-----------------------------------------------------------------------
Журнал "Вокруг света", 1967, N 9. Пер. - В.Дробышев, Г.Каплунов.
OCR & spellcheck by HarryFan, 11 August 2000
-----------------------------------------------------------------------
В конце декабря 1966 года мистер Астер явился в солидную нотариальную
контору "Кроптон, Дэггит и Хоув" по ее приглашению. Он был встречен
вежливым молодым человеком не старше тридцати лет. Несмотря на молодость,
мистер Фреттон уже был законным преемником господ Кроптона, Дэггита и
Хоува на посту директора конторы.
Когда мистер Астер узнал от мистера Фреттона, что согласно завещанию
покойного сэра Эндрью Винселла он наследует ни много ни мало шесть тысяч
Обыкновенных Акций компании "Бритиш Винивил", до него не сразу дошел смысл
этого сообщения. В завещании пояснялось, что настоящий дар сделан в знак
признательности за неоценимую услугу, которую однажды мистер Астер оказал
покойному. Какую именно услугу оказал мистер Астер, в завещании не
говорилось, и, хотя мистер Фреттон, разумеется, не имел права
интересоваться этим вопросом, он с трудом сдерживал свое любопытство.
Неожиданное счастье (каждая акция стоила 83 фунта 6 пенсов) привалило
как раз вовремя. Незначительной части акций вполне хватило, чтобы
урегулировать наиболее неотложные финансовые проблемы, и в процессе их
решения мистеру Астеру пришлось неоднократно встречаться с мистером
Фреттоном. Настало время, когда любопытство заставило мистера Фреттона
переступить ту грань деловой скромности, которая требовалась от человека
его профессии.
- Вы ведь не очень хорошо знали сэра Эндрью, не так ли? - как бы
невзначай заметил он однажды.
Конечно, мистеру Астеру ничего не стояло пресечь подобные
поползновения, но он и не подумал сделать это. Он задумчиво глядел на
мистера Фреттона, о чем-то размышляя.
- Я виделся с сэром Эндрью всего один раз в жизни, - произнес он
наконец, - и в течение каких-нибудь полутора часов.
- Так я я предполагал, - сказал мистер Фреттон, нисколько не заботясь о
том, чтобы скрыть свое смущение. - В июне прошлого года, не так ли?
- Двадцать пятого, - уточнил мистер Астер.
- А до этого никогда?
- Ни до, ни после.
Мистер Фреттон покачал головой.
- В этой истории очень много странного. Послушайте, вы свободны завтра
вечером?
Мистер Фреттон был свободен. На следующий день они встретились в клубе
и после кофе удобно устроились в укромном уголке гостиной.
- По правде говоря, я бы чувствовал себя куда более счастливым, если бы
в этой истории оказалось меньше странностей и загадок, которые я не могу
понять... Во всем этом есть нечто из ряда вон выходящее, - задумчиво начал
мистер Астер свой рассказ. - Впрочем, лучше по порядку. Вот как это
произошло.
Несмотря на дождливое лето, вечер 25 июня был на редкость хорош.
Наслаждаясь чудесной погодой, я неторопливо шел домой и только подумал:
"Не заглянуть ли мне в ближайший кабачок пропустить рюмку виски", - как
заметил этого старика. Схватившись за барьер, отделяющий тротуар
Тенет-стрит от мостовой, он беспомощно и изумленно оглядывался. Конечно, в
нашей части Лондона, особенно летом, можно встретить иностранца из любой
части света. Вид у некоторых из них бывает довольно растерянный, но этот
старик (на вид ему было за семьдесят) был не из туристов. Его очень хорошо
характеризовало одно слово - "элегантность". Оно-то сразу и пришло мне на
ум. Аккуратно подстриженная бородка клинышком, черная фетровая шляпа,
превосходного покроя темный костюм, дорогие туфли и неброский, но
изысканный галстук создавали законченный портрет джентльмена в наиболее
полном смысле этого слова. Конечно, и людям его круга случается
заглядывать в нашу часть города, хоть они и чувствуют себя здесь не в
своей тарелке; но чтобы стоять вот так, на виду у всех, в одиночестве,
изумленно оглядываясь по сторонам, - такое здесь увидишь не часто. Два-три
прохожих бегло взглянули на незнакомца и, объяснив его состояние
по-своему, прошли мимо. Я этого не сделал. На меня старик не произвел
впечатления подвыпившего человека. Нет. Мне показалось, что он сильно
испуган. Я остановился:
- Вам нездоровится? Если хотите, я найду такси.
