Да, да, я все знаю. Очень маловероятно, что это послание дойдет до тебя
за те годы, что ты еще проживешь, преисполненный самодовольства, но если все
же что-нибудь, какое-нибудь событие - скажем, неожиданная аномалия
атмосферного давления - вынесет эти листки на поверхность, то я хочу, чтобы
Томас Альва Бандерлинг знал: я считаю его самым надутым, гипертрофированным,
уникальным болваном в истории человечества.
Разумеется, за исключением себя.
Когда я вспоминаю, как был счастлив, перебирая свою коллекцию доликов и
спиндфаров, как замечательно продвигалось написание моей статьи "Гллианское
происхождение флирг-структуры позднего пегиса"... когда я вспоминаю это
блаженство, но сразу же припоминаю и о грязной, отвратительной нищете моей
нынешней профессии, то мое мнение о Бандерлинге становится несколько
неакадемическим. И есть ли у меня теперь хоть какая-то надежда вернуться в
кремовые башни Института, возвышающиеся в своей пластиковой красоте над
загаженной почвой Манхэттена?
Мне нравится вспоминать то радостное возбуждение ученого, которое я
испытал в тот день, когда мы, члены Девятнадцатой полевой экспедиции,
вернулись с Марса, привезя с раскопок Гллиана полный корабль панфоргов. Мне
нравится вспоминать о том, как я с восхищением заново обдумывал проблемы,
так и оставшиеся нерешенными, когда мне предложили участие в экспедиции. А
Бандерлинг и его гадкий подавитель излучения? Да я в ту ночь вообще впервые
по-настоящему заметил его существование!
- Тертон, - внезапно спросил он, когда его озабоченное лицо появилось
на экране моего беноскопа. - Тертон, вы можете зайти на минутку в мою
лабораторию? Мне нужна еще пара рук.
Я был поражен. Если не считать случайных встреч на институтских
ассамблеях, мы с Бандерлингом практически не общались. А еще поразительнее
оказалось то обстоятельство, что Младший Исследователь позвал для чисто
механической и неквалифицированной помощи Полного Исследователя, работающего
в совершенно другой области.
- Разве вы не можете вызвать лабтеха или робота? - спросил я.
- Все лабтехи уже ушли. Мы сейчас в Институте совсем одни. День
рождения Ганди, сами понимаете. А своему роботу я велел упаковаться еще два
часа назад, когда решил, что скоро уйду.
- Ладно, - вздохнул я, вешая на шею и флирглефлип, и долик, который я с
его помощью исследовал. Войдя в беноскоп и подергав ожерелье в нужном месте,
чтобы настроить его на перемещение в противоположное крыло Института, я уже
почти перестал удивляться странности просьбы Бандерлинга.
Видите ли, долик, над которым я работал, представлял собой так
называемую Дилемму Тамце - совершенно восхитительную загадку. Большинство
моих коллег были склонны согласиться с мнением Гурхейзера, высказанным более
пятидесяти лет назад, когда он нашел этот долик в Тамце. Гурхейзер заявил,
что этот предмет не может быть доликом, потому что в нем отсутствует
флирг-структура, но также не может быть и спиндфаром из-за присутствия в нем
следовых количеств флирга. Следовательно, это сознательно созданный
парадокс, и поэтому он должен классифицироваться как панфорг. Но,
опять-таки, панфорг по определению не может существовать в Тамце...
Я задумался и вновь позабыл о реакции слушателей на эту проблему. Ах,
если бы она оказалась иной, хотя бы по этому единственному вопросу... Как бы
то ни было, выйдя из беноскопа в лаборатории Бандерлинга, я все еще
размышлял о Дилемме Тамце. Психологически я был совершенно не подготовлен
сделать из его нервозности очевидные заключения. Но даже если бы я их и
сделал, то кто мог ожидать столь безумного поведения от Младшего
Исследователя?
- Спасибо, Тертон, - кивнул он, и на его ожерелье звякнули побрякушки,
которые физики считают необходимым носить постоянно. - Возьмите, пожалуйста,
этот длинный стержень с поворотного столика и прижмитесь спиной к решетке.
Вот так, правильно.
Нервно покусывая костяшки пальцев правой руки, он левой рукой щелкнул
переключателем и замкнул реле. Затем повернул какое-то колесико на несколько
делений, с сомнением нахмурился и вернул колесико в прежнее положение.
Находящийся передо мной поворотный столик - похожая на колесо
конструкция, у которой вместо спиц были катушки резисторов, насаженная
вместо оси на огромную мезотронную трубку - слегка засветился и стал
медленно вращаться. Прижатая к моим лопаткам решетка слегка завибрировала.
- А в том, что я делаю, нет ничего... опасного? - спросил я, облизнув
губы и обведя взглядом лабораторию, забитую работающим оборудованием.
- Да что здесь может быть опасным? - небрежно бросил Бандерлинг, задрав
короткую черную бородку.
Поскольку я этого не знал, то решил считать себя успокоенным, надеясь в
этом процессе на помощь Бандерлинга, но он уже быстро, перемещался по
лаборатории, нетерпеливо доглядывая на шкалы приборов и щелкая
переключателями.
Я почти позабыл и о неудобной позе, и о стержне, который продолжал
держать, и погрузился в обдумывание средней части своей будущей статьи -
той, где я намеревался доказать, что влияние Глл на поздний пегие было
ничуть не меньшим, чем влияние Ткес, - но тут бухающий голос Бандерлинга
нарушил мои мысли:
- Тертон, вы часто сожалеете о том, что живете в промежуточной
цивилизации?
- Что вы имеете в виду - Темпоральное Посольство? - уточнил я. О
взглядах Бандерлинга я был наслышан.
- Совершенно верно. Темпоральное Посольство. Как может наука жить и
дышать под таким гнетом? Это же в тысячу раз хуже всех древних репрессий
вроде инквизиции, засилья милитаризма или грантов на университетскую науку.
То-то делать нельзя, потому что для этого придет время столетие спустя;
то-то тоже делать нельзя, потому что социальный импульс от такого
изобретения окажется слишком сильным для вашей эпохи; а вот то-то делать
можно - сейчас у вас ничего не выйдет, но кто-то в будущем сумеет объединить
ваши ошибки и создаст на их основе работающую теорию. Но к чему приведут все
эти запреты и ограничения? На чью мельницу они льют воду?
- Ради максимального блага подавляющего большинства людей, максимально
растянутого во времени, - четко процитировал я проспект Института. - Ради
того, чтобы человечество могло непрерывно улучшать себя, переделывая прошлое
на основе собственных исторических выводов и советов из будущего.
Он кивнул и презрительно фыркнул:
- А откуда нам это известно? Каков генеральный план тех якобы
окончательных людей из якобы окончательного будущего, в котором уже нет
темпорального посольства из еще более отдаленного периода? Одобрили бы мы
этот план, или же...
- Но, Бандерлинг, мы бы его даже не поняли' Наш разум по сравнению с
разумом тех людей покажется бесконечно примитивным - разве сумеем мы понять
и оценить смысл их проектов? Кстати, никакого окончательного будущего, на
мой взгляд, не существует, а цепочка темпоральных посольств выдает в прошлое
цепочку последовательных советов, и советы каждого из них основываются на
самом квалифицированном для данной эпохи анализе прошлого. Эта цепочка
тянется в прошлое из постоянно улучшающегося будущего, и ей нет конца.
