---------------------------------------------------------------------
Книга: А.Гайдар. Собрание сочинений в трех томах. Том 1
Издательство "Правда", Москва, 1986
OCR & SpellCheck: Zmiy (zpdd@chat.ru), 13 декабря 2001
---------------------------------------------------------------------
Кольке было семь лет, Нюрке - восемь. А Ваське и вовсе шесть.
Колька и Васька - соседи. Обе дачи, где они жили, стояли рядом. Их
разделял забор, а в заборе была дыра. Через эту дыру мальчуганы лазили друг
к другу в гости.
Нюрка жила напротив. Сначала мальчишки не дружили с Нюркой. Во-первых,
потому, что она девчонка, во-вторых, потому, что на Нюркином дворе стояла
будка со злющей собакой, а в-третьих, потому, что им и вдвоем было весело.
А подружились вот как. Приехал однажды к Ваське из Москвы его
задушевный товарищ - Исайка Гольдин.
Исайка был ровесником Васьки и был похож на Ваську. Только что
чуть-чуть потолще, да волосы у Исайки почернее, да еще было у Исайки ружье,
которое стреляло пробками, а у Васьки не было.
Приехал Исайка с отцом в выходной день. И вздумали ребята в лапту
играть. А в лапту, известное дело, втроем не играют - обязательно нужно
четвертого.
Пошли за Павликом Фоминым, который жил неподалеку. Но у Павлика болел
живот. В лапту играть его не пустили, и сидел он дома совсем печальный,
потому что выпил недавно касторки.
Что тут будешь делать? Где взять четвертого? Вот Васька и говорит
Кольке:
- А что, если давай позовем Нюрку?!
- Давай, - согласился Колька, - у нее ноги вон какие длинные, она не
хуже козы бегает.
Исайка согласился тоже.
- Только, - говорит Исайка, - хоть у меня ноги и короткие, а я тоже
хорошо бегаю, потому что Нюрка без припрыга бегает, а я с припрыгом.
Позвали Нюрку.
- Иди, Нюрка, с нами в лапту играть.
Нюрка сначала очень удивилась. Но потом, видя, что ребята всерьез
зовут, ответила:
- Я-то бы пошла, да мне сначала огурцы полить надо. А то взойдет
солнце, и рассада повянет.
Увидали ребята, что дело это с поливкой долгое будет. Тут Исайка и
выдумал:
- Давайте мы тоже поливать будем. Одни воду подтаскивают, другие
поливают, тогда раз-раз - и готово. А то одна она и до полдня прокопается.
Так и сделали. Сыграли в лапту десять конов. Сбегали на речку купаться.
Потом Исайка с отцом уехали в город. И с того-то самого дня подружились
Васька и Колька с Нюркой.
Жили они от Москвы недалеко, в поселке, у самого края. Дальше
начиналось поле, поросшее мелким кустарником. А еще дальше, на горе,
виднелась мельница, церковь и несколько домиков с красными крышами - то ли
станция, то ли деревенька, - издалека не разберешь.
Как-то Васька спросил у отца, как называется эта деревенька.
- Это не настоящая, - ответил отец, - это все нарочно сделано.
- Как же не настоящая? - удивился Васька. - Как же не настоящая, когда
и мельница, и церковь, и дома?.. Все видно.
- А так и не настоящая, - рассмеялся отец. - Отсюда кажется, что и
мельница и дома... А подойдешь поближе, там ничего нет.
Удивился тогда Васька, но не поверил. И решил, что отец посмеялся или
просто сказал так, чтобы от него отстали.
Полез к Кольке через заборную дыру. Глядит, а Колька с Нюркой сидят на
заборе и что-то интересное в поле высматривают. Обиделся Васька и закричал
им снизу:
- Вы что же это, сами интересное высматриваете, а меня не позвали?
А Колька отвечает:
- Мы только сейчас сами залезли. Я давно уже хотел сбегать за тобой.
Залезай скорей на забор. Посмотри, какие красноармейцы с пушками приехали!
Залез Васька, смотрит: совсем рядом в кустах кони стоят, повозки на
двух колесах и пушки.
- Ну и ну! - сказал Васька. - Это что же такое дальше будет...
- А вот посмотрим, - ответила Нюрка. - Мы уже давно здесь сидим и все
дожидаемся.
- Ладно, - напомнил им Васька, - другой раз и я тоже раньше вашего сяду
и вам ничего не скажу.
Но все-таки на этот раз они не поссорились, потому что в кустах
начиналось что-то очень занятное.
Лошадей у каждой пушки было по шесть штук - по три пары на пушку.
Лошади отцепились от пушек как-то сразу, будто бы вагоны от паровоза.
Красноармейцы возле пушек забегали и что-то такое крутили, ворочали, потом
отбежали назад. Остался рядом с пушкой только один. И тот, который остался,
держал в руке длинный шнур, привязанный к пушке.
