---------------------------------------------------------------
     "Крысы" #2
     "The Lair" 1979, перевод Л. Володарской
     OCR: Денис Шулганов, www.nihe.niks.by/mysuli/
-----------------------------------------------------

     Коли в лес отправитесь сегодня,
     Повстречаетесь вы с чудом чудным...
     Дж.Кеннеди и Дж.У.Браттон

     Пять  дней назад крыса попала в  западню. Она  задралась в самый темный
угол подвала  позади последнего  ряда полок, когда ей подоспело  время  дать
жизнь еще одному выводку  крыс, но, когда она пошла  на звук, не дававший ей
покоя, тяжелая железная дверь оказалась закрытой. Этот звук  не утихал ни на
минуту все долгие пять дней, сводя  с  ума и  взрослую крысу, и ее крошечное
потомство. Хозяева проигнорировали распоряжение правительства оставить двери
открытыми, чтобы  очистились все дома  в городе. Они знали,  что когда  люди
вернутся после недолгого отсутствия, запасов еды едва ли хватит на несколько
дней, и они  смогут неплохо  заработать на этом. А  пока до отвала наедалась
крыса, и  ее  малыши тоже,  только  три дня  довольствовавшиеся  материнским
молоком.  День ото  дня они становились все  больше  и  крепче и  уже начали
покрываться  темно-коричневой, почти  черной  шерстью. Все,  за  исключением
одного. На его розовато-белом тельце выросло всего несколько белых волосков.
Но,  как ни странно, именно он повелевал остальными,  приносившими ему еду и
согревавшими его  своим теплом.  А на широком вислом плече у  него росло еще
одно подобие головы.
     Все они терпеливо дожидались возвращения людей.

     -- Сволочи,  --  громко выругался  Кен  Вуллард, задирая голову,  чтобы
получше разглядеть  петляющие жирные  следы в сарае с низким потолком. Такие
следы на  свежепобеленной стене  могли  оставить только  маленькие, покрытые
шерстью существа, проскальзывающие под  балками в  укромный  уголок наверху.
Насколько ему известно, такими  существами могли быть только грызуны. Мыши и
крысы. Для мышей следы явно великоваты.
     -- Чертовы кошки. Даром я их кормлю, что ли? -- пробурчал он.
     Поворачиваясь  и выходя из мрачного помещения, он внимательно  осмотрел
пол. На полу следов не оказалось, но это ровным счетом ничего не доказывало.
Они здесь, это ясно как день. Ладно, отрава сработает сегодня ночью, и вроде
ничего  серьезного не  предвидится.  Нельзя  сидеть  и  ждать, что вредители
обойдут тебя стороной.  Отрава сделает свое дело, и  нечего нюни распускать.
Пока еще ничего не случилось. Насыпать ее побольше, чтоб духу их  тут больше
не было.
     Он сощурился, выходя  из сарая на  яркое октябрьское солнце.  Наверное,
надо сообщить кому следует, чтобы не нарушать закон, принятый правительством
после Нашествия. Тогда  они здорово  потравили всех крыс  газом, но все-таки
как бы это не повторилось опять. Город-то как  был, так и остался, огромный,
гнилой, настоящий рассадник всякой заразы, что звериной, что человеческой. К
несчастью, Эппинг-форест слишком близко к Лондону, и как бы они там опять не
занервничали. А то  еще приедут, будут тут совать во все нос, да еще объявят
карантин, пока не удостоверятся, что это в самом деле проклятые крысы.
     К черту. И так времени не хватает. Сам изведу их, прежде чем поднимется
шум. Куда же все-таки подевались кошки?
     Вуллард шел по двору, с трудом вытаскивая ноги из грязи, и  насвистывал
сквозь зубы, призывая к себе двух кошек, которых держал не для забавы, а как
рабочую  скотину.  До  сих  пор  они  довольно  удачно боролись  с  крысами,
совершенно вывести которых попросту невозможно, а теперь эта зараза проникла
в помещения, и жди от нее беды.
     От  злости на  обветренном лице  Вулларда  появились  глубокие морщины,
когда,  зайдя  за угол сарая, он углядел  в луже  что-то  белое. Поначалу он
подумал было, что это птичье перо, однако красная  полоса по краю  возбудила
его  любопытство.  Он  приближался  к луже,  не  отрывая глаз  от  странного
предмета,  и  в  конце концов  решил, что  это  не  перо  вовсе, а  какое-то
маленькое животное, к тому же давно мертвое. Ему  было не привыкать находить
повсюду мертвых мышей, потому что его кошки обычно трудились на славу. Но на
сей раз это была не мышь.
     Наклонившись, чтобы получше разглядеть зверька, он с трудом перевел дух
от изумления и протянул руку за  тем, что, как теперь он знал точно, не было
дохлой  мышью.  С одного конца мех был весь в крови, с другого -- не хватало
двух когтей. С отвращением он отбросил подальше кошачью лапу.
     Вуллард  выпрямился  и  огляделся в поисках кошачьего  трупа.  Дурацкое
отродье. Наверняка  попало в какую-нибудь  машину из  тех,  что  работают на
ферме, или  запуталось  в проволоке,  вот и осталось  без лапы. А потом она,
должно  быть, заползла куда-нибудь подальше зализывать  рану... или умирать.
Да, это вернее. И тут он увидал кровавые пятна на стене сарая.
     Их было  много, уже почерневших, с  клоками черной и коричневой шерсти,
налипшими  на них. Одна из кошек (он  не был настолько чувствительным, чтобы
давать им имена) была черно-коричневая с белыми  лапами. Кому бы ни попалась
чертова бедняжка и кто бы ни тащил ее  вдоль  стены, беспорядочные  кровавые
следы от когтей говорили о том, что тащили ее еще живую.
     -- Черт подери, -- еле слышно произнес фермер.
     Он пошел по кровавым следам, потом побежал, не в силах сдержать ярость.
Кто же мог натворить такое? Лиса?  Но здесь давно уже о  них не  слыхать.  В
любом случае никогда раньше не случалось, чтобы лиса нападала на кошку. Пес?
Один из  тех,  что живут  с хозяевами  в лесу? Вечно  они  у них  гуляют  на
свободе! Да еще лошади, куда ни  глянь!  Ладно, этот у меня получит пулю под
хвост.
     Добежав до  угла, Вуллард, не останавливаясь, побежал дальше. Он словно
ослеп от ярости и  не увидел предмета, валявшегося на земле прямо перед ним.
Он наступил  на него и втоптал в  грязь  тяжелым башмаком, прежде чем понял,
что наступил на что-то  твердое.  Потом, остановившись,  он повернулся и еще
раз наклонился рассмотреть попавший ему под ноги предмет.
     Безглазые  провалы  уставились  прямо  ему  в  лицо.  Нижняя  же  часть
поломанного  черепа оставалась в земле. Он  потянул за острое ухо, и кошачья
голова с чмоканьем вылезла наружу. От неожиданности Вуллард  отбросил ее  от
себя,  и она  опять  с громким звуком шлепнулась в  грязь, но не утонула,  а
лежала и с издевательской усмешкой глядела на своего испуганного хозяина.

     Мужчина  по-пластунски  полз  к  распростертой  на  земле  женщине.  Не
подозревая  о его  приближении  и  наслаждаясь неожиданным  теплом  осеннего
солнца, она лежала на толстом одеяле, защищавшем ее от мокрой травы, которую
уже не в силах было осушить солнце.
     Мужчина   улыбался,  и  в   глазах  у  него  прыгали  веселые  чертики.
Неожиданный   шум  заставил   его  оглянуться,  и  он  нахмурился,  взглядом
приказывая  своим   спутникам  вести   себя  потише.  Женщина  вздохнула   и
соблазнительно  согнула в коленке левую  ногу, привлекая  мужчину гладкой  и
нежной кожей. Его  улыбка стала еще шире, и  земля словно вздыбилась под его
животом. Он уже был совсем близко,  настолько  близко, что  стоило протянуть
руку,  и он  мог бы коснуться  прелестного тела.  Но  вместо этого он замер,
приводя в  порядок  вышедшее из-под  контроля дыхание, чтобы не  потревожить
женщину.
     Потом протянул  руку и сорвал  длинную травинку. Легонько провел  ею по
лицу  женщины. Она помотала головой, когда травинка  пробежала по ее носу, и
еще  раз  помотала  головой,  когда  назойливое  щекотание не  прекратилось.
Неожиданно  она уселась  на одеяле и принялась изо всех сил тереть то место,
на котором должно было сидеть насекомое.
     --  Терри! -- вскричала она, увидав, как он заходится  в смехе, сорвала
пучок травы и швырнула ему в лицо.
     Двое детей тоже весело смеялись, а девчушка, сидя у него на  спине, еще
подпрыгивала и ладошкой колотила его по голове.
     -- Эй!  --  взвизгнул  он и  осторожно перекувырнул ее через плечо.  --
Хватит!
     Женщина  улыбалась,  глядя, как мужчина возится в траве с четырехлетней
дочерью.
     -- Терри, осторожнее! Она вся вымокнет.
     -- Эй, обезьянка, слышала, что мама сказала? Терри подтолкнул девочку к
одеялу, и она тут же попала в материнские объятия.
     --  Папа,  поиграем  в  футбол?  -- спросил  мальчик и сморщил  лоб  от
нетерпения.
     -- Ладно, Кит, доставай мяч. Он в багажнике.
     Семилетний мальчик,  мечтающий  сыграть  за  сборную Англии, в  крайнем
случае за какую-нибудь другую сборную, побежал к красной машине, оставленной
ярдах в пятидесяти недалеко от шоссе, где дорогу еще не развезло.
     -- Хорошо. Правда, Терри?
     Она отпустила девочку, и та побежала догонять брата.
     -- Ага. Надо нам почаще выбираться. Женщина  ответила ему выразительным
взглядом.
     -- Мы могли бы делать это по выходным. И это лучше, чем забирать его на
целый  день из  школы. И ничего  страшного,  если бы мы  иногда возили их  в
Саутенд. Им нравится море.
     Терри  что-то   неразборчиво   пробурчал.   Ему   не  хотелось   давать
невыполнимые обещания под влиянием хорошего настроения.
     -- Эй,  вы  там,  поторапливайтесь!  --  крикнул он ребятишкам. Женщина
знала, что настаивать бесполезно.
     -- Когда ты думаешь вернуться? -- спросила она. Терри пожал плечами.
     -- Как профсоюз решит.
     -- Не понимаю, чем это может кончиться. Как компания еще не разорилась.
Пятые Переговоры за год.
     --  Шестые. В прошлом  месяце  мы  почти не  работали.  Женщина  тяжело
вздохнула.
     -- Когда вы еще успеваете делать машины, вот что поразительно.
     -- Не надо, Хейзл. Я не могу идти против профсоюза.
     --  Ну конечно,  разве  вы  можете? Вы  же  все,  черт бы  вас  побрал,
безголовые.
     -- Они выколачивают для нас деньги, разве не так? И условия получше.
     -- А что  они будут делать, когда от завода ничего  не останется? Когда
американцы бросят вас?
     -- Оставь. Этого не будет.
     -- Не будет, а потом будет.
     И они замолчали, недовольные друг другом.
     -- По крайней мере, у меня есть время побыть с детьми, -- сказал он, не
желая затягивать паузу.
     Хейзл хмыкнула.
     Вернулись дети. Мальчик ударами ноги гнал  мяч  вперед, а  девочка  изо
всех сил старалась перехватить его, но тут Терри вскочил с одеяла и увел мяч
от девочки, которая ни на секунду не прерывала радостного крика.
     Хейзл  улыбалась, глядя на мужа с  детьми, и отгоняла от  себя  мысли о
забастовках, профсоюзах, выходных, проведенных дома.
     "Ленивый дурак",  --  подумала  она  с  нежностью.  Все  еще  улыбаясь,
смотрела она, как он поддел мяч коленом и перекинул его на голову.
     -- Давай, Кит, вставай на ворота, -- сказал Терри мальчику, который тут
же скорчил недовольную мину.
     -- Я всегда на воротах. Нет, пап, теперь ты!
     -- Идет. На счете три, ладно? Вставай между вон теми деревьями. Давай.
     Мальчик скользнул вперед и встал между двумя грабами, приняв положенную
стойку и не отрывая глаз от манипулирующего мячом отца.
     Девочка  попыталась  забрать  мяч из-под  отцовской  ноги и захихикала,
когда он пяткой выбил его чуть ли не у нее из рук.
     -- Погоди, Джози. Сейчас играют профессионалы.
     Терри  решительно  отобрал  мяч  у  дочери  и  с  силой  послал  его  в
импровизированные  ворота. Кит  перехватил  мяч ногой  и послал его  обратно
отцу.
     -- Здорово!  -- крикнул  Терри и побежал  за  мячом, но поскользнулся и
упал  на  спину,  когда  попытался носком  дотянуться до него.  Хейзл и дети
громко смеялись, глядя, как Терри с жалкой улыбкой поднимается на ноги.
     -- Ну ладно, ты сам напросился! -- крикнул он Киту. -- Теперь держись!
     Он  принес мяч, установил его  на  земле,  отошел на  несколько  шагов,
разбежался и с силой ударил по нему ногой. Мяч  пролетел над головами детей.
Джози еще попыталась,  подпрыгнув,  перехватить его, а  мальчик, который был
взрослее и умнее, лишь с опаской наклонил голову.  Мяч исчез,  прошелестев в
листьях, где-то в кустах.
     -- Ну, пап! -- протянул Кит.
     -- Терри, зачем же так сильно? -- упрекнула мужа Хейзл.
     -- Ладно, сходи за ним, сынок, -- как ни в чем не бывало сказал Терри.
     Но  Кит  с отсутствующим выражением на  лице уселся на  землю, обхватив
себя руками.
     -- Я, я схожу! -- закричала Джози и побежала к кустам.
     --  Терри, пригляди  за  ней,  не  выпускай ее из  виду,  --  испуганно
крикнула Хейзл.
     -- Все в порядке, ничего с ней не случится. --  Раздвигая кусты руками,
Терри напряженно вглядывался в зеленые  заросли. -- Черт бы меня  побрал, --
пробормотал он едва слышно.
     Джози осмотрела ближайшие кусты, потом перебежала открывшуюся полянку и
пошла  дальше, не  отрывая глаз от земли. Она слышала, как звала ее мать, но
была  слишком поглощена поисками, чтобы откликнуться на ее зов. Увидав возле
еще зеленого куста вожделенный белый мяч, она радостно  завопила и бросилась
вперед, не обращая внимания на стегавшие ее по ногам ветки.
     Сделав последний прыжок, она  уселась на  корточки, желая дотянуться до
мяча, но вдруг увидела, что рядом с ним кто-то  есть. Кто-то черный прятался
в густой тени подлеска.
     Джози пальчиком выкатила  мяч  из-под куста, прижала его к  груди и уже
готова  была  бежать  обратно,  когда  своими  острыми  глазками  разглядела
притаившегося зверя. Мяч был тотчас  забыт и отложен в сторону. Прижимаясь к
земле,  пачкая руки  и колени, Джози поползла дальше.  В темноте она  сумела
разглядеть  лишь черную жесткую шерсть и  два огонька  в  близко  посаженных
глазках. Зверь, не двигаясь, ждал, когда она подползет поближе.
     -- Хорошая собачка, -- обрадовалась Джози. -- Иди ко мне. Ну иди же.
     Толстая  ветка загородила  ей  дорогу и  не поддалась ей,  когда  Джози
нетерпеливо  толкнула  ее рукой.  Тогда  она  перегнулась  через  нее, желая
погладить зверя по голове.
     Голова,  судорожно дернувшись,  потянулась к маленькой ручке. И девочка
радостно рассмеялась, довольная,  что зверь захотел с  ней подружиться.  Она
еще раз  посильнее  толкнула  ветку,  чтобы  погладить  его  по  шерстке,  и
почувствовала горячее дыхание на пухлых пальчиках.
     Треск веток за спиной напугал ее, и она отдернула руку.
     -- Джози! Ты где? -- донесся до нее испуганный голос отца.
     -- Здесь,  папа,  --  отозвалась она. -- Здесь собачка. Терри раздвинул
ветки  и  увидел свою дочь, стоявшую в грязи на  коленях,  а возле нее белый
мяч. На ее лице, обращенном к нему, он прочитал нескрываемую радость.
     -- Вот  мама посмотрит на тебя, -- проворчал он и нагнулся, чтобы взять
дочь на руки.
     -- Папа, здесь собачка. Давай возьмем ее? Терри посмотрел по  сторонам.
Джози тоже оглянулась показать, где она прячется, но собаки и след простыл.

     Гнедая лошадка легко бежала по  вьющейся между деревьями тропинке, неся
на спине главного лесничего Эппинг-форест Чарльза Денисона в безукоризненной
светло-коричневой  униформе  и  темном   кепи,   откровенно  наслаждавшегося
солнечным октябрьским утром.
     Больше всего  он любил именно это время  года.  Зелено-желто-коричневый
лес  словно  обретал  новую  жизнь,  становясь прекраснее,  чем  когда-либо.
Умирающие листья покрыли  землю золотым  ковром, который, медленно сгнивая в
течение  зимы, напитает ее животворными  соками. Пронзительно  чистый воздух
бодрил  его. Но самое  замечательное заключалось в полном отсутствии заезжей
публики.
     Сотни акров лесов, безбрежные луга и поля привлекали к себе лондонцев и
жителей  многих  городишек поблизости. Летом, в отпуск и на выходные,  дикие
орды  налетали  на эти  места,  загаживая  все вокруг, пугая  робких  лесных
жителей разрушительными походами в лес, криками, смехом, калеча по пути все,
что попадалось под руку: дерево -- так дерево, куст -- так куст. Эти  дикари
считали  своей собственностью  здешнюю плодоносную землю, не сомневаясь, что
все, растущее в ней и на  ней, явилось из их  налогов. А  это не так. Налоги
только давали возможность сохранить святилище.
     И  вот теперь все наконец-то  разъехались,  оставив  лес тем, кто о нем
заботился, кто его  любил за первозданное миролюбие, за изменчивость, за его
робость. Мало-помалу  исчезли  маленькие  крикуны,  стихли радиоприемники. В
выходные, правда, народ еще появлялся, какая бы ни была погода, зато в будни
было пусто. И он был счастлив. Денисон подвел лошадь к березе, чтобы поближе
рассмотреть свежие следы, появившиеся на стволе.
     Кто-то сгрыз  с нее кору возле, самой земли, обнажив беззащитный ствол.
Рана была совсем  свежая. Он тихонько  стукнул пятками в бока  лошади, и она
еще придвинулась  к березе.  "Белки", --  решил он. Вот  еще зараза,  хоть и
хвост  красивый. Если бы он мог, то, наверно,  всех переубивал  или отравил.
Серые белки  обычно  нападают в начале  лета, чтобы  полакомиться сладкой  и
сочной массой  под грубой корой.  И деревья умирают. Неспециалист  не знает,
какой  вред  наносят   эти   крошечные  существа,  забывает,  что  они  тоже
принадлежат  к  племени грызунов.  А красной  белки  здесь  давно уже  нет в
помине.  Они  были выжиты  серыми много  лет  назад, после чего серые  очень
расплодились,  но  в  этом  году,  как  ни  странно, их  поголовье вроде  бы
сократилось.
     Денисон повернул лошадь и оторвал взгляд от сочной травы. Направляясь к
тропинке, он внимательно  глядел  по сторонам,  выискивая  еще  повреждения.
Неожиданный  шум  слева заставил  его опять  остановиться. По другую сторону
тропинки в густом  подлеске шла  борьба не на жизнь, а на смерть, потом  все
стихло. В лесу такое часто случается. То появляется  человек, то  один зверь
нападает на другого -- именно это делает жизнь здесь такой насыщенной.
     Взвихрившиеся  листья  и  тоненький,  еле  слышный  писк   убедили  его
окончательно,  что какая-то лесная мышка попала на зуб более крупному зверю.
О жалости не было и речи, закон природы, но ему было  любопытно взглянуть на
обоих участников драмы. Причмокнув, он слегка коснулся пятками боков лошади,
и она сделала несколько шагов в сторону зарослей, но тут же остановилась как
вкопанная.
     Больше ничего не было слышно, даже шуршания падающих листьев.
     --  Иди,  девочка,   --   попросил  Денисон,  обеспокоенный   необычным
поведением лошади. -- Ну же.
     Но  лошадь  отказывалась  повиноваться. Она глядела на заросли  во  все
глаза, и постепенно Денисон начинал  терять терпение, не зная, чем объяснить
ее неожиданный страх,  а  то, что  это был страх,  лесничий чувствовал по ее
напрягшемуся телу. Он хорошо понимал  лошадей,  чувствовал их настроение  и,
конечно же, чувствовал  настроение своей лошади, которая готова была мчаться
без оглядки подальше от этого места.
     -- Успокойся, Беттина. Что ты так  разволновалась? -- Он потрепал ее по
холке, стараясь говорить как можно ласковее. Беттина была  умницей, и ее  не
пугали никакие лесные неожиданности. -- Тише, тише, девочка, не хочешь -- не
надо.
     Лошадь высоко переступала  копытами,  задрав кверху  морду и  не  желая
глядеть в сторону  зарослей. Лесничий подтолкнул ее левым  коленом и натянул
правый повод, чтобы побыстрее выйти  на тропинку.  И тут лошадь не выдержала
напряжения  и  помчалась  прочь,  оставляя  позади  себя  глубокие  следы  и
выбрасывая в воздух комья грязи. Денисон  натянул  поводья, уперся  изо всех
сил ногами в стремена, откинулся назад, но ничего не мог поделать. Страх был
сильнее  привычки к  послушанию. Нижние  ветки на деревьях чудом не задевали
лица Денисона, когда лошадь несла его по раскисшей тропинке, и он решил дать
ей волю, позволить ей бежать,  как ей хочется, пока она не выбьется из сил и
не станет более восприимчивой к его приказам.
     Деревья  кончились, и  Денисон  молча возблагодарил за это Бога. Теперь
перед ними расстилалось огромное поле, и лошадь устремилась в него, не давая
себе ни секунды передышки, а  лесничий лишь молился про себя,  чтобы она  не
попала ногой в нору и не сломала ее. Или, что было не менее реально, шею.
     Он еще  раз попробовал  натянуть поводья  и почувствовал,  что  Беттина
немного успокоилась, оказавшись на открытом месте.
     -- Э-эй, девочка! Стой! Эй, Беттина!
     Денисон  старался как можно тише произносить слова,  но ему было трудно
сохранить спокойный вид и не выдать своих чувств.
     Неожиданно перед ним оказался крутой спуск -- лошадь замешкалась, но не
упала, хотя одну ногу все-таки подвернула. По инерции она продолжала мчаться
вперед,  не  разбирая  дороги.  Лесничего ее  секундное  промедление чуть не
выбросило  из  седла, и  он отчаянно вцепился  ей в шею,  безуспешно пытаясь
отыскать потерянные стремена и чувствуя, как  неудержимо его тянет вниз.  Но
ему  повезло.  Когда он коснулся  ногами  земли,  его руки еще держались  за
лошадиную шею, и он висел на ней и рвал сапогами высокую траву, пока лошадь,
отчасти, вероятно, под тяжестью непривычного груза на шее, не замедлила бег.
В  конце концов она  остановилась, судорожно вдыхая воздух, выпучив глаза, и
клубы пара  вылетали у  нее из  ноздрей и  изо рта. Все ее тело было покрыто
потом   и   блестело,  и  она  опускала  голову,  стараясь  освободиться  от
вцепившегося в нее человека.
     -- Тихо, тихо, девочка, -- с трудом выдавливал из себя Денисон, радуясь
уже тому, что кончилась дикая скачка.
     Не  переставая что-то  тихо  говорить лошади и слегка похлопывать ее по
шее, чтобы успокоить, он твердо стал на ноги.
     Заставить  же Беттину спокойно постоять  на одном месте оказалось делом
трудным,  хотя  по тому, как  она берегла  ногу, Денисон  понял,  что лошадь
повредила лодыжку. Он прижался головой к голове Беттины, нашептывая ей,  что
теперь все будет в порядке, что больше ей нечего бояться, как вдруг странное
движение в траве неподалеку привлекло его внимание.
     Он повернул голову и посмотрел на  склон холма. Он  потер руками глаза,
не веря себе, и опять вгляделся в даль. Но там уже никого не было.
     -- Черт бы меня  побрал! -- с трудом переводя дух, произнес он.  В этой
части леса оленей  не  водилось, их держали  в  специальном загоне совсем  в
другой стороне,  возле Тейдон-бойс, где им не угрожали  ни машины,  ни люди.
Для леса они представляли большую ценность, и их берегли, особенно теперь, в
охотничий  сезон. За последние пятьдесят  лет  их  поголовье катастрофически
сократилось,  поэтому  принимались  все меры для спасения  животных. Так что
бегающий на  свободе олень --  зрелище достаточно редкое, но лесничий увидел
нечто совсем невозможное. В Эппинг-форест уже лет тридцать не было ни одного
белого оленя.
     Сказки и поверья этих мест  Денисон  хорошо знал и помнил,  и  ему было
отчего испугаться. Внезапное появление белого оленя означало беду.

     Приблизившись   к  лабораторному  корпусу,  машина  сбросила  скорость.
Водитель ослабил педаль  газа,  но  не  нажал  на  тормоз. Хрустящие осенние
листья  падали на  землю  перед  машиной, свернувшей  на  длинную извилистую
дорогу между деревьями, что вела к огромному красному кирпичному зданию.
     Прелестное местечко облюбовали для себя  люди, занимающиеся наблюдением
за вредителями  и их уничтожением, подумал Лукас, удерживая  свой "ауди"  на
положенной скорости. В  самом сердце графства  Сарри, в окружении  не меньше
десяти  акров лугов, полей  и лесов,  здесь мог  бы  быть неплохой домик для
генерала в отставке или экологически чистая ферма. По виду никак не скажешь,
что  тут  в  основном  занимаются  разработкой  новых  методов   уничтожения
вредителей. Он работал на компанию, которая занималась уничтожением крыс, но
участвовала  также  и  в  других  разработках  и лабораторных исследованиях,
например,     в     изучении    личинок    древоточца,    сухих    гнилушек,
влагонепроницаемости, изоляционных материалов, защитных  средств древесины и
гигиенических  средств.  Она производила  собственную  продукцию для  рынка,
однако  бизнес,  которому   компания  была  обязана  своим   возрождением  и
постоянным расширением в последние пять лет,  назывался -- истребление крыс.
Нападения,  совершенные  крысами  четыре  года  назад   в  Лондоне,  сделали
компании, подобные его собственной, процветающими предприятиями.  "Крысолов"
был среди них самой большой и заслуживающей доверия.
     Во время  Нашествия Пендер работал в качестве энтомолога  на  компанию,
занимавшуюся  главным  образом  защитой  леса.  Он написал  несколько весьма
престижных   статей   о   жизни   насекомых   и  для  денег   сотрудничал  с
энциклопедиями.  Его компания  тогда  располагалась  в  Хаддерсфилде, и  ему
повезло, что он  не  видел собственными глазами кошмарный крысиный поход  на
Лондон и эвакуацию населения.  Грызуны,  новое  поколение  чудовищных черных
крыс,  в  конце концов  были  уничтожены газом, изгнаны  из своих  подземных
логовищ  с   помощью  сверхзвуковых  машин,  не  говоря   о  тех,  что  были
перестреляны, потому  что сумели  как-то спастись от  газа, так  что  угроза
населению  была  ликвидирована.  Однако далеко не  все  поверили в  это, ибо
болезни, разносимые крысами, могли отнять жизнь у сотен людей. Да и память о
тех, кто был разорван на куски, не так легко было уничтожить.
     Правительственная комиссия возложила  ответственность за случившееся на
соответствующее  министерство, но так как сам министр был  убит крысами,  то
всеобщее  возмущение  свелось  к  обвинению  в  личной  небрежности.  Ничего
подобного не  должно  было  повториться,  поэтому  все  коллекторы, туннели,
подвалы,  склады были  проверены,  продезинфицированы,  а  возбуждавшие хоть
какие-то подозрения  разрушены. Грандиозная операция стоила не  один миллион
налогоплательщикам,  но  никто  не протестовал.  Слишком велик  был  ужас от
пережитого.
     Поэтому  первый  по-настоящему  вздох  облегчения  был   сделан,  когда
появились сведения о коричневой крысе. Она всегда была врагом черной крысы и
превосходила ее количеством, пока  не была вытеснена новым поколением Rattus
rattus, или черной  крысы, ибо оно оказалось не только сильнее, но и хитрее.
Возвращение  же коричневой  крысы стало добрым знаком, означавшим победу над
черной крысой. К тому же она была поменьше и бороться  с ней было неизмеримо
легче. Компании по борьбе с вредителями процветали еще и потому, что всякий,
заметивший следы  вредителей, должен был немедленно доложить об этом местным
властям, которые имели право объявлять  карантин  и  начинать расследование.
Министерство  сельского  хозяйства  и  Департамент  защиты окружающей  среды
работали  в тесном контакте со многими компаниями, однако  главный  контракт
был заключен с  "Крысоловом" благодаря  усилиям  Стивена  Говарда,  молодого
ученого  компании,  сыгравшего огромную  роль  в  окончательной  победе  над
крысами во время  Нашествия. Он завел тогда много друзей в правительственных
кругах,  поразив  их  своей  энергией  и  знанием   предмета,  и  Пендер  не
сомневался, что  связи  в  министерствах  гораздо  более  способствовали его
продвижению в компании, чем его таланты биолога и администратора.
     Тем не менее и теперь, когда  Пендеру был тридцать один  год, а Говарду
на год меньше, они дорожили  своей дружбой, начавшейся в  студенческие годы.
Оба  они изучали зоологию в университете, однако  потом жизнь их  развела  и
встречались они очень редко, правда, иногда перезванивались. Но вскоре после
Нашествия, когда  город был  уже очищен от крыс, и жизнь вошла в  нормальную
колею, они встретились, и Говард пригласил  Пендера в Лондон. К тому времени
Говард  возглавлял  исследовательский  отдел  компании "Крысолов", дел  было
невпроворот из-за большого правительственного заказа, да и другие  страны не
обходили  вниманием компанию,  потому  что  весь  мир  заразился  английским
страхом.  Говарду срочно требовались толковые  сотрудники, у Пендера же были
свои  причины желать перемен.  За пять недель  он стал для  компании  чем-то
вроде   "аварийного   мастера"  в  своей  области,   или,  попросту  говоря,
крысоловом. Работа давала ему хороший заработок, потому что содержала в себе
элемент опасности, и вскоре Пендер владел уже всеми способами выслеживания и
истребления вредителей. Он изучил строение крысы, ее образ жизни,  привычки,
предпочтения и, конечно же, все яды, используемые для борьбы с ней. Во время
первого года его  работы на компанию были обнаружены лишь  три группы черных
крыс, с которыми  удалось быстро справиться. Никто не знал, как они избежали
воздействия  ультразвука,  загонявшего  их  в  специальные  помещения,  куда
подавался  газ,  однако  предполагалось,  что  они  не  могли  вырваться  из
подземелий в это время. Все  с облегчением приняли известие, что крысы стали
приносить   меньше  детенышей,  ибо  ультразвук  особенно  воздействовал  на
молочные  железы,  иссушая их,  и потомство погибало от голода. Обнаруженные
крысы были старые и полуголодные, и, даже если их оставляли  для наблюдений,
они  скоро  погибали.  Многие  биологи  пришли  к  выводу,   что  постоянное
воздействие ультразвука разрушает мозговые клетки и таким  образом подавляет
нормальное функционирование организма крысы. Это было разумно.
     Неожиданностью  стало  то,   что  новое  поколение,   сумевшее  выжить,
подверглось  мутации.  Некий   зоолог,   Уильям  Барлетт  Шиллер,  говорили,
нелегально ввез в страну крысу или несколько крыс, никто не знал в точности,
с острова неподалеку от Новой  Гвинеи,  где проходили  ядерные испытания. Их
логово было обнаружено в подвале старого здания возле лондонского порта, что
принадлежало зоологу до его смерти. Он скрестил животное -- или  животных --
с нормальными корабельными крысами, или черными крысами, как  их обыкновенно
называли, и  получил новую породу.  Написанные Шиллером статьи о воздействии
радиации  и  мутациях  были обнаружены в  его  кабинете вместе  с  рисунками
вскрытых  животных. Об этом много писали средства массовой информации,  даже
правительство  опубликовало все, ничего  не засекретив, и  все же... Все же,
разговаривая   со    Стивеном   Говардом,    Пендер   чувствовал    какую-то
недосказанность.
     Он  припарковал  машину  и,  войдя  в  здание,  помахал  рукой девушке,
сидевшей за столом.
     -- Как Чешир? -- спросила она.
     -- Холодно, -- усмехнулся он. -- Стивен Говард у тебя?
     -- Да, но ему скоро надо  уходить.  Приехали из  министерства сельского
хозяйства, так что он пойдет показывать им лаборатории перед ленчем.
     -- Ладно, попытаюсь перехватить его.
     Пендер поднялся по лестнице и пошел в самый конец длинного коридора, по
одну сторону которого были  окна, выходящие  в парк, по другую  -- множество
дверей. Когда  он встал возле открытой двери, его приветствовал стук пишущей
машинки.
     --  Джин,  привет!  Он  здесь?  --  спросил  Пендер,  переступая  порог
приемной.
     Секретарша   Говарда   подняла   голову   от   машинки  и  одарила  его
ослепительной улыбкой.
     -- Привет, Лук. Как съездил?
     -- Ничего,  --  уклончиво  ответил  он и,  вопросительно подняв  брови,
кивнул в сторону кабинета начальника исследовательского отдела.
     -- Нет его, -- сказала Джин. -- Пошел в лабораторию проверить, все ли в
порядке. Приехали из...
     -- Знаю, знаю. Из министерства. Она кивнула.
     -- Я только  брошу портфель и пойду его искать.  Наверно, он хотел меня
видеть?
     -- Да. У него есть для тебя еще один маршрут.
     -- Господи, я ведь только вернулся. Мне еще писать отчет.
     -- Кажется, там немного работы. Пендер вздохнул.
     -- Наверно, я должен быть благодарен и за это. Как твой приятель?
     -- При мне,  --  сказала  она. --  Но  на ленч я согласна. Возле  двери
Пендер, обернувшись, улыбнулся.
     --  Я  тебе сообщу,  --  сказал  он и  быстро  прикрыл за  собой дверь,
спасаясь от карандаша, запущенного ему в голову.
     Он хмыкнул и отправился в обратный  путь по коридору, морщась от брани,
летевшей ему вслед.
     Двое  из  его коллег были  в большой общей  комнате. Еще  двое  были  в
дальних  командировках в  разных концах  страны,  где обнаружились крысы,  а
шестой уволился месяц назад, до смерти устав от "мохнатых зверьков".
     Оба, и энтомолог, как он сам, и биолог, помахали ему в знак приветствия
и продолжили стучать  на машинках. Они тоже ненавидели писанину, входившую в
круг  их обязанностей, однако понимали, что избавиться  от нее можно, только
ничего  не  запуская.  Пендер  открыл  портфель,  достал  бумаги  со  своими
заметками и положил их на стол. Потом пошел искать Стивена Говарда.
     Он шел по расположенным внизу  лабораториям, то  и дело останавливаясь,
чтобы  взглянуть  на  клетки  с крысами и мышами. Многие животные  выглядели
вялыми, потому что на них пробовали разные яды в  небольших  дозах,  а потом
следили за их реакцией. Другие, с горящими глазами и даже чересчур активные,
просовывали  дрожащие мордочки сквозь тонкие прутья,  изо всех сил  стараясь
вырваться  на  свободу.  Пендер  бросил  взгляд  на   несколько  генераторов
ультразвука, стоявших рядом  на скамейке. Их присылали со всех концов земли,
чтобы компания испытала  их и дала положительное заключение. Многие работали
на  принципе  изгнания  грызунов  из зданий,  а не привлечения  их внутрь, и
владельцы  фабрик  и заводов считали их  бесценными,  если надо было  решить
проблему в отдельно взятой фабрике или в магазине.
     Он  сел на скамейку  рядом с техником,  который внимательно  осматривал
механизмы изнутри.
     -- Хороши? -- спросил Пендер. Техник удивленно поднял голову.
     -- А,  здравствуйте, мистер Пендер.  Давно вас не видел. --  И он опять
наклонился над работой. -- Да нет, ни одна из них не годится. Не та частота.
Думал, японская будет поэффективнее, потому что у нее диапазон побольше и на
верхней границе она могла бы работать. Но крысы и к ней привыкают.
     -- Сколько она берет?
     --  Около трех  тысяч  квадратных футов. В  ней прерывистый передатчик,
поражающий  крыс какое-то время.  Восемнадцать  килогерц  они боятся  больше
всего,  но  и вы, и я на нее  тоже будем реагировать. Самое плохое  с  этими
крысами,  что  они  быстро  ко всему  привыкают,  и  даже эта частота  через
какое-то время уже меньше на них действует.
     -- Но какое-то время это все-таки работает?
     Техник кивнул.
     -- Да, небольшое.
     -- А что с ультразвуковыми машинами, которые не разгоняют, привлекают?
     -- То же самое. В тот раз в Лондоне они сработали, потому что раньше не
применялись. У крыс не было возможности к ним привыкнуть. То же самое, когда
они впервые попали под пули.
     -- Некоторые все же спаслись.
     -- Не так много,  чтобы делать из этого проблему.  Да и  с этими  скоро
покончили.
     -- А если они выжили и дали потомство, то могли они развить способность
к сопротивлению к звуковым волнам?
     -- Возможно.
     Пендер  внутренне  содрогнулся. Все сходилось  на  том,  что  в Лондоне
где-то произошла утечка.
     -- Вы не видели мистера Говарда?
     -- Минут двадцать назад они были тут  с  мистером Леманном. Потом ушли,
наверно, туда, где фермы.
     Пендер  не  стал  больше  мешать  технику  и  направился  к  выходу  из
лаборатории. Он аккуратно закрыл за  собой дверь и  вошел в длинное, похожее
на ангар  помещение,  на дверях которого  висела табличка  "Осторожно. Яды".
Пендер  прошел  помещение до  конца,  задыхаясь от запаха  гниющей  соломы и
испражнений,  бьющего  в нос. То  с одной,  то  с другой стороны  мелькала в
клетке  черная  спина. Кормораздатчики,  где  помимо  еды  были  еще  другие
привлекающие   крыс  компоненты,   располагались  в  клетках   не  абы  как.
Чувствительность крысы на незнакомые запахи была предварительно возбуждена и
заставляла съедать положенную  ей  пищу прежде,  чем  она  разбиралась  в ее
составе, --  но вся эта операция была  не из легких.  Огромных трудов стоило
найти привлекательный для крыс компонент,  зато его использование невероятно
облегчало уничтожение грызунов.
     Людей тут  видно  не было, и он решил, что Говард и главный биолог Майк
Леманн отправились посмотреть на  наружные фермы.  С облегчением  он покинул
ангар, наполненный запахом  смерти. Посыпанная  гравием дорожка вела в парк,
потом  на  заросший травой луг.  Там  он  увидел двух мужчин,  осматривающих
огромный крысиный загон.
     Они обернулись, услыхав его шаги,  и, по крайней мере, Леманн  радостно
поздоровался  с ним. От тесного сотрудничества дружба Говарда и Пендера дала
трещину.  Говарду казалось, что  Пендер иногда  забывал,  что  работает  под
началом заведующего исследовательским отделом, а не наравне с ним.
     -- Привет, Лук, -- сказал он.
     -- Привет, Стивен. Привет, Майк, -- ответил Пендер.
     -- Как  съездил, Лук? -- спросил Леманн, всегда  готовый  поговорить  о
деле.  По  праву  именно он  должен  был стать заведующим исследовательского
отдела: во-первых, потому что был  старше Говарда, а  во-вторых, потому  что
отработал  на компанию больше пятнадцати  лет. Тем не  менее он не выказывал
никакого  видимого  неудовольствия в  отношении  человека,  которого  сам же
первый   привлек   к   работе  в   компании,  но  Пендер,  бывало,   замечал
пренебрежительные   нотки   в   его   голосе,  когда  он  обсуждал  какую-то
определенную техническую проблему со своим начальником.
     --  Что, не поддаются  на ворфарин?  --  спросил  Пендер, наклонись над
проволокой. -- Да, так и есть.
     --  Размножаются? -- не  без волнения спросил  Говард. Пендер поднял на
него глаза и не в первый раз  поразился, как он быстро  стареет. Похоже было
на то, что Говард сам старается постареть, словно это как-то  упрочивает его
пребывание  на посту начальника. Редеющие волосы были гладко зачесаны назад.
Верхнюю губу украшала тонкая полоска светлых усов. Даже  очки у него  были в
тяжелой  и  некрасивой оправе.  Теперь тебе осталось только завести  трубку,
подумал Пендер, и его мысли вновь вернулись к обсуждаемому предмету.
     -- Конечно, размножаются. Раньше  не поддающихся на нашу продукцию крыс
можно   было  найти  только   в  Монтгомеришире,   Шропшире,  Ноттингемшире,
Глостершире и Кенте, не считая пары мест в Дании и Голландии...
     -- И еще в наших лабораториях, -- перебил его Говард.
     -- Ну да, только здесь специально таких  выращивали. Они свою стойкость
передают по наследству естественным путем. Как бы то ни было, но теперь  они
есть в Чешире, и несколько недель назад я нашел несколько групп в Девоне.
     -- Но это не черные крысы? -- спросил Говард с надеждой.
     -- Нет, обычные коричневые. Чудовища еще не появились, но скоро, думаю,
нам придется искать что-нибудь новенькое, если мы хотим оставаться хозяевами
положения.
     Пендер оглядел землю возле заграждения.
     --  Кто-то пытался  проникнуть  внутрь?  -- спросил  он,  показывая  на
вырытые норки.
     --  Да, дикие крысы, -- ответил Леманн.  -- Они  знают, что здесь полно
еды, и пытаются присоединиться к своим  ручным родственникам. Жизнь пленника
тоже может вызывать зависть. Но ограждение идет на два фута  под землей, так
что им никак не удается пролезть внутрь.
     -- Мне нужен твой отчет, и чем быстрее, тем лучше, -- сказал Говард. --
Сейчас тут  будут люди  из министерства, жаль,  что у меня нет в руках твоих
разысканий. Кажется,  мы можем потребовать  от правительства  дополнительных
денег.  --  Он не мог скрыть  раздражения  оттого,  что  его сотрудник не  в
состоянии тут же отпечатать и вручить ему отчет.
     Пендер ласково улыбнулся.
     -- Стивен, нужно время, чтобы накопить факты. Вряд ли  ты заинтересован
в поспешных выводах.
     -- Нет,  нет, конечно  же, нет. Извини, Лук. Мне  не стоило  выказывать
такое  нетерпение, но  твой  отчет мог бы оказать  влияние на нашу  работу в
ближайшие несколько лет.
     -- Ну, не  думаю, чтобы машины  решили все  наши проблемы, -- вступил в
разговор Леманн, и по его необычной резкости Пендер понял, о чем шел спор.
     -- Майк, еще не время об этом говорить. --  Говард и не  думал скрывать
раздражение. --  Нам все время  присылают новые образцы,  и каждый следующий
лучше предыдущего.
     -- Знаю, наш  отдел  готовой продукции гробит  много времени, используя
лучшие идеи других фирм.
     Лицо заведующего исследовательским отделом стало багровым от злости.
     -- Разве тебе,  Майк,  не  известно, что  наш бизнес  существует, чтобы
делать  деньги? Если бы у нас была нужная машина, мы могли бы потребовать от
правительства дополнительных денег для ее массового производства.
     -- Так это  если бы они в самом деле были эффективны. А ты как думаешь.
Лук, что лучше -- яд или машина?
     Пендер не имел ни малейшего желания вступать в  спор, тем более  что  у
него самого не было ответа на этот вопрос.
     --  Не  знаю,  Майк.  Наши  яды  перестают  срабатывать,  значит,  надо
использовать машины. Думаю, стоит  получше изучить коммуникационную  систему
крыс. Мы  ведь знаем, что они  сами  вырабатывают сверхзвуковые волны  и для
ориентации у них  есть эхоуловители, так что можно  попробовать найти способ
машинного воздействия на них, не все нам губить их эндокринную систему.
     -- Однако альфа-хлоразол,  хлорфасинон  и  другие еще не опробованы, --
сказал Леманн.
     --  Нет, но будут,  -- прервал  его  Говард. --  Сейчас мы  именно этим
занимаемся. Ладно, когда мне ждать твой отчет, Лук?
     -- Я мог  бы начать  сегодня, но Джин сказала, у тебя есть для меня еще
одно маленькое путешествие.
     --  Что?  Ах да,  я  забыл.  Извини, больше послать  некого. Кемпсон  и
Олдридж пишут отчеты, Макрэ и Нолан на севере. Ты один остаешься.
     -- Все в порядке, я не против. В чем проблема?
     --  По другую  сторону за Лондоном  есть  охранная зона.  Там появились
крысы, но обычные средства на них не действуют. Вроде, говорят, беспокоиться
пока  еще не  из-за чего, но по  закону  они обязаны  были  доложить, вот  и
доложили. Я бы хотел, чтобы ты поехал туда прямо сегодня.
     -- Ты хочешь сказать, что  это я должен там  все обследовать? А местный
совет на что?
     -- Боюсь, придется тебе. Лондон все  еще  считается опасной зоной,  и в
нашем контракте с министерством есть пункт,  по которому мы обязаны посылать
своих экспертов, если какие-то проблемы возникают в пределах тридцати миль.
     -- Почему же они не позвали нас до того, как начали применять яды? -- с
раздражением спросил Леманн. -- Вот так все  и  началось. Любители не знали,
какую  надо давать  дозу  ворфарина, а  крысы  тем временем  успели  к  нему
приспособиться.
     -- Они не  считали это чем-то важным. И сейчас не считают. Просто хотят
обезопасить на всякий случай.
     -- Так где же эта охраняемая территория? -- спросил Пендер. -- Что-то я
о такой не слышал вблизи Лондона.
     --  Есть такая, --  ответил  Говард.  --  Зеленый  пояс.  Лес,  который
начинается где-то на окраине Восточного Лондона. Эппинг-форест.

     Преподобный  Джонатан Мэттьюз  смотрел,  как  два  человека  закапывают
могилу, и еще раз мысленно  помолился  за  усопшую.  У  него  был  не совсем
обычный приход, в основном  состоящий из лесных жителей, хотя и это не очень
точно,  потому что всего несколько человек работали  в самом  лесу. Огромный
лес со всех  сторон был  окружен  городом из кирпича и бетона. Меньше чем  в
десяти  милях  располагался  центр  города,  где можно было  найти заработок
получше.  Однако  самые  стойкие  еще  оставались работать  на земле,  всего
несколько  разобщенных семей, которые за свой тяжелый труд  получали слишком
малое  вознаграждение.  Некоторые  лесничие  и  их  семьи тоже посещали  его
церковь на Хай-Бич, и он был благодарен им за покровительство. Они жили сами
по себе,  эти лесные  попечители, как ему нравилось называть их, --  суровые
мужчины,  почти все придерживающиеся едва ли  не викторианских обычаев,  чья
привязанность  к  лесу  и  его  обитателям  была  достойна  самого  большого
уважения.  Он  чувствовал, что их  суровость -- это суровость самой природы,
результат их пребывания вне дома в любую погоду и постоянной борьбы за жизнь
леса, несмотря на его расположение, но это понимали немногие.
     Церковь Невинных Младенцев насчитывала немало лет, и ее стены из серого
камня  нуждались   в  срочном   ремонте.  Маленькая,  окутанная  очарованием
древности,  она редко заполнялась  даже наполовину. Преподобный Мэттьюз  был
тут викарием больше лет, чем давал себе труд помнить, и теперь очень горевал
из-за потери  такой  благочестивой прихожанки, какой была  миссис Уилкинсон.
Даже  в семьдесят шесть  лет  она  оставалась  одной из  его самых  активных
прихожанок, никогда не пропускала воскресную службу  и утренние службы тоже,
а  уж  трудилась  она  даже  в последние годы  на благо церкви и прихода как
истинная христианка.
     На похоронной церемонии час  назад  присутствовало много народу, потому
что миссис Уилкинсон  все очень любили, однако теперь на кладбище при церкви
оставались лишь он да  еще  два  могильщика.  Их лопаты легко входили в кучу
земли возле открытой могилы, и комья земли с  глухим стуком падали на  гроб,
вызывая дрожь в худеньком теле викария. Музыка  конца.  Это был конец земной
жизни, и, что бы он сам ни говорил пастве о великолепной жизни потом,  страх
терзал его.
     Сомнения появились недавно. Когда-то его вера была непоколебима так же,
как  любовь  к   человечеству.  А  теперь,  когда  его   собственная   жизнь
приближалась к концу, даже если Бог подарит ему еще пять или пятнадцать лет,
его мысли путались. Он  думал, что  понимает или, по крайней мере, принимает
жестокость мира,  но чем слабее становилось его тело, тем слабее становилась
вера.  Говорят, человек одолел еще  одну ступень цивилизации, но  жестокость
никуда  не  девалась  и даже  приняла  еще  более отвратительные формы,  чем
раньше. Его собственные испытания были уже  позади,  но они не укрепляли его
дух, а, наоборот, постепенно разрушали  его,  делая его все более  ранимым и
беззащитным. Часто измученные прихожане  спрашивали  его,  как Бог допускает
такое.  А он отвечал,  что никто  не знает путей Господа,  которые  в  конце
концов ведут к справедливости,  и люди утешались немного, да  и сам он  тоже
немного утешался.
     Такие,  как  миссис  Уилкинсон  и  его  дорогая  покойная жена  Дороти,
несомненно, будут вознаграждены,  ибо они были хранительницами еще не совсем
исчезнувшей  доброты.  Однако  тяжелые  удары  земли  по  дереву   почему-то
принизили  идеал,   наверное,  потому  что  придавали   смерти  еще  большую
реальность. А что, если Бог в самом деле не такой, как они думают? Он провел
рукой по мгновенно взмокшему лбу.  Прихожане  ничего не должны знать  о  его
сомнениях. Им нужна  его  твердость. И  он боролся с ними втайне от  других,
преодолевая  их в  молитве.  Годы  берут  свое.  В этом  все  дело. Нет,  он
восстановит  свою прежнюю  веру и  заставит умолкнуть  греховные сомнения. И
очень скоро. Прежде, чем умрет.
     Могильщики  уже  кончали  работу  и  тяжело  дышали  от  усталости.  Он
отвернулся, не  желая  больше смотреть  на  чернеющее  углубление  -- печать
смерти на земле,  и обвел взглядом покойное, залитое солнцем кладбище. Шорох
листьев  действовал на него  гораздо лучше,  чем шум,  производимый  работой
могильщиков.  Однако он продолжал  пребывать в угнетенном  состоянии духа  и
подумал, не это ли  влияет сегодня на его восприятие леса. Викарий никак  не
мог  отделаться  от  ощущения,  что за  ним  наблюдают.  Может,  сказывается
переутомление?  Может, поэтому ему  кажется, что  дюжина глаз следит за  ним
из-за деревьев,  словно  раздевает  его  и заглядывает  в самую глубину  его
неправедного "я"?
     Он помахал головой, желая избавиться от неприятного ощущения, пока  оно
не сломило его  волю. И все-таки в последнее время лес переменился. Никто из
его прихожан не говорил ему об этом, но он-то видел странные глаза лесничих.
Замечал, как внимательно они вглядываются в подлесок.
     Он смотрел вдаль и хотел заглянуть еще дальше. Кто-то там есть? Да нет,
это ветер. Он должен покончить со своими дурными мыслями. взять себя в руки.
Эппинг-форест и его обитатели -- вот его жизнь. Он  любит лес.  Но почему он
вдруг показался ему опасным?