Я смолк, переводя дыхание.
- Но только не здесь. Только не в такой промежуточной цивилизации, как
наша. В будущее эта цепочка может тянуться бесконечно, Тертон, но начинается
она здесь. Мы никого не посылаем в прошлое; мы получаем приказы, но сами
никому их не отдаем.
Я с любопытством наблюдал за тем, как Бандерлинг разглядывает
мезотронную трубку, внутри которой мелькали зеленые искры. Затем он покрутил
какие-то ручки настройки, и искры стали ярче и гуще. В Институте его всегда
считали немного бунтарем - правда, ни в коем случае не настолько запущенным,
чтобы отправить на Перенастройку, - но ведь знал же он, несомненно, что
Темпоральное Посольство, взяв нашу эпоху под контроль, первым делом
посоветовало организовать наш Институт? Поэтому я решил, что на его
логические способности повлияли сегодняшние трудности с оборудованием. Мои
мысли потихоньку вернулись к более важным темам вроде проблем спиндфара, и
мне все больше и больше хотелось, чтобы Бандерлинг забрал у меня свой
дурацкий стержень и я смог снять с ожерелья свой флирглефлип.
Мне не очень-то верилось, что Дилемма Тамце может оказаться спиндфаром.
Но я внезапно понял, что такое возможно, потому что флирг...
- Мне велели прекратить работу над подавителем излучения, - прервал мои
мысли угрюмый голос физика.
- Вы имеете в виду, над этой машиной? - довольно вежливо уточнил я,
скрывая раздражение, вызванное как его вмешательством, так и тем, что в
помещении внезапно стало весьма жарко.
- Гм-м. Да, над этой машиной. - Он на секунду отвернулся, взял
модифицированный беноскоп и поставил его передо мной. - Разумеется,
Темпоральное Посольство лишь посоветовало мне остановить работу. Совет был
направлен администрации Института, а она облекла его в форму приказа. Не
приводится никаких причин, вообще ничего.
Я сочувственно хмыкнул и переместил вдоль стержня вспотевшие ладони.
Вибрации решетки уже натерли мне на спине мозоли в клеточку, а мысли о том,
что меня вовлекли в эксперименты на запрещенном оборудовании, особенно в то
время, когда я мог бы плодотворно исследовать долик, спиндфар и даже
панфорг, сделали меня почти патологически необщительным от нетерпения.
- Почему? - драматически воскликнул Бандерлинг, воздевая ладони. - Что
в моем устройстве такого, из-за чего мне ультимативно приказали прекратить
над ним работу? Верно, я смог бы снизить скорость света наполовину, а внутри
этой трубки и еще больше, возможно даже, до нуля. Неужели подобный прирост
человеческих знаний кажется вам опасным, Тертон?
Я обдумал его вопрос и был рад совершенно искренне ответить, что не
кажется.
- Однако, - напомнил я ему, - существуют и другие примеры вмешательства
в научные проекты. Вот вам один из них. Имеется долик, совершенно странным
образом флирганутый, но явно продукт культуры Среднего Рла в эпоху своего
расцвета. Однако не успел я обстоятельно подтвердить его рланское
происхождение, как меня вызвали...
- Да какое отношение ваши идиотские хреновины имеют к скорости света? -
взорвался Бандерлинг. - Но я скажу вам, Тертон, почему мне приказали
прекратить работу над подавителем излучения после одиннадцати лет
напряженнейших исследований. Эта машина - ключ к путешествиям во времени.
Я мгновенно позабыл о нанесенном мне оскорблении и уставился на
Бандерлинга:
- Путешествиям во времени? Значит, вы их открыли? И мы теперь сможем
отправить в прошлое свое Темпоральное Посольство?
- Нет. Мы подошли к черте, за которой стали возможны путешествия во
времени, и теперь мы могли бы отправить посольство в прошлое. Но нам это не
позволят сделать! Вместо этого мне приказали забросить работу над
подавителем излучения, чтобы лет, скажем, через сто, когда Посольство это
одобрит, какой-нибудь другой физик построил машину, пользуясь моими записями
и результатами - и попал в историю как изобретатель путешествий во времени.
- Но вы уверены, что это именно путешествия во времени? А вдруг это
всего лишь...
- Разумеется, уверен. Разве не измерял я интервалы задержки после
появления первых признаков электромагнитного демпфирования? Разве не потерял
две мезотронные трубки, пока не настроил реверсное поле на оптимум? И разве
не повторил то, что произошло с трубками, на пятнадцати кроликах, ни один из
которых не вернулся? Нет, Тертон, это самое настоящее перемещение во
времени, и мне приказано прекратить работу. Официально.
Его тон меня смутил.
- Что значит "официально"?
Бандерлинг поднес универсальное ожерелье к экрану беноскопа и подержал,
пока экран не запульсировал.
- Официально - значит... Тертон, вы не могли бы приподнять стержень к
груди? Чуть выше. Прекрасно. Еще немного, и все будет настроено.
Предположим, кто-то из настоящего времени будет послан в прошлое - чисто
случайно. Тогда путешествие во времени станет свершившимся фактом, верно? А
человек, построивший машину, станет ее признанным изобретателем, несмотря на
все козни Темпорального Посольства. И это вызовет цепную реакцию во всей
структуре времени, до мельчайшей его завитушки.
Несмотря на жару в лаборатории, я вздрогнул.
- Вызовет, - согласился я. - Если отыщется идиот, который на такое
решится. Однако неужели вы всерьез полагаете, что ваш подавитель излучения
способен отправить человека в прошлое и вернуть его обратно?
Когда беноскоп запульсировал с оптимальной частотой, физик отложил
ожерелье.
- Мое оборудование не сможет обеспечить возврат. Но об этом позаботится
Темпоральное Посольство. Ведь даже у них в цивилизации, предшествующей
нашей, действуют только эмиссары - опытные оперативники, действующие тайно и
с большим трудом производящие необходимые изменения в культурной эволюции,
но так, чтобы не обрушить на примитивов Темпоральный Апокалипсис. Любого
человека из нашего времени, случайно попавшего в предшествующий период,
немедленно вернут обратно. А поскольку в промежуточных цивилизациях вроде
нашей Темпоральное Посольство позволяет себе только функции советников,
такого невольного путешественника вернут живым и намекнут Администрации, что
ему следует каким-то образом заткнуть рот. Но независимо от того, что
случится потом, секрет уже выйдет наружу, а моя миссия будет завершена.
Администрация скорее всего пожмет своими бюрократическими плечами и решит
признать существование путешествий во времени и связанный с ними статус
Развитой Цивилизации. Когда дело будет сделано. Администрация возражать уже
не станет. По темпоральным посольствам на пару миллионов лет вперед
рикошетом прокатится раздражение, но им придется пересмотреть свои планы. И
хватка, какой они держат историю, ослабеет.
Я представил эту картину. Восхитительно! Представил, как можно одним
махом решить Дилемму Тамце, увидев собственными глазами ее появление на
свет! А какие фантастические новые знания мы обретем о самих флирглерах! Мы
ведь так мало о них знаем. Меня особенно заинтересовало бы родство панфорга
с...
