного металла,
И драгоценный блеск камней
Светился радугой на ней.
А пол был мрамором покрыт {8} -
Зеленой гладью ровных плит.
16715 И посреди него стояло
Резное ложе из кристалла {9},
И высеченные на нем
Горели письмена огнем.
Гласит преданье, что оно
16720 Спокон веков освящено
Служением любви богине,
Которой служит и поныне.
Пещеру освещало солнце
Сквозь маленькие три оконца,
16725 И были выходом пещере
Большие бронзовые двери.
А перед ними невдали
Три липы пышные росли {10}.
Вкруг этих лип все было голо,
16730 И лишь внизу, за спуском к долу
Росли деревья там и сям,
Отбрасывая тень к горам.
Там, прячась за густой травой,
Виясь серебряной змеей,
16735 Ручей плескался и журчал.
К нему поблизости стоял
Колодец с ключевой водою,
Как небо светло-голубою.
Вкруг этого колодца тоже
16740 Три липы высились пригоже.
Они от солнечных лучей
Его хранили и дождей.
Там хвастались наперебой
Цветы и травы красотой,
16745 И словно бились об заклад, -
Чей благовонней аромат!
Там сладким пеньем слух лаская,
Не умолкали птичьи стаи,
И звуков сладостней, чем эти
16750 Не слыхивал никто на свете.
Там красотою все пленяло
И слух и взгляды привлекало,
Там солнце и тени
И ветра движенье
16755 Давали отраду
И слуху и взгляду.
А дальше - снова все кругом,
Хоть целый день скачи верхом.
Лишь запустенье, дикий лес
16760 И мрачных скал крутой навес.
И не было сюда пути,
Чтобы проехать иль пройти.
Да, этот край был дик и глух,
Куда ни оглянись вокруг,
16765 И все же в дикой сей глуши
С владычицей своей души
Решил Тристан прервать свой путь,
Набраться сил и отдохнуть.
Здесь он с Изольдою остался
16770 И c Курвеналом распрощался,
И отослал его назад,
Чтоб тот, вернувшись, всем подряд
Рассказывал, что, мол, Тристан
Отправился чрез океан,
16775 И там в Ирландии народу
Поведал про свои невзгоды.
Еще велел он Курвеналу
Вновь при дворе жить, как бывало,
И слушаться во всем Брангены
16780 И передать ей непременно,
Уединясь в ее покоях,
Слова любви от них обоих.
Он отпустил его, веля
Все выведать про короля,
16785 Про помыслы его и планы,
И хочет ли он мстить Тристану -
И если Марк задумал месть -
Им дать скорей об этом весть.
Еще Тристан с Изольдой - оба
16790 Ему наказывали, чтобы
Он вспоминал бы их почаще
И к ним наведывался в чащу,
И привозил - раз в двадцать дней
Как можно больше новостей,
16795 Чтоб в их скиту тоску унять.
Что я могу еще сказать?
Так и расстались с ним на том.
Тристан с Изольдою вдвоем
Остались жить в пещере дикой
16800 Счастливые в любви великой.
Я знаю, многие из вас
Полюбопытствуют сейчас
Узнать всю правду о Тристане -
Как добывал он пропитанье,
16805 Как мог с возлюбленной своей
Он жить в глуши бесплодной сей.
Чтоб любопытство утолить,
Продолжу я рассказа нить.
Они, живя все время рядом,
16810 Друг друга впитывали взглядом
И в милом взоре находили
Плоды и пищу в изобилье.
В любви и страсти утопали
Все горести их и печали,
16815 И на добычу пропитанья
Они не тратили старанья.
Заметить здесь необходимо,
Что был запас неистощимый
У них невидимый с собою:
16820 То было кушанье такое,
Которого вкуснее нет,
Хоть ты объезди целый свет.
Оно, им данное навечно,
Зовется верностью сердечной,
16825 Любовью, сладкой, как бальзам,
Оказывающею нам -
И чувству нашему и телу
Благодеянье без предела.
Они другой еды не знали,
16830 И только ею услаждали
Все дни, все ночи без конца
Тела и взоры и сердца.
Любовь была для них как плуг,
Пропахивавший все вокруг
16835 Изольды нашей и Тристана
И находивший неустанно
В глубинных тайниках мечты
Неведомые им пласты.
Их не печалило нимало
16840 И боли им не причиняло,
Что не было других людей
В глуши пустынной и ничьей.
Других сюда и не влекло.
Два - это четное число.
16845 К нему прибавьте единицу
И двойка в нечет превратится.
И, значит, этот некто третий,
Еще не бывший на примете,
Подобьем тяжести и груза
16850 Давил бы их своей обузой.
Среди природы этой строгой
Казалось им, что их так много,
Что сам король Артур едва ли
Вмещал в своей огромной зале
16855 Такое множество гостей,
Счастливых участью своей.
Другой не признавая власти
Помимо собственного счастья,
Тристан с Изольдою порой
16860 Весь мир считали мишурой.
На свете нет таких мечтаний,
Таких надежд, таких желаний,
Что не сбылись бы в полной мере
У двух отшельников в пещере.
16865 Им не хотелось жить иначе -
Ни веселее, ни богаче.
Вот только б им вернули честь -
Все остальное у них есть.
У них был двор, роскошный двор,
16870 Богатством радовавший взор.
И радость с ними делит
Веселая их челядь:
Три липы с кроною густой,
Колодец с ключевой водой,
16875 Трава зеленая, цветы,
Ручей, бегущий с высоты,
Пернатых звонкая семья
От зяблика до соловья,
Хохлатый жаворонок, чиж,
16880 Синица, иволга и стриж, -
Все пели - всяк на свой мотив,
Усердствуя наперерыв.
И заливались соловьи
На этом празднике любви.
16885 Он не смолкал ни на мгновенье
И рисовал воображенью
Героев наших, что они
Артуру-королю сродни,
Что пышность их двора вполне
16890 С его богатством наравне.
И впрямь, чего им нехватало?
Любовь их досыта питала.
Он был при ней, она - при нем.
И все им было нипочем.
16895 Они имели, что хотели,
И что хотели, то имели.
Я, правда, слышу пересуды
Со всех сторон и отовсюду,
Что при любви, мол, столь горячей
16900 Питаться надобно иначе.
Я так скажу: что до меня, -
Претит мне эта болтовня.
Но, может быть, найдется муж
Ученый, опытный к тому ж,
16905 Который мне и всем - как знать? -
Сумеет это доказать!
Да ведь и я когда-то тоже
Себе избрал удел похожий,
И точно так же, как Тристан,
16910 Любовью был и сыт и пьян.
Чтоб не блуждали вы впотьмах,
Я объясню вам на словах,
Той каменной пещеры свойства,
Всю суть, весь смысл ее устройства.
16915 Ее, как вы уже читали,
"Любовным гротом" называли.
И был он, этот грот, высок
И кругл, и светел, и широк.
А стены снежной белизны
16920 И гладки были и скромны.
Что грот был кругл повсюду ровно,
То признак скромности любовной.
Да, скромностью любовь красна,
Не признает углов она.
16925 Любовь хотя б с одним углом
Коварством рождена и злом.
Ширь и размах внутрипещерный -
Свидетельство любви безмерной,
А высота - обозначенье
16930 Любви высокого стремленья.
Любовь к заоблачью стремится
И признает лишь те границы,
Где добродетелей полет
Сливается в единый свод.
16935 Благословенна высота! -
Ведь добродетели всегда
Владычествуют над пространством,
Сверкая золотым убранством.
А мы, прикованные к полу,
16940 Стоим, потупив очи долу,
Не помышляя о полете
Ни наших чувств, ни нашей плоти.
Но вот и нас к себе привлек
Сияньем злата потолок.
16945 И мы в него вперили взор
И смотрим на него в упор,
А добродетели над нами
Сверкают яркими лучами.
Так чудо наш чарует глаз,
16950 Что крылья отросли у нас,
И наши чувства понеслись
За добродетелями ввысь.
Что белизной сверкали стены -
То признак верности нетленной.
16955 Она не терпит никаких
Других оттенков цветовых.
Ей ненавистны в равной мере -
Негладкость, ревность, недоверье.
А мраморные плиты пола
16960 Пусть постоянства знак тяжелый.
К тому же, цвет его исконный.
Как и у мрамора - зеленый.
Итак, и цвет, и гладкость плит
Есть постоянства внешний вид.
16965 Траву напоминая цветом,
Оно стеклом блестит при этом.
Кристальное резное ложе
С кристальною любовью схоже,
И резчик, резавший кристалл,
16970 Отлично это сознавал.
Поэтому оно по праву
С любовью разделяло славу.
Кристально-чистой, безупречной
Любовь была и будет вечно.
16975 Засовов пара изнутри
Виднелась сбоку у двери.
Из глубины вела во вне
Через отверстие в стене
Дверная ручка, без которой
16980 Не отворялися запоры.
Снаружи эта рукоятка
Кончалась шляпкою украдкой.
Хоть без ключа и без замка -
Служила дверь наверняка.
16985 Вам знать захочется теперь,
С какою целью эту дверь
Не украшал собой замок,
Кто допустить такое мог, -
Ведь полагалось исстари
16990 Замок приделывать к двери!
Кто в храм любви идет, когда
Его никто не звал туда,
Тот только силой, напролом
Ворваться может в этот дом.
16995 Но бронзовая дверь обычно
Защитой служит преотличной.
И сквозь нее проникнет тот,
Кого любовь к себе зовет.
Из бронзы дверь смастерена,
17000 Чтоб не сдавалася она
Ни хитроумию, ни силе,
Чтоб ложь и зло ее не вскрыли,
Чтобы коварство, лицемерье
Вреда не причинили двери.
17005 А внутренние два засова
Хранили безопасность крова.
Дверь с двух сторон крепилась ими
Двумя засовами большими.
И был один из них - кедровый,
17010 Другой был из кости слоновой.
Узнать хотите или нет,
Какой таился в том секрет?
Кедр - это мудрости хранитель,
Ума палата и обитель.
17015 А кость слоновая всегда
Сама невинность, чистота.
И эти два засова
Всегда хранить готовы
Храм от насилья и обмана
17020 И дни и ночи неустанно.
А шляпка, что вовне была,
Та, что вовнутрь двери вела,
И оловянным стерженьком
Сквозь эту дверь входила в дом, -
17025 Соединялась с золотою
Блестящей ручкою дверною.
Что стерженек, что рукоять -
Подобной пары не сыскать.
Металл был выбран неслучайно:
17030 Суть олова - в раскрытье тайны,
Любовной тайны наипаче,
А сущность золота - в удаче.
И были здесь они на месте,
Когда соединялись вместе,
17035 И оба избранных металла
Двойною силой небывалой
Стремленье сердца направляли -
Сужали или расширяли,
И удлиняли, если нужно,
17040 И укорачивали дружно.
И каждый раз, когда любовь
Сюда сворачивала вновь,
Чтобы попасть к себе в чертог,
Наш оловянный стерженек
17045 Ее движением одним
Сводил со счастьем золотым.
А высоко над дверью,
Уже в самой пещере
Виднелись три оконца.
17050 Сквозь них сияло солнце.
Они с наружной стороны
Пещеры не были видны.
И словно вестники добра
Впускали яркий свет с утра.
17055 И лился свет веселый
По мраморному полу,
Как будто честь сама сияла
И грот любовный освещала:
Живое счастие земное
17060 Несовместимо с темнотою...
Еще заметить важно мне,
Что находился в стороне
От поселений и дорог
И людных мест любви чертог.
17065 Любви не нравится цвести
Среди проезжего пути.
Она цветет гораздо чаще
Среди непроходимой чащи
И путь к ее чертогу тайный
17070 Всегда опасен чрезвычайно.
Ведь он затерян был в горах,
Где все внушало дикий страх,
Где был опасен каждый шаг,
Где высь рождала звон в ушах,
17075 И где на каждом перевале
Вас пропасти подстерегали.
Чтоб среди скал не заблудиться
И в бездну чтоб не провалиться,
Остерегайтесь отойти
17080 От проторенного пути!
Но счастлив может быть лишь тот,
Кто горы миновав, войдет
Сюда, в глухую эту чащу,
И дом обрящет настоящий.
17085 Здесь он найдет, что сердцу надо -
В любви удачу и отраду.
Для глаз, для слуха, для души
Есть все, что надобно, в глуши.
Уйти назад - не станет сил.
17090 Я это знаю. Я там был.
Я тоже прежде, в старину,
Был у своей любви в плену,
И в этих побывал краях,
И здесь охотился в лесах;
17095 Здесь я преследовал добычу,
Гоняясь по горам за дичью.
Но редко достигал я цели,
Хоть дни мои в трудах летели.
Я в счастие уже не верю...
17100 Зато я на пещерной двери
Засовы видел, рукоять,
А в глубине ее - кровать.
Кровать резная из кристалла
Огнями радуги сверкала.
17105 Я подходил к ней то и дело,
Любуясь ею оробело.
Весь гладкий пол я исходил,
И как ни крепок мрамор был,
Он был бы мною весь изрыт,
17110 Когда б не зелень этих плит.
Зеленый цвет непобедим.
Он горд могуществом своим
Не вытравишь - как ни трави!
Из этих плит следов любви.
17115 И много, много раз подряд
На стены обращал я взгляд.
Я свод рассматривал подолгу
И любовался втихомолку
Красою белых стен и свода,
17120 Каких не видывал я сроду.
Звездоподобная корона
Ласкала взор мой восхищенный.
Мне сердце согревало солнце
Сквозь маленькие три оконца ...
17125 Итак, я всем вам доказал,
Что я пещеру эту знал,
Но так любви и не обрел
И мимо счастия прошел ...
Вот здесь, далече от людей,
17130 Тристан с Изольдою своей,
Средь этой местности пустынной.
Лесистой, горной и равнинной.
Предавшись нежному досугу,
Усладой были друг для друга.
17135 И так текли в блаженстве дни.
И были счастливы они.
А утром по росе вдвоем,
Ласкаемые ветерком,
Они бродили по лугам
17140 И льнули травы к их ногам,
И где б они ни проходили
Цветы пестрели в изобилье,
И нежные любви слова
Нашептывала им трава.
17145 И с каждым мигом все чудесней
Переливались птичьи песни.
Они же выбирали путь,
Чтоб у колодца отдохнуть,
И молча шли вдоль ручейка -
17150 Их цель была недалека.
Колодец их как будто ждал
И весело водой плескал.
Их радовало все вокруг -
Все краски лета, каждый звук.
17155 Кто б их отсюда мог согнать?
Но начинало припекать
К полудню солнце, и они
Спешили спрятаться в тени
Трех лип, что были только рады
17160 Обдать любовников прохладой.
Здесь снова можно было смело
Усладу обрести для тела,
И лежа под огромной кроной,
Такой пахучей и зеленой,
17165 Они вдыхали, как могли,
В себя все запахи земли.
От дуновенья ветерка
Вздымались волосы слегка.
Волшебная отрада глазу -
17170 Цветы - напоминали вазу,
В которую до глубины
Стволы трех лип погружены.
Тристан с Изольдой вспоминали
Порой в задумчивой печали
17175 Преданья старины глубокой,
В которых о тоске жестокой,
Любовью вызванной несчастной,
Лился рассказ живой и страстный:
О муках горестных Филлиды {11}
17180 И о страданиях Библиды {12},
Влюбившейся в родного брата
И в том лишь бывшей виноватой,
О карфагенянке Дидоне {13},
Сидевшей на сидонском {14} троне,
17185 Себя убившей, не жалея,
В тоске по милому Энею.
Так за рассказами они
Нередко коротали дни.
Когда же им надоедали
17190 Любовных повестей печали,
Они скрывались снова в келье
И предавались там веселью,
Забыв о горестях своих
И о преданиях чужих.
17195 Там звуки арфы, звуки пенья
Рождали сладкое волненье
В груди Изольды и Тристана,
Их душ залечивая раны.
Когда он пел, - она играла,
17200 Потом она его сменяла,
И запевала вдохновенно.
Вот так они попеременно
Игре и пенью предавались
И музыкою наслаждались.
17205 И если пел один - другой
По арфе ударял рукой.
И пенье, полное тоски,
И звуки струн из-под руки
Сходились в воздухе и там
17210 Взлетали вместе к небесам.
Торжественные их мотивы
Так были сладостно-красивы,
Что прочно вписан их талант
В "La fossiur' a la gent amant",
17215 Как ни была пещера эта
Описана или воспета, -
Все стало правдой лишь тогда,
Когда забросило сюда
Тристана и его подругу.
17220 Без этих двух бывало туго
Хозяйке этого гнездовья,
Которая звалась любовью.
Ведь никогда никто доселе
Не приближался близко к цели
17225 Средь игр любовных и утех,
Но наша пара - ближе всех.
Любви так чисто, как они,
Не предавались искони.
Они не ведали иного
17230 Резона, кроме сердца зова.
А развлечений здесь немало
Природа им предоставляла.
Им очень нравилось вдвоем
Окрестность объезжать верхом.
17235 И взяв с собою арбалеты
Нередко с самого рассвета
Они охотились в горах,
На птичек нагоняя страх.
Но самым лучшим развлеченьем
17240 Была охота за оленем.
У них был верный пес Хиндан {15}.
Недолго бился с ним Тристан,
Чтоб отучить его от лая, -
Умней собаки я не знаю.
17245 Прошло немного дней, и вот
Как бы воды набравши в рот,
Наш пес охотится за дичью,
Подкрадывается к добыче.
Сквозь лес густой и сквозь туман
17250 Беззвучно мчится наш Хиндан.
Однако же, на самом деле,
Гнать зверя не было их целью,
И от охотников в отличье
Им не нужна была добыча,
17255 Но за охотою они
В веселье коротали дни.
Мчась по лесу с любимым псом
И позабывши обо всем,
И предаваясь с упоеньем
17260 Опасностям и развлеченьям,
В охоте видели они,
Хоть, впрочем, не они одни,
Источник радости, веселья.
Так в счастии их дни летели.
[Бегство Тристана]
И снова счастлив наш король {16},
И в радость превратилась боль.
Король справляет торжество:
17725 Изольда снова у него!
И, став опять его женой,
Но только телом, не душой,
Не ведает она влеченья,
Ни нежности, ни уваженья
17730 К тому, кого любить должна
Господней волею жена.
Но там, где он царил - повсюду
Ей поклонялись, словно чуду.
Он этот общий идеал
17735 Cо всеми вместе разделял.
Ее любил он беззаветно,
Как будто страсть была ответной.
Так слепнет даже самый зоркий
Согласно старой поговорке:
17740 "Куда ни глянь, ни посмотри -
Снаружи или изнутри -
Слепая страсть до полной тьмы
Сердца доводит и умы".
И с очевидностью борясь,
17745 Король как бы лишился глаз.
Он видел все, а между тем
Не видел ничего совсем.
Он знал, что сердцем и умом
Она не с ним - не с королем,
17750 Что неизменно, постоянно
Душой принадлежит Тристану.
И все же, ослепленный страстью,
Не верил он в свое несчастье.
Кто дал нам повод к укоризне?
17755 Кто виноват в бесчестной жизни,
Что породила столько бед?
Изольда разве? Вовсе нет!
Неправы те, кто в озлобленье
Изольду обвинят в измене.
17760 Ни королева, ни Тристан
Не отвечали за обман.
Король все чувствовал, все знал,
Любви он от нее не ждал,
А сам был к ней приворожен...
17765 Вы скажете: "Но как же он
Мог так любить ее тогда?"
Что ж, если выберет беда
Своею жертвою любовь,
То как ты ей ни прекословь, -
17770 Тебе зажавши силой рот,
Беда всегда свое возьмет.
Да и теперь немало их -
Таких, как Марк, - душой слепых,
И в наши времена беда
17775 Нас настигает без труда.
Я вам скажу - таким, как он,
И нынче - имя легион.
Вот так они и знать не знают,
И ничего не замечают,
17780 Скорее видеть не хотят
Того, на что направлен взгляд,
Что слышит ухо, видит глаз...
Кто стал бы их винить из вас?
Но если честно говорить,
17785 Нельзя и женщину винить:
Она страдает беспричинно
И невиновна пред мужчиной.
Ведь чистый взор ее открыт
И только правду говорит.
17790 И если вся ее вина
Пред мужем так обнажена,
То это значит, что чужда
Ей лживость раз и навсегда.
Но муж своею страстью пылкой
17795 Глаза переместил к затылку,
И в зарождении обмана
Он сам виновен, как ни странно.
Кто отвернул глаза от света,
Расплачивается за это.
17800 Мужчина, ослепленный страстью,
Слепее, чем слепец, к несчастью.
Но есть пословица такая -
Ее правдивей я не знаю:
"Краса таит большое зло!"
17805 С красою им не повезло:
В Изольде расцветая ярко.
Она так ослепила Марка
Что разом он ослеп вдвойне -
Глазами с сердцем наравне.
17810 Он верил, что его жена.
Всех злых пороков лишена,
И все, что в ней он находил,
Он до небес превозносил.
Но, чтоб уже покончить с этим.
17815 Он так любил ее, заметим,
Что ею наносимой боли
Не чувствовал и малой доли.
Все то, что в сердце под замком
Навеки заперто силком,
17820 Наружу рвется напролом
А ты - ты с ним всегда вдвоем.
Ты мыслью, ты глазами с ним,
Ты от него неотделим,
Ты взором провожаешь след -
17825 След наслаждений, счастья, бед,
След, уходящий далеко,
И снова на душе легко.
А кто над вами держит власть, -
Тот только разжигает страсть.
17830 Чем злее изгнать ее хотят,
Тем явственнее бьются в лад
Разгоряченные сердца
Лишенных брачного венца.
Вот так и наши два героя
17835 Вдруг ощутили что-то злое,
Запретное и роковое,
Грозящее лихой бедою.
И тут их охватил испуг,
Но жар желаний не потух, -
17840 Напротив, он сильнее жег
Сердца их, полные тревог.
Такие жалкие с испугу,
Они цеплялись друг за друга
Под тяжким бременем беды,
17845 Вкушая горькие плоды
Любви, закованной в безбожный
Запрет, как мученик острожный.
И это бедственное бремя,
Давившее на них все время
17850 Как дьяволовою пятой,
Их чуть не смяло под собой.
Но больше, чем Тристан, пожалуй,
Изольда бедная страдала.
Она в отсутствие Тристана
17855 Смерть призывала непрестанно,
И чем решительней король
Запретом причинял ей боль,
Тем неразрывнее она
Была с Тристаном скреплена.
17860 Запрет приносит только вред,
И там, где властвует запрет,
Одни лишь горькие плоды
Способны украшать сады.
В них пышно расцветает гнев,
17865 И выросши и осмелев,
Наносит чести он урон
И только оскорбляет жен.
Вот до чего людское зло
Уже в те времена дошло!
17870 Ведь если б с ними поступали
По чести - и они б не пали.
Итак, мы видим - от запрета
Есть только вред, а пользы нету.
К тому ж запрет или надзор
17875 Не помогали до сих пор
Сберечь жену плохую мужу -
Она лишь становилась хуже.
Хорошая - наоборот -
Всегда сама себя блюдет.
17880 Тот, кто своей жене не враг,
Не стережет ее никак.
Любой запрет или надзор
Находит у жены отпор
И ей такой наносит вред,
17885 Какого хуже просто нет.
Спастись от этого вреда
Ей не удастся никогда.
Он застревает вроде терна,
Пустившего глубоко корни
17890 В той почве мягкой, из которой
Не выкорчевать их так скоро -
Их легче вырвать из скалистой
Бесплодной почвы каменистой.
От многочисленных обид
17895 Душа сперва кровоточит,
Но, постепенно очерствев,
В себе такой лелеет гнев,
Как будто с малых лет она
Была грехом заражена.
17900 Поэтому тот из мужей,
Который прочих помудрей,
Пусть уважает честь жены
Не ищет вечно в ней вины,
Над ней установив надзор,
17905 Ее ввергающий в позор.
Нет, - только нежность с добротой
Права имеют над женой.
Об этом помнить все должны,
Кому важна любовь жены.
17910 Ведь как жена ни хороша,
Но портится ее душа
От многочисленных обид, -
И тут к измене путь открыт.
Все благородные мужья,
17915 Заметить к слову должен я,
Супруге верят смело,
Как собственному телу.
Они все делают по чести
И жизнь с женой проводят вместе.
17920 Но тот, кто хочет подорвать
Любви земную благодать,
И на жену наводит порчу,
Блюстителя морали корча,
Тот гасит и любовь и честь,
17925 В супруге взращивая месть,
Так счастье катится ко дну,
Так губит муж свою жену.
Кто за женою не следит,
Тот, значит, ею дорожит.
17930 Запрет - он злобу вызывает,
На путь неправедный толкает.
Жену воспитывая злом,
Ты сам страдаешь поделом.
Терн колкий неповиновенья
17935 Заложен в женщине с рожденья.
Иные женщины и девы
Похожи на праматерь Еву.
Она нарушила запрет
Лишь только зародился свет.
17940 Господь ей предоставил власть
Плодами наедаться всласть.
В раю блаженствовала Ева,
Срывая плод с любого древа.
И только дерево одно
17945 Ей было им запрещено
Под страхом смерти обирать.
Попы нам любят повторять,
Как плохо поступила Ева,
Сорвавши плод запретный с древа.
17950 Но я уверен и сегодня -
Без запрещения господня
Она б не съела никогда
Того запретного плода.
Грех этот - первый из первейших -
17955 Был в поколениях дальнейших
Распространен и укреплен,
Дожив до нынешних времен.
Для Евы для самой тот плод
Был лишь источником забот.
17960 Ведь разрешил же ей господь
Плодами рая тешить плоть.
Но захотелось ей поесть
Того плода, что губит честь.
И до сих пор все дщери Евы
17965 Едят плоды ее посева.
И если б некий муж сегодня
Владел бы волею господней,
О, сколько бы родилось Ев,
Которые, ее презрев,
17970 Запрет нарушили бы с ходу
Согласно с женскою природой!
Но тем из них хвала и слава,
Кто выше собственного нрава.
За то одно, что победили
17975 Они свой нрав ценой усилий
И сберегли и честь и тело.
Мы можем называть их смело
Мужчине равными за сходство
По духу с ним и благородству.
17980 Мы жен таких должны любить
И славить, и превозносить.
Ведь если женщина, поправ
Свой женский, свой исконный нрав,
Пошла характером в мужчину,
17985 То, значит, все первопричины,
Все связи, все соотношенья
Вдруг претерпели измененья,
И розы из корней крапивы
Растут, красивые на диво.
17990 Кто женщины прекрасней смелой.
Что против собственного тела
Пошла неслыханной войной,
Взяв только честь свою с собой,
И тело победив в бою,
17995 Спасла его и честь свою?
Итак, необходимо тело
И честь воспитывать умело.
Опасно холить только честь
Иль чести тело предпочесть.
18000 Та женщина нехороша,
Которой не лежит душа
К обоим сразу - то есть вместе
И к телу своему и к чести.
Одно другому предпочтя,
18805 Она, как малое дитя,
Не понимает, что творит,
Какой бедою всем грозит.
Тем женщинам пою я славу,
Кто заслужил ее по праву.
18810 Они готовы честь свою
Всегда отстаивать в бою.
Но телом не пренебрегают
Они умело сочетают
Одно с другим, не зная спеси,
18015 И соблюдают равновесье.
И здесь мне хочется опять
Их прославлять и воспевать.
^TСАГА ТРИСТРАМА И ИСОНДЫ^U
Перевод со старонорвежского С. И. Неделяевой-Степонавичене
(Произведение публикуется полностью.)
ЗДЕСЬ ЗАПИСАНА САГА ТРИСТРАМА И КОРОЛЕВЫ ИСОНДЫ, ГДЕ
ГОВОРИТСЯ О НЕПРЕОДОЛИМОЙ ЛЮБВИ, КАКУЮ ОНИ ИСПЫТЫВАЛИ ДРУГ
К ДРУГУ. САГА ЭТА БЫЛА ЗАПИСАНА ПО-НОРВЕЖСКИ В 1226 ГОДУ ПОСЛЕ
РОЖДЕНИЯ ХРИСТОВА, ПО УКАЗУ И РАСПОРЯЖЕНИЮ ДОСТОЙНОГО
ГОСПОДИНА, КОРОЛЯ ХАКОНА {1}. ИСПОЛНИЛ ПОРУЧЕНИЕ БРАТ РОБЕРТ {2},
ЗАПИСАВШИЙ ЭТУ САГУ СОГЛАСНО СВОЕМУ РАЗУМЕНИЮ В ТЕХ
ВЫРАЖЕНИЯХ, В КАКИХ ОНА ЗДЕСЬ ИЗЛОЖЕНА, И ВОТ ЕЕ НАЧАЛО.
1. Рыцарь Канелангрес {3}
Жил в Бретани {4} юноша, прекрасный собой, наделенный замечательными
достоинствами, владевший крепостями и замками, искушенный во многих
искусствах, доблестный, стойкий и мужественный рыцарь, мудрый и
осмотрительный в своих поступках, проницательный и рассудительный,
превзошедший умом и талантом всех, кто жил тогда в этом государстве, и звали
этого рыцаря Канелангрес. Он был суров с суровыми и жесток с жестокими. При
нем находилось столько верных рыцарей и мужественных вассалов, сколько могла
позволить его казна. Но он был щедр на подарки и всеми любим за свое
обхождение, отважен в битвах, и благодаря своей доблести и военному
искусству собрал со своих врагов столь обильную дань и добыл себе столько
земли, что за несколько лет его власть и могущество сильно умножились. Когда
пошел третий год с того дня, как он надел рыцарские доспехи, он скликал
большое войско и повел жестокую войну против многих королей и герцогов,
нанося им большой урон и забирая у них богатства, сжигая королевские замки и
крепости по всей стране, и многие рыцари, служившие ранее тем королям,
признавали себя побежденными и должны были платить ему огромный выкуп
золотом, серебром и драгоценностями, а также лошадьми и оружием. Случалось и
ему терять своих людей, как это часто бывает во время битвы. Но вот
Канелангрес выступил против короля той страны {5}. Канелангрес опустошал его
королевство и брал в плен его людей до тех пор, пока король не распорядился
прекратить войну. Король заключил с Канелангресом мир в присутствии умнейших
мужей, и они установили срок действия своего договора.
Как только договор был заключен, Канелангрес передал государство со
всеми замками, городами и крепостями, высокородными вельможами и преданными
рыцарями своему наместнику, а сам снарядил войско и отправился в другую
страну дабы встретить достойных мужей, поискать славы и испытать свою
доблесть и рыцарскую удаль. Ему много рассказывали об Англии {6}, о ее силе
и могуществе, красоте и славе, просторах и изобилии, о том, что много там
учтивых рыцарей, крепких замков и неприступных крепостей, охотничьих угодий,
богатых зверем и птицей, разного металла, золота и серебра, беличьего и
песцового меха, медвежьих шкур и соболей. И захотелось ему взглянуть на
достоинства и доблесть, щедрость и учтивость благородных рыцарей той страны,
которые всем достойным, кто к ним прибудет и захочет у них остаться,
оказывают почести и дарят дружбу. И еще желательно ему узнать их обычаи и
уклад жизни, каково их великодушие, сила и отвага, как крепко оружие и
насколько они искусны в турнирах.
2. Канелангрес едет в Англию
Задумав это путешествие, Канелангрес тщательно и со всею пышностью
готовится к поездке. Он берет с собой много припасов и выбирает прекрасных,
умных и учтивых, отважных и испытанных рыцарей, так, чтобы их было не больше
двадцати, дает им доброе оружие, надежные доспехи и самых лучших лошадей,
отплывает в Англию и высаживается в Корнуэльсе.
В то время, когда Канелангрес прибыл в Англию, единовластным господином
и властителем над всеми обитателями Англии и Корнуэльса был благородный
король Маркис {7}. Вместе со всей своей многочисленной великолепной свитой
он находился в столице, которая называлась Тинтайоль {8}. Замок в этом
городе был самым неприступным во всем королевстве.
Узнав, что король находится в Тинтайоле, Канелангрес со своими рыцарями
направился туда. И вот он прибыл ко двору короля. Он спешился, а вслед за
ним и его товарищи, и они выстроились по-двое, взялись за руки и так, в
точности соблюдая придворный обычай, одетые в дорогие одежды, направились к
королевскому дворцу.
Приблизившись к королю, Канелангрес и его товарищи обращаются к нему с
искусным и почтительным приветствием. Когда король их выслушал и до него
дошел смысл речей этих юношей, он ответил им, как подобало благородному
королю, любезно и благосклонно, и указал, где им сесть. Канелангреса он
посадил рядом с собой, а его товарищей - поодаль, как того требовала
учтивость и предписывали придворные обычаи. Затем король спросил у
Канелангреса, кто он такой. Молодой человек скромно и с достоинством назвал
королю свое имя и прибавил, что прибыл он с намерениями мирными и
дружественными. После этого он почтительно поведал королю, из какой страны
он прибыл в его государство и явился к нему во дворец, сказав, что хотел бы
пожить при его знаменитом дворе для собственного удовольствия, а также для
того, чтобы научиться учтивому и благородному обхождению. Как только славный
король Маркис понял, что привело Канелангреса к его двору и что тот хочет у
него остаться и служить ему, он принял его и его товарищей с почетом и
назначил им должности более высокие, чем у своих рыцарей, и все они
пользовались при дворе расположением и были очень отличаемы.
3. Король Маркис приглашает Канелангреса на пир
Рассказывают, что после того, как Канелангрес пожил некоторое время у
короля, пользуясь уважением и почетом, король Маркис Добрый решил устроить
пышный и многолюдный пир по случаю одного большого праздника. И вот король
велит разослать по всей стране свои грамоты и верительные знаки и созвать
всех высокородных людей - князей, герцогов баронов с женами и сыновьями, а
также с дочерьми. И все британцы, заслышав приглашение и узнав, что такова
воля короля, спешат исполните приказ и долг верноподданных и без промедления
собираются в путь - князья и все остальные родовитые вельможи этого
государства, а также знатные люди всех прилегающих островов, вместе с
женами, сыновьями дочерьми, согласно заведенному в стране обычаю.
И вот явились все те, кто получил королевское приглашение, и все это
множество народу собралось в Корнуэльсе в одном лесу на берегу озера.
Неподалеку была прекрасная долина с широким ровным лугом, покрытым травой и
цветами. И так как это место как нельзя более подходило для разнообразных
развлечений, король Маркис распорядился раскинуть на том лугу огромные шатры
- желтые, зеленые, синие и красные, богато расшитые золотом и украшенные
позолоченными застежками, под сенью благоухающей листвы, среди только что
распустившихся цветов. Юноши, посвященные накануне в рыцари, упражнялись на
этом лугу в прекрасном искусстве турнира. Они сражались друг с другом честно
и открыто, вызывая восхищение и любовь прекрасных девушек и благородных дам,
во множестве собравшихся на стороне каждого из рыцарей; одни из них
находились в шатрах, другие расположились на лугу вместе со своими мужьями и
возлюбленными, прибывшими на торжество.
4. Канелангрес пробует свою ловкость в бою
И вот собралось самое блестящее общество, какое только можно
вообразить. Оглядывает король Маркис свою пышную свиту, и сердце его
переполняется радостью при мысли о том, что нет в этой стране другого
богатого и могущественного вельможи, которому подвластно столько учтивых
мужей и благородных дам. И одна у него теперь забота - устроить это
празднество столь роскошным и великолепным, какого еще не бывало. И вот
король велит начать пиршество и потчует всех своих подданных и знатных
гостей изысканным угощением.
Когда король насытился и все собравшиеся были попотчеваны достойным
образом, самые молодые рыцари собираются на лугу, о котором уже шла речь, и
посылают за своими оруженосцами и лошадьми. Они хотят позабавиться и
испытать свою силу и молодецкую удаль. Тотчас явились их оруженосцы с
лошадьми и оружием. Юноши, посвященные накануне в рыцари, и вся остальная
молодежь надевают на себя доспехи, садятся на коней, пускают их вскачь и
начинают яростно сражаться друг с другом, стремясь покорить сердца
собравшихся там в таком множестве прекрасных дам показать всем, кто из них
лучше других владеет оружием.
Канелангрес оказался самым отважным в бою и более всех отличился
подвигах; он владел оружием лучше, чем кто-либо, и превзошел всех рыцарских
достоинствах. Он, как обычно, добился наивысшего почета, ибо все девушки и
дамы устремили на него взоры, полные любви, и все они воспылали к нему
страстью, хотя и видели его впервые и не знали, кто он, откуда и какого
рода. Каждая думает только о нем, ибо такова природа женщин - они во что бы
то ни стало стремятся к полному осуществлению своих желаний и не
довольствуются серединой, часто жаждут того, чего не могут достичь, и с
презрением отвергают то, что им разрешено иметь, как это случилось с Дидоной
{9}, которая так сильно любила, что сожгла себя в собственном дворце, когда
ее покинул возлюбленный, прибывший из другой страны.
Подобные несчастья постигали многих, которые добровольно подвергали
себя такой ужасной напасти.
5. Сестра короля Маркиса
У славного и могучего короля Маркиса была единственная сестра {10},
столь прекрасная и очаровательная, статная и величественная, учтивая и
обходительная, богатая и знатная, что второго такого цветка не было на всем
свете, во всяком случае, о нем не было известно. Такой драгоценный камень не
нуждается в оправе, но как бы там ни было, все вокруг твердят о том, что ей
нет равной по уму, учтивости и благородному обхождению, великодушию и
решительности, вот почему эту прелестную девушку обожают все: богатые и
бедные, молодые и старики, сирые и убогие. Слух о ней достигает и других
королевств, и слава ее все ширится, и многие родовитые вельможи и прекрасные
собой юноши влюбляются в принцессу, хотя они никогда ее и не видели.
6. Испуг и беспокойство принцессы
Но хотя эта учтивая и благородно воспитанная девушка была чрезвычайно
добродетельна и ей всегда и во всем сопутствовало счастье, все же и с ней
должно было случиться то, что часто случается. Говорят ведь, что редко у
кого во всех делах бывает только удача. Немногим удалось бы понять или хотя
бы предположить, отчего ее вдруг охватила такая тревога, ибо едва она
увидела этого человека, как тотчас ею овладела задумчивость, тоска и
огромное, доселе не испытанное волнение, и сколько она ни пытается, ей никак
не удается вспомнить, в чем же она провинилась перед богом или людьми, что
ей выпала такая тяжкая участь, в то время как она никогда никого не обидела
ни словом, ни поступком, а только радовала всех своим веселым нравом, нежной
добротой и благопристойным поведением. И вот такая ужасная беда постигла эту
учтивую и благородную девушку, которая вышла из своего шатра, одетая в
роскошное, как ей приличествовало, платье, сопровождаемая пышной толпой
очаровательных спутниц {11}, взглянуть на жаркие схватки рыцарей и других
молодых людей и теперь не находит себе места от огорчения и беспокойства.
Наблюдая за их играми и поединками, она сразу обратила внимание на
достойного рыцаря Канелангреса, который выделялся из всех своей красотой,
доблестью и рыцарскими манерами. И видя, что все вокруг и все дамы
восхищаются его смелостью и благородной осанкой, и наблюдая за его
великолепной ездой и отменным рыцарским искусством, она впала в столь
глубокую задумчивость, что сама не заметила, как прониклась к нему
благосклонностью и беспредельной любовью. Она глубоко вздохнула и ощутила
острую боль в груди, ее словно обожгло огнем, и тот же огонь бросился ей в
лицо, и ее прекрасные черты исказились. Она чувствует себя растерянной и
несчастной, но не может понять, что с ней происходит. Тогда она вздохнула во
второй раз и почувствовала, что слабеет, ибо сердце ее бешено колотилось,
члены охватила дрожь и все тело покрылось потом. Этот сильнейший огонь,
охвативший все ее существо, ошеломил ее, и она молвила:
- Господи боже, что за удивительная болезнь {12} на меня напала?
Действие овладевшего мной жестокого недуга кажется мне странным. Я
чувствую боли в теле, и все же этот огонь сжигает меня, я же не знаю, откуда
он берется. Меня терзает тяжкий, невыносимый недуг и в то же время я как
будто здорова; однако я жестоко мучаюсь. Что же это за недуг, что так сильно
меня гложет? Найдется ли искусный лекарь, чтобы дать мне целительное питье?
Вряд ли этот жаркий день виноват в том, что яд разлился по моему телу.
Никогда я не думала, что на свете существует болезнь, способная причинить
столь нестерпимые страдания, ибо от жара меня бросает в дрожь, а от холода -
в пот, однако жар этот - не болезнь, но лишь пытка и муки для того, кого он
донимает. Жар и холод терзают меня оба сразу, не желая появляться
поодиночке, и я принуждена терпеть их обоих, и ни от того, ни от другого нет
мне облегчения.
Долго еще томилась в муках благородная Бленсинбиль.
7. Бленсинбиль обдумывает, как ей поступить
Затем взгляд ее вновь падает на луг, и она наблюдает за тем, как
красиво мчатся по лугу рыцари и как ломаются в жестокой схватке крепкие
наконечники их копий.
В то время как она наблюдала за состязаниями рыцарей, жар ее
уменьшился, ибо созерцание этого прекрасного места и блестящих поединков
учтивых рыцарей отвлекло ее от любовных размышлений и несколько охладило
чересчур разбушевавшееся пламя. Наблюдая за играми, она немного утешилась и
забыла о своем недавнем недуге, ибо так обычно бывает в любви, что если кто
охвачен любовным безумием, прогулка или какое-либо занятие помогает ему
легче переносить эту любовь. Так случилось и с этой молодой девушкой: пока
она наблюдала за играми рыцарей, горе ее рассеялось.
Однако не успела она в скором времени убедиться, что Канелангрес
затмевает всех красотой и смелостью, как горе и отчаяние завладели ею с
новой силой.
- Поистине, - молвит она, - этот человек колдун, имеющий власть над
злыми силами, ибо стоит мне взглянуть на него, как я начинаю испытывать
жесточайшие муки. Боже, будь мне щитом и опорой в моей любви, которая меня
пугает, ибо от этого рыцаря исходит страшное зло, недаром всем, кто на него
смотрит, он внушает такие же чувства, что и мне. Не иначе, как он водится! с
темными силами, отравляет людей ядом и насылает на них порчу - ибо завидев
его, я вся пылаю и дрожу. Не к добру, видно, был его приезд сюда, раз я
из-за него так страдаю. О боже, как мне избавиться от этой напасти и от
муки, от горя и отчаяния, ибо это он должен просить у меня моей любви, а не
я должна предлагать ему ее, подвергая стыду и позору себя и весь свой род,
ибо он тотчас увидит мою глупость и сумасбродство, сочтет меня искушенной в
любовных похождениях и тотчас же с презрением меня отвергнет. Но что пользы
терзаться, если мне не остается ничего другого, как открыться ему, и пусть
на моем примере будет доказано, как было много раз доказано на примере
других, что чему быть, того не миновать.
8. Бленсинбиль и Канелангрес встречаются
Насладившись турниром, сколько хотели, рыцари поскакали прочь от луга,
а вместе с ними и благородный Канелангрес. Он поровнялся с Бленсинбиль,
стоявшей в кругу прекрасных придворных дам, и, заметив ее, учтиво ее
приветствовал, молвив: "Бог да благословит вас, достойная госпожа", - на что
она ответствовала ему с нежной улыбкой:
- Если ты, добрый рыцарь, искупишь свою вину перед нами, в таком случае
пусть бог ниспошлет тебе свое благословение и любовь!
Услышав слова принцессы, Канелангрес задумался над ними и затем
обратился к ней с такими словами:
- Вы сказали; благородная госпожа, что я виноват перед вами. В чем же
моя вина?
Бленсинбиль говорит:
- Сдается мне, что ты и есть единственный из всех наших людей, кто
знает, в чем состоит твоя вина, вот почему я так огорчена и рассержена.
И она несколько раз произнесла его имя, ибо из-за любви к нему она
впала в неописуемое волнение.
Канелангрес не понял, о чем она говорила, ибо не мог припомнить за
собой никакой вины, как ни старался, и почтительно ответил:
- Прекрасная госпожа, я почту за честь понести любое наказание, какое
вы мне сами назначите, если так будет угодно господу, Бленсинбнль молвит:
- Знай, что я не перестану упрекать тебя, пока не увижу, что ты желаешь
загладить свой поступок,
После того как они еще побеседовали подобным образом, Канелангрес
испросил у Бленсинбиль позволения ехать дальше и попрощался с ней, пожелав
ей благополучия. Глубоко вздохнув, она молвила:
- Да хранит и благословит тебя господь!
Канелангрес поскакал прочь, раздумывая над происшедшим. Что означают
слова Бленсинбиль, сестры короля, о том, что он виноват перед ней и должен
искупить свою вину? Он вспоминал ее вздохи, но сколько он ни ломал себе
голову, смысл ее речей оставался для него непонятным. Весь день он провел в
мучительных размышлениях, и всю ночь, пока он лежал в постели, эти мысли не
давали ему покоя, и он не мог уснуть.
9. Одна и та же беда у обоих
Теперь обоих мучает одна и та же тоска и забота, и оба одинаково
печалятся над своей злосчастной судьбой. Она любит его горячо, и он предан
ей всей душой, но ни один не догадывается о чувствах другого. Но, будучи
человеком умным и благовоспитанным, Канелангрес постоянно размышлял, как и
когда ему поговорить с принцессой, чтобы она изменила свое мнение о нем.
Тут, как и во всем другом, ему приходится действовать обдуманно и осторожно,
иначе он может натолкнуться на серьезные препятствия: если король Маркис
дознается о том, что недавно прибывший к его двору молодой рыцарь желает
встретиться с его высокочтимой ближайшей родственницей, к тому же еще
втайне, то Канелангресу ни за что не удастся осуществить свое намерение.
10. Канелангрес задерживается при дворе короля Маркиса
Стоит ли долго о том здесь рассказывать, ведь каждому разумному
человеку известно, что влюбленные обычно стремятся как можно скорее утолить
свою страсть, даже если им нельзя видеться открыто. Точно так же и эти
благородные юноша и девица пришли к полному обоюдному согласию и начали
встречаться друг с другом, не возбуждая ничьих толков или упреков, ибо никто
не подозревал об их свиданиях. Их пылкая любовь друг к другу была так
тщательно и искусно скрываема от посторонних глаз, что ни сам король, ни
кто-либо из его приближенных ни о чем не догадывался, и никто не знал,
почему Канелангрес так долго не покидает двор короля Маркиса.
Король сильно дивился тому, что тот так долго и охотно живет в его
стране, где у него нет никаких владений, и не стремится вернуться в ту
страну, где у него остались знатные родичи и большие богатства. Король все
чаще слышит о том, что Канелангрес сильно увлечен его сестрой и собирается
посвататься к ней, если на то будет воля и согласие короля. Но так как
оказалось, что он превосходит всех остальных во всем, что отличает
благородного рыцаря, то в случае, если бы он обратился к королю с просьбой
такого рода, Канелангресу пришлось бы проявить особое усердие, к тому же ему
предстояло устроить большое и многолюдное пиршество, чтобы скрепить свой
союз с Бленсинбиль. Канелангрес и его возлюбленная часто обсуждали между
собой, как им добиться того, чтобы король дал позволение на их брак.
11. Канелангреса ранят
Спустя немного времени король вместе со своей благородной свитой
отправляется на турнир с другими рыцарями. Прибыв в назначенное место, они
начинают состязание и сражаются с огромным воодушевлением и упорством.
Завязалась ожесточенная схватка, в которой ни те, ни другие не хотят
уступать, но сражаются, как могут. Стремительнейшие атаки нанесли как той,
так и другой стороне большой урон, ибо там сошлись лучшие и славнейшие из
рыцарей. Доблестный и бесстрашный Канелангрес подобно разъяренному льву
врывался в середину войска, нанося удары направо и налево, раня и убивая и
причиняя противнику великий ущерб.
И вот в тот момент, когда он думал только о том, как ему настичь своих
противников, он получает глубокую и опасную рану, так что оказывается чуть
не надвое разрублен мечом, и полумертвым падает с коня. Игры закончились
тем, что многие отважные рыцари были ранены или убиты, а многие другие
попали в плен.
Товарищи подняли едва живого Канелангреса и привезли его домой. Начался
там плач и стон среди всего войска. Все те, кто был наслышан о его славе,
мужестве и великодушии, горюют над его несчастьем.
Сестра короля узнала о напасти, постигшей ее возлюбленного, и горе
стало оттого еще сильнее; оно безраздельно владеет ее душой, Бленсинбиль же
не может выказать его из страха перед королем Маркисом, своим братом, и
многими его могущественными вассалами. Зато когда она остается одна, она
оплакивает свою беду горючими слезами. Тем тяжелее скорбь, чем больше ее
необходимо скрывать.
12. Зачатие Тристрама
Благородная госпожа - так же, как и ее храбрый друг Канелангрес, -
находится в затруднительном и опасном положении. И, поразмыслив, Бленсинбиль
решает, что если он умрет, прежде чем они смогут увидеться, она никогда не
утешится от этого горя, и потому Бленсинбиль идет к своей кормилице и
рассказывает ей о своей беде и обо всех невзгодах и просит кормилицу
сопровождать ее. И вот они, приняв необходимые меры предосторожности,
отправляются, куда нужно: Бленсинбиль устроила так, чтобы никто о том не
знал, кроме тех, кто должен был знать, и кроме кормилицы, которая охотно
выполняла любую ее волю.
Придя туда, где он лежал, она выбрала время, когда в доме чистили и
прибирали, и поэтому там никого не было. Но едва она увидела своего
возлюбленного, изнемогающего от ран, то, не владея собой, без сил упала к
нему на постель, обливаясь слезами, и горе, отчаяние, уныние и страх
охватили ее с новой силой. Придя в себя по прошествии долгого времени, она
обняла своего возлюбленного и, покрывая бесчисленными поцелуями его лицо и
омывая его слезами, молвила:
- О, мой дорогой возлюбленный!
И он, невзирая на свои страдания и боль, страстно обнял ее, и так в
печали своей любви прекрасная госпожа зачала.
В таких-то муках - у нее от горя, у него от ран - и было зачато это
дитя, которому предстояло жить и повергать в печаль всех своих друзей и о
котором пойдет рассказ в этой саге.
13. Канелангрес узнает о войне
Когда ласки и речи были исчерпаны, она вернулась в свои покои. Он же
продолжает залечивать раны под надзором самого лучшего врача. А когда он
исцелился от ран, к нему явился гонец из его страны с вестями от его родичей
и войска о том, что на его страну напали бретонцы {13}, которые перебили его
войско и сожгли его города. Едва Канелангрес это услышал, он понял, что не
может дольше здесь оставаться, и начал спешно собираться в дорогу. Он велит
приготовить лошадей, корабли и оружие и все необходимое для путешествия. Как
только его возлюбленная узнала о том, печаль и уныние, в коих она пребывала,
возросли еще сильнее.
Когда он пришел к ней проститься перед отъездом, она молвила:
- На свое несчастье полюбила я тебя, мой возлюбленный, ибо похоже,
из-за тебя мне придется умереть, если только господь не захочет сжалиться
надо мной, потому что после твоего отъезда не будет мне ни радости, ни
утешения, и не от кого мне будет ждать помощи. Несчастной была для меня
любовь, и теперь она сулит мне еще большие несчастья. И я не знаю, какое из
двух несчастий выбрать, ибо я не могу не горевать из-за того, что ты
уезжаешь, но в то же время мне было бы страшно, если бы ты оставался здесь,
хотя ты, несомненно, часто старался бы меня утешить. И все же, если бы я не
носила в своем чреве младенца, мне было бы легче находиться здесь и
переносить мое горе. Теперь, если вы уедете, для меня станет горем то, что я
вас увидела. Хотя лучше мне одной умереть, чем позволить, чтобы беда
обрушилась на нас обоих, ибо вы не заслужили подобной смерти. Пусть лучше я
умру из-за тебя, мой возлюбленный, лишь бы ты не был убит безвинно. И потому
ваш отъезд служит мне большим утешением, так как вы не погибнете здесь, ибо
в таком случае наше дитя осталось бы без отца, а ведь ему надлежит перенять
от вас вашу честь и славу. Горе мне, горе! Для чего любовалась я вашим
искусством, подвигами и рыцарским обхождением? Я не сумела скрыть своих
чувств, и теперь я погибла навеки!
И с этими словами она без чувств упала в его объятия.
Немного погодя, когда она очнулась и принялась снова жаловаться и
плакать, он усадил ее рядом с собой и, утирая ей глаза и лицо, утешал ее,
говоря:
- Любовь моя, я поступлю в этом деле наилучшим образом, как то подобает
нам, согласно нашему званию и положению. Я не знал о событии, о котором ты
упомянула. Теперь, когда я узнал, я поступлю так, как будет наиболее
достойно, и или я останусь здесь, с тобой, хотя это и опасно, или же ты
поедешь со мной на мою родину, и я окажу тебе там все почести, подобающие
нашей любви. Обдумай, дорогая возлюбленная, и выбери то, что тебе больше
нравится.
14. Канелангрес и Бленсинбиль едут в Бретань
Поняла она, что его чувства добрые и что он желает увезти ее с собой на
свою родину, если она предпочитает жить там; он хочет того же, чего хочет
она. И значит, его не в чем упрекнуть, раз он так охотно готов подчиниться
ее воле. И она отвечает ему с любовью:
- Мой дорогой возлюбленный! Здесь нам нельзя оставаться. Ты, конечно,
знаешь, что, останься мы здесь, нас ждут опасности и невзгоды.
И потому они решили, что она должна отправиться с ним на его родину.
Канелангрес попрощался с королем и поспешил к своим кораблям. Там он
нашел своих спутников, которые были все в сборе и готовы к путешествию. Они
водрузили на корабль мачту, подняли паруса и, дождавшись попутного ветра,
отплыли и затем благополучно высадились в Бретани.
Прибыв в свою страну, он увидел, что его люди терпят ужасные бедствия
от врагов. Созвал он тогда к себе своих вассалов и сенешаля {14}, которого
он считал верным и преданным, рассказал ему обо всем, что случилось, в
особенности обо всем, что касалось его возлюбленной - и обвенчался с ней
законным браком по всем правилам, после чего было устроено пышное и
многолюдное пиршество. Потом он тайно отправил ее на некоторое время в
богатый и хорошо укрепленный замок, чтобы ее там тщательно охраняли и
оказывали ей подобающие почести.
15. Рождение Тристрама
Однажды Канелангрес надел на себя боевые доспехи и поскакал отвоевывать
города и замки своего государства. Сражение было упорным, мощные удары
сыпались со всех сторон, и многим пришлось туго; немало был раненых, а также
убитых с той и другой стороны, и много ленников рыцарей было захвачено в
плен.
В том жарком бою Канелангрес был пронзен копьем насквозь и бездыханный
упал с коня на землю. Все его люди охвачены теперь уныние! Труп Канелангреса
приносят домой в замок. Поднялись там рыдания, ж; лобные причитания и вопли.
Единственное, что может утешить друзей Канелангреса - это похоронить его с
возданием всех почестей.
Однако горе прекрасной госпожи столь велико, что оно не поддаете
никакому утешению. Она часто падает без чувств и лежит, как мертва Она
желает умереть от горя и потому отказывается принимать какие-либо утешения.
Отнято у нее ее счастье, ее единственная отрада. Жизни она предпочитает
смерть, говоря;
- Есть ли женщина несчастнее, чем я? Как мне жить, лишившись столь
замечательного супруга? Я была для него жизнью и усладой, а он был моим
возлюбленным и моей жизнью. Я была его радостью, он моей утехой. Как мне
жить после его гибели? Как смогу я утешиться, когда мой ненаглядный лежит в
могиле? Обоим нам следовало бы умереть. Раз он не может прийти ко мне, я
должна принять смерть, ибо его кончина разрывает мне сердце. К чему жить
долее? Наши жизни не должны быть разлучены. Если бы мне освободиться от
этого ребенка, я тотчас бы умерла!
Так безутешно жалуясь, она в беспамятстве упала на постель, и у нее
начались родовые схватки. Теперь уже она страдает не только от горя, но и от
боли, и в таких мучениях она провела три дня. К ночи же третьего дня она в
жестоких муках родила прекрасного мальчика, и, едва ребенок появился на
свет, она тотчас же скончалась от невыносимых мук и страданий, причиненных
страстной любовью, которую она питала к своему супругу.
Теперь еще сильнее возросло горе придворных, оплакивающих своего
господина. Женщины и юные девушки проводят ночи в слезах, без сна, оплакивая
смерть своей госпожи, а также то, что дитя в столь нежном возрасте осталось
без матери и отца.
16. Крещение Тристрама
Узнав о кончине своей прекрасной госпожи, сенешаль велит окрестить
ребенка, дабы тот не умер некрещенным. Прибыл священник со святыми дарами и
спросил, причащая ребенка, какое будет дано ему имя. Сенешаль молвил:
- Мне кажется, будет справедливым из-за стольких горестей и печалей и
из-за несчастья, постигшего нас вместе с его рождением, назвать этого
мальчика Тристрамом.
"Triste" же на этом языке значит "печальный", a "hum" - "человек", но
имя это было изменено, потому что Тристрам звучит красивее, чем Тристхум.
- Оттого должен он так называться, - молвил сенешаль, - что он родился
среди печали. Радости и ласки он был лишен, потеряв своего отца, нашего
господина, и свою мать, нашу госпожу. И мы не можем не горевать из-за того,
что он был рожден в печали и муках.
Так он был назван Тристрамом, и этим именем его и окрестили. Оттого
досталось ему это имя, что в печали он был зачат, и печальным было его
появление на свет, и жизнь его была полна страданий.
Затем сенешаль велит тайно перевезти ребенка из замка в свое жилище и
приказывает спрятать его получше: он боится, как бы враги о том не
дознались. Он никому не открыл, что мальчик был сыном его господина.
И вот он просит свою жену, чтобы она легла в постель. Через некоторое
время он посылает ее в церковь и велит всем рассказывать, что у нее родился
ребенок, ибо он не хочет, чтобы король догадался, что этот мальчик - сын его
господина. Если бы король узнал об этом, он тотчас приказал бы умертвить
ребенка, ибо, став взрослым, тот мог бы угрожать королю и его государству,
нанести ему большой ущерб, даже убить его. Поэтому сенешаль скрыл от всех
происхождение мальчика, принял его под свое покровительство и воспитал его,
как своего сына, оказывая ему надлежащие почести.
17. Тристрам обучается различным искусствам
Как вы сами понимаете, такое поведение говорит о мужестве,
человеколюбии и благородстве. Этот верный и преданный слуга оказался к тому
же мудр и великодушен - того, кто был ему господином, он выдал за
собственного сына, чтобы уберечь его от невзгод, защитить от врагов и
оказывать ему подобающие почести. Позднее он велел обучать его книжным
премудростям. Тристрам был очень способным учеником и вскоре в совершенстве
овладел семью главными искусствами {15} и многими языками. Затем он изучил
семь видов музыки и прославился как знаменитый музыкант, которому не было
равных. Он отличался добротой и учтивостью, быстрым умом и
сообразительностью, также необычайной смелостью. Никто не мог соперничать с
ним в лучшем знании придворных обычаев и в умении держаться с большим
достоинством. По мере того, как Тристрам мужал, он обнаруживал все больше
талантов {16}.
Его наставник, видя успехи своего воспитанника, одевал его в богатые
одежды, дарил ему добрых лошадей и заботился о его развлечениях, стараясь
оказывать ему при этом почести, которые казались ему достойными Тристрама.
Этим он вызывал гнев своих сыновей, которые не понимали, почему их отец так
отличает его из всех сыновей, окружает его таким почетом и вниманием и
старается во всем угодить ему. Они были обижены на своего отца, ибо они
думали, что Тристрам им родной брат.
18. Тристрама похищают норвежские купцы
Однажды у берегов той страны появился большой корабль, который бросил
якорь в бухте у стен замка. Это прибыли с богатым грузом норвежские купцы.
Им пришлось перенести сильную бурю в северных водах, прежде чем их прибило к
этим местам. Они привезли с собой много добра: песцовые и беличьи шкурки,
мех бобра и черного соболя, моржовые клыки и медвежьи шкуры, кречетов, серых
и белых соколов, воск, бычью и козью кожу, вяленую рыбу, смолу, ворвань,
серу и разные другие товары, добываемые на севере.
Как только известие о корабле достигло замка, сыновья сенешаля
сговорились и позвали к себе Тристрама. Они сказали ему:
- Как нам быть? У нас совсем нет птиц для охоты, а тут как раз на
корабле находится множество превосходных птиц. Ты можешь оказать нам большую
услугу. Попроси отца, ведь ни он, ни наша мать ни в чем не могут тебе
отказать. Они охотно согласятся купить семь самых лучших кречетов, лишь бы
только угодить тебе.
Братья так горячо его упрашивали, что он согласился пойти с ними.
Вот отправились они на корабль. Купцы показывают Тристрамe птиц. Но так
как они были норвежцами и не знали ни бретонского, ни французского, ни
какого-либо другого языка, кроме норвежского, они не могли назвать свою
цену. Тристрам же говорил на нескольких языках и сговорился с ними о покупке
семи кречетов. Его наставник заплатил за них, и он передал их братьям.
Тут он заметил шахматный столик и спросил, не хочет ли кто из купцов
сыграть с ним. Один купец согласился и выставил крупную сумму. Увидев, что
Тристрам сел за шахматный столик, наставник молвил ему:
- Сын мой, я иду домой, но наш управитель тебя подождет и проводит
домой, когда ты закончишь игру.
И один из рыцарей, благородный и учтивый, остался с Тристрамом. Купцы
дивились, наблюдая за юношей, и восхищались его красотой и талантами, умом и
манерами, а также ловкостью, с какой он обыгрывал их одного за другим. И
подумали они, что если они увезут его с собой, его ученость и таланты могут
им пригодиться - в случае же, если им захочется его продать, они возьмут за
него большие деньги. Воспользовавшись тем, что Тристрам был увлечен игрой,
они тайком отвязали веревки, подняли якорь и вывели корабль из бухты. На
корабле был поставлен шатер для защиты от ветра и брызг, поэтому Тристрам
ничего не заметил, пока они не оказались далеко от берега. Тогда он
обратился к купцам:
- Господа, - спросил он, - зачем вы это сделали?
Они отвечают:
- Затем, что мы хотим увезти тебя с собой.
Услышав это, Тристрам принимается безутешно рыдать и проклинать свою
судьбу. Горько плачет рыцарь, ему от души жаль Тристрама. Тем временем
норвежцы сажают спутника Тристрама в лодку и дают ему одно весло. Корабль же
на распущенных парусах мчится вперед, унося с собой объятого горем
Тристрама. Управитель сенешаля гребет не оглядываясь, он хочет поскорее
доплыть, и вот уже он благополучно достиг берега. Тристрам тревожится и
тоскует. Он молит бога сжалиться над ним, защитить его от невзгод и
напастей. "Милосердный боже, не дай мне умереть в волнах! Не дай погибнуть
от меча, пасть жертвой предательства или навета! Сделай так, чтобы я не
попал в руки язычников!" - заклинает Тристрам. Он тяжко вздыхает, по его
щекам катятся слезы.
Управитель сенешаля добрался до замка и принес известие, повергшее всех
в глубокую скорбь. Услышав о том, весь двор, жители замка - а их было более
тысячи человек - все как один оплакивают похищение Тристрама. Сильнее всех
горюет наставник Тристрама, для него не может быть тяжелее утраты. Не думал
он, что ему придется пережить такое горестное событие. Он не в силах
оторвать взгляд от морской дали. Охваченный отчаянием, он громко взывает:
- Тристрам! Мое утешение, мой господин, моя отрада, моя любовь и
надежда! Вручаю тебя богу, отдаю тебя под его защиту! Лишившись тебя, я
лишился единственного утешения, какое у меня было в жизни!
Долго еще оплакивал сенешаль Тристрама и свою несчастную судьбу. Все
соплеменники Тристрама от мала до велика жалели его и молились за него. Все
те, кто раньше радовался, глядя на него, бедные и богатые, ныне объяты
тоской и унынием. Все жители той страны, знавшие и любившие его, теперь
горюют и плачут.
19. Буря грозит уничтожить корабль с Тристрамом
Сенешаль велит как можно скорее снарядить большой корабль и оснастить
его всем необходимым. Он решает отправиться в погоню за купцами и не
возвращаться, пока не узнает, где находится Тристрам, его воспитанник. Он
очень спешит. Но вот корабль нагружен припасами, вином и всем необходимым.
Сенешаль всходит на корабль и велит отвязывать веревки и поднять якорь.
Спутники сенешаля натянули парус и вышли в море. Их путь лежал к берегам
Норвегии. Им пришлось испытать трудности и лишения, голод и болезни,
изведать в чужих странах и горе, и страх. В поисках Тристрама, своего
господина, они посетили Данию, страну Гаутов {17}, Исландию, Оркнейские и
Шетландские острова {18}. Но его нигде не было. Ибо как только похитители
Тристрама подплыли к берегам своей страны, в их паруса ударил такой сильный
ветер, что если бы они тотчас не спустили паруса, они погибли бы. На море
поднялись громадные волны, началась гроза - загремел гром и засверкали
молнии. Мачта на корабле была высокая, глубина же моря в том месте была
большая. Корабль так кренило, что никто не мог удержаться на ногах, и судно
относило все дальше от берега. Отчаяние и тревога охватили всех, бывших на
корабле, люди плакали и громко вопили от ужаса; даже те, кто были самыми
стойкими в этом отряде, не выдержали; никто не сомневался, что они погибнут,
ибо буря была жестокой. Целую неделю длилась непогода, нигде не было видно
земли. Ветер не унимался, а они не знали, где они находятся.
Тогда они обратились к кормчему: "Все наши беды, - молвили они,бурю и
непогоду, которую мы сейчас терпим, мы сами навлекли на себя, ибо мы
виноваты перед Тристрамом. Мы разлучили его с близкими и друзьями, с его
страной, и эта буря не кончится, а мы не достигнем берега, пока он находится
у нас на борту. А потому, если бог сжалится над нами и пошлет нам
благоприятный ветер, мы обещаем отпустить его на свободу". И в подтверждение
своих слов они ударили по рукам.
Тотчас же тьма рассеялась, засияло солнце, и ветер начал стихать.
Ободренные и обрадованные, они подняли парус и, проплыв немного, увидели
землю. Их несло прямо к этой земле. Они бросили там якорь и высадили
Тристрама на берег, дали ему немного еды и попрощались с ним. Как называлась
земля, на которую высадили Тристрама, они не знали. Затем на распущенных
парусах они поплыли дальше.
20. Тристрам встречает паломников
И вот Тристрам в незнакомой стране, терзаемый страхом и растерянностью.
Он опускается на землю и смотрит вслед удаляющемуся на всех парусах кораблю.
Он не хочет уходить, пока корабль еще не исчез за горизонтом. Когда же
корабль скрылся из глаз, он с тоской огляделся и сказал так: "Всемогущий
боже, человек, созданный по твоему образу и подобию, в твоей власти. Ты,
единый бог в трех ипостасях и три ипостаси единого бога, пошли мне утешение
и помоги мне, защити меня от бед и несчастий, от врагов и опасностей, ибо
тебе известно, в чем я нуждаюсь, а я не знаю, где я и в какой стране!
Никогда не был я так одинок и беспомощен; пока я был на корабле с купцами,
их общество было для меня утешением. Теперь я здесь на берегу, в незнакомой
стране; вокруг меня одни только горы и леса, неприступные скалы и утесы;
дороги и тропы здесь мне не ведомы, и я не вижу ни души; я не знаю, куда мне
направиться; а также не знаю, заселена ли эта страна, христианская ли она, я
чувствую себя таким беспомощным. Некому оказать мне помощь или поддержку,
нигде я не нахожу дороги, или хотя бы тропинки; возможно, что если здесь и
есть люди, я не буду знать их языка; к тому же я боюсь, что меня может
растерзать лев или медведь или какой-нибудь другой зверь, не привыкший
пугаться звуков человеческого голоса. О, мой отец, с которым меня разлучили!
О, моя мать, оплакивающая меня! Мои друзья, горюющие обо мне, мои родичи,
которых я оставил! Будь прокляты птицы, которых я соблазнился купить, и
шахматы, в которые я столь хорошо играл! Мне жаль друзей моих: знали бы они,
что я жив, они бы утешились. Однако что толку от жалоб? Какая польза сидеть
здесь? Лучше мне уйти отсюда, пока не стемнело и я могу различать дорогу.
Возможно, мне посчастливится, и я увижу какое-нибудь жилище, где мне,
бесприютному, окажут гостеприимство!" И с этими словами он вскарабкался на
скалистый уступ, за которым увидел множество дорог; воспрянув духом, он
направился по дороге, ведущей через лес. Тристрам запыхался от быстрой
ходьбы; на нем было дорогое платье, он был высок и хорошо сложен. Было
жарко, и Тристрам снял плащ и перебросил через плечо. Он шел, погруженный в
свои думы, часто вспоминая своих родичей и друзей, моля бога сжалиться над
ним. Вдруг он увидел двух паломников, направляющихся по той же дороге; они
родились в Венеции и теперь возвращались с горы великого Михаила {19}; они
прибыли в те места на богомолье. Завидев юношу, они приветливо поздоровались
с ним, и он ответил им так же приветливо.
- Кто ты такой, друг, чем занимаешься и куда идешь?
Тристрам понял, что они чужестранцы, и ответил уклончиво, чтобы из его
ответа они не могли понять, как он сюда попал, и что он не знает здешних
мест.
- Друзья, - ответил он. - Я из этой страны и ищу моих друзей, но никак
не могу найти. Мы приехали сюда сегодня поохотиться, они погнались за дичью,
и я потерял их из виду. Я думаю, они скоро покажутся на тропе, по которой мы
прибыли. Теперь вы поведайте мне, куда вы направляетесь и по какой дороге,
ибо мне хотелось бы к вам присоединиться.
Они ответили:
- Мы думаем заночевать в Тинтайоле.
Тогда Тристрам сказал:
- У меня как раз важное дело к одним влиятельным друзьям, которые там
живут. Если мы прибудем туда до ночи, то с божьей помощью найдем
могущественных покровителей, которые примут нас под свой кров.
21. Тристрам учит охотников свежевать оленя
Тристрам и его спутники идут теперь вместе. Он расспрашивает паломников
о том, что они видели в других странах, что могут рассказать о знатных
вельможах, королях и ярлах {20}. И вот в то время, когда они рассказывали
ему новости, из чащи выбежал олень, которого преследовала большая свора
собак - ищеек и борзых. Собаки лаяли и визжали, расстояние между ними и
оленем все сокращалось. Чуя, что ему не уйти от погони, олень свернул на
тропинку прямо перед путниками, а затем бросился в реку и поплыл по течению.
Когда же он вновь попытался выбраться на тропинку, собаки опять бросились к
нему, и он во второй раз прыгнул в реку; но как только он выбрался на берег,
собаки настигли его и повалили. В этот момент подоспели охотники. Они
увидели лежащего оленя, подняли его с земли и хотели отрубить ему голову.
Тогда Тристрам вмешался:
- Что вы хотите с ним сделать? - спросил он. - За свою жизнь я ни разу
не видел, чтобы оленя свежевали таким способом, какой вы хотите применить;
расскажите мне, в чем состоит ваш обычай, как принято у вас свежевать дичь?
Старший охотник был человек вежливый и не слишком высокомерный, видно
было, что он обучался учтивому обхождению. Он заметил, что Тристрам красив и
одет как благородный рыцарь, что у него мужественная и внушительная осанка,
и обратился к нему со словами:
- Друг, - сказал он, - я охотно ознакомлю тебя с нашим обычаем: сперва
мы отрубим убитому зверю голову, затем снимем с него шкуру и перерубим
хребет и разделим тушу на четыре части. Иного способа нам не доводилось
видеть или хотя бы услышать о нем, чтобы можно было его перенять. Если тебе
знаком другой способ, то покажи его нам, и мы охотно у тебя поучимся.
Тристрам ответил:
- Бог да пошлет вам свое благословение! В моей стране, где я родился и
вырос, у охотников другой обычай. Теперь, если таково ваше желание и вы
поручите мне взяться за это дело, я покажу вам обычай охотников нашей
страны.
И с этими словами он принялся свежевать оленя. Сняв с него шкуру, он
начал делить его на части: сперва отрезал детородные органы, затем отделил
окорока от хребта; после этого он извлек внутренности, затем вырезал обе
лопатки и ту часть спины, которая была жирнее прочих, затем ту, между
ляжками, что была самая мясистая, затем перевернул оленя, отрубил бока и
отрезал весь оставшийся жир; затем отделил передние ноги от хребта; затем
перерезал горло и отделил голову от шеи, а затем хвост со всем поясничным
жиром; затем отломил большую ветку, нанизал на нее сердце, почки, печень,
легкие и филейную вырезку, и обратился к охотникам. "Готово, - сказал он. -
Теперь накормите собак!" Но они не знали, как это сделать. Тогда он взял
внутренности, которые вынул из оленя, положил на шкуру, подозвал собак и
велел им есть. Затем обратился к охотникам и сказал: "Это надо делать так. А
теперь приготовьте королевский шест, насадите на него голову оленя и
отвезите ее с почестями вашему королю".
Охотники отвечают:
- До сих пор в этой стране никто не слышал о том, что можно оставлять
шкуру неповрежденной, и вручать королю его долю на королевском шесте. Ты
первый вводишь у нас этот обычай, поэтому растолкуй нам получше, в чем он
заключается, чтобы мы смогли перенять его!
Тогда Тристрам отрезал понемногу от всех частей и лучшие куски от
внутренностей и во второй раз бросил все это на шкуру, и собаки с жадностью
проглотили мясо. "Вот зачем нужно оставлять шкуру целой! Это собаки должны
съедать на шкуре". Охотники дивились такому обычаю. Затем Тристрам пошел в
лес и срубил самый длинный сук, какой только сумел найти, такой, чтобы его
можно было нести одной рукой. Он привязал к нему ветку, на которую были
нанизаны самые лакомые куски, отрезанные им от оленьей туши, насадил на
конец шеста оленью голову и обратился к охотникам:
- Господа! - сказал он, - возьмите его - ибо это и есть королевский
шест, и вручите эту голову с подобающими почестями королю. Пусть ваши слуги
скачут впереди и трубят в охотничьи рога. Это называется королевской долей,
и так поступают все охотники в стране, где я родился.
Они сказали:
- Мы не умеем этого делать, но ваш обычай нравится нам больше, чем наш.
Ты должен повести нас к королю и вручить ему причитающуюся ему долю! А мы
будем выполнять твои распоряжения.
Они посадили Тристрама на лошадь. За ним шли его паломники. Он держал
перед собой шест с головой оленя, и так они прибыли во двор короля.
22. Тристрам знакомит королевский двор со своим искусством
Тогда Тристрам взял рог и протрубил долгий и звонкий сигнал, и все
охотники по его приказу затрубили в свои рога. А так как их был целый отряд
и у каждого было по рогу, звук получился очень сильным, и из замка высыпало
множество королевских слуг, которые дивились и спрашивали, что означает этот
великий шум. Тристрам же и охотники трубили не переставая, пока не предстали
перед самим королем. Охотники рассказали королю, как Тристрам освежевал
оленя, как он накормил собак и приготовил королевский шест. Они объяснили,
что трубить в рога нужно для того, чтобы навестить об удачной охоте своего
короля и господина. Никогда раньше в этой стране так не свежевали оленей, и
добыча так торжественно не доставлялась домой, королю же никогда не
оказывался такой почет.
Все то время, пока Тристрам находился при дворе короля, он часто
выезжал на охоту и свежевал оленей и другую пойманную дичь тем самым
способом, и вручал королю его долю по своему обычаю, ибо не было обычая
прекраснее и благороднее, чем тот, которому Тристрам научился в своей
стране. Однако королевские охотники находили свой обычай лучшим.
Вечером, когда король насытился, в замке начались развлечения. Одни
придворные сели играть в шахматы, другие - в шашки, одни слушали пение,
другие - саги. Король же слушал игру на арфе. Тристрам сразу узнал мелодию и
тон и обратился к музыканту:
- Музыкант! - сказал он. - Ты хорошо сыграл эту мелодию! Эту песню
сочинили бритты из Британии о возлюбленной Гейрнира Доброго {21}. Музыкант
спросил:
- Откуда тебе это известно? Разве тебя обучали музыке? И в какой стране
ты научился играть на арфе, ибо мне кажется, что тебе знаком этот
инструмент?
- Достопочтенный музыкант, - отвечал Тристрам. - В прошлом году, там,
где я жил, я немного обучался музыке для собственного развлечения.
- Возьми же арфу и покажи нам, чему ты научился!
Тогда Тристрам взял арфу и провел пальцами по всем ее струнам и сыграл
такую красивую мелодию, что король и все, кто слышал ее, восхитились. Все
хвалили Тристрама за его искусство и учтивость, за то, что он умеет угодить
и знает столько развлечений.
Тристрам был настоящим искусником: никогда еще не доводилось им слышать
такой прекрасной игры на арфе. Как только он кончил играть эту
восхитительную мелодию, король и многочисленные придворные начали просить,
чтобы он сыграл им еще. Он послушался и заиграл другую мелодию в другой
манере: снова тронул арфу и извлек из нее другую мелодию, подпевая арфе;
потом без всякой остановки перешел к третьей мелодии и сыграл так искусно,
что все были очарованы. Тогда король сказал ему:
- Достойный друг! Тебе есть за что благодарить тех, кто тебя обучил и
так мудро воспитал; эту ночь ты проведешь в моей спальне и будешь развлекать
меня своим искусством и своей игрой, пока я не усну!
Все при дворе любили Тристрама; ласковый, веселый, приветливый и
доброжелательный, он был всем мил, а королю всех милее; у Тристрама были
свои охотничьи соколы, лук и колчан со стрелами, сверх того король подарил
ему коня для верховой езды. Днем он сопровождал короля в его развлечениях, а
по ночам услаждал его игрой на арфе. Теперь он в избытке пользуется тем, к
чему его готовили с детства. А если бы Тристрама не похитили, он не смог бы
узнать этого короля и не был бы так всеми ценим и почитаем в этой стране,
где теперь у него столько друзей, и не только в этом городе, но и во всем
государстве.
23. О сенешале Роальде, воспитателе Тристрама
Теперь мы оставим Тристрама и перейдем к рассказу о его воспитателе,
достойном сенешале, который всюду искал своего приемного сына, объездил
множество стран, испытал множество бурь и штормов на море и океане, много
невзгод и лишений и нигде не мог ничего узнать о судьбе Тристрама. Когда
спустя три года после отъезда из дома сенешаль прибыл в Данию, он узнал от
одного странника, что Тристрам находится при дворе короля Маркиса,
могущественного и славного властелина, что он там хорошо принят, окружен
почетом, всеобщей любовью и восхищением, и что он собирается остаться у
короля, ибо король его очень любит. Как только этот человек сообщил такие
новости, Роальд сразу ему поверил, ибо понял по его описаниям, что тот
рассказывает правду. Это был один из паломников, которые сопровождали
Тристрама и вместе с охотниками прибыли ко двору короля; ему было доподлинно
известно все, что произошло с Тристрамом, как он появился при дворе и как
добился расположения короля. Сенешаль Роальд отправляется в дальнейший путь.
Он садится на корабль и ждет попутного ветра. Дождавшись попутного ветра, он
плывет в Англию. Затем он отправляется в Корнуэльс, граничащий с западом
Англии: там находится двор короля. Роальд начал тайно расспрашивать, желая
получить сведения из достоверных источников, и узнал новость, которая его
обрадовала: в этот день Тристрам должен прислуживать королю за обедом.
Роальд жаждет встретиться с ним, наедине и тайно ото всех; еще недавно он
носил богатое платье, теперь же одежда на нем обтрепалась, долгие скитания
превратили его в жалкого нищего. Он не знает, как ему увидеться с Тристрамом
в такой одежде, а для того, чтобы купить новую одежду, соответствующую
пышности двора, у него слишком мало денег. И вот он впал в уныние, ибо
бедному трудно рассчитывать на ласковый прием при дворе короля, там
приветливо встречают только тех, у кого кошелек битком набит. Даже если
человек знатного рода и получил достойное воспитание, но беден, не много
найдется охотников среди придворных помочь такому человеку.
И вот Роальд находится при дворе, но никто не спешит ему навстречу, ибо
никто не знает, кто он и откуда прибыл. Наконец ему стало ясно, что было бы
бесполезно дольше находиться неузнанным при дворе такого короля. Он подошел
к воротам замка и подозвал привратника; он дал ему денег, чтобы тот впустил
его. Получив вознаграждение, привратник открыл ворота, взял его за руку и
повел к королевским покоям. Он вошел в покои, а Роальд остался на улице.
Затем вышел Тристрам, которого позвал привратник. Увидев Тристрама и узнав
его, Роальд от радости лишился чувств. Те же, кто сопровождали Тристрама,
недоумевали, почему этот человек, лишившийся чувств от радости, выглядит
таким несчастным. Они подхватили его и подняли на ноги. От избытка чувств
Роальд не мог произнести ни слова, он то рыдал, то смеялся, так велика была
его радость оттого, что он наконец увидел Тристрама. Когда Тристрам узнал
его, он так ему обрадовался, так крепко его обнял и расцеловал, что трудно
было решить, кто из них больше любит другого. Тристрам взял его за руку,
подвел к королю и сказал открыто, не таясь, так что его услышали все
придворные:
- Государь, - молвит он. - Это мой родич, отец и воспитатель, он искал
меня во многих странах; теперь он радуется, что нашел меня; он долго
скитался и выглядит, как нищий; прибытие его сделает меня счастливым, если
вы соблаговолите ласково принять его.
Король был человек учтивый и благородный, он потихоньку подозвал слугу
и сказал ему:
- Проводи этого человека в нашу опочивальню и прислуживай ему
хорошенько, и дай ему богатое платье, какое, по твоему мнению, ему подойдет,
ибо он был раньше человеком богатым; он умен, учтив и хорошо воспитан, ему
следует оказывать почести, ибо он друг и воспитатель Тристраму.
Когда Роальд переоделся в пышное придворное платье, все увидели, как он
хорошо сложен и какая у него величественная осанка; если раньше он походил
на землепашца, то теперь стал похож на ленника или ярла. Его сажают за
королевский стол, и он сидит как вельможа среди вельмож. Они едят и
веселятся, а Тристрам прислуживает ему по придворному обычаю.
24. Тристрам и Роальд возвращаются домой. Тристрам убивает герцога
Моргана
Насытившись и воздавши должное изысканной пище и дорогим напиткам,
король и придворные, согласно придворному обычаю, принялись расспрашивать
Роальда о новостях из других стран, о том, что слышно у знатных вельмож,
живущих в соседних землях, какие события, достойные того, чтобы он о них
рассказал, а они послушали, произошли за последние годы.
Тогда Роальд произнес искусную речь. Тщательно подбирая слова, чтобы
вызвать в памяти короля дорогие вспоминания, он в присутствии всех
придворных рассказал о том, как его господин Канелангрес тайно увез
Бленсинбиль, свою возлюбленную, как он обвенчался с ней и затем погиб, как
она родила ему сына и затем умерла, как он, Роальд, назвал мальчика
Тристрамом. Достав кольцо с драгоценным камнем, он показал его королю.
Кольцо это принадлежало отцу короля Маркиса, а король подарил его своей
сестре в знак любви и привязанности. Роальд рассказал, как Бленсинбиль перед
смертью просила его передать кольцо королю, своему брату, в знак того, что
ее уже нет в живых. Как только Роальд вынул кольцо и передал его королю, тот
тотчас же признал в Тристраме своего племянника.
Не раз в продолжение этого печального рассказа многие из находившихся
там герцогов, ярлов, рыцарей, ленников, виночерпиев, оруженосцев, придворных
дам и служанок украдкой смахивали слезу. Роальд меж тем рассказывал, как
безжалостно был у него похищен Тристрам и как он искал его в разных странах,
испытывая нужду и подвергаясь лишениям.
Выслушав во всех подробностях этот рассказ, король ласково подозвал к
себе Тристрама и, крепко обнимая, приветствовал его как своего дорогого
родича и единственного племянника. Тогда Тристрам упал на колени перед своим
дядей, королем, и громко воскликнул:
- Государь! Дайте мне оружие и боевые доспехи! Я хочу отправиться к
себе на родину, чтобы вернуть свои наследные владения и отомстить за смерть
моего отца, ибо я уже достиг такого возраста, что могу потребовать своих
законных прав.
Все знатные люди, сидевшие по обе стороны короля, одобрили его решение,
и король дал свое согласие и распорядился приготовить оружие и боевые
доспехи.
Подаренные королем доспехи были очень хороши: они были выкованы из
чистого серебра и золота и украшены драгоценными камнями. Сопровождать
Тристрама были отобраны храбрые, рослые, красивые, благородные и учтивые
рыцари. Двое ленников прикрепили Тристраму шпоры, сделанные из чистого
золота {22}. Король Маркис сам опоясал его мечом и нанес ему тяжелый удар по
шее {23}, промолвив:
- Мой дорогой племянник, да не останется неотмщенным ни один удар,
нанесенный другой рукой! Не принимай никаких выкупов и оправданий, не
отвечай ударом на удар, когда будешь мстить за себя; тогда ты прославишься
как достойный рыцарь.
Благодаря щедрости короля Тристрам превратился в роскошно одетого
рыцаря. Ему подвели боевого коня, покрытого красной попоной с вытканными на
ней золотыми львами. В тот же день король дал ему лошадей и доспехи для
двадцати других юношей, а также сотню испытанных рыцарей, которые должны
были отправиться вместе с Тристрамом на юг Бретани, чтобы помочь ему вернуть
свои права и удержать их.
Утром король простился с Тристрамом, его приемным отцом и друзьями. Они
отправились к своим кораблям и взошли на них вместе со своими лошадьми и
оружием. Сами подняли якоря, натянули на мачты разноцветные паруса - желтые,
голубые, красные и зеленые - и поплыли в открытое море и причалили в удобной
бухте на юге Бретани; они причалили у города, который назывался Эрмения
{24}, и увидели величественный, огромный замок, со всех сторон окруженный
неприступными рвами; этот замок принадлежал отцу Тристрама, и его жители
по-прежнему хранили верность и преданность данной ими клятве. Сенешаль
Роальд первым сходит с корабля и скачет в город. Он велит открыть все
городские ворота и входы. Вслед за ним прибыл Тристрам со своей свитой, и
сенешаль вручил ему ключи от всех ворот замка. Затем Роальд послал гонцов ко
всем ленникам той страны, приказывая им собраться на встречу со своим
господином, которого он долго искал и теперь с божьей помощью и по милости
Провидения нашел.
Герцоги и бароны, ленники и знатные рыцари тотчас явились и
засвидетельствовали Тристраму свою преданность и покорность и подтвердили
свою верность клятве. Все жители государства от мала до велика радуются его
возвращению домой. Тот, кто раньше горевал и печалился из-за его похищения,
теперь доволен и счастлив.
Утром следующего дня Тристрам вместе с двадцатью рыцарями отправился в
замок герцога Моргана, чтобы потребовать у него возвращения своих прав и
земель, которые герцог отнял у его отца. Войдя в зал, Тристрам в присутствии
всего двора заявил! во всеуслышание:
- Привет тебе, герцог, и да пошлет тебе господь то, что ты заслужил! Ты
убил в битве моего отца и несправедливо завладел моими землями. Я сын
Канелангреса и прибыл сюда затем, чтобы потребовать у тебя мои наследные
угодья, которые принадлежали моему отцу и которые ты захватил. Я надеюсь,
что ты отдашь мне их добровольно и с почетом. Со своей стороны я готов
оказать тебе любую услугу, достойную свободного человека.
Герцог на это отвечает:
- Мне известно, что ты служил королю Маркису, и он дал тебе добрых
коней, оружие, драгоценный пурпур и шелк, и я вижу, что рыцарский наряд тебе
к лицу. Но ты хочешь отнять у меня земли и утверждаешь, что я несправедливо
завладел твоими богатствами и что я убил твоего отца. Я не знаю, зачем ты
обращаешься ко мне с такой просьбой, если только ты не хочешь обвинить меня.
Берегись, ибо такие обвинения для тебя добром не кончатся! Если ты хочешь
получить обратно свои земли, тебе придется взять их силой, ибо я
действительно владею тем, что ты называешь твоими землями, справедливо это
или несправедливо. Если же ты обвиняешь меня в убийстве твоего отца, то ты
ничего не добьешься такими обвинениями, ибо я никогда от этого не отпирался
и не скрывал от тебя его убийство!
Тристрам ответил:
- Тот, кто убивает человека, должен уплатить виру его друзьям {25}; ты
же не платил виры ни за то, что несправедливо захватил мои земли, ни за то,
что убил моего отца. Теперь я прошу тебя уплатить мне виру и за то, и за
другое, ибо тебе не удастся отпереться ни от того, ни от другого!
Тогда герцог крикнул:
- Замолчи, наглец! Слишком уж ты возомнил о себе! Ты сын распутницы, и
не знаешь, кто твой отец! Ты просто-напросто самозванец!
Тогда Тристрам пришел в сильный гнев и воскликнул:
- Ты лжешь, герцог! Я рожден от законного брака, я докажу это тебе,
если ты осмелишься встретиться со мной в поединке.
Когда герцог услышал, что Тристрам обвиняет его во лжи, его охватила
ярость и дикая злоба. Он вскочил с места, бросился к Тристраму и изо всей
силы ударил его кулаком в зубы. Но Тристрам выхватил меч и ударил его по
голове, рассек ее пополам до самых глаз и швырнул его, мертвого, на пол на
виду у всех придворных. Друзья и спутники Тристрама были люди не робкого
десятка - они тотчас выхватили мечи и начали пробиваться сквозь свалку,
образовавшуюся в зале, рубя направо и налево и убивая каждого, кто к ним
приближался. Выбравшись из дворца, Тристрам вскочил на коня, за ним вскочили
на коней его товарищи, и, подняв щиты, выставив копья, они выбрались из
города; всякий, кто осмелился бы их задержать, поступил бы безрассудно.
Однако дело не обошлось одной лишь стычкой; завязался бой, в котором полегло
более ста человек, - ибо вся свита герцога кинулась к оружию, чтобы
отомстить за смерть своего господина, и пятьсот вооруженных всадников мчатся
в погоню за Тристрамом, так что те из них, у кого самые быстрые лошади,
настигают его товарищей.
25. Тристрам оставляет страну на Роальда и отправляется в Англию
Тристрам убил многих рыцарей и герцога Моргана и во весь опор мчится
домой; но бретонцы скачут за ним целой толпой и грозятся отомстить за смерть
своего господина. Как только первые ряды преследователей поравнялись с ним,
Тристрам и его товарищи повернули лошадей и помчались им навстречу. Они
сражались так доблестно, что перебили их всех, и захватили их лошадей: так
они отомстили за свои обиды, враги же покрыли себя вечным позором.
В тот же день, когда Тристрам отправился к Моргану, сенешаль Роальд
снарядил шестьдесят рыцарей, дал им надежное оружие и добрых лошадей и
послал их по той же дороге, по которой проскакал Тристрам, в подкрепление
Тристраму, на тот случай, если тому понадобится помощь или же, если он
захочет посетить другие свои города, чтобы он мог предстать перед своими
врагами уверенно и без опаски. Когда люди герцога Моргана настигли Тристрама
и его свиту, Тристраму не оставалось ничего другого, как только внезапно
повернуть лошадей и перебить тех, кто находился поблизости; но они все не
отставали. В это время навстречу им выехали во весь опор шестьдесят
всадников и стали бросать в них копья и рубить мечами с такой яростью и
мужеством, что сразу смяли первые ряды и уложили всех, кто им попался под
руку. Ехавшие сзади пытались бежать, но Тристрам и его товарищи следовали за
ними по пятам, убивали бегущих, точно стадо овец, и захватили много лошадей
и разного оружия. Затем они вернулись в свой замок с победой и славой.
Тристрам был человек мужественный, он снискал себе славу и заслужил
много похвал, он был щедр и приветлив, благороден и знатен, умен и удачлив.
Теперь он отомстил за своего отца и этой победой стяжал себе еще большую
славу. И вот он посылает гонцов ко всем знатным людям своего государства, и
когда они прибыли, сказал им:
- Друзья! Я ваш законный господин, племянник короля Маркиса, а так как
у него нет ни сына, ни дочери, ни законного наследника, я его законный
наследник. Я хочу отправиться к нему и служить ему, как мне подобает. Я
передаю этот город со всеми его доходами Роальду, моему приемному отцу.
Пусть за его труды и лишения, которым он подвергался из-за меня, а также за
ревностное попечение и почтительное обращение, которое он оказывал мне в
детстве, ему наследует его сын: будьте послушны Роальду и исполняйте его
волю! Передаю ему мои права и мой герцогский жезл. А теперь я хочу
проститься с вами, мои друзья! - И он поцеловал их всех, и в глазах у него
стояли слезы. Затем Тристрам и его свита садятся на коней и скачут к своему
кораблю. Они поднимают якорь, натягивают паруса и отплывают. Люди же его
печалятся и плачут. Они огорчены тем, что он пробыл у них так недолго, и
всем сердцем жаждут его возвращения. Теперь, когда он покинул их, они еще
сильнее сокрушаются о нем.
26. Ирландцы взимают дань с Англии
Далее в саге о Тристраме говорится о том, что англичане в те времена
вот уже несколько лет платили дань ирландцам {26}, которые ни за что на
свете не согласились бы от нее отказаться. Случилось так, что английский
король, правивший в то время страной, не сумел защитить себя, и ирландцы
обложили англичан данью. До этого они платили римскому кесарю триста фунтов
в год мелкой монетой. Ирландцы же потребовали в первую зиму дани латунью и
медью, во вторую - чистым серебром, в третью - золотыми слитками; дань эта
должна была пойти на общественные нужды. На четвертую зиму король Англии и
знатные вельможи должны были прибыть в Ирландию, чтобы предстать перед
судом, выслушать законы и уплатить все штрафы. На пятом же году англичане
должны были вместо дани отдать шестьдесят прекрасных юношей, которых
ирландский король потребовал к себе в услужение; ленники и другие именитые
люди бросали жребий, кому надлежит отдать своих детей. И на кого падал
жребий, тот должен был отдать своего сына, когда наступит срок уплаты дани,
хотя бы то было его единственное дитя.
Тристрам прибыл в Англию и высадился там, где ему было нужно. Случилось
это в тот год, когда король ирландский взимал дань детьми, и за ними на
роскошной ладье уже явился сборщик дани.
Был в то время в Ирландии один могущественный богатырь, сильный,
злобный и жестокий. Каждое лето он являлся за данью. В случае отказа от
уплаты дани он вызывал того человека на единоборство, так что следовало или
платить дань или вступать с ним в бой.
Тристрам сошел с корабля, сел на своего коня и помчался в замок, где
находится король, герцоги, ярлы, ленники и множество рыцарей, ибо им велено
там собраться. Были там и жены именитых людей со своими сыновьями: надо было
решить, кому надлежит отправиться в Ирландию в уплату дани. Все объяты
тоской и отчаянием, каждый боится, что жребий падет на его сына и тогда
нельзя будет помочь никакими хлопотами и стараниями. Да и что удивительного,
что людей страшит необходимость отдать своих детей на чужбину, обречь их на
опасности и лишения. Какое горе! Страшно подумать - отправить таких
высокородных юношей в неволю и рабство!
- Господи боже, велико твое терпение, если ты терпишь такое; сжалься
над муками этих несчастных!
Именитые вельможи плачут. Женщины стонут и заламывают руки. Юноши
рыдают. Матери проклинают отцов за то, что те не отваживаются защитить своих
детей от насильников, называют своих мужей жалкими трусами, презренными
ничтожествами, ибо они не смеют сразиться с Морольдом, сборщиком дани,
потому что знают, что он суров и жесток, силен и отважен в бою, что он
исполин и искусно владеет оружием, и поэтому каждый из них предпочитает
отдать своего ребенка в неволю и рабство, чем самому идти на смерть. Никто
не смеет сразиться с Морольдом, ибо не надеется выйти победителем.
Прибыв в замок, Тристрам застал там многих достойнейших людей. Все они
жаловались на судьбу, обрекшую их на такую дань. Видит Тристрам их страдания
и муки, слышит со всех сторон громкий плач. Он спрашивает, что случилось и
отчего они так печальны.
- Тому виной дань, которую Морольд, посланец ирландского короля,
требует со здешних вельмож, - услышал он в ответ. - Теперь они все собрались
здесь, чтобы бросать жребий и решить, чьим детям придется ехать.
Уже по дороге в замок и во дворец Тристрам находился в мрачном
расположении духа. Но еще более помрачнел он, когда увидел достойнейших
людей этого королевства стоявшими на коленях перед теми, кто метал жребий.
Каждый молил бога сжалиться над ним и избавить от страшной участи. Матери
рыдали, юноши стонали и плакали.
Добросердечный Тристрам не мог этого вынести. Он громко воскликнул:
- Высокочтимые господа! Да пошлет вам бог свое знамение и да избавит он
вас от неволи и рабства, от позора и унижения! Странным мне кажется, однако,
что среди стольких рыцарей не нашлось ни одного, кто осмелился бы постоять
за вашу свободу и спасти вас от рабства и от принуждения! Неужели никто из
вас не хочет в единоборстве сегодня же избавиться от ярма, которое вам
навязывают, чтобы вам не нужно было бросать жребий и отдавать своих детей в
неволю! Поистине страна населена рабами, раз вы не стремитесь избавиться от
рабства. Видно, вы все рабы, а не рыцари, что позволяете ему
беспрепятственно увозить дань, грабить и разорять вашу страну. До чего же вы
трусливы! Вас не заботит, что, оставшись без вашей опеки, ваши дети будут
обречены на лишения и бесчестье. Послушайтесь моего совета, и вам не
придется больше посылать детей на чужбину и платить дань ирландцам. Выберите
из своей среды рыцаря, испытанного в боях, сильного, отважного,
решительного. Пусть он выйдет на поединок с Морольдом и заставит его
покинуть поле боя побежденным и посрамленным! Если же среди вас не найдется
никого лучше меня, то я готов вступить с ним в единоборство ради дяди моего,
короля, во всю меру той силы, какой наделил меня господь. Если он окажется
сильнее меня, бог поможет мне спасти ваших детей и вернуть вам свободу, и не
позволит, чтобы он уехал отсюда целый и невредимый и увез бы с собой ваших
наследников и ваши богатства. Так давайте же поскорее покончим со всем этим!
Не придется ему похваляться, будто мы все перед ним струсили.
27. Тристрам говорит с Морольдом
Тогда сказал король Маркис:
- Благодарю тебя от всей души, дорогой племянник! Подойди ко мне и
обними меня; если ты вернешь нам свободу, то унаследуешь все мое
государство. Ты больше всех имеешь на это право. Ты сын моей сестры.
Тристрам подошел и расцеловался с королем, своим дядей, и со всеми
ленниками и рыцарями, которые там были. И вот Тристрам вручает королю свою
перчатку в знак своей решимости вступить в единоборство с Морольдом. И
старые, и молодые не знают, как благодарить Тристрама. Все уверены, что ему
удастся одолеть врага их господина и отвоевать им свободу. Все клянутся
любить Тристрама и чтить наравне с королем, своим господином, и служить ему,
если он захочет стать их господином и покровителем.
Послали за Морольдом. Тот же думал, что они уже бросили жребий и хотят
отдать ему детей.
Увидев, что Морольд вошел и сел, Тристрам громко воскликнул:
- Слушайте все, господа и знатные люди, ленники и рыцари, молодые и
старые, все, кто собрался здесь! Явился Морольд, он говорит, что вы должны
заплатить ему дань, ибо он привык собирать ее каждый год. Но к этой дани вас
принудили насилием и разбоем, она была на вас наложена несправедливо и
незаконно, ибо ирландцы напали на вас и объявили Англии войну; люди же этой
страны не могли постоять за себя, им пришлось согласиться на эту дань, чтобы
в стране водворился мир; с тех пор вы и платите эту дань. Насилие же
несправедливо, гнусно и бесчестно. И так как этот налог взимался
несправедливо, то отказ от его уплаты будет правильным; ибо несправедливо
то, что установлено путем насилия и злодеяний. Если же Морольд хочет увезти
детей, мы никогда не отдадим ему их по своей воле.
Морольд отвечает, что он имеет право увезти детей.
Тристрам молвит:
- Твои слова свидетельствуют против тебя; знай, что никакой дани тебе
уплачено не будет, ибо мы намерены защищаться и уступим лишь силе. То, что
ты хочешь забрать силой, мы будем защищать с помощью силы. Пусть победит
тот, кто лучше сражается. Мы представим ирландцам доказательство того, что
они выдавали несправедливость за правду.
Как только Тристрам проговорил это, Морольд вскочил; он был огромного
роста, широкоплечий и могучий, лицо его покраснело. Громовым голосом он
вскричал:
- Я понял из твоих глупых речей, что вы отказываетесь подчиниться и
уплатить дань полюбовно и вместо этого хотите драться со мной! Я же сейчас
не готов к сражению, ибо у меня с собой слишком мало войска. Когда я
высадился на берег в Британии, я не думал, что оно мне понадобится и что вы
будете возражать против уплаты дани, нарушите клятву и откажетесь от своих
обязательств. А так как у меня нет с собой войска и я не могу драться с
вами, пусть кто-нибудь из вас выйдет против меня один на один, чтобы
доказать, что вы имеете право не платить мне дань. Если же я проиграю этот
спор, значит, ваша правда, и вы свободны. Итак, если кто из вас хочет
сразиться со мной, пусть поднимет мою перчатку.
Тристрам находился поблизости. Вид у него был внушительный,
мужественный и дерзкий. Он вскочил, подошел к Морольду и сказал:
- Вот кто докажет тебе поединком, что мы можем не платить тебе дань, и
что мы не нарушаем данной тебе клятвы. Поскорее отправляйся за своим
оружием, ибо я уже иду за моим, чтобы убедить тебя в моей правоте.
28. Тристрам убивает Морольда на поединке
Итак, поединок назначен. Морольд идет на берег и надевает доспехи.
Затем садится на огромного коня, закованного в крепкую броню, вешает через
плечо громадный двухчетвертной щит {27}, толстый и прочный, опоясывается
исполинским острым мечом и мчится на поле битвы, подгоняя коня, чтобы все
видели, как быстро он скачет. А в это время Тристрам в королевских покоях
надевает добрые железные латы, и двое ленников прикрепляют к его ногам
золотые шпоры. Затем он надел большую плотную кольчугу. Король, его дядя,
опоясал его добрым мечом, испытанным во многих сражениях. Этот меч достался
королю от его отца, вместе с перстнем, о котором уже рассказывалось раньше;
то были две самые большие драгоценности во всем государстве. На голову ему
надели блестящий шлем, самый лучший, какой только удалось найти. Затем
повесили ему через плечо крепкий щит, выкованный из железа и покрытый
золотыми насечками, и подвели к нему гнедого коня, всего закованного в
броню. Тристрам сел на коня, и король и все друзья Тристрама благословили
его. Все боятся за Тристрама и молят бога всемогущего сжалиться над ним и не
дать ему погибнуть. И вот Тристрам уже спешит на встречу с врагом, чтобы
сразиться за всю Англию с посланцем ирландского короля.
Морольд, как уже говорилось, был велик ростом. Никого он не боится, нет
такого рыцаря на свете. Он брат ирландской королевы, и дань, которую он
собирает, идет в ее казну. Поэтому и послал его ирландский король в Англию,
что знает, что нет никого, кто мог бы сравниться с ним силой. Но настало
время проверить это на деле {28}.
Он прикрылся щитом, выставил копье, пришпорил коня и помчался навстречу
Тристраму. Но Тристрам уже поднял щит и выставил копье. Когда они съехались,
они ударили по щитам друг друга с такой силой, что древки копий сломались.
Щиты же были так прочны, что не прогнулись. Тогда они выхватили мечи и
начали рубить так отчаянно, что от шлемов, мечей и кольчуг полетели искры.
Тристрам искусно владел оружием, но Морольд был огромен и вынослив, и к тому
же он был закален во многих жестоких битвах. Когда броня не выдержала, они
бросились друг на друга врукопашную. Шлемы погнулись под ударами мечей,
кольчуги порвались, щиты переломились. Все поле было усеяно обломками щитов
и шлемов. Ни ирландцы, ни горожане не могли разглядеть, кто лучше сражается
и на чьей стороне победа. Рассвирепел Тристрам, взмахнул мечом и ударил
Морольда по голове, между щитом и шлемом, перерубил перевязь и забрало, снес
четверть щита, сверкающего золотом и драгоценными камнями, рассек кольчугу
на плече и плечо, сколько достал меч, и седло, и отсек не меньше пяди от
конского хребта. А если бы меч был длиннее, он отрубил бы больше. Но и
Морольду удалось ударить Тристрама по незащищенному месту - так как он
далеко отставил щит, и меч пришелся ему в грудь с левой стороны. Кольчуга от
удара порвалась, и там, куда пришелся удар меча, образовалась страшная рана,
похожая на смертельную.
Тогда сказал ему Морольд:
- Сдается мне, что ты защищаешь неправое дело. Лучше бы было тебе
уплатить дань, - сказал он, - чем дожить до такого поражения и позора, ведь
все раны, которые наносит мой меч, смертельны, ибо оба его лезвия отравлены.
Ни одному врачу не исцелить тебя, это может сделать только моя сестра: ей
известны свойства всех трав и их сила, а также все лекарства, заживляющие
раны. Бросай оружие и сдавайся. Я же из уважения к тебе провожу тебя к
королеве и попрошу ее вылечить тебя от раны. И мы навсегда станем друзьями,
и ты будешь распоряжаться моим добром, как своим, ибо я никогда еще не
встречал рыцаря, столь достойного восхищения, как ты.
На это Тристрам отвечает:
- Какие бы услуги ты мне ни предлагал, я не променяю на них мое
мужество и доблесть. Я предпочитаю погибнуть в поединке, чем покрыть себя
позором. Никогда я не поступлю так низко, как бы ужасна ни была полученная
мной рана. Всемогущий бог в своей милости поможет мне и избавит нас от тебя.
Надеюсь, что я еще сумею отомстить за себя. Я отплачу тебе ударом за удар,
чтобы Англия раз и навсегда освободилась от тебя. Сейчас ты торжествуешь, но
к вечеру тебя уже не будет в живых.
Горе и уныние охватило всех, мужчин и женщин, когда они увидели
окровавленного коня Тристрама. Они молили бога избавить Тристрама от
опасности и от страданий. Тристрам услышал их крики и почувствовал, что
Морольд сейчас нападет на него. Он замахнулся мечом и со всей силой рубанул
по шлему. Железо и сталь не выдержали удара - шишак слетел с головы, меч
срезал Морольду волосы и бороду и застрял в черепе. Тристрам потянул меч к
себе - он хотел иметь его наготове, если понадобится, - и дернул из всей
силы. Большой осколок меча остался торчать в черепе. А Морольд бездыханный
упал с коня.
Молвил тогда ему Тристрам:
- Даже если и в самом деле одной только королеве Исодде {29} известно
противоядие и больше никто мне помочь не в силах, тебе-то уж она, во всяком
случае, не поможет, не вылечит тебя; какова бы ни была моя рана, твои раны
ужаснее и плачевнее.
Затем он велел спутникам Морольда отвезти его труп в Ирландию и
сказать, что ни золота, ни серебра и никакой другой дани из Англии они не
получат, кроме этого подарка. Ирландцы взяли тело Морольда и с громкими
причитаниями унесли на берег, положили в шатер и сняли с него оружие. Затем
они перенесли его на судно, отвязали канаты, подняли якорь и отплыли домой,
в Ирландию, чтобы сообщить известие, которое должно было повергнуть в уныние
всех ирландцев.
29. Ирландцы привозят тело Морольда в город Дублин
Тристрам скачет во двор к королю. Сняли с него оружие и послали за
самыми лучшими врачами, какие только были в королевстве, ибо рана была
отравлена. Ему велели пить териак {30} и разные настои из трав, и наложили
пластырь, чтобы вытянуть из раны яд.
Тристрам сильно страдает, король и весь его двор и все жители
королевства охвачены унынием, ибо все боятся, что Тристрам умрет. Его рана
почернела, ему не помогают лекарства, ни травы, ни питье. Тогда король велел
построить для Тристрама красивую хижину и обить ее изнутри драгоценными
шелковыми тканями, чтобы ему было удобно лежать.
Тем временем ирландцы прибывают в прекрасную гавань у города Дублина.
Положив труп Морольда на его щит, они несут его по улице.
Все жители оплакивают Морольда, брата их прекрасной королевы Исодды.
Все повторяют:
- На свою голову мы назначили эту дань!
Но вот посыльные короля внесли труп в замок. Ленники бросились
навстречу мертвому рыцарю.
Тогда посыльные обратились к королю с громкой и дерзкой речью:
- Маркис, король английский, велит передать, что никакой другой дани,
кроме этого мертвого рыцаря, вам не причитается. Если же вы намерены и
впредь требовать с них дань и посылать за ней своих людей, он будет
возвращать вам их мертвыми. Смелый и отважный юноша из этой страны,
племянник короля, оказался сильнее Морольда. Он передал нам его тело,
охваченный печалью. Он только недавно прибыл во двор короля. Никто не может
сравниться с ним в доблести.
Когда король увидел мертвого Морольда, он тяжко вздохнул и сильно
опечалился, и весь двор впал в уныние.
Вскоре узнала эту весть и прекрасная королева Исодда. Вышла она из
своих покоев и пришла в зал. И когда она увидела своего брата мертвым, она
упала без чувств на бездыханное тело. Придя в себя, она принялась оплакивать
Морольда и его злую судьбу. Она проклинала его убийцу и ту страну, что не
уплатила дань. Тут она увидела осколок меча, застрявший в черепе. Взяв
щипцы, она вытащила осколок. Она велела смыть с него кровь и кусочки мозга и
положила в свою шкатулку в память о своем великом горе, ибо этим осколком
Морольд был убит. Затем она похоронила его со всеми подобающими почестями.
30. Тристрама излечивают в Ирландии. Первые сведения об Исонде
Вернемся теперь к Тристраму. Его лечат, накладывают на рану повязки, но
нет в этой стране такого средства, которое могло бы излечить его. Так сильно
страдает он от раны, что предпочел бы умереть, чем жить с такой болью. Сон
не идет к нему, и ни на миг не может рыцарь забыться, ибо яд глубоко проник
в его плоть и разъедает кости. Друзья и родичи Тристрама не хотят оставаться
при нем, такое ужасное зловоние исходит из его раны.
Молвил тогда Тристрам королю:
- Государь, - сказал он, - прошу вас, окажите мне дружескую услугу,
сжальтесь надо мной и над моей горькой долей. Никто из моих друзей и родичей
не хочет навещать меня и ухаживать за мной. Поэтому я решил уехать отсюда;
не знаю, куда я попаду, но, может быть, бог не оставит меня в беде и
приведет меня туда, где мне окажут помощь.
Долго еще упрашивал Тристрам короля. Выслушав его, король отвечает:
- Дорогой племянник, ты поступаешь неразумно, что сам домогаешься
собственной смерти. Случается, один день приносит с собой больше, чем
двенадцать месяцев, и ты в один миг сможешь поправиться. Если же ты твердо
решил уехать, я прикажу снарядить для тебя корабль со всем необходимым.
Тристрам горячо поблагодарил короля. Король же и все остальные были
опечалены тем, что он хочет ехать.
Но вот корабль Тристрама нагружен припасами и всем необходимым.
Друзья и родные проводили Тристрама на корабль. Все сокрушаются о его
отъезде. Наконец корабль отчалил. Оставшиеся на берегу молили бога сжалиться
над Тристрамом и помочь ему в беде.
Ветер и морские течения так долго носили корабль по волнам, что
Тристрам и его спутники не знали, где они находятся. Они высадились у
берегов Ирландии и только тогда поняли, куда они попали. Тристрам испугался,
что король и его недруги могут узнать его, и назвался Трамтрисом.
Целыми днями Тристрам играет на арфе. Со всеми он учтив и приветлив и
старается показать, на что он способен. Не удивительно, что вскоре слух о
его красоте и талантах разнесся по всему королевству.
Как только этот слух достиг прекрасной и учтивой принцессы Исонды, она
загорелась желанием увидеть юношу и послушать его хваленое искусство. И вот
она просит своих отца и мать пригласить Трамтриса во дворец. Исонда горячо
упрашивает их, чтобы они наняли его ей в учителя, ибо она хочет научиться
сперва игре на арфе, затем письму и стихосложению. И вот он в покоях
королевы, но невозможно находиться там из-за зловония, какое распространяет
его рана. Досадно стало королеве, и молвит она ему:
- Я помогу тебе ради моей дочери, Исонды, а ты должен будешь прилежно и
терпеливо обучать ее всему, чему она пожелает научиться. Потом она сказала
служанке:
- Ступай и поскорее принеси мне противоядие.
Она наложила на рану пластырь и велела держать его целый день, не
снимая, и зловоние тотчас прекратилось. На следующую ночь королева
собственноручно промыла рану настоем из трав и обвязала чудесным пластырем,
который мгновенно вытянул из раны яд и гной. На всем свете не было лекаря,
равного ей в искусстве врачевания, ибо она умела излечивать все людские
недуги и любые раны. Ей были ведомы свойства всех полезных трав, и все
хитрости и уловки, применяемые в медицинской науке. Она умела исцелять от
выпитого яда и заживлять отравленные раны, излечивать от опасных судорог и
различных опухолей, изгонять боль из любой части тела. Ни один лекарь не
исцелял так проворно и так успешно, как она.
После того, как королева вскрыла рану и удалила из нее яд и гнилое
мясо, тело юноши словно воскресло. Она так старательно и крепко обвязывала
рану пластырем с женьшенем {31} и целебной мазью, что за сорок дней Трамтрис
совсем оправился, как будто и не был ранен. Он стал таким же сильным и
прекрасным лицом и телом, каким был раньше.
За это Трамтрис днем и ночью стрательно обучает Исонду игре на арфе и
других инструментах, письму, орфографии и разным премудростям. И Исонда
многому уже от него научилась {32}. По всему королевству разносится слава о
ее познаниях, которые она усердно перенимает у Трамтриса. Мать Исонды
радовалась тому, что ее дочь узнала от него столько прекрасных и мудрых
вещей. Но еще больше радовался ее отец тому, что она так много успела за
столь короткий срок. Он часто посылал за ней, когда ему хотелось развлечь
себя и своих приближенных игрой на арфе. Мудрые мужи восхищались ученостью
принцессы, когда ей случалось задавать вопросы или принимать важные решения.
Король не мог нарадоваться на свою дочь, ибо то было его единственное дитя и
самое большое утешение.
31. Тристрам замышляет уехать из страны
Как только Тристрам почувствовал себя полностью исцеленным и здоровым и
стал столь же силен и прекрасен лицом и телом, каким был раньше, он начал
упорно раздумывать над тем, как ему выбраться из Ирландии, ибо он не смел
там далее оставаться. Он боится, как бы кто-нибудь не догадался из какой он
страны, но еще больше он боится встретить кого-нибудь, кто может случайно
узнать его. После долгих размышлений он принял, наконец, твердое решение и
на следующий день отправился к королеве, преклонил колено и обратился к ней
с почтительной и любезной речью;
- Благодарю вас всем сердцем, достопочтенная госпожа, за ваше
милосердие, благосклонность и благородную учтивость. Вы исцелили меня от
раны, заботились обо мне и утешали меня в моей тоске. Я ваш верный и
преданный слуга, и вы всегда можете рассчитывать на мою дружбу,
почтительность и расположение. Теперь же я прошу у вас позволения уехать. Я
хотел бы навестить друзей и родичей, но я навсегда останусь вашим вассалом.
Мои друзья и родные не знают, где я, жив ли я или нет, ибо я покинул свою
страну, чтобы уехать в Испанию. Я хотел научиться искусству понимать звезды
и другим неизвестным мне премудростям. Я должен навестить друзей, чтобы они
перестали печалиться и утешились. Прикажите снарядить мой корабль, позвольте
мне уехать. Да вознаградит вас бог за все то добро, которое вы мне сделали,
за вашу ласку и снисхождение ко мне!
Королева отвечает:
- Друг! Корабль твой будет снаряжен, когда ты того захочешь. Увы, таков
удел тех, кто привечает чужеземцев! Ради своих друзей ты покидаешь нас, хотя
мы вовсе не расположены отпускать тебя, и ни во что не ставишь нашу заботу о
тебе, а ведь она была немалая! Что ж, раз ты не хочешь больше служить нам,
мы не станем насильно удерживать тебя. Возьми корабль, снаряди его и плыви с
богом, куда хочешь! На прощание я дам тебе марку {33} червонного золота, оно
пригодится тебе в пути.
Тристрам взял деньги и горячо поблагодарил королеву за заботы и ласку,
за доброту и богатые подарки. Однако если бы королева могла ему советовать,
она предпочла бы, чтобы он повременил с отъездом.
Обрадованный Тристрам взял арфу и пошел к своему кораблю. Он оснастил
его как было необходимо. Тристрам взошел на корабль, дождался попутного
ветра и отплыл.
32. Тристрам прибывает в Британию
Тристрам благополучно отплыл от берегов Ирландии и пристал там, где
намеревался - в Британии, в гавани у королевского замка {34}. - Люди, бывшие
на берегу, узнали корабль Тристрама, бросились к лодкам, чтобы поскорее
услышать, что сталось с Тристрамом, и вот они находят его, живого и
веселого, приветствуют его и радуются от всей души. Он сходит с корабля. К
нему подводят рослого, могучего коня, он садится на того коня и скачет к
замку, а навстречу ему бегут королевские челядинцы и все от мала до велика
радуются, что Тристраму удалось избежать смерти.
Когда король услышал о возвращении Тристрама, он встал и пошел ему
навстречу, обнял, ласково приветствовал и усадил рядом с собой. Тристрам
поведал королю о том, как прошло путешествие, где он побывал и кто исцелил
его. Молвит он, что помощь была ему оказана в Ирландии, что для этого
пришлось ему прибегнуть к обману и разным уловкам, и что сама королева
лечила его чудодейственными лекарствами, и при этом он был почитаем. Дивятся
придворные, слушая его слова, ибо все были уверены, что он не вернется, и
они его больше не увидят, таким безнадежным и жалким было его состояние,
когда он уезжал. Одни говорят между собой, что не иначе, как ему должно быть
ведомо колдовство и всевозможные хитрости, раз удалось ему ускользнуть от
рук таких врагов. Другие же говорят, что Тристрам умеет привлекать людские
сердца. Боятся они, что Тристрам начнет мстить им за то, что они покинули
его в беде.
Рыцари и ярлы, ленники и самые знатные мужи Британии страшатся ума и
ловкости Тристрама. Они боятся, что он станет королем после смерти своего
дяди, и тогда, возможно, захочет отомстить и причинить большое зло тем, кто
постыдно отвернулся от него в его страданиях и болезни. И они устраивают
тайный сговор против Тристрама, ибо они страшатся его и завидуют его
доброте, мудрости и удачливости. Их замысел таков: надо заставить короля
взять жену, которая принесла бы ему наследника, чтобы после смерти короля на
престол вступил этот наследник, независимо от того, будет ли он женского или
мужского пола. И вот все они собрались у короля, чтобы объявить ему о своем
решении. Они уговаривают короля жениться, убеждают и доказывают, что если он
не возьмет жену, пока еще не состарился, и не обеспечит себя наследником,
который будет править государством после его смерти, в стране, чего доброго,
вспыхнет война, и на престол может посягнуть кто-нибудь из вельмож, не
имеющий на то никаких прав. Они прибавили, что если король не захочет
последовать их совету, они откажутся служить ему.
Молвил король:
- Благодарю вас за то, что вы печетесь о моем благе и заботитесь о
славе и величии моего рода, советуя мне взять жену, чтобы обзавестись
наследником, который после меня владел бы моим государством. Я знаю, что вы
не боитесь войны, - и все же лучше, когда твоим владениям никто не угрожает.
Раз вы печетесь о моем благе, я охотно последую вашим советам. Найдите мне
ту, кто была бы мне ровней по знатности, уму и учтивости, красоте и
обходительности, придворным манерам и величавости, чтобы я не унизил моего
рода этим браком, и я исполню вашу просьбу. Вы мои вассалы, и ваши советы не
должны быть мне не угодны.
- Дай же нам время подумать, государь, - говорят они, - назначь нам
день, чтобы мы могли явиться к тебе с предложением, которое помогло бы нам
заслужить ваше расположение и благодарность. И если ты поручаешь нам это
дело и полагаешься на наше усмотрение, мы дадим тебе совет, который придется
тебе по душе.
Молвил тогда король:
- Пусть будет по-вашему. Даю вам сорок дней сроку. Явитесь ко мне тогда
с советом. И если он окажется приемлемым и разумным, я охотно последую
доброму совету.
33. Король соглашается посватать Исонду
В назначенный день они все явились к королю. Им не терпится причинить
зло Тристраму, ибо люди редко оставляют в покое тех, кого они однажды
возненавидили. Теперь они хотят, чтобы король женился и имел наследника. Но
король хочет взять только такую жену, которая не уступала бы ему в
знатности, уме и учтивости, и к тому же была бы образована, прославлена и
почитаема. И получается, что он собирается поступить по их совету только
тогда, если они, как уже говорилось, найдут ему именно такую, а не другую
невесту.
- Государь, - сказал один из ленников. - Вы назначили нам этот день,
чтобы услышать от нас имя той, которую вам надлежит сделать королевой, вашей
женой, той которую вы просили нас для вас выбрать, чей род был бы не ниже
вашего. Вам хорошо известно, что дочь короля ирландского славится своей
красотой, и к тому же от природы она так добра, великодушна и учтива, какой
только может быть придворная дама. Ни в одной христианской стране нет
девушки прекраснее, умнее и учтивее ее в обычаях и поступках. Род ее вам
известен - она дочь короля и королевы. Если же вы не хотите взять в жены эту
девушку, мы сочтем, что вам вообще не нужно ни жены, ни наследника.
Тристрам, ваш племянник, знает эту принцессу и может подтвердить, что мы вы-
брали лучшую из всех, о ком нам известно, ибо у нее больше достоинств, чем
мы можем описать словами.
Король помолчал, обдумывая ответ, и затем сказал:
- Если я соглашусь на это, как могу я получить ее в жены, если ее отец
и весь его двор ненавидят меня и весь мой народ и готовы убить каждого, кто
живет в этой стране? Боюсь, что если я пошлю к нему моих доверенных людей,
он сначала подвергнет их издевательствам, а затем убьет и откажется выдать
за меня свою дочь. Для меня же это будет позором и поводом к насмешкам надо
мной, а мои враги скажут, что я просил руки его дочери из страха перед ним.
- Государь, - молвит один из его ленников, - говорят, что короли часто
совершают набеги друг на друга, потому что страшатся друг друга, наносят
большой ущерб и совершают убийства, а потом забывают о своем гневе и
ненависти, и вражда превращается в мир, а страх - в доверие из-за
королевских дочерей или сестер. Родство же порождает дружбу. Если нам
удастся полюбовно и мирно устроить ваш брак и союз, может статься, что вы
будете править всей Ирландией, ибо принцесса Исонда - единственная дочь
короля ирландского.
Молвит тогда король:
- Если это будет сделано как подобает и с почетом, я не хочу другой
жены, ибо Тристрам довольно расхваливал ее учтивость, ум и прочие
достоинства, какие положено иметь девушке. Теперь подумайте, как нам добыть
ее, ибо я не хочу свататься к другой, не попытавшись получить в жены Исонду.
Тогда молвит один из баронов:
- Государь! Отправьте за ней Тристрама, вашего племянника. Только он
один может ее привести. Он знаком с королем и принцессой и к тому же дружен
с королевой. Кроме того, он говорит по-ирландски и хорошо знает Ирландию.
Если он постарается, он, конечно, сможет ее увезти с помощью хитрости,
обмана, или же, похитив ее, - если король не отдаст ее за тебя.
34. Тристрам плывет в Ирландию
Понял Тристрам, что они своим подстрекательством добились того, что
король решил жениться и что он слышать не хочет о другой невесте, кроме
Исонды. Ему известно, что у короля нет наследника, который должен будет
править после него. И думает он, что отказавшись от этой поездки, он
навлечет на себя подозрение в том, что он будто бы хочет помешать появлению
другого наследника, кроме него. Ему ясно видны все их козни, хитрости и
коварство. И он отвечает сдержанно и спокойно:
- Государь, - молвит он. - Вы правильно рассудили, что мне надлежит
отправиться в эту поездку. Я знаю Ирландию и обычаи ирландцев. Я знаю короля
и его главных приближенных, королеву и принцессу Исонду. Однако я убил брата
королевы, и если я отправлюсь туда сватать девушку и они узнают, кто я, они
не выпустят меня живым. Но так как я не хочу навлечь на себя ни вашей, ни
чьей другой немилости, и к тому же хочу, чтобы у моего дяди появился
законный наследник, я готов послужить во славу моего дяди и с божьей помощью
сделаю все, что в моих силах и власти. Разумеется, я отправлюсь в Ирландию с
этим поручением, и если мне не удастся добыть Исонду, вернусь назад {35}.
Тристрам начал собираться в путь. Он отобрал из свиты короля двадцать
красивейших юношей, слывших самыми доблестными и храбрыми при дворе, дал им
отличное оружие и превосходных лошадей, затем нагрузил корабль большим
количеством продовольствия и дорогими напитками, а также разными
драгоценностями. Там было вдоволь пшеницы, муки, меда, вина и наилучших
напитков, и всякого добра, какое требуется в путешествии.
Но вот корабль снаряжен, и они плывут прямехонько к своим врагам.
Тристрам никак не решит, сватать ли ему девушку или же заманить ее на
корабль хитростью и затем увезти. Если он посватает ее, может случиться, что
ему будет отказано. Но как похитить ее у такого могущественного отца и его
родичей, он тоже не знает. Тристрам советуется с товарищами, но никто из них
не может придумать, как найти выход начатого положения. Они боятся, что их
поездка может окончиться неудачей, и обвиняют советчиков короля, пославших
их с таким поручением.
Вот они уже плывут по Ирландскому морю. Тристрам угрюм и озабочен. Он
думает, что лучше всего будет заманить Исонду на корабль и спешно отплыть с
нею, ибо он уже решил, что они притворятся купцами и будут выжидать, пока он
найдет способ проникнуть к ней неузнанным.
После долгих дней и ночей плавания они бросили якорь у города Дублина и
отправили в лодке двух рыцарей - просить у короля, чтобы он позволил им
мирно и без помех распродать свои товары. Рыцари прибыли к королю и
почтительно приветствовали его по всем правилам учтивого обхождения.
35. Тристрам просит у короля разрешения продать свой товар
Произнеся приветствие королю, они продолжали:
- Мы купцы, ездим из страны в страну с товаром и тем добываем деньги, а
иначе их добывать мы не умеем. Мы нагрузили судно в Британии и собирались
плыть во Фландрию. Но как только мы вышли в море, налетел ветер. Он долго
носил нас по морю, в конце концов мы прибыли в эту гавань. Мы слышали, что в
Ирландии хорошо платят за мед и муку, и потому мы прибыли сюда с нашим
грузом. Теперь, если вы разрешите нам продать с миром вино и припасы, мы
желали бы бросить здесь якорь и укрыть от непогоды наши товары. Если же вы
того не хотите, мы поплывем в другие страны.
Король отвечает:
- Я охотно дам вам свое позволение. Торгуйте с миром всем, чем хотите,
никто вас не тронет и не обидит. Вас здесь примут хорошо и отпустят, когда
вы того пожелаете.
Получив у короля позволение, они поблагодарили его и вернулись на
корабль. Войдя в гавань, они крепко привязали судно, после чего разбили
шатры, ели, пили, играли в травлей 6 до самого вечера и ничего не продавали,
а только развлекались с шумом и весельем по обычаю рыцарей, живущих при
дворе.
Утром, проснувшись, они услышали на улице возбужденные голоса и
жалобные крики. И вот они видят людей, в страхе бегущих к морю от огромного
дракона. Этот дракон с некоторых пор поселился в том государстве и каждый
день появлялся в городе и причинял большой ущерб, ибо он убивал всех, кого
настигал, языками пламени, вырывавшегося у него из ноздрей. Во всем царстве
не было смельчака, который не пустился бы наутек, завидев дракона. Все
рыцари и горожане бросались к морю, заслышав приближение дракона, чтобы
спастись вплавь. Король велел оповестить по всей стране через глашатаев, что
если найдется храбрый рыцарь, который убьет дракона, он получит его дочь и
половину королевства, со всеми привилегиями для себя и потомков. И король
повелел в присутствии всех своих придворных записать это и издать о том
указ. И многие пытались, но всех их погубил дракон, так что не осталось ни
одного столь доблестного и стойкого, кто осмелился бы дождаться приближения
дракона или оказаться у него на пути. Самые отважные тотчас обращались в
бегство, спасая свою жизнь.
Увидев бегущих ирландцев, Тристрам спросил у них, что случилось и
почему они бегут. Узнал тогда он от них о драконе и о том, что назначено
королем тому, кто убьет дракона. Он разузнал, где дракон прячется по ночам и
в какое время он обычно появляется в городе. Тристрам никому не рассказал о
том, что задумал, и дождался вечера. Тогда велел он своему кормчему
приготовить ему коня, седло и все оружие. И прежде чем взошло солнце, он
облекся во все свои боевые доспехи.
36. Тристрам убивает дракона
Дракон этот имел обыкновение появляться в городе {37} на рассвете. И в
то время, когда Тристрам меньше всего этого ожидал, он услышал крики и
тотчас вскочил на коня; никто из товарищей не видел его, только его
оруженосец. Тристрам пришпорил коня и поскакал к горе, на которой дракон
обычно спал. Проскакав немного, он увидел толпы вооруженных рыцарей, на всем
скаку улепетывающих от дракона. Они кричали Тристраму, чтобы он сворачивал
как можно скорее, пока его не убил огнедышащий ядовитый дракон. Но он ни за
что не хочет повернуть коня, ибо задумал испытать свое мужество. Взглянул он
перед собой и увидел ползущего дракона; голова у него высоко задрана, глаза
вылезли из орбит, а из пасти вынут ядовитый огненный язык, которым он
убивает и слизывает все живое, что оказывается у него на пути.
Дракон увидел Тристрама, зарычал и ощетинился. Но Тристрам собрал все
силы, желая испытать свою храбрость, пришпорил коня и, прикрывшись щитом,
послал копье прямо в пасть дракона с такой силой, что зубы, которые задело
острие копья, посыпались из пасти, железо пробило сердце и вышло наружу, так
что обломки древка застряли в туловище и в глотке дракона. Пламя, изрыгаемое
драконом, убило коня. Но Тристрам ловко соскочил с коня, выхватил меч,
бросился на дракона и разрубил его пополам.
Дракон лежит бездыханный. Тристрам приподнимает голову дракона, отрезал
язык, прячет его в карман и отправляется в обратный путь; он не хочет, чтобы
кто-нибудь его увидел. В лощине неподалеку, на лесной опушке он замечает
небольшое озеро и спешит туда. Но не успел он дойти до озера, как язык,
который лежал у него в кармане, нагрелся от его тела, и ядовитый пар,
сочившийся из него, проник в его кровь и отравил все его тело; голова у него
закружилась, и он упал без признаков жизни. Он лежит бледный, беспомощный и
жалкий, все его тело почернело и распухло от яда, он не может встать; он
погиб, если кто-нибудь не сжалится над ним и не придет ему на помощь.
37. О сенешале и его предательстве
У короля был сенешаль. Он был ирландец, честолюбивый, злобный и лживый,
хитрый и вероломный. Он домогался любви принцессы Исонды и каждый день
надевал доспехи и выезжал навстречу дракону, так он был влюблен. Но каждый
раз, завидя дракона, он пускался вместе с лошадью наутек, испытывая такой
страх и ужас, что если бы кто-нибудь предложил ему в тот момент все золото
Ирландии, он и то не осмелился бы обернуться и встретить страшный взгляд
дракона.
В тот день, когда Тристрам поскакал навстречу дракону, сенешаль тоже
выехал в полном вооружении, с обнаженным мечом в руке, но не решился
подъехать поближе, а оставался на безопасном расстоянии - пока не увидел,
что дракон мертв. Но так как Тристрама не было видно, а на земле остались
меч, щит и павший конь, сенешаль решил, что дракон убил коня и проглотил
Тристрама. Он поднял с земли окровавленный меч и отсек им голову дракона, в
доказательство того, что он в самом деле убил его. Он проскакал по городу,
громко крича:
- Я убил дракона! Я убил дракона! Знай, король, что я освободил твое
государство и отомстил за гибель твоих вассалов и причиненный тебе вред!
Отдай же мне обещанную награду - твою дочь Исонду! Таково было условие, и ты
не вправе нарушить данное слово!
Король ответил, что слышал о том, что он сделал и чего хочет:
- Вечером я созову баронов на совет и завтра утром объявлю о тебе перед
всеми и исполню все, что было условлено.
Вскоре стало известно, что дочь короля просватана, и люди поспешили к
ней в покои. Услышав такую новость, она сильно испугалась и опечалилась, ибо
не было для нее человека ненавистнее, чем этот сенешаль, который домогался
ее любви. Она не смогла бы полюбить его, даже если бы все королевство было
отдано в приданое, и вот она молвит своей матери:
- Я не соглашусь, - говорит она, - если отец захочет отдать меня за
этого злого человека. Не может того быть, чтобы бог так прогневался на меня,
что желает моего с ним брака. Скорее я заколю себя кинжалом, чем отдамся во
власть этого предателя и труса. Откуда у него взялись смелость и отвага,
воинственность и рыцарский дух, если он всегда был трусливейшим из вассалов?
Как мог он убить страшного змия, когда каждый в стране знает, что он
никчемный трус? Никогда не поверю я, будто он убил дракона или хотя бы
осмелился приблизиться к нему живому; это ложь, с помощью которой он хочет
добиться меня. Матушка, - молвила она, - пойдем, взглянем на дракона и
попытаемся узнать, кто убил дракона и когда он умер, ибо кому-то,
несомненно, пришлось расстаться с жизнью.
Молвит тогда королева:
- Охотно, дочь моя, если тебе это угодно.
Они выбрались из дворца через потайной ход, ведущий во фруктовый сад,
едва заметной тропкой прошли из сада в долину, и нашли там мертвого дракона,
а рядом на песке коня, обугленного и распухшего, и дивились ему.
- Мне доподлинно известно, - молвила Исонда, - что это не конь
сенешаля. Рыцарь, которому принадлежал этот конь, что бы с ним потом ни
приключилось, убил дракона.
Потом они нашли щит, покрытый тонкой золотой резьбой и украшенный
изображением льва.
38. Исонда и Исодда находят Тристрама
Говорит Исонда:
- Могу поклясться, матушка, что никогда сенешаль не носил этого щита,
ибо он совсем новый и покрыт позолотой и изнутри, и снаружи. Он сделан
иначе, чем здешние щиты. Этот человек отомстил дракону за наши обиды. А злой
сенешаль требует награды за подвиг, который совершил другой. Должно быть,
это он убил доблестного рыцаря.
Они долго оглядывали окрестности, пока не увидели лежащего Тристрама.
Подойдя к нему, они увидели, что он весь почернел и распух.
Узнали они теперь, что он отравлен ядом, и сильно опечалились; горько
плача, королева взяла его руку и почувствовала, что он живой и теплый. Она
достала из кошелька то, что мы называем противоядием, приоткрыла ему рот и
всунула меж зубов териак, и он тотчас очистился от власти яда, тяжесть,
сковавшая сердце, сразу исчезла, он открыл глаза и внятно промолвил:
- О, господи, боже мой! - произнес он. - Никогда не был я так тяжко
болен. Кто вы? - спросил он. - И где я нахожусь?
- Не бойся. Даст бог, этому недугу не удастся одолеть тебя. Ты скоро
исцелишься от этой болезни.
Спутники королевы тайно перенесли его домой, и никто не знал об этом,
кроме них. Внеся его в покои королевы, они сняли с него доспехи и нашли в
кармане язык дракона. Потом королева приготовила целебный пластырь, чтобы
вытянуть яд из его тела, и дала чудодейственное питье, и он почувствовал,
как все его тело наливается животворной силой. Не было около него другого
лекаря, кроме королевы, и другого слуги, кроме принцессы Исонды, которая
терпеливо за ним ухаживала. И он часто благодарил обеих за их великие труды
и заботу, благодаря которым он обрел покой и избавился от яда, бывшего в его
теле.
Рано утром сенешаль явился в замок. Он принес голову дракона и, подойдя
к королю, громко воскликнул:
- Король, - молвил он, - выслушайте мои слова. Вы объявили через
глашатаев перед всем народом, что тот, кто убьет дракона, получит вашу дочь.
Теперь я прошу вас сдержать слово и исполнить королевское обещание. Вручите
мне вашу награду и выдайте за меня вашу дочь. Вот голова дракона, которую я
отрубил моим мечом.
Король отвечает:
- В самом деле, я должен сдержать слово. - Потом он велел позвать двух
рыцарей и молвил им: - Ступайте в покои королевы и прикажите ей и моей
дочери, прекрасной принцессе Исонде, явиться ко мне.
Рыцари прибыли к королеве и сообщили о поручении короля, как им было
приказано. Принцесса Исонда отвечает, что никак не может придти, ибо у нее
разболелась голова и ломит все тело, так что она не знает ни сна, ни покоя.
И она просит короля не принуждать ее, разрешить ей побыть этот день у себя и
отдохнуть, ибо она никак не может туда явиться. Королева же встала и
отправилась вместе с рыцарями к королю, и тогда король, королева и советники
решили отложить рассмотрение этого дела и назначили сенешалю день, когда он
должен явиться.
39. Королева Исодда беседует с Тристрамом
После того, как сенешалю был назначен день, ленники разъехались по
домам. А в это время товарищи Тристрама, встревоженные его исчезновением,
ищут его по долинам и лесам, по полям и дорогам. Не знают они, что им
делать, что предпринять: то ли возвращаться, то ли оставаться, ибо неведомо
им, что сталось с Тристрамом. А Тристрам благополучно пребывает во дворце
королевы, Исодда лечит его, и к нему возвращаются силы и здоровье.
Молвит ему тогда королева:
- Кто ты такой, друг, - говорит она, - откуда ты прибыл и как ты убил
дракона? Ты очень похож на Трамтриса, который прославил себя раньше в этих
местах. Не иначе, как ты его родственник. К какому сословию ты принадлежишь?
Тристрам отвечает королеве о происхождении своем то, что кажется ему
подходящим:
- Госпожа, - молвит он, - я родом из Фландрии, мы прибыли сюда, чтобы
торговать, и пристали здесь с согласия и позволения короля. Однажды мы
вооружились, как другие рыцари, и я поехал посмотреть на громадного дракона,
который, как я слышал, причинял большой вред людям этой страны. Я хотел
испытать мое мужество и рыцарскую доблесть в битве со страшным драконом.
Случилось, что с божьей помощью я убил его, вырезал язык из его пасти и
спрятал его в карман, но яд начал жечь меня, я весь распух и думал, что
умру. Я пошел к воде, но упал без памяти и не знаю, кто подобрал меня. Бог
даст, я отблагодарю тех, кто мне помог, и они всегда могут рассчитывать на
любую услугу, какую я в силах им оказать.
Молвила тогда королева:
- Друг, - сказала она, - это я пришла тогда к тебе и велела тайно
перенести тебя сюда, и вылечила тебя от яда, и ты будешь теперь здоров. И
если ты отблагодаришь нас за нашу заботу, ты поступишь как разумный и
учтивый рыцарь и честный человек. Сейчас ты узнаешь, какого вознаграждения
мы от тебя хотим. Если ты благородный человек, каким мы тебя считаем, ты
сослужишь нам добрую службу. Наш сенешаль уверяет короля, будто он убил
дракона, и требует в награду мою дочь Исонду, а вместе с ней половину
королевских земель и богатств. И король хочет отдать ее за него. Но она ни
за что не хочет, ибо он глуп, высокомерен, жесток и злобен, изменчив, словно
продажная женщина, вероломен и завистлив, труслив и обладает множеством
пороков, каких не пристало иметь достойному человеку. И потому принцесса
Исонда никогда не согласится стать его женой к скорее умрет, ибо
несовместимы ее благонравие и его многочисленные пороки, даже если он даст
ей все богатства, какие есть на свете. Теперь ему назначен день, когда он
получит ее, если только мы не сможем доказать, что он не убивал дракона, а
тебе отлично известно, что смерть дракона наступила не от его руки. Если ты
захочешь защитить от него девушку и все наше королевство, ты окажешь нам
большую услугу и проявишь истинную дружбу; ты будешь прославлен по всему
королевству за свою доброту и храбрость, и к тому же получишь девушку и
большое богатство, ибо королю придется отдать тебе дочь вместе с ее приданым
и со всеми привилегиями, как было обещано.
Молвил тогда Тристрам:
- Поверьте, - сказал он, - за вашу доброту я изобличу его; он не убивал
дракона и даже не был поблизости, когда я убил его. Если же он захочет
доказать свою правоту поединком, я буду защищать от него принцессу Исонду.
Никогда он ее не получит, ибо он действует ложью и обманом, из пустого
тщеславия. Напрасно вернули бы вы меня к жизни, если бы я отказался
послужить вам и выступить открыто на защиту правого дела. Теперь, госпожа,
если вы позволите и не будете возражать, я желал бы позвать моего
оруженосца, ибо я хочу знать, что с моими товарищами и спутниками по
путешествию. Я знаю, что они пребывают в большом унынии, так как не знают,
что со мной и жив ли я или мертв. Я не сомневаюсь, что они ищут меня и
расспрашивают обо мне и до сих пор не знают, жив ли я или меня уже нет в
живых.
Отвечает тогда королева:
- Охотно, если ты этого желаешь.
И она послала своего самого любимого слугу привести к Тристраму его
оруженосца, ибо Тристрам хочет поговорить с ним о себе и своих товарищах и
рассказать, что с ним произошло.
40. Товарищи Тристрама скачут в замок короля
Тристрам беседует со своим оруженосцем и велит ему рассказать товарищам
все, что с ним приключилось с тех пор, как он уехал от них, и с какой
благосклонностью и почетом принят он у королевы и принцессы Исонды.
Оруженосец возвращается на берег и рассказывает новости сперва кормчему.
Кормчий поведал рыцарям о том, как Тристрам убил дракона, и что король
поклялся отдать победителю свою дочь, принцессу, и половину ирландского
королевства. Они тут же утешились и преисполнились великой радости, они
считают большой удачей, что он остался жив и невредим. Они распродают свое
вино и благодарят всех горожан за дружбу - так сильно обрадовали их известия
о Тристраме. Они выручают хорошую цену за вино и припасы - мед, муку и
пшеницу, а горожане дарят их своей дружбой и оказывают им сердечное
гостеприимство.
Исонда ухаживает за Тристрамом как нельзя прилежнее, потчует его
лучшими яствами, чтобы поддержать в его теле бодрость и силу, вплоть до того
дня, когда король ирландский начинает скликать к себе своих придворных,
вассалов и ленников со всего государства, ибо он хочет выдать замуж свою
дочь и сдержать слово, данное им сенешалю.
Тристрам велит своим товарищам прибыть ко двору вместе с королевскими
ленниками. Они тотчас одеваются в богатые одежды, надевают одноцветные плащи
и платья разных цветов, плащи, подбитые горностаем и опушенные соболями,
роскошные блио {38}, расшитые с большим искусством; будь каждый из них
могущественным королем великого государства, то и тогда он не мог бы быть
разодет лучше. Так разубранные, они садятся на коней, покрытых золочеными
седлами, и скачут попарно в замок короля, и спешиваются у крыльца, ведущего
в королевские покои. Кони у них холеные, дородные, закаленные в суровых
походах; они бьют копытом и ржут так, что слышно по всему замку. Товарищи
Тристрама - все люди статные. Они усаживаются позади самых знатных ленников
на высокую скамью, красивые и оживленные. Славный то был отряд, и одежды на
них пышные. Дивятся ирландцы, говоря между собой:
- Уж если фламандские купцы выглядят столь достойно, то сколь же
великолепен должен быть отряд фламандских рыцарей, ибо наши люди уступают
этим купцам в доблести.
41. Снова о сенешале и его коварстве
Когда все расселись по местам, в зал величественной и гордой походкой
вошла королева и села рядом с королем; а Тристрам же, который сопровождал
ее, сел с принцессой Исондой. Он был красив и ясноглаз, и одежда на нем была
богатая. Все, кто видел его, недоумевали, кто он такой, - ибо они знали, что
он не ирландец, - и спрашивали друг у друга, но никто не мог сказать, кто
это.
Но вот от толпы знатных людей и ленников, собравшихся в зале, отделился
сенешаль. Приняв надменный и высокомерный вид, он начал громким голосом:
- Король, - молвил он, - вы назначили мне этот день, так выслушайте же
мою просьбу и исполните то, что вы обещали: тот, кто убьет дракона, получит
вашу дочь и половину вашего королевства. Я великий и отважный рыцарь. Я
единственный из всех твоих рыцарей убил дракона, отсек ему голову одним
ударом меча, и эту голову я принес сюда, чтобы вы могли ее видеть. Теперь,
раз я убил дракона, я прошу вас, короля, моего государя, и вас, королева,
отдать мне в жены принцессу. Если же вы откажетесь сдержать свое обещание, я
готов с оружием защищать свое право, если найдется кто-нибудь, кто захочет
выйти против меня, и пусть весь двор наблюдает за поединком, а мудрые мужи
нас рассудят.
- Правду говорят, - молвила принцесса Исонда, - что ни ума, ни совести
нет у того, кто требует вознаграждения и плату за свои труды, он должен
вести себя по-другому, иначе он не получит никакой награды. Но этот рыцарь
сам не знает, что делает, приписывая себе подвиг, которого он не совершал, и
славу, принадлежащую другому. Дракон ведь не оказал тебе большого
сопротивления, ты же хочешь без труда завладеть мной и огромным богатством.
Но думается мне, что для того, чтобы добыть меня и такое огромное богатство,
недостаточно показать голову дракона, ибо принести ее во дворец было делом
нетрудным. Многие, на твоем месте могли бы принести сюда голову змея,
надейся они добиться меня с помощью столь пустячного подвига, какой ты
совершил, отрубая голову у дракона. Но даст бог, ты не получишь меня за
столь малый выкуп.
На это сенешаль отвечает:
- Принцесса Исонда, - молвит он, - чего ты добиваешься, что так
насмехаешься надо мной? Пусть сперва ответит король, его ответ будет и
лучше, и разумнее. Он, конечно, исполнит мое желание и отдаст мне тебя и
свое королевство, как тому положено быть. Но ты ведешь себя не так, как тебе
подобает, ибо отказываешься любить того, кто любит тебя. Таков обычай
большинства женщин, они бранят и порицают любящих их, и оказывают дружбу
своим врагам. Женщина всегда ненавидит того, кто ее любит, и жаждет того,
чего не может получить, стремится к тому, чего не может достичь, и
отталкивает от себя тех, кого ей следует любить. Я так давно тебя люблю, а
ты на меня и смотреть не хочешь, и к тому же стремишься лишить меня славы,
которую я завоевал своей храбростью и рыцарской доблестью, поносишь и
оскорбляешь меня. Но ей-ей, ради целого королевства ты не захотела бы
присутствовать при том, как я убивал дракона. Ты бы так испугалась, что
лишилась рассудка, когда бы видела жестокую и страшную битву, в которой я
победил дракона и убил его.
На это принцесса Исонда отвечает:
- Правду ты говоришь, - сказала она, - в самом деле за все золото и
драгоценности этой страны я не осмелилась бы взглянуть, как ты убивал
дракона. И жалка была бы я, если бы я стремилась к тому, что и так имею, и
любила всех, кто меня любит. Но ты плохо знаешь меня, если говоришь, что я
отказываюсь от того, что хочу иметь. Я хочу есть, и все же иногда не беру в
рот пищи, ибо я хочу чего-то, но не чего угодно. Я ем ту пищу, которая
возбуждает у меня аппетит, а не ту, от которой меня тошнит и рвет. Ты хочешь
владеть мной, но даже самый щедрый королевский подарок не заставит меня
стать твоей женой. И ты не получишь меня за ту услугу, которую ты будто бы
оказал. Что же касается твоей великой доблести и подвигов, которые, как ты
утверждаешь, ты совершил, ты получишь вознаграждение, какого ты
заслуживаешь. При дворе короля ходят слухи, будто дракона убил не ты, а
другой. И что ты хочешь получить награду за чужой подвиг. Но не видать тебе
никогда этого дня, и не придется тебе ему радоваться.
Молвит тогда сенешаль:
- Скажи мне, кто говорит такое, ибо никто во всем королевстве не может
доказать, что не я убил дракона. Если найдется тот, кто утверждает
противное, я докажу ему на поединке с оружием в руках, что он лжет.
42. Тристрам отвечает сенешалю
Тристрам выслушал речь Исонды и понял, что она больше не хочет отвечать
сенешалю. Он смело начинает свой речь и, громко отчеканивая слова, молвит в
присутствии всех придворных и вассалов:
- Послушай, сенешаль! Ты утверждаешь, будто убил дракона, раз ты
отрубил ему голову. Но есть свидетельства того, что другой побывал в том
месте раньше тебя. Я готов это доказать. Если ты оспариваешь это, тебе
придется защищаться с оружием в руках, если у тебя хватит смелости, и
доказать, что ты говоришь правду. И все узнают, что я убил змея, а ты
несправедливо требуешь от короля награды. Я готов с оружием защищаться от
твоих ложных обвинений, пусть король назначает поединок в присутствии всего
двора, и пусть мудрейшие мужи нас рассудят.
Молвит тогда король:
- Побейтесь между собой об заклад о поединке и назначьте заложников в
знак того, что все произойдет так, как теперь условлено.
Тристрам передал королю свой залог - перчатку, и король сказал:
- Я предъявляю ему обвинение, и пусть за него поручатся фламандские
купцы, его товарищи.
Тогда двадцать товарищей Тристрама, все как один доблестные рыцари,
прекрасные и отлично вооруженные, вскочили с места и молвили:
- Государь, - говорят они, - мы готовы быть заложниками за нашего
товарища, вместе со всем нашим имуществом. Тогда молвил король:
- Госпожа королева, отдаю тебе этого человека под твое покровительство
и надзор. Если он струсит и откажется участвовать в поединке, вы ответите за
него своей головой, ибо он обязан с оружием доказать свою правоту.
На это королева отвечает:
- В моих покоях он будет чувствовать себя в безопасности. Я позабочусь
о том, чтобы ему был оказан достойный прием, и чтобы никто не посмел его
обидеть.
И вот оба рыцаря вручили королю свой заклад, предъявили заложников и
договорились о дне поединка. Тристрам живет в покоях королевы, ему делают
ванны, лечат его и тщательно охраняют, и при этом он окружен почетом и
получает все, что ни попросит.
43. В Тристраме узнают убийцу Морольда
Однажды, когда Тристрам сидел в заботливо приготовленной для него ванне
из настоев целебных трав, чувствуя, как боль покидает его тело, - к нему
вошла принцесса Исонда {39}, желавшая поговорить с ним. Глядя на его
прекрасное лицо с мечтательными глазами, она задумалась и произнесла про
себя:
- Если этот юноша так же смел, как и красив, ему будет не трудно
победить в поединке. Похоже, что у него достаточно сил для жестокой схватки,
ибо он сложен, как настоящий рыцарь.
Потом она пошла туда, где лежали доспехи Тристрама. Увидев стальные
наколенники и кольчугу, она промолвила:
- Вот добрая броня, и шлем, который не изменит ему в трудный час. - Она
взялась за рукоять меча: - Какой длинный клинок! Удар такого меча поражает
насмерть того, на кого он направлен. Отличное оружие для тех, кто занимается
мирной куплей-продажей, но все же меч лучше всего другого. А не затупилась
ли сталь, не заржавела ли она от яда дракона?
Ей захотелось осмотреть меч; она взяла его, и видит зазубрину, след от
убийства Морольда; откуда на мече эта зазубрина? Сдается ей, что не от битвы
с драконом была получена эта зазубрина, а гораздо раньше. Она пошла за
шкатулкой, где хранились ее драгоценности, достала из нее бережно хранимый
осколок, приложила его к зазубрине - осколок сошелся с зазубриной, будто
только что от нее отломился. Увидев, что осколок точно совпал с зазубриной
на мече, она едва не лишилась чувств от огорчения, она то дрожит от ярости и
злобы, то цепенеет от ужаса; вся в холодном поту, она восклицает:
- Презренный негодяй! Так вот кто убийца моего дяди! Если я не убью его
этим мечом, значит, я жалка и ничего не стою. Нет, я должна убить его и
насладиться его смертью.
И она бросилась к Тристраму, сидевшему в ванне, и занесла над его
головой меч, восклицая:
- Коварный негодяй! Ты должен умереть, ибо ты посмел убить моего дядю.
Ты долго скрывался, но теперь ты разоблачен. Ты умрешь здесь же, на месте, я
отрублю тебе голову этим мечом. Тебе ничто не поможет! - и с этими словами
она собиралась опустить меч.
Но Тристрам удержал руку принцессы. Он взмолился:
- Сжалься, сжалься! Дай мне сказать три слова, прежде чем ты убьешь
меня, а потом поступай, как сочтешь нужным. Ты уже дважды спасла мне жизнь и
избавила меня от верной смерти. Ты имеешь право убить меня. В первый раз ты
вылечила меня, умирающего - ту рану я и получил от отравленного меча - и я
учил тебя играть на арфе. Теперь ты спасла меня во второй раз. В твоей
власти убить меня, пока я сижу в этой ванне, вспомни, однако, что я твой
заложник и что назначен день поединка, когда я должен буду защищать твое
право; убив меня, ты нарушишь закон гостеприимства и учтивости, к тому же
убийство - не женское дело, и оно не принесет тебе славы. Ты добрая и
обходительная девушка, зачем же ты меня лечила, если хочешь меня убить
теперь, когда ко мне вернулось здоровье? Все, что ты для меня сделала,
пропадет понапрасну, если ты убьешь меня, и после моей смерти у тебя не
прибавится друзей. Прекрасная Исонда, - говорит он, - вспомни, что я обещал
твоему отцу драться на поединке, и что я твой заложник, а также заложник
королевы. Если ты убьешь меня, твоя мать должна будет своей головой ответить
перед королем, ибо таков был его приказ!
При упоминании о поединке, на который Тристрам вызвал сенешаля, п
Исонде вновь вспыхнула жгучая ненависть к сенешалю, который хочет получить
ее против ее желания. Она взглянула на Тристрама, своего защитника, и
опустила меч. Она не хочет убивать его, только плачет и тяжко вздыхает {40}.
Сильно сердится она на Тристрама и не хочет простить ему, но сердце у нее
доброе. Она то опускает меч, то снова в порыве гнева заносит его над головой
Тристрама, но как только она вспоминает о сенешале, ее гнев сразу исчезает.
44. Трастрам сватается к принцессе Исонде от имени короля Маркиса
В этот момент вошла королева Исодда. Увидев дочь с мечом в руке, она
воскликнула:
- Уж не лишилась ли ты рассудка? - и, схватив Исонду за руку, она
вырвала у нее меч.
Молвит тогда принцесса Исонда:
- О, матушка, этот человек убил вашего брата Морольда.
Когда смысл этих слов девушки дошел до матери, она подбегает к
Тристраму и хочет сама снести ему голову. Но Исонда бросается к ней и
удерживает ее руку.
Королева молвит:
- Не мешай мне! Я отомщу за моего брата!
Молвила на это принцесса Исонда:
- Отдай мне меч! Я отомщу за Морольда, ибо меня не упрекнут за его
убийство. Он ваш заложник и находится под вашей охраной; вы должны следить
за тем, чтобы он был в безопасности. Вы обещали королю, что отдадите его ему
живым и невредимым. Вот почему вам не подобает его убивать.
Ни одна не хочет уступить другой, и никак не удается королеве отомстить
за своего брата. Ни одна не хочет отдать другой меч, и таким образом
отмщение все затягивается и отдаляется.
Испуганный Тристрам молит их сжалиться над ним и сохранить ему жизнь:
- Сжальтесь надо мной, королева! - просит он. Он так долго умолял
обеих, так жалобно, красноречиво и умильно просил пощадить его, что они
больше не желают его смерти.
Потом они послали за королем. Когда король вошел, они обе бросились к
его ногам:
- Государь! - молвили они. - Обещай нам исполнить то, о чем мы тебя
попросим!
- Охотно, - отвечает король. - Если вы не просите о том, чего мне не
подобает делать.
- Вы видите перед собой, - молвила королева, - Тристрама, убийцу моего
брата. Но после того он убил дракона. Я прошу вас, простите ему смерть
Морольда, и пусть он за это освободит королевство и нашу дочь от козней и
посягательств сенешаля, как он нам в том поклялся!
Молвит тогда король:
- Я исполню вашу просьбу, ибо у тебя больше причин требовать отмщения,
чем у меня. Никто не имеет в этом деле права голоса больше, чем вы, и раз вы
обе просите меня простить ему смерть Морольда, я поступлю так, как будет вам
угодно.
Тогда Тристрам упал королю в ноги и поблагодарил его. Принцесса Исонда
и королева подняли его. Молвил тогда Тристрам, обращаясь к королю:
- Выслушайте меня, государь! Добрый и могучий король Маркис английский
просит у вас руки вашей дочери Исонды. Чтобы вы поняли, что это правда, и
что он ищет примирения, он обещает отдать ей в приданое всю Британию и
сделать ее госпожой над всей Англией. Лучшей страны нет в целом свете, как
нет на земле людей, учтивее ее подданных. Ленники и ярлы будут вассалами
вашей дочери. Она будет королевой Англии. И потому это примирение обоих
государств, Англии и Ирландии, почетно для вас и послужит для мира и блага.
Выслушав поручение короля Маркиса, король молвит Тристраму:
- Поклянись, что условие, о котором ты говорил, будет выполнено. Я
хочу, чтобы поклялись также твои товарищи, что тут нет предательства. Тогда
я отправлю с тобой принцессу Исонду, мою дочь, к королю, твоему дяде.
Велит тогда король принести ковчег с мощами. И на мощах святых Тристрам
поклялся, что английский король сдержит свое слово.
45. Поражение сенешаля
Наступил день, когда бароны и ленники королевского двора собрались,
чтобы увидеть поединок, который Тристрам и сенешаль назначили друг другу.
Король ввел в зал Тристрама и молвил, обращаясь ко всем присутствующим:
- Вы все свидетели, что я прилежно охранял моего заложника. Так пусть
случится то, что назначено!
Молвил тогда Тристрам сенешалю в присутствии всех знатных людей и
ленников:
- Взгляни сюда, негодяй, - сказал он, - вот этот язык я отсек от той
головы, что там лежит, после того как убил дракона. Вот то место, откуда я
отсек язык, и пусть это послужит доказательством того, что не из хитрости
или тщеславия я собрал здесь стольких знатных и уважаемых людей. Если же вы
не верите мне, возьмите голову и загляните ей в пасть. Если же он все еще не
хочет сознаться в обмане, пусть вооружится и приготовится к поединку, ибо я
должен отплатить ему за лживые утверждения, будто он убил дракона.
Король велел принести ему голову дракона, и тут все увидели, что у нее
отрезан язык. На сенешаля посыпались насмешки и оскорбления, а затем его с
позором навсегда изгнали из королевства за то, что он осмелился так нагло
обмануть знатных людей и мудрейших мужей страны. И так как в зале собрались
вельможи со всего королевства, король заявил перед всеми ирландцами о своем
намерении выдать принцессу Исонду за английского короля. И многие нашли это
решение превосходным и радовались тому, что отныне улягутся ненависть и
вражда между Ирландией и Британией, и воцарится мир и взаимное согласие.
46. О любовном напитке королевы Исодды
Начались торжественные приготовления к путешествию Тристрама и
принцессы. Королева же тайно приготовила питье из множества трав, цветов и
волшебных снадобий. Этот напиток имел свойство возбуждать любовь, такую, что
мужчина, испивший этого напитка, на всю жизнь проникался неодолимой страстью
к женщине, отведавшей его вместе с ним. Потом королева вылила питье в
небольшой кувшин и наказала девушке, по имени Брингветта {41}, которая
должна была сопровождать принцессу Исонду:
- Стереги хорошенько этот кувшин, Брингветта! Ты последуешь за моей
дочерью в чужую страну. И в первую ночь, когда они с королем лягут в одну
постель и король потребует вина, поднеси это вино им обоим.
Брингветта отвечает:
- Госпожа! Я охотно выполню ваше поручение.
Но вот приготовления окончены, и они садятся на корабль. Король и
королева провожают свою дочь до самого берега. Прилив уже затопил устье
реки. Многие - и женщины, и мужчины - плачут оттого, что их госпожа уезжает,
ибо пока все они находились при ней с самого ее детства, все любили и
почитали ее за ее учтивость и скромность.
И вот Исонда на корабле. Матросы поднимают паруса, и они плывут,
подгоняемые ветром. Но девушка плачет и жалуется на судьбу - она лишилась
друзей и родных и своих любимых отца и мать по милости неведомых чужеземцев.
Сильно горюет она, тяжело вздыхает и молвит:
- Лучше бы мне умереть, чем ехать туда.
Тристрам ласково утешает ее
Чем дальше они плывут, тем сильнее печет солнце. Тристраму жарко.
Мучимый жаждой, он требует принести ему вина. Один из его оруженосцев бежит
и приносит кувшин, который королева отдала на сохранение Брингветте. Мальчик
наполняет кубок и подает его Тристраму. Тот осушает кубок до половины и
затем подает его Исонде, которая допивает остальное. И вот они оба опьянены
напитком, доставшимся им по ошибке оруженосца. Из-за этого напитка суждено
им вытерпеть много горя и страданий и без конца стремиться друг к другу,
испытывая неодолимое томление и жгучую страсть. Отныне все помыслы Тристрама
обращены к Исонде, и ее влечет к нему с такой же безудержной силой. Обоих
сжигает любовь, с которой они не в силах совладать {42}.
Распустив паруса, они плывут прямехонько к Англии. И вот уже кто-то из
рыцарей крикнул, что видно берег. Все радуются, кроме Тристрама. Любовь
снедает его, и будь его воля, никогда не сошел бы он на этот берег, а
предпочел бы всю жизнь носиться по волнам со своей возлюбленной, ибо в ней
вся его радость к услада. А тем временем они подплывают к берегу и
причаливают в богатой гавани. Жители узнали корабль Тристрама, и тотчас же
один юноша вскакивает на резвого коня и мчится во весь опор к королю,
находившемуся в то время в лесу на охоте.
- Государь, - молвил он, - мы видели корабль Тристрама входящим в нашу
гавань.
Услышав эту новость, король несказанно обрадовался; юношу, принесшего
столь приятное известие, он велел готовить в рыцари и подарить ему богатые
боевые доспехи. Король скачет к берегу. Он приказывает разослать гонцов по
всей стране и объявить со всей подобающей пышностью о его предстоящей
свадьбе с Исондой, и весь день король и его свита проводят в великом
веселии.
Госпожа Исонда была женщиной умной и находчивой. Когда наступил вечер,
она взяла за руку Тристрама и привела его в спальню короля. Она велела тайно
позвать к себе Брингветту и, горько плача, ласковыми и нежными словами
умоляла девушку выручить ее из беды. Она просила ее переодеться этой ночью в
ее платье и лечь в постель короля, словно она и есть королева, сама же
королева решила переодеться в платье Брингветты; она знала, что Брингветта
была невинной девушкой, в то время как она сама уже такой не была. Они оба
так долго и красноречиво упрашивали девушку, что та согласилась исполнить их
просьбу, оделась в одежды королевы и взошла на ложе короля вместо своей
госпожи. Королева же надела платье Брингветты.
Король был доволен и счастлив, к тому же он был слегка навеселе,
отправляясь в постель, а Тристрам погасил все свечи во всех канделябрах.
Король заключил Брингветту в свои объятия и предался утехам любви. Исонда же
была очень печальна, она страшилась, что Брингветта может выдать ее, и
король обо всем узнает. Поэтому она постаралась этой ночью быть неподалеку
от них, чтобы слышать, о чем они говорят.
Как только король уснул, Брингветта покинула ложе, и королева легла
рядом с королем. Проснувшись, король потребовал вина, и Брингветта поднесла
ему с грациозным поклоном вина, сваренного ирландской королевой. На этот раз
королева не пригубила ни капли. Потом король повернулся к Исонде и обнял ее;
он не заметил, что рядом с ним находилась уже другая. И так как она была с
ним любезна и почтительна, он проявил к ней большую любовь и был так нежен и
заботлив, что она почувствовала большое облегчение. Они весело беседовали,
как то приличествовало молодости обоих, король развлекал королеву,
отвечавшую ему с королевским достоинством. Так чудесно прошла эта ночь.
Исонда весела и приветлива, она нежна с королем, все восхищаются ею и
прославляют ее, богатые и бедные. Они с Тристрамом тайно встречаются
наедине, когда только им это удается. А так как он ее верный страж и
телохранитель, то никому не приходит в голову подозревать их в чем-либо.
47. Королева решает избавиться от Брингветты
Однажды, когда королева сидела, одетая в свое пышное королевское
одеяние, ей вдруг пришла в голову мысль, что ни одна живая душа не знает об
их с Тристрамом любви, кроме Брингветты, ее камеристки. Чем больше она
размышляет об этом, тем больше подозревает, что та может выдать ее тайну,
нарушить клятву и рассказать королю хотя бы из зависти. Если же так
случится, если об их любви станет известно, то она будет опозорена, а
Тристрама король возненавидит. И думает она, что, если не будет Брингветты,
то неоткуда будет ей опасаться разоблачения. И вот она позвала двух рабов и
сказала им:
- Я поручу вам девушку. Отведите ее незаметно в лес, заведите как можно
дальше и отрубите ей голову; никто не должен знать об этом, кроме меня и
вас. В награду за верную службу я велю вас завтра же освободить и наградить
так, что вы будете жить безбедно.
Рабы отвечали:
- Как вам будет угодно, госпожа, - и поклялись в точности исполнить
поручение.
Потом она позвала Брингветту, свою камеристку, и сказала ей:
- Любезная Брингветта! Меня мучает злейший недуг; я чувствую непомерную
тяжесть в сердце, от которой разламывается голова, - так она молвила. -
Пойди в лес с этими слугами. Они знают, где растут целебные травы. Найди мне
траву, из какой я обычно делаю пластырь, и я вытяну яд из тела, и боль
пройдет, и тяжесть в сердце исчезнет. Ступай за ними. Эти слуги отведут тебя
в лес.
Брингветта отвечает:
- Госпожа, я охотно пойду с ними, ибо не может быть для меня худшего
несчастья, чем ваша болезнь. Я буду молить бога, чтобы этот недуг не стал
для вас смертельным.
И вот она пошла в лес, сопровождаемая рабами; они вошли в чащу. Один из
рабов шел впереди, другой - за нею. Вдруг тот, что шел впереди, обнажил свой
меч. Брингветта, дрожа от страха, начала громко кричать. Она ломала руки и
молила рабов ради господа бога сказать ей, в чем она провинилась и за что ее
хотят убить.
Один из рабов сказал:
- Мы не станем таиться от тебя. Я скажу тебе и затем отрублю тебе
голову вот этим мечом. Скажи же и ты, какое зло причинила ты королеве
Исонде, что она желает твоей смерти? Ведь это она велела тебя убить.
Услышав это, Брингветта взмолилась:
- Сжальтесь! Дайте мне сказать несколько слов, которые я прошу вас
передать королеве Исонде. Когда вы убьете меня, заклинаю вас именем господа,
передайте ей, что я всегда и во всем была ей верна. Когда мы выехали из
Ирландии, каждая из нас взяла с собой по шелковой ночной рубашке, белой, как
снег. И мать ее надела на нее рубашку перед тем, как расстаться. Но так как
я бедная и беззащитная девушка, я и берегла мою рубашку и не надевала ее на
корабле. Как только мы отплыли, сделалась сильная жара, госпоже Исонде стало
жарко в кожаной безрукавке, и она оставалась в ночной рубашке и ночью и
днем, так что рубашка почернела от пота. Когда мы прибыли сюда и ей надо
было взойти на постель короля как королеве, а рубашка ее не была так бела,
как ей хотелось, она попросила меня одолжить ей рубашку, и я одолжила ей
свою. Бог мне свидетель, что я не изменила ни одним помыслом. Но, видно, она
сочла мой поступок обидой для себя, раз она хочет из-за него моей смерти.
Больше ни в чем я перед ней не провинилась. Передайте ей мой привет и
скажите, что я призываю на нее божье благословение и благодарю ее за все,
что она для меня сделала, за всю ее доброту и любовь, которую она оказывала
мне с тех пор, когда я была еще ребенком, и до сего дня. Скажите, что я
прощаю ее за то, что она пожелала моей смерти, и молю за нее бога. Теперь
убивайте скорее!
48. Брингветте удается избежать смерти
Горькие слезы девушки и ее речь тронули рабов; узнав о том, что она не
провинилась ни в чем более тяжком, они сжалились над ней и решили, что вина
ее не так уж велика. Они привязали ее к высокому дереву. Потом поймали
большого зайца, отрезали у него язык и явились к королеве. Она отослала слуг
и стала расспрашивать рабов, как они справились с поручением. Тогда один из
них вытащил из кармана язык и показал его королеве говоря:
- Госпожа! Мы убили ее, вот ее язык, мы принесли его вам.
Королева Исонда спросила, говорила ли она что-нибудь перед смертью.
Тогда рабы передали ей привет Брингветты и все, что она им сказала:
- Замолчите! - вскричала Исонда. - То, что вы говорите, ужасно!
Негодяи! За что вы убили мою дорогую служанку? Я отомщу вам за ее смерть! Я
велю привязать вас к лошадиным хвостам, чтобы вас разорвали на части, или
велю сжечь вас обоих на костре, если вы не приведете ее ко мне здоровой и
невредимой. Если вы приведете ее ко мне, клянусь, что завтра же отпущу вас
на волю.
Один из рабов говорит тогда:
- Смилуйтесь, государыня! Быстро же меняются ваши желания. Вчера вы нам
говорили совсем другое, вы велели нам убить ее и обещали подарить нам за это
свободу. А если бы мы посмели отказаться, нас обоих уже не было бы в живых.
- Подлые негодяи! - вскричала королева. - Сейчас же приведите ко мне
девушку, и я сегодня же освобожу вас! Один из рабов ответил на это:
- Бог вознаградит вас за это, государыня; ваша камеристка Брингветта
жива. Я приведу ее к вам здоровую и невредимую.
Тогда она отпустила одного раба привести ее, а второго удержала при
себе.
Раб поспешил в лес, отвязал девушку и привел в покои к королеве. Увидев
Брингветту, королева Исонда тотчас утешилась от своего горя. Она бросилась
ей на шею и поцеловала ее раз двадцать, не меньше.
49. Ирландский игрец, на арфе.
Испытав Брингветту, свою камеристку, королева убедилась в ее уме и
преданности, и их снова связывают взаимная дружба и любовь. У королевы есть
все, чего она только может пожелать: Тристрам каждый день при ней, он
утешает ее своей любовью. Король ласкает ее открыто, Тристрам - тайно, и
никто не подозревает его, ибо он главный телохранитель королевы. Все их
свидания тщательно скрыты от посторонних глаз, о них не знает никто, кроме
Брингветты, никому неизвестно, что они делают и что говорят, сколь велика их
радость, веселье и нежность. Никто не подозревает об их любви, ибо Тристрам
почтительно служит королеве, как ближайший родственник короля, и все
одобряют такое его поведение. В тот день, когда им не удается побыть вместе,
они не знают, куда деваться от тоски. Любовь их неистощима, она снедает их
тайно и явно.
Тристрам был человек мужественный, учтивый и разумный. Он был
доблестный рыцарь. Однажды он находился на охоте, а в это время к гавани
пристала огромная великолепная ладья. На этой ладье прибыл некий ирландский
ленник {43}, он был владельцем этой ладьи и главный над всеми судами в
Ирландии. Этот ленник был человек высокомерный и честолюбивый. Он прибыл во
дворец короля Маркиса на прекрасном коне, в роскошной одежде. Под полой
плаща у него была спрятана арфа, вся изукрашенная золотом. Он приветствует
короля и королеву Исонду. Она сразу узнала его. Когда-то он домогался ее
любви и теперь ради нее прибыл ко двору короля. Узнав его, королева
рассказывает королю, кто он и откуда и просит короля принять его достойно и
с почетом. Король согласился и посадил его за стол рядом с собой, чтобы он
брал еду из его тарелки. Тут все увидели, что прибывший музыкант. Он вешает
свою арфу на стену поблизости от себя, он ни за что не хочет с ней
расстаться, несмотря на весь почет и оказываемую ему дружбу.
Но вот король насытился и столы убрали. Наступает время веселья и
развлечений. Тогда король обращается к ирландскому леннику и спрашивает у
него так громко, что его слышно по всей зале, не искусен ли тот в игре на
арфе и не окажет ли он в таком случае ему любезность, исполнив какую-нибудь
мелодию. Ирландец отвечает, что не имеет обыкновения играть перед королями
других государств, не узнав, какая его ждет награда.
Король молвил:
- Исполни для нас какую-нибудь ирландскую мелодию, песню, и ты
получишь, что пожелаешь.
Тот согласился, взял арфу и сыграл ирландскую мелодию, и слушатели
остались довольны его искусством. Тогда король просит его исполнить еще одну
мелодию, чтобы она была не хуже этой. Он исполнил еще. одну, много лучше
прежней, и все восторгались его игрой. Тогда он обратился к королю и во
всеуслышание потребовал от него выполнить условие, которое тот сам назначил.
- Условие будет выполнено, - молвил король. - Скажи мне, чего ты
хочешь?
Ирландец отвечает:
- Отдай мне Исонду, ибо в целом твоем государстве нет такой
драгоценности, какую я мог бы предпочесть ей. Король отвечает:
- Клянусь богом, ты ее не получишь. Проси чего-нибудь другого, чтобы я
мог выполнить твою просьбу. Он отвечает:
- Выходит, ты солгал мне и нарушил клятву, которую ты дал в присутствии
всех придворных. И по закону ты не можешь быть больше королем и управлять
государством, ибо властитель, который солгал при свидетелях, нарушил данное
им слово и не сдержал своей клятвы, не может быть государем и властвовать
над почтенными сеньорами. Если же ты оспариваешь справедливость моих слов, я
обращусь к суду честных и беспристрастных рыцарей. Если среди твоих людей
найдется кто-либо, кто откажется признать мою правоту и осмелится выступить
против меня, я сегодня же в присутствии всего твоего двора докажу с помощью
оружия, что ты действительно обещал мне исполнить любое мое желание, в чем
бы оно ни заключалось.
50. Тристрам освобождает Исонду от ирландца
Выслушал король Маркис эти его слова и обвел взглядом всех своих
вооруженных рыцарей. Ни на одной скамье не увидел он никого, кто осмелился
бы опровергнуть слова ирландца или же выступить на защиту короля, освободить
королеву, ибо об ирландце известно, что он жесток, ловок и искусно владеет
оружием.
Видит король, что никто не хочет сразиться с ирландцем. Отдал он ему
тогда свою жену, как рассудили рыцари и бароны. Тот радуется, забирает
Исонду и скачет с ней к морю. Исонда убивается и плачет, тоскует и тяжко
вздыхает. Горько сетует она на свою судьбу, проклиная тот день, когда ее
возлюбленный отправился на охоту, ибо доведись ему присутствовать при том,
как торговали королевой, он бы выкупил ее в суровом поединке, и скорее
расстался бы с жизнью, чем позволил увезти Исонду. Ирландец тащит ее,
плачущую, в свой шатер, кладет на постель и велит готовить ладью к отплытию.
Ладья же была вытащена на песок, и уже начинался прилив, хотя волны еще не
достигали судна.
В это время Тристрам возвращается из леса и узнает о том, что королева
Исонда отдана чужестранцу и им увезена. Он велит оруженосцу принести его
скрипку, вскакивает на коня и мчится во весь опор к ирландским шатрам.
Достигнув холма неподалеку от шатра, он спешился и велел оруженосцу стоять
на страже, сам же отправился со своей скрипкой к шатру и видит Исонду в
объятиях того ленника. Тот изо всех сил старается ее утешить, но она
отказывается от его утешений, плачет и тоскует.
Увидев у входа в шатер скрипача, ирландец подозвал его:
- Иди сюда, болван, развлеки нас своей игрой; я подарю тебе плащ и
много денег, если только ты сумеешь утешить мою госпожу. Молвил тогда
Тристрам:
- Бог вам воздаст за это, господин, Я постараюсь так развеселить ее
своей игрой, чтобы она на целый год забыла, что такое слезы.
Он настроил скрипку и сыграл для них множество прекрасных мелодий. До
самого вечера слушала его Исонда, радуясь тому, что ее друг возвратился и не
бросил ее в беде. Когда Тристрам закончил игру, судно было уже на волнах, и
один из ирландцрв обратился к леннику:
- Господин! Нам надо как можно скорее отплыть отсюда. Вы и так слишком
замешкались здесь. Если сеньор Тристрам вернется с охоты, он может помешать
нашему отъезду. Он самый знаменитый среди рыцарей этого королевства и самый
главный из всех.
Ленник отвечает на это:
- Вы жалкие трусы, если боитесь его. Друг, - обращается он к Тристраму,
- сыграй мне еще одну мелодию, утешь Исонду, мою супругу, чтобы ее печаль
рассеялась.
Тристрам попробовал струны на скрипке и сыграл им дивную и превосходную
песню {44}. В этой песне говорилось о любви. Всем сердцем слушала его
Исонда. Долго выводил он мелодию и закончил ее на грустной ноте. А в это
время начался такой прилив, что вода залила причал, к которому было
привязано судно.
Молвил тогда ирландец:
- Что будем делать? Как нам переправить Исонду на судно? Придется
дожидаться отлива, тогда она сможет взойти на причал, не замочив ног.
Тристрам говорит:
- Здесь неподалеку, в долине, я оставил своего коня.
- Приведи же его, - говорит ирландец.
Тристрам находит своего коня, садится на него, берет свой меч и скачет
к ирландскому леннику.
- Господин, - промолвил он, - передай мне госпожу Исонду. Клянусь, что
у меня она будет в безопасности.
Сажает тогда ирландец королеву в седло к Тристраму и просит его быть
как можно почтительнее и осторожнее с его милой Исондой.
Как только Исонда оказалась в руках Тристрама, он громко воскликнул:
- Эй, ты, дурак и простофиля, послушай, что я тебе скажу. Ты добыл
Исонду своей арфой, а потерял ее из-за скрипки. Поделом тебе, что ты лишился
Исонды, ибо обманом ты получил ее. Теперь ты проучен и опозорен. Отправляйся
домой, в Ирландию, подлый предатель. Предательством ты выманил ее у короля,
а я выманил ее у тебя хитростью. - И, пришпорив коня, Тристрам быстро
проскакал вверх по откосу и скрылся в лесу.
Теперь уже и в самом деле ирландец лишился Исонды, ибо Тристрам умчал
свою возлюбленную. Вечер застал их в лесу. Они построили себе шалаш из
веток, и в ту ночь никто не потревожил их покой. А утром, едва забрезжил
рассвет, он отвез ее в замок и отдал ее королю со словами:
- Государь, - молвил он. - Правду говорят, что тот, кто отдает женщину
за одну мелодию, сыгранную на арфе, не заслуживает с ее стороны большой
любви. В другой раз берегите ее получше, ибо чтобы добыть ее, потребовалось
большое искусство.
51. Сенешалю Мариадоку становится известно о любви Тристрама и Исонды
Тристрам любит Исонду неистребимой любовью, и она любит его столь же
беззаветно. Ни один из них не может превзойти другого в нежности и ласках.
Так горячо они любят друг друга, что ни на час не могут расстаться. Все
труднее становится им скрывать свою любовь, но все же никто не знает о ней
наверное. Однако их уже начинают подозревать.
У Тристрама был товарищ, которого он очень любил и во всем ему доверял.
Этот товарищ был сенешалем и любимым приближенным короля, который во всем
слушался его советов. Его звали Мариадок. Они с Тристрамом были неразлучны и
жили в одной комнате. Однажды ночью, когда они оба там спали, Тристрам
потихоньку выскользнул из постели, дождавшись, когда сенешаль заснул. Земля
была покрыта свежевыпавшим снегом, а луна светила, как днем. Он подошел к
садовой ограде и вынул из нее доску в том месте, где он обычно пролезал. Его
встретила Брингветта и проводила в покои госпожи Исонды, затем взяла
деревянный колпак и накрыла им зажженный подсвечник, чтобы свет от свечей не
проникал к ним. Потом она ушла к себе в постель и забыла запереть дверь, а
Тристрам тогда миловался с королевой.
А в это время сенешалю приснился сон, будто из леса выскочил огромный
дикий кабан - и, разевая пасть и скаля клыки, точно бешеный, словно желая
разнести в клочья все, что попадется ему на пути, помчался к замку. И никто
из всей королевской свиты не смеет остановить его или хотя бы задержать. И
видит он, что кабан устремляется к королевской постели и ударяет короля
между лопатками так, что вся постель забрызгана кровью и пеной изо рта
кабана. И много народу сбежалось помочь королю, но никто не смеет
подступиться. Мариадок проснулся, задыхаясь от страха, ему кажется, что все
это происходит наяву. Но вскоре понял он, что это был сон. И хочет он
узнать, что может этот сон значить.
И вот он зовет Тристрама, своего товарища, и хочет рассказать ему свой
сон. Шарит он рукой по постели, ищет Тристрама, но того нигде нет. Он встал
и пошел к двери и видит, что дверь открыта. Он решил, что Тристрам
отправился куда-нибудь поразвлечься этой ночью. Странным только кажется ему,
что он ушел тайно, так что никто не заметил его ухода, и что он никому не
сказал, куда идет. И видит он на снегу его следы. Тогда Мариадок надевает
сапоги и идет по следу Тристрама, хорошо освещенному луной. Дойдя до ограды,
он видит в ней щель, через которую прошел Тристрам. Хочет он узнать, куда
приведет его след, однако ему не приходит в голову подозревать королеву - он
думает, что Тристрам завел шашни с ее камеристкой, и вот он крадется дальше
и неслышно входит в покои короля, чтобы разузнать о том получше, и вдруг
слышит голоса Тристрама и королевы. Не знает он, как ему поступить. Он
удручен тем, что узнал, и думается ему, что за такое оскорбление и
бесчестие, нанесенное королю, должен Тристрам поплатиться. Однако он не
решается донести на них, ибо боится, как бы его не обвинили в клевете. Он
вернулся домой тем же путем и сделал вид, будто ни о чем не догадывается.
Вернувшись к себе, Тристрам лег в постель рядом с ним, и ни один из них ни
словом не обмолвился другому о событиях этой ночи.
То был первый случай, когда их любовь вышла наружу. Никогда раньше
никому не удавалось застать их, ни днем, ни ночью. И все же прошло немало
времени, прежде чем завистники и враги Тристрама открыли их тайну королю
{45}.
Узнав об этом, король пришел в большое уныние; он сделался мрачен и
удручен, и потерял покой. Не знает он, на что ему решиться, и велит следить
за королевой и Тристрамом.
52. Король Маркис испытывает Исонду
Король задумал испытать королеву, он сочиняет разные небылицы и хочет
услышать, что она скажет. Однажды, лежа в своей постели рядом с Исондой,
король тяжело вздохнул и обратился к ней с такими словами:
- Госпожа моя, - молвил он. - Я хочу сделаться паломником и отправиться
за море, к святым местам, чтобы помолиться. Только не знаю я, на кого мне
оставить двор. И потому я хочу услышать, что ты мне посоветуешь, как ты
думаешь распорядиться и каково будет твое решение. Скажи мне, под чьим
покровительством ты желаешь остаться, и я последую твоему совету.
Исонда отвечает:
- Странным кажется мне, что вы сомневаетесь, как вам поступить в таком
случае. Кто сможет оказать мне покровительство лучше, чем сеньор Тристрам?
Мне кажется, что мне больше всего пристало находиться под его опекой. Он вам
племянник, и он будет ревностно следить за тем, чтобы честь ваша всегда и во
всем соблюдалась, и будет заботиться о благе вашего двора и поддерживать
спокойствие, чтобы все были довольны.
Король выслушал ее слова и ее совет и утром отправился к сенешалю,
который подстрекал его против Исонды {43}, и пересказал ему ее слова. Тот
отвечает:
- Теперь вы сами видите, что я говорил вам правду. Своими речами она
сама себя выдала, ибо она так его любит, что не может этого скрыть. Странно,
что вы так долго терпите такое оскорбление, вместо того чтобы прогнать от
себя Тристрама.
Король сильно смущен, его одолевают сомнения, и он почти готов поверить
в справедливость того, что ему рассказывают об Исонде и Тристраме.
Встав с постели, Исонда подозвала к себе Брингветту, свою камеристку, и
молвила:
- Знай, дорогая подруга, что у меня есть хорошая новость, которая
радует мое сердце: король хочет отправиться в паломничество, а я останусь на
попечении моего милого, и никто не помешает нам предаваться забавам и
утехам.
Брингветта спрашивает:
- Откуда вам это известно? Кто сказал вам об этом?
Исонда рассказала ей все, что говорил король. Поняла Брингветта, что
королева допустила оплошность и сказала:
- Вы совсем не умеете соблюдать тайну. Король хотел испытать тебя и
понял, что ты не способна скрывать свои чувства. Это подстроено сенешалем,
он придумал эти сказки, чтобы заставить тебя проговориться, а ты им
поверила. Своими словами ты сама себя уличила.
И она наставляет ее и учит, как ответить королю, чтобы не попасться в
силки, которые расставил ей сенешаль.
53. Снова о Маркисе и Исонде
Короля Маркиса мучает бессоница. Он озабочен и хочет доподлинно узнать,
правда ли то, в чем обвиняют Исонду и Тристрама, или это одни наветы. На
следующую ночь, когда он ложится спать рядом с Исондой, он снова прибегает к
хитрости и хочет второй раз испытать ее {47}. Он с нежностью заключает ее в
свои объятия, целует и оказывает ей ласки, какие одинаково в ходу и в
хижинах, и во дворцах. Но она тотчас поняла, что это он ее испытывает, как в
прошлый раз. И притворяется она огорченной, вздыхает от всего сердца и
громко проклинает день, когда она впервые увидела короля и впервые взошла на
его ложе. Молвила она:
- Несчастная я! На горе и страдания я родилась! Видно, печаль - мой
удел, и мне суждено всегда лишаться самого дорогого. Тот, к кому устремлены
все мои помыслы, меня вовсе не любит. - И она сетует, плачет и гневается и
тоскует, чтобы король видел, как велики ее горе и скорбь.
Молвил тогда ей король:
- Прекрасная госпожа моя, - сказал он. - Что с вами, и отчего вь|
плачете?
Исонда отвечает:
- Много будет у меня причин горевать и убиваться, если только вы не
захотите утешить меня. Я думала, что вы шутили со мной прошлой ночью,
говоря, что собираетесь уехать из страны, что вы испытываете меня, но теперь
я убедилась, что вы всерьез задумали отправиться в эту поездку. Несчастна
жена, которая слишком сильно любит своего мужа. Выходит, ни одному мужчине
нельзя верить, если вы собираетесь уехать от меня и бросить меня здесь одну.
Раз уж вы на это решились - почему вы скрываете это от меня? Сегодня я
доподлинно узнала, что вы задумали уехать. Почему вы бросаете меня, кто из
ваших друзей возьмет меня под свою защиту? По вашей вине я осталась без
помощи и поддержки, променяла на вас отца и мать, родных и друзей, почести,
славу и королевство. Стыд и позор, что вы бросаете меня. Не будет мне
утешения ни днем, ни ночью, если вы лишите меня своей любви. Заклинаю вас
господом, останьтесь дома или возьмите меня, горемычную, с собой.
Король Маркис молвит:
- Госпожа моя, разве я оставлю тебя одну? Тристрам, мой племянник,
возьмет тебя под свое покровительство и будет служить тебе с усердием и
оказывать тебе подобающие почести. Во всем моем королевстве нет никого, кого
я любил бы так, как Тристрама, в особенности за то, что он служит тебе с
таким усердием.
Исонда отвечает:
- Воистину я несчастная женщина, если он возьмет надо мной
покровительство и я буду находиться на его попечении. Я отлично знаю цену
его службе, его нежности и любезности ко мне. Одни красивые слова, а на
самом деле - тут нет ничего, кроме тщеславия и обмана. Он притворяется моим
другом, потому что он убил моего дядю, и хочет задобрить меня, чтобы я не
думала о мести и не питала к нему ненависти. Но да будет ему известно, что
вся его нежность не в состоянии заставить меня забыть о великом горе, позоре
и оскорблении, что он нанес мне и моему роду. Если бы он не был вашим
племянником, государь, он уже давно почувствовал бы мой гнев, и я непременно
отомстила бы ему за мои слезы и горе. Но с этой минуты я не хочу больше ни
видеть его, ни говорить с ним. Оттого я с ним нежна, что на меня клевещут,
будто я ненавижу вашего племянника и самого близкого друга, ибо есть
пословицы: "Женский нрав бывает опасен" или "Редкая жена любит родственников
своего мужа", или же "Жена всегда стремится держать мужа под башмаком". Вот
я и старалась избежать наговоров и клеветы, принимая его любезность и
услуги. Никогда я не соглашусь оказаться в его власти и принимать его
услуги; прошу вас, государь, возьмите меня с собой.
Так долго вела она в тот раз подобные речи, что гнев короля поостыл.
Идет он к сенешалю и говорит ему, что королева вовсе не любит Тристрама. Но
сенешаль пускает в ход все свое искусство и снова учит короля, что сказать
королеве и как испытать ее. Выслушав его, король идет к королеве и говорит,
что все же отправится в паломничество, а ее оставит на попечение
достойнейших из числа своих друзей и близких, которые будут оказывать ей
должные почести - "но я не хочу сделать ничего, что могло бы огорчить вас,
или было бы вам неугодно. И если вам не по душе, чтобы Тристрам, мой
племянник, служил вам, из любви к вам я удалю его от вас и отошлю в другую
страну {48}, ибо я не хочу любить его против вашей воли и в ущерб вашему
достоинству".
Исонда отвечает:
- Государь, - молвила она. - Вы не должны поступать так жестоко, ибо
тогда люди начнут распространять по всему вашему королевству слухи, будто я
забрала над вами непомерную власть и будто я ненавижу вашего племянника за
убийство Морольда и стараюсь возбудить ненависть к нему, ибо добиваюсь
лишения его наследства - ведь он ваш ближайший родственник и должен после
вас вступить во владение государством. Такая пойдет обо мне молва, и к тому
же я вовсе не хочу, чтобы вы из любви ко мне возненавидели сына вашей
сестры. Не подобает вам отсылать его прочь из-за меня и лишать его
наследства и вашего расположения и любви, Я всего лишь женщина; если
начнется война, ваши враги скоро отнимут у меня ваши земли, ибо у меня нет
войска и я не умею сражаться. И про меня скажут, что это я виновата в том,
что Тристрам, самый надежный защитник государства, оказался далеко отсюда,
ибо я его так ненавидела, что не могла вынести его присутствия. Поэтому
возьмите меня с собой, или же поручите ему мою опеку, равно как и защиту
нашего государства.
Король внимательно выслушал слова Исонды, и понял, что она неравнодушна
к Тристраму, и в нем вспыхнули прежние подозрения; вновь его одолевают горе
и заботы, гнев и мрачные думы.
Утром королева наедине рассказала обо всем Брингветте. И та назвала ее
глупой и неразумной и научила, как ей надлежит ответить королю, если он
захочет изгнать Тристрама {49}.
54. Король велит следить за Тристрамом и Исондой
Король не хочет, чтобы Тристрам оставался при дворе из-за молвы,
которая ходит о нем и королеве, и решает их разлучить. Тристрам живет теперь
в домике неподалеку от дворца, но вне его стен. У него есть жилье, и он не
знает ни в чем недостатка, а он, как и Исонда, мрачен оттого, что они не
могут видеться. Чахнут они оба в разлуке от горя и тоски, ибо отнята у них
радость. Весь двор это замечает, не может это укрыться и от короля, и вот он
задумывает одну хитрость. Он знает, как жаждут они встретиться, ибо
изнемогают в разлуке - но их обоих зорко стерегут.
Однажды король кличет своих охотничьих собак и велит седлать коней. Он
посылает слуг в лес, велит построить шалаши и разбить шатры, доставить туда
вина и провизии, ибо он собирается провести на охоте шесть недель, а может,
и больше. Он просит у королевы, согласно обычаю, разрешения на поездку и
отправляется в лес.
Когда Тристрам услышал о предстоящем отъезде короля, он очень
обрадовался. Он притворился больным и сидит дома, обдумывая, как повидаться
с королевой. Он берет сучок, состругивает с него кусочки коры, и делает это
с невиданным искусством, ибо, брошенные в воду, они не тонули; легкие, как
пена, они плыли по поверхности воды, не боясь, что течение захлестнет их.
Всякий раз, желая увидеться с Исондой, Тристрам бросал стружки в реку 50,
которая протекала у подножья башни рядом со спальней королевы, и королева,
увидев эти стружки, знала, что он зовет ее, и спешила ему навстречу.
И вот, когда Тристрам стоял и строгал сучья, из дворца вышел один
карлик {51}. Поравнявшись с Тристрамом, он сказал ему:
- Королева Исонда шлет тебе свой привет. Она просит передать тебе, что
желает говорить с тобой. Постарайся непременно придти к тому месту, где ты с
ней виделся в последний раз. Думаю, что ты помнишь об этом свидании и место
тебе известнд. Не бойся, я никому не скажу. Тебе нечего опасаться, ибо весь
двору короля на охоте. Поэтому она просит придти поговорить с ней этой
ночью. Скажи же скорее, каков будет твой ответ на ее слова, ибо я не смею
дольше здесь оставаться - злые люди и так мне завидуют, говорят королю, что
это я околдовал вас. Если они узнают, что я был здесь, они донесут на меня
королю.
Тристрам молвил:
- Друг, - сказал он ему, - спасибо тебе за то, что ты хочешь быть моим
посыльным, и я постараюсь вознаградить тебя за это позднее. Пока же,
возьмите мой плащ, подбитый песцовым мехом. Это не очень много, в другой раз
я одарю тебя щедрее. Прошу тебя, передай достопочтенной госпоже Исонде мой
привет и уверения в дружбе, и скажи, что я не смогу придти, ибо у меня
сильно разболелась голова и я всю ночь пролежал больным. Но утром, если
смогу, я приду, если она желает меня видеть, - чтобы выслушать, чего она от
меня хочет.
Карлик попрощался с Тристрамом и вернулся в замок. Пошел он туда, где
король находился в засаде, и рассказал королю о том, что он передал
Тристраму и что он ему ответил.
- Король, - сказал он, - Тристрам не пожелал мне открыться. Но этой
ночью вы все-таки сможете их увидеть и убедиться своими глазами в том, что
им так долго удавалось скрывать, ибо я видел, что он строгал сучья и бросал
в реку стружки, как он обычно поступает, когда хочет вызвать Исонду на
свидание.
Они долго шептались и под конец договорились, что король спрячется этой
ночью в саду, в том месте, где обычно встречались Тристрам и Исонда, чтобы
присутствовать при их свидании.
55. Вероломство карлика
С наступлением вечера Тристрам покидает свое жилище и крадется в сад, к
реке, ибо Исонда обычно каждый вечер выходит на берег той реки посидеть,
отдохнуть и повздыхать о своей загубленной молодости. Подойдя к реке, она
замечает в воде плывущие стружки {52}; поняла она, что Тристрам в саду.
Закутывается она поплотнее в мантию из белого меха, опускает на самые глаза
капюшон, входит в сад и спешит прямо к дереву, за которым спрятался король
{53}. В этот момент всходит луна и освещает все вокруг. Тристрам увидел на
земле тень короля и остановился; понял он, что король их подкарауливает.
Боится он, что королева может не заметить тени. Но в этот момент она
замечает тень; она боится, что король обнаружит Тристрама. Постояв, оба
разошлись в разные стороны. Поняли они, что их предали. Они удручены и
подавлены. А король, сидя под деревом, почувствовал стыд и раскаяние. Он
перестал на них гневаться и разрешил Тристраму вернуться ко двору.
Однако втайне король замыслил еще раз испытать их обоих хитростью.
Однажды, когда они все были в королевской спальне, король распорядился,
чтобы им всем троим пустили кровь. Тристрам не заподозрил в том никакого
лукавства. Но ночью, когда всех начал одолевать сон, король обратился к
Тристраму:
- Дорогой племянник, - сказал он. - Потуши огонь во всех подсвечниках,
моим глазам больно от яркого света.
А сказать так его научил злой карлик, одинаково горячо ненавидевший
Исонду и Тристрама. Карлик тот задумал неслыханное коварство. Ночью он
выбрался из своей постели, зачерпнул из ларца, стоящего рядом с его
постелью, полную горсть муки и посыпал ею весь пол: если Тристрам вздумает
приблизиться к королеве, следы его ног отпечатаются на покрытом мукой полу.
Но Брингветта увидела, как он сыпал муку и предупредила Тристрама. Прошло
немного времени. Король встает со своего ложа. Он жалуется на духоту и
говорит, что хочет пойти к заутрене. Он велит карлику сопровождать его. И
вот король ушел, а Тристрам остался в спальне и размышляет, как бы ему
проникнуть к королеве; он знает, что по полу пройти нельзя, ибо на нем
останутся следы. И вот он прыгает через всю комнату на ложе короля. Но от
прыжка его жилы раскрылись и кровь всю ночь сочилась из них. Заслышав шаги,
Тристрам поднялся и прыгнул обратно на свое ложе. Король вошел в комнату и
увидел на ложе кровь. Спрашивает он Исонду, откуда кровь; она говорит, что
это от пореза на ее руке. Король идет к ложу Тристрама и видит, что он весь
в крови. Понял он, что Исонда солгала ему. Королю это кажется веской уликой,
он удручен и разгневан. Не знает он, чему верить, знает только, что это
кровь, а других доказательств у него нет. И потому его терзают сомнения, он
не знает наверное, но оправдывать их он больше не может. Все же он не хочет
предать их публичному позору. И посылает он гонцов ко всем своим ленникам и
баронам и рассказывает им, в какую печаль повергли его Исонда и Тристрам. И
все ленники сочли, что надо отомстить за честь короля, если обвинения
подтвердятся.
56. Совет по делу Тристрама и Исонды
И вот король назначил всем своим особо доверенным вассалам встречу в
Лондоне {54}. На встречу явились все, кто дорожил дружбой с королем:
епископы, ленники и мудрейшие мужи, жившие в то время в Англии. Король
попросил у собравшихся совета, как ему поступить с Тристрамом и Исондой,
навлекшими на него такой позор и ославившими его перед всем государством.