     Брайан Моллисон,  широкоплечий,  с крепкой  грудной клеткой  и  мощными
бедрами мужчина сорока лет, ненавидел свою мать и питал  отвращение к детям,
которых  ему приходилось  учить.  Если  бы он  женился --  если бы его  мать
позволила  ему жениться,  -- он  бы, наверное,  сумел  избавиться  от  своих
проблем. Любовь  и сексуальное удовлетворение  смягчили бы или,  по  крайней
мере, отвлекли бы его от патологических наклонностей. А может, и нет.
     Это началось,  когда он  был еще  подростком,  но ему удавалось хранить
свою тайну от  окружающих.  Лучше  всего  были укромные  уголки, куда  редко
заходили люди и где  ему не  грозила никакая опасность. Шли  годы, и в конце
концов  он  понял, что этого ему уже недостаточно. Чего-то не хватало. Потом
он  понял,  чего именно.  Опасности. Или,  точнее,  возбуждения  от ощущения
опасности.
     Проблема заключалась в  том, что ему нравилось обнажать свое тело, или,
опять же  точнее, гениталии. Сначала его совершенно удовлетворяло делать это
на  природе в укромных местечках,  но  показывать себя людям оказалось  куда
более  возбуждающим. Он обнаружил это  в один прекрасный день в новой школе,
куда  был  назначен  учителем  физкультуры. Его мать  --  глупая  корова  --
забывала  следить  за  резинками в  его  спортивных  костюмах, и,  когда  он
показывал  мальчикам  (дело  было  в  мужской школе), как надо кувыркаться в
воздухе,  приземляясь на корточки, тридцать раз  без остановки, штаны у него
упали до колен, к великой радости  учеников. Наверное, это стало началом, по
крайней мере, в  этой школе, но на ребят он тогда здорово  накричал. Правда,
он не столько рассердился, сколько  хотел скрыть смущение, потому что понял,
натянув штаны, что испытал неизвестное ему до тех пор наслаждение. Ну что ж,
не стоило жалеть о случившемся.  Продолжал он злобствовать  или были  другие
причины, неизвестно, но в школе его очень не любили, и, если бы не его мать,
его вообще бы никто не любил.
     Все годы  он  был  очень осторожен,  потому что  дорожил своей работой,
позволявшей ему  обеспечивать  себя и больную  мать --  слабоумную  суку,  а
малейший намек  на нечто сомнительное означал немедленный конец его карьеры.
Но он-то  не  считал,  что  совершает  нечто сомнительное.  Просто  ему  это
нравилось.
     Он едва  не терял сознание от наслаждения,  когда  в  своем  широченном
пальто с  бездонными карманами  влезал в набитый вагон метро  в час пик.  От
одной мысли, что лишь тонкий слой материи отделяет его  возбужденный член от
женского тела,  притиснутого к  нему, у него подгибались колени.  Ему только
надо было очень следить за  своим  дыханием.  Женщины  всегда понимали,  что
происходит, да и  вряд ли это железное прикосновение  можно  было  спутать с
чем-то еще.  Они обычно краснели от смущения и старались  отойти подальше на
следующей  остановке  или обращали на него  уничтожающий взгляд,  который он
стойко  выдерживал. Суровое  выражение лица,  коротко  подстриженные волосы,
тяжелая челюсть,  покривленный на занятиях боксом нос  всегда  помогали  ему
выходить победителем. Не так-то легко было с ним справиться.
     Любил он и  кинотеатры, где  сидел  в темноте  с расстегнутыми штанами,
положив на колени  пальто, которое был готов  отодвинуть  в любую подходящую
минуту.
     Общественные  туалеты  его  не  устраивали.  Правда, он  делал  попытки
постоять там над писсуаром, держась за  пенис, но присутствие других мужчин,
занятых  тем же самым, кто бы  они ни были, мешало ему. К тому же раза два к
нему подъезжали, и он отчаянно испугался.
     На вокзалах тоже было неплохо, если ему случалось отыскать где-нибудь в
пустынном местечке одинокую женщину. Ужасно приятно было стоять  перед ней и
наблюдать,  как она каменеет от страха, а потом медленно расстегивать пальто
-- с  этим  вообще  ничто  не могло сравниться.  Конечно,  потом  он  быстро
исчезал, но за все приходится платить. Да и сердце надо было успокоить.
     А вот в электричке он больше ни за что не осмелится. Одно время все шло
хорошо. Он переходил  из вагона в  вагон  на остановках, пока не набредал на
такой, где сидела одинокая женщина. Они всегда замирали на своем месте, а он
спрыгивал  на  следующей остановке,  прежде  чем, опомнившись,  они успевали
поднять  шум.  Но  одна  дура  испугалась  и устроила  грандиозную истерику.
Несмотря на его мольбы, она дернула стоп-кран, и, хотя он упал на нее, когда
поезд начал  замедлять ход, ему не удалось ее  успокоить. Она совсем сошла с
ума  от  страха.  Ее  вопли  до  сих  пор  стоят  у  него  в ушах.  Господи,
неудивительно, что их убивают.
     Пришлось ему прыгать с поезда, и он ободрал себе все коленки в темноте.
Хорошо еще,  что  не попал под  встречный  поезд.  Ему повезло, но  домой он
добирался  чертовски долго, потому что не  посмел сесть  в электричку. После
этого он две недели не выходил  из  дому.  Так она его напугала. Старая дура
вконец  извела его  своим нытьем,  еще хотела позвать  врача, решила, что он
заболел,  но он сказал ей, что всего лишь  упал, отлежится несколько дней, и
все будет в порядке.
     Когда же  его выздоровление затянулось больше чем на неделю, она  опять
принялась изводить его своим  ворчанием, и он с радостью вернулся к  работе.
Удивительно,  где  эта  слабая  женщина  находила силы  для безостановочного
словоизвержения. А иногда ему приходило  в голову: уж не подозревает  ли она
чего?  В  последнее время он ловил на себе  какие-то непонятные  взгляды. Да
нет,  откуда  ей  знать? Ведь он всегда был очень  осторожен  и сам  замывал
подкладку пальто после каждого приключения. Просто она стареет и дряхлеет. В
этом все дело. Боится, что он оставит ее одну.
     Тот  случай заставил  его  быть еще  более  осторожным,  чем раньше,  и
избегать  таких  мест,  где  он  мог  оказаться  в  ловушке.  И  он  полюбил
Эппинг-форест.
     Он никак не мог понять,  почему не приходил  сюда прежде,  ведь это так
естественно.   Здесь  было  много  укромных  местечек,   где  взрослые  дуры
прогуливали собачек, девушки катались на лошадях,  мальчишки играли в футбол
и было  где спрятаться: хочешь -- в высоком и густом подлеске,  хочешь -- за
деревьями. Конечно, постоянно приходилось быть начеку, чтобы не попасться на
глаза  лесничим, не всегда носившим  униформу, да  и полицейские  машины  не
обходили эти места своим вниманием. Однако мужчина в спортивном костюме вряд
ли мог  вызвать  тут подозрение. Лучше места не  придумаешь,  просто рай для
таких, как он. Да и для здоровья полезно.
     Он  вылез  из  машины,  побитого "Морриса-1100",  прямо  возле  главной
дороги,  и вся поездка  от их маленького  домика с  терраской в Лейтонстоуне
заняла не больше десяти минут. В школе он  был свободен и решил использовать
солнечный денек.  Мало удовольствия стоять под  дождем и выставлять  себя на
холод. В плохую погоду к тому же труднее найти зрителя, а без зрителя  не то
удовольствие. В прошлую зиму он здорово простудился.
     Сегодня  наверняка   будет   немного   любителей   пикников  и   просто
праздношатающихся,   день  ведь  не  выходной.  Зато  не  надо  так  бояться
соглядатаев, хотя всегда найдется какая-нибудь дамочка  с дошколенком. Итак,
терпение.
     У  него перехватило дыхание, когда он  понял,  что будет  вознагражден.
Неподалеку прогуливалась -- совершенно одна -- женщина. Их разделяла зеленая
лужайка. Она шла по тропинке к лесу, а он знал  эту тропинку и знал, что она
ведет в довольно густые заросли.  Если поторопиться,  то  можно добраться до
укромного местечка раньше ее. Он умел быть быстрым в таких случаях или когда
ему приходилось убегать, так  что  он  помчался вперед, и возбужденный пенис
указывал ему путь.
     Стараясь  двигаться  быстро  и  по  возможности тихо, Моллисон держался
подальше от тропинки. Если она услышит  или  увидит, как  он бежит, то может
повернуть обратно. Обогнав ее на приличное расстояние, он  гораздо медленнее
и еще  осторожнее  свернул  на  тропу, а там быстро нашел подходящий уголок.
Тропа упиралась в  довольно  большую лужайку, от которой  в  разные  стороны
расходились другие тропинки. Пожалуй, он спрячется  в кустах и возьмет ее на
испуг.  Прекрасно! Забираясь  подальше, он  еще  тяжело дышал после быстрого
бега и, увы, был  весьма  разочарован  состоянием своего  пениса.  Несколько
движений, и тот опять принял надлежащий вид, но  дышалось ему хуже прежнего.
Он  еще  хрипел, но уже гораздо ритмичнее, когда  она появилась. И  тогда он
совсем  потерял  власть над собой, потому что не ожидал ничего подобного, --
она была красива! Даже издалека  можно было разглядеть,  что  у нее  хорошая
фигура  и  все  на  месте,  хотя  она  вовсе  не  толстая,  и у  нее коротко
постриженные  каштановые  волосы  и лодыжки  что  надо. Наверное,  ей  около
тридцати.  Какая же она симпатичная. Женщина  подошла к  лужайке и почему-то
остановилась. Может, заметила его?  Нет. Он  хорошо  спрятался. Она смотрела
немного влево и, казалось, к чему-то прислушивалась. Черт возьми, до чего же
хороша! Это  было как  дополнительный выигрыш, ведь  найти  такую  красавицу
удавалось не часто. Он не мог себе позволить упустить ее и решил действовать
на всю катушку.
     Стараясь дышать  тише, он стащил через голову верхнюю часть  костюма  и
положил позади себя на землю, потом увидел, что  она двинулась дальше. Тогда
он облизал  губы и сплюнул.  Она  опять остановилась, и на этот раз он  тоже
услышал  какое-то  шуршание слева от нее.  Моллисон нахмурился  и  попытался
разглядеть,  что  там  такое.  Какой-нибудь  звереныш,  наверно. Ну же,  ты,
корова, чем он  тебе мешает? Он сдернул штаны, но они зацепились резинкой за
подошвы  спортивных  туфель. Черт с ними! Нет  времени. Она вот-вот уйдет по
другой тропинке.
     Дрожа   всем  телом  и  покрывшись  испариной,  отчего  заблестели  его
великолепно  развитые мускулы, он  начал  подниматься с  корточек, но  упал,
зацепившись штанами  за  корень. Засохшие  листья царапали его голый зад, но
его словно подбросило вверх, несмотря на боль в руках, когда в них вонзилось
что-то  острое, потому  что он знал -- она не могла  не слышать  поднятый им
шум.
     Он  выбрался из своего укрытия, широко развел руки в стороны, расставил
ноги, насколько ему позволяли  штаны, улыбнулся  как  мог, и все  ради того,
чтобы продемонстрировать возбужденный член.
     Но она уже ушла, и он видел только ее удаляющуюся спину.
     Возбуждение   уступило   место   разочарованию,  потом   возмущению   и
опустошенности.  Он с  раздражением  взглянул  на  мгновенно  опавший член и
выругался. Не могла она так быстро среагировать на  поднятый им шум!  Тут он
вновь  услышал какой-то звук  и понял, что он доносился все с того  же места
слева.  Такой  шорох  бывает,  когда кто-нибудь пытается  пробраться  сквозь
кусты. Господи, неужели он не один тут прятался?
     Моллисон кое-как натянул штаны, рубашку и бегом бросился к машине.
     Ребята возбужденно  перекликались, опуская сачки  в непроницаемую толщу
воды.  Не  часто  школа   организовывала  такие  вылазки  на  целый  день  в
Эппинг-форест,  и дети  от  души наслаждались ими.  Всем  им было не  больше
одиннадцати, и  немногие правильно оценивали эти уроки, проводимые  Охранным
центром  на природе, однако  по мере возрастания  угрозы всему живому решено
было,  что гораздо важнее воспитать в детях уважение к природе, нежели  дать
знания  о ней. Именно  поэтому Центр  назывался  охранным,  а  не природным,
например. Школы и колледжи настаивали, чтобы эти уроки были ориентированы на
будущие  экзамены,  однако главной  целью  учителей  все  же  было  привлечь
внимание учеников к проблемам экологии.
     Дженни Хэнмер была  одной из четырех учителей  Центра, и  это ее  класс
находился сейчас на берегу водоема, со всех сторон окруженного лесом, отчего
на его дне гнили мертвые листья, давая  жизнь множеству бактерий. Из-за  них
вода  казалась черной,  а  растительный мир  представляли лишь водоросли  да
немножко звездчатки.  Тем  не  менее почти  лишенная кислорода  среда кишела
жизнью:  здесь были водные вши, разные  черви, личинки  комаров  и личинки с
крысиными хвостами, всякие водные сверчки и водные тараканы. Обо всех  о них
Дженни рассказала еще  в  классе,  а  теперь она  хотела,  чтобы  ее ученики
посмотрели на них  в естественных  условиях.  Они  с  удовольствием ловили в
черной  воде,  а  еще  с  большим  удовольствием  рассматривали  добычу  под
микроскопом в Центре.
     -- Осторожнее, --  крикнула  Дженни одному не  в меру  расхрабрившемуся
девятилетнему  мальчишке, чьего  имени она не помнила.  Он  забыл  обо всем,
поглощенный охотой за интересными экземплярами.  Дженни пожалела, что  не  в
состоянии получше узнать своих учеников, но это было просто невозможно из-за
огромного количества школ, еженедельно посещающих их, да еще в каждом классе
от двадцати пяти до тридцати  пяти  детей. Некоторые старшие группы, которым
предстояли  экзамены,  приходили чаще  и  проводили  здесь больше времени, и
тогда ей удавалось установить с ними какой-никакой контакт, а вот с малышами
ничего не получалось, хотя работать с ними ей было гораздо интереснее.
     --  Все  в  порядке,  мисс,   я   его  поймаю,  --  ответил  мальчишка,
изогнувшись, как мог, над водой со своим сачком.
     --  Патрик,  отойди  подальше!  --  скомандовала  школьная учительница.
маленькая круглая женщина с косящими глазами.
     Дженни  могла  бы  поклясться,  что она  говорит  с  мальчиком, стоя "а
безопасном расстоянии.
     Провинившийся Патрик с убитым видом шагнул назад.
     -- Теперь мне его не достать, -- пожаловался он.
     --  Смотри,  -- сказала Дженни, показывая ему на малюсенькое насекомое,
скользившее по поверхности воды. -- Помнишь, я рассказывала о  нем в классе?
Теперь они редко встречаются, потому что уже холодно.
     Она улыбнулась, заметив,  что все дети устремили взгляды на ее палец, а
потом радостно  закричали.  Ей очень  нравилось говорить с  детьми  о  жизни
природы даже в классной комнате, но здесь, на природе, дети получали больше,
видя все собственными глазами. Немедленно пять  сачков были опущены в  воду,
чтобы поймать летящую точку.
     -- Нет, нет, дети, -- сказала Дженни  со смехом. -- Мы  ведь  наблюдаем
растения.  Помните, я рассказывала вам о таких, у которых нет  ни корней, ни
цветов? Вот их мы и попытаемся найти. Давайте смотреть.
     Дети оставили в покое жучка, у которого хватило ума убежать на середину
пруда.
     -- Давайте, мальчики, девочки, делайте, что говорит  мисс Хэнмер, --  с
воодушевлением  поддержала ее косоглазая учительница  и захлопала  в ладоши,
изображая необыкновенный интерес к происходящему.
     Дети со смехом и хихиканьем сгрудились на берегу грязного пруда.
     -- Все сюда! -- крикнула Дженни.
     -- Все сюда! -- повторила за ней учительница.
     -- Спасибо, мисс Беллингем, -- внутренне забавляясь, сказала Дженни. --
Они хорошо себя ведут.
     Мисс Беллингем издала  тихий неловкий смешок и глазами, живущими как бы
независимо   друг  от   друга,   последовала  за  разбежавшимися   в  разных
направлениях учениками.
     --  Имейте  в виду, их  нужно  постоянно держать  в поле зрения. Дженни
кивнула, стараясь спрятать глаза от непослушных глаз учительницы.
     -- Кажется, им тут нравится, -- проговорила она.
     -- О да, им тут полное раздолье!  -- воскликнула мисс Беллингем, но тут
же  исправила свой  промах: --  К тому  же они получают знания! Вы давно тут
работаете, мисс Хэнмер?
     Дженни пришлось напрячься, время летело так быстро.
     -- Около года. Да, почти восемь месяцев. Раньше я работала в Доркинге.
     -- Как интересно,  дорогая. Очень интересно,  -- восторженно произнесла
мисс Беллингем.
     -- Да, в общем интересно. Я хотела  стать геологом, но как-то увлеклась
экологией. Нет, я не жалуюсь.
     Дженни  засунула руки поглубже в карманы кардигана  и огляделась, желая
удостовериться в безопасности детей.
     Мисс  Беллингем  хотелось  еще  порасспросить  хорошенькую  молоденькую
учительницу, выбравшую для себя почти монашеское существование  в Центре, но
тут кто-то закричал, и это отвлекло ее внимание.
     -- Смотрите, мисс, смотрите!
     Один из учеников, мулат, показывал  рукой на затененную деревьями часть
пруда.
     -- Кто это?
     Дженни  и  мисс  Беллингем  посмотрели  в  ту сторону,  но  полной мисс
Беллингем  потребовалось  несколько секунд,  чтобы  сфокусировать взгляд  на
указанной точке.
     -- Что это, мисс Хэнмер?
     Дженни сначала не поняла и придвинулась поближе к воде.
     --  Их  три, мисс,  -- прокричал остроглазый  мальчишка. Сначала Дженни
подумала,  что это  водяная  мышь,  но вспомнила, что они  передвигаются под
водой и в одиночку. А эти плыли клином.
     Когда они  выбрались  на солнечный  участок,  Дженни  могла  разглядеть
только продолговатые мордочки над  поверхностью воды.  Зверьки  не  обращали
никакого внимания  на громкие крики детей, держа путь на берег немного левее
того места, где  стояла  мисс Дженни. Мальчик, увидавший их первым, поднял с
земли  большой  кусок гнилой коры и швырнул его на середину пруда, куда  как
раз подплыли зверьки.
     -- Дэррен, негодный мальчишка!
     Мисс  Беллингем   была  в  ярости.  Дженни  почувствовала  вдруг,   что
учительница  способна и  на  хорошую  затрещину,  и  побыстрее  отвлекла  ее
внимание от мальчика. Кусок коры упал с громким всплеском прямо перед первым
зверьком, но не попал  в  него, и Дженни с облегчением вздохнула. Они просто
изменили  направление   и  теперь  плыли  в  самую  темную  часть  пруда  на
противоположной стороне.
     Их гладкие черные головки поблескивали сквозь мутную воду, пока они все
так же неторопливо двигались  к  берегу,  но  у Дженни от ужаса  расширились
глаза,  когда они  вылезли  из  воды.  Она их узнала.  Хотя очень хотела  бы
ошибиться.  Слишком  они  были большими. Длинные черные тела,  блестящие  от
воды, были слишком большими для крыс!
     Противные серо-розовые хвосты тянулись за ними из воды, сея еще большие
сомнения в душе Дженни, потому что они были меньше фута длиной. Не стряхивая
воду, два зверя неторопливо исчезли в темноте. Третий же, который был первым
в воде, обернулся, чтобы посмотреть на людей на другом берегу. Он сидел там,
а  Дженни дрожала  всем телом  под его взглядом. Кто-то из детей заплакал, и
Дженни  опустилась  на колени, желая обнять и успокоить хотя бы тех, кто был
поблизости.
     Когда она вновь взглянула на зверя -- а не прошло  и нескольких секунд,
-- крысы (если это была крыса) уже не было. И лес, и пруд дышали покоем.

     Пендер  с  силой  нажал  на  педаль  газа,  радуясь  возможности  вновь
вырваться из города. Ехать ему пришлось через весь Лондон,  то  тормозя,  то
останавливаясь, то опять  набирая скорость, пропуская, лавируя, выжидая, так
что настроение у него быстро испортилось, хотя он ничуть не жалел, что  едет
в южный пригород, но все же если бы он мог выбирать,  то поехал бы на север,
где   куда   больше   простора.   Из   Хаддерсфилда   он  часто  отправлялся
путешествовать по ближайшим графствам и очень любил их первозданную красоту,
хотя сам родился и вырос в городе. Наверное, постоянное и неизбежное общение
с людьми в течение многих лет пробудило в нем любовь к уединению на природе.
Машина вновь набрала скорость, когда по левую сторону лес  стал  гуще, и  он
немножко расслабился. Скоро лес будет по обеим сторонам.
     Пендер знал эти  места.  Новую дорогу проложили  через  лес, но он знал
другую, потише. На спидометре было семьдесят пять миль, когда он увидал знак
поворота на Хай-Бич, притормозил и  свернул на узкую  петляющую дорогу. Неба
из-за деревьев почти  не было видно, но солнце сверкало в умирающих листьях,
и  Пендер  чувствовал, как уходит напряжение. Еще одна узкая дорога направо,
мимо маленькой церкви, на дорогу  пошире -- и он словно выехал из туннеля на
открытое место.
     Слева  открылась широкая зеленая долина,  вся усаженная самыми  разными
деревьями,  за которыми Пендер мог разглядеть смутные очертания пригорода  и
солнечные зайчики,  мелькавшие  то тут, то там, отражаясь от окон. На минуту
он остановил машину, чтобы освоиться с местностью, чувствуя,  что  он словно
опьянел, внезапно хлебнув чистого воздуха.  Ведя машину по петляющей дороге,
он не  замечал, что она  идет круто  вверх. Однако он вспомнил, что когда-то
читал  об  одной  теории  образования  здешнего  холмистого  леса.  В  конце
ледникового периода огромная  ледяная пластина  сдвинулась сюда из восточной
Англии и раскололась надвое на высоком берегу в  северной части леса, отчего
образовались две долины по обеим сторонам кряжа. Сами же они продолжили свой
путь,  как клешни гигантского краба,  поэтому  местность  здесь имеет  такой
странный  вид. Если  занять удобную позицию, то  справедливость  этой теории
становится очевидной.
     Несколько  машин стояли  в грязи с  краю долины, и пассажиры в  лобовое
стекло осматривали  окрестности, словно боялись покинуть металлический кокон
и  войти  в  контакт  со  свежим  воздухом.  Пендер  медленно  ехал  дальше,
высматривая знак Охранного центра.
     Справа он увидел огромное, явно общественного вида здание,  холодное  и
надменное,  в конце пологого склона.  И  тотчас  на глаза  ему попался знак,
указывающий дорогу. Пендер свернул и проехал чуть ли не полдороги в обратном
направлении, пока  добирался  до главного входа. Миновав  узкие  ворота,  он
нашел маленькую, посыпанную  гравием  стоянку. Потом  он  немного посидел  в
машине, изучая обстановку.
     Одноэтажные   здания    из   белого   кирпича   располагались    вокруг
подковообразного газона с  аккуратно подстриженной  травой, через который от
стоянки до стеклянной двери вела гравиевая тропинка.  В  этом доме с  низким
потолком не было окон, по крайней мере, с этой стороны, но возле двери стоял
указатель,  говоривший,  что  это   школьная  секция.  Стрелка  указывала  в
направлении  тропинки:  "Стол  справок".  Впереди  и  немного  в  стороне от
главного здания шел ряд домиков  летнего  типа, а от них тянулись  несколько
рядов таких  же домиков  в его сторону. Они  были очень  похожи  на школьное
здание, и Пендер решил, что  здесь  живут  сотрудники  Центра. Стивен Говард
перед отъездом кое-что рассказал ему, кстати, и о том,  что Надзиратель, как
зловеще  здесь  называли начальника,  и его  подчиненные живут  при  Центре.
Позади домов деревья поднимались стеной, делая дома еще меньше, приземистее,
чем они  были на самом  деле. Пендер пересек  газон, строго следуя гравиевой
дорожке, и вошел в приемную.
     Прямоугольный зал  был весь заставлен  витринами  и  фотографиями самых
разных  животных и растений и сопровождавшими их  подробными  описаниями.  В
зале никого не было, но справа он увидел окошко, за которым в комнате сидели
женщина, что-то торопливо печатавшая  на  машинке, и мужчина, читавший книгу
за столом возле окна. Когда Пендер вошел, мужчина, еще  молодой и крепкий на
вид, поднял на него глаза.
     -- Что вам угодно? -- спросил он.
     -- Меня зовут Пендер, и я приехал повидаться с мистером Милтоном.
     Пендер   уже   давно  приучил  себя  благоразумно  умалчивать  о  своей
профессии, потому что люди никак  не  могли забыть ужас,  пережитый во время
нашествия крыс, и нервничали при виде крысоловов.
     -- Ах да, вы из компании "Крысолов", так ведь?
     Пендер удивленно наморщил лоб.
     Мужчина усмехнулся, встал со стула и подошел к окну.
     -- Все в порядке. У нас тут нет тайн. Я сейчас посмотрю.
     Он исчез за дверью и вернулся буквально через несколько секунд.
     -- Он здесь. Если вы войдете в  дверь справа от  вас, то я вас провожу.
Пендер сделал, как ему было сказано.
     -- Я не уверен, что мы так уж нуждаемся в ваших сотрудниках,  -- сказал
молодой человек. • -- Крысы здесь есть, но пока от них никакого  вреда.
Просто по закону мы должны были сообщить -- и сообщили.
     Пендер  кивнул и вошел  в дверь,  предупредительно  открытую перед ним.
Надзиратель  Охранного  центра  был  уже  на ногах и через  стол  протягивал
Пендеру руку.
     -- Мистер Пендер? Меня зовут Алекс Милтон. Быстро вы, однако.
     Пендер пожал протянутую ему руку и уселся напротив.
     -- Спасибо,  Уилл, --  сказал Милтон своему  сотруднику,  продолжавшему
стоять  возле  двери. -- Мне еще надо будет  переговорить  с  вами по поводу
сегодняшней лекции. Хотите кофе, мистер Пендер?
     Крысолов выпил бы и чего-нибудь  покрепче после целого дня за рулем, но
лишь улыбнулся и сказал:
     -- Замечательно.
     -- Уилл, не откажите в любезности, позовите Джен.
     -- Хорошо, -- сказал Уилл и закрыл за собой  дверь. Мужчины внимательно
разглядывали друг друга через стол. Потом
     Милтон улыбнулся и откинулся в кресле. Казалось, он  забыл, зачем здесь
сидит Пендер.
     --  Интересное   у  вас  тут  место,   --  нарушил  молчание  сотрудник
"Крысолова".
     -- Да, вы правы, -- с готовностью согласился Надзиратель.
     -- Давно вы тут Надзирателем?
     Милтон   задумался  ненадолго,   продолжая   все  так  же  ослепительно
улыбаться.
     -- Немножко больше двух лет. Сам Центр -- Охранный центр Эппинг-форест,
если полностью, -- был открыт лишь девять лет назад, так что мы  еще молоды.
-- Он смущенно  рассмеялся. --  В самом деле, большинство сотрудников совсем
юные. Я не говорю о себе и моей жене, конечно.
     Пендер вежливо  кивнул,  улыбаясь его  шутке. Ему  хотелось,  чтобы  он
побыстрее перешел к делу.
     -- Расскажите, что тут у вас произошло.
     -- Ах да. Не будем терять время. -- Надзиратель наклонился над  столом,
положив на него локти, и  лицо у него  стало  серьезным,  когда он заговорил
чуть ли не шепотом: -- Началось несколько дней назад. Ничего особенного,  но
все-таки, вы понимаете...
     -- Что произошло?
     -- Ну... -- В дверь тихонько постучали. -- Войдите. Дверь отворилась, и
вошла совсем юная худенькая девушка в джинсах и свитере. Она внесла поднос с
двумя чашками кофе, молочником и сахарницей и поставила его на стол.
     -- Это Джен, -- сказал Милтон, и девушка, поправив золотую дужку очков,
беспокойно улыбнулась Пендеру.
     -- Джен  каждый день  спасает нам жизнь, она готовит  еду  и варит кофе
галлонами,  -- пояснил Надзиратель,  пока  Пендер улыбался девушке молча. --
Она   здесь   только  на  год  после   школы,  а  потом   будет  учиться   в
сельскохозяйственном колледже, но,  должен сказать, она великолепно готовит.
Может быть, мы уговорим ее остаться с нами, а, Джен?
     Девушка покачала головой и почти прошептала:
     -- Не думаю, мистер Милтон.
     Она вышла из комнаты, низко опустив голову, чтобы скрыть вспыхнувший на
щеках румянец. Пендер уже давно не видел краснеющих девиц.
     -- Что вы говорили? -- спросил он Милтона, когда тот подал ему чашку.
     -- Говорил?
     -- Что у вас началось?
     -- Ах да, извините. Началось... У нас есть загончик для диких животных.
Знаете, дети любят их смотреть. Кролики,  зайцы,  белки... Недавно даже была
лиса. Так вот, пару ночей назад кто-то туда влез.
     Пендер налил молока в кофе, потом в упор поглядел на Надзирателя.
     -- Все убиты?
     -- Боже мой, ничего подобного. Пендер расслабился.
     -- Нет, у них только украли еду. Однако, когда мы пришли туда на другой
день, все  звери были в шоке.  Понимаете? Они  были совершенно запуганы. Они
даже не попытались бежать через дыры, которые воры проделали в проволоке.
     -- Да, что-то там было! Может, лиса вернулась? Она ведь  знала, что там
есть еда.
     -- Нет, нет, лиса умерла.
     -- Ну, другая.
     -- Возможно.  Мы  знаем,  что  в лесу живет  еще  около пятидесяти лис.
Только мы нашли экскременты. Понимаете, это не лиса.
     -- Вы их не выбросили? Могу я взглянуть?
     --  Конечно.  Для  этого  вы  приехали.  Я  сейчас  же  провожу  вас  в
лабораторию.
     -- Какой они были формы?
     -- Круглые, как веретено, пожалуй.
     -- Кучкой?
     -- Да, да, маленькие кучки.
     Милтон ничего не мог прочитать на лице Пендера.
     -- Что еще? -- спросил крысолов.
     -- У  нас есть постройка за домами, куда  мы выносим все отбросы.  И из
кухни тоже. Вчера утром мы обнаружили дыру в двери. Пендер вздохнул.
     -- Да, похоже, что крысы.
     -- Конечно. Но вы поймите. Мы живем в лесу и привыкли к ночным набегам.
Центр был построен, чтобы  держать самых настойчивых на  расстоянии.  Нижняя
часть двери укреплена металлической полосой. Так вот, от нее оторван угол.
     Пендер маленькими глотками пил кофе.
     --  Металлическая пластина была  надежно прикреплена  к  двери,  мистер
Пендер, и человеку, чтобы оторвать ее, потребовался бы лом.
     -- Надо посмотреть. Вы положили туда какой-нибудь яд?
     --  Нет,  мы  подумали,  что  лучше вы  сами. По закону мы должны  были
сообщить, но мы до сих пор не уверены, что это крысы, тем не менее два таких
случая требуют расследования. Вы как думаете?
     Пендер кивнул. Он поставил чашку обратно на поднос и хотел было встать.
     -- Надо пойти посмотреть...
     Громкий  стук в  дверь удивил  обоих мужчин.  Надзиратель еще не  успел
ничего  сказать,  как  дверь распахнулась  и  молодая  девушка  в  свободном
кардигане влетела  в комнату,  а  следом  за  ней "Уилл.  Девушка  с  трудом
переводила дыхание.  Она оперлась о письменный стол.  Длинные волосы закрыли
ей лицо. Милтон ничего не в силах был произнести от изумления.
     --  Мистер  Милтон,  я  их  видела,  --  стараясь  казаться  спокойной,
проговорила девушка. -- Они были в пруду.
     -- Кто, Дженни? О ком вы говорите?
     -- Мистер Милтон, Дженни видела крыс! -- взволнованно произнес Уилл.
     Милтон поглядел сначала на него, потом на девушку.
     -- Вы видели?
     -- Да, да,  я уверена. Это крысы, только очень большие. Дженни  глядела
на него как никогда серьезно.
     -- Садитесь и расскажите толком, что произошло. Надзиратель  указал  ей
на кресло напротив Пендера, и, усевшись в него, Дженни заметила крысолова.
     -- Очень вовремя, -- сказал Милтон. -- Это мистер Пендер, Дженни. Он из
компании  "Крысолов". Уверен,  он  очень хочет услышать ваш рассказ.  Дженни
Хэнмер -- одна из наших учительниц.
     Пендер взглянул на девушку и поразился, до чего же она красива и совсем
не  похожа  на  "училку". Она откинула  назад  длинные,  до  плеч  волосы  и
машинально улыбнулись  ему. Ее мысли  были  заняты  совсем Другим,  и она не
обратила на него никакого внимания.
     -- Ну же,  Дженни, рассказывайте, -- с  ласковой  улыбкой поторопил  ее
Милтон.
     --  Я повела класс на маленький пруд,  на  тот, что не  доходя  пруда в
Уэйк-вэлли. Мы  пробыли там  всего  несколько минут, как один  из  мальчишек
заметил плывущих  зверьков. Сначала я  не поняла, кто они, но всего их  было
три.
     -- Но это же не обязательно были крысы? -- перебил ее Надзиратель.
     --  Мы  смогли получше рассмотреть их,  когда  они  выбрались на берег.
Мальчик  чем-то  кинул  в  них,  и  они  вылезли  из  воды. Тогда-то  мы  их
рассмотрели.
     -- Но  там... Разве  там  не  было темно,  а? Ну,  я  хочу сказать,  вы
уверены, что это они, а не водяная крыса, например?
     -- Я тоже сначала так подумала, потому что они были очень большие.
     --  Большие,  как  собаки?  --  спросил  Пендер.  Черных  собак  иногда
принимали за гигантских черных крыс, и из-за  этого  в последние годы уже не
раз начиналась паника.
     -- Нет,  это не собаки, я уверена,  --  сказала девушка, прямо глядя  в
глаза Пендеру.  --  У них острые головки и слишком длинные уши, и розовые. А
хвосты у них... хвосты у них просто ужасные.
     -- Дети их видели?
     --  Да. И  их  учительница, мисс  Беллингем. Мистер  Пендер,  я даже не
думала, что они могут быть такими.
     -- Где сейчас дети?
     У Надзирателя было расстроенное лицо.
     -- Я  привела их сюда. Они с  мисс Беллингем  во втором  классе.  Все в
порядке,  они  не успели испугаться. Мы  им  сказали, что это нутрии. Пендер
усмехнулся.
     -- И они поверили?
     -- Большинство да, там действительно  было довольно темно. Нутрии живут
в основном в Норфолке и Суффолке, так что нет ничего невозможного в том, что
переселились южнее. Но некоторые все же не вполне поверили.
     -- Я должен немедленно  пойти  к ним и что-нибудь им сказать, -- заявил
Милтон,  вставая с  места. -- Нам не  надо тут никаких  слухов, пока  мы  не
узнаем правду.
     -- В любом случае неплохо бы сделать так, чтобы люди не заходили в лес,
-- поторопился предупредить его Пендер.
     -- Как  это не заходили? Нет,  это  невозможно,  мистер Пендер. Вы себе
представляете, какой у  нас  большой  лес? А что делать  с  теми, кто  здесь
живет?
     -- Им придется уехать.
     --  Подождите,  подождите,  не  будем пороть горячку.  Давайте  сначала
выясним, правда ли  эти чудовища  тут живут. -- Милтон виновато поглядел  на
девушку. --  Нет, я не  сомневаюсь в ваших  словах,  Дженни.  Просто вы тоже
могли ошибиться.
     -- Нет, не могла. Это были  крысы, и  в них было больше двух  футов, --
решительно проговорила девушка.
     -- Ладно, хорошо, мистер Пендер как раз  приехал,  чтобы все  выяснить.
Мне надо сообщить управляющему, мистер Пендер. Несомненно, он захочет с вами
встретиться.
     -- Прекрасно.  Но  сначала  мне  хотелось  бы,  чтобы  вы, мисс Хэнмер,
проводили меня к вашему пруду. Все взгляды устремились на Пендера.
     -- Вы думаете, это нужно? -- спросил Надзиратель.
     --  Эти... звери,  крысы они  или нет, пока  еще никого не  тронули. Не
думаю, что и мы подвергнемся опасности там, где мисс Хэнмер видела их совсем
недавно...  Они  уже далеко, наверно.  Но,  может,  нам  удастся  найти  там
что-нибудь, чтобы знать наверняка, кто это был.
     -- Вам решать, Дженни, -- сказал Надзиратель.
     -- Я провожу мистера Пендера, я знаю, где этот пруд, -- вмешался Уилл.
     -- Не  стоит, Уилл,  спасибо. Я пойду сама, ведь только я могу показать
точное место.
     -- Тогда я пойду с вами, -- не уступал молодой человек.
     -- Нет, вам  придется заняться ее  классом,  -- вмешался  Милтон. -- Не
надо, чтобы дети или их учительница начали беспокоиться.
     -- Но мисс Беллингем... -- начала было Дженни  прежде, чем Милтон успел
ее остановить.
     -- Я хорошо знаю мисс Беллингем. Вряд ли  можно  доверять ее глазам, вы
как думаете?
     Дженни на мгновение потеряла дар слова.
     -- Нет, подождите минутку... Надзиратель поднял руку, умеряя ее пыл.
     --  Пожалуйста, Дженни,  предоставьте  это  мне.  Вы идете  с  мистером
Пендером, так?
     Учительница встала, посмотрела на  Пендера и вышла из  комнаты.  Милтон
жалко улыбнулся, а Пендер отправился следом за девушкой.
     -- Подождите, мисс Хэнмер, -- сказал он, догоняя ее и беря за руку. Она
остановилась и так посмотрела на его руку, что он немедленно отпустил ее. --
Вы  же  понимаете,  что  он  прав. Если начнутся слухи,  то  они легко могут
перейти в панику, волей-неволей приходится быть осторожным.
     -- Но я их видела, -- твердо стояла на своем девушка.
     --  Никто и  не сомневается. Но  прежде чем  забить  в  колокола,  надо
все-таки проверить.
     Она быстро пошла по тропинке, и  он, не  желая отставать, зашагал рядом
по траве.
     -- Послушайте,  после Нашествия люди то и дело паникуют по поводу и без
повода.  Обычно  мы  их  находим,  но  до  сих  пор  нам встречались  только
нормальные, коричневые и черные крысы, не гигантские.  А  чаще вообще другие
звери. Плохое  освещение, оптический обман, нервишки. Всякое бывает. Ну, как
с НЛО.
     -- Не такая уж я нервная. И у меня нет привычки выдумывать. К тому же я
не верю в летающие тарелки.
     -- Тогда вы гораздо лучше меня.
     -- Возможно.
     Он усмехнулся тому, как иронически она это произнесла.
     -- Возможно, -- повторил он.
     Вдруг она остановилась и посмотрела прямо ему в глаза.
     -- Извините, мистер Пендер...
     -- Лук, -- сказал он.
     -- Лук?
     -- Уменьшительное от Луки.
     -- От Луки? -- И она не смогла удержаться от смеха.
     -- Не моя вина. Родители. Я был зачат во время медового месяца, который
они проводили в Италии. В Лукании.
     Теперь она уже смеялась громко, без всякого стеснения.
     --  Мне  еще  повезло.  Они  могли  поехать в  Рэмсгейт!  --  он широко
улыбнулся, когда она опять рассмеялась.
     -- Все это похоже на плохой вестерн, -- сказала она.
     -- Глядя на то, как некоторые  люди реагируют на мою профессию, я  тоже
иногда чувствую нечто похожее.
     -- Ладно, извините меня, Лук. Я не хотела вас обидеть.
     -- Все в порядке. Просто у вас был шок.
     Дженни нахмурилась.
     -- Я уже говорила, что не ошиблась.
     -- Давайте посмотрим, хорошо?
     Они зашагали дальше, и учительница посмотрела на ноги Пендера.
     -- Вы совсем промокнете.
     -- У меня есть ботинки и старая кожаная куртка в машине. С моей работой
приходится быть  готовым ко всяким передрягам. -- Он показал ей на "ауди", и
они направились к машине.
     -- Почему  вы занимаетесь крысами? -- спросила девушка, когда он открыл
багажник и потянулся за парой тяжелых ботинок.
     --  Не  могу  сказать,  что  всегда  мечтал об  этом,  --  ответил  он,
переобуваясь. -- Жизнь такая. Я был энтомологом, когда один  мой старый друг
из "Крысолова"  сказал,  что это проблема  будущего. Много денег  и грызуны,
которых хватит на всю жизнь. Так он сказал.
     Кажется, он сумел  побороть ее скованность.  Обычно  люди относились  к
нему настороженно  из-за его  профессии,  хотя он и  его  коллеги  были даже
провозглашены "героями", выполняющими опасную  работу. Однако в этой девушке
он  чувствовал  другую,  естественную  настороженность, словно она не желала
доверять первому впечатлению. Какая же она еще юная!
     -- Ну и как проблемы будущего? -- спросила она. Он снял плащ и полез за
кожаной курткой.
     --  Теперь это процветающий бизнес, но, думаю, страх к  крысам исчезнет
со временем.
     -- Понадобится много времени, чтобы люди забыли о лондонском Нашествии.
     -- Да, наверное. Но такое случается нечасто. Когда-нибудь забудут.
     -- Если это не повторится снова.
     Он ничего  не ответил, вытащил что-то серебряное из багажника, две пары
больших перчаток из грубой материи и одну из них дал ей. Дженни не сводила с
него насмешливого взгляда.
     --  Всего  лишь предосторожность,  --  сказал он. -- Если  мы  случайно
наскочим на ваших приятелей, наденьте это. Они неплохо  защищают  от укусов.
--  Он увидел,  что  она испугалась. -- Не бойтесь. Это, правда,  всего лишь
предосторожность, ничего с нами не случится. Если бы было  чего опасаться, я
бы заставил вас надеть костюм.
     -- Дай Бог, чтобы вы оказались правы.
     -- Дай Бог.

     --  Вон  там, на  другом берегу,  --  сказала Дженни, и Пендер долго не
отрывал глаз от указанного ею места.
     -- Придется  нам туда пойти. Надо взглянуть  поближе. Это не  доставило
удовольствия учительнице, но тем не менее она последовала за ним, то  и дело
утопая в  прибрежной грязи. По дороге он натянул перчатки и приказал  Дженни
сделать  то  же  самое.  Подлесок  на  другой стороне  был гуще, и  он пошел
осторожнее,  внимательно осматриваясь,  прежде чем  сделать шаг, и  расчищая
дорогу от листьев. Дженни шла сзади и старалась не отставать.
     -- Немножко впереди, кажется,  -- сказала она, глядя на оставленный ими
берег, чтобы уточнить  место. -- Смотрите,  вон  там они поломали  тростник,
когда вылезали из воды.
     Пендер  отправился  на то место, соблюдая еще большую осторожность, чем
прежде, и наклонился, чтобы осмотреть следы. Зверь косолапый, и когти у него
острые. Пендер узнал все, что хотел знать.
     -- Давайте посмотрим, куда они ведут. -- Он шел, низко наклонившись над
землей, с  трудом продираясь сквозь кусты. Потом остановился. -- Нет следов.
Слишком много листьев. Вот беда.
     -- Я хочу домой.
     Пендер повернулся к девушке.  Она  стояла, боясь шевельнуться  и только
поводя глазами туда-сюда, туда-сюда. В лице у нее не было ни кровинки.
     -- В чем дело? -- спросил он, делая шаг ей навстречу.
     -- Вы не слышите? Лес... лес не шевелится.
     Сначала он  удивился, потом осмотрелся и, кажется,  понял. Страшное это
было чувство,  будто лес замолчал,  перестали петь  птицы, шуршать  листьями
зверюшки,    даже   ветер   не    теребил   больше   ветки,    и   наступила
противоестественная,  предвещающая  недоброе  тишина.  Она давила  на  него,
придавливала к земле. Угнетала.
     -- Пойдемте, -- повторила она нарочито спокойно. Но Пендеру не хотелось
уходить, хотя ощущение было не из приятных.
     -- Мне нужно  найти доказательства, Дженни. Те  следы  возле пруда  мог
оставить кто угодно.
     Она знала, что он прав, но страх  застил ей глаза. И неизвестно, что бы
она  ему  сказала,  но  тут треснула  ветка,  так  что  оба  подпрыгнули  от
неожиданности.  Пендер  вглядывался  в подлесок, ища  причину напугавшего их
шума,  и  увидел покосившийся  куст, голые  ветки которого  были  придавлены
чем-то упавшим с дерева. Это было похоже на красный шарф, но,  судя по тому,
как подались под ним ветки, шарфом это быть не могло.
     Он направился к кусту.
     -- Не надо, -- попросила  Дженни,  но он ее не послушался, и тогда  она
пошла следом за ним.
     Пендер с трудом  проглотил застрявший  в  горле ком,  когда понял,  что
случилось.  Разодранное тело зверька  с  вывернутыми наружу  внутренностями.
Поднимавшийся от него пар свидетельствовал, что еще недавно зверек был жив.
     Он ощутил присутствие девушки совсем близко, прислушался  к  ее  тихому
дыханию.
     -- Наверно, он бросился на  дерево, чтобы  спастись, -- сказал он. -- И
вот тебе...
     -- Разве крысы бегают по деревьям? -- еле слышно спросила она.
     -- Черные.
     Нетронутыми остались только мордочка и хвост зверька, а шерсть была вся
залита кровью. Он  попытался определить, кто это, по  вытянутой  мордочке  и
темным пятнам на хвосте.
     -- Горностай, --  сказала Дженни, когда они уже отошли от куста,  чтобы
посмотреть с другой стороны дерева.
     Пендер  поднял голову,  неожиданно решив, что  тот, кто сделал это, мог
еще быть наверху.  Даже ему  трудно  было  поверить, что  это сделала крыса,
потому  что охотником  всегда считался горностай. Но  ведь несколько  черных
крыс вполне в  состоянии растерзать человека. Закричала Дженни, и Пендер, не
увидев ее рядом, застыл от ужаса. Он  бросился через кусты, забыв о зверьке,
который упал  на землю, и заглянул за дерево, держась за его шершавый ствол.
Дженни стояла  там, закрыв лицо руками, и дрожала всем телом. Он подбежал  к
ней и прижал ее к себе, чтобы она не упала.
     -- Господи Иисусе, -- только и сказал он, увидав, что так напугало  ее.
Ствол был пустым, в нем была дыра,  и эта дыра  и все  вокруг  было заляпано
кровью, усеяно кусочками  кожи,  костями, втоптанными в грязь. Узнать убитых
зверей было невозможно. Горностаев  или вытащили наружу, или  съели  прямо в
логове. Пендер ощутил подступившую к горлу тошноту.
     -- Наверное, тут была семья горностаев, -- сказал он. -- Крысы убили их
всех.
     Девушка не ответила, и он вдруг понял, что она плачет, уткнувшись ему в
грудь. Он огляделся, заметил кровавые полосы, исчезавшие во тьме. Солнце уже
начало  садиться,  приближались  сумерки.  Деревья вокруг  почернели, словно
грозя им чем-то.
     --  Идемте,  -- ласково  попросил  Пендер. -- Кажется, у меня уже полно
доказательств. Вернемся в Центр.
     И он повел ее через темнеющий лес, зорко вглядываясь в  наступавшие  на
них тени.

     Стены большого  дома розовели в заходящих лучах солнца. Пендер поставил
машину на  маленькую стоянку  возле ворот и  пешком  направился к  входу. Он
прошел мимо двух  соединенных  друг с  другом  коттеджей, в  которых, как он
решил,  живут лесничие  и  другие  работники заповедника, и  свернул налево,
отчего подошел к  дому сзади,  а неровная дорожка вела дальше,  делала круг,
обходя газон,  и  заканчивалась  у  дома.  Другая же  дорожка вела  в другую
сторону, к  главному  входу. Но прежде, чем Пендер успел отойти,  он  увидал
знак,  указывающий   на  конторские  помещения  заповедника,  и  понял,  что
администрация  располагается   не  в  главном   здании,  где  живет  главный
управляющий Эппинг-форест -- Эдвард Уитни-Эванс.
     Он шел за собственной черной тенью мимо трех окон, доходящих чуть не до
самой  земли. Выкрашенная белой краской решетка  была увита плющом,  который
полностью  закрывал  стену, оставляя  просветы  для окон.  Если дом достался
управляющему вместе со службой, то он  счастливый человек. Так думал Пендер,
нажимая кнопку звонка.
     Дверь открылась почти тотчас же, и миниатюрная, похожая на осу  женщина
уставилась на него.
     -- Мистер Фендер, не так ли? -- спросила она и,  прежде чем он успел ее
поправить, пригласила его войти. -- Мистер Уитни-Эванс ждет вас.
     Она отступила  в сторону,  освобождая ему  дорогу, и он вошел в главное
здание Центра.
     --  Сюда,  сэр,  --  сказала  она,  указывая  на  дверь  слева.  Пендер
поблагодарил ее и вошел в  комнату, которая оказалась пустой. Он приблизился
к  одному из  огромных окон и выглянул наружу. Перспектива была великолепной
даже в сгущающихся сумерках, и Пендер оценил великолепное расположение дома.
Новая  дорога  с   ее  напряженным  движением  скрывалась  за   деревьями  и
кустарником. Зато он  видел  поросшие лесом холмы  и с трудом заставлял себя
вспоминать, что  все это  находится в непосредственной близости от одного из
самых больших городов мира.
     -- А, Фендер.
     Он обернулся и увидел на пороге мужчину в темно-сером костюме.
     -- Пендер.
     Мужчина, кажется, смутился, но ненадолго.
     -- Мне  показалось, Милтон сказал мне  по телефону  Фендер. Извините. А
теперь  рассказывайте,  Пендер.  -- Он  подошел  к креслу,  уселся  в него и
показал Пендеру на стул.
     Это  был  приземистый  человек  лет  пятидесяти  с гаком,  прикрывавший
аккуратно зачесанной прядкой  лысину и  отрастивший  вокруг нее  чуть  ли не
локоны, свисавшие на  уши и на  воротник. Увеличенные толстыми линзами глаза
внимательно разглядывали Пендера.
     Раздраженный его грубым тоном,  Пендер медлил с ответом.  В наступившей
тишине они оценивали друг друга, пока управляющий не потерял терпение.
     -- Ну? -- сказал он. Пендер откашлялся.
     --  Я был направлен в заповедник компанией "Крысолов"  с целью проверки
жалоб мистера Милтона...
     -- Да, да, это мне известно. Милтон предварительно советовался со мной.
Недавно  я  опять говорил с  ним  по телефону,  и он сказал,  что  вы  нашли
какие-то  доказательства.  Поэтому  я попросил его  прислать  вас ко  мне. Я
думал, что вы будете раньше... От Центра сюда не больше пяти минут.
     --  Я  должен  был  раньше посмотреть  экскременты,  найденные мистером
Милтоном. И еще я должен был осмотреть дверь.
     -- И на чем вы остановились?
     --  Должен сказать, я  вполне  уверен,  что в лесу живет черная  крыса.
Уитни-Эванс недовольно нахмурился.
     --  Вполне  уверены? Так, значит,  уверены или  нет?  Пендер  с  трудом
сдержался.
     --  Я  сказал  "вполне",  потому  что  саму  крысу  не  видел.  Но  все
доказывает, что это черная крыса.
     -- Но вы могли ошибиться. Может, это какой-нибудь другой грызун.
     -- Одна из здешних учительниц, Дженни Хэнмер, видела трех крыс.
     -- Да, Надзиратель мне доложил. Но он мне также сказал, что возле пруда
места очень  тенистые, а  другой  взрослой  свидетельнице  нельзя  полностью
доверять.
     -- Я сам ходил к пруду вместе с мисс Хэнмер.
     -- И там вы обнаружили съеденное семейство горностаев.
     -- Разорванное на куски.
     -- Да, да, какая разница? Ведь вы их не видели собственными глазами.
     -- Нет, однако доказательств вполне достаточно, чтобы сделать вывод...
     -- Нет, Пендер. Мы не должны делать вывод. Вы представляете себе, какой
вред нанесете лесу?
     -- Дело не в этом. Если погибнут люди...
     -- Конечно же, мы не хотим, чтобы кого-нибудь убили...  если крысы тут.
Но сначала  надо  убедиться в том, что они тут. Несомненно, вы  можете... вы
должны провести еще исследования, прежде чем сделаете окончательные выводы.
     --  Знаете,  мистер   Уитни-Эванс,  я  могу  только  восхищаться  вашим
нежеланием  испортить  образ вашего великолепного леса,  но, если  опасности
подвергаются люди, выбирать не приходится. Эппинг-форест  должен быть очищен
от людей.
     -- Это невозможно! -- Управляющий вскочил. Его  лицо побагровело. -- Вы
представляете, сколько  людей живет здесь и  в  окрестностях? Нельзя вот так
взять и всех выкинуть отсюда из-за ваших подозрении.
     -- Для меня  этих подозрений достаточно, -- ответил Пендер. Уинти-Эванс
подошел к окну. Помолчав немного, он опять повернулся к Пендеру.
     -- Может,  для  вас этого достаточно, а как для вашего  начальства? Или
для министра?
     -- Думаю, они ко  мне прислушаются. Они не  захотят рисковать еще одним
нашествием.
     -- Уверен, что нет. Это не подлежит  сомнению.  Чего я... и уверен, они
тоже... прошу -- это доказательств.
     -- Я вас не понимаю. Почему вы мешаете мне предотвратить опасность?
     Уитни-Эванс смерил Пендера холодным взглядом.
     --  Вы  имеете  хоть малейшее  представление,  сколько стоит  содержать
Эппинг-форест? -- спросил он после долгой паузы.
     -- Что? Какое это имеет отношение к?..
     -- Больше ста тысяч в год, Пендер. И должен подчеркнуть, что это деньги
не правительства и не посетителей. Они идут из частных городских фондов.
     -- Я все-таки не понимаю, какое это имеет отношение к делу.
     -- Мы находимся в  подчинении Лондонской корпорации, они наши  опекуны.
Реальное   управление   осуществляет   комитет   из   двенадцати    человек,
представляющих деловой мир Лондона, и еще четырех Зеленых.
     -- Зеленых? -- переспросил Пендер, не понимая, к чему эта лекция.
     -- Они выбраны общественностью, чтобы представлять интересы своих мест.
Комитет  собирается  несколько  раз в  год, и следующее собрание должно быть
через  две  недели.   Я   собирался   поставить   вопрос   о  дополнительных
ассигнованиях.
     -- И все-таки я не понимаю, какое отношение...
     -- Да  пойми  же  ты,  парень! -- Уитни-Эванс опять  побагровел. --  Ты
представляешь,  сколько  надо  денег на эвакуацию?  На карантин  шести тысяч
акров леса? Неужели ты думаешь, что им придет в  голову рассматривать вопрос
о  дополнительных  ассигнованиях,  когда они узнают, сколько денег потребует
предлагаемая тобой операция? -- Пендер хотел что-то сказать,  но Уитни-Эванс
остановил его  движением руки.  -- Но хуже всего  то, что  они не возьмут на
себя  ответственность. Это  уж  точно!  Вопрос  передадут  в  правительство,
которое уже много лет безуспешно боролось  за контроль над лесным поясом. Ты
себе  представляешь, что они, многочисленные бюрократические  они,  натворят
тут?  В конце  концов  здесь  не будет ничего, кроме бетона! Нет, не  сразу,
конечно,   понемножку,   под  давлением   экономической   необходимости.  Ты
представляешь себе ценность этой земли чуть ли не в самом Лондоне? Боже мой,
ведь они будут откусывать от нее по кусочку, пока ничего не останется. Разве
что парочка парков для косметических целей. Никакого заповедника не будет!
     Управляющий в ярости мерил шагами комнату и словно забыл о Пендере.
     -- Послушайте, мистер Уитни-Эванс, я понимаю  ваши опасения, хотя,  мне
кажется, они чуточку преувеличены. Управляющий остановился как вкопанный.
     --  Преувеличены?  Уверяю  вас,  нет.  Я   могу   показать  вам,  какие
нескончаемые судебные процессы мы вели в прошлом за этот лес, не говоря уж о
непрекращающейся борьбе с  правительством, которое жаждет перерезать тут все
своими ужасными дорогами.
     -- Все равно. Закон есть закон.  Зараженные крысами  районы должны быть
немедленно изолированы.
     --  Зараженные?  А где ваши  доказательства?  Вы что-то  там  видели  и
предполагаете,  что крысы могут  жить в  лесу, но  вы ведь даже не  можете с
точностью сказать, что  это черные  крысы. Неужели вы думаете, что,  если бы
лес был заражен, наши лесничие до сих пор не обнаружили бы их?
     -- Не знаю. Вполне вероятно, что пока их немного.
     --  Если  даже  все  так,  как  вы  говорите,  будет  трудно  оправдать
объявление карантина во всем лесу.
     --  Ох, --  вздохнул неустрашимый Пендер, -- ведь их тут,  может  быть,
сотни.  Вспомните, после того,  как их почти полностью уничтожили в Лондоне,
как трудно было поймать уцелевших.
     -- Те, которые уцелели, уже давно умерли от старости.
     --  Но  их потомство  унаследовало их  осторожность.  Чудовищные черные
крысы развили невероятный интеллект, судя по  донесениям.  Они умеют  хорошо
прятаться.
     -- Но тогда тем  более нам нечего сейчас  бояться. Уитни-Эванс  изменил
тон на  почти ласковый,  и  Пендер решил,  что  чем дальше, тем  меньше  ему
нравится этот человек.
     -- Тогда почему вдруг  сразу  столько свидетельств  их  присутствия? --
спросил он резко. -- Почему они вдруг перестали прятаться?
     -- Простое  совпадение.  Если... и  это ЕСЛИ очень большое, насколько я
понимаю...  Если  они существуют, они  ведь  еще  не  напали  ни  на  одного
человека. Разве не так?
     -- Еще нет. Но могут напасть.
     -- Послушайте,  Пендер, я был с вами откровенен. Я  не собираюсь мешать
вам исполнять  свой долг. Бог свидетель, у меня нет на это права, но я прошу
вас еще раз хорошо все обдумать.  Почему еще раз  не изучить обстоятельства,
прежде чем  рекомендовать эвакуацию  и карантин? У  меня  больше  семидесяти
работников, которые  только рады будут помочь вам. Мои лесничие сделают все,
что вы им скажете. Я не говорю,  что вам не надо информировать министерство,
конечно же, вы обязаны это сделать, я только прошу вас не торопить события и
не делать  поспешных  выводов. Все, что  угодно, привозите сюда ваших людей,
работайте,  только,  как бы  это  сказать, не  высовывайтесь, пока не будете
совершенно уверены. Ну, как вам это? Пендер устало покачал головой.
     --  Извините, мистер Уитни-Эванс, но я  уже уверен. Риск слишком велик.
Если  несчастье  случится, пока мы  будем тут  изучать,  вся ответственность
ляжет на меня.
     --  Не  только  на  вас, --  кисло  промолвил  управляющий. -- На  вашу
компанию. Однако интересно, что они скажут по поводу вашей непреклонности?
     --  Вам легко  это выяснить.  --  Пендер встал и направился к двери. --
Почему бы вам не спросить их?
     Он помедлил немного и взглянул на багровое лицо управляющего.
     -- Я это сделаю, Пендер,  и  немедленно. К тому же  у меня есть связи в
министерстве  сельского  хозяйства.  Вы же  знаете,  мы  работаем  в  тесном
контакте. Посмотрим, что они скажут.
     Пендер,  ничего не сказав, вышел из комнаты и с трудом сдержался, чтобы
как следует не хлопнуть дверью.
     -- Чертов  кретин,  -- вот все, что он позволил себе сказать, когда уже
шагал по дорожке.
     К тому времени, когда он вернулся в Центр, все звонки были уже сделаны.
В его намерения входило  информировать Надзирателя о своем  решении, а потом
переговорить со  Стивеном  Говардом, который посоветует,  к кому обратиться.
Однако  Алекс Милтон уже ждал его в  приемной Центра, и вид у него был самый
озабоченный.
     -- А, мистер Пендер!  -- воскликнул он,  вскакивая на ноги  и  бросаясь
навстречу крысолову. -- Мы не были уверены, что вы вернетесь в Центр сегодня
вечером. Решили, что сразу поедете с отчетом в компанию.
     -- Нет, я  хотел  прежде  переговорить  с  вами. Может, лучше  в  вашем
кабинете?
     --  Конечно.   Я   только  что   говорил   с   вашим   начальником   по
исследовательской  работе,  он просил  вас  ему  позвонить,  как  только  вы
придете. Пендер насмешливо поглядел на него.
     --  Он сказал,  это важно. -- Голос у  Милтона  был  какой-то странный.
Пендер заподозрил  неладное  еще прежде,  чем взял телефонную трубку. Набрав
номер компании, он попросил соединить его со Стивеном Говардом.
     -- Стивен? Это Лук.
     -- А, Лук. Привет. Что там в Эппинг-форест? Ты там всех взбаламутил.
     -- То есть?
     --  То  есть мне  только  что звонил старик  Торнтон  из  министерства.
Говорил,  что ты очень расстроил его  приятеля Уитни-Эванса. Он  управляющий
там, правильно?
     -- Черт бы его  побрал! Он хочет, чтоб все  было  шито-крыто. Не желает
никакой эвакуации.
     Надзиратель   выглядел   взволнованным    и   смущенным   одновременно.
Покрутившись бесцельно, он сел на стул.
     Голос Говарда на другом конце провода резко изменился.
     -- Эвакуация? Не слишком ли круто? Почему ты уверен, что  в лесу черные
крысы?
     Пендер  коротко рассказал ему, что видел сам, о чем узнал от  других, о
своих выводах. На несколько секунд воцарилось молчание.
     -- Извини, Лук, боюсь, этого недостаточно.
     -- Недостаточно? Ты шутишь.
     --  Нет, старик,  не  шучу. Слушай,  я  собираюсь сейчас  на совещание.
Торнтон со своим Уитни-Эвансом что-то  там назначили на девять часов. Сообщи
мне потом.
     -- Ладно, сообщу.
     Пендер физически ощущал, как  его  пригибает к  земле. Торнтон, конечно
же, уже  попросил  Говарда  приостановить  дело,  а он был личным секретарем
министра   сельского  хозяйства,   рыбоводства  и  продовольствия,  а  также
осуществлял  связь  между  компанией  и  правительством.  "Крысолов"  всегда
работал в  тесном контакте с министерством химических удобрений  и борьбы  с
вредителями, хотя это министерство было отчасти виновато в Нашествии и потом
подозревалось в укрывательстве  статистики по черным крысам, но тем не менее
они все теснее  и  теснее  сплачивались. Конечно, Говарду  не было  никакого
резона  идти  против  одного  из личных  секретарей,  который  наверняка был
"связями" Уитни-Эванса.
     --  Ты  меня  слушаешь.  Лук?  --  прервал  Говард  размышления  своего
сотрудника.
     -- Слушаю.
     -- Хорошо. Совещание будет в Центре. Кроме директора, я бы хотел видеть
ту  девушку,  которая  обнаружила  крыс,  и  главного  лесничего. Дагдейл из
Инспекции  безопасности  тоже  будет.  Не   расстраивайся,  Лук,  скоро  все
выяснится.
     -- Хорошо бы,  и  побыстрее.  Ты ведь помнишь, как ситуация  в  Лондоне
вышла из-под контроля.
     -- Конечно,  помню. Я  же был в самой  гуще событий. Однако теперь, мне
кажется, мы имеем дело с единичным случаем.
     -- Хотел бы я разделить твою уверенность.
     -- Не стоит больше говорить об этом сейчас.  --  Наигранное спокойствие
покинуло заведующего научной частью.
     -- Чтобы я не расстроил кого-нибудь еще?
     -- Нет. Потому что это совершенно секретно, -- отрезал Говард.
     -- Ребята из школы и их учительница видели крыс.
     --  Да,  но  я  так  понял,  будто их  убедили, что они  видели кого-то
Другого.
     -- Да? -- безразлично переспросил Пендер.
     -- Поговорим позже. Лук?
     --  Хорошо.  --  Пендер  положил  трубку  и  поймал  себя  на том,  что
заглядывает в глаза Милтону. -- Мне надо выпить.
     -- Жаль, не могу с вами, -- виновато улыбаясь, сказал Милтон.  -- Скоро
должна начаться лекция, и мне надо встречать нашего гостя.
     Пендер  кивнул и,  подавив  в  себе ярость,  вышел  из  кабинета.  Если
случится несчастье, пока  они  теряют время... И все же он  их понимал.  Это
гигантское  мероприятие --  выселить отсюда всех  людей, и оно,  несомненно,
посеет панику  если не в  зеленом поясе,  то  в близлежащих районах. Даже  в
Лондоне.  И  если   окажется,  что   тревога  ложная...  Он  постарался   не
додумывать... Девушка видела крыс,  а она, кажется, не из тех, кто поднимает
крик, не разобравшись.
     Он вернулся  в приемную  и увидел  там Дженни Хэнмер, разговаривавшую с
высоким  бородатым   мужчиной.  Она  заметила   его  и  улыбнулась.  Бородач
обернулся.
     --  Привет, Лук, --  окликнула  его Дженни.  -- Это Вик Уиттейкер,  наш
старший учитель.
     Пендер  кивнул. На его взгляд, учителю было под сорок,  и  его короткая
черная бородка уже наполовину поседела. Уиттейкер  не отрываясь  смотрел  на
крысолова.
     -- Я очень огорчен  тем, что Дженни  мне рассказала, мистер  Пендер, --
сказал он.
     -- Есть чем огорчаться, -- ответил  Пендер и повернулся к  девушке.  --
Сегодня будет совещание, Дженни. Начальники хотят, чтобы вы присутствовали.
     -- Разве они ничего не собираются предпринимать? -- спросила Дженни.
     -- На совещании они  решат, что делать.  Но  мы должны убедить  их, что
угроза существует на самом деле.
     -- Странно! Конечно...
     -- Я  понимаю. Я уже  прошел через  все  это.  Наверно, разумно навести
справки, прежде  чем вырабатывать  план действий.  Поскольку вы единственный
свидетель,  то  вы должны  убедить  их  в том, что  не  были перевозбуждены.
Остальные доказательства косвенные.
     --  Думаете, она  их убедит?  --  спросил  Уиттейкер.  Пендер  помолчал
немного.
     --  Сказать по правде, понятия не имею. Мое мнение -- они теряют время.
А сейчас все,  что я хочу, -- это  поесть и выпить  пива. Не хотите со мной,
Дженни?
     -- Хочу, -- сказала Дженни, и Пендер поймал недовольный взгляд старшего
учителя.
     -- А как насчет лекции? Вы не пойдете? -- спросил Уиттейкер.
     --  Не  думаю,  Вик,  чтобы  я  сегодня  была  в  состоянии  слушать  о
путешествии натуралиста в Иран и Персидский залив, -- ответила она. -- После
того, что я сегодня видела, мне надо выпить.
     -- До  свидания. -- И Уиттейкер  направился к аудиториям. Пендер сделал
вид, что не заметил этого обмена репликами.
     -- Итак,  -- с улыбкой попросил он, -- везите меня в бар. Они  миновали
большое  здание, примыкающее к  Центру, и повернули южнее, используя дальние
фары, потому что на лес уже спустилась темнота. Вся  дорога была в выбоинах,
и  Пендер  держался поближе к середине, выключая фары и удаляясь  к обочине,
когда навстречу выезжала машина. Он обратил внимание на то, что они проехали
мимо  высоких  кирпичных  стен,  скрывающих,  как  ему  показалось, довольно
большие владения. Свернув налево, он наконец увидел освещенные окна.
     --  Это дом  главного  лесничего, -- сказала  Дженни.  --  Таких  домов
немного, но они тут есть.
     -- А что это справа? -- спросил он, увидав непонятный знак.
     -- Центр изучения солнца.
     -- Он имеет к вам какое-нибудь отношение?
     -- Да нет. Иногда мы работаем вместе.
     Неожиданно  из-за облаков появилась серебряная  луна,  и  вся местность
стала видна  как на  ладони. Они проехали ферму, потом дорога резко свернула
вправо, и они оказались на крутом склоне.  Справа были дома, слева  конюшни.
Общественные  заведения располагались на вершине напротив нескольких зданий,
окруженных высоким проволочным заграждением.
     -- Что это? -- спросил Пендер.
     -- О,  это здания полиции.  Здесь тренировочный лагерь для курсантов. У
них еще есть стрельбище и собачья площадка.
     Пендер свернул  на стоянку возле бара и остановился. Когда они вышли на
ночной воздух, его пробрала дрожь.  На  пороге бара он оглянулся и  с высоты
обозрел  нежно-зеленые  поля,  спускающиеся  к  густому темному  лесу внизу.
Однако  то,  что он увидел на ровной  площадке возле  бара,  привело  его  в
шоковое состояние.
     -- Дженни, что это? Что это такое? Дженни проследила за его взглядом.
     -- Дома на колесах. Только без колес.
     -- Вы знаете, сколько здесь этих домов?
     --  Два участка. На  одном штук двадцать, и  на  другом -- тридцать или
сорок. Они разделены фермой. Второй находится в конце Хорнбим-лейн, но о нем
мало кто знает. Он как-то на отшибе. А здесь, думаю, двадцать домов.
     -- Боже  мой, --  вырвалось  у Пендера. -- Я и не знал, что здесь живет
так много  народу- Может, нас потом засмеют, но мне бы очень хотелось, чтобы
мы ошиблись с крысами.
     Пока он говорил, луна вновь спряталась за тучу, и он вдруг почувствовал
себя совершенно беззащитным.  Тогда он  взял Дженни  под  руку и  повел ее в
зовущее тепло бара.