К несчастью, мечты так и останутся мечтами. Подавитель излучения
Бандерлинга будет запрещен. Завтра он уже не будет над ним работать.
Путешествия во времени откроют в другом столетии. Я уныло прижался спиной к
решетке.
- Готово, Тертон! -радостно завопил физик. - Система проходит через
оптимум! - Он подхватил универсальное ожерелье и поднес его к экрану
беноскопа.
- Я рад, что она снова заработала, - отозвался я. - От этой решетки у
меня вся спина болит. Бандерлинг, мне надо продолжить собственные
исследования.
- Не забывайте, чему вас учили, - предупредил он. - Держите глаза
открытыми и тщательно запоминайте все, что увидите, пока вас не подберут.
Подумайте, сколько ученых из вашего крыла Института отдали бы все, лишь бы
оказаться на вашем месте, Тертон!
- На моем месте? Помогая вам? Ну, не знаю...
И тут с поворотного столика на меня обрушился яркий зеленый свет;
стержень словно вплавился мне в грудь, а решетка растворилась в напрягшейся
спине. Завеса раскаленного воздуха до неузнаваемости исказила черты лица
Бандерлинга. На голову мне вылилось ведро пронзительных звуков, от которых
лопались барабанные перепонки. Мысли в голове ошеломленно застыли. Нечто
огромное и непреодолимое мощно обрушилось на меня и проткнуло оболочку
сознания. Не осталось ничего, кроме воспоминания об ухмылке Бандерлинга.
И мне стало холодно. Очень холодно.
Я стоял в каком-то нелепом каменном проходе-переулке, изумленно
разглядывая сцену из Марка Твена, Вашингтона Ирвинга или Эрнеста Хэмингуэя -
во всяком случае одного из авторов того периода. Каменные здания были
небрежно расставлены повсюду, словно только что обнаруженная залежь
спиндфара, мимо меня во всех направлениях ползли шумные металлические
экипажи, люди шагали по приподнятым каменным дорожкам вдоль уродливых
невысоких зданий. К ногам у них были плотно пришнурованы куски кожи, а тела
обмотаны повязками из самых разнообразных тканей.
Но первое, что я заметил, был холод. Подумать только, в городе не было
даже кондиционированного воздуха! Вскоре я неудержимо трясся от холода и
вспоминал когда-то увиденный рисунок: уличный бродяга, замерзающий на такой
же улице. Средневековый Нью-Йорк.
Кажется, период с 1650 по 1980 годы.
Мне внезапно вспомнились последние мгновения, проведенные в
лаборатории. Я все понял и поднес к лицу кулаки.
- Бандерлинг! - заорал я на них. - Бандерлинг, ты болван!
В тот раз, насколько мне помнится, я впервые употребил эпитет, ставший
для меня привычным. Позвольте мне его все же повторить, потому что он рвался
из сердца и моего скованного холодом тела - болван! Болван!
Где-то завизжала женщина. Я обернулся и увидел, что она смотрит на
меня. Другие люди, смеясь, показывали на меня пальцами. Я нетерпеливо
отмахнулся от них, уныло опустил голову и попробовал вновь задуматься над
затруднительным положением, в котором оказался.
И тут я вспомнил.
Я не знал точно, в каком году оказался, но у всех этих древних
цивилизаций была одна общая особенность: фетиш одежды и суровое наказание
для тех, кто им пренебрегал.
Естественно, для этого имелись причины. Я не был уверен, какая из них
наиболее важна именно здесь. Например, в этом районе явно не было
термостатического контроля атмосферы, а из четырех древних времен года здесь
сейчас было третье, холодное.
На приподнятой цементной полоске собралась жестикулирующая группа
разглядывающих меня туземцев. Массивный тип в синем одеянии с болтающимся на
боку примитивным оружием протолкался сквозь толпу и решительно направился ко
мне.
- Эй, придурок, - произнес он (приблизительно). - Ты чего это тут
устроил, а? Бесплатное представление? А ну, поди сюда!
Я уже упомянул, что передаю его слова приблизительно. Уж очень я
испугался этого дикаря.
Я попятился, развернулся и побежал. Тип помчался за мной следом. Я
рванул быстрее, он тоже.
- Поди сюда! - ревел голос за спиной. - Я сказал, поди сюда!
Угодил ли я в ту эру, когда тех, кто нарушал дебильные общественные
эдикты, сжигали на костре? Я этого вспомнить не мог, но пришел к выводу, что
мне позарез требуется укрытие, где я смог бы обдумать свои последующие
действия.
Я обнаружил такое укрытие в темном углу переулка, когда мчался галопом
мимо очередного здания. Большой металлический контейнер с крышкой.
В тот момент никого рядом со мной не оказалось. Я нырнул в переулок,
снял крышку, прыгнул в контейнер и успел накрыться как раз в тот момент,
когда в переулок с пыхтением вбежал мой преследователь.
Какой невероятно варварский период! Этот контейнер... Ужас, просто
ужас...
Я услышал, как пара ног протопала по переулку, затем вернулась. Через
некоторое время в переулок вошли еще несколько туземцев.
- Ну, так куда он делся?
- Сержант, кажется, он сбег через энту девятифутовую ограду в том
конце. Ей-ей, клянусь, он свернул сюда, клянусь!
- Значит, старикан сиганул через решетку, Гаррисон?
- Уж больно он прыткий для старикана, даже ежели он и дегенерат.
Заставил меня побегать.
- Он тебя надул, Гаррисон. Этот тип, наверное, сбежал из лечебницы иди
еще откуда. Так что лучше тебе его отыскать, пока он не затерроризировал всю
округу.
Шаги удалились и стихли.
Я пришел к выводу, что мое временное спасение теперь уравновесилось
вниманием, которое я привлек к своей персоне со стороны верхнего эшелона
городских властей. Я отчаянно, но безнадежно пытался вспомнить все, что знал
о земной истории. Каковы были функции сержанта? Увы... В конце концов, я
изучал это шестьдесят лет назад...
Несмотря на существенный обонятельный дискомфорт, контейнер я покинуть
не мог. Необходимо выждать, пока преследователи прекратят погоню, а тем
временем нужно составить план.
В общем, я знал, как мне следует поступить. Мне необходимо каким-то
образом отыскать эмиссара Темпорального Посольства и потребовать возвращения
в свое время. Но прежде чем отправиться на его поиски, мне нужно раздобыть
столь стандартную вещь, как одежда.
А как люди в том периоде получали одежду? Через натуральный обмен?
Грабеж? Правительственные купоны за работу? Ткали материю дома? А все
Бандерлинг со своей идиотской идеей о том, что моя специальность окажется
полезной в таком мире! Каков болван!
Неожиданно крышка контейнера поднялась. На меня уставился высокий юноша
с тонкими и приятными чертами лица.
- Можно войти? - вежливо спросил он, постучав по крышке.
Я гневно взглянул на него снизу вверх, но промолчал.
- Копы ушли, папаша, - продолжил он. - Но я бы на твоем месте пока не
вылезал - в такой-то одежке. Если ты мне все о себе расскажешь, я в долгу не
останусь.