- Ты, Колька, не знаешь, зачем это он за шнурок держится? - спросил
Васька, усаживаясь поудобнее.
- Не знаю, - сознался Колька, - только если держится, то уж, значит,
так нужно.
- Обязательно так нужно, - подтвердила Нюрка.
- А то если бы он не держался, тогда как же? - продолжал Колька.
- Ну, конечно, - согласился Васька, - если бы не держался, тогда как
же?..
Но тут красноармейский командир, который стоял позади с телефонной
трубкой, что-то громко закричал. Другой командир, который стоял поближе к
пушке, тоже что-то крикнул, махнул рукой, и тогда красноармеец дернул за
шнурок.
Сначала сверкнул огромный огонь. Потом так ударило, как будто бы гром
грохнул над самой печной трубой.
Ребята слетели с забора на траву.
- Ну и бабахнуло! - сказал Васька, поднимаясь.
- Здорово бабахнуло, - согласилась побледневшая Нюрка.
- Это вот когда дернут, тогда и бабахнет, - объяснил Колька. - А вы
говорите, зачем шнурок да зачем! Я теперь сразу угадал - зачем. А вот скажи,
Васька, почему ты с забора соскочил и меня с Нюркой спихнул?
- Я не соскочил, - обиделся Васька. - Это Нюрка первая соскочила,
тряхнула забор, я свалился.
- Я не первая, - отказалась Нюрка. - Если бы я первая, то как же бы я
Кольке на спину упала?! Это он сам первый.
- Вот еще! - рассердился Колька. - Это ты просто побоялась в крапиву
падать и нарочно выбрала так, чтобы мне на спину. А я вот не побоялся и всю
руку изжег. - И, обернувшись к Ваське, он добавил: - Они все, девчонки,
крапивы боятся. Куда уж им!
С тех пор красноармейцы с пушками приезжали часто. Только в среду да в
понедельник стрельбы не бывало. А то каждый день.
Как только приедут артиллеристы, так бегут ребята прямо к кустам. Сядут
на бугорочке, совсем близко, и смотрят: с бугорка все видно и все слышно.
Слышно, как телефонист послушает в трубку и потом говорит командиру:
- Прицел 6-5, трубка 7-2.
Тогда командир кричит:
- Второе орудие!.. Прицел 6-5, трубка 7-2.
И бегут сразу красноармейцы ко второму орудию. Покрутят какое-то
колесо, и орудие немного вверх приподнимается. Покрутят другое, и ствол
орудия немного в сторону отойдет. Тут, когда нацелятся артиллеристы,
командир махнет рукою - дернет красноармеец-наводчик за шнурок. Вот тебе и
трах-бабах!
Куда летит снаряд - этого ребятам не видно. Но когда долетит и
разорвется, то тогда уже видно, потому что над этим местом поднимется целое
облако пыли и черного дыма.
И все снаряды рвались то около церкви, то около мельницы, то около
домиков, которые виднелись далеко на горке.
- А страшно в той деревеньке жить! - сказала как-то Нюрка. - Я бы ни за
что не осталась там жить. А ты, Васька?
- И я бы не остался, - ответил Васька. - А отчего это отец говорил, что
там никакой деревеньки нет, и все это только отсюда кажется?
- Деревенька есть, - решил Колька, - да только из нее перед стрельбой
все уходят.
- А лошадей куда?
- А лошадей тоже уводят.
- И коров тоже? - спросил Васька.
- И коров тоже, и разных там свиней, и баранов.
- И куриц тоже уводят? - полюбопытствовала Нюрка. - И уток тоже, и
всех?
- Должно быть, уж и всех, - ответил Колька и замолчал, потому что
самому ему чудным показалось такое дело.
Как раз тут стрельба окончилась, подвезли красноармейцам котел на
колесах - кухню. Стал наливать им повар в котелки что-то - суп или борщ, а
красноармейцы садились тут же на траву и ели. Тогда Васька сказал:
- Побежим домой. Я что-то тоже поесть захотел.
Но Колька остановил:
- Погоди-ка немного, сюда командир едет.
Подъехал верхом командир. И возле самого бугорка остановился: закурить
захотел. Вынул папиросы, вынул спички, стал зажигать. Да тут то ли его коня
слепень укусил, то ли просто он забаловался, а только дернулся конь и
зафырчал.
Ухватился командир за повод.
- Стой, - говорит, - шальной! Чего крутишься?
А спички-то и выронил.
- Ребята, - попросил командир, - подайте-ка мне спички.
Васька всех ближе стоял. Схватил он коробку, да поскользнулся и упал. А
Кольке обидно стало, что Васька подавать хочет. Подскочил он к Ваське и
вырвал у него коробку. Васька как заорет да Кольку кулаком по голове. Тут и
началась у них драка. А Нюрка тем временем тихонько, боком, боком...
