У  привратника,  крупного,  сурового  на  вид  человека,  лицо   было
омерзительное, лошадиное, с кожей  как  окислившийся  цинк.  Две  девушки,
болтая с ним, то и дело задавали игривые вопросы. Они хотели знать, что их
ждет.
     Джин видела, что он уклончиво отговаривался:
     - Когда  позовут,  будьте  рядом.  Я  не  могу  разглашать  секретные
сведения.
     Наконец он сделал знак девушке, сидевшей рядом с Джин.  Та  мгновенно
отозвалась и вскочила на ноги. Привратник плавно открыл  дверь,  блондинка
быстро прошла внутрь, в комнату, дверь за ней затворилась.
     Войдя в комнату, девушка почувствовала неуверенность  и  на  середине
резко остановилась. На старомодной  кушетке  с  кожаной  обивкой  спокойно
сидел человек и прищурившись смотрел на нее. Первое впечатление  -  ничего
пугающего. Молод: двадцать четыре или двадцать пять.  Посредственность,  -
подумала она, - не низок, не высок, не крепыш и не  худоба.  Волосы  цвета
настолько неопределенного, что и сказать о них  нечего,  лицо  без  особых
признаков, одежда скромна и нейтральна.
     Он сменил позу и, на миг  приоткрыв  глаза  шире,  взглянул  на  нее.
Блондинке стало не по себе. Возможно, она сделала ошибку, что пришла сюда.
     - Сколько вам лет?
     - Мне... двадцать.
     - Разденьтесь.
     Она уставилась на молодого человека, руки крепко вцепились в сумочку,
костяшки пальцев побелели. Повинуйся сразу, уступи сразу, он станет  твоим
хозяином  навсегда,  -  подсказывала  ей  интуиция.  Блондинка   судорожно
вздохнула:
     - Нет... нет, я не могу.
     Она развернулась и бросилась к двери. Он равнодушно сказал:
     - В любом случае - вам слишком много лет.
     Блондинка дернула дверь и вышла в приемную,  не  глядя  по  сторонам.
Что-то коснулось ее руки. Она остановилась  и  посмотрела  в  лицо  другой
девушке. Блестяще-черная, бледно-розовая краски, слоновая кость  предстали
перед ее взором. Молодое  лицо,  полное  жизни  и  разума,  черные  глаза,
короткие черные волосы, прекрасная матовая кожа, рот без косметики.
     Джин спросила:
     - Что там? Какую работу вам предложили?
     Блондинка произнесла скованно:
     - Я не знаю. Я не стала выяснять. Все равно ничего хорошего.
     Она повернулась и вышла из приемной.  Джин,  поджав  задумчиво  губы,
нырнула обратно в кресло. Прошла минута. Еще одна девушка, раздув  ноздри,
вышла из внутренней комнаты и, не глядя  по  сторонам,  пронеслась  сквозь
приемную. Джин слегка улыбнулась. Рот у нее был широкий, подвижный,  очень
располагающий. Зубы мелкие, белые,  очень  острые.  Привратник  сделал  ей
знак. Она без помощи рук вскочила и направилась во внутреннюю комнату.
     Тихий человек курил. Серебристая струйка огибала  лицо  и  таяла  над
головой в воздухе. Джин подумала, что  в  его  полной  неподвижности  есть
нечто странное. Он слишком скован, слишком зажат.  Она  заложила  руки  за
спину и принялась ждать, наблюдая за ним с опаской.
     - Сколько вам лет?
     От такого вопроса Джин считала нужным уходить. Наклонив  голову,  она
улыбнулась - манера, которая придавала ей дерзкий и бесшабашный вид.
     - А сами вы как считаете?
     - Шестнадцать или семнадцать.
     - Достаточно близко.
     Он кивнул:
     - Достаточно близко. Ладно. Как вас зовут?
     - Джин Парле.
     - С кем вы живете?
     - Ни с кем. Одна.
     - Отец? Мать?
     - Умерли.
     - Бабушка, дедушка? Опекуны?
     - Я одна.
     Он кивнул и продолжал задавать вопросы:
     - У вас есть какие-нибудь разногласия с законом?
     Джин задумчиво посмотрела на него:
     - Нет.
     Молодой человек повел головой, и вверх поплыло колечко дыма.
     - Разденьтесь.
     - Зачем?
     - Чтобы быстрее проверить вашу пригодность.
     - Ну ладно. В  известном  смысле,  я  догадываюсь...  физическую  или
моральную?
     Он не ответил, продолжая апатично смотреть  на  нее.  Мимо  лица  его
проплыл серый клуб дыма.
     Она пожала плечами, тронула пальцами бока, шею, талию, спину, ноги  -
и одежда слетела с нее.
     Он сунул в рот сигарету, затянулся, загасил сигарету, встал на ноги и
не торопясь подошел к девушке.
     Старается меня испугать, - подумала Джин и спокойно улыбнулась. Пусть
пытается.
     Он остановился в двух футах и посмотрел ей в глаза сверху вниз:
     - Вы на самом деле хотите миллион долларов?
     - Я здесь только поэтому.
     - Рекламное объявление вы поняли в буквальном смысле?
     - Разве есть другой смысл?
     - Вы могли истолковать его как метафору, гиперболу.
     Джин ухмыльнулась, оскалив острые белые зубки:
     - Я не знаю, что значат эти слова.  В  любом  случае  я  здесь.  Если
рекламное  объявление  имело  целью  только  то,  чтобы  вы   могли   меня
рассматривать голую, я уйду.
     Выражение лица молодого человека не изменилось. Странно,  -  подумала
Джин. Тело его двигалось, голова поворачивалась, глаза же при этом  всегда
оставались фиксированными на ней. Он сказал, словно не слыша ее слов:
     - Ко мне обращается не слишком много девушек.
     - Это меня не волнует. Я хочу миллион долларов. Что мне надо  делать?
Шантажировать кого-то? Выдавать себя за другую?
     Он оставил ее вопрос без внимания:
     - Если вы получите миллион, что вы с ним будете делать?
     - Я не знаю... Побеспокоюсь об этом, когда получу. Вы  проверили  мою
пригодность? Мне холодно.
     Молодой  человек  повернулся,  широким  шагом  подошел  к   койке   и
разместился там. Джин быстро оделась, подошла к  койке  и  вызывающе  села
рядом, глядя на него. Он сухо произнес:
     - Вы прекрасно соответствуете требованиям.
     - Каким?
     - Это не важно.
     Джин со смехом вскинула голову.  Она  походила  сейчас  на  здоровую,
очень симпатичную старшеклассницу, которой не помешало бы,  правда,  иметь
более жизнерадостный характер.
     - Скажите  мне,  что  я  должна  сделать,  чтобы  заработать  миллион
долларов?
     - Вы должны  выйти  замуж  за  богатого  молодого  человека,  который
страдает от... давайте назовем это неизлечимой болезнью. Когда  он  умрет,
его собственность перейдет к вам. Вы продадите ее мне за миллион долларов.
     - Очевидно, он стоит поболее миллиона?
     Он понял невысказанный смысл вопроса:
     - В дело вовлечено что-то порядка миллиарда.
     - Чем он болен? Не заражусь ли я сама?
     - Об этой стороне дела я позабочусь. Вы не подцепите болезнь, если не
будете совать нос куда не надо.
     - О... Ладно,  расскажите  мне  о  нем  побольше.  Он  привлекателен?
Большого роста? Сильный? Жалко ли мне будет, если он умрет?
     - Ему восемнадцать. Главным образом интересуется коллекционированием,
зоологию любит тоже. Он выдающийся зоолог. Его зовут  Эрл  Эберкромби.  Он
владеет... - молодой человек ткнул рукой вверх, - Станцией Эберкромби.
     Джин уставилась на него, затем легонько рассмеялась:
     - Миллион долларов таким путем сделать трудно... Эрл Эберкромби...
     - Брезгуете?
     - По утрам нет. Но ночью будут кошмары.
     - Решайте.
     Она скромно взглянула на сложенные на коленях руки:
     - Миллион не слишком великий кусочек, когда ставишь на миллиард.
     - Конечно, нет.
     Она вскочила, стройная, как танцовщица:
     - Все, что делаете вы, так это выписываете чек. Мне  же  выходить  за
него замуж, ложиться в кровать.
     - На Станции Эберкромби нет кроватей.
     - Но если он живет на Эберкромби, он не сможет со мной познакомиться.
     - Эрл отличается от остальных. Эрл любит девушек из мира гравитации.
     - Вам следует учесть, что он может умереть в любую минуту, и  поэтому
вы вынуждены будете делать все, что мне захочется  у  вас  попросить.  Или
другой вариант: собственность может  быть  передана  на  попечение  совета
опекунов.
     -  Не  обязательно.   Устав   Эберкромби   позволяет   контролировать
собственность  любому  лицу  старше  шестнадцати.  Эрлу  восемнадцать.  Он
полностью осуществляет сейчас контроль над Станцией.  Об  этой  стороне  я
позабочусь, - молодой человек подошел к двери и распахнул ее. - Хаммонд!
     Привратник с унылым лицом безмолвно подошел к двери.
     - Я нанимаю ее. Отошли остальных.
     Он закрыл дверь и повернулся к Джин:
     - Я хочу, чтобы вы со мной отобедали.
     - Я не одета для обеда.
     - Я пошлю за портным. Постарайтесь уложиться в час.
     Молодой человек вышел из комнаты. Дверь закрылась.  Джин  потянулась,
откинула назад голову и беззвучно, ликующе рассмеялась. Она заложила  руки
за голову, шагнула вперед, сделала пируэт и  запрыгала  на  одной  ноге  к
окну. Встала на колени у подоконника, положила голову на руки и посмотрела
в окно. Были сумерки. Огромное серо-золотое  небо  занимало  три  четверти
вида.  Внизу  расстилалась  Столица  -  тускло-серое,  лавандовое,  черное
кружево приземистых зданий, перекрещенных мертвенно-бледными магистралями,
что запрудили золотистые автомобили. С правой стороны  скользил  к  горным
пригородам воздушный корабль - с усталыми нормальными людьми,  живущими  в
красивых домах. Что бы они подумали, если бы узнали, что она, Джин  Парле,
наблюдает  за  ними?  Например,  тот  человек,  который  ведет  сверкающий
"Скайфарер" с бледно-голубыми  дверцами.  Она  вообразила  себе  картинку:
толстяк с хмурыми складками на лбу спешит  домой  к  жене,  которая  будет
покорно выслушивать его хвастовство  или  ворчание.  Женщина-скот,  думала
беззлобно Джин, женщина-корова. Какой человек покорит ее, Джин?  Где  тот,
который необуздан, суров и достаточно ярок?.. И вот теперь ее  ждет  новая
работа. Она состроила гримасу: как же, миссис Эберкромби... Она  поглядела
на небо. Звезды еще не высыпали, и огней станции Эберкромби видно не было.
     Миллион долларов, подумай об этом. "Что вы  будете  делать  со  своим
миллионом?" - спросил ее новый хозяин. Теперь, когда  она  вспомнила  это,
сама мысль, как комок в горле, лишала равновесия.
     Что она будет делать с миллионом долларов?
     Мысли текли лениво. Джин попыталась представить себя в  будущем.  Как
она будет выглядеть? Что будет чувствовать? Где?.. Ум ее отпрянул, оставив
одну только злость, словно нельзя было  касаться  самой  темы.  "Крысы,  -
сказала Джин. - Когда я получу его, тогда и подумаю.  Миллион  долларов...
Не слишком-то большой кусок, когда речь идет на самом  деле  о  миллиарде.
Два миллиона будет лучше".
     Глаза ее отследили изящную красную воздушную лодку, сделавшую  крутой
вираж к стоянке, новый  сверкающий  маршаловский  "Мунчейзер".  Теперь  ей
можно чего-то хотеть. "Мунчейзер" будет среди первых ее покупок.
     Дверь распахнулась. На мгновение заглянул привратник Хаммонд.  Затем,
толкая перед собой сумку на колесиках, вошел портной - стройный  невысокий
блондин с красивыми, цвета топаза глазами. Дверь закрылась.
     Джин отвернулась от окна. Портной -  Анри,  имя  это  было  начертано
трафаретными буквами на ящике - попросил ее встать так, чтобы было  больше
света, и обошел кругом, стреляя взглядом по всему телу.
     - Да, - пробормотал он, сжимая и разжимая губы. - Да... Что у леди на
уме?
     - По-видимому, платье для обеда.
     Он кивнул:
     - Мистер Фосерингей упомянул вечернее платье.
     Итак, выплыло имя - Фосерингей.
     Анри установил экран:
     - Если угодно, посмотрите  некоторые  мои  модели.  Может  быть,  вам
что-нибудь понравится.
     Модели появлялись на экране, делали шаг вперед, улыбались  и  уходили
обратно.
     Джин сказала:
     - Что-нибудь вроде этого.
     Анри одобрительно щелкнул пальцами:
     - Орар-лей. Мисс имеет хороший вкус. А теперь посмотрим... Если  мисс
позволит ей помочь...
     Анри ловко расстегнул на Джин платье и положил его на койку.
     - Для начала мы освежимся, - портной выбрал  в  сумке  инструмент  и,
держа Джин за запястье своими изящными пальцами, большим  и  указательным,
опрыскал  ее  руки  сначала  холодным  туманом,  затем  теплым   ароматным
воздухом.  Кожу  защипало.  Джин  почувствовала  свежесть,  словно  в  нее
вдохнули энергию.
     Анри щелкнул пальцами по подбородку:
     - Теперь снова.
     Девушка стояла с прищуренными глазами,  а  портной  суетился  вокруг,
отмеривал  шаги  по  комнате,  что-то  шепотом  вычислял,  делал  какие-то
стремительные жесты, понятные только ему самому. Он растянул  вокруг  Джин
серо-зеленую паутину, тронул ее и стал вытягивать по  мере  того,  как  на
тело ложились нити. Затем подсоединил какие-то  шишечки  к  концам  гибкой
трубки, обжал ее вокруг талии Джин, потянул -  и  трубка  пошла  извергать
сверкающий темно-зеленый шелк. Анри  искусно  изогнул  и  отрезал  трубку,
затем продолжил тянуть, изгибать ложившийся шелк.
     Он опрыскал ткань чем-то тускло-белым,  бросился  вперед  и  принялся
формовать складки, тянуть, собирать в пучок - и  вот  материя  уже  падает
шуршащими волнами с плеч, перетекая в широкую шуршащую юбку.
     - Теперь перчатки, - портной покрыл руки девушки теплой черно-зеленой
пеной,  которая  затвердела  блестящим  бархатом,  потом  искусно  обрезал
ножницами, чтобы обнажить внутреннюю сторону рук.
     - Туфли-лодочки - черный сатин с изумрудно-зеленой фосфоресценцией.
     - Теперь украшения, - в правое ухо Джин он вдел  красную  безделушку,
затем с пальцев портного на правую руку девушки  соскользнул  неограненный
рубин.
     - Запах, совсем чуть-чуть. Лучше всего Левелье, - и в воздухе  поплыл
аромат происхождения, очевидно, центрально-азиатского.
     - Мисс одета. И, осмелюсь сказать, -  Анри  напыщенно  поклонился,  -
исключительно прекрасна.
     Он повозился с тележкой, одна сторона  отпала,  и  вверх  взметнулось
зеркало.
     Джин осмотрела себя. Живая наяда.  Когда  она  добудет  этот  миллион
долларов, а лучше - два миллиона, - она наймет Анри на постоянную работу.
     Портной все еще бормотал комплименты:
     - О, величайшая сила жизни! Вы волшебница! Потрясающе! Не  могу  глаз
оторвать...
     Дверь открылась. В комнату вошел Фосерингей. Анри низко поклонился  и
хлопнул руками. Фосерингей взглянул на нее:
     - Вы готовы. Хорошо. Пошли.
     Джин подумала, что можно обсудить все откровенно прямо здесь.
     - Куда? - спросила она. Фосерингей, ожидая, пока Анри выталкивал свою
тележку из комнаты, слегка нахмурился.
     Джин сказала:
     - Я пришла сюда по моей собственной свободной воле. Я вошла в комнату
на своих собственных ногах. Я все время  знала,  куда  я  иду.  Теперь  вы
говорите: "Пошли со мной". Сначала я хочу знать, куда. Затем я решу, пойду
или нет.
     - Вы не слишком хотите свой миллион долларов.
     - Два миллиона. Я хочу их  достаточно  сильно  и  потому  трачу  свое
дневное время на выяснения нужных сведений. И если я не получу сегодня, то
получу их завтра. Или на следующей неделе. Я найду способ как получить их.
Я очень давно решила получить два  миллиона.  А?  -  она  сделала  изящный
реверанс.
     Зрачки Фосерингея сузились. Он произнес ровным тоном:
     - Очень хорошо. Два миллиона. Сейчас я  приглашаю  вас  отобедать  со
мной на крыше. Там я вас проинструктирую.





     Они дрейфовали в зеленоватом пластиковом пузыре под куполом. Под ними
расстилались инопланетные  пейзажи  в  коммерческой  интерпретации:  серый
газон, кривые красно-коричневые растения,  отбрасывающие  эффектные  тени,
бассейн с флюоресцирующей зеленой жидкостью,  горки  экзотических  цветов,
клумбы с грибами.
     Пузырь  скользил  плавно,  движения  его  явно  подчинялись   законам
вероятности. Он взлетал под почти прозрачный купол,  спускался  под  самые
кроны. Из отверстия в центре  стола  появлялись  последовательно  перемены
блюд, охлажденное вино и покрытые инеем бокалы с пуншем.
     Изумительно, расточительно,  -  думала  Джин.  Но  почему  Фосерингей
тратит на нее свои деньги?  Возможно,  лелеет  романтические  планы...  Ее
развлекла эта идея. Она принялась наблюдать за ним украдкой.  Идея  лишена
была  убедительности.  Этот  человек  совершенно  не   пытался   разыграть
какой-нибудь гамбит. Он не  пробовал  пленить  ее  своим  очарованием,  не
старался произвести впечатление напыщенной  мужественностью.  Как  это  ни
раздражало Джин - факт был налицо: Фосерингей оставался  к  ней  абсолютно
безразличен.
     Джин сжала губы. Она была в  замешательстве.  Попробовала  изобразить
легкую улыбку и скосила на него взгляд из-под ресниц.
     - Поберегите, - сказал Фосерингей, - вам это все  понадобится,  когда
попадете на Эберкромби.
     Джин вернулась к еде. Через минуту она спокойно сказала:
     - Я любопытствовала.
     - Теперь вы знаете.
     Джин решила подразнить его, извлечь из раковины:
     - Что знаю?
     - То, насчет чего вы любопытствовали, что бы это ни было.
     - Фу! Мужчины в основном одинаковы. У них у всех одна и та же кнопка.
Нажми ее - и они все прыгнут в одном и том же направлении.
     Фосерингей нахмурился и посмотрел на нее сузившимися глазами:
     - Может быть, вы не настолько уж преждевременно развиты.
     Джин напряглась. В каком-то  странном,  неопределимом  отношении  это
было  очень  важно,  словно  само  выживание  зависело  от  уверенности  в
собственной мудрости и гибкости разума.
     - Что вы имеете ввиду?
     - Вы сказали то же самое, что обычно говорят чуть ли не все смазливые
девчонки, - проговорил он с оттенком презрения. - Я думал, вы выше этого.
     Джин нахмурилась. Ее  характеру  мало  было  свойственно  абстрактное
мышление.
     - Я никогда не видела, чтобы это работало по другому. Хотя я  склонна
допустить, что есть исключения.  Это  разновидность  игры.  Я  никогда  не
проигрывала. Если я обманываюсь,  до  сих  пор  это  совершенно  не  имело
никакого значения.
     Фосерингей расслабился:
     - Вам везло.
     Джин вытянула руки, выгнула дугой тело, улыбнулась, сказав ему словно
бы делая из этого секрет:
     - Называйте это удачей.
     - С Эрлом Эберкромби нельзя полагаться на удачу.
     - Именно вы говорили о везении. Я  думаю,  что  это  не  везение,  а,
скажем так, талант.
     - Вам нужно будет работать еще и мозгами, -  Фосерингей  поколебался,
затем сказал: - В действительности, Эрл любит... странные вещи.
     Джин хмуро смотрела на него. Он продолжал ледяным тоном:
     - Сейчас вы мучаете свой мозг, думая, как лучше задать вопрос: "А  во
мне что странного?".
     Джин отрезала:
     - Я не нуждаюсь в том, чтобы вы мне сообщали, что во мне странного. Я
знаю это сама.
     Фосерингей промолчал.
     - Я полностью сама по себе, - сказала Джин. - Во всей  Вселенной  нет
ни единой души, на которую мне не было бы наплевать. Я  делаю  только  то,
что мне нравится, - она наблюдала за ним украдкой. Фосерингей  безразлично
кивнул. Джин подавила свое раздражение,  откинулась  на  спинку  кресла  и
принялась изучать  его,  словно  манекен  в  витрине...  Странный  молодой
человек. Он  когда-нибудь  улыбается?  Она  вспомнила  слухи  о  Капеллане
Фибратесе: будто бы существо это способно размещаться вдоль спинного мозга
человека и контролировать его разум. В Фосерингее достаточно было странной
холодности, чтобы позволить себе такое предположение...  Капеллан  не  мог
манипулировать сразу двумя руками человека. Фосерингей держал в одной руке
нож, вилку в  другой  и  орудовал  ими  одновременно.  Слишком  много  для
Капеллана.
     Он спокойно сказал:
     - Я тоже наблюдаю за вашими руками.
     Джин откинула назад голову и рассмеялась  здоровым  девичьим  смехом.
Фосерингей смотрел на нее без ощутимого выражения.
     Джин проговорила:
     - На самом деле вы хотели бы что-нибудь обо мне  узнать,  но  слишком
высокомерны, чтобы спрашивать.
     - Вы родились в Ангел Сити на Кодироне, - ответил Фосерингей, -  ваша
мать оставила вас в таверне. О вас заботился игрок  по  имени  Джо  Парле.
Когда вам исполнилось десять лет, вы убили его и  трех  других  человек  и
спрятались на пакетботе Серой Линии "Бьюкирусе". Вас поместили в приют для
бродяг на Белла Прайд. Вы сбежали. Директор был найден мертвым... Еще пять
лет подобных поступков. Продолжить?
     Джин потягивала вино и совершенно не выглядела сконфуженной:
     - Вы работаете быстро... Но представляете  все  в  ложном  свете.  Вы
сказали: "Еще пять лет, мне продолжить?" О  следующих  пяти  годах  вы  не
знаете ничего.
     Лицо Фосерингея не дрогнуло. Он сказал с  таким  видом,  словно  Джин
ничего не произносила:
     -   Теперь   слушайте   внимательно.   Это   то,   чем   вы    должны
руководствоваться.
     - Давайте. Я вся слух, - девушка откинулась в кресле. Умная  техника:
игнорировать неприятную ситуацию, словно ее нет и не было. Конечно,  чтобы
ее успешно применять, требовался характер определенного  склада.  Холодной
рыбе Фосерингею это подходило прекрасно.
     - Сегодня вечером вас здесь встретит человек  по  имени  Веббард.  Он
главный  управляющий  Станцией  Эберкромби.  Мне   посчастливилось   иметь
возможность влиять на некоторые его поступки. Он заберет вас на Эберкромби
и введет в должность служанки в личных помещениях семьи Эберкромби.
     Джин поморщилась:
     - Служанка? Почему я  не  могу  просто  заплатить  и  отправиться  на
Эберкромби?
     - Это не будет естественным шагом. Девушка  вроде  вас  предпочла  бы
Козерог или Горизонт. Эрл Эберкромби крайне  подозрителен.  Он  несомненно
будет вас избегать. Мать его, старая миссис Клара, смотрит  за  ним  очень
бдительно, и голову ее все время сверлит мысль, что все  знакомые  девушки
Эрла гоняются за  его  деньгами.  Как  служанка  вы  получите  возможность
встретится с ним в  более  интимных  обстоятельствах.  Он  редко  покидает
кабинет, поглощен своим коллекционированием.
     - Вот как? - промурлыкала Джин. - Что он собирает?
     - Все, что вы можете себе представить, - сказал Фосерингей, раздвинув
губы, так что получилась почти улыбка. - Я понял со слов Веббарда так, что
Эрл, помимо всего, романтик и напропалую флиртует с девушками на Станции.
     Джин  скривила  рот  в  утонченной  издевке.  Фосерингей  бесстрастно
смотрел на нее.
     - Когда я... начну?
     - Веббард отправится на грузовой барже завтра. Вы с ним.
     Раздался шепчущий голос звонка. Фосерингей тронул кнопку:
     - Слушаю.
     - К вам мистер Веббард, сэр.
     Фосерингей направил пузырь вниз, на посадочную площадку.
     Табличка на двери гласила: Ричард Майкрофт, адвокат. В  очень  давние
годы кто-то сказал Джин,  когда  ее  судили,  что  Ричард  Майкрофт  очень
хороший адвокат.
     В приемной сидела темнокожая женщина лет  тридцати  пяти,  с  суровым
проницательным взглядом.
     - Вам назначено время?
     - Нет, - сказала Джин, - я очень тороплюсь.
     Секретарша поколебалась чуть-чуть, затем склонилась к коммуникатору.
     - Вас хочет видеть молодая леди - Джин Парле. Новое дело.
     - Очень рад.
     Секретарша кивнула в сторону дверей:
     - Вы можете войти.
     Она не такая как я, - подумала Джин. - Потому что я есть то, чем  она
была и хочет быть снова.
     Майкрофт был крепким человеком с приятным лицом. Джин сконструировала
в себе тщательную защиту против него. Если вам кто-либо нравится  и  знает
об этом, то чувствует себя обязанным  советовать  и  вмешиваться.  Она  не
желала ни советов, ни вмешательства. Она хотела два миллиона долларов.
     - Очень рад, молодая леди, - сказал Майкрофт. - Чем могу служить?
     Он обращается со мной как с ребенком, - подумала Джин и сказала:
     - Я хочу совета. Я знаю о порядке наследования.  Я  имею  возможность
заплатить сотню долларов. Когда вы  насоветуете  мне  на  сотню  долларов,
дайте знать, и я уйду.
     -  За  сотню  долларов  можно  купить  множество  советов,  -  сказал
Майкрофт. - Советы дешевы.
     - Но не советы юриста.
     Майкрофт перешел к делу.
     - Что вас беспокоит?
     -  Вы  учитываете,  что  весь  наш  разговор   должен   быть   строго
конфиденциальным?
     - Несомненно, - улыбка Майкрофта превратилась в вежливую гримасу.
     - Здесь нет ничего незаконного, насколько это касается меня, но я  не
хочу, чтобы через вас просочились какие  либо  тайные  намеки  тем  людям,
которые заинтересованы в деле.
     Майкрофт распрямился за своим столом.
     - От адвоката всегда требуется уважение к доверию клиента.
     - О'кей... Ну тогда так, - и  она  рассказала  ему  о  Фосерингее,  о
станции Эберкромби. Она сказала,  что  Эрл  Эберкромби  болен  неизлечимой
болезнью. Она не упомянула о намеках  Фосерингея  на  эту  тему.  Это  она
тщательно вычищала из своего мозга. Фосерингей нанял ее. Он сказал ей, что
делать. Сказал, что Эрл Эберкромби болен. Этого ей вполне достаточно. Если
она будет задавать слишком много вопросов, могут вскрыться  вещи,  слишком
отвратительные даже для  ее  мужественного  характера.  Фосерингей  найдет
другую, менее любопытную... Она уклонилась от точного наименования болезни
Эрла. В действительности, она сама не знала этого. И не хотела знать.
     Майкрофт слушал внимательно, молча.
     - Я хочу знать вот что, - сказала Джин. - Насколько верно,  что  жена
наследует Эберкромби? Я не хочу кучи хлопот ради ничего.  И,  кроме  того,
Эрлу меньше двадцати одного года. Я думаю, что на случай его смерти  лучше
всего... ну, позаботиться обо всем предварительно.
     Несколько минут Майкрофт сидел неподвижно,  спокойно  глядя  на  нее.
Затем набил табак в трубку.
     - Джин, - сказал он, - я дам вам один совет. Он бесплатен, без всяких
хитростей.
     - Не утруждайте себя, - сказала  Джин.  -  Я  не  хочу  тех  советов,
которые бесплатны. Я хочу тех, за которые плачу.
     Майкрофт состроил гримасу:
     - Вы исключительно мудрый ребенок.
     - Хотела бы... Зовите меня ребенком, если вам нравится.
     - Но что вы будете делать с миллионом долларов? Или  двумя,  которые,
как я понимаю, вам достанутся?
     Джин уставилась на него. Конечно, ответ был очевиден... Или нет?  Она
пыталась найти ответ, хотя внешне это никак не проявилось.
     - Ну, - сказала она неопределенно,  -  мне  хотелось  бы  автомобиль,
несколько красивых платьев и, может  быть...  -  внутреннее  зрение  вдруг
нарисовало ей круг друзей. Приятных людей, как мистер Майкрофт.
     - Если бы я был психологом, а не законником, - сказал Майкрофт,  -  я
предположил бы, что куда больше двух миллионов долларов  вы  хотите  иметь
папу и маму.
     Джин вспыхнула:
     - Нет, нет! Я не хочу их вообще. Они умерли.
     Для нее родители были мертвы. Они умерли в тот миг, когда оставили ее
на биллиардном столе в таверне "Старый Ацтек".
     Джин сказала раздраженно:
     - Мистер Майкрофт, я знаю, что вы  желаете  мне  добра.  Но  сделайте
все-таки для меня то, что я хочу.
     - Я скажу вам это, - произнес Майкрофт, - потому что если не  я,  так
кто-нибудь другой все равно  скажет.  Собственность  Эберкромби,  если  не
ошибаюсь,  регулируется  собственным   гражданским   кодексом...   Давайте
посмотрим, - он повернулся и нажал кнопку на столе.
     На  экране  появился  каталог  центральной  юридической   библиотеки.
Майкрофт выбирал, сужая  круг.  Через  несколько  секунд  он  имел  полную
информацию: "Управление собственностью начинается с шестнадцати лет. Вдова
наследует как минимум пятьдесят процентов, а если в завещании  не  указано
иное, то все состояние".
     - Прекрасно, - сказала Джин. Она вскочила. - Это все, в чем я  хотела
убедиться.
     Майкрофт спросил:
     - Когда вы отправляетесь?
     - Сегодня днем.
     - Мне не следовало  бы  говорить  вам,  что  весь  этот  план...  ну,
аморален.
     - Мистер Майкрофт, вы душечка. Но у меня нет никакой морали.
     Он склонил голову, пожал плечами, затянулся.
     - Вы уверены?
     - Ну... да, - Джин немного подумала. - Я полагаю,  что  это  так.  Вы
хотите, чтобы я углубилась в детали?
     - Нет. Я думаю, то, что я хотел сказать, прозвучало бы  так:  уверены
ли вы, что знаете, чего хотите от жизни?
     - Несомненно. Множества денег.
     Майкрофт усмехнулся.
     - Ответ на самом деле не слишком хорош. Что вы купите за свои деньги?
     Джин почувствовала, как в ней растет иррациональная злость.
     - О, много чего, - она повернула к выходу. - Сколько  я  вам  должна,
мистер Майкрофт?
     - Десять долларов. Передайте их Руфи.
     - Благодарю вас, мистер Майкрофт, - Джин торжественно удалилась.
     Уже в коридоре она с удивлением обнаружила, что на  себя  злилась  не
меньше, чем на мистера Майкрофта... Он не  имеет  права  заставлять  людей
задумываться над собой. Но это не было бы  так  плохо,  если  бы  она  еще
раньше не начала чуть-чуть задумываться.
     Но все чепуха. Два миллиона это два миллиона. Когда Джин разбогатеет,
она вызовет мистера Майкрофта и спросит, действительно ли он считает,  что
это не стоило небольших прегрешений.
     А сегодня - вверх, на станцию Эберкромби.  Джин  вдруг  почувствовала
волнение.