- Кт-то т-ты такой? И чего ты хочешь?
- Джозеф Бернс, бедный, но честный журналист. - Он на мгновение
задумался. - Ну уж бедный точно. Я готов выслушать все, что ты мне скажешь.
Когда за тобой погнался коп, я был в толпе на тротуаре и побежал следом. Ты
не похож на тех психов, что разгуливают по улицам, выставляя напоказ свою
блистающую наготу. Когда я добежал до переулка, то уже слишком устал, чтобы
и дальше следовать за представителями закона и порядка. Поэтому я
прислонился к стеночке отдышаться и заметил мусорник. И догадался, что ты
там.
Я топтался на мягкой вонючей массе и ждал продолжения.
- Многие, - заговорил он вновь, рассеянно теребя губу и поглядывая в
сторону улицы, - многие спросили бы меня:
"Джо Бернс, а что, если он не псих? А вдруг он просто проигрался в пух
и прах, играя в покер на раздевание?" Что ж, иногда эти многие оказываются
правы. Но есть тут одна мелочь - я вроде бы своими глазами видел, как ты
возник ниоткуда посреди улицы. Вот что меня волнует, папаша. Так было это
или нет?
- И что ты сделаешь с информацией?
- Смотря какой она окажется, папаша, смотря какой. Если в ней будет
изюминка, если...
- Например, если я скажу, что прибыл из будущего?
- И сможешь это доказать? В таком случае твои имя и фото появятся на
первой полосе самой низкой, грязной и брехливой газетенки во всей этой
стране. Я имею в виду то блистательное издание, на которое работаю. Скажи
честно, папаша, ты действительно прибыл из будущего?
Я быстро кивнул и задумался. Можно ли отыскать лучший способ привлечь
внимание темпорального эмиссара, чем дать ему понять через посредничество
важного публичного источника информации, что я могу выдать его присутствие в
этой эпохе? Что я могу уничтожить секретность Темпорального Посольства в
допромежуточной цивилизации? Меня сразу же начнут отчаянно искать и вернут в
родное время.
Вернут к научным исследованиям, к долику и спиндфару, к панфоргу и
Дилемме Тамце, в мою тихую лабораторию к восхитительной статье о гллианском
происхождении флирг-структуры позднего пегаса...
- Я могу это доказать, - быстро произнес я. - Но я не вижу в подобной
ситуации выгоды для тебя. Поместить мое имя и фото, как ты предложил...
- Не напрягай по этому поводу свою прелестную седую тыкву. Если Джозефу
Бернсу подвернется парень из будущего, он сумеет сплясать с ним газетное
танго как полагается. Но сперва тебе надо выбраться из этой жестянки. А
чтобы выбраться, тебе нужна...
- Одежда. Откуда вы берете одежду в этой эпохе?
Он почесал нижнюю губу:
- Говорят, в этом могут помочь деньги. Как ты понимаешь, это не самый
главный, но один из важных факторов в этом процессе. У тебя нет при себе
парочки странных банкнот? Гм, разумеется нет, если ты только не сумчатый,
как кенгуру. Я мог бы одолжить тебе деньги.
- Вот и прекрасно...
- Да только одна загвоздка - много ли купишь при нынешней инфляции на
доллар двадцать три? Давай признаем откровенно, папаша: немного. А заплатят
мне в редакции лишь послезавтра. Кстати, если Фергюсон не увидит ценности в
моем материале, то мне не удастся даже впихнуть твой рассказ на страницы
этого брехливого листка. А за одним из моих костюмов идти тоже смысла нет.
- Почему? - Словесный поток сверху и мусор внизу весьма угнетающе
подействовали на мои мыслительные способности.
- Во-первых, потому что до моего возвращения тебя могут уволочь в
психушку и посадить на витаминчики для придурков. Во-вторых, ты пошире меня
в плечах и намного ниже. Ты ведь не захочешь привлечь к себе внимание, выйдя
на улицу, где кишат копы, а в моем костюмчике ты его точно привлечешь.
Добавь ко всему тот факт, что храбрые ребята в синем могут в любой момент
вернуться и вновь обыскать переулок... Трудная ситуация, папаша, очень
трудная. Можно сказать, безвыходная.
- Ничего не понимаю, - нетерпеливо начал я. - Если бы в моем времени
появился путешественник из будущего, я без всяких усилий сумел бы помочь ему
приспособиться к социальным требованиям. Такая мелочь, как одежда...
- Не мелочь, вовсе не мелочь. Сам же видел, как всполошились силы
закона и порядка. А ну-ка! Эта штучка в форме молотка у тебя на ожерелье,
она, часом, не серебряная?
С трудом согнув окоченевшую шею, я взглянул вниз. Парень показывал на
мой флирглефлип. Я снял его и протянул парню:
- Он вполне мог быть серебряным до того, как его атомную структуру
изменили для флиргования. А что, серебро имеет какую-то особую ценность?
- Такая куча серебра? Еще как имеет, клянусь надеждой получить
Пулитцеровскую премию! Ты можешь с ним расстаться? За него можно получить
подержанный костюм, да еще на половинку пальто хватит.
- Что ж, я смогу в любой момент потребовать новый флирглефлип. А для
самых важных флиргований я в любом случае пользуюсь большим институтским.
Конечно, бери его.
Он кивнул и накрыл мусорник крышкой. Я услышал, как его шаги удаляются.
После долгого ожидания, во время которого я сочинил несколько на удивление
цветастых фраз в адрес Бандерлинга, крышка вновь поднялась, и мне на голову
свалилось несколько предметов одежды из грубой синей ткани.
- Пират в лавочке подержанных вещей дал мне всего пару долларов за твою
штучку, - сообщил Бернс, пока я одевался. - Пришлось обойтись рабочей
одеждой. Эй, застегни эти пуговицы, пока не вылез. Нет, эти. Застегни их.
Эх, дай я сам...
Облачившись должным образом в одежду, я вылез из мусорника, натянул на
окоченевшие ноги ботинки и дал репортеру завязать шнурки. Ботинки - это те
самые кожаные обмотки, что я заметил у других. Для завершения столь
поразительно анахроничного облика в руку так и просился грубый кремневый
топор.
Ну, может, и не кремневый топор. Но примитивное оружие вроде ружья или
арбалета вполне подошло бы. Облачиться с ног до головы в растительные
волокна и шкуры животных! Тьфу!
Бросая по сторонам нервные взгляды, Бернс взял меня за руку и отвел в
скверно вентилируемое подземное помещение, а там затолкал в чрезвычайно
длинное и уродливо разделенное на секции средство передвижения - подземный
поезд.
- Я вижу, что здесь, как и повсюду в вашем обществе, выживают лишь
наиболее приспособленные.
Бернс покрепче ухватился за чье-то плечо и поудобнее расположил подошвы
на пальцах ног другого туземца.
- Почему?
- Те, у кого не хватает сил протиснуться в вагон, вынуждены оставаться
на прежнем месте или полагаться на еще более примитивные средства
передвижения.
- Ну, папаша, - восхищенно отозвался он, - ты просто клад. Когда
станешь разговаривать с Фергюсоном, чеши языком именно в таком духе.