подобрала спички да и подала их командиру. Вот тебе и тихоня!
Посмеялся над ребятами командир, сказал им спасибо и ускакал.
Тогда Васька и Колька перестали драться и хотели отлупить Нюрку, зачем
она со спичками вперед сунулась.
Но Нюрка испугалась и убежала. А разве ее, длинноногую, догонишь?!
Так вот и поссорились ребята. На другой день ни Васька к Кольке через
заборную дыру не лезет, ни Колька к Ваське. А Нюрка тоже у себя на дворе
возится.
Походил-походил по двору Васька - скучно! Достал палку, сел на нее
верхом и проехал кругом двора три раза - все равно скучно. Заглянул он в
дыру, видит - Колька с луком и стрелами ходит. В фуражку перо воткнул и
будто бы индеец. Обидно стало Ваське. Просунул он голову в дыру и закричал:
- Отдай, Колька, перо, оно не твое, а наше! Это ты у нашего петуха из
хвоста выщипал.
Тут Колька поднял с грядки ком земли. Как запустит его в Ваську, да
прямо в живот! Хоть и не больно было Ваське, а все-таки он заревел.
Васькина мать на крыльцо вышла и начала Кольку ругать. Да и Ваське
заодно попало. На другой день ребята - враги. На третий день - тоже враги.
А тут как раз подошло грибное время. Другие ребятишки с соседних улиц
соберутся с утра и идут или в Борковский лес, или на Тихие овраги. Глядишь,
к обеду тащат - кто корзинку, кто лукошко. Да грибы-то все какие - белые!
Сахар, а не грибы.
А Ваське одному идти скучно, он и не идет. Колька тоже не идет. А Нюрка
и подавно - скучно одной.
Сидит как-то Васька у себя на дворе и играет в поезд. Паровоз у него
хоть не настоящий, а из ящиков сделан, но все-таки интересно. Приладил он
старую самоварную трубу да и дудит. Ду-у-у! А сам раскачивается. Ящики хотя
и не едут, но стукаются один о другой. Так-так, так-так!.. Ну прямо как
вагоны.
Вдруг слышит Васька - упало что-то рядом. Видит - стрела. И видит он,
что высунул из дыры голову Колька, и жалко этому Кольке нечаянно улетевшей
стрелы, и боится он пролезть за нею.
Посмотрел Васька и говорит:
- А хочешь, Колька, я тебе стрелу подам?
Покраснел Колька и молчит.
Слез тогда с паровоза Васька, поднял стрелу и подал Кольке. Взял Колька
стрелу, ничего не сказал и ушел.
Походил, походил, а потом высунулся опять из дыры и кричит:
- А у меня, Васька, свисток, как у кондуктора, есть! Хочешь, я тебе дам
поиграть? Только не насовсем.
Принес Колька свисток да так и остался на Васькином дворе. Наигрались и
сговорились завтра утром за грибами идти.
Подошел Колька и забору и кричит:
- Нюрка! Пойдешь завтра за грибами?
А Нюрка боится.
- Вы, - говорит, - опять драться будете...
- Ну вот, драться... Что мы, хулиганы, что ли? Это только хулиганы
каждый день дерутся. А мы разве каждый?..
Так и помирились.
Васька был неграмотным - мал еще. А Колька немного грамоте знал.
Вечером, перед тем как лечь спать, подошел он к календарю, оторвал листочек
и прочел на нем: "Вторник". Посмотрел на оставшийся листок и прочел:
"Среда".
"Завтра уж среда", - подумал Колька и похвалился перед матерью:
- А я знаю, мама, почему среда средой называется. Это потому, что она
посередке недели висит. Верно я говорю?
- Верно, - согласилась мать. - Ты бы лучше спать шел.
"И то правда, - подумал Колька. - Завтра вставать за грибами рано... в
шесть часов".
Когда Колька уснул, вернулся с какого-то собрания отец. Посмотрел он на
календарь и спросил:
- Разве у нас завтра среда?
- Нет, - ответила мать, - завтра еще только вторник. Это Колька по
ошибке лишний листок вырвал. Вот оно и получилось, что завтра среда.
Вероятно, Колька и Васька проспали бы, если бы их не разбудила Нюрка.
Солнце еще только взошло, трава была мокрая, и сначала босым ногам было
холодно.
Направились в перелесок. Но грибов в перелеске попадалось немного, и
ребята решили свернуть к Тихим оврагам, где кусты были погуще, а место
посуше.
В корзине у Нюрки и Кольки лежало уже по нескольку штук, а у Васьки все
еще ни одного.
- Ты, Нюрка, не иди со мной рядом, - попросил он, - а то ты все раньше
меня срываешь. Ты иди лучше вбок, там и срывай.