     Пилот грузовой баржи Эберкромби проявлял настойчивость:
     - Сэр,  я  думаю,  вы  делаете  ошибку,  что  берете  с  собой  такую
хорошенькую юную леди.
     Он был коренастым человеком за тридцать, немало повидавшим  на  своем
веку и потому самоуверенным. Редкие белокурые волосы покрывали его  череп,
глубокие  морщинки  у  рта  придавали  ему  циничное  ехидство.  Веббарда,
главного  управляющего  Эберкромби,  разместили  на  носу,  в   специально
сконструированном отсеке. При его телосложении обычные устройства сети  не
были способны обеспечить защиту от перегрузок: он плавал по  шею  в  баке,
наполненном эмульсией той же плотности,  как  и  его  тело.  Джин  еще  не
приходилось видеть такого толстого человека.
     Пассажирской кабины на барже не  было,  и  Джин  устроилась  рядом  с
пилотом. На ней было скромное белое платье, белая шляпка без полей,  серый
с черными полосами жакет.
     У пилота мало нашлось хороших слов о Станции Эберкромби.
     - Ну, как не стыдно брать такого ребенка, как вы, прислуживать таким,
как они... Почему  они  не  выбирают  среди  себе  подобных?  Обе  стороны
несомненно были бы довольны.
     Джин простодушно сказала:
     - Я не собираюсь там быть очень долго.
     - Это вы сейчас так думаете. Но  Станция  засасывает.  Через  год  вы
будете такой же,  как  все  остальные  там.  Достаточно  самого  тамошнего
воздуха,  чтобы  нормального  человека  стошнило:  густой,  сладкий,   как
оливковое масло. Что до меня, я никогда не вылезал бы из баржи, будь на то
моя воля.
     Пилот облизнул губы и направился к своему сидению.
     - О, там вы будете в полной безопасности, - бормотал он. - По крайней
мере от тех, кто уже провел на Станции некоторое время. Вам,  может  быть,
потребуется увертываться от нескольких свеженьких, которые  только  что  с
Земли... После того, как они  поживут  на  Станции,  что-то  в  их  мыслях
меняется, и они плевать готовы на лучших земных девушек.
     - Гм... - Джин поджала губы. Эрл Эберкромби родился на Станции.
     - Но я много об этом не размышлял, - сказал пилот.
     Так трудно, думал он, взывать искренне  к  здравому  смыслу  ребенка,
такого юного, такого неопытного. - Я имею ввиду, - продолжал он, -  что  в
этой атмосфере вы перестанете следить за  собой.  Очень  скоро  вы  будете
выглядеть как остальные - и никогда не захотите оттуда улететь.  Некоторые
даже не в состоянии уйти - они, даже если захотят,  не  смогут  ходить  по
Земле.
     - О, я думаю, что со мной такого не случится. Это не мой случай.
     - Это засасывает, - повторил страстно пилот. - Слушай, крошка, я знаю
точно. Я вожу грузы на все станции.  Я  вижу,  кто  туда  приходит  и  кто
уходит. На каждой станции свои причуды, и вам  этого  не  избежать,  -  он
непроизвольно фыркнул. - Может быть, я сам поэтому  немного  того...  Вот,
например, Станция Мадейра.  Гомики.  Вычурность.  Платьями  шуршат,  -  он
сделал рубящий жест пальцами. - Такова Мадейра. Вы не можете  знать  много
об этих вещах... Но  возьмем  гнездо  Балчестера,  возьмем  девку  Мерлин,
возьмем Звездный Дом....
     - Но некоторые станции всего лишь курорты, места для увеселений.
     Пилот нехотя признал, что из двадцати двух курортных спутников добрая
половина столь же обыденна, как Майами-Бич.
     - Но другие... О, Моисей! - он закатил глаза. - И  Эберкромби  худшая
из них.
     Наступило молчание. В иллюминаторе исполинским шаром  плыла  Земля  -
зеленая, синяя, черная, белая. Солнце - блистающая в бешенстве  дыра  чуть
пониже. Впереди сверкали звезды и ряд ослепительных синих и красных огней.
     - Это Эберкромби?
     - Нет, это Храм Масонов. Эберкромби дальше и  немного  в  стороне  от
нашего курса... - пилот посмотрел на девушку неуверенно, искоса. -  Теперь
слушайте, девочка! Я не хочу, чтобы посчитали меня за нахала. Хотя,  может
быть, я нахал. Но если вы так нуждаетесь в  работе  -  почему  бы  вам  не
вернуться со мной на Землю? У меня прекрасная хижина на Лонг  Бич.  Ничего
экстравагантного, но она на берегу, и это лучше, чем работать на  компанию
случайных уродцев.
     Джин ответила с отсутствующим видом:
     - Нет, благодарю.
     Пилот вжал голову, опустил руки, покраснел.
     Прошел час. Сзади донесся  грохот.  Маленькая  дверца  откинулась.  В
отверстие просунулось тучное лицо Веббарда. Баржа дрейфовала  в  свободном
полете. Гравитация отсутствовала.
     - Сколько еще до станции? - выдавил толстяк.
     - Она как раз впереди. Полчаса, около того,  и  нас  выудят.  Надежно
выудят, мастерски.
     Веббард хрюкнул и скрылся. Впереди замигали желтые и зеленые огни.
     - Это Эберкромби, - сказал  пилот.  Он  потянулся  к  рычагу  ручного
управления. - Застегните ремни.
     Впереди заискрились бледно-синие тормозные струи.
     Сзади послышался удар и сердитая ругань. Пилот усмехнулся:
     - Хорошо его взяло, - тормозные струи прорычали с минуту и затихли. -
Каждый раз одно и то же. Сейчас, не пройдет и минуты, как он просунет сюда
голову и облает меня.
     Крышка отлетела в сторону. Показалось разъяренное лицо Веббарда.
     - Почему, черт возьми, ты не предупреждаешь меня, когда тормозишь?  Я
получил  удар,  который  мог  мне  повредить.  Если  ты  допускаешь  такое
обращение с пассажирами, ты не пилот!
     Пилот произнес, паясничая:
     - Извините, сэр, в самом деле извините. Больше не повторится.
     - Лучше бы не повторялось! Если повторится, я  поставлю  делом  своей
чести проследить, чтобы тебя уволили.
     Крышка захлопнулась.
     - Иногда я достаю его сильнее, чем обычно, - сказал пилот.  -  Сейчас
хорошо, судя по удару.
     Он устроился поудобнее, положил руку на плечи Джин и  притянул  ее  к
себе.
     - Давай-ка немного поцелуемся, пока нас не выудили со Станции.
     Джин наклонилась к нему и протянула руку. Пилот увидел,  как  к  нему
приближается ее лицо - бледно-розовое, оникс, слоновая  кость,  улыбчивое,
полное жизни... Но рука прошла  мимо  него  и  тронула  тормозной  клапан.
Четыре струи ударили вперед. Баржа  дернулась.  Пилот  упал  на  приборную
панель. На лице его читалось забавное недоумение.
     Сзади донесся  тяжелый,  звучный  удар.  Пилот  выбрался  обратно  на
сидение и вышиб тормозной  клапан.  По  подбородку  его  струилась  кровь,
маленький  красный  ручеек.  Сзади,  в  отверстии,  виднелось  черное   от
бешенства лицо Веббарда.
     Когда Веббард закончил, наконец, свою  речь  и  крышка  захлопнулась,
пилот  посмотрел  на  Джин,  которая  спокойно  сидела  на  своем  кресле,
мечтательно приподняв уголки рта.
     Пилот сказал, выдавливая слова:
     - Будь вы одна на борту, я отколошматил бы вас до полусмерти.
     Джин вздернула колени  под  подбородок,  обвила  их  руками  и  молча
уставилась перед собой.
     Станция Эберкромби была построена по типовому проекту Фитча:  цилиндр
со стволом, в котором располагалась силовая установка и  прочие  служебные
помещения,  серии  круглых  палуб,  прозрачная  оболочка.  К  оригинальной
конструкции было добавлено  множество  модификаций  и  пристроек.  Цилиндр
Станции окружало кольцо внешней палубы из листовой стали, чтобы удерживать
магнитные присоски маленьких лодок, крепления  грузов,  магнитные  подошвы
ботинок - все, что надо было фиксировать в неподвижности более  или  менее
долгое время. На обоих концах цилиндра торчали трубы,  соединяющие  его  с
дополнительными помещениями. Первое -  сфера  -  было  личной  резиденцией
Эберкромби. Второе -  цилиндр  -  вращалось  со  скоростью,  которой  было
достаточно, чтобы вода растекалась по внутренней поверхности ровным слоем,
глубиной  в  десять  футов.  Это  был  плавательный  бассейн   станции   -
особенность,  присущая  кроме  Эберкромби  еще   только   трем   курортным
спутникам.
     Грузовая баржа медленно подошла к палубе и ткнулась  в  нее.  Четверо
служащих подсоединили тали к кольцам обшивки и подтянули баржу к грузовому
причалу. Баржа улеглась в своем гнезде, захваты сработали, открылись люки.
     Главный управляющий Веббард  еще  дымился  от  ярости,  но  ухитрялся
прятать ее  под  маской  величия.  Пренебрегая  магнитными  ботинками,  он
оттолкнулся и поплыл ко входу в станцию, сказав Джин:
     - Заберите ваш багаж.
     Джин потянулась к своему скромному  маленькому  чемоданчику,  дернула
его и  обнаружила,  что  сама  беспомощно  барахтается  посреди  грузового
отсека. Веббард нетерпеливо ухватил ее магнитными захватами за  ботинки  и
подтолкнул вместе с чемоданами по направлению к входу.
     Воздух  здесь  был  иной,  пряный.  Баржа  пахла   озоном,   смазкой,
мешковиной, но станция... Даже не пытаясь распознать запах, Джин  подумала
о вафлях с маслом и сиропом, присыпанных тальком.
     Веббард плыл впереди. Впечатляющее зрелище. Вес не держал его  больше
в оковах, как на Земле. Он раздулся во все стороны,  словно  баллон.  Лицо
было похоже на арбуз и казалось, что рот, нос, уши были  выгравированы  на
нем, запали внутрь, а не выступали наружу,  как  у  нормальных  людей.  Он
сфокусировал свой взгляд на точке чуть выше ее темной головки.
     - Нам надо бы найти взаимопонимание, юная леди.
     - Конечно, мистер Веббард.
     - Я принял вас на работу  в  знак  уважения  к  моему  другу  мистеру
Фосерингею. Я совершил этот поступок, но больше ни за что не отвечаю. Я не
ваш спонсор. Мистер Фосерингей дал вам очень хорошие рекомендации. Так что
смотрите, чтобы вы соответствовали им. Ваша непосредственная начальница  -
миссис Блейскелл, ей вы должны подчиняться безоговорочно. У нас  здесь,  в
Эберкромби, очень жесткие правила поведения  для  служащих,  зато  хорошее
обращение и достойная плата, но  вы  должны  это  заслужить.  Ваша  работа
должна за себя говорить сама, вы не должны  ожидать  какого-то  особенного
отношения, - он кашлянул. В самом деле, осмелюсь сказать, вам повезло, что
вас сюда взяли. Обычно мы нанимаем людей  своего  собственного  вида.  Это
делается для создания гармонии.
     Джин слушала, притворно скромно склонив  голову.  Веббард  продолжил,
детализируя предостережения, предписания, указания.
     Девушка послушно кивала. Не было смысла задевать  старого  помпезного
Веббарда. Ведь он считал, что перед ним приличная  юная  леди,  худенькая,
очень молодая, со своеобразным сиянием глаз, но полностью подавленная  его
величием... Хорошее чувство цвета. Приятные черты. Если бы она  ухитрилась
нарастить на своих костях еще  пару  сотен  фунтов  плоти,  она  могла  бы
привлечь его простую натуру.
     - Теперь направляйтесь за мной, - сказал Веббард.
     Он поплыл головой  вперед  по  коридору,  и  даже  в  этом  положении
какая-то внутренняя сила заставляла его излучать впечатление непреклонного
величия.
     Джин передвигалась  более  скромно,  с  помощью  магнитных  захватов,
толкая перед собой чемодан с такой легкостью,  словно  это  была  папка  с
бумагами.
     Они достигли центрального ствола, и Веббард, оглянувшись назад  из-за
своих разбухших плеч, запустил себя вверх по шахте.
     Застекленные окна в стенках ствола позволяли видеть  различные  залы,
трапезные, салоны. Джин задержалась у комнаты, декорированной драпировками
из красного плюша, в которой стояли мраморные статуи. Она глядела  сначала
удивленно, потом изумленно.
     Веббард нетерпеливо напомнил ей:
     - Вперед мисс, нам надо дальше.
     Джин оттолкнулась от окна.
     - Я увидела постояльцев, они выглядят как... - она вдруг  разразилась
непроизвольным смехом.
     Веббард нахмурился и поджал  губы.  Джин  подумала,  что  он  вот-вот
потребует объяснить причину ее веселья,  но  очевидно  он  счел  это  ниже
своего достоинства. Он сказал ей:
     - Ну, пойдемте же дальше. Я могу вам уделить очень немного времени.
     Джин бросила прощальный взгляд  на  комнату  и  рассмеялась  во  весь
голос.
     Толстые женщины,  словно  рыбы-шары  в  аквариуме.  Толстые  женщины,
круглые и нежные, как спелые желтые  персики.  Толстые  женщины,  чудесным
образом непринужденные и проворные в  отсутствии  гравитации.  Было  время
полуденного музыкального представления. Зал был  до  отказа  набит  шарами
розовой  плоти,  задрапированными   в   блузы   и   панталоны   -   белые,
бледно-голубые, желтые.
     Теперешняя мода Эберкромби, казалось,  склонялась  к  круглым  телам.
Сжатые широкими полосами, словно портупеями, груди выдавливались  вверх  и
вниз, а также в сторону,  под  мышки.  Волосы  расчесывались  от  середины
головы на бока и удерживались сзади маленьким узлом. Плоть, пузыри  нежной
плоти, гладкие лоснящиеся шары, крохотные, подергивающиеся лица,  пляшущие
пальцы, грубо накрашенные губы. На Земле каждая из этих женщин обмякла  бы
грудой потеющего жира. На Станции Эберкромби, "Аллее толстых",  так  звали
ее между собой, они двигались с легкостью пушинок  одуванчика,  а  лица  и
тела их были гладкими, словно масляные шары.
     - Идем, идем, идем, - рявкал Веббард, - на  Эберкромби  без  дела  не
болтаются.
     У Джин вдруг появилось желание поддать  по  пухлым  ляжкам  Веббарда,
очень соблазнительной цели, но она сдержалась. Веббард ждал ее  в  дальнем
конце коридора.
     - Мистер Веббард, - спросила  она  задумчиво,  -  сколько  весит  Эрл
Эберкромби?
     Веббард откинул голову назад и свирепо пробормотал себе под нос:
     - Мисс, такие  интимные  подробности  здесь,  на  Эберкромби,  нельзя
считать темой для пристойной беседы.
     Джин ответила:
     - Я просто подумала, не такой ли он... ну, внушительный, как вы?
     Веббард хмыкнул:
     - Я не могу ответить вам. Мистер Эберкромби  -  человек  с  огромными
знаниями. Его... комплекция не тот предмет, который вам следует обсуждать.
Это не принято. Это не делается.
     - Благодарю вас, мистер Веббард, - ответила Джин смиренно.
     Веббард продолжал:
     - Вы поняли. Вы все же хорошая девушка. Теперь  давайте  в  трубу,  и
представлю вас миссис Блейскелл.
     Миссис Блейскелл была короткой  и  одинаковой  во  все  стороны,  как
апельсин. Серо-стальные волосы по  здешней  моде  были  затянуты  сзади  в
розетку. На ней был тугой черный комбинезон, форма служащих Эберкромби,  о
чем Джин еще предстояло узнать.
     Джин  подозревала,  что  произвела  плохое  впечатление   на   миссис
Блейскелл. Она почувствовала, что придирчивые серые глаза исследовали ее с
ног до головы, и постаралась сохранить скромный потупленный взгляд.
     Веббард объяснил, что Джин хорошо знакома с обязанностями горничной и
предложил, чтобы миссис Блейскелл использовала ее в  Плезансе  и  спальных
комнатах.
     Миссис Блейскелл кивнула.
     - Хорошая идея. Молодой хозяин несколько эксцентричен, это все знают,
но в последнее  время  надоедает  девушкам  и  мешает  им  выполнять  свои
обязанности.  Будет  мудрым  иметь  там  такую,  которая   совершенно   не
соответствует его представлениям.
     Веббард сделал ей  знак,  и  они  отплыли  на  некоторое  расстояние,
беседуя друг с другом осмотрительно тихим шепотом.
     Уголки широкого рта Джин задрожали. Старые дурни!
     Прошло пять минут. Джин заерзала. Почему они  ничего  не  делают?  Не
берут ее куда-нибудь? Девушка подавила нетерпение.  Жизнь!  Она  подумала:
"Буду ли я чувствовать такую  же  радость  от  жизни  в  двадцать  лет?  В
тридцать? В сорок?" Она оттянула пальчиками уголки рта. "Конечно, да. Я не
позволю себе измениться... Но жизнь надо использовать на  полную  катушку.
Надо  отпустить  на  волю   каждое   мерцание   страсти,   каждый   толчок
вдохновения".  Джин  ухмыльнулась.  Итак,  она   плавала   здесь,   вдыхая
перезрелый воздух Станции Эберкромби. Кстати, это приключение. И  за  него
хорошо платят - два миллиона долларов всего лишь за то,  чтобы  соблазнить
восемнадцатилетнего мальчика. Обольстить его, выйти замуж - что  за  дело.
Конечно, он Эрл Эберкромби, и если он столь же величественен,  как  мистер
Веббард... Она с отвращением поглядела на огромное тело Веббарда.  О,  да,
два миллиона есть два миллиона. Если дело окажется слишком уж  неприятным,
цену следует повысить. Возможно, до десяти миллионов. Не  слишком  большой
кусочек от миллиарда.
     Веббард изящно развернулся  и  молча  уплыл  обратно,  в  центральный
ствол.
     - Пойдемте, - сказала миссис Блейскелл. - Я покажу вам вашу  комнату.
Вы можете отдохнуть, а всем остальным займемся завтра.





     Джин облачилась в черный комбинезон, а миссис Блейскелл стояла  рядом
и искренне жалела ее:
     - Бог вас простит,  но  не  надо  так  ущемлять  свою  талию.  Бедный
ребенок,  вы  сейчас  рахитичны,  вы  худы  как  дистрофичка!  Нельзя  так
подчеркивать свою худобу! Возможно, у вас  найдется  несколько  подушечек,
чтобы подложить куда надо. Не столь это  уж  важно,  ведь  вы  всего  лишь
уборщица, но штат из прелестных девушек очень украшает домашнее хозяйство,
а молодой Эрл, несмотря на всю странность его характера, ценит  в  женщине
красоту... Теперь дальше. Ваша грудь, мы  должны  с  ней  что-то  сделать:
почему вы почти плоская? Глядите, нет никакой возможности пустить вам  под
руки красивую драпировку, а? - она указала на  свои  собственные  объемные
складки жира. - Предположим, мы закатаем подушечку и...
     - Нет, - сказала Джин боязливо. Возможно ли, чтобы ее  считали  здесь
столь безобразной? - Я не буду носить подкладки.
     Миссис Блейскелл фыркнула:
     - Это только ради вашей собственной пользы, дорогая моя.  Я  уверена,
что мне, такой морщинистой, это не пошло бы.
     Джин наклонилась к своим черным туфлям:
     - Нет, вы ошибаетесь, у вас очень гладкая кожа, вы просто лоснитесь.
     Миссис Блейскелл гордо кивнула:
     - Я держу себя в хорошей форме и все делаю для этого, все, что только
можно. Скажу вам, когда мне было столько лет, сколько сейчас вам, все было
для меня по-другому. Я была на Земле, когда...
     - О, вы не родились здесь?
     - Нет, мисс. Я была одной  из  тех  бедных  душ,  которые  придавлены
прессом гравитации. Только на перемещение с места на место я  тратила  всю
свою энергию, тело просто сгорало. Я родилась в  Сиднее,  в  Австралии,  в
приличной доброй семье. Они были слишком бедны, чтобы купить мне место  на
Эберкромби. Мне повезло занять здесь ту самую должность,  какая  досталась
вам, и тогда еще с нами были мистер Юстус и старая миссис Ева,  его  мать,
то есть бабушка Эрла. С тех пор я не спускалась на Землю. Я никогда больше
не ступлю на ее поверхность.
     -  Значит,  вы  пропускаете  фестивали,  не  увидите  новые   великие
сооружения, не почувствуете больше очарования природы?
     -  Тьфу,  -   выплюнула   слово   миссис   Блейскелл,   -   покрыться
отвратительными складками и морщинами? Передвигаться только в  машине?  На
тебя пялятся и тихо ржут за спиной тамошние люди! Они все в  заботах,  они
борются с тяготением Земли и потому тонки как  палки!  Нет,  мисс,  у  нас
собственные пейзажи, свои празднества.  Завтра  вечером  танцуем  паванну,
затем Пантомима Пышных Масок,  Шествие  Прекрасных  Женщин  -  весь  месяц
расписан. Самое главное, я среди своих, среди  круглых.  У  меня  на  лице
никогда не будет ни морщинки. Я хороша, я в  расцвете  сил  и  никогда  не
поменяюсь ни с кем из тех, кто внизу.
     Джин пожала плечами:
     - Единственная значащая вещь в жизни - это счастье.
     Она с удовлетворением взглянула на себя в зеркало. Даже если  толстая
миссис  Блейскелл  думала  иначе,  черный  комбинезон  на   ней   выглядел
прекрасно, он обтягивал ее бедра  и  талию.  Отсвечивающие  матовой  кожей
ноги, стройные, но круглые, не худые, были хороши - это  она  знала.  Даже
если сумасбродный мистер Веббард и странная миссис Блейскелл думали иначе.
Подождем, пока удастся попробовать их на молодом Эрле.  Фосерингей  сказал
ей, что он предпочитает девушек из мира гравитации. И тем не менее, мистер
Веббард и миссис Блейскелл намекали на иное. Может быть, он любит и тех  и
других? Тогда он должен любить все,  что  угодно,  лишь  бы  было  теплым,
двигалось и дышало. А в это множество несомненно входила и она.
     Если  бы  она  спросила  об  этом  миссис  Блейскелл  прямо,  та   бы
взволновалась сверх меры,  была  бы  шокирована.  Хорошая,  добродетельная
миссис Блейскелл.  Материнская  душа,  не  то,  что  матроны  в  различных
богадельнях и приютах для бездомных, где Джин провела  много  времени.  То
были энергичные крупные женщины - практичные и скорые на руку... Но миссис
Блейскелл была хорошей, она никогда  не  оставила  бы  своего  ребенка  на
биллиардном столе.  Миссис  Блейскелл  боролась  бы,  голодала  бы,  чтобы
сохранить ребенка при себе и вырастить его... Джин лениво порассуждала  на
тему, что было бы, будь миссис Блейскелл ее  матерью,  а  мистер  Майкрофт
отцом. У нее появилось странное чувство, словно душу что-то укололо, но из
глубины подсознания выплыло темное тупое негодование, замешанное на злобе.
     Джин неловко и раздраженно встряхнулась. Прочь из головы  чепуху!  Ты
играешь одна. Зачем тебе родственники? Они бы  никогда  не  позволили  эту
авантюру со Станцией Эберкромби... Да, будь у нее  родственники,  возникло
бы множество проблем в том, как потратить два миллиона долларов.
     Джин вздохнула. Ее собственная мать не была так добра  и  удобна  для
нее, как миссис Блейскелл. Она и не могла быть  такой.  Вопрос  становился
чисто абстрактным. Забыть это. Выбросить из головы.
     Миссис Блейскелл поставила у ног  Джин  служебные  туфли,  которые  в
большинстве ситуаций  носили  все  на  Станции  -  шлепанцы  с  магнитными
обмотками в подошвах.  Проволоки  вели  к  батарее  на  поясе.  Передвигая
рычажок реостата, можно было регулировать силу магнитного притяжения.
     -  Когда  обслуга  работает,  ей  нужна  опора,  -  объяснила  миссис
Блейскелл. - Конечно, когда вы привыкнете, вам не  покажется,  что  работы
очень  много.  Все  прекрасно  очищается  автоматически,  фильтры  у   нас
добротные, но есть немного пыли, и всегда из воздуха оседает легкая пленка
масла.
     Джин выпрямилась.
     - О'кей, миссис Би, я готова. С чего начнем?
     Миссис Блейскелл вздернула  брови,  реагируя  на  фамильярность,  но,
казалось, это ее не слишком  задело.  В  основном  девушка  представлялась
вежливой, усердной и умной. И, что очень важно, не того сорта, что мог  бы
привести к каким-либо неприятностям в отношениях с мистером Эрлом.
     Оттолкнувшись пальцем от стены, круглая женщина запустила  себя  вниз
по коридору, остановилась у белой двери и открыла ее.
     Они вошли в  комнату  с  потолка.  Джин  на  мгновение  почувствовала
головокружение, когда пришлось головой вперед лететь к полу.
     Миссис  Блейскелл  ловко  схватила  стул,  извернулась  в  воздухе  и
поставила ноги на настоящий пол. Джин присоединилась к ней. Они  стояли  в
большой круглой комнате, которая явно занимала весь диаметр цилиндра. Окна
глядели на космос, звезды сияли со  всех  сторон.  Если  повести  головой,
можно было увидеть все созвездия Зодиака.
     Откуда-то снизу шли солнечные лучи. Они сияли на потолке. А в верхней
части окна висела половинка Луны, твердой и острой, как новая  монета.  На
вкус Джин комната  была  слишком  пышной.  Подавляла  пресыщенность  тонов
горчично-шафранового ковра,  деревянная  обшивка  с  золотыми  арабесками,
круглый  стол,  закрепленный  на  полу  и  окруженный  креслами,   надежно
зафиксированными с помощью магнитных пластин. С потолка неподвижно торчала
хрустальная люстра, из под плафона выглядывали ряды пухлых херувимов.
     - Плезанс, - объявила миссис Блейскелл. - В первую очередь вы  будете
делать уборку здесь. Каждое утро, - и она  расписала  обязанности  Джин  в
деталях.
     - Сейчас мы пойдем в... -  она  слегка  подтолкнула  Джин,  -  старая
миссис Клара, мать Эрла. Поклонитесь ей как я.
     В комнату вплыла женщина, одетая в пурпурно-розовое. На  лице  у  нее
было выражение отстраненного высокомерия, словно во всей Вселенной для нее
не существовало ни сомнений, ни неуверенности, ни двусмысленности.  Миссис
Клара была почти совершенным шаром, поперек себя шире. Волосы у  нее  были
серебристо-белые, лицо - пузырь  гладкой  плоти,  обмазанный  явно  наугад
румянами. На пухлой груди и плечах лежало ожерелье из драгоценных камней.
     Миссис Блейскелл елейно склонила голову:
     - Миссис Клара, дорогая, позвольте представить вам  новую  горничную.
Она только что с Земли и имеет хорошие рекомендации.
     Миссис Клара Эберкромби стрельнула в Джин быстрым взглядом:
     - Чахлое создание.
     - О, она выздоровеет, - проворковала  миссис  Блейскелл.  -  Побольше
хорошей еды и усердная работа - все это сделает чудеса. Она ведь еще дитя.
     - М-м-м... Едва ли... Это кровь, Блейскелл. Вы прекрасно знаете.
     - Да, конечно, миссис Клара.
     Хозяйка, шныряя взглядом по комнате, продолжала металлическим тоном:
     - Или у вас хорошая кровь, или уксус.  Эта  вот  девушка  никогда  не
будет чувствовать себя здесь комфортно, я вижу это. Это не в ее характере.
     - Конечно, мэм, вы правы.
     - И не в  характере  Эрла.  Он  единственный  человек,  о  котором  я
по-настоящему беспокоюсь. Хьюго был тучным, но его брат Лайонелл  недалеко
ушел от Эрла. Бедный дорогой Лайонелл, и...
     - Что насчет Лайонелла? Есть какие-то известия?  -  произнес  хриплый
голос. Джин повернулась. Это был Эрл.
     - Ничего, мой дорогой. Он ушел от нас,  он  никогда  не  вернется.  Я
всего лишь сказала, что никто из нас, кроме тебя и Лайонелла, не оставался
столь костлявым в этом возрасте.
     Эрл бросил сердитый взгляд мимо  матери,  мимо  миссис  Блейскелл,  и
взгляд этот упал на Джин.
     - Что это? Еще одна служанка? Мы в ней  не  нуждаемся,  отошлите  ее.
Опять новые расходы.
     - Она будет убирать наши комнаты, Эрл, дорогой  мой,  -  сказала  его
мать.
     - Где Джесси? Чем вас не устраивает Джесси?
     Миссис Клара и миссис Блейскелл обменялись невинными взглядами.  Джин
послала Эрлу взгляд неторопливый, игривый. Он заморгал, затем  нахмурился.
Джин потупилась, проследила узор на коврике пальцем  ноги,  что,  как  она
знала, представляло ее фигуру в очень  выгодном  свете.  Зарабатывать  два
миллиона долларов будет не таким уж нудным занятием,  как  она  опасалась.
Потому что Эрл Эберкромби не был толстым вообще. Приземистый,  крепкий,  с
бычьими плечами, с бычьей шеей. Коротко остриженные светлые густые волосы,
нездоровый  красноватый  цвет  лица,  большой  лоснящийся   нос,   тяжелый
подбородок. Но угрюмый рот был приятен.
     Он не слишком привлекателен, - подумала Джин. На  Земле  она  бы  его
проигнорировала, а если бы он стал приставать, довела бы до ярости  серией
оскорблений. Но она ожидала гораздо худшего:  шарообразного  существа  как
человек-баллон мистер Веббард... Конечно, Эрлу совершенно  не  обязательно
было  быть  толстым,  дети  толстых  людей  могли   иметь   и   нормальное
телосложение.
     Миссис Клара инструктировала миссис Блейскелл на сегодняшний день. Та
кивала в ответ на каждое шестое слово и отбивала  ритм  короткими  пухлыми
пальчиками.
     Миссис Клара кончила, миссис Блейскелл кивнула Джин:
     - Пойдемте, мисс, у нас еще много работы.
     Эрл крикнул им вдогонку:
     - Имейте в виду, никого в моем кабинете!
     Джин с любопытством спросила:
     - Почему он не пускает никого в свой кабинет?
     - Он там держит все свои коллекции. Он не хочет, чтобы их трогали. Он
очень странный иногда, мистер Эрл. Вам это надо  учитывать  и  вести  себя
хорошо. В каком-то смысле ему служить труднее, чем миссис Кларе.
     - Эрл родился здесь?
     Миссис Блейскелл кивнула:
     - Он никогда  не  спускался  на  Землю.  Говорит,  что  Земля  -  для
сумасшедших людей. И, Бог знает, он в основном прав.
     - Кто такие Хьюго и Лайонелл?
     - Два  старших  брата.  Хьюго  умер,  Бог  простит  его,  а  Лайонелл
путешествует. Затем следуют младшие - Харпер, Дафин, Миллисент, Клари. Это
все дети миссис Клары, все очень величавые и дородные. Эрл среди них  кожа
да кости, и, однако, самый удачливый. Когда умер  Хьюго,  Лайонелл  где-то
слонялся, и Станцию наследовал Эрл... Теперь здесь его кабинет и, о  Боже,
что там за кутерьма!
     Пока они работали, миссис Блейскелл продолжала болтать.
     - Скажем, эта кровать! Эрлу не нравится  спать  в  гамаке,  как  всем
остальным. Он носит пижамы с магнитной  нитью,  которые  прижимают  его  к
кровати почти так же, словно бы он жил на Земле... И чтение это, и науки -
честное слово, нет тут ничего такого, чем стоило бы  заниматься  парню!  И
его телескоп! Он сидит в куполе и часами глазеет на Землю!
     - Может быть, ему хочется посетить Землю?
     Миссис Блейскелл кивнула:
     - Не удивлюсь, если в этом вы близки к истине. Земля полна  для  него
очарования, смешанного с отвращением. Но он не может оставить  Эберкромби,
вы знаете.
     - Это странно. Почему бы и нет?
     -  Потому  что  тогда  он  лишится  наследства.  Собственник   должен
оставаться при своей собственности, так записано в уставе Эберкромби.  Это
его кабинет, - указала она на серую дверь. - И сейчас я собираюсь дать вам
немножко  полюбоваться  им  в  замочную  скважину,  чтобы  вас  не  мучило
любопытство и вы  не  нажили  бы  себе  неприятности,  когда  я  не  брожу
бдительно рядом. Не удивляйтесь тому, что увидите. Там нет ничего  такого,
что было бы вам опасно.
     С  видом  жрицы,  совершающей  таинство,  миссис  Блейскелл  немножко
повозилась с дверью.  Манипуляции  происходили  таким  образом,  что  Джин
ничего не углядела.
     Дверь распахнулась. Миссис Блейскелл самодовольно ухмылялась, а  Джин
отскочила назад в испуге.
     - Ну, ну,  ну,  не  волнуйтесь,  я  сказала  вам,  что  здесь  ничего
страшного. Это один из экспонатов зоологической коллекции хозяина Эрла, на
которую он тратит столько средств и столько усилий.
     Джин глубоко вздохнула и подошла поближе к черному рогатому существу,
стоящему на двух ногах прямо за  дверью.  Оно  склонилось  вперед,  словно
готово было обнять непрошенного гостя кожистыми черными лапами.
     -  Это  наиболее  ужасная  часть,  -  сказала  миссис   Блейскелл   с
самодовольным видом. - Насекомых и  жуков  он  держит  здесь,  драгоценные
камни здесь, старые музыкальные диски здесь, марки здесь, книги  по  всему
кабинету. Отвратительные вещи. Я стыжусь их. Не позволяйте мне узнать, что
вы заглядываете в эти отвратительные книги, хотя мистер Эрл смотрит на них
с восхищением.
     - Нет, миссис Блейскелл, - сказала Джин смиренно, - я не  интересуюсь
такого рода вещами. Если это то, что я думаю.
     Миссис Блейскелл энергично кивнула:
     -  Это  то,  что  вы  думаете,  и  даже  хуже,   -   она   не   стала
распространяться  по  поводу  своего  знакомства  с  библиотекой,  и  Джин
подумала, что спрашивать неудобно.
     За ними стоял Эрл.
     - Ну, - сказал он тяжелым саркастическим тоном, - насмотрелись? -  Он
пнул ногой в стену и полетел через  комнату.  Дверь  захлопнулась.  Миссис
Блейскелл сказала умиротворяюще:
     - Мистер Эрл, я лишь показывала новой девушке места, которых  следует
избегать, чтобы потом самой не следить за этим. Я  не  хотела,  чтобы  она
хлопнулась от разрыва сердца, если  ей  по  неведению  случится  заглянуть
внутрь.
     Эрл хмыкнул:
     - Если она заглянет, когда я  здесь,  она  хлопнется  от  чего-нибудь
большего, чем простой разрыв сердца.
     - Я тоже кое-что  соображаю,  -  сказала  Джин.  Она  повернулась.  -
Пойдемте,  миссис  Блейскелл,  давайте  удалимся,  чтобы  мистер  Эрл  мог
успокоиться. Я не хочу, чтобы он оскорблял ваши чувства.
     Миссис Блейскелл выдавила, заикаясь:
     - Он не оскорбляет... - она осеклась.
     Эрл прошел в кабинет и захлопнул за собой дверь.
     Глаза миссис Блейскелл наполнились обильными слезами:
     - О, моя дорогая, я так не люблю резкие слова...
     Они принялись работать молча и  покончили  со  спальной  комнатой.  У
двери миссис Блейскелл доверительно прошептала на ухо Джин:
     - Вы думаете, почему Эрл так груб и раздражителен?
     - Понятия не имею, - выдохнула Джин. - Ничего не могу придумать.
     - Ладно, - сказала миссис Блейскелл осмотрительно, - в нем все  кипит
по поводу... своего облика.  Он  не  выносит,  когда  кто-нибудь  на  него
смотрит. Он думает, что над ним посмеиваются. Его так гложет  худоба,  что
он только об этом и думает. Я слышала,  как  он  говорил  об  этом  миссис
Кларе. Конечно, над ним не смеются, лишь  сожалеют.  Он  ест  как  лошадь,
глотает гормональные препараты, но все равно  остается  высоким  и  худым,
весь сплошные нервы, - она задумчиво посмотрела на Джин.  -  Я  думаю,  мы
установим вам такой же режим и посмотрим, получится ли из вас  хорошенькая
женщина, - затем она с сомнением покачала головой и прищелкнула языком.  -
Нет, не в вашей крови это, как говорит миссис Клара. Я  не  вижу  этого  в
вашей крови.