После довольно долгого периода мучений и неудобств мы выбрались из
поезда - похожие на две выжатые кисти винограда - и ногтями и локтями
пробились на улицу.
Я вошел вслед за репортером в разукрашенное здание и вскоре встал рядом
с ним возле почтенного пожилого господина, который сидел в маленькой
комнатке, погруженный в задумчивое молчание.
- Как поживаете, мистер Фергюсон? - немедленно начал я, потому что
оказался приятно удивлен. - Я чрезвычайно рад обнаружить в начальнике
мистера Бернса то интеллектуальное родство, о котором я почти...
- Заткнись! - яростно прошептал мне в ухо Бернс, когда пожилой господин
испуганно прижался к стенке. - Ты его насмерть перепугаешь. Четвертый этаж,
Карло.
- Слушаюсь, мистер Бернс, - пробормотал Карло и дернул черную ручку.
Комнатка вместе с нами поползла вверх. - Ну и странных же типов вы с собой
приводите. Самых что ни на есть типов.
Редакция газеты оказалась невозможным столпотворением людей, носившихся
во всех направлениях в различных стадиях нервного возбуждения среди
множества бумаг, столов и примитивных пишущих машинок. Джозеф Бернс усадил
меня на деревянную скамью и скрылся за дверью застекленного офиса, совершая
на пути к нему ритуальные помахивания рукой и выкрикивая фразы вроде:
"Привет тим, здорово джо, как поживаешь эйб".
После продолжительного ожидания, во время которого мне едва не стало
дурно в атмосфере пота и безумной суматохи, он вышел вместе с коротышкой в
рубашке с короткими рукавами. Левый глаз у коротышки подергивался.
- Это он? - спросил коротышка. - Угу. Что ж, звучит неплохо, не скажу,
что это звучит плохо. Угу. Он знает, что должен придерживаться своей брехни
о будущем, как бы его ни старались раскусить, а если даже его и раскусят, то
никто не узнает, что мы в этом замешаны? Ему это известно, верно? И вид у
него что надо - уже не молод и вполне смахивает на чокнутого профа.
Смотрится неплохо во всех отношениях, Бернс. Угу. Угу, угу.
- Погодите, пока не услышите его рассказ, - вмешался репортер. - Это
такая песня, Фергюсон!
- Я не уверен в своих вокальных способностях, - холодно сообщил я. - Не
могу скрыть разочарования, потому что первые же значимые личности этой
допромежуточной цивилизации, которым предстоит услышать последовательный
рассказ о моем происхождении, упорно несут всякую идиотскую чушь.
Левое веко коротышки нетерпеливо дернулось:
- Засунь в жестянку этот бесплатный треп. Или прибереги его для Бернса:
он его слопает. Слушай, малыш Джои, нам подвернулась конфетка. Угу. Два дня
до начала Всемирной серии, а во всем городе даже не пахнет жареными
новостями. Можно пустить его на первую полосу, и даже не один раз, если
начнется громкий шухер. О дойке я позабочусь сам - обложим твою байку
обычным трепом парней из университетов и научных обществ. А ты пока хватай
своего как-там-его...
- Тертон, - отчаянно произнес я. - Мое имя, естественно...
- Тертон. Угу. Отволоки своего Тертона в хороший отель. упакуй в
достойный прикид и начинай раскручивать его на байку. Никуда его не выпускай
до утра, пока по городу не разойдется чудесный запашок сенсации. До утра,
понял? Привози его утром, и у меня уже будет наготове куча придурков,
готовых поклясться, что он псих, и еще куча тех, кто со слезами на глазах
будет вопить, что он нормальный, а каждое его слово есть правда. Но перед
уходом щелкни его пару раз.
- Конечно, Фергюсон. Только одна загвоздочка: копы смогут опознать в
нем парня, что бегал нагишом по улицам. Он клянется, что в его времена никто
не носит одежду. Но мы и глазом моргнуть не успеем, как департамент полиции
упрячет его в психушку.
- Дай-ка мне пораскинуть мозгами. - Фергюсон принялся ходить вокруг нас
кругами, почесывая нос и подергивая веком. - Тогда мы разыграем убойный
вариант. Наповал. Угу, наповал. Выясни, кем он работает - то бишь работал...
то бишь будет работать... угу... а я отыщу парочку спецов из той же области,
и они подтвердят, что он в точности такой же спец, как и они, только тыщу
лет спустя.
- Секундочку, - изумился я. - Тысяча лет - фантас...
Веко Фергюсона дернулось.
- Тащи его отсюда, малыш Джой, - буркнул он. - Это твоя работа. А у
меня своей по горло.
Лишь в номере отеля мне удалось выразить репортеру свое крайнее
отвращение непрошибаемым идиотизмом его культуры. А также его поведением
перед Фергюсоном. Ведь он вел себя так, словно разделял его мнение!
- Не бери в душу, папаша, - ответил юноша, небрежно вытягивая ноги над
боковиной дивана с яркой обивкой. - Давай избегать горечи и упреков. Давай
проживем хоть два дня в роскоши и гармонии. Конечно, я тебе верю. Но
необходимо соблюсти кое-какие правила. Если Фергюсон заподозрит, что я хоть
кому-нибудь и когда-нибудь поверил, особенно типу, который бродил голышом по
Мэдисон-авеню в час пик, то мне придется искать работу не просто в другой
газете, а вообще сменить профессию. Кстати, ведь тебя заботит только одно -
привлечь внимание кого-нибудь из темпоральных эмиссаров. А для этого, как ты
считаешь, необходимо пригрозить им разоблачением, поднять скандал. Поверь
мне, папаша, в наше время можно поднять такой скандал, что про тебя узнают
даже эскимосы, мирно ловящие рыбку возле Гренландии. А австралийские бушмены
отложат бумеранги и начнут друг друга спрашивать: "Ну что там новенького про
Тертона?"
Поразмыслив, я с ним согласился. Болван Бандерлинг вышвырнул меня,
словно старую перчатку, и теперь мне надо приспосабливаться к обычаям этой
дурацкой эпохи.
Когда Бернс кончил меня расспрашивать, я устал и проголодался. Он
заказал обед в номер, и я, несмотря на отвращение к скверно приготовленной
еде в негигиеничной посуде, набросился на нее, едва передо мной поставили
тарелки. К моему удивлению, вкусовые ощущения оказались довольно приятными.
- Когда кончишь набивать брюхо калориями, тебе лучше сразу отправиться
на боковую, - посоветовал Бернс, что-то печатая на машинке. - Ты сейчас
похож на бегуна на стометровку, пытающегося обойти всех на марафонской
дистанции. Совсем тебя загоняли, папаша. Когда я кончу статью, отнесу ее в
контору. Ты мне сегодня больше не нужен.
- Факты достаточны и удовлетворительны? - зевнул я.
- Не вполне достаточны, но весьма удовлетворительны. И достаточно
хороши, чтобы подарить Фергюсону пару счастливых отрыжек. Жаль только...
Вот, например, что делать с датой? Это здорово нам помогло бы.
- Ну, - сонно пробормотал я, - мне больше по душе 1993.
- Нет. Мы это уже обсуждали со всех сторон. Ладно, там видно будет.
Давай спи, папаша.