- А ты не зевай, - ответила Нюрка и, кинувшись в кусты, вытащила оттуда
большой крепкий березовик. - Вот смотри, какой ты гриб прозевал.
- Я не прозевал, - уныло ответил Васька, - я только хотел за куст
посмотреть, а ты уже и выскочила.
Но вскоре, когда очутились они возле Тихих оврагов, то грибы начали
попадаться так часто, что даже Васька нашел четыре осиновика да один белый -
здоровый и без одной червинки.
Так бродили они по кустам долго, и уже высоко поднялось солнце и
подсохла роса на полянках, когда вышли они на опушку.
- А ну-ка... а ну-ка, - сказал Колька, - посмотрите, ребята, куда мы
зашли.
Высокий кустарник кончился. Дальше, насколько хватал глаз, расстилалось
перед ними холмистое, покрытое мелкой порослью поле. И через то поле не
пролегала ни одна проезжая дорога - всюду только кустики да трава. Торчало
на том поле несколько высоких деревянных башенок, с пустыми площадками
наверху. А вправо, не дальше чем за километр, увидали ребята ту самую
деревеньку с мельницей и церковью, которая видна была с окраины их поселка.
- Пойдемте посмотрим, - предложил Колька. - Мы скоренько... Посмотрим
только, а потом спустимся под гору, да все прямо, прямо... Так к дому и
выйдем.
- А вдруг стрелять начнут?
- А что, если красноармейцы приедут? - почти в один голос спросили
Васька и Нюрка.
- Сегодня не приедут. Сегодня среда, - успокоил их Колька. - Пойдемте
посмотрим да и домой.
Идти пришлось по кочковатому, поросшему полю. И чем ближе подходили
они, тем чаще попадались им бугры свежей, еще не заросшей травою земли,
узкие глубокие канавы и круглые, залитые дождевой водой ямки.
Казалось, что огромный крот еще совсем недавно рылся в этом пустом и
тихом поле.
- Это от снарядов, - догадался Колька. - Попадет снаряд в землю, рванет
- вот тебе и яма. А вот это окопы. Сюда от пуль солдаты прячутся во время
войны.
- Грязно очень, Колька, - с недоумением заглядывая в сырую глиняную
канаву, сказала Нюрка. - Сюда если спрячешься, то вся вымажешься, потому
что...
Но тут Васька, копавшийся около маленького кустика с почерневшей, точно
опаленной листвой, закричал:
- Вот и нашел!.. Вот это так нашел!..
И он побежал к ним, держа что-то в руках.
Сначала ребята думали, что он тащит гриб, но когда он подбежал, то
увидели они, что это не гриб, а толстый кусок металла с неровными острыми
краями.
- Это осколок от снаряда, - опять догадался Колька. - Ты отдай мне его,
Васька... Я тебе за него три гриба дам. Потрогай-ка, Нюрка, какой он
тяжелый.
Но Нюрка поспешно отдернула руку и стала за спину Васьки.
- Положи его, Коленька, - робко попросила она. - А то вдруг он да и
выстрелит.
- Глупая! - успокоил ее Колька. - Он уже выстреленный. Как же он без
пороха выстрелит? Дай мне его, Васька, - попросил он опять, - а я тебе за
него три гриба дам, да еще стрелу с гвоздем дам, как только домой придем.
- Что грибы! - ответил Васька, бережно засовывая осколок в корзину. -
Грибы съешь, да и все. Я лучше не дам тебе его, Колька. Пускай он у меня
будет. - Он помолчал, потом добавил: - А ты будешь приходить и смотреть. Как
ты попросишь, так я тебе и дам посмотреть. Что мне, жалко, что ли? Смотри
сколько хочешь.
Они подходили к деревеньке. Не видно было ни мужиков, ни ребятишек. Не
хрюкали свиньи, не мычали коровы, не лаяли собаки, как будто бы все
повымерли.
- Я говорил, что все ушли отсюда, - тихо сказал Колька. - Разве же тут
можно жить? Смотри, какие снарядные ямины.
Сделали еще несколько шагов и остановились, широко вытаращив глаза.
Только теперь разглядели они, что деревеньки-то никакой и нет. И мельница, и
церковь, и домики сделаны были из тонких выкрашенных досок, без стен и без
крыш.
Как будто бы кто-то огромными ножницами вырезал раскрашенные картинки и
приклеил их на подставки среди зеленого поля.
- Вот так деревня! Вот так мельница! - закричал маленький Васька. - А
мы-то думали, думали...
Со смехом вбежали ребята в игрушечную деревеньку. Кругом росла высокая
трава, было тихо. Жужжали шмели, и порхали яркие бабочки.