Вассалы дают ему различные советы, кто глупые, а кто толковые и разумные.
Затем встал старик епископ и обратился к королю:
- Государь, - молвил он, - выслушайте, что я вам скажу, и если моя речь
покажется вам убедительной, последуйте моему совету. В нашей стране найдется
немало людей, которые обвиняют Тристрама, но не могут доказать его
виновность. Вы, государь, просите совета; мы обязаны дать вам разумный и
правильный совет. Не подобает вам терпеть эту клевету, но вы не можете
предать их публичному позору, ибо вы ни разу не застали их вместе и не
можете предъявить неопровержимых доказательств. Так как же вы можете
подвергнуть суду своего племянника и супругу? Ведь она ваша законная жена, и
вы не можете расстаться с ней, ибо у вас нет явных доказательств того, в чем
ее обвиняют враги и завистники. Не подобает вам прислушиваться к клевете и
наветам и разным слухам, которые распространяет простой народ, верящий в
них, независимо от того, правда это или ложь. И часто лжи верят не меньше,
чем правде. Но так как вы слишком долго терпели клевету, оскорбительную для
королевы, вам следует вызвать ее сюда, на совет, чтобы она могла предстать
перед вельможами. Выслушайте тогда, что я скажу и что она ответит. И после
того, как она ответит, мы объявим ей, что она не сможет спать на ложе
короля, пока не очистится от этой клеветы.
Король отвечает:
- Вот решение, которое я готов перед всеми ленниками и вельможами
признать справедливым.
Послали за Исондой, и она явилась в залу совета и села. Встал тогда
епископ и обратился к ней:
- Королева, - молвил он. - Выслушай, что король желает сообщить тебе.
Всем известна клевета, которую вот уже больше года беззастенчиво возводят на
тебя и на Тристрама, племянника нашего короля. Правда, это или нет, но на
вас открыто наговаривают и клевещут, нанося тем оскорбление королю. Сам же
он не знает за вами ничего дурного, кроме этой клеветы, которую на вас
возводят, никто же не может представить явных улик. И вот я предъявляю тебе
обвинение перед собравшимися здесь вельможами и ленниками, и требую, чтобы
ты согласилась подвергнуться испытанию и избавиться от клеветы и вывела
короля из заблуждения, ибо не подобает тебе спать с королем в одной постели,
пока ты не очистишься от этой клеветы.
Прекрасная Исонда была женщина умная, учтивая и сообразительна. Она
встала и обратилась к королю:
- Дорогой государь, вы знаете, что мне известно о клевете, которую
возводят на меня завистники и злые люди, ибо, как говорится с давних пор,
мало кому удается прожить без наветов и наговоров. Но дивлюсь я, что люди
без вины возводят на меня напраслину. Им это нетрудно сделать, ибо я
чужеземка, мои близкие и родные далеко от меня. Я здесь совсем одна, словно
взятая в плен рабыня, поэтому я знаю, что не от кого мне ждать сочувствия. Я
прошу у короля, моего повелителя, дать мне возможность оправдаться клятвой в
присутствии всех придворных. Каково бы ни было назначенное мне испытание, -
суд раскаленным железом или что-нибудь другое, - я сумею отвести от себя
упреки завистников, ибо меня оклеветали безвинно. Если же мне не удастся
пройти через это испытание, пусть король велит сжечь меня на костре или
привязать к лошадям, чтобы они разорвали меня на части.
57. Король соглашается на просьбу Исонды
Король слышит слова Исонды о том, что она согласна на испытание
раскаленным железом и на любое другое испытание. Видит он, что не подобает
ему требовать от нее чего-либо большего. У него нет прямых доказательств ее
вины, и он не может лишить ее права на оправдание. Молвил он ей:
- Подойди сюда, - сказал он, - и подтверди в присутствии всех этих
вельмож, что ты согласна пройти через испытание, о котором ты просишь, и я
охотно исполню твою просьбу. Поезжай затем в Корбинборг {55}. А вам,
вельможи, я повелеваю явиться туда через месяц, и мы вместе будем вершить
честный и праведный суд.
Исонда приблизилась к королю и торжественной клятвой подтвердила, что
не отказывается от испытания, о котором сама попросила. Вельможи и свита
короля прощаются и пускаются в обратный путь. Исонда остается одна, она
печальна и встревожена, она боится, что клевета, в которой ее обвиняют,
может подтвердиться.
58. Тристрам переносит Исонду с лодки на берег
Близится день суда. Вот что придумала Исонда: посылает она гонца к
Тристраму {56} и просит его в назначенный день выйти навстречу ей к реке в
месте брода. Она просит его одеться так, чтобы никто не мог его узнать. Она
желает, чтобы он вынес ее на берег из лодки, на которой ее перевезут через
реку, и тогда она поведает ему один секрет.
Тристрам передал со слугой, что он так и сделает, и в назначенный лень
выходит ей навстречу. Никто не признал его, ибо он до неузнаваемости изменил
свою внешность: лицо вымазано коричневой глиной, он одет в нищенское рубище,
поверх которого наброшена старая накидка. Королева тем временем отплывает от
берега. Она велит править к тому месту, где сидит Тристрам, и лодка сразу
зарывается в песок. Тогда она громко окликает Тристрама:
- Друг, - говорит она, - подойди сюда и перенеси меня на берег; мне
сдается, ты бывалый моряк.
Тристрам идет к лодке и берет ее на руки. Она тихонько велит ему упасть
на песок, когда он будет подниматься по откосу. И вот он уже на берегу. Она
подбирает платье - и он падает, не выпуская ее из своих объятий.
Завидев это, ее спутники бегут к нему из лодки, кто с палкой, кто с
веслом, кто с багром, и хотят прибить его. Но королева просит не трогать
его, она говорит, что он упал нечаянно, должно быть, он устал, ослаб от
долгого пути, "ведь он паломник, прибывший издалека". Они смеются в ответ на
ее слова, шутят над тем, как паломник повалил ее на песок. Все в один голос
хвалят ее за то, что она в своем великодушии не позволила обидеть убогого.
Никто не догадался, что она это подстроила нарочно.
Потом они садятся на лошадей и едут своей дорогой, весело вспоминая
забавное падение паломника.
- Что же тут удивительного, - молвила Исонда, - что паломник решил
немного поразвлечься и пощупать мои белые коленки? Только теперь я уже не
смогу поклясться, что ни один мужчина, кроме короля, не сжимал меня в своих
объятиях.
Но вот они прискакали в королевский замок, и королева сошла со своего
коня, а следом за ней спешились и все ее спутники.
59. Исонда произносит клятву и берет в руки раскаленное железо
К месту суда прибыл весь двор короля. Вид у короля суровый и
неприступный, он жаждет мести и полон решимости судить Исонду раскаленным
железом за ее любовь к Тристраму. Железо кладут в огонь, чтобы оно как
следует раскалилось. Три епископа служат молебен. Пока он длится, Исонда
щедро раздает милостыню. Она снимает с себя все золотые и серебряные
украшения, все роскошные одежды и отдает все это немощным и увечным, сиротам
и бедным вдовам. При виде ее босой, в одной тонкой шерстяной тунике, у
каждого сердце обливается кровью. Все плачут, и те, кто знает Исонду, и те,
кто видит ее в первый раз, местные жители и чужеземцы, богатые и бедные,
молодые и старые - всем жаль королеву. Принесли ковчег со святыми мощами,
над которыми ей предстоит произнести клятву. Плача и дрожа, она подходит и
кладет на ковчег правую руку. Слышит она, как ленники спрашивают друг друга,
нельзя ли как-нибудь смягчить испытание. Одни считают, что к королеве нужно
отнестись со всей суровостью и заставить ее раскаяться, другие охотно
помогли бы ей избежать наказания. Большинство вслед за королем склоняются к
тому, чтобы не давать ей никаких поблажек, когда она будет произносить свою
клятву.
Молвила тогда Исонда:
- Король, - произнесла она, - выслушай мою клятву. Никогда ни один
мужчина, рожденный от женщины, не держал меня в своих объятиях, кроме тебя,
короля, и того несчастного паломника, который повалил меня на песок на ваших
глазах, когда выносил меня из лодки. Да поможет мне бог пройти через
испытание раскаленным железом и да пошлет он мне свое знамение. С другими
мужчинами я не грешила, клянусь в том богом и этими святыми мощами. Если эта
клятва кажется вам недостаточно убедительной, скажите скорее, какую клятву
вы хотите от меня услышать, и я поклянусь.
Король видит слезы Исонды и слышит рыдания собравшихся вокруг людей,
бедных и богатых, сочувствующих ее страданиям. Сердце его смягчилось, и
молвил он Исонде:
- Я слышал твою клятву, и нахожу, что она годится. Возьми же, - молвит
он, - эту железную полосу. И пусть бог явит тебе такое знамение, какое ты
заслужила своими делами.
- Да будет так! - молвила Исонда. Она бестрепетно схватила раскаленный
кусок железа и смело, не дрогнув, прошла с ним несколько шагов. И бог в
своем милосердии явил ей знамение и вернул ей согласие и любовь короля, ее
супруга и повелителя, честь и почет.
60. Король прощает Исонду
Отбросив железо, не оставившее на ее коже никакого следа, Исонда
опускается на землю. Она зовет короля и говорит ему, что ненавидя своего
племянника из-за королевы, он поступает как ребенок. Теперь королю это
кажется глупым, и он уже раскаялся в своей подозрительности по отношению к
племяннику, принесшей ему столько горя и ненужных страданий. Все сомнения,
какие у него были, рассеялись, он решает впредь не слушаться завистников.
Думает он, что Исонду оклеветали напрасно. Он нежно обнимает Исонду, чтобы
она поскорее утешилась после пережитых страданий. Ничего нет на свете дороже
для него, чем приветливость Исонды и ее любовь. Сверх всякой меры любит ее
король, и нет никого, кто был бы ему милее прекрасной Исонды.
61. Собачка из страны эльфов
А в это время Тристрам, доблестный и достойный рыцарь, находился далеко
от королевства Маркиса, с которым они расстались как враги, и служил при
дворе одного герцога в польской стране. Герцог оказывал ему большие почести
и отличал изо всех друзей за его славу, доблесть и знатное происхождение, за
его знание придворных обычаев, учтивость и мужество, в котором он
превосходил всех других.
Однажды Тристрам сидел возле герцога, погруженный в печальные раздумья,
как это часто бывает с теми, кто находится в чужой стране и разлучен с той,
в ком его радость, утешение и счастье. Задумавшись о своей горькой участи,
он начал вздыхать, сам того не замечая. Видя, что он озабочен, герцог велит
слугам принести свою любимую забаву. Он хочет развеять тоску Тристрама,
исцелить его от недуга, отвлечь от мрачных мыслей.
У ног герцога слуги расстелили роскошный коврик из драгоценной
пурпуровой ткани. Двое других слуг привели к нему собачку, доставшуюся
герцогу в подарок от эльфов {57}.
Это было необыкновенно красивое существо. Никто не мог бы описать
словами красоту этой собачки и перечислить все ее достоинства. Цвет ее
шерсти менялся от того, с какой стороны человек на нее смотрел, и нельзя
было назвать словами этот цвет и удержать в памяти все его оттенки. Спереди
она казалась белой с черным, а по бокам - зеленой. Но если смотреть на нее
сверху, она казалась красной, будто вывернутой наизнанку; порой ее туловище
казалось темно-коричневым, просвечивающим сквозь розовую пленку. Те же, кто
смотрел на нее сбоку, вовсе не могли сказать, какой она масти, ибо шерсть ее
отливала такими красками, для которых не существует названия, эта собачка
была родом с острова Полин {58}, ее подарила герцогу женщина-эльф. Не было
на свете животного умнее, милее, прекраснее, ласковее и послушнее, чем эта
собачка. Слуги держали собачку за золотую цепь, которой ее обычно
привязывали к специальному домику. Они сняли с нее цепочку. Почувствовав
себя свободной, собачка встряхнула головой, и погремушка на ее шее зазвенела
столь чудесно, что горе Тристрама мигом развеялось, и он забыл свою
возлюбленную, все печали изгладились в его сердце, он не может ни о чем
другом думать, ему хочется без конца любоваться собачкой. Тристрам не узнает
самого себя. Такова была сила этой погремушки, что каждый, кто слышал ее
звон, тотчас исцелялся от тоски. Радость наполняла, и человек желал только
одного - слушать без конца этот чудесный звон. Тристрам, точно завороженный,
слушает музыку, любуется собачкой, переливы красок восхищают его еще больше,
чем звон погремушки. Он погладил собачку, и почувствовал, какая она мягкая и
гладкая наощупь. Решил Тристрам добыть эту собачку для услады Исонды, своей
возлюбленной, чего бы это ему ни стоило, в том числе и жизни. Но не знает
он, как заполучить эту собачку, ибо герцог любит ее пуще всего на свете и ни
за какие сокровища не согласился бы расстаться с ней и потерять ее.
62. Тристрам убивает великана Ургана
Как говорится далее в саге о Тристраме, был один огромный великан. Он
жил в округе на берегу моря и каждый год собирал дань со всего того
государства, он забирал себе десятую часть всего скота; каждый год герцог
платил ему эту дань, и теперь великан явился за своей долей. Глашатаи
отправляются во все концы страны и трубят, чтобы каждый выводил свою скотину
для уплаты дани Ургану {59}. И вот ленники, купцы, горожане и крестьяне,
каждый согласно своему достатку, гонят скот навстречу великану, и так
многочисленно это стадо, что рев, галдеж стоит невообразимый.
Тристрам спрашивает, что означает этот великий шум и кто владелец стада
или для кого оно предназначается. Герцог рассказывает ему, чей это скот и
как он согласился платить дань великану, при каких обстоятельствах это
произошло и какие были поставлены условия.
Тогда Тристрам спросил у герцога:
- Если я освобожу вас от этой дани и вам больше не придется ее платить,
какую награду вы мне назначаете?
Герцог ответил:
- То, что ты захочешь и сам выберешь. Не пожалею для тебя никакой
награды, если ты вызволишь нас из этой неволи.
- Поклянись, что ты исполнишь мою просьбу, - молвил Тристрам, - и я
освобожу тебя и твое государство, избавлю тебя от великана и твоих людей от
уплаты дани, чтобы он не мог больше притеснять вас.
Герцог отвечает:
- Клянусь, что исполню твою просьбу, и заверяю тебя в том перед всеми
придворными.
Тристрам поспешно надевает боевые доспехи, садится на коня и просит
герцога:
- Пусть кто-либо из твоих людей проводит меня к тому месту, где должен
пройти великан, и я освобожу от него вас и ваше государство. Если же мне не
удастся отомстить ему за зло, которое он вам причинил, я не буду требовать
от вас никаких сокровищ.
- Да вознаградит тебя за это господь, - молвит герцог и велит слуге
проводить его к мосту, через который великан должен прогнать стадо. И вот
Тристрам достиг места. Он спутал ноги нескольким лошадям и коровам, и те
остановились и запрудили мост.
Увидев, что стадо встало, великан замахнулся железной палицей и
поспешил к мосту. Он увидел Тристрама, сидевшего верхом на коне, и закричал
громовым голосом:
- Как ты смеешь, негодяй, загораживать проход моему стаду? Клянусь
жизнью, ты за это дорого заплатишь, если сейчас же не попросишь у меня
прощения!
Рассердился тогда Тристрам и отвечает ему:
- Я не собираюсь скрываться от тебя, мерзкий тролль {60}. При дворе
меня зовут Тристрамом. Не боюсь я ни тебя, ни твоей железной дубины. Ты не
имеешь никакого права на эту дань, и больше ты ее не получишь. Разве
согласились бы люди платить тебе такую большую дань, не испытывай они страха
перед тобой?
Великан Урган отвечает:
- Тристрам, - молвит он, - ты слишком дерзок, что позволяешь себе
задерживать мой скот. Сейчас же освободи путь, по которому я привык
проходить. Я тебе не Морольд, которого ты поборол в безрассудно отчаянной
схватке, и не ирландец, у которого ты отнял Исонду, тебе не удастся так
легко разделаться со мной. Знай, что ты дорого заплатишь, если будешь
упорствовать и не пропустишь меня через мост.
Дрожа от ярости, он размахнулся и изо всей силы метнул палицу. Но
Тристрам уклонился от удара. Палица ударила в грудь коня и перебила ее и
сломала коню ногу, и конь под Тристрамом рухнул. Тристрам соскочил с коня и
подбежал к великану, ища, где бы его ударить мечом. Как только великан
наклонился, чтобы поднять палицу, Тристрам подскочил к нему и недолго думая
отсек ему правую руку, протянутую за палицей - и вот рука великана уже лежит
в траве. Видит великан, что рука его валяется на земле, хватает палицу левой
рукой и хочет отомстить Тристраму. Он бросает палицу в Тристрама, но
Тристрам заслонился щитом, и щит раскололся пополам. Удар был так силен, что
Тристрам упал на колени. Чувствует он, что если за этим ударом последует
второй, то великан убьет его. Вскакивает он на ноги и отпрыгивает в сторону.
Видит он, что великан рассержен и что рана его нешуточная, ибо кровь так и
хлещет, и хочет он выждать, чтобы кровотечение изнурило великана и ослабило
его силы. Берет великан свою руку подмышку и идет к своему замку, бросив
стадо. Тристрам, не получивший ни одной царапины, радуется, что скот остался
в его руках и можно возвратить его герцогу. Он знает, что герцог обязан
отдать ему то, что он попросит, в противном случае он нарушит данную им
клятву. Все же он думает, что нельзя ему возвращаться обратно, ибо у него
нет другого доказательства того, что он дрался с великаном, кроме
пригнанного назад скота. И вот он спешит по кровавому следу и приходит в
замок великана. В замке пусто. Он находит отрубленную руку, хватает ее и
спешит к мосту. В это время великан возвращается в свой замок - он уходил за
травами для целебной мази. Он бросает охапку на пол, ищет руку и
обнаруживает, что она исчезла. Услышав грозный рев, Тристрам обернулся и
видит, что великан догоняет его, замахиваясь дубиной. Содрогнулся Тристрам,
не смеет он вступить в бой с великаном. Подскочил к нему разъяренный великан
и что было силы швырнул в него палицей. Увернулся Тристрам, и удар пришелся
мимо. Подбегает он к великану и делает вид, будто хочет ударить с левой
стороны. Отшатнулся великан, а в это время Тристрам с силой обрушил на него
меч с другой стороны, и разрубил ему плечо. Захрустели кости, и великан
замертво рухнул на мост.
Тристрам подбирает с земли брошенную руку великана и спешит к герцогу,
наблюдавшему из леса за ходом битвы. Увидя Тристрама, он спрашивает его, чем
кончилось дело. Тристрам рассказал, как он освободил стадо и убил великана.
Затем он молвил:
- А теперь я требую обещанной награды.
Герцог отвечает:
- Ты ее заслужил и ты ее получишь. Скажи же, каково твое желание?
- Большое вам спасибо, государь. Я убил Ургана, - молвил он, - и хочу,
чтобы вы отдали мне вашу прекрасную собачку, ибо я никогда не видел такой
красивой собачки и мне хочется ее иметь.
Герцог отвечает:
- Истинный бог, ты убил нашего злейшего врага. За это я охотно отдал бы
тебе мою сестру и половину моего государства, если бы ты захотел на ней
жениться. Но если ты предпочитаешь собачку, что ж, возьми ее.
Тристрам отвечает:
- Бог вас за это благословит, государь. На всем свете нет для меня
сокровища милее, чем эта собачка, и я не променяю ее ни на какие богатства.
Молвил тогда герцог:
- Вот твоя собачка. Возьми ее и распоряжайся ею, как хочешь.
63. Снова о собачке и о возвращении Тристрама
Тристрам получил собачку. Он не расстанется с ней, даже если ему
предложат все золото, какое есть на свете. И вот он тайком зовет к себе
скрипача, учтивее которого нет человека во всех владениях герцога, и дает
ему подробные наставления о том, что ему надлежит делать и куда ехать, и как
доставить собачку королеве Исонде в Тинтайоль.
Скрипач прибыл туда и разыскал Брингветту, камеристку королевы. Он
отдал ей собачку и попросил передать ее королеве, и сказать, что она от
Тристрама. Исонда приняла собачку с благодарностью и большой радостью, ибо
ей еще не приходилось видеть столь восхитительного создания. Для собачки
выстроили домик из чистого золота. Домик был сделан весьма искусно и снабжен
засовом. Эта собачка стала для Исонды дороже всех других сокровищ. Исонда
щедро наградила посыльного Тристрама и поручила ему сказать Тристраму, что
король любит его и он может без опаски возвращаться домой, ибо никто его уже
не подозревает, напротив, люди настроены к нему миролюбиво и дружелюбно.
Получив такое известие, Триерам с великой радостью возвращается ко двору
короля Маркиса {61}.
Так была добыта и получена эта собачка. Знайте же, что собачка
Тристрама недолго оставалась при дворе короля Маркиса. Позднее, когда
Тристрам и Исонда очутились в лесу, она научилась охотиться на кабанов и
косуль. Эта собачка брала любую дичь, ни один зверь не мог от нее скрыться.
У нее был отличный нюх, и она днем и ночью рыскала по лесным тропинкам и
дорогам.
64. Тристрам и Исонда отправляются в изгнание
Хотя Тристрам был встречен при дворе короля Маркиса с радостью и
сердечностью, однако вскоре король убедился, что Тристрам и королева
по-прежнему любят друг друга великой любовью. Король опечален и рассержен,
он не хочет более терпеть этого и отправляет обоих в изгнание. Но они только
радуются этому. Они живут теперь в дремучем лесу, их не заботит, что некому
доставлять им вина и разные яства, ибо бог в своем милосердии всякий раз
посылает им какое-нибудь пропитание. Им хорошо друг с другом, и они не
стремятся ни к чему другому, ибо у них есть все, чего жаждут их сердца: они
могут любить друг друга, не думая о грехе, и наслаждаться своей любовью.
Без устали радуются они своей свободе. В лесу отыскали для себя
укромное местечко недалеко от озера. Это был дивной красоты грот {62},
искусно вырубленный в горе язычниками, жившими там в давние времена. Грот
этот находился в глубине горы, и чтобы достичь входа, нужно было спуститься
по ступенькам вниз. К входу в грот вела едва заметная потайная тропинка.
Сверху грот был прикрыт землей. На горе росло раскидистое дерево, тень от
которого, перемещаясь, защищала их от жары и палящего солнца. Рядом с гротом
протекала горная речка с целебной ключевой водой, а на ее берегах росли
медоносные травы и прекрасные цветы; а с восточной стороны в речку вливался
ручей родника. Когда солнце нагревало траву, она сладко благоухала, и вода в
озере была напоена душистым запахом меда. В дождь и холод они отсиживались в
своем жилище в сердце горы. В хорошую погоду они уходили гулять к ручью или
на лесные поляны, где можно было бродить или добывать в пищу диких зверей,
ибо Тристрам не расставался со своей любимой собакой. Сначала она научилась
брать лисиц и добывала их сколько хотела. Так они жили в великой радости и
довольстве, ибо у них было все, что доставляло им наслаждение и утеху.
65. Кануэст находит Тристрама и Исонду
Однажды король, как обычно, отправился в лес на охоту; его сопровождало
много охотников. Они выпустили ищеек, поставили засады и, громко трубя,
чтобы подбодрить собак, поскакали по всем дорогам, пока не ветре тили
большое стадо оленей, от которого отделили несколько самых круп ных
животных. Олени бросились бежать, одни в горы, другие в долины, где им были
известны укромные тропинки, увлекая за собой собак. Охотники пришпорили
коней и затрубили в рога. Король отбился от своей свиты и поскакал вслед за
двумя лучшими своими борзыми, сопровождаемый несколькими охотниками,
смотревшими за его псами; они выследили большого оленя и яростно преследуют
его. Олень стремится уйти и бросается к реке. Достигнув берега, он
останавливается и прислушивается, слышит вдали лай собак и чует, что они
мчатся прямо на него. Тогда он бросается на другую тропинку, чтобы собаки
его не заметили, взбегает на холм и оттуда прыгает в реку и плывет по
течению. Собаки потеряли его из виду. Король был крайне огорчен этим
происшествием.
Начальника над королевскими охотниками звали Кануэст {63}. Он носился
по горам и долинам, стремясь вывести собак на след. Но собаки разбегались в
разные стороны и никак не могли взять след. Остановился Кануэст и видит
перед собой гору. Замечает он свежий след на траве, ведущий к ручью - ибо
Тристрам с Исондой рано утром выходили гулять. Увидев примятую траву,
Кануэст решил, что олень прибегал к ручью, чтобы освежиться, и что, может
быть, он где-нибудь поблизости. Он соскочил с коня и хочет получше осмотреть
местность. Он идет по тропинке, все ближе к горе, и достигает входа в грот.
Он заглянул внутрь и увидел спящего Тристрама, а у другой стены Исонду -
жара изнурила их, и они легли отдохнуть. Спали же они так далеко друг от
друга оттого, что были утомлены дальней прогулкой. Увидев их, Кануэст так
испугался, что задрожал - ибо между ними лежал огромный меч. Он спешит назад
к королю и молвит ему:
- Господин! Я не нашел оленей! - и рассказывает ему обо всем, что он
увидел в гроте под горой. Прибавил он, что не знает, было ли то наяву или
это эльфы наслали на него свои чары.
66. Король снова примиряется с Тристрамом и Исондой
Король идет туда, видит Тристрама и Исонду и узнает свой меч {64}. На
всем свете не было острее меча, чем тот, что лежал между двумя любящими.
Видит король, как далеко они лежат друг от друга. И думает он, что если бы
они любили друг друга грешной любовью, они не спали бы так далеко друг от
друга, а устроили бы себе общую постель. Смотрит он на лицо Исонды, и оно
кажется ему таким прекрасным, каким он еще никогда его не видел, ибо она
разомлела от жары, и на ее щеках выступил яркий румянец. Солнечный луч,
проникавший сквозь щель в стене грота, падал на ее лицо, ему кажется, что он
мешает ей, и он осторожно подходит и затыкает щель перчаткой, чтобы защитить
лицо Исонды от солнца. Он осеняет обоих крестом и с тяжелым сердцем спешит
прочь от грота. Охотники велят слугам собрать собак, ибо король решил
кончать охоту и ехать домой. Всю дорогу он ехал один и был озабочен и
задумчив, и один вошел в свой шатер.
Проснулась Исонда и видит перчатку. Недоумевает она, как могла попасть
к ней перчатка короля. Дивится тому и Тристрам. Не знают они, как им быть
теперь, когда король обнаружил их убежище. Все же они радуются, что король
застал их спящими далеко друг от друга и не может ни в чем обвинить их.
Король Маркис больше не верит, что Тристрам и Исонда любят друг друга
грешной и позорной любовью. Он созывает своих ленников и убеждает их, что
все, в чем обвиняют Тристрама, - одна ложь и напраслина, которой не подобает
верить. Услышав доводы и доказательства, приводимые королем, ленники поняли,
что он снова хочет вернуть домой Исонду, и советуют ему поступить так, как
подсказывает ему сердце. И он посылает гонца к Тристраму и Исонде и велит
передать, что они могут возвращаться с миром, ибо он больше не сердится на
них.
67. Прощание Тристрама с Исондой
Тристрам не в силах подавить влечение и страсть, он пользуется каждым
удобным случаем, чтобы увидеться с Исондой. Случилось, что были они в саду,
и Тристрам держал королеву в своих объятиях. И в то время как они думали,
будто им не угрожает никакая опасность, король тайно бродил по саду,
сопровождаемый злым карликом. Король подумал, что застанет их за грехом, но
они оба уснули.
Увидев их, король приказал карлику:
- Жди меня здесь, а я пойду во дворец. Я приведу сюда моих людей, и
пусть они увидят их так, как мы их застали здесь. Если их найдут вместе, я
велю сжечь их на костре.
Едва король произнес эти слова, Тристрам проснулся, быстро вскочил и
молвил:
- Горе нам, Исонда, дорогая! Проснись, ибо нам готовится ловушка.
Король Маркис только что был здесь, он видел нас и теперь отправился во
дворец и скоро вернется со своими людьми. Если король найдет нас обоих
вместе, он велит сжечь нас на медленном огне. О, моя прекрасная
возлюбленная! Я должен немедленно бежать отсюда. Но тебе нечего опасаться за
свою жизнь, ибо тебя не смогут ни в чем обвинить, если найдут тебя одну. Я
должен уехать в другую страну, но пока я жив, я буду страдать и тосковать по
тебе. Страшно подумать о том, что придется нам жить в разлуке. Отныне не
знать мне более утешения. Прошу тебя, моя сладчайшая возлюбленная, не
забывай меня, когда я буду вдали от тебя. Люби меня в разлуке так же, как ты
любила меня, когда я был с тобой рядом. Пойми - долее мне нельзя здесь
оставаться, ибо те, кто нас ненавидит, скоро придут сюда. Поцелуй меня на
прощанье, и да будет нам защитой милосердный бог.
Исонда не сразу очнулась. Когда же до нее дошел смысл речей Тристрама и
она поняла, что ему грозит опасность, она залилась слезами и, тяжело
вздыхая, отвечала ему словами, полными горя:
- Мой дорогой возлюбленный, - молвила она, - воистину тебе должно
запомниться наше прощание, ибо мы расстаемся в такой печали. Расставание с
тобой причиняет мне такую боль, что кажется, еще никогда я не испытывала
горя и страданий, тоски и муки. Знаю я, что не будет мне отныне ни утешения,
ни радости, ни покоя. Никогда еще моя участь не казалась мне столь
плачевной, как теперь, когда мы расстаемся. Прими этот перстень, и храни его
ради меня. Он заменит письмо и верительные грамоты. Пусть он служит тебе
утешением и напомнит тебе о нашей любви и об этом прощании.
И, обменявшись нежным поцелуем, они расстались, исполненные глубокой
печали.
68. Тристрам переезжает из страны в страну
Тристрам ушел. Исонда одна, в слезах. Ее сердце разрывается от горя.
Тристрам быстро идет по саду, и по лицу его катятся слезы. Вот он
перепрыгивает через изгородь. В этот момент появляется король, и с ним его
ленники. Король жаждет обвинить Исонду, но рядом с ней никого нет. И
поскольку они не могут ни в чем ее обвинить или уличить в дурном поступке,
то король прощает ее.
Встревоженный Тристрам торопится к своему жилищу и поспешно, собирается
в дорогу, а с ним и все его товарищи. Они скачут к морю, всходят на корабль
и отплывают из этой страны. Затем они высадились, в Нормандии, но пробыли
там недолго. В поисках подвигов Тристрам путешествует из страны в страну.
Ему пришлось испытать многие тяготы и лишения, пока наконец он добился
почета и славы, покоя и довольства. Он служил римскому императору {65} и
долгое время пробыл в его стране. Потом он уехал в Испанию, а оттуда в
Бретань, во владения Роальда, своего наставника. Роальд и его люди приняли
его с большой радостью, оказали ему подобающие почести и дали ему во
владение богатые земли и свободные замки. Люди Роальда любили его, оказывали
ему помощь во всех его нуждах, сопровождали его в поисках приключений,
рассказывали о нем знакомым людям и прославляли его подвиги и доблесть.
69. Сватовство Тристрама
В то время жил в той стране один старый герцог {66}; могучие и сильные
соседи часто затевали с ним войну и устраивали набеги на его земли. Они
сильно притесняли его и задумали отнять у него его замок.
У этого герцога было три сына {67}. Все трое были отменные храбрецы.
Старшего из них звали Кардин. Это был красивый юноша и учтивый рыцарь. Он
стал самым близким товарищем Тристрама. Герцог и его сыновья обещали
Тристраму подарить ему в награду за его доблесть богатый замок, если он
прогонит оттуда их врагов. Тристрам отобрал замок у врагов герцога, взял в
плен многих из них и разрушил их крепости. С помощью Кардина он так долго
вел с ними войну, что в конце концов враги попросили пощады и заключили с
сыновьями герцога мир.
У Кардина была сестра {68}, прекраснее, учтивее и разумнее которой не
было девушки во всем том государстве. Тристрам был с ней знаком и оказывал
ей знаки внимания. И так как он сильно тосковал по Исонде, он часто
беседовал с девушкой о любви. Он сочинил множество прекраснейших любовных
стихотворений, отличавшихся изысканным слогом, и исполнял их, подыгрывая
себе на различных музыкальных инструментах; в припевах к этим песням части
упоминалось имя Исонды. Тристрам часто пел эти песни в спальнях и залах, в
присутствии рыцарей и ленников, Исодды и ее родных. Все думали, что песни
сочинены в ее честь и что эту Исодду и любит Тристрам.
Ее родные очень радовались этому, но более всех Кардин с братьями, ибо
они думали, что Тристрам любит Исодду, их сестру, и ради этой любви
останется у них навсегда, а они уже успели убедиться в его рыцарской
доблести и полюбить его, и были готовы служить ему. Они всячески старались
сдружить Тристрама со своей сестрой и при каждом удобном случае приглашали
его к ней в покои повеселиться и побеседовать с ней, ибо игры и беседы часто
порождают нежность и влияют на людские поступки. И вот Тристрам в глубоком
смущении. И думает он, что, может быть, стоит ему попытаться излечиться от
своей любви, принесшей ему столько горя, тоски и страданий. Он надеется, что
новая любовь позволит ему забыть Исонду, которая, как он думает, давно
забыла о нем. Думает он, что будет ему от женитьбы радость и польза. И вот,
чтобы избежать упреков Исодды, он решает взять ее в жены ради ее имени, ума
и достойного поведения. По совету друзей и близких он посватался к Исодде,
сестре герцога, и обручился с ней, к великому удовольствию всех жителей той
страны.
70. Брачная ночь
Назначили день свадьбы. Тристрам явился в сопровождении многочисленных
друзей. Герцог, который был более всех доволен решением Тристрама, прибыл в
сопровождении всей своей свиты. Герцогский капеллан отслужил мессу и
обвенчал их согласно обряду. Принцесса Исодда стала женой Тристрама.
Вечером, по окончании церемонии, был устроен пышный и богатый пир. Когда все
насытились придворные покинули зал и принялись за развлечения: одни устроили
турнир, другие вооружились щитами, третьи упражнялись в метании дротиков,
четвертые занялись фехтованием или одним из многих других развлечений, из
тех, что были в обычае среди придворных в чужих странах по случаю таких
праздников.
И вот день прошел и наступила ночь, и невесту проводили на богатое
ложе. Потом привели Тристрама. Сперва сняли с него дорогое блио, и он
остался в рубашке, плотно облегавшей тело. Когда же с него снимали рубашку,
вместе с рукавом соскользнул с руки и золотой перстень, тот самый, который
ему дала королева Исонда, когда они в последний раз прощались с ним и она
заклинала его не забывать об их любви. Как только Тристрам увидел перстень,
прежняя любовь вспыхнула в нем с новой силой; не знает он, как ему теперь
быть; чем больше он размышляет, тем сильнее он чувствует раскаяние. Его
поступок кажется ему отвратительным, чего бы он ни дал, чтобы вернуть
содеянное. Говорит он себе:
- Эту ночь мне придется проспать здесь, у моей супруги. Я не могу
развестись с ней, ибо я женился на ней при свидетелях. Но я не могу жить с
ней в супружестве, ибо в таком случае я нарушу клятву и поступлю как
предатель. Пусть же будет, как тому суждено быть.
Тристрам поднимается на ложе, Исодда обнимает его и целует. Но он
высвобождается из ее объятий и тяжко вздыхает. Он желал бы возлечь с ней, но
не может решиться - рассудком он подавляет в себе влечение к Исодде. Молвит
он:
- Не сердись на меня, моя прекрасная возлюбленная. Я должен сообщить
тебе одну тайну. Но прошу тебя никому о ней не рассказывать. Вот уже давно в
моем правом боку гнездится недуг, и сегодня ночью он меня особенно мучает.
Оттого страдаю я этим недугом, что мне пришлось перенести многие тяготы и
лишения. Недуг сковывает мои члены и я не смею возлечь с тобой. Каждый раз,
когда на меня находит этот недуг, силы покидают меня, и я долго чувствую
себя разбитым. Прошу тебя: не сердись на меня, подождем, когда мне станет
легче и я буду больше к тому расположен.
Девушка отвечает:
- Ваш недуг повергает меня в печаль, которая ни с чем не сравнима. Что
же до того, что вы просите меня хранить его в тайне, я охотно подчинюсь
вашему желанию.
Тристрама же мучает один-единственный недуг: страсть к другой, королеве
Исонде.
71. "Лучше вовсе не иметь друзей, чем жить среди тех, кто тебе
завидует"
Всякий раз, когда Исонда, супруга короля Маркиса, остается одна в своей
спальне, она горюет и тяжко вздыхает о Тристраме, которого любит больше, чем
кого-либо другого. Только любовь Тристрама может ее утешить и развеять ее
тоску, другого средства нет, сколько она ни размышляет. Но от него давно уже
нет никаких вестей, никто не знает, в какой он стране и жив ли он, или его
уже нет на свете.
Один великан69, могучий, свирепый и высокомерный, прибыл из Африканской
страны, чтобы драться с королями и вельможами. Он охотился за ними в разных
странах, убивал и подвергал убитых властителей неслыханному позору, вырывая
у них бороды. Из этих бород смастерил он себе длинный плащ, который
волочился за ним по земле.
Этот великан прослышал, что король Артус {70}, живя в своем
королевстве, стяжал себе такую славу, что не было в те времена равных ему в
доблести и рыцарском искусстве, и что он сражался со многими знатными
рыцарями, одерживая славные победы. Как только великану стало известно о
доблести и мужестве короля Артуса, он послал к нему своего человека и велит
ему рассказать, что тот длинный плащ, который он носит, сшит из бород
королей, герцогов, ярлов и ленников, что он охотился за ними в разных
странах и всех их победил и убил в схватках и на поединках. Артуса же, как
ему стало известно, превзошедшего их всех владениями и славой, он просит о
дружеской услуге: пусть он срежет свою бороду и пошлет ему в знак уважения.
Он же обещает оказать этой бороде почет и повесить ее выше всех других
бород, ибо Артус, как он узнал, из всех королей самый знаменитый.
Услышав об этом, король Артус страшно разгневался. Он велит сказать
великану, что скорее вступит с ним бой, чем отдаст свою бороду как последний
трус.
Узнав, что король желает драться с ним, великан пришел в ярость. Он
спешит к границе земель короля Артуса, чтобы сразиться с ним. Великан
показал ему плащ, сделанный из королевских бород. Потом они сошлись в
жестокой битве, которая длилась с утра до позднего вечера. В конце концов
король победил его, отрубил ему голову и взял себе плащ. Своей храбростью
король освободил от великана земли многих королей и баронов и отомстил ему
за его высокомерие и жестокость.
Хотя это и не имеет прямого отношения к рассказу, я хочу вам сказать,
что тот великан, которого убил Тристрам, был племянником того самого
великана, что требовал бороды. Тристрам служил тогда испанскому королю.
Испанский король очень испугался, когда великан потребовал у него бороду. Он
сообщил о том своим друзьям, родичам и всем рыцарям, но никто не пожелал
сразиться с великаном.
Едва Тристрам услышал, что никто не осмеливается вступиться за честь
короля, он принял вызов на поединок, чтобы честь короля не пострадала. То
был жестокий поединок для обеих сторон. Трист рам получил много серьезных
ран, и все опасались за его жизнь и здоровье, но все же он убил великана. Ни
об этом событии, ни о его ранах Исонда ничего не узнала, ибо ее окружали
люди, завидовавшие Тристраму, а те, кто завидует другим, обычно замалчивают
все хорошее и не рассказывают о славных и мужественных подвигах тех, кто
превосходит их благородством, но зато любят обвинять невинных и клеветой на
другого отвлекать внимание от собственных пороков. Ибо так говорил один
мудрый человек {71}, научая своего сына: "Лучше вовсе не иметь товарищей,
чем жить среди тех, кто тебе завидует". У Тристрама теперь множество друзей,
которые служат ему и оказывают ему почести. Те же его товарищи, которые
оставались при дворе короля Маркиса, на самом деле были ему скорее врагами,
чем друзьями. Они распространяли о нем клевету и дурные слухи, хорошие же
новости о Тристраме они скрывали из-за королевы, ибо им было известно, что
она его любит.
72. Исонда узнает о женитьбе Тристрама
Однажды королева сидела в своих покоях и пела грустную песню о любви,
подыгрывая себе на арфе. В этот момент в комнату вошел Мариадок, богатый
барон. Ему принадлежали многие огромные крепости и богатые замки в Англии.
Он прибыл ко двору короля Маркиса, чтобы заслужить благосклонность королевы
Исонды. Но она отвергает его любовь и называет его тщеславным и глупым.
Много раз он добивался ее любви, но ни разу не удалось ему заслужить знаков
внимания, равносильных перчатке {72}, ибо она никогда не поощряла его любви
ни ласковым словом, ни обещаниями. Но он все же не покидает двор короля, ибо
надеется смягчить королеву и добиться ее расположения своей настойчивостью.
То был красивый рыцарь, но чересчур жестокий и честолюбивый. Он не отличался
особой храбростью в бою, зато был известен своим пристрастием к женскому
полу, а любимым его занятием было высмеивать других рыцарей и издеваться над
ними.
Войдя в этот раз к королеве, он молвил:
- Госпожа, - сказал он, - когда слышишь тоскливую песню совы, невольно
начинаешь думать о смерти, ибо уханье этой птицы возвещает смерть. И так как
я слышу грустную и жалобную мелодию, надо думать, что кто-то расстался с
жизнью.
- Да, - молвила Исонда, - ты прав. Я в самом деле желала бы, чтобы эта
песня возвещала смерть. Сова, которая в своей печали нагоняет тоску на
другого, и впрямь злая птица. Но раз ты боишься моих песен, возможно, она
возвещает как раз твою смерть. Как сова всегда летает перед плохой погодой,
так и ты всегда являешься с дурными вестями. Ты как зловещая сова, со своими
злыми рассказами, насмешками и издевательством. Я уверена, что ты не пришел
бы сюда, если бы у тебя была для меня хорошая новость.
Мариадок отвечает:
- Вы раздражены, королева, не знаю, чем, но глуп тот, кого смутят ваши
слова. Пусть я сова, но ты всего лишь наложница. Умру я или останусь жить, я
все же сообщу вам печальное известие. Тристрам, ваш возлюбленный, погиб для
вас, он женился в другой стране. Вам следует подыскать себе другого
возлюбленного, ибо он предал вас и пренебрег вашей любовью. Он женился на
женщине красивее вас, королева, на дочери герцога Бретонского, и живет в
большой роскоши.
Исонда отвечает:
- Ты всегда был волком или совой, ибо ты только и знаешь, что
издеваться и насмехаться. И говорить дурно о Тристраме. Лучше я буду жить
безо всяких радостей, чем отвечу на твои домогательства и удовлетворю твое
тщеславие. Какие бы дурные вести ты ни распространял о Тристраме, пока я
жива, я никогда не полюблю тебя и не сделаюсь твоим другом. Я скорее умру,
чем стану поощрять твою любовь ко мне.
Вот в какой ужасный гнев привела королеву эта новость. Поняв это,
Мариадок перестал ее мучить и пошел прочь. Он был потрясен тем, что королева
отвергла его с таким презрением.
Одолеваемая гневом и мрачными предчувствиями, Исонда жаждет узнать, что
в действительности случилось с Тристрамом. Узнав правду, она впала в великое
отчаяние и безвыходную тоску. Плача, молвила она такие слова:
- Кому после этого можно верить? Чего стоят все любовные клятвы? Он
обманул меня, женился в чужой стране!
И она снова в который раз проклинает судьбу, разлучившую ее с
Тристрамом.
73. О договоре между герцогом и великаном Молдагогом
Тристрам тоскует, но старается быть ласковым и веселым, и не подает
виду, будто его что-то тяготит и заботит. Чтобы отвлечься от тоски, он едет
на охоту, куда его, как обычно, сопровождает сам герцог и его наиболее
могущественные друзья. Там же были и Кардин, сын герцога, и двое других его
сыновей, прекрасных юношей. Там же находились и самые богатые из герцогских
ленников. Впереди них ехали охотники с собаками, и вот они доскакали лесом к
морю и остановились на границе, чтобы осмотреться, ибо там проходила граница
между землями, поэтому там часто происходили жестокие бои и жаркие схватки.
За той границей жил великан, весьма громадный и свирепый, по имени
Молдагог {73}, коварный и хитрый. Достигнув границы, герцог молвил:
- Тристрам, мой лучший друг! - сказал он. - Здесь, у этого леса -
граница нашего государства. Та сторона принадлежит одному великану, он живет
там в своей пещере. Должен тебе сказать, что этот великан причинил мне много
зла и даже изгнал меня из моих владении, но потом мы заключили мир с
условием, что он не будет вступать на мои земли, а я не буду переходить
через реку в его владения, без особой на то необходимости. Я строго соблюдаю
это условие, ибо если я его нарушу, он захватит мои владения, разграбит и
сожжет их и причинит много разрушений. Если он застанет моих людей в своих
владениях, он имеет право их убить. Все самые могущественные из моих людей
поклялись соблюдать это условие. Если же загнанная нами дичь или собаки
заберутся туда, нам приходится бросать их, ибо нам воспрещено отправляться
за ними и возвращать их обратно. Я запрещаю и тебе, Тристрам, переправляться
через эту реку, ибо в таком случае ты будешь опозорен, обесчещен и убит.
Тристрам отвечает:
- Ей-богу, государь, у меня нет ни малейшего желания туда отправляться.
Мне там нечего делать. Великан может поступать как ему заблагорассудится. Я
не собираюсь вступать с ним в спор. Мне на мою жизнь хватит леса, который у
меня есть.
Однако он взглянул вдаль, на лес, и увидел, что то был прекрасный лес,
высокий, густой, состоящий из толстоствольных деревьев самых разных пород, в
том числе таких, о которых он никогда и не слыхивал. Одной стороной лес
выходил на берег моря, с другой стороны в него нельзя было попасть иначе как
через реку, очень бурную и порожистую, которую герцог и великан условились
не переходить. Герцог повернулся и подал руку Тристраму, и они поскакали бок
о бок - ибо нет у герцога друга дороже Тристрама - и прибыли в замок, где,
умывшись, сели за стол. Вслед за ними вернулись домой охотники с богатой
добычей.
74. О подвигах Тристрама и Кардина
Тристрам и Кардин жили в большой дружбе. Они устраивали походы против
врагов, засевших в их землях, и в жестоких схватках отбирали у них большие
крепости и неприступные замки, ибо они были храбрейшими рыцарями, с которыми
никто не мог сравниться - и шли к ним в войско богатые вельможи, ленники и
рыцари, и таким образом государство их сильно окрепло. Они захватили город
Нант и с помощью своих рыцарей завладели всеми замками, которые были в той
округе, после чего могущественные вельможи заключили с ними союз, поклялись
в верности, выдали заложников и обещали не нарушать мир.
Однако в перерывах между всем этим Тристрам по-прежнему грустит и
тоскует по Исонде. И задумал он одну прехитрую штуку - благо времени у него
достаточно, всем сердцем он любит Исонду и думает только о том, как ему
послужить к ее прославлению.
75. Тристрам нарушает земельные владения великана
Однажды Тристрам вооружился, словно для охоты. Он оставляет товарищей и
охотников на опушке леса. В ложбине у него был спрятан закованный в броню
конь. Достает он рог, садится на своего охотничьего жеребца и спешит туда,
где у него спрятаны боевой конь и рыцарские доспехи. И вот, придав себе
самый грозный и устрашающий вид, он садится на своего коня и скачет во весь
опор к потоку, разделяющему владения герцога и земли великана. И видит он,
что переходить вброд реку опасно, ибо река очень глубокая и быстрая, а оба
берега крутые. Тогда Тристрам решается на отчаянный поступок: не зная,
удастся ему выбраться или нет, он все же пришпоривает коня и заставляет его
прыгнуть в реку. Вода накрывает их с головой. Тяжко пришлось Тристраму, уже
не чает он остаться в живых. Все же он изо всех сил старается выбраться из
воды. И вот, наконец, выехал на другой берег, соскочил с коня, передохнул
немного, снял с него седло, стряхнул воду с седла и со своих доспехов.
Хорошенько обсохнув, он садится на коня и скачет в лес, подносит рог ко
рту и трубит изо всей силы, как можно дольше, чтобы великан услышал звук
рога. Дивится великан, что бы это могло быть, и спешит на звук, прихватив с
собой огромную палицу из черного дерева.
Увидев Тристрама на боевом коне, в доспехах, великан страшно
рассвирепел и возопил:
- Кто ты такой, мошенник, что явился сюда на коне и в полном
вооружении? Откуда ты? Куда ты направляешься и что тебе надобно в моем
заповедном лесу?
Тристам отвечает:
- Меня зовут Тристрамом, я зять герцога Бретонского. Я увидел твой лес
и мне показалось, что он замечательно подходит для одного здания, которое я
задумал построить, ибо я вижу здесь прекраснейший строевой лес и хочу в
течение ближайших двух недель срубить самые высокие деревья, числом сорок
восемь.
76. Бой Тристрама с великаном
Когда великан услышал эти слова и до него дошел их смысл, он еще больше
разъярился и воскликнул:
- Господи помилуй, - воскликнул он. - Если бы не моя дружба с герцогом,
я убил бы тебя вот этой палицей, ибо ты вконец решился ума от спеси.
Убирайся прочь из леса и пудь доволен, что я отпустил тебя живым!
Отвечает Тристрам:
- Жалок тот, кто радуется твоей доброте. Я срублю столько деревьев,
сколько мне заблагорассудится, и пусть тот из нас, кто победит другого, ими
воспользуется.
При этих словах великан совсем рассвирепел. Он отвечает:
- Ты дурак и наглец, тебя распирает гордыня. Но на этот раз ты так
дешево не отделаешься. Тебе придется отдать мне свою голову. Знай, что я не
Урган, которого ты убил! Он был моим дядей, а тот великан, кого ты убил в
Испании, был мой племянник. А теперь ты явился в Бретань, чтобы разорять мой
лес. Но сперва тебе придется со мной сразиться. Если ты не слишком силен,
пусть тебя защитит твой щит, когда я попаду в тебя моей палицей.
И он замахнулся палицей и метнул ее в него со страшной силой и яростью.
Но Тристрам увернулся и подбежал к великану, чтобы нанести ему удар
мечом. Великан спешит поднять свою палицу, и тут завязалась между ними
схватка. Бросился тогда Тристрам между великаном и палицей и хочет рубить
ему голову. Но великан отшатнулся от удара, и меч ударил ему по ноге с такой
силой, что нога отлетела далеко от туловища. И хочет Тристрам нанести
великану второй удар по голове.
Тогда великан взмолился громким голосом:
- Господин!-молвил он. - Пощади мою жизнь! Я буду служить тебе верой и
правдой. Я отдам тебе все мои богатства. Вся моя земля и все золото, какое у
меня есть, будет твоим. Мне ничего не нужно, только сохрани мне жизнь.
Отправь меня, куда захочешь, и делай со мной все, что тебе угодно.
Когда Тристрам понял, что великан просит пощады, он согласился принять
услуги. Он заставил принести ему клятву верности и преданности, которую они
оба скрепили затем рукопожатием. Тристрам выстругал для великана деревянную
ногу и приладил ее к его колену. И вот уже великан шагает вслед за
Тристрамом.
77. Тристрам заключает договор с великаном
Великан показал Тристраму свои сокровища, но они его не соблазнили, ибо
помыслы его пока что далеки от земных богатств. Молвил он великану, что не
возьмет из его сокровищ больше, чем ему потребуется. А так как великан
поклялся ему служить, Тристрам просит его позаботиться о принадлежащих ему
сокровищах и хранить их у себя в замке. Они заключают еще один договор о
том, что великан обещает повиноваться Тристраму и выполнять все его
приказания. Договорились они, что Тристрам может распоряжаться лесом по
своему усмотрению, и великан поклялся никому ни о чем не рассказывать.
Великан проводил его к реке и показал, где можно перейти реку вброд, не
слезая с коня. Тристрам сердечно простился с великаном и благополучно
переправился через реку у подножья горы, так что Кардин его не заметил.
Тристрам спешит ко двору и рассказывает, что проблуждал целый день в лесу,
гоняясь за огромным кабаном, но так и не сумел добыть его, и что он очень
устал, пробыв весь день на ногах, и теперь ему нужен отдых.
Поужинав, он идет спать к своей жене и долго лежит без сна, погруженный
в глубокую задумчивость. Дивится Исодда, что с ним приключилось, и отчего он
так горько вздыхает. Спрашивает она, какая тяготит его забота, что он не
может заснуть. Она долго и нежно упрашивает его поделиться с ней своими
огорчениями.
Тристрам отвечает:
- Меня действительно с самого утра смущает одно неприятное
происшествие. Я встретил в лесу огромного кабана, нанес ему мечом две раны,
но он все же ушел от меня, и это меня очень огорчило, и до сих пор я еще зол
и расстроен. Я поскакал за ним, но он ни разу не остановился, и хотя я делал
все, что было в моих силах, все же вечером ему удалось скрыться от меня в
лесу. Прошу тебя, моя дорогая, не рассказывай о том никому, ибо я не хочу
быть осмеянным или ославленным перед товарищами и всем двором. Это для меня
большая досада, и завтра чуть свет я думаю отправиться в лес и осмотреть его
хорошенько. Это задевает мою мужскую гордость и я знаю, что не смогу
успокоиться, пока не добуду того кабана.
- Богу известно, что я буду хранить тайну, - молвила она. - Остерегайся
других, а не меня.
Больше они в тот раз об этом не говорили.
78. Грот в скале
Едва рассвело, Тристрам поднялся с постели и тайно уехал. Он
благополучно переправился через реку и прибыл в замок великана. Великан в
точности соблюдает договор, достает ему мастеров и все инструменты, и делает
все, что только Тристрам ему приказывает.
Посреди леса, в самой густой его части, возвышалась куполообразная
гора, в недрах которой был вырублен грот, покрытый изнутри искусной резьбой.
Стены и потолок образовывали арку, покрытую изображениями листьев, птиц и
животных. Арку поддерживали резные колонны, разукрашенные столь диковинно,
что никто из жителей той страны не сумел бы выполнить подобной работы. Грот
так был расположен в горе, что в него невозможно было попасть или выйти из
него; только во время отлива можно было в него проникнуть, не замочив ног.
Грот этот был построен одним великаном {74}, прибывшим из Африки. Этот
великан долго жил там и совершал набеги на жителей Бретани. Он опустошил
почти все поселения до горы Михаила {75}, стоявшей на берегу моря. А как раз
в то время Артус повел свое войско из Англии в Римское государство против
императора Ирона {76}, несправедливо взимавшего с Англии дань. Высадившись в
Нормандии, Артус узнал о великане и о том, какой великий вред он причиняет
людям и что он опустошил почти всю страну. Изумился король, ибо это было
неслыханно. Тот великан отнял также дочь у герцога Орсла {77}. Он захватил
ее силой и увез. Ее звали Елена {78}. Он держал ее в своем гроте. А так как
она была прекрасна, он воспылал к ней плотской страстью. Но не будучи в
силах добиться того, чего желал, ибо был слишком тяжел и огромен, великан
раздавил ее, и она расплющилась под ним.
После этого герцог Орел явился к королю Артусу и пожаловался ему на
свою обиду и постигшую его утрату. Король Артус охотно выслушал его и
соболезновал его несчастью. Как только наступил вечер, король тайно
вооружился и, взяв с собой двух рыцарей, отправился на поиски великана.
Наконец он нашел его, и они сразились в единоборстве. Это была жестокая
битва, и королю прошлось немало потрудиться мечом, прежде чем он свалил
великана. Однако великан, которого убил король, не имеет отношения к нашему
рассказу, если не считать того, что он построил красивый грот, который так
пришелся по вкусу Тристраму, словно был построен по его собственному
желанию.
79. Тристрам нанимает на службу искусных мастеров
Тристрам рассчитывает в полной мере воспользоваться своим могуществом и
велит изготавливать для него всевозможные произведения искусства. Он так
умело скрывается от всех, что никто не знает, где он пропадает и чем
занимается. Всякий раз он является туда рано, и возвращается домой поздно
вечером. Целые дни он проводит за работой, которая занимает все его помыслы.
Он велит покрыть стены грота панелями из лучшей древесины, расписать их
прекрасными картинами и покрыть всю резьбу тончайшей позолотой. У входа в
грот он приказал построить часовню из самого лучшего дерева, которого было
там сколько угодно. Он велит обнести дом надежной оградой. В этом доме
трудятся золотых дел мастера, и весь он покрыт позолоченной резьбой и
сверкает изнутри и снаружи.
Много там было всяких мастеров Но никто из них не знал всех планов
Тристрама и не мог догадаться, зачем он построил эту часовню, в которой
трудилось столько разных мастеров. Он так тщательно скрывал свой замысел,
что никто не знал, чего он хочет и чего добивается, сверх того, что он сам
показывал великану, доставлявшему ему золото и серебро.
80. О фигурах в гроте
Тристраму не терпится завершить постройку. Он весьма доволен подземным
гротом, над которым трудятся плотники и золотильщики. Наконец все части
изготовлены и остается только их подогнать. Разрешает тогда Тристрам
мастерам отправиться домой. Он проводил их и дождался, пока они благополучно
покинули остров, после этого каждый из них отправился восвояси.
Теперь у Тристрама нет других товарищей, кроме великана Они вдвоем
выполняют всю работу мастеров и соединяют детали отделки. Все расписано и
вызолочено весьма искусно. И вот они увидели перед собой столь совершенное
произведение строительного искусства, какое только можно было вообразить.
Посреди грота возвышалась скульптура Ее лицо и тело были исполнены так
искусно, что, глядя на нее, казалось, что она живая, и так изящно и
тщательно выточена, что на всем свете нельзя было сыскать скульптуры
прекраснее этой. Из ее уст исходил дивный аромат тончайших благовонии,
наполнявший все помещение. Секрет этого запаха заключался вот в чем: под
соском, со стороны сердца, Тристрам просверлил отверстие, за которым
находилась коробочка, наполненная тонко измельченными травами, душистее
которых не было на свете. От коробочки отходили две трубки, сделанные из
чистого золота. Одна из этих трубок кончалась ниже затылка, там, где волосы
переходят в шею, другая подобным же образом была подведена ко рту. Эта
скульптура очертаниями, красотой и размерами так напоминала королеву Исонду,
словно там стояла она сама, и была до того живая, как если бы состояла из
плоти и крови. Эта скульптура была вырезана так превосходно и была облачена
в пышные одежды, как и подобает королеве. Ее голову венчала отлично
выкованная корона из чистого золота, усаженная драгоценными камнями самых
разных цветов. На листке, украшавшем лоб {79}, сверкал громадный изумруд,
равного которому никогда не носил ни один король и ни одна королева. В
правой руке статуя сжимала эмблему власти - медный жезл, изображавший пучок
связанных прутьев, украшенный весьма искусной резьбой. Ножка жезла была
покрыта позолотой и усыпана драгоценными каменьями. Золотые листики были
сделаны из чистого арабского золота. К верхнему листику была прикреплена
резная птичка, покрытая разноцветными перышками; крылышки у той птички
трепетали, словно она была живая. Пышная мантия из лучшей пурпурной ткани
была опушена белым мехом. В пурпур же она была одета потому, что этот цвет
был символом страданий и печали, тягот и лишений, которые Исонде пришлось
перенести по вине Тристрама. В правой руке она держала свои перстень, на
котором были начертаны слова, сказанные Исондой при их прощании: "Тристрам,
- молвила она, - возьми этот перстень в память о нашей любви, и не забывай о
наших страданиях, горестях и лишениях, которые тебе пришлось перенести из-за
меня, а мне из-за тебя". У ног ее находилась скамеечка, отлитая из меди,
изображавшая фигурку злого карлика, оклеветавшего их перед королем. Ноги
статуи упирались в грудь, словно топча его, он же лежал, опрокинувшись
навзничь и как будто плакал.
Рядом со статуей Исонды находилась и ее услада - собачка, отлитая из
чистого золота, она встряхивала головой и звенела колокольчиком, сделанным
весьма искусно.
По другую сторону от карлика находилась другая скульптура, поменьше,
изображавшая Брингветту, камеристку королевы. Она была столь же красива, как
и сама Брингветта, одета в пышные одежды и держала в руке кубок с крышкой,
который она с нежной улыбкой протягивала королеве Исонде. Кругом кубка шли
слова, произносимые ею при этом: "Королева Исонда, возьми питье,
приготовленное в Ирландии для короля Маркиса".
С другой стороны зала, у входа, Тристрам поместил огромную статую,
изображавшую великана; казалось, что живой великан стоит в дверях на одной
ноге, держа в обеих руках занесенную над головой железную палицу, защищая
статую Исонды. На плечи великана была наброшена громадная косматая козья
шкура, доходившая ему до живота, так что ниже пупка он был голым. Глаза
великана были полны бешенства, он злобно скалился, словно грозя обрушить
страшный удар на любого, кто осмелится войти.
По другую сторону двери стоял громадный лев, отлитый из меди. Он был
сделан так искусно, что человек, смотревший на него, не сомневался в том,
что он видит перед собой живого льва. Лев стоял на четырех лапах и бил
хвостом статую, изображавшую сенешаля, который оклеветал Тристрама перед
королем Маркисом.
Невозможно описать и перечислить все те хитроумные устройства, какими
Тристрам велел снабдить скульптуры, воздвигнутые в гроте. Закончив все, что
было у него к тому времени задумано, он оставляет грот на попечение великана
и просит его как своего раба и слугу следить за тем, чтобы никто не мог туда
проникнуть. Ключи же от грота и от часовни Тристрам взял себе. Он позволил
великану распоряжаться остальными богатствами по своему усмотрению. Тристрам
весьма доволен тем, что ему удалось сделать.
81. Тристрам беседует со статуями
Закончив работу, Тристрам, как обычно, поскакал к себе в замок. Он
ласков с друзьями, ест, пьет, спит в спальне своей жены, Исодды. Но он
по-прежнему не испытывает телесного влечения к своей жене. Все же он
тщательно скрывает от всех свое поведение и свои намерения, и все думают,
что он живет с ней в супружестве, как и подобает. Исодда же такова по
натуре, что таится от всех и не делится ни с родичами, ни с друзьями, хотя
ей и очень хотелось знать, где Тристрам пропадал и что делал, когда он
уезжал из дома и занимался изготовлением скульптур. Он выезжал из замка
тайной тропой, так что никто его не видел, и скакал к гроту, и той же тропой
возвращался. Всякий раз, приблизившись к скульптуре Исонды, он покрывал ее
поцелуями, заключал ее в свои объятия, обвивал руками ее шею, как если бы
она была живая, и вел с нею долгие беседы об их любви и страданиях. Затем
проделывает то же с изображением Брингветты. Он перебирает в памяти все
слова, какими он когда-либо обменялся с каждой из них. Он вспоминает
малейшее развлечение, радость, наслаждение, которые когда-либо доставила ему
Исонда, и каждое такое воспоминание приносит ему утешение, и тогда он целует
статую. Но всякий раз, вспоминая о печалях, горестях и лишениях, которые ему
пришлось испытать по вине тех, кто оклеветал его, он приходит в сильный гнев
и жестоко расправляется с изображением злого сенешаля.
82. Исодда посвящает Кардина в свою тайну
Тристрам вернулся в свой замок. Вскоре по стране разнеслась весть о
том, что синьор Тристрам намерен отправиться на богомолье. Он берет с собой
свою свиту, Кардина и свою жену Исодду.
Кардин скачет справа от Исодды и держит ей поводья, и они беседуют о
чем-то веселом и смеются. А так как они не обращали внимания на коней, те
поскакали в разные стороны. Исодда схватилась за поводья и пришпорила коня.
До этого она сидела боком, но тут она подняла ногу, я ее колени разошлись, а
в этот момент конь поскользнулся и угодил в ручей. Вода плеснула ей между
бедрами. Она вскрикнула и громко рассмеялась, от смеха не могла выговорить
ни слова. Она смеялась в продолжении четверти мили, и все никак не могла
остановиться.
Не зная причины ее смеха, Кардин решил, что она смеется над ним. Он
решил, что ей стало известно о нем что-нибудь нехорошее, или что он совершил
предосудительный поступок. Кардин же был одним из достойнейших рыцарей,
учтивый и отважный, отзывчивый и галантный. Он испугался, что его сестра
смеется над какой-нибудь допущенной им оплошностью. Он покраснел и принялся
настойчиво расспрашивать ее:
- Что случилось? - спросил он. - Чему ты только что смеялась от всего
сердца? Я хочу знать, над кем ты смеялась, над собой или надо мной? Если же
ты не признаешься мне, знай, что ты навсегда лишишься моего доверия.
Конечно, ты можешь солгать мне. Но если я не узнаю правды, я не смогу любить
тебя как сестру.
Выслушала его Исодда и поняла, что если она не откроется ему, то
навлечет на себя его ненависть и вражду. Молвила она тогда:
- Брат, - сказала она, - не придавай значения моему глупому смеху. Меня
развеселил забавный случай, только что происшедший со мной. Когда конь
внезапно оступился в ручей, я оказалась захваченной врасплох. Брызги
коснулись моих ног в таком месте, какого еще никогда не касалась рука
мужчины. Во всяком случае рука Тристрама еще никогда не поднималась так
высоко. Теперь тебе известно то, что меня рассмешило.
Удивленный Кардин спрашивает:
- Что означают твои слова, Исодда? Разве вы с Тристрамом не спите в
одной постели, как обвенчанные супруги? Неужели он живет как монах, а ты как
монашенка? Он поступает с тобой неучтиво, если не старается коснуться твоего
обнаженного тела, лежа с тобой в постели, за исключением тех случаев, когда
он предается с тобой любовным утехам.
Исодда молвит:
- Он никогда не предается со мной никаким любовным утехам, если не
считать того, что он целует меня перед тем, как нам обоим заснуть, да и то
не всегда. О супружеской жизни я знаю не больше, чем непорочная дева.
Молвил тогда герцог:
- Я полагаю, есть нечто, что волнует его больше, чем твоя
девственность, - видно, он тоскует по другой. Знай я это раньше, ему никогда
не пришлось бы лечь в твою постель.
Исодда отвечает:
- Никто не может порицать его за это. Я надеюсь, - молвит она, - что
тут другая причина. И раз он живет такой жизнью, я не хочу, чтобы вы
предъявляли ему за это какие-либо обвинения.
83. Кардин упрекает Тристрама
Известие о том, что сестра его до сих пор девственница, доставило
герцогу большое огорчение. Он решил, что Тристрам не желает иметь наследника
в их роду и тем самым наносит оскорбление ему и всему его роду. Он скачет
нахмурившись и больше не расспрашивает Исодду, ибо не хочет, чтобы их
разговор был услышан спутниками. Вскоре они прибыли к святому месту.
Помолившись и исполнив положенный обряд, они веселой гурьбой поскакали
обратно.
Кардин гневается на Тристрама, своего товарища, однако ничего не
говорит ему. Тристрам не может понять, почему Кардин стал вдруг с ним таким
угрюмым, в то время как раньше он имел обыкновение во всем с ним
советоваться. Сильно озабоченный, Тристрам размышляет, как ему дознаться о
причине такого поведения, и в чем его обвиняют.
Однажды Тристрам спрашивает у него:
- Друг, что случилось? Не обидел ли я вас чем-нибудь? Я чувствую, что
вы на меня сильно гневаетесь. Скажите мне прямо, в чем причина, чтобы я мог
оправдаться, если меня обвиняют несправедливо. Я слышу, что вы плохо
отзываетесь обо мне и в моем присутствии, и за моей спиной, но вряд ли можно
считать доблестью и геройством то, что вы меня ненавидите и оскорбляете, в
то время как я не совершил ничего дурного.
Как ни рассержен был Кардин, все же он отвечает ему учтиво:
- Изволь, я скажу тебе, - молвил он. - Да, я тебя ненавижу, и никто не
вправе осуждать ни меня, ни моих друзей и родичей, если мы все станем твоими
врагами - если только ты не пожелаешь исправиться, ибо ты унизил нас перед
всем двором и за его пределами и нанес нам тяжкое оскорбление. Ты погнушался
непорочностью моей сестры, и тем оскорбил всех ее друзей и родичей, ибо она
происходит из столь знатного рода, что любой благородный и учтивый рыцарь
счел бы за честь жениться на ней. И захоти ты любить ее как свою жену и жить
с ней, как подобает супругам, ты не уронил бы своего достоинства неравным
брачным союзом. Но теперь нам ясно, что ты не хочешь иметь законного
наследника из нашего рода. И если бы мы не поклялись с тобой в вечной и
нерушимой дружбе, тебе пришлось бы дорого поплатиться за оскорбление, какое
ты нанес моей любимой родственнице. Во всем моем государстве не найдется
равной ей по красоте и учтивости и всем тем достоинствам, какие полагается
иметь придворной даме. Как ты осмелился взять ее в супруги, если не
собирался жить с ней, как муж с женой?
84. Тристрам оправдывается
На его упреки Тристрам отвечает гневно и сурово:
- Я не сделал ничего неподобающего. Ты расхваливаешь ее красоту,
учтивость, знатность и прочие достоинства. Знай же, что у меня есть
возлюбленная, и она столь прекрасна, родовита и учтива, столь славна и
богата, что ее камеристке больше пристало быть женой прославленного короля,
чем твоей сестре Исодде - хозяйкой замка, так прекрасна и воспитанна, знатна
и состоятельна эта камеристка. Из этого ты можешь заключить, сколь
могущественна и достойна поклонения госпожа, которой прислуживает
камеристка. Я это говорю вовсе не затем, чтобы унизить тебя или твою сестру,
ибо я считаю твою сестру прекрасной и учтивой, высокородной и богатой. Но
она не может сравниться с той, что превосходит всех женщин из числа ныне
живущих. К ней устремлены все мои помыслы, так что у меня нет сил любить
эту. Молвил тогда Кардин:
- Твои выдумки и увертки тебе не помогут, если ты не покажешь мне ту
жену, которую ты так превозносишь. Но если она не так прекрасна, как ты
утверждаешь, я заставлю тебя доказать свою правоту на поединке, если ты того
захочешь, в противном случае распростись с жизнью. Если же она такова, какой
ты ее описываешь, ни я, ни мои родственники не будут преследовать тебя.
Его горячность и гнев Тристраму понятны. Он не знает, как ему
поступить, ибо он любит Кардина больше всех своих друзей, он ни за что не
хочет огорчать его - и к тому же опасается, что Кардин расскажет то, что от
него узнает, своей сестре. Если же он не скажет, он погиб, опозорен и
обесчещен, независимо от того, прав он или нет, ибо герцог может умертвить
его с помощью хитрости.
И он молвит:
- Кардин! - молвил он. - Лучший мой друг! Ты ввел меня в это
государство, благодаря тебе мне удалось добиться почета и славы. Если же я
нанес тебе обиду, ты вправе покарать меня, как найдешь нужным. Но я бы не
хотел, чтобы между нами воцарились раздражение и недоверчивость из-за
поступка, который я мог совершить, сам того не желая. Раз уж ты хочешь
узнать и выведать у меня мои намерения и мою тайну, о которой никому, кроме
меня, неизвестно, и раз ты хочешь своими глазами увидеть прекрасную даму и
ее лицо, великолепие ее одежды и пышность окружения, заклинаю тебя нашей
дружбой, не выдавай этой тайны и моего секрета ни твоей сестре, ни кому-либо
другому, ибо я не могу допустить, чтобы она или кто-либо другой о том
узнали.
Ответил тогда Кардин:
- Вот моя рука; клянусь, что не выдам того, что ты хочешь скрыть, и
никто о том не узнает, если ты сам того не захочешь. Говори же.
И они крепко пожали руки друг другу в знак того, что Кардин будет
хранить молчание о том, что ему поведает Тристрам.
85. Кардин и Тристрам посещают грот
Однажды рано утром они тайком собираются в путь. Никто в замке не
догадывается, куда они задумали отправиться.
Едва рассвело, они выехали из замка и поскакали через леса и безлюдные
равнины, пока не достигли реки в том месте, где был брод. Тристрам не
скрывает своего намерения переправиться на тот берег. Не успел он войти в
воду, как Кардин встревоженно окликнул его:
- Тристрам! - крикнул он, - что ты собираешься сделать?
Тристрам отвечает:
- Я хочу переправиться на тот берег и показать тебе, что обещал
Рассердился тогда Кардин и говорит Тристраму:
- Ты задумал предать меня и выдать в руки великану, злобному извергу!
Он убивает любого, кто там появляется. Ты что же, забыл наш уговор и клятву,
которую ты мне дал? Если мы переберемся на тот берег, живыми нам оттуда не
уйти.
Видит Тристрам, что он сильно испуган. Достал он тогда свой рог и дунул
в него изо всей силы четыре раза, вызывая великана. В тот же миг на откосе
противоположного берега появился разъяренный великан. Потрясая палицей, он
взревел, обращаясь к Тристраму:
- Чего ты хочешь от меня, и зачем так нетерпеливо зовешь?
Тристрам отвечает:
- Прошу тебя, позволь этому рыцарю следовать за мной, куда я укажу, и
брось свою палицу.
Великан немедленно повиновался. Тогда Кардин перестал бояться, пересек
поток и подъехал к Тристраму. Тут Тристрам рассказывает ему о том, как он
впервые встретился с великаном, о том, как они сражались и как он отрубил
великану ногу. Они трогаются в путь и прибывают к подножию горы. Тут они
спешиваются и идут к садовой калитке. Тристрам отпирает часовню, и воздух
наполняется дивным ароматом благовоний, бальзама и чудесных трав, которых
там было во множестве. Увидев статую великана у самых дверей, Кардин пришел
в такой ужас, что едва не лишился рассудка, ибо он решил, что Тристрам
предал его, и великан сейчас убьет его своей занесенной над головой палицей.
И от страха и сильного запаха, наполнявшего помещения, он так ослабел, что
без чувств рухнул на землю.
Тристрам поднял его с земли и молвил:
- Пойдем же! Сейчас я покажу тебе девушку, камеристку могущественной
госпожи, которую я люблю и о которой я тебе много рассказывал.
Но Кардин никак не может оправиться от страха; он еще не пришел в себя
и почти потерял рассудок. Увидев фигуру, он решил, что она живая. Такой
жуткий страх навел на него великан - в особенности его налитые яростью глаза
- и потому ему и показалось, что перед ним не статуя, а живая девушка.
Тристрам же приблизился к скульптуре Исонды, он обнимал ее, целовал,
беседовал с нею вполголоса, шептал ей на ухо и при этом тяжко вздыхал. Видно
было, что он сильно любит.
Наконец Тристрам обратился к статуе:
- О, моя прекрасная возлюбленная, - молвил он, - любовь к тебе сделала
меня больным, ибо нет у меня другой страсти и других желаний, как только
выполнять твою волю и твои желания.
Беседуя с ней, он то впадал в глубокую тоску и безысходное отчаяние, то
снова был полон нежности.
86. Тристрам и Кардин готовятся к отъезду в Англию
Кардин, на которого все увиденное произвело сильное впечатление,
обращается к Тристраму:
- Тристрам! - молвит он. - Я тоже желал бы сделаться здесь своим
человеком, раз здесь живут такие прекрасные дамы. Я убедился теперь, что
твоя любовь прекрасна; поделись же со мной частичкой своего счастья, позволь
мне сделаться возлюбленным той, которая прислуживает королеве! Если ты не
сдержишь слова, которое ты мне дал перед тем, как нам отправиться в путь
сюда, я буду считать тебя обманщиком и тебе придется ответить передо мной за
нарушение клятвы.
В ответ Тристрам взял его за руку, подвел к фигуре Брингветты и молвил:
- Скажи, разве не правда, что эта госпожа прекраснее твоей сестры
Исодды? В том, что это не пустые слова, ты можешь убедиться собственными
глазами!
Кардин отвечает:
- Вижу я, - молвит он, - что эти дамы божественно прекрасны, поэтому не
подобает тебе одному наслаждаться их красотой. Мы с тобой давние друзья и
должны вместе служить им обеим.
- Согласен, - отвечает Тристрам, - Я выбираю королеву, тебе же готов
уступить девушку.
Кардин отвечает:
- Благослови тебя бог за твою доброту. Ты настоящий друг и надежный
товарищ.
Он увидел золотой кубок в руке у девушки и, решив, что там вино, хотел
было взять его у нее. Но кубок был так прочно и искусно прикреплен к руке,
что как он ни старался, ему не удалось его высвободить. Тут только он
увидел, что обе фигуры были ненастоящие и принялся осыпать Тристрама
упреками:
- Ну и хитер же ты, - молвил он. - Ловко ты меня надул, своего верного
товарища и лучшего друга. Теперь, если ты откажешься показать мне тех, чьи
изображения стоят здесь, я буду считать тебя обманщиком, нарушившим уговор.
Если же ты покажешь мне дам, равным этим по красоте и достоинству, я охотно
признаю твою правоту, и поверю тебе. Я хочу, чтобы ты уступил мне девушку,
как ты уступил мне ее изображение.
Тристрам отвечает:
- Согласен, если ты сам не изменишь своему слову.
И они снова пожали друг другу руки и поклялись друг другу в верности и
беззаветной службе. Потом Тристрам показал Кардину все убранство помещения:
роспись на стенах, скульптуры, золоченую резьбу, драгоценные камни в
роскошной оправе. Все это было сделано необычайно искусно. Дивился Кардин,
как удалось Тристраму добиться такого мастерства. Наконец Тристрам наложил
засовы, и они отправились в обратный путь.
Отдохнув несколько дней дома, они собираются в путешествие к святым
местам. С собой они берут по посоху и по котомке; вместе с ними должны
поехать два близких родича, красивые, смелые юноши, искушенные в боях и
придворных обычаях. Они берут с собой также все свое оружие. Придворным же и
всем остальным они объясняют, что берут с собой оружие для защиты от диких
зверей, а также злых людей, которые могут
встретиться в чужих краях. Затем они прощаются с друзьями и
отправляются в путь. Они едут в Англию. Они жаждут поскорее увидеть своих
возлюбленных, Тристрам - Исонду, а Кардин - Брингветту.
87. Тристрам и Кардин встречаются со своими возлюбленными
Вскоре Тристрам и Кардин добрались до города, в котором король Маркис
должен был остановиться на ночлег, и так как Тристраму хорошо были знакомы
эти места, они поскакали навстречу королевскому отряду, но не по той дороге,
а тайными тропинками, и вот на дороге уже показался король в сопровождении
многочисленной свиты. Король проскакал мимо, и тут они увидели отряд
королевы. Они соскочили с коней, оставив их на дороге под присмотром
оруженосцев, а сами приблизились к карете, в которой сидела Исонда вместе со
своей камеристкой Брингветтой. Они подошли совсем близко к карете и учтиво
приветствовали королеву и ее прислужницу. В тот же миг узнала Исонда
Тристрама, и нахмурилась, ибо горько ей стало за великую любовь, так долго
связывавшую их обоих. Брингветта же, наоборот, взглянула на Кардина очень
приветливо. Королева испугалась, что рыцари из ее отряда могут признать
Тристрама, если они задержатся на дороге, и тогда она сняла перстень,
который когда-то служил им условным знаком, и бросила его Тристраму со
словами:
- Возьми это, незнакомый рыцарь, найди себе какое-нибудь пристанище и
не задерживай нас больше, поезжай прочь!
Тристрам увидел перстень и тотчас признал его. Он понял слова королевы
и повернул назад, к своим оруженосцам, а вслед за ним Кардин. Они держались
поодаль от королевского отряда, не выпуская его в то же время из виду.
Король прибыл в замок, где он должен был заночевать, и после роскошного
ужина королева удалилась в предназначенные ей покои, где она собиралась
выспаться и отдохнуть; вместе с ней пошла спать Брингветта и девушка,
прислуживавшая им обеим. Король же спал в других покоях вместе со своими
приближенными.
И вот король заснул, а вместе с ним и вся его свита. Тристрам же в это
время находился в укромном месте в лесу, неподалеку от замка. Они с Кардином
велят оруженосцам ждать их и стеречь их лошадей и оружие до их возвращения,
а сами, переодевшись и изменив до неузнаваемости свою внешность, тайно
пробираются к дворцу; они выведывают, где находятся покои королевы,
достигают их незамеченными и осторожно стучатся в двери. Королева Исонда
посылает служанку узнать, не нищий ли какой пришел за подаянием; служанка
открыла дверь - Тристрам, низко поклонившись, почтительно приветствует ее,
вручает ей перстень, полученный им от Исонды, и просит передать его ей.
Королева тотчас узнает свои перстень. Глубоко вздохнув, она приказывает
ввести Тристрама и его спутника в свои покои. Войдя, Тристрам сразу
бросается к Исонде и целует ее горячо и нежно. Кардин же подошел к
Брингветте, обнял ее и поцеловал с большой сердечностью. Когда они
намиловались друг с другом, служанка принесла им напитки и много всякого
угощения; и Кардин в ту же ночь заключает в свои объятия свою милую
Брингветту. Однако она подкладывает ему под голову шелковую подушку,
расшитую хитрым колдовским узором; он тут же засыпает и ни разу за всю ночь
не просыпается. Тем не менее эту ночь Кардин и Брингветта провели вместе, в
одной постели.
Проснувшись поутру, Кардин начинает осматриваться и вспоминать, где он
находится. Обнаружив, что Брингветта уже встала, он понимает, что его
обманули. Исонда пытается отвлечь его шутливыми разговорами, но он очень зол
на Брингветту и почти не отвечает на шутки Исонды. Несмотря на это, день они
провели все вместе в большой дружбе и согласии.
Вечером они отправились спать. И снова Брингветта уложила Кардина спать
точно так же, как и прошлой ночью. И как и в тот раз, он проснулся только
утром.
Когда наступила третья ночь, Исонда приказала Брингветте, чтобы та
перестала обманывать Кардина, и на этот раз ничто не помешало им насладиться
друг другом. Тристрам и Кардин так долго оставались все вместе со своими
милыми, предаваясь сладостным утехам, что завистники обнаружили их
присутствие. Однако их успели предупредить, и они поспешили тайно скрыться.
Они долго разыскивали свое оружие и своих лошадей, но все их поиски были
напрасны.
88. Мариадок преследует оруженосцев Тристрама и издевается над
Брингветтой
Сенешаль Мариадок первым заметил их лошадей. Но слуги Тристрама,
охранявшие лошадей, поняв, что их обнаружили, быстро вскочили в седло и
помчались прочь. Они захватили с собой оружие и щиты обоих рыцарей. Они
слышали позади себя крики преследователей и стук копыт. Мариадок, который
подскакал к ним ближе, чем все остальные, увидел убегающих оруженосцев и
решил, что это Тристрам с Кардином. Он громко окликнул их:
- Уйти вам все равно не удастся! Придется вам расстаться с жизнью, а
ваши трупы останутся здесь в залог. Стыд и позор таким рыцарям, которые
убегают от своих преследователей! Рыцарям короля не пристало бежать даже от
страха смерти. Насколько мне известно, вы возвращаетесь от своих
возлюбленных. Каково же им будет узнать, что вы их так опозорили!
Такие слова кричал им вслед сенешаль, но оруженосцы мчались, не
останавливаясь.
В конце концов сенешалю и его людям надоело их преследовать, и они
повернули назад, чтобы поскорее сообщить королеве и Брингветте, ее служанке,
о случившемся происшествии. По дороге они долго потешались над Тристрамом и
Кардином. Прибыв в замок, Мариадок принялся осыпать насмешками Брингветту,
говоря:
- Этой ночью в твоей постели ночевал самый жалкий и трусливый рыцарь из
всех, какие только были на свете. Поделом тебе, что у тебя такой
возлюбленный, который убегает от рыцарей, словно заяц от стаи борзых. Я
долго и громко кричал ему вслед, прося, чтобы он обождал меня, но он не
осмелился даже оглянуться. До какого же позора ты унизилась, что позволила
обесчестить себя такому негодяю, наградила своей благосклонностью столь
трусливого рыцаря! И всегда тебя предавали и дурачили, поэтому ты никогда не
внушала мне симпатии и расположения.
89. Брингветта перечисляет свои несчастья
Заслышав такие издевательские и ехидные речи, Брингветта сильно
разгневалась {81} и молвила:
- Храбр он или труслив, а я все же предпочту иметь его своим
любовником, чем тебя с твоей обманчивой красотой. Дай бог, чтобы ему не
удалось больше никого подчинить своей власти, если он оказался трусливее
тебя. Разумеется, он проявил малодушие, если бежал от тебя. Но не тебе
осуждать его: твоя трусость всем известна. Пусть ты считаешь, что он бежал
от тебя; даст бог, тебе придется узнать, хотел ли он бежать от тебя или нет.
Ей-богу, мне трудно поверить как в то, что он бежал от тебя, так и в то, что
ты осмелился приблизиться к нему открыто и с боевыми намерениями. Кардин
человек сильный и отважный. Он доблестный рыцарь, и он не побежит от тебя,
как борзая не побежит от зайца или лев от козла!
Мариадок отвечает:
- Оба они бежали, как трусы. А кто такой этот Кардин, откуда он взялся?
Конь под ним был в яблоках, а щит новый, весь золоченый и украшен листьями.
И если мне доведется с ним встретиться во второй раз, я узнаю его копье и
герб.
Поняла Брингветта, что он в самом деле узнал его щит, герб, коня и
оружие. Она ушла от него глубоко удрученная. Найдя Исонду, свою госпожу,
которая сидела и горевала о Тристраме, она обратилась к ней со словами,
полными боли и гнева:
- О, госпожа, - молвит она. - Я умираю от огорчения и обиды. На свое
несчастье я узнала тебя и Тристрама, твоего возлюбленного. Из-за вас я
лишилась родных и друзей, родины, и по причине вашей глупости я потеряла
свою невинность. Богу известно, что я поступила так ради твоего блага, хотя
мне ничего от этого не было, кроме вреда. Ах, Тристрам, подлый предатель!
Чтоб ему сегодня же погибнуть бесславной смертью! Ибо из-за него я опозорена
впервые в жизни! Вспомни, как ты хотела тайно убить меня в лесу, словно
воровку! Не по твоей милости твои рабы сжалились надо мной. Но лучше бы мне
было испытать их ненависть, чем твою любовь! И какая же я была дура, что и
после того все еще верила тебе и любила тебя!
И она еще долго осыпала королеву упреками, вспоминая разные случаи из
их совместной жизни и обвиняя ее во всех своих несчастьях и во всем, что
случилось им обеим перенести в жизни.
90. Тристрам покидает лес
Горько Исонде оттого, что Брингветта так рассержена и опечалена, что
даже хочет лишить ее своей дружбы - та самая Брингветта, которая всегда была
так добра к ней, столько лет безупречно ей служила и так ревностно охраняла
ее честь. От ее недавней веселости не осталось и следа.
Видно, что она раздражена и глубоко страдает, она бранит королеву,
осыпает ее оскорблениями, жестоко издевается над ней. Однако еще больше
огорчает Исонду, что ей нечего возразить Брингветте. Тяжко вздыхает Исонда и
молвит в тоске:
- Несчастная я! До чего же жалка моя участь! Для чего послал мне
господь такую долгую жизнь, если мне суждено прожить ее на чужбине и не
знать ничего, кроме страданий!
Она жестоко корит Тристрама, обвиняя его во всех своих невзгодах,
злоключениях и горестях, которые ей пришлось здесь перенести, и в том, что
Брингветта разгневалась на нее и больше не дорожит их дружбой. Однако
Брингветта все же обещала, что ничего не расскажет королю про Тристрама, и
Исонда немного успокоилась.
Тристрам и Кардин живут в лесу. Тристрам ищет способ, как ему увидеться
с королевой Исондой и Брингветтой. И вот он дает клятву, что не вернется,
пока не проведает королеву. Он простился с Кардином, своим товарищем, и
отправился той же дорогой, по которой прибыл. Он нарвал травы, пожевал ее, и
вот лицо его распухло, словно от болезни, руки и ноги почернели, а голос
охрип, он стал похож на прокаженного, и никто не смог бы его узнать. Он взял
в руки кружку, подаренную ему Исондой в первый год их любви, и отправился к
замку короля. Встав у ворот замка, он начал внимательно прислушиваться к
разговорам о том, что происходило в замке, делая вид, что просит подаяния. \
91. Тристрама изгоняют из храма
Наступил день праздника, и король отправился в собор, а вслед за ним и
королева. Видя это, Тристрам поспешил туда со своей кружкой и затряс ею изо
всех сил, прося милостыню. Он следует по пятам за королевой и старается
подобраться к ней как можно поближе. Знатные рыцари, сопровождавшие
королеву, не могут взять в толк, что понадобилось прокаженному, они бранят
его, отталкивают прочь. Однако ему все же удается протиснуться к королеве
благодаря своей настойчивости - вздумай он пустить в ход силу, с ним бы тут
же жестоко расправились, - но его снова грубо отшвыривают и грозятся
поколотить. Он же не хочет отстать от них, просит, и ни угрозы, ни побои не
могут заставить его повернуть назад. Он упорно зовет королеву. Она идет
медленно, погруженная в печальные думы. Но вот ее рассерженный взор
останавливается на лице прокаженного. Она вздрагивает: кто этот человек? По
кружке она узнает Тристрама. С трудом овладев собой, она снимает с пальца
золотой перстень, но как передать его Тристраму? Тогда она бросает перстень
ему в кружку. Брингветта же, которая была тут же, признала Тристрама по его
росту и сердито закричала на него:
- Дурак, негодяй, куда ты лезешь? Как ты смеешь приближаться к ленникам
короля, невежа! Это надругательство над королевским двором! Затем она
молвила, обращаясь к Исонде:
- Что это с тобой? Дарить таким людям подарки, в которых ты отказываешь
знатным людям! Зачем ты дала этому человеку золото? Послушайся меня, не
давай ему ничего, ибо он плут и мошенник.
Подозвав нескольких человек из числа злейших врагов Тристрама, она
велела им прогнать его из церкви, и они безжалостно вытолкнули его на улицу.
Он же стерпел это.
Тристрам узнал, что Брингветта зла на него, и королева Исонда тоже, и
обе обвиняют его в каких-то позорных поступках. В глубине замкового сада был
каменный дворец, сильно запущенный и разрушенный от времени. Там-то, среди
развалин этого дворца и скрывался Тристрам, оплакивая свои несчастья,
подавленный лишениями и неудачами. Он призывает смерть, ибо нет около него
никого, кто захотел бы помочь ему.
Королева Исонда бродит в задумчивости. Она проклинает те дни, когда она
так горячо любила Тристрама.
92. Садовник приходит на помощь Тристраму
Выслушав, как обычно, новости, король и королева садятся ужинать.
Король в тот вечер был очень весел и желал развлечений. Исонда же сидела
грустная и задумчивая. Случилось так, что садовник, присматривавший за садом
и садовыми постройками, в тот вечер долго не мог уснуть, ибо на улице был
сильный холод, и он продрог до костей. И просит свою жену развести огонь в
очаге, чтобы он мог согреться. Она вышла в сад набрать сухих веток, и
подошла к тому месту, где, прижавшись к стене, спал полуживой от стужи
Тристрам. Обшаривая землю в поисках веток, она наткнулась на его плащ,
насквозь отсыревший от дождя и снега. Она очень испугалась, приняв его за
разбойника, ибо она знала, что туда обычно никто не ходит. Она спросила его,
кто он и откуда, и он назвался ей и рассказал, почему он там скрывается.
Садовник, ее муж, очень любил Тристрама, ибо Тристрам сделал ему много
добра, когда был в Англии. Узнав, что Тристрам находится поблизости,
садовник вышел к нему и проводил к себе домой, где для него затопили очаг и
дали ему постель и все необходимое.
93. О мести и о возвращении Тристрама и Кардина домой
Королева Исонда зовет к себе Брингветту и начинает умильно упрашивать
ее:
- Сжалься над Тристрамом, пойди к нему и утешь его в его горе - ибо он
умрет, если никто не придет к нему на помощь! Ибо я люблю его и никогда не
смогу разлюбить.
Брингветта отвечает:
- Не дождется он от меня утешения - пусть он лучше умрет. Довольно с
меня потворствовать вашему греху! Он предал и опозорил меня.
Исонда отвечает:
- Не подобает тебе спорить со мной, возражать мне и обвинять меня. Богу
известно, как я раскаиваюсь в том, что я тебе сделала, и потому я прошу
тебя, пойди к нему и помоги ему.
Она так долго и так жалобно умоляла Брингветту, что та не могла ей
отказать, встала и пошла туда, куда она ей указала. Придя, она застала
Тристрама в великом унынии и печали из-за того, что произошло. Он спросил
ее, за что она на него так рассердилась. В ответ она высказала ему много
справедливых упреков. Он пообещал ей, что его друг Кардин немедленно
прибудет, чтобы смыть с себя все обвинения, это ее утешило, она поверила в
то, что он не виноват, и повела его в покои королевы, которая встретила его
с великой радостью и любовью. Он провел там ночь и был очень счастлив. Утром
они простились в великой печали.
Тристрам нашел Кардина, своего друга, и они договорились отправиться в
замок короля, изменив до неузнаваемости свою внешность, и там дожидаться
удобного случая.
Вскоре король устраивает торжество, на которое прибывает великое
множество народа, богатых и бедных. После того как все насытились и столы
были вынесены из зала, начались развлечения и разные игры. Сначала были
состязания в прыжках, которые назывались "валейс" {82}. Затем перешли к
метанию дротиков и тому подобным играм. Тристрам превзошел всех
присутствующих в ловкости и выносливости, и Кардин уступал ему разве что
самую малость. Во время игр один из прежних друзей Тристрама узнал его, и
незаметно дал ему двух боевых коней, резвее которых не было в конюшнях
короля, да и во всей Англии, и к тому же привыкших носить броню. Он боялся,
что их узнают и схватят. Затем начался турнир. Тристрам и Кардин были
опытными воинами и храбро сражались; они сбросили многих с коней, совершив
при этом противозаконный поступок: убили двух самых ретивых рыцарей, какие
были в этой стране. Кардин собственноручно уложил Мариадока - так он
отомстил ему за то, что он оклеветал его, говоря, что будто бы он бежал от
сенешаля.
Они спешат скрыться и мчатся во весь опор к морю. Но жители Корнуэльса
снарядили за ними погоню. Внезапно повернув коней, они перебили всех, кто
успел подскакать к ним, затем помчались навстречу остальным и убили многих
из них. Однако они не собирались их преследовать. Тристрам и Кардин всходят
на судно, поднимают парус и плывут в открытое море. Они рады, что так удачно
отомстили.
94. Тристрам-карлик просит у Тристрама покровительства
Они высадились в Бретани, и были с радостью встречены друзьями и всем
родом. Они часто отправлялись на охоту или турниры. Повсюду они одерживали
победы, и слава об их доблести, мужестве и рыцарских подвигах разнеслась по
всей Бретани. Часто ездили они туда, где находились статуи, чтобы отвлечься
от тоски и побывать с теми, кого они. так горячо любят.
Однажды, возвращаясь домой, они выезжают из леса и видят рыцаря на
светло-гнедом коне, скачущего им навстречу. Кто он такой и почему он так
торопится? У рыцаря благородная осанка, на нем богатые доспехи, все в золоте
и сделанные очень искусно. Роста он был могучего, сложения крепкого, и
прекрасен лицом. Тристрам и Кардин решают подождать его и выяснить, кто он и
откуда. Вскоре он подъехал к ним. Он учтиво приветствовал их, и они отвечали
ему, как подобает благородным рыцарям. Они спросили его, кто он, откуда и
зачем он так быстро скачет.
Рыцарь отвечает:
- Я ищу человека по имени Тристрам.
Тристрам спрашивает:
- По какому делу он тебе нужен, зачем ты его ищешь? Он находится рядом
с тобой. Если хочешь примкнуть к его свите, можешь ехать с нами. Нам будет
веселее.
Тот отвечает:
- Как раз этого я и хочу. Я здешний рыцарь, живу у самой границы
Бретани, а зовут меня Тристрам-карлик - как видите, это имя совсем мне не
подходит, ибо я высок ростом, и у меня был богатый замок и красивая и
знатная жена, которую я очень любил. Но прошлой ночью ее насильно отняли у
меня, вот почему я в таком гневе и печали. Я не знаю, что мне теперь делать,
если никто не окажет мне поддержки. Потому я и прибыл к тебе, ибо ты человек
славный, отважный и умный, любимый друзьями и к тому же беспощадный к
врагам. Я нуждаюсь в твоем добром совете и помощи. Верни мне мою супругу, и
я буду твоим верным вассалом до самой смерти.
Тристрам отвечает:
- Я охотно помогу тебе. Поезжай с нами и проведи эту ночь у нас. Утром
я отправлюсь с тобой.
95. Тристрама ранят отравленным мечом
На рассвете Тристрам и его товарищи выступили в поход, возглавляемые
вчерашним незнакомцем, и мчались, не останавливаясь, пока не достигли замка,
захваченного злым и надменным рыцарем. С ним были его семь братьев, все
жестокие и кровожадные.
Не доезжая до замка, Тристрам и его товарищи сошли с коней и стали
ждать. Вскоре после полудня из замка выехали двое братьев. Заметив
прибывших, они с горячностью и злобой устремились им навстречу. Завязалась
битва, кончившаяся тем, что Тристрам с товарищами убили обоих братьев.
Однако один из них успел кликнуть боевой клич. Услышав его, те, кто
находились в замке, поспешно вооружились и поскакали к месту битвы. Их
противники защищались с отчаянной храбростью. То была жестокая сеча.
Тристрам и его товарищи убили всех семерых братьев и более сотни их пеших
воинов. В этой битве пал Тристрам-карлик, а сам Тристрам был ранен
отравленным мечом. Тому же, кто нанес ему эту рану, пришлось дорого за то
поплатиться, ибо Тристрам убил его.
Рана его оказалась столь опасной, что он с трудом добрался до своего
замка. Были созваны все врачи, каких только нашли в той стране, но все они
были бессильны помочь ему, ибо они не умеют лечить отравленные раны и
вытягивать яд наружу, как это необходимо.
96. Тристрам посылает Кардина к Исонде
Тристрам хиреет с каждым днем, ибо никто не в состоянии помочь ему. Яд
уже разлился по всему его телу и всем членам. Тужит Тристрам, понимая, что
если в ближайшее время не получит он помощи, то скоро умрет.
Только один человек мог бы помочь ему: его возлюбленная, королева
Исонда, окажись она здесь. Самому же ему до нее уже не добраться. И он
просит позвать к нему Кардина и хочет говорить с ним наедине.
Такое распоряжение Тристрама весьма удивило его жену Исодду. "Уж не
хочет ли Тристрам стать монахом или послушником?" - подумала она и решила
узнать, о чем они будут совещаться. И она велела людям следить, чтобы никто
не вошел к ней, а сама встала за стеной, к которой была придвинута постель
Тристрама, и стала слушать.
Тристрам приподнялся на изголовье постели, Кардин сел возле него, и они
оба заплакали. Они вспоминают свою любовь и свое долгое боевое товарищество,
свои ратные подвиги и турниры. Обоим ясно, что вскоре предстоит им
расстаться друг с другом, и они не могут удержаться от слез.
Но вот Тристрам заговорил:
- Если бы я был у себя, в своей стране, я нашел бы кого-нибудь, кто
оказал бы мне помощь. Но здесь, в этой стране, никто этого не умеет. Никто
не в силах помочь мне, и оттого я умираю. И все же я знаю, кто сумел бы мне
помочь и исцелить меня: Исонда, королева английская. Если бы она узнала, что
я болен, она нашла бы какое-нибудь средство, ибо у нее к тому делу большая
охота и разумение. Нет никого, кто так преуспел в искусстве врачевания и в
других искусствах, какие подобает знать благородной даме. Но я не могу
придумать, как известить ее о моей болезни. Я уверен, что если бы она
узнала, она явилась бы сюда с каким-нибудь целительным снадобьем. Прошу
тебя, Кардин, мой товарищ, во имя нашей дружбы: поезжай к ней и поведай о
постигшем меня несчастье. Никому, кроме тебя, не могу я доверить этого
поручения. Ни одной другой женщины я так не любил, как ее, и никто не сделал
мне столько добра, сколько она. Вспомни, как ты клялся отблагодарить меня за
то, что я упросил королеву Исонду отдать тебе Брингветту. Сделай то, о чем я
тебя прошу и на что возлагаю большие надежды, и если я останусь жив, я
отблагодарю тебя, чем только смогу.
Видит Кардин, как сильно удручен Тристрам. Жаль ему его, и он отвечает:
- Я охотно отправлюсь к ней и исполню все, что ты мне поручишь, если на
то будет божья воля.
Тристрам поблагодарил его. Он велел ему снарядить корабль, ехать в
Англию и там выдать себя за купца.
- Возьми мой перстень, - сказал он. - Это условный знак между мной и
Исондой. Покажи ей его, и она тотчас поймет, откуда ты прибыл, и найдет
способ поговорить с тобой наедине. Сообщи ей обо всем, что случилось, и в
каком состоянии ты меня оставил, и пусть она придумает, как побыстрее мне
помочь, если таково будет ее желание.
Кардин, не мешкая, собирается в дорогу. Он берет с собой людей, сколько
нужно. Тристрам умоляет его спешить и просит передать Исонде свой привет и
божьи благословения, которые он на нее призывает. Затем они обнялись и
простились. Как только подул вопутный ветер, Кардин вышел в море.
Теперь Исодда, жена Тристрама, знает, что он любит другую больше, чем
ее. Стоя за стеной, она слышала весь их разговор. Однако она не подала и
виду, что ей что-либо известно.
Кардин доплыл до берегов Англии и бросает якорь в гавани, которая ему
нужна. Он и его товарищи объявляют себя купцами и принимаются торговать. Они
привезли с собой ястребов и много другого товара. Взяв на руку ястреба и
кусок пурпурной ткани, Кардин пошел в королевский замок. Кардин был человек
умный, благородный и воспитанный и хорошо знал придворные обычаи. Он
почтительно обратился к королю:
- Мои товарищи и я прибыли сюда торговать. Мы просим у вас
покровительства и мира.
Король разрешил ему торговать и прибавил, что никто их не тронет. После
этого Кардин преподнес королю три дорогих подарка.
Затем он подошел к королеве и приветствовал ее изысканно и учтиво. Он
подарил ей прекрасную застежку из чистого золота. Сняв с пальцев два
перстня, он показал их ей и попросил ее выбрать тот, который ей больше
понравится. Она же, увидев перстень и узнав в нем перстень Тристрама,
вздрогнула и изменилась в лице. Она чуть не упала. Она тяжко вздохнула, ибо
предчувствие подсказало ей, что сейчас она услышит недобрую весть. Но так
как вокруг были люди, она сказала, что не хочет принять от него перстень в
подарок, но что она не прочь его купить. И они отошли в сторону, словно для
переговоров. Кардин передал ей привет от Тристрама, стараясь в точности
передать все нежные слова любви, сказанные на прощанье. Он говорит ей, что
от нее зависит, будет ли он жить или умрет. "Он по-прежнему ваш верный
возлюбленный". Затем он торопливо рассказывает ей, что произошло с
Тристрамом, и его плачевном состоянии и о болезни, от которой тот непременно
умрет, если она не прибудет к нему как можно скорее.
Услышав эти новости, от которых у нее едва не оборвалось сердце, Исонда
преисполнилась великой печали и смятения. Она зовет к себе Брингветту и
рассказывает ей то, что она услышала о Тристраме - как он получил
смертельную рану и теперь умирает, а в той стране нет никого, кто мог бы его
вылечить - и спрашивает у нее совета. Брингветта отвечает, что ей следует
как можно скорее собраться в дорогу, взять с собой все необходимое и ехать с
Кардином, как только стемнеет.
И когда наступила ночь и весь двор уснул, они выбрались из дворца
потайным ходом, известным лишь им обеим. Кардин уже ждал их, и они быстро
пошли к берегу моря и поднялись на корабль. Они поставили паруса и отплыли
от берегов Англии. Дул сильный попутный ветер. Все, кто был на корабле,
радовались и веселились. Они еще не знали, что все выйдет не так, как они
задумали.
97. Исонда и Кардин скитаются по волнам
Вернемся, однако, к Тристраму. Он чахнет на глазах, теперь уже не
только от раны, но и от того, что Исонда все не едет, и никто во всей стране
не может облегчить его страданий. Часто посылает он своих друзей к морю,
взглянуть, не покажется ли у берегов какой-нибудь корабль. Он боится, что
его могут обмануть, и время от времени просит перенести себя на берег моря.
Он не ест и не пьет. Увидеть королеву Исонду, побеседовать с ней - никакого
другого желания нет у него в сердце.
Послушайте теперь рассказ о печальных событиях. Исонда и Кардин уже
приближались, как вдруг налетела буря и отбросила судно от берегов снова в
открытое море. Много дней свирепствовала буря, и не раз они были на волосок
от смерти.
Заплакала тогда Исонда и молвила:
- Видно, бог не хочет, чтобы я еще раз свиделась с Тристрамом и утешила
его в его страданиях, и в том мое большое горе. Если я погибну в пути,
некому будет исцелить тебя или хотя бы утешить тебя в смертный час. Если
мне, суждено умереть здесь, пусть господь сделает так, чтобы наша смерть
наступила одновременно.
Долго жаловалась Исонда. Спутники ее были сильно напуганы бурей и
считали, что им суждено погибнуть.
98. Корабль не может пристать к берегу
О Тристраме, а не о себе сокрушается Исонда. Десять дней бушевала буря.
Наконец она улеглась, и засияло солнце. Подул свежий ветер. Они натянули
паруса и устремились к берегу. Но внезапно наступило затишье. Ветер больше
не надувал паруса. Они плыли вдоль берега, но никак не могли пристать. Лодки
у них не было: ее унесло во время бури. Моряки опасались, что им так и не
удастся достичь берега. Исонда была в таком отчаянии, что едва не лишилась
рассудка. С берега, где их ожидали с таким нетерпением, корабля не было
видно.
99. Кончина Тристрама
Горе и страдания вконец измучили Тристрама. Он уже не жалуется, только
тяжко вздыхает. Временами он впадает в забытье. Он жаждет увидеть королеву
Исонду, но она все не едет.
Узнайте же, какое злое дело задумала Исодда, жена Тристрама. Она
подходит к ложу Тристрама и говорит:
- Дорогой, Кардин возвращается. Я видела его корабль - он никак не
может пристать, ибо нет ветра. Дай бог, чтобы он привез добрые вести,
которые тебя утешат!
Услышав это, Тристрам поднялся на ложе - силы вернулись к нему. Он
спрашивает:
- Уверена ли ты, дорогая, что это его корабль? Скажи скорее, какой на
нем парус?
Она же отвечает:
- Я хорошо различаю корабль, на нем черный парус, и он очень медленно
продвигается вдоль берега.
Но это была ложь, ибо Кардин плыл под ослепительно белым парусом - то
был знак Тристраму, что Исонда находится на корабле. Об этом Тристрам просил
Кардина перед его отъездом. В случае же, если бы Исонда не смогла поехать,
Кардин должен был натянуть черный парус. Исодде это было известно, ибо она
слышала каждое слово из их разговора, спрятавшись за стеной.
Тристрам почувствовал такую боль в груди, какой ему еще не доводилось
испытывать. Он отвернулся к стене и произнес голосом, полным тоски:
- Так значит, Исонда, ты меня ненавидишь! Больно мне оттого, что ты не
захотела прийти ко мне; ты повинна в моей смерти, ибо ты не захотела
сжалиться над моими страданиями. Больно мне и горько, что ты не захотела
явиться ко мне, утешить меня!
Трижды произнес он имя своей дорогой Исонды, на четвертый раз он
испустил дух.
100. Исонда сходит на берег и узнает о кончине Тристрама
Тогда заплакали все, кто находился поблизости, рыцари и слуги. Они
сняли Тристрама с ложа, положили на пол и завернули тело в богатый саван.
Глубокая скорбь охватила всех горожан.
В это время на море поднялся ветер - и кораблю Кардина удалось
пристать. Исонда сходит на берег. Она слышит, как люди на улицах громко
рыдают, а в церквах звонят во все колокола. Она спросила у местных жителей,
что случилось и почему они так печальны.
Один старик ответил ей:
- У нас великое горе, госпожа. Благородный, храбрый Тристрам только что
скончался на своем ложе. Это самое большое несчастье, какое когда-либо
постигало нашу страну.
Эти слова ударили Исонду в самое сердце. Она не может вымолвить ни
слова от горя. Плащ душит ее, она сбрасывает его с себя. Бретонцы дивятся,
глядя на нее: кто эта госпожа, из какой страны? Никогда не видели они столь
прекрасной женщины.
101. Смерть Исонды. - Конец саги
Исонда вошла в комнату, где лежало тело Тристрама. Обернувшись к
востоку, она помолилась богу и произнесла такие слова:
- Всемогущий боже, молю тебя, будь милостив к этому человеку и ко мне,
ибо я верю в то, что ты действительно сын девы Марии и явился в мир, чтобы
спасти нас всех. Ты помог Марии Магдалине, принял смерть ради нас, грешных
людей. Ты позволил, чтобы тебя распяли на кресте и пронзили твой правый бок
острым копьем. Ты победил силы ада и избавил от него тех, кто примкнул к
тебе. Ты дал им вечное блаженство. Ты - наш господь, всемогущий и вечный.
Веруя в тебя, господи, прости же и ты нам грехи наши. Верую, господи, и
воздаю тебе хвалу. Да отпустятся мне мои грехи, во имя господа-отца, сына и
духа святого. Аминь!
- Тристрам! - молвила затем Исонда. - Велика моя любовь к тебе. Теперь,
когда тебя нет в живых, и мне не подобает долее жить. Ты умер из-за того,
что не дождался меня. Знай же, что я тоже не хочу жить без тебя.
Долго еще говорила Исонда об их любви, о том, как им хорошо было вместе
и как тяжела была для них жизнь в разлуке. Затем она легла рядом с
Тристрамом, поцеловала его, прижалась к нему всем телом. Так, крепко обнимая
своего милого, она и умерла.
Тристрам умер, ибо он думал, что Исонда забыла о нем. Исонда же умерла
оттого, что прибыла к нему слишком поздно.
Затем их похоронили. Рассказывают, что жена Тристрама, Исодда, велела
похоронить их около одной церкви, но по разные стороны от нее, чтобы они
никогда больше не смогли соединиться. Но ночью из могилы Тристрама вырос
молодой дуб, а из могилы Исонды - шиповник. Оба деревца росли так быстро,
что очень скоро их верхушки переплелись над самым щипцом церкви. Из этого
можно заключить, какая великая любовь была между ними.
Так кончается эта сага.
^TМария Французская^U
^TЖимолость^U
Перевод со старофранцузского Н. Я. Рыковой
(Произведение публикуется полностью.)
Хочу поведать вам сейчас,
Как эта песня создалась
Про Жимолость: всего верней
4 Такое дать названье ей.
И в книгах прочитала я,
И от людей слыхала я,
Как королева и Тристан {1}
8 Страдали от любовных ран.
Как смертная спустилась тень
На них в один и тот же день.
Тристан в опале. В горький час -
12 Увы - беда над ним стряслась.
За то, что в королеву он,
В Изольду {2} страстно был влюблен.
Отослан Марком-королем
16 Тристан-племянник в отчий дом
На юг Уэльса. Целый год
Он там в отчаянье живет.
Так извела его тоска,
20 Что кажется - и смерть близка.
Пусть это вас не удивит:
Кто в сердце любящем хранит
Упорство верности, - тому
24 Не жить без милой, одному.
Но как же быть с самим собой?
Тристан бросает край родной,
Он в милом Корнуэльсе вновь,
28 Где королева, где любовь.
Чтоб не проведали о нем,
В лесу приюта ищет днем,
Когда же меркнет свод небес,
32 Он тихо покидает лес,
И в хижине у бедняков
Находит дружбу, пищу, кров.
Там новости он узнавал,
36 И вот однажды услыхал,
Что есть от короля приказ,
Чтоб в Тинтажеле собралась
На праздник Троицы святой {3}
40 Вся знать. Готовя пир большой,
Король зовет господ и дам
На игры пышные, и там
Изволит принимать гостей
44 Он с королевою своей.
Тристан подумал: полно ждать,
Она должна о нем узнать.
Когда бароны с королем
48 На праздник двинулись путем
Своим обычным через лес -
Он стал под лиственный навес.
С лещины ветку отломал,
52 Ножом искусно обстругал
Он с четырех сторон ее
И имя вырезал свое {4}.
И верил он, что будет так:
56 Увидит королева знак,
Что для нее оставил друг,
И все ей ясно станет вдруг {5}.
И слово милое прочтет,
60 И верно смысл его поймет.
Тристан здесь пробыл много дней,
Все время думая о ней,
Мечтая только об одном, -
64 Как повидаться с ней тайком.
Ведь без нее ему не жить.
Их участь можно бы сравнить
Безрадостную с тем, как тут
68 Побеги жимолости льнут
К орешнику в глуши лесной:
Когда она с его корой,
Прижавшись к ней, почти срослась,
72 Легко им вместе: в добрый час!
Но разлучи их, и тогда
Обоим горькая беда:
Зачахнет вдруг орешник тот,
76 А с ним и жимолость умрет.
И так же сгинем мы, любя:
Ты - без меня, я - без тебя!
Вот едет по лесу верхом
80 Изольда на коне своем,
И видит палочку она,
И надпись тоже прочтена,
И верной свите дан приказ
84 На отдых спешиться тотчас.
Остановились. Надо ей
Уйти подальше от людей.
Она Бранжьену позвала,
88 Что самой преданной была.
Тихонько отошли они
И скрылись вмиг в лесной тени,
А там нашла она того,
92 Кто ей милей, нужней всего.
Их радости не описать:
Он столько должен ей сказать,
И столько нежных слов она
96 Найти для милого должна:
Пусть он услышит все, и пусть
Поймет ее тоску и грусть.
Тристана нужно научить,
100 Как оправданье получить
У Марка-короля: ведь он
Наветом подлым был смущен.
И вновь разлука им, и слез
104 Опять немало пролилось.
Тристан ушел в Уэльс и ждал,
Чтоб Марк-король его призвал.
Хоть радость краткою была,
108 Что палочка ему дала,
Заговорившая о нем,
Но, жадно помня обо всем,
Тристан - он и арфистом был -
112 Там песню новую сложил
Про жимолость: вот так она
С тех самых пор и названа.
А в Англии, не изменив
116 Названья, скажем мы gotelef {6}.
Всю правду, как слыхала я,
Так вам и рассказала я.
^TБАЛЛАДА О ТРИСТРАМЕ^U
Перевод с исландского В. Г. Тихомирова
(Произведение публикуется полностью.)
1. Как с язычником-собакой
в бою Тристрам {1},
много ран кровавых сам
получил там.
5 (Им судьба судила разлучиться.)
2. Был он в скорби, юный воин,
внесен в дом,
много лекарей сошлось к нему,
пеклось о нем.
10 (Им судьба судила разлучиться.)
3. Не от вас я жду спасенья,
скажу без лжи,
жду лишь от Изоты светлой {2},
госпожи.
15 (Им судьба судила разлучиться.)
4. И послал Тристрам гонцов,
три ладьи,
мол, изранен я, Изота,
спаси, приди.
20 (Им судьба судила разлучиться.)
5. Вот пришли послы к Изоте
и тот же час
молвят, мол, Тристрам желал бы
увидеть вас.
25 (Им судьба судила разлучиться.)
6. Тут же светлая Изота
пошла к королю:
"Отпусти лечить Тристрама,
родню твою".
80 (Им судьба судила разлучиться.)
7. Отвечал король на это,
был в гневе он:
"Кто Тристрама исцелит?
он обречен".
35 (Им судьба судила разлучиться.)
8. "Отпустить тебя к Тристраму
я был бы рад,
кабы знал, что ты вернешься
живой назад".
40 (Им судьба судила разлучиться.)
9. "Бог да поможет мне вернуться, -
молвит жена, -
господину должна я
быть ведь верна".
45 (Им судьба судила разлучиться.)
10. "Поднимайте-ка вы паруса
на древе вод {3},
если буду я с Тристрамом,
он не умрет".
50 (Им судьба судила разлучиться.)
11. К морю черная Изота {4}
пришла тогда,
молвит: "Черный должен парус
приплыть сюда".
55 (Им судьба судила разлучиться.)
12. Муж Тристрам послал Изоту,
мол, погляди,
не вернулись ли мои
три ладьи.
60 (Им судьба судила разлучиться.)
13. К морю черная Изота
вновь вышла тут:
"Паруса, я вижу, черные
сюда плывут".
65 (Им судьба судила разлучиться.)
14. Подскочил Тристрам от боли,
сердце с тоски -
слышно было за три мили -
разбилось в куски.
70 (Им судьба судила разлучиться.)
15. Вы скорей, ладьи, причальте
к сырым пескам,
прежде всех сошла Изота
по мосткам.
75 (Им судьба судила разлучиться.)
16. К дому с берега Изота
спешила, шла,
всю дорогу ей звучали
колокола.
80 (Им судьба судила разлучиться.)
17. К дому с берега Изота
пошла скорей,
колокольный звон и пенье
слышались ей.
85 (Им судьба судила разлучиться.)
18. К церкви подошла Изота,
а там народ,
и над мертвым отпеванье
причет поет.
90 (Им судьба судила разлучиться.)
19. Очень много в этом мире
горя и зла,
припала к мертвому Изота
и умерла.
95 (Им судьба судила разлучиться.)
20. Клир церковный схоронил бы
вместе их,
но в душе Изоты черной
гнев не утих.
100 (Им судьба судила разлучиться.)
21. Сделать так Изоте черной
удалось:
схоронили их пред церквью,
да только врозь.
105 (Им судьба судила разлучиться.)
22. На могилах их два древа
взросли тогда,
они встретились пред церквью
навсегда.
110 (Им судьба судила разлучиться.)
^TРОМАН О ТРИСТАНЕ^U
Перевод со старофранцузского Ю. Н. Стефанова
После того, как я многократно прочел и перечел большую латинскую книгу
{1}, в которой внятно изложена история о Святом Граале, весьма диковинным
мне показалось, что никому до меня не пришло на ум переложить ее с
латинского языка на французский. А ведь история эта такова, что ее охотно
послушал бы всяк, бедный и богатый, ибо кому не хочется узнать и проведать о
деяниях славных и достопамятных, что вершились в Британии во времена короля
Артура и раньше, как о том истинная история о Святом Граале {2} повествует и
свидетельствует.
И увидев, что никто не отважился взяться за это дело, по великой его
многотрудности и многосложности, ибо весьма пространна эта история и
диковинна, я, Люс {3}, рыцарь и владелец замка дель Гат, что неподалеку от
Солсбери, решил перевести ее к пользе и удовольствию всего рыцарства и
осмелился на это не потому, что много разумею во французском, ибо по языку и
речи я скорее англичанин, чем француз, как и пристало тому, кто родом из
Англии, но потому, что была моя воля и мое хотение перевести эту историю на
французский язык, не ища в ней вымыслов, а стремясь показать свою правду и
открыто всем поведать, что говорится в ней о храбрейшем рыцаре Тристане,
равных коему не было в королевстве британском ни до короля Артура, ни после,
кроме разве что славнейшего рыцаря Ланселота Озерного. И в латинской истории
о Святом Граале ясно говорится, что во времена короля Артура было всего три
добрых рыцаря, весьма чтимых всем рыцарством: Галаад {4}, Ланселот и
Тристан. И о них эта книга поминает чаще, чем обо всех остальных, и больше
их хвалит, и больше говорит о них доброго. И поскольку мне доподлинно
известно, что так оно и было, я хочу начать здесь свою книгу о сеньере
Тристане и рассказать о нем всю правду {5}.
222. Так переходило от наследника к наследнику королевство Корнуэльс,
пока не взошел на престол король по имени Феликс; был он лукав и недобр, и
так худо обходился со своими баронами, что в конце концов стал оскорблять их
даже в главной церкви Норхольта {6}.
У короля Феликса было два сына и четыре дочери. Одного из сыновей при
крещении нарекли Марком, ибо родился он во вторник и в месяце марте {7}.
Король Феликс умер, и жена его тоже, но, почуяв предсмертные муки, передал
он корону Корнуэльса сыну своему Марку. И народ Корнуэльса весьма был
доволен новым владыкой.
223. Когда был он таким образом коронован, случилось, что король
Леонуа, добрый рыцарь, преданный богу и милостивый к людям, взял в жены одну
из его сестер, старшую, по имени Элиабель8; а короля звали Мелиадук9. Эта
Элиабель была, поистине, красоты несравненной. Король полюбил ее такой
великой любовью, какой не любил ни других, ни себя самого. Но сильно
печалились они оттого, что бог не посылал им наследника. Как мне вам о том
поведать? Немало времени прожили они вместе, прежде чем королева понесла. А
когда понесла, народ Леонуа о том проведал и возрадовался великой радостью.
224. Однажды король Мелиадук отправился на охоту и взял с собой большую
свиту. И когда он охотился, повстречал девицу, что жила в том краю и любила
короля такой великой любовью, какой не любила никого, кроме него; и была
она, поистине, весьма хороша собой. И ездила она по лесу и разыскивала
короля Мелиадука, желая с ним поговорить. И вот смотрит она и видит, что
король сошел с коня возле источника ради рыцаря, которого она умертвила.
И увидев короля, подходит она к нему, и, подойдя, приветствует его, а
он ее. И заводит она речь и говорит: "Король, - говорит эта девица, - много
доброго слышала я о тебе. И коли ты впрямь так мудр, как о тебе идет молва,
и если станет у тебя храбрости следовать за мной, я этой же ночью покажу
тебе такие чудеса, каких ты никогда не видывал". Король, который был
многомудр в сердце своем и которому весьма захотелось увидеть эти чудеса,
отвечает: "Я охотно взглянул бы на них"."Я покажу вам их", - молвит она. И
тогда король садится на коня и говорит: "Поезжай ты вперед, а я за тобой". И
девица поехала и свернула в сторону с дорог и тропинок.
225. Когда они таким образом немного проехали и проплутали, настала
ночь, и еще немного проплутав, подъехали они к башне, что стояла на вершине
скалы. Девица направилась прямо к башне, а король за ней. И когда сошли они
с коней, их радостно встретили слуги, ибо эта башня принадлежала девице. И
девица говорит королю, чтобы он отстегнул меч, и тот отстегнул его. И вот
она ведет короля в один из покоев, красивый и прекрасный и с великим тщанием
убранный. И когда он попал туда, сердце его и желания разом переменились,
так что он уже не помышлял ни о чем на свете, кроме той, что была перед ним.
И да будет вам ведомо, что был он так околдован, что не помнил ни о жене,
которая у него была, ни о земле, ни о земных делах, а лишь о той, что взяла
его в полон.
И таким образом, как я вам рассказываю, остался король с этой девицей и
так влюбился в нее, что забыл и самого себя и все на свете. А его слуги,
увидев, что он не вернулся в замок, принялись повсюду его разыскивать и
искали до тех пор, пока не выбились из сил, но сколько ни ездили, не смогли
ничего ни услышать о нем, ни узнать. И вернулись в замок в великой печали и
сокрушении, не зная, что и подумать об атом деле и что о нем помыслить; и
некоторые полагали, что король был предательски убит.
226. Королева Элиабель, любившая своего господина так сильно, как ни
одна жена не любила своего мужа, увидев, что он запаздывает, и узнав, что он
отстал от свиты в лесу, и что нет о Яем~~яикаких вестей, сказала одной из
своих служанок, что сама поедет его разыскивать, и просила, чтобы никто в
замке о том не прослышал.
Как она сказала, так и сделала, ибо на следующее же утро пустилась в
путь, а служанка за ней. И вот добралась она до леса и принялась искать там
своего мужа. И когда она ехала, разыскивая его таким образом, повстречался
ей волшебник Мерлин {10}, который спустился со скалы и шел один среди леса.
227. И, увидев королеву, он подходит к ней и приветствует ее. И
королева, решив, что перед ней лесник, ни мало не медля, отвечает на его
приветствие и вопрошает его голосом жалобнейшим и печальнейшим: "О лесник,
нет ли у тебя вестей или новостей о господине моем, короле Мелиадуке, что
пропал в этом лесу, и никто не ведает, по какой причине?"- "Госпожа моя, -
отвечает Мерлин, - что пропало, того не вернешь. Однако супруг ваш сыщется".
- "Ах, друг мой, - молвит королева, - если есть у вас вести о нем, поведайте
их мне и скажите, жив ли он". - "Госпожа моя, - отвечает Мерлин, - поистине
говорю я вам, что жив он и здоров, и весел сердцем, как никто из людей. Но
истинно также, что никогда больше вам его не увидеть".
С этими словами он повернулся и в мгновение ока исчез, так что не
успела понять королева, что с ним сталось. И тогда закручинилась она из-за
услышанных от него вестей, и так возросла и усилилась ее кручина, что не
может она ехать дальше, а сходит наземь меж двух дерев в месте весьма глухом
и диком.
228. И вот плачет она и тоскует, и ломает руки, и кручинится, и
проклинает час, в который была рождена, и час, когда услышала, что не видеть
ей больше своего господина. И так сокрушается королева, и так она убивается,
что настигают ее родовые муки, ибо она была уже на сносях.
И когда начались у нее боли, она сказала о том своей служанке. И та
плачет от жалости к ней и говорит: "Госпожа моя, неужто нет у вас сил
доехать до города?" - "Нет, - отвечает королева, - видно здесь надлежит мне
дожидаться разрешения от бремени". И тогда начинает она кричать громким
голосом и призывает господа и Пречистую Деву. И становится ей так худо и
тяжко, как если бы она умирала. И служанка видит, как ей худо, и сама чуть
не умирает от печали и оттого, что не может ей помочь.
229. Весь день и всю ночь промучилась королева. И наутро, когда
занялась заря, разрешилась сыном, как было угодно господу богу. И так она
исстрадалась, что почувствовала, что должна умереть. И молвит служанке,
державшей ребенка: "Покажи его мне". И та показала. И королева берет его на
руки и видит, что не бывало еще на свете ребенка краше ее сына. "Сын мой, -
говорит королева, - сильно мне хотелось увидеть тебя. И вот, благодарение
богу, вижу прекраснейшее создание, когда-либо выношенное женщиной. Но мало
мне радости от твоей красоты, ибо самд смерть покажется мне сладкой после
тех мук, что я ради тебя испытала. В печали я тебя родила, печально твое
появление на свет, и первая моя радость после родов обернулась горем и
печалью. И раз ты появился на свет от печали, печальным будет твое имя; в
знак печали я нарекаю тебя Тристаном. Дай-то бог, чтобы жизнь принесла тебе
больше удачи и радости, чем принесло рожденье". С этими словами она
поцеловала сына, и тогда изошла ее душа из тела, ибо умерла она от тех мук и
тягот, о коих я вам говорил.
Таким образом, как я вам поведал, и был рожден Тристан, прекрасный и
добрый рыцарь, которому потом пришлось вынести столько горя и мук из-за
любви к госпоже Изольде. И повесть, которую мы вам о нем рассказываем, столь
прекрасна и сладостна, что непременно должен ее услышать всякий благородный
и высокородный муж, любящий любовь.
230. А служанка, увидев, что госпожа ее умерла, опечалилась неслыханно
великой печалью; и вот стонет она и рыдает, да так громко, что вопли ее
разносятся из конца в конец по всему лесу. И там, где печалилась она таким
образом, как я вам рассказываю, случилось в ту пору проезжать двум рыцарям
Леонуа, близким родичам короля Мелиадука; и ехали они лесом, разыскивая
короля. И когда нашли они госпожу свою бездыханной и увидели ребенка, что
лежал на земле, завернутый в ее плащ, то сошли с коней, и молвит один
другому: "Королева умерла, а король пропал; и нечего нам бояться, что он
вернется. А если бы еще умер этот ребенок, то королевство досталось бы нам
по праву, ибо мы - ближайшие родственники короля. Убьем же ребенка, чтобы
завладеть страной". - "Смилуйтесь, смилуйтесь бога ради! - закричала
служанка. - Не убивайте его, а отдайте мне, и клянусь вам спасением души, я
немедля скрою его в таком месте, где никто никогда о нем не услышит.
Сделайте так во имя господне и во имя милосердия, ибо если вы убьете его,
это будет поистине величайшим злодейством и величайшим бесчестьем,
невиданным в наше время".
231. Так умоляла рыцарей служанка, и обещали они ей оставить его в
живых, если только она поклянется им скрыть его в таком месте, где никто
никогда о нем не услышит. Тогда взяли они королеву и отвезли ее в город, и
показали народу, и сказали, что нашли ее мертвой в лесу.
И придворные дамы, которым доподлинно было известно, что, отправляясь
туда, королева была на сносях, видят, что она разрешилась от бремени и
умерла в родах. И говорят рыцарям: "Вы должны были привезти ребенка живым
или мертвым". А те отвечают, что знать об этом не знают и ведать не ведают.
И старейшины той страны говорят им: "Добрые господа, вам надлежит вернуть
наследника". А придворные дамы переговариваются между собой: "Либо у этих
двух рыцарей наследник, либо у той девушки, что пошла с королевой".
232. И не успели они это сказать, как вдруг, откуда ни возьмись,
появился среди них Мерлин и молвит им: "Эти два рыцаря достойны смерти.
Схватите их, и я поведаю вам про их вероломство, и какую службу они
сослужили". И начинает рассказывать, как хотели они убить ребенка, чтобы
завладеть страной, и как оставили его в живых по просьбе служанки. Все их
речи передал Мерлин слово в слово. И услышав свои собственные речи из его
уст, были они так изумлены, что не знали, что и сказать, а только признались
во всем и подтвердили, что так оно и было. И тотчас же были схвачены и
брошены в темницу. И все единодушно решили, что выйдут они из нее не раньше,
чем отыщется ребенок, живой и невредимый.
233. И молвит Мерлин баронам Леонуа: "А еще я открою вам, как найти
короля. Отправляйтесь в лес и ступайте прямо к Корнуэльской скале. Там вы
найдете короля Мелиадука, который так околдован, что не помнит ни о вас, ни
о ком другом, а забыл про все на свете и все выкинул из сердца. И все это
из-за одной девицы, что владеет тем местом и любит короля так, как никого
другого. Схватите ее и заставьте снять с него чары, тогда король придет в
себя. А потом убейте эту девицу, иначе околдует она его снова, как
околдовала теперь".
А бароны вопрошают Мерлина: "Сир, кто вы такой и откуда все это вам
ведомо?" - "Я чужестранец, - отвечает он, - но не обо мне ваша забота, а о
моих словах: делайте то, что я вам сказал, не ради моего, а ради вашего
собственного блага". И они обещали, что сделают. И все-таки им хотелось
узнать, кто он таков. Но так ничего и не узнали, ибо не пожелал он им
открыться.
234. И когда они всем множеством, с оружием и без оружия, отправились к
той башне, о которой им было поведано, Мерлин молвил: "Радуйтесь, ибо наутро
увидите вы своего господина". Потом подозвал к себе оруженосца из тех, что
там были, рассудительнейшего и храбрейшего; и был он валлиец знатного рода,
но из-за своего брата, которого он убил, пришлось ему бежать за море, ибо
опасался он мести. Оруженосец этот был так пригож, так смел и так во всем
сведущ, что любили его все, кто его знал, кроме тех, кто ненавидел его из
зависти; и звали этого оруженосца Горвеналом.
235. Мерлин, знавший его лучше, чем любой из тех, кто там был, повел
такую речь, подозвавши его к себе: "Друг мой, - молвил он, - будь я уверен,
что станешь ты беречь, как зеницу ока, наследника Леонуа, которого, как ты
слышал, требуют с двух рыцарей, брошенных в темницу, да так, чтобы в детстве
не приключилось с ним никакой беды по твоей оплошности, я бы вверил его
тебе".
Услышав эти слова, Горвенал ответил Мерлину: "Не знаю, кто вы такой, но
кто бы вы ни были, вверьте мне этого ребенка, и я сделаю все, что могу,
чтобы уберечь его от всяческих напастей, и нечего ему будет бояться беды,
пока буду я с ним". - "Я вверяю его тебе, - сказал Мерлин, - смотри же,
храни его, как зеницу ока".
236. Тут покинули они это место и на следующий день рано утром
подъехали к источнику, что звался Бесплодным, ибо, поистине, ни одна
женщина, напившись из него, уже не могла понести; потому его и назвали
Бесплодным.
Возле этого источника лежала мраморная плита, и поверх нее в давние
времена высечена была надпись, гласившая: "Съедутся сюда трое добрых
рыцарей. У этого источника соберутся они и станут держать совет о Гордом
Звере". А потом шла надпись, гласившая: "Галаад, Ланселот, Тристан". Тут
Мерлин идет к источнику и подходит к плите и показывает надпись Горвеналу и
молвит ему: "Видишь эту надпись?" И тот отвечает: "Вижу, и преотлично,
только невдомек мне, кто те трое добрых рыцарей, о которых здесь говорится"
- "Это будут, - говорит Мерлин, - храбрейшие рыцари на свете, столь искусные
в ратном деле, что молва о них пройдет по всей земле, и не напрасно, ибо
подвиги их превзойдут их славу. И знай, что наследник Леонуа, которого ты
воспитаешь, будет одним из них. Береги же его, чтобы не погиб он по твоей
вине". И тот клянется исполнить все, что обещал.
237. Тут поехали они прочь от источника и ехали до тех пор, пока не
повстречали служанку, что хранила ребенка. И она уже окрестила его и нарекла
тем именем, что ей заповедала королева. Мерлин молвил служанке: "Отнеси
этого ребенка в город Альбину ", ибо не пристало тебе держать его у себя; и
не успеешь ты прийти туда, как отец его уже будет там". Та испугалась и
ужаснулась, что ее убьют, если захочет она удержать при себе ребенка силой.
И взяла его и отнесла в город Альбину и отдала королю, который уже прибыл
туда; и сильно печалился он о том, что не нашел королеву в живых. Но когда
увидел ребенка, отлегло у него от сердца, ибо почитал он его пропавшим.
238. Увидев Мерлина, люди той страны говорят королю: "Сир, мы отыскали
вас благодаря ему. Если б не он, вовеки бы нам больше не увидеться". -
"Король, - молвит Мерлин, - знайте, что это доброе дело я сделал не столько
ради вас, сколько ради вашего сына. Но ради вашего же блага и вашей чести
надлежит вам беречь его, ибо говорю я вам, что ему еще предстоят великие
дела".
Удивившись тому, что Мерлин говорит с ним так уверенно, король восхотел
проведать, кто бы это мог быть. И отводит его в сторону и умоляет именем
господним открыть ему, кто он такой. И молвит ему Мерлин: "Я скажу тебе, кто
я такой. Я тот, кого зовут прорицателем Мерлином. И пришел я к тебе ради
твоей великой нужды, чтобы вызволить тебя из позорного плена, в который ты
попал, околдованный этой девицей. Но сделал я это не столько из любви к
тебе, сколько из любви к твоему сыну, который весьма мне люб". - "Тогда
скажи мне, Мерлин, добрый друг мой, - говорит король, - что ты думаешь о
моем сыне? Выйдет ли из него когда-нибудь толк?" - "Да, - отвечает Мерлин, -
он станет одним из славнейших рыцарей на свете. Весь свой род превзойдет он
в рыцарской доблести, но много выпадет на его долю мук и тягот. Прикажите же
о нем позаботиться, ибо он еще нуждается в попечении верного человека, и
смотрите, чтобы не было у него другого наставника, кроме Горвенала
Уэльского". И король обещает сделать все так, как ему было сказано.
239. Тогда Мерлин покинул короля, сколько тот ни упрашивал его
остаться. И король подходит к ребенку и спрашивает, принял ли он крещение.
"Да, сир, - отвечает служанка, - его зовут Тристаном. Этим именем нарекла
его мать, когда умирала, и от нее у него такое имя". И король зовет к себе
Горвенала и говорит ему: "Горвенал! Возьми сына моего Тристана и береги его
всю свою жизнь, как зеницу ока". И тот взял его и берег всю свою жизнь, как
зеницу ока, так что никто не мог его ни в чем упрекнуть. И приказал он
отыскать кормилицу, чтобы поить его и кормить той пищей, что пристала такому
ребенку. Но здесь время оставить рассказ о Тристане и короле Мелиадуке, его
отце, и рассказать о короле Марке, как и каким образом и с каким коварством
убил он у Львиного источника брата своего Пернегана {12}.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
244. И гласят предания, что после смерти королевы Элиабель долго
оставался король Мелиадук без жены. А когда решил жениться, то взял в жены
дочь бретонского короля Хоэля {13}. Была она весьма хороша собой, но
завистлива, коварна и ветрена, как никто. И с первого же года замужества
стала изменять своему супругу.
К тому времени Тристану исполнилось уже семь лет, и был он так пригож,
что какая из дам на него ни взглянет, так и скажет, что краше его нет никого
на свете. Какими словами описать вам его красоту и как о ней поведать? Скажу
кратко: был он так прекрасен лицом и телом, что на всем свете в то время не
сыскалось бы отрока, что сравнился бы с ним в красоте, кроме разве что
Ланселота Озерного. Они, поистине, превзошли красотой всех остальных; а
рыцарственность их была такова, что о том надлежит знать любому благородному
мужу.
245. Видя, что Тристан подрос и похорошел, и что каждый любуется им,
мачеха его не знает, что ей делать и как быть, ибо у нее есть от короля
годовалый ребенок; и рассудила она, что Тристан не потерпит, чтобы страной
владел его брат, и лишит его наследства. И поэтому замыслила она погубить
Тристана любой ценой, как только представится ей случай. Но не знала, как ей
это сделать, разве что отравить его.
246. На том она и остановилась и решила извести его ядом, ибо это такая
вещь, от которой трудно уберечься. В то время как она о том размышляла и
думала, как бы ей довести это дело до конца, и уже приготовила яд в
серебряном кувшинчике и спрятала его в изголовье постели и ждала только,
когда Тристан заглянет к ней в опочивальню, случилось так, что зашла туда
служанка, держа на руках маленького королевича. Было жарко, и младенец стал
плакать от мучившей его жажды. И не было там никого из кормилиц, ибо спали
они в своих покоях.
Увидев, что он изнывает от жары и жажды, принялась она шарить по всей
опочивальне, не отыщется ли там воды, чтобы дать ему. И когда искала она ее
там и сям, попался ей серебряный кувшинчик с каким-то питьем; и знайте, что
питье это было столь искусно приготовлено, что и вам показалось бы холодной
и чистой ключевой водой. Служанка взяла кувшинчик и дала испить младенцу. И
едва он отпил из него глоток, как нашли на него судороги и корчи, и тотчас
испустил он дух на руках той, что его держала.
247. Увидев это, служанка запричитала громким голосом: "Увы мне! Увы
мне! Горе, горе!" И собрались челядинцы и сбежались посмотреть, что там
происходит. И найдя ребенка мертвым, закричали и подняли столь великий шум,
что в ту пору не услышать было бы и грома небесного, ибо схватили они эту
служанку и говорят, что убьют ее и умертвят за то, что она лишила жизни
младенца, над которым сжалился бы всякий.
И туда, где поднялся столь великий шум и крик, как я вам рассказываю,
прибежала королева. И когда нашла она мертвым своего сына, которого любила
такой великой любовью, как никого на свете, обуяли ее корчи и грянулась она
оземь. И когда отпустили ее корчи, говорит она служанке: "Зачем ты убила
моего сына? Разве сделала я тебе что плохого?" И та, не зная, чем ей
оправдаться, отвечает: "Госпожа моя, не я убила его, а тот, кто спрятал
здесь этот яд. Было это сделано со злым умыслом, и вот зло обернулось против
меня и меня в нем винят. Пусть же замышлявший зло получит то, что заслужил".
248. Служанку схватили и отвели к королю, который весьма был опечален
тем, что произошло, ибо ему уже обо всем донесли. И когда привели ее к
королю, он расспросил ее, как это все приключилось, и молвил: "Не ты повинна
в этом злодействе, а тот, кто спрятал яд. И знайте, что не для этого ребенка
был он уготован, а для другого".
Король повелел отпустить служанку и сказал, что не будет она предана
смерти за это злодейство, ибо не ею было приготовлено зелье, а другими. И
Горвенал, который был весьма мудр и прозорлив, молвил к королю и сказал:
"Знайте, сир, что этим зельем хотели извести либо вас, либо сына вашего
Тристана, и что это дело рук дамы или девицы. Берегите же себя, если дорога
вам жизнь, а о Тристане, воспитаннике моем, позабочусь я сам, если это будет
угодно господу".
249. Король рассудил и заметил, что Горвенал сказал ему правду об этом
деле, и уразумел, что яд был приготовлен для него или для Тристана, и сказал
об этом одному из своих приближенных и спросил у него, кто бы мог это
сделать, ибо весьма ему хотелось проведать, как это дело было подстроено.
Тот ему отвечает: "Нелегко это будет узнать. Но раз этот замысел не удался,
так что не пострадали ни вы, ни Тристан, вам остается только беречься, ибо
знайте, что ищущий вашей погибели находится среди вашего окружения". Король
говорит, что побережется, если сможет, и умолкает и больше не поминает об
этом. Но был он устрашен свыше меры, ибо не знал, кого ему нужно опасаться.
250. А королева оплакивает своего сына, погибшего от ее рук и по ее
вине. И так она печалится, что хочет умереть. И говорит себе, что навеки она
опозорена, убив своего сына и потерпев неудачу в том, что было ею задумано.
Сильно томится она и казнится из-за этого дела; и когда видит проходящего
мимо Тристана, вся ее боль и весь ее гнев обращаются на него. Мнится ей, что
из-за Тристана погиб ее сын. Из-за Тристана все ее муки. И решает она во что
бы то ни стало отомстить ему.
Таким образом и по такой причине, как я вам рассказываю, воспылала
королева Леонуа к Тристану таким гневом и такой злобой, что согласна была
пойти на смерть и бесчестье, лишь бы его извести. И стала она всеми силами
искать его погибели.
251. Горвенал, который был весьма мудр и весьма во всем осмотрителен,
заметил, что королева ненавидит Тристана всем своим сердцем, и понял, что
ею-то и был приготовлен яд. Тогда отзывает он в сторону Тристана и молвит
ему: "Тристан, - говорит он, - держись подальше от королевы, а еду и питье
принимай только из моих рук. Не пей ничего, что она тебе поднесет. Что еще
тебе сказать? Делай все, что она прикажет, только не ешь и не пей; еду и
питье не принимай без меня". И отрок ему обещает, что никогда не нарушит его
повеления.
Так наставляет Горвенал своего питомца, и тот во всем ему послушен. А
королева, которая ничего о том не знает, ждет своего часа, чтобы извести
Тристана. И да будет вам ведомо, что она уже приготовила яд и решила дать
его ему, как только придет подходящее время.
Тристану шел восьмой год, и был он так мил и пригож, что казался среди
своих сверстников розой среди прочих цветов, и был он лучшей отрадой королю,
своему отцу, который любил его так, как не любил ни других, ни себя самого.
252. Однажды уединился король у себя в опочивальне, так что не было с
ним никого, кроме Тристана, его сына. Было жарко, и король томился великой
жаждой, и попросил напиться. "Тристан, - молвит он, - пойди принеси мне
воды". И отрок повернулся к окну, и тут попался ему на глаза серебряный
кувшинчик, в котором был яд. И, не ведая о том, налил он яду в чашу и подал
отцу.
Не успел тот ее принять, как вошла в опочивальню королева и, увидев
кувшинчик, что держал Тристан, закричала: "Сир, не пейте, иначе умрете!"
Услышав эти слова, король отвел руку от чаши и спрашивает: "А что это за
питье?" И ей страшно признаться, что это яд, ибо тогда король может
подумать, что она хотела его отравить. "Сир, - говорит она, - вам негоже его
пить". - "А для чего же тогда, - спрашивает король, - вы его здесь держите?"
И она не знает, что на это ответить. И королю пришло на ум, что она
приготовила это зелье, чтобы его извести, и говорит он ей: "Выпейте его
сами, не то я вас казню". А она в ответ: "Можете меня казнить, ибо ни за что
я к нему не притронусь". - "Не притронетесь? - говорит король. - Тогда
придется вам умереть не той смертью, какую вы для меня готовили".
253. И созвал король своих баронов и поведал им о том, что случилось. И
услышав, что ее обвиняют в этом деле и в этом злодействе, королева так
опешила, что едва вымолвила: "Сир, не для вас я приготовила его". - "А для
кого же? - вопрошает король. - Мне надлежит это знать". И та, увидев, что
некуда ей деваться, молит его о пощаде. "Напрасны ваши мольбы, - говорит
король, - мне надлежит знать, для кого вы его приготовили".
И королева плачет, видя, что с ней так обходятся и что придется ей
поведать королю о всех своих замыслах. А король, разгневавшись и
разъярившись, берет меч, что лежал там на постели, вынимает его из ножен,
идет прямо к королеве и говорит, что убьет ее немедля, если только не скажет
она правды об этом деле. И объял ее страх и ужас перед смертью, когда
увидела она, что король так разгневался, и невмочь ей стало таиться от него,
и поведала она ему, как все было, и рассказала, что содеяла это, чтобы
извести Тристана. "Клянусь господом, - говорит король, - злое же дело
задумано вами! Вы достойны смерти, и если мои бароны скажут, что вы должны
умереть, вы умрете, ибо не будет вам оправдания на божьем суде. Тристан
ничем не провинился перед вами, чтобы вы искали его смерти".
254. Тогда велел король своим приближенным взять ее под стражу и
держать до тех пор, пока не будет она оправдана или осуждена, ибо, сказал
он, "мнится мне, что она повинна в этом деле".
И те взяли ее под стражу. А король велит позвать самых многомудрых
своих баронов и рассказывает им, как все было, и заставляет побожиться, что
свершат они правый суд. "И знайте, - говорит он, - что если уклонитесь вы от
правого суда, я казню вас всех вместе с нею". Те посовещались между собой и
потом ответили и сказали, что она достойна смерти. И король говорит: "Итак,
она умрет, ибо не было ей дано оправдания на суде". И прослышав, что суд
свершился, и что не избежать королеве смерти, придворные дамы принялись
горевать и печалиться неслыханно великой печалью.
255. Тристан был в ту пору во дворце, и когда увидел он, какая печаль
там царит, захотелось ему узнать о ее причине. И ему о ней сказали. И
услышав, что королева должна умереть из-за этого дела, он умолк и не стал
больше говорить ни с теми, кто ему отвечал, ни с другими, а пошел прямо к
королю, своему отцу, опустился перед ним на колени и попросил его исполнить
одно свое желание. Тому было невдомек, о чем хочет просить его Тристан,
иначе он ни за что не исполнил бы его просьбы. И говорит король: "Открой мне
свое желание, сын мой, и я его исполню, ибо я люблю тебя больше всего на
свете и ни в чем тебе не откажу; свою собственную жизнь отдал бы я ради
твоей, если бы в том была нужда".
256. Тристан отвечает отцу не как неразумный ребенок, а как взрослый
муж, и говорит: "Сир, благодарю вас за то, что согласились вы исполнить мое
желание. И знаете ли, в чем оно состоит? Я хочу, чтобы отвели вы свой гнев
от госпожи королевы и простили ее за то дело, что свершилось на ваших
глазах, и отменили приговор, вынесенный вами и вашими советниками".
Король опешил от таких речей, ибо не верилось ему, чтобы ребенок мог
вести их по своему разумению, и решил он, что его подучили. И не желал он,
чтобы королева осталась безнаказанной, ибо не было ничего на свете, что
ненавидел бы он сильнее, чем предательство и убийство. И когда пришел в
себя, говорит сыну: "Ты получишь то, о чем просил, ибо я дал тебе обещание.
Но скажи мне, по чьему наущению ты это сделал?" И тот отвечает: "Знайте,
сир, что не слушал я ничьих наущений, кроме собственного сердца и разума,
ибо не мог оставить госпожу мою на погибель, если возможно мне ее спасти". И
король говорит: "Сын мой, ты поступил правильно, а она была коварна и
вероломна, когда искала твоей смерти. И хорошо еще, что не удалось ей
исполнить задуманного".
Таким образом была спасена от смерти мачеха Тристана, и сделал это сам
Тристан, чьей погибели она добивалась изо всех сил. И да будет вам ведомо,
что сделал он это по своей воле и своему разумению, и за то заслужил славу
достойнейшего и добрейшего среди мудрецов Леонуа. И все в один голос
говорили, что не преминет он стать доблестным рыцарем, если продлит господь
его дни.
А королева возвратилась живой и невредимой к своему господину, но
знайте, что он уже не любил ее так. как любил прежде, и не доверял ей.
257. Немного времени прошло после этого дела, и вот отправился король в
лес на охоту и взял с собой большую свиту. Был там Горвенал и с ним Тристан,
которого тот никуда не отпускал от себя. Тристан мог бы не поехать туда, ибо
был еще мал годами, но Горвенал взял его, чтобы тот приучался лесовать и
полевать. И обрядил он его в охотничий наряд.
И там, где ехал таким образом король среди своей свиты, неведомо откуда
появились двое рыцарей в полном вооружении. И увидев свиту, спрашивают они,
где король. И его им показали. "А где Тристан, его сын?" - говорят они. И
Горвенал, почуяв недоброе, рванулся вперед и отвечает: "Нет его здесь, мы
оставили его в городе. А что вам от него нужно?" Те промолчали, подъехали к
королю и говорят ему: "Король Мелиадук, великого зла мы тебе желаем, хоть и
не заслужил ты его; но не ты, так твой отпрыск того заслужит, ибо, поистине,
либо им, либо тобой будем мы обесчещены и опозорены, так что содрогнется от
страха весь Корнуэльс. И раз не миновать этому делу, и не можем мы его
отвратить, то некого нам за него покарать, кроме тебя; отомстим мы тебе, как
сумеем".
Тут выхватили они мечи и бросились на короля и зарубили его, прежде чем
кто-нибудь из свиты успел прийти ему на подмогу. Но тут же сами полегли
мертвыми. Были они из графства Норхольт и в близкой родне с корнуэльской
знатью, и предсказала им одна корнуэльская ведунья, что роду графа Норхольта
суждено пасть от руки короля Мелиадука или его отпрыска. Потому-то они и
приехали в тот лес и сделали это не столько по своему разумению, сколько по
наущению короля Марка, ибо никого так не боялся Марк, как Тристана.
Но впоследствии сбылось предсказание ведуньи, ибо Тристан собственной
рукой убил графа Норхольта, истребил все его потомство, {14} а потом разорил
его город, не оставив от него камня на камне. Но здесь время прервать
рассказ об этом деле и вернуться к смерти короля Мелиадука.
258. Когда бароны Леонуа увидели, что господин их мертв, они так
опечалились, что не могли вымолвить ни слова. А когда пришли в себя,
сказали, что не видано еще было на свете столь нерадивой охраны, какой были
они королю. И согласились между собой, что был он убит по их вине и по их
небрежению.
Тут поднялся стон и крик на все голоса. Плачет Тристан, плачет
Горвенал, а с ними и все остальные. И когда наплакались они вдоволь, то
нарубили дерев, сладили пристойный гроб, положили в него тело короля н
отвезли его таким образом в город, что был неподалеку.
Сильно сокрушались и скорбели жители Леонуа по своему сеньору. И
оплакав его, как подобает, предали его тело земле с теми почестями, с какими
в те времена погребали королей.
259. Король же Марк, который все это время пребывал в Корнуэльсе, сидел
однажды в одиночестве в своем дворце в глубоком раздумье. И проходит тут
мимо короля один карлик, весьма осведомленный о всем том, что еще должно
свершиться. Побывал он в свое время в Британии и узнал от Мерлина много
разных разностей. Карлик был человеком благородным, сыном короля Хоэля. Но
из-за его маленького роста, ибо был он карлик, отец прогнал его от себя,
считая постыдным водить с ним дружбу.
Король же Марк держал его при себе, ибо был карлик мудр, находчив и
правдив. Знал он столько тайного и еще не случившегося, что мог поспорить в
этом разве что с одним Мерлином.
260. Когда карлик заметил, сколь глубоко задумался король Марк, он
остановился и сказал как бы в гневе: "Думай, думай, король Марк! Тристан,
твой племянник, прекрасный, добрый, не дитя, а цветок. Но если ты еще
подумаешь, то печальны и скорбны будут твои мысли. Ведь по твоей же вине ты
столь беден и слаб".
Когда король услыхал эти речи, он отвлекся от своих мыслей и сказал:
"Все те беды, что ты мне предсказываешь, со мной не приключатся, ибо я их
предупрежу. Я сам его убью, не дожидаясь, что он на меня нападет". На это
карлик ответил: "Сделать это будет слишком опасно, ведь все будут восхищены
рыцарственностью Тристана". - "Посмотрим, - сказал король Марк, - будет ли
он действительно столь доблестным рыцарем?" - "Вне всякого сомнения", -
ответил карлик. "Тогда я совершу задуманное так, - сказал король, - что он
не будет меня бояться. Но что бы там ни говорили, а плохо ему придется". И
он отложил это дело, на которое на этот раз еще не отважился.
261. Горвенал, все это время пребывавший в Леонуа и не спускавший глаз
с королевы, заметил, что хочет она во что бы то ни стало погубить Тристана,
ибо мнилось ей, что если он умрет, то она завладеет страной. И убоялся он и
устрашился, как бы она его не убила, и поэтому позвал к себе однажды
Тристана. "Добрый друг мой, - говорит он ему, - ваша мачеха желает вам
такого зла, что я теперь только и смотрю, как бы не погубила она вас
каким-нибудь коварством; и знайте, что уж давно извела бы она вас, если бы
не опасалась меня. Вот что мы сделаем: отправимся в Галлию, во дворец короля
Фарамона {15}. Там научитесь вы вежеству и придворному обхождению, как то
подобает всякому благородному и высокородному мужу. И когда по воле господа
нашего примете вы рыцарское посвящение, и слава о подвигах ваших разойдется
по всей земле, тогда, если будет вам угодно, вернетесь вы в королевство
Леонуа и не найдется там никого, кто осмелился бы вам перечить".
Отрок отвечает ему и говорит: "Господин мой, я готов следовать за вами
всюду, куда вам заблагорассудится. Никто не любил меня и не жалел, кроме
вас, и поэтому не расстанусь я с вами ни за что на свете". - "Тогда мы
отправимся завтра же утром", - молвит Горвенал. И тот с ним согласился.
262. Всю ночь снаряжался Горвенал в путь с тщанием и старанием и взял с
собою все золото и серебро, что у него было. И на следующее утро, еще до
рассвета, сели они на коней.
Что мне вам о них рассказать? Пустились они в путь и ехали до тех пор,
пока не достигли Франции, и не было у них ни спутников, ни попутчиков. И
когда приехали в тот край, где пребывал король Фарамон, Горвенал наказал
Тристану, чтобы тот не обмолвился, кто он таков, кто его отец и откуда он
родом. И чтобы на все расспросы говорил, что он, мол, благородный отрок из
дальних краев. "Добрый господин, - отвечает Тристан, - хороши ваши слова.
Знайте, что никогда я вас не ослушаюсь".
И вот приехали они в замок короля Фарамона. Король принял их с великой
охотой и сказал им, чтобы они оставались и жили в замке, ибо весьма они ему
приглянулись.
263. И вот поселился Тристан в замке короля Фарамона. И так он вырос и
похорошел, что всяк дивился его росту и красоте. Столь искусно играл он в
шахматы и тавлеи, что никто не мог забрать у него ни одной фигуры. И за
малое время научился так умело владеть мечом, что нельзя было сыскать ему
равных. Так ловко держался он в седле и так во всяком деле был удачлив, как
никто из его сверстников. И знайте, что минуло ему двенадцать лет, и был он
столь удал и пригож и столь ловок во всем, за что бы ни взялся, что дивились
ему все, кто его видел. И не было такой дамы или девицы, что не почла бы за
счастье, если бы Тристан ее полюбил. И служил он королю верой и правдой, а
тот благоволил к нему, как ни к одному из своих приближенных. И любил его
сильнее, чем остальных отроков, что жили в его замке. И да будет вам ведомо,
что никто не знал о нем больше, чем видел собственными глазами, и не ведал о
его происхождении, кроме одного Горвенала.
264. У короля Фарамона росла красавица дочь, и была она столь
рассудительна, приветлива и прекрасна, что во всей Галлии не нашлось бы
девицы краше ее. И вот она засмотрелась на Тристана, как он расхаживает и
похаживает, и так запал он ей в сердце, что не знает она и не ведает, на что
ей решиться, ибо полюбила его всей душой, как не любила ни других, ни себя
самое. Не знает она, как ей быть со своей любовью и что с ней делать, ибо в
ее годы еще не ведают об этом и не проведают, если только кто их не
надоумит.
Долго думала девица, но так ничего и не надумала, ибо невмочь ей было
идти наперекор своей любви и выбросить Тристана из сердца. А если бы
открылась она Тристану, что любит его столь сильной и дивной любовью, он
счел бы ее безумной, и не стал бы слушать, и покинул бы ее из страха перед
королем.
265. Так думает она и гадает и томится великим томлением. И увидев, что
не у кого ей испросить совета, решает открыть сердце свое Горвеналу. И вот
призналась она ему без утайки, что любит Тристана такой великой любовью,
какой не любила никого на свете. "Сделайте же так, - молвит она ему, - чтобы
стал он моим, а если откажетесь помочь, будет хуже и ему и мне".
Услышав эти слова, Горвенал так опешил, что не знал, как ему быть, ибо
увидел, какой любовью воспылала она к Тристану; а Тристан еще так мал годами
и непорочен, что это может обернуться бедой и для него и для нее, ибо даже
если и не случится между ними греха, люди могут подумать, что он был. И
отвечает Горвенал девице как можно учтивей, и говорит: "Благодарю вас за то,
что соизволили вы мне открыться. Знайте, что я сделаю все, что в моих силах,
чтобы помочь вам утолить вашу страсть, ибо не думаю я, чтобы она была
неугодна Тристану. А если даже воспротивится он ей по неискушенности своей в
любви, то, мнится мне, и тогда я сумею уговорить его и склонить на это". И
девица горячо благодарит Горвенала за все, что он обещал.
Тут расстался Горвенал с королевской дочерью и ушел от нее в великом
замешательстве, оттого что не знал толком, как ему поступить. Весьма
опасался он короля, и не напрасно, ибо знал, как тот вспыльчив и гневлив.
Если проведает он об этом деле, так удручит оно его, что прогонит он от себя
с позором и свою дочь, и Тристана, и его самого {16}.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
271. Вечером говорит Горвенал Тристану, своему питомцу: "Как нам быть,
Тристан? Королевская дочь любит тебя такой великой любовью, что готова себя
умертвить, если не исполнишь ты ее воли и не полюбишь ее. Поведай же мне,
что намерен ты делать, ибо избрала она меня своим посредником". Отрок
отвечает ему и говорит: "Если девица эта любит меня чистой любовью, по
правде и чести, то и я возлюблю ее всем сердцем; если же страсть ее
греховна, то пусть хранит она ее при себе, ибо никогда не соглашусь я на нее
отозваться. Ведь иначе пришлось бы мне поступить бесчестно и навлечь стыд и
позор на ее отца, который приютил меня в своем замке, даже не ведая, кто я
такой".
Услышав эти речи, от души подивился им Горвенал, ибо не по летам они
были разумны: ведь Тристану шел всего тринадцатый год. И говорит ему, чтобы
еще раз его испытать: "Неужто, Тристан, отвергнете вы любовь столь
прекрасной девицы, как та, о которой я вам говорю? К тому же, в ее власти
погубить вас по своей прихоти и осчастливить по своей милости". И отрок еще
раз ему отвечает: "Что мне в ее красоте? Если только не утрачу я
благоразумия, ничто на свете не склонит меня на такое дело, из-за которого
король мог бы усомниться в моей верности. Я поступил бы вероломно, если бы
навлек позор на того, от кого не видел ничего, кроме добра. А если бы и
впрямь влюбился я в эту девицу так же сильно, как она в меня, надлежало бы
вам приложить все старания, чтобы отвратить меня от этой любви".
272. И все сказанное осталось между ними. А на следующий день девица
подстерегла Горвенала и спрашивает, виделся ли он с Тристаном. И тот говорит
ей всю правду, что ничего он от него не добился. "Как, - молвит она, -
неужто он мне отказал? Плохо же он сделал. Придется ему в том раскаяться".
И пошла она прочь в великой печали, проклиная час, в который была
рождена. И придя к себе в опочивальню, принялась тихонько плакать, чтобы ди
одна живая душа ее не услышала.
273. Вскоре после того сидела она однажды, задумавшись, у себя в
опочивальне, ибо не могла забыть своей страсти к Тристану, а только о том и
помышляла, как бы ее утолить. И туда, где сидела она, задумавшись таким
образом, случилось заглянуть Тристану, который шел прогуляться по лугу. В
опочивальне было мало света, и потому не заметил он девицы, а она видела его
хорошо. И не успел он войти туда, как бросилась она к нему и принялась
обнимать и целовать в глаза и губы. И увидев ее, он весьма огорчился и хотел
оттолкнуть ее от себя, но не смог, ибо не хватило у него сил, а девица
держала его крепко. И устрашился он, и убоялся, как бы кто не вошел в
опочивальню и, увидев их, не подумал чего плохого. И вырвавшись из ее
объятий, хотел уйти прочь. А она, обезумев от тоски и не помня себя от
печали, испустила такой громкий и неистовый вопль, что услышали его все
рыцари, что были в замке. И до самого короля донесся этот вопль, но невдомек
ему было, что это кричит его дочь.
274. Рыцари поспешно сбежались на этот крик и застали Тристана в
объятиях девицы. И увидев их, испугалась она и ужаснулась, как бы не казнил
ее король, проведав о том, что случилось. И потому закричала пришедшим: "На
помощь, на помощь, добрые господа! Тристан хотел меня обесчестить!" -
"Клянемся именем господним, - отвечают они, - он "а то поплатится". И тотчас
схватили его и отвели к королю и рассказали ему обо всем, что случилось, как
сами они о том думали.
Король весьма был огорчен этим делом; взглянул он свысока на Тристана и
говорит ему: "Итак, решили вы отплатить мне бесчестьем за оказанную вам
честь? Не ждите же от меня пощады". И велел он бросить Тристана в темницу, и
его туда бросили.
275. Когда Горвенал, вернувшись в замок, услышал эту новость, он так
опечалился, что стал клясть себя и казниться, и сказал себе: "Если погибнет
Тристан из-за этого дела, ляжет на меня позор и вовеки не будет мне
радости". И не знает он, что делать, ибо не приходит ему на ум, как
вызволить Тристана. И все-таки идет к королю, хотя многие оскорбляют его и
поносят из-за Тристана и говорят, что дурно он его воспитал, и что будь
Тристан и впрямь столь благородным отроком, каким все его считали, никогда
не нанес бы он такого бесчестья королю. А он, не отвечая ни слова на эти
речи, идет к королю и молит его во имя господне выслушать то, что он хочет
ему сказать. "Говорите!" - молвит король, "Сир, никому не скажу я этого,
кроме вашей милости, ибо не для посторонних ушей мои речи; и знайте, что ко
благу будут они и вам и всему вашему королевству".
Король идет в уединенный покой, а Горвенал за ним. И когда пришли они
туда, Горвенал принялся пересказывать ему все, что слышал от королевской
дочери. "И знайте, сир, - говорит он, - что все было совсем не так, как вы
думаете, ибо дочь ваша любит Тристана как никого на свете, а он ее - разве
что из любви к вам".
276. Король, который был весьма многомудр, услышав такие речи, подумал,
что Горвенал хочет его провести, но решил, что все это можно проверить, и
потому сдержал на время свой гнев. И рассудил, что узнает правду об этом
деле вернее, чем узнал со слов Горвенала, и не стал ему перечить, а молвил:
"Выслушал я все, что вы мне сказали. Знайте же, что не позднее завтрашнего
вечера сумею я доискаться до всей правды. И если подтвердятся ваши слова, я
отпущу Тристана, - а если нет - тут же велю его казнить".
Здесь Горвенал расстался с королем. А король, не тратя времени даром,
велит позвать свою дочь и говорит ей: "Дочь моя, не отрадно ли будет тебе
узнать, что я сделаю с Тристаном из любви к тебе? Раз был он уличен в таком
злодействе, прикажу я предать его позорной и постыдной казни, и тем отомщу
за тебя". А она не смеет открыть, что у нее на сердце, и отвечает ему чуть
слышно, и говорит: "Поделом каждому расплата за его прегрешения". А король
продолжаете "Но не сам буду я судить и решать, достоин ли он смерти, а
поручу суд тебе". И она тотчас же подумала, что если суд будет за ней,
вовеки не дождется он той казни, что ему положена. И понял король по ее
лицу, что не так-то уж сильно ненавидит она Тристана, как ему казалось. И с
теми словами отпустил ее.
277. Наутро, в седьмом часу, призывает он дочь свою к себе в покои.
Потом велит привести из темницы Тристана и еще одного юношу, родственника
королевы, который незадолго перед тем был уличен в бесчестном убийстве
рыцаря; за это взял его король под стражу и собирался казнить. Юноша этот
приходился двоюродным братом принцессе. И когда вывели их из темницы, и
предстали они перед королем, король поднялся, взял большой меч, вынул его из
ножен и говорит дочери: "Видишь этих двух юношей, осужденных на смерть? С
одним из них состоишь ты в родстве, ибо он твой двоюродный брат, а другой
тебе чужой. И хотя оба они должны умереть, я позволяю тебе освободить того
из них, кого ты захочешь. Выбери того, кто больше тебе по сердцу, а другой
достанется мне. Тот, кого ты выберешь, будет освобожден, а другому я отрублю
голову этим мечом, и не спасет его уже никто на свете. Выбирай же, кто
больше тебе люб".
278. Услышав эти слова, смутилась девица, не зная, что ей ответить.
Понимает она, что король обо всем догадается, если не выберет она своего
двоюродного брата, а если обречет на смерть Тристана, которого любит, как
никого на свете, то вечно будет казнить себя за это. И король, видя ее
смущение, убеждается в том, что она любит Тристана. И еще раз говорит ей,
чтобы сильнее уязвить ее: "Выбирай же поскорее того, кто тебе люб, ибо если
будешь ты медлить, то лишишься обоих". А она из страха перед отцом не
решается открыть, что у нее на сердце. И в третий раз говорит он ей:
"Торопись же, дочь моя!" И так испугалась она и ужаснулась, что вымолвила:
"Освободите двоюродного брата моего, Мелиана". - "Тогда придется мне казнить
Тристана", - говорит король. И с этими словами заносит он меч, словно хочет
отрубить ему голову.
279. А девица, не в силах этого вынести и не помня себя от горя,
бросилась к отцу, как безумная, и говорит ему, томясь от любви: "Заклинаю
вас именем господним, остановитесь! Не то я сказала, что думала, и беру свои
слова обратно. Я выбираю Тристана, а Мелиана оставляю вам". А король
усмехнулся и отвечает: "Не бывать этому! Получай того, кого выбрала, а
другой достанется мне. Ничто уж не спасет Тристана".
И снова заносит меч, словно хочет отрубить ему голову, а на самом деле
и не помышляет об этом. И снова бросается она к нему и молит: "Отец, не
убивайте его, убейте лучше меня. Пусть он останется в живых, а я умру". -
"Ни за что на свете, - отвечает король, - не отступлюсь я от своих слов. Нет
спасения Тристану". - "Дайте тогда мне меч, - просит она, - и я сама убью
его; лучше уж погибнуть ему от моей руки, чем от вашей". Король дал ей меч.
И схватив его, отбежала она в сторону и говорит: "Отец! Или ты отдашь мне
Тристана, или я тут же убью себя своими собственными руками, и да поможет
мне бог". И король говорит ей: "С чего решила ты убить себя? Неужто так
сильно любишь ты Тристана?" - "Да, - отвечает она, - больше, чем себя самое.
Если убьешь ты его, не жить и мне, а если даруешь ему жизнь, и я останусь в
живых".
И тут молвит ей король: "Ладно, будь по-твоему. Отдам я тебе Тристана,
раз ты этого хочешь. Бери его себе, а я возьму Мелиана. Опусти же меч, ибо
нечего тебе теперь бояться ни за себя, ни за Тристана. Правду сказал мне
Горвенал, его наставник. Напрасно я ему не поверил". И она опустила меч. А
король говорит Тристану: "Вы свободны, и вовеки не услышите от меня ни слова
укоризны".
280. И тот благодарит ото всей души короля, а потом и девицу за то, что
вызволила она его из беды, в которую сама завела. И покинув королевские
покои, идет к себе в опочивальню и находит там своего наставника, которого
томила великая печаль, ибо весьма тревожился он и страшился за Тристана и уж
не чаял увидеть его в живых. А когда увидел его перед собой, то возликовал и
возрадовался и стал расспрашивать, как удалось ему освободиться. И Тристан
поведал ему всю правду о том, как был он освобожден, и сказал, что никогда
бы ему не освободиться, если бы не королевская дочь, которая весьма ему
помогла, и рассказал, каким образом.
"Ах, сынок, - молвит ему Горвенал, - уж коли избавил вас господь от
такой напасти, и король отпустил вас по своей доброй воле, не советовал бы я
вам больше у него оставаться, ибо если не захотите вы исполнить волю
королевской дочери, не миновать вам беды, хоть и не знаю я, откуда ее ждать.
Потому-то и хочу я, чтобы покинули мы Францию и отправились в иные края". -
"Господин мой, - отвечает Тристан, - куда же нам, по вашему разумению, лучше
всего отправиться?" - "Поедем в Корнуэльс, в замок короля Марка, вашего
дяди. Там сможете вы послужить ему вместе с другими отроками, и никто не
догадается, кто вы такой, ибо с тех пор, как покинули мы Леонуа, вы,
благодарение господу, так выросли и похорошели, что теперь не узнать вас
никому из тех, кто знал вас прежде. И если скажетесь вы там благородным
отроком из чужих краев, никто не признает в вас Тристана. И когда послужите
вы дяде своему столько, сколько пожелаете, и настанет вам время и срок
принять рыцарское посвящение, примете вы его от дяди, или от кого другого,
как будет вам угодно". И Тристан с ним согласился.
281. Что вам теперь рассказать? Приходит Тристан к королю Фарамону и
просит, чтобы тот его отпустил, и говорит, что решил он вернуться в родные
края, и от всего сердца благодарит за почести, которых был удостоен в этом
замке. А король убеждает его остаться и сулит за это столько земель и
почестей, сколько тому и не снилось. Тристан благодарит его за посулы, но
повторяет, что никак нельзя ему больше у него оставаться. "Уж если не хотите
вы у меня оставаться, - молвит король, - прошу вас и заклинаю открыть мне,
кто вы такой и откуда родом?" И Тристан сказал ему, что он сын короля
Мелиадука и родом из Леонуа. "Ах, - говорит король, - плохо же вы сделали,
что так долго от меня это скрывали! Ведь вы приходитесь мне родственником
{17}. Если бы знал я вас раньше, как знаю теперь, то и принял бы у себя в
замке не так, как были вы приняты. Худо вы сделали, что не открылись мне",
282. Тут Тристан оставил короля и вернулся к Горвеналу. Сели они на
коней и ехали много дней, пока не добрались до моря. Переправились через
него и попали в королевство Корнуэльс, и стали расспрашивать, где отыскать
короля Марка. И узнали, что обретается он в Глеведене {18}, в прекрасном и
крепком замке, что стоит высоко над морем.
Тут снова пустились они в путь и ехали до тех пор, пока не добрались до
этого замка. И когда собирались войти в ворота, увидели, что вслед за ними
скачет во весь опор какой-то всадник и везет с собой собачку; и собачка эта
была диковинной красоты. И когда всадник этот, что едва держался в седле от
усталости, нагнал их, поздоровался он с Тристаном и говорит ему: "Госпожа
моя Белида, дочь короля Фарамона, приветствует вас и просит принять от нее
собачку и письмо". Тристан слушает его и разумеет, что подарок этот послан
той, что так его любила и спасла от смерти, когда король хотел его убить. И
отвечает ему: "Добрый друг мой, благодарю вас за эти вести. Дайте же мне
письмо". И тот его подал.
283. Тристан сломал печать и стал читать это письмо, и вот что в нем
говорилось:
"Милый Тристан, друг истинный и сердечный, чуждый измены и коварства,
приветствую вас! Да хранит вас господь, да будете вы здравы, да пребудут с
вами радость и довольство, и да сопутствуют вам почести и счастье повсюду,
где бы вы ни были! Да станете вы прибежищем славы и побед, великодушия и
благородства! И пусть жизнь ваша протечет в усладах и отрадах! Рыцарская
доблесть и гордость да будут неразлучны с вами, друг мой, и да разойдется по
всей земле молва о вашей доброте! И да будет всякий смертный немощен и
ничтожен в сравнении с вами, и да останетесь вы навеки примером мужества и
отваги для всего рыцарства. И да ниспошлет вам господь присносущий легкую и
беспечальную кончину, а не такую, что ждет меня, ибо горестно было бы вам
умирать, как я умираю. Первая моя любовь и последний мой вздох омрачены
смертным томлением, и нет мне в скорби моей иной отрады, кроме той, что
приму я смерть от того самого меча, коим хотел отрубить вам голову мой отец.
И будет мне такая смерть великим утешением, ибо напомнит мне она, как
избавила я вас от гибели. Друг мой, никого я не любила, кроме вас, и никого,
кроме вас, не полюблю. И хоть не принесла мне любовь ничего, кроме одного
этого отрадного помысла, я молю бога, чтобы не дал он вам умереть, прежде
чем не узнаете вы и не почувствуете, как владычествует любовь над влюбленным
сердцем, и как сладко умирать тому, кто умирает от любви и не может найти от
нее спасения.
Друг мой, я умираю из-за вас, и уж если покинули вы меня, так что,
умирая, не смогу я вас увидеть, пусть напомнит вам обо мне после моей смерти
хоть это письмо, писанное моей собственной рукой, и моя собачка, краше и
лучше которой нет ничего на свете. И красота ее такова, что взглянув на нее,
не сможете вы не вспомнить обо мне. Пусть же кончина ваша, друг мой, будет
легкой, отрадной и блаженной, и не дай вам бог испытать, в какой тоске и
муке умирает тот, кого убивает неразделенная любовь".
284. Вот что говорилось в том письме. И прочтя его, спрашивает Тристан
посланца: "Неужто и в самом деле покончила с собой дочь короля Фарамона?" -
"Да, сир, - отвечает слуга, - так оно и есть. Она закололась мечом, и никто
не ведает, отчего". - "Клянусь богом, - молвит Тристан, - горестно же мне
это слышать, и весьма я о том скорблю". И говорит своему наставнику:
"Возьмите эту собачку из любви к той, что ее послала". И тот ее взял. А
слуга молвит Тристану: "Сир, - говорит он, - если будет на то ваша воля, я
останусь при вас и буду вам служить. И если не согласитесь вы на это ради
меня самого, то мнится мне, должны согласиться из любви к той, что меня
послала". И Тристан говорит, что не отвергнет его службы и сообщества, а
потом спрашивает: "Знаешь ли ты, кто я такой?" - "Бог свидетель, сир, -
отвечает тот, - ничего я не знаю о вас, кроме вашего имени". - "Тогда обещай
мне, - молвит Тристан, - что и впредь не будешь о том дознаваться". И тот
клянется, что не будет.
Так поступил он на службу к Тристану. И да будет вам ведомо, что стал
он впоследствии славнейшим и доблестнейшим рыцарем {19} и одним из
сотрапезников Круглого Стола. Но потом пал от руки самого Тристана, который
убил его неумышленно и нечаянно во время поисков Святого Грааля, когда тот
ехал рядом с Паламедом {20}, добрым сарацином. И об этом будет подробно
рассказано в нашей книге в свое время и в своем месте {21}.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
324. На следующее утро, едва занялась заря, поднялся король и
отправился в Ландский замок, где должен был состояться турнир. А Тристан,
как я уже вам говорил, остался, чтобы посвятить в рыцари своего оруженосца.
И когда посвятил его и вручил ему доспехи, оставленные для него королем, то
вооружился, как подобает, и отправился прямо на турнир, что уже открылся на
лужайке перед замком.
И король Агизан Шотландский, окруженный множеством рыцарей и отроков и
витязей своего двора, бросил вызов королю Ста Рыцарей и его свите; и да
будет вам ведомо, что король Ста Рыцарей держал свою землю от Галеота {22},
владыки Дальних Островов. И было подвластно Галеоту столько земель, что
просто диво, но был он в ту пору поражен тяжким недугом, длившимся целый
год. И знайте, что в тот год, когда состоялся турнир в Ирландии, был
посвящен в рыцари Ланселот Озерный.
325. Тут пришло время скрестить копья, и вы бы только посмотрели, как
скакуны ярились и рыцари наземь валились! Сотрапезники Круглого Стола, а их
было десять, обратились против короля шотландского и его свиты, и успех был
на их стороне. И если спросят меня, кто были те десять рыцарей, я отвечу,
что один из них был мессир Ровен, другой - мессир Ивэйн, сын короля Уриена;
а кроме них - Гаэрьет {23} и Бадемагю {24}, и сенешаль Кэй, и Додинас Дикий,
и Сагремор Ужасный, и Гиврет Короткий, и Гифлет, сын До, и Бранделис, Все
десять были придворными короля Артура и сотрапезниками Круглого Стола, кроме
Бадемагю, славнейшего и достойнейшего рыцаря тех времен; он не был еще
причислен к сотрапезникам Круглого Стола, хоть и служил при дворе короля Ар-
тура.
И знайте, что, когда вступили они в схватку, их противникам пришлось
несладко, и бежали бы те без оглядки, если бы не добрый рыцарь в черных
доспехах и с двумя мечами. Едва вступив в сраженье, принялся он потчевать
противников всем на удивленье. Валит рыцарей и крушит, шлемы с голов
сбивает, щиты из рук вырывает, так что кто на него ни взглянет, тот и
скажет, что ему должен достаться приз всего турнира. И так он в этом
преуспел, что приободрились рыцари Замка и бросились на противников столь
яростно, что тем волей-неволей пришлось отступить. И все десять сотоварищей
были побеждены в этой схватке, и сокрушены, и опозорены великим позором. И
мессир Говен получил две раны, а Газрьет три, и мессир Ивэйн столько же; и
все остальные были изранены и наголову разбиты, и невмочь им было за себя
постоять.
Увидев этот разгром, опечалился король Ста Рыцарей и устыдился, ибо
любил он всем сердцем Белокурую Изольду и знал, что скоро дойдет до нее эта
новость. И надумал он отомстить за это поражение, и ради того повелел
объявить, что по прошествии десяти дней снова будет состязаться с королем
шотландским и прибудет на турнир с множеством рыцарей и с великой силой,
которая еще не подоспела. И когда было о том объявлено и услышано,
разъехались рыцари и отправились, одни в одну сторону, а другие - в другую.
326. Увидев, что рыцарь с черным щитом, взявший верх надо всеми,
уезжает с турнира, король шотландский поскакал за ним во весь опор. И
поравнявшись с ним, приветствует он его весьма учтиво, а тот отдает ему
приветствие. "Досточтимый сир, - молвит король, - вы были на этом турнире и
столько подвигов там совершили, что всех превзошли, так что, если будет на
то ваша воля, достанется вам в жены наследница Ландского замка и с нею вся
ее земля, а земля эта немалая: ведь турнир этот был устроен для того, чтобы
отыскать мужа девице". - "Сир, - отвечает тот, - мне ведомы условия турнира,
и никогда не отказался бы я от них, если бы можно было мне жениться. Но
знайте, что не могу я этого сделать". - "А где вы думаете заночевать? -
молвит король. - Время уже позднее". - "Сир, я заночую у моря, в замке моего
друга". - "А собираетесь ли вы, - спрашивает король, - на тот турнир, о коем
было объявлено?" - "Знайте, сир, - молвит рыцарь в ответ, - что если будет
на то моя воля, я на него приеду". - "Хорошо сказано, - молвит король. -
Храни же вас господь!" - "И вас также, сир!" - отвечает рыцарь. И таким
образом расстались они друг с другом.
327. Король воротился в замок, перед которым состоялся турнир, а рыцарь
вместе с двумя своими оруженосцами отправился своей дорогой. Но не успел он
далеко отъехать, как догнал его ирландский король, отец Белокурой Изольды,
поспешавший за ним вслед; и не было с ним никого, кроме Тристана и двух
оруженосцев. Король его приветствует, а тот отдает ему приветствие весьма
вежливо и учтиво. "Дорогой сир, - молвит король, - хочу я попросить вас об
одном одолжении, которое ничего не будет вам стоить". И рыцарь отвечает: "А
кто вы такой, чтобы просить меня об одолжении?" - "Я один из здешних
рыцарей, готовых оказать вам почет и уважение в этом краю, - говорит король.
- И знайте, что не попрошу я у вас ничего такого, о чем могли бы вы
пожалеть". И тот, видя, что король не отступится от своего, обещает
исполнить его просьбу. Король благодарит его за это, а потом говорит ему
так: "Знайте же, что вы обещали остаться у меня на столько времени, сколько
будет вам угодно провести в этом краю. Поживите вы у меня в свое
удовольствие, и не будет вам отказа ни в чем, чего бы вы ни пожелали. Поедем
же ко мне!" И тот видит, что нельзя ему отказать.
Таким образом увез король этого рыцаря с собой. И если спросят меня,
как было его имя, я отвечу, что звали его Сарацин Паламед. Он был нехристем,
но люди, среди которых он жил, почитали его за христианина. Было у него
двенадцать братьев, достойнейших рыцарей, и многомудрый отец, коего звали
Эсклабор Непризнанный. Этой же ночью прибыл король ирландский в один из
своих замков, и знайте, что оказал он Паламеду великий почет и уважение, и
не мог на него наглядеться, ибо тот был молод и пригож собой.
328. А наутро пустились они в путь и ехали до тех пор, пока не достигли
замка у моря, где жила королева. Сойдя с коня, король идет прямо к королеве
и молвит ей: "Госпожа моя, у меня для вас новость. Будет у нас дневать и
ночевать славнейший рыцарь на свете. Столько подвигов совершил он на
последнем турнире, сколько и не снилось всем остальным рыцарям. Прошу вас
почитать его и уважать больше, чем меня самого. И вы, Изольда, милая дочь
моя, постарайтесь ему услужить". И те отвечают, что исполнят его повеление.
И был Паламед весь вечер окружен таким радушием и уважением, какого не
мог и желать. А наутро стала ему служить за столом Изольда вместе со своими
подругами, чтобы он не скучал. И была она столь прекрасна и приветлива, что
Паламед, взглянув на нее, опешил, и сказал в сердце своем, что никогда не
видел такой красоты. И запала Изольда ему в душу, и так понравилась и
полюбилась, что пошел бы он ради нее на что угодно, и даже отрекся бы от
своей веры. Вера его была ему дороже всего на свете, но и от нее отказался
бы он ради Изольды, если бы она того захотела.
329. Так засмотрелся Паламед на Изольду, что не укрылось это от
Тристана, и догадался он по его лицу, что тот в нее влюбился всем сердцем.
Прежде и самому Тристану случалось взглянуть на Изольду, и весьма она ему
нравилась, но тогда сердце его не лежало к ней. А теперь, видя, что Паламед
воспылал к ней столь дивной любовью и решил своего добиться или жизни
лишиться, поклялся Тристан, что не бывать этому вовеки. Нет спору, Паламед
храбрый рыцарь, но сыщутся на свете и не такие храбрецы. И вспомнил Тристан,
что его собственные раны совсем зажили, и подумал, что вскоре сможет он сам
отличиться на бранном поле не хуже, чем отличился третьего дня Паламед.
Тогда исполнился Тристан гордыни и гнева из-за любви к госпоже Изольде.
С ненавистью взирает он на Паламеда, ибо мнится ему, что тот будет преградой
и помехой его любви. И не прошло и четырех дней, как Паламед, который был
весьма прозорлив, заметил, что Тристан влюбился в Изольду, а его
возненавидел лютой ненавистью. И оттого возгорелась еще сильнее его страсть
к Изольде, а на Тристана воспылал он такой дикой злобой, какой не питал ни к
кому на свете, ибо видел, как тот пригож и строен. И мнилось ему, что
Тристан добьется любви Изольды, и что она уже полюбила его всем сердцем.
330. Так возненавидели друг друга лютой ненавистью Тристан и Паламед. А
Изольда знать о том не знает и ведать не ведает, что оба рыцаря в нее
влюблены, ибо ей было еще невдомек, что такое любовь.
Была у нее служанка, девушка умная и прозорливая, и мудрость принесли
ей не годы, а далась она ей от природы. Стала она присматриваться к обоим
рыцарям, и заметила, и узнала, что полюбили они Изольду всем своим сердцем,
и потому возненавидели друг друга лютой ненавистью. И смеха ради сказала о
том Изольде. А та ей отвечает: "Не могу я им этого запретить, ибо нет у меня
на то власти. Но впустую пропадут все их старания, ибо нет мне до них
никакого дела".
Ту девушку звали Бранжьеной. И услышав ответ Изольды, говорит она ей с
лукавой улыбкой: "А все же, если бы предстояло вам одарить одного из них
своей любовью, кого бы вы предпочли: Паламеда или нашего рыцаря?" Изольда
отвечает: "Если бы предстояло мне это сделать, я думаю, что выбрала бы
Паламеда за его рыцарскую доблесть. Но если бы наш рыцарь выказал столько же
доблести и отваги, как Паламед, а сверх того, подтвердилось бы, что он так
благороден, как нам кажется, и если бы оправился он от своих ран, тогда,
поистине, можно было бы считать его прекраснейшим рыцарем на свете".
331. Все эти девичьи пересуды слышал Тристан, который лежал в том
покое, притворяясь спящим. И удалились девушки в соседний покой, и не
заметили, что он был там. И когда они ушли, вскочил он со своего ложа, вышел
на лужайку и крепко задумался. И когда как следует поразмыслил, то сказал
себе, что не добьется он любви Изольды, если не собьет спесь с Паламеда. А
тому не бывать без величайших тягот и ратных трудов, ибо знает Тристан, что
доблестнее Паламеда не было еще видано рыцарей на свете. Итак, либо он
посрамит Паламеда, либо тот его. На том он и порешил.
И был он сам не свой от тоски и заботы, ибо надвое разрывали его сердце
любовь к Изольде и ненависть к Паламеду, на которого он не мог смотреть от
злобы, когда король Ангуэн {25}, собираясь на турнир, спросил его, не поедет
ли он взглянуть на собравшихся. "Нет, сир, - отвечает Тристан, - рано мне
туда ехать, ибо не совсем я еще выздоровел". Король поверил, что так оно и
есть, и не стал его уговаривать. А Тристан отказался не потому, что не мог
поехать на турнир, а потому, что хотел явиться туда так, чтобы никто его не
узнал. Если удастся ему прославиться и завоевать приз, как он того желал,
тогда откроется он собравшимся, а если потерпит поражение, придется ему,
побежденному и опозоренному, бежать в такие края, где никогда не увидит его
больше госпожа Изольда.
332. Паламед отправился на турнир тремя днями раньше короля. А вслед за
ним и король Ангуэн прибыл туда со своей свитой, но без оружия. Тристан же
остался в замке, и был он весьма удручен, ибо не знал, каким образом удастся
ему попасть на турнир. И когда раздумывал он над этим, подошла к нему
Бранжьена. Она любила его великой любовью, но не решалась в том открыться. И
увидев, что он так удручен, молвит она ему: "Сир, чем вы озабочены?
Поведайте мне о том без опаски". - "Ах, Бранжьена, - отвечает он, - будь я
уверен, что поможете вы мне избыть мою заботу, я бы вам о ней поведал". И та
клянется, что поможет, насколько хватит у нее сил. "Тогда открою я вам, -
говорит он, - в чем моя забота. Знайте же, что, будь у меня доспехи, и конь,
и конюший, что составил бы мне свиту, я поехал бы на этот турнир". - "А
почему же, - спрашивает она, - не отправились вы туда вместе с королем?" -
"Потому, - отвечает он, - что хочется мне явиться туда так, чтобы никто меня
не узнал, и чтобы ни король, ни все остальные не проведали, кто я такой". -
"Клянусь именем господним, - отвечает она, - не бывать тому, чтобы не
удалась ваша поездка из-за коня и доспехов, ибо в замке довольно и доспехов
и коней, а в оруженосцы я вам дам своих братьев Периниса и Матаэля {26}. Они
добрые и верные слуги и охотно помогут вам в этом деле". И он благодарит ее
за все, что она обещала, и говорит ей: "Тогда поторопитесь, иначе не поспеть
мне к началу турнира".
Что мне вам здесь сказать? Все исполнила девица, что обещала: достала
ему доспехи, надежные и прекрасные, и коня, крепкого и резвого, и
белоснежный плащ без единого на нем знака, и дала в оруженосцы двух своих
братьев, что согласились ему служить. И он торопится в путь и просит
Бранжьену, чтобы никому не проговорилась она об этом деле. И та обещает
молчать. И уезжает он со спокойным сердцем.
333. Таким образом, как я вам рассказываю, расстался Тристан с
Бранжьеной и отправился вместе с двумя ее братьями на турнир, и никто об
этом не проведал. Пустились они в путь и ехали до тех пор, пока не достигли
замка, перед которым открылся турнир. И знайте, что собралось там великое
множество чужеземных рыцарей; был там и мессир Гаэрьет и много других
славных мужей. И король Ста Рыцарей, что был славен и знаменит, вступив в
сраженье, такое выказал рвенье, что всех поверг в изумленье, ибо подвигами
своими превознес он и возвеличил рыцарскую доблесть.
Но когда появился на бранном поле Паламед, облаченный в те же доспехи,
что носил на прошлом турнире, не нашлось там ни единого храбреца, который
при виде его не содрогнулся бы. Совершенна была его красота и велика
гордыня, и могучим он выглядел рыцарем. "Взгляните, - молвил Гаэрьет, - что
за славный боец появился! Наверняка могу сказать, что сегодня сумеет он
показать, как надо владеть мечом!" А мессир Ивэйн говорит: "Бог свидетель,
что не видывал я на своем веку столь доблестных рыцарей!" И такие же или
схожие речи ведут многие из собравшихся на турнир благородных мужей.
А Паламед, ворвавшись в их ряды, принялся лошадей и всадников наземь
валить, шлемы с голов сбивать, щиты из рук вырывать и такие удары направо и
налево раздавать, что королю Ста Рыцарей и всему его воинству пришлось
волей-неволей отступить, и виной тому был не кто иной, как Паламед.
334. И когда увидел король Ста Рыцарей, что ему и всему его воинству
волей-неволей приходится уступить поле боя сильнейшему, покрыв себя позором
и бесчестием, а рыцари замка вскричали: "Всех одолел рыцарь в черных
доспехах с двумя мечами!", - тогда появился на поле Тристан, облаченный в
белые доспехи. И увидев, что разбито воинство короля Ста Рыцарей, и услышав,
что всех одолел всадник с черным щитом, догадался он, что виной тому не кто
иной, как Паламед, которого ненавидел он лютой ненавистью. И тогда велел он
подать себе шлем, и его ему подали. А потом он взял свой щит и копье,
короткое и тяжелое, и ринулся в ту сторону, где был Паламед, и нанес ему
такой удар, что тот рухнул наземь вместе с конем и жестоко расшибся при
падении, но иных увечий не получил.
335. Заметив, как он упал, оглянулись мессир Гаэрьет и его соратники, и
посмотрели на Тристана, и увидели, что тот и не думает останавливаться. Так
доволен был он своим ударом, что проскакал мимо Паламеда, даже не взглянув
на него, и предоставил заботу о нем его сотоварищам, которым уже казалось,
что победа на их стороне. И начал он так доблестно сражаться, что всех
поверг в изумленье, и не было там никого, кто не сказал бы себе, что
превзошел он в ратном искусстве рыцаря в черных доспехах. А мессир Гаэрьет
молвит своим сотоварищам: "Поскачем же за ним! Если не придем мы ему на
подмогу, он сочтет нас за трусов. Я уже пригляделся к нему, и вижу, что он
не иначе, как благородный рыцарь". И они отвечают: "Да будем мы прокляты,
если оставим его без помощи!" - и скачут к нему во весь опор. А он уже взял
в руки меч и принялся разить налево и направо. И был он так доблестен, что
не уклонился ни от единого противника, пожелавшего с ним сойтись, так что
все только на него и смотрели, и ободряли его криком, и единодушно
провозгласили, что победа досталась рыцарю в белых доспехах. И под этот крик
пришлось рыцарям Замка волей-неволей обратиться в бегство, ибо воспрянула
духом противная сторона, получив столь диковинное подкрепление.
И видит Паламед, что не собраться ему больше с силами, что окончательно
он разбит и тем опозорен. И клянет себя жалким трусом, и покидает турнир в
слезах и великом сокрушении, и говорит себе, что вовеки не видать ему славы
после такого стыда.
^TТРИСТАН^U
Перевод со староитальянского Г. Д. Муравьевой
LVI [...] И вот по воле Тристана король {1} созвал всех баронов
Ирландии и всех дам и девиц, и они собрались в прекрасном дворце. И Тристан
сказал королю: "Король, я хочу получить обещанную награду". И король
отвечал: "Требуй, чего захочешь". И Тристан сказал: "Я прошу у вас мадонну
Изотту, дабы вы отдали ее за короля Марка". Тогда король вопросил: "За кого
ты прочишь ее, за себя или за короля Марка?" На что Тристан отвечал: "За
короля Марка и ни за кого другого". Но король возразил: "Я желаю отдать ее
за тебя, а не за короля Марка". И Тристан ответил: "Я прошу дать ее в жены
королю Марку, ибо так обещал". Тогда король Лангвис {2} вопросил: "Клянешься
ли ты в том словом рыцаря?" И Тристан ответил: "Клянусь". И тут король взял
за руку мадонну Изотту, и Тристан сочетался с ней браком за короля Марка,
как обещал [...]
LVII [...] И вот королева призвала Говернале с Брагуиной, ибо знала,
что у них хранится золото, серебро и каменья. И сказала так: "Вот я дам этот
серебряный сосуд с любовным напитком, берегите его пуще глаза; когда же
король Марк возляжет в брачную ночь с мадонной Изоттой, тотчас подайте им
отсюда напиться, а что останется, то выплесните не медля". И они обещали,
что все хорошо исполнят. На том Тристан отплыл с мадонной Изоттой, а погода
была им благоприятна. Вот однажды сели они играть в шахматы и худого на уме
не держали, ибо сердце их не ведало любовного безрассудства. Два раза они
сыграли и стали играть в третий, но было весьма жарко, и Тристан сказал
Говернале: "Принеси мне напиться". Тогда Говернале с Брагуиной принесли им
напиться, но, обознавшись, захватили сосуд с любовным напитком. Вот
Говернале омыл кубок, Брагуина наполнила, и Говернале подал его сперва
мессеру Тристану, и тот осушил кубок до дна, ибо сильно хотел пить; а после
Говернале поднес кубок мадонне Изотте, и она испила {3}:.. Тотчас в сердце
Тристана вошло любовное безрассудство, и то же случилось с мадонной Изоттой,
отчего оба они, задумавшись, стали смотреть друг на друга. И не докончив
игры, поднялись и, сойдя в покои, предались любовной игре, которой с тех пор
охотно предавались вдвоем, покуда жили. Тут открылось Говернале и Брагуине,
что они поднесли мессеру Тристану и мадонне Изотте любовный напиток, отчего
они сильно себя винили {4}.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
LXVI [...] Вот недалек день свадьбы, когда король Марк увенчает короной
мадонну Изотту, и она станет госпожой Корновальи {5}. А в самый день свадьбы
подымается веселье по всему королевству, и король берет в супруги мадонну
Изотту, и она становится королевой. С превеликим весельем проходит тот день,
и все ближе ночь, когда король возляжет на ложе с мадонной королевой
Изоттой. Тут Тристан отзывает в сторону Говернале и Брагуину и говорит: "Как
быть, что делать, чтобы король не проведал о нашем деле, ибо вы знаете, что
между нами было?" Но Говернале отвечает Тристану: "Прошу вас, положитесь во
всем на нас, а мы устроим дело с умом, так что никто ни о чем не узнает". А
после того Говернале просит Брагуину возлечь с королем Марком вместо
королевы Изотты, и за то обещает ее щедро вознаградить. И Брагуина с
готовностью отвечает: "Что ни скажете, я все охотно исполню".
Вот настает ночь и скоро уже король возляжет с королевой Изоттой; и вот
дамы и девицы ведут королеву на брачное ложе и, приготовив, что нужно,
выходят, но Говернале и Брагуина остаются в опочивальне. А в скором времени
является сам король, и его сопровождает Тристан. И тотчас, войдя, король
желает возлечь на брачное ложе. Но только возлег он, как Тристан погасил
огни, и король вопросил: "Зачем ты это сделал, Тристан?" И Тристан ответил:
"Таков обычай. В Ирландии в брачную ночь гасят огни, дабы пощадить
новобрачную, ибо девицы стыдливы. Так велит учтивость в Ирландии, я же перед
матерью мадонны Изотты поклялся в том, что обычая не нарушу". И король
ответил: "Да будет так". А тем временем Говернале подвел Брагуину к ложу и
положил ее подле короля Марка, а мадонна Изотта тихонько вышла из спальни.
Тут все удалились, а король возлег с Брагуиной, думая, что то королева. И
натешившись с ней, сколько желал, приказал снова зажечь огни, Тристан же не
отходил от спальни, и тотчас вошел, а Говернале уложил королеву на прежнее
место, Брагуина между тем удалилась в свои покои. Но король, ничего не
заметив, был радостен сердцем, ибо поверил, что королева досталась ему
непорочной. Тотчас зажгли все светильники, и король осветил ложе, как велят
обычаи Корновальи, а когда убедился, что подле него королева, возликовал и
снова повелел всем удалиться, после чего всю ночь пребывал в веселье.
Вот наутро король Марк, встав с ложа и облачившись, вышел в дворцовую
залу, а там уже собрались все рыцари и бароны. И увидев Тристана, подозвал
его и сказал: "Милый племянник Тристан, вот теперь я вижу и знаю, что ты мне
верен и не нарушил рыцарской чести, за это изволь принять от меня награду:
отныне ты наследник моей короны, и когда получишь ее, правь Корновальей по
своей воле и разуменью. Вот я клянусь тебе в этом перед всеми баронами
Корновальи". И Тристан, поднявшись, преклонил колено и благодарил короля за
милость. А все рыцари и бароны ликовали, ибо король щедро вознаградил
Тристана, и они сказали: "Король Марк, будьте благословенны за ту щедрость,
с коей вы вознаградили Тристана, ибо покуда он в Корновалье, нам не страшен
ни один грозный рыцарь". И все в Корновалье радовались тому, что у них будет
такой правитель.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
LXXVIII. А при дворе короля Марка, как о том говорилось, была одна
молодая дама, которая весьма любила Тристана. Но Тристан отверг ее любовь
{6}, и она сделалась заодно с Гедином. И вот эта коварная дама рассказала
Гедину {7}, что Тристан предается любви с королевой. А Гедин тотчас донес о
том королю. И король Марк вопросил: "Как же застигнуть его на месте и как
узнать правду?" На что Гедин отвечал: "А вот как. Запретите Тристану бывать
в покоях у королевы, и, ежели он нарушит запрет, мы застигнем его на месте".