Когда мы с Бернсом вошли в редакцию, состав ее обитателей существенно
изменился. Целая секция огромного помещения была отгорожена канатами, а
вдоль них через равные интервалы были расставлены плакатики "ТОЛЬКО ДЛЯ
УЧЕНЫХ". Между ними виднелись другие с приветствиями "гостю из 2949 года",
объявляющие, что ""Нью-йоркские фанфары" салютуют далекому будущему", и
совсем маленькие плакатики на тему "Рукопожатия через поток времени" и
"Прошлое, настоящее и будущее едины и неотделимы от свободы и справедливости
для всех!".
В отгороженном канатами загончике толпились пожилые господа. Именно к
ним меня то ли подвели, то ли подтолкнули. Ослепительно засверкали вспышки
целой бригады фотографов, одни из которых лежали на полу, другие сутулились
на стульях, а третьи и вовсе свисали с каких-то напоминающих трапеции
конструкций, подвешенных к потолку.
- Все уже кипит и бурлит, малыш Джой, - заявил Фергюсон, проталкиваясь
к нам и вручая репортеру несколько газетных страниц с еще свежей краской. -
Одни говорят, будто он псих, другие - что он оживший пророк Нехемия, но все
в городе раскупают газету. До Всемирной серии еще полных два дня, а у нас
уже есть полновесная байка. Другие газетенки бегают вокруг, высунувши языки,
и желают примазаться - так пусть поцелуют мою мусорную корзину. Приятная
байка, угу, и подача классная. Мне пришлось попыхтеть, пока я нашел парочку
археологов, готовых поклясться, что Тертон из их гильдии, но Фергюсон
никогда не подкачает - и я их нашел. - Левое веко Фергюсона на мгновение
перестало дергаться, и он прищурился. - Но помни, - хрипло пробурчал он,
усаживая меня на стул, - сейчас никаких закидонов и фокусов. И никакого
вранья, понял! Угу. Правильно. Главное, держись за свою байку сегодня и
завтра, и мы тебе нашинкуем охапку издательской капусты. Если у тебя хорошо
получится, может, протянешь еще первые две-три игры Всемирной серии. Так что
держись за свою байку - ты прибыл из будущего, и больше ничего не знаешь.
Угу, и держись подальше от фактов!
Когда он хлопнул в ладоши, призывая к вниманию собравшихся ученых,
Джозеф Бернс уселся рядом со мной.
- Извини за осложнения с археологами, папаша. Но не забудь, что моя
статья была сильно отредактирована. То, что ты мне рассказал, попросту не
очень хорошо смотрится на бумаге. "Марсианский археолог" звучит куда
понятнее для читателей. И на твоем месте я бы воздержался от подробных
описаний своей профессии. Только новые вопросы появятся.
- Но "марсианский археолог" - это совершенно неверно!
- Да брось, папаша. Неужели ты забыл, что твоя главная цель - привлечь
внимание, причем достаточно серьезное, чтобы тебя сочли опасным болтуном и
вернули в свое время? А теперь посмотри-ка незаметно по сторонам. Много
внимания, верно? Вот так его и надо привлекать: огромными заголовками и
сенсационными статьями.
Я еще обдумывал ответ, когда заметил, что Фергюсон закончил
представлять меня ученым - почти все они слегка улыбались.
- Угу, и вот он перед вами! Тертон, человек из невероятно далекого
будущего. Он сам поговорит с вами, ответит на все ваши вопросы. Однако
"Нью-йоркские фанфары" просят, чтобы вопросы были краткими и
немногочисленными; но это лишь первый день, господа. В конце концов, наш
гость устал после своего долгого и опасного путешествия сквозь время!
Едва я встал, на меня посыпались вежливые вопросы:
- Из какого года вы, по вашему утверждению, прибыли, господин Тертон?
Или же 2949 год - правильная дата?
- Совершенно неправильная, - заверил я. - Настоящая дата, если ее
перевести с Октетного календаря, которым мы пользуемся... Черт, по какой же
формуле переводятся даты из Октетного?..
- Можете ли вы объяснить конструкцию ракетного двигателя своей эпохи? -
спросил кто-то, когда я глубоко и безнадежно увяз в незнакомой методологии
календарной математики. - Вы упоминали межпланетные полеты.
- И еще межзвездные, - добавил я. - И межзвездные. Только мы не
пользуемся ракетами. Мы применяем сложный метод реактивного движения под
названием "распределение космического давления".
- Ив чем его суть?
Я раздраженно кашлянул:
- Это нечто такое, к чему я, боюсь, не проявлял ни малейшего интереса.
Насколько мне помнится, он основан на "теории недостающего вектора"
Кучгольца.
- А что такое...
- "Теория недостающего вектора" Кучгольца, - твердо заявил я, - это
единственное, что привлекало мой интерес еще меньше, чем принципы
распределения космического давления.
Так оно и продолжалось, от тривиальности к тривиальности. Эти
примитивные, хотя и доброжелательные дикари, живущие в самом начале эпохи
специализации, не могли даже представить, насколько поверхностным было мое
образование за пределами избранной специальности. Уже в их времена
микроскопических знаний и рудиментарных операционных устройств человеку было
трудно усвоить хотя бы общие понятия всей совокупности знаний. Насколько же
труднее сделать это в мою эпоху, пытался я им втолковать, когда на каждой из
обитаемых планет имеется, например, своя биология и социология. К тому же
прошло так много лет с тех пор, как я изучал элементарные науки. Я так много
позабыл!
Про наше правительство (как они это назвали) вообще оказалось почти
невозможно объяснить. Ну как можно продемонстрировать дикарям из двадцатого
столетия девять уровней социальной ответственности, с которыми
экспериментирует каждый ребенок еще до достижения совершеннолетия? Как можно
пояснить "легальный" статус столь фундаментального прибора, как
законотолкователь? Возможно, какой-нибудь мой современник, хорошо знакомый с
племенной спесью и предрассудками этого периода, и смог бы, пользуясь
грубыми параллелями, объяснить им основы таких понятий, как общественный
индивидуализм или брачные союзы на основе нейронной структуры - но только не
я. Я? Насмешки звучали все громче, и у меня появлялось все больше поводов
проклинать Бандерлинга.
- Я специалист! - крикнул я ученым. - Чтобы меня понять, нужен другой
специалист из той же области.
- Да, вам нужен специалист, - подтвердил, поднявшись из заднего ряда,
человек средних лет в коричневой одежде. - Но только не из вашей области, а
из моей. Психиатр.
Прогремел согласный смех. Фергюсон нервно поднялся, а Джозеф Бернс
быстро подошел ко мне.
- Это тот самый? - спросил психиатр у человека в синем, только что
вошедшего в редакцию. Я узнал своего вчерашнего преследователя. Тот кивнул:
- Он самый. Бегал по улицам голышом. Его нужно устыдить. Или посадить.
А что выбрать - ей-ей, не знаю, честно.
- Минуточку! - выкрикнул кто-то из ученых, когда Фергюсон откашлялся,
собираясь ответить. - Мы уже и так потратили много времени, так давайте хотя
бы проверим то, что он заявляет о своей специальности. Какая-то археология -
марсианская археология, не меньше.