     Существо  задвигалось  на  постели  из  соломы  и  влажной земли,  хотя
двигаться  ему  было трудно из-за непомерной  толщины, да  и ноги  уже давно
отказывались  его держать. Другие тоже шевелились в темноте. То какой-нибудь
стон,  то   шорох  нарушали  тишину  в  темном  подземелье.  Никто  не  смел
приблизиться к существу, лежавшему в углу, боясь его ярости, зная, что будет
немедленно  разорван в  клочья. Причем  не самим существом, а тремя  черными
стражниками, всегда находившимися поблизости.
     Повсюду валялись кости, и изредка кто-нибудь в темноте хватал их и грыз
мощными  челюстями,  перетирая  в порошок.  В  ленивой атмосфере  подземелья
сгущалось  беспокойство, и существо в углу  хорошо  это  чувствовало. Из его
глотки  вырвался  булькающий  звук,  рядом раздался  такой же.  Все затихли,
прислушиваясь.
     Тучное существо металось на  соломе, а все остальные прижались к земле,
обернулась  серыми  булыжниками,  выставили  мясистые шеи,  исполняя  ритуал
самоуничижения.
     Существо было старое и не помнило, как попало в  это  место, как прошло
долгий  путь  по  подземным  туннелям,  сжимаясь  в  темноте  от страха, как
огромные   исполины  гремели  над   головой,  как  оно   созывало  остальных
пронзительным  визгом,  не  давало  им  разбегаться,  когда  они удирали  от
преследователей,  которые  беспощадно   уничтожали  их,  и  только  инстинкт
выживания  был им тогда  союзником. Они вышли из подвала и  уничтожили своих
спасителей, съели их прежде, чем отправились дальше.
     Унаследованное  знание  вело  их  под  землю,  хотя среди них  не  было
взрослого  зверя,  который бы  стал их  вожаком,  потому  что свою мать  они
сожрали,  еще когда  сидели  в  подвале. Существо подчинило  себе братьев  и
сестер с самых первых дней, хотя они были из  одного  помета,  но оно сильно
отличалось от  них. Они  были  темные, с черно-коричневой  шерстью.  Оно  --
совсем другое.
     Оно вело их по туннелям, давая им отдых, только когда они уже совсем не
могли  двигаться.  Два самых  слабых зверька поддержали их силы и  почти  не
сопротивлялись  перед  смертью.  А  они  все   шли,  затаиваясь  при  звуках
человеческой речи, уже зная, что люди -- их враги, которые охотятся на них и
уничтожают  их.  Свежий воздух больно  укусил их в  нос,  и они  попрятались
обратно. Однако  вожак смело шагнул дальше, и остальные последовали  за ним.
Над ними было ночное небо, и они старались держаться мест потемнее.
     Некоторые решили оставить безлюдные тропинки и уйти туда, где были дома
и бегала пища, но  вожак им  не позволил. Они  все  еще  не вышли за пределы
города,  значит,  опасность  грозила  им  каждое мгновение.  Весь  день  они
прятались  где-нибудь,  дрожа  от страха,  радуясь, если  им  удивлюсь найти
какое-нибудь  укрытие  под  землей.  А потом  приходила ночь, и с нею всегда
что-нибудь новое, еще неизведанное, и они были счастливы.
     Раньше  им   никогда  не  приходилось  видеть   высокую  траву,  и  они
наслаждались  мягким  ложем  и  убежищем  одновременно.  Она  просто  кишела
крошечными зверьками, которые еще не знали  страха и  очень  хотели играть и
веселиться. Однако вожак запрещал им это, он знал, что их окружают враги. Он
вел их дальше от железной дороги, от  туннелей, прорытых под городом, он вел
их  в лес, в  новый  мир,  где они смогут свободно дышать  и  сколько угодно
бегать. Он чувствовал, что и тут есть люди, но чем дальше они уходили в лес,
тем меньше там ощущалось присутствие людей.  Они пересекали твердые бетонные
ленты, не помня  себя от страха перед мчащимися чудовищами со сверкающими  в
ночи  глазами,  а  едва  начинался  рассвет, устраивались на отдых. Они  еще
боялись, но самое страшное, кажется, уже осталось позади.
     Звери скоро привыкли  к  новой  жизни, но глупее  не  стали.  Они  были
огромные  и  внушали ужас другим обитателям леса, и они размножались. Только
один,  внешне  отличавшийся от  других,  никак  не мог  успокоиться,  ибо не
чувствовал себя в безопасности. И ему чего-то  не хватало. На открытом месте
он ощущал незащищенность. Поэтому они двинулись дальше. Всегда ночью, всегда
сплоченной  стаей,  они  пробирались  в  высокой  траве  и прятались,  когда
всходило  солнце. Они забрались в самую лесную  глушь, и вожак нашел наконец
для себя место, где он мог не бояться врагов, где в вечной тьме мог спрятать
свое  не похожее на других тело.  Он нашел  идеальное логово.  Вожак был уже
стар. Он прожил дважды столько, сколько живут его сородичи, и он спаривался,
и у  него  было  потомство, похожее  на него.  Правда,  немногие  выжили,  а
выжившие были  слабы  и не могли защитить  себя. Тем не менее они повелевали
другими, которые  рождались  на свет черными.  Так они  жили вместе.  Черные
добывали еду и приносили ее в логово для вожака и его детей.
     Сам  вожак  никогда  больше не покидал логова, он  слишком  ожирел  для
этого.  Но  он  еще  правил  своими  сородичами, хотя чувствовал нарастающую
напряженность. Стаей  овладевало беспокойство, и  черные и такие  же, как он
сам, жаждали чего-то,  а чего -- сами не понимали. Их было уже очень  много,
но несколько лет  им  удавалось оставаться незамеченными. Унаследованный ими
от предков страх удерживал их в лесу подальше от людских глаз. Однако похоже
было  на  то, что сила,  помноженная  на количество, придавала им храбрости,
которой они не обладали прежде. А жажда усиливалась с  каждым днем, и лесные
звери, которых они убивали, не в силах были утолить ее.
     Существо, лежавшее в углу, хорошо знало, что это  за жажда,  потому что
именно оно  внушило  ее  остальным.  Оно  мечтало о  том,  что  ему  удалось
попробовать однажды много лет назад.
     Две головы  качались в темноте из  стороны  в сторону, и  липкая  слюна
текла из их ртов, когда существо вспоминало вкус человеческого мяса.

     -- Алан, давай лучше останемся в машине. Там холодно.
     Женщина поплотнее закуталась в пальто и удобнее устроилась на сиденье.
     -- Идем, Бэбс, не так уж там холодно. Я тебя согрею.
     Мужчина обернулся к ней, обнял и прижал к себе.
     -- У меня уже мурашки, -- пожаловалась женщина.
     -- Мы остановились возле самой дороги. Сплошные машины.
     -- Ну отъедем немного подальше. Алан с трудом скрыл раздражение.
     -- Дорогая, это невозможно. Мы застрянем в грязи. К тому же я ничего не
вижу и вполне могу въехать в дерево.
     Женщина  вздохнула, покоряясь. Что  толку спорить? Алан всегда  в конце
концов добивается своего. И, надо признаться, ей это обычно нравилось.
     Алан Мартин занимался продажей недвижимости в Лаутоне, а Бэбс -- миссис
Ньюэлл -- служила у  него секретаршей. В свои двадцать девять лет он  был на
подъеме  и весь устремлен  в будущее, она же в тридцать  пять уже перевалила
свою  вершину  и  мало думала о  будущем.  Пятнадцать  лет  замужества и два
сына-подростка почти заглушили  в ней всякие  желания. Ее жизнь протекала по
заданному руслу, и случавшиеся  неожиданные повороты ничего в ней не меняли.
Наверное, ей нужно было бы  радоваться. У  нее хороший, правда,  скучноватый
муж,  и  сыновья  растут  замечательные,  хотя  немножко   слишком   шумные.
Замечательный  дом,  может, немножко  маленький, но прелестный. И  телевизор
есть  цветной.  И  даже  собака  на удивление послушная.  Иногда ей  кричать
хотелось от всей этой красоты. Ее Рег солидный, что называется "соль земли",
ХОРОШИЙ ЧЕЛОВЕК, он не ходит  по дому в ковровых  шлепанцах, не курит трубку
-- он не из тех. Зато он крутит самокрутки, чтобы сэкономить на сигаретах, и
держит  кроликов  на  заднем дворе, и каждые воскресенье  и  среду принимает
ванну. Он всегда находит время помочь мальчикам с уроками или ответить на их
вопросы,  вечером  выводит на  прогулку собаку, даже  под  проливным дождем,
всегда  предлагает  вымыть посуду,  даже если она предпочитает  это  сделать
сама, и  всегда оставляет грязные туфли за  дверью. Он ни  разу не поднял на
нее руку, ни разу не пропустил субботнее утро, когда они занимались любовью,
ни  разу  не  попросил  ее  попробовать что-нибудь  новенькое,  ни  разу  не
воспользовался никакими мерами предосторожности, кроме как  излить сперму ей
на живот, и ни разу она не смогла поймать его мастурбирующим.
     Ах, Рег, ну почему ты такой скучный в постели?
     Алан грубо, жадно впился губами в ее губы.  Он был плохой, эгоистичный,
но он возбуждал ее. Бэбс давно уже поняла, что ее привлекает его непохожесть
на надежного  Рега.  Он,  конечно  же,  дрянь  и  только использует  ее  для
удовлетворения  своей  похоти.  Но  с  этим все  в  порядке,  она  тоже  его
использует.
     Ей  в  голову  не  приходило бросить мужа и  мальчиков,  потому что она
любила их. Но  она женщина, и ей нужно еще  что-то, кроме уюта.  У Рега есть
его кролики, у нее -- вот это.
     Бэбс, родив мальчишек, никогда не оставляла  мысли вернуться на работу,
где она могла бы встречаться с малознакомыми людьми, которые были ей гораздо
интереснее, чем соседи и родственники. Домашняя  работа была ей  скучна, она
изматывала ее и не сулила ничего нового, поэтому дом  постепенно перестал ее
стимулировать.  Однако  на работу она пошла  скорее по необходимости, потому
что заработок Рега становился  все  меньше и меньше от недели к неделе, и ее
судьбой  распорядилась инфляция. Рег  работал контролером  в одной рекламной
фирме,  и  за его  спиной не  было  профсоюза, который бы  гарантировал  ему
увеличение заработка хотя бы в  соответствии с  растущими  ценами, так  что,
периодически  накачиваемый  Бэбс, он  согласился, чтобы  она вновь  пошла на
работу.  Мальчики уже выросли  и меньше нуждались в ней, с этой стороны тоже
не было проблем, а Рег был достаточно чувствительным, чтобы  понять, как его
жене надоело сидеть дома.
     -- Пойдем, дорогая, давно мы уже  не  проделывали это  на воле. -- Алан
сквозь теплое пальто  потискал  ее полные груди. -- У меня в  багажнике есть
плед, ты не промокнешь.
     Бэбс уже почувствовала возбуждение, кровь быстрее побежала по ее жилам.
     --  А что, если мы  на кого-нибудь наткнемся? --  спросила она, но в ее
голосе уже нетрудно было распознать страстные нотки.
     -- Бэбс, не глупи. Кто это будет бродить ночью по лесу?
     --  Сегодня  мне  нельзя  задерживаться.  Он  посмотрел  на  светящийся
циферблат.
     -- Сейчас без десяти восемь. Когда ты обещала быть?
     -- В  половине.  Я сказала Регу,  что мы  будем сидеть над  конторскими
книгами. Он обещал сам накормить мальчиков.
     -- Добрый старина  Рег, -- сказал Алан  и,  ни  о чем больше не  думая,
ухватил губами ухо Бэбс, хотя все-таки он не удержался и беззвучно произнес:
"Ну и кретин".
     Груди Бэбс поднимались  и опускались, словно ее  накачивали воздухом, и
она плотно сжала  колени, чувствуя,  как повлажнело  у нее между ног.  "Алан
замечательный любовник, -- подумала она, -- и такой бескорыстный". И  -- она
уже дрожала от наслаждения --  такой требовательный. Интересно,  такой же он
требовательный со своей молодой женой?
     -- Ну, идем, Алан, -- сказала  она,  и в голосе у нее звучал призыв. --
Только найди местечко поукромнее.
     Он вылез из своего желтовато-коричневого "капри" и полез в  багажник за
пледом. Бэбс тоже вышла из машины, закрыла  дверь и проверила замок. К своей
машине  Алан относился очень серьезно. Она  огляделась.  Прохладный вечерний
воздух  остудил  ее  пыл,  и  ей  подумалось, что  в  свете луны лес кажется
сказочным.
     -- Ну же, Бэбс?
     Алан уже был рядом, и по его дыханию она поняла, что он хочет  ее.  Ему
нравилось  экспериментировать,  нравилось  все  время  пробовать  что-нибудь
новое.  За семь  месяцев, что  она  знала его,  из  них  шесть  близко, они,
наверное,  изучили все возможные  позиции. И хотя она была старше  его,  все
равно  вела  себя  как девчонка,  жаждущая все  узнать и все попробовать.  В
обеденный перерыв в конторе, когда все уходили, а она и Алан делали вид, что
у  них много работы, они забирались в чулан, где хранились  папки со старыми
делами, и занимались любовью на полу, опираясь на них или подкладывая их под
себя. Он бил ее по заду ремнем, использовал задний проход вместо  влагалища,
кусал  ее груди, пока  она  не  начинала  стонать  от боли, вливал ей в  рот
столько спермы, что она захлебывалась ею. Она садилась ему на лицо, и он пил
ее; перетягивала ему член  его собственным галстуком и дергала за него,  так
что он, крича от боли, прыгал  по комнате; она  садилась на него, скакала на
нем, терзала его, мазала его кремом  для лица и делала с ним что хотела. Ему
все нравилось. И ей тоже.
     Несколько раз им удалось  сбежать вдвоем -- для Рега это были служебные
дела, для  коллег, которых  обмануть  было труднее, совпавшие выходные  дни,
удивительно,   удивительно  одновременный,  к  примеру,  грипп,   --  и  они
использовали это время на полную катушку, почти не выходя из отелей, которые
первыми попадались им  по  дороге.  Они  были и мазохистами  и садистами, но
только к обоюдному удовольствию и не переходя грань любительства, потому что
настоящее мучительство им обоим было не  по  вкусу. Меняться при выключенном
свете нижним бельем было приятно. Но  через некоторое время,  когда фантазия
истощалась,  и  ничего  нового  больше  не  хотелось, оба  понимали,  что  в
нормальном сексе куда больше удовольствия. Все зависело только от места, где
можно было бы  им заняться. Они не заглядывали в будущее, не строили планов,
потому  что  их  радость была сиюминутной,  она  не  распространялась ни  на
завтра, ни  на послезавтра. Они не любили друг друга, но любили  то, чем они
занимались вместе, а когда это пройдет, то ничего не останется.
     Луна скрылась, и они неожиданно оказались в полной темноте.
     -- Алан, мне это не нравится, -- беспокойно произнесла Бэбс.
     -- Она сейчас  выйдет, не бойся. Иди ко мне, я тебя обниму. Он  привлек
ее к себе и прижался  к ней всем телом, тем не менее  пристально вглядываясь
во тьму за ее спиной. Ему самому не очень нравилось все это, и он вздохнул с
облегчением, когда луна показалась вновь.
     Он взял Бэбс за руку и повел дальше от дороги, поднимая перед ней ветки
и придерживая на плече плед.
     -- Не надо дальше, -- попросила Бэбс.
     --  Еще  немного. Вот здесь хорошо, и никто нас  не увидит. С дороги уж
точно.
     Они  замерли, услыхав  вдруг, будто  кто-то  торопливо пробежал  совсем
рядом.
     -- Что это? -- прошептала Бэбс.
     Алан несколько мгновений постоял, прислушиваясь, но все было тихо.
     -- Зверек какой-нибудь. Наверно, мы его потревожили.
     Он двинулся дальше, и Бэбс покорно последовала за ним.
     --  Вот  здесь хорошо, -- сказал он, увлекая ее  в низинку и удивляясь,
почему это он заговорил шепотом.
     Он  походил по траве на случай, если там притаилась какая-нибудь лесная
живность, и аккуратно расстелил плед.
     --  Так  хорошо, детка?  --  спросил  он,  и  его  лицо  показалось  ей
мертвенно-бледным в лунном свете.
     -- Не знаю,  Алан, -- ответила она, но он-то знал, что она хочет его не
меньше, чем он ее.
     Когда Алан уложил ее на плед и принялся расстегивать на ней пальто, она
забыла  обо  всем на свете.  Полноватое тело Бэбс  было  приятно упругим  на
ощупь, нигде ничего  не провисало, все было именно таким,  чтобы  возбуждать
желание Алана, который, увидев открывшиеся ему в лунном свете груди и живот,
совсем потерял голову. Он поцеловал ее в шею, потом принялся целовать груди,
грозившие разорвать шелковый лифчик, провел языком  по животу, отчего все ее
тело напряглось в ожидании.
     Хотя она дрожала от холода, он придавал  нечто до сих пор  неизведанное
ее ощущениям. Снаружи она как  бы застыла, внутри же бушевала огненная лава.
Она видела звезды, и ей казалось, что они тоже смотрят на них, и в этом было
что-то   волнующее.   Покрывшись   гусиной   кожей,    она   вновь    обрела
чувствительность и теперь трепетала,  отзываясь на каждое его прикосновение.
Он снял с нее пальто и принялся стягивать блузку.
     -- Нет, Алан, -- воспротивилась она. -- Слишком холодно.
     Он закрыл ей рот поцелуем и, не обращая  никакого внимания на ее слова,
снял  блузку. Он смотрел сверху на  ее белые обнаженные  плечи, на  ее лицо,
которое  она не  отворачивала от него, одновременно  истомленное страстью  и
невинное, и почти любил ее. Почти и  только одно мгновение. Но он уже не мог
совладать с желанием. Подсунув  под нее  руку, он  расстегнул лифчик и  снял
его, аккуратно спустив бретельки с рук. Потом он уложил ее на плед и занялся
юбкой. Пришлось немного повозиться, когда  он стаскивал  ее с  бедер, зато с
ног она соскользнула легче легкого. Потом колготки. Туфли. С трусиками он не
стал  торопиться,  сначала  его рука погладила тонкую материю,  отчего  Бэбс
судорожно дернулась  и  схватила его руку,  чтобы он  нашел то  единственное
место и его пальцы сделали свое дело.  Но  он отодвинулся  от нее, зная, что
она уже не владеет собой и может все испортить.
     Когда он  встал на  ноги  и  поглядел  на  нее  сверху  вниз,  ее  тело
показалось ему  изваянным  из белого мрамора,  из нежного, жаждущего принять
его мрамора.  Он ухватился за ее трусики с обоих боков и потянул их вниз  по
ее бедрам, коленям, щиколоткам. Она аккуратно положила их возле себя и опять
легла, слегка раздвинув ноги, так что черный треугольник  резко выделялся на
бледной коже.
     Алан быстро  сбросил с  себя  все и не стал ничего  собирать, зная, что
потом он пожалеет об этом, когда  будет ползать в темноте, отыскивая рубашку
и брюки и чертыхаясь от холода. Но это потом, а сейчас это не имело никакого
значения.  Все, что его волновало сейчас,  -- это прекрасное страстное тело,
раскинувшееся  у его ног.  Он встал  на колени,  потом  лег,  вжался  в нее,
скользя и выскальзывая, идя напролом и беря лаской.
     Она  обхватила ногами его бедра, потом подняла ноги  на плечи, опустила
на  ягодицы, прижала его к себе, впилась пальцами в его тело. Подняв колени,
она уперлась пятками ему в зад, стараясь прижать его к себе еще теснее.
     Он  целовал ее сосок, потом с  силой втянул его в себя, отчего он  стал
твердым и багровым.  Губами он искал ее губы, а рукой грубо утешал покинутую
грудь.  То и  дело  она тихо  стонала  от наслаждения, он же сдерживался, не
желая шуметь  и  привлекать внимание людей,  если они были в лесу. Но чем их
ласки становились более бурными, тем громче они выражали свой восторг.
     Бэбс потянулась  к  нему, желая ощутить  его внутри  себя,  не  в силах
больше  продолжать предварительные  игры. Она коснулась его пениса, услышала
его стон  и потянула  его  к себе, широко  раскинув ноги, так  что  ее пятки
оказались  на голой  земле.  Он дернулся,  ощутив ее губы и влагалище, и  не
пошел дальше, мучая ее такими легкими касаниями.
     --  Алан, пожалуйста, -- попросила она, и  он улыбался ей в темноте,  а
она улыбалась  ему, изо всех сил стремясь  заполучить  его внутрь и в то  же
время  наслаждаясь  затянувшейся игрой. Обдумав  все, он высвободил  член  и
услышал,  как  возглас  разочарования сменился радостным возгласом, когда он
просунул голову между  ее ног и его язык ощутил ее влажное долгое влагалище.
Приподняв  зад с пледа,  она неистово крутилась всем  телом, и ему надо было
крепко  держать  ее, чтобы она не ускользнула  от него.  Она тянулась к  его
дразнящим губам и языку, и  ему  пришлось подтянуть колени, чтобы поддержать
ее. Он положил одну ее ногу на плечо,  потом другую на другое плечо, и она с
силой  сомкнула их вокруг его головы, так что он даже испугался за свои уши.
Ему  было  трудно  дышать,  но  она  не  ослабляла хватки,  руками и  ногами
прижимала  его  к  себе все  теснее и теснее,  упираясь в  землю  плечами  и
головой.
     Алану  показалось,  что  он  сейчас  задохнется,  и  он  чуть  было  не
запаниковал,   как   вдруг  ощутил,  что  ее  тело  напряглось  в  последних
пароксизмах  перед  оргазмом.  Она  нашла  рукой  его   член,  стоявший   от
возбуждения,  и  подбодрила Алана на  последнее усилие,  так что он, сколько
мог, вытянул язык и даже  испугался, как бы  не порвать сухожилие, а ее рука
дарила ему наслаждение, которое смешивалось с болью в голове и легких,  хотя
эта боль  каким-то образом  стала доставлять ему наслаждение, и  наслаждение
снимало боль.
     Теперь она уже  не могла сдержать крики, да и  не заботилась об этом, у
Алана же были закрыты уши, и он ничего не слышал. Он выплеснул сперму ей  на
спину, и  они бились в конвульсиях своего наслаждения, а  их тела составляли
причудливую  скульптурную  композицию,  трепетавшую  в  лунном  свете.   Так
продолжалось несколько секунд, а потом они медленно опустились на плед. Едва
переводя  дыхание, они  ждали,  когда  их сердца перестанут  бешено  биться,
прежде чем снова слиться в едином порыве.
     Алан накинул  на них ее пальто, и они прижались друг к другу, еще храня
обретенное тепло, но уже чувствуя, как подбирается к ним холод.
     -- Алан, Алан. Спасибо, -- сказала Бэбс, когда немножко успокоилась. --
Это было прекрасно.
     Алан только  хмыкнул и пробормотал что-то нечленораздельное, потому что
лежал,  уткнувшись  в  ее  грудь под пальто. Он  чувствовал себя  совершенно
опустошенным, к тому же у него очень болели губы.
     Бэбс, нырнув под пальто, приблизила свою голову к его.
     -- Разве это не было прекрасно?
     Алан вытянул  ноги, но трава обожгла его холодом,  и  он опять подтянул
колени.
     -- Да, Бэбс, великолепно.
     Однако, пресытившись и начиная замерзать, он вдруг вспомнил о доме и  о
том, что обещал Марджи не очень задерживаться.
     Бэбс подняла голову и поцеловала его в щеку, потом повернулась на спину
и раскинулась  на  пледе, блаженно улыбаясь. Ей все  еще было жарко, и  даже
голым  ногам  не  мешал  осенний холод.  Что-то коснулось ее  ступни,  и она
подвинула ее поближе к другой.
     --  Милый, -- спросила она,  не отрывая  глаз от облака, находящего  на
луну, -- ты  когда-нибудь  думал, почему это  так  хорошо?.. У  нас,  я хочу
сказать.
     Она приподняла край пальто и глядела на него в ожидании ответа.
     -- Нет, Бэбс.
     Она опять посмотрела на небо.
     -- С Регом никогда так не было, даже когда мы только поженились. Из-под
пальто появилась макушка Алана, словно он примеривался к  холоду, прежде чем
вылезти совсем.
     --  Наверно,  мы физически подходим друг другу, --  сказал  он.  -- Так
бывает. Одни физически, другие духовно. Мы с тобой физически.
     -- Да нет, не только.
     Бэбс почувствовала легкий укол обиды.
     -- Ну конечно,  не только, Бэбс, -- поспешно согласился он.  --  Просто
некоторые люди более, ну, как сказать, энергичны,  что  ли, чем  другие. Но,
мне кажется, мы и думаем одинаково. Ведь мы понимаем друг друга.
     Но сам он в это время раздумывал над тем,  как бы ему так посмотреть на
часы, чтобы она не заметила.
     Бэбс начала замерзать и сунула руки под  пальто. Зачем обманывать себя?
Алану нужно  от нее только одно, и ей нужно от него только одно.  Секс  тоже
как-то   зависит  от  мозга,  поэтому  они   сходятся   в   мыслях.  И   она
забеспокоилась, накормил ли Рег мальчиков или еще нет.
     Что-то опять коснулось ее ноги, но на сей раз она уже не была в прежнем
размягченном состоянии и испугалась. А вдруг это не  лист  и не трава, вдруг
это какой-нибудь зверь?
     -- Алан! -- вскрикнула она и  села на пледе,  открыв полные  груди. Еще
через  мгновение  она ощутила  боль и, взвизгнув, подняла  ногу,  ощупала ее
рукой и завизжала опять, только уже  громче, потому  что поняла, что от двух
пальцев остались только окровавленные обрубки.
     Испуганный ее визгом, Алан вскочил на ноги и огляделся, пытаясь понять,
что так напугало ее.
     -- Бэбс,  что с тобой? --  Он  обнял ее  и попытался  успокоить. -- Что
случилось? Ну скажи же! -- Он сорвался на крик.
     -- Нога! Кто-то откусил пальцы! -- прохрипела Бэбс.
     -- Господи! Это ничего, Бэбс. Успокойся. Дай мне поглядеть.
     Но  у  него  уже  не  было  времени.  Возбужденная  кровью  крыса вновь
бросилась  на  ногу  Бэбс и  глубоко  вонзила  в  нее  зубы,  прокусив руку,
прикрывавшую обрубки. Алан отскочил в сторону, увидав черного  зверя, еще не
поняв, кто  это может быть, но из-за его размеров  приняв  его за одичавшего
пса. Неожиданно из-за тучи выглянула луна, и его охватил ужас, потому что он
узнал зверя. Вытянутая  острая  морда,  длинное гладкое туловище,  опущенный
зад, словно деревянный хвост, -- ЧЕРНАЯ КРЫСА!
     Визги  Бэбс вывели  его из  столбняка,  он  схватил крысу  за  горло  и
попытался оттащить ее. Но тут Бэбс завизжала еще громче от нестерпимой боли,
а Алан упал на спину, не выпуская вырывающегося у него из рук зверя, который
не  замедлил повернуть морду  и впиться Алану в  бедро. Он  вгрызался в  его
плоть и пил  кровь,  фонтаном хлеставшую из порванной артерии. Зверь чуть не
захлебнулся. Он отвернул морду, а кровь лилась, не переставая и заглушая все
другие запахи.
     -- Нет, нет, нет! -- кричал Алан, хотя ему было хорошо известно, к чему
приводят такие раны. Он сжал  ногу руками, стараясь остановить кровь, но она
прорывалась сквозь пальцы  и брызгала ему  в лицо. Корчившаяся между его ног
крыса  изрыгнула  из себя  его кровь  и бросилась  ему  на  грудь, до костей
впиваясь в нее  когтями. Не выдержав,  Алан упал  на спину,  и  крыса начала
подбираться к его горлу. За ней другие, более робкие, повылезали из укрытия,
все еще опасаясь человека, страх  к которому переняли от  предков, понемногу
смелея и возбуждаясь от сладкого запаха крови, стоявшего  в  воздухе. Сквозь
слезы  Бэбс  видела приближающиеся черные тени.  Она уже  все  поняла, и  ей
только хотелось  помочь Алану, но она боялась пошевелиться. Потом она решила
бежать и не могла сдвинуться с места от страха. Все, на что ее  хватило, это
залезть под пальто, подтянуть ноги к  груди и как можно плотнее закутаться в
него. Боль в ноге и страх были непереносимы. Она стала молиться, но мозг уже
отказывался служить ей, и она все повторяла: пусть они уйдут, пусть исчезнут
во тьме, пусть вернутся  в ад, из  которого пришли.  Стоны  Алана мешали  ей
поверить в лучшее. А когда с нее потянули пальто и  она ощутила боль укусов,
то поняла  окончательно: крысы не оставят их, пока не  разорвут  на кусочки.
Когда же она стала терять сознание, то, корчась в агонии, увидела вдруг Рега
и  мальчиков  за  обеденным столом, и  Кевин.  младший, сказал: "Папа,  мама
умерла... Мама умерла... мама умерла..."

     Наступила полночь, и уже около часа из палатки не было слышно ни звука.
Как брезентовый  часовой, она стояла  одиноко у  самого края  огромного поля
возле леса. Покрытая  изморозью  снаружи,  она  была  окружена  заледеневшей
травой, но внутри  было чисто  и  тепло, мальчишеские тела  работали не хуже
центрального отопления.  Слабый свет ночника на полу обозначил центр, вокруг
которого в огромных мешках спали семеро  мальчишек и их  воспитатель, больше
всего боявшиеся, что холодный рассвет заставит их вылезти из теплых коконов.
     Между  воспитателем   Гордоном   Бэдли  и  ближайшим   мальчишкой  было
расстояние  не  меньше фута. Эта  разделительная полоса была как  бы стеной,
ограждающей  его авторитет.  Гордон считал, что  такие  абстрактные  символы
чрезвычайно важны.
     Все мальчики, от двенадцати до пятнадцати лет, были из сиротского  дома
Барнардо в Вудфорде, а сюда приехали на  неделю "выживания", хотя ни о каком
выживании речи не шло, ибо ближайший магазин был не дальше чем в двух милях,
а  львы, тигры  и  крокодилы никогда  не водились  в  здешнем  лесу. Младшие
мальчики тем не менее верили, что тут еще остались медведи. Больше тут никто
не жил, потому что эта земля была не государственная, а принадлежала некоему
лорду --  мальчики вечно забывали его  имя, -- который позволил Вудфордскому
сиротскому дому занять дальний участок под лагерь. Но так как сам он не  жил
в своем поместье,  а сдавал землю в аренду фермерам, то для мальчиков он был
фигурой мифической, не менее далекой и недоступной, чем сам Господь Бог.
     Гордон Бэдли жил в  этом  сиротском доме с малолетства, и  все видели в
нем великолепный  пример честности и порядочности, взращенный  в  сиротстве.
Три  года  жизни  на  воле, где он работал  в  магазине сначала на подсобных
работах, а  потом помощником разделывателя мороженых туш, оказались для него
достаточными, и он вернулся  в свой  дом,  плюнув на карьеру, потому что ему
захотелось помочь  таким  же, как  он сам, невезучим детям.  В  приюте очень
обрадовались  его  возвращению,  хотя  они  редко  принимали  обратно  своих
воспитанников,  но Гордон  всегда считался исключительным  ребенком.  У него
были  хорошие  манеры, тихий голос,  он много  работал и никому не доставлял
хлопот  своими  эмоциями,  короче  говоря,  он  был мальчиком, про  которого
воспитатели могли сказать: "Вот видите, все же мы не зря  работаем. Пусть мы
не можем дать им настоящую родительскую любовь, но мы можем вырастить вполне
рассудительных людей".
     Надо сказать,  что  другие  мальчики  вовсе не  считали  его  таким  уж
добреньким, на него смотрели как на "крепкий орешек". Он был доброжелателен,
но непоколебим, мог быть грубым, но не недобрым, смешливым, когда ему самому
хотелось, и  серьезным,  когда этого хотелось другим. Он  не  искал повода к
ссорам, не лелеял обид, казалось, он любит всех и все любят его. В общем, он
считался  идеальным  воспитанником  доктора  Барнардо.  А  через  три  года,
проведенных на воле, он понял, что больше ему ничего не надо.
     Воля напугала его. Мир был слишком большой и агрессивный. Слишком много
чужих людей.  На улице он всегда передвигался бегом, словно вышел раздетым и
хотел  как можно быстрее  убраться с глаз  долой. Для сирот это нормально, и
многие постепенно преодолевают свою отчужденность. Гордон не смог. Он скучал
по приюту  и по ощущению безопасности и  защищенности, которое он давал ему.
Он привык чувствовать себя естественно  в  доме,  где  все были дружелюбны и
близки друг к другу, и, может быть, из-за этой близости он ощущал себя таким
ненужным  в большом  мире.  Его  везде  хорошо принимали,  и  он  с  должной
благодарностью отвечал на гостеприимство, но чем больше времени он  проводил
в гостях, тем лучше понимал, чего был лишен сам, но он не возмущался, просто
он был другим.
     Девушки тоже были проблемой. Его тянуло  к ним, и некоторые из тех. что
работали с ним вместе в супермаркете,  готовы были ответить ему взаимностью,
но он не мог преодолеть барьер,  который все время ощущал между собой и ими,
как  будто  он  не жил  среди  людей, а  наблюдал за  ними  через  невидимую
стеклянную стену. Может, со временем это прошло бы, но его одиночество стало
непереносимым.  В  доме он что-то значил, вне его  -- не значил ничего. И он
вернулся, обратив свое поражение  в победу. Этот дом был его домом, и именно
здесь он хотел жить.
     Гордон повернулся  во сне, мигнул, потом широко открыл глаза. Несколько
мгновений он глядел  на покатую  стену палатки, еще  весь во  власти  сонных
видений.  Тусклый  свет окрашивал  все в  мрачный зеленый цвет.  Он  оглядел
палатку, не проснулся ли кто. Прислушался,  не шепчутся ли,  не плачут ли во
сне, не дрожат ли в хорошо подогнанных спальных мешках,  нет,  похрапывают и
вздыхают, как обычно. Гордон успокоился. Но почему же он проснулся?
     Спать ему расхотелось.
     Вдруг  ему  послышалось  какое-то  царапанье,  и  он  повернул  голову.
Царапанье прекратилось. Он затаил дыхание.
     Кто-то бился в  брезентовый полог палатки,  совсем низко,  возле  самой
земли, возле его  ног, потом двинулся в сторону его головы. Гордон осторожно
отполз подальше,  и тот,  кто  был снаружи, тотчас замер, словно  ощущал его
присутствие  и  знал, что он делает.  Гордон с  трудом сдержался,  чтобы  не
закричать и не сбежать на  середину. "Нельзя пугать маленьких", -- сказал он
себе. Если  это лиса или какой-нибудь другой  любопытный зверек, они никогда
не прогрызут брезент.  Он медленно расстегнул "молнию" на мешке и высвободил
руки.
     Зверь  двинулся дальше, и Гордон определил, что в  нем  не  меньше двух
футов. Лиса! Или барсук? Все равно он не очень высокий. Или, может, крадется
на животе? А если это собака? Зверь опять остановился и еще больше оттопырил
брезентовую стену. Гордон отдернул голову, но все равно между ними был всего
один  фут, и у Гордона появилось жуткое  чувство, что существо по ту сторону
видит сквозь брезент и знает,  как он его боится. Гордон пошарил вокруг себя
в  поисках фонарика,  с  которым никогда не расставался  в походе.  Мальчик,
спавший  поблизости, беспокойно зашевелился,  когда Гордон нечаянно коснулся
его  спального  мешка. Вскоре  он все-таки  наткнулся на металлическую ручку
фонаря. Отползая от  стенки.  Гордон  сам толкнул его ближе  к  мальчику, но
теперь  он  крепко  зажал его  в  руке.  И  вновь похолодел,  услышав  тихое
царапанье.
     Подавив в себе крик, он ударил фонарем по тому месту в  стенке, которое
опять начало выпячиваться, и зверь отскочил от  палатки. Ему показалось, что
он услышал пронзительный визг, когда ударил, но не был в этом уверен. Вполне
возможно, этот визг прозвучал в его голове.
     Гордон  включил   фонарь  и  держал  его,   загораживая   от  остальных
собственным телом, пристально  вглядываясь  в  желтый  блестящий  круг перед
собой. Он опять забрался в спальный мешок, но не выключил фонарь, размышляя,
сможет ли зверь прогрызть  брезент. Пока еще он был цел. Да нет, лисе тут не
справиться.  Он  понемногу  расслабился, задышал  спокойнее и уже  потянулся
большим пальцем выключить фонарь, как что-то тяжелое обрушилось на стенку, и
она выпятилась прямо в середине освещенного круга.
     Царапанье    возобновилось   с    новой    силой,    и    Гордон,   как
загипнотизированный,  смотрел:  сначала  он увидел маленькую дырочку,  в нее
просунулся  большой загнутый  коготь, прорвал брезент до  земли и  исчез,  а
вместо  него  появились крошечные скребущиеся выпуклости  по  обеим сторонам
дыры. Гордон не удержался от крика, когда увидал две когтистые лапы, рвавшие
брезент  в клочки прямо  перед его лицом.  Черное блестящее туловище  влезло
внутрь  и  бросилось  на открытое  лицо  Гордона, впилось ему  в подбородок,
толкнуло сильно,  и они вместе покатились на ничего не понимавших мальчишек,
к тому же совершенно беспомощных в своих спальных мешках.
     Они закричали от страха, еще не видя, что случилось с  их воспитателем.
Фонарь  остался  в мешке, где  светил без пользы для детей,  а ночника  было
совсем недостаточно, чтобы разобраться в непонятной свалке. Мальчик, который
спал рядом  с Гордоном, высвободил  руку и,  взяв  фонарь,  направил  его на
кричащего человека, но никто из мальчиков все  равно не понял,  кто  терзает
окровавленное лицо воспитателя. Другой мальчик, что лежал возле стенки, тоже
закричал, увидав, как  что-то черное вползает в дыру в брезенте, и мальчик с
фонарем направил свет в ту сторону.
     Гордон захлебывался собственной кровью, но как он ни  старался оторвать
от себя зверя, тот все сильнее  вгрызался в него. Он сомкнул  челюсти на его
подбородке, и развести их у Гордона не хватало мочи.  Он  знал, что  зверь в
силах  убить его,  но  то, что он  увидел, заставило  его  действовать почти
автоматически, словно он  опять видел жизнь через стекло окна. Но на сей раз
он был внутри, в гуще  жизни, а враги, черные звери, разбивали стекло, чтобы
добраться до этой жизни. Он знал, что должен остановить их.
     Он едва не  терял сознание от боли, но  это не имело значения, когда он
старался  докатиться до  дыры, таща  за собой  зверя. У него трещали  кости,
кровь заливала горло,  мешала дышать, но мысли у него были ясные, словно все
это происходило не с ним. ОСТАНОВИ ИХ, ЗАКРОЙ ДЫРУ СВОИМ ТЕЛОМ.
     Все-таки он добрался до цели, закрыл спиной дыру, стал у них на дороге.
Он знал, что они терзают его спину, вгрызаются в нее зубами,  рвут в клочья.
Он знал, что зверь, вцепившийся в него, сам поймал  себя в ловушку, хотя пил
и пил  кровь, иссушая его тело. Он не знал только, что другие звери окружили
палатку, и  царапающие звуки мешались с  криками мальчишек, а  на палатке то
тут, то там появлялись новые дыры.

     Наступил рассвет,  и солнце, прорываясь сквозь туман, золотило верхушки
деревьев. Ничего необычного не было в том, что преподобный Джонатан  Мэттьюз
шел от своего дома в церковь в столь ранний час, ибо в последние годы сон не
играл сколько-нибудь значительной  роли в  его  жизни.  Первые  лучи солнца,
прихотливо  разрисовав стену в его  спальне,  словно  приветствовали  его, и
приближающийся день приносил с собой отдых от ночного одиночества. За восемь
лет, прошедшие после безвременной  кончины жены, викарий не  нашел никого, с
кем бы он мог быть откровенным, кто бы утешил его  в его печалях.  Частенько
он  подумывал  поговорить  о своих сомнениях  с  епископом,  обсудить с  ним
духовно ослабляющий  его страх  смерти, но в конце концов  решил бороться  в
одиночку.  Господь поможет ему преодолеть  недостаток веры. Он  затянул шарф
потуже. Его слабое тело  стало слишком  чувствительным к  утренней  сырости.
Снова  и снова он задавался вопросом, почему  смута в  мыслях настигла его в
старости, в то время как в молодости  вера его была крепка? И ему  казалось,
что каким-то  образом  это  связано с  лесом.  В его воображении  постоянная
угроза,  исходящая от леса,  говорила о столь же постоянном присутствии  тут
смерти,  которая, невидимая, следила  и ждала  удобного  момента  обнаружить
себя. Когда-то для него лес был местом любви, а теперь  он стал символом его
тревожного состояния.
     Викарий вошел в ворота и  остановился посмотреть на древнюю колокольню.
Высокой она не  была, едва  достигала вершин старых  деревьев,  но воспаряла
ввысь  вопреки земному  притяжению, словно могла  прорваться в небо  и через
воронку, в  виде которой  она сконструирована, накормить  души верующих.  Он
ощутил на себе влияние ее  духовной дерзости  и воспрял сердцем. Сомнения --
это часть служения, и если бы не было сомнений, то  никто бы не искал ответы
на  свои вопросы, не преодолевал бы препятствия,  а это те тесты, по которым
судят людей. Пришло время испытаний, и, когда они закончатся, он укрепится в
вере, окончательно приемлет Бога.
     Маленькая церковь  всегда  внушала ему оптимизм,  и  именно поэтому  он
приходил  сюда  ранними  утрами.  Ему необходимо  было  избавиться от дурных
ночных мыслей, если  он хотел прожить  еще  один день, а час, проведенный  у
алтаря, помогал  ему воздвигнуть  ограждение  вокруг себя.  Он шел по узкой,
посыпанной  гравием  тропинке  между   надгробиями,   избегая  смотреть   на
затененные участки, и только когда он  дотронулся  до металлической  дверной
ручки, услышал, будто кто-то скребется неподалеку.
     Медленно он повернул голову в том направлении, откуда доносились звуки,
и холодок любопытства пробежал по его спине. Похоже было, что скребли землю,
что кто-то рыл ее. Это мог быть  только зверь, потому что эти звуки не имели
ничего  общего с уже давно  ставшим привычным шумом лопаты,  роющей землю, и
глухим стуком падающих  комьев земли в  могилу.  Перекопанная  грязь служила
вечной преградой. Он едва не подпрыгнул, услыхав треск сучьев.
     Его охватил страх.  Он сошел  с  крыльца и  пошел по дорожке,  стараясь
ступать громче,  чтобы предупредить того, кто  прятался за церковью, о своем
приближении, чтобы у него было время сбежать, пока он не нашел его.
     --  Кто здесь?  --  крикнул  он, и на  несколько  мгновений  воцарилась
тишина. Потом шум возобновился.
     Викарий дошел до угла. Здесь уровень  земли резко понижался, и каменные
ступени вели на заросшее травой кладбище. Отсюда он увидел разрытую могилу.
     Всего  день назад  похоронили миссис  Уилкинсон, а  теперь в  могильном
холме зияла  круглая дыра, вокруг которой как  попало была разбросана земля.
Скрип дерева заставил его предположить худшее.
     В ярости он сбежал по ступенькам. Какой зверь посмел залезть в могилу в
поисках  пищи? Когда он очутился у края дыры и  заглянул внутрь, то закричал
от ужаса.
     Перед ним была широкая глубокая  нора с  крутым спуском, на дне которой
он увидел множество извивающихся, покрытых черной шерстью зверей. Сначала он
их не  узнал, потому  что  в  норе было темно,  солнце  еще не  вышло  из-за
деревьев, но постепенно он стал различать отдельных зверей. Но и тут он  еще
не вполне удостоверился. Один зверь  отделился  от остальных. Его пасть была
забита сухим  мясом, и он  стал  карабкаться по  спинам других  подальше  от
середины ямы. Но  в то мгновение, пока дыру  еще не закрыли, викарию удалось
заглянуть в гроб.  Увидя белые кости, торчащие во все стороны, вылезающие из
разодранной плоти, он упал  на  колени,  и его вырвало желчью на копошащуюся
массу внизу. Ему хотелось бежать от этого ужаса, но все его тело содрогалось
в  жестоких  конвульсиях, и он  не мог подняться и  цеплялся за  взрыхленную
землю. Теперь он их узнал --  это  были  гарпии его совести, которые явились
мучить его,  чтобы он знал:  смерть не  может быть священной, а  тело  может
подвергнуться осквернению и после смерти.
     Преподобный  Мэттьюз  не  обратил  внимания  на  других  крыс,  которые
прятались в густой траве, за  деревьями, за могилами и, не издавая ни звука,
черными  злыми  глазами  следили,  как  он  вошел  на  церковный  двор,  как
направился дальше по тропинке, и они окружали его ползком, не высовываясь из
травы. Он не знал, что они все ближе  и  дрожь нетерпения сотрясает их тела.
Прошли долгие  секунды, пока он  сообразил,  что происходит, после  того как
первый зверь укусил его за лодыжку и принялся неторопливо и деловито терзать
его плоть.
     К  тому времени, как  он закричал и  замахал руками,  чтобы  оттолкнуть
крысу, было  слишком поздно,  ибо другие  крысы уже бросились на него, рвали
когтями  и  зубами  его  тело,  потом  повалили и сбросили  в  яму  к  своим
собратьям, обрадовавшимся свежему теплому мясу и потокам живой крови.
     В  последнем  усилии,  внушенном ему ужасом  и  пересилившем  боль,  он
сбросил крыс  с ног  и  попытался выползти  наружу,  но длинные черные  тела
навалились на него и стали заталкивать  обратно, а наверху  его ждала  точно
такая  же стая, может, еще больше числом. Он судорожно цеплялся  за траву, и
крысы  без особых усилий откусывали ему  палец за пальцем своими острыми как
бритва зубами. И он соскользнул обратно, попал ногой в гроб, осел на останки
старухи.
     Одна из крыс спрыгнула за ним вниз, и несколько мгновений он  смотрел в
черные глаза и  на розовый подвижный  нос всего в нескольких дюймах  от  его
лица. Крыса уселась на него, вцепилась в него когтями, потом рядом оказалась
другая,  вся яма заполнилась извивающимися дерущимися  тварями, в чьем визге
потонули его стоны. Он не понимал, почему так долго не  умирает, ведь он уже
чувствовал, как крысы поедают его внутренности, а одна, проложив себе дорогу
под ребрами, пировала на  его сердце. Почему он  еще не умер?  Боли не было.
Или она была слишком сильной,  и он перестал ее чувствовать? Почему  он  еще
удивляется, задается вопросами,  мучается  сомнениями? Сейчас он обязательно
узнает ответ.  Однако  никаких открытий  не последовало. Он только знал, что
его едят. Потом понял, что его тело умерло, и только  его мысли еще живут, а
потом...
     Крыса ела  его  мозг, она  засунула  острую  морду в череп и откусывала
куски, которые больше не  функционировали, больше не оставалось  рецепторов,
которые воспринимали бы импульсы, и они угасали сами собой.
     Солнце, вставшее над деревьями, залило светом церковь, двор и кладбище,
но ни одна  птица  не запела, приветствуя его. Лишь откуда-то из-под старого
здания доносился тихий шорох. Но вскоре и он затих.

