Fb2.zipEpubСодержаниеFine HTMLPrinted versiontxt(Word,КПК)Lib.ru html
Джек Финней. Хватит махать руками

--------------------
Джек Финней. Хватит махать руками
пер. А.Иорданский
J.Finney "Quit Zoomin Those Hands Through The Air", 1964
__________________________________________
Файл из коллекции Колесникова и Криворучко
--------------------


                            пер. А.Иорданский



     - Ну ладно, хватит там махать руками, слышишь, мальчуган?  Знаю,  что
ты был летчиком. Ты хорошо летал в войну, а как же иначе  -  ведь  ты  мой
внук! Только не думай, сынок, что ты все на свете знаешь о войне  да  и  о
летающих машинах тоже. Не было войны труднее, чем та,  что  мы  кончили  в
шестьдесят пятом, ты этого не забывай. Большая была война, и большие  люди
тогда воевали! Что там твой Паттон, или Арнольд, или Стилуэлл - нет,  они,
конечно,  тоже  не  промах,  ничего  не  скажешь,  но  кто  был  настоящим
генералом, так это Грант. Я тебе об этом никогда  не  рассказывал,  потому
что самому генералу дал клятву молчать, но теперь, я  думаю,  можно,  срок
уже прошел. Так вот, угомонись, мальчик, спрячь руки в  карманы  и  слушай
меня!
     В ту ночь, про которую я расскажу, - когда я встретился с генералом -
я ничего такого не ожидал. Я знал одно -  едем  мы  с  майором  верхом  по
Пенсильвания-авеню, а куда и зачем - он не сказал. И вот мы трясемся  себе
не спеша, держа поводья в одной  руке,  и  у  майора  к  седлу  приторочен
спереди какой-то большой  черный  ящик,  а  его  острая  бороденка  так  и
мотается вверх-вниз.
     Было поздно, одиннадцатый час, и все уже  спали.  Но  сквозь  деревья
ярко светила полная луна, и ехать было приятно - четкие  тени  от  лошадей
скользили рядом с нами, и ни звука вокруг, только  гулкий  стук  копыт  по
утоптанной земле. Ехали мы вот  уже  два  дня,  по  дороге  я  то  и  дело
прикладывался к трофейной  яблочной  водке  -  только  тогда  это  еще  не
называлось трофеями, мы говорили "отправиться на фуражировку" -  и  теперь
дремал в седле, а за спиной  у  меня  болталась  моя  труба.  Потом  майор
толкнул меня в бок, я проснулся и увидел впереди Белый дом.
     - Так точно, сэр, - сказал я.
     Он поглядел на меня. В лунном свете эполеты у него на плечах блестели
золотом.
     - Этой ночью, дружок, мы, быть может, выиграем  войну,  -  сказал  он
тихо, таинственно улыбнулся и похлопал по черному ящику.  -  Мы  с  тобой,
одни. Ты знаешь, кто я?
     - Так точно, сэр.
     - Нет, не знаешь. Я ученый. Профессор из Гарвардского  колледжа.  Был
профессором, во всяком случае. Рад, что я опять в армии. Дураки  они  там,
почти все, - дальше собственного носа ничего не видят.  Так  вот,  дружок,
этой ночью мы, может быть, выиграем войну.
     - Так точно, сэр, - ответил я.
     Чуть ли не все офицеры выше капитана - немного чокнутые, это я  давно
заметил, а майоры особенно. Тогда так было, да  и  сейчас,  наверное,  так
осталось, даже в авиации.
     Мы остановились на краю лужайки у Белого дома и  постояли,  глядя  на
большое старинное здание, серебристо-белое в лунном свете. Лучи от  фонаря
над дверью проходили между  колоннами  крыльца  и  падали  на  дорожку.  В
крайнем к востоку окне первого этажа горел свет, и  я  все  надеялся,  что
увижу там президента, но никого видно не было.
     Майор открыл свой ящик.
     - Знаешь, мальчик, что это такое?
     - Никак нет, сэр.
     - Это мое собственное изобретение,  основанное  на  моей  собственной
теории. Там, в колледже, все  принимают  меня  за  сумасшедшего,  но  оно,
по-моему, должно сработать. Выиграть войну, мой мальчик.
     Он передвинул маленький рычажок внутри ящика.
     - Я не хочу забираться слишком далеко вперед, сынок, иначе мы  ничего
не поймем в тамошней технике. Скажем,  лет  на  девяносто  вперед  как  ты
думаешь, хватит?
     - Так точно, сэр.
     - Ладно.
     Майор ткнул большим пальцем в какую-то маленькую кнопку внутри ящика;
послышалось жужжанье, оно становилось все тоньше и тоньше, пока у  меня  в
ушах не засвербило. Потом майор поднял руку.
     - Ну вот,  -  улыбнулся  он,  кивая  головой  и  тряся  своей  острой
бороденкой, - сейчас прошло девяносто с чем-то лет.
     Он кивнул в сторону Белого дома.
     - Приятно видеть, что он еще тут стоит.
     Я еще раз посмотрел на Белый дом. Он был точно такой же, и  свет  все
еще пробивался наружу между белыми колоннами, но я ничего не сказал.
     Майор тронул повод и повернулся ко мне.
     - Ну, малыш, пора за работу. Поехали.
     И он пустил лошадь рысью по Пенсильвания-авеню, а я - за  ним.  Скоро
мы свернули к югу, и майор, обернувшись в седле, сказал:
     - Теперь вопрос в том, что у них там, в будущем, есть.
     Он поднял вверх палец, как учитель в школе, и тут я поверил, что он в
самом деле профессор.
     - Мы пока этого не знаем, - продолжал он, - но знаем, где  это  можно
выяснить. В музее. Идем в Смитсоновский институт, если  он  еще  стоит  на
своем месте. Для нас это будет настоящий склад техники будущего.
     Я точно знал, что еще неделю назад Смитсоновский  институт  стоял  на
своем месте. Через некоторое время он появился впереди, на другой  стороне
лужайки, - знакомое каменное здание с башнями, как у замка, и выглядел  он
точь-в-точь как всегда, только окна были черно-белые в лунном свете.
     - Все еще стоит, сэр, - сказал я.
     - Прекрасно, - сказал майор. - Теперь на разведку.
     Мы въехали в переулок. Впереди  стояло  несколько  домов,  которых  я
никогда раньше не замечал. Мы подъехали к ним и  спешились.  Майор  ужасно
волновался и все время шептал:
     - Что нам нужно - это какое-нибудь новое  оружие,  которое  уничтожит
сразу всю армию мятежников. Если  что-нибудь  в  этом  роде  увидишь,  мой
мальчик, скажи мне.
     - Так точно, сэр, -  ответил  я  и  чуть  не  наткнулся  на  какую-то
штуковину, которая стояла перед зданием прямо под открытым небом. Она была
большая и сделана вся из толстого железа, а вместо колес у  нее  были  два
подвижных ремня, тоже железные - из больших плоских  звеньев,  соединенных
вместе.
     - Похоже на какой-то ящик, - сказал майор, -  только  непонятно,  что
они в нем держат. Пойдем, мой мальчик:  эта  штуковина  для  боя  явно  не
годится.
     Еще шаг вперед - и мы увидели перед собой огромную пушку, раза в  три
больше, чем  самая  большая,  какую  мне  доводилось  видеть.  У  нее  был
длиннющий ствол, колеса высотой  почти  с  меня,  и  она  была  раскрашена
какими-то странными волнистыми полосками и пятнами, так что  при  луне  ее
почти не было видно.
     - Вот это да! - тихо сказал майор. - Такая за час  сотрет  в  порошок
всю армию Ли, но только неизвестно, как нам ее доставить.
     Он покачал головой.
     - Нет, не пойдет. Интересно, а что у них там внутри?
     Мы подошли и заглянули в окно. Там оказался длинный, высокий  зал,  с
одной стороны через все окна косо светила луна, а по всему полу  стояли  и
даже висели под потолком такие странные штуки, каких я сроду  не  видывал.
Каждая была величиной с повозку или даже больше,  а  спереди  у  них  были
колеса, только не по четыре, а по два у каждой. Я пытался сообразить,  что
бы это могло быть, когда майор снова заговорил:
     - Самолеты, клянусь богом! - сказал он. - У  них  есть  самолеты!  Мы
выиграем войну!
     - Само... что, сэр?
     - Самолеты. Летающие машины. Они  летают  по  воздуху.  Разве  ты  не
видишь крылья, мой мальчик?
     У каждой из машин, которые там стояли, с обеих сторон торчало  что-то
вроде гладильных досок, только побольше, но они были жесткие на вид,  и  я
не мог понять, как ими можно махать наподобие крыльев.
     - Так точно, сэр, - сказал я.
     Но майор снова покачал головой.
     - Слишком уж они совершенные, - сказал он. - Мы с ними не  справимся.
Нам нужна более ранняя модель, а  я  здесь  таких  не  вижу.  Пойдем,  мой
мальчик, не задерживайся.
     Ведя на  поводу  лошадей,  мы  пошли  дальше,  к  другому  зданию,  и
заглянули в дверь. Там, на полу, среди инструментов и пустых  ящиков,  как
будто только что распакованная, лежала еще одна  летающая  машина.  Только
эта была куда меньше и напоминала просто деревянную раму, как от  большого
воздушного змея, с маленькими парусиновыми штуками, которые майор  называл
крыльями. И колес у нее не было, а только пара полозьев, как  у  санок.  К
стене был прислонен плакатик с надписью,  как  будто  его  еще  не  успели
установить на место. Лунный свет едва  до  него  доставал,  и  я  не  смог
прочесть все, что там было  написано,  разобрал  только  некоторые  слова:
"Первый в мире" и еще "Китти-Хок".
     Майор стоял и глазел с минуту, как ошалелый,  потом  пробормотал  про
себя:
     - Очень похоже на наброски да Винчи, но эта штука, очевидно, летала.
     Вдруг он ухмыльнулся во весь рот.
     - Это оно самое, мой мальчик. Вот зачем мы сюда явились.
     Я понял, что у него на уме, и мне это не понравилось.
     - Вам сюда никогда не вломиться, сэр, - сказал я. - Эти двери на  вид
ужасно крепкие, и бьюсь об заклад, что охрана здесь, как в казначействе.
     Майор опять таинственно улыбнулся.
     - Конечно, сынок. Это сокровищница нации.  Отсюда  никому  ничего  не
вынести, не говоря уж об этом самолете, - при обычных обстоятельствах.  Но
не беспокойся, мой мальчик, предоставь это мне. Сейчас нам нужно горючее.
     Он повернулся, подошел к своей лошади, взял  ее  под  уздцы  и  повел
прочь. Я пошел за ним. Мы остановились под  какими-то  деревьями  поодаль,
рядом с чем-то похожим на парк. Майор  повернул  рычажок  в  своем  черном
ящике и нажал на кнопку.
     -  Снова  тысяча  восемьсот  шестьдесят  четвертый,  -  сказал  он  и
принюхался. - А воздух тут посвежее. Теперь садись на коня, скачи  в  штаб
здешнего гарнизона и привези сколько можешь бензина. Это  такая  жидкость,
они ею чистят мундиры. Скажи им, что за все отвечаю я. Понял?
     - Так точно, сэр.
     - Ну, скачи. Встретимся на этом месте.
     Майор повернулся и пошел прочь вместе со своей лошадью.
     В штабе часовой разбудил дежурного солдата, который разбудил капрала,
который разбудил сержанта, который разбудил лейтенанта,  который  разбудил
капитана, который облаял меня, а потом снова разбудил  дежурного  и  велел
дать мне что нужно. Дежурный ушел, бормоча что-то себе под  нос,  и  скоро
пришел с шестью кувшинами по пять галлонов каждый; я привязал их к  седлу,
написал шесть расписок в трех экземплярах и повел коня  назад  по  залитым
лунным светом улицам Вашингтона, время от времени  прикладываясь  к  своей
фляге с яблочной водкой.
     На обратном пути я нарочно снова проехал мимо Белого дома  -  на  сей
раз в освещенном окне, крайнем к востоку, виднелся чей-то силуэт. Высокий,
худой, сутулый человек стоял с опущенной головой - так и  чувствовалась  в
нем безмерная усталость и в то же время сила духа, и воля,  и  величие.  Я
был убежден, что это он, но не могу утверждать с полной уверенностью,  что
видел президента: я человек правдивый и в жизни слова не приврал.
     Под деревьями меня ждал майор, и я разинул рот: рядом стояла летающая
машина.
     - Сэр, - сказал я, - как это вы...
     Майор прервал меня, улыбаясь и поглаживая бороденку.
     - Очень просто. Я встал у двери, -  он  похлопал  по  черному  ящику,
привязанному к седлу, - и передвинулся во времени назад, к  тому  моменту,
когда не было еще даже Смитсоновского музея. Потом взял  ящик  под  мышку,
сделал несколько шагов  вперед,  снова  повернул  рычаг,  передвинулся  на
нужное время вперед и оказался около летающей машины. Таким же способом  я
вышел вместе с ней - лошадь вытащила ее сюда на полозьях.
     - Так точно, сэр, - ответил я.
     Я решил, что буду вместе с ним дурака валять, пока  ему  не  надоест,
хотя никак не мог взять в толк, каким же образом  он  все-таки  вынес  эту
летающую машину.
     Майор ткнул пальцем вперед.
     - Я осмотрел местность, - сказал он. - Земля здесь  очень  твердая  и
каменистая.
     Он повернулся к своему черному ящику,  установил  циферблат  и  нажал
кнопку.
     - Теперь здесь парк. Это примерно сороковые годы будущего века.
     - Так точно, сэр, - ответил я.
     Майор показал мне на узенькое горлышко сбоку машины.
     - Заправляй, - сказал он.
     Я отвязал один кувшин, откупорил его и  начал  выливать  в  горлышко.
Судя по звуку, там было совсем пусто, и из горлышка вылетело облачко пыли.
Бензина влезло не очень  много,  всего  несколько  кварт,  и  майор  начал
отвязывать остальные кувшины.
     - Привяжи их к машине, - сказал он, и, пока я  это  делал,  он  шагал
взад-вперед, бормоча про себя: "Чтобы  завести  ее,  требуется,  по-моему,
просто повернуть пропеллер. Но ей нужно будет помочь подняться в  воздух".
Он все ходил и ходил, теребя свою бороденку, а потом кивнул головой.
     - Да, - сказал он. - Этого, наверное, будет достаточно.
     Он остановился и поглядел на меня.
     - Нервы у тебя в порядке, мой мальчик? Рука верная?
     - Так точно, сэр.
     - Хорошо,  сынок.  Летать  на  этой  штуке,  должно  быть,  нетрудно.
Главное, полагаю, - держать равновесие.
     Он указал на что-то вроде седла впереди машины.
     - Я думаю, нужно просто лечь на живот, опираясь  на  это  седло:  оно
соединено тросами с рулем и крыльями. Переваливаясь из стороны в  сторону,
ты сможешь управлять машиной.
     Потом он показал на какой-то рычаг.
     -  А  это  нужно  поворачивать  рукой,  чтобы  подниматься  выше  или
опускаться ниже. Вот и все, насколько я могу  судить,  а  если  я  упустил
какую-нибудь мелочь, ты в воздухе попробуешь так и сяк и  сообразишь,  что
нужно делать. Ну как, мой мальчик, сможешь лететь на ней?
     - Так точно, сэр.
     - Прекрасно, - сказал он, ухватился  за  один  из  пропеллеров  сзади
машины и начал  его  поворачивать.  Я  взялся  за  другой,  но  ничего  не
получалось - они только скрипели, как  заржавленные.  Но  мы  все  крутили
сильнее и сильнее, и скоро машина кашлянула.
     - Давай, мой мальчик, давай! - заорал майор, и мы взялись за  дело  с
новыми силами, и  теперь  машина  кашляла  каждый  раз.  Наконец,  мы  так
крутанули пропеллеры, что чуть сами не взлетели, - и тут машина, кашлянув,
тут же кашлянула снова, еще и еще раз и уже не  переставала  кашлять,  как
будто чем-то подавилась. Потом она вроде как прокашлялась, чихнула, но  не
остановилась, а заработала гладко и ровно. Пропеллеры вертелись, сверкая в
лунном свете, так быстро, что их почти не было видно,  а  летающая  машина
отряхнулась, как мокрая собака, и из всех ее частей вылетели облачка пыли.
     - Отлично, - сказал майор и чихнул. Потом он  связал  вместе  поводья
наших лошадей, и получился один длинный повод. Тогда он  поставил  лошадей
перед машиной и сказал:
     - Залезай, мой мальчик. У нас сегодня ночью еще много дел.
     Я лег в седло, а он забрался на верхнее крыло и лег там ничком.
     - Берись за рычаг, а я буду держать повод. Готов?
     - Так точно, сэр.
     - Пошел! - крикнул  майор,  дернув  за  повод,  и  лошади  тронулись,
опустив головы и зарываясь копытами в землю. Летающая машина запрыгала  по
траве на своих полозьях, но скоро выровнялась и заскользила вперед гладко,
как санки по укатанному снегу. Лошади подняли головы и перешли на рысь,  а
мотор пыхтел себе и пыхтел.
     - Труби "вперед", - сказал майор, я вынул из-за спины  свою  трубу  и
затрубил. Лошади  налегли,  и  мы  заскользили  так  быстро,  что  делали,
наверное, миль пятнадцать, а то и двадцать в час.
     - Теперь "атаку"! - заорал майор, и я протрубил атаку.
     Копыта барабанили по дерну, кони храпели и ржали,  мотор  пыхтел  все
чаще и чаще, сзади завывали пропеллеры - и вдруг оказалось,  что  трава  в
добрых пяти футах под нами и повод тянется вниз.  Потом  -  на  секунду  я
испугался - мы обогнали  лошадей,  проскользнув  прямо  над  ними,  и  они
остались позади, а майор, бросив повод, завопил:
     - Рычаг на себя!
     Я налег на рычаг, и мы взлетели в воздух.  Я  вспомнил,  что  говорил
майор о том, чтобы попробовать так и сяк, и немного отпустил рычаг. Машина
вроде как выровнялась, и мы продолжали лететь - так быстро, как мне  сроду
не приходилось ездить. Здорово было. Я  глянул  вниз,  а  там  простирался
Вашингтон - он был куда  больше,  чем  я  думал,  и  огней  там  светилось
столько, что хватило бы на весь мир. Горели они ярко, совсем не  так,  как
свечи или керосиновые лампы. В стороне, ближе к центру  города,  виднелось
несколько красных и зеленых огней, они были такие яркие, что освещали даже
небо.
     - Берегись! - заорал майор. Прямо  впереди  неслась  на  нас  высокая
каменная игла - наверное, какой-нибудь  огромный  монумент.  Сам  не  знаю
почему, но я перевалился в седле влево, толкнув рычаг от себя. Одно  крыло
поднялось вверх, и летающая машина круто  повернула  в  сторону,  чуть  не
задев этот монумент кончиком крыла. Потом я  снова  улегся  прямо,  крепко
держа рычаг, и машина выровнялась. Все было точь-в-точь  как  в  тот  раз,
когда я впервые в жизни управлял целой упряжкой. Я  почувствовал,  что  я,
оказывается, прирожденный погонщик летающей машины.
     - Назад, в штаб-квартиру, - сказал майор. - Найдешь дорогу?
     - Так точно, сэр, - ответил  я  и  повернул  на  юг.  Майор  покрутил
циферблат в своем черном ящике и нажал на кнопку. Тут я разглядел внизу, в
лунном  свете,  немощеную   дорогу,   которая   вела   из   Вашингтона   в
штаб-квартиру. Я обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на  город,  но
теперь там виднелось очень мало огней, да и горели они совсем не так ярко,
а красных и зеленых и вовсе не было.
     Но луна ярко освещала дорогу, и мы неслись вдоль нее, когда  она  шла
прямо, а когда начинала петлять, срезали повороты и делали  миль  сорок  в
час, не меньше. Вокруг свистел холодный  ветер,  я  достал  белый  вязаный
шарф, который связала бабушка, и обернул вокруг шеи. Конец  шарфа  мотался
сзади и хлопал на ветру. Потом я подумал, что у меня может сдуть  фуражку,
и  перевернул  ее  задом  наперед.  Теперь  я  чувствовал,  что  похож  на
настоящего погонщика летающей машины. Жалко,  что  меня  не  могли  видеть
девушки из нашего городка.
     Некоторое время я привыкал к рычагу и седлу:  вздымался  вверх,  пока
мотор не начинал кашлять, поворачивал и нырял вниз, чтобы посмотреть,  как
низко я могу лететь над дорогой. Но в конце концов майор заорал,  чтобы  я
не вертелся. Время от времени  мы  замечали,  как  на  какой-нибудь  ферме
загорается свет, а оглянувшись, видели  качающийся  огонек  -  это  фермер
выходил во двор с фонарем посмотреть, что за шум слышен с неба.
     Несколько раз по дороге мы подливали горючего, и довольно скоро, часа
через два или даже меньше, у нас под крыльями поплыли огни лагеря, и майор
стал свешиваться то в одну, то в другую  сторону,  глядя  вниз.  Потом  он
вытянул руку вперед.
     - Вон на  то  поле,  мой  мальчик.  Сможешь  посадить  эту  машину  с
выключенным мотором?
     - Так точно, сэр, - ответил я, остановил мотор, и машина  заскользила
вниз, как санки с горы, а я слегка шевелил  рычагом  и  смотрел,  как  мне
навстречу поднимается поле, становясь  все  больше  и  больше.  Теперь  мы
летели совсем беззвучно - только ветер вздыхал в проволочных  оттяжках,  и
мы опускались вниз, залитые белым лунным  светом,  как  привидения.  Линия
нашего полета уперлась точно в край поля. За мгновение до этого я  потянул
рычаг на себя, и полозья с шуршанием коснулись травы. Немного попрыгав  по
земле, мы остановились и некоторое время сидели молча. В  траве  зазвенели
цикады.
     Майор сказал, что на краю поля есть обрыв, мы нашли его  и  подтащили
машину к краю, а потом пошли через поле, высматривая какую-нибудь тропинку
или часового. Часового я нашел сразу - он охранял тропинку, лежа на  траве
с закрытыми глазами. У меня кончилась яблочная водка, так что я  растолкал
его и сказал, что мне нужно.
     - Сколько дашь? - спросил он.
     - Доллар, - сказал я.
     Он пошел в лес и скоро вернулся с кувшином.
     - Хорошая водка, - сказал он. - Самая лучшая. И как раз на  доллар  -
почти полный кувшин.
     Я попробовал - водка и в самом деле  была  отменная,  -  расплатился,
отнес назад кувшин и привязал его к машине. Потом вернулся, позвал майора,
и он подошел. Часовой повел нас по тропинке к палатке генерала.
     Палатка была  квадратная,  в  виде  шатра,  внутри  горел  фонарь,  и
передняя стенка палатки была откинута. Часовой отдал честь.
     - Майор из кавалерии, сэр, - он произнес это так,  как  и  полагается
неотесанной пехтуре. - Говорит, дело секретное и срочное.
     - Впусти кавалерию, - послышался голос изнутри, и я сразу понял,  что
генерал - кавалерист в душе. Мы вошли и отдали честь.
     Генерал сидел на табурете, поставив  на  большой  деревянный  бочонок
ноги  в  старых  башмаках  с  незавязанными  шнурками.  Он  был  в  черной
широкополой шляпе и расстегнутой куртке с погонами, на которых  я  заметил
три серебряные звезды.  У  него  были  голубые  глаза,  твердый  взгляд  и
окладистая борода.
     - Вольно, - сказал он. - Ну?
     - Сэр, - начал майор, - у нас есть летающая машина, и я предлагаю,  с
вашего разрешения, использовать ее против мятежников.
     - Что ж, - сказал генерал, раскачиваясь на табурете, - вы  явились  в
самое время. Вся армия Ли собралась у Колд-Харбора, и я сижу тут всю  ночь
за бутыл... то есть за разработкой  плана.  Их  нужно  разгромить,  прежде
чем... Как вы сказали - летающая машина?
     - Так точно, сэр, - ответил майор.
     - Гм-м, - сказал генерал. - А где вы ее взяли?
     - Это долгая история, сэр.
     - Должно быть, - сказал  генерал,  взял  со  стола  окурок  сигары  и
задумчиво сунул его в рот. - Если бы я не сидел тут всю ночь  за  бутыл...
то есть за работой, я бы, конечно, не поверил. А что вы предлагаете делать
со своей летающей машиной?
     - Погрузить на нее гранаты! - глаза у майора загорелись.  -  Сбросить
их прямо на штаб мятежников! Заставить их немедленно сдаться!..
     Генерал покачал головой.
     - Нет, - сказал он. - Мне это не по душе. Военно-воздушные силы - это
еще не все. Никогда ваши машины не заменят  солдат,  помяните  мое  слово.
Впрочем, и они могут пригодиться. Это хорошо, что вы ее привезли.
     Он взглянул на меня.
     - Ты ее погонщик, сынок?
     - Так точно, сэр.
     Он снова повернулся к майору.
     - Я хочу, чтобы вы взлетели с картой, нанесли на  нее  позиции  Ли  и
вернулись. Если вы это сделаете, майор, то завтра,  третьего  июня,  после
битвы под Колд-Харбором, я своими руками приколю вам на мундир  серебряные
листья. Потому что тогда я возьму Ричмонд, как... ну, не знаю как. Что  до
тебя, сынок, - он взглянул на мои нашивки, - ты  станешь  капралом.  Может
быть, я даже придумаю для тебя новую эмблему - пару крыльев на  груди  или
что-нибудь в этом роде.
     - Так точно, сэр, - сказал я.
     - Где машина? - спросил генерал. - Пожалуй,  я  пройдусь  погляжу  на
нее. Проводите меня.
     Мы с майором отдали честь, повернулись  кругом  и  вышли,  а  генерал
сказал:
     - Идите, я вас догоню.
     На краю поля он нас  догнал,  запихивая  что-то  в  задний  карман  -
платок, должно быть.
     - Вот вам карта, - сказал он  и  протянул  майору  сложенную  бумагу.
Майор взял ее, отдал честь и сказал:
     - Во имя Союза, сэр! За победу...
     - Только без речей, - сказал генерал. - Оставим их  для  предвыборной
кампании.
     - Так точно, сэр, - ответил майор и повернулся ко мне. - Заправляй!
     Я залил бак, мы раскрутили пропеллеры, и на этот раз машина  завелась
сразу. Мы влезли, я опять перевернул фуражку  задом  наперед  и  повязался
шарфом.
     - Хорошо, - одобрительно заметил генерал. - Это по-кавалерийски.
     Мы оттолкнулись и камнем полетели вниз  с  обрыва,  навстречу  земле.
Потом крылья зацепились за воздух, я потянул на себя рычаг,  и  мы  взмыли
вверх, ревя мотором и набирая высоту. Я  сделал  пологий  разворот  и  два
круга над полем - сначала футах в пятидесяти, потом в ста.  В  первый  раз
генерал так и стоял там, задрав голову и разинув рот, и  видно  было,  как
сверкают в лунном свете его медные пуговицы. Когда я  делал  второй  круг,
его голова все еще была задрана вверх, но он, кажется, на нас не  смотрел.
Его рука была около рта, и он пил, по-моему,  воду  из  стакана  -  я  так
подумал, потому что, как раз когда мы выровнялись и взяли курс на  юг,  он
изо всех сил швырнул что-то в кусты и я видел, как в лунном свете блеснуло
стекло. Потом он быстро пошел назад, в штаб. Должно быть, спешил сесть  за
работу.
     Моя машина ржала, брыкалась, резвилась я только о том и думал, как бы
не дать ей встать на дыбы, и жалел, что у нее нет поводьев. Внизу  холодно
поблескивала в лунном свете Джеймс-ривер, уходя на восток и  на  запад,  и
виднелись огни Ричмонда, но разглядывать их мне было некогда.
     Машина заупрямилась, задрожала, и я  не  успел  опомниться,  как  она
закусила удила и ринулась прямо вниз. Ветер выл в оттяжках, и вода неслась
нам навстречу.
     Ну, объезжать норовистых лошадок мне не впервой. Я  налег  на  рычаг,
чтобы задрать ей голову, и она снова устремилась наверх, как  будто  брала
барьер. Но на этот раз в верхней  точке  подъема  она  не  закашлялась,  а
фыркнула,  почуяв  свою  силу,  и  я   только   успел   крикнуть   майору:
"Держитесь!", как она перевернулась на спину и  снова  понеслась  вниз,  к
реке. Майор что-то завопил, но во мне играла яблочная  водка,  и  все  это
было ужасно здорово, и я тоже заорал от радости.  Потом  я  снова  потянул
рычаг на себя, и мы еще раз перевернулись. Крылья скрипели, как  седло  на
галопе. Высоко поднявшись, я круто наклонил машину  влево,  и  мы  описали
широкую красивую дугу. Никогда еще я так не веселился.
     Теперь машина немного приутихла. Я знал, что она еще не объезжена как
следует, но она, видно, почувствовала, что в седле  настоящий  всадник,  и
решила переждать, а пока  придумывала,  что  бы  ей  еще  выкинуть.  Майор
перевел дух и принялся ругаться. Я такого сроду не слыхивал, а  ведь  я  с
самого начала войны в кавалерии. Это было поистине что-то необыкновенное!
     -  Так  точно,  сэр,  -  сказал  я,  когда  он   остановился,   чтобы
передохнуть.
     По-моему, он еще много чего собирался сказать, но у нас под  крыльями
замелькали огоньки лагеря, и ему пришлось вытащить карту  и  приняться  за
работу. Мы летали взад-вперед вдоль реки, а он  все  возился  с  картой  и
карандашом. И мне и машине стало скучно. Я начал размышлять о  том,  видят
ли нас мятежники, и подбирался все ближе к земле, и скоро прямо перед нами
на полянке показался костер, а вокруг  него  -  люди.  Не  знаю,  кто  это
придумал - я или машина, но только я едва-едва дотронулся до рычага, а она
уже ринулась прямо вниз, на огонь.
     Тут-то уж они нас и увидели, и услышали.  С  криками  и  руганью  они
разбежались, а я, перегнувшись через борт, крыл их почем  зря  и  хохотал,
как сумасшедший. До земли оставалось футов пять, когда я опять потянул  за
рычаг, и огонь опалил нам хвост. Но на этот раз на подъеме  мотор  заикал,
мне пришлось повернуть и медленно скользить вниз, чтобы дать ему перевести
дух, а люди внизу уже схватились за свои мушкеты. И  разозлились  же  они!
Они стреляли с колена влет, как по утке, и вокруг нас свистели пули.
     - Давай-давай! - заорал я, бросил машину вбок, достал  свою  трубу  и
заиграл атаку.
     Мы неслись вниз, машина ржала, как бешеная, люди побросали мушкеты  и
разбежались кто куда, а мы пролетели  над  самым  костром  и  снова  пулей
взвились вверх под торжествующий  рев  машины.  Потом  я  повернул,  и  мы
пронеслись над верхушками деревьев, упершись одним крылом в луну.
     -  Прошу  прощения,  сэр,  -  сказал  я,  не  дожидаясь,  пока  майор
опомнится. - Она резвится  -  молодая  еще.  Но  меня  она,  кажется,  уже
слушается.
     - Тогда поворачивай в штаб, пока ты  нас  не  угробил,  -  сказал  он
ледяным голосом. - Потом поговорим.
     - Так точно, сэр, - ответил я, разыскал в стороне реку и полетел  над
ней.
     Сориентировавшись, майор вывел нас обратно к тому же полю.
     - Подожди здесь, - сказал он, когда мы приземлились, и  быстро  пошел
по тропинке к палатке генерала.
     Меня это вполне устраивало: я чувствовал, что пора бы выпить, и потом
я уже полюбил эту машину и хотел о ней  позаботиться.  Я  обтер  ее  своим
шарфом и пожалел, что не могу  задать  ей  какого-нибудь  корма.  Потом  я
пошарил внутри и принялся крыть того часового - по-моему, даже почище, чем
майор крыл меня. Моя  водка  пропала!  Я  догадался,  как  было  дело:  он
подобрался к машине и стащил кувшин, пока мы с майором были  в  палатке  у
генерала, а теперь, наверное, попивает у  себя  в  караулке  мою  водку  и
посмеивается.
     Тут быстрым шагом подошел майор.
     - Назад, в Вашингтон, и поскорее! - сказал он. - Ее  нужно  доставить
на место до рассвета, иначе прервется пространственно-временной континуум,
и тогда неизвестно, что будет.
     Мы залили бак и полетели назад, в Вашингтон. Я притомился, и  машина,
по-моему, тоже. Она чувствовала, что летит домой, в свое стойло,  и  мирно
пыхтела.
     Мы приземлились у тех же деревьев и вылезли, скрюченные от усталости.
Машина немного поскрипела,  повздыхала  и  успокоилась.  Ей  тоже  изрядно
досталось. В крыльях у нее осталось несколько дырок от пуль, и  хвост  был
немного опален, а так ничего не было заметно.
     - Шевелись, мальчик, - сказал майор. - Иди-ка,  поищи  лошадей,  а  я
поставлю машину на место.
     Он взялся за летающую машину и принялся толкать ее вперед.
     Лошади паслись неподалеку. Я привел их и  привязал  к  дереву.  Когда
майор вернулся, уже начинало светать. Мы пустились в обратный путь. Ну,  в
общем, повышения я так и не получил.  И  крыльев  на  мундир  тоже.  Стало
жарко, и скоро я задремал. Через  некоторое  время  майор  закричал:  "Эй,
мальчик!", я проснулся и  отозвался,  но  он  звал  не  меня.  Мимо  бежал
мальчишка-разносчик, и когда майор купил газету, я подъехал к нему,  и  мы
вместе стали читать, сидя в седлах на окраине Вашингтона.
     "БИТВА ПОД КОЛД-ХАРБОРОМ" - было написано там,  а  ниже  -  множество
заголовков поменьше:
     "ПОРАЖЕНИЕ АРМИИ СОЮЗА! НЕУДАЧНАЯ АТАКА НА РАССВЕТЕ! ОТБРОШЕНЫ  ЧЕРЕЗ
ВОСЕМЬ МИНУТ! СВЕДЕНИЯ О ПОЗИЦИЯХ МЯТЕЖНИКОВ ОКАЗАЛИСЬ  НЕВЕРНЫМИ!  ПОТЕРИ
КОНФЕДЕРАТОВ НЕВЕЛИКИ, НАШИ ОГРОМНЫ! ГРАНТ ОТКАЗЫВАЕТСЯ  ДАТЬ  ОБЪЯСНЕНИЯ;
ПРЕДСТОИТ РАССЛЕДОВАНИЕ!"
     Дальше все излагалось подробно, но мы читать не стали. Майор  швырнул
газету в канаву и пришпорил лошадь, а я - за ним.
     К полудню мы  были  уже  в  расположении  своей  части,  но  генерала
разыскивать не стали. Мы решили, что это лишнее - не иначе, как он сам нас
разыскивает. Правда, он нас так и не нашел: может быть, из-за того, что  я
отрастил бороду, а майор свою сбрил. А как нас зовут, мы ему не говорили.
     В конце-то концов Грант взял Ричмонд - это был настоящий  генерал,  -
но ему пришлось долго держать осаду.
     С тех пор я его видел только раз, много лет спустя, когда он  уже  не
был генералом. Это было в Новый год, я попал в Вашингтон и увидел,  что  у
Белого дома  стоит  длинная  очередь.  Я  сообразил,  что  это,  наверное,
публичный прием, который президент устраивает каждый Новый год. Я встал  в
очередь и через час вошел к президенту.
     - Помните меня, генерал? - спросил я.
     Он поглядел, прищурившись, потом весь  побагровел  и  начал  сверкать
глазами. Но тут вспомнил, что я тоже  избиратель,  сделал  глубокий  вдох,
заставил себя улыбнуться и показал головой на дверь сзади себя.
     - Подожди там, - сказал он.
     Прием скоро кончился, и генерал уселся напротив меня за большой стол,
сунув в рот огрызок сигары.
     - Ну, - сказал он, не тратя времени на вступление, - выкладывай,  что
там у вас стряслось?
     Я ему и рассказал - я уж давно все  сообразил.  Рассказал,  как  наша
летающая машина  взбесилась  и  начала  выкидывать  коленца,  пока  мы  не
перестали понимать, где верх, а где низ, и как  мы  полетели  обратно,  на
север, и сняли план наших собственных позиций.
     - Это-то я понял сразу, как только приказал начать  атаку,  -  сказал
генерал.
     Тогда я рассказал ему  про  часового,  который  продал  мне  краденую
водку, и как я думал, что он ее опять у меня украл, а он этого вовсе и  не
делал.
     Генерал кивнул.
     - Значит, заправили машину водкой вместо бензина?
     - Так точно, сэр, - ответил я.
     Он снова кивнул.
     - Ну ясно - конечно, машина взбесилась. Это был мой особый сорт - тот
самый, что так любил Линкольн. Проклятый  часовой  всю  войну  ее  у  меня
воровал.
     Он откинулся в кресле, дымя сигарой.
     - Ну что ж, пожалуй, даже хорошо, что у вас ничего не получилось.  Ли
тоже так думал. Мы говорили об этом в Аппоматоксе перед его  капитуляцией,
когда ненадолго остались с ним наедине в домике фермера. Я никому  никогда
не говорил, о чем мы тогда разговаривали, и с тех пор все над этим  голову
ломают. Так вот, сынок, мы  говорили  о  военно-воздушных  силах,  Ли  был
против них, и я тоже. Войну нужно вести на  земле,  мой  мальчик,  а  если
когда-нибудь ее перенесут в воздух, то непременно  начнут  бросать  бомбы,
помяни мое слово, и это ни к чему хорошему не приведет. Поэтому  мы  с  Ли
решили помалкивать о воздушных машинах и сдержали слово - ни у меня, ни  у
него в мемуарах об этом ни звука не найти. Правильно сказал Билли  Шерман:
"Война-это ад, и нечего думать над тем, как бы сделать ее еще  хуже".  Так
что ты тоже помалкивай про Колд-Харбор. Ни слова, пока  тебе  сто  лет  не
стукнет.
     - Так точно, - сказал я и помалкивал.
     Но теперь мне, сынок, уже порядком за сто;  если  бы  генерал  хотел,
чтобы я молчал и дальше, он бы мне так и сказал тогда. Так что нечего  там
махать руками, слышишь, мальчик? Подожди, пока кончит говорить  самый  что
ни на есть первый пилот в мире!
Популярность: 11, Last-modified: Tue, 18 Aug 1998 16:48:51 GmT