-----------------------------------------------------------------------
Пер. с яп. - Н.Фельдман.
OCR & spellcheck by HarryFan, 1 October 2000
-----------------------------------------------------------------------
Ясукити знал хозяина этой лавки очень давно.
Очень давно, - кажется, с того самого дня, когда его перевели сюда в
морской корпус. Он случайно зашел купить коробку спичек. В лавке была
маленькая витрина; за стеклом, вокруг модели крейсера "Микаса" с
адмиральским вымпелом, стояли бутылки кюрасао, банки какао и коробки с
изюмом. Но над входом висела вывеска с красной надписью "Табак", значит,
конечно, должны быть в продаже и спички. Ясукити заглянул в лавку и
сказал: "Дайте коробку спичек". Неподалеку от входа за высокой конторкой
стоял со скучающим видом косоглазый молодой человек. При виде посетителя
он, не отодвигая счетов, не улыбнувшись, ответил:
- Возьмите вот это. Спички, к сожалению, все вышли.
"Вот это" было крошечной коробочкой, какие дают в приложение к
папиросам.
- Мне, право, неудобно... Тогда дайте пачку "Асахи".
- Ничего. Берите.
- Нет уж, дайте пачку "Асахи".
- Берите же, если она вам годится. Незачем покупать то, что не нужно.
Слова косоглазого были, несомненно, вполне любезны. Но его тон и лицо
выражали удивительную неприветливость. И попросту ужасно не хотелось у
него что-либо брать, а повернуться и уйти было как-то неловко. Ясукити
волей-неволей положил на конторку медную монетку в один сэн.
- Ну, так дайте две таких коробочки.
- Пожалуйста, хоть две, хоть три. Только платить не надо.
К счастью, в эту минуту из-за рекламы "Кинсэн-сайда" [сорт сидра],
висевшей у двери, показался приказчик - прыщеватый малый с неопределенным
выражением лица.
- Спички здесь, хозяин.
Внутренне торжествуя, Ясукити купил коробку спичек нормального размера.
Стоили они, разумеется, один сэн. Но никогда еще спички не казались ему
такими красивыми. А торговая марка - парусник на треугольных волнах - была
так хороша, что хоть вставляй в рамку. Бережно опустив спички в карман
брюк, Ясукити с чувством одержанной победы вышел из лавки.
С тех пор в течение полугода Ясукити по пути в корпус и обратно часто
захаживал в эту лавку. И теперь еще, закрыв глаза, он мог отчетливо ее
себе представить. С потолочной балки свешивается камакурская ветчина.
Через окно в мелком переплете падает на оштукатуренную стену зеленоватый
солнечный свет. Бумажки, валяющиеся на дощатом полу, - это рекламы
сгущенного молока. На столбе прямо напротив входа висит под часами большой
календарь. И остальное - крейсер "Микаса" на витрине, реклама
"Кинсэн-сайда", стул, телефон, велосипед, шотландское виски, американский
изюм, манильские сигары, египетские папиросы, копченая сельдь, жаренная в
сое говядина, - почти все сохранилось в памяти. Особенно выставлявшаяся
из-за высокой конторки надутая физиономия хозяина, на которого он
насмотрелся до отвращения. Не только насмотрелся. Он знал до мелочей все
его привычки и повадки, как он кашляет, как отдает распоряжения
приказчику, как уговаривает покупателя, зашедшего за банкой какао.
"Возьмите лучше не "Фрай", а это. Это голландское "Дрост". Знать все это
было неплохо. Но, уж конечно, очень скучно. И иногда, когда Ясукити
заходил в эту лавку, ему начинало казаться, что он служит учителем уже
давным-давно. На самом же деле он не прослужил еще и года.
Но всесильные перемены не обошли и этой лавки. Как-то утром в начале
лета Ясукити зашел купить папирос. В лавке все было как обычно, все так же
на обрызганном полу валялись рекламы сгущенного молока. Но вместо
косоглазого хозяина за конторкой сидела женщина, причесанная
по-европейски. Лет ей было, вероятно, девятнадцать. En face она походила
на кошечку. На белую кошечку, которая щурится на солнце. Изумляясь,
Ясукити подошел к конторке.
- Две пачки "Асахи".
- Сейчас.