Тогда король Марк ответил, что все исполнит. И он повелел обоим, как
Тристану, так и Гедину, не входить в покои к королеве Изотте без его воли,
они же ответили, что готовы повиноваться. Но Тристан догадался, что это
уловка. И еще сильней воспылал любовью к своей даме Изотте. А чтобы
свидеться с королевой, доверился Брагуине, и вместе они прознали, что это
можно исполнить, пройдя через сад короля и взобравшись по дереву в окно,
которое ведет в покои королевы Изотты. Но та дама подглядывала за ними и,
увидев Тристана у королевы, поспешила к королю Марку. "Король, - сказала
она, - Тристан в спальне у мадонны Изотты". Услышав это, король тотчас
поднялся и, подняв баронов и рыцарей, приказал им вооружиться и следовать за
собой. И вот король говорит: "Следуйте не медля за мной". И сам, взяв в руку
меч, выходит из своих покоев. Но Брагуина слышит, что идет король, и
говорит: "Тристан, скорее вставайте, король Марк идет сюда с целой
дружиной". Тут Тристан, видя, что некуда скрыться, взял плащ и обернул им
левую руку. А король Марк уже у дверей и, завидев Тристана, говорит:
"Тристан, теперь ты не отопрешься, неверный ты и вероломнейший в мире
рыцарь". И с этими словами разит Тристана мечом, но Тристан принимает удар
на левую руку, обернутую плащом. И тоже разит мечом, но плашмя, отчего
король упал замертво, и много крови вытекло у него из головы. А Тристан
бросился в залу, бароны же кинулись от него кто куда. Тогда Тристан,
подбежав к окну, и спустившись по дереву в сад, отправился без промедленья к
себе домой. И там рассказал друзьям - а то были Одинел {8} Дикий, Сигрис и
еще другой рыцарь и, кроме них, Говернале - рассказал, что с ним
приключилось. Четверо рыцарей там было - кто прибыл в Тинтойль залечивать
раны, а кого привел случай - и все они были друзья Тристану. Тут вместе они
порешили отъехать от города; и тотчас, вооружившись, все четверо пустились в
путь вслед за Тристаном, ибо очень любили мессера Тристана за его великую
доблесть.
LXXIX. А дальше рассказывается о короле Марке. Вот, очнувшись от удара
мечом, он спрашивает баронов: "Где Тристан?" Но бароны ответствуют:
"Клянемся честью, он ринулся прочь так, что никто не посмел его задержать".
И тут говорит король Марк: "Теперь нам конец, ибо нет среди вас смельчака,
который решится выехать из Тинтойля".
А дальше рассказывается, что Тристан с друзьями отъехал от города на
четыре мили, и друзья Тристана устроили засаду в лесу, а сам Тристан во
всеоружии стал на дороге. И вот подъезжают два всадника из Корновальи, а
едут они в Тинтойль и вооружены как рыцари; тогда Тристан, преградив им
путь, по обычаю странствующих рыцарей бросает вызов. И один из тех рыцарей,
приняв вызов, без дальних слов вступает с Тристаном в бой. И первым разит
Тристана, да так, что копье переламывается у захвата, но Тристан разит его
ответным ударом так, что сбрасывает рыцаря наземь с коня. А после того,
спешившись сам, отсекает рыцарю голову и снова садится верхом. Другой же
рыцарь был убитому родной брат. И вот Тристан разит его мечом так, что
пробив насквозь щит и доспехи, переламывает копье в теле у рыцаря, и того
покидают силы, ибо обломок копья застрял у него в груди. А Тристан, видя,
каков удар, говорит: "Рыцарь, проси пощады". И рыцарь отвечает ему, что
просит пощады. Тогда Тристан говорит: "Сделай, как я велю". И тот отвечает,
что охотно исполнит. Тогда Тристан приказывает ему поднять с земли голову
брата, после чего говорит: "Теперь ступай к королю Марку и кланяйся ему от
меня как смертельного его врага, да скажи, что с ним я поступлю так же, как
с твоим братом". И рыцарь отвечает, что все в точности передаст. Вот он
прибывает в Тинтойль ко двору короля и, взойдя во дворец, передает королю
Марку поклон от Тристана как смертельного его врага, после чего говорит: "И
с вами он сделает то же, что с моим братом, да и со мной, ибо я вижу, что
расстаюсь с жизнью". А стоял он, держа голову брата, и, окончив речь, так и
упал, мертвый.
Испугался король Марк от слов рыцаря и приказал, предав земле рыцаря,
положить с ним голову его брата. Так и сделали. Но вот Гедин говорит:
"Король Марк, что проку в том, что вы изгнали Тристана? Раз его нет при
дворе, стало быть, мы не застанем его и не схватим с поличным, как я вам
обещал. А потому, коли желаете его погубить, как сказали, пошлите за ним,
запечатав письмо вашей печатью, а снесет письмо Брагуина". На это король
отвечал: "Ступай и составь письмо по своему разумению, а я прикажу
запечатать его моей печатью". [...]
И вот Тристан, прочитав письмо, воротился в Тинтойль и, явившись к
королю Марку, приветствовал его и весь двор. На что король отвечал Тристану
весьма учтиво, так, будто не было меж ними никакого раздора.
Но Гедин по-прежнему замышлял злое и сговорился с коварной дамой,
сказав: "Подсматривай, что станет делать Тристан". И она ответила, что
охотно это исполнит. Вот однажды вечером коварная дама говорит Гедину:
"Нынче ночью Тристан придет к мадонне Изотте". И Гедин, услышав это, призвал
к себе родичей всех тех, кто пал от руки Тристана, и велел, как только
наступит ночь, с оружием стеречь у дворца; и они отвечали, что охотно это
исполнят, ибо желают отомстить за родичей, сраженных Тристаном. И когда
наступила ночь, рыцари, вооружившись, сошлись у дворца короля. [...] А
Тристан, как только зашла луна, забрался по дереву через окно в покои
королевы Изотты; но когда проходил через залу, рыцари уже стерегли его там в
засаде. И они увидали Тристана, а он ничего не заметил. И так прошел в
спальню к мадонне Изотте, а она спала, и все дамы ее, кроме Брагуины, спали;
и Брагуина услыхала, что идет Тристан. Вот он снял одежду, но королева не
просыпалась, тогда он возлег с ней, и она проснулась, а увидев Тристана,
стала целовать его и миловать, и была у них великая радость.
Но покуда Тристан пребывал в веселье с мадонной Изоттой, коварная дама,
встав, поспешила к Гедину и говорит: "Гедин, Тристан в спальне у мадонны
Изотты". Но тот отвечал: "Этого быть не может, если бы он прошел, мы бы
узнали". Тогда дама опять говорит: "Вставай, Гедин, ибо Тристан с мадонной
Изоттой". После чего Гедин встает и, облачившись, спешит в покои короля
Марка, но, видя, что король спит, будит его, говоря: "Король Марк,
вставайте, ибо застанете Тристана с мадонной Изоттой". Едва король заслышал
эти слова, как тотчас встал и, взяв оружие, возгласил: "К оружию, рыцари,
следуйте не медля за мной". И с тем, оставив свои покои, король спешит к
опочивальне мадонны Изотты. Но тут Брагуина, заслышав бряцанье оружия,
окликает Тристана и говорит: "Тристан, вставай, король идет тебя погубить".
И вот Тристан, не медля, встает и, одевшись, берет в руку меч, а другую
обертывает плащом, и так выходит из спальни, а в зале рыцари подстерегают
его в засаде, и все выходят против него одного. А Тристан видит, что все на
него наступают, и говорит: "Велика, стало быть, ваша доблесть, если
нападаете на меня из засады. Что ж, дорога будет ваша расплата". И с этими
словами Тристан занес меч и поразил первого рыцаря, да так, что рассек латы
близ шеи и отрубил руку с плечом. А после, повернувшись к другому, ударил
его мечом по шлему и рассек шлем и железный подшлемник, а когда отвел меч,
тот упал бездыханный. И тогда Тристан стал разить рыцарей одного за другим,
и они побежали. Но Тристан был без щита и лат и, боясь получить рану,
поспешил к окну и выпрыгнул в сад, а до земли было тридцать футов. И,
вернувшись домой, рассказал друзьям, что с ним приключилось. Тогда рыцари,
выслушав его, встают и надевают доспехи, и так, вооруженные, ждут наготове в
доме.
Тем временем король Марк, войдя в залу, видит двух рыцарей, убитых
Тристаном, самого же Тристана нигде не видно. И вопрошает: "Где Тристан?
Разве вы его не схватили?" На что рыцари отвечают: "Мессер, он проложил себе
путь, убив этих двоих". И тут король видит, какими ударами сражены его
рыцари, и говорит: "Это и вправду его удары". А потом: "Горе мне, зачем ты
столь вероломен, Тристан? Будь ты верен мне, во всем свете не нашлось бы
рыцаря славнее тебя". И повелел король отнести сраженных рыцарей прочь и
предать их земле, что и было исполнено. А король, войдя к королеве, сказал:
"Дама, вы обрекли меня позору, за то и вас ждет позор, я отплачу вам за
великий урон, что терплю по вашей вине. Ибо вы отняли у меня Тристана, моего
племянника, лучшего в свете рыцаря. Не будь вас, Тристан остался бы верен
мне. Но мало того, вы отняли у меня честь и ныне поплатитесь за это
бесчестьем". На что мадонна Изотта молчала и не отвечала ни слова. Тогда
король приказал отвести королеву в башню и там запереть, а ключ доставить
ему; так и сделали, как он приказал. После чего король и все его рыцари
отправились спать. Но королева Изотта не сомкнула глаз, а все думала о
возлюбленном своем Тристане и о том, как бы снова его увидеть.
А когда настал день, один молодой рыцарь пришел к Тристану и сказал
так: "Тристан, я принес тебе небывалую весть: знай, что король Марк приказал
заключить мадонну Изотту в башню, куда никому нет входа". И Тристан, услыхав
это, возгоревал и стал громко стенать и объявил, что не увидят его при
дворе, раз король разлучил его с мадонной Изоттой. И зарыдав, стал бить себя
в грудь и называть жалким и недостойным и отказался от еды и питья. И два
дня ничего не ел и не пил.
Когда же король услыхал, что Тристан не встает с ложа, не ест и не
пьет, то поспешил к нему. И войдя, спросил: "Милый племянник, что с тобой
приключилось?" И Тристан отвечал, что тяжко ему, ибо он не в силах ни пить,
ни есть. Тогда король Марк сказал: "Плохи твои дела, ибо ты ждешь исцеленья,
какого иметь не можешь". На что Тристан отвечал: "Ежели мне отказано в
исцеленье, я готов умереть". Сильно восскорбел король, увидав, как томится
Тристан, и задумался о его рыцарских подвигах и отваге; ведь если умрет
Тристан, никто не добудет королю ни чести, ни славы. И с тем удалился король
Марк и в горе поспешил во дворец, а там, запершись в покоях, стал проклинать
себя, называя жалким и недостойным, злосчастнейшим королем в свете.
А Тристан все не сводит глаз с башни, где томится мадонна Изотта, дни
напролет смотрит в окно на башню, покуда длится день, а приходит ночь,
предается слезам и скорби. И так день за днем; так, что и мадонны Изотты
достигла весть, что Тристан от любви не ест и не пьет, а только стенает и
льет слезы. И тогда мадонна Изотта, позвав Брагуину, сказала: "Ступай к
Тристану и кланяйся ему от меня, да скажи, чтобы он утешился ради любви ко
мне, ибо я скоро устрою так, что он снова будет со мной". И Брагуина
ответила, что охотно передаст эту весть.
И вот она приходит к Тристану и, передав поклон от мадонны Изотты,
просит его утешиться ради ее любви: "Ибо знай, что от любви к тебе она денно
и нощно льет горькие слезы", - так говорит Брагуина, видя, как Тристан
безутешен. "Но все же она просит тебя утешиться, ибо она скоро сделает так,
что вы снова будете вместе". Тут настал вечер, и Брагуина поспешила назад во
дворец короля. А Тристан, получив весть от мадонны Изотты. воспрял духом. И
вот опять наступил вечер, и Брагуина пришла и принесла Тристану женское
платье. А когда стало темно, Брагуина переодела Тристана и, выйдя с ним,
ввела его во дворец. Но король Марк, заметив, что через залу идет дама,
которой он прежде не видел, спросил: "Эй, Брагуина. что это с тобой за
незнакомая дама?"
На что она отвечала, что дама прибыла из Ирландии к мадонне Изотте. И
так они добрались до башни, где спала королева, и там все вместе
возликовали; и вот Тристан возлег с мадонной Изоттой, и они предавались
утехам всю ночь до рассвета. А поутру королева, встав, вышла в дворцовую
залу вместе с другими, чтобы никто не прознал о Тристане, который остался в
башне, тайно от всех.
LXXX. Только вскоре королева попросила свой плащ у одной дамы, и дама
его искала, но не нашла. Тогда коварная дама отправилась за ним в башню и
увидела, что Тристан спит на ложе мадонны Изотты, укрытый ее плащом; а
увидев это, весьма испугалась и, выйдя из спальни, заперла дверь на ключ. А
после того удалилась и, войдя к Гедину, сказала: "Гедин, я несу тебе
небывалую весть: Тристан в спальне у королевы и спит на ее ложе. Докажи, что
ты славный рыцарь и снарядись на этот раз так, чтобы его захватить". И тогда
Гедин поспешил к родичам тех, кто пал от руки Тристана, и приказал: "Нынче
вечером будьте во всеоружии и наготове; как стемнеет, являйтесь в мои покои,
а уж я предам вам в руки Тристана, но с уговором, что вы доставите" его
королю Марку, не ранив". На что рыцари отвечали: "Охотно исполним". Тут
Гедин поспешил к королю Марку и объявил: "Король, я обещаю, что к утру
доставлю вам Тристана живым". На что король отвечал: "Если исполнишь, проси,
какой хочешь, награды. Только смотри, доставь мне Тристана целым и
невредимым, ступай и помни, что я сказал". И Гедин ответил, что так и велел
рыцарям, которых отрядил за Тристаном. Когда же настал вечер, Гедин спрятал
рыцарей в башне, близ покоев королевы Изотты. И вот Тристан возлег с
королевой, а Брагуина, взяв меч Тристана, отнесла его Говернале, как наказал
Тристан. Меж тем коварная дама, дождавшись, пока Тристан с Изоттой уснут,
поспешила к Гедину и объявила: "Гедин, не медли". Тогда Гедин вошел внутрь
башни, а за ним восемнадцать вооруженных рыцарей, и прошел в залу. А там
приказал зажечь факелы и поднести к дверям спальни, где Тристан был с
мадонной Изоттой. Они же спали, обнявшись, в одних шелковых белых рубашках.
И тут рыцари схватили Тристана спящим и крепко связали. Королева же, увидав,
что Тристан связан, горько заплакала и сказала: "Нет злосчастней меня
королевы в мире, раз меня застигли в таком деле". Горько скорбит королева, а
Тристан не молвит не слова. Вот поутру Гедин является к королю, говоря:
"Король Марк, я несу добрую весть, Тристан застигнут в башне с мадонной
Изоттой. И если угодно вам, мы приведем их сюда". И король повелел, чтобы их
привели к нему. Тогда Тристану и мадонне Изотте связали руки и так привели к
королю. И король, взглянув, увидел перед собой Тристана с мадонной Изоттой.
И подумав о красоте мадонны Изотты и об отваге Тристана, возгоревал, говоря:
"Увы, Гедин, зачем ты меня погубил, вот теперь я самый бессчастный король,
ибо за обиду себе повелел схватить лучшего из рыцарей, того, кто доблестнее
всех мне служил и добыл честь и славу. А ныне он схвачен, и надлежит его
покарать и обречь погибели королеву, прекраснее которой нет в свете". И вот
король приказывает предать сожженью мадонну Изотту, а Тристана казнить
отсечением головы. Но тут бароны и рыцари Корновальи взмолились, чтобы
король помиловал Тристана и королеву, и мадонна Изотта стала молить его о
пощаде. Тогда король, уступив мольбам, приказал не предавать королеву огню,
но бросить ее прокаженным.
И вот Гедин отъезжает из города, а с ним двенадцать копьеносцев, и они
ведут Тристана и мадонну Изотту. И все люди кругом, мужчины и женщины, видя,
как Тристана ведут, в один голос оплакивают его, говоря: "Увы, Тристан,
какой же ты был отважный, любезный рыцарь! Горе королю Марку: он позабыл,
как ты сразился с Аморольдом Ирландским {9}, как, не щадя жизни, разил
врагов Корновальи. Вот какая тебе за то злая награда". Так они говорили. Но
Тристан, обреченный на казнь королем Марком, шел вперед, не молвя ни слова.
А Говернале, узнав, что король приговорил к казни Тристана, рассказал все
четырем рыцарям, друзьям Тристана, а то были Сигрис, Сагримон {10}, Одинел
Дикий и еще другой рыцарь. И они, сойдясь, взяли оружие и отъехали от
города, говоря меж собой: "Как увидим Тристана, нападем на тех, кто его
ведет, и освободим мессера Тристана и мадонну Изотту. Ибо не лучше ли
погибнуть с честью, чем бесславно жить, дав погубить мессера Тристана". Вот
что порешили рыцари, друзья Тристана.
А Тристана вывели из городских ворот и привели на берег моря, где
надлежало свершиться казни. И тут рыцари разделились: одни повели к
прокаженным мадонну Изотту, другие - остались с Тристаном. Но когда Тристан
увидел, что смерть близка и что его разлучают с мадонной Изоттой, то пришел
в ярость и точно обезумел. И, сжав кулаки, рванул так, что разорвал путы. И
тотчас, оглядевшись, увидел, что рядом рыцарь, у которого на боку меч. И
выхватил у него меч и этим мечом отсек ему голову, а с ней вместе плечо и
руку. А сразив рыцаря, ринулся прочь, ибо был без доспехов, и побежал к
развалившейся часовне над морем. Но когда был уже у самой часовни, рыцари,
настигнув его, занесли над ним меч, так что пришлось ему отбиваться; но в
том было не много проку, ибо он был безоружен {11}, и тогда он перебежал к
другой двери часовни, выходившей прямо на море, и бросился в море, не
выпуская из рук меча. А рыцари, как увидели, что Тристан бросился в море,
подошли к той двери часовни и, взглянув вниз, решили: "Высоко здесь, верная
смерть Тристану".
С тем и отъехали рыцари, а, вернувшись в город, объявили королю Марку,
что королеву бросили к прокаженным, как он повелел. "А Тристан, собрав силы,
разорвал на себе путы, отнял меч у копьеносца, сразил насмерть двух наших
рыцарей, сам же бежал к часовне и оборонялся, а под конец, выскочив через
другие двери, бросился в море с мечом в руке, так что наверняка утонул". И
когда король услыхал, что рассказали рыцари, то, запершись у себя в покоях,
стал плакать и горевать, говоря: "Вот погиб рыцарь, славнейший в мире, и на
погибель отдана королева, прекрасней которой нет во всем свете".
А тем временем рыцари, что укрылись за городом в пустынном месте,
увидели, как едут назад копьеносцы, бросившие к прокаженным мадонну Изотту,
и поскакали тотчас туда, где она была. А явившись в то место, увидели, что
королеву заперли в доме, а в дверь ломится толпа прокаженных и вот-вот
доберется до мадонны Изотты. Тут рыцари бросились к прокаженным и стали их
разгонять и колотить палками. А после взломали дверь и, схватив мадонну
Изотту, увезли не медля с собой. Но когда они возвратились назад в то
пустынное место, королева спросила их о Тристане. И Говернале сказал:
"Мадонна, я думаю, его нет в живых, но так или иначе я поеду его искать, и
если Тристан погиб, я устрою ему погребение со всеми великими почестями,
какие ему подобают". После чего Говернале, Сигрис и Сагримон, отъехав,
направились к той часовне, откуда Тристан бросился в море. А когда добрались
туда, Сигрис приблизился к двери, выходившей на море и, взглянув вниз,
сказал: "Наверно Тристан утонул". Тогда Сагримон спешился и захотел
взглянуть, так ли там высоко. И поразмыслив, сказал: "Я знаю, что столь
доблестный рыцарь не мог здесь погибнуть". А потом поглядел в море и,
увидав, что там блестит меч, закричал: "Слава мадонне, я вижу Тристана на
обломке скалы". Тут Сигрис спрашивает, не померещилось ли ему. Но Сагримон
отвечает: "Хоть я и не столь могуч и доблестен как Тристан, но думаю, что
если бы прыгнул отсюда в море, то остался бы жив". Тогда Говернале, подойдя
к ним, громко окликнул Тристана. И тут Тристан, встав во весь рост,
размахивает мечом и показывает, как добраться к нему с берега моря. А когда
Сигрис увидал, что Тристан совсем близко, то вопросил: "Не ранен ли ты,
Тристан?" И Тристан отвечал: "Я невредим, но бога ради, скажите, что с
мадонной Изоттой?" И они отвечали: "Тристан, она спасена". Тут Говернале
отдает ему все оружие и доспехи, и Тристан, вооружившись и сев на коня,
скачет к мадонне Изотте, которая укрыта в лесу с двумя рыцарями. И когда они
все туда добрались и увидали мадонну Изотту, то стали вместе радоваться и
веселиться. И с великой радостью Тристан и его друзья, сев на коней, выехали
из лесу и поскакали к владению одного из рыцарей Корновальи. И когда
благородный рыцарь увидел Тристана, то на радостях не знал, чем ему угодить.
И долго рассуждали рыцари обо всем, что приключилось с Тристаном. А поутру
Тристан встал, и с ним рыцари и радушный хозяин, и дали мадонне Изотте
доброго коня, а мессер Тристан взял скакуна, и они оделись в прекрасные
одежды, какие им подобали. И Тристан благодарил рыцаря за гостеприимство. А
после того пустился с друзьями в путь, в королевство Лонгрес {12}, где
немало славных рыцарей нашло надежный приют. И так они скакали туда, Тристан
с королевой и их друзья, покуда Тристан не сказал: "Если мы прибудем в
Лонгрес, вас заклеймят как неверную королеву, а меня как вероломного рыцаря.
Не лучше ли направить путь в Леонойс, где мы сможем делать, что захотим". На
что мадонна Изотта сказала: "Я знаю, что худая молва пойдет о нас из-за
нашей любви. А потому я открою, что у меня на уме. И вот что скажу: если мы
отправимся в Леонойс и во всякие другие места, где есть рыцари и добрые
люди, кому ведомы наши дела, про нас пойдет худая молва. И потому, я думаю,
нам лучше, оставшись в этих краях, поселиться в одном красивом и приятном
дворце, который, как мне известно, некий рыцарь из Корновальи построил для
своей безмерно любимой дамы. И велел там устроить много красивых и прекрасно
расписанных комнат, и там много превосходных садов и красивых лужаек; и этот
рыцарь поселился там со своей дамой, как я сказала, а равного тому дворцу по
красоте не сыщется в свете. И потому, если это вам по душе, не лучше ли
искать приюта в столь красивом и приятном месте".
LXXXI. А если спросят меня, как тот дворец называют, я отвечу, что он
зовется владением Мудрой Дамы. И Тристан, выслушав, что сказала мадонна
Изотта, ответил: "Дама, ежели вам угодно остаться в этих краях, то и я желаю
того же". После чего обернулся к спутникам и сказал: "Рыцари, мне должно
ехать туда, где нам невозможно быть вместе. Потому прошу вас рыцарской
честью, от моего имени кланяйтесь королю Артуру и королеве Джиневре и
Ланчалотто и всем, кого увидите при дворе Бандо из Бенуики {13}, и всем
прочим рыцарям тоже. И скажите им, что не скоро еще мы свидимся с ними". И
тогда ответили четверо рыцарей, друзей Тристана: "Тристан, нам было радостью
сопутствовать вам, но раз путь ваш лежит в другие края, и мы не можем вас
дольше сопровождать, то мы передадим ваши слова сколь можно учтивей" {14}.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
LXXXVI [...] И вот однажды Тристан лег спать с мадонной Изоттой. А
уснув, увидал, что он в лесу на охоте и олень дважды нанес ему рану. И
первая рана, как он увидел, была в самое сердце и пронзила его жестокая
боль. А когда олень снова ринулся на него и ранил второй раз, рана была не
столь тяжкой. И покуда Тристан видел сон, его томила печаль. А когда он
проснулся, то испугался и сотворил молитву. И опять уснул, и ему привиделся
тот же сон; и охватила его тоска. Но он все не мог избавиться от своего сна,
пока не настал день. И тогда, пробудившись, он испугался того, что видел. И
не медля приказал Говернале седлать коней, ибо хотел отправиться на охоту, и
Говернале тотчас, как было сказано, оседлал коней. После чего Тристан
отправился в лес, только сердце у него в тот день не лежало к охоте. И когда
они отъехали, то спешились и оставили коней пастись. А Тристан взошел на
холм и в тяжкой скорби лег и заснул.
LXXXVII. А теперь оставим рассказ о Тристане, ибо еще вернемся к нему,
когда будет время и место. Но с того дня, как Тристан спасся от казни, к
которой приговорил его король Марк, он долго пребывал вместе с мадонной
Изоттой. И вот король Марк, претерпев много скорби и горя от любви к мадонне
Изотте, ибо любил ее великой любовью, приказал сотне рыцарей снарядиться и
приготовить все для охоты. И когда повеление было исполнено, рыцари прибыли
во дворец, снаряженные для охоты. Тогда король сел на коня и все отправились
в лес, и началась охота. А король Марк хорошо знал все те места, и вскоре
они оказались близ владений Мудрой Дамы, не ведая, что там скрылся Тристан.
И когда они оказались близ тех мест, то повстречали овчаров и пастухов,
пасших скот. И король тотчас подъехал к ним и спросил: "Не обитают ли тут
поблизости рыцарь и дама, а с ними оруженосец и еще одна дама?". И один
пастух ответил, ничего не подозревая: "Вы спрашиваете о Тристане, племяннике
короля Марка из Корновальи, не здесь ли его жилище?" И когда король услыхал,
что ответил пастух, то возликовал и молвил: "Не скажешь ли, бог тебе в
помощь, где сейчас Тристан с этой дамой?" И тот отвечал: "Мессер, Тристан во
дворце Мудрой Дамы". А король спросил: "Каким путем туда ехать, во дворец
Мудрой Дамы?" И пастух объяснил, как до него добраться. И тогда король
приказал всем рыцарям скакать вперед этим путем: "А если застанете там
Тристана, тут же разите насмерть". И услыхав слова своего господина, рыцари
отвечали: "Охотно исполним", И вот они пускаются в путь к владению Мудрой
Дамы и скачут без передышки, пока не оказываются у цели. А когда подъезжают
к лужайке перед самым дворцом, король велит двадцати пяти рыцарям спешиться
и проникнуть внутрь. И наказывает: "Ежели Тристан там, разите его без
пощады. Ежели нет его, берите даму Изотту и с ней Брагуину и ведите их
немедля ко мне".
LXXXVIII. И тут рассказывается, что когда Гедин услышал эти слова, то
возрадовался, ибо всем сердцем ненавидел Тристана. А рыцари в один голос
сказали: "Король Марк, охотно исполним". Тотчас они спешились и взошли во
дворец. А когда увидели мадонну Изотту, то вопросили: "Где предатель
Тристан, повинный в измене королю Марку, своему дяде? Если он доблестный
рыцарь, пусть выйдет и примет бой". А мадонна Изотта, увидев рыцарей,
испугалась и стала громко кричать и звать: "Горе мне, Тристан, горе, где ты?
Спаси меня, я предана, надо мной хотят надругаться!" И так возопив, стала
горько плакать.
LXXXIX. И тут рассказывается, что когда рыцари услыхали слова мадонны
Изотты, то отвечали, глумясь: "Мадонна Изотта, напрасно плачете, ибо знайте,
что вас ждет смерть за Тристана, а его ждет за вас казнь". И тотчас шестеро
рыцарей схватили ее и верную Брагуину и с превеликим весельем повели из
дворца. И сказали: "Король Марк, вот мадонна Изотта, та, кого вы искали. А
Тристана здесь нет, но если вам будет угодно послать за ним, то мы сделаем
это очень охотно {15}".
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
CXV. И тут рассказывается, что король в том городе встал поутру. А
когда встал, выглянул из окна и, оглядывая округу, увидел войско графа
Аджиппи {16}. И увидев, как войско обступило город, восскорбел без меры. И
тотчас пошел к Белорукой Изотте, а она была у себя в покоях, и так сказал:
"Увы, милая моя дочка, вижу я, что всем нам погибель и срам, граф Аджиппи
явился со всею ратью и осадил город! И вижу я, мы уступим, ибо Гедину {17}
невмочь сразиться, а он один бился с графом и не уступал ему в битве. Если
угодно господу, пусть прибудет и явится один из рыцарей королевства Лонгрес,
где славные рыцари, и пусть избавит нас от сей напасти и скорби! Я своей
волей отдал бы ему королевство ради моей дочки, прекрасной Изотты, только бы
она не потерпела глумленья". И когда Белорукая Изотта увидала, какой великой
скорби предался король, и услыхала его слова, то сама стала горько плакать и
причитать: "Ах, Гедин, без тебя нам погибель! Ибо ты один умел выстоять
против графа Аджиппи, а теперь нет у нас рыцаря, кто бы ради нас принял
сраженье. И всем нам неминуемо суждена погибель". Сильно скорбела Изотта,
предвидя такую участь.
Тем временем Говернале, услыхав, о чем говорил король и что отвечала
Изотта, и увидав, как сильно они скорбят, сам стал горевать и жалеть их,
видя, что оба они горько плачут. И сказал так: "Король, прошу вас,
утешьтесь, ибо клянусь, есть у вас рыцарь столь доблестный, что на всем
свете нет ему равных. Верьте мне, ради вас или ради той, что здесь с вами,
он совершит великие подвиги. А рыцарь, о ком веду речь, это мой господин,
которого ваша дочка Изотта выходила от раны. Об одном лишь прошу, пусть он
не ведает, кто вам про это сказал".
CXVI. А дальше рассказывается, что когда король Бретани и Изотта
услыхали эти слова, радости их не было предела. И король, выйдя из покоев,
отправился в залу дворца и стал там расспрашивать всех, где тот рыцарь. Но
никто не мог ответить, где он. Тогда король сел на коня и пустился его
искать. А когда выехал из дворца, со всех сторон к нему понеслись стоны и
вопли жен и девиц, оплакивающих мужей, братьев или отцов. И так восскорбел
король, как никто не скорбел в мире, и безутешно заплакал.
А в это время Тристан, поднявшись на городские стены, стал оттуда
взирать на обступившие их рати. И когда он взглянул с городской стены, то
увидел, что в поле выстроилось конное и пешее войско, а близ городских ворот
стоит граф Аджиппи с дружиной. И все готовы ринуться в бой, чтобы приступом
взять город. А со стен на них смотрят дамы и девицы, а с ними всадники и
пеший люд, что явились с оружием оборонить город. Увидел все это Тристан,
услыхал, как горько взывают жены и дочери, и восскорбел. Потом призадумался,
как ему поступить, говоря: "Поистине худший я и подлейший из рыцарей, раз
укрылся в городе и прикован к месту страхом. Неужто я перенял обычай рыцарей
Корновальи, что терплю срам и сторонюсь битвы. Куда храбрее я был, когда
вызвал на бой Галеотто {18}, владетеля Дальних Островов, знатнейшего в
свете, доблестного и отважного рыцаря, отвагой покорившего много земель.
Чтобы с таким сразиться, потребна большая доблесть, чем для битвы со всей
этой ратью. А раз так, надену доспехи и поскачу в поле, ибо желаю сразиться
во имя Белорукой Изотты, что выходила меня от смертельной раны".
CXVII. А дальше рассказывается, что Тристан, подумав так и решив,
тотчас сел на коня и поскакал во дворец. И когда увидел там Говернале,
сказал: "Говернале, скорее ступай, принеси мне доспехи, меч и копье, ибо я
желаю сразиться с графом Аджиппи". Услышав эти, слова, Говернале немедля
вышел и, взяв доспехи, принес их Тристану в залу дворца. А сам поспешил в
конюшню седлать коня. Тристан же, оставшись один, стал облачаться в доспехи.
Но Изотта Белорукая, посмотрев туда, и увидев, как он красив и как во всем
совершенен, сказала: "Вот без сомнения красивейший в свете рыцарь". И много
еще сказала о нем Изотта. А Тристан тем временем облачился в доспехи и
вышел. А выйдя, собрался седлать коня, но конь был весь убран, как должно. И
тогда Тристан вскочил на коня и поскакал прямо на площадь. А там уже был
король. И Тристан сказал: "Король, распорядитесь, чтобы, сколько ни есть
баронов, рыцарей и прочего люда, все, не мешкая, явились сюда на площадь".
Услышав эти слова, король обрадовался и стал смотреть, что перед ним за
рыцарь. Но не узнал Тристана, ибо лицо его было скрыто забралом. Но
Говернале сказал королю, что это тот самый рыцарь, о котором они говорили.
Тогда король приказал огласить повсюду указ, чтобы все бароны, рыцари и
прочий люд, не мешкая, поспешили на площадь.
CXVIII. И тут рассказывается, что, когда провозгласили указ короля, со
всех концов города стал стекаться народ. И как только все собрались, Тристан
сказал: "Король Бретани и все бароны и рыцари, что было, вы знаете {19}, и
вот теперь граф Аджиппи с воинством осадил ваш город. Слушайте, что я скажу.
Возьмите оружие и вооружите ваших людей, а мне откройте городские ворота,
ибо я желаю выйти один и начать бой. Если увидите, что я беру верх,
выступайте и вы. Если ж увидите, что меня теснят, обороняйте город, дабы по
моей вине не пришлось вам терпеть урона". Король и рыцари, услышав эти
слова, возрадовались и сказали: "Рыцарь, охотно исполним". И без промедления
стали вооружать людей. А когда жители города, вооружившись, вступили на
площадь, король приказал распахнуть городские ворота. И Тристан тотчас
направил коня вперед. Но выехав за ворота, остановил на мосту коня и воткнув
копье в землю, задумался и стал размышлять. А размыслив, глянул вперед и
увидел мощную рать, обступившую город. И прямо перед собой увидел графа
Аджиппи, окруженного крепкой дружиной. И тогда стал тяжко вздыхать и сказал
про себя: "Туда направлю я меч, ибо в тех рядах встречу графа Аджиппи".
CXIX. А дальше рассказывается, что граф Аджиппи увидел, как Тристан в
доспехах выехал за городские ворота один без дружины, и дивясь, вопросил,
кто бы это мог быть. И сказал рыцарям: "Рыцари, честью клянусь, этот
всадник, что выехал против нас в одиночку, не здешний. Я думаю, он из
странствующих рыцарей Круглого Стола, а это доблестные бойцы. И как бы он
силой не вытеснил нас с поля битвы. Услышав эти слова, рыцари приуныли. Но
сказали графу: "Граф, мужайтесь, стойте бесстрашно, ибо здесь много рыцарей,
готовых принять вызов". Тут один рыцарь20 приблизился к графу Аджиппи, а то
был его племянник, и испросил права выйти со странствующим рыцарем один на
один. И граф Аджиппи в ответ сказал: "Раз вы о том просите, ваше право". И
рыцарь, услышав ответ, благодарил графа за великую милость. Тотчас выехав из
строя, он поскакал против Тристана. Когда же Тристан увидел, что навстречу
ему скачет рыцарь, желая сразиться, он ринулся вперед, и они сошлись,
пришпорив коней и наставив копья; и рыцарь ударил в щит, и столь силен был
удар, что копье надвое переломилось, Тристан же остался цел; и тотчас сам
ударил копьем в щит, и разом пронзил рыцарю щит и латы. И вонзил ему копье
меж ребер с левого боку, да так глубоко, что вышиб рыцаря из седла на землю.
СХХ. А дальше рассказывается, как Тристан сразил на смерть и другого
рыцаря и сбросил его с коня. А после того сразил третьего и сбросил того с
коня. Что скажу вам? Прежде чем сломалось его копье, он сразил одиннадцать
рыцарей, одного за другим. А когда лишился копья, то выхватил меч и стал
разить направо и налево, валя наземь коней и всадников, и бился так, что все
люди дивились его отваге. И пролагал себе путь к тому месту, где стоял граф
Аджиппи.
И вот, видя, какова доблесть Тристана и как без промаха разит он мечом,
рыцари прянули назад и расступились перед Тристаном, так что он проскакал
вперед и очутился в самой их гуще лицом к лицу с графом Аджиппи; и нанес ему
острым мечом мощный удар, так что рассек шлем и железный подшлемник, поразил
в голову и мертвым сбросил с коня. Другим же ударом пронзил знаменосца графа
Аджиппи и мертвым сбросил наземь с коня. А после того поверг все знамена
графа Аджиппи и стал крепко биться с дружиной, разя ударами направо и
налево. И так сражаясь, являл великую доблесть, обращая рыцарей в бегство.
CXXI. И тут рассказывается, что король Бретани, увидев подвиги рыцаря,
повелел всем баронам и рыцарям и всему прочему люду, не мешкая, выступить из
ворот: "Вперед, на подмогу нашему рыцарю, отважному в битве". И тогда все
тотчас один за другим поскакали из города, а став снаружи, разом сошлись с
войском графа Аджиппи и, нанося удары, стали разить насмерть конных и пеших.
Много полегло народу с обеих сторон. А король, узнав, сколь могуч Тристан,
скакал рядом с ним, ибо желал видеть его подвиги и доблесть в бою. Так
скакали они бок о бок, пока мессер Тристан не разбил всех рыцарей графа
Аджиппи. Много баронов и рыцарей графа Аджиппи перебили рыцари короля
Бретани. И так продолжалась битва, пока мессер Тристан с баронами и рыцарями
короля Бретани не разбили наголову всех баронов и рыцарей и прочих ратников
графа Аджиппи. А когда те увидели, что разбиты, то повернули назад, спасаясь
бегством в Аджиппию. Но Тристан, увидав, что они бегут, тотчас повернулся к
королю и сказал: "Мессер король Бретани, пусть вашим повеленьем все рыцари
скачут вслед за рыцарями графа Аджиппи. И пусть все, кто под вашей
королевской властью, во всеоружии выступают к Аджиппии". Услышав эти слова,
король возрадовался. И повелел, чтобы все войско, сколько ни было ратников,
выступало вперед под его знаменами. И то же велел возгласить во всех концах
королевства. И когда приказ был объявлен, тотчас все собрались под знаменами
короля и пустились преследовать рыцарей графа Аджиппи. И всех, кого
настигали, сражали насмерть, как то делали и во время битвы.
СХХII. А дальше рассказывается, что Изотта Белорукая, увидев, какие
подвиги совершил Тристан и как разбил графа Аджиппи со всей его ратью,
возрадовалась без меры. И тотчас отправилась в покои к Гедину, а войдя,
сказала: "Гедин, клянусь, у меня добрая весть, ибо наш рыцарь, тот, кого я
выходила от раны, победил графа Аджиппи со всем его войском. Мы обязаны ему
нашим спасеньем". Услышав эти слова, Гедин обрадовался и сказал: "Клянусь,
Изотта, ничего на свете я не желаю так сильно, как снова свидеться с нашим
рыцарем. И, право, во всем свете нет рыцаря красивее и доблестнее, чем он. И
потому я всюду пойду за ним, дабы дивиться подвигам, какие он совершил и еще
совершит". И много чего говорили меж собой Гедин и Изотта о великой доблести
рыцаря.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
CXXIII. А дальше рассказывается, что, победив графа Аджиппи, рыцари
гнали бежавших, покуда не добрались до Аджиппии. А когда добрались, то
король с Тристаном осадили город со всех сторон так, что никто не мог ни
войти, ни выйти иначе как через поле брани. Тристан же, видя, что город не
взять иначе как приступом, поскакал к королю Бретани. И, встав перед ним,
сказал: "Король Бретани, пусть вашим веленьем весь народ и рыцари к утру
станут во всеоружии, и, пусть это знает каждый, завтра поутру мы двинем на
приступ". И король, услышав слова Тристана, возликовал. И тотчас велел
провозгласить приказ, чтобы к утру всем баронам и рыцарям быть во всеоружии
и наготове, ибо поутру все выступят в поле, изготовившись, как подобает.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
CXXIV. А тут рассказывается, что, когда король отдал приказ, все стали
должным образом готовиться к битве. И вот с наступлением утра бароны взялись
за оружие и рыцари тоже, и весь прочий люд. И тогда Тристан, облачившись в
доспехи, оседлал коня и направил его к шатру короля. А за ним все войско
двинулось в поле. И король, увидев, что войско в сборе, тотчас к нему
поскакал. И вместе с Тристаном выстроил дружины вдоль стен. А после того все
разом пошли на приступ и оставили только одни ворота, где был Тристан. Но
едва начался приступ, как горожане Аджиппии взошли на стены и стали их
защищать от тех, кто шел с поля. И начался меж теми и другими жестокий,
упорный бой, так что много народу полегло с обеих сторон. Но тех, что шли на
приступ, пало много больше, чем осажденных. А жены и дочери жителей
Аджиппии, увидав короля и рыцарей, подступивших к городским стенам, стали
горько плакать и причитать. И говорили: "Вот теперь мы увидим, как король
Бретани возьмет Аджиппию силой. И если победит он, всем нам верная смерть,
ибо никому из нас не будет пощады". Но все жители, что стояли по стенам,
храбро бились с врагом, только по-прежнему велика была скорбь жен их и
дочерей.
CXXV. А дальше рассказывается, что когда, как сказано, началось
сраженье и разгорелась битва, один рыцарь в городе восскорбел оттого, что
всюду, куда ни глянь, идет бой. И тотчас, взяв оружие, сел на коня и велел
открыть перед ним ворота, чтобы сразиться в открытом поле. А другие рыцари,
слыша эти слова, возрадовались, ибо знали, что тому рыцарю нет равных в
отваге. И когда отворились ворота, тот рыцарь выехал в поле, показав, что
желает сразиться один на один. А Тристан увидал, что его вызывают на бой, и,
возрадовавшись, сказал: "Клянусь честью, это великая удача, что растворили
ворота. Теперь милостью рыцаря мы возьмем город, коли не случится беды". И
тогда, выставив щит, поднял копье и понесся навстречу рыцарю, а рыцарь
навстречу ему. И, разом пришпорив коней, они наставили копья; и рыцарь
ударил в щит, да так, что копье разлетелось вдребезги, но не задело
Тристана. А когда Тристан ударил копьем в щит, он пронзил щит и доспехи
рыцаря и всадил острие копья между ребер с левого боку и сбросил рыцаря
наземь. А после того с копьем наперевес проскакал в ворота и начал разить
кругом. Однако держался он ближе к воротам, дабы их не заперли у него за
спиной. И так сражался, покуда не разбил всех рыцарей, прочие же, страшась
гибели, обратились в бегство, так что Тристан одолел почти всех, кто вышел
на бой.
CXXVI. А дальше рассказывается, как король Бретани, увидав, что Тристан
проскакал в ворота и сражается в одиночку, приказал всем своим баронам и
рыцарям идти на подмогу рыцарю, проникшему в город. Тогда дружина короля,
услышав приказ, немедля двинулась в город, а за нею - вся рать. И тут они
увидали, что Тристан победил всех рыцарей, и обрадовавшись, стали крепко
сражаться с теми, кто был внутри городских стен. Тогда король приказал,
чтобы и пешие вошли в город, и они тотчас вошли. А войдя, стали сражаться и
перебили много людей и нанесли городу великий урон. И вот Тристан увидел,
что они взяли весь город. И немедля послал за королем, ибо тот должен был
въехать в город, когда им овладеют. Много рыцарей отправились к королю,
чтобы передать ему, что сказал Тристан. И король, выслушав их, возрадовался
безмерно. И тотчас поскакал в город со всею свитой. Вот он въехал в город, и
Тристан, выступив навстречу, сказал: "Король, я прошу вас, примите присягу в
чести и верности от жителей города, который отныне принадлежит вам по праву.
И прошу вас даровать жителям города прощение за все, в чем они перед вами
повинны". И услышав это, король Бретани обрадовался и сказал: "Рыцарь,
охотно исполню". Тут все рыцари Аджиппии приблизились к королю, прося
даровать им милость и прощение за великую обиду, какую нанесли ему по
безрассудству. И король, выслушав их, возрадовался и сказал: "Клянусь, я уже
не помню обиды, нанесенной по неразумию, и все вам прощаю ради того рыцаря,
что разбил графа Аджиппи и доблестно покорил город". И когда рыцари Аджиппии
услыхали эти слова, то возрадовались и возблагодарили короля и Тристана за
дарованную великую милость {21}.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
CXXXI. А дальше рассказывается, что все дамы вслед за мужьями разошлись
по своим покоям и наступила темная и черная ночь. Тут и король отправился
почивать, а за ним последовали Тристан и Гедин. И все прочие рыцари
разошлись спать, и так прошла ночь и настало утро.
А утром Тристан и Гедин, поднявшись и оседлав коней, поскакали из
города. И, правя вдоль берега, повествовали о своих приключениях. И покуда
они там проводили время, Тристану припомнилось, как он покидал Корновалью. И
припомнил он, как их с мадонной Изоттой заперли в башне, как четыре рыцаря
Корновальи, схватив их, связали вместе и отвели к королю. И как король
объявил им свой приговор, и как повели их вдоль берега моря, и как взяла его
скорбь, когда разлучили с ним мадонну Изотту и бросили ее к прокаженным и
как он, разорвав путы, бросился в море, а потом снова обрел мадонну Изотту с
помощью Загриса, Загриморса {22} и Одинела Дикого; и как, расставшись с
ними, он укрылся с мадонной Изоттой в пустынном краю, во владениях Мудрой
Дамы. И припомнился ему день, когда его пронзило стрелой, и король Марк,
отняв у него мадонну Изотту, увез ее из дворца Мудрой Дамы; и как одолела
его горькая скорбь, когда он, вернувшись с охоты, не нашел мадонну Изотту; и
когда он это припомнил, то стал печалиться и зарыдал. А после вздохнул тяжко
из глубины сердца и, сказав: "Ах, горе мне, прекрасная Изотта, я умру от
любви к вам", лишился чувств и упал с коня.
СХХХII. А дальше рассказывается, что Гедин, услышав слова Тристана и
увидев, как горько он плачет, крепко задумался. И дивясь тому, что сказал
Тристан про любовь к Изотте, и как он умрет от этой любви, заключил, что тот
разумел Изотту, его сестру, ибо не ведал, какая еще есть на свете Изотта. А
заключив так, опечалился, ибо желал, чтобы душу Тристана не мрачила никакая
забота, лучше уж стократ умереть Изотте, его сестре. И он, тотчас
спешившись, подошел к Тристану и, схватив его за руки, тряс, пока тот не
очнулся. Тогда Гедин вопросил: "Клянусь честью, Тристан, я не могу
надивиться как это вы. столь долго живя при дворе и питая страсть к сестре
моей, Белорукой Изотте, не обмолвились мне об этом ни словом? А мне сдается,
вы терпите от любви к ней великую муку. Я бы желал, если вам угодно,
вернуться сей же час во дворец. И вот вам мое слово, я сделаю вас господином
Изотты, моей сестры, ибо право же лучше ей стократ умереть, чем вам еще раз
претерпеть подобную скорбь". Услышав это, Тристан возрадовался и сказал про
себя: "Если Изотта Белорукая станет моей, неужто я не забуду тогда другую
прекрасную Изотту из Корновальи, кого я люблю больше всех дам на земле". И
Тристан сказал: "Гедин, если вы сделаете меня господином Изотты, то мне
ничего больше на свете не нужно, как только ею владеть". Услышав это, Гедин
обрадовался без меры и отвечал: "Раз так, седлаем тотчас коней и едем назад
во дворец, а я клянусь вам, что вы станете господином Изотты, моей сестры".
И тут они оба, вскочив на коней, пустились в обратный путь. А достигнув
дворца, где находился король, спешились и вошли в дворцовую залу. Тем
временем там уже накрыли столы. И когда король увидел Тристана с Гедином, он
обрадовался, ибо без них не хотел садиться за стол. Тотчас приказал он
подать воды, и ее принесли. И, омыв руки, все уселись за трапезу, и все дамы
и девицы из свиты Изотты тоже явились к столу. А когда король сел и с ним
вместе бароны и рыцари и дамы их и девицы, то им в изобилии были поданы
кушанья, и все, кто там был, разделили трапезу с королем.
И тут дамы стали обращать взгляды на Изотту и на Тристана, видя, как
оба они прекрасны собой. Ибо если Изотта была красива, то и Тристан был
столь же красив, и если Изотта королевская дочь, то и Тристан ведь
королевский сын. И очень они подходили друг другу. Вот как говорили меж
собой дамы об этом деле.
И так все пребывали, покуда не окончился пир, а после того король
поднялся из-за стола, и остальные, кто был там, поднялись за ним. Тристан же
отправился в свою спальню один и там стал крепко раздумывать, говоря про
себя так: "Клянусь, я охотно возьму в жены Изотту, раз Гедин обещал сделать
меня господином его сестры. Но я знаю, что совершу измену, ибо люблю другую
Изотту, и люди знают про то, что я ее возлюбленный рыцарь. Но может быть с
этой Изоттой я смогу позабыть другую. Если мне это удастся, во всем свете не
будет рыцаря достойней меня. Неужто это так трудно, ведь вместо той Изотты я
получу другую, именем тоже Изотту, и если та прекрасна, то и эта столь же
прекрасна и тоже королевская дочь. Конечно же, мне удастся забыть прекрасную
Изотту из Корновальи ради Белорукой Изотты, столь же прекрасной". Таким
рассужденьем Тристан думал себя утешить. Только напрасны были его надежды,
ибо никак не мог он стать тем, чем хотел, и всему в этом деле суждено было
случиться иначе, а не так, как он порешил.
CXXXIII. А дальше рассказывается, что, когда король поднялся из-за
стола, Гедин отвел его в спальню, и только они остались одни, завел речь:
"Король, - сказал он, - клянусь, у меня есть для час новость получше, чем
все, сколько их было; знайте же, что Тристан любит Изотту величайшей
любовью". И поведал обо всем том, что случилось на берегу моря. "Я же обещал
отдать ее за Тристана, если будет на то ваша воля". Король, услышав это,
возликовал, и ответил: "Клянусь, Гедин, я охотно исполню твое обещанье, ибо
не знаю, есть ли в свете король, для коего не было бы великой честью отдать
дочь в жены Тристану. Ступай же, зови его, а когда он придет, я возглашу его
господином дочери моей Изотты Белорукой, и да пребудет он в твердой надежде,
что получит ее в супруги. И мы зададим великий пир, какой подобает в столь
славном деле!"
Услышал это Гедин и, обрадовавшись, тотчас вышел от короля и отправился
за Тристаном; и спросил о нем в зале. И один рыцарь ему сказал: "Гедин, ищи
Тристана в его покоях". Гедин не медля пошел за Тристаном в его покои, а
войдя, сказал: "Тристан, вас зовет король, ступайте к нему". Тристан без
промедленья отправился за Гедином, а когда они вошли к королю, то застали
его одного. Увидев Тристана, король встретил его с великой лаской. И сказал
так: "Тристан, я рад тому, что рассказал мне Гедин, но меня печалит, что вы
терпите муку и скорбь от любви к моей дочери Белорукой Изотте. Я тотчас
соединю ваши руки, а после мы устроим великий пир, как подобает". И Тристан,
услышав эти слова, возликовал. Тут все вместе они пошли в покои, где
пребывала Изотта с дамами и девицами, и король взял за руку свою дочь. А
дамы поняли, что король хочет отдать Изотту Тристану, и обрадовались без
меры. И король сказал: "Тристан, берите Изотту, я отдаю вам дочь, отныне она
ваша дама, вы же поступайте, как повелевает обычай". И Тристан, услышав это,
обрадовался, и тотчас, взяв Изотту за руку, обнял ее и поцеловал на глазах у
дам и девиц. А после того как Тристан обручился с Изоттой, все дамы, сколько
было в покоях, очень развеселились. Только Изотта стыдилась, ибо была
скромна. Меж тем король, Тристан и Гедин вышли и с весельем поспешили в залу
дворца, где их ожидало множество рыцарей, и никто еще ничего не знал, а все
говорили меж собой о великой отваге Тристана и о том, как он прекрасен
собой.
CXXXIV. А дальше рассказывается, что, когда король вошел в залу, он
велел огласить по всему королевству указ, чтобы все бароны и рыцари и прочий
люд собрались ко двору, ибо король выдает за Тристана дочь и задает в их
честь богатый и пышный пир. А когда огласили указ, все без промедления
собрались ко двору - бароны и рыцари, богатый и бедный люд, дабы воздать
почести королю. И поднялось веселье, бароны и рыцари состязались без устали
в поединках, молодые рыцари предавались забавам, а все дамы и девицы
ликовали и чествовали свою госпожу. И так все шло, покуда не настал день
свадьбы Тристана и Изотты. В зале дворца собралось множество баронов и
рыцарей, дам и девиц, ибо все желали увидеть, как Тристан возьмет в жены
Изотту. И вот ее подвели к Тристану, а она была так красива и совершенна,
что в свете едва ли нашлась бы равная ей красотой. И Тристан стал супругом
Изотты и взял ее в жены, как надлежало. Тогда все, кто там был, предались
веселью и ликовали так, точно случилось явление господне, и все говорили:
"Раз Тристан взял себе госпожой Изотту, нам не страшен ни один грозный
рыцарь". И долго шло веселье по всей Бретани.
CXXXV. А дальше рассказывается, что, пока они так пребывали, пришел час
садиться за стол, и король велел принести воды. Тотчас подали воды королю,
Тристану и всем, кто там был, баронам и рыцарям, и дамам их и девицам. А
после того все пошли к столу, и когда все уселись, то в изобилии подали
яства. А когда подали яства, начался пир и веселье. И так шло время, пока не
прошел день и не приблизилась ночь. Когда же настала ночь, то началось
ликованье, какого никто не упомнит.
И так они пребывали, пока не пришел час, когда Тристану должно было
возлечь с Белорукой Изоттой. Но тут, как вы узнаете, все обернулось так, что
Тристан из-за прекрасной Белокурой Изотты только обнимал да целовал Изотту,
свою жену. Вот Изотта отправилась в опочивальню, и с ней многие дамы, и вот
Изотта возлегла на ложе, как подобало. И скоро явился Тристан, а он ничего
так не желал, как насладиться Изоттой. Когда же дамы, что были с Изоттой,
увидали Тристана, они покинули опочивальню и удалились к себе. И тут Тристан
остался со своей дамой, и долго смотрел на нее, а в комнате горело четыре
свечи, ибо таков в тех краях обычай. Но увидев, сколь прекрасна и совершенна
Изотта, вдруг опечалился, и, задумавшись, стал вспоминать прекрасную Изотту
из Корновальи и припомнил ее наказ. А припомнив и поразмыслив, так сказал
про себя: "Конечно, я нарушу данный той Изотте обет, если наслажусь этой
Изоттой больше, чем то дозволено моей дамой, и если ей приведется узнать,
что я нарушил обет, она умрет в тот же час, а я прослыву неверным и
вероломным в любви. А раз так, я не дозволю себе другой утехи, как только
обнимать и целовать эту Изотту. Останусь верен обету, который дал прекрасной
Изотте из Корновальи". Вот каков был конец его размышлений. И с тем он
повернулся к своей даме Белорукой Изотте и стал обнимать ее и целовать.
Когда же Изотта оказалась в объятьях Тристана, то ни о чем больше не
помышляла, как только оставаться в них вечно. Так миновала ночь и близился
день. И король, едва настал день, облачившись в одежды и покинув спальню,
вышел в залу дворца. А выйдя в залу, увидел там множество баронов и рыцарей
и много дам и девиц, и все они предавались веселью. И тогда король и его
бароны и рыцари повели беседу о своих приключениях и о великой радости,
какую им доставил Тристан.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
CXLIII. А дальше рассказывается, что утекло много времени, покуда
Тристан оставался в Бретани. И вот однажды утром Тристан и Гедин, сев на
коней, поскакали вдоль берега моря, занимая друг друга беседой. И так они
удалялись от города, покуда не отъехали весьма далеко. Но Тристан, не
останавливаясь, все ехал вперед, как вдруг завидел некую даму, а с ней было
четыре оруженосца. А завидев ее, сказал: "Клянусь честью, Гедин, эта дама
везет нам важные вести, подъедем к ней ближе, расспросим о новостях и о тех
краях, откуда она держит путь". И они поскакали навстречу даме, и вот уже
приблизились к ней. И тут дама, увидев Тристана, обрадовалась без меры. И
подъехав ближе, любезно приветствовала Тристана, а он отвечал ей столь же
любезно. А после того дама спросила: "Тристан, разве вы не признали меня?"
Тристан же, услышав эти слова, подивился тому, что дама знает его, он же не
узнавал ее оттого, что лицо ее было скрыто. И так отвечал: "Клянусь честью,
дама, я не признаю вас, покуда вы не дозволите мне узреть ваше лицо". Тогда
дама, видя, что Тристан и вправду ее не узнал, откинула шелковое красивое
покрывало с лица. И Тристан увидел, что перед ним Брагуина, а ее он любил
превеликой любовью. И тотчас кинулся к ней и стал ее обнимать и,
возрадовавшись без меры, спросил, как поживает без него мадонна Изотта, на
что та отвечала: "Сказать правду, Тристан, мадонна Изотта занемогла, ибо с
той поры, как вы покинули Корновалью, она не осушает глаз и не выходит из
башни, где взаперти томится по вас. И знайте же, что через меня она шлет вам
сердечный привет; она же и послала меня сюда передать, чтобы вы, как
прочтете письмо, тотчас спешили назад, в Тинтойль. А если вы останетесь
здесь, то знайте, что не увидите ее никогда, ибо она умрет от любви к вам".
И с тем Брагуина отдала Тристану письмо. А Тристан, взяв письмо, посмотрел
на печать и сразу ее признал. И, вскрыв письмо, прочитал:
"Друг, друг Тристан, возлюбленный моего сердца, любимый страстной
любовью, какая только возможна между теми, кто любит, я Изотта, обреченная
скорби и мукам, шлю вам столько приветов, сколько могу сказать, послать или
написать. Знайте же, друг, что с той поры, как вы расстались со мной, я
сотни раз жаждала умереть. Я не могла и помыслить, что вы измените мне ради
другой дамы или девицы, какая бы ни была на свете, такова была моя вера к
вам. Но теперь я вижу, что ошиблась, ибо знаю наверное, что ваша дама -
Изотта Белорукая, и знаю, что вы с ней познали много утех и услад. А я,
несчастная, в скорби не осушаю глаз и томлюсь, вспоминая о вас. Знайте же,
друг, что я не в силах пересказать вам и сотой доли моих страданий и мук, и
сердце заходится, и язык немеет, и глаза не видят, и рука отказывается
писать. Горькая скорбь одолевает меня. Знайте, друг мой, что письмо это
писано чернилами из слез, ибо я плачу и днем и ночью. И потому я посылаю к
вам Брагуину, пусть она поведает вам о тех муках, что я терплю, ибо я не в
силах описать их словами, я и это письмо не единожды переписала оттого, что
всякий раз обливала его слезами. Нежный, любимый друг, прошу вас, вернитесь
ко мне, вернитесь прежде, чем я умру, и знайте, друг, если вы не вернетесь,
я тотчас наложу на себя руки". Вот о чем говорилось в письме {23}.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
CLVIII. А дальше рассказывается, что Тристан пребывал так, покуда не
пришел срок отплыть. И когда король увидел, что Тристан собирается р путь,
он тотчас сел на коня, а вслед за ним все бароны и рыцари, и Тристан сел на
коня, и Гедин с Говернале тоже. А Изотта, как увидела, что Тристан ее
покидает, обняла его и сказала: "Тристан, прошу вас, как могу и умею,
вернитесь ко мне скорей, скорей, как только возможно". И он отвечал: "Дама,
я исполню это с охотой". На том Тристан, распростившись с Изоттой и со
всеми, кто был при дворе, а с собой взяв Гедина, сел на коня и не медля
отправился в гавань, а когда он прибыл туда, то велел Брагуине и Говернале
взойти на корабль со всеми оруженосцами; и Говернале тотчас взошел на
корабль. Тут Тристан поклонился королю на прощанье, и король, видя, что
пришла пора расставаться, горько заплакал. Тристан же и Говернале взошли на
корабль. И вот все уже были на корабле, и моряки поставили паруса по ветру,
а погода благоприятствовала, и на море было тихо, отчего корабль скоро
удалился от берега, так что берег был едва различим, А король, видя, что
судно уже далеко в море, сел на коня и отправился во дворец, и все бароны и
рыцари отправились вслед за ним. А во дворце король и все его бароны и
рыцари, спешившись, вошли в залу, где долго еще говорили об отъезде
Тристана.
CXLIX. А дальше рассказывается, что, когда Тристан распростился с
Изоттой, она поспешила на высокую башню, откуда были видны гавань и корабль
Тристана; и когда она увидела, что корабль отплыл далеко в море, то горько
заплакала, говоря: "Как же не горевать мне сильнее, чем всякой другой
женщине в свете, если покинул меня красивейший и любезнейший рыцарь,
отважнейший среди всех; да была ли, есть или будет участь горше моей? И как
знать, вернется ли он ко мне. Одно осталось мне в утешенье, что, пока брат
мой Гедин при нем, я могу не бояться измены. И, значит, есть надежда, что он
ко мне возвратится". Так утешалась Изотта, расставшись с Тристаном. И тогда
только сошла она с башни, когда ничего уже не могла различить в море, а
сойдя, поспешила в спальню, где они были с Тристаном, и увидала ложе, где
они спали, и стала его обнимать, причитая: "Ах, любимый Тристан, какой
скорби вы меня обрекли, так скоро покинув! Желала бы я ведать, какая мне
суждена участь, и как бы я радовалась, если бы знала наверное, что Тристан
возвратится. Но если он расстался со мной навеки, то лучше мне умереть, чем
жить в такой муке". И долго еще горевала Изотта.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
CCXXIV. ... А когда до королевы Изотты {24} дошла весть, что в
Корновалью прибыл Тристан, ее дорогой друг, то нечего и рассказывать, какова
была ее радость и ликованье. И она устроила так, что они свиделись и
говорили.
CCXXV. Вот однажды Тристан был в покоях у королевы, и она играла на
арфе, а он пел песнь, что она сложила. Но Андрет подслушал и донес королю
Марку. Тогда король в ярости ранил Тристана отравленным копьем, тем, что
принял в дар от Морганы {25}. Не поразил бы король Тристана, если бы не был
тот безоружен. А, ранив Тристана, король тотчас же поспешил прочь. Почуял
мессер Тристан, что ранен в бок и что рана смертельна, и не погнался за
королем, а покинул дворец. И покинул Тинтойль, держа путь прямо в замок
Динаса, а прибыв туда, пал на ложе и объявил, что ранен насмерть и долго не
проживет.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
CCCXXVI. Динас, услыхав эту весть, стал безутешен; и Саграмор {26}
долго рыдал, ибо любил Тристана великой любовью. А Тристан день и ночь
стонал от жестокой боли. И сколько врачей ни звали, не нашлось снадобья,
чтобы его исцелить; один у всех приговор: Тристану верная смерть. Тристан
стенает от нестерпимой боли, часто вздыхает, томится, час от часу чахнет;
месяца еще не прошло, а уж его не узнать. Так изнемог, что все видят:
Тристану конец; точно безумный мечется он и кричит от боли. И друзья его,
видя такую муку, плачут у ложа денно и нощно, ибо знают, Тристан обречен, и
сам он чует близкую смерть, как и все, кто рядом.
CCCXXVII. А король Марк, услыхав, что Тристану верная смерть и нет
избавленья, возликовал, как дотоле не ликовал. Ныне у него веселье и
радость, ибо, если умрет Тристан, во всей Корновалье не сыщется мужа,
который дерзнул бы явить королю ослушанье. Ныне обрел он то, чего столь
долго желал: Тристан умирает. Что ни день, шлет он гонцов проведать, не
стало ли хуже Тристану, и каждый несет ему сладкую весть: верная смерть
Тристану, не долго он проживет. Великий праздник у короля Марка; что б ни
случилось, от века не ликовал он, как ныне, когда Тристан умирает. Андрет
{27} весь дрожит от радости; у обоих радость без меры, полная и великая. Но
что им радость, то королеве горе. Плачет она, убивается, твердит, что умрет
от скорби или наложит на себя руки, но ни дня не переживет мессера Тристана,
ибо нет ей без него жизни. Горько смотреть ей, как король, не таясь, ликует,
радуется, что Тристан умирает; видит она, как король празднует его смерть, и
оттого скорбит она так, что сердце ее вот-вот разорвется от скорби.
Но как ни радуется король, все же надумал и он повидаться с Тристаном,
прежде чем тот умрет; и приходит весть, что Тристан кончается в муках и
видом переменился так, что его не узнать. И почувствовал король жалость в
сердце и, скрыв слезы, сказал: "Говоря по чести, великий урон нам от этой
смерти, вовек не обретет мир копья столь меткого, как копье Тристана. Увы,
зачем он предал меня; не будь его вероломства, за подвиги, им совершенные, я
чтил бы его превыше всех рыцарей в мире".
CCXXVIII. И вот, когда король узнал от гонцов, что Тристану недолго
осталось жить и смертный час его близок, то предался раскаянию. И рассудил,
что из этой смерти неминуемо воспоследует великое зло. Жестоко его
раскаяние, горько жалеет он, что поверил Андрету; ведь он убил рыцаря,
славнейшего в свете; теперь все на него взъярятся и станут корить; было
время Тристан страхом держал в узде подданных, а теперь возненавидят они
короля, не станут его бояться. Вот о чем размышлял король Марк; и жаль ему
стало племянника, заговорила в нем любовь к родной плоти, раскаялся он в
том, что сделал. Королева, скорбя, чает смерти, исходит скорбью денно и
нощно, никого не таится. Пусть убьет ее король Марк, хоть тем облегчит ей
участь. Но видит она, что король горько раскаивается в том, что он сделал с
Тристаном. Когда же дошла до нее весть, что Тристан кончается в муках и
осталось прожить ему три или, может, четыре дня, королева сказала: "Пусть
умрет он, ибо я, да простит мне господь, пойду за ним тот же час. Не
дожидаясь смерти, покончу с собой и тем разрешу муку". Так рекла королева,
услыхав, что Тристан на пороге смерти; и король горевал оттого свыше меры,
но не выказал горя.
CCXXIX. Вот Тристан слышит, что ему остается жить малый срок, и
говорит: "Динас, пошли гонца к королю Марку, пусть он придет, ибо я не держу
на него зла; во всем повинен Андрет. Если король желает увидеть меня живым,
пусть поспешит, ибо смерть близка". Динас тотчас шлет королю эту весть. И
король, услыхав ее, горько заплакал и низко склонил голову, а что сказал при
этом, то все слыхали: "Увы, злое дело я совершил, погубил родного
племянника, славнейшего в свете рыцаря, через меня срам всему рыцарству". Не
стал медлить король, но вскочил на коня и, для верности взяв людей,
отправился к замку Динаса.
ССХХХ. Вот прибыл он в замок и, когда растворили ворота, въехал во
двор, скорбный и удрученный. И, спешившись, взошел в башню, где был Тристан,
и увидел, что так изменился Тристан от боли, что его не узнать. Горько
заплакал король. А Тристан, увидав короля Марка, приподнялся на ложе, но
тотчас упал без сил и сказал: "Король Марк, дорогой дядя, добро пожаловать
на последний праздник, вот пришла моя смерть, столь вам желанная. Полна ваша
радость, ибо конец Тристану, скоро вы увидите его мертвым, как сильно
желали; на ваших глазах отойдет он. Нет больше сил терпеть, жду не дождусь
смерти. А вы, корэль Марк, желали мне смерти, ибо надеялись, что убьете меня
себе во благо, но не благо вам от того, а зло. Господь милосерд, скоро
придет час, когда вы пожелаете отдать полкоролевства, лишь бы ожил Тристан.
Но чему быть, того не миновать". И, услышав эти слова, король Марк горько
заплакал.
CCXXXI. Видит король, что Тристану не жить, и молчит, только горько
плачет. А Тристан говорит: "Дорогой дядя, не плачьте, что проку плакать.
Нынче ваши слезы от радости, но скоро будут от горя, ибо с Тристаном
лишитесь большего, чем помышляли. Король Марк, одного прошу, об одном молю,
исполните это милосердия ради перед моею смертью, это последний дар, коим вы
можете меня одарить; позвольте мне повидать мою даму Изотту, дайте взглянуть
на нее в смертный час, пусть я умру при ней, ибо вы знаете, жизнь моя
подходит к концу. А я превыше всего на свете желаю увидеть ее прежде, чем
отойду". "Милый племянник, - сказал король Марк, - если вы просите, чтобы
королева пришла к вам, я тотчас за ней пошлю". И король тотчас шлет за
мадонной Изоттой, она же без промедления прибывает в замок. Скорбь и печаль
ее велика, никогда она так не желала смерти, как ныне, видя, сколь близок
конец Тристана. Но раз суждена ему смерть, то пусть и она умрет; об одном
лишь молит она, чтобы господь взял ее к себе вместе с Тристаном.
ССХХХII. Когда же Тристан увидал мадонну Изотту, ту, кого так любил, то
хотел привстать ей навстречу, но упал без сил. Только и мог он промолвить:
"Дама моя Изотта, благословен ваш приход. Теперь вы со мной, но знайте, что
мне конец и то, что вы рядом, меня уже не спасет. Что скажу вам, моя
любезная дама? Умирает Тристан, тот, кого вы так сильно любили, пришел его
смертный час; покуда мог, я противился смерти, но силы мои на исходе,
Тристан умирает. Что же сказать вам, моя любезная дама? Вы видите, мне
погибель". Королева от скорби не в силах ни вздохнуть, ни заплакать, ни
шевельнуться, ни молвить слова; однако, превозмогая скорбь, отвечала:
"Тристан, любимейший друг мой, неужто суждено вам погибнуть?" - "Дама, -
ответил он, - это так, не побороть смерти Тристану, который был так силен и
могуч. Видите, что стало с этой рукой, любезная моя дама? Разве это рука
Тристана, разившая верно, без промаха? Нет, это рука мертвеца. Ушла из нее
прежняя крепость и сила. Пусть знают все, что Тристан на пороге смерти. Все
в моей жизни подходит ныне к концу. Тот, кто являл отвагу и доблесть и
устрашал врага, лежит здесь мертвый, иссохшая оболочка. Вся мощь, какая
была, изменила. Увы, сколь скорбный удар меня поразил! Как мир от него
обеднел, увял и поник!" Стонет Тристан день напролет, томит его боль, сил не
осталось вымолвить слово. Кто кругом него, все безмолвны, что надобно
сделать, делают молча и горько плачут. Королева, горюя, взывает о смерти, и
весь вечер и ночь проводит подле Тристана. Ярко освещены покои, все в них
видно как днем, только Тристан ничего не видит, ибо взор его помутился.
ССХХХIII. Когда же взошло солнце, Тристан увидел, что стало светло. И,
собрав силы, сказал громко, так, что его расслышали все, кто был там. И вот
что сказал: "Что поделать? Пришел мой последний час, сегодня я расстаюсь с
жизнью. Не увидеть мне нового дня, сегодня всему конец. Тристан был могуч и
так доблестен, ах, господь, зачем ты до времени оборвал его жизнь?" И когда
он это сказал, все кругом восскорбели тяжкой и небывалой скорбью. И сам он
горько заплакал, жалея себя и зная, что жизнь его на исходе. И, обратясь к.
Саграмору, сказал: "Любезный друг, - сказал он ему, - прошу, принесите мне
меч и щит, я хочу видеть их прежде, чем душа отлетит от тела". И потом
говорит: "Увы, что еще сказать?" Саграмор, скорбя так, что сердце его
разрывалось от скорби, поднес ему меч и щит. И Тристан сказал: "Любезный
мой, дорогой друг, выньте мой меч из ножен, так я лучше его увижу". И вот
Саграмор вынимает из ножен меч. И Тристан видит свой меч, которому нет
равных в свете, глубоко от всего сердца вздыхает и со слезами молвит: "Ах,
меч, что с тобой будет? Никогда не обретешь ты столь славного господина,
никогда не будешь грозен, как прежде, сегодня ты расстаешься с былой
честью". Горько плачет Тристан после этих слов, а потом долго молчит. И все
кругом скорбят так, что, грянь в небе гром, никто не услышит. И Тристан в
другой раз говорит Саграмору: "Любезный друг, ныне поручаю я богу рыцарство,
кое любил, возвышал и чтил, сколько мог. Впредь не суждено мне с честью ему
служить". И умолкает. Потом снова: "Саграмор, любезный друг, дорогой друг,
не могу молчать и скажу. Выслушайте же самое удивительное, что вам
приходилось слышать. О как повернется язык? Но что делать, сердце понуждает
меня сказать, и я покоряюсь. Саграмор, я скажу постыднейшее, что во всю
жизнь молвил Тристан, и скажу не медля. Ах, увы, как достанет сил?" Тут он
опять умолк, а потом продолжил: "Саграмор, мне не скрыть стыда, никогда я не
осквернял язык столь постыдной речью". И, сказав это, горько заплакал,
горше, чем прежде. И долго плакал, скорбя, а потом, глядя на плачущего
Саграмора, сказал: "Я побежден, я слагаю мое оружие. Что скажу вам? Я
возлагаю на вас мое рыцарство; я оставляю все подвиги, все геройство, всю
отвагу, но оставляю их против воли, понуждаемый силой смерти. О горе,
великий урон потерпел Круглый Стол, хоть и покинул его один единственный
рыцарь! Паламидес, рыцарь любезный и храбрый, исполненный доблести, меж нами
осталась вражда {28}, никогда ты не сразишься с Тристаном, ни он с тобой. Мы
соперники, как и прежде. Паламидес, любезный и славный друг, вы взяли верх
надо мной. Не увидит уж вас Тристан, ни вы Тристана. Вот как обернулся наш
поединок. Смерть не дает разрешиться великой нашей вражде. Ах, Динадам {29},
мой любезный и верный друг, вот и конец содружеству. Я осмеян куда жесточе,
чем то бывало меж нами. Нет вас подле меня, но я знаю, в печали и скорби
оплачете вы Тристана, услыхав о его безвременной смерти. Ах, мессер
Ланчалотто, какого славного и отважного рыцаря вы утратите нынче, какого
друга, он так вас любил! Сегодня конец нашей дружбе, смерть беспощадна, она
разлучает насильно. Ах, Саграмор, славный и добрый друг, поклонитесь от меня
этим рыцарям, да скажите, что я умру в горести и печали от того, что до
срока распадается наш союз. Никогда уже я не воссяду за Круглым Столом, так
пусть предстательствует за меня мой любимый меч; а вы передайте моим
сотоварищам: пусть воздадут почести верному моему мечу, раз не могут воздать
их мне. Помоги мне господь, ибо я истинно, от всего сердца любил Круглый
Стол, и всей отвагой, где бы ни находился, добывал ему честь и славу. Пусть
же почтят оружие, кое я посылаю, ибо я посылаю его вместо себя, да
предстательствуют за меня меч мой и щит; и скажите, что я скорблю о
безвременной моей смерти не столько ради себя, сколько из любви к
рыцарству". И, окончив речь, он заплакал, а после снова сказал: "Саграмор,
подойдите ближе и поднесите мне меч". И Саграмор поднес меч. И Тристан взял
его и поцеловал, а потом поцеловал щит и проговорил: "Ах, увы, тяжко мне,
ибо я разлучаюсь с оружием и до времени покидаю рыцарство! Я знаю, прости
меня боже, что с моей смертью мир познает утрату большую, чем со смертью
любого другого рыцаря. Увы, зачем ухожу я безвременно." И в другой раз
поцеловал меч и щит, и сказал, заливаясь слезами: "Поручаю вас богу, ибо
больше вас не увижу. Сердце мое разрывает скорбь". И потом Саграмору:
"Теперь возьмите оружие. Я дарую вам сердце мое, оружие и доспехи, чтите их
вместо меня, и, если вы любили Тристана, полюбите его оружие и доспехи. А
когда будете в Камелоте, положите их в таком месте, чтобы каждый рыцарь мог
их увидеть, и тот, кто не видел меня при жизни, пусть, услышав, как говорят
обо мне, увидит мое оружие и доспехи и скажет: "Ужасный, смертельный удар
нанес король Марк. Мир впал в ничтожество, и рыцарство обесчещено". Вот я
сказал вам все, что желал. С тем поручаю вас богу".
CCXXXIV. Окончив речь, он повернулся к королю Марку и, горько плача,
сказал: "Сир, спаси вас господь, видите, вот каков я пред вами. Разве ныне я
тот Тристан, который внушал вам страх? Нет, я не тот. Я Тристан, рожденный
на горе рыцарству и всему свету. Ныне вы обретете покой, ибо Тристан вам
больше не страшен, вам незачем его опасаться. Сегодня конец злопамятству и
вражде, столь долго нас разделявшим. Вам ли не знать, как я сражался, ни
разу не уступил врагу поля битвы, но ныне в жестоком единоборстве я уступаю
смерти. Не спасут меня от погибели ни копье, ни меч. Я разбит в бою, так
жестоко разбит, что поздно просить пощады, нет, мне пристало бестрепетно
принять смерть; ибо как бы я ни молил, ни взывал о пощаде, нет мне спасенья.
Во всю мою жизнь не употребил я во зло оружия, и молящему о пощаде ни разу
не отказал в жалости и милосердье. Но в этой смертельной схватке, что проку
взывать о пощаде? Нет мне избавленья и нет пощады! Король Марк, вы послали
меня на то поле брани, где меч разит без промаха, с одного удара. Я обречен
смерти. Вижу, нет мне другого исхода, и потому расстанемся в мире. И да
простит вам господь, как я вам прощаю".
CCXXXV. И, отвернувшись от короля Марка, сказал королеве: "Дама, я
умираю. Пришел час и миг, когда мне должно проститься с жизнью. Я боролся со
смертью, как мог, моя любезная дама. Но когда я умру, что будет с вами?
Каково вам будет жить без меня? Дама, возможно ли, чтобы Изотта жила без
Тристана? То было б великое, диво, как если бы рыба жила без воды или душа
без тела. Дорогая дама, когда я умру, что станется с вами? Неужто вы не
умрете со мной? Наши души отлетели бы вместе. Прекрасная Изотта, любимая моя
дама, я любил вас более себя самого, пусть же случится так, как я верю,
умрите со мной и да пребудем вместе. Богом молю, не допустите, чтоб было
иначе. Королева Изотта в печали, сердце ее рвется от скорби, что молвить ей,
что ответить Тристану?" "Друг, - говорит она, - бог да поможет мне, ничего я
так не желаю, как тотчас умереть вместе с вами, не покинуть вас в смерти. Но
не ведаю, что мне сделать; если вам ведомо, научите, я все исполню. Если бы
было дано умирать от горя и скорби, я бы с помощью божьей стократ умерла до
того, как предстать перед вами. Ибо я знаю, что ни одна дама не испытала
скорби, равной моей; будь то в моей воле, я умерла бы без промедления".
CCXXXVI. "Любезная моя дама, - сказал Тристан, - готовы ли вы умереть?"
- "Друг, - отвечала она, - бог свидетель, ничего я так не желаю". - "Тогда,
- сказал он, - тогда нет мне радости большей. Так, значит, и будет, если
угодно богу, да и может ли быть иначе, ибо стыдно Тристану умирать одному
без Изотты, ведь мы были едины душой и сердцем. Любимая моя дама, если и
вправду вы желаете умереть с Тристаном, то помоги нам господь умереть
вместе. Обнимите меня, если вам угодно, ибо конец мой близок. Я, Тристан,
расстаюсь с жизнью и отхожу навеки". Королева Изотта, услышав эти слова,
возрыдала и, подобно ей, возрыдал король Марк. Истинно, он без меры скорбел
о смерти Тристана. Динас, что стоял подле, помертвел от горя, и всякий, кто
его видел, сказал бы, что он всем сердцем любил Тристана, как то и было. И
Саграмор, и все другие слезно молили бога, чтобы смерть взяла их прежде
Тристана. И видя, как умирает Тристан, все пребывали в скорби и плаче.
CCXXXVII. И когда Тристан ясно увидел, что конец его близок, то оглядел
всех стоявших кругом, и сказал, собрав силы: "Вот пришел мой конец, я
умираю. Смерть держит меня за сердце и не дает вздохнуть. Поручаю вас богу".
И еще сказал: "Ах, Изотта, обнимите меня, пусть умру я в ваших объятьях, я
знаю, что так мне будет покойней". Изотта, услышав эти слова, склонилась к
нему и припала к его груди, и Тристан сказал так громко, что его расслышали
все, кто был там: "Теперь мне не тягостно умереть, ибо со мной моя любезная
дама". Тогда Изотта прижалась к его груди и Тристан сжал ее в объятиях со
всей силой, что в нем оставалась, и тотчас сердце ее перестало биться. В тот
же миг умер Тристан. Так рука в руке, уста к устам встретили смерть
многострадальные любовники Тристан и Изотта. И так они лежали, обняв друг
друга, что казалось, не умерли, а лишились чувств от любви. Но то было
напрасное утешенье.
CCXXXVIII. Вот как умер отважный и прекрасный рыцарь Тристан из любви к
мадонне Изотте; так умер в горе и скорби, как я вам о том рассказал, умер от
раны, которую нанес ему король Марк за королеву Изотту. И королева умерла от
любви к Тристану, ибо в те времена он был славнейший рыцарь, равный лишь
мессеру Галеаду {30}, сыну мессера Ланчалотто ди Лак {31}. Тристан же умер
от любви к Изотте, ибо она была прекраснейшей дамой в мире, если не считать
королевы Джиневры и дочери короля Пелеса, матери Галеада {32}. Королева
умерла от любви к Тристану. И они покинули жизнь вместе.
^TДОН ТРИСТАН ИЗ ЛЕОНИСА^U
Перевод со староиспанского Н. А. Поляк
XIX. О том, как Тристан вступил в бой с Бравором, племянником
Ланселота, и убил его, чтобы отвести от короля Лангина обвинение в
предательстве и убийстве
Слуги собрали в дорогу пышные шатры, богато изукрашенное оружие и
роскошную сбрую. Король вышел в богатом уборе, Тристан сел на своего коня в
полном вооружении и с опущенным забралом, чтобы его нельзя было узнать. Один
рыцарь вез его копье, другой - щит. Вскорости прибыли они в Камелот. Там их
приняли радушно и с почетом. Король Лангин {1} вошел к королю Артуру и
сказал: "Король Артур, я прибыл к вашему двору, чтобы очиститься от
обвинения в предательском убийстве, которое возвел на меня Бравор. Хочу
заявить, что обвинения эти ложны. И прошу вот этого рыцаря вступить за меня
в бой, ибо я не повинен в смерти вашего человека".
Бравор {2}, находившийся здесь же, встал, подошел к Тристану и вручил
ему перчатку в знак того, что согласен биться. Тристан принял залог. На
следующий день все четыре короля отправились на поле, чтобы судить поединок.
Тристан тщательно осмотрел свои доспехи, облачился в них и стал ждать
противника. Вскоре явился и Бравор, а с ним Леонел и Борес Гаонские {3}, его
двоюродные братья; они отвели Бравора в сторону и сказали ему: "Пришел ваш
черед показать, что вы добрый боец, и постоять за честь нашего имени, ибо
ваш противник сидит на могучем коне, и мы боимся, что вы не устоите против
его мощи". Но Бравор отвечал: "Увидите, каков я в деле; пусть против меня
выедут хоть десять таких рыцарей как этот, я их всех в землю втопчу". Оба
противника въехали в отведенное для боя поле, бросили, как положено, вызов и
ринулись друг на друга с такой ярой силой, что и сами они и их кони
грянулись оземь, так что всякий бы подумал, что они больше не встанут. Но
рыцари поднялись, вооруженные мечами, и стали рубиться так, что дивно было
смотреть. Первая схватка изумила своей свирепостью всех, кто там находился,
но тут рыцари разошлись, чтобы передохнуть и набраться сил. Вскоре они снова
вскочили на ноги, схватились за мечи, и от ударов искры посыпались из-под
клинков. Осколки щитов и кольчуг разлетались во все стороны и усеивали
землю. Оба рассвирепели от полученных ударов, но сила Бравора и бодрость
духа пошли на убыль. Тогда встали с места Леонел и Борее, глядевшие на
битву, и ушли прочь: не хотели они видеть, как погибает лютой смертью их
родич. Долго еще бились рыцари, но вот Бравор сказал: "Кабальеро, я желал бы
услышать ваше имя, чтобы знать, кто меня убил или кого убил я". И Тристан
отвечал: "Не скажу, пока вы не назовете себя". И тот сказал: "Кабальеро, я
Бравор, племянник Ланселота Озерного". И тогда Тристан ответил: "Я Тристан
из Леониса, племянник короля Марка Корнуэльского". Тут он поднял меч и нанес
такой мощный и страшный удар, что отрубил Бравору руку вместе со щитом;
Бравор упал и испустил дух. А Тристан, видя, что противник его мертв, вынес
его на край поля, потом сел на коня и подъехал к четверым королям, и сказал
им: "Сеньоры, этому рыцарю так не посчастливилось, что хуже не бывает. Прошу
вас, помирите его родичей с королем Лангином и будьте свидетелями, что я
убил его в честном бою, а король Лангин очищен от обвинения". Все четыре
короля сказали: "Воистину, этот рыцарь всех превзошел учтивостью: победив и
убив противника, он ходатайствует о мире". И прибавили: "И вы и король
Лангин чисты от всякой вины и можете без опаски держать путь, куда вам
угодно; ибо вы поступали как должно и действовали по закону".
Когда Тристан услышал эти слова, он выехал с поля сражения и пришпорил
коня, и конь под ним заплясал и загарцевал. И так Тристан был хорош, такой
был славный наездник, что все на него залюбовались и дивились между собой
его силе; ведь судя по тому, как он теперь гарцевал, никто бы не сказал, что
он только что выдержал смертный бой. Тогда встал король Лангин и сказал
четверым королям: "Господа, мой рыцарь уезжает; хотел бы и я отправиться
во-свояси и прошу позволения проститься с вами и вернуться в мои владения,
коль скоро богу было угодно помочь мне в этой тяжбе". Короли же попросили
его прежде назвать имя рыцаря, одержавшего победу, а без этого они не желали
его отпустить. И он сказал: "Знайте же, что это Тристан, сын короля
Мелиадукса и племянник короля Марка". Услышав это, короли удивились, зачем
Тристан очутился в здешних местах. Затем они отпустили короля Лангина, и
король, со всей свитой, поехал к побережью и вскоре нагнал Тристана. Увидев
их издали, Тристан обрадовался. Они раскинули шатры, веселились и пировали,
пока не приспело время садиться на корабли. И король спросил Тристана:
"Сеньор Тристан, куда же вы теперь? Прошу вас, не покидайте меня, поедемте в
Ирландию, и будьте моим гостем. Окажите мне честь". И Тристан ответил: "Путь
мой лежит в дальние края. Но из уважения к вам я готов следовать в Ирландию,
и там открою вам мои намерения". Король и рыцари его свиты радостно
похвалили решение Тристана и стали грузить на корабли лошадей и оружие, и
подняли паруса, и вышли в море. Они возвращались домой веселые и довольные,
соблюдая разумное расстояние между судами. Тристан сказал своим рыцарям:
"Теперь мы приступим к тому делу, ради которого прибыли сюда. Отныне можете
без страха высадиться на ирландском берегу, ибо я оказал ирландцам важную
услугу, и мы теперь приглашены к королю Лангину". И они слушали его речь с
радостью. Погода им благоприятствовала, и через несколько дней они вошли в
ирландский порт. И когда суда причалили и ирландцы увидели флажки и знамена
своего короля, услышали пение труб и мавританских рожков и увидели веселые
лица прибывших, они возрадовались, ибо уже оплакивали своего короля и
сеньора и не надеялись его увидеть. Да так бы оно и было, если бы не
Тристан.
XX. О том, как король Лангин Ирландский и дон Тристан высадились в
порту Ирландии и как вышли его встретить королева и ее дочь. Изольда
Белокурая
Не успел король высадиться на берег, как весть о его прибытии дошла до
королевы. Она собрала свой двор, и все радостно поспешили к берегу, кто
пешком, кто верхом, чтобы приветствовать своего короля и сеньора. Королева и
ее дочь, Изольда^Белокурая, тоже направились к месту высадки. Тристан был с
королем. Королева и инфанта обняли короля, улыбаясь от радости - ведь они
его заждались - и говорили: "Добро пожаловать, сеньор, наконец-то и нам
можно порадоваться! Слава господу, что привел вас домой здравым и
невредимым". И все знатные люди, и рыцари, и дамы, и благородные девицы
целовали ему руку, и он гордился их преданностью. И он сказал им: "Дамы и
господа, окажите должный почет и уважение вот этому рыцарю. Перед вами
Тристан; он сражался за честь моего имени; если бы не он, не видать бы мне
родной земли и ваших любезных сердцу лиц". И королева, узнав это, оказала
великий почет Тристану, и на радостях забыла смерть своего брата Морлота
{4}, которого убил Тристан. А ее дочь, королевна Изольда, всей душой
радовалась, что Тристан снова у них в гостях: ведь он был ее рыцарем, она
вылечила его от ран. Все наперебой ухаживали за Тристаном. Потом они сели на
коней и направились к королевскому дворцу, веселые и довольные. Там уже
расставляли и накрывали пиршественные столы. Гости расселись и пировали всю
ночь. На следующее утро, когда король проснулся, весь его двор отправился к
мессе. Так они веселились и праздновали ровно две недели. Тристан все это
время оставался при ирландском дворе. Он завоевал сердца ирландцев, участвуя
в турнирах и рыцарских играх. В них он особенно отличился и заслужил у всех
громкую хвалу и славу, так что жители страны душевно полюбили его и
старались ему угодить, чем только могли.
Тристан уже долго жил в Ирландии и все это время выжидал подходящей
минуты, чтобы попросить у короля обещанный дар. И вот однажды, находясь в
обществе короля, он заговорил так: "Выслушайте меня, сеньор; мне бы хотелось
получить тот дар, что вы обещали мне, когда я вызвался сразиться за честь
вашего имени". Король ответил: "Просите чего пожелаете; я вам не откажу". И
Тристан сказал: "Я прибыл к вашему двору по повелению моего сеньора короля
Марка. Он послал меня сватом к вашей дочери Изольде, ибо желает взять ее в
жены и стать вашим союзником и другом. Вот его послание". Король взял
письмо, прочел его и так сказал, обращаясь к Тристану: "Король, ваш дядя,
оказывает мне большую честь, желая взять в жены мою дочь. Но я бы хотел,
чтобы к ней посватались вы сами и считал бы еще более великой для себя
честью назвать своим зятем вас". - "Сеньор, - отвечал Тристан, - большое вам
спасибо; но это никак невозможно. Прошу вас, доверьте мне инфанту, чтобы я
отвез ее к моему дяде, королю Марку, ибо дал ему такое обещание и должен
выполнить его честно". Король сказал: "Раз вы дали такое обещание, я готов
доверить вам инфанту Изольду и отдать ее в супруги королю Марку. Пусть будет
так, в знак моей любви к вам". И король тот же час созвал свой двор и в
присутствии всех вельмож вручил Тристану свою дочь со словами: "Тристан,
поручаю вам мою дочь Изольду и беру в свидетели того всех рыцарей моего
двора; доверяю ее вам как славному рыцарю и прошу беречь и защищать ее".
Тристан обещал доставить ее к королю Марку в Корнуэльс в целости и
сохранности. Изольда, как покорная дочь, поцеловала руку королю, своему
отцу, и королеве, своей матушке, и попрощалась со всеми придворными. Все
радовались и благодарили господа, приговаривая: "Наконец-то мы заключили мир
с нашими злейшими врагами, корнуэльскими рыцарями".
А Тристан с сорока рыцарями своей свиты сел на корабль. Королева дала
инфанте Изольде много редкостных драгоценностей. Эти бесценные сокровища
должны были хранить Горвалан и Бранхель {5}, любимая донселья {6} Изольды. И
еще королева дала Бранхели кувшин с любовным напитком и сказала ей: "Милая
Бранхель, этим напитком ты напоишь мою дочь и короля Марка в их первую
брачную ночь. А что останется - вылей на землю и смотри, чтобы никто не пил
из этого кувшинчика, кроме их двоих". Бранхель обещала в точности исполнить
повеление королевы. Затем все они простились. Королева сильно грустила по
своей дочери и тосковала по ней.
XXI. О том, как Тристан и Изольда отчалили от берегов Ирландии и как их
прибило бурей к острову Великана и как островитяне взяли их в плен
Когда Тристан и Изольда сели на корабль, задул попутный ветер, и они
пошли к Корнуэльсу на поднятых парусах. Однажды Тристан и Изольда играли для
развлечения в шахматы, и не было между ними мысли о плотской любви. Но вот
им захотелось пить, и Тристан сказал об этом Горвалану, а Горвалан велел
Бранхели подать вина, потому что ключи от кладовой с запасом пищи и вина
хранились у нее. Но Бранхель укачало морской волной, она не могла встать и
дала Горвалану ключи от кладовки. Он взял кувшин с любовным напитком, думая,
что в нем вино, и налил из него Тристану и Изольде, а потом поставил сосуд
на место и вернул ключи Бранхели. И тут Бранхель вспомнила про любовный
напиток. Она поскорей встала, пошла в кладовку, и, едва взглянув на
кувшинчик, поняла, что Горвалан давал из него пить Тристану и Изольде.
Закручинилась Бранхель, испугалась: не уберегла она кувшинчик, который дала
ей на хранение королева. Горько каялась она в своей нерадивости и винила
себя, но делать было нечего. Она решила не подавать вида и обо всем молчать.
А Тристан и Изольда, напившись любовного напитка, вдруг влюбились друг в
друга так сильно, что оставили шахматы, легли вместе на кровать, и была у
них тут такая любовь, что они навсегда запомнили тот день. Эта любовь
укоренилась в их сердцах навеки, и уже ни страх смерти, ни опасение беды не
властны были изгнать ее оттуда. И до самой своей смерти они были ее рабами и
претерпели из-за нее много бед и позора.
Утолив свою страсть, они возобновили начатую партию в шахматы. Но едва
ее докончили, как их захватила сильнейшая буря, которая продолжалась
пятнадцать дней. Пришлось им спустить паруса, но ветер был такой сильный,
что и мачту, и весла, и руль унесло в море, а корабль их пригнало бурей к
острову Великана {7}. Когда они входили в гавань, Тристан спросил у
капитана, что это за остров, и капитан сказал: "Это очень скверное место:
острив Великана. Всякий человек, который высадится здесь, обречен на смерть
или плен. Но мы вынуждены причалить, ибо наше судно сильно потрепано".
Не успели они войти в порт, как жители острова вышли на берег,
вооруженные до зубов: таков уж был обычай здешнего властелина, чтобы убивать
или заключать в темницу всякого новоприбывшего человека.
Тут появились десять всадников и сказали корабельщикам: "Высаживайтесь
на берег, или будете все перебиты". Услышав это, моряки пригорюнились, а
Изольда заплакала и сказала: "Сеньор дон Тристан, куда же вы меня привезли?
Теперь никто из нас не избежит плена, а я и позора". Но Тристан ответил ей:
"Сеньора, не падайте духом. Пока я жив и эти люди мне повинуются, ничто вам
не грозит. Я сумею вас защитить. А забросило нас сюда по воле судьбы: так уж
судил бог". Но мореходы говорили в один голос, что лучше сдаться, чем
утонуть в море. Островитяне отняли у них все оружие, кроме лишь тристанова
меча, который Изольда спрятала у себя под одеждой, и всех их заключили в
темницу.
В час вечерней молитвы явились к ним десять рыцарей, и Тристан сказал
им: "Господа, вы, конечно, знаете, что рыцарская честь велит уведомлять
противника - особенно если он в плену и на чужбине, как я сейчас, - каким
образом он мог бы освободиться". Рыцари ответили: "Нет, освободиться вам
никак нельзя, и сейчас вы услышите почему. Знайте, что основал здешнее
государство и построил эту крепость великан по имени дон Эдон {8}. У Эдона
было двенадцать сыновей. А случилось все это в те времена, когда Иосиф
Аримафейский высадился на острове, чтобы проповедовать слово божие, и многих
обратил в истинную веру. Две трети островитян стали христианами, в том числе
одиннадцать из двенадцати сыновей Эдона. Опечалился Эдон. Он велел схватить
Иосифа Аримафейского и обезглавить его, а вместе с ним и своих
одиннадцатерых сыновей, принявших христианство. И остался у него всего один
сын. А казненных он велел бросить посреди площади, в назидание верным и для
устрашения новообращенных. Затем он созвал всех своих подданных и сказал им:
"Пусть знает всякий, кто изменил закону отцов, что его постигнет такая же
участь, какая постигла моих сыновей". После этого Великан велел собрать
останки убитых, закопать их в землю и поставить фундамент своей крепости на
костях этих людей, принявших мученическую смерть за веру христову. Все это
он сделал, чтобы преподать урок чужестранцам, которые пожелали бы высадиться
на острове, в память о причиненном чужестранцем зле. Отсюда и пошел обычай,
что всякий путешественник, который причалит к острову, будет убит или
заключен в темницу и не выйдет из нее ни под каким видом, если только не
согласится вступить в бой с властелином острова. И если этот чужеземный
рыцарь одержит верх, то сам станет властителем острова, а если при нем есть
дама, то он должен поставить ее рядом с сеньорой острова и выбрать ту из
обеих дам, которая красивее, а другой отрубить голову. Вот вам история этого
острова и вся правда о нем. А крепость наша называется Плотов замок. Теперь
думайте: попытаетесь ли вы выйти отсюда силой оружия или останетесь в
темнице до конца дней своих".
XXII. О том, как Тристан сразился с великаном Бравором {9}, властителем
острова, победил его и убил, и как Тристан и Изольда стали хозяевами Платова
замка
Услышав такие вести, Тристан едва не пал духом, особенно от того, что
Изольда оказалась в плену у таких скверных людей, и сказал себе: "Теперь
думай об одном, Тристан: как вызволить отсюда инфанту Изольду". И смело и
бодро сказал десяти воинам: "Господа, среди нас есть рыцарь, готовый
сразиться с вашим сеньором". - "Кто же это?", осведомились они. И он
ответил: "Я". - "Трудно поверить, - возразили они, - что вы осмелитесь
вступить в бой с нашим сеньором. В целом свете есть лишь два рыцаря, которые
могли бы отважиться на такой подвиг: дон Ланселот Озерный и дон Тристан из
Леониса". - "Бог меня прости, - сказал на это Тристан, - а только я за обоих
этих рыцарей не дал бы и полушки. По вашей милости пришлось мне вымолвить
большую неучтивость". Услышав такие слова, рыцари весьма удивились; и
спросили: "Есть при вас дама?" Дон Тристан сказал, что да. Они пошли
поглядеть на Изольду и признали, что она много красивей, чем их сеньора
{10}.
Затем рыцари вернулись к своему властителю и сказали ему так: "Знайте,
сеньор, что среди пленных есть рыцарь, готовый сразиться с вами, как велит
наш обычай; а с ним дама, краше которой нет на свете". Сеньор ответил им на
это: "Приведите ко мне рыцаря. Я к его услугам и буду с ним биться". Рыцари
отправились в темницу к Тристану и Изольде и велели им собираться, а с собой
чтобы взяли одного оруженосца и одну донселью. Затем вернули им все, что у
них отняли, отвели в роскошные покои, положили их на мягкую постель и дали
все, в чем они нуждались. В этих покоях пленники пробыли десять дней. Тем
временем рыцари готовили место для поединка и договаривались обо всех его
подробностях. Когда наступил назначенный день, Тристан надел свои доспехи и
выехал первый на место боя. А инфанту Изольду поместили на возвышенном
помосте и рядом с ней поставили супругу великана Бравора, самому же ему дали
знать, что противник ждет его на поле. Бравор сказал: "Прекрасно. Вы
поставили мою жену рядом с его дамой?" - "Да", - отвечали рыцари.
Властительница острова была очень хороша, но не могла сравниться с Изольдой.
Она вся побелела от страха, предчувствуя свой конец. Все, все говорили, что
Изольда красивей, хотя она тоже побледнела. Тут выехал великан Бравор в
полном вооружении, встал посреди поля, как подобает доброму рыцарю, и сказал
Тристану: "Кабальеро, я вызываю вас на смертный бой". И Тристан сказал, что
принимает вызов.
Рыцари ринулись в бой и сшиблись с такой силой, что и сами они и их
кони рухнули на землю, да так, что все думали: они мертвы. Но оба вскочили
на ноги и взялись за мечи, и наносили друг другу такие страшные удары, что
оба не раз клонили головы под тяжестью клинков. И когда Изольда видела, что
Тристан клонит голову под ударом Бравора, она чернела от горя, а когда
Тристан одерживал верх, лицо ее делалось как цветок розы. Но вот рыцари
разошлись, чтобы перевести дух, ибо сильно устали. А когда отдохнули,
Тристан первый поднялся с мечом в руке, и рыцари снова сошлись, и рубились
так, что осколки щитов и кольчуг сыпались вокруг них дождем, а лезвия мечей
пробивали доспехи насквозь и ранили тело, и кровь текла ручьями. Утомившись,
рыцари опять сделали передышку, но вскоре уже снова были на ногах и наносили
друг другу смертельные удары. И тут Бравор занес над головой свой меч и
хотел обрушить его на Тристана, но Тристан успел уклониться от удара, и меч
грянулся оземь и разломился на двое. Когда Тристан увидел это, он
возрадовался и сказал: "Слава господу, что уберег меня от такого удара". И
стал бить противника и так и этак, и делал с ним, что хотел, и занес меч, и
отсек ему руку. И Бравор грохнулся на землю.
Увидя это, Тристан перевел дух, ибо сильно устал от ратного труда. И
сказал: "Что с вами, кабальеро? Вы оставляете меня хозяином поля?". Бравор
не ответил: он был мертв.
XXIII. О том, как дон Тристан, по обычаю острова, велел отрубить голову
сеньоре, о чем глубоко сожалел и на что пошел не по своей воле
Тристан пошел к воинам, охранявшим остров, и сказал им: "Господа, я
поступил с этим рыцарем так, как требовал ваш закон. Что я должен делать
теперь?" И они сказали: "Назовите ваше имя". И он ответил: "Я Тристан из
Леониса, племянник короля Марка Корнуэльского". И они сказали: "Теперь надо
отрубить голову бывшей властительнице острова". Тристан заявил, что ни в
коем случае не согласится учинить столь постыдную расправу, но они стояли на
своем: таков закон этой земли, и уклониться от него никак нельзя. И сказал
Тристан: "Видит бог, до конца дней моих я буду горевать об этой даме". И
приказал одному из воинов отсечь ей голову. После этого все рыцари вернулись
за Тристаном и Изольдой и отвели их с великими почестями во дворец и
признали их властителями Плотова замка. Тристан приказал отомкнуть темницы,
где томились его корабельщики, и отпустил их на волю: пусть каждый
отправляется, куда хочет. А Тристан с Изольдой и с их рыцарями остались во
дворце и зажили припеваючи. И так им было хорошо, что они не вспоминали ни о
своих родных, ни о друзьях, и ни о чем другом на свете. И прожили они в
довольстве и согласии целых два года {11}.
XXIV. О том, как дочь великана Бравора взяла труп своего отца и голову
своей матери и села на корабль и отправилась на поиски своего брата Галеота,
дабы уведомить его о том, какое зло причинил им дон Тристан из Аеониса
У великана Бравора была дочь {12}. Она подобрала останки своего отца и
голову своей матери, погрузила их на корабль, шедший с караваном других
судов в Корнуэльс, и высадилась с ними на берег. И когда высадилась,
приказала соорудить повозку для своего груза и пустилась странствовать по
королевствам и княжествам, разыскивая своего брата, храброго Галеота,
сеньора Дальних Островов. Долго ли коротко ли скиталась она со своими
людьми, а только привела ее судьба к некоему замку, который назывался
"Замком Колдуньи". И у въезда в этот замок увидела она рыцаря в полном
вооружении. Девица приветствовала его, он тоже ей поклонился, и она
спросила: "Сеньор кабальеро, не встречали ли вы рыцаря по имени Галеот,
сеньора Далеких островов?" Он же в ответ сказал: "Сеньора, а для чего вам
понадобился Галеот?" И она ответила: "Я должна уведомить его о бедах,
которые причинил ему дон Тристан". - "Какие же такие беды он причинил?" -
спросил рыцарь. "А вот какие: по божьему соизволению Тристан убил его отца и
обезглавил мать". - "А скажите, любезная девица, откуда вам это известно?" -
спросил он. "Мне это известно, потому что я их дочь и везу с собой тело
моего отца и голову моей матери". И рыцарь сказал: "Прошу вас, покажите мне
их останки". Но девушка ответила: "Не сделаю этого, пока вы не назовете мне
ваше имя". И тогда рыцарь поднял забрало и заплакал. И она узнала брата
своего, Галеота, и стала обнимать и целовать его, и оба они горько плакали.
Услышав их плач, к ним подъехал король Ста рыцарей, охотившийся в тех
местах. Он узнал Галеота и удивился, застав его всего в слезах, и спросил,
что случилось и о чем плачет такой славный рыцарь. Галеот рассказал, какую
получил весть. Тогда король Ста рыцарей принялся утешать брата и сестру и
взял их с собой в один из своих замков. Там с его соизволения они похоронили
останки великана Бравора и его супруги с подобающими почестями и велели
высечь на надгробии такую надпись: "Здесь покоятся Бравор, из рода
Великанов, властитель острова Великанов и Плотова замка, и голова его
супруги. А убил их Тристан, по воле рока".
Совершив погребальный обряд, Галеот сказал, что поедет к Тристану и
вызовет его на бой, и отомстит за причиненное им зло и обиду. И он попросил
короля Ста рыцарей поехать вместе с ним. Но король сказал, что должен
побывать у короля Артура, чтобы уладить кое-что с доном Ланселотом. "А после
этого я готов ехать с вами и даю вам в том свое рыцарское слово. И более
того: попрошу дона Ланселота, чтобы он присоединился ко мне. И пусть тогда
Тристан попробует потягаться с нами, хотя его и считают таким славным
рыцарем. Так что прошу вас, повремените". Но Галеот сказал, что не станет
ждать. "Лучше мне ехать туда одному с моим оруженосцем, чем промедлить хоть
один день". Как ни уговаривал его подождать король Ста рыцарей, он и слышать
ничего не хотел. Тогда король пообещал ему, что они с Ланселотом прибудут на
подмогу при первой же возможности. "И мы одолеем Тристана; а может статься,
мы с Ланселотом прибудем на место еще раньше, чем вы". И на том они
расстались. Король отправился ко двору короля Артура, улаживать свои дела с
доном Ланселотом, а после этого обещал поспешить к острову Великана.
Галеот же со своим оруженосцем отправился в гавань. Там нашлось судно,
державшее путь в Ирландию, и Галеот сел на это судно. А когда они отошли
далеко от берега, Галеот приказал капитану изменить курс корабля и
направиться к острову Великана. Капитан на это сказал: "Видно, вы не в своем
уме, кабальеро. Нас всех там перебьют или засадят в темницу. Да знаете ли
вы, что ни один чужестранец, высадившийся на этом острове, еще не
возвращался оттуда живой?" Но Галеот сказал: "Поэтому-то я и хочу высадиться
на этом острове". - "Дело ваше, сеньор, - сказал на это капитан, - но только
не на моем судне". Видя, что капитан его не слушается, Галеот выхватил меч и
срубил ему голову. Потом поворотился к морякам и сказал: "И с вами будет то
же, если вздумаете мне перечить". Моряки испугались и сказали, что исполнят
его волю. Вскоре они прибыли к острову Великана, и когда вошли в гавань,
сторожевые рыцари выехали на берег и сказали: "Высаживайтесь немедленно, или
всем вам пришел конец". Галеот ответил: "Я с удовольствием сойду на берег:
для того сюда и приехал. Я желаю сразиться с вашим сеньором". И он сошел на
берег и отдал себя в их руки. Рыцари отвели его в Плотов замок, а сами пошли
к Тристану и рассказали ему о прибывшем рыцаре и о том, что этот рыцарь
желает драться со здешним сеньором. Когда Тристан услышал это, он удивился и
стал думать: кто же это такой? Уж не Ланселот ли Озерный? Изольда и Горвалан
тоже думали и гадали, кто бы это мог быть. Тристан же сказал, что согласен
сразиться с любым рыцарем, тем более если тот принадлежит ко двору короля
Артура. А своим сторожевым рыцарям наказал сообщить новоприбывшему, что
сеньор острова согласен выйти на бой, ибо чем славнее противник, тем больше
чести одержать над ним победу. С этой вестью они отправились к Галеоту. А
Тристан на следующее утро поднялся спозаранку и вооружился как мог
тщательней.
XXV. О том, как дон Тристан сражался с Галеотом, сыном великана
Бравора, бывшего властителя этого острова, и как победил его
Тристан велел Изольде надеть самый пышный наряд и сесть на верхового
коня, чтобы она могла вблизи полюбоваться битвой. Незнакомый рыцарь уже ждал
на месте поединка. Тристан вскочил на боевого коня и отправился в
сопровождении Горвалана и других людей своей свиты на место боя. По дороге
он их спросил: "Можете вы сообщить мне его имя?". Они отвечали, что нет.
Тогда Тристан сказал Горвалану: "Ступай к этому рыцарю и спроси, как его
зовут". Горвалан подъехал к рыцарю и сказал: "Тристан просит вас назвать
ваше имя". Услышав это, Галеот возгорелся гневом, ибо подумал, что это
говорится в насмешку, и сказал: "Ваш достославный сеньор нанес мне кровную
обиду. Передайте ему поклон от смертельного врага и скажите, что я Галеот,
истинный сеньор этого острова, и прибыл сюда, чтобы убить его и тем
отомстить за смерть моего отца и моей матери". Горвалан вернулся к Тристану
и передал ему эти слова. И когда Тристан узнал все это, он обрадовался и
сказал: "Господи боже, слава тебе! Благодарю тебя, боже, что привел
сразиться со столь знаменитым рыцарем". И тут они обоюдно бросили друг другу
вызов и ринулись в бой с такой яростью, что от толчка и кони и всадники
упали на землю. Но оба тотчас вскочили на ноги и принялись рубить друг друга
мечами так мощно, что от доспехов полетели искры. Утомившись от сильных
ударов, рыцари разошлись, чтобы перевести дух. Но вскоре они уже снова были
на ногах и кинулись друг на друга. И пока они сражались, вдали появился
какой-то рыцарь в полном вооружении, и воины, охранявшие поле, спрашивали
один другого: "Что за всадник скачет сюда?" Они поскакали ему навстречу и
спросили, кто он таков и зачем пожаловал. И он ответил: "Я - король Ста
рыцарей, только что высадился в вашей гавани и спешу на помощь к Галеоту". И
сторожевые рыцари зашумели, говоря друг другу: "Пропал Тристан". Теперь ему
конец". Король Ста рыцарей был при полном вооружении. Тристан услышал шум,
обернулся и увидел короля и скакавших за ним сто рыцарей. Охранявшие поле
воины стали разбегаться, а рыцари, служившие Тристану, торопливо
вооружались: они поняли, что без них теперь не обойдется, ибо силы
противника неизмеримо выросли. И Галеот сказал Тристану: "Вот и пробил ваш
час. Вы расплатитесь за все злодеяния и обиды, нанесенные покойным
властителям острова. На вас скачет во всем своем великолепии король Ста
рыцарей. Нет, теперь уж вам не сносить головы". Но Тристан ответил: "Не
старайтесь напугать меня пустыми словами. Я знаю, что столь высокородный
принц, как вы, не допустит, чтобы начатый им поединок был закончен другим
лицом, тогда как вы еще живы. Этот бой начали мы с вами, мы с вами должны
его и закончить, чтобы мне не пришлось опасаться нового нападения, пока вы
еще можете сражаться. Вот если вы умрете, тогда пусть в бой вступит другой
рыцарь, я не уклонюсь". И пока он так говорил, король Ста рыцарей уже
подскакал к нему вплотную с выставленным вперед копьем, готовясь ударить им
Тристана. Тристан кинулся на Галеота со словами: "Подобная неучтивость не
красит рыцаря!". Но Галеот обратился к королю Ста рыцарей и сказал: "Сеньор,
негоже вам вступать сейчас в бой с Тристаном: ведь я еще не умер. Прошу вас,
отступите, позвольте мне довести поединок до конца, ибо вы сами знаете, что
затеял его я сам; пусть же я его и закончу. Я буду биться до последнего
вздоха; а когда умру, тогда вступайте вы в бой, как следует храброму рыцарю.
А храбрость вам понадобится". И сотня рыцарей отъехала в сторону.
Когда Тристан увидел, сколь благородно поступает дон Галеот, он
подумал, что ведь и в самом деле причинил ему много зла, убив и отца его и
мать, и что если он прекратит этот бой, то никакого бесчестия ему не будет,
а куда хуже убить Галеота и заслужить вечную вражду всего Круглого Стола, в
том числе короля Артура и дона Ланселота. И тогда Тристан взял свой меч за
конец клинка и преклонил колено перед Галеотом, и сказал ему: "Дон Галеот,
вы молвили умное слово; признаюсь, я глубоко виноват перед вами, хоть и не
по моей воле так случилось. Взываю к вашему великодушию и отдаю вам свой
меч: поступайте со мной, как найдете нужным, ибо я уступаю вам в воинской
доблести, и в этом поединке вы одерживали верх". Но Галеот сказал: "Сеньор
Тристан, благодарю вас за учтивые слова. Я же хорошо знаю, что не мог бы
выстоять против вас, меня ждало поражение: а вы отдаете мне свой меч и
просите мира. И коли так, то прощаю вас от всей души, хотя это и не легко. Я
согласен на мир по трем причинам: первая - потому что знаю, что не
вероломно, не обманом отняли вы жизнь у моего отца: вы убили его ради
освобождения из плена, и ничего другого вам не оставалось - ведь того
требовал недобрый обычай нашего острова. Вторая же причина - что вы один из
лучших рыцарей на свете. А третья - хочется мне познакомить вас с доном
Ланселотом, моим добрым другом, а он давно ждет случая встретиться с вами,
ибо слышал о вас много хорошего. И если два таких рыцаря станут моими
друзьями, то я буду почитать себя счастливейшим из государей земли. Прошу
вас последовать со мною ко двору короля Артура". Тристан сказал, что охотно
исполнит его желание. Они бросили на землю мечи и радостно обнялись.
Когда Изольда и люди Тристана, ждавшие большой беды, увидели, что оба
противника помирились, они возликовали и распахнули ворота замка. Изольда
вышла к рыцарям, приказала освободить их от доспехов, осмотрела их раны и
увидела, что Галеот изранен сильнее, чем Тристан. И она сказала: "Господи,
эти раны не смертельны; с божией помощью вы скоро излечитесь". Тристан
поправился через две недели, а Галеот через два месяца. Когда же оба совсем
выздоровели, возрадовались все: островитяне и приезжие. Король Ста рыцарей и
Галеот спросили, кто эта прекрасная дама и как ее зовут. Тристан уведомил,
их, что это дочь короля Лангина Ирландского и что он везет ее к Марку,
королю Корнуэльса, который желает взять ее себе в супруги. Услышав такую
новость, они опечалились: ведь это значило, что Тристан не сможет поехать с
ними к королю Артуру. И они сказали: "Коли вы должны доставить инфанту в
Корнуэльс, то не можете ехать с нами к королю Артуру: оставить ее здесь одну
было бы слишком неучтиво. Что же делать; поезжайте с богом. Но когда девица
будет доставлена к своему жениху, мы просим вас прибыть в Камелот". Тристан
пообещал, что исполнит их желание. И непременно сдержал бы слово, если бы
Галеот в скором времени не умер, о чем Тристан глубоко скорбел. Но это
случилось позже; а сейчас они все вместе разрушили Плотову крепость и
отменили жестокие законы острова Великана.
Тристан снарядил корабль для себя и своей свиты, простился с Галеотом и
королем Ста рыцарей, сел на судно и отплыл в Корнуэльс. А Галеот остался
властителем острова. Вскоре он заболел и умер, но перед этим отправил
несколько писем королю Артуру. В письмах этих было написано вот что: "Вам,
сеньор король Артур, и королеве Джиневре. И Ланселоту Озерному, и всем
рыцарям и дамам Круглого Стола я, Галеот, сеньор Далеких островов, хочу
поведать истинную правду о себе. Знайте же, что, покинув ваш двор, я испытал
множество приключений, в том числе одно - самое опасное и рискованное, какое
доводилось рыцарю встретить на своем пути. Тристан из Леониса, племянник
короля Марка Корнуэльского, высадился на острове Великана с сорока рыцарями
и с Изольдой Белокурой, дочерью короля Лангина Ирландского; его принудили
поступить согласно жестокому обычаю этого острова, в противном же случае
вечный плен грозил и ему и всем его людям. Пришлось ему, как водится,
вступить в поединок с моим отцом. Но Тристан добрый рыцарь; он храбро
сражался и убил моего отца, и велел отрубить голову моей матери, и стал
сеньором нашего острова. Недавно я узнал обо всех этих событиях. Я
отправился на остров и вызвал Тристана на единоборство, и свидетельствую,
что учтивость и храбрость этого рыцаря не имеют себе равных. После третьей
сшибки я простил ему нанесенную мне обиду, и мы помирились. Он обещал, что
поедет со мной в Камелот, чтобы увидеть дона Ланселота, как только доставит
новую королеву к королю Марку. И скажу так: на свете есть лишь два рыцаря и
две дамы. И один из них - Ланселот Озерный, а другой - дон Тристан из
Леониса. А две первые дамы земли - королева Джиневра и королева Изольда
Белокурая. В них четверых - вся слава и вся краса вселенной. Знайте также,
что я разрушил Плотов замок и отменил жестокие законы островитян. И вскоре
надеюсь свидеться с вами, если на то будет божья воля".
Когда король Артур и его рыцари прочли это письмо, они возрадовались
всем сердцем и устроили веселый пир. А Ланселота в это время не было при
дворе.
XXVI. О том, как дон Тристан и инфанта Изольда приплыли в Тинтоилъ
Как гласит хроника, долго странствовал дон Тристан по морям и океанам,
пока не прибыл с соизволения божия в порт Тинтоиль. Дон Тристан спрыгнул на
берег и послал четырех рыцарей к королю Марку с донесением. Узнав о его
прибытии, король Марк весьма удивился: он думал, что Тристана давно нет на
свете и, надо полагать, отнюдь не обрадовался. Однако он сделал вид, что
очень доволен, и разослал по всему городу герольдов оповестить граждан, что
они должны устроить торжественную встречу дону Тристану и Белокурой Изольде.
Сам же король и его придворные сели на коней и поскакали в порт, и увидели
на берегу Тристана и Изольду, и всех их рыцарей.
Когда Тристан увидел короля, он преклонил пред ним колено и сказал:
"Сеньор король, я привез сеньору Изольду. Назовите ее своей истинной
супругой". И король ответил: "Любезный племянник Тристан! Будьте желанным
гостем в моей столице, как вернейший из рыцарей". Увидев же, что Изольда -
самая красивая женщина, какую ему довелось встретить, он весьма обрадовался,
радостно обнял и поцеловал ее, и весь тот день и всю ту ночь в шатрах на
берегу шел веселый пир. А на рассвете они оседлали лошадей и доехали в
город. Изольда ехала в пышном наряде, как и подобает столь высокородной
девице. Кто ее ни видел, все ее хвалили и возносили благодарения богу за то,
что дал им такую прекрасную сеньору. Горожане оказали великий почет Тристану
и Изольде и радовались их благополучному прибытию. В воскресенье король
созвал своих рыцарей во дворец и объявил Изольду своей нареченной невестой.
В тот же день в город съехались все жители страны и король всенародно
обручился с Изольдой. Затем они послушали мессу, после чего вернулись во
дворец и там пышно и благородно отпраздновали свадьбу.
Когда наступила ночь и пришло время королю возлечь с королевой на
брачное ложе, Тристан призвал Горвалана и сказал ему: "Милый мой дядька, ты
ведь знаешь, что было между мною и королевой Изольдой. Надо теперь подумать,
как сделать, чтобы король ничего не узнал". И Горвалан сказал: "Предоставьте
мне эту заботу, сеньор; я что-нибудь придумаю, чтобы скрыть вашу тайну от
короля". И рассказал Тристану, что он намерен сделать.
Горвалан пошел к Бранхели и сказал ей: "Бранхель, милая подруга, мне
нужно поговорить с тобой о тайном и важном деле". Она сказала: "Говорите, я
вас слушаю". И Горвалан сказал: "Ты хорошо знаешь, какие дела были между
Тристаном и Изольдой. Надо нам с тобой подумать, как теперь быть, чтобы не
вышло беды ни для них, ни для нас. Ты могла бы помочь горю, если бы
захотела". И Бранхель сказала: "Я готова на все, лишь бы уберечь от беды мою
сеньору Изольду и защитить ее честь и благополучие". И Горвалан сказал:
"Бранхель, в эту ночь ты должна лечь на брачное ложе с королем Марком. Пусть
он возьмет твое девство, а когда дело будет сделано, ты уйдешь, и мы положим
королеву Изольду на твое место. В опочивальне будет темно. Поверь, ты будешь
довольна, ибо немало получишь от меня подарков и всякого почета. И мы дадим
тебе выпить такого зелья, чтобы ты не понесла плода от короля". Бранхель на
это сказала: "Видит бог, Горвалан, нелегко мне решиться на такой шаг. Но я и
на это пойду, лишь бы не допустить посрамления моей госпожи". И когда
наступила ночь, король в сопровождении Тристана пошел в свои покои, где
королева уже лежала на брачном ложе. А Бранхель, раздетая была спрятана под
кроватью. И король велел выйти всем, кроме Тристана. Он убедился, что
королева в постели, и отошел, чтобы раздеться, и пока он раздевался, Изольда
встала с кровати, а на ее место легла Бранхель. И как только король
направился к кровати, Тристан задул все факелы. Король спросил, зачем он
погасил свет, и Тристан ответил: "Таков обычай в Ирландии; того требует и
учтивость, ибо в первую ночь молодые жены стыдятся своих мужей. Лишь когда
супруг вступит в свои права, в опочивальне зажигают факелы, чтобы он мог
убедиться, что взял в жены непорочную девицу. Я потушил факелы, потому, что
об этом просила меня королева Ирландии, мать вашей супруги. А впрочем,
сеньор, как вам будет угодно". - "Клянусь богом, это хороший обычай", -
сказал король. Тогда Тристан вышел из опочивальни, и король поступил с
девицей, как ему следовало. А потом призвал Тристана и сказал, что просит
зажечь факелы. Тристан внес в опочивальню большую восковую свечу; но пока он
ходил за свечой, Бранхель встала с постели, а Изольда легла на ее место.
Когда Тристан осветил комнату, король оглядел постель и увидел, что взял
свою супругу девственной и подумал: "Воистину, нет рыцаря верней Тристана".
Тристан же вышел из королевских покоев и оставил короля наедине с его
супругой.
Когда наступило утро и все придворные сошлись во дворце, король взял за
руку Тристана и сказал: "Бог да благословит тебя и да ниспошлет тебе долгую
жизнь и всякие блага, ибо ты вернейший рыцарь на свете. Пусть все эти
господа будут свидетелями великой милости, какую я тебе сегодня дарую:
отныне ты будешь повелевать в этом королевстве наравне со мною, и пусть
исполняется без прекословия всякая твоя воля, что бы ты ни сделал и ни
сказал". И Тристан ответил: "Сеньор, благодарю за честь". Придворные же
воскликнули в один голос: "Слава господу, что Тристану дарована столь
великая власть; он воистину достоин этой награды, ибо через небо мы
заключили мир с нашими недругами-ирландцами, через небо избавились от всех
напастей и можем никого не страшиться, пока он жив; напротив, теперь все
будут бояться нас, и мы можем наслаждаться покоем и почетом. И все это
благодаря храбрости и силе Тристана".
И Тристан много времени прожил при корнуэльском дворе.
XXVII. О том как королева Изольда повелела двум оруженосцам отвести
Бранхель в лес и там убить ее
Так жили король и королева, и дон Тристан, и весь Корнуэльский двор в
радости и довольстве два года {13}; и случилось так, что однажды король с
Бранхелью вели шутливую беседу: король любил поговорить с этой девушкой. Но
королева, застав их за дружеским разговором, стала сильно ревновать и
подумала: "Клянусь богом, ты мне за это заплатишь!". На следующее утро она
призвала к себе двух оруженосцев, которые последовали за ней сюда из
Ирландии, и взяла с них клятву, что они исполнят всякое ее повеление, и
сказала: "Завтра вы отправитесь в лес якобы за ароматными травами для моего
омовения. С вами будет Бранхель. Когда вы зайдете в самую глухую чащу, вы ее
убьете". Оруженосцы душевно опечалились, но обещали выполнить ее приказ.
После этого королева послала за Бранхелью и сказала ей: "Приготовься,
Бранхель: завтра ты поедешь с этими двумя оруженосцами в лес, насобирать
трав для омовения". "Слушаюсь, сеньора", - отвечала она.
Утром все трое сели на лошадей и выехали из города, как повелела
королева. И когда они очутились в лесу, Бранхель выбрала полянку, где росли
ароматные травы, и хотела спешиться, но оруженосцы сказали, что надо ехать
дальше, и завезли ее в самую чащу леса и там стали грубо ее стаскивать с
лошади. Бранхель сказала: "Как! Скверные рыцари! Почему вы так дерзко
стаскиваете меня с седла? Или вы задумали совершить надо мною бесчестье?"
Но они сказали: "Нет, донселья, мы вовсе не хотим вас обесчестить.
Приготовьтесь к смерти. Мы душевно опечалены, но таково повеление королевы,
и мы не можем ослушаться".
Услышав это, Бранхель заплакала и сказала: "Друзья мои, прошу вас о
великой милости, раз уж мне суждено умереть: скажите королеве, что однажды
две девицы уехали вместе из родных краев на чужбину, и у каждой из них было
по цветку. И одна из них утеряла свой цветок по недосмотру, но другая, из
преданности и дружбы, отдала ей свой, чтобы уберечь ее от беды. И в
благодарность за это ее лишают жизни". И Бранхель продолжала так: "Боже
всемогущий, ты видишь мою преданность сеньоре и какая меня ожидает за это
награда; молю тебя, господи, смилуйся над моей бессмертной душой, раз люди
не пожалели моего бренного тела. Коли суждено мне претерпеть муку, не
допусти хотя бы бесчестия от этих оруженосцев. Видно, такая уж моя судьба,
если ты попустил им завести меня в это дикое место. Они ведь знали, куда и
зачем меня везут. Но ты их прости, они не виноваты: они исполняют волю своей
госпожи, так же как я, несчастная, некогда исполнила ее волю! И вот какую
выслужила себе честь и милость". Бранхель говорила еще много таких речей,
так что ни один человек, услышав ее, не мог бы удержаться от слез.
Оруженосцам стало так ее жаль, что один из них сказал другому: "Плохо мы
сделаем, если убьем ее". Они сняли с нее нарядную верхнюю одежду, прикрутили
ее к дереву, вымазали ее платье в крови козла, которого поймали и убили, а
лошадь ее привязали поблизости и сказали: "Пусть лучше ее сожрут дикие
звери, чем нам самим убивать ее". И они уехали и явились к королеве.
Королева увела их в особый покой и спросила, исполнили ли они ее повеление,
и они сказали, что да. "Вот ее платье в пятнах крови, и вот наши
окровавленные мечи". Королева спросила, не сказала ли чего-нибудь Бранхель
перед смертью, и оруженосцы сказали, что да, говорила. "Что?" - спросила
королева. "Что две девицы покинули родные края и уехали на чужбину, и у
каждой было по цветку. Но одна утеряла цветок по недосмотру, а другая из
преданности отдала ей свой. И в награду ее лишили жизни". Услышав эти слова,
королева заплакала и сказала:
"Бедная моя подруга, как бесчестно я предала тебя!". И приказала
оруженосцам: "Скачите обратно в лес и привезите тайно от всех ее останки".
Раз при жизни я поступила с ней бесчестно, то хоть после смерти должна ее
почтить". Оруженосцы тотчас же поехали в лес и стали искать в чащобе, но
никак не могли найти место, где оставили ее прикрученную к дереву. И когда
стемнело, они вернулись во дворец.
Тем временем Бранхель, видя, что наступает ночь, начала громко плакать
и взывать к небу: "Пресвятая дева Мария, спаси меня от беды неминучей!" И
она плакала и причитала до самой полуночи. И случилось так, что один
странствующий рыцарь {14} проезжал этим лесом и услышал ее голос. Удивился
он, поворотил коня и углубился с дороги в темную чащу леса. Лес был такой
густой, что конь не мог идти. Рыцарь спешился, вынул из ножен свой меч и
стал мечом рубить ветви, чтобы проложить себе дорогу. А Бранхель в страхе
молилась богу, ибо думала, что к ней пробирается какой-нибудь хищный зверь.
Когда рыцарь увидел ее, он вскрикнул от испуга и спросил: "Кто ты? Нечистый
дух или жертва колдовства?" И Бранхель ответила: "Я живая девушка, а
привязали меня к этому дереву два оруженосца, задумавшие обесчестить меня;
умоляю вас, кабальеро, ради господа бога, коли вы добрый человек, вызволите
меня из беды". Рыцарь пожалел ее всем сердцем. Он разрезал веревки, которыми
она была связана, вывел ее из чащи и спросил, нет ли при ней лошади. Она
сказала, что да, где-то должна быть ее лошадь - так сказали ей, уезжая
оруженосцы. Рыцарь разыскал лошадь. Оба сели верхом, выбрались из леса и
поехали путем-дорогой.
И едучи так, рыцарь стал расспрашивать девицу, что это были за
оруженосцы и за что они с нею обошлись так жестоко. И Бранхель рассказала,
что будто эти оруженосцы убили ее отца, а ее увезли из родного дома и
оставили погибать в лесу. Она ни словом не обмолвилась о королеве, решив
утаить правду. И рыцарь спросил: "Донселья, куда вам угодно теперь
отправиться? Я с радостью доставлю вас, куда пожелаете". - "Сеньор, -
отвечала она, - я не знаю, куда мне ехать. Прошу вас, отвезите меня в
какой-нибудь женский монастырь, где я могла бы посвятить себя богу и моей
сеньоре Пресвятой Марии, чьим заступничеством спасена от верной смерти. За
избавление от верной гибели я должна благодарить небо и вас, сеньор". Тогда
рыцарь сказал: "Донселья, я доставлю вас в знаменитую обитель, где спасаются
дочери королей, графов и других высокородных господ; там вы сможете жить с
честью и с пользой для души. А моя дорога иная: я поеду искать двух
оруженосцев, этих негодяев, которые отняли у вашего отца жизнь, а у вас
хотели отнять девичью честь. С помощью божией, я им воздам по заслугам и
верну вам ваше достояние. Ради этой цели я готов и жизнь отдать". Но девица
отвечала на это: "Сеньор, благодарю вас от души. Но откажитесь, прошу вас,
от этих намерений. Лучше я буду служить богу, чем вредить людям и подвергать
вас опасности".
Тем временем они подъехали к монастырю, постучались в ворота, въехали
во двор и спешились. Монахини приняли их c почетом и угостили хорошим
ужином. Рыцарь сказал им: "Сеньоры монахини, я привез к вам благородную
девицу, которая хочет остаться в обители и служить богу". Монахини спросили,
откуда родом девица и какими судьбами очутилась под его защитой, И рыцарь
рассказал им, как нашел ее в лесу, и что она о себе говорила. А окончив свой
рассказ, еще раз настоятельно просил их взять сироту под свое
покровительство. И монахини сказали: "Сеньор рыцарь, мы с радостью примем
эту девушку в обитель и окажем ей почет и дружбу, из уважения к вам. Судя по
всему, это девица не простого звания". Рыцарь сказал, что, по всей
видимости, так оно и есть, особенно если принять в соображение то, что она
рассказала про своего отца. Затем он призвал на всех них благословение неба,
надел свои доспехи, вскочил на коня, поручил Бранхель промыслу божию и
отправился на поиски ее обидчиков. Ведь он думал, что она сказала ему всю
правду.
^TПОВЕСТЬ О ТРЫЩАНЕ^U
Подготовка текста Т. М. Судник
(Произведение публикуется полностью.)
ПОЧИНАЕТСЯ ПОВЕСТЬ О ВИТЕЗЯХ С КНИГ СЭРБЪСКИХ, А ЗВЛАЩА {главным образом;}
О СЛАВНОМ РЫЦЭРЫ ТРЫСЧАН[Е], О АНЦАЛОТЕ И О БОВЕ
И О ИНШЫХ МНОГИХ ВИТЕЗЕХ ДОБРЫ[X].
Был король имен [ем К]левдас {1}, он мел [вел]икую любов с ко[ролем]
Аполоном {2}, и для их великое любови мешкал {жил;} один у другого <...>
прыехавшы со всими слугами и двором своим. И прыехал коро[ль] Аполон з
двором своим до короля Клевдаса и мешкал в него до году. И была у короля
Аполона кролевая велми хоро[ша], а короля Клевдаса сын {3} был велми добрый
юнак и витезь вельми добрый, и розмиловался королевое Аполоновое великою
милостю {любовью;}, и вже болш не мог терпети и мовил ей о своей великой ку
ней милости, але она ни которым обычаем на то не хотела позволити, и рекла
ему: "Яко ты мне о том не въстыдишся мовити?" Видевшы он, иж не мог к тому
прыйти, ждал коли ся розъедуть корол Аполон от короля Клевдаса до своего
королевства, и тогды сын короля Клевдасов направился {снарядился,
вооружился;} и взял з собою добрых юнаков в товарышство, и засел в дубровах
одных близко дороги, и коли ся [к] нему прыближил король Аполон, а они, ся
направившы, ждали короля Аполона и вдарыли на него и его самого, поймавшы,
окрутне {жестоко;} зранили, с которых ран жыв быти не мог, и [всю] дружину
его побили. И рек король Аполон своей королевой <...> ... ре так ся стало и
тая окрутная смерть <...> а велми смутна и жалостлива. И рекла <...> тое зло
сталося. И коли ся сы[н] <...> он увошол ув-одну комору высоку. <...>
[короле]вая уведена хотечы сполнити сво... <...> Королевая то видела, иж для
нее много <...> [рекла] ему: "О лихий злый человече, мой господар прышо[л]
<...> || для [т]воей доброе славы, а ты его о смерть прыправил и хотел [б]ы л. 1 об.
еси еще мене посоромотити, але то не може быти". [И то] рекшы, отступила от
него и скочыла ув-окно вельми з вы[сокого] палацу и забилася на смерть. Коли
он поведал и рек: "Я сам ...м уморыл такую королевую з сего света так цудную
<...> опатръностю {осмотрительностью;}". И он плакавшы и казал ее погрести,
послал [к] королю Аполону ран гледети, и поведали ему, иж жыв не может быти,
и он его казал пустити. И коли умер король Аполон, отказал тело его, в реку
вкинувшы, утопити {4}. И коли вкинули в реку, был у него один хорт {5},
который от него николи нигде не отступовал, але за паном своим шол у реку
плавом, ищучы в рецэ пана своего, и нашол его велми у глубоком виру
{омуте;}, и нявшы его за руку и выволок на берег зубами своими, и выкопавшы
яму ногами своими, и положыл в ней пана своего и закопал песком, штобы его
не нашол ни один звер, и сел на оной могиле, штобы мог видети. И поехал
король Клевдас в ловы {на охоту;}, и ехал одным узречэм {поречьем;}, и много
зверу половил, и ехал [ку] одному городу, и прыближылся ку оному хорту
Аполонову. Хорт увидевшы люди и почал выть велми высоким голосом; коли
король видел хорта, и послал видети, што ест. Они поехали и, видевшы,
поведали королю, мовечы: "Нам ся видит, якобы человек ново укопан, а хорт
стоит на гробе а нигде не идеть з гроба". А король был велми мудр и поехал
сам видеть оного [хорта]. И рекл: "То ест хорт короля Аполонов, который
<...> а то ест мой наболшый прыятель". [И] сказал <...> могилу, штобы видял
мертвеца, ...л, иж был король Аполон, и вда[рылся] ....сом, говоречы: "Вже-ж
есми загиб <...> и наибольшый мой прыятель умер ... ыло ему быти уховану
{похороненну;}". И зсел и скочыл <...> и с плачем, со слезами, и казал его
понести <...> который был недалеко оттуль, и вбравшы || тело короля Аполона, л. 2
як ест потребно, положыл его в кошт.... А потом корол Клевдас казал кликати
по всим местам, [абы ся до]ведати, хто вморыл короля Аполона, хотечы того
вел[ми великиими] даръми даровати, если бы о том хто што пэвн[ого
{определенного;}, ведал, а если же] бы хто ведал, а не хотел правды
споведати, такой мает быти колом каран. И коли вышла от короля зап[оведь
<...> девка Аполонова] рекла: "Государу королю, если бы еси был о... ведаю о
королю Аполоне, якою он смертью [умер, и могу ти все] споведати; водлуг
{согласно, соответственно;} твоего шлюбу {обещания;} прошу тебе <...>
ласки". Рек король: "О што мене будеш просити <...> дам ти". И девка все
споведала по раду, як ся его [сын розми]ловал королевое Аполоновое и не мог
ее инак <...> ув-одной дуброве и вбил мужа ее короля Аполон[а <...> и всю
дру]жыну его побил, и як ся королевая убила з жа[лости] по королю и потом]
што ся чынило, по раду ему споведала. И рек король Клевдас: "Сын мой и мене
загубил и Аполона". И послал про сына Аполонова ... ваги, поки бы мел лета.
И потом послал по своего сына, и коли он перед него прышол, погледел на него
велми серд[ито и рек: "Над]зъный {ничтожный, подлый;} чловече, уморыл еси
одного от добр... [наболь]шого прыятеля у моим дому, а мене еси <...>. Але
так хочу вчынити, иж озмеш заплату <...> злого прыстоит". А коли он вид.....
вое злое воли против себе, и заволал {воскликнул;}: "Государу, <...> король
не порушылся ни одным милосръдьем. <....> казал огонь класти и сына своего в
него вкинути. Тая девка, которая то споведала, и поклекнувшы {опустившись на
колени;} <...>: "Государу королю, деръжы ми свой шлюб, як ми еси обецал". [И
король] рек: "Девко, говоры". И девка рекла: "Прошу тебе своего сына". И
король рек: "Готов ти ест, але мает прыняти смерть". И казал его вскинути
увогонь <...> он вмер. И рек король девцэ: "Озми <...> собе ...я воля
таковое немилосрдье. <...> его и п[огрести] <...> ||
[Але то] оставмо и вернимося ку оному Аполонову дитяти, которому имя л. 2 об.
было Кандиеш {6}, который у доброй опецэ у короля Клевдаса покул был добрый
витез и великое доброты и за его <.. > был государем корновалским и
елионоским {7} и вси оба ... я, король Клевдас дал за него дочку свою именем
{8} <...> и у великой милости и ласцэ. И сплодили дети <...> стар[шого]
поставили королем корновалским, а молод[шого елионоским], а иные шли по
свету рыцарским обычаем <...> а и так ся были по сторонах росплодили, иж не
<...> який повиноватый албо кревный {родственник;} <...> дал королевство
корновалское у руки королю Пелишу {9}, он ... ем Марка, што ся вродил марта
месяца, а другого ... ь был близко смерти, он коруновал сына своего <...> на
королевство корновальское, король Марко дал сестру <...> за короля Мелиядуша
{10}, который был велми <...> у Елионосе. Елиобела королевая была велми
<...> и собою у великой милости жыли и дивне ся назбыт <...> а королева жыла
за ним много лет, а детей не мела, а потом <...> жывоте плод носила, и все
королевство ... узрадовалося, жедаючи {желая;} мети потом ... на. И поехал
корол у ловы з мно[гими рыцэры], и прыехал к одной воде, пры которой умер".
<...> А прыехала одна девка, которая его [велми любила болш] нижли сама себе
от многих лет, для [тое милости она сама его] могла найти, и рекла: "Много
говорать <...> бых я такую доброт познала, я бых тебе прывела у таковое
место, где бы ты пры вечере видел цудную реч {здесь: вещь;}, яковое еси
давно не видал". Корол, будучы велми добрый рыцэр, жедал видети тую реч. Она
рекла: "Я тебе поведу там". И король сел на конь и рек девцэ: "Вседай, поеду
за тобою". И она ехала дорогою ... ом ехала <...> а потом ноч была в...
[ви]ели велми ..вшы ... чили || многие велми весело прыняли коня под королем л. 3
и зброю {оружие;}. А то был город оное девки; она его повела ув-одну велми
хорошую комору, и коли был король у ложницы {в спальне}, пременилося королю
сэрцэ и мысль, и не была ему на вме его королевая а ни Елионос, королевство
его, ни слуги, толко оная девка, которая его увела до тог[о] города, иж был
дивно зачарован.
Видевшы то королевы витези, иж не было короля колко ден, и ехали его
искати и не могли его найти а ни о нем ведомости мети. И оная королевая
взявшы з собою одну девку и сама поехала искати короля Мелиядуша, абы то
могла о нем якую ведомост мети. И вехали у великое добровы и много блудили,
ищучы по всих сторононах короля, и поткали {встретили;} Мерлина пророка, и
Мерлин поздравил кролевую. И она ему то рекла почесчене и рекла: "Добрый
человече, если будеш слыхал албо маеш якую ведомост о моем пану королю
Мелиядушу, который згиб без вести, для бога поведай ми, если жыв ест".
Мерлин рек: "Госпоже, правду тобе поведам, иж ест жыв, здоров и вельми весел
так, иж николи перед тым так весел не бывал; але ты вже его своими очима не
можеш видети". И то рекшы, згинул от нее, и она была вельми жалосна и почала
тужити и плакати, кленучы день роженя своего и годину тую, в которую ся
родила; и хто бы тое видял, не был бы так твердого сэрца, штобы на нее
смотречы не плакал, и королевой розмножылася жалост и не могла далей ехати и
зсела ис коня. И прышло з оное туги час <...> пороженья и почала просити
бога мовечы: "Господи боже, отпус[ти] <...> мое и прыйми в ласку душу мою".
И рекла ей девка: "Государине, як ся чуеш?" Рекла королевая: "Тут вже мой
конец, толко бы мя бог простил от беремени, што бых могла породити, а надо
мн[ою] нехай его святое милости будет воля". И рекла: "Государине, чы ...
усести на конь, я бых ти помогла, ехали быхмо ... ме..., где бы могли мети
огонь". Рекла [королевая] <...> || не може быти, тут мой конец, проси бога л. 3 об.
за мене". И девка почала вельми грозно плакати и не ведала, што мела вчинити
от жалости, И тую всю ноч мучылася, иж ее государиня в великой болести была,
а рано на свитаньи {на рассвете} породила доброго витезя, а сама ся
приближала к смерти. И рекла девцэ, которая деръжала дитя: "Дай ми мое
дитя". И девка ей подала, и видевшы королевая дитя наицуднейшое, которого
перед тым николи так цудного не видала своимы очыма, и рекла: "Сыну мой,
велми есми тебе жедала видети, але коли тя вижу з ласки божое наицуднейшое
дитя, которого-м нигде николи не видала от жоны роженаго, да твоя краса мне
ничего добраго вчынити не может, толко смерть для великое муки, которую пры
пороженю твоем маю. Прышла есми жалосна на сее место и в жалости есми тебе
породила, але ми тая жалост у веселе ся обернула для твоего пороженя, и хоче
быти вже мой конец. А ты ся в жалости родил, и нехай тобе будет имя Жалост.
А коли бы пан бог жывот твой в веселе и в радость обернул и его провадил!" И
то рекшы, подала дитя девцэ и сама богу душу дала.
И в тот ся час родил добрый витез Трыщан, которого чудные дела и доброе
витезъство и цудные речы хочу вам споведати и як его девка везла. И коли
девка видела свою государиню умерлую, она почала плакати и драти лицэ свое,
и было ее чути велми далеко, и на голос тое девки прыехали два витези, они
были кревные и близкие королю Мелиядушу. Коли они видели девку и дитя
прыкрыто кролевое плащом и [кро]левую мертву, они рекли: "Коли король
Мелиядуш сгиб [и ко]ролевая мертва, убимо мы тое дитя а будемо [гос]подары
Елионосу". И то чувшы, девка приступила к ним и рекла им: "Витези, не
грешите перед богом душею и вмом, [не] вбивайте того дитяти, а я вам
прысягаю верою и душею, [шт]о его хочу понести ув-ыную землю, где о нем
николи вести не [будет]". Оные витези дали дитя девцэ и взяли короле[вую] л. 4
<...> [не]сли ее у город. И люди почали говорити: "Королевая была временна,
где ся подело дитя?" И они ся отмовляли {отговаривались, отказывались;}, иж
не ведают дитяти, нижли не могли ся отмовити о том.
И прышол Мерлин пророк и рек им: "Вы есте нашли королевую и дитя и
хотели есте дитя забити, нижли его девка отпросила, а то есте хотели для
того учинити, абя ся вам тая земля остала", И еще рек Мерлин: "Панове, я вам
повем вашего короля Мелиядуша, который забыл сам себе и своего королевства и
вас всих слуг своих". Они почали говорити Мерлину: "Просим тя, пробег,
поведь нам нашого пана короля Мелиядуша". Рек Мерлин: "До трех ден его
увидите". И вбачыл Мерлин одного младенца {здесь: юношу;}, который был
кролевства сулешского {12}, именем Говорнар, который был побег з дому, боячы
ся отца своего и брата, а был велми добрый и мудрый. И рек: "Пане Говорнаре,
озми сына кролева и ховай {здесь: воспитывай;} его а вчы мудрости и
рыцэръству, иж он к таковой доброти хоче прыйти и к рыцэръству, хотя не
хочеш, им ся опекаш". И он отказал {ответил;}: "Я тебе не знаю, однакож его
озму на мою волю и на мою науку и в опеку, я его хочу ховати и опекатися, як
наболей буду мог". А Мерлин рек: "Я тобе ето давам". И потом поехали оба
вместе и другого дня прыехали к одной рецэ, которой имя Брыкиня {13}. С тое
реки если бы которая жона пила, не зносила бы дитяти до часу. И подле тое
реки был столп мурованый и на нем слова были вырыты здавна, которые
говорылы: "У сее воды хотят ся собрати наибольшые тры рыцэры". Мерлин указал
писмо, рек: "Што то ест?" Рек Говорнар: "Я чту слова, а не вем, которые то
вите[зи]". Рек Мерлин: "То мають быти наибольшые рыцэры на свете, Гал.. ,
{14} а Онцалот {15} и Трыщан, которого мают быти высокого сэрца и рыцэрства,
иж свет мает мети о них великую реч и великую доброть, и один з них маеть
быти королевич всего королевства. Але ся варуй {остерегайся;}, абы не погиб
твоим опеканем". Рек Говорнар: "Моим опеканем не мает погинути, поки я буду
мог". И коли поехал оттуль и прыехал к девцэ, которая ховала || дитя, а вже л. 4 об.
была его крестила и дала ему имя, як королевая нарекла. Рек Мерлин девцэ:
"Понеси дитя у город, бо негодно ест тут деръжати, може там найти отца
своего". Девка понесла его у Елионос, а Мерлин поехал с панами, где была
оная панна короля Мелиядуша зачаровала, и там ее зымали и рекли ей: "Забъем
тя, если нам не споведаеш короля Мелиядуша". И она много хитровала, як бы
его не дала, што его вельми миловала болш, нижли сама себе; и они ее грозно
працовали {здесь: мучили;}, и она рекла: "Пойдити, дам вам вашего пана
короля Мелиядуша". И велми ся възрадовали, з великим веселей прышли у
Елионос, тут со всим народом вчынили великое веселе. За тым прыехала девка з
детем у Елионос, подала его королю, отцу его, а корол был велми жалостен по
королевой, коли видял дитя, потешылся, о котором внимал, абы дитя з нею
погибло. Коли панове видели Трыщана и рекли: "Вси есмо нинешний день
весэли". И рекли на Мерлина: "Пророк тот тобе много доброго вчынил". И рекл
Мерлин: "Toe добро, которое есми вам вчынил, вчынил семи болш для иных,
нижли для вас. А тепер вам говору: "Мейте опеку о том дитяти, бо он мает
прыйти на великое добро человечество и на славу сего света"".
Король, то бачечы, велми ся дивил и, отвед Мерлина, просил его, абы ему
споведал, што ест он. Мерлин рек: "Могу ти споведати, але ты мя никому не
поведай". Король ся ему обецал; он рече: "Я есми Мерлин пророк, я прышол
выймати тебе с пойманя, у котором тебе была панна зачаровала, а то есми тобе
вчынил, милуючы твоего сына". Рек король: "Пане Мерлине, поведь ми, што ти
ся видит о моем сыну?" Рек Мерлин: "Мает быти трех рыцэров наибольшый рыцер
велми твердого жывота и многим будет потребен, и не дай его в опеку никому,
толко Говорнару из Галиуша, то есть человек вельми добрый и верный, тот ся
им мает добре опекати". Рек король: "Будь так, як ты велиш". Потом Мерлин
оттоле проч пошол [и] на жадные {никакие;} провбы не хотел ся уняти. И потом
король шол к девцэ и к своему сыну и пытал: || "Вжэ ли крещено дитя?" Рекла л. 5
девка: "Уже". Рек король: "Як ему имя?" Рекла девка: "Пане, имя ему ест
Трыщан, так ему матка его дала имя, умираючы". Потом позвал король
Говорънара и рек ему: "Озми сына моего на свою науку и ховай его и опекайся
им так верно и мудро, як бы еси у сороме не был, и прыстав к нему мамку, як
ест паняти годно".
То оставмо и поведаймо о короли Марку короновалском.
Корол Марко мел в себе брата молодшого именем Пэрлу {16}, доброго
рыцэра. В тот час, коли ся Трыщан родил, прышли послы из Орълендэи {17} у
Корновал просити дани, которую были долъжни от семи лет. Кгды то споведали
королю Марку, он был велми смутен; и видял то брат его Перла, што ся корол
застрашыл, а было много людей у гостилницы. Рек: "Прыступи каждый слухай". И
рек: "Не лекайся {никакие;}, королю Марко, не давай дани, але отоймися мечом
на поли, занюж если умреш от меча, почесно умреш". Рек король: "Которую дань
давали первей, и тепер того не могу отнятися". И рек Перла: "Як которое
перво глупе чынили, так и ты хочеш".
Король знал брата своего велми доброго рыцэра и смела и милована от
добрых людей и вмыслил забити его, абы ему панъства не взял, и не был того
долго. Поехали оба в ловы и спрацовалися не пугайся; и прыехали к одной
рецэ. Король ся напил, а Пэрло прыгнулся пити, король вынял меч и тял брата
Перлу по голове велми моцно, и Перло тогдыж умер. Корол здрадне
{предательски;} вбил брата Перлу по голове велми моцным ударом и скоро ся то
стало, тогож часу Мерлин дал знати Анъцолоту доброму рыцэру; потом Анъцолот
ударыл короля ув-очы: "Ты-сь здрадне вбил доброго рыцэра брата своего".
То оставмо и вернимося до Трыщана, которого Говорнар взял на свою опеку
от короля Мелиядуша.
Который король Мелиядуш был великий час не женившыся после королевое
Елиобелы. Потом взял королевну з Малое земли {18} за себе; оная пани была
досыт цудъна. || А коли она была прышла, в тот час было Трыщану сем лет. А л. 5 об.
был так цудный, иж на свете не было ему ровни, толко Анцэлот. А был у мачохи
его сын, и она коли видела Трыщана так хорошего и борздо ростучи, боечыся,
иж под ее сыном озметь панство, а сыну ее был один год, и вмыслившы рекла:
"Хотя ми умерети, а мушу {должна;} Трыщана вморыт". И не могла иным, толко
трутизною {отравою;}. Потом направила трутизну у фляшу серебреную в питье и
поставила у головах в ложи, и одна панна носила королевича сына ее, ушла в
ложницу, а дитя почало плакати. И видевшы девка вино у фляшы светло, взявшы
напоила дитя, а и кгды дитя напоила, тогож часу умерло. И девка, видевшы,
закрычала плачом великим, и збеглося множство людей и вбачыли дитя вмерлое,
говорыли девцэ: "Ты-сь смерти заслужила иж королевича уморыла". Кгды
королевая прышла на оный гук {звук;} и видела сына своего мертва, пала на
землю и сомлела и коли прышла к памети и мовила оной девцэ: "Што-м тобе
злого вчынила, иже-с ми сына вморыла?" И девка отказала: "Я его не морыла,
але уморыл его тот, который трутизну тую поставил". Девку иняли и прывели
перед короля. А король был велми смутен и рек девцэ: "Ты-сь виньна". Она
мовила: "Тот винен, хто тую трутизну нарадил {здесь: сделал, приготовил;}".
Рек король: "Пустите ее, онатое трутизны не радила, леч {но;} хто злый,
ненавидечы того дитяти, то уделал". А Говорнар, который был велми мудр, рек:
"Пане, рач {изволь;} ведати, тая трутизна направлена тобе або твоему сыну,
тепер будь опатрен, а умей ся стеречы. Трыщан, который ест у моей опецэ, дай
его на мене, дали бог будет добре опекай". И корол добре познал, иж тая
трутизна справлена на когоколве з них, имел раду с своими паны потаи, як бы
мел найти, хто то учынил. Они ему отказали: "Треба ся тобе и Трыщану
стеречы". А королевая была велми жалостна, уморывши сына злою справою и
неопатрностю своею, и волела {хотела;} бы сама умерети и мыслила на своем
сэрцу: "Толко семи сына вморыла, || а чого есми хотела, того не вчынила". И л. 6
почала ся старати на кождый день. А Говорнар, который мел в себе мудрост,
бачыл кождого дня ее речы и погледы {взгляды;} и почал ся домышляти, иж она
мыслит о смерти Трыщану, што она была нарадила тую трутизну на Трыштана, и
мовил ему: "Если ты обцовати {общаться;} будеш з мачехою, добудет смерти;
чети ее и вгожай ей, але варуйся ести и пити от нее, нижли што я тобе дам,
тое еж и пи". И рек Трыщан: "Я не впущу жадного росказанья твоего".
И было одного дня лете, седел король один в ложницы, и хотелося ему
пити; прышол к нему Трыщан, король рек: "Сыну, принеси ми пити". И отворыл
одну олмарею {шкаф, ларец;} где стояли добрые питья, и нашол один кубок
чыстое трутизны и взявъшы прынес королю, а королевая прышла в тот час и
вбачила в короля кубок в руцэ и закликала: "Пане, для бога не пи того питя".
Король рек: "Пани, што то ест?" И она не смела ему поведати, иж то трутизна,
и мовила: "Не добро то тобе пити". Рек король: "Для чого его ховаеш? {здесь:
хранишь, держишь;}" Она вмолкла, а король мел болшое розмышлене а гнев.
Трыщан прышол и пал на колене своем и на королевы поклонился з великою
покорою, просечы в него одного дару. А король его миловал больш, нижли сам
себе и не домыслился, абы мел о королевой просити. И король рек: "Не проси,
але сам озми, ничего ти мною не заборонено {запрещено;}". Трыщан тое чул и
велми покорне и вдячне подяковал {поблагодарил;} отцу своему и рек: "Пане,
ты-с мил дал королевое жывот, покорне тя прошу, абысь ей отпустил гнев,
который маеш на нее, не рад бых то видял, абы моя мачоха и моя пани умерла
тым обычаем". Король был велми мудр и не бачыл зрады ни от кого, толко от
нее, и не рад бы ей отпустил. И рек: "Сыну, хто тобе сее радил {здесь:
советовал;}?" Трыщан рек: "Бог ве, ни с ким ся есми не радил, але правда и
подобность моя на то мя вела, иж ми ся то неподобало {не нравилось;}, абы
моя пани згинула, коли ей могу жывот заховати". Рек корол королевой: "Выпи
тот кубок". Рекла она: "Не буду". И король мовил: "Тобе ест погинути, што
еси хотела Трыщана або мене уморити". И рек ей: "Поведай борздо, || на кого л. 6 об.
еси тую трутизну нарадила?" Она рекла: "Не на тебе". Рек король: "Але для
кого? годно ти погинути!" Королевая почала крычати: "Королю, для бога буд ми
милостив!" Рек король: "Поведай борздо". И взял меч и рек: "Поведай, або
тепер умреш". И коли ся она видела пры смерти, рекла: "Я-м то вчынила на
Трыщана". Рек король: "На мою веру собе еси смерть нарадила, иж тобе Трыщан
невинен был ничым". И казал ее повести у везэне {в темницу;}, и собрал панов
и положыл тую реч перед ними и мовил им: "На мою веру если бы есте правдиво
судити не хотели, то вам будеть смерть". Они рекли: "Годно ей ест умрет, а
инак не може быти для того, што хотела сына твоего уморыти". И король рек:
"Тот суд ваш не будеть рушон". И коли то пание уведали, почали велми плакати
и чынити великую жалость, што их паней королевой вмерети, и не рекли ничего;
а король рек:
"Сыну мой Трышане, ты ей мыслил верую доброть, а она зло и зраду, и
хотела тя вморыти, але горшей ся ей стало, нижли заслужыла. Будь так, як ты
хочеш, нехай будет тобою вызволена". Он за тое покорне подяковал отцу и
збавил мачоху от смерти. И был Трысчан фален от всих людей добрых в
Елионосе, и вси говорыли: "Коли прыйдеть к летом, не хыбит {не минует;}
великое доброти". И королевая остала вов-покои пры короли, але король не мел
на нее ласки, леч толко ненавидял со всего сэрца.
Потом, немного минувшы, король поехал в ловы з доброю дружыною, а с ним
Трыщан и Говорнар, абы ся учыл лову, и ехали по дуброве, але прыехали два
рыцэры у зброи и со всею бронею, и спытали: "Кое тут ест король?" Они рекли:
"Ото король и з сыном". Рек Говорнар: "Што говорит? Нет тут его сына,
оставил дома". И прыступили тые рыцэры, рекли королю: "Ты нам не чынил
ничого злого, але нехто иный с твоего двора мыслит нас погубити и тепер
мыслимо збыти того, если узможем". И вынявшы мечы нихто не мог того
оборонити, абы король не был ранен смертною раною у голове. А их обеых тут
же забито. А они обадва были племя || князю из Нороту {19}, которые были л. 7
наиболшое племя от Корновали. То им была одная ворожбитка {ворожея;}
поведила: "Вам погинути от короля Мелиядуша двора". А в том им была рада от
короля Марка корновальского, иж он боялся Трыщана, если прыйдет к летом, абы
его с панства не выгнал, як была оная ворожбитка рекла, якож и потом, коли
Трыщан прышол к летом, прышол из своею дружыною и вбил князя из Норота своею
рукою и сказил {разрушил;} город их, иж там камень на камени не зостал.
А кгды короля бояре видели мертва, они не ведали, штобы мели вчынити,
рекли межы собою: "Ни один пан не ест так зле въстережон от своих, як наш от
нас". И Трыщан плакал много со всими людми своими, и прыправили носило на
два кони и понесли короля. А коли были близко города, и люди з города
вчынили великий плач и жалост по нем и погребли почестно, як слушыт
{подобает;} на такового пана.
И коли то увидел король Марко, почал много мыслити о том. И пришол к
нему один хлопец, который болшей ведал, нижли иные люди по Мерлину и все што
мает быти, и для того его корол большей любил. Рек королю: "Мысль борздо,
хочет твой сестренец {племянник (сын сестры)} Трыщан учынити тебе велми
жалостна". Рек король: "Як то може быти, абы Трыщан к тому рыцэрству
прышол?" Рек хлопец: "Маеть на то прыйти, иж на свете не будет рыцэра над
него". И король умолк. И Говорнар, который был велми мудрый, бачыл, што
мачоха его еще ненавидит, иж бы ся ей тая земля остала, и отведъшы его проч
и рек: "Мой добрый прыятелю и сыну, твоя мачоха тебе велми ненавидит и
мыслит тебе вморыти, поедмо у Францыю потаи ик королю Перемонту {20}, там ся
навчыш мужству и будеш человек знаменитый, а коли розведают твою доброть,
прыйдеш на рыцэрство, тогды поедеш у Елионос на свою отчызну, никто ти не
будет смети речы, штобы тобе невдячно". Рек Трыщан: "Мистре, где ми ты
узвелиш, там я хочу поехати, занюж не нахожу болшей прыязни ни ув-одном
человецэ, яко в тобе". Рек Говорнар: "Нарадимося, поедьмо завтра по зоры".
Заказал || Трыщану, и нарадилися, як было им потреба, и взяли з собою золота л. 7 об.
и серебра досыт и ехали тый день до Францэи ик королю Перемонту. Говорнар
заказал Трыщану, же бы ся не поведал, хто а откуль ест. И Трыщан мовил: "Я
рад тебе слухати". А кгды прыехали до короля Перемонта, король его вдячне
прынял и казал ему дати добрую господу. Трыщан почал рости и лепъшати и в
малых днех, иж ся ему дивовати почали, играл в шахы и в варцабы {шашки;}
лепшей над иных, и всякое его доброти не было ровни, а нихто так стройне не
мог на кони седети, як он.
И коли ему было дванадцать лет, он был великое доброти и мудрости во
всякой его речы, пание и панны и кождый человек дивовалися ему, которые его
видели, и кождая была пани и панна рада тому, абы их Трыщан миловал.
Трыщан он тэж служыл дворно {учтиво;} и почесно королю Перемонту, а
король иншых панят на дворе своем не ставил ни за што напротивку ему, а
нихто тэж не знал его, хто а откуль ест. И мел тот король одну дочку {21}
панну велми пекную {красивую;}, тая ся розмиловала Трыщана и мовила:
"Человечее око не видало так цудъного младенца, як Трыщан ест". И коли его
где видела, очи ее и мысль не была инде, толко при нем. Так его миловала, як
сама себе, и не могла ся домыслити, як бы мела к ласцэ его и к милости
прыйти и с ним пополнити волю свою, и мыслила о том: "Если ему дати знат, он
к тому не прызволить, еще молод, не сквапится {не соблазнится;} ку такой
милости. Але коли бы ми ся обецал миловати мене, я бых ждала до его часу, и
волела бых его ждати, нижли быти королевою наибольшою наибольшого
королевства. Але боюся, иж не всхочет для молодости и не смети будет [для]
отца моего того вчынити".
И некоторого дня она седела на впокои в одной коморе и казала к собе
[позв]ати Говорнара и рекла ему: "Пане Говорнаре, я милую твоего Трыщана
большей, нижли себе, прошу вас за то, прыведи его на то, абы он мене
миловал. || Если бы он того вчынити не хотел, прыправлю его к великой л. 8
легкости" {здесь: унижению, оскорблению;}. И Говорнар то слышал и засмутился
и не ведал, што бы мел с тым вчынити, и мыслил не малую филю: "Если бы
Трыщан мел то вчынити, а король бы ся того доведал, карал бы его
непочестне". И отказал ей: "Добре, милостивая королевна, для вашей милости
то вчыню, буду то ему мовити, иж бы он твою волю пополънил, але он ест
молод, если ся так борздо не станет, не мей на него гневу". И она ему
подяковала велми вдячно, и за тым Говорнар шол до господы и был смутен и
почал мыслити: "Если Трыщан то вчынить, то зле, а не вчынившы тэж недобре".
И мовил Трыщану: "Што мыслиш вчынити? Королевна тебе назбыт {слишком;}
милует, если б еси ее миловати не хотел, она хочет сама себе уморыти". И
Трыщан ему отказал: "Если мя милует збыточною {чрезмерною;} милостью, я того
не вчыню, нехай збыток пры ней, бо я зрадцою {изменником;} пану своему быти
не хочу за тую его ласку и почесност, которую он мне чынит, а не знаючы
мене, хто а откуль есми". Кгды то Говорнар слышал от Трыщана, велми ся тому
дивовал, иж в таковой молодости бачыл на таковую почестность. бо оного часу
толко было ему трынадцат лет. И еще его Говорнар большей коштовал в том и
рек ему: "Для чого не хочеш так цудное панны миловати?" Трыщан ему рек:
"Цудност ее не может мене прывести ку зраде, а если бых к тому прызволил, як
ты мне в том раду додал, але тобе было мене отводити от того". И на завтрей
королевна прызвала Говорнара и рекла ему: "Доведал ли ся еси от Трыщана?" Он
рек: "Трыщан вас милует дворною милоетю, нижли того не хочэ вчынити, што бы
было ку зраде отцу твоему". И рекла королевна: "Так ли ся Трыщан со всим от
мене отнесл?" И пошла велми смутна, кленучы ден тот, в который ся родила, и
увошла в ложницу и плакала велми грозно. И одного дня была она в ложницы в
розмышленю о милости Трыщанове, а тая ложница была темна, в которой была
она. Трыщан шол мимо в другую комору, не ведаючы, што она там ест. И она,
его убачывшы, выскочыла а въхватила его за горло обема руками и почала
цаловати и миловати, а он, боечыся, || же бы его хто не вбачыл, и почал ее л. 8 об.
от себе отпихати обема руками. Она то обачывшы, иж того мети не может, чого
хотела, закликала великим голосом. И почувшы рыцэры королевы и король не
познал, что его дочка и побегли там рыцэры королевы и застали, а она за
горло Трыщана держыть и почала жаловатися: "Панове, Трыщан мя хотел
зкгвалътовати {изнасиловать;}". И они поймали его и прывели до короля,
поведали, что видели и слышали от панъны. Король засмутился велми и рек: "Я
тебе частую, яко ж ест явно всим людей, а ты прыводиш мне ганбу {бесчестье;}
а тым собе смерть делаеш". И казал его вкинути в темницу. А Говорнар в тот
час был на господе и доведался, што Трыщан ест в темницы, и был о том велми
жалостен, рек сам к собе: "Я есми загиб, нигде не мам веселя, а о собе не
вем, што ми будет".
И шол Говорнар до короля, и которые его стречали, тые его соромотили,
говорены: "Так ли еси вывчил Трыщана? Он тепер впал в зло". А Говорнар шол
молчъком и прышол перед короля и прыклекънул на колене, рек: "Пане, для бога
змилуйся, выслухай речы моее!" И король мовил: "Говоры". И Говорнар рек:
"Пане, буд тое почестно заховано, навпокои хочу вам поведати". Король шол в
одну комору, а Говорнар за ним и сказал ему все по раду, як ест королевна
розмиловалася Трыщана и мовила ему в своей речы, посылаючы до Трыщана, и як
ей Трыщан отказал.
Король то слышал и не почал великого сэрца мети на Трыщана, аижли еще в
том во всем Говорнару не доверал, и рек: "Я того хочу скоро доведатися; если
будет правда, тогды будет прост {свободен;}, а если будеть винен, хочу ему
вчынити яко винному".
И пошол Говорнар от короля. А корол послал по дочку свою и рек ей:
"Дочко моя милая, што мыслиш с Трыщаном? Я ему хочу зло вчынити, а твоей
легкости помстити". И королевна иного не смела речы, леч мовила: "Государу,
справедливе ест, нехай кождый озметь по своим делам". И рек король: "Дочко,
если ты въсхочеш, ты будеш ему жона, а если не всхочеш, он будет мертв". И
панна почала гледети сам и там, и познал король, иж не ест панна непрыятель
Трыщану, и казал прывести Трыщана || и Милиенца, дядковича ее, который л. 9
недавно человека забил. А кгды прыведены перед короля, король взял меч, рек:
"Дочко, видиш тых двух млоденцов, которые мают померети, але одного хочу
пустити; которого ты усхочеш, и ты пусти, кого твоя воля ест, а другий нехай
умрет". Она не вмела, што вчинити, и мыслила сама в собе: "Если пущу
Трыщана, будеть королю жаль Милиенца, если пущу Милиенца, тогда моему
намилейшому Трыщану вмерети". И замолчала, и король познал, иж она милуеть
Трыщана, и еще ее больш прыстрашыл и рек: "Дочко, озми, кого воля твоя
будет". Она, боечыся отца, рекла: "Пусти моего брата Милиенъца". Рек корЪль:
"Тогды ест Трыщану вмерети". И взял Трыщана за верх головы и замахнул мечом,
рек: "Маю тяти {рубить;}". Иона, тое видевшы, не могла втерпети и рекла:
"Государу отче, пусти ми Трыщана, а з Миленцом чыни, што хочэш". И король
рекл: "Узяла еси Милиенца, а Трыщан мусить умерети". Она рекла: "Пане,
каюся, волю Трыщана, а з Милиенцом чыни, што хочэш". Рекл король: "Взяла еси
Милиенца, а Трыщан мусить умерети, который ест велми винен". И замахнул
мечом, якобы голову ему стяти; и она прыскочывшы и защытила его рукою и
рекла: "Пане, не заби Трыщана, але заби мене". И рекл король: "Инак не можэ
быти, одно Трыщана мушу стяти". И королевна рекла: "Пане, дай мне меч, нехай
я его убъю". И король ей дал меч, она посмотрэвшы на Трыщана рекла: "Пане,
албо пусти Трыщана, альбо хочу сама себе убити тым мечом". И рекл ей король:
"Чому ты так милуеш Трыщана?" Она рекла: "Большей его милую, нижли сама
себе, а коли ты его убъеш, я хочу сама себе убити". И король рекл: "Дочко,
ты мей Трыштана". А затым рекл Трыщану: "Ты вжэ прав". А Трыщан подяковал
королю и королевне велми покорно || и пошол у великий палац {дворец;}. Коли л. 9 об.
Говорнар увидял Трыщана, он был велми весел и пытал его: "Як тя корол
пустил?" Трыщан ему поведил все по раду, як ся што чынило. Рек Говорнар:
"Коли ж еси прост, би чолом королю, абы тя отпустил, иж коли не вчыниш на
волю панны, абы ти чого злого не вчынила". Трыщан рек: "Учытелю, як ся тобе
видит, где быхмо мели ехати?" Рек Говорнар: "Болей ми ся видит, абыхмо ехали
у двор короля Марка, дядка твоего, а если ся усхочеш таити, не может тя
нихто познати, иж еси много прырос от тых часов, як есмо из Елионоса
выехали, и можеш там служити, доколе ти ся будет час пасати {опоясываться;}
на рыцэрство, а коли усхочеш пасатися, король тя своею рукою пашеть". И рек
Трыщан: "Будь, як ты велиш". И назавтрей прышол Трыщан перед короля и вдарыл
чолом и рек: "Хочу поехати у свою землю". И покорно подяковал королю и
добрым людям на ласцэ, и король ему подяковал на его верной службе и обецал
ему свою прыязнь. А коли увидела королевна, што Трыщан едет проч, она была
збытне смутна и послала ему иноходника и выжла {легавую;} одным пахолком
{отроком-слугою;}. Трыщан обецал дар оному пахолку, чого будет просити. Он
рек: "Пане, хочу коли будеш рыцэром, абыс мя пасал". И еще королевна послала
ку ему, просечы: "Пане, дай ми свой меч, абых его помиловала". И Трыщан ей
меч послал, и она рекла: "Волю умерети после меча Трыщанова, нижли быти
наиболшою королевою". И прокололася на том местцу. А Трыщан поехал с Францэи
ик королю Марку из Говорнаром и вдарыли ему чолом, и рек Говорнар:
"Милостивый королю, то ест пане прыехал тобе служыти, абысь его пасал своею
рукою на рыцэрство". Король его прынял весело, обецался его пасати, коли он
усхочет, а не познал его. Трыщан служыл дворно и цнотливе {благонравно;}, и
хто его видел, кождый ся дивовал, што ест за пане. А потом Трыщан велел себе
пасати, и король казал прыправити, што потреба рыцэру, и прыправили велми
почестно. Трыщан был у церкви, а на завтрей его король пасал; и тут было
много людей добрых, хто его видел, кождый мовил: "Не видали есмо лепшого
рыцэра". Будучы ему на том весельи, || прышли чотыри рыцэры из Орълендэи ик л. 10
королю Марку и почали мовити без поклона: "Королю, к тобе нас послал добрый
рыцэр Амурат {22} из Орълендэи, говоречы: "Дай дань, которую твое продки
{предки;} даивали моим предком ис Корновали ув-Орълендэю, абы была готова
дней до двести". Если даете, мы прыймем мир, а если не хочеш дати, ведай
тое, иж у малых днех не останеть тут пядь земли, штобы не скажона".
Слышал то король Марко и престрашылся назбыт и не ведал, што отказати.
А Трыштан выступил и стал перед королем и рек послом: "Ходите сюды, которые
есте так зуфалое {дерзкое;} посэлство прынесли, поведайте вашому пану:
ачколвек {хотя} нашы предки з немудрости своее до вашего королевства дань
давали, але тепер ее вже не озьмеш, а если ваш пан король арленъдэйский
хотел бы ее мети, нехай прыйдет а озметь через меч на поли, а инак ее не
может мети, а я готов отнята ее моею рукою". Рекъли послы королю Марку:
"Если то ты мовиш?" И король рек: "Коли он хочеть взяти тую битву за
корновалскую свободу, говору и я". Рекли послы Трыщану: "Хто ест ты?" А он
рек: "Я ест гость, а имя мое Трыщан". И они рекли: "Отпусти нам, Амурат не
будет ся с тобою бити, если не будеш великого роду человек". А Трыщан рек:
"Для того тая битва не ростанеть: хотя он ест королевич, а я сын короля
Мелиядуша елионоского, а племенник семи короля Марка. Таился есми досель,
теперь ся таити не могу". И послы ехали проч борздо и споведали королю
Амурату, што им отказал, и он рек: "Хто ест, который тую битву взял?" Они
рекли: "Сын ест короля Мелиядуша, племенъник ест короля Марка, он ново
постановлен рыцэром, але есмо не видали так цудного рыцэра, иж он сам взял
битву без намовенья {наущения;}". И рек Амурат: "Он будет каятися, новый
рьщэр новую смерть хочет взяти. Нарадили есте той битве где быти?" Они
рекли: "Не". Он рек: "Пойдите опять и направъте, того не хочу откладати". И
рек Гарнот {23}: "Я вам вчыню дружбу, иж того рыцэра || увижу, кого так л. 10 об.
фалят". И они ехали морем и сухом и прышли в Корноваль ик королю Марку и
поведали речы короля Амурата. Рек король Марко: "Лепей нехай будеть битва
тая ув-острове Самсоне {24}, они два поедуть кождый у своем судне, и кождый
будет собе морнар {матрос;}". И нарадили битву за две недели.
И послы прышли к Амурату и поведали ему, иж нарадили битву ув-острове
Самсоне. Рек Амурат: "То ми ест мило". И рек Гарноту: "Видел ли ты того
рыцэра?" Он рек: "Видел, и коли быс хотел моее рады слухати, то бысь оставил
тую битву, а вчынил бысь мир межы вами, бо коли ся вы два соймете на той
битве, не може быти без великое печали, иж коли тобе што будет, то великая
шкода увОрленъдэи будет, а коли ся ему што станет, великая шкода всему свету
будеть, иж он не будеть такий, штобы дома мешкал. А у мое дни не видел есми
лепшого рыцэра, а коли дойдет лет, будет великое доброти". И рек ему Амурат:
"Мир не може быти, если ми не дойдеть дань готова". И почал ся направляти.
А король Марко и Трыщан и вси рыцэры, панны и пание корновальские
ходечы у цэрков молилися богу, абы им бог помог и збавил их от Амурата.
Трыщан направился, што было ему потребно, а на завтрей Трыщан мъшы
{обедню} слухал и шол у гостилницу у бляхах и во всей зброи, и вси Панове
шли против его.
И король Марко рек: "Сыну мой милый, чому-с ся так от мене таил? Коли
бых тя знал, хотя бы ся вся Корноваль гюроботала, не дал бых ти битися, иж
если тобе што ся станет, я николи не мам веселья". Трыщан рек: "Пане, не
страшыся, ачей нас бог не забудет своею ласкою, и надеюся, иж нам даст бог
почстенье и свою помоч". Тогды прышла весть, што вже Амурат ув-острове
Самсоне; Трыщан рек: "Дайте ми гелм {шлем;}". И дали ему добрый гелм, || и л. 11
сам корол повезал ему и поправил всю зброю и огледал и потвердил, и прывели
ему доброго фреза {коня, происходящего из Фризии;}. Трыщан шол в лодию и
борздо стал ув-острове. Амурат его бачыл, дивовался, як смел взяти битву
против него, а Трыщан, коли прыстал, одопъхнул свою лодью на воду, И пытал
его Амурат: "Чому еси одопъхнул лодью?" Рек Трыщан: "Одному з нас проч пойти
у твоей лодьи, а другому тут остати". И Амурат тую реч прынял за мужство и
волел бы его не пытати, што ему мудре отказал. И рек Амурат: "Покинь тую
битву, бо не рад бых тя загубил, хочу тя держати як моего товарыша, а
миловати яко брата". И рек Трыщан: "Я битву покину, коли дань отпустит
корновальскую, а если не хочеш, ты ся би". Рек Амурат: "Готуй же ся к
битве". И Трыщан рек: "На то есми прышол".
(Битва Трыщанова э Амуратэм) {25} И всели оба на кони и вдарылися так
моцно, абы их добрая зброя не одержала, оба бы были мертвы, и древа
поламали, и оба пали с конми на землю и в тот час оба скочыли на ноги
ранены. Трыщан был ранен у стегно {бедро;} кгроткем {стрелой;} ядовитым,
Амурат был ранен бэз яду. И взяли мечы и почали ся рубати велми моцно велик
час, ударая один другого, и ранилися на много мест, и познали один другого,
иж ест велми добрые рыцэры. Амурат внимал о собе, што он болшый ест на
свете, а коли видел Трыщана, он мел страх от него и оба ся втомили, што инак
не могло быти нижли одному тут остати, и для того кождый ся змогал на
вдарцы, и вси, которые их видели, дивилися великим дивом. И бившыся отступил
один от другого, уклонившыся на щыты. Амурат рек: "Если Трыщан у другое
прыйдеть у такой моцы {силе;}, я не могу от него стерпети, иж бачыл его
наибольшого рыцэра". И коли они опочыли, Трыщан скочыл и почал рубати велми
з высока мечом и почал покрыватися щытом и мечом. Амурат вже не мог, и видел
то Трыщан, розсеръдитился и вдарыл его моцно поверх гелма, колко мог, и
ростял ему гелм и голову до мозкгу, и остал ему вломок меча в голове. Амурат
чул ся ранен смертною раною, и покинувшы щыт и меч, и побег до лодьи, и
прыйдеть || к своему великому судну и к дружыне, которые его ждали. Слуги л. 11 об.
его прыняли велми смутно и вложыли его в судно. И рек: "Идете борздо". И
почали ся отпихати плачучы. А корновалцы, которые того гледели, почали
кликати: "Злая вам дорога, што вам дань". Рек король Марко и иные
корновальцы: "Бог дал нам почестность и Трыщанова доброть". Видевшы его
одного ув-острове, пустилися к нему много людей, нашли Трыщана велми ранена
и велми слаба от крови, што его кров сошла и не мог на ногах стояти; але
иные ему раны не так шкодили, як тая, што в стегне, што был ранен кгроткем
ядовитым. И оны его повезли на край {берег;}.
Король прыступил и прынял Трыщана, почал цаловати и миловати и рек ему:
"Як ся чуеш?" Трыщан рек: "Велми ест ранен есми, а коли даст бог, могу быти
здоров". И король его повел в цэрков дати фалу богу, а потом его повел на
палац з великим веселем и играми, иж были освобожени Трыщаном от роботы
{рабства;}.
И потом Трыщан прышол до господы, розболелся от раны ядовитое так
силно, иж ледве стерпел; и прышли лекары и прыложыли мастей што налепшых, и
скоро был здоров ото всих ран кроме тое, которая была ядовитая, тое не могли
злечыти, и што коли прыкладали к оной ране, то все ничего не помагало, и не
розумели, што прыкладати к той ране, которая его велми мучыла. Одное ночы
Грыщан велми ся мучыл, вразившыся в оную рану, и нихто прыступити к нему не
смел, толко Говорнар, тот николи не отступал от него никуды и плакал, видены
пана своего пры смерти, иж не было человека, хто его первей видел, абы его
мог познати. И король почал плакати велми грозно, и люди добрые вси плакали,
якобы им мел сын або брат умирати: "О Трыщане, почестный и добрый рыцэру.
цудная молодости, кол дорого купил еси свободу коръновальскую! Мы оставуем
весели, а ты вмираеш окрутною смертью!"
И будучи Трыщан на своей постели сам, а пры нем одна невеста, которая
прышла гледети, як ест номоцон, и почала плакати велми жалостно и рекла: "О
Трыщане, я ся тобе дивую, як ты || не мыслиш сам о собе, як быс мог найти л. 12
якое лекарство в-ыншой земли! Ведь еси коштовал во всей Корновали доброго
лекара нет!" Рек Трыщан: "Я не могу на кони седети, а ни на носилицах
нестися". Она рекла: "Я тобе не могу порадити, навчыть тебе тот, который
небо и землю сотворыл". И Трыщан рек Говорнару: "Узнеси мя на палац, с
которого на море видно". И Трыщан гледел великий час и рек Говорнару:
"Позови ми короля Марка". И король прышол и рек: "Сыну, чого мя еси звал?" И
рек Трыщан: "Прошу тя, пане, дай ми одну реч, которая тобе немного важыти
{пищи;} будеть". Рек король Марко: "Хотя бы и много важыла, тогды я на твою
волю вчыню, и нет того, чого бых я для тебе не вчынил". И Трыщан ему за то
покорне подяковал: "Я, пане, лекара у сей земли не могу найти, тепер есми
терпел много и вижу добре, што ся моя смерть прыближыла. Хочу пойти ув-ыншую
землю по свету, наради ми доброе судно и постав, што ми так потреба в нем,
страны * и питья и одно легкое ведро, которое бы мог один человек долов
спускати, и покрый ми его добрым сукном для дождчу и для ветру: хочу ся
пустити по мору, кгды ми фортуна прынесеть, ачей ми ся где лекар найдеть к
той ране, от которое умираю; если пак ся не найдеть, тогды я мертв". Рек
король: "Сыну, як хочеш пойти, будучы так немоцон?" И рек Трыщан: "И хотя
пак умру там, однакож и тут умру, а коли будеть божья воля, ино мя море и
ветр к фортуне прынесеть. А коли будет судно готово, вложы мя в него и дай
ми мою аръфу, а другую лютню, а на час собе гуду, абы ми туги и болести
легъчало".
И король Марко то слышал, почал плакати велми смутно, и не мог ему
долъго отказати за слезами. Отрезвевши, рек: "Сыну Трыщане, пак ли мя хочеш
оставити со всим?" И Трыщан рек: "Пане, инак тепер не может быти, а кгды
найду лекара и буду-л здоров, обецую ти ся вернути засе {снова;} у
Корновал". И коли король видел, што инак не може быти, он ему казал
направити судно почестно, як сам Трыщан росказал, и поставил в ней, што было
потреба Трыщану всего досыть, и коли было готово, велел его увести у судно
велми немоцного. И видевшы то, корновалене почали плакати || велми жалостно, л. 12 об.
а король со всими велможами своими плакали без перестаня. И коли Трыщан тое
видел, и было ему велми жаль и отопъхнулся от краю боръздо, и наняли парусы,
и был им ветр вправный, а шли боръздо, а не ведали, куды идут. И так шли два
дни, и прыгнала его фортуна в Орленъдэю под один город, в котором был король
Ленъвиз {26}. Тот мел в себе жону, сестру короля Амурата, котораго убил
Трыщан, и мел в себе дочку на имя Ижоту. Оная панна велми знала лекарство от
ран, и не было тое раны, которое бы не могла злечыти. И коли Трыщан был на
край моря перед замком, он с того был велми весел и взял аръфу и настроил и
почал играти, што нацудней мог.
Король Ленъвиз видел с палацу и прыступил ближей и слухал великий час,
и было ему видет велми дивно, иж так цудне и жалостне играл, а судно
коштовно покрыто злотоглаво {парчою;}". И прызвал к собе королевую, и она
видела судно и слышала арфу и дивилася много.
И рекла королю: "Прошу тебе, идемо видети онога дива". И пошли надол к
мору самидва и слухали аръфы, поки перестал.
А коли Трыщан перестал играти, почал плакати и крычати от болести,
которую мел. Прыступил корол и королевая к судну и видели Трыщана и
поздровили его, и он им вернул поздровлене. И пытал Трыщан короля, незнаючы,
што король: "Прошу тя, пане, которая то земля, где есмо прыстали?" Рек
король: "Вы есте в Орлендэи". Коли Трыщан тое чул, он больш был немоцон от
раны нижли первей, што ся боял, если его познають, то он загиб для Амурата.
Король спытал его: "Прошу тебе, рыцэру, поведай ми, откуль еси?" Трыщан
рек: "Пане, я семи из Елионоса города, а от земли объфитое {богатой;},
прышол семи немоцон от раны, не мог есми найти лекара, терпел есми такие
муки и болести, бы на мою волю, давно бых рад умер, але коли пан бог не
хочет, мушу терпети, а волел бых смерть, нижли такий жывот".
Коли король слышал от Трыщана так говорены, он над ним || мел л. 13
милосердье и верыл ему, иж правду поведает. И рек король: "Если-с рыцэр?"
Рек Трыщан: "Естам". Рек король: "Не дбай {не беспокойся;}, рьщэру, ты еси
прышол в таковое местцо, где даст бог будеш здоров. Ест в мене дочка, што ся
всякой ране домыслить лепшей всих лекарей, а я вем, будеть ся она рада тобою
печаловати для бога и для дворности". Трыщан ему подяковал велми дворно и
покорне.
И король с королевою пошол до палацу, и нарадили ему господу в одной
ложницы, и велел его прынести на гору {верх, чердак;} в комору, где было
наражоно ему местцо, и положыли его там. А потом король послал по дочку свою
Ижоту, и коли прышла, рек ей: "Милая дочко, пойди со мною, погледи оного
рыцэра гостя, который ест велми немоцон от раны, и печалуйся им для бога и
для мене и для доброе славы, як бы был борздо здоров". Она рекла: "Я,
государу, рада твоего расказаниа пополнити и буду ся працовати, як могучы".
А так шла до Трыщана, а коли она видела рану, прыложыла одно зелье, што ся
годило до раны. Тогды Трыщан въздыхнувшы от сэрца и от болести, которую мел,
а королевна, которая ся не стерегла а ни ся домышляла, абы был яд в ране,
почала его тешыти и рекла: "Не страшыся, рыцэру, если будеть божя помоч, я
тебе хочу вчынити боръздо здорова". Трыщан рек: "О боже, коли бы то могло
быти, бых я был здоров, не просил бых бога!" Болшей десети дней панъна
прыкладала зелье, которое знала, а ему все на погоръшене {ухудшение;} шло; и
почала Ижота клести сама себе и рекла: "Я не знаю, што чынити, што бы ми
потребно ку той ране". И почала рану розъгледати, и прышло ей на ум, што ест
рана ядовита, и рекла сама к собе: "Если не будет рана ядовитая, мушу его
покинути, иж ему не могу помочы". И велела Трыщана понести на слонцэ и
почала с пилностью {пристальностью;} рану розгледати. Рана ся почала
скварыти, и рекла Ижота: "Пане, я вижу добре, што ти рану казило {портило;},
и што еси не мог лекарства найти: железо, которым еси был ранен, тое было
ядовито, а того ся нихто не домыслил, а тепер, коли есми тое розбачыла, ты з
божею помочю будеш здоров". Трыщан о том был весел, а панна почала вабити
{извлекать;} яд из раны и почала знову лекарство прыкладати к ране, и у
малых днех || познал Трыщан на собе полепшэне, а не было его болшей, толко л. 13 об.
кожа да кости. И до двух месецэй был Трыщан здоров, так хорош и легок, як
перед тым был. И прышло ему на ум, абы ехал до Корновали што наборздей, 6о
ся боял, абы его не познали, и был у розмышлении.
И в тые дни прыехали три рыцэры от Округлого стола короля Артиуша,
именем Гарнот, Кажын {27} и Бэндемагул {28}, и оные три рыцэры были великое
доброти и великое славы; Кажын был меншого рыцарства, нижли тые два рыцэры,
але был гордый и мовный {речистый;}, и прышли ув-Орленъдыю для оное панъны,
которая мела замуж ити и для того велела кликати на турнай. И прышло много
добрых рыцэров: который бы рыцэр болш мужовал в том турнаю, тот ее поиметь,
а если бы ее не хотел поняти, и она ему маеть дати дар так много, што
колкодесят рыцэров мают. И для того тые тры рыцэры прышли ув-Орленъдэю. А
знал их король Ленвиз и рад их видел и веселился о них, и сели за стол,
король и рыцэры. Коли видели Трыщана, нихто з них его не познал; Гарнот его
перед тым видел, але ся рушыл Трыщан немоцю, и для того его не познал, але
не было межы ними ни одного, который бы так цудный был, як Трыщан. А Трыщан
познал Гарнота, скоро его успоменул, што он прыходил у Корноваль с послы
короля Амурата, и для того большей ся боял, абы его не познали. А они на
него пилне гледели, што ся он видел гость, и пытали о нем короля, и король
им поведал все по раду, яким умыслом прышол из Елионоса, и нет на свете
человека, хто бы его видел так немоцного, штобы не жаловал; але милостью
божю и працою дочки моее Ижоты он ест здоров. И тут о нем много говорыли и
пилне на него смотрели. А Гарнот прыступил к Трыщану и, отведъшы его проч,
пытал его: "Прошу тя, рыцэру, поведай ми, если рачыш {изволишь}, хто еси а
откуль?" Рек Трыщан: "Я есми один гость, болшей ся от мене не доведаеш;
прошу тя, не мей ми за злэ". И на том его Гарнот оставил.
И рек король: "Хочу пойти на тот турнай, але бы мя там не познали,
прошу вас, не кажыте мя, если хто вас будеть пытати". Потом король спытал
Трыщана: "Рыцэру, як ся чуеш?" Трыщан рек: "Добре по милости божей. Для чого
мя пытаеш?" Рек || король: "Если тобе треба зброи и коня, я тобе дам, и л. 14
млоденцов, хто бы тобе служыл". Трыщан рек: "Пане, не естэм у моцы моей, не
смею много працоватися, а коли ты въсхочеш ехати, помогу за вашу ласку, а
понесимо оружье, иж человек не ведает, што ся ему где прыгодит". Рек король:
"Будь то на твою волю, як ты велиш, але ми ся вельми хочет, абы ты ехал со
мною". Трыщан ему обецал, а на завтрей поехал к турнаю, и стретил их Гаваон,
племенъник короля Артиуша, а за ним один юнак, который ему носил щыт и
сулицу, а то" был тот юнак, который даровал находника и выжла от дочки
короля Перемонта. И тот видел Трыщана, познал его, прыступил, почал Трыщану
ноги цаловати. И Трыщану был страх, што его млоденец открыет. И рек ему
Трыщан: "Пойти хочу, не поведай мя жадной жывой душы". Он рек: "Пане, о том
не дъбай, але прошу тя, дай один дар с твоее ласки". Трыщан рек: "Готов ти
ест, если такова речь, которая ся може дати". Рек юнак: "Пане, велика ласка,
ведаеш ли, што ми еси обецал, дай ми". Рек Трыщан: "Не вем". - "Рек мя еси
поставити рыцэром, коли есми тебе даровал инаходником и выжлом от Перемонта
короля дочки. Але, пане, хотел бых, штобы мя еси завтра пасал". Рек Трыщан:
"Будет так, як есми тобе обецал". Потом Трыщан спытал: "Хто ест оный рыцэр,
которого ты оруже носиш?" Рек юнак: "То ест пан Гаваон, племенъник короля
Артиуша, он мя обецал поставити рыцэром, коли я усхочу, да коли есми видел
твою милость, я волю быти рыцэр от твоее руки". Рек Трыщан: "Як ты хочет, да
прошу тя, пойди опят к пану Гаваону и понеси ему древо и зброю, што можеш,
для его кашталянства и дворности, рыцэръства а зася для твоей дворности".
Рек юнак: "Нехай, пане, так будеть, як ты велиш". И взял он в него зброю и
поехал за ним. И спытал его Гаваон: "Што то за рыцэр, кому ся ты так умилно
поклонил?" Рек юнак: "То ест один гость, але велми храбр". Рек Гаваон: "Як
ему имя?" Рек юнак: "Пане, тепер ся того не можеш доведати". Гаваон оставил
тую реч.
Король поехал з малою дружыною, и нихто его не познал, || и Гаваон его л. 17 об.
не познал, иж и перед тым его не видал.
И спытал король Трыщана: "Ведаеш ли, што то за рыцэр, который сам один
едеть?" Рек Трыщан: "То ест Гаваон, племенъник короля Артиуша". Рек король:
"Я слышал о нем, он ест дворен паням и паннам". И ехали посполе {вместе} в
товарышстве, корол ся не дал знати Гаваону. Коли было ближей к вечеру,
стретил их рыцэр, который носил чорный щыт без знамени, и с ним были пахолки
два; рыцэр ехал велми стройно и дворно и носил два мечы. Коли прыехал
ближей, рек Гаваон: "Видите-ль вы того доброго рыцэра?" Король рек ему: "Як
ты его доброт знаеш?" Гаваон рек: "Ни один добрый рыцэр не смеет носити двух
мечов, если бы ся не бил з двема рыцэры; по том познати доброго рыцэра, иж
за их великую смелость они носять два мечы". Рек король: "На мою веру
великую реч взял тот рыцэр на себе; да прошу тебе, коли бы ся нашол рыцэр
сам собою же бы его добыл, што бы вчынил о том?" Рек Гаваон: "Пане, если бы
ся нашол рыцэр сам собою, который бы не был из Лондреша {29}, он бы терпел
не носить оружя цэлый год за соромы, а коли бы его побил рыцэр из Лондреша,
або который великий рыцэр, он бы откинул один меч, а другий бы носил, иж сут
з Лондреша наиболшые рыцэры". Коли король то слышал, рек: "Тепер бых не
оставил за великую реч, абых не ведел тот турнай и того доброго рыцэра". И
тую ноч стоял близко турная десет миль ув-одном замку. И на завтрей Трыщан
юнака поставил рыцэром, и был храбр и великое доброти и был товарыщ от
Округлого стола великое доброти; и зася с прыгоды забил его Трыщан своею
рукою, не знаючы, иж он стоял за Паламидежом {30}, который велми миловал
цудную Ижоту. А тому рыцэру было имя Бербеш. И назавтрей рано прышол король
к турнаю; Трыщан одного юнака поставившы рыцэрем, дал ему конь и зброю и
поехали к турнаю, который ся был собрал на одном болоте под замком. А тот
турнай был посполитый.
Прыехали тут два короли, король Ианиш из Локви {31}, а другий король ||
Артиуш з Лонъдреша, [а третий король], который мел в себе сто рыцэров. И тот л. 15
служыл прынчипу {правителю;} Галиоту а держал западные островы. И коли был
тот турнай в Орлендэи, того лета Анъцалот поставился рыцэром.
И коли ся злучыли обе стороне вместо и тут указали одны другим сулицы,
и была битва велми густа и велми моцна, и тут рыцэры падали с коней на
землю. А было десет рыцэров от Округлого стола, тые держали одну руку против
короля Ианиша из Локви и чынили они великое чудо, прогнали много рыцэров
{32}. Гарнот а Иван, сын короля Урыяна, а Гаваон, Гееш и король Бэндемагул,
Дондиел, Согремор, Гвиреш, тые рыцэры были велми добрые. И коли ся они
пустили в тот турнай, они вчынили великое чудо в малом часу, и вси не могли
против их стрывати {выстоять;} и держати поле, а были бы побиты, коли бы не
было доброго рыцера з двема мечы и с черным щытом. Коли он вдарыл з другое
стороны турная и почал чынити великое чудо, если бы человек не видел, не мог
бы тому верыти: он почал здирати гелмы з рыцэров и метати с коней по земли,
и вси, которые его видели, мовили, што он добыл сего турная; и для его
рыцарства вси зляклися и не могли стрывати против его. Гаваон был ранен
двема ранами, а Гарнот мел тры раны, а Иван также, и все мели раны тяжкие и
звалены были с коней. И коли король изэ стома витезми видел себе побитого,
он был так жалостен, што мало не встекся {сошел с ума;}, бо он миловал
красную Ижоту всим сэрцэм и боялся, абы она того не доведалася, и мыслил о
том, як бы ся мъстил. Для того послал волати {звать, кликать;} по всим
сторонам, нехай будет опят турнай до десятого дня, бо мыслил прыехати
опатрно и нарадно лепшей, нижли перво.
И коли был волан турнай и было слышати усим, и розъехалися вси [и]
король Ленвиз, абы ся справили к другому турнаю. И коли видел король
[С]гоский, што с чорным щытом рыцэр тот турнай добыл, он его прынял у
великую любов. Поломидеж поехал ув-Орлендэю, говоречы тот турнай почстене
Ижотино, а Трыщан завжды мел на сэрцы и мыслил, як в том другом турнай мел
бы ся з ним росправити с тым рыцэром с чорным щытом и з двема мечы. || И л. 15 об.
вступил в храбреет против Поламидежа и гледел на него злыми очыма, иж ся ему
видело, што он чынить великий сором рыцэром; для того Трыщан на него мел
гневливое сэрцэ и мыслил ему зло на сэрцу, што видел его так красного рыцэра
и годного по всему добру. И так ся ему видело, иж он хочет мети Ижоту, и она
его милует со всего сэрца, и почали ся з ним непрыязнити и немиловати межы
собою Трыщан и Паламидеж. А в том Ижота не знала а ни ся не домыслила, жебы
они ее миловали. И была в нее служебница именем Брагиня {33}, красна и
мудра, она ся домыслила, иж они оба милують Ижоту. И некоторого дня Брагиня
рекъла Ижоте здворки {в шутку;}: "Господарыне, будь то за куншт {забаву,
шутку}, если бы тебе миловали тые два рыцэры, которого з них бы ты хотела
миловати, Паламидежа албо нашего рыцэра, занюж они оба тебе милуют?" Ижота,
розсмеявся, рекла: "Я им милости заборонити не могу, коли ся мое сэрцэ к ним
не обернеть; а коли бы на тое прышло, волела бых прыстати к Паламидежу, бо
он ест больший рыцэр. Коли бы наш так рыцэр был добр и такого вроженя, як по
нем бачым, он бы был наибольшый к наицуднейшый рыцэр". И все тое говорене
слышали они оба, Паламидеж и Трыщан, седели в одной коморе. И коли они вышли
вон, Трыщан пошол на одно болото гуляти и почал мыслити, иж его милост к
Ижоте нудила. Рек сам к собе: "Я не могу прыйти на досконалост красное
Ижоты, если не обороню пыхи {спеси} Паламидежовы, а того не могу вчынити без
доброго коня и без доброй зброи и без великое трудности и працы, кгдыж ест
Паламидеж от добрых рыцэров". И так в жестоком сэрцы пребывал Трыщан аж до
турная.