Наконец-то. Я набрал в грудь воздуха.
- Не марсианская археология, - начал я. - И вообще не археология. - Это
придурок Бандерлинг счел меня археологом! Бернс за моей спиной простонал и
обессиленно плюхнулся на стул. - Я флирглефлип. Флирглефлип - это тот, кто
флиргает флипы при помощи флирглефлипа.
Все присутствующие громко ахнули.
Я долго рассказывал о своей профессии. Как поначалу долики и спиндфары,
обнаруженные в песках Марса, считались не более чем геологическими
анахронизмами, как первый панфорг использовался в качестве пресс-папье.
Рассказал о Кордесе и том историческом, почти божественном происшествии,
которое позволило ему наткнуться на принцип флирглефлипа; как Гурхейзер
довел его до совершенства и может по праву считаться отцом-основателем
профессии. О том, как перспективы, открывшиеся в облике флирг-структур, были
идентифицированы и систематизированы. О непередаваемой красоте, созданной
расой настолько древней, что даже живущие ныне марсиане ничего о ней не
знают, и ставшей частью культурного наследия человечества.
Я рассказал об общепринятой теории, касающейся природы флиргеров: они
были формой энергии, некогда присущей разумным существам красной планеты, и
сохранились ныне лишь в качестве флирг-структур, примерно соответствующих
нашей музыке или необъективистскому искусству; будучи формами энергии, они
оставили постоянные энергетические следы во всех видах связанных с ними
материальных артефактов - доликах, спиндфарах и панфоргах. Я с гордостью
поведал, как еще в раннем возрасте решил посвятить себя исследованию
флирг-структур, как создал систему, использующую современные марсианские
географические названия, для обозначения мест, где находили артефакты,
рассеянные по всей поверхности планеты. Затем скромно упомянул о своем
открытии истинно контрапунктальной флирг-структуры в некоторых доликах - что
принесло мне должность Полного Исследователя в Институте. Сообщил и о
будущей статье "Гллианское происхождение флирг-структуры позднего пегаса" и
столь увлекся описанием всех нюансов Дилеммы Тамце, что мне даже показалось,
будто я выступаю с лекцией в Институте, а не сражаюсь за установление
собственной личности.
- Знаете, - услышал я чей-то голос неподалеку, - все это звучит почти
логично. Так, будто все это существует на самом деле.
- Подождите! - встрепенулся я. - Ощущение флирг-структуры невозможно
описать словами. Вы должны сами его прочувствовать. - Я распахнул грубую
ткань верхнего предмета своей одежды и извлек ожерелье. - Вот, можете сами
исследовать так называемый долик Дилеммы Тамце при помощи моего
флирглефлипа. Ощутить...
И я запнулся. Я совсем позабыл, что в ожерелье больше не было
флирглефлипа!
Тут же вскочил Джозеф Бернс:
- Флирглефлип господина Тертона был обменен на одежду, которая сейчас
на нем. Я сейчас схожу и выкуплю его.
Я с благодарностью проследил за ним взглядом, когда он проталкивался
сквозь толпу изумленных ученых.
- Слушай, парень, - прошипел Фергюсон, - тебе надо что-то сделать, и
побыстрее. Этот Бернс далеко не гений: он вполне может и не выкрутиться из
этой ситуации. Тут есть спец по пришельцам - угу, вот именно, по пришельцам,
- так он тебя быстренько поселит в комнате с мягкими стенами, если ты не
придумаешь что-нибудь новенькое. Впечатление ты произвел хреновое, и все
наши люди прикусили языки. Побаиваются за свою репутацию.
Один из ученых помоложе попросил ожерелье для осмотра. Я протянул его,
не снимая долика. Ученый осмотрел и ожерелье, и долик, поскреб ногтем и
вернул их мне.
- Это ожерелье... э-э... оно то самое, при помощи которого вы, по
вашему утверждению, способны телепортироваться в любое место на Земле?
- Через беноскоп, - уточнил я. - Нужны еще беноскоп-передатчик и
беноскоп-приемник.
- Понятно. А насчет этого маленького предмета, который вы назвали...
гм-м... доликом. Дилеммой Мацы или что-то в этом роде. Господа, как вам
известно, я химик. Я убежден, что это ожерелье - и химический анализ лишь
подтвердит мой вывод - есть не что иное, как кусочки очень гладко
отшлифованного стекла.
- Его атомная структура изменена для взаимодействия с беноскопом,
болван вы этакий! Если атомная структура материала изменена, то сам материал
не имеет значения.
- Зато долик, - продолжил химик, - марсианский долик и в самом деле
сокровище. Нечто уникальное. О да! Потертый кусочек красного песчаника,
который средней руки геолог за пятнадцать минут отыщет вам почти в любом
месте на Земле. Кусочек песчаника, господа!
Поднялся такой шум, что я долго не мог продолжать. К сожалению, я вышел
из себя. Сама мысль о том, что кто-то называет Дилемму Тамце кусочком
старого песчаника, едва не свела меня с ума. Я стал громко обвинять
присутствующих в невежестве, ограниченности и недостатке знаний, но меня
остановил Фергюсон.
- Лучше тебе отсюда смотаться, - прошептал он. - У тебя сейчас пена изо
рта пойдет. Угу, и вспомни, что никому не станет лучше, если тебя увезут
отсюда в смирительной рубашке.
Я сделал глубокий вдох.
- Господа, - рассудительно произнес я, - если бы кто-нибудь из вас
случайно оказался в прошлом столетии, вам тоже было бы трудно применить свои
современные знания, имея под руками лишь примитивные инструменты, которые
будут вам доступны. Ну сколько еще я должен...
- Тут вы правы, - отозвался некто пухлолицый. - Но есть одно средство
подтвердить правоту своих утверждений, всегда доступное путешественнику из
будущего.
- Какое же? - Головы нескольких ученых повернулись к говорящему.
- Даты. Исторические события. То, что произошло в таком-то месяце
такого-то года. Вы заявили, что наше время для вас в прошлом. Так опишите
его. Что произойдет?
- К сожалению... - я уныло махнул рукой, и смех раскатился вновь, - мои
знания истории Земли весьма фрагментарны. Так, краткий курс в детстве. Я
вырос на Марсе, но даже марсианскую историю знаю очень смутно. Исторические
даты никогда не задерживались у меня в голове. Я уже сказал вчера Джозефу
Бернсу, что помню только три даты примерно из вашего периода.
- Да? - Интерес ко мне заметно возрос.
- Первая, 1993 год.
- И что случится в 1993 году?
- Увы, не знаю. Кажется, какое-то важное событие. То ли эпидемия, то ли
изобретение, то ли это дата создания какого-то шедевра. Или же мне эту дату
кто-то упомянул, и она мне запомнилась. Во всяком случае, ничего полезного
вы из моих слов не узнаете. Далее, август 1945 года. Атомная бомба. Господин
Бернс говорил, что пользы от этой даты тоже мало, потому что этому событию
уже семь лет. Однако прошу не забывать, что у меня большие трудности с вашим
календарем.
- А третья дата?
- 1588 год, - уныло пробормотал я. - Испанская армада. Заскрипели
стулья - ученые вставали, собираясь уходить.