Женщина ответила смущенно. Вдобавок подала она ему не "Асахи": обе
пачки были "Микаса" с изображением восходящего солнца на оборотной
стороне. Ясукити невольно перевел взгляд с пачек на личико женщины. И
сейчас же представил себе, что у нее под носиком торчат длинные кошачьи
усы.
- Я просил "Асахи", а это "Микаса".
- Ох, в самом деле! Извините, пожалуйста.
Кошечка - нет, женщина - покраснела. Это ее душевное движение было
чисто девическим. И не таким, как у современной барышни. Это была девушка
во вкусе "Кэнъюся" [Кэнъюся - содружество молодых писателей 80-х годов,
сыгравшее большую роль в развитии новой литературы], каких нет уже лет
пять-шесть. Шаря в кармане в поисках мелочи, Ясукити вспоминал
"Сверстников" [роман писательницы Хигути Итие (1872-1896)], свертки в
двухцветных фуросики, ирисы, квартал Регоку, Кабураги Киеката [детали,
касающиеся быта и культуры тех лет] и многое другое. Тем временем женщина
старательно искала под конторкой "Асахи".
Тут из внутренней двери показался прежний косоглазый хозяин. Увидев
"Микаса", он с первого взгляда уяснил себе положение. С обычным своим
кислым выражением лица он опустил руку под конторку и протянул Ясукити две
пачки "Асахи". Но в глазах у него, хоть и едва заметно, теплилось что-то
похожее на улыбку.
- Спичек?
Глаза женщины томно сощурились, точно у кошечки, готовой замурлыкать.
Хозяин, не отвечая, только слегка кивнул, женщина моментально положила на
конторку маленькую коробочку спичек. Потом еще раз смущенно засмеялась.
- Извините, пожалуйста...
Извинялась она не только за то, что дала "Микаса" вместо "Асахи".
Переводя взгляд с нее на хозяина, Ясукити почувствовал, что улыбается сам.
С тех пор, когда бы он ни пришел, женщина сидела за конторкой. Впрочем,
она уже не была причесана по-европейски, как в первый раз. Теперь волосы у
нее были уложены в большой узел марумагэ с аккуратно продетой красной
лентой. Но с покупателями она обращалась все так же неумело. Мешкала с
ответом. Путала товары. Вдобавок по временам краснела. Она совсем не была
похожа на хозяйку. Ясукити понемногу начал питать к ней симпатию. Это не
значило, что он влюбился. Просто ему нравилась ее застенчивость.
Как-то в томительный зной, под вечер, Ясукити по пути из корпуса зашел
в лавку за банкой какао. Женщина и на этот раз сидела за конторкой, читая
журнал "Кодан-курабу". Ясукити спросил прыщеватого приказчика, нет ли
какао марки "Ван Гутен".
- Сейчас есть только такое.
Приказчик протянул ему банку "Фрай". Ясукити окинул взглядом лавку.
Среди фруктовых консервов оказалась банка с маркой, изображающей
европейскую монахиню.
- А вон там, кажется, есть "Дрост"?
Приказчик оглянулся на указанную полку, и лицо его выразило
растерянность.
- Да, это тоже какао.
- Значит, есть не только такое?
- Нет, только такое... Хозяйка, какао у нас только "Фрай"?
Ясукити оглянулся на женщину. Лицо женщины, слегка сощурившей глаза,
было красивого зеленого оттенка. В этом не было ничего удивительного -
лучи вечернего солнца падали в лавку через цветные стекла окна в мелком
переплете. Не снимая локтя с журнала, женщина, как обычно, с запинкой
ответила:
- Я думала, что осталось только такое, но...
- Видите ли, в какао "Фрай" иногда попадаются черви, - серьезным тоном
заговорил Ясукити. На самом деле ему ни разу не случалось видеть какао с
червями: просто он был уверен, что сказать так - верный способ убедиться,
имеется ли какао "Ван Гутен". - И попадаются довольно крупные. С
мизинец...
Женщина чуть-чуть испуганно перегнулась за конторку.
- А вон там не осталось ли? На задней полке?
- Только красные банки. Здесь других нет.
- Ну, а тут?