И коли король хотел поехати в турнай и спытал Трыщана: "Хочеш ли ты
поехати в тот турнай в нашо товарышство?" И он ему рек: "Еще ся, государу, в
силе не чую". Король ему уверыл и на том его оставил; а то так для того
отказал, хотечы поехати по турнай, як бы его не познали. И в третий ден
король поехал к турнаю з малою дружыною, а Трыщан остал велми печален, иж не
ведал, як бы мог пополънити, што мыслил. || л. 16
Будучи он в той мысли, прышла к нему Брагиня, которая его велми любила,
а рекла: "Пане, што мыслиш?" Трыщан рек: "Панъно, коли бых ведал, иж ми
можеш помочы в том моем мышленью, я бых вам поведал". Она ся ему обецала:
"Што буду могла". Он рек: "Панъно, я бых поехал к тому турнаю, бы ми конь и
зброя". Она рекла: "Чему-сь поспол с королем не ехал?" Рек Трыщан: "Хотел
бых поехати потаи, як бы мя не познали". И рекла девка: "А зась для того
остал?" Трыщан рек: "Заисте для того". Она рекла: "Не тужы конем и зброею,
для того не останеш, што бысь не был в турнаю". Трыщан ей подяковал велми
ласкаве, а потом рек: "Моя милая панно, печалуйся мною, я бых не хотел
мешкати". Она нашла доброго коня и добрую зброю без другого знамени, и дала
ему свои два браты, абы ему служыли. Трыщан поехал, а Брагини просил, абы
его никому не поведала, и поехал скровно, и застал много рыцэров от многих
сторон в турнай.
И коли там вбачыли Трыщана, вси хвалили, которые ся на то гаразд знали,
иж стройке на кони седел. Стал на одной стороне против всих рыцэров, гледечы
што ся будеть чынити. И тогды прыехал Паламидеж в той зброи и в том знамени,
в котором перво был, велми пышно. Коли его видел Гаваон, погледевшы на
великие рыцэры, и рек: "Тепер маете, што видети, што будет чынити добрый
рыцэр, и варуйся каждый вдарцу его".
Гарнот рек: "Еще семи не видел ровни ему на свете". И он почал таковое
чудо чынити, што не было рыцэра в том турнаи, который бы не мел страху от
него, и збил много рыцэров, поехал по турнаю на лево и на право, великое
чудо чынечы, и не нашолся рыцэр, который бы смел дождати его. Король Ленвиз
и король из стома рыцэры и вси великие рыцэры, которые перво поле деръжывали
велми добре рыцарским обычаем, и наконец прышло им оставити поле, хотя и не
хотечы, перед Паламидежом. И Паламидеж стал у том почстеный, а вси почали
кликати: "С чорным щытом и з двема мечы другий раз добыл турная". || л. 16 об.
И коли Трыщан тое чул и видел, рекл: "То ест Паламидеж". Познал его
знаме и рек: "Дайте ми гелм, з добрым рыцэром хотел бых ся на поли видети".
И рыцэры вси к нему кинулися, и каждый з них давал ему свой гелм. И кгды
Трыщан гелм узложыл, и они ему повезали и потвердили, як ест потреба
напротив другому рыцэру, и взял сулицу и справился против Паламидежу.
И коли ся увидели один другого, Трыщан рек: "Рыцэру, потреба ми тя
ест". И он ся направил к нему; и он рек: "Едь сюда, да видиш".
(Битва Трыщанова с Паламидежом) И так ся пустили один к другому и
вдарили велми моцно, и Паламидеж зламал сулицу, а Трыщан вдарыл его так
моцно, што он пал на землю с конем, и от того вдару забился велми и не вмел,
што вчынити, и дивился тому, што ся ему так прыгодило, и усел на коня и
хотел поехати на стан и не смотрел очыма а ни сам а ни там. А Трыщан,
который ся на него велми гневал, видел его бегучы, ехал за ним и погонил
его, и мало на том мел, што ему в том скиненью один сором вчынил, и мыслил
его на то прывести, штобы николи не смел прыйти к Ижоте на очы. И догонил
Паламидежа, рек голосом: "Рыцэру, вернися, да видим, который з нас годнейшый
доброти рыцэръское и который з нас годнейшый миловати красную Ижоту". Коли
Паламидеж тую реч чул, он ся домыслил, што ест Трыщан, и престрашылся велми,
иж не верыл, абы он так добрый был, доколе не видел от него того удару, и
вернулся к нему и взял меч и видел, што не може отехати без раны. Трыщан
прышол велми прудко {быстро} и взял меч, почали ся моцно рубати. Трыщан
прыступил и тял его великим ударом по гелму; он ся не мог на кони одержати и
пал на землю розбит и лежал великую филю, не знаючы если ден або ноч. И коли
Трыщан тое видел, он был о том велми весол, што ся ему добре стало, и видел
то, што сполнил свою волю, чого наиболей жедал. И коли добыл доброго рыцэра
Паламидежа, которого велми ненавидел, и поставил его у такой ганбе, и поехал
|| от того турная до господы. И ехал пан Трыщан по дуброве, и стретила его л. 17
одна девка з двема пахолки и домыслилася, што он был в турнаи, иж видела в
него зброю столкану от великих ударов, и ставшы, поздровила его велми
умилно. Он ей вернул поздровлене велми дворно, и рекла девка: "Пане, вы
едете с турная?" Рек Трыщан: "О чом мя пытаеш?" Она рекла: "Пане, хотела
бых, абыс ми поведал, хто добыл турнай". Рек Трыщан: "Панъно, если на то
твоя воля, я ти повем: сесь турнай добыла одна панна красная, которую есми
ув-очы видел сего дня". Она стояла великую филю у розмышленю и рекла:
"Рыцэру, диво ми поведает, прошу тя, поведай ми имя тое панъны, нехай бых
умела поведати, где буду пытана". Рек Трыщан: "Тепер ся имени того от мене
не доведаеш". Рекла девка: "Прошу тя, пане, сойми гелм з головы, нехай бых
парсуну {лицо} твою видела, а вам почесност вчынила, бо есми посол Артиуша
короля". Трыщан знял гелм з головы и рек: "Панно, смотри собе на мене колко
хочеш". Она рекла: "Пане, вижу тя велми весела, тепер ся могу пофалити, што
есми видела лепшого рыцэра надо вси рыцэры. Але прошу тя, пане, споведай ми
имя свое". И рек Трыщан: "Моего имени тепер не можеш знати, бо его трудно
поведати". Девка рекла: "Ехала есми много земль для твоего имени, шкода-ж
моее працы, коли есми вас видела, а имени вашего не вем". Рек Трыщан: "Ведай
заисте, иж не тот я, кого ты ищеш". Рекла девка: "Прошу тя для бога, чы не
ты взял Болячую стражу {34} и выкоренил злый обычай, который трывал в том
городе, где много людей добрых померло за безъзаконье тое проклятое
уставы?". Рек Трыщан: "Панна, заисте не был есми в том городе, а ни ведал
его; да прошу тя, панно, если взята Боляча стража?" Рекла панна: "Я есми
видела, коли влез тот рыцэр в оный город и с ним неколко добрых рыцэров, а
ни один так не-вчынил своею рукою, як тот рыцэр". Рек Трыщан: "Прошу тя,
панно, если ты его видела без зброи?" - "Видела-м, он ест всей красы и всих
лет, як ты, и для того заисте внимала-м есми, абы он рыцэр, але в том есми
хибила от моее || мысли". И конец тых речей розехалися. л. 17 об.
Трыщан прыехал к Брагини, которая ему много послужыла, и девка поехала
от Трыщана велми смутна, што ся о нем не доведала. Прыехала в турнай и
вбачыла Паламидежа, поехала к нему, а он плачеть велми грозно и кленеть
день, в который ся родил, и час, который на коня уседал, а девка плакала,
што турная не зостала, которого жедала потребней усего видети. И, прыехавшы
к нему, поздровила его, а не знала, хто он ест, и нашла его велми смутна: он
тужыл о своей прыгоде и клял того дня, в который ся народил, и час, в
который на конь усел. И, прышедшы к нему, девка рекла: "Рыцэру, боже тя
потеш". Он ей отказал: "Дай ти бог свою ласку". И рек Паламидеж: "Для бога,
панно, стретила-ль еси рыцэра в белой зброи?" Она рекла: "Пане, я его
стретила и с ним говорыла неколко речей, он едеть один сам дубровою". Рек
Паламидеж: "Если ведаеш от него што говорены, для бога поведай ми". Она
рекла: "Не нем, иж есми перед тым его не видела и не могла имени доведатися,
бо он ни от Круглого стола ни от двора Артиуша короля". Рек Паламидеж: "Если
то правда?" Она рекла: "Заисте так". Он рек: "Ох мой боже, то есми горей еще
зъсоромочон и жалостен, нижли первей". И почал велми тужыти и плакати и
откинул гелм и оба мечы и щыт кинул на дорогу, и всел на своего коня без
зброи, и ехал с плачем и з великою жалостю; и видевшы то, девка жаловала его
велми любезно: "Для бога, рыцэру, поведь ми, чому ся так смутиш?" Он ей
поведал все по раду: "Был мене бог почстил у первом турнаю, а в другом,
вышей всих будучьт я в том почстеньи, прышол некоторый рыцэр. так силно и
жестоко збил мя напервей сулицою и потом мечом и вчынил мя до конца у
великой ганбе перед таким народом и перед такими людми добрыми. Для того не
могу носити оружя цэлый год, а коли бых хотел носити, я бых ся печаловал, як
бы ему мъстил, || а тепер есми загиб и волел бых умерети, нижли жыв быти". л. 18
Рекла девка: "Пане, поведай ми имя свое". И он рек: "Я эсми Паламидеж". И то
рекшы, поехал от нее велми борздо, и она поехала своею дорогою искати того,
который взял Болячу стражу; а то был Анъцолот з Локвеи {35}, который поехал
искати собе ровни и рыцэрства по кролевствам. Был послан Гаваон искати его
также, и ехал всюды, где слышал соймы {собрания;} рыцэрские.
И едучы девка по турнаи, стретила пана Гаваона едучы велми боръздо и
поздровилися. Рек Гаваон: "Прошу тя, панно, поведай ми якую повесть о
рыцэры, который носит знаме бело и зброю без другого знамени, што недавно от
нас отъехал". Рекла девка: "Я ти повем, если ми споведаеш того, кого я ищу".
Рек Гаваон: "Которого ты ищеш?" Она рекла: "Я ищу повести о рыцэру, который
добыл Болячую стражу". Рек Гаваон: "То внимам за правду, што то ест тот,
которого ты стретила, и я тэ-ж о нем ся пытам". И рекла девка: "Заисте не
тот, бо тот там николи не был, але ест он тому подобен поставою {видом;} и
мужством". Рек Гаваон: "Если же не тот, а вжэ еду из земли гетое у Лондреш,
ачей бых мог чути о нем, для кого есми много працовал". Рекла девка: "Еду я
с тобою". И поехали оба вместе и прыехали к тому месту, где был Паламидеж
покинул зброю. Познал ее Гаваон и рек: "То зброя одного рыцэра велми
доброго". И взял щыт и повесил его на дереве. Рекла панна: "Коли быс ведал
того, который тую зброю покинул, як тужыл и плакал, ты бы ся тому велми
дивовал". И поведала ему все по раду, што видела и слышала от него. Гаваон
рек: "Можеш ли знати имя его?" Она рекла: "Не хотел ми поведати". Рек
Гаваон: "Рад бых ведал всю истоту {правду} о нем, абых умел поведати королю
Артиушу и у иншых королевских дворех". Потом поехали к королю и ввошли у
великий корабль.
То оставмо, вернимося к пану Трыщану. Коли Трыщан отъехал от девки, и
ехал прудко и прыехал в город на господу ко Ижоте и к Брагине и прышол
ночъю, таяся. || А Брагиня стретила, которая была рада ведати истоту о л. 18 об.
турнаю, и коли она видела, пошла к нему, поздровившы, пытала его: "Мой
добрый а почестный пане, як ся еси мел у своей речы? Поведай ми о турнаю,
хто от него чест мел?" Рек Трыщан: "Моя милая панно, не могу ти того часу
поведати". Рекла Брагиня: "Пане, поведай ми о Паламидежу; он ли добыл
турная?" Рек Трыщан: "Не могу ти о нем поведати, леч добре то вем, што он
ест от добрых рыцэров, которые по свету слывут, але так ся ему тепер
прыгодило, иж не добыл чети в том турнаи". Она рекла, усмехнувшыся: "А ты,
наш рыцэру, як ся еси мел?" Рек Трыщан: "Я семи доконал свое вмышление, як
есми хотел, а прошу тя болшей мя не пытай". Она его на том оставила, иж ся
была домыслила, што он не хочет о своей легкости а ни о добром поведати, и
она ему дала добрую постелю, и он лег спати, што был вельми труден и опухнул
велми от вдару. А коли опочынул до своей воли, и на завтрей было ему видене
затекло и посинело от многих вдаров. А коли почали люди говорыти о рыцэры,
который был в белой зброи, а Трыщан о том стыдился, бо не рад бы, штоб его
познали. И третего дня прыехал король Ленвиз из своею дружыною у свой двор,
а с ним прыехыли великие рыцэры Гарнот, Бандэмагул пан и Ован {36}, и не
мовили иного ничего, толко о турнаи и о белом рыцэру а о Паламидежу, и
дивилися, што белый рыцэр без вести ехал. И рек Бандэмагул Гарноту: "Мне ся
видит, иж то ест оный рыцэр, который добыл Болячую стражу, тот рыцэр везде
ся таил". Рече король: "Прошу вас, што ест за рыцэр, о ком вы говорыте?" И
рек Гарнот: "Пане, мы мовим о том, которого недавно пасал мой отец король
Артиуш, и тот вчынил таковое рыцэрство своею рукою, як человек не видел а ни
слышал, и нет человека, который бы имя его знал, || або хто ест он". Рек л. 19
король: "Коли он добыл битву, а имя свое таит и не хочет, штобы его знали,
тот велми ест добрый". И вси тые речы его Трыщан перед себе брал. А Брагиня
была велми мудра и бачна {зоркая}, вси тые речы на сэрцы своем мела, и
прышло ей на ум: "Ачей будет то рыцэр, кому я дала коня и зброю и щыт?" И
почала пытати одного и другого о белом рыцэры, и доведалася истотне, што ест
Трыщан почетен в турнаи, и была о том велми весела, и мыслила, як бы могла
ведати имя его, откул ест. И в тот вечор прышла ик королю Ленвизу и рекла:
"Господару королю, рач ведати о белом рыцэры кого жедаеш, который добыл сесь
турнаи". Рек король: "Девко, я того велми жедам, бо есми видел велику
доброть его моима очыма". И рекла Брагиня: "Не тужы, я тя хочу на дорогу
навести". Рек король: "Если ми правду споведаеш, буду тому велми вдячон". И
на завтрее Брагиня рекла королю: "Пойди со мною у палац". И он шол, и
вказала ему тую зброю и щыт и рекла: "Можеш ли ее знать, если еси видел в
том турнаи?" Рек король: "Заисте тая зброя и тот щыт был на том рыцэры,
который добыл турная. Але для бога, девко, поведай ми, если што ведаеш о
нем". Рекла Брагиня: "Пане, коли еси о том весел, не хочу таити перед тобою:
то был оный рыцэр, который у твоем дому тепер, которого ты прынял раннего и
болного, которого твоя дочка злечыла".
Король то слышал, задивился, не верыл тому, же-бы он так добрый был, и
почал пытати: "Которым обычаем то знаеш по нем?" Она ему поведала все по
раду, як ему коня и зброю дала и як тэ-ж опят прыехал к ней. И король
прызвал там неколко людей, которые были з ним на турнаю, и рек им: "Можете
ли познати тую зброю и тот щыт?" Они рекли: "Заправду тая зброя добыла сего
турная". И потом король был весел.
И пошол до Трыщана и рек ему: "Мой почстеный рыцэру, я мам на тя жаль,
што ся еси толко таил от мене для своего почстеня. || Если твоя воля, л. 19 об.
поведай ми имя свое". Коли Трыщан то чул, злякся велми, што будеть познан,
бо ведал, иж ему тут наиболшое зло мыслят, и отказал королю: "Пане, для мене
еси много вчынил, чого я никому не повинен так много чынити, як тобе, буду
поки жыв, хочу ти отдавати моими службами, коли где мене будет потреба". Рек
король: "Я иного тепер не потребую, одно абыс ми споведал имя свое". Рек
Трыщан: "Мой пане, тепер то быти не можеть, абых ти споведал". Рек король:
"Поведай же ми, ты ли носил белую зброю на сем турнаи, которую ти дала
Брагиня?" И рек Трыщан: "Я носил тую зброю, да того ми жаль, што вы тое
ведаете". Рек король: "Рыцэру, ты можэш того не жаловати и дати мне знати
свою реч, што ми еси вчынил великое почъстене, иж з моего дому рыцэр добыл
турная; для твоего рыцэрства и для твоее прыязни и доброти дарую ти свою
прыязнь". Трыщан подяковал велми умилно. Потом Трыщаново рыцэрство было
значно ув-Орленъдэи, и был велми честован от короля и ото всих добрых людей,
и не было панны и панее во всем королевой дворе, которая бы не была рада
миловати его от всего сэрца, если бы он хотел. Внимали, што Ижота милует его
потаи, але она мела цнотливое сэрце, и король был рад, штобы она его
миловала, а он ее, и штобы ее взял за себе, бо знал тое, иж она не может за
лепшого пойти рыцэра над него, але о том велми жаловал, што не ведал имени
его, и не смел ему докучати ни пытати.
И одного дня Трыщан мылся у ванне ув-одной коморе, и служыла ему Ижота
и иные многие девки, и каждая мела то собе за великий дар, што ему
послужыла. И туды ходечы один человек, на имя Кушын {37}, и прыступил к
постели Трыщановой и взял меч, и вынявшы его, почал гледети, и видевся ему
хорош и остр, и не насытился, глядечы на него и прынес его до королевое. Она
его почала огледати и убачыла || в него щербину и рекла Кушыну: "Поведай ми, л. 20
чый то меч?" И он ей споведал. И она рекла: "Понеси его за мною". И он понес
и влез за нею у ее комору; она вынела из скрыни уломок меча и прыложыла его
к мечу, и он прыстал, и она видела, што тот меч, который убил брата ее
Амурата, и вдарыла ся по лицу и рекла: "Ох мой боже, мой неприятель ест у
нашом дому, который убил моего брата короля Амурата, доброго рыцэра! То ест
Трыщан, для того ся таил, а то ест тот меч, который учынил всих нас
жалостных и понизил и уменшыл всю Орлендыю". И розгневалася велми, узявшы
меч, и пошла на Трыщана велми прудко, и прышодшы к нему, замахнула тяти его;
Трыщан скрылся у кадь. И рекла: "Трыщане, ты еси тут мертв от сего меча,
которым еси убил моего брата короля Амурата; тепер еси мертв от моее руки".
Трыщан нияко ся не сполохал, а пахолок прыступил, рек: "Пани, варуйся, не
вбивай рыцэра своей рукою, не слушыт тобе, такой корунованой паней
королевой, окрывавити свое руки в крови рыцарской. Если ест винен, дай тую
помету на короля, он может учынити, што будеть слушно ему и годно твою
жалост мстити". А пани пред ся не внелася, наступила тяти Трыщана, а пахолок
ее уфатил за руку, не дал тяти, а Ижота покинувшы сором, бо ее милость
Трыщанова тиснула, и защытила его рукою велми милосердъно. И рекла
королевая: "Моя милая дочко Ижото, што чыниш? То ест Трыщан, который убил
твоего дядка Амурата".
И на тот крык прышол король и рек: "Пани, чому ся так гневаеш?" Она
рекла: "Господару, як ся не гневати? нашла семи наиболшого непрыятеля своего
Трыщана, который вбил брата моего Амурата, тым ся таил в нашом дворе; або
его ты вби, або я. То ест тот меч, который Амурата вбил, а он нехай от
того-ж меча умрет". Король то чувшы и помыслил, бо был велми мудрый, и рек:
"Тихо, пани, дай тую помету на мене, я хочу вчынити, як ест право годно, а
тобе_будет не жаль". И взял от нее меч и рек: "Пойди тепер вон". И она
пошла, || а король пытал Трыщана. И рек Трыщану: "Милый прыятелю, ты-с вбил л. 20 об.
Амурата?" Рек Трыщан: "Таитися болшей не могу, я есми его вбил, нихто ми не
може прыганити {осудить;}, иж так годилося мне его вбити, або ему мене, инак
не могло быти". Рек король: "Ты еси мертв", И-засе ему рек: "Опранися
{оденься;} и прыйди ко мне до великого палацу". А пры Трыщане оставил тры
пахолки, поки ся вбереть. Трыщан ся убрал цудне и почестно и прышол до
великого палацу у великой жалости, а наиболше и для того, иж пры нем не было
меча его. А палац был полон добрых людей, паней и панен, и коли они видели
его, гледели на него велми пилно для его цудности и великое доброти и
рыцэрства и дивовалися великой цудности его и цудных умыслов в преспечности
{бесстрашии;} и дворности {учтивости}. И мовили панны до Ижоты: "Если б
Трыщан мел смерть, который цуднейшый всих на свете, было бы его жаль всим
людем".
А так вси добрые люди и рыцэры мовили: "Бог ве, на свете нет такого
рыцэра, и великий бы грех, абы за то[го] его забити, который ся вже не може
вернути" Потом прышла королевая и почала королю докучати со плачем, мовечы:
"Пане, то ест мой непрыятель, мсти над ним, поки ест у твоей моцы, але коли
ты его впустиш, не будет на твою волю".
Король миловал королевую и не ведал сам, што мел учынити, и молъчал
много, ничего не мовечы, а наконец мовил всим у слышание: "Трыщане, ты ми
еси велми винен, але хотя ми вси люди будут мети за зле, што тя хочу пустити
с покоем, освободити от смерти, которую еси мел подняти, але прынял есми
тебе у мой дом немоцного и бедного, дал есми тобе здорове; другое: ты еси
таков рыцэр, я тобе ровни не знаю на свете; третее: не зрадне еси убил моего
шурына Амурата, убил еси его рыцарским обычаем. За то трое отпускаю ти
смерть, але так вчыни, як я тобе повем: коли ся то так стало, тогды што
можеш наборздей бежи || з моее земли, нигде не мешкай, абых тя болшей того л. 21
нигде не знашол бо тя пэвне мушу забити, если буду мог".
Слышавшы тое Трыщан, подяковал велми умилно первей богу и королю и взял
отпущенье от короля и от всих людей, которые тут были. Король его отправил
почестне и дал ему коня и зброю, и Брагиня дала ему свои два браты, абы ему
служыли, и велми была жалостна, але не дала ся знати королевой, бо королевая
гневаласядля Трыщана, што ему король отпустил смерть. А Ижота и иные девъки
говорыли: "Лепей то ест, што Трыщан прост от смерти за оного, который ся не
мает вернути". А Трыщан поехал к прыстанищу из своею дружыною, а люди
говорыли и дивилися его доброти и дворности. А коли ехал в судне, был им
добрый ветр на их волю, прыгнал их боръздо у Корновал; и был тому Трыщан
велми весел и въздал фалу богу со всего сэрца, и тут опочынули один день,
пытаючыся- о короли Марку и оных панох. И назавтрей поехал, где ему поведали
короля Марка.
А коли Трыщан прыехал у двор короля Марка, король его велми вдячно
прывитал, и тут было великое веселе, которое чынил король и Панове, так, як
бы им прышол отец, и миловали его панове, як свое сэрцо. Пытал король
Трыщана, як ся ему што прыгодило от того часу, як от них поехал на море
немоцон. Трыщан ему поведал все по раду, як его фортуна прынесла
ув-Орлендэю, и як его король прынял у свой двор и ласкав до него был, и як
его дал лечыти дочцэ своей Ижоте, которая вмела от раны вышей иных лекаров.
И опят поведал о ее красе, и як его познали для меча, и як его король збавил
от смерти и пустил его добре почестне; а не поведал ему, як збил Паламидежа
и добыл турная. И был Трыщан в Корновали от людей у великом почъстеньи, як
сам король Марко. А королевъство корновалское все было им свободно, и многие
стороны боялися его,
И в тые часы была одна пани дочка одного князя, цуднейшая над усю
Корновалю, и недавно за себе понял ее один рыцэр из Лонъ || дреша, именем л. 21 об.
Сегурадеж {38}, для ее красы, бо она была яко цвет и рожа {роза;}. И король
Марко розмиловался ее так силно, што нет на свете речы, чого бы для нее не
вчынил, толко бы ее по своей воли мел. И она прыхожала часто в королев двор
на игру. И одного дня прышла у двор на веселе, и король был велми весел о ее
прыходу. А коли ее видел Трыщан, почал на нее велми гледети, бо ся ему
видела наицуднейшая реч по Ижоте, и прыстало к нему ее сэрцэ и погледал
хитро, як бы того нихто не бачыл. Коли она видела Трыщана, наицуднейшего и
наиболшого рыцэра, и прыйде ей на ум, коли бы хотел миловати ее, она бы
большого не хотела, бо знала его доброт и мела всю свою мысль пры Трыщане, и
если бы могла без своее ганбы миловати его, а око ее не было инде, толко пры
Трыщане. И забыла всих людей пры Трыщане, а Трыщан забыл Ижоту; они
погледали один на другого велми умилно, и домыслился один, што в другого на
вме. И коли было к вечору, пани узяла прощэне от короля и прыступила велми
вдячно к Трыщану, мудро рекла: "Пане, я семи твоя, если ты хочеш". Рек
Трыщан: "Велика ласка, пани, я тя прыймам велми вдячне, яко твой рыцэр".
Одно тое рекшы межы собою, пани пошла до господы, а Трыщана понесла в серцы,
и прышедшы на господу, послала хлопъца до Трыщана, которому ся велми зверыла
{доверилась;}, и рекла: "Пойди скровно к Трыщану и мов ему потаемне, нехай
прыйдет ко мне на змерканьи {в сумерках;} и мовит со мною, а прыйдет наражон
со всим оружыем, бо не ведает человек, што ся ему где прыгодит; и прыедьте
оба на болото конец мора". И хлопец рек: "Пани, я готов справити твою волю".
И пошол к Трыщану и отвед его на особь и поведал ему посэлство своее панее.
Трыщан рек: "Я рад вчынити на ее волю, а ты не ходи никуды з двора, поедьмо
оба посполе". И прызвал одного пахолка и рек: "Держы ми конь оседлан и зброю
на первом змеркани, || да не поведай никому". А король Марко видел Трыщана, л. 22
один на одине с хлопъцом мовившы, и пошол от панов у комору и велел всим
выйти, и рек хлопъцу: "Што еси с Трыщаном говорыл, з моим сестренцом?" И
магуш {возм.: маг, чародей} рек: "Пане, я того не могу поведати, отпусти ми,
але дам ти знати, иж тот твой сестренец ни стюдено а ни тепло". Рек король:
"Хочу, абыс ми поведал хотя и не по воли". Рек хлопец: "Не годится мне
таемниц поведати, а то бых зрадца был". Рек король: "Мусиш поведати, албо
маеш тепер уже умерети". Хлопец злякся велми и рек: "Господару, я ти повем,
да для бога не поведай никому". И король ся ему обецал, и он споведал все,
як его пани послала к Трыщану и як он хочет поехати к ней.
И услышал то король, был о том велми жалостен, бо он ее хотел мети по
своей воли, а она ся от него отмовила и не прызволила ему жадным обычаем. И
седел много мыслены и рек сам к собе: "Бач на того, она ся от мене отмовила
так великому пану, а мог бых ей зло и добро вчынити, и далася тому, который
не может ей ничего вчынити и не ест рыцэр так добрый, як я; по правде она
бэзумная невеста и для того будеть мети великую жалость". Але не дал знати
магушу мысли своей и ставился лепшым рыцэром, нижли Трыщан, и мыслил великий
час и рек магушу хлопцу: "Дивно ми твоей паней, як ся так борздо розмиловала
Трыщана, который еще детина, а я знаю лепшого рыцэра, нижли Трыщана, а пан
ест великий, як я сам, который хотел велми миловати ее, она ся отмовила от
него". Рек магуш: "Господару, не ведаете-ль вы того, што часто ся прыгожает
межы мужыков и невест? Другий обереть собе меншую и пущую {худшую;}, а могла
бы ему быт два крот {вдвое;} лепшая; так же и невеста не всхочет доброго
рыцэра або великого пана". И рек король: "Я сам ее досыт искал, а она ся
отмовила от мене, и для ее глупости хочу ее уморыти и дом ее погубити". Коли
магуш то чул, злякся, бо знал короля наизрадлившого человека, и домыслился
тому, || иж король мает ехати вместо Трыщана, абы мел ее по своей воли. А л. 22 об.
лепей бы паней загинути, нижли тое вчынити: потом бы Трыщан мыслил королю
што злого вчынити. Рек король магушу: "Што мыслиш?" И он ему споведал всю
правду.
И коли король познал, што он свою панию зычыть {желает;} ему болш,
нижли Трыщану, был тому велми рад: "И ты ми можеш добра много вчынити, иж я
маю твою панию на мысли, бо коли бы мя мела раз в себе, потом бы мя завжды
рада мети". Рек магуш: "Пане, я рад што буду мог вчынити, але с Трыщаном што
мыслиш? А я рек пойти з ним, а если ему золъгу, зле ми ся станет". - "Для
того не дбай ничого, я хочу поехати с одным пахолком в зброи, а вас буду
ждати пры студни {у колодца;}, куды вам ехати, и там хочу почостовати
{угостить;} Трыщана, што забудет твоее панее милости. А коли его отбуду
{уничтожу;}, тогды поеду с тобою, а ты мя поведеш вместо Трыщана, а тобе
будеть за то велми добро". И магуш рек: "Я рад вчынити на твою волю, але для
бога поведай ми, як мыслиш отбыти Трыщана, велми доброго и моцного рыцэра.
Для бога не пускайся на таковую прыгоду, бо он хочеть поехати в зброи". Рек
король магушу: "Подобно ся тобе видить, штобы Трыщан моцней мене был? Не
страшыся, хочу его вчынити ганбена {посрамленного;}". И вышол король з
магушом с коморы. И Трыщан его видевшы и рек: "Я готов ехати". Рек магуш:
"Нехай будет час". Король прызвал одного пахолка: "Наготуй ми конь и зброю
ку змерканю, а не поведай никому". И вбрался в зброю и всел на конь и поехал
с тым пахолъком к тому месту, а пахолок понес его щыт и сулицу. И прыехали к
той воде; король зъсел с коня и рек: "Нам тут потреба ждати того, кого тут
прохали {просили}". И опочываючы они вбачыли, аж едет Трыщан с одньш
пахолком и з магушем. Король всел на конь и рек пахолку. "Дай ми шыт и
сулицу". Рек пахолок: "Што хочеш, пане, чынити?" || И король рек: "Тот едет, л. 23
кого я ненавижу и не могу весел быти, покул не вкорочу жывота его". Рек
пахолок: "Пане, отпусти ми, то ми ся не видит добре, бо коли он ест у твоем
дому, можеш его у другий поганъбити, а вчынити на свою волю, а хитро ся ему
не можеш помстити, а если ти винен, не вдавайся на таковую прыгоду, на
смерть або на жывот". Рек король: "Одно ты смотры". И коли был Трыщан
близко, король крыкнул: "Трыщане рыцэру, варуйся мене". Трыщан задивился о
том, видел рыцэра, што его ждеть, он взял щыт и сулицу и вдарылися моцно.
(Битва короля Марка с Трыщаном) Король зламал сулицу на много штук, а
Трыщан его вдарыл у самые перъси, и пал король на землю велми розбит, а
Трыщан поехал мимо его. И коли ся король видел збит, был велми смутен и
волел бы собе смерть, нижли жывот, а пахолок скочыл с коня и рек:
"Господару, можеш ли жыв быти?" Король рек: "А што по моем жывоте, коли в
сороме семи зостал до моее смерти и моее жалости конца не маю? Дай ми конь и
поедьмо до дому скромно. И куды поехал Трыщан?" - Пахолок рек: "Не вем,
прогнал мимо". - То еще горей, если мя будет познал". Рек юнак: "Як может
познати? ты в зуполной зброи, а ноч темна". И король поехал и рек сам к
собе: "Ох мой боже, коли бы мя зброя не одеръжала, я бых был мертв". А коли
видел магуш, што ся учынило межы королем и Трыщаном, он был с одное стороны
весел, а з другое смутен {39}.
И на завтрее король Марко седел у великом палацу за столом з своими
паны и паниями и паннами, и была полъна всякого украшения. И прышол один
рыцэр у великий палац велми дворно и преспечно, и поздоровил короля и всих
панов и рыцэров, и мовил королю Марку: Дай ми один дар с твоее ласки,
которого буду просити: я семи хожалый {странствующий} рыцэр от Округлого
Стола, если ми отмовиш, не будеш мети доброе славы". И король ему обецал и
спытал его: "Як тобе имя?" А он рек: "Имя ест ми Блерыж {40}, кревный есми
короля || Бана из Банака, а по рыцарству мя многие знают, бо есми поставлен л. 23 об.
недавно рыцэром. Ты-с ми обецал дар, которого в тебе буду просити". Король
рек: "Обецал есми, хотя ми и много шкоды будет". Он рек: "Ты-с ми дал панию
албо панну, которую я усхочу". Рек король: "То ест велика реч, але инак не
може быти". Он ему еще подяковал и прыступил, где седел рыцэр Сегурадеж, а з
ним седела его пани, и поклонился и взял ее за руку и поставил перед собою,
и рек Сегурадижу: "Рыцэру, ты тое панее не маеш, если ее мечом не добудеш".
Сегурадеж скочыл и рек: "Блерыже, если ее мечом не добудеш, не будеш ее
мети". И вбрался в зброю и всел на конь и поехал з ним и догонил его, и
почал кликати: "Блерыжу, варуйся мене, або отдай тую панию".
(Битва Сегурадежа з Блерыжом) И вдарыл один одного так сильно, сулицы
поламали. Сегурадеж пал на землю ранен у ребра и забился велми, што был
человек велми тяжок, а Блерыж поехал с панею, а она велми плакала по своем
пану.
И седел король Марко перед своим шатром в холоде из своими паны, и
проехали два еждчалые рыцэры. Король рек: "Рад бых, абы ми поведали о короли
Артиушу и о рыцэры, который добыл Болячую стражу". И рек Аудрет, племенник
короля Марка, а Трыщану з другое сестры брат, которая была дана ув-Орълендэю
{41} первое дани Амурату королю: он был недавно поставлен рыцэром. Он
завидел Трыщану за его доброту, рек королю: "Если велиш, поеду я и прыведу
их к тобе, нехай говорат с тобою". И король рек: "Поедь же борздей, роспытал
бы их о тамошних справах {делах}". Он поехал без зброи. А в тот час прыехала
одна девка перед короля и почала смотрети по людех, не рекшы ничого а ни
поздровившы короля. Почали рыцэры усмехатися и погледали один на другого о
ее глупости. Король рек: "Девко, досыт еси смотрела на нас и не мовившы
ничого; што ся тобе о нас видить?" ||
И она рекла: "Пане, ничого ми ся злого не видит, леч добре, рада бых л. 24
видела одного рыцэра". Рек король: "Як ему имя?" Она рекла: "Трыщан". И
король позвати его велел, а он в шахы играл. И коли он прышол, и девка
почала говорыти: "Трыщане, злый и худый рыцэру и страшливый пущей всих, што
носиш зброю, а не бачыш своее негодности, и дивлюся, як смееш обцовати з
людми добрыми, бо еси не годен з рыцэры объцовати, и коли бы тя они знали
такого костю, они бы ся тобою соромели, бо они тобою зганбени. А то тобе
говору перед королем Марком и перед добрыми людми, а они нехай знают твою
негодност, а рекла ти есми на што-м была прышла". Трыщан стал, як забылся, и
не ведал, што отказати. Король рек: "Девко, прошу тя, поведай ми, где так
Трыщан проступил?" Она рекла: "Не хочу, штобы ся он повышыл". И, то рекшы,
поехала от них проч. А Трыщан мыслил не малый час, соромеючыся, о тых речах,
и шол до господы велми сердит и почал вбиратися в зброю велми борздо. И
прышол Говорнар и пытал его: "Чому ся убираеш?" И он ему все по раду
поведал, што ему девка говорыла перед многими добрыми людми: "Хочу ся
доведати, за што мя так соромотила и которая то моя негодност, а зброю беру
не для девки, але человек не ведаеть, што ся ему где прыгодит". Рек
Говорнар: "Хотел бых и я ехати с тобою". А Трыщан рек: "Можеш". И поехали
боръздо за девкою, и коли был на поли, стретил их Аудрет едучы от тых
рыцэров. Он их был догонил и поздоровил: "Панове, откуль едете?" Они рекли:
"От короля Артиуша двора, ездимо, ищучы розличных прыгод яко-ж еждчалые
рыцэры". И он рек: "Ведаете-ль, што тут ест король Марко, а мене послал, аж
бы есте ехали до него для вашое почестности?" Они поведили: "Ради быхмо
вчынили на его волю, але маем инъшые потребы и просим тя, вымов {выручи,
избавь;} нас от того як надворней ведаеш". Рек Аудрет: "Не вчыните-ль того,
то государу королю ганьбу || вчыните, яко бысте его ни за што не мели, а за л. 24 об.
то бы вам много злого прыйти могло". Они рекли: "То ничего што ты говорыш, а
там мы не едем". Рек Аудрет: "Я вас хочу повести без вашое фалы, коли не
хочете поехати". И вхватил одного за узду, которому было имя Согремор, што
он, бачечы, иж он так зуфалый, хоче его силою повести, росмеялся и рек:
"Рыцэру, не видиш ми ся мудр, што мя хочеш силою повести". Он рек: "Понехай
узрыш". Согремор добыл меча и вдарыл его плазом {плоской стороной, плашмя;}
по голове так моцно, иж он пал на землю и памети отбыл, а кров текла з уст.
И коли ся распаметовал, въстал велми смутно и ледве {едва;} всел на конь, а
мало отъехавшы, стретил Трыщана. И кгды Трыщан видел Аудрета крывава, было
ему велми жаль, иж его миловал большей нижли Аудрет его, и рек: "Хто тя так
поразил?" И он ему споведал всю правду. Рек Говорнар: "И ты не велми вежлив,
што хочеш силою двух рыцэров повести". Трыщан рек: "Твоее ганьбы мне велми
жаль, што буду мог хочу ся мстити; поведай ми, куды поехали". - Он рек: "И я
ся верну с тобою". Коли Говорнар то чул, рек Трыщану: "А и ты який мудрец,
што хочеш з двема рыцэры битися, которые з лондрешъского королевства?
Внимаш, што они як корновальские рыцэры? Прошу тя, тому дай покой, то суть
выбраные рыцэры и великое доброти, по чужым землям ищут своего дела,
гдеколвек чують рыцэров. Для бога не пускайся на тое мъщене". Рек Трыщан:
"Мистре, если сут они выбраные, то лепей, иж не будут оба вместе битися для
сорому, а по одному; если бог похочет, не надеваюся {не надеюсь} дойти
сорому". Рек Говорнар: "Як твоя воля". И догонил их Трыщан и закликал:
"Рыцэры, варуйтеся мене". И они стояли. Согремор рек: "Хотел бых его
прыняти". А Дондиэль рек: "Нехай его я прыйму".
(Битва Трыщанова з Дондиэлем) И обернулися к собе, и вдарыл один
другого так моцно, иж Донъдиэль с конем пал на землю, и от того паденя
забился велми. И видел Согремор Донъдиэля збита и рек: "Ты будеш || тепер же л. 25
за него помщон, коли я буду мог".
(Битва Трыщанова з Согреморем) И справился к Трыщану, што конь може
скочыти. Трыщан его вдарыл, и он пал с конем на землю, и ранил его в левый
бок. И коли Трыщан оба рыцэры збил, рек Аудрэту: "Ты вже помщон и можеш
ехати до короля и мов: "Тые рыцэры не хотели ся вернути", але о нашой кольбе
не поведай, бо ти не потреба". Он рек: "Нехай так, як ты велиш". И дивился
Аудрет Трыщану, што мужовал против двух рыцэров, бо он не надевался, абы
Трыщан таковый рыцэр был. И Согремор видел себе збита, рек Трыщану: "Прошу
тя для бога, поведай ми, ис которое еси земли?" Он рек: "С Корновали". И рек
Согремор: "Не могу верыти". Рек Трыщан: "И ты ми не верь, але ест так, як ти
поведил". Коли Согремор то чул, он почал велми тужыти и плакати; Трыщан его
спытал: "Чому так тужыш?" Он рек: "Я не жалую, што есми збит, нижли жалую,
што мя збил один рыцэр с Корновали, где николи не было доброго рыцэра. Для
того я обецуюся богу дотуль не носити оружъя, докуль не вижу других рыцэров
осоромочоных от Круглого Стола от худых рыцэров с Корновали". И откинул от
себе щыт и сулицу и всю зброю свою и почал плакати велми жалостно о прыгоде
и о соромоте своей. Трыщан ся тому дивовал и рек: "Для чого ты не хочеш
носити оружя, што есми вас збил?" Он рек: "Повем ти для чого: если бых я
прыехал, а того бы ся в нас доведали, што есми збит от одного посполитого
рыцэра ис Корновали, они бы мя осудили, што есми негоден носити оружя, бо в
Корновали сут навбожшые рыцэры. Для того его волю сам покинути а сам ся
осудити, нижли бы мя осудили". И тому ся дивил Трыщан; велми большей бы з
ним говорыл, да поспешался за девкою велми, а вечер ся прыближал. И оставил
их и поехал за девкою велми борздо, и стретил одного хлопа и рек: "Видел-ил
еси одну девку едучы на инаходнику? Не вем, маеть ли дружыну або не маеть,
але я ее одну видел у дворе". И он рек: "Видел есми ее едучы с одным рыцэром
|| а пахолком, а с ним ест пани великое доброти и велми красна". Слышал то л. 25 об.
Трыщан, был велми весол и рек: "То ест оная пани, которая поведена з двора
королевского, тепер хочу мети, чого жедаю". И поехал за ним угоняти тую
панню и Блерыжа, который ее вел, увидел их близко одного города входечы у
ворота. И видены то Трыщан, што их не може догонити перед городом, а они тую
ночь мають ночовати в том городе, рек Говорнару: "Мистре, што есмо хотели,
то есмо нашли, оную девку, которая ми псовала {срамила;}, и оную панию и
того рыцэра, который ее ведеть, для которое мене мой дядя ненавидит. Але ноч
нас споткала, и коли бых их на поли застал, або было ему тую панию пустити,
або бых ся бил з ним, поки бых не мог ударыти мечом; а тепер не вем, што
быхмо учынили". Рек Говорнар: "Чы хочеш ты битися с тым рыцэром? Прысегам
богу, если ся хочеш бити с каждым рыцэром, которые прыеждчают у Корновалю,
много хочеш тяжкости мети, а ты ведаеш, иж тот рыцэр тобе не винен, ты ся з
ним бити не можеш, коли он не всхочет". И рек Трыщан: "Мистре, и велми могу,
бо-сь ты много кроть слышал о тых рыцэрах, што в них такий обычай, иж один
другого может битвою зачепити, а они ему не мають за сором; то они нарадили
чту {славу}, сут еждчалые и выбраные рыцэры таковое доброти, так ся коштуют
{пробуют, испытывают;} со всякими рыцэрми, абы была знакомита {известна,
знаменита;} их доброты для того могу мети с ним битву и могу быти почетен.
Мистре, коли я ся не буду бити з добрыми рыцэры, я не буду так знакомит, як
есми добр, и если ми ся в том противиш, то знаю, иж мя не любиш". Говорнар
то чувшы и рек: "Коли ся хочеш бити з Блерыжом, я тя не внимаю, але прошу
тя, буд дворен". Рек Трыщан: "Добре мовиш". И оную ноч стоял он на месте в
одное старое вдовицы земянки {землевладелицы;}, тая мела одного сына молода
и храбра; он почал пильно смотрети на Трыщана того вечора: "Пане, не жалуй,
што ти хочу речы". Рек Трыщан: "Мов, што хочеш". Он рек: "Если-сь был
ув-Орленъдэи?" Рек Трыщан: "Для чого мя пытаеш?" Ион рек: "Видиш ми ся тот
рыцэр, который добыл двух турнаев ув-Орленъдэи, которому рыцарству вся оная
земля дивовалася". Рек Трыщан: "Брате, много ест людей, што один другому
подобен, и я бых рад, абых так || добр был". И назавтрей Трыщан слухал мъшы л. 26
и потом убрался у зброю и поехал за рыцэром, и догонил его на поли и
закликал: "Рыцэру, варуйся мене". Блерыж ся обернул и взял щыт и сулицу, тые
оба были великое доброти.
(Битва Трыщанова з Блерыжем) И скочыл один к другому вказати свое
рыцэръство, и вдарылися так моцно, иж оба с коньми пали на землю, и почали
ся мечы рубати по гелмах, и видели, иж оба не звышать один над другим, як
два львы по полю гоняючыся, и в малой фили оба ранилися и обили на собе
зброи от мсцных вдаров, и обадва внимали, иж один от другого прыйметь ганбу
албо смерть, и обема было потреба опочынути. Блерыж отступил и положыл щыт и
меч, абы отпочынул, почал дивитися и рек: "Не ест иншый, леч Анъцалот з
Локве". А Трыщан также опочивал. Блерыж рек: "Рыцэру, я знаю, што ты первый
от добрых рыцэров, прошу тя, поведай ми имя свое. Не говору ти для того,
абых ти што напред дал, леч абых ведал кого есми добыл, або хто мене добыл".
И Трыщан рек: "Коли жодаеш ведати имя мое, я есми Трыщан из ЕлионоссГр-еын
короля Мелиядуша". Коли Блерыж то чул, рек: "Во имя боже я с тобою битися не
хочу, бо есми слышал о тобе много добра, але я ся тобе даю: мей тую битву за
добытую". И подал ему меч. Рек Трыщан: "О пане, того почстеня не заслужыл я,
а ни ест есми годен, бо также и мне ест потреба опочынути, а коли хочеш
оставити битву, я рад. але маеш отдати тую панию, бо ни для чого иного не
ехал, если одно для нее". И рек Блерыж: "Пане, не могу того вчынити, иж ты
ведаеш, иж я ее добыл есми сулицою; але если всхочеш, вчынимо так; даймо на
ее волю, с ким она полюбит пойти, нехай того она будет". Рек Трыщан:
"Добре". И поставили панию межы собою и рекли ей: "Тая битва тебе деля
{ради}, злюби кого хочеш, нехай перестанет битва". Она им подяковала и рекла
так: "Трыщане, велми семи тебе рада видела || и миловала, але коли-с так л. 26 об.
лихий, што мя еси допустил одному рыцэру чужому повести з двора твоего
дядка, для того николи тебе не буду миловати". И обернувшыся, пошла к
Блерыжу. Коли Трыщан тое видел, был велми смутен, если бы его збито, не был
бы так смутен, иж он миловал тую панию со всего сэрца, и от великое жалости
не мог ни слова промовити. И пошол до коня и прыехал у двор короля Марка.
Король Марко был слышал от Аудрета, як Трыщан збил тых двух рыцэров, и
король мел велик страх, иж Трыщан прыйдеть на великую доброту и
облакомившыся абы ему не взял земли. И рек Трыщану в слышане всех людей:
"Милый мой сестренче, я много слышал о тобе, чому я могу верыти; для того,
абых о том не мыслил, прошу тя, абыс ми прысягнул, што ми споведаеш и не
затаиш, о чом тя буду пытати, а тобе с того сорому не будет". Трыщан не
хотел зневерытися {изменить, предать;} дядку, и Говорнар ему мовил, абы ему
што мога угожал во всем. И рек: "Пане, готов есми поведати все, в чом ми
ганбы не будет". И рек король: "Прысягни-ж ми". Трыщан прысягнул, и король
рек: "Прошу тя, споведай ми все по раду рыцэръство твое, што ти ся прыгодило
от того часу, як есми тебе пасал на рыцарство". Рек Трыщан: "Што ест воля
твоя, а мне того не трудно". И почал ему поведати по раду и прышол к тому,
што был вчынил ув-Орленъдэи, и тут его слухали з великим дивом и стояли вси
як забыв ся, и споведал им до Блерыжа. И король и Аудрет были велми смутны,
а иные вси веселы, и рек Трыщан: "Пане, большей того есми ничего не вчынил,
але, пане, забудьте тое, я то мам ни за што". И король рек: "Не хотел бых
забыти жадным обычаем, а коли тобе бог даст, можеш быти большый рыцэр на
свете, и от сее фили вжо есми в доброй надеи {надежде;} и лепей весел, нижли
перво". А Панове рекли: "Тепер Корновал не бойся, докуль Трыщан здоров пры
нас". И еще король рек: || "Боже ему дай здорове". А не обявил король никому л. 27
своее мысли, што был велми смутен, и почал боятися Трыщана, и не было на
свете речы, которую бы волел, только уморыти Трыщана неяк хитро, штобы ся не
доведали. И почал мыслити, як бы могло быти: бо ему не могу во всем угодити,
а если хиблю, то есми загиб, а коли бы его не было на свете, я бых николи
никого не боялся.
И будучы он в той печали, прышла ему на ум одна реч, от чого бы мог
весел быти и збыти Трыщана.
Одного дня было неколко з ним дворан {придворных;} и мовили ему:
"Милостивый королю, немудре чыниш, иж жоны не маеш". И Трыщан рек: "Пане,
велми слушне, штобы ся ты оженил, и вся бы Корноваля большей была бы важона
от околичных сусед". И король рек: "Сестренчэ мой, коли ты въсхочеш, я буду
собе мети жону, а иный мене не может оженити, одно ты, и на тобе то залежит
{зависит}: если въсхочеш, ты можеш найти мне красную жону и добрую, якую бых
я хотел". Рек Трыщан: "Если то на мене залежыт, будеш ю мети, хотя ми на то
горло втратити". И простер руку против одное цэркви, которую близко видел, и
рек: "Так ми бог помози и его моц, я хочу вчынити мою моц". Король рек: "Уже
яко бых ю мел в мене, я тобе повем тую, которую бых мети хотел. Ты ведаеш,
што ми еси поведал одну панну и фалил еси ее, што-ж ее красе нет ровни на
свете - тая ми нехай будет жона, а иная жадная не будет, а то ест королевна
орленьдэйская красная Ижота. И не мешкай, прынеси ми ю, а озми, што тобе
будет потреба, як дворан много и всего, што вам надобеть". Коли Трыщан тое
слышал, познал, што его дядко ненавидить и шлет его на смерть ув-Орълендэю.
И ачъколвек ма быти з его недобрым, однако-ж на то прызволил, яко ся ему
обецал. И рек король: "Милый мой сестренъче, обецай ми ся пополнити с
правого серца". И рек Трыщан: "Пане, хотя ми умерети, || а ты ее будеш л. 27 об.
мети". И король ему подяковал и рек: "Будьте готовы и справтеся порадне, як
бы есте тую реч повели почестне; але мое серцэ не отпочинеть, докуль ся ты
не вернеш, а Ижота будеть у моем дому". И Трыщан рад бы ся был отмовил от
тое дороги, иж знал, што его шлет там, где ему нагоршые непрыятели для
Амурата, и каялся о том, але однак ся не отмовил. И выбрал сорок панят
молодых, абы ехали с ним, они были вельми смутны, бо не надевалися так мети
ганбу, яко в наибольшых непрыятелех, але хотя не хотели, мусели ся
направляти на дорогу. Судно было готово, и они были готовы, Говорнар плакал
велми и рек Трыщану: "Можеш познати, як тебе твои дядко ненавидить, а то он
вмыслил большей для твоей смерти, ниж для Ижоты". Рек Трыщан: "Мистре, не
бойся, хотя он мыслит зло, а коли я ему вгожу в том и в другом, мусить ми
добро мыслити и чынити". Рек Говорнар: "Боже ти дай добро". Пан Трыщан
отправился у судне на море из своею дружиною велми достаточне и богато. И
коли ехали, была межы ними игра и куншты, як то межы рыцеры и молодыми
людми, а коли успоменули, куды идут, тогды не вмели што речы, але Трыщан их
тешыл и клал то у смех, и они ся тешыли и дуфали {верили} у Трыщаново
рыцэрство и говорыли: "Мы с Трыщаном не прыймем лиха". И был им супротивный
ветер, и морнары ляклися и змогалися много и не могли ити, а пустили судно,
куды ветр понесеть, и почали бога просити: "Боже, змилуйся и збав нас от
смерти". Трывала тая година день и ноч, а назавтрей ветр перестал и море
утихло, и они нашлися близко одного места, которое звано Домолот {42},
столичное место Артиуша короля, бо было роскошно и богато над вси
городы}выбрано, а было пры моры. И коли ся тут познали, не было тут короля
Артиуша, поехал был у Каръдуель з невеликою дружиною. И спытал Трыщан
морнаров: || "Где есмо?" И они рекли: "Мы есмо у великой земли". Рек Трыщан: л. 28
"Вже не боимося и вздаймо фалу богу, што есмо на край, и озмем собе тут
покой и вчастность {удобство;}, фалечы бога, што нас здоровых прынес на
край". И так вчынили, роспяли шест шатров великих и вынесли щыты и зброи и
вывели кони и стояли на том местцу в-ыгре и у веселью. И в тот час выехали
два рыцэры еждчалых, которые были зналися на дорозе, не знаючы один другого,
а з ними по пахолку, а имена одному Ящор {43}, брат Анцалотов, а другому
Марганор {44}; Ящор был поставлен недавно рыцэром, якобы чотыри недели, але
не мешкал у дворе ни тыдня, поехал фортуны искати, и сталося ему много
добра, иж он был от добрых кольцов {рыцарей;} и велми высокого серца. А
Марганор был старъшым лет, а николи не был збит, але не был такого сэрца, як
Ящор.
Коли они прыехали ближей к шатром и ввидели щыты и гельмы, и рекли: "То
сут еждчалые рыцэры, стоят в холоде, а щыты поклали обычаем лонъдрешским,
которые кольвек едут мимо, абы ся з ними коштовали. И хто бы их минул не
покусившыся, то бы ему сором". Рек Марганор: "Мы маем кольбу, а тые нас ждут
або иных, але если ся не будем с ними колоти, то есмо в сороме". И рек Ящор:
"Ну-ж во имя боже!" И направилися, як потреба. А с Трыщаном был один рыцэр,
што ведал обычай тот, бо ездил по короля Артиуша земли, рек: "Трыщан, видиш
тые два рыцэры готуються ик кольбе, што не могут пройти не бившыся, видечы
наши щыты перед шатры". Рек Трыщан: "Так ли ест обычай их?" Он рек: "Так".
Рек Трыщан: "Благословени тые, которые тот обычай постановили! И мы того не
опускаймо, дайте ми зброю". И рекли другие: "Чому?" Рек Трыщан: "Видите-ль
тых двух рыцэров, што хочут битися з нами?" И они рекли: "А коли мы не
хочем?" Рек Трыщан: "Коли мы ся маем бояти || тых двух рыцэров, тогды не л.28 об.
озмем Ижоты из Орлендэи, где инак ее не добудем".
(Битва Трыщанова з Марганором) И коли был оправлен, всел на конь и
отехал мало от шатров. Рек Марганор: "Рыцэр ест готов, если хочеш, едьмо к
нему". Ящор, будучи молодшый, не хотел перед ним попередити, и он ехал и
вдарыл Трыщана в щыт велми моцно. Сулица пошла ему на трески {щепки}, а
Трыщан ся ни мало не рушыл и вдарыл Марганора велми моцно, и он пал на одну
сторону, а конь на другую, нижли не ранен, и велми ся збил от паденья.
(Битва Трыщанова з Ящором) Трыщан збил одного и ехал к другому, и Ящор
к нему и вдарыл Трыщана, аж ся ему сулица на трески спадала. А от того вдару
пробил ему щыт и зброю и ранил его в левый бок немного, а Трыщан его вдарыл
так моцно, аж Ящор на землю пал, и видечы ся сколот, скочыл и взял меч и
рек: "Рыцэру, почстился еси сулицою, бися еще мечом, доколе добудеть один
другого". Рек Трыщан: "Я того не хочу, иж ми ни о што не идеть, а кололися
есмо для обычая, а битися не хочу". Рек Ящор: "Побиймося немного". Трыщан
рек: "Не хочу". Ящор был велми смутен, рек: "Так ти бог помози, хто еси, што
так боишся мечного удару?" Рек Трыщан: "Я есми с Корновали". Ящор рек: "Чы
властный {собственный} еси рыцэр короля Марка?" Рек Трыщан: "Естем, и вси
тые, которых бачыш". Ящор рек: "В злый час вы прышли есте в сюю землю, коли
я зганбен". Рек Трыщан: "Для чого?" Он рек: "Хтокольвек почует, што я збоден
от тебе, каждый мя будет мети за худого рыцэра, и негоден есми оружя
носити". И откинул от себе щыт и меч и почал плакати и клести себе. Рек
Трыщан: "Што то чыниш, прошу тебе?" Ящор рек: "Не хочу того носити оружя, а
ни ехати на том кони, на котором есми таковую ганбу прынял от одного рыцэра,
бы ми пешу пойти". || И пустил коня у поле. И тому ся Трыщан насмеял и рек: л.29
"Рыцэру, сором мне ест пустити тя пеша, коли не хочеш того коня и зброи,
озми мою зброю и конь". Рек Ящор: "Не дай того бог, то бых еще горей
зганбен, бых ся оболок в зброю корновальскую". И пошол пеш, оставил того
коня и зброю на поли, а с ним поехал Марганор велми жалостен. Трыщан
вернулся до дружыны и поведал им Ящоровы речы и почали дивитися. И на
завтрей стоечы они там, узрели судно велико идеть к ним до прыстанища. Они
прыстали, а в тым судне был сам король Ленвиз орлендэйский. И прыстали
одалей судна из стрельбищэ и вышли на край, и поставили шатер, вывели кони,
и король усел на конь и поехал к Трыщановым шатром. И коли был у шатров,
спытал: "Откуль ест тая дружына?" Они рекли: "Ис Корновали". Рек король:
"Которая потреба вас сюда загнала?" Они рекли: "Зла година". Король спытал:
"Ест ли тут Трыщан?" Они рекли: "Ест, оно отпочываеть у шатре. Але вы
откуля, што пытаете Трыщана?" Король рек: "Я есми один рыцэр из Орлендэи,
велми есми ест рад видети. Надевамся, иж он будеть рад видетися со мною". И
они рекли: "Як тобе ест имя, быхъмо ему умели поведати?" Он рек: "Имя мое
ест Ленвиз, поведайте ему". Коли чул Трыщан менуючы Ленвиза, он скочыл и
рек: "Где ест?" Они рекли: "Там тя ждеть". Он пошол боръздо и видел короля
перед шатром и бег к нему велми весело, и облапилися велми мило и пыталися,
як ся кому прыгодяло от того часу, коли ся разлучыли. Рек король: "Велми
есми весел, што есми тебе нашол". Рек Трыщан: "Пане, а якая мене ест тобе
потреба? Я есми много мел почесности у твоем дворэ, а то недавно избавил мя
еси смерти, а я тобе обецал, што нет речы на свете, чого бых для тебе не
вчынил, одно бы без моее ганбы". Рек король: "Велика ласка, повем ти, для
чого есми прыехал тут у кролевство лондрешское. Были ув-Орлендэи после тебе
частые турнаи, || на который прыеждчали много добрых рыцэров из Лондреша, из л.29 об.
Галиуша и от иных сторон, и было неколико турнаев под оным городом, где ты
збил Паламидежа. И прыехали чотыри рыцэры уроженые а кревные короля Бана
баноцкого, и тые добыли тот турнаи, и просил есми их, абы стояли у моем
дому, и они прыехали, и иных досыт у тот город, у котором ты стоял. Будучы
они там, нашло ся по грехом, чого-ж я не сведем, иж один з них убит у моем
дому, чого затаить не могу. Але то бог ве, иж есми в том невинен. И жаловал
есми того велми, так ми бог помози, волел бых утратити один добрый замок,
нижли бы ся тое злое у моем дому стало. И видевшы то тые тры рыцэры, которые
были з ним, гневали ся на мене да не могли ми ничего учынити у моем дому, и
один з них, именем Бланор {45}, рек: "Королю Ленвизе, мы есмо прыехали у
твой дом званые яко к прыятелю, а ты нам учынил, як непрыятель, забил еси
нашего брата у своем дому зрадне. Тут с тобою не можем ничого печати, але ся
росправиш со мною на дворе короля Артиуша битвою". И то рекшы поехал, также
и другие рыцэры, которые там были, говорыли, бо всим того было жаль. И
недавно ми прынесли листы от короля Артиуша, позываючы мене и даючы рок
{здесь: срок;}, абых стал перед ними битися и отвестися неправде, которую
Бланор на мене положыл для смерти своего кревного. А дает ми ведати, если
бых не стал, то мам згинути яко зрадца; на который позов мушу стати, бо ест
король Артиуш так силен, иж может мя згубити, а во всих моих людех нет
человека, который бы мог битися з Бланором, а ни ся сам таков чую, бых ся
мог от его потвары {клеветы;} отвести, иж один он от добрых рыцэров, которые
слывут по свету. Для того есми у великой печали и не вем, што бых учынил.
Але за мою доброт, которую еси мел у моем дому, смею тя просити, абы еси за
мене з Бланором бился, и надеюся на твою ласку". || Коли Трыщан то выслухал, л.30
был велми весел и рек сам к собе: "Уже-ж буду мети Ижоту, по што есми
прышол". И отказал ему: "Пане, ты для мене много чынил, а я готов для тебе
чынити. Але умовмося {условимся;}: коли, даст бог, тое справлю, дай ми один
дар, которого буду у тебе просити". Король ему велми рад обецал, и Говорнар
и вси Панове корновальские и орлендэйские почали мовити, абы чули обе
стороне, которые тут стояли: Трыщан ест готов битися з Бланором за правду. А
король ему обецал дар, которого будет Трыщан просити, коли тую реч сполнить.
И рекли: "Так ли ест?" Рек король: "Так". И Трыщан: "Так ест". И тут ударыли
у бубны и у трубы трубити с обу сторон, и было великое веселье, иж
орлендэене знали Трыщана велми доброго рыцэра и рекли: "Уже-ж Бланор збит,
коли на тую потребу знашли Трыщана". А корновалене мовили: "А мы маем то,
што хочем". Трыщан рек тым и другим: "Если мя милуете, не поведайте мя а ни
откуль есми я, а ни о том, што мам тую битву прыняти". Они рекли: "Пане,
будь на твою волю". И злучылися вместо орлендэене с корновалены. И пры том
весельи прыехала у шатер одна девка, носечы один щыт хорошый, а был без
иного белега {знака}, не так, як иные Щыты: на нем была написана одна пани,
и один рыцэр цаловал панию, а щыт был росъщеплен по середине, и не могли его
нияк стиснути, а он щыт росщеплен был межы усты витезевыми и панее. Трыщан и
иные почали дивитися и пытати девки: "Откуль еси ты?" Иона рекла: "Я есми
гост с чужого панства, а послана семи от одное паней до другое болшое". Рек
Трыщан: "Прошу, поведай ми, если рачыш, чому тот щыт рощепился? Чы может ся
стиснути которым обычаем?" Рекла девка: "А хто еси, што мя пытает?" Рек
Трыщан: || "Я есми гост с чужое стороны". Рекла девка: "Если хочеш нешто л.30 об.
ведати от мене, поведай ми имя свое". Он рек: "Имя ми ест Трыщан, сестренец
короля Марка корновалского". Она рекла: "Пане, слышала есми много доброго о
тобе от многих людей, для того ти повем. У сей земли один витезь так
великий, иж над него ни близко ни далеко нет, а милует одну панию велми
высоку у сей земли, так ю впрэйме {искренне;} милуеть, лепей нижли сам себе,
а пани его также, але еще ся не познали телесне, одно ся цаловали. Из оное
милости тот щыт учынен ест, як его видиш, и не может ся жадным обычаем
зъступити, докул ся они злучать и будут мети свою мысль и добрую волю; тогды
ся тот щыт зъступит". Рек Трыщан: "Поведай ми, девко, имя того рыцэра". Она
рекла: "Того ти не повем ни якожэ". Рек Трыщан: "Девко, ест-ли корол Артиуш
у Дамолоте?" Она рекла: "Нет, але ест у Кардуели, а оставил короля Кардоса и
короля из [С]гоцэи {46} смотрети тое битвы, которая мает быти королю
орлендэйскому з Бланором. У дворе тепер много добрых рыцэров племени короля
Бана баноцкого, которые прыехали для тое битвы". Трыщан рек: "Яков тот
витезь, с ким ся королю бити?" Рекла девка: "Велми витежства доброго". За
тым девка поехала до Кардуеля, бо там надевалася знайти, кого искала; а тая
девка была одное паней з Локве {47}, которая была великая зелейница,
чаровница болшей нижли иные ведьмы, а того была навчылася от Мерлина
пророка, который много знал о прыйдучых {предстоящих, будущих} речах, але ся
в том не вмел мудро заховати, абы его не вморыла тая, которую миловал зо
всего сэрца, и зверылся ей всего, а она его вморыла руками его жывот,
затворыла у гробе под землею, зачаровавшы так, иж он не был || собою волен л.31
{48}. А от того велико ся зло стало, што такая мудрост пала перед оную жону.
И тая пани з Локве, о которой вам поведам, ведала вси речы, которые были
межы королевою Веливерою {49} и Анцалотом, она хотела ведати их справу, для
того послала королевой тую девку и щыт и поручыла ей такие речы, абы
королевая знала, што тот щыт, и гледела на него, и девку тэ-ж задержала в
себе, поки ся тут злучыть з Онцалотом, хотечы видети, чы ступится тогды щыт
вместо. То оставмо. А Онцалот в тот час был в прынчыпа Галиота {50}, который
велми миловал Анцолота, волел бы вмерети, нижли бы не мети его в
товарышстве. А если бы Анцолот вмер, он и вси рыцэры силно бы его жаловали,
бо не было так силное руки и так высокого серца.
Король орлендэский, видены храбрость Бланорову, иж ся деръжыть против
Трыщану, мел великий страх. И рубаючыся они, ослабели им вдарцы. Трыщан рек:
"Я хочу видети, докуль.ты можеш стерпети". И была им потреба опочынути;
Бланор не мог болшей и положыл щыт и меч и възлег на землю, мел страх от
смерти, а Трыщан такъже. Коли почынули добрый час, Бланор, который ся видел
на погибели, мыслил: "Если он другий раз не утомится, я не могу от него
стерпети". И рек: "Витезю, знам, што еси набольшый витез сего света, для
того жедаю ведати имя твое, и за то ти не хочу ни одного добра вчынити, леч
наибольшое зло, але нехай бых знал от чыее руки умру, або кого добываю". Рек
Трыщан: "Если ми зло мыслиш, я знам во вдарцах твоего меча; я тебе фалю, але
не мыслиш о собе, иж не можеш иного добыти, одно смерти. Але ведай, от кого
умреш: я есми Трыщан, сестренец Короля Марка корновальского". Коли Бланор
тое чул, он был велми весел и рек: "Я есми слыхал о тобе великую славу по
свету, а если мя добудет, мои близкие не будут мети сорома, але коли пак
{однако, все-таки;} даст бог я тебе добуду, великое чети добуду". И взял щыт
и меч и рек: "Бачыш, на твою ганбу прышол еси сюда, если моя правица {правая
рука;} здорова будеть". Трыщан отказал: || "Моею ганбою не будеш ся фалити, л. 33
тепер познаеш, с ким еси кружки делил". И скочыл к нему, и почалася битва
велми моцна, и вси почали говорыти: "Если быхмо не видели, то быхмо не
верыли". И так они ходили, беручы один другому поле, и рубалися великую
филю. Бланор болш не мог меча подънести {поднять;}; видевши то, Трыщан рек:
"Боронися, потреба ти ест, або мысль о себе". И он не мог ничого отказати.
Видел Трыщан, што ся стыдить, ударыл его по гельму так моцно, иж не мог на
ногах стояти, и пал на землю, не рушыл ни рукою ни ногою и рек Трыщану:
"Сойми ми главу, прошу тя, нехай моему сорому будет конец". Трыщан то видел,
иж он от великого серца не хочеть податися и волить умерети, ниж мовити:
"Побит есми". "А коли его пущу, а не дасть ми меча, моя битва мало помочна
{полезна;}, а ни добыта; а коли его убъю, то зле учыню: убил такова витезя".
И пошол до королев и рек: "Панове, мы есмо ся так били, як вы сами видели,
але один з нас не хочет дати меча и мовити не хоче: "Побит есми", и волить
умерети, нижли мовити то своим езыком. А што-бы тому за ганба, што ему на
тот час фортуна не послужыла? А если ся вам видит, уложыте мир межы нами, а
нехай корол арлендэйский будет волен от потвары, а коли будет еще битва,
муси {должно;} быти ещэ горе {хуже}", то вже хто з нас мусить жывот дати на
той битве".
Короли розумели, иж Бланор волить умерети, нижли то мовити, и видели
Трыщанову доброт, иж не рад убити Бланора, а маючы его по своей воли и
могучы над ним што хотя вчынити, и радилися, штобы мели с тым чынити. А так
ся им видело, иж бы перестала битва, а Бланор не вмер, коли ест на то
Трыщанова доброта и милосеръдье. И рекли Трыщану: "Рыцэру, дякуем ти на
твоей дворности, што отпущаеш смерть Бланору, ты вже можеш розобратися
{раздеться, снять доспехи;}, если рачыш. Мы то прыймуем, иж король
орлендэйский прав от поклепу Бланорова". Трыщан им подяковал; рек король
орлендэйский: "Можем ли пойти свободне, як правые, куды хочем?" Они рекли:
"Можете, || куды ваша воля". Трыщан уложыл меч у пошвы {ножны;}, а щыт на л. 33 об.
плечы, и пошол до коня и всел велми легко, яко-бы не ранен, и вси ся дивили,
як мог на кони седети; а Трыщан так скочыл храбро, яко-бы не ударен. -
Видечы племя Бланорово, што Бланор пал, шли к нему, внимаючы, штобы мертв. А
корол Ленвиз видел едучы Трыщана, рек двум королем: "Панове, пустите мя за
моим витезем, бы ми не уехал, абых его не потерал". Рекли они: "Споведай нам
имя того витезя, а потом поедеш з богом". Рек он: "Не могу вам споведати без
хибы {без колебания;}, бо хочу ехати, абых его не потерал: то ест Трыщан,
сестренец короля Марка корновальского, витезь большый на свете". То рекшы,
всел на конь и прыбол {пустился;} за ним борздо из своими дворены. А было
первей слышано Трыщаново рыцэрство у лондрешском кролевстве у кроля
Артиушовом дворе. И коли поведали королю Артиушу, як Трыщан отпустил смерть
Бланору, збившы его, а он не хотел ему дати меч, рек король: "То ест
наиболъшая рыцарская штука, чого есми нигде не видел, и весь свет о том его
хочуть пофалити, и не може быти, абы не прышол к великой славе, коли он в
тых летех, будучы молод, а умел показати такую доброть".
А коли Трыщан прыехал к дружине к шатром своим на берег, што против его
з великим весельем и пытали его, як ся ему стало. Он рек: "По милости божей
избавил есми короля от Бланора и от печали". И они пофалили бога и рекли
ему: "Пане, не велми-ль еси зранен?" Рек Трыщан: "Не эстэм без ран, але не
дбаю того; коли есмо не посоромочени, то есмо весели, иж достали чого
хотели". И прыехал король Ленвиз из своею дружыною и, зъседшы с коня, прышол
к Трыщану и почал цаловати его, говоречы: "Трыщане, нашол мя еси мечом, я
есми твой и все што мам, але жедаю ведати, не вельми-ль еси зранен?" Рек
Трыщан: "Если будеть добрый лекар, не боюся смерти от ран". Рек король:
"Лекара добудем, коли мы просты от печали". Корол || позвал лекары, и л. 34
огледали ему ран и вделали, што потребно. Рек Трыщан: "Королю, ты ведаеш
нашу умову {уговор}?" Рек король: "Вем, мам ти дати, чого ты хочеш". Трыщан
ему подяковал велми покорно и рек: "Я прошу твоее дочки Ижоты моему дядку
королю Марку". А потом его пытал: "Пане, куды хочемо отселя?" Рек король:
"Не хочу ити отселя, поки тебе увижу здорового, а потом поедем ув-Орълендэю
што можем наиборъздей, але прошу тебе для твоей дворности, поедьмо со мною
поспол, а змешкаэм тут, покуль тобе потреба. И было тут великое веселье и
прыязнь орлендееном с корновалены, которые были перво в наиболшой непрыязни
межы собою. Трыщан всю тую ноч працовал, а король мало спал; и назавтрее
король позвал одного мудрого чоловека и поведал ему сон свой, што видел. Он
рек: "Пане, я бых вам радил, не дай ты дочки своее Трыщану, бо коли она
пойдеть в Корновалю, мусить мети велми нужные речы, чого ни одна девка не
мела". Король рек: "Того не могу вчынити, я ее дал за такового витезя, який
ест Трыщан, который так много вчынил для мене; коли бых ее не дал, то бых
был зрадца, бо есмо умовил с ним и кгды-м его потребовал на мою великую
потребу; а я дочку велми милую, але ми ся не годит для нее вътратити честь.
Нехай ся станеть воля божя, не могу ее не дати". А пан Трыщан отпочынул и
велел морнаром оправити корабль и шол ув-Орлендэю. Тут была честь и великое
веселье в дворе королевом, тут было витезей, паней и панен досыт, которые
смотрели славного витязя пана Трыщана, который их избавил от печали
Бланоровы. И тут веселившы ся отправили ся от короля и от королевое на море
з великим весельем, а з собою ведучи красную Ижоту, а с нею много добрых
паней и панен коштовно убраных, як ест слушно таковой паней. И з милости
плакали король и королевая и вси люди добрые, а королевая отозвавшы
Говорнара и Брагиню и рекла им: "Озмите тую фляшу сребреную полну питьа и
заховайте ее, а коли король Марко из Ижотою будут на постели, дайте им
напиться || того питя, напервей королю, а потом Ижоте; а коли ся они оба л. 34 об.
напьют, проли останок, бо если бы ся хто иный того питя напил, много бы ся
зла могло стати, иж ся то именует милостное пите. А коли ся оба напъють,
велми ся будут миловати, до их жывота нихто не можеть зла вкинути межы них".
Они ся обецали то вчынити и потом взяли прощене от короля и от королевое, и
напяли парусы и пошли з великим весельем, Ижота пры Трыщане, и ни один не
мыслил з них ганебное речы ни в чом, одно правое доброе почстене. Идучи они
по мору, коли был третий день, Трыщан з Ижотою играл в шахы; была на Трыщане
злотоглавовая жупица {одежда без рукавов;} и шата {плащ;}, а на Ижоте
зеленого оксамиту саян {род платья;}, а было то лете, и был великий зной.
Рек Трыщан: "Треба ся нам напити". И Говорнар шол и принес кубок з оное
фляшы милостного питя, забывшыся, бо в коморе было много всяких судов
{сосудов;}, и дал Трыщану, а другий дал Ижоте. И скоро ся напили того пива,
и еще не допившы кубъков впали межы собою у великую милость, аж и до жывота
своего один другого не оставил. И почали гледети один на другого и не
мыслили ни о ком, толко о собе. И сели яко-бы злякшыся, Трыщан мыслил до
Ижоты, а Ижота до него, а короля Марка запаметали {забыли}. Трыщан рек:
"Дивуюся, откуль ми прышло то так прудко, а первей ми того не было?" И
мыслил один к другому, и мовили сами собе: "Мысль наша ест неверна". Але
пиво их перемогло. Рек Трыщан: "Если я милую Ижоту, то не дивно: она ест
намильшая реч на свете, лепшое бых не мог найти, и есми ее вывел и мне ест
дана, а милость наша скрыта може быти". А Ижота мыслила: "Если я милую
Трыщана, то ест не дивно: он ест моя ровня и так высокого роду, як и я, и
витезя большого на свете нет". И тую мысль обачыли, иж оба ся милуют со
всего серца; Ижота ся о том веселила и рекла: "Коли мя милуеть наибольшый
витезь, чому мне большого добра?" А Трыщан рек: "Я мам великую фортуну на
свете, иж мя нацуднейшая панъна милуеть, || а я ей того не заслужыл". Коли л. 35
Говорнар успоменул, што им дал любовное пиво, он ся зляк и стал як
забывъшыся и почал собе смерти жедати, иж Трыщан милует Ижоту, а Ижота его.
И рек Брагини: "Мы есмо винни, што дали пить оное пиво не знаючы". Рекла
Брагиня: "Мы есмо злую дорогу нашли и погинули, а Трыщана и Ижоту погубили
есмо". Он указал фляшу, в которой было пиво, и рек: "Знаеш-ли, што ест тое?"
Она рекла: "То ест пиво милостное". Он рек: "Зле есмо порученое нам
острегли, того есмо дали напитися Трыщану и Ижоте, ото-ж ся милуют". Брагиня
почала плакати и рекла: "Зло есмо великое учынили, не може быти, абы с того
не пошло много злого; тепер нам годиться быти велми мудрыми, а мы есмо велми
смутны о том". Але их жалость была велми некрыта, што бы ся иные не
доведали. А Трыщан и Ижота терпети не могли; рек Трыщан Ижоте: "Я тебе милую
из серца". Она о том была велми весела и рекла Трыщану: "Я не милую ни одное
речы на свете, як тебе, и ни дай бог поки буду жыва". Видечы то, иж ест
Ижота с ним одное мысли, не откладаючы далей того, шли у комору и сполънили
свою волю; оттоле на веки не отменилася их милость и от тое милости мели
великие працы {муки;}. И нет того рыцэра, который бы поднял толко муки для
милости, колко Трыщан.
А так была велика шкода {вред, досада;}, иж у тые часы не было большого
витезя над него: он был третий витез на свете. Рек Говорнар Брагини: "Што ти
ся о том видит? Види ми ся, што Трыщан узял паненство {девственность} Ижоте,
я есми их видел умеете". Она рекла Говорнару: "Мы есмо погибли, коли ее
найдеть король Марко не в паненстве, он мусить погубити всих нас". Рек
Говорнар: "Не бойся, коли-ж уже так ся стало по нашых грехах, треба ся нам
печаловати о той речы, абы нихто не ведал". Рекла Брагиня: "Як то може
быти?" Рек Говорнар: "Дай то на мене, я то вчыню". || И она рекла: "То бы то л. 35 об.
добре, бы то бог дал!" А о том Трыщан и Ижота не знали ничего, што они то
ведают, и не мыслил Трыщан ничего, толко о Ижоте, а Ижота о Трыщане, и не
было в них иное на вме, толко яко-бы в рай были, и миловали один другого
болшей, ниж сам себе. И так вросла их милость, иж не знали, як бы ся
въздержали один от другого; а шли до Корноваля без мешканя.
Трышан опят пошол до короля и поведал ему все, што чул от девки, и о
Бланоре, як прыехал у двор короля Артиушов, и як король Артиуш оставил два
короли смотрети бытвы. "Треба се вам поспешыти, - рек король, - так нам бог
помози и дай почстене, як есми прав". Говорены они так, аж опять едеть девка
плачучы; Трыщан стал як забыв ся и оставил короля и шол боръздо к девцэ и
рек: "Што ся тобе стало?" Она рекла: "Пане, щыт, который есми носила, отнял
ми его один витезь; я есми загибла и не вем, што чынити, и мало мя не вбил,
што есми не хотела щыта дати. Тепер ся не смею вернути ни на перед пойти,
куды-м шла". Трыщан был злое воли и рек: "Щыт може быти у тебе; поведай ми,
куды поехал?" Она рекла: "Простою {прямою;} дорогою". И Трыщан ся убрал у
зброю борздо и поехал за ним, а с ним один пахолок, и борздо его догонил. И
с тым витезем были два пахолъки; коли его видел Трыщан, кликнул витезю:
"Верни щыт девцэ, || або ся варуй мене". л. 31 об.
(Битва Трыщанова э Бреусом) И он забол {кинулся} к нему и вдарыл его
всею моцю и зломал сулицу, а Трыщан его вдарыл, аж сулица прошла плечо
правое, а он пал на землю. А коли Трыщан вынял сулицу, и он сомлел от
болести; Трыщан, хотечы ведати, хто ест он, зъсел с коня и снял ему гелм з
головы и рек ему: "Ты еси мертв, если ся не обецаеш, што ти велю!" И он
видел голову свою голу, и мел страх смертный, и вынял меч свой и подал
Трыщану, и обецал ему учынити, щто велить. Рек Трыщан: "Всядь на конь, а едь
за мною, вземшы щыт". И он всел и поехал; и коли были близко шатров, он
вернул щыт девцэ, рек: "Готов есми оправити, што тобе жал". Рекла девка: "Не
хочу от тебе болшей, толко щыта". Трыщан рек: "Хто еси ты?" Он рек: "Бреус".
Рек Трыщан: "Чы по милости ест Бреус?" Он рек: "Так мя люди зовут51". Рек
Трыщан: "Я слышал от людей говоречы зло о тобе, але коли бых тя так не
пустил, я бых мстил на тобе за твою злост и зраду. Але иди с покоем". А
девка подяковала Трыщану велми умилно и поехала своею дорогою. Трыщан
прыехал до короля, и король рек Трыщану: "Едмо там, где нас ждут". Рек
Трыщан: "Будь так". И нарадившыся, почестне поехали и прыехали в Дамалот и
ехали мимо королевский двор, а перед двором седело людей добрых досыт.
Трыщан ехал из своею дружыною господъским обычаем, а ехал в гелму, бо не
хотел, абы его познали, один витезь нес сулицу, а другий ему нес щыт. А
тогды были у дворе вси добрые витези кревные короля Бана баноцкого, и были
оные два короли, которых оставил корол Артиуш видети тую битву. Коли оные
племя видели короля орлендэйского, што прышол нарадно отвестися от зрады,
которую на него Бланор зложыл, и видели, што ест готов юнак и параден,
пыталися о нем и не могли доведатися.
Король Ленвиз прышол к оным двум королем и рек: "Панове, я готов о тую
правду от зрады, которая не мене || положена от другого, отвестися". И л.32
прыступившы племя короля Бана, рекли: "Так ти хочем указати. як еси уморыл
нашего племенъника зрадне у своем дворе". Рек Бланор: "Который ест один з
них наилепшый рыцэр? я ти хочу мечом указати, если бог ми даст". И положыл
рукавицу на знак битвы. Трыщан прыступил ик королем двум и рек: "Панове, я
отнимаю короля орлендэйского, иж он у той смерти невинен, который убит у его
дому". И взял рукавицу. Рекли короли: "Едте-ж без мешканья и конец тых
речей".
Бланор шол убратися и убрался у наибольшую зброю, и огледовали его, и
дали ему великого коня и доброго, который был прынъчыпа Галиота короля,
Блерыж ему щыт понес, а другий витез сулицу.
И ехали перед город з великою дружыною, а не был нихто з них у зброи,
толко Бланор. А коли были на поли, король Ленвиз вывел Трыщана и рек
плачучы: "Прошу тя для бога, мей ся сам к собе и не лекайся". Рек Трыщан:
"Если бог похочет, который жывет у правде, я тебе хочу тепер избавити от
Бланора". И взял щыт и сулицу и стал на поли храбро. Рек Блерыж Бланору:
"Оно рыцэр, с ким ти ся бити, але знат по нем, иж добрый по седенью и на
ношенью оружя. Помысль на то, што ни один витез з нашего роду не был такий
злый, где бы чети не добыл, и нам дал бог тую ласку свою, а тепер варуйся,
абыхмо не были тобою понижены". Он рек: "Брате, не отчайся".
(Битва Трыщанова з Бланором) И так ехали на поле; коли ся оба видели на
поли, и пустилися один к другому и вдарылися, и оба поломали сулицы, а пали
с коньми на землю, и оба ся ранили и розбили. А скочыли велми храбро и
почали ся рубати по гельмах велми моцно, не уступая один другому; и которые
пры том были, вси ся дивовали, што они чынили. Кордос король рек: "Милый
боже, велико бы зло, если бы тые два пали, я вижу, иж оные легкие и моцные".
А витези ся рубали без престанья, и в малом часу на них || зброи ослабели и л. 32 об.
в щытов бенди {бляхи} отпадали, и ранили ся на много мест. И дивился Трыщай
Бланору, а Бланор тэ-ж. Рек: "Сего чуда ни человек не видал". И оба боялися
смерти, або ганбы. Трыщан познал Бланора, что ест добрый витез, якого не
видел у свои дни, и бачыл, што ся силит з своей моцы, а наперед не маеть, в
чом трывати, и почал Трыщан ему брати поле, и тут была битва сильна, и вси
говорыли: "Тые витези от добрых витезей". Блерыж рек своей братьи: "Я вижу,
што тот витезь не маеть ровни на свете, и Анцолот не ест таков, я знаю по
вдарах, и видите Бланора, иж он не будет мочы стрывати до конца".
И была им одна переказа: в один день година ся отменила, а море
надулося, ветр повстал и погнал их игвалтом {силой, против воли;} тую ноч,
куды не хотели, и назватрей под некоторым градом великим и моцным, который
был на одном острове на моры, около его было много островов великих; а тые
островы полны добрых людей и всякого добра, которых то зовуть Долние
островы. А пан их ест Галиот прынчып, а то была его отчызна, иные земли и
панства побрал своею добротю; а тогды был Анцолот в одной земли, которая ся
зовет Соренлоис {52}. РекТрыщан: "Ведаете-ль вы, морнары, где ест тот
Плачевный город?" {53} Рекли они: "Не вемы, але он ест прынчыпа Галиота
город". Рек Трыщан: "Я бых по воли не хотел ся в нем найти, иж ми поведали,
што в нем злый обычай". Говоречы они о том, аж идуть шесть чоловеков
збройных {вооруженных;}. Коли видели, што они с кораблем не могуть никуды,
они им рекли: "Откуль есте вы, што есте прыстали у наше прыстанище без
нашого дозволеня?" Рек Трыщан: "Мы еомо с Корновали, послы короля Марка, а
идем из Орлендэи, а то нас зла година загнала, а вам есмо не винни а ни
шкодим вам ничего". И они рекли: "Откуль есте вы? За нашу вмову вы вязни
{пленники;} нашы, вылезте вон штоколвек ест вас тут, и пойдите у город и
увидите закон наш". Трыщан рек дружыне своей: "Як хочемо? Если их послухаем,
то в руках есмо, могуть нам зло вчынити". Они рекли: "Не вемы, што оны
мыслять, а лепей нам тут боронитися што могучы, хотя и побитися"; а иные
рекли: "Наше отнимание непомочно ничого, иж есмо у их || руках, могут нас из л. 36
судном потопити, албо з города каменем побити, але лепей даймося у их руки".
Рек Трыщан: "Панове, варуйтеся што чынити, тот город так злого закону, коли
ся дадим у их руки, они нас могуть погубити, або в темницы вкинути, тут не
будет от нас наша послуга {услуга;} им вдячна, а и ласка их нам ничемна. Я
бых рек: лепей боронимося што могучы, лепей нам вмерети, нижли в их ласцэ
быти, бо их ласка не ест нам пожыточна {полезна, выгодна;}". Рек Трыщан
Ижоте: "А ты што мыслиш о том?" Она ся была престрашыла и рекла плачучи:
"Трыщане, я не вмею о том мовити, я тобе дана в твои руки и в опеку, ты мене
вывел з моее земли, а если мне прыйдеть ганба албо смерть, то ми от тебе
будет". Коли Трыщан то слышал, почал клести тот день, в который ся родил, и
рек: "Панно, чы хочеш абых ся в сем судне, докуль мя забьют, або подмо
{поднимемся;} на гору в замок и даймося им в руки?" Она рекла: "Нехай так
будет, як ты хочеш". Рек Трыщан: "Пойдимо на гору к ним и терпемо, што нам
прыйдет от них, коли не можемо ся им оборонити". И к тому прыступили вси и
вылезли вон з судна и пошли на гору у город, нашли в замку досыт добрых
людей, витезев и пахолков и невест и слуг. И прывели их ув-один великий дом,
в котором было много коморок, а в них были вязни, которых имывали, а двор
был огорожен велми твердым муром {стеною}, иж ни один вязен не може втечы
{убежать;}. И пустившы их внутр, ворота замъкнули. И рек Трыщан: "Панове, мы
есмо вязни да есмо погибли, иж тыэ сут так злого закону и так неверии, иж мы
не выйдем од них без нашое смерти, если бог нас не вызволить". И почали вси
плакати и тужыти велми грозно молчком, бо не хотели, абы их иные слышали. А
так был Трыщан з дружыною своею тот день и ноч у везеню, и нихто их не
видел. И назавтрей прышли к ним шесть чоловеков без оружя и рекли им: "Як ся
маете?" Рек Трыщан: "Яко в той прыгоде, которую нам бог дал, але прошу вас,
Панове, так вам бог помози, тут ли маем остати в сем везени, споведайте
нам?" Рек один витезь: || "Toe нетство {плен;}, с которого николи никто не л. 36 об.
выходит, то так справлено всим, которых тут сажають, и николи вже не выйдут
с того плачу и в слезах вси дни свои, и для того ся зовет Плачный город".
Рек Трыщан: "Ох мой милый боже, если то правда, если бы ни один не был жыв,
который сезде {сюда;} влезет?" И он рек: "Заисте ни один от того часу, як
тот закон поставлен, але коли бы нашолся витезь велми высокого серца и
рыцэрства, а пани крашей нашое пание, а прыехали бы оба посполе, то бы были
нам господары, а тые бы мусили померети, которым мы служыли". Коли Трыщан то
чул, вельми ся обвеселил и рече: "Коли быхмо были справедливе сужоны, были
быс мы просты от везеня, иж Ижота наицуднейшая реч на свете, а о рыцэры што
бог даст". И рече витезю: "Поведай ми, прошу тя, коли-бы тут нашолся рыцэр
болш вашого рыцэра, а пани цуднейшая вашое паней, чы могли быхмо выйти з
нетства?" Он рече: "Вышли-б есте, але ся то тут не може найти, бо наш рыцэр
ест пан вроженый {прирожденный;} и стоит в той твердости, а таковый ест
рыцэр, што не мает друга на свете". Рек Трыщан: "Коли-бя ся нашол рыцэр
большый на свете и большей Анцолота?" - "И такому мы дадим ровню". - "А коли
вашего витезя добудет, будем ми прости от везеня?" И он рек: "Будете, коли-б
з ним поспол прышла пани". Рек Трыщан: "Я тобе мовлю, мы есмо свободни, если
нам крывды не вчыните, то бых рек и на дворе короля Артиушовом, иж тот
витез, которого вы поведаете, не ест болш нашего, ни оная пани не цуднейшая
над нашу". И оный витез стал як забывшыся и рек: "Где ест тот, которого вы
так фалите?" Рек Трыщан: "Если нам право будет учинено, а вышли быхмо на
поле, а держати-ль будете нам ваш закон и правду? И выведте вашу панию и
вашего рыцэра и дайте нас на правый суд: если будет наша пани лепшая и витез
наш лепшый, нехай будем свободни, а коли ся так не найдет, нехай ми главу
сотнуть". Рек оный рыцэр: "Досыт еси мовил, я хочу пойти-и поведати там, где
ся годит". И так он пошол с тыми, которые с ним прышли. А повем вам, для
чого ся зовет тот город Плачный, бо поставлен злыми законы в тые лета, коли
|| Иосиф пошол у великие краины {края, страны} прыказанем господа нашего л. 37
Исуса Хрыста и обратил был множеству люду на хрестянскую веру. А коли
слышал, иж тые Долние островы полны людъства, Иосиф послал там набожных
людей обрачати к богу народ, и обратили вси тые островы кромя одного
острова, который ся зовет Орашы {55}. И там мало было иных людей, толко
Орашы, а пан их был орашец, и мел двенадцать сынов и вси были орашцы.
Коли хрестяне прышли в тот остров, тогды был государ тому острову
именем Давлитес, и был неяк ранен от медьведя дикого, и тут откинулся от
Иосифа крещения {56}.
Коли оный витез прышол к Брунору и к его паней и рече: "Пане, поймали
есмо молодых людей корновален и поведили есмо им закон наш сего города, и
один витезь з их товарыства поведал ся быти лепшей тебе и панию лепшую нижли
наша пани, и для того есмо прышли дати ведати вам, бо мы не можем опустити
закону нашого, што нам вставили предкове нашы: для того поведайте, што маете
чынити". Рек Брунор: "Не я его въставил, а ни я его могу опустити; зовите
тых, которые мають судити и смотрети; которая пани цуднейшая, тая вам
останет панею, а другая мусить умерети. И справуйте тую битву, а я готов".
Они рекли: "Инак быти не может". И прышли к Трыщану и мовили ему: "Коли вы
маете витезя того, як есте рекли, и вам може ся добре стати, будьте готовы,
бо завтра будете битися. И выпустили их тот день и ноч и давали Трыщану, што
была потреба, и прыходыло много рыцэров, пытаючы имени его, а не могли ся
доведати, и гледели на Ижоту, а она ся таила и не могла ся утаити, и тые,
которые видели, говорыли межы собою: "Згубили есмо панюю нашу господарыню,
бо ест || тая лепшая". И назавтрей Трыщан убрался, и давали ему иный меч, и л. 37 об.
он рек: "Дайте ми мой меч". И они ему дали. Усел на конь велми добрый, а
Говорнар нес ему щыт и сулицу, а Ижота убралася велми в коштовное оденье и
всела на инаходника, а Брагиня и другие девки з нею. И прыехали к шатром и
нашли тых, которые мают судити их красу у шатрох, а тые шатры были полны
добрых людей и витезей и паней, которые прышли гледети тое битвы. И прыехал
Трыщан з дружиною и, зседшы с коней, и сели, бо еще Брунор был не прыехал; и
тут затрубил человек у рог, которого рогу далеко было чуть, и усел Брунор на
добрый конь и выехал з города велми убран, а с ним прышло неколко витезей и
пани его, мати Галиотова. Коли Брунор прыехал к шатром, рек: "Где ест тая
невеста, которая ровна ест нашой паней красою?" И они ему указали Ижоту, и
он увидел Ижоту и престрашылся велми и рече: "У мои дни не видел есми лепшое
невесты, я ся бою утратити наимилейшую реч для тое паней красы". И прышла
мати Галиотова, которая была великое красы, а коли она видела Ижоту, она ся
престрашыла, иж ей за ее красу умерети, бо ся она ей видела наицуднейшая реч
на свете.
Видел Трыщан оную панию, кивнул Ижоте и прыступил к судям и почал
мовити: "Панове и пание, которые маете судити красу тых паний, гледите, ото
они стоять посполь; судите право". И они молчали, бо видели, што Ижота
далеко цуднейшей тое паней. И Трыщан мовил повторе: "Я вас прошу, держыте мя
на правде у вашом законе". Они отказали жалостны: "Мы маем так учынити, але
вельми нам жаль". Обротившыся ко Ижоте и рекли: "Пани, ты-сь лепшая, и твоя
краса смерти тя избавила, и для твоее красы тебе хочемо держати за нашу
господарыню, але коли лепъшей тебе которая прыйдет, будь пэвна, иж мусиш
умерети, як и тая, которая так долго была межы нами, || которую есмо у л. 28
великой почестности мели, а тепер ест осужона на смерть. А нам того велми
жаль, але инак не може быти, бо есмо присягнули тот закон держати. Тот будь
проклят, хто тот закон напервей поставил!" Коли то выказали {сказали;}, вси
закрычали великим голосом, плачучы с такою жалостью, иж не было такого
чоловека, который видел, штобы не жаловал.
Рек Трыщан: "Панове, велика ласка, где ест тот, с которым ся мне бити?"
Они рекли: "Ото тот властный". И вказали на Брунора. И он рек: "Варуйся
мене, иж я не хочу року откладати".
(Битва Трыщанова э Брунором) И взял щыт и сулицу и скочыл к нему, а он
к нему, и вдарыл один другого так моцно и прыкро {резко;}, аж оружые и щыт
им выпадали з рук, и ранилися оба и пали с коней. Трыщан был ранен не
глубоко у бок, а Брунор был ранен у перси велми глубоко, и сулицы поламали,
и вынемшы мечы, почали ся рубати велми моцно. Брунор познал по вдарцах, иж
Трыщан один от добрых витезей, и почал ся силити, и рубал один другого велми
моцно и велми часто, кождый рубал оберуч {обеими руками;}, бо им обема о
горло шло. И познал Брунор, иж Трыщан большый над него витез, для того ся
покрывал мечом, абы ся Трыщан упрацовал, але то не могло быти, и трафлял
Трыщана тяти в голое место, але Трыщан на то был добрый мистр, вмел ся
стереч. И рубалися великий час и были оба ранены и вмордовалися
{измучились;}, иж потреба им было отъпочынути; и отступил один от другого, и
стали, възлегшы на щыты и на мечы, гледечы один на другого, и стояли великую
филю. Рек Трыщан: "Пане Бруноре, я тебе мам велми за доброго рыцэра и велми
вмелого, и для того тобе прыяю {желаю добра}, то бог ве, не рад бых, абысь
мел загинути; але прошу тебе, если можеш оставити тую битву з моим почстенем
и вызволенем тое дружыны, я рад оставлю, абы ты не вмер". Рек Брунор: "Мы
есмо на том местцу, либо ты мене забеш, або || я тебе, або оба будем мертвы, л. 38 об.
инак не може быти". Рек Трыщан: "Где ест ненавист, там милости нет, и коли-ж
так, варуйся мене". И почали ся рубати, и вси ся им дивовали. И наконец
Брунор не мог стерпети, пустил щыт и меч, и сам на землю пал. Рек Трыщан:
"Або вже больш не можеш?" И Брунор рек: "Рыцэру, так ти отпускаю тую битву,
не мей ми за зле, иж не чыню по воли, бо не могу". Рек Трыщан: "Я тя хочу
пожаловати, дай ми свой меч и мов: "Побит есми". Рек Брунор: "То бых был
злый человек, коли бых рек то своим езыком, што-б было з моею легкостю; не
дай того бог до моее смерти, которая ест близко мене!" Рек Трыщан: "Чуеш ли
ся на том, што можеш жыв быти?" Рек Брунор: "Твой ми меч ни одного
продлуженя {продления;} не дал, вжэ ест конец близко; если ми не верыш,
тепер же сам узрыш". И то рекшы, пустил душу.
Видел Трыщан, иж вмер, и снял ему гелм з головы и кинул от него далеко.
А позвал тых, которые его были прывели, рек им: "Панове, если я досыть
вчынил за мое свобожение и моее дружыны?" Они рекли: "Досыть еси вчынил,
добыл еси сесь град и сесь остров, и нам еси всим господар, а тая панъна,
которую еси прывел, ест наша господарыня; але еще маеш прыняти реч". Рек
Трыщан: "Которую?" Они рекли: "Той нашой паней Бруноровицы вътни главу
мечом". Трыщан ся огленул на нее, а она плачет велми грозно, и было ему ее
велми жал и рек: "Як я маю вбити жону?" И они рекли: "Инак не может быти".
Трыщан был велми сердит и почал много мыслити. Рек Трыщан: "Проклят тот,
который тот закон поставил, и тые, которые тот закон держат; я мушу вчынити
таковую реч, што не буду николи весел, коли то успомену". И пошол, стял ей
голову и рек им: "Вы мене прывели к ганбе, иж кождый добрый человек, который
то уведает, поставит ми то за ганбу". Рекли они: "Не тобе то ганба, але тым,
которые тот || закон учынили. Пойдимо-ж на гору у город и там нам прысягнеш л. 39
у городе деръжати закон того города, як сут чынили первые, которые были
перво тебе". Пан Трыщан не рад был тому панству, але инак не могло быти, и
пошол с ними у замок". Рекли: "Трыщане, тут нам прысягни". Трыщан не рад был
прысягнути, але инак не могло быти, прысягнул им; они ему велели стати у том
месте со Ижотою, в котором стоял пан Брунор з своею панею. Они тут мешкали у
такой милости, Трыщану не было иного на вме, толко Ижота, а Ижоте Трыщан. А
коли видела бедная сестра Галиотова своего отца и матер мертвых, и она девка
была наисмутнейшая на всем свете. Будучы она у той жалости, и учынила одну
судину {сосуд} и взяла отцову голову и матерыну и прыправила на конь и
поехала з малою дружыною у Долные островы искати Галиота, и кудыколвек
ехала, стречала рыцэры а юнаки, у кождого пытала о Галиоте прынчыпе, и
кождый ей поведал правую дорогу, где ест пан Галиот. Едучы она и стретила
одного рыцэра велми доброго, высокого рыцарства, у зуполной зброи едучы з
малою дружыною. Она его поздровила, он ей вернул поздровленье велми дворно.
И рекла панна: "Рыцэру, дай ми ся спытати як пана и для твоей дворности,
если еси слышал якие слухи о Галиоте прынчыпе?" Рекли они: "Ты еси стрела,
кого ищеш". И она на него смотрела долго великую филю, а не познала его, што
был у зброи, а коли его познала и кинулася к нему на горло плачучы и не
могучы говорыти. Коли узмогла говорыти, рекла: "Николи есми не слыхала так
великому пану бы ся такая жалост стала, як тобе, которую ти хочу поведати,
бедная твоя сестра". И открывшы судцы, у которых были тые кости, и рекла:
"То ест кости того, хто тебе родил, а то голова того, которая тебе у чреве
носила; обеюх их убил своею || рукою Трыщан, сестренец короля Марка л. 39 об.
корновалского, и для того есми поехала тебе искати, абыс о том ведал, што
бысь мел с тым чынити, бо ты можеш учынити, што хочеш, яко силный человек".
Рек Галиот: "Як ся то стало?" Она ему споведала все по раду, и Галиот
порозумел, иж Трыщан в том невинен, не мел на него жестокого серца и з
великое жалости прослезился и рек: "Милая моя сестро, нам стало так великое
зло за мои грехи. Коли бых ся надевал, я бых давно сказил тые злые законы,
которые у том острове. Але тепер пойду и скажу тые злые законы, а Трыщану
учыню, як ему слушыть, а для того не могу ся ослушати, абых ся не мстил, то
бых зле вчынил. И поки буду жыв телом моим, буду ся мъстити. Вернимося у
Сореилонс и там положым тело отца моего и матки у одной опатии {аббатстве;}
и там порадимося, як быхмо прыйти мели на помщене {отмщение;}". И поехали
вси велми жалостни, и не знал жадэн человек, штобы то Галиот, бо ехал з
малою дружыною. И прыехали к оному граду, у котором был король из стома
витези. Коли он видел Галиота, был велми рад для того, што Галиот прыехал,
да не вдячно ему было, што прыехал з малою дружыною, и рек: "То вже не дармо
{недаром;}". И коли Галиот розъобрался з зброи, король прышол и рек ему:
"Пане, як ся маеш? Чому еси так не весел? Для бога поведай ми, што ся
стало?" Рек Галиот: "Не дивно, што есми не весел, же ми ся стала великая
легкост и жалост". И почал поведати, як ему Трыщан убил отца и матер. Рече
король: "То ест, господару, великая жалост; да што с тым мыслиш?" Рек
Галиот: "Хочу поехати у тот остров с одным рыцэром и з двема пахолками и з
добрым конем и з зброею, так штобы мя ни один человек не познал, иж хочу
прыйти гостем, хочу ся бити с Трыщаном. Если мя убъеть, то ми жалости конец,
а коли я его убъю, нихто ми того не поставит за ганбу, леч за рыцэрство. А
тобе прыказую, абыс ми собрал пять сот тисеч войска добрых людей, || и пойди л. 40
по мору у тот остров, под Плачный город, хочу сказити тые злые законы, што
имати гостей и держати в темницы. И ты погуби их всих и вози у болото, и
нехай не останется и один человек ни жона; а которые гости найдеш, тых всих
пусти свободне". Рек кроль над сту витези: "Пане, што велиш мне, то все
будет мною готово, коли не умру. Але як ты мыслиш битися с Трыщаном, который
ест наиболшый рыцэр, яков не ест ни Анъцолот локвенский, и не мает друга на
свете рыцарством по всих чотырох сторонах по мору и по суху? Не пускайся на
такую прыгоду и погибель, на то я тобе не ражу {не советую}". И рек: "Пане,
дал ти ест бог панство и такую моц, што ся не годит тобе мститн ни кластися
о такую реч легко, бо если ся тобе зло станеть, або смерть, все твое панство
зле упало, а если тя осоромотит, то ти будет великая легкость. Пане, я тебе
завжды {всегда;} мам за доброго, я тобе ражу: остав тую битву с Трыщаном, а
коли его найдет ласкою, он, видев такую твою жалост, он сам прыймет на себе
тую помсту {месть;}; а если вы два будете на поли, если тя он не преможе,
сотни ми главу". Рек Галиот: "Знам, што ми говорыш правду, и я в тебе велми
дуфам, але коли бых я ему мстил Анъцалото-м або иными рыцэры, то бых горей
учынил; але, як есми тобе росказал, так учыни; хотя ми будет умерети, мушу
то вчынити, што есми вмыслил, то и вчыню, бо не буду вовпокою, доколе не
вижу Трыщана". И король был у великом страху, што ся боял, иж Галиот не
можеть терпети против Трыщану, и был велми смутен, иж миловал своего пана
Галиота зо всего серца. По тых речах Галиот велел понести отца своего в один
кляштор {монастырь} и положыти в коштовный гроб и голову матерыну з великим
плачом, и потом оставил сестру у том граде велми почестно, а сам поехал к
мору с одным рыцером и з двема служебники и с конем, на которого коня велми
надевался, и зброю взял велми добрую и меч, который был Анъцолот дал.
Коли прыехал к мору из своею дружыною, нихто его не познал, бо не
еждчывал з малою дружыною. Стоял там ден, и нашолся ему корабль направлен, а
година добра, и пошол по мору. И коли был далей от края, рек морнаром:
"Добывайтеся под Плачный город". Они рекли: "Не дай того бог нам, што быхмо
там были, лепей || бы нам смерть, нижли там пойти". Рек Галиот: "Не может л.40 об.
быти инак, мусите там пойти". Коли морнары послышали от Галиота, не ведали,
што-бы вчынити, иж если бы там пошли, то погибли, а не пошедъшы, Галиот
велми сердит, а мает дружыну и зброю, может нас погубити. И он другий раз
рекл: "Ходите, не бойтеся, без боязни можете там быти". Рекли они: "Пане,
если може то быти, абыхмо ся не бояли, змилуйся для бога, не хотечы нашое и
своее смерти, бо ведаеш сам, иж ни один там не останет, што-бы не был мертв;
там нас не веди". Рек Галиот: "Або не хочете ити, где я велю, тепер есте
мертвы на там месте". И вынял меч, замахнул, яко-бы тять. Они ся
перестрашыли и рекли: "Пане, коли инак не може быти, мы вси в твоих руках,
што велиш, то вчыним, толко не погуби нас". И он рек: "Не бойтеся, не будет
вам ничего". И они обернули к острову, а другого дня прышли ув-остров к
прыстанищу под Плачный город. И прышли к ним люди з вышнего замку и рекли:
"Поймани есте". Галиот рек: "Хотя есмо прыстали у вашу землю, але не годится
нас имать, занюж есми готов тот ваш закон деръжати". И они рекли: "Тогды
хочеш битися с Трыщаном, который ест наболшый витезь на свете". Рек Галиот:
"Хотя-б большый, нижли ест, але на иное не прышол, леч с ним битися". Они
рекли: "Выйдите вон". Они вышли, и граждане морнаров в темницу повели. Рек
Галиот: "Пустите ми тые два юнаки и витезя, нехай ми помагают товарышства до
того места, где будет битва". И пытали его: "Як тобе ест имя?" Рек Галиот:
"О моем имени тепер не можете ведати, поведете мя, где маем битися". Они
рекли: "Тым ся не печалуйте, скоро будет битва". И всело их на кони
петнадцат конников, и Галиот з дружыною ехал к тому месту, где мает быти
битва. А Трышан был у вышнем замку со Ижотою и з Говорнаром и з Брагинею у
великом веселю. Тут Трыщан не вспоминал ничего, одно Ижоту, а Ижота Трыщана,
и тое им нецство было велми сладко, и мешкали яко-бы в бога, а не поменули о
королю Марку а ни о Корновали, жыли тут у том веселю два месецы. И на концы
третего месеца прышол один витез перед Трыщана и рече ему: "Пане, ты ся
можеш веселити ныне со Ижотою, а завтра маеш ся бити || с одным витезем, л. 41
который для того прышол з двора короля Артиуша битися с тобою; мы есмо его
поставили на месте, где ся маете бити". Рек Трыщан: "Ведаете-ль, што за
витез на имя?" Рек: "Не ведаем, не хотел нам о собе поведати". И Трыщан
помыслил, абы то не Анцолот, рек: "Я знаю, который то витезь; чы нарадили
есте битву? Коли он на то прышол, он будет мети, да хотя он на мое зло
прышол, однако-ж поздоровте его от мене, бо я внимам, иж он ест великий
витез". И он с тым одышол от него, а прышол к Галиоту и рек: "Завтра ся
маете бити, а Трыщан тя поздоровляет". Рек Галиот: "Поздоровляет мя Трыщан
як непрыятель, а я его также поздоровляю як неприятеля". И говорыли межы
собою досыт, а не познали его, хто ест. Говорнар слышал, иж оный рыцэр о
битве говорыть, рек: "То ест конечно Анцолот, поехал з двора Артиуша короля,
ищучы розличных и жестоких прыгод". И велми ся его Говорнар боял и прыступил
к Трыщану и рек: "Завтра маеш битися". Рек Трыщан: "Ведаеш ли, с ким?" Он
рек: "Не вем, але надевамся, иж Анцолот умыслне на то прыехал битися с
тобою, але он ест большый витез на свете". - "Я рад с ним покуситися
{помериться, попробовать свои силы;}, занюж коли прыйдет на вдарцы, а коли
мне бог похочеть зычыти {благоприятствовать;}, а будем ли ровни, то бых не
хотел болшое славы, а если мя убьеть, волю быти от него побит, ниж от пяти
иных". Говорнар ся еще большей престрашыл и рек: "Так ест, як ты говорыш,
але тут велик страх и велика погибель". Рек Трыщан: "Для смерти не треба ся
бояти, ведаеш ты сам, мистре, иж мы завжды на том".
Слышавши то, Ижота почала плакати и тужыти говоречы: "Тяжко моему
серцу, як то ест злая прыгода, и в злый час есми родилася на сесь свет! Еще
ми не вышли тры месецы моей фортуне и моему веселю, и вже ми ся находит мука
и скороченье {сокращение} моему жывоту, и если бы ми ся прыгодила великая
рана або смерть, то бы ми сладко и лепш было".
Трыщан ее тешыл, говоречы: "На мою веру не будет он над мене мети
наперед ничого". Рече Ижота: "Я не прошу от бога болш, одно бы ми ты здоров
был, а не был осоромочен от тое битвы, занюж ся я ни одного витезя не бою,
толко Анцолота". И в том страху стояли, а Галиот о том ничого не ведал. || л. 41 об.
И коли была ноч, прыйдет один витез у зброи, которые были пры Галиоту,
и рек: "Повем вам, прышол король над сту витези, а с ним войско, прыстали у
прыстанище збройни на конех. Мы рекли абы вышли вон, хотечы учынити наш
закон; коли есмо хотели их поймати, они пофатили оружые и побили нашых
людей, немало порубали и покололи, и мы перед ними не могли терпети и далися
есмо у их руки. И мы есмо, пане, у их руках, и они сут из Коръелона, люди
Галиота прынчыпа".
Коли то они слышали именуючы Галиота, побегли вси по своих потребах, а
Галиот стоял до ютра {утро} в шатре. А на свитани убърался Трыщан у великое
оружые и, слухавшы мъшы, поехал з города, а с ним Ижота и Говорнар и Брагиня
и чотыры пахолки. Коли был близко шатров, Галиот был на кони и видел Трыщана
близко, взял сулицу и щыт. Трыщан видел, иж он ест готов, и рек Говорнару:
"Поедь к оному витезю и доведайся: если ест Анцолот, волел бых с ним
товарышство мети". Говорнар поехал и поздоровил Галиота, и он ему вернул
поздоровлене. Говорнар рек: "Рыцэру, то ест Трыщан, с ким ся ты маеш бити,
але он тебе просит для твоее дворности, споведай ему, хто еси ты. Вже
ведаэш, с ким ся бъеш, нехай бы тэж и он ведал, с ким ся бъет". Рек Галиот:
"Коли он Трыщан, а я его непрыятель смертный, а по правде, што ми убил отца
и матку, и прышол семи мститися на нем моим телом, если буду мог; а имя ми
ест Галиот з Дольних островов, досыт далеко слышать имя мое".
Чул то Говорнар от Галиота ведаючы, иж Галиот болшый господар на свете,
престрашылся и поведал Трыщану. Чул то Трыщан и рек: "Боже, хвала ти буд, иж
наболшый пан и наболшый витезь от света берется против мене битися со мною
на поли, а то ест цвет добротам и храбръством, паном пан прышол битися со
мною, могучы поставити сто тисеч войска на поли збройных з сулицами".
(Битва Трыщанова з Галиотом) Конец тых речей пустился один к другому,
як могли кони скочыти, и ударыл один другого так моцно, аж ся сулицы им
поломали, и вдарылися так моцно, иж оба пали с конми на землю, и от того
удару || были ранни и оба ускочыли так, як тые, которые были великое доброти л. 42
великого серца, и пофатили мечы и почали ся рубати. И Трыщан был у страху, и
они оба были великие человеки, и билися так силно, не было человека, который
видел, абы страху не мел. Трыщан бил моцно, а Галиот также, указывал один
другому свое непрыятелство. Трыщан познал своего непрыятеля, а Галиот рек:
"То ест болыпый витезь, который по свете слывет, тут ми прыняти смерть, або
быти добрым человеком". Они ся оба силили, указуючы один другому свое
витезьство, а Ижота конца гледела того, кого миловала болш, ниж сама себе;
коли он прыймал таковые ударцы, она была бледа и дала-б весь свет, абы он
был здоров и прост от тое битвы; коли Галиот бил Трыщана, тогды он на
коленах падал, а Ижота прыймала ударцы в сэрце свое и была бледа, як папуга
{попугай;}, а коли Трыщан Галиота бил и поле ему брал, а Ижота была велми
весела и румяна. Они билися, а Ижота брала ударцы у свое серце и была пэвна,
же Трыщан маеть добрую битву, занюж он гонил Галиота по полю куды хотя. А
Галиот был велми ранен а кровю сходил, Трыщан не велми был ранен, а Галиот
ся силил против Трыщану, што наболей мог, и мовил: "Нехай вижу, колко могу с
ним трывати". Будучы Галиот у своей тэсъкности {печали} и говорыл:"Яне могу
збыти смерти от Трыщана". Аж вышол корол над сту витезми з людми збройными
на помоч Галиоту, а шли прудко, бо король видел, што его Трыщан змагал. Коли
Галиот познал свою хоругов, тогды рек: "Трыщане, ты мертв, видиш, то сут мои
люди, а ты ми убил отца и матку, если бых ся тобе не мстил, вес свет бы ми
за зле мел". Рек Трыщан: "Не може то быти, пане, штоб ты мене людми
застрашыл, я тебе знаю так доброго, не ехал бы ты ко мне, если бы еси мел
мне иным мъстити. Я ся иного не бою, а ни ся стерегу, толко тебе, а бог ве,
же-м ти невинен в смерти отца и матеры твоей, и сам то добре ведаеш. А даю
ти сюю битву за добытую и пусти мя з моею дружыною свободне. Зле-м вчынил,
иже-м добыл меча против тебе, напротив болшого пана и наболыпого витезя, а
то бог ве, же того не мовлю для страху, абых ся || боял смерти". И л. 42 об.
прыступил, дал ему меч. Галиот взял меч и рек: "Ты-с ми только вчынил, што
бых тебе мел ненавидит со всего серца, але не чыню того для твоее доброты,
иж еси наиболыпый витез на свете. Не ест годно тебе погубити, и обецую тобе
свою прыязнь". А Трыщан поклекнул перед ним на колени свое и подяковал ему
дворне за его ласку. Галиот его узвел под руки а рек: "То ся не годит,
ачколвек я великий пан, а ты также великий человек и вроженый, яков и я, а
витез еси болыный, нижли я, и нет тобе друга на свете".
А король над стома витезми к ним прыближается из сулицами на Трыщана. И
Галиот закликал на него што могучы: "Стой, вернися от Трыщана, если ти жывот
треба". Король, тое чувшы, стал и вернул войско и поехал сам до Галиота и
пытал его, рекучы: "Пане, як ся еси мел?" Рек Галиот: "Добре з ласки божое,
але не велми". Рек корол: "Я вам перво о том поведил". И Галиот рек: "Коли
есми из жывотом с тое битвы, але велми ми ся хотело з ним бити и весел есми
о том, што ся з ним познал; если бы ся могло стати, хотел бых мети их з
Анъцолотом поспол, бо тые витези як храбрые, так дворные и всякое доброти
полны". Рек король: "А што тепер мыслиш?" Галиот рек: "Поедьмо вси до дому
Трыщанова с ним и там опочыну, покуль буду здоров". И всел Галиот и Трыщан и
Ижота и вся их дружына велми прудко, и коли прыехали на гору и в замок,
который ся зовет Ораш, огледали ран Галиоту и Трыщану, и были в Галиота
великие раны и кровю был надышол. Лекары прыложыли зелье к ранам и дивилися,
як ест жив, и не мог рушыти телом цалый месец. А Трыщан лежал пятнадцат
дний, а товарышы его были пры нем, а которые были у темницы, тые ся вси
собрали к Трыщану. А тые люди прышли из Артиушом королем {57}, который над
сту витезми, и вшли у Плачевный город; и выступили вязни, а град зажгли, бо
гражане билися з ними о тот закон Иосифов, который деръжали много лет. А
Галиот прыказал, абы нихто Трыщановых не гневал а ни его гостя, а не дал от
себе Трыщану отходити, поки оба выздоровели. Рек Галиот Трыщану: "Я был
прышол у тот остров на твою смерть, помстити смерть отца || моего и матки л. 43
моее, але ведаю, иж ты вбил их по неволи для твоего рыцэрства; отпускаю тобе
тое. А поведал ми еси, иж несеш тую панну за своего дядка, як еси ему
обецал; я тя пускаю з нею, але велми ми жаль того, што не можеш ехати зо
мною, иж семи не видел жадное мильшое речы, коли бых вас видел с паном
Анцолотом умеете. Ты можеш взяти отпущение у своего дядка и прыедь ко мне у
королевство сирелоиское або гдеколвек буду, успомени тую дворность, што еси
мел от мене и отпущеня гневу моего, прыед ко мне што наборздей можеш, а я ти
обецуюся як витезь, бо есми не король, тыэ панства и земли мое, што есми
забрал, Анцолоту и тобе, абых мел з вами двема товарышство, а вы со мною; я
бых большого богатества не хотел". Рек Трыщан: "Пане, велика милост, ты-сь
так много для мене учынил, я тобе того не могу заслужыти, але коли бог даст
жывот, я тебе хочу ускоре видети гдеколве будеш. То ти говору з своею
дружыною". И было ему море тихо, и Галиот его провадил до мора и просил его,
абы инак не вчынил, и так бы учынил, яко ся прыобецал.
Але потом, мало помешкавшы, прышла ему вест, што Галиот преставился, и
о том Трыщан был велми жалостен.
И коли ся розлучыл Галиот с Трыщаном, писал Галиот лист своею рукою и
послал до королевое Веливеры, поведаючы ей тое попсованье {уничтожение} злых
законов по смерти отца и матки своее, и як нет болшых на свете от двух
витезей; и межы их не знам, который большый, если Анцолот з Локве, чы-ли
Трыщан з Елионоса, сестренец короля Марка.
Коли Веливера тот лист прочла, было ей велми вдячно и рекла: "Мило бы
ми видет панну Ижоту и пана Трыщана у дворе". Не чут было о Анцолоте
правдивое вести, иж в тот час был он з ума ступил58, а так был два года, а
то было тогды, коли Милиенец короля Бана и Бендемагул прыехали у двор короля
Артиуша и добыл королевую Веливеру в опецэ Кенишовой столника и повел ее у
Лондреш.
И коли прыехал пан Трыщан у Корноваль со Ижотою ик королю Марку из
своею дружыною, и тут было великое веселье, як молодыи, так и старый вси ся
веселили, играли. И в том веселью коли вже была ноч, а был час Ижоте с
королем Марком пойти до ложы, а Ижота была у великой печали, иж не могла
забыти того, кого миловала. Рекла сама к собе: "Еще бых волела ув-острове л. 43 об.
Орашову быти, где семи мела Трыщана по своей воли". И в той мысли легла на
постели; для утраченья паненства своего упросила Брагиню, абы вместо ей с
королем на ложы была тую первую ноч. И король Марко мешкавшы прышол до нее у
ложницу, а в ложницы ни кого не было, одно Трыщан и Говорнар а Брагиня.
Скоро ся король розобрал, Трыщан погасил свечы, и рек король: "Чому-сь то
вчынил?" Рек Трыщан: "Обычай ест тот ув-Орлендэи, коли хочет великий пан на
першую ноч лечы с панною, свечы угашают, абы ся панна не стыдила. И мене
мати ее заклела, и я ся ей так обецал". Рек король: "Добра еси учынил". И
затым вышли вон из ложницы Трыщан, Ижота и Говорнар. А Брагиня легла на
постели вместо Ижоты, а Ижота была на тот час устала напротив короля, коли
король увошол у ложницу, и стояла Ижота у закрете {за выступом, поворотом;},
поки к ней вышла с коморы Брагиня.
Коли король сполънил з Брагинею, не познал штобы не Ижота; и скоро по
спаню вышла Брагиня, а Ижота ушедшы легла с королем. И коли было на завтрей,
рек король Марко Трыщану: "Трыщане, угодниче мой, сыну мои нероженый, прынес
ми еси чыстое злато". И был Трыщан о том велми весел. И на той радости велел
король Марко витезем исполнити серцо весельем, а говорыл: "Прывел ми Трыщан
чыстое золото". И казал прывести всякие гудбы и дуды и бубны, трубы, шахи,
варцабы, лютни, арганы; того дела учынил такое веселье, абы ся рыцеры ку
храбрности мели. Видечы панны такое веселье, танцевали горотинский танец за
доброт пану Трыщану, говоречы: "Прывел нам пан Трыщан, у чом нам ест пети
играти до конца дней нашых". И позирала руса Ижота своими ясными очыма на
особу пана Трыщана, а Трыщан таке-ж на Ижоту позирал, нихто того со всих
витезей и паней и панен не знал, толко Трыщан а Ижота и Говорнар и Брагиня.
И пребывал король Марко у весели з своими витезми.
И одного часу прышол один витез короля Марка и рек ему: "Велможный
королю, нехай то будет утаено, што ти хочу поведати". И позрев король на
витезя, рек: "Говоры, што хочеш". Рек витез: "Ты пан моцный, а мне невдячна
твоя легкост; я ти повем: милуеть Трыщан Ижоту телесным учынком {поступком,
действием}". Король рек: || "Можетэ-ль того довести?" Он рек: "Пане, заисте л. 44
есми чул, иж мают сыйтися у первую сторожу ночы у городец {садик;} за
сенми". И король Марко, хотечы того доведатися, рек рыцэром: "Маем ехати".
Рек Трыщан: "Кому велиш з собою?" Рек Трыщану: "О почстеный рыцэру Трыщане,
не едь тепер со мною, жди мене тут завтра". И отехал король далеко от двора
и вернул рыцэров от себе, а сам вернулся опят до двора и ушол у городец и
възлез на яблонь. А тогды была ноч месечна и для того не мог скрыти теню
своего. А пан Трыщан змовил был со Ижотою, абы вышла у городец; она вышла и
стала близко тое яблони велми весела о милости Трыщановой; а прышол Трыщан
ко Ижоте близко и убачыл тень чоловечый на яблони и погледел ку верху и
поклекнул на колено, рек Ижоте: "О велебная {досточтимая;} пани, всим паниям
коруна, для того есми тебе просил, абы еси вышла у сесь огородец, я бых
сказал мысль мою. Мышлю пойти по мору и по суху, боесми чул, што рек король
Марко: "Позирает Трыщан на Ижоту милостным обычаем". Ино для бога, поведай
королю мою службу, як есми бился с огненым Бланором, з наиболшым витезем,
для его бых ему тебе достал; нехай бы ся король на мене не гневал". Ижота
была вельми мудра и ко всякой речы хитра, познала, иж Трыщан нешто видит, и
посмотрела по огородцу и обачыла тень чоловечый на земли, и не возревшы на
дерево и рекла: "О велебный витезю, всим витезем коруно, который милуеш
панство короля Марка, бо ведает король твою великую послугу, што еси
освободил всю Корновалю от мала и до велика, и вси околные стреснулися
{содрогнулись;} для великого витезства твоего. То бы мел быти великий див,
же-бы корол забыл твоее доброти, а мел верыти одному витезю; буду я о тобе
мовити государу королю, надевайся, иж король мне, малъжонце {супруге;}
своей, будет верыти. А коли еси вмыслил ходити по мору и сухом, еще понехай
{воздержись;}, покуль прыйдет корол Марко". Пан Трыщан въздал фалу богу и
подяковал за то красной Ижоте и поклонился, шол ув-обецный {здесь: общий}
палац, а Ижота до ложницы. И злез король Марко из дерева и рек сам к собе:
"Нет тут Трыщановы вины, если бы то была правда, ино то бы тепер было".
Прышло на мысль ему, иж тот витезь гнев мает на Трыщана, иж с Трыщаном ходил
ув-Орлендэю по Ижоту; а коли прыстали под замок Дамолот в лонъдрышъском
кролевстве || в держанью короля Демагуля {59}, а так к ним прыехали были два л. 44 об.
витези, Ящор и Маргонор, ровни собе пытаючы, а Трыщан велми хотел з ними
коштоватися, и тот витез внимал его, мовечи: "Трыщане, не пошли есмо с тыми
витезми биться, але пошли есмо прынести Ижоту из города Бияна {60} из
Орлендэи, дочку короля Ленвиза, нашему пану королю Марку". Тогды ему рек
Трыщан: "Если ты боишся колоти у Лондрешы, тогды не иди с нами ув-Орлендэю,
занюж там найдем много добрых витезей, а не дадут нам Ижоты без моцное
битвы". И за тое тот витез гневался на Трыщана; и прышол тот гнев королю на
ум и не верыл ему.
Прышол корол Марко у палац и прышла к нему Ижота и рекла ему: "Велебный
пане, повем ти одну реч. Коли еси отехал из своими витези до другого двора,
а тут оставил Трыщана, он захотел поехати по свету, и я его пытала: "Чого
деля едеш?" И он ми рек: "Познал семи, што король на мя позирает гневными
очыма". И я его унела, доколе ся по тобе довем. Прошу тя, государу, для того
позираня, ведаеш сам, яко Корноваля была понижена, оли-ж ее Трыщан
освободил, убил наибольшого рыцэра Амурата орлендэйского ув-острове Самсоне,
освободил Корновалю от великого и до малого, а то вчынил для того, абы ты
пановал {владычествовал}; а еще побил наибольшого витезя огненого Бланора, и
то чынил для тебе, мене тобе доставаючы. И еще который бы колвек рыцэр
прыехал откул на твой двор ровни пытати, а еслиб ведал, што Трыщан у вас
ест, не мети будет с ним битвы, а если ся будет бити, ты будеш повышон
Трыщаном; бо коли прыеждчали рыцэры на отца моего двор, тогды ся не мог
найти ни один витез, который бы ся противил Паламидежу; и коли ся зъехал с
Трыщаном, ино Трыщан с коня его скинул. Для того, пане, не дай ему от себе
проч пойти". И король Марко послухал ее цудных речей и рек ей: "Поведано ми
на Трыщана, але сам знаю верна его к собе и милую его серцэм, яко сам себе".
(Сон королевский) А потом рек король Марко красной Ижоте: "Видел есми
сон: было одно панство велми хороше, и на нем была выросла одна рожа велми
пекна, а на ней были цветы велми красны; и говорыли витези: "То будет
панство доброе для тое красное рожы". И говорыл пан того панства: || л. 45
"Панство мое, але рожа не моя; хтоколвек озмет цвет от рожы, будеть ему
рожа". И многие рыцэры прыеждчали у тое панство, а каждый рыцэр хотел того
цвета от тое рожы, и нихто не мог взяти цвета от рожы; и прышол один витезь
и простер руку к той рожы и отнял один цвет от рожы. И рекли оные витези:
"То ест диво, як долго не мог нихто отняти цвета от тое рожы, а сесь рыцэр
скоро прышол и взял цвет ее". А тот витез был велми весел о той рожы, а коли
еще большей хотел цветов, тогды не мог болш уфатити. И в тот час прочутился
есми от сна". Ижота рекла: "Пане, мне ся видит, который витез взял цвет от
тое рожы, его будеть и рожа". Корол внимал, штобы ся того нихто не домыслил,
а Ижота была велми мудра и домыслилася, для чого то корол мовил, и внимала,
же-бы ему Брагиня поведала ее миловане с Трыщаном. И была Ижота велми
сердита на Брагиню и мыслила, яко-бы она не была жыва {61}.
И поехал пан Трыщан в чистые дубровы искати битвы, бо от неколку дней
жедал того, а Ижота рекла Брагини: "Поехал пан Трыщан битвы искати и там
мусит несколко ран мети, а того былия мало, чым раны лечыти; а так поехати
мне або тобе зелья того искати". Рекла Брагиня: "О почстеная пани, не слушыт
тобе мимо мене ехати, а хотя бы ми и далеко морем и сухом ехати, я поеду не
толко до чыстых дубров и далей прынести зелье пану Трыщану. Але прошу тебе,
пошли со мною двух витезей, абы ми которого прысловя {ущерба;} не было".
Ижота казала позвати двух хлопов и велела им вбратися у зброю, а кгды с я
они убрали, рекла им: "Поедьте с тою девкою и там загубите ее на смерть, а я
за то вам упрошу короля, абы вас поставил витезми". А коли прыехали в чыстые
дубровы и мыслили много, говорены: "Тая панна много послужыла пану Трыщану у
граде Бияну у Орлендэи, она ест мудра и хитра; споведаймо мы то ей, чого для
поехали есмо, может-ли то она вчынити, яко быхмо были просты от карности
{наказания;} и она от смерти?" И они рекли: "Ведаеш ли, панно, што маеш от
нас смерть?" Она рекла: "Не могу ничого з вами мовити, докул не вижу парсун
вашых". И они зияли гелмы и указали ей парсуны, и она познала их Брагиня,
што они поехали || для ее смерти, и рекла: "Не смейте иного вчынити, одно л. 45 об.
што вам казано; а коли хочете, можете быт просты от греха и учынити
прыказане пана нашего". Они рекли: "О добрая панно, для того есмо тобе
споведали, што быхмо просты от греха, а ты от смерти". Девка рекла:
"Поведете мя на роспутие чыстых дубров, ест оно древо велми красно, где
завжды много лютых зверей, к тому мя древу прывяжыте, нехай от зверей умру".
А для того рекла, иж мало того, штобы не был витез пры том дереву. И тые
хлопи прывели ее и привезали к тому дереву и позирали на вси стороны, откуль
тые зверы прыйдут, и вбачыли, иж едет красный Паламидеж Ануплитич {62}, а за
ним его слуги. Исполнила Брагиня серца веселя, иж познала красного
Паламидежа; и взрел Паламидеж и рек своим: "Не стало ми ся на мою мысль, я
был для того поехал, абых от руки пана Трыщановы вмер, аж его самого смерть
поткала, бо коли бы был пан Трыщан жыв, не стало бы ся то Брагини". Рек ей:
"Помилуй тебе бог, панно, якою смертью пан Трыщан згиб? Бо если бы он был
жыв, не стала бы ся тобе такая легкост". И она рекла: "Рыцэру, я тя знам, иж
ты храбрый рыцэр Паламидеж, сын короля Ануплита, набольшый непрыятель пану
Трыщану. Так бых не погибла от лютых зверей, як есми не видела веселыпого
пана Трыщана, як вчора был, и поехал в чыстые дубровы битвы искати з добрыми
витезми, иж того давно жедал". Рек Паламидеж: "Што за выступ {проступок}
твой пред красною Ижотою, иж еси в таковой муцэ?" И она рекла: "Опрости мя
от древа, я вам повем". Паламидеж отвезал ее от древа и рек: "Поведай,
панно". Она рекла: "Для того ми ся то стало: пошла есми з своею госпожею з
одного кролевства у другое, она понесла свой один цвет, а я мой другий цвет,
и ходили есмо морем и сухом; идучы по мору, пани моя утопила свой цвет, а я
свой не втопила, и она поставила мой цвет, где бы мело быти цвету ее место,
и за то ми ся тое зло стало". Паламидеж рек: "Ведает ли то пан Трыщан?" И
она рекла: "Не ведает". И он рек: "О добрая панно, ты много послужыла пану
Трыщану, а мне еси много выступила, а коли семи тебе опростил от смерти,
послужы ми". И она рекла: "Кождый рыцэр годен чети зычыти витезем и паннам".
Паламидеж рек: "Поедмо с нами в Корноваль и поведай ми обычай вашого пана
короля Марка". И она || рекла: "Добрый ест обычай нашого пана: коли прыйдут л. 46
витези на господу а поведать королю Марку, иж прыехали витези з-ыное стороны
битвы искати, повинен им кождому король послати конь и зброю, если будут
свое кони потрудили, нехай ся на свежых збодают {испытают}". Паламидеж рекл:
От чого таковый обычай вставлен, занюж тот обычай ест короля Артиуша,
который ест всим королем коруна по всим чотыром сторонам?" И она рекла: "Тот
обычай въставлен, коли прышол пан Трыщан из Орлендэи в Корновалю". А за тым
поехал Паламидеж в Корноваль. Паламидеж рек: "Панно, хотел бых я, абы мя не
ведали, хто есми и откуль до часу". И коли прыехали на господу рыцарскую,
тогды ему прывели коня и зброю прынесли и рекли: "Вы есте витези, прышли
есте битвы искати?" Паламидеж рек: "Явне; ест ли тут пан Трыщан?" Они рекли:
"Поехал в ловы". Паламидеж рек: "А мне его поведали у дубровах". Они рекли:
"Поехал был битвы искати з великими рыцэры и добыл тых рыцэров". И пытал
Паламидеж: "Не ранен ли велми?" Они рекли: "Ранен, але не велми". Пытал их
Паламидеж: "Борздо ли мает прыехати пан Трыщан?" Они рекли: "Не ведаем, если
бы ся ему там битва нашла, и он бы змешкал, иж он ест всим витезем коруна,
которые милуют нашого пана короля Марка". Паламидеж был о том велми весел,
што ему тут не споведали Трыщана, и вышол перед господу и видел тры панъны,
а они идут по улицы, говоречы: "Велит король витезям и девкам к собе прыйти
ув-обецный палац". Рек Паламидеж Брагине: "Што ти ся о том видит?" Она
рекла: "Видить ми ся, што государ король хочет о мне пытати". И он рек:
"Коли мне час вдарыти чолом королю?" И она рекла: "Коли ся сойдут витези до
короля ув-обецный палац". Он рек: "Милая панно, пилнуй того". А потом рекла
Брагиня Паламидежу: "Час тобе чолом вдарыти королю Марку". И он пошол, а с
ним его витези. А так прышол красный Паламидеж з двема мечы, с чорным щытом
у обецный палац ик королю Марку и поклонился; король его прывитал велми
цудне, а потом рек король: "Хто-бы мог ведати, якою смертью згибла девка
Брагиня, я бых его даровал велми много, а хто-бы ее споведал жывую, за што
бы его рука сягнула, || то бы ся ему не заборонило". Паламидеж почал ему л. 46 об.
поведати о короли Артиушы. Король Марко исполнил серцо веселей и велел
прынести шахы, рек Паламидежу, абы играл с ним. А коли сели играти, рек
король Паламидежу: "Так ти я говору, рыцэру, што нихто ся мне не противит в
шахы играти". Рек Паламидеж: "Я вем, королю, што еси пан хитрый, але коли
хочеш играти о тое, который з нас выиграет, по што ся его рука хватит, нехай
собе озмет". И на то оба прызволили, и выиграл о тое Паламидеж и рек:
"Королю Марко корновалский, ты-с рек: "Хто бы вам поведал о жывоте девки
Брагини, по што бы того рука сягнула, то нехай озмет", а еще еси рек, хто бы
з нас кого в шахи поиграл, за што ся рука его хвитит, нехай озметь. А
большая ест реч вера кролева, нижли кролевство его. Дай ты мне красную
Ижоту, а я тобе дам девку Брагиню". Король рек: "Где ест?" Он рек: "На моей
господе". И рек Паламидеж своему витезю: "Прыведи Брагиню". И витез ее
прывел; а коли видел ее король Марко, велми был весел и рек одной девцэ:
"Пойди, мов Ижоте: нарежайся, поехати маеш с Паламидежом". А красная Ижота
рядилася велми тихо, ожыдаючы, штобы прыспел пан Трыщан, не смел бы
Паламидеж о том ни поменути. А так прышла цудная Ижота пред короля, и рек
корол Марко: "Рыцэру, ото-ж ти пани". Паламидеж исполнил серцэ весельем и
вздал фалу богу и подяковал королю Марку за Ижоту. Цудная Ижота рекла:
"Витезю, коли мене мои грехи дали за короля Марка корновалского, он велел
мене тобе дати, ты сам ведаеш, што еси служыл у моего отца тры годы для
мене, не мог еси мене выслужыти, але коли мя еси достал так борздо у короля
Марка, подмо ув-оную цэрков и кленимся богом, абы не оставил один другого до
смерти". О том был Паламидеж велми гневен и рек: "Подмо, пани". И прыехали к
цэркви, Ижота зъседъшы и ушла в цэрков первей Паламидежа; а были в той
цэръкви ремяные лествицы долов {вниз} спущены, Ижота полезла по тых
лестницах до окна верхънего, и коли была у окне, узволокла лествицу к собе;
а за тым вшол витез Паламидеж || Ануплитич у церков велми весел. А коли л. 47
Ижоту свою видел у окне цэрковном, был велми смутен и рек: "О почстеная
пани, чого для то чыниш? Злезь долов и кленимося один другому богом, абы не
оставил один другого до смерти, а сама еси то рекла, пани, я тобе говору
верою витезскою: коли мне тебе дал король Марко, не хочу поехати без тебе".
И рекла Ижота витезю: "Поедь з богом, иж ест витези у короля Марка, которые
поехали у ловы, а коли тя найдут пры их цэркви, будеш мети моцную битву".
Паламидеж рек: "О почстеная пани, я не боюся ни одного витезя, коли ми тя
дал король Марко". Тогда погледела Ижота куды поехали витези, и вбачыла, аж
едеть к церкви пан Трыщан; бо тот обычай мел Трыщан: коли ехал до двора, або
з двора, завжды заеждчал к той цэркви. Ижота рекла Паламидежу: "Витезю, едь
с богом, едеть на тя витез". Паламидеж рек: "Пани, што мя страшыш витезем?
Не будь один, нехай будут два! Пани, сойди долов, поехати тобе со мною".
Ижота рекла: "Витезю, поедь с богом, витезь едет к цэркви витезьским
обычаем, стережыся вдару оного витезя". Паламидеж рек: "Не будь один, нехай
будут тры, пани; злез долов, и кленимося, як есмо рекли". Рекла Ижота:
"Витезю, поедь от цэркви, дойдеш сорому от вдару другого витезя, бо вже
витез близко цэркви, которы на тя едеть". Паламидеж рек: "Не буд один, будь
их десеть, прыймам верою витезскою ждати тебе тры дни и тры ночи, а не хочу
ехати без тебе". Рекла Ижота Паламидежу: "Не тры, не два, один Трыщан
едеть". А Паламидеж въскочыл на коня и побег што наборъздей мог, бо ведает,
иж умеет Трыщан с копем на кони. И видел Трыщан, где побег витезь от церкви,
и познал по знамени и скочыл што наборздей мог и не догонил, вернулся, бо
ему конь был спрацован у ловах. А коли прыехал пан Трыщан до цэркви и видел
цудную Ижоту и розгневался велми, а не хотел для Паламидежа пытати, одно
рек: "Всядь, пани, на коня и едмо до короля Марка". Ижота рекла: "Не годит
ми ся ехати ик королю, иж ме отдал Паламидежу". Трыщан рек: "О почстеная
пани, як то може быт, штобы тебе дал Паламидежу, || иж король Марко любит л. 47 об.
всякое розличное веселе?" Ижота рекла: "Трыщане, коли бы ему мило веселе, як
бы мене дал еждчалому рыцэру?"
А по тых речах поехал от цэркви пан Трыщан со Ижотою по свету ездити и
ехали от Корновали к Домолоту, и стретила их одна девка и рекла: "Рыцэру, я
не знаю, хто еси, але бачу тя доброго витезя; мне жаль твоее легкости, занюж
коли поедеш тою дорогою, не можеш быти без легкости". Пан Трыщан рек:
"Панно, дяковано ти будь от всих витезей, што еси рада остеречы витезя от
легкости; прошу тя, панно, чого деля мене унимаеш от тое дороги?" И она
рекла: "Добрый рыцэру, на переду тобе стоит корол Артиуш из своею королевою
Жэниброю {63}, а так ест много добрых рыцэров, занюж кождый добрый рыцэр
милует панство короля Артиуша, а тые рыцэры, коли узрат с тобою нацуднейшую
панию, усхотят ю у тебе отняти моцною битву. Рыцэру, не будет там один або
два, але там много витезей добрых, будеть кому ламати сулицы, и сам собою ее
отдати мусиш". Пан Трыщан рек: "Панно, зафалено ти буди всими витези и
паннами, што еси рада отвести витезя от легкости, але рачы то ведати, хто бы
мя колвек не отвернул копъем на кони, нихто мя не можэ отняти от тое
дороги". А за тым ся ростал пан Трыщан с тою девкою. И коли видел шатры
короля Артиуша, и там ся надевал битвы; и были велми цудне украшоны. Того
для рек пан Трыщан красной Ижоте: "Почстеная пани, видиш шатер короля
Артиуша як близко дороги роспят? А я вем, што тут много добрых витезей, а
если мы поедем праврю дорогою на шатер короля Артиуша, будет на мя моцна
битва, а коли поедем стороною около короля Артиуша, и так ся надевам битвы,
узмовять: "Оно ведет страшливый {трусливый} витез нацуднейшую панну". Для
того, пани, мушу пойти правым путем к шатру короля Артиуша. Але тобе мовлю
верою витезскою: если инуды {в другое место;} посмотрыш, ниж мне Трыщану
межы плеч, а коню своему межы ушы, буду ся на тя велми гневати". И рекла
Ижота: "О почстеный рыцэру Трыщане, коли бых я много ходила по мору и сухом,
не видала бых ни одного рыцэра большого, толко тебе, а которые суть
наибольшые витези от двора короля Артиуша, || тых я всих видала у дворе отца л. 48
моего у Орлендэи". А так прыехал Трыщан к шатру короля Артиуша, бо так
близко был шатер дороги роспят, иж поврозы {веревки;} через дорогу
переходили. Трыщан поехал дорогою по поврозех и зачепил конем поврозов и
страснул всим шатром; а в тот час король седел за столом ис королевою своею
Жэниброю и з своими витези. И видевшы то, витези скакали через столы гледети
того, говоречы: "Хто ест так пышный и нашему пану королю Артиушу, который
ест всим королем коруна?" Красная Ижота и Говорнар, чувшы звук сосудов в
шатрех, што витезы, скачучы через столы, розбивали сосуды, и велми ся
злякли, боячы ся ганбы. А коли были за ним з шатра вышли, видели его
наиболшого витезя и с ним панюю; а был тут с ними и Анъцолот, сын До[мо]лота
{64}, короля з Локви, намилейшый товарыш Трыщанов; але не познал Трыщана,
што был в зброи, и виделся ему велми добрый рыцэр, рече: "Много семи ходил
морем и сухом, а ни одного рыцэра не видел, который бы так моцно на кони
седел, або так хорошо ногу в стрымени держал, кромя одного, а ни одное панны
не видел есми так цудное, кромя одное". И был в короля Артиуша подчашый
{виночерпий;} именем Геуш {65} ново поставлен витезем, а мел великую
храбреет, але мало силы; тот подчашый видел нацуднейшую панию Ижоту,
исполнил серцэ веселем и вздал хвалу богу, прышол в шатер ик королю Артиушу
и поклякнул, мовечы: "Пренаможнейшый кролю, всим королем коруно, твоему
панству ровни нет далеко а ни близко, ты мне рек, бых я видел нацуднейшую
панну, тую ми еси мел дати; про то, пане, коли бых я много лет ездил морем и
сухом, не мог бых так найти цудное девки, як тая з оным витезем, который
минул мимо твой шатер, не вдарыл вам чолом. Нехай ему отойму тую панну, а
его к тобе прыведу". Король рек: "Витезю, если ми того витезя прыведеш, не
толко оная девка, але чого всхочеш, то озмеш". Оный подъчашый подяковал
велми смело, як бы вже в своих руках мел, и почал ся убирати в зброю, велми
борздо поспешаючыся за Ижотою. И Анцолот ему рек: "Геушу, не квапся {не
торопись} ехати за тым витезем, бо я знаю, || як он на кони седит и як-ли л. 48 об.
ногу в стрэмени держыт; перво хочэ дати твой кон видение, нам на поводы
наступаючы, нижли бы ты его прывел пры своем слабом стрэмени. Я тобе повем
справедливе: не мог бы страшливый витез так цудное панны водити, и перво нас
бы в него отняли". Геуш рэчэ: "Не слушыт ни одному витезю другого витезя
отводить от его почестности, а я тобе повем верою витезскою: коли я с ним
соймем, мало з ним мышлю мистэрства простирати". Пан Анъцолот рече: "Пане
подъчашый, я тое надеи, коли ся соймете, мало мистерства будете простирати".
А так поехал подчашый за паном Трыщаном што наборздей мог у великой
безпечности. А коли его увидели Ижота и его Говорнар, и рекла Ижота Трыщану:
"Витез за тобою едет". Рече Трыщан: "Як едеть?" Ижота рекла: "Што наборздей,
колко конь может". Рек Трыщан: "Тот витезь ново поставлен, а мыслит со мною
мало мистерства простирати, а я с ним". Аж кличе Геуш подчашый великим
голосом: "Рыцэру, што водиш нацуднейшую панну, почекай мя, нехай увидиш,
который з нас будет годнейшый миловати ее". Пан Трыщан перво копъе взял под
пахи {под мышку;}, ниж ся обернул, и речэ: "Едь да видиш".
(Битва Трыщанова з Геушом) Коли сняли ся копъи вместо, Геуш полетел на
одну сторону, а конь его на другую сторону, а Ижота и Говорнар гледели, што
ся межы ними учынить, и они не могли познати, штобя ся Трыщану нога у
стрымени рушыла, не толко штобы ся у седла показило для зуфалое речы того
витезя. Скочыл с коня пан Трыщан и скинул Геушу гелм з головы и хотел его
душы избавити, и он его просил о жывот. И рече ему пан Трыщан: "Учыни-ж так,
што я тобе велю, а я тебе вызволю от жестокое смерти и от острого меча
моего". Оный витезь рече: "О пане, хотя бы мя еси послал далеко морем и
сухом, если мя жывота не збавиш". Рече Трыщан: "Рыцэру, розберыся из своее
зброи и даруй тую зброю своему пану, который тя послал". Обернулся к нему
плечыма; и злюбил на том тот витез и пошол пеш, несучы свою зброю. Аж идеть
кроль Артиуш из своими витезми и кролева Женибра с паннами, и увидели
витези, што идет конь, наступая на поводы, а за ним иде витез, нагнув ся, и
тые витези, што были товарышы подъчашого, говорыли королю Артиушу: "Пане, як
храбрый твой под || чашый а наш товарыш Геуш, надеваемся, што убил оного л. 49
витезя з оною панною, а зброю его несет, што николи есмо первей не видали
так цудное зброи, як была на том рыцэры". Пан Анцолот рече: "О мой боже, як
нестале {неосновательно, необдуманно} поведаете нашему пану королю Артиушу,
бо коли бы наш витез того витезя добыл, для чого бы своего коня упустил? А я
вам говору верою витезскою: наш витез свою зброю носит". А по тых речах
прышол подчашый, несучы зброю свою на беремени, и прыступил к королю, рэчэ:
"Пане, воли мя жыва, ниж мертва, волел есми то учынити, нижли голову
утратити; а я тобе поведай, иж нет витезя, который бы ся ему противил". И
был корол о то велми жалостен, што его витезю сталася легъкост. И позвал
корол свою королевую Женибру и рэк: "Пани, пойди с паннами а проси
Анъцалота, абы прывел того витезя, занюж он наболшый витез межы нами, всим
витезем коруна, который любят панство мое". Королева просила Анцэлота, так
говорэчи: "Наивышшый витезю Анъцэлоте, для бога сойми з нашего пана короля
Артыуша тернов венец и узложы смилного {из бессмертника;}, прыведн к нам
того витезя, а тобе будет оная панна". Анцэлот рэк: "Почтеная пани, чого для
мене шлеш за тым витезем, за прыкрою моею смертью? Але коли ты велиш, я мушу
ехати". А за тым убралсе в зброю и всел на конь и поехал за Трыщаном так
тихо ступою {шагом}, бо ведал, што можэ его догонити, говоречы: "Не бежыть
тот витез, который водить так цудную панну из собою". А коли был близко
Анцэлот, увидели его Ижота и Говорнар, и рэкла Ижота: "Пане Трыщане, еде за
тобою витез витезским обычаем". Пан Трыщан рэк: "Пани, як еде тот витез?"
Она рекла: "Витез ест цудное особы, а еде тихо ступою". И Трыщан погледел
далеко пред себе и увидел велми хорошую цэрков, а перед нею пекная сень;
рече Трыщан: "Поедмо к той цэркви под оную сень". И поехали там. И рек
Ижоте: "Пани, то ест витезь старых витезей, я || не вем, если ты будеш его, л. 49 об.
або моя". А за тым прыехали к цэркви, и сел под оною сенью в холоду и знял
гелм з головы, бо ему была голова употела. Видел его Анъцолот и скочыл велми
боръздо, иж познал што пан Трыщан, и о познаню его был велми весел. И
видевшы его пан Трыщан, възложыл гелм на голову и вскочыл на конь, а был
готов. И видел его пан Анцолот на кони, кинул гелм свой, и Трыщан его
познал, скочыл с коня, и прывиталися велми ласкаво и пытали один другого:
"Рыцэру, яковую еси прыгоду мел от тых часов, як есмо ся ростали?" Хвалился
ему пан Трыщан, так говоречы: "Которые колвек витези, што ездечы ровни ищут,
племя короля Бана от Банока або короля Перемонта француского, никоторые ся
не противили ударцу моему". Пан Анцолот рече: "Который колве витези любять
короля Артиуша, я тым витезем всим коруна". И за тым мовил к пану Трыщану:
"Вели коня готовати и едмо у твою дорогу, занюж не вернуся до короля
Артиуша". Рече Трыщан: "Для чого не маеш ехати ик королю?" И он рече: "Для
того, што семи им мертв, толко есми тобою жыв". Трыщан рек: "Як то може
быти, рыцэру?" И он рэк: "Послали были мя за тобою, абых тя прывел, а того
бы не вчинил ни один витез". Речэ Трыщан: "Хочэмо поехати ик королю Артыушу,
а буду ему мовити, иж ты болшый витез над мене". Анцэлот рэкл: "Чого бог не
хочеть, нихто не можэт учынити: не ест я болшый витезь над тебе, ты всим
витезем коруна". И зася рэкли: "Што узмовит Ижота, то учынимо". Руса Ижота
рэчэ: "Вы есте оба добрый витези, бог ве, который з вас болшый, але коли
есте рекли то, што я реку, тогды поедмо к королю Артиушу. Много витезей
говорать, иж ест кролева Жэнибра лепша над мене, а я сама по собе ведаю, што
есми лепшая, але хочэм ведати красу паней и доброту витезев". А за тым
поехал пан Трыщан из своим наимилшым товарышом Анцэлотом к королю Артиушу.
Видевшы их витези были велми весели, || мнимаючы, што Анцолот ведет того л. 50
витезя, а коли были близко шатра, тогды видели, аж оные витези милуються
велми цудне межы собою. И так увошли у шатер к королю Артиушу, а тот корол
миловал витези болшы, ниж што иного. И пан Трыщан пал на колена и речэ:
"Пане, нехай ведает твое панство, иж ест болшый витез Анцэлот, прывел мя як
еленя {оленя} за горло пред вашу велебност". И то рекъшы встал. Тогды пал на
ногу Анцэлот и вздал фалу богу и рече королю и кролевой: "Панове, дякуйте
пану Трыщану за мой жывот, иж мене не хотел погубити, одно мя прывел, як
дитя бичом, на стан короля Арътиуша. Рачте ведати, иж Трыщан есть всим
витезем коруна по всим сторонам четырем, морем и сухом". И вси витези рэкли:
"Вы есте оба добрый витези, помилуй вас бог, як ся есте цудне рыцарством
поставили, вашему рыцарству нет ровни ни близко ни далеко. То вжо есмо вашу
доброту видели, нехай ещэ видим красу паней вашэй". А королевая Жэнибра [и]
Ижота обе ся вкрасили што наболей могли; и вышли витези и суди кроля
Артиушовы, глядечы красы их, и один из судей рек: "Me есмо поставлены,
абыхмо судили справедливе на обе стороне, але мне ся видить, як ест лепшый
злото от срэбра, так лепшая того витезя пани от нашое кролевое. А вам што се
видит?" Они рэкли: "Як еси судил, и нам ся так видит, иж нет витезя добротою
подобного пану Трыщану, а ни паней, которая бы ся противила паней Ижоте".
Кролевая Женибра за то была велми гневна на тые судьи, нижли не могла тому
ничого вчынити и много мыслила, чым бы могла поганбити Трыщана, и просила
Гаваона, сестренца короля Артиушова {66}, рекучы: || "Рыцэру, збодайся с л. 50 об.
Трыщаном, и если его добудет, велику честь будеш мети, иж добыл небольшого
рыцэра, а коли он тебе добудет, ганбы тобе с того нет, а же тя добыл
наибольшый рыцэр". Гаваон рече Трыщану: "Рыцэру, вели готовати собе конь,
хочемо ся покоштовати". Трыщан рече: "Добрый рыцэру, добре еси рек, я не от
колко дний жедал фортуны покусити". А так выехал Гаваон у зуполной зброи.
(Битва Трыщанова з Гаваоном) И коли ся видели тые витези межы собою,
коли бы мог Гаваон, роскинул бы тую битву, як ся ему видел Трыщан хорош и
добр у зброи. И рече Гаваон: "Витезю, варуйся ударцу моего". А так ся оба
ударыли, древа скрушыли на много уломъков и треснулися плечыма и щытами.
Гаваон пал на одну сторону, а конь его на другую. Женибра з девками гледела,
што ся межы ними учынить, але не познала, штобы ся Трыщану нога у стрымени
рушыла, не толко штобы ся ему у седла што зказило. Красная Ижота въздала
фалу господу богу и рече: "Помилуй бог пана Трыщана". Видевшы то кролева
Женибра Гаваона на земли, и велми сердита была, не жаловала спадения
Гаваонова, колко жаловала речей Ижотиных. Королевая шла у обецный палац ку
витезем и рече им: "Почтованые витези нашего короля Артиуша, за часть божю и
ку воли всим витезем и паннам збодайтеся с Трыщаном, а коли хто з вас
добудет Трыщана, он повышыт весь двор короля Артиуша, а если он вас добудет,
в том вам не будет жадное ганбы, бо он ест всим витезем коруна". И в тот час
вси ся убрали и всели на кони и волали к пану Трыщану: "Варуйся вдарцу
моего".
(Битва Трыщанова э витезми короля Артиуша) И который колвек прышол на
вдарец пана Трыщанов, кождый падал за конь, и тая битва трывала тры дни. А
кгды видела кролевая, што нет ни одного витезя у дворе кролевом, который бы
збил Трыщана, толко ся сподевала {надеялась} на Анъцэлота и просила его,
говоречы: "Добрый рыцэру Анцолоте, сбодайся с Трыщаном, ачей быхмо были
тобою повышены". Анцолот рек: "Чому мя шлеш к лютой смерти вдарцу Трыщанову?
Я то мушу вчынити", А за тым рек Трыщану: || "Рыцэру, кажы кони готовати л. 52
собе, а вбирайся в зброю, хочемо ся коштовати". И он рек: "Рыцэру, нет ни
одного рьщэра, с ким бых ся так рад коштовал, як с тобою, занюж если мя
добудет, то мя добыл намилейшый товарыш и набольшый витезь, а коли я тебе
добуду, то есми добыл намилейшого товарыша и наболшого витезя. Нижли бачыл
еси, якова ми была моцная битва за тые тры дни? Дай ми рок той битве один
день". Анъцолот рече: "Не годно тобе от мене року просити дня, озми собе рок
пятнадцат дний, будеш со мною мети моцную битву, ниж со всими тыми витези".
А для того такий рок положыли, иж ведал Анцолот, иж до того року усхочет
Трыщан битися, И час был поехати Трыщану до своего стану, и поклонившыся
королю и королевой и витезем, и хотел с ним пойти Анцолот, и упросила его
королевая, говоречы: "Рыцэру добрый, не иди тепер, чули есмо иж мает прыйти
король Самъсиж {67} от Чорного острова на двор короля Артиуша". А за тым
прыехал король Самсиж и рече: "Вем, королю, иж еси всим королем коруна, для
того есми прыехал, иж вем у тебе набольшых витезей; а вы витези, которые
милуете панство кроля Артиуша, нехай которого я вас добуду, нехай я над ним
волен, а если который з вас мене добудет, нехай будеть волен надо мною". И
витези о том были велми веселы и убралися у зброи, и кождый з них жедал
первей прыняти битву один перед другим с Самсижом ку воли королю Артиушу.
(Битва Самсижа короля з рыцэры Артиуша короля) А за тым король Самсиж
уоружылся и всел на конь и бился з витезми Королевыми, и который колве
прышол на ударец Самсижов, нашолся за конем. И збил король Самсиж одиннадцат
витезев. А захотело ся Анъцолоту пойти против Самсижу. И коли ся поткали,
древа поломали на много штук и вдарылися плечыма, аж под обема кони пали.
Анцолот спал с коня, а кроль Самсиж повис на кони и не достался с конем. И
говорыли витези кроля Артиушовы: "Не ест понижена битва нашым витезем, бо
оба с коней спали". Король Артиуш рече: "Не мо || жемо побитое битвы на л. 51 об.
ногах поставити, тот витез битву добыл, который ся с конем не ростал". А был
король Артиуш мил витезем, а витези ему; и рече кроль: "Волю пойти з моими
витезми в Чорный остров в темницу кроля Самсижа, нижли тут остат от них". И
воружылся кроль Артиуш и всел на конь и рече королю Самсижу: "Варуйся вдару
моего".
(Битва короля Артиуша з Самсижом) И потъкалися короли на вдарец, и
королю Самсижу латвейшая {более легкая} была битва из Артиушом, нижли з
наменшым витезем с тых его одиннадцати витезей. И пал Артиуш кроль далеко от
коня, а потом кроль Самъсиж повел короля Артиуша и его витези, а тые витези
его были велми смутни, кождый был блед от смутку.
Рече Анцолот королю: "Пане, мысльмо, як быхмо были просты от руки
Самсижовы; если не будемо просты Трыщаном, а иным витезем не будем просты".
И прызвали к собе Женибру королеву и рече Анцолот: "Пани, пойди найди пана
Трыщана и поведай ему, што ся над нами учынило, и от мене ему мов: "Просил
тя Анцолот, твой намилшый товарыш: "Рыцэру, если не будемо тобою прости от
Чорного острова темницы короля Самсижа, тогды нам умерети у его темницы". А
королева шла велми поспешно и стретила одну девку и рекла ей: "Девко, можеш
ли ми што поведати о пану Трыщане?" Оная девка рече: "Пани, о ком пытаеш?
Тому витезю всегды ест дома, а господа его на кони". Кролевая поехала от тое
девки велми смутна и стретила другую девку и рече: "Девко, можеш ли што
поведати о пану Трыщане?" И она рекла: "Пани, я тебе не знаю, што еси за
пани и откуль еси и як тобе имя, але вижу тя добрую панюю, але смутну. Коли
мя пытаеш о пану Трыщану, для его доброти я ти хочу поведати. Ведаеш первое
прыстанище, а в того прыстанища много судья, и перво вбачыш судъно пана
Трыщаново въкрашоно пэрлы и дорогим каменей; а если его в том судне не
будеть, и ты его там пытай, на котором стану красу и веселье наболшое узрыш,
бо то он любит". Женибра кролевая поехала от тое девки весела и скоро
увидела || тое прыстанище, познала судно пана Трыщаново по повести оное л. 52
девки и была велми рада. И близко того судна много станов витезских было;
тая пани видела перед оным станом девку и пошла к ней и рече: "Прошу тя,
девко, кое стан Трыщанов?" И она рекла: "Которого пытаеш, перед тым станом
стоиш". И королевая без вести влезла в стан, а скоро почала говорыти пану
Трыщану, як повел корол Самсиж короля Артиуша з его рыцэры. И еще рекла:
"Рыцэру, мовил тобе Анцолот, твои намильшый товарыш: если не будем
высвобожены тобою от темницы Самсижа кроля, то мусимо там помрети". А в тот
час пан Трыщан почывал, иж вчорайшый день бился з великими витезми и добыл
дванадцат рыцэров и мел раны не великие, и для того лежал.
А коли слышал речы королевое, взял меч в головах и стреснул так прудко,
аж з ран кров по постели потекла; и видевшы то, Ижота рече: "Пани, ты
королевая корунованая, як еси ты прышла к наболыному витезю с печалными
речми? Тобе было прыйти тихо и отворыти мяккие уста на тихие беседы, нехай
бы ся витезю серцэ на храбреет обротило". Королевая рекла: "Пани Ижота, як
наша мысль розна! Ты нацуднейшая пани на свете, а маеш водле себе своего
пана, у ком надею маеш, ты его можеш учынити здорова наболей до десети дней,
а я видела, где поведен мой пан король Артиуш и его витези". И поглянул пан
Трыщан сердито на Ижоту для речей королевое Женибры.
Ведаючы Ижота обычай Трыщанов, иж ему мило веселе, и похватила
королевую за руку и почала играти горатанский танец велми пекне, и для того
почало ся серцэ пану Трыщану на храброст обрачати, и рече Говорнару: "Дай ми
лютню". И почал играти велми цудне, и обема паням и пану Трыщану исполнилося
серцэ веселем, слухаючы лютни. Потом пан Трыщан рече Ижоте: "Направ ми судно
и положы ми у нем хлеба и вина; прыймам тобе верою рыцерскою, або ми остати
с королем Артиушом у темницы Самъсижовой, албо ми вызволити короля Артиуша и
его витези". || Ижота рече: "Пане, можеш пойти, коли будеш здоров". Рече л. 52 об.
Трыщан: "Могу лечытся идучы, як и лежечы, иж которые раны под зброею упаре,
тым лекара не треба". Видевшы Ижота, што не может его уняти, рече: "Пане,
твое судно ест украшено, готово, а легко можно уставити стравы и вина".
Тогды ушол Трыщан у судно и Ижота и Говорнар и кролева Женибра; и коли ся
отопхнули от берега, ветр устал, а море ся надуло, и не знали, где прыстали.
Просила Женибра Ижоту, говоречы: "Пани, я ся не учыла по мору ходити, проси
пана Трыщана, абы велел указати прыстанище, а мы быхмо уздали хвалу богу,
который нас избавить морское смерти". Видечы Трыщан, што на волънах морских,
взял лютно и почал играти, и коли играл немало, ни одная пани не дбала о
прыстанищы, так им было мило слухати. Тогды рек Трыщан морнаром: "Прыставте
нас к прыстанищу, да вздадимфалу господу богу, што нас избавил морское
смерти и от греха". И прыставили морнаре под один замок, где было доброе
прыстанище, але злый обычай. Тут прыняли Трыщана ласкаве и пытали его:
"Витезю, што тобе тые панны?" И он рек: "Сестры ми ест". Указал Женибру,
рече: то ми сестра старшая, и указал Ижоту: а то ми ест молодъшая. И они
рекли: "Помилуй вас бог, але нигде есмо так одностайного {согласного,
единодушного} роду не видали". Пан Трыщан рече: "Витезю, не рачте за зле
мети, о што вас опытам, бо в нашой земли за то не дивят: бо если бы ведал,
тэды бы не пытал". Они рекли: "Витезю, тут обычай добрый, пытай, што ти
треба". Рече Трыщан: "О том вас пытам, вижу вас особы красны, але чому есте
так бледы?" Они ему рекли: "Чы не ведаеш тутошнего обычаю? Тому замку ест
пан одна панна, которая мужа не знает, а таковый обычай мает: хтоколвек у
тое прыстанище прыстанет, нихто ей не смеет чолом ударыти, если не будет
валашан {оскоплен;}; а ты, рыцэру, если-с ест валашан, удар ей чолом". Рече
Трыщан: "Много есми ходил морем и сухом, а не видел есми так злого обычаю;
{68} тяжко вам, што его терпите, а нам || може быти, што бог даст. Дайте ми л. 53
коня и зброю, и поеду, отколе есмо прыехали". Они рекли: "Рыцэру, могли бы
ся того домыслити и инъшые рыцэры, абы ся то могло стати". И поймали Трыщана
и вкинули в темницу, а в той темницы было дванадцат витезей от семи лет, и
тые змовлялися: "Даймося звалашати, лепей нам умерети на свете, ниж у
темницы". И один от них рече: "О боже мой, а то в нас пан Трыщан!" А другий
витезь рече: "Чому ся узрадовал набольшого витезя легкости, а нашой
погибели?" Он рече: "Не радуюся я тому, што ты говорыш, але радуюся нашему
опрощению {освобождению;}, а его почстенью, бо я вем, што умеет учынити пан
Трыщан з мечом". И были у оное панны два браты, один над нею старшый, а
другий молодшый; тот молодшый завжды, коли хотел, тогды мовил сестре, але
старшый не смел. И рече ей молодшый брат: "Панно, нехай озму оного витезя
сестру старшую за брата, а молодъшую за себе". Она ему рече: "Если ми будеш
о том большей мовити, розлучу тя з душою". И он пошол вон и видел Женибру и
Ижоту, а они стоят, велми цудне убралися; и рече со всего серца: "Коли бы
хотела пойти за мене тая молодшая, я бых еще мовил сестре своей!" И прышол к
ним и рече Ижоте: "Панно, если я упрошу сестре моее, хочеш ли пойти за мене,
а можем пустити брата вашого?" Ижота рекла: "Паницу, нам нет ничего милей
брата нашего, который в темницы вашой". А носила Ижота под сукнею {платьем}
меч Трыщанов; и оный паниц рече: "Могу я дати вам видети брата вашого, але
откажы ми о милости, што я тобе мовил". Ижота рече: "Одно ты проси сестры
своее". В тот час Ижота вкинула меч в темницу, и взял пан Трыщан меч в свое
руки, а шол ку воротам темничным, а за ним тые витези вышли с темницы; и
коли их узрели тамошние витези, и пустилися к ним улицами, хватаючы копъя в
руки и мечучы гелмы на головы, што тэж и первей добывалися с темницы витези,
нижли опят их загонивали. И один от них велми храбрый перво иных прыбег к
Трыщану, хотечы его угнати у темницу; тому витезю полетела голова далеко от
трупа. Пан Трыщан почал чынити жестокие || вдарцы, и в когоколвек увидел л. 53 об.
копъе в руках або гелм на голове, того каждого забил. А был обычай тое
панны, иж ни против одного витезя не рушылася з местца, коли ей чолом
вдарыл. А кгды ей споведали о Трыщану, а она на золотом узголовю
посмыкалася, як змия на купе, а коли видела пана Трыщана у дверех палацу
своего, так скочыла велми прудко, стретила его насеред палацу, а вода по
ногам текла, и поклякънула перед Трыщаном. И пан Трыщан ухватил ее за верх
головы и стял голову, кинул вон далеко, говоречы: "Нехай ся не деръжыт злый
закон у том острове". И погледел Трыщан по палацу, ест ли тут витези, але не
было никого, разве одно паня, еще не был поставлен витезем. И прышло ему на
ум, як его увидел, рече: "Чы не тое то панны брат, што хотел взяти Ижоту?" И
пошол с ним вон. И рече Женибре и Ижоте: "Пани, годен ли тот паниц голову
стратит?" Ижота рече: "Пане, мы не ради ни одной смерти, але просил тот
панич мене". И Трыщан ему стял голову. Женибра рече: "Пани, чому то еси
учынила?" Ижота рече: "Почстеная пани, я вижу тепер натуру пана Трыщана,
коли бых ему правды не поведала, не вем што бы ся з нами учынило". А потом
ся витези собрали ув-обецный палац, и пан Трыщан велел прывести к собе вси
кони и зброи тое панъны и даровал тых витезей, которых застал у темницы,
каждого конем и зброею, и еще им рече: "Витези, вы ждали выйти на свет от
неколка лет, а тепер хто што хочеть, нехай собе берет". Тые витези велми
покорно подяковали пану Трыщану и мовили ему: "Рыцэру, коли ты нас опростил
от смерти, мы хочем пойти с тобою и хочем вам служыти". И Трыщан рек:
"Витези, будь вам дяка от витезей и от паней, што мя частуете межы собою,
але ся мною не печалуйте, пойдите в домы вашы, а который з вас усхочет
назватися пану Анцолоту слугою, а мною Трыщаном дан, хочу того вчынити тому
замку и тому прыстанищу паном". И рече с них один витез именем Амодор: {69}
"Пане, я хочу быти слугою пану Анцолоту тобою паном Трыщаном дан". И пан
Трыщан тот замок и прыстанищо ему дал для того, абы ся || звал намилейшого л. 54
товарыша его слуга. И говорыли тые витези: "О наш милый боже, як много
мыслить пан Трыщан повышенем Анцолотовым! Помилуй его бог". А потом пан
Трыщан пустился на море до короля Самсижа велми поспешно, и прыстал в другое
прыстанище {70}, которое то прыстанищо велми хорошо, а град красен и вси
обычаи добрые мел, толко один зрадливый крыжнак {_неясно_;}, тот был много
добыл зрадою и был винен ганбою витезем и паннам, а таковый обычай мел:
кождого гостя зрадне забивал и статки {корабли;} его брал. И коли ся
прыставил пан Трыщан с тыми панями, взял у руки лютню и почал играти велми
пекне. Прышли витези того града слухати того веселя и тое красоты, и прыйде
з ними зрадливый крыжнак, и говорыли: "Тот витез не на зло создан, але ку
вытежству {победе, доблести} створен". Нихто был сыт, слухаючы тое лютни, а
оный зрадливый крыжнак помышлял, як бы убил того витезя пры тых двух паннах,
и говорыл: "Я мам злота и сребра и всякое красоты, што есми добыл зрадою и
безпечностью моею, и еще коли бым тому витезю пры оных паннах голову стял,
то бы ми досыт бог учынил". От того часу и до ночы ходил зрадный крыжнак
около Трыщана, хотечы абы его мог забити, але того не мог довести и рече:
"Может по рану пойти на мшу, а я его дождчу за муром и так ему хочу главу
стяти". Аж идет пан Трыщан на мшу к той цэркви, а за ним Ижота меч несла, а
кролевая Женибра щыт, а витези, которые их видели, говорыли: "То ест
наболшый витез и нацуднейшые панны". А коли были близко церкви, Ижота рече
Трыщану: "На ти меч, витезю, варуйся удару другого витезя". Трыщан первей
меча добыл, нижли ся обернул, аж стоит витезь з нагим мечом за муром, хотячы
тяти Трыщана. Пан Трыщан наскочыл на него, и от одного вдару спала голова
крыжнаку. Трыщан рек: "Як есми стал витезем, ни з одным витезем так простого
бою есми не простер, як з сим витезем; того ми жаль". Рекли ему витези того
града: "Нехай он болш того не будет зражати, и тобе хотел тым жо послужыти".
Трыщану то было не мило, што его вбил, мнимал, иж бы его тутошние витези
вызывати на битву мели за крыжнака, бо ся поспешал к королю || Самсижу. И л. 54 об.
кгды Трыщан прышол в цэрков, прышли к нему витези града того с панънами и
мовили ему: "Рыцэру, зафалено ти будь всими витезми, што еси нам выкинул
злый закон от доброго прыстанища. Пойди з нами, подадим тобе все имене его,
бо тое именье вам пригожо, а никому иному да тому, кому ты даси, бо ты над
тым волен, иж есмо так рекли: от кого ему смерть будет, тому имене его".
Пошол пан Трыщан с тыми витезми, оны ему указали одны склепы и отомкнувшы
рекли: "Рыцэру, то ест твое".
Видел Трыщан у тех склепех много всякого добра розличного, золота и
серебра и перел и дорогого каменя, и всякого различного каменья и товару.
Пан Трыщан почал делити тое добро рыцэром и паннам и комуколвек годно было.
А так и его даровали витези того града, говоречы: "Повышен будь, витезю, што
еси загубил зрадливого крыжнака". Трыщан тут опочинул неколко днев и рече
королевой Женибре и красной Ижоте: "Почтеные пание, ото видите прыгоды нашы
на сей дорозе; а если тым обычаем прыйдем к королю Самсижу к Черному
острову, не вем, што ся о нас учынит, а не толко што быхмо короля Артиуша и
его витези опростили". Оные пание рекли: "Пане Трыщане, хотя быхом ходили
морем и сухом, не нашли быхом такого порадъцы {защитника, радетеля;}, як
тебе". Пан Трыщан велел собе скроити латынские шаты и Говорнару своему, а
тым паням обема мнишъские шаты, и наклал у судно всякого розличного товару и
учынился латынником {купцом-католиком} и пустился на море, и рече морнаром:
"Везите нас к Черному острову". И отопъхнулися, и коли шли по мору где
далеко от прыстанища, тогды Трыщан завжды у лютню играл, а тым паням серцэ
веселил. А потом прыстал к Черному острову отоку {острову;}.
И вышедшы витези короля Самсижовы, шли к нему што наборздей, бо такий
обычай кроль Самсиж мел: от кого бы колвек судно прышло, тогды прыходечы
витези брали, што хотели, а тот купец, што оповедает, што в него взято, то
король платит за витези. || И рече Трыщан морнару: "Отпхнися от краю, бо я л. 55
ведаю короля Самсижов обычай, а если хто в мене озмет Женибру або Ижоту, не
мает мне король Самсиж чым заплатити, а злота и сребра я досыт маю". А за
тым закликал говоречы Говорнар: "То ходит один купец, а хотел бы свой товар
продати, нехай ему кгвалту не будет". И они рекли: "Купче, шлюбует господар
король и вси витези, если бы не было твоее доброе воли, а кгвалту ти не
будет". И напотом прыстал пан Трыщан, и роспяли шатер и росклали перед ним
розличного товару много; и прышол один витез к Трыщану, мовечы: "Рыцэру
добрый, для чого ся еси учынил латинником?" Рече Трыщан: "Много людей
подобных витезем, я бых рад, абых тот витез был, кого ты мениш {полагаешь,
имеешь в виду;}, але я латыненин; если ти чого потреба, купи, мам ти што
продати". И он рече: "Рыцэру, я тебе знам, ты тот рыцэр, што оно побил тры
витези, племенников короля Бана Банецкаго в дворе короля Ленвиза
ув-Орлендэи, тобе нет ровни добротою близко ни далеко". Рече Трыщан: "Ни што
так не омыляет {вводит в заблуждение;}, як парсуна чоловеческа; колиб ты
узложыл зброю, я бых мнимал, што ты витез, але тя бачу, што еси блазэн
{шут;}, а хочеш от мене дару". Оному витезю было сором велми и говорыл:
"Ничего есми так прыличного не видел, як тот купец ко оному витезю доброму".
И пытали его иншые витези: "Латынине, што ест тобе тые пание?" Трыщан рек:
"То ми сестры, одна старшая, а другая молодшая". И они поведали королю
Самсижу, говоречы: "Пане, который купец шлюбу просил, ест с ним две девки
сестры, але быхмо на крыж свет прошли, цуднейших быхмо не нашли, але што
молодъшая бела, як папер {бумага;}, и красна, як рожа; если бы-с хотел, мог
бы их купити". И шол сам король Самсиж, абы их видел, и прыйде к шатру
Трыщанову и рече: "Здоров, латынине", Трыщан потек к нему и поздоровил его,
и дивилися кролевы витези, як мистерне {умело;} тот латыненин до кроля
кинул; з нас бы того нихто так не вчынил. Король шол в шатер и зостал оные
пание в шахы играючи, которые шахи были крышталовы {хрустальные} велми
пекны. И пытал || король: "Латынине, што тобе ест тые панны?" Рече Трыщан: л. 55 об
"Сестры ми ест". Крол рече: "Продай ми тые шахы". И он рек: "Не можеш ми
заплатити", И кроль рек: "Коли бых хотел, я бых тобе дал за кождого пешка
еждчалого витезя, а за короля того кроля Артиуша". А Трыщан рек: "Што ся не
продает, того не можеш купити". И крол рек: "Продай ми сестру молодшую, а
хочу тобе золотом тры крот {трижды} ее отмерыты, а сребром, колко сам
усхочеш". И он рек: "Пане, рек ми еси, чого бых не хотел продати, в том
кгвалту не будет, а коли бых сестру свою хотел продати, в первым же
прыстанищу большую бых цэну взял". И рек ко рол: "Играймо-ж в шахи о нее и о
третюю часть моего кролевства". И Трыщан рек: "На што бы ми не было моей
воли, рек ми еси, на то кгвалту не чынит, а я не знаю, як в шахи играют; я
поставлю попа в старшом местцу {71}, а иншыи шахи где маем поставити?" Рек
король: "Правый ест латыненин, у них поп начеснейшый". И зась рече король:
"Латынине, збодаймося-ж о тую панну и о пол моего королевства". Трыщан рече:
"Рек ми еси, на што моей воли не будет, кгвалту быти не мело, а я не знаю,
як на коня усести и як у зброю убиратися". И он рек: "Рубаймося-ж о нее о
все мое кролевство, с того тройга оберы собе, што хочеш, а коли не всхочеш,
я и даром озму". Трыщан рече: "Коли нет у первой речы, не може быти и у
последней, бо есми не видал болшое битвы, одно коли ся почнут бити играючы
латынские дети, текучы по улицах, древняными мечыками; так ли и мы маем?"
Король рече: "Так, латинъниче, але мы будем железными; добре еси учынил, што
ми еси тую цудную панну прывел". И назавтрей прынесли от короля Трыщану двою
зброю, говоречы: "Убирайся, латынничэ". Трыщан почал класти левую наруч на
правую руку, а правую на левую, а правую нанож на левую, а левую на правую,
и рек: "Понесите тую зброю пану вашему, иж не може прыстати светлая зброя на
латынские плечы". И они понесли зброю и говорыли: "Милостивый королю, не
вмеет вбиратися, а наша пани, позираючы на него, омееться, тьш ся веселит,
не жалуючы смерти брата своего для твоего почстенья". А межы тым || Трыщан л. 56
рек Женибре и Ижоте: "Справуйте лекарство до ран, занюж пойду к наболшому
витезю сего света, а вберитеся в налепъшые шаты". И вышол пан Трыщан в
зуполной зброи, а на гелму в него велми цудного цвету венок, а за ним обе
пание. Аж стоит корол Самсиж из своими витезми, и коли обачыл Трыщана, не
рад бы с ним мел битвы, але коли видел Ижоту пекне убраную, хотя б ему и
шлюб втратити, взял бы ее без кождое битвы, так ся ему хорошо видела. И рече
крол: "Латынничэ, о што еси со мною прынял битву? О мое кролевство?" И он
рек: "Королю, ты-с то мовил, а я того не прыймал, занюж вижу близко себе
смерть свою, але мушу прыняти с тобою сечу. Я много ходил морем и сухом, а
коли маю вмерети, волел бых там, где видять, болш смерть мою. Чул есми, што
ест в тебе много добрых людей в темницы, вели их вывести, нехай видят смерть
мою". Король рек своим: "Што то ему поможе, иж кроль Артиуш з витезми своими
увидять смерть его? Велите их вывести с темницы". И когды кроль Артиуш з
витезми своими вышли, и видевшы их Артиушовы витези дванадцат и пан Анцолот
розсмеялися, окром Паламидежа, наибольшого непрыятеля Трыщанова. Король
Артиуш рече: "Чому ся смеете? Не дивлюся иншым, але дивуюся Анцолоту, што ся
смеет смерти наиболшого витезя а намилшого товарыша своего, а нашой и своей
погибели". Паламидеж рече: "Если маем быти просты Трыщаном, лепей бы нам
умерети в сей темницы в Чорном острове". Анцолот рече: "Не смеюся я его
смерти, але ми ест мила свобода наша, иж вем, коли ест тут Женибра кролевая
а Ижота, укажэт пан Трыщан куншт".
Король Самсиж прыступил и рече Трыщану: "Бися, латыниче". Трыщан рече:
"Пане, навчы мя". Король вынял меч и почал бразкати {стучать, бряцать;} по
зброи его, говорены: "Так тъни, а так ся укрый", и зася рече: "Хочеш ли,
латынине, оставити тую битву, а дати мне панну?" Рече Трыщан: "Кролю, ты-с
мене научыл добре, яко пан великий, але коли бых ся мог уложыти от твоего
меча, смел ли бых тяти?" И он рече: "Если можеш, укрывайся, але не узможеш".
Рече Трыщан: "А коли бых мог тяти, смел ли бых?" || Корол рече: "Тни". л. 56 об.
Трыщан рече: "Кролю, научыл мя еси, варуйся-ж мя".
(Битва Трыщанова а Самсижом королем) И почали ся гоняти, як лвы по
полю, один на другого наскакая, як тым витезем, которым не было ровни близко
ни далеко. Прыбивал Самсиж Трыщана, и он ся заметал мечом и щытом и на
колени падал пред мойными ударцами Самсижовыми, а коли Трыщан прыбивал
Самсижа, он ся заметал мечом и щытом и на колени падал перед моцными
ударцами Трыщановыми. Витези короля Самсижовы говорыли: "Дива великие! Не
мог ся найти ни один витезь, который бы ся мог противити нашому пану, а оный
латынник так чынит, скаче, яко лев". И прыскочыл Самсиж и почал рубати што
наболей мог по зброи Трыщаповой; дабы их зброи не одержали, оба бы были
мертвы. На конец битвы поизрел пан Трыщан, аж Ижота з лица ступила, и для
того пан Трыщан откинул щыт и взял меч у обе руки и почал чынити жестокие
ударъцы без укладанья и тял короля Самсижа по обеюх руках, и отпали ему руки
з мечом на землю. И рече Трыщан: "Паметайся, королю, абых ти рук не
окрвавил, але болш того не умею". И ухватил меч свой за конец и понес
Самсижу, говоречи: "Чого для еси покинул меч твой? Если тяжок, на-ж ти мой
меч, а тот дай мне". И поизрел кроль Самсиж на Трыщана гневным обычаем. Рече
Трыщан: "Чому на мя так сердито смотрыш? Што семи тебе победил хитре и
мистэрне, инак есми не вмел с тобою пойти, ено так". Кроль рек: "Почтеный
витезю Трыщане, по шырмеръству {фехтованию;} есми тебе познал и просил есми
бога, абых не вмер наглою {внезапною} смертью от жестоких вдарцов твоих и от
острого меча твоего. Я тобе говору верою витезскою, бы ми еси того послал,
хто бы ми о тобе поведал, я бых тобе пустил короля Артиуша и его витези, бо
вижу, иж ми для их прышла смерть". Видел то корол Артиуш из своими витезми,
пошол до Трыщана и сполнил серцэ веселей, и почали ся с Трыщаном прывитати
велми ласкано и въздали фалу господу богу, а дяковали пану Трыщану:
"Навышшый рыцэру, зафалено ти буд всими витезми, иж еси нас освободил от
темницы Самсижовы". И кождый рек: "Бог помилуй Трыщана, иж так много
працовал для короля Артиуша и его витезей своею доброю волею". || Пан Трыщан л. 57
казал прынести тое веселе, которым ся Самсиж веселил, трубы, дуды, лютни,
арфы, арганы, шахи, варцабы, велми цудне украшено обычаем господским, и
почали веселитися. Того веселья мило было слухати королю Артиушу и его
витезем; и коли пан Трыщан сам узял лютню и почал играти велми стройно,
королю Артиушу и его витезем исполнилося серцэ весельем, слухаючы ноты лютни
Трыщановы, и нихто з витезей не был сыт, слухаючы. Тогды Ижота ухватила
королевую Женибру и даровала королю Артиушу: "Пане, дарует ти пан Трыщан тую
панию, ачъколве которая легкость вам стала, нехай ся почестностю направит".
И каждого витезя даровала конем и зброею, и еще рече витезем: "По што ся чыя
рука хватит, не будет ему заборонено". Анцолоту рече Ижота: "Рыцэру, дарует
ти Трыщан штоколвек добыл именеи зрадцы крыжнака, а даруе ти витезя Амодара
из замком тое девки, што была пониженый закон поставила у своем прыстанищу".
Кроль Артиуш уз дал фалу господу богу и дяковал Трыщану, говоречы: "О
навышшый витезю Трыщане, захвалено ти будь великое твое рыцарство всими
витезми и всими людми по всих чотырох сторонах! Доброти твоее нет друга ни
близко ни далеко на земли".
Тут прыехал один витезь из Францэи от короля Перемонта и ведал о тых
витезях в того прыстанища и велми хотел с ними ровни пытати. Видел то
Трыщан, иж он на то прыехал, рече кролю Артиушу: "Велможный королю, всим
королем коруно, за част божю дай ми один дар". Артиуш рек: "Надо всим еси
волен, одно не дам ти гонити с тым витезем". Трыщан речэ: "Я того прошу, а
иного всего досыт мам". И крол: "Для того-м то рек, што еси спрацован, але и
тым будь волен". И. подяковал ему Трыщан, и витез Францэйский рек ему:
"Рыцэру, за свою великую легкост дякуеш ему". И Трыщан рек: "Погледиш того".
(Битва Трыщанова з витезем францэйским) И всели оба на кони а вдарылися
моцно, копя строщыли {разбили, расщепили} на много штук, а сами ся вдарыли
щытами и плечыма. Витезь францэйский полетел на одну сторону, а конь его на
другую, || и нихто не мог познати, штобы ся Трыщану а нога в стрымени л. 57 об.
рушыла. И другие были витези прышли ровни пытати, а кгды видели францэйского
витезя збитого, и не хотели ся коштовати, вдарыли чолом Артиушу и поехали
там, откул были прыехали. И в том прыстанищы корол Артиуш и его витези
отпочынули неколко дней. И отопъхнулися з великим веселем на море от Чорного
острова, а с ними пан Трыщан.
И в первом прыстанищу отлучылся от них пан Трыщан, а Анцолот много
просил короля, абы пустил его с Трыщаном. Король рече: "Добрый рыцэру
Анцолоте, коли прыйдем до дому, оттоль можешь поехати к Трыщану, бо завъжды
его можеш найти, где витези ровни пытають".
А за тым прыехало к Трыщану сем витезей и вздали фалу богу, што нашли
Трыщана, и рекли ему: "О навышшый рыцэру, ты повинен почстеньем витезским.
Прыехали есмо на величество славы твоея, иж и иншые витези о твоей милости
ся пытают". Рече Трыщан: "Говорыте, што потреба?" Они рекли: "Славутный
рыцэру, таковый обычай мает Смердодугий {72} поганин {язычник,
нехристианин}, хто у его прыстанищо прыстанет, кождого витезя велми ласкаве
будеть прыймовати, а коли будет перва стража ночы, укинеть витезя на острые
муки, и ни один витез не может поехати без легкости. И мысмо были у его
прыстанищу и терпели тое, што и другие витези. За част божю, пожалуй нашое
легкости, пойди с нами ко оному прыстанищу, бо если не будем тобою повышены,
то вже нам конец, ачей бы еси з божей ласки тот злый закон сказил". Трыщан
рече витезем: "И мне ест жаль тое ганбы вашое, я хочу пойти з вами, але
штобы мя нихто не знал, хто есми и откул до часу".
И коли прышол Трыщан с тыми витезми у прыстанищо Смердодуга поганина, и
вышли против их с того замку витези и велми их ласкаве прывитали и розлучыли
их з оружъем и вели их ув-обецный палац. И прыйде Смердодуга поганин у
ложницу к жоне своей и рече дочцэ своей: "Озми лютню и пойди в чорный палац
и весели оных витезей, которые не чували играючы, поки будет час вкинути их
на муку". И она, взявшы лютню, пошла к ним и почала играти велми хорошо. Тые
витези, которые не чували || итраючы пана Трыщана, мнимали, иж бы нихто так л. 58
цудне не мог играти, як тая панна. Трыщан рече: "Панна, нехай бы ся не
опросил, о што тя пожедам". Она рекла: "Не опросишся". И он рек: "Позыч ми
тое лютни, видим иж велми пекне играеш, а мы хожалые витези, ачей хто з нас
троха на лютни умееть". Она ему дала лютню, и Трыщан не ударыл у лютню,
первей почал строити и настроил и почал играти велми цудне. Каждому витезю
исполнилося серцэ веселя, и тая девка прыступила ближей, абы могла ноту
переняти. И говорыла к собе: "Коли бых я так умела, што бы ми стояло за все
имене отца моего!" Трыщан, познавшы то, отдал ей лютню, и она тут не хотела
ни ударыти и пошла к отцу своему и рече отцу: "Отчэ, если бы еси хотел тых
витезей соромотити, жыв не будеш, занюж ест межы ними пан Трыщан, который не
даст соромотити". Смердодугий поганин рече: "Як ты можеш познати пана
Трыщана? Атые витези, которые его видали, чы не познали бы, а ты, его николи
не видевшы, знаеш?" Она рекла: "По том я знаю, иж ни один витез не вмееть на
лютни так, як я, кром один Трыщан, а ест межы ними один витез, што лепшей,
нижли я, на лютни играет". И поганин сам пошол гледети и, прышодшы к ним,
почал с ними розмовляти. Ино по правде цудные речы походили от того витезя,
которого ему дочка поведала, и по его доброте познал и почал с ними дворыти
{обращаться почтительно;}, што налепей умел, и дал им на ноч добрый покой на
их волю. А назавтрей их отпустил и после их ворота граду затворыли и узводы
{подъемные мосты;} узвели, и один витез з города рече: "Вы, сем витезей,
дякуйте пану Трыщану за упокой сего прыстанища, а мели бысте легкость, а
кгды з вами Трыщан, ничого ся не бойте". Трыщан сам рек: "Мы быхмо ради, абы
з нами был пан Трыщан, ик которому быхмо колвек прыстанищу прыстали, везде
быхмо были повышени с Трыщаном". Он рек: "Заисте ты еси сам Трыщан".
Отехавшы от того града, розстался з ними пан Трыщан, и они ему дяковали, што
в том прыстанищу почтены им были.Смердодугий поганин говорыл: "Много семи
рыцэров осромочал, а коли бых мог еще Трыщана осромотить, || то бых доконал л. 58 об.
своего умыслу". И поехал за Трыщаном а догонил его, рече: "Навышый рыцэру и
славный по всих чотырох сторонах, мыслил есми по свету ездити, а ни с одным
витезем а ни с королем не хотел бых ездити, одно с тобою, и назватися хочу
твой слуга. Прошу тя, пане, поедь в дом мой, абых поручыл замок князю, а
поеду с тобою". Пан Трыщан на его слово поехал сам. И кгды прыехал к
прыстанищу, вышли напротив Трыщану с многим веселей, мовечи: "Возвеличено
имя твое, а мы слуги твое". И з ним розлучыли оруже его и вышли с палацу.
Почали тут межы собою радити; и был тут один витез з далека и рек пану
Трыщану: "Рыцэру, я не знаю, хто естэсь а откули, нижли бачу вас доброго
рыцэра и красную особу; мне жаль твоее легкости: о том радять, которою-б
смертью мели тебе вморыти". И Трыщан погледел по палацу и не видел гелму а
ни меча ни копъя, и велми отчаялся, што не было пры нем меча его. Витези
того града прышли в палац и поймали Трыщана, а рекли: "Которою смертью хочем
его вморыти?" Смердодугий поганин рече: "Поведите его и сотните". А того-ж
дня был прыехал храбрый витез Паламидеж Ануплитич з двема мечы и с чорным
щытом, наибольшый непрыятель Трыщанов от двора короля Артиуша. И он рек: "Не
слушит так доброму витезю без битвы главу стяти, добудьте его битвою
рыцарским обычаем. То есми видал, што витез витезю главу сотнеть, але
рыцарским обычаем, а того не видал, як вы хочете". - Они ему отказали: "Мы
видали, што тать {вор, грабитель} за татя вступается". Видечы то Паламидеж,
што обеюх поганьбили, скочыл и подал один меч Паламидеж Трыщану, и сам з
другим мечом; и Трыщан скочыл, як лютый, а почал рубати моцно на право и на
лево, и в когоколвек увидел копе в руках и на голове гелм, тых стинал. И
пошол к палацу вбити поганина, и ввидел его бегучи велми рыхло {быстро}, и
догонил его Трыщан, и он вскочыл в цэрков свою, где не годится рыцэру з
мечом войти. Трыщан рече: "Пойди вон, зрадцо, и боронися битвою". И он
рече: "Ведай запэвне, покуль еси тут, не выйду отселе". Якож и не выходил,
докуль в его замку был. Трыщан пошол от тое цэркви, бо ведал тот закон,
што ему тут не годится з голым мечом стояти, и пошол на палац л. 59
Смердодугов и въздал фалу господу богу, што его збавил наглое смерти. И
рече Паламидежу: "Витезю, зафалено ти будь витезми и паннами, што ми
еси не допустил згинути". Паламидеж рече Трыщану: "Рыцэру, за всю мою
службу, што ти есми послужыл и еще ти мышлю послужыти, дай ми одну реч,
которое буду тебе просити". Трыщан рече: "Чого просиш, дам ти, окром
Ижоты". Паламидеж рече: "Будь ми наболыыый непрыятель, як еси перво был".
Трыщан рече: "Нехай того витезю, ты мне великое почстенье учынил, а я
тэж могу мыслити о твое почстенье". Паламидеж рече: "Иншого не хочу, нижли
одно того".
И коли видел Трыщан, иж мусит мети битву с Паламидежом, и рече Трыщан:
"Рыцэру, если маю битися, волю моим мечом, ниж тым мечом". И прынесли пану
Трыщану его меч, и убралися оба витези у зброи.
(Битва Трыщанова с Паламидежом) И скочыл один на другого велми храбро,
и почали ся гонити, як два лвы, и так ся моцно рубали, абы их зброя не
одержала, оба были мертвы. Прыбивал Паламидеж Трыщана, он ся укрывал мечом и
щытом, уступая перед удары Па~ ламидежовыми, а потом Трыщан кинул от себе
щыт и взял меч у обе руцэ и почал рубати не укрываючыся, Паламидеж ся
заметал мечом и щытом, на обе колени падая, надеючыся смерти от моцного
удару Трыщанова. Витези того града говорыли: "Тот витез погубил много
витезей, а тепер добывает красного Паламидежа". Трыщан тял Паламидежа по
гелму и ростял ему гелм и дал ему великую рану на голове. Трыщан рече:
"Витезю, если мя добудет, не дадут ти витези пофалы, бо еси видел якую есми
битву мел с оными витезми; понехаймо тое битвы, а положимо собе рок, где-ль
бы колвек который з нас был, нехай ся становит на тот рок пры той цэркви,
где ся витези збирают". И положыли рок пятнадцат ден. Для того то вчынил
Трыщан, иж хочет вчынити его острый меч тяжку смерть Паламидежу; и росталися
один от другого, Паламидеж поехал до двора короля Артиуша и поведал о
прыгоде Трыщановой, говоречы: "О витези нашаго доброго пана короля Артиуша,
помените доброть пана Трыщанову, як он много || витезем почтеня чынил, а л. 59 об.
тепер не может собе добра вчынити". Король Артиуш и его витези рекли: "Для
чого?" И он рек: "Подступил его Смердодугий паганин, вбавил его в град свой
зрадне и оковал, и я с поганином бился есми об него и взял рану на главу
свою, для которое болшей не мог ся есми бити з ним. И положыли есмо рок
пятнадцат дний пры той цэркви, - поведил ее именем. - Если буду мочы, я буду
битися за него, а если ми тая рана до того року не згоится {залечится,
заживет;}, тогды вы его выпростайте". Королю Артиушу и его витезем было
велми жаль, Анцолот рек: "Як ся тая легкост стала моему товарышу?" И зася
стал весел с королем: "Смердодугий выйдет, мало будет со мною мистровства
простирати".
И коли рок прышол, прыехал пан Трыщан к той цэркви, а с ним Ижота и
Говорнар, и была над дверми тое цэркви напись тыми словы: "От ся мает бити
лев з змием сего дня". Трыщан рече: "Если я лев, а Паламидеж не змей, а если
я змей, тогды Паламидеж не лев; буду я один з них, а Паламидеж не будет". А
в том пан Анцолот прыехал у зброи и мнимал, абы то его ждал Смердодугий
поганин. А Трыщан был того домниманя {мнения}, абы то прыехал Паламидеж.
Анцолот скочыл прудко и храбро, а Трыщан его ждал смело и умело.