     Пендер устал. Вместе с главным лесничим Денисоном они объездили сегодня
утром   весь  Эппинг-форест,  побывали  на   фермах,   в   частных  домах  и
государственных  учреждениях.  Они  искали  следы,  оставленные  крысами,  и
расспрашивали местных жителей. Большинство имело дело  с грызунами в  разное
время, но ничего серьезного обнаружить не удалось.
     Лег он поздно,  встал рано и, обдумывая результаты вчерашнего совещания
в заповеднике,  от разочарования чуть не прокусил  нижнюю губу. Он знал, что
Стивен  Говард  уже давно больше  бизнесмен, чем ученый,  но не понимал,  до
какой  степени.  Заведующий научной  частью "Крысолова" терпеливо выслушивал
разгоряченных спором Пендера и  Уитни-Эванса и,  не  меняя  выражения  лица,
время  от  времени  кивал  то  одному,  то  другому,  почти  не   высказывая
собственного мнения. Очень  скоро Пендер сообразил, что Говард  ждет, как на
все это  будет реагировать Торнтон, и не  желает  выдавать свои мысли раньше
личного секретаря. Ему уже приходилось наблюдать  такое поведение Говарда на
совещаниях в присутствии  начальства, и  оно всегда его забавляло, но сейчас
речь шла  о гораздо большем, чем личные амбиции, и Пендер выходил из себя от
злости. То, что  Уитни-Эванс и Торнтон  все обсудили еще до совещания, стало
очевидно, когда личный  секретарь  предложил  не пороть горячку  и  запретил
широкомасштабные операции до получения убедительных доказательств  наличия в
лесу черных крыс.
     Стивен  Говард тут  же  поддержал его,  сказав,  что, несомненно, нужны
дополнительные  доказательства, к  тому же до сих пор черная крыса, если она
вообще  существует,  была на редкость пассивна,  так что можно с достаточной
уверенностью  предположить,  что она  такой и  останется  в  ближайшие  дни,
которые потребуются для сбора информации. И  нечего, мол, звонить в колокола
раньше времени.
     Дженни была  в ярости.  Ее  отчет попросту проигнорировали,  зато  было
развито ее же собственное предположение, что она видела нутрий, выходящих из
пруда, и обращено против нее. Сидевший с ней рядом в библиотеке, занятой под
совещание, Пендер схватил ее под столом за руку и попытался успокоить, зная,
что она совершенно впустую изольет  свои чувства на Уитни-Эванса, Торнтона и
Говарда.  Он тоже  едва  сдерживался от злости, но за долгие годы  приучился
контролировать себя и пользоваться ею с умом. Начал  он  свое  выступление с
опасности, которой  чревато любое  промедление. Потом в деталях  восстановил
картину лондонского Нашествия и напомнил присутствующим  о допущенных  тогда
ошибках, о недооценке крыс, которая обошлась в сотни жизней,  и неадекватных
мерах,  принимавшихся  поначалу  в борьбе  с ними,  и проигнорированных  без
всяких оснований предупреждениях. Возьмут ли господа на себя ответственность
за новое нашествие?
     Инспектор безопасности  Эрик Дагдейл  согласился с Пендером в том,  что
риск слишком велик. Главный  лесничий Денисон пребывал в  сомнении. Никто из
его подчиненных не докладывал  ни о каких чрезвычайных происшествиях в лесу,
хотя он  замечал в последнее время, что с  ними творится что-то странное.  К
тому же он сам видел  белого  оленя, а  это  плохой знак,  и  он  был  очень
расстроен. Торнтон и  Говард  открыто смеялись над  ним,  однако Уитни-Эванс
прореагировал  иначе.  Уж он-то знал,  что не  стоит смеяться  над  местными
легендами.  Тем  не менее  ему  тоже нужно было убедительное доказательство,
прежде чем принять окончательное решение. Молчавший  до этого Алекс Милтон с
видимой неохотой согласился с ним. Торнтон кивнул. Говард подался вперед и с
полной  серьезностью  проговорил  десять  минут,  рассказывая  собравшимся о
предполагаемом плане действий, о том, как  его команда  под началом главного
биолога  Майкла  Леманна и Пендера  со  всей  тщательностью  прочешет каждый
квадратный  дюйм леса,  пока не  удостоверится,  что черной крысы  нет и  не
бывало в Эппинг-форест. Но при малейшем подозрении, что крыса есть, если это
подозрение окажется  достаточно подтвержденным, кнопка тревоги  будет нажата
без всякого промедления. Все они понимают, сколь серьезна ситуация, но также
понимают, что преждевременная эвакуация приведет  к панике. Он  поглядел  на
Торнтона  в ожидании  одобрения и получил его в последовавшей лекции личного
секретаря о мерах осторожности.
     Пендер  знал,  что  проиграл   и  бессмысленно  лезть  с  возражениями.
Следующие два часа были посвящены обсуждению, как следует организовать поиск
и как скоординировать  действия  местного  штата  с  людьми из  "Крысолова".
Конечно,  все должно проходить  в полной секретности,  и  Торнтон  сам лично
информирует министра внутренних дел. Было решено, что Пендер и Денисон прямо
с утра возьмутся за  дело, при этом Денисон должен был служить гидом Пендеру
в  этом густонаселенном  лесу. Вопросы должны задаваться вообще  о грызунах,
потому что о серьезных происшествиях местные  жители наверняка расскажут без
наводящих вопросов.  Тогда Пендер сможет организовать более тщательный поиск
в том или ином районе,  которые покажутся ему  подозрительными, а затем даже
расширить зону поиска.
     Дженни за все время не проронила ни одного слова, но Пендер чувствовал,
что  она  в  нем  разочарована. Когда  они  выпивали  в  баре  незадолго  до
совещания, то оба немножко расслабились. Им было приятно друг с другом, и на
совещание они  ехали с большой неохотой. Вскоре Пендер втянулся в обсуждение
достаточно  формальных,  но  все-таки  необходимых поисков  и несколько  раз
натыкался на ее взгляд,  из  которого,  как ему  показалось,  исчезло всякое
дружелюбие. Понимая ее негодование, он  не понимал, при чем тут  он, поэтому
мысленно пожал плечами и сконцентрировал внимание на том, что ему предстояло
сделать завтра.  Едва закончилось совещание, она выскользнула из библиотеки,
не дав ему возможности объясниться.
     Пендер отправился к себе домой в  Лондон, поставил  будильник  на  пять
тридцать и устало повалился на кровать.
     Утром  он  опять  был в  лесу и встретился с Денисоном в Центре. Дженни
нигде не было  видно. Они переговорили коротко с  Алексом Милтоном и старшим
учителем Виком  Уиттейкером,  сказали  им, куда поедут и в каком порядке, на
тот случай, если Центру потребуется срочно с ними связаться. Обжигаясь кофе,
поданным Джен Уимбуш, Пендер  и Денисон отказались от завтрака и отправились
в путь.
     Около  полудня они почувствовали легкую усталость от повторения одних и
тех  же  вопросов,  к  тому  же  мрачное  предчувствие,  порожденное  весьма
поверхностным осмотром безлюдных участков леса, притом, что они знали, какая
опасность может угрожать населению, держало их на грани нервного срыва.
     Пока Денисон на самой малой скорости ехал по  дороге, Пендер осматривал
прилегающий  лес  с  обеих  сторон. Начинался еще  один прекрасный солнечный
день, тумана как не бывало, и солнце стояло уже высоко в небе, когда Пендеру
показалось, что  в  такой  день не  может  случиться ничего ужасного.  Он  с
удивлением посмотрел на  Денисона, когда тот  свернул  с главной  дороги  на
боковую,  широкую, но  расползшуюся от дождей и упиравшуюся  в проржавленные
железные ворота. Ворота держались на кирпичной кладке с  обеих сторон, и там
было еще по  калитке для пеших визитеров.  Похоже  на  въезд в поместье. Обе
сторожки   напротив   друг    друга   были   заселены,   вероятно,   людьми,
приглядывавшими за лесом. А дорога шла дальше между двумя рядами сосен.
     -- Что это? -- спросил Пендер, когда Денисон остановил машину.
     --  Поместье  Сеймур-холл, -- ответил  Денисон, ставя  машину на ручной
тормоз. -- Здесь никто не живет, по крайней мере после пожара лет шестьдесят
назад. Но здесь  ведутся лесоразработки,  а  поля сдаются в аренду фермерам.
Большое поместье.
     Не выключая  мотора, Денисон  вылез на дорогу. Открыть ворота оказалось
делом нелегким.
     --  Если  вы хотите  пройти  по  дороге подальше,  я пока поспрашиваю в
сторожке, -- предложил Денисон, возвращаясь "к машине.
     -- Ладно, -- согласился Пендер. Денисон сел обратно в машину и въехал в
ворота. -- А кто здесь живет? Лесничие?
     -- Нет, они сами по себе, а поместье само по себе. -- Денисон остановил
машину,  выключил двигатель  и  выскочил  наружу.  Пендер  подошел к  нему и
огляделся.
     -- Тихо здесь.
     Денисон кивнул.
     --  Частное владение. Здесь  можно ходить, но не все  это  знают. Видят
ворота  и  поворачивают  назад.  --  Он  направился  к  одному  из  домов  с
крошащимися  и  вываливающимися  кирпичами.  --  Идите,  -- обернулся  он  к
Пендеру. -- Я вас догоню.
     И Пендер отправился по длинной прямой дороге,  пристально вглядываясь в
сосны  по   обеим   сторонам.  Вскоре  у  него  появилось  ощущение  полного
одиночества, и он не раз и  не два оглянулся, не  идет ли  Денисон. А  еще у
него  было такое  же чувство, как  вчера, когда они с  Дженни отправились на
поиски зверей,  незадолго до  этого  виденных ею у пруда...  Такое  чувство,
будто  кто-то  за ним следит.  Пендер  улыбнулся собственным страхам.  Когда
остаешься в одиночестве, вечно  все преувеличиваешь: и тишину в лесу, и кучи
листьев,  за  которыми живут своей жизнью звери. Сам он вырос в городе среди
людей и бесконечного движения,  здесь же, кажется, все  движется  только  по
воле ветра. Но  едва он услышал скребущий звук где-то справа,  как застыл на
месте,  а потом упал на землю  от страха, когда кто-то в нескольких ярдах от
него выбежал из зарослей.
     Через  дорогу перелетел  фазан,  и Пендер, усмехаясь, встал  на ноги  и
смущенно покачал  головой. Руки у  него дрожали,  поэтому он  засунул  их  в
карманы зеленой армейской куртки и зашагал дальше.
     "Господи, -- подумал он, -- я и вправду  боюсь". То ли тут в самом деле
что-то происходит, то ли это  игра воображения? Может,  он излишне близко  к
сердцу принял рассказ Дженни? Но ведь еще были следы, оставленные крысами, и
сломанная дверь, и  съеденные  горностаи.  Если это  сделали не крысы, тогда
дело  обстоит  еще  хуже.  Фермеры,  которых он  сегодня  опрашивал,  ничего
особенного не сообщили, а если черные крысы действительно поселились в лесу,
то  неужели их  никто  до  сих пор не  заметил? Но  ведь они могли изобрести
какую-нибудь новую хитрость. При этой мысли его охватила дрожь.
     Направо деревья  расступились,  и  он увидел  нечто  вроде  просеки  на
пологом  склоне,  за которой  расстилались  поля,  потихоньку  поднимавшиеся
наверх к горизонту. Посередине ближайшего поля был идеальным круг леса около
сотни ярдов в диаметре, который почему-то внушал ему беспокойство.
     Пендер подошел  к  низкой  калитке,  уперся в нес  локтями,  и  морщины
прорезали  его лоб.  За калиткой возвышался холм, а  на  вершине холма стоял
очень большой дом. Наверное,  это и есть Сеймур-холл, но с такого расстояния
не видно,  что он горел.  Пендер насчитал шесть  труб,  ясно  видных на фоне
неба,  а  под  ними три этажа. Только черные  окна без стекол  напоминали  о
несчастье. Однако на самом деле удивление Пендера было вызвано газоном между
калиткой и домом. Дорога к дому была выложена камнями, и шла она по пустоши.
Черная земля  была вся в каких-то ямах, словно с нее сняли плодородный слой,
обнажив  уродливый,  каменистый. Если учесть, что  вокруг  был богатый  лес,
зрелище произвело на Пендера  самое неприятное  впечатление. Он никак не мог
понять, каким образом удалось произвести подобное разрушение. Он прищурился.
     Ему показалось,  что кто-то  появился  вдали, возле  самого дома. Зверь
какой-то. Розовый. И жирный.
     Он  покрепче  ухватился  за деревянную  калитку  и инстинктивно  затаил
дыхание.  Слишком  далеко.  Зверь медленно  двигался  к  дому,  выйдя  из-за
ближайших  кустов.  С  такого  расстояния  трудно было  даже определить  его
величину.
     Услыхав  шум  мотора, Пендер  резко  повернул  голову. Денисон  заметил
странное выражение на лице крысолова и остановил машину.
     -- Что? -- выскакивая из  машины, тревожно спросил  он.  --  Вы  видели
крыс?
     -- Я видел кого-то, но не знаю кого.
     Пендер показал  пальцем  на  дом, поводил  пальцем  в поисках  розового
зверя. Но он исчез.
     --  Что случилось, Пендер?  Кого вы  видели?  Пендер  в  замешательстве
покачал головой.
     -- Не знаю. Его больше нет.
     -- Но как он, черт бы его побрал, выглядит? Это черная крыса?
     --  Нет-нет, он розовый и жирный. И идет так, словно ему трудно  тащить
собственное  туловище.  Он был  совсем рядом  с домом. К удивлению  Пендера,
Денисон разразился смехом.
     -- В чем дело? Что тут смешного?
     Главный  лесничий взял  себя в  руки  и встал,  держась одной рукой  за
калитку, а другую уперев в бок.
     -- Это свиньи, -- сказал он.
     -- Кто? -- недоверчиво переспросил Пендер.
     --  Свиньи,  старина.  Тут  их  полно. --  Денисон смотрел  на  Пендера
откровенно насмешливо, наслаждаясь его смущением. -- Это поле сдано фермеру,
а он  разводит свиней и  выпускает  их сюда.  Они превратили это место  черт
знает во что, все тут перерыли, ни одной живой травинки не осталось.
     --  Свиньи,  значит, -- уныло  повторил  Пендер.  Не переставая  широко
улыбаться, Денисон кивнул.
     -- Там возле дома что-то вроде свинарника, раньше были конюшни. Они тут
повсюду, а  сейчас, наверно, убрались  отдыхать.  Слава  Богу,  эти туши  не
опасны.
     Пендер с великим трудом заставил себя улыбнуться.
     -- Кажется, мне уже стало мерещиться.
     -- Ладно,  по крайней мере,  здесь  чисто, -- сказал  Денисон, глядя на
дом. -- Крыс здесь наверняка нет, если есть свиньи. Они этих грызунов на дух
не выносят, как вам известно.
     --  Да,  скорей  всего  вы правы.  Хотя проверить  все-таки надо.  Куда
сейчас?
     --  На  территории  поместья пара  ферм и  несколько  усадеб.  Надо  бы
взглянуть...
     Денисон замолчал, услышав гудок автомобиля, и, оглянувшись, они увидели
мчащийся  на бешеной скорости зеленый  фургон.  Пендер  узнал его,  это  был
"форд", принадлежавший заповеднику,  о чем  свидетельствовали желтые надписи
по бокам.
     За рулем  сидел молодой учитель, которого  Пендер тоже видел вчера. Его
звали  Уилл.  Едва машина остановилась,  как открылась  дверь  пассажирского
отделения и  на  дорогу  легко спрыгнула Дженни Хэнмер.  Она  бежала прямо к
Пендеру, и во взгляде у нее не было  отчужденности, а в голосе  было столько
страха, что Пендер бросился ей навстречу.
     -- Лук, -- с трудом проговорила она,  --  скорее  проедемте в  Центр! В
старой церкви! Там что-то ужасное!
     Он заглянул в ее заплаканные глаза,  обнял и на мгновение крепко прижал
к себе.

     Пробегая мимо желтовато-коричневого  "капри",  Брайан Моллисон заглянул
внутрь и разочарованно  вздохнул,  увидав, что там  никого  нет.  Лес на всю
катушку   использовался   как  место   романтиков  и  сластолюбцев,  поэтому
припаркованные  у  дороги   машины  часто  предлагали  возбуждающее  зрелище
мечущихся полуголых тел.
     Он  бежал,  и тонкая  пленка пота покрывала  его  тело  под  спортивным
костюмом.  Предыдущий день  был  хуже  некуда.  Ему  не  удалось никому себя
показать, к тому же страх быть пойманным вытеснил всякое желание. А жаль. Та
женщина, которая ускользнула  от него,  была красотка.  Что же  это за сучье
отродье сидело  в кустах?  А  может,  зверь какой-нибудь? Да нет,  наверняка
извращенец.  Если  бы не  штаны,  он бы  им  там всем  показал.  Хотя,  надо
признать, он тоже  немного испугался. Одеваться на бегу дело  нелегкое,  а в
машине его трясло как в лихорадке. Странно  еще, что он никого не задавил по
дороге. Матери-то он  задал перцу,  весь  день  ее слышно  не было. Господи,
пожалуйста, заткни ей глотку.
     Утром в школе ему стало совсем невмоготу. И он сам не знал,  то  ли это
оттого,  что  женщина  была  красива,  то ли  его  тайные  желания требовали
удовлетворения,  но пережитое разочарование совершенно  вывело его из колеи.
Короче говоря, он  знал, что  должен что-то предпринять или его  безупречной
репутации  придет  конец,  значит,  надо   в   обеденный   перерыв  ехать  в
Эппинг-форест.
     Дорога туда  занимала всего двадцать минут, к тому же сразу после обеда
у него  не было занятий,  так  что времени хоть  отбавляй.  Правда, придется
поголодать. Ничего, вечером мать -- видит  Бог, он ей когда-нибудь  покажет!
-- его накормит. А иначе...
     Туфли намокли.  Ладно, в машине есть  другие, не стоит  расстраиваться.
Надо  побыстрее кого-нибудь найти, не может же он бегать целый день. Старуха
тоже сойдет, лишь бы она не была похожа  на его мать.  Вот еще одна  дорожка
пошире, тут часто кто-нибудь прогуливается. Он продолжал бежать, не сбиваясь
с темпа, когда предчувствие отозвалось легким движением в  штанах. Иногда он
готов был  побиться  об заклад, что у его  члена нюх ищейки,  свою жертву он
чует за несколько миль.
     Услыхав впереди за деревьями смех, Моллисон  остановился. Рядом дорога,
так   что   дальше  учителю   физкультуры  пришлось   двигаться  осторожнее,
пригнувшись,  обходя  колючие кусты, да  и  гораздо  медленнее,  чтобы сухие
листья не предупредили  о его приближении.  Еще  раз он услышал смех,  потом
женский  голос  кого-то позвал. Деревья  здесь росли реже, а вскоре он вовсе
очутился на  поросшей  травой  тропинке.  Тогда он  отступил  немного и стал
ждать.
     Через несколько минут он увидел бегущего малыша лет четырех, за ним еще
одного, чуть  младше. Мальчика и девочку. Мать тоже тут где-то. Он присел за
толстым дубом  и  тяжело задышал  от возбуждения.  Через несколько мгновений
появились две  фигуры.  Две женщины.  Довольно молодые, не  больше тридцати.
Одна совсем простушка, да и  толстая, а другая  ничего. Немножко тяжеловата,
да нет, совсем ничего. Надо дать им пройти, потом за ними,  хорошо  бы у них
не было собаки... Вечная морока с этими собаками.
     Он зажал  руками  рот,  чтобы ничем  не  выдать  своего присутствия,  и
подождал немного.
     Пусто? Хорошо.  Позади никто не идет. Надо  быстрее.  Забежать немножко
вперед, потом спрятаться за  деревьями и там закончить. Потом по-быстрому  в
школу. Одна была бы лучше,  но выбирать не приходится, две тоже сойдут. Хотя
когда их  несколько, они держатся  храбрее  и потом могут заявить в полицию.
Один раз две такие забросали его камнями. С тех пор ничем его не заманишь на
гравиевую дорожку.  Все-таки долго ему тут околачиваться  нельзя. Покажется,
освободится, и давай Бог ноги. Он им покажет!
     Осторожно пробираясь  в  кустах, он  сунул  руку в  штаны, словно желая
убедиться, что там  все в порядке. Глупо было сомневаться.  Вдруг  перед ним
вырос большой  куст, и он  остановился, глядя поверх него. К несчастью, одна
из женщин -- страшненькая -- обернулась  в эту  минуту. Он увидел, как у нее
отвалилась челюсть и вся она застыла прежде, чем он успел спрятаться. Сквозь
ветки  он наблюдал, как она  что-то говорит подруге, потом  та оглянулась  и
тоже  напряглась.  Они  стремительно развернулись и  зашагали прочь, на ходу
призывая к себе детей. Ему было  понятно, что надо торопиться, тем более что
на внезапность своего появления он уже никак не мог рассчитывать.
     Выскочив на середину дороги, он быстро  спустил  штаны и  обеими руками
задрал повыше куртку, при  этом еще  крикнул: "Не  хотите поразвлечься?"  --
чтобы привлечь к себе внимание.  Они глядели  на  него с  ужасом, потом ужас
сменился  отвращением. Даже  гадливостью.  Дети  замерли  на  месте,  словно
зачарованные.
     --  Катись   отсюда,  ублюдок!  --  крикнула  страшненькая,  а  подруга
посмотрела на нее так, словно это она обидела ее.
     Привыкший к  женской ругани, учитель физкультуры  повертел задницей,  и
его  вздутый  член закачался  из  стороны в сторону, как  мачта под порывами
ветра.  До него  еще не совсем  дошло, что сзади остановился голубой с белым
"остин", когда он услышал властный голос:
     -- Эй, минутку!
     Изумление патрульного полицейского было  столь велико, что поначалу  он
даже не  двинулся с места. Как всегда, он объезжал участок, радуясь покою  и
предвкушая вкусные бутерброды  с бульоном  на  своем любимом  месте, отчего,
наверное, минут  двадцать ехал, глядя  чуть ли  не под  колеса. Со скоростью
пять  миль  в  час  даже  на  ухабистой  дороге  его машина двигалась  почти
бесшумно,  так  что когда он  увидал  прямо перед  носом голую  задницу,  то
сначала  ничего не понял. Штаны болтались у щиколоток, куртка задрана вверх,
открывает широкую волосатую спину. Это было так неожиданно, хотя патруль для
того  и   объезжал  здешние  места,  чтобы  забирать   подобных  типов,  что
полицейский  словно прирос  к сиденью,  не  в  силах оторвать  глаз от голой
задницы, пока его  нога не соскользнула  с  педали  и машина, дернувшись, не
остановилась. Вот тут он пришел в себя.
     --  Эй,  минутку!  --  крикнул он,  открывая  дверь и  не  находя более
подходящих слов.
     Брайан Моллисон повернул голову, и наступила его очередь прийти в ужас.
Случилось то, чего он больше всего боялся, что постоянно мучило его в ночных
кошмарах. Пойман на месте преступления! Господи, что скажет мать? Господи!
     Он опустил руки, наклонился, чтобы поднять штаны и пытаясь одновременно
бежать. Счастье еще, что он вспотел, а то рука, тяжело легшая ему на  плечо,
так легко бы не соскользнула. По инерции полицейского потянуло вперед, и он,
перелетев через скорчившегося учителя физкультуры, больно упал на локти.
     В панике,  с трясущимися руками-ногами, уже не  заботясь о сморщившемся
члене, учитель сделал отчаянную попытку удрать от дурака полицейского, и ему
удалось,  наверное, благодаря вечной настороженности вскочить на ноги раньше
своего врага. И тут он закричал, увидав, как обе женщины устремились к нему,
причем  у  уродины  в руках была  увесистая палка,  которой  она, судя по ее
решительному лицу, собиралась воспользоваться.
     Но ему  удалось  увернуться  и от  удара, хотя  она  все  же задела его
прежде, чем он скрылся за деревьями, и  он опять закричал, но не от  боли, а
от незнакомого ощущения, когда палка коснулась  его голой  спины. Однако это
прибавило ему прыти, и  через  мгновение его  уже не было видно, хотя  треск
сучьев слышался еще долго.
     Моллисон  знал,  что  полицейский  побежит  за ним,  и  жалость к  себе
затуманила  его  взгляд. А что, если он его  поймает? Тогда конец карьере. И
мать  его никогда не простит! Неужели его посадят в тюрьму за такую малость?
Но уж к психиатру поведут наверняка. Какой стыд! Боже милостивый, помоги мне
в  последний  раз, в самый-самый  последний.  И  я  больше никогда  не буду.
Пожалуйста! Пожалуйста!
     И он  зацепился  ногой за невидимый корень, который, несомненно, был на
стороне правосудия. Моллисон  упал на колени и  так остался  стоять,  сложив
руки, словно для молитвы, и сквозь удары своего сердца стараясь уловить шаги
преследователя. О, пожалуйста. Господи, останови их. Я сделаю  все,  что  ты
потребуешь.  Я исправлюсь. То, что он лет с десяти не был в церкви и ни разу
не молился, казалось, не беспокоило его, и он даже не счел  нужным упомянуть
об этом  в данный момент. Ведь Бог  любит кающихся  грешников.  Однако треск
веток где-то сзади сказал ему, что не так уж он возлюблен Богом.
     Тогда  он снова  вскочил на ноги и, размазывая по лицу  слезы,  ринулся
вперед, забыв о стыде, неправедном гонении и даже о страхе и  помня только о
спасении. Он хорошо  ориентировался  в лесу  и бежал прямо  к своей  машине.
Никакой хренов сыщик, протирающий целый день штаны в машине, не  угонится за
ним! Уж точно не угонится! Он бежал, все еще не избавившись от страха и в то
же время уверенный в  своей победе. Однако когда он еще раз оглянулся, чтобы
убедиться в своей правоте, то чуть не упал, увидев невдалеке синюю униформу.
Запаниковав, он  сбился с  ритма  и  потерял  в скорости.  Но  даже  в таком
смятении  чувств  он  обрадовался  как  знаку  свыше   желтовато-коричневому
"капри", молкнувшему впереди. "Капри"! Та самая машина, которую он уже видел
раньше возле дороги  и  недалеко  от его  собственной! Вот  он, шанс! Только
бы...
     Все  мысли  разом вылетели у него из головы, когда он  свалился  в яму,
ободрав  руки и  лицо колючей ежевикой.  Господи,  конец! Вот он  и попался!
Брайан  Моллисон спрятал  лицо в ладони и  тихо зарыдал. Однако  полицейский
пробежал мимо. Учитель слышал, как прогрохотали его ботинки, как просвистели
тонкие  ветки,  и он тихо  выругался вслед незадачливому преследователю.  По
мере того как полицейский удалялся, возвращалась тишина.  Невероятно! Он его
потерял.
     Моллисон догадался, что полицейский вряд ли видел его  за деревьями, но
не понял, почему тот не услышал шума от падения, -- наверно, потому, что сам
очень  шумел.  А яму он  не разглядел из-за  густых  зарослей.  Здесь совсем
неплохо  прятаться, а для  любовников  просто идеальное место.  Ну, конечно,
кто-то уже использовал ее для своих тайных целей. Разорванное старое одеяло,
скомканное и  полузасыпанное  листьями, валялось  всего в трех  футах от его
носа. И, если он не ошибается, женская туфля...
     У него глаза полезли  на лоб от количества вещей, разбросанных в траве.
Тут была разодранная в клочья одежда, ботинок -- на сей раз мужской, женские
колготки  свисали  с  ветки.  Золотые  часы.  Зачем  кому-то  оставлять  тут
золотые?.. Как он ни  был испуган, сейчас в мозгах у него прояснилось и весь
ужас того, что здесь случилось, постепенно дошел до него.
     Все вокруг  было в  красных пятнах: разорванная одежда,  одеяло, туфли,
земля, даже  трава  потеряла природную  окраску. Теперь ему стало  ясно, что
белые  блестящие  камешки  вовсе  не  камешки,  а кости,  и  кусочки чего-то
мягкого,  налипшего  на них -- человеческое мясо.  Только  он никак  не  мог
сообразить, почему кости не такие, как должны быть. До него не доходило, что
их разгрызли очень острыми  зубами. Он открыл было  рот, чтобы закричать, но
отчасти из-за  страха. отчасти из-за  желания спастись не  закричал.  Вместо
этого он опять  разрыдался, а когда немного пришел в  себя и открыл лицо, то
еще  раз  огляделся. У него  возник вопрос,  на который он  стал  мучительно
искать ответ. Он решил собрать  разбросанные повсюду кости,  сложить их  как
надо  и  похоронить, но вскоре  отказался от  этой  затеи. Тогда  он  сел  и
задумался о том, куда могли деться головы.

     Кен Вуллард устало тащился к дому,  то и дело проваливаясь по щиколотку
в развороченную  землю.  Его  вечно  плохое настроение стало еще хуже  из-за
нежелательного  визита  властей. Один из приходивших  был  Денисон,  главный
лесничий, любитель лезть в чужие  дела, другой -- из компании по уничтожению
крыс. Задавали  дурацкие вопросы, совали  свои носы куда не надо. Конечно, у
него есть  проблемы с  грызунами, а  у кого  из фермеров их нет?  Но  ничего
такого, с чем  бы он сам не  мог справиться. Два  дня назад он насыпал яду и
сразу же обнаружил труп  кошки. Один Бог знает, что сталось с другой кошкой,
она как  сквозь  землю  провалилась.  Как  бы  то ни было,  но порошок лежал
нетронутый  и никаких  следов  крыс с  тех пор  он не  видел, так зачем  ему
рассказывать  об  этом? Кошку могли  убить и собаки. Или залезла сумасшедшая
лиса. Или барсук.  Правда, о  барсуках в этих  местах пока не слышали,  но в
Эппинг-форест  всякое  возможно, почему  не  появиться  и  новым поселениям?
Говорят же,  что недавно тут  видели белого оленя. Ну  почему барсук  не мог
съесть кошку? Он кого хочешь съест, если его разозлить. Силы хватит. А крысы
что  ж, крысы  водятся, в амбаре вот нагадили,  но это не  большие крысы, не
черные. Что ж,  он их не видел, что ли? А они, говорят, большие, как собаки.
будь они тут, обязательно бы попались на глаза.
     Нелли хотела, чтобы  он сообщил,  вечно она  паникует, дура. Всю  жизнь
прожила тут, родилась, выросла, никого не  боялась до лондонского Нашествия.
Так-то вот. Очень она тогда испугалась. До сих пор мышей боится. Хорошо, что
они в дом не пошли, а то стали бы ее расспрашивать. Она бы им  все выложила.
Вздуть бы ее хорошенько. Тогда узнала бы, как болтать. Вот вздул ее -- когда
же это  было? --  лет семь назад. А не  спал  он с  ней  все  десять.  Земля
высасывает все соки.
     Им  он  сказал: нет, мистеры, ничего  тут нет. Да  и на самом  деле нет
ничего  особенного. Вот если он заметит  что-то необычное,  тогда,  конечно,
сообщит.  Это же в его интересах,  разве не так?  Довольны  они были,  когда
уходили, а он сидел на тракторе и не отрываясь глядел им в спины.
     Ладно, сегодня он положит еще  яду, и побольше. Сделает все что  нужно,
только  им его не запугать. Что они знают о фермерских делах? Он сам  о себе
позаботится.  А  теперь  пора  позаботиться о  желудке.  Есть  хочется,  как
никогда.
     Ступив на твердую  землю,  он постучал ногами, чтобы сбить  прилипшую к
ботинкам глину.  Нелли  он  ничего  не  скажет о  визитерах, а  то она опять
заведет свою волынку. Тяжело шагая по двору, он все бурчал себе под нос, что
с фермерством надо было  кончать лет  двадцать  назад,  когда  еще  не  ушла
молодость. Оба его  сына, жалкие трусы, сбежали еще сосунками. Теперь они на
торговом  флоте.  А  могли  бы  остаться  тут  и  помочь  ему.  Вот  тебе  и
образование.  Он  помедлил  немного  перед  дверью  старого,  с  осыпающейся
штукатуркой двухэтажного дома.  Поднял ногу,  держась рукой за дверную раму,
и, ворча, скинул ботинок.
     Но пока он стоял,  балансируя на одной ноге, ему вдруг пришло в голову,
что во дворе как-то  необычно тихо. Не то чтобы здесь обязательно должен был
быть шум, но какое-то движение все-таки должно было быть. А тут ничего. Даже
птицы не поют. Разве...
     Он  опять  повернулся  к  двери  и уставился на нее.  Разве вот... едва
слышное царапанье внутри.
     Ничего не понимая, он приложил ухо к двери и прислушался. Опять до него
донеслось царапанье, словно  кошка пробежала по деревянному полу за бумажным
шариком. Однако так громко ни одна кошка не бегает. Вуллард выпрямил спину и
выругался,  удивленный   собственным  странным  поведением.   Стоит  тут   и
подслушивает,  как  старуха! Это все  визитеры, они  его взбаламутили своими
дурацкими вопросами  о чертовых крысах.  Он схватился  за ручку двери  и, не
раздумывая больше, широко распахнул ее в узкую прихожую.
     -- Господи Боже мой... -- проговорил он еле слышно.
     Вся  его  ярость куда-то  испарилась,  когда он увидел то,  что увидел.
Столпотворение черных зверей, которые  копошились на полу, карабкались  друг
через друга,  входили и выходили в  открытые  двери, лезли на  стены, словно
стараясь вырваться из массы сородичей, взбегали по лестнице и рвали в клочья
что-то окровавленное, что лежало там.  Нелли сверху  смотрела прямо  в глаза
своему  мужу, но смотрела уже  мертвым взглядом. Рукой она все еще держалась
за перила, отчего не соскользнула вниз, а так и лежала на ступенях на спине,
словно поскользнулась, когда  убегала, но успела повернуться и ухватиться за
перила, а потом уже крысы потащили ее вниз, кусая за ноги, бегая по ее телу,
погружая зубы в ее груди.
     Пока  он  смотрел, пальцы у  нее начали  разжиматься, потому  что крыса
перегрызла  сухожилия на  запястье, и ее  тело заскользило вниз,  увлекая за
собой не желавших расставаться с добычей крыс. Но голову она все еще держала
прямо, словно не хотела отводить от него глаз, а на самом деле он видел, что
это крыса забралась ей под подбородок и терзает ее горло.
     Она скатилась к подножию лестницы  и так и  осталась  лежать  с  высоко
задранными ногами поверх из-за множества мечущихся внизу крыс, зато голова у
нее упала набок, и  он облегченно  вздохнул, не чувствуя  больше на себе  ее
притягивающего взгляда.
     Фермер  бросился в  комнату,  вновь  обретя  свою  ярость, и стал  бить
единственным ботинком по черным спинам,  пока не поскользнулся на  подвижном
ковре из черного меха и, в отчаянии цепляясь за стены, не упал на колени. Он
попытался ползти к  двери, но крысы уже примерили к нему свои  острые зубы и
принялись рвать его в клочья, как до него его жену.
     И все же фермер упрямо двигался вперед, хотя необутая нога уже была вся
искусана и  изгрызена. Он хотел защитить лицо и для  этого поднять руки,  но
крысы  повисли на  них, и он не  в силах был даже  пошевелить ими. Тогда  он
замер  на  четвереньках, не видя  больше  за крысами жены,  а вскоре под  их
тяжестью вовсе рухнул на пол и исчез под мечущейся туда-сюда живой массой.

     Пендер  заглянул в могилу  и содрогнулся, увидав останки двух людей, их
чуть  ли  не дочиста  обглоданные  кости.  Один скелет, частично  лежавший в
гробу, был  быстро  идентифицирован посетителями кладбища. Он принадлежал за
день до  того похороненной старухе.  Зато кому принадлежал второй, они могли
только  гадать.  В конце концов было решено, что это викарий церкви Невинных
Младенцев, потому что его нигде не могли найти.
     Кровь  пропитала  могильные  стены, удобрила  почву,  залила  сдвинутую
крышку гроба. Пендер не  понимал,  как все  произошло.  Может, викарий шел в
церковь  рано  утром,  услышал  шум с кладбища  и пошел посмотреть? А потом,
увидев, что здесь происходит,  потерял сознание и свалился в могилу? Или его
туда свалили?  И  могли  ли  крысы, даже самые  большие,  сотворить все это?
Пендер недоверчиво покачал головой. Крысы не роют норы, значит, они не могли
раскопать труп.  По крайней мере, нормальные крысы не  могли. Неожиданно его
размышления были прерваны.
     -- Мистер Пендер? Мне сказали, вы можете это объяснить.
     Пендер даже улыбнулся наивному полицейскому оптимизму.
     -- Не уверен, -- сказал он.
     Он  повернулся спиной к могиле и  пошел  к невысокой,  не  больше фута,
церковной  ограде.  Полицейский последовал за ним. Пендер присел на железную
перекладину и провел ладонью по жесткому подбородку. Возле входа на кладбище
стояли несколько человек, и ни один из них не  смотрел в сторону могилы. Там
были  занятые беседой Уитни-Эванс, и Алекс Милтон, и рапортующий  инспектору
по безопасности о ничего не давшем утреннем опросе населения  Денисон, и еще
несколько человек, неизвестных Пендеру, наверняка из  районного  начальства.
Старший учитель Вик  Уиттейкер успокаивал  Дженни, обняв ее за плечи. Почему
он не уведет ее отсюда, от этой проклятой могилы, не понимал Пендер.
     --  Сэр,  вы  мне  что-нибудь сообщите?  -- спросил,  наклонившись  над
скрюченным крысоловом, полицейский. Пендер поднял голову и пожал плечами.
     -- Мы думаем, это крысы, -- сказал он. Полицейский заметно побледнел.
     --  Вы думаете,  черные  крысы?  Те самые, что  были в  Лондоне? Пендер
кивнул.
     -- Похоже.
     Неожиданно он встал и посмотрел прямо в лицо полицейскому.
     --  Слушайте, я  думаю, вам  надо  всех,  кто  имеется  сейчас  в вашем
распоряжении,  пригласить  сюда.  Кажется,  они  начали  действовать, и  чем
быстрее полиция будет введена в курс дела, тем лучше.
     -- Сейчас свяжусь с  ними  по  радио. А больше вы  ничего не можете мне
сказать?
     --  Только -- что я из "Крысолова" и в данный момент занимаюсь поисками
черной крысы в лесу. У меня нет никаких сомнений, что они тут обосновались.
     -- Черт!  Почему же нас не поставили в известность? -- Краска вернулась
на лицо полицейского, едва он почувствовал прилив гнева.
     Пендер примирительно подал ему руку.
     -- Извините.  Но все стало  ясно только сейчас.  Мы не хотели поднимать
панику.
     Полицейский, не скрывая своего возмущения, отвернулся.
     -- Черт бы вас всех побрал, -- услышал Пендер.
     -- Подождите, -- остановил он его. -- Никому ничего не говорите.
     -- Если вы думаете...
     -- Никому. Я сам поговорю с вашим инспектором, когда  он прибудет сюда.
Ясно?
     Полицейский  пробормотал  что-то  невразумительное,  но,  кажется,  все
понял.
     А теперь, -- продолжал Пендер,  --  кто обнаружил... -- он никак не мог
подобрать слова, -- ...трупы?
     Полицейский  показал на  пожилого  мужчину,  чувствовавшего  себя  явно
неловко среди людей у ворот.
     -- Вон тот старик. Он убирает возле церкви. Испугался до смерти.
     -- Неудивительно. Откуда он сообщил?
     -- Из дома  священника.  Он  пошел  туда,  чтобы  рассказать викарию. К
счастью,  миссис Пейдж, домоправительница, была там. Она-то  и сообщила, что
не видела викария, поэтому мы решили, что больше некому вроде там быть. -- И
он махнул головой в сторону разрытой могилы.
     -- Ладно, скажите им, чтобы они не болтали пока.
     -- Вы что, смеетесь надо мной? Да пол-леса уже в курсе. Миссис Пейдж не
слезает с телефона. Управляющий приехал одновременно с нами.
     -- Прекрасно. Но ведь о крысах им еще неизвестно?
     -- Конечно, нет.
     -- И не должно быть известно пока.
     -- До каких пор? -- раздраженно спросил полицейский. Пендер вздохнул.
     -- До тех пор, пока мы не  начнем  вывозить отсюда людей. Послушайте, я
понимаю ваши чувства. Я бы тоже с удовольствием сейчас обо всем  объявил, но
сначала нужно подготовиться.
     Услышав знакомые ноты разочарования  в  голосе  крысолова,  полицейский
подобрел.
     -- По крайней мере, честно, мистер Пендер. Мы  сделаем все, что в наших
силах. -- И он пошагал к патрульной машине.
     Пендер направился к Дженни и Уиттейкеру, представляя, в каком они шоке.
Девушка с трудом, но все же улыбнулась, когда он подошел.
     -- Они что-нибудь  будут  делать,  Лук? -- спросила  она. -- Теперь они
начнут что-нибудь делать?
     -- Да, Дженни, теперь им придется. Куда деваться?
     -- Пендер, что случилось? -- спросил Уиттейкер. -- Неужели это крысы?
     -- Черные крысы, наверное. Ясно только, что они набросились  на мертвое
тело, хотя каким образом они узнали о свежем трупе,  убей Бог,  не  понимаю.
Вероятно, викарий помешал им и они убили его тоже.
     -- Но крысы... они ведь не роют норы?
     --  Знаю. Тоже  раньше никогда не  слышал. Но  ясно  же, что не викарий
откопал труп... Лопат не видно.
     -- Пендер, можно вас на два слова? -- позвал его Уитни-Эванс.
     -- Сейчас, -- ответил Пендер и опять повернулся  к  учителям. -- Почему
бы вам не  увезти Дженни  в Центр?  --  спросил он Уиттейкера.  --  Ей нужно
отдохнуть.
     -- Лук, со мной все в порядке, -- сказала девушка.
     --  Он  прав,  Дженни.  --  Озабоченное  выражение  появилось  на  лице
Уиттейкера. -- Поедем отсюда.
     Она с неохотой согласилась, продолжая неотрывно глядеть на Пендера.
     -- Лук, а вы приедете туда? Я бы хотела поговорить с вами.
     Пендер кивнул.
     -- Теперь вы будете видеть меня все время.
     Уиттейкер нахмурился, уловив скрытый смысл в словах Пендера.
     -- Идем, Дженни, -- настойчиво позвал он ее и ласково повел к выходу.
     -- Пендер! -- вновь послышался голос Уитни-Эванса.
     -- Иду, -- устало произнес крысолов.
     -- Что вы об этом думаете?
     Начальственный тон управляющего разозлил Пендера.
     -- А вы, черт возьми, что думаете?
     -- Значит, крысы?
     -- Даю голову на отсечение.
     -- Не стоит продолжать в таком тоне. Я только спрашиваю ваше мнение.
     -- Мое мнение было вчера проигнорировано.
     -- Ну конечно нет. Просто мы постарались скорректировать наши действия.
     -- Можно было этого избежать.
     -- Наверное.  Но я  и сейчас  убежден, что на основании имевшихся вчера
данных мы наметили правильные меры. А теперь  у вас есть доказательства, что
это черная крыса?
     Пендер, не в силах поверить, уставился на него.
     --  Нет,  -- чуть помедлив, сказал  он.  -- Наверное, в лесу поселилось
племя людоедов, и вот вчера или сегодня утром они решили немного попировать.
     На лице управляющего появилось гневное выражение.
     -- Ваша невоспитанность, Пендер, здесь  совсем не к месту. Что вы, черт
возьми, о себе воображаете?
     Пендер сдержался и не ответил ему.
     -- Я  предлагаю, -- сказал  он Алексу Милтону, --  немедленно создать в
Центре оперативный штаб. Если вы, мистер Милтон,  возьмете на себя  отправку
детей, я займусь тем, чем должна заниматься компания "Крысолов". Констебль и
инспектор  сейчас будут здесь... Думаю,  их надо поставить в известность обо
всем...
     -- Не превышаете ли вы ваши полномочия? -- перебил его Уитни-Эванс.
     --   Моя  работа  заключается  в  том,  чтобы  предупреждать  возможные
нашествия,  мистер Уитни-Эванс, и  я отвечаю  за свои действия только  перед
компанией и перед правительством, если положение критическое. Мои полномочия
позволяют  мне не  принимать  во  внимание мнения  неспециалистов.  Если  вы
хотите, чтобы я представил  вам соответствующие документы, пожалуйста, они в
машине. Я могу...
     --  Не надо. Однако  я  думаю, что нам надо собрать еще одно совещание,
прежде чем приступить к действиям.
     --  А,  совещания  у  нас  еще  будут.  Много  совещаний.  Но  пока  мы
разговариваем, люди  должны действовать. Вы можете мне помочь, если вызовете
всех ваших  работников. Всех, кто  хоть как-то  связан  с  лесом, не  только
лесничих. Может быть, кто-то что-то видел. Я должен знать, кто и что.
     Тут вмешался Алекс Милтон:
     -- Зачем вам это, мистер Пендер? Какой в этом толк?
     -- Нам  нужно  найти систему. Их  логовища, места охоты. Крысы питаются
падалью, и, пока у них есть пища, они никуда не уйдут.
     -- Но  мы  не  получали  сведений  об  убытках  или потерях,  -- сказал
Уитни-Эванс.  --  О  серьезных  потерях, по  крайней  мере.  Пендер  покачал
головой.
     -- Нет, так дело не пойдет. Мне надо еще раз поговорить с фермерами,  с
которыми мы сегодня  разговаривали. Думаю, кое-кто из них не захотел сказать
правду.
     -- Не может  быть, --  возразил Милтон. -- Уж фермеры-то знают, как это
серьезно.
     -- Да, но еще они знают, что будет, если объявить на их ферме карантин.
Представляете, чем это им грозит?
     --  Ну и что?  -- вновь вступил в разговор Уитни-Эванс. -- Предположим,
они признаются, что тогда?
     --  Тогда мы сможем точно определить их местонахождение на  карте. Пока
нам  известны  три. Центр,  пруд  и  вот это  кладбище.  Определим  границы,
маршруты.  Точно  определим район, в  котором будем работать. Поймите, чтобы
уничтожить всех крыс, мы должны знать, откуда они берутся, и только тогда мы
начнем уничтожение. Итак, самое главное -- это найти их логово.

     Был   уже  вечер,  когда  собрание  наконец   началось,   и  маленький,
незаполненный лекционный зал в Центре показался  Пендеру набитым  битком. Он
быстренько обежал глазами взволнованные  лица,  подсчитал,  что присутствует
больше тридцати  человек.  Лично он  предпочел бы более узкий  круг.  Он уже
давно на  собственном  опыте  убедился, что  чем больше  народу, тем  больше
неразберихи. Но, может, все они имеют отношение к поставленной на обсуждение
операции.
     Он  узнал  личного секретаря  министра  внутренних  дел Роберта Шипвея,
который  беседовал с Энтони Торнтоном из  министерства сельского  хозяйства,
сидя за длинным столом, спешно принесенным сюда  из библиотеки. Рядом с ними
расположился  генеральный директор Комиссии по охране леса с одним из членов
этой комиссии и представителем Департамента  защиты окружающей среды. Пендер
никак не  мог  вспомнить  его  должность, кстати, и имена всех  троих  тоже.
Уитни-Эванс сидел рядом со  Стивеном  Говардом, а Алекс Милтон -- немного  в
стороне от стола. Представитель эссекской полиции вместе с Майком Ломанном и
майором заняли другую половину стола. Общество собралось высокопоставленное,
и Пендер заметил, что Стивен Говард упивается своим присутствием среди таких
людей.
     Остальные  сидели  против  стола  избранных в  креслах, уходящих  вверх
амфитеатром, и  Пендер с ними  в первом ряду.  Эрик  Дагдейл из инспектората
безопасности  с  двумя  своими сотрудниками тоже был тут, несколько  местных
представителей  разговаривали  о  чем-то  шепотом,  инспектор  из ближайшего
полицейского участка  глухо молчал, рядом  с ним  молчал  Чарльз Денисон,  а
сразу  за ними сидели Вик Уиттейкер и  очаровательная,  средних лет женщина,
представленная Пендеру  как  Тесса,  жена Алекса  Милтона. Остальные были из
Эппинг-форест вообще  и  из  одной влиятельной общины  в частности. Спасибо,
журналистов  не пригласили,  но Пендер  знал, что  все  равно  все все скоро
узнают.
     Наконец Торнтон постучал по столу авторучкой, и гул стих.
     -- Господа, думаю,  нам  пора начинать. Кажется,  все,  кто  должен был
прийти, пришли.
     Он  посмотрел, ища подтверждения, на управляющего и на Стивена Говарда.
Оба кивнули ему.
     Тогда Торнтон продолжил свою речь:
     --  Итак,  мы  устроили  общее   собрание  участников  операции,  чтобы
познакомить вас с происходящим. Детали  мы обсудим  в рабочем порядке. -- Он
замолчал  и поглядел в зал. Что-то изменилось в его манере говорить,  может,
она  стала менее отрывистой. -- Большинство  из вас уже  знает, о чем пойдет
речь,  но так  как  знают  не  все,  я  начну с  самого начала.  В последние
несколько  дней  произошли  события,  которые  заставляют  нас  предположить
наличие  большой популяции опасных грызунов. Следы свидетельствуют, что  это
может быть черная крыса.
     Снова загудело  за спиной у  Пендера.  Торнтон поднял руку,  успокаивая
аудиторию.
     -- Вчера  здешняя учительница видела трех крыс.  Правда,  это не совсем
точно... -- Пендер вздрогнул. -- Поэтому мы решили, что разумнее еще раз все
проверить, а потом уж поднять тревогу.
     -- Где их видели? -- послышался голос с галерки.
     -- Недалеко отсюда, -- ответил Торнтон и поглядел на Уитни-Эванса.
     -- На маленьком пруду возле большого в Уэйк-вэлли.
     Торнтон продолжил:
     --  "Крысолов" уже извещен, и его представитель Лук Пендер  почти сразу
осмотрел места,  где  были замечены  крысы. Также он побывал  возле пруда  и
обнаружил там останки семейства  горностаев. Он осмотрел следы,  оставленные
грызунами в Центре, и  его заключение  гласит, что существует очень  большая
вероятность расселения черной крысы в некоторых частях леса.
     Пендер мрачно усмехнулся.
     --  Однако  на вечернем  заседании  мы пришли  к  единому  выводу,  что
требуются  более весомые доказательства, прежде чем мы предпримем  эвакуацию
населения и объявим карантин.
     --  Неужели нельзя  было  хотя  бы  известить  полицию? --  прервал его
инспектор.
     Торнтон смерил его ледяным взглядом.
     --  Боюсь, нет.  Я  повторяю,  у нас не было доказательств, поэтому  мы
решили никого не пугать.
     --  А это доказательство? -- бесстрашно продолжил допрос  инспектор. --
То, что случилось на кладбище?
     Вновь все  заговорили разом, и Торнтон вынужден  был  еще раз постучать
ручкой по столу, чтобы восстановить тишину.
     -- О чем говорит инспектор? -- крикнул кто-то сверху. --  Что случилось
в церкви?
     Этот  вопрос сделал  то, что  не смогла  сделать ручка Торнтона. В зале
мгновенно наступила тишина.
     Торнтон выпрямился в кресле и холодно оглядел зал.
     --  Сначала  позвольте мне сказать,  что мы  не должны нарушать порядок
ведения собрания. Мы должны все быстро  обсудить, если хотим заняться делом.
Прошу  все  вопросы  отложить  на конец совещания, после моего выступления и
выступлений моих коллег, сидящих  тут.  А теперь, инспектор, я отвечу на ваш
вопрос. Да, то, что случилось  на кладбище, позволяет нам укрепиться в наших
предположениях относительно наличия черных крыс в лесу.
     -- И все-таки это не доказательство, -- не утерпел Уитни-Эванс. Торнтон
с нескрываемым бешенством повернулся к нему.
     --  Даже  вам,  Эдвард,  не  удастся  закрыть  глаза  на  это  кровавое
злодеяние.
     -- Не  будете  ли  вы так любезны рассказать  нам,  что же все-таки там
произошло? -- ничуть не обескураженный предыдущей отповедью
     Торнтона, повторил просьбу  сидевший в  верхнем  ряду  человек.  Личный
секретарь резко повернул голову.
     -- Сегодня  утром на кладбище найдены останки двух  людей. Один человек
был нормально похоронен вчера,  другой...  Другой, как  мы  предполагаем, --
преподобный Джонатан Мэттьюз, викарий церкви Невинных Младенцев.
     В зале тяжело вздохнули.
     Торнтон продолжал своим бесстрастным и отрывистым тоном:
     -- От  обоих  тел  остались  почти  скелеты.  Мы  думаем,  что  викарий
обнаружил существ, разрывающих могилу, и был ими убит. Следы на  костях и их
разрозненное  состояние  свидетельствуют  об  остром  оружии  или  предмете,
другими  словами,  об острых зубах. Клочки одежды предъявлены на опознание и
посланы  на  экспертизу, но  мы думаем, что здесь сомневаться не приходится.
Самое же странное в этом и без  того чудовищном происшествии -- исчезновение
обоих черепов. -- Но Торнтон не позволил, чтобы его ужасное  сообщение вновь
нарушило  ход собрания. --  Хотя  у  нас есть  только  одно  свидетельство о
реальной встрече с этими существами, все же я думаю, мы должны признать, что
имеем дело с черной  крысой. Мы не  знаем ни одного другого зверя  в Англии,
который мог бы так действовать. А теперь, что мы планируем сделать. Все, кто
живет  поблизости,  должны  быть  эвакуированы  не позднее  двенадцати часов
завтрашнего дня. В данное  время  все подчиненные управляющего предупреждают
людей,  чтобы они  не покидали  дома, закрыли  двери  и  окна, даже устроили
баррикады, если надо. Многие, конечно же, предпочтут  уехать  прямо  сейчас,
хотя непосредственной опасности пока нет.
     -- Да как же нет опасности, когда гигантские крысы шастают  по лесу? --
не удержался представитель местных властей  и даже подался вперед в ожидании
ответа.
     -- Пока еще крысы  не  врывались в  дома,  -- сказал Торнтон, не сделав
замечания нетерпеливому слушателю.  -- Кроме  того, насколько нам  известно,
они до сих пор напали только  на одного живого человека. Непохоже, чтобы они
вдруг  впали  в  буйство,  хотя  до недавнего  времени  их присутствие  было
совершенно незаметным.
     -- А вдруг произойдет  эскалация? --  спросил все  тот  же голос. -- То
есть сначала продукты, потом животные. Теперь вот человек.
     Пендер оглянулся посмотреть  на  человека, который  быстро и  правильно
разобрался в ситуации. Если принять  во  внимание, что до позавчерашнего дня
крыс  в  лесу   не  видели,  то  их  активность  развивается  в  устрашающей
прогрессии.
     --  Думаю,  на  викария  они напали, потому  что он  их потревожил,  --
ответил  Торнтон.  -- Может, он даже хотел прогнать их. Нет, я  уверен,  что
непосредственной  опасности  нет, пока  люди  сидят дома.  Если мои  коллеги
согласятся,  мы  начнем  постепенную  эвакуацию.  Сначала  центр,  потом  по
расходящейся. Майор  Кормак  при поддержке  эссекской  и лондонской  полиций
обеспечит внешнюю охрану леса.
     --  Как  вы собираетесь закрыть сюда  доступ?  --  спросил  генеральный
директор  Комиссии по охране  леса. --  Я  хочу сказать, здесь  больше шести
тысяч акров лесных насаждений.
     -- Мы сконцентрируем свои усилия на  явно зараженном участке, скажем, в
радиусе двух-трех миль.
     -- Все равно чертовски много.
     -- Я с вами  согласен.  Но здесь много довольно широких  дорог,  на них
можно   поставить   знаки  через  определенные  интервалы.   Еще  мы   можем
использовать вертолет. Да  я просто не  могу себе представить,  что  кому-то
захочется идти в лес, когда удастся наладить оповещение. Разве не так?
     -- Я думаю, что идея  всюду  поставить  людей хорошая, -- сухо  ответил
полицейский.
     -- Ну  да. Мы вернемся  к этому позже. Сначала  рано  утром там пройдут
люди  из  "Крысолова". В их задачу входит выкурить этих чудовищ из укрытий и
уничтожить. Однако пусть лучше  скажет Стивен  Говард, он представляет здесь
компанию и все вам объяснит.
     Он ободряюще посмотрел на Говарда, который уже сделал движение встать и
сел обратно, вспомнив, что он не на митинге.
     --  Нам необходимо, -- начал он,  -- полное  взаимодействие  всех,  кто
будет  в  лесу.  --  Он  обезоруживающе  улыбнулся.  --  И  подробные  карты
местности. Главное  -- это  план  оросительной системы,  потому что,  как вы
понимаете, именно там могут быть крысы. Моим парням нужна защита армии. Ваше
пожарное оборудование,  майор  Кормак, для нас  бесценно. Если  оно прибудет
вовремя  да еще с новыми  мощными брандспойтами, то и желать  больше нечего.
Вот   за  что  нам   надо  благодарить   последнюю  забастовку   пожарников.
Огнетушители  тоже пусть будут под рукой, хотя  мне бы не хотелось рисковать
ни лесом, ни моими людьми.  Им вряд ли  понравится, если им начнут палить  в
спины.
     В зале заулыбались.
     --   На  моих  людях  будет  защитная  одежда,   похожая  на  ту,   что
использовалась во время  Нашествия,  но гораздо  более  усовершенствованная.
Сначала  пойдет команда  поисковиков,  она  будет  искать места,  заселенные
крысами,  за ней -- те, что будут  их уничтожать. Я  попрошу  Майка Леманна,
нашего главного биолога, изложить детали предстоящей операции.
     Леманн  чувствовал себя  неловко  под множеством устремившихся  на него
взглядов, но храбрость ему не изменила.
     -- Если это  действительно  новое  поколение гигантской крысы, то перед
нами серьезная проблема. Предположим, что это  потомки черной крысы, которую
мы знаем по лондонскому Нашествию -- а все указывает именно на это, -- тогда
нам  осталось  лишь ответить на  пару вопросов:  каким  образом  их  предкам
удалось спастись и как они смогли так долго оставаться незамеченными?
     --   Они  могли  уйти  в  лес  прежде,  чем  началось  уничтожение,  --
предположил секретарь из министерства внутренних дел.
     --  Возможно. Хотя  предварительные меры были направлены на  то,  чтобы
сконцентрировать их  в  определенных  регионах,  --  ответил  Леманн. -- Они
должны  были оставаться в Лондоне. Другая версия -- что они каким-то образом
избежали сверхзвукового воздействия, с помощью  которого мы выгоняли крыс из
их гнездышек и  отправляли в газовые камеры,  а потом сбежали, когда поняли,
что игра  закончена. Теперь  мы  используем оборудование, которое рассеивает
грызунов,  а не  собирает  их в  одно место.  Но  как бы  то  ни  было, наши
эксперименты  с   крысами  в  лабораториях   "Крысолова"   доказывают,   что
сверхзвуковое   воздействие   постепенно  становится   неэффективным.  Крысы
адаптируются и перестают его замечать.
     --  Должен  заметить,  --  прервал  его  Говард, --  что  мы  постоянно
тестируем подобное оборудование. Думаю,  нам удастся создать  такое, которое
будет в  высшей  степени эффективным, если  мы подберем волну.  Или, скорее,
волны. Чтобы сделать это, нам необходимо заполучить крысу-мутанта. Мы своими
передозировками убили всех, что были у нас четыре  года назад. Это не говоря
уже о том, что мы упустили главное.  Нам надо было быть умнее и сохранить их
для наблюдений.
     -- Правильно, --  согласился секретарь из  министерства внутренних дел.
-- А на простых крысах вы можете экспериментировать?
     -- Мы как раз это делали, -- ответил биолог. -- К сожалению, гигантская
черная крыса  очень от  нее отличается. Произошла  мутация, и у  нее  совсем
другие  гены. Она не только  крупнее и сильнее, у  нее  еще довольно высокий
уровень сознания.  И оно ее не  подвело, когда она пряталась несколько  лет.
Конечно,  немаловажно, что  крысы  -- существа ночные, но  меня больше всего
удивляет,  почему ни разу  никто не  заметил их присутствия по  каким-нибудь
оставленным следам. А еще больше  удивляет и  даже  пугает --  почему именно
сейчас?
     --  Я предполагаю,  что после массового уничтожения у выживших развился
страх по отношению к человеку, но он слабел от поколения к поколению. Мы уже
знаем об их невероятной сообразительности. Наверняка она тоже развивалась от
поколения  к  поколению.  Они  держались  вне  поля  зрения,  добывали  себе
пропитание  в  безопасных местах  и  почти не оставляли свидетельств  своего
присутствия.
     -- Может, их немного. -- Это Уитни-Эванс не желал терять надежды.
     --  Правильно, --  согласился с ним  майор  Кормак. -- Маленькую группу
трудно засечь в лесу, где множество других обитателей.
     -- Непохоже, --  сказал Леманн. -- Крыса живет от пятнадцати месяцев до
двух с половиной лет, причем женская особь рожает десять раз в год, в каждом
выводке около двенадцати особей. Через несколько часов после родов она опять
готова  к осеменизации, а  достигает  она половой  зрелости всего через  три
месяца  после  рождения. Теперь  подсчитайте  сами,  сколько их вывелось  за
четыре года.
     Пендер  почти  слышал,  как  в  мозгах присутствующих защелкали счетные
машинки.
     --  Думаю,  много, -- продолжал Леманн, --  но они, говоря  фигурально,
ушли в подполье.  Думаю, они  облюбовали себе оросительную сеть возле  леса.
Там мы  будем их искать.  Главная штука заключается в том, что черная  крыса
или, как ее еще называют,  корабельная крыса -- существо, которое может жить
на деревьях. Она лазает по деревьям, может влезть на крышу высотного здания.
А вот  мутант,  вполне вероятно, живет  под  землей.  По крайней  мере,  это
объясняет, почему они разрыли труп на церковном кладбище. Они научились рыть
норы.
     --  Невозможно!  -- воскликнул  Милтон. --  Нужны  десятки  лет,  чтобы
эволюционировать...
     -- Для  нормального  животного --  да, -- прервал  его биолог. --  А мы
имеем дело с мутантом. Тут заговорил Торнтон:
     -- Итак,  ваши рекомендации  -- расправиться с  ними  в их  собственных
логовах, то есть в трубах, коллекторах.
     -- Боюсь,  многие трубы выходят в реки, -- сказал Уитни-Эванс. -- Мы не
раз обращали на это внимание местных властей.
     -- Эти выходы должны быть перекрыты. Нам потребуется помощь сотрудников
лесохозяйства, чтобы перекрыть все выходы.
     --  Может,  мы тоже  можем  помочь? -- спросил  Милтон.  -- Мои люди из
Центра знают лес как свои пять пальцев.
     -- Замечательно. Чем больше, тем веселее.
     --  А почему бы не использовать крысиный  яд?  -- спросил секретарь  из
министерства внутренних дел.
     -- Боюсь, с этим тоже проблема, -- мрачно  сказал  Леманн. -- Обычно мы
используем  два типа  ядов.  Один  -- разовый -- включает в себя  фторацетат
натрия и фторацетамид натрия, обычно используемые в канализационной системе,
фосфид цинка,  безвредный для других норбомид, мышьяковую  кислоту,  опасную
для большинства животных, и  альфа-хлоразол, обыкновенно используемый только
против мышей.  Самое  неприятное  с  этими  крысами,  что  у  них врожденный
отрицательный инстинкт ко всему неизвестному.  Мы называем это неофобией, то
есть неприятием новых объектов. Их трудно заставить съесть что-то новое. Они
могут даже через  какое-то время подойти попробовать, но  в микроскопических
дозах.  И стоит им  почувствовать, что это отрава,  они ее  больше в  рот не
возьмут. Так что этот разовый яд способен  убить всего ничего,  однако и это
послужит предупреждением для остальных.
     -- А другой тип? -- спросил секретарь министерства внутренних дел.
     --   Второй  --   это  антикоагулянты.  Они   убивают,  воздействуя  на
кровеносную  систему  грызунов.  Короче,  они  соединяются  с  протромбином,
который заставляет  кровь сворачиваться, когда поранен сосуд. Любая царапина
убивает крысу. Особенно чувствительны к ним самки, имеющие детенышей.
     Их   три  вида  сейчас:  ворфарин,  кауматетралил  и  хлорфасинон.  Они
накапливаются  постепенно, пока не получается смертельная доза. Крысы к  ним
привыкают, постоянно их едят, а потом умирают.
     -- Но на это нужно много времени, -- перебил его Уитни-Эванс.
     -- Увы, да,  но  процесс можно  ускорить. Однако проблема в другом.  За
последние   годы   грызуны   в   нашей   стране   научились   сопротивляться
антикоагулянтам.  Началось это в нескольких странах  на континенте, а теперь
распространилось  и у нас.  Лук  Пендер только  что  вернулся  из  поездки в
северные графства, где как раз занимался этим. Лук?..
     -- Сначала это было замечено в Уэльсе и Мидленде, а теперь уже дошло до
Чешира  и  Юго-Западного  побережья,  --  сообщил  Пендер.  --  Мы  в  своей
лаборатории вырастили стойких к ворфарину крыс, а  эти выработали  иммунитет
сами.  Короче говоря,  крысы,  участвовавшие в  Нашествии, выработали  точно
такой  же  иммунитет до того, как  было  принято  решение  использовать газ.
Возможно,  это было передано  по  наследству  потомкам крысами,  избежавшими
гибели в Лондоне. Я  согласен  с Майком. Если  мы  сможем изолировать  их  в
подземных системах, надо использовать газ.  Если техника  не гарантирует  их
вывода наверх, значит, надо запереть их внизу и уничтожить там.
     --  Думаю, возражений не будет, -- сказал Торнтон.  -- Пусть будет газ,
господа? -- спросил он, обращаясь к залу, по которому пронесся одобрительный
гул.
     Представитель местных властей поднял руку.
     -- А как насчет болезней? Как мы справимся с ними?
     --  Не думаю, что нам  надо прямо  сейчас это  обсуждать,  --  спокойно
сказал Стивен  Говард. -- Во время Нашествия  мы  столкнулись со страшнейшей
разновидностью  лептоспироза, или  спирохетовой желтухи.  Сначала лихорадка,
потом  желтуха.  Жертва  теряла  силы,  слепла,   выключались  все  чувства.
Наступала  кома,  кожа натягивалась  и  лопалась, и  человек  умирал.  Самое
ужасное,  что болезнь  продолжалась всего двадцать четыре часа.  К  счастью,
вскоре было  найдено противоядие,  и  теперь  нам  нечего  бояться.  Другие,
обыкновенные  заболевания  незначительны   и  не  страшны  для   сегодняшней
медицины.  Нет,  главная  опасность  заключается,  по-видимому,  все-таки  в
возможном  нападении крыс. Поэтому каждый "боец", выходящий на  "поле  боя",
будет снабжен специальным защитным  костюмом. -- Говард полез куда-то позади
кресла  и  вытащил  большую  фотографию  мертвой  черной  крысы-мутанта.  --
Кажется, сейчас самое время напомнить, как выглядит  наш старый враг. --  Он
приподнялся в кресле и установил  на столе  фотографию так, чтобы всем  было
видно.
     Пендер мысленно застонал. Начальник явно наслаждался,  обрушивая  страх
Божий  на  заполученную  в  зал  аудиторию.  Несомненно,  он  считал  важным
произвести  на  нее  впечатление  теми  опасностями,  с  которыми  постоянно
сталкивается  компания, чтобы, не дай Бог,  ее  акции  не подешевели. Что ж,
фотография  произвела   желаемый   эффект.  Пендер  спиной  чувствовал,  как
содрогается зал.
     -- Кошмарное создание, не правда ли? -- весело спросил Говард. -- Здесь
она в настоящую величину.  Может быть больше  двух и даже трех футов, считая
хвост. У нее длинная узкая морда и  острые зубы, резцы особенно длинные. Уши
розовые, острые  и голые. Шерсть темно-коричневая на  самом деле, но покрыта
черными  пятнами,  поэтому  издалека  кажется черной.  Она  очень похожа  на
обычную черную крысу, не считая, конечно, размеров. Главное же ее отличие --
большой мозг и странная  форма  спины.  Видите, какая у  нее  мощная  задняя
часть? В когти ей лучше не попадать, это смерть.
     Один из слушателей побледнел как мел.
     -- Боже мой, они все такие? -- спросил он.
     Говард на мгновение смутился, но быстро взял себя в руки.
     -- Что вы хотите этим сказать?
     -- Ну, они все такие большие? Это же чудовищно.
     -- Да. Боюсь, что так. Все такие.
     Пендер  обратил  внимание на  реакцию  своего  начальника  и  удивился.
Пожалуй,   это  даже  не  было  для  него  неожиданностью,  если  бы  он  не
почувствовал, что тот лжет. Словно его поймали на слове. Какое же облегчение
было для  него, когда он понял,  что  речь идет всего лишь о величине крысы.
Пендер нахмурился.
     --  У  меня  есть  вопрос. --  Это  был полицейский  комиссар с  хорошо
сохранившейся фигурой и мрачным выражением на лице.
     -- Мы слушаем вас,  комиссар, -- сказал  Торнтон,  а Говард в это время
убрал фотографию со стола и спрятал ее обратно за кресло.
     -- Чуть раньше  мистер Леманн удивлялся тому  факту,  что крысы столько
времени сумели продержаться назамеченными. Кто-то еще тут спросил, почему их
действия,  как бы  лучше  сказать, нарастают. Все это  указывает на какую-то
причину, не так ли?
     Ничего больше не сказав, он сел, и  в зале воцарилось молчание.  Пендер
кашлянул.
     --  Ну, я думаю, что  понимаю,  о  чем  говорит  комиссар.  Вне  всяких
сомнений,  происходит  эскалация их  активности.  Почему  они позволили себя
увидеть после стольких лет "подпольной" жизни? Что придало им храбрости?
     -- Ваше объяснение, мистер Пендер? -- спросил Торнтон.
     -- Объяснений может быть  всего два  или даже одно. Во  время Нашествия
мотивацией   для  крыс-мутантов  была   жажда  вкусить  человеческого  мяса.
Возможно, что новое поколение также решило не прятаться больше от человека и
не бояться его. Оно решило начать борьбу.
     -- У них более изощренный разум, к  тому же вскоре они получили то, что
придает уверенность  любой армии-агрессору, -- количество.  Вероятно, именно
это стало поворотным пунктом.
     -- Я  понимаю,  мистер Пендер,  что вы хотите сказать,  --  прервал его
секретарь из  министерства  внутренних дел.  -- Вы полагаете, что количество
крыс  в  Эппинг-форест  достигло  той  точки,  когда  им  стало   необходимо
выплеснуть свою агрессивность?
     -- Я уже сказал, что объяснений два или два, слитых  в одно. Они сильны
теперь, хотя я сомневаюсь в  подсчетах Майка. Они бы  просто  кишели в лесу,
если бы  он был прав. Это же мутанты. Их воспроизведение может отличаться от
воспроизведения  нормальной  крысы. На  основании  изучения  выживших  после
Нашествия  крыс  мы  знаем,  что  их воспроизводящая система была  ослаблена
сверхзвуковым воздействием, а может быть, новыми генами, и не исключено, что
она такой осталась. Другое объяснение  -- к крысам  вернулась  старая  жажда
крови.  Может,  их  стало  много  и  это дало толчок, может,  мясо  животных
пробудило  память и  желания,  которые много лет спали. Если же это так,  то
нападения  еще будут,  и  будут страшнее, чем  было первое. Помните, они уже
вкусили живой человеческой крови.
     В  зале   снова  заволновались,  и  Торнтону  пришлось  в  третий   раз
воспользоваться авторучкой как молоточком.
     --  Я думаю, настало время перейти к  деталям намечающейся операции, --
сказал он.  -- Я сам  проинформирую министра о том,  что  здесь произошло  и
какие меры будут приняты. Конечно, мы  не можем не поставить  в  известность
общественность, но  я  настаиваю, чтобы все сообщения шли через мой аппарат,
может,  в  этом  случае  нам удастся  избежать паники. К  счастью,  в лучшие
времена мы не сидели сложа руки,  так что сможем контролировать ситуацию. До
сих пор был убит только один человек, так пусть же это число не увеличится.
     Следующие полчаса разрабатывали  план операции. Пендер и Леманн ставили
свои  условия  борьбы  с  крысами,  а полицейский  комиссар  и майор  Кормак
вырабатывали наиболее эффективные пути  развертывания своих сил. Разложенные
карты  были  поделены на  участки,  звонили  телефоны,  некоторые  участники
совещания  удалились,  получив  задания,  составлялись  списки.   Пендер   с
удовлетворением подумал, что наконец-то все зашевелились.
     Он  даже  не сразу  обратил  внимание на секретаршу,  которую  видел  в
Центре. Она,  явно  нервничая,  вошла  в  зал  и  что-то  зашептала  на  ухо
Уитни-Эвансу, после чего он быстро встал с кресла и вышел из зала. Буквально
через  несколько  секунд он вернулся  с  объяснением, которое всех заставило
бросить дела и застыть на месте от надвинувшегося кошмара.
     -- Боюсь, --  начал он печально и без своего обычного высокомерия, -- у
меня  плохие новости.  Только  что  вернулся мой лесничий.  Вы  знаете,  они
оповещали население. Он... Он заехал на ферму, тут, неподалеку, меньше мили.
Дверь в дом была открыта, но ему никто  не  ответил. Когда  же он  вошел, то
обнаружил два... тела, скорее всего, хозяина и его  жены, мистера  и  миссис
Вуллард.  Идентифицировать  их невозможно,  потому  что они съедены,  от них
почти ничего не осталось.