Ребята бегали вокруг раскрашенных домиков, рассматривая их со всех
сторон. Здесь же, неподалеку, были врыты столбы, к которым были прибиты
тяжелые, толстые доски, в некоторых местах разорванные и расщепленные
снарядами. Это были мишени, по которым стреляли артиллеристы. Перед
обманчивой деревенькой тянулись в два ряда изломанные окопы, окутанные
ржавой колючей проволокой.
Вскоре ребята наткнулись на какой-то погреб. Дверь в погреб была
приоткрыта. С робостью спустились они по каменным ступенькам и очутились в
глубоком каменном подвале, куда едва доходил слабый дневной свет.
В подвале стояла скамья. К стене была приделана полочка, а на полочке
торчал небольшой огарок свечи.
- Зажжем свечку, - предложил Колька. - У меня спички есть. Я с собой
захватил, чтобы костер разжечь.
Он достал спички, но тут они услыхали доносившийся сверху лошадиный
топот.
- Побежим лучше домой, - тихо предложила Нюрка.
- Сейчас побежим. Там, наверху, кто-то есть. Как только проедут, так и
побежим. А то заругаться могут. Вы, скажут, зачем сюда лазили?
Топот смолк. Ребята выбрались из погреба и увидели, как скачут,
удаляясь, двое кавалеристов.
- Посмотри на вышку, - показал Васька, - вон на ту... Туда кто-то
забрался.
Посмотрели - и верно: на одной из вышек сидел человек, и отсюда он
казался маленьким-маленьким, как воробей.
Хотели уже бежать домой, но тут Васька захныкал и заявил, что он в
погребе позабыл осколок.
Полезли опять. Зажгли свечку. Теперь, при тусклом свете, можно было
разглядеть сырые толстые стены из цемента и потолок, настланный из крепких
железных балок.
Вдруг - глухой далекий гул заставил вздрогнуть ребятишек. Как будто
где-то упало на землю огромное тяжелое бревно.
- Колька, - шепотом спросила Нюрка, - что это такое?
- Не знаю, - также шепотом ответил он.
Гул повторился, но теперь грохнуло уже совсем близко. Ребятишки
притихли и робко жались друг к другу. Васька раскрыл рот и, крепко сжимая
найденный осколок, смотрел на Кольку. Колька хмурился, а по щеке Нюрки
покатилась внезапно слеза, и она сказала жалобно, готовая вот-вот заплакать:
- А мне, Колька, кажется... мне что-то кажется... что сегодня вовсе не
среда...
- И мне тоже, - уныло сказал Васька. И вдруг громко заплакал, а за ним
и остальные...
Долго плакали притаившиеся в углу, попавшие в беду ребятишки. Гул
наверху не смолкал. Он то приближался, то удалялся. Бывали минуты перерыва.
В одну из таких минут Колька полез наверх затем, чтобы закрыть верхнюю
дверь. Но тут совсем неподалеку так ахнуло, что Колька скатился обратно и,
ползком добравшись до угла, где тихо плакали Васька с Нюркой, сел с ними
рядом. Поплакав немного, он опять пополз наверх, к тяжелой, окованной
железом двери погреба, захлопнул ее и отполз вниз.
Гул сразу стих, и только по легкому дрожанию, похожему на то, как
вздрагивают стены дома, когда мимо едет тяжелый грузовик или трамвай, можно
было догадаться, что снаряды рвутся где-то совсем неподалеку.
- До нас не дострелят, - еще всхлипывая, но уже успокаивая своих
друзей, сказал Колька. - Мы вон как глубоко сидим. И стены из камня, и
потолок из железа. Ты... не плачь, Нюрка, и ты не плачь, Васька. Вот скоро
кончат стрелять, тогда мы вылезем да и побежим.
- Мы бы-ы... мы бы-ы-ст-ро побежим... - глотая слезы, откликнулась
Нюрка.
- Мы как... мы как припустимся, как при... припустимся, так и сразу
домой... - добавил Васька. - Мы прибежим домой и никому ничего не скажем.
Огарок догорал. Пламя растопило последний кусочек стеарина. Фитиль упал
и погас. Стало темно-темно.
- Колька, - плаксиво прохныкала Нюрка, отыскивая в темноте его руку, -
ты сиди тут, а то мне страшно.
- Мне и самому страшно, - сознался Колька и замолчал.
И в погребе стало тихо-тихо. Только сверху через толстые стены едва
доносились заглушенные отзвуки частых разрывов, как будто бы кто-то
вколачивал тяжелые гвозди в землю гигантским молотком.
- Колька, Васька! - опять раздался жалобный голос Нюрки. - Вы чего
молчите? И так темно, а вы еще молчите.
- Мы не молчим, - ответил Колька. - Мы с Васькой думаем. Ты сиди и тоже
думай.
- Я вовсе и не думаю, - откликнулся Васька, - я просто так сижу.