(Битва Трыщанова з Анцолотом) И коли ся вдарыли, копъя скрушыли и
вдарылися плечыма и щытами, и под обема кони пали. Трыщан спал с коня и
вхватил меч и рече: "Нихто болшей с копем на кони, а нихто з мечом на
земли". И скочыл один к другому и почали ся гонити, як два лвы, один другого
наскакивая, як тые, которым не было ровни близко ни далеко. Пребивал Анцолот
Трыщана, а он ся закрывал щытом и мечом и вступая перед ударцы Анцолотовыми;
а коли почал пан Трыщан рубати велми жестоко без укрываня, Анцолот
закрывался мечом и щытом, на колени падаючы перед моцными ударцы
Трыщановыми. И рек Говорнар Трыщанов: "Велико диво, доселе не мог найтися ни
один витезь з великих витезей от короля Артиушова двора и от Бэнока племени
короля Банова из далеких стран, который бы мог так з мечом трывати против
моего пана Трыщана, толко его намилейшый || товарыш Анцолот, сын До[мо]лота л. 60
короля з Локви". А Говорнар Анцолотов {73} говорыл: "Много есми ходил морем
и сухом, а не видал есми ни одного з великих рыцэров короля Артиушовых, а ни
з-ыншых далеких сторон, который бы мог так з мечом трывати против пану моему
Анцолоту, толко пан Трыщан". Ижота такие речы выслухавшы и рекла витезем: "О
добрые витези, розберытеся, абы того вам не было жаль". И сняли гелм и
познали ся и почали ся облапати велми ласкаве; и пытал один другого, яковые
прыгоды мел, як ся с ним ростал. Хвалился ему Трыщан и рече: "Колкоколвек
витезей еждчалых, которые добрые витези ездечы ровни искали, и племени
короля Бана Бенецкого и от короля Перемонта Францэйского, нихто ся не мог
мне спротивити". И Анцолот рече: "Которыэ колвек милуют нашего пана короля
Артиуша, тым всим я семи коруна". А за тым рече Анцолот: "Рыцеру, узложы
гелм на голову и рубаймося, толко есмо тепер зранилися, а ни одной битве не
можем один перед другим повышен быти; лепей нехай умрет один от другого".
Трыщан рече: "Помилуй тя бог, рыцэру, што битися хочеш? Нет ни одного витезя
на свете, с ким бых я рад так битву мел, як с тобою, занюж если мя добудеш,
то мя добыл наиболшый витез а намилейшый товарыш, а коли я тебе добуду, то
есми добыл всим витезем коруну, наибольшого витезя и намилейшого товарыша.
Але, рыцэру, волел бых тя не знати, иж бых радней {достойнее;} с тобою
бился, нижли знаючы тебе". Ижота рече: "Будьте здрови, рыцэры, а можете быти
здрови за пятнадцать дний, а битве дайте покой". А побрала их Ижота, и они
поехали у зброях, а раны им под зброями прели. А стретил их один оправца
{здесь: оруженосец} в чорном знамени, а за ним везут мертвого витезя в
колесех, и тот оправца к пану Трыщану рек: "Рыцэру, мой пан Паламидеж з
тобою змовил рыцэръским словом: в котором именю гдеколвек будеть, же бы ся
на тот змовный рок становил в той цэркви. Он бы волел жывым быти, але нехай
мертвого витезя реч права будет". Трыщан рече: "Для тое умовы хотел ся есми
убити з моим намилейшым товаришом!" И поехал пан Трыщан и Анцолот, и
стретила их одна девка, || носечы лист писан до пана Трыщана, и дала лист л. 60 об.
Трыщану, и он, прочотшы, розсмеялся. И рек ему Анцолот: "Чому ся смееш?" И
он рек: "Тому ся смею: ездит девка по народу, так говоречы: "Береться турнай
на дворе короля Перемонта францэйского от семи лет, хто хочет свою сестру
або дочку королевую поставити, поедь без мешканя"; а мы там не можемо ехати,
бо есмо велми ранны". Анцолот рече: "Витезю, можем мы там ехати, хочемо
видети, с которое стороны витезь турная добудеть, ачей быхмо могли опосле
копъе в руки взяти и гелм на голову напротив того витезя". И прыехали у одно
село, а тое село было полно витезей и панен, и ни один витез не хотел им
господы поступити, а их была вжо ноч застала и взяли древа у руки, хотечы
битвою господы искати, и ехали от того села и видели на переде одны дворы,
што были добры, але опали, а перед ними стояла панна велми з малою дружыною.
Трыщан рече: "Панно, ест ли у тебе где стати?" Она рекла: "Може быти", - и
ухватила за руку Трыщана, а за другую Анцолота и увела их в один палац, а
тот палац был велми цудне украшон; и зася пошла у другий палац, и тот унутры
украшон господъским обычаем. Рекла панна: "Витези добрые, вам тут станы, вам
самым у том палацу, а у другом вашим конем". Трыщан рече: "Як нам добр стан,
так и конем нашым". И прынесла им ести две птицы, одну печоную, а другую
вароную, вина а хлебец; и конем дано ести. И рече им: "Витези, честуйтеся,
занюж вам мыслити обо мне и о собе". И они ся посумнели {опечалились;}, иж
были ранены, а она им велит себе королевую поставити.
А потом пан Трыщан рек: "Панно, не рач подивити, о што тя буду пытал".
И она рекла: "Рыцэру, таков тут обычай, нет с того диву, чого рыцэр
попытает, занюж если бы ведал, и он бы не пытал". Трыщан рече: "То добрый
обычай, прошу тя, поведь ми, што то за пташечки?" И она рекла: "То ест два
скока {_неясно_;}, а я есми дочка одного короля, который вальчыл {сражался;}
напротив короля Перемонта, и звалчыл его Перемонт, и взял землю его и
отогнал от него вси слуги его, толко ему мене оставил с тыми скоками; и я,
як могучи, кормила есми отца своего, што убила на обед, того бывало и на
вечеру, а што к вечеры, того и на снедане {завтрак;}". Пан Трыщан рече: || л. 61
"Панно, то ся еси кинула на великую вагу {важность;}, што еси для нас убила
тое, чым бы еси мела кормити отца своего". Она рекла: "Витези, я того не
жалую, што есми убила два скока двум соколом, иж вижу вас доброе особы и
цудное парсуны. Витези, вам мыслить о мне и о собе". А на завтрее поехали
проч, ни один другому не мовячы, и Анцолот рече: "Рыцэру, што мыслиш, иж со
мною не мовиш?" Трыщан рек: "А ты што мыслиш?" И он рек к Трыщану: "Але ты
ест старшый, мне годится вас пытати". И Трыщан рек: "Я мышлю, яко быхмо оную
панну королевою поставили". И Анцолот рек: "О добрый рыцэру Трыщане, бог же
вам заплат, што мыслиш о почестном тое панны за ее учту! Оба есмо одное
мысли". И вернулися ку оной панне, и пан Трыщан рече: "Панно, вбирайся и
вкрасися што налепей можеш, если бог даст, маеш быти сего дня кролевою". И
она рекла: "Рыцэру, так ми бог поможы, не мам болшого вбираня, толко то, што
на мне ест, да один венец цудного цвету цыприсова {кипарисового}, который
принесен от двора короля Артиушова". И взяла венчык и узложыла на голову
свою, и они рекли: "Добре ти прыстои тот венец". А затым поехали с тою
панною к тому турнаю и наехали витезя у зброи едучы, а за ним везут у возе
панну велми у коштовных шатах убранную. Трыщан спытал слуг: "Который то ест
витезь?" И она рекла: "То ест витезь Амодор, пана Анцолотов слуга, а славным
рыцэром Трыщаном дан". И Трыщан к нему рек: "Заисте тут ест Трыщан и
Анцолот". Слышал то Амодор, скочыл с коня и снял гелм з головы и поклякнул
перед ними и рече: "Мои панове, куды едете?" Трыщан рече: "Едемо у турнай
вашого пана короля Перемонта, ачей быхмо могли нашу сестру кролевою
поставити". И он им рек: "Для бога вернитеся, ачей бых мог я свою сестру
поставити кролевою; я вем, што у вас сестри нет". Трыщан рече: "Витезю, хто
бы нас не вернул копем, а прозбою нас нихто не может уняти". Амадор рече: "Я
вем, што умееть чинити пан Трыщан а мечом на земли, а не толко з древом на
кони; я мушу вернутися". Трыщан рече: "Амодоре, нам бы удачно, штобы ты с
нами поехал, але коли ся ворочает, наша панна не мает доброе шаты: позыч нам
шат своее панны". Амодор рече: "Пане, беры, што ти треба". || Пан Трыщан л. 61 об.
взял оные шаты, у которых сестра Амодарова хотела королевою стати, и рек
панне своей: "Убирайся у шаты".
Коли ее видели у шатах, велми ся им подобала, хотя бы и сестра их была,
не соромели бы ся ею. Анцолот рече Трыщану: "Рыцэру, дай ми один дар, чого у
тебе попрошу". Трыщан рече: "Все еси волен у мене взяти, окром красное
Ижоты". Анцолот рек: "Будь ты ныне мой пан, а я твои оправца". И он рек:
"Нехай того, рыцэру, ты старшый и болшый рыцэр, ниж я, ты будь мой пан, а я
твой оправца". И Анцолот рек: "То быти не може".
А того турная был обычай: который витез опосле прыедет, тот свою панъну
мает нижей посадити. И они прыехали к тому турнаю к воротам, где был
коловорот затворен, и витези вже гонили, и Анцолот скочыл через коловорот и
отворыл, а Трыщан с панною въехал. Аж седят два рады панен от ворот
шранковых {ристалищных;} до судей; пан Трыщан посадил сбою панъну в навышшом
местцу. А коли видел сын короля Перемонтов Трыщана и рек: "Я бым зычыл, коли
бы того витезя панна королевою была". А кгды видела дочка королева оную
панъну, не зычыла, абы ее витез турная добыл; и дивуючыся, мовили: "То витез
ест упрамый, прыехал в турнай опосле и свою панну вышей всих посадил".
Трыщан рек своей панне: "Дай ми тот венец". И она вскочыла и зхватила венец
з себе и взложыла своими белыми руками на его светлый гелм, рече: "Добрый
рыцэру, почестне его носи по турнай и оборонившы мне, зася его верни". А
иные панны, мовечы, смеялися ей: "О глупая девко, як може не оборонившы
вернути тот цудный венец! А коли он всядет на конь, его бледое лицо и
светлый гелм мают нашы витези змешати с прохом {пылью}".
Услышал витезь Дивдан {74}, а был болшей вдячон девкам, нижли рыцэром,
и жедал потъкатися с Трыщаном. Пан. Трыщан всел на конь, Анцолот ему за
стрымя прынял. Витезь Дивдан рек: "Рыцэру, варуйся вдарцу моего"; Трыщан
рече: "Кгды того хочеш, будем мети".
(Битва Трыщанова з Дивданом) А коли ся вдарыли, Дивдан пал на одну
сторону, а конь его на другую. || А панны смотрели, што ся межы ними мает л. 62
чынити, але не могли познати, абы нога Трыщану в стрымени рушылася, не
толко, штобы в седла рушылося. А Анъцолот попал Дивдана и кинул через шранок
и рече: "Я поведаю кождому рыцэру: мой пан свободно по турнаю ездит".
Видевшы то, их панна исполнила серцэ весельем и почала поглядовати смело
межы паннами. И видевшы витези того турная, што Трыщан смело ездить по
турънаю, боялися его удару, а он ездечы чынил жестокие удары на право и на
лево, и к которому витезю прышол, поставил его за конем, а Анцолот беручы и
метал за шранок, а мовил великим голосом: "Витези, мой пан по турнаи
свободно ездит". И рекли судьи: "Тот витезь турная добывает, с ким ходит
добрый оправца". И был тут один король от многих лет и рече: "Не тот, але
оный витез добывает, который свободно по турнаи ездит". А тогды свободно по
турнаю ездил Ящор Мадерым {75}, брат Анцолотов, сын Домолота, короля
Локвенского. Девка Трыщанова рекла: "Где сила, тут и памет". И еще рекли
судьи: "Тот витезь добываеть, за ким он добрый оправца ходит; не дивно, што
рыцэр рыцарски чынит, бо ест рыцэр, але диво, што его оправца велико
рыцарство чынит, у зброях рыцэров через шранки мечет". А оный король пред ся
мовит, иж оный рыцэр добывает, што свободно по турнаю ездит. И панна
Трыщанова рече: "Ох мой боже, добрый обычай у нашой стороне, не дадут
скомороху добрые люди з собою розмовляти, дадут ему дуду, нехай их веселит".
И коли видел пан Трыщан, о чом судьи говорать, и слышал своее панны смелую
реч, и рече: "Рыцэру, который свободно по турнаю ездиш, варуйся вдарцу
моего". Ящор рече: "Ходи да видиш".
(Битва Трыщанова з Ящоргм) И коли ся вдарыли, Ящор полетел на одну
сторону, а конь его на другую сторону. Трыщан рече: "Ох, моего товарыша
намилейшого брате, не хотел есми, абы ся то над тобою стало, але не збит еси
от иного рыцэра, толко от Трыщана, або от пана Анцолота". Ящор скочыл на
конь и прыстал к ним, и поехали тые тры рыцэры, Трыщан, Анъцолот и Ящор на
крыж {крест;} по турнаю, и не мог им противня найтися. Который витез видел
их трех, метал копе з рук и гелм з головы, а не хотели з ними коштоватися.
|| л. 62 об.
Трыщан рече: "Мы, Трыщан и Анцолот, прырекамы словом рыцарским: "Доколь
конь не падет, не хочу зъсести для того, ачей будет рыцэр издалека ехал, а
не прыспел, хочу его дождати". Анцолот видел одного травника {знахаря;}, а
он траву несеть и рече: "Рыцэру, оно едеть рыцер рыцерским обычаем, трещыт
ему конь копытом, а твой конь спрацовался". И он обротил так моцно, аж ему
конь пал; а для того то Анцолот вчынил, абы ся рыцэрское слово сполънило.
Рече Трыщан своей панне: "О добрая панна, которые панны нам смеялися, тепер
ты надо всими тыми кролица, волна еси которую хочеш куды послати".
И тут пан Трыщан заволал во услышанье всему турнаю: "Панна, озми
крогуля {ястреба} на руку, а поступи и сядь на столцы позлочоном". И она
села и была королевою корунованою, И корол Перемонт, што был взял у отца тое
панны именье, все ему вернул до конца, бо тую панъну взял за сына своего.
Тое рыцарство учынившы, тые два рыцэры, пан Трыщан а пан Анцолот, и
поехали одными чыстыми дубровами и прыехали под один город велми великий и
велми богатое место над иные городы, а то была отчына одных трех братов,
силных рыцэров, што перед тым были на земли наимоцнейшые рыцэры; имена им
Либрун {76}, Игрун {77}, Марко {78}, и два их были умерли, а Либрун был жыв
и держал тот город, а имя тому городу Кесарыя {79}, а велми был город
давный. А тому витезю Либруну было сорок лет, як коня опустил для старости,
а сулицу прыслонил, а зброю повесил, и была сулица мхом обросла. А была в
него жона велми хороша, имя ей было Цвытажия {80}.
И Трыщан и Анъцолот стали под городом, а послали к той паней его,
говорены: "Выйди вон з замку, маем один з нас с тобою мети любов". Оная пани
с того была велми смутна и пошла к Либруну и рекла: "Дождали есмо жалости и
легкости: прыехали два рыцеры, а стали перед городом, а шлют ко мне,
говоречы: "Выйди вон из града, и маэт с тобою один з нас любов мети"".
Витезь Либрун послал к ним, || мовечы: "Витези, поедте з богом". И они не л. 63
внялися. Послали еще к паней, прыказуючы: "Выйди из замку". И Либрун зася
послал к ним, мовечы: "Витези, поедьте з богом". И они еще послали к паней.
Витез Либрун рече: "Дайте ми зброю и сулицу и конь". Коли сулицу взяли, аж
она мхом поросла, и обвили ее ручниками. И он вбрался и всел на конь и
выехал к ним на поле и рече им: "Тецэте {ступайте, идите;}, витези". И они
подворыли межы собою: "Который перво хочем?" И похотел Анцолот. Рече Либрун:
"Под шлюбом не хочу с одным, леч оба поспол, бо я первшых витезей витез".
(Битва Либрунова з Трыщаном и з Анцолотом) И они оба вместе пустили к
нему и вдарыли его оба ровно, аж сулицы поломали на много зломков. А Либрун
схватил их с конем одного одною рукою, а иного иною рукою и положыл их митус
{валетом} перед собою на кони и потрепал их кождого рукою по челюсти и рек:
"Едьте з богом, вы есте оба добрые витези". И они поехали з одное стороны
велми смутны, а з другое смеялися. И поехали одными дубровами и поткали
одного витезя, а он едет велми цудне. И рекли ему: "Рыцэру, не едь, не бився
з нами". И он рек: "Не вмем ся колоти". И они рекли: "Отоймем вам коня". И
он рек: "Але не вмем". И они ему взяли коня и зброю, и он рек: "Коли инак не
може быти, дайте ми мой конь и зброю". И вбрался на конь, а заехав ему
против Анцолот, он абил Анцолота, и было Трыщану велми жаль.
(Битва Трыщанова и Анцолотова з Галецом) И скочыл против его велми
прудко, и як ся вдарыли, оборвалися в седла Трыщанова попруги {подпруги}, и
полетел к земли, и летечы выхватил меч с пошвов, а стал на ногах, яко бы не
рушоный. И он познал Трыщана велми сердитого и закликал: "Я есми Галец
Анцолотович {81}". И Трыщан и Анцолот были тому велми веселы, а Галец велми
смутен, иж своего отца и Трыщана збол, и от так великое жалости пострыгся в
мнихи, а опосле не слыхали есмо о нем жадное повести, если || жыв або вмер. л. 63 об.
А Трыщан з Анцолотом поехали до двора короля Артиуша, а коли прыехали,
король их з великим веселем прынял. А потом пан Трыщан взял прощене короля
Артиуша, и корол его отпустил з многим веселием и з многими дары. И вси паны
и добрые люди отправили его с поздровенем и дворностью. И поехал Трыщан и
Ижота в Корновалю к королю Марку.
И коли прыехали, Трыщан даровал Ижоту королю Марку и рече: "Королю,
маеш ми за нее дяковати, што есми тобе ее другий раз мечом добыл". Кроль
Марко дяковал ему, говоречы: "Мой милый сестрэнче Трыщане, ты много доброго
вчынил, а я твой и все твое, што я маю, будь на твою волю". Трыщан поклекнул
на колени и вздал фалу господу богу и потом дяковал королю Марку велми
покорне. И тут была вся Корноваля вместе, и не был ни стар ни молод, хто бы
не играл а не танцовал и не веселил. И так были ради, як бы им сам бог
прышол, иж были так веселы, лепей ниж тогды, коли им перво Ижоту прынес из
Орлендэи.
Коли доведалася Ижота веры и правды Брагинины, она ей дала ласку
большую, ниж первей, и был король тому велми весел и весь двор его. И дал
король Трыщану ключы своего королевства и рече: "Сестренчэ, волен еси моим
королевством, иж есми тебе верного нашол, бо ми еси сполнил веру и правду".
И был тут Трыщан чостован кролем Марком и всими добрыми людми, як и сам
крол. И прышла Корноваль к тому, што ее боялися вси земли и вси королевства
для пана Трыщана.
И в тот час чути было, иж берется турнай у Пазаранской земли под
городом Барохом {82}. Волала его одна панна на имя Ижота з белыми руками,
одного короля дочка, и на тот турнай поехал пан Трыщан. Коли прыехал к
турнаю, аж прышло много витезей от многих земель, и тут был взял || один л. 64
витез одну сторону турная, а пан Трыщан другую сторону. Тогды Трыщан
закликал витезю Лвова знамена у очю зубы: "Поткайся со мною".
(Битва Трыщанова с Климъберком) И ударылися так моцно и жестоко,
Климберко зламал сулицу на много штук, Трыщан его вдарыл всею моцю, што мел
у собе. Климберко {83} пал с коня на землю, а Трыщан скочыл к нему.
Климберко кликнул: "Рыцэру. мей сюю битву за добытую". Трыщан всел опят на
конь и поехал по турнаю, велико чудо чынечы на право и на лево, никто не
смел его дождати, бо збил был пятнадцат витезей пасаных и осмнадцат банов
{начальников, правителей;}. И кликал Трыщан: "Если еще хто хочет, нехай ся
готует к колбе {сече, битве;}". И закликал один витезь, который был великое
доброты, именем Ердин {84}, брат тое Ижоты, што з белыми руками, и кликнул:
"Рыцэру, жди мя". Трыщан его дождал.
(Битва Трыщанова з Ердином) И коли ся вдарыли, сулицы поломали и
ударылися щытами и плечыма, и пали оба с конми, и ухватив ся, почали ся
рубати, як два лвы. Трыщан велми много умел, нижли раны были его зияли от
многих вдаров, а однакож в том не дбал и тял на остаток Ердина всею моцъю,
што мог, а он пал мертв.
И вчынившы тое рыцэрство, добрый рыцэр пан Трыщан и поехал до цэркви в
опатию. А в тот час прышол ему лист от красное Ижоты, говоречы: "Пане, як
рыба без воды не може быти жыва, так я без тебе не могу жыва быти". И Трыщан
от великого смутку и от ран сомлел, занюж было дивно, як мог терпети таковые
раны, бо кров с него велми шла. И отправил до короля Марка с тым: "Пане
дядко, не могу ехати а ни стерпети, штоб мя несли; если-м вам добре
послужыл, еще може мене вам потреба быти, пошли ми кролевую Ижоту, ачей бы
мя злечыла, иж она лекаръство добре умеет, а я лежу в Пазарейской земли под
градом Барохом". Корол Марко отпустил Ижоту вдячне, и она пошла велми з
веселым серцэм, а прышодшы почала его лечыти, што могучы. И не вем, если с
тых ран выздоровел або так вмер {85}. Потуль {дотоле, до этих пор} о нем
писано.
^TПьер Сала^U
^TТРИСТАН^U
Перевод с французского И. Я. Волевич
(Произведение публикуется полностью.)
1. Сир {1}, дабы ваше повеленье
Исполнить мне без промедленья,
Смахнул я пыль со старых глосс
И, оседлав очками нос,
5 Уткнулся в ветхого Тристана,
Стараясь точно, без обмана
Расшифровать, насколько мог,
Секрет вконец истертых строк.
И, протомившись дни и ночи,
10 Постиг и записал короче
Сей длинный, путаный роман.
Вот он: задумчивый Тристан
Один поехал по долине,
Уныло думая, что ныне
15 Судьба ему лишь беды шлет,
Навстречу ж ехал Ланселот...
Сир, коль послушать вам угодно
Об их деяньях благородных
Хотя бы несколько минут
20 И вы одобрите мой труд,
То будет милостью безмерной.
Писал Сала, слуга ваш верный.
2. Итак, согласно преданию, во время оно Тристан и прекрасная королева
Изольда жили в Тинтажеле, где приходилось им таить свою любовь от всего
света, ибо злой Андрет уже донес на них королю Марку {2}, чем Тристан и
королева сильно были удручены и весьма большую ненависть питали к Доносчику
в своих сердцах. Так и шло, но вот однажды пришла Тристану охота проехаться
немного, дабы отвлечься от тех печальных мыслей, о которых я речь веду. Он
приказал седлать своего коня, что и было тотчас исполнен". И, сев на коня,
выехал он за стены Тинтажеля, запретив кому-либо следовать за собою и не
взяв никакого оружия, разве только один меч. Так ехал он по прекраснейшей
равнине, размышляя о наветах Андретовых, очернивших королеву и его самого, и
лелея в душе надежду когда-нибудь отомстить тому за все.
3. Верно говорю вам, что совсем одолели Тристана горестные мысли, как
вдруг повстречался ему рыцарь на коне и при полном вооружении, а путь он
держал к Тинтажелю, откуда Тристан не так давно выехал. Этот рыцарь, о коем
я речь веду, пристально на Тристана взглянул и, разглядев его как следует,
заключил, что это красивейший из рыцарей и искуснейший из всадников, какого
он когда-либо встречал, и, коли в бою он столь же умел, как с виду кажется,
то не позавидуешь его противнику. И так приглянулся этому рыцарю Тристан,
что он остановил перед ним коня и приветствовал его весьма учтиво, на что
Тристан, размышляя глубоко о своих делах, ни словом ему не ответил. Так вот,
когда рыцарь увидел, что нет ему ответа на его приветствие, он еще раз
поздоровался, но Тристан и тогда ничего не сказал ему; тут уж рыцарь схватил
поводья его коня и остановил его, так говоря:
4. "Мессир рыцарь, мне ясно теперь, что вы родом из этой местности
Корнуэльской, ибо в учтивости и чести смыслите весьма мало, да и боец, как
видно, неважный". Как только Тристан почувствовал, что конь его встал, он
его пришпорил, чтобы заставить тронуться с места, но конь не мог идти, так
как рыцарь удерживал его. Тогда поднял Тристан голову и, видя рыцаря,
вежливо его спрашивает: "Мессир, отчего вы остановили меня?" - "Вот так так,
- отвечает тот, - да оттого, что я трижды вас приветствовал самым пристойным
образом, как подобает рыцарю, а вы мне даже ответить не соизволили, что я за
неучтивость величайшую почитаю; и знайте, что коли есть у вас оружие, то вы
не двинетесь отсюда, не сразившись сперва со мною".
5. Услышав гневные речи рыцаря, Тристан извиняется так учтиво, как
только возможно, и вот что он ему говорит: "Месеир, умоляю вас простить
меня, ибо я был погружен в мысли, от коих трудно избавиться, но коли вы
спрашиваете, есть ли у меня оружие, то знайте, рыцарь, что оружие мое не
столь уж далеко отсюда. И ежели вам будет угодно меня дождаться, то я очень
скоро вернусь вооруженным, дабы ответить на ваш вызов". - "Господь свидетель
- говорит рыцарь, - мне не доводилось слышать, чтобы у корнуэльца достало
храбрости сразиться со странствующим рыцарем. Вы столь дерзки, что у меня
явилось желание проверить, так же ли вы храбры на руку, как на язык, - я жду
вас здесь!" Тогда оставляет его прекрасный Тристан и, ни слова более не
сказав, галопом скачет в Тинтажель, от всей души желая победить рыцаря. И
если вы меня спросите, какое оружие и щит имел пришелец, я скажу вам, что
щит у него был серебряный с тремя вермелевыми полосами, {3} усеянными
маленькими серебряными львами. Но и довольно о нем, пора нам вернуться к
прекрасному Тристану.
6. Как Тристан сразился с Ланселотом Озерным и как они стали друзьями.
7. Итак, согласно преданию, Тристан, покинув рыцаря, столь яростно
погнал коня, что вскоре и прибыл в Тинтажель; первым встретился ему
Гуверналь {4}, который спросил его: "Мессир, отчего вы так рано вернулись?"
- "Правду сказать, вернулся я из-за боя, на который вызвал меня один рыцарь
- он ждет меня там, на равнине, так что нельзя мне обмануть его". Тогда
добрый Гуверналь, не медля долее, повел его в оружейный зал и там из
множества пышных доспехов выбрал те, что подарил ему Ангуэн {5}, король
ирландский, а к ним и щит с серебряными полосами по лазурному полю,
изукрашенному львиными головами, а с того дня, как король Ангуэн вручил сие
вооружение Гуверналю, ничья больше рука его не касалась. Эти вот доспехи
надел он на Тристана, и тот выглядел в них весьма воинственно, а
снарядившись, вышел Тристан из зала и встретил Бранжьену; он положил ей руки
на плечи и сказал: "Я прошу вас, благородная девица, передайте от меня
привет госпоже вашей, королеве". И Бранжьена его спросила, куда он
собирается ехать и отчего сменил он свое вооружение. "Господь свидетель,
милая девица, - ответил Тристан, - я надел те доспехи, что дал мне
Гуверналь, а теперь я спешу сразиться с одним рыцарем, что поджидает меня на
равнине". - "Скажите мне, - спросила Бранжьена, - знаком ли вам этот
рыцарь?" - "Клянусь богом, нет, - сказал Тристан, - могу лишь сказать вам,
что это красивейший из рыцарей и с виду весьма опытный боец". - "В добрый
час, отправляйтесь же к нему", - так напутствовала его Бранжьена.
8. С тем они и расстались, и Тристан пошел садиться в седло. А
Бранжьена, прибежав к королеве, рассказала ей обо всем, чем сильно ее
напугала, ибо королева боялась за Тристана. И тревога мучила ее, но что
могла она сделать, кроме как смотреть в окно, выходившее на равнину? Вот и
стала она разглядывать рыцаря, поджидающего Тристана, - он приблизился к тем
воротам Тинтажеля, откуда должен был выехать Тристан. И, увидев его,
королева указала на него Бранжьене, так говоря: "Видела ли ты когда-нибудь
более красивого рыцаря, чтобы так ловко сидел в седле? Неспокойно у меня на
сердце, ибо воину с такой осанкой нетрудно будет нанести вред Тристану!" Сам
же Тристан не помышлял об опасности, скача по улицам Тинтажеля. И всякий,
кто видел его, останавливался, глядя ему вслед, благо невозможно было
признать его в новых доспехах. Правда, многие говорили, что всадник походит
красотою на Тристана, племянника короля.
9. Так они говорили, провожая его взглядами, а уж он выехал из ворот и
приблизился к рыцарю раньше, чем тот успел заметить его. А разглядев, весьма
подивился его красоте и видной осанке, а также новым доспехам. Залюбовался
он Тристаном, но не признал его, ибо видел всего лишь однажды, но тогда
Тристан был в других доспехах и щит держал вермелевый с малым серебряным
драконом. Так он и не узнал его, как я уже сказал, и даже собрался его
приветствовать, как вдруг по красивой его осанке в новых доспехах догадался,
что это не кто иной, как Тристан Корнуэльский, а рыцарь затем лишь и прибыл
в эти края, чтобы с ним повидаться, ибо пуще всего на свете искал он дружбы
с Тристаном. Однако что бы там ни было, а он почел за лучшее сразиться с ним
и пустил коня ему навстречу. Вот съехались они, и сказал Тристан весьма
учтиво: "Мессир, прошу вас простить меня за то, что я заставил вас
дожидаться". На что рыцарь ответил ему: "Богом клянусь, вы вернулись раньше,
нежели я ожидал". - "В добрый час, - сказал Тристан, - но я хотел бы просить
вас, пока мы еще не схватились, пожаловать на эту ночь в Тинтажель и
отдохнуть там, ибо вы долгое время провели в седле, я же отдыхал и тем имею
перевес. А завтра мы и начнем наш бой, когда вам будет угодно".
10. Рыцарь, сочтя, что Тристан ведет такие речи по трусости своей либо
робости, пожелал все же сразиться тотчас, на месте. Не терпелось ему
показать всем, кого он видел на Тинтажельском валу, свою силу и удаль. И он
ответил Тристану: "Благодарю вас, рыцарь, за великодушное ваше предложение,
но сразимся теперь же, - напрасно вы полагаете, что я ослаб либо устал. Но я
проведу ночь в Тинтажеле, даже если победа останется за мною, ибо я желаю
повидаться с королевой Изольдою и с прекрасным Тристаном". Подивился
Тристан, услышав свое имя, и спросил: "Мессир рыцарь, вы, стало быть, знаете
Тристана?" На что рыцарь возразил ему: "Не вам об этом судить и не ваша то
забота. Начнем наш бой, а прочее оставьте". Так не терпелось рыцарю
испытать, каков Тристан в бою.
11. Видя, какая охота пришла тому сразиться, отъезжает от него Тристан
на положенное расстояние, и противник его делает то же. Тут, пришпорив своих
коней, пустили они их и, сойдясь, такие удары нанесли друг другу, что их не
смогли ослабить даже щиты, и копья, вонзившись глубоко в их тела, тут же
сломались. И оба коня, столкнувшись на всем скаку, грянулись оземь, но
рыцари, которым отваги было не занимать, тотчас вскочили на ноги, схватились
за мечи и кинулись в бой, подобно свирепым львам, что рвут друг друга. А
кони их, которые сперва рухнули замертво, вскочили и начали грызться с такой
яростью, что страх брал смотреть.
12. Едва лишь королева Изольда увидела это из своего окна, слезы
хлынули у ней из глаз, ибо очень любила она Тристана, и так говорила она
Бранжьене: "Ах, голубушка, взгляни, как жестоко бьются эти рыцари. Боюсь я
за моего милого, да поможет ему господь выйти живым и невредимым из этой
битвы". Так вздыхала и сетовала королева, и печалились вместе с нею все
живущие в замке, видя, каково приходится прекрасному Тристану, что сражается
под стенами Тинтажеля с рыцарем-пришельцем. А рыцарь, о котором я речь веду,
поняв, сколь тяжко ему совладать с противником, опять подумал, что перед ним
не кто иной, как Тристан, ибо никто другой не устоял бы против него, но
Тристан в пылу битвы о том и не раздумывал. И сильнее всех удручен был
Гуверналь, глядя, какие тяжкие удары достаются Тристану; король же Марк и
Андрет, выглядывая из другого окна, наоборот, ликовали. А королева Изольда,
всякий раз, как рыцарь заносил над Тристаном меч, трепетала от ужаса.
13. И так яростно сражались рыцари, что принуждены были, наконец,
остановиться и отдышаться. Первым опустил оружие пришелец, говоря так
прекрасному Тристану: "Мессир рыцарь из Корнуэльса, не отдохнуть ли нам
немного?" На что отвечал прекрасный Тристан: "Мессир, нижайше вас благодарю
за эту любезность. Я охотно следую вашему примеру, ибо нуждаюсь в отдыхе
больше вашего". И с этими словами расходятся они, опираясь на свои мечи, но
притом глядят друг на друга смертельными врагами. И тут заводит доблестный
рыцарь-пришелец такую речь, обращаясь к Тристану, но не зная, что это он и
есть: "Мессир рыцарь, мне нежелательно было бы, чтобы вы думали, будто
испросил я передышку по слабости моего тела либо из трусости, просто я желал
бы сказать вам несколько слов. Знайте, мессир, что я из числа рыцарей короля
Артура и не раз пытал в поединках силы моих товарищей, что вместе со мною
служат королю, и не однажды случалось мне одерживать победы. Но с того дня,
как я впервые взялся за оружие, и до сегодняшней битвы ни один из
противников не задавал мне такой работы, как вы. Отчего я и думаю, не вы ли
есть Тристан, хотя доспехи ваши не те, что носили вы раньше. Но кто бы вы ни
были, я бы очень желал узнать ваше имя, ибо, если я одержу победу над вами,
то смогу тем похваляться при дворе короля Артура. И также, если случится,
что вы верх возьмете, я назову вам свое имя".
14. На что отвечает прекрасный Тристан: "Мессир рыцарь, по вашим
разумным речам заключаю я, что королю Артуру служит цвет рыцарства, и никто
лучше меня не понимает, что испросили вы передышку не по слабости духа или
немощи телесной, но угадав мое на то намерение. Оттого и пожелали вы узнать
мое имя. И я вам его назову, ибо по вашей учтивости догадываюсь, что и вы
назовете свое собственное. Итак, узнайте, что я - Тристан, племянник короля
Корнуэльского". Как только доблестный рыцарь постиг, что перед ним Тристан
из Леонуа, которого почитал он и желал увидеть более всего на свете, он так
поразился, что у него в глазах помутилось. И, не долго думая, бросил он
оземь свой меч и скинул шлем, восклицая: "О, прекрасный мой Тристан, вы
сегодня сразились с лучшим и преданнейшим другом, какого только имеете на
земле. Знайте же, что я - Ланселот, ваш слуга и друг".
15. Услышав славное имя Ланселота, Тристан весьма обрадовался, не долго
думая, снял, подобно ему, свой шлем и, подбежав к нему, сказал: "О мой
добрый друг, лучший друг на свете, простите рыцаря, осмелившегося поднять
меч на господина и друга своего. Знать бы мне раньше, кто передо мною, не
стал бы я биться с вами, пусть бы мне сулили за то лучший замок в мире". И
он хотел склониться долу перед ним, но Ланселот не допустил его до этого,
сам же обнял его и так горячо сжал в объятиях, что оба они не удержались на
ногах и упали. Королева, видя то из своего окна, сочла, что оба рыцаря пали
от смертельных ран, и сама лишилась чувств. Но Гуверналь, который, не
спуская глаз, следил за Тристаном, господином своим, распознал, наконец, что
рыцари обнимались из добрых чувств, и кинулся к ним на помощь со всех ног.
Бранжьена же, приведя в чувство королеву и уложив ее на подушки, вернулась к
окну и увидела, что рыцари, обнявшись, поддерживали друг друга, как братья.
Тотчас сообщила она об этом королеве, сердце которой забилось от радости и
от неодолимого желания узнать, кто же был тот рыцарь.
16. Гуверналь со своей стороны, подбежав к ним и увидев их объятие,
спросил у прекрасного Тристана: "Мессир, кто же этот благородный рыцарь и за
что вы ему такую честь оказываете?" - "Кто он, добрый человек? - отвечал
Тристан, - некто иной, как прославленный Ланселот Озерный, доблестнейший из
всех рыцарей на свете". Узнав, что перед ним Ланселот, собрался было
Гуверналь броситься к его ногам, но Ланселот остановил его, положив руки ему
на плечи. И они беседовали едва ли не целый час. А затем Гуверналь взял под
уздцы обоих коней и подвел их рыцарям. И когда они садились, Тристан
непременно хотел держать стремя Ланселоту, дабы оказать ему почет, а
Ланселот желал ту же честь оказать Тристану. Лишь Гуверналь избавил их от
затруднения, посадив в седло сперва одного, за ним другого. Вот говорит
Тристан Ланселоту: "Монсеньор, что будем мы теперь делать?" - "Все, что вам
угодно", - сказал тот. "Монсеньор, - заговорил Тристан, - не следовало бы
нам тотчас же ехать в замок коварного короля Марка, - вы еще успеете его
узнать; отправимся, коли вам будет то угодно, в Замок Динаса, там впору нам
отдыхать и лечить наши раны". - "Что ж, так и сделаем", - отвечал Ланселот.
17. С тем и пустились они в путь к Динасову Замку, королева же Изольда,
видя, что Тристан уезжает прочь от Тинтажеля, весьма опечалилась и стала
пенять на них Бранжьене. Но та ее успокоила: "Поверьте, госпожа, что Тристан
решил сопроводить рыцаря в другой замок, дабы тому не быть узнанным здесь".
- "Ах, в добрый час, пусть будет так, но лучше бы ему воротиться сюда ко
мне, ибо я страшусь за его раны". Но здесь мы и оставим прекрасную королеву
Изольду, а догоним трех всадников, что спешат в Замок Динаса.
18. Как Тристан и Ланселот, проведя двенадцать дней в Динасовом замке,
приехали затем к королеве Изольде, как следил за ними Андрет, желая их
погубить, и как они его провели.
19. Итак, согласно преданию, когда Ланселот и Тристан скакали к
Динасову Замку, спросил Тристан у Ланселота: "Мессир, не посетуйте на мое
любопытство, если спрошу, зачем вы прибыли в королевство Корнуэльское?"
Отвечал ему Ланселот: "Знайте, мессир, что совсем недавно кузен и друг мой
при дворе короля Артура по имени Лионель Ганский покинул королевство Логр
{6}{ в поисках приключений, и с тех пор о нем ни слуху, ни духу {7}, кроме
одного только известия, которое мне отнюдь не по душе пришлось, а дело было
так: однажды, будучи в окрестностях Камелота {8} в компании с Блиоберисом
Ганским и беседуя с ним о Лионеле, повстречал я девушку, что направлялась в
Камелот. Мы ее приветствовали, так же и она нас, и я ее спросил, из какой
страны она родом, на что она ответила, что родилась в Ирландии, а сейчас
везет королю Артуру послание от короля Ангуэна. Тут я и спросил, не доходили
ли до нее слухи о таком-то странствующем рыцаре, ибо никаких известий о нем
я давно не имею.
20. "Господь свидетель, благородный рыцарь, - отвечала она, - я многое
могу о нем рассказать. Знайте, что покинув дворец короля Ангуэна, я
проезжала дорогою близ Неведомых Островов, и там повстречала я рыцаря,
который жил, по его словам, при дворе короля Артура. И я просила его быть
моим попутчиком, ибо одна ехать боялась. Не успели мы с ним сделать и двух
шагов, как увидели рыцаря со щитом, украшенным серебряным воином с
обнаженным мечом в руке. Тот рыцарь, о котором я речь веду, вел двух пленных
связанных рыцарей и жестоко их избивал, чему мы весьма поразились. Как
только бедные пленники разглядели моего провожатого, взмолились они к нему:
"О добрый и отважный рыцарь, ради господа бога сжальтесь над нами и спасите
от этого коварного и злого предателя". Возмутившись жестокостью, которую они
претерпевали, мой провожатый вскричал: "Злой палач! Отпусти сейчас же этих
рыцарей!" Тогда, ни слова не говоря, негодяй налетел на него и нанес такую
страшную рану, что тот упал замертво. Но я готова присягнуть, что то был
предательский удар, а как он убедился, что рыцарь не в силах подняться,
кинулся на раненого. Увидал мой рыцарь, что злодей угрожает ему, и мигом
вскочил на ноги, хотя и был оглушен ударом; пришлось ему защищаться, но
кровь лилась из его раны, и исход схватки был предрешен. Он был пленен {9} и
связан, как и те двое, и смог лишь на прощанье попросить меня, чтобы я по
приезде ко двору короля Артура разыскала доблестного рыцаря Ланселота и
рассказала о его злоключениях, и я ему это обещала. Так я рассталась с ним,
и до сей поры больше ничего о нем не слыхала".
21. "Тогда спросил я, не знает ли она, как звали рыцаря, и она
отвечала, что знает и что зовут его Лионель. Так мне стало известно, что
плененный рыцарь и есть тот, кого я ищу, и этим известием мы с Блиоберисом
были весьма опечалены, но все же я сказал девушке: "Благородная девица, вы
сдержали свое слово и выполнили данное вам поручение". - "Да неужто, -
воскликнула она, вы и есть Ланселот Озерный?" - "Господь свидетель, это я".
- "Так что же намерены вы делать?" - "Я его освобожу, - отвечал я, - чего бы
мне это ни стоило". - "Господь да поможет вам, а его освобождение будет для
меня великой радостью". На том мы распрощались с нею и поскакали дальше,
советуясь друг с другом, что же теперь делать. И положили начать розыски в
лесу Неведомых Островов, а за беседою не заметили, как прибыли в Кардейль
{10}, где оба мы вооружились и надели доспехи, после чего каждый из нас
поехал своей дорогой. Не знаю уж, куда поехал он, но я решил отправиться в
Тинтажель для того только, чтобы взять вас в попутчики к Неведомым Островам,
ибо давно уже известно, что в своей земле, вы, с вашей отвагой, все
злодейства искоренили".
22. Ничего другого не ответил на это Тристан, как только вот что: "Не
бойтесь, монсеньор, я окажу вам помощь в этом деле, так как хорошо знаю
дорогу. Обещаю вам все силы положить, чтобы довести до конца розыски, ибо
весьма прискорбно было бы покинуть в беде Лионеля, столь молодого, сколь и
благородного". И вскоре после того прибыли они в Динасов Замок, где и
прожили двенадцать дней, пока смогли вновь сесть в седло. И на исходе
двенадцатого дня сказал Ланселот прекрасному Тристану, что пришло ему время
отправиться на розыски. "Как, мессир, - воскликнул Тристан, - да неужто вы
намерены ехать без меня?" - "Клянусь богом, - отвечал Ланселот, - уж лучше я
поеду один, чем доставлю вам столько забот и труда". - "На это скажу вам,
что за целое королевство Логр не пущу я вас ехать одного". - "Ну, коли вы
намерены сопровождать меня, - сказал Ланселот, - пусть будет по-вашему и
назначим отъезд, когда вам будет угодно". Тогда признался Тристан, что, коли
бог допустит, он хотел бы повидаться перед отъездом с королевой Изольдой. "В
добрый час, - сказал Ланселот, - пусть будет так".
23. Призвал к себе Тристан Гуверналя и сказал: "Друг мой, Гуверналь,
отправляйся к королеве Изольде и спроси, не угодно ли ей принять меня, а со
мною одного благороднейшего рыцаря; узнай, ко времени ли будет ей наш приезд
нынче ночью, и поскорее возвращайся ко мне с ответом". Тотчас верный
Гуверналь поскакал в Тинтажель и так спешил, что к закату туда поспел. Там в
двух словах рассказал он все приключение Бранжьене, а та, прибежав к
королеве, передала все, о чем он спросил, и этим весьма королеву обрадовала.
И принялась она гадать, кто же тот рыцарь, что прибудет вместе с Тристаном,
и решила, что это не кто иной, как Ланселот Озерный. Тогда приказывает она
Бранжьене: "Бегите и скажите Гуверналю, чтобы они прибыли как можно скорее,
да пусть Тристан проведет ко мне своего рыцаря через ту дверь, что выходит в
сад". И девушка обещает все передать слово в слово. Она спешит к Гуверналю,
особенно не таясь, так что Андрет, заметив ее, решает подстеречь этой ночью
Тристана, если тот приедет, и предупредить о том короля. Бранжьена же
приносит ответ королевы Гуверналю, как и обещала ей. И тот скачет к рыцарям
и, передав им тысячу приветов от королевы, сообщает им о ее желании, чем
доставляет им несказанную радость.
24. Узнав о приезде Тристана, королева испросила у короля позволения
удалиться в свои покои, чтобы там ей мыться, а затем отдыхать. И король,
ничего не подозревая, ответил: "Прекрасная дама, делайте, как вам угодно".
Тогда позвала королева Бранжьену и заперлась с нею в комнатах, что выходили
в сад, а девушек своих и прислужниц, следивших за нею, отослала, сказав, что
останется вдвоем с Бранжьеною. И приказала она Бранжьене готовить два пышных
ложа, а когда все было исполнено, велела ей спуститься и сторожить у двери в
сад. В скором времени завидела Бранжьена двух рыцарей. Она их приветствовала
с большой радостью, после чего Тристан отвел ее в сторону и сказал:
"Бранжьена, голубушка, бегите к королеве и передайте ей от меня, чтобы она
оказала почести Ланселоту и приняла его так, как и подобает королеве
принимать доблестнейшего рыцаря в мире".
25. Бранжьена, прибежав к королеве, передала ей просьбу Тристана, чем
королева весьма позабавилась, и, дабы угодить Тристану, сама вышла из покоев
им навстречу. Первым увидела она Ланселота, которого приветствовала с
большим почтением, весело ему при том говоря: "Добро пожаловать,
несравненнейший из всех рыцарей королевства Логр!" На что Ланселот отвечал:
"Прекрасная дама, пусть бог всегда дарует вам такую радость, какой исполнено
ваше сердце". Королева повела его за руку в свои покои, усадила и стала
расспрашивать, как живет прекраснейшая из королев {11}. И Ланселот ей
отвечал на все подобающим образом. Как королева Изольда радовалась беседе с
Ланселотом, так и Ланселот восхищался ее красотою, желая в душе, чтобы
наступил такой час, когда он и его друг Тристан смогли бы увидеться в
каком-нибудь уединенном месте с обеими королевами к своему и их
удовольствию. Так думал Ланселот. А королева покинула на миг Ланселота,
чтобы встретить любимого своего Тристана, и обняв его, подвела к ложу, чтобы
он мог немного отдохнуть.
26. Здесь я и оставлю их, а расскажу о злом Андрете, который терпеливо
поджидал их и подстерег их въезд в Тинтажель. Прибежал он в королевский
дворец и, разыскав там одну девицу, весьма ему преданную, попросил ее
разузнать, не прошел ли Тристан в покои королевы. И девушка ему обещала все
в скорости разведать. "Да, милая, - сказал Андрет, - узнайте мне то, что я
хочу". Тогда пошла она и, подойдя к комнатам королевы, выходившим в сад,
стала стучать в двери и стучала до тех пор, пока не вышла Бранжьена и не
спросила, кого она здесь ищет. Девушка ей и говорит: "Впустите меня,
Бранжьена, мне нужно кое-что взять в комнате". На что Бранжьена ей
возразила: "Возвращайтесь-ка к себе, голубушка, нечего вам сюда входить, ибо
королева уже спит. А если здесь и осталось что из вашего, то завтра утром вы
это и получите". Но пока она говорила, девица успела разглядеть Тристана в
комнате. Она вернулась и рассказала все Андрету, а тот, узнав, что ему было
нужно, поспешил разбудить короля, который, весьма поразившись, спросил, чего
он хочет. "Сир, - сказал Андрет, - я забочусь лишь о том, чтобы охранить
вашу честь". - "Так что же случилось?" - воскликнул король. "А то, сир, что
Тристан находится в комнатах королевы". - "Как вы узнали об этом?" - спросил
король. - "Я много чего знаю, - отвечал Андрет, - я видел, как он входил
туда. Коли вам угодно будет, я отправлюсь туда и приведу его к вам". - "Так
схватите его, - воскликнул король, - да смотрите, не дайте ему убежать!"
27. Тут же пошел Андрет и рассказал обо всем своим соумышленникам. И
они его спросили: "Что нужно нам сделать?" - "Схватить его, - приказал им
Андрет, - и привести к королю, ибо такова его воля". - "Но как же, черт
побери, мы возьмем его, - испугались они, - когда он столь силен и отважен!
Ни один из нас не осмелится к нему подступиться". - "Да чего же легче, -
вскричал Андрет, - когда он сейчас безоружен, а нас будет восемьдесят, и мы
вооружимся всем, чем только можно. И знайте, что если нам удастся покончить
с ним, то и нас и наши семьи ждет почет и слава, и мы станем править всем
Корнуэльсом, ибо король умертвит Тристана, а с ним и королеву". - "Ах,
мессир Андрет, - отвечали они, - весьма трудное дело вы затеяли, невозможно
схватить Тристана". - "Да не бойтесь вы ничего, - уговаривал их Андрет, -
коли нужно будет, я приведу вам подкрепление еще из двадцати рыцарей, кои
Тристана смертельно ненавидят". И так обвел их Андрет лживыми своими
посулами, что собралась их добрая сотня, и повел он их всех в сад, а
приведя, сказал: "Сеньоры, обдумаем, как нам действовать дальше. Возьмем ли
мы его приступом или дождемся утра, когда он выйдет сам?". Тогда говорит
один рыцарь: "Сеньоры, я того мнения держусь, что лучше нам дождаться утра,
ибо, если мы подступимся к нему ночью, он будет защищаться что есть сил,
полагая, что имеет дело с тремя-четырьмя, да ненароком и поизувечит нас
всех, если же мы нападем на него средь бела дня, и он увидит столько народу
при оружии, то не осмелится оказать нам сопротивление. Да и король тогда
восстанет ото сна и возьмет нас под свое покровительство". И с ним
согласились все из этого сборища, и вот притаились они в саду, дабы не
упустить Тристана.
28. Когда Бранжьена увидела, что королева Изольда с Тристаном, равно
как и Ланселот, легли отдыхать, то подошла она к окну, выходившему в сад,
так как заподозрила, что против них что-то замышляется. И когда она это окно
открыла, то увидела, что весь сад занят вооруженными людьми, что ее весьма
сильно напугало. Она постучалась в комнату, где находились рыцари и
королева. Ланселот, который еще не спал, тут же встал и, открыв ей, спросил,
чего она хочет. "Господи, добрый мой рыцарь, - говорит она ему, - нас
предали". - "Откуда вам это известно?" - спросил Ланселот. "Ах, я уверена, -
отвечала девушка, - в нашем саду засела добрая сотня вооруженных людей, и я
могу вам показать их, коли желаете". - "Так покажите же мне их". Взяла его
Бранжьена за руку и подвела к тому самому окну. И показала ему всех, так как
луна их хорошо освещала. Ланселот, разглядев их, говорит Бранжьене: "Милая
моя, я прошу вас, не шумите и предоставьте это дело мне". Тут возвращается
он в комнату и, не тревожа любовников, берет свой меч, затем окутывает
плащом левую руку и, спустившись к дверям, храбро их отворяет. Затем он
отступает назад, а Андрет, увидев отворенную дверь, думает, что то выходит
Тристан. Тогда созывает он своих соумышленников и кричит: "Вперед, сеньоры,
следите, чтобы предатель не сбежал!" И ввалились они в дверь, чтобы силою
захватить Тристана. Первым ворвался высокий и могучий рыцарь, у которого
Тристан убил брата по имени Корсарж {12}, и оттого был им смертельно
ненавидим. Кинулся на него Ланселот и нанес ему такой удар, что, как ни
крепок был на том шлем, меч раскроил ему голову до самых зубов. Затем втащил
его Ланселот внутрь, мимо его товарищей, а дверь крепко запер.
29. Здесь снял он доспехи с рыцаря и взял его оружие, а затем вновь
открыл двери. А Андрет давай кричать: "Ах, злой изменник Тристан, вы убили
моего рыцаря, но бог вам отомстит за него!" Лишь только Ланселот открыл
двери, тотчас набежали на него четыре рыцаря, чтобы не дать ему скрыться.
Тогда выставил он перед собою щит и, когда они бросились на него, он обрушил
на первого такой удар своего доброго меча, что тот рухнул наземь мертвым. И
так же он поступил с остальными, так что, недолго повозившись, избавился от
них. И одного из них, схватив за руки, также втащил через двери внутрь, как
поступил раньше. Затем позвал он Бранжьену и ей сказал: "Голубушка, я прошу
вас, не будите Тристана и прекрасную королеву и не тревожьте любовное их
свидание, ибо я и сам расправлюсь со всеми этими предателями без
затруднения. Однако, если Тристан пробудится и захочет придти мне на помощь,
скажите ему, чтобы взял оружие того рыцаря, что лежит здесь".
30. С этими словами выходит он опять и бросается на других рыцарей,
рассыпавшихся по саду: И бьет их направо и налево, так работая мечом, что на
сей раз поражает еще семнадцать врагов, и их громкие предсмертные стоны
прерывают сон королевы. И королева спрашивает Бранжьену, отчего это кричат в
саду. "Отчего кричат? - отвечает та, - да оттого, что вас и прекрасного
Тристана выследил Андрет, который привел за собой сотню рыцарей, и теперь
Ланселот сражается один против всех и многих уже убил". При этих словах
пробудился Тристан и услышал слова Бранжьены. И стал упрекать ее: "Плохо же
вы поступили, не разбудив меня, когда начался бой". - "Да знаете ли вы, -
отвечала та, - что Ланселот мне это запретил!" - "Ах, милый Ланселот, -
воскликнул он, - несравненный рыцарь, ваше благородное сердце побудило вас
вступить в бой одному! Ваша отвага возбранила вам призвать меня на помощь в
такой беде!"
31. Тут он поспешно встает и просит подать ему меч, и Бранжьена ему его
приносит. Но когда собрался он обернуть вокруг руки свой плащ, Бранжьена
указала ему убитого рыцаря, о котором Ланселот сказал ей. И Тристан
снарядился его оружием и доспехами, и, прощаясь с королевой, сказал ей:
"Прекрасная дама, не бойтесь ничего, ибо когда Ланселот и я поднимаем
оружие, то счастье на нашей стороне, будь против нас хоть все королевство
Корнуэльское. И ежели удастся нам пробиться и бежать, не опасайтесь гнева
короля Марка, ибо, зная, что мы живы, он не осмелится покарать вас". Но
королева впала в большую печаль, ибо гораздо больше боялась она за Тристана,
нежели за самое себя. Тристан же выбежал из дворца и увидел сражающегося
Ланселота, а на того наседали шестьдесят рыцарей, и даже сам король уже
поднялся с постели, разбуженный шумом схватки.
32. И увидев Ланселота в столь тяжком положении, Тристан крикнул
громогласно: "Стойте, предатели, вот идет Тристан. На свое горе послушались
вы злого Андрета, ибо за это все вы сложите здесь головы!" И он кинулся в
самую гущу врагов и стал разить их направо и налево. Даже Ланселот
восхищался мощными ударами, которые Тристан раздавал вокруг себя, ибо в
мгновение ока полегло от них двенадцать противников. Когда Андрет и его
товарищи услышали голос Тристана, они весьма изумились, ибо принимали за
него Ланселота. И поняли они, что против них двоих ничего им не сделать. А
Тристан смотрел вокруг себя, выискивая предателя Андрета, но тот держался
так далеко, что достать его не было возможности.
33. Так и шло сражение, о котором я речь веду, как вдруг подоспел
добрый Гуверналь, верхом я при оружии, ведя за собою их коней, ибо предвидел
то, что с ними случилось. Ворвался он в толпу рыцарей и так славно поработал
мечом, что заслужил похвалу Ланселота. Враги же пустились наутек, бросив в
саду убитых. Тогда спросил Тристан Ланселота: "Мессир, друг мой, что будем
мы теперь делать?" - "Сперва, - сказал Ланселот, - попрощаемся с королевою".
С этими словами вошли они к королеве, которая пребывала в великом смятении,
и Тристан, приветствовав ее ласково, сказал: "Прекрасная дама, не хотите ли
уехать с нами?" - "Нет, я не сделаю этого, - отвечала она, - я довольна и
тем, что вы спасены, и уверена, что король, зная об этом, не осмелится
причинить мне зло. Вы же уезжайте не медля, прошу вас о том. Ведь уже
рассвело, так что как бы приключение ваше не обернулось к худшему". Ланселот
подивился мудрому ответу королевы. А Тристан сказал: "Мы сделаем все, как
угодно вам". И Ланселот стал прощаться с королевой, а она поблагодарила его
за доброту и благородный порыв, что подвигли его на помощь другу, и просила
передать привет королеве Геньевре, что Ланселот и обещал сделать.
34. Вышли от нее рыцари и прошли по дворцу. Король стоял у окна, и
Ланселот, узнав его, крикнул ему, "Ах, коварный король Марк, не на добрые
дела собираете вы рыцарей в своем замке. Знайте же, что Ланселот Озерный
когда-нибудь отплатит вам за радушный прием, что вы оказали ему!" Король,
заметив его и узнав, что то был Ланселот, весьма смутился, так же как и все,
кто был при нем. И он ответил: "О мессир Ланселот, учтивости ради выслушайте
меня. Клянусь вам божьей матерью, я не давал на это дело своего согласия. И
потому я прошу вас войти ко мне во дворец, дабы я мог в вашем присутствии
учинить суд и расправу над теми, кто осмелился столь тяжко оскорбить вас. И
вам я позволю поступить с ними так, как вам будет угодно". - "Этого я не
желаю, - отвечал ему Ланселот, - но одного требую: если вам дорога жизнь,
отправляйтесь к королеве и просите у нее прощения за бесчестье, которое вы
ей учинили, тогда лишь вы искупите свою вину передо мною". И больше он не
пожелал с королем разговаривать, но, пройдя мимо него, поспешил выйти, так
как был ранен в левую руку, хотя и легко. И надо вам сказать, что во время
той битвы в саду тридцать человек было убито, а двенадцать получили
смертельные раны. Итак, вышли трое рыцарей из Тинтажеля, чтобы ехать в замок
Динаса. И у ворот увидели коней, которых мудрый Гуверналь предусмотрительно
привел им. Они сели на них и пустились в путь.
35. А король Марк, оставшись во дворце, приказал послать за Андретом и
проклинал его несчетными проклятиями за то, что тот втянул его в это злое
дело, отчего множество рыцарей полегли мертвыми, и молил бога, чтобы все
содеянное зло обернулось против неразумных злоумышленников и миновало его
самого. Затем король отправился к королеве и весьма почтительно ее
приветствовал, на что она ответила сухо и нелюбезно. И король спросил ее:
"Прекрасная дама, за что вы гневаетесь на меня?" - "Да как же мне не
гневаться, - воскликнула королева, - когда вы, что ни день, стараетесь меня
опорочить и обесчестить без всякой на то причины! Если ваш любимый племянник
Тристан и мессир Ланселот пришли повидать меня этой ночью, что с того и для
чего было устраивать столько шума? Вы же тотчас поверили этому злому
Андрету, от которого всем нам одни несчастья. Благородный рыцарь Ланселот не
пожелал быть узнанным, а вместо того был так тяжко оскорблен. Боюсь я, как
бы это не навлекло на нас беды!" - "Прекрасная дама, - отвечал король, - не
огорчайтесь, ибо я так накажу виновных, что сам Ланселот будет доволен моей
местью". Тогда только помирилась королева с королем Марком. И здесь я их
оставлю, дабы вернуться к прекрасному Тристану и мессиру Ланселоту и
рассказать об их приключениях.
36. Как Ланселот и Тристан пустились на розыски Лионеля и как Тристан
победил четырех рыцарей - первого мессира Говена, а с ним брата его
Гаэрьета, а после них Ламората Галльского и мессира Динадана.
37. Итак, согласно преданию, эту ночь провели Ланселот и Тристан в
Динасовом Замке. Утром поднялись они и, не желая задерживаться из-за раны
Ланселота, ибо была она легкой, решили пуститься в путь. Помолившись богу,
они надели доспехи и оружие, сели на своих коней и отправились. Добрый
Гуверналь хотел сопровождать их, но Тристан не позволил ему, а велел ехать к
королеве Изольде и служить ей, и Гуверналь, желая во всем угодить своему
господину, вернулся в Тинтажель, дабы находиться при королеве до возвращения
Тристана. А рыцари направили своих коней по дороге, ведущей к Неведомым
Островам. И так скакали они два дня без всяких приключений, о которых можно
было бы рассказать. По наступлении же третьего дня достигли они громадного
густого леса. И ехали через этот лес до трех часов дня, как вдруг
повстречали четырех прекрасно вооруженных рыцарей.
38. Вот говорит Ланселот Тристану: "Взгляните, мессир, вот едут нам
навстречу четыре могучих рыцаря, нас же лишь двое, а поскольку я их знаю, то
скажу, что не миновать нам стычки. Каковы ваши намерения?" На что отвечает
ему Тристан: "Мессир Ланселот, чего же лучше, назовем им наши имена, да и
попытаем наши копья, только отчего вы полагаете, что эти четверо намерены
столкнуться с нами?" - "Я в том уверен, - сказал Ланселот, - так как один из
них - мессир Ровен, а второй Гаэрьет, оба племянники короля Артура {13}, а
третий и четвертый - Ламорат Галльский {14} и Динадан {15}. И если бы на мне
были мои собственные доспехи, они бы тотчас же меня признали, как и я их". -
"Но скажите мне, отчего вы намерены драться со своими соотечественниками и
подданными короля Артура?" - "Бог свидетель, - сказал Ланселот, - если бы я
мог выбирать, я бы не стал сражаться, но уж коли они начнут ссору, я не
намерен им спускать". - "В добрый час, - ответил Тристан, - стало быть, вам
биться с ними неугодно, ну, а коли они вознамерятся попытать своих коней и
копья, я сам дам им урок. И я заклинаю вас не вмешиваться и предоставить все
дело мне, а уж если они возьмут верх, тогда только вступайте и вы в бой, и
да будет счастье на вашей стороне!" И Ланселот с ним согласился, сказав:
"Мессир, когда вы просите меня, я исполню все согласно вашей воле". - "Итак,
вступлю я в бой с ними, а вас благодарю за согласие", - сказал Тристан. И
Ланселот ему при этих словах улыбнулся.
39. А четверо рыцарей, едва завидев, что едут им навстречу двое,
посовещались меж собою, и мессир Ровен объявил, что первым пустит в ход свое
копье. И Динадан с ним согласился, сказав, что это его право. "Но на мой
взгляд, - добавил он, - эти рыцари благоразумно отступятся от схватки, ибо
их всего двое. Однако я полагаю, что одного из них вы, без сомнения, можете
порасспросить о новостях". На том они и порешили. Пустился мессир Говен
вскачь к рыцарям, и Ланселот сказал Тристану: "Мессир, видите ли того, кто
скачет к нам? Знайте, что это мессир Говен". - "И я благодарю бога, -
ответил Тристан, - за то, что он нынче дал мне силы сразиться с ним и с
тремя его товарищами, ибо все они - рыцари Круглого Стола". И он отъезжает
от Ланселота и быстро мчится на своем скакуне навстречу Говену, который его
пока не признает.
40. Но увидев, что он скачет ему навстречу, мессир Говен кричит ему
громко: "Ну-ка, подъезжайте поближе, мессир рыцарь!" Тристан же его
приветствует весьма учтиво, на что мессир Говен ему говорит: "Мессир,
порасскажите-ка мне новости, если вам хоть какие-нибудь известны". Тристан
отвечает: "Мессир, коли вы спрашиваете у меня о новостях, назовите сперва
свое имя". - "Какое вам дело до имени моего, отвечайте, что вас спрашивают!"
- кричит ему мессир Говен. - "Э, нет, - сказал Тристан, - не хотите
назваться, так не будет вам и новостей. А теперь прочь с дороги, ибо я спешу
по своим делам!" Ланселот, который слышал перепалку, понял, что Тристан
хочет завязать ссору с Говеном. И Динадан, указав на него остальным,
вскричал: "Глядите, как заважничал этот рыцарь! Послушать его, так он прямо
напрашивается на ссору". И мессир Говен, разгневавшись на слова Тристана,
ему сказал: "Эй, рыцарь, по доброй ли воле, по принуждению ли, но вам
придется сказать мне, откуда и куда вы едете, раз мне угодно это знать". -
"Покуда я могу еще поднять меч, - отвечал Тристан, - я вам повиноваться не
намерен". - "Стало быть, сразимся", - предложил мессир Говен. "А вы думали,
я против воли стану вам новости рассказывать?!" - ответил Тристан, - да
никогда в жизни!"
41. Тогда безмерно разгневался Говен и вскричал: "Мессир рыцарь, коли
вы так загордились, что не желаете исполнить по-хорошему то, что вас просят,
так придется вам сделать это поневоле. Берите копье и сразимся!" И они,
пришпорив коней, свели их вплотную и стали наносить друг другу тяжелые и
мощные удары копьями. Мессир Говен сломал свое копье и уронил обломки его на
землю, копье же Тристана осталось цело, и притом столь жестокую рану нанесло
мессиру Говену, что тот рухнул с лошади, тяжко пораженный.
42. Тогда приблизился Ламорат, который был доблестным рыцарем и в
совершенстве владел копьем. Он погнал своего коня на Тристана, чтобы
отомстить за мессира Говена, и Тристан, подпустив его, нанес ему такой
страшный удар, что копье его, пробив щит, вонзилось в плечо рыцаря, но и на
этот раз не сломалось, хоть копье Ламората разлетелось в куски, сам же он,
не выдержав удара, свалился с седла. Тогда воскликнул Динадан: "Боже мой, ай
да рыцарь, как могло случиться, что он одолел Ламората, лучшего бойца на
копьях во всем королевстве Логр!" Что до Гаэрьета, то он, увидев двух своих
товарищей поверженными, кинулся на Тристана, и Тристан так его ударил, что
тот не смог удержаться на коне и упал на землю рядом с двумя другими. Та же
судьба - постигла и Динадана. Когда Тристан с ними расправился так, как я о
том речь веду, он нашел коня мессира Говена и подвел его ему, так говоря:
"Храбрый рыцарь, садитесь-ка на своего коня. Эту милость я вам окажу, но уж
не гневайтесь, коли я покину вас, не рассказав новостей". - "Ах, рыцарь, -
ответил ему Ровен, - позор на наши головы, уезжайте, но, по крайней мере,
назовите свое имя, чтобы знать, от кого нам так досталось". Однако Тристан
ничего ему не ответил, и, позвав своего товарища, продолжил путь.
43. Что же до мессира Говена и трех его попутчиков, они кое-как
взобрались на своих коней и поехали дальше, непрестанно со злобою поминая
рыцаря, который с ними так расправился. И мессир Говен им сказал: "Клянусь
честью, сеньоры, не будет мне покоя, пока я не догоню этого рыцаря и не
узнаю, кто он, хоть силою, хоть как иначе". На что Динадан ему ответил: "Я
часто слышал рассказы о том, что если труса поколотить, то он храбрым
станет. Ну кто нас заставлял задирать его?" - "Да, довольно об этом, -
ответил Говен, - мы уже получили как следует, по заслугам". Так они
продолжают свой путь и едут до тех пор, пока не достигают маленького домика,
где и останавливаются, чтобы перевязать раны. И весь вечер только и говорят,
что о рыцаре со щитом, где на лазури малые вермелевые львы насечены на
продольных серебряных полосах. Но тут я их оставляю и возвращаюсь к Тристану
и Ланселоту, дабы рассказать об их приключениях.
44. Как Тристан и Ланселот блуждали по лесу и потом божьей милостью
выехали к скиту, где покаялись и узрели несказанное чудо.
45. Итак, согласно преданию, Тристан и Ланселот столь далеко заехали в
глубь леса, что четыре дня не могли найти себе крова, а встречали на своем
пути лишь маленькие домишки, где ничего не было, кроме хлеба да воды в
колодце. Так они блуждали, едучи то вперед, то назад, и кони их то и дело
запутывались в густом кустарнике; наконец, настал пятый день, и Ланселот
почувствовал, что он совсем истощен невыносимым голодом. И когда он понял,
что силы и мужество оставляют его, то обратил он свое сердце к богу и вознес
к нему такую молитву: "Господу моему, что на небеси, отцу, сыну и святому
духу молюсь, дабы вывел нас в такое место, где будет пища для плоти нашей и
где не погибнем мы от голода. Господь наш истинный, вы, который с неба
сошли, дабы приять муки и смерть, вы, который нам ад уготовил, смилуйтесь и
спасите от великого голода, постигшего нас".
46. Едва он кончил свою молитву, как прямо перед собою вдруг увидел
дитя, красивее которого он никогда не встречал: красота его сияла
ослепительней солнца. Ребенок стоял посреди дороги, улыбаясь им, и столь
ясен был его взгляд, что оба рыцаря тотчас почувствовали благоговение. И
вдруг услышали они голос, который возвестил им громогласно: "О ты, Ланселот
Озерный, и ты, Тристан из Леонуа, вы погрязли в грехе роскоши и
прелюбодеяния, покайтесь же и обратите к господу души ваши, ибо князь тьмы
подстерегает вас, и это он наслал на вас голод среди сего дикого леса, дабы
вы погибли и навеки преданы были проклятью. Но так как в сей опасный миг вы
взмолились к господу, он не захотел допустить вашей погибели. И ему угодно,
чтобы вы во всем раскаялись. Следуйте же за ангелом по этой самой дороге до
того места, куда он вас приведет". И вот, когда Тристан и Ланселот услышали
этот голос, они в слезах начали каяться в своих прегрешениях, прося милости
у господа. И затем последовали за ангелом, который, казалось, не двигался,
но все время был впереди них на той самой дороге, о которой я речь веду.
47. И когда наступил час вечерни, они вдруг потеряли ангела из виду,
что их весьма опечалило, и они стали оглядываться во все стороны, надеясь,
что где-нибудь увидят его, как вдруг внезапно заметили скит в чаще леса. Они
подъехали и постучались в дверь, и на их стук открыл им старик, приветствуя
их именем господним, и просил пожаловать, назвав по имени каждого из них.
Рыцарей весьма поразило, что он знает их имена. Тогда сказали они ему:
"Добрый человек, верно, господь говорит вашими устами". И они ему
поклонились низко и поцеловали у него руку, после чего вошли в маленькую его
часовню и на коленях возблагодарили господа, приведшего их сюда. Окончив
благодарственную молитву, вернулись они в дом и попросили отшельника, чтобы
и он помолился за них, дабы отогнать от них сатану, строящего им козни.
Тогда говорит он им: "Дети мои, я помолюсь за вас, а вы отдохните эту ночь и
подумайте о грехах ваших, утром же я скажу, какая положена вам епитимья".
Они поклонились ему, и он отвел их в свою комнату, где дал им поесть то, что
было у него в доме. После чего они пошли в часовню и там провели всю ночь.
48. И Ланселот не спал, всю ночь напролет проведя в молитвах, что же до
Тристана, то он до самого утра думал лишь о королеве Изольде. И незадолго до
зари было ему видение {16}; он ясно узрел, как прекрасную королеву с короною
на голове и в новых одеждах вели четверо приставов, избивая ее жестоко,
отчего бедная королева тяжко мучилась и громко стенала, говоря жалобно: "Ах,
прекрасный Тристан, горе мне, ибо из-за вас попаду я в ад, и вы не сможете
меня спасти. И знайте, что так оно и будет со мною, если не покаетесь вы в
своем грехе и не искупите его полной мерой". Бросается Тристан на помощь
королеве Изольде и чувствует, что дыхание ее столь горячо, будто бы все тело
ее горит огнем. Тут кричит он Ланселоту: "Милый друг мой, придите на помощь
другу своему Тристану, ибо без вас поглотит его адский пламень!" Отшельник,
который молился в своей маленькой комнате, услышал призывы Тристана и вошел
к нему вместе с Ланселотом, и увидели они, что он мечется в страшном жару.
И, увидев отшельника, стал Тристан умолять его, чтобы тот ради господа спас
его, ибо это в его власти. Тогда облачился святой человек в свой стихарь и
другие подобающие сему одежды, взял крест и святую воду и, вернувшись к
Тристану, окропил ему все тело святою водой, так что вскоре пропал жар у
Тристана и прекратились его страдания. Почувствовал он себя исцеленным и
здоровым, как прежде, и стало ему так легко, что почудилось, будто он в раю.
Тогда кинулся он к ногам священника и испросил разрешения исповедаться, ибо
не успел он покаяться, когда адский пламень начал сжигать его. Святой
человек его исповедал и дал ему отпущение всех грехов, сказав: "Тристан,
милый сын мой, знайте, что отныне вы и все ваши рыцарские деяния принадлежат
богу, ибо никому другому не посылал он доселе таких знамений. И оттого
очистите отныне душу свою от низких помышлений, дабы безгрешной вознеслась
она на небеса, когда богу будет угодно призвать вас". - "Да будет на то
милость его", - отвечал Тристан.
49. И когда святой отшельник увидел, что Тристан сподобился благодати,
он пошел к Ланселоту и также его исповедал и наставил, как Тристана. И
обратил обоих к истинному раскаянию. Так были они возвращены богу сим святым
отцом, и, как только встало солнце, они распрощались с ним. Перекрестил их
отшельник и благословил на дорогу во имя божье, громко сказав Ланселоту:
"Мой милый сын, помните, что вам, благороднейшему и благочестивейшему
рыцарю, отныне чистому и душою и телом, надлежит именем господним очистить
королевство Логр от злодеев, так, чтобы называли вас Рыцарем Креста.
Поезжайте же в добрый час, господь да не оставит вас своею милостью".
50. Пустились они в путь и так быстро скакали, что в тот же день нашли
прямую дорогу, которая и вывела их из леса. И они очутились на обширной
прекрасной равнине, что тянулась на две английских мили. Посреди той равнины
стояла разрушенная часовня. И поскольку уже близилась ночь, решили они
остановиться в ней на ночлег, хотя и пришлось бы им терпеть из-за того голод
и жажду. Они приблизились к часовне, и, расседлав лошадей, пустили их
пастись на ночь. А утром они отправились дальше и снова углубились в лес. И
если вы хотите знать, в какой стороне они очутились, то скажу вам, что это и
был лес Неведомых Островов.
51. Они ехали, пока не достигли края равнины, как вдруг Ланселот,
ехавший первым, увидел девушку, всю окровавленную, верхом на иноходце,
которого она гнала, что есть мочи. Он указал на нее Тристану, сказав,
"Мессир, смотрите, как напугана эта девушка, уж не чудовище ли какое гонится
за ней по пятам?" Вскоре она поравнялась с ними и крикнула: "О, добрые
рыцари, если вам дорога жизнь, ни шагу дальше! Поворачивайте скорее назад".
- "Почему, красавица?"-спросил Тристан. - "Оттого, - отвечала она, - что вы
заехали в ужасный лес, и вам грозит смертельная опасность, о которой я вам
расскажу. Знайте же, сеньоры, что нынче утром выехала я из монастыря, где
провела ночь, и отправилась по дороге через этот дикий лес. Там повстречала
я двух хорошо вооруженных рыцарей, которые были весьма вежливы и учтивы со
мною и поведали, что живут при дворе короля Артура. Так ехали мы вместе, как
вдруг на опушке этого ужасного леса встретили громадного великана, и был он
столь страшен, что ужас объял нас. И оба рыцаря были поражены не меньше
меня. Они указали на него друг другу, а затем, не сговариваясь, вместе
бросились на него и страшными ударами поразили его в грудь, отчего великан
взревел громогласно и зарычал: "Несчастные, теперь вам не уйти от меня!" И
он кинулся на них, но они ударились в бегство, а он помчался за ними
громадными прыжками. Я же ускользнула незамеченной, и только лицо
расцарапала себе о колючие кусты, сквозь которые пробиралась так быстро, как
только могла".
52. "Милая девица, - стал просить ее Ланселот, - будьте так добры,
окажите нам любезность и проводите туда, где встретили вы великана". "Ах,
мессир рыцарь, - воскликнула она, - господи сохрани, никогда в жизни я не
решусь туда вернуться, ибо я спаслась лишь чудом". - "О, добрая девица, ради
бога, не оставляйте нас без провожатого", - попросил ее и Тристан. И так они
уговаривали ее, пока она не согласилась провести их до того места, где
рыцари ранили великана, дальше же отказалась идти за все золото в мире.
Итак, поехала девушка, указывая дорогу рыцарям и привела их к мрачному
темному лесу. И когда они заехали в чащу, Ланселот спросил Тристана:
"Мессир, видели ли вы когда-нибудь столь мрачный и страшный лес?" - "Нет,
никогда, - отвечал Тристан, - эта девица описала его в точности таким, каков
он на самом деле. Если и есть у великанов обиталище, то оно должно быть как
раз в этом лесу". - "Поверьте мне, сеньоры, - сказала девушка, - что и
четырех дней не хватит, чтобы пересечь этот лес. И однако у большой дороги
можно отыскать весьма полезные травы, а еще там стоит замок, который
называют Грозной Скалой".
53. Так ехали они, беседуя меж собою, покуда не достигли того места,
где девушка встретила великана. В этом месте земля была залита кровью из
ран, что нанесли ему рыцари, и по этому признаку поняли они, что все,
рассказанное ею, было правдой. Тогда сказала девушка: "Сеньоры, вы видите, я
исполнила то, что обещала, позвольте же мне вернуться теперь назад". И она
распрощалась с рыцарями, которые ее поблагодарили и спросили, куда она
поедет дальше. И она отвечала им, что поедет ко двору короля Артура. "А
какое дело ведет вас туда?" - спросил Ланселот. - "Этого я не могу вам
сказать", - ответила она. "Тогда я прошу вас, благородная девица, - сказал
Ланселот, - по прибытии туда передать от меня привет королю, а ежели он
спросит мое имя, скажите, что его приветствует Ланселот Озерный, которого
встретили вы в сопровождении лучшего рыцаря в мире, а имя ему - Тристан
Корнуэльский". Тогда воскликнула девушка: "О, мессир Ланселот, и вы, мессир
Тристан, прошу вас простить меня за то, что отказалась я назвать, цель моего
путешествия, ибо неведомо мне было, кто передо мною. И я с большой радостью
исполню ваше поручение и все, что вам будет угодно приказать мне". - "Мы
благодарим вас, прекрасная девица, - поезжайте же теперь, куда вам нужно". С
тем уехала девушка и впоследствии исполнила поручение в точности, как
обещала.
54. Здесь я и оставлю ее, а вернусь к рыцарям, которые долго
пробирались сквозь Черный лес, пока не достигли распутья двух дорог. Увидев
эти две дороги, они ненадолго остановились, и Ланселот сказал. Тристану:
"Мессир, как вам кажется, что должны мы делать? Не следует ли нам разойтись
или дальше поедем мы вместе?" - "Господь свидетель, мессир, - отвечал
Тристан, - мне кажется, что для наших розысков было бы полезнее каждому из
нас ехать своей дорогой, ибо если один из нас и собьется с пути, то другой
все же достигнет цели, и так путешествие наше не пропадет даром". И эти
слова Ланселот одобрил. Так и разъехались они, и оба при том плакали, и
недаром, ибо знали, что много еще; испытаний выпадет на их долю, прежде чем
они встретятся вновь.
55. Как Ланселот встретил князя ада под видом, девицы, которая украла у
него коня, и как это предательство завершилось пленением его в Замке
Ольтера.
56. Расставшись с прекрасным Тристаном, поехал Ланселот по лесу и,
когда настал час вечерни, стал думать, где бы остановиться ему на ночь. И
пребывая так, как я уже сказал, в раздумье, вдруг увидел он, что впереди
него медленно едет девушка, и подумал, что, может быть, она ему укажет
место, где бы он мог найти ночлег. Он пришпорил коня, чтобы нагнать ее, и,
догнав, окликнул ее учтиво, но она ему не ответила, как будто и не слышала.
Тогда Ланселот окликнул ее громче, чем в первый раз. Тут она обернулась и
подождала, пока он подъедет. И Ланселот ее приветствовал, а она весьма
грациозно ему поклонилась.
57. "Прекрасная девица, - сказал Ланселот, - не будете ли вы столь
добры указать мне, место, где я мог бы отдохнуть этой ночью, ибо присягнуть
могу, что весьма в том нуждаюсь". Она ему отвечает на это: "Знайте, мессир
рыцарь, что этот лес мне знаком, как никому в этой стране, так вот,
поверьте, на две версты кругом нет никакого жилья". - "Тогда скажите мне,
прошу вас, прекрасная дама, где вы сами остановитесь на эту ночь". - "Скажу
вам на это, мессир рыцарь, что в двух верстах отсюда, как я и сказала, есть
старая часовня, где я проведу эту ночь, ибо в темноте боюсь сбиться с
дороги, там же и конь мой будет пастись среди трав". - "Прекрасная девица, -
сказал Ланселот, - раз уж здесь нет другого пристанища, позвольте мне ехать
туда с вами". - "Поезжайте, коли вам угодно", - отвечала девушка. Так
пустились они вместе в путь и в конце концов достигли часовни.
58. Тут спешился Ланселот, снял свой щит, повесил его на седло и
попросил девушку подержать недолго его коня, пока он помолится у алтаря.
"Идите, - ответила она, - я сделаю, как вы просите". Ланселот вошел в
часовню, перекрестившись, склонился пред алтарем, и начал читать молитвы,
которые были предписаны ему святым отшельником. Если же вы захотите узнать,
кто была эта девица, то я отвечу вам, что то был дьявол, который желал
уловками своими соблазнить Ланселота, дабы погубить его душу и навеки
отвратить его от господа нашего. Но едва искуситель увидел, как Ланселот
крестится, то потерял свою власть над ним, а потому вдруг пропал внезапно, а
с ним и конь Ланселота с копьем и щитом исчез в мгновение ока, так что он ни
звука не услышал. Ланселот молился около получаса, а, выйдя, не увидел
своего коня и, тем более, иноходца девушки, что весьма его опечалило, ибо
без коня и оружия подвергался он великим опасностям среди этого
непроходимого леса. И он принялся звать девушку, надеясь, что она
откликнется, но кругом все было тихо. Когда он понял, что зовет напрасно, то
вернулся обратно в часовню, чтобы там дождаться восхода солнца.
59. И он вознес богу смиренную молитву, а с восходом солнца пустился в
путь пешком и так шел по дороге через лес до трех часов дня. Уже два дня
прошло, как он ничего не ел и не пил. Будучи в столь плачевном положении,
вдруг увидел он двух вооруженных рыцарей на красиво убранных конях. И он
подумал, что они смогут оказать ему помощь. Но рыцари, поровнявшись с ним,
стали указывать на него, насмехаясь и спрашивая, где это он потерял свою
лошадь. Один говорил, что он выменял щит и копье на меч, другой же сказал:
"Ну, что ж, попытаем, чего он стоит". И они остановились, поджидая
Ланселота.
60. Подойдя к ним, он их учтиво приветствовал, на что они ему сказали:
"Эй, рыцарь, вас видно бог нам послал на потеху, что же до вашего
приветствия, то мало чего стоят приветы ротозея, который упустил и коня
своего и щит". - "Знайте, сеньоры, - ответил Ланселот, - что я потерял их не
по трусости либо неловкости, но оттого, что не остерегся во время одной
встречи. Надеюсь, однако, что божьей милостью найду себе другого коня и
щит". - "Да зачем они вам? - насмехаются рыцари, - неужто вы сможете
удержать их при себе?" - "Сеньоры, сеньоры, - упрекнул их Ланселот, - вместо
того, чтобы глумиться надо мною столь безжалостно, вы бы дали мне совет.
Если же не можете мне помочь, продолжайте свое путешествие, а меня
оставьте". Тогда говорит один из рыцарей: "Я так полагаю, мессир, вы хотите,
чтобы мы отдали вам одного из наших коней. И вы бы охотно взяли его?" -
"Клянусь честью, - вскричал Ланселот, - я в своей жизни тысячу раз поступал
так с бедными чужеземными рыцарями, когда они терпели в чем-нибудь нужду". -
"Охотно верю, - ответил рыцарь, - да только напрасно вы лебезите перед нами,
ничего вы не получите". Как только Ланселот услышал эти слова, гнев вспыхнул
в его сердце, и он сказал: "Рыцари, не знаю, для чего вы оскорбляете меня,
но быть бы мне, как вы, верхом, я бы тотчас заставил вас в том раскаяться".
- "За боем дело не станет, - ответил ему рыцарь, - чтобы его завязать, я над
вами достаточно потешился, а потому, коли вы чего-нибудь стоите, получайте,
вместо нашего раскаяния, лошадь моего друга, копье его и щит. А если они не
придутся вам по нраву, возьмите мое вооружение. Но когда я ударом своего
копья выброшу вас из седла, быть вам моим пленником, если только живы
останетесь. Ну, а коли вы меня свалите, владейте тогда моим конем и всем
оружием".
61. "Согласен, - сказал Ланселот, - окажите мне честь и назовите свое
имя". - "Зачем оно вам?" - спросил рыцарь. - "Клянусь честью, лишь для того,
чтобы, побив вас, смог я похвастаться этой победой при дворе короля Артура".
- "Ну, что ж, за этим дело не станет, вы узнаете, как меня зовут. Я - Ольтер
де Ларош {17}". - "Тогда начнем, во имя божье, наше сражение, - сказал
Ланселот, - тяжким будет оно для меня, но я докажу вам, что не такой я трус,
каким вы меня выставили вначале". - "Итак, выбирайте из наших коней, какого
хотите", - сказал ему рыцарь. "В добрый час, - ответил Ланселот, - вашего
коня я не возьму, но дайте мне коня вашего товарища". Тут рыцарь велелсвоему
спутнику спешиться, что тот и исполнил. А Ланселот сел на его коня и взял
копье и щит. И когда он садился в седло и брал оружие, что одолжил ему
Камелот {18}, то сердце его сжалось от тяжкого предчувствия. Но все же он
обратился к рыцарю: "Мессир, я готов, начнем, если вам угодно, наш бой". -
"В добрый час", - отвечал тот.
62. Тогда разъехались они на положенное расстояние. Ольтер де Ларош
посмотрел на Ланселота, на красивую его посадку и подумал про себя, что он
должен быть доблестным рыцарем и достойным противником. Затем сошлись они и
нанесли столь жестокие удары друг другу, что копья их разлетелись в куски.
Ланселот удержался в седле, ибо весьма силен был и ловок, Ольтер же рухнул
на землю, как подкошенный. И увидев, что он проиграл, испустил он тяжкий
стон. Тогда Ланселот бросился на него, желая прикончить, но другой рыцарь,
по имени Теро {19}, ему крикнул: "О добрый рыцарь, честью заклинаю вас,
сжальтесь и пощадите этого человека". Тогда Ланселот остановился и сказал,
что помилует его и дарует ему жизнь. Он пошел и привел Ольтеру его коня,
сказав: "Садитесь в седло, рыцарь". И тот с превеликим трудом поднялся с
земли и с помощью Теро кое-как уселся на коня. Затем подъехал он к Ланселоту
и сказал ему: "Мессир рыцарь, я прошу вас об одной милости и надеюсь, что вы
мне не откажете, ибо ничего худого она вам не доставит". - "Если вы
говорите, что мне не будет от того зла, - ответил Ланселот, - говорите, что
вам угодно, и я вам обещаю исполнить вашу просьбу". Рыцарь его поблагодарил
и сказал: "Так знайте, рыцарь, что единственное, о чем я прошу, это чтобы вы
поехали в мой замок и провели там ночь, ибо я желаю воздать вам должное за
рыцарские ваши достоинства. Ведь с тех пор, как я двенадцать лет назад
впервые взял оружие в руки, не нашлось ни одного рыцаря, которому удалось бы
сбросить меня с седла". - "Едемте", - сказал Ланселот.
63. Второй рыцарь взобрался на коня позади Ольтера, и они направились
прямо к замку. И примерно через лье выехали они на самую живописную равнину,
какую когда-либо видывали. Весьма большим сеньором был Ольтер, он мог
содержать при своем замке до ста рыцарей, да столько как раз их и было гам,
и все храбрые и испытанные воины, а замок был его ленным владением с тех
пор, как Тристан и доблестный принц Галеот {20} завоевали Неведомые Острова.
А тот, кто захочет узнать о том побольше, пусть прочтет книгу о Тристане, о
тех временах, когда он вез королеву Изольду к королю Марку в Корнуэльс.
Итак, подъехали рыцари к замку. Ланселот оглядел его, и замок ему весьма
понравился, ибо был он так надежно укреплен и пышно построен, как никакой
другой, и обнесен кругом стеною неприступной высоты, а у единственных ворот
прикованы были два диких льва, защищавших вход от тех, кто вздумал бы в этот
замок вломиться силою, и никто мимо них не мог пройти, кроме как в
сопровождении сеньора Ольтера. Ланселот, восхищаясь красотою и укреплениями
замка, не смог удержаться, чтобы не высказать это хозяину его, отчего весьма
сильно пострадал после. "Мессир Ольтер, - сказал он, - позвольте мне
похвалить ваш замок и место, в коем он столь удачно построен. Уверяю вас,
что столь прекрасный замок мог бы послужить к чести самого короля Артура".
На что Ольтер смолчал, ибо понял эти слова совсем не так, как Ланселоту
хотелось бы, и затаил он обиду на него.
64. Тем временем миновали они ворота и львов и очутились во дворе, где
и спешились, а когда рыцари Ольтера увидали своего сеньора раненым, то
весьма опечалились и привели лекаря, который осмотрел его рану и объявил,
что через неделю она заживет. В это время вышла к ним замечательно красивая
девица, с которою никто в стране не мог сравниться мудростью, и оттого по
всему Черному Лесу звали ее Мудрой Девой. То была сестра Ольтера. Увидев
кровь своего брата, испустила она тяжкий вздох и гневно вопросила, кто нанес
ему эту рану. "Да вот этот рыцарь поранил меня", - указал ей Ольтер. И он
рассказал ей все дело, как оно было. Когда она его выслушала, то пристально
в Ланселота вгляделась и нашла, что красотою и силой своей он превзошел
всех, кого она знала. И она поняла, что лишь такой, как он, доблестный
рыцарь мог взять верх над ее братом. Тогда подошла она к брату и сказала
ему: "Брат мой, я опасаюсь, что этот рыцарь - вассал короля Артура". -
"Господь свидетель, милая сестра, - отвечал Ольтер, - этот рыцарь, входя
сюда и осматривая замок со всех сторон, уже упомянул о том, что он мог бы
сделать честь самому королю Артуру". - "И вот поэтому, - сказала девушка, -
следует нам обдумать, как не дать ему вернуться к королю Артуру и ему о нас
рассказать. Ежели вы мне позволите действовать самой, то я уж устрою так,
что он долго отсюда не уедет. Но поговорим об этом в другом месте, дабы он
ничего не заподозрил".
65. Тут отходит девушка от своего брата и, подойдя к Ланселоту, учтиво
и любезно с ним разговаривает, расхваливая его на все лады, а он ей отвечает
столь приветливо и разумно, что она поражается его приятным речам. И так
польстила ей хвала Ланселота ее красоте, что сердце ее внезапно исполнилось
любви к нему, и она порешила про себя, что не успокоится, пока не добьется
своего. Ланселот же, думая лишь о том, чтобы поскорее закончить свои розыски
и съехаться с Тристаном, не заметил вовсе ее любовной к нему склонности. А
поскольку как раз подошел час обеда, девушка взяла Ланселота за руку и
повела его в большой зал, где были уже накрыты столы. Там она усадила его
рядом с собою и стала потчевать, бросая на него влюбленные взгляды, к
которым Ланселот оставался нечувствительным.
66. После трапезы встали они из-за стола, и она, опять взяв его за
руку, отвела в богато убранный прекрасный покой. Там усадила она Ланселота и
принялась с ним беседовать, так говоря: "Прекрасный рыцарь, я бы просила вас
оказать мне милость, ничего вам не стоящую. Сделайте мне честь и назовите
свое имя". - "Красавица, - отвечал ей Ланселот, - прошу вас простить меня,
но имени своего я назвать не могу". - "Скажите же мне хотя бы, - спрашивает
она, - впервые ли вы прибыли в эту страну?". - "Да, не привел меня господь
посетить ее раньше", - говорит Ланселот. - "И как же вам нравится здесь?", -
спрашивает она. - "Господь свидетель, я еще не все успел разглядеть здесь,
но мне часто приходилось слышать о людях, что нашли здесь удачу". - "Правду
вы сказали, - отвечала девушка, - тому, кто умеет ловить удачу, у нас найти
ее нетрудно. И ежели вы не растеряетесь, вам также представится прекрасный
случай обрести счастье". - "Какой же это случай?" - спрашивает Ланселот. -
"Клянусь богом, мессир рыцарь, я сама и есть тот счастливый случай для вас,
ибо вы пришлись мне по сердцу, как никто из всех рыцарей, каких я знала, и я
полюбила вас". Тогда посмотрел на нее Ланселот и сказал: "Прекрасная дама,
не могу я исполнить то, о чем вы просите, ибо сердце мое уже отдано навеки,
и не свободно оно для того, чтобы я смог удовлетворить ваше желание". И этот
жестокий ответ, конечно, пришелся не по вкусу девушке, но она и виду не
подала, а перевела свои речи на другое, расспрашивая его учтиво, что намерен
он делать завтра. "Утром я уеду, благородная девица, - сказал ей Ланселот, -
дабы продолжать мои розыски". - "В добрый час, - ответила она, - теперь же
ложитесь почивать".
67. Она уложила его на пышную постель, приказала зажечь вокруг
множество светильников и вышла из комнаты. Ланселот почти сразу же заснул. А
девица вернулась к брату и рассказала ему о своей беседе с рыцарем, о том
что он приехал от короля Артура и что он из рыцарей Круглого Стола. "Бог
свидетель, сестра, - сказал Ольтер, - я вам верю". - "Так как же намерены вы
поступить? - спрашивает она, - знаете ли вы, какой вред он может вам
нанести? Если вы дадите ему уехать, он расскажет королю Артуру, как красив и
прекрасно укреплен ваш замок. И поверьте, королю так захочется им завладеть,
что придется вам распроститься с вашим леном. Вот почему я полагаю, что
следует держать рыцаря у нас в плену и никуда не выпускать отсюда". И Ольтер
согласился с советом девушки, сказав ей: "Прекрасная и единственная моя
сестра, я позволяю вам совершить задуманное. Делайте все так, как сочтете
нужным".
68. Тогда девушка, покинув его, вошла к Ланселоту, который спал самым
крепким сном. Тут она потихоньку берет его меч, что лежит у него в
изголовье, а также и все прочее оружие и, выйдя, прячет их в надежном месте.
Затем впускает она в залу сорок или больше стражников, приказав им ступать
тихо, и они у нее спрашивают, что должно им делать. - "Я приказываю вам, -
говорит она, - как только этот рыцарь пробудится ото сна, связать его и
заковать в цепи, ибо такова моя воля". - "Госпожа, разрешите же нам взять
мечи". - "Этого я не позволяю, - говорит она, - ибо он столь ловок и
отважен, что отнимет у вас оружие, да вас же им и убьет". И они согласились
с нею, обещав, что исполнят все согласно ее приказу. И принесли они тяжелые
цепи, чтобы сковать его по рукам и ногам, когда они схватят его, дабы,
скованный, он не мог им сопротивляться. Так охраняли они его всю ночь, и
девушка с ними вместе стерегла из страха, чтобы он не убежал. А когда
занялась заря, то подошла она к спящему Ланселоту и, нежно взглянув на него,
подумала, что он красивейший из рыцарей, виденных ею когда-либо, и пожалела,
что приказала заковать его. Но все же решилась она довести дело до конца,
оскорбись тем, что отверг он ее любовь, и пожелав отомстить ему за это,
держа его в своей власти так долго, как она того захочет.
69. И тут пришел конец ее терпению. Созвала она стражников и велела им
окружить ложе, а затем принялась будить Ланселота, говоря ему: "Мессир, пора
вам вставать, уже совсем поздно". И Ланселот пробудился, а она подала ему
рубашку и помогла ее надеть. Тут-то Ланселот заметил, что больно много слуг
собралось возле его ложа, и спросил у девушки, чего хотят от него все эти
люди. "Чего они хотят? - говорит она. - Хотят они схватить вас и заключить в
мою темницу". - "В темницу? - удивился Ланселот. - Да что же худого я
сделал?" - "Так уж мне угодно", - сказала она. Тогда кинулся прекрасный
Ланселот к своему мечу, но не нашел его, ибо он был уже спрятан в другом
месте. А стражники набежали на Ланселота со всех сторон. Ланселот, видя это,
понял, что коли нет меча, придется ему защищаться голыми руками. И он,
подняв кулаки, нанес первому, кто подскочил к нему, столь могучий удар, что
выбил ему сразу оба глаза, и тот покатился на землю мертвым. То же самое
сделал он еще с двумя, но их там столько было, что они все вместе насели на
него и держали так, что он не мог шевельнуться. И тут связали они его по
рукам и ногам и привязали к столбу, что подпирал свод комнаты. А девушка
приказала одну ногу оставить ему свободную, другую же приковать толстой и
длинной цепью, чтобы он мог отойти от столба и лечь на свою постель.
70. Вот так и был пленен Ланселот, как я о том речь веду. Но надо вам
сказать, что, пока он томился в плену, девица эта ухаживала за ним заботливо
и доставляла ему всякое удовольствие, какое могла. И что ни день, вновь
заводила она речи о своей любви к нему, но Ланселот и слушать ее не хотел,
ибо обратил все свои помыслы к господу нашему и ничто не могло отвратить его
от преданности ему. Девица же была с ним так ласкова, что он никак не мог
поверить в ее коварство, но винил во всем Ольтера, и потому на девицу не
держал никакой обиды. И здесь я окончу свой рассказ о них, дабы вернуться к
прекрасному Тристану и рассказать о его приключениях.
71. Как Тристан, расставшись с Ланселотом, спас девушку, похищенную
пятью рыцарями, и отвез ее к отцу, который оказался благородным рыцарем
72. Итак, согласно преданию, после прощания с Ланселотом, ехал Тристан
по дороге до девяти часов утра. И тут встретил он девушку, которую
сопровождал крошечный карлик, а ехали они шагом. Тристан подумал, что они,
может быть, знают о каких-нибудь приключениях в этом лесу. Он приблизился к
девушке и приветствовал ее весьма учтиво, и она его так же. "Прекрасная
девица, - сказал он - не слышали ли вы в последнее время о каких-нибудь
происшествиях в этом лесу?" - "Боже мой, - отвечала она, - мессир рыцарь,
происшествий здесь бывает предостаточно, даже больше, чем надобно рыцарям,
проезжающим здесь, однако на большой дороге ничего плохого не случается,
разве что вы собьетесь с нее и тогда вам грозит ужасная опасность". - "Так
скажите же мне, благородная девица, где собираетесь вы остановиться на
ночлег?" - спросил Тристан. "Если бог поможет, я к ночи доберусь до заика
моего отца, - сказала она, - он находится невдалеке отсюда и ежели вам будет
угодно остановиться там же, вас ожидают все почести, какие подобают рыцарю".
И Тристан благодарит ее за приглашение и едет за нею следом.
73. Так пустились они вместе в путь, и девушка рассказала ему, что
между замком ее отца и Замком Грозной Скалы ничего худого не случается, зато
возле самой Скалы недобрые происшествия подстерегают путников. "Укажите же
мне, - попросил Тристан, - по какой дороге ехать утром, чтобы попасть в
Замок Грозной Скалы?" - "Если господь поможет, я сама провожу вас туда", -
отвечала девушка. Гак добрались они до источника, и тут остановился Тристан,
чтобы напоить своего коня, сказав: "Милая девица, поезжайте вперед, не
ожидая меня, а я вас нагоню". Она так и сделала и вскоре скрылась из виду,
так что Тристан ее не видел, только вдруг услышал он, как она испустила
ужасный крик. Тотчас же пришпорил Тристан своего коня и помчался следом. И
когда он нагнал девушку, она ему крикнула: "О, храбрый рыцарь, окажите
милость, спасите меня от злого негодяя, который хочет меня обесчестить!" И
тут Тристан увидел, что девушка окружена пятью рыцарями, и один из них тащит
ее за волосы в лес, а другой, схватив карлика, собирается его убить.
74. Когда Тристан увидел такое злодейство, он мгновенно кинулся на того
рыцаря, что держал девушку, но другой преградил ему путь, и Тристан, видя,
что он на коне, повернулся к нему и нанес такой мощный удар копьем, что
пронзил его насквозь, и тот замертво рухнул наземь. Тогда рыцарь, схвативший
девушку за волосы, оставил ее и, вскочив на коня, соединился с тремя
остальными. И все они набросились на Тристана, но копья их от ударов
разлетелись в щепы, а Тристан, даже в седле не покачнувшись, одного из них с
такою силой поразил, что тот испустил дух на месте. Тогда двое из тех, чьи
копья сломались, выхватили мечи и вновь двинулись к Тристану, а он, желая
сохранить в целости свое копье, прислонил его к дереву, сам же схватил меч
и, обернувшись к рыцарям, одному рассек голову вместе со шлемом до самых
зубов, и так же поступил со вторым. А тот, кто держал карлика, увидев победу
Тристана, отпустил его и кинулся наутек.
75. Тристан, расправившись с пятью злоумышленниками, подошел к девушке
и ей сказал: "Милая девица, тот, кто схватил вас и держал за волосы, не
нанес ли вам какого бесчестья?" - "Ничуть, слава богу, - отвечала она, - но
еще немного и это случилось бы, так что вы подоспели как раз вовремя". -
"Отчего же напал на вас этот рыцарь? - спросил Тристан, - и почему захотел
обесчестить вас?" - "Господь свидетель, добрый мой рыцарь, я не подала ему к
этому ни малейшего повода, но знайте, что этот лес кишит негодяями, которые
только и рыщут, подстерегая и бесчестя девушек, если же они нападут на
странствующего рыцаря, то и ему плохо придется, да только они так трусливы,
что всегда нападают на одного впятером или вшестером". - "Ну что ж, слава
богу, от пятерых я уже лес избавил", - отвечал Тристан. Тут подошел к нему
карлик и спросил: "Господин, дозволяете ли мне сделать с ними то, что я
хочу?" На что Тристан ему ответил: "Друг мой, делайте с ними все, что вам
угодно, мне нет до них дела". Тогда карлик сорвал поводья у лошадей, чьи
хозяева были убиты, и, обвязав мертвецов за шеи, подвесил их на суку так
высоко, как ему позволили силы. А те, кого он не смог высоко поднять,
остались как бы сидеть подвешенными, но у всех у них лица были закрыты.
76. Когда девушка поняла, что Тристан спас ее, она кинулась к его ногам
и горячо его благодарила. Но Тристан поднял ее и ласково ей сказал:
"Прекрасная девица, едемте в замок вашего отца, а этих лошадей отдайте ему,
ибо я дарю их вам". За что девица его поблагодарила и дала свой хлыст
карлику, который погнал лошадей ко двору своего господина. Так они пустились
в путь, пока не достигли владений благородного рыцаря, отца девушки, который
всем известен был в молодости рыцарскими своими добродетелями и мудростью,
нынче же достиг старости. Девушка взяла за руку Тристана и провела его по
ступеням в замок, где, подойдя к отцу, сказала: "Господин и отец мой,
окажите почести этому доброму рыцарю, ибо сегодня он отважно сразился за
меня с пятью негодяями, которые вознамерились обесчестить меня". И она
рассказала ему все приключение.
77. Тотчас благородный старый рыцарь и двое юношей, его сыновья и
братья девушки, склонились перед Тристаном, но он их поднял, и они помогли
ему снять оружие и доспехи. И когда девушка увидела его без лат, сердце ее
исполнилось восхищения перед его красотою, в коей ни один рыцарь не мог
сравниться с ним. И она подумала, что счастьем было бы пробудить у такого
рыцаря любовь к себе, ибо силой и красотою превзошел он всех прочих. И она
достала из сундука богато вышитый плащ и надела его на Тристана. Затем
повела она его в залу, где ждала их трапеза. И усадила его подле отца, сама
же села рядом и ухаживала за ним и за отцом как разумная и воспитанная
девица. И, беседуя с Тристаном, все старалась выведать его имя, так что под
конец сказала, что ждет от него милости, которая ничего не будет ему стоить
и никакого урона не нанесет. "Прекрасная девица, - отвечал ей Тристан, - раз
вы уверяете, что милость эта не нанесет урона моей чести, просите у меня,
чего хотите". И девица, поблагодарив его, сказала: "Милости прошу, мессир
рыцарь, - назовите мне ваше имя". - "Господь свидетель, - воскликнул
Тристан, - мне весьма неприятно это сделать, но раз уж я дал вам слово,
приходится держать его. Знайте, что я - Тристан, племянник короля Марка из
Корнуэльса".
78. Едва девушка и добрый старый рыцарь, а также оба юноши услышали имя
Тристана, то бросились они к ногам его, благодаря бога за то, что прислал
его к ним. "Ах, мессир Тристан, - восклицали они, - несравненнейший из
рыцарей, да будет благословен ваш приезд!" И они его прославляли, как только
могли, так что совсем Тристана сконфузили. А девушка более всех радовалась
знакомству с Тристаном и подумала про себя, что признается ему в любви; кабы
не гнев отца, провела бы она Тристана в свою комнату, чтобы удовлетворить
свое желание, если бы он на то согласился. И так, как я о том речь веду, она
мечтала всю ночь, Тристан же, улегшись в постель, крепко спал, ибо весьма
нуждался в отдыхе. Но едва занялась заря, он встал и, надев доспехи, уже
опоясывался мечом, когда вошли к нему братья девушки, сыновья старого
рыцаря, и бросились на колени перед ним. Он их тотчас поднял и спросил, чего
они хотят, и они в один голос стали умолять его, чтобы посвятил он их в
рыцари. "Господь свидетель, - отвечал им Тристан, - я не могу вам отказать,
ибо вы отпрыски славного и мудрого рыцаря и потому сами рыцарями быть
достойны". Тогда надел он им перевязь и подарил коней, которых захватил в
лесу у разбойников-рыцарей. И целый день молился вместе с ними. И они стали
впоследствии славными рыцарями и множество приключений нашли в землях
королевства Логр. Об их деяниях вы можете прочесть в Сказании о Святом
Граале {21}, где они зовутся Рыцарями Черного Леса, ибо в этом самом лесу
они были посвящены в рыцари. А их отца называли в молодости Белым Рыцарем,
ибо носил он белые доспехи. И здесь я окончу рассказ о них, дабы вернуться к
прекрасному Тристану и рассказать о его приключениях.
79. Как Тристан повстречал врага рода человеческого в обличье девушки,
которая вела за собою коня, похищенного у Ланселота, пока тот молился в
часовне. Как Тристан того коня узнал, а дьявол поведал ему о том, что
великан убил Ланселота, отчего Тристан впал в великую скорбь, и чуть не
умер.
80. Итак, согласно преданию, Тристан, желая сделать приятное юношам,
которых посвятил в рыцари, и девушке, сестре их, оставался с ними еще целый
день, а они ему воздавали все почести, какие только возможны. На следующий
день собрался он уезжать, и оба молодых рыцаря спросили, не позволит ли он
им сопровождать его в Черном Лесу, ибо одному ехать весьма опасно, но он
отказался и не разрешил им проводить себя. И он выехал из замка, порешив,
что не сойдет с коня ни днем, ни ночью до тех пор, пока не разыщет друга
своего Ланселота. А девушка была весьма удручена его отъездом, но такова уж
была ее печальная доля. Тристан же весь день ехал по лесу без всяких
приключений, но под вечер не встретил никакого жилья, где бы мог он
заночевать, так что пришлось ему сойти с коня посреди чащи и улечься под
деревом, где он и проспал всю дочь. А с восходом солнца сел он на коня и
поехал, когда же настал час заутрени, заслышал он вдруг громкий конский
топот. И если вам желательно узнать, что это был за конь, то скажу вам
сразу, что то был конь Ланселота, украденный у него врагом рода
человеческого, пока сам Ланселот молился в часовне, как о том уже
рассказано.
81. Когда Тристан услышал шум, он стал оглядываться, чтобы увидеть,
откуда он доносится. И видит, как проезжает мимо него, не торопясь, девица,
а правою рукою ведет за поводья другого коня, и у того к седлу приторочен
большой красивый щит С другой же стороны седла привязано копье. Тристан
подъехал поближе к девушке и, разглядев как следует щит, увидел на нем герб,
и по этому гербу признал он щит Ланселота и также узнал его коня. Он был так
поражен, что у него в глазах помутилось, и он стоял остолбеневший, не в
силах выговорить ни слова. Потом, опомнясь, приблизился он к девице и сказал
ей: "Любезная девица, окажите милость и не скрывайте от меня правды. Где
взяли вы этого коня и щит, что приторочен к седлу?" - "Любезный господин
мой, - отвечала она, - я нашла коня в лесу и уверяю вас, что тот, кому
принадлежал он, был при жизни одним из самых доблестных рыцарей в мире". -
"Расскажите же мне, - сказал Тристан, - как случилось, что погиб этот рыцарь
и вы смогли взять его коня?"
82. "Слушайте, мессир. - начала она, - я поведаю вам всю правду.
Узнайте, что вчера утром я выехала из своих владений, которые находятся
неподалеку отсюда, и одна направилась через этот лес по своему делу, а к
девяти часам утра повстречала рыцаря на этом самом коне, и был он, как и я,
в одиночестве. Я его приветствовала, а он меня, а затем он спросил, куда я
направляюсь, на что я сказала, что, едучи к Замку Грозной Скалы, сбилась с
дороги, и рыцарь спросил меня, смогу ли я найти ее. Я ответила, что смогу,
так как хорошо знаю лес. Тогда он спросил, можно ли ему сопровождать меня,
на что я охотно согласилась и даже была этому рада, ибо я боялась великанов,
обитающих в этом лесу. Тут он сказал мне: "Благородная девица, когда мы с
вами выберемся из чащи, не укажете ли вы мне, в какой стороне живут
великаны, которых вы так боитесь?" Но я стала умолять его отказаться от
намерения искать с ними встречи. "Господь свидетель, - ответил он, - если я
ищу приключений, то сразиться с великаном - самое из всех подходящее для
меня!" И как я ни заклинала его, как ни отговаривала от этой затеи, все было
тщетно, хоть я и уверяла, что даже десяток таких, как он, рыцарей, не могли
бы и часа продержаться против одного такого великана. На что он только
смеялся, говоря: "Любезная девица, не бойтесь и не грозите мне опасностью, а
лучше выполните мою просьбу". И я ему сказала: "Ну раз уж не удалось мне вас
отговорить, то, так и быть, я укажу вам дорогу, которая ведет прямо к ним".
Рыцарь весьма обрадовался и сказал, что, видно, в добрый час встретил меня.
Так ехали мы до полудня, и я его спросила: "Прекрасный рыцарь, я удивлена
тем, что такой славный господин, как вы. очутился один-одинешенек в этом
Черном Лесу". На что он отвечал, что, моя правда, нынче он один, но что
где-то по лесу едет его друг, которому нет равных среди рыцарей, и я
захотела тогда узнать, как его имя. И он сказал: "Имя ему, милая девица,
прекрасный Тристан, племянник короля Марка Корнуэльского". - "О, с таким
товарищем вы стоите десятерых!" Так ехали мы еще с добрый час, и он все
рассказывал мне о своем друге Тристане, которого любит больше, нежели самого
себя.
83. Таким образом беседуя, достигли мы перепутья, с которого одна
дорога вела к великанам, другая же - к Замку Грозной Скалы. Но к этому месту
добрались мы только чудом, ибо по пути я была свидетельницей того, как он
одним ударом вот этого самого копья поразил сразу семерых рыцарей, так что
после того я уже чувствовала себя с ним в безопасности. И вот на этом
перепутье я и говорю ему: "Мессир рыцарь, вот вы и доставили меня до места,
за что я благодарна вам. Теперь я поверну направо, к Замку Грозной Скалы.
Левая же дорога ведет к Скале великанов". Тогда стал он прощаться со мною, и
я еще раз спросила, не передумал ли он, но уже вступив на эту дорогу, он не
захотел и слушать меня. Тут я, желая отговорить его от опасного приключения
и помешать как только можно, ему сказала: "Мессир, я немного проеду с вами,
так как дальше дорога опять раздвоится, и вы можете заблудиться, ежели я не
укажу вам верного направления. А указав вам путь, я поверну назад". Он
поблагодарил меня, мы отправились, но судьба оказалась к нам жестокой, ибо
задолго до перепутья встретился нам великан, и мой рыцарь, увидев его,
вскричал: "Милая девица, прошу вас, ни шагу дальше и смотрите, что будет!"
Помчался он вперед, опустив копье, и, налетев на великана, нанес ему столь
мощный удар, что пронзил его насквозь и копье вышло с другой стороны. Когда
великан почувствовал боль от раны, он испустил такой ужасный рев, что весь
лес задрожал. Затем схватил он огромную палицу и замахнулся на рыцаря, желая
раскроить ему голову, но промахнулся, и палица ушла на два фута в землю. А
мой рыцарь, опасаясь за своего коня, спешился и, выхватив меч, повернулся к
великану и разрубил ему бедро, но при этом так сильно размахнулся, что левая
нога его подвернулась и он упал прямо перед великаном. Прыгнул на него
великан, и затоптал его ногами, так что рыцарь замер, бездыханный. Потом
схватил его великан и с размаху ударил о дерево, отчего рыцарь тут же
испустил дух. И великан пошел было прочь, хоть и был ранен, как я уже
сказала, но не успел пройти и двух шагов, как тоже упал мертвый. Тогда я
приблизилась к рыцарю и захотела взять его меч, но он так крепко был зажат в
его руке, что я не смогла его вытащить; еле-еле поймала я его коня и, взяв
щит и копье, приторочила их к луке седла, так как вы их и видите. И оставив
мертвого рыцаря, я бежала всю ночь, дабы как можно дальше уйти от опасного
места".
84. Когда девица окончила свой рассказ, который вы уже слышали,
заплакал Тристан, громко стеная и сетуя: "О, прекрасный Ланселот, неужто
смерть настигла вас? Зачем же тогда мне жить на свете!" И говоря так, упал
он с коня и без чувств рухнул на землю. Тогда лукавый, дабы скрыть свой злой
замысел, поднял Тристана с земли и прислонил к дереву, так что он очнулся и
обрел сознание. И придя в себя, снял он свой щит и сбросил шлем, стеная еще
громче и жалобнее. И схватив себя за волосы, стал рвать их. Разодрал он
ногтями себе лицо, и такой скорбью был обуян, что жалость брала смотреть на
него. Затем он встал и отошел от коня Ланселотова, какового коня лукавый
чарами своими заставил плакать, так что крупные слезы текли из его глаз,
усугубляя скорбь и тоску Тристана, все еще причитавшего: "Увы, друг мой
Ланселот, несравненный юноша, цвет рыцарства, сам я виновен в вашей гибели,
ибо не должен был отпускать вас одного пробираться сквозь этот мрачный и
опасный лес". И враг рода человеческого также делал вид, что скорбит и
вздыхает как по мнимой смерти Ланселота, так и по великой скорби Тристана;
девица эта, образ которой принял дьявол, для виду старалась утешить его, но
все было напрасно.
85. И так плакал и тосковал Тристан до самого часа обедни, а потом
сказал лукавому: "О, добрая девица, сотворите милость и проводите меня туда,
где покоится этот доблестный рыцарь". И девица ответила, что она охотно ему
в этом услужит, но что сперва следовало бы ему явиться к сеньору замка, что
стоит неподалеку отсюда. "И я вам советую,- добавила она, - поскорее туда
ехать, ибо тогда сеньор даст мне позволение сопровождать вас в то место,
куда вы хотите попасть, а заодно в замке оставим мы этого коня". Тристан с
нею согласился и, подобрав свой щит и меч, вновь сел в седло. И последовал
за лукавым, а тот правою рукою вел Ланселотова коня. Проехав два лье,
увидали они Замок Грозной Скалы, красивейший в округе, а сеньором его был
молодой, прекрасный собою рыцарь, благочестивый и храбрый, по имени Бертран.
И лукавый, как мог, нахваливал Тристану красоту этого замка, но Тристан и
без него видел все и про себя восхищался тем, как прекрасно он построен.
86. И когда Тристан оглядел замок со всех сторон, девица сказала ему:
"Я полагаю, мессир, что мне следует поехать вперед одной, дабы передать
сеньору мое послание, а также принести вам чего-нибудь поесть и выпить, ибо
наверняка нуждаетесь как в том, так и в другом". - "Делайте, как вам
угодно", - отвечал Тристан. Тогда она покинула его. И вот послушайте, какое
злодейство замыслил враг рода человеческого, дабы погубить Тристана. Девица,
о которой я речь веду, въехала за стены замка и, сотворив себе окровавленное
лицо, заголосила, что было мочи: "Сеньоры, отомстите за меня злодею-рыцарю,
который убил моего брата!" И дьявольскими чарами заставила всех увидеть
голову рыцаря, подвешенную к ее седлу. Так причитая, подъехала она к самым
покоям сеньора Бертрана. И показавшись ему вся в крови, стала к нему
взывать: "О доблестный рыцарь, явите милость и отомстите злому барону,
который предательски умертвил из-за вас моего брата!" И мессир Бертран
спросил ее: "Милая девица, расскажите, как случилось, что вашего брата
умертвили?"
87. "Верно говорю, - начал лукавый, - в тот день я и брат мой пустились
в путь из скромного нашего владения в ваш Замок. И по дороге встретили мы
этого жестокого предателя, который спросил, куда мы едем, на что брат
отвечал, что мы направляемся в ваш Замок. "А, так вы едете в дом самого
отъявленного разбойника, какого только свет видывал",- сказал он. И брат мой
крикнул ему, что он лжет. Тогда этот негодяй, ни о чем не упредив, пустил на
него коня и такой удар нанес ему своим копьем, что пронзил ему сердце, и
брат рухнул на землю мертвым. Тут же злодей отсек ему голову, и, подвесив ее
к луке моего седла, так, как вы ее видите, приказал мне: "Вот так, любезная
девица, и поезжайте; отвезите Бертрану этот подарок, и пусть он знает, что я
следую за вами и под стенами его замка подожду его с часок". Заклинаю же
вас, мессир рыцарь, будьте столь благородны, сколь он низок, и отомстите
убийце моего брата, вступившегося за вас!"
88. Как Бертран де Ларош по наущению дьявола напал на Тристана с сорока
своими рыцарями, и о великой отваге, проявленной Тристаном. И как пришел на
помощь Тристану доблестный рыцарь Персеваль {22}.
89. Когда лукавый в образе девицы закончил свой рассказ перед храбрым
рыцарем Бертраном, сеньором Замка Грозной Скалы, тот задумался, а сам все
смотрел на девицу, которая сияла несравненной красотой, ибо дьявол весьма
искусен в своих чарах. Чем больше смотрел на нее рыцарь Бертран, тем краше
казалась она ему. И он, желая показать ей свою отвагу, порешил отомстить за
нее, дабы потом поступить с нею так, как ему хотелось. Почему он и сказал
ей: "Милая девица, поскольку ваш брат погиб, меня защищая, не вижу, почему
бы мне не отомстить за него". И он велел седлать себе коня и, снарядившись
всяким оружием, повесил на шею щит с золотыми и лазоревыми полосами. И
приказал сорока своим рыцарям снаряжаться и сопровождать его, а когда все
они были готовы, то он призвал девушку и посадил ее впереди себя на седло,
дабы указала она ему рыцаря, который нанес ему столь тяжкое оскорбление.
90. И она села в седло, после чего все выехали из замка. Почти сразу же
увидели они Тристана, который, ничего худого не подозревая, медленно
подъезжал к ним, думая лишь о друге своем Ланселоте и все еще пребывая в
печали. Когда девица его заметила, то указала на него Бертрану, сказав:
"Мессир, вот этот рыцарь-предатель, умертвивший моего брата". - "Вижу, вижу,
- ответил Бертран, - так подойдите же к нему и передайте от меня, что я
получил его подарок и благодарю его". Что девица и исполнила тут же. Она
подошла к Тристану, а он стал спрашивать ее, какие новости она несет ему.
"Хорошие, - отвечал лукавый, - сеньор этого замка выехал вам навстречу, дабы
рассказать про обиталище злых великанов, но хочу предупредить вас, что на
все, что он вам скажет, вы не должны ни единым словом отвечать ему, ибо
тогда он заставит вас сразиться с ним на копьях". Бертран же, доблестный
рыцарь, видя, как Тристан беседует с девицей, в злобе направил своего коня
прямо к нему. А рыцарям своим запретил вмешиваться в битву, ибо рассчитывал
сам покончить с противником. И, приблизившись к Тристану, крикнул ему: "Эй,
вы, злой негодяй, остерегайтесь меня, ибо вам грозит смерть от моей руки".
91. Тристан весьма удивился дерзким словам рыцаря и ничего не ответил
ему, тогда Бертран двинулся на него, опустив копье, а Тристан, видя это,
схватил свой щит и приготовился отразить удар. И они нанесли друг другу
удары такой ужасной силы, что копья вонзились в их тела, и оставив в них
глубокие раны, сломались. Затем выхватили они мечи и стали рубиться, как
самые смертельные враги. А рыцари, внимательно следя за схваткой, порешили
меж собою, что Тристан - непревзойденный боец как на копьях, так и на мечах.
Тристан же все бился с Бертраном, и оба уже были много раз ранены, но раны
Бертрана были намного глубже, чем у Тристана. И Бертран поразился могучим
ударам этого рыцаря и понял, что не под силу ему будет долго противостоять
сопернику.
92. Что же до Тристана, то и он весьма высоко оценил ратную доблесть
Бертрана, но был зол за то, что тот напал на него без предупреждения; ведь
неведомо ему было, как потрудился для этого враг рода человеческого, а тому
мало было зла, что он уже причинил, но родился у него еще более злобный
замысел. Видя, что Бертрану суждено быть пораженным в этой схватке, подошел
он к его рыцарям и сказал им: "Низкие трусы, что же вы стоите и глядите, как
этот предатель побивает вашего сеньора и сейчас прикончит его! Не видите вы
разве, что он уже изнемогает, спешите же на помощь к нему!" Но они ответили:
"Благородная девица, мы не можем, ибо он запретил нам вмешиваться". - "Тогда
я сама спрошу его, не нуждается ли он в вашей помощи". И, подойдя к
Бертрану, говорит ему: "Милый рыцарь, увы, как тяжко вам приходится!" -
"Девица, - отвечает Бертран, - сами вы видите, каково мне сражаться с
рыцарем, искуснее которого и на свете нет". - "Тогда для чего же стоят здесь
ваши рыцари, если не для того, чтобы придти к вам на помощь? Разве не видят
они, что противник-то ваш с подмогою?" И своей волшбою вызвал дьявол
двадцать вооруженных рыцарей, будто бы спешащих на помощь Тристану. И когда
сеньор Грозной Скалы увидел их, то сказал девице: "Бегите и зовите сюда моих
рыцарей!"
93. И она побежала и сказала им, что сеньор спешно призывает их на
помощь. Услышав это, они кинулись все на Тристана, нацелив на него свои
копья, но Тристан, будучи весьма опытным во всяких сраженьях, все их ловко
отразил, сам же стал раздавать удары направо и налево, так что вскоре семеро
рыцарей полегли от его руки, но яростнее всех наседал на него сам Бертран.
Тристан имел уже одиннадцать глубоких и опасных ран и потерял много крови,
отчего вконец ослаб. И он сетовал про себя, говоря: "Господи наш, неужто
окончу дни мои по вине самого подлого и низкого рыцаря, какого когда-либо
видел свет!" Тогда собрался он с духом, из последних сил врезался в толпу
врагов и поразил первого же, кто оказался на его пути, так что тот, вылетев
из седла, рухнул наземь. И так же поступил еще с двумя.
94. Пока продолжался тот кровавый бой, о коем я речь веду, появился
вдруг на дороге рыцарь, сопровождающий даму, и если вы спросите меня, кто
был этот рыцарь, то я вам отвечу, что то был доблестный Персеваль Галльский,
за святость свою отмеченный господом, ибо хранил девственность; и вот за его
чистоту и праведную жизнь бог даровал ему силу распознавать врага рода
человеческого, даже и в женском обличье, когда тот предавал рыцарей,
натравливая их друг на друга. Едва, милостью божьей, увидел Персеваль злое
деяние дьявола, как, подъехав к нему, воскликнул: "Ах ты, низкая тварь,
заклинаю тебя именем бога отца, сына и святого духа, да не тронешься ты с
места, пока я не позволю тебе!" И враг рода человеческого, утратив свою
силу, окаменел на месте.
95. Так он замер, а доблестный Персеваль, видя бедного Тристана в
горестном его положении, бросился ему на помощь, ворвавшись в толпу врагов
его. И так ловко действовал своим копьем, что положил на месте семерых до
того, как оно сломалось, и тут вскричал он громовым голосом: "Мессир
Бертран, остановитесь, ибо вы обмануты врагом рода человеческого, который
вознамерился всех вас смерти предать!" И так громко он взывал к Бертрану,
что тот его услышал; тогда приблизился он к Тристану, говоря ему: "О,
благородный Тристан Корнуэльский, любимый господом нашим, отступитесь,
отступитесь и вы, кончите этот бой, ибо обмануты и преданы были дьяволом, но
бог не попустил вас погибнуть и избавил от опасности". Как только Тристан
внял Персевалю, он тут же отступил назад. И столь мудро действовал
Персеваль, что разделил надвое эту толпу, так что рыцари Бертрана остались
по одну сторону, а Тристан с Бертраном по другую, посередине же оказались
Персеваль и дьявол. И тогда Персеваль спросил Бертрана де Ларош, что
понадобилось ему от этого доблестного рыцаря, и какое оскорбление толкнуло
его на этот бой. Мессир Бертран рассказал ему тогда все, как было, и как я
вам о том уже поведал. Но Персеваль сказал ему: "О, бедный вы глупец, как вы
полагаете, кто эта девица, что стоит перед вами? Знайте же, что это сам
коварный дьявол, и он натравил вас на достойнейшего в мире рыцаря, дабы
предать ваши души вечному проклятию". И захотел тогда Бертран узнать, кто же
тот рыцарь, с которым он столь жестоко схватился. "Истинно говорю вам, -
ответил добрый Персеваль, - перед вами прекрасный Тристан из Корнуэльса".
96. Едва Бертран услышал имя мессира Тристана, он созвал своих рыцарей
и сказал им: "Друзья мои, слушайте, что сказал этот добрый человек, - тот, с
кем мы сражались - прекрасный Тристан Корнуэльский, несравненный рыцарь. Это
он отвагою своей завоевал вместе с принцем Галлеотом Неведомые Острова.
Склонимся же перед ним и испросим прощения за обиды, что мы нанесли ему". И
тут же все они, спешившись, бросились на колени перед Тристаном, говоря так:
"Мессир рыцарь, покарайте нас, если хотите, за нашу дерзость и за то, что по
невежеству своему завязали мы нечестный бой с вами, не глядя на то, что нас
сорок против одного". Тристан сошел с коня и поднял их всех, не желая таких
великих почестей. Так был заключен меж ними мир святым рыцаремдевственником
Персевалем, столь любимым господом богом нашим.
97. Доблестный Персеваль все стоял меж ними рядом с лукавым, которого
он так заклял, что тот не мог и двинуться. И Персеваль крикнул, обернувшись
к нему: "Ах ты, низкая тварь, ты еще и женщиной обернулся, дабы обмануть
рыцарей, так приказываю тебе именем господним отвечать мне на все, что я у
тебя спрошу". И лукавый ответил ему: "Девственность твоя и святость такую
власть дают тебе надо мною, что не смогу я солгать". - "Так скажи мне, -
спросил Персеваль, - зачем затеял ты эту стычку?" - "Затеял я ее оттого, что
доблестный рыцарь по имени Тристан Корнуэльский, служитель Иисуса Христа,
следует божьим заветам. Я же сбил его с пути, дабы показать ему коня его
милого друга Ланселота и уверить его, что тот мертв. И я же заставил сеньора
Бертрана воспламениться любовью ради наслаждения, которое желал он получить
от моего тела, из-за чего он и пошел мстить за меня, и все они, погибнув в
этом бою, попали бы в ад".
98. Тогда заговорил Персеваль и сказал так: "Доблестные сеньоры,
слышали ли вы слова низкой твари? Не желаете ли теперь взглянуть на лукавого
в его собственном виде и обличье?" И рыцари попросили показать его им. Тогда
приказал Персеваль лукавому, закляв его именем господним, показаться в своем
истинном виде, не нанося при том ни малейшего вреда никому из собравшихся. И
дьявол явил свой истинный облик, и столь он был омерзителен, что все, кроме
Персеваля и Тристана, пали на землю от испуга. И Персеваль сказал Тристану,
"Мессир, поняли ли вы теперь дьявольское искусство, с которым лукавый строил
вам козни?" - "Поистине, - отвечал Тристан, - в добрый час привел вас ко мне
господь, дабы избавить меня от дьявольского наваждения". - "Так берегитесь
же отныне, - продолжал Персеваль, - и всегда храните в сердце своем любовь к
господу нашему за то, что он известил меня о великой опасности, которой вы
подверглись". Тогда Тристан стал расспрашивать Персеваля, не знает ли он,
жив или умер Ланселот. И тот ответил: "Благородный Тристан, да будет вам
ведомо, что Ланселот терпит горе в замке Ольтера, хоть не по своей вине
попал он в беду, и больше я ничего не скажу вам. Отправляйтесь теперь в
замок Бертрана и залечите свои раны, а когда исцелитесь, то прямо поезжайте
в замок Ольтера, и по дороге вы услышите новости о Ланселоте. Я же должен
вас покинуть, ибо у меня много других дел".
99. И Тристан стал упрашивать его остаться хоть на одну ночь, но
Персеваль ответил: "Милый Тристан, этого я сделать не могу. Когда же
увидитесь вы с Ланселотом, то передайте ему, что я прошу его обратить всю
его любовь к господу нашему, как бы и кто бы ни пытался сбить его с пути
праведного" С этими словами благочестивый Персеваль повелел злому духу
сменить свой мерзкий облик на обличье девушки. И велел подняться тем
рыцарям, что еще лежали ниц на земле, говоря им: "Сеньоры, что скажете вы о
добрых делах, свершенных этой девицей?" - "Поистине, мессир, - сказали они,
- злые это деяния и отвратителен нам лукавый". Тогда Персеваль именем
господним повелел врагу рода человеческого тотчас кинуться в пропасть и не
возвращаться на землю до Судного Дня. И тот исполнил приказание, но такой
адской вонью наполнил воздух, что рыцари чуть не задохнулись. Тут Персеваль
распрощался со всеми, а Тристан весьма горевал об его отъезде, хотя в то же
время и радовался тому, что получил известие о Ланселоте.
100. А мессир Бертран, сеньор замка Грозной Скалы, повез Тристана к
себе и оказал ему все почести, какие возможны. И опытному лекарю приказал он
перевязать его раны, а также и свои собственные. Но Тристан не заботился о
ранах, думая о друге своем Ланселоте, который, хоть его и оплакали, остался
жив. И это заставляло его забывать о боли телесной. Так провел он двадцать
дней в этом замке, пока не почувствовал, что может ехать дальше. А когда
прошли эти двадцать дней, о которых я речь веду, Тристан счел себя совсем
здоровым и, придя к мессиру Бертрану, сказал ему: "Мессир рыцарь, я в силах
уже носить свои доспехи, а потому хочу распрощаться с вами, благодаря за
почести и все добрые услуги, что вы оказывали мне в вашем замке; и знайте,
мессир Бертран, что, пока я жив, я вам покорный и преданный слуга". И мессир
Бертран его спросил: "Мессир, куда собираетесь вы держать путь?" - "Господь
свидетель, - сказал Тристан, - я желал бы попытать счастья в Черном Лесу". -
"О, мессир, - сказал Бертран, - позвольте мне сопровождать вас, ибо все
дороги в этом лесу знакомы мне, и я сумею провести вас туда, куда вам
нужно". За что Тристан поблагодарил его, сказав: "Мессир Бертран, поскольку
вы так любезно мне это предлагаете, я не могу отказаться". И мессир Бертран
добавил, что сопровождать Тристана для него великая честь, и попросил его не
уезжать в тот же день, а отправиться завтра утром, на что Тристан и
согласился.
101. Как Тристан и Бертран остановились у отшельника, который им
рассказал, что назавтра Ланселот должен быть повешен, и как они его спасли.
102. Итак, согласно преданию, Тристан и Бертран остались в Замке еще на
одну ночь, а с восходом солнца снарядились и вооружились как следует, затем
сели на своих коней и пустились в путь; они не взяли с собою ни одного
провожатого, кроме конюшего, который вел коня, похищенного дьяволом вместе с
копьем и щитом Ланселота и попавшего в Грозную Скалу. Так отправились они, и
углубились в лес, и по дороге спросил Тристан у Бертрана, известна ли ему
самая короткая дорога в Замок Ольтера. Бертран ответил ему, что он хорошо
знает такую дорогу. "Сколько же лье осталось нам ехать?" - спросил Тристан.-
"Коли богу будет угодно, около двадцати английских миль", - сказал Бертран.
"Столько нам не покрыть за один день, - сказал Тристан, - придется ехать и
ночью". И они ехали весь день, и вот в трех милях от Замка увидели домик
святого отшельника.
103. Рыцари постучались в дверь дома. Святой человек отворил им и
поздоровался с ними, затем, обратившись к Тристану, сказал: "Благословен да
будет приход слуги господня". И Тристан преклонил перед ним колени, но
отшельник поднял его и устроил им обильную трапезу. Затем отвел он их в свою
маленькую молельню и снабдил на ночь всем необходимым. И Тристан ему
исповедался, а святой отшельник дал ему отпущение грехов, после чего
сообщил, что было ему чудесное откровение о том, что завтра утром собираются
повесить Ланселота на виселице, коли господь не придет ему на помощь. "Увы,
святой человек,- вскричал Тристан, - скажи мне, как случилось, что Ланселот
столь сурово осужден?" - "Все пошло от девушки, - отвечал Старик, - она
приходится сестрой хозяину Замка. И все, кто живет в Замке, говорят, что,
если девушка не прикажет завтра его повесить, то сама она будет сожжена. Вот
почему казни ему не миновать". Услышав все это, Тристан был так поражен, что
принялся стенать и рыдать, вопрошая отшельника, можно ли еще спасти
Ланселота. Отшельник сказал ему: "Милый сын мой, замок стоит в трех лье
отсюда, и если вы сейчас же туда поскачете, тс успеете вовремя придти к нему
на помощь; господу нашему Иисусу Христу угодно, чтобы вы спасли его, ибо
служите ему как надо. Почему и удастся вам спасти Ланселота, мой милый сын
Тристан, ибо возлюбили вы Иисуса Христа". - "Так скажите же мне, добрый
человек, как всетаки случилось, что присудили к смерти лучшего в мире
рыцаря? Ибо в изумление повергают меня деяния тех, кто осмелился пойти на
такое злодейство".
104. Тогда сказал ему отшельник: "Узнайте же, милый сын мой Тристан,
что, когда расстались вы с Ланселотом в лесу, он попал в плен к сеньору
Замка - Ольтеру". И он рассказал ему все приключения так, как оно и было, и
о том, как красивая девица, сестра рыцаря Ольтера, прониклась любовью к
Ланселоту, так что решила держать его в плену за то, что он отверг ее, и
угрожала ему смертью, ибо Ланселот не желал повиноваться ей, и не о ней были
все помыслы его, но о боге. Но вот однажды сам Ольтер пришел в темницу к
Ланселоту и в ярости начал спрашивать, как его имя, на что Ланселот ему
ответил, что такому предателю и негодяю незачем его знать. Тогда рыцарь
Ольтер, разгневавшись сверх меры, вскричал: "Как смели вы, рыцарь, назвать
меня предателем, когда вы полностью в моей власти?". На что Ланселот сказал
ему, что потому и зовет его предателем, что он подлостью заманил его в
ловушку. И эти слова уязвили Ольтера, который завопил: "Ну, так сейчас вы
увидите, кто из нас негодяй, ибо у меня-то руки не связаны!" И, схватив
Ланселота за волосы, рванул он их, зная, что тот не сможет сопротивляться,
так как ноги его были скованы Ланселот, который не ожидал такого
надругательства над собою, обхватил Ольтера и с такою силою швырнул его
оземь, что у того сердце с печенкой местами поменялись. Тогда закричал во
все горло Ольтер: "На помощь! На помощь!" Но Ланселот опять схватил его и
так затоптал ногами, что из того дух вон. На крик сбежались слуги, но было
уже поздно, господин их был мертв. И слуги, схватив Ланселота, стали грозить
ему смертью. Тут вошла девушка, сестра Ольтера, и стала допрашивать
Ланселота, зачем убил он ее брата. Ланселот рассказал ей, как было дело, и
она при этом горестно вздыхала. В то время подоспели сорок рыцарей, которые
порешили убить Ланселота на месте, но дама не допустила их до этого, сказав
так: "Уймитесь, сеньоры, и отдайте его в мои руки, ибо я желаю осудить его
на смерть в петле, дабы всем прочим послужило это хорошим уроком". На что
они возразили: "Не пристало девице охранять этого подлого, низкого убийцу".
И они увели ее и поместили в таком месте, откуда она никак не могла подать
ему помощь. "А потому, Тристан, милый сын мой, спешите туда и вы подоспеете
как раз вовремя".
105. Когда отшельник закончил свой рассказ, Тристан поблагодарил его,
восклицая: "О, святой человек, как восхвалить мне господа нашего за то, что
была его святая милость дать вам откровение об опасности, грозящей
Ланселоту, дабы я мог придти ему на помощь! И я надеюсь, что, коли богу
будет угодно, я помогу моему другу, а потому я хотел бы без промедления
выехать". И он пошел к мессиру Бертрану, и передав ему всю историю, просил
помочь ему в этом деле. И мессир Бертран ему пообещал, что сделает все, как
он просит. Тогда надели они доспехи и, сев на коней, распрощались с
отшельником и поскакали, что есть духу, к Замку Ольтера. Мессир Бертран ехал
впереди, указывая дорогу. И, проведя всю ночь в седле, они с зарею очутились
у ворот Замка Ольтера.
106. Огляделись они вокруг и увидали, что народ валом валит из замка,
спеша на казнь Ланселота. Тогда спрятались рыцари в кустах, чтобы выждать
время, когда нужно будет спасать пленного. Немного времени спустя выехали из
ворот двадцать вооруженных рыцарей и более пятидесяти сержантов, все с
трубами и рогами. За ними везли Ланселота на ослике, в рубище, с путами на
руках и ногах и с завязанными глазами. Следом за ним шла, горько плача,
девица. Когда Тристан увидел своего дорогого друга в столь ужасном
положении, вся кровь его вскипела, так что глаза налились, как у кабана;
гнев переполнил его сердце, и оно забилось словно у разъяренного льва. И не
в силах больше сидеть в укрытии, воззвал он к мессиру Бертрану, крикнув ему:
"Друг мой, нельзя нам медлить долее!"
107. И, пришпорив коня, он, как молния, врезался в толпу врагов,
вскричав громовым голосом: "Подлые негодяи, я прикончу на месте любого, кто
осмелится прикоснуться к этому благородному рыцарю!" Но рыцари, увидев, что
их всего двое, нимало не испугались, и тогда Тристан, а также и мессир
Бертран, не замедлив более, начали избивать их насмерть, так что в скором
времени все двадцать полегли. Девица, которая все это видела, сказала про
себя: "Святая Мария, какие рыцари предо мною! Видно, господу угодно спасти
Ланселота". А Ланселот, услышав шум сражения вокруг себя, подумал, что
какие-то рыцари пришли ему на помощь, но не мог он их разглядеть, ибо глаза
его были завязаны. Тристан же с Бертраном пробились, наконец, к Ланселоту. И
тогда вскричал Тристан во весь голос: "Друг Ланселот, не бойтесь, ибо смерть
более не грозит вам!" И он освободил ему руки и развязал глаза. Подумайте
только, какая радость охватила Ланселота, когда он увидел перед собою
Тристана! Он воскликнул: "О, дорогой друг мой, - вовремя же вы подоспели,
чтобы вырвать меня из рук этой бешеной толпы!" И он соскочил с осла и, взяв
с одного убитого его вооружение, сел на своего коня, найденного столь
чудесным способом вместе с копьем и щитом, а подвел ему этого коня конюший
Бертрана. И оставшиеся в живых, увидев его верхом и при оружии, поняли, что
теперь с ним не совладать {23}.
108. Когда обитатели замка увидали, что верх над ними одержали всего
три рыцаря, то, возмутившись этим, взялись они за оружие и выбежали из
ворот, дабы помочь своим умертвить пришельцев. Тристан с Ланселотом
бросились тогда им навстречу и в один миг перебили чуть ли не половину
врагов. А оставшиеся в живых дрогнули и бросились бежать, как бараны. Тут
Мудрая Дева, подойдя к Ланселоту, сказала: "Если вам угодно, вы сможете
сегодня же стать сеньором этого замка". - "Каким же образом, благородная
девица?" - спросил Ланселот. - "Стоит вам только поспеть к воротам раньше
бегущих и защитить от них вход - и замок станет вашим". Тогда, нимало не
медля, доблестные рыцари пришпорили своих скакунов и первыми достигли ворот
до того, как враги их туда добежали. И, сразившись еще за стенами замка,
освободили его от всех своих противников.
109. Увидев, что бой подходит к концу, девица бросилась на колени перед
Ланселотом, говоря ему: "Мессир рыцарь, ради господа бога сжальтесь надо
мною!" - "Благородная девица, не бойтесь ничего, - ответил Ланселот, -
знайте, что я не стану причинять вам зла". И Ланселот подошел к Тристану, и,
крепко обнимая его и целуя, спросил: "О, мой добрый друг, что будем мы
делать дальше?" Останемся ли в этом замке или вернемся в замок Бертрана?" -
"Да неужто, - воскликнула девушка, - неужто не хотите вы остаться в
крепости, которую сами же завоевали и где все теперь ваше? Неужто оставите
вы меня здесь одну? Войдите, прошу вас, в замок, где каждый склонится перед
вами!" Тогда Ланселот сказал Тристану, что надо бы уступить ей. И дама стала
умолять Тристана, чтобы согласился он остаться, что он и сделал. Она провела
их ко дворцу, куда они вошли и были приняты, как хозяева и сеньоры. Девица
созвала всех обитателей замка, как знатного рода, так и низкого, дабы
просили они милости и прощения у рыцарей и шли под их руку, но оба рыцаря на
то не согласились, а потребовали, чтобы люди присягали на службу королю
Артуру. И все горожане повиновались. И совершив все положенное, смогли
вернуться в мире к себе домой.
110. Тут явились лекари, чтобы врачевать раны рыцарей, а рыцарь Бертран
был изранен больше, чем двое остальных, хотя и не опасно. И когда раны были
промыты и перевязаны, все пошли к трапезе, и девица также пришла и ухаживала
за ними, не щадя сил, но добрый мессир Бертран совсем не ел, - он не спускал
глаз с прекрасной девушки, ибо давно уже добивался ее любви, желая жениться
на ней. И она весьма заботливо с ним обходилась и ласково потчевала, что
Ланселот и Тристан сразу приметили и сообщили друг другу, но тихонько, чтобы
мессир Бертран ничего не заметил. Так весело и беззаботно проходил их ужин,
и они весьма радовались тому, что приключение, посланное им богом,
завершилось столь счастливо. После же того, как встали они из-за стола,
проводила девушка Ланселота и прекрасного Тристана в пышно убранную комнату,
где легли они вместе на одну постель. Тут и рассказал Ланселот своему другу,
прекрасному Тристану, о своем житье в этом замке и обо всем, что выпало на
его долю, над чем они теперь много посмеялись. Что же до девицы, то она
отвела мессира Бертрана в другой покой, ибо ему того захотелось. И они долго
еще беседовали там, а затем она его покинула, распрощавшись с ним до утра,
которое было ясным и погожим.
111. Утром встали рыцари и, вновь перевязав свои раны, пошли к мессе в
часовню замка, а потом, вернувшись во дворец, долго беседовали о любовных и
рыцарских приключениях. И тут мессир Бертран, почитая, что пришел час
доверить рыцарям тайну своей любви, раскрыл им свое сердце, говоря: "Дорогие
мои сеньоры, если и скрою я от кого-нибудь свою тайну, то не от вас. Вам
ведомо, что по своей воле я подружился с вами и потому, раз я оказал вам
дружескую услугу, я прошу у вас взамен милости, которую по совести заслужил.
Отдайте мне, коли будет на то ваша воля, в жены и супруги девушку, что живет
здесь. Уже давно я вздыхаю по ней и отдал ей свое сердце, ибо она так же
красива, как и умна". Тогда заговорил Тристан: "Мессир рыцарь, знайте, что
Ланселот и я очень вас полюбили и ни в чем вам не откажем; что до меня, я
согласен и, думаю, Ланселот также, но пусть девица сама вам ответит, ибо все
зависит от ее желания".
112. Тогда призвали они девушку и спросили ее, желает ли она взять
рыцаря в мужья и супруги. И выслушав слова Тристана, о которых я речь веду,
девушка ответила: "Монсеньоры, все в вашей воле, ибо и сама я и земли мои -
ваши. Поступайте же, как вам угодно". - "Благородная девица, - спросил тогда
Ланселот, - угоден ли вам мессир Бертран?" - "О, мессир Ланселот, - ответила
она, - из любви к вам я исполню любой ваш приказ. Да и помимо всего я
столько доброго слышала о мессире Бертране, что согласна, коли вы того
желаете, сделать его либо мужем моим, либо возлюбленным". Тогда поцеловали
ее Ланселот и Тристан и похвалили за ее решение. "Милая девица, - воскликнул
Тристан, - ваши слова свидетельствуют о вашей мудрости, недаром же вас за
нее и чтят". Тотчас призвали Тристан и Ланселот всех жителей замка, и те
явились без промедления. И двое благородных рыцарей в их присутствии
обвенчали мессира Бертрана с Мудрой Девою, как он и желал, и назвали его
сеньором замка под эгидой короля Артура. И с тех пор прозвали доброго рыцаря
Бертрана сеньором Бертраном, а первой так назвала его Мудрая Дева.
113. Так и была устроена свадьба в Замке Ольтера, что стоял в Черном
Лесу, и Тристан с Ланселотом еще две недели провели там за пышными пирами до
того дня, как собрались уезжать. На пятнадцатый же день решили они ехать и
приказали подать им доспехи. Мессир Бертран и Мудрая Дева весьма были
опечалены их отъездом, но не смогли их удержать. Бертран хотел было также
снаряжаться, чтобы проводить благородных рыцарей, но они не позволили ему
это сделать из любви к его Мудрой супруге. И здесь я закончу мое
повествование о Бертране, который впоследствии прославился в королевстве
Логр многими славными подвигами. Он сменил свои первые доспехи на другие -
вермелевые, и все звали его Бертран-Вермелевый Щит.
114. Как Тристан и Ланселот убили злого великана, его жену и двоих
сыновей, которые обитали в Черном Лесу.
115. Итак, согласно преданию, Тристан и Ланселот, распрощавшись с
Бертраном, ехали целый день без отдыха, так что даже заночевали в лесу, а с
восходом солнца выехали на дорогу и скакали по ней до девяти часов утра, как
вдруг Ланселот увидел узенькую неприметную тропинку, ведущую в чащу. И
однако, казалось, по ней часто проезжали верхом. Сказал тогда Ланселот
Тристану: "Друг мой, поедем по этой тропинке, кажется мне, она выведет нас
из леса". - "В добрый час, - отвечал тот, - поедем, если вам угодно". И они
вступили на эту тропинку и проехали так около двух лье, Вдруг тропинка
начала расширяться и привела их к источнику, что бил посреди дороги. А у
источника стоял карлик и набирал воду в глиняный кувшин.
116. Тут сказал Ланселот Тристану: "Мессир, мне кажется, мы узнаем
здесь кое-какие новости". Он подъехал к карлику, учтиво с ним здороваясь, и
карлик ответил ему тем же, сказав: "Мессир рыцарь, да поведет вас господь
более безопасной дорогой, чем та, которую вы избрали". - "Да чем же, -
спросил Ланселот, - так уж плоха эта дорога?" - "Господь свидетель, -
ответил тот, - вы вступили на путь, с которого нет возврата, если вы не
самые сильные и могучие рыцари на земле". - "Так посоветуйте же нам, -
сказал Ланселот, - что должны мы делать". - "Коли вы спрашиваете моего
совета, - ответил карлик, - то послушайтесь меня, да возвращайтесь поскорее
назад, туда, откуда прибыли. И это будет самое разумное деяние в вашей
жизни, ибо стоит вам проехать вперед еще с пол-лье, и я за вашу жизнь гроша
ломаного не дам". Тогда заговорил Тристан и сказал так: "Сударь мой, мы не
можем последовать вашему совету, так как должны ехать вперед. Но расскажите
нам, что за великие опасности подстерегают нас на пути?" - "Мессир рыцарь,
вы едете прямо к обиталищу великанов, среди которых один столь свиреп, что
страшнее его на всей земле не сыскать". - "Откуда же вам известно это?" -
спросил Тристан. - "Я-то знаю, - отвечал карлик, - ибо сам я - его
пленник".- "Но раз уж вы здесь, отчего бы вам не убежать?" - спросил его
Тристан.
117. "Ну, так и быть, расскажу вам все, - начал карлик, - я прислуживаю
одной девушке, которая также томится в плену, и сейчас она от тоски слегла в
жару и лихорадке и упросила великана отпустить меня за водой к этому
источнику. И если я в скором времени не вернусь, то великан убьет девушку, а
по мне, лучше я сам погибну, нежели предам мою госпожу". - "А скажите, -
спросил Ланселот, - сколько великанов здесь обитает?" - "Узнайте, господин,
их трое, а с ними еще великанша, самая злобная и свирепая из всех". - "А чем
они вооружены?" - спросил Тристан. "Да ничем, господин, поверьте мне, кроме
как своими палицами. Но одну такую палицу и лошади не под силу поднять". -
"А есть ли у них в плену рыцари?" - спросил Тристан. - "Еще бы нет! -
воскликнул карлик, - они пленили сто двадцать рыцарей и тридцать девиц, и
еще много всякого люда, и все пленники закованы в цепи. И они заставляют их
пасти скот, которого у них более пятнадцати сотен голов. А если кто-нибудь
из этих несчастных в чем провинится, то они его хватают и, зажарив, пожирают
так же, как свою скотину. Вот что они едят". - "Скажите, для чего же держат
они в заточении стольких девушек и рыцарей?" - спросил Тристан. "Да будет
вам известно, господин мой, что они задумали построить замок на волшебной
скале и оттого держат в плену рыцарей, чтобы заставить их строить этот замок
и прислуживать в нем, ибо им известно, что нет людей сильнее рыцарей; и
когда они наберут пленников, сколько им надобно, тут же они и принудят их
строить, чего многие из них, верно, не вынесут. А совсем недавно старший
великан захватил в плен двух прекрасных молодых рыцарей и отдал на забаву
своим детям, а те давно уже безжалостно мучают своих пленников".
118. "Как же звать этих рыцарей?" - спросил Тристан. "Я слышал, что
родом они из Сорелуа, - отвечал карлик, - что они вассалы принца Галеота и
одного из них зовут Жирар, а другого Алегот {24}. И великан давно бы их
умертвил, если бы ему не хотелось пополнить пленниками свои темницы. С этим
намерением рыщет он повсюду, выискивая людей. Теперь вам известно, как эти
жестокие великаны поступают с рыцарями". - "Мы соберем все силы, - вскричал
Тристан, - и, коли бог будет на нашей стороне, выгоним из леса этих
чудовищ!" - "Да неужто, - удивился карлик, - вы не намерены вернуться?" -
"Клянусь богом, нет, - отвечал Тристан, - мы сразимся с ними". - "Тогда
помните одно, - сказал карлик, - когда начнете бой, стойте бок о бок и не
расходитесь, ибо в одиночку с ними биться не в пример опаснее".
119. Они распрощались с карликом и поехали вперед по тропинке. И
проехав с пол-лье, попали на равнину, окруженную лесом, а тянулась она на
целых пять лье. И среди той равнины увидели они Пещеру Великанов, на которую
Ланселот указал Тристану, говоря: "Я прошу вас об одном одолжении - дайте
мне самому сразиться с ними, ибо дьявол уверял вас, что убил меня великан".
- "Нет, - отвечал Тристан, - этого я вам не позволю". - "Тогда позвольте
мне, по крайней мере, первому вступить в бой, а если мне понадобится помощь,
тут и вы подоспеете". - "Ну, на это я согласен", - сказал Тристан. Тут
поскакали они вперед и достигли Пещеры, а рядом с нею росла могучая сосна,
на которой висела громадная тяжелая палица. И Тристан указал на нее
Ланселоту и сказал: "Мессир, да спасет нас господь от удара такой палицей.
Давайте решим, будете ли вы вызывать великана сюда или мы сами войдем в его
логово?"
120. Но тут увидели они великана, спускавшегося со скалы. И Ланселот
сказал Тристану: "Мессир, я встану между великаном и сосною, чтобы помешать
ему схватить палицу". Каковое решение Тристан одобрил. Тогда подбежал
Ланселот к сосне и ударом меча перерубил цепь, на которой висела палица, так
что она свалилась на землю. Увидел великан, что ему не добраться до палицы,
и зарычал: "Презренные рыцари, бегите, не то не быть вам живыми!" И он
расстегнул свой пояс из толстой воловьей кожи длиною в два туаза {25}, а
пряжка и застежка его были железные и весили тридцать фунтов. Он схватил его
за середину, а концами размахивал, как палицей. И кинулся он на Ланселота, а
Ланселот, не дрогнув, нанес ему такой удар копьем, что пронзил ему бок, и
копье осталось в ране. Тогда навалился великан изо всех сил на коня
Ланселота, но тот устоял на ногах. Тут разъяренный великан так хлестнул
Ланселота поясом по спине, что тот почти лишился чувств, и великан уж было
схватил его, чтобы уволочь в свое логово. Но вскричал Тристан: "О, храбрый
рыцарь, очнись и покажи свою отвагу!"
121. Пришел в себя Ланселот и, выхватив меч, поднял его на врага, и
когда тот опять замахнулся на него поясом, так ударил его мечом, что не
успел великан опомниться, как кулак его вместе с ремнем был отсечен и
свалился на землю. Увидев свою обрубленную и окровавленную руку, великан так
взревел, что вся долина содрогнулась и земля вздыбилась под ногами рыцарей.
Ярость обуяла его, когда лишился он кулака. Он прыгнул на Ланселота, а
Ланселот, хоть и ударил его, но не уберегся, и великану удалось стащить его
наземь с седла. И он было подмял его под себя, но тут подоспел и Тристан,
видя, что пришел его час. Кинулся он на великана и от удара его меча тот
рухнул, как подкошенный, а Ланселот крикнул Тристану, чтобы он не упустил
его. И, поднявшись, подоспел на помощь, и они вдвоем добили великана,
который испустил дух тут же на месте.
122. Когда великанша и двое ее сыновей услышали вопль великана,
выбрались они из пещеры навстречу рыцарям, и Тристан, увидев их, сказал
Ланселоту: "Мессир, на этот раз не будем расходиться далеко друг от друга,
ибо вместе следует нам сражаться с такими противниками". - "Вы правы, -
ответил Ланселот, - я не отойду от вас". А великанша тем временем наступала
на них, а за ней шли двое ее сыновей и они рычали громогласно: "Смерть вам,
презренные рыцари!" Сперва кинулась великанша на Тристана и, вцепившись в
его щит, так рванула, что сорвала его с шеи вместе с ремнями, а затем
ударила его по шлему с такой силой, что он едва не потерял сознание и в
глазах у него помутилось до того, что он не смог бы отличить дня от ночи, но
Ланселот, видя это, налетел на великаншу сзади и мечом подсек ей поджилки на
ногах. Тут рухнула она наземь, клича на помощь своих детей, но один из них
был уже так изранен, что рыцари, о которых я речь веду, нашли его в чаще,
куда он заполз, ибо идти уже не мог. А тут и великанша кончилась, так как
потеряла столько крови, что и половины того хватило бы, чтобы испустить дух.
123. Увидел Тристан, что великаны наступают и, кинувшись на первого,
нанес ему столь ужасный удар мечом, что у того все внутренности вывалились
на землю. Ланселот же, заметив, что Тристан отвернулся и на него легко
напасть со спины, бросился к другому великану, который угрожал Тристану, и
разрубил ему бедро, а великан, метя в шлем Ланселота, так, однако ж,
промахнулся, что попал по голове его коня, и оттого конь вместе со всадником
рухнул наземь. Увидев Ланселота поверженным, Тристан настиг великана, когда
тот хотел было затоптать Ланселота, и вонзил ему в спину меч. Раненный в
спину, великан обернулся к Тристану, собираясь схватить его, но Ланселот как
раз вскочил на ноги и разрубил великану ногу, так что тот рухнул замертво. И
они его ударами мечей прикончили, как и всех остальных.
124. Итак, покончили они с четырьмя великанами, чем карлик безмерно был
поражен. Бросился он ловить коня Ланселота, который бродил по равнине, и
подвел ему. И за это Ланселот карлика благодарил, ибо счел, что конь его
либо ускакал, либо погиб от кулака великана. Сел он в седло и сказал
Тристану: "Мессир, возблагодарим господа за славное сегодняшнее приключение
и за счастливое наше избавление". Тут карлик сказал им: "Сеньоры, не угодно
ли вам войти в пещеру и освободить пленников, которые там томятся? Я проведу
вас туда". И они ответили, что сделают это. Заковылял карлик перед ними и
провел их в пещеру, отныне свободную от великанов.
125. И открыв темницы, где заключены были рыцари, они выпустили всех. И
так же поступили они с девушками, но не спрашивайте меня, как звали всех
этих пленников, ибо это сильно затянет наше повествование, а потому я о том
умолчу, скажу лишь, что отныне каждый из них мог идти, куда ему вздумается,
но прежде, чем уйти, пришлось им присягнуть на верность и службу королю
Артуру. И они согласились отправиться в королевство Логр и предстать перед
королем Артуром и королевой Геньеврою, дабы передать им привет от Тристана и
Ланселота и рассказать об этом приключении, что они впоследствии и
выполнили, а еще наказал им Ланселот, что, если король спросит, где они его
видели, то пусть скажут, что было это у Пещеры Великанов в Черном Лесу, где
блуждают они днем и ночью, дабы отыскать благородного Лионеля, ибо он, без
сомнения, томится в еще более ужасной тюрьме.
126. В толпе пленников, о которых я речь веду, находился один
благородный рыцарь из Галлии, который, услышав имя Ланселота, бросился на
колени перед ним, говоря: "О, мессир Ланселот, отныне я ваш верный вассал и,
если вам угодно, провожу вас к тюрьме, где томится Лионель, кузен ваш".
Услышав это, Ланселот поднял его и стал расспрашивать, что знает он о
Лионеле. И спросил, как его самого зовут. "Господь свидетель, - отвечал тот,
- мое законное имя Алебран {26} де ла Фонтэн". При этих словах Ланселот
весьма обрадовался и воскликнул: "Друг мой Алебран, как счастливо я нашел
вас! Я хорошо знал вашего отца Анри, который был верным вассалом отца моего,
короля Вана". Итак, остался Алебран с двумя рыцарями, а все прочие, покинув
их, отправились, как им было велено, к королю Артуру. И присягнули ему на
верность согласно своему обещанию и поведали о бое с великанами, которые
погибли от руки рыцарей, что весьма развлекло и поразило короля и весь его
двор. Но здесь я и окончу свой рассказ о них, дабы вернуться к моему
повествованию.
127. Как Тристан и Ланселот покинули Пещеру Великанов вместе с
Алебраном, который рассказал им о Лионеле, как они встретили двадцать конных
сержантов при оружии в местности, названной Ущельем Смерти, как те напали на
троих рыцарей и Алебрана убили, а Ланселота ранили, но дело кончилось тем,
что все двадцать были повержены и убиты.
128. Итак, согласно преданию, Ланселот и Тристан, отправив пленников,
пригласили Мудрую Даму и Бертрана приехать к ним в Пещеру Великанов, дабы
рассказать им все, как оно было. И, конечно, Бертран и его жена без
промедления выехали из Замка Ольтера и вскоре прибыли к Пещере Великанов,
где были радушно встречены двумя рыцарями, которые подарили им и Пещеру и
несчетные стада при ней от имени короля Артура. Благородный Бертран и жена
его благодарили их за дар, а Пещеру с тех пор стали называть Бертрановой. И
когда Тристран и Ланселот сделали то, о чем я речь веду, они распрощались с
Бертраном и с Мудрой Дамой и отправились дальше.
129. Они углубились в лес, запретив кому-либо следовать за ними, кроме
Алебрана, которого Ланселот непрестанно расспрашивал, как сможет он
разыскать Лионеля, на что Алебран отвечал ему так: "Мессир, я скажу вам, как
я это сделаю. Знайте, что не прошло и трех месяцев, как по пути к Неведомым
Островам повстречал я девушку, притом одну-одинешеньку. Мы поздоровались, и
она спросила меня, куда я путь держу, на что я ей сообщил, что еду к Грозной
Скале. Тогда девица сказала, что еду я не к Грозной Скале, а, можно сказать,
к Грозной Тюрьме. "Как же это, - спросил я у нее, - отчего же я должен
очутиться в тюрьме? Если вам что-нибудь известно, скажите мне об этом". -
"Поверьте мне, мессир, - сказала она, - что вы направляетесь в Ущелье Смерти
и там попадете прямо в руки чародея по имени Нигромант" {27}. А я и сам
много раз слышал, что этот Нигромант был весьма ловок и силен в ратном деле,
но что в его замке творились странные дела. Тогда сказал я девушке: "Милая
девица, отчего же вы полагаете, что этот Нигромант непременно заключит меня
в свою темницу, если я ему никакого зла не причиню?" - "Оттого, - отвечала
она, - что всякий рыцарь, как бы он ни был отважен, прибыв в Ущелье Смерти,
попадает против своей воли в его темницу. И затем чародей отрубает ему
голову и насаживает ее на шест, дабы проезжие люди могли ее видеть над
стенами замка. И этого ужасного обычая он держится уже давно, и ни один,
даже самый доблестный пленник, не избежал этой участи. Меньше чем два месяца
назад захватил он в плен одного юного рыцаря из дома короля Артура, по имени
Лионель, но медлит с его казнью, ибо рассудил, что множество рыцарей приедут
к нему, разыскивая Лионеля, и таким образом он всех их захватит одного за
другим". - "Скажите же мне, - спросил Алебран, - как вам стало известно
это?" - "Поверьте мне, мессир, - отвечала она, - что я знаю это наверняка,
так как сама прожила в этом замке довольно долго, разыскивая одного рыцаря
из Ирландии, и нашла его в этой же тюрьме, - вот отсюда мне все и известно,
вот почему, ежели и вам хочется стать его пленником, то вы на прямой дороге
к этому, а если желаете попасть в Замок Грозной Скалы, то поворачивайте
коня, и я меньше, чем за час доведу вас до него". И я послушался девицы и
повернул коня за нею следом, а она проводила меня до перепутья, где и
указала путь к Грозной Скале, сама же направилась в другую сторону. Я же,
вскоре заплутавшись, попал в чащу, и тут великан захватил меня и запер в
темницу, откуда вы меня вызволили. Вот так, мессир, я и узнал о кузене вашем
Лионеле".
130. Когда Ланселот услышал то, что Алебран ему поведал, он очень
обрадовался и спросил его, не знает ли он прямой дороги к Замку Нигроманта.
"Еще бы не знать, мессир, я проведу вас туда непременно, но сперва мы должны
миновать опасное место по названию Ущелье Смерти, ибо Замок Нигроманта
расположен неподалеку от него". - "Сколько же лье осталось нам ехать?" -
спросил Ланселот. "Видит бог, около двадцати английских миль", - отвечал
Алебран. "Так поспешим же, - воскликнул Ланселот, - ибо я боюсь прибыть
слишком поздно". И он подъехал к другу своему Тристану и передал ему всю
историю, чем весьма его обрадовал. Они поскакали во весь опор, но все же не
поспели к ночи в Замок Нигроманта, и пришлось им остановиться в лесу. Наутро
встали они пораньше и пустились в путь и скакали до девяти часов утра, а
затем вступили на узкую тропинку, ибо другой дороги не было. И покрыв
немалое расстояние, выехали через час в широкую лощину. И спустились вниз, а
там протекала бездонная, черная, бурливая река.
131. На другом ее берегу увидели они карлика, который сидел у подножия
дерева и следил за всеми, кто проезжал мимо. Увидав, что какие-то рыцари
собираются переправиться через реку, закричал он прегромко, - так что его
слышно было издалека: "Безмозглые рыцари, уж не вообразили ли вы в гордыне
своей, что вам удастся перейти через Ущелье Смерти? - все, все вы тут
положите свои головы". На что Тристан ответил ему: "Замолчи, глупый урод,
ибо, если ты еще раз раскроешь рот, я отрежу тебе уши". И они начали
переправу, а поток был таким глубоким и быстрым, что не будь их кони так
сильны и сыты, они бы непременно там утонули. Страх охватил рыцарей, едва
вошли они в воду, но когда оказались они на другом берегу вне опасности, то
проскакали еще с четверть лье и оказались во втором ущелье, вдвое страшнее и
ужаснее, чем первое. И Тристан сказал Ланселоту: "Друг мой, что я вижу!
Верно, даже дикие Звери неразумные, и те не живут в этих местах".
132. Так они беседовали меж собою, как вдруг наехали на них двадцать
сержантов {28} на конях и с копьями и вскричали: "Смерть вам, презренные
негодяи!" И когда рыцари услышали угрозу, то, подняв свои щиты, бросились на
них. Сержанты помчались им навстречу. И хотя рыцари умело прикрылись щитами,
все же одно копье вонзилось в руку Ланселота, причинив ему нестерпимую боль.
Алебрана же настигли столь жестокие удары, что он пал на землю мертвым.
Ланселот, видя, что сам он ранен, а Алебран мертв, воспылал таким гневом,
что ринулся вперед и копьем своим насмерть поразил первого же врага. И то же
сделал Тристан со своим противником, а затем выхватили они мечи и в короткое
время перебили восьмерых напавших из двадцати.
133. Так и шел бой, как вдруг увидели они, что скачут на них еще
пятнадцать рыцарей с опущенными копьями. И сказал Тристан Ланселоту:
"Мессир, взгляните, какое подкрепление идет к сержантам, опередим же их и
нападем первыми". И Ланселот одобрил его слова. Они направили коней рыцарям
навстречу и налетели на них, как ураган, так что до того, как их копья
сломались, они четырех врагов выбили из седла, после чего, выхватив мечи,
так заработали ими, что из пятнадцати нападавших в живых осталось лишь пять,
все же остальные полегли на месте. А из десяти сержантов уцелело лишь двое,
так что против них стояло теперь семь человек, но и те бросились наутек, -
тогда оба рыцаря, пришпорив коней, догнали их и зарубили и, наконец, в живых
остался один-единственный сержант, которому, конечно, было не до боя.
Спрыгнул он с коня и бросился им в ноги, прося милости и пощады и говоря
так: "Храбрые рыцари, будьте милосердны и оставьте мне жизнь, а я вам за это
скажу, как избежать одной опасности". И Тристан попросил Ланселота пощадить
его. И Ланселот даровал ему жизнь.
134. Тогда сказал им сержант: "Добрые рыцари, слушайте же меня, ибо,
хотя силою своею и к своей чести одолели вы Ущелье Смерти, все же вам
суждено попасть в руки самого жестокого рыцаря на свете". - "Как, - вскричал
Ланселот, - мы одолели двадцать дюжих вооруженных сержантов и пятнадцать
рыцарей, а теперь попадем в плен к одному?" - "Поверьте, господин мой, -
сказал сержант, - легче вам справиться с пятьюдесятью рыцарями, нежели с ним
одним". - "Да кто же это такой?" - спросил Ланселот. - "Вот об этом-то я и
хочу рассказать".
135. Как сержант поведал Тристану и Ланселоту о злодействах Нигроманта
и о способе разрушить его чары, с помощью коих он побеждал рыцарей. И как
затем Тристан сразился с волшебником и покончил с ним на поле битвы, после
чего Лионель был освобожден из жестокого плена.
136. "Узнайте, господин, - начал сержант, - что стоит какому-нибудь
чужеземному рыцарю явиться к замку Нигроманта, тот спешит ему навстречу и
спрашивает, известен ли рыцарю обычай его замка, а тот отвечает, что никогда
о нем не слыхивал. Тогда Нигромант предлагает рыцарю пройти в его замок
пешим и безоружным, дабы отправить его в темницу, если же рыцарь не
соглашается, то он должен с ним биться, и коли он побьет Нигроманта, то
станет владельцем замка, и всего, что в нем есть, если же победит сам
Нигромант, то он отсекает рыцарю голову и водружает ее на кол над крепостной
стеной. Если же рыцарь соглашается на тюрьму, отказавшись от боя, то сидит в
плену до самой смерти на хлебе и воде. И знайте, господин мой: столь
могущественны чары Нигроманта, что ни одному рыцарю не под силу устоять
против него, ибо по мере того, как продолжается бой, мощь его не убывает, а
возрастает". - "Скажите же мне теперь, - спросил Тристан, - как уберечься от
его чар, о которых вы только что нам поведали?"
137. "Мессир, и об этом скажу вам. Знайте, что у подножия стен
громадного замка Нигроманта есть красивейший в мире источник. Он протекает
под раскидистой сосной, к ветке которой привязано копье, а на копье надета
головная повязка, рядом же подвешены еще два небывалой красоты копья и два
щита. И на каждом из этих щитов насечка - серебряный лев с мечом в лапах, и
кажется, будто мечом этим он собирается отсечь голову рыцарю, которого
попирает ногами. Поле же на щитах, о которых я речь веду, зеленое. Вот такие
доспехи носит Нигромант, и, так же, как лев превосходит силою всех прочих
зверей, так и Нигромант похваляется, что может любого рыцаря поставить на
колени. И потому он хочет пленить всех странствующих рыцарей, что едут мимо
его замка близ источника, и хватает всех без разбора, столь он надменен и
уверен в своих чарах. Так вот, знайте, что когда в бою Нигромант видит, что
силы его иссякают, то подходит он к этой повязке, о которой я рассказал, ибо
стоит ему взять ее в руки, как он становится сильнее и отважнее двух самых
сильных рыцарей, вместе взятых. И так сила его в бою не уменьшается, но
возрастает. Вот почему, сеньоры рыцари, будьте настороже и когда увидите,
что он устал, то более всего не давайте ему прикоснуться к головной повязке,
что висит на сосне".
138. "Ну и чудеса вы нам рассказываете, - сказал Тристан, - ай да
волщебная повязка!" - "Слушайте же, сеньоры, - сказал сержант, - я расскажу
все, что мне известно. Говорят, что около сорока лет назад, а, может, и
раньше, святой предсказатель Мерлин {29} явился в этот замок, где жила
красивая дама, незадолго до того ставшая вдовою отца Нигроманта, который
оставил ее беременною. Мерлин, увидев, как она красива, полюбил ее всем
сердцем, и так увлекла его любовь, что он чарами своими добился от нее
всего, чего желал, но, добившись дамы, вскоре наскучил ею. И собрался Мерлин
уезжать, чем дама весьма была раздосадована, но ничего сделать не могла.
Когда же наступил день отъезда, она сказала ему: "Сир Мерлин, прежде чем
покинуть мой замок, явите милость и оставьте мне что-нибудь на память, дабы
я могла помянуть вас". И Мерлин ей отвечал: "Прекрасная дама, я сделаю то, о
чем вы просите". И, подойдя к ней, он снял с нее повязку, которую она носила
на голове. И, привязав ее к наконечнику копья, сказал даме: "Знайте,
прекрасная дама, что вы носите сына, который будет силен и отважен,
благочестив, мудр и учтив. И столь большой силой будет обладать он, что
возьмет верх над любым рыцарем, встретившимся на его пути. Но если все же
случится так, что ему будет грозить поражение, пусть подойдет он к этой
повязке и притронется к ней, и тотчас станет он сильнее двух самых сильных
рыцарей, кто бы они ни были. И так пройдет много времени, но когда-нибудь
явятся два рыцаря из королевства Галльского, которые, прибыв на розыски в
Черный Лес, положат конец моему заклятию. Я желаю, чтобы сын, который выйдет
из вашего чрева, был наречен Нигромантом в память о моем имени {30}". После
чего уехал Мерлин, а дама выполнила его наказ. Вот я и рассказал вам о чарах
и о том, как вы положите им конец".
139. Тогда Тристан стал расспрашивать его, где им найти Нигроманта.
"Господин мой, вот что следует вам сделать, - сказал сержант, - попроситесь
на ночлег в замок рыцаря, который приходится ему братом, только
остерегайтесь показать ему, что вы враги Нигроманту; поутру вы спросите у
него дорогу к замку, притворясь, что спешите оказать Нигроманту услугу.
Знайте, сеньоры рыцари, что замок Нигроманта и жилище его брата разделяют
всего четыре мили". И Ланселот с Тристаном одобрили совет сержанта.
Пустились они тут же в путь, и, проскакав порядочно, к вечеру достигли замка
Нигромантова брата, где и были радушно приняты, ибо выдали себя за друзей
Нигроманта.
140. Назавтра покинули они этот замок и пустились в путь и так как
выехали рано, то к полудню уже и достигли цели своего путешествия. Они
остановились у прекрасного прозрачного ключа, где увидели и копья, и два
щита, и повязку - все, как рассказал сержант. Тогда Тристан спросил у
Ланселота, не спешиться ли им, чтобы отдохнуть у источника, на что тот
ответил: "Мессир, друг мой, все, что вы прикажете, мне приятно исполнить". И
он первым ступил на землю, а за ним и Тристан, и, сев у воды, принялись они
беседовать о предстоящем бое. И Тристан сказал Ланселоту: "Мессир, вы
ранены, и тяжек будет вам этот бой. Почему я и прошу вас позволить мне
сразиться одному, вам же я оставляю заботу следить за Нигромантом и не
давать ему приблизиться и прикоснуться к повязке, пока будет идти схватка.
Остальное предоставьте мне". И Ланселот сказал, что сделает все так, как
Тристан его просит, а что до повязки, то он ручается, что Нигроманту ее не
коснуться.
141. При этих словах увидали они, что из замка выехала на коне девушка
и направилась прямо к источнику. И когда она поравнялась с ними, то рыцари
ее приветствовали, а она, им ответив тем же, сказала: "Сеньоры рыцари,
отважный Нигромант дал мне поручение узнать, что за рыцари сидят возле его
источника, без его на то дозволения". Тристан ответил ей: "Благородная
девица, передайте ему, что мы странствующие рыцари, что выехали мы на поиски
приключений и желаем теперь отдохнуть немного у этого ключа, но вскоре
уедем". - "Прошу вас, не уезжайте, - просит она, - пока я не вернусь". И
Тристан ей сказал: "Благородная девица, поезжайте с нашим ответом, а мы вас
будем здесь дожидаться".
142. Тогда девушка поспешила обратно и рассказала Нигроманту, что
видела она красивейших рыцарей, прекрасно сложенных и благородного вида,
достойнее которых не доводилось ей пока встречать. "И сидят они, - добавила
она, - возле вашего ключа бок о бок и обещали еще с час обождать меня". -
"Мне кажется, мессир, - сказала она, - что оба они из королевства Логр, из
дома короля Артура, ибо что один, что другой, они весьма вежливы и учтивы".
Тогда Нигромант притворился, что эти вести его обрадовали. Призвал он к себе
Лионеля и говорит ему: "Мессир рыцарь, я хотел бы рассказать вам новость,
дошедшую до меня из вашей страны". - "Как, - воскликнул Лионель, - неужто вы
получили оттуда известия?" - "Да, - ответил Нигромант, - ибо двое
странствующих рыцарей остановились у моего ключа без моего на то дозволения,
а родом они из королевства Логр и, как мне кажется, разыскивают вас, желая
рассказать вам новости из вашей страны". - "В добрый час, - ответил Лионель,
- я хочу вас просить, не дозволите ли вы мне сопровождать вас, дабы я мог
посмотреть на ваш бой?" На что Нигромант ему ответил: "Разумеется,
прекрасный мой рыцарь, из любви к вам и по учтивости моей я не смею вам в
том отказать". И Лионель поблагодарил его, ибо подумал про себя, что
какие-нибудь доблестные рыцари Круглого Стола прибыли вызволить его, и он
даже подумал, что один из них, верно, Ланселот, имени же другого никак
угадать не мог. А Нигромант велел подать себе копье и щит сверх тех, что
висели у источника, затем вскочил на своего коня и поскакал к рыцарям,
приказав четырем сержантам туда же вести Лионеля, что они и исполнили.
143. Когда наши рыцари увидели, что он скачет к ним, они пристально
стали его разглядывать и восхитились его осанкою, признав в то же время, что
вид его внушителен. И когда Нигромант подъехал ближе, они его
приветствовали, и он их также приветствовал, весьма надменно глядя и говоря:
"Сеньоры рыцари, девица моя донесла мне час тому назад, что здесь, у моего
ключа уселись двое рыцарей". - "Господь свидетель, мессир, - ответил
Ланселот, - она вам не солгала". - "А известен ли вам мой обычай?" - спросил
Нигромант. - "Клянусь богом, нет", - сказал Тристан. - "Тогда послушайте, -
сказал Нигромант, - я вам о нем скажу: обычай мой таков, что все
странствующие рыцари, которых застал я у моего ключа, должны, ежели они не
желают сразиться со мною, отдать мне свое оружие и доспехи, и, сдавшись мне
на милость, отправиться в темницу, где и остаются до самой смерти. Если же
они принимают бой и я их побиваю, то сношу я им голову и насаживаю ее на
кол, так что у меня этих голов по стенам развешано поболее сотни, да и ваши
вскоре по соседству с ними очутятся. А теперь, когда вам известен мой
обычай, обдумайте, что намерены вы делать".
144. Когда Нигромант окончил свои речи, Тристан сказал: "Мессир рыцарь,
знайте, что у нас нет никакого желания ни сражаться, ни идти в вашу темницу,
ибо мы намерены продолжать наш путь". - "Ну, нет, - вскричал Нигромант, -
одно-то из двух вам выбрать придется, - либо сражайтесь, либо отправляйтесь
в темницу, - вам я, так и быть, окажу честь и дам в соседи прекрасного
молодого рыцаря из дома короля Артура по имени Лионель". Едва Ланселот
услышал о кузене своем Лионеле, которого он так любил, он втайне возликовал,
но виду не подал, а Тристан еще раз повторил, что им вовсе нежелательно
сражаться, а тем более садиться в тюрьму, но, напротив, хочется продолжать
путь, ибо их призывают неотложные дела, да притом у них и копий с собою нет.
"Что до последнего, - ответил Нигромант, - за этим дело не станет, вон висят
на сосне два длинных и крепких копья, - выбирайте себе каждый, какое
угодно". Поняв, что от боя, и уж, на крайний случай, от схватки им не
отвязаться, сказал Тристан Нигроманту: "Ну, что ж, рыцарь, ясное дело, лучше
уж мне сразиться, нежели жить в заточении". - "В добрый час", - ответил
Нигромант.
145. Тогда поднялся Тристан и выбрал себе копье, но только приготовился
он вступить в бой, как увидел Лионеля, которого вели четверо сержантов, и
Нигромант также его увидел и, подозвав Тристана, спросил: "Мессир рыцарь,
знаком ли вам Лионель? Посмотрите на него хорошенько, ибо именно он укажет
вам дорогу в тюрьму, да и там будет делить с вами компанию". - "Ну, что же,
- отвечал Тристан, - такой сосед, как он, получше, чем вы, - но довольно
болтать, сразимся же!" И Тристан отъезжает от места схватки, что и Нигромант
тоже делает, затем, пришпорив своих коней, они сталкиваются и столь яростно
бьют копьями, что те разлетаются в куски. А оба рыцаря, не выдержав мощных
ударов, рухнули на землю, но тут же вскочили на ноги и схватились за мечи.
Нигромант был поражен тем, что Тристан выдержал его удар, и то же думал
Тристан о Нигроманте.
146. Лионель, видя эти яростные и нечеловеческой силы удары, сперва
очень испугался, и про себя молил бога о помощи рыцарю, что сражался за свою
и его свободу. Оборотился он к Ланселоту и тихо прошептал ему: "Я умоляю
вас, рыцарь, явите милость и скажите мне, из какой вы страны; по моему
мнению, вы не принадлежите ни к дому короля Артура, ни к рыцарству Круглого
Стола, ибо таких доспехов, как ваши, я там не встречал". - "Знайте, мессир,
- отвечал ему так же тихо Ланселот, - что сам я из королевства Логр, но не
оттуда тот, кто сейчас здесь сражается. И я уверен, что по его силе и
ловкости в ратном деле вы сегодня же будете избавлены от заточения у
Нигроманта". - "Да услышит вас господь, - воскликнул Лионель, - сердце мое
ликует от ваших слов; заклинаю всем святым, что только есть для вас в этом
мире, назовите мне ваше имя". И Ланселот ему ответил: "Сейчас вы услышите
его. Знайте, что я - Ланселот, кузен ваш, а тот, что сражается за вас, -
прекрасный Тристан Корнуэльский, лучший рыцарь в мире. Но не подавайте и
вида, что вам известно это, дабы Нигромант ничего не заподозрил". Когда
Лионель услышал слова Ланселота, он так обрадовался, что подари ему тот
целое королевство, Лионель не был бы счастливее.
147. Вернемся же теперь к рыцарям, которые, оправившись от удара,
выхватили мечи. Они так яростно набросились друг на друга, что, казалось,
это схватились два льва, желая пожрать один другого, и каждый из них ударял
по шлему противника с жестокой и невероятною силой. Все, кто пришел из
замка, удивлялись, глядя на Тристана, ибо не приходилось им доныне видеть,
что рыцарь может столь долго сопротивляться Нигроманту, а, тем более,
наносить ему тяжкие раны, достигал же этого Тристан своим искусным владением
мечом, чем наносил весьма большой урон Нигроманту. Тот, однако, весьма
упорно противостоял ему, так что Ланселоту иногда становилось страшно за
Тристана, да и Лионель также дрожал в те минуты, когда Тристан для вида
отступал, дабы Нигроманта утомить, и даже меч свой опускал, но с тем лишь,
чтобы через миг искусно отразить мощный натиск рыцаря. И особенно старался
он все время стоять между Нигромантом и чудесной повязкой, в каковой тот
весьма нуждался, так как Тристан уже нанес ему двенадцать тяжких кровавых
ран; ослабел Нигромант и не в силах был добраться до повязки, ибо Тристан
ему в том препятствовал.
148. Тогда решил Нигромант достичь своего обманом, притворно любезным
голосом сказав: "Мессир рыцарь, вы уже доказали мне, что я имею дело с таким
умелым бойцом, какого не встречал доныне, ибо ваш меч оставил столько ран на
моем теле, что я вынужден просить дозволить мне отдохнуть на краю моего
ключа; а после мы продолжим бой и доведем его до конца". - Но Тристан
возразил: "Мессир рыцарь, нет вам моего на то согласия, ибо я еще более, чем
вы, утомлен и жажду отдыха у воды, дабы освежить мое пылающее тело. Но пусть
лучше раны мои горят, я все же сперва завершу этот бой". И он, как ураган,
кинулся на Нигроманта с силой, дотоле невиданной, так что тот не успевал
отражать удары, и потерял всякую надежду добраться до своей повязки. Проклял
он день и час своего рождения, ибо понял, что приходит ему конец. Однако он
все же защищался из последних сил, хоть и мало что мог против Тристана,
который вел бой так, как сам того хотел.
149. Нигромант получил уже двадцать ран, из которых семь были
смертельными, и так изошел кровью, что не мог и руки поднять, тут и рухнул
он наземь. И, поняв свое поражение, сказал он Тристану: "Прощу вас, отважный
рыцарь, до того, как душа моя расстанется с телом, скажите, от чьей руки я
погибаю? " - "Что я слышу, - воскликнул Тристан, - неужто слабость ваша
предвещает вам смерть?" - "Да, мессир, - ответил Нигромант, - и вы сейчас в
этом убедитесь, но, умоляю вас, назовите же свое имя!" - "Узнайте, - сказал
Тристан, - тот, кто победил вас, зовется Тристаном из Корнуэльса". Когда
Нигромант услышал это имя, крикнул он: "О, мессир Тристан, будь проклят ваш
меч, принесший мне гибель, одно мне утешение, что погибаю от руки столь
славного рыцаря". И тут смерть настигла его, и он, заведя глаза, покатился
на землю и испустил дух. Бросился Тристан поднимать его, но увидел, что уже
поздно.
150. Подошел он к Ланселоту и Лионелю и показал им на мертвого
Нигроманта, а Лионель вознес хвалу господу и поблагодарил Тристана, обняв
его не менее ста раз. И поднялся громкий крик в замке о том, что Нигромант
убит, отчего все пленники возликовали, ибо были теперь свободны, один
Ланселот радовался меньше других, так как был озабочен ранами Тристана. И
он, подойдя к нему, спросил: "Друг мой, как чувствуете вы себя?" - "Поверьте
мессир, как любой, кого всерьез ранили, - отвечал Тристан, - но нет у меня
смертельных ран, не то, что у моего противника". - "Так пойдемте же поскорее
в замок, - сказал Ланселот, - и пусть лекарь осмотрит вас". И они, сев на
коней, направились прямо в замок, но не успели подъехать к воротам, как
навстречу и высыпал народ, воздавая почести победителям. А, попав в замок,
они прежде всего освободили пленников, и было их там немало, ибо захватил
Нигромант до ста рыцарей, девиц же и дам более тридцати. И на шестах поверх
крепостных стен насажено было более сорока голов странствующих рыцарей, а
под каждой головой висел щит убитого. Освободив пленников, о которых я речь
веду, призвали они лекарей, чтобы перевязать раны. И те, придя, обещали
храброму Тристану, что через четырнадцать либо пятнадцать дней он будет
здоров, о той же ране на руке, за которую боялся Ланселот, сказали, что она
затянется через три-четыре дня.
151. Так вот и был завоеван замок, как я уже о том рассказал, и
Ланселот приказал похоронить Нигроманта с большими почестями и высечь на его
могиле следующую надпись: "Здесь покоится прах Нигроманта, которого победил
Тристан из Леонуа". И когда все было закончено, Тристан сказал Ланселоту: "Я
был бы очень рад отпустить всех этих несчастных пленников, а с ними заодно
дам и девиц, дабы могли они вернуться в свои края; тех же, кто живет и
служит в замке, надо привести к присяге на верность королю Артуру". - "Вы
правы, мессир, - ответил Ланселот, - совет ваш хорош и мы поступим согласно
с ним". И, созвав пленников и пленниц, он отпустил их всех, взяв с них
прежде того обещание, что по дороге домой они явятся к королю Артуру, дабы
передать ему, а также и королеве, привет от Тристана и Ланселота и
рассказать, как Тристан вызволил Лионеля из заточения. И пленники тут же
пустились в дорогу прямо к замку Бертрана, ибо поручили им доставить ему
весть о захвате замка ратной доблестью Тристана, каковым вестям Бертран и
Мудрая Дама весьма обрадовались, ибо это означало, что со страшным обычаем
Замка покончено; порешили они, что утром поедут повидаться с доблестными
рыцарями.
152. Пленники же и дамы наутро пустились в путь и через несколько дней
прибыли в Камелот, где жили король Артур и королева, и передали они им все,
как и обещали. Король Артур весьма обрадовался, услышав, что доблестный
Лионель спасен Тристаном. Королева также с большим вниманием и удовольствием
слушала рассказ о битве Тристана с Нигромантом, о которой они весьма
красочно повествовали. Весь двор восхвалял доблестные подвиги рыцарей,
совершенные в Черном Лесу. И, рассказав, что знали, пленники распрощались с
королем, который дозволил им возвратиться домой. Но здесь я оставлю их, дабы
вернуться к моему повествованию.
153. Как Тристан, Ланселот и Лионель покинули замок Нигроманта, и как
встретили они девушку, которая рассказала им о жестоких обычаях замка Тора
Невозмутимого, где томились в темнице мессир Говен и девять его спутников.
154. Итак, согласно преданию, когда Бертран и его жена узнали о
чудесной победе в замке Нигроманта, они на следующее же утро в сопровождении
сорока рыцарей отправились повидаться с Тристаном и Ланселотом. И в короткий
срок прибыли в замок. Услышав об их приезде, доблестные рыцари встретили их
с почетом и радостью, и так же приветствовали их Бертран и Мудрая Дама. И
они прожили в замке до тех пор, пока не зажили раны Тристана, после чего
собрались все вместе, дабы решить, что делать с замком. Тут Ланселот сказал
Тристану: "Мессир, мое мнение таково, что следует подарить замок Бертрану и
его жене, лучше того нам не распорядиться". - "Раз вам так угодно, - ответил
Тристан, - я согласен". И они позвали Бертрана и передали ему замок от имени
и под власть короля Артура. И, созвав горожан и прочий окрестный люд, велели
им присягать на верность Бертрану, что те и проделали весьма охотно, назвав
его своим сеньором. Когда все было закончено, они решили отправиться наутро
в Замок Ольтера, чем весьма обрадовали Бертрана. Так вот, рассвет застал их
уже в пути, а вскоре прибыли они вместе с Бертраном и его супругою в замок,
где и прожили несколько дней.
155. Затем распрощались они с Бертраном и уехали без провожатых, взяв с
собою одного Лионеля, и весь день ехали по лесу, не встречая никакого жилья,
так что пришлось им провести ночь в чаще, под деревом. А с рассветом они
вновь сели на коней и поскакали дальше. Не успели они и часа проехать, как
увидели, что по узкой лесной тропинке подъезжает к ним очень красивая девица
на белом иноходце. Они приостановились, дабы расспросить ее. И, когда она
приблизилась, они приветствовали ее, а она, с ними поздоровавшись, спросила:
"Доблестные рыцари, ведомо ли вам, по какой дороге вы едете?" - "Нет, -
отвечал Тристан, - бог приведет нас, куда ему будет угодно". - "Ах, сеньоры
рыцари, - продолжала девушка, - худая это дорога, и кабы вы знали, куда она
ведет, то тут же свернули бы назад. Мой совет вам, сеньоры, ради спасения
жизни и чести вашей избрать другую дорогу, ибо эта приведет вас лишь к
бесчестию и позору". - "О, добрая девица, - воскликнул Тристан, - будьте
столь любезны и расскажите нам об опасности, что, по вашим словам, грозит
нам". - "Нет, я вам больше ничего не скажу, - ответила она, - но поверьте
мне на слово, ибо больше мне нет времени разговаривать с вами", - "Милая
девица, - сказал Тристан, - зачем вы так обходитесь с нами, ведь нехорошо
это - умалчивать об опасности, лишь пугая ею". - "Поверьте мне, мессир, -
возразила она, - что опасность эта в десять раз страшнее, чем можно сказать
о ней словами". - "Тогда вы должны нам о ней поведать, дабы мы знали, чего
опасаться, ибо с вашей стороны недостойно было бы поступить иначе". - "Ни
слова более вы от меня не услышите", - ответила она на это.
156. И она было собралась уехать, но Тристан схватил под уздцы ее коня
и, несмотря на ее сопротивление, остановил его, сказав: "Нет, красавица, вы
не тронетесь с места, пока я не узнаю все, что мне нужно". - "Вы
уподобляетесь змее, - возразила она, - которую в мороз впустили в дом. чтобы
дать ей отогреться, а она за это давай всех жалить, так благодаря за добро,
ей сделанное. Такую же благодарность получила и я от вас за свой добрый
совет". - "Пусть будет так, распрекрасная моя девица, - сказал Тристан, -
но, как бы то ни было, а мы не расстанемся, пока я не услышу об этой
опасности". - "Ну, что ж, - говорит она, - делать нечего, раз уж нельзя
иначе, я буду говорить, но знайте, что делаю я это не по доброй воле. Так
вот, если вы и дальше поедете по этой дороге, то попадете на необъятную
равнину, что тянется на целых пятнадцать лье. И равнина эта весьма живописна
и радует глаз, как никакая другая, но окружена она весьма опасными лесами.
Среди той равнины возвышается прекрасный замок, а сеньора его называют Тором
Невозмутимым {31} и это самый сильный и могучий рыцарь из всех, кто обитает
в этих лесах. У подножия стен его замка, недалеко от ворот бьет прекрасный
источник, а рядом стоит могучая сосна невиданной высоты, и на ней висят два
одинаковых вермелевых щита, два копья и два шлема. Под сосной этой всегда
сидит карлик, подстерегая рыцарей, и, завидев кого-нибудь, трижды трубит в
рог так громогласно, что все обитатели замка слышат его. Тут же рыцарь Тор
берет оружие, и, надев доспехи, садится на коня и скачет к источнику, там
надевает он шлем и берет копье и меч, а затем, будучи в полном снаряжении,
так обращается к пришельцу: "Эй, рыцарь, это где же вы набрались наглости
подойти к моему источнику без моего на то дозволения? Разве неизвестно вам,
что он зовется Источником Сражений, и, раз уж вы нарушили мой закон, вам
придется сразиться со мною? Знайте же, что, если победа будет за мной, я
велю снести вам голову и затем выставлю ее над крепостной стеной, где таких
голов уже побольше сотни". Так поступает рыцарь, дабы слава о нем дошла до
двора короля Артура, где бы считали его могущественным и непобедимым, и,
боясь его силы, превозносили бы его отвагу. Правду сказать, он и доподлинно
самый красивый и статный из всех, кого я знаю. Вот отчего, сеньоры рыцари, я
предостерегала вас во имя чести вашей и безопасности".
157. Тут улыбнулись Тристан и Ланселот и спросили девицу, куда она сама
направляется столь поспешно. - "Мессир, - ответила она, - я еду ко двору
наиславнейшего короля, какой только живет на свете; ему служат самые
доблестные рыцари и сам Ланселот Озерный, которому нет равного среди
рыцарей. Там должна я рассказать королю о злых законах, которые ввел у себя
Тор Невозмутимый, ибо в его темнице томится мой брат, и я хочу его вызволить
оттуда. Теперь отпустите меня, ибо я рассказала вам то, что хотелось вам
знать". - "Милая девица, - сказал ей Тристан, - поскольку я получил от вас
совет опасаться жестокого и невозмутимого рыцаря, позвольте и мне, в свою
очередь, посоветовать вам не ездить дальше, но сопровождать нас, ибо может
так случиться, что в скором времени брат ваш будет освобожден. Так что
последуйте моему совету". - "Ну, нет, - воскликнула она, - сдается мне, что
ваша помощь дальше слов не пойдет, ибо я уверена, что будь с вами еще четыре
рыцаря, вам все равно не сладить с Невозмутимым; ведь совсем недавно я сама
видела, как он, и глазом не моргнув, победил десятерых прославленных
рыцарей".
158. "Милая девица, - сказал ей Тристан, - господь да пошлет вам удачу,
назовите же мне имена тех десятерых рыцарей, о которых вы упомянули". -
"Охотно, - ответила она, - первым сбросил он наземь мессира Говена, вторым
Мордрета {32}, затем последовали Динадан, Эглан Равнинный, Галогантен
Валлийский, король Карадос и мессир Ивейн {33}, а еще Додинель Свирепый,
Жирфлет и мессир Лаваль Лесной. И все, кого я назвала, томятся теперь в
плену". Тогда сказал Тристан: "Прекрасная девица, я еще раз советую вам
ехать с нами, и вы обретете брата, ибо сейчас по дороге нашли то, за чем
ехали". - "Да как же мне верить вам, - сказала она, - когда я вас совсем не
знаю?" - "Милая девица, - сказал тогда Тристан, - коли перед вами очутился
бы Ланселот, смогли бы вы узнать его?" - "О, конечно, сразу же узнала бы, -
ответила она, - ибо видела его в доме хозяйки и госпожи моей, где он жил
довольно долго". - "А кто же была эта дама?" - спросил Тристан. - "Господь
свидетель, - сказала девушка, - то была мадам де Норуа {34}". Тогда
Ланселот, поняв, что Тристан хочет показать его девице, поднял забрало. Тут
Тристан сказал девушке: "Красавица, когда встретите Ланселота, передайте ему
привет от меня". И девушка, взглянув в прекрасное лицо Ланселота, тотчас же
его признала; сошла она с иноходца и воскликнула: "О, несравненный рыцарь,
простите меня за то, что я столь неучтиво обошлась с вами в разговоре". И
при этих словах Тристан весело рассмеялся.
159. Они помогли девушке сесть на коня и попросили ее проводить их до
замка Тора Невозмутимого. И она поехала впереди, как они ее и просили, а по
дороге Ланселот уговаривался с Тристаном о том, что будут они делать дальше.
И Тристан стал просить Ланселота уступить ему этот бой. На что ответил
Ланселот: "Я еду с вами лишь для того, чтобы повиноваться вам. Если вы
просите меня дать вам сразиться самому, я вам охотно уступаю, так же, как
если бы вы попросили сразиться меня, я бы послушался вас, ибо ваша воля для
меня - закон". И Тристан сказал, что ему хочется принять бой. На что
Ланселот ему дал согласие, и Тристан поблагодарил его как за дозволение, так
и за почет, который Ланселот оказывал ему.
160. Как Тристан и Ланселот прибыли к Источнику Сражений, где
прекрасный Тристан победил и убил Тора Невозмутимого, и как Люси Белокурая
{35}, жена Тора, была столь поражена красотою Тристана, что умерла на месте,
ибо он отверг ее любовь.
161. Итак, согласно преданию, они в сопровождении девицы прибыли к
источнику, принадлежащему рыцарю Тору, и, взглянув на него, нашли, что он
стократ красивее и приятнее, чем девица им его описала. Тут сошли они с
коней и подошли к воде, а затем, оглядевшись, увидели все прочие приметы, о
которых девушка им рассказывала. Но не обратили они внимания на то, что
карлик под деревом протрубил в рог, отчего звук пронесся по всей равнине.
Услышал его и Тор, и все, кто жил в замке, и Динадан также услыхал его и
сказал своим друзьям: "Сеньоры, слышите ли вы, как надсаживается этот
низкорослый дьявол, трубя в рог? Должно быть, какие-нибудь рыцари подъехали
к источнику, а, стало быть, сегодня ночью будет у нас пополнение, как будто
нас и без того здесь недостаточно!" - "Но может так случиться, - отвечал ему
Говен, - что они окажутся победителями и освободят нас". - "Хотел бы я,
чтобы ваши слова сбылись, - сказал Динадан, - но боюсь, что все произойдет
как раз наоборот".