     Пендер тихо постучал в  дверь. Было уже  поздно, почти одиннадцать, так
что  ничего  предпринять  было  уже нельзя.  В  лекционном  зале  никого  не
осталось, да и в самом  Центре светилось всего несколько огней. Пендер  тоже
ушел  из главного здания  и отправился к отдельно  стоявшему лому, где  жили
сотрудники. Он постучал еще раз погромче.
     -- Кто там? -- донесся до него голос Дженни.
     -- Это я. Лук.
     Дверь открылась, и в проеме показалась Дженни.
     -- Извините, Дженни, наверно, я разбудил вас.  Но раньше я никак не мог
освободиться.
     --  Все  в порядке,  Лук. Я не  спала  и рада  вас видеть.  Она  пошире
распахнула дверь и пригласила его войти. Комната была маленькая, две кровати
занимали ее почти всю. Еще одна дверь вела, скорее всего,  в  ванную. В углу
горела лампа, отчего в комнате был интимный полумрак, а застекленные, но без
рам эстампы и изящные орнаменты вносили тепло в казенный интерьер.
     -- Уютно, -- заметил Пендер. Дженни улыбнулась.
     -- Я живу  тут с Джен Уимбуш, вот мы и попытались немножко  очеловечить
нашу комнату.
     -- Я видел Джен. Это она мне сказала, где вас искать.
     -- А где она сама?
     --  На  кухне.  Моет  посуду.  Пришлось ей потрудиться  сегодня. Дженни
рассердилась на себя.
     -- Надо было мне ей помочь, а я совсем расклеилась.
     -- Ничего. Ей  там Уилл помогает.  Они  справятся. А  вы как,  все  еще
плохо?
     -- Да нет, в порядке. Просто шок. Понимаете,  домоправительница викария
прибежала в Центр, бедняжка, она совсем растерялась, не знала, что ей делать
после того, как ей  сообщили о могиле. Я сама пошла туда проверить. Это было
так...
     Дженни опустила голову, стараясь сдержать слезы, она уже наплакалась за
день.
     Пендер чувствовал себя неловко. Ему хотелось обнять девушку, как утром,
но он  не знал, понравится ли ей это.  То она кажется холодной, отчужденной,
то вдруг раскрывается и словно сама идет  на контакт. Дженни подняла голову,
постаравшись отогнать от себя дурные мысли.
     -- Хотите кофе? Вы, наверно, смертельно устали? Он ухмыльнулся.
     -- Я бы не отказался и от чего-нибудь покрепче, хотя кофе тоже сойдет.
     -- А если  и то, и другое? Мы с Джен всегда держим бутылку шотландского
виски, если вдруг захочется пооткровенничать и поплакать.
     -- Вы прелесть.
     --  Усаживайтесь и постарайтесь расслабиться, пока я все приготовлю. --
Она  показала ему  на единственное в комнате кресло, и он погрузился в него,
испытывая ни с чем не  сравнимое облегчение, когда  закрыл глаза  и  положил
голову на спинку. Учительница исчезла в соседней комнате, прихватив  с собой
электрический чайник, и он услышал, как она пустила воду. -- Одну минуту, --
крикнула она.
     -- Хоть две, -- ответил Пендер.
     Вскоре у него в руке  уже была приличная порция  виски, а Дженни сыпала
кофе и наливала кипящую воду в две готовые все вытерпеть кружки.
     --  Покрепче  и  один  кусочек сахара,  --  сказал  он.  Она  поставила
дымящуюся кружку у его ног и села на кровать, не спуская с него глаз. Пендер
глотнул виски и изучающе взглянул на нее, радуясь тому, как хороши ее ноги в
туго  обтягивающих  джинсах.  Очень  хороши, если глаза  его не  обманывают.
Вместо  широкого кардигана на ней сейчас была мужская рубашка, не  по-мужски
оттопыривающаяся на груди. Но больше всего ему нравилось ее лицо. Нежное и в
то же  время решительное. И  глаза. Карие, безмятежные и проницательные, как
будто она читала чужие мысли.
     -- Лук, извините меня за вчерашнее, -- сказала она.
     -- За вчерашнее?
     -- Ну, на совещании. Наверно, вам показалось,  что  я  во всем  обвиняю
вас. В том, что случилось или не случилось. Мне так надоели люди, которые не
хотят  брать на себя ответственность,  которым  нравится говорить, говорить,
говорить и ничего не делать. Мне жаль, но я подумала, что вы такой же.
     -- Что же изменило ваше мнение? Если оно изменилось, конечно.
     -- Я  стала  думать. Вы сделали все что могли, а  они просто  не желали
ничего слышать.
     -- Сейчас они слушают.
     -- Да, но чего это стоило.
     --  Дженни,  так  устроен  мир.  Вы  сойдете  с  ума   от   постоянного
разочарования, если не научитесь принимать его  таким, каков он есть. Можете
даже не принимать, но понимать его вы должны научиться. Есть, правда, другие
способы противостоять  ему,  назовите  их, как  хотите: апатия,  отчуждение,
самозащита, -- я  зову это  страхом. Суть в  том, чтобы не допускать  его до
себя.
     -- Вам удается?
     Он улыбнулся.
     -- Я стараюсь.
     Она заглянула ему в глаза.
     -- Лук, что будет?
     Сначала он решил, что она спрашивает о нем и о себе, о том, что их явно
влечет друг  к  другу, а  потом подумал,  что, может,  она  вовсе ничего  не
чувствует, а это только его тянет к ней.
     -- Вы о крысах?
     Она кивнула, но по тому, как она помедлила с ответом, он понял, что она
прочитала  его мысли.  Тогда  он принялся детально  объяснять  ей,  чем  они
займутся на следующий день с самого утра  и будут заниматься, пока все крысы
не будут уничтожены.
     -- Нас в Центре тоже возьмут? -- спросила она, когда он замолчал.
     -- Боюсь, да. Нам понадобятся  все,  кто знает лес. Не расстраивайтесь,
никакая опасность вам не грозит.
     -- Я не расстраиваюсь. Я все равно собиралась остаться и помогать всем,
чем  могу,  хотя  бы  подавать  чай.  Ужасно  думать,  что  они  заняли лес.
Понимаете? Чудовища, все разрушающие, как нарост на живой природе. Из-за них
лес кажется... нечистым. Лук, они мне отвратительны.
     Пендер отхлебывал свой кофе. Виски уже согрело ему горло.
     -- Дженни,  как вы  оказались в Центре? Здесь какая-то странная,  почти
затворническая жизнь.
     -- Да  нет.  Не  совсем.  Я люблю свою  работу, и нельзя быть  ближе  к
природе, чем здесь,  не сказав "прощай" цивилизации. С  детьми работать одно
удовольствие.  Сотрудники  один  другого лучше,  и мы  все  работаем  как бы
сообща.
     -- И Вик Уиттейкер?
     На секунду ее взгляд вновь стал отчужденным.
     -- А что он?
     -- О, мне показалось... Показалось, что он влюблен в вас.
     -- Влюблен.  И  это  очень  глупо. У него есть жена, правда, они  живут
отдельно. И дети.  -- У нее потеплел голос. -- Он думает,  будто любит меня,
но половина его души  остается с семьей. Иногда  мне кажется,  что  он здесь
работает,  чтобы доказать свою  независимость, но, надеюсь, он скоро поймет,
что ошибается.
     -- А вы? Как вы относитесь к нему?
     Он почти ждал, что Дженни одернет его, но она  лишь печально улыбнулась
и стала смотреть на свои руки.
     -- Я не хочу, чтобы меня использовали в  подобной ситуации. На сей  раз
не хочу.
     "Вот, -- подумал  он, -- в чем ответ". Наверное,  у нее уже был роман и
она была здорово унижена. Понятно, откуда эта отчужденность и холодность, за
которой она хочет спрятаться. Центр -- это ее убежище, сюда она сбежала, как
в монастырь, только без аскезы  и молитв. Однако она не  совсем отреклась от
внешнего мира. Интересно, долго еще она пробудет тут?
     -- А вы, Лук? -- спросила она. -- Почему вы не женаты?
     -- Слишком люблю свою работу.
     -- Вы ненавидите свою работу.
     Он удивился.
     -- Почему вы этим занимаетесь, Лук? Почему крысами?
     -- Я же сказал вчера. Мне хорошо платят.
     Она покачала головой.
     -- Нет, неправда. Есть какая-то другая причина.
     Он допил кофе и поставил кружку на пол.
     --  Думаю, мне  пора идти.  Завтра рано вставать...  -- Он  взглянул на
часы. -- Уже сегодня.
     Она тоже встала.
     -- Мне жаль,  что я  сказала.  --  Она придвинулась  ближе  к нему.  --
Правда.
     Он улыбнулся ей.
     -- Я это начал. Так что получил, что хотел.
     -- Мы увидимся завтра?
     -- Конечно.  Я буду очень занят, но так как вы, Дженни, тоже участвуете
в операции, то мы будем работать вместе.
     Ему захотелось поцеловать ее,  но он чего-то -- странно -- испугался. В
последний  раз  это было  с ним  лет в  пятнадцать  на первом  свидании.  Он
понимал, что ведет себя глупо, и не мог  ничего поделать. Он боялся, что его
поцелуй будет отвергнут,  и  еще долго так простоял  бы,  изображая наивного
дурака, страшась протянуть руку, если бы она сама его не поцеловала.
     Она легко коснулась губами его щеки, рассеивая невесть откуда взявшуюся
робость.
     -- Дженни...
     -- Лук, уже поздно. Проводите меня лучше до  главного корпуса. Я помогу
Джен, а вы пойдете отдыхать, похоже, вы очень нуждаетесь в отдыхе.
     Лук расслабился и больше уже не чувствовал себя школьником.
     -- Ладно. Я остановился  в отеле  в Бакхерст-хилл. Через  десять  минут
буду  там,  а еще через две буду спать  сном праведника. Долгий был день. Но
для него он еще не кончился.
     Джен Уимбуш протерла запотевшие очки краем свитера.  Все чашки и блюдца
перемыты,  пепельницы тоже,  большой  стол  в лекционном зале  блестит,  как
новенький. Завтра тоже  тяжелый  день,  но, слава Богу,  занятия отменены  и
учителя помогут.
     До  большого  совещания  Алекс Милтон устроил  небольшое совещание  для
сотрудников, на котором  рассказал им о  крысах  и  об  организации в Центре
оперативного  штаба. Если кто-то хочет уехать, пожалуйста, никого ни ругать,
ни удерживать  не будут. Однако людям, которые приехали сражаться с крысами,
нужна  их помощь. Один из руководителей компании "Крысолов"  уверил его, что
никакой прямой  опасности ни для кого не будет, если делать все что положено
и  носить  защитную  одежду вне  помещений  Центра.  Конечно,  все  захотели
остаться,  взволнованные  предстоящими событиями. То,  что  чудовища  заживо
сожрали  местного викария, никто не воспринял серьезно, потому что никого из
них  не  было  на  кладбище,  но  Милтон  сделал  все, чтобы  внушить  своим
сотрудникам, какое суровое испытание им предстоит.
     В трех  классах переставили парты, так  что получилось  по два  больших
стола  в  каждом.  В  лаборатории устроили  склад  для  баллонов  с газом  и
отравляющих  веществ,  которые  должны были  привезти  люди из  "Крысолова".
Защитные  костюмы тоже сложат там. Лекционный зал  будет  использоваться для
больших совещаний, а библиотека -- для более узких.
     Джен надела очки  и  попыталась рассмотреть что-нибудь  в большом окне,
однако увидела она  только свое отражение. Ей  не улыбалось одной идти через
двор. Мало  ли  что  там снаружи. Большинство сотрудников на  ночь уехало из
Центра,  но остался  Уилл  Эйкотт, предложивший  ей  свою помощь.  Где-то он
ходит, проверяет, все ли двери и окна закрыты. Ключи  от главного входа тоже
у него.
     Джен отвернулась от окна, не очень заинтересованная своим отражением, и
выключила свет. Уилл проводит ее до ее комнаты.  Он уже не раз делал попытки
проникнуть внутрь. К счастью, Дженни Хэнмер умеет играть свою роль, да и она
тоже ее не  раз выручала. Это вовсе не значит,  что  Уилл  ей  не  нравится.
Иногда она даже жалела, что у нее не отдельная комната.
     Интересно, оправилась ли Дженни. Она была сама не своя после  того, что
увидела  на кладбище. Ну  что ее туда  потянуло?  Нет, Джен  ни за что бы не
пошла. А Дженни совсем другая. У нее характер. Может за себя постоять.
     -- Уилл, где вы? -- крикнула Джен в  длинный темный коридор. Не услышав
ответа,  она  пошла  по  коридору, заглядывая  по  дороге  во  все двери.  В
последнем классе еще  горел  свет  и четко  вырисовывался  в темном коридоре
желтый прямоугольник. Она направилась туда, уверенная, что Уилл там и просто
ее не слышит.
     -- Уилл, вы здесь?
     Она  заглянула в дверь  и  обнаружила, что класс пуст. Наверное,  он  в
другой стороне здания, там, где библиотека.
     Джен огляделась, проверив, все ли  в порядке, закрыты ли окна.  В  этой
части  вся  стена  была словно одно большое окно,  вероятно,  таким  образом
компенсируя отсутствие окон на противоположной стороне. Удостоверившись, что
все  в порядке, Джен потянулась  к  выключателю и тихонько застонала, увидав
возле окна кофейную чашку. Должно быть, Уилл ее не заметил.
     Джен  решительно пересекла комнату и с отвращением уставилась на чашку.
Кто-то  использовал ее вместо пепельницы  и оставил  в ней окурок. Вздохнув,
она  опять поглядела на  отражение  в окне  и  мысленно посетовала  на  свое
физическое  несовершенство. Сама худая, шея длинная, а подбородок тяжелый. О
груди и говорить  нечего. Волосы  совсем не вьются, а два дня после  мытья с
ними  вообще  ничего  не  сделаешь.  И  еще  очки.  Не важно, как  она  себя
обихаживала  в  особых случаях, как красилась,  как душилась, как одевалась,
минимум  двадцать процентов  съедали  очки. Вот уж нечестно.  Хотя Уилл  все
равно считает ее красивой. Может, она слишком строга к себе?
     Вдруг  Джен  что-то  почувствовала. Наверное, опять  эта густая чернота
леса  без  единого огонька,  к  которой  она никак не могла  заставить  себя
привыкнуть. Но почему-то сейчас она  действовала  на  нее  сильнее обычного.
Наверняка  это  из-за  бегающих  по  лесу  чудовищ, из-за них  Эппинг-форест
потерял  для  Джен  всякое  очарование.  Ее  охватила дрожь.  Глупо.  Но  ей
показалось, что  они  глядят  на нее с той стороны.  Джен наклонилась вперед
совсем  близко к  окну, загородив  падающий сзади свет ладонью.  Она глядела
наружу,  в  ночную тьму через собственную тень. И вдруг стекло брызнуло ей в
лицо.

     Пендер  и Дженни как раз входили в главное  здание, когда услыхали звон
разбивающегося  стекла  и сразу же  пронзительный  крик.  Переглянувшись  от
неожиданности,  они бросились  в  приемную и  едва  не столкнулись  с Уиллом
Эйкоттом, бежавшим с другой стороны коридора.
     -- Где это? -- спросил Пендер, хватая молодого учителя за руку.
     -- В другом конце. Там, где классы.
     -- Быстрее.
     Пендер бросился бежать по коридору, Дженни  и Уилл за ним. Они бежали к
освещенному  классу  в  самом конце коридора,  подгоняемые криками и  жутким
царапаньем.
     --  Там Джен!  -- крикнула Дженни, предчувствуя  самое  худшее.  Пендер
остановился возле  двери.  Глаза  у  него полезли на лоб, волосы  на  голове
встали дыбом. Дженни  и Уилл  оказались позади него, и он хотел  помешать им
заглянуть в комнату. Но Дженни увидела и закричала от ужаса.
     Джен Уимбуш ползла по полу  по направлению к двери. Она была без очков,
вся в крови, осколки стекла, застрявшие в щеках и  во лбу, сверкали серебром
в свете лампы. Кровь текла у нее по рукам, вся грудь была залита кровью. Она
протянула к  ним дрожащую руку,  прося о помощи, а  из ее горла донеслись до
них  странные булькающие  звуки. Прилепившись  к  ее  спине, давя всей своей
тяжестью на ее худенькое  тело, огромное черное чудовище впилось зубами в ее
затылок, и верхняя часть его туловища двигалась в такт глоткам, которые  оно
делало, высасывая из девушки кровь.
     --  Господи,  Лук, помоги  же  ей! -- заорала Дженни  и увидела  вместо
милого лица маску нечеловеческой ненависти.
     -- Зовите на помощь, Дженни, -- сказал  он, тяжело  роняя слова. --  Не
выходите из здания. Звоните по телефону.
     Но она продолжала стоять, зачарованная жутким зрелищем,  и ему пришлось
изрядно встряхнуть ее.
     -- Бегом! -- крикнул он.
     Пендер  взглянул  на Уилла, спиной чувствуя его страх,  но он знал, что
молодой человек достаточно храбр, чтобы броситься на спасение девушки.
     --  Ради Бога,  мы  должны ее спасти! --  крикнул юноша. Пендер  кивком
головы показал на окно.
     -- Видите?
     На парте возле окна сидела еще одна  гигантская крыса с выгнутой спиной
и  дрожащими  от  нетерпения лапами.  Она  глядела на  них  злобными черными
глазами.  Неожиданно  с  ней  рядом оказалась другая.  Джен уже не  кричала,
только  тихонько  и  жалобно   стонала,   все  еще  упорно  ползя  к  двери,
подстегиваемая  дикой  болью  в затылке. Возле двери  она с трудом различила
двух людей, готовившихся  идти  ей на  помощь.  Джен  подняла руку  в слабой
попытке сбросить с себя страшного зверя, но он даже не  обратил  внимания на
ее жалкие усилия.
     -- Сначала надо избавиться  от тех  двух, -- мрачно проговорил  Пендер,
усилием воли запрещая себе слышать стоны Джен.
     -- А Джен...
     --  Они бросятся на нас прежде,  чем  мы сумеем ей помочь. Пошли,  надо
действовать быстро. Нельзя, чтобы сюда ворвались еще крысы.
     Пендер подтолкнул учителя к составленным посередине помещения партам.
     -- Быстро беритесь за низ.
     Когда  они  подняли  парту  и  Пендер  взглянул  на  разбитое окно,  на
подоконнике сидели уже три крысы.
     Он знал, что они  могут в любую секунду  броситься на  них, потому  что
видел,  как  дрожат у  них от  нетерпения  задние лапы, как они  выгибаются,
готовясь к прыжку.
     -- Ну!
     Мужчины побежали  к  окну, держа перед  собой, как щит, парту. Изо всей
силы они ударили ею по крысам, опрокидывая их обратно через  разбитое окно в
ночь.  Однако одной  удалось  избежать  удара, она  вовремя соскочила вниз и
спряталась в темном углу.
     -- Держите парту у окна. Не давайте им пройти, Уилл. Я к девушке.
     Учитель потерял  Пендера из  виду. Он  с  трудом  удерживал  парту,  на
которую наваливались снаружи, так что она даже  подалась на  пару дюймов, но
он напрягся и вернул ее на место.
     Пендер уже знал,  с каким  оружием пойдет на  крысу. Он увидел его, еще
когда  стоял  возле  двери,  и  заставлял  себя  не паниковать,  а  спокойно
оценивать  ситуацию.  Отвращение,  которое  он  испытывал к  гнусным тварям,
помогало ему одолевать естественный страх. Он схватил  один из металлических
прутов, используемых  для тестирования почвы и  висевших на  стене  классной
комнаты. Они были трех-четырех футов в длину, с одной стороны с поперечиной,
а с другой закручивались винтом, напоминая гигантский штопор.
     Потом он  бросился  к  девушке. Она все  еще ползла и  была уже почти у
самой двери, но движения ее становились все более слабыми, а стоны сменились
приглушенными всхлипываниями. Крыса прилипла  к ней, не обращая ни малейшего
внимания на  обоих мужчин. Вдруг Джен уронила голову на пол, словно сдавшись
или вконец обессилев, и Пендер возблагодарил Бога, что не опоздал.
     Держа прут обеими руками, он стоял над мутантом, широко расставив ноги,
а потом  опустил прут,  подведя его  немного  сбоку, чтобы  не повредить еще
больше  девушке. Крыса громко  взвизгнула от сильного удара в  бок и подняла
голову с широко открытой пастью, вымазанной в крови Джен.
     Пендер  не  пожалел  сил для второго  удара, сбросившего  ее  со  спины
девушки на пол. Крыса корчилась  на полу и царапала  его  длинными  когтями,
оставляя  глубокие  следы. Тогда Пендер нажал на  прут, протыкая ненавистное
животное насквозь.
     Крыса не перестала бороться, пищала она уже не грозно, а жалобно, почти
по-детски, но Пендер не успокоился, пока не пришпилил черное чудовище к полу
и   оно   постепенно   не   перестало  дергаться.   Так   и   оставив   свое
импровизированное  оружие  стоять  торчком,  он  наклонился  над  девушкой и
вздрогнул,  повернув  ее  к себе  лицом.  Она  не  открыла глаза,  но  он  с
облегчением вздохнул, когда услышал тихий стон.
     --  Все  в  порядке, Джен,  --  нежно сказал он. --  Ты в безопасности.
Пендер понимал, что должен  остановить кровь у нее на затылке, чтобы она  не
умерла. И он опять повернул ее, раздвинул мокрые от крови
     волосы,  и его чуть не вырвало,  когда он увидел рану.  Крыса прогрызла
тело  девушки до позвоночника, но, к счастью, не перегрызла его, иначе ее бы
парализовало навсегда, останься она чудом в живых. Он вынул носовой платок и
прикрыл рану, стараясь остановить бегущую кровь.
     -- Лук, помогите, помогите!
     Крысолов обернулся и увидел,  что крыса вцепилась в ногу Уиллу. Руки  у
него были  заняты, и тут Пендер увидел еще одну крысу, пытающуюся пролезть в
узкую дыру между стеклом и партой. Уилл тряс ногой, боясь не удержать парту,
а   крыса  не  желала   отпускать  его.  Пендер  огляделся  в   поисках  еще
какого-нибудь  оружия и увидел в  углу красные  и белые землемерные столбики
футов пяти  в высоту  и  двух  дюймов в  диаметре, тоже заостренные с одного
конца, чтобы  удобнее  было их вколачивать  в землю. Он быстро схватил один.
Остальные попадали на пол.
     Держа  его  перед  собой  как  копье,  крысолов  устремился  к   крысе,
вцепившейся  Уиллу  в ногу,  и пронзил ее.  Но  кол соскользнул с ее  спины,
оставляя на  черной шерсти глубокую кровавую полосу, и  тогда она  отпустила
Уилла, повернувшись  с  грозным рычанием к Пендеру,  обнажив  длинные  зубы,
подняв переднюю  лапу и растопырив когти. Пендер  еще  раз ударил  ее колом,
метя  в глаз, но крыса увернулась, хотя сбежать не смогла, потому что Пендер
мгновенно среагировал  на ее движение. Он  еще  раз ударил, метя в голову, и
опять промахнулся.  Тем  не менее  крыса отступила, а Пендер,  не  давая  ей
перехватить инициативу, шел и шел на нее с колом.
     Тогда она  поднялась  на задние лапы,  и  зрелище было  устрашающим, но
Пендер не думал об этом,  он хотел  попасть ей в брюхо, крыса  же неожиданно
перекувырнулась  и  опять  встала  лицом  к   лицу  со   своим  врагом.  Она
приготовилась разорвать его в клочья своими страшными зубами, между которыми
текла розовая слюна, но Пендер сделал рывок и попал колом ей прямо в пасть.
     Она еще раз коротко взвизгнула, напрасно стараясь вырваться. Пендер  не
выпускал из рук кол, но крыса вдруг задергалась и завертелась с такой силой,
что  ей  удалось  освободиться.  Пендер ударил ее  опять и ранил  в  зад, но
неглубоко. Крыса вывернулась и бросилась к двери между пришпиленной  к  полу
товаркой и безжизненным телом девушки.
     -- Лук, я больше не могу, -- отчаянно закричал Уилл.  Пендер бросился к
учителю,  который,  несмотря  на раненую ногу, не  выпускал из рук  парты, и
ударил по  когтистой  лапе,  шарившей  по дереву. Когда она исчезла, он стал
помогать Уиллу держать парту.
     -- Уилл, вы можете дойти до Джен? Вытащите ее в коридор.
     -- А вы что будете делать? Не можете же вы вечно держать их тут?
     -- Довольно скоро они  сообразят,  что можно разбить другое окно.  Ведь
один раз они это уже проделали. Тогда конец. Они заполонят тут все.
     Он тяжело  задышал, когда с другой стороны навалились  на парту  и  она
подалась немного, но ненадолго.
     -- Уилл,  вытащите  девушку и  стоите  у  двери.  Я  постараюсь  быстро
пробежать, а вы захлопнете ее за мной.
     -- Хорошо. Готовы? Я отпускаю.
     Пендеру пришлось  удвоить усилия,  когда с  другой  стороны  навалились
опять. Он слышал, как когти скребут дерево по всей поверхности парты.
     -- Уилл, ради Бога, быстрее!
     Молодой  учитель, хромая и крепко сжимая  зубы, чтобы  не застонать  от
боли, белый как  мел,  склонился  над  девушкой  и  чуть не  заплакал, когда
повернул ее и увидел,  что сделало с ее лицом  стеклянное  крошево, однако у
него  не было времени для грустных размышлений. Он подхватил ее  под  руки и
поволок за дверь.
     -- Осторожнее, там тоже крыса, -- напомнил ему Пендер.
     На парту уже давили  так,  что  у него  не  хватало  сил. Он  попытался
приспособить кол, думая,  что так ему будет легче сдержать напор,  к тому же
это даст ему время добежать до двери. И тут случилось невозможное.
     Все  окна  разбились сразу.  Звон стекла стоял оглушительный, а зрелище
множества черных крыс, спрыгивающих с подоконников, дрожащих  от нетерпения,
визжащих от ярости, вполне могло бы довести любого человека до инфаркта.
     Пендер побежал.
     Крысы так удивились, что не сразу бросились за  ним, а он, оказавшись в
футе от  двери,  нырнул в нее,  выкатился в коридор  и  больно  стукнулся  о
противоположную стену.
     -- Дверь!  --  успел-таки  крикнуть он, и  Уилл оправдал  его ожидания.
Дверь едва держалась,  когда крысы  навалились  на  нее всей  своей  массой.
Мужчины слышали, как они скреблись, как царапались,  как отколупывали от нее
щепки.
     Пендер помотал головой, чтобы немного прийти в себя.
     -- С  вами  все в порядке?  -- озабоченно спросил учитель,  держась  за
ручку двери и словно боясь отпустить ее.
     -- Да, просто я ударился головой. -- Он встал на одно колено, склонился
над  Джен  и  пощупал  ей  пульс, который  едва прослушивался. -- Ее надо  в
больницу. Иначе, боюсь, ей не справиться. -- Он взглянул на Уилла. -- Думаю,
вы можете отпустить дверь... Вряд ли они настолько умны.
     Уилл покорно опустил руку.
     -- Господи, вы только послушайте. Они скоро разнесут ее в щепки.
     -- Да, и нам лучше убраться отсюда, пока этого не случилось.
     -- Лук, я вызвала полицию. -- Это  сказала Дженни. Она стояла в дальнем
темном конце  коридора  возле  приемной. -- Еще  я  позвонила Надзирателю по
внутреннему телефону и предупредила  его, чтобы  никто не выходил до приезда
полиции.
     -- Умница. Оставайся там. Сейчас мы принесем Джен...
     Он  замолчал, увидев  черную  тень  в коридоре,  которая, скорчившись и
стараясь держаться поближе к стене, двигалась к Дженни. К Дженни!
     -- Беги, Дженни! Быстрее!
     Он уже  вскочил  на  ноги и  сам  бежал  по  коридору,  а Дженни словно
приросла к полу, не в силах сдвинуться с места от ужаса.
     Крыса мчалась с невероятной скоростью,  подстегнутая криками Пендера, и
уже  не  скрывалась в тени. Дженни только  и  смогла, что  отступить на шаг,
когда  она пронеслась  мимо, задев ее  ноги покрытым шерстью боком. Она  как
сумасшедшая металась по приемной в поисках выхода, и в глазах  у  нее  горел
огонь  безумия.  Дженни  прижалась спиной  к  дальней стене  и  не  отрывала
испуганных глаз  от  зверя. Пендер подбежал к  ней и  закрыл ее своим телом,
когда увидел неистовые прыжки раненой крысы.
     Возле стеклянной двери  было окно во всю стену, создававшее впечатление
стеклянной  стены.  Крыса  подбежала  к  нему  и ударилась  в  него.  Оно не
поддалось. Тогда она вложила в свой удар все  оставшиеся у нее  силы. Пендер
уже слышал сирену, этот ни с  чем не сравнимый звук,  который становился все
громче с  каждой секундой. Крыса отвернулась  от окна  и  бросилась  к  ним.
Пендер  готов был сразиться с ней. но она остановилась  на полдороге и вновь
рванулась  к окну.  На этот  раз  окно разлетелось,  и она исчезла  в  ночи,
оставив на стекле клочья шерсти и пятна крови.
     -- Господи, Лук. Она такая страшная! Такая страшная! Дженни привалилась
к его  спине, а он боялся  оторвать взгляд от дыры в окне: как бы в  нее  не
полезли другие крысы.
     -- Лук, сюда, быстрее!
     Это Уилл звал его из тьмы коридора.
     Пендер взял Дженни за руку и повел ее за собой.
     -- Что? -- спросил он, подойдя вплотную к скорчившейся у двери фигуре.
     -- Послушайте!
     Пендер ничего  не услышал.  И  не  сразу до него  дошло, что хотел  ему
сказать молодой учитель.
     -- Крысы, -- сказал он. -- Они ушли.

     Собаки  нарушили   покой  в  тренировочном  лагере  для  полицейских  в
Липпитс-хилл, и те, кто сумел выжить, никогда не забудут ту ночь, не изгонят
ее из памяти и ночных кошмаров еще много лет. Еще не совсем проснувшись и не
одевшись,  курсанты и  офицеры  вышли,  шатаясь,  во  двор,  во  весь  голос
проклиная собак и их нерадивых воспитателей, хотя они уже поняли, что собаки
чем-то  напуганы, потому что они не столько брехали и лаяли, сколько  выли в
непроглядной тьме, и от этого вся кровь стыла в жилах.
     -- Какая сволочь не дает нам покоя? -- спросил один юный кадет, когда в
лагере, по-видимому, уже не осталось ни одного спящего.
     -- Куда подевались  чертовы тренеры?  -- крикнул  другой.  Все не очень
охотно двинулись  в сторону псарни,  но  сержант,  торопливо натягивающий на
себя шинель, приказал стоять на месте.
     -- Слушай! --  скомандовал он, и все как один затаили дыхание. Дрожа от
непонятного страха, они стояли во дворе и вслушивались в ночные звуки.
     -- Что  это?  --  наконец  спросил  один, не  в  силах понять,  что  же
происходит.
     --  Кричат, --  отозвался другой.  -- Где-то кричат. Если бы  проклятые
собаки не выли, а то не поймешь где.
     --  Нет. Это не кричат, -- сказал  кто-то.  --  Это утки. Это на утиной
ферме. Издалека всегда кажется, будто люди кричат.
     Они опять прислушались, а к  собакам уже бежали люди, ответственные  за
перепуганных животных. Недалеко от тренировочного центра, в миле, не больше,
на безлесном участке за проволочным ограждением располагалась большая утиная
ферма с прудом. Там выращивали  уток,  некоторых  на мясо, но в основном для
продажи яиц, и содержали одновременно  несколько сотен  птиц.  Постепенно  и
полицейские и курсанты освоились в ночи, начали распознавать звуки и в конце
концов признали, что кричат не люди, а утки на птичьем дворе. Во двор  вышел
начальник лагеря, легко  пряча в темноте искаженное от страха лицо.  Ему уже
звонили вечером, так что он был в курсе происходящего в районе.
     Подозвав  к себе офицеров и инструкторов,  он  объяснил  им сложившуюся
ситуацию,  и через  десять  минут  все  офицеры  и  наиболее  подготовленные
курсанты получили оружие. Они решили идти на  ферму прямо через поле, потому
что  по дороге  было  намного дольше.  Мощные фонари пробивали  ночную тьму,
собаки, жаждавшие помериться силой с заклятым  врагом,  натягивали  поводки,
лаяли и визжали в предчувствии схватки. В лагере осталось немного  людей и с
ними начальник, пытавшийся связаться с другим начальником, чтобы он поставил
в известность третьего  начальника, а тот оповестил  четвертого. Приказ всем
оставаться в  лагере пришел  слишком  поздно. Полицейские  уже  подходили  к
ферме.
     -- Стойте! Стойте!
     Никто ничего  не  понял,  но  все  остановились и  принялись беспокойно
оглядываться по сторонам.
     -- Да заткните вы собак! -- крикнул тот же голос, и тут в свете фонарей
все  увидели  отделившуюся  от  основной  группы  высокую  и плотную  фигуру
сержанта. -- Слушайте!
     Инструкторы  попытались  угомонить  своих питомцев,  руками зажимали им
пасти, но те  не желали  стоять тихо. Они  тянули людей вперед, из их глоток
вырывалось  глухое  рычание.  Утки  словно  спятили, так они кричали и  били
крыльями. Но сквозь этот шум они услышали другой и не  сразу сообразили, что
это люди. Где-то кричали люди.
     -- Это там, где времянки! -- крикнул сержант. -- На другой стороне!
     Он  бросился  бежать, остальные за  ним  вдоль проволочного ограждения,
вниз  по холму  к расположенному в  стороне  временному городку.  В  большом
частном доме напротив свет горел во всех  окнах, и во всех  окнах были люди,
они  махали  им руками,  кричали.  Однако окно раскрылось, из него высунулся
мужчина и тоже что-то крикнул, но что разберешь в таком шуме!
     Всего домиков  было тридцать --  деревянных, с  нормальными окнами,  на
бетонном фундаменте. Временными их назвали  потому, что  они были  привезены
сюда уже  готовыми, а тут  их только поставили на  фундамент, и, пожалуйста,
заселяйтесь! Громадные игрушки, да и только. Жили в  них  в основном молодые
пары, не имевшие денег на  более солидное жилье, и старики, которым не нужны
были хоромы, зато  нужен  был  свежий воздух и  природа.  Все они радовались
общинному духу, объединявшему жителей  крошечной  улочки, и все считали, что
деревянные  дома  ничуть не хуже  кирпичных.  Эта ночь  показала им, как они
ошибались.
     Не сразу полицейские обратили внимание на черные  тени в траве, бегущие
от  домиков  и  просачивающиеся  между  ними.  Собаки,   шедшие  впереди,  с
остервенением  накинулись на них,  пока люди, ничего не понимая,  стояли как
вкопанные. Наконец кто-то догадался посветить вниз.
     -- Крысы! Черные крысы!
     Полицейские принялись бить их ногами,  охваченные ужасом и отвращением.
Те же,  у кого  было оружие,  начали  палить в них, опасаясь попасть в своих
товарищей, но  и  страшась  прикосновений гнусных  тварей. Офицеры  пытались
навести хоть какой-то порядок,  но им тоже было страшно. Пуля попала в  ногу
молоденькому курсантику, и он  упал. Товарищи подхватили его с обеих сторон,
но  в  него  уже  вцепились  крысы. Тогда  они  попытались  оторвать  их  от
несчастного,  но  вскоре  им  самим пришлось защищаться от  чудовищ. Раненый
курсант упал на землю, присоединив свои крики к крикам других раненых.
     Офицеры приказывали курсантам пробиваться вперед, не нападая на крыс, а
тесня  их к времянкам. Но для курсантов, почти мальчиков, это было  слишком.
Они  бежали  куда глаза глядят,  лишь бы избавиться  от  свалившегося на них
кошмара, и  привлекали к себе внимание крыс больше, чем остававшиеся  вместе
со  всеми.  Крысы догоняли парней, и  со всех сторон  из  темноты доносились
крики их жертв.
     Большинство добралось  до  времянок.  Крысы просочились  между  людьми,
следуя  выбранному  направлению, потому  что  люди  изо  всех  сил старались
обходить их, уступать  им дорогу,  не желая  провоцировать  бойню в  надежде
добраться до  человеческого жилья. Собачьи  инструкторы оставались со своими
подопечными, обезумевшими от драки. Они хватали крыс, поднимали их в воздух,
трясли, как тряпичных кукол.  Но даже  у  сильных и  храбрых  собак не  было
шансов одолеть  кишмя кишевших крыс, которые  впивались в  них  острыми, как
ножи, зубами и наваливались целой  кучей, чтобы сбить их  с ног и  тогда  уж
растерзать  в  клочья.  Инструкторы  хотели  помочь  псам, однако  им  самим
пришлось обороняться от  крыс, и они  тоже звали на  помощь, падая и  умирая
рядом   с  собаками.  Несколько  вооруженных  полицейских  не   выдержали  и
вернулись. Они стреляли в извивающиеся клубки, даже не стараясь разобраться,
в кого попадают их пули.
     При   свете  двух  ламп,  освещавших  единственную  улицу,  полицейским
открылась такая бойня, что они  просто-напросто застыли  на  месте.  Дыры  в
деревянных  фасадах  домов  с  совершенной  точностью  указывали  на   путь,
освоенный   крысами,   жаждавшими  добраться  до  людей.  Разбитые  же  окна
свидетельствовали о том,  что крысы  не довольствовались  только им. Во всех
домах  рыскали черные  чудовища, входили, выходили, забирались  на крыши  ив
маленькие  садики. Полицейские  увидели  крыс, дерущихся, как  они с  ужасом
поняли,  из-за  человеческих  останков.  Голый,  изнуренный  борьбой  старик
вывалился  через стеклянную  дверь  в  сад  и  принялся кататься по  клумбе,
стараясь сбросить с себя вцепившихся ему в плечо и зад крыс. В одном из окон
появилась  вопящая женщина, пытавшаяся освободиться  от крысы, ухватившей ее
за  волосы.  Она наклонилась  и  пробила  головой стекло,  осколки  которого
впились ей  в тело, и она  стихла. На одной из крыш  стоял одетый мужчина  с
маленьким  свертком  в  руках, скорее всего, младенцем,  и ногами  отпихивал
карабкавшихся к нему по  стене крыс.  Тут же  в саду лежала,  свернувшись  в
клубок, женщина, и крысы рвали в клочья ее тело, пока другие крысы прилагали
все усилия добраться до мужчины. Пожилая чета, оба в ночных одеяниях, шла по
улице, мужчина  отбивался  от  крыс тяжелой палкой, а  женщина прикрывала их
обоих, как щитом, металлической крышкой от мусорного ящика. Когда же мужчина
упал, она попыталась защитить его своим телом, а крышкой защитить свою и его
головы, но крысы все равно добрались до них. Мужчина в одной пижамной куртке
сидел на  ступенях своего дома и, не веря своим  глазам, смотрел, как  крысы
рвут мясо с  его  ног. Мальчик лет четырнадцати  кромсал  ножом уже  изрядно
пораненную крысу. Он  стоял на коленях, держа  крысу между ног, а три другие
крысы вгрызались  ему  в спину.  Тучная женщина  в заляпанной кровью розовой
рубашке, не помня себя, била крысу об стену, держа ее обеими руками за горло
и понося ее на чем свет стоит.
     Один  из  домов загорелся,  и  пляшущие  языки  пламени  напоминали сон
сумасшедшего. Какая-то  фигура -- то ли мужская, то ли женская --  появилась
на  пороге и с воплем бросилась  по лестнице,  вся охваченная огнем. За  нею
черные крысы с горящей шерстью попрыгали вниз и забегали-закричали  вне себя
от страха.
     Крики, стоны, мольбы, треск дерева и визг крыс. Мольбы о помощи. Грохот
разрушающейся  мебели.  Выстрелы.  Включенное на  всю  катушку  радио  орало
сентиментальные баллады, в  перерывах  между  которыми  что-то вещал  глупый
голос диктора.
     Куда  бы ни взглянули застывшие  на месте полицейские, всюду был один и
тот же кошмар. В конце концов их мозг отказался воспринимать реальность, все
смешалось в  кровавом тумане, и они пошли  в атаку,  стреляя и  не испытывая
недостатка  в  целях.  Это  был  один  гигантский  клубок,  в  котором  были
перемешаны все -- и убийцы, и их жертвы. Сотни. Сотни. Сотни. Те, у кого  не
было  оружия, хватали  что попадалось под  руку -- колья от ограды, доски  с
крыльца,  все,  что  можно  было использовать  как  дубинки.  Они  старались
держаться  большими   группами,  но  так   много  их   падало  под  натиском
бесчисленных крыс, что группы становились все меньше и меньше.
     Потом  мутанты ушли, но не потому что  услыхали  вдалеке  вой сирены, а
потому что их голод был утолен  и животы набиты.  Они исчезли  одновременно,
все как один, и  многие были нагружены мясом,  содранным с убитых людей. Они
шли  через  поле к лесу, не издавая ни единого звука,  так  что  слышно было
только царапанье когтей о землю. Тогда похолодели от ужаса сердца обитателей
леса в предчувствии  черного потока,  который  должен был  пролиться на них.
Вскоре лес затих. Только  глухой  стон стоял над  полем,  да и его заглушили
сирены пожарных.

     Крыса со странным белым шрамом на морде прокладывала путь среди камней,
почти не ощущая тяжести  груза. Остальные  следовали за нею с точно такой же
поклажей.  Все они, набив себе брюхо,  несли еду для своих  хозяев.  Главные
силы возвращались  в свое убежище  возле  леса,  пребывая  в  возбуждении от
одержанной победы.
     Главная  крыса  отделилась  от  остальных,  криками  приказав  немногим
избранным  не отставать, ибо у них  еще есть дела, и  они со своей  поклажей
послушно приблизились  к  ней, которая, в  свою очередь, тоже  была  движима
послушанием.
     Стояла почти беспросветная тьма,  даже луны  почти не было видно, разве
лишь кое-где серебрились лужи, когда крысы начали спуск в подземелье. Однако
они привыкли  к  темноте, а уж  те, что  не вылезали наружу,  и  вовсе легко
обходились без света. Спрыгнув с последнего уступа  на самый нижний уровень,
крыса сразу ощутила движение вокруг себя. Она разомкнула челюсти и угрожающе
зашипела  на тех, кто решил было покуситься на ее добычу.  Потом опять взяла
ее  в зубы и  направилась в дальний угол, где  лежал  хозяин,  властелин над
всеми  крысами. Подземелье  жило, в нем ходили,  бегали с  места  на  место,
издавали взволнованные мяукающие звуки.
     Когда же  крыса приблизилась к жирной туше,  ее остановили другие крысы
ее же породы, но она  приняла  их вызов и, положив на пол добычу, зашипела в
ответ,  обнажив клыки.  Те попятились и пригнулись,  готовые  к немедленному
нападению.  Но  тут  зашипела и заворочалась на куче  соломы и  сырой земли,
проявляя нетерпение, тварь из тварей.
     Крыса  подняла тяжелый кусок.  Страшась  и  любопытствуя,  сделала  еще
несколько шагов  по  направлению  к  ложу, почти лишившись  собственной воли
из-за  одной лишь близости к  святыне.  Вряд  ли она помнила то время, когда
всевластная крыса еще была сильна и  ее когти остры и она до кости оцарапала
ей голову,  требуя послушания. До сих пор она держала в страхе черных  крыс.
Боевая крыса положила добычу на солому, и жирная туша поползла к ней, ее две
головы  закачались  из  стороны  в  сторону,  носы  задвигались,  обнажились
загнутые назад,  непомерно разросшиеся  от  отсутствия работы  клыки. Четыре
челюсти впились в окровавленный кусок мяса, шумно выдавливая из него остатки
крови.
     Крыса сделала еще несколько робких шагов вперед, желая получить награду
и  в  то  же  время страшась владыки,  не  зная,  как  бы  ей выразить  свое
главенство  над  боевыми крысами.  Однако самая главная  крыса заверещала  в
ярости,  и  ее  обнаглевшая подданная  отступила.  Черные  крысы  из  охраны
выпустили  когти.   Схватка  была   короткой.  Перешедшая  черту  безгласной
покорности  крыса кувырком полетела прочь, не забывая покорно выставлять шею
в мольбе о пощаде.
     Стражи  вернулись  на  свое  место,  и  крыса вновь услышала чмокающие,
чавкающие звуки в  углу.  Другие  обитатели  подземелья,  похожие  на  самую
главную, такие же безволосые и розовые, тоже  накинулись на принесенную еду,
буквально вырывая ее из пасти черных крыс, шипя и визжа от удовольствия.
     Гигантская крыса повернулась и,  загребая лапами,  пошла к выходу. Лишь
один раз она остановилась и оглянулась на смутные, обжирающиеся  тени. Потом
она выскочила  на поверхность, а  за нею  другие крысы из тех, что  принесли
еду.