Постукивая своими гэта, женщина вышла из-за конторки и принялась с
беспокойством искать по лавке. Растерянному приказчику тоже волей-неволей
пришлось посмотреть среди консервов. Ясукити, закурив папиросу, с
расстановкой говорил для поощрения:
- А если таким червивым какао напоить детей, то у них разболится живот.
(Он снимал на даче комнату совершенно один.) Да что там дети - жена тоже
раз пострадала. (Никакой жены у него, разумеется, не было.) Так что не
подумайте, что я чересчур осторожен...
Ясукити вдруг замолчал. Женщина, вытирая руки передником, в
замешательстве смотрела на него.
- Право, не могу найти...
В глазах ее была робость. Губы силились улыбнуться. Особенно забавно
было, что на носу у нее выступили капельки пота. Встретившись с ней
глазами, Ясукити вдруг почувствовал, что в него вселился злой бес. Эта
женщина была точь-в-точь как мимоза. На каждое раздражение она реагировала
именно так, как он ожидал. И раздражение это могло быть совсем простым.
Достаточно было пристально посмотреть ей в лицо или тронуть ее кончиком
пальца. Одного этого было бы довольно, чтобы она поняла, чего хочет
Ясукити. Как бы она поступила, поняв, чего он хочет, это, разумеется,
оставалось неизвестным. А вдруг она не даст отпора?.. Нет, кошку можно у
себя держать. Но ради женщины, похожей на кошечку, отдавать душу во власть
злого беса не очень-то разумно. Ясукити выбросил недокуренную папиросу и
вышвырнул вселившегося в него беса. Бес от неожиданности перекувырнулся и
попал в нос приказчику - и приказчик, не успев увернуться, несколько раз
подряд громко чихнул.
- Ничего не поделаешь. Дайте банку "Дрост".
Ясукити с кривой улыбкой стал шарить в кармане, ища мелочь.
После этого у Ясукити с ней не раз повторялся тот же разговор. К
счастью, сколько он помнил, это был единственный раз, когда в него
вселился бес. Более того, как-то раз Ясукити даже почувствовал, что на
него слетел ангел.
Однажды поздней осенью Ясукити, зайдя под вечер за папиросами, решил
заодно воспользоваться в лавке телефоном. Перед лавкой на самом солнце
хозяин возился с велосипедом, накачивая шину. Приказчик, по-видимому, ушел
по поручениям. Женщина, сидя, как обычно, за конторкой, приводила в
порядок какие-то счета. Во всей этой неизменной обстановке лавки не было
ничего неприятного. Все здесь дышало мирным счастьем, как жанровая картина
голландской школы. Стоя позади женщины с телефонной трубкой у уха, Ясукити
вспомнил свою любимую репродукцию де Хуга [де Хуг (род. около 1629 г. -
ум. после 1677 г.) - голландский художник школы Рембрандта].
Однако, сколько он ни звонил, он никак не мог добиться соединения с
нужным номером. Мало того, телефонистка, переспросив раза два: "Номер?" -
вдруг совсем замолкла. Ясукити звонил снова и снова. Но в трубке только
потрескивало. Тут уж ему стало не до того, чтобы вспоминать Де Хуга.
Ясукити вытащил из кармана "Руководство по социализму" Спарго [Спарго Джон
(1876-?) - английский социалист, эмигрировавший в Америку]. К счастью,
возле телефонного аппарата был ящичек, служивший чем-то вроде подставки
для книг. Ясукити положил на него книгу и, пока глаза бегали по строкам,
рука его, как только можно было медленно, упорно крутила ручку телефона.
Это был его метод войны с упрямой телефонисткой. Как-то, подойдя к
телефону-автомату на Гиндза-Овари-те, он, прежде чем дозвониться, успел
прочесть всего "Сабаси Дзингоро" [исторический рассказ Мори Огая
(1862-1922)]. И на этот раз он намеревался не отнимать руки от звонка,
пока не добьется ответа телефонистки.
Пока он, основательно разругавшись с телефонисткой, наконец поговорил
по телефону, прошло минут двадцать. Желая поблагодарить, Ясукити оглянулся
на прилавок. Но за прилавком никого не было. Женщина стояла у дверей и
разговаривала с мужем. Хозяин, видимо, все еще возился со своим
велосипедом на осеннем солнце. Ясукити направился к выходу, он невольно
замедлил шаги. Женщина, стоя спиной к нему, спрашивала мужа:
- Давеча один покупатель хотел купить подменный кофе - что такое
подменный кофе?