- Задержи их, - зашипел мне в ухо Фергюсон. - Скажи хоть что-нибудь или
сделай.
Я вздрогнул.
- Минуточку, - услышал я голос молодого химика. - Думаю, у нас есть
способ разоблачить это жульничество раз и навсегда. Насколько мне помнится,
в статейке господина Бернса упоминалось, будто вы еще ребенком играли в
песочек на Марсе. А что на вас было надето?
- Ничего особенного, - удивленно ответил я. - Какая-то теплая одежда, и
все.
- И никакого шлема? '
-Нет.
- Значит, только теплая одежда, - ухмыльнулся химик. - Но всем
известно, что даже на экваторе Марса температура редко поднимается выше
точки замерзания. Нам также известно, что в его атмосфере практически нет
кислорода, и это неоднократно подтверждал спектроскоп. Так говорите, только
теплая одежда и без кислородного шлема? Ха!
Я озадаченно уставился в удаляющиеся спины ученых. Этого я и сам не мог
понять. Ну и что с того, что их приборы показывают лишь следы кислорода в
атмосфере Марса и низкие температуры? Я-то игрался в марсианской пустыне еще
ребенком! Я ведь там вырос и все прекрасно помню. Не было у меня никакого
шлема, да и теплой одежды тоже было не очень-то много. Чертовы дикари со
своими дурацкими инструментами!
- А теперь тебе лучше побыстрее смыться, - сообщил Фергюсон. Левое веко
у него дергалось чаще прежнего. - Коп и спец по пришельцам еще торчат в
коридоре. И тебе, и газете не пойдет на пользу, ежели они тебя сцапают.
Иди-ка ты к служебному лифту. Угу, к служебному лифту.
Я вышел на улицу, размышляя о том, как же теперь меня отыщут
темпоральные эмиссары. Очевидно, говоря языком Джозефа Бернса, я устроил
недостаточно громкую "сенсацию". Или достаточно громкую? Кто-то из ученых,
наверное, и был темпоральным эмиссаром, он меня видел и теперь готовится
отослать обратно в мое время, пока я не натворил здесь разных изменений.
- Привет, папаша. Я звонил в контору. Да, не повезло тебе.
- Бернс! - Я с облегчением бросился к молодому человеку,
прислонившемуся к стене. Мой единственный друг в этой безумной варварской
эре. - Ты не достал флирглефлип. Его или обменяли, или продали, или
потеряли.
- Нет, папаша, я не достал флирглефлип. - Он мягко взял меня за руку. -
Пошли.
- Куда?
- Искать работу, на которой ты сможешь проявить свои футуристические
таланты.
- И что это за работа?
- В том-то и проблема, паршивая и трудная проблема. Сам понимаешь, в
наше время флиргли не флипают. А это все, что ты умеешь делать хорошо, и
возраст у тебя уже не тот, чтобы учиться новой профессии. Но человеку нужно
что-то есть. Если он этого делать не будет, у него появится странное
ощущение в желудке, сопровождаемое скорбным бурчанием.
- Наверное, ты был не прав насчет темпоральных эмиссаров.
- Нет, я оказался прав. Ты привлек их внимание. С тобой вышли на
контакт.
- Кто вышел?
-Я.
Я едва не застыл от удивления прямо на пути какого-то рычащего экипажа,
но Бернс потянул меня за руку.
- Так ты и есть темпоральный эмиссар? Ты вернешь меня обратно?
-Да, я темпоральный эмиссар. Но обратно я тебя не верну.
Совершенно сбитый с толку, я покачал головой:
- Ничего не...
- Ты не вернешься обратно, папаша. Во-первых, в этом случае Бандерлингу
предъявят обвинение в нарушении прав общественного индивидуума - то есть
тебя. В этом случае институтское начальство решит, что потребуется еще
несколько лет исследований и усовершенствований, прежде чем к подавителю
излучения позволят даже приблизиться абсолютно уравновешенным индивидуумам.
Путешествия во времени будут открыты - в соответствующий период - в
результате перекрестных ссылок на подавитель излучения Бандерлинга.
Во-вторых, ты не вернешься потому, что, если начнешь сейчас болтать на
каждом углу о темпоральных эмиссарах, тебя быстренько отвезут в одно
окруженное стеной заведение, где гостей сразу заворачивают в мокрые
простыни.
- Выходит, все было подстроено специально? Ты со мной встретился,
выманил флирглефлип, убедил, что мне надо устроить сенсацию, и таким путем
подвел к ситуации, когда никто в этом обществе мне больше не поверит...
Мы свернули на узкую улицу, где было много маленьких кафе.
- Не просто специально. Было необходимо, чтобы Бандерлинг оказался
именно таким, каков он есть...
- Болваном? - с горечью предположил я.
- ...чтобы подавитель излучения после "Трагедии Тертона" положили на
полку на достаточно долгий срок. Было необходимо, чтобы ты обладал именно
такой профессией и образованием, оказался совершенно неприспособлен для
этого периода и не смог произвести здесь заметные изменения. И еще было
необходимо...
- А я думал, что ты мой друг. Я тебе верил.
- И еще было необходимо, чтобы я тоже был именно таким, каков я есть, и
ты поверил бы мне сразу, как только... э-э... прибыл, и проект заработал по
плану. К тому же, поскольку я таков, каков есть, мне очень неприятно, что я
так с тобой поступил, но даже мои чувства, наверное, тоже необходимы для
планов Темпорального Посольства. Все сходится, Тертон - вплоть до
существования темпорального посольства в отдаленном будущем, как я
подозреваю. А пока что мне надо завершить работу.
- Но Бандерлинг? Что с ним стало, когда я не вернулся?
- Его, разумеется, отстранили от физических исследований. Поскольку же
он был еще молод, то сумел приобрести новую профессию. И в соответствии с
обычаями вашей эры он займет твое место и станет флирглефлипом - но сперва,
однако, пройдет Перенастройку. Кстати... я так увлекся поисками работы для
тебя, что позабыл об одной важной детали.
Подумать только - бунт Бандерлинга оказался частью плана Темпорального
Посольства! И все же какой ужас: мне придется провести остаток своих дней в
этой безумной эпохе. Неожиданно я заметил, что Бернс отделяет долик от моего
ожерелья.
- Мелкий просчет, - пояснил он, пряча долик в карман. - В соответствии
с нашим исходным планом ты не должен был брать его с собой. Как только найду
тебе работу, то позабочусь о его возвращении в ваше время. Сам понимаешь,
ведь этот долик и есть знаменитая Дилемма Тамце. По графику его загадка
должна быть разгадана одним из твоих институтских коллег.
- И кто же ее разгадает? - с нетерпением спросил я. - Мастерсон, Фуле
или Гринблат?
- Ни тот, ни другой и ни третий, - улыбнулся Бернс. - Как значится в
нашем графике, загадку Дилеммы Тамце окончательно решит Томас Альва
Бандерлинг.
- Бандерлинг! - завопил я, когда мы остановились перед замызганным
ресторанчиком, в витрине которого висело объявление "Требуется посудомойка".
- Бандерлинг? Этот болван?!!
Перевод А.Нефедова
Популярность: 6, Last-modified: Mon, 07 Jun 1999 13:44:33 GmT