     В туфли Джин  были  вставлены  тоненькие  красные  шнурки,  в  волосы
вплетены красные ленточки, на щеке черная красивая точка. Она подшила свой
комбинезон так, чтобы он подчеркивал ее талию и бедра.
     Перед тем, как выйти из комнаты, она посмотрела на себя в зеркало.
     - Может быть, именно я шагаю не в ногу! Как я буду выглядеть, когда у
меня появится парочка сотен дополнительных футов? Нет, определенно нет.  Я
тип Гавроша. Когда мне будет шестьдесят, я буду выглядеть как росомаха, но
ближайшие сорок лет - разбегайтесь мужчины!
     Она запустила  себя  по  коридору  мимо  Плезанса,  мимо  музыкальных
комнат, официальных гостиных, трапезной, к спальным комнатам. Остановилась
у двери Эрла  и  распахнула  ее,  толкая  перед  собой  электростатический
пылесос.
     Комната была темной, прозрачные стены на  ночь  становились  матовыми
под действием поля скрэмблера, создающего оптические помехи.
     Джин нашла выключатель и зажгла свет.
     Эрл не спал. Он лежал на боку, желтая магнитная пижама вдавливала его
в матрас. Лицо прикрывало бледно-голубое стеганое  одеяло.  Прикрыв  глаза
руками, он бросил на Джин испепеляющий взгляд. От бешенства он не способен
был даже шевельнуться. Джин,  уперев  руки  в  бедра,  произнесла  звучным
молодым голосом:
     - Вставайте, вы, лежебока! Вы  станете  таким  же  толстым,  как  все
остальные, которые шатаются тут без дела.
     Молчание было удручающим и зловещим. Джин склонилась и пощупала  руку
Эрла.
     - Вы живы?
     Эрл, не двигаясь, сказал низким хриплым голосом:
     - Вы не всегда сначала делаете, потом думаете?
     - Я по поводу моих повседневных обязанностей.  Я  закончила  Плезанс.
Следующая комната - ваша.
     Глаза Эрла метнулись к часам.
     - В семь утра?
     - Почему бы и нет? Чем скорее я  кончу,  тем  раньше  займусь  своими
делами.
     - К черту ваши дела. Уходите отсюда, пока целы.
     - Нет, сэр. Я действую по собственному усмотрению. Как только закончу
работу, буду заниматься самовыражением. Нет ничего важнее.
     - Уходите.
     - Я художница, пишу красками. Или, быть может, в  этом  году  я  буду
поэтессой, или танцовщицей. Я замечательная балерина. Смотрите.
     Джин сделала пируэт, и толчок вполне изящно унес ее  к  потолку.  Это
она ухитрилась обеспечить.
     - Если бы я не надела магнитные туфли, то кружилась бы полтора  часа.
Гран жете дело легкое...
     Эрл приподнялся на локте, вовсю моргая и бросая на  девушку  свирепые
взгляды, словно вот-вот собрался на нее броситься.
     - Вы или сошли с ума, или без меры нахальны, что то же самое.
     - Вовсе нет, - сказала Джин. -  Я  очень  вежлива.  Вежливость  можно
оценивать по-разному, но это не значит, что вы правы автоматически.
     Эрл снова плюхнулся на кровать.
     -  Приберегите  аргументы  для  старика   Веббарда,   -   сказал   он
заплетающимся языком, - ну, в последний раз - уходите!
     - Я уйду, - сказала Джин, - но вы будете жалеть.
     - Жалеть? - Голос его поднялся почти что на октаву. -  Почему  это  я
должен буду жалеть?
     - Потому что я пожалуюсь на вашу грубость и скажу  мистеру  Веббарду,
что хочу уволиться.
     Эрл процедил сквозь зубы:
     - Я собирался сегодня поговорить с мистером Веббардом, поговорю и  на
эту тему, и, может быть, вас попросят уволиться раньше... Чудеса! - Сказал
он себе с горечью. - Чучело, горничная, врывается на рассвете...
     Джин изумленно уставилась на него:
     - Чучело! Я? На Земле я считалась очень  красивой  девушкой.  Я  могу
уйти отсюда, уйти со Станции какая есть, и люди будут волноваться, завидев
меня, потому что я красивая.
     - Это Станция Эберкромби, - ответил сухо Эрл. - Благодарите Господа.
     - Вы сами довольно привлекательны, - сказала задумчиво Джин.
     Эрл сел, лицо его налилось кровавой яростью.
     - Убирайтесь отсюда! - Закричал он. - Вы уволены!
     - Фу! - ответила Джин. - Вы не посмеете меня уволить.
     - Я? Не посмею? - спросил Эрл опасным тоном. - Почему это не посмею?
     - Потому что я умнее вас.
     В горле Эрла что-то захрипело.
     - И что вас заставляет так думать?
     Джин рассмеялась:
     - Вы были бы совсем душечка, Эрл, не будь так обидчивы.
     - Прекрасно, мы выясним это в первую очередь. Почему я так обидчив?
     Джин пожала плечами:
     - Я сказала, что вы прекрасно выглядите, а вы чуть не  взорвали  свою
головушку, - она  вообразила  взрыв  обеими  ладонями.  -  Я  называю  это
обидчивостью.
     Мрачная улыбка Эрла заставила Джин вспомнить о Фосерингее. Если  Эрла
толкнуть слишком сильно, он может заупрямиться. Но он не  так  упрям  как,
скажем, Ансел Клеллан. Или Фиоренцо. Или Парти Маклур. Или Фосерингей. Или
она сама, в сущности.
     Он уставился на нее, словно увидел в первый раз. Этого она и хотела.
     - Почему вы тогда думаете, что вы умнее? - выдавил он.
     - О, не знаю... Вы умны?
     Его взгляд  стрельнул  по  дверям  кабинета.  По  его  лицу  пробежал
мимолетный трепет удовлетворения.
     - Да, я умен.
     - Играете ли вы в шахматы?
     - Конечно, я играю в шахматы, - сказал он воинственно. -  Я  один  из
лучших игроков среди ныне здравствующих.
     - Я побила бы вас одной рукой, - Джин играла в шахматы четыре раза  в
жизни.
     - Я хотел бы, чтобы у вас было кое-что,  что  я  хочу,  -  сказал  он
неторопливо, - я забрал бы это у вас.
     Джин бросила на него игривый взгляд:
     - Давайте сыграем на фанты.
     - Нет!
     - Ха, - рассмеялась она, в глазах бешеные искорки.
     Он вспыхнул:
     - Прекрасно.
     Джин подобрала пылесос:
     - Но не сейчас...
     Она сделала больше, чем  надеялась.  Она  хвастливо  поглядела  через
плечо.
     - Я должна приступить к работе.  Если  меня  здесь  обнаружит  миссис
Блейскелл, то скажет, что я вас соблазняю.
     Он   фыркнул   сквозь    искривившиеся    губы.    Словно    сердитый
кабан-блондинчик. Но два миллиона долларов есть два миллиона  долларов.  И
все не настолько уж плохо. Главное, он не  оказался  толстым.  Ей  удалось
внедрить мысль о себе в его мозг.
     - Подумайте о фантах, - сказала Джин. - Я приступаю к работе.
     Она вышла из комнаты, бросив на него еще один взгляд через плечо. Она
надеялась, что взгляд этот был загадочным.


     Помещения обслуживающего  персонала  находились  в  главном  цилиндре
Станции Эберкромби. Джин сидела в  углу  столовой,  наблюдая,  как  другие
слуги завтракают. Еда состояла из какао  со  взбитыми  сливками,  булочек,
мороженого.  Разговор  велся  на  высоких  тонах,  раздражительный.   Джин
подумала: откуда взялся миф, что толстые люди апатичны и простодушны.
     Краешком глаза она заметила, что в комнату  вплыл  мистер  Веббард  с
лицом строгим и серым от ярости.
     Она поглубже склонилась над  своим  пузырем  какао,  наблюдая  из-под
ресниц за Веббардом.
     Веббард глядел прямо  на  нее,  губы  всасывали  воздух,  щеки-пузыри
дрожали. На мгновение показалось, что он навалится  всем  весом  прямо  на
нее, притянутый одной лишь силой злости. Каким-то образом он сдержал себя.
Он огляделся и заметил миссис Блейскелл. Щелчок пальцев  дал  ему  импульс
движения к торцу стола, где она сидела, удерживаемая подсоединенными к  ее
комбинезону магнитами.
     Веббард склонился к ней и что-то пробормотал на ухо.  Джин  не  могла
слышать слов, но увидела, как лицо миссис Блейскелл изменилось и глаза  ее
стали зыркать по комнате.
     Толстяк завершил инсценировку и почувствовал  себя  лучше.  Он  вытер
ладони об обширные темно-синие вельветовые брюки,  развернулся,  используя
быстрый поворот плеч, и послал себя к двери толчком пальца ноги.
     Непостижимо величие, - подумала Джин, - с которым  массивный  Веббард
проплывал, будто шествовал сквозь воздух. Полное, как луна, лицо,  тяжелые
веки, безмятежные  розовые  щеки,  круглый,  словно  вспухший  подбородок,
лощеный, отливающий маслянистым оттенком, безукоризненный, ни дефекта,  ни
морщинки; полусфера туловища, затем раздвоенная нижняя часть  в  роскошном
темно-синем бархате. Все это  чудо  проплывало  мимо  с  монументальностью
нагруженной рудой баржи.
     Джин осознала, что  миссис  Блейскелл  делала  знаки  ей  от  дверей,
таинственно шевеля толстыми пальчиками. Женщина ждала в маленькой каморке,
которую она называла своим офисом. На лице ее эмоции сменяли одна другую.
     - Мистер Веббард сообщил мне  серьезную  информацию,  -  сказала  она
тоном, долженствующим быть суровым.
     Джин изобразила встревоженность:
     - Обо мне?
     Миссис Блейскелл решительно кивнула:
     - Мистер Эрл выражает недовольство очень  странным  вашим  поведением
этим утром. В семь утра, а может быть, даже раньше...
     Джин выдохнула:
     - Возможно, Эрл имел дерзость...
     - Мистер Эрл, - поправила строго миссис Блейскелл.
     - Миссис Блейскелл, мне чуть ли жизни не стоило удрать от него.
     Миссис Блейскелл смущенно заморгала:
     - Мистер Веббард сообщил мне нечто совсем иное. Он сказал, что вы...
     - Разве это разумно? Разве это могло быть, миссис Би?
     -  Ну...  нет,  -  признала  миссис  Блейскелл,  положив  пальцы   на
подбородок и постукивая по зубам ногтем.  -  Несомненно,  если  посмотреть
пристальнее, все это покажется странным, - она взглянула  на  Джин.  -  Но
как...
     - Он позвал меня в комнату и затем... - Джин вообще не умела  плакать
и потому скрыла лицо в ладонях.
     - Ну, слушайте, - сказала миссис Блейскелл, - я  в  любом  случае  не
поверила мистеру Веббарду. Он... он... - она не смогла  выдавить  из  себя
вопрос.
     Джин покачала головой.
     - Этого не было, он не достаточно старался.
     - Опять начинает проявляться, - пробормотала миссис  Блейскелл.  -  А
я-то думала, он перерос этот нонсенс.
     - Нонсенс? - слово было выговорено с определенной интонацией, которая
ставила его вне контекста.
     Миссис Блейскелл была смущена. Она отвела глаза.
     - Эрл прошел через несколько стадий становления  характера,  и  я  не
знаю даже, какая из них вызывала наибольшее беспокойство...  Год  или  два
назад, когда Хьюго был еще жив и семья была вместе, он  посмотрел  столько
земных фильмов, что начал восхищаться земными женщинами, и  нас  всех  это
обеспокоило. Благодарю небеса,  он  полностью  перерос  это  омерзительное
занятие, но зато стал еще более робок и углублен в себя, - она  вздохнула.
- Если хотя бы одна из наших прелестных девушек со  станции  полюбила  его
ради него самого, за его блестящий ум... Но нет, все  они  романтичны,  их
больше привлекают круглые пышные тела и красивая плоть, а  бедный  корявый
Эрл уверен, что девушки улыбаются ему только из-за  его  денег,  и,  скажу
вам, он, вероятно, прав! - Женщина поглядела  задумчиво  на  Джин.  -  Мне
пришло в голову, что Эрл мог сделать вираж назад, к  своей  старой  -  ну,
скажем, странности. Не то, чтобы вы не были прелестным существом,  не  то,
чтобы действовали не из лучших побуждений, но вы такая!...
     - Ладно, ладно, - сказала Джин удрученно. Очевидно,  этим  утром  она
все же достигла не многого, хотя надеялась. Но каждая кампания имеет  свои
неудачи.
     - В любом случае мистер Веббард  просил,  чтобы  я  дала  вам  другие
обязанности, подальше от мистера Эрла, потому что он явно преисполнился  к
вам антипатии... После случившегося, я думаю, вы не будете возражать.
     - Конечно,  нет,  -  сказала  отсутствующе  Джин.  Эрл,  этот  ханжа,
негодный, ненормальный мальчишка...
     - С завтрашнего дня вы лишь  прибираете  в  Плезансе  и  смотрите  за
периодикой, а  также  поливаете  растения  в  атриуме.  Завтра  же  -  ну,
посмотрим.
     Джин кивнула и повернулась, чтобы уйти.
     - Да, еще одна вещь, - сказала миссис Блейскелл неуверенным тоном.
     Джин  остановилась.  Миссис  Блейскелл,  казалось,  не  могла   найти
подходящие слова. Они пришли внезапною волною, нанизавшись одно на другое.
     - Будьте немного осторожны, особенно когда вы одни рядом  с  мистером
Эрлом. Вы знаете, это Станция Эберкромби, и Эрл  Эберкромби  здесь  Высший
Суд. Случаются иногда некоторые странные вещи...
     Джин спросила потрясенным шепотом:
     - Вы имеете ввиду физическое насилие, миссис Блейскелл?
     Миссис Блейскелл поперхнулась и покраснела.
     - Да, я полагаю, вы можете назвать это так... Иногда  наружу  выходят
некоторые очень позорные вещи.  Впрочем,  пересказывать  их  вам  было  бы
нехорошо, вы среди нас только один день. Но будьте осторожны. Я  не  хочу,
чтобы ваша душа была на моей совести.
     - Я буду осторожна, - сказала Джин надлежаще успокаивающим тоном.
     Миссис Блейскелл кивнула головой, давая понять,  что  нравоучительная
беседа подошла к концу.
     Джин вернулась в столовую.  Очень  мило  в  самом  деле,  что  миссис
Блейскелл так беспокоилась о ней. Словно миссис Блейскелл любила ее.  Джин
фыркнула: вот еще! Женщины никогда ее не любили, потому что рядом с ней их
мужчины не были в безопасности. Не то, чтобы Джин намеренно  флиртовала  -
по крайней мере, не всегда - но было в ней нечто такое,  что  интересовало
мужчин, даже пожилых. Пожилые клялись в том, что  относятся  к  ней  всего
лишь как к ребенку, но глаза их блуждали по телу не хуже, чем у молодых.
     Но на Станции Эберкромби все было по-иному. Джин удрученно  осознала,
что здесь к ней никто не ревновал, ни один человек. Все шло другим  путем:
ее жалели. Но для миссис Блейскелл было любо  держать  ее  под  крылышком;
Джин почувствовала приятное теплое чувство. Может быть, если  она  получит
эти два миллиона долларов... Мысли ее вернулись к  Эрлу.  Теплое  ощущение
улетучилось.
     Эрл, высокомерный, раздражительный Эрл неистовствовал, потому что она
помешала его отдыху. Ощетинившийся Эрл думал, что она  корявая  и  чахлая!
Джин толкнулась в направлении кресла. Плюхнувшись в него с глухим  ударом,
она схватила свой пузырь с какао и присосалась к носику.
     Эрл! Она нарисовала его перед собой: угрюмое лицо, белокурые  волосы,
перезрелый рот, кряжистое тело, которое он столь жаждал наполнить жиром. И
этого человека она должна склонить к семейным узам.  На  Земле  или  любой
другой планете во Вселенной это было бы детской игрой...
     Но здесь Станция Эберкромби!
     Джин обдумывала проблему, потягивая  какао.  Шансы  на  то,  что  Эрл
полюбит ее и сделает ей законное предложение, казались  ничтожными.  Можно
ли его поставить в положение, где ради спасения репутации  он  женится  на
ней?  Вероятно,  нет.  На  Станции  Эберкромби  именно  женитьба  на   ней
категорически  уронит  его  репутацию.  Тем  не  менее,   оставались   еще
закоулочки, которые следовало бы изучить. Предположим, она побьет  Эрла  в
шахматы и сделает фактом  женитьбу.  Едва  ли.  Эрл  слишком  пронырлив  и
нечестен. Он  не  заплатит.  Необходимо  заставить  его  захотеть  на  ней
жениться. Следовательно, она должна стать для него желанной, а это, в свою
очередь, потребует пересмотра всего мировоззрения Эрла.  Прежде  всего  он
должен почувствовать, что его облик не столь отвратителен, хотя  на  самом
деле он именно таков. Нужно возвысить мораль Эрла до такой степени,  чтобы
он почувствовал себя на Станции самым главным и был  бы  горд  свадьбой  с
одной из представительниц своего вида.
     Другой вариант действий. Можно самоуважение Эрла  втоптать  в  землю,
заставить его почувствовать себя настолько жалким и  беспомощным,  что  он
будет стыдиться высунуть лицо за пределы комнаты, в которой  живет.  Тогда
он сможет жениться на ней как лучшей из  тех,  кто  рядом...  И  еще  одна
возможность: месть. Если Эрл осознает, что жирные девушки, которые  всегда
его окружают, на самом  деле  за  спиной  потешаются  над  ним,  он  может
жениться на ней из чувства противоречия.
     Самая последняя возможность: принуждение. Женитьба  или  смерть.  Она
подумала о ядах и  противоядиях,  болезнях  и  лекарствах,  пистолете  под
ребра.
     Джин сердито швырнула пустой пузырь из-под какао в мусорную  корзину.
Обман, сексуальное соблазнение, лесть, запугивание, страх, месть - что  из
этого более плодотворно? Все было смешно.
     Она решила, что ей нужно еще время, нужна дополнительная  информация.
Возможно, у Эрла есть уязвимое место,  которое  она  сможет  использовать.
Если у них найдутся общие интересы, она продвинется  много  дальше.  Новый
импульс плану может дать дальнейшее изучение занятий Эрла.
     Зазвенел колокольчик,  на  доске  вызова  появилась  цифра,  раздался
голос:
     - Плезанс.
     Появилась миссис Блейскелл.
     - Это вам, мисс. Идите туда, держитесь  скромнее  и  спросите  миссис
Клару, что ей нужно, затем будете свободны до трех.