Он растерянно обернулся, но не сразу увидел меня, будто я был
неизмеримо далеко. Ему потребовалась минута, чтобы рассмотреть меня; еще
больше времени и напряжения понадобилось ему для ответа.
- Не надо, - сказал он неуверенно, - не надо, благодарю вас. Я... я
здоров.
Я почувствовал, что он чего-то недоговаривает. В словах старика не
слышалось просьбы оставить его в покое, а раз уж я подошел, то не
следовало бросать его на произвол судьбы.
- Вас что-то потрясло? - спросил я.
Не отрывая глаз от снующих по улице машин, он молча кивнул.
- Поблизости есть больница... - начал было я.
- Не надо, - повторил он вновь и снова отрицательно покачал головой. -
Две-три минуты, и я приду в себя.
Он и на этот раз не попросил меня оставить его. Мне даже показалось,
будто он не хочет, чтобы я уходил. Он все оглядывался. Потом напрягся,
замер и с неподдельным изумлением уставился на свою одежду. Отпустив
барьер, он поднял руку и взглянул на рукав. Затем поглядел на кисть руки -
красивую, холеную, худую от старости, с усохшими суставами и вздувшимися
голубыми венами. Мизинец украшало золотое кольцо с печаткой.
Кто из нас не слышал о "глазах, готовых выскочить из орбит"? Но прежде
я никогда не видел, чтобы такое случалось на самом деле. Его глаза
действительно готовы были выскочить из орбит, а поднятая рука вдруг
задрожала. Он попытался что-то сказать, у меня возникло опасение, что его
вот-вот хватит удар.
- Больница, - повторил я, но он снова отрицательно покачал головой.
Я просто не знал, что делать. Во всяком случае, присесть ему было
необходимо. "Быть может, ему поможет рюмка коньяку?" - подумал я. Не
ответив и на это мое предложение, он все же покорно последовал за мной
через дорогу, в отель "Вилберн". Я усадил его и заказал две рюмки бренди.
Отпустив официанта и повернувшись к своему незнакомцу, я увидел, что тот с
ужасом смотрит в противоположный угол бара, в зеркало. Не отрывая от него
взгляда, он снял шляпу, дрожащей рукой прикоснулся к бородке, к серебряным
волосам и снова замер, все так же пристально вглядываясь в свое отражение.
Наконец принесли бренди. Добавив в рюмку содовой, он выпил ее залпом.
Рука его перестала дрожать, и щеки порозовели. Неожиданно он встал, словно
принял какое-то важное решение.
- Прошу прощения, я вернусь через минуту, - сказал он, пересек зал и...
остановился у зеркала.
Он стоял минуты две почти вплотную к зеркалу и внимательно себя изучал.
Затем вернулся к столику, если и не успокоенный, то несколько
приободрившийся, и указал официанту на наши пустые рюмки.
- Я обязан перед вами извиниться, - произнес он, как-то странно глядя
на меня. - Вы были чрезвычайно добры.
- Не стоит благодарности, - ответил я, - рад, что мог вам быть
полезным. Вы, вероятно, испытали какое-то сильное потрясение?
- Не одно, - согласился он и тут же добавил: - До чего же порой
правдоподобны бывают наши сны!
Я счел за лучшее промолчать, не имея понятия, что ответить на это.
- Сначала немного жутковато, - продолжал он с наигранной веселостью.