     Через два дня после резни во временном  городке, где погибли шестьдесят
три  жителя  и  сорок  восемь  полицейских  и  курсантов,  задача перекрытия
подземного  лабиринта  все  еще  не была выполнена. Хотя ни один  человек не
осмелился сунуться туда, все были уверены, что крысы поселились  именно там,
их  легко можно  было услышать. Главные  выходы, правда, уже были замурованы
бетоном, более мелкие  оставлялись для распыления мышьяка. Искали неучтенные
дыры,  через которые крысы могли  бы попытаться спастись от удушающего газа,
мужчины   в  специальных  костюмах  и  в  сопровождении  вооруженных  солдат
старались  найти  крысиные  тропы,  чтобы  с их помощью  обнаружить  главное
поселение. У каждой такой группы был подробный план подземных коммуникаций с
указанием ориентиров  на поверхности. Эту трудоемкую работу  необходимо было
сделать, чтобы вся операция не провалилась.
     Смысл операции заключался в том, чтобы похоронить крыс в одной огромной
могиле. Газ решили  нагнетать  с помощью шлангов, протянутых  от механизмов,
отдаленно   напоминающих  ручной  насос   или  огромный  пылесос   и  весьма
усовершенствованных после лондонского Нашествия. Работали они от собственных
источников  энергии. В  рабочем  состоянии эти механизмы могли добраться  до
самых удаленных  закоулков без всякого риска для жизни оператора. На  случай
непредвиденного контакта с отравляющим газом каждый  оператор имел  при себе
капсулу с противоядием.
     Уже было ясно, что не все выходы удастся установить в лесу из-за густой
растительности,  однако  надеялись  на  скорое  воздействие газа,  благодаря
которому крысы просто  не успеют выскочить на свет Божий.  А если успеют, то
немногие, с  которыми  будет покончено в ближайшие  дни. Уничтожение  должно
проходить быстро и безжалостно, без всякой скидки на других обитателей леса,
потому что последствия, если крысы-мутанты выживут, будут самые ужасные. Сам
премьер-министр  обещал  согражданам,  что, если понадобится,  Эппинг-форест
снесут  до  основания. Вдохновленные этим  заявлением, некоторые  немедленно
принялись  жечь   в  лесу   костры,   но  были  без   проволочки  арестованы
полицейскими.
     Крик   по  поводу  второго  за   пять   лет  нашествия   крыс  поднялся
оглушительный,  но   правительство   обещало   --   это   было   уже  другое
правительство,  --   что  не  допустит  катастрофы,   подобной   лондонскому
Нашествию.  Так  реагировали власти. Правительство содрогалось в предвидении
будущих   обвинений,  а  оппозиция  потирала  руки  в  мстительной  радости,
вспоминая унизительную порку, которую  ей  пришлось  выдержать несколько лет
назад.   Министерство   сельского   хозяйства,   главный  ответственный   за
происходящее, уже готовило документы, подтверждающие отсутствие халатности с
его стороны.  Совет  директоров "Крысолова" торжествовал, пока его работники
разворачивали  бурную активность. Ведь не кто иной как сотрудник "Крысолова"
определил  наличие крыс и предложил немедленные действия, которые  не прошли
благодаря  влиянию   личного  секретаря  министерства  сельского  хозяйства,
решившего действовать не торопясь. Конечно,  "Крысолов" открыто не кричал об
этом промедлении, но если потребуют обстоятельства, молчать он не собирался.
Да  нет, все  останется между  ними, советом директоров  и Энтони Торнтоном,
ведь  гораздо  полезнее  иметь  должником  --  тайным,  конечно,  --  такого
влиятельного чиновника.
     Ни  одного  человека,  кроме  непосредственно  занятых  в операции,  не
осталось в Эппинг-форест. После случившегося  во  временном  городке  решено
было эвакуировать все население. Более нервные считали, что в опасности весь
зеленый пояс,  однако  их уверили в беспочвенности их  страхов.  Все  данные
говорили за  то, что расселение крыс  ограничено  лесом, и для прочих,  даже
соседних районов, никакой опасности не существует.
     Эвакуированная зона была оцеплена войсками, причем солдаты, стоявшие по
соседству, должны были быть в  пределах видимости  друг  друга. Кроме  того,
повсюду курсировали  вооруженные  патрули.  Их количество было  увеличено за
счет столичной полиции  и  полиции  графства.  Пожарная охрана  пребывала  в
полной  боевой  готовности.  Почти  над  самыми  верхушками деревьев  летали
вертолеты,  выслеживая  притаившихся   врагов.  Королевские  танки  с  самым
угрожающим видом уставились на лес, готовые по первому же приказу ринуться в
бой.
     Единственный клочок земли внутри  оцепленного  пространства, на котором
находились люди, был Центр заповедной зоны. Его маленькая стоянка для машин,
лужайка перед домом были уставлены военными, полицейскими, прочими машинами,
а  главный  корпус  гудел  от  беспрерывного движения.  Никому  без  особого
разрешения и  военного эскорта  нельзя было  въехать в  опустошенную зону  и
выехать из нее. Восемь пожарных машин  стояли на дороге на Хай-Бич, уставясь
в долину, как хищники, высматривающие добычу.  Армейские  машины, совершенно
безопасные  благодаря  крепкой  броне, бесстрашно  разъезжали по  дорогам  и
тропинкам леса, выискивая заблудившихся  и просто дураков, проигнорировавших
кордон или обманувших его. Зачем так поступать, зная об опасности, было выше
солдатского понимания, но они уже научились не недооценивать глупость  своих
соотечественников, проявляющуюся в подобных ситуациях.
     В   последовавшие   после   массового  нападения   дни   были   найдены
свидетельства  других  нападений:  разодранные,  заляпанные  высохшей кровью
остатки палатки на  безлюдном участке поля, пол  которой  был  усеян костями
двенадцати   пропавших   приютских  мальчиков  и   их   воспитателя;  кости,
по-видимому, занимавшейся любовью парочки на полянке недалеко от дороги, где
остался стоять их автомобиль; пустая лодка с удочкой и бутербродами на одном
из прудов, где разрешалось  ловить рыбу; грузовик с открытой дверцей, словно
водитель хотел спрыгнуть  на  дорогу,  чтобы  согнать  с  нее  мешавшее  ему
животное,  ведь  домашний  скот  тоже  нередко бродил  по  лесным тропинкам;
блестящий  новенький мотоцикл  без  седока;  оседланная  и  тоже  без седока
лошадь;  расположенный  рядом с другими  дом, но  пустой и весь забрызганный
кровью.
     Все же предупредить об опасности всех до одного людей было  невозможно,
несмотря на  бесконечные объявления по  радио,  оповещения  патрулей, обходы
домов,  все-таки  находился кто-нибудь, кто  ничего  не  слышал и не  видел.
Многие жители уехали, не дожидаясь второго предупреждения, но  были  и очень
старые люди, которых  пришлось "уговаривать"  силой, и состоятельные глупцы,
считавшие себя выше каких-то там крыс, которым можно просто-напросто указать
на дверь. Однако в  конце концов уехали все и настала пора вплотную заняться
крысами.
     В  лесу  было  тише,  чем когда  бы то ни было. Все звери попрятались и
затаили дыхание. Ярко светило холодное осеннее солнце. Все замерло.

     Пендер сыпал в дыру порошок, моля Бога,  чтобы  не  поднялся ветер и не
швырнул его ему в  лицо,  потому что  на  нем была  только  часть  защитного
костюма.  Вокруг него все были в  серебристо-серых одеждах из  металлических
нитей. Шлемы с пластиковым забралом придавали  людям угрожающий вид,  к тому
же делали всех похожими  друг на  друга,  однако можно  было не бояться, что
острые зубы прокусят защитную ткань.
     Пендер выругался -- работать в  тяжелых  перчатках было несподручно, но
даже не  подумал  их снять. Все  его  мысли  были  сейчас  сосредоточены  на
крысе-мутанте,  притаившейся в футе от него в проходе, который  он собирался
блокировать,  и каждую секунду  готовой отгрызть ему пальцы.  Дыра  казалась
слишком узкой для гигантской крысы,  но из карты, которую держал  Уиттейкер,
он  знал, что внизу проходят  трубы, и не желал  рисковать.  К тому же рядом
была  протоптана тропинка, следовательно, дыру  использовали  постоянно.  Он
помахал  ложкой на  длинной ручке, вытащил ее пустую, вытер  о  землю, потом
взял  вывернутый  корнями наружу ком  земли и заложил  дыру, чтобы  ветер не
засыпал листьями ядовитый порошок.
     Он встал.
     -- Все, Джо, закрывай, -- сказал он.
     Джо Аперчелло, тоже сотрудник "Крысолова",  сделал  шаг вперед, держа в
руках  большой  таз  с  жидким цементом.  Несколько  секунд он  провозился с
плотной крышкой, а потом стал стягивать с руки перчатку.
     --  Не  смей,  Джо! -- крикнул Пендер  так, что Джо вздрогнул  и  вновь
натянул ее.
     -- Очень неудобно, -- пожаловался он.
     --  Без   пальцев  будет  еще  неудобнее,  --  ответил  Пендер.  Крышка
наконец-то  подалась  с громким  чмоканьем,  и  Аперчелло принялся  помазком
укладывать    цемент   на   дыру.    Конечно,   это   была    дополнительная
предосторожность.  В сущности, достаточно закрыть Дыру землей, тем более что
под  ней насыпан смертельный  яд, но решили перестраховаться -- крыса-мутант
не должна получить ни одного шанса на жизнь.
     Вик Уиттейкер  разложил на земле  карту  и отметил на  ней  фломастером
залитый цементом выход.
     --  Пятый  сегодня,  --  проговорил он с  удовольствием. --  Канал  еще
далеко... -- Он показал  рукой. -- На северо-востоке. -- Потом поднял голову
и  добавил:  -- С тех пор как  здесь  рыли  траншеи, все  уже давно  заросло
травой. Чтобы перекрыть все выходы, нам еще работать и работать.
     -- Все  мы никак не  перекроем,  -- отозвался Пендер, -- но  не  в этом
дело. Как только вниз пустят газ, крысы  сдохнут. Даже не успеют понять, что
с ними случилось. Наша цель -- чтобы все карты легли в нашу пользу.
     Уиттейкер кивнул, что, однако,  было почти незаметно из-за шлема, потом
встал  и сложил карту так,  что  открытыми остались только их участок  и еще
соседний.
     -- Вы думаете, мы управимся до завтра? -- спросил он.
     -- Должны. Мы не можем... --  Пендер  нахмурился.  -- Капитан,  скажите
вашему  солдату,  чтобы  он  надел шлем.  --  И  указал  рукой  на  солдата,
вытиравшего рукавом вспотевший лоб.
     Капитан так залился краской, что даже шлем не мог этого скрыть.
     -- Эй, быстро надень шлем!
     Испуганный солдат принялся торопливо нахлобучивать его.
     --  Простите,  сэр, в  нем  чертовски  жарко,  --  робко проговорил он.
Капитан Матер оглядел свой маленький отряд,  который выстроился  полукругом,
загораживая собой Пендера, Уиттейкера  и Аперчелло. Армейский грузовик стоял
неподалеку  с  невыключенным  мотором,  готовый  ехать  при  малейшем  знаке
опасности.
     -- Всем вам известно, чем вы рискуете, -- сказал капитан, -- так что не
стоит  глупить.  Ясно?  --  Не  ожидая ответа,  он повернулся к Пендеру.  --
Извините, мистер Пендер, это больше не повторится.
     --  Хватит,  Лук?  --  потрогав  быстро  застывающий   цемент,  спросил
Аперчелло. Разговаривать  в шлеме  было неудобно.  --  Отсюда никому уже  не
выбраться.
     -- Хорошо, --  отозвался Пендер и поднял контейнер с ядовитым порошком.
-- Идем дальше.
     Старший  учитель  пристроился рядом с ним,  когда они  в  своих тяжелых
ботинках  зашагали  по  дорожке,  постоянно  наклоняясь  к  земле  в поисках
крысиных следов.  Солдаты,  окружавшие их со всех сторон, тоже смотрели себе
под ноги. Они прочесывали гораздо  более широкую  полосу, чем требовалось по
карте, на случай всяких неожиданностей.
     --  Вы  сказали,  что  нужно  закончить  до  завтра?..  --  переспросил
Уиттейкер.
     --  Нельзя рисковать дольше. Мы прослушивали их с микрофонами  и знаем,
что  пока они там. Я сам слышал. Черт знает  что. Кажется, они знают, что мы
готовим им ловушку, и начинают паниковать.
     -- Но ведь они умеют рыть землю. Почему же они не пытаются пробиться?
     -- О, еще попытаются. Поэтому нам надо торопиться. В  данный момент они
в истерике  и ничего не соображают,  но  очень  скоро  начнут рыть  туннели.
Счастье еще, что подземные сооружения строилась на века, им придется здорово
поработать.
     -- А эти дыры, которые мы заливаем? Почему они их не используют?
     -- Не искушайте  провидение,  а  то они именно так и  поступят. Я лично
думаю, что  крысы  испугались. Вспомните, ведь их предки  были уничтожены  в
Лондоне. Назовите это племенной памятью или инстинктом, но они знают, что на
них  напал  их  злейший  враг  --  человек.  Сейчас  они  в  ужасе.  Слишком
травмированы, чтобы вылезти  и вступить в бой. Но кто знает, сколько они еще
пробудут в таком состоянии?
     Они  шли вперед,  тяжело  передвигая ноги  и  полностью погрузившись  в
невеселые размышления. В конце концов. Уиттейкер прервал молчание.
     --  Не  понимаю, почему  крысы не посягают  на других  зверей.  Я  хочу
сказать, если  они такие свирепые и их так много, то почему они не захватили
лес?
     --  Во-первых, нам  неизвестно, сколько  их.  Я  предполагаю  --  около
тысячи. Они не так воспроизводятся, как нормальные крысы. Но все равно этого
достаточно, чтобы они стали агрессивными.
     -- Тысяча? Господи, это же ужасно.
     -- Ну, не так уж. На такой огромной территории.
     --  А почему вы так уверены? Может, их несколько тысяч? Пендер  покачал
головой.
     -- Я не уверен, просто мне так кажется.  Если бы их было больше,  их бы
быстрее заметили. И тогда они наверняка  начали бы пожирать  других  зверей.
Уверен,  они  медленно  наращивали  свои силы.  Вспомните,  по  сравнению  с
обыкновенными крысами эти -- гиганты, а матушка-природа не позволяет большим
зверям иметь большое потомство.
     -- Они не больше собак. Даже свиньи...
     -- В царстве грызунов мутанты все  равно  что  слоны.  Но  может быть и
другое объяснение. Мутанты -- это нечто необычное, у них измененные гены. То
ли сверхзвуковые волны, воздействовавшие на их  предков, виноваты, то ли еще
что-то, на у них вполне может быть другой цикл воспроизведения.
     -- Но в Лондоне их было много тысяч!
     --   Вместе   с  обыкновенными   черными  крысами.   Все   это   только
предположения, но я думаю, здесь мы имеем дело с чистой породой. Держу пари,
эти больше и хитрее тех. По  крайней мере,  они были достаточно хитры, чтобы
до последнего времени не попадаться на глаза людям.
     -- Посмотрим, если нам удастся их побить.
     -- Удастся.
     Уиттейкер не мог видеть выражение мрачной решимости на лице Петера.
     --  Ладно,  если  вы  говорите,  их  около  тысячи,  это  все  равно не
объясняет, почему они не трогают других зверей.
     -- Крысы в принципе  всеядны. Смею вас  заверить, они  убивали и других
зверей тоже, только  это было не  так заметно. А основную  еду они  брали  в
домах,  на фермах, на огородах,  на лугах. Держу пари, если  сейчас провести
опрос, мы  услышим много такого, о  чем  раньше нам не говорили,  потому что
считали это малозначительным. Страшно представить, но я бы не удивился, если
бы узнал, что мутанты намеренно пригибались, когда шли кормиться.
     -- Трудно поверить.
     -- Во все, что происходит, трудно поверить. Но одно мы знаем наверняка.
Они перестали себя сдерживать. Теперь,  вылезая на поверхность,  они  готовы
убить всех и вся.
     Аперчелло, ушедший  немного вперед, оглянулся и помахал им  рукой. Шлем
мешал разобрать, что  он  кричал им,  но его  рука недвусмысленно  указывала
вниз.
     -- Похоже,  Джо  нашел  еще  один  лаз, -- сказал  Пендер,  устремляясь
вперед.
     Лаз,  над  которым   стоял   коллега   крысолова,  был  гораздо  больше
предыдущего, и стены у него были гладкие, словно обтертые множеством тел.
     -- Господи,  вот это да,  -- проговорил Пендер, наклоняясь и осматривая
лаз. -- И размеры подходят. Капитан, не одолжите мне ваш фонарик?
     Капитан Матер протянул  Пендеру фонарь, и он, взяв его в руки, направил
луч вниз.
     -- Никого, -- выпрямляясь,  сказал Пендер. --  Давайте  сюда  побыстрее
посыплем  порошку.  Чем  меньше это займет  у  нас  времени, тем  мне  будет
приятнее.
     Они  насыпали  порошок и  замуровали  лаз, причем  на  этот  раз Пендер
помогал Аперчелло класть цемент.
     -- Хорошо. Номер шесть. Отметьте...
     Он сам не понял,  что заставило его поднять  голову и поглядеть наверх,
но на душе у него  стало еще  беспокойнее,  чем  раньше. Неужели  за деревом
кто-то есть? Остальные не знали, что подумать.
     -- Что, мистер Пендер? -- спросил капитан Матер.
     Пендер  еще  несколько мгновений  не отрывал  глаз  от  деревьев. Потом
ответил:
     -- Ничего. Мне показалось, что я видел... слышал что-то.
     Офицер беспокойно оглянулся.
     -- Может, нам лучше двинуться дальше?
     --  Там кто-то есть! -- крикнул Аперчелло. --  Я  видел. Он пробежал по
ветке.
     Солдаты, что стояли  ближе  к  деревьям,  стали  медленно  отступать  к
основной группе, беря винтовки на изготовку.
     -- Еще!  --  закричал Вик  Уиттейкер,  показывая на  другое дерево. Все
посмотрели в ту сторону, но увидели лишь качающуюся ветку. Неожиданно что-то
прошуршало справа, и все повернулись туда. На землю слетел ворох листьев, но
их оставалось еще довольно много на  дереве, так что разобрать что-либо было
невозможно.
     --  Спокойно, -- приказал Пендер. -- Осмотрите все деревья вокруг. Если
что увидите, не кричите, а просто покажите.
     Все стали медленно поворачивать головы, внимательно прощупывая взглядом
ближние деревья и стараясь почти не  дышать. Пендер не  сводил глаз с людей,
хотя  непроизвольно тоже взглядывал  наверх.  Наконец один из солдат замахал
рукой, показывая на ветку над головой.
     --  Капитан,  -- тихо сказал  Пендер. -- Один  из  ваших  людей кого-то
заметил.  --  Он  кивнул  в  сторону  солдата, возбуждение  которого  вскоре
передалось всем.
     -- Вон! -- крикнул  кто-то.  -- Ползет по ветке!  Это  она!  Это крыса!
Господи, вон другая!
     Тут солдат не выдержал. Он поднял винтовку и прицелился в дерево, потом
неловко нажал на спусковой крючок.
     Выстрел и последовавший  сразу  за ним истошный визг послужили для крыс
сигналом  к наступлению.  Они  все  как одна попрыгали с  деревьев  прямо на
стоявших  внизу   людей,  и  лес  сразу  ожил   от  пронзительных  криков  и
стремительных скачков черных чудовищ.

     Ломая  кусты,  Пендер   бежал  на  выручку  упавшему  солдату,  который
безуспешно старался сбросить со своей груди крысу. Вокруг все без исключения
подверглись  нападению:  у  кого гнусные твари сидели на  голове, у кого  на
плечах, кто упал на колени, кто бегал по кругу, но все до одного были выбиты
из колеи внезапной атакой. Крысолов  дотянулся-таки до твари,  усевшейся  на
грудь солдату, схватил ее за вертлявую  шею, и  она заверещала,  вырываясь у
него  из рук.  Тут другая крыса рухнула  ему  на спину, и  он перекувырнулся
через солдата, потом  перекувырнулся еще  не один раз, надеясь, что раздавит
ее, но она вцепилась в него мертвой хваткой. А когда впилась в  него зубами,
то у  него потемнело в глазах от боли, и костюм не  помог. Катаясь по земле,
Пендер сообразил, что имеет  дело не  с одной, а с  двумя крысами. Теперь он
лежал на спине, пытаясь прижать их посильнее, чтоб они поменьше вертелись, и
ухватить их  за лапы.  При этом он слышал крики вокруг,  свист  пуль,  удары
падающих человеческих и  звериных тел. Бесчисленные черные тени спрыгивали с
деревьев, соскакивали  с ветки на ветку, сбегали  по стволам, заполняя собой
лесную прогалину.
     Он попытался было подняться, но на грудь ему вскочила еще одна крыса, и
какое-то мгновение  они,  не шевелясь,  смотрели друг  другу в глаза. Похоже
было,  будто  она старается  понять его, проникнуть в его мысли,  буравя его
глазами, в которых  не  было ничего, кроме холодной ненависти. Она  раскрыла
пасть, и Пендер как зачарованный уставился  на безжалостные  желтые зубы, на
деформированные и слишком  большие  резцы, острые как  бритва от постоянного
затачивания.  Крыса  шипела,  что-то втолковывая своей жертве и  забрызгивая
слюной пластиковое забрало. Потом она дернула головой, и Пендер инстинктивно
откинулся назад.  На забрале остались  глубокие царапины от  зубов  и слюна.
Крысолов забыл о  тварях,  что еще  копошились под ним, и принялся  кулаками
дубасить нового врага. Крыса-мутант было отпрянула, но быстро пришла в себя,
только  впала  в еще большее бешенство. Она  вонзила зубы Пендеру в  руку, и
хотя он  завопил от  боли,  но  ему пришлось  бы  куда хуже, не  будь на нем
защитного костюма с перчатками.
     Каким-то  образом  ему  удалось  освободить  руку,   но  голова   крысы
продолжала угрожающе нависать  над ним,  готовая в любое мгновение вцепиться
ему в горло. Тогда даже металлические нити не спасут его  от страшных зубов.
Пендер попробовал было повернуться, но не смог этого сделать из-за крыс, что
лежали под ним. Тут он увидел, что голова крысы странно дернулась.
     А потом разлетелась вдребезги, забрызгав кровью его  шлем. Он сбросил с
себя осевшее тело и обтер рукой в  перчатке прозрачную  часть шлема. Над ним
наклонился капитан Матер с еще дымящимся револьвером в руке.
     --  Поворачивайтесь! Быстро!  -- скомандовал  он  и  сам  одним  рывком
повернул Пендера.
     Крысолову  показалось,  что  он  ждет  целую  вечность,  пока   капитан
выбирает, как  бы получше выстрелить, чтобы убить крыс и не задеть человека,
потом его два раза тряхнуло, и он снова был свободен от крыс.
     Матер  помог ему подняться, и  Пендер еще  раз  оглядел поле боя. Крысы
были повсюду,  их было так  много, что горстка людей никак не  могла с  ними
справиться. По двое, по  трое крысы набрасывались на одного человека, валили
его наземь, стараясь разорвать  в  клочья.  Если бы  не  оружие  и  защитные
костюмы, победа крыс была бы быстрой и полной. Но и так солдатам приходилось
худо. Спастись от крысиных  зубов было невозможно,  и они орали от боли так,
что  вряд ли были способны  на  долгое сопротивление. Погибших  крыс было не
счесть. Взлетая  в воздух, когда в них попадали пули, они  издавали странные
звуки, напоминающие плач обиженного ребенка.
     Пендер оглянулся, ища Уиттейкера и Аперчелло, но узнать  кого-то, когда
все  одеты одинаково, да  еще в такой обстановке  было  невозможно.  У  них,
правда,  не  было  винтовок, но у многих солдат их тоже уже не было,  и  они
сражались с крысами врукопашную.
     Капитан Матер  упал на колени рядом с ним. Одна крыса вспрыгнула ему на
плечи, другая вцепилась  в живот. Пендер схватил ту,  что пыталась разгрызть
шлем, и одним  движением  отшвырнул  ее  подальше. Сам  Матер,  соблюдая все
предосторожности  и не впадая в панику выстрелил в крысу, хотевшую добраться
до его живота. Отброшенная  Пендером  крыса вернулась и  с ходу бросилась на
своего врага, но Пендер постарался  нокаутировать  ее,  и  ему  это удалось.
Крыса перекувырнулась  в воздухе и упала в кусты, но  Пендер бросился следом
за ней и, наступив ей на голову тяжелым ботинком, раздавил ее.
     Потом  он  повернулся  к  капитану,  который в это время  изо  всех сил
боролся  с  крысами,  вцепившимися  ему  в  обе  руки  и  не  дававшими  ему
воспользоваться револьвером. Еще три  пытались  вскарабкаться  на него,  и у
него уже начали дрожать колени от перенапряжения.
     Пендер бросился к нему,  принялся  отдирать  от него гнусных тварей, не
обращая внимания на то, что еще одна крыса вцепилась в его собственную ногу.
Когда  же  он  дернул  ногой,  то  случилось  самое страшное  --  материя не
выдержала.  Дыра была невелика,  но это  значило,  что  рано  или поздно все
защитные  костюмы  разорвутся.  Он  схватил крысу  за  голову и, стараясь не
попасть ей  на острые зубы, изо  всех  сил сворачивал  ее. В конце концов он
свернул ей шею и отпустил еще дергавшуюся тварь. Потом он взял  револьвер из
рук капитана, от  всей души надеясь, что там еще достаточно пуль.  Раньше он
никогда не держал  такого  оружия в  руках,  но  нажать на спусковой  крючок
казалось ему  делом  нехитрым.  Не  обращая  внимания на  двух  новых  крыс,
вцепившихся  ему в ноги,  он  тщательно прицелился и выстрелил.  Когда же он
попытался выстрелить в крыс,  державших его самого, револьвер был пуст, и он
громко  застонал  от разочарования. Он принялся  бить  им  по головам  своих
мучительниц, пока те не свалились замертво.
     Потом Пендер едва не угодил под  колеса тяжелого армейского  грузовика,
который прокладывал себе дорогу в лесу  и чудом  успел вовремя остановиться.
Правда,  капитан  Матер  тоже помог  крысолову, отпихнув его  в сторону.  Из
окошка наверху показался автомат. Водитель и еще один солдат, сидевший с ним
рядом, принялись стрелять в тугой клубок переплетенных тел.
     -- Пендер, быстро в грузовик! -- скомандовал капитан Матер.
     --  Надо  помочь  остальным, --  с  трудом  выдохнул Пендер.  Матер, не
утерпев, изо всей силы толкнул его ближе к грузовику.
     --  Поможем, поможем! Держите винтовку, если можете,  и  забирайтесь на
грузовик. Стрелять можно и оттуда!
     Пендер одновременно пытался  вскарабкаться  на грузовик и отвязаться от
крыс, которые не желали его отпускать. Он отшвыривал их, а они снова и снова
лезли на него. Кто-то упал возле самых его ног и тут же исчез из поля зрения
под  кучей  навалившихся  на  него черных тел.  Человек  завопил  так, что у
Пендера волосы встали дыбом, а по  блестящим спинам мутантов потекла красная
кровь.  Защитный костюм  не  выдержал напора, и крысы вдохнули  запах крови.
Пендер понял, что этому  человеку  уже ничем не  поможешь,  но у него уже не
осталось сил  на эмоции, поэтому  он просто  обошел стороной дорвавшихся  до
добычи крыс, не обращавших на него пока никакого внимания.
     В нескольких ярдах от дороги Пендер увидал  брошенную винтовку,  еще не
совсем засыпанную землей  и  блестевшую на солнце.  Воспользовавшись удобным
моментом, он  бросился  к  ней, хотя  и  был  скован  в  движениях  защитным
костюмом.  Встав на  одно  колено, он  поднял  винтовку и тут увидел  словно
застывшую  в прыжке крысу.  К  счастью, он успел вскочить на ноги,  схватить
винтовку за  дуло и воспользоваться ею  как  дубинкой. Он достал крысу еще в
полете, и она замертво свалилась к его ногам.
     Не раздумывая больше,  Пендер  перевернул винтовку и стал посылать пулю
за  пулей  в  ближайшую  крысу, стараясь  не  попасть  в людей  из-за своего
неумения.  Потом начал  отступление  к  грузовику,  обороняясь  от крыс,  не
попавших под его пули и явно наметивших себе для нападения его ноги. Наконец
он  уперся  спиной  во  что-то  твердое  и  был  несказанно  удивлен,  когда
почувствовал,  что  его  ноги сами собой  отрываются от земли. Два  солдата,
ухватившие  его под мышки,  втащили его наверх, а три  других не  переставая
стреляли  в  наступавших  на людей  крыс.  Один  из двоих,  поднявших его на
грузовик,  заодно  расправился  с  не  желавшей  отпускать  Пендера  крысой,
перерезал штыком  ей горло,  а  потом хладнокровно столкнул ее вниз  к кишмя
кишевшим возле колес ее товаркам.
     Пендер заставил себя подняться, понимая, как им повезло, что они успели
взобраться  на грузовик и использовать его в качестве крепости. Спасшие  его
солдаты защищали то место, где можно было взобраться наверх, штыками отгоняя
крыс, делавших  попытки  взять  грузовик приступом,  еще  трое стреляли  без
перерыва,  убивая, убивая, убивая, чем больше, тем  лучше. Неожиданно  внизу
появился капитан Матер и  протянул руку, чтобы его втащили. Удивительно,  но
крысы на нем не висели, когда Пендер дал ему руку и помог влезть наверх.
     -- Скоро будет подмога! --  прокричал он. -- Ребята в кабине радировали
в штаб, как только увидели, что мы попали в беду.
     -- Надо помочь остальным, -- прокричал  ему в ответ Пендер.  -- Костюмы
долго не выдержат. У крыс слишком острые зубы.
     -- Да! Мы их  вытащим!  Я  уже  сказал  водителю, чтобы  он  потихоньку
разворачивался. Я буду ему сигналить.
     Капитан  Матер  постучал  по   стенке,   и   грузовик   начал  медленно
откатываться назад, подпрыгивая на ухабах. Капитан  еще дважды  стукнул, как
только они  оказались  возле  двоих людей, отбивавшихся  от  крыс.  Грузовик
остановился.
     --  Ты и ты! -- Он похлопал солдат по спинам. -- Поднимайте их сюда  по
одному. Остальные прикройте их огнем. Вперед!
     Не  раздумывая,  оба  солдата соскользнули с грузовика,  держа наготове
штыки.  Сначала они  расчистили  дорогу к тому, кто стоял ближе, безжалостно
коля и режа крысиные глотки, в  то время  как оставшиеся в грузовике солдаты
помогали  им  прицельным  огнем. Спасенный  побежал  к грузовику,  а там его
подхватили другие руки  и  втащили наверх. Оба солдата двинулись дальше. Все
повторилось снова и с тем же успехом. Капитан Матер вновь постучал по стенке
грузовика, когда солдаты с окровавленными штыками влезли наверх.
     -- Сейчас вы двое! -- приказал  Матер, похлопав по  спинам двух  других
солдат, когда они подъехали к еще одному человеку, катавшемуся по земле.
     Солдаты спустились вниз, но  на этот  раз пришлось послать им в подмогу
еще одного, которого чуть не погребли под собой черные чудовища. Однако всем
удалось вернуться  обратно.  Едва  не  погибшего солдата  буквально закинули
наверх, после чего все остальные благополучно влезли на грузовик.
     Матер приказывал  вести машину прямо в гущу дерущихся, а  потом, подняв
забрало у шлема, крикнул водителю:
     -- Подай налево! Ярдов десять!
     Грузовик медленно продвигался  в нужном направлении, застревая в ямах и
безжалостно давя мертвых и раненых  крыс.  Матер опять  постучал,  когда они
подъехали к неподвижно лежавшему человеку. Пендер не выдержал и отвернулся.
     Шлем этого человека то ли случайно разбился, то ли его стащили нарочно.
Пять  крыс  припали к его голове  и жадно насыщались. Несколько других рвали
защитный костюм, так что от него уже почти ничего не осталось.
     Впавшие в ярость солдаты принялись палить по крысам, не боясь попасть в
человека, не подававшего никаких признаков жизни.
     -- Хватит! -- спокойно  приказал  капитан. -- Бедняге уже  не поможешь,
так, по крайней мере, пусть отвлечет на себя этих тварей.
     Он стукнул в стенку, и грузовик тронулся с места.  Пендер пришел в ужас
от  холодно  произнесенных  слов, хотя понимал, что капитан  Матер прав. Они
должны  думать о  живых.  Он  прижался  спиной к борту  грузовика,  стараясь
сохранить равновесие. Не царапанье  привлекло его внимание, его он не слышал
за  выстрелами,  просто,  случайно подняв  голову,  он обнаружил  трещины  в
толстом покрытии наверху.
     -- Матер! -- завопил он. -- Они на крыше!
     Матер поднял глаза.
     --  Дерьмо.  Ладно, забудьте.  Если  мы начнем стрелять, то они  смогут
использовать дыры от  пуль.  Но глаз с них  не спускать. Стрелять же будем в
случае необходимости.
     И он опять всеми помыслами устремился на поляну.
     Пендер взял в  руки винтовку,  приложил ее к плечу и выстрелил в крысу,
пытавшуюся сбоку  проникнуть  в  грузовик, потом  со  злостью  пихнул  ее  и
принялся   палить  наугад.   Кажется,  ему  понравилось  убивать.  Следующий
спасенный  оказался  Виком  Уиттейкером. Он лежал  на спине и тяжело  дышал.
Костюм на  нем был цел, но Пендер заметил, что в  нескольких местах  он  уже
начал поддаваться. Еще немного, и учителя было бы не спасти.
     Пендер на минутку опустился возле него на колени.
     -- Все в порядке? -- прокричал он.
     Уиттейкер поднял руку, чтобы снять шлем, но Пендер не позволил ему.
     -- Мне нечем дышать, -- простонал Уиттейкер. -- Дайте мне воздуха.
     -- Минутку!  --  прокричал в  ответ Пендер  и поднял забрало, не снимая
перчаток.
     Учитель благодарно вздохнул.
     --  Где Аперчелло? -- спросил  его  Пендер. -- Вы его видели? Уиттейкер
покачал головой.
     --  Нет...  Нет... Он  упал... Больше я  не  видел  его... Думаю... его
шлем... свалился с него... когда он упал.
     Пендер  стал белый как мел. Теперь он понял, над чьей  головой пировали
крысы. Он стрелял, стрелял, и, казалось, уже ничто не могло его остановить.
     Им  удалось  спасти  еще  одного  солдата,   прежде  чем  первая  крыса
продырявила  потолок.  Но  теперь  в грузовике было уже двенадцать  человек,
семеро,  включая  Пендера,   стояли  на  открытом  месте,  стреляя  в  крыс,
нападавших  на людей  на  поляне,  остальные  из  спасенных  лежали, потирая
ушибленные и пораненные места. Это они первыми подверглись нападению сверху.
     Услышав крики, Пендер и Матер развернулись и увидели, как  раненые бьют
черную крысу, которая, не помня себя от страха, бегала между ними.
     -- Крыса! -- заорал Матер, когда вторая крыса пролезла в дыру на крыше.
-- Быстро! Стреляйте!
     Он сам  выстрелил во  вторую крысу и убил ее,  когда она  еще не успела
приземлиться.
     Пендер с еще одним солдатом  принялись пулями дырявить потолок, попутно
убивая крыс, которые прогрызали себе дорогу вниз. Мертвые крысы подскакивали
от тряски,  перекатывались из  стороны  в  сторону,  а  мужчины  старательно
избегали соприкосновения с ними, боясь, что они еще живые.
     Неожиданно в  машине стало  светло как днем,  и  Пендер  увидел, как  в
дальнем углу один из раненых  борется с. крысой-мутантом, сумевшей забраться
в грузовик. Раненый был с поднятым забралом, и Пендер узнал Уиттейкера.
     Крысолов схватил  окровавленный  штык,  который  лежал  возле солдата с
винтовкой, и  стал  пробираться  между лежавшими людьми и  мертвыми крысами,
понимая,  что  стрелять в такой тесноте опасно. В щеке учителя  зияла  дыра,
которую  гигантская  крыса  проделала  то  ли зубами, то  ли  когтями, но он
продолжал  отчаянно бороться  за свою жизнь,  изо всех сил сжимая руками шею
зверя.  Глаза  у  нее вылезли из орбит, когда Уиттейкер  еще поднапрягся,  и
крыса нелепо задергала задними лапами.
     Пендер упал возле учителя на колени,  подсунул руку под  нижнюю челюсть
крысы и стал оттаскивать ее от человека. Потом он осторожно подвел штык к ее
нижнему ребру и быстро воткнул его, повернул и выдернул.
     Рекой  хлынула  черная  кровь,  заливая учителя.  Крыса задергалась еще
нелепее,  делая отчаянные  усилия повернуть  морду и броситься на  человека,
который нанес ей смертельную рану. Напрасно. Пендер крепко держал ее, пока в
ней не погасла последняя искра жизни.
     -- Боже мой, Боже мой... -- только и смог проговорить Уиттейкер.
     Пендер поглядел наверх, ощутив, что  кто-то  стал рядом  с ним. Капитан
Матер три раза постучал в кабину шофера, и грузовик остановился. Потом опять
двинулся с места, набирая скорость. Матер повернулся к Пендеру.
     --  Я дал  знак, что пора уезжать, --  объяснил он. -- Для остальных мы
ничего не сможем сделать, даже если все погибнем.  Очень жаль, но ничего  не
поделаешь.
     Пендер отпрянул от него. Он никак не мог понять, как это можно оставить
людей умирать.
     -- Насколько я  выяснил обстановку, -- виновато произнес офицер, -- там
всего  двое  живых, да и те уже на  грани. Они все в крови. Это  бесполезное
тряпье... -- начал было он, но  сдержался.  -- Я  уверен,  что остальные все
мертвые.
     Он встал и пошел  к солдатам, которые, стоя возле края платформы, почти
радостно стреляли в отставших от грузовика крыс. Пендер тоже присоединился к
ним и обратил внимание на то, что крысы не делали ни малейшей попытки бежать
следом. На  какую-то долю секунды  он встретился глазами  с крысой-мутантом,
стоявшей чуть  в стороне от остальных.  На  голове у нее был  заметный белый
шрам. Грузовик  тряхнуло, и когда он вновь посмотрел в ту сторону, крысы уже
не было. Пендер закрыл глаза и начал молча молиться.
     Вскоре  солдаты, потеряв  из виду  последнюю крысу, перестали стрелять.
Никто  не ощутил  радости,  когда  грузовик  выехал  на  шоссе и даже  когда
навстречу появились другие армейские грузовики. Они были слишком измучены. И
чувствовали себя побежденными.

     Стивена Говарда  он нашел  в лекционном зале.  Перед ним  была огромная
карта Эппинг-форест, а по обеим сторонам от него сидели Майк Леманн и Энтони
Торнтон.  Еще  несколько  человек  сидели  за   длинным  столом,  но  Пендер
направился прямо к  своему начальнику,  не обращая  ни на  кого внимания.  В
Центре жизнь била ключом, особенно после того, как привезли раненых. Правда,
все они были ходячие и хоть с трудом,  но дотаскивались до класса, в котором
устроили  медицинский   кабинет.   Только  одному   или   двоим  требовалась
посторонняя  помощь.  На  самом же  деле  всем  без  исключения  нужно  было
успокоить встрепанные нервы, то есть посидеть и спокойно покурить.
     Говард смотрел, как Пендер идет к столу.
     -- Лук, по радио сообщили, что вы подверглись нападению...
     -- Подверглись. -- Пендер принялся стаскивать тяжелые перчатки, шлем он
уже снял и  бросил где-то в приемной. -- Крысы оказались наверху.  Прятались
на деревьях.
     -- Но мы же считали, что они все внизу, -- сказал Леманн.
     -- То ли они выбрались через не замеченный нами лаз, то ли... То ли они
все время были наверху.
     -- Тогда патрули засекли бы их.
     Пендер обернулся  к майору Кормаку, который  сидел  за столом  спиной к
нему.
     -- Не думаю.  Слишком  долго они прятались  от людей. Кроме  того, кому
придет в голову глядеть наверх?  --  И  он вновь обратился к Говарду: -- Газ
нужно пускать немедленно, пока большая часть их еще не выбралась наружу.
     -- Но нам неизвестно, все ли выходы блокированы, -- сказал Торнтон.
     --  Пора  действовать. Нельзя  больше упускать время.  Если  они  вдруг
решат, что им надо наверх, ничто их не удержит.
     -- Я согласен с Луком, --  проговорил  Леманн.  -- Кажется,  становится
опасно работать малыми группами.
     -- Сколько сейчас таких групп в лесу? -- спросил Торнтон.
     -- Семь, -- торопливо ответил Говард. -- Примерно в  этих районах. -- И
он семь раз стукнул пальцем по карте.
     --  Отзовите  их, -- приказал  Торнтон. --  Не стоит  рисковать  жизнью
людей. Мы сделаем, как предлагает мистер Пендер. Немедленно пустил! газ.
     -- А если они вырвутся на свободу? Если мы не сможем удержать?.. Пендер
узнал голос и повернулся лицом к Уитни-Эвансу.
     --  Мышьяк срабатывает за несколько секунд, а  насосы у нас  достаточно
мощные, чтобы газ проник в самые закоулки. У них нет ни одного шанса.
     Майор Кормак задумчиво забарабанил пальцами по карте.
     --  Думаю, у  нас хватит  сил, чтобы выставить охрану по  всему району,
который мы считаем опасным. Если надо, мы станем везде, где  проходят трубы,
но тогда мы значительно уменьшим охрану границ. Огнеметов и другого оружия у
нас  хватит,  чтобы  не  упустить  ни одной твари, но при  условии  жесткого
контроля.
     Стивен Говард подался вперед.
     --  Вы понимаете, что мы  не  можем снабдить всех ваших людей защитными
костюмами? У нас их просто недостаточно. Пендер невесело усмехнулся.
     -- Боюсь,  костюмы не самая надежная  защита.  Там  в лесу  мы оставили
человек шесть-семь, которые бы подтвердили это, если бы остались живы.
     На  несколько  мгновений установилась  тягостная тишина,  нарушенная  в
конце концов Торнтоном:
     --  Сколько  крыс  на вас напало?  Можете  вы сказать?  Пендер  покачал
головой.
     -- Мне показалось, несколько тысяч. Они были везде. Но на самом деле их
было, наверно, не больше нескольких сотен.
     --   Боже  милостивый,  так   много?  Мы  думали,  что  это   маленькая
обособленная группа...
     --  Будем  надеяться,  что  теперь  их  осталось меньше.  По  дороге мы
встретили подкрепление. Наверняка они тоже уничтожат немалое количество.
     --  Боюсь,  нет. --  Капитан  Матер появился в  дверях и  стал  рядом с
Пендером. -- Мы только что говорили с ними по  радио.  Когда они  прибыли на
место, крыс там не было. Мертвых, которых мы убили, сколько угодно, а  живой
ни  одной.  Если не считать останков  наших  людей и трупов крыс, там вообще
больше никого и ничего не было.

     Пендер направился  в  импровизированный  медицинский  кабинет  в  конце
коридора. Он был устроен в том самом классе, в  котором две ночи назад крысы
напали  на Джен Уимбуш. По дороге он заглянул  в один из классов и поразился
произошедшей в нем перемене. Сейчас он ничем не отличался от военного штаба.
Вдоль  стены была расставлена всякая радиотехника, на  составленных  посреди
класса столах разложена карта со  множеством разноцветных стрелок, было  еще
много  оборудования,  то  ли телевизоров, то ли  радаров, но его  назначения
Пендер  даже  не  пытался  понять.  Здесь стоял такой  шум,  что  он  только
удивился, как можно соображать в такой обстановке, не говоря уж о том, чтобы
принимать решения. Военные в коричневой форме  и  полицейские в  синей форме
работали вместе. Операция готовилась совместная. И Пендер подумал, хорошо бы
они не перешли друг другу дороги.
     Он пошел дальше и оказался в последнем  по коридору классе, где  лечили
раненых  солдат. Серьезными ранами тут  не занимались,  в округе  полно было
настоящих больниц, а тут лечили царапины,  ушибы, порезы. Тесса Милтон поила
солдат чаем и кофе,  они же  просили,  конечно смеясь,  виски и джина,  пока
медики ловко  обрабатывали их раны. Возле окна  он  увидел Вика Уиттейкера и
рядом с ним Дженни, стиравшую кровь с его лица, и направился к ним.
     Однако по дороге его перехватила Тесса Милтон.
     -- Ах, мистер Пендер, вы слышали что-нибудь о других группах?
     --  Их отозвали, -- сказал ей  крысолов, понимая, что она беспокоится о
муже, отправившемся  с  одной из  групп  на поиски  лазов.  --  С ними все в
порядке. По  крайней  мере,  не  было ни  одного сообщения  о нападении. Нам
просто не повезло, вот и все.
     Она улыбнулась ему, но страх не исчез из ее глаз.
     -- Надеюсь, так и есть. Вы ранены?
     -- Пара щипков и синяков. Ран нет.
     И тут он почувствовал, как невыносимо болят "щипки".
     -- Прекрасно, -- весело проговорила она. -- Хотите чаю? Или кофе?
     --  Нет, спасибо.  Мне  надо обратно.  Будем  травить  их  газом. Тесса
нахмурилась  и явно  хотела  еще о чем-то спросить, но Пендер,  извинившись,
направился к окну.
     Увидав его, Дженни радостно улыбнулась.
     -- Лук, с вами все в порядке? Я так волновалась за вас... всех.
     --  Нормально,  --  бодро ответил Пендер и внимательно поглядел на лицо
лежавшего перед ним  Уиттейкера. -- Шрам у вас будет симпатичный, -- добавил
он.
     -- Все тело  болит, -- пожаловался Уиттейкер. -- Как  будто  меня всего
измолотили.
     -- Мы еще неплохо  отделались.  Если бы не  невозмутимый капитан Матер,
нам бы не выбраться.
     Уиттейкер поглядел на свою руку в отметинах страшных зубов.
     --  Знаете,  мне бы хотелось поблагодарить вас за  помощь, Пенд... Лук.
Вряд ли бы я сам справился.
     Пендер промолчал.
     --  Вам  надо зашить рану, Вик, -- вмешалась Дженни. -- А пока врачи не
занялись вами, снимите рубашку, посмотрим ваши синяки.
     Старший учитель принялся стягивать с себя рубашку, а Дженни повернулась
к Пендеру и беспокойно заглянула ему в глаза.
     --  С  вами  правда  все  в  порядке?  Давайте  я  осмотрю  вас. Пендер
усмехнулся.
     -- Дженни, у меня синяки в таких местах, что вы не  поверите, но у меня
нет времени на погляделки.
     -- Вы опять туда? Но ведь больше ничего...
     -- Газовая атака начнется раньше, чем думали.
     -- Но при чем тут вы?
     -- Надо.
     Его лицо посуровело, и она поняла, что спорить бесполезно.
     -- А если они вылезут? -- спросил Уиттейкер.
     Дженни с Пендером повернулись к нему  и внутренне  содрогнулись, увидев
красные полосы и отпечатки зубов на его теле. Он чуть не весь был фиолетовым
с желтоватыми пятнами. До завтра и думать нечего, чтоб он отсюда выбрался.
     --  Задействованы войска, -- ответил Пендер. -- Это  надо было  сделать
сразу.  Не  заливать цементом  лазы,  а  поставить  солдат  с  огнеметами  и
автоматами.
     -- А что крысы, которые уже не внизу?.. Те, что набросились на нас?
     -- Исчезли. Когда машины  приехали,  их  и  след простыл.  Надеюсь, они
отправились в свое логово.
     -- Наверно, есть другие наверху?
     --  С ними  мы разберемся  позже. Для  нас  сейчас  важно уничтожить их
главные силы, а они как раз в подземелье. Остальные -- уже обычная работа.
     -- Дай Бог, чтобы вы оказались правы.
     Пендер отвернул рукав защитного костюма и посмотрел на часы.
     -- Не больше чем через час солдаты займут намеченные позиции, а мне тем
временем надо проверить насосы, все ли у них в порядке. Увидимся позже. -- И
он направился к двери.
     --  Лук... -- окликнула  его Дженни, и  он  остановился,  пораженный се
обиженным тоном. -- Я провожу вас до машины, -- сказала она, догоняя его.
     Они вышли  в  шумный коридор, провожаемые  ревнивым  взглядом  старшего
учителя.
     -- Дженни, я не на машине, -- сказал Пендер. -- Меня будут сопровождать
солдаты. Я вовсе не собираюсь идти в лес в одиночку.
     -- Тогда я провожу  вас до вашего эскорта, -- ответила она. -- Лук, нам
правда туда надо? Разве того, что вы сделали, недостаточно?
     Он  остановился и,  положив  ей руки на плечи,  внимательно посмотрел в
глаза.
     -- Дженни, я буду работать, пока не уничтожу последнюю погань.
     Злоба, прозвучавшая в его  голосе,  испугала  ее, и она опустила глаза.
Тогда он разжал руки. Дженни дошла с ним до приемной.
     Там  он  нашел свой  шлем, подтолкнул  учительницу  поближе к  стене  и
подальше от шныряющих  туда-сюда людей и улыбнулся  ей, став  опять таким же
добрым, как раньше.
     --  Не  беспокойтесь. После того как  мы  пустим  газ,  контроль  будет
жестокий, вот увидите.
     Он наклонился и поцеловал ее.
     Дженни обвила руками его спину, но  тут же отдернула руки, увидав,  как
он морщится от боли.
     -- Лук, вы же ранены.
     Она с беспокойством смотрела на него.
     Он тяжело вздохнул и улыбнулся.
     -- Все равно.
     --  Пожалуйста,  позвольте  мне  показать  вас  врачу.  Пендер  покачал
головой.
     -- Да у меня ничего серьезного. Синяки только. Кстати, вы мне ничего не
сказали о Джен Уимбуш и об Уилле.
     --  Джен все еще держат на успокоительных. Ой, Лук, с ней так плохо. Ее
лицо...  Но  больше  всего  врачи  боятся  за  рану  на затылке. К  счастью,
позвоночник не поврежден, но сама рана ужасная. Первый день  вообще боялись,
что она не выживет. А теперь, кажется, ничего.
     Пендер опять посуровел.
     -- А Уилл? -- спросил он.
     --  Завтра  его уже  выпишут. У него  глубокая  рана  на ноге,  где его
укусила  крыса,  но  она  заживет.   Они  держат  его,  потому  что   боятся
какой-нибудь инфекции. Или болезни. Он очень расстроен из-за Джен...
     -- Готовы, мистер Пендер? -- В двух ярдах от них появился капитан Матер
и рядом с ним Майк Леманн.
     -- Идете опять, капитан? -- удивленно спросил Пендер.
     -- А  почему бы нет? -- ответил он вопросом на вопрос  и усмехнулся. --
Они всего лишь крысы.
     Леманн закатил глаза; с тех пор  как  решено было начать газовую атаку,
он пребывал в хорошем настроении.
     --  Ладно, Лук, сначала проверьте, что  там  на севере, потом на юге. В
коммуникации  соседних районов им не  пробраться, мы все перекрыли. Тамошние
власти могут жить спокойно. Мы их заперли. Лук, теперь им не выбраться.
     -- Ладно. Буду  сообщать  с каждой базы. На последней я  останусь, пока
все не кончится.
     -- Хорошо. Счастливо. Пендер взглянул на Дженни.
     -- До свидания.
     -- Обязательно.
     И он  ушел, тяжело  шагая  в своем  неуклюжем одеянии,  а рядом  с  ним
проворно переступал  ногами капитан  Матер. Когда они приблизились к машине,
два поджидавших их солдата тут же встали по стойке смирно.
     -- Почему он пошел? -- спросила Дженни. -- Он же сделал свою работу.
     --  Работу? -- Леманн  встал рядом с нею у  большого окна. -- Для Лука,
мисс, это не просто работа. Вас Дженни зовут, так?
     Она  кивнула  и  внимательно  посмотрела на главного  биолога  компании
"Крысолов".
     -- Что  вы хотите  сказать?  Как  это не просто  работа? --  не скрывая
любопытства, спросила она.
     -- Для Лука это что-то вроде вендетты. Он ненавидит крыс.
     -- Но почему?
     -- Разве вы не знаете? Я думал...
     Не договорив, Леманн вновь уставился в окно, и на лице у него появилось
безразличное выражение.
     -- Пожалуйста, расскажите, -- попросила Дженни. Леманн тяжело вздохнул.
     -- Родители и младший брат Лука были убиты крысами во время лондонского
Нашествия четыре года назад. Он тогда работал на севере и жил там.
     Дженни  закрыла  глаза.  Она знала,  инстинктивно чувствовала,  что  за
легкомысленными репликами Лука о его работе кроется что-то серьезное.
     -- Через несколько месяцев Лук стал работать в "Крысолове". Думаю,  эти
месяцы он приходил в себя. Стивен Говард -- его старый друг.  Он все знал и,
прежде чем пригласить его на работу, разговаривал со мной. Должен сказать, я
был против,  хотя в то время нам  были очень Нужны люди. Но мне не хотелось,
чтобы кто-то бессмысленно  рисковал. Вы понимаете?  Так  или  иначе,  Говард
уговорил  меня,  сказал,  что  Лук  профессионал, какими бы  мотивами  он ни
руководствовался. Когда мы  с Луком познакомились,  я вынужден  был признать
его правоту.
     Дженни покачала головой.
     -- Я не знала.
     --  Извините. Я  был уверен,  что вы в  курсе.  По моим наблюдениям  за
последние  пару дней,  вы... э... довольно близки. Правда, Лук редко об этом
говорит,  хотя мне кажется,  ему  самому было  бы  легче. Он бы стал другим.
Может, он еще сам вам расскажет, я не буду ему говорить, что я...
     Дженни опять покачала головой.
     -- Я тоже  не скажу, но  теперь  я,  по крайней мере,  знаю, почему  он
занимается этой гнусью. Извините, я не хотела...
     -- Все  в порядке, --  ухмыльнулся Леманн.  --  Вы правы.  Работа у нас
собачья. Но слава Богу, что кто-то ее делает. А теперь мне пора возвращаться
и  начинать  газовую  атаку.  Мы   хотим,  чтобы  все  установки  заработали
одновременно, тогда ни одной крысе не удастся сбежать.
     Леманн улыбнулся учительнице.
     -- Не  беспокоитесь  за  Лука.  Для него  так лучше.  Пора  ему  начать
избавляться от ненависти, которую он накопил за эти годы. Но  одно вы должны
помнить.  Лук  не  сможет быть счастливым,  пока  не уничтожит всех крыс  до
одной.

     Они  распыляли мышьяк по подземным  коммуникациям и молились. У крыс не
было шанса выжить, они были пойманы и заперты в своей будущей могиле, однако
ни один  человек  не  чувствовал себя  спокойно, словно  он имел  дело не  с
обыкновенным  зверем,  а  с  чем-то чужеродным  в  этом мире. Они не снимали
наушники, вслушиваясь в то, что происходит под землей, ибо сумели установить
там микрофоны.  До  них  доносились стоны погибающих тварей, топот  их  лап,
когда они в панике бросались  в перекрытые лазы, царапанье когтей о толстые,
непробиваемые стены, ужасный  визг, когда они  в  панике  прыгали друг через
друга, пытаясь спастись от смертельно ядовитого газа.
     Некоторые,  их  было  совсем  немного, с  трудом выбрались наверх через
неучтенные ходы недалеко  от  того места, где группа Пендера была  атакована
чуть раньше,  но солдаты их ждали.  Первые вылезшие крысы были сожжены дотла
из огнемета, а те, что шли за ними, задохнулись и перекрыли дорогу остальным
своими  мертвыми телами, что было еще  надежнее  цемента. Хотя изредка крысы
все-таки стремились  пробиться  наверх, но их настигал газ, и они, претерпев
страшные муки, умирали.
     Люди наверху не могли видеть, что  происходит внизу, но они чувствовали
запах  смерти в воздухе  и  могли вообразить  безнадежную борьбу  за жизнь в
подземных катакомбах. Даже лес, казалось, хранил почтительное молчание.
     На лицах людей в наушниках можно было прочесть и отвращение, и жалость.
Крики,  доносившиеся  до их  ушей,  казалось, принадлежали  сотням и  сотням
младенцев, визжавших от отчаяния и плачущих в предсмертных муках. Газ быстро
добрался до  самых  удаленных уголков, и то один, то другой радист малодушно
снимал наушники, не в  силах торжествовать победу. Они оглядывались на молча
стоявших вокруг них людей и кивали. Да, крысы погибли.

     -- Лук, у вас убитый вид. Пойдемте со мной, нам надо кое-что обсудить.
     Пендер устало стянул с головы шлем, бросил его в угол приемной и только
тогда поглядел на улыбающееся лицо Стивена Говарда.
     -- Если вы  не возражаете, я бы хотел вернуться в отель  и  полежать )(
горячей ванне. Не могли бы мы встретиться попозже?
     -- Боюсь, нет. Но обещаю, долго вас не задержу. -- Говард повернулся на
каблуках, не  переставая довольно улыбаться, и широко зашагал по коридору  к
кабинету Алекса Милтона.
     Пендер последовал  за  ним  наг едва гнущихся  из-за  полученных  утром
ушибов ногах.
     В маленьком кабинетике были только Майк Леманн и Энтони Торнтон. Говард
сразу же направился к тому месту, где на столе были расставлены бутылки.
     -- Хозяин кабинета  прислал нам это из собственных запасов,  -- пояснил
Говард, но  его улыбка уже начала  раздражать Пендера. -- Виски? Без  льда и
воды?
     Пендер кивнул и уселся в  кресло  возле  единственного  окна.  Он  снял
толстые  перчатки  и  бросил их на  пол,  потом стал разминать пальцы, самым
внимательным образом рассматривая красные отметины.
     Говард подал ему виски, явно не желая ничего замечать.
     -- После  сегодняшнего кошмара, уверен,  у вас  найдется не один синяк.
Слава Богу, что мы еще усовершенствовали защитные костюмы после Нашествия.
     Пендер хлебнул из рюмки и закрыл глаза, чтобы насладиться растекающимся
по телу теплом.
     -- Я уже говорил, что они должны  быть прочнее. Материал не выдерживает
большой нагрузки.
     --  Конечно,  конечно.  Теперь,   когда  опасность   миновала,  мы  ими
непременно займемся.
     Сидевший за письменным столом Торнтон поднял рюмку.
     -- Думаю,  пора вас поздравить,  Стивен. Компания еще раз доказала свою
необходимость. Один Бог знает, что бы мы делали без ваших экспертов.
     --  Это еще не конец, -- сказал Майк Леманн, не  отрывая глаз от рюмки.
-- Вполне возможно, что часть крыс оставалась наверху. Из тех, например, что
утром напали на Лука.
     -- Совершенно с вами согласен, --  уже без  улыбки произнес  Говард. Он
сел напротив  Торнтона  и потянулся за  своей рюмкой,  что была возле самого
края стола. --  Мы должны быть пессимистами. Энтони.  Считайте  нас чересчур
осторожными,  но мы не должны допустить ни  малейшей случайности.  Возможно,
что  крысы,  напавшие  на  Лука  и  его  группу,  вернулись  к  остальным  в
подземелье, ведь нашли же один незаблокированный выход, когда пустили газ, и
как раз рядом с тем  местом. Но мы не можем утверждать, что это случайность.
Поэтому лес надо тщательно прочесать, прежде чем дать отбой.
     --  Да,  да, конечно.  Но  ведь  с  большинством  покончено, --  сказал
Торнтон. -- А это, так сказать, "чистка" захваченной территории.
     --  Будем надеяться, Энтони, -- проговорил Говард, -- будем  надеяться.
Однако  с абсолютной  точностью можно будет сказать только  через  несколько
недель. Во-первых, мы должны...
     -- Думаю, нам пора ввести Лука в курс дела.
     Пендер  вскинул  глаза  на  Майка Леманна,  сказавшего  это. В  комнате
повисла  тишина, и крысолов перевел  взгляд на Стивена Говарда, который явно
чувствовал себя не в своей тарелке.
     -- Да,  -- в  конце концов произнес  он.  --  Пора.  -- Но  сначала  он
все-таки взглянул на личного секретаря, а уже потом на Пендера. -- Извини, я
никогда не говорил с тобой об этом, но так было решено сразу после Нашествия
-- считать это совершенно секретным. Чем меньше людей знает, тем лучше.
     Пендер подался вперед, уперевшись локтями в колени и не выпуская из рук
рюмку. Он не сводил глаз с Говарда.
     --  Ты знаешь,  что  мы  нашли,  откуда взялись  черные  мутанты, когда
эвакуировали людей и удачно поработали газом. Вначале они появились в старом
брошенном доме начальника  шлюза возле  самого  канала и  доков  в Восточном
Лондоне. Ты помнишь, что зоолог Шиллер привез мутанта в Англию из зараженной
радиацией зоны в Новой  Гвинее.  Он скрестил мутанта  с  обыкновенной черной
крысой.  Там,  где он жил, их было  полным-полно. В  результате  --  страшно
поверить  --  появилась гигантская  черная  крыса,  гораздо  более сильная и
хитрая.  Вот она-то  и  взяла власть  над обыкновенными  черными  крысами  и
использовала их объединенные усилия.
     Леманн потерял всякое терпение.
     -- Мы думали, что убили их всех, -- сказал он. -- Но нет. Знаете, мы не
нашли их гнезда. Мы не знали о доме, где было логово мутанта.
     -- Его нашел некий Харрис, учитель. Он хорошо знал то место и много нам
помогал. -- Говард поставил рюмку на стол  и  развернулся, чтобы видеть лицо
Пендера. -- В подвале он наткнулся на  настоящее чудовище. Судя по описанию,
его даже нельзя назвать животным или зверем, а уж тем более грызуном.
     -- Минутку,  -- бесстрастно произнес Пендер. -- Почему вы не рассказали
об  этом раньше?  Кто-нибудь  из  поисковиков  знает?  На  этот раз вмешался
Торнтон.
     -- Ваша компания, мистер Пендер, действовала согласно строгим указаниям
правительства.  Мы  не видели  нужды  сеять  панику  среди  населения,  едва
оправившегося от Нашествия.  Малейшая утечка  информации... --  И он  развел
руками, не договорив до конца.
     --  А что с  этим...  чудовищем? -- нетерпеливо спросил Пендер.  Говард
недовольно вздохнул.
     -- Харрис его уничтожил. Разрубил на куски топором. Пендер чуть было не
рассмеялся. Для  Говарда и его коллег это наверняка было  актом вандализма в
отношении бесценного произведения природы.
     Леманн почувствовал удивление крысолова.
     --  Мы могли  бы многое  узнать. Лук,  разобравшись в  его генетической
системе, -- сказал он совершенно серьезно.
     -- Но у вас были тысячи трупов для исследований.
     -- Не такие.
     -- Мы знаем, как это существо выглядит, из  описания Харриса, -- сказал
Говард. --  Да  и  в кабинете зоолога нашлись  рисунки. Но соединить его  по
кусочкам было невозможно, он, как бы это поточнее выразиться, взорвался.
     -- Взорвался?
     Пендер выпрямился.
     -- Да. Он был совсем не похож  на крысу. Весь голый, жирный и с розовой
кожей, натянутой так, что под ней  видны были сосуды. Короче, огромная туша,
едва держащаяся на ногах из-за собственной тяжести.  А самое противное... --
Он помедлил, собираясь с духом. -- У него были две головы.
     Пендер не поверил.
     -- Правда, правда. Лук, -- тихо сказал Леманн. -- Я сам видел рисунки и
то,  что от  него осталось. Если верить Харрису, то этот мутант был слепой и
слишком  тучный,  чтобы двигаться без посторонней  помощи. Он был  абсолютно
беззащитен. Жаль, Харрис разнес его на куски.
     --  Я его не виню, -- сказал Пендер. -- Потому что сам сделал бы то  же
самое.
     Леманн подошел к нему вплотную.
     -- Нет, вы не сделали бы. Вы знаете цену этому уроду. Мы бы исследовали
его, определили, что стало причиной мутации...
     -- И вырастили бы собственного мутанта...
     --  Да,   скорее  всего.  Таким   образом   у  нас  появился  бы   шанс
контролировать их поведение в будущем. Если бы мы больше знали о них...
     Говард поднял руку.
     -- Ладно, ладно, Майк. Думаю,  Пендер все понял. -- Постояв немного, он
оперся  на  парту,  глядя  на  крысолова  сверху  вниз.  -- Нам нужно  знать
наверняка, появились эти мутанты опять или нет. Чего не бывает.
     -- То есть вы считаете, что есть два вида мутантов? Говард кивнул.
     -- Именно так. Но в этом случае мы предпочли бы сохранить наши знания в
тайне. Достаточно с людей гигантской черной крысы.
     Только сейчас в голову Пендера начало закрадываться подозрение.
     -- Итак?.. -- спросил он настороженно.
     -- Мы  доверились  вам, мистер Пендер,  потому что вы  с  самого начала
приняли  участие в операции,  -- сказал Торнтон.  -- В  самом Деле вы  очень
много сделали.
     --  А  теперь,  когда  вы тоже знаете о втором  мутанте,  мы бы  хотели
попросить вас сделать кое-что еще, -- договорил за Торнтона Говард.
     У Пендера глаза полезли на  лоб и похолодела  спина, когда  он услышал,
чего от него хотят.