     Миссис Клары Эберкромби, однако, там не было. Плезанс был оккупирован
молодежью в количестве двадцати - тридцати человек. Они болтали и  спорили
с легкомысленным энтузиазмом. На  девушках  был  пастельных  тонов  сатин,
бархат, кисея. Вокруг пухлых розовых  тел  вились  словно  пена  кружевные
оборочки и манжеты. Юноши щеголяли элегантным темно-серым и темно-синим, а
также рыжевато-коричневым и бежевым с украшениями военного стиля белого  и
малинового цвета.
     Вдоль стены располагалась дюжина миниатюрных  театральных  декораций.
Выше, на ленте из бумаги, были начертаны слова: "Пандора в Элисе, либретто
Перси Стеваника, музыка Коллина О'Кейси".
     Джин  огляделась,  чтобы  найти  того,  кто  ее  вызвал.  Эрл  поднял
повелительно палец. Джин на магнитных подошвах пошла туда, где  он  плавал
возле одной из декораций. Он указал на мешанину из какао и взбитых сливок,
прилепившуюся к краю ее как опухоль - очевидно, лопнул пузырь.
     - Вытрите, - сказал Эрл суровым тоном.
     Джин подумала, что он хочет заставить ее вытереть пятно,  но  сделать
вид, что ее не узнал. Она покорно кивнула.
     - Я возьму контейнер и губку.
     Когда она вернулась, Эрл уже разговаривал на другом конце  комнаты  с
девушкой, шарообразное тело которой было заключено в блестящее  платье  из
розового  вельвета.  Над  каждым  ухом  у  нее  были  прилеплены   розовые
бутончики. Она забавлялась смешной маленькой белой собачкой, слушая Эрла с
показным интересом.
     Джин работала насколько возможно медленно, наблюдая за ними  краешком
глаза. Ее слуха достигали  обрывки  беседы.  "Лапвил  просто  замечательно
издал это, но я вижу, что Майре  он  не  дает  такой  же  возможности...",
"...Если зрелище будет стоить больше десяти тысяч долларов,  миссис  Клара
вложит в фонд  еще  десять  тысяч,  так  она  сказала.  Помните  об  этом!
Маленький театр - и весь наш!" Возбуждение, таинственные шепотки наполняли
Плезанс: "...Почему бы в водной сцене не пустить хор плыть по небу, словно
стаю лун?"
     Джин наблюдала за Эрлом. Он внимал словам толстой девушки  и  отвечал
ей в патетической попытке изобразить близкие дружеские отношения и веселое
настроение. Девушка вежливо кивала и кривила лицо в улыбке. Джин заметила,
что глаза ее следили за здоровенным парнем,  чье  тело  выплескивалось  из
брюк цвета сливы, как парус, надутый  ветром.  Эрл  увидел,  наконец,  что
девушка не слушает  его.  Он  запнулся,  затем  с  еще  большим  упорством
принялся шутить и подтрунивать. Толстая девушка  облизнула  губы,  махнула
своей смешной маленькой собачкой на поводке и поглядела вверх, где давился
от смеха юноша в пурпурных штанах.
     Внезапная мысль заставила Джин поспешить с работой. Эрл без  сомнения
застрял здесь до самого ленча -  еще  на  два  часа.  А  миссис  Блейскелл
освободила ее от обязанностей до трех.
     Она вытолкнула себя из зала, освободилась от причиндалов  уборщицы  и
нырнула в коридор, ведущий к личным помещениям Эрла.
     У каюты миссис Клары она остановилась и прислушалась. Храп!
     До комнаты Эрла еще пятьдесят футов. Она быстро осмотрелась,  открыла
дверь и осторожно проскользнула внутрь.
     Комната была пустынной, Джин ее быстро оглядела. Туалет, раздевалка с
одной стороны, затопленная солнцем ванная комната с другой.
     В противоположном конце комнаты была высокая серая дверь,  ведущая  в
кабинет.  На  ней  табличка,  явно  сделанная  совсем  недавно:   "Частные
владения. Опасно. Не входить".
     Джин остановилась и подумала. Какая опасность? Эрл мог  при  входе  в
свои владения установить хитроумные охранительные устройства.
     Она осмотрела кнопку, включающую механизм раздвижной двери. На  самой
двери была явно бесхитростная задвижка. Она могла включать сигнализацию, а
могла и не включать. Джин  прижала  пряжку  пояса  к  заслонке,  чтобы  не
размыкать электрический контур, отодвинула щеколду в сторону и  осторожно,
ногтем, нажала кнопку. Она слышала о кнопках, которые  стреляли  шприцами,
если на них нажать.
     Гудения машинерии не последовало. Дверь осталась на месте.
     Джин раздраженно выругалась сквозь зубы.  Ни  замочной  скважины,  ни
кнопок цифрового замка... А ведь  миссис  Блейскелл  не  испытала  никаких
затруднений, когда открывала эту дверь. Джин попыталась  воспроизвести  ее
движения. Подошла к подвижной части и подняла голову, чтобы видеть стену в
отраженном свете... На глянце было едва заметное пятнышко. Она  посмотрела
внимательнее. Мерцание говорило о том, что перед ней фотоэлемент.
     Она положила палец  на  зрачок  и  нажала  кнопку.  Дверь  открылась.
Несмотря на  предупреждение,  Джин  отшатнулась,  увидев  страшную  черную
форму, которая качнулась вперед, словно желая ее схватить.
     Она подождала.  Через  минуту  дверь  мягко  встала  на  место.  Джин
вернулась в коридор, заняв такое место, откуда  можно  нырнуть  в  спальню
миссис Клары, если подозрительная тварь вывалится в коридор.  Эрл  мог  не
удовлетвориться установкой секретного электрического замка.
     Прошли пять минут.  Мимо  проплыла  личная  горничная  миссис  Клары,
маленькая шарообразная китаянка, глаза  как  два  черных  блестящих  жука.
Больше никого.
     Джин снова проплыла в комнату Эрла и пересекла ее. Снова  она  прочла
табличку: "Частные владения. Опасно. Не входить".
     Она колебалась: "Мне шестнадцать.  Идет  семнадцатый.  Слишком  мало,
чтобы умирать. Странное существо в кабинете  с  дьявольскими  трюками  это
всего лишь мебель". Пожала плечами и отогнала  предательские  мысли.  "Что
только не сделает человек ради денег". Затем открыла  дверь  и  скользнула
внутрь.
     Дверь за ней  закрылась.  Джин  торопливо  отодвинулась  подальше  от
демонической твари и принялась осматривать святилище Эрла. Она  посмотрела
направо, налево, вверх, вниз.
     - Здесь есть много такого, что стоит посмотреть, - пробормотала  она.
- Надеюсь, Эрл не сбежит из-под овечьих глаз жирной подруги, не решит, что
ему самое время ознакомиться с какими-нибудь новыми газетными вырезками...
     Джин вернула энергию в магниты туфель и принялась раздумывать, с чего
начать. Комната была похожа скорее на склад или музей, чем на кабинет. Она
создавала   впечатление   мешанины:   организованной,    рассортированной,
каталогизированной утонченным умом, но  все-таки  мешанины.  До  некоторой
степени комната была красива.  Ее  пропитывал  дух  эрудиции.  Тональность
отделки была темной, панели деревянные. Дальняя стена словно расплавленная
лава - сквозь розовое окно древнего  картезианского  собора  бил  яростный
свет открытого космоса.
     "Слишком быстро Эрл занял все свои наружные стены",  -  сказала  себе
Джин. - "Коллекция цветных оконных стекол требует слишком много  места  на
стенах, а у Эрла должны быть и другие коллекции. Возможно, есть  еще  одна
комната". Кабинет, как бы он ни был огромен, занимал  сам  по  себе  всего
лишь половину пространства, разрешенного размерами помещений  Эрла.  Но  и
здесь было на что посмотреть.
     Вдоль  стен  теснились  стеллажи,  коробки,  подшивки,   ореховые   и
плексигласовые шкафчики, витрины со стеклянным верхом занимали пол.  Слева
стояла батарея сосудов. В ближайших плавали угри - земные  угри,  угри  из
внешних миров. Джин открыла шкафчик. Китайские монеты с  дырочками  висели
на стерженьках,  каждая  сопровождена  неразборчивой  надписью,  сделанной
мальчишеским почерком.
     Джин обошла комнату, изумляясь изобилию.
     Здесь  были  каменные  кристаллы  с  сорока  двух  планет,  все   для
неопытного взгляда похожи один на  другой.  На  полках  лежали  папирусные
свитки, кодексы майя, средневековые пергаменты - все в золоте  и  пурпуре,
ирландские  руны  на  рассыпающейся  овечьей  коже,  глиняные  цилиндры  с
выдавленной на них клинописью. Изощренные головоломки  из  дерева:  клетки
внутри  клеток,  соединяющиеся  сферы,  семь  храмов  Браминов   во   всем
великолепии. Сантиметровые кубики, содержащие образцы каждого из известных
элементов. Тысячи почтовых марок, громоздящихся  на  плавающих  в  круглом
шкафу листах. Здесь были тома автографов знаменитых преступников вместе  с
их фотографиями и данными измерений по методам Бертильона и Певетского. Из
одного угла доносился густой аромат духов  -  тысячи  маленьких  флаконов,
тщательно описанных и закодированных, с индексом и объяснением кода,  тоже
из множества миров. Здесь были образцы грибов из всей Вселенной,  полки  с
миниатюрными  фотозаписями  шириной  в  дюйм,  микропленки,  запечатлевшие
множество документов.
     Джин нашла фотографии каждого дня жизни Эрла, записи  с  результатами
измерений веса, роста, охвата груди, сделанные неразборчивым  почерком,  и
рядом с каждой картинкой - многоцветная  звезда,  многоцветный  квадрат  и
красный или синий круг.  К  этому  времени  Джин  уже  поняла  особенности
личности Эрла. Рядом, под рукой, должны были найтись индекс  и  пояснение.
Они оказались поблизости. Круги относились  к  функциям  тела,  звезды  по
сложной системе, которую Джин так и не смогла постичь, описывали состояние
духа. Цветные квадраты отмечали связи с женщинами. Рот Джин  искривился  в
сухой усмешке.  Она  продолжала  бесцельно  бродить  по  кабинету,  вращая
географические глобусы сотен планет, осматривая карты и таблицы.
     Грубые   аспекты   личности   Эрла   были   представлены   коллекцией
порнографических фотографий, и рядом мольберт и холст, где Эрл сам пытался
рисовать непристойные сюжеты.  Джин  чопорно  стиснула  губы.  Перспектива
выйти замуж за Эрла вдохновляла ее теперь  бесконечно  меньше.  Она  нашла
альков,  заполненный  маленькими  шахматными  досками,  на  которых   были
выстроены  различные  позиции.  Каждую  доску  сопровождала   карточка   с
пронумерованной записью ходов. Джин подобрала неизбежную  книгу  ссылок  и
перелистывала ее. Эрл играл по переписке с соперниками из всей  Вселенной.
Она нашла его записи  о  победах  и  поражениях.  Счет  побед  не  слишком
превосходил счет  поражений.  Некий  Вильям  Анхело  из  Торонто  бил  его
постоянно. Джин запомнила адрес,  имея  ввиду,  что  если  Эрл  когда-либо
примет вызов сыграть в шахматы, она будет теперь знать,  как  нанести  ему
поражение. Она вовлечет в игру Анхело и будет посылать ходы Эрла как  свои
собственные и  передавать  ходы  Анхело  Эрлу.  Путь  несколько  окольный,
утомительный, но почти беспроигрышный.
     Джин продолжила путешествие по кабинету. Морские раковины,  мотыльки,
стрекозы, окаменелые трилобиты, опалы, орудия пыток, высохшие человеческие
головы... Если бы коллекция представляла собой bona  fide  [добросовестное
знание (лат.)], - подумала Джин, - она должна была поглощать все  время  и
способности четырех  земных  гениев.  Но  сокровища  собирались  бездумно,
механически, подобно тому, как мальчишки в  школе  коллекционируют  флажки
или спичечные этикетки.
     Одна из стен переходила в пристройку, где был грузовой люк в  космос.
Нераспакованные  ящики,  коробки,  корзины,  узлы  -  материал,   которому
предстояло еще заполнить  эрловский  бедлам,  -  громоздились  у  входа  в
комнату. В углу  стояло  еще  одно  гротесковое  монументальное  существо,
стояло вертикально, словно готовое схватить Джин, и девушка  почувствовала
странное, нерешительное побуждение подойти поближе к его  рукам.  Существо
достигало высоты  восемь  футов.  Шкура  его  была  косматая,  похожая  на
медвежью, и оно смутно  напоминало  гориллу,  хотя  лицо  было  длинным  и
остроконечным  и  выглядывало  из-под  шерсти  словно  морда  французского
пуделя.
     Джин вспомнила, что Фосерингей называл  Эрла  "выдающимся  зоологом".
Она оглядела комнату. Чучела животных, баки с угрями,  земные  тропические
рыбы и многоползы с Маньяка -  маловато,  чтобы  называть  Эрла  зоологом.
Конечно, существовала еще пристройка...
     Девушка услышала  звук.  Щелкнула  входная  дверь.  Джин  нырнула  за
чучело. Сердце бешено  колотилось  где-то  у  горла.  С  раздражением  она
сказала себе: "Мальчик восемнадцати лет... Если я не  смогу  осадить  его,
переговорить, перехитрить, перебороть и оказаться на высоте  положения,  -
тогда самое время для меня начать вышивать скатерти, чтобы  заработать  на
жизнь". Тем не менее, она не покинула своего укрытия.
     Эрл спокойно стоял в дверях. Затем шагнул  вперед,  и  дверь  за  ним
захлопнулась. Лицо его  было  красным  и  унылым,  словно  он  только  что
оправился от ярости или крайнего смущения.  Фаянсово-синие  глаза  глядели
невидяще на потолок. Он  нахмурился,  посмотрел  подозрительно  направо  и
налево, принюхался. Джин сжалась в комочек. Может ли он унюхать ее?
     Эрл согнул ногу, пнул ею в стену и полетел прямо к ней.  Из-под  руки
твари она увидела, как он приближается, становится больше, больше, больше,
руки в боки, голова склонена как у ныряльщика.  Он  ударился  в  волосатую
грудь и отлетел к полу, включил магниты и встал в шести футах от Джин.  Он
тяжело дышал и  что-то  бормотал.  Джин  хорошо  слышала  слова:  "Ужасное
оскорбление... Если бы она  только  знала!  Ха!"  Эрл  громко  рассмеялся,
словно презрительно лаял: "Ха! Ха! Ха!"
     Джин расслабилась и непроизвольно громко вздохнула. Эрл не подозревал
об ее присутствии. Он стоял нерешительно, насвистывая что-то сквозь  зубы,
затем подошел к стене и сунул руку  за  резную  деревянную  панель.  Часть
стены отошла в сторону и сквозь отверстие в кабинет  хлынул  поток  яркого
солнечного света. Эрл продолжал  насвистывать  какой-то  музыкальный  ритм
безо всякой мелодии. Он вошел в помещение, но не закрыл  за  собой  дверь.
Джин высунулась из своего укрытия и заглянула  в  комнату.  Возможно,  она
непроизвольно вздохнула снова.
     Эрл стоял в шести футах от нее и  читал  какой-то  список.  Вдруг  он
посмотрел вверх, и Джин почувствовала его жест-кий взгляд.
     Он не двигался... Заметил ли он ее?
     Несколько мгновений он молчал, не двигался, затем по-дошел к двери  и
встал там, оглядывая кабинет. Он не двигался в течение десяти - пятнадцати
секунд. Джин заметила, что губы его шевелятся, словно он  что-то  вычислял
про себя.
     Она облизнула губы, думая, как попасть ближе к выходу.  Эрл  вышел  в
альков, к нераспакованным ящикам и узлам, поднял несколько  и  запустил  в
сторону открытой  двери.  Они  дрейфовали  в  воздухе,  купаясь  в  потоке
солнечного света. Он растолкал другие тюки, нашел то, что искал  и  послал
еще один тюк вдогонку. Затем толкнул себя обратно  к  двери  и  там  вдруг
задержался настороженно, ноздри  его  расширились,  глаза  бросали  острые
взгляды. Он вдохнул. Голова его повернулась к чучелу монстра. Эрл не спеша
стал приближаться, руки его безвольно болтались. Оглянулся,  вытолкнул  из
легких с длинным шипящим звуком воздух и хмыкнул. Джин, сидя за чучелом  в
пристройке, думала: "Или он вынюхал меня, или это  телепатия!".  Пока  Эрл
возился среди корзин, она  молнией  бросилась  в  комнату  и  нырнула  под
широкий  диван.  Распластавшись  на  животе,  она   наблюдала,   как   Эрл
осматривает чучело, и по коже ее бегали мурашки. "Он чувствует мой  запах,
он чувствует меня, он ощущает меня".
     Эрл еще раз осмотрел кабинет. Затем осторожно закрыл  дверь,  звякнул
засовом и повернулся лицом к внутренней комнате. Пять минут он  возился  с
упаковками,  развязывал  их,  пристраивал  на  полки  содержимое,  которое
оказалось бутылями с белым порошком.
     Джин оттолкнулась от пола, прижалась к нижней  поверхности  дивана  и
переместилась туда, где могла наблюдать за  происходящим,  сама  оставаясь
невидимой. Теперь она поняла, почему Фосерингей  говорил  об  Эрле  как  о
"выдающемся зоологе".
     Существовало другое слово, которое подошло бы ему  лучше,  незнакомое
слово, которое Джин не могла немедленно извлечь из памяти. Словарь ее  был
не богаче, чем у  любой  девушки  ее  возраста,  но  слово,  которое  она,
наконец,  вспомнила,  произвело  на  нее  впечатление.  Слово   это   было
"тератология". Наука об уродах. Эрл был тератологом.
     Монстры, как  исключения  из  правил  жизни,  вполне  соответствовали
беспорядочному способу комплектования коллекций Эрла. Они были  выставлены
в стеклянных шкафах. Задние  панели  защищали  их  от  прямого  солнечного
света, и при абсолютном нуле экспонаты могли сохраняться бесконечно  долго
безо всякой таксидермии или бальзамирования.
     Экспозиция была разнородной, но тем не менее чудовищной. В  ней  были
настоящие люди-монстры: макро- и  микроцефалы,  гермафродиты,  существа  с
лишними конечностями  и  без  конечностей,  уроды  со  щупальцами,  словно
вытянутое дрожжевое тесто, уроды, скрюченные в кольцо, существа без  лица,
зеленые, серые, синие твари.
     Были  и  другие  экспонаты,  в  равной  степени  отвратительные,  но,
возможно, нормальные в  своем  собственном  окружении:  мешанина  с  сотен
планет, породивших органическую жизнь.
     Толстый человек, занимавший главное  место  в  экспозиции,  показался
Джин  самой  страшной  пародией  на  мужчину.   Возможно,   исключительное
положение он занимал по праву. Он был жирным до такой степени,  что  ранее
Джин сочла бы это невозможным. Рядом  с  ним  Веббард  мог  бы  показаться
энергичным атлетом. Взять это существо на Землю - он там расплылся бы  как
медуза. Но здесь, на Эберкромби, он свободно плавал в воздухе, надутый как
глотка  квакающей  лягушки!  Джин  взглянула  на  него:  густые  белокурые
локоны...
     Эрл зевнул, потянулся, начал снимать  одежду.  Совершенно  голый,  он
стоял посередине комнаты и лениво оглядывал ряды своей коллекции.
     Наконец он принял решение и апатично направился к  одному  из  кубов.
Нажал выключатель.
     Джин услышала тихое мелодичное  жужжание.  Одуряюще  запахло  озоном.
Панель куба откинулась. Существо, бывшее в  кубе,  слегка  пошевелилось  и
задрейфовало в комнату...
     Джин стиснула губы. Через мгновение отвернулась.
     Выйти замуж  за  Эрла?  Она  содрогнулась.  Нет,  мистер  Фосерингей.
Выходите замуж за него сами, если имеете такие же  способности,  как  я...
Два миллиона долларов? Она вздрогнула. Пять  миллионов  звучит  лучше.  За
пять миллионов она выйдет за него замуж. Но  деньги  вперед.  Она  наденет
свое собственное кольцо, и  никаких  поцелуев...  Она  Джин  Парле,  а  не
гипсовый святой. Того, что происходит, более, чем достаточно. Слишком уж!
     Вскоре Эрл вышел из комнаты. Джин, лежа, прислушивалась.  Снаружи  не
доносилось ни звука. Она должна быть  осторожной.  Если  Эрл  застанет  ее
здесь, он ее несомненно  убьет.  Она  выждала  пять  минут.  Ни  звука  не
доносилось  до  нее,  ни  признака  какого-либо  движения.  Она  осторожно
подтянулась к краю дивана.
     Солнечный свет лег ей на кожу приятным теплом, но она едва ли ощутила
это. Кожа, казалось, покрылась пятнами, воздух был полон заразы, осквернял
ее горло,  легкие.  Джин  хотелось  принять  ванну...  За  пять  миллионов
долларов она купит множество ванн. Где здесь каталог? Где-то  должен  быть
каталог со ссылками. Должна быть ссылка... Да,  она  нашла  его  и  быстро
выискала необходимую запись, которая дала ей много пищи для размышлений.
     Здесь также была запись, говорящая о том, как пользоваться оживляющим
механизмом. Она пробежала ее  торопливо,  мало  что  понимая.  Такие  вещи
существовали, она знала. Сильнейшие магнитные поля  пронзали  протоплазму,
захватывая  и  связывая  накрепко  каждый  отдельный  атом.  Когда  объект
хранился при абсолютном нуле,  расход  энергии  был  ничтожным.  Выключить
скрепляющее  поле,  заставить  при  помощи  проникающей  вибрации  частицы
двигаться - и существо вернется к жизни.
     Джин поставила каталог на место и толкнулась к двери.
     Снаружи не доносилось ни звука. Эрл мог писать что-нибудь, кодировать
события дня на своей очередной фотографии... Ну что  тогда?  Она  не  была
беспомощной. Она открыла дверь и смело промаршировала внутрь.
     Кабинет был пуст!
     Джин нырнула  в  сторону  внешней  двери,  прислушалась.  Тихий  звук
бегущей воды достиг ее ушей. Эрл принимал душ. Самое время удрать.
     Девушка толкнула дверь, вступила в спальню Эрла и  запустила  себя  к
внешней двери.
     В этот миг Эрл вышел из ванной.  Его  коренастый,  отмытый  торс  был
влажным от воды. Он замер как  столб,  затем  поспешно  обернул  полотенце
вокруг талии. Лицо его пошло вдруг красными и розовыми пятнами.
     - Что вы здесь делаете?
     Джин сказала тихо:
     - Я  пришла  проверить  ваше  белье,  посмотреть,  не  нужно  ли  вам
полотенце.
     Он не ответил, лишь стоял и смотрел на нее, затем хрипло сказал:
     - Где вы были в последний час?
     Джин сделала дерзкий жест:
     - Здесь, здесь. Где вы меня искали?
     Он сделал осторожный шаг вперед:
     - У меня есть хороший повод...
     - Для чего? - она нащупывала за спиной дверь.
     - Для...
     Дверь открылась.
     - Подождите, - сказал Эрл. Он толкнулся вперед, к ней.
     Джин выскользнула в коридор в футе от рук Эрла.
     - Вернитесь, - сказал Эрл, пытаясь ее схватить.
     Миссис Блейскелл, появившись за их спиной, сказала дрожащим голосом:
     - Это... я никогда!... Мистер Эрл!...
     Эрл, ругаясь и злобно шипя, отступил обратно к себе. Джин заглянула в
комнату:
     - В следующий раз вы увидите меня, когда пожелаете сыграть со мной  в
шахматы.
     - Джин! - рявкнула миссис Блейскелл.
     Эрл сурово спросил:
     - Что вы имеете ввиду?
     Джин сама не знала, что хотела сказать. Ее ум блуждал. Лучше  держать
свои мысли при себе.
     - Я скажу вам завтра утром, -  она  шаловливо  рассмеялась,  -  около
шести или половины седьмого.
     - Мисс Джин! -  закричала  сердито  миссис  Блейскелл.  -  Немедленно
уйдите прочь от этой двери!
     Джин успокаивала себя чашечкой чая в  столовой  для  прислуги,  когда
вошел Веббард, толстый, помпезный и нервный  как  дикобраз.  Он  высмотрел
Джин и голос его стал громким, пронзительным как гобой.
     - Мисс! Мисс!
     Джин сделала трюк, который, она знала, в данной обстановке произведет
эффект. Она вытянула  свой  юный  упрямый  подбородок,  скосила  глаза  и,
зарядив голос металлом, гаркнула:
     - Вы ищете меня?
     - Да, несомненно вас. Где вы...
     - Ну, а я искала вас. Вы хотите выслушать то,  что  я  собираюсь  вам
сказать, наедине или здесь?
     Веббард заморгал:
     - Ваш тон дерзок. Если вам угодно...
     -  О'кей,  -  сказала  Джин.  -  Тогда  прямо  здесь.  Во-первых,   я
увольняюсь. Я собираюсь на Землю. Я собираюсь увидеть...
     Веббард  тревожно  вскинул  руку,  заозирался.  Разговоры  за  столом
смолкли. На них мигом уставилась дюжина любопытствующих взглядов.
     - Я побеседую с вами в своем офисе, - сказал Веббард.
     Дверь за ней захлопнулась. Веббард вжал  свои  окружности  в  кресло.
Магнитные нити в брюках удерживали его на месте.
     - Ну, что все это значит? Вы знаете, у меня на вас серьезные жалобы.
     Джин сказала с отвращением:
     - Бросьте их в урну. Говорите здраво.
     Веббарда словно громом стукнуло.
     - Вы дерзкая распутница!
     - Слушайте, хотите я расскажу Эрлу, как я влипла в эту историю?
     Лицо Веббарда вытянулось, рот открылся. Он заморгал в четыре-пять раз
быстрее.
     - Вы не смеете...
     Джин спокойно сказала:
     - На пять минут забудьте об отношениях "хозяин - раб". Это  серьезный
разговор мужчины с мужчиной.
     - Что вы хотите?
     - Чтобы вы ответили мне на несколько вопросов.
     - Ну?
     - Расскажите мне о старом мистере Эберкромби, муже миссис Клары.
     - Нечего рассказывать. Мистер Юстус был безупречным джентльменом.
     - Сколько детей было у него с Кларой?
     - Семь.
     - И старший наследует станцию?
     - Старший, всегда старший. Мистер  Юстус  верил  в  твердый  порядок.
Конечно, другим детям  было  гарантировано  место  на  Станции.  Тем,  кто
пожелал остаться.
     - Старшим был Хьюго. Через сколько времени после Юстуса он умер?
     Веббард счел беседу в высшей степени неприятной.
     - Это все глупая болтовня, - прорычал он.
     - Через сколько?
     - Через два года.
     - Что с ним случилось?
     Веббард поспешно произнес:
     - С ним случился удар. Сердечная недостаточность. Теперь, что это  за
разговоры о вашем уходе?
     - Когда умер?
     - Два года назад.
     - И затем в наследство вступил Эрл?
     Веббард поджал губы:
     - Мистер Лайонелл  к  несчастью  оказался  вне  Станции,  и  законным
хозяином стал Эрл.
     - Скорее, Эрл хорошо рассчитал время.
     Веббард надул щеки:
     - Хватит, юная леди. Мы уже достаточно вас наслушались! Если...
     - Мистер Веббард, давайте раз и навсегда  придем  к  взаимопониманию.
Или вы ответите на мои вопросы и прекратите пустые угрозы,  или  я  спрошу
кого-нибудь еще. И когда я это сделаю, этот  кое-кто  будет  задавать  вам
вопросы тоже.
     - Вы маленькая наглая дрянь, - зарычал Веббард.
     Джин повернулась к двери. Веббард хрюкнул  и  метнулся  вперед.  Джин
встряхнула рукой:  в  ней,  казалось,  из  ниоткуда,  появилась  пластинка
дрожащего острого пластика.
     Веббард в панике забарахтался, пытаясь остановиться в  воздухе.  Джин
подняла ногу и пихнула его обратно в кресло.
     Она сказала:
     - Я хочу видеть фотографию вашей семьи.
     - У меня нет таких фотографий.
     Джин пожала плечами:
     - Я могу пойти в любую библиотеку и заказать "Кто есть  кто",  -  она
холодно его оглядела, свертывая в колечко нож.
     Веббард  съежился   в   кресле.   Возможно,   он   принимал   ее   за
маньяка-убийцу. Ни маньяком, ни убийцей она не была, разве что ее к  этому
вынудят. Она спокойно спросила:
     - То, что Эрл стоит миллиард долларов, это факт?
     Веббард фыркнул:
     - Миллиард долларов?  Смехотворно.  Семья  не  владеет  ничем,  кроме
Станции, и живет на доходы  с  нее.  На  сотню  миллионов  долларов  можно
построить другую, в два раза больше и роскошнее.
     - Откуда Фосерингей взял эту цифру? - спросила удивленно Джин.
     - Я не знаю, - ответил резко Веббард.
     - Где сейчас Лайонелл?
     Веббард от безнадежности происходящего втянул глубоко губы.
     - Он отдыхает где-то на Ривьере.
     - Гм... Вы говорите, у вас нет никаких фотографий?
     Веббард почесал подбородок:
     - Ну, кажется где-то есть снимок Хьюго... погодите... минутку,  -  он
зашарил у себя в столе, принялся что-то  там  перебирать,  вглядываться  в
кучу бумаг и, наконец, извлек снимок.
     - Мистер Хьюго.
     Джин с интересом вгляделась в фотографию:
     - Ну-ну!
     Лицо на фотографии и лицо толстого человека в зоологической коллекции
Эрла были очень похожи. "Ну-ну". Она резко взглянула на Веббарда.
     - И каков адрес Лайонелла?
     - Я уверен, что не знаю его, -  ответил  Веббард  с  некоторой  долей
былого величия.
     - Не тяните резину, Веббард.
     - О, ладно. Вилла Пассе-темпс, Джуан Лес Пинс.
     - Я поверю в это, когда посмотрю вашу адресную картотеку. Где она?
     Веббард тяжело засопел:
     - Юная леди, слушайте, здесь ставка очень высока!
     - Почему?
     - Ну... -  Веббард  понизил  голос  и  боязливо  посмотрел  на  стены
комнаты. - На станции все знают, что мистер Эрл и мистер Лайонелл  были...
ну, скажем, не лучшими друзьями. Был слух - слух, имейте ввиду, что мистер
Эрл нанял хорошо известного преступника, чтобы убить мистера Лайонелла.
     "Наверное, это Фосерингей", - подумала Джин.
     Веббард продолжал:
     -  Так  что   необходимо,   вы   сами   видите,   соблюдать   крайнюю
осторожность...
     Джин рассмеялась:
     - Давайте посмотрим эту картотеку.
     Веббард в конце концов указал на картотеку. Джин сказала:
     - Вы знаете, где что. Вытащите сами.
     Веббард принялся угрюмо сортировать карточки.
     - Вот, - сказал он.
     Адрес  был  такой:  отель  Атлантида,  помещение  3001.   Французская
Колония. Столица. Земля.
     Джин запомнила адрес, затем нерешительно встала, стараясь сообразить,
какие еще задать вопросы. Веббард натянуто улыбнулся. Джин, игнорируя его,
рассматривала свои ногти. В такие моменты, как этот, она  ощущала  в  себе
несоответствие возрасту. Когда доходило до действия - борьбы,  выставления
на посмешище,  подглядывания,  разыгрывания  какой-нибудь  затеи,  занятий
любовью, - она  чувствовала  полную  уверенность  в  себе.  Но  сортировка
вариантов, решение вопроса, определение того, какой из них имеет шансы  на
успех, какой лучше  отбросить,  -  все  это  лишало  ее  уверенности.  Как
сейчас... Старый Веббард, жирный пузырь, сумел  себя  успокоить  и  теперь
злорадствовал. Ну пусть наслаждается  собой...  Она  должна  вернуться  на
Землю. Она должна увидеть Лайонелла.  Возможно,  Фосерингея  наняли  убить
его, а может быть, и нет. Возможно Фосерингей знал, где его найти, а может
быть и нет. Веббард знал Фосерингея. Вероятно, он служил Эрлу посредником.
Или, возможно, Веббард сам вел какую-то сложную игру. Сейчас  стало  ясно,
что его интересы скорее связаны с Лайонеллом, чем  с  Фосерингеем,  потому
что о свадьбе Эрла речи не было. Лайонелл должен оставаться в живых.  Если
это значило перейти дорогу Фосерингею,  тем  хуже  для  него.  Он  мог  бы
побольше рассказать ей о "зоологической коллекции", прежде чем посылать  к
Эрлу... Конечно, сказала она себе, Фосерингей мог не  знать  о  конкретном
применении, которое нашел Эрл своим экспонатам.
     - Ну? - спросил Веббард с неприятной усмешкой.
     - Когда следующий корабль на Землю?
     - Грузовая баржа отправляется вечером.
     - Прекрасно. Если на меня не нападет пилот. Вы можете со мной  сейчас
рассчитаться.
     - С вами? Рассчитаться? Вы  работали  только  один  день.  Вы  должны
Станции за дорогу, за форму, за еду...
     - О, не берите в голову, -  Джин  развернулась  и  запустила  себя  в
коридор. Пройдя в комнату, она стала собирать свои вещи.
     В дверь просунулась голова миссис Блейскелл.
     - Вы здесь... -  она  фыркнула.  -  Мистер  Эрл  спрашивает  вас.  Он
непременно хочет вас видеть. - Было заметно, что она этого не одобряет.
     - Конечно, - сказала Джин. - Сейчас иду.
     Миссис Блейскелл удалилась.


     Джин толкнула себя вдоль коридора к грузовой палубе.
     Пилот баржи помогал грузить какие-то пустые  металлические  барабаны.
Он увидел Джин, и лицо его перекосилось.
     - Снова вы?
     - Я собираюсь с вами обратно на Землю. Вы  были  правы.  Мне  это  не
подошло.
     Пилот кисло кивнул:
     - На этот раз вы поедете в грузовом отсеке. Это не повредит никому из
нас... Я, если вы разместитесь спереди, ничего не могу обещать.
     - Согласна, - сказала Джин.
     - Отправление через час.