- Что с вами произошло? - спросил я, все еще ничего не понимая.
- Во всем виноват я сам. Только я, и никто другой... Но я так
торопился, - объяснил он. - Я переходил дорогу позади трамвая... за ним
оказался встречный... Наверное, он меня сшиб.
- Вот оно что, понятно... Где это произошло?
- В двух шагах отсюда. На Тенет-стрит.
- Но... но вы, кажется, не ранены, - заметил я, опешив.
- Похоже, что нет, - с сомнением в голосе согласился он, - кажется, не
ранен.
На нем не было ни царапины, одежда его была в безупречном состоянии, а
самое главное - трамвайные рельсы убрали с Тенет-стрит двадцать пять лет
назад. Поразмыслив, я решил пока не говорить ему об этом. Официант принес
рюмки. Старик сунул руку в жилетный карман и снова растерянно уставился в
одну точку.
- Мои золотые! Мои часы! - воскликнул он.
Я протянул официанту банкнот в один фунт. Старик внимательно наблюдал,
как тот отсчитывает мне сдачу.
- Извините меня, сэр, - сказал ему я, когда официант удалился, - но мне
кажется, что испытанное вами потрясение вызвало провал в памяти. Помните
ли... помните ли вы, кто вы такой?
Продолжая держать палец в жилетном кармане, он посмотрел на меня
пристально и несколько подозрительно.
- Кто я такой? Я Эндрью Винселл. Живу здесь рядом, на Харт-стрит.
- Раньше здесь действительно была Харт-стрит, но ее переименовали в
начале тридцатых годов, во всяком случае, еще до войны, - после некоторого
колебания сказал я.
Если до этого казалось, что старик приободрился и пришел в себя, то
после моих слов от его бодрости снова не осталось и следа. В течение
нескольких минут он не проронил ни слова. Затем ощупал карман пиджака и
достал бумажник с золотыми уголками и тиснеными инициалами "Э.В.". С
удивлением взирая на бумажник, старик положил его на стол. Потом открыл
его, из левого отделения вынул однофунтовую кредитку (при этом он
озадаченно нахмурился), затем еще одну, пятифунтовую, которая озадачила
его еще больше. Он снова молча полез в карман и вытащил элегантную
записную книжку, одного цвета с бумажником. В нижнем правом углу можно
было заметить все те же инициалы, а в верхнем было вытеснено: "Блокнот
1966". Старик долго разглядывал книжку, прежде чем обратил свой взор на
меня.
- Девятьсот шестьдесят шестой? - спросил он, запинаясь.
- Именно, - подтвердил я.
Последовала продолжительная пауза.
- Не... не понимаю, - сказал он совсем по-детски. - Моя жизнь! Что
стало с моей жизнью?!
На лице его появилось жалкое, убитое выражение. Я придвинул ему рюмку,
и он отпил немного бренди.
- Господи! - простонал он, открыв записную книжку. - Все это слишком
правдоподобно. Что, что со мной случилось?!
- Частичная потеря памяти, - заметил я сочувственно, - как известно,
нередко наблюдается после потрясений. Обычно это скоро проходит. Загляните
туда еще раз, - указал я на бумажник. - Быть может, вы обнаружите то, что
поможет вам вспомнить...
После некоторого колебания он сунул руку в правое отделение бумажника.
На свет появилась цветная любительская фотография семейной группы, в
центре которой находился он сам, только пятью-шестью годами моложе, рядом
- очень похожий на него мужчина лет сорока, две женщины помоложе и два
подростка. За ухоженным газоном виднелся старинный особняк.
- Думаю, вам не приходится жаловаться на жизнь, - заметил я. - Похоже,
что вы недурно прожили свой век.