162. Между тем Тор Невозмутимый вошел в зал, где находились рыцари, ибо
он содержал их с почетом, как рыцарей Круглого Стола, чего для других не
делал. И десять рыцарей, как он вошел к ним, приветствовали его, а он,
обратившись к Говену, сказал: "Сеньор, слышали ли вы, как протрубил мой
карлик? Он возвещает прибытие рыцарей к моему источнику. И я не сомневаюсь,
что вскоре вы увидите, как я сражаюсь с ними, а потому мне желательно, чтобы
вы сопровождали меня". - "Господь свидетель, мессир, - сказал тогда Динадан,
- мы с удовольствием посмотрим на ваш бой". И Тор ответил, что они могут
ехать с ним, ибо таково его желание. Он приказал своим сержантам посадить
пленников на коней, что и было исполнено, после чего Тор вооружился всеми
доспехами, кроме шлема и щита, так как они висели на сосне, и копье было там
же. И, снарядившись, вышел он из зала и, сев на самого лучшего своего коня,
поскакал к источнику, а следом за ним отправились десять рыцарей, которые не
чаяли дождаться боя, чтобы увидеть Торова противника.
163. И когда Тристан и Ланселот увидели Тора, то сразу признали меж
собою, что то был несравненный рыцарь, ибо весьма ловко сидел он в седле.
Тогда, нимало не медля, вскочил Тристан в седло и, перекрестившись, взял
свое копье и щит, поджидая Тора. Ланселот же сел у самого источника. Тор в
это время подъезжал с гордым видом, допытываясь у десяти пленников, не
знаком ли им тот рыцарь, что ждет его на коне, на что Динадан отвечал ему,
что он им не знаком, но что того, кто сидит у источника, он узнает. "Так кто
же тот, другой?" - спросил Тор. - "Я полагаю, мессир, - ответил Динадан, -
что во время боя вы и сами это узнаете, ибо отвага ваша заставит его назвать
свое имя, захочет он того или нет". Тогда направился Тор к Тристану, и они,
сойдясь так, чтобы можно было слышать друг друга, поздоровались весьма
учтиво, а потом Тор спросил рыцаря: "Мессир рыцарь, скажите мне, знали ли
вы, едучи сюда, какой обычай я установил в моем замке?" - "Увы, мне он
неизвестен", - ответил Тристан.
164. "Ну, так я вам расскажу о нем, - сказал Тор, - обычай мой таков,
что ни один чужеземный рыцарь, прибывший к моему источнику, не имеет права
отказаться от сражения со мною, и, если я его побеждаю, то велю отрубить ему
голову, но если этот рыцарь из дома короля Артура, то я дарую ему жизнь и
милостиво избавляю от смерти. Но до конца дней своих он останется в моей
темнице, будучи осужден на вечное заключение, так что нет ему выхода из
замка. Видите шесты с насаженными головами там, поверх крепостной стены? Это
головы тех, у кого хватило наглости принять бой, а вот эти десять рыцарей,
что едут за мною безоружные, родом из королевства Логр и были некогда весьма
доблестными бойцами. И однако я победил их на этом самом месте и отныне они
мои пленники, как вы и видите, а нынче я оказал им милость и велел привести
сюда, дабы посмотрели они на мой бой с вами, а затем и с вашим спутником,
если только он осмелится взяться за оружие. Но вы, как мне кажется, не
служите королю Артуру и не принадлежите к числу рыцарей Круглого Стола, а
потому вряд ли доведется вам сидеть в темнице вместе с этими десятью, скорее
я посажу вас со всяким сбродом гнить на хлебе и воде". - "Да охранит меня от
того господь, - сказал Тристан, - я предпочитаю погибнуть в честном бою,
нежели попасть в темницу, а, быть может, судьба мне улыбнется и, напротив,
вам суждено будет попасть ко мне в плен. Но вот что я хочу предложить вам:
если вы не медля освободите всех своих пленников и упраздните этот сколь
жестокий, столь и низкий обычай, я, так и быть, отпущу вас даже и без боя.
Ибо вы держите в заточении тех, кого вам в плену держать не подобает. А
потому, коли вы отвергнете мое предложение, готовьтесь сразиться".
165. Слыша от Тристана столь бесстрашные речи, Тор Невозмутимый весьма
поразился и вскричал: "Мессир рыцарь, если бы вы были так доблестны, как вы
болтливы, я, быть может, и послушался бы вас, но мне не страшны ни копье
ваше, ни вы сами со своей хваленою силой, а потому, презрев ваше
предложение, я вызываю вас на бой. Но если ваше копье коротко, а щит
некрепок, вы можете взять себе те, что висят там, на сосне". Но Тристан
отвечал: "Не нуждаюсь я в вашем оружии". А Тор сказал: "Ну, что ж, а я
возьму его". И он выбрал себе из двух одно копье, шлем и щит, после чего они
разъехались. Ланселот, который пристально следил за всем этим, восхитился
гордою и красивою осанкой Тора, признавая, что он весьма доблестный рыцарь,
и о том же думали мессир Ровен и его товарищи, которые, подойдя к Ланселоту,
как будто не узнавали его, но Ланселот, желая, чтобы они его признали,
незаметно переговорил с ними, чего стража их не заметила
166. И вот доблестные рыцари, Тристан и Тор, стоят лицом к лицу,
готовые к бою. И, пустив своих коней, они так ударили копьями в щиты друг
друга, что кони их рухнули наземь и копья разлетелись вдребезги. Рыцари
тотчас же легко и ловко вскочили на ноги и выхватили мечи. Тристан кинулся
на Тора и осыпал его градом жестоких ударов, и то же самое сделал Тор, ибо
силен был на диво, а к тому же на целую ладонь был выше Тристана. Все, кто
жил в замке, сошлись посмотреть на их схватку, и меж ними было даже
несколько дам. Тристан яростно нападал на Тора, а Тор на него, так что все
кругом порешили, что никогда не видели столь жестокой схватки. И Тристан про
себя высоко оценил рыцарские достоинства Тора, ибо ни один рыцарь доселе не
задавал ему столько работы, и думал он, что, как бы то ни было, а должен он
с честью выиграть этот бой. Однако временами он притворялся усталым и
ослабевшим, а Тор, приметив это, усиливал свой натиск, но Тристан столь
умело защищался, что Тор ничего не мог достигнуть и только зря растрачивал
пыл свой и силы. А Тристан для виду подставлял себя под удары, дабы уверить
Тора, что победа его уже недалека.
167. Десять рыцарей, глядя на это, дрожали за Тристана, но Ланселот
знал, что таков прием Тристана, и был спокоен. Больше часа Тристан терпел
натиск мессира Тора, но затем, наскучив этим, разгневался и ринулся на него
с такою быстротой и пылом, что присутствующим показалось, что только сейчас
бой-то и начался, да и сам Тор поражен был яростным и молниеносным его
нападением и по нему признал все ратное мастерство рыцаря. Тристан же в
такой раж вошел, что у него даже пена выступила на губах. Без устали наседал
он на противника и так продолжалось до шести часов вечера, а как зазвонили к
вечерне, Тор в изнеможении стал отступать, ибо весь был изранен. И у
Тристана было несколько ран. А рыцари, наблюдая за стремительными выпадами
Тристана, говорили меж собою, что, кабы выставить против Тора четырех
сильнейших бойцов, ему и то не пришлось бы тяжелее, чем нынче.
168. Когда Тор принужден был отступить, он сказал Тристану: "Мессир
рыцарь, остановитесь ненадолго, я хочу переговорить с вами". И Тристан
тотчас же опустил меч и стал слушать, а Тор сказал ему: "Храбрый рыцарь, вы
сегодня доказали мне, что нет искуснее и напористей вас в бою, почему я и
хочу просить вас назвать свое имя". - "Что до моего имени, - отвечал
Тристан, - я не могу назвать его, но обещаю вам, что вы узнаете его, когда
победите меня и поведете в свою тюрьму. Если же я возьму верх над вами, то
вряд ли доведется вам узнать, с кем имели вы дело". - "Что ж, вы правы, -
сказал Тор, - и не будем более толковать об этом, но я хочу предложить вам
другое. Не отдохнуть ли нам эту ночь, а назавтра мы сможем возобновить наше
сражение". - "Знайте, рыцарь, - отвечал ему Тристан, - что до меня, я
предпочел бы покончить с этим сегодня же, к чести моей, либо, напротив, к
позору, но раз вы просите меня, я готов уступить, помните только, что завтра
мы будем биться до конца на этом самом месте". - "Этого и я желаю", -
ответил Тор. И они подошли к Ланселоту и рассказали ему о своем уговоре, чем
весьма его порадовали. Ланселот обнял Тристана и целовал его множество раз,
спрашивая, не болят ли его раны. Но Тристан на это сказал ему: "Друг мой,
они вовсе не опасны". И Ланселот на том успокоился.
169. Мессир Говен и девять его товарищей с почестями встретили рыцаря,
а Тор, созвав своих людей, приказал им немедленно расставить шатры и палатки
и осветить их факелами и свечами, что они скоро и устроили. В одном шатре
поставили два ложа, - одно из них предназначалось для Ланселота, другое же -
для прекрасного Тристана. В соседнем шатре разложена была пышная постель для
Тора и Люси Белокурой, жены его, одной из красивейших дам в мире. Эта дама,
о которой я речь веду, прибыла по приказу сеньора в сопровождении
многочисленных своих прислужниц. И она подошла к шатрам как раз в ту минуту,
когда переодевали обоих рыцарей и перевязывали им раны. Она села подле Тора
и спросила его, как он чувствует себя. "Поверьте, милая дама, как тот, кто
сразился с лучшим рыцарем в мире", - ответил ей Тор. "Покажите же мне его",
- попросила дама. "Ради бога, милая дама, загляните сами вон в тот шатер. Да
и почему бы нам обоим не придти приветствовать его?!" И они оба встали и
вошли к Тристану, который в это время беседовал с Ланселотом. Тор взял его
за руку, а дама за другую, и красота Тристана так поразила Люси, что
восхищению ее не было границ. Тор же сказал так: "Мессир рыцарь, пока у нас
с вами перемирие, устроим веселую трапезу и попируем все вместе".
170. И они занялись беседою, пока накрывались столы, а потом сели за
трапезу, где Ланселота посадили во главе стола, рядом с дамою, а сам сеньор
и прекрасный Тристан сели напротив, вслед за чем уселись и все прочие. Надо
было вам видеть, как двадцать красивых девушек внесли факелы и высокие
светильники, а затем и роскошные блюда. И все эти девушки с восхищением
смотрели на прекрасное лицо Тристана и говорили меж собою, что счастливейшей
будет та дама, в которую он влюбится и которой будет служить. Но ни одна из
них так не пылала любовью к нему, как прекрасная Люси, супруга Тора; она
решила про себя, что откроет ему страсть, которой полно ее сердце, сразу же,
как только встанут они из-за стола, а пока она неотрывно глядела на него,
забыв обо всем на свете. И когда они достаточно насытились, мессир Тор
сказал даме: "Милая моя, пусть придут сюда ваши музыкантши, дабы усладить
слух этого прекрасного рыцаря, я же иду в постель, ибо весьма нуждаюсь в
отдыхе".
171. Тогда дама велела позвать одну молодую девушку, которая была
преискусной арфисткой. Она приказала ей сесть за арфу, и та заиграла столь
прекрасно, что Тристан услаждался безмерно, вспоминая при том, как часто
прекрасная королева Изольда играла ему. Когда же девушка кончила, Тристан
подошел к арфе, и, сев за нее, начал одно лэ, некогда им самим сложенное
{36}, и было оно настолько мелодично, что все собравшиеся рыцари, и дамы и
девицы подошли поближе, чтобы его послушать, а меж ними и прекрасная Люси, и
любовь ее при сладких звуках Тристановой музыки усилилась во сто крат.
Ланселот же думал в это время о том, что Тристан поистине рыцарь из рыцарей.
"Господь наш истинный, - говорил он про себя, - настал бы день, когда столь
прекрасный рыцарь попал бы в дом короля Артура и в число рыцарей Круглого
Стола! Даровал бы ему господь стать когда-нибудь королем в земле Логр!" И
так восторгался Ланселот подвигами и добродетелями Тристана, что забыл обо
всем на свете. Тристан же играл на арфе столь искусно, что, казалось,
инструмент вот-вот заговорит.
172. Дама также была в великом восхищении и решила про себя, что скорее
она умрет, чем допустит своего мужа убить столь прекрасного рыцаря. И она с
нетерпением ждала часа, когда ей можно будет поговорить с ним, но не
обнаруживала этого, ибо опасалась рыцарей, стоявших вокруг. Тогда
притворилась она, что собирается идти к мужу, дабы положить конец этому
вечеру, и Тристан кончил играть и вернул арфу девушке, которой стыдно было и
садиться-то за нее после него. Однако Тристан упросил ее играть, сам же
вернулся в свой шатер. Не прошло много времени, как прекрасная дама Люси
вошла к нему и сказала шепотом: "Рыцарь, я прошу вас, дожидайтесь меня здесь
и не выходите никуда, пока я не вернусь, ибо я должна кое-что сказать вам по
секрету". И Тристан ей это обещал. Тогда дама пошла взглянуть, что делает ее
муж, а он, едва она вошла, проснулся и, заметив у постели жену, сказал ей:
"Милая дама, я прошу вас, позаботьтесь о рыцаре и его товарище и последите,
чтобы у них было все, чего они пожелают. И окажите им все почести, какие
сможете, пока не захотят они идти спать". Дама ему на это отвечала, что это
и так долг ее, как хозяйки, а сама втайне обрадовалась приказу мужа, ибо ей
только того и нужно было.
173. И, оставив мужа своего, Тора, вернулась она к Тристану и
Ланселоту, которые находились вместе. Встала она меж ними, взяв их обоих за
руки, и сказала: "Прекрасные мои рыцари, не хотите ли пойти взглянуть на тех
десятерых доблестных чужеземных рыцарей, что находятся в ближайшем от вас
шатре?" И они вышли и направились туда. Когда мессир Ровен увидел Тристана,
он его с величайшим почтением приветствовал, говоря: "Добро пожаловать,
мессир рыцарь, ибо, если богу' будет угодно, вы всех нас освободите". - "Сие
знать никому не дано, - ответил Тристан, - но я сделаю все, что в моих
силах". И Тристан особенно приветливо обращался с мессиром Говеном, так что
тому показалось, что Тристан знает его. Дама же была очень грустна, ибо не с
нею говорил Тристан, но вскоре они распрощались с пленниками и вернулись в
шатер, приготовленный для Тристана и Ланселота. И дама приказала своим
девушкам оставить их. Девушки повиновались приказу своей госпожи и вышли.
Тогда дама сказала Ланселоту: "Ложитесь на эту постель, ведь она
приготовлена для вас". - "Как, - воскликнул Ланселот, - вы хотите разлучить
меня с моим другом?" - "Вы угадали, - ответила она, - мне надо секретно
переговорить с ним". - "В добрый час, - сказал Ланселот, - если вам так
угодно, я повинуюсь и желаю вам доброй ночи". И дама проводила его и уложила
на постель.
174. Затем вернулась она к Тристану и стала обнимать его и поцеловала
чуть ли не сто раз, говоря при этом: "Мессир рыцарь, несравненная ваша
красота и отвага так воспламенили меня, что от любви к вам все тело мое
пылает страстью, и я умоляю вас также подарить мне вашу любовь и
удовлетворить немедленно мое желание, иначе я тут же умру у ваших ног". Тут
она смолкла, а прекрасный Тристан, глядя на нее, раздумывал, как ей
ответить, и вот что он сказал ей: "О, прекрасная дама, я весьма тронут и
польщен любовью вашей. Знайте, что я сделал бы для вас все на свете, даже
невозможное, лишь бы честь моя при том не пострадала. Скажите же мне, чего
вы желаете?" - "О, мессир рыцарь, - говорит она, - да неужто вам непонятно,
чего я жду от вас?" - "Клянусь душою, совсем непонятно, объясните мне
как-нибудь яснее", - ответил он. - Мессир, великое любовное смятение, в
которое вы повергли меня, понуждает меня произнести слово, которое никогда
не должно было бы слететь с уст дамы, но любовная тоска моя повелевает
объяснить, чего я хочу, дабы не было меж нами недоразумения. Так вот, я
умру, коли не смогу насладиться вашим телом".
175. Когда Тристан услышал призыв прекрасной дамы и увидел, что она вне
себя, он совсем растерялся: с одной стороны, он был тронут ее красотою и
великой любовью, что она питала к нему, но с другой стороны, подумал он о
королеве Изольде, которой посвятил себя, а за этим вслед вспомнил о святом
отшельнике, давшем ему столь мудрые наставления. Вспомнил он еще о том, с
какими почестями принял его Тор Невозмутимый, и о том, что жена его пришла
сюда по его приказу. И все это заставляло его отказать даме. Вот почему,
испустив тяжкий вздох, сказал он ей: "О, прекрасная дама, нельзя и сказать,
как я опечален и донельзя огорчен тем, что не смогу удовлетворить вашего
желания и помочь вам, облегчив страдания ваши. Все другое я совершил бы для
вас, но того, что вы просите, никак не могу сделать, ибо все силы, и душа, и
сердце мое отданы другой, и делить мою любовь я не могу".
176. Когда дама услышала его ответ, трудно даже представить, какая
тоска ее охватила, ибо была она уверена, что нет на земле такого короля, что
не почел бы за честь возлечь с нею. Долго стояла она молча и, наконец,
сказала: "Прекрасный рыцарь, вы отвергли мою любовь, хотя я и предложила ее
вам от всего сердца, но я докажу вам, что тело не может жить, когда душа
мертва. Одно только меня удивляет, - как это вы, отдав кому-то свою душу,
остаетесь в живых? Да и может ли это служить вам отговоркою? Конечно, нет.
Знайте же, что большой грех берете вы на себя. Ну, что ж, коли вы так
безжалостно лишили меня всякой надежды на исцеление от любовного моего
недуга, окажите мне другую и последнюю милость: назовите свое имя, я хотела
бы узнать его перед смертью". - "О, прекрасная дама, - вскричал Тристан, -
господь не допустит, чтобы вы умерли! Завтра все пройдет, и скорбь ваша
развеется столь же мгновенно, как и родилась. Прошу лишь вас никому не
разглашать моего имени до того, как окончится завтрашний бой. Итак, знайте,
что я - Тристан, племянник короля Корнуэльского".
177. Едва дама услышала это, она воскликнула: "О, прекрасный Тристан,
несравненный рыцарь, не жаль мне теперь умереть, ибо я гибну из-за лучшего и
красивейшего рыцаря в мире!" И она обняла Тристана и, крепко обвив руками
его шею, прижалась к нему так пылко, как достало у нее силы. Тристан хотел
было утешить ее, но она не отвечала ему, глаза ее закатились и душа
рассталась с телом. При виде такого печального зрелища и оттого, что дама
пожелала умереть, Тристан впал в отчаяние, и, не зная, что делать, решил
призвать на помощь своего друга Ланселота, а тот и так не спал, ибо
предчувствовал несчастье. Он сразу спрыгнул со своей постели, чтобы узнать,
зачем Тристан зовет его, и увидел даму. которая, и умерев, все еще обнимала
Тристана. А тот был этим столь удручен, что слова не шли к нему, ибо никогда
в жизни он такого не встречал и не видел. И воззвал он к Ланселоту: "Милый
друг мой, посмотрите, в каком я положении! Что мне теперь делать?" И он
плакал при этом так горько, что одежды мертвой дамы были влажными от слез.
178. Ланселоту также было жаль даму, ибо она была красива, но более
всего жалел он друга своего Тристана, видя, как тот оплакивает смерть
прекрасной дамы, так что даже испугался Ланселот, как бы Тристан не умер от
печали. И он принялся его утешать: "Друг мой, Тристан, не впадайте в
отчаяние, предоставьте мне все уладить, и вы увидите, как мы выйдем из этого
положения". Разжал он руки прекрасной Люси и освободил Тристана, а затем,
взяв даму на руки, вынес из шатра и отнес без шума туда, где спал на своей
постели Тор. Он положил ее рядом с ним, нимало его не потревожив, а потом
вернулся к Тристану и сказал ему: "Друг, не думайте больше об этом, я хочу,
чтобы вы уснули". И Тристан повиновался, только чтобы сделать приятное
Ланселоту, а иначе он так и не лег бы до утра.
179. Когда Ланселот увидел, что Тристан лежит, то и он вернулся к
своему ложу, но не успели они заснуть, как занялась заря. Тристан, который
так и не сомкнул глаз, сразу встал и начал снаряжаться, желая поскорее
окончить бой. Он позвал Ланселота и тот сразу же явился. "О, милый Ланселот,
- сказал Тристан, - помогите мне надеть доспехи, ибо я слышу, что Тор уже
встал и, подобно мне, готовится к сражению". И это было правдой, ибо раны
Тора так ныли, что он пробудился раньше обычного. Итак, встал Тор
Невозмутимый с зарею и, когда был уже совсем готов, то взглянул на свое ложе
и увидел, что жена его лежит совсем одетая; он решил, что она спит и
приказал не будить ее. И он вышел из своего шатра, а Тристан из своего, а
мессир Говен и его товарищи уже ожидали их у источника, и карлик трижды
громко протрубил в свой рог. Тогда сказал Тристан Ланселоту: "Милый друг
мой, подите и сядьте рядом с мессиром Говеном и другими рыцарями, которые
собрались посмотреть на нашу схватку". - "Я иду к ним, - ответил Ланселот, -
раз вы мне велите, но я умоляю вас призвать к себе все ваше мужество и
ратное умение".
180. С этими словами Ланселот отошел к источнику, а Тристан направился
к месту битвы. Мессир Тор подошел туда же и приветствовал Тристана, а тот
отвечал ему как можно любезнее. Тут сказал мессир Тор: "Простите меня,
доблестный рыцарь, если я заставил вас ждать, но вы своим ратным искусством
столь утомили меня во вчерашнем бою, что мне трудно было вовремя подняться".
- "Мессир рыцарь, - ответил Тристан, - я еще более изнурен вашими мощными
ударами, нежели вы - моими. И, поверьте, что, если бы, на мое счастье, я мог
согласиться на ничью, то давно бы уже сделал это. Но я поклялся освободить
ваших пленников, и потому доведу этот бой до конца, и пусть он принесет мне
либо победу, либо позор. Еще раз прошу вас, до того, как мы схватимся,
добровольно отказаться от жестокого вашего обычая и выпустить всех узников
на волю. Если же вы откажетесь, то я вам более не друг".
181. И он ринулся на мессира Тора, а Тор на него, и завязалось меж ними
смертельное и яростное сражение, так что все, кто смотрел на них, говорили,
что ни накануне, ни когда-либо еще не приходилось им видеть более страшной
схватки. Тристан, желая показать всем собравшимся свою силу и удаль, так бил
своим мечом, что, казалось, при каждом ударе глаза его метали искры, и даже
Тор оробел и не знал, как защититься, ибо почувствовал, что силы Тристана
удвоились и ему не продержаться долго. Понял он, что грозит ему поражение,
ибо щит его был весь изрублен и не прикрывал его более, а из десятка ран
струилась кровь; Тристан же столь умело подставлял щит, что и ранен-то почти
не был. А Тор уже истекал кровью, так что, казалось, на этом месте зарезали
быка. И начал он слабеть и не стало у него силы даже на то, чтобы поднять
свой меч.
182. Заметив это, Тристан отступил назад и сказал: "Мессир рыцарь, по
вашему виду замечаю я, что вам невмочь сражаться дальше". - "Увы, - ответил
мессир Тор, - сердце мое зовет меня в бой, но вся сила моя иссякла и
ловкость пропала". - "Что же, рыцарь, - спросил Тристан, - признаете ли вы
себя побежденным?" - "Нет, никогда! - вскричал Тор, - честь моя не позволяет
мне на то соглашаться, продолжим наш бой!" - "А лучше бы вам сдаться, -
сказал Тристан, - и я прощу вам все и заключу с вами мир, но при условии,
что вы отпустите всех пленников и отмените жестокий ваш обычай, как я уже и
предлагал вам". - "О, доблестный рыцарь, - сказал Тор, - тот злой обычай, о
котором вы упомянули, коснется скоро меня самого, хочу я того или нет". -
"Как, - воскликнул Тристан, да неужто раны ваши предвещают вам смерть?" -
"Да, - ответил Тор, - и вы в этом скоро убедитесь, но до того, как я умру,
назовите мне свое имя". И Тристан ответил ему, что согласен назвать себя.
183. При этих словах подошел к ним Ланселот, а также все прочие, и Тор,
увидев их перед собою, сказал: "Я прошу вас, мессир рыцарь, не медлите и
сделайте то, о чем я просил вас". - "Господь свидетель, мессир, - ответил
Тристан, - я исполню вашу просьбу. Узнайте же, что я - Тристан, племянник
короля Корнуэльского". Когда Тор услышал это имя, то захотел он
приблизиться, чтобы отдать Тристану свой меч, но Тристан отказался взять
его, И сказал Тор: "О, храбрый Тристан, с радостью встречаю я смерть, ибо
она пришла ко мне от руки лучшего рыцаря в мире. И если бы до начала боя
знал я, кто вы, то и сражался бы веселее. Отныне я завещаю вам свой замок и
нарекаю сеньором всех моих земель. Также поручаю вам мою жену, которая столь
же красива, сколь знатна, и прошу выдать ее замуж за какого-нибудь
доблестного рыцаря из дома короля Артура". И Тристан обещал исполнить
последнюю волю Тора.
184. Тогда рыцарь сел, ибо ноги больше не держали его, и сказал, что
перед смертью хочет увидеть свою жену. Тристан призвал девушек Люси и велел
им пойти за их госпожой, чему они тотчас повиновались и приблизились к
постели Тора, где она лежала мертвая. Посмотрели они ей в лицо, увидели,
какое оно застылое и бледное, и догадались, что она умерла. Тут начали они
стонать и причитать так горестно, что сбежались люди и все увидели
покойницу. Подошли они к мессиру Тору, в котором жизнь уже угасала, и
рассказали о горе, утешая его, как только могли, и дали ему понять, что,
верно, умерла она от печали, ибо не смогла перенести весть о его поражении.
Когда Тор выслушал их, он и сам поверил, что жена его скончалась из-за него.
И он сжал зубы, глаза его закатились, а руки и ноги вытянулись, и душа
отлетела.
185. Так было покончено с обычаем, который завел у себя Тор. Мессир
Говен и товарищи его ликовали, радуясь своему освобождению. А Тристан и
Ланселот приказали отнести тела рыцаря и его жены в замок. Весь народ
выбежал навстречу, восхваляя Тристана и сопровождая его во дворец,
чествовал, как своего сеньора, а он, вступив на порог, прежде всего приказал
открыть двери темниц, что и было тотчас же исполнено. Тристан и Ланселот
весьма поразились великому множеству пленников, а среди них оказался молодой
и красивый юноша из Ирландии, который узнал Тристана. И он кинулся к его
ногам, но Тристан, не узнав его, стал его поднимать, ласково говоря: "Милый
юноша, скажите мне, кто вы и откуда, так как я не узнаю вас". - "Да как же,
господин мой, - воскликнул молодой конюший, - ведь я слуга ваш Перинис, брат
Бранжьены, я прислуживал вам на турнире в Ирландии. Вы тогда победили,
покрыв позором, Паламеда во имя любви к королеве Изольде". Тут только
Тристан вспомнил его и, обняв, сказал: "Милый друг мой Перинис, как я
счастлив, что нашел вас". И он показал его Ланселоту, который также его
обласкал, ибо любил девицу Бранжьену за то, что верно служила она Тристану.
186. После этого приказали они предать земле оба тела с великими
почестями. И было исполнено так, как они велели, а после погребения повелел
Ланселот сделать на могиле надпись золотыми буквами: "Здесь покоится Тор
Невозмутимый, который ввел жестокий обычай Источника Сражений против
странствующих рыцарей и был за то убит доблестным Тристаном Корнуэльским,
положившим конец его жестокости. Супруга его, по имени Люси Белокурая,
погребена рядом с ним, а умерла она от скорби".
187. Совершив это, прекрасный Тристан и Ланселот отпустили всех
пленников, кроме десяти рыцарей Круглого Стола и юноши из Ирландии Девица де
Моршо {37} благодарила храброго Тристана за освобождение ее брата и отбыла
вместе со всеми. Тристан же еще страдал от ран, полученных в схватке с
Тором, отчего пришлось им остаться в замке, а десять рыцарей Круглого Стола
составили ему компанию, дабы развлечь и утешить его, и Тристан с Ланселотом
весьма забавлялись шутливыми речами, которые вел Динадан. А когда Тристан
был уже почти здоров, мессир Говен спросил Ланселота, что намерен он делать
дальше. И Ланселот ответил ему, что останется с Тристаном, ибо счастлив
участвовать в столь геройских рыцарских подвигах. И еще сказал, что сами они
могут ехать, когда захотят, но что хорошо бы им подождать, пока не решат
они, что делать с замком, который Тристан отвоевал у рыцаря Тора.
188. После этого сказал Ланселот Тристану: "Мессир, вам следовало бы в
присутствии доблестных рыцарей войти во владение замком и принять клятву на
верность от всех жителей". Но Тристан отказался от этого, а попросил, чтобы
Ланселот совершил все вместо него. Но Ланселот также не захотел владеть
замком, и они долго препирались, уступая эту честь один другому, и когда
Тристан понял, что Ланселота ему не уговорить, то призвал он Периниса, юношу
из Ирландии и сказал ему: "Подойдите сюда, Перинис. Вы были моим конюшим на
турнире в Ирландии и преданно служили мне из любви к Бранжьене, к которой я
сердечно расположен, ибо люблю королеву Изольду, госпожу ее; так вот, ныне я
посвящаю вас в рыцари, а мессир Ланселот дарит вам этот замок, дабы владели
вы им от имени короля Артура". Долго отказывался Ланселот стать дарителем
замка, но, наконец, его уговорили. Посвятил Тристан юношу в рыцари и, одев
его в богатые одежды мессира Тора, призвал горожан и прочий люд и велел им
присягать на службу и верность Перинису. И с этого дня стали называть Замок
Тора Утесом Перэн {38}. А сам Перинис стал доблестным рыцарем и совершил
множество славных подвигов.
189. После этого мессир Говен распрощался с ними и отбыл со своими
товарищами, которые весьма сожалели о разлуке с двумя доблестными рыцарями,
ибо им очень хотелось сопровождать их, дабы вместе с ними совершать славные
деяния, но те не разрешили им этого, а просили поехать к королю Артуру и
королеве, чтобы передать привет от них. Что рыцари и обещали сделать. Отбыли
они из замка, а с ними и Лионель, и никуда не сворачивая, поехали в
королевство Логр, прямо в Камелот, где жили король и королева, которым они
поведали о славных подвигах Ланселота и Тристана, о неслыханных победах в
Черном Лесу и обо всем, что знали, чем весьма обрадовали короля, королеву и
всех, кто их услышал. Но здесь я и покину их, дабы вернуться к моему
повествованию.
190. Как Тристан и Ланселот покинули Замок Перэн и достигли Долины
Цветущих Роз, где Тристан сразился с Ламоратом {39} из Сорелуа и убил его; и
как девица, за которую сражался Ламорат, влюбилась в Тристана и умерла от
печали, когда он отверг ее.
191. Итак, согласно преданию, после того, как одиннадцать рыцарей
покинули замок, Тристан и Ланселот пробыли в нем еще пять дней, а затем и
они уехали, оставив Периниса. И они поехали через Черный Лес, отказав
Перинису и всем, кто хотел сопровождать их, и за целый день пути не
встретили никакого жилья, так что должны были заночевать в лесу. Наутро, как
встало солнце, они снова пустились в путь и к девяти часам выехали в долину,
прекраснее и приветливее которой не видывали они никогда в жизни, ибо всюду
по ней были разбросаны тенистые купы деревьев и кустарников. На земле же
расстилался сплошной ковер из роз, почему и называли это место Долиной
Цветущих Роз. Восхитившись прелестным этим видом, сказал Тристан Ланселоту:
"Друг мой, видели ли вы когда-нибудь столь чудное зрелище? Давайте поедем по
этой местности, сколько бы она ни тянулась, ибо так все время будем под
сенью деревьев". И Ланселот с ним охотно согласился. Не успели они проехать
и двух шагов, как увидели среди луга десять высоких, богато убранных шатров.
Они приостановились, разглядывая их, и налюбовавшись на это чудо, Ланселот
сказал Тристану: "Мессир, как намерены вы поступить? Поедем ли мы вперед или
вернемся?" - "Клянусь богом, - ответил Тристан, - нам следует подъехать
поближе и посмотреть, кто там живет". - "Ну, что ж, и я того же мнения", -
сказал Ланселот.
192. Они поскакали вперед прямо к этому лагерю. И, подъехав, увидели
прекрасный прозрачный источник, близ которого танцевали сорок девушек и
столько же юношей под звуки бессчетных музыкальных инструментов. Тут рыцари
наши остановились. И, любуясь прекрасным этим праздником, о котором я речь
веду, Тристан, не сходя с коня, спросил Ланселота, как им быть. Ланселот,
видя, что Тристану полюбилось веселое это собрание, ответил ему: "Клянусь
богом, друг мой, нам следует сойти с коней, и присев у этого ключа,
посмотреть, что будет дальше". С чем Тристан охотно согласился. Они
спешились и, привязав коней к дереву, сели у источника, но вскоре увидели
весьма красивую даму, которая приближалась в сопровождении двух конюших и
четырех девушек. И Тристан, встав ей навстречу, почтительно ее
приветствовал.
193. Дама также ласково с ними обоими поздоровалась и, взяв их за руки,
спросила, какое приключение привело их сюда. "Клянусь честью, - сказал
Тристан, - это наша счастливая звезда указала нам путь к вам, ибо никогда не
попадали мы в столь приятное место, как это, не видели столько красивых дам
и не внимали столь нежной музыке". - "О, благородные сеньоры, - сказала
дама, - это еще ничто по сравнению с тем, что произойдет вечером, когда сюда
пожалуют четыреста девиц и более двухсот кавалеров, дабы танцевать им на
этом лугу, как и тем, что вы видите сейчас перед собою". - "Господь
свидетель, прекрасная дама, все это похоже на рай, - воскликнул Тристан, -
но скажите мне, прошу вас, для чего устраивается этот великолепный праздник,
о котором вы нам рассказали?"
194. "Я расскажу вам об этом, - говорит она, - дело в том, что живет
здесь один старый рыцарь, который владеет тремя прекрасными богатыми
замками, что стоят среди этого леса, и зовут его Рыцарем Широких Равнин, в
честь тех прекрасных мест, что предстают сейчас вашему взору. У рыцаря этого
есть дочь, с которой никто в мире не сравнится красотою. Зовут ее Дезире
{40}, и это имя весьма ей подходит, ибо нет рыцаря, который, увидев ее, не
влюбился бы и не пожелал ее. Так вот, случилось недавно, что один
привлекательный юный рыцарь остановился в доме отца девушки и, заметив
красоту и прелесть ее, так увлекся, что до сих пор не в силах уехать; а к
тому же он пришелся по душе и самому хозяину и всем в замке, и всеми он тут
любим, ибо и оружие и добродетели свои посвятил той, к которой пылает столь
страстной любовью. И теперь, дабы еще раз доказать свою отвагу и храбрость,
объявил он, что в течение пятнадцати дней будет сражаться здесь со всеми
странствующими рыцарями, для чего пригласил окрестных дам и кавалеров, дабы
оценили они его ратное искусство. Вот теперь вам известно, для чего мы все
здесь собрались".
195. И Тристан сказал ей: "Благородная дама, я почтительнейше благодарю
вас за ваш рассказ, но я прошу вас оказать еще одну милость и назвать имя
рыцаря, о котором вы сейчас говорили". - "Знаете ли, сударь, - ответила
дама, - я не смогу вам назвать его настоящее имя, но с того дня, как он
прибыл сюда, его зовут не иначе, как Влюбленный из Сорелуа {41}, а еще
известно, что приходится он племянником королю Ста Рыцарей". - "Поверьте, -
воскликнул Ланселот, - что если это действительно так, как вы сказали, то
это рыцарь из благородного семейства и, верно, родственник Галеота, принца
Неведомых Островов, что был мне одним из самых верных друзей, каких только я
имел". И глаза его увлажнились, когда он вспомнил об этой дружбе и о
доблестном Галеоте, но Тристан, видя, что Ланселот плачет, прервал разговор
и спросил у дамы, прибудет ли вместе с рыцарем и прекрасная Дезире.
"Конечно, - ответила она, - и все собрались здесь из любви к ней, ибо
влюбленный рыцарь пожелал, чтобы отец девушки узрел воочию его доблесть и
силу перед тем, как отдать дочь ему в жены. Потому я и прошу вас подойти к
нашим шатрам, ибо скоро они будут здесь". И оба рыцаря ответили, что охотно
ей повинуются. Они последовали за дамой и ее девушками, а двое юношей отвели
их коней к коновязи. Дама же в это время ласково беседовала с рыцарями,
хваля их осанку и благородную наружность.
196. Пока они так беседовали, глядя на танцующих девушек, прибыли на
луг многие дамы и кавалеры, и эти последние на всем скаку сшибались копьями.
Тогда Тристан и Ланселот подняли вверх древки своих копий, желая защитить
девушек от тесноты и давки, которая поднялась из-за конных. За что дамы
стали восхвалять и одобрять их, а сами все без исключения заглядывались на
обоих видных рыцарей, в особенности на Тристана, который среди всех
выделялся красотою. И кругом говорили, что они, верно, из королевства Логр и
из числа рыцарей Круглого Стола. А пока суд да дело, прибыл и Ламорат из
Сорелуа, рядом с ним на богато убранном скакуне ехала юная Дезире, а за ними
два конюших на могучих конях везли - один шлем и копье Ламората, другой -
его щит, на котором был изображен рыцарь, склонившийся перед дамою. Эти
доспехи носил он с тех пор, как прибыл в эту страну. Когда Тристан увидел
его, он указал на него Ланселоту, говоря: "Боже мой, взгляните, милый друг,
мне кажется, этот рыцарь до безумия влюблен в свою даму". - "Клянусь богом,
- ответил Ланселот, - вид у него такой, будто любви его нет предела".
197. При этих словах увидели они, как Ламорат, первым сойдя с коня,
помог спешиться девушке и повел ее в шатер к другим девицам, а там сказал ей
громко: "Красавица, я хочу, чтобы пятнадцать дней подряд вы, как и прочие
гости, убеждались в моей отваге, видя победы мои над всеми странствующими
рыцарями. И этот бой затеваю я для того лишь, чтобы перед тем, как стать
моей супругой, знали вы, какого рыцаря берете в мужья. Я молю бога лишь о
том, чтобы все рыцари короля Артура и рыцари Круглого Стола, о которых слава
идет повсюду, явились сюда сразиться со мною". Тогда заговорила та дама,
которая привела в шатер Тристана и Ланселота: "Мессир Ламорат, знайте, что
прибыли к нам два сильных и прекрасных собою юных рыцаря, столь приятного и
учтивого вида, что лучше их я в жизни моей не встречала. Я встретила их у
источника и пригласила сюда, на что они весьма охотно согласились. И мои
слуги привязали их коней под тем навесом. Рыцари же стоят там, подле
носилок, и следят, чтобы лошади не сталкивались и не причиняли беспокойства
или неудовольствия дамам. Но более всего я удивилась, когда поняла, что они
родом из королевства Логр и из дома короля Артура". Тогда Ламорат попросил
ее привести рыцарей в его шатер, чтобы узнать у них доподлинно, кто они и
откуда.
198. Тут дама отправилась за ними и попросила их подойти к Ламорату,
девушке и прочим гостям, собравшимся в шатре. Они охотно повиновались даме,
которая, взяв их за руки, повела к Ламорату, а тот, завидев их, пошел им
навстречу, и они, сойдясь близко, приветствовали друг друга, после чего
Ламорат подал руку Тристану, а дама - Ланселоту, и привели их в шатер, где
находилась Дезире с несколькими другими дамами. И, войдя туда, Ламорат,
указав Тристану на прекрасную Дезире, спросил: "Взгляните, мессир рыцарь, не
правда ли, перед вами самая красивая девица в мире?" - "Клянусь честью, -
отвечал Тристан, - без всякого сомнения, она кажется мне одной из
прекраснейших дам этой страны". - "Нет, мессир, - воскликнул тот, - вы
избегаете прямого ответа на мой вопрос! Ведь я спросил вас, находите ли вы
ее само: красивой девушкой в мире?" - "Этого я не нахожу, - сказал Тристан,
- ибо знаю других, которые красотой ее превосходят". И когда Ламорат услышал
эти слова, он разгневался и яростно крикнул Тристану: "Я не знаю, рыцарь,
кто вы и откуда, но с первого же раза вы показали себя слишком глупым и
неотесанным, чтобы разбираться в красоте, я же готов сразиться с каждым, кто
посмеет не признать девицу Дезире красивейшей среди смертных!" - "Поверьте,
рыцарь, - сказал Тристан, - много я повидал неразумных рыцарей, но вы
превзошли их всех, и все же извиняю вас, ибо вы ослеплены любовью; но, коли
вы будете упорствовать в своем мнении, то придется вам сразиться со мною, да
и всем прочим, кто уподобится вам, тоже". - "Клянусь богом, - ответил
Ламорат, - если бы я не хотел расстроить компанию гостей, которые собираются
сесть за стол, то я бы наказал вас за ложь". - "В добрый час, - сказал
Тристан, - до трапезы или после нее, или в любой час, когда вам угодно, я
готов мечом подтвердить то, что я заявил вам". - "Ну, что же, - вскричал
Ламорат, - после трапезы я вызываю вас на бой!" И Тристан ответил: "Я
принимаю вызов".
199. Тут они замолчали, так как столы были уже накрыты, и гости
готовились усаживаться. И каждый, сев на свое место, приступил к трапезе. По
всем шатрам прошел уже слух, что чужеземный рыцарь должен сразиться с
Ламоратом, и всякому хотелось посмотреть на этот бой. Все столы были заняты
дамами и кавалерами, Тристана же посадили напротив Дезире, которая не
отводила от него глаз, пораженная его красотою, и, изумляясь, думала про
себя, что нет на свете рыцаря краше и привлекательнее его; и, хоть раньше
она полагала то же самое про Ламората из Сорелуа, теперь решила, что ни
красотою, ни осанкой не сравняться ему с Тристаном. И оттого она не могла
удержаться, чтобы не смотреть на него, а Ламорат, заметив это, от гнева и
негодования переменился в лице и побледнел, но изо всех сил постарался
скрыть свой гнев; Тристан же, угадав его волнение, стал подавать Дезире то,
что она хотел отведать, и беспрестанно развлекал ее разговорами, дабы еще
сильнее разозлить Ламората из Сорелуа, который и так был вне себя. Дезире ж
думала втайне, что хорошо бы Ламорату погибнуть на поле битвы от руки этого
прекрасного рыцаря, чтобы ей выйти потом за него замуж.
200. За всеми этими делами, о которых я речь веду, отобедала компания и
столы были убраны. Тогда вскочил Ламорат на ноги и обратился к Тристану,
говоря: "Мессир рыцарь, пришло нам время начать бой". - "В добрый час", -
ответил Тристан. Но прекрасная Дезире упросила их отдохнуть час или два, так
как жара была в самом разгаре, и Ламорат ответил: "Благородная девица, я
повинуюсь любому вашему желанию". И прекрасная Дезире, поблагодарив их,
велела отложить бой, пока они отдохнут. Она призвала ту даму, которая
встретила Тристана и Ланселота у источника, и попросила ее приготовить две
постели, чтобы гости могли отдохнуть. И дама, взяв за руки Ланселота и
прекрасного Тристана, отвела их в один шатер, где и помогла им раздеться и
расположиться, как им удобно. Когда же она их увидела без доспехов и одежды,
то сказала себе, что это самые прекрасные создания на свете и что лучшего
сложения ей в жизни видеть не приходилось. И дама, вернувшись к Дезире,
рассказала ей о красоте обоих рыцарей, особенно, о красоте Тристана, с
которым Ламорат готовился биться. А Ламорат в это время также отдыхал на
постели в своем шатре, где сон его сморил не столько от усталости, сколько
от гнева.
201. Девица же Дезире подозвала к себе ту даму, что укладывала спать
Тристана и Ланселота, и сказала ей: "О, добрая моя наперсница и госпожа, я
так вам доверяю, не смогли бы вы найти способ взглянуть в какую-нибудь
щелочку на этих двух рыцарей, чтобы ни одна душа о том не узнала, - мие
хочется посмотреть на них теперь, когда они без доспехов, дабы убедиться,
так ли они красивы, как вы говорите". - "Ну, что ж, - ответила добрая дама,
- это можно устроить". И она взяла ее за руку, делая вид, будто ведет ее
наружу по надобности, и провела ее скрытно к тому шатру, где крепким сном
спал в это время Тристан, протянув руки поверх покрывал. Когда Дезире
посмотрела на прекрасное лицо и белую кожу Тристана, и сильные, мускулистые
его руки, то подозвала она старшую даму и сказала: "Да, вы правы, - передо
мною самое совершенное создание божье, какое я когда-либо видела. Стоит лишь
взглянуть на его прекрасные руки, чтобы понять: все, что скрыто под
покрывалами, не менее красиво. И эта красота, которую вижу я перед собою,
убивает ту любовь, что питала я к Ламорату из Сорелуа. Так пусть же даст
господь, чтобы тот был убит, а этот стал моим возлюбленным!" Когда старшая
дама услышала слова Дезире, то, схвативши ее за руку, повлекла прочь от
шатра, боясь, как бы Тристан не проснулся, ибо поняла она, что красота
Тристана свела девушку с ума. Но Дезире воскликнула: "О, добрая моя госпожа,
зачем вы уводите меня отсюда? Запомните же: если вы не сделаете так, чтобы
он полюбил меня, я прокляну вас, и, если вы не пообещаете мне исполнить это,
то станете причиной моей смерти".
202. Тогда дама обещала ей сделать все, что возможно. И они ушли,
покинув спящего Тристана, и вернулись к себе. Тем временем Ламорат, который
достаточно отдохнул, встал и оделся, а затем, войдя в шатер Дезире, попросил
ее разбудить рыцаря, ибо настал час сражения. И Дезире сказала ему: "Коли
богу будет угодно, пусть эта битва состоится к чести и славе вашей и во имя
любви, которую я к вам питаю, но знайте, что я сильно опасаюсь за ее исход,
ибо я видела рыцаря, с которым вы собираетесь сражаться, и он сложением
своим превосходит вас". - "Ах, красавица, - отвечал Ламорат, - не бойтесь
ничего, ибо уверитесь сегодня в том, какую силу дает мне созерцание красоты
вашей; любовь моя к вам столь сильна, что даже если бы пришлось мне
сразиться сегодня и с Тристаном, и с Ланселотом, лучшими рыцарями
королевства Логр, я и то не убоялся бы и победил их обоих. Обещайте лишь,
что вы в числе других дам будете присутствовать на нашем бою". И он
попрощался с девушкой и вышел прочь из шатра. Ланселот, со своей стороны,
снаряжал Тристана, и, когда тот был совсем готов, то прошелся перед дамами,
а они, заметив его, стали шептаться меж собою, говоря, что, несомненно, это
красивейший из всех рыцарей, каких они когда-либо видели.
203. Тут Тристан увидел Дезире, и он сказал ей: "Прекрасная дама, я
готов сразиться с рыцарем, когда ему будет угодно". На что ответил Ламорат:
"Ну, что же, сядем на коней". Ланселот уже держал Тристану коня возле их
шатра. И Тристан, заметив, какую любезную услугу оказывает ему друг, горячо
поблагодарил его, покраснев от стыда, ибо Ланселот держал ему стремя, чтобы
помочь сесть в седло; но не захотел Тристан принять помощи, а прыгнул в
седло, не коснувшись стремени, так легко и стремительно, словно вознесся
чудом. Ламорат, который был уже на коне, крикнул ему: "Мессир рыцарь, пора
начинать наш бой!" И Тристан ответил: "Ну, что ж, пожалуй, но сперва я хотел
бы сказать два слова этой прелестной даме". И все это он делал для того,
чтобы уязвить рыцаря как можно сильнее. Но Ламорат ему возразил: "Нечего вам
с нею разговаривать, вам и без того есть чем заняться". - "Как, - воскликнул
Тристан, - вы собираетесь запретить мне побеседовать с девушкой?" - "Да,
клянусь, я вам запрещаю это", - ответил Ламорат.
204. Но Тристан пренебрег его словами и, ударив шпорами своего коня,
подъехал к девушке. А Ламорат, увидев это, опустил копье и ринулся на
Тристана, и когда Тристан услышал шум, то повернул своего коня и встал лицом
к Ламорату. Они нанесли друг другу страшные удары, от которых их копья
расщепились, а больше никакой беды не произошло. Тристан, обернувшись к
противнику и выхватив меч, нанес ему такой чудовищный удар по шлему, что
Ламорат почти без чувств свалился с седла. Тогда сказал ему Тристан:
"Клянусь богом, мессир рыцарь, теперь-то я поговорю с дамой, хоть это вам и
не по душе", И, приблизившись к Дезире, Тристан приветствовал ее, как только
мог учтиво, а девица, поклонившись ему в свою очередь, сказала: "Мессир
рыцарь, я рада видеть вас, но будьте любезны, скажите, зачем вы подошли?" -
"Клянусь богом, - ответил Тристан, - подошел я для того лишь, чтобы
предупредить вас: отныне ищите себе другого возлюбленного или мужа, не
рассчитывая на Ламората из Сорелуа, ибо вы его потеряете из-за его же
гордыни". На что девица ему ответила: "Пусть тот, кого я люблю, останется
сегодня в живых".
205. При этих словах рыцарь из Сорелуа очнулся от полученного жестокого
удара и увидел, что Тристан разговаривает с девицей, и это зрелище так его
разъярило, что, не помня себя, он кинулся на Тристана с поднятым мечом, но
Тристан успел подставить свой щит, надежно прикрыв себя, и меч пришелся по
шее коня, где и оставил глубокую рану. Тогда Тристан увидел, что конь его
ранен, он опечалился и крикнул: "Эй, рыцарь, какая низость, вымещать
ненависть ко мне, увеча моего коня!". На что Ламорат ответил ему: "Простите,
мессир, это получилось случайно и неумышленно. А потому я сойду со своего
коня, и будем сражаться пешими". И они сошли с коней, оставив их на лугу, но
Ланселот тотчас подбежал к коню своего друга, чтобы осмотреть его рану. И
вот оба рыцаря начали свой пеший бой, и вступили в него с отвагою, ибо были
перед дамами, и обменивались они такими ударами, что все, смотревшие на них,
называли их храбрейшими и сильнейшими рыцарями, но по Ламорату видно было,
что его сил ненадолго хватит, чем Дезире втайне тешилась, решив про себя,
что отдаст свою любовь Тристану, как только Ламорат будет мертв.
206. Так шел этот кровавый бой, и Ламорат изнемог до того, что не в
силах был удержать свой меч и щит, и тогда, отступив назад, сказал он
Тристану: "Прошу вас, храбрый рыцарь, окажите милость и дайте передышку,
чтобы я мог переговорить с вами". И Тристан прекратил бой. Ламорат отдышался
и лишь потом сказал: "О, мессир рыцарь, заклинаю вас всем святым, назовите
мне ваше имя, чтобы я узнал его перед тем, как умереть здесь". - "Как, милый
друг, - воскликнул Тристан, - неужто до того дошло дело, что вы заговорили о
смерти?" - "Клянусь богом, - ответил Ламорат, - она сейчас придет ко мне". -
"Мессир рыцарь, - сказал Тристан, - раз уж вам так хочется узнать мое имя,
не стану скрывать его от вас. Я - Тристан из Леонуа, племянник короля
Корнуэльского". - "О, мессир, - воскликнул рыцарь, - вы меня утешили, ибо за
честь почитаю я принять смерть от руки такого рыцаря, как вы, и этим
поражением род мой не будет опозорен. Если бы я знал ваше имя до боя, я не
стал бы с вами биться, пусть бы мне посулили за это горы золота, но раз уж
довелось мне принять смерть от вашей руки, я обращаюсь к вам с просьбою:
передайте от меня последний привет доблестному Ланселоту Озерному, ибо он
наставник мой и друг, - я и прибыл в эту страну только затем, чтобы его
увидеть; если же спросит он мое имя, скажите ему, что я - Жирар из Сорелуа,
близкий родственник Галеота, принца Неведомых Островов".
207. И при этих словах Ламорат зашатался, ибо ноги уже не держали его и
смерть была близка. Ланселот, увидев, что он падает, бросился поддержать
его, и также подбежали к нему многие дамы и девицы. Тут Тристан и передал
Ланселоту то, что сказал ему Жирар, и когда тот все узнал, то горячо пожалел
его и доброго Галеота, которого он некогда так любил, и он тяжко вздыхал,
говоря так: "О, доблестный Жирар, милый мой друг, какая печаль терзает мою
душу при виде вашего поражения". При этих словах открыл Ламорат глаза, ибо
привела его в чувство скорбь Ланселота. И он спросил: "Мессир рыцарь, отчего
вы так сокрушаетесь?" На что Ланселот ему ответил: "Жирар, милый друг мой, я
и есть Ланселот, которому вы передали последний ваш привет, а скорблю я о
том, что вы умираете, как печалился и о вашем родственнике, известном своей
отвагой и столь любимым мною при жизни". Едва бедный юноша понял, что перед
ним стоит Ланселот, то приподнявшись, насколько силы ему позволяли, и взяв
Ланселота за руку, сказал: "О, благородный Ланселот, как радостно мне теперь
оттого, что я смог увидеть вас перед смертью". И больше он не вымолвил ни
слова, ибо душа его рассталась с телом, и видя это, все присутствующие стали
громко оплакивать его, даже сам Тристан погрузился в печаль.
208. Девица Дезире ясно видела, что Ламорат отдал богу душу, но ни
одной слезинки не пролила, а первым делом после кончины Ламората велела
позвать к себе Ланселота, и тот подошел к ней. Дезире взяла его за руку и
сказала: "Мессир рыцарь, я с детства слышала о том, что доблестью, отвагой и
всеми высокими рыцарскими достоинствами никто в мире не может сравниться с
двумя рыцарями, и один из них Тристан из Леонуа, а второй Ланселот Озерный.
Если бы сегодня утром я знала, что это вы и есть, то, поверьте, оказала бы
вам все надлежащие почести. Э так как теперь мне известно, что вы и есть
Ланселот, о котором повсюду идет слава, и который так горячо любит Тристана,
то я и позвала вас затем, чтобы просить у вас прощения, и то же прошу вас
передать прекрасному Тристану. Скажите ему также, что с той минуты, как я
его увидела и оценила его красоту, любовь к нему вытеснила из моего сердца
склонность к Ламорату из Сорелуа, которого только что прибрал бог, так что
ныне мое сердце бьется для одного лишь Тристана. Ламорат мертв, а, стало
быть, в моей любви больше не нуждается, вас же я хочу просить, чтобы вы
уговорили друга вашего Тристана, благо он слушает вас, стать моим
возлюбленным и служить мне, иначе знайте, мессир рыцарь, я не стану жить".
209. Когда Ланселот услышал слова девушки, он понял, что любовь лишила
ее разума, и сказал ей в великом изумлении: "Благородная девица, я счастлив,
что вы столь горячо полюбили друга моего Тристана и доверили мне свою тайну,
но, по моему разумению, не место и не время передавать ему сейчас вашу
просьбу, ибо весьма скорбит Тристан об убитом рыцаре, да и по всему лугу,
если прислушаетесь, разносятся горестные рыдания дам и кавалеров". Когда
Ланселот сказал это, девушка поняла, что ему не хочется передавать ее
поручение. Поэтому попросила она Ланселота, чтобы он, по крайней мере,
прислал к ней Тристана. И это Ланселот обещал ей. Он пошел за Тристаном и
привел его в шатер девицы, а та, увидев его, весьма почтительно перед ним
склонилась и сказала: "Добро пожаловать, мессир Тристан, нет для меня гостя
желаннее вас". И Тристан ей ответил: "Пусть господь исполнит любое ваше
желание".
210. Затем сели они на скамью, а Ланселот вышел из шатра, оставив их
наедине. Тут принялась девушка поверять Тристану все свои желания и страсть,
которая ее мучила, и так говорила она: "Узнайте, рыцарь, что я просила
вашего дорогого друга Ланселота передать вам мои слова, но он затруднился
это сделать. Почему я решилась исполнить это сама, ибо кто же лучше меня
знает мою беду и мою страсть к вам, единственному целителю, который в силах
облегчить любовный мой недуг. Хочу сказать вам, что несравненная ваша
красота так глубоко поразила мое сердце, что любовь, которую питала я к
убитому вами рыцарю, растаяла, как дым, и я не испытываю к нему никакого
сожаления и не желаю, чтобы он вернулся к жизни. Знайте, что вся я в вашей
власти, как душою, так и телом, и вы можете делать со мною, что хотите". Но
Тристан отвечал ей: "Милая девица, ради господа бога, успокойтесь, прошу
вас, и откажитесь от этих слов, ибо я менее всех прочих могу помочь вам.
Тело мое и душа отданы другой, так что не в силах я облегчить ваше горе.
Просите у меня что-нибудь иное, и я выполню все, даже если смерть будет
грозить мне".
211. Когда красавица услышала его ответ и поняла, что не получить ей
того, чего она так пылко домогалась, ибо любовь Тристана для нее недоступна,
силы разом покинули ее, и она, вздыхая, сказала: "О, Тристан, какое зло
причинили вы мне своим отказом! Я-то полагала, что вы самый любезный кавалер
из всех, кто живет на свете, но теперь я знаю, что вам нужны лишь сражения и
слава; так зачем же, притворяясь влюбленным в меня, принесли вы гибель
Ламорату из Сорелуа, который столь предан был мне, что пошел за меня на
смерть! Но, раз уж он погиб из-за меня, я докажу вам, как тяжела и горька
мне его участь. Молю бога, чтобы он покарал вас за низкий обман, что вы
совершили!" С этими словами выбежала она из шатра, оставив Тристана, и
бросилась к тому месту, где лежал Ламорат. И, подбежав к нему, она
растолкала всех собравшихся, и долго смотрела на мертвого, а потом сказала:
"О, милый рыцарь, Влюбленный из Сорелуа, как жаль, что любовь ко мне обрекла
вас на смерть, ибо лишь одна я причина гибели вашей. Плохо же я отплатила
вам, когда из-за красоты Тристана пренебрегла любовью вашей. За вашу гибель
я желаю смерти тому, кто отверг меня. Теперь я утратила любовь и того и
другого, и одно мне остается - умереть, дабы искупить мою измену!" И,
бросившись на его тело, девушка крепко обняла его, и жизнь покинула ее.
212. Когда все, кто там был, увидели, что девушка умерла, впали они в
глубокую скорбь, но более всех горевал, конечно, старый рыцарь, отец
девушки. Он был охвачен таким отчаянием, что все кругом прониклись жалостью
к нему, и Тристан с Ланселотом плакали вместе с другими. Потом Ланселот
сказал благородному старому рыцарю: "Мессир, великая ваша скорбь ничем не
поможет вашей дочери, надо покрыть уела умерших и доставить их в замок, и
пусть им воздадут все почести, какие им подобают". И старый рыцарь, а с ним
и все собравшиеся, одобрили слова Ланселота. Положили тела в два гроба,
отнесли их в замок и там похоронили с великой пышностью, воздав покойным
подобающие почести. Затем насыпали над ними высокую могилу и написали:
"Здесь покоятся Ламорат из Сорелуа и девица по имени Дезире, которая умерла
в отчаянии, когда Тристан отверг ее любовь".
213. Как Тристан и Ланселот покинули замок и отправились в аббатство
Оливье Вермейль, и как они переоделись там монахами {42}, чтобы поехать в
Тинтажель повидаться с королевой Изольдой, и что из этого вышло.
214. Итак, согласно преданию, когда Ланселот и Тристан погребли оба
тела, они еще четыре дня прожили в замке отца Дезире, ибо Тристану пришлось
залечивать рану. На четвертый же день рана его затянулась, и он спросил
Ланселота, не пришло ли им время уезжать, дабы продолжить их путешествие. На
что Ланселот сказал: "Друг мой, все будет так, как вы хотите, но когда
угодно вам ехать?" - "Клянусь богом, - сказал Тристан, - я бы очень желал
отправиться в Тинтажель повидаться с королевой Изольдой; мы можем поехать
туда тайно". - "Мессир, - ответил Ланселот, - предоставьте это мне, и я все
устрою так, что ни одна живая душа не признает нас, кроме самой королевы".
Обнял его прекрасный Тристан и поцеловал множество раз, спрашивая, как
собирается он сделать это. "Пока не скажу вам, - ответил Ланселот, - но я
уже придумал, как устроить это дело. Собирайтесь же в путь". Распрощались
они с рыцарем, отцом Дезире, и, надев доспехи, сели на коней. Ланселот
поехал вперед, прямо и никуда не сворачивая, направляясь к аббатству Оливье
Вермейль, ибо хорошо был знаком с аббатом, а тот приходился кузеном королеве
Сорио {43}, его матери.
215. Так ехали они несколько дней, пока не добрались до этого
аббатства, где и были весьма радушно приняты. Когда святой аббат услышал о
прибытии Ланселота в сопровождении другого рыцаря, то он очень обрадовался и
спросил, кто же тот другой рыцарь. И Ланселот сказал ему: "Милый мой дядя и
аббат, знайте, что рыцаря этого почитают за лучшего в мире". Тогда подошел
аббат к Тристану, и приветствовав его ласково, спросил, как его имя. И
Тристан ответил: "Мессир аббат, поскольку вы родственник доблестного
Ланселота, я вам назову себя. Знайте же, что я - Тристан и верный слуга
Ланселота". И аббат горячо обнял его, говоря: "Милый Тристан, добро
пожаловать, вас я желал узнать, как никого другого на свете. Наконец-то вижу
я вас пол своей крышей вместе с Ланселотом Озерным, моим племянником, и
теперь смогу похваляться, что принимал у себя двух самых прославленных
рыцарей нашего времени". И так был доволен добрый аббат их приездом, что
приказал готовить богатый пир, ибо жил он в большом достатке, владея еще
многими аббатствами как в Бретани, так и в королевстве Корнуэльском. И в
этом аббатстве отдыхали рыцари два или три дня, а к концу третьего дня
Тристан спросил у Ланселота, как же думает он устроить то, что обещал.
Ланселот ему отвечал, что все идет как положено, следует лишь набраться
терпения. После этого он пошел к аббату и, отведя его в сторонку, сказал:
"Милый дядя и родственник, я попрошу вас об одной милости, в которой весьма
нуждаюсь, и услуга ваша избавит меня от громкой огласки". На это аббат
ответил ему: "Милый мой племянник, просите, чего хотите, я все сделаю для
вас и прекрасного Тристана, ибо ни в чем не могу вам отказать".
216. И Ланселот, поблагодарив его, сказал: "Узнайте, милый дядя, в чем
заключается просьба моя и Тристана: нам нужны два монашеских одеяния,
которые мы смогли бы надеть поверх доспехов, дабы не быть узнанными, ибо мы
задумали поехать в Тинтажель повидаться с королевой Изольдой; если же король
Марк или злодей Андрет узнают нас, то мы подвергнемся большой опасности. И
поэтому, милый дядя, помогите нам переодеться монахами. А еще пошлите с нами
какого-нибудь надежного человека с письмами за вашей печатью к аббату
Тинтажеля и всем тамошним монахам, ибо мы не можем явиться туда с пустыми
руками. Ваш человек представит им нас, как ваших монахов, дабы они приняли
нас и делали все, что мы захотим". - "О, милый мой сын, - ответил аббат, -
это дело гораздо опаснее для меня, чем для вас, но раз уж вы меня просите, я
возьму грех на душу и сделаю по-вашему; любому другому я отказал бы, но
знаю, что отказав вам, я потеряю дружбу вашу и расположение прекрасного
Тристана, а потому и помогу вам, хотя предупреждаю, что и вам грозит в таком
деле великая опасность". И он велел позвать одного надежного монаха,
которому мог довериться. И посвятил его в дело, наказав в точности выполнять
приказы Ланселота и Тристана, что монах ему торжественно обещал. Тогда
надели оба рыцаря плащи и капюшоны, скрыв сваи доспехи, горячо поблагодарили
аббата Оливье Вермейль и, распрощавшись с ним, уехали, увозя за собой монаха
с письмами.
217. Они отправились прямо в королевство Корнуэльское и через несколько
дней добрались до бескрайнего леса по названию Барнеро {44}, что в земле
Корнуэльской. Тристан ехал впереди, ибо он знал дорогу, и немного погодя
встретили они пятерых рыцарей, верхами и в доспехах. Тристан, указав на них
Ланселоту, спросил: "Мессир, знаком ли вам кто-нибудь из тех рыцарей, что
скачут нам навстречу?" - "Клянусь, я знаю их всех, - ответил Ланселот, - это
рыцари Круглого Стола. Они служат королю Артуру и все как один благородны и
храбры". - "Назовите же мне их", - попросил Тристан. - "Господь мне
свидетель, мессир, тот, кто скачет впереди, это сэр Жирфлет {45}, а рядом с
ним Мордрет, племянник короля Артура, третьего зовут Тор {46}, сын Ареса,
четвертого - Бранделис, а последним едет Сагремор Одержимый". - "Как думаете
вы, мессир, - спросил Тристан, - захотят ли они разузнать у нас, кто мы и
куда едем?" - "Что ж, я полагаю, - отвечал Ланселот,что они заговорят с
нами, ибо мы одеты монахами, а едем с копьями и щитами; они, верно, решат,
что мы - беглые монахи {47} из какого-нибудь аббатства и захотят отобрать у
нас наших коне я. И потому, если вы решили поговорить с ними, то взвешивайте
каждое ваше слово".
218. При этих словах подъезжает к ним Жирфлет и видит перед собою трех
монахов, из которых двое что-то уж слишком ловко сидят на конях, да еще
держат щиты и копья. Он указал на них своим товарищам, и все они начали
смеяться. А Мордрет решил позабавиться и заявил, что сейчас он этих монахов
проучит. И, оставив своих спутников, он поскакал ко встречным. Тогда Тристан
спросил Ланселота, как зовут того, кто к ним скачет, и Ланселот ответил ему,
что это Мчрдрет. И Тристан попросил его: "Милый друг, подождите меня здесь,
а я поеду ему навстречу". И подъехал к Мордрету так близко, что они могли
говорить. Первый заговорил Мордрет, вот что он сказал: "Эк, ты, проклятый
монах, ну-ка, скажи, отчего те двое остановились и не едут дальше?" - "Какое
вам дело, - отвечал Тристан, - едут они или стоят на месте?" - "Я для того
лишь спрашиваю, - сказал Мордрет, - что мне нужен конь вон под тем
долговязым монахом, для него-то он слишком хорош, а еще я желаю получить
копье его и щит, что висит у него на шел". - "Клянусь богом, рыцарь, -
отвечал Тристан, - если вы зоветесь Мсрдретом, приятелем Бреса Безжалостного
{48}, который рыщет по земле Логр, бесчестя девушек, то почему бы вам и не
отнять коня и доспехи у этого монаха?" Когда Мордрет услышал эти заносчивые
речи, он весь налился кровью от гнева и крикнул: "Это как же, господин
монах, вы смеете защищать от меня того монаха!" - "Клянусь богом, смею, -
сказал Тристан, - и заверяю вас, что от наскока вашего будет вам больше
урона, чем пользы". - "Ах, вот как? - вскричал Мордрет, - ну коли вы
поддались соблазну удрать из своей кельи, чтобы разъезжать по лесам на манер
странствующих рыцарей, дай-ка я попытаю, как вы управляетесь со своим
копьем".
219. И он отъехал от Тристана, а Тристан подождал немного, и увидев,
что Мордрет летит на него, как ураган, также пустил своего коня и ударил
Мордрета с такой силой, что разом выбил его из седла, причем его копье
осталось цело, копье же Модрета расщепилось. Рыцари короля Артура, которые с
нетерпением ждали, когда Мордрет побьет копьем монаха, поразились, видя его
падение. Тристан же, решив показать им свою силу, приблизился к Мордрету и
сказал: "Ну что, рыцарь-задира, неповадно вам будет теперь спешивать
монахов?" А Мордрет поднялся и, выхватив свой меч, крикнул: "Эй ты,
проклятый поп, если тебе удалось выбить меня из седла, так у меня еще
остался меч, посмотрим, чья возьмет!" - "Клянусь богом, - ответил Тристан, -
мне что-то не хочется биться на мечах, ведь мое-то копье цело, да, кроме
того, верно, ваши спутники захотят отомстить за ваш позор. Так что
убирайтесь-ка вы прочь!" - "Ах, проклятый монах, - вскричал Мордрет, - твои
заносчивые речи мне, что нож в сердце; я тебя просто убью, если ты не
намерен защищаться!" И он кинулся на Тристана, а тот, увидев, что на него
нападают с мечом, воскликнул: "О, подлый рыцарь, если вы хотите усугубить
свой позор, так я вам в этом помогу!" И поняв, что задира Мордрет не желает
отступаться от него, выхватил Тристан свой меч из ножен и, прыгнув навстречу
Мордрету, нанес ему столь страшный удар по голове, что Мордрет, не выдержав
его, покатился замертво.
220. А Тристан, видя его поверженным, сказал: "Ага, низкий рыцарь, вы
не хотели миром покончить дело и по-дружески отпустить нас, так мы теперь
силою расчистим себе путь". Он сел на своего коня, которого держал Ланселот,
и стал поджидать, не полезут ли и другие в драку с ним. Ланселот же вернулся
назад, к монаху. Когда Жирфлет увидел мощный и страшный удар, который
Тристан нанес Мордрету, он от души поразился и сказал своим спутникам:
"Сеньоры, я полагаю, что эти два монаха - отважные и храбрые рыцари, а
монахами они оделись, дабы не быть узнанными, и, если бы не месть за
Мордрета, клянусь, следовало бы дать им уехать, но он наш товарищ, и мы
должны сразиться за него, для чего я и еду первым". И он, подъехав к
Тристану, крикнул ему: "Господин монах, знаю, что неподобающе я поступаю,
вызывая вас, но товарищей должно защищать, а потому - берегитесь!" И на эти
слова Тристан ответил тем, что пустил своего коня и ударил своего противника
с такою мощью, что выбил его из седла и разбил в щепы его копье. Копье же
Тристана осталось цело.
221. Когда Жирфлет упал, он тут же вскочил на ноги и крикнул монаху:
"Эй, проклятый монах, теперь я вижу, что копьем вы владеете куда лучше меня,
но у меня есть еще и меч, и, хоть заставить вас биться я не могу, но прошу
вас принять вызов". - "Этого я не сделаю, - ответил Тристан, - пока копье
мое цело, я буду сражаться им, а на мечах померяюсь силами лишь с тем, кто
копье мое разобьет и меня попросит биться с ним дальше". - "Ваша правда,
храбрый монах, - сказал Жирфлет, - сделаем так, ибо вы правы, я же неправ".
И он приблизился к Мордрету и сказал ему: "Мессир рыцарь, своим позором
обязаны вы вашей спеси". - "Клянусь богом, - ответил Мордрет, - этот монах
играючи управляется с копьем и сражается на удивление ловко". Тем временем
приблизился и Бранделис, чтобы сразиться в свою очередь, громко восклицая:
"Ну-ка, проклятый монах, поберегись!" И Тристан, услышав это, пришпорил сво-
его скакуна и ударил рыцаря конем и щитом, так что тот покачнулся в седле и
рухнул наземь. При падении копье его разлетелось вдребезги, копью же
Тристана ничего не сделалось. Когда Сагремор Одержимый увидел, как побивают
его товарищей, то сказал: "Святая матерь божья, - как мне совладать с этим
чертовым монахом, который взял верх над тремя такими рыцарями! Но делать
нечего, приходится вступиться за их честь". И он набросился на Тристана и
ударил в его щит своим копьем, так что оно разлетелось в щепы, а Тристан
ранил его и сбросил с седла, копье же свое сберег. Но Сагремор сразу же
вскочил на ноги, и подойдя к Жирфлету, сказал ему: "Мой милый Жирфлет, прошу
вас, послушайте меня и давайте отомстим за позор Мордрета, ибо он и мы
опозорены из-за его гордости".
222. Когда Тор, сын Ареса, увидал поражение своих спутников, то решил
про себя, что тот, кто их побил, не был ни монахом, ни рыцарем, но дьяволом,
которого не берут копье и меч, ибо нельзя было и помыслить о том, что это
дело рук человеческих. "Но я должен сразиться с ним, чего бы мне это ни
стоило". И он пришпорил своего коня, чей топот был подобен грому, а Тристан,
увидев его, приготовился к бою. Тор нанес удар Тристану и сломал копье, но
Тристан даже не покачнулся, а в свою очередь ударил Тора с такой невиданной
силой, что подпруга и нагрудный ремень Торова коня лопнули, а сам он вместе
с седлом меж ног кубарем перелетел через круп, а ведь был он одним из лучших
бойцов в земле Логр. И, увидев этот могучий удар, спутники Тора даже
засмеялись, говоря меж собою, что никогда не встречали они столь искусного в
бою монаха или аббата, как этот, сам же Тор, грохнувшись оземь, был потрясен
еще более, нежели все остальные. Однако он сразу же вскочил на ноги, но в
схватку больше не полез, а лишь поднял седло и, водрузив его на спину коня,
взял его под уздцы и отвел к своим товарищам.
223. Когда Тристан понял, что Тор больше не намерен сражаться, то был
он весьма удивлен, ибо считал его самым сильным и стойким из всех своих
противников. Он приблизился к нему и сказал: "Достойный рыцарь, нам
следовало бы продолжить бой, ибо то, что я сбросил вас наземь, отнюдь еще не
победа над вами. Случилось это не по вашей немощи, а оттого, что слабы
подпруги у вашего коня. Знайте, что я почитаю вас сильнейшим и искуснейшим
противником в игре на копьях". Когда Тор услышал учтивые речи Тристана, он
ему ответил: "Мессир, не буду я больше биться с вами ни на копьях, ни на
мечах, уж лучше пребывать мне в позоре, как моим товарищам, ибо ни подпруга,
ни нагрудник моего коня не выдерживают ваших ударов, да и не по душе мне
биться с вами". - "Ну, что же, как вам будет угодно, я благодарен за
откровенность, но скажите мне, как ваше имя, если мне дозволено это знать?"
- "Мессир, - ответил тот, - имя мое - Тор". - "О. Тор, - воскликнул Тристан,
- милый друг мой, я счастлив свести с вами знакомство, доблестный рыцарь!" И
Тор его спросил: "А как ваше имя, сеньор приор?" - "Поверьте, - ответил
Тристан, - сейчас я не могу назвать себя, но прошу вас считать меня
преданнейшим вашим другом". И Тор ему ответил: "Раз уж вы не можете назвать
свое имя, делать нечего, но прошу вас, скажите, не знаете ли вы чего-нибудь
нового о доблестном рыцаре Ланселоте, ибо мы разыскиваем его". - "Клянусь
богом, мессир, - сказал Тристан, - я знаю, что он жив и в добром здравии". -
"Тогда скажите мне, - спросил еще Тор, - известно ли вам, где он сейчас и
как его найти?" - "Я вам советую, - ответил Тристан, - не ехать дальше, ибо
только напрасно потеряете время, но возвращайтесь назад, и вы скорее
разыщете его там, откуда едете, чем в другом месте, а больше я ничего не
могу вам сказать".
224. С этими словами повернул Тристан коня и подъехал к Ланселоту и к
монаху из аббатства Оливье Вермейль, и они пустились в путь, оставив пятерых
рыцарей сидеть на месте. Так ехали они весь день без единого приключения по
лесу, где и остались ночевать. Пятеро же рыцарей, со своей стороны,
потолковав, решили вернуться к королю Артуру, как им и посоветовал храбрый
монах. И больше я о них говорить не буду, а вернусь к моему повествованию;
скажу лишь, что они достигли Камелота и, представ перед королем Артуром,
рассказали ему и всем прочим чудесное приключение с тремя монахами, чем всех
их весьма поразили.
225. Как Тристан и Ланселот встретили у источника доблестного
Блиобериса Ганского, который сопровождал девушку. И как Ланселот сперва
сразился, а потом познакомился с ним ко всеобщей их радости.
226. Итак, согласно преданию, монахи эту ночь провели в лесу, а наутро
пустились в путь и ехали до девяти часов. И тут приметили они рыцаря,
который, сидя у источника рядом с дамой, вел с нею беседу. Когда рыцарь
увидел монахов, вооруженных копьями и щитами, он вскочил на ноги, сел на
коня и, взяв копье и щит, сказал своей даме: "Оставайтесь здесь, а я запрещу
этим монахам подъезжать к источнику, иначе они узнают вас, и подумают о вас
худое". И девушка сказала ему, что сделает, как он просит, и будет лишь
наблюдать за ним. Тогда ринулся рыцарь на монахов, а Ланселот, увидев это,
сказал другу своему Тристану: "Вот увидите, этот рыцарь сейчас запретит нам
приближаться к источнику". - "Откуда вы знаете это?" - спросил Тристан. "Так
мне кажется", - ответил Ланселот. "Ну, раз вы не знаете этого наверняка,
давайте подъедем поближе к источнику". И Ланселот согласился с ним.
227. И он двинулся навстречу рыцарю, а тот, оказавшись близко, закричал
во все горло: "Проклятый монах, ни шагу дальше, я запрещаю подходить к этому
источнику!" На что Ланселот отвечал ему: "Мессир рыцарь, я не подчинюсь
вашему приказу, ибо мне желательно отдохнуть там равно, как и вам, и хотя бы
вы были не один, я бы не испугался; другое дело дама, - что она скажет, тому
и быть". Тогда рыцарь сказал, что и не подумает ее из-за такой безделицы
беспокоить. "Ну, так знайте, - сказал Ланселот, - что вас я ни во что не
ставлю и все же подойду к источнику, а вы поостерегитесь и не задирайте
меня". На что тот ответил: "А вот этого мне как раз и хочется". И они
разъехались, а потом, пришпорив коней, молнией кинулись навстречу друг
другу, нацелив свои копья. И так яростно столкнулись, что оба покатились по
земле, но так как были сильны и ловки, то сейчас же вскочили на ноги, и
выхватив мечи, стали рубиться, нанося друг другу тяжкие, удивительные по
силе удары. Ланселот был вне себя из-за того, что не смог удержаться в
седле, и накинулся на рыцаря, как разъяренный лев, нанося ему страшные
многочисленные раны. Но рыцарь отважно защищался и стойко отражал нападение.
Тристан был изумлен тем, что он так храбро держится и, подумал про себя, что
это отменных качеств рыцарь, коли он столь упорно противостоит лучшему в
мире бойцу.
228. И битва их длилась почти до трех часов, а потом Ланселот, видя
силу и ловкость рыцаря, сказал ему: "Мессир, скажите мне, прошу вас, ваше
имя, ибо я испытал вас и, оценив вашу стойкость, хочу знать, кто вы такой.
Но, коли вы все еще намерены защищать от меня этот источник, то бейтесь, как
следует, ибо я намерен вскорости довести нашу схватку до конца, к стыду и
поражению одного из нас". Когда рыцарь услышал, сколь прямо и отважно
обращается к нему этот монах, то подумал про себя, что схватился он, верно,
с призраком, либо с переодетым дьяволом, ибо казалось ему, что, сражайся он
даже с Ланселотом Озерным, лучшим рыцарем в мире, и тот бы не привел его в
такое изнеможение, как этот монах; а еще подумал он, что, ежели надобно
будет продолжить бой столь же яростно, как он его начал, то долго ему не
продержаться; и все же решил он, что кто бы перед ним ни был, он не даст ему
подойти к источнику, пока жив. И вновь вступил он в свой жестокий и тяжкий
бой. Ланселот, которому не по душе была столь длительная схватка, наступал,
не щадя своего противника, так что тот совсем ослаб, хотя не могу сказать,
чтобы уж совсем близок был к поражению.
229. Когда дама, отдыхавшая подле источника, увидела, что монах берет
верх, она вскочила на ноги и, подбежав к двум другим монахам, закричала: "О,
злые, подлые монахи, что же вы смотрите на эту схватку, отчего не помирите
сражающихся? Ведь рыцарь, которого вы видите перед собою, - лучший в мире".
Когда Тристан услышал слова девушки, он ответил ей учтиво: "Благородная
дама, коль скоро вы желаете примирить их, назовите имя рыцаря, которого вы
так любите, и я клянусь вам, что улажу их раздор". - "Раз вы мне это
обещаете, - сказала она, - я вам скажу все. Знайте, мой добрый монах, что
перед вами Блиоберис Ганский, двоюродный брат Ланселота {49}. А сама я родом
из королевства Галльского и направляюсь в королевство Логр, дабы служить
королеве Геньевре. И знайте еще, добрый приор, что давно уже мессир
Блиоберис знаком с моей семьей и любит меня, а потому и взялся проводить
меня до дворца королевы. Итак, я прошу вас, господин монах, раз уж я назвала
вам имя этого доблестного рыцаря, явите милость, прервите их бой и примирите
Блиобериса с этим могучим монахом". И Тристан отвечал, что охотно исполнит
это.
230. И он, подойдя к Ланселоту, приказал ему остановиться. А тот,
отступив назад, спросил, почему он должен прекратить бой. "Знайте, друг мой,
- сказал ему Тристан, - что вы проливаете свою же кровь". - "Как это"? -
воскликнул Ланселот. "Клянусь вам в том, - ответил Тристан, - ибо вы
сражаетесь с Блиоберисом, родственником и кузеном вашим". Но, пока они
говорили меж собою, Блиоберис решил, что второй монах остановил своего
товарища, сочтя, что он побеждает. И он ринулся на Ланселота, чтобы не
думали они, что он изнемог. Когда же Ланселот услышал, что перед ним
Блиоберис, которого любил он и почитал выше себя за его силу и мудрость, он
отбросил подальше свой меч и побежал ему навстречу, чтобы обнять его,
восклицая при этом: "Блиоберис, дорогой кузен мой, простите меня, я умоляю
вас, как о милости, чтобы вы признали меня побежденным". Блиоберис изумился
почестям, которые оказал ему монах, и вскричал: "Милый мой аббат, откуда же
вы знаете меня? Назовите мне, не медля, свое имя, иначе я не смогу простить
вам бесчестье, которое вы мне учинили". Тогда Ланселот, подойдя к Тристану,
спросил, может ли он назвать себя, и Тристан разрешил ему это. И Ланселот,
подбежав к кузену своему, Блиоберису, сказал: "Примите дань уважения от
Ланселота Озерного". Когда Блиоберис услышал эти слова и понял, что перед
ним Ланселот, он кинулся к нему и обнял его, воскликнув: "О, милый Ланселот,
будь проклята эта одежда, которая помешала мне узнать вас". И они обнялись,
как самые близкие друзья. Затем Ланселот взял его за руку и подвел к
Тристану, а тот его весьма ласково приветствовал.
231. Тогда Блиоберис сказал ему: "Мессир монах, я благодарен вам за то,
что вы избавили меня от опасности, с вашей помощью избежал я позора или
смерти. И, поскольку вы мне оказали такую милость, я прошу вас еще об одной,
- назовите мне ваше имя, ибо хочу я стать отныне вашим слугою и другом". На
что Тристан ответил ему: "Знайте, мессир Блиоберис, что я не могу назваться
без дозволения Ланселота, которого люблю и почитаю. И если он того пожелает,
я назову свое имя, только поклянитесь мне честью своей, что не разгласите
этого". И Блиоберис поклялся рыцарской честью своей, что будет молчать.
Тогда Тристан сказал: "Да будет вам известно, мессир Блиоберис, что я -
Тристан Корнуэльский". И при этих словах Блиоберис бросился в его объятия, и
Тристан также обнял его, и они радостно друг друга приветствовали. А потом
благородный Блиоберис так обратился к Тристану: "Мессир рыцарь, я давно уже
мечтал увидеть вас, ибо почитаю вас больше всех на свете за отвагу вашу. Я
желал бы, чтобы наш доблестный Круглый Стол удостоился чести принять вас в
число храбрейших и достойнейших своих рыцарей". - "Так и будет, коли господь
того захочет", - ответил Тристан.
232. Долго беседовали трое рыцарей, а затем подошли они к даме, которая
их не слышала, и Тристан поверил ей свою тайну и рассказал, зачем
переоделись они монахами, ибо знал, что Ланселот, бывший ее близким
родственником, очень ее любил, вот почему он и доверился ей, а затем сказал:
"Мессир Блиоберис, вам надобно отдохнуть и залечить свои раны; сколь же
счастливо случилось, что мы находимся вблизи от Тинтажеля и вскоре сможем
прибыть туда. Там поселитесь вы во дворце короля Марка, где будете радушно
приняты как королем, так и королевой Изольдой и познакомитесь с ними, ибо из
любви к Ланселоту король и королева окажут вам всяческие почести, а королева
залечит ваши раны, - ведь она так искусна во врачевании, как никакая другая
дама. И, как только вы останетесь наедине с нею, расскажите ей по секрету
то, что вы сейчас узнали: что мы переодеты монахами, и что Ланселот и я
увидимся с нею через два дня, но только остерегайтесь всех без исключения,
ибо король Марк ненавидит меня смертельной ненавистью, и плохо мне придется,
если вести ваши дойдут до его ушей. Королеве же смело рассказывайте все, а о
нас не беспокойтесь, - лишь бы королева была предупреждена. Итак, я прошу
вас, - продолжал Тристан, - повести наше дело как можно хитрее, иначе мы
пропали. Я доверяюсь вашей мудрости и надеюсь, что, не пройдет и недели, как
вы заключите добрый мир между благородным королем Марком и мною".
233. И когда Тристан рассказал все это мессиру Блиоберису, он положил
руку на седло его скакуна, чтобы помочь ему сесть, но мессир Блиоберис не
допустил этого, сказав: "О, мессир Тристан, слишком много чести для меня в
вашей услуге, и я нижайше благодарю вас за нее; да будет благословен день и
час, когда я вас встретил, ибо всегда горячо желал увидеть вас и узнать. Что
же касается поручения, которое вам угодно было дать мне, то знайте, что я
исполню его в точности, как сказали вы и сеньор Ланселот, так что положитесь
на меня". И с этими словами сел он в седло, а рыцари все же подсадили его,
ибо был он сильно изранен и весьма слаб, а также посадили они на коня
девушку, и они поехали по дороге, которую указал им Тристан, еще раз прося
их как следует исполнить его поручение.
234. Медленно ехал Блиоберис вперед, и, когда кончился лес, они
поскакали по равнине. И вскоре завидели Тинтажель, что весьма Блиобериса
обрадовало, ибо он, как никогда, нуждался в отдыхе, и вот они, миновав
ворота, направились прямо к королевскому дворцу. Во дворе встретили их
сержанты, - а было их там множество, - и приняли у них лошадей. И до короля
вскоре дошла новость о том, что внизу стоит странствующий рыцарь, жестоко
израненный, а с ним прибыла красивая девушка, которая на расспросы, кто ее
спутник, сказала, что это доблестный и отважный рыцарь из дома короля Артура
и имя ему Блиоберис. Когда король Марк услышал то, что его люди ему донесли,
он тотчас вспомнил, что Блиоберис - родственник Ланселота. И он встретил
гостя радостно и приветливо, на что мессир Блиоберис ответил ему низким
учтивым поклоном, затем король представил его королеве, которая оказала ему
столь же почетный прием, и король сказал ей: "Прекрасная дама, я прошу вас,
озаботьтесь перевязать раны этого храброго рыцаря, ибо они причиняют ему
сильную боль. Узнайте, что он из числа наших друзей и родственник Ланселота.
Я вас оставляю с ним и прошу сделать все, чтобы исцелить его". И, оставив
его и королеву, король вышел в сад. Королева взяла своей прекрасной рукою
руку мессира Блиобериса и повела его в свои покои, где заставила его снять
одежды, дабы хорошенько осмотреть его раны, а, осмотрев, сказала ему, что
через неделю он сможет вновь сесть в седло.
235. Он ее горячо поблагодарил и, наклонившись к ней, прошептал: "О,
прекрасная королева, дал бы господь мне счастье отплатить вам добром за
добро". Королева перевязала ему раны и приветила его, как могла, из любви к
благородному Ланселоту, который так любил Тристана, ее возлюбленного. И
когда она закончила врачевание, то села на скамью и, посадив его рядом с
собою, спросила, не знает ли он каких-нибудь новостей. Тут Блиоберис Гайский
понял, что настал час и миг, когда он может исполнить свое поручение и,
начав говорить, сказал он так: "О, прекраснейшая из королев, раз вы
спрашиваете меня, я сообщу вам одну хорошую новость. Знайте, прекрасная
дама, что раны мои и напасти смогут исцелить ту рану, что таится в глубине
вашего сердца и доставляет вам столько горьких минут". И он рассказал ей,
ничего не упустив, о том, как Тристан и Ланселот очутились в аббатстве, близ
стен Тинтажеля, одетые монахами, и о том, что они приветствуют ее его устами
и просят передать, что через два дня она свидится с ними.
236. Когда королева услышала о том, что возлюбленный ее прекрасный
Тристан находится в этом святом аббатстве живой, невредимый и в безопасности
вместе с Ланселотом Озерным, несказанная радость охватила ее: даже если бы
ей предложили в дар все королевство Логр, она не была бы так счастлива, как
в ту минуту, ибо четыре месяца пролетело уже с тех пор, как не видала она и
не слышала своего милого друга Тристана, и это весьма ее печалило; теперь же
Блиоберис исцелил ее от тоски, отчего она возликовала и горячо благодарила
его. А Блиоберис и сам был рад угодить королеве и пообещал ей еще до своего
отъезда непременно примирить короля Марка с Тристаном. При этих словах
вернулся король из сада, и королева с Блиоберисом встали ему навстречу, но
король велел им сесть и, усевшись рядом с ними, стал спрашивать новости о
короле Артуре, о рыцарях Круглого Стола и об их несравненных подвигах. И
тогда Блиоберис, который имел дар рассказывать, как никто среди рыцарей, ему
ответил: "Сир, король мой, я весьма мало могу рассказать вам о короле
Артуре, равно как и о вассалах его и королеве, ибо давно не видел их, но вот
о чем я мог бы рассказать вам, так это об отваге племянника вашего Тристана,
которого почитаю я совершеннейшим из рыцарей". - "Давайте послушаем, -
сказал король, - какую отвагу проявил Тристан и за что вы так восхваляете
его?"
237. "Господь свидетель, - сказал Блиоберис, - я расскажу вам правду,
сир, король Корнуэльский. Знайте же, что примерно с месяц назад, едучи
лесом, увидел я прекрасный источник, близ которого я и спешился, желая
немного отдохнуть, ибо был весьма утомлен, и вот, расположившись там, увидел
я четырех рыцарей, которые, подобно мне, сходили с коней. Я приветствовал
их, а они меня. Затем начали мы беседовать о том, о сем, и разговаривали
так, покуда не заметили еще двоих рыцарей, которых никто из нас не смог
признать, ибо они носили незнакомые и необычные видом доспехи. Они
поздоровались с нами, и мы ответили им тем же, а затем я спросил того из
них, что сел рядом со мною, из какой страны он родом, на что он мне сказал:
"Знайте, рыцарь, что родом я из Корнуэльса, а товарищ мой не оттуда, но из
другой, далекой страны". Тогда один из тех четырех, что сидели подле
источника, сказал громко: "Будь проклята ваша страна, рыцари, да и все, кто
оттуда родом, также. Вами правит самый скверный король, какого носила
когда-либо земля. Прочь же от нас, низкие трусы, или вас ждет бесчестье!" -
"Как, - воскликнул Тристан, вы осмеливаетесь поносить благородного короля
Марка Корнуэльского, мудрее и отважнее которого не знаю я на земле?" - "Вы
лжете, - ответил ему рыцарь, - ваш король предательски умертвил Пернеана
{50}, этого храброго рыцаря, а также низко преследовал прекрасного Тристана,
сына своей родной сестры, а еще оскорбил он Ланселота, цвет рыцарства,
украшение века, когда тот прибыл вместе с Тристаном в его дворец, и напал на
них как безумный, тем учинив бесчестье и им и королеве; так вот, по этим
коварным его деяниям, да и по другим тоже, я и сужу с полным правом о его
низости, и никому меня в том не разубедить":
238. Когда рыцарь из Корнуэльса, племянник ваш, прекрасный Тристан
услышал эту низкую клевету на вас, он вскричал: "Мессир рыцарь, мне еще
неведомо, кто вы, но выслушав, как обвиняете вы короля в предательстве, я
отвечу вам, что вы подло лжете, а речи ваши - речи труса и клеветника. И
поскольку я - слуга и вассал доброго короля Марка, я заставлю вас заговорить
по-другому". При этих словах тот вскочил на ноги и сел на своего коня, и,
схватив свой щит и копье, приготовился защитить свои слова. И рыцарь из
Корнуэльса также сел в седло и наставил свое копье. Рыцарь, сидевший у
источника, так сильно ударил вашего племянника, что копье его разлетелось в
куски, но ваш племянник умело нанесенным ударом своего копья пронзил
насквозь его плечо и самого сбросил с седла, однако рыцарь поднялся, и,
вынув меч, бросился вперед, дабы нанести ответный удар. Но Тристан, увидев,
что он приближается, выхватил свой меч из ножен и так ударил противника по
шлему, что от страшного этого удара рыцарь зашатался и пал на землю
бездыханным. Когда его спутники увидели, что их товарищ повержен наземь, то
один из них мгновенно вскочил, пожелав отомстить за поражение своего
собрата. И, сев на коня, он поскакал навстречу храброму Тристану, который
все еще держал свое уцелевшее копье, ибо был ловок и силен. И он обрушил на
рыцаря такой неслыханной силы удар, что рассек его пополам и тот мертвым
свалился с коня; та же участь постигла и двух остальных.
239. Когда я увидел всех четырех распростертыми на земле так, как я о
том речь веду, я также весьма разгневался и стал готовиться к бою. Но другой
рыцарь, что был вместе с Тристаном, узнал меня и попросил воздержаться от
боя, однако я не послушался его, в чем тут же и раскаялся, ибо он в этой
схватке сбросил меня с коня. И я тотчас же признал, что, без сомнения, вы
самый благородный и добрый король после короля Артура, ибо столь любим своим
рыцарем и вассалом может быть лишь наиславнейший король в мире. И тогда я
попросил рыцаря явить любезность и назвать свое имя. На что он учтиво
ответил мне: "Знайте, мессир рыцарь, что я прихожусь племянником королю
Марку и ношу имя Тристана Корнуэльского, товарищ же мой зовется Ланселотом
Озерным". Услышав эти имена, я отдал их обладателям низкий поклон. Вот так,
сир, как я и поведал вам, довелось мне увидеть, сколь преданно Тристан
сражается за вас. И после того поднялся я на коня и ехал с ними чуть ли не
до полудня, и по дороге спросил Тристана, намерен ли он вернуться в
Тинтажель, на что он ответил, что не намерен, ибо знает, сколь несправедливо
и незаслуженно вы ненавидите его. И я стал упрашивать его поведать мне, чем
вызвана ваша ненависть, но он отмалчивался и не говорил ничего, кроме того,
что едет ко двору короля Артура вместе с мессиром Ланселотом".
240. Едва Блиоберис окончил свое повествование, король стал горько
вздыхать и корить себя, говоря: "О, бедный король Марк, злосчастнейший из
королей, ты заслужил сию злую напасть, ибо своею рукою безжалостно изгнал из
своего королевства того, кто защищал твою честь, - цвет рыцарства и
украшение твоего рода! О, злой Андрет, лишь по твоему наущению решился я на
мерзкое это деяние. Ты же не сделал бы и шага для меня, а Тристан своею
жизнью пожертвовал ради меня. О, мессир Блиоберис, стыд и позор мне, виновен
я перед Тристаном, а он сразился за меня после того, как я предал его. Ах,
милый друг, укажите мне, где я могу теперь сыскать его, дабы примириться с
ним. И за оскорбление, что я нанес ему, я готов отдать ему все, что он
пожелает, пусть даже захочет он стать моим господином, я подчинюсь его
воле". - "Сир, король мой, - сказал Блиоберис, - вижу я, что вы
раскаиваетесь в содеянном и хотите покончить миром ссору с доблестным
рыцарем, который повсюду прославляет ваше имя. О, сир, призовите же скорее
Тристана, оставьте его в своем доме и любите как самого себя, ибо только
чести себе этим прибавите. Я же, со своей стороны, обещаю, видя доброе
намерение ваше, употребить все свои силы, дабы упросить Тристана вернуться к
вашему двору. Вы же напишите ему самое учтивое и ласковое письмо, какое
только возможно, а дальнейшее предоставьте мне".
241. Король горячо его поблагодарил и сказал, что напишет так, как тот
ему советует, и притом столь доверяет рыцарю, что даже не станет
запечатывать письма. И он встал и направился в свои покои. Королева же долго
еще беседовала с Блиоберисом о Тристане и Ланселоте, забавляясь их
приключениями. И весьма радовалась она тому, что между королем Марком и
Тристаном будет заключен мир. А Блиоберис Ганский оставался в Тинтажеле до
тех пор, пока не залечил свои раны заботами прекрасной королевы. Но здесь я
и оставлю их, дабы вернуться к моему повествованию.
242. Как Тристан и Ланселот прибыли в аббатство, что неподалеку от
Тинтажеля, и как они пришли к королю, а также и к королеве, и были узнаны
королевою, но никак не королем.
243. Итак, согласно преданию, после того как три монаха расстались с
Блиоберисом, они достигли упомянутого аббатства, где аббат, увидев их в тех
одеждах, которые они носили, весьма изумился, но, едва заметив брата-монаха
из Оливье Вермейль, он пришел в себя и оказал ему самый ласковый прием, ибо
любил и почитал его приора. И стал потихоньку выспрашивать у него, кто эти
монахи, что путешествуют вооруженными, а тот рассказал ему всю правду и еще
показал ему письма. Когда аббат из Тинтажеля прочел их от начала до конца,
то проникся таким почтением к своим гостям, что даже предоставил в их
распоряжение весь монастырь, разрешив делать там, что им будет угодно. И
ввечеру им приготовили роскошный ужин и пышные спальные покои, а утром они
встали и пошли в часовню, а потом, после мессы, монах из Оливье Вермейль
сказал, что пора его благочестивым братьям отправиться вместе с ним в
Тинтажель. Тогда сели они на коней и, прикрыв капюшонами лица, доехали до
дворца короля Марка. Где и поднялись по ступеням в тронный зал.
244. Когда король увидел монахов, он принял их с большими почестями, и
монах из Оливье Вермейль, склонившись перед королем, сказал ему: "Сир,
благородный король Марк, я бы очень желал переговорить с вами о племяннике
вашем Тристане". На что король ему ответил: "Мой добрый приор, дал бы
господь, чтобы он был сейчас при моем дворе, как и раньше". И отвел король
монаха из Оливье в сторону, где и поведал ему, как безо всякой жалости
прогнал он своего племянника, в чем был неправ, и как это его печалит. "О,
сир, - ответил монах, - это вас враг рода человеческого попутал, дабы
посягнуть на вашу душу". - "Господь свидетель, святой брат, - ответил
король, - это вы правду сказали. Но расскажите же мне, будьте добры, кто эти
два монаха столь дивного сложения. Я в жизни не видывал монахов столь
могучей осанки. Полагаю, они должны отличаться набожностью и святой жизнью,
- верно, для того и закрыли они свои лица, чтобы не зреть мирской суеты". -
"Во имя господа, - ответил монах, - вам должно быть известно, что эти два
святых человека посланы нашим аббатом, дабы укрепить в благочестии монахов
Тинтажеля, а мне ведено было их сопровождать. И потому, сир, вы хорошо
поступили бы, если бы приветствовали их вместе с госпожою нашей, королевой,
дабы они могли помянуть и вас и ее в своих молитвах". - "Клянусь богом, -
сказал король, - я сразу вам сказал, что они святостью отмечены, ибо не
хотят поднимать глаза на мирян. Я желал бы, чтобы королева была сейчас
здесь".
245. И он послал за нею, чтобы и она взглянула на двух благочестивых
монахов, а королева была в это время в своих покоях с храбрым Блиоберисом, а
еще были с ними Бранжьена и Динас, то есть те, кому она доверяла. Королеве
была уже известна новость, так же как и тем, кто был с нею, и столь велика
была их радость, что они не знали, как себя и держать. Посланный вошел к
королеве и сказал ей, что ее ожидает король. Королева на это сказала ему:
"Друг мой, передайте королю, что я немного утомлена и не могу сейчас придти
к нему, но попросите его от меня, чтобы он сам пожаловал в мои покои с этими
святыми людьми и скажите, что этим он меня весьма утешит; я же полагаю, что
их молитвы избавят меня от всех моих печалей". Когда король услышал о
просьбе королевы, то стал он упрашивать троих монахов пойти к ней, и тогда
монах из Оливье Вермейль сказал ему: "Сир, поскольку королева нездорова, мы
можем причинить ей вред, лучше мы навестим ее в другой раз, в чем вы можете
быть уверены, ибо эти святые люди не уедут из страны, не повидавшись с
королевою".
246. Король упросил их все же оказать ему любезность и пройти на
половину королевы. И они не стали противиться и последовали за посланцем
королевы, король же остался в зале. Когда королева услышала, что все три
монаха направляются к ней, она встретила их в дверях и, взяв за руки, ввела
их в свою комнату, Бранжьене же приказала немедля закрыть двери. Затем она
почтительно приветствовала монахов, и, взяв за руку Тристана, посадила его
рядом с собою, но не удержалась от того, чтобы не обнять его, и не прижать к
своей груди, говоря: "О, милый Тристан, сколько горестей перенесла я за то
время, что не видела вас, но раз уж вы здесь, то, в какой бы одежде вы ни
были, я утешаюсь и скорбь моя нашла лекарство. Поблагодарите же Блиобериса,
который так старался перед королем, что все теперь улажено как нельзя
лучше". - "О, прекрасная моя дама, - отвечал ей Тристан, - страдания мои
были стократ сильнее ваших, так что невозможно и описать их, но теперь,
когда я с вами, тоска моя утихла, и ничего на свете мне не нужно, как только
быть с вами наедине в этой комнате и рассказывать вам о моих приключениях".
- "Предоставьте это мне, - сказала королева, - я надеюсь, что завтра тайно
встречусь с вами в аббатстве и там с глазу на глаз поговорю с вами и о
прошлом и о будущем, теперь же помолчим об этом, ибо мне хочется
побеседовать немного с вашим верным другом и спутником Ланселотом".
247. И она, оставив Тристана, весьма приветливо заговорила с
Ланселотом, сердечно благодаря его за преданную дружбу, которой удостоил он
своего друга, и обещала ему, что утром пойдет слушать мессу в аббатстве
Тинтажеля, после чего они всласть поговорят о своих делах. Затем она отошла
от Ланселота, и подойдя к доброму монаху из Оливье Вермейль, почтительно
приветствовала его и горячо благодарила за то, что он столь преданно
сопровождал рыцарей. А затем она распрощалась с ними, и трое монахов
вернулись в аббатство. Королева же в сопровождении Блиобериса прошла к
королю Марку, а тот еще оставался в зале, и, увидев королеву, спросил ее,
понравились ли ей два святых человека, которых он прислал к ней. "Что вам
сказать на это, сир, - отвечала она, - я недолго с ними беседовала, ибо они
не склонны к разговору и скрывают свои лица, но и от тех немногих речей, что
я в столь краткий срок от них услышала, я вполне утешилась. И знайте, сир, я
уверена, что пока они будут оставаться в стране, мы должны ожидать чудес,
ибо они сотворят их. А потому я намерена навещать их как можно чаще".
248. "Вы хорошо поступите, - сказал король, - я и сам часто буду
сопровождать вас, ибо я обратился к ним с просьбою дать мне совет, как
призвать к себе и удержать при дворе племянника моего Тристана, с которым я
столь скверно поступил". - "О, сир, - ответила королева, - никогда не
говорите при мне о Тристане и оставьте его там, где он обретается, ибо вы
заставляете меня вспомнить о постыдном и тяжком бесчестье, что вы нанесли
мне из-за него без причины и без всякого на то права. Никогда не должен он
возвращаться сюда, ибо я уверена, что, как только он окажется здесь, ваш
советник Андрет не замедлит внушить вам еще более злонамеренные мысли,
нежели раньше; слава богу, я живу спокойно с тех пор, как Тристана нет в
стране, если же вы заставите его воротиться, то с ним вместе вернуться и мои
горести". - "Благородная дама, - ответил король, - поверьте мне, пока я жив,
ни один человек в Корнуэльсе не сможет восстановить меня против Тристана,
ибо теперь я слишком уверен в нем. Разве не слышали вы, прекрасная дама, что
совершил он ради меня у источника?" - "Клянусь богом, прекрасная дама, -
сказал и Блиоберис, - король прав, ибо я собственными глазами видел, как
Тристан вступился за короля, своего дядю, и ради этого совершил неслыханные
подвиги, о которых я уже и не поминаю; узнайте еще, что король Артур, зная
громкую его славу, послал своих рыцарей вслед за прославленным всеми
прекрасным Тристаном, дабы сделать его рыцарем Круглого Стола. Вот почему,
сир, видя любовь, которую питаете вы к своему племяннику, я употреблю все
свои силы, чтобы вернуть его вам, так что вы будьте в том уверены". И за это
король горячо его поблагодарил.
249. С тем они и прервали свой разговор, и королева вернулась к себе до
завтрашнего утра, к которому велела она седлать своего коня, чтобы ехать в
аббатство. А утром она села на своего иноходца, и взяв с собой Блиобериса,
Бранжьену и Динаса, отправилась прямо в монастырь {51}. Там, сойдя с коней,
вошли они сперва в церковь. Королева приблизилась к алтарю и сотворила
недлинную молитву, а затем призвала священника и попросила его пойти за
тремя монахами из Оливье Вермейль, и тот пошел и привел их. Когда королева
их увидела, она встала им навстречу и каждого из них трижды приветствовала,
а Блиоберис, смеясь, сказал королеве: "Прекрасная дама, кто же из них троих
удостоится чести исповедать вас?" - "Клянусь, - ответила она, - я выбрала бы
самого высокого из них, ибо он поймет мои речи лучше прочих". С этими
словами все трое поклонились королеве, и она, выбрав прекрасного Тристана,
которого сразу признала среди других, сказала ему: "Святой человек, я бы
попросила вас отвести меня в какое-нибудь секретное место, вне церкви, дабы
исповедаться вам". "Госпожа моя, - ответил прекрасный Тристан, - мне некуда
повести вас, кроме как в молельню возле нашей спальни". - "Что ж, ведите
туда, - сказала она, - я следую за вами".
250. Тогда он повел ее в комнату, которая была весьма красиво убрана.
Войдя в нее, Тристан крепко запер двери, и, не долго думая, прижал к груди
королеву, а королева обняла его с такой горячей любовью, что больше часа
оставались они друг у друга в объятиях, не говоря ни слова. И когда прошел
час, о котором я речь веду, Тристан пришел в себя и сказал: "О, дорогая моя
дама, - слишком уж мы забылись, не делая и не говоря ничего, что подобало бы
верным и истинным любовникам". - "Вы правду говорите, - ответила королева, -
снимите же ваш длинный плащ, ибо мне очень хочется увидеть вас в одежде
рыцаря, к которой я больше привыкла". И Тристан охотно ей подчинился и
разделся немедля, и, едва он остался нагим, королева вновь обняла его,
говоря: "Друг мой Тристан, наконец-то я сжимаю вас в объятиях так, как я и
мечтала о том все это время". И они прильнули друг к другу еще на добрый
час, и забыв обо всем на свете от счастья, удовлетворяли свое желание. И
королева сказала прекрасному Тристану: "Любимый друг мой, пора мне
вернуться, дабы не подумали обо мне плохого, ибо мое пребывание здесь
слишком затянулось. Наденьте же ваш плащ и выйдем из этой молельни". Когда
Тристан сделал, как она просила, они вышли. Королева нашла Ланселота,
который ожидал в церкви, отвела его в сторону и сказала: "О, храбрый рыцарь,
сердце мое разрывается от боли и печали оттого, что не смогла я принять вас,
как хотела, за что и прошу у вас прощения. В другой раз я исправлю это, у
меня слово с делом не расходится". - "О, прекрасная дама, - сказал Ланселот,
- я благодарю вас за великую честь, что вы оказали мне, удовлетворив желания
моего друга, ибо я люблю его больше, нежели самого себя".
251. При этих словах королева вышла и вернулась в Тинтажель с
благородным Блиоберисом, Бранжьеною и Динасом. Когда король увидел ее, то
пошел ей навстречу, спрашивая, какие у ней новости. "Сир, - сказала она, -
поверьте, сегодня увиделась я в аббатстве с двумя святейшими людьми, и
получила от них наилучшие советы и наставления. Оттого-то мое сердце полно
радости, и я прошу вашего позволения видеться с ними каждый день, пока они
будут здесь". И король ответил, что охотно дозволяет ей это. Королева
удалилась тогда в свои покои, где и пробыла весьма долго, мечтая о милом
своем исповеднике. А Блиоберис, проводив ее до порога ее комнаты, затем
ушел, ибо собирался еще раз повидаться с монахами в аббатстве. И он сел на
коня и поехал к рыцарям, которые его с радостью приняли. Они сели втроем за
трапезу и долго беседовали о своем приключении. И Тристан горячо благодарил
Блиобериса за добрые его услуги и от всего сердца предложил ему свою дружбу
и помощь.
252. После этого Блиоберис отвел в сторону Ланселота и спросил, что
намерены они делать дальше. "Я бы просил вас, - ответил Ланселот, - оказать
нам другую услугу, а именно: поезжайте в королевство Логр, повидайтесь там с
королевою и расскажите ей обо мне и о том, что вскоре я буду у нее вместе с
лучшим рыцарем в мире, которого люблю, как самого себя, и что свидание наше
случится в самом скором времени". Тогда добрый Блиоберис распрощался с
обоими рыцарями и вернулся в Тинтажель, где и заночевал. А поутру надел он
доспехи, ибо раны его уже затянулись. Прежде всего пошел он попрощаться с
королем и поблагодарить его за почести, которые ему здесь оказывались. И
король пригласил его в любое время приезжать в его дворец и королевство
Корнуэльс, а также прислать к нему как можно скорее прекрасного Тристана,
ускорив его приезд. Тогда Блиоберис сказал: "Сир, я сделаю все, что смогу".
И он, оставив короля, отправился в покои королевы, где, вы и сами, я думаю,
знаете, сколько любезных речей было ему сказано и как ласково с ним
простились. Королева весьма полюбила Блиобериса за его доблесть и за то, что
он столь искусно примирил короля Марка с Тристаном, чем ее несказанно
обрадовал. И она попросила его передать самый нежный привет королеве
Геньевре, что он ей и обещал.
253. Распрощавшись с королевою, пошел он садиться на коня, и через
несколько дней прибыл в королевство Логр, где был весьма радушно встречен
королем Артуром, королевой Геньеврою и всем Круглым Столом. Он рассказал им
новости о двух монахах в лесу и поведал, что не было рыцаря, коего они
ударом копья не вышибли бы из седла, но имена их притом никак нельзя было
узнать. И король был немало изумлен этим, так же, как и двор его, ибо им уже
довелось услышать об этих славных подвигах. Особенно королеву весьма заняла
эта новость, и Блиоберис, оставшись с нею наедине, открыл ей одной тайну о
том, как Тристан и Ланселот в монашеских одеждах совершили те доблестные
деяния в лесу и положили конец многим- обычаям, столь ужасным, что в них и
поверить-то было нелегко. И еще он рассказал ей, как прибыли они в
Тинтажельское аббатство, где говорили с королевою всякий раз, когда хотели,
и часто виделись с королем Марком Корнуэльским, который так и не узнал их.
Все это так позабавило королеву Геньевру, что она сто раз повторила: "Святая
матерь божья, ну, отчего и меня не было тогда с вами! Клянусь богом, я
завидую вам". - "Прекрасная дама, - сказал ей Блиоберис, - не печальтесь, я
надеюсь, что в скором времени господь дарует вам эту радость". И здесь я
закончу свой рассказ о них, дабы вернуться к моему повествованию.
254. Как Тристан и Ланселот прошли через дверь в саду, и как они были
приняты королевой и Бранжьеною.
255. Итак, согласно преданию, когда Блиоберис уехал из Тинтажеля в
Британию, прекрасная королева Изольда принялась умолять доброго короля Марка
поехать в аббатство, дабы повидаться с двумя святыми монахами, но король
извинился перед нею, сказав, что на сей раз он поехать не может, обещая
составить ей компанию завтра; с тем и ушла от него королева и, сев на своего
иноходца, отправилась в монастырь в сопровождении преданных друзей. А когда
она туда приехала, то попросила, чтобы привели ей доброго человека, ее
исповедника, и Ланселот пошел за ним, и, смеясь, сказал Тристану: "Братец,
королева вас спрашивает, так что поторопитесь". Королева, завидев его,
встала ему навстречу и посадила рядом с собою на скамью. Тут Тристан сказал
ей: "Прекрасная дама, если бы вы знали, сколь терзается и скорбит без вас
мое сердце и днем и ночью. Умоляю вас, ради горячей любви, которую я питаю к
вам, придумайте, как удовлетворить нашу страсть не наспех, как вчера". -
"Ах, Тристан, - отвечала королева, - верю, что желание ваше сильно, но
умножьте его в сотни раз, и вы поймете тогда, что испытываю я. Почему я и
решилась приехать к вам нынче утром, дабы передать вам, что ночью вы и
Ланселот должны проникнуть в дворцовый сад через дверь, которая вам хорошо
известна, там будет ждать вас Бранжьена, я же буду одна в своей комнате, и,
так как за мною больше не следят, я не боюсь за вас. И потому вы сможете
оставаться со мною, сколько пожелаете, об остальном же позабочусь я сама.
Пусть Ланселот предупредит брата-монаха из Оливье, который с вами, вот о
чем: если удастся мне уговорить короля приехать завтра сюда в аббатство, то
он должен сказать королю, что вы уже уехали, дабы вернуться в свои края".
256. Когда Тристан услышал слова королевы, он очень обрадовался и
горячо поблагодарил ее, а потом стал упрашивать пройти в ту комнату, где она
уже побывала, но она отказалась, извинившись перед ним и прося отложить до
будущей ночи. С тем распростились они и расстались. Королева вернулась в
Тинтажель, а Тристан пошел в церковь и рассказал Ланселоту все, что узнал от
королевы. Так беседовали они до тех пор, пока не настал условленный час, и
тогда Тристан сказал: "Мессир, нам осталось лишь выехать, дабы довести до
конца задуманное нами". - "В добрый час", - ответил Ланселот. И они сняли
свои плащи и надели латы. Затем пошли предупредить доброго монаха, и
рассказав ему все, просили проследить, чтобы двери монастыря остались
открытыми на тот случаи, если они вернутся, а, если приедет сюда король и
спросит их, то надобно ему ответить, что они уже уехали, и монах пообещал им
все в точности исполнить.
257. Тогда сели на коней рыцари и направились прямо в Тинтажель.
Тристан вел Ланселота, ибо знал все секретные пути. А девушка королевы,
Бранжьена, радостно их у входа встретила и провела в сад, а потом побежала к
королеве, которая поспешила им навстречу, и, увидев Ланселота, сказала ему:
"Мессир, поверьте мне, что только нынче стала я считать себя королевою,
когда цвет рыцарства, сам Ланселот Озерный, соблаговолил посетить меня". Он
же склонился перед нею низко, так говоря: "Прекрасная дама, я захватил в
плен и привел сюда этого труса Тристана, дабы отныне содержался он в вашей
тюрьме". - "За это благодарю вас,ответила королева, - ведь это далеко не
первая милость, которую получаю я из ваших рук, господь наградит вас за
все". С этими словами вошли они в комнаты, и Ланселот сказал: "Признайтесь,
прекрасная дама, какая одежда кажется вам красивее: та, что Тристан носит
ныне, или же тот грубый плащ, под которым он скрывался?" - "Поверьте, -
отвечала она, - они мне кажутся прекрасными обе, и я клянусь, что пока я
жива, я не стану смеяться над монашескими плащами, ибо этой одежде обязана я
тем, что свиделась с Тристаном".
258. С этими словами они сели все трое, королева позвала Бранжьену и
приказала ей не медля приготовить две пышные постели, что та исполнила тут
же, и, когда все было готово, королева уложила Ланселота и задернула полог
его постели, ибо большая часть ночи уже прошла в разговорах, и к рассвету
они все так крепко уснули, что проснулись довольно поздно. Ланселот, который
спал тревожно, опасаясь за прекрасного Тристана, был весьма озабочен тем,
что они проспали, но не стал их окликать из страха потревожить их любовь,
королева же, внезапно пробудившись, воскликнула: "Святая матерь божья, как
мы запоздали, ведь в этот час король Марк приходит в спальню здороваться со
мною!" И она стала будить Тристана, чем его сперва напугала, и велела
вставать, и все они поднялись и оделись так быстро, как только могли. Потом
королева пошла к королю, оставив рыцарей и приказав им не трогаться с места,
пока она не вернется, что они ей и обещали.
259. И она вышла из комнаты вместе с Бранжьеною, которой приказала
крепко запереть за нею двери, и вошла к королю, а король, увидя ее, пошел ей
навстречу, желая доброго утра и говоря: "Благородная дама, вы пришли ко мне,
а я собирался навестить вас сам". Королева с ним поздоровалась, низко
склонившись, и сказала: "Сир, благодарю вас за доброе пожелание, но я плохо
спала и дурно провела ночь, думая непрестанно о добрых святых монахах,
которые столь красноречиво говорили мне о суете и тщете жизни нашей, что,
кабы не вы, я постриглась бы в монахини. И я прошу вас, сир, пойти со мною к
мессе и пообедать там же, в монастыре, для чего и пошлите туда еду, ибо мне
очень хочется взглянуть на этих монахов, когда откроют они лица". - "В
добрый час,ответил король, - я сделаю так, как вам угодно". И он велел
седлать лошадей и перенести трапезу в аббатство, дабы там обедать, и все
было исполнено, согласно его приказу. Король с королевою также отправились в
аббатство в сопровождении пышной свиты из рыцарей и девиц. И в монастыре они
помолились и прослушали мессу, а пока суд да дело, королева тайком отправила
Бранжьену обратно, приказав ей доставить рыцарям все, что им угодно будет
пожелать. И та поспешила уйти, а была она в этих делах весьма сметлива и
расторопна. И, войдя к рыцарям, была радостно ими принята, и они много
смеялись и изумлялись тому, как искусно сумела королева избежать опасности,
грозившей им поутру. Бранжьена приказала тайно подать им еду, но здесь я и
окончу свой рассказ о них, дабы вернуться к доброму королю Марку и
прекрасной королеве Изольде.
260. Когда король отстоял мессу, он ощутил голод, и королева сказала
ему: "Сир, не должно забывать угостить тех двух святых людей". -
"Разумеется, прекрасная дама, вы правы, надо накормить их". Тогда королева
приказала, чтобы привели ей благочестивого монаха из Оливье Вермейль, и
когда тот предстал перед королевою, она его спросила: "Отец мой, где два
святых человека, которых вы привезли к нам?" - "Истинно говорю вам, госпожа
моя, они уже уехали", - ответил монах. "Господь да облегчит их путь, -
сказала тогда королева, - но их отъезд меня огорчает, ибо разговоры с ними
доставили мне неслыханную радость и наставили на путь истинный". И король
Марк подтвердил ее слова. Тогда сели они за стол и ели так долго, что встали
лишь к вечерне. А затем королева спросила короля, не пора ли им
возвращаться. "Как вам будет угодно",отвечал он. И сев на коней, они
вернулись во дворец вместе со свитою. По наступлении ночи королева
простилась с королем и ушла в свои покои, но отнюдь не в ту комнату, где
ждали ее рыцари, ибо опасалась, как бы король не последовал за ней. Там
находилась она до ужина, а когда король пришел за нею, она, прося простить
ее, сказала, что не хочет есть сегодня, так как обед затянулся допоздна.
Тогда король вернулся в зал, где ждали уже накрытые столы, уселся и поел в
свое удовольствие.
261. Королева же тотчас пошла к двум благородным рыцарям, которые ждали
ее в закрытой комнате, и они радостно встретили ее, а Тристан обнял
королеву, так говоря: "О, прекрасная дама, где вы были так долго? Мне
кажется, разлука наша тянется уж тысячу лет". И королева, целуя его,
спросила, не голоден ли он, но он отвечал, что нет, так как Бранжьена подала
им все, в чем они нуждались. Так сидели они взаперти, пока король ужинал в
зале, а после ужина собрался он почивать. Он спросил, где королева, послав
слугу узнать, как она себя чувствует, и тот постучал к ней в дверь. Когда
они услышали стук, они даже вздрогнули, но ловкая Бранжьена, подойдя к
дверям, спросила, кто там стучит. "Это я, - ответил слуга, - король прислал
меня узнать, что делает королева". - "Говорите тише, - сказала она, - ибо
королева уже заснула на своей постели, ведь прошлой ночью она глаз не
сомкнула. Передайте же королю, чтобы он оставил ее одну на эту ночь". Слуга,
вернувшись к королю, передал ему слова Бранжьены, и король, оставив все, как
есть, отправился в свою комнату, не помышляя более ни о чем другом, как о
сне.
262. А королева все сжимала в объятиях Тристана, который ей говорил:
"О, прекрасная дама, что станется со мною, когда я покину вас?" - "О, мой
милый Тристан, - отвечала она, - пусть мы расстанемся, но сердца наши будут
неразлучны, да и вы сможете навещать меня всякий раз, когда захотите, ибо
король больше не держит на вас зла. Так что, когда вы вернетесь,
предоставьте мне все уладить". - "Клянусь, милая дама, вы столь разумно
судите обо всем! - сказал Ланселот. - Но этой ночью нам надобно будет
разлучиться". С чем Тристан и согласился, и рыцари пробыли в комнате
королевы почти до прихода зари, а там оделись, снарядились и попрощались с
королевою, которая попросила Ланселота непременно передать от нее привет
королеве Геньевре, и он обещал ей это. Тогда королева обняла их, и видно
было, что невмоготу ей отпускать их, но пора было им уезжать, и она
попрощалась с рыцарями, которые после того вернулись в аббатство, где добрый
монах сторожил уже у дверей и тихонько впустил их, за что они его горячо
поблагодарили. И эту ночь они отдыхали так же, как и весь следующий день, и
окончательно решили ехать в королевство Логр. Они распрощались с добрым
аббатом и с монахом из Оливье, который столько услуг оказал им. Затем они
надели латы и, не забыв накинуть поверх свои плащи, сели на коней, а монах
из Оливье подал им их копья и мечи. С тем покинули они монастырь и
углубились в лес, по которому ехали до вечера, а вскоре после того нашли
часовню, где и заночевали. Но здесь я закончу рассказ о них, дабы вернуться
к королю Артуру.
263. Итак, согласно преданию, когда Блиоберис рассказал королю Артуру и
всему Круглому Столу о великих подвигах двух монахов, король немедля
возжелал отправиться в сопровождении своих рыцарей в тот лес, дабы
постараться отыскать их. И он отбыл из Камелота в сопровождении четырнадцати
рыцарей, сам - пятнадцатый, а провожатые его все были рыцари Круглого Стола.
Первыми были мессир Говен и брат его Гаэрьет, затем шел Галегантен {52}, за
ним Кей Сенешаль. Пятого звали мессир Ивейн, шестого - Динадан, седьмого -
Амадор, восьмой был Жирфлет, девятый - Гарашес {53}, брат Гаэрьета и мессира
Говена. Десятым был Бранделис, одиннадцатым - Ламорат Галльский {54},
двенадцатым - Мордрет, племянник короля Артура. Тринадцатого звали Паламед,
четырнадцатого - мессир Ланваль Лесной, а пятнадцатым был сам король. Все
рыцари, о которых я веду речь, сопровождали короля, и все они избрали
дорогу, что шла Дарнантским лесом {55}, и разыскивали там монахов почти
четыре дня, а ночевали у отшельников, которых было множество в этом лесу. Но
здесь я и окончу свой рассказ о них, дабы вернуться к Тристану и Ланселоту.
264. Как Тристан и Ланселот после отъезда из Тинтажеля ехали по лесу,
где встретили монаха, который хотел силой овладеть отшельницей, и как они ее
спасли. Как затем встретили они короля Артура с четырнадцатью рыцарями, и
как переодетая отшельница захотела их погубить, ибо то был князь тьмы,
который преследовал их.
265. Итак, согласно преданию, после того, как Тристан и Ланселот
углубились в лес, они ехали целый день без единого приключения, о котором
можно было бы рассказать, так что ночь застала их в лесу, и они были
вынуждены просить приюта у отшельника, в маленькой его часовне, где и
отдыхали весь вечер, после скромного ужина, которым угостил их святой
человек. И он их сурово упрекнул за то, что будучи странствующими рыцарями,
носили они монашескую одежду, каковое переодевание не угодно господу нашему,
и так он их увещевал и наставлял, что они ему обещали скинуть вскоре плащи и
капюшоны, ибо сейчас они не могли еще этого сделать. Утром они уехали из
обители в своей обычной одежде и так ехали примерно до девяти часов утра,
как вдруг услышали в чаще леса крик, и показалось им, что кричит женщина,
притом столь громко, что слышно было на весь лес. Едва Тристан и Ланселот
услышали этот крик, они поскакали к тому месту во весь опор, чтобы
посмотреть, что происходит.
266. Не проехали они и двух шагов, как увидели дюжего монаха, молодого
и сильного, в плаще и капюшоне, который держал отшельницу, распростертую на
земле, и собирался ее изнасиловать, а она отбивалась изо всех сил, но этот
монах силой поднял ей юбку, а с головы сорвал покрывало, и, схватив одной
рукой за волосы, так что она не могла подняться, и он собирался сделать с
нею, что хотел. Когда она увидела двух монахов на лошадях, она закричала:
"О, благородные святые отцы, явите милость и вырвите меня из рук этого
мерзкого негодяя, который хочет меня обесчестить". Когда Тристан услышал
стоны и жалобы пленницы, стало ему весьма жаль ее, и он вскричал: "Эй ты,
подлый грязный монах, оставь эту бедную женщину, или ты умрешь!" Но монах
ничего не ответил, стараясь все-таки совершить свое злое деяние, и когда
Тристан увидел, что тот не обращает внимание на его слова, то пришпорил коня
и выхватил меч. Тут монах бросил пленницу и отступил назад, и Тристан,
который уже пустил своего коня, опрокинул монаха наземь. И он взмахнул
мечом, желая его ударить, но раздумал, ибо конь его так потоптал монаха, что
тот лежал на земле без движения, как мертвый.
267. Тут отшельница бросилась на колени перед ними, говоря так: "О,
добрые господа, да будет благословен час, когда вы прибыли в это место, ибо
не поспей вы во-время, я была бы обесчещена и опозорена этим подлым монахом.
И, раз уж вы спасли меня, я на коленях умоляю вас вывести меня из этого леса
в какое-нибудь безопасное место, ибо здесь мне оставаться невозможно".
Тристан тогда сказал ей: "Милая отшельница, у нас есть спешное дело, и нам
нельзя медлить, а вы не сможете пешком успеть за нашими конями". - "О,
добрый мой господин, я знаю, как мне поступить; истинно говорю вам: подлый
этот монах, что валяется там мертвый, задумав овладеть мною силой, явился в
мою обитель на иноходце, которого и привязал к дереву перед моим домиком, а
затем уж схватил меня и поволок в те кусты, где вы и застали его. Иноходец
же его по сю пору стоит там, где он его привязал". Тристан велел ей привести
коня, и пообещал, что, если все обстоит так, как она рассказала, они
проводят ее в безопасное место. Затворница пошла впереди, а Тристан и
Ланселот за нею следом, и почти сразу же они увидели красивого иноходца,
привязанного к дереву там, где и указала затворница. Они помогли ей
взобраться на него и повезли с собою, желая вывезти ее из этого леса в
какое-нибудь другое место.
268. И так они ехали, а лукавый безумолку хвалил их за свое спасение, и
вот Тристан, который ехал первым, увидел большой отряд рыцарей. Он обернулся
и указал на них Ланселоту, сказав ему: "Мессир, видите ли вы отряд, что едет
нам навстречу? Эти рыцари не из дома ли короля Артура? Их хорошо видно
отсюда, взгляните, не признаете ли кого-нибудь из них?" - "Клянусь, -
ответил Ланселот, - если бы мы были ближе, я бы смог сказать вам это". Они
проехали немного вперед, и тут Ланселот узнал их, и тотчас сказал Тристану:
"Клянусь богом, мессир, теперь я узнаю их, и поверьте, эта компания - самая
приятная и благородная из всех доныне встреченных. Знайте же, что впереди
едет король Артур собственной персоной, с четырьмя своими племянниками:
мессиром Говеном, Гаэрьетом, Гуарьесом и Мордретом, а также остальные,
которых я могу назвать вам, ибо узнаю их по доспехам: мессир Ивейн и
Галегантен, Кей Сенешаль, Динадан, Амадор Лапорт, Жирфлет, Бранделис,
Ламорат Галльский, Ланваль Лесной и Паламед, все славные и храбрые рыцари".
Тогда сказал Тристан Ланселоту: "Мессир, ни за что на свете не желал бы я
теперь быть узнанным всеми ими, а потому вот что хочу сделать: поедем по
этой узенькой тропинке в глубь леса и дадим им проехать мимо". На что
Ланселот ответил: "Едем, куда вы желаете, я хочу того же, что и вы, а потому
следую за вами".
269. И они свернули с большой дороги, как я о том речь веду, а корол!
Артур, который успел их заметить, указал на них своим рыцарям, говоря:
"Взгляните, как эти двое монахов кинулись прочь с дороги. Они избегаю!
встречи с нами, ибо, верно, таков их обет, но что-то больно ловко сидя! они
на конях и держат щиты и копья. Надо бы все-таки поговорить с ними. Быть
может, это как раз они и совершили славные подвиги, о которых столько
говорят? Я ведь и покинул Камелот, дабы их отыскать и увидеть". И он
повернулся к Динадану и приказал ему: "Мессир, догоните-ка этих монахов и
спросите, кто они и куда везут эту отшельницу, а затем вернитесь и
расскажите нам, то, что узнали". - "Клянусь богом, сир, - ответил Динадан, -
я сделаю то, что вы просите и расспрошу их как можно подробнее, но, если они
не захотят ничего сказать, я не смогу их к тому вынудить и отпущу следовать
своим путем". - "Динадан, - вскричал король, - раз вы так говорите, вы
вольны живым и невредимым вернуться в Камелот!" - "Клянусь господом богом,
сир, вы правы, а на это дело пошлите мессира Ивейна, ибо он-то сможет
развязать им язык". Мессир Ивейн ответил: "Если королю будет угодно послать
меня, я ручаюсь, что они заговорят, и я смогу донести вам то, что они
скажут, а также их имена". - "Так поезжайте же", - приказал король. И он сам
собрался было поехать за ним следом, но Динадан остановил его, сказав так:
"Мессир, прикажите ему, по крайней мере, не трогать их девицу, ибо это может
привести к стычке". Но мессир Ивейн ничего на это не сказал, а пустился в
погоню за двумя монахами.
270. Когда Тристан увидел, что мессир Ивейн скачет к ним галопом, то
спросил у Ланселота, что следует им сделать. "Делайте то, что найдете
нужным", - ответил Ланселот. И, пока они говорили, мессир Ивейн закричал им
во все горло: "Эй вы, святые братья, погодите, я хочу поговорить с вами и
узнать, кто вы и откуда". Тогда Тристан обернулся к нему и сказал: "Клянусь
всем святым, рыцарь, не вам нас останавливать и совать нос в наши дела.
Поезжайте своей дорогой, а нас оставьте в покое". - "Господь свидетель, -
вскричал мессир Ивейн, - вы мне порасскажете свои новости, хочется вам того
или нет, или я вас так продырявлю, как никому и не снилось. Копья и мечи у
вас при себе, так что защищайтесь". Король Артур и другие рыцари, едучи
следом за мессиром Ивейном, услышали его хвастливые речи. Тристан счел, что
рыцарь чересчур назойлив и оскорбил их сверх меры, и он сказал Ланселоту:
"Мессир, я прошу вас, поезжайте вперед, а мне дайте расправиться с этим
рыцарем, ибо терпение мое иссякло". Ланселот ему охотно повиновался и поехал
вперед с прекрасной отшельницей, Тристан же повернул своего скакуна, взял
копье, поправил щит и пустил коня на мессира Ивейна, а мессир Ивейн, видя,
что сражение предстоит нешуточное, сделал то же, что Тристан. И Тристан
нанес ему столь тяжкий удар по щиту, что рассек его надвое и острие его
копья вонзилось рыцарю в плечо, так что тот, не удержавшись, вылетел из
седла и рухнул наземь с копьем в плече, как я уже и сказал.
271. Когда Динадан увидел этот удар, он сказал: "Ну, теперь мессир
Ивейн порасскажет нам новостей о монахах!" - "Тут вмешался дьявол,сказал
король, - какие уж тут новости, боюсь я, как бы не был он всерьез ранен". А
Тристан, нанеся этот удар, поехал вдогонку за Ланселотом. оставив Ивейна
лежать на месте. Мессир Эрек {56}, видя что Ивейн повержен, а монах уезжает,
сказал королю: "Сир, угодно ли вам, чтобы я догнал монаха?" И король
позволил ему это. Динадан же, задержав Эрека, сказал ему: "Мессир рыцарь,
если вам угодно узнать новости у монаха, поговорите сперва с мессиром
Ивейном, и не трудитесь ехать дальше". Но Эрек, смолчав на это, поскакал,
что было духу, и, догнав Тристана, громко крикнул ему: "Ну-ка осади назад,
монах, от меня тебе не уйти!" Монах тотчас повернул коня, помчался на Эрека
и нанес ему такой удар, что тот рухнул на землю, как подкошенный. И когда
Динадан увидел этот удар, он сказал королю: "Сир, прошу вас, если вам будет
угодно приказать мне сразиться с этим монахом, окажите милость и поставьте
меня последним". Король же, видя двух своих доблестных рыцарей, сброшенных с
коней каким-то монахом, так был этим изумлен, что невольно подумал, не те ли
это монахи, о которых ему со всех сторон рассказывали; и понял он, что этих
людей надобно оставить в покое, ибо они храбры и отважны. И он отказался от
мысли преследовать их и велел поворачивать коней.
272. Тогда Динадан сказал ему: "В добрый час, сир, вы хорошо
распорядились, ибо я находил низким то, что приказали вы сделать, ведь это
было противу обычая, который сами же вы и установили, и что за честь вам
была бы от похвальбы, что двое ваших доблестных рыцарей победили двух
монахов. Да и теперь-то, напротив, начнут болтать, что всего один монах взял
верх над двумя славными рыцарями из вашего дома. Не сердитесь, сир, коли я
сказал вам правду". - "Клянусь богом, - воскликнул король, - вы говорите так
не из любви к правде, а из трусости"."Сир, вы немилостивы ко мне, но,
насколько я разумею в ратном деле, этот монах победит не только меня одного,
а и всех моих товарищей". И король понял, что Динадан говорит правду, и стал
опасаться, как бы не случилось худого с его рыцарями; с такими мыслями
повернул он назад и приказал подобрать и посадить на коней мессира Ивейна и
Эрека, которые были столь сильно оглушены, что с трудом поднялись в седло.
273. Теперь послушайте, что придумал лукавый: желая обмануть Тристана и
Ланселота, преобразился он в отшельницу, которую будто бы хотел изнасиловать
монах, но было это попросту злым обманом. Когда лукавый увидел, что схватке
конец и король поворачивает назад, он принялся взывать громко, ибо не
потерял еще надежды поживиться гут, заставив рыцарей убивать друг друга, и
кричал он так: "О, сир король Артур, цвет рыцарства, ради господа бога,
сжальтесь надо мною, бедною пленницей, которую эти подлые монахи силой
уводят в свою часовню, чтобы там обесчестить!" Едва король Артур услышал
призывы отшельницы, он поверил ей и разгневался сверх меры. И поду.мал он,
что коли они на такую низость способны, стало быть, они вовсе не рыцари, а
какие-нибудь беглые монахи, оставившие свое аббатство. И он отдал приказ
своим рыцарям привести их к нему добровольно либо, если не пойдут сами,
силою. И они, вняв его приказу, помчались все вместе, пришпорив коней, вслед
за монахами, которые ехали, бросив пленницу-оборотня, ибо догадались, что
это враг рода человеческого хочет их обвести, а догадались они о том по
клевете, которую она возвела на них, дабы заставить возобновить стычку.
274. И, пока суд да дело, услышали они конский топот и увидали, что
мчится на них весь рыцарский отряд, угрожая им смертью, и тогда Ланселот
сказал Тристану: "Милый друг мой, знайте, что это дьявол впутал нас в
схватку, от которой нам не спастись, если не будем мы защищаться и не
продержимся до тех пор, пока господу не станет угодно подсказать нашим
противникам истину". И, не медля ни минуты, соединили они вместе свои щиты
и, выставив копья, ринулись, подобно урагану, навстречу рыцарям. И, сойдясь
вплотную, так яростно ударили копьями, что древки их треснули, но при том
четверо врагов повержены были наземь. Затем выхватили они мечи и завязали
геройский отважный бой. Эрек наседал на Тристана, чтобы отомстить ему за
позор, которым Тристан покрыл его, но Тристан, не дожидаясь мести, сам нанес
ему такой удар по шлему, что тяжко ранил его и едва не свалил с седла.
Ланселот также защищался, но старался при этом не наносить ран своим
противникам. И, однако, много хлопот доставил им. Когда король Артур увидел,
что все его рыцари не могут сладить с двумя монахами, поклялся он душою
своего отца, что вступит в бой сам и поможет своим рыцарям, и вот, пришпорив
своего коня, налетел он с опущенным копьем на Ланселота. Ланселот с первого
же взгляда понял, что перед ним король, спрыгнул с коня, и, вложив меч в
ножны, поклонился королю так низко, как только мог, говоря: "О, сир, король
мой, наиславнейший в мире, не поднимайте руку на вашего вассала".
275. Когда король услышал эти смиренные слова, он остановил своего коня
и, подняв вверх копье, вопросил: "Кто ты, монах, и отчего так покорно
склоняешься передо мною?" - "О, сир, - ответил Ланселот,я вам все объясню,
но будьте милостивы и прикажите вашим рыцарям не поднимать больше оружия
против лучшего рыцаря в мире". Тогда король крикнул своим рыцарям, чтобы они
оставили монаха в покое и отступили, что те и исполнили весьма поспешно,
втайне довольные тем, что схватку можно прервать. Тристан также опустил меч,
и когда король увидел, что все успокоилось, он отвел в сторону Ланселота и
сказал: "Ну, господин монах, а теперь выполняйте ваше обещание и назовите
себя". Тут снял Ланселот капюшон, который был надет на шлем его, снял и
самый шлем и сказал королю: "Сир, узнаете ли вы теперь вашего верного слугу
Ланселота?" И король, который тотчас признал его, быстро подъехал к нему на
коне и, протянув к нему руки, нежно Ланселота обнял.
276. Рыцари, видя это, были весьма поражены, и Динадан сказал им:
"Сеньоры, если бы королю достались все удары, которые пришлись на нашу долю,
он бы не стал обниматься с тем, кто нанес их, и не подумал бы примириться с
ним". Слова Динадана так позабавили всех рыцарей, что они не смогли
удержаться от смеха, как ни болели их раны. А король, узнавший Ланселота,
сказал ему: "О, милый друг мой Ланселот, скажите, прошу вас, кто же ваш
спутник?" - "Сир, честью клянусь вам, я не могу этого раскрыть, но поверьте,
что это - рыцарь, достойнее коего нет в мире", - ответил Ланселот. Тристан,
который, остановясь поодаль, поджидал Ланселота, тем временем оглядывался,
ища злосчастную отшельницу, и, не увидев ее нигде, понял ясно, что то был
враг рода человеческого, который и смущал их всех. И тогда присел он на
пригорок, откуда мог незаметно наблюдать за Ланселотом. И увидев, что король
и Ланселот долго беседовали с глазу на глаз, стал он опасаться, что Ланселот
выдаст его имя, а потому и зашел в чащу, ибо ни за какие блага не желал быть
узнанным королем, стыдясь одежды, которая была на нем.
277. Король, со своей стороны, видя, что из Ланселота никак не вытянуть
имени другого монаха, к которому, однако, он непременно хочет
присоединиться, отпустил его, прося все же вернуться к нему как можно скорее
и обещая оказать его спутнику всяческие почести, если и он приедет к королю
вместе с ним. Тогда Ланселот покинул короля и поехал к Тристану. Король же,
созвав своих рыцарей, сказал им: "Друзья мои, теперь мы можем возвращаться в
Камелот, ибо наши поиски двух монахов подошли к концу". - "Разумеется, сир,
- воскликнул Динадан, - вы довели дело до конца, правда, конец-то не
честный, а постыдный". - "Ваша правда, - сказал король, - но ведь и вы не
захотели первым попытать свои силы". - "Сир, - отвечал Динадан, - вы же
приказали!" И король рассмеялся, а за ним и остальные рыцари засмеялись
шутке Динадана, и они повернули в Камелот, но по дороге никто из них так и
не смог упросить короля открыть имена двух монахов. И, не добившись ничего
от короля, Динадан сказал ему: "Сир, к дьяволу этих монахов, и религию, и
того, кто ее выдумал, ибо в жизни мне не наносили такого удара по голове,
как нынче". Так они прибыли в Камелот, где король Артур рассказал королеве
все их приключение, особенно хваля отвагу двух встреченных ими монахов, чем
весьма развлек королеву, давно узнавшую, какой веры держались эти два
монаха, но вида она, конечно, королю не показала. И здесь я окончу рассказ о
короле и его дворе, дабы вернуться к Тристану и Ланселоту.
278. Как Ланселот расстался с Тристаном и последовал за королем Артуром
в Камелот, где король его принял весьма радушно, и королева ничуть не хуже.
279. Итак, согласно преданию, после того, как Ланселот расстался с
королем Артуром, он принялся догонять Тристана и нагнал его уже в долине.
Когда Тристан увидел, что за ним едет друг его Ланселот, он очень
обрадовался, и они весело стали беседовать о недавнем своем приключении.
Тристан сказал Ланселоту: "О, рыцарь, друг мой, я опасался, что вы выдадите
меня королю". - "Клянусь душой, вы боялись напрасно, - отвечал Ланселот, -
король даже обиделся на меня за молчание, ибо кроме, как о себе, я и слова
не молвил". - "И я этому рад, - сказал Тристан, - но, поскольку король узнал
вас, мой друг, вам следует вернуться к нему, и я твердо вам обещаю, что
ровно через неделю я приеду навестить вас, если вы меня никому не выдадите".
Эти слова сильно опечалили Ланселота, ибо не было для него большего
огорчения на свете, чем разлука с Тристаном, которого он горячо любил,
однако противоречить ему он не решился и лишь сказал: "Тристан, друг мой,
поверьте, если по прошествии восьми дней вы ко мне не приедете, я сам на
девятый день уеду и не сойду с коня до тех пор, пока не разыщу вас". Так они
и условились и распрощались друг с другом, причем дело не обошлось без
горьких слез.
280. Ланселот повернул за королем Артуром и через полдня достиг
Камелота. Завидев его стены, он сбросил свой плащ, подъехал к дому одного
бедного крестьянина и отдал ему свой плащ вместе с капюшоном, и так его этим
обрадовал, что тот долго благодарил его. Дальше поехал Ланселот в своих
прекрасных рыцарских доспехах. Так въехал он в Камелот, где и был радостно
встречен королем Артуром и всем рыцарством. И он, склонившись перед королем,
спросил: "Сир, дозволено ли мне будет увидеть королеву?" На что король
ответил ему, что он хорошо сделает, коли доставит королеве удовольствие
своим посещением. И Ланселот вышел от короля вместе с мессиром Говеном и
Боором {57}.
281. Он вошел в покои королевы в полном снаряжении, как был, сняв разве
только шлем и щит. Королева сидела на своем ложе и весьма изумилась, как это
рыцарь в боевых доспехах осмелился войти к ней, даже не постучавшись в двери
и не спросив дозволения войти, но Ланселот и не подумал об этом - так велико
было его желание поскорее увидеть ее; он приблизился к ложу, и преклонив
колено, сказал: "Прекрасная дама, да исполнит господь все ваши желания и
даст вам радость". Королева, узнав Ланселота, встала, приняв вид обиженной и
разгневанной, и сказала: "Откуда это вы явились, Ланселот, и где пропадали
столько времени? Должно быть вас какая-нибудь дама при себе удерживала?" И,
сказав это, обняла она Ланселота, не обращая внимания на мессира Говена.
Тогда Ланселот ей ответил: "Прекрасная дама, знайте, что в отсутствии моем
не повинна ни одна дама и, тем паче, девица, но я путешествовал в обществе
лучшего рыцаря в мире". - "Кто же этот доблестный рыцарь?" - спросила
королева. - "Клянусь душой, милая дама, - ответил Ланселот, - это прекрасный
благородный Тристан". - "Где же вы оставили его?" - спросила она.
"Прекрасная дама, - сказал oн, - здесь, в вашем королевстве". - "Ах, отчего
же не привели вы его с собою? - воскликнула королева, - мне бы так хотелось
взглянуть на него!" - "Милая дама, он столь учтив, что никогда и не помыслит
покинуть пределы вашего королевства, не приветствовав сперва вас". - "Если
то, что вы говорите, правда, - сказала королева, - я вам прощаю вашу вину.
Но скажите же мне, прошу вас, много ли месс отслужили вы, пока были
монахами?" - "О, милая дама, - ответил Ланселот, - поверьте, сколько душе
было угодно".
282. И он принялся рассказывать королеве, мессиру Говену и Боору о
великих подвигах Тристана, кои привели королеву в изумление и пробудили в
ней великое желание увидеть его. Потом рыцари распрощались с королевою и
вернулись к королю, а тот весьма обрадовался Ланселоту и усадил его подле
себя. Все рыцари Стола его весело приветствовали, если не считать Динадана,
который молча и искоса смотрел на него, что король тотчас же приметил и
сказал: "Динадан, отчего не здороваетесь вы с Ланселотом?" - "Сир, - ответил
Динадан, - я не вижу здесь Ланселота, а вижу лишь монаха, промышляющего по
лесам и побивающего рыцарей вашего дома и товарищей Ланселота". Услышав это,
король расхохотался и все рыцари также, Ланселот же встал и, подойдя к
Динадану, обнял его и примирился с ним. И они долго еще вспоминали о славных
деяниях двух монахов. Но здесь я и окончу свой рассказ о них, дабы вернуться
к прекрасному Тристану.
283. Как Тристан, расставшись с Ланселотом, встретил доброго Туверналя,
который разыскивал его по всему королевству Логр. И как Тристан приехал
повидаться с Ланселотом в дом короля Артура.
284. Итак, согласно преданию, когда Тристан распрощался с Ланселотом,
он ехал по лесу до вечера и встретил доброго отшельника, который приютил его
в своем маленьком домике, чему Тристан очень обрадовался и горячо благодарил
его, ибо весьма нуждался в отдыхе после столь тяжкой битвы со множеством
рыцарей. И он остался там на всю ночь, а добрый отшельник ухаживал за ним,
как мог, и отвел пастись его коня. Затем кроткими и разумными словами убедил
он его скинуть плащ и капюшон, которые носил Тристан поверх лат, и пока они
вели об этом беседу, Тристану бросился в глаза щит, висящий в углу кельи,
-он был наполовину белый, наполовину черный и с золотым окаймлением, но
никакого герба на нем не было. Едва Тристан заметил прекрасный и прочный
этот щит, он так ему понравился, что стал он просить доброго отшельника:
"Мессир, отдайте мне этот красивый щит, ибо мой уже весь разбит". -
"Клянусь, я отдам его вам, - отвечал отшельник, - но взамен попрошу вас о
небольшой услуге". - "Что же угодно вам?" - спросил Тристан. - "Я хочу, -
сказал отшельник, - чтобы вы, во-первых, сняли свой плащ, а, во-вторых,
назвали мне свое имя". - "Охотно, - ответил Тристан, - но вы мне также
назовите себя и расскажите, где взяли вы этот щит". - "Я согласен", - сказал
отшельник.
285. "Знайте же, рыцарь, - начал он, - что родом я из королевского дома
и прихожусь близким родственником Мелиадуку из Леонуа; в свое время был и я
славным рыцарем и носил имя Доброго Сеньора. Так вот, после смерти доброго
короля Мелиадука, моего кузена, погибшего в лесу, остался от него сын, но
поскольку был он весьма юным, я, как ближайший его родственник, решил отдать
его на воспитание во дворец короля Артура, дабы там его обучили всему, что
подобает рыцарю, а затем я отправился из своей страны в королевство Логр. И,
когда я ехал по этому лесу, вдруг пришло мне в голову намерение посетить эту
малую обитель, где жил один старый отшельник, известный своей святою жизнью;
он накормил меня тем, что у него было, и спросил, кто я. И я рассказал ему
все, как есть, ибо он мне очень понравился, а он, когда выслушал мой
рассказ, сказал: "Милый друг, я вам советую не печалиться об этом деле, ибо
отпрыск, оставшийся после доброго короля Мелиадука, взрастет и, став цветом
рыцарства, отомстит за своего отца". А потом он столь заманчиво описал мне
свою отшельническую жизнь, что я ушел от мира, дабы жить вместе с ним, и до
сих пор не выезжал отсюда. А висит там мой собственный щит, который я и
храню по сей день".
286. Когда Тристан выслушал святого человека, он тут же сбросил свой
капюшон и бросился старику в объятия, нежно говоря ему: "О, мой милый дядя,
я ваш родственник, сын короля Мелиадука, и тот самый мальчик, о котором вы
только что поведали. Да будет благословен день нашей встречи, ибо я давно
уже наслышан как о доблести, так и о святости вашей". И добрый отшельник,
плача от радости, воскликнул: "О, Тристан, как вы прекрасны, возблагодарим
же господа за то, что он даровал вам столь совершенный облик!" И почти всю
ночь добрый отшельник и Тристан провели в беседах, и старик наставлял его на
путь истинный. Утром же отшельник, благословив Тристана, отдал ему свой щит,
а Тристан оставил ему плащ с капюшоном, чем весьма отшельника обрадовал, ибо
он осуждал Тристана за ношение этой одежды; а затем, после прощания, они
расстались, Тристан сел на своего коня и, повесив на грудь прекрасный щит,
подаренный ему отшельником, уехал. И он поехал лесом и следовал по нему до
полудня, как вдруг завидел рыцаря, но так издалека, что невозможно было
разглядеть его, когда же он подъехал поближе, Тристан увидел, что то был
преданный слуга его Гуверналь, которого он так любил. Гуверналь также увидел
Тристана, но не признал его, ибо тот сменил свой щит. Тристан тогда решил
подшутить над своим воспитателем и громко крикнул ему: "Мессир рыцарь, я
хочу сразиться с вами, так что либо защищайтесь, либо отдайте мне ваш щит".
- "Клянусь богом, мессир рыцарь, - ответил Гуверналь, - весьма невежливо вы
поступаете, требуя у меня мой щит. Я уж предпочту сразиться". И он помчался
на Тристана так быстро, как только мог заставить скакать своего коня.
Тристан повременил немного, а когда тот приблизился, Тристан отпрянул в
сторону и поднял кверху свое копье, так что Гуверналь, не задев Тристана,
промчался мимо, чем весьма был уязвлен, и повернув коня, хотел опять
броситься на Тристана, но тот всем видом своим показывал, что не желает
вступать в бой. Тогда Гуверналь ему крикнул: "Ну, что же, рыцарь, сперва вы
хотели отнять у меня щит, а теперь стоите, ни слова не говоря?" - "Клянусь
богом, именно так",ответил Тристан. И, сказав это, он прислонил копье свое к
дереву, затем снял шлем и подошел к Гуверналю, чтобы обнять его.
287. Едва Гуверналь понял, что перед ним добрый его господин Тристан,
которого он так горячо любил, он несказанно обрадовался, ибо давно уже
разыскивал его. Он спрыгнул с лошади и обнял его колени. И встреча их была
весьма радостной. Тристан все расспрашивал, как поживает королева Изольда, и
Гуверналь сказал ему: "Знайте, господин мой, что я давно уже по ее приказу
отбыл из Тинтажеля, чтобы искать вас повсюду, ибо ей очень хотелось узнать,
где вы. И она просила передать вам, чтобы вы, бросив все дела, спешно ехали
ко двору короля Марка, ибо дядя ваш, король Марк, согласен помириться с
вами. И оттого он хочет вас видеть, как никого на свете, и проклинает день и
час, когда вас поссорили с ним, и тех, кто посеял меж вами раздор".
288. Прекрасный Тристан возликовал, слушая эти речи, и отвечал
Гуверналю: "Знайте, мессир, что, если бы не обещание, что я дал Ланселоту, я
бы тотчас вернулся с вами в Тинтажель, ибо более всего на свете желал бы я
увидеться с королевой Изольдой, но ни за какие блага не нарушу я своего
слова". - "Как, - воскликнул Гуверналь, - неужто не поспешите вы в
Корнуэльс?" - "Пока нет", - ответил Тристан. - "Но если королева спросит
меня по возвращении, что же мне ответить ей?" - спросил Гуверналь. "Не
назначайте ей срока, но заверьте ее, что, как только я смогу, я приеду к
ней. И скажите ей по секрету, что перед тем, как ее увидеть, я сыграю добрую
шутку с Ланселотом, не хуже той, что он сыграл со мною в Тинтажельском саду,
а еще передайте от меня привет и ей и милой Бранжьене". - "О, господин мой,
- воскликнул Гуверналь, - если вы вскорости не вернетесь, вы станете
причиною смерти королевы, ибо она тяжело переносит долгое ваше отсутствие,
да и король, ваш дядя, также удручен им". И при этих словах крупные слезы
текли из глаз Гуверналя, ибо приходилось ему вновь расставаться с Тристаном,
которого он надеялся, встретив, увезти с собою.
289. Тогда стал он просить Тристана, чтобы тот разрешил ему
сопровождать себя ко двору короля Артура. "Клянусь душою, - ответил Тристан,
- это невозможно, возвращайтесь незамедлительно к королеве, ибо тем окажете
ей неоценимую услугу, - ведь чем скорее узнает она о вашей встрече со мною,
тем скорее утешится". Когда добрый Гуверналь услышал приказ своего
господина, он сел на коня, и Тристан на прощанье обнял его. Но Гуверналь
даже не смог ответить на прощальные слова Тристана, ибо сердце его сжималось
от тоски и предстоящей разлуки со своим сеньором, а потому, чтобы не
растравлять себя, он пришпорил коня и поскакал в Тинтажель, и так спешил,
что вскоре предстал перед королевою и передал ей слова Тристана, чем ее
весьма утешил. Но здесь я прерву мой рассказ о них, дабы вернуться к
Тристану.
290. Как Тристан, отослав Гуверналя, отправился в Камелот повидаться с
другом своим Ланселотом. И как он был торжественно принят королем Артуром и
королевой Геньеврою.
291. Итак, согласно преданию, когда Тристан расстался с Гуверналем, он
поскакал прямо по лесной дороге, ведущей в Камелот, без всяких на сей раз
приключений. И когда он достиг города, то поехал по главной улице ко дворцу
короля, который как раз сидел у окна, беседуя с Ланселотом. И король,
заметив Тристана, который лихо гарцевал на своем коне, долго его
рассматривал вместе со всеми придворными, восхищаясь его осанкою. Ланселот
также смотрел на него, но не смог его узнать по той причине, что Тристан
сменил щит и сбросил свой монашеский плащ. Однако, взглянув на его коня и на
посадку всадника, он догадался, кто это, но виду не подал, а взглянул
вокруг, нет ли рядом кого из его друзей, и случайно увидел Боора Ганнского,
двоюродного своего брата, которому и шепнул: "Кузен мой, спуститесь скорее
вниз и пригласите этого благородного рыцаря пожаловать в мои покои". И Боор
сразу же пошел. Он обратился к рыцарю и, поздоровавшись с ним, спросил:
"Мессир рыцарь, вам, верно, желательно найти себе пристанище?" - "Клянусь
богом, - ответил Тристан, - мне бы хотелось остановиться у благородного
рыцаря Ланселота". - "Так следуйте же за мной, - сказал Боор, - я вас
проведу к нему". - "Прошу вас, - ответил Тристан, - ибо ни в каком другом
месте останавливаться мне нельзя". - "В добрый час, - сказал Боор, - идемте,
я укажу вам дорогу".
292. И Боор пошел вперед, а Тристан, который сразу признал Боора,
последовал за ним верхом, и так они прибыли к дому Ланселота, а там Тристан
спешился, и Боор повел его в комнаты. Он помог ему снять доспехи и накинул
ему на плечи богатый плащ. Тут-то Боор и узнал Тристана; он низко ему
поклонился и почтительно поздоровался с ним, но Тристан сказал ему, чтобы он
не делал этого, а обращался с ним, как с простым приезжим. И Боор
повиновался, но сперва усадил Три" стана, чтобы тот немного отдохнул до
прихода Ланселота.
293. Боор же вернулся к Ланселоту и рассказал ему, что он видел и как
принял Тристана, чем порадовал Ланселота так, как если бы тот стал вдруг
королем всей Галлии. Он подошел к мессиру Говену и сказал ему: "Я хочу
доверить вам одну новость, которая вас обрадует, но только клянитесь мне,
что будете держать ее в тайне". Мессир Говен, которому очень хотелось узнать
тайну Ланселота, торжественно поклялся, что будет молчать. "Тогда следуйте
за мной, - сказал Ланселот, - и я покажу вам сейчас лучшего рыцаря в мире".
- "Как, - воскликнул мессир Говен, - кто же этот рыцарь, который удостоился
столь высокой похвалы?" - "Клянусь душой, - ответил Ланселот, - это
прекрасный Тристан Корнуэльский". - "Не верю, - ответил мессир Говен, - вы
смеетесь надо мною". - "Бог свидетель, - сказал Ланселот, - вы сейчас
убедитесь в этом". И они пошли в дом Ланселота, никого не взяв с собою,
кроме Боора. Когда все трое вошли в комнату, где отдыхал Тристан, тот
вскочил со скамьи и обнял их всех, и они так радовались свиданию, что и
сказать нельзя.
294. Мессир Говен заговорил первый и так сказал Ланселоту: "Будьте же
благословенны, ибо склонили прибыть к нам цвет рыцарства, рыцаря, которого
давно желали мы принять у себя". И они опять обнялись, и множество еще
почестей и низких поклонов отдали Тристану, прося его при том навестить
короля. Но он наотрез отказался, и они, отступившись от своей просьбы,
приказали готовить трапезу, после чего Ланселот сказал Тристану: "Друг,
отдыхайте здесь, а мы пока пойдем к королю обсудить некоторые дела, к тому
времени подоспеет обед, и мы сядем за стол все вместе". - "Идите же, -
сказал им Тристан, - только прошу вас не выдать моего приезда никому из
ваших товарищей до того, как скажете об этом королю и королеве". И они
обещали ему, что сделают, как он просит.
295. Они вышли и вернулись к королю в зал, где готовились к трапезе.
Когда король увидел Ланселота, мессира Говена и Боора, он подозвал их,
приглашая за стол. Но Ланселот ответил королю: "Сир, мы просим простить нас,
но мы не можем обедать здесь". - "Где же будете вы обедать?" - спросил
король. "Сир, - ответил мессир Говен, - в доме у Ланселота". - "Что ж,
видно, у вас к обеду какая-нибудь редкостная дичь, - спросил король, - что
вы чураетесь меня?" - "Сир, - отвечал ему Ланселот, - клянусь, у нас к обеду
такая редкая птица, какой вы и не видывали". - "Господи боже, - воскликнул
король, - что же это за птица, скажите мне!" - "Сир, - сказал тогда
Ланселот, - если вам угодно будет обещать мне, что не выдадите того, что я
скажу, я вам сообщу, что ждет нас за обедом". - "Даю вам слово, - ответил
король, - что я не скажу этого никому". - "Так знайте, сир, - сказал
Ланселот, - что в доме моем ждет меня достойнейший в мире рыцарь -
прекрасный Тристан Корнуэльский, с которым мы вместе и сядем за стол, но он
запретил нам говорить о своем прибытии кому-либо, кроме вас, сир, и госпожи
королевы". - "Клянусь богом, - воскликнул король, - давно не слышал я такой
приятной новости, но будьте уверены, что этот обед без меня не обойдется". И
он приказал седлать себе коня, что и было тотчас исполнено, и повелел не
сопровождать его, но ждать здесь, так как он скоро вернется.
296. И он спустился вниз, сопровождаемый тремя рыцарями, и, сев на
своего иноходца, направился вместе с ними в дом, где ждал Тристан. Там
спрыгнул он с коня и поспешно взбежал по ступеням, так не терпелось ему
увидеть Тристана. Ланселот, который был скор на ногу, обогнал короля, и
вбежал в комнату Тристана, говоря: "Тристан, друг мой, вставайте, ибо сам
король приехал повидаться с вами". Тристан подумал, что Ланселот шутит и не
двинулся с места, как вдруг увидел он, что король и в самом деле входит в
его комнату. Он мигом вскочил и бросился перед ним на колени, желая
поцеловать его ноги, но король удержал его и ласково поднял, говоря:
"Тристан, милый сын мой, как долго я ждал этого часа, и все мои рыцари
также, добро пожаловать к нам". И он обнял его чуть ли не сто раз. "О, сир,
- отвечал Тристан, - я сейчас счастливее всех рыцарей на земле, ибо
величайший в мире король пожаловал к простому рыцарю, которому, живи он хоть
сто лет, ничем не заслужить такой чести". - "Милый сын мой, Тристан, -
сказал король, - любой государь почел бы счастьем иметь вассалом такого
рыцаря, как вы; о, сколь велика моя радость оттого, что я вижу вас здесь!"
297. В таких разговорах, о коих я речь веду, король провел там с добрый
час, а потом стал упрашивать Тристана пожаловать для трапезы к нему во
дворец, от чего Тристан отказался, извиняясь как можно учтивее, ибо не хотел
видеться ни с кем, кроме короля и королевы. И король заверил его, что никому
имени его не выдаст, и еще раз пригласил к себе, и тогда Тристан согласился,
ибо не решался более отвергать столь горячие просьбы короля, который обещал,
что представит его как приезжего из королевства Галльского. И король взял
его за руку и свел вниз по ступеням. Затем сел он на своего иноходца, а
Тристана посадил позади себя, и так прибыли они во дворец, где и сообщили
рыцарям, что это родственник Ланселота, и те оказали ему радушный прием.
298. Покамест они беседовали все вместе, король вошел к королеве и
сказал ей: "Прекрасная дама, господь да сохранит вас, я принес вам новость,
которая, я полагаю, обрадует вас". - "Что же это за новость?" - спросила
королева. - "Господь мне свидетель, благородная дама, - ответил король, -
сегодня за стол наш сядут два доблестнейших рыцаря в мире, благородством и
прочими достоинствами никем не превзойденные". - "Кто же эти рыцари, -
спросила королева, - и отчего вы их так расхваливаете?" - "Милая дама, -
сказал король, - один из них Ланселот Озерный, а другой - Тристан
Корнуэльский". Когда королева услышала, что Тристан прибыл во дворец, она
сперва никак не могла этому поверить, хотя давно желала увидеть этого
прекрасного рыцаря. И она воскликнула: "Сир, вы смеетесь надо мною!" -
"Клянусь вам, нет", - ответил король. - "Тогда это и впрямь прекрасная
новость, - сказала она, - ибо больше всего на свете желала бы я увидеть его,
и, так как он будет обедать с вами, я смогу наглядеться на него всласть". -
"Нет, боже упаси, милая дама, - сказал король, - он не желает быть
названным, почему мы и уверили всех, что это просто рыцарь из королевства
Галльского, близкий родственник Ланселота; но я обещаю вам, что сразу же
после обеда я проведу его в ваши покои". - "Так спешите же, сир,сказала
королева, - и не забудьте, что я жду вас здесь".
299. Тогда король вышел от нее и вернулся в зал, где Тристан сидел уже
меж рыцарей, из которых каждый желал с ним поговорить. Король приказал
подать воду для рук, потом сел и посадил выше всех Тристана, Ланселота и
Говена, а затем и всех прочих усадил по чину. Не успели они приступить к
трапезе, как явилась девушка и спросила, кто из рыцарей - родственник
Ланселота, и Тристан ей ответил: "Он перед вами, красавица". - "В добрый
час, - сказала девица, - королева просит вас к себе, ибо она желает
переговорить с вами". На что Тристан ответил, что придет охотно. "Дайте ему
сперва пообедать, - сказал король, - он только что сел за стол". - "Надо,
чтобы он шел без промедления, - сказала та, - так хочет королева". - "Ну,
что ж, идите, - сказал король,и возьмите с собою, кого хотите". Тристан
позвал Ланселота и мессира Говена, а больше никого, и сказал им: "Идемте со
мною к королеве".
300. И они охотно за ним последовали и пришли к королеве, которая
сидела в своей комнате в богатом убранстве, на прекрасном и роскошном
возвышении, желая показаться Тристану красивой, ибо знала, что он будет
рассказывать о ней королеве Изольде. Увидев королеву, Тристан пал перед нею
на колени, но королева, встав с разгневанным видом, сказала: "О, Тристан,
Тристан, милый друг мой, не стыдно ли вам столь смиренно приветствовать ту,
которая хотела бы служить вам из любви к рыцарю, что любит вас более самого
себя!" И она приподняла его своей прекрасной рукой и, усадив рядом с собою,
начала расспрашивать подробно о прекрасной королеве Изольде. Тристан сказал
ей: "Знайте, прекрасная дама, что она посылает вам со мною тысячу приветов".
- "Ах, боже мой, - отвечала королева, - и я принимаю их, как от самой
дорогой подруги в мире, и прошу вас, прекрасный мой Тристан, когда вы
свидитесь с нею, передать ей от меня столько же приветствий, а еще скажите
ей: самое мое горячее желание-это увидеть вас вдвоем с нею и с Ланселотом и
познать ту же радость, что и она узнала, навещая неких двух монахов в некоем
аббатстве". - "О, прекрасная дама, - сказал Тристан, - вижу я, мессир
Ланселот уже рассказал вам все новости, я это понял из ваших слов, но,
клянусь, я желаю того же в тысячу раз сильнее и надеюсь, что, коли бог даст
здоровья вам и мессиру Ланселоту, желание ваше исполнится". Тогда королева
рассмеялась и стала упрашивать его поведать ей о том, как были они
застигнуты злым предателем Андретом,
301. И Тристан поведал ей всю правду, особенно упомянув о подвиге
Ланселота, не будь которого, он, без сомнения, погиб бы. Тогда королева
сказала: "Поверьте, Тристан, что никогда не совершал Ланселот подвига,
который был бы мне более приятен, чем этот, ибо тем оказал он услугу вам и
королеве Изольде". - "О, прекрасная дама, великий подвиг благородного
сеньора Ланселота происходит от безмерной любви, которую он питает к вам, и,
так же, как эта любовь превосходит любую другую в мире, так и подвиги его
затмили все, что совершено поныне рыцарями. Я так говорю, ибо знаю в этом
толк". Долго беседовали Тристан и королева, пока не пришло время расстаться,
ибо их ждал король. И как только прекрасный Тристан поднялся, королева
попросила его сесть опять и сказала: "Не уходите, я хочу кое-что сказать вам
по секрету". Тристан повиновался и сел рядом с нею. Тогда королева тихо
сказала ему: "Тристан, дорогой друг мой, горячая любовь, которую, как я
вижу, питаете вы к Ланселоту, дает мне право довериться вам одному и открыть
свои мысли: я не буду счастлива до тех пор, пока, с вашей помощью, не
соединюсь с Ланселотом столь же тесными узами, что и вы - с королевой
Изольдой в комнате, выходящей в Тинтажельский сад, и я клянусь вам всем
святым, что сильно завидую ей, и не успокоюсь, пока не достигну того же".
302. Когда Тристан услышал об этом желании королевы, он так возликовал,
будто ему предложили корону Логра, ибо понял, что может доставить своему
другу неслыханную радость. И он ответил: "О, прекрасная моя королева,
поскольку вы открылись мне и доверили тайное ваше желание оказать столь
великую честь сеньору Ланселоту, цвету рыцарства всего мира, я клянусь вам,
что с вашей помощью мы проведем эту ночь в вашей комнате, и
времяпрепровождение наше будет приятным и радостным". - "Как же вы устроите
это?" - спросила она. - "Прекрасная дама, - ответил Тристан, - не
беспокойтесь ни о чем, но только прикажите доставить мне арфу получше, и
когда она будет у меня в руках, я довершу остальное, ибо едва придет ночь и
королю захочется спать, мы с Ланселотом подойдем к двери его спальни, и я
сыграю ему одно лэ, мне хорошо знакомое, и усыплю его, а затем не будет
ничего проще, как войти к вам, дабы завершить наше дело". Королеве эти речи
пришлись весьма по сердцу и она пообещала отыскать арфу, горячо благодаря
Тристана за его великодушное согласие и прося лишь о том, чтобы не раздумал
и довел дело до конца. И Тристан ее в том уверил.
303. С тем и ушли они от королевы и вернулись все трое в зал, где
король ожидал их. Увидев их, он весело их приветствовал, и они принялись
беседовать о приключениях, в том проведя некоторое время. Затем Тристан с
улыбкою просил короля отпустить его, сказав: "Сир, берегитесь, ибо есть
искусный арфист, который собирается развлечь вас этой ночью одним лэ, оно
придется вам по вкусу, ибо сложено было для вас р те времена, когда вы были
влюблены в госпожу королеву, и ей также его споют". - "Ну что ж, -
воскликнул король, - уж мы постараемся, чтобы вы не застигли нас врасплох".
304. И прекрасный Тристан вышел, а за ним последовал и Ланселот, не
желая отставать от него. Когда они покинули дворец, то Тристан, уверившись,
что за ними не следят, рассказал Ланселоту всю затею, как вы уже о том
слышали. Едва Ланселот узнал об этом, неописуемая радость охватила его. Он
горячо поблагодарил Тристана и стал умолять его закончить дело так, как оно
было задумано, и Тристан ответил ему, что беспокоиться не о чем, он все
устроит. А королеве, к которой и сон не шел, удалось раздобыть тем временем
арфу, которую она и послала к Ланселоту. И, когда Тристан увидел арфу, то
понял, что королева ничего не забыла и готова к свиданию, и сказал о том
Ланселоту, чье сердце запылало от счастья. Тристан взял арфу и, опробовав
струны, нашел, что она превосходна. Тут сказал он Ланселоту: "Мессир, не
бойтесь ничего, раз арфа у меня в руках, дело наше удастся". При этих словах
вошел в комнату Боор, и они рассказали ему обо всем, ибо Лансеселот доверял
ему, как никому другому. А затем сели они за ужин, ожидая назначенного часа.
305. Так сидели они довольно долго, пока не увидели, что время им идти,
а тогда накинули они свои плащи, но не взяли никакого оружия, кроме разве
мечей. Тристан держал арфу под мышкой, Ланселот же попросил Боора остаться в
доме и ждать их возвращения, чему тот повиновался. Наконец, никем не
узнанные, прошли рыцари во дворец. Король уже лег, так как было довольно
поздно. Ланселот, зная все ходы и выходы во дворце, провел Тристана прямо к
дверям королевской спальни Артура. Там заиграл Тристан свое лэ на звонкой
арфе, и зазвучала столь дивная мелодия, что вряд ли какой смертный слышал
лучше. Король, который еще не спал, внимал ей с восторгом и сказал мессиру
Говену, сидевшему у его постели, что в жизни не слыхал он столь чудесной
музыки. "Сир, - ответил мессир Ровен, - вы, верно, догадались, что играет не
кто иной, как Тристан, ведь он предупредил вас, чтобы вы были к тому готовы;
не правда ли, он лучше всех в мире владеет искусством игры на арфе, и мне
довелось уже однажды слышать его, когда он освободил меня из тюрьмы". -
"Клянусь душой, - воскликнул король, - теперь я знаю: правду говорят, когда
называют Тристана Корнуэльского совершенством средь рыцарей мира". - "Вы
правы, сир, - ответил Гоьен, - он, может статься, даже больше, чем
совершенство. Я полагаю, что он, а также Ланселот нынче ночью будут без
устали развлекать весь ваш двор".
306. Когда Тристан довольно поиграл у дверей королевской опочивальни,
они с Ланселотом ушли тихонько и пошли к спальне королевы, которая в большом
волнении ожидала обоих рыцарей. Она уже отослала всех служанок, кроме одной
особенно верной, и та поджидала у дверей прихода рыцарей. И, увидев их,
тотчас доложила о том королеве, которая подбежала к двери, чтобы встретить
прекрасного Тристана, и, взяв его за руку, ввела в комнату, а за ними вошел
Ланселот. И, введя гостей, королева приказала запереть двери. Столь велика
была ее радость от долгожданного свидания с Тристаном и Ланселотом, что
обняла она Тристана множество раз, а он, устыдившись, сказал ей: "Прекрасная
дама, вы со мною так милостиво обращаетесь и так меня обласкали, что мой
друг Ланселот заподозрит что-нибудь худое". - "Ну, так что ж, - ответила
королева, - я и должна любить вас сильнее, чем его, ибо без вас, Тристан, не
быть бы Ланселоту здесь, со мною наедине. И, если из любви, которую я питаю
к вам, дал бы господь очутиться здесь королеве Изольде, которую вы так
любите, тогда наше счастье было бы полным". - "Клянусь, прекрасная дама, -
воскликнул Тристан, - если бы вы сами не противились любви, желания ваши
были бы давно удовлетворены".- "За мною дело не станет", - отвечала
королева.
307. Так они шутили и беседовали все втроем, и часть ночи уже прошла, -
тогда прекрасный Тристан Корнуэльский сделал вид, что его сморил сон, и лег
на ложе, а королева, позвав Ланселота, повела его в свою спальню и указала
на пышную постель, а затем вернулась к Тристану и, положив руки ему на
плечи, попросила хорошенько стеречь их, пока она будет наслаждаться любовью
Ланселота. И, если он увидит, что любовь заставила их забыть обо всем на
свете, то пусть положит конец их усладам и прикажет им разойтись. На что
Тристан ей сказал: "Прекрасная королева, не бойтесь, я не сомкну глаз, так
же как не спал в Тинтажеле верный друг мой Ланселот, чем и спас тогда меня
от смерти". Тут прекрасная королева поцеловала его, вернулась к Ланселоту и
раздевшись донага, бросилась в его объятия на пышное ложе, где они провели
время в наслаждениях до самой зари, ибо, как гласит предание, Ланселот тогда
спал с королевою впервые {58}.
308. Тристан же не сомкнул глаз из боязни за Ланселота и, видя, что
утро настало и прогнало ночь, пришел разлучить любовников и заставить встать
Ланселота, который жалел лишь о том, что ночь чересчур коротка, но делать
было нечего, и он поднялся, наспех прощаясь с королевой, а прекрасный
Тристан сказал: "Да будет вам угодно приказать мне все, что хотите, ибо я
ваш слуга; не знаю, увидите ли вы меня еще, но, где бы я ни был, для вас и
для Ланселота я готов на все, и в том вы будьте уверены". - "Как, -
воскликнула королева, - Тристан, да неужто вы нас покинете? Увы, я так
огорчена, ведь я надеялась, что с вашей помощью долго еще смогу наслаждаться
с любимым моим Ланселотом, а теперь я теряю и его, и вас, ибо если вы
уедете, конечно, он последует за вами. Вы - главная причина моего счастья и
главная же причина утраты его". - "Прекрасная дама, - ответил Тристан, - я
клянусь вам, госпожа моя, что Ланселот последует за мной лишь в том случае,
если жизни моей будет угрожать опасность".
309. И они покинули королеву и вернулись в дом Ланселота, никого по
пути не встретив. Еще не занялся день, когда они решили пойти к утреннему
одеванию короля, и отправились во дворец. Король уже поднялся, когда они
вошли к нему в опочивальню Они его почтительно приветствовали, и король,
поздоровавшись с ними, сказал: "Тристан, друг мой, я полагаю вас лучшим на
свете арфистом, ибо никто и никогда не играл мне столь сладкозвучного лэ,
как ваше, ни на одном инструменте, и я весьма благодарен вам за то великое
удовольствие, что получил нынче ночью от вашей игры". - "О, сир, - ответил
Тристан, - это Ланселот заставляет меня безумствовать всякий раз, как ему
захочется, и, если игра моя мешала вам почивать, то это не моя, а его вина".
Так два благородных рыцаря шутили перед королем, который весело смеялся, их
слушая, а когда он уже был одет и собрался выйти из спальни, то Тристан
подошел к нему и, поклонясь, сказал: "Сир, угодно ли вам будет сегодня
отпустить меня, ибо меня призывает неотложное дело". - "Как, - воскликнул
король, - Тристан хочет нас покинуть! А я - было приказал почитать вас, как
самого себя и хотел просить вас составить нам компанию за Круглым Столом!" -
"О, сир, - ответил прекрасный Тристан, - недостоин я чести, которую вы
уготовили мне. Но да не лишит меня господь радости сесть когда-нибудь за
Стол вместе с вами, сир, король мой, и когда наступит день и час этому, я не
откажусь от такой чести, а сейчас будьте милостивы и позвольте мне ехать,
ибо король Марк, мой дядя, порешил заключить мир со мною и дело это не
терпит отлагательства". И тогда король отпустил его, обняв сначала множество
раз.
310. И Тристан вышел из комнаты, а Ланселот за ним, и они пошли
перекусить, после чего Тристан начал снаряжаться. Когда Ланселот увидел, что
Тристан готовится уехать, он также стал собираться, но Тристан не позволил
ему надеть доспехи, и попросил не сопровождать его на сей раз, ибо он этого
не хотел, однако Ланселот не пожелал и слушать. Тристан был уже в доспехах,
он сел на своего коня, которого ему оседлали, так же, как и коня Ланселота,
и Ланселот сел в седло, а Тристан не смог ему воспрепятствовать. Они
поскакали по улицам к городским воротам и увидели, что едут за ними мессир
Говен и Боор, при полном, как и они сами, снаряжении. Тристан пристально на
них посмотрел и остановил коня, и то же сделал Ланселот, поджидая рыцарей.
И, когда они приблизились к Тристану, он поблагодарил их за честь, что они
ему оказали, но попросил вернуться; однако они отказались, и тогда он
согласился взять их с собою. Так выехали они из Камелота вчетвером, весьма
изумив других рыцарей короля Артура почестями, которые оказывались
рыцарю-пришельцу из королевства Галльского, - ведь не ведали они, что то был
Тристан Корнуэльский, столь славный своими подвигами. А четверо рыцарей,
покинув город, ехали целый день и к ночи достигли Виндзора {59}, где
сеньором был Калогренан {60}, один из рыцарей Круглого Стола, который их
весьма радушно принял.
311. Утром они вновь пустились в путь и поехали через Дарнантский лес,
а к девяти часам подъехали к источнику, где и спешились, дабы немного
отдохнуть и напоить лошадей. Не успели они сойти наземь, как увидали весьма
красивую молодую девицу в богатых уборах, верхом на иноходце; впереди нее
ехал крошечный карлик, держа плащ этой дамы. Высокий и мощного сложения
рыцарь сопровождал их на добром коне. И, когда они приблизились к источнику,
о котором я речь веду, и подъехали к тому месту, где стояло четверо рыцарей,
то Тристан спросил Ланселота, не знает ли он эту даму, на что Ланселот
ответил, что не знает, но что рыцарь, на его взгляд, выглядит весьма
благородно. Когда рыцарь, спутник дамы, оказался возле самого источника, он
крикнул рыцарям, что там отдыхали: "Сеньоры, освободите это место, ибо моя
дама желает здесь отдохнуть!"
312. Ланселот, слыша оскорбительные слова рыцаря, который желал
прогнать их, ответил: "Господь спаси, мессир рыцарь, неужто такими вот
речами надеетесь вы очистить это место против нашей воли, - да ведь нас
четверо, а вы один! Для вас мы и шагу не ступим, другое дело, если это
угодно будет даме, которая с вами, - пусть она попросит нас об этом, да
назовет свое имя, и мы исполним ее просьбу, зная, кому оказываем такую
честь". - "Клянусь, - вскричал рыцарь, - вам не узнать, кто она и откуда, да
и ничего сверх того, а уйти вам все же придется, хотите вы того или нет".
Тут Ланселот сказал Тристану: "Ну, каков славный рыцарь, ай да занесся!" -
"Клянусь душой, - ответил Тристан, - я еще не видел ничего подобного, он
заслуживает трепки, и потому я ему отвечу". И он сказал рыцарю: "Как,
рыцарь, вы хотите наглыми своими приказаниями прогнать нас от источника, не
спросив нашего на то желания? Да я полагаю, вы лишились рассудка, коли так
себя ведете,- ведь мы охотно ушли бы, захоти того ваша дама, для вас же мы и
пальцем не шевельнем, ибо вся вина на вас".
313. Вскочил Тристан в седло и, взяв копье и щит, пришпорил коня и
направил его на рыцаря, а рыцарь помчался на него. Они так ударили копьями,
что древки их разлетелись на куски, но противники удержались в седле, и это
весьма изумило Тристана и его спутников, которые решили, что коли рыцарь не
упал, он, должно быть, искуснейший боец. Тогда схватились они за мечи и
принялись яростно рубиться. Рыцарь поражался мощи Тристана, ибо никогда и ни
в ком не полагал такой силы, кроме как у Тристана Корнуэльского. Этот бой, о
коем я речь веду, длился добрый час, что уязвило Тристана, ибо устыдился он
перед теми, кто смотрел на него. И он, рассердившись начал наступать на
рыцаря и наносить ему столь тяжкие удары, что тот шатался и не мог более
выносить их, отчего трое рыцарей уверились, что поражения ему не миновать.
Тристан же, не ожидавший столь упорного сопротивления, очень хотел узнать,
что за рыцарь перед ними, до того, как покончить с ним совсем.
314. Когда дама увидела своего рыцаря в столь плачевном положении,
израненного и почти уже побежденного, стала она вздыхать и горько плакать,
причитая: "О, милый друг, вы слишком доверились своей доблести, полагая, что
ни один рыцарь в мире не сможет одолеть вас, и вот я вижу ваше поражение".
Когда Ланселот услышал жалобные причитания дамы, подошел он к ней и сказал:
"Прекрасная дама, я прошу вас, будьте любезны и назовите имя провожатого
вашего, который столь упорно сопротивляется самому могучему рыцарю в мире,
и, может статься, если он окажется мне знаком, это пойдет вам на пользу, ибо
тогда я смогу остановить их бой до того, как рыцарь будет окончательно
опозорен".- "О, благородный рыцарь, - сказала дама, - спаси вас господь за
то, что вам угодно избавить моего рыцаря от сражения, не подвергая его
позору; горе нам, если он понесет стыд поражения, он, который всегда
превосходил всех куртуазным своим обращением". - "Милая дама, - сказал
Ланселот, - я клянусь вам, что, если вы назовете его имя, я из любви к вам
остановлю эту схватку". - "Раз вы мне это обещаете, - говорит она, - я вам
скажу. Знайте, сир, что это мой муж и супруг перед богом, а зовут его мессир
Бертран, сеньор Грозной Скалы, и два благороднейших в мире рыцаря дали его
мне в мужья".
315. Когда Ланселот услышал, что это Бертран де Ларош, его и Тристана
друг, он поспешно вскочил и как безумный кинулся меж сражающимися: "О,
Тристан, друг мой, опустите ваш меч, ибо тот, с кем вы бьетесь, наш дорогой
друг Бертран, супруг Мудрой Дамы". Едва Тристан услышал Ланселота, он
спрыгнул с коня, и, отбросив свой меч, кинулся в объятия Бертрана, говоря:
"Мой дорогой друг, я прошу у вас прощения, оба мы - ваши слуги, Тристан и
Ланселот Озерный". Тут и мессир Бертран узнал обоих рыцарей, которых любил
он более всего на свете, и, забыв обо всех своих ранах, соскочил он с коня,
снял шлем, откинул меч и бросился на колени перед ними, заплакав от великой
радости, и восклицая: "Милые друзья мои, какое счастье, что я нашел вас!" И
оба рыцаря обняли его и тихонько приподняв, спросили, кто эта дама, которую
он сопровождает. "Знайте, сеньоры, это и есть та, которую вы отдали мне в
супруги и жены в Замке Ольтера".
316. Едва Тристан и Ланселот узнали, что то была Мудрая Дама, они
подбежали к ней и обняли ее. И, когда Дама их узнала, то слезы печали,
которые она лила, обратились в слезы радости. Она целовала их несчетное
число раз, и все они радовались и веселились безмерно. Потом стали они
осматривать раны, которые получил мессир Бертран, и перевязали их так
хорошо, как только умели, а затем, сев у источника, рассказали двум рыцарям,
Говену и Боору, кто были мессир Бертран и Мудрая Дама, а те рады были узнать
их и спросили, какое приключение привело их в Дарнантский Лес. "Клянусь
богом, - ответила Дама, - мы выехали лишь для того, чтобы разыскать вас, и
из любви к вам начали наши поиски. Мы готовы были целый год ездить вдоль и
поперек королевства Логр, лишь бы узнать, что с вами сталось. И знайте, что
мы прибыли в Корнуэльс, где были весьма почетно приняты королем Марком и
королевой Изольдой, и они сказали нам, что вас наверняка можно разыскать в
королевстве Логр во дворце короля Артура, а король Марк очень просил нас
найти его племянника Тристана и уговорить его вернуться ко двору, ибо он
весьма удручен его затянувшимся отсутствием". Тристан очень обрадовался,
услышав столь приятные новости, и сказал Ланселоту: "Знайте же, милый друг,
что раз господь помог мне встретить мессира Бертрана и жену его, Мудрую
Даму, я поеду вместе с ними к королю Марку в Корнуэльс, а вы с мессиром
Говеном и Боором, кузеном вашим, возвращайтесь к королю Артуру". - "Клянусь
богом, - ответил Ланселот, - мы не оставим вас, пока сама судьба не разлучит
нас".
317. И они сели на коней и поехали по самой широкой лесной дороге. Не
успели они далеко отъехать, как встретили плачущую девушку, пребывающую, как
казалось, в большой скорби, а вел ее рыцарь, сильный и грозный с виду, и
тащил ее за собою силой. Когда Тристан заметил девушку, он, указав на нее
Ланселоту, сказал: "Кажется, этот рыцарь ведет эту даму против ее воли и
желания". Тут же и мессир Говен подъехал к Тристану и спросил, не узнать ли
ему, отчего рыцарь ведет девушку с принуждением. И Тристан ему ответил:
"Говен, не вы мне подчиняетесь, а я вам, а потому делайте, как вам угодно".
И мессир Говен, приблизившись к рыцарю и девушке, спросил: "Милая девица,
что случилось и отчего вы в таком плачевном положении?"-"Боже мой,
благородный рыцарь, - воскликнула та, - как же мне не плакать, когда этот
злой негодяй задумал обесчестить меня!" Тогда мессир Говгн спросил: "Ну,
рыцарь, отвечайте, правда ли то, что сказала эта дама?" - "Да,сказал рыцарь,
- она сказала правду". - "Как, - вскричал мессир Говен, - значит, рыцарская
ваша добродетель позволяет вам бесчестить беззащитных девушек? Ну, так я
здесь и защищу ее!" - "Господом клянусь, - ответил рыцарь, - что мне нет
дела ни до вас, ни до вашей защиты, и девицу эту я не отпущу, а поступлю с
ней так, как задумал". - "Так защищайтесь же, - крикнул Говен, - ибо я
вызываю вас на бой".
318. Тут разъехались они и пустили своих коней во весь опор навстречу
друг другу, наставив копья, и так грозны были их удары, что копье Говена
сломалось, копье же рыцаря осталось цело, и он одним ударом выбил Говена из
седла. Сделав это, рыцарь вернулся к девушке и хотел увести ее в лес. Видя
это, мессир Говен, который к тому времени вскочил уже на ноги, вскричал:
"Сеньор рыцарь, вы славно сразились на копьях, но не защитили еще честь вашу
мечом!" - "Клянусь богом,отвечал ему рыцарь, - копье мое цело, и нет мне
потому нужды вынимать меч, ибо не разбито мое копье". Тут мессир Говен
понял, что рыцарь не намерен больше сражаться, и гневом наполнилось его
сердце, но он принужден был стерпеть обиду, ибо рыцарь поступил по обычаю. -
"Ну, что ж, пусть так, - сказал Говен, - коли не хотите сражаться, н зовите,
по крайней мере, свое имя".
319. "Так и быть, - ответил рыцарь, - знайте, что я ношу имя
Презренного Рыцаря, и вот почему. Истинно говорю, что Мурольт Ирландский
{61}, убитый впоследствии Тристаном Корнуэльским, жил в моем доме, когда я
был конюшим, и, поскольку его считали весьма храбрым рыцарем, я попросил его
и меня посвятить в рыцари, в чем Мурольт отказал мне, и тогда я сильно
разгневался. В доме моем было тридцать сержантов, я велел им вооружиться и
ввел их в его комнату, где он спал нагой и безоружный, и вот что я сказал
ему: "Мессир рыцарь, вы отказали мне в посвящении в рыцарский орден, ну, так
заверяю вас, что, если вы не сделаете меня рыцарем, вы умрете тут же на
месте". И, когда Морольт понял, что он взят, пленен и невозможно ему бежать,
он улыбнулся и ответил: "Ну, что ж, раз я вынужден против воли моей и
желания посвятить вас в рыцари, я сделаю это, но дайте мне клятву, что всю
свою жизнь до самой смерти вы станете носить имя, которое я вам дам". И я
ему в том охотно поклялся, ибо во что бы то ни стало желал посвящения его
рукой. И, после того, как я дал ему клятву на Святом Евангелии, он
возгласил: "Нарекаю вас на всю жизнь вашу Презренным Рыцарем". И мессир
Говен сказал ему: "Никогда я не слыхивал, чтобы рыцарь носил такое имя. Что
ж, со мною у вас счеты покончены, но у меня есть спутник, и с ним вы не
разделаетесь так просто, как со мною".
320. Он думал, конечно, о Тристане, ибо уже увидал, как тот готовит
свое копье, чтобы сразиться с грозным рыцарем, который столь предательски
вышиб мессира Говена из седла. "Мессир Говен, - сказал Тристан, - отчего не
сражаетесь вы с тем, кто сбросил вас наземь?" - "Господь свидетель, -
воскликнул мессир Говен, - я так сразился с ним, что он не хочет больше
иметь дела со мною, другое дело, если бы он первый сломал свое копье!" -
"Клянусь богом, - сказал Тристан, - я заставлю его принять вызов и его копье
сломается тогда, когда я того захочу". И он вызвал высокого рыцаря сразиться
на копьях, а тот не отклони; вызов, но, напротив, немедленно отъехал на
должную дистанцию и ринулся на Тристана, и тут-то копье его разлетелось в
куски, Тристан же не промахнулся и нанес ему столь разящий удар, что пробил
и щит, и его самого, и рыцарь мертвым рухнул на землю. Его конь,
освободившись от седока, ускакал по той дороге, откуда прибыл. Тогда молодая
девушка подбежала к Тристану и сказала ему: "О, доблестный рыцарь, вы были
так отважны и добры, что вырвали меня из рук этого низкого негодяя, защитите
меня теперь от тридцати других, которые меня преследуют!" - "Как, милая
девица, - воскликнул Тристан, - есть, стало быть, и другие, которые желают
взять вас силой?" - "Клянусь вам, да, - ответила она, - это те, что похитили
меня из дома моего отца против моей воли". - "Ну, что ж, не бойтесь, -
сказал ей Тристан, - нас здесь пятеро, и мы не дадим вас в обиду, будь их
хоть сотня".
321. И он подвел ее к источнику и рассказал своим спутникам о беде
девушки и о том, что ее преследуют. И те обещали защитить ее. Так вот, пока
они хвалили искусство Тристана во владении копьем, появились вдруг сорок или
более рыцарей, которые преследовали девушку, и перехватили коня,
принадлежащего Презренному Рыцарю. И увидев сидевших вместе с девицею у
источника, они принялись кричать: "А, низкие, трусливые негодяи, вы
умертвили нашего сеньора, так мы отправим вас за ним следом!" Когда пятеро
рыцарей поняли, что настал час обороняться, они велели обеим дамам
оставаться на месте. Сами же сели на коней, даже и мессир Бертран, хотя раны
его причиняли ему сильную боль, не захотел оставить товарищей. Тристан и
Боор выехали вперед, ибо их копья были целы, а у других их вовсе не было. И,
пришпорив коней и опустив копья, пустились они наперерез сорока рыцарям и
троих сразили, проскакав мимо. Ланселот, Говен и Бертран, у которых были
только мечи, проскакали за ними следом. Затем они все пятеро повернули назад
и начали сражаться с такой яростью, что просто чудо. И если вы меня
спросите, кто был капитан, предводитель этих сорока рыцарей, я вам скажу без
обмана, что то был кузен Ламората из Сорелуа, которого Тристан сразил в
Долине Цветущих Роз, а звали его Бернар, и он повсюду разыскивал Тристана,
чтобы отомстить за брата. И сражался он весьма отважно, ибо был из рода
Галеота и приходился кузеном сеньору Неведомых Островов, а потому, будучи
его близким родственником, не мог не быть сильным и отважным.
322. И завязался жестокий бой. Пятеро благородных рыцарей, не тратя сил
понапрасну, действовали столь умело, что не прошло и часа, как тридцать
врагов было уже повержено, из них девять Ланселотом, да и Бертран на сей раз
показал свою удаль. Боор и мессир Говен наносили вокруг себя грозные удары,
Бернар же все рвался сразиться с Тристаном, да и Тристан не уклонялся от
схватки с ним. Другие четверо рыцарей бились против девяти и так их теснили,
что те увидели свое спасение лишь в бегстве, внезапно пустились наутек,
шпоря своих коней изо всех сил, и скрылись в лесу. Когда Ланселот увидел
это, он громко закричал им вслед: "Сеньоры рыцари, останьтесь, не бойтесь
нас, неужто вы покинете своего господина, который столь отважно бьется,
вернитесь же взглянуть на наш бой!" Когда рыцари услыхали призыв Ланселота,
они осмелели и вернулись посмотреть на бой, который длился еще с час, и под
конец Бернар из Сорелуа совсем изнемог под разящими ударами, кровь лилась
ручьями из его зияющих ран, и он принужден был просить Тристана
остановиться, пока он не переговорит с ним. И Тристан, вняв его просьбе,
отступил назад.
323. Тут Бернар из Сорелуа сказал ему: "О, храбрый рыцарь, величайший
из рыцарей, какого я когда-либо видел, благоволите назвать мне ваше имя,
чтобы, до того, как руки мои выронят меч, узнал я, кто мой победитель". -
"Как, друг мой, - воскликнул Тристан, - вы чувствуете приближение смерти?" -
"Да, я уверен, что умру, - ответил Бернар,_ и вы сейчас увидите, что я прав,
а потому назовите себя, ибо смерть моя недалека". И он упал на землю, так
как ноги его подкосились, и тогда Тристан сказал ему: "Рыцарь, ваша беда
меня огорчает, ибо я почитаю вас одним из храбрейших, с кем я встречался
когда-либо в жизни, и молю господа дать мне силы так же быстро исцелить ваши
раны и сделать вас здоровым и невредимым, сколь быстро назову я свое имя.
Знайте же, что я - Тристан, племянник короля Корнуэльского". Когда Бернар из
Сорелуа услышал имя Тристана, он вскричал так громко, что все вокруг
услышали его: "О, доблестный рыцарь Тристан, да будет проклята мощь вашего
меча и сила вашей руки; о, какой урон нанесли они мне и семье моей! Увы!
Некогда вы убили Брюнора {62}, близкого моего родственника, а также Ламората
из Сорелуа в Долине Цветущих Роз, а ведь он был моим кузеном, а еще от удара
вашего меча пал другой мой кузен, Презренный Рыцарь, теперь же гибну я сам,
Бернар из Сорелуа. Но поверьте, что я рад этому, ибо победил меня рыцарь из
рыцарей, и я ни о чем не жалею, кроме того, что не могу перед смертью
увидеть благородного рыцаря Ланселота, которого Галеот, дорогой мой сеньор,
нежно любил. Я прошу вас, Тристан, когда вы увидите его, из любви ко мне
передайте ему мой привет и расскажите, как я окончил свои дни".
324. Тогда Тристан подошел к Ланселоту и сказал ему: "Мессир, слышали
вы, что сказал этот рыцарь?" Ланселот сказал, что слышал, и склонившись над
Бернаром, обнял его, вздыхая и говоря: "Увы, добрый мой Бернар, я ваш друг
Ланселот, который был свидетелем стольких великих подвигов ваших. Ах, если
бы господь был милостив к вам и дал мне узнать вас до того, как завязался
этот бой!" И, когда Бернар из Сорелуа услышал голос Ланселота, он взял его
руку и поцеловал ее. И душа его тут же отлетела. Смерть Бернара весьма
огорчила всех рыцарей, ибо он был родственником славного принца Галеота, и
потому Ланселот велел изготовить ему рыцарский гроб и приказал нести его,
подняв высоко, в одно весьма богатое аббатство, что стояло в этом лесу. Там
и погребли его, а на могиле написали: "Здесь покоится Бернар из Сорелуа,
убитый благородным Тристаном в Дарнантском Лесу". После этого Тристан и
Ланселот попросили монахов похоронить всех остальных рыцарей, поверженных в
лесу, что они охотно исполнили из любви к благородному Ланселоту, которого
приняли со всевозможными почестями, ибо давно уже знали его.
325. После похорон Бернара Ланселот и его спутники попрощались с
монахами и пустились в путь, чтобы проводить девушку до дома ее отца, а был
он недалеко отсюда, и, когда они прибыли, девица сошла с коня и стала звать
своего отца, крича: "О, монсеньор, сойдите сюда и взгляните на этих пятерых
рыцарей, которые с честью освободили меня из рук Презренного Рыцаря.
Подойдите же поблагодарить их и примите с почетом". Когда благородный старый
рыцарь, отец девушки, услышал голос своей дочери, он заплакал от радости,
ибо считал ее навеки погибшей. И он торопливо выбежал из своей комнаты и
бросился на колени перед пятью рыцарями, горячо благодаря их за доброту,
благородство и за то, что они выручили его дочь, и стал умолять их сойти с
коней и войти в дом, ибо они все изранены, а Ланселот даже больше, чем
остальные. Когда же добрый старый рыцарь - а звали его Арнас Лесной - узнал,
что в гостях у него Тристан и Ланселот Озерный, то счастью его не было
предела.