     Когда Джин добралась до отеля "Атлантида"  в  Столице,  на  ней  были
черное платье и черные туфли-лодочки. Она знала, что выглядела в них более
взрослой и более утонченной. Она пересекла вестибюль, бросив  по  сторонам
настороженный взгляд:  нет  ли  детективов.  Иногда  они  питали  недобрые
чувства к молодым девушкам, которых  никто  не  сопровождает.  Полицейских
лучше избегать, держаться от них подальше. Когда они обнаружат, что у  нее
ни отца, ни матери, ни опекуна, у них может появиться желание передать  ее
в  какое-нибудь  безотрадное  государственное  учреждение.   В   некоторых
случаях, чтобы сохранить собственное  независимое  положение,  приходилось
идти на крайние меры.
     Но детектив отеля "Атлантида" не  обратил  внимания  на  черноволосую
девушку, спокойно пересекавшую вестибюль, да и навряд  ли  вообще  заметил
ее.  Лифтеру  показалось,  что  она  проявляет  беспокойство  то   ли   от
скрываемого возбуждения, то ли просто от  нервного  характера.  Портье  на
тринадцатом этаже отметил, что она искала номер, следовательно, не знакома
с отелем. Горничная видела, как она нажала кнопку звонка номера 3001,  как
открылась дверь и девушка изумленно отшатнулась, затем медленно  прошла  в
номер. Странно, подумала горничная, но мыслей этих ей хватило на несколько
минут.  Затем  она   принялась   перезаряжать   разбрызгиватели   пены   в
общественных душевых, и событие напрочь забылось.
     Номер оказался просторный, элегантный, дорогой. Его окна  открывались
на Центральный Сад и Морисоновский Зал Справедливости.  Меблировка  работы
явно профессионального мастера  -  гармоничная,  но  лишенная  какого-либо
своеобразия. Однако несколько случайных предметов намекали на  присутствие
женщины. Но женщины Джин не видела. В  комнате  находились  только  она  и
Фосерингей.
     На Фосерингее были приглушенных  тонов  фланелевый  костюм  и  темный
галстук. Среди десятка людей он бы уже затерялся.
     На мгновение удивившись, он пригласил ее:
     - Входите.
     Джин стрельнула взглядом по комнате, ожидая  увидеть  жирное,  смятое
гравитацией тело. Но Лайонелла не было, и возможно, Фосерингей его ждал.
     - Ну, - спросил он, - что привело вас сюда? Садитесь.
     Джин погрузилась в кресло и закусила губу. Фосерингей смотрел на нее.
Осторожно ходил по комнате. Она рылась у себя в уме. Какой законный  повод
могла  она  найти,  чтобы  заявиться  к  Лайонеллу?  Возможно,  Фосерингей
догадался, что она встанет у него на пути...  А  где  Хаммонд?  В  затылке
что-то защипало. На нее смотрели сзади. Она быстро оглянулась.
     В комнате кто-то старался держаться в  тени.  Но  не  слишком  умело.
Теплый, успокаивающий поток знания  прорвал  пленку  непонимания  в  мозгу
Джин.
     Она улыбнулась, и меж губ показались маленькие белые острые зубки.  В
комнате была толстая женщина, очень толстая, розовая, пылающая, с дрожащей
плотью.
     - Чему вы улыбаетесь? - поинтересовался Фосерингей.
     Она использовала его собственную технику беседы.
     - Вам не интересно узнать, кто дал ваш адрес?
     - Очевидно, Веббард.
     Джин кивнула:
     - Леди ваша жена?
     Подбородок Фосерингея чуть вздернулся:
     - Вернемся к делу.
     - Хорошо, - согласилась  девушка.  Оставалась  вероятность,  что  она
делает страшную ошибку, но рисковать было необходимо. Вопросы  вскроют  ее
неуверенность, лишат козырей при торговле. - Сколько  у  вас  есть  денег?
Сейчас. Наличными.
     - Тысяч десять-двадцать.
     Джин изобразила разочарование.
     - Недостаточно?
     - Вы послали меня на дохлое дело.
     Фосерингей сел молча.
     - Эрл мог бы увлечься мной разве  что  откусив  язык.  Его  вкусы  по
отношению к женщинам в точности как ваши.
     Фосерингей не высказал своего раздражения:
     - Но два года назад...
     - Этому есть причина, - Джин удрученно подняла брови. - Очень  плохая
причина.
     - Ну, давайте.
     - Он любит земных девушек, потому  что  они  уроды.  По  его  мнению,
конечно. Эрл любит уродов.
     Фосерингей  потер  подбородок,  наблюдая  за  ней  пустыми   круглыми
глазами.
     - Я никогда не смотрел на дело с той стороны.
     -  Ваша  схема  могла  бы  сработать,  будь  Эрл  хотя  бы   частично
нормальным.  Но  я  не  нашла  в  нем  ничего,  что  могло  бы  помочь  ее
осуществлению.
     Фосерингей холодно улыбнулся:
     - Чтобы сообщить это, не надо было заявляться сюда.
     - Отнюдь. Я знаю, каким образом  Лайонелл  Эберкромби  может  вернуть
себе Станцию... Вас, конечно, зовут Фосерингеем.
     - Если меня зовут Фосерингеем, тогда почему вы меня здесь искали?
     Джин звонко и весело рассмеялась:
     - Почему вы думаете, что я искала вас? Я искала Лайонелла Эберкромби.
Фосерингей мне не нужен, если я не могу выйти замуж за Эрла. А я не  могу.
И денег у меня мало. Так что я теперь ищу Лайонелла Эберкромби.
     Фосерингей  постучал  хорошо  наманикюренным   пальцем   по   колену,
покрытому добротной фланелью, и спокойно сказал:
     - Я Лайонелл Эберкромби.
     - Откуда я знаю, что вы говорите правду?
     Он бросил ей паспорт. Джин посмотрела его и бросила обратно:
     - О'кей. Теперь так: у вас есть двадцать тысяч. Этого  мало.  Я  хочу
два миллиона... Раз у вас нет их, значит, нет. Я не предъявляю  чрезмерных
требований. Но я хочу иметь уверенность, что получу их, когда  они  у  вас
будут. Поступим следующим образом: вы напишите документ, скажем,  вексель,
что-нибудь законно оформленное, что даст мне долю в Станции Эберкромби.  Я
согласна продать вам его обратно за два миллиона долларов.
     Фосерингей покачал головой:
     - Такое соглашение налагает обязательства на меня, но не на  вас.  Вы
несовершеннолетняя.
     Джин возразила:
     - Чем скорее я избавлюсь от Эберкромби, тем лучше. Я  не  жадная.  Вы
можете наслаждаться своим миллиардом. Я хочу только два миллиона.  Кстати,
как вы насчитали миллиард? Веббард говорит, что все стоит не больше  сотни
миллионов.
     Рот Лайонелла искривился в ледяной усмешке:
     - Веббард не учитывал имущество клиентов Эберкромби. Некоторые весьма
богатые люди очень толстые. Чем толще они, тем меньше нравится им жить  на
Земле.
     - Они всегда могут предпочесть другую курортную станцию.
     Лайонелл покачал головой:
     - Там другая атмосфера. Эберкромби - это  мир  толстых.  Единственная
точка во Вселенной, где толстый человек может гордиться своим весом.
     В его голосе звучали нотки сожаления.  Странно,  подумала  Джин.  Она
сказала мягко:
     - Вы сами тоскуете по Эберкромби?
     Лайонелл мрачно улыбнулся:
     - По чужой Станции Эберкромби.
     Джин села поудобнее.
     - Сейчас мы подойдем к юристу. Я знаю хорошего.  Ричард  Майкрофт.  Я
хочу, чтобы документ был без изъянов. Может быть, я найду себе попечителя,
опекуна.
     - Вы не нуждаетесь в опекуне.
     Джин самодовольно усмехнулась:
     - Конечно, нет.
     - Вы еще не сказали мне, в чем состоит ваш план.
     -  Я  скажу  вам,  когда   буду   иметь   документ.   Отдавая   часть
собственности, которая вам не принадлежит, вы ничего не теряете.  А  когда
вы ее мне отдадите, помочь вам обрести ее будет в моих интересах.
     Лайонелл встал:
     - Возможно, это будет хорошим выходом.
     - Будет.
     В  комнату  вошла  толстая  женщина.  Несомненно,  она  была   земной
девушкой, польщенной вниманием Лайонелла, наслаждавшейся им. При виде Джин
лицо ее затуманилось ревностью.
     В коридоре Джин рассудительно сказала:
     - Когда вы заберете ее на Эберкромби, она бросит вас ради  одного  из
жирных бездельников.
     - Заткнитесь! - сказал Лайонелл. Голос его был похож на звук косы при
заточке.
     При виде Лайонелла пилот грузовой баржи угрюмо сказал:
     - Я ничего не знаю.
     Лайонелл спокойно спросил:
     - Вам ваша работа нравится?
     Пилот что-то пробормотал  неприветливо,  но  больше  не  протестовал.
Лайонелл устроился в кресле рядом с ним. Джин, человек с  лошадиным  лицом
по  имени  Хаммонд  и  два  пожилых  мужчины   с   беспокойными   манерами
разместились в грузовом отсеке.
     Корабль поднялся из  дока,  проткнул  атмосферу  и  вышел  на  орбиту
Станции Эберкромби.
     Станция плыла впереди по курсу, сверкая на солнце.
     Баржа причалила к грузовой палубе, рабочие втянули ее в  гнездо,  люк
открылся.
     - Пойдемте, - сказал Лайонелл. - Побыстрее. Покончим  с  этим,  -  он
тронул Джин за плечо. - Вы впереди.
     Она направилась вверх, к главному стволу. Мимо них проплывали толстые
отдыхающие, яркие, круглые, как мыльные  пузыри.  На  их  лицах  возникали
маски удивления при виде такого количества костлявых людей.
     Они прошли вверх по стволу, - вдоль  коридора,  соединяющего  главный
корпус станции с личным сектором семьи Эберкромби, - миновали Плезанс, где
Джин мельком заметила миссис Клару, круглую как апельсин, рядом с  которой
раболепствовал Веббард.
     Они проплыли мимо миссис Блейскелл.
     - О, мистер Лайонелл, - выдохнула та. - Да ну! Не может быть!
     Лайонелл проскользнул мимо. Заглянув через плечо  ему  в  лицо,  Джин
почувствовала приступ тошноты. Что-то темное кипело в его глазах: ощущение
триумфа, злоба, месть, жестокость. Нечто не совсем человеческое. В обычных
обстоятельствах Джин была человеком до мозга костей  и  имела  обыкновение
чувствовать себя неуютно, когда рядом было  что-то  неземное.  Сейчас  она
ощущала беспокойство...
     - Быстрее! - донесся до нее голос Лайонелла. - Быстрее!
     Мимо комнаты миссис Клары - к спальне Эрла. Джин нажала кнопку. Дверь
открылась.
     Эрл  перед  зеркалом  завязывал  на  своей  бычьей  шее  сине-красный
галстук. На нем был жемчужно-серый  габардиновый  костюм,  очень  свободно
скроенный. Во многих местах были подложены подушечки, чтобы тело выглядело
помягче и покруглее. Эрл заметил в зеркале Джин, а  за  ней  суровое  лицо
своего брата Лайонелла. Он крутанулся, потерял опору и беспомощно взмыл  в
воздух.
     Лайонелл засмеялся:
     - Взять его, Хаммонд. Спустить вниз.
     Эрл бушевал, бессвязно говорил что-то. Он здесь  хозяин,  всех  долой
отсюда. Он всех засадит в тюрьму, всех велит убить. Он сам убьет.
     Хаммонд обыскал его,  нет  ли  оружия.  Двое  мужчин,  что  летели  в
грузовой барже, стояли неловко сзади, что-то бормоча друг другу.
     - Послушайте, мистер Эберкромби, - сказал наконец один из них,  -  мы
не можем служить насилию.
     - Заткнитесь, - ответил Лайонелл.  -  Вы  здесь  как  свидетели,  как
медики. Вам платят за то, чтобы вы смотрели, и ничего больше. Если вам  не
нравится то, что вы видите, - это очень плохо,  -  и  он  махнул  Джин:  -
Дальше!
     Девушка толкнулась к двери кабинета. Эрл резко прокричал:
     - Прочь отсюда, прочь! Это частное владение, это мой личный кабинет!
     Джин сжала губы.  Она  не  могла  избавиться  от  жалости  к  бедному
корявому Эрлу. Но вспомнив о его "зоологической коллекции", она решительно
прикрыла зрачок фотоэлемента и нажала на кнопку. Дверь распахнулась,  явив
им красоту и величие цветного стекла, пылающего в огне небес.
     Джин подлетела к косматому двуногому животному. Здесь она пряталась.
     Проходя  через  дверь,  Эрл  испытал  некоторые  трудности.   Хаммонд
манипулировал его локтями. Эрл изрыгал хриплые, визгливые звуки  и  рвался
вперед, тяжело дыша, словно запыхавшийся щенок.
     Лайонелл сказал:
     - Не дурите с Хаммондом, Эрл. Он любит ломать людей.
     Двое свидетелей разъяренно бормотали что-то. Лайонелл бросил  на  них
уничтожающий взгляд.
     Хаммонд схватил  Эрла  за  штаны,  поднял  над  головой  и  пошел  на
магнитных  подошвах  по   загроможденному   пространству   кабинета.   Эрл
беспомощно молотил руками воздух.
     Джин стала шарить за резной панелью у двери,  ведущей  в  пристройку.
Эрл завизжал:
     - Уберите отсюда руки! О, как вы заплатите, как заплатите за это, как
заплатите! - Его голос сорвался и перешел в рыдания.
     Хаммонд встряхнул его, как терьер крысу.  Эрл  зарыдал  громче.  Джин
этот голос казался скрежетом. Она нахмурилась, нашла кнопку, нажала. Дверь
открылась.
     Все  проследовали  в  ярко  освещенную  пристройку.  Эрл,   полностью
сломавшийся, вовсю рыдал и молил.
     - Это здесь, - сказала Джин.
     Лайонелл  хлестнул  взглядом  по  коллекции  монстров.   Инопланетные
штучки: драконы, вампиры, василиски, грифоны, насекомые в панцирях, змеи с
огромными глазами, клыки, мозги и  хрящи,  скрученные  кольцами.  И  рядом
людские уродства, не менее страшные и гротесковые. Взгляд Лайонелла  замер
на толстом человеке.
     Он посмотрел на Эрла. Тот оцепенел.
     - Бедный старый Хьюго, - сказал Лайонелл. - Эрл, вам не стыдно?
     Эрл вздохнул.
     Лайонелл сказал:
     - Но Хьюго мертв... Так же мертв, как любой  экспонат  здесь.  Верно,
Эрл? - он взглянул на Джин: - Верно?
     - Как мне кажется, верно, - сказала Джин смущенно. Ей  не  доставляло
удовольствия мучить Эрла.
     - Конечно, он мертв, - Эрл задыхался.
     Джин подошла  к  маленькому  выключателю,  контролирующему  магнитное
поле.
     Эрл закричал пронзительно:
     - Вы ведьма! Ведьма!
     Джин переключила тумблер. Прозвучало  мелодичное  жужжание.  Шипение.
Запах озона. Прошла минута. Дуновение. Куб открылся, издав чмокающий звук.
В комнату вплыл Хьюго.
     Он дернул руками, его вытошнило, из горла вырвался писк.
     Лайонелл повернулся к двум свидетелям:
     - Этот человек жив.
     Они взволнованно пробормотали:
     - Да, да!
     Лайонелл повернулся к Хьюго:
     - Скажи им, как тебя зовут.
     Хьюго прошептал что-то  тихо  и,  прижав  локти  к  туловищу,  дернул
атрофированными маленькими ножками. Он попытался принять позу эмбриона.
     Лайонелл спросил свидетелей:
     - Этот человек в здравом уме?
     Те уклонились от прямого ответа:
     - Мы едва ли можем определить это вот так, экспромтом.
     Они заговорили  разом,  зазвучала  тарабарщина:  тесты,  цефалографы,
рефлексы... Лайонелл подождал с минуту.  Хьюго  плакал  и  пускал  пузыри,
словно ребенок.
     - Ну, он в здравом уме?
     Доктора ответили:
     - У него сильнейший шок.  Обычно  глубокое  замораживание  повреждает
синапсы...
     Лайонелл спросил сардонически:
     - Так все-таки он в здравом уме?
     - Ну... нет.
     Лайонелл кивнул:
     - В таком случае... вы видите нового хозяина Станции Эберкромби.
     Эрл запротестовал:
     - Вы не можете это провернуть, Лайонелл. Он уже давно сошел с ума,  а
вы были вне Станции!
     Лайонелл ухмыльнулся со зверским видом:
     - Ты хочешь, чтобы я передал дело в Адмиралтейский суд в Столице?
     Эрл  замолчал.  Лайонелл  поглядел  на  докторов,  которые  оживленно
перешептывались.
     - Поговорите с ним, - сказал он. - Удостоверьтесь, в здравом  уме  он
или нет.
     Доктора покорно занялись Хьюго, который теперь мяукал. В конце концов
они пришли к неудобному, но определенному решению:
     - Несомненно, этот человек не способен отвечать за свои поступки.
     Эрл ухитрился вырваться из рук Хаммонда и завопил:
     - Уходите все прочь!
     - Поосторожнее, - сказал Лайонелл. - Я не думаю,  что  ты  понравился
Хаммонду.
     - Я не люблю Хаммонда, - сказал со злобой Эрл. - Я не люблю никого, -
голос его зазвучал глухо, словно из ямы. - Я даже  не  люблю  себя,  -  он
посмотрел на куб, в котором содержал Хьюго.
     Джин почувствовала, что Эрла охватывает  безумие.  Она  открыла  рот,
чтобы крикнуть, но он уже приступил к делу. Время остановилось.  Казалось,
Эрл передвигался медленно, но остальные замерли совершенно, словно  влипли
в желе. Время вернулось к Джин!
     - Я хочу  отсюда,  -  выдохнула  она,  поняв,  что  собрался  сделать
полубезумный Эрл.
     А он бежал вдоль рядов своих монстров. Магнитные подошвы  гремели  по
полу. Он бежал и ударял по выключателям.  Закончив,  он  встал  в  дальнем
конце комнаты. За спиной его мертвые экспонаты пробуждались к жизни.
     Хаммонд опомнился и устремился к Эрлу. Черная рука, шарящая в воздухе
наугад, поймала Эрла за ногу. Послышался хруст. Хаммонд завопил от ужаса.
     Джин рванулась к двери и отшатнулась, сжавшись в комочек.  Перед  ней
стояло  восьмифутовое  гориллообразное  существо  с  мордой   французского
пуделя. Эрл дернул тумблер, освободивший чудовище из магнитной каталепсии.
Черные  глаза  монстра  сверкали,  изо  рта  капало,  лапы   смыкались   и
размыкались. Джин начала пятиться.
     Сзади раздавались страшные звуки.  Она  услышала,  как  Эрл  внезапно
тяжело задышал от ужаса, но не могла отвести взгляда от  гориллы,  которая
вплывала в комнату. Черные собачьи глаза словно вонзались в мозг Джин. Она
не могла двигаться! Огромная черная рука, шарящая в воздухе, прошлась близ
плеча Джин и дотронулась до гориллообразной твари.
     Все превратилось в бедлам, наполненный пронзительными  воплями.  Джин
прижалась к стене. По кабинету пронеслось свиваясь  и  развиваясь  зеленое
кольцеобразное  существо.  Оно  крушило   полки,   перегородки,   витрины,
запускало в воздух  книги,  минералы,  бумаги,  механизмы,  шкафы.  Следом
летела горилла, одна из  лап  ее  болталась  свободно.  Катился  шквал  из
паучьих ног, чешуйчатых тел, мускулистых хвостов, а  за  ним  человеческое
туловище - Хаммонд в компании с грифоном из  мира,  заслуженно  названного
"Очаг заразы"
     Джин метнулась к двери, надеясь укрыться в алькове. Снаружи, в  доке,
стояла космическая яхта Эрла. Она протиснулась через люк.
     В дверь яростно царапался один из докторов.
     Джин заорала:
     - Скорей сюда! Скорей сюда!
     Доктор забросил свое тело в лодку.
     Джин  притаилась  у  люка,  готовая   захлопнуть   его   при   первой
опасности... Она  вздохнула.  Все  ее  надежды,  все  планы,  все  будущее
взорвалось. Вместо двух миллионов - катастрофа, крах, смерть...
     Она повернулась к доктору:
     - Где ваш напарник?
     - Мертв! О, Боже, Боже, что мы можем сделать...
     Губы Джин сморщились от отвращения, но тут же она  подумала  об  этом
человеке в новом свете. Незаинтересованный свидетель. Он  свидетельствовал
за деньги. Он  мог  подтвердить,  что  по  крайней  мере  тридцать  секунд
Лайонелл был хозяином Станции  Эберкромби.  Этих  тридцати  секунд  вполне
хватило, чтобы выполнить условия документа. Уже не имело значения, был  ли
Хьюго в здравом уме или нет, потому что Хьюго умер за тридцать  секунд  до
того, как металлическая игрушка с острыми как садовые ножницы конечностями
поймала горло Лайонелла.
     Впрочем, лучше увериться сразу.
     -  Слушайте,  -  сказала  Джин.  -  Это   может   оказаться   важным.
Предположим, вы свидетельствуете в  суде.  Кто  погиб  первым,  Хьюго  или
Лайонелл?
     Доктор с минуту молчал, затем произнес:
     - Ну, Хьюго! Я видел его со сломанной шеей, когда  Лайонелл  был  еще
жив.
     - Вы уверены?
     - О, да, - он старался прийти в себя. - Мы должны что-то предпринять.
     - О'кей, - сказала Джин. - Что?
     - Я не знаю.
     Из кабинета донесся  булькающий  звук  и  мгновением  позже  -  вопль
женщины.
     - Боже, - сказала Джин. - Они добрались до спальни... Что они сделают
со Станцией... - она потеряла контроль над собой и ее вырвало в лодку.
     К ним приближалась коричневая  пуделиная  морда  с  красными  пятнами
крови.
     Джин смотрела на нее, словно загипнотизированная. Она  заметила,  что
рука твари полностью оторвалась.  Затем  горилла  рванулась  вперед.  Джин
попятилась и захлопнула люк. Тяжелое тело врезалось в металлический борт.
     Джин и свидетель оказались закрытыми в космической лодке Эрла. Доктор
слабел. Джин сказала:
     - Не умирайте, парень. Ради меня. Вы стоите денег...
     Снаружи  доносились  удары,  грохот,  затем   приглушенные   выстрелы
протоновых ружей. Стреляли с монотонной регулярностью.
     Но вот наступила полная тишина.
     Джин осторожно приоткрыла люк. Альков был пуст. В воздухе  дрейфовало
изуродованное тело гориллообразной твари.
     Джин отважилась выйти в альков и  заглянуть  в  кабинет.  В  тридцати
футах от нее стоял Веббард, тяжело дыша. Он был похож на капитана  пиратов
на мостике своего корабля. Лицо его было белым, словно вата. Вокруг носа и
рта тянулись царапины. В руках у  Веббарда  были  два  больших  протоновых
ружья с дулами, разогретыми до белого каления. Он увидел Джин и глаза  его
засверкали:
     - Вы! Это все из-за вас! Вы здесь вынюхивали и высматривали!
     Веббард вскинул ружья.
     - Нет! - закричала Джин. - Это не моя вина!
     До нее донесся слабый голос Лайонелла.
     - Положите пушки, Веббард, - держась за горло, Лайонелл втолкнул себя
в кабинет. - Это новая владелица Станции, - прокаркал он  сардонически.  -
Вы не хотите прикончить своего босса, не так ли?
     Веббард заморгал от изумления:
     - Мистер Лайонелл?
     - Да, - сказал Лайонелл. - Я снова дома... И  прошу  вышвырнуть  весь
этот хлам.
     Джин глядела на банковскую книжку. На пластике, почти на  всю  ширину
ленты горели цифры: 2.000.000.
     Майкрофт смотрел в окно и курил трубку.
     - Вам  надо  обдумать  один  вопрос,  -  сказал  он  наконец.  -  Как
пристроить ваши деньги? Вы не можете  сделать  это  сами,  другие  стороны
будут настаивать на том, чтобы иметь дело  с  дееспособной  личностью,  то
есть с опекуном или попечителем.
     - Я мало знаю о таких вещах, - сказала Джин. -  Я...  предложила  бы,
чтобы об этом позаботились вы.
     Майкрофт потянулся к пепельнице и выбил трубку.
     - Вы не хотите? - спросила Джин.
     Майкрофт с перекошенной отстраненной улыбкой произнес:
     - Да, я хочу... Я буду просто счастлив  управлять  состоянием  в  два
миллиона  долларов.  Тогда  фактически   я   становлюсь   вашим   законным
попечителем, пока  вы  не  достигнете  определенного  возраста.  Нам  надо
добиться постановление суда. Оно будет состоять в том,  что  контроль  над
деньгами уходит из ваших рук, однако мы можем включить в  договор  пункты,
которые гарантируют вам доход с капитала. Я думаю, это то, что вам  нужно.
Он составит... ну, скажем, пятьдесят тысяч в год после уплаты налогов.
     - Это  меня  удовлетворяет,  -  произнесла  Джин  апатично.  -  Я  не
слишком-то чем-либо сейчас интересуюсь... Что-то вроде разочарования.
     Майкрофт кивнул:
     - Это вполне возможно, я знаю.
     Джин продолжала:
     - У меня есть деньги. Я  всегда  хотела  их  иметь,  и  вот  имею.  И
теперь... - она вытянула руки и приподняла брови, - это всего лишь цифра в
банковской книжке... Завтра утром я встану  и  скажу  себе:  "Что  я  хочу
сделать? Хочу купить дом? Хочу набрать на  тысячу  долларов  одежды?  Хочу
отправиться в двухлетний тур?" И ответ будет: "Нет, черт с ним со всем".
     - То, что вам нужно, - сказал Майкрофт, - это друзья, хорошие девушки
вашего возраста.
     Рот Джин шевельнулся в улыбке, скорее болезненной.
     -  Боюсь,  у  нас  не  окажется  никаких  общих  интересов...  Мысль,
наверное, хороша, но работать она не будет, -  Джин  сидела  неподвижно  в
кресле, опустив глаза и приоткрыв рот.
     Майкрофт заметил, что когда обстановка была непринужденной, рот  этот
казался очень приятным, даже благородным.
     Она сказала низким голосом:
     - Я не могу отделаться от мысли,  что  где-то  во  Вселенной  у  меня
должны быть отец и мать...
     Майкрофт потеребил подбородок:
     - Люди, которые бросают ребенка, не стоят того, чтобы о  них  думать,
Джин.
     - Я знаю, - сказала она унылым голосом. - О, мистер Майкрофт,  я  так
чертовски одинока... - Джин заплакала, уткнув лицо в ладони.
     Майкрофт нерешительно положил руку на ее плечо, потрепал неловко.
     Через мгновение девушка произнесла:
     - Вы, наверное, подумали, что я ужасная дура.
     - Нет, - ответил  Майкрофт  подчеркнуто  грубовато,  -  я  ни  о  чем
подобном не думал. Я хотел, чтобы... - он не мог найти слова.
     Джин собралась с духом и встала.
     - Хватит этого, - она повернула его голову  к  себе  и  поцеловала  в
подбородок. - Вы на самом деле очень хороший, мистер Майкрофт... Но  я  не
хочу сочувствия. Я ненавижу его. Я привыкла сама за собой смотреть.
     Майкрофт вернулся к своему  креслу  и,  чтобы  занять  пальцы,  набил
трубку табаком. Джин взяла свою сумочку.
     - Сейчас у меня свидание с  портным  по  имени  Анри.  Он  собирается
одевать меня до конца жизни. А затем я пойду... - она осеклась. - Лучше  я
ничего вам говорить не стану. Вы будете встревожены и даже шокированы.
     Майкрофт прокашлялся:
     - Полагаю, что буду.
     Девушка кивнула, полная жизни.
     - Пока! - и вышла из кабинета.
     Адвокат снова прочистил горло, подтянул  брюки,  поправил  жилетку  и
вернулся к работе... К монотонной, тупой, серой работе. Болела голова.  Он
сказал себе: "Я чувствую, что надо пойти и напиться". Прошло десять минут.
Дверь открылась. Заглянула Джин.
     - Привет, мистер Майкрофт.
     - Привет, Джин.
     - Я передумала. Знаете, будет лучше, если я приглашу вас отобедать со
мной, а затем мы можем пойти на спектакль... Вам это нравится?
     - Очень, - сказал Майкрофт.









     Мистер Майкрофт провел рукой по серым  волосам  и  сказал  искаженным
голосом:
     - Я не претендую на то, чтобы понимать вас.
     В большом кожаном кресле, рассчитанном  на  легковозбудимых  клиентов
Майкрофта беспокойно ворочалась Джин. Она теребила пальцы,  переворачивала
ладони и смотрела на них.
     - Я сама себя не понимаю.
     В  окне,  в  синем  апрельском  небе   она   видела   томатно-красный
маршалловский "Мунчейзер".
     - Деньги повлияли на меня совсем не так, как я  ожидала...  Я  всегда
хотела иметь маленькую воздушную лодку, такую,  как  эта.  Я  могу  купить
дюжину их, если пожелаю, но... - она покачала головой.
     Майкрофт  вспомнил,  какой  была  эта  девушка  при  первой  встрече:
осмотрительная и  дикая,  не  по  годам  жестокая,  безрассудная.  Обычные
женщины рядом с ней казались пресными,  нарисованными  пастелью.  Майкрофт
угрюмо улыбнулся. Он едва ли мог сказать, что Джин становится  ленивой.  В
ней еще была порывистость, нервирующее  очарование.  Она  была  черной  со
слоновой костью,  с  широким  и  гибким  ртом,  с  аккуратными  маленькими
зубками, белыми и острыми. Вела она себя с шальной горячностью, но  что-то
все-таки ушло, и не так уж плохо, что ушло.
     - Ничего похожего на то, что я думала, - говорила Джин. - Одежда... -
девушка поглядела на свои  темно-зеленые  брюки,  черный  пуловер.  -  Она
достаточно хороша... Мужчины... - Майкрофт внимательно наблюдал за ней.  -
Они все одинаковы, простодушные болваны.
     Лицо Майкрофта невольно перекосилось, он заворочался  в  кресле.  Ему
было пятьдесят лет - в три раза больше, чем его подопечной.
     - Те, кто влюбился, плохи, - сказала Джин, - но я привыкла к  ним.  Я
никогда не страдала от их отсутствия. Но другие  -  финансисты,  жулики  -
выводят меня из равновесия. Как пауки.
     Майкрофт поспешил объяснить:
     - Это неизбежно. Они гоняются за любым, у кого есть деньги.  Маньяки,
основатели всяческих фондов, мошенники -  они  не  оставят  вас  в  покое.
Отсылайте их ко мне. Как ваш попечитель, я быстро от них отделаюсь.
     - Когда я была бедной, - сказала Джин жалобно, - я хотела  так  много
вещей. А сейчас... - она  махнула  рукой,  -  могу  покупать,  покупать  и
покупать. Но ничего не хочу. Я могу  иметь  все,  что  вздумается,  и  это
оказалось почти тем же самым, что  иметь...  Мне  больше  нравится  делать
деньги... Похоже, я почувствовала  к  этому  вкус,  словно  волк,  который
вкусил первой крови.
     Майкрофт снова сел, испытывая тревогу.
     - Моя дорогая девочка, это профессиональная болезнь старых  людей!  Я
не...
     Джин капризно сказала:
     - Мистер Майкрофт, вы ведете со мной себя так, словно я не человек.
     Это было правдой. Майкрофт инстинктивно обращался с девушкой,  как  с
красивым, беспокойным, непредсказуемом в своих поступках зверьком.
     - Дело не в том, что я очень уж хочу денег... думаю, дело в том,  что
мне все наскучило.
     Хуже и хуже, - думал Майкрофт. Скучающие люди попадают  во  всяческие
беды. Он отчаянно напрягал свою память.
     - А... всегда есть театр. Вы можете его финансировать  и  даже  самой
сыграть.
     - Фу, - сказала Джин, - кучка халтурщиков.
     - Вы можете пойти учиться.
     - Мистер Майкрофт, это звучит очень утомительно.
     - Я полагаю, это могло бы...
     - У меня нет способностей к наукам. И у меня на уме есть еще кое-что.
Вероятно, это  глупо  и  бесцельно,  но,  кажется,  я  не  могу  от  этого
отделаться. Я хотела бы узнать об отце и матери... Я всегда думала о них с
горечью. Но представьте, а может быть, меня похитили,  украли?  Если  так,
они будут счастливы увидеть меня снова.
     Майкрофт про себя считал такую возможность невероятной.
     - Ну, это совершенно нормально,  совершенно  естественно.  Мы  наймем
детектива. Как я помню, вас подкинули в салун в одном из внешних миров.
     Глаза Джин стали яркими и жесткими.
     - В таверне "Старый Ацтек", Ангел Сити, Коридон.
     - Коридон, - сказал Майкрофт. - Да, я очень хорошо знаю  этот  район.
Насколько мне помнится, это небольшая планета, не слишком населенная.
     - Если она еще такая, какой была, когда я оттуда улетала -  семь  лет
назад, - она отсталая и старомодная. Но не надо детектива. Я  лучше  поищу
сама.
     Майкрофт  только  открыл  рот,  чтобы  высказать  неодобрение,  когда
распахнулась дверь и заглянула Руфь, секретарша адвоката.
     - Вас хочет видеть Колвелл, - она сурово посмотрела на Джин.
     - Колвелл? - Хмыкнул Майкрофт. - Интересно, что ему нужно.
     - Он сказал, что вы условились позавтракать с ним.
     - Да, это так. Пригласите войти.
     Еще раз сердито взглянув на Джин, секретарша вышла.
     Джин сказала:
     - Руфь меня не любит.
     Адвокат смущенно заворочался в кресле.
     - Не судите ее. Она со мной почти двадцать лет... Думаю, вид красивой
девушки в моем офисе задевает ее. Особенно...  -  уши  его  покраснели,  -
...такой девушки, которая мне нравится.
     Джин слегка усмехнулась:
     - Когда-нибудь она увидит, что я сижу на ваших коленях.
     - Нет, - сказал Майкрофт, перекладывая бумаги на столе. - Я не думаю,
что вам от этого станет лучше.
     В комнату проворно вошел Колвелл - человек возраста Майкрофта, тощий,
с яркими глазами, по-своему элегантный, но с какой-то странной,  по-птичьи
дерганой манерой двигаться. У него был острый подбородок,  красивый  ореол
серебряно-серых волос, длинный чувствительный нос. Он был хорошо одет.  На
пальце его Джин мельком разглядела золотое кольцо  с  эмблемой  Ассоциации
Обитателей Космоса.
     Джин отвернулась, поняв, что Колвелл ей не понравился.
     Вошедший уставился на Джин в полном изумлении. Рот его  открылся.  Он
сделал шажок вперед.
     - Что вы здесь делаете? - спросил он резко.
     Джин удивленно посмотрела на него.
     - Я всего лишь беседовала с мистером Майкрофтом... В чем дело?
     Приятель адвоката закрыл глаза и покачал  головой,  словно  собираясь
упасть в обморок.





     Колвелл погрузился в кресло.
     - Извините, - пробормотал он, - мне нужно принять таблетку... Это моя
маленькая беда - сувенир с Мендассерских терновников, приступ  хлорозисной
лихорадки, - он украдкой бросил еще  один  взгляд  на  Джин,  затем  отвел
глаза. Губы его двигались, словно он читал про себя стихотворение.
     Майкрофт сказал язвительно:
     - Это моя подопечная - мисс Парле.
     Колвелл не терял самообладания.
     - Я польщен знакомством с вами, - он повернулся  к  Майкрофту.  -  Вы
никогда не упоминали о таком восхитительном юном финансовом обязательстве.
     - Джин мое недавнее приобретение. Суд назначил меня позаботиться о ее
состоянии. - Ответил Майкрофт и повернулся к Джин.  -  Колвелл  из  вашего
уголка космоса, последний, кого  я  там  знаю.  -  Он  снова  обратился  к
Колвеллу. - Вы все еще в Доме Реабилитации?
     Колвелл оторвал глаза от Джин.
     - Не совсем. И да, и нет. Я продолжаю жить на старом участке, но  Дом
давно закрыт, очень давно.
     - Но тогда, во имя Небес, на что  вы  живете?  Насколько  помню,  это
суровая, забытая Богом дыра.
     Колвелл самодовольно покачал головой:
     - Я так не считаю. Пейзаж величественный, монументальный. И еще  -  у
меня маленькое предприятие, которое полностью занимает мое время.
     - Предприятие?
     Колвелл посмотрел в окно.
     - Я... выращиваю цыплят. Да, - он кивнул,  -  цыплят.  -  Его  взгляд
переходил от Джин к Майкрофту и обратно. - В самом деле, я  предлагаю  вам
возможность прекрасно вложить деньги.
     Майкрофт хмыкнул. Колвелл беззаботно продолжил:
     - Вы несомненно слышали сказки о прибыли в сотню процентов и находили
их совершенно дикими. Ну, естественно, я такого вам говорить не буду. Если
быть уж до конца  честным,  я  не  уверен,  что  результат  вообще  будет.
Возможно, ничего не получится.  Я  еще  экспериментирую.  Мне  не  хватает
капитала, видите ли.
     Майкрофт набил трубку табаком.
     - Вы обратились не туда, Колвелл, - он зажег  спичку  и  раскочегарил
трубку. - Но, любопытства ради, что вы делаете?
     - Достаточно скромное дело.  Я  вывел  вид  цыплят  с  замечательными
свойствами. Я могу построить современный завод. При надлежащей поддержке я
могу  поставлять  цыплят  всему  округу  по  цене,  с  которой   ни   один
доморощенный производитель не сможет конкурировать.
     Джин сказала с сомнением:
     - Я думала, что Кодирон слишком холодная  планета,  слишком  ветреная
для цыплят.
     Колвелл покачал головой:
     - Я обосновался в теплом месте, под Балморалскими горами. В одном  из
старых городов Троттеров.
     - О!
     - Я веду дело вот к чему. Хочу пригласить вас  проинспектировать  мою
недвижимость, и вы все увидите сами. Никаких обязательств вы  на  себя  не
налагаете. Никаких.
     Майкрофт откинулся назад, холодно измерив Колвелла с ног  до  головы.
Джин сказала:
     - Я думала о том, чтобы отправиться в Ангел Сити.
     Майкрофт зашуршал бумажками.
     - Звучит хорошо, Колвелл. Но я вложил средства Джин в более  надежное
дело.  Она  находит  свой  процент   с   вложенного   капитала   абсолютно
достаточным, а я вполне счастлив платить ей ренту. Итак...
     - Ладно, ладно, - сказал  Колвелл,  -  я  всегда  слишком  тороплюсь,
слишком много у меня энтузиазма.  Это  со  мной  бывает,  -  он  потеребил
пальцами подбородок. - Вы знаете Кодирон, мисс Парле?
     - Я родилась в Ангел Сити.
     Доктор Колвелл кивнул:
     - Это рядом с моими владениями... Когда вы планируете нанести  визит?
Возможно, я... - его голос галантно стих, словно он предлагал нечто такое,
что могло заинтересовать Джин.
     - Я еще не знаю... В ближайшем будущем...
     Колвелл кивнул:
     - Хорошо. Надеюсь увидеть вас снова, показать вам  все,  что  у  меня
есть, объяснить, какие перспективы у моего предприятия, а затем...
     Джин отрицательно покачала головой:
     - Я на самом деле не интересуюсь цыплятами, разве что когда ем их.  И
в  любом  случае  мистер  Майкрофт  остается  на  страже  моих  денег.   Я
несовершеннолетняя. Считается, что я не могу за себя отвечать. Мой  опекун
очень мил, но больше, чем полагается, не разрешает мне тратить.
     Колвелл хмуро кивнул:
     - Я знаю Майкрофта, он всегда осмотрителен. - Он поглядел на часы.  -
Как насчет ленча, Майкрофт?
     - Я встречу вас внизу через десять минут.
     Колвелл встал.
     - Хорошо.  -  Он  поклонился  Джин.  -  Истинным  удовольствием  было
познакомиться с вами.
     Когда он вышел, Майкрофт  плюхнулся  обратно  в  кресло  и  задумчиво
запыхтел трубкой.
     - Странный человек, этот старый Колвелл. Но под забавной внешностью и
эксцентричными манерами таится тонкий ум... Хотя вам трудно это понять при
первом знакомстве. Пожалуй, он сделал нам прекрасное предложение  с  этими
цыплятами.
     - На Кодироне ужасные  ветры  и  очень  холодно,  -  сказала  Джин  с
сомнением. - Такие планеты как Эмеральд или  Прекрасная  Эйри  подошли  бы
больше.
     Перед ее мысленным взором проносились дальние  миры,  чужие  пейзажи,
цвета, звуки, таинственные руины, эксцентричные люди...
     Девушка неожиданно пришла в возбуждение и вскочила на ноги.
     - Мистер Майкрофт,  я  собираюсь  отправиться  следующим  пакетботом.
Сегодня вечером.
     Но опекун был начеку:
     - Это невозможно. Сегодняшний рейс отменен.
     Джин нахмурилась:
     - Тогда следующим.
     Майкрофт бесстрастно выбил пепел из трубки.
     - Я знаю, что лучше не вмешиваться.
     Джин похлопала его по плечу.
     - Вы действительно очень милый, мистер Майкрофт.  Я  хотела  бы  быть
похожей на вас.
     Посмотрев в сияющее лицо, Майкрофт  понял,  что  больше  работать  не
сможет.
     - Теперь я собираюсь побегать, - сказала Джин. - Сейчас пойду вниз  и
куплю билет, - она потянулась. - О, Небеса! Мистер  Майкрофт,  я  чувствую
себя лучше.
     Девушка выскочила из офиса,  веселая  и  стремительная,  как  красный
"Мунчейзер", который плыл над ней в вышине.
     Майкрофт отложил бумаги, встал и наклонился к коммуникатору:
     - Руфь, если что-нибудь срочное, я буду днем  в  клубе,  возможно,  в
комнате для курящих.
     Руфь кивнула, злясь сама на  себя:  "Маленькая  кокетка!  Почему  она
привязалась к Майкрофту? Почему не может сама о себе позаботиться?  Бедный
старый Майкрофт..."