     Он привез  Дженни к  себе в отель, где они  поужинали  в  довольно-таки
тягостном молчании. Пендер чувствовал себя слишком уставшим и больным, чтобы
поддерживать  светскую беседу. К  тому же его мысли были заняты предстоявшим
ему в ближайшие два-три дня делом.  Дженни  понимала его состояние и тоже не
желала  говорить  банальности.  Она выпила  вино,  провела  пальцем по  краю
бокала.
     -- Лук,  --  сказала она наконец, --  я не  хочу сегодня возвращаться в
Центр.
     Он удивленно вскинул на нее глаза.
     --  Дженни, там абсолютно безопасно. Светло как днем,  и везде солдаты.
Совершенно нечего бояться.
     --  Да нет, я боюсь, это правда, но я  знаю,  что там безопасно. Мне не
слишком-то  хорошо спалось две  последние ночи, когда я узнала,  что в  лесу
крысы. Нет, лес уже никогда не станет для меня таким, как прежде.
     -- Дженни, все кончено. Их больше нет.
     -- Нет? Откуда мы можем это знать?
     -- Через пару  недель узнаем точно. Осталось только  прочесать  лес,  и
можно вновь спокойно заниматься своей работой.
     -- Не  знаю. Лес  был для  меня всегда таким чистым,  в  нем можно было
спастись от чего угодно. А теперь все иначе. И прежней чистоты уже нет.
     Он вздохнул.
     -- Мне жаль, что так получилось.
     Она отвела глаза от бокала и посмотрела прямо в лицо Пендеру.
     -- Лук, я хочу сегодня остаться с вами, -- сказала она. Дрожь пробежала
по его телу, но он не чувствовал себя победителем, просто был глубоко тронут
ее признанием.
     -- Дженни, я...
     -- Пожалуйста, Лук.
     Он коснулся ее руки.
     --  Дженни, вам не надо говорить  "пожалуйста". Это мне надо прыгать от
радости, но...
     -- ...но вы не прыгаете. Я знаю. Лук. Я знаю, что вы чувствуете ко мне.
-- И она опять стала смотреть на бокал. -- По крайней мере, мне кажется, что
я знаю, -- сказала она.
     Он крепко сжал ей руку и улыбнулся.
     --  Дженни, в  данный  момент  я  сам  не знаю, что  творится  с  моими
чувствами.  Столько всего случилось, что мне надо немного привести в порядок
нервы. Но в одном я уверен. Сегодня я ни за что вас не отпущу.
     Она подняла  глаза  и тоже улыбнулась  ему. Куда только подевалась  его
депрессия?  Ему  показалось,  что  он  тонет  в  ее  улыбке.  Ее  рука  чуть
подрагивала в его руке, свидетельствуя и о ее смятении.
     -- Дженни, а Вик Уиттейкер? -- с трудом заставил он себя спросить.
     Она сразу посерьезнела, только взгляд сохранил необычную ласковость.
     -- Между  нами ничего  не было. Пожалуйста,  поверьте мне. Мы  понимали
друг друга, даже нравились друг другу, но это все. Если Вик испытывал что-то
большее, то мне он об этом не говорил.
     -- А мы? Мы тоже понимаем друг друга?
     -- Ну, не совсем так. С нами дело другое. А что будет, кто знает?
     -- Ладно, -- сказал  он, -- хватит заниматься  самоанализом. Поживем --
увидим.
     Теперь она крепко ухватила его за руку.
     -- Лук, я прошу только об одном. Никаких игр. В игры я не играю.
     --  Дженни, -- проговорил он, с удовольствием пробуя ее имя на вкус. --
Я серьезен, как никогда.
     Когда они выходили из ресторана, Пендер почувствовал, что его усталость
как рукой сняло. Они  поднялись по лестнице, и Пендер открыл  дверь в номер,
довольный,  что  всегда  заказывал себе  в  поездках  двойной номер  за счет
компании. Дженни опустила сумку на пол и, стоя посреди комнаты, ждала, когда
он  запрет дверь  и включит свет.  А потом в его объятиях она долго смотрела
ему в лицо, закинув голову, словно видела его  в первый раз. Он наклонился к
ее  губам,  но  сделал это так  медленно, как будто  был не  совсем уверен в
чем-то, и они оба успели до  конца осознать значение того, что происходило с
ними. Когда же  в  конце  концов  их губы соединились, поцелуй  получился на
удивление нежным. Потом  он стал крепче,  и им захотелось проникнуть  друг в
друга,  отыскать  что-то  такое,  что  дается далеко не  сразу,  но  они  не
оставляли своих попыток, пока совсем не обрели друг друга. В поцелуе. Пендер
почти испугался. Еще никогда он не был так беззащитен.
     Вдруг  он ощутил, что еще немного, и он переломает ей кости, если будет
и дальше так же сжимать ее в своих объятиях, а острая боль в его собственной
спине  подсказала ему, что ее объятие было не слабее. Она почувствовала, как
затрепетали от боли его мышцы, и вспомнила о его синяках.
     --  Прости, Лук, -- проговорила она, выпуская его из  своих рук. Он  же
улыбался ей, и она без всякого  удивления смотрела,  как  затуманиваются его
глаза, потому что  сама видела его не совсем четко. Она  положила голову ему
на грудь и вслушалась  в  биение его сердца, чувствуя себя  совсем маленькой
рядом с ним. Он  поцеловал ее волосы, провел  рукой по затылку, пощекотал за
ухом, а  она  обвила  его  руками и прижала к себе так, что  он вскрикнул от
боли.
     -- Ой, Лук, прости меня. Лук.
     Он рассмеялся и слегка отодвинул ее от себя.
     -- Меня тоже, Дженни. Похоже, я тебя сегодня разочарую.
     -- Посмотрим, --  сказала она, хитро  посмеиваясь. -- Но  сначала давай
займемся твоими синяками. --  Она  залезла  в  сумку.  --  Снимай  пиджак  и
рубашку, посмотрим, что с тобой. Я взяла у медиков мазь.
     Пендер  содрогнулся от  боли, когда сделал первую попытку снять пиджак,
после чего он  замедлил свои движения  до такой степени,  что  казалось,  он
совсем не шевелит руками. Дженни наблюдала за ним с озабоченным лицом.
     -- Слушай, давай я тебе помогу.
     Она стянула пиджак с  его плеч  и повесила на одно из  двух имевшихся в
комнате кресел. Потом она принялась расстегивать на нем рубашку.
     -- Господи, Лук! Как же тебе досталось!
     Все  плечи и  спина у него  были покрыты крошечными красными рубчиками,
где  крысам  через  защитный  костюм  удавалось  зацепить  его  кожу.  Менее
заметными  оказались отметины от  их когтей.  На плечах и  руках наверху был
один  багровый с желтизной синяк, да  и на запястьях тоже остались  следы от
крысиных зубов.
     -- Почему ты молчал? -- спросила Дженни. -- Ведь это чертовски больно.
     -- И сам не знал, что так плохо. Только сейчас начало болеть.
     -- Я налью  тебе ванну. Она немножко снимет боль. -- Дженни направилась
к двери. -- А ты пока раздевайся. Я тебя намажу после ванны.
     --  Буду ждать  с нетерпением, --  ухмыльнулся Пендер. Он  услышал звук
льющейся воды и  с глупым  видом  уставился на нижнюю половину  своего тела.
Потом пожал плечами и сбросил с себя туфли и штаны. Плавки все-таки скрывали
его чувства.  Сидя на кровати, он снял носки и дальше не знал, что делать. В
это самое время из ванной вылетело полотенце.
     -- Если  стесняешься, вот тебе, -- услыхал он голос  Дженни.  Полотенце
упало  ему  на  голову.  Он  взял его  в  одну  руку, встал  и  другой рукой
быстренько стащил с  себя плавки, в  ту же  секунду обмотав себя полотенцем.
Подняв голову, Пендер увидал в дверях в облаке пара улыбающуюся Дженни.
     -- Ах, ах, какая скромность.
     Она подошла к нему поближе, и  опять  на ее  лице появилось озабоченное
выражение.
     -- Бедные твои ноги. Хорошо еще,  что на тебе был защитный костюм, а то
бы они сожрали тебя заживо.
     Дженни нежно провела рукой по его  плечам, рукам, груди. Он прижал ее к
себе.
     -- Осторожно! -- еще успела сказать она.
     Он закрыл ей рот поцелуем. Когда же  их губы  разъединились, она тяжело
дышала и  призывно смотрела  на  него. Ее рука потянулась к его щеке,  и, не
помня себя,  он  опять  прижался  к  ней,  не  обращая  больше  внимание  на
полотенце. Его губы вновь нашли ее губы.
     Дженни отстранилась.
     -- Нет, нет. Не сейчас. Сначала синяки.
     Пендер тяжело вздохнул и потуже затянул полотенце на бедрах.
     -- Подчиняюсь... пока,  --  сказал  он. Легким поцелуем она тронула его
грудь.
     -- В ванну. Я приду через две секунды.
     Плеск воды и приглушенные стоны дали ей знать, что он уже в ванне, пока
сама она  занималась  тем,  что  аккуратно складывала  его  одежду на  ручке
кресла. Расстегивая по дороге рукава блузки, она направилась к нему.
     Дженни взглянула  на искаженные  бегущей водой очертания распростертого
перед ней  тела, потом наклонилась, закрутила краны и несколько раз, опустив
руку  в воду, провела ею у самого  края ванны, чтобы смешать горячую воду  с
холодной.  Когда движение в ванне стихло, она внимательно оглядела его тело,
не обращая внимания на синяки, и довольно улыбнулась.
     Она расстегнула блузку.  Шелк в одно мгновение соскользнул с нее, и она
повесила блузку на крючок на двери. Лифчика на ней не было, 11 Пендер не мог
оторвать глаз от ее грудей, одинаково  крепких и розовых. Она опустилась  на
колени, положила руки на  край ванны и стала смотреть ему в лицо. Чем дольше
она смотрела,  тем больше ей нравилось то, что она видела. Он придвинулся  к
ней, и они поцеловались раз, другой, третий. Потом он открыл было рот, чтобы
что-то  сказать, но  она приложила к  его губам пальчик,  взяла  полотенце и
вытерла ему лицо.
     Пендер  закрыл  глаза,  предоставив  себя  во  власть   ее  рук,  нежно
намыливших  ему  плечи,  уделивших гораздо  больше  внимания и  заботы,  чем
требовалось, его возбужденному  пенису. Наклонившись, она  легонько  тронула
его  губами.  Он  застонал, но теперь от наслаждения, и.  весь потянувшись к
ней, взял в ладонь ее грудь. Потом он сел в ванне, обвил рукой ее голое тело
и стал искать страждущими  губами затвердевший  сосок.  Он  долго ласкал его
языком, потом, оставляя на ее груди влажный след, нашел другой сосок.
     Дженни  закрыла  глаза и  тихо постанывала,  не  в  силах умерить  свои
желания  и  чувствуя, как напрягаются  мышцы на  бедрах. Она оттолкнула его,
столь же нежно, сколь решительно, положив  себе сначала утишить его боль. Ни
слова не  говоря, она смыла с  него мыльную пену, продолжая наслаждаться его
прикосновениями, позволяя его  пальцам ласково гладить  ее груди, руки, шею.
Потом она помогла ему вылезти из соды, едва дотрагиваясь до него полотенцем,
осушила  его кожу, не забыв  провести  полотенцем над  его вставшим  мужским
органом  и  под ним,  чуть-чуть  тронуть  яички,  отчего  у него перехватило
дыхание. Еще  раз она поцеловала его, позволила ему ввести  пенис ей  в рот,
выпила из него первые капли и все время не снимала ладоней с его бедер, пока
он  медленно  двигался, подчиняясь  неодолимой силе желания.  Чувствуя,  что
теряет контроль над собой, желая ее всю, он поднял ее и крепко прижал к себе
ее обнаженные груди. Больше они не испытывали друг друга поцелуями, а крепко
и  жадно целовались, встречаясь  языками  и  впивая  сладость обладания.  Он
опустил руку  ей на талию, расстегнул "молнию", и юбка упала к ее ногам.  За
ней последовали  колготки, туфли были  сброшены уже давно, и, снимая их,  он
целовал ее в живот, а она втягивала  его,  словно он не целовал, а кусал ее.
Потом он  поцеловал шелковистые трусики, чувствуя под  ними жесткие  волосы,
лаская их языком.
     Он встал,  и она  придвинулась  к нему ближе,  тихонько  шепча его имя.
Дрожащей от  волнения рукой он  коснулся  ее  бедра снаружи,  потом изнутри,
потом забрался в трусики, прокладывая  дорогу в волосах, забираясь все ниже,
пока не нащупал влажную щель, куда быстро, но осторожно запустил пальцы.
     Она  тянулась  ему  навстречу, прижималась к  его руке, страстно  желая
принять его в себя.
     --  Дженни,  -- сказал он, зная, что ему уже  не сдержать себя,  и  она
послушалась, развела руки, отчаянно желая, чтобы он вошел в нее, заполнил ее
собой,  желая  прижаться к нему каждым  кусочком  своего тела,  ощутить  его
каждым своим нервом.
     Он вывел ее из ванной,  уложил на кровать,  снял с нее трусики и,  стоя
над ней,  долго  разглядывал ее тело,  очень  длинные  ноги, гладкий  живот,
полные  груди,  не потерявшие свою  форму даже теперь,  когда она лежала  на
спине. Она протянула к нему руку, и он лег на нее, нашел ее губы и поцеловал
ее с нежностью, взявшей верх над страстью. Она обняла его за шею и прижала к
себе, начисто забыв о  его синяках.  Потом  раздвинула  ноги,  согнула  их в
коленях, он  же прижался  пенисом к ее животу и, спускаясь ниже, оставлял на
нем  узкий влажный след. Достигнув цели, он осторожно, не желая причинять ей
боль и наступая на  горло собственной  страсти,  вошел в  нее. И  тогда  она
отвернула от него лицо, но зато потянулась  к нему всем телом, требуя, чтобы
он не останавливался,  шел  дальше,  глубже, вошел в нее  весь, она опустила
руки ему на поясницу и стала заталкивать его в себя.
     Ему показалось,  что  она  рыдает,  и  он  остановился,  поднял голову,
заглянул ей в  лицо. Она тоже  повернулась  к нему  -- с сияющими глазами, с
улыбкой на губах и  молящим выражением на  лице.  Больше он  не сдерживался.
Отступив немного, он ворвался в  нее, твердый, как  железо,  и  нежный,  как
бархат. Она тоже поднималась  и опускалась, подчиняясь  его ритму,  вместе с
ним приближаясь к высшему наслаждению.  Полузакрыв глаза, забыв обо всем  на
свете, она крепко сжимала его коленями и молча просила еще, еще, еще.
     Он  впился зубами ей в  шею,  и она закричала то ли  от боли,  то ли от
наслаждения, то ли от того и другого вместе. Он не понял. Зато почувствовал,
какими сильными стали ее руки и ноги, как тяжело она задышала, как закричала
без слов,  как  напряглись ее  мышцы,  как  из  него  потекло  семя,  отчего
напряглось его тело  и нервы  натянулись до предела,  и он подумал, что все,
сейчас они лопнут: и  тут началось  сладкое восхождение  --  и  взрыв,  и не
отпускающее его влагалище, и расслабленные  нервы,  и парение, и  ее вздохи,
убедившие  его,  что она разделила  с ним наслаждение, и опять погружение  в
пропасть, и радостное изнеможение.
     Еще долго они лежали так. Она гладила его спину, а он зарылся головой в
ее волосы, тяжелой волной спадавшие с подушки.
     -- Нет, сегодня нет, -- сказала она.
     Он приподнял голову.
     -- Ммм?
     -- Не разочаровал.
     Он  ухмыльнулся и  опять зарылся в ее волосы. Потом,  привстав, вытащил
пенис  из влагалища, лег рядом, подсунул  руку ей под голову, притянул ее  к
себе  поближе,  поцеловал в щеку и  губы; На  обоих снизошел покой. Все муки
последних дней были ненадолго забыты.
     Прошло много времени, прежде чем Дженни сказала:
     -- Хорошо бы никогда не надо было возвращаться.
     -- Скоро все кончится.
     -- Только  не  для меня. И не скоро. Мне казалось, я нашла там то,  что
искала... передышку, что ли. А она так ужасно закончилась.
     -- Передышку от чего?
     Она  повернулась  к нему затылком и  затихла,  но  Пендер  взял  ее  за
подбородок и снова повернул к себе лицом.
     -- Дженни, расскажи мне все.
     Она долго смотрела ему в глаза, не решаясь заговорить.
     --  Центр был для меня чем-то вроде убежища. Мне хотелось  хотя  бы  на
время  исчезнуть из нормальной жизни. К  тому  же я  думала,  что, живя там,
работая  с  детьми, уча  их  понимать  простую жизнь  природы,  я сама сумею
избавиться от всяких сложностей. Из этого мало что получилось.
     -- От чего ты бежала?
     -- Ну, это же ясно, неужели ты не понимаешь? Самое смешное, что я еще в
детстве обещала себе никогда не иметь никаких дел с женатыми мужчинами. Отец
бросил нас с  мамой  и  ушел к другой  женщине.  Мы даже  не знали,  что  он
несчастлив, пока в один прекрасный  день он не сообщил нам  о своем уходе. Я
всегда принимала его  любовь и  его присутствие в доме как должное, думаю, и
мама тоже. То, что он лишил нас своей защиты так неожиданно, было чудовищно.
Я  видела,  как  изменилась  мама,  какой  она стала безрадостной.  Я  очень
испугалась тогда.  Шестнадцать  лет брака  оказалось так  же легко  убрать с
дороги,  как простую интрижку. Я продолжала видеться с отцом,  ведь я любила
его.  Но  он  тоже  изменился.  Похоже было,  будто  его  вина  перед  мамой
подтачивала его изнутри, но  открыться он мог  только мне. Думаю, что именно
из-за этого нам в  конце концов стало невыносимо видеть друг друга, и теперь
это бывает крайне редко.
     Дженни говорила все тише и тише, и Пендеру пришлось крепче прижать ее к
себе. Он удивился, заметив,  какой у  нее отрешенный взгляд,  словно она уже
давным-давно выплакала все слезы.
     -- В пятнадцать лет я поклялась, что никогда не окажусь в положении той
женщины, которая причинила нам столько горя. Боже,  как же  я ненавидела эту
стерву. А еще через пять  лет  я сама  стала  такой женщиной. Ты  можешь это
объяснить, Лук? Я стала тем, чем больше всего боялась стать.
     Она заглянула ему в глаза, словно в самом деле ждала от него ответа, но
он только покачал головой.
     --  Дженни,  жизнь  есть  жизнь,  и далеко  не  всегда она  подчиняется
рассудку.
     -- Но я старалась, ах,  как же я старалась. Он слишком много значил для
меня. Лук, я просто не могла с собой  справиться, хотя я  ненавидела себя за
это. Пожалуйста, постарайся меня понять.
     Она дрожала всем телом, а на опущенных ресницах показались слезы.
     -- Дженни, Дженни, не надо ничего мне объяснять. Все это в прошлом и не
имеет  ко  мне никакого  отношения. Но он не в  силах  был  избавить  ее  от
страданий.
     -- Я хочу, чтобы ты знал. Лук, ведь я сказала, что между нами не должно
быть  никаких игр. -- Она открыла глаза и поцеловала  его. -- Это он положил
конец нашим отношениям, а я не  очень за него боролась. Не могу сказать, как
я хотела,  чтобы он  был со мной,  но просить его? Нет.  Совсем  стать такой
женщиной, которую я  презирала, я  не  сумела. Теперь уже все  прошло.  Лук,
поверь мне.  Я  его... уважаю.  Он мне даже нравится.  Но любовь  прошла. --
Несколько секунд она не отводила взгляд от потолка.  -- Когда мы расстались,
я  какое-то  время  просто плыла по течению,  а потом появилась  возможность
получить тут работу, и я ухватилась за нее. Подумала, тут будет лучше, чем в
монастыре.
     Он улыбнулся ее словам.
     -- И встретила Вика Уиттейкера, -- сказал он.
     --  Я тебе уже  сказала,  что между нами  ничего  не  было. Он  хороший
человек, интересный, и мне было хорошо работать с ним. Это все.
     -- Ну и хорошо.
     Она уткнулась лицом в его грудь и обняла его.
     --  Как  я  рада,  что  ты  приехал  сюда.  Смешно.  Случилось  ужасное
несчастье, а я почти радуюсь, что у нас  появились крысы. Лук, не пойми меня
неправильно, я  ничем не хочу  тебя  обременять,  но я  снопа  чувствую себя
живой. Может быть, прошлое не умерло, но  оно ушло куда то в другое время. А
тебя я прошу только об одном, не обманывай меня.
     Он прижался к ней, легко просунув ногу между ее ног, и они долго лежали
так, обретая уверенность в прикосновении друг к другу.
     -- Я тоже должен  тебе  много рассказать,  --  прошептал  он, -- только
подожди  еще  немного. Дай мне сначала покончить  с этими тварями. Я  должен
быть уверен, что они все уничтожены.
     -- Лук, ты их так ненавидишь?
     -- Так. Одно время я даже думал, что ненависть вытеснила  все остальные
чувства. Ты помогла мне с ней справиться, Дженни, и я никуда не отпущу тебя.
По крайней мере, пока это все не кончится.
     И Пендер рассказал ей о своей ненависти,  о том, что его мать,  отец  и
младший брат были разорваны крысами в клочья четыре года назад, гак что даже
похоронить было нечего.  О том, как он умолял  Говарда взять его на  работу,
чтобы он  мог  бороться  с ними, не только с мутантами, и  быть уверенным  в
невозможности нового бедствия.
     Он  говорил, а Дженни плакала, жалея его и радуясь, что он рассказывает
ей о вещах, которые долго прятал ото всех. Когда он замолчал, она обняла его
и не отпускала, пока он опять не расслабился. А он понял, что любит ее, хотя
пока не может сказать  ей об  этом,  чтобы не  разрушить  последнего барьера
между ними, потому что тогда у него может не хватить мужества на то, что ему
еще  надо  сделать,  даже на то,  чтобы  уйти от нее,  если она попросит его
остаться.
     Только гораздо позже, когда он лежал на кровати, а она, стоя возле него
на коленях,  растирала  его тело  мазью, он рассказал ей  о задании, которое
должен выполнить в ближайшие дни. И она замерла от неожиданности и страха за
него.
     -- Но ведь это  не обязательно? -- спросила она. -- Ведь можно машинами
очистить подземелье? Лук, почему? Почему ты должен идти туда?
     --  Они хотят, чтобы я там кое-что  посмотрел... Больше я пока  не могу
тебе сказать. Я должен все там обследовать, прежде чем будет дано разрешение
другим  идти  туда. Но я буду не один. Со мной пойдет капитан Матер, так что
ничего опасного не предвидится.
     -- Откуда ты знаешь? С этими чудовищами ничего не известно.
     Он запомнил ее слова и еще много раз повторял их про себя в тот вечер.

     Они спустились вниз в противогазах, потому что едва они откинули крышку
люка,  как  их  помощников без  противогазов будто ветром  сдуло.  Пендер  и
капитан  Матер спускались по металлической  лестнице в  мрак подземелья, изо
всех  сил  стараясь  преодолеть вполне естественный  страх и  каждую  минуту
ожидая услышать царапанье  когтей или пронзительные крики.  Прошло  три дня,
прежде чем было  принято  окончательное  решение.  Три дня гнали  вниз  газ,
прислушиваясь  к  малейшим  звукам,  молясь,  чтобы  эта   угроза  крысиного
нашествия была последней. Наверху тоже не было обнаружено никаких следов, но
солдаты  и поисковики все  равно были начеку, внимательно осматривали каждый
куст и каждое дерево, ни разу не решившись войти в лес без сопровождения или
без защитного костюма. Те же, что собрались на третий день возле колодца, не
завидовали  двум   мужчинам,   спускавшимся   в   подземный  лабиринт.  Хотя
остававшийся  там  газ был  откачан теми же  машинами, которые накачали  его
туда, все же от одной  мысли,  что надо  пройти через горы полуразложившихся
трупов, людей начинала бить.  дрожь. Солдаты тоже  с  облегчением восприняли
известие, что в первый раз на разведку отправятся всего  двое,  ибо никто из
них не мечтал стать наконечником копья.
     И у Пендера,  и  у  капитана Матера все  еще болели руки  и ноги  после
недавней  стычки  с  крысами, и  даже  без защитных  костюмов  и  баллонов с
кислородом на спине долгий спуск не показался бы им приятной прогулкой. Стоя
у подножия  лестницы, Пендер  включил мощный фонарь, и  тошнота подступила у
него  к  горлу, когда  он  увидел груды тел, многие  с разорванными животами
из-за  накопившегося   внутри  газа,  другие  с  широко  раскрытыми   ртами,
задранными лапами, с высушенной и гниющей кожей.  Когда Матер стал рядом, он
тоже  какое-то  время с отвращением смотрел на  сцену,  напоминающую  ночной
кошмар.   Потом   он   осветил   фонарем   карту   подземных   коммуникаций,
предварительно  развернув ее, и рукой в  перчатке  показал на место, где они
находились. После  этого  провел пальцем  направление, в  котором они должны
были двигаться, и Пендер кивнул головой. Крысолов шел  первым, сразу за  ним
-- капитан Матер.
     Миновали  два  часа,  три.   Люди,  стоявшие  у  колодца,  уже   начали
нервничать.  Они  знали,  что спустившимся вниз  надо пройти  немалый  путь,
который так или иначе должен привести их  к отправной точке, и все равно они
волновались, главным образом от вынужденного  безделья. Майк Леманн и Стивен
Говард не отрывали друг от друга искательного взгляда. Энтони Торнтон в этот
самый момент  лично докладывал  премьер-министру и узкому  составу  кабинета
министров о проделанной работе и авторитетно уверял, что в Эппинг-форест все
в  порядке  и ситуация  под строжайшим  контролем. Дженни  Хэнмер  в  полном
одиночестве сидела, глядя в окно, в своей комнате в Центре. Окно было плотно
занавешено шторой.
     Прошел еще час.
     Майк Леманн  засунул часы обратно под рукав и натянул толстую перчатку.
Повернувшись к Стивену Говарду, он сказал:
     -- Я хочу взять несколько человек и спуститься вниз.
     -- Еще рано, -- ответил Говард. -- Дай им время. У  них черт-те сколько
работы.
     -- Времени у них было достаточно. Теперь пойду я. -- И он потянулся  за
своим шлемом, лежавшим на земле.
     -- Вы же знаете, что не можете взять с собой солдат! -- рявкнул Говард.
-- Мы же договорились с Торнтоном.
     -- К дьяволу Торнтона! А вдруг Лук попал в беду?
     -- Тише, Майк. Послушайте, если он...
     -- Идут!..
     Оба тотчас  развернулись,  услыхав крик  солдата,  и больше не отрывали
взглядов от открытого  люка.  Кричавший солдат, прикрыв  рот  и  нос носовым
платком,  лежал возле  люка, опустив  в него руку.  Сначала  на  поверхности
появилась рука  в  перчатке,  потом  шлем,  потом плечи.  Следом  за  первым
человеком, одетым в защитный костюм, появился второй, и  солдаты, облегченно
вздохнув, радостно загомонили. Первый снял шлем, маску. Его лицо не выражало
ничего, кроме предельной усталости.
     Пендер заметил Леманна и Говарда и, нетвердо ступая, направился к  ним.
У него было совершенно мокрое от пота лицо, да и дышал он с трудом, выпуская
в холодный воздух клубы пара. Став рядом с ними, он бросил на траву фонарь и
шлем и посмотрел сначала на одного, потом на другого.
     Потом покачал головой:
     -- Нет.

     Чарльз  Денисон   улыбался   про   себя,   катя   на  "лендровере"   по
отвратительной дороге. Все кончилось. Лес свободен.
     Он  поглядел  наверх  на  ясное небо.  Даже природа радуется,  что  все
кончилось более или менее хорошо.  С тех  пор как две недели назад подземные
коммуникации  были  очищены  от мертвых  крыс, солнце светило не переставая.
Воздух был  сухой  и чистый, и коричневые с золотым отливом листья, кружась,
медленно падали на  землю, чтобы, обратившись в  прах, напитать  собою новую
жизнь.  Вновь  появились  звери, осмелевшие  настолько,  что  покинули  свои
убежища. Они еще осторожничали,  но день ото дня  становились  все  храбрее.
Вероятно,  больше всего их  пугали  военные со своими танками и грузовиками,
похожими  на доисторических чудищ из металла. Постоянно кружившие  над лесом
вертолеты тоже изрядно  действовали на нервы. Зато теперь войска в  основном
ушли, оставив лишь необходимое число  солдат для  патрулирования, которое не
мешало  естественной  жизни леса.  Вскоре  должны были вернуться  и люди, не
позже чем через две-три недели, когда будет проверен и в случае нужды очищен
каждый имеющийся в округе  дом  и подвал.  Работы оказалось  непочатый край,
потому  что домов  было  куда больше,  чем думали,  но ее все равно делали с
чисто армейской скрупулезностью. Еще немножко, и все будет кончено.
     Конечно, каждый  входящий  в  лес  должен был  пока  надевать проклятый
защитный костюм, однако никто не протестовал, убедившись, что с ним все-таки
надежнее.   Солдаты  даже  огорчались,  если  им   не  давали   серебристого
обмундирования,  которого  просто  не  хватало  на  всех,  но  теперь  и они
посмеивались  над своими приятелями  из групп прочесывания,  вынужденными их
носить. Все расслабились. Кроме  Уитни-Эванса. Но  его огорчения были совсем
другого  рода.  Похоже,  Эппинг-форест   терял   финансовую   независимость.
Экстремальная ситуация обошлась гораздо дороже,  чем  могли  себе  позволить
финансисты Лондона, и члены Большого лондонского  совета уже потирали руки в
предвкушении  того момента, когда они станут совладельцами  зеленого  пояса.
Сражение  было в самом разгаре.  Уитни-Эванс и его друзья из Сити стремились
обвинить в случившемся правительство. Районные власти, имевшие собственность
вокруг Эппинг-форест, требовали  ужесточить контроль и еще требовали,  чтобы
правительство взяло на себя всю ответственность за содержание лесной полосы.
Лондонские  же  власти,  заявляя,  что  лес естественное продолжение города,
требовали  передачи   его   под   их  юрисдикцию.  Волнение  общественности,
испуганной  нападением  крыс  на  людей, искусно подогревалось оппозиционной
политической  партией,  которая,   сплотив   вокруг   себя   недовольных,  с
удовольствием облаивала  правительство.  Средства  массовой  информации тоже
включились  в  охоту, придумывая новое  название для  породившего  множество
слухов  события,  и,  вспомнив  Нашествие, ничего лучше  не  придумали,  чем
"Захват". •
     На  дорогу выскочила  белка, и Денисон притормозил, выжидая, когда она,
настороженно поводя головкой, исчезнет опять в тени деревьев.
     --  Ты единственный грызун отныне, против которого я ничего не имею! --
крикнул Денисон и радостно рассмеялся.
     Машина вновь набрала скорость, а главный лесничий тихо запел, довольный
тем,  что может выполнять свои обычные  обязанности в почти пустом лесу. Еще
пройдет много времени,  прежде чем здесь появятся туристы, и от этого у него
становилось  еще  радостнее  на душе.  Не  без  удовольствия  подумал он и о
нестерпимо высокомерном  Уитни-Эвансе, которому пришлось-таки покрутиться от
неожиданно   свалившихся  на  него  неприятностей.  Он,  конечно  же,  любит
Эппинг-форест, но частенько распоряжается, как в  собственном саду, забывая,
что  государственные  служащие --  вовсе не  его садовники. Денисон искренне
хотел, чтобы Сити восстановил свою власть над лесом, но не мог не улыбаться,
вспоминая о возникшем переполохе.
     Перед  большими  воротами  на участок в  шесть акров,  где  содержались
олени, Денисон остановил машину. Много лет прошло с тех пор, как всех оленей
свели тут вместе  ради  их  же  безопасности,  ибо они оказались  совершенно
беззащитными перед множеством машин  на дорогах,  перерезавших лес  во  всех
направлениях. Не меньшей опасностью для них были собаки, беспощадно гонявшие
взрослых животных  и угрожавшие  жизни  молодняка.  Заборы, осколки  стекла,
пластиковый мусор --  все  оборачивалось бедой. Не говоря уж  о браконьерах.
Поэтому, чтобы сохранить популяцию, решено  было  устроить для оленей загон.
Во время нашествия  грызунов больше всего  Денисон боялся как  раз,  что они
нападут  на  них. Он  умолял  установить  возле  загона  охрану или  хотя бы
направить  к нему  патруль, и армейское начальство  пошло ему  навстречу. Из
всех обитателей  леса  Денисон больше  всего любил этих  ласковых и  быстрых
животных.
     Он распахнул ворота, залез обратно в "лендровер" и въехал на заповедную
территорию. Не выключая мотора, он закрыл ворота. Оленей было не  видно,  но
Денисон  не  усмотрел  в этом ничего  необычного, зная пугливый  нрав  своих
подопечных. Он ехал вдоль ограды, ища в ней разрывы и убеждаясь, что ни один
олень  не погиб,  повиснув на  проволоке, потому что  никому из  них еще  не
удавалось перепрыгнуть через нее, чтобы обрести свободу.
     Еще ничего не видя, он уже  все понял. Они лежали далеко друг от друга,
словно вдруг  чего-то испугались и бросились  бежать в  разных направлениях.
Полуобъеденные,  окровавленные скелеты. Денисон  выскочил  из  "лендровера",
напрочь забыв о радиосвязи, без которой  уже не обходилась ни одна машина, и
побежал к ним, обливаясь потом и качая на  ходу головой.  Пять, шесть, семь.
Вон еще.  Всего  девять. Господи!  Нет.  Еще один  в сотне ярдов. Один возле
ограды. Другой... Он глядел на останки, боясь поверить. Слишком много крови,
чтобы сказать точно... но там, где не было пятен крови...
     Он подошел совсем близко к тому, что  еще недавно было живым существом,
забыв обо всем на свете, хотя  опасность  продолжала  грозить из-за  каждого
бугорка.  Теперь он знал  точно. Несчастное  животное  с рваной раной пониже
рогов,  в  которой еще не свернулась кровь, значит, смерть  наступила совсем
недавно,  и с желтовато-коричневой  шкурой, не  до конца съеденной  крысами,
было белым оленем.

     Уиттейкер  широко открыл  проржавевшие ворота, и Пендер въехал на своем
"ауди"  в усадьбу. Он ждал, пока старший  учитель закроет ворота,  и  глядел
через  лобовое  стекло  на длинную прямую дорогу впереди, по обеим  сторонам
которой стеной стояли сосны.  Отсюда он мог  увидеть лишь очертания большого
квадратного Сеймур-холла с черными трубами на фоне голубого неба.
     Открылась  дверь,  и Уиттейкер сел рядом.  Машина  медленно двинулась с
места.  Мужчины  стали  внимательно  вглядываться  в  деревья,  стараясь  не
пропустить ни поврежденной коры, ни движения зверя, если он будет.
     -- Что  вы думаете? --  спросил Уиттейкер, не отрываясь  от деревьев со
своей стороны. --  Две  недели  уже никаких следов. Даже больше. С того дня,
как была проведена газовая атака.
     Пендер покачал головой.
     --  Не знаю.  Хорошо,  если мы уничтожили  всех,  но  почему-то у  меня
неспокойно на душе.
     --  Почему? Ведь мы уже  прочесали дюйм за  дюймом  весь  лес. Осталось
всего  несколько  домов. Даже  вот  этот  перед  нами  уже  был  осмотрен  с
вертолета. Вокруг полно свиней, и они вроде бы вполне здоровы.
     --  Нет, я не успокоюсь, пока самолично  не вычеркну все дома из нашего
списка.
     -- Наверно,  вы правы.  Я-то уж наверняка вздохну с облегчением, только
когда  мы получим чистое карантинное свидетельство. Да и  тогда,  может, еще
несколько лет не смогу избавиться от страха.
     Пендер  остановил  машину  возле  полуразрушенных  деревянных  ворот  в
загородке для скота, перекрывающей дорогу в поле, за которым стоял дом.
     -- На машине туда не  доберешься, -- сказал Уиттейкер. --  Когда-то тут
была хорошая дорога, но свиньи умудрились перекопать и ее.
     -- Ладно, пойдем пешком. -- Пендер быстро обежал глазами окрестности.
     Особенно он боялся лесных опушек, и был рад, что сосны остались далеко.
Воспоминание о крысах-мутантах, прыгающих с деревьев, было еще слишком живо.
Впереди чуть правее возвышалась крошечная рощица, которая не понравилась ему
еще  в прошлое его посещение усадьбы.  Надо  будет осмотреть  ее  потом.  По
радиосвязи он  сообщил в штаб об их местонахождении. Там  теперь с этим было
строго. Потом надел пояс с кобурой.
     -- Ладно, -- сказал он, покончив со снаряжением. -- Пойдемте взглянем.
     Уиттейкер открыл  дверь  и вылез наружу, сверкая серебристым костюмом в
лучах солнца.
     -- Эй, шлем!  -- крикнул Пендер  и нагнулся поднять его с пола,  где он
лежал, небрежно брошенный старшим учителем.
     -- Господи! Может, это необязательно? -- недовольно спросил Уиттейкер.
     Но все-таки он взял шлем с прозрачным забралом и сунул  его  под мышку.
Потом, почесывая бородку, огляделся.
     -- Здесь так тихо,  -- проговорил он. --  Трудно себе  представить, что
совсем недавно черт знает что творилось.
     Пендер закрыл машину и невесело усмехнулся.
     -- Будем надеяться, обойдется, -- сказал он.
     Они пошли  к  воротам, из предосторожности  не желая  перелезать  через
загородку. Пендер снял крюк и на несколько футов освободил проход, приподняв
створку ворот  и  отодвинув ее в сторону. Пропустив учителя, Пендер  так  же
тщательно  закрыл ворота и пошел следом да ним. Они не разговаривали.  Да  и
идти становилось все труднее. Крысолов самым внимательным образом осматривал
обработанную свиньями землю по обеим сторонам дороги.
     -- Неплохо они поработали, как вы думаете? -- не преминул он заметить.
     -- Да  уж.  Все подъедают  начисто. Потому их дешево  содержать. А эти,
видно, совсем на вольных хлебах.
     -- Что-то их не видно, -- сказал Пендер, крутя головой во все стороны.
     --  Наверно,  забрались  в   дом.   Давайте  заглянем  туда,  чтобы  вы
успокоились.
     Земля прилипала к их ботинкам, и идти становилось все труднее.
     -- Странно, почему земля не просохла, -- задумчиво произнес Пендер,  --
ведь уже столько времени сухая погода.
     --  Если много лет  копить воду, потом с ней трудно справиться. Лишь бы
хуже не было.
     И  они  опять замолчали, думая  лишь о том, чтобы не  утонуть в  липкой
грязи.  К тому  же Пендер  понимал,  какие чувства должен испытывать  к нему
учитель. Он  и раньше  ощущал его неприязнь, когда  они вместе участвовали в
поисковых группах, но не обращал  на нее внимания. Учитель ни разу не сказал
ничего  обидного, не намекнул на свои чувства  к Дженни и на ее отношения  с
Пендером. Пока он держал свои чувства под спудом, помня, что Пендер спас ему
жизнь или, по крайней мере, не дал крысе его совсем искалечить. Но неприязнь
росла, и Пендер не мог этого не чувствовать.
     С трудом он удержался от улыбки, когда Уиттейкер сказал:
     -- Послушайте, Лук, Дженни...
     Пендер   не  остановился,  даже  сделал   вид,  что  все  его  внимание
сосредоточено на выбитых окнах.
     -- Что Дженни?.. -- переспросил он.
     -- Вы знаете, как она сейчас переживает. Эти крысы совсем ее доконали.
     Пендер промолчал.
     -- Я хочу сказать,  что  она стала сейчас такой ранимой... Мне кажется,
она совсем запуталась.
     -- Думаю, вы ошибаетесь. Мне она показалась  вполне разумной. Уиттейкер
схватил крысолова за руку, и ему волей-неволей пришлось остановиться.
     -- Послушайте, я  хочу сказать, что  нельзя пользоваться  ее теперешним
состоянием.
     Пендер посмотрел прямо ему в глаза.
     -- И вы послушайте, --  сказал  он, почти не разжимая губ. -- Я понимаю
ваши трудности, но это ваши трудности. Они не имеют никакого  отношения ни к
Дженни, ни  ко мне. Дженни не запуталась, а я не  воспользовался.  Я  бы мог
рассказать вам, что мы чувствуем друг к другу, но это вас не касается.
     Уиттейкер покраснел.
     -- До вашего приезда...
     --  Ничего не было до  моего приезда! Дженни мне сказала,  что вы  были
добрыми друзьями, и это все. Остальное -- ваши собственные домыслы.
     Уиттейкер  поплелся  дальше,  с  чавканьем  вытаскивая ноги  из  грязи.
Пендер, не отставая, шел за ним.
     -- Эй, Вик, я не хотел...
     Но Уиттейкер шагал, не обращая никакого внимания на Пендера, и крысолов
решил,  что лучше промолчать. Когда  же учитель поскользнулся и упал на одно
колено, Пендер пришел ему на помощь, не разрешив себе даже намека на улыбку.
Уиттейкер был мрачнее тучи.
     -- Ладно, может, я  и вправду навоображал черт знает  что.  Но  она мне
нравится, хотя у меня есть... обязательства. Я не хочу, чтобы она страдала.
     -- Я  понимаю вас, Вик, поверьте мне, я все понимаю. И я тоже  не хочу,
чтобы Дженни страдала, слишком она мне дорога. Извините, что так получилось,
но постарайтесь понять, она бы никогда не стала вашей.
     Уиттейкер пожал плечами.
     -- Может,  вы и правы. Не знаю.  Она  сама решит. "Бедный  дурачок,  --
подумал Пендер.  -- Она уже решила". И  неожиданно  для себя он тоже  принял
окончательное решение. Когда он  закончит тут со  всеми делами, Дженни уедет
вместе с ним.
     -- Идемте, -- сказал  он, -- взглянем на дом. И  они  пошли дальше, все
больше увязая в  грязи и с  трудом вытаскивая из нее ноги. Слева они увидали
невысокое  ограждение  из  проволоки,  поставленное  для защиты  огорода  от
свиней.
     -- Это только часть парка, -- пояснил  Уиттейкер, не глядя  на Пендера,
которому пришлось напрячься, чтобы разобрать его слова. --  Он идет за дом и
дальше. Там настоящие джунгли.
     Они  стояли  возле  полусгоревшего  дома,  поразившего  Пендера  своими
размерами.  Тогда, с дороги, он почти  не  рассмотрел его,  зато теперь весь
фасад был как на  ладони. Огромные окна первого этажа  и дверь в форме  арки
были забраны рифленым железом, покрытым множеством самой разной длины и вида
царапин. Возле стены была насыпь из штукатурки и  кирпичей, словно много лет
падающие с  верхних  этажей обломки образовали защитный барьер вокруг  дома.
Окна  второго  и  третьего  этажей больше  не  казались  Пендеру  черными  и
зловещими, потому что  через них  можно было увидеть небо  из-за  отсутствия
кое-где пола  и  большого куска  крыши.  Трубы кое-как  держались на толстых
стенах, напоминая важных часовых, стоящих на  страже выгоревшей  коробки. По
периметру крыши шла балюстрада, заканчивавшаяся над фасадом треугольником из
серого  камня. С того  места, где стояли Пендер  и Уиттейкер,  казалось, что
дом, возвышаясь над округой, своей огромностью подавляет ее.
     --  В  свое  время  тут,  наверно,  было  неплохо,  --  сказал  Пендер.
Уиттейкер,  ничего не  ответив,  свернул  с  дороги  на  еще  более  грязную
тропинку, которая шла вдоль дома.
     -- Там  старые конюшни, -- крикнул он,  отойдя немного, -- в них теперь
держат свиней.
     Пендер последовал за ним,  устало переставляя ноги,  но не  выпуская из
рук  шлем. В  какое-то мгновение  он так  был поглощен выбором места посуше,
чтобы поставить ногу, что,  когда поднял глаза, учитель уже исчез  за  углом
примыкавшего  к  главному зданию  строения,  которое,  по-видимому,  и  было
конюшней. Когда  он  тоже завернул  за угол,  то  Уиттейкер стоял все так же
спиной к нему, вглядываясь в мрачные стойла. На полу в двух ближайших из них
лежала солома, в которой Пендер, когда напряг глаза, разглядел розовые туши.
Он чуть не задохнулся от исходившей от соломы вони и поразился  тому, что ее
выдерживают животные.
     Уиттейкер повернул к нему голову.
     -- Вон они, -- сказал он. -- Спят как дети.
     -- Замечательная жизнь, -- отозвался Пендер,  обходя  Уиттейкера, чтобы
взглянуть поближе.
     -- Если кому-то нравится грязь, -- промолвил учитель. Тут  он  заметил,
что  Пендер  вдруг весь  напрягся.  -- Что? Что  там? Пендер  ответил  почти
шепотом:
     -- Посмотрите получше.
     Уиттейкер нахмурился и устремил взгляд во тьму.
     -- Ничего не вижу...
     --  Подойдите ближе.  Вон  там. Видите? -- Пендер показал  на ближайшее
животное, лежавшее в соломе.  Учитель сделал  шаг, два, три, пока  Пендер не
схватил его за локоть. -- Стойте. Вы что, отсюда не видите?
     Настала очередь напрячься Уиттейкеру.
     -- О Господи, -- выдохнул он. -- Похоже на кровь.
     -- А теперь посмотрите на других. Они не двигаются и не дышат. Слышите?
Ни одного звука.
     Уиттейкер, не веря своим глазам, покачал головой.
     -- Мертвые.
     Крысолов  осторожно двинулся вперед, до предела напрягая зрение и слух,
ожидая  найти где-то рядом  зверей с  черной шерстью.  Он  стал  на колени и
немного  разгреб солому вокруг одного из неподвижных тел. Оно было разорвано
в клочья, шея перекушена, голова почти совсем оторвана. Вместо ног он увидел
короткие обрубки,  а на  месте  живота огромную дыру.  Только сейчас  Пендер
понял, что  вонь идет  от  гниющих свиней,  которые  пролежали тут  довольно
долго.
     Уиттейкер разгреб еще одну тушу,  а Пендер, привыкнув к темноте, увидел
множество  валявшихся  в конюшне  обглоданных  и  полуобглоданных существ, в
которых трудно было узнать свиней.
     -- Наверно,  крысы напали  на них ночью,  когда  они спали,  --  сказал
Пендер. -- У них не было возможности спастись. Даже выбраться наружу.
     -- Но далеко не все из них объедены дочиста. А некоторые...
     -- Вероятно, они потихоньку подъедали их уже после того, как  убили. --
Он помолчал  немного и сухо добавил: -- Собственный склад.  Господи! --  И с
отвращением оглядел конюшню. -- Идемте. Нам лучше уйти.
     Однако Уиттейкер не мог отвести  взгляда  от туши, что лежала в глубине
конюшни.
     -- Пендер, она дышит. Она еще живая.
     -- Не может быть.
     Пендер проследил  за взглядом Уиттейкера. Туша, на которую тот смотрел,
отличалась от остальных размерами. И, кажется, в самом деле двигалась.
     -- Мы ничем не можем ей помочь, -- сказал он. -- Идемте.
     --  Нет, подождите. По  крайней мере, надо прекратить ее мучения. Дайте
мне револьвер.
     --  Нет.  Выстрелом вы взбудоражите здесь всех,  кто, вполне  вероятно,
притаился поблизости. Не трогайте ее. Но Уиттейкер решил настоять на своем.
     -- Пожалуйста. Я не могу так уйти.
     Пендер расстегнул кобуру и дал ему браунинг.
     -- Стреляйте прямо в шею, чтобы было меньше шума. И побыстрее.
     Он  настороженно  следил за тем, как учитель  снял  перчатку,  поставил
палец на спусковой крючок и  направился к свинье. Странно, каким образом  ей
удалось выжить?
     -- Пендер, посмотрите.
     Уиттейкер наклонился  над розовой, заляпанной кровью тушей. Крысолов не
заставил себя  ждать.  Уж очень ему  не  терпелось  уйти  из конюшни. Увидав
длинный разрез в толстом брюхе, он нахмурился.
     -- Мертвая. В таком состоянии выжить невозможно, -- сказал он.
     -- Да поглядите  вы,  легкие-то  двигаются. Она дышит. Пендер нагнулся.
Шкура действительно двигалась, хотя тело уже давно застыло.
     Он  понял,  в  чем дело,  еще  до того, как  маленькая  черная мордочка
показалась в разрезе.
     Уиттейкер заорал.  Крыса же, выбравшись из брюха  свиньи, бросилась  на
него, и он упал спиной на солому.  Пендер тоже упал и несколько  мгновений в
ужасе, леденившем его кровь, наблюдал  за борьбой человека и зверя. Потом он
встал на колени и крикнул Уиттейкеру, стараясь перекричать его вой:
     -- Револьвер! Револьвер!
     Но учитель уже давно потерял револьвер, уронил его  куда-то в солому от
неожиданности и страха. Пендер принялся было его искать, но  понял,  что это
бесполезно и не надо зря тратить время.
     Крыса захватила в пасть руку Уиттейкера, а он  зажал в ладони ее нижнюю
челюсть, и по  запястью у него потекла кровь. Когтями  же она скребла по его
груди, царапала ткань, которая еще чуть-чуть и должна была поддаться.
     Пригнувшись, Пендер  бросился  на  крысу,  одной  рукой схватил  ее  за
загривок, а другой хотел вцепиться ей в шею спереди, для чего с силой рванул
ее назад, но она вывернулась, и у него ничего  не  получилось.  Правда,  она
отпустила руку  учителя, но он все равно еле стоял  на ногах, потоку  что  у
него от боли закружилась голова.
     Пендер  поднял крысу, держа ее в вытянутых  руках,  прилагая  все силы,
чтобы она не дотянулась  до него  своими когтями. В  конце концов он потерял
равновесие  и упал,  подмяв под  себя  крысу и  кроша  ей  кости собственной
тяжестью. Он  отчаянно сжимал крысиную  шею, стараясь  затолкать ее  морду в
грязь, чтобы  она задохнулась в ней.  Брызги летели во все стороны, и Пендер
знал, что долго он не выдержит.
     --  Револьвер! -- умоляюще крикнул он учителю, который все еще  валялся
на соломе и жалобно стонал. -- Пристрелите ее!
     Уиттейкер ползал на коленях, шарил вокруг себя руками, но ничего не мог
найти.
     -- Его нет! Не могу найти! -- орал он.
     Из-за грязи перчатки стали скользкими, и  Пендер  чувствовал, как крыса
напрягает все силы, чтобы вырваться, как она вытягивает шею и лапы. Крича от
напряжения, Пендер сжимал ей  шею. Рядом вдруг оказался Уиттейкер, державший
что-то в руке, не пострадавшей от крысиных зубов.
     -- Пендер, дайте мне ее морду! Держите ее так, чтобы я не промахнулся!
     Пендер ослабил хватку, и крыса вытащила голову  из лужи,  подставив  ее
под  кирпич,  который  обрушил  на  нее  Уиттейкер.  Крыса завизжала и стала
крутиться  и вырываться пуще прежнего, а у  Пендера  уже почти не оставалось
сил держать ее.
     -- Еще! -- крикнул Пендер. -- Еще!
     Еще раз кирпич опустился на голову крысе, а она все равно вырывалась из
рук.
     -- Еще! -- Пендер уже почти визжал.
     Удар.
     -- Еще!
     Крыса напрягла все силы.
     -- Еще!
     Они услышали треск черепа, но она не перестала вырываться.
     Пендер вскочил на  ноги, не  выпуская из рук ослабевшее тело крысы,  и,
все так же держа ее за шею, со всего маху ударил о могучий деревянный столб,
на котором  держалась крыша конюшни. Он  скорее  почувствовал,  чем  услышал
щелчок в шейных позвонках, и бросил извивающееся в конвульсиях тело на пол.
     Опустившись на одно колено, Пендер пытался восстановить дыхание. Он был
весь вымазан  в грязи,  но сейчас  это  совсем  не волновало его.  Уиттейкер
сидел, сгорбившись, на соломе и прижимал к животу раненую руку.
     -- С вами все в порядке? -- спросил Пендер.
     -- Пальцы... вроде  бы... не двигаются...  Все сухожилия...  наверно...
порваны...
     Он  сморщил лицо,  и  слезы  закапали  у него  из глаз  и покатились по
бороде.
     Пендер, шатаясь, встал на ноги и взял учителя под мышку.
     --  Пойдемте,  --  сказал   он,  пытаясь  его  поднять.  --  Лучше  нам
поторопиться. Кто знает, сколько их тут.
     Спотыкаясь,  мужчины  вышли  из  конюшни,  забыв там свои  шлемы. Страх
толкал  их  вперед, болото  же  мешало  идти,  и  они никогда  бы  с ним  не
справились,  если  бы  не  помогали  Друг   другу.  Завернув  за  угол,  они
направились к дороге, что вела от дома к  машине, стоявшей по другую сторону
поля.  Остановившись  ненадолго  передохнуть  -- Пендер все  еще поддерживал
раненого, -- они  обвели взглядом пологий склон и  поле за ним.  И у Пендера
словно ноги  приросли к земле, когда он посмотрел на странную круглую рощицу
в центре ближнего поля.
     Ему  показалось,  что  деревья  шевелятся. Что в них и среди  них  идет
невидимая с холма жизнь. Ветки и листья на них качались  и трепетали, словно
дул порывистый ветер. Они даже шумели. Когда же роща  одновременно изрыгнула
из себя сотни черных тел и стремительная  волна  начала подниматься вверх по
склону, он похолодел от ужаса.