- Подменный кофе? - Хозяин разговаривал с женой тем же неприветливым
тоном, что и с покупателями. - Ты, наверно, ослышалась: ячменный кофе.
- Ячменный кофе? А, кофе из ячменя! То-то я думала - смешно: подменного
кофе в бакалее не бывает.
Ясукити стоял в лавке и смотрел на эту сцену. Тут-то он и почувствовал,
как слетел ангел. Ангел пролетел под потолком, с которого свешивался
окорок, и осенил благословением этих двух ничего не подозревавших людей.
Правда, от запаха копченых селедок он слегка поморщился... Ясукити вдруг
сообразил, что забыл купить копченых селедок. Их жалкие тушки грудой
высились перед самым его носом.
- Послушайте, дайте мне этих селедок.
Женщина сразу же обернулась. Это было как раз в ту минуту, когда она
уразумела, что подменного кофе в бакалее не бывает. Несомненно, она
догадалась, что ее разговор был услышан. Не успела она поднять глаз, как
ее лицо, похожее на кошачью мордочку, залилось краской смущения. Ясукити,
как уже упоминалось, и раньше не раз замечал, что она краснеет. Но такой
пунцовой, как сейчас, он еще не видел ее никогда.
- Селедок? - тихо переспросила женщина.
- Да, селедок, - на этот раз особенно почтительным тоном ответил
Ясукити.
После этого случая прошло месяца два, был январь следующего года.
Женщина вдруг куда-то исчезла. Исчезла не на несколько дней. Когда бы
Ясукити ни заходил, в лавке у старой печки со скучающим видом сидел в
одиночестве косоглазый хозяин. Ясукити чувствовал, что ему чего-то не
хватает, и строил разные догадки о причинах исчезновения хозяйки. Но
обратиться к намеренно нелюбезному хозяину с вопросом: "Ваша супруга?.." -
он не решался. В самом деле, он не только никогда ни о чем не говорил с
хозяином, но даже к этой застенчивой женщине обращался только со словами:
"Дайте то-то или то-то".
Тем временем замерзшие дороги начинало то день, то два подряд
пригревать солнце. Но женщина все не показывалась. В лавке вокруг хозяина
витал дух запустения. Понемногу Ясукити перестал замечать отсутствие
хозяйки...
Как-то вечером в конце февраля только что закончив урок английского
языка, Ясукити, обвеваемый теплым южным ветром, случайно проходил мимо
лавки. За витриной, сверкая в электрическом свете, рядами стояли бутылки с
европейскими винами и банки с консервами. В этом, разумеется, не было
ничего необычного. Но вдруг он заметил, что перед лавкой стоит женщина с
младенцем на руках и лепечет какой-то вздор. Из лавки на улицу падала
широкая полоса света, и Ясукити сразу узнал, кто эта молодая мать.
- А-ба-ба-ба-ба-ба-ба-ба-а...
Она прохаживалась перед лавкой и забавляла младенца. Покачивая его, она
вдруг встретилась глазами с Ясукити. Ясукити мгновенно представил себе,
как в ее глазах появится робость и как, заметно даже в темноте, покраснеет
ее лицо. Однако женщина оставалась безмятежной. Глаза ее тихо улыбались,
на лице не было и тени смущения. Мало того, в следующее мгновение она
опустила глаза на младенца и, не стесняясь чужих глаз, повторила:
- А-ба-ба-ба-ба-ба-ба-ба-а...
Миновав женщину, Ясукити, сам того не замечая, горько засмеялся. Это
уже была не "та женщина". Это была просто обыкновенная добрая мать.
Страшная мать, одна из тех матерей, которые, когда дело идет об их
ребенке, во все века готовы были на любое злодейство. Разумеется, пусть ей
эта перемена принесет всяческое счастье. Но вместо девушки-жены обнаружить
наглую мать... Шагая дальше, Ясукити рассеянно смотрел в небо над крышами.
На небе, под которым веял южный ветер, слабо серебрилась круглая весенняя
луна.
Ноябрь 1923 г.
Популярность: 21, Last-modified: Wed, 04 Oct 2000 06:41:07 GmT