     Община увядает, если находится в унылом месте. С улиц исчезают  люди,
воздух над  головой  чистый,  прозрачный  до  безжизненности,  все  вокруг
приобретает  оттенки  от   серого   до   грязно-коричневого.   Здания   не
ремонтируются, осыпаются  фасады,  оседают  каркасы,  окна  зияют  дырами,
словно черные морские звезды.
     Бедные кварталы пустеют первыми. Улицы  покрываются  выбоинами,  даже
ямами, везде валяется пожелтевшая бумага. Более  богатые  районы  держатся
дольше, но остаются в них только очень старые или очень молодые, да  и  то
немного. Старые с их воспоминаниями, молодые с тоскливыми грезами наяву. В
верхних этажах и кладовках старое  оборудование  разваливается  на  части,
испуская запахи лака и дерева, заплесневелой одежды и сухой бумаги.
     Когда Джин была  маленькой,  Ангел  Сити  отступал  перед  упадком  и
медленным умиранием. Поблизости, в серебристом кодиронском  небе,  маячили
три старых вулканических жерла - Эль Примо,  Эль  Панатело  и  Эль  Темпо.
Когда-то сланцевая шелуха у их подножий блестела длинными  гексагональными
кристаллами,  обладавшими   уникальным   свойством   превращать   звуковые
колебания в яркие цветные вспышки света. В прежние времена по  ночам  туда
ходили шахтеры и палили из  ружей,  затем  стояли  и  смотрели,  как  звук
возвращается к ним мерцающей волной света.
     Процветание пришло в Ангел Сити с шахтами.  Поблизости  были  найдены
пригодные для разработки месторождения.  Понастроили  домов,  космопорт  с
соответствующими  складами.  Ангел  Сити  стал  черным,  грязным  городом,
похожим во всех отношениях на тысячи других, но  все  же  оставался  самим
собой, имея одну особенность, которая делала его именно  Городом  Ангелов.
Солнце планеты, Минтака Суб-30, было маленьким ослепительным  бело-голубым
диском,  небо  же  -  цвета  черной   жемчужины.   Земная   растительность
отказывалась расти в почве Кодирона, и  вместо  гераней,  цинний,  фиалок,
петуний вокруг белых домов здесь вымахали могадоры - странствующая лоза  с
трепещущими,  словно  шмели,  плодами,  а  вокруг  простирались  отмели  с
дрожжевыми массами медвежьих грибов.
     Затем, одна за другой, словно вымерло целое поколение  старых  людей,
потихоньку закрылись шахты - сдались, отступили перед городом.
     Ангел Сити начал свой путь  к  разрушению.  Шахтеры  оставили  город.
Падкие на легкие деньги торговые центры закрыли  свои  двери,  с  домов  в
рабочих кварталах облупилась краска.
     Но в общей  картине  распада  возник  вдруг  совершенно  сумасбродный
штрих: озеро Арканзас.
     Оно простиралось от Ангел Сити до горизонта,  ржаво-зеленое,  гладкое
как стол. Его покрывала кора водорослей толщиной в два фута, которая  была
достаточно  твердой  и  прочной  и  могла  выдерживать  значительный  вес.
Безработные люди глядели на  озеро,  и  в  голову  им  приходила  мысль  о
земледелии: о Северной Африке, Великих Равнинах, Украине. С Земли выписали
ботаников, которые вывели не только сорт пшеницы, способный процветать  на
чужой минеральной почве  Кодирона,  но  вдобавок  акклиматизировали  рожь,
сахарный тростник, цитрусовые, дыни, овощи. Ангел  Сити  зажил  по-новому.
Когда пыхтящее воздушное такси поднялось из  космопорта  и  понеслось  над
Табачным холмом, Джин бесконечно удивлялась. Там, где,  как  она  помнила,
царили  беспутство  и  запустение,  обнаружились   аккуратные   фермерские
поселения, чистые, явно процветающие.
     Пилот повернулся к ней:
     - Куда вас доставить, мисс?
     - В отель. Это все еще гостиница Полтона?
     Пилот кивнул:
     - Да, Полтона, но  есть  еще  одно  место  в  нижнем  городе,  новое.
"Сунхауз". Там дорого, но шикарно.
     - Доставьте меня к Полтону, - сказала Джин. Она  не  хотела  быть  на
виду.
     Пилот еще раз повернулся к ней и оглядел оценивающе:
     - Мне кажется, вы бывали здесь раньше.
     Джин раздраженно закусила губы. Она хотела,  чтобы  ее  принимали  за
иностранку, и не хотела, чтобы ее связали с четырьмя трупами, появившимися
семь лет назад.
     - Мой отец работал на шахтах и рассказывал мне об Ангел Сити.
     По всей вероятности, Джин могла  быть  совершенно  спокойной.  Четыре
смерти за неделю стали семь лет назад сенсацией в Ангел Сити, но вскоре  и
это забылось. Преступления Джин затмили сотни  других  убийств.  Никто  не
подумает связать мисс Алису Янг, как она решила назвать себя, с  одетым  в
лохмотья существом с дикими глазами, какой  была  Джин  Парле  в  возрасте
десяти лет. Однако следовало играть поосторожней.
     - Я отправлюсь к Полтону, - сказала Джин.
     Гостиница Полтона была длинным ветхим зданием с  односкатной  крышей.
Она стояла  на  небольшом  холме  над  городом.  Здание  окружала  широкая
веранда. Фасад зарос синей странствующей лозой.
     На заре Ангел Сити она служила общежитием для шахтеров, затем,  когда
все устоялось, Полтон кое-что усовершенствовал и  объявил  свое  заведение
гостиницей.  В  воспоминаниях  Джин  он  был  сгорбленным  раздражительным
стариком, глаза которого, казалось, навечно уткнулись в землю. Он так и не
женился, сам делал всю работу, не взял даже мальчика-буфетчика.
     Пилот уронил лодку на утоптанную площадку перед заведением Полтона  и
повернулся, чтобы помочь Джин сойти, но девушка уже выпрыгнула с  кошачьей
грацией на землю. Забыв намерение вести себя как степенная  молодая  леди,
она взбежала на веранду.
     В углу веранды стоял Полтон, даже более сгорбленный и  сердитый,  чем
помнила его Джин.
     - Ну, - сказал он скрежещущим противным голосом, - вы  вернулись?  Вы
зря тратите здесь свое время.
     Джин ошеломленно уставилась на него. Она открыла рот,  силясь  что-то
сказать, но не нашла слов.
     - Подберите свой саквояж и уходите  отсюда,  -  сказал  Полтон.  -  Я
управляю отелем, а не сумасшедшим домом. Может быть, вашим капризам больше
подойдет новое заведение в нижнем городе. Меня не раз  били,  и  теперь  я
осмотрителен вдвойне.
     Джин подумала, что старик, конечно, не мог ее запомнить, ведь  прошло
семь лет. Наверное,  он  путает  ее  с  какой-то  новой  постоялицей.  Она
заметила, что на скулах Полтона вспухли  искусственные  резервуарчики  для
влаги. Сокращая мышцы щек, он мог нагнетать  жидкость  в  глазные  яблоки,
корректируя дальнозоркость. Факт этот говорил, что со зрением  у  него  не
все в порядке. Джин сказала с оттенком мягкой рассудительности:
     - Мистер Полтон, вы принимаете меня за другую.
     - О нет, ни в коем случае,  -  отрезал  Полтон,  по-волчьи  приподняв
губу. - Я прочел ваше имя в регистрационной книге, если хотите. Мисс Санни
Мэтисон. Так вы себя назвали.  Там  есть  ваши  отпечатки  пальцев  -  они
показывают, кто вы есть.
     - Это не я! - закричала Джин. - Я Алиса Янг!
     Полтон презрительно произнес:
     - Я потратил четыреста долларов, чтобы вставить помпы  в  мои  старые
глаза.  Я  теперь  вижу  как  телескоп.  Думаете,  я  ошибаюсь?  Нет,   не
ошибаюсь... Очистите территорию. Здесь  не  нужны  такие,  как  вы,  -  он
свирепо смотрел на девушку, пока она не развернулась.
     Джин двинула плечами и в отчаянии вернулась к кэбу.
     Пилот сказал сочувственно:
     - Старый Полтон окончательно сошел с ума,  это  все  здесь  знают.  В
любом случае "Сунхауз" получше.
     Кэб заскользил вниз по склону  холма.  Перед  ними  открылся  сначала
город, затем озеро Арканзас, непривычно поделенное на  участки  -  желтые,
светло- и  темно-зеленые,  коричневые,  черные.  А  сзади  вырастало,  как
театральная декорация, стальное небо. Горячая синяя искра  Минтаки  Суб-30
клонилась к вечеру, отблескивая на пластиковом экране  кэба  и  в  уголках
глаз Джин.
     Девушка следила за знакомым  узором  города.  Центральная  площадь  с
бетонной танцплощадкой, окрашенные в синий  цвет  здания  суда  и  тюрьмы,
таившаяся сзади них Райская Аллея. И угловатый коричневый фасад почти  что
на краю города - таверна "Старый Ацтек", принадлежавшая Джо Парле.





     Кэб сел рядом с "Сунхаузом", и пилот отнес  небольшой  багаж  Джин  к
боковому входу. Отель был явно новым, судя по поверхностным претензиям  на
роскошь,  но  противоречие  между  стилем  метрополии   и   самим   фактом
местонахождения в маленьком городке на второстепенной планете приводило  к
обратному, скорее смехотворному  эффекту.  Здесь  был  прекрасный  пол  из
местного зеленого агата и мозаичные коврики ручной  работы,  купленные  по
дешевке на одной из планет, а также дюжина земных  пальм  в  кадках  цвета
морской волны. Но не было лифта на втором и третьем этажах, а портье стоял
в заметно изношенных туфлях.
     В вестибюле никого не было, кроме двоих - клерка и человека,  который
что-то настойчиво говорил ему. Джин застыла в дверях как вкопанная.  Тощий
человек, похожий на птицу, элегантность его одежды напомнила  элегантность
мозаичных ковриков и земных пальм. Колвелл.
     Джин вычисляла. Очевидно, он вылетел на более  быстром  корабле,  чем
она,  возможно,  почтовым  экспрессом.  Пока   она   колебалась,   Колвелл
повернулся, посмотрел на нее, посмотрел снова. Его челюсть отвисла,  брови
сомкнулись сердито на  лбу.  Он  сделал  к  ней  три  широких  шага.  Джин
попятилась, думая, что он хочет ее ударить.
     Колвелл сказал с разъяренным видом:
     - Я обыскал из-за вас весь город!
     Любопытство Джин взяло верх над тревогой и злостью.
     - Ну, вот она я. И что?
     Колвелл смотрел мимо нее, на улицу, тяжело дыша.
     - Вы одна?
     Джин, сощурив глаза, ответила:
     - Какое вам дело?
     Колвелл  заморгал,  рот  его  превратился   в   безобразную,   полную
недоброжелательности линию.
     - Когда я верну вас в свой компаунд, я покажу вам, какое мне дело!
     Джин сказала ледяным тоном:
     - О чем вы вообще говорите?
     - Как вас зовут?  -  закричал  в  ярости  Колвелл.  -  Позвольте  мне
посмотреть вашу... - он схватил ее за руку и развернул запястьем вверх.
     Он недоверчиво уставился на нее, снова поглядел на запястье.
     Джин вырвала руку.
     - Вы сошли с ума? Кажется, жизнь среди цыплят не добавила вам ума!
     - Цыплят? - он нахмурился. - Цыплят? - лицо его лишилось выражения. -
О... о, конечно. Как глупо. Вы мисс Джин Парле, вы прилетели в Ангел Сити.
Я ожидал вас только через неделю... Думал, со следующим пакетботом.
     - А вы за кого меня приняли? - спросила она негодующе.
     Колвелл прокашлялся. Злость уступила место поразительной вежливости.
     - Виноваты мое плохое зрение и плохое освещение здесь. Моя племянница
примерно вашего возраста, и  на  мгновение...  -  он  сделал  значительную
паузу.
     Джин взглянула на запястье.
     - Как получилось, что вы не знаете ее имени?
     Колвелл беспечно ответил:
     - Мы с ней иногда шутим. Маленький глупый семейный  розыгрыш,  видите
ли.
     - Не  удивлюсь,  если  именно  ваша  племянница  вышвырнула  меня  из
гостиницы старого Полтона.
     Колвелл замер.
     - Что сказал Полтон?
     - Он кричал, что управляет отелем, а не сумасшедшим домом. Он сказал,
что не хочет больше иметь дело ни с кем из моих дружков.
     Пальцы Колвелла прошлись вверх и вниз по пиджаку.
     - Старый Полтон, боюсь, несколько вздорный тип, -  на  лице  любителя
цыплят появилось новое выражение, страстная галантность. -  Теперь,  когда
вы здесь, на Кодироне, мне не терпится показать вам свое  поместье.  Вы  с
моей племянницей несомненно подружитесь.
     - Я не уверена. Мы слишком похожи, если верить старику Полтону.
     В горле Колвелла прозвучал протестующий звук. Джин спросила:
     - Как зовут вашу племянницу, мистер Колвелл?
     Колвелл заколебался.
     - Марта. И я уверен, что Полтон  преувеличивает.  Марта  спокойная  и
кроткая девушка, - он выразительно кивнул. - Я могу на Марту положиться.
     Джин пожала плечами.  Колвелл,  казалось,  заблудился  в  собственных
мыслях. Он неспокойно двигал локтями,  кивал  не  в  такт  этим  движениям
головой. Наконец, похоже, пришел к определенному решению.
     - Я должен сейчас отправиться  по  своим  делам,  мисс  Парле.  Но  я
загляну к вам, когда буду в следующий раз в Ангел Сити,  -  он  поклонился
Джин и удалился.
     Джин повернулась к клерку.
     - Мне нужно комнату... Мистер Колвелл часто бывает в городе?
     - Не-е-ет, - сказал клерк, колеблясь. - Не так часто.
     - А его племянница?
     - Мы видим ее еще реже. Фактически, - клерк кашлянул, - совсем редко.
     Джин бросила на него резкий взгляд:
     - Вы сами когда-нибудь видели ее?
     Клерк снова прокашлялся:
     - Ну... на самом деле нет... Я... я  думаю,  мистеру  Колвеллу  лучше
было бы переехать в город, может быть, снять для племянницы номер в отеле.
     - Почему?
     - Ну... долина Корнуэлл очень дикое место. Это  у  Балморалских  гор.
Там глушь и запустение, особенно когда  они  отказались  от  старого  Дома
Реабилитации. Никого рядом на мили, если что понадобится...
     - Странное место для цыплячьей фермы, - предположила Джин.
     Клерк пожал плечами,  словно  подчеркивая,  что  не  в  его  правилах
болтать о хозяевах отеля.
     - Вы желаете зарегистрироваться? - спросил он.





     Джин переоделась. Вместо дорожного серого габардинового платья надела
спокойных тонов темно-синее и вышла  прогуляться  по  Мейн-стрит.  Хотя  и
чувствовался новый дух, но под несколькими косметическими аппликациями  из
стекла и нержавеющей стали Ангел Сити оставался почти таким  же,  как  она
его помнила. Мимо проходили  люди,  которых  она,  казалось,  узнавала,  и
пара-другая встречных награждали ее любопытным взглядом, что само по  себе
ничего не доказывало - она привыкла к постоянному вниманию.
     Около  старых  городских  суда  и  тюрьмы,  зданий  из   отвердевшей,
окрашенной в синее каменной пены, Джин свернула налево, на Райскую  Аллею.
Что-то сдавило ей горло: на этой  сцене  проходило  ее  оборванное,  нищее
детство...
     "Фу, - сказала Джин, - хватит  этой  сентиментальности,  хотя  именно
из-за нее я оказалась здесь. Ну зачем было тревожить себя мыслями об  отце
и матери". Она с  беспристрастным  изумлением  рассмотрела  себя  в  свете
сентиментальности,  затем  вернулась  к   возможному   поиску   родителей.
"Вероятно, я заварю здесь бучу. Если они бедные, они будут ожидать, что  я
помогу  им..."  Она  улыбнулась,  и  ее  маленькие  зубки   засияли.   "Им
понадобится всего-то немного". Джин пришло  в  голову,  что  в  основе  ее
миссии лежит, пожалуй, злой умысел:  она  нарисовала  себе  картину,  как,
щеголяя своей устроенностью, встречается  с  угрюмым  мужчиной  и  угрюмой
женщиной. "Когда вы бросили меня на  биллиардном  столе  Джона  Парле,  вы
бросили два миллиона долларов".
     Но куда более вероятно, что ее родители, вместе или  по  отдельности,
растворились в неохватной темной веренице  человеческой  Вселенной.  Тогда
выследить среди звезд и планет их дорогу,  позабытую  за  семнадцать  лет,
станет  неразрешимой  проблемой...  Джо  Парле  мог  бы  сказать,  кто  ее
родители, он не раз намекал, что знает. Но Джо Парле мертв, уже  семь  лет
как мертв, и Джин не чувствовала  никаких  угрызений  совести.  В  трезвом
состоянии он был груб и тяжел на руку, пьяным он был похотлив как дикарь и
очень опасен.
     Когда ей исполнилось девять, он начал лапать ее, скоро она  научилась
прятаться под салуном, когда  видела  его  пьяным.  Однажды  он  попытался
последовать за ней, ползя на животе. Она била его в лицо ножкой от старого
кресла, тыкала в глаза, пока он, чуть  не  свихнувшись  от  бешенства,  не
отступил, чтобы отправиться за пистолетом.  Джин  поспешила  найти  другое
убежище и вернулась на свой чердак только потому, что больше  некуда  было
идти.
     На следующее утро Парле, горбясь, пришел к ней, лицо еще в  царапинах
и синяках. У девочки был нож, и она держалась  твердо,  застыв  на  месте,
доведенная до отчаяния. Парле бранился, насмехался над ней, бросал обидные
упреки, сохраняя при этом дистанцию: "Конечно, ты маленькая  дьяволица  и,
конечно, я единственный папочка, который у тебя есть, но  я  знаю  больше,
чем позволяю себе болтать. И когда придет время раскрыть  карты,  я  знаю,
куда пойти. Я могу принести это даже  домой,  и  тогда  кое-кому  придется
плохо".
     Но Джин убила Джо Парле и трех его  пьяных  дружков  прежде,  чем  он
рассказал ей, что знает. Убила из его собственного пистолета.
     Джин шла по Райской Аллее. Вот  он,  впереди,  салун  Парле,  таверна
"Старый Ацтек", не изменившаяся ни крошечки, ни на дощечку.  Краска  стала
тусклее, двери совсем разболтались, но даже на улице чувствовались  запахи
табака, пива, вина и водки, возвращающие ее сурово и  неумолимо  в  первые
десять лет жизни. Джин  подняла  глаза  к  окну  под  фронтоном,  когда-то
бывшему ее маленьким окошечком в мир: улица и комиссионный  магазин  Диона
Мьюлрони, пейзаж ее детства.
     Джо Парле говорил, что имеет  доказательства,  и  значительно  хлопал
тяжелой рукой по коричневому бумажнику. Возможно, его вещи не  уничтожены.
Это будет первой целью - найти их.
     Джин скромно проскользнула в салун.
     Внутри она нашла небольшие изменения, но  в  целом  таверна  осталась
такой, какой она помнила ее. Слева стойка бара, за ней вставлены  в  стену
шесть больших прозрачных пластин. На каждой  изображена  голая  женщина  в
вычурной позе на фоне, претендующем на то, чтобы изображать  пейзажи  иных
миров. Грубо намалеванная надпись сверху гласила: "Красота среди планет".
     Столы занимали правую  часть  комнаты,  над  ними  на  полках  стояли
запыленные фотографии космических кораблей  и  модели  четырех  пакетботов
Серой Линии, обслуживающих  Кодирон:  "Бьюкирус",  "Орест",  "Прометей"  и
"Икар". На заднем плане стояли два  обветшалых  биллиардных  стола,  рядок
механических игровых автоматов, автомат по продаже  сухих  стимуляторов  и
наркотиков, а также автоматический проигрыватель.
     Джин беспокойно оглядела лица у бара,  но  не  распознала  никого  из
давних завсегдатаев. Она села на стул у двери.
     Бармен вытер руки о полотенце, гордо поднял подбородок  и  зашагал  к
ней. Он был примечательным молодым  человеком  с  кожей  темно-коричневого
цвета и кудрявыми пшенично-белыми волосами. Очевидно, он  весьма  гордился
своим орлиным  профилем,  а  мускулистость  торса  подчеркивал  облегающей
рубашкой. "Тщетно, глупо, прямолинейно, - думала Джин, - он  без  сомнения
считает  себя  неотразимым  покорителем   женщин,   раз   у   него   такая
замечательная черная кожа и яркие волосы".
     Бармен с важным лицом остановился перед ней и  посмотрел  исподлобья.
Лица у бара повернулись к ним. Гул беседы стих.
     - Чего изволите?
     - Всего лишь лимонад.
     Бармен доверительно склонился к ней ближе:
     - Я выдам вам один секрет. Лучше возьмите оранжад.
     - Почему?
     - У нас нет лимонов, - и шлепнул полотенцем по своей руке.
     - О'кей, - кивнула Джин. - Тогда оранжад.
     Через десять минут молодой бармен назначил ей свидание. Его звали Гем
Моралес, он жил в "Лихаче" Карлсона и в дневную смену работал в "Ацтеке".
     Джин сказала ему,  что  заблудилась.  Она  пыталась  найти  дядю,  но
каким-то образом упустила его.
     - О, - сказал Гем Моралес, размышляя о чем-то.
     Джин встала, чтобы уйти,  и  положила  на  стол  десятицентовик.  Гем
смахнул его в ящик.
     - В восемь, не забудьте, - напомнил он.
     Джин изобразила яркую улыбку. Обычно ей нравились молодые  люди.  Она
восхищалась их крепкими юными телами,  с  удовольствием  ощущала  на  себе
мускулистые руки, поддавалась обаянию беззаботной мужской личности. Но Гем
Моралес коробил ее. Он был самоуверен, нагл и бесстыден, и на  спасение  к
нему  не  приходили  те  качества,   которых   он   был   напрочь   лишен:
интеллигентность и чувство юмора.
     Он прибыл на свидание на назначенные двадцать минут и с важным  видом
пересек вестибюль, где Джин читала журнал. На нем был  супермодный  костюм
из желтовато-коричневого плиона. Джин в тот вечер надела скромный наряд из
темно-синего и белого.
     Бармен проводил ее к скоростной маленькой воздушной лодке,  купленной
не менее четырех-пяти лет назад, и лицо Джин вытянулось от изумления:  это
был маршалловский "Мунчейзер", модель,  которую  ей  самой  так  хотелось.
Проклятье! Первой вещью, которую она купит, когда вернется на Землю, будет
сверкающая воздушная лодка.
     Зарычав, "Мунчейзер" пошел вверх с ускорением, которое вдавило Джин в
пену сидения, затем выровнялся и помчалась в стальную  ночь.  Над  головой
висел  единственный  спутник  Кодирона,  маленький  яркий  Садирон.  Внизу
проплывали черные холмы, пустынные горы, тундра с  комками  оливково-серых
медвежьих грибов. Один раз  им  попалось  сумрачное  небольшое  поселение,
обозначенное  линией  желтых  огней.  Несколькими  минутами  позже  слабое
свечение на юге показало им местонахождение Дельты, самого большого города
на Кодироне.
     - Гем, - сказала Джин. - Вы родились в Ангел Сити?
     Бармен раздраженно фыркнул.
     - Я? Здесь? Черт возьми! Конечно, нет. Я с Брекстелла на Алнитаке-5.
     - А как вы оказались здесь?
     Гем легкомысленно дернул плечами.
     - Попал в небольшую переделку. Один тип  посчитал,  что  я  не  такой
крепкий парень, каким себя считаю. Он ошибался. Я оказался прав.
     - Ох!
     Парень протянул руку и обнял Джин. Она сказала:
     - Гем, мне нужна помощь.
     - Конечно. Все, что попросите. Но потом. Давайте поговорим о нас.
     - Нет, Гем, я серьезно.
     Он осторожно спросил:
     - Что вы имеете ввиду под помощью? Чем я могу помочь?
     Джин соткала ему рассказ, в котором подтекст недозволенного был столь
силен, что не мог  не  вызвать  его  интереса.  Она  сказала,  что  старый
владелец "Ацтека" Джо Парле владел долговыми  расписками,  которые  считал
бесполезными. В действительности они стоили целое состояние и должны  быть
где-то  среди  оставшегося  от  него  имущества.  Она  искала  возможность
поглядеть на них.
     Удовольствие Гема было слегка отравлено мыслью, что свидание  с  Джин
не  было  следствием  его  неотразимости.  С  угрюмым  видом   он   рванул
"Мунчейзер" к  высокой  горной  вершине,  украшенной  синими,  зелеными  и
красными огнями.
     - "Жаворонок Небес", - сказал он. - Исключительно красивое место, для
Кодирона, конечно. Сюда прилетают отдыхать со всей планеты.
     "Жаворонок Небес" и  в  самом  деле  выглядел  веселым  и  популярным
местом. Шестиугольный пилон вознесся на пятьдесят футов,  сверкая  волнами
света, следствием применения кристаллов "звук-свет", которыми был знаменит
Кодирон. Бегущие огни отражались в куполах, корпусах и  экранах  воздушных
лодок, припаркованных рядом.
     Гем схватил Джин за руку  и  зашагал  через  внешнюю  террасу,  гордо
выставив вперед свой орлиный нос. Девушка семенила сбоку,  полуизумленная,
полураздраженная. Они вошли в здание  сквозь  арку  из  медвежьих  грибов,
приятно и остро пахнущих. Человек в черном напыщенным жестом пригласил  их
в небольшую круглую кабинку. Когда они разместились там, кабинка  тихо,  с
шелковой плавностью, заскользила по длинному эллипсу вокруг залы,  кружась
и вращаясь по всем осям.
     Подъехала на силовых коньках официантка в прозрачно-черном.
     - Старомодный коктейль из виски, пива и лимонной  корочки,  -  сказал
Гем.
     - Лимонад, - сказала Джин.
     Гем поднял брови:
     - Вот те на!  Возьмите  что-нибудь  покрепче.  Иначе  зачем  вы  сюда
пришли!
     - Я не люблю спиртного.
     - Фу, - Гем состроил презрительную гримасу.
     Джин пожала плечами. Гем явно считал ее чем-то  вроде  синего  чулка.
Если бы он понравился ей, было бы забавным открыть  ему  иное.  Но  он  не
только высокомерен. Он зеленый юнец.
     Подошел служитель и предложил напрокат силовые коньки. Гем  вызывающе
поглядел на Джин. Она покачала головой:
     - Я не слишком ловка. Я сразу перевернулась вниз головой.
     - Это легко, - сказал Гем. - Поглядите на этих двух... - он указал  в
сторону пары, которая танцевала посреди зала, не тратя, казалось,  никаких
усилий, кружась, скользя по воздуху  во  всех  направлениях.  -  Вы  сразу
схватите. Это легко. Лишь шевельните пальцем, если  захотите  тронуться  с
места, нажмите немного  -  и  вы  там.  Чем  сильнее  жмете,  тем  быстрее
двигаетесь. Чтобы остановиться, надо нажать пяткой.
     Джин покачала головой.
     - Я предпочла бы посидеть здесь и поговорить.
     - Об этих расписках?
     Она кивнула.
     - Если вы поможете, я уступлю вам треть.
     Гем сжал губы и прищурил глаза. Джин поняла, что он обдумывал, как бы
получить три третьих части вместо одной.
     - Джо  Парле  погрузил  на  себя  груду  мусора,  -  сказала  Джин  с
беззаботным видом. -  Некоторые  из  его  расписок  украдены,  а  те,  что
остались, требуют разъяснений. Я знаю, какие из них имеют ценность.
     - М-м-м, - Гем отхлебнул коктейль.
     Джин сказала:
     - Я не знаю, кто сегодня владеет "Ацтеком",  вещи  Джо  вполне  могли
сжечь.
     - Я могу провести вас туда, - задумчиво сказал Гем. - Мансарда  полна
старого хлама. Годфри говорит, что все это осталось от Парле. Он собирался
очистить чердак, но так и не собрался.
     Чтобы скрыть возбуждение, Джин отпила глоток лимонада.
     - Когда открывается заведение?
     - В десять. Открываю я. Я работаю днем.
     - Завтра я буду там в девять.
     - Мы будем там вместе, - Гем, наклонился  вперед  и  многозначительно
взял руку Джин. - Вы слишком красивы, чтобы позволить вам скрыться с  моих
глаз даже для...
     Раздался резкий  стук  коньков  о  кабину.  Кто-то  закричал  хриплым
голосом:
     - Убери руки от моей девчонки! - и в кабинку просунулось  разъяренное
круглое лицо. Джин заметила космы черных кудрей, широкий крепкий торс.
     Гем в удивлении и ярости смотрел на него несколько  мгновений,  затем
вскочил на ноги.
     - Не указывай мне, что делать, ты...
     Черноволосый юноша повернулся к Джин с горечью на лице:
     - Джейд, вы можете катиться к черту.
     Он повернулся и вышел. Гем сел, окаменелый, словно статуя. Он  совсем
забыл о  Джин,  он  глядел  теперь  вслед  черноволосому  юноше.  Его  рот
искривился нудной усмешкой, но веки не поникли,  а  пошли  вверх  и  глаза
словно  остекленели.  Он  неторопливо  поднялся  на  ноги.  Джин   сказала
будничным тоном:
     - Не будьте ребенком. Сядьте и сидите спокойно.
     Он не обратил внимания. Джин подалась слегка назад. Гем был опасен.
     - Сядьте, - сказала она резко.
     Усмешка Гема превратилась в гримасу. Он перемахнул ограждение кабинки
и мягким шагом, крадучись, пошел за черноволосым юношей.
     Джин ерзала, сжимая в руках бокал. Позволить им подраться...  Молодые
бычки,  молодые  кабанчики...  Она  надеялась,  что  черноволосый   парень
подотрет землю Гемом. Конечно, он сам поднял  бучу.  Что  он  имел  ввиду,
называя ее Джейд? Она никогда не видела его раньше. Можно ли в этом случае
возлагать ответственность на вездесущую Марту Колвелл? Казалось, она всюду
предшествовала ей. Джин с интересом огляделась вокруг.
     Пятнадцать минут прошло прежде, чем Гем  вернулся  к  столу.  Безумие
слетело у него с лица. Молодой бармен был  в  синяках,  одежда  порвана  и
испачкана, но он явно остался победителем. Джин увидела это потому, как он
важничает, как клонит свою  красивую  темно-коричневую  голову...  "Глупое
молодое животное", - подумала Джин без всяких эмоций.
     Гем подтянул ноги, они были как деревянные.
     - Зафиксировал слегка этого парня, - сказал он приятным голосом.
     Словарь Джин был не особенно богат,  и  слово  "катарсис"  в  нем  не
значилось. Она подумала про себя: "Он выместил  свою  незначительность  на
черноволосом парне и чувствует себя  от  этого  лучше.  Шаг  к  приличному
человеку".
     И в самом деле, Гем успокоился и остаток вечера держался  в  тени.  В
полночь он предложил уйти. Джин не протестовала. Она не заметила нигде  ни
черноволосого  парня,  ни  девушки,  которую  можно  было  отождествить  с
племянницей Колвелла.
     В воздушной лодке Гем привлек ее к себе и  страстно  поцеловал.  Джин
посопротивлялась  немного,  потом  расслабилась.  "Почему  бы  и  нет",  -
подумала она. Это легче, чем бороться с ним. Хотя  она  некоторым  образом
ненавидела себя за то, что делает вклад в его самооценку.