326. И тут быстро приготовили постель в богато убранных покоях и
уложили там Ланселота, который, виду не подавая, страдал от тяжких ран.
Тристан не отходил от него ни на шаг, ибо умел врачевать раны {63}, а
научила его этому королева Изольда, которая весьма искусна была в знахарстве
и указала ему многие травы, раны заживляющие. И, когда он внимательно
осмотрел Ланселота, то понял, что тому придется долго оставаться в постели,
почему он и сказал Ланселоту, что поручит троим рыцарям поехать в Тинтажель
и рассказать королеве Изольде и королю об их приключении, и Ланселот
разрешил ему делать то, что сочтет он нужным. Тристан пошел к рыцарям и
попросил их отправиться в Корнуэльс, чтобы сообщить королю и королеве обо
всем, что с ними случилось. И просил их не затягивать свое отсутствие, но
вернуться обратно в дом рыцаря, чтобы быть при Ланселоте, пока раны его не
затянутся. Рыцарей опечалила просьба Тристана, ибо им жаль было расставаться
с ним, а Боор горевал больше остальных, но они должны были подчиниться. И
трое рыцарей отбыли так, как я уже сказал, а с ними и Мудрая Дама. Они
направились прямо в Тинтажель, где находится король Марк. И через несколько
дней прибыли в королевский дворец, где были радушно приняты. Они рассказали
королю и королеве новости, которые вы уже знаете, и поразили ими всех, кто
слушал об этих отважных и прекрасных подвигах. Но здесь я и окончу свой
рассказ, дабы вернуться к двум нашим рыцарям.
327. Как прекрасный Тристан отправился в лес на охоту, чтобы
подстрелить какую-нибудь дичь и угостить ею Ланселота. И о странном
приключении, случившемся с ним на этой охоте.
328. Итак, согласно преданию, после того, как мессир Говен, Боор,
Бертран и Мудрая Дама отправились в Тинтажель, прошло десять дней, по
прошествии которых Ланселот смог встать с постели. Но Тристан понял, что он
не сможет надеть доспехи еще по крайней мере дней десять. К тому же Ланселот
все время отказывался от мяса, ибо оно вызывало в нем отвращение. И вот
однажды утром Тристан подумал, что следует ему отправиться в лес и найти
какую-нибудь дичь, чтобы угостить ею своего друга и вернуть ему аппетит. Он
взял оружие, сел на коня и позвал с собою сына рыцаря, своего хозяина,
объяснив ему, для чего он едет. Молодой оруженосец, у которого было много
собак и всего, что нужно для охоты, быстро снарядился и поехал за Тристаном
в лес. Он хорошо знал место, где скрывался кабан, но, не успели они заехать
далеко, как встретили косулю. Они пустились преследовать ее, но не догнали,
что Тристана весьма разгневало, и тогда юноша ему сказал: "Не огорчайтесь,
господин мой, едем дальше и предоставьте дело мне, ибо я так доверяю моим
псам, что надеюсь вскорости загнать зверя". - "В добрый час", - сказал ему
Тристан. Тут снова увидели они косулю, и юноша спустил на нее собак, но
опять им не повезло, и они потеряли косулю из вида.
329. Тогда решил Тристан повернуть назад, оттого, что юноша мешал ему
охотиться. Долго ехал он по своему же следу, стараясь вернуться туда, откуда
выехал, и пробираясь сквозь чащу. Не прошло и часа, как увидел он прекрасный
источник с прозрачной водой, подле которого сидела дама невиданной,
ослепительной красоты, а рядом с нею лежал огромный единорог {64}, такой
красивый, что ни одному живописцу в мире не под силу было бы его изобразить.
Он спал, положив голову на колени этой дамы. При виде его Тристан изумился,
ибо не приходилось ему ни видеть, ни слышать, что в этих лесах обитает такой
зверь. От изумления он замер на месте и, когда девушка увидела, что стоит он
как вкопанный, она его подозвала к себе, говоря: "Мессир рыцарь, подойдите к
источнику, но не идите дальше по дороге, которую вы выбрали". Тогда Тристан
спросил: "Почему вы говорите так, прекрасная дама?" - "Я сказала так, -
ответила она, - потому, что дорога эта заведет вас в самую чащу леса, а вам
целой ночи не хватит, чтобы выбраться из тех мест". Тристан поверил даме и
подошел к ней, а она, видя это, встала, радостно и учтиво его приветствуя.
Тристан также с нею поздоровался, и, чем ближе он к ней подходил, тем
красивее она казалась ему, и он подумал, что никогда не видел дамы, столь
достойной любви, и что тот, кто полюбит ее, будет счастливейшим человеком в
мире.
330. И он заговорил с нею так: "Прекрасная девица, как вы очутились
одна в этом громадном лесу?" - "Господь свидетель, мессир, - ответила она, -
я не одна, ибо со мною мой единорог". - "Прекрасная дама, - сказал Тристан,
- и что же, он всегда с вами?" - "Да, всегда", - ответила она. "Тогда, прошу
вас, прекрасная дама, будьте любезны и назовите свое имя". - "Мессир рыцарь,
- сказала дама, - те, кто знает меня, зовут меня Дамою-с-Единорогом, ибо он
следует за мною неотлучно". - "Клянусь душой, прекрасная дама, - воскликнул
Тристан, - это весьма к чести вашей, что вы приручили такого зверя, и чем
больше я на вас гляжу, тем больше радуюсь тому, что мне случилось
встретиться с вами. Вы столь разумны, а красота ваша так ослепительна, что я
прошу вас, милая дама, считать меня верным вашим слугою, ибо сие лишь к
чести моей послужит".
331. "Благодарю вас, - отвечала она, - за лестное предложение, что вы
мне сделали, я полагаю, что вы - доблестный рыцарь, а потому попрошу вас об
одной услуге, которую выполнив, вы доставите мне большое удовольствие. Вот
только я не знаю, кто вы, и потому боюсь подвергнуть вас смертельной
опасности". - "О, прекрасная дама, я прошу вас, не поминайте об опасности и
скажите, что вам угодно приказать мне, я сослужу вам любую службу". -
"Клянусь вам, мессир рыцарь, я не скажу этого, пока вы не назовете себя, но,
ежели вы скажете мне свое имя, тогда я согласна". - "Прекрасная дама, -
спросил Тристан, - не могли бы вы просить об этой услуге и сообщить об
опасности без того, чтобы я назвал себя?" - "Нет, клянусь вам", - ответила
она. - "Ну, а если я назовусь, поклянетесь ли вы не выдавать меня?" - "Нет,
не поклянусь, - сказала она, - мне угодно открывать ваше имя всякий раз, как
мне будет это нужно". - "Вы не сделаете этого", - сказал Тристан. - "Нет,
сделаю, уверяю вас". - сказала она. "Тогда я не назову вам себя". - "Клянусь
богом, - воскликнула девушка, - мне и не надо этого, ибо, поверьте, я знаю
ваше имя не хуже вас самого". Когда Тристан услышал такие речи, он весьма
удивился, ибо не мог припомнить, что встречал уже где-нибудь эту даму. И он
ей сказал: "О, прекрасная моя дама, мне кажется, вы хотите меня одурачить,
ибо, что бы вы ни говорили, вы меня не знаете". - "А вот послушайте, -
ответила она. - Вы - Тристан Корнуэльский". И, когда Тристан услышал свое
имя, он изумился еще больше, чем ранее.
332. Он соскочил со своего коня и, взяв ее за руку, сказал: "Прекрасная
дама, поскольку вы меня знаете, вы можете теперь сказать, какую услугу я
должен оказать вам". - "Мессир, я вам скажу. Знайте же, что менее часа тому
назад я прибыла сюда в сопровождении молодой девицы, которую люблю, как
самое себя, и доверяю ей все мои тайны. Я собиралась послать ее к королеве
Изольде, жене короля Марка Корнуэльского, и пока я наказывала ей сделать
то-то и то-то, вдруг налетел на нас рыцарь, мгновенно, на моих глазах,
схватил эту девушку, перебросил ее через седло, и, не сказав ни слова,
ускакал в лес, как молния, и я так была этим поражена, что не смогла и рта
раскрыть, не то, чтобы крикнуть, и упала от изумления рядом с моим
единорогом. И потому, мессир рыцарь, я хочу просить и умолять вас, если вы
храбры и доблестны, спасти мою девушку". - "Клянусь богом, прекрасная дама,
- ответил Тристан, - я готов это сделать и употреблю на то все мои силы, но
укажите мне, в каком направлении ускакал этот рыцарь, а для этого сядьте на
одного из двух ваших иноходцев, я же последую туда, куда вы меня поведете".
333. Тогда села дама на роскошно убранного иноходца, который был
привязан рядом с нею, и они поскакали. Второй иноходец пошел за ними сам,
чему хорошо был выучен, а единорог бежал рядом с дамою, которая погоняла
своего коня, ибо очень спешила. Так ехали они целый день, никого не
встречая, и ночь застала их в лесу, так что они не могли различить дорогу, и
тогда, сойдя с коней, сели они под деревом, и дама, которая казалась весьма
усталой и изнуренной, улеглась под кустом, а единорог рядом с нею. Тристан
же, расседлав коней, пустил их пастись, а потом подошел к даме, и они стали
беседовать и смеяться, так что не спали всю ночь. Когда же рассвело, Тристан
поспешно встал, оседлал иноходца дамы и, усадив ее в седло, сам сел на
своего коня, и они вновь пустились в путь. Тут дама сказал: "Мессир Тристан,
следуйте за мной и держитесь до тех пор, пока мы не догоним этого
презренного низкого рыцаря, который столь вероломно похитил девушку, мною
любимую". А он ей отвечал, что за ним дело не станет, и гнал коня быстрее и
быстрее, так что тот уже начал уставать.
334. А дама то и дело ему говорила: "О, Тристан, доблестный мой рыцарь,
я вижу, вы не в силах ехать дальше", - "Поверьте мне, прекрасная дама, стоит
мне только увидеть рыцаря и тогда, даже если бы вы скакали вдвое быстрее, я
бы доказал вам, устал я или нет". И столь быстрой рысью ехали они до девяти
часов и, выехав из лесу, попали на обширную и пустынную равнину, посреди
которой было чудное видом озеро, подобное морскому заливу. А вдали у озера
увидели они того подлого рыцаря, который увез девушку. Дама показала на него
Тристану и сказала: "Мой милый друг, вам осталось лишь догнать его, сейчас
самое для этого время". - "Не беспокойтесь, - воскликнул Тристан, - теперь
вы увидите, чего я стою". И он пустил своего коня большим галопом, пробуя
скакать быстрее. Дама ответила, что она все равно не отстанет от него ни на
шаг, и хоть сперва показалось прекрасному Тристану, что он сможет перегнать
ее, но на самом деле ему никак не удавалось опередить ее, и они ничуть не
настигали рыцаря. И дама сказала Тристану: "Что же это, рыцарь, вы не
делаете никаких усилий, чтобы выручить мою девушку, как вы мне обещали? Я
начинаю думать, что вы попросту избегаете встречи с тем рыцарем. Уж не
боитесь ли вы, что он вас укусит?"
335. Когда Тристан услышал насмешку прекрасной дамы, он, устыдившись,
еще сильнее пришпорил своего скакуна и рванул поводья, но все не продвигался
быстрее, чем прежде. Дама же не отставала от него, и он никак не мог ее
перегнать, от чего впал в отчаяние. А дама скакала бок о бок с ним, все
насмехаясь и говоря оскорбительные слова, чем сильно смущала Тристана, ибо
он боялся, что не сдержит данного ей обещания. Тогда он пожелал себе смерти,
ибо дама упрекнула его в трусости, сказав Тристану: "Ну, теперь я знаю, что
слухи о вашей доблести, которые идут по свету, - чистая ложь, и зачем только
господу было угодно, чтобы я встретила вас? Лучше бы я нашла другого рыцаря
для этой услуги, которую вам в жизни не оказать мне". Тристан ничего ей не
ответил, но силился скакать еще быстрее, так что ему удалось приблизиться к
рыцарю на берегу большого озера. И тогда он обернулся к даме и крикнул ей,
"Ну, сейчас вы увидите, таков я или нет, каким вы меня оговорили!" И он
схватил сначала свой щит, потом изготовил копье и воскликнул: "Остановись,
подлый рыцарь, и освободи эту девушку!".
336. И с этими словами направил он своего коня на рыцаря, но тот,
вместо того, чтобы бежать, подождал его на берегу озера, и, едва Тристан
приблизился к нему так, что осталось лишь поразить его копьем, рыцарь
пришпорил скакуна, въехал в воду вместе с девушкой и погрузился так глубоко,
что Тристан потерял его из виду, чем он был весьма поражен и обернулся к
даме, ибо не знал, что ему дальше делать. Тогда дама ему сказала: "О,
Тристан, теперь я вижу, сколь трусливы вы сердцем, ибо боитесь преследовать
этого рыцаря. Дал бы господь, чтобы я никогда не встречала вас". У Тристана
защемило сердце, когда он услышал ее поношения, и он даже не нашел вначале,
что ей ответить, а потом спросил: "О, прекрасная дама, что же мне делать
теперь, когда он кинулся в воду и утонул?" - "О, боже мой, Тристан, -
ответила она, - если бы вы были хоть чуточку храбрее, вы бы кинулись за
ним". Тогда поднял Тристан глаза к небу и сказал: "Господь наш истинный, что
на небеси, я не удивляюсь теперь, что Адам, прародитель наш, был совращен
женщиной, ибо вот дама, ради которой я должен погибнуть в этом озере, дабы
ей угодить".
377. И он, перекрестившись, так яростно погнал своего коня, что тот
кинулся в воду и ушел в глубину, и потерял Тристан всякую надежду вернуться,
ибо доспехи его были тяжелы. И он стал барахтаться и отталкиваться от дна, и
уже в преддверии смерти поручил свою душу господу и перекрестился, как вдруг
в один миг очутился на цветущем лугу, таком прекрасном, какого никогда
доселе не видел. Он узрел впереди себя рыцаря в богатых доспехах и на коне,
и поспешил догнать его. И когда он очутился так близко, что смог заговорить
с ним, то сразу узнал его, - то был Ланселот Озерный, который, со своей
стороны, тоже мгновенно узнал Тристана. Столь внезапно очутившись вместе,
они весьма поразились такому чуду, которое походило на сон.
338. Тристан рассказал Ланселоту о приключении и о Даме-с-единорогом, а
Ланселот, в свою очередь, поведал о том, как оказался он на этом лугу: одна
прекрасная дама явилась в дом к рыцарю, где он жил, исцелила его раны и,
подняв с постели, повезла через лес за Тристаном, добрым его другом; от
гнавшего же косулю молодого оруженосца, сына старого рыцаря, он ничего не
смог узнать о Тристане. И оба они не знали, что и думать, разве что это были
проделки Прекрасной Девы Озера {65}, да конечно, так оно и было, ибо это она
подшутила над двумя рыцарями, которых любила за их несравненную отвагу. Так
ехали они, беседуя, и не заметили за разговорами, как очутились вблизи
города за крепко запертыми воротами, и, разглядывая его со всех сторон,
поняли, что перед ними Тинтажель. И пообещай им кто все королевство
Корнуэльское, они не были бы счастливее, чем в этот миг.
339. Пустились они во весь опор и достигли города и, подъехав ко
дворцу, в одном окне увидали королеву Изольду, которая беседовала с Мудрой
Дамой. Мессир Говен и Боор смотрели в другое окно и сразу признали рыцарей
по их доспехам. Они указали на них королеве, которая неслыханно
обрадовалась. Дошло и до короля Марка, что Тристан и Ланселот в Тинтажеле.
И, когда король услышал об этом, он выбежал им навстречу, и радостно принял
их. Потом он обнял Тристана и сказал ему: "О, мой племянник, простите мне то
тяжкое оскорбление, что я нанес вам, и из любви ко мне простите также
рыцарей, которые так низко поступили с вами, равно, как и с мессиром
Ланселотом, и обвинили вас в том, в чем не было вашей вины". И Тристан
ответил: "Сир, король мой, дядя и сеньор, не просите у меня прощения, ибо я
ваш слуга, а всех врагов моих я из любви к вам нынче прощаю". Тогда кинулся
Андрет на колени перед Тристаном, но Тристан его поднял и простил ему все
обиды. Мессир Говен и Бертран весьма радовались этому примирению, но более
всех радовался Ланселот, желая, чтобы его друг жил отныне спокойно. А Мудрая
Дама и Боор ликовали вместе с остальными.
340. Десять дней продолжался праздник в честь их прибытия, и все весело
проводили время. По истечении же десяти дней Ланселот попросил короля Марка
и королеву Изольду, а также верного друга своего Тристана отпустить его к
королю Артуру, чем весьма их всех опечалил, особенно Тристана, но делать
было нечего, и никто не осмелился его удерживать. Снарядился в дорогу
Ланселот, а с ним оба его товарища, мессир Боор и Бертран, также и Мудрая
Дама. И они пустились в путь, направляясь в королевство Логр. Тристан же
остался в Корнуэльсе. И здесь я кончаю мой рассказ и завершаю мое
повествование, ибо в книге, где я прочел все это, более ничего о них не
сказано.
^TУДИВИТЕЛЬНАЯ И ЗАНИМАТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ О ГОСПОДИНЕ ТРИСТАНЕ И
ПРЕКРАСНОЙ ИЗОЛЬДЕ, ДОЧЕРИ ОДНОГО КОРОЛЯ ИЗ ИРЛАНДИИ, О ТОМ, КАК ОНИ
БЫЛИ СЧАСТЛИВЫ ДРУГ С ДРУГОМ И КАКИМ ПЕЧАЛЬНЫМ БЫЛ КОНЕЦ ЭТОЙ ЛЮБВИ^U
Перевод с немецкого Н. А. Акатьевой
Глава вторая. Как Тристан родился на море и был воспитан при дворе,
короля Рибалина, своего отца
Прошло немного времени {1} после свадьбы, и женщина понесла. Тогда
Рибалин, посоветовавшись со своим шурином, королем Марком, решил взять с
собой жену и отправиться домой, в королевство Йонойс {2}, на что ему было
дано благословение. Когда плыли они по морю, пришлось им долго кружить из-за
непогоды, а женщине между тем пришло время рожать. Она долго мучилась, но не
смогла благополучно разрешиться от бремени и умерла. Из тела умершей вынули
младенца, который был еще жив.
Ребенок подрос и превратился в храброго рыцаря; звали его Тристаном; о
нем и пойдет речь в этой истории.
Сколь велики были печаль и тоска, охватившие короля, рыцарей и весь его
народ, не берусь я описать, ибо каждый, кто познал настоящую любовь, ведает,
какие мучения сопутствуют ей; поэтому я не буду об этом более говорить, ведь
за наслаждением всегда следует страдание. Так и счастье короля Рибалина
обернулось горем и смертью его жены. Немного утешало короля то, что господь
бог сохранил жизнь младенцу, которого Рибалин привез домой и отдал на
воспитание нянькам; те заботились о нем и воспитывали его, как подобало его
королевскому званию, до того часа, как вошел он в разум и стал учиться по
книгам. Тогда приставили к нему воспитателя, по имени Курневаль {3},
искусного в чтении и письме, а также во многих других вещах. Обучив его
читать и писать, он стал учить Тристана проворству и ловкости, умению
держаться с достоинством, борьбе, бегу, прыжкам, учил метать камни,
обращаться с копьем и мечом и многим другим вещам, которые подобает знать
рыцарю. При этом Курневаль наставлял его вежеству и правдивости в словах и
поступках, советуя никогда не нарушать обещанного, потому что стоит только
позабыть о данном слове и не сдержать его, как потеряешь всякое уважение и
господа бога, и людей. Курневаль приложил все усилия для воспитания Тристана
и держал его в строгости и добродетели. Молодой господин старался во всем
следовать за своим наставником, чему тот только мог его научить. Он рос в
добродетели, воспитанный, как подобает королевскому сыну в вежестве и
мужественности, так что никто не смог бы на него пожаловаться. К тому же
природа, ничего не позабыв, наделила рыцаря прекрасным лицом и отменной
фигурой. Каждому было на него любо посмотреть.
Глава третья. Как господин Тристан испросил у своего отца позволения
посмотреть на чужие страны
Как только господин Тристан настолько возрос, что смог не страшиться
тягот жизни, посоветовал ему Курневаль испросить у отца его, Рибалина,
позволения побывать в чужих странах, познакомиться с чужими обычаями, людей
посмотреть и себя показать. С этим господин Тристан пошел к королю, своему
отцу, и сказал ему: "Господин и отец, покорнейше вас прошу отпустить меня,
дать мне слуг и все, что потребуется для моего путешествия, ибо я задумал
изучить с вашей помощью и с вашего благословения чужие земли и обычаи, а
также прекрасные искусства. Я думаю, что и вам это послужит на пользу. Прошу
не отказать мне в этом и наискорейшим образом снарядить в дорогу, так как я
надеюсь прославить наше с вами имя во всех странах {4}.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Глава сорок восьмая. Как господин Ганьи влюбился в королеву Гарделою и
что с ним из-за этого произошло
Неподалеку от Гарехеса проживал король по имени Нампекенис {5}, храбрый
рыцарь, свершивший много славных подвигов и заслуживший большую славу. У
него была необычайно красивая жена, по имени Гарделоя, которую он очень
любил и содержал из-за этого под строгой охраной. Ревность делала его
смешным в глазах людей: ведь всем известно, что если женщина захочет,
никакая охрана не спасет.
Днем и ночью думал Нампекенис, как бы еще усилить охрану, и, наконец,
приказал каменщикам возвести вокруг замка высокую стену и окружить ее
глубоким рвом. Ключи от всех дверей были у короля, который превратился в
привратника. Выезжая на охоту или куда-нибудь еще, он увозил ключи с собой.
В крепость могли входить только женщины и девушки; ни мужчины, ни мальчики
не имели туда доступа. Таким человеком был Нампекенис, который взял в плен
господина Ганьи из Гарехеса {6}. Этого рыцаря король ревновал к своей жене,
поэтому и содержал ее под строжайшей охраной, которая всем казалась
чрезмерной. Если Нампекенис куда-нибудь выезжал, никто из мужчин не смел
оставаться в крепости, ни старый, ни молодой. Если же он был дома, никто не
должен был видеть королеву. Таким образом, женщина жила в заточении, как в
монастыре. Но она еще раньше, до замужества, любила Ганьи и обещала его
принять, когда он к ней придет. Рыцарь об этом знал, но обещание Гарделои
стало известно и королю. Одолели его мучительные сомнения, и он стал
охранять королеву с еще большим рвением и упорством. Но как ни старался
Нампекенис закрыть доступ в свой замок, преградить путь любви он не смог,
потому что они так любили друг друга, как будто уже были близки.
Однажды задумал господин Ганьи попытать счастья и посмотреть, сможет ли
он проникнуть к королеве. Зная, что Нампекенис на охоте, рыцарь вскочил на
коня и один поскакал к замку. Подъехав к крепости, он сразу же увидел свою
даму, так как в этот день она на короткое время вышла погулять, но не дальше
ворот. Тут королева увидела его и заговорила с ним. Всем сердцем
обрадовалась Гарделоя приезду рыцаря и встретила его нежными и ласковыми
речами. Он учтиво поблагодарил и ответствовал даме словами, полными любви.
Но при этом Ганьи вознес в душе молитву господу богу, чтобы тот покарал
человека, который вздумал так строго охранять крепость. Он рассердился, что
не сможет передать женщине того, из-за чего приехал. А это господин Ганьи
сделал бы с большой охотой.
Но он сказал все же: "Я почту за большое счастье, если другие женщины
отойдут немного в сторону, чтобы я мог хотя бы немного рассказать вам о
своих желаниях". Дама приказала другим девушкам отойти в сторону, что и было
исполнено; тогда влюбленные смогли друг с другом беседовать и советоваться.
Господин Ганьи заговорил и напомнил про обещание, которое дала ему королева,
прежде чем вышла замуж. Обещание и у нее не выходило из головы. Услыхав это,
рыцарь с большой почтительностью стал просить Гарделою выполнить обещанное.
Она сказала в ответ: "Господин Ганьи, я любила тебя и люблю до сих пор; я не
отказываюсь от этого. Но сейчас это невозможно. Я бы охотно последовала
твоему желанию и обязательно сделаю это, но теперь придти ко мне нельзя; ты
ведь видишь, каково мне приходится, как строго меня охраняют. Но чем строже
охрана, тем больше я думаю о тебе. И как только представится случай, я приму
тебя".
Господин Ганьи очень обрадовался, поблагодарил даму и пустился в
обратный путь.
С этой поры им овладела единственная мысль - как проникнуть к королеве.
Он старательно перебрал все, но не нашел ничего, что бы могло им помочь.
Рыцарь поведал об этом своему зятю, господину Тристану, и попросил совета,
как пробраться к королеве. Господин Тристан выслушал его и сказал: "Мне в
голову не приходит ничего лучше, чем предложить твоей возлюбленной сделать
на воске оттиск ключей и этот воск перебросить через ров. По оттиску ты
сможешь заказать ключи и сам открывать дверь, входить и выходить, как это
нужно будет для твоего счастья". Господин Ганьи обрадовался совету, быстро
оседлал коня и поехал к тому месту, где он беседовал с дамой через ров. Там
он рассказал ей о воске и обо всем, что задумал. Даме этот план очень
понравился; она обещала принести воск и спросила, когда рыцарь хочет
получить его. Он ответил: "В следующий понедельник".
За это время королева приготовила воск с помощью трех служанок -
молодых девушек, которые были посвящены в ее тайну. Господин Ганьи, как и
обещал, подъехал к условленному месту; воск был переброшен через ров, чему
рыцарь очень обрадовался. Он повернул коня, так как времени на беседу не
оставалось, и пустился в обратный путь, внимательно глядя по сторонам и
опасаясь, как бы его кто-нибудь не заметил.
Вернувшись домой, господин Ганьи попытал счастья у всех кузнецов,
которые были ему знакомы, и не нашел никого, кто взялся бы ему помочь. Из-за
этого рыцарь ходил угрюмый и мрачный, и его ничто не радовало. Он потерял
всякую надежду на помощь в этом деле. Обо всем, что было предпринято, и о
том, что все было напрасно, он поведал своему зятю, господину Тристану.
Тогда господин Тристан сказал: "Я привез с собой из-за моря кузнеца, он
сейчас здесь, в этом городе. Я уверен, что он выполнит все, что я скажу".
Кузнец был найден. Как только он пришел, господин Тристан отвел его в
сторону, показал воск и попросил изготовить ключи. Кузнец, рассмеявшись,
сказал: "Господин, а что вы собираетесь открывать этими ключами? Может,
хотите что-нибудь украсть? Тогда я ничего не буду делать". Господин Тристан
ответил: "Не твоя забота, что мы хотим делать. Но могу дать тебе слово
рыцаря, если сделаешь ключи добросовестно, я тебя отблагодарю". Кузнец на
это согласился. Господин Ганьи повеселел, и у него снова появилась надежда
на исполнение его желания. Он также поблагодарил господина Тристана, своего
друга и помощника.
Глава сорок девятая. Как господину Тристану пришло известие о смерти
отца и о том, что он должен вернуться домой и управлять королевством
Когда они таким образом уладили свои дела, из Йонойса пришло послание
для господина Тристана, что его отец простился с этой жизнью и умер. Для
страны настали тяжелые времена. Князья хотели силой завладеть королевским
троном, но благородные друзья Тристана и большая часть его соотечественников
были против этого. Господин Тристан должен был вернуться домой, принять
королевство и управлять страной. Выслушав известие, пришедшее из Йонойса,
господин Тристан сказал Курневалю: "Ты добросовестно и прилежно служил мне
долгие годы; единственно, что у меня есть - королевство Йонойс, которым я и
хочу наградить тебя. Я рад, что могу, наконец, отплатить тебе за верную
службу. Я отдам тебе Йонойс, и ты будешь самым могущественным королем и гос-
подином на этой земле".
Курневаль возразил: "Благодарю тебя, дорогой господин Тристан; награди
тебя господь бог за то, что ты так милостив ко мне и так искренне обо мне
заботишься. Но мне не подобает носить твою корону, я этого не хочу". - "А
почему ты отказываешься от нее? - спросил господин Тристан. - Ведь я сам
передаю ее тебе". Курневаль ответил: "Господин, ваша корона приличествует
вам, а не мне. Я не рожден королем и не смогу им быть". - "Об этом не
беспокойся. Мои люди научат тебя этому", - сказал господин Тристан.
Курневаль ответствовал: "Господин, я не приму королевства. Ваши
подданные не захотят получать ленные земли от меня и мне служить. Они будут
правы, ведь их настоящий наследный господин - вы. Если вам хочется доставить
мне радость и наградить меня, поезжайте в Йонойс, здраво разберитесь во
всем, что там происходит, и раздавайте ваши земли и поместья сами. Вот тогда
вы сможете позаботиться обо мне и наградить должностью при дворе, от которой
я не откажусь, но короны и королевства мне не надо. Когда приведете в
порядок свои дела, и все в стране станут довольны, пошлите за вашей супругой
и правьте государством сами. А если вы предпочтете потом вернуться к ней в
Гарехес, я до вашего возвращения буду делать все, что вы прикажете. Такое
решение обрадует ваших подданных. Лучшего здесь ничего не придумаешь".
Этот совет понравился господину Тристану и он быстро собрался ехать
домой. Но слишком тяжело ему показалось покинуть страну, не повидав
королеву; рыцарь думал, что не переживет дня своего отъезда. Он ежедневно
повторял это Курневалю и настойчиво упрашивал его поехать вместе с ним:
"Тебя больше не будет со мной. Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь еще
увидеть ее. Может быть, не увижу никогда. Прошу тебя, не отказывай мне,
поедем туда вместе". Курневаль согласился, ибо он никогда не пренебрегал
просьбами своего господина.
Тем временем господин Тристан рассказал о своем возвращении домой
господину Ганьи, своему шурину, и попросил его распорядиться, чтобы
собрались все рыцари и слуги, которые поедут с ним в королевство Йонойс, и
чтобы им выдали самое лучшее платье. Оба, господин Тристан и Курневаль,
оделись как два странника или шпильмана {7} в короткие серые куртки и
короткие красные накидки с желтой бахромой, их еще называют раппен. Они
поспешили в путь, избегая показываться в людных местах, быстро достигли
крепости Литань и застали господина Тинаса {8} дома. Тристан обрадовался и
попросил рыцаря передать королеве, что он снова пришел, чтобы видеть ее и
говорить с ней. Рыцарь попросил ее выйти в сад, к липе, где король однажды
подкараулил их.
Господин Тинас поехал и передал это известие королеве, чему она очень
обрадовалась. Наступила ночь, и господин Тристан пришел на условленное
место. Королева встретила его ласковыми словами и нежными объятиями.
Влюбленные провели эту ночь друг подле друга. Краткий миг счастья сменился
грустным расставанием. Прощанию сопутствовали горе и печаль. Свидание
показалось им недолгим, но уже нужно было уходить. Королева призвала на
помощь Тристану господа бога и с грустным сердцем вернулась в свою
опочивальню.
Глава пятидесятая. Как Ауктрат гнался за господином Тристаном, и как
Тристан от него скрылся
Как только господин Тристан вернулся к своим слугам, все они поспешили
прочь и отъехали так далеко, что казалось, их никто не догонит. Но тут злой
дух послал своего слугу - Ауктрата {9}. Увидев господина Тристана, он
помчался за ним, что было мочи, с пикой наперевес. У господина Тристана было
при себе оружие, но он предпочел скрыться, так как старался пускать в ход
свой меч как можно реже. Ауктрат так настойчиво подгонял своего коня, что
господину Тристану вряд ли бы удалось уйти от погони. Тристан подскакал к
маленькой, но глубокой и быстрой речке и увидел у берегов небольшое судно;
он и Курневаль вскочили туда и постарались оттолкнуться от берега так
сильно, как только могли. У всадников не было ни весел, ни шеста. Ауктрат
поскакал за ними, вдоль берега, уже предвкушая, как он настигнет и убьет
беглецов. Но речка была глубока, и приблизиться к ним он не смог. Тогда
Ауктрат поднял свое копье, желая поразить господина Тристана насмерть, и
метнул его, что было сил, но промахнулся и попал в лодку. Древко копья при
этом раскололось надвое. Рыцари подобрали обломки и с их помощью поплыли по
реке. То, что грозило принести им смерть, обернулось для них большой удачей.
Не встретив на своем пути более неожиданностей, они скоро оказались в
безопасном месте.
Увидев, что затея его провалилась, злокозненный Ауктрат тотчас направил
королю послание о том, что господин Тристан обманул его, был в стране и
виделся с королевой, А также сообщил он о своей встрече с господином
Тристаном, и как тот от него скрылся.
Король, услышав это, поднял на ноги всех людей, которые тогда были при
дворе, и приказал им под страхом смерти тщательно обыскать все улицы и не
возвращаться до тех пор, пока Тристан не будет схвачен живым или мертвым.
Король сам принял участие в поисках, а господину Тинасу приказал нести
охрану дома, у его крепости Литань, тому этого только и нужно было; рыцарь
был уверен, что господин Тристан будет искать его дома. Он выехал на дорогу,
которая вела к замку, и встретил там господина Тристана, преодолевшего
множество препятствий и добравшегося, наконец, до крепости. Преданный ему
господин Тинас пригласил его с собой и препоручил своей жене, приказав ей
ради сохранения ее собственной жизни спрятать господина Тристана так, чтобы
ни одна живая душа не смогла его увидеть, и старательно за ним ухаживать, а
также позаботиться о его слугах. Женщине это поручение пришлось по душе: она
радовалась, что так легко может спасти ему жизнь. В конце концов все
обошлось хорошо, и господин Тристан оставался в замке до тех пор, пока
поиски не прекратились.
В то время, как господин Тристан скрывался в крепости, королева
проводила свои дни в страхе и заботах. История о преследовании господина
Тристана была рассказана ей от начала до конца. Весь народ искал его, и
надежды на спасение не оставалось. Изольда боялась, что он будет пойман и
убит из-за нее. Она предпочла бы умереть с ним, чем жить без него. Королева
предавалась безмерной тоске и изливала свою скорбь в жалобах и пенях. В это
время в ее покои забрели два неизвестных странника, в дороге проигравших
все, чтд у них с собой было. Их нужда и бедность бросились ей в глаза, и
дама решила хитростью спасти жизнь своему возлюбленному и вызволить его из
беды с помощью этих двух кнехтов {10}. Она задумала открыться им, узнав
сначала, кто они и откуда. Подмастерья рассказали, что они странствовали, но
в дороге проигрались начисто, что одного зовут Гаупт, другого - Блат и
появились они в городе недавно. Королева не смогла дольше молчать, так ей
хотелось помочь господину Тристану. "Дорогие друзья, - сказала она, - могу
ли я положиться на вас в одном деле? Если вы поступите согласно моему
желанию, о чем я вас очень прошу, то я награжу вас так, что вы никогда
больше не будете нуждаться". Эти двое поклялись ей, что они выполнят все
добросовестно и охотно. Королева принялась жаловаться на судьбу, рассказав
им о том, как господин Тристан приезжал к ней и как его за это преследует
король; если рыцаря поймают, а это может случиться, то он должен будет
умереть.
"Поэтому, дорогие подмастерья, - сказала королева, - сделайте вид,
будто вы - беглецы и сдайтесь первому, кто к вам подойдет. Вам за себя
опасаться нечего, но благодаря этому вы сохраните жизнь Тристану и мою
честь, а сами разбогатеете. Это я вам обещаю". Оба, Гаупт и Блат, еще раз
поклялись выполнить ее просьбу. Их беспокоило только, что они потеряли много
времени и могут опоздать. Королева возразила: "Нет, еще не поздно, вы
успеете". Тогда подмастерья попросили даму рассказать, как они должны себя
вести и что делать. "Дорогие помощники, - сказала она, - я дам вам вот это
платье, которое вы сейчас видите перед собой, наденьте его и сделайте вид,
будто хотите скрыться из города. К вам тотчас подойдут, потому что такое же
платье было на господине Тристане. Вы не убегайте и настаивайте на том, что
вы - слуги господина Тристана. Он послал вас в Йонойс, так как у него умер
отец, и его друзья спорят из-за королевского трона. Он сам еще в Гарехесе,
но скоро последует в том же направлении с тремя тысячами рыцарей. Расскажите
им историю, которая на самом деле приключилась с господином Тристаном, и
скажите, что вы из-за этого чуть не лишились жизни". Вот что сказала им
королева. Она поведала все подробности погони и приказала говорить так, как
будто все это произошло с ними, а не с господином Тристаном. Изольда назвала
им время, когда это случилось, и все другое и сказала: "Поведайте о том, что
вы бежали, пока не были пойманы. Если же вас станут допрашивать каждого в
отдельности, твердо стойте на своем и не дайте себя запугать угрозами или
чем-нибудь еще. Но если станете колебаться, или ваши свидетельства не
совпадут, то вас наверняка убьют. Поэтому запомните мои слова и помогите мне
и самим себе".
Дама велела выдать им платье, и подмастерья ушли в город. Шли они не
долго; их сразу же схватили; Ауктрат отправил этих двоих ко двору короля и
стал с пристрастием допрашивать. Они в точности повторили все, что велела
королева. Ауктрат, князь зла, допрашивал каждого в отдельности: "Твоя
хитрость тебе не поможет, я знаю, кто ты и что ты солгал. Но зато я не стану
тебя обманывать - мой господин так разгневан, что или ты скажешь правду, или
умрешь".
"Что бы со мной ни случилось, я стану говорить только правду, - ответил
пленник. - А если королю нравится слушать вранье, то врать я могу, сколько
его душе угодно".
Допросив одного и ничего от него не добившись, Ауктрат отпустил его и
принялся за другого, желая хитростью выведать истину: "Ну, каково тебе
сейчас? Ты солгал моему господину, этим ты подвел самого себя и теперь, без
сомненья, умрешь, что тебе не так уж необходимо. А вот если бы ты сказал
правду, как это сделал твой товарищ, ты бы тоже сохранил себе жизнь". Тот
ему ответил: "Разве мой спутник рассказал другое?"- "Да, - сказал Ауктрат, -
он рассказывает по-другому". Но тогда Блат возмутился: "Мне за него стыдно
ото всей души". - "Почему же тебе стыдно?" - спросил Ауктрат. Блат
ответствовал: "Потому что он солгал". Такой ответ Ауктрата задел: "Каким ты
стал жестокосердным, что даже не хочешь признаться". Тогда Блат спросил: "Вы
хотели услышать правду?" - "Да", подтвердил Ауктрат. "Но я вам правду и ска-
зал",- ответствовал Блат. Но Ауктрат снова усомнился: "Думаю, что все
происходило иначе". Блат возразил ему: "В этом я могу присягнуть. Но если
Вам больше хочется, чтобы я публично, перед всем народом солгал, я могу это
сделать". Тут Ауктрат испугался: "Я ничего не хочу, кроме правды". Блат
повторил: "Я ее сказал".
Ауктрат не смог от него ничего больше добиться, отпустил пленника,
пошел к королю и доложил ему: "Два подмастерья сказали тебе правду. Те, за
которыми я гнался, были одеты так же, как Тристан, и потому что они пытались
скрыться, я решил, что это он".
Услыхав это, король снял охрану со всех дорог и позволил добрым
подмастерьям идти, куда им вздумается. Господин Тинас поехал домой, а
господин Тристан вернулся в Гарехес. Оба странника тайно пробрались к
королеве и рассказали ей все, что с ними было. Королева достойно их
наградила, как и было им обещано, и с этим они покинули страну.
Глава пятьдесят первая. Как господин Тристан направился в Йонойс, чтобы
принять королевство, а в это время граф Риолин вероломно опустошил Гарехес
Возвратившись в Гарехес, господин Тристан собрал три тысячи войска и с
ними двинулся на родину, где ему были оказаны всяческие почести. Он примирил
враждовавших друг с другом, здраво рассудил все споры и твердой рукой
искоренил все зло, которое там стало процветать. Более двух лет оставался
господин Тристан дома, а затем снова решил направиться к своему шурину; он
передал Курневалю корону, страну и людей, приказав подданным подчиняться
ему, как наследному господину. Так был вознагражден верный слуга Тристана.
Курневаль делал это неохотно, хотя в душе он был благодарен своему
господину. Рыцарь же на некоторое время покинул свой народ и снова поехал в
Гарехес. В это время его тесть и теща умерли, а Ганьи вел войну против графа
Риолина {11}, напавшего на него и нанесшего стране большой урон. Господин
Ганьи безмерно обрадовался прибытию Тристана; жена Тристана также была ему
рада. Рыцарь узнал, сколь велики потери господина Ганьи и обратился во все
концы королевства с просьбой о подмоге: некоторые откликнулись на его призыв
и стали приходить к нему. Отважный герой вооружил их, и граф Риолин снова
был побежден. Граф и его друзья должны были возместить весь ущерб,
нанесенный стране, и жестоко раскаяться в своих злодеяниях. Господин Тристан
отомстил графу Риолину, опустошив огнем и мечом его землю.
Глава пятьдесят вторая. Как господин Тристан штурмовал башню и едва не
был убит сброшенным вниз камнем
После того, как граф Риолин был побежден, а королевство освобождено, им
стал причинять беспокойство один город. Обратили они свое оружие против
этого города и силой овладели им. Не хотела сдаваться только одна башня.
Господин Тристан разгневался и попытался взять ее штурмом. Но при этом он
слишком понадеялся на собственную храбрость и пошел на штурм с непокрытой
головой, а шлем снял. Сброшенный сверху камень сбил рыцаря с ног, и его
вынесли оттуда замертво. Господин Ганьи рассердился сверх меры и,
распаленный гневом, захватил башню и приказал умертвить все живое, что там
только ни найдут. Защитники башни поплатились жизнью за рану господина
Тристана.
Тем временем господин Тристан лежал недвижим и не мог ни говорить, ни
слушать. С превеликой скорбью отвезли его домой. Никто не верил в то, что он
выживет. Сердце господина Ганьи терзала печаль, глаза его переполняли слезы.
Он повторял: "Если Тристан умрет от раны, полученной из-за меня, я не смогу
пережить этого дня". То же говорили все его рыцари, служилые дворяне, кнехты
и все вокруг. Господин Ганьи послал за врачами. Тристана перевязали и стали
лечить; силы надолго оставили его, и прошло больше года, прежде чем встал он
на ноги.
Как только рыцарь смог держаться в седле, собрался он однажды на
соколиную охоту, взяв с собой мальчика, привезенного из Йонойса. Тристан
подружился с этим юношей. Красота рыцаря за время болезни сильно поблекла.
Знавшие его раньше, не смогли бы узнать его теперь. Отправившись на охоту,
подъехал он к морю, дорога через которое вела в страну Курневаля. Глядя на
волны, рыцарь сказал, обращаясь к самому себе: "Ах, горе мне, дорогая
королева, неужели я никогда больше тебя не увижу?" И ответил самому себе:
"Ах нет! Да и как это может произойти?" Как будто он хотел сказать: "Нет
никого рядом, кто помог бы мне советом". Юноша, услышав слова рыцаря,
спросил: "Но почему ты не должен видеть ее?" Господин Тристан ответил: "Друг
мой, этого не будет никогда". - "Это вполне может быть, - ответствовал ему
юноша, - только не нужно в этом сомневаться". На что господин Тристан
возразил ему: "Ах, это не может и не должно случиться". Юноша попросил
объяснить причину. Господин Тристан рассказал ему следующее: "Когда я был у
нее в последний раз, меня узнали. Я бы никогда не выбрался оттуда живым,
если бы мне не помог один мой друг, который укрывал меня в своем доме, пока
не прекратились поиски. В тот раз мы пошли туда пешком, в одежде двух
шпильманов. Если бы я пошел как пилигрим или переодевшись еще кем-нибудь,
меня все равно узнали бы и следили бы за мной. Поэтому встречи никогда не
будет, к тому же охрана очень велика; я больше никогда в жизни не увижу ее
своими глазами. Но если бы со мной был мой верный слуга Курневаль, он бы
наверно придумал, как тайно пробраться к королеве".
"Друг, - сказал мальчик, - мне кажется, ты не так долго пробыл у нее,
как тебе хотелось бы. Ты должен снова ее повидать". - "Но как это сделать?"
- спросил господин Тристан. Юноша ответил: "Ты теперь выглядишь иначе, чем
раньше. Волосы твои обстрижены. Те, кто знал тебя раньше, не узнают тебя
теперь. Поэтому, если ты притворишься дураком и наденешь шутовской колпак,
то хитростью сможешь проникнуть к королеве. Охрана подумает, что ты -
настоящий дурак, и не обратит на тебя внимания". Господин Тристан
рассмеялся, расцеловал мальчика от радости и сказал ему: "Ну, награди тебя
господь бог за твой совет, мою же благодарность ты заслужил навсегда.
Думается мне, что из тебя выйдет ловкий человек, если уже сейчас ты так
хитер".
Рыцарь поскакал домой, приказал изготовить себе платье, которое обычно
носят дураки, а также раппен; себе в проводники он выбрал большую дубинку и
с ней двинулся в путь {12}.
^TЖан Можен^U
^TНОВЫЙ ТРИСТАН^U
Перевод с французского Н. Г.Капелюшниковой
Глава 58. Как королева Изольда узнала, что Тристан женился на Изольде
Белорукой. О печали, в которую это известие ее повергло, и как она
жаловалась на Тристана и на Амура королеве Британии Геньевре
Итак, узнала Изольда, каково зависеть от прихоти ревнивого мужа, будучи
его пленницей. И вспоминая об упоительных и сладостных свиданиях, она
мечтала вновь встретиться со своим другом, ибо чувствовала себя покинутой и
весьма опечаленной его отсутствием. Ее несчастья не просто продолжались; она
как бы подбросила соломы в очаг: они стали вдвое тяжелее, когда дочь
Меркурия, тысячеустая дева Молва принесла весть о женитьбе Тристана на
Изольде Белорукой {1}.
- Боги вечные! - сказала она в присутствии своей Бранжьены - пособники
любви и сторонники справедливости, неужто не видите, неужто не страдаете вы
от царящего беззакония, по вашей же вине произошедшего, богомерзкой клятвы,
которой обманул и соблазнил меня Тристан? Смогли бы вы в вашей вечной
божественности вынести то, что пришлось вынести мне из-за моей любви? Ведь
он живет, изменив мне и женившись на другой, о которой он знал только
понаслышке, да мог лишь гадать. Значит, ваши незыблемые и нерушимые
предначертания, идеал нашей любви, легковесны, пусты и ничтожны. Коли так,
боги добрые и милосердные, ваша честь поругана, достоинство попрано, а
власть бессильна, и не вижу я больше ни одного создания, даже самого
ничтожного и смиренного, на вас уповающего, которое веровало бы в ваши
священные предзнаменования и предопределения. Тристан, мой единственный
истинный друг, покинул меня ради бретонки, лучшее украшение которой - ее
белые руки. Это ли не новое легкомыслие и непостоянство? Это ли не скверное
и неподобающее дело? Боже правый и милосердный! Не дай, не дай твоей дочери
Изольде Белорукой предаваться веселью среди людей столь несчастных и
отверженных. Но что делать? Возможно ли, о принц Леонуа, чтобы твое сердце
смогло или хоть пожелало бы изменить твоей первой Изольде со второй? О
безрассудный и безумный! Куда мне пожаловаться на тебя? Ты так оскорбил
меня, что оскорбление это невозможно ни сравнить ни с чем, ни измерить, и я
в полном смятении и беспамятстве. Неужто ты считаешь меня навсегда
потерянной, что завел другую возлюбленную? Итак, ты безумный, осмелился
жениться на другой? Так знай же, что рыцарь и дама, добрые сердцем, не имеют
и никогда и не помышляют иметь больше одной любви. И потом - ведь это
очевидное неразумение установленного порядка вещей - отказаться от любви
ради брака, а не от брака ради любви {2}. Раз это так, да позволено мне
будет привести такое сравнение: не должны ли, по крайней мере, виноградная
лоза и молодой вяз вырасти вместе, прежде чем переплестись, а не наоборот?
Так неужто по-твоему возможен брак более нерасторжимый, чем наш счастливый
союз и нежность друг к другу, которую познали мы, когда, покинув мою
Ирландию, плыли к берегам Британии? И ты, неосторожный и бесчестный,
все-таки пытаешься завязать новые узы? Покайся же в своем грехе, ибо ни один
недостойный не падал так низко в своей любви, как ты в своей. Что можешь ты
возразить мне, представ пред моими очами? Уж не то ли, что я стала женой
твоего дяди, предателя Марка, и что, раз мне он муж, я должна его любить и
почитать, и познать его одного на супружеском ложе? Но я отвечу тебе - то,
что он стал моим мужем - грех, потому что ты, Тристан де Леонуа, - мой
любимый муж, которому я вручила себя впервые и кому обещала верную и
истинную любовь, и эту любовь у тебя, живого или мертвого, нельзя, не
погрешив против чести, отнять, чтобы отдать ее другому. Но придется
признаться, что я слишком доверчива и послушна твоим, господин мой, речам,
как послушна и нашей любви (которую я считала искренней и беспримерной), а
надо было бы ее скрывать, чтобы не приводить в негодование грубых невежд,
кои ради собственной выгоды злословят и перешептываются не только об
удовольствиях и времяпровождении своих господ, но и о самой добродетели;
вступив в брак, я подверглась их преследованиям. Но я вверила это
всевышнему, ибо так предана тебе, что готова была не только вступить в
шутовской брак, но и носить шутовскую одежду с зеленым ушастым колпаком,
лишь бы доставить тебе удовольствие. Но ты - увы! увы! - слишком легкомыслен
и ненадежен. Кому теперь я пожалуюсь? Стенам? Атомам? Пустоте? Небытию? Или
еще чему-нибудь, столь же ничтожному, самому незначительному, что только
можно отыскать. Ведь ты более ненадежен, чем стеклянный сосуд. Не имея обо
мне вестей и не зная, в какой печали я пребываю, ибо ты увлечен своей новой
женой, бретонской чародейкой, неумолимо и безжалостно забываешь ты о моем
лице, мокром от слез, и не просто слез, а влаги, которую редчайшее пламя
пылающего моего сердца заставляет изливаться из глаз (двух источников души,
в коей сокрыта самая суть Любви), влаги такой текучей и светлой, что
мельчайшая ее капелька покажется тебе живой и чистой. Столь обездоленной
твоим обманом и предательством, что же остается мне делать, раз ты не можешь
узнать о моем гневе и справедливом негодовании, кроме как, предоставив людям
судить и рядить обо мне, отправиться в мир иной искать справедливости, если
случалось кому-нибудь, измученному скорбью и непосильно суровой карой, после
смерти отомстить обидчикам. Вот лучшее, что я смогу сделать - за свой грех я
убью себя.
Безнадежно влюбленная, она тут же принялась оглядывать комнату в
надежде найти оружие, веревку, воду, огонь, бездну, или еще что-нибудь,
способное положить конец ее несчастной жизни, по воле злого рока еще
продолжающейся. Тогда удрученная горем Бранжьена, в слезах, изнемогая от
печали и скрывая снедающую ее тоску, попыталась отвратить опасность, которой
готова была подвергнуться ее госпожа, и принялась увещевать ее такими
доводами:
- Госпожа моя, я отлично знаю, как похвально умереть, когда нет
возможности другими средствами избыть свою печаль. Если же есть способ
развеять ее, то лучше всего остаться жить. И тогда после страстей и
безнадежной скорби следует себя холить и лелеять, чтобы тем сильнее
наслаждаться радостями кротости, которая со временем заставит замолчать
досаду. Раз Тристан в разлуке с вами, поверьте, что он вытерпел не меньше,
чем вы в этом тоскливом ожидании, не имея, насколько я его знаю, другого
желания и намерения, кроме как вызволить вас из несчастья или из заключения
ради чистосердечной и преданной любви, которую он к вам испытывает. И
впрямь, подумать только, ведь столь неравный брак заключил он, женившись на
дочери короля Нанта. А ведь этому способствовала и ваша нерешительность. Не
будь этого, неужели такой могущественный принц был бы настолько глуп, чтобы
домогаться любви другой дамы: это же чистое и явное безумие. Но раз уж вы
непременно желаете представить дело именно так, как вы говорите, и мне с
моим бессилием и слабостью невозможно хоть немного успокоить вас, прежде,
чем подвергаться еще большей опасности, следовало бы, по моему разумению,
послушать совета дамы или девицы, по счастью, нашедшей выход или избежавшей
той беды, в которую вы изо всех сил хотите себя ввергнуть. Королева
Геньевра, возлюбленная мессира Ланселота Озерного, сможет вас предостеречь и
помочь вам, если вы ей откровенно напишете о беде, в которой вы оказались
из-за любви к вашему рыцарю. Всем известно, как она мудра и добра, и я
нисколько не сомневаюсь, что она вам как раз и посоветует быть благоразумной
и сдержанной.
Изольда взвесила про себя слова своей Бранжьены, сказанные единственно
из ее простодушной привязанности к своей госпоже, и с помощью божьей,
переменив свое решение, положила написать королеве Британии. И для этого
пошла она в свою комнату, взяла перо и бумагу и написала следующее послание,
прежде приказав Бранжьене отыскать среди девиц наиболее верную и подходящую
для такого поручения, дабы отправить ее в дорогу, как только письмо будет
написано и запечатано.
Письмо королевы Изольды Корнуэльской королеве Британии Геньевре
Моя госпожа, поелику весть о вашем новом союзе {3} коснулась моего
слуха, я, полагаясь на вашу любезность, осмелилась сравнить его с моим и
поведать вам о некоем возлюбленном. И вы будете весьма удивлены (о, я
уверена в вашей царственной сдержанности и осмотрительности, а также в том,
что вы находитесь в особой милости у Амура), если я сейчас примусь описывать
злые дела и предательство, которое совершил надо мной тот, кого я любила
больше себя самой, и поведаю о неожиданной и обидной немилости провидения,
столь благосклонного ко мне прежде. Дабы история моего теперешнего несчастья
была вам известна и понятна, узнайте, о ваше величество, что с того дня,
когда мой Тристан и я превратили наше желание в незыблемый (так мне
казалось) союз, я почитала себя счастливой, словно для меня исполнилось
сокровеннейшее желание всех любящих, коим является обоюдная верность,
искренне полагая, что ни на небесах, ни на земле нет силы, которая могла бы
разлучить нас или повредить нашей любви, столь глубоко запечатленной в моей
душе, что непреклонности и твердости моего духа не могут, да и не смогут
поколебать ни нанесенные мне оскорбления, ни плачевная неволя, в которой
содержит меня мой муж, жестокий и немилостивый тиран Марк Корнуэльский. И
так я упорствовала в своей непреклонности, доходящей почти до упрямства,
когда (о боже, какое горе!) сюда, за стены моей печальной и тоскливой
темницы, дошли дурные вести. Тристан, Тристан, могу ли я принца Леонуа по
праву называть любимым, раз он изменил своей первой Изольде, которую навеки
забыл и покинул, женившись на другой, по-моему, вовсе его недостойной.
Знаете ли вы, из какого дома он взял жену? Госпожа моя, он женился на дочери
этого ничтожного сеньора, короля Хоэля, не известив меня ни устно, ни
письмом, не сообщив даже о причине своего отъезда и отдаления, и живет уже
больше года, забавляясь и наслаждаясь в объятиях своей нежной супруги. Я в
такой безнадежности и тоске из-за этого гнуснейшего поступка, что жду
утешения лишь от вас, надеясь снискать благородную и милостивую дружбу, на
какую способна дама ваших достоинств, ибо, потеряв всякую надежду, я не вижу
и не знаю, что могло бы мне помешать покончить с собой. Поэтому-то, госпожа
моя, я спешно посылаю к вам эту девицу, каковой, как моей доверенной и
посвященной в тайну прислужнице, вы можете передать свой ответ и все то, что
еще захотите прибавить. Поручаю себя вашей милости, которая неизменно была
добра ко мне.
Остаюсь ваша смиренная и покорная сестра,
Изольда, королева Корнуэльса.
Тщательно сложив и запечатав письмо, Изольда спросила Бранжьену, готова
ли посланница. Та же привела к ней девицу Франсиль, и королева сказала ей:
- Франсиль, то, что я отличала тебя среди всех моих девушек и женщин,
должно пробудить в тебе проворство и верность. Кроме того, я хочу, а для
этой надобности я и избрала тебя, чтобы ты отправилась со всей поспешностью
и отыскала королеву Геньевру, где бы она ни была, отдала ей в руки это
письмо, а мне привезла бы ответ.
- Госпожа моя, - отвечала девица, - видя благосклонность, с которой вы
мне даете это поручение, я постараюсь все выполнить по вашему желанию и не
ошибиться.
Коротко говоря, Франсиль села на лошадь и отправилась. Она ехала день
за днем, покуда в конце весны не прибыла в Британию. В воскресенье вечером
въехала она в Камелот, где находилась королева Геньевра, окруженная многими
дамами и девицами. И за сим, поцеловав письмо, она, как сумела, выразила
королеве почтение, назвала свою госпожу и передала, что ей было поручено.
Геньевра приняла письмо, сломала сургуч и долго читала и перечитывала
послание Изольды. Затем она удалилась в свои покои, позвав с собой и
посланницу, чтобы на досуге обсудить с ней дела королевы Изольды и то, как с
ней обошелся король Марк. Прочитав послание, такое доверительное и
безыскусное, она не могла удержаться, чтобы не послать Марку несколько
проклятий ради своего расположения к королеве Изольде.
Здесь мы их оставим, чтобы отвлечься и вернуться к нашему Тристану, и
расскажем о долгом и докучном его пребывании возле своей жены.
Глава 60. О возвращении посланницы Франсиль к своей госпоже королеве
Изольде с ответом от королевы Геньевры и о том, что было после
Итак, девица Франсиль так же проворно вернулась, как и уехала. Она
возвратилась к Изольде, проделав все путешествие так тайно и скрытно, что
никем не была замечена. Проведенная Бранжьеной в комнату Изольды, девица
поведала о поручении, данном ей господином Ланселотом Озерным и королевой
Геньеврой, смиренно поцеловала оный ответ и с поклоном до земли вручила его
королеве, прибавив такие слова:
- Госпожа моя, вот то, о чем просили вы королеву Британии. Послание это
королева написала при мне своею рукой, запечатав его кольцом, которое она
носит на пальце.
Изольда взглянула на письмо и увидела на печати изображение Геньевры,
столь искусное, что трудно рассказать; она поцеловала его с глубоким
благоговением, разорвала шелк, в который было завернуто послание, и нашла
там следующее:
Ответ королевы Геньевры королеве Изольде Корнуэльской
Моя госпожа, моя сестра, хотя бы только ради того, чтобы исполнить свой
долг, в тот же день, когда Паламед Язычник {4} принес мне о вас новости,
открыв мне свою любовь к вам и уверившись в искренности моей, мне следовало
бы послать к вам одну из своих девиц, дабы отблагодарить вас за ваше доброе
ко мне расположение, или, по крайней мере, для того, чтобы, уклоняясь от
злословия некоторых хулителей и избегая опасной зависти, оправдать данную
мне репутацию, подтвердив ее моим письмом, и разрушить (быть может) тайные
намерения завистников. Но я все мешкала вам написать, покуда ваша любезность
и великая учтивость меня к этому не принудили и не приневолили; к тому же и
не имею я ни возможности, ни желания медлить в деле, от которого ни одна
знатная дама не должна отказываться, то есть в утолении вашей скорби и
мучений, слишком жестоких для вас, королевы, которую зову моей дорогой
сестрой и подругой, более восхваляемой и знаменитой красотой, чем любая
другая на земле. И то, что вы мне пишете о своих делах, оказывает мне честь
и делает меня самой счастливой и довольной из всех смертных. Кроме того,
поскольку небеса пожелали и позволили нам узнать, что Амур относит меня к
числу своих особенных любимиц, я, служа на земле тому, кто. не имея себе
равных среди людей по своему оружию и любезности, не может быть признанным
служителем смертной женщины, а только возлюбленным высочайшей из богинь, не
могу и не имею права вас отвергать. Но хотя я и любима, счастлива и нахожусь
на вершине блаженства, нельзя мне, увы, не испытывать тревоги, ибо дела
житейские так хрупки и изменчивы. И кроме того, лишая меня радости,
одолевает меня досада и заставляет вчуже сетовать на ваши несчастья. Однако
я все же уверена, что они должны обратиться в радость, и очень скоро, и вы,
дошедшая до предела в своем горе, должны быть в этом уверены, если то, что
нам предписано - верно. Я так полагаюсь на верность и честность вашего
друга, что и сама мысль, будто он может оказаться столь низким негодяем, не
должна у вас даже возникать. Ведь судя по тому, что мне известно, вы были
любимы очень преданно, а первая же обида заставила вас поверить
сомнительному слуху, и вы жалуетесь и теряете надежду не меньше, чем если бы
знали это наверняка или если бы в этом уверились. Вы еще не знаете, что
ссоры влюбленных только разжигают и изощряют то божественное и бессмертное
пламя, которое питает наши души. Надейтесь же, сестра моя, и вы утешитесь в
этой малой и легкой скорби, да сохранят вас блага и богатства, дарованные
вам Амуром: ведь эта печаль мимолетна и долго тянуться не может. Изольда, по
правде сказать, не такой ваш Тристан невежа, и потом он так вас достоин, что
согласился бы страдать (если только ему не воспрепятствовала какая-нибудь
извинительная причина), как надо признать, страдал и раньше, лишь бы только
не разгневать вас и не доставить вам ни малейшей печали и кручины. И в это я
вас умоляю поверить.
Остаюсь ваша добрая сестра и лучший друг,
Геньевра, королева Британии.
Не удовлетворясь этим первым чтением, королева читала и перечитывала
много раз, и так как порыв страсти утих, повернулась к Бранжьене с радостным
и смеющимся лицом и молвила:
- Моя Бранжьон, теперь я знаю: правда то, что мне здесь рассказывали об
осмотрительности и любезности королевы Геньевры, жены доблестного Артура.
Говорят, что Природа и Удача сделали ее первой среди дам, а небо позволило
ей родиться с такой счастливой наружностью, что все, что бы она не
предпринимала, удается ей превосходно. И до получения этого письма кто мог
бы заставить меня поверить, что я получу такое утешение, какое она мне
прислала, как все и кончилось на самом деле.
- Ну вот, госпожа моя, - отвечала Бранжьена, - я была права, как вы
имели случай убедиться, и принимая во внимание ее столь чудесную
обходительность, надо сказать, что она может убедить каждого в чем пожелает,
и все устраивается, как она хочет.
- В самом деле, Бранжьена, - продолжала Изольда, - это замечательная
женщина, и думается, она единственная в своем роде.
- И поэтому, моя госпожа, - добавила девица, - не медлите поступить по
ее совету, и веселье, которое покинуло вас из-за продолжительной тоски,
снова вернется к вам. И тогда в несколько дней возродится ваша былая
красота, и вы будете пребывать в таком же добром здравии и расположении
духа, как и прежде.
И поскольку гнев и ярость Изольды смягчились, она положила известить и
вызвать к себе своего Тристана, рассудив про себя, что с которой стороны
прервана любовь, с той она и должна возобновляться. И хотя дамам более
свойственны забавы, а рыцарям - действия, Изольда, считая это своим
непреложным долгом, решила на этот раз изменить обычаю. И она исполнила свое
желание, написав милостивое и учтивое письмо принцу Леонуа, вручила его
своей Бранжьене и при этом дала ей приказание, так как боялась, что та
ослушается, нигде не останавливаться дольше, чем на одну ночь, пока не
доставит письма по назначению.
Так и поступила девица, а мы предоставим ей ехать в свое удовольствие
для того, чтобы поведать вам, что произошло с Ламораком Уэльским после того,
как он отослал заговоренную чашу ко двору короля Марка, чтобы навлечь
немилость на тамошних дам, и о каковом испытании был там спор между королем
и его баронами, о чем и рассказывается ниже {5}.
^TПРИЛОЖЕНИЯ^U
^TА. Л. Михайлов^U
^TИСТОРИЯ ЛЕГЕНДЫ О ТРИСТАНЕ И ИЗОЛЬДЕ^U
Средневековье знало немало легенд, оно неутомимо и увлеченно создавало
мифы и творило легенды, как большого национального звучания (например, о
подвигах Сида или Роланда), так и менее значительные (скажем, о "любви
издалека" провансальского трубадура Джауфре Рюделя к принцессе
Триполитанской). Эти легенды продиктованы историей, ее всенародными драмами
и небольшими частными эпизодами. Но в том и в другом случае смысл легенды,
тот пафос и тот лиризм, что несла она, не вызывали споров. Но рядом с
легендами историческими были и другие - мифологические. В них их истоки еле
видны, почти незаметны. Такие легенды вобрали в себя верования и
представления целых эпох, отразив в переосмысленном виде систему этических
ценностей, вырабатывавшуюся веками. В таких легендах неизбежно много слоев,
и смысл их неоднозначен. Они вызывали разные толкования уже на протяжении
Средневековья. Они остаются предметом глубокого изучения и оживленных споров
и в наши дни.
Легенда о Тристане и Изольде относится как раз к числу таких легенд. Но
рядом с другими мифами Средневековья ее положение особое. Так, популярнейшая
в свое время легенда о поисках чудесной чаши Грааля, породившая огромное
число посвященных ей литературных памятников, не перешагнула, однако,
хронологические рамки своей эпохи. Возникнув в Средние века, она и осталась
типично средневековой. Иначе - легенда о Тристане и Изольде. Она относится к
числу легенд "вечных". Рожденная культурой Средневековья и понятная лишь в
контексте этой культуры, она не умерла вместе с нею. Дело в том, что легенда
о Тристане и Изольде моделирует человеческие отношения, поэтому она
универсальна. Но отношения эти, при всей их кажущейся простоте, глубоки и
сложны. В них как бы скрывается какая-то "тайна" {Ср.: P. Gallais. Genese du
roman occidental. Essais sur Tristan et Iseut et son modele persan. Paris,
1974, p. 39.}, требующая разгадки и порождающая всевозможные толкования.
Каждая эпоха оставила свое осмысление легенды о Тристане и Изольде,
каждый обращавшийся к ней писатель - от авторов валлийских "Триад" и
французских рыцарских романов до Джойса, Кокто, Томаса Манна - видел в этой
печальной истории юного рыцаря и его возлюбленной повод для изложения своих
этических позиций. От книги к книге оценка легенды менялась и вместе с ней
менялись и функции действующих лиц, мотивы их поведения, движущие ими
нравственные принципы, менялись их характеры. И все-таки в сознании этой
длинной череды литераторов (поэтов, писателей, переводчиков и т. д.) как бы
постоянно присутствовала некая модель легенды, отталкиваясь от которой, в
споре с которой создавался очередной новый вариант повести о Тристане
Леонском и Изольде Белокурой.
Было бы ошибкой видеть в этой модели наиболее раннюю, наиболее
примитивную стадию развития легенды. В сохранившихся текстах от этой
исходной, изначальной версии - лишь рудименты. Характерным примером такого
пережиточного мотива могут служить лошадиные уши короля Марка. Это качество
внешности обманутого мужа лишь упомянуто в одной из ранних обработок
сказания, но никак не обыграно, никак не раскрыто, не является непременным
элементом сюжета (о происхождении, о смысле этой детали будет сказано в
своем месте); поэтому, являясь принадлежностью "архетипа", подобный мотив не
входит в "модель" легенды, о которой была речь выше. Таким образом, мы имеем
в виду не гипотетический "архетип", а инвариант, реальными вариантами
которого являются дошедшие до нас тексты.
Их временная распределенность крайне неравномерна. Поздняя стадия
развития легенды представлена достаточно большим числом памятников, еще
большим - рукописей. От более ранней и как раз интересующей нас стадии
текстов сохранилось немного и дошли они в виде отдельных фрагментов. Но
стадия эта (хронологически она приурочена к последней трети XII столетия)
-наиболее важная.
Существенно также отметить, что этот инвариант, эта модель
соответствует не примитивной стадии (о чем уже говорилось), а как раз стадии
"вершинной", отмеченной поразительной зрелостью вкуса и художественной
ясностью; именно в этот момент под пером талантливейших поэтов легенда была
закреплена и, если можно так выразиться, "сформулирована". Причем, разные
"ветви" легенды, представленные, скажем, соответственно произведениями
англо-нормандца Тома и континентального трувера Беруля, разнятся лишь в
деталях, в нюансах. Ядро легенды и здесь - едино.
Пока мы забудем об этих частных отличиях. Забудем и об истоках легенды,
очень многое в легенде объясняющих. Рассмотрим легенду о Тристане и Изольде
как некое непротиворечивое целое, рассмотрим инвариант.
Собственно, в таком подходе нет ничего нового. Если работы
исследователей не бывают посвящены проблеме возникновения легенды, ее
эволюции, ее отдельным манифестациям, то в них сказание рассматривается
именно как некое единство. Такой подход, конечно, смазывает оттенки. Но нам
представляется, что, признавая важность этих нюансов, не следует их
преувеличивать. Один из современных медиевистов, М. Лазар, совершенно прав,
когда предлагает не искать в легенде некий эзотерический смысл (чем иногда
так увлекаются) и истолковывать лишь то, что написано, то есть вернуться к
реальным текстам. Но М. Лазар ошибается полагая, что эти тексты, по крайней
мере две основные версии легенды можно рассматривать только раздельно, ибо
они, как полагает ученый несопоставимы {См. М. Lazar. Amour courtois et
fin'amors dans la litterature du XII siecle. Paris, 1964, p. 172:
"Совершенно очевидно, что нельзя говорить о легенде о Тристане и Изольде,
как если бы речь шла об одной поэме, произведении одного автора...
Анализировать все эти разные по концепции версии, относящиеся к разным
эпохам, рассматривать их как одно произведение и извлекать в результате
этого анализа некое общее содержание и общий смысл - это значит становиться
на неверный путь".}. Жозеф Бедье был абсолютно прав, когда вслед за
реконструкцией романа Тома он проделал такую же операцию и с легендой в
целом {J. Bedier. Le Roman de Tristan par Thomas, t. II. Paris, 1905.}. Он
называл искомое "прототипом" (или "архетипом"), Но, думается, такое
определение не вполне верно, ибо подчеркивает изначальность, исходность (а
следовательно, и некоторое предшествование известным текстам)
реконструируемой художественной единицы. Нас же в данном случае интересует
не "прототип", переработанный и, если угодно, кое в чем искаженный
последующими транскрипциями, а именно инвариант, конкретными вариантами
которого стали произведения Беруля, Тома, Эйльхарта фон Оберга, Готфрида
Страсбургского, монаха Роберта и т. д.
Итак, сначала - легенда в целом.
Посвященная ей литература поистине огромна. Мы не предполагаем делать
ее хотя бы беглого обзора. Укажем лишь на устоявшиеся, наиболее
распространенные точки зрения.
Гастон Парис {G. Paris. Poemes et Legendes du Moyen Age. Paris, 1899,
p. 176.} назвал как-то нашу легенду "эпопеей адюльтера". Для известного
французского литератора Дени де Ружмона, связывающего легенду с ересью
катаров и - еще дальше - с манихейством, отношения Тристана и Изольды - это
прославление чувственной любви, прославление страсти как противовес
христианской концепции брака {D. de Rougemont. L'amour et l'Occident. Paris,
1972, p. 61.}. Мишель Казенав считает "Тристана и Изольду" легендой
освобождения от условностей и норм и прославлением жизни {M. Cazenave. Le
Philtre et l'amour. La legende de Tristan et Iseut. Paris, 1969, p. 126.}.
Не раз указывалось, что в основе трагедии двух молодых возлюбленных -
конфликт между свободным чувством и сковывающими рамками феодальной морали
{См., например, "История французской литературы", т. I. М.-Л., Изд-во АН
СССР, 1946, стр. 107.}. Но, как справедливо заметил один из современных
критиков, "трагизм романа о Тристане определяется не только тем, что
окружающий мир с его системой социальных принуждений делает невозможным
счастье влюбленных и торжество страсти. Такое понимание было бы слишком
односторонним и поверхностным" {В. Козовой. Роман о Тристане и Изольде. - В
кн.: "Le roman de Tristan et Iseut". Renouvele par J. Bedier. Moscou, 1967,
p. 17.}. Впрочем, сталкивание противоречащих друг другу интерпретаций вряд
ли продуктивно: сама легенда несомненно дает основание для различных
толкований. Она - многозначна. Нельзя сказать, что в ней нет прославления
сильного естественного чувства, нет фатального, пессимистического взгляда на
любовь, нет, наконец, столкновения ходячей морали, причем, не только морали
XII в., но и многих последующих столетий, с безморальным (но не аморальным)
чувствованием исключительных героев. Все это несомненно есть в нашей
легенде. Как и многое другое. И трагедия здесь - не только неразрешимый
конфликт чувства и долга, хотя и для такого толкования легенда дает
материал.
Итак, легенда в целом, ее инвариант.
Но о чем она? Или иначе: о ком? То есть, кто в ней главный герой?
Ответ, казалось бы, может быть только один: юноша из Леонуа и ирландская
принцесса. Но поэты XII в. полагали иначе, недаром большинство из них не
сговариваясь назвали свои книги одинаково: "Роман о Тристане". Это
выдвижение в основные протагонисты лишь одного героя не умаляет ни обаяния
образа Изольды, ни его значительности. Нет здесь и отражения якобы рабского
положения женщины, типичного, по мнению некоторых исследователей, для
Средневековья. Это не невнимание к Изольде, это - признак жанра, это - его
концепция.
Поэтому рассмотрим легенду в том виде, в каком она была рассказана
средневековыми поэтами, для которых Тристан был основным протагонистом.
Рассмотрим, таким образом, "Роман о Тристане".
Е. Винавер {Е. Vinaver. Etudes sur le Tristan en prose. Paris, 1925, p.
9.} предложил очень остроумное графическое изображение нашего сюжета. Вот
оно:
Лес Моруа
Испытания Испытания
Женитьба Марка Женитьба Тристана
Изольда узнает Тристана Тристан-юродивый
Битва с драконом Последняя битва
Золотой волос Последнее послание
Ривален и Бланшефлер Чудо с деревьями
В этой схеме действительного хорошо выявлена внутренняя гармония
развития сюжета и симметрия его эпизодов. Но в схеме Е. Винавера неизбежно
многие важные эпизоды легенды опущены. Оставлены лишь те, которые
существенны для взаимоотношений Тристана с Изольдой. А ведь герой
сталкивается и с другими персонажами, и эти контакты бывают важны для его
судьбы. Без этих контактов не было бы и Изольды, не было бы трагической
любви, не было бы легенды.
Посмотрим на структуру сюжета не с точки зрения отношений героя и
героини, а с точки зрения Тристана, его личной судьбы. То есть посмотрим на
сюжет иначе, чем это сделал Е. Винавер. Отметим, какие эпизоды не уложились
в его схему, какие он опустил. Их немало. И все они - "эпизоды без Изольды",
как правило, "до нее".
Это прежде всего - детство героя. А оно в ряде ранних памятнике описано
довольно подробно. Чем отличается это детство, чему оно научил Тристана,
какой отпечаток наложило на его жизнь?
Во-первых, герой легенды - плод страстной, всепоглощающей любви его
родителей, короля Леонуа Ривалена (в некоторых версиях - Мелиадук,
Канелангрес) и принцессы Бланшефлер (Элиабель или Бленсинбил других версий).
Родители Тристана - люди незаурядные. Ривален - могущественный король; он
владеет многими городами и замками; он искушен во многих искусствах; он
доблестный, стойкий и мужественный рыцарь; он рассудителен и проницателен,
мудр и осмотрителен, справедлив и великодушен; но он может быть и жестоким.
Тристан унаследует затем многие положительные качества отца. Под стать
Ривалену его жена Бланшефлер, сестра Марка. Она прекрасна лицом и стройна
станом, учтива и обходительна, умна и великодушна. Но любовь их, страстная и
глубокая, с самого начала приносит обоим мучительные страдания. Здесь не
сословных барьеров, нет внешних препятствий, нет препятствий и внутренних:
молодые люди быстро и горячо полюбили друг друга; брат девушки, король Марк,
не будет противиться их браку. И тем не менее Ривален и Бланшефлер тяжко
страдают. Это - склад характера обоих. Кроме того, как остроумно заметил
Дени де Ружмон {D de Rougemont. L'amour et l'Occident, p. 11.}, у счастливой
любви не может быть истории. Предметом поэзии может быть только несчастливая
любовь. И еще одно: печальная история родителей Тристана создает тональность
всего дальнейшего повествования. Не приходится удивляться что Тристан, дабы
оправдать наивную средневековую этимологию своего имени, и зачат в тоске и
горе. Норвежская сага монаха Роберта рассказывает: "В таких-то муках - у нее
от горя, у него от ран - и было зачато это дитя, которому предстояло жить и
повергать в печаль всех своих друзей" (гл. 12). Любовь Ривалена и Бланшефлер
завершается счастливым браком, но не становится после этого радужной и
просветленной. Печать трагической обреченности окрашивает их отношения. И
вот результат: Ривален погибает в схватке с врагом, Бланшефлер умирает от
горя и родовых мук. Так не знающая никаких препятствий и поэтому в других
обстоятельствах счастливая любовь завершается трагически.
Но рождается Тристан. Печальным было его появление на свет. И с первых
дней жизни его подстерегают опасности. Воспитатель Тристана сенешаль Роальд
Твердое Слово скрывает, что это дитя короля. Он воспитывает мальчика как
своего собственного сына, и Тристан считает Роальда своим отцом. Чего боится
Роальд, зачем прячет ребенка, зачем выдает за сына? В интересующих нас
версиях это объяснено сбивчиво (если вообще объяснено), и Бедье не без
основания в своей популярной обработке легенды изложил этот мотив предельно
кратко. В более поздних версиях, напротив, этот мотив развит довольно
значительно (и, добавим, весьма банально). Так, например, во французском
прозаическом романе отец Тристана совсем не умирает: он просто пропадает на
охоте, заманенный одной влюбленной в него дамой в некий заколдованный замок.
Бланшефлер умирает из-за трагической ошибки. А отец Тристана возвращается.
Семь лет он растит сына, но затем женится; мачеха ненавидит пасынка и делает
попытку его отравить. В инварианте иначе. Здесь ребенку либо угрожает
воинственный герцог Морган, захвативший земли Ривалена, либо попросту злые
силы. Жизнь Тристана будет полна опасностей, и это оказывается изначально
заданным.
Итак, первый значительный эпизод легенды - это трагическое появление
героя на свет и опасности, подстерегающие его уже в колыбели.
Следующий эпизод, разработанный в ранних версиях несколько бегло, но
тем не менее заслуживающий внимания. Это - куртуазное воспитание Тристана. В
произведениях эпохи не раз изображалось воспитание идеального рыцаря и
образцового государя (вспомним хотя бы ранний фрагмент "Романа об
Александре"). И здесь легенда о Тристане и Изольде не отстает от своего
времени. Но если сравнивать Тристана с другими героями куртуазной
литературы, то нельзя не заметить, что сын Ривалена превосходит их всех по
многосторонности и учености. В самом деле, чего только не умеет Тристан. Но
послушаем опять норвежца Роберта: "Тристрам был очень способным учеником и
вскоре в совершенстве овладел семью главными искусствами и многими языками.
Затем он изучил семь видов музыки и прославился как знаменитый музыкант"
(гл. 17). Но, конечно, не только к этому проявляет свои незаурядные
способности юноша.
Он прежде всего образцовый рыцарь. Свое мужество, удаль, сноровку он
демонстрирует непрерывно, постоянно. Он одинаково хорошо сражается и на
коне, и в пешем строю, и врукопашную. Он владеет и тяжелым копьем, и легким
дротиком, и мечом, и луком. Он как будто рожден в седле, а тяжести доспехов
и не замечает. Мы бы назвали его и прекрасным спортсменом: он легко
перепрыгивает через высокую ограду, быстро бегает и т. д.
Но все это - лишь малая толика знаний и умений героя. Тристан -
прекрасный охотник. Он знает повадки разной дичи, искусен во всевозможных
видах ловитвы. Он умеет освежевать затравленного зверя и неутомим в погоне
за лесной добычей (английская традиция сделала Тристана высшим арбитром в
сфере охоты).
Тристан - мастер и в области других благородных забав. Он, как уже
говорилось, "знаменитый музыкант", он умеет играть на арфе и на рсте
(старинный струнный музыкальный инструмент кельтского происхождения), причем
исполняет не только старые напевы, но и складывает новые. Не случайно игра
его пленяет слушателей и юноша дает уроки музыки принцессе Изольде (в ряде
версий он научит ее читать и писать и преподаст начатки латыни). Как многие
музыканты Средневековья, Тристан был и поэтом, сочиняя любовные "лэ". Не
приходится удивляться, что один из авторов рыцарских романов, Жерберт де
Монтрей (первая половина XIII в.) вставил в свою книгу о Персевале и поисках
Грааля эпизод о Тристане-менестреле.
Нельзя не отметить актерских данных Тристана. То он изображает
бродячего жонглера, то прикидывается паломником, то превращается в
прокаженного в рубище и с трещоткой, то разыгрывает юродивого. И все это с
блеском, с необычайным правдоподобием, так что даже друзья, даже Изольда не
сразу распознают нашего героя за личиной изображаемого им персонажа.
В этих трансформациях Тристан использует еще одно свое знание. Он
весьма сведущ в свойствах трав, он натирается ими, меняя цвет кожи, он
приготовляет всякие настои, изменяющие черты его лица.
Тристан говорит на семи языках, и норвежские купцы с успехом используют
его как толмача.
В игре в шахматы или тавлеи он превосходит всех окружающих, и это его
дарование оказывается для юноши роковым - именно во время игры норвежские
купцы похищают увлеченного поединком героя.
Тристан досконально изучил и корабельное дело. Он разбирается в
назначении снастей, умеет по звездам пролагать курс кораблю, не теряется в
бурю, знает, как идти на парусах и на веслах.
Легенда знакомит нас и еще с одним талантом Тристана. Он недаром
принадлежит эпохе грандиозных строительных начинаний и свершений, эпохе
готики. В разлуке с милой он проектирует и строит в ее честь часовню,
украшает скульптурой, отделывает резьбой прекрасный грот.
Итак, рыцарь и охотник, поэт, музыкант и актер, навигатор и фармацевт,
архитектор и художник, шахматист и полиглот...
Добавим к этому некоторые качества души. Он верен в дружбе и
великодушен к врагам, бескорыстен и добр, терпелив и незлопамятен. Ему не
чужды ни родственные чувства, ни свойственная людям эпохи богобоязненность.
Он заботится о подданных и щедр к подчиненным. Он, наконец, способен на
большое всепоглощающее чувство.
Что еще отличает Тристана? Это неудовлетворенность. Вернее, постоянное
стремление к новому, неизведанному, опасному. Ему как бы тесно в рамках
обычной повседневности, обычных человеческих норм. В этом смысле он близок
героям многих рыцарских романов эпохи. Но в отличие от них он не ищет ни
личной выгоды, ни упрочения своего положения.
Неудовлетворенность и незаинтересованность, характеризующие юношу
Тристана, - это также плод воспитания. Или характера, сформировавшегося рано
и затем не меняющегося. Незаинтересованность, бескорыстное подвижничество
героя отличают его всю жизнь. Это его качество полезно отметить, ибо им
многое определится в судьбе юноши. А бескорыстие его поистине поразительно.
Действительно, Тристан побеждает герцога Моргана, но не вступает во владение
отвоеванными у узурпатора землями; он отдает их Роальду Твердое Слово и
больше о них не вспоминает. Не вспоминает даже тогда, когда его вынуждают
покинуть двор Марка. Он ищет пристанища на чужбине - в Польше, Испании,
Бретани, - но не в родном гнезде. Из великодушия и безрассудной удали
вступает он в бой с Морхольтом, ничего не требуя в награду. Он сражается с
драконом, побеждает его и - вот вершина его бескорыстия - отдает завоеванную
невесту другому. На службе у Бретонского герцога, отца Изольды Белорукой и
Каэрдина, он опять-таки не ищет ни славы, ни достатка. Сколько героев
куртуазной литературы увенчивали цепь своих рыцарских подвигов браком с
прекрасной и богатой принцессой, сколькие из них возвращали себе престол
своих предков, где начинали королевствовать со своей милой подругой. Тристан
- иной. Как уже говорилось, он не ищет благополучия. Ностальгией он тоже не
страдает, ибо не имеет прочных корней. Откуда эта "неукорененность"? Плод
воспитания? Черта характера? Следствие обстоятельств? Очевидно, всего
понемногу.
Итак, Тристан образован, умен, талантлив. Добр, отзывчив, великодушен.
Смел, удал, безрассуден. Эти качества мы обнаруживаем в нем уже в самом
начале повествования. По его ходу они оттачиваются и уточняются. Но новые не
появляются. Тристан - не развивающийся, а раскрывающийся герой. Но важно
отметить его исключительность. В этой исключительности некоторые
исследователи, например, М. Казенав, видели основу конфликта легенды:
Тристан, по их мнению, как бы принадлежит иному миру, у него иные жизненные
принципы, иная мораль, иное представление о добре и зле. И в этом смысле
оказывается символичным лечение Тристана Изольдой: "иной" герой, пораженный
"иной" силой, может быть вылечен только "иными" руками {М. Cazenave. Le
Philtre et l'amour, p. 39-40.}. Мы не склонны видеть в особости героя что-то
таинственное и мистическое. Но особость эту запомним.
Следующий важный эпизод: норвежские купцы. Е. Винавер этот эпизод не
учитывает. Между тем, он - важнейший. О чем здесь рассказывается? Казалось
бы, не о столь существенном. Юноша зашел на норвежский корабль, увлекся
игрой в шахматы, не заметил отплытия, оказался, таким образом, в плену.
Купцы пользуются его разносторонними познаниями и намереваются, при случае,
выгодно продать. Но тут появляется новое действующее лицо, которое будет
затем выходить на сцену в самые ответственные, кульминационные моменты
сюжета. Это - море. Безбрежное, таинственное, манящее. Оно вмешивается в
судьбу героя, перекраивая ее по своему усмотрению. "Роман о Тристане" -
наиболее "морской" роман средневекового Запада. На это обратил внимание еще
Гастон Парис, писавший: "В этой драме, бурной, глубокой и изменчивой, как
море, море постоянно на виду и в действии; оно играет в этой драме роль
захваченного происходящим актера" {G. Paris. Poemes et Legendes du Moyen
Age, p. 123.} (Впрочем, Ж. Бедье отрицал, - как нам представляется, напрасно
- это качество нашей легенды {J. Bedier. Le Roman de Tristan par Thomas, v.
II, p. 145.}). Действительно, стихия моря, поэзия моря пронизывает,
наполняет легенду о Тристане и Изольде. М. Казенав писал по этому поводу,
справедливо подчеркивая отличие "Романа о Тристане" от всех других
произведений эпохи: "Где еще найдешь столь глубокую символику стихий, этого
мужчину и эту женщину, становящихся также морем, огромным морем, что их
окружает, что придает определенный ритм их существованию, отмечает его
этапы, приносит героям жизнь и смерть? Оно - что-то вроде мистического пути,
ведущего с востока на запад, из Бретани, где они умирают, в Корнуэльс, где
царит Марк, и в далекую Ирландию, остров Изольды. Путь этот проходит по
морю, что лежит между Корнуэльсом и Бретанью, отделяет от Изольды и принесет
смерть, и по морю между Корнуэльсом и Ирландией, которое приближает к
Изольде и принесет жизнь. Море - это смерть, но когда вверяются ему, оно
дает жизнь. Море - это жизнь, но когда начинают тщетно ждать на его берегу,
оно приносит отчаяние и смерть" {М. Cazenave. Le Philtre et l'amour, p.
84.}.
Следует подчеркнуть, что в нашей легенде присутствует не просто море.
Такое в рыцарском романе XII в. можно было встретить. Например, в
поэтичнейшем повествовании о сарацинском принце Флуаре и пленнице-христианке
Бланшефлер (не будем путать ее с матерью Тристана). Но в этом французском
стихотворном романе (созданном также в 70-е годы XII столетия) перед нами
совсем иное море - южное, с жарким солнцем, яркими красками, пронзительной
голубизной неба, с ослепительными пятнами приморских городов, шумных,
живописных, гостеприимных. И это море может быть бурным и угрожающим, но в
свисте его ветра редко слышатся тревожные нотки. Здесь море более
нейтрально, к нему не стягиваются все ведущие нити сюжета.
Иное - в легенде о Тристане. Это море - северное; оно могуче, бурно
угрожающе. Его суровая атмосфера постоянно присутствует в романе. Дело
конечно, не только в том, что наша легенда родилась на морском берегу и
отразила своеобразное мироощущение островных кельтов. Море перестает быть
только обстановкой, оно становится поэтичнейшей метафорой. Становится
символом. Символом очень емким и многозначным. Именно поэтому, то есть
потому, что море здесь - не просто активный фон действия, без моря, в
"континентальном исполнении", легенда не могла бы существовать.
Нелишне вспомнить, когда море появляется в нашей легенде как активная
сила (ибо как фон оно присутствует практически всегда).
Во-первых, когда оно относит корабль норвежских купцов к берегам
Корнуэльса.
Во-вторых, когда Тристан, смертельно раненный Морхольтом, пускаете по
воле волн, в легкой ладье, без весел и паруса, - и приплывает в Ирландию.
В-третьих, когда море снова приводит Тристана к ирландским берегам в
поисках девушки с золотыми волосами.
В-четвертых, когда Тристан и Изольда пьют любовный напиток.
Наконец, в-пятых, когда Изольда спешит на корабле Каэрдина к умираюшему
возлюбленному.
Море, таким образом, обозначает не просто существенные моменты сюжета.
Моменты узловые. Еще точнее - переломные в судьбе героя. Прежде всего, его.
Действительно. Вот норвежский корабль, на котором в плену томится юноша
Тристан, попадает в страшную бурю. Она длится целую неделю. Корабль швыряет
с волны на волну и носит по разбушевавшемуся морю. Тогда норвежцы клянутся в
случае спасения даровать Тристану свободу. Буря стихает, на горизонте
появляется земля, и вот юноша уже на незнакомом берегу. Но это не просто
спасение из постылого плена. Или спасение от бури. Тристан, как известно,
попадает ко двору короля Марка и покоряет всех умом, знаниями и изысканным
обхождением. Здесь завязываются отношения Тристана с королем, отношения,
несомненно представляющие собой зерно легенды. Таким образом, можно сказать,
что отношения эти - "дело рук" моря.
Или второе вмешательство водной стихии в судьбу героя. Умирающий
Тристан в ладье доверяется волнам. Именно поэтому он берет с собой меч и
арфу, но не берет весел и не ставит паруса. Юношу опять долго носит по
водной глади, но ему не угрожают бури и ураганы. В конце концов течение
приносит его ладью к берегам Ирландии. Этот эпизод не менее содержателен,
чем предыдущий. Он насквозь символичен. Отправиться так в открытое море -
это обречь себя на верную гибель. Но Тристан и так уже погибает от
отравленных ран, нанесенных Морхольтом. Плавание это очень напоминает
переселение в иной мир (вспомним барку Харона). И ладья становится плавучим
саркофагом. М. Казенав остроумно назвал это плавание Тристана "отрицанием
отрицания" {М. Cazenave. Le Philtre et l'amour, p. 42.}: юноша побеждает
причиненный "Ирландией" недуг, приплыв в Ирландию, опасности морского
плавания наугад спасают героя. То есть, Тристана вылечивает Ирландия в лице
Изольды от ран, нанесенных Ирландией в лице Морхольта.
Но прибытие в Ирландию - это не только спасение. Это встреча с
Изольдой. Надо ли говорить, что эта встреча - второй важнейший компонент
легенды.
Теперь надо эти два мотива объединить. Это происходит в результате
третьего плавания Тристана... Но спустимся на короткое время с борта корабля
на сушу.
Морские путешествия героя так или иначе оказываются связанными с его
рыцарскими подвигами. Они либо предшествуют поединкам, либо влекут к ним.
Таких поединков три, что вполне соответствует ступеням инициации
фольклорного героя. Поединки эти, как и морские скитания, определяют его
судьбу. После знакомства с Марком, будучи посвящен им в рыцари, Тристан
сражается с герцогом Морганом, побеждает его и возвращает свои владения. Он
начинает с этого, в то время как герои многих рыцарских повествований этим
заканчивали свои подвиги. Это - долг Тристана. Но выполнив его и тем самым
от этого долга освободившись, он освобождается от него и чисто материально:
отдает свои земли в вечное управление Роальду Твердое Слово. Теперь он
свободен и может связать свою судьбу с Марком. На службе у Марка он
сражается с Морхольтом. Теперь и этот долг (долг Марку за гостеприимство,
посвящение в рыцари и т. п.) уплачен. И Тристан уплывает от Марка, уплывает
в никуда. Ирландия его спасает. Так возникает новый долг - по отношению к
семье Изольды (Здесь взаимоотношения очень осложнены, и мы коснемся их
ниже). Победа над драконом (как результат третьего плавания) освобождает
героя и от этого долга. Третья победа отдает Тристану Изольду.
Мотивы служения Марку и отношений с Изольдой окончательно стягиваются в
тугой узел в результате четвертого плавания, когда молодые люди испивают
любовного зелья. Характерно, что это морское путешествие описано особенно
подробно (мы имеем в виду облик моря): Изольда страдает от качки и боится
больших волн, затем все изнывают от штиля, потом море баюкает любовников,
вкусивших радости любви.
Наконец, пятое плавание. Плывет теперь не Тристан (его плавания на
первичном уровне оканчивались счастливо), плывут к Тристану. Теперь море
настойчиво вмешивается в судьбу героев и определяет ее. Но почему оно
задерживает прибытие Изольды? Чтобы Тристан совсем изнемог от ран? Или чтобы
оттянуть роковую развязку (ведь Изольда Белорукая уже обдумала свое
предательство)?
Так что же символизирует собой море? М. Казенав, посвятивший этому
вопросу немало страниц в своей книге, видит в море субститут Изольды. Иногда
в нашей героине видят аналогию воды, в Тристане - Солнца, и рассматривают
легенду как вариант мифа о борьбе-любви этих примитивных божеств {См.:
"Тристан и Исольда. От героини любви феодальной Европы до богини
матриархальной Афревразии". Коллективный труд Сектора семантики мифа и
фольклора под редакцией академика Н. Я. Марра. Л., 1932.}. Море неуловимо,
изменчиво, непостоянно. Но, думается, не этим характеризуется Изольда. Или
не только этим. Поэтому море символизирует в нашей легенде также и другое -
судьбу Тристана. Это она - текуча, подвижна, ненадежна. Герой постоянно
вверяет свою судьбу морю, и она становится подобна морю.
Е. Винавер в своей схеме сюжета легенды не учитывает ни эти плавания,
ни (за редким исключением) поединки героя. А между тем, как мы пытались
показать, и те и другие имеют в повествовании большое значение. Не только
потому, что они вообще существенны, важны, но и потому, что и плавание, и
поединок становятся каждый раз исходным моментом дальнейшего развития
сюжета, его напряжения.
Но вернемся к схеме Е. Винавера и к структуре нашей легенды. Совершенно
очевидно, что в ней можно выделить три части. Восходящую - от рождения героя
до рокового плавания и испития любовного напитка (или до женитьбы короля
Марка). Нисходящую - от изгнания Тристана и его женитьбы на "второй" Изольде
до смерти любовников. Между ними располагается третья; это стадия
непосредственных любовных отношений с Изольдой, так сказать, стадия "леса
Моруа". Представим это графически, но не будем расчленять срединный этап.
Заметим только, что и в нем можно было бы выделить симметричные эпизоды,
например, отдачу Изольды прокаженным и суд раскаленным железом, и т. п. Так
или иначе, все эти эпизоды с мотивом "леса Моруа" связаны: они провоцируют
бегство героев в лесные дебри, либо полны воспоминаний о счастливой жизни
под древесной сенью.
Итак, исключив тяготеющие к эпизоду "лес Моруа" испытания, выпавшие на
долю любовников, мы приходим к следующей схеме:
Лес Моруа
Женитьба Марка Изгнание Тристана
Любовный напиток Женитьба Тристана
И. узнает Тр. И. узнает об "измене" Тр.
Бой с драконом Бой с великаном
Знакомство с И. Тристан-нищий
Бой с Морхольтом Бой с рыцарями Марка
Бой с Морганом Последний бой
Норвежские купцы Корабль Каэрдина
Рождение Смерть
Ривален и Бланшефлер Чудо с деревьями
В этой схеме также видна симметрия и параллелизм эпизодов. Рассмотрим
симметричные пары.
История любви Ривалена и Бланшефлер - это, конечно, и параллель любви
героев, и антитеза ей. Параллель потому, что и она печальна, и она
оканчивается трагически. Антитеза же в том смысле, что любовь эта не знает
препятствий. Но параллелизма здесь больше, чем антитетичности. Любовь
Ривалена и Бланшефлер - это предсказание любви Тристана и Изольды и ее
трагического конца. Таким образом, это символ. Чудо с деревьями - тоже
символ, символ соединения в смерти и посмертного (лишь) счастия. Но также -
символ неодолимой силы любви. Эти два симметричных эпизода обрамляют
легенду, это ее начало и ее финал.
Симметрия-противопоставление рождения и смерти также очевидны. Поэтому
перейдем к следующей параллельной паре. О значении плавания с норвежскими
купцами мы уже говорили. Это первое вмешательство моря в судьбу Тристана.
Возвращение корабля Каэрдина, везущего Изольду, - это последнее его
вмешательство. В обоих симметричных эпизодах море сначала очень бурное,
тревожное, угрожающее, оно долго носит корабли по своим волнам. Оно как бы
колеблется, не может сразу прийти к решению и треплет, и качает несчастные
корабли. Ибо когда буря стихнет, в судьбе героя наступит решительный
перелом.
Победа над герцогом Морганом - это первый подвиг Тристана, открывающий
череду его рыцарских свершений. Вполне закономерно ему симметричен последний
бой героя, когда он получает смертельную рану.
Бою с Морхольтом симметрична схватка героя с рыцарями короля Марка. В
первом случае Тристан сражается за Корнуэльс и против Ирландии (то есть,
против Изольды), во втором - за Ирландию (то есть, за Изольду) и против
Корнуэльса.
Первому плаванию в Ирландию и знакомству с Изольдой соответствует
последнее свидание с королевой. Характерно, что и в том и другом случае
Тристан предстает перед Изольдой переодетым, в чужом обличье: в первом
случае он выдает себя за жонглера, во втором - прикидывается нищим. Обе
встречи связаны с большим риском: в первой в Тристане могут узнать убийцу
Морхольта, во второй - в смиренном нищем могут распознать Тристана, навсегда
изгнанного из королевского дворца.
В результате победы над драконом Тристан получает Изольду. Но эта
"добыча" мнима, так как он просит руки девушки не для себя, а для своего
дяди. Таким образом, его "владение" Изольдой в данном случае чисто
номинально. В симметричном эпизоде Тристан одерживает победу над великаном.
Каков результат этой победы? Герой отстраивает роскошный грот, где находится
изображение его возлюбленной. Он как бы снова получает Изольду, и опять-таки
фиктивно: он владеет не возлюбленной, а лишь ее изображением.
Что может быть симметричным такому важному эпизоду, как узнавание
ирландской принцессой в Тристане убийцы ее дяди? Следует заметить, что в
этот момент юноша подлинно завоевывает Изольду, завоевывает не в поединке, а
в ее собственном сердце. Совершенно несомненно, что девушка опускает меч,
занесенный над головой героя, повинуясь не доводам разума, но велению
сердца. Этому эпизоду симметрична сцена, где Изольда узнает об "измене"
возлюбленного, и это было пошатнуло ее любовь. Она, конечно, не может
разлюбить Тристана, но долго не может простить ему этой измены, пусть и
мнимой.
Любовный напиток закрепляет любовь молодых людей, так сказать,
материально. Этому эпизоду симметрична женитьба Тристана на Изольде
Белорукой. Этой женитьбой герой пытается освободиться от своей любви. Это
акт отказа от Изольды, попытка преодолеть силу приворотного зелья.
Наконец, последняя симметричная пара. Корабль с Тристаном, молодой
ирландской принцессой и их спутниками приплывает в Корнуэльс. Юноша вручает
королю свою добычу. Марк сочетается браком с Изольдой, Тристан отказывается
от возлюбленной, но отказ этот мнимый: уже в первую брачную ночь, пока
обманутый Марк лежит с Бранжьеной, Тристан заключает в объятия свою
ирландку. В симметричном эпизоде Тристан тоже отказывается от Изольды, уходя
в добровольное изгнание. И этот отказ тоже мнимый: герой продолжает любить
королеву и затем не раз тайком встречается с ней.
Это стремление к симметрии эпизодов характерно для нашей легенды в
целом. Можно было бы насчитать больше симметричных пар. Но из-за того, что
мы имеем дело с рядом версий, в которых последовательность эпизодов не
строго идентична, их затруднительно расположить на схеме. Да у произведения
XII в. и не могло быть столь последовательной и мелочной симметрии; она
могла бы быть плодом лишь изощренного умельца, скажем, эпохи барокко или
поздней готики, но никак не ранее. В числе таких не вполне симметричных (но
несомненно параллельных) эпизодов можно назвать сватание к Изольде сенешаля
ирландского короля (сенешаль, как известно, выдает себя за победителя
дракона) и ухаживание за корнуэльской королевой Кариадо.
Как видим, параллельные эпизоды не только симметричны. Они складываются
в последовательную цепь оппозиций - рождения и смерти, первого и последнего
боя, первой и последней встречи и т. д. Полезно отметить, что обе эти части
- восходящая и нисходящая - развития сюжета и судьбы героя подчинены влиянию
моря.
Иное - в срединной части, целиком посвященной любви протагонистов.
Здесь царит иная стихия, безбрежная, изменчивая и неуловимая, как море, но
менее тревожная и угрожающая. Это лес. Образу леса в средневековом романе
можно было бы посвятить специальное исследование. Это отразило реальное
положение вещей: лес в Средние века был наиболее привычной, обыденной
обстановкой, в которой жили люди той эпохи, стихией, одновременно
привлекавшей и пугавшей. Поэтому, как справедливо заметил А. Я. Гуревич, в
эту эпоху "лесной ландшафт присутствует в народном сознании, в фольклоре, в
воображении поэтов" {А. Я. Гуревич. Категории средневековой культуры. М.,
1972, стр. 38.}.
Лес в судьбе Тристана играет особую роль. Он всегда герою дружественен.
Здесь он охотится, прячется от врагов, подстерегает баронов-предателей,
здесь проводит три трудных и суровых, но прекрасных, года с возлюбленной.
Лес, при всей своей бескрайности и аморфности, символизирует некоторую
надежную стабильность. По крайней мере для Тристана. Поэтому-то наш герой
столь часто и столь охотно скрывается под сенью леса. Недаром он знает
повадки лесных обитателей, распознает след зверя, подражает голосам птиц и
вообще чувствует себя здесь как дома.
Но в этой срединной, "лесной" части легенды перед нами несколько иной
Тристан. Поведение его непоследовательно, противоречиво, лишено логики. Все
это дало основание Дени де Ружмону говорить о "загадках" {D. de Rougemont.
L'amour et l'Occident, p. 23-24.} в характере героя и строить свою концепцию
легенды во многом на анализе этих загадок.
Прежде чем обратиться к этой серии непоследовательностей, полезно
отметить, что легенда о Тристане - это история взаимоотношений героя с целым
рядом персонажей. Их много, этих действующих лиц, сталкивающихся с
Тристаном, они плотно заполняют повествование. Здесь есть непримиримые
враги, вроде карлика Фросина, трех баронов-предателей, Андрета, есть верные
друзья - Горвенал, Динас из Лидана, Перинис, Каэрдин и т. д. Но речь сейчас
не о них. Во взаимоотношениях лишь с тремя персонажами раскрывается характер
Тристана и, собственно, реализуется легенда. Это король Марк, Изольда
Белокурая и Изольда Белорукая.
Король Марк - дядя Тристана. Но не этим определяются их отношения. Дени
де Ружмон так излагает содержание легенды: "Тристан родится в горести. Отец
его только что скончался, его мать Бланшефлер умирает, родив сына. Отсюда -
имя героя, мрачный колорит, окрашивающий его жизнь, низкое грозовое небо,
нависающее над легендой. Король Корнуэльса Марк, брат Бланшефлер, берет
сироту к своему двору и воспитывает его" {D. de Roagemont. L'amour et
l'Occident, p. 21.}. Непонятно, из какой версии извлек исследователь этот
вариант. Марк нигде не воспитывает Тристана. Это очень важно. Приверженность
героя к королю Марку не выработана многими годами близкого общения. Таким
образом, приверженность эта - плод обдуманного решения, пусть и пришедшего
внезапно, как наитие свыше. М. Казенав видел в этой приверженности нечто
мистическое: "Когда, - писал критик, - после того, как он отвоевал
наследство отца, герой решает стать вассалом Марка, низвести себя до уровня
его баронов и подданных, мы должны думать, что отныне речь идет об особой
связи, о мистической зависимости, а не об обычной феодальной верности" {M.
Caztnave. Le Philtre et l'amour, p. 31.}. М. Казенав совершенно прав, когда
отрицает чисто "феодальный" характер отношений Тристана и Марка. Совершенно
очевидно, что это отношения не вассала и сюзерена. Это и не родственные или
не вполне родственные отношения. Тристан называет Марка чаще не "дядей", а
"отцом", и король Корнуэльса относится к племяннику совсем не как к обычному
родственнику (Андрет - тоже племянник Марка, но взаимоотношения их совсем
иные). Мы не склонны видеть в этой взаимной приверженности что-то
сверхъестественное и мистическое. Но это несомненно любовь, а в ней всегда
есть что-то необъяснимое, внелогическое.
Достоин ли Марк такой любви?
Во многих эпизодах легенды король Корнуэльса выглядит ровней Артура,
короля бриттов. Он мудр, справедлив. От него веет уверенной неторопливостью.
Он действительно никуда не спешит, разве что в тот знаменательный день,
когда открывает в лесу спящих любовников. Марк любит стабильность,
устойчивость, привычность каждодневного обихода. Короля Марка можно
сопоставить с персонажами поздних "жест", например, из цикла Гильома
Оранжского. Как и они, Марк - слабый король. Он не снаряжает военных
отрядов, не бьется с воинственными соседями, он безропотно готов платить
тяжелую и унизительную дань ирландцам. Он не думает о будущем страны и он,
несомненно, - плохой политик. Он позволяет своим баронам спорить с ним и
угрожать ему смутой. Что же, взаимоотношения Марка с Андретом, с Ганелоном,
Годоином и Деноаленом верно передают феодальный миропорядок с его
междоусобицами и своекорыстным неповиновением баронов. Идиллии артуровского
королевства здесь нет и следа.
Ученые, в частности, Ж. Ш. Пайен {"Les Tristan en vers". Ed. de J. Ck.
Payen. Paris, 1974, p. X.}, верно подметили "антибаронский" смысл нашей
легенды. Добавим сюда остроумную находку А. Блока (в набросках
неосуществленной исторической драмы "Тристан"): мятежные бароны, угрожающие
"отпасть" и уйти в свои замки, преследующие любовников и требующие от Марка
жестокого суда над ними, трусливо пасуют перед Морхольтом {А. Блок. Собр.
соч., т. 4. М.-Л., Гослитиздат, 1961, стр. 545.}.
Этим кичливым, злобным, завистливым баронам противостоят в легенде
простые рыцари, не поднявшиеся еще достаточно высоко по социальной лестнице.
Противостоят, если и не явно выражение, то позиция "автора" не подлежит
сомнению. А Беруль красноречиво и недвусмысленно назвал одного из баронов
Ганелоном, намекая на известный персонаж "Песни о Роланде".
Тристан для Марка как для слабого, "ленивого" короля очень удобен. Это
- готовый наследник. Его не надо воспитывать, направлять, подталкивать. И он
родственник, что снимает споры о законности передачи ему престола. Это -
внешне, на уровне разума, на уровне высокой политики и государственных
интересов. Но есть и другой уровень - личный. Лично Тристан Марку очень
симпатичен. Симпатичен не только многочисленными знаниями и умениями, о
которых уже говорилось выше. Симпатичен своей добротой, отзывчивостью,
бескорыстием. Марк, конечно, очень одинок. У него нет ни одного друга.
Только враги и завистники. Отвратительный племянник Андрет, видимо,
мечтающий о престоле дяди. Мятежные бароны. Придворный интриган Кариадо. И
вот появляется Тристан. Марк видит в нем свои черты. Мы знаем, каким Марк
был королем. Но не знаем, каким он был рыцарем. Но зачем предполагать, что
он им был плохим? Рыцарская горячность Тристана не может не импонировать
Марку. Как и многочисленные таланты юноши. Марк мечтает, что в Тристане
осуществится то, что не осуществилось в нем: мудрец и рыцарь на троне. Но
это - опять-таки на высшем уровне, имея в виду государственные интересы. А
на личном, глубинном? Здесь Марку нравится Тристанова непрактичность:
отвоевать свое королевство и отказаться от него - так мог бы (или хотел бы)
поступить и Марк, так он почти и делает, хватаясь за Тристана как за
наследника.
Таким образом, приверженность Марка к Тристану двойственна, если не
"двоесмысленна". Это и следствие родства душ, и результат обдуманного,
расчетливого решения. То есть, это и благородный порыв сердца, и
эгоистическое желание переложить на чужие плечи свои заботы, которые
становятся уже непосильными.
Но мятежные бароны путают карты: приходится жениться. Что нужно Андрету
и другим, кого Беруль постоянно называет "проклятыми богом"? Мотивы
поведения баронов в нашей легенде выяснены очень точно. Это - желание и
впредь иметь дело со слабым королем. Их требования - в какой-то мере пробный
шар. Им надо выяснить, как далеко Марк пойдет на уступки. И как только он
решительно говорит "нет", они прекращают свои домогательства.
А уступать Марку приходится постоянно. Но следует иметь в виду, что
уступает он не какой-то моральной системе, а грубой силе. Он уступает
баронам так же, как вынужден был уступать Морхольту и другим ирландцам. Силе
он может противопоставить только уловки, только хитрость. Он оттягивает
решение о женитьбе, а когда оттягивать более становится нельзя, придумывает
уловку с ласточками и золотым волосом. Марк надеется, что принцессу с
золотыми волосами невозможно найти, быть может, ее не существует вовсе. Но
тут он несколько просчитался, недооценив Тристана.
У Беруля, как заметил М. Лазар, Марк напоминает мужа-рогоносца из
фаблио {М. Lazar. Amour courtois et fin'amors, p. 154.}. Думается, это не
совсем так. Вот Марк сидит на сосне и подслушивает ночной разговор
любовников, вернее, сцену, которую они для него разыгрывают. Чего он хочет?
Увериться в их невиновности. То есть - самому обмануться, если угодно.
Потому что он их любит и потому что так ему удобнее. Для него, слабого
короля, главное, чтобы не было, как теперь бы сказали, конфликтной ситуации.
Поэтому в столкновении Тристана и баронов он всегда на стороне племянника.
Марк к нему привержен, он действительно испытывает к нему отцовские чувства.
Но всего дороже ему - покой и стабильность. Поэтому, принимая в свой дом
блудную жену после трех лет отсутствия, веря в ее невиновность (или уверяя в
этом других), он все-таки удаляет Тристана, хотя эта разлука не может не
печалить стареющего короля.
Эта разлука воспоследовала после знаменитой сцены в лесу. Эта сцена -
вершина в развитии (точнее, раскрытии) характера корнуэльского короля. Эта
глубокая по своему психологизму сцена поразительна для XII столетия.
Думается, другой такой в западноевропейском рыцарском романе - не найти,
хотя мотив меча, разделяющего спящих, довольно распространен (он есть,
например, в "Песни о нибелунгах"). В сцене этой Марк совсем не смешон, каким
он мог бы показаться из-за своей наивной доверчивости, отрицающей всякую
логику и здравый смысл. Он величественен. Он дарует любовникам, тяжко его
оскорбившим, жизнь, хотя мог отнять ее. И он оставляет свой меч, свой
перстень и свою перчатку, напоминая о своих правах мужа, сюзерена и короля.
Типично феодальный жест: ведь это знакомые нам по правовым нормам эпохи
investitura per gladium, per annulum, per gantum. И в этой сцене весь Марк:
для него главное - как мы помним, покой. Как он старательно убеждает себя,
что от ношения любовников безгрешны! Как он хочет верить в это и как затем
хочет уверить других! Однако королем движет, конечно, не только стремление к
покою. Он благороден и великодушен, добр и душевно широк. Эти высокие
моральные качества Марка и лежат во многом в основе конфликта. Дело не в
том, что Марк для Тристана король и "отец"; он _хороший_ король и _хороший_
"отец"; вот за это юноша и любит дядю, поэтому и глубоко страдает, его
обманывая, поэтому если его неудержимо влечте к Изольде, то не менее сильно
отталкивает от нее. Дело здесь не в Изольде, которую юноша всегда любит
одинаково, а в Марке, в его высоких моральных качествах. Но Марк способен и
на внезапную - как бы от раздражения - жестокость. Он готов казнить
любовников, отдать Изольду на поругание прокаженным, обречь ее на суд
раскаленным железом. Подобная жестокость, между прочим, превосходит правовые
нормы Средневековья. Иногда это объясняют воздействием субстрата легенды, ее
кельтской основы. Здесь на помощь призывают этимологию. По-кельтски "марк"
(или "марх") значит "лошадь". И у героя нашей легенды появляются лошадиные
уши (у Беруля, например). Иногда идут еще дальше и сопоставляют имя
корнуэльского короля с индоевропейским корнем "mar-" (= "смерть"). Так,
например, полагает М. Казенав {М. Cazenave. Le Philtre et l'amour, p. 90.}.
Думается, однако, что это сопоставление явно натянуто, хотя, конечно, можно
порассуждать о том, что общение с королем Марком приносит в конце концов
нашим героям смерть, что фигура короля с самого начала окрашена в мрачные
тона. Что касается лошадиных ушей, то появление этого мотива в легенде -
где-то на ранней стадии ее развития - может быть объяснено влиянием
этимологии: раз имя персонажа обозначает "лошадь", то и у его носителя во
внешности появляются "лошадиные" признаки. Но и только.
Ни от мрачной аллегории смерти, ни от не совсем понятного символа
лошади в образе Марка ничего нет. И в его внезапной вспыльчивой жестокости
нет ничего мистического. Она - тоже от слабости, от неуверенности, от
желания стабильности.
Эти качества короля проявляются и в его отношении к Изольде. В легенде
почти не говорится, что Марк вкушает с женой чувственные радости. Он любит
ее, скорее, как дочь. Если в нашей легенде кто и испытывает разлад между
чувством и долгом, то это как раз король Марк. Лишь долг, своеобразно
персонифицированный в образе мятежных баронов, заставляет его преследовать
любящих. Сам бы он, быть может, даже умилился их юному чувству. И жалость,
смешанная с умилением, коснулась Марка в многозначительной сцене в лесу
Моруа.
Итак, Марк испытывает по отношению к Тристану чувство сложной
привязанности, и лишь воспоминание о долге (правах и обязанностях) мужа и
короля может поколебать эту любовь.
Тристан тоже любит Марка. Но любовь к Изольде на какой-то момент
оказывается сильнее. Когда это происходит? Пока длится действие любовного
напитка. То есть, для Беруля - три года. Это очень тонкая деталь. В душе
Тристана сталкиваются в противоборстве две любви. Сначала, еще в Ирландии,
побеждает приверженность к Марку: юноша не задумываясь предназначает дяде
девушку, которую завоевал для себя в столь трудном поединке. Затем начинает
действовать напиток. Это Тристана ослепляет. За все три года в душе его не
мелькает ни тени раскаяния. Он хитрит, обманывает, предает, прячется,
пускается в бегство, внезапно нападает. И так - с первых шагов на
корнуэльской земле: ведь пока опоенный Марк возводит на брачное ложе
Бранжьену, Тристан сжимает в объятиях Изольду. Но когда кончается действие
напитка, для юноши начинается подлинная трагедия. Он продолжает любить
ирландскую принцессу. Но он снова любит Марка. Верх берет попеременно то
одна, то другая любовь. Побеждает любовь к Изольде.
Как все было бы проще (и примитивней!), если бы Марк оказался злодеем
или заклятым врагом героя. Каким бы это было оправданием Тристану! Трагизм
нашей легенды во многом состоит в том, что неодолимые препятствия, с
которыми борются герои, - не вне, а внутри них, в том, что Тристан и Изольда
ополчаются не на коварных злодеев и не на бесчеловечные общественные законы
(скажем, кровной мести, как другие прославленные любовники - Ромео и
Джульетта), а на доброго и слабого короля Марка.
И вот еще одна существенная деталь, тонко подмеченная Ж. Ш. Пайеном.
Герои связаны системой обязательств не только с Марком. Они нарушают не
только божественные установления. Они живут не в некоем вакууме. Они
окружены людьми, от них зависящими, с ними связанными. "Тристан, - пишет Ж.
Ш. Пайен, - среди прочих рыцарей выделяется доблестью и доверием короля,
поэтому именно ему надлежит заниматься военной выучкой молодых людей.
Изольда же, ибо она королева, должна выдавать замуж бедных дворянских
девушек и снабжать их приданым" {"Les Tristan en vers", p. IX-X.}. Наша
легенда - это повествование о судьбе исключительного героя во многом в
исключительных же обстоятельствах. Но эта исключительность не исключает и
мелких забот обыденной жизни. Мотив развенчания баронской вольницы, столь
явно роднящий ряд ранних обработок легенды о Тристане и Изольде с
памятниками героического эпоса (особенно не каролингских циклов),
реализовался не только в картинах борьбы героя с "проклятыми богом", но и в
той заинтересованности окружающим, которая появляется у героев в тот момент,
когда действие напитка начинает слабеть. Это "возвращение к жизни"
испытывают оба любовника-и Тристан, и Изольда.
Дочь ирландского короля - характер более цельный и сильный, чем Тристан
или Марк. Она - человек одного порыва, одной страсти, яростной и
целеустремленной. Она совсем непохожа на череду героинь куртуазной
литературы, на Геньевру, Лодину, Эниду рыцарских романов эпохи. В ней много
языческого, варварского. По народным представлениям - она колдунья, то есть
знахарка, сведущая в таинственных свойствах трав, в сокровенных приметах и
заговорах, в вещих снах и знамениях. Если кто в нашей повести и принадлежит
"другому" миру, то это Изольда. Ирландия в легенде изображена остраненно:
это далекая заморская страна, окутанная густыми туманами, раскинувшаяся под
низким пасмурным небом. Характерно, что из Ирландии приплывает гигант
Морхольт, именно там свил гнездо злобный дракон. А Изольда - дитя этих диких
скал и нелюдимого моря. Как натуры импульсивные, Изольда легко переходит от
яростного гнева к не менее пылким ласкам. Самый яркий в этом отношении
эпизод - попытка умертвить Бранжьену. Столь же решительна Изольда, когда
узнает в выздоравливающем Тристане убийцу Морхольта. И ни тени колебания не
замечаем мы у корнуэльской королевы, когда она, заметив одного из враждебных
ей баронов, просит возлюбленного получше натянуть свой лук и точнее
направить стрелу. Изольда не знает сомнений. Лишь однажды она колеблется:
когда приставляет к мечу Тристана тот страшный осколок, что извлекла
когда-то из черепа Морхольта. И решение приходит: убить убийцу. Убить не
потому, что Тристан оказался предателем, нарушил установленные нормы. Нет,
Тристан поразил Морхольта в честном поединке, и Изольда это знает. Ею движет
любовь. Родственная любовь. Но новая, пробуждающаяся любовь к чужеземцу
побеждает родственное чувство. И снова колебания, и снова необходимость
принять трудное решение. Но приняв его, Изольда не поддается более
сомнениям. Полюбив Тристана, она всецело отдается этой любви. Она, конечно,
не любит Марка, и до сцены с напитком мечется от бешенства: она не может
простить молодому человеку, что, завоевав ее в поединке, он пренебрег ею и
предназначает ее другому. Считается, что Изольда полюбила первая {Ср.: М.
Cazenave. Le Philtre et l'amour, p. 53.}. Наверное. Но это не существенно.
Важнее, что оба любят раньше эпизода с приворотным зельем. Любовный напиток
лишь обостряет чувства обоих. И не случайно, что напиток этот - плод
ирландской земли, то есть, он тоже от Изольды; это ее неистовство, ее
необузданность. Изольда любит не то что слепо или самозабвенно. Человек
одной страсти и одной цели, она отдается любви без колебаний. В ее душе нет
конфликта. Ее не смущает ни вынужденное лукавство, ни прямой обман, ни
несправедливость. Препятствия ее не пугают. Она преодолевает их и идет
напролом.
Какая же любовь изображена в легенде, какая любовь в ней утверждается?
Совершенно очевидно, что любовь, далекая от куртуазных норм, допускающих и
поцелуи и более откровенные ласки, но отказывающих любовникам в высшем
наслаждении, требующих известной изысканности, утонченности, меры (mezura)
{См.: М. Lazar. Amour courtois et fin'amors, p. 28-32.}. В нашей легенде
изображена иная любовь - пылкая, страстная, плотская (о том, что любовники,
прекрасные в своей бесстыдной наготе, сжимают друг друга в объятиях,
говорится постоянно). Под стать такой любви и стиль ранних памятников,
излагающих легенду, - он весь построен на гиперболах и не знает литот {См.:
"Les Tristan en vers", p. IX.}. И вполне очевидно, что такая любовь не
осуждается. На это указывает, в частности, постоянное вмешательство (или
невмешательство) высшей божественной справедливости. Действительно.
Любовники, дабы оправдаться и снова затем обманывать, непрестанно поминают
всуе имя божие. И это сходит им с рук. Вмешательство провидения особенно
очевидно в эпизоде "прыжка Тристана". Показательно, что юноша прыгает в
пропасть из окна часовни, из алтарной абсиды. Он должен разбиться, но
остается цел и невредим. А сцена с "мечом целомудрия"? Разве не провидение
заставило уставшего после охоты Тристана положить свой меч между собой и
Изольдой? "Меч целомудрия" можно, конечно, понимать энигматически. Он
безусловно и символ. Но, во-первых, не только символ и, во-вторых, символ не
платонических отношений любовников. Положил ли Тристан этот меч случайно
(так у Беруля, Тома, Эйльхарта) или умышленно, чтобы еще раз обмануть Марка
(так у Готфрида Страсбургского), провидение в любом случае споспешествует
молодым людям. Это божие благословение обнаруживает себя и в сцене суда
раскаленным железом. И здесь - прямой обман, построенный на примитивной игре
слов. И опять высший судия дает себя обмануть. Или участвует в обмане.
Таким образом, вопрос о греховности любви Тристана и Изольды этим
постоянным божеским благоволением по существу снимается. То есть, эта любовь
конечно греховна - и для героев и для создателей легенды,как любая
супружеская измена. Греховна с точки зрения общепринятой морали. Морали,
которая противоположна этой любви, но, тем не менее, не осуждается, не
развенчивается. У этой любви есть по меньшей мере три оправдания. Во-первых,
она родилась до брака, Тристан добыл себе невесту в честном поединке, и она
по праву принадлежит ему. Во-вторых, любовь эта не освящена, конечно, ибо
освящение предполагает какой-то возвышающий обыденное акт, а скреплена
напитком. Напиток связал Тристана и Изольду по отношению друг к другу, но
освободил по отношению ко всему окружающему, в частности и ходячей морали. И
в-третьих, любовь эта не может быть счастливой. По крайней мере такова
концепция нашей легенды.
Она не может быть счастливой не потому, что Изольда обвенчана с другим
(в конце концов она могла бы и развестись, развелась же Альенора Аквитанская
с Людовиком VII), не потому, что ее любовник связан с Марком сложными
психологическими отношениями. Все коренится в характере Тристана. Как он
любит Изольду? На всю жизнь, конечно, Но обратим внимание, как он все время
нагромождает препятствия этой своей всепоглощающей любви. То есть, он
постоянно преодолевает препятствия, которые сам же и создает. То, что
препятствия эти созданы самим Тристаном, не приходится сомневаться, и это
было точно подмечено Дени де Ружмоном {D. de Roagemont. L'amour et
l'Occident, p. 29.}. Однако, Ружмон ошибается, когда пытается понят! причины
столь странного поведения героя. Ружмон пишет: "Какова в действительности
тема легенды? Разлуки влюбленных? Да, но во имя страсти, во имя любви к
любви, которая их терзает, во имя обострения любви ее преображения - даже
ценой собственного счастья и собственной жизни" {Ibid., p. 29-30.}. Ибо для
Ружмона Тристан любит не Изольду и Изольда любит не Тристана. "Тристан любит
чувствовать себя влюбленным, - пишет Дени де Ружмон, - более, чем любит
Изольду Белокурую. А Изольда не предпринимает ничего, чтобы удержать
Тристана подле себя, ей достаточно любовного сновидения. Они нуждаются друг
в друге, чтобы сгорать но не в партнере как таковом. И не в присутствии
другого, а скорее - отсутствии!" {D. de Rougemont. L'amour et l'Occident, p.
33.}. Да, отношения любящих можно представить как цепь расставаний и встреч.
Но не потому, что лишь этим поддерживается их любовь. Для Изольды, например,
и не встает вопроса о выборе: она всегда пойдет за Тристаном, она разлучится
с ним, коль скоро он этого захочет, но кинется к нему, лишь только он ее
позовет. В этом смысл кольца, данного при расставании молодой женщиной
возлюбленному. Тристан тоже любит Изольду всегда сильно и страстно - и в
период суровой идиллии леса Моруа, и тогда, когда пытается забыться на
службе в чужих краях.
Для Тристана подлинные препятствия - это препятствия психологические,
внутренние. Внешние, социальные он легко преодолевает. Он не считается с
мнением "баронов-предателей", он может похитить возлюбленную, может
продолжать с ней встречаться - у лесника Орри - уже после примирения с
Марком и обещания уйти в добровольное изгнание. Внутренние препятствия
преодолеть труднее; они оказываются практически непреодолимыми.
Дени де Ружмон считает, что еще одним препятствием, которое придумывает
Тристан, является его женитьба. Она действительно стала таким препятствием,
усиливающим любовь, но изначально задумана как препятствие эта женитьба не
была. Наоборот, женитьба на Изольде Белорукой - это попытка забыть первую
Изольду, вытеснить прежнюю любовь любовью к жене. В версии Тома об этом
сказано недвусмысленно и прямо: Тристан решил жениться на сестре Каэрдина
потому, что она была красавица, как и его возлюбленная, и звали ее тоже
Изольдой. То есть, здесь примерно тот же путь, как и при лечении раны,
нанесенной "Ирландией": подобное подобным.
Считается, что Изольда Белорукая - это дублет первой Изольды (так и
было в гипотетических кельтских источниках). Думается, в структуре сюжета,
центром которого является Тристан, это не так. Ведь взаимоотношения героев
можно изобразить следующим образом:
Марк
/|\
Тристан | Изольда 2
\|/
Изольда 1
Ведь отношения с ирландской принцессой - это измена Марку. Женитьба на
второй Изольде - измена первой. Для того, чтобы не чувствовать вины перед
названным отцом, примириться с ним в сердце своем, надо изменить
возлюбленной. Тем самым функционально Изольда Белорукая оказывается дублетом
Марка. Вот почему Тристан так страдает, не выполняя своих супружеских
обязанностей. Вообще, эта часть легенды овеяна не столько тяжелой атмосферой
предчувствия гибели героев, сколько дымкой щемящей печали. И печаль эта -
затаенное страдание бретонской принцессы. Образ ее - очень человечен.
Человечен - даже в последнем роковом обмане. Единственном обмане,
продиктованном отчаянием, оскорбленным самолюбием любящей женщины, которая
ни с кем не хочет делить любимого.
Таким образом, Тристан оказывается героем, постоянно раздираемым двумя
противоположными, друг друга исключающими чувствами: любовью к Марку и к
Изольде или к двум Изольдам (Заметим, что страдая рядом со второй Изольдой,
герой не помышляет о Марке; функционально тот подменен сестрой Каэрдина). И
каждый раз он попеременно принимает противоположные решения. Он обречен
поступать так всю жизнь, до смерти. В этом смысл мотива смерти, сильного в
ряде поздних обработок легенды например, у Вагнера.
Обратим внимание, когда Тристан посылает за Изольдой, то есть вынуждает
молодую женщину пойти на общественный скандал, бросить мужа, убежать к
любовнику. Не тогда, когда он начинает чрезмерно тосковать в разлуке (тогда
он обычно идет в свой грот или, переодетый, навещает Изольду). Он посылает
Каэрдина, когда начинает особенно страдать от ран. Ему нужна не просто
Изольда (что было бы так понятно), ему нужна Изольда, которая его вылечит.
Поэтому можно сказать, что вторая Изольда поторопилась: Тристан не бросил бы
ее, по крайней мере не бросил бы надолго. Он бы вернулся. Ведь вернулся же
он после поездки в Корнуэльс с Каэрдином. Жан Кокто очень проницательно
назвал свой сценарий, написанный на наш сюжет. "Вечным возвращением". Вечно
возвращаться - удел Тристана. Возвращаться к Изольде, к Марку, второй
Изольде. И снова их покидать. Таков характер нашего героя. Трагедия его -
это во многом трагедия непоследовательности.
Нет, мы не хотим сказать, что лишь этим объясняется трагический исход
нашей легенды. Мотивы роковой предопределенности, в которой своеобразно
преломились идеи магической любви-страсти под воздействием "гейса"
(заклятия), характерные для ряда памятников кельтской литературы, не могут
быть сброшены со счета. Нельзя забывать и о нравственных препонах,
продиктованных господствующей моралью. Все эти препятствия Тристан и Изольда
вынуждены преодолевать и все это неотвратимо влечет их к гибели. Но, как мы
стремились показать, своеобразие характера героя во многом оказывается
решающим.
С этим сочетается утверждаемая нашей легендой концепция любви.
Подлинная любовь, по мысли "авторов" легенды, это любовь плотская, то есть
греховная, то есть незаконная. В этом не следует видеть антиаскетических
настроений, имевших хождение в XII в. как реакция на аскетическую проповедь
бернардинцев. Если уж искать какую-то доктрину, которую наша легенда
призвана была опровергнуть, то это была доктрина куртуазной любви.
Действительно, внешняя ситуация нашей легенды вполне соответствует той,
которую воспевали куртуазные поэты: рыцарь любит замужнюю даму, стоящую выше
его на социальной лестнице. Но Изольда ведет себя совсем не так, как такая
куртуазная дама: она не мучает возлюбленного, но ищет любой возможности,
чтобы оказаться в его объятиях. Тристан, таким образом, страдает не от
"жестокости" своей дамы, а от невозможности сделать выбор между двумя
душевными стремлениями. Тем самым любовь перестает быть чувством светлым,
радостным, возвышающим, пусть и связанным с некоей "сладостной болью", то
есть таким, например, каким воспел его провансальский трубадур Гильем
Монтаньяголь:
Amors non es peciatz;
Anz es vertutz que lo malvatz
Fai bos, el'h bo'n melhor.
Et met om en via
De bon far tola dia {*}.
{* "Le troubadour Guillem Montanhagol", ed J. Coulet, Toulouse, 1898,
p. 69: "Любовь - это не грех; это, скорее, достоинство, которое делает
плохого хорошим, а хорошего - еще лучшим. Она указывает человеку путь к
ежедневным добрым делам".}
Любовь Тристана и Изольды не делает их более благородными. И поэтому
она их и не оправдывает. Но в оправдании они и не нуждаются. У любви - свои
законы. Отстаивая это, наша легенда развивала куртуазные идеи. Но и их
преодолевала. Как заметил Ж. Ш. Пайен, "тот, кто любит, - находится за
пределами добра и зла" {"Les Tristan en vers", p. XI.}.
Наша легенда провозгласила право страсти. Страсти подчас сумрачной,
темной, связанной с несправедливостью, предательством, жестокостью. Такая
концепция разрушала куртуазные мифы. Но не отвергала их полностью и
бесповоротно. Такая концепция любви и личной жизни стала грандиозным
завоеванием литературы, совершенно исключительным для своего времени. Быть
может, как раз это нетривиальное решение проблем человеческих
взаимоотношений и явилось той притягательной силой, заставившей стольких
поэтов обращаться к нашему сюжету. Томас Манн назвал основным импульсом
развития европейского романа "принцип углубления во внутреннюю жизнь" {Т.
Манн. Искусство романа. - Собр. соч., т. 10, М., Гослитиздат, 1961, стр.
280.}. Автор своего "Тристана" писал: "Принцип углубления во внутреннюю
жизнь несомненно связан с этой тайной, когда мы, затаив дыхание,
вслушиваемся в то, что само по себе незначительно и совершенно теряем
интерес к грубому авантюрному сюжету, который будоражит наши чувства" {Там
же, стр. 281-282.}. Авантюрный сюжет, как увидим, появится в нашей легенде
лишь на поздней стадии ее развития. В инварианте его не было. Было сложное
любовное чувство, бескомпромисное и безнадежное.
Любовь Тристана и Изольды изначально связана со смертью (Морхольта,
например), со смертельным риском, ведет постоянно к смерти
(баронов-предателей, затем самих героев). Герои гибнут, но не для того,
чтобы воссоединиться за порогом смерти, а потому, что не могут долго жить
друг без друга. А также - и особенно! - потому, что не могут жить вместе. То
есть, потому, что такая страсть бесплодна. Это тонко подметил Рихард Вагнер
(хотя он, вслед за Готфридом Страсбургским, слишком преувеличил
устремленность героев к смерти, как к единственному избавлению): "Их
чувство, - писал великий композитор, - проходит до конца все фазы бесплодной
борьбы со сжигающим их в глубине души пламенем, начиная от самых робких
сетований, в которых выражает себя неутомимо-страстное желание, от
нежнейшего трепета - до вспышки страшного отчаяния при осознании
безнадежности этой любви, пока, на конец, бессильно никнущее в себе самом
чувство Тристана и Изольды не угасает, как бы растворяясь в смерти" {Рихард
Вагнер. Статьи и материалы. М., 1974, стр. 65.}. Эта любовь бесперспективна
и безнадежна - в данной ситуации и данных героях - из-за глубокой чело
вечности протагонистов, ибо они (точнее, Тристан) не могут бесконечно
попирать человеческие нормы, мечутся между противоположными привязанностями,
колеблются, не решаясь совершить решающий шаг.
Такой решающий шаг совершают за них (а точнее, за Тристана) окружающие:
Бранжьена, подносящая им волшебное питье, Марк, отдающий Изольду
прокаженным, изгоняющий племянника, отшельник Огрин, мирящий их с королем, и
т. д. Таким же решающим шагом оказывается для героев и смерть, которая
"действует" помимо их воли, перекраивая и судьбу. Поэтому-то Тристан и не
боится смерти. Не боится не потому, что он храбр, а потому, что смерть
окажется еще одной внешней силой, освобождающей его от необходимости
принимать решение. Причем, теперь уж навсегда.
Итак, легенда о Тристане и Изольде, как всякая "вечная" легенда,
соединяет в себе универсальное (и поэтому мы найдем ей немало всевозможных
параллелей) с единичным. Это единичное и является зерном легенды, зерном не
только в том смысле, что оно легенду объясняет, но и в том, что дает толчок
все новым и новым ее интерпретациям. Как правило, это зерно заключает в себе
некую тайну, порождает споры, ибо не объясняется логикой развития
действительности, а потому потенциально может быть истолковано по-разному.
Зерно нашей легенды, как мы стремились показать, состоит в особенности
характера протагониста (причем, именно одного протагониста) и его
взаимоотношений с другими героями. Характер этих последних тоже "отмечены",
для смысла легенды они небезразличы, но они - вторичны, то есть они не
существуют вне столкновения с характером главного героя, помогая ему
раскрыться полностью и реализовать себя.
Так было, конечно, и со многими другими памятниками романного жанра,
которые тоже имеют своим сюжетом судьбу одного персонажа (таковы, например,
все романы Кретьена де Труа). Поэтому отличие нашей легенды от подобных
произведений не во внешней ее структуре, а в повышенной, исключительной для
своего времени усложненности отношении героя с его окружением.
Что касается "суперструктуры" легенды ("любовный треугольник" и т. д.),
то и здесь сказание о Тристане и Изольде на первый взгляд мало оригинально.
В действительности же оно неповторимо, ибо все дело не во внешней ситуации,
а во внутренней мотивировке поведения действующих лиц.
Дени де Ружмон, говоря о легенде в целом, назвал ее "типом человеческих
отношений" {D. de Rougemont. L'amour et l'Occident, p. 15.}. Это
справедливо: история любовного треугольника, даже в его ограничительном, в
духе нашей легенды, варианте постоянно встречается в мифах, сказаниях,
литературных памятниках разных времен и разных народов. В этом смысле число
параллелей к легенде о Тристане и Изольде практически неограниченно.
Неограниченно не только в том случае, если речь идет о составляющих легенду
"мотивах", но и тогда, когда перед нами сюжет о любви двух молодых людей,
любви, осложненной родственными отношениями с третьим персонажем.
О. М. Фрейденберг перечисляет следующие мотивы нашей легенды:
"Похищение героя. Кораблекрушение, странствия по морю, любовное соединение
при посредстве ручья, любовный напиток. Дань и жертвоприношения чудовищу.
Отъезд среди слез и возврат при ликовании. Бой: с великаном, с чудовищем, с
драконом, с женщиной. Отвоевание женщины и отвоевание собаки. Золото,
камень, кольцо, меч в виде атрибутов. Рука (resp. белая рука), как атрибут.
Неизлечимая рана и женщина-целительница. Волшебные травы, волшебный напиток,
волшебная собака, заставляющая забыть о горе. Самозванный претендент, ложно
приписывающий себе победу над чудовищем и требующий невесту. Служанка,
заменяющая госпожу на брачном ложе. Удаление в лес, мнимая смерть и
благополучное возвращение. Герой забывает героиню, герой временно сходит с
ума. Нищета, безобразие, неузнанность, перемена имени и наружности. Двойник
героини с той же наружностью и с тем же именем, без момента любовного
соединения. Рассерженная героиня прогоняет героя, ненавидит его и бранит.
Разлуки и встречи, свидания, уловки жены и измены мужу. Герои, обращенные в
растительность" {О. М. Фрейденберг. Целевая установка коллективной работы
над сюжетом Тристана и Исольды. - В кн.: "Тристан и Исольда. От героини
любви феодальной Европы до богини матриархальной Афревразии". Л, 1932, стр.
15.}.
Из этого перечня мотивов (который можно было бы и расширить),
составляющих нашу легенду, можно выделить некоторые, легко отыскиваемые в
памятниках литератур разных эпох и разной национальной принадлежности. При
этом сопоставлении перед нами могут быть две возможности: совпадение мотива
может говорить о генетическом родстве сопоставляемых памятников или
указывать на их типологическую близость. Отграничить одно от другого не
всегда представляется возможным. Покажем это на нескольких примерах.
Сюжет нашей легенды обнаруживает явное сходство - в отдельных своих
компонентах - с рядом мифологем античного Средиземноморья. Действительно.
Поход аргонавтов во многом продиктован сходными соображениями, что и
плавание Тристана в Ирландию: воспитанный в изгнании, Ясон является к своему
дяде Пелию, чтобы потребовать царство. Это ему обещано, но при условии, что
он привезет из Колхиды золотое руно. В Колхиде герою приходится пройти ряд
испытаний, в частности сразиться с драконом. Дочь царя Ээта Медея,
волшебница и врачевательница, влюбляется в Ясона и отплывает вместе с ним.
Пелий пытается овладеть Медеей, но это ему не удается (девушка губит его,
погружая в кипящую воду якобы для того, чтобы омолодить). Помимо ряда
конструктивных мотивов (плавание за руном, которое в какой-то мере может
рассматриваться как субститут красавицы с золотыми волосами, битва с
драконом, дева-целительница и т. д.), перед нами и намечающийся любовный
треугольник. Вообще, подобных "треугольников" античность знает немало
(Ипполит-Федра-Тесей, Парис-Елена-Менелай, или: Одиссей-Калипсо-Пенелопа,
Ясон-Медея-Креуса, Парис-Елена-Энонаи мн. др.).
Зигмунд Эйснер {S Eisner. The Tristan legend. A Study in Sources.
Evanston, 1969, p. 122-125.} приводит следующую таблицу соответствий одного
из важных эпизодов нашей легенды (бой Тристана с Морхольтом) с не менее
важным эпизодом из биографии древнегреческого героя Тесея (победа юноши над
чудовищем Минотавром в лабиринте Крита и его любовная связь с дочерью Миноса
Ариадной):
Морхольт Минотавр
а. Героиня - красавица-дочь ко- а. Героиня - красавица-дочь крит-
роля Ирландии. ского царя Миноса.
б. Морхольт - брат матери ге- б. Минотавр - незаконное детище
роини. матери героини.
в. Морхольт - союзник отца ге- в. Минотавр - союзник отца героини,
роини.
г. Морхольт требует ежегодной г. Царь Крита требует ежегодной дани
молодыми людьми от име- дани молодыми людьми для Ми-
ни короля Ирландии. нотавра.
д. Морхольт переплывает море, д. Дань должна быть привезена
чтобы получить дань. Минотавру.
е. Морхольт не предназначен до- е. Минотавр не предназначен до-
чери короля. чери царя Крита.
ж. Вопреки протестам дяди, Три- ж. Вопреки протестам отца, Тесей
стан, которому позже предстоит приезжает издалека, чтобы сра-
путешествие к дому Морхольта, зиться с Минотавром в его ло-
вызывает Морхольта. гове.
з. Т. к. битва происходит в чужой з. Дочь царя Миноса предает
Морхольту стране, дочь короля отца и дает Тесею новый меч.
Ирландии ничем не может ему
помочь. А Марк дает Тристану
новый меч.
и. Тристан сражается с Морхольтом и. Тесей сражается с Минотавром
на острове, попасть на кото- в лабиринте, доступ в который
рый трудно. затруднен.
к. Тристан убивает Морхольта. к. Тесей убивает Минотавра.
л. Король Ирландии опечален. л. Минос, царь Крита, опечален.
м. В Ирландии не знают, кто м. Ложного победителя нет.
именно убил Морхольта, т. к.
битва происходит в Корнуэльсе.
н. (Позже в Ирландии) Тристан н. Идентификация Тесея не необ-
опознан в бане по его мечу как ходима.
убийца Морхольта.
о. Изольда покидает Ирландию о. Ариадна покидает Крит с Тесеем.
вместе вместе с Тристаном.
п. По приезде Тристан отдает п. По приезде Тесей отдает
Изольду Марку как невесту. Ариадну Дионису как невесту.
Таблица эта достаточно красноречива и параллелизм эпизодов двух легенд
- античной и средневековой - несомненен.
Или вспомним о ране Тристана, полученной в бою с Морхольтом. Она издает
такое зловоние, что никто из окружающих, кроме Марка, не решается
приближаться к юноше. Столь же зловонна рана Филоктета, ужаленного змеей.
Как известно, Тристан, раненный ирландцем Морхольтом, может излечиться
только в Ирландии, куда он и прибывает, не открывая, кто он. Так и Телеф,
раненный копьем Ахилла, может быть вылечен лишь этим самым копьем.
Роль белого и черного паруса в финале нашей легенды известна {См.,
например, S. Eisner. The Tristan legend, p. 150-155.}. Так и Тесей,
отправляясь сражаться с Минотавром, обещает отцу своему Эгею, в случае
победы, поднять на мачте белый парус. Но он забывает об этом уговоре, плывет
под черным парусом, и отчаявшийся Эгей бросается со скалы в море.
Финал нашей легенды имеет еще одну интересную античную параллель. Речь
идет о любви Париса и Эноны. Оставленная Парисом, Энона предрекла ему, что
он будет смертельно ранен в Троянской войне и спасти его сможет только она
одна. Действительно, когда Парис был поражен стрелой Филоктета, он спешно
послал за Эноной. По одним мифам, она отказалась его лечить и юноша умер, по
другим - она спешила ему на помощь, но запоздала и найдя его уже мертвым,
сама испустила дух у его бездыханного тела.
О чем говорят эти примеры? Указывают ли они на воздействие античных
мифов - в их раннесредневековой, по преимуществу латинской, передаче - на
сложение нашей легенды? Думается, ответ на этот вопрос должен быть
отрицательным. Литературная обработка нашего сюжета могла, конечно, вобрать
некоторые из перечисленных мотивов в их античной интерпретации. Но
использование античного опыта было здесь несомненно факультативным. Как
вынужден был признать Б. В. Казанский, "установление литературной параллели
доказывает не более, как возможность или вероятность "заимствования"; далеко
не все источники этих "заимствований" установлены; и самое понятие
"параллели" очень неопределенно и условно. Не говоря уже о сюжете "Тристана
и Исольды" в целом, основное его содержание лишь очень схематически
соответствует контаминации сказания о Ясоне, добывающем царевну из-за моря
для дяди-царя и присваивающем ее, с преданием о Парисе, могущем получить
исцеление только от покинутой им любовницы-целительницы, а включение ряда
отдельных элементов из совершенно различных легенд является слишком
неоправданным в плане прямого литературного заимствования" {"Тристан и
Исольда", стр. 117.}.
К такому же выводу приведет нас и сопоставление нашей легенды с рядом
мотивов, обнаруживаемых, скажем, в библейских сказаниях. Впрочем, библейских
параллелей легенды о Тристане и Изольде настолько немного, что перечислить
их не составит труда. Во "Второй книге Царств" ("Вторая книга Самуила")
рассказывается о преступной любви Амнона, сына Давида, к своей сводной
сестре Фамари (гл. 13). В этом библейском эпизоде герой становится жертвой
охватившего его неодолимого любовного влечения. С нашей легендой здесь
совпадает лишь мотив запретности любви и одержимости любовью. Мотив
одержимости демоном и единоборства с ним, о чем рассказывается в библейской
"Книге Товита", может быть сопоставлен с мотивом змееборства из нашей
легенды. Но опять-таки это сопоставление нельзя сделать без очень сильной
натяжки. При толковании легенды о Тристане и Изольде в духе вагнеровской
идеи любви-смерти можно увидеть в легенде и трансформированные мысли "Песни
песней": "крепка как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы
ее - стрелы огненные; она пламень весьма сильный. Большие воды не могут
потушить любви, и реки не зальют ее" (гл. 8, 6-7).
Иногда параллель нашей легенде видят в грузинском предании о любви
царевича Абесалома и крестьянской девушки Этер {См.: К. Д. Дондуа. Абесалом
и Этер. - "Тристан и Исольда", стр. 175-182.}. С нашим сказанием может быть
сопоставлен лишь финал этой истории: больной Абесалом призывает
возлюбленную, с которой он разлучен, но она не застает юношу в живых. В горе
Этер закалывается. Их хоронят рядом, и из их могил вырастают цветы,
переплетающиеся между собой. Вопроса о генетическом родстве этого
грузинского предания с нашей легендой ставить, конечно, нельзя.
Среди параллелей нашему сюжету со значительно большим основанием, чем
об античных или библейских мифологемах, можно говорить о ряде памятников,
хронологически значительно менее от нее удаленных.
Во-первых, можно говорить о совпадении отдельных мотивов. Например, в
средневековых литературах Европы не раз встречается мотив воздержания
любовников, причем, в этом случае они обычно изображаются разделенными во
время сна каким-либо предметом - камнем, куском мяса, мечом и т. п. Скажем,
в исландской "Саге о Волсунгах" рассказывается, что Сигурд именно так
проводит ночи с Брюнхилд ("Оставался он там три ночи, и спали они на одной
постели. Он берет меч Грам и кладет его обнаженным между собой и ею" {"Сага
о Волсунгах". Перевод, предисловие и примечания Б. И. Ярхо. М.-Л., 1934,
стр. 186.}).
Во-вторых, могут совпадать не один мотив, а несколько, и, главное, их
последовательность. Так, Д. С. Лихачев сопоставил легенду о Тристане и
Изольде с древнерусской "Повестью о Петре и Февронии Муромских" {Д. С.
Лихачев. Человек в литературе Древней Руси. М., 1970, стр. 94-95 (первое
изд. - 1958). Ср.: "Изборник". М., 1969, стр. 757 (примечания Р. П.
Дмитриевой). Ср. также: Р. П. Дмитриева. Древнерусская повесть о Петре и
Февронии и современные записи фольклорных рассказов. - "Русская литература",
1974, Э 4, стр. 91: "Особенно много общего наблюдается между Повестью о
Петре и Февронии и Повестью о Тристане и Изольде как в передаче главной
поэтической темы и сюжетной линии, так и в отдельных характерных эпизодах.
Близость эта носит типологический характер и обусловлена тесной связью всех
этих произведений с устно-поэтическим творчеством".}. Действительно, в
русской повести ряд мотивов и - главное - их связь и взаимная
обусловленность заставляют вспомнить историю Тристана. Петр сражается со
змеем, склонявшим к блуду жену брата, подобно тому, как Тристан побеждает
дракона, обложившего Ирландию страшной данью. Как и герой западной легенды,
Петр заболевает, забрызганный ядовитой кровью змея, и излечить его может
только мудрая врачевательница Феврония. Феврония излечивает его дважды, как
и Изольда, которая дважды оказывает помощь раненому Тристану. Как и в нашей
легенде, в "Повести" результатом лечения оказывается вспыхнувшая взаимная
любовь. Она скрепляется браком. Так было, очевидно, и в гипотетических
кельтских версиях легенды о Тристане; по крайней мере, юноша обладает
девушкой до того, как она становится женой Марка. "Несмотря на социальные
препятствия, - пишет Д. С. Лихачев, - князь женится на крестьянской девушке
Февронии. Как и любовь Тристана и Изольды, любовь Петра и Февронии
преодолевает иерархические преграды феодального общества и не считается с
мнением окружающих. Чванливые жены бояр не взлюбили Февронию и требуют ее
изгнания, как вассалы короля Марка требуют изгнания Изольды" {Д. С. Лихачев.
Человек в литературе Древней Руси, стр. 94.}. Добавим, что, как и Тристан,
Петр испытывает и сомнения, то есть ему приходится преодолевать не только
внешние препятствия, но и внутренние. Есть и другие совпадения, например, в
сцене в лодке, когда Феврония умным ответом осаживает надоедливого
поклонника (вспомним ухаживания Кариадо в нашей легенде). И наконец, главное
- мотив любви за порогом смерти. Петр и Феврония умирают в один день, и тела
их неотвратимо оказываются в одном и том же общем гробу.
Тема посмертного соединения, причем, не обязательно непосредственного,
но чаще символического - крон двух деревьев, тянущихся друг к другу цветов,
табличек с вырезанными на них именами любящих - постоянно встречается в
литературе и фольклоре. Поэтому любовь "до гроба" не есть непременная
принадлежность нашей легенды. На ее основании делать какие-либо выводы о
возможных заимствованиях по меньшей мере неосторожно. Между тем это иногда
утверждается. Так, Л. А. Дмитриев, развивая верное наблюдение Д. С.
Лихачева, писал: "особенно близка к Житию Петра и Февронии Повесть о
Тристане и Изольде. И эту близость едва ли можно объяснить только сходством
тех эпических мотивов, которые легли в основу муромского жития и
старофранцузского эпоса. По-видимому, автору Жития Петра и Февронии была
известна какая-то версия Повести о Тристане и Изольде" {"Истоки русской
беллетристики. Возникновение жанров сюжетного повествования в древнерусской
литературе". Л., 1970, стр. 261.}. Вряд ли. А если все-таки была известна,
то почему из легенды в ее русской "транскрипции" исчезло главное - мотив
недозволенности любви и острота внутреннего неразрешимого конфликта, жертвой
которого оказывается протагонист? Как заметил Н. И. Конрад, рассматривая
"Лейли и Меджнун" Навои: "Повесть о разом вспыхнувшей любви, об одержимости
этой любовью, о смерти в один и тот же миг. Что ж, и тема эта, да и сюжет -
вечны. И встречались мы с ними в литературе не раз. Любовь с первого
взгляда... Она может вспыхнуть и в школе... Она, любовь, может вспыхнуть и
на корабле, идущем по ирландскому морю. И даже в кривом, скучном переулке,
на который повертывают с Тверской" {Н. И. Конрад. Запад и Восток. М., 1972,
стр. 287.}.
Внешняя близость к нашей легенде обнаруживается в персидском романе
"Вис и Рамин", написанном поэтом Гургани в середине XI в. Близость сюжетных
структур здесь настолько велика, что высказывалось предположение о
возможности прямого заимствования {R. Zenker. Die Tristansage und das
persische Epos von Wis und Ramin. - "Romanische Forschungen", XXIX, 1910, S.
321-362.}, хотя материальные основания для этого вряд ли могут быть отысканы
{Впрочем, в своей новой обстоятельной работе видный французский медиевист
Пьер Галле вновь вернулся к этой теме и даже попытался проследить
гипотетический путь сюжета персидской поэмы через арабизированную Испанию и
куртуазный Прованс к северофранцузским поэтам. В основе исследования П.
Галле лежит мысль, что легенда о Тристане и Изольде не могла возникнуть как
обычная средневековая легенда, что в ее основе должен лежать конкретный
литературный источник, который был при перенесении на европейскую почву и в
более архаичную культурную среду "мифологизирован"; поэтому легенда
приобрела новые черты и иной смысл, отличающие ее от поэмы Гургани (См.: P.
Gallais. Genese du roman occidental. Essais sur Tristan et Iseut et son
modele persan. Paris, 1974). П. Галле даже высказал предположение, что
перенести легенду на романскую почву мог знаменитый эрудит и писатель Петр
Альфонси. Однако это и многие другие утверждения ученого достаточно
осторожны и в лучшем случае предварительны.}.
В романе о Вис и Рамине и в легенде о Тристане и Изольде действительно
немало общих черт и параллельных мотивов. Прежде всего, параллельна исходная
ситуация сюжета: старый король (соответственно Мобад и Марк) решает взять в
жены молодую прекрасную девушку (это Вис и Изольда). Но невеста отдает свое
сердце юноше, родственнику ее жениха (Рамин и Тристан), который сопровождает
ее к королевскому двору. Молодые люди становятся любовниками до брачных
торжеств. У них есть надежная и опытная помощница, готовая подменить собой
девушку на брачном ложе (кормилица и Бранжьена). На этом параллелизм сюжетов
не кончается. В частности, в обоих произведениях любовники вынуждены пройти
через испытание огнем, они лгут, обманывают, пускаются в бегство,
престарелый муж-король то жестоко их преследует, то готов простить и
поверить в их невиновность. Удаленный в изгнание герой, желая забыть
любимую, женится на другой (Гюль и Изольда Белорукая), но затем вновь
возвращается к своей первой любви. Узнав об этой мнимой измене (то есть,
женитьбе), героиня испытывает жестокие муки ревности, долго не может
противиться своему чувству. Сопоставлявший эти два памятника немецкий
исследователь Р. Ценкер полагал, что персидская поэма оказала воздействие на
французский куртуазный роман. Другие ученые возможность такого воздействия
решительно отвергали. Дело в том, что многие частные мотивы, которые мы
находим в поэме "Вис и Рамин" и в легенде о Тристане, не являются достоянием
исключительно этих двух памятников. В то же время очень важным оказывается
принципиальное различие в отношении героев к основному конфликту. Если
Тристан испытывает необоримое чувство вины, ибо он, как мы стремились
показать, не меньше привязан к Марку, чем пылает страстью к Изольде, если
эта последняя также сознает незаконность своей любви (хотя это и не внушает
ей особых угрызений совести), то, например, Вис открыто ненавидит Мобада и
не считает свою измену неправым поступком. Да и Рамин не очень терзается,
обманывая дядю. Если в поэме "Вис и Рамин" присутствует мотив одержимости
любовью, необоримости и всевластия чувства, то в персидском памятнике нет
идеи "любви до гроба" (и "за гробом"); даже напротив: книга многозначительно
кончается счастливым браком, длящимся ни много ни мало восемьдесят три года.
У этой счастливой четы было и многочисленное потомство, и герои поэмы
удачливо правят страной, которой до них управлял Мобад.
Иногда считается, что с нашей легендой поэма о Вис и Рамине сближается
благодаря мотиву второй возлюбленной (= жене) и воздержания любовника. Но
мотив этот был весьма распространен в XII в. как в литературе Западной
Европы, так и Ближнего Востока. Немецкий исследователь З. Зингер {См.: S.
Singer. Arabische und europaische Poesic im Mittelalter. - "Abhancllungen
dt-r Preussischen Akademie der Wissenschaften", 1918, no 13, S. 8-10.}
приводит тому красноречивый пример. Арабский поэт VII в. Кайс ибн-Зарих,
согласно легендам, имевшим хождение в XI и XII вв., был женат вторым браком
на женщине, носившей то же имя, что и его первая жена Лубна. Но он хранит
целомудрие по отношению ко второй жене, так как не может забыть первую. Тема
"невозможности замены" постоянно встречается у "куртуазных" лириков Востока
и Запада. В. М. Жирмунский приводит красноречивые слова провансальского
трубадура Гильома де Кабестань: "Я люблю Вас, госпожа, такой высокой
любовью, что эта любовь не дает мне возможность любить другую; но любовь
позволяет мне быть куртуазным по отношению к другой даме, и этим я надеюсь
отвести от себя это тяжелое страдание; ибо, когда я думаю о Вас, перед
которой склоняется радость, я забываю и оставляю всякую другую любовь: с
Вами я остаюсь и Вас считаю самой дорогой моему сердцу" {В. Жирмунский.
Народный героический эпос. Сравнительно-исторические очерки. М.Л., 1962,
стр. 68.}.
Однако мотив полового воздержания, столь часто встречающийся в
средневековых литературных памятниках разной национальной принадлежности,
генетически восходит к нескольким, совершенно автономным традициям. Мотив
этот постоянно возникает в ирландском эпосе, обнаруживающем с нашей легендой
многозначительные параллели.
Вопрос о типологическом и генетическом родстве ряда памятников
литературы древних кельтов (островных и континентальных) и легенды о
Тристане и Изольде стал предметом пристального изучения целого поколения
ученых {См.: С. Schoepperle. Tristan and .Isolt. A Study of the Sources of
the Romance, v. 1-2. London, 1913; A. Thurneysen. Eine irische Parallele zur
Tristan-Sage.- "Zeitschrift fur romanische Philologie", XLIII, 1923, S.
385-402; J. P. Carney. Studies in Irish Literature and History. Dublin,
1955, p. 189-242; 5. Eisner. The Tristan legend. A Study in Sources.
Evanston, 1969.}. У нас он детально рассмотрен А. А. Смирновым {А. Смирнов.
Роман о Тристане и Изольде по кельтским источникам. - В его кн.: "Из истории
западноевропейской литературы". М.-Л., 1965, стр. 49-64.}.
Во-первых, отметим совпадения с нашей легендой отдельных мотивов из так
называемых ирландских саг.
Так, маленькая сага "Повесть о Байле Доброй Славы" {Русский текст см.:
"Ирландские саги". Перевод, предисловие, вступительная статья и комментарии
А. А. Смирнова. Л.-М., 1933, стр. 249-252.} рассказывает о глубокой любви
юного героя к Айлен, дочери Лугайда. Они договорились встретиться, чтобы
"заключить союз любви". По пути Байле получает ложное известие, что на его
возлюбленную напали "воины из Лагена" и убили ее. Юноша не вынес своего горя
и упал замертво. Спутники хоронят его и ставят на могиле каменный столб,
справив печальную тризну. "И выросло тисовое дерево на могиле той, с
верхушкой, похожей видом на голову Байле". Когда Айлен узнала о смерти
Байле, она "упала мертвой, бездыханной, и погребли ее, как и Байле. И
выросла яблоня из могилы ее, разрослась она на седьмой год, а на верхушке ее
- словно голова Айлен". Из этих двух деревьев, выросших над могилами
любовников, делают таблички, на которых "поэты и рассказчики стали
записывать повести о любви, сватовствах и разных деяниях уладов". Когда
король Кормак взял эти таблички в руки, они соединились так крепко, как
"жимолость обвивается вокруг ветви". Здесь перед нами по крайней мере три
мотива, параллельные легенде о Тристане. Во-первых, это любовь юная, чистая
и столь сильная, что смерть одного из любовников приводит к смерти и
другого. Во-вторых, это мотив, так сказать, "ложной информации" (как и в
нашей легенде, где такую ложную информацию сообщает Изольда Белорукая).
Наконец, в-третьих, это мотив соединяющихся табличек, аналогичный мотиву
соединяющихся деревьев, выросших над могилами Тристана и Изольды. Как точно
заметил А. А. Смирнов, "перед нами как бы фрагмент "тристановского" типа
саги, хорошо сохранившийся без всяких сторонних примесей" {А. Смирнов. Указ.
соч., стр. 61.}. Но именно "как бы", ибо считать сагу "Повесть о Байле
Доброй Славы" источником нашего сюжета, конечно, нельзя.
В другой небольшой ирландской саге "Любовь к Этайн" {Русский текст см.
там же, стр. 105-131. Эту сагу А. А. Смирнов также не рассматривает. Ср.: S.
Eisner. The Tristan legend, p. 127-133.} с легендой о Тристане и Изольде
могут быть сопоставлены по крайней мере четыре мотива. Во-первых, это
требование вассалов короля Ирландии Эохайда Айрема жениться и завести
наследника. Во-вторых, это мотив поисков невесты ("тогда послал Эохайд
послов по всем пяти королевствам Ирландии, чтобы они разыскали прекраснейшую
женщину или девушку, какая только найдется в Ирландии, для него в жены").
Затем, это любовь молодого героя (Айлиль Ангуба) к жене брата. Наконец, это
мотив лечения героиней недуга героя ("Она продолжала каждый день навещать
его и стала теперь мыть ему голову, сама подавать пищу и воду на руки").
Однако эти совпадения ни в коей мере не могут указывать на генетическое
родство данной саги с легендой о Тристане или ее прототипом.
В одной из ключевых саг цикла о Кухулине, "Сватовство к Змер" {Русский
текст см.: "Ирландские саги", стр. 255-259. А. А. Смирнов в своем обзоре
кельтских параллелей нашей легенды эту сагу не рассматривает.}, также
находим параллели легенде. Собственно, речь должна идти в основном об одном
эпизоде этой саги. Кухулин со спутниками прибывает в дом Руада, короля
островов, как раз в тот момент, когда полуфантастические существа фоморы,
олицетворявшие для древних ирландцев злое начало, явились туда для сбора
дани. Они намереваются увезти с собой Дерборгиль, дочь короля. Кухулин
сражается с фоморами и побеждает их, но оказывается раненым в запястье.
Девушка лечит его. Кухулин не открывается, кто он, и многие в королевском
замке хвастались, что это они убили фоморов. Во время мытья в бане
королевская дочь опознает героя. Руад предлагает Кухулину в жены Дерборгиль.
Таким образом, здесь перед нами довольно точная параллель эпизода битвы
Тристана с драконом, похвальбы ирландского сенешаля, опознание героя во
время мытья в бане и лечения его Изольдой. Есть в этой саге и
"сопротивляющийся любовник" - это Кухулин в его взаимоотношениях с Уатах,
дочерью Скатах.
Говоря об этой саге, отметим в ней еще одну деталь. Среди спутников
Кухулина здесь назван некий Дурст, сын Серба. Запомним это имя. Мы вернемся
к нему, когда будем рассматривать непосредственные источники нашей легенды.
Среди приведенных примеров таких непосредственных источников мы не
найдем. Не найдем мы их и в ряде других саг, которые часто сопоставляют с
легендой о Тристане и Изольде.
В довольно древней саге о Требланн, дочери Фройха, сына Ойгнуса {См.:
S. Eisner. The Tristan legend, p. 98-99.}, рассказывается о любви героини к
юному Фройху, сыну Фидаха Фолтруада. Причем, она полюбила его еще до встречи
с ним. Требланн посылает к молодому человеку служанку, предлагая ему бежать
с ней. После некоторого его сопротивления они долго блуждают по лесам, затем
возвращаются в дом Фройха, который обнаруживает, что его скот украден. Он
пускается на его поиски, оставляя молодой женщине чудесный камень, который
будет целым, пока герой будет жив. Однако враги юноши при помощи заклинаний
разбивают камень, и Требланн, думая что Фройх погиб, умирает от тоски. С
легендой о Тристане эту сагу сближает мотив "сопротивляющегося любовника",
блуждания по лесу, смерти в результате преднамеренного обмана. Правда,
погибает лишь один любовник. Но Фройх, как известно, находит смерть в другой
саге - в самой обширной и самой замечательной из ирландских саг - "Похищение
быка из Куальнге".
В саге о Лиадан {См.: J. P. Carney. Studies in Irish Literature and
History, p. 220-223.}, также достаточно древней, сопротивление оказывает не
юноша, а девушка. Основной конфликт саги - между любовью и долгом. Юноша
Куиритир устраивает пир в честь поэтессы Лиадан и склоняет ее к любви. После
некоторых задержек они бегут на юг, в Мюнстер, и ведут жизнь в лесу.
Повстречав местного святого отшельника, они признают над собой его власть.
Он разрешает им продолжать жить вместе, но заставляет класть по ночам между
собой его молодого ученика. Но вскоре Куиритир порывает с молодой женщиной и
отправляется в паломничество. Лиадан следует за ним, но он уплывает в море
на небольшой ладье, и с тех пор о нем больше ничего никто не слышал. Героиня
находит каменную плиту, на которой обычно молился Куиритир, и на этой плите
испускает дух. Когда ее хоронят, эту плиту кладут в ее могилу. Тристановская
легенда сближается с этой сагой мотивами "сопротивляющегося любовника",
жизни в лесу, встречи с отшельником (Огрин нашей легенды), полового
воздержания, смерти из-за предполагаемой гибели возлюбленного.
Есть известные параллели с легендой о Тристане и Изольде также в саге о
Бекфоле {См.: S. Eisner. The Tristan legend, p. 99-100.}, жене короля
Диармайта, сына Аида Светлого (полагают, что этот Диармайт был исторической
личностью и жил в середине VII в. {Ср. М. Dillon. The Cycles of the Kings.
Oxford, 1946, p. 75.}). Молодая королева любит Кримтанда, приемного сына
Диармайта. На первых порах юноша отвергает эту любовь, как и положено
"сопротивляющемуся любовнику", и скрывается от одержимой любовью молодой
женщины в лесу. Но Бекфола добивается своего, и в сопровождении служанки
направляется в лес, чтобы вести там обычную для подобных сюжетов лесную
жизнь. Но нападение волков мешает любящим встретиться. Бекфола бежит на
остров, где живет богатырь Фланд. Они проводят ночь вместе, но Фланд не
касается молодой женщины. Она предлагает ему жениться на ней, но Фланд
просит отсрочки, так как ему надо отвоевать свое наследство. Бекфола
возвращается на то место, где оставила свою служанку, думая, что ту
растерзали волки, но девушка оказывается жива. Героиня направляется к
Диармайту, но, когда Фланд отвоевывает наследство, она бросает мужа и
отправляется к нему. Таким образом, здесь целых два "сопротивляющихся
любовника" - Кримтанд и Фланд. Мы находим в саге мотив бегства в лес и жизни
в нем. Мнимая гибель служанки заставляет вспомнить эпизод из нашей легенды с
Бранжьеной, оставленной в лесу на съедение диким зверям.
В сагах о Требланн, Лиадан и Бекфоле, как видим, опять-таки совпадают с
легендой о Тристане и Изольде лишь отдельные мотивы. Поэтому считать эти
памятники древнеирландской литературы каким бы то ни было источником нашего
сюжета вряд ли возможно.
Сложнее вопрос о трех других ирландских сагах, почти точно повторяющих
(или намечающих) структуру легенды о Тристане и Изольде. Эти саги подробно
проанализированы в научной литературе, в частности в работе А. А. Смирнова,
поэтому лишь кратко скажем о них.
Первая из этих саг - "Изгнание сыновей Уснеха" {Русский текст см.:
"Ирландские саги", стр. 61-73.}. Здесь рассказывается о любви красавицы
Дейрдре, воспитанной в доме короля Конхобара, и юноши Найси. Найси выступает
в саге как типичный "сопротивляющийся любовник": он отказывается от Дейрдре,
и девушка вынуждена прибегнуть к "гейсу" - магическому заклятию, чтобы
заставить его бежать с ней. Они долго скитаются и ведут суровую и трудную
жизнь в лесу. Конхобар, который давно собирался жениться на Дейрдре, а после
ее бегства разыскивающий ее, хитростью заманивает любовников в западню, где
Найси погибает. Дейрдре по-видимому становится женой короля, но не может
забыть любимого. В конце концов она бросается со скалы и погибает. Здесь
можно обнаружить следующие мотивы, позволяющие сблизить эту сагу с легендой
о Тристане: 1) предстоящий брак старого короля с молодой девушкой; 2) любовь
героини к юноше и его первоначальное сопротивление; 3) их бегство и трудная
жизнь в лесу; 4) мнимое примирение с королем и возвращение любовников к его
двору; 5) смерть героя в результате обмана; 6) жизнь героини с нелюбимым
мужем; 7) смерть героини, которая не могла пережить своего возлюбленного.
Как видим, внешне в этой саге действительно немало мотивов, позволяющих
сопоставить ее с нашей легендой. Но нет одного из ведущих - мотива особых
отношений юного героя и пожилого короля.
Мы находим его в другой широко известной ирландской саге -
"Преследование Диармайда и Грайне" {Русский текст см.: "Исландские саги.
Ирландский эпос". М., 1973, стр. 718-792.}. Текст этой саги сохранился в
ряде списков, которые считаются недостаточно авторитетными. Наиболее хорошо
сохранившаяся рукопись относится, по-видимому, к началу XVII в. (с нее
сделан и русский перевод), но в этой поздней версии сюжет утратил ряд важных
черт, о чем мы скажем ниже.
Основное содержание этой саги (в ее первоначальном виде) таково. Старый
Финн решает жениться на молодой красавице Грайне, дочери короля Ирландии
Кормака. Во время свадебного пира девушка обращает внимание на юношу
Диармайда, племянника Финна. Грайне подносит всем гостям кубок с волшебным
напитком, испробовав который, все засыпают. Не пили его лишь Ойсин, сын
Финна, и Диармайд О'Дуйвне. Оба отказываются похитить девушку, но она
произносит над Диармайдом "гейс", и он вынужден бежать с ней. Они долго
скитаются по горам и лесам, а Финн с дружиной преследует их. Но из любви и
верности дяде Диармайд не прикасается к Грайне и ночью кладет между собой и
девушкой большой камень как символ целомудрия их отношений. Однажды, когда
они переправлялись через бурный поток, вода забрызгала Грайне выше колен, на
что девушка горько заметила, что вода оказалась "более смелой", чем
Диармайд. Юноша не вынес упрека и отдался охватившему его чувству.
Преследование любовников продолжается, но Диармайд побеждает всех воинов
Финна, с которыми сражается. Наконец Финн предлагает Диармайду примирение,
но во время праздничной охоты он под страивает так, что на юношу бросается
зеленый банн - гульбайнский кабан, от которого ему было предсказано
погибнуть. От руки Финна погибает и Грайне. В более поздней версии
затушевано родство Финна и Диармайда, устранены мотивы воздержания и "смелой
воды"; изменен и финал: Грайне не гибнет, а становится женой Финна.
Отметим, что Диармайд - это типичный "сопротивляющийся любовник" (как и
Тристан по отношению к обеим Изольдам) и он подчиняется Грайне только в
результате "гейса". Как и в нашей легенде, соединению любовников помогает
волшебное питье. У героя есть друг-воспитатель Ангус из Бруга на Бойне,
подобный Горвеналу Тристана. Родственные отношения Диармайда и Финна такие
же, как и у Марка с Тристаном. Как и Изольде, Грайне предстоит брак с
пожилым королем (впрочем, здесь Финн назван не королем, а вождем фениев).
Как и герои нашей легенды, Диармайд и Грайне скитаются в лесу, где ведут
суровую и скудную жизнь. Герой саги погибает в результате коварного обмана,
как и Тристан. Но нет в саге "Преследование Диармайда и Грайне" таких важных
мотивов легенды о Тристане и Изольде, как битва с драконом, сложность
взаимоотношений любовников из-за убитого Морхольта, лечения героиней юноши,
их одновременной смерти и символического единения за гробом. Есть в нашей
легенде и рассмотренной только что саге различия более мелкие, но тем не
менее весьма знаменательные. Так, как заметила Гертруда Шепперле {С.
Schoepperle. Tristan and bolt, v. II, p. 415.}, воздержание Тристана и
целомудрие Диармайда - разного порядка. Тристан не прикасается к жене, так
как хранит верность возлюбленной, тогда как Диармайд стремится остаться
верным дяде, своему сюзерену. Это различие может указывать на большую
архаичность саги, так как мотив верности возлюбленной (что не осложнено
семейными отношениями) мог возникнуть лишь в куртуазную эпоху. Есть различия
в трактовке "камня ( = меча) целомудрия" {Ср. S. Eisner. The Tristan legend,
p. 93-94.} и т. д.
Наконец, обратимся еще к одной саге, которую предположительно датируют
X веком. Это "Повесть о Кано, сыне Гартнана" {Английский текст см.: М.
Dillon. The Cycles of the Kings, p. 79-83.}. Герой саги, как установили
исследователи, имел реального прототипа - шотландского короля, жившего в
середине VII в. (умер в 688 г.). Хотя отдельные моменты сюжета совпадают с
биографией исторического Кано, содержание саги, конечно, вымышленное. Оно
сводится к следующему {Cp. S. Eisner. Op. cit., p. 97.}. Во времена Айдана
Мак Габрана, одного из шотландских королей, внук его Кано, сын Гартнана, был
изгнан из родных земель в Ирландию. Сначала он прибывает в королевство
Ульстер, где короли Диармайт и Блатмак принимают его с почетом. Затем он
приезжает в Коннахт, где королевствует престарелый Маркан, женатый на
молодой красивой Кред. Молодая женщина уже много слышала о Кано и полюбила
его еще до того, как встретилась с ним. Во время пиршества в доме отца Кред,
Гуайре, героиня опаивает волшебным напитком всех присутствующих, кроме Кано.
Она хочет сделать Кано своим любовником, но юноша отказывается, говоря, что
согласится на это лишь тогда, когда станет королем Шотландии. Он вручает ей
в виде залога камень, в который заключена его душа, покидает дом Гуайре и
долго скитается по ирландским лесам. Став шотландским королем, он ежегодно
встречается с Кред. Приезжая однажды на очередное свидание, на корабле,
после схватки с врагами, Кано появляется перед возлюбленной с лицом,
покрытым кровью. Кред, ожидавшая Кано на берегу, поражена его видом, и,
думая, что возлюбленный близок к смерти, сама бросается в пропасть и
разбивается о скалы. Камень, в котором была заключена душа Кано,
раскалывается. Из-за этого сам герой умирает через три дня. Есть в саге один
второстепенный персонаж, о котором, однако, следует упомянуть. Это Колгу,
сын Маркана от первого брака, влюбленный в Кред и грубо ее домогающийся,
злобно выслеживающий молодых людей.
В этой саге перед нами, во-первых, опять "сопротивляющийся любовник",
хотя мотивы его воздержания иные, чем в других сагах: он обязан Маркану лишь
за оказанное гостеприимство. Отметим затем общий почти для всех
рассмотренных нами примеров мотив брака старого короля и молодой женщины, а
также мотив ее измены с молодым героем. Такая деталь, как волшебный напиток,
усыпивший гостей на пиру, сближает сагу с легендой о Тристане: чудесное
питье способствует соединению любящих. Как и в истории Тристана и Изольды, в
саге о Кано один из любовников приезжает на роковое свидание на корабле,
тогда как другой ждет на берегу. Важен также мотив любви до гроба: подобно
Тристану и Изольде, Кано и Кред не могут пережить друг друга. Что касается
Колгу, то по своей функции этот персонаж соответствует двум действующим
лицам легенды о Тристане - Андрету, племяннику Марка, выслеживающему
любовников, и Кариадо, ухаживающему за Изольдой.
Мотив камня, в который заключена душа героя, восхитил A. A. Смирнова,
заметившего: "Разрыв камня с душою Кано, вызывающий смерть последнего, и
разрыв сердца у Изольды над трупом Тристана, это две крайние точки, между
которыми лежит все развитие легенды" {А. Смирнов. Указ. соч., стр. 60.}.
Символика камня и заключенной в него души прозрачна и красноречива. Ее
параллелизм определенному мотиву нашей легенды несомненен. Но вряд ли между
ними протянулась генетическая прямая.
Вместе с тем, если вернуться к саге в целом, то нельзя не заметить, что
ее сближает с легендой о Тристане не только параллелизм мотивов. Существенно
отметить и совпадение имен персонажей: Маркан - это уменьшительное от Марка.
Важна также локализация событий: действие разворачивается между Шотландией и
Ирландией, причем Кано оказывается шотландцем, а Кред - ирландкой, совсем
как Тристан (если принять, что Леонуа - это Лотиан) и Изольда.
Далекие параллели нашей легенды, такие, как древнерусская "Повесть о
Петре и Февронии Муромских" или персидская поэма "Вис и Рамин" говорят лишь
о сходности путей художественного сознания - в сходных, конечно,
историко-культурных условиях. Ни о чем другом эти параллели не говорят. По
этому поводу с исчерпывающей убедительностью высказался В. М. Жирмунский,
писавший, что "даже очень близкое сюжетное сходство, при отсутствии
убедительных указаний на наличие прямых или косвенных культурных связей и
взаимодействий, должно рассматриваться как результат историко-типологических
схождений под влиянием общих социально-исторических и
художественно-психологических предпосылок" {В. Жирмунский. Народный
героический эпос, стр. 63.}.
Сложнее вопрос о кельтских параллелях. Родство мотивов подкрепляется
здесь сходностью географической обстановки и совпадением отдельных
(вообще-то крайне редких) имен. З. Эйснер {S. Eisner. The Tristan legend, p.
104-105.} предложил следующую схему совпадений, сопоставив легенду (ТИ) с
сагами "Преследование Диармайда и Грайне" (ДГ), "Повесть о Байле Доброй
Славы" (БДС), "Повесть о Кано, сыне Гартиана" (К), "Повесть о Требланн,
дочери Фройха" (Т), "Повесть о Лиадан" (Л), "Повесть о Бекфоле" (Б), и
"Изгнание сыновей Уснеха" (ИСУ):
Изучение источников нашей легенды может идти двумя путями, вернее,
включать два основных направления поисков. Во-первых, следует выяснить,
каков исторический фон легенды, что предполагает изучение отразившихся в
легенде общественных отношений, отзвуков реальных событий или исторических
персонажей, в трансформированном виде вошедших в повесть, наконец, ее
географии. В своей совокупности это, в той или иной мере, конечно, даст
ответ на вопрос о том, где и когда наша легенда могла зародиться. Во-вторых,
следует сопоставить мотивы легенды и ее сюжетную канву с рядом параллельных
произведений, у которых с нашей легендой могут быть те или иные генетические
связи. Все это в целом позволит с той или иной приблизительностью
реконструировать первоначальный вариант легенды, то есть ее прототип.
Следует заметить, что эта методология принципиально отличается от
приемов Ж. Бедье при его реконструкции прототипа нашей легенды {См.: J.
Bedier. Le Roman de Tristan par Thomas, v. II. Paris, 1905.}. Ж. Бедье
использовал исключительно французские тексты или же восходящие к ним -
немецкие, английские, скандинавские, итальянские. Он признавал кельтские (и
пиктские) источники легенды, но в своих реконструкциях не шел столь далеко.
Он позволил себе реконструировать лишь французский прототип. Впрочем, ряд
важных текстов был ему еще неизвестен.
В настоящее время большинство исследователей пришло к выводу, что
какие-то очень отдаленные корни легенды о Тристане уходят в Шотландию,
частично заселенную пиктами. На это указывает изучение валлийских текстов,
сохранивших в отрывочной форме фрагменты нашей легенды, точнее же говоря -
свидетельство о ее существовании. Речь идет прежде всего о так называемых
валлийских "Триадах" {"Trioedd Ynys Prydein. The Triads of Britain", ed. by
R. Bromwich. Cardiff, 1961.}, созданных в XI-XII вв. (по некоторым данным -
в XIII в.). В самой суммарной форме они передавали бытовавшие в валлийской
среде старые легенды и мифы о местных королях и героях. Среди обширнейшей
"артуровской" номенклатуры мы встречаем в "Триадах" упоминания и персонажей
нашей легенды. Герой ее называется то Друстаном (или Дрестаном), то
Тристаном. Подобная вариативность указывает, как представляется, на свежесть
и подвижность бытования легенды в среде населения Уэльса и Корнуэльса, на ее
движение с Севера на Юг. Тристан - Друстан здесь постоянно называется сыном
короля Таллуха. Оглушение типично при переходе от северных кельтских
диалектов к южным (ср. Дрестан - Тристан), поэтому вполне закономерно искать
другой вариант имени отца нашего героя. Как было установлено,
северокельтским аналогом Таллуха был Талорк {См.: S. Eisner. The Tristan
legend, p. 47; Ср.: J. Bedier. Le Roman de Tristan par Thomas, v. II, p.
105-108; J. Loth. Les noms de Tristan et Iseut. - "Revue celtique", XXXII,
1911, p. 407-411.}.
Исторических персонажей с именами Друстан (или Друст) и Талорк в
анналах кельтской Британии немало. Так, в одной из хроник упоминается
пиктский король Друст, сын Талорка, умерший в 780 г. Но здесь не сказано,
что Талорк был королем (как об этом постоянно говорится во всех редакциях
нашей легенды). Да этого и не могло быть: в пиктском обществе с его выборной
королевской властью сын короля, как правило, не мог занять трон отца.
"Подходящий" король Талорк отыскивается в VI в. Он был сыном некоего
Муйрхолаха и правил в течение одиннадцати лет {См.: Н. М. Chadwlck. Early
Scotland. Cambridge, 1949, p. 13.}. З. Эйснер и предлагает этого пиктского
царька в прототипы отца нашего героя {S. Eisner, The Tristan legend, р.
54.}.
(Заметим в скобках, что в упомянутой выше ирландской саге "Сватовство к
Эмер" некий Друст, сын Серба, может рассматриваться как один из самых ранних
исторических пиктских "Тристанов". В V в. зафиксирован Друст, сын Ирба; в
латинской грамоте, где мы встречаем его имя, оно изображено так:
"Drustfiliusirb" что могло при ошибочном чтении и дать Друста, сына Серба.
Впрочем, этот Друст не мог быть прототипом нашего персонажа, ибо, как уже
говорилось, им был другой носитель этого имени, хотя было бы заманчиво
увидеть здесь некоторое перемещение функций: герой легенды передал ряд
связанных с ним сюжетных мотивов Кухулину, а имя - спутнику легендарного
ирландского героя.)
Итак, анализ пиктских хроник и лингвистические данные, а также изучение
"Триад" и валлийской "Истории Тристана" (видимо, фрагмента) указывает на VI
в. как на то время, когда жили прототипы героев нашей легенды, видимо,
чем-то прославившиеся и оказавшие тем самым воздействие на ее сложение.
Это столетие было очень важным в истории Северной Британии. Здесь
заметно усилилось ирландское влияние, принесшее с собой зачатки латинской
образованности. В 563 г. ирландский ученый монах Колумба (521-597) отплыл с
двенадцатью учениками в Шотландию. На одном из прибрежных островков (Айона)
он построил церковь и заложил монастырь. Постепенно проповедь Колумбы
распространилась на западную Шотландию, землю пиктов. Христианизация здесь,
как и во многих других странах Северной Европы, была исключительно мирной;
новая религия довольно органично вошла в сознание местного населения,
потеснив старые верования, но не уничтожив их. Шотландское христианство было
очень похоже на ирландское, что вполне закономерно. Как и в Ирландии,
главными церковными центрами Шотландии стали не епископства (то есть
города), а монастыри. Их зависимость от светской власти была минимальной.
Известная политическая стабилизация, отсутствие опустошительных вражеских
набегов, свободный контакт с соседями способствовали если не развитию и
распространению образованности, то, по крайней мере, ее сохранению. Конечно,
образованность эту не следует преувеличивать и полагать, что в монастырской
среде были хорошо известны древнеримская и, тем более, древнегреческая (в
латинской передаче) литература. Однако полностью отрицать возможность
знакомства с нею ирландских и шотландских монахов вряд ли правомерно.
Сошлемся хотя бы на такой общеизвестный факт, как призвание Карлом Великим к
своему двору ученых монахов как раз из Ирландии. Именно ирландские книгочии
сделали возможным функционирование придворной академии Карла и вообще так
называемое "Каролингское Возрождение".
Помимо монастырей, возвышавшихся в Ирландии и Шотландии среди лесов и
скалистых предгорий, христианство приняло там еще одну специфическую форму.
Речь идет об отшельничестве, столь угодном людям, склонным к одинокой
медитации, созерцательной жизни, близости к природе. Это объясняет
своеобразный характер кельтского искусства и литературы с их внимательным
отношением к окружающему человека миру живых существ и растений. В легенде о
Тристане, несмотря на поздние ее обработки, этот интерес сохранился.
Достаточно сослаться на собачку Тристана, столь поэтически описанную,
например, Берулем, или на присутствующий во всех манифестациях легенды
символический образ нерасторжимо сплетенных древесных крон. Следует
заметить, что в куртуазном романе (скажем, у Кретьена де Труа) природа
значительно более "равнодушна"; если угодно, она более литературна
(достаточно вспомнить льва Ивейна, которого вряд ли можно было встретить в
лесах Северной Франции).
Сохранила наша легенда и еще одну примету седой старины. В ней явно
просматриваются следы матриархата. Действительно, король Марк выбирает себе
в наследники именно Тристана, племянника по женской линии (можно
предположить, что отталкивающий Андрет - это племянник не со стороны сестры,
а со стороны брата). Но важнее другое указание. Это мотив "сопротивляющегося
любовника", которых мы встречали во всех почти рассмотренных нами ирландских
сагах. Тристан нашей легенды "сопротивляется" по меньшей мере дважды: без
любовного напитка он не разделил бы ложа Изольды, женившись на второй
Изольде, он не прикасается к ней. Вообще, как уже отмечалось, героиня нашей
легенды (как и ее ирландских параллелей) значительно более инициативна,
предприимчива, омела, чем герой.
На северное происхождение легенды указывает не только имя Тристана, но
и имена ряда других персонажей (Бранжьена, Урган и т. Д.)Можно предположить,
что и имя героини - бриттского происхождения. Через валлийский дериват
Ессилт оно восходит к гипотетическому дороманскому имени Адсильтия (что
значит "та, на которую взирают" {S. Eisner, The Tristan legend, р. 83.})
Наконец, топонимы Леонуа (Лотиан) и Моруа (Морей) безошибочно указывают
на Шотландию.
Вполне согласуется с нашей легендой и более южная локализация Марка
(вспомним, что в легенде и особенно в ее ирландских параллелях встречается
мотив путешествия с севера на юг). Имя Марк также не раз встречается в
средневековых хрониках. Так, в латинском "Житии Св. Павла Аврелианского" (IX
в.) упоминается некий король Марк, отказавший святому в изготовлении
колокола. В валлийских легендах упоминается король Марк, который правит там,
где "говорят на четырех языках". Этот район известен (на него указал, в
частности, латинский хронист Беда Достопочтенный). Четырехязычие было
возможно в долине Клайда, где соприкасались четыре языковых области -
пиктская, шотландская, бриттская и англская. Заметим, что здесь был особенно
интенсивен культурный обмен и не исключено, что как раз в этой области могла
получить первое литературное воплощение наша легенда. Как полагает З. Эйснер
(и нет оснований с ним не соглашаться), эта первая "Друстансага" возникла не
ранее VII в. в северобританских монастырях, основанных учениками и
единомышленниками Св. Колумбы {S. Eisner. The Tristan legend, p. 139.}.
З. Эйснер суммировал выводы своих многочисленных предшественников о
пиктском происхождении имен, о шотландской топонимике, о приуроченности к VI
в. возможных прототипов легенды о Тристане. Что касается основных мотивов
легенды (бой с драконом, "сопротивление" героя, любовный треугольник, любовь
"до гроба"), то он находит их исключительно среди античных мифов {Там же,
стр. 111.}. Так, он полагает, что характер Тристана, его взаимоотношения с
женой дяди напоминают характер и реакцию Ипполита, как типичного
"сопротивляющегося любовника". Битву Тристана с Морхольтом он считает
реминисценцией поединка Тесея с Минотавром {Там же, стр. 121-125.}.
Изображение смерти Тристана, по мнению исследователя, вобрало в себя
некоторые мотивы смерти Эгея, отца Тесея, и Париса, раненного отравленной
стрелой Филоктета {Там же, стр. 147-151.}. В путешествии Тристана в Ирландию
для того, чтобы его вылечила Изольда, ученый видит отзвук эпизода болезни и
аналогичного путешествия Филоктета. То есть, исследователь считает те
античные параллели нашей легенде, о которых более подробно шла речь выше,
одним из непременных исходных пунктов сложения легенды о Тристане. О
спорности подобной точки зрения мы уже говорили.
З. Эйснер видит три основных источника гипотетической "Друстансаги".
Вернее, здесь надо говорить даже не об "источниках", а об условиях,
способствовавших появлению этого произведения. Во-первых, это монастыри, в
которых поддерживалась устойчивая литературная традиция; во-вторых, это
наличие исторических прототипов; в-третьих, знакомство с рядом
древнегреческих мифов, снабдивших сагу основными сюжетными ходами. При ее
реконструировании З. Эйснер использует изученные им ирландские литературные
памятники, справедливо полагая, что они не предшествуют нашей легенде в ее
первом (по-видимому, валлийском) изводе, а параллельны ей, восходя к
гипотетической "Друстансаге".
Таким образом, исследователь предлагает следующую схему {S. Eisner. The
Tristan legend, p. 112.} (в ее основу положен мотив "сопротивляющегося
любовника"):
{12 Здесь З. Эйснер помещает "источник подгруппы повестей о
"сопротивляющемся любовнике", где герой должен "обращаться в бегство".}
З. Эйснер включил в свою схему несколько произведений, имеющих лишь
отдаленное отношение к нашей легенде. Это, во-первых, ирландская сага "Как
Ронан убил своего сына". Ее сюжет очень напоминает миф об Ипполите: старый
король Лейнстера женится на молодой девушке; королева проникается любовью к
своему пасынку, но, отвергнутая им, оговаривает его перед отцом, в гневе
убивающим сына. Как видим, в отличие от других ирландских саг, в которых
присутствует мотив "сопротивляющегося любовника", герой этой саги не идет в
конце концов навстречу желаниям мачехи. Если исследователь не настаивает на
возможности влияния саги "Как Ронан убил своего сына" на сложение нашей
легенды, то он иначе решает вопрос относительно другого произведения
древности - египетской повести "Два брата", возникшей, по-видимому, во
времена фараона Сети II. Проникновение этого сюжета в средневековую Ирландию
он считает возможным благодаря связям, существовавшим между коптскими и
ирландскими церковными центрами {S. Eisner. The Tristan legend, p. 110.}.
Однако нам представляется, что это сближение сюжетов по меньшей мере
натянуто. Главное же, стремление везде отыскать конкретный и
непосредственный источник того или иного сюжета по существу отрицает
самостоятельность литературного развития.
Итак, З. Эйснер в своей реконструкции "Друстансаги" постарался
использовать по возможности все мотивы и элементы сюжета, встречающиеся в
мифах, легендах и литературных произведениях, включенных им в свою схему. То
есть, он идет, если это нужно, и вспять: не только, скажем, от библейской
легенды об Иосифе и жене Пентефрия (Бытие, гл. 39, 7-20), возможно,
повлиявшей на "Друстансагу", но и, например, от испытавшей ее воздействие
"Повести о Байле Доброй Славы". Мотивы ирландских и валлийских легенд
получают у него пиктско-шотландское оформление. Так, дядя и отец героя
называются в "Друстансаге" соответственно не Марк и Таллух, а Марх (или
Кинварх) и Талорк и т. д.
Содержание "Друстансаги", согласно З. Эйснеру {S. Eisner. The Tristan
legend, p. 161-167.}, сводится к следующему (опускаем подробности и элементы
стилизации).
В древние времена жил в Стретклайде король Марх или Кинварх, сын
Мерхауна. Он обещал свою сестру в жены королю северных пиктов Талорку, сыну
Муйрхалаха. От этого брака родился ребенок, названный Друстаном. Когда
Друстан вырос, он стал знаменитым охотником и музыкантом. Воинскую выучку
Друстан получил при дворе дяди; здесь он подружился с Каем Рослым,
соратником Артура, и с Бедуиром. Выучился также Друстан четырем языкам -
бриттскому, которому обучила его мать, ирландскому, которому обучили его
монахи, англскому, которому он выучился во время скитаний, и пиктскому,
языку его отца. О дяде Друстана рассказывали всякие занятные истории;
говорили, например, что однажды он отказался дать колокол одному святому
человеку; говорили также, что у него лошадиные уши. Скоро Друстан
прославился как воин и стал любимцем Марха; он победил двух противников дяди
- захватчика Морганта и великана Ургена, и слава юноши разнеслась далеко.
Король Кулфануйд и дочь его Ессилт прознали про подвиги Друстана, и Ессилт,
не без помощи магии, задумала завести с юношей любовь; причем, полюбила она
его, никогда его не видав. Оба короля не жили в то время в мире и согласии.
Король Марх платил Кулфануйду ежегодную дань, отсылая к нему самых красивых
молодых людей своего королевства. За данью обычно приезжал богатырь
Морхольт, брат королевы, жены Кулфануйда. Ессилт ненавидела злобного
Морхольта, но скрывала это. Друстан долго и упорно упрашивал Марха включить
и его в число молодых юношей и девушек, что должны были уплыть с Морхольтом,
приехавшим за данью. Наконец Марх согласился, Друстан отправился в плен, но
в королевстве Кулфануйда никто об этом не знал. И вот один из пленников
Морхольта вызывает его на поединок. Морхольта рассмешил этот вызов, и
богатырь отправился с этим смельчаком на пустынный остров, чтобы его
проучить. Каждый из них приплыл на остров в отдельной лодке, и Друстан
столкнул свою в море, ибо лишь один из противников должен был вернуться
назад. В страшном поединке Друстан поразил Морхольта, но и сам был тяжело
ранен. Но, несмотря на это, он вернулся на берег. Никто не верит, что
Морхольта смог победить один человек. Все приветствуют неизвестного героя и
ищут для него врачевателя. А лучшим врачевателем была принцесса Ессилт,
обученная этому искусству своей матерью. Ессилт приготовила герою целебную
ванну, и пока он мылся, стала рассматривать его оружие. И тут она поняла,
что это прославленный воин, о котором она много слышала и о любви которого
мечтала. Но Друстан не обратил на девушку никакого внимания; он
договаривается с королем Кулфануйдом, что отныне тот не будет больше
требовать дани от короля Марха, и отплывает с выпущенными на свободу юношами
и девушками домой в Стретклайд. С этих пор Марх еще больше полюбил Друстана,
и придворные начали опасаться, что король сделает племянника своим
наследником. Они стали уговаривать короля жениться и родить сына. Марх
соглашается, и в этот момент ласточка влетает в открытое окно замка и
приносит золотой волос дивной красоты. Марх объявляет, что женится только на
красавице, которой принадлежит этот волосок. Придворные предлагают послать
на поиски Друстана, Марх противится, но смелый юноша уговаривает дядю
отпустить его. Он знает, что этот волос принадлежит принцессе Ессилт.
Друстан вновь пересекает море. Высадившись на берегу, он узнает, что страну
опустошает страшный дракон, пожирающий молодых людей. Никто не решается с
ним сразиться, и король Кулфануйд обещает руку своей дочери и половину
королевства тому смельчаку, кто поразит чудовище. Друстан решает сразиться с
драконом и направляется к его логову. Юноша бьется с ним тем самым мечам,
что дала ему Ессилт. Герой побеждает дракона, отрубает ему голову и отрезает
язык. Утомленный боем, он засыпает под холмом. Один придворный короля
находит поверженного дракона, притаскивает его голову во дворец и объявляет,
что это он убил чудовище. Он очень хочет жениться на принцессе Ессилт. Среди
всеобщей радости начинаются приготовления к свадьбе, и когда появившийся
Друстан говорит, что это он победил дракона, ему верит одна Ессилт. Тогда
Друстан показывает язык чудовища, и все понимают, что он говорит правду.
Принцесса достается ему. Но Друстан отказывается от половины королевства и
заявляет, что завоевал невесту для своего дяди короля Марха, сына Мерхауна.
Все подтверждают, что принесенный ласточкой золотой волос - действительно с
головы Ессилт. Друстан должен отвезти девушку к Марху. Ессилт признается
своей служанке Голуг Хафдид, что она очень рада предстоящему путешествию со
смелым юношей. Они выезжают, и молодая принцесса старается внушить Друстану
такую же любовь, какой пылает и сама. Но герой хранит верность дяде, и по
ночам кладет между собой и Ессилт свой верный меч. Но когда они
переправлялись однажды через глубокий и бурный ручей, девушка громко
рассмеялась. Она объяснила, что вода забрызгала ей ноги выше колен и что эта
вода "смелее, чем Друстан". Эти слова уязвили юношу и он перестал
сопротивляться; в этот день молодые люди стали любовниками. Но чтобы скрыть
это от короля Марха, Ессилт решает, что в первую брачную ночь со старым
королем возляжет не она сама, а ее служанка Голуг Хафдид. И после пышной
свадьбы, в ночной темноте король Марх не заметил подмены. Но Ессилт решает
убить служанку, боясь, что та выдаст правду. Голуг Хафдид ведут в лес, чтобы
убить, но она уговаривает ведущих ее даровать ей жизнь, а вместо нее убить
свинью, измазать ее кровью мечи и показать их Ессилт. Так и делают, но
Ессилт начинает горько оплакивать свою верную служанку и тогда Голуг Хафдид,
к великой радости молодой королевы, возвращается. У Друстана тоже есть
верный друг, это Кай, соратник Артура и Бедуира. И этот Кай, и Голуг Хафдид
не только знают все секреты любовников, но и любят друг друга. Но как ни
хранят молодые люди свои секреты, через какое-то время все узнается. Первыми
узнают враги Друстана из числа придворных Марха, последним - сам король.