За фотографией последовали три визитные карточки, на которых стояло
только: "Сэр Эндрью Винселл", но не было никакого адреса. Кроме этого, там
был еще конверт, адресованный сэру Эндрью Винселлу, Бритиш Пластик,
Лондон. Он покачал головой, отхлебнул бренди, снова взглянул на конверт и
невесело усмехнулся. Затем с заметным усилием взял себя в руки и
решительно заявил:
- Это какой-то сон, глупый сон. Как бы проснуться? - Он закрыл глаза и
произнес внятно: - Я Эндрью Винселл. Мне двадцать три года. Я живу на
Харт-стрит, сорок восемь. Я ученик бухгалтера в фирме "Пенбери и Тралл".
Сейчас двенадцатое июля 1906 года. Сегодня утром на Тенет-стрит меня сшиб
трамвай. Наверное, поэтому меня преследуют галлюцинации. Ну, а теперь -
хватит!
Он открыл глаза и искренне удивился тому, что я не исчез. Потом
взглянул на конверт, и лицо его зло скривилось.
- "Сэр Эндрью Винселл"! - презрительно произнес он. - "Пластики". Что
это, черт возьми, может означать?
- Естественно предположить, - сказал я, - что вы компаньон этой фирмы.
Судя по всему, даже один из ее директоров.
- Но что такое пластики? - воскликнул он. - Это что же, имеет отношение
к пластилину? С какой стати я стал бы заниматься этим?
Я колебался. Потрясение, каково бы оно ни было, вычеркнуло из его
памяти полвека с лишним. Может быть, подумал я, разговор на близкую,
важную для него и, несомненно, знакомую тему поможет вернуть ему память...
Я постучал по крышке стола.
- Вот вам, к примеру, один из пластиков.
Он внимательно осмотрел крышку, даже поцарапал ее ногтем.
- Какой же это пластик? Ведь это совершенно твердое вещество, - заметил
он.
Я попытался объяснить:
- Сначала было мягким, потом затвердело. Существует много различных
пластиков. Пепельница, сиденье стула, эта ручка, обложка моей чековой
книжки, плащ женщины за соседним столиком, ручка ее зонтика, сумочка,
сотни предметов вокруг нас, и даже моя рубашка, - все это из пластика.
С возрастающим вниманием он переводил взгляд с одного предмета на
другой. Наконец пристально поглядел на меня. Голос его едва заметно
дрогнул, когда он повторил свой вопрос:
- Сейчас действительно 1966 год?
- Разумеется, - подтвердил я. - Если не верите своему собственному
календарю, взгляните на календарь вон там, за стойкой бара.
- Ни одной лошади, - пробормотал он себе под нос. - Да и деревья в
сквере слишком высоки... Сон иногда бывает последовательным. Но не до
такой же степени...
С минуту он молчал, потом неожиданно воскликнул:
- Господи, господи, если все это в самом деле... - Он снова повернулся
ко мне. Глаза его горели. - Расскажите подробнее об этих пластиках, -
нетерпеливо потребовал он.
Я не химик и в пластиках разбираюсь не лучше, чем, скажем, первый
встречный на улице, но он был так явно заинтересован, что я решил
попытаться. Кроме того, я надеялся, что это поможет вернуть ему память. Я
указал пальцем на пепельницу.
- Мне сдается, что это бакелит, один из самых первых термопластиков.
Человек по фамилии Бакелит запатентовал его году так в... 1909. Это имеет
какое-то отношение к фенолу и формальдегидам.
- Термопластик? - переспросил он. - Что это означает?
Я объяснил, как мог, то немногое, что было мне известно о молекулярных
цепях, о их расположении, о полимеризации и тому подобных штуках, а также
о некоторых наиболее характерных способах их применения. При этом у меня
совсем не было чувства, что я "учу ученого". Вовсе нет. Напротив, он
слушал с сосредоточенным вниманием и время от времени повторял то или иное
слово, словно пытаясь лучше запомнить, его. Само собой разумеется, мне
было в высшей степени лестно слышать, как он зазубривает сказанные слова,
но я не мог обманываться - все это вряд ли способствовало возвращению его
памяти.