     Восход солнца на Кодироне сопровождался уникальным во всей  Вселенной
явлением: занавес сине-белого света, словно веко, падал вниз, на  западную
сторону горизонта, будто спускался затвор, изгоняющий мрак и дающий дорогу
ледяному  свету  кодиронского  дня.  Эффект  приписывался  флюоресцирующей
компоненте воздуха, которая активизировалась радиацией Минтаки  Суб-30,  а
резкая линия  раздела  объяснялась  маленькими  угловыми  размерами  диска
Минтаки Суб-30 - почти что точечного источника света.
     Джин тихо выскользнула из комнаты, как раз вовремя,  чтобы  успеть  к
представлению. Длинная и пустынная Мейн стрит потонула в синей тьме. Ветер
ударил Джин в лицо. Она сердито облизнула губы и  задумалась  о  том,  где
позавтракать. Когда-то припозднившихся  пьяниц,  игроков  и  пресытившихся
клиентов  обоих  городских  борделей  обслуживали  неряшливые  кофейни  на
Райской Аллее. Возможно, они еще существовали.
     Джин дрожала  от  ветра,  хлеставшего  с  голых  скал  Кодирона.  Она
подтянула свой темно-синий жакет на шее.  Девушка  ощущала,  что  кожа  ее
стала грязной, липкой, но в ранний час в ванных отеля горячей воды не было
- при помощи таких вот  экономических  мер  "Сунхауз"  достигал  показного
великолепия фасада. Поверхностный блеск и внутренние пороки, точно так же,
как у некоторых людей. Джин припомнила Гема Моралеса. Рот ее растянулся  в
ледяной улыбке. Самонадеянное своевольное существо. Он так важно  удалился
от "Сунхауза", так собой  доволен...  Джин  выбросила  его  из  головы.  В
огромной Вселенной он был атомом, пусть наслаждается собой,  продвигая  ее
расследование.
     Девушка дрожала. Было и в самом деле очень холодно и очень  рано  для
каких-либо дел. Чердак, наверное, все еще в клубах свежего табачного дыма,
в запахе пива и парах виски. Под ее пальцами въевшаяся грязь,  многолетняя
пыль будут казаться липкими, но она  и  не  ожидала,  что  поиск  окажется
сплошным наслаждением. Сортировать старые вещи Джо Парле будет куда  менее
хлопотно без Гема Моралеса.
     Джин привычно свернула на Райскую  Аллею  у  здания  суда  и  увидела
впереди желтые огоньки кафе "Нью-Йорк". Она скользнула  внутрь  и  села  у
стойки рядом с сопящим рабочим фермы, все еще тупым после ночной  пирушки.
Она тихо пила кофе и ела торт, поглядывая на себя в зеркало за  стойкой  -
очень красивая девушка с коротко остриженными  густыми  черными  волосами,
кожей  как  матовое  оконное   стекло   с   желтой   подсветкой,   широким
бледно-розовым ртом и изящным подбородком, черными глазами, которые  могли
становиться огромными от возбуждения, а могли быть длинными и  узкими  под
густыми ресницами... "Я буду красивой очень долго, - подумала Джин, - если
не позволю себе выдохнуться. Мне очень много дает моя  жизненная  сила.  Я
надеюсь на это не потому, что мне только семнадцать, девичий возраст,  так
сказать. Это больше".
     Она покончила с кофе и вышла обратно на Райскую Аллею. На Мейн  стрит
сияли бело-голубые утренние лучи, все углы,  все  выступы  ловили  свет  и
светились сами, словно в огнях Святого Эльма.
     Впереди, темный и  облезлый,  вырос  фасад  таверны  "Старый  Ацтек".
Таверны Джо Парле, первого дома в ее памяти.
     Джин обошла вокруг и последовала хорошо запомнившимся путем:  залезть
на крышу сарайчика-пристройки для  продуктов,  затем  дернуть  за  жалюзи,
казавшиеся вроде бы прочными - и открывался проход внутрь.
     Протиснуться,  извиваясь,  тяжело  дыша,   спрыгнуть   на   лестницу,
перевести дыхание и, царапаясь о стены, по узеньким ступенькам  взобраться
на чердак.
     Джин вслушалась. Ни звука. Не колеблясь, она взбежала по ступенькам и
толкнула запыленную дверь. Остановилась в проеме, и  воспоминания  одолели
ее, перехватывая дыхание и переполняя  жалостью  к  черноглазой  маленькой
негоднице,  которая  когда-то  спала  здесь.  Девушка   заморгала,   затем
отодвинула эмоции в сторону. Огляделась. Сквозь грязное окно сочился свет.
Груда грязных коробок - вот что осталось от злобного Джо Парле.
     Как и опасалась Джин, все было  пыльное,  сырое  и  липкое,  и  пахло
эманациями бара. В первой коробке она нашла  счета,  расписки,  оплаченные
чеки. Во второй лежал фотоальбом, который она отложила в сторону, а  также
множество магнитофонных  лент.  Третий  хранил...  Она  подняла  голову  в
тревоге. Вкрадчивый скрип пола. Джин  набрала  воздуха  и  повернулась.  В
дверях, глядя на нее, стоял Гем Моралес. Он слегка улыбался,  скаля  зубы.
Очень неприятное выражение.
     - Так я и думал, что найду вас здесь, - сказал он тихо.
     - И я думала, что найду здесь вас.
     Гем сделал шаг в комнату.
     - Вы занялись немножечко воровством...
     Джин увидела, что  лицо  его  проходит  последовательность  выражений
прошлой ночи. Она напряглась. Еще минуту...
     Она сказала:
     - Гем!
     - Да?
     - Вы боитесь смерти?
     Он не ответил,  но  стоял  наготове,  как  кот  перед  прыжком.  Джин
сказала:
     - Если будете вести себя неосторожно, вам придется умереть.
     Он беспечно шагнул вперед.
     - Не подходите ближе...
     Тело  бармена  еще  приблизилось.  Он  слегка  наклонился  вперед   и
потянулся к ней.
     - Еще два шага, Гем...
     Джин показала ему то, что держала в руках -  маленький  брусочек,  не
более спичечного коробка. Из крошечной дырочки в передней  грани  вылетала
игла, способная вонзиться  на  шесть  дюймов  в  человеческую  плоть,  где
тончайшая нить из митрокса взрывалась. Гем замер.
     - Вы не осмелитесь. Вы не осмелитесь меня убить!
     У него не хватало  умственных  способностей  постичь,  что  Вселенная
может существовать без него, Гема  Моралеса.  Дернув  плечами,  он  шагнул
вперед.  Игла  щелкнула  в  воздухе,  всколыхнула  материю  рубашки.  Джин
услышала, как внутри его тела что-то глухо хлопнуло, затем оно  шлепнулось
на пол, который от удара слегка задрожал.
     Девушка поморщилась и не спеша засунула  брусочек  обратно  в  рукав.
Потом вернулась к коробкам. Возможно, ей  не  следовало  подстрекать  Гема
болтовней о спрятанном богатстве, искушать того, кто так пуст,  так  слаб,
не было честным поступком.
     Она вздохнула и открыла третью коробку. В ней,  как  и  в  четвертой,
лежали календари. Джо Парле хранил календари, отмечая  красным  карандашом
день за днем. Джин  видела,  как  он  покрывал  каракулями  пустые  места.
Памятные записки, что ли - Джин тогда не  умела  читать.  Она  перелистала
назад  семнадцать  лет,  затем  стала  отмеривать  цепочку  дней.  Январь,
февраль, март  -  ее  глаз  поймал  каракули,  выцветшие  черные  чернила:
"Сказать Молли в последний  раз,  чтобы  забрала  свое  чертово  отродье".
Молли. Имя ее матери было неизвестно. А кто такая  Молли?  Любовница  Джо?
Возможно ли, что сам Джо Парле был ее отцом? Джин подумала и  решила,  что
нет.  Слишком  много  раз  Джо  поносил  судьбу,  которая  заставила   его
заботиться о девочке. И еще она вспомнила,  как  однажды  Джо  напился  до
белой горячки, до кошмаров.  Она  тогда  уронила  на  пол  кастрюлю,  звон
заставил  нестройно  зазвучать  диссонирующую  паутину  его  нервов.   Джо
закричал голосом тонким, как корнет-а-пистон. Он  проклинал  то,  что  она
здесь, ее лицо, зубы, сам воздух, которым она  дышала.  Он  безрассудно  и
дико кричал, что скорее убьет эту девчонку, чем посмотрит на нее,  что  он
будет держать ее только до тех пор, пока не подрастет,  а  потом  продаст.
Это разрешало вопрос. Если она частица его тела, он  бы  нянчился  с  ней,
показывал бы самое лучшее, что в нем было. Она могла  бы  стать  для  него
началом новой жизни. Джо не был ее отцом.
     Но кто такая Молли? Джин подняла альбом  с  фотографиями  и  замерла.
Шаги на улице затихли. Она услышала,  как  загремела  входная  дверь,  как
позвали  кого-то,  но  не  поняла  кого.  Затем  снова  дребезжание,  шаги
удалились. Тишина. Джин села на коробку и открыла альбом.
     На первых двух картинках было детство  Джона  Парле.  Дюжина  снимков
венерианского дома на сваях, очевидно на Бренди-Бич. Маленький  мальчик  в
рваных розовых шортах, в котором она узнала Джо, стоял рядом с пышногрудой
женщиной с  суровым  лицом.  Через  несколько  страниц  Джо  стал  молодым
человеком. Он позировал у старого воздушного вагона "Дюрафлайт". На заднем
плане виднелись корявые коричнево-белые кисточные деревья, местом действия
все  еще  была  Венера.  На  следующей  странице  только  одна   картинка:
миловидная девушка с пустоватым выражением лица. Зелеными  чернилами  было
накарябано: "Слишком плохо, Джо".
     Действие переместилось на Землю.  Бар,  ресторан,  большой  групповой
снимок, где Джо, безмятежный и помпезный,  стоял  среди  дюжины  мужчин  и
женщин,  явно  его  служащих.  Дальше  в  альбоме  было  только  несколько
фотографий. Очевидно, по мере того, как таяло состояние  Джо,  он  лишался
энтузиазма сниматься. На двух  фотографиях,  профессионально  выполненных,
была женщина, блондинка с медным отливом,  явно  хозяйка  приема.  Подпись
гласила: "Славному малому. Вирли."
     Оставалась только одна фотография, с таверной "Ацтек"  двадцатилетней
давности, - так рассудила Джин по облику Джо. Он стоял в дверях,  с  одной
стороны от него  были  два  бармена  в  безрукавках  и  швейцар,  человек,
которого Джин помнила как азартного игрока, а с другой - четыре  нахальных
женщины в вызывающих позах. Подписано было: "Джо и компания".  Под  каждой
фигурой стояло имя: "Вирли, Мей, Тата, Молли, Джо, Батч, Карл, Хофам".
     Молли! С пересохшим горлом Джин изучала лицо. Ее мать? Большая тучная
женщина с грубым обликом. Черты лица мелкие, рыхлые, словно тесто,  словно
трепетная свинячья нога.
     Молли. Какая она, Молли? Трудно  было  не  угадать  ее  профессию,  а
значит, мало надежды на то, что она все еще живет по соседству.
     Джин раздраженно вернулась к  календарю,  перелистала  еще  несколько
месяцев назад... За два года до ее рождения она нашла заметку: "Внес залог
за Молли и Мэй". Больше ничего. Джин на  мгновение  задумалась,  взвешивая
все. Если эта отвратительная Молли была ее матерью, кто мог быть ее отцом?
Джин фыркнула. Сомнительно, что Молли сама знала это.
     Сделав усилие, Джин вернулась к лицу цвета свиного жира, к  маленьким
свинячьим глазкам. Они ранили ее. Значит,  это  ее  Мама.  Глаза  внезапно
наполнились слезами,  рот  скривился.  Джин  продолжала  смотреть,  словно
отбывая покаяние.  А  что  она  в  своем  высокомерии  ожидала?  Баронесса
Понтеммы  со  своей  леди  в  беломраморном  замке...  "Плохо  быть  такой
пронырливой, - сказала Джин печально. Она вздохнула. - Может быть, у  меня
выдающийся отец?"
     Идея ошеломила ее: "Должно  быть,  он  очень  здорово  напился".  Она
оторвала фото, сунула в карман и  нерешительно  поднялась  на  ноги.  Пора
идти.
     Джин упаковала коробки и нерешительно посмотрела  на  тело  Гема.  Не
слишком хорошо оставлять его  здесь,  на  чердаке...  Ничто,  связанное  с
Гемом, не могло быть слишком хорошим. Он может проваляться  здесь  неделю,
месяц...  Она  почувствовала  тошноту,  которую  сердито  подавила:  "Будь
разумной, ты, дура".
     Надо бы вытереть отпечатки пальцев...
     Раздался грохот в наружную  дверь.  Хриплый  голос  позвал:  "Гем!...
Гем!.." Джин побежала к двери. Пора уходить. Кто-то, наверное, видел,  как
Гем входил сюда.
     Она соскользнула вниз по лестнице, вылезла меж  деревяшек  жалюзи  на
крышу сарайчика, поставила их на место, соскользнула на землю и поднырнула
под покосившуюся ограду, выходившую в тупик Алоха. Через десять минут Джин
оказалась в своей комнате в "Сунхаузе". Сбросив одежду, она стала под душ.
     Лоснящийся ленивый клерк в здании суда заворчал, когда  Джин  скромно
обратилась к нему со своей просьбой.
     - О, прошу вас, - сказала Джин, улыбаясь чуть в сторону:  эта  старая
уловка придавала ей вид мечтательного очарования,  магической  дерзости  и
немыслимой, невообразимой красоты.
     Клерк облизнул багровые отвислые губы:
     - Ладно, ладно... Такая маленькая девушка, как вы, должна  сидеть  со
своей мамочкой. Ну?
     Джин не считала умным сообщать ему, что именно мать-то она и искала.
     Они стали вместе просматривать записи, пропуская ленту за  лентой  на
экране.
     - В тот год мы трудились как пчелы, -  пожаловался  клерк.  -  Но  мы
должны найти это имя, если... ну,  вот  Молли.  Молли  Саломон.  Это  она?
Арестована  за  бродяжничество  и  употребление  наркотиков   двенадцатого
января, пребывала в Доме Реабилитации до первого февраля. Залог  внес  Джо
Парле, человек, который владел салуном на Райской Аллее.
     - Это она, - сказала взволнованно Джин. - Когда ее освободили?
     - У нас таких сведений нет. Наверное, когда подавили ее пристрастие к
наркотикам, через год или два.
     Джин принялась вычислять, пожевывая губу маленькими острыми зубками и
хмурясь. Молли  должна  была  вернуться  к  активной  жизни  где-то  очень
незадолго до ее рождения. Клерк смотрел на нее как старый  серый  кот,  но
молчал. Джин неуверенно спросила:
     - Я думаю, что эта... Молли Саломон живет сейчас где-нибудь рядом?
     Клерк, вертя пальцами  декоративную  эмблему  на  лацкане,  обнаружил
признаки смущения.
     - Ну, молодая леди, в том месте вам едва ли стоит показываться.
     - Где она живет?
     Клерк поднял голову и встретился с ней взглядом. Он тихо сказал:
     - Это за городом, на дороге  Меридианов,  за  Эль  Панатело.  Трактир
"Десятая Миля".
     Дорога Меридианов вела в  верхние  земли,  она  кружила  вокруг  трех
вулканических конусов,  которые  формировали  профиль  окрестностей  Ангел
Сити, затем ныряла как колибри в каждую из старых шахт  и  оканчивалась  в
конце в долине Плагханк. Десять  миль  по  дороге  -  это  шесть  миль  по
воздуху, и через несколько минут после "Сунхауза" кэб посадил Джин рядом с
ветхим домом.
     Когда  люди  работали  в  суровой   враждебной   глуши,   производили
продукцию,  делали  деньги,  появились  дома  Десятой  Мили.  Когда   были
построены  города,  когда  явилась  цивилизация  со  своим   комфортом   и
умеренностью, дома Десятой Мили стали тихой заводью, утопавшей в  янтарном
полумраке. Раньше здесь могли заметить только человека, который  оставался
молчаливым, теперь же комнаты покрылись пылью и даже шаги казались громом.
     Джин бодро взбежала по ступенькам из каменной пены. Салун  был  пуст.
Вдоль черной  стены  с  зеркалом  располагалась  стойка  бара,  на  полках
разместились сотни сувениров прошлых лет: отборные кристаллы  "звук-свет",
окаменевшие останки Троттеров и других вымерших обитателей Кодирона, буры,
композиция из шести шахтерских касок с надписанными на них именами.
     Чей-то голос, полный подозрительности, проскрежетал:
     - Что вы хотите, девушка?
     Джин обернулась и увидела старого человека с орлиным носом,  сидящего
в углу. Глаза у него были голубые и  пронзительные,  гребень  седых  волос
придавал  ему  сходство  со  старым  белым  попугаем,  которого   внезапно
разбудили.
     - Я ищу Молли, - сказала Джин. - Молли Саломон.
     - Здесь нет никого, кого бы так звали. Что вы от нее хотите?
     - Я хочу поговорить с ней.
     Челюсть старика сначала пошла вверх,  затем  вниз,  словно  он  жевал
что-то очень горячее.
     - О чем?
     - Если она захочет, чтобы вы узнали, она скажет вам сама.
     Подбородок старика сморщился.
     - Девушка, а вы прекрасная нахалка, не так ли?
     Сзади прозвучали мягкие шаги. В комнату вошла  женщина  в  неряшливом
вечернем платье и встала, глядя на Джин с очевидным  выражением  голода  и
зависти.
     Старик рявкнул:
     - Где Молли?
     Женщина указала на Джин.
     - Она пришла работать? Я этого не вынесу. Я устрою скандал. В  ту  же
минуту, когда такая молодая шлюха как эта разместится здесь.
     - Я всего лишь хочу поговорить с Молли.
     - Она наверху... чистит ковер, - женщина  повернулась  к  старику.  -
Пейсли сделал это снова. Если вы выгоните  раз  и  навсегда  отсюда  этого
старого пьянчугу, я искренне буду вам благодарна.
     - Деньги есть деньги, - сказал старик.





     Джин осторожно начала взбираться по лестнице,  но  проход  загородила
массивная женская фигура. Женщина несла ведро и щетку. Когда она появилась
на светлом месте, Джин узнала  в  ней  женщину  с  фотографии  Джо  Парле.
Правда,  облик  ее  несколько  изменили  двадцать  лет  плохого  здоровья,
отвратительный характер и сотня фунтов прокисшей плоти.
     - Молли? - Отважилась спросить Джин. - Вы Молли Саломон?
     - Я. Ну и что?
     - Я хотела бы поговорить с вами. Наедине.
     Молли резко взглянула на нее и бросила злой взгляд в сторону  салуна,
где старик и женщина прислушивались к ним с нескрываемым интересом.
     - Ладно, пошли отсюда.
     Она толкнула  расшатанную  дверь  и  заковыляла  наружу,  на  боковую
веранду в унылом крошечном садике из черных гремучих кустов, странствующей
лозы, ржавых грибов. Она плюхнулась в плетеное  кресло,  которое  чуть  не
развалилось под ее весом.
     - В чем дело?
     Воображение Джин никогда не рисовало ей именно такую картину встречи.
Что говорить? Глядя в пухлое белое лицо, ощущая кислую женскую вонь,  Джин
почувствовала, как слова застревают  у  нее  в  горле...  В  ней  внезапно
возгорелась злость.
     - Семнадцать лет назад вы оставили ребенка у Джо Парле в Ангел  Сити.
Я хочу знать, кто был отец той девочки.
     Лицо Молли Саломон  совершенно  не  изменилось.  Она  сказала  низким
грубым голосом:
     - Я часто гадала, кем стал этот ребенок...
     Джин спросила со внезапной надеждой:
     - Это был не ваш ребенок?
     Молли горько рассмеялась:
     - Не убегайте от себя. Это мое отродье, я в этом  не  сомневаюсь,  ну
как можно в этом сомневаться... Откуда вы узнали?
     - Джо вел что-то вроде дневника... Кто был отец? Джо?
     Женщина нелепо-величественно выпрямилась:
     - Джо Парле? Гм... должна сказать, нет.
     - Тогда кто?
     Молли изучающе оглядела Джин лукавыми глазами.
     - Похоже, у вас в жизни все идет хорошо.
     Джин кивнула.
     - Я знала, что к этому подойдет. Сколько?
     Цена  Молли  оказалась   удивительно   скромной   -   возможно,   это
определялось тем, какое значение она придавала разговору.
     - Ну, десять...  двадцать  долларов.  Чтобы  оплатить  мое  время,  и
только.
     Джин дала бы ей сотню, тысячу.
     - Вот.
     - Благодарю вас, - сказала Молли Саломон  с  чопорной  претензией  на
элегантность. - Теперь я расскажу вам что знаю  о  деле,  которое,  как  я
думаю, одно из самых странных, о которых я слышала.
     Джин сказала нетерпеливо:
     - Не берите в голову. Кто мой отец?
     Молли ответила:
     - Никто.
     - Никто?
     - Никто.
     Джин помолчала с минуту, затем проговорила:
     - Должен же быть кто-то.
     Молли произнесла величественно:
     - Никто не может это знать лучше меня, я заявляю  вам  это  с  полной
уверенностью.
     - Может быть, вы тогда выпили? - предположила с надеждой Джин.
     Молли критически на нее посмотрела:
     - Очень умно для такой маленькой мозглячки... А, ладно, смутно все...
Я была тогда ненамного старше вас, и  была  более  чем  привлекательной...
Поглядите на меня сейчас, вы никогда не подумаете этого обо  мне,  о  той,
которая двадцать лет в трактире "Десятая Миля" выносит помои...
     - Кто мой отец?
     - Никто.
     - Это невозможно!
     Молли покачала головой:
     - Тем не менее, это так. А почему я знаю? Потому что я была  там,  за
решеткой, в Доме Реабилитации, и была за решеткой два года. Затем, когда я
поглядела на себя, я сказала: "Молли,  ты  толстеешь".  Потом  я  сказала:
"Наверное, газы". А на следующий день  я  сказала:  "Молли,  если  бы  эта
чертова тюрьма не была как аквариум для золотых рыбок, где  каждую  минуту
на тебе чьи-нибудь глаза, и знаешь притом, что фактически ты не видела  ни
одного мужчину за исключением старика Колвелла и директора..."
     - Колвелл!
     - Старый доктор Колвелл был медиком там,  холодный  как  рыба...  Бог
видит, холоднющая рыба... В любом случае, я сказала себе...
     - А не могло быть так, что Колвелл?..
     Молли фыркнула:
     - Старик Колвелл? Более вероятно повесить это на Архангела  Гавриила.
Этот старый... - она разразилась непристойным бормотанием. -  До  сих  пор
мне хочется поймать этого слюнтяя, неженку, типа этого, который не дал мне
выйти, когда  истек  мой  срок!  Он  объявил,  что  я  больна,  что  нужно
подождать! И сам ничего не делал, чтобы лечить. Я  сама  вышла  оттуда.  Я
уехала на грузовике, который оказался там  внутри,  и  он  ничего  не  мог
поделать, потому что вышел мой срок, и задерживал  он  меня  незаконно.  И
затем я пошла к  врачу,  старому  доктору  Уэлшу,  и  он  сказал:  "Молли,
единственное беспокойство с вами это то, что вы  чертовски  беременны".  А
дальше вы уже знаете. Есть ребенок, а я без средств к существованию и  без
хахаля, нуждаюсь в свободе, так что пришлось отнести ее к  моему  хорошему
другу Джо. А то, что он изредка поднимал шум...
     - А как насчет директора?
     - Что насчет директора?
     - Мог он?..
     Молли скептически фыркнула:
     - Только не старый суетливый Ричард. Он никогда даже не  показывался.
Кроме того, его дурила молодая мозглячка в офисе.
     Раздался гудящий звук мотора. Джин выскочила в сад и вытянула  шею  в
сторону удаляющейся воздушной лодки. "Какого черта... я сказала ему ждать.
Как я вернусь в Ангел Сити?"
     - Ну-ну, - раздался в трактире пронзительный голос. -  Ну-ну,  это  в
самом деле оригинальный реликт прошлых дней.
     Молли Саломон тяжело встала на ноги.
     - Этот голос! - лицо ее налилось нездоровой краснотой. - Этот  голос,
я никогда не избавлюсь от него. Это старый Колвелл.
     Джин последовала за ней в салун.
     - Эй, вы, уродец с маринованным  лицом,  что  вас  сюда  привело?  Вы
знаете, я поклялась давным-давно, что  если  я  поймаю  вас  за  пределами
вашего отвратительного дома, я вылью на вас помои, и вы знаете, что сейчас
я сделаю именно это... только подождите, пока  я  возьму  ведро,  -  Молли
повернулась и, тяжело дыша, удалилась по коридору.
     Джин сказала:
     - Это вы отослали мой кэб, мистер Колвелл?
     Колвелл поклонился:
     - Да, мисс Парле. Я хочу показать вам свое цыплячье  ранчо  и  думаю,
именно сегодня вы можете принять мое предложение.
     - Предположим, я не захочу. Как я тогда вернусь в Ангел Сити?
     Колвелл сделал элегантный жест.
     - Естественно, я доставлю вас туда, куда вы захотите.
     - Предположим, я не захочу с вами лететь?
     Колвелл покраснел:
     - В этом случае я, конечно, виновен в том, что навязываю вам  себя  и
могу предложить только свои извинения.
     В комнату, пыхтя и рыдая от ярости, вбежала Молли Саломон  с  ведром.
Колвелл со значительной живостью, ничуть не  пожертвовав  своим  величием,
попятился на веранду. Молли  выскочила  вслед  за  ним.  Колвелл  отступил
дальше во двор. Молли сделала еще несколько шагов и выплеснула  содержимое
ведра  в  его  направлении.  Колвелл  избежал  помоев,  потому  что  успел
отскочить на целые двадцать футов. Молли взмахнула кулаками.
     - И больше не появляйтесь на Десятой Миле,  а  то  вам  плохо  будет,
очень плохо,  вы,  отвратительная  маленькая  свинья,  -  и  она  добавила
несколько непристойностей.
     Квадратная,  с  лицом  как  тесто,  женщина,  которая   гоняется   за
утонченным Колвеллом с ведром, полным помоев  -  этого  оказалось  слишком
много для Джин. Она разразилась искренним  смехом.  Но  из  глаз  полились
слезы. Ее отец и ее мать. Несмотря на бурные протесты Молли, Джин помнила,
что у Колвелла была дочь, похожая на нее: Марта, Санни, Джейд, как  бы  ее
ни звали.
     Не взглянув на Джин, Молли триумфально  удалилась  в  салун.  Подошел
Колвелл, сердито вытирая лоб.
     - Я не пожалею двух центов, я подам на нее в суд, и ее приговорят...
     - Вы мой отец? - спросила Джин.
     Колвелл бросил на нее яркий изучающий взгляд.
     - Почему вы это спрашиваете? Это очень любопытный вопрос.
     - Молли моя мать. Она говорит, что забеременела, когда поблизости был
только один мужчина.
     Колвелл решительно покачал головой:
     - Нет, миссис Парле. Если  даже  отбросить  вопросы  морали,  я  могу
уверить вас, что я человек утонченных вкусов и умею разбираться в людях.
     Джин призналась себе, что сочетание в любовных делах Молли и Колвелла
труднопостижимо. "Но кто тогда мой отец?"
     Колвелл поднял брови, словно осознавая обязанность, выполняя  которую
он может причинить боль, но которую должен тем не менее исполнить.
     - Кажется что... извините меня, я буду груб. Я чувствую, что вы, хотя
и молоды, но реалистка. Отношения вашей матери с  мужчинами  были  таковы,
что ответственность за отцовство ни на кого конкретно возложить нельзя.
     - Но она была в Доме Реабилитации. Она  говорит,  что  не  видела  ни
одного мужчины, кроме вас.
     Колвелл покачал головой с сомнением:
     - Наверное, вам лучше всего  посетить  старый  дом.  Он  примыкает  к
моему...
     Джин отрезала:
     - Раз и навсегда. Я не интересуюсь вашими цыплятами. Я хочу вернуться
в Ангел Сити.
     Колвелл склонил голову в знак поражения:
     - Ну, пускай Ангел Сити. Я приношу извинения за свою самонадеянность.
     Джин спросила резко:
     - Где ваша лодка?
     - Здесь, обойдите эту берлогу, -  он  провел  ее  вокруг  ржаво-белой
массы грибов.
     Воздушная лодка была  старой  и  величавой.  Слова  "Кодиронский  Дом
Реабилитации" были закрашены, но контуры  букв  вполне  читались.  Колвелл
откинул дверцу.  Джин  заколебалась  и  посмотрела  задумчиво  на  трактир
"Десятая Миля".
     - Что нибудь забыли? - вежливо спросил Колвелл.
     - Нет... думаю, нет.
     Колвелл терпеливо ждал. Джин сердито сказала:
     - Да, еще одно, мистер Колвелл. Может быть, я молода и много чего  не
знаю, но...
     - Да?
     - Я страшно вспыльчива. Так что давайте стартуем в Ангел Сити.
     - В Ангел Сити... - сказал Колвелл задумчиво.
     Джин прыгнула в  лодку.  Колвелл  захлопнул  дверцу,  обошел  кругом.
Затем, словно его что-то ударило, откинул панель моторного отсека.
     Джин настороженно наблюдала. Похоже было, он что-то  подсоединял,  не
особо обязательное.
     Внутри кэба был  плохой  воздух,  лак  и  озон.  Джин  услышала,  как
включилась вентиляционная система, наверное, именно с ней возился Колвелл.
Воздух стал холодным и свежим. Очень свежим. Запахло сосновыми иголками  и
сеном.  Джин  глубоко  вздохнула.  В  носу  защипало...  Она  нахмурилась.
Странно. Она решила... Но Колвелл кончил и снова обошел вокруг  лодки.  Он
приблизился к дверце и заглянул. Джин  видела  его  лицо  только  краешком
глаза и не могла заметить, какое на нем выражение. Ей показалось,  что  он
кивнул ей и улыбнулся.
     Колвелл не стал влезать в лодку. Стоя  рядом,  он  смотрел  вдаль,  в
долину, на три вулканических конуса, три черных пня на фоне тусклого неба.
Аромат сосновых иголок и сена проник в легкие  Джин,  пронизал,  казалось,
все ее тело.  Она  почувствовала  легкое  раздражение...  Наконец  Колвелл
открыл дверцу и подержал ее  широко  распахнутой.  Ветер  долины  Плагханк
устремился в лодку, неся с собой привычный запах выветренных скал и пыли.
     Колвелл осторожно понюхал воздух и в конце  концов  влез  в  лодку  и
закрыл дверцу. Лодка задрожала. Трактир "Десятая Миля" превратился внизу в
миниатюрный макет. Они летели на север. Ангел Сити был на юге.
     Джин  протестовала  своим  тяжелым  дыханием.  Колвелл   самодовольно
улыбнулся:
     - В былые дни мы перевозили иногда буйных пациентов.  Очень  хлопотно
было, пока мы не установили бак с умиротворяющим средством  и  не  связали
его с вентиляцией.
     Джин тяжело дышала. Колвелл произнес снисходительно:
     - Через два часа вы будете как новенькая, - он начал жужжать под  нос
какую-то песенку, сентиментальную старую балладу.
     Лодка перевалила  через  гребень  и  закачалась  в  мощных  воздушных
потоках, затем спустилась в долину. Впереди вырос огромный черный  эскарп.
Яркий синеватый свет солнца, отражаясь от контрфорсов утеса, бил в лицо.
     Лодка летела высоко над  землей.  Утес  возвышался  над  ними.  Лодка
дрожала и вибрировала. Вскоре показалась кучка розовых зданий, гнездо  под
скалой.
     - Видите, куда мы летим? - спросил заботливо  Колвелл.  -  В  течение
некоторого времени это место будет вашим домом, но не позволяйте  мне  вас
пугать, будут и компенсации, - он напевал еще чуть-чуть. - И  ваши  деньги
будут вложены в хорошее  дело,  -  он  стрельнул  в  нее  взглядом.  -  Вы
проявляете скептицизм? Вам не нравится идея? Но я продолжаю настаивать  на
этом - будут компенсации, потому что вы станете одним  из  моих  маленьких
цыпленочков, - идея восхитила его, - одним из моего маленького  выводка...
Но я буду вежливым, я не хочу волновать вас...
     Лодка направилась к сверкающему на солнце пучку розовых зданий.
     - Это одно из поселений Троттеров,  -  сказал  Колвелл  благоговейным
тоном. - Настолько древнее, что человек не может себе даже вообразить это.
Здесь прямо-таки концентрируется солнце. Видите, я говорю вам одну  только
правду. Должен сознаться, что мое предприятие в запустении, в  прискорбном
запустении в эти дни. О выводке забочусь только я и мой маленький  штат...
Теперь, когда мы  станем  богатыми,  мы,  возможно,  произведем  кое-какие
изменения, - он пробежал взглядом группу зданий, и ноздри его раздулись. -
Отвратительно! Худшее из наследства столетий - Рококо Ренессанса.  Розовая
штукатурка по добротной здоровой каменной  стене...  Но  там,  где  терпят
неудачу желания и надежды, помогут  деньги,  -  он  прищелкнул  языком.  -
Возможно, мы переедем на какую-нибудь более теплую планету: земля Кодирона
слишком унылая и суровая, а кости мои начинает морозить  лихорадка,  -  он
засмеялся. - Я несу вздор... Если вам наскучило, прервите меня... А вот мы
и сели. Мы дома.
     Поле зрения Джин ограничивали ярко-розовые стены.  Она  почувствовала
толчок. Дверца открылась. Краешком глаза она заметила усмехающееся  желтое
лицо худощавой крепкой женщины.  Чьи-то  руки  помогли  ей  спуститься  на
землю, другие руки обыскали ее. У  нее  забрали  брусочек  с  дротиками  и
скрученный в кольцо пластмассовый нож. Она  услышала,  как  удовлетворенно
закудахтал Колвелл. Какие-то руки  потянули  ее  в  полумрак  здания.  Они
прошли через пустой гулкий зал, освещаемый через ряд высоко  расположенных
узких окон. Колвелл остановился у тяжелой двери, повернулся - и  лицо  его
оказалось в поле зрения Джин.
     - Когда мой маленький выводок становится слишком уж беспокойным,  его
приходится запирать... Но  доверие  рождает  доверие,  и...  -  его  голос
затерялся в грохоте дверных петель.
     Джин вошла внутрь. Лицо  за  лицом  оказывались  в  поле  ее  зрения.
Взволнованное  лицо  за  взволнованным  лицом.  Словно  она  смотрела   на
последовательность зеркал. Снова и снова на  нее  глядело  ее  собственное
лицо.
     Она почувствовала под собой  что-то  мягкое  и  теперь  у  нее  перед
глазами оказался потолок. Она услышала голос Колвелла.
     - Это ваша давно потерянная сестра, она наконец к  нам  вернулась.  Я
думаю, скоро вы все услышите хорошие новости.
     Что-то горячее, причиняющее сильнейшую боль, тронуло ее запястье. Она
лежала, глядела в потолок и тяжело дышала. Боль  слегка  стихла.  Ее  веки
захлопнулись.
     ...Джин скрытно, из-под век изучала девушек. Их было шесть.  Стройные
темноволосые девушки с беспокойными  умными  лицами.  Волосы  у  них  были
длиннее, чем у нее. Наверное, они сами были мягче и до  некоторой  степени
красивее. Но самое главное, что они были не такие, как она.
     У них была одинаковая одежда, как униформа - белые, по колено бриджи,
свободные желтые блузки, черные сандалии. По лицам  было  видно,  что  они
скучали здесь и были угрюмы, если не злы.
     Джин села на свою койку, зевнула, словно до сих пор не  назевалась  в
жизни. Чувства ее обострились, к ней возвратилась память.  Девушки  сидели
полувраждебным кругом. Надо их понять, - сказала себе Джин, -  попробовать
поставить себя на их место.
     - Ну, - сказала Джин, - ну что вы просто так сидите?
     Девушки  слегка  зашевелились,  каждая  чуть  изменила  позу,  словно
повинуясь общему импульсу.
     - Меня зовут Джин, - она  встала,  потянулась,  пригладила  волосы  и
оглядела комнату. Спальное помещение в старом Доме Реабилитации. - Чертова
крысиная нора. Я думаю, слышит ли нас сейчас старый Колвелл?
     - Слышит?
     -  Оборудовал  ли  он  это  место  разными   там   проволочками   для
подслушивания? Может... - она заметила отсутствие понимания. -  Подождите,
я погляжу. Иногда микрофоны обнаружить легко, иногда нет.
     Подслушивающая аппаратура должна располагаться у двери  или  у  окна,
чтобы легче было провести провода. Беспроволочная система выглядела  бы  в
этой голой комнате роскошью. Джин обнаружила шишечку  именно  там,  где  и
рассчитывала найти ее, над  дверью.  Экранированные  провода  вели  сквозь
дыру. Она оторвала ее и показала остальным.
     - Вот. Старый Колвелл мог слышать каждое ваше слово.
     Одна из девушек боязливо взяла приборчик.
     -  Значит  вот  как  он  всегда  узнает,  что  происходит...  Как  вы
определили, что он там?
     Джин пожала плечами:
     - Они достаточно обычны...  Почему  нас  всех  здесь  заперли?  Мы  в
тюрьме?
     - Не знаю, как вы. А мы наказаны.  Когда  Колвелл  улетел  на  Землю,
некоторые из нас на грузовой лодке отправились в Ангел Сити... У нас редко
бывает шанс. Колвелл рассвирепел. Он сказал, что мы все можем испортить.
     - Что все?
     Девушка сделала неопределенный жест.
     - Через некоторое время, очень скоро,  мы  все  будем  богатыми.  Так
говорит Колвелл. Мы будем жить в хороших домах. Мы будем делать  все,  что
захотим. Но прежде он  должен  найти  деньги.  Я  больше  ничего  не  могу
припомнить.
     - Черри отправилась за деньгами, - сказала другая девушка.
     Джин заморгала.
     - Есть еще одна?
     - Нас было семеро. Вы восьмая. Черри полетела сегодня утром  в  Ангел
Сити. Она предполагает сегодня достать  деньги.  Я  думаю,  что  следующим
пакетботом она отправится на Землю.
     - О... - только и сказала  Джин.  Это  было  вполне  возможно...  Это
вполне могло произойти... Ей  показалось,  что  она  почувствовала  размах
замысла Колвелла. Она сказала:
     - Дайте мне посмотреть ваши руки.
     Девушка безразлично протянула руку. Джин сравнила ее со своей,  затем
прищурилась.
     - Глядите, одинаковая.
     - Конечно, одинаковая.
     - Почему "конечно?"
     Девушка  посмотрела  на  Джин  с  изумлением,   с   полупрезрительным
выражением.
     - Вы не знаете?
     Джин покачала головой.
     - Я ничего не знаю. Ну, слышала я всякую болтовню в  Ангел  Сити,  но
пока вас не увидела, считала, что  я  только  одна,  одна-единственная.  И
вдруг здесь еще шесть.
     - Еще семь.
     - Еще семь. Я и на самом деле очень удивлена. Словно громом стукнуло.
Но до конца не поняла, что к чему.
     - Колвелл говорит, что мы должны быть ему благодарны. Но никто из нас
его не любит. Он не позволяет нам ничего делать.
     Джин вгляделась в шесть  лиц.  Они  лишены  были  некоторых  качеств,
которые у нее были. Жизненной силы? Своенравности? Джин попыталась постичь
разницу между собой и остальными. Они  казались  столь  же  великолепными,
столь же своенравными, какой была она сама. Но они не привыкли  думать  за
себя. Слишком много их было. Они реагировали на  одни  и  те  же  стимулы,
имели одинаковые мысли. Среди них не могло быть борьбы за лидерство.  Джин
спросила:
     - Разве вам не любопытно, откуда я взялась? Вы,  кажется,  совершенно
не интересуетесь, ни так, ни этак.
     - Ох, - девушка пожала плечами. - Все любопытство кончилось.
     - Да, - сказала Джин. - Похоже, что так... Мне здесь не нравится.
     - Нам тоже.
     - Почему же вы не уйдете? Не сбежите?
     Все девушки рассмеялись:
     - Куда бежать? Через двести миль  голых  скал?  И  что  потом?  Чтобы
улететь с Кодирона, у нас нет денег.
     Джин презрительно фыркнула:
     - Девушки, которые хорошо выглядят, всегда могут найти деньги.
     Они искренне заинтересовались:
     - Как?
     - О, есть способы. Я догадываюсь, вы никогда не путешествовали.
     - Нет, мы видели  несколько  фильмов,  смотрели  телевизор  и  читали
книги.
     - Книги вам подбирал Колвелл?
     - Да.
     - Старый лицемер Свенгали...
     - Кто, кто?
     - Некто, похожий на Колвелла,  только  примерно  -  нет,  точно  одна
восьмая его честолюбия... С чего это все началось?
     Девушка, сидевшая  рядом,  пожала  плечами.  Там,  где  рукав  блузки
потянулся вверх и обнажил  запястье,  была  татуировка.  Джин  наклонилась
вперед и прочла: "Фелисия". Взбудораженная  внезапным  воспоминанием,  она
взглянула на собственное запястье. Татуировка на ее матовой коже  гласила:
"Джин".
     Теперь она на самом деле разозлилась:
     - Клеймить нас как скот!
     Никто из других не разделил ее возмущения.
     - Он говорит, что должен как-то различать нас.
     - Чертов старый негодяй... В некотором смысле,  однако,  он...  -  Ее
голос замер. - А как вышло, что все мы одинаковы?
     Фелисия смотрела на нее яркими расчетливыми глазками.
     - Вам надо спросить Колвелла. Нам он не объяснял.
     - Но ваши матери? Кто ваши матери?
     Фелисия поморщилась:
     - Давайте не будем говорить об отвратительном.
     Следующая за ней девушка сказала с легкой злостью.
     - Вы видели старую Свенску, женщину, которая помогла вам  войти?  Это
мать Фелисии.
     - О-о-о-о-х! - сказала Фелисия. - Я долбила тебе сколько раз! Никогда
не напоминай мне об этом! Не забудь свою мать, женщину, которая умерла,  у
нее была только половина лица...
     Джин заскрежетала зубами и зашагала туда-сюда по комнате.
     - Я хочу выйти из этой проклятой тюрьмы... Я бывала в тюрьмах,  домах
презрения, лагерях, приютах для  сирот,  я  всегда  уходила.  Каким-нибудь
образом, - она подозрительно оглядела шесть лиц. - Может  быть,  вам  всем
очень нужен Колвелл? Мне нет.
     - Нам тоже нет. Но мы ничего не можем сделать.
     - Приходила ли  вам  в  голову  мысль  убить  его?  -  спросила  Джин
саркастически. - Это достаточно легко. Стукнуть его хорошим ножом, и он  в
следующий раз не осмелится запирать вас... Я ударю его, если  представится
случай...
     В комнате была тишина. Джин продолжила:
     - Знаете ли вы, за чьими  деньгами  собирается  Черри?  Нет?  Ну?  За
моими. У меня их очень много. Как  только  Колвелл  узнал  это,  он  начал
гадать, как их забрать. Теперь он послал к  моему  поверенному  Черри.  Он
рассказал ей, что делать, как извлечь из  Майкрофта  деньги.  Майкрофт  не
почувствует разницы. Потому что она не только как  я.  Она  есть  я.  Даже
отпечатки пальцев.
     - Конечно.
     Джин сердито закричала:
     - Вся трудность в том, что вам никогда не приходилось ни работать, ни
сражаться,  вы  лишь  сидите  кружком,  как  собачки.  Колвелл  зовет  вас
цыплятами. И теперь все мужество вас покинуло. Вы  свыклись  с  этим...  с
этим... - слова изменили ей, и она сделала яростный жест.
     Сухой язвительный голос произнес:
     - Очень интересно, Джин... Могу я вас пригласить на  несколько  минут
побеседовать?
     Девушки зашуршали, осознавая происшедшее.  В  дверях  стоял  Колвелл.
Джин,  пристально  посмотрев  на  девушек  через  плечо,  прошествовала  в
коридор. С могильной учтивостью  Колвелл  провел  ее  в  светлую  комнату,
обставленную  как   кабинет.   Он   уселся   в   кресло   у   современного
электрифицированного стола. Джин осталась стоять  посредине,  наблюдая  за
ним вызывающе.
     Колвелл вертел карандаш двумя пальцами. Он осторожно подбирал слова.
     - Мне становится ясным, что вы представляете собой проблему.
     Джин топнула ногой:
     - Мне наплевать на ваши проблемы. Я хочу вернуться в Ангел Сити. Если
вы думаете, что можете продержать меня здесь долго, вы сумасшедший!
     Колвелл с явным интересом смотрел на карандаш:
     - Мы в очень своеобразной ситуации, Джин. Позвольте мне вам объяснить
ее, и вы поймете необходимость  сотрудничества.  Если  мы  будем  работать
вместе - вы,  я,  другие  девушки,  -  мы  все  сможем  стать  богатыми  и
независимыми.
     - Я уже богата... и уже независима.
     Колвелл мягко улыбнулся.
     - Но вы же не захотите разделить свое богатство со своими сестрами?
     - Я не хочу делить свое богатство  со  старым  Полтоном,  с  вами,  с
водителем кэба, с капитаном Бьюкируса... Почему  я  должна  делить  его  с
ними? - Она в бешенстве покачала головой. - Нет, сэр, я хочу отсюда  уйти,
прямо сейчас. И вам лучше позаботиться об этом, а то напоретесь на чертовы
неприятности...
     - В отношении денег, - сказал спокойно Колвелл, - мы их  разделим,  и
разделим на равные доли.
     Джин усмехнулась:
     - Как только вы увидели меня в первый раз в офисе мистера  Майкрофта,
вы уже все посчитали. Вы решили, что заманите меня сюда и пошлете одну  из
ваших  девушек  забрать  деньги.  Но  вы  приняли  мистера  Майкрофта   за
простачка. Он торопиться не будет. Ваша Черри не многого от него добьется.
     - Того, что она добьется, будет вполне достаточно. Если не  всего.  У
нас  всегда  остается  доход  с  двух  миллионов  долларов.  Что-то  около
пятидесяти тысяч в год. Что нам еще надо?
     Глаза Джин от злости наполнились слезами:
     - Почему вы рискуете, оставляя  меня  в  живых?  Рано  или  поздно  я
вырвусь,  стану  свободной  и  не  слишком  буду  разбираться,   кто   мне
пакостил...
     -  Моя  дорогая  девочка,  -  мягко  упрекнул  ее   Колвелл.   -   Вы
перенервничали. В основании моего дела лежит столько, что  вы  даже  и  не
подозреваете. Словно подводная часть айсберга.  Позвольте  мне  рассказать
вам маленькую историю. Сядьте, моя дорогая, сядьте.
     - Без "дорогая", вы, старый...
     - Ах ты, ах ты... - Колвелл положил карандаш  и  откинулся  назад.  -
Двадцать лет назад я работал постоянным врачом в Доме Реабилитации. Тогда,
конечно, я преуспевал. - Он резко  взглянул  на  нее.  -  Все  это  должно
остаться между нами. Поняли?
     Джин начала дико смеяться,  затем  на  язык  к  ней  стала  проситься
поразительно удачная реплика. Но она сдержалась. Если старого Колвелла так
грызло тщеславие, если нужда в умном  слушателе  была  такой,  что  он  не
погнушался ею, пусть говорит. Так будет лучше.
     Девушка уклончиво  пробормотала  что-то.  Колвелл  посмотрел  на  нее
украдкой и закудахтал, словно читал ее мысли.
     - Ничего, ничего, - говорил Колвелл. - Вам не стоит забывать, что  вы
очень многим мне обязаны. Само человечество мне многим обязано.  -  Старик
улыбался, лелея свою мысль, перекатывая ее любовно в мозгу.  -  Да,  очень
многим. Вы, девушки, особенно. Семеро из вас,  так  сказать,  обязаны  мне
самим своим существованием. Я взял одну и сделал восемь.
     Джин ждала.
     - Семнадцать лет назад, - продолжал Колвелл мечтательно,  -  директор
Дома вступил в  неблагоразумную  любовную  связь  с  молодой  общественной
работницей.   На   следующий    день,    опасаясь    скандала,    директор
проконсультировался со мной. И я согласился осмотреть молодую женщину. При
помощи  хитроумной  фильтрации   я   сумел   изолировать   оплодотворенную
яйцеклетку. Я долго ждал такой возможности. Я нянчил эту  яйцеклетку.  Она
разделилась - первый шаг на ее пути к настоящему  человеческому  существу.
Очень осторожно я отделил одну от  другой.  Каждая  разделилась  снова,  и
снова я отделил дуплеты. Еще одно деление, и опять я...
     Джин глубоко вздохнула:
     - Тогда Молли не моя мать. Не зря я слушаю...
     Колвелл осадил Джин взглядом.
     - Не спешите... Там, где была одна яйцеклетка, стало  восемь.  Восемь
идентичных. Я позволил им развиваться  нормальным  образом,  хотя  мог  бы
продолжать процесс деления до бесконечности... Через несколько дней, когда
клетки стабилизировались, я  взял  восемь  здоровых  женщин-заключенных  в
лазарет. Я впрыснул им снотворное и напичкал соответствующими гормонами, а
потом имплантировал каждой в матку по зиготе.
     Колвелл рассмеялся, развалившись удобно в кресле.
     - Восемь беременностей, и никогда я раньше не  видел,  чтобы  женщины
были настолько изумлены. Одна из них, Молли Саломон, посчитала, что у  нее
ремиссия болезни, и бежала из Дома до  рождения  ребенка.  Моего  ребенка.
Предполагаю, имею право сказать это. На самом деле, я считаю, она имела  к
нему очень маленькое отношение. Последовала серия неудач, и я  потерял  из
виду ее и восьмого ребенка, - он  с  сожалением  покачал  головой.  -  Это
пробило неприятную брешь в замысле,  но  все  же  у  меня  оставались  мои
семь... И вдруг, семнадцать лет спустя, в Столице, на Земле,  я  забрел  в
офис и там - вы! Я знал, что меня ведет судьба!
     Джин облизнула губы:
     - Если Молли не моя настоящая мать, тогда кто же?
     Колвелл сделал грубый жест:
     - Не имеет значения. То, что непосредственный донор забыт, к лучшему!
     Джин сказала как бы мимоходом:
     - Чего вы добиваетесь? Вы доказали, что это может быть сделано; зачем
прятать бедных девушек в глуши Кодирона?
     Колвелл проказливо подмигнул:
     - Эксперимент еще не окончен, моя дорогая.
     - Не окончен?
     - Нет. Первая фаза блестяще завершена, теперь мы повторим процесс.  И
в этот раз я запущу в дело свое собственное семя. Я  хочу  восемь  больших
сыновей. Восемь больших мальчиков Колвеллов.
     Джин тихо сказала:
     - Это глупо.
     Колвелл заморгал, замигал:
     - Ни в коем случае. Желание иметь  потомство  -  это  одно  из  самых
сильных человеческих побуждений.
     - Люди обычно делают это по-другому... Ваш метод больше не сработает.
     - Не сработает? О, Земля, почему?
     - Вы не имеете больше доступа к женщинам,  которые  будут  вынашивать
плод. Здесь нет... - она осеклась, почти что закусив язык.
     - Очевидно, мне не надо искать очень  далеко.  Восемь  здоровых  юных
девушек в расцвете сил.
     - А мать?
     - Одна из моей восьмерки. Доротея, Джейд,  Берника,  Фелисия,  Санни,
Черри, Марта - и Джин. Любая из вас.
     Джин беспокойно заворочалась:
     - Мне не очень хочется быть беременной.  Ни  естественным  путем,  ни
искусственным.
     Колвелл снисходительно покачал головой:
     - Несомненно, в этом есть некоторые трудности.
     - Ладно, - сказала Джин. - Что бы вы там ни планировали, не включайте
меня. Потому что я не собираюсь делать это, что бы вы там ни говорили. Мне
плевать.
     Колвелл наклонил голову, и щеки его слегка порозовели.
     - Моя дорогая юная женщина...
     - Давайте без "дорогих юных женщин"...
     Прозвучал звонок телевызова. Колвелл вздохнул  и  тронул  кнопку.  На
экране появилось лицо Джин, испуганное  и  отчаявшееся.  За  ним  казенная
комната и два  внимательных  человека  в  форме.  "Несомненно,  Черри",  -
подумала Джин. При виде Колвелла Черри пронзительно закричала:
     - Вы втянули меня в это дело, доктор Колвелл, вы и вытащите.
     Колвелл заморгал с глупым видом.  Узкое  живое  лицо  Черри  налилось
злостью и раздражением.
     - Сделайте что-нибудь! Скажите что-нибудь!
     - Но... что случилось? - потребовал Колвелл.
     - Меня арестовали. Говорят, я убила человека!
     - Ах, - сказала Джин со слабой улыбкой.
     Колвелл дернулся вперед:
     - Что все это значит?
     - Это безумие! - закричала Черри. - Я не делала этого! Я даже не знаю
его, но они не позволяют мне уйти!
     Один из полисменов сказал хрипловатым голосом:
     - Вы растрачиваете и ваше время и наше, сестра. Мы взяли вас с такими
уликами, что вы отсюда никогда не выйдете.
     - Доктор Колвелл! Они говорят, что накажут меня, убьют  меня  за  то,
чего я не делала!
     Колвелл ответил раздраженным голосом:
     - Они не могут доказать, вы это или не вы.
     - Тогда почему они не позволяют мне уйти?
     Колвелл потеребил подбородок.
     - Когда случилось убийство?
     - Думаю, этим утром.
     - Это все чепуха, - сказал Колвелл с облегчением.  -  Утром  вы  были
здесь. Я готов засвидетельствовать это.
     Один из полицейских хрипло рассмеялся. Черри закричала:
     - Но они говорят, что на нем мои отпечатки  пальцев!  Шериф  говорит,
что в этом сомневаться невозможно.
     - Смехотворно! - взорвался Колвелл, чуть не визжа.
     Один из полицейских склонился вперед:
     - Дело совершенно ясное, Колвелл. Иначе ваша девушка не разговаривала
бы с вами так свободно. Что до меня, я никогда  не  видел  более  простого
дела, и я ставлю сотню долларов на то, каким будет приговор.
     - Они убьют меня! - закричала Черри. - Они только и говорят об этом!
     - Варварство! - разбушевался  Колвелл.  -  Проклятые  дикари!  И  они
хвастают цивилизованностью здесь на Кодироне!
     - Мы достаточно  цивилизованны,  чтобы  вылавливать  ваших  убийц,  -
заметил уравновешенно шериф, - и поступать с ними так, чтобы  они  убивали
только один раз.
     - Вы слышали когда-нибудь о коррекции  личности?  -  спросил  Колвелл
язвительно.
     Шериф пожал плечами:
     - Эти песни не помогут, Колвелл. Здесь пока еще честная страна. Когда
мы  ловим  убийцу,  мы  помещаем  его  туда,  где  он  больше  никого   не
побеспокоит. Никаких там этих пустячков и дурацких госпиталей, мы  простые
люди.
     Колвелл сказал осторожно:
     - Почему вы стараетесь возложить вину на эту девушку?
     - Есть свидетели, - сказал шериф самодовольно. - Двое  заметили,  как
она входила туда, где был убит  этот  самый  Гем  Моралес.  Дюжина  других
видела ее в Райской Аллее примерно в то время.  Абсолютная  идентификация,
никаких вопросов. Она завтракала  в  кафе  "Нью-Йорк".  И  решающий  довод
напоследок - в помещении, где произошло  убийство,  повсюду  отпечатки  ее
пальцев... Колвелл, я говорю вам - бесспорное дело!
     Черри отчаянно закричала:
     - Доктор Колвелл, что мне делать? Они не могут убить меня! Я не  могу
заставить их поверить...
     Лицо Колвелла превратилось в белую маску. Он сказал натянуто.
     - Я вам перезвоню через некоторое время.
     И разорвал контакт. Искаженное лицо исчезло, экран погас.
     Джин дрожала. Наблюдать сцену со стороны было более страшно, чем если
бы она сама попалась, все равно, что смотреть в ужасе на саму  себя  и  не
быть в состоянии пошевелиться, чтобы себе помочь. Кошмар отдавался в ногах
- они отказывались двигаться. Колвелл раздумывал, наблюдая  за  ней.  Джин
показалось вдруг, что на нее смотрят отвратительные  глаза  рептилии.  Он,
слегка шипя, сказал:
     - Вы убили этого человека. Вы дьявол.
     Пластичный рот Джин расплылся в улыбке.
     - Ну и что, если я?
     - Вы разрушили мои планы.
     Джин пожала плечами:
     - Вы сами меня сюда привели. Вы послали ее в Ангел  Сити,  чтобы  она
села в пакетбот и отправилась за моими деньгами. Предполагалось,  что  она
станет мной. Вы хотели этого. Прекрасно. Восхитительно, - она  засмеялась,
словно зазвенели серебряные колокольчики. - Это  на  самом  деле  забавно,
Колвелл.
     Новая мысль стукнула  в  голову  Колвеллу.  Он  плюхнулся  обратно  в
кресло.
     - Это не забавно...  Это  страшно.  Это  разрушает  октет.  Если  эти
варвары признают ее виновной и убьют, круг будет  разорван,  на  этот  раз
бесповоротно.
     - О, - сказала Джин бодро, - вы беспокоитесь, будет  ли  жить  Черри,
только потому, что она нарушает симметрию вашего маленького круга?
     - Вы не поняли, - сказал желчно Колвелл. - Это стало моей целью очень
давно. У меня была цель, затем "бжик", - он резанул  рукой  и  в  отчаянии
поднял брови, - и цели нет.
     - Это совершенно не мое дело, - начала размышлять Джин вслух, - разве
что она в очень большой степени это я. Мне как-то странно видеть ее  испуг
и чувствовать, что это я пугаюсь. Я не оставлю вам ни цента.
     Колвелл опасно нахмурился. Джин продолжала:
     - Но... освободить ее будет очень легко.
     - Только поменяв на вас, - помрачнел Колвелл, - а  это  привлечет  ко
всем нам внимание. Мы  не  сможем  вынести  всеобщего  внимания.  Я  не  в
состоянии буду продолжить...
     Джин взглянула на него, словно увидела в первый раз:
     - Вы серьезно? На самом деле серьезно?
     - Серьезно? Конечно, серьезно,  -  он  вспыхнул  от  злобы.  -  Я  не
понимаю, чего вы добиваетесь.
     - Если бы я на самом деле была бессердечной, - сказала Джин, -  я  бы
сидела здесь и громко смеялась. Ведь все это страшно забавно. И жестоко...
Мне кажется, я не настолько подла и преступна,  как  считала  раньше.  Или
может быть это потому, что она - это я, - девушка  почувствовала  на  себе
свирепый взгляд Колвелла. - Не поймите меня неверно. Я не собираюсь бежать
в город, рвать рубашку на груди и кричать "Я сделала это". Но вытащить  ее
можно очень просто.
     - Как? - шелковым голосом спросил Колвелл.
     - Я не слишком много знаю о правосудии, разве что стараюсь  держаться
от  него  чертовски  далеко.  Но  представьте  себе,  что  мы  все  вместе
промаршируем в суд. Что они тогда будут делать? Они не  смогут  арестовать
всех нас. И не  смогут  повесить  все  на  одну  Черри.  Нас  восемь,  все
одинаковые, вплоть до отпечатков пальцев. Они будут в скорби. Единственные
их доказательства - это опознание и отпечатки, они думают,  это  указывает
на одну персону. А если найдется семь  других,  столь  же  подходящих  для
доказательства, им не останется ничего  больше,  кроме  как  поднять  руки
вверх. Они скажут: "Пожалуйста, кто бы из вас это ни  сделал,  не  делайте
больше", и отпустят всех по домам.