Придворные уговаривают Марха изгнать Друстана и Ессилт. Любовники скрываются
в лесу Морруа, на самом дальне>м конце пиктских земель. Вообще Друстан
чувствует себя лучше в лесу, чем при дворе. Но через некоторое время Марх
начинает скучать без жены и зовет молодых людей назад. Они возвращаются. Но,
подстрекаемый придворными и терзаемый подозрениями, он приказывает Друстану
покинуть двор. Юноша долго прощается с любимой. Они договариваются, что если
когда-нибудь он заболеет и ему потребуется ее помощь, он пошлет за ней и она
приедет, куда он только пожелает. Друстан уезжает, переплывает море и
поступает на службу к какому-то королю, вероятно, в Ирландии. В одной из
битв, как всегда став победителем, он получает страшную рану отравленным
оружием. Болезнь его делается все более опасной, и его помещают в одинокую
хижину. Одна Ессилт может вылечить его, и Друстан посылает за ней. Королева
рассказывает Марху, в каком положении находится его племянник. Король
объявляет, что сам отправится в плавание и привезет больного юношу. Они
договариваются, что если Друстан перенесет путешествие, то Марх приплывет
под белым парусом, если же нет, - то под черным. Ессилт обещает ждать
прибытия корабля на берегу. Ее наблюдательный пункт будет на вершине скалы.
Марх знает, что если он вернется под черным парусом, королева от горя
бросится с утеса. Король находит больного Друстана и берет его на корабль.
Но возвращается он под черным парусом, хотя юноша и перенес путешествие.
Ессилт, увидев этот парус, как и предполагал король, бросается с утеса вниз
головой и разбивается о скалы. Когда корабль пристает к берегу, Ессилт уже
мертва, и некому теперь вылечить Друстана. Он тоже умирает, и король Марх
хоронит любовников одного подле другого. Из могилы Ессилт вырастает розовый
куст, а из могилы Друстана - виноградная лоза. Они соединяются между собой,
и никто не может их отделить друг от друга.
Известный кельтолог Джеймс Карней предлагает несколько иной вариант
"примитивного Тристана" {J. P. Carney. Studies in Irish Literature and
History. Dublin, 1955, p. 201-202.}. Здесь многие красочные подробности,
приводимые З. Эйснером, отсутствуют. Содержание этого "Прототристана"
таково.
У старого короля Марка молодая и красивая жена Изольда. Она влюбляется
в приближенного Марка, юношу Тристана. Но тот сопротивляется этой любви.
Тогда она прибегает к заклинаниям или волшебному напитку и принуждает
молодого человека бежать с ней в лес. Там они ведут суровую и трудную жизнь,
но Тристан не прикасается к своей возлюбленной; по ночам он кладет между
ними обнаженный меч. Однажды, блуждая по лесу и переправляясь через ручей,
Изольда говорит о "смелой воде", обрызгавшей ее ноги выше колен. Эти слова
заставляют Тристана предаться любви. Марк продолжает разыскивать любовников.
Отшельник Огрин убеждает короля в их невиновности и уговаривает его простить
их. Изольда возвращается ко двору. Тристан же изгнан, но молодые люди
продолжают постоянно встречаться и обманывать короля. После целой серии
хитростей и ухищрений они все-таки пойманы, и юноша отправлен в изгнание за
море. Перед расставанием Изольда обещает Тристану прийти ему на помощь по
первому его зову. За морем герой участвует во многих битвах; в одной из них
он опасно ранен и отправляется в плавание ко двору Марка, чтобы Изольда его
вылечила. По-видимому, до этого Тристан предупреждает возлюбленную письмом,
о котором как-то проведал старый король. Марк ждет на берегу и сообщает
Изольде, что приближается корабль под черными парусами. Та в горе бросается
со скалы, а прибывший Тристан умирает, как от своих ран, так и из-за смерти
любимой. Их хоронят рядом, и выросшие на их могилах розовый куст и
виноградная лоза сплетают свои ветви.
В чем эти два варианта островного "прототипа" отличаются друг от друга?
В различной трактовке взаимоотношений Марка и Тристана (а это, как мы
помним, - один из кардинальных вопросов нашей легенды), в отсутствии или
наличии эпизодов битвы с драконом и с Морхольтом, в иной интерпретации
отношений Марка и Изольды (у Д. Карнея она уже жена короля, когда возникает
ее любовь к юноше, у З. Эйснера эта любовь зарождается до того, как она
становится женою Марка). Эти две реконструкции согласны, однако, в главном.
Можно выделить по крайней мере три основных пункта, которые отличают
"островной" вариант легенды от ее континентальных манифестаций. Это,
во-первых, безусловная инициатива Изольды в ее отношениях с Тристаном,
воздержание юноши, упреки "смелой водой". Во-вторых, это отсутствие "второй"
Изольды. В-третьих, последовательность смерти любовников: Изольда умирает
здесь первой, обманутая Марком, и плывет на корабле не Изольда, а Тристан.
То, что эти три специфических особенности нашей легенды в ее "островной"
форме действительно присутствовали в гипотетическом "прототипе",
подтверждается и сохранившимися фрагментами валлийских текстов, донесшими до
нас вариант легенды, как ее рассказывали средневековые барды Уэльса.
Но здесь мы переходим от источников легенды о Тристане и Изольде и от
гипотетических реконструкций к длинной череде ее литературных воплощений.
Итак, первый этап эволюции нашей легенды - валлийский. Отдельные мотивы
легенды, закрепленные затем в письменных памятниках, долгое время бытовали
лишь в устной передаче. В устной, ибо у кельтов довольно долго существовал
запрет на запись легенд и мифов. Поэтому от валлийских памятников до нас
дошли лишь фрагменты. Континентальные тексты также сохранились далеко не
полностью. И тут есть значительные утраты. О них мы скажем ниже. Эволюция
нашей легенды, особенно на континенте, была уже не раз подробнейшим образом
изучена {Литература, посвященная этому вопросу, огромна. Укажем здесь лишь
основные труды: W. Colther. Tristan und Isolde in den Dichtungen des
Mittelalters und der neuen Zeit. Leipzig, 1907; J. Kelemina. Geschichte der
Tristan-Sage nach den Dichtungen des Mittelalters. Wien, 1923; B. Mergell.
Tristan und Isolde. Ursprung und Entwicklung der Tristansage des
Mittelalters. Mainz, 1949.}. Поэтому дадим по возможности ее самую суммарную
оценку.
Относящиеся к XII или XIII вв. валлийские "Триады" зафиксировали в
очень сжатой форме те предания и мифы, которые на протяжении многих веков
эволюционировали в устной традиции. Частое упоминание в "Триадах" героев
легенды о Тристане и Изольде говорит с неопровержимостью о ее прочном
укоренении в валлийском фольклоре, но из-за своей крайней отрывочности,
фрагментарности этот текст не позволяет судить о структурных компонентах
сказания на его наиболее ранней стадии. Из "Триад" мы узнаем лишь, что
Тристан (Дрестан) был великим воителем, побеждающим всех противников, с кем
ему приходилось сразиться. В одном из фрагментов он назван "сыном" Марка,
причем, это можно рассматривать и как ошибку, и как указание на духовное
родство героев: Марк оказывается "названным" отцом юноши. Наиболее подробно
разработан в "Триадах" чуждый нашей легенде мотив Тристана-свинопаса.
Думается, это указывает на древность валлийских легенд: мотив присмотра за
скотом, его похищения и т. д. встречается довольно часто и в ирландских
сагах (ср. "Повесть о свинье Мак-Дато" {См.: "Ирландские саги". Л.-М., 1933,
стр. 83-94.}). Но главная тема легенды - любовь героя к жене дяди - в
"Триадах" проведена последовательно и уверенно. Это говорит о том, что такая
любовь изначально была основой нашего сюжета.
Это подтверждается и другим валлийским текстом - "Повестью о Тристане"
{См. о ней: J. Loth. Contribution a l'etude des Romans de la Table Ronde.
VIII. Ystoria Trystan et la question des archetypes. - "Revue celtique",
XXXIV, 1913, p. 365-387; J. Williams. Lectures on early welsh poetry.
Dublin, 1970, p. 18-19.}. И здесь перед нами фрагмент несохранившегося
целого. Кроме того, в тексте, возможно, есть лакуны. Важно отметить, что эта
"Повесть о Тристане" не зависима, как полагают ученые {"Revue celtique",
XXXIV, 1913, p. 377.}, ни от французских версий легенды, ни от
гипотетической кельтской "Друстансаги". Тем не менее, основной мотив
сказания в "Повести" сохранен. В дошедшем до нас отрывке перед нами -
важнейший эпизод легенды: бегство любовников в лес, где им приходится жить в
простом шалаше. Но разрешение эпизода совсем иное, чем в популярных версиях.
Король Артур и рыцарь Гвальхмейн (Говен) вмешиваются в конфликт дяди и
племянника, пытаясь их примирить {Отметим, что в романе Эйльхарта Ровен
также играет значительную роль, становясь близким другом героя.}, но Тристан
сначала с оружием в руках отстаивает возлюбленную. Но затем все приходят к
мирному соглашению: один из претендентов будет владеть Изольдой все то
время, что деревья покрыты листвой, другой - остальную часть года. Марк
выбирает второе. Но Изольда указывает на породы деревьев, которые никогда не
сбрасывают листвы. Тем самым она будет принадлежать любимому всегда.
Не будем касаться приводимого нами в "Текстах" короткого стихотворного
фрагмента, разрабатывающего побочный эпизод взаимоотношений Бранжьены и
Каэрдина. Он слишком отрывочен и темен для понимания, чтобы судить о
когда-то существовавшем целом. Заметим лишь, что он свидетельствует о
популярности легенды в валлийской среде.
Между валлийскими текстами и первыми французскими памятниками,
посвященными легенде, - пустота, провал. Можно лишь гадать, какими путями
легенда из Корнуэльса шагнула на континент. Точная дата этой трансплантации
также не ясна. Топонимический и ономастический анализ, проведенный Ж. Бедье
{J. Bedier. Le Roman de Tristan par Thomas, v. II. Paris, 1905, p.
118-124.}, выявил по крайней мере пять пластов, отложившихся в легенде:
артуровский и во многом уже интернациональный, общекельтский (армориканский
или кимрский), англский, бретонский, французский. Ж. Бедье считал, что
первыми перелагателями легенды были бретонские жонглеры, среди которых был
широко распространен билингвизм. Ж. Бедье относил первые французские
фиксации легенды к таким областям Бретани, как Доль, Сен-Мало, Сен-Бриенк и
т. д. В замках англо-нормандских баронов по обе стороны пролива легенда о
Тристане и Изольде могла находить внимательных слушателей, которых не
смущали ни кельтские мотивы сказания, ни постепенно проникающий в него
французский элемент. Таким образом, легенда путешествовала. Это несомненно.
Вызывали споры несколько обстоятельств, в частности, где и кем легенда была
впервые обработана на континенте. Спорным, например, является существование
некоего Брери, на которого ссылается Тома. Ему подыскивали реальные
исторические эквиваленты. В документах эпохи упоминается некий Bledhericus
famosus ille fabulator. Его отождествляли с Бледри ап Кадифор {M. Williams.
More about Bleedri. - "Etudes celtiques", II, 1937, p. 219-245.},
рыцарем-поэтом, которых было трудно встретить в англо-нормандской среде, но
которых было немало в аквитанских землях. Произведений его не сохранилось
(если они действительно существовали). Поэтому вопрос о том, был ли этот
некий Брери-Бледри автором первой французской версии легенды о Тристане,
остается открытым. Точнее, он попросту неразрешим. Однако мы можем условно
говорить о "стадии Брери", когда в легенду были внесены существенные
изменения. Во-первых, легенда прочно вплелась в артуровский цикл (в
валлийской "Повести о Тристане" это могло быть поздней интерполяцией):
король Артур становится верховным судьей в конфликте Тристана и Марка.
Во-вторых, на этой стадии появилась вторая Изольда, и Тристан стал
"сопротивляющимся любовником" по отношению к ней. Вместе с мотивом женитьбы
Тристана в легенду был привнесен тот авантюрный элемент (серия рыцарских
подвигов, слабо связанных с основным стержневым сюжетом), который
возобладает в поздних прозаических версиях, когда трагический любовный
треугольник (или четырехугольник) окажется совершенно затушеванным цепью
рыцарских авантюр, в которых будут принимать участие многие рыцари Круглого
Стола.
Спорным остается также и знакомство с нашей легендой в окситанской (т.
е. провансальской) литературной среде. Известный трубадур Серкамон (первая
треть XII в.) упоминает Тристана, и это дало повод предположить
распространенность нашей легенды уже в это время {J. М. Cluzel. Cercamon a
connu Tristan. - "Romania", LXXX, 1959, no 2, p. 275-282.}. М. Дельбуй {M.
Delbouille. Cercamon n'a pas connu Tristan. - "Studi in onore di Angelo
Monteverdi". v. 1. Modena, 1959, p. 198-206.}, напротив, считал, что
Серкамон употреблял имя "Тристан" как этимологически прозрачную кличку
(senhal), не будучи знакомым с сюжетом легенды. Поэтому окситанской стадии
легенды о Тристане и Изольде, о чем писал Р. Беццола {R. Bezzola. Les
origines et la formation de la litterature courtoise en Occident, Troisieme
partie. Paris, 1963, p. 292.}, по-видимому, трудно найти подтверждение.
Родившись на севере, легенда не проделала столь сложного пути через
южнофранцузские земли. Это не исключает знакомства с нею в окружении
Альеноры Аквитанской, при дворе которой (после ее второго брака с Генрихом
II Плантагенетом) соприкасались провансальская и англо-нормандская
литературные традиции. "Второе" поколение трубадуров, например, Бернарт де
Вентадорн, уже хорошо знало содержание легенды, постоянно ссылаясь на
печальную судьбу Тристана и его прекрасной возлюбленной. Важно также
отметить, что при дворе Альеноры весьма в чести были артуровские сюжеты, и
трувер Вас переложил для королевы французскими восьмисложниками латинские
баснословия Гальфрида Монмутского. На литературную фиксацию легенды о
Тристане книга Васа оказала несомненное влияние, не вытеснив, тем не менее,
из сказания содержащихся в нем более ранних элементов.
Если книга Брери и провансальский "Тристан", видимо, не существовали,
то с большей вероятностью можно говорить о произведениях некоего Ла Шьевра и
знаменитого Кретьена де Труа, которые также отдали дань увлечению нашей
легендой. Но их обработки сказания не сохранились (к отношению Кретьена к
легенде мы еще вернемся).
Предполагалось, что первоначально легенда имела хождение в виде
отдельных автономных песен ("лэ"), посвященных тому или иному ее эпизоду, и
песни эти стали затем объединяться в циклы. Подобная гонка зрения, имеющая
под собой некоторое основание (и отразившая в известной мере "теорию
кантилен"), большинством медиевистов в настоящее время не разделяется.
Наличие в сохранившихся памятниках не менее сорока одинаковых мотивов и,
главное, почти идентичная последовательность их с неоспоримой
убедительностью говорит о том, что в основе всех известных нам произведений
лежал один архетип. Если и можно говорить о "стадии лэ", то есть
разрозненных произведений, то между ними и известными нам романами и поэмами
было единое переходное звено. Это мнение было высказано рядом ученых; с
наибольшей убедительностью и наиболее подробно вопрос об архетипе был
рассмотрен Ж. Бедье в его уже не раз упоминавшейся капитальной работе.
Последующие многочисленные исследования {См., например: С. Schoepperle,
Tristan and bolt, A Study of the Sources of the Romance. London, 1913; F.
Ranke Tristan urid Isolde. Munchen, 1925.}, споря кое в чем с Бедье, лишь
уточнили и подтвердили точку зрения французского ученого. Приблизительная
реконструкция этого французского архетипа, проведенная Бедье, также остается
неоспоримой.
Известные коррективы были внесены в истолкование дальнейшей судьбы
легенды при переходе от архетипа к конкретным памятникам. В громоздкую схему
Ж. Бедье ряд уточнений и упрощений был внесен Морисом Дельбуем {M.
Delbouille. Le Premier Roman de Tristan. - "Cahiers de civilisation
medievale", V, 1962, p. 273-286, 419-436.}. Но деление на две версии - так
называемую "простую" ("commune") и "куртуазную" - оставалось непреложным.
Оставалось, хотя ряд памятников не укладывался ни в одну из них, либо в
равной мере тяготея к обеим традициям, либо лишь весьма относительно
примыкая к одной из них. Ж. Ш. Пайен, ранее стоявший на точке зрения Ж.
Бедье, предложил говорить не о двух, а о трех традициях, вокруг которых
группируются те или иные памятники. Одну из них он назвал "эпической",
другую - "лирической", третью - "рыцарской" {"Les Tristan en vers", p.
VII.}. Исключительно верное и удобное решение задачи!
К эпической традиции принадлежит "Тристан" Беруля {См.: A. Varuaro Il
"Roman de Tristan" di Beroul. Torino, 1963.}. Дата его возникновения спорна.
По некоторым данным роман может быть отнесен даже к 1191 г., то есть он
оказывается на несколько десятилетий моложе "Тристана" Тома. Но эти
хронологические неувязки несущественны. Во-первых, перед нами конкретный
текст, конкретная рукопись второй половины XIII в., которая могла включить
ряд более поздних интерполяций, в частности, намек на эпидемию чумы 1191 г.
Во-вторых, как известно, романная традиция не вытеснила эпической: "жесты"
писались и во второй половине XII в. и даже в XIII столетии; эти две
традиции соприкасались, взаимно обогащаясь, но не подменяя одна другую.
Поэтому, возникнув, возможно, позже романа Тома (который датируют периодом
1150-1170 гг.), книга Беруля отразила более раннюю - типологически - стадию
фиксации легенды.
Спорным был вопрос и о том, единое ли перед нами произведение или нет
{С. Raunaud de Lage. Faut-il attribuer a Beroul tout le Tristan? - "Moyen
Age", LXIV, 1958, no 3, p. 249-270; LXX, 1964, no 1, p. 33-38; Cp. A.
Varvaro. Op. cit., p. 15-22; M. Hanoset. Unite ou dualite du Tristan de
Beroul? - "Moyen Age", LXVII, 1961, no 4, p. 503-533.}. Дело в том, что в
тексте памятника есть противоречие: в первой половине сохранившегося
фрагмента речь постоянно идет о трех баронах, противниках Тристана; затем
рассказывается, как герой убивает одного из них. И тем не менее их, врагов
Тристана и Изольды, снова оказывается трое. Это дало основание предположить
наличие двух разных романов, искусственно включенных при переписывании в
одну рукопись. Такой точки зрения придерживался Ги Рейно де Лаж, но среди
современных медиевистов поддержки он не нашел. Как писал Альберто Варваро,
"противоречия Беруля сходны с противоречиями, которые встречаются в
"жестах", и могут быть объяснены устной передачей произведения" {A. Varvaro.
Op. cit., p. 13.}. Мнение А. Варваро, которое высказывал еще В. Гольтер {W.
Colther. Tristan und Isolde in den Dichtungen des Mittelalters und der neuen
Zeit. Leipzig, 1907, S. 103-104.}, подтверждает отнесение этого памятника к
"эпической" традиции. Черты эпического стиля - частые обращения к
слушателям, "формульность", повторы (хотя бы в постоянном назывании
противников Тристана "проклятыми богом" и т. п.), разделение повествования
на отчетливо фиксированные куски, известный перевес "событийности" над
попытками раскрыть психологию персонажей - были подробно рассмотрены А.
Варваре в его обстоятельной работе, хотя прямого вывода о принадлежности
памятника к "эпической" традиции ученый и не сделал.
"Тристан" Беруля стал в последние десятилетия предметом еще одной
контроверзы. Обычно, еще со времен Ж. Бедье, причисляемый, к "простой"
версии, памятник был переориентирован в лоно версии "куртуазной". Этому была
посвящена объемистая монография П. Жонена {P. Jonin. Lee personnages
feminins dans les romans francais de Tristan au XII siecle. Gap, 1958.}.
Доводы исследователя были убедительно опровергнуты в ряде работ {См.: P.
Noble. L'influence de la courtoisie sur le Tristan de Beroul. - "Moyen Age",
LXXV, 1969, no 3-4, p. 467-477.}. В них было показано, что Изольда
бесконечно далека от куртуазных героинь рыцарских романов эпохи. В ней,
например, нет ничего от самонадеянной капризности Геньевры. Наоборот,
Изольда у Беруля унаследовала многие черты своих кельтских предшественниц -
она постоянна в своем чувстве, решительна, откровенна, способна на
жестокость и на обман. Характерно также, что внешность героини мало
соответствует куртуазным представлениям: Изольда не блондинка с голубыми
глазами, а скорее шатенка с отливом в рыжину и глаза у нее зеленые (то есть
она типичная ирландка). Отметим также, что внешность Изольды описывается
Берулем не часто, а когда речь заходит о ее одежде, здесь поэт отделывается
общими фразами - героиня одета красиво и богато, но не потому, что она
"куртуазна", а потому, что так полагается королеве.
Версия Беруля примыкает к эпической традиции благодаря еще одному
важному моменту. Это образ Марка и его взаимоотношения со своими баронами.
Марк советуется с ними и дорожит их поддержкой как раз как герой "жест". И,
видимо, далеко не случайно одного из таких мятежных баронов, стремящихся
диктовать свою волю королю, поэт называет Ганелоном. Именно у Беруля Марк
обрисован как слабый, "ленивый" король. В этом отношении особенно
существенны три сцены. Первая - это Марк, поверив наговорам баронов,
подслушивает мнимое объяснение влюбленных. Здесь он полностью верит
разыгранному для него спектаклю и не верит баронам. Вторая - в лесу Моруа. И
тут Марк, опять взбудораженный придворными, все-таки не сомневается в
невиновности Тристана и Изольды, ибо спят они одетыми и между ними лежит
меч. Наконец, третья сцена, где колеблющийся, неустойчивый, слабые характер
Марка особенно очевиден: поддавшись наветам баронов, король соглашается на
испытание раскаленным железом и затем легко верит еще одному ловко
разыгранному Тристаном и Изольдой спектаклю. То есть Марку все время
приходится вести тяжелую внутреннюю борьбу: он не находит в себе сил
противостоять требованиям баронов, соглашаясь на изгнание виновных, на
отдачу Изольды на поругание прокаженным, на расправу над любовниками, на
жестокое испытание раскаленным железом но при любой возможности прощает
племянника и жену и верит в ее невиновность.
Какая любовь изображена Берулем? Совершенно очевидно, что совсем не
куртуазная. Любовники сознают, что нарушают общественные установления, что
они неправы по отношению к Марку, как королю и супругу. Но подлинного
раскаяния они не испытывают. Причем внутренним оправданием служит им не
только любовный напиток (срок действия которого у Беруля ограничен тремя
годами, у Эйльхарта фон Оберга - четырьмя), но также - и прежде всего -
всепрощающими правами любви. Примыкающий к книге Беруля роман немецкого
поэта Эйльхарта фон Оберга {Е. Muret. Eilhart d'Oberg et sa source
frangaise.- "Romania", XVI, 1887, no 3, p. 288-363; C. Schoepperle. Op.
cit., v. I, p. 11-65.} эту субъективную правоту любовников еще более
усиливает. И Тристан, и особенно Изольда считают себя абсолютно правыми
поэтому-то они столь легко соглашаются на "божий суд", по сути дел; не
только вступая в сделку с совестью, но и вовлекая в эту нечестную игру и
бога, имя которого так часто вспоминают. Такая концепции безоговорочной
правоты любви, провозглашенная Берулем и его последователями, не была чем-то
исключительным для эпохи. Позволим себе привести интересные соображения на
этот счет Ж. Ш. Пайена: "Мы не знаем, конечно, - пишет ученый, - что бы
подумал Абеляр о "Тристане" Беруля, если бы он мог его знать. Тем не менее,
мы догадываемся, благодаря его патетическим диалогам с Элоизой, в их
переписке, в какое замешательство приводили его доводы его ученицы, которая,
следуя взглядам своего учителя, отвергала какое бы то ни было раскаяние. Что
касается Изольды, то она настаивает на своей невиновности. Она и
действительно невиновна, если подходить с определенной точки зрения к ее
провинности. Но чувствовала ли она свою невиновность и в продолжении
"Тристана" Беру ля, к сожалению, утраченном? Все заставляет нас думать, что
нет. В последней сцене любовники вновь обретают друг друга. В романе
Эйльхарта они, на этот раз полностью сознавая, что делают, возвращаются к
своей преступной связи, что должно соответствовать концепции "простой"
версии. В этой версии нет места раскаянию, его нет ни у Беруля, ни у
Эйльхарта" {J. Ch. Payen. Le motif du repentir dans la litterature francaise
medievale. Geneve, 1967, p. 354.}. Это отсутствие чувства раскаяния и
сознание правоты своей любви отразилось и на роли в романе Беруля отшельника
Огрина. Его участие в судьбе любовников нельзя принимать за божественное
прощение. Их не в чем прощать перед лицом бога, поэтому-то Огрин в основном
заботится о их примирении с Марком, то есть о чисто внешней стороне
конфликта.
В известной мере переходом к "куртуазной" (по терминологии Ж. Бедье)
версии является небольшая поэма "Тристан-юродивый" (так называемая Бернская
редакция), развивающая эпизод, очевидно, восходящий к несохранившейся части
романа Беруля и имеющий параллель в романе Эйльхарта фон Оберга. М. Лазар
{M. Lazar. Amour courtois et fin'amors dans la litterature du XII siecle.
Paris, 1964, p. 158-160.} настаивал на воздействии на эту поэму любовных
теорий, господствовавших в провансальской куртуазной лирике, - любовь как
служение даме и т. д. Думается, однако, что это влияние не было
доминирующим.
Оно не было таким, как очень убедительно показал в своей недавней
работе Ж. Ш. Пайен, и на роман Тома {См. о нем: J. Bedier. Le Roman de
Tristan par Thomas, v. II, p. 9-55; A. Fourrier. Le courant realiste dans le
roman courtois en France au Moyen Age. Paris, 1960, p. 19-109.}. Это
произведение всегда рассматривалось в составе "куртуазной" версии легенды.
В. Ф. Шишмарев писал о "Тристане" Тома: "Роман его... отличается ярко
выраженным куртуазным характером и трактует любовь как стихийную силу,
сопротивление которой невозможно, которой все приносится в жертву и которая
связывает любящих навеки. Действие любовного напитка продолжается не только
всю жизнь влюбленных, но соединяет их и после смерти. "Кельтский" роман
превратился в один из самых ярких образцов любовного психологического
романа, как его мыслило французское и англо-нормандское куртуазное общество,
воспитанное на "Любовном искусстве" Овидия, на трубадурах и идеях Андрея
Капеллана" {В. Ф. Шишмарев. Книга для чтения по истории французского языка.
М.-Л.. Изд-во АН СССР, 1955, стр. 114.}. Нет сомнений, что версия Тома,
созданная в англо-нормандской куртуазной среде, быть может, непосредственно
в окружении Альеноры Аквитанской (не случайно же поэт вставляет в свой роман
подробное описание Лондона), испытало воздействие соответствующих концепций
любви. Тома писал после создания уже многих рыцарских романов, в частности,
после "Романа о Бруте" Васа, даже, быть может, где-то около 1170 г. Но у
Тома нет безоговорочного подчинения даме, нет капризной возлюбленной, нет
утонченной игры в любовь, нет подвигов во имя любви, нет мотива любовной
награды, что мы находим в некоторых памятниках эпохи. Роман Тома, как
справедливо замечали многие исследователи, вобрал в себя опыт куртуазной
лирики и романа, но прежде всего - в изображении своеобразной любовной
риторики, то есть любви как сложного и противоречивого чувства. Таким
образом, применительно к этому памятнику мы можем говорить о "куртуазных"
приемах раскрытия любовного чувства, но не о куртуазной концепции любви.
Между прочим, думается, как раз это обстоятельство и заставило П. Жонена
отнести к "куртуазной" версии книгу Беруля, а не Тома. Как писал Ж. Ш.
Пайен, ""Тристан" Тома - это куртуазное произведение, но проявляется здесь
куртузность языческая" {"Les Tristan en vers", p. VIII.}. Лирический
характер книги явственно проявился в нелюбви Тома к пространным описаниям.
Что представляют собой сохранившиеся фрагменты? Это довольно короткие
повествовательные части, стремительные диалоги и долгие монологи, в которых
напряжение неизменно нарастает к их концу. Сменяющие друг друга монологи эти
складываются в горестный диалог Тристана и Изольды, который любовники как бы
продолжают вести, на расстоянии, вдали друг от друга, в преддверии новой
встречи. Эти монологи - одно из основных достижений Тома. В них подвергается
анализу сложное, далеко не всегда светлое и не всегда взывающее к
справедливости любовное чувство. Здесь нет овидиевой "сладкой боли", чем
упивались герои и героини многих куртуазных повествований, нет и
натуралистического выписывания внешних проявлений любви, что было столь
распространено у предшественников Тома в жанре рыцарского романа. С какой,
например, психологической тонкостью мотивируется женитьба Тристана. Это и
желание побольнее отомстить возлюбленной, якобы предающейся нескромным
радостям супружеской любви, это и попытка в собственном браке забыть
обманщицу, это и стремление, женившись, проверить на себе самом, можно ли
забыть прежнюю любовь и предаться новой страсти. Женитьба для Тристана - это
во многом попытка заслониться новой Изольдой от Изольды старой и - увидеть
любимые черты в этом новом лице (см. стихи 273-284). Эти рассуждения героя
очень показательны для лирической стихии романа Тома. Мысль как бы движется
здесь по кругу. Но это кольцеобразное движение мысли не бесцельно, не
статично. Мысль развивается, уточняется, формируется. И приходит решение. От
констатации двух совпадений - имени и красоты - герой приходит к желанию
обладать ими, но только ими в данном сочетании: ни одной красоты, ни одного
имени было бы недостаточно. Этот кусок текста с его внутренней структурой,
которую мы отметили, входит как элемент более крупной структуры, построенной
по тем же приблизительно принципам. Высказанные в стихах 273-284 мысли
повторяются затем еще раз (стихи 357-366). Есть в романе и другие повторы
(например, соответственно стихи 1011-1087 и 1092-1119). Однако это не
топтание на месте, а всегда углубление и уточнение исходной мысли, ее
развитие, ее подытоживание. Здесь перед нами - попытка психологического
анализа, и именно в этом смысле книга может быть отнесена к "реалистическому
течению" куртуазного романа. Книга нормандца Тома явилась важным этапом в
движении романа к психологическому реализму.
Как уже говорилось, от романа Тома сохранились лишь небольшие
фрагменты. В них наиболее полно разработаны взаимоотношения любовников уже
после их возвращения из леса Моруа, а также психологически сложные отношения
Тристана и Изольды Белорукой. Именно в трактовке Тома образ последней
получил большую психологическую глубину. Хотя в сохранившихся отрывках нет
многих эпизодов "испытаний", можно с уверенностью сказать, что отношение
героев к своему чувству здесь иное, чем у Беруля. Они не только убеждены в
своей высшей правоте, но и не считают, что нарушают какие-то общественные
установления {У Беруля же они сознают, что преступают правовые нормы своего
времени. Эта разница интересно проанализирована Ж. Фраппье. См.: J.
Frappier. Structure et sens du Tristan: version commune, version courtoise.
- "Garners de civilisation medievale", VI (1963), no 3. p. 255-280; no 4, p.
441-454.}. Именно поэтому действие любовного напитка не является для них
смягчающим обстоятельством. Срок действия напитка здесь не указан. Не
указан, потому что сам напиток - простой символ, и это совершенно ясно
автору романа. Для него высший закон и высшее право - это фатально
неотвратимая сила любви.
Изображение ее - основное в книге Тома. На первом месте у него - правда
чувства, правда переживания. Если сопоставить это произведение с другими
рыцарскими романами середины XII в., то не может не броситься в глаза то
вызывающе небольшое место, какое уделил автор изображению феодальной
действительности, особенно ее праздничной и чисто внешней стороны, всем этим
турнирам, охотам, шумным застольям и т. п., о чем с таким воодушевлением и
поэтическим подъемом писали многие современники Тома. Значительно большее
внимание обратил автор не на праздничную, а на будничную сторону жизни своих
героев. Это долгие и изнурительные морские путешествия, это печальная и
страшная жизнь прокаженных, это, наконец, жестокие картины пыток огнем,
феодальные усобицы и многое другое. Действительность в представлении Тома
трагична, она лишена гармонии, в ней царят неправда и зло. В таком мире нет
места просветленной и благостной любви.
Но яркая - и даже яростная - любовь, по мысли поэта, существует, и лишь
она одна права и оправдывает все. Поэтому любовь толкает героев не только на
обманы и предательства, она вселяет в них стойкость и твердость, отчаянную
до самозабвения, смелость, нерушимую верность, не отступающую даже перед
лицом смерти. Не осуждая героев в их неразрешимом конфликте с общепринятой
моралью, Тома не осуждает и общественные установления, препятствующие
счастью влюбленных. Для него трагический финал этой печальной повести
неизбежен.
Такая концепция любви была подхвачена и развита рядом продолжателей
Тома и опровергнута некоторыми его современниками и писателями следующего
века. Появление книги Тома спровоцировало оживленную творческую полемику с
автором романа. И развитие идей Тома, и острая полемика с ними ставит это
произведение в центральное, узловое место эволюции легенды. Причем
памятники, тяготеющие к роману Тома, - не всегда самые интересные и
значительные в художественном отношении. Тем не менее, обратимся прежде
всего к ним.
Ближе всего к роману Тома - норвежская прозаическая сага, переведенная
(или переписанная?) в 1226 г. по заказу короля Хакона IV Старого (1204-1263)
ученым монахом Робертом {См.: J. Bedier. Le Roman de Tristan par Thomas, v.
II, p. 64-75.}. Сопоставление саги с сохранившимися фрагментами
англо-нормандского романа говорит о том, что брат Роберт достаточно точно
пересказал содержание последнего. Поэтому-то Ж. Бедье в своей реконструкции
во многом опирался на норвежскую сагу. Тем не менее монах Роберт был далек
от чисто механического пересказа. В его работе можно легко обнаружить
сознательную и последовательно проведенную "творческую установку". Он не раз
идет на значительные сокращения. Сокращает он, как правило, длинные монологи
(чем так богат роман Тома), которые, по его мнению, не продвигают вперед
действие и отвлекают внимание читателя. Сокращает или же вовсе исключает -
все по тем же причинам - авторские отступления, а также те пассажи, которые
не могли заинтересовать скандинавских современников Роберта. Что касается
событийной стороны повествования, то здесь он стремится не упустить ничего,
хотя порой позволяет себе кое-какие мельчайшие добавления. Сокращая текст в
своем пересказе, норвежский монах неизбежно лишил его психологической
углубленности. Но не только. Он сделал повествование более сухим, и оно
утратило былую лирическую просветленность и поэтичность. Так, он упростил
знаменитую сцену в лесу Моруа, он исключил мотив золотого волоса,
принесенного ласточками во дворец короля Марка, мотив, который и в наше
время вдохновил одного поэта на такие строки:
Четко вижу двенадцатый век.
Два-три моря, да несколько рек.
Крикнешь здесь, там услышат твой голос.
Так что ласточки в клюве могли
Занести, обогнав корабли,
В Корнуэльс из Ирландии волос {*}.
{* А. Кушнер. Приметы. Л., 1969, стр. 49.}
Совсем иначе подошел к своей задаче немецкий поэт начала XIII в.
Готфрид Страсбургский {См. J. Bedier. Le Roman de Tristan par Thomas, v. II,
p. 76-86; F. Piquet. L'originalite de Gottfried de Strasbourg. Lille,
1905.}. Он был типичным горожанином, по-видимому, провел большую часть жизни
в родном Страсбурге, где и умер ок. 1220 г. От Страсбурга было рукой подать
до культурных центров северной Франции. Но уклад жизни, идеалы, пристрастия
были совсем иными. Это наложило отпечаток на творчество немецкого поэта.
Хотя он не боится психологических сложностей и даже усиливает эту сторону
романа Тома, он заявляет себя уверенным сторонником ясности и логики,
полемизируя в этом с рядом своих современников, например, с Вольфрамом фон
Эшенбахом, автором монументального романа "Парцифаль", в котором нельзя не
почувствовать и любви к усложненной аллегоричности, и просто религиозных
мотивов, пусть и в сниженной, демократической их интерпретации. Ко многому в
сказании о Тристане Готфрид подходит с нескрываемой иронией {См.: R. C.
Kunzer. The Tristan of Cottfried von Strassburg. An ironic perspective.
Berkeley, 1973.} и откровенно восхищается хитроумными плутнями любовников,
ловко обманывающих и доверчивого простоватого Марка, и его рыцарственное
окружение. В этом интересе, быть может, несколько неожиданном в куртуазном
романе, в этой отнюдь не рыцарской черте поведения героев лишний раз
обнаруживает себя бюргерское происхождение автора. Многие сцены сближают
роман Готфрида со шванками, порожденными городской действительностью
Средневековья. Полезно также отметить у немецкого поэта явную склонность к
морализированию, что также было типично для средневековой городской среды.
Таким образом, оспоривание куртуазных идеалов происходит у Готфрида в
куртуазном же романе, в котором провозглашается не бескорыстное служение
даме (чего, естественно, не было ни у Беруля, ни у Тома), а идеалы семейной
добропорядочности, идеалы гармонии между любовью и общественными
установлениями, причем, это совсем не та гармония, которую проповедовал
Кретьен де Труа, наиболее авторитетнейший романист эпохи.
В любви Тристана и Изольды Готфрид не видел ничего рокового и
мистического. В ней не было никакого наваждения или вмешательства
внереальных сил. Тем самым поэт признавал законное право земной чувственной
любви, пусть и нарушающей общепринятые нормы и сословные установления. Как
писал Б. И. Пуришев, "Готфрид Страсбургский выступает певцом земной любви. В
его истолковании любовь Тристана и Изольды не дьявольское наваждение,
коренящееся в колдовском зелье (как у Эйльхарта), но великое чувство,
естественно овладевающее всем существом человека" {"История немецкой
литературы", т. 1. М., Изд-во АН СССР, 1962, стр. 77.}. Прославление земной
любви не могло не отозваться в романе Готфрида и интересом к различным
проявлениям земного бытия героев. Он любит красочные описания замкового
быта, турниров и празднеств, пышных королевских выездов и торжественных и
шумных пиров, хотя сложный и незыблемый ритуал рыцарского бытия вызывает у
него порой ироническую реакцию. По сравнению со скупым лаконичным Тома,
Готфрид выглядит изощренным живописцем, не жалеющим красок и любящим их
прихотливую игру. Поэтому он не боится пространных описаний.
Следуя в основном за Тома в его концепции любви, Готфрид Страсбургский
подчеркивает светлую, торжествующую сторону отношений героев. В этом
контексте примечателен эпизод жизни Тристана и Изольды в лесу. Это не
тяжелое и трудное существование (как у Беруля и Эйльхарта), это апофеоз
любви на фоне роскошного грота и благодатной природы. Вообще мир животных и
растений находит в Готфриде внимательного и заинтересованного созерцателя.
Причем его более всего увлекают описания не затерявшихся в туманных морских
просторах скалистых северных островов, а близких ему "континентальных"
пейзажей: приветливых зеленых лужаек, рощ и перелесков, холмов и долин,
быстрых ручейков и медлительных рек. Природа у Готфрида близка человеку и
лишена опасной таинственности: трезвый ум немецкого поэта-горожанина
отказывается видеть в окружающей действительности лишь волшебные сказочные
черты. Его символика, игра намеками и аллегориями {См. об этом: F. Ranke.
Die Allegorie der Minnegrotte in Gottfrieds Tristan. Berlin, 1925.}, в
частности в описании "грота любви", не выходит за рамки типичной для эпохи
Средних веков эмблематичности. В ней нет эзотериэма и подтекста; она логична
и ясна. В этом отношении произведение Готфрида Страсбургского представляет
собой следующий этап (по сравнению с его французскими или немецкими
предшественниками и современниками) в движении куртуазного романа к
реалистичности. Но это не было каким-то упрощением или опрощением
человеческих переживаний. Напротив, Готфрид стремился логически осмыслить
противоречивые движения души героев, не отрицая их сложности. Это, например,
со всей очевидностью обнаруживается в сцене испития любовного зелья (стихи
11649-12050), сцене, где, собственно, мало непосредственного действия и
которая посвящена скрупулезному анализу охватившей Тристана и Изольду любви.
Поэт анализирует внутренний мир каждого из героев сначала в отдельности,
затем сопоставляет их, потом снова возвращается к переживаниям юноши и
девушки, чтобы потом опять их сравнить:
У них одна горела рана,
И страшный мучил их недуг.
Им беспокойно стало вдруг
Друг с другом быть не рядом!
Однако наполнял разладом
И взор взаимный душу им;
Был каждый мукою томим,
Что он не в состоянье
Унять огонь желанья,
Который в сердце скрыт.
Их счастью был помехой стыд.
Когда друг друга ненароком
Они встречали нежным оком,
Их лица покрывал багрец -
Цвет их пылающих сердец (ст. 11890-11904).
(Перевод О. Румера)
Это неторопливое движение мысли и дотошный анализ любовного чувства,
обнаруживающие в Готфриде знакомство с законами риторики, сближает поэта из
Страсбурга с его первоисточником - книгой Тома. Совпадают у Готфрида и Тома
лишь 80 стихов: эльзасец не кончил романа, написав 19552 стиха, он оборвал
повествование на эпизоде знакомства героя со второй Изольдой. Сопоставление
совпадающих кусков, а также сравнение книги Готфрида с сагой монаха Роберта,
говорит о том, что страсбуржец очень послушно следовал за своим оригиналом.
Однако он был большим поэтом, обладавшим и индивидуальным стилем, и
собственным взглядом на действительность. Ж. Бедье {J. Bedier. Le Roman de
Tristan par Thomas, v. II, p. 82-85.} полагал, что психологические пассажи
Готфрида повторяют Тома, описательные - во многом оригинальны. Видимо, с
этим нельзя не согласиться. Возможно также предположить знакомство Готфрида
и с некоторыми другими источниками, в частности с романом Эйльхарта фон
Оберга. По мнению Ж. Бедье, в 16 случаях влияние Эйльхарта на Готфрида можно
считать доказанным {Ibid., p. 85.}.
Роман Тома породил и целую череду обработок и, точнее, разработок своих
отдельных эпизодов. Они представляют собой либо автономные небольшие поэмы,
например, "Тристан-юродивый" (Оксфордская редакция, близкая к Бернской, но
излагающая эпизод более пространно и "куртуазно" {См.: W. Lutoslawski. Les
Folies de Tristan. - "Romania", XV, 1886, no 4, p. 511-533; E. Hoepffner.
Die Berner und die Oxforder Folie Tristan. - "Zeitschrift fur romanische
Philologie", XXXIX, 1917-1919, S. 672-699.}), либо вклиниваются в
повествовательную структуру других произведений, вроде "Тристана-менестреля"
из "Продолжения повести о Граале" Жерберта де Монтрейля {См.: J. L. Weston,
J. Bedier. Tristan Menestrel. Extrait de la Continuation de Perceval par
Gerbert. - "Romania", XXXV, 1906, no 4, p. 497-530.}.
К роману Тома восходит и английская поэма, состоящая из 304
одиннадцатистрочных строф. Литературные достоинства этого "Сэра Тристрема"
невелики. События излагаются в поэме довольно бессвязно. Вместе с тем она
помогает восстановить сюжетную канву англо-нормандского романа, но, конечно,
не его стилистические особенности. Как заметил М. П. Алексеев, "Английский
"Sir Tristrem" (конец XIII в.) остановился как бы на пути между рыцарской
эпопеей и народной балладой и подсказывает нам один из путей, по которому
балладное творчество и в более позднее время обогащалось заимствованиями из
литературных источников" {"История английской литературы", т. I, вып. 1.
М.-Л., Изд-во АН СССР, 1943, стр. 92.}. В этом отношении заслуживает
упоминания и исландская баллада, восходящая, через ряд промежуточных
звеньев, к книге брата Роберта, записанная на рубеже XVII и XVIII вв., но
отражающая более раннюю стадию бытования легенды в устной передаче на севере
Европы.
Несколько особняком стоит небольшая лирическая поэма ("лэ")
талантливейшей поэтессы второй половины XII в., работавшей, по-видимому, при
дворе английских Плантагенетов, Марии Французской {См. о ней: E. Hoepffner.
Les Lais de Marie de France. Paris, 1935; E. A. Francis. Marie de France et
son temps. - "Romania", LXXII, 1951, no 1, p. 78-99; R. Baum. Recherches sur
les oeuvres attribuees a Marie de France. Heidelberg, 1968; А. Смирнов. Ле
Марии Французской и анонимные ле. - В его кн. "Из истории западноевропейской
литературы". М.-Л., 1965, стр. 88-114.}.
Не без основания полагают, что поэтический сборник Марии, включающий
двенадцать поэм, был посвящен английскому королю Генриху II, умершему в 1189
г. Это дает нам крайнюю дату появления книги. То есть "Жимолость" Марии
оказывается немногим моложе романов Беруля и Тома.
Немало споров вызывал вопрос о том, с какой версией легенды о Тристане
была знакома французская поэтесса. Решить однозначно этот вопрос трудно,
хотя на Тома указывает принадлежность Марии к английскому королевскому
двору. Это действительно мог быть роман Тома, но и какое-то несохранившееся
предшествующее ему произведение. По крайней мере, вполне очевидно, что Мария
писала свою маленькую поэму, когда сюжет легенды был уже широко известен. Ей
не надо было излагать ее целиком. В "лэ", собственно, рассказывается лишь
один эпизод: изгнанный дядей (после возвращения из леса Моруа), герой подает
Изольде знак, вырезав свое послание на деревянной палочке. Королева приходит
на свидание, и затем Тристан вспоминает об этой новой встрече, слагая о ней
песню.
Эта маленькая поэма, ничего не добавляя к истории наших героев,
привлекает своим лейтмотивом: невозможностью преодолеть охватившую Тристана
и Изольду любовь, то есть прославлением большого и чистого чувства. Весьма
показательно, что вопроса о виновности героев или о их праве на любовь не
встает. Марк же теряет свои черты доброго, слабого, закрывающего на все
глаза мужа и короля. Впрочем, поэма слишком мала, чтобы судить об изменениях
в трактовке этого центрального персонажа легенды.
История, рассказанная Берулем, Тома и их последователями, не могла
оставить равнодушными их современников. И адепты суровой религиозной морали,
и певцы утонченной куртуазной любви не могли согласиться с идеологическими
концепциями, выдвигаемыми легендой. Характерна, например, реакция Петра
Блуаского, ученого прелата и секретаря Альеноры Аквитанской в период ее
второго замужества. В своем "Liber Confessione" Петр гневно констатировал
популярность в придворных кругах любовных романов, которые своими
прельстительными описаниями более трогают сердца слушателей, чем страдания
Христа: "Recitantur etiam pressurar vel injuriae eidem crudeliter errogatae,
sicut de Arturo et Gangano et Tristanno, fabulosa quaedam referunt
histriones, quorum auditu concutiuntur ad compassionem audientium corda, et
usque ad lacrymas compunguntur" {Цит. по кн.: R. Bezzola. Les origihes et la
formation de la litterature courtoise en Occident. Troisieme partie, Paris,
1963, p. 39: "Рассказывают также о несправедливостях либо о притеснениях
самых жестоких, как это было с Артуром, Говеном и Тристаном; некую сказку об
этом разносят гистрионы, которые, как говорят, обращали к состраданию сердца
слушающих и их доводили до слез".}.
Читателей не могло не задевать, скажем, изображение Берулем реакции
простого народа, явно симпатизирующего любовникам, тогда как цвет рыцарства
- бароны - оказывались главными врагами наших героев. И позиции автора
(Беруля) здесь однозначны: окружающие Тристана и Изольду оцениваются с точки
зрения их отношения к протагонистам: народ изображен явно сочувственно,
бароны же - как предатели и трусы. Тома своим романом создал такой апофеоз
любви, не считающейся с человеческими и божественными установлениями,
бесконечно далекой от куртуазных теорий и языческой в своей основе, что это
не могло не вызвать отпора со стороны пропагандистов утонченных любовных
отношений. Легенда оказалась в центре скрытой, но от этого не менее острой
литературной полемики своего времени. Имена Тристана и Изольды постоянно
мелькают в романах эпохи. Нет, наши герои не служат образцом для подражания.
Но они как бы являются неким эталоном, эталоном всепоглощающей любви, не
боящейся всеобщего осуждения и преодолевающей всяческие преграды. Такой
любви можно удивляться, но вряд ли можно следовать. И вот с острой полемикой
с подобной концепцией человеческих взаимоотношений выступил крупнейший
романист второй половины XII в., современник Беруля и Тома, Кретьен де Труа.
Мы не знаем, каков был его роман о "короле Марке и Изольде Белокурой"
(характерно, что здесь Тристан не назван), но подлинной реакцией на
стихотворные романы о нашем герое стал кретьеновский "Клижес".
На полемический характер книги Кретьена обращали внимание уже давно
{См.: А. С. Van Hamel, Cliges et Tristan. - "Romania", XXXIII, 1904, no 4,
p. 465-489; E. Hoepffner. Chretien de Troyes et Thomas d'Angleterre. -
"Romania", LV, 1929, n 1, p. 1-16; G. Cohen. Chretien de Troyes et son
oeuvre. Paris, 1931, p. 169-222; A. Micha. Tristan et Cliges. -
"Neophilologus". XXXVI, 1952, no 1, p. 1-10; J. Frap. pier. Chretien de
Troyes, l'homme et l'oeuvre. Paris, 1957, p. 106-123; P. R. Lonigan. The
"Cliges" and Tristan Legend. - "Studi francesi", no 53, maggio-agosto 1974,
p. 201-212.}. Действительно, история Клижеса и Фенисы во многом напоминает
историю Тристана и Изольды. Вернее, спорит с ней. Спорит в том смысле, что
при внешне совершенно сходных ситуациях герои кретьеновского романа находят
иные решения, чем те, к которым приходят Тристан и Изольда. И характеры их
иные. И иная же психологическая мотивированность основного конфликта. Как и
в "Романе о Тристане", в книге Кретьена повествование начинается с истории
родителей героя (заметим, что именно его, а не героини). Но вот характерная
деталь: если у Беруля, Тома и их последователей история эта занимает весьма
небольшое место (у Эйльхарта это 120 стихов из 9525, у Готфрида - 1546 из
19552), то у Кретьена де Труа любовным взаимоотношениям Александра и
Сордамор уделена приблизительно треть книги. И еще: любовь Ривалена и
Бланшефлер была овеяна атмосферой трагической безысходности. Иначе у
Кретьена: отношения родителей Клижеса изображены в самых радужных тонах, и
первоначальные сомнения и страхи влюбленных молодых людей оказываются
несерьезными. Эта любовь своей идиллической голубизной контрастно
подчеркивает трагический характер взаимоотношений Клижеса и Фенисы. Ситуация
здесь внешне похожа на ситуацию нашей легенды: герой полюбил жену дяди и она
полюбила его. Но героиня не хочет повторять ошибки Изольды (ошибки с точки
зрения Кретьена) и принадлежать нелюбимому, не хочет отдаваться двоим:
Miauz voudroie estre desmanbree
Que de nos deus fust remanbree
L'amors d'lseut et de Tristan,
Don tantes folies dit l'an,
Que honte m'est a raconter.
Je ne me porroie accorder
A la vie qu'Iseuz mena.
Amors an li trop vilena,
Car ses cors fu a deus rantiers
Et ses cuers fu a l'un antiers {*}.
{* "Я предпочитала бы быть четвертованной, чем слышать, как по нашему
поводу вспоминают о любви Изольды и Тристана, о которых рассказывают такие
ужасные веши, что я даже стыжусь их повторить. Я не могу согласиться на ту
жизнь, которую вела Изольда. Любовь слишком властвовала над ней, ибо телом
ее владели двое, тогда как ее сердце принадлежало одному" (ст. 3145-3154).}
Однако эта добропорядочность героини, опаивающей мужа волшебным
напитком, чтобы не разделять его ложа, а затем разыгрывающей свою мнимую
смерть, дабы уединиться с любовником в заброшенной башне и окружающем ее
саду, не делает из "Клижеса" "анти-Тристана". Не делает, прежде всего,
потому, что в романе Кретьена герой не находится с мужем возлюбленной в
столь сложных отношениях, как в нашей легенде. Клижес тоже любит жену дяди,
но у него с императором Алисом, вероломно захватившим трон брата, могут быть
только враждебные отношения. Это снимает остроту конфликта, выключает его из
психологического плана. Здесь нет нарушения вассального или родственного
долга (если так трактовать нашу легенду, забывая о глубокой личной
привязанности Тристана к Марку). Поэтому вопроса о справедливости и
законности любовного чувства героев здесь не встает. И Фениса, не желающая
принадлежать не просто нелюбимому, но отвратительному узурпатору Алису, не
испытывает душевных мук; положение ее лишено трагичности. Плутуя и прибегая
к помощи волшебных напитков, она не теряет головы, она полна самообладания и
рассудительности. Кретьен всегда считал, что счастье не просто возможно в
браке. Он полагал, что в браке оно необходимо и возможно как раз в нем. В
противовес легенде о Тристане и Изольде, он считал, что "историю" может
иметь и счастливая любовь. И характерно, что подлинное счастье любовники
испытывают лишь тогда, когда соединяются в законном браке.
Это была полемика внешняя. Отзвуки ее можно проследить, как, например,
полагает Ж. Ш. Пайен {См.: J. Ch. Payen. Lancelot centre Tristan: la
conjuration d'un mythe subversif (reflexions sur l'ideologie romanesque au
Moyen Age). - In: "Melanges offerts a P. Le Gentib. Paris, 1973, p.
617-632.}, и в других произведениях Кретьена де Труа, в частности в его
романе о Ланселоте. Но концепция несчастливой любви, столь ярко воплощенная
в стихотворных романах о Тристане, начала опровергаться и непосредственно на
"территории" нашей легенды - в прозаическом французском "Романе о Тристане"
{См.: Е. Vinaver. Etudes sur le Tristan en prose. Les sources, les
manuscrits, bibliographic critique. Paris, 1925; E. Vinaver. The Prose
Tristan. - In: "Arthurian Literature in the Middle Ages", a collaborative
History edited by R. S. Loomis. Oxford, 1959, p. 339-347.}.
Эта книга возникла, по-видимому, около 1230 г. (или не ранее 1215 и не
позже 1235 гг.). Она была чрезвычайно популярна на протяжении всего
Средневековья и довольно рано попала на печатный станок. Вызывавшая живой
интерес еще в XVI в., она затем была прочно забыта и до сих пор полностью не
издана научно, тогда как восходящие к ней иноязычные версии (и в том числе
большой раздел книги сэра Томаса Мэлори {См.: E. Vinaver. Le Roman de
Tristan et d Iseut dans l'oeuvre de Thomas Malory. Paris, 1925; Th. C.
Rumble. The "Tale of Tristram": Developement by Analogy.In: "Malory's
originality". A Critical Study of Le Morte Darthur edited by R. M.
Lumiansky. Baltimore, 1969, p. 118-183.}) уже не раз становилась предметом
критического издания. Поэтому о полном содержании французского прозаического
"Романа о Тристане" мы можем судить лишь по частичным публикациям {См.: "Le
Roman de Tristan en prose", t. I edite par R. L. Curtis. Miinchen, 1963.} и
по подробному изложению сюжета книги, сделанному Эйлертом Лезетом {E.
Loseth. Le roman en prose de Tristan, le roman de Palamede et la compilation
de Rusticien de Pise, analyse critique d'apres les manuscrits de Paris.
Paris, 1890.} на основании изучения рукописей Парижской национальной
библиотеки.
Автором книги в прологе назван некий Люс дель Гат. Мы ничего не знаем о
нем, и с его именем не связан ни один средневековый литературный памятник.
Уместно предположить, что это псевдоним, по каким-то причинам
потребовавшийся автору романа {См.: R. L. Curtis. The Problems of the
Authorship of the Prose Tristan. - "Romania", LXXIX, 1958, no 3, p.
314-338.}. Закончил книгу другой писатель - некий Эли де Борон, потративший,
по его словам, пять лет на окончание истории Тристана. Оба писателя
настаивают на том, что они перевели книгу с латыни. Такое указание также
может быть уловкой. По крайней мере, такого обширного латинского сочинения,
подробно излагающего историю двух любовников, по-видимому, не существовало.
То, что эти Люс дель Гат и Эли де Борон, претенденты на авторство
прозаической версии, помимо этих претензий, не оставили никаких следов в
литературе, - весьма характерно: прозаический куртуазный роман развивается в
иной обстановке, чем его стихотворный предшественник, и являет собой уже
совсем иной литературный жанр, с иным читателем, иными художественными
задачами, иной идеологической установкой. Понятие авторства, укоренившееся
было в сознании творцов куртуазных романов XII в., теперь признавалось
только в области лирики и аллегорической поэмы. Прозаический роман
становился массовым чтением и оттеснялся на периферию большой литературы.
Этой внешней мастеровитости, но и художественной обедненности, не избежала и
прозаическая версия легенды о Тристане и Изольде.
Прозаический роман о Тристане сохраняет основные мотивы романов
стихотворных, такие, как печальная история родителей героя, битва юноши с
ирландцем Морхольтом, узнавание юного рыцаря по осколку меча, любовный
напиток и мн. др. Но появляется огромное число новых эпизодов и новых
персонажей, разрушающих лаконичную экспрессию первоначального сюжета. Быть
может, это почувствовал Мэлори и отказался от пересказа сюжета прозаической
версии, резко оборвав повествование. Циклизирующие тенденции, столь типичные
для позднего Средневековья {E. Vinaver. A la recherche d'une poetique
medievale. Paris, 1970, p. 38-40; P. Zumthor. Essai de poetique medievale.
Paris, 1972, p. 367.}, захватили в свою орбиту и нашу легенду. Отныне она
прочно связывается с артуровским циклом, протагонисты последнего - Ланселот,
Ровен, Персеваль - становятся ведущими персонажами прозаического "Романа о
Тристане". Об их авантюрах рассказывается подробно и заинтересованно.
Приключения же нашего героя получают теперь иную мотивировку. Из любовника,
всецело поглощенного своим чувством, Тристан превращается в обыкновенного
странствующего рыцаря, бездумного искателя приключений. Циклизирующие
тенденции сказались и в появлении подробной генеалогии героя, предки
которого, якобы, восходят к самому Иосифу Аримафейскому. Изменился и мотив
трагического рождения Тристана. Отец его Мелиадук (а не Ривален) теперь не
погибает, он просто исчезает на некоторое время. Потом же он снова женится,
и это дает возможность автору рассказать о преступном коварстве мачехи,
задумавшей извести ненавистного пасынка. Герой наш в прозаическом романе не
оказывается таким убежденным однолюбцем, каким он был в стихотворных
версиях. Уже в одиннадцать лет ему случилось иметь любовную интрижку с одно
молодой принцессой. Да и позже Тристан оказывается втянутым в разные
любовные авантюры. Интересно отметить, что в прозаическом романе появляется
новое объяснение увлечению героя ирландской принцессой. Тристан здесь
проникается к Изольде глубокой любовью лишь после того, как замечает, что ею
увлечен сарацинский рыцарь Паламед. Этот персона вечный неудачливый соперник
героя, занимает в прозаическом романе значительное место, причем обрисован
он с нескрываемой симпатией. Он и исключительно благороден и учтив,
великодушен и справедлив, в чем намного превосходит своего более счастливого
соперника.
Наиболее существенные трансформации претерпел в прозаическом романе
характер короля Марка. Из доброго и благородного он сделался мелочным и
злым. Этот несчастный рогоносец наделяется теперь вероломством,
злонамеренностью, подлостью - и тем самым оправдываются Тристан и Изольда.
Просто они воюют с Марком его же оружием, а молодая женщина, что так
естественно, выбирает бесспорно самого достойного. При такой интерпретации
сюжета неизбежно исчезала сцена с "мечом целомудрия", разделявшим невинно
спавших любовников. Новый Марк, застань он их в лесу, наверняка бы их убил
или на худой конец бросил бы в темницу. Характерно, что возвращение Изольды
к мужу после жизни в лесу Моруа продиктовано в прозаическом романе не
раскаянием, не увещеваниями отшельника Огрина, не чувством усталости. Совсем
нет. Прост Марк силой уводит молодую женщину, в то время как ее возлюбленный
охотился в отдаленном уголке леса. В финале прозаического романа (в ряде его
рукописных вариантов) подлый король убивал Тристана отравленным копьем
предательским ударом в спину, в тот момент, как юноша играл в покоях
королевы на арфе и пел. Подобная трактовка легенды снижала трагическое
напряжение этой печальной повести, но диктовалась здравым смыслом: когда уже
мало верили в роковую силу волшебного питья, неодолимости страсти героев
требовалось какое-то иное прежде всего рационалистическое объяснение. Тем
самым, и здесь мы на ходим полемику с концепцией любви, воплощенной в романе
Тома и других стихотворных романах. Отрицательные душевные качества Марка
освобождали героя от каких-либо обязательств по отношению к нему. Но тем
самым и снижался трагизм положения юноши: в его душе уже не было
столкновения двух побуждений - привязанности к королю Марку и любви к
Изольде.
Прозаический "Роман о Тристане" не был, конечно, совершенно лишен
поэтичности. В нем можно найти лирические или остро драматические пассажи.
Более того - и это отличает нашу книгу от многих куртуазных повествований в
прозе - прозаический текст довольно часто прерывался стихотворными
вставками, как будто автор стремился таким наивным способом сделать книгу
более интимной и непосредственной. Удачный в отдельных деталях, прозаический
"Роман о Тристане" разваливается как единая постройка. Поэтому в нем
интересны тенденции, заявки, а не их реализация. А мимо этих "заявок" нельзя
пройти, не обратив внимания на некоторые из них.
Нельзя, например, не сказать о появлении в прозаическом романе нового
персонажа, который своим скепсисом и иронией демифологизировал куртуазные
идеалы. Это - рыцарь Динадан. Как писал Ж. Ш. Пайен, "Сведя фатальную любовь
к более скромным размерам любви рыцарской, "Тристан в прозе" одновременно
принялся критиковать эту унаследованную у Кретьена де Труа любовную
идеологию, отведя столь значительное место насмешкам Динадана над глупостью
рыцарей, навлекающих на себя всяческие несчастья тем, что ввязываются во
всевозможные авантюры, желая прославиться во имя своей прекрасной
возлюбленной" {J. Ch. Payen. Lancelot contre Tristan, p. 630. Ср.: E.
Vinaver, Un chevalier errant a la recherche du sens du monde. - In:
"Melanges offerts a Maurice Delbouille", Gembloux, 1964, v. 2, p. 677-686.}.
То есть, перед нами не только разрушение и демифологизация основных мотивов
нашей легенды и замена их новыми мифологемами (на этот раз связанными с
идеалами странствующего рыцарства), но и развенчание последних.
Тем не менее эта сторона прозаического романа (быть может, одна из
самых привлекательных) не была замечена и развита. Несколько столетий
печальная история юного Тристана, то целиком поглощенного своей любовью, то
забывающего о ней в веренице рыцарских приключений, перечитывалась и
переписывалась лишь в трактовке прозаической версии. Именно эта версия легла
в основу иноязычных переработок, прежде всего итальянской, созданной в конце
XIII в. и сохранившейся в нескольких рукописях.
На итальянской почве легенда о Тристане и Изольде пользовалась огромной
популярностью {См.: С. Malavasi. La materia poetica del ciclo brettone in
Italia. Bologna, 1902, p. 51-138; E. Sommer. La leggenda di Tristano in
Italia. - "Rivista d'Italia", XIII, 1910, n 2, p. 73-127; D. Branca. I
romanzi italiani di Tristano e la Tavola Ritonda, Firenze, 1968.}.
Сохранились две ее обширные редакции - собственно "Тристан" и более поздний
рыцарский роман, называемый обычно "Круглый Стол". Оба они, по-видимому,
восходят к французскому прозаическому "Роману о Тристане", но вобрали в себя
мотивы и ряда других произведений; в частности в "Круглом Столе" видят
некоторое воздействие версии Тома; кроме того, на эти итальянские
переработки оказали влияние и другие французские рыцарские романы в прозе,
возникшие в XIII в. Но знакомство с нашей легендой в Италии XIII и XIV вв.
не ограничивается этой прозаической обработкой. Здесь нет необходимости
подробно говорить о почти несохранившейся латинской поэме падуанца Ловато де
Ловати, о компиляции (на французском языке) пизанца Рустикелло, об одном из
рассказов "Новеллино" (XV), об упоминании легенды у Данте ("Ад" V, 67) или
Боккаччо ("Любовное видение" XI, 38-51). Важнее отметить появление большого
числа анонимных песен, имевших широкое хождение на протяжении нескольких
веков. Они не только явились свидетельством глубокого интереса к нашей
легенде, причем, по-видимому, в демократической народной среде, но и
сохранили некоторые мотивы, отсутствующие в итальянском прозаическом
"Тристане". Итальянская версия важна еще и потому, что она оказала прямое
воздействие на ряд других иноязычных обработок легенды о Тристане и Изольде.
Так, если чешская стихотворная обработка является контаминацией переводов из
Эйльхарта фон Оберга, Готфрида Страсбургского и Генриха Фрейбергского {См.:
U. Bamborschke. Das altcechische Tristan-Epos, В. I-II. Wiesbaden,
1968-1969. Ср.: "Slavia", 1972, no 2, p. 228-229.}, то испанская редакция
имеет два варианта. Один из них восходит, по-видимому, к французскому
прозаическому роману, другой же основывается на итальянской версии {См.: G.
Т. Northup. The Italian origin of the Spanish Prose Tristram Version. -
"Romanic review", III, 1908, p. 194-222.}. Итальянский прозаический роман
был известен в Далмации, вызвав несохранившуюся сербскую реплику, которая в
свою очередь была переработана в восточно-польских землях на белорусском
языке и сохранилась в составе так называемого Познаньского сборника {О
"Повести о Трыщане" и ее изучении см. статью Т. М. Судник, стр. 698.}.
Изучивший это произведение А. Н. Веселовский и верно установивший его
генетические связи, был, как нам представляется, недостаточно историчен в
оценке художественных достоинств "Повести". "Поэзия любви красоты, - писал
русский ученый, - отразилась в славяно-романской повести бледными силуэтами;
в длинной веренице приключений и турнире храбрых рыцарей и влюбленных
царевен, напоминающей свиту Изотты, мы без помощи западных оригиналов не
нашли бы, на ком остановить глаз и не сказали бы: "вот она!" Такова судьба
всех первых откровений: их заслуга в почине, не в завершении" {А. Н.
Веселовский. Из истории романа и повести, вып. 2. Славяно-романский отдел.
СПб., 1888, стр. 22-23.}. Последнее замечание исключительно верно.
Белорусская "Повесть" конечно уступает в поэтичности лирической
просветленности произведениям Беруля, Тома или Готфрида Страсбургского, но
она вполне сопоставима с родственными ей прозаическими обработками - и
французской, и итальянской, и, по-видимому, сербской. Во всех них
запечатлелся процесс разительной трансформации легенды, утраты ее
первоначальной трагической напряженности и лиризма.
Роль белорусской "Повести" в литературе своей эпохи и своего региона
уже выяснялась - и А. Н. Веселовским, и другими исследователями {См.,
например: В. Д. Кузьмина. Рыцарский роман на Руси. М., 1964.}. Роль эта была
не очень значительна: отразившийся в "Повести" куртуазный взгляд на любовь,
на женщину, на задачи рыцарства был весьма далек от этических критериев,
связанных с православием. "Школой жизни", моральным примером, на что всегда
претендовал куртуазный роман на Западе, эта книга не стала. Но она была вне
всяких сомнений занимательным чтением, и это ее воздействие еще предстоит
выяснить.
Рукописная традиция во Франции не прерывалась на протяжении всего
Средневековья. На его исходе мы находим наиболее четко выраженными две
тенденции. С одной стороны, это создание обширнейшего повествования,
излагающего сюжет легенды от ее отдаленных предпосылок, т. е. от предков
Тристана (такова, например, объемистая рукопись XV в. Парижской национальной
библиотеки Э 103, к которой не раз обращались исследователи) и до печальной
кончины любовников. С другой стороны, это появление небольших романов,
разрабатывающих какой-либо автономный эпизод легенды.
К последним относится роман Пьера Сала "Тристан" {Подробнее см.: А. Д.
Михайлов. Легенда о Тристане и Изольде и ее завершение (роман Пьера Сала
"Тристан"). - В кн.: "Philologica". Исследования по языку и литературе.
Памяти академика Виктора Максимовича Жирмунского. Л., Изд-во "Наука", 1973,
стр. 261-268.}, созданный в начале XVI в. Действительно, книга Сала как бы
вырвана из цикла, в ней нет рассказа о детстве героя, она вообще начинается
как бы с "середины". Это стало возможным, ибо принцип "житийности", столь
характерный для циклизирующих тенденций в эволюции жанра, уходил в прошлое и
появлялись новые, менее прямолинейные композиционные приемы. Уже не было
нужды рассказывать о зарождении любви Тристана и Изольды, о трагическом
финале их отношений. Не было нужды, т. к. во времена Пьера Сала, то есть в
первые десятилетия XVI в., все это было широко известно по многочисленным
рукописным обработкам и по первым печатным изданиям. Но не только поэтому.
Любовь героев нашей легенды изображается в книге Сала как любовь счастливая,
разделенная, почти не знающая ни внешних препятствий, ни сомнений и душевных
метаний. Именно поэтому Сала и уделил этой любви поразительно мало места.
Тем самым основной конфликт легенды в этом романе отсутствовал. Центр
тяжести сюжета был перемещен с изображения превратностей любви на описание
похождений рыцаря. На всем протяжении книги Сала любовники видятся лишь
трижды, да и то ненадолго. Поэтому взаимоотношения с возлюбленной не
являются стержнем сюжета. Однако роман Сала - это не набор авантюрных
эпизодов, в нем присутствует известная завершенность, и было бы ошибкой
считать книгу лишь фрагментом большого прозаического повествования. Что же
придает произведению Сала эту композиционную законченность и стройность?
Лейтмотивом сюжета оказываются отношения Тристана с королем Марком, уже не
добродушным слабым королем ранних версий и не подлым предателем прозаической
редакции, а сметливым расчетливым мужем (похожим на героев фаблио и ранней
городской новеллы). Начинается книга с подозрений Марка и бегства героя из
Тинтажеля, заканчивается же она возвращением Тристана и его примирением с
дядей. Таким образом, две сюжетные линии романа - взаимоотношения Тристана и
Марка и цепь приключений героя, - казалось бы, сосуществуют. Мастерство
Пьера Сала состоит в том, что ему удалось связать эти сюжетные линии
функционально: подвиги Тристана подготавливают его примирение с Марком, так
как слава о смелом рыцаре становится столь велика, что дядя почитает за
лучшее примириться с вызывающим всеобщее восхищение племянником.
Отметим разительные перемены, которые произошли в романе Сала в
трактовке основных персонажей. О трансформации образа Марка мы уже говорили.
Тристан предстает здесь перед нами как увлеченный своими воинскими
авантюрами рыцарь, а не как ушедший в свои острые переживания любовник.
Изменилась и Изольда. В ней нет былого яростного погружения в свою
необузданную страсть; она тоже близка к персонажам фаблио и новеллы - ловкая
жена, обманывающая незадачливого ревнивца-мужа. Изменилась и концепция
любви. Вместо восприятия любовной страсти как роковой, трагической
неизбежности, в романе присутствует по существу оптимистическая трактовка
любви. Герои не считают свое чувство греховным, необоримым; в их отношениях
доминирует атмосфера радостной умиротворенности. Изольда для Тристана - не
предмет роковой любви, влекущей его к смерти, а прекрасная дама, во имя
которой совершаются подвиги и которая награждает заслуженной лаской своего
рыцаря. Тем самым книга Пьера Сала, сохраняя многие черты предшествующих
прозаических обработок (вытеснение основного конфликта рыцарскими
приключениями), стоит на пороге новой литературной эпохи, представляя собой
один из первых образцов авантюрного рыцарского романа, столь типичного для
многих европейских ренессансных литератур.
В 1484 г. в Германии была напечатана "народная книга" о "господине
Тристане и прекрасной Изольде" (причем, ее неизвестный автор основывался не
на версии Готфрида Страсбургского, что было бы естественно, и как иногда
полагают, а на редакции французского прозаического романа и книге
Эйльхарта). Через год известнейший английский печатник Вильям Кэкстон издал
"Смерть Артура" Мэлори, где пять книг (из 21) были посвящены истории
Тристана. Еще через четыре года пришла очередь французского прозаического
романа - его несколько сокращенную версию (базирующуюся на уже упоминавшейся
рукописи Э 103) напечатал некий Ле Буржуа для известного парижского издателя
Антуана Верара. В 1501 г. появился испанский "Дон Тристан из Леониса". Все
эти книги, по-видимому, столь часто переиздавались на протяжении эпохи
Возрождения {Укажем лишь даты переизданий французского романа: ок. 1494, ок.
1499, ок. 1506, 1514, 1520, 1533, 1586 и др.}, что возникла потребность
как-то подновить, пересказать по-новому привычный и всем хорошо знакомый
сюжет. Так появились трагедия Ганса Сакса "Тристан" (1553) и роман Жана
Можена "Новый Тристан" (1554).
Совершенно несомненно, что легенда о Тристане и Изольде имела
достаточно широкое хождение - в виде "народных книг" и прочих лубочных
изданий - и в следующие столетия. Однако вопрос этот еще плохо изучен, а
книги эти - не собраны. Из большой же литературы сюжет нашей легенды уходит,
и надолго. Он появляется в ней лишь спустя более чем два столетия: в 1776 г.
предприимчивый граф де Трессан начинает публиковать свои довольно плоские
переработки старинных рыцарских сюжетов; в 1789 г. наступает очередь и
"Тристана".
Вообще, обострения интереса к нашей легенде связаны с двумя
значительнейшими направлениями и эпохами в истории западноевропейской
литературы - романтизмом и символизмом.
Действительно, в первой трети XIX столетия появляется целая череда
обработок нашей легенды - от незавершенного опыта Августа Шлегеля (1800) до
книг Ф. Рюккерта (1839) и К. Иммермана (1840). Все эти произведения
появляются на фоне все растущего интереса к Средневековью, его решительной
переоценки и углубленного изучения. Рассматриваемое еще совсем недавно - в
эпоху Просвещения, - как варварское и грубое, Средневековье в трактовке
романтиков обнаруживает совершенно иные черты: оно становится средоточием
глубокой поэтичности и одухотворенности. Среди прочих персонажей
средневековой литературы, рожденных к новой жизни после веков забвения,
почетное место занимает и Тристан из Леонуа. Нельзя не заметить, что как раз
в это время происходят глубокие сдвиги в истолковании легенды. Именно теперь
Изольда занимает то полноправное место, рядом со своим возлюбленным, какое
отведено ей, скажем, в замечательной музыкальной драме Р. Вагнера, созданной
в 1857-1859 гг. Отметим также, что в первой трети XIX столетия начинается
действительно научное изучение нашей легенды. У его начала стоит молодой
Вальтер Скотт, издавший в 1804 г. с обширным критическим аппаратом и
интересной статьей английскую поэму "Сэр Тристрем" {См.: Б. Г. Реизов.
Творчество Вальтера Скотта. М.-Л., 1965, стр. 61-62.}. В 30-е годы к легенде
обращается французский литератор, друг Проспера Мериме, Франсиск Мишель
(1809-1887) {F. Michel. Tristan. Recueil de ce qui reste des poemes relatifs
a ces aventures. Londres-Paris, 1835-1838, 3 vols.}. В эти же годы
появляются многие научные издания отдельных средневековых памятников,
связанных с легендой, и их переводы на новые языки.
От романтиков интерес к легенде наследуют прерафаэлиты и затем
символисты. Отметим здесь поэмы Мэтью Арнольда "Тристан и Изольда" (1852) и
Алджернона Суинберна "Тристрам из Лионесса" (1882), а также драму Эрнста
Хардта "Шут Тантрис" (1906), с успехом шедшую на европейских сценах в начале
нашего столетия. В России ее ставил В. Мейерхольд, и эта постановка (по
отличному переводу П. Потемкина) оказала влияние на А. Блока - и на замысел
его неосуществленной драмы "Тристан", и на "Розу и крест" {См. А. В.
Федоров. Вокруг драмы А. Блока "Роза и крест". - "Philologica". Исследования
по языку и литературе. Памяти В. М. Жирмунского. Л., "Наука", 1973, стр.
344-349.}. Нельзя не упомянуть здесь изысканные гравюры Одри Бердслея,
изображающие героев легенды. Прерафаэлитов и символистов легенда о Тристане
и Изольде привлекла не только остротой и неразрешимостью конфликта, не
только "прирожденным ей элементом страдания" {А. Н. Веселовский. Избранные
статьи. Л., 1939. стр. 129.}, но и некоей скрытой "тайной", разгадать
которую до конца никому не дано.
На исходе XIX столетия и в наше время изучение легенды о Тристане и
Изольде оформилось в специальную отрасль медиевистики. Ряд выдающихся ученых
посвятили ей свои значительные исследования - от статей по частным вопросам
до обобщающих трудов. Перечислять здесь имена этих ученых вряд ли
целесообразно. Не только потому, что этот список оказался бы слишком
длинным, но и неизбежно неполным: ведь каждый год появляются все новые
работы, посвященные печальной истории юноши из Леонуа и его верной
возлюбленной.
Т. М. Судник
"Повесть о Трыщане" в познанском сборнике XVI в.
Белорусская "Повесть о Трыщане" занимает начальные 64 листа Познанского
рукописного сборника XVI в., хранящегося под Э 94 в Публичной библиотеке им.
Э. Рачиньского (бывшая библиотека графов Рачиньских) в Познани {Микрофильм
Познаньского сборника XVI в. имеется в Секторе истории белорусского языка
Института языкознания АН БССР.}. Кроме "Повести о Трыщане", представляющей
единственную дошедшую до нас восточнославянскую версию этого сюжета, сборник
содержит в своем составе переводные "Повесть о Бове" (лл. 65-86; наиболее
ранний из сохранившихся восточнославянских списков) {В. Д. Кузьмина.
Рыцарский роман на Руси. (Бова, Петр Златых Ключей). М., 1964, стр. 24 и
сл.} и "Историю об Аттиле, короле Угорском" (лл. 87-112 об.), а также
"Летописец Великого княжества Литовского и Жомойтского" {См. Полное собрание
русских летописей, т. XVII. Западнорусские летописи. СПб., 1907, стр.
227-356.} (лл. 113-146), рассматривающийся как наиболее типичный список
полной редакции второго белорусско-литовского летописного свода {В. А.
Чамярыцкi. Беларускiя летапiсы як помнiкi лiтаратуры. Мiнск, 1969, стар.
60.}. Конец сборника включает ряд сделанных другими руками записей
разнообразного содержания (два акта, заметка об унии 1569 г., родословная
Трызны), завершаемых фамильными заметками Унеховских, землевладельцев
Новогрудского воеводства, которым несколько десятилетий принадлежала
рукопись.
Первое упоминание о сборнике аналогичного содержания находим у Ю.
Немцевича, который опубликовал писанный латиницей летописный отрывок о
женитьбе короля Сигизмунда Августа на Варваре Радзивилл, сопроводив его
ссылкой на находку в библиотеке Виленского университета в 1819 г.: "Kopia z
ulomku dziejow dawnych, ktorego pocz%tek taki: Powiest о Witiezach z knih
Jserpskich, a zwtaszcza о slawnym Rycery. Trygaczania, о Janczaiocie, о
Bowie, i о inszych. Daley zas znayduje sie Latopis W. X. Litt. i Zmudzkiego,
poczynajacy sie roku od St. sw 5526" {J. U. Niemcewicz. Zbior pamiftnikow
historycznych о dawney Polszcze, t. I. Warszawa, 1822, str. 391-394.
Воспроизведено в книге: М. Balinski. Pisma historyczne. Pamietniki о
krolowej Barbarze, cz. 1. Warszawa, str. 257-260.}.
Однако вряд ли на этом основании можно думать, что в распоряжении Ю.
Немцевича был тот же познаньский экземпляр: ведь в таком случае латинскую
транслитерацию названия и опубликованного текста следовало бы приписать Ю.
Немцевичу, что, судя по некоторым написаниям, маловероятно. Скорее всего
нужно предположить, что в библиотеке Виленского университета хранился в свое
время другой список того же сборника, сделанный латиницей. Заметим, что по
ряду написаний, отличных от Познаньского сборника, публикация Ю. Немцевича
сближается с тем же летописным отрывком (написанным, однако, кириллицей),
помещенным в "Сборнике Муханова" {"Сборник Муханова". М., 1836, стр.
140-141. (В примечании сказано, что подлинная рукопись хранилась в
Радзивилловском архиве).} (вплоть до одинаковой описки: poczat - початъ
вместо poczal - мочалъ {По поводу ошибочного написания початъ Т. Нарбут,
поместивший текст из "Сборника Муханова" в приложении к "Хронике Быховца",
замечает, что оно свидетельствует в пользу того, что копия П. Муханова
восходит к образцу, написанному "польскими буквами" ("I wzieto za t"). См.
Т. Narbutt. Pomniki do dziejow litewskich. Wilno, 1846, str. 79-80.}).
Вопрос о том, существовал ли другой список сборника, остается все же не до
конца ясным, так как кроме публикации Ю. Немцевича каких бы то ни было
следов его нет.
В Библиотеке Рачиньских рукопись была обнаружена О. М. Бодянским {О. М.
Бодянский. О поисках моих в Познанской публичной библиотеке. - "Чтения в
Обществе истории и древностей российских", 1846, кн. I, стр. 3-32.}. В своем
сообщении об этом О. М. Бодянский сделал обзор содержания сборника и
воспроизвел небольшие извлечения из текста.
Начало филологическому" изучению Познанского сборника было положено
исследованием А. Брюкнера {A. Bruckner. Em weissrussischer Codex
miscellaneus der Graflich-Raczynski'schen Bibliothek in Posen. - "Archiv fur
slavische Philologie", 1886, Bd. IX. S. 345-391.}, содержащим наряду с
описанием состава и палеографии подробную характеристику лингвистических
особенностей, которые делают эту рукопись одним из самых ценных памятников
по истории белорусского языка. Путем сравнительного текстологического
анализа А. Брюкнер установил непосредственный оригинал "Истории об Аттиле
короле Угорском" - польский перевод с латинского, выполненный Циприаном
Базыликом и изданный в 1574 г. Соотнесение этого указания с данными
владельческих записей позволило приурочить написание сборника к последней
четверти XVI в., точнее к 80-м годам XVI в.
Что касается вопроса об оригинале "Повести о Трыщане" (как и "Повести о
Бове"), то А. Брюкнер приходит к выводу о достоверности прямого указания,
содержащегося в самом заглавии, что рыцарские повести взяты "съ книгъ
сэрбских". Основанием для такого предположения (при том, что сербские
источники повестей не сохранились) послужили выявленные А. Брюкнером
лексические сербизмы, проникшие в белорусский перевод: белегъ 'знамение' -
безъ иного белега 30; нетакъ 'слабый' - и былъ нетакъ раненъ wтъ медьведа
дикого 37; зафалено ти буди всими витези 47 об (наряду с даковано ти будь wт
всих витезеи 47 об), зафалено ты будь всими витезми 54 об; плел А 'род' - и
прыступившы плема корола Бана рекли 32 об; кружки 'ограда, барьер' при
частом полонизме шранки - с кимъ еси кружки делилъ 33; част(ъ) 'честь' - за
часть божю 50 об, за част божю 57; штокъ 'остров' - к чорному шстрову штоку
54 об; прыличныи 'подобный' - ничего есми такъ приличного не виделъ 55; и
ряд других примеров {Там же, стр. 374.}. Здесь же А. Брюкнером
рассматриваются и неясные слова, которые предположительно могут восходить к
сербскому источнику; крыжнакъ - wдин зрадливыи крыжнак 54; скокъ - два скока
60 об.
Через посредство сербского оригинала, как полагает А. Брюкнер, в текст
"Повести о Трыщане" проникли итальянские слова: прынчып 'правитель', морнар
'моряк', что может служить указанием, в свою очередь, на первоисточник
сербского списка.
К тому же выводу относительно оригинала белорусских повестей о Тристане
и Бове приходит и А. Н. Веселовский, который посвятил этому вопросу
специальное исследование и осуществил публикацию (до сих пор единственную)
трех повестей Познаньского сборника {А. Н. Веселовский. Из истории романа и
повести. Материалы и исследования. Выпуск второй. Славяно-романский отдел.
Сб. ОРЯС АН, т. 44, Э 3, СПб., 1888.}. Сближая повести о Тристане и Бове с
сербской "Александрией" и "Троянской притчей" в стилистическом и
содержательном плане, А. Н. Веселовский предполагает единую родину
первоисточников для этого круга памятников - область Боснии и северной
Далмации, куда относит И. В. Ягич сербскую "Александрию" {V. Jagic. Em
Beitrag zur serbischen Annalistik mil literaturgeschichtlichet Einleitung. -
"Archiv fur slavische Philologie", Bd. II, 1876/7, S. 24-25.}.
Дополнительное фактическое основание для такой локализации сербского
подлинника "Повести о Трыщане" А. Н. Веселовский видит в характере
транслитерации собственных имен на -us, -es, -is, -as, передаваемых, как и в
Александрии, через ж, ш (ср. Кандиэшъ - Gandaries, Сегурадеж - Segurades,
Пелишъ - Felis, Самсиж - Lasancis и т. п.).
Разбор текста "Повести о Трыщане" и последовательное сличение его со
старопечатным французским прозаическим романом и итальянским переводом по
изданию Полидори позволили А. Н. Веселовскому сделать предположительные
выводы о характере искомого сербского текста. Последний, по всей
вероятности, не был точным переводом итальянского оригинала (отличавшегося
от версии Полидори), но содержал элемент самостоятельной переделки,
выразившейся в сокращении и изменении заключительной части.
В позднейших исследованиях по истории белорусского языка предположения
А. Брюкнера и А. Н. Веселовского сомнений не вызывали {E. Ф. Карский.
Белорусы, т. III. Очерки словесности белорусского племени. 2. Старая
западнорусская письменность. Пг., 1921, стр. 76 и сл.}, и в настоящее время
датировка Познанского сборника 80-ми годами XVI в. и вывод о сербском
оригинале белорусского перевода двух рыцарских повестей являются
общепринятыми. В будущем более подробный лингвистический анализ, по всей
вероятности, лишь подтвердит дополнительными фактами и уточнит (в плане
диалектной локализации сербского оригинала) эти выводы.
Так, сейчас в дополнение к перечню лексических сербизмов А. Брюкнера
можно указать, по крайней мере, еще следующие случаи: радити, нарадити в
значении 'сделать, приготовить', ср.: wна тое трутизны не радила 9 об; тот
виненъ, хто тую трутизну нарадилъ 9 об; она была нарядила тую трутизну на
Трыштана 10; на кого ecu тую трутизну нарядила 11; на мою веру соб? ecb
смерть нарядила 11; заболъ, прыболъ в значении 'помчался', ср.: и шн забол к
нему 31 об; вселъ на конь и прыболъ за ним борздо 33 {Последний пример
особенно интересен, так как в Загребском Академическом словаре переносное
значение 'побежать' для глагола pribosti иллюстрируется единственным
примером, который был записан как раз в Далмации. См. Rjecnik hrvatskoga ill
srpskoga jezika. Dto XI. U Zagrebu, 1935.}.
Одна из важных задач дальнейшего изучения памятника состоит в том,
чтобы выяснить, в какой мере сербский оригинал повлиял на морфологию и
синтаксис переводных повестей {По мнению А. И. Журавского (см. А. 1.
Журауст. Псторыя беларускай лiтаратурнай мовы, т. 1, Мiнск, 1967, стар.
267), сербским влиянием может, в частности, объясняться сравнительно широкое
употребление в "Повести о Трыщане" кратких форм прилагательных в
определительной функции (конструкции типа: знаме б?ло, велика шкода). Ср.:
доброго рыцэра и см?ла 5; вино у флашы св?тло 5 об; велику добрать 19; и т.
п.}.
Для истории белорусского языка "Повесть о Трыщане" представляет
исключительный интерес. В этом памятнике, самый жанр которого обусловливает
независимость от архаизирующих источников, свободу и разнообразие
стилистики, на общем фоне церковнославянской письменной традиции отчетливо
проступают черты живой белорусской речи конца XVI в. {Чрезвычайно широкое
проникновение в памятник живой речевой стихии Е. Ф Карский (Указ. соч., стр.
78) объясняет еще и тем, что данный текст представляет собой не точный
перевод, а скорее пересказ сербского оригинала, переводчик же, как полагает
Е. Ф. Карский, был светским человеком, "мало знакомым с церковнославянскими
книгами".} Показательна в этом отношении уже крайне непоследовательная
орфография, допускающая наряду с традиционной нормой многочисленные
фонетические написания. Так, в памятнике преобладают написания, передающие
отвердение шипящих и р в языке того времени: жыв 1; нашолъ 1 об; узречэм 1
об; говоры 2; деръжы, жывотъ 3 об; потешылъ са 4 об; застрашыл 5; заслужыла
5 об; закрычала 5 об; уморылъ 5 об; бачылъ 6; защытила 8 об; товарыша 11,
узрышъ 24 об; и др. Неслоговое у в начале слова перед согласной
систематически передается через в: сА вродилъ 2 об; вмомъ 3 об; вбивайте 3
об; вгожаи 6; вмолкла 6; вморыти 7. Протетическое в обозначено в написаниях:
ув-одну 1; ув-окно 1 об; ув-огонь 2; ув-острове 10 об; и т. п.
Морфология и синтаксис "Повести о Трыщане" также характеризуются
сосуществованием архаичных письменных форм с живыми новообразованиями {См.
А. I. Жураускi. Указ. соч., стар. 266-269.}.
Для памятника (возникновение которого относится ко времени после
Люблинской унии 1569 г.) характерно обилие полонизмов {См. В. Ф. Крыучык.
Палашзмы у слоужкавым саставе беларусюх перакладных аповесцей XVI ст.
(Пазнансю зборшк). Даследаванш па беларускай i рускай мовах. MIHCK, 1958; а
также: A. Zurawski. Uwagi о pozyczkach polskich w jgzyku pismiennictwa
bialoruskiego XVI i XVII wieku. - "Slavia orientalis", 1961, Э 1.}, которые
широко процикли в словарь (ср. трутизна, милость 'любовь', истота
'сущность', шправца, опатръность, мешкати 'жить', волати, кревныи, окрутнъш,
звлаща, прудко, едачне и т. д.) и нашли отражение в морфологической и
синтаксической системе.
В настоящей публикации текст "Повести о Трыщане" воспроизводится по
изданию А. Н. Веселовского, при этом: устаревшие графические знаки заменены
современными; на конце слова устранен ъ, введено й; -ся, где это возможно,
присоединено к глаголу; предлоги пишутся отдельно от следующего слова;
система пунктуации приближена к современной норме; в соответствии с
принятыми в настоящее время принципами публикации, пагинация дается не по
страницам (как у А. Н. Веселовского), а по листам рукописи.
^TПРИМЕЧАНИЯ^U
ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ
Публикация, В научных целях, различных относящихся к периоду Средних
веков литературных памятников, излагающих легенду о Тристане и Изольде,
ведется уже по меньшей мере полтора столетия. И в этой области, как и в
области изучения и интерпретации легенды, сложилась устойчивая научная
традиция. Принципы издания средневековых текстов за этот срок, естественно,
менялись. В настоящее время принят принцип выбора наиболее авторитетного
источника текста (т. е. той или иной средневековой рукописи), исправляемого
по другим, менее надежным источникам, причем, эти исправления и конъектуры
неизменно оговариваются в примечаниях и выделяются типографски (курсив,
скобки и т. п.). При переводе мы пользовались наиболее надежными научными
изданиями (иногда несколькими), сохраняя их прочтение и толкование спорных
мест, их членение материала и т. д., но не указывая всех конъектур, т. к.
последние во многих случаях носят чисто языковый характер.
Однако, современные текстологические принципы, непреложные в научном
издании, оставляют в тексте немало лингвистического разнобоя, отразившего не
только процесс становления норм литературного языка (что интересно и важно),
но и простые описки и ошибки переписчиков, не всегда достаточно хорошо
понимавших переписываемый текст. Эти явные ошибки и описки в переводе не
воспроизводятся.
Как известно, в памятниках средневековой письменности написание
собственных имен не было упорядоченным и стабильным. Не только в пределах
одного произведения, но буквально на одной и той же странице мы находим
совершенно разные, часто очень далекие друг от друга ономастические
варианты, относящиеся к одному и тому же персонажу. В нашем издании этой,
быть может, и очаровательной своей бесхитростностью, но весьма неудобной
пестроты мы старались избежать. Избежать прежде всего в рамках каждого
отдельного произведения (за исключением имен второстепенных персонажей,
идентификация которых не всегда бесспорна). Мы старались избежать и разнобоя
в группах памятников одного языка и одной эпохи. Но в данном случае
унификация коснулась лишь имен самых главных персонажей (Тристан, Изольда,
Марк); кроме того, она не затронула валлийские тексты, отразившие первую
стадию письменной фиксации легенды, когда устойчивая (относительно, конечно)
традиция только еще вырабатывалась. Известной унификации подверглись и имена
персонажей в разноязычных версиях; так, мы отказались от написания "Марко"
или "Тристане" в итальянском романе (по соображениям благозвучия), но
оставили там Изотту (как и Исонду в скандинавской саге). То есть, мы
стремились, где это возможно, сохранить колорит эпохи или языка.
Идентичность этих вариантов очевидна и не требует пояснений (например,
Говернал-Горвенал-Гувернайль-Курневаль и т. п.); когда же эта идентичность
не вполне ясна, это оговаривается в примечаниях.
Нумерация стихотворных строк и главок прозаического текста,
отсутствовавшие, конечно, в средневековых памятниках, даются нами по тем
критическим изданиям, по которым осуществлялся перевод. Это же относится и к
разбивке на абзацы, которые, наоборот, в средневековых текстах обычно
выделялись при помощи буквиц, миниатюр и т. п., но делалось это крайне
произвольно, непоследовательно и часто не считаясь с логикой повествования.
При переводе и комментировании всех французских стихотворных версий,
помимо указанных ниже, мы использовали следующее издание: "Les Tristan en
vers". Edition nouvelle comprenant texte, traduction, notes critiques,
bibliographic et notes par Jean Charles Payen. Paris, 1974.
Печатается по изданию: "Trioedd Ynys Pridein. The Triads of Britain".
Ed. by R. Bromwich, Cardiff, 1961. Это издание осуществлено по двум основным
валлийским рукописям ("Белая книга Ритерха" и "Красная книга Хергеста"),
поэтому ряд "Триад" приводится нами в двух вариантах, сильно отличающихся
друг от друга.
1 Герайнт - один из популярных персонажей валлийского фольклора и
"мабиноги" (памятники валлийского средневекового эпоса). Во французской
традиции он зовется Эреком (например, у Кретьена де Труа).
2 Кей (Кай, Кекс и т. д.) - персонаж артуровских романов,
заимствованный из валлийского фольклора. В романной традиции он был
сенешалем (т. е. дворецким) короля Артура.
3 Бедуир - персонаж валлийских народных сказаний, кравчий Артура. Ему
соответствует Бедивер французских куртуазных романов.
4 Ессилт (или Ессилд) - т. е. Изольда. Ф. Лот ("Romania", XXV, 1896, пo
1, р. 18-19) и К. Циммер ("Zeitschrift fur franzosische Sprache und
Literatur", XIII, 1891, no 1. S. 73-75) возводят это имя к англо-саксонскому
Ethylda; Ж. Лот (J. Loth. Contribution a l'etude des Romans de la Table
Ronde. Paris, 1912, p. 23-30) предполагает также возможным воздействие
германского Ishild.
5 Придери - популярный герой валлийских средневековых сказаний.
Предполагают, что он явился аналогом Персеваля-Парцифаля куртуазных романов.
6 Аннон - потусторонний мир в представлениях древних кельтов.
7 ... сыну... - Далее пробел в рукописи.
8 Овайн - это Ивен (или Ивейн), герой многих романов Круглого Стола.
9 Гвенуйфар-Гвенивера-Геньевра артуровских романов.
10 Три Рыцаря Чародея... - Этот отрывок - из другой рукописи,
находящейся в богатейшей коллекции валлийских текстов Пениарта, которая
хранится ныне в Кардиффе, в Национальной библиотеке Уэльса (так наз.
Peniarth Ms 127). Нами приведена из этого отрывка четвертая "триада",
имеющая отношение к Тристану.
Это произведение (отрывок?) сохранилось в составе целого ряда
рукописей, в том числе три относятся ко второй половине XVI в. Они находятся
в Национальной библиотеке Уэльса (Кардифф) - в старом собрании рукописей
(ок. 1550 г.) и в коллекции Пениарта (1565-1616 гг. и ок. 1566). Есть еще
поздняя копия 1749 г. (Кардифф). Перевод сделан по публикации Ж. Лота
("Revue celtique", XXXIV, 1913, no 3, p. 365-387).
1 Келидон. - Предполагают, что имеется в виду лес, расположенный в
Южной Шотландии.
2 Голуг Хафдид. - Имя этого валлийского аналога служанки Изольды
Бранжьены означает: "Луч Летнего Дня".
3 Бах Бихан - в переводе с валлийского: "Маленький Малыш".
4 ...двоюродный брат Артура... - Это родство подтверждается другими
валлийскими источниками (например, мабиноги "Видение Ровабуи").
5 ...либо <...> - В рукописи пропуск нескольких слов; Ж. Лот предлагает
предположительное чтение: "либо его захвачу".
8 ... честь. - Текст восстановлен по другой рукописи из коллекции
Пениарта - Pen. 147.
7 Енглин - краткое стихотворение эпиграмматического характера. Этот
жанр был довольно распространен в валлийской средневековой поэзии.
8 Гвалхмаи - это прототип Говена артуровских романов.
9 ...не откажись рука держать клинок... - По-видимому, Гвалхмаи ранен
или слишком утомлен от непрерывных поединков, в том числе, возможно, с
Тристаном.
10 ... что лучший брать достоин... - У кельтов отличившийся в бою воин
получал обычно лучшую долю добычи или еды на пиру.
ФРАГМЕНТ ПОЭМЫ О ТРИСТАНЕ
Перевод сделан по публикации Ж. Лота в его книге: J. Loth. Contribution
a l'etude des Romans de la Table Ronde. Paris, 1912, p. 112-123. Фрагмент
содержится в так называемой "Черной книге Кармартена" (XII в.) - сборнике
древневаллийских текстов. Содержание фрагмента поддастся лишь самой
приблизительной интерпретации.
1 Хоть мил мне брег... - Повествование ведется от лица женщины,
оплакивающей гибель Тристана и своего собственного возлюбленного.
2 ... воспоминанье о позоре. - Подразумевается мнимая измена
возлюбленного.
3 Кехейк. - Можно предположить, что это аналог Каэрдина (брат Изольды
Белорукой) нашей легенды. В этом случае говорит либо Бранжьена, служанка
"первой" Изольды, либо другая женщина, ревнивый муж которой погубил Тристана
и Каэрдина.
4 ... листки несет струя потока. - Ср. в нашей легенде щепки, которые
Тристан пускает по течению ручья, протекающего через комнату Изольды, чтобы
вызвать возлюбленную на свидание.
5 Страшись же, карлик... - Возможно, героиня фрагмента обращается к
карлику, любовником жены которого стал Каэрдин, покинувший Бранжьену.
Беруль
РОМАН О ТРИСТАНЕ
Роман Беруля сохранился в единственной рукописи второй половины XIII
в., принадлежащей ныне Парижской национальной библиотеке (Э 2171).
Собственно, сохранилось только 32 листа in-folio, без начала и без конца.
Первые листы рукописи сильно испорчены. Содержание начала романа
пересказывается затем в переведенном в нашем издании тексте. Роман Беруля
несколько раз становился предметом критического издания - в 1823 г. (Герман
фон дер Хаген), в 1835 г. (Франсиск Мишель), в 1903 г. (Эрнест Мюре), в 1939
г. (Альфред Эверт), в 1974 г. (Ж. Ш. Пайен). Перевод для настоящего издания
выполнен по публикации А. Эверта ("The Romance of Tristan", by Beroul, ed,
by A. Ewert. Oxford, 1939) с уточнением по последнему переизданию публикации
Э. Мюре (Beroul. Le roman de Tristan, 4е edition revue par L. M. Defourques.
Paris, 1969).
1 Король проклятья карле шлет. - Наш перевод начат с 265 стиха романа.
На первых двух листах рукописи (ст. 1-280), которые во многих местах сильно
повреждены и не поддаются прочтению, рассказывается о свидании Тристана и
Изольды у ручья под сосной и о разыгранном любовниками объяснении, которое
должно убедить короля Марка в их невиновности. Марк подслушивает их
разговор, сидя в ветвях развесистой сосны, куда он забрался по совету
злонамеренного карлика, донесшего на любовников. Следует заметить, что роль
доносчика не случайно предоставлена карлику: в эпоху Средних веков любое
физическое уродство считалось божьей карой, а его носители наделялись
всяческими отрицательными чертами характера.
2 Сегосон - герой популярной в Средние века легенды, карлик, горбун,
ставший любовником жены римского императора Константина (274-337) и жестоко
наказанный за это.
3 Фросин. - Как полагают исследователи, это имя может быть истолковано
как "Жаба", что лишний раз говорит об отрицательном отношении к этому
персонажу.
4 ... тем проклятым... - т. е. трем баронам, врагам Тристана.
5 ... за Люцифером, Орионом... - Люцифером в Средние века называли
иногда "утреннюю звезду" - планету Венеру; Орион - созвездие в
экваториальной части неба, рядом с созвездием Тельца. Таким образом, карлик
Фросин наделен знанием астрологии, что считалось в эпоху Средних веков
подозрительным и опасным.
6 Говернал - воспитатель и оруженосец Тристана. Изначально его имя
писалось несколько иначе (Горвенал), но под влиянием этимологического
переосмысления (Воспитатель, "Гувернер") превратилось в Говернала и даже, в
ряде памятников, Гувернала.
7 Он на смерть бился, дабы стала я королевою твоей. - Намек на бой
Тристана с драконом, обложившим страшной данью Ирландию. Отец Изольды
обещает победителю дракона руку своей дочери и половину королевства; Тристан
от этой половины отказывается, берет Изольду, но не для себя, а для дяди.
8 ... ни монетки... - В оригинале назван "безант", золотая монета,
которую чеканили в Византии (откуда и название); это была единственная
золотая монета, имевшая хождение в ту эпоху.
9 Святой Мартин - популярный католический святой; он был епископом Тура
и жил в IV в. Менее популярен был другой святой с тем же именем - папа
Мартин I (649-655).
10 ... как от дани... - т. е. дани ирландцам, за которой приезжал
богатырь Морхольт.
11 Тристан в покое дяди спит... - Как полагают исследователи, в данном
случае герой осуществляет свое право королевского спальника. Но он остается
в комнате короля и тогда, когда там находится королева. Это спальникам не
разрешалось; для Тристана делается исключение как для племянника и спасителя
страны от тяжкой дани.
12 Кардуэл - одна из резиденций короля Артура; ее отождествляют с
современным Карлайлем, городом на севере Англии, на границе с Шотландией.
13 Денье - очень мелкая монета, имевшая хождение в Средние века на
территории Франции.
14 Перинис - это друг Тристана, паж Изольды.
15 Моим злодеям дал бы бой... - т. е. Тристан согласен на
оправдательный поединок, что было в обычае эпохи.
16 Динас - крупный феодал на службе у Марка (его сенешаль). Он
решительно принимает сторону Тристана и поддерживает его в борьбе с
баронами. В замке Динаса Тристан не раз находит убежище.
17 Святой Фома - один из двенадцати апостолов, тип сомневающегося, не
принимающего все на веру человека. Поэтому именем Фомы клялись тогда, когда
хотели подчеркнуть надежность своих слов.
18 Блио - длинный плащ, обычно стягиваемый у талии поясом.
19 ... в них золотые шнуры блестят. - Т. е. вплетенные в волосы шнуры
из золотой парчи, поддерживающие прическу.
20 Лансиен - замок в королевстве Марка, одна из резиденций короля,
наряду с Тинтажелем.
21 Ивен - Характерно, что предводителю прокаженных Беруль дает имя
одного из прославленных рыцарей Круглого Стола, о котором сохранилось
валлийское "мабиноги" и которого Кретьен де Труа сделал героем своего романа
"Рыцарь со львом".
22 Беруль читал об этом сам... - Здесь впервые автор романа называет
себя по имени (Berox); еще раз он назовет себя в стихе 1792. Никакими
достоверными сведениями об этом писателе современная наука не располагает.
23 Моруа - этот лес (со сходным названием) существует и теперь на
северо-западе Англии.
24 "Опасный брод". - Упоминание брода как места поединков, неожиданных
встреч и т. п. часто встречается в рыцарских романах, с характерным для них
стремлением к топографической "отмеченности". В данном случае правильнее
было бы перевести как "Брод Приключений", т. к. всякое появление героя у
подобного брода оборачивается для него новой рыцарской авантюрой.
25 ...у Марка не людские уши, а конские... - Об этом пережиточном
мотиве подробнее см. в нашей статье в настоящем издании (стр. 640).
26 Марка - денежная единица германского происхождения, равная стоимости
восьми унций золота.
27 Во всем виновен приворот... - т. е. любовное зелье, случайно выпитое
Тристаном и Изольдой во время их морского путешествия из Ирландии в
Корнуэльс ко двору короля Марка.
28 Отран - сарацинский король, которому принадлежал город Ним на юге
Франции. Отвоеванию этого города у неверных посвящена французская эпическая
поэма "Нимекая телега"; в конце поэмы рассказывается, как Отран был убит
Гильомом Оранжским.
29 Хюсден - кличка собаки Тристана может быть переведена как
"Зубоскреп".
30 Сказал когда-то Соломон... - Таких слов, приписываемых легендарному
библейскому царю Соломону, в многочисленных рассказах о нем нет. Но, как
полагает Феликс Лекуа, здесь Беруль может вспоминать о широко
распространенной в Средние века басне (она зафиксирована и в одном рассказе
"Римских деяний", латинском повествовательном памятнике XIII в.) о рыцаре и
его собаке; мораль басни как раз такова (См.: F. Lecoy. Sur les Vers 1461
-1462 du Tristan de Beroul. - "Romania", LXXX, 1959, no 1, P. 82-85).
31 И говорит он королеве... - Далее строка не поддается прочтению.
32 ... вдвоем оставил. - Далее в рукописи явно лишняя строка ("Он
иноходцем ловко правил"), опускаемая всеми издателями в основном тексте.
33 Катона не забудь уроки... - Такого наставления у древнеримского
общественного деятеля Катона (автора весьма популярного в эпоху Средних
веков) нет. Но по-видимому, такое изречение античному философу-моралисту
приписывалось; сходную мысль вкладывает, например, в уста Катона Алар из
Камбре, автор французской морально-дидактической поэмы, написанной в начале
XIII в.
34 ... зазубринами был отмечен. - Имеется в виду та выщерблена, что
образовалась на мече Тристана во время поединка с Морхольтом (осколок меча
юноши, как известно, застрял в черепе ирландца), и по этой зазубрине Изольда
затем опознала героя.
35 Они три года там страдали... - Это место романа Беруля можно
понимать двояко. Можно считать, что Тристан и Изольда провели в лесу Моруа
три года. Но можно полагать, что прошло как раз три года с момента испития
ими любовного зелья; ведь именно тремя годами ограничивается здесь действие
напитка (у Эйльхарта - четырьмя). Тогда пребывание любовников в лесу
оказывается значительно меньшим.
36 ... приворот. - У Беруля употреблено выражение явно германского
происхождения - lovendrins (т. е. "любовный напиток").
37 Иванов день - т. е. день Иоанна Крестителя, 24 июня.
38 Лидан. - Исследователи идентифицировали этот топоним как современный
Лидфорд в Девоншире. Лидан (Литан), согласно Эйльхарту, был резиденцией
Динаса (Тинаса).
39 Дургам - английский город в одноименном графстве.
40 Фризы. - Как полагают исследователи, имеются в виду в данном случае
не представители племени фризов, обитавших на территории современной
Голландии (ныне провинция Фрисландия), а жители нынешнего английского
графства Дамфрис.
41 Лонуа (или Леонуа) - родина Тристана; ее обычно идентифицируют с
Лотианом, местностью южнее Эдинбурга. Это вполне согласуется с пиктским
происхождением нашего героя.
42 ... - король велик и милосерден. - Наличие здесь пропуска одного
стиха некоторыми учеными (Ж. Ш. Пайен) оспаривается. Действительно, в нашем
тексте нет нерифмующейся строки.
43 Константина - поселок и церковный приход в Корнуэльсе, недалеко от
леса Моруа, в нескольких милях от Фалмута. Отметим, что эта местность не
упоминается больше ни в одном французском куртуазном романе.
44 За фризским за морем... - Под "фризским морем" автор романа имеет в
виду залив Ферт-оф-Форт.
45 ... - но напиши... - Тристан как бы диктует Огрину свое собственное
письме к Марку. Вообще, старофранцузский текст позволяет понять это место в
том смысле что сам отшельник пишет письмо королю от имени героя, Тристан же
в этом случае писать не умеет.
46 vale - обычная латинская формула в конце письма (что значит
"Прощай!", "Будь здоров!").
47 Изольда к рыцарю бежит... - Далее в рукописи совершенно очевидный
пропуск (видимо, не очень большой, но точные его размеры установить
невозможно).
48 Дает ему письмо читать... - Типичная черточка эпохи: крупные
феодалы, как правило, бывали неграмотны. У Беруля, например, Тристан не
умеет писать, и письме к Марку, как мы помним, пишет Огрин. Это, конечно,
плохо согласуется с более поздними представлениями о нашем герое, обучавшем
Изольду грамоте, и, как нам представляется, указывает на архаические черты
романа Беруля. Но есть здесь и другое объяснение. Королям и крупным феодалам
читать и писать считалось зазорным, как не соответствующим их сану. Для
этого у них в составе их челяди были специальные "чтецы" и "писцы".
49 Велит он звать баронов знатных... - Это также типично для эпохи,
когда все важные решения, в том числе и касающиеся своей личной жизни,
король принимал лишь с согласия своих баронов.
50 Гавуа - возможно, это современное графство Голуэй в Шотландии.
51 К Поляне Белой... - Местностей с таким названием немало в Нормандии.
52 Яспис - твердый непрозрачный камень, сходный с агатом; яшма.
53 Уста сливают в поцелуе. - В оригинале сказано несколько иначе:
"Тристан целует королеву и она его, принимая его в свои подданные" (par la
saisine). Как справедливо замечает Ж. Ш. Пайен в своих примечаниях ("Les
Tristan en vers", p. 336), здесь происходит известное изменение в роли
Изольды: из пылкой любовницы (пол влиянием напитка, действие которого затем
кончается) она превращается в даму, предмет обожания и поклонения рыцаря.
Подобный поцелуй входил и в феодальный обиход, и упоминался,
переосмысленным, в памятниках куртуазной литературы.
54 Мон - т. е. Мон-Сен-Мишель (точнее, Сент-Майклс Монт), небольшой
островок у побережья Корнуэльса, в заливе Маунтс Бей.
55 Лишь четверо... - т. е. три "проклятых богом" барона и лесник;
Беруль забыл, что один из баронов уже убит. Эта неувязка заставляла
некоторых исследователей предположить искусственное соединение двух разных
произведений в парижской рукописи романа Беруля. Подобная точка зрения в
настоящее время, как известно, оспорена. Можно также предположить, что место
убитого барона занял Андрет, тоже "барон" и тоже ненавистник наших героев.
56 ... - на самодельном ложе... - Далее в рукописи явный пропуск
нескольких стихов.
57 ... наветчикам придется худо... - Возможно, далее в рукописи
небольшой пропуск.
58 Андрет - приближенный короля Марка; в тексте сказано, что он родился
в Николе (Линкольне). Не следует путать его с племянником короля Андретом,
заклятым врагом Тристана.
59 ... и точно изумруды очи. - Отметим ирландские черты внешности
Изольды: рыжие волосы и зеленые глаза.
60 Святому посвящен Самсону... - Полезно вспомнить, что Тристан
сражался с Морхольтом на острове, тоже носившем имя Св. Самсона. Св. Самсон
- это местный святой (был епископом в Доле).
61 Святой Этьен - популярный католический святой, первый мученик
христианства, казненный в Иерусалиме. В его честь сооружено немало храмов.
62 Святой Тремор - местный бретонский святой, патрон Карахеса, столицы
короля (или герцога) Хоэля, отца Изольды Белорукой.
63 ... перед глазами пелена... - Предполагают (Э. Мюре), что здесь в
рукописи небольшой пропуск.
64 Говен - герой многих артуровских романов. Он был образцовейшим
рыцарем; отличительной его особенностью была изысканная куртуазность. Но у
некоторых авторов (например, у Кретьена де Труа) эти его качества
сказываются чисто поверхностными, поэтому другие рыцари превосходят Говена.
65 Кей-сенешаль. - Он был персонажем многих куртуазных романов, причем,
часто - персонажем комическим, т. к. его обычно отличали чрезмерное
бахвальство и трусость.
66 Жирофлет - один из рыцарей Круглого Стола, сын До из Кардуэла.
67 Исполнен будет твой приказ. - Далее в ст. 3315-3614 рассказывается,
как Перинис договаривался с Тристаном и затем отправился на поиски Артура
(которого не оказалось в Карлсоне). Он находит его в Иснелдуне. Рыцари
Круглого Стола осуждают баронов-предателей и уговаривают Артура отправиться
на божий суд. Перинис возвращается. Тристан готовится, следуя указаниям
Изольды.
68 Из Ратисбоны, знать, оно... - Ратисбона - это средневековое название
баварского города Регенсбурга (от названия кельтского поселения Радаспоны).
С X по XII в. Ратисбона была столицей Баварского герцогства, одним из
крупнейших торговых и ремесленных центров Европы, славившимся, в частности,
выделкой сукон.
69 ... из рейнского из полотна... - Реймс издавна славился своими
шерстяными и полотняными тканями, а также чулочными и пр. изделиями.
70 Карлсон - С таким названием известны несколько валлийских населенных
пунктов, поэтому точно идентифицировать эту резиденцию короля Артура
невозможно.
71 Недуг Акрийский... - Имеется в виду эпидемия чумы, свирепствовавшая
в 1190 и 1191 гг. среди крестоносцев, осадивших под предводительством
французского короля Филиппа-Августа и Ричарда Львиное Сердце сирийский порт
Акр (Сен-Жан д'Акр). Упоминание этой эпидемии послужило поводом
передатировки второй части романа Беруля" и приписывания ее другому автору.
Однако большинство исследователей считает упоминание этой эпидемии
позднейшей интерполяцией.
72 Тебеньки - боковые кожаные лопасти седла.
73 Дивитесь, люди! - Далее строка не поддается чтению.
74 ... спешат бароны... - Далее, по-видимому, пропуск в рукописи.
75 Эстерлин - т. е. стерлинг (название английской монеты).
76 ... кастильских скакунов... - В Испании в Средние века выращивали
крупных сильных лошадей, способных легко нести рыцаря с его тяжелым
вооружением. Такие лошади поставлялись из Испании во все страны Западной
Европы.
77 Бель Жоеор - кличка коня Тристана может быть переведена как
"Прекрасный Игрун".
78 Тот, в черном, наводящий страх... - В куртуазных романах эпохи
довольно часто фигурирует Черный Рыцарь. Обычно встреча с ним приносит герою
неудачу.
79 Ивен, Толас, Корис, Синглор... - рыцари короля Артура. Ивен, один из
популярнейших героев артуровских сказаний (ср. прим. 21), согласно
легендам", был сыном короля Уриена. Толас в других романах изображен как
коварный и злокозненный рыцарь. Имя Кориса встречается только у Беруля, как
и имя Синглора.
80 ...одна отрада. - Далее в ст. 4077-4182 рассказывается о возвращении
рыцарей к своим шатрам и о беседе короля Артура со своими приближенными
перед отходом ко сну. Поутру все готовятся к божьему суду. Обращаясь к
Марку, король Артур говорит, что после этого тяжкого испытания никакое
подозрение не должно пасть на королеву Изольду. Марк отвечает, что вообще
весь этот суд устроен помимо его воли.
81 Святой Гиларий - католический святой, один из отцов церкви; он жил в
IV в. и был епископом в Пуатье.
82 ... я обнимала... - Далее одна строка не поддается прочтению.
83 ... как сам Ренар, хитер... - Ренар был героем пародийного "Романа о
Лисе", где под видом царства животных было изображено феодальное общество.
Первые песни (т. н. "бравши", т. е. ветви) этого романа возникли в последней
четверти XII в. (их автором, как предполагают, был поэт Пьер де Сен-Клу).
"Роман о Лисе" снискал популярность не только в городской среде (его
породившей), но и феодальной, образы романа вскоре же стали нарицательными.
84 Сен-Любен. - Этот город, упоминаемый только Берулем, не поддается
идентификации.
85 ...готовит враг.] - Конъектура, предложенная Ж. Ш. Пайгном.
86 ... О боже... - На этом рукопись обрывается.
Эта небольшая анонимная поэма написана в конце XII в. Она сохранилась в
единственной рукописи XIII в., хранящейся в библиотеке Берна (Э 354). Она
несколько раз становилась предметом научного издания: в 1835 г. ее напечатал
Франсиск Мишель в первом томе своего трехтомника, посвященного разным
версиям нашей легенды; в 1886 г. поэму опубликовал Анри Морф в журнале
"Романия" (XV, no 4, р. 558574); в 1907 г. ее издал Ж. Бедье, а в 1938 г. -
Э. Хепффнер. Для нашего издания перевод выполнен по публикации А, Морфа с
проверкой по изданию Э. Хепффнера: "La Folie Tristan de Berne", ed. par E.
Hoepffner. Paris, 1938.
1 Здесь начинается рассказ о Тристане. - Прозаическая ремарка в
рукописи перед началом стихотворного текста.
2 ... Марка-короля. - Здесь, по-видимому, пропуск в рукописи.
3 ... в такой беде... - Далее - лакуна в рукописи. Упоминаемый выше
святой Оде - это св. Одон, настоятель монастыря Клюни (ок. 879-943).
4 Святой Самсон из Корнуэльса... - см. прим. 60 к роману Беруля.
5 Динас - см. прим. 16 к роману Беруля.
6 А хоть и есть Изольда... - Речь идет о "второй" Изольде, Изольде
Белорукой. Таким образом, поэма посвящена одному из последних эпизодов нашей
легенды.
7 ... островитян освободила... - т. е. освободила ирландцев от подати,
которую взимал с них дракон.
8 Тантрис - анаграмма имени Тристан.
9 ... от морской коровы... - т. е. Тристан объявляет себя сыном самки
кита.
10 Брюнгильда - имя этой героини немецкого героического эпоса
встречается только в поэме "Тристан-юродивый" (в ее Бернской рукописи); в
других французских куртуазных романах и повестях этот персонаж не
упоминается.
11 ...лежал на мху с Изольдой спящей. - Тристан вспоминает о своей
жизни в лесу Моруа.
12 Идер, тот, кем убит медведь... - В артуровских сказаниях Идер,
рыцарь Круглого Стола, называется иногда королем Корнуэльса. В романе
Кретьена де Труа "Эрек и Энида" (этот роман появился одновременно с книгами
Беруля и Тома или немного раньше их) рассказывается, как Идер во время охоты
нанес оскорбление королеве Геньевре, грубо обойдясь с ее придворной дамой. В
начале XIII в. появился анонимный стихотворный роман "Идер".
13 ... из-за Артуровой жены. - Т. е. королевы Геньевры. Видимо, автор
нашей поэмы имеет в виду как раз эпизоды из романа Кретьена, где молодой
рыцарь Эрек мстит Идеру за оскорбление Геньевры.
14 Британия - здесь имеется в виду Бретань.
15 ...он воду превратил в вино. - Имеется в виду известный евангельский
рассказ о браке в Кане Галилейской (Ев. от Иоанна, 2, 1-11).
16 Гамарьен - сенешаль ирландского короля, выдававший себя за
победителя дракона. Имя этого сенешаля упоминается только в данной поэме.
17 ... о волоске о золотом... - Тристан пересказывает основные эпизоды
легенды: свой бой с Морхольтом, затем с драконом, свое излечение Изольдой,
открытие ею (по осколку меча), кто он, его поиски принцессы с золотыми
волосами, испитие волшебного зелья, прыжок из часовни, отнятие Изольды у
прокаженных, бегство в лес Моруа и т. д.
18 ... там гулял. - Далее, по-видимому, небольшой пропуск в рукописи.
Тома
РОМАН О ТРИСТАНЕ
Отрывки этого когда-то обширного романа сохранились в пяти рукописях,
которые разбросаны по разным библиотекам Европы. Частично они дают варианты
(с незначительными разночтениями, главным образом, орфографического
характера) одного и того же эпизода, частично дополняют друг друга. Два
фрагмента находятся в библиотеке Оксфорда; один из них представляет собой 12
листов рукописи начала XIII в. (отметим, что в этой рукописи следом за
текстом романа Тома помещен текст более пространной поэмы
"Тристан-юродивый"), другой - 14 листов рукописи конца XII в. Фрагмент,
принадлежавший частному коллекционеру из Турина, в настоящее время утерян;
но это очень небольшая часть романа - 1 лист in-folio. Рукопись из
Страсбурга, погибшая в 1870 г., представляла собой разрозненные четыре листа
манускрипта первой половины XIII в. Пятый фрагмент (из библиотеки Кембриджа)
представляет собой лишь один лист рукописи начала XIII в. Таким образом, при
издании приходится соединять рукописи разного происхождения. Наиболее
авторитетными считаются Оксфордские рукописи, т. к. дают очень большие куски
связного текста.
Роман Тома впервые был издан Франсиском Мишелем в 1835 г. Наиболее
значительным является издание Ж. Бедье ("Le Roman de Tristan par Thomas", v.
I-II, Paris, 1902-1905). По этому изданию сделан наш перевод. Он проверен по
следующим двум изданиям: Thomas. Les fragments du Roman de Tristan, ed. par
B. Wind. GeneveParis, 1960; "Les Tristan en vers", id. par J. Ch. Payen.
Paris, 1974.
1 ... держа в объятиях королеву. - Этот отрывок находится в
Кембриджской рукописи. Следующий далее эпизод относится к тому времени,
когда Тристан и Изольда, прощенные Марком, вернулись ко двору из леса Моруа.
2 ...в чуждые края. - Эти три стиха, отсутствующие в рукописи, являются
реконструкцией Ж. Бедье.
3 ...сто раз на дню меняет он... - Этот отрывок, рассказывающий о
женитьбе Тристана на Изольде Белорукой, приводится по первой Оксфордской
рукописи. До этого эпизода, по-видимому, рассказывалось, как Тристан
поселился в Бретани при дворе герцога Хоэля, подружился с его сыном
Каэрдином и дочерью Изольдой, которую развлекал пением песен собственного
сочинения, одна из которых имела в качестве рефрена следующие слова (их
по-французски цитирует Готфрид Страсбургский; стихи 19217-19218):
Isot ma drue, Isot m'amie,
En vus ma mort, en vus ma vie.
("Изольда, моя милая, Изольда, моя подруга, в вас моя смерть и моя
жизнь"). Все решают, что юноша имеет в виду Изольду Белорукую.
4 Блио - см. прим. 18 к роману Беруля.
5 Оргил. - Об этом великане, отрезающем бороды у своих противников,
рассказывает англо-нормандский поэт Вас в "Романе о Бруте" (середина XII
в.). Вообще аналогичные персонажи встречаются в куртуазных романах довольно
часто. Как полагают исследователи, в основе последующего рассказа лежит
какая-то легенда о грозном разбойнике (возможно, скандинавском викинге),
терроризировавшем жителей испанского побережья. Отрезание бороды, кроме
унизительного оттенка, имело еще и магический смысл - оно было равносильно
утрате большей части могущества данного персонажа.
6 ...мудрец один в старинной книге рек... - Точный источник цитаты
установить не удалось.
7 Гурун. - В ряде источников (например, Готфрид Страсбургский)
рассказывается о певце, исполнявшем при дворе короля Марка бретонское "Лэ о
Гуруне". Мотив сердца возлюбленного, поданного его даме, был широко
распространен в литературе Средневековья. Мы находим его и в "Декамероне"
Боккаччо (день IV, новелла 1).
8 ...и речь о жизни их былой... - Следующий фрагмент приводится по
Туринской рукописи. Этому эпизоду должен предшествовать рассказ о победе
Тристана над живущим неподалеку великаном и о строительстве чудесного грота
со скульптурными изображениями Изольды и Бранжьены.
9 ... как и в старину, немил. - Далее в рукописи пробел.
10 Я в Англию, чтоб непременно... - Далее следует фрагмент
Страсбургской рукописи. Ему должно предшествовать объяснение Каэрдина с
Тристаном, признание нашего героя и решение обоих отправиться ко двору
короля Марка, чтобы повидаться с Изольдой.
11 ...где же все-таки Бранжьена? - Конец фрагмента сильно испорчен,
поэтому введены конъектуры.
12 Бранжьена, вне себя от гнева... - Конец романа Тома реконструируется
по двум Оксфордским рукописям (соответственно стихи 1268-3087 и 2319-3144),
по туринской рукописи (стихи 1265-1518), по разрозненным отрывкам
страсбургской рукописи (стихи 1489-1493, 1615-1688, 1785-1854). До этих
заключительных эпизодов романа должно было рассказываться о знакомстве
Каэрдина с Бранжьеной и о их взаимной любви. Обнаруженные своими врагами,
Тристан и Каэрдин спасаются бегством, а Кариадо хвалится перед Бранжьеной,
что победил в поединке ее дружка Каэрдина. В разговоре с Изольдой служанка
вспоминает о многих эпизодах романа, которые не сохранились ни в одной из
рукописей книги Тома.
13 Рише - героиня одноименного фаблио, тип низкопробной сводницы. Это
фаблио конца XII в. было очень популярно в самой широкой читательской среде
(в том числе и куртуазной), а имя его героини стало нарицательным.
14 ... напрочь нос отрежут... - Такое наказание неверной жены не
зафиксировано в анналах Средневековья. Так наказывали очень опасных
грабителей, да и то в крайне редких случаях.
15 Под лестницей гнилой, впотьмах... - Здесь можно видеть не только
отзвук легенд о Св. Алексее, божьем человеке, очень популярных в эпоху
Средневековья, но и (как полагают Ж. Бедье и Ж. Ш. Пайен) - эпизода из жизни
Жерара Руссильонского, одного из героев французских народно-эпических поэм.
Больной и заброшенный, Жерар был изгнан из дома одного богача в новогоднюю
ночь и приютился под полуразвалившимся крыльцом.
16 ...племянника оставил... - Этот "племянник" Тристана, о котором у
Тома нигде больше нет и речи, вызывал недоумение ученых. Ж. Ш. Пайен
предлагает "nevu" читать как "navu", англо-нормандскую форму от "navel"
("корабль").
17 ... что вавелейским мы зовем... - Что это за "прыжки",
исследователям установить не удалось. Вообще в памятниках средневековой
литературы (например, в так называемых ирландских "сагах") различные прыжки
("прыжок кота" и "прыжок лосося" Кухулина), виды метания копья и т. п. имели
специальные названия, которые теперь далеко не всегда удается расшифровать.
18 Брери. - Об этом предполагаемом авторе несохранившегося французского
"Романа о Тристане", предшествовавшего известным нам версиям, см. в нашей
статье (стр. 673-674).
19 ...о карлике, в бою с которым... - История любовных похождений
Каэрдина занимает большое место в ряде версий нашей легенды, в частности, у
Эйльхарта фон Оберга (и Беруля?) рассказывается об ухаживании Каэрдина за
женой некоего Бедениса (правда, там он не карлик).
20 Испанское море - так называли тогда Атлантический океан, по которому
обычно плыли в Испанию.
21 Эстульт л'Оргил дельфер. - Имя этого персонажа расшифровывается так:
Могучий Гордец из Гордого Замка.
22 ...как прозвище мое велит... - т. е. "Тристан Влюбленный".
23 ...но громок крик. - Ж. Бедье предполагает, что здесь в рукописи
пропуск: пропущено сообщение о победе двух Тристанов над третьим братом
Эстульта. (Здесь Ж. Бедье основывается на норвежской саге).
24 ... мне возвестит их черный цвет. - Если считать источником этого
мотива (в нашем романе) легенду о Тесее, то Тома мог позаимствовать мотив
белого и черного парусов из "Комментариев к Энеиде" Мавра Сервия Гонората,
ученого ритора конца IV-начала V в. Его схолии к произведениям древнеримских
поэтов были очень популярны в Средние века.
25 Но целых двадцать дней прошли... - Другие рукописи указывают иной
срок пути Каэрднна к берегам Англии - восемь дней, что, пожалуй, более
подходит, т. к. Тристан дал своему другу сорокадневный срок. Впрочем,
двадцатидневный путь ко двору Марка предполагает приблизительно такой же
срок на возвращение, что придает особый драматизм последним сценам романа
Тома: у Каэрдина и Изольды не могут не вызвать отчаяние буря, а затем штиль,
так как данный Тристаном срок подходит к концу.
26 ... он в устье Темзы спозаранку... - Тем самым Тома делает Лондон
столицей Марка, тогда как в некоторых других версиях (например, в поэме
"Тристан-юродивый", в ее оксфордской редакции) резиденцией Марка остается
Тинтажель. Отметим, что в версии Тома Марк оказывается не современником
Артура (как это было у Беруля), а представителем следующего поколения
правителей Британии. Данное ниже описание Лондона характеризует Тома как
человека, связанного с английским обществом.
27 Уиссан (или Визан) - на северном побережье Франции, между Кале и
Булонью. Процветавший в Средние века, он затем пришел в полный упадок.
28 ... Булонь с Трепором и Фекан... - Порты на севере Нормандии.
29 Булинь - канат, крепящийся к концу прямого паруса и служащий для
натягивания последнего.
30 ... ушла она вослед ему. - В прозаическом "Романе о Тристане" (в
ряде его редакций) обстоятельства смерти любовников описаны совсем иначе.
См. в нашей книге финальные сцены итальянского романа "Тристан".
31 ...что умер он. - Интересно отметить, что в ряде версий (например, у
Эйльхарта фон Оберга) Изольда Белорукая до самого последнего момента не
подозревает о существовании первой Изольды. В ряде версий (и, по-видимому, в
"архетипе") после описания смерти любовников рассказывается о их погребении
и о чуде с деревьями над их могилами.
Готфрид Страсбургский
ТРИСТАН
Роман Готфрида Страсбургского "Тристан" (иногда его называют "Тристан и
Изольда"), написанный в первой четверти XIII в., сохранился в нескольких
рукописях. Оригинальный средневерхненемецкий текст был впервые напечатан в
1782 г. Г. Мюллером и затем, в 1821 г. Э. фон Грооте. В переводе на
современный немецкий язык книга была издана в 1844 г.; перевод был выполнен
известным литератором Германом Курцем (1813-1873). Печатались также переводы
Карла Зимрода (1855), Вильгельма Герца (1877), Карла Панньера (1903).
Критическое издание средневерхненемецкого текста впервые было осуществлено
Р. Бехштейном (1869) и затем повторено известным немецким ученым-медиевистом
В. Гольтером в 1888-1892 гг. Затем появились научные издания К. Марольда
(1912) и Фр. Ранке (1930), также крупного специалиста по истории
средневековой немецкой литературы. Настоящий перевод выполнен по изданию:
"Tristan und Isolde" von Gottfried von Strassburg in Auswahl herausgegeben
von Fr. Maurer. Berlin, 1970.
1 И поскакали все втроем... - т. е. Тристан, Изольда и их верный
Курвенал.
2 Кориней - по-видимому, легендарный основатель Корнуэльса.
3 ...один галант... - В оригинале сказано: "склонный к изящной любви
человек".
4 Был грот и светел и широк... - В описании "грота любви" немало
символики, столь чтимой в Средние века. Так, светлость и широта грота
истолковывалась как указание на аналогичные качества подлинного любовного
чувства.
5 ...и кругл... - Это считалось символом прямоты отношений любящих, ибо
настоящая любовь не терпит углов и неровных поверхностей.
6 ...и высок. - Высота была символом сердечного благородства и
возвышенности души.
7 Сверкали стены белизной... - Это было символом верности в любви.
8 А пол был мрамором покрыт... - Зеленый цвет и зеркальная гладкость
мрамора олицетворяли верность в любви.
9 ... ложе из кристалла... - Прозрачность хрустального ложа
олицетворяла собой чистоту любовного чувства.
10 ... три липы пышные росли. - Число три, трижды повторенное, типично
для Средневековья, когда с этим числом связывались всяческие магические
представления.
11 Филлида. - Согласно преданию, афинский царь Демофонт, обручившийся с
фракийской царевной Филлидой, не вернулся к условленному сроку, и
отчаявшаяся девушка покончила с собой, превратившись затем в миндальное
дерево. Об этом рассказано у Овидия в "Героидах" (II), откуда и стало
известно на средневековом Западе.
12 Библида - героиня античной мифологии; она влюбилась в своего брата
Кавна и горестно сетовала на его холодность, превратившись затем в лесной
источник. Об этом рассказано в "Метаморфозах" Овидия.
13 Дидона. - История карфагенской царицы Дидоны, приютившей у себя Энея
и полюбившей его, была хорошо известна в средневековой Европе по
многочисленным переделкам "Энеиды" Вергилия и по "Героидам" (VII) Овидия.
14 Сидон - город в Финикии.
15 Хиндан - с таким же именем (Husdens) мы встречаем собаку Тристана в
романе Беруля. Ср. прим. 29 к этому роману.
16 И снова счастлив наш король... - Перед этим эпизодом рассказывалось
о примирении Марка с Тристаном и о возвращении Изольды к мужу.
Это произведение, датированное 1226 г., сохранилось в единственной
рукописи XVII в. Она впервые была издана в 1878 г., причем, сразу
параллельно двумя учеными - Г. Бриньоульфссоном (Копенгаген) и Э. Келбингом
(Хейльброн). Для удобства чтения в современных публикациях введена нумерация
глав, их названия и деление на абзацы. Наш перевод осуществлен по изданию:
"Riddarasogur", I bindi. В. Vilhjalmsson bjo til prentunar. Reykjavik, 1954.
1 Хакон - вне всяких сомнений, норвежский король Хакон IV Старый
(1204-1263), вступивший на трон в 1217 г. Он проявлял интерес к французской
куртуазной литературе и по его заказу было сделано немало переводов
рыцарских романов.
2 Роберт. - Этот ученый монах перевел также, по-видимому, еще несколько
французских текстов в частности, один агиографический памятник.
3 Канелангрес. - Так зовется отец Тристана в "Саге"; у Готфрида
Страсбургского (ст. 320-322) сказано, что его звали Ривален, а Канелангрес
было его прозвищем.
4 Бретань. - Родина Тристана и его отца в разных источниках названа
по-разному. Монах Роберт представлял это не вполне ясно. Он колебался,
по-видимому, между Британией и Бретанью. В других версиях речь идет именно
об Англии.
6 ...против короля той страны. - Речь идет о герцоге Моргане ранних
версий, вассалом которого в данном случае оказывается Ривален, отец Тристана
(Канелангрес нашей саги).
6 ...Об Англии... - Упоминание здесь Англии подтверждает идентификацию
родины Тристана с Бретанью.
7 Маркис - так в саге зовется Марк; это отголосок французского
написания Markes.
8 Тинтайоль - т. е. Тинтажель.
9 ...как это случилось с Дидоной... - ср. прим. 13 к "Тристану"
Готфрида Страсбургского.
10 ...была единственная сестра... - Как это часто случается с монахом
Робертом, он не называет здесь героиню. Только много ниже он дает ей имя -
Бленсинбиль (т. е. Бланшефлер).
11 ...спутниц... - Речь идет о чем-то вроде фрейлин королевы или
знатной дамы (по крайней мере, по своему рангу они были выше простых
служанок принцессы).
12 ...что за удивительная болезнь... - Любовь как внезапная тяжелая
болезнь очень часто изображалась в куртуазных романах эпохи. В этом
куртуазные поэты повторяли Овидия, очень популярного на протяжении всего
Средневековья.
13 ...напали бретонцы... - В других источниках (например, у Готфрида,
ст. 1371-1386) говорится, что земля Ривалена-Канелангреса подверглась
нападению герцога Моргана.
14 ...и сенешаля... - В других версиях этот сенешаль назван по имени -
Роальд Твердое Слово.
15 ...овладел семью главными искусствами... - т. е. "тривиумом"
(грамматика, риторика и диалектика) и "квадривиумом" (арифметика, геометрия,
астрономия и теория музыки). Эти семь предметов (их называли "семью
свободными искусствами"), а также богословие, представляли собой основу
образования в Средние века.
16 ...обнаруживал все больше талантов. - В "Саге" не рассказывается о
чисто рыцарском воспитании юноши, тогда как Готфрид (ст. 2100-2120) говорит,
что наш герой научился управлять боевым конем, носить щит и копье и т. д.
17 ...страну Гаутов... - Неясно, что здесь имеется в виду; быть может,
остров Готланд.
18 ...Шетландские острова. - Путешествие друзей героя в других версиях
описано иначе. Но это несущественно: в любом случае путешественники плавают
между Великобританией и Скандинавией.
19 ... с горы великого Михаила... - Речь идет о Мои Сен-Мишель. Ср.
прим. 54 к роману Беруля.
20 Ярл - в средневековой Скандинавии - знатный человек, позднее - глава
области, подчиняющийся непосредственно королю. Совершенно очевидно, что во
французском оригинале этим "ярлам" соответствовали "бароны".
21 ...о возлюбленной Гейрнира Доброго. - Ср. прим. 7 к роману Тома. У
Готфрида (ст. 3514-3615) рассказывается, что юноша исполняет три песни;
кроме "Лэ о Гуруне", он поет "Лэ о подруге прекрасного Граэлента" и "Лэ о
Фисбе".
22 ... из чистого золота. - У Готфрида (ст. 5038-5054) также сказано,
что герой получил щит, на котором был изображен вепрь.
23 ... нанес ему тяжелый удар по шее... - Такой удар входил в ритуал
посвящения в рыцари (как и опоясывание мечом).
24 Эрмения - так называется главный город, в котором когда-то правил
отец героя. Готфрид называет этот город Парменией.
25 Тот, кто убивает человека, должен уплатить виру его друзьям... - Это
положение "Салической правды" (титул 57), свода законов древних германцев.
Вира - денежный штраф за убийство.
26 ...платили дань ирландцам... - Здесь "Сага" излагает события очень
кратко. У Готфрида об истории этой дани рассказано значительно подробнее
(ст. 5871-6010), в частности говорится, что королем Ирландии (и отцом
Изольды) был Гормон (во французском прозаическом "Романе о Тристане" начала
XIII в. он назван Ангуином); о нем рассказывалось во многих памятниках
средневековой литературы, в том числе в стихотворном "Романе о Бруте"
англо-нормандца Васа (середина XII в.).
27 Двухчетвертной щит - т. е. щит очень больших размеров, вдвое больше
обычного.
28 ...проверить это на деле. - Большинство источников (Готфрид, "Сэр
Тристрем") указывают, что поединок происходит на пустынном острове, что наш
герой, приплыв на остров в ладье, сталкивает ее в воду, тем самым показывая,
что только один из сражающихся вернется назад. "Сага" этих важных деталей не
передает.
29 ...только королеве Исодде... - У Готфрида Страсбургского и героиню
нашей легенды, и ее мать зовут одинаково - Изольдой; в "Саге", чтобы
избежать излишней путаницы, сделано небольшое различие в их именах.
30 Териак - старинное средство против укусов ядовитых змей.
31 Женьшень. - Это целебное растение, издавна известное на Востоке, в
средневековую Европу почти не проникало. Но благодаря усилившимся в XII-XIII
вв. связям со странами Азии, сведения о нем и, особенно легенды о нем могли
достигать и европейцев.
32 ...Исонда многому уже от него научилась. - Обучение ирландской
принцессы описано у Готфрида значительно подробнее (ст. 7965-8034).
33 Марка - см. прим. 26 к роману Беруля. У Готфрида королева дает юноше
две марки.
34 ...у королевского замка. - Как видим, в "Саге" здесь не названа
столица Марка (не называет ее и Готфрид); в "Сэре Тристреме" в качестве
столицы назван Карлион. Ж- Бедье полагает, что речь должна идти о Тинтажеле
(Тинтайоле "Саги").
35 ...вернулись назад. - Монах Роберт опускает поэтичнейший эпизод с
золотым волосом (ср. у Готфрида ст. 8605-8632). Вот он в популярном
пересказе Ж. Бедье: "В это мгновение в открытое окно с моря влетели, щебеча,
две ласточки, строившие свое гнездо; испугавшись короля, они сейчас же
вылетели. А из их клювов упал длинный женский волос тоньше шелковой нитки,
блестевший как луч солнца. Марк поднял его и приказал войти баронам и
Тристану. Он сказал им: "Я хочу удовлетворить ваше желание, сеньоры; я
женюсь, если только вы сыщите ту, которую я избрал". - "Конечно, мы это
сделаем, государь. Кто же ваша избранница?" _ "Я избрал ту, кому принадлежит
этот золотой волос, и знайте, что я не хочу никакой другой" (Перевод Е. С.
Урениус).
36 Тавлеи - настольная игра, нечто вроде шашек.
37 ... появляться в городе... - В "Саге" этим городом считается Дублин.
У Готфрида назван Уэксфорд, город на сто километров южнее Дублина.
38 Блио - см. прим. 18 к роману Беруля.
39 ...вошла принцесса Исонда... - Подобные сцены (герой принимает
целебную ванну, а ею дама беседует с ним) часто встречаются в куртуазных
романах эпохи, и, по-видимому, отражают нравы и обычаи того времени.
40 ...только плачет и тяжко вздыхает. - У Готфрида переживания героини
описаны более пространно (см. ст. 10253-10284) и с большей психологической
осложненностью.
41 Брингветта - Бранжьена французских версий.
42 ... они не в силах совладать. - Переживания героев, испивших
любовное зелье, описаны в других версиях значительно подробнее и
психологически глубже. Ср., например, у Готфрида Страсбургского стихи
11715-12050 (см. русский перевод в кн.: "Хрестоматия по зарубежной
литературе Средних веков". М., 1953, стр. 408-413).
43 ...один ирландский ленник... - Готфрид дает ему имя: Гандин.
44 ...и сыграл им дивную и превосходную песню. - У Готфрида
Страсбургского сказано (ст. 13361 -13367), что юноша исполняет "Лэ о
Дидоне".
45 ...открыли их тайну королю. - У Готфрида (ст. 13643-13676) сенешаль
Мариадок, тайно влюбленный в королеву, открывает королю тайну любовной связи
молодых людей. В "Саге" этого доноса нет, там король узнает об измене от
неких "завистников и врагов".
46 ...подстрекал его против Исонды... - В "Саге" эта неприязнь не
объяснена. Она продиктована ревностью (ср. предыдущее прим.).
47 ...хочет второй раз испытать ее. - У Готфрида (ст. 13857-13864)
сказано, что здесь король действует по совету сенешаля. В "Саге"
отрицательная роль Мариадока всячески затушевана.
48 ...отошлю в другую страну... - У Готфрида сказано, что юноша будет
отослан на его родину.
49 ... если он захочет изгнать Тристрама. - В "Саге" на этом данный
эпизод заканчивается. У Готфрида рассказывается еще об одном разговоре
короля и королевы, во время которого молодая женщина старается убедить мужа
в своей невиновности.
50 ... бросал стружки в реку... - Таким же способом герой вызывает
возлюбленную на свидание и в романе Беруля.
51 ... карлик. - Ни в "Саге", ни в "Сэре Тристреме" он не назван по
имени. Готфрид называет его Маленьким Мелотом из Аквитании (ст. 14244).
Вспомним, что у Беруля он зовется Фросином.
52 Подойдя к реке, она замечает в воде плывущие стружки... - У
Эйльхарта фон Оберга ручей протекает через комнату Изольды.
58 ... к дереву, за которым спрятался король. - У Готфрида и Эйльхарта
вместе с королем любовников подстерегает и карлик; у Беруля - один Марк.
Причем во всех этих случаях король залезает на дерево. Сцена у сосны у
Беруля изложена значительно более подробно, чем в "Саге".
54 ...назначил всем своим особо доверенным вассалам встречу в Лондоне.
- Ср. прим. 49 к роману Беруля.
55 Корбинборг. - Это, несомненно, искаженное Карлион, название одной из
резиденции Марка.
56 ... посылает она гонца к Тристраму... - В "Саге" это прямо не
сказано, но предполагается, что герой изгнан из королевского дворца. Ср.
аналогичный эпизод у Беруля.
57 ...подарок от эльфов. - У Готфрида сказано (ст. 15811):
uz Avelun, der feinen lant.
(т. е. "из Авалона, страны фей"). Авалон в кельтской мифологии был
чудесным островом, куда удалялись души героев и проводили время в забавах и
безмятежном счастии. На острове Авалоне, согласно преданию, укрылся и король
Артур. Видимо, об Авалоне говорит Тристан Изольде в одной из версий легенды.
Вот это место в популярном пересказе Ж. Бедье: "Когда-нибудь, милый друг, мы
уйдем вместе в счастливую землю, откуда никто не возвращается. Там стоит
высокий замок из белого мрамора: в тысяче его окон горят зажженные свечи; в
каждом из них певец играет и поет песни без конца; солнца там не светит
вовсе и никто не жалеет об этом. Это счастливая страна живущих" (Перевод Е.
С. Урениус).
58 Полин - так монах Роберт называет остров Авалон.
59 Урган. - Этот великан в других источниках (у Готфрида, в "Сэре
Тристреме" и т. д.) называется обычно Урганом Косматым.
60 Тролль - в мифологии древних скандинавов - сверхъестественное
существо (карлик, великан, чародей и т. п.).
61 ...ко двору короля Маркиса. - Готфрид далее рассказывает (ст.
16316-16397), что герой был радушно встречен при дворе дяди. Чудесная
собачка так полюбилась Изольде, что она никогда с ней не расставалась.
62 ... дивной красоты грот... - Ср. выше описание грота у Готфрида
Страсбургского.
63 Кануэст. - В других версиях этот персонаж никак не назван.
64 ... узнает свой меч. - Этот меч действительно когда-то принадлежал
королю, он опоясал им юношу, посвящая его в рыцари.
65 ... служил римскому императору... - Это, конечно, совершенно
вымышленный римский император. Характерно, что у Готфрида герой после
Нормандии попадает в Шампань, а оттуда в Германию. Об Испании Готфрид не
упоминает.
66 ... один старый герцог... - В "Саге" он никак не назван; Готфрид
называет его Йовелином, Эйльхарт - Хавелином. В поздних версиях французского
прозаического "Романа о Тристане" он назван Хоалем.
67 У этого герцога было три сына. - Во всех других версиях речь идет
лишь, об одном сыне - Каэрдине (Кардине нашей "Саги").
68 У Кардина была сестра... - Отметим, что в "Саге" будущую жену героя
зовут иначе, чем его возлюбленную. Монах Роберт назвал ее Исоддой, как и
мать героини.
69 Один великан... - Ср. прим. 5 к роману Тома. Отметим, что
рассказываемая в "Саге" (и у Тома) история отнесена к одному-двум поколениям
ранее описываемых событий.
70 ...что король Артус... - Тем самым легендарный Артур оказывается не
современником Марка (как у Беруля), а его предшественником.
71 ... говорил один мудрый человек... - Ср. прим. 6 к роману Тома. Ж.
Бедье приводит в связи с нашим текстом следующее моральное рассуждение
некоего Роберта де О (Robert de Но):
Fiz, mout vient meuz tot sol errer
Que malveis compaignun mener;
Kar en tel leu poet horn venir,
Que par ennor s'en poet partir,
E s'il a malveis compaignun
Honte en receit tot a bandun.
("Сын, во много раз лучше быть одному, чем иметь дурных друзей; ибо
человек может прийти в какое-либо место и с почестями оттуда уйти, если же
он водит дурную компанию, то может покрыть себя позором"). Это сопоставление
Ж. Бедье не считается абсолютно непреложным.
72 ... знаков внимания, равносильных перчатке... - Об этом упоминает и
Тома; по-видимому, вручение перчатки означало принятие ухаживания дамой
(подобно тому, как аналогичный жест в феодальной практике означал принятие
вассальной зависимости).
13 Молдагог. - В английской поэме "Сэр Тристрам" этот великан назван
Белиагогом. Эта поэма предполагает, что братьями Белиагога были великан
Урган (ср. прим. 59), ирландец Морхольт и герцог Морган.
74 ... одним великаном... - Характерно, что и этот великан прибывает из
Африки. Нет ли здесь воспоминания о набегах средиземноморских корсаров,
базировавшихся на северном побережье Африки?
75 ... до горы Михаила... - т. е. до знаменитого Мон Сен-Мишель,
монастыря на вершине скалы, возвышающегося и в наши дни.
76 Иран - В артуровских сказаниях (вплоть до Мэлори) этот поход короля
Артура хорошо известен. Обычно римский император, разбитый королем бриттов,
зовется Луцием.
77 Орсл - Ж. Бедье считает имя этого герцога опиской монаха Роберта.
По-видимому, следует - Хоэль.
78 Елена. - Этот эпизод рассказывает и Вас в "Романе о Бруте". У него
эту даму зовут Элайной и она является не дочерью, а племянницей герцога.
79 На листке, украшавшем лоб... - Речь идет, по-видимому, о срединной
части короны, выполненной в виде листка или розетки.
80 В правой руке... - Явная ошибка Роберта: правая рука у скульптуры
уже занята жезлом, поэтому речь должна идти о левой руке.
81 ... Брингветта сильно разгневалась... - Далее "Сага" в изложении
событий совпадает с романом Тома (ст. 1265-3144), который, как легко
убедиться, более подробен и логичен.
82 ...назывались "валейс". - См. прим. 17 к роману Тома.
Мария Французская
ЖИМОЛОСТЬ
Это произведение сохранилось в составе двух рукописей: одна из них
находится в Британском музее, другая - в Парижской национальной библиотеке.
Впервые "Жимолость" была издана (вместе с другими произведениями Марии
Французской) в 1820 г. Научное издание было осуществлено в 1885 г. Карлом
Варнке. Затем появились издания Э. Хепффнера (1921), А. Эверта (1844),
Сальваторе Баттальи (1948), Жанны Лодс (1959), Жана Ришнера (1971). Перевод
выполнен по переизданию К. Варнке ("Die Lais der Marie de France",
herausgegeben von K. Warnke. Halle, 1900) с проверкой по изданию Ж. Ришнера
("Les Lais de Marie de France" publics par J. Rychner. Paris, 1971). На
русский язык "Жимолость" была ранее переведена М. Замаховской ("Хрестоматия
по западноевропейской литературе. Литература Средних веков". М., 1938, стр.
222-224).
1 Тристан. - В оригинале принято написание Тристрам.
2 Изольда. - В оригинале героиня нигде по имени не названа.
3 На праздник Троицы... - Этот церковный праздник часто упоминается в
куртуазных романах. На эти дни назначались торжественные турниры, пиры и т.
п.
4 И имя вырезал свое. - Эта строка вызывала ожесточенные споры. Слово
"nun" понимали и как "имя", и как "новость", тем самым предполагая, что
вырезанный героем текст был достаточно большой. Ж. Ришнер убедительно
доказал (указ, изд., стр. 278-279), что Тристан вырезал свое имя и за ним -
текст своего письма к Изольде.
5 И все ей станет ясно вдруг. - Здесь можно увидеть намек на известный
нам эпизод легенды, когда Тристан предупреждает любимую при помощи дощечек с
вырезанными на них посланиями.
6 Gotelef. - В другой рукописи - Godelef. Эта форма не зафиксирована в
древнеанглийском; ее современный эквивалент - goatleaf.
Эта исландская баллада дошла до нас в рукописи конца XVII или начала
XVIII в. Эта рукопись (Bor. 130) в настоящее время находится в библиотеке
Оксфорда. На рукописи сделана следующая пометка на латинском языке (не
позднее XVIII в.): "Variorum Islandicorum Poematum (e magna parte
rarissimorum et omnium ineditorum) Collectio; inter alia pervetusta
Cantilena de Tristramo et Isota (alias vulgo Isolda)" ("Собрание разных
исландских стихотворений (по большей части очень редких и неизданных); среди
них - очень старая Песня о Тристраме и Изоте (по-просту говоря, Изольде)").
"Баллада о Тристраме" в этой редакции (известны и другие, менее старые)
опубликована в книге: "Islenzk fornkvaedi, Islandske folkeviser". Undgivet
af Ion Helgason. B. V. Kobenhavn, 1965. По этому изданию и сделан наш
перевод.
1 Как с язычником-собакой в бою Тристрам... - Баллада рассказывает о
последнем бое героя, когда он уже был женат на Изольде Белорукой.
2 ... Изоты светлой... - т. е. Белокурой.
3 ... на древе вод... - т. е. на корабле. Пример кенинга - сложной
двусоставной метафоры, характерной для поэзии скальдов.
4 Черная Изота - т. е. жена Тристана. Так она названа в отличие от
"светлой" Изоты.
Французский прозаический "Роман о Тристане", возникший ок. 1230 г.,
дошел до нас более, чем в 75 рукописях (в том числе рукопись Государственной
Публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, входившая ранее в
коллекцию П. П. Дубровского). Одна из рукописей, относящаяся к XV в., легла
в основу первого печатного издания романа (1489). По различным рукописям
были в разное время опубликованы отдельные фрагменты книги и ее подробное
изложение. По этим фрагментарным публикациям был сделан и русский перевод
нескольких глав романа (См.: "Хрестоматия по западноевропейской литературе.
Литература Средних веков". М., 1938, стр. 252261). Р. Кюртис предприняла
издание наиболее авторитетной рукописи второй половины XIII в. (Carpentras
404). См.: R. Curtis. Le Roman de Tristan en prose. Mimchen, 1963. По этому
изданию и сделан наш перевод.
1 ... большую латинскую книгу... - И в других рукописях речь идет здесь
о некоей "латинской книге". Подобные ссылки нельзя понимать буквально: они
призваны были подкрепить достоверность и авторитетность излагаемой истории.
2 ... история о Святом Граале... - Подчеркнем включение легенды о
Тристане и Изольде уже на этом этапе не просто в артуровский цикл, но и
связывание ее с мотивом поисков Грааля, т. е. тем стержнем, вокруг которого
прочно объединились все основные сюжеты произаических рыцарских романов.
3 Люс - по-видимому, кличка или псевдоним. Р. Кюртис предполагает, что
и английское происхождение этого "автора" также вымышленно; ни один
средневековый документ не подтверждает наличия в окрестностях Солсбери
некоего замка дель Гат (Гант, Гаут, Гаст и т. д.) других рукописей.
4 Галаад - один из героев рыцарских романов, связанных с темой Грааля;
сын Ланселота, самый совершенный из рыцарей; именно ему суждено было
отыскать святыню. Отметим также, что в прозаическом "Романе о Тристане"
вторым по значению персонажем становится Ланселот, и его приключениям (в
пространных редакциях романа) уделено места едва ли меньше, чем самому
Тристану.
5 ... всю правду. - Далее в романе рассказывается, как Иосиф
Аримафейский прибыл в Британию, чтобы обратить в христианскую веру население
этой страны. Его племянник Садор женится на Шелинде; та после ряда
приключений попадает в дом короля Корнуэльса Канора и становится его женой.
Из-за молодой женщины немало проливается крови: Садор из ревности убивает
своего родного брата, Канор подвергается нападению Пелиаса, короля Леонуа, и
т. д. Затем следует немало приключений. Аполлон, сын Садора и Шелинды,
воспитанный вдали от родителей, не зная их, убивает отца и женится на
матери. Через некоторое время инцест открывается и Шелинда погибает.
Аполлон, принявший христианство, женится на дочери ирландского короля. Но он
не любит жену. Он подозревает ее в измене. В конце концов оба погибают. Их
сын Кандас провозглашается королем Корнуэльса и Леонуа. Его сыновья получают
каждый по королевству.
6 Норхольт - город и замок, упоминаемые и в некоторых других романах.
Возможно, это город на границе Шотландии и Англии. Возможно также, что он
помещен в Корнуэльсе, хотя в ряде рукописей романа указано, что он находится
в Бретани, т. е. на континенте.
7 ...во вторник, и. в месяце марте. - Т. е. по созвучию названий дня
недели (mardi) и месяца (mars).
8 Элиабель - т. е. Елизавета.
9 Мелиадук. - Имя отца героя в разных версиях - разное. Отметим также,
что в итальянской версии он считается братом Марка.
10 Мерлин - волшебник и предсказатель, персонаж многих артуровских
сказаний. Легенды о нем были заимствованы из кельтского фольклора
(валлийский Мирддин) и обработаны первоначально латинскими средневековыми
хронистами, прежде всего Гальфридом Монмутским, написавшим ок. 1136 г.
стихотворную "Жизнь Мерлина". В артуровских сказаниях Мерлин выступает как
друг и советник Утерпендрагона, отца Артура, а затем и самого легендарного
короля.
11 Альбина - город в государстве Леонуа; по-видимому, его столица.
12 ... брата своего Пернегана. - Далее рассказывается, как ко двору
короля Марка прибывают ирландские послы с требованием дани. Марк легко на
это соглашается, несмотря на протесты своего младшего брата Пернегана,
смелого и доброго юноши. Пернегана Марк вскоре предательски убивает на
охоте, чтобы отомстить молодому человеку за его смелые и прямые речи.
13 ... короля Хоэля. - В ряде рукописей он назван герцогом Нанта. У Ж.
Можена, перерабатывавшего одну из версий прозаического "Романа о Тристане",
дочь Хоэля зовется Матильдой.
14 ... истребил все его потомство... - Однако далее об этой мести
Тристана в прозаическом романе не рассказывается.
15 Фарамон. - Имя этого короля встречается в целом ряде рыцарских
романов. Дочь его звали Белидой (она фигурирует только в нашем романе).
16 ... и его самого. - Далее в романе рассказывается, как двор короля
Фарамона посещает Морхольт Ирландский. Он поражен красотой Тристана.
Королевский шут предсказывает Морхольту, что он падет от руки юноши, но
ирландец не обращает внимания на это пророчество.
17 ... приходитесь мне родственником. - Это родство героя с королем
Фарамоном нигде в прозаическом "Романе о Тристане" не оговорено. Тем не
менее все известные рукописи романа в данном месте текста упоминают об этом
родстве.
18 Глеведен. - Этот замок короля Марка упоминается только в
прозаическом "Романе о Тристане".
19 ... стал он впоследствии славнейшим и доблестнейшим рыцарем... -
Речь идет о Хебесе Прославленном. О его роковом поединке с Тристаном
рассказывается в конце романа в прозе.
20 Паламед - персонаж ряда артуровских романов, рыцарь-сарацин, сын
Эсклабора. Хотя он выступает соперником Тристана, обрисован он как
мужественный и благородный рыцарь, достойный войти в содружество Круглого
Стола.
21 ...в своем месте. - Далее в романе рассказывается о прибытии героя
ко двору короля Марка, где Тристан всех поражает красотой и ловкостью. Как
раз в это время появляется Морхольт с требованием дани. Юноша уговаривает
дядю позволить ему сразиться со свирепым ирландцем. Они долго бьются на
уединенном острове и в конце концов Тристан одерживает победу. Но он тяжко
страдает от раны, полученной в бою. Потеряв надежду на выздоровление, он
отплывает один на небольшом суденышке и через две недели пристает к
ирландскому берегу. Король Ирландии радушно встречает незнакомого юношу, а
дочь его Изольда лечит больного. Спустя месяц Тристан уже может принять
участие в устроенном королем Ирландии турнире.
22 Галеот - этот персонаж постоянно встречается в рыцарских романах,
особенно посвященных приключениям Ланселота Озерного.
23 Гаэрьет - рыцарь Круглого Стола, родной брат Говена.
24 Бадемагю (или Бадемагюс) - племянник Горского короля Уриена,
возлюбленного феи Морганы. Далее перечисляются рыцари, постоянно
фигурирующие в романах на артуровские сюжеты.
25 Ангуэн - ирландский король, отец Изольды. Его имя упоминается только
во французском прозаическом романе и восходящих к последнему иноязычных
версиях.
26 Матаэль. - Если Перинис, брат Бранжьены, упоминается и у Беруля, то
Матаэль, второй ее брат, - только в прозаическом романе. Однако отметим, что
в стихотворных версиях родство Периниса и служанки Изольды специально не
подчеркнуто.
Итальянская версия романа о Тристане, созданная в конце XIII в.,
сохранилась в ряде рукописей. Наиболее авторитетной считается так называемая
Риккардианская рукопись, опубликованная впервые в 1896 г. Е. Пароди. В этой
рукописи конец романа отсутствует, он восполняется по другой рукописи - так
называемой Панчатикианской. Другой, более поздний вариант итальянского
"Тристана", вошедший в объемистый цикл романов, обычно называемый "Круглый
Стол", был впервые напечатан Ф. Л. Полидори в 1864-1866 гг. Наш перевод
сделан по изданию: "La Prosa del Duecento". A cura di Cesare Segre e Mario
Marti. Milano-Napoli, 1959.
1 ... и вот ... король... - До этого в итальянской версии
рассказывалось о битве Тристана с драконом.
2 Лангвис. - Это Ангуин французской прозаической версии. Начальная
согласная его имени - из артикля.
3 ... испила... - По-видимому, здесь в рукописи пропуск. В более
поздней итальянской версии здесь говорится о дальнейшей судьбе любовников.
4 ... винили. - Далее кратко рассказывается о прибытии Тристана и
Изотты ко двору короля Марка.
5 Корновалья - т. е. Корнуэльс.
6 Но Тристан отверг ее любовь... - Сходный эпизод есть и во французском
прозаическом романе (там эта дама имеет имя - Базиль).
7 Гедин - племянник короля Марка, функционально аналог французского
Андрета.
8 Одинел (точнее Оддинелло) - это Додинель французской версии, один из
рыцарей Круглого Стола.
9 Аморольд Ирландский - т. е. Морхольт. Появление начального гласного
типично для итальянского языка (ср. Роланд-Орландо и т. п.).
10 Сагримон - т. е. Сагремор французской версии; однако он не участвует
там в освобождении Тристана. Во французской версии четверых товарищей героя
зовут: Ламбег, Никорант, Фергус и Дриант с Островов.
11 ... был безоружен... - т. е. не имел на себе доспехов.
12 Лонгрес - т. е. королевство Логр французских версий.
13 Банда из Бенуики - т. е. король Бан, отец Ланселота. В артуровских
сказаниях Бан считался королем страны Беноик; эту вымышленную страну иногда
отождествляют с французской провинцией Берри. Но это отождествление -
результат ошибочного (и очень типичного для Средневековья) чтения названия
местности Гвинедд в Северном Уэльсе.
14 ... учтивей. - Далее описывается жизнь героев в лесу, в одиноком
замке, где с ними находятся лишь Говернале и Брагуина.
15 ... очень охотно. - Далее рассказывается, как раненый Тристан прибыл
в Бретань.
16 Аджиппи. - Это Агриппа французской прозаической версии, с которым
король Бретани ведет войну.
17 Гедин. - Здесь это брат Изотты Белорукой (т. е. Каэрдин французских
версий).
18 Галеотто - см. прим. 22 к прозаическому французскому "Роману о
Тристане".
19 ... что было, вы знаете... - Тристан имеет в виду неудачи короля
Бретани в войне с графом Аджиппи.
20 Тут один рыцарь... - Во французском прозаическом "Романе о Тристане"
этот рыцарь зовется Алкуином.
21 ... за дарованную ... милость. - Далее рассказывается, как все
возвращаются в сто лицу Бретани. Тристан открывает свое имя. Он завязывает
дружбу с сыном бретонского короля Гедином (Каэрдином), вылечившимся от ран.
22 Загрис, Загриморс - т. е. друзья Тристана Сигрис и Сагримон.
Озвончение начальных согласных типично для итальянских переделок французских
текстов.
23 ... говорилось в письме. - Далее рассказывается, как Тристан
открывается Гедину и уговаривает его ехать к Изотте Белокурой. После
некоторых колебаний Гедин соглашается сопровождать героя.
24 ... А когда до королевы Изотты... - Последующие главы приводятся по
так называемой Панчатикианской рукописи, т. к. Риккардианская рукопись не
имеет конца. До этого подробно рассказывалось о посещении посланницей Изотты
Белокурой двора короля Артура и о многих приключениях его рыцарей (в
частности - Ланчелотто).
25 Моргана - сестра короля Артура, волшебница и фея, ученица Мерлина
(см. прим 10 к французскому прозаическому "Роману о Тристане").
26 Саграмор - т. е. Сагримон (см. прим. 10 и 22).
27 Андрет. - Здесь этот заклятый враг Тристана назван так же, как и во
французских версиях (в Риккардианской рукописи он звался, как помним,
Гедином).
28 ... меж нами осталась вражда... - из-за любви Паламидеса (Паламеда)
к жене Марка.
29 Динадан. - Этот персонаж встречается и во французском прозаическом
романе. Он изображен там как весельчак и насмешник. С Тристаном его
связывают дружеские отношения. Во французском романе Динадам пытается
отомстить Марку за смерть Тристана.
30 Галеад - см. прим. 4 к французскому прозаическому "Роману о
Тристане".
31 . .. ди Лак - т. е. Озерный. Ср. прим. 47 к "Повести о Трыщане" и
прим. 65 к книге Пьера Сала.
32 ... дочери короля Пелеса, матери ГалеаДа. - В артуровской традиции
Пелес был стражем Грааля (Король-Рыболов); его дочь Элиабель (или Элейна)
родила от Ланселота Галаада.
Книга возникла, по-видимому, в конце XIII в. под влиянием французского
оригинала. В 1501 г. была напечатана ("Libro del esforcjado cauallero Don
Tristan de Leonis у de sus grandes fechos en armas"). Существует также
другая испанская версия, сохранившаяся в единственной рукописи библиотеки
Ватикана (Э 6428) и восходящая к итальянскому варианту легенды (впервые
опубликована в 1928 г.). Наш перевод осуществлен по изданию: "Libro del
esforzado caballero don Tristan de Leonis". Buenos Aires-Mexico, 1943.
1 Лангин. - Это король Ирландии Ангуин, отец Изольды, упоминаемый во
французском прозаическом романе. Ср. прим. 2 к итальянскому "Тристану".
2 Бравор. - Это Бранор (или Бланор) французских рыцарских романов. Его
родственные связи довольна запутаны; разные произведения указывают разную
степень родства этого персонажа с Ланселотом. В большинстве случаев он
назван кузеном сводного брата Ланселота Гектора Марского.
3 Леонел и Борее Гаонские - Лионель и Боор французских куртуазных
романов, прославленные рыцари Круглого Стола.
4 Морлот - т. е. Морхольт.
5 Бранхель - т. е. Бранжьена, служанка Изольды.
6 Донселья. - Испанское слово doncella имеет несколько значений, в том
числе "девушка", "девственница", "служанка при королеве". В данном случае,
видимо, наиболее подходит последнее. Но это не просто служанка, а нечто
вроде камеристки.
7 ... к острову Великана. - Во французском романе герои причаливают к
острову, на котором стоит Замок слез.
8 Эдон. - Во французском романе этот великан назван Диалесом. Причем,
весь этот эпизод рассказывается несколько иначе: великан убивает двенадцать
(а не одиннадцать) своих собственных сыновей, принявших христианство, Иосиф
же Аримафейский, один из последователей Христа и креститель Британии,
избегает смерти.
9 Бравор. - Здесь испанская версия вносит некоторую путаницу: во
французском романе сеньером острова является в данный момент рыцарь Брюнор,
отец Галеота.
10 ... их сеньора. - Ею была Прекрасная Жайанда (согласно французской
традиции).
11 ... целых два года. - Во французской версии о столь долгом
пребывании Тристана и Изольды на острове не говорится.
12 ... была дочь. - Во французском романе она зовется Делисой.
13 ... два года... - В ранней французской версии Изольда задумывает
убить Бранжьену сразу же после первой брачной ночи.
14 ... один странствующий рыцарь... - Во французском романе сказано,
что освобождает Бранжьену рыцарь Паламед.
Подробнее о рукописи "Повести о Трыщане" (или Трысчане) и о истории ее
изучения и публикации см. в статье Т. М. Судник. Публикуется по изданию А.
Н. Веселовского ("Из истории романа и повести". Вып. 2. Славяно-романский
отдел. СПб., 1888, стр. 1-127 второй пагинации) с выборочной проверкой по
микрофильму Института языкознания АН БССР им. Я. Коласа (Минск). Объяснение
малопонятных и устаревших слов дано в тексте, под строкой.
1 Клевдас. - Это Кловис первой французской печатной редакции романа
(1489) и Кледовекс наиболее ранней его рукописи. Он был, согласно легенде,
первым христианским королем Галлии. Совершенно очевидно, что в его образе
отразился реальный франкский король Хлодвиг (ок. 466-511).
2 Аполон. - Этот персонаж упоминается во французском романе как король
Леонуа. Жену его зовут Глориандой.
3 ... короля Клевдаса сын... - В ранней французской редакции
прозаического романа он назван Фарамоном, в первой печатной - Хильдериком.
4 ...в реку вкинувши утопити. - Во французском романе река названа; это
Луара.
5 Хорт - борзая собака, ловчая, для травли (немецк. hurtig).
6 Кандиеш - это Кандас французского романа.
7 ... корновалским и елионоским... - т. е. Корнуэльса и Леонуа. Далее в
тексте Елионос описывается как город.
8 ... дочку свою именем... - Далее рукопись испорчена; во французском
романе она названа Крезиллой.
9 Пелиш. - Он соответствует Пелиасу (или Пелесу) французской версии
(ср. прим. 32 к итальянскому "Тристану").
10 Мелиядуш - т. е. Мелиадук.
11 ... пры которой умер <...> - Здесь какая-то описка переводчика:
король совсем не умирает, а уезжает вслед за некоей "девкой" в зачарованный
замок.
12 ... кролевства сулешского... - описка переводчика (или
переписчика?); правильнее было бы "гулешского", т. е. "галльского". Ниже
Галлия названа Галиушем. Воспитатель Тристана назван здесь Говорнаром.
13 Брыкиня. - Во французском тексте - Bargaigne. Этот топоним во
французских рыцарских романах почти не встречается.
14 Гал... - Далее текст испорчен; совершенно очевидно, что речь идет о
Галааде. Онцалот - так белорусская версия называет Ланселота (чаще -
Анъцолот или Анцолот).
16 Пэрла. - Это Пернеан французского романа.
17 Орълендэя - т. е. Ирландия.
18 ...з Малое земли... - т. е. из Малой Британии (Бретани); во
французском романе уточнено, что Мелиадук женится на дочери Хоэля Нантского.
19 Норот. - Это Норхольт французского романа.
20 Перемонт. - Во французском романе он назван Фарамоном (ср. прим. 15
к французскому прозаическому "Роману о Тристане").
21 ... одну дочку... - Во французском романе дочь Фарамона зовут
Белиндой. Как отмечает А. Н. Веселовский (Указ, соч., стр. 150 первой
пагинации), в белорусском тексте в этом месте выпущен рассказ о посещении
короля Фарамона-Перемонта Морхольтом-Амуратом и о предсказании последнему,
что он падет от руки Тристана.
22 Амурат. - Так в белорусском тексте назван ирландец Морхольт
(Аморольдо итальянской версии). Отметим, что в белорусской версии Амурат
называется королем, хотя тут же сказано, что ирландским королем был Ленвиз.
23 Гарнот. - Это Гаэрьет французских рыцарских романов, брат Говена
(этот последний ниже назван Гаваоном).
24 ... ув-острове Самсоне... - т. е. на острове Св. Самсона. Ср. прим.
60 к роману Беруля. Этот поединок твердо связывался во всех версиях и даже
простых упоминаниях эпизодов легенды с этим островом.
25 Битва Трыщанова з Амуратэм, - Здесь и далее в подобных случаях - в
рукописи надпись на полях.
26 Ленъвиз. - Имя ирландского короля в белорусском варианте восходит к
Ангуису (или Ангуину) французской прозаической версии через "Лангвиса"
итальянского романа (см. прим. 2 к итальянскому "Тристану").
27 Кажын. - Это сенешаль короля Артура Кей (ср. ниже прим. 65).
28 Бэндемагул. - Это рыцарь Бадемагюс французских куртуазных романов.
29 ... из Лондреша... - Во французском романе здесь названа страна
Логр, часто упоминаемая в куртуазных повествованиях.
30 Паламидеж - т. е. Паламед.
31 Ианиш из Локви - ниже он называется королем Сготским (т. е.
Шотландским).
32 ....много рыцэров. - Далее перечислены знакомые нам по другим
версиям легенды и по романам "бретонского цикла" рыцари Круглого Стола:
Гаэрьет, Ивен, сын короля Уриена, Ровен, Кей (на этот раз он назван Геешом),
и др., идентификация которых не представляет труда.
33 Брагиня - т. е. Бранжьена (в итальянской версии - Брагина или
Брандина).
34 Болячая Стража. - Это "Опасная Стража" (Douloureuse Garde)
французских рыцарских романов, замок, в котором чинятся всяческие
беззакония. Через это испытание проходят многие рыцари.
35 ... s Локвеи - так белорусский переводчик понял обычную кличку
Ланселота - "Озерный" (дю Лак).
36 Ован - быть может, Ивен?
87 Кушын. - Этого имени нет во французском романе; там просто сказано,
что вошел молодой родственник королевы. А. Н. Веселовский (Указ соч., стр.
162) высказывает предположение, что это имя могло образоваться от
итальянского "cugino" и было принято за имя собственное.
33 Сегурадеж - Сегурадес французского романа.
39 ... а з другое смутен. - Далее во французском романе рассказывается
о том, как Тристан проводит ночь с женой Сегурадеса, как Марк тайком
лечится, чтобы никто не знал, что он был ранен на поединке. Затем говорится,
что Сегурадес догадывается о ночном посещении Тристана, пускается в погоню,
сражается с нашим героем (причем, оба ранят друг друга).
40 Блерыж - это Блиоберис, сын Бана из Беноика ("Бана баноцкого"
белорусского текста), герой многих французских рыцарских романов (Ср. прим.
49 к роману Пьера Сала).
41 ... которая была дана ув-Орълендэю... - Здесь в нашей повести, как и
во французском прозаическом романе, интересное уточнение об Андрете: его
мать оказывается увезенной в полон Морхольтом в первый его приезд в
Корнуэльс за данью.
42 Домолот. - Это знаменитый Камелот рыцарских романов, резиденция
короля Артура.
43 Ящор. - Во французском романе здесь назван рыцарь Гектор Марский
(Этторе итальянской версии).
44 Марганор - это рыцарь Марганон французской версии.
45 Бланор - в артуровской традиции он был братом Блиобериса.
46 ... короля из Сгоцэи... - т. е. короля Шотландии.
47 ... пеней з Локве... - Речь идет о Деве Озера, волшебнице и
прорицательнице, воспитавшей на дне своего озера Ланселота Озерного (откуда
и его прозвище).
48 ... не был собою волен. - Здесь кратко упоминается история Мерлина,
который научил свою возлюбленную Вивиану всяким приемам волшебства и сам пал
их жертвой: не желая с ним расставаться, Вивиана навечно заключила Мерлина
силой волшебства в огромном камне, из которого он не мог выбраться.
49 Веливера - т. е. Геньевра (Гвенивера), жена Артура и дама Ланселота.
50 Галиот - см. прим. 22 к французскому прозаическому "Роману о
Тристане" и прим. 20 к роману Пьера Сала. В белорусском тексте он назван
"прынцыпом", т. е. принцем (как и обозначалось всегда в куртуазных романах).
51 Так мя люди зовут. - Во французском романе рыцарь Бреус имеет кличку
"Безжалостный". Видимо, вопрос Тристана и ответ Бреуса в белорусском тексте
- результат механического переписывания оригинала (не обязательно, конечно,
автором белорусской версии; может быть - и сербской).
52 Соренлоис - т. е. Сорелуа французских романов. Галеот считался
принцем Сорелуа и Дальних Островов.
53 Плачевный город. - Далее он называется Плачным. Во французском
романе также упоминается "Замок Слез".
54 Иосиф - т. е. Иосиф Аримафейский, с именем которого связывалось
распространение христианства в Британии.
55 Орашы - т. е. острова Великанов французского романа.
66 ... от Иосифа крещения. - Во французском романе далее объяснено, что
король Диалет (Давлетис), рассерженный тем, что были крещены многие его
подданные и даже собственные его сыновья, убивает всех новоявленных христиан
и на их костях велит построить замок.
57 . .. прышли из Артиушом королем... - Здесь явная описка: речь идет о
людях, прибывших на остров вместе с Королем Ста Рыцарей.
58 ... он з ума ступил... - Здесь и ниже имеются в виду известные
эпизоды из артуровских легенд, использованные, в частности, Кретьеном де
Труа в его романе "Рыцарь телеги": Ланселот, временно лишившийся разума от
любви к королеве, похищение последней Мелеагантом, от которого ее не смог
защитить сенешаль Кей (здесь - Кениш), освобождение Геньевры Ланселотом.
59 ... короля Демагуля... - Что это за король - не ясно. В Дамалоте
(Камелоте) царствует Артур.
60 Биян - так в белорусской повести названа столица короля Ленвиза.
61 ... яко-бы она не была жыва. - Отметим известную логичность
белорусского (или сербского?) автора: у Изольды появляется желание извести
свою верную служанку не после первой брачной ночи (ибо тогда у нее нет
оснований не доверять Бранжьене), а спустя какое-то время, после рассказа
Марка о его многозначительном сне, т. е. тогда, когда из этого рассказа она
может заключить, что обманутый король узнал правду. Здесь психология героев
более тонкая, чего не было во французском прозаическом романе. В итальянской
версии (по изданию Полидори) нет рассказа о вещем сне; подозрения у Изотты
возникают из-за того, что ее служанка слишком часто беседует с Марком,
расспрашивающем ее о нравах и обычаях Ирландии.
62 Ануплитич. - Это "отчество" Паламидежа, как нам представляется,
может быть объяснено тем, что в некоторых средневековых памятниках он назван
сыном Науплиуса, хотя во французском прозаическом "Романе о Тристане" он
считается сыном Эсклабора.
63 Жэнибра - т. е. Геньевра (Джиневара итальянской версии - по изд.
Полидори); ранее она называлась в белорусской повести иначе - Веливерой (ср.
прим. 49).
64 ... сын Долота... - Это указание можно понять, как "сын Лота",
короля Оркнейского. Но это явная ошибка переводчика: Лот не был отцом
Ланселота.
65 Геуш. - Это все тот же сенешаль Кей, именуемый также то Кенишем (см.
прим. 58), то Кажыном (см. прим. 27).
66 ... сестренца короля Артиушова... - Говен был сыном Лота, женатого
на сводной (единоутробной) сестре короля Артура, дочери Иджерны и герцога
Тинтажельского.
67 Самъсиж. - По-видимому, это Лазансиз, о поединке которого с рыцарями
Артура, а затем и с самим королем, рассказывается лишь в поздней итальянской
версии (т. н. "Круглом Столе"). Причиной этой серии поединков, пленения и
позора всего артурова воинства явилось убийство одним из рыцарей Круглого
Стола четырех сыновей некой дамы (по-видимому, волшебницы). Она взывает к
своему брату о мести и дает ему зачарованное оружие, чем и объясняются все
поразительные победы Самсижа.
68 ...не видел есми так злого обычаю... - Про замок с таким странным
обычаем: не рассказывается ни во французской, ни в итальянской версиях.
69 Амодор. - Имя этого рыцаря встречается в "артуриане", например, в
"Тристане" Пьера Сала (чаще распространена форма Мадор).
70 ...и прыстал в другое прыстанище... - Этого эпизода также нет во
французской и итальянской версиях. Нет и следующего эпизода - поединка героя
с рыцарем из Франции.
71 ... я поставлю попа в старшом местцу... - Так Тристан хочет
доказать, что он не умеет играть в шахматы ("попом" в Средние века в
западнославянских землях на зывали пешку).
72 Смердодугий. - Как справедливо предположил А. Н. Веселовский (Указ.
соч. стр. 228), в этом Смердодуге отразились дубровницкие предания о
коварном пирате Свердодуксе, наводившем страх на местное население (о нем
сохранились свидетельства в хрониках). От гнета Свердодукса дубровчан
освободил, согласно преданию отважный Роланд (памятник ему и сейчас стоит в
центре древней Рагузы).
73 Говорнар Анцолотов. - В смысле: оруженосец Ланселота.
74 Дивдан - т. е. Динадан (ср. прим. 29 к итальянскому "Тристану").
75 Ящор Мадерым. - Как полагает А. Н. Веселовский (Указ, соч., стр.
220), это искаженное итальянское Асторе ди Маре.
76 Либрун. - Имя этого рыцаря получилось в славянской версии из клички
в версии итальянской, где было: Sigurans li Bruno (т. е. Сигуранс Темный).
77 Игрун - из итальянского Агроне. Но это вовсе не имя персонажа; в
итальянском тексте было: Sigurans li Bruno, cavaliere Agrone, причем, Agrone
получилось из Agragone = a dragone. То есть, Сигуранс Темный был рыцарем,
эмблемой которого был дракон. Этот-то "дракон" и превратился в Игруна
белорусской версии.
78 Марко. - Как полагает А. Н. Веселовский (Указ, соч., стр. 225), это
имя попало сюда как отзвук сербских преданий о Марко Кралевиче.
79 Кесарыя. - Название этого города сходно с названием популярного в
Средние века порта на побережье Сирии - Цезареи.
80 Цвытажия. - А. Н. Веселовский (Указ, соч., стр. 220) считает это имя
переводов романских "Флоретта" или "Флоранса".
81 Галец Анцолотович. - Это Галаад артуровских романов, сын Ланселота,
самый совершенный из рыцарей Круглого Стола (ср. прим. 4 к французскому
прозаическому "Роману о Тристане").
82 ... у Пазаранской земли под городом Барохом. - Т. к. аналогичного
рассказа нет в романских версиях, идентифицировать эти топонимы
затруднительно. Турнир устраивает Изольда Белорукая, следовательно это
где-то в Бретани. Город Баруз (или Барук) встречается в ряде средневековых
романов.
83 Климберко. - Такой рыцарь в романских версиях легенды не
встречается.
84 Ердин. - Это, вне всяких сомнений, Каэрдин (Гедин) нашей легенды.
85 ...або так вмер. - Обратим внимание на этот неожиданный финал,
чуждый любой из западных обработок легенды. Возлюбленная прибывает на помощь
к раненому герою, лечит его и, возможно, вылечивает. Что касается второй
Изольды (Ижота с белыми руками), то она хотя и упоминается достаточно бегло
- в конце "Повести" (вообще весь конец явно скомкан), но не становится женой
героя. В этом - результат обработки легенды уже на славянской почве.
Пьер Сала
ТРИСТАН
Перевод осуществлен по единственному изданию рукописи начала XVI в.,
хранящейся в Национальной библиотеке Уэльса в Аберистуите: Pierre Sola.
Tristan, roman d'aventure du XVIе siecle publie par L. Muir. Geneve-Paris,
1958. Существовала и другая рукопись этого произведения Пьера Сала; до 1925
г. она принадлежала английскому коллекционеру сэру Томасу Филиппсу, затем
его собрание рукописей было распродано и следы списка романа Сала
затерялись.
1 Сир. - Можно предположить, что здесь автор обращается к молодому
Франциску I. Вторая рукопись романа (из коллекции Т. Филиппса), судя по
описаниям, выполненная очень тщательно и украшенная миниатюрами,
предназначалась королю.
2 ...ибо злой Андрет уже донес на них королю Марку... - Как видим,
автор предполагает знакомство читателей с историей Тристана и Изольды,
поэтому начинает свой роман с одного из важнейших эпизодов легенды, чтобы
далее уже совершенно свободно вести повествование.
3 ... щит у него был серебряный, с тремя вермелевыми полосами... -
Такой щит традиционно носит Ланселот во французских прозаических рыцарских
романах; вермелевый - один из оттенков красного цвета.
4 Гуверналь - т. е. Горвенал.
5 Ангуэн - ср. прим. 2 к итальянскому "Тристану".
6 Логр. - Так обычно называлось королевство Артура в прозаических
рыцарских романах.
7 ... о нем ни слуху ни духу... - В поздних рыцарских романах такая
пропажа сотоварища обычно служила герою поводом самому отправиться на поиски
приключений. Часто в них принимает участие и Блиоберис, один из популярных
персонажей рыцарских романов.
8 Камелот. - Эту излюбленную резиденцию легендарного короля Артура
отождествляют с римским поселением Камалодунумом на территории современного
Колчестера.
9 Он был пленен... - В прозаическом романе о Ланселоте подробно
рассказывается, как Аионель был пленен рыцарем Терриканом.
10 Кардейль - вымышленный город в королевстве Артура. Под "Неведомыми
Островами" подразумеваются, конечно, не острова в открытом море, а какая-то
возвышенность на равнине (ср. Иль-де-Франс) или даже кусок твердой почвы
среди болот.
11 ...прекраснейшая из королев. - Т. е. Геньевра, жена Артура, в
которую был влюблен Ланселот.
12 Корсарж - этот персонаж целиком придуман Пьером Сала.
13 ...оба племянника короля Артура... - Ср. прим. 66 к белорусской
повести.
14 Ламорат Галльский - правильнее, Уэльский. Популярный персонаж
рыцарских романов.
15 Динадан. - Этот рыцарь фигурирует только в прозаических обработках
легенды о Тристане и Изольде. Ср. прим. 29 к итальянскому "Тристану".
16 ... было ему видение. - Сходный сон видит Ланселот в прозаическом
романе "Поиски Грааля" (XIII в.).
17 Ольтер де Ларош. - Этот персонаж не встречается в других рыцарских
романах.
18 ... что одолжил ему Камелот... - т. е. один из рыцарей Круглого
Стола.
19 Теро. - Это имя не встречается в других романах эпохи. Возможно, оно
изобретено Пьером Сала.
20 Галеот - см. прим. 22 к прозаическому "Роману о Тристане",
21 ...в Сказании о Святом Граале... - Речь идет об обширном
прозаическом цикле "Поиски Святого Грааля", сложившегося уже в XIII в., но
дополнявшегося и перерабававшегося в следующие столетия.
22 Персевалъ. - С именем этого героя множества рыцарских романов
(впервые у Кретьена де Труа в романе "Персеваль, или Повесть о Граале")
связан мотив поисков Грааля; в легенду о Тристане этот персонаж попал на
позднем этапе ее эволюции, когда происходило ее слияние с другими
артуровскими сюжетами.
23 ...им не совладать с ним. - В прозаическом романе о Тристане XIII в.
от такой же опасности быть повешенным нашего героя спасает рыцарь Паламед.
24 Алегот. - Это, скорее всего, анаграмма имени Галеот.
20 Туаз - старинная мера длины, равная 194 см.
26 Алебран. - Этот персонаж в других рыцарских романах не встречается.
27 Нигромант. - Имя этого волшебника встречается только у Сала.
28 Сержанты - т. е. вооруженные всадники (но не рыцари!), исполнявшие
функции городской стражи и т. п.
29 Мерлин - см. прим. 10 к французскому прозаическому "Роману о
Тристане".
30 ... в память о моем имени, - В имени Нигромант заключено
этимологически указание на его "темные" дела.
31 Тор Невозмутимый. - Имя этого персонажа не встречается в других
рыцарских романах.
32 Мордрет - племянник короля Артура (по некоторым версиям - его сын от
кровосмесительной связи со сводной сестрой, женой короля Лота). В
артуровских сказаниях повествуется, как Мордрет обманом захватывает трон
дяди и домогается любви королевы Геньевры.
33 Ивейн - один из прославленнейших рыцарей Круглого Стола. Все
остальные рыцари, перечисляемые девицей, также часто фигурируют в романах на
артуровские сюжеты.
34 Мадам де Норуа - по-видимому, это мадам де Норуазон, о которой
подробно рассказывается в романе Кретьена де Труа "Ивейн, или Рыцарь со
Львом". Как известно, Пьер Сала сделал прозаическую переработку этого романа
Кретьена.
35 Люси Белокурая. - Этот персонаж также встречается только у Сала (как
и Тор Невозмутимый).
36 ... некогда им самим сложенное... - В прозаический "Роман о
Тристане", предшествовавший книге Пьера Сала, включен ряд таких любовных
"лэ". Вот финал одного из них:
Я сердце потерял, плененный.
Израненный, без рук, без ног,
Я без любви живу, влюбленный.
И что ж! Умру неисцеленный?
Умру, влюбленный, без любви.
Но нет! Велит любовь: "Живи!"
Любовь пытает, сокрушает.
Любовь казнит и воскрешает.
Любовью был мой путь направлен.
Весь век охочусь я за нею.
Себе признаться я не смею,
Что сам я, словно зверь, затравлен.
Однажды счастье посулив,
Любовь мне принесла напасти,
Однако у нее во власти
Останусь я, пока я жив.
(Перевод В. Б. Микушевича)
37 Девица де Моршо. - Этот персонаж встречается только в книге Сала.
38 ... Утесом Перэн. - У Сала брат Бранжьены называется то Перинисом,
то Перэном. Подобная нестабильность написания собственных имен типична для
средневекового романа. Впрочем, Перэн может рассматриваться как
уменьшительное от Перинис.
39 Ламорат. - Это имя встречается довольно часто в романах эпохи. Его
этимология вполне ясна ("Влюбленный"), поэтому возможно написание Аморат
(где начальная согласная отпала, воспринятая как артикль).
40 Дезире - т. е. Желанная.
41 Влюбленный из Сорелуа - Ср. прим. 39.
42 ... переоделись там монахами... - Мотив такого переодевания
встречается в анонимной немецкой поэме XIV в. "Тристан-монах" ("Tristan als
Monch"), в ряде поздних французских поэм, а также в итальянской версии
легенды о Тристане. Именно к ней, как полагает Л. Мюир, и восходит данный
эпизод романа Пьера Сала.
43 Королева Сорио. - Этот персонаж целиком выдуман Пьером Сала. Л. Ф.
Флютр считает Сорио топонимом (L.-F. Flutre. Table des noms propres figurant
dans les romans du Moyen Age. Poitiers, 1962, p. 297). Из текста Сала может
создаться впечатление, что эта королева была матерью Ланселота, что не
подтверждается всем комплексом артуровских легенд.
44 Барнеро. - Этот лес упоминается только у Сала.
45 Жирфлет (вариант - Гиврет) - согласно артуровской традиции, кузен
Ламората Галльского.
46 Тор. - Возможно, это иной персонаж, чем Тор Невозмутимый (ср. прим.
31). Упоминаемые далее Бранделис и Сагремор встречаются в рыцарских романах
эпохи довольно часто.
47 ... беглые монахи... - Бегство монахов из монастырей, довольно
частое и в Средние века, стало особенно массовым в эпоху Возрождения, в
преддверии Реформации.
48 Брес Безжалостный. - Этот персонаж, на которого ссылается Тристан,
фигурирует и в других французских рыцарских романах.
49 Блиоберис Ганский, двоюродный брат Ланселота. - Родственные связи
персонажей артуровских легенд довольно запутаны. Так, отец Ланселота король
Бан был братом Боора Ганского, и тем самым Ланселот оказывался кузеном
Лионеля, сына Боора. Блиоберис считался сыном Нестора Ганского, поэтому и
назван он кузеном Ланселота.
50 Пернеан. - В прозаическом "Романе о Тристане" рассказывается, как
король Марк предательски убивает своего младшего брата Пернеана (Пернегана -
ср. прим. 12 к французскому прозаическому "Роману о Тристане"). Об этом знал
лишь волшебник Мерлин, сделавший об этом подлом убийстве надпись на скале,
после чего весть об этом дошла до Ланселота и других рыцарей Круглого Стола.
51 ... отправилась прямо в монастырь. - Это свидание с возлюбленным в
монастыре, под предлогом исповеди напоминает аналогичные сцены из романа
Антуана де Ла Саля (1388-1469?) "Маленький Жан де Сентре" и говорит о
серьезных сдвигах в мировоззрении людей эпохи, о приближении эпохи
Возрождения.
52 Галегантен. - Этот персонаж часто встречается в романах, посвященных
рыцарским приключениям. Далее перечисляются также популярные персонажи
куртуазных романов, рыцари Круглого Стола.
53 Гарашес. - Этот младший брат Говена чаще зовется в рыцарских романах
Гуарьесом.
54 Ламорат Галльский. - Его, видимо, не следует путать с тем Ламоратом,
чье подлинное имя было, как помним, Жирар из Сорелуа (см. 206). Ср. прим.
14.
55 Дарнантский лес. - Часто упоминаемый в рыцарских романах
заколдованный лес в Корнуэльсе.
56 Эрек. - Здесь явно описка Сала: рыцарь Эрек не был перечислен среди
спутников короля Артура.
57 Боор - рыцарь Круглого Стола, сын Боора Ганского, брат Лионеля и
кузен Ланселота.
58 ... спал с королевою впервые. - В других версиях истории Ланселота и
королевы Геньевры любовники соединяются значительно раньше.
59 Виндзор. - Стоит отметить появление этого реального географического
пункта среди вымышленных Камелота, Тинтажеля и т. п.
60 Калогренан. - Этот персонаж встречается во многих рыцарских романах,
начиная с произведений Кретьена де Труа.
61 Мурольт Ирландский - т. е. Морхольт, дядя Изольды.
62 Брюнор - отец Галеота; в прозаическом "Романе о Тристане"
рассказывается, как Брюнор был убит нашим героем на одном из поединков, а
затем, следуя обычаям "Замка Слез", Тристан отрубил голову его жене.
63 ... умел врачевать раны... - На это умение Тристана первым указал,
пожалуй, Пьер Сала; в других произведениях, посвященных нашему сюжету, об
этих способностях героя не говорится.
64 Единорог. - Это было полуфантастическое животное, о котором
рассказывалось в стихах и прозе (в так называемых "бестиариях"), которого
изображали на порталах соборов и на гобеленах. Соглисно легендам, единорога
нельзя было поймать. Но если в лесу появлялась невинная дева, единорог шел к
ней и засыпал у ее ног, положив голову к ней на грудь. Тут его и ловили
охотники. Появление сцены с единорогом в романе Сала может быть объяснено
большой популярностью в конце XV и начале XVI в. серии роскошных гобеленов
на этот сюжет, изготовленных для королевских дворцов мастерскими Турне или
Арраса. Сала мог видеть эти гобелены. Вообще же этот сюжет, столь популярный
на протяжении Средневековья, в рыцарском романе встречается редко. Впрочем,
сохранилась рукопись прозаического "Романа о Даме с Единорогом и о Рыцаре со
Львом" (XIV в.). Пьер Сала мог знать и этот роман.
65 ... Прекрасной Девы Озера... - О ней сложено было немало легенд, в
частности о воспитании ею на дне озера юного Ланселота. Эти легенды усиленно
разрабатывались и были особенно популярны на исходе Средневековья, когда они
воспринимались во многом уже чисто орнаментально.
УДИВИТЕЛЬНАЯ И ЗАНИМАТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ О ГОСПОДИНЕ ТРИСТАНЕ
Первое издание этой немецкой "народной книги" вышло в 1484 г. Затем,
по-видимому, книга неоднократно переиздавалась. Наш перевод выполнен по
изданию К. Брюннера (XIX в., год не указан): "Eine wunderbarliche und sehr
ergebliche Historic von Herrn Tristan und der schonen Isolde, einer Konigs
aus Irland Tochter".
1 Прошло немного времени... - В первой главе книги рассказывается о
том, как король Марк выдал свою сестру за короля Рибалина.
2 Йонойс - т. е. Леонуа французских версий, родина Тристана.
3 Курневаль. - У Готфрида Страсбургского этот воспитатель и оруженосец
Тристана назван Курвеналем.
4 ... во всех странах. - Далее в книге рассказывается о прибытии героя
ко двору Марка, о его битве с Морхольтом, излечении от ран, о победе над
драконом, сватовстве, свадьбе Марка и Изольды, о любовных свиданиях молодых
людей, их бегстве в лес, затем о их возвращении во дворец Марка, об изгнании
Тристана, о его визите ко двору Артура, о женитьбе Тристана, новых свиданиях
с Изольдой.
5 Нампекенис. - Этот персонаж упоминается у Эйльхарта (как и весь
последующий эпизод). Мы находим ему аналогию в одной из поздних рукописей
французского прозаического романа, где этот ревнивый муж назван Бедалисом, а
его неверная жена - Гаржоленой. Согласно версии Тома, он был карликом, т. е.
в источнике могло читаться: nain Bedenis, что и дало при переводе на
немецкий Нампетениса.
6 Ганьи из Гарехеса. - Это сильно трансформированный Каэрдин (или
Каэдин, Гандин) из Карехеса, брат Изольды Белорукой. Карехес - это
современный бретонский город Каре (деп. Финистер).
7 Шпильман - средневековый немецкий актер, певец и музыкант.
8 Тинас - т. е. Динас, друг Тристана.
9 Ауктрат. - Это Андрет (Аудрет, Одри) французских версий, враг героя.
10 Кнехт - в данном случае служилый человек.
11 Риолин. - У Готфрида назван Гиголин Нантский, который ведет войну с
родственниками Изольды Белорукой.
12 ... двинулся в путь. - Далее в книге рассказывается, как Тристан в
обличье шута повидался снова с Изольдой, как он был затем ранен, и
возлюбленная спешила ему на помощь, но опоздала, как были погребены верные
любовники, а король Марк, похоронив жену, вскоре умер и сам.
Жан Можен
НОВЫЙ ТРИСТАН
Перевод глав из книги Ж. Можена выполнен по изданию: "Le premier livre
du nouveau Tristan, prince de Leonnois, chevalier de la Table Ronde, et
d'Yseulte, princesse d'Yrlande, royne de Cornouaille", fait frangoys par
Jean Maugin dit l'Angevin. Paris, La Porte, 1554. Книга выдержала несколько
изданий (например, 1567 г.), но потом была забыта, как и ее автор.
Критического издания ее нет.
1 ... о женитьбе Тристана на Изольде Белорукой. - Об этом
рассказывается в двух предыдущих главах книги Ж. Можена.
2 ... а не от брака ради любви. - Возрождение типично куртуазной точки
зрения на любовные отношения (в духе теорий Андрея Капеллана), характерное
для аристократического течения в литературе Возрождения.
3 ... о вашем новом союзе... - По-видимому, о любовной связи королевы
Геньевры с Ланселотом Озерным.
4 ...Паламед Язычник... - Он считался сарацином (ср. прим. 20 к
французскому прозаическому "Роману о Тристане").
5 ...о чем и рассказывается ниже. - Далее следует описание серии
рыцарских приключений. Роман Ж. Можена обрывается на эпизоде, в котором
Тристан спасает короля Артура от угрожающей ему опасности.
А.Д.Михайлов
Популярность: 13, Last-modified: Mon, 15 Sep 2003 16:45:56 GmT