     --   Бегом!  Быстрее!  --  кричал  Пендер,   а  Уиттейкер  встал,   как
заколдованный, при виде несметного полчища крыс. Потом он, шатаясь, двинулся
было  к  стоявшей вдалеке  машине, но  Пендер  успел  схватить его за руку и
развернуть в другую сторону.
     -- Нет! К дому! Туда мы не успеем! Они перерезали нам дорогу!
     Он  толкнул  Уиттейкера  к  старому  особняку,  а сам  бросил последний
оценивающий  взгляд на поле  внизу. Оба они  вскоре уже были возле насыпи из
кирпича  и  штукатурки и  с  трудом одолели ее в  своих  неудобных костюмах,
которые  все же защитили их от ушибов и порезов. Пендер скатился вниз, потом
опять взобрался наверх  и увидел, что Уиттейкер бьется в железо, закрывавшее
одно из огромных окон на первом этаже. Крысолов бросился ему на помощь.
     Оглянувшись, он увидел черную волну, нырнувшую под проволоку, натянутую
вокруг  поля,  и  вновь появившуюся с другой стороны,  пересекшую  дорогу  и
бегущую теперь к развалинам по бывшему  газону. Он наклонился, поднял кирпич
и  бросил  его  в  крысу,  предводительствовавшую   остальными,  однако  она
увернулась от удара. Ему показалось, что не осталось ни одного клочка земли,
не  занятого  черными  крысами,  а  воздух  весь пронизан  их пронзительными
воплями. Теперь Пендер  бил уже  ногами по железу, потому что  первая  крыса
появилась у подножия насыпи.
     Уиттейкер  тоже  увидел ее,  с усилием поднял кусок кирпичной кладки  и
бросил  его  вниз, едва она  предприняла попытку вскарабкаться наверх. Крыса
упала замертво,  но  остальные  за  это время  успели  подбежать к  подножию
насыпи.
     Железо  начало  поддаваться,  и  Пендер  удвоил  усилия.  Оно  треснуло
наверху, и  ему  удалось, просунув в щель руку, проделать  треугольную дыру,
достаточную, чтобы пролезть внутрь.
     -- Быстрее сюда! -- закричал он и потащил за собой Уиттейкера.
     Учитель послушно последовал за ним и протиснулся в дыру, правда, не без
усилия.  Пендер  оглянулся и  сделал это  как раз вовремя,  чтобы  отпихнуть
совсем было подобравшуюся  к  нему  крысу так,  что  она покатилась  вниз на
головы другим крысам. Не теряя времени, он тоже стал протискиваться  внутрь,
но вдруг у него от боли перехватило дыхание. Острые зубы впились ему в ногу,
еще остававшуюся снаружи.
     В это  время Уиттейкер уже тянул железный лист, чтобы закрыть дыру и не
пустить крыс.  Пендер втащил ногу вместе со вцепившейся в нее крысой и резко
рванул  ее вниз, так что  крыса  застряла в  узком  углу треугольника  между
стеной и  железом. Уиттейкеру удалось закрыть дыру в верхней части, а Пендер
тянул вниз ногу,  так  что железный лист врезался крысе  в шею  и  она стала
задыхаться.  В конце концов штанина не выдержала под напором острых зубов, и
Пендер получил свободу. Он тут же повернулся к крысе  и ботинком ударил ее в
морду, мечтая свернуть ей шею.  Но  она не сдавалась, рвалась  обратно, хотя
железо уже почти  перерезало ей горло, а Пендер в полубезумной ярости осыпал
градом  ударов ее дергающуюся из стороны в ворону морду. Наконец глаза у нее
остекленели и  голова  повисла,  но  Пендер все  равно не верил,  что  с ней
покончено.
     В щель над мертвой крысой он  увидел других мутантов,  карабкающихся по
ее спине, стремящихся прорваться внутрь, и стал помогать
     Уиттейкеру  держать железный  лист.  Они  слышали, как крысы прыгали на
стену, как они скребли  ее когтями, и вздрагивали от  каждого  звука, потому
что металлический лист качался под лавиной обрушившихся на него ударов.
     Пендер огляделся, ища хоть какую-нибудь лазейку. Внутренние перегородки
большей  частью сгорели, так  что весь дом был  открыт для  обзора  вместе с
окнами, достаточно  надежно защищенными железными  ставнями. Он подумал,  не
стоит ли им рвануть в другой конец дома, а там  попытаться выбраться наружу,
но решил, что пока они будут открывать дверь, крысы успеют добраться до них.
Тогда он поглядел наверх, нельзя  ли залезть куда-нибудь повыше,  и голубое,
без  единого  облачка  небо привело его в бешенство, ибо в доме сгорели  все
перекрытия.  Верхние этажи отсутствовали вовсе. Даже  лестниц  не было. Хотя
один путь наверх он все-таки отыскал. Безопасным его назвать было нельзя, но
другого все равно  ничего  не оставалось. А потом он увидел  то, от чего все
его сомнения развеялись как дым.
     Недалеко  от  того  места,  где  они  стояли,  на  металлическом листе,
закрывавшем полуразрушенную стену, сидела крыса. За этим листом был парадный
вход в виде арки, и там,  по-видимому,  дыра. Крыса повела мордой и понюхала
воздух.
     --  Плохи дела!  --  крикнул  Пендер.  --  Они  нас  обошли!  Уиттейкер
проследил за  его взглядом,  и  у  него  перехватило  дыхание.  Тогда Пендер
легонько толкнул его  локтем и  показал на полуразрушенную кладку -- остатки
стены, разделявшей комнаты.
     -- Если нам  удастся  туда забраться, может, мы выживем! -- крикнул  он
Уиттейкеру,  боясь, что  он  не  услышит его за визгом  крыс и беспрерывными
ударами в железо. -- Вон там, наверху, сохранился кусочек пола. Если мы туда
доберемся, то сможем продержаться, пока придет помощь.
     -- Помощь? Какая помощь? -- переспросил обезумевший Уиттейкер.
     --  В штабе  знают, где  мы.  Так что рано  или поздно они пошлют  сюда
людей.
     -- Да ну, приятель, столько часов мы не продержимся! Мы вообще долго не
продержимся!
     -- Но  нам  больше  ничего  не  остается!  Давай!  Лезь  наверх! Пендер
заметил,  что  дыра над дверью опустела. Крыса  наверняка соскочила  вниз  и
теперь где-то рядом с ними за кучами мусора. Еще две тени появились и тотчас
скрылись с глаз.
     --  Они  тут, Уиттейкер!  Лезьте наверх, или,  клянусь Богом,  я полезу
один, а вы держите это железо.
     Уиттейкер  бросился  бежать,  перепрыгивая через кирпичи,  огибая  дыру
посреди  пола,  оставляя  за  собой  кровавый след,  потом  стал карабкаться
наверх, помогая себе руками, ногами, коленями, обрушивая вниз куски кладки и
штукатурки. Стена,  естественно, была неровной, где-то подъем оказался почти
непосильно  крутым, где-то вполне доступно пологим. Пендер подождал, пока он
залезет  достаточно высоко, потому  что опасался, что, если он  последует за
ним немедленно,  учитель может загородить ему дорогу.  Появление трех крыс в
бывшей соседней комнате заставило Пендера решиться -- теперь или никогда. Он
отскочил от стены и помчался к  импровизированной лестнице, и сделал это как
нельзя вовремя, потому что железо не выдержало и крысы вломились в дом.
     Он перепрыгнул через дыру в полу, черный провал в самом центре. но едва
его ноги коснулись досок с другой  стороны, пол  не выдержал. По инерции его
утянуло немного вперед,  и это было счастьем, потому что иначе он провалился
бы в подвал. Не давая  себе времени на размышления, Пендер вскочил и побежал
дальше,  моля Бога лишь о  том, чтобы не споткнуться  о какой-нибудь камень.
Мутанты из  соседней комнаты тоже побежали за ним,  перепрыгивая через  одни
препятствия и обегая другие, побольше. Но главное -- это крысы, ломившиеся в
расширяющуюся дыру в железном листе.
     У первой,  так сказать, ступени наверх он оказался за секунду-другую до
крысы,  мчавшейся ему наперерез, и его  словно подбросило  на первый выступ,
потом на другой, при этом он не забывал кидать вниз камни в надежде, что они
задержат преследователей. Та самая крыса, что бежала наперерез, прыгнула ему
на  спину,  по-видимому, желая добраться до его  обнаженной шеи,  но Пендер,
чуть не падая с крошечного выступа, закрутился на месте и с силой саданул ее
локтем в бок. Крыса, не успевшая еще по-настоящему уцепиться  за его одежду,
сорвалась и покатилась вниз.
     Пендер стал бешено карабкаться наверх, а когда поднял голову, то увидел
совсем близко сидевшего на полупотолке учителя. Скорее  даже он сидел верхом
на уцелевшей  стене,  и  огромный кусок потолка  над  ним  вот-вот готов был
упасть  и раздавить их  обоих. Он  в упор смотрел  на  Пендера, и  глаза  их
встретились.
     На  какое-то  мгновение,  ужасное  мгновение, Пендеру  показалось,  что
учитель  сейчас запустит кирпичом ему в  лицо и станет убийцей  из ревности.
Однако  его страхи  были  беспочвенны.  Уиттейкер  вытянул  руку,  и кирпич,
пролетев над головой Пендера, опустился на спину карабкавшейся следом за ним
крысы. Еще секунда, и крысолов был возле учителя.
     Не мешкая, он обернулся посмотреть, что творится позади, и увидел кишмя
кишащих  крыс.  Одну,  буквально наступавшую ему  на пятки, он  стукнул. Она
поскользнулась, потом покатилась вниз,  увлекая за собой других крыс. Пендер
с облегчением  понял, что на  узкой тропинке наверх  может уместиться только
одна  крыса,  а местами крутой  подъем вообще делал  их  восхождение  крайне
затруднительным.  Пол  внизу казался живым от множества  крыс,  сидевших  на
корточках под  стеной и  устремленных вверх, прыгающих  и падающих  на спину
из-за  того, что им  не  за что было уцепиться.  Их визг усиливался  эхом  в
пустой кирпичной пещере, наполняя  ее невообразимым шумом.  Еще  одна группа
крыс,  как заметил  Пендер,  ворвалась  в дом  с  противоположной стороны  и
спокойно присоединилась к тем, что уже набились внутрь. Ему даже показалось,
что со здешними развалинами крысы совсем неплохо знакомы.
     Оставалось  только  радоваться,  что  потолки в  старых  домах делались
высокие, потому что чем дальше он был от острых зубов и когтей, тем ему было
приятнее.
     -- Пендер, откуда они взялись? -- спросил  сверху Уиттейкер. -- Они  же
должны были умереть!
     -- Похоже, не  все жили под землей, -- ответил Пендер, направляя удар в
дергающийся нос крысы. -- Поднимитесь повыше.  Там  должно хватить места для
нас обоих.
     Учитель  медленно поднялся на ноги и перешел на выступ, который остался
от потолка  второго этажа, сначала,  правда, он попробовал, выдержит  ли  он
его, и остался доволен  качеством нового  убежища. Пендер  чуть  не  в  один
прыжок оказался рядом с ним.
     -- Двоих выдержит? -- спросил он.
     -- Думаю, да. Крепкая кладка, -- последовал ответ. Места было, конечно,
мало, и мужчины прижались к стене, чтобы нечаянно не упасть.
     --  Отсюда  я  могу  ботинком  размозжить голову  любой  крысе, которая
посмеет   влезть  к  нам,  --   сказал   Пендер.  --  Кажется,  они  находят
затруднительным последний участок, слишком он крутой для них.
     Словно  в подтверждение  его  слов  одна  из  крыс  попробовала одолеть
препятствие, не самое сложное для человека, но почти неодолимое для все-таки
небольшого  зверя. К  тому же на нее обрушился  кусок кирпича, и она  упала.
Падала она, крутясь и кувыркаясь, пока  не оказалась опять на полу. Когда же
она попыталась подняться, видно было, что ее здорово оглушило.
     -- Здесь мы в безопасности, -- резюмировал Пендер.
     -- Надолго ли? А когда стемнеет?
     -- Ну, до тех пор Центр вышлет поисковую группу. Обойдется. -- Его тону
явно  не  хватало  уверенности.  --  Как  ваша  рука? --  спросил  он, чтобы
переменить тему.
     Уиттейкер оторвал  раненую руку от стены,  и Пендер  нахмурился, увидев
глубокие укусы над костяшками пальцев.
     -- Не  могу ею  двигать! Господи, до чего  же больно! Пендер испугался,
как  бы учитель не потерял от  боли сознание. Если он упадет в  это крысиное
море, ему конец.
     --  Постарайтесь  покрепче  держаться,  --  сказал  он, осознавая  свое
бессилие. -- Они знают, где мы, и постараются вытащить нас отсюда.
     Он прислонился  спиной  к стене  и  теперь хорошо  видел, что  творится
внизу.
     -- Пендер, сколько их  там?  --  сквозь стиснутые от  боли зубы спросил
Уиттейкер.
     -- Пара сотен, наверно. Больше никто не входит, значит, это все.
     --  Что  же,  достаточно, чтобы справиться с нами. В  голосе Уиттейкера
звучали истерические нотки.
     --  Постарайтесь  сохранить спокойствие, и мы как-нибудь выберемся. Тут
они нас не достанут.
     Но  он  ошибся.  Пока  он  говорил,  некоторые  крысы,  отделившись  от
остальных, стали карабкаться на другие полуразрушенные стены. Пендер в ужасе
наблюдал  за  ними,   понимая,  что  это  значит.   Если  они   справятся  с
восхождением, то  могут забраться выше, чем они, а потом спуститься  к  ним.
Удивленно следил он  за одной из крыс  с белым шрамом на лбу. Неужели это та
самая,  которую он видел две  недели назад в  лесу  среди  напавших на  них?
Наверно, это  одна  из причин,  почему они выжили.  Они  просто-напросто  не
вернулись в подземелье, а убежали подальше в лес.
     -- Вик,  --  сказал  он, стараясь говорить как  можно спокойнее. -- Они
лезут по стенам вокруг нас. -- Он почувствовал, что учитель перестал дрожать
и  вроде закаменел от страха. --  Вам надо  повернуться.  Надо приготовиться
сбросить  их,  прежде  чем  они  окажутся  сверху. Бросайте в них  всем, что
попадется под руку.
     -- А мы не  можем залезть  выше? -- спросил Уиттейкер, закрывая глаза и
прижимаясь лицом к кирпичной кладке.
     --  Нет.  На  нашей стене выступ как  раз  над  моей головой.  А больше
подняться негде. Ладно, поворачивайтесь, делать нечего!
     Уиттейкер, не говоря ни  слова, повернулся и опять задрожал с головы до
ног, увидав  ощетинившихся крыс внизу и  множество других крыс,  ползущих по
стенам.  Из-под его ноги упал кусок штукатурки, и  Уиттейкер с  криком опять
прижался к стене. Эта штукатурка, казалось, еще больше разозлила крыс, и они
заверещали громче прежнего.
     Пендер  вытащил кирпич из стены и бросил его в первую крысу  со шрамом,
которая  терпеливо прокладывала себе  дорогу в противоположном  углу  той же
стены. Кирпич  попал  ей в плечо,  что  было для Пендера  скорее удачей, чем
неизбежностью, она ослабила хватку и свалилась на пол. Потом она метнулась в
сторону, и Пендер потерял ее из виду.
     Он бросил еще несколько кирпичей, Уиттейкер тоже, но попасть им ждалось
всего  в  пару-тройку  карабкающихся   наверх   крыс.  Одновременно  Пендеру
приходилось бить ботинком по головам тех крыс, что появлялись у его ног.
     -- Плохи дела, Пендер! Так нам никогда с ними не справиться!
     Учитель был прав.  Крыс было слишком много,  а  кирпичей оставалось все
меньше.
     -- Ладно. Полезем выше, -- сказал он.
     --  Вы же сами сказали, что  это невозможно. Стены гладкие, и совсем не
за что уцепиться.
     --  Попытаемся!  Будем делать углубление  по  ходу.  Кирпичи,  наверно,
отсырели и, может, стали помягче.
     Уиттейкер посмотрел на него так, словно видел перед собой сумасшедшего.
     -- Невозможно! Нам не добраться до верха.
     --  Черт  побери, у  вас есть  выбор?  Больше  тут  оставаться  нельзя.
Слушайте,  я полезу  первым, а  то от вашей руки мало проку. Постарайтесь не
отставать. Я вам помогу.
     Пендер  вскарабкался  на  выступ  и  начал  восхождение, пробуя  каждую
неровность  на шероховатой кладке. Уиттейкер последовал за ним,  и у Пендера
вырвался вздох облегчения.
     Он вытянулся, сколько мог. Стоя прямо, прижав руки к поверхности стены,
он бил и  бил  ее,  стараясь не потерять равновесие.  Потом  он снял  пустую
кобуру  и стал  бить  стену  металлической пряжкой.  Верхний  слой  крошился
быстро, а потом работа пошла гораздо тяжелее,  и он понял,  что у него  один
шанс из тысячи. Если бы  он  мог быстро наделать достаточно дырок  для рук и
ног, тогда бы...
     Нет,  ничего  не  получится. Наверху  появилась  острая  черная  морда,
заглядывающая вниз  и поводящая  носом. Заметив внизу людей,  крыса  открыла
пасть  и зашипела, обнажив при этом огромные  желтые  зубы. Рядом показалась
еще одна черная морда, и  Пендер разглядел множество других крыс, бегущих по
стене. Они нашли еще один путь наверх.
     Уиттейкер схватил его за ногу.
     -- Пендер, что там? Почему вы остановились?
     Когда  учитель увидал  наверху  крысу, он громко  закричал. В следующую
секунду все крысы перегнулись  через  край  и стали мощными когтями царапать
кирпичную кладку, потом они начали спускаться прямо на головы двух мужчин.

     Пендер  ухитрился  закрыть  лицо  рукой прежде, чем на  него обрушилась
первая крыса, а потом  что-то  столкнуло его со  стены, и  он полетел  вниз,
увлекая за собой  и Уиттейкера, и множество черных крыс. Ему показалось, что
он  падал  целую  вечность, словно  его тело  парило в воздухе вопреки  всем
земным  законам.  Он  весь  напрягся,  ожидая  удара,  но  почти  ничего  не
почувствовал.  Корчащиеся  крысы смягчили его  соприкосновение  с  усыпанным
битым кирпичом полом, к тому же гнилые доски не выдержали, и все провалились
в  подвал. Пендер едва дышал, в глазах у него помутилось, и он ничего не мог
разглядеть, кроме кошмарного  месива  тел в клубах пыли. Крысы  все падали и
падали на  него, скользя  когтями  по лицу  и рукам, потому что  он  все еще
пытался  руками  защитить лицо,  но они  тоже  были слишком ошеломлены и  не
нападали  на  него, лишь  ползали  вокруг, рычали  и  царапали  друг  друга,
перепуганные до смерти, и изо всех сил старались выбраться наверх, словно им
во что бы то ни стало надо было бежать из подвала.
     Пендер стряхнул пыль с лица, нашел глазами дыру наверху, увидел изнутри
освещенный солнцем старый особняк  и  даже подвал, пронизанный  его  лучами.
Половины пола  первого этажа как  не  бывало, и крысы все  падали вниз, не в
силах удержаться на том, что осталось.
     -- Пендер!
     Он обернулся и увидел ползущего неведомо куда Уиттейкера, которого гнал
вперед слепой страх, хотя  ни одна крыса в данное мгновение не  посягала  на
его  жизнь. Пендер попытался было перехватить его, но у него не хватило сил,
потому что он еще не пришел в себя. Тогда он стал звать его, но из его горла
вырывались лишь нечленораздельные хрипы. Учитель полз  в противоположную  от
него сторону, пытаясь выбраться из-под непрерывно  падавших на  него крыс, а
тем временем одна прыгнула ему на спину и крепко вцепилась в него, отчего он
еще  больше  обезумел.  Его  крики  превратились  в один  нескончаемый  вой,
заглушивший даже визг крыс, но он продолжал ползти, не останавливаясь ни  на
мгновение, дальше в темноту,, прочь от солнечного света.
     Пендер с трудом приподнялся на локте и еще раз попытался докричаться до
учителя,  но у него ничего не получилось. От отвратительной вони, стоявшей в
подвале,  дышать стало еще труднее.  Свалившаяся сверху крыса толкнула его в
спину, и он, собрав все оставшиеся  силы, попытался ударить ее. Она ткнулась
в его перчатку  и отлетела в сторону. К  счастью, перчатки он не снял. Тогда
он как-то ухитрился  встать на колени и, возвысившись над  крысами,  увидел,
что  Уиттейкер вышел из светлого круга, стоит в тени, и на  спине у него уже
нет крысы,  зато множество их копошится у его ног. Он вроде бы еще не совсем
в себе и, кажется, пристально смотрит на что-то в углу подвала.
     Неожиданно, словно по сигналу,  все замерло.  Только пыль  кружилась  в
воздухе  и  куски  кирпича падали  сверху.  На какую-то долю  секунды Пендер
ощутил  звон  в ушах, но  вполне  возможно,  что  эту  шутку  сыграла с  ним
наступившая тишина.  Он поглядел на  крыс  и  увидел,  что они все припали к
земле, трясутся, и глаза у них чуть не вылезают из орбит. А уши подняты, как
будто  они вслушиваются  во что-то  ему  недоступное. Тут он заметил  совсем
рядом что-то белое. Что-то белое лежало в пыли недалеко от него.
     Луч  солнца осветил пустые глазницы  и огромную дыру  в  черепе. у него
закружилась  голова,  и он чуть не упал.  Череп  был человеческий.  Еще один
валялся поблизости. Еще один. Отчаянным усилием
     Пендер удержался на ногах, страшась упасть на застывших в неподвижности
крыс. Вокруг было много черепов и много  сверкавших  на солнце костей рук  и
ног. Но  больше всего черепов. Одни были разгрызены  на  части, другие,  как
первый, сохранились целиком,  но с дырой во лбу  или на затылке. Пендер стал
медленно  пятиться, боясь наступить на крыс, чтобы  не вернуть их  в прежнее
неистовство, подальше от  освещенной части и поближе к стене,  на которую он
должен  был  раньше или позже  наткнуться.  Он решил, что только  так сможет
(если  сможет)  найти  выход. Ему  хотелось  позвать учителя,  но он  боялся
кричать. Если  выход  найдется, тогда он его  спасет. Тишину  разорвал  визг
крысы, которой он  наступил на  лапу. Пендер похолодел и застыл на месте, но
крыса  лишь  подвинулась и  еще  ниже  припала к  земле.  Остальные даже  не
пошевелились.
     Вскоре  он прижался  спиной к неровной поверхности  стены и  огляделся.
Полуразрушенная  лестница  была  справа.  Пендер  лишь  беззвучно  застонал,
увидав, что люк закрыт досками. Потом он еще раз огляделся в поисках другого
выхода.
     Подвал был гораздо больше, чем Пендеру показалось сначала,  наверно, не
меньше самого дома, и в  основном оставался в тени. Пендер с трудом различил
еще  какие-то  существа,  прячущиеся в темноте. Они  были  светлее и гораздо
больше  до  сих  пор  виденных  им  крыс.  Услыхав  крик  Уиттейкера, Пендер
обернулся и увидел, что тот стоит по другую сторону светового пятна. Учитель
медленно шел назад, все так же безотрывно глядя на что-то, и был очень похож
на заведенную автоматическую игрушку.  Он открывал  и  закрывал рот, издавая
странные хныкающие  звуки. Солнце вспыхнуло у него на голове и плечах, когда
он вошел в освещенный круг.  Потом  он споткнулся о неподвижную крысу, и она
проворно  отбежала  подальше.  Уиттейкер  восстановил  равновесие,  а  потом
испустил страшный крик, когда от тьмы отделилась крыса и бросилась на него.
     Пендеру она показалась  огромной,  даже больше,  чем  гигантская черная
крыса. За ней последовала вторая.
     Уиттейкер упал,  отбиваясь  от  одной  руками,  от  другой  --  ногами.
Невероятно, словно страх прибавил ему сил,  но  он одной рукой ухватил крысу
за морду и задрал ее  так,  что у  нее  сломались шейные  позвонки. Отбросив
дергающееся  в  конвульсиях  тело,  он  взялся  за  другую  крысу,  которая,
пристроившись к его животу,  старалась прогрызть защитный костюм. Из темноты
выбежала  еще одна такая  же черная крыса и вцепилась прямо в открытое  лицо
человека. Это стало чем-то вроде  сигнала для всех остальных крыс в подвале,
которые, очнувшись  от  неподвижности, тоже рванулись к сопротивляющемуся из
последних сил учителю.
     Пендер  мог   только  с   ужасом  смотреть,  как  Уиттейкер   исчезает,
погребенный под грудой черных тел, и слушать, как затихают его крики, как он
захлебывается собственной  кровью. Первым порывом Пендера было  броситься на
выручку, даже  зная,  что  он  тоже  умрет,  но в  эту  минуту фонтан  крови
взметнулся ввысь, и все уже потеряло  смысл, потому что учитель умер. Крысы,
словно  их  подстегнул  запах  свежей  крови,  опять  впали  в  неистовство,
отшвыривали  друг  друга,  карабкались  по  спинам,  лишь  бы  добраться  до
человеческого  тела. Но  тут случилось  невозможное. Над кучей переплетенных
тел поднялся  этот  самый  человек,  но  до  такой  степени  окровавленный и
искусанный, что  в  нем  уже  не осталось почти ничего человеческого. Кожа с
лица была сорвана, и он сверкал белками  на красном фоне  истекающего кровью
мяса. Ни бороды, ни губ тоже не было, и Пендер видел разверстый рот с белыми
зубами,  из которого хлестала кровь, заливая спины крыс. Защитный костюм был
разорван в клочья, и гнусные твари вонзили зубы в грудь и руки Уиттейкера. В
это  мгновение  его  загородило  черное чудовище из  тех,  что Пендер  видел
впервые, и, впившись ему в горло, повалило и подмяло под себя.
     Пендер закрыл глаза,  когда  упавшее  тело было  еще  раз погребено пол
навалившимися на него  со всех  сторон крысами,  а  когда он  открыл их,  то
увидел  лишь руку с  откусанными  пальцами над крысиной  кучей. Учитель  был
мертв -- никаких сомнений  не оставалось, а рука двигалась, потому что крысы
добрались до локтевых сухожилий.
     Пендер почувствовал, что его сейчас вырвет, и он наклонился, давая волю
взбунтовавшемуся  желудку. Когда он вытер рукавом глаза, выпрямился и  опять
прислонился спиной к стене, то понял, что  на его  глазах совершается что-то
немыслимое. Большие крысы оттаскивали других  мутантов от трупа, били  их  и
шипели на них, и  крысы поменьше, казалось, боялись их, хотя без труда могли
бы справиться с ними, ведь тех было всего две против как минимум двух сотен.
Но они предпочли удирать, унося на когтях  куски кожи. Только одна,  видимо,
похрабрее  других,  выбежала вперед  и  впилась зубами  в  изувеченное  тело
Уиттейкера, однако большая крыса тотчас  налетела на  нее и  укусила в  шею.
Неосторожная  дура, едва вскрикнув,  испустила дух. Гигантша  отпустила свою
жертву  и,  повернувшись,  внимательно  оглядела  остальных,  а они  под  ее
взглядом подались назад, низко опустив  головы и задрожав всем телом.  И тут
на свет вышли непонятные жирные существа.
     Пендера опять затошнило. Он  не верил своим глазам. Эти существа словно
явились  из  ночного  кошмара.  Нет,  скорее  ад  породил этих  бесформенных
страшилищ.  На  их  серо-розовой  голой  шкуре  можно было  разглядеть  лишь
несколько белых  волосков. Острыми  мордами и  толстыми хвостами  они слегка
напоминали   грызунов,   от   которых  произошли,   но  на   этом   сходство
заканчивалось. Их непомерно  раздутые тела,  слишком тяжелые  для них самих,
были  покрыты сеткой голубых пульсирующих  вен.  У некоторых на  спинах были
заметные  горбы, у  других  из пасти  торчали  длинные, загибающиеся  клыки,
ставшие такими  от долгого неупотребления, у двух или трех  из разных частей
тела росли дополнительные лапы, гораздо меньше размером, но с когтями.
     Далеко не сразу Пендер понял, кто они и почему находятся в подвале. Это
были  те  самые  сверхмутанты,  о  которых говорил  Стивен  Говард,  потомки
существа, убитого в доме у Лондонского порта. Эти страшилища властвовали над
многочисленными черными мутантами, держали их в подчинении  и использовали в
качестве охотников. Значит, он в их логове. Здесь они прятали свои уродливые
туши от всего мира, в  этом подземном убежище, похожем на то,  где появились
на свет их предки.
     В тот день, когда он смотрел на дом снизу, с поля, он заметил одного из
этих существ, которого  они с Денисоном приняли  за свинью.  В  этот дом  не
стали заходить, потому что видели с дороги или с вертолета вроде бы свиней и
решили,  что там, где есть свиньи, не может быть черных крыс. А свиньи  были
уже  мертвые,  их убили  еще раньше  и  постепенно съедали,  тем  более  что
холодная  погода  не давала  им окончательно  сгнить.  Как же все  началось?
Большинство, то есть охотники, жило в подземных коммуникациях, питалось тем,
что  могло достать, убивало всяких зверюшек,  приносило их  в подвал,  сюда,
своим  хозяевам.  А потом  им захотелось свежей теплой крови? После убийства
свиней они оказались достаточно хитры, чтобы притихнуть, пока жажда крови не
пересилила  всякую  осторожность. Это  потом  уже им  захотелось  человечьей
крови? Захотелось  нанести ответный удар своему смертельному врагу? Их стало
много, и они перестали бояться? Вопросы, вопросы...
     Неожиданно в  подвале вновь  наступила  звенящая тишина.  Пендер  видел
трясущихся   крыс,  прижавшихся  к   полу,  и   больших  розоватых  чудовищ,
собравшихся  вокруг  неподвижного Уиттейкера, из разодранного  тела которого
лилась  кровь, наполняя подвал тошнотворным  запахом. Он  слышал шарканье  в
темноте, откуда всего несколько минут назад вышел Уиттейкер.
     Зверь  вышел из  тьмы  на солнечный свет и зажмурил  два глаза на одной
голове, потому что два глаза на другой голове были белыми и незрячими.
     У Пендера задрожали колени, и он  начал оседать  по  стене, но  вовремя
спохватился и, помогая себе руками, вновь стал прямо.
     Чудище с трудом тащилось  к заветной цели, покачивая  головами и шевеля
носами. В одной  пасти были слишком длинные клыки на верхней челюсти, отчего
она никогда не закрывалась,  а во второй зубы были нормальные,  в отличие от
глаз,  но  они тоже были  обнажены,  потому  что эта голова свирепо  рычала.
Вообще, обе головы издавали весьма неприятные звуки.
     Чудище нюхало воздух, стремясь добраться до свежей человеческой  крови.
Другие   мутанты   уступали  ему   дорогу,  сторонились,  пропуская  его   к
неподвижному телу. Приблизившись, оно остановилось, покачало головами, опять
звучно понюхало воздух. Тогда вперед вышла большая черная крыса. Она чуть ли
не ползла, так низко она склонялась к земле, выражая полную покорность своей
владычице. От того, что произошло потом, Пендер едва не потерял сознание.
     Гигантская  черная  крыса  обошла  кругом голову учителя,  потом широко
открыла пасть,  вытянула морду и впилась зубами  в  затылок человека.  Треск
костей   прозвучал  как  гром  среди  ясного  неба.  Пендер  стоял  и,   как
заколдованный, в ужасе следил за происходящим.
     В конце концов крыса подняла морду, всю залитую кровью, и что-то темное
показалось из прогрызенной ею дыры в черепе. Двухголовое чудище шагнуло пару
раз, и голова без вывернутых клыков прильнула к  дыре, погружаясь  в нее все
глубже,  потом  зубами она вытащила что-то  мясистое в прожилках,  а из дыры
потекла кровь и еще что-то водянистое.  Оно положило  свою добычу  на пол, и
обе головы одновременно набросились  на  человеческий мозг, отхватывая куски
побольше и торопливо глотая их.
     Ноги у  Пендера  подкосились, и он осел на пол. Он понял, что следующая
очередь его.

     Пендер смотрел наверх,  на полуразрушенную крышу,  отчаянно  соображая,
как бы  ему забраться  на нее.  Он  обшаривал глазами  подвал,  стараясь  не
прислушиваться к чавканью, доносившемуся до него. Слева в темноте он заметил
что-то большое,  квадратное, покрытое ржавыми пятнами  темно-красного цвета.
Он и раньше обратил на это внимание, но  поскольку искал лестницу, то быстро
забыл то ли о канистре, в которой когда-то  держали воду, то ли еще о чем-то
в этом роде. Теперь не важно, чем это было прежде. Если он сдвинет громадину
с  места, то  сумеет  добраться до  первого  этажа.  Оставалось  решить, как
сдвинуть ее с места и возможно ли это, не потревожив крыс.
     Другие  гигантские  безволосые  мутанты  теперь тоже  ползали  по телу,
поедая  его, в  то  время как двухголовое  чудище было  занято своей  долей.
Меньшего размера черные мутанты начали  проявлять беспокойство, ибо их голод
утолен не был. Они потихоньку придвигались к телу учителя, но два мутанта их
породы, но побольше, стояли  на страже, высоко задрав хвосты и низко опустив
морды. Пендер понял,  что эти двое и  еще  один  мутант, убитый Уиттейкером,
наверно, служили  стражниками  главного мутанта, и  это они  набросились  на
Уиттейкера,  когда  он неблагоразумно  близко  подошел  к нему. Черная крыса
стремглав  помчалась вперед,  прокладывая себе  дорогу  между  серо-розовыми
тушами, чтобы  урвать  кусок  свежего мяса. За ней устремилась другая черная
крыса.  Однако  стражники не  пустили  их, вцепились им в спины  и  оттащили
подальше от заветного места.
     Дальше все произошло так быстро, что Пендер не успел  ничего понять. Он
опомнился только, когда одна  из  крыс, выскочив вперед, уже  вонзила зубы в
шею стражницы. Что началось потом, описать невозможно. И хотя мутант с двумя
головами повернулся в сторону дерущихся  и издал  тоненький  хныкающий звук,
остановить  их было уже  невозможно. Две крысы рвали  друг друга на части  с
яростью,  кружившей  их  по подвалу и увлекшей потом во  тьму. Пендер слышал
удары, потом одна из крыс завизжала,  и все  стихло. Победительница вышла на
свет, вся в крови и грязи, и Пендер увидел знакомый белый шрам. Сразу же все
крысы  до  единой  засуетились,  задвигались,  стараясь  как   можно   ближе
подобраться   к  человеческим  останкам.  Они  перепрыгивали  через  розовых
мутантов, расталкивали их, и  вот те уже исчезли за  множеством черных  тел.
Пендер увидел, как последняя стражница высоко подпрыгнула, таща на себе трех
крыс  поменьше, державших  ее мертвой хваткой.  Розовые же мутанты оказались
совершенно беспомощными. Если  им повернуться было тяжело, то уж драться они
совсем не могли, только кричали детскими голосами, когда их бывшие подданные
вспарывали им животы и из них фонтаном начинала бить черная кровь.
     Черная крыса  со шрамом упорно пробиралась в  толпе к главному мутанту,
до сих пор целому и невредимому, ибо все остальные крысы еще сохраняли страх
перед ним. Когда между ними осталось лишь  несколько  дюймов, они  поглядели
прямо  в  глаза друг  Другу, и  обе  головы чудовища затряслись от ужаса. Не
обращая никакого внимания на безвредную голову  с загнутыми клыками,  черная
крыса вцепилась в  шею, на которой была слепая голова. Она глубоко прокусила
горло, и обе головы завизжали в предсмертном страхе.
     Тотчас  налетели другие  крысы и  принялись  рвать  и  кромсать  жирную
безволосую  тушу. Пендеру даже показалось, что  она как-то уж слишком быстро
уменьшилась в размерах, но потом он  сообразил,  что ее  просто повалили  на
землю  и  перерезали  вены, из  которых фонтаном  хлынула кровь. Но она  еще
жалобно  стонала,  когда  слепая голова  повалилась  набок,  не  держась  на
перекушенной шее.
     Другая  голова с длинными  клыками взметнулась было вверх,  но куда  ей
было деться от бессильно простертого тела? И  черная крыса сначала вырвала у
нее глаз,  а потом  вцепилась ей в горло.  Ее предсмертные  стоны не вызвали
жалости у Пендера. Черная же крыса  со шрамом не разжимала зубов до тех пор,
пока  не  остекленел  второй  глаз,  потом мелко  затряслась  сама  голова и
повалилась на пол. Чудище,  лишенное возможности  защищаться  и пользоваться
защитой своих меньших  собратьев, испустило  дух.  Жажда  крови сыграла свою
предательскую роль. Черные крысы подчинялись мутанту-властелину, кормили его
и  охраняли его логово,  но теперь его  не  стало, и  они не  желали  больше
держать  в узде свои  инстинкты,  поэтому они жадно  набросились на  еще  не
переставшую биться в конвульсиях тушу, ведомые одним лишь голодом.
     Крысы представляли собой нечто единородное,  бурлящее, пожирающее своих
бывших властелинов, но понемногу общая масса начала распадаться на отдельные
страшно преображенные индивидуумы.  Пендер понял, что если  он сейчас ничего
не сделает, то  не оставит себе ни  одного шанса на спасение. Он поднялся на
ноги  и постоял несколько минут, прижавшись спиной к стене,  потом осторожно
двинулся по усыпанному штукатуркой и кирпичом полу,  стараясь по возможности
держаться  в  тени.  Оказавшись  прямо  против  квадратного  резервуара,  он
позволил  себе  перевести  дух.  Пока все шло хорошо. Слишком занятые своими
делами,  крысы не обращали на него  никакого внимания.  Тогда он  шагнул  от
стены, смотря себе под ноги,  чтобы не  наступить на какой-нибудь ненадежный
камень. Добравшись до цели, он положил голову на крышку резервуара, стараясь
дышать  как  можно   тише.  Ему  не  хотелось   напоминать  крысам  о  своем
присутствии.  Резервуар доходил ему до груди, и он мечтал, чтобы этого  было
достаточно, и  он  мог  вылезти из подвала. Когда он для проверки  попытался
сдвинуть его с  места, у  него  ничего  не  получилось.  Господи, только  не
хватало, чтобы он оказался намертво прикрепленным к полу.  Тогда он, стиснув
зубы. толкнул его сильнее,  и он, немного  подавшись вперед, неожиданно  для
Пендера издал  скрежещущий звук. Съежившись в  комочек,  Пендер спрятался за
металлическим ящиком в ожидании, что сейчас на него  со всех сторон бросятся
крысы. Ничего подобного. Они все так же чавкали  и визжали  от удовольствия.
Тогда  он опять встал и толкнул ящик. Заскрежетало еще громче,  но Пендер не
стал  останавливаться,  здраво  рассудив,  что скорость --  его единственная
союзница в создавшейся  ситуации. Остановившись возле  края дыры в  потолке,
Пендер решил  больше  не  рисковать, потому  что  впереди  все  было  занято
крысами.  Он  поглядел  наверх  и увидел вдалеке небо, такое  безоблачное  и
синее,  что  сразу  ощутил  себя приговоренным  к смерти,  которому  дали  в
последний раз взглянуть на внешний мир.
     Когда  же  он  взобрался  на  ящик,  то  замер  от  страха,  потому что
металлическая  поверхность  лопнула с  громким треском, хотя выдержала  его,
даже когда он потянулся, чтобы ухватиться за край потолка и уже не выпускать
его как последнюю надежду на жизнь.
     Ему удалось  дотянуться  до  сломанной перекладины,  и  он  подпрыгнул,
стремясь  ухватиться  за  потолок второй  рукой.  Ноги  у него  болтались  в
воздухе, локоть обвивал прогнившую балку, он  почти  достиг цели, голова уже
поднялась над потолком-полом, руки дрожали от напряжения.
     И тут  он  упал. Потолок не  выдержал,  и он рухнул в  кишевший крысами
подвал.
     Ящик немного задержал его падение,  но он скатился с него,  и  прямо на
крыс, которые отскочили от неожиданности, дав  ему  несколько  мгновений,  и
Пендер не  потратил их впустую, подсчитывая свои синяки. Он где ползком, где
бегом  стал  пробираться  к  лестнице,  не  думая  о  том,  что наверху  она
перекрыта. Сейчас  это  не имело значения.  Главное --  она вела наверх.  Он
почувствовал  толчок в  спину  и,  хотя  крыса  перелетела через его голову,
потерял равновесие и тяжело  грохнулся на пол. Когда они на него навалились,
он отчаянно закричал. Они скреблись когтями по защитному костюму, не в силах
сразу разорвать его, а когда он резко повернул голову, то ощутил, как острые
зубы сорвали  со  щеки  кожу.  Он поднял защищенные  перчатками руки,  чтобы
свернуть  голову злобной твари,  обнажившей  зубы  и приготовившейся укусить
его. Но она исчезла, а на ее месте немедленно появилась другая крыса.
     У Пендера уже  не было сил кричать, когда зубы вонзились  ему в лоб, он
лишь напрягал силы, отчаянно стараясь перевернуться на живот, чтобы защитить
лицо и глаза. Но крыс было слишком много, и они буквально распластали его на
полу. Он попытался было  бить их ногами,  но вскоре  и это стало невозможно.
Тогда  он закрыл  лицо  руками, не переставая ни на секунду  извиваться всем
телом  и не  давая крысам чувствовать  себя в безопасности.  И все-таки боль
была  ужасной.  Ему казалось,  что каждым кусочком своей плоти он  чувствует
крысиные  зубы.  Костюм  уже  не  выдерживал  напора  и  вот-вот  готов  был
поддаться, оставалось всего несколько секунд, в которые  он  обречен терпеть
боль,  а  там  благословенное  забвение.  Он  уже  не совсем  владел  своими
чувствами, словно погружался куда-то, где  не было страха. Прикрыв глаза, он
вглядывался в  безоблачную  синеву  в узкую щель  между  руками  и не  желал
расставаться с ней, потому  что не желал расставаться со здешним миром, хотя
и не  надеялся  отвертеться  от мира иного. Потом  он совсем  закрыл глаза и
начал терять сознание. Постепенно все стало черным.
     Грохот был оглушающий.
     Неожиданно  сознание вернулось к нему, и  он открыл глаза. Увидеть небо
ему  мешало что-то огромное и  черное.  По  грохоту он  мог  бы понять,  что
случилось, если бы его мысли были ясны, а чувства вернулись к нему полностью
после того, как он сам вернулся из сна, из  которого редко кто возвращается.
Никто уже не наваливался на  него  сверху, все крысы  в ужасе расползлись по
темным углам.  В  воздухе  кружилась  пыль, поднятая  с  пола  в  подвале  и
смешавшаяся с пылью и кусками штукатурки сверху, чтобы стать плотной завесой
между крысиным подвалом и свободным миром.
     Пендер  закашлялся, когда пыль попала  ему в открытый  рот, и принужден
был  сесть, наклониться вперед и  поднять плечи, чтобы  вдохнуть в себя хоть
немного чистого воздуха. Он закрыл глаза и рукой в перчатке стер с них пыль.
Крысы бегали вокруг, перепрыгивали  через него и совсем не  обращали на него
внимания, встревоженные  случившимся,  Наконец его мысли прояснились,  и ему
опять показалось, что еще не все потеряно. Он посмотрел  наверх, стараясь не
очень открывать глаза. Что-то огромное, черное заслоняло небо, и он подумал,
что видит брюхо гигантской  стрекозы. Гигантские лопасти, крутясь, заполняли
все вокруг грохотом и поднимали столбы пыли  с самого дна развалин.  В конце
концов Пендер понял, что это вертолет кружит над дырой в крыше, но он еще не
совсем пришел в себя и потому ему  показалось, что достаточно протянуть руку
и он сможет дотронуться до машины.
     Когда же он  попытался встать, то не смог от боли сдержать крик. Что-то
острое  угрожало его глазам,  и ему опять пришлось  поднять руку и стереть с
лица кровь, смешавшуюся  с пылью. Потом  он попытался встать. Сквозь пыльную
завесу он разглядел припавшую к земле черную крысу, внимательно  наблюдавшую
за ним. Тогда, забыв о боли, он побежал,  и никакие раны и синяки  больше не
мешали ему. Он видел  только лестницу, хотя то  и дело натыкался на стену  и
распугивал  притаившихся  в тени крыс, но это  проходило мимо его  сознания.
Наконец  он  добрался до  нее и стал  подниматься  наверх,  раскидывая крыс,
оказавшихся у него на дороге. И они в ответ бросались на его ноги, боясь его
и в то  же время зная, что он враг. Пендер понимал, что стоит им очнуться, и
он  пропал,  и  изо  всех  сил  цеплялся  за  кирпичи,  гнилушки,  сломанные
перекладины.
     Вдруг отвалился еще кусок  потолка, и он, закрыв  голову руками, собрав
все силы,  вылез наверх. Он  поднялся из обломков, как мерзкое окровавленное
чудовище  из-под земли,  цепляясь за свою свободу, на  четвереньках отползая
подальше  от пролома,  вставая на дрожащие,  подгибающиеся ноги и неуверенно
пересекая выгоревший  особняк. Внутренние  стены, потрясенные разрушительным
воздействием вертолета, стали на глазах разваливаться.
     Пендер упорно шел вперед, не обращая внимания на собственную слабость и
на  разрушения,  он  мечтал  только  выбраться из  этого темного и страшного
места. Он не знал, видят ли его с вертолета, и  не думал об этом,  он во что
бы то ни стало хотел выйти за стены дома. Наконец он оказался в комнате, где
они с  Уиттейкером  хотели поначалу  спрятаться от крыс,  и бросился к куску
железа, защищавшему  их недолго. Он вскарабкался наверх, пролез в дыру  и на
всякий  случай оглянулся, нет ли  преследователей. От отчаяния он готов  был
орать на весь свет. Огромная черная крыса шла за ним по пятам. Вероятно, она
пролезла в  образовавшуюся дыру  над  лестницей  или  воспользовалась другим
известным ей ходом. У крыс  наверняка был свой ход, который  он  не нашел  в
темноте.
     Пендер  выпрыгнул  из  окна  в великолепный, чистый, солнечный  воздух,
прокатился  по насыпи, тотчас вскочил на ноги и побежал,  еле  волоча ноги и
тем  не  менее заставляя себя не останавливаться,  тем  более  не падать. Он
видел, что по дороге навстречу ему едет темно-зеленый фургон, подпрыгивая на
ухабах и  снося на своем пути все препятствия.  А потом он застрял на месте,
выбрасывая из-под колес фонтаны воды и грязи.
     Пендер бежал к нему, с трудом переводя дыхание и не понимая,  откуда  у
него еще берутся силы двигаться. Оглянувшись,  он увидел, что крысы  прыгают
из  окна,  скатываются  по  насыпи  и  скоро  догонят его. Тогда он  побежал
быстрее, поражаясь возможностям человеческого организма, в котором от страха
резко  повышается уровень адреналина в крови.  Все равно фургон был  слишком
далеко. Пендеру  хотелось кричать от бессилия. Колени у него  подогнулись, и
он упал. Налетевшая на него волна воздуха и шум вертолета все-таки заставили
его поднять голову. Он повернулся и увидел, что вертолет летит совсем низко,
распугивая  крыс,  прижимая  их   к  земле.  Автоматные   очереди  поднимали
фонтанчики земли, прошивая землю, и выпускали потоки крови, когда попадали в
крыс.
     Пендер  застонал от радости при виде такого  зрелища, с трудом поднялся
на ноги  и  побежал  дальше. Фургону удалось  выбраться  из ямы, и  он опять
помчался ему навстречу. Пендер упал на колени и уперся рукой в землю.
     -- Лук! -- услышал он крик Дженни.
     Он поднял голову,  когда фургон остановился прямо перед  ним, и  тотчас
настежь  распахнулась дверь.  Вот  уже  Дженни рядом, обхватила  его руками,
поднимает его, умоляет о чем-то. Он услышал ее голос, и  словно вновь  ожили
его чувства.  Слезы катились по его  щекам, когда  она тащила его к фургону.
Весь  в  крови, в  грязи, в разорванной одежде,  он мало походил на прежнего
Лука.  Когда  она  мчалась  к этому  человеку, она  еще не  знала,  кто  он:
Уиттейкер или Пендер? Только остановив машину, она узнала его.
     -- Лук, помоги мне, пожалуйста... Лук! --  просила она. Пендер заставил
себя  переставлять  ноги,  а  Дженни  уже  открыла  дверцу  и  помогала  ему
вскарабкаться на сиденье. Захлопнув эту дверцу, она бегом бросилась к своей,
заведомо зная, что несколько крыс подбираются к ней  самой.  Она  захлопнула
дверцу в тот самый момент, когда крыса прыгнула.  И упала на землю, наскочив
на металлическую преграду. Послышались еще удары. Крысы бегали вокруг машины
и время от времени бросались на нее.
     -- Ох, Лук, милый, что они с тобой сделали! -- заплакала Дженни, беря в
руки лицо Лука.
     У  него  не было  сил,  не  было  воздуха  в измученных  легких,  чтобы
говорить, но все-таки он выдавил из себя:
     -- Они были  в доме... в... подвале. Там... логово... Все  время... они
были... там.
     Дженни закричала, когда лобовое стекло разлетелось вдребезги и всего  в
двух футах от лица Пендера показались морда  и туловище крысы. Не помня себя
от  ярости, Пендер с громким криком ударил ее кулаком по лбу, и она упала на
землю.
     -- Давай, Дженни, быстрее отсюда!
     Фургон с  грохотом развернулся на ухабах, раздавив  колесами нескольких
крыс. Пендера отбросило к двери, и,  стукнувшись головой о стекло, он увидел
низко пригнувшуюся к земле черную  крысу со странным шрамом, которая глядела
на него  горящими глазами. Пасть у  нее  была открыта, и в  ней были  хорошо
видны длинные  желтые зубы.  Когда машина опять выскочила на  дорогу, Пендер
потерял ее  из вида, но, несмотря на боль, он все же развернулся и посмотрел
в заднее окно.
     Вертолет все  так же низко  кружился  над  землей,  изрыгая  автоматные
очереди. И живые крысы побежали прятаться. Они побежали в дом.
     -- Вот сейчас самое время уничтожить их всех! Пока они не удрали в лес!
     -- Их уничтожат! Смотри вон туда!
     Пендер  поглядел в  боковое окно, вернее,  в  дырку в боковом  окне,  и
почувствовал,  как свежий  воздух обвевает  его  израненное  лицо.  Он  даже
ухмыльнулся, увидав колонну армейских грузовиков,  уже проехавших ворота. Он
посмотрел на Дженни.
     -- Как?..
     -- Денисон нашел мертвых  оленей в загоне. Он радировал в Центр. Я была
там,  когда  пришло  его сообщение.  -- Она,  не теряя  осторожности, быстро
провела машину через открытые ворота, перескочив через загородку для скота и
не задев оставленный Пендером "ауди". -- Я знала, что вы с Виком отправились
сюда, и я поехала. Лук, я не  могла ждать, пока они там  все  организуют.  Я
чувствовала, что вы попали в беду.
     -- Слава Богу, что не  могла, --  сказал Пендер, не отрывая  глаз от ее
лица, которое любил сейчас все до последней черточки.
     -- Когда я уезжала, они отправили к вам вертолет. Ой,  Лук, я так рада,
что успела.
     Пендер хотел было  положить руку ей  на плечо,  но то ли машину слишком
трясло, то  ли  рука у  него  дрожала, но  ему это  не удалось. Машина резко
затормозила, Пендера бросило вперед, но Дженни успела удержать его, чтобы он
не  стукнулся  о  приборную  доску. Он повернулся к ней и понял,  зачем  она
остановилась.  Дверь  открылась,  и  показался  капитан  Матер,  непонимающе
уставившийся на Дженни. Потом он увидел Пендера.
     -- Господи! -- только и сказал он.
     Крысолов  перегнулся через  Дженни, приблизил  к  нему  красную грязную
маску с обрывками кожи, которая когда-то была его лицом.
     --  Вы должны разрушить этот  дом, Матер, -- требовательно произнес он.
-- Там... последние крысы там. Внизу. В подвале. Они там в ловушке.
     -- Лук, -- не выдержала Дженни, -- где Вик? Он все еще в доме?
     Пендер ответил не сразу.
     -- Он там, -- сказал он, глядя прямо в глаза Дженни. -- Но он мертв. Он
не смог выбраться.
     -- Сколько их там еще? -- спросил Матер.
     --  Не знаю. Пара сотен, наверно.  -- Потом он понизил голос: -- Мутант
тоже там. Что  от  него осталось. Тот самый,  которого мы  искали  с вами  в
коммуникациях.
     Матер открыл в изумлении рот.
     -- Значит, вот где они прятались, -- сказал он. Пендер кивнул.
     --  Там  их  логово. Хотя большинство  жило  в коммуникациях. Вам  надо
торопиться, Матер. Чем быстрее вы их прикончите, тем лучше.
     Не говоря  ни слова, офицер  повернулся  к  ним  спиной,  а  уже  через
несколько секунд вся колонна двинулась к дому.
     Дженни включила первую скорость.
     -- Лук, я отвезу тебя в больницу. Они здорово тебя  отделали. Он накрыл
ладонью  ее  руку,  потом  без  особого усилия перевел ручку  в  нейтральное
положение.
     -- Потом. Сначала я хочу посмотреть, как они разрушат дом. Хочу видеть,
как они снесут его с лица земли. Дженни, это будет конец. Не будет больше ни
крыс, ни ненависти. Будем только мы -- ты и я.
     Она  печально  улыбнулась  ему сквозь слезы и дотронулась рукой  до его
лица, стараясь не причинить ему боли. Убрав пылинки с его век, она  медленно
кивнула ему.
     Они  смотрели, как валятся  внутрь  с усталым и торжествующим  грохотом
стены старого дома. Потом по обломкам много раз стреляли из минометов,  пока
от них не осталось ничего,  кроме пыли,  а солдаты с огнеметами и автоматами
стояли поодаль в полной боевой готовности на случай, если откуда-то полезут,
спасаясь, крысы. Но никто не полез. Наверно, не смог.
     Когда замолчало оружие, осела пыль и тишина спустилась на поля  и леса,
вновь заработал мотор одной машины,  и  она медленно двинулась между  сосен,
держа путь на главные ворота.
     Поднялся  ветер,   и  Пендеру,   который  смотрел   в  заднее  окно  на
погребальный   костер,  устроенный  крысам,  показалось,  что  деревья  тоже
облегченно вздохнули.

     Дождь  лил как  из  ведра,  укрывая  вечерний  лес  тяжелой  сверкающей
пеленой. В кустах, скрючившись,  сидел человек в синем спортивном костюме  и
не отрывал глаз от тропинки, огибавшей опушку. Ему  уже давно не приходилось
бывать в лесу, с тех самых пор, как он обнаружил в яме человеческие останки.
Сейчас,  сказали,  в лесу  чисто  и нет  никакой опасности, однако  мало кто
поверил  этому и в  лес никто не ходил. Эту часть, где сейчас сидел мужчина,
вряд ли даже можно было назвать лесом, к тому же она не имела  ничего общего
с  Эппинг-форест,  хотя  примыкала   к  нему.  Перед  ним   на  многие  мили
простирались   предместья  Лондона  с  бетонными  тротуарами,  обозначавшими
границу  леса.  Все  же  человек   нервничал  и  то  и  дело  оглядывался  и
всматривался в темноту.
     Он больше  не мог сдерживать свое  желание. Его мать -- Господи, как бы
он хотел скормить эту старую  корову крысам -- все ворчала, ворчала, ворчала
последние несколько недель, ни  разу не  остановившись, чтобы перевести дух.
Он чуть  не сошел  с ума, потому что  она все время гнала  его из дому.  Он,
видите ли, отказался идти в школу. Да откуда ей знать, что ему нельзя идти в
школу в  таком  состоянии, иначе это  может закончиться  преступлением.  Вот
завтра  он будет в полном порядке.  Конечно, на какое-то  время. Капли дождя
сбегали по его  лбу и  собирались  на кончике носа.  Услыхав  стук шагов, он
замер. Из темных кустов позади четыре пары маленьких быстрых глаз следили за
человеком.  От  дождя шерсть этих  зверей казалась совсем черной, а сами они
были  до  того худые  и изможденные, словно  уже  давно не  ели вдосталь. Их
подвижные носы быстро учуяли добычу. Один из них бесшумно пополз к человеку,
дрожа от нетерпения и обнажая острые зубы.
     Другой  забежал   вперед   и   заставил   первого   остановиться.  Шаги
приближались.
     Крысы  метнулись  во тьму,  но  не осмелились  зайти  подальше  в  лес,
которого  теперь  боялись и который  ненавидели.  Сейчас  они вынуждены были
подниматься вверх по склону, как можно крепче прижимаясь к земле, прячась за
любой веткой, потому что только так они еще могли выжить. Один был  вожаком,
остальные   трое  старались  не  отставать  от   него   и   подчинялись  ему
беспрекословно. Когда они добрались до вершины холма, то их чуть не ослепили
серебряные  и  оранжевые  огни, сверкавшие на расстоянии  многих миль внизу.
Вожак  глядел  на  город,  и  в  его  глазах   отражались  миллиарды  огней.
Неутихавший дождь  нашел  для себя тропинку на его голове в  виде старого  и
глубокого  шрама. Черная крыса  открыла  пасть,  и  из  ее глотки  вырвалось
шипение.
     Она пошла дальше, вниз по склону холма, туда, где  горели огни, обратно
в город. Остальные следовали за ней.
     Справка автора
     Названные в этим романе места существуют на самом деле. И заповедник, и
тренировочный полицейский лагерь, и временный городок, и маленькая церковь в
Хай-Бич не выдуманы. Сеймур-холл, название сожженного дома,  вымышленное, но
сам он есть в лесу, в его конюшнях живут свободно гуляющие по округе свиньи,
перерывшие все земли и дороги на довольно большом расстоянии. Персонажи, все
до  единого,  плод  фантазии  автора  в отличие  от их  работы  и служебного
положения.
     Поскольку мой первый роман "Крысы" несколько лет назад вызвал некоторое
волнение в публике,  я считаю необходимым подчеркнуть, что  хотя грызуны все
меньше реагируют на ворфарин, есть  множество других эффективных препаратов.
Так что  пройдет еще  какое-то время,  прежде  чем увеличивающаяся популяция
крыс в Великобритании достигнет критического уровня.
     По крайней мере, в этом году такого не случится.
     1979 год
     Джеймс Херберт
     Рэм -- баран (англ.).



Популярность: 7, Last-modified: Thu, 13 Mar 2003 10:25:55 GmT