     Лицо Колвелла казалось желтой восковой маской. Он сказал медленно:
     - То, что вы предлагаете,  совершенно  правильно,  но  невозможно,  -
голос его превратился в рычание.  -  Я  сказал  вам,  что  рассекречивание
погубит нас.  Если  мы  отколем  такой  фокус,  мы  станем  известны  всей
галактике. Ангел  Сити  наполнится  журналистами,  следователями,  прочими
сующими всюду свой нос людьми. Великий план будет... Нет, не  годится,  не
хочу даже обсуждать.
     - Великим планом, - спросила Джин, - вы называете проект сделать  нас
всех матерями?
     - Конечно. Естественно. Великий план.
     - Даже если придется принести в жертву Черри? Ее жизнь?
     Колвелл выглядел больным.
     - Вы выражаете все это в неприятных терминах. Мне это ни  в  малейшей
степени не нравится.  Это  значит  семь  вместо  восьми...  Но  иногда  мы
вынуждены быть храбрыми и преодолевать любые препятствия. Сейчас  как  раз
такой случай.
     Джин взглянула на него сверкающими глазами.
     - Колвелл... - прошептала она, но не смогла продолжить.  Наконец  она
сказала: - Рано или поздно...
     Громко открылась дверь чулана. Трубный голос сказал:
     - Ну, я уже выслушала все, что могла вынести. Хватит.
     Из чулана прошествовала Молли Саломон, а за  ней  высокая  женщина  с
желтым лицом, Свенска.
     Джин изумленно глядела на них. "Магия, чудо", - думала она.  Как  еще
объяснить то,  что  в  чулане  уборщицы  смогли  поместиться  две  крупных
женщины. Колвелл превратился в элегантную статую, лицо его вполне достойно
было быть помещенным на выставке. Джин облегченно вздохнула.  Но  как  они
все-таки поместились в чулане? Возможно, плотно прижались друг к другу, ну
и воздух же теперь там - густой и изысканный.
     Молли сделала три шага вперед, положила руки на бедра и  сунула  свое
круглое белое лицо вперед:
     - Вы отвратительная дрянь. Теперь я знаю, что происходит...
     Колвелл вскочил и попятился, быстрый и желтый, словно кошка в панцире
черепахи:
     - Вы не имеете права находиться здесь. Уходите!
     Все  произошло  внезапно  -  невообразимый  бедлам  звуков,   эмоций,
перекошенных лиц. Фарс, гротеск, ужас - Джин  снова  села,  не  зная,  что
делать: бежать или помирать от смеха.
     Свенска закричала грудным от взрыва чувств голосом:
     - Вы погубили меня, вы, свинья...
     - И все это время он вас обманывал и вышучивал, - зарычала Молли.
     - Я билась головой, я плакала, я думала, мой муж прав и  нет  во  мне
ничего хорошего, я... - кричала Свенска.
     Колвелл поднял руки:
     - Леди, леди...
     - Я покажу вам "леди", - Молли выхватила метлу  из  чулана  и  начала
охаживать ей Колвелла. Он схватил палку и  попытался  вырвать  ее  из  рук
женщины. Они с Молли заскакали  по  полу.  В  бой  вступила  Свенска.  Она
сомкнула  тонкие  жилистые  руки  вокруг  шеи  Колвелла  и  сдавила.   Тот
споткнулся и упал на  спину.  Оба  растянулись  на  полу.  Молли  шуровала
метлой.
     Колвелл вскочил на ноги, рванулся  к  столу  и  выхватил  брусочек  с
дротиками Джин. Его волосы взъерошились, губы отвисли,  из  горла  рвалось
хриплое дыхание. Он решительно поднял оружие. Джин скользнула вниз в своем
кресле и пнула его руку.  Дротик  с  сухим  щелчком  взорвался  в  дверном
косяке.
     Свенска бросилась на Колвелла,  Молли  продолжала  орудовать  метлой.
Брусок с дротиками упал на пол, Джин подобрала его. Молли кричала:
     - Вам должно быть стыдно за то, что вы делаете!
     Свенска трясла его за плечо. Он оцепенел и не сопротивлялся.
     - Что вы с ним сделали? - закричала Свенска.
     - С кем?
     - С моим мужем?
     - Я никогда его даже не видел.
     - Да, вы его не видели, - передразнила она с нескрываемым презрением.
-  Не  видели,  зато  я...  Он  пришел,  он  поглядел  на  меня.  Большая,
семь-восемь месяцев - и это  я.  Он  назвал  меня  нехорошей  женщиной  и,
значит, он ушел. Совсем ушел, к этой Пусколиц, и у  меня  больше  не  было
мужа. Восемнадцать лет.
     Джин предложила проказливо:
     - Вы можете заставить Колвелла жениться на вас.
     Свенска рассматривала Колвелла с минуту и пришла к решению:
     - Фу, от такого ничтожного карлика никакой пользы.
     Молли сказала:
     - И он как раз  собирался  снова  приняться  за  свои  отвратительные
трюки, я знала, что ничего в нем  хорошего,  как  только  увидела,  -  она
повернулась и посмотрела на Джин. - Моя ты девочка или  нет,  я  не  хочу,
чтобы этот отвратительный Колвелл дурил тебя.  Я  знала,  что  он  на  это
рассчитывал, так что я упросила старого папочку взять меня с собой, и  это
вышло хорошо, я сама вижу, я пришла как раз вовремя.
     - Да, - сказала Джин,  -  я  рада,  что  вы  пришли,  -  она  глубоко
вздохнула, - я рада, что вы пришли.
     Колвелл собрался с силами и попытался вновь одеться в величие  как  в
рваное платье. Он сел на стул и принялся  дрожащими  пальцами  передвигать
бумаги туда-сюда.
     - Вы... вы не имели права вторгаться сюда, - произнес  он  наконец  с
немощным негодованием.
     Молли презрительно засопела:
     - Я хожу туда, куда мне хочется, и не надувайте  губы,  а  то  я  вас
снова метлой. Я давно мечтала об этом, еще с тех пор, как вы держали  меня
здесь сверх срока, и все из-за ваших отвратительных экспериментов.
     Колвелл злобно повернулся к Свенске:
     - Вы позволили ей войти, а я все эти годы держал вас здесь, у вас был
хороший дом.
     - Ах! И я истерла  пальцы  до  костей,  ухаживая  за  вами  и  вашими
девушками, это не постель из роз... И теперь мы сделаем по-другому. Теперь
вы будете на меня работать.
     - Вы сумасшедшая женщина, - отрезал Колвелл, -  теперь  убирайтесь  -
обе убирайтесь, а то я вызову полицию, - он потянулся к коммуникатору.
     - Руки долой! - рявкнула Молли. - Поаккуратней,  -  она  размахнулась
метлой, - и теперь я скажу вам что  хочу.  Вы  сделали  меня  нищей,  и  я
требую, чтобы вы возместили мне ущерб. Да, сэр, - она безмятежно  кивнула,
- ущерб. И если вы не постараетесь, я выколочу деньги из вас метлой.
     - Смехотворно, - сказал тихо Колвелл.
     - Я покажу вам, что такое смехотворно, я хочу признания своих прав.
     Джин сказала лукаво:
     - Я думала, что это древнее место - хорошее цыплячье  ранчо.  Колвелл
так считает тоже. Вы можете развести здесь цыплят, а Колвелл будет на  вас
работать. Колвелл сказал, что это дело принесет прибыль.
     Свенска скептически поглядела на Молли. Молли сказала Колвеллу:
     - Это верно - то, что она говорит?
     Колвелл беспокойно заворочался в кресле:
     - Здесь для цыплят слишком холодно и ветрено.
     - Фу, - сказал Свенска. -  Хорошо  и  тепло.  Мы  прямо  в  солнечном
кармане.
     - Так мне Колвелл и говорил, - подтвердила Джин.
     Колвелл повернул к ней искаженное ненавистью лицо:
     - Заткнитесь! От вас, дьявола, все беды.
     Джин встала.
     - Если я смогу пилотировать этот старый воздушный вагон, я улетаю,  -
она кивнула Молли. - Благодарю за то, что  пришли.  Желаю  успеха  с  этой
цыплячьей затеей.
     Девушка  вышла,  оставив  за  собой  тяжелое  молчание.  Она  чуточку
поколебалась, затем  пошла  по  коридору  к  библиотеке.  Она  чувствовала
просветление и подъем  сил  и  почти  всю  дорогу  бежала.  В  дверях  она
заколебалась снова.
     - О, черт, - сказала Джин. - Все-таки они - это я.
     Она распахнула дверь. Шесть девушек с любопытством повернулись к ней.
     - Ну? Что хочет старик Колвелл?
     Джин переводила взгляд от лица с улыбкой, которая обнажала ее  острые
маленькие зубки.
     - Старик Колвелл вместе со  Свенской  собирается  заняться  цыплячьим
бизнесом, - она засмеялась, - старый глупый петух.
     В комнате настала тишина. Все затаили дыхание.
     - Теперь, - сказала Джин, - мы все уходим. Первое дело -  это  Черри.
Она в беде. Она позволила Колвеллу сделать из нее орудие и  теперь  она  в
беде. Это хороший урок. Никогда не будь орудием против своей сестры. Но мы
не мстительные. Мы все промаршируем в суд, - она рассмеялась. - Это  будет
выглядеть забавно... Потом мы все вернемся на Землю. У меня есть множество
денег. Я поработала за них как черт, но, думаю, нет причины быть  свиньей,
- она оглядела круг лиц, словно смотрела сама  на  себя  в  призматическом
зеркале. - Ведь, что бы то ни  было,  мы  на  самом  деле  одна  и  та  же
личность. Какое странное чувство...





     Секретарша и делопроизводитель Майкрофта взглянула на  посетительницу
и сжала губы.
     - Здравствуйте, Руфь, - сказала Джин. - Мистер Майкрофт у себя?
     Руфь произнесла ледяным тоном:
     -  Мы  бы  предпочитали,  чтобы  вы  звонили  и  договаривались.  Это
позволило бы лучшим образом организовать работу, - она стрельнула  в  Джин
взглядом  исподлобья...  Нельзя  отрицать,  живая,  красивая.  Но   почему
Майкрофт каждый раз разлетается на кусочки, когда смотрит на нее?
     Джин сказала:
     - Мы только что прибыли в город, утром. На "Большой Зимней Звезде". У
нас не было возможности позвонить предварительно.
     - Мы? - спросила Руфь.
     Джин кивнула.
     - Нас восемь, - она хихикнула. - Мы скоро сведем старика Майкрофта  в
могилу, - она взглянула назад, в коридор, - входите, все вместе.
     Руфь грузно рухнула в кресло. Джин сочувственно улыбнулась, пересекла
приемную и открыла дверь в кабинет Майкрофта.
     - Здравствуйте, мистер Майкрофт.
     - Джин! - сказал Майкрофт.  -  Вы  вернулись...  Вы...  -  его  голос
задрожал. - Которая из вас Джин? Мне кажется, я не способен...
     - Я Джин, - сказала весело одна из девушек. - Вы  привыкнете  к  нам.
Если почувствуете затруднение, поглядите на наши запястья. Мы надписаны.
     - Но...
     - Они все мои сестры. Вы попечитель всех восьми.
     - Я... изумлен, - выдохнул Майкрофт. - Мягко выражаясь... Это чудо...
И я так понимаю, вы нашли своих родителей?
     - Ну, и да, и нет. Скорее, нет. Сказать правду - это  я  от  волнения
просто упустила.
     Майкрофт переводил взгляд от лица к лицу:
     - Это не фокус? Не зеркала?
     - Никаких зеркал, - уверила его Джин, - мы все из крови  и  плоти,  и
все очень беспокойные.
     - Но сходство!
     Джин вздохнула:
     - Это долгая история. Боюсь, ваш старый друг Колвелл предстанет в ней
в очень неблагоприятном свете.
     Майкрофт слабо улыбнулся:
     - У меня нет иллюзий в  отношении  Колвелла.  Он  работал  постоянным
врачом в женской тюрьме Кодирона, где я был директором. Я очень хорошо его
знаю, но не могу назвать другом... В чем дело?
     Джин спросила с дрожью:
     - Вы были директором Дома Реабилитации?
     - Да. Ну и что?
     - Постойте минутку. Дайте подумать.
     Моментом позже девушка спросила:
     - Руфь долго была с вами? Сколь долго?
     - Около двадцати лет... Ну?
     - Она была на Кодироне?
     - Да... Что это все значит? - Голос Майкрофта стал резче. - Какие тут
тайны?
     Джин сказала:
     - Никаких тайн. Вообще никаких.
     Она повернулась и оглядела комнату, в которой  были  ее  сестры.  Все
восемь взорвались смехом.
     В приемной  Руфь  склонилась  в  ярости  над  своей  работой.  Бедный
Майкрофт!

Популярность: 8, Last-modified: Thu, 26 Dec 2002 11:28:02 GmT