Должно быть, мы - вернее, я - проговорили около часа. Наконец я
заметил, что бодрость, появившаяся под воздействием двух рюмок бренди,
иссякла и он снова чувствует себя скверно.
- Будет лучше, если я провожу вас домой, - сказал я. - Помните ли вы,
где находится ваш дом?
- Харт-стрит, сорок восемь, - ответил он.
- Я говорю о вашем теперешнем доме, - настаивал я.
Он будто не слышал меня.
- Если бы только я смог все это вспомнить... если бы только я смог
вспомнить, когда проснусь... - в отчаянии бормотал он. Неожиданно он снова
взглянул на меня. - Как ваше имя?
Я ответил.
- Постараюсь запомнить, если мне это удастся, - уверил он меня с самым
серьезным видом.
Перегнувшись через стол, я открыл его записную книжку и, как ожидал,
обнаружил адрес: он жил где-то в районе Гросвенор-стрит. Сложив бумажник и
книжку вместе, я сунул их ему в руку. Он машинально убрал их в карман и
сидел с отрешенным видом, пока официант вызывал такси.
Пожилая горничная распахнула перед нами двери внушительной квартиры. Я
посоветовал ей вызвать личного доктора сэра Эндрью, дождался его прихода и
рассказал о происшествии.
На следующий вечер я позвонив и справился о здоровье старика. Мне
ответили, что сэр Эндрью хорошо выспался, наутро проснулся немного
усталым, но без каких-либо признаков провала памяти. Доктор не видел
причин для беспокойства, сказали мне, поблагодарив за то, что я
позаботился доставить старика домой. На этом разговор закончился.
Откровенно говоря, я и не вспомнил об этой истории до самого декабря,
когда в газетах появилось сообщение о его смерти.
Мистер Фреттон некоторое время молчал, попыхивая сигарой, и, наконец,
высказал свое не очень-то глубокомысленное заключение:
- Странная история.
- То-то и оно, что странная, - согласился мистер Астер.
- Я хочу сказать, - пояснил мистер Фреттон, - что вы оказали ему
немалую услугу, но, если позволите, все же не такую, чтобы ее оценивать в
шесть тысяч акций, каждая из которых стоит по теперешнему курсу
восемьдесят три фунта шесть пенсов.
- Вот именно, - согласился мистер Астер.
- Но самое странное, - продолжал мистер Фреттон, - что вы встретились с
сэром Эндрью в прошлом году, а завещание было составлено и подписано им
семь лет назад.
Некоторое время он снова занимался своей сигарой, потом сказал:
- Думаю, что я ничем не нарушу доверия своих клиентов, если сообщу вам,
что и этому завещанию предшествовало другое, написанное двенадцатью годами
раньше, в котором опять-таки имеется относящийся к вам пункт.
- Лично я уже отказался от желания что-нибудь понять, - сказал мистер
Астер, - но если говорить о странных вещах, то, наверное, вам будет
интересно взглянуть на это. - Он извлек из кармана записную книжку и
достал из нее газетную вырезку. Это был некролог, озаглавленный; "Сэр
Эндрью Винселл - пионер пластиков". "Интересно отметить, - говорилось в
некрологе, - что в молодые годы ничто не говорило о будущем призвании сэра
Эндрью. Он был обыкновенным учеником бухгалтера крупной фирмы "Пенбери и
Тралл". Однако в 1906 году, в возрасте двадцати трех лет, он внезапно
бросил службу и целиком посвятил себя химии. Спустя несколько лет им было
сделано первое серьезное открытие, которое и послужило основанием для
создания ныне могущественной компании".
- Гмм... - хмыкнул мистер Фреттон. - А известно ли вам, что его
_действительно_ сшиб трамвай на Тенет-стрит в 1906 году?
- Конечно, ведь он сам говорил мне об этом.
Мистер Фреттон покачал головой.
- Все это чрезвычайно странно, - заметил он.
- Да, очень странно, - согласился мистер Астер.
Популярность: 8, Last-modified: Tue, 23 Jan 2001 22:10:00 GmT