Он заворочался, пошарил, нащупал чью-то ногу и дернул за нее:
- Это твоя нога, Нюрка?
- Моя! - испуганно отдергивая ногу, закричала Нюрка. - А что?!
- А то, - сердитым голосом ответил Васька, - а то... что ты своей ногой
прямо мне в корзину пхаешь и какой-то гриб раздавила.
И как только Васька сказал про гриб, так сразу же веселей стало и
Кольке, и Нюрке, и самому Ваське.
- Давайте разговаривать, - предложил Колька, - или давайте песню споем.
Ты пой, Нюрка, а мы с Васькой подпевать будем. Ты, Нюрка, будешь петь тонким
голосом, я - обыкновенным, а Васька - толстым.
- Я не умею толстым, - отказался Васька. - Это Исайка умеет, а я не
умею.
- Ну, пой тогда тоже обыкновенным. Начинай, Нюрка.
- Да я еще не знаю какую, - смутилась Нюрка. - Я только мамину знаю,
какую она поет.
- Ну, пой мамину...
Слышно было, как Нюрка шмыгнула носом. Она провела рукой по лицу,
насухо вытирая остатки слез, потом облизала губы и запела тоненьким, еще
немного прерывающимся от недавнего волнения голосом:
Ушел казак на войну,
Бросил дома он жену.
Бросил свою деточку.
Дочку-малолеточку.
- Ну, пойте последние слова: "Бросил свою деточку", - подсказала Нюрка.
И когда Колька с Васькой пропели, то Нюрка еще звончее и спокойнее
продолжала:
С той поры прошли года,
Прошли, прокатилися,
Все казаки по домам
Давно воротилися.
Только нету одного,
Всеми позабытого,
Казачонка моего,
И-э-э-эх! - давно убитого...
Нюрка забирала все звончее и звончее, а Колька с Васькой дружно
подпевали обыкновенными голосами. И только когда наверху грохало уж очень
сильно, то голоса всех троих чуть вздрагивали, но песня все же, не
обрываясь, шла своим чередом.
- Хорошая песня! - похвалил Колька, когда они кончили петь. - Я люблю
такие песни, чтобы про войну и про героев. Хорошая песня, только что-то
печальная.
- Это мамина песня, - объяснила Нюрка. - Когда у нас на войне папу
убили, вот она такую песню все и пела.
- А разве у тебя, Нюрка, отец казак был?
- Казак. Только он не простой казак был, а красный казак. То все были
белые казаки, а он был красный казак. Вот его за это белые казаки и
зарубили. Когда я совсем маленькая была, то мы далеко, на Кубани, жили. А
потом, когда папу убили, мы сюда, к дяде Федору, на завод приехали.
- Его на войне убили?
- На войне. Мать рассказывала, что он был в каком-то отряде. И вот
говорит один раз начальник отцу и еще одному казаку: "Вот вам пакет. Скачите
в станицу Усть-Медвединскую, пусть нам помощь подают". Скачет отец да еще
один казак. Уже и кони у них устали, а до Усть-Медвединской все еще далеко.
И вдруг заметили их белые казаки и пустились за ними вдогонку. У белых
казаков лошади свежие, того и гляди догонят. Тогда отец и говорит еще одному
казаку: "На тебе, Федор, пакет и скачи дальше, а я возле мостика останусь".
Слез он с коня возле мостика, лег и начал стрелять в белых казаков. Долго
стрелял, до тех пор, пока пробрались казаки сбоку, через брод. Тут они и
зарубили его. А Федор - этот другой-то казак - в это время далеко уже
ускакал с пакетом, так и не догнали его. Вот какой у меня папа казак был! -
докончила рассказывать Нюрка.
Сильный грохот заставил вскрикнуть ребятишек. Должно быть, ветром,
пробравшимся через щель, распахнуло верхнюю дверь. И раскаты взрывов
ворвались в погреб.
- Колька... зак-к-рой! - заикаясь, закричал Васька.
- Закрой сам, - ответил Колька. - Я уже закрывал.
- Закрой, Колька! - громко расплакавшись, повторил Васька.
- Эх, ты! - неожиданно вставая, крикнула возбужденная своим же
рассказом Нюрка. - Эх, вы... - Она отбросила Васькину руку, добралась до
верхней двери, захлопнула ее и задвинула на запор.
Гул смолк.
Опять замолчали. И так сидели долго. До тех пор, пока Колька, который
чувствовал себя виноватым и перед маленьким Васькой и перед Нюркой, не
сказал:
- А ведь наверху-то больше не стреляют.
Прислушались - наверху тихо. Подождали еще минут десять - так же тихо.
- Бежим домой! - вскакивая, крикнул Колька.
- Домой, домой, - обрадовался Васька. - Вставай, Нюрка!
- Я боюсь... - захныкала Нюрка. - А вдруг как опять...
- Бежим! Бежим! - в один голос закричали Колька и Васька. - Не бойся,
мы как припустимся...
Выбрались наверх. После черного подвала день показался сияющим, как
само солнце.
Осмотрелись.
Тяжелые деревянные щиты, что стояли не очень далеко от погреба, были
разбиты. Повсюду валялись разбросанные щепки, и чернели ямы возле еще не
обсохшей раскиданной земли.
- Бежим, Нюрка! Дай я возьму твою корзину, - подбадривал ее Колька. -
Мы быстренько...
Перепрыгнули через окоп, пробрались через проход среди колючей
разорванной проволоки и побежали под гору. Толстый Васька с неожиданной
прытью помчался впереди, одной рукой держась за корзинку, другой крепко
сжимая драгоценный осколок.
Колька и Нюрка бежали рядом, и Колька свободной левой рукой помогал ей
тащить большую неуклюжую корзину.
Они уже спустились со ската и бежали теперь по мелкой поросли, как
воздух опять задрожал, загудел, и снаряд, пронесясь где-то поверху,
разорвался далеко в стороне и позади них.
Нюрка неожиданно села, как будто бы в ноги ей попал осколок.
- Бежим, Нюрка! - закричал Колька, бросая свою корзину и хватая ее за
руку. - Оставь корзину! Бежим!
Артиллерийский наблюдатель с площадки вышки заметил среди мелкого
кустарника три движущиеся точки.
"Вероятно, козы", - подумал он, поднося к глазам сильный бинокль. Но,
присмотревшись, он ахнул и, схватив телефонную трубку, крикнул на батарею,
чтобы стрелять перестали.
В бинокль он ясно увидел, как, то показываясь, то исчезая за кустами,
по полю мчатся двое мальчуганов и одна девочка.
Один мальчуган крепко держал за руку девочку. Другой, путаясь ногами в
высокой траве, запинаясь и спотыкаясь, бежал немного позади, крепко прижимая
что-то обеими руками к груди. Затем он увидел, как из-за кустов вылетели
двое посланных с батареи кавалеристов и, остановившись около ребят,
соскочили с коней.
Конвоируемые двумя красноармейцами, ребята дошли до батареи. Командир
был рассержен тем, что пришлось остановить учебную стрельбу, но когда он
увидел, что виноваты в этом трое перепуганных и плачущих малышей, он
перестал сердиться и подозвал их к себе.
- Как они пробрались через оцепление? - спросил он.
Ребята молчали. И за них ответил один из конвоиров:
- А они, товарищ командир, забрались еще спозаранку, до того, как было
выставлено оцепление. А потом, когда наши разъезды кусты осматривали, так
они говорят, что в погребе сидели. Я думаю, что они в четвертом блиндаже
сидели. Они как раз с той стороны бежали.
- В четвертом блиндаже? - переспросил командир. И, подойдя к Нюрке,
погладил ее. - В четвертом блиндаже! - повторил он, обращаясь к своему
помощнику. - А мы-то как раз этот участок обстреливали. Бедные ребята!
Он провел рукой по разлохматившейся голове Нюрки и спросил ласково:
- Скажи, девочка, а зачем вы туда забрались?
- А мы деревеньку... - тихо ответила Нюрка.
- Мы хотели деревеньку посмотреть, - добавил Колька.
- Мы думали, она настоящая, а там одни доски, - вставил Васька,
ободренный добрым видом командира.
Тут командир и красноармейцы заулыбались. Командир посмотрел на Ваську,
который прятал что-то за спину.
- А что это у тебя в руках, мальчуган?
Васька засопел, покраснел и молча протянул командиру снарядный осколок.
- Это он не взял, это он под кустом нашел, - заступился за Ваську
Колька.
- Это я под кустом, - виновато ответил Васька.
- Да зачем он тебе нужен?
Тут командир опять заулыбался, а обступившие их красноармейцы громко
рассмеялись. И Васька, который никак не мог понять, над чем они смеются,
ответил им, нахмурившись:
- Так ведь этакого осколка ни у кого нет, а у меня теперь есть.
- Ну, бегите, - сказал им командир. - Эх вы... малыши!
Он повернулся, посмотрел в записную книжку и закричал уже совсем другим
голосом - громким и строгим:
- Стрелять третьему орудию! Прицел 6-6, трубка 6-2!
Трах-ба-бах! - грохнуло позади ребят, когда вприпрыжку, довольные тем,
что легко отделались, понеслись они домой. Трах-ба-бах... Но это уже было не
страшно.
В выходной день приехал с отцом Исайка. Привез он с собой ружье,
которое стреляло пробками, и стал хвалиться ружьем перед Васькой. И странное
дело: на этот раз Ваське нисколько не завидно было, что у Исайки есть ружье,
а у него нет.
Пока Колька и Нюрка рассматривали и хвалили Исайкино ружье, Васька
пошел домой, отодвинул ящик, в котором лежали: сломанный ножик, мячики -
один с дыркой, большой, другой без дырки, маленький, молоток, гайки, три
гвоздя и еще кое-что из его имущества. Он вынул из этого ящика бережно
завернутый, найденный на военном поле осколок и понес его Исайке.
- А у меня вот что есть, Исайка, - сказал он, подавая осколок.
Но Исайка то ли глуп был, то ли он не хотел показать вида, а только он
равнодушно посмотрел на осколок и сказал Ваське:
- Ну это-то что! У нас в чулане старых железин сколько хочешь.
Васька даже не обиделся. Он посмотрел на Нюрку, на Кольку; они хитро
улыбнулись друг другу и вчетвером побежали на окраину, где начиналось
военное поле.
Артиллеристы в тот день не приезжали. Ребята показали Исайке, где
становятся пушки, объяснили ему, для чего среди поля стоят деревянные
башенки. Рассказали ему, какая странная раскинулась на горе деревенька,
около которой и окопы, и каменный, с железным потолком погреб, который
называется "блиндаж". Они рассказали ему, как попали в блиндаж и как сидели
там до тех пор, пока окончилась стрельба.
Исайка слушал с любопытством, но когда они кончили рассказ, то он
сказал довольно равнодушно:
- Жалко, что меня с вами не было. А то я бы тоже полез сидеть. Пойдемте
сыграем в чижа.
И опять улыбнулись Васька, Колька и Нюрка.
Глупый, глупый Исайка! Он думает, что в блиндаже сидеть так же просто,
как играть в чижа.
Он не слышал еще ни разу орудийного залпа. Он не видел ни дыма, ни огня
взрывающегося снаряда. Ему не приходилось закрывать тяжелую дверь блиндажа,
как Кольке и Нюрке, и не приходилось бежать с тяжелым осколком в руках по
изрытому воронками полю, как Ваське.
И, переглянувшись, Васька, Колька и Нюрка рассмеялись над добрым
толстым Исайкой весело и снисходительно, как взрослые люди смеются над
ребенком.
А когда Исайка поднял на них свои глаза, удивленные и обиженные этим
непонятным смехом, то они схватили его за руки и потащили играть в чижа.
В 1930 году Аркадий Гайдар переехал с семьей из Архангельска в Москву,
снова поселился в дачном поселке Кунцево. Ободренный успехом "Школы", он сел
за продолжение этой повести: Борис Гориков после ранения возвращается я
Арзамас, встречается со старыми друзьями, потом снова уезжает на фронт...
Так оно в жизни писателя и было, и казалось, что работа пойдет легко.
Действительно, первые главки писались быстро. Но постепенно дело
замедлялось. Аркадий Гайдар переживал, мучился, не сразу осознав, что дело
не в компоновке глав, не в сюжетных ходах и не в литературном стиле, а
просто-напросто по весть "Школа" по внутренним законам, присущим
произведению, уже закончена и продолжения у нее быть не может. Нужно просто
браться за новую книгу.
За какую? О чем? Уверенный, что ему предстоит серьезная работа над
продолжением "Школы", Аркадий Гайдар ответить на эти вопросы не мог. Он был
мрачен, неразговорчив. Но так продолжалось недолго.
Жена писателя Л.Л.Соломянская, работавшая тогда редактором "Пионерской
правды по радио", попросила Аркадия Гайдара написать для радиогазеты
какой-нибудь небольшой рассказ. Так и родился "Четвертый блиндаж". В этом
рассказе появляется потом почтя постоянно присутствующая в произведениях
Аркадия Гайдара тема Красной Армии, которая, завоевав победу в гражданской
войне, бдительно оберегает мирный труд советского народа.
И все же даже в этом коротеньком рассказе можно найти отголоски
Арзамаса. Одному из героев "Четвертого блиндажа" писатель дал имя Исайка
Гольдин, вспомнив своего товарища по реальному училищу А.М.Гольдина, который
впоследствии, уже после Великой Отечественной войны, собрал в архивах
документы об участии Аркадия Гайдара в гражданской войне и, основываясь на
этих документах, написал о нем интересную книгу "Невыдуманная жизнь"
(Москва. "Детская литература", 1972). Живет в рассказе и тема гражданской
войны, а девочке Нюрке писатель отдал одну из своих любимых песен.
Впервые рассказ "Четвертый блиндаж" передавался по радио в 1930 году. В
1931 году вышел отдельной книжечкой в издательстве "Молодая гвардия".
Т.А.Гайдар
Популярность: 16, Last-modified: Sun, 30 Dec 2001 18:43